Я тебя тоже [Анна Жулевская] (fb2) читать онлайн

- Я тебя тоже [СИ] 5.29 Мб, 315с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Анна Жулевская

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пролог

«Помнишь, как мы лежали под звездным небом? На влажном от росы покрывале, ощущая присутствие друг друга кончиками пальцев. Слыша только музыку и собственное дыхание. Одно одеяло на двоих, и целое небо сияющих звезд! Будто кто-то рассыпал на черном бархате тысячи бриллиантов. Ты показывал млечный путь, очерчивая в воздухе диагональ. И называл его спиралью галактики. Помнишь? А потом… твои горячие губы, на контрасте с ночною прохладой. И твои пальцы сплетались с моими… И не было никого, кроме нас», – слова застыли на губах.

Лунный свет проскальзывал сквозь тонкую щель между шторами, лаская его обнаженную спину и пробуждая воспоминания далекого прошлого. Мне нестерпимо захотелось отбросить в сторону тяжелое одеяло, прижаться к его спине, ощутить ладонями тепло его тела. Такого знакомого и родного.

– Я тебя люблю, – сказала я.

Вадим лег на подушку, и в темноте нащупал мою руку. Я сжала его ладонь, чтобы еще пару секунд продлить воспоминание.

– Я тебя тоже, – вяло бросил он, и разомкнул пальцы.

Частички лунного света кружились в воздухе, рисуя на потолке загадочные силуэты. Вадим отвернулся на бок и замер. А я все продолжала смотреть на очертания его рук, плечи и темную макушку на белоснежной наволочке.

«Я тебя тоже», – прозвучало эхом в голове. «Тоже что?» – задумалась я, – «тоже терплю?». «Я тебя тоже когда-то любил» – наверное, так будет правильно. Как давно я не слышала от него эту простую фразу. Всего лишь три коротких слова «я тебя люблю», которые когда-то он повторял без причины, шептал мне на ухо, ища взаимности. А теперь… Это короткое «я тебя тоже». Но даже его приходилось выпрашивать! И довольствоваться им, как жалкой подачкой, угольком от некогда пылавшего костра.

Забывшись в грустных мыслях, я уснула. И снилась мне прохлада южной ночи, пугающий шепот листвы и зашторенный облаками небосвод, на котором не было видно ни одной звезды. Я изо всех сил пыталась нащупать рядом его руку, но не могла. Потому что во сне под этим пустым и безликим небом я была совсем одна.

Часть 1

Глава 1. Рита

– Мам! Мама, вставай! – выдернул меня из сонного забытья голосок младшей дочери.

Я встрепенулась. Зоя стояла около кровати и вплетала в косичку яркие ленты. Как всегда, одетая наперекор всем правилам приличия, в тяжелые ботинки и юбку, сшитую из разномастных лоскутков. «Слава Богу, ниже колена», – мысленно отдала я должное, и с трудом села на кровати.

– Мам, ты что забыла? – закончив мастерить кавардак на голове, она принялась мельтешить у меня перед глазами. – Ты должна отвезти меня к Ленке! Папа уже уехал.

– Ты позавтракала? В холодильнике творожок и бутерброды с сыром.

– Я все съела, собралась, а ты не просыпаешься. Я волновалась, ма! – с упреком заявила дочь, – С тобой все хорошо?

Она по-взрослому деловито потрогала мой лоб, заглянула в глаза и подытожила:

– Выглядишь так себе!

Я сунула ноги в махровые тапки и покинула любимое лежбище.

– Спасибо, дочь! – бросила я, открывая дверь ванной.

– Всегда, пожалуйста, – кивнула Зойка и выскочила из спальни – Жду тебя! – послышалось в гостиной.

«Совсем большая», – каждый раз, как будто удивлялась я. Словно бы дочка росла не по дням, а по часам. Хотя, на самом деле, так и было! Каждый день меня ожидал новый сюрприз. Неуемная девичья фантазия рисовала образы один краше другого. За последние пару лет Зойка сменила широкие штаны на юбку в пол, выкрасила свои шикарные каштановые волосы в ярко-рыжий цвет, а после втихомолку от родителей проколола пупок. Она усердно ставила эксперименты над своей от природы прелестной внешностью.

– Угробит волосы, жалко ведь! – сокрушалась я наедине с Вадимом. Мои попытки вмешаться воспринимались в штыки: дочь замыкалась, и становилось только хуже.

– Не истерии попусту, Рит! – отмахивался Вадим, как от назойливой мухи. – Ты преувеличиваешь! Поиграется, и бросит.

В нашей семье истериком была я. Вадим предпочитал дистанцироваться от мелких, по его словам, проблем. И включать «отца» только в критичные моменты. Несмотря на это девочки уважали его и доверяли ему, кажется, больше, чем мне. Так, именно отцу, а не матери Нинка поведала причину эмоционального срыва. У старшей дочери подростковые конвульсии проходили куда сложнее. Она умудрилась дважды безответно влюбиться, и, под влиянием гормональной лихорадки, наглотаться снотворного. Благо, что лекарство оказалось так себе! Я до безумия боялась продолжения, но этой фееричной выходкой Нинка поставила жирную точку. Потому Зойкин энтузиазм был детским лепетом.

Ниночка уже выросла и выпорхнула в самостоятельную жизнь. Она училась на первом курсе журфака, отчему дому предпочла студенческую общагу, а домой наведывалась разве что на каникулы.

– Мамочка, я должна сама пожить, понимаешь! – уверяла она меня, складывая вещи, – Иначе я не увижу студенчества. У тебя же все это было? Я тоже хочу!

«И в самом деле», – думала я, вспоминая свои 17 лет, – «с чего запирать дочь под замок, молодость бывает только раз». Но Ниночка казалась совсем еще юной и такой ранимой, что материнский инстинкт изо всех сил противился здравому смыслу.

Странное это дело, материнский инстинкт. Еще до рождения дочерей я и помыслить не могла, какою наседкой стану. Более того! Я презирала таких курочек, вечно квохчущих над своими чадами, в попытке уберечь их от всех возможных невзгод. Но, стоило примерить на себя роль матери, как это всеобъемлющая забота пробудилась и во мне. Так, словно бы материнство – заразная болезнь, которая напрочь лишает тебя рассудка, заставляя днем и ночью думать лишь о том, как живут, питаются и чувствуют себя твои дети.

Разлука с Ниной стала серьезным испытанием. Мои попытки дознаться, что да как заканчивались быстрым «нормально» на том конце провода. В итоге последние новости из жизни дочери я стала узнавать из соцсетей. Хвала Интернету!

– Мам! – послышался из коридора нетерпеливый голос Зои. Я бросила в спортивную сумку кроссовки и поспешила на зов. Дождь за окном не отменял регулярные тренировки! Тренер Марина сегодня обещала упражнения для живота. А живот тем временем, в предвкушении экзекуции, жадно урчал, требуя материальную компенсацию.

После рождения Нины я умудрилась сохранить большую часть своей фигуры. Разве что грудь потеряла былую привлекательность… Но я изо всех сил трудилась: купила гимнастический мяч, записалась в спортзал, села на диету. Однако Зойка помножила на ноль все мои труды! Груди отныне грустно болтались сосками вниз, и смотрелись аппетитно только в плотном белье. Живот стал дряблым, и исправить это не могли даже самые изощренные пытки тренажерами. Раньше стоя перед зеркалом, я могла изучать свою фигуру с разных ракурсов, сама восхищаясь тем, как щедро одарила меня природа. Теперь же мое «ню» совсем не радовало!

– Ты отлично сохранилась, – ободряюще говорила Ленка, моя подруга по несчастью и соратница в спортивных подвигах.

Для своих 43 лет, и двух вскормленных детей я и в самом деле выглядела неплохо. Но довольствоваться малым было не в моих правилах! К тому же регулярные занятия отвлекали от грустных мыслей, служили поводом для встречи с Ленкой, и заставляли пренебречь плотным обедом.

Зойка прыгнула на заднее сиденье и тут же уставилась в смартфон.

– Зоя! – помедлила я. Дочка не отзывалась. С некоторых пор она вбила себе в голову, что отныне ее будут звать каким-то странным именем Зоуи. Услышанное то ли в сериале, то ли в мультфильме, созвучное имя показалось ей куда интереснее собственного. Дошло до того, что она и вовсе перестала реагировать на «Зою». Чем выводила меня из себя!

Я вздохнула и громко произнесла по слогам:

– Зо-у-и!

Зойка удивленно подняла брови.

– После занятий я заеду за тобой, будь готова!

Дочка кивнула, отчего цветастые косички у нее на голове затрепетали, подобно сказочным змеям. Я легонько надавала на педаль газа. Водить машину так и не стало моим любимым занятием. Это была, скорее, вынужденная мера! Ибо добраться до центра от нашего загорода на своих двоих было невозможно. А общественный транспорт пока еще ходил, как попало.

Хотя я была далеко не новичок, но предпочитала двигаться не торопливо, давая фору безмозглым гонщикам. Однажды, еще на заре моей «водительской карьеры», меня жестко подрезали, и я чуть было не выкинула права в мусорное ведро. Но альтернативы по-прежнему не было! У Вадима была машина, но он забирал ее рано утром и возвращал только к вечеру, а иногда и к ночи. Возить девочек, покупать продукты, да и просто выбраться куда-то дальше полосатого шлагбаума было реально только на колесах.

– Если тетя Оля будет кормить вас, не отказывайся! И не ковыряйся в тарелке, – сказала я в зеркало заднего вида. – Слышишь, Зайка?

Так называть себя Зоя разрешала только наедине, чтобы ее не сочли «маменькиной дочкой». Это обращение всегда пробуждало в ней ту самую малышку с наивным взглядом и нежной тягой к объятиям. Вот и сейчас она подняла глаза и улыбнулась мне в ответ.

– Хорошо, мамуль! – сказала Зойка, и мне захотелось остановить машину, открыть дверцу и прижать к себе ее разноцветную от пестрых косичек голову.

Но вот из-за угла показался резной балкон семьи Садовских, родителей Зойкиной одноклассницы, с которой они вот уже два года дружили «против всех». В детстве, чтобы завести друзей, достаточно какого-то пустякового совпадения, вроде любви к зефиру. С возрастом сделать это становится труднее. Потому я поощряла их девичью дружбу! Чмокнув меня на прощание, Зойка поскакала мимо громоздких ворот в сторону распахнутой входной двери. На пороге показалась Ольга Садовских, моя ровесница и тоже мать двоих детей. Однако, несмотря на видимое сходство, мы так и не обнаружили точки соприкосновения. А потому остались приятельницами. Ольга приветственно помахала мне, и я ответила ей тем же.

По дороге в город, на меня вновь накатило осознание неизбежной разлуки с младшей дочерью. Уже сейчас она строила грандиозные планы покорения мира! По всему было видно, что энергия в Зойке бьет через край, и я не имела права ограничивать ее выбор. По словам психологов, лучшей тактикой здравомыслящей матери является вовремя отлепить от себя любимое чадо, дабы оно училось существовать отдельно от материнской груди. Мне очень хотелось быть здравомыслящей матерью! Но на практике эмоции все чаще брали верх.

И все же, в последнее время я стала рассматривать эту неизбежность как шанс наверстать упущенное. Отпустив обеих дочерей в большой мир, мы, наконец, останемся вдвоем с Вадимом. Только он и я, как раньше… И, возможно, тогда он вспомнит, как хорошо нам было вместе.

Дети меняют жизнь влюбленной пары! Легкость и романтика уступают место целому списку обязанностей, отнюдь не романтичных. Вы вмиг становитесь взрослыми, берете на себя ответственность за чужую жизнь, ежедневно принимая ряд решений, от которых зависит будущее вашей семьи. И созерцание звезд отходит на второй план.

Нет, я ни секунды не жалела о том, что стала матерью дважды. Ведь это самое прекрасное, что могло со мною случиться! Наши дети – доказательство нашей любви. Вадим был отличным отцом, мы проводили вместе много времени, устраивали совместные вылазки в домик на озере, а летом уезжали на море.

Сейчас, когда я была женой генерального директора, стало возможным то, о чем в юности мы только мечтали. Лазурные берега, белоснежные пляжи, целые горы экзотических фруктов и фешенебельные отели. Девочки прыгали от восторга, плескались в теплом джакузи, дегустировали фруктовые шейки и мастерили замки из песка. Мой муж на отдыхе, кажется, возвращался в детство, стараясь восполнить дефицит отцовского внимания на год вперед.

А я тем временем скучала, лежа на огромной кровати, наблюдая в панорамное окно, как неспешно тонет за горизонтом солнечный диск. Я снова и снова мысленно возвращалась в тот далекий год, когда мы впервые наскребли денег и отправились к морю. Вдвоем. Мы сняли простенькую комнату два на два, бОльшую часть которой занимала кровать. Удобства были на улице, а топать до ближайшего пляжа приходилось полдня. Но мы были счастливы! Бесконечно и безоговорочно счастливы этой простотой, небом, солнцем и чувством непостижимой свободы.

Утомленные друг другом, мы засыпали, а утром, едва проснувшись, наперегонки спешили к морю, взяв с собой только полотенца. После топали на рынок, где душевные южанки угощали молодоженов свежими ягодами и фруктами, не требуя ничего взамен. На сэкономленные деньги мы покупали кефир, которым заботливо обмазывали друг друга, стараясь охладить разгоряченную солнцем кожу. Я без сожалений променяла бы все пятизвездочные отели мира на тот копеечный, но такой милый сердцу «курятник».

И вот теперь, когда мы уже почти исполнили наш родительский долг, судьба вновь дарит нам шанс насладиться друг другом. Я знала, что Вадим не забыл… А я помогу ему вспомнить!

Глава 2. Анечка

Дождь, как обычно, полил не вовремя. Когда до заветных ступенек оставалось каких-то 50 метров. И какой дождь! Не летний грибной, а самый что ни на есть ливень. Первую секунду я думала, что успею его обогнать, соорудив зонтик из пакета. Но он, этот небесный проныра, оказался хитрее! Он окатил меня чередой тяжелых капель, вмиг промочив тонкую летнюю блузу, «облизав» старательно уложенные локоны и лишив надежды на спасенье. Тряпичные тапочки тут же вымокли, влажные капельки катились по лицу, заползали под одежду, а волосы прилипли к щекам.

Вместо того чтобы спасаться от непогоды, я застыла посреди пустынного двора, зажмурилась и запрокинула голову. Будто с неба светило солнышко, а я пыталась поймать его теплые лучи. Ощущая, как бьются дождевые капли о веки, нос и щеки, я вдобавок высунула язык, чтобы не дать им улизнуть. Редкие прохожие спешили домой, и пугливо косились в мою сторону. Но я не замечала их! В моей голове играла музыка…

Оказавшись в тепле, я, прежде всего, поставила чайник и пошла отогреваться под душ, под струями на сей раз уже горячей воды. Как говорили в рекламе: «простуда не входит в мои планы». Чайник бойко просвистел, и я, надев любимый халат и махровые носки, отправилась в зал.

Маленькая съемная квартирка не была пределом мечтаний, но вполне устраивала меня. Во-первых, своим расположением. Добраться до работы можно было даже пешком. Во-вторых, много ли надо одинокой молодой девушке? Теплая постель, горячая вода и стабильный интернет. Вот и все слагаемые успеха! Я наскоро превратила этот хмурый угол в уютный уголок, заполнив промежутки декоративными вещицами, найденными на блошином рынке, а проплешины в обоях загородив живыми цветами. Яркий плед, пару подушек, фикус и деревянный слоник – для перевоплощения более чем достаточно.

Я устроилась на стареньком громоздком кресле, поджала ноги и поставила на журнальный столик кружку с дымящимся чаем. Сегодня предстоял плановый звонок тете Тоне. Надо справиться о мамином самочувствии, уточнить, какие лекарства она принимает, передать привет двоюродному брату Лёньке и оценить, насколько вырос мой любимый кот Виталик.

Один протяжный гудок и на экране появилось круглое, как свежий блинчик, лицо тети Тони.

– Анечка, здравствуй, дорогая! А я думаю, где ты есть? Неужто забыла про нас! – как всегда, начала с упреков любимая тетушка.

С тех пор, как я перебралась из провинции в большой город, в надежде испытать свои силы, чувство вины незримо присутствовало в моей жизни, и грызло меня изнутри. Хотя мама с теткой на пару, буквально вытолкали меня за дверь, какая-то часть меня навсегда осталась там, в доме родителей, в привычном, комфортном и любимом маленьком городе. Где каждый угол знаком, и каждая улица пройдена вдоль и поперек. Где дома тебя ждет не пустота и безмолвие, а свежий омлет из домашних яиц и салат из сочных огородных помидоров. Первое время я то и дело порывалась вернуться назад! И останавливала меня лишь угроза теть Тони «надрать мне задницу».

В своем родном городе я окончила художественное училище, но найти работу по специальности оказалось нереально и вполне ожидаемо. Потому на семейном совете было решено отправить меня получать заочное образование.

– Ну что тебе тут ловить, Нюрка? – настаивала теть Тоня, – Коровам хвосты крутить? Коз доить, да кур пасти?

– Правда, доченька, – тихо вторила ей мама, – там отучишься, авось работу хорошую найдешь.

– И мужика достойного, – в полголоса прибавляла теть Тоня. – Ну что тебе с нашими тереться по подъездам? Ты на себя в зеркало посмотри, красавица выросла. Даром, что ли добру пропадать!

И я решилась. Однако, тетя Тоня переоценила мои внешние данные, ибо найти достойного мужика, даже в большом городе, оказалось сложно. Быть может еще и потому, что на поиски не оставалось времени. Уже два года я непрерывно училась и работала, работала и училась. Чтобы воплощать в жизнь свои мечты. Странно, ведь большой город с его нескончаемым бессонным трафиком, бесконечными лицами, голосами, лабиринтами зданий и вереницами дорожных развилок должен вызывать ощущение свободы. Но на меня вся эта атрибутика свободной жизни давила тяжелым грузом. И я, устав от беготни по кругу, отдыхала душой и телом только в родной «деревне».

– Тень Тонь, вы же знаете, что я всегда думаю про вас. Пишу вам письма, высылаю фотки. Вы б завели страничку в соцсети, наконец. Тогда общались бы чаще, – последовала я примеру тетки.

– Ой, Нюрка! Мне ваш интернет что шел, что ехал. Вон Лёнька с невестами своими только так и общается. Сейчас у молодежи модно это… Такое слово, как его? Виртуал, во!

Я засмеялась, представляя себе, как теть Тоня отчитывает Лёньку за чрезмерный виртуал.

– Как там мама?

– Да ничего, стабильно, – словно семейный доктор, заверила меня тетушка, – таблетки эти хорошие, они сразу снимают все симптомы. Врач сказал, анализы получшали.

– Если нужно, я куплю еще, вы пишите, не стесняйтесь, – поспешила добавить я.

– Конечно, Нюрочка! Маму дать? Она в огороде копается, Лёньку впрягла, и кот твой любимец там же, рыхлит им грядки.

Я невольно улыбнулась, представляя эту картину. Вдруг от желания оказаться там, с ними рядом, защипало в глазах. И я поспешила сменить тему.

– Пускай копаются, передашь им привет.

– Нюрка, а ты там как? Совсем ничего не рассказываешь про себя! – уловила мой намек теть Тоня. – Там у вас как дела обстоят с мужиками-то? Гляжу, не ахти, раз ты ходишь в девках второй год.

– Да когда мне, теть Тонь? Времени нет!

– А его никогда не будет! – сурово заметила тетка, – А ничего, в крайнем случае, вернешься, выдадим тебя замуж, за Женьку Белохвоста. Он щас возмужал, повзрослел, про тебя спрашивал.

Тетушка хитро улыбнулась. И я ощутила, как щеки наливаются румянцем. Смутить меня всегда было проще простого, от любого невинного намека я краснела, как помидор на солнышке.

– Ну и ему тогда привет, – добавила я.

Попрощавшись с тетей, я решила представить себя рядом с Женькой. Соседский парень, что дергал меня за косички, вдруг вырос? Но для меня он по-прежнему был мелким хулиганом, со сбитыми коленками и следами свежей травы на рубашке. Говорят, дети агрессивно проявляются свою симпатию. Если исходить из такой теории, то Женька пылал ко мне любовью с самого детского сада, всячески давая это понять. Мы дружили в старших классах, менялись книжками и вместе ходили на речку. Быть может со временем, наш долгосрочный союз перерос бы в нечто большее. Хотя…

Нет! Едва ли Женька при всем желании сумел бы заставить мое сердце биться так сильно. Едва ли кто-то был способен пробудить во мне такую жажду прикосновений. Когда, мучаясь от бессонницы, пытаешься утихомирить собственное тело. Когда стремишься к нему, одновременно боясь каждой новой встречи. Чувствуя, как дрожат коленки, как путаются мысли, и алый румянец красноречиво заливает щеки в его присутствии. И даже наушники мне отныне были ни к чему, ведь в моей голове постоянно играла музыка. Она впервые зазвучала, как только я встретила ЕГО. И не смолкала до сих пор…

Я глотнула уже слегка остывшего чая, и, закрыла глаза, пытаясь оживить вчерашний день. Это оказалось проще простого! Стоило подумать о нем, как воспоминания возникли одно за другим. Он, сославшись на дела, удрал с работы. Как будто школьник, сбежал с уроков. Чтобы закружить меня в вихре эмоций! Вот мы едем в сторону какого-то загадочного места, где меня ждет сюрприз. Стандартная с виду высотка, лифт наскоро домчал нас до самого верха. Еще чуть выше по ступеням, впереди заманчиво приоткрыта дверь. Ведущая куда? На крышу?!

Город с его монотонным шумом остался внизу. Там, под голубым прозрачным небом, мы были вдвоем. Если не брать в расчет назойливых птичек, которым я скормила пачку печенья. Он все предусмотрел: плотная соломенная подстилка, целая корзина угощений, красное вино, и даже теплое одеяло на случай, если я замерзну.

– Я не могу перестать любоваться тобой, – он коснулся моей щеки, уже полыхавшей от смущения.

– А я не могу перестать удивляться твоей непредсказуемости! – ответила я, – Сбежать с работы в самый разгар дня? Так на тебя не похоже.

– Могу я похулиганить? Тем более в компании такой очаровательной спутницы, – ответил он. И, помолчав, добавил, – Знаешь, с тобой я как будто проснулся. Или, наоборот, уснул, и это все сон?

Он испытующе глядел на меня своими бездонными серыми глазами. Этот контраст темных волос и светлых, почти прозрачных глаз, прежде всегда отталкивал меня. Но только не с ним… Я ворошила руками темный ежик его волос, повторяла пальцами изгиб подбородка, чуть колючего… Прижималась к нему, втягивала носом запах его тела! Всякий раз, оставаясь наедине, мы были подобны животным, утратившим чувство реальности.

Он любил меня именно так, как я хотела! Будто умел видеть самое сокровенное. Он держал мои запястья, когда я желала грубости. Он ласкал меня так изощренно нежно, когда мое тело жаждало этого. Я хотела стать его неотделимой частью… Однажды от избытка эмоций, я заплакала. В тот самый момент, когда должна была бы стонать от удовольствия!

– Малыш, ты что? – обеспокоенно спросил он, приподнявшись на локтях.

– Не знаю, просто… – я и в самом деле не представляла, как описать ту бурю чувств, бушевавшую внутри меня. Как можно вычленить всего одну среди целой тысячи эмоций.

Он коснулся губами моих заплаканных глаз и с силой вошел…

Эти неведомые прежде эмоции заполняли меня до краев. И я снова начала рисовать! Но не так, как раньше, повторяя очертания простых предметов, или пытаясь запечатлеть красоту природы. Я рисовала так, будто мною управлял кто-то другой. Будто кто-то, а не я, водил кистью по белой ткани! Последние две картины представляли собой нечто настолько отличное от того, что я рисовала прежде. Буйство красок, калейдоскоп невероятных сочетаний и узоров, буквально завораживал и увлекал за собой куда-то в потусторонний мир.

Эти картины я пока держала в тайне, как и чувства к нему. На то были свои причины. Но я была уверена, что когда-нибудь, уже совсем скоро мне не придется ничего скрывать. Теперь я знала, что означало «творить» в истинном понимании этого слова. Пожалуй, настоящее вдохновение действительно способно творить чудеса! Оно дарует человеку крылья. И тогда все чего он ни коснется, обретает смысл.

Глава 3. Рита

Зеленый цвет коктейля угнетал не меньше его вкуса. Хотя, чего можно ждать от свежего смузи из сельдерея с огурцом? Только такие «здоровые» коктейли делают в цитадели фитнеса и велнеса. В желании обмануть оголодавший после физических нагрузок организм, можно влить в него овощную заправку. И уловка срабатывает! После подобной трапезы аппетит пропадает надолго.

– Ощущение, что меня били палками, – тяжело вздохнула я и плюхнулась на стул.

– То ли еще будет! – приободрила Ленка.

Она была старше меня на 7 лет. А потому играла роль «лакмусовой бумажки», наглядно демонстрируя, какие изменения ждут меня впереди. К тому же, на фоне ее раздобревшей фигуры я казалась стройнее. И все-таки, я любила Ленку и восхищалась ею! Ее нескончаемым задором и оптимизмом, которых мне так не хватало.

– Ты сейчас куда? – уточнила Ленка и громко втянула свежий морковный сок.

– Зойку забрать. Гостит у одноклассницы. Хорошо, что девочки сдружились.

– Да, – задумчиво протянула Ленка.

Она красила свои жесткие льняные волосы, но седина неумолимо проступала на висках. Ленка не была образцом женской красоты. Но удивительно нескладные черты лица: широкие скулы, чуть раскосые глаза и крупный нос, вместе делали ее похожей на героиню древних сказаний – сильную и целеустремленную. Не хватало лишь копья и наброшенной на плечи шкуры.

– Ты следи за ней, девочки сейчас ранние. Моя Маринка в 15 лет с девственностью простилась, – предостерегающе заметила подруга.

– Ой, я даже думать боюсь! – отмахнулась я.

– А ты не бойся, а думай! Оглянуться не успеешь, как выпорхнет, – настойчиво произнесла Ленка.

У нее, кроме старшей дочери, был еще и сын. Но и он уже оставил родителей, успешно поступил в институт, а недавно огорошил всех своим намерением жениться.

– Я и так думаю, Лен, – произнесла я и глубоко вздохнула, – постоянно!

Ленка отодвинула в сторону стакан и сочувственно посмотрела на меня. Она была единственным человеком, которого я посвящала в свои переживания. Во многом потому, что она ощутила все на своей «шкуре», и могла поделиться опытом. Но, кроме всего, Ленка имела удивительную способность говорить правду, без прикрас. Слышать которую порою было болезненно тяжело, но жизненно необходимо.

– Опять накатило? – спросила она.

Я кивнула, пытаясь протолкнуть комок в горле. То ли от нахлынувших чувств, то ли от овощного десерта.

– Рит, готовиться стоит к худшему! – без предисловий, начала она.

Я испуганно уставилась на нее.

– Лен, ты о чем? О Зойке?

– Да нет, – махнула рукой подруга, – я о вас с Вадимом.

– А что о нас? – нарочито равнодушно пожала я плечами. – У нас все отлично!

– Ой, ли? – недоверчиво ухмыльнулась Ленка. И, вспомнив про недопитый морковный нектар, торопливо отхлебнула из стакана. – У нас тоже все было отлично. Но я тебе так скажу, подруга! Когда в доме есть дети – это одно. Но все становится по-другому, когда дом пустеет.

Я вяло потягивала из трубочки остатки зеленого напитка.

– А что изменится? Просто мы наконец-то сможем выдохнуть.

– Вы изменитесь, Рит! – сделав акцент на слове «вы», сказала Лена. – Поэтому готовить почву нужно заранее.

– Ну, я и готовлю. Вот! – я демонстративно выпрямила спину, указав на измученный тренировками пресс.

– Да я не об этом, – раздраженно махнула Ленка, – хотя… и об этом тоже.

– А о чем? – не поняла я.

– Ты бы лучше по сторонам чаще смотрела. Вон, тренер с тебя глаз не сводит.

С этими словами Ленка беззастенчиво кивнула в сторону барной стойки, около которой переминался с ноги на ногу одетый в облегающий спортивный костюм, мужчина лет под сорок.

– Я его давно заметила! – шепнула Ленка. – Он ничего такой, подтянутый. Чуть моложе, но это ж самый шик.

Ленка состроила томную гримасу и задумчиво закусила губу.

– Я бы и сама не прочь отработать с ним упражнение Кегеля.

– Лен! – одернула я подругу, поспешно отводя взгляд.

Ленкин муж давно и стабильно изменял ей. И подруга не скрывала своей осведомленности. Мало того! Супруги заключили негласный договор, позволявший им обоим совершать адюльтеры направо и налево. Так они жили уже много лет, существуя бок обок в качестве деловых партнеров, соседей, и, по словам Ленки, самых близких «друзей». Я же представить не могла себя в подобной роли! Найти кого-то взамен Вадиму? Но зачем? С какой стати мне смотреть на моложавых тренеров, даже если их задницей можно орешки колоть? Прости, Господи!

– Ты неисправима, Лен! – улыбнулась я, допив-таки свой полезный коктейль.

– Когда ты уже исправишься? – обреченно вздохнула подруга, – На твоем Вадике свет клином не сошелся!

– Сошелся! – упорствовала я, – Скоро будет 22 года, как сошелся.

– Ой, батюшки! – скривилась Ленка, будто морковный сок стал ей поперек горла, – Это же, сколько тогда у нас с Мишкой?

Забрав после тренировки разгоряченную и веселую Зойку, я потихоньку рулила в сторону дома. Наш загородный рай представлял собой музей под открытым небом. Где каждый стремился продемонстрировать соседям уровень своего достатка. Трехэтажные хоромы с резными заборами, видеонаблюдением, бассейнами, террасами и прочими благами роскошной жизни стояли в ряд, словно участницы конкурса красоты. Следуя корпоративному этикету, я много раз сопровождала Вадима на «званых приемах» местной знати. И каждый раз дивилась тому, как хозяева находят друг друга в этих запутанных лабиринтах спален и коридоров. Плутая в них, как герои средневековых романов! И вся эта громоздкая роскошь отчего-то казалась такой неприветливо холодной.

Мы с мужем единогласно решили, не брать пример с окружающих. И ограничиться двухэтажным домиком с уютной лужайкой и высоким забором. Обустроить в нем все необходимое для комфортной жизни, уединенной и скромной. Переехав, я с упоением принялась вить гнездо, ощущая себя творцом своего маленького мира. Я сама обставила детские, вешала мягкую струящуюся тюль, усыпанную разноцветными звездами, настенные светильники в форме бабочек и обязательно трюмо с резными зеркалами. Чтобы наши маленькие принцессы могли «наводить марафет»!

Я сама выбрала мебель для нашей с Вадимом спальни, застелила громадный матрас шелковой простыней, продумала мягкое ненавязчивое освещение, и даже воплотила одну смелую фантазию. Над кроватью появилось зеркало. В котором, следуя моей логике, мы должны были наслаждаться собственным эротическим «видеорядом». Так оно и было… первое время.

– Мам, где Муркина еда? – Зойка уже суетилась на кухне.

– Зоя, не корми ее сухим кормом! У нее и так запор! – я поспешила проверить кошачьи миски.

Законченная кошатница, я всегда мечтала завести пушистого питомца. Но, пока мы с Вадимом «сидела на шее» у родителей, это было невозможно. Моя мать на дух не переносила животных, и с трудом терпела нашу новоиспеченную семью. Потому, как только Вадим нашел приличную работу, мы съехали на съемную квартиру. Маленькая тесная хрущевка с голыми стенами казалась нам тогда воплощением мечтаний! И мы самозабвенно принялись наводить уют: набрали обоев, на птичьем рынке раздобыли невероятный старинный шкаф и высокий резной торшер, на последние сбережения купили новенький цветной телевизор.

Помню до сих пор, как мы собирались клеить обои. Я надела облегающие лосины, и завязала узлом выше пупка старенькую хлопковую рубашку. Но до ремонта дело так и не дошло! Мы развернули первый рулон… который стал нам вместо простыни. Вадим повалил меня на пол, а я притворно отбивалась. Через пару часов ненасытной любовной прелюдии, мы изорвали кусок новеньких обоев в клочья. Его, этот пострадавший от нашей страсти обрывок бумаги, я еще долго бережно хранила под кроватью.

Мурка подкралась сзади и набросилась на мою ногу. Я взвизгнула, и хулиганка ударила галопом в сторону спальни. В темноте мелькнул ее пушистый хвост.

– Ну вот, порвала новые колготки, – я подняла ногу, оценивая нанесенный ущерб.

– А я говорила, нужно ей маникюр сделать! – ответила Зойка, отламывая кусок от свежего багета.

– Зой, налей чаю, не ешь сухомятку! – между делом заметила я. – Вот ты и займись ее маникюром. В конец концов, это твоя кошка!

Я открыла холодильник и обвела взглядом продуктовые резервы. Остатки сырокопченой колбасы, свежий сыр, кефир для утренней трапезы, пару яиц и вчерашний гуляш. Не густо! А ведь когда-то все полки были заняты моими кулинарными шедеврами. Равиоли, самодельные пельмени, выпечка, запеканки, густые супы и подливы. Я изо всех сил старалась разнообразить рацион нашей семьи и впечатлить любимых чем-то новым и необычным. И бесконечно радовалась, когда мы все собирались за большим обеденным столом. Девчонки в предвкушении макали пальцы в дымящийся пирог, Вадим открывал бутылочку вина. А я расстилала льняную скатерть своей мамы. Ту, что бережно хранила ароматы детства.

Сейчас, быть может, я утратила навыки готовки. Так давно я не притрагивалась к испещренной заметками кулинарной книге, не открывала духовку и не планировала завтрашнее меню. А для кого? Нинка отныне жила отдельно, Зойка обедала в школе, а ужинала чаще всего у подружек. А Вадим… Вадим опять прислал сообщение о том, что задержится для обсуждения какой-то важной сделки. Сделка предвещала визит в ресторан. Переговоры с партнерами, как водится, заканчивались сытным ужином.

Зойка, чмокнув меня в щеку, убежала наверх. Я включила телевизор и вытянулась на диване. Недолго думая, Мурка присоединилась ко мне, уютно устроившись в ногах. Я благодарно погладила кошку, и она в ответ умиротворяющее завибрировала, исполняя свою кошачью песню. Наблюдая за бессмысленной суетой телевизионных новостей, я не заметила, как уснула.

Звуки превращались в монотонную мелодию, баюкая и увлекая за собой… Туда, где теплые волны нежно ласкают босые пятки, где закатное солнце едва касаясь морской глади, взрывается тысячами оттенков, создавая живописные шедевры на подернутом дымкой уходящего дня небосводе. Я бежала, утопая в зыбучем песке, стремясь обогнать накатывающую на берег волну, вдыхая полной грудью запах пьянящего моря. Ощущая на губах привкус соли и жарких поцелуев…

Мурка потянулась, вонзив острые коготки в мою щиколотку. Я очнулась ото сна и обнаружила себя укрытой теплым пледом. В комнате витал аромат мужских духов. Любимый одеколон Вадима. Я приподнялась и сонным взглядом хотела нащупать знакомый силуэт. В прихожей стояли его туфли и легкая ветровка, небрежно наброшенная на вешалку, обозначала его присутствие. Телевизор молчал. «Он не стал меня будить», – решила я и откинулась на подушку. Сил подняться и доползти до спальни не осталось. И я решила заночевать в гостиной. «Наверняка, он, уставший, тоже спит и я не стану ему мешать».

Глава 4. Анечка

Он постучал в двери, когда я уже и не надеялась, что он придет. Я знала наизусть его стук и без сомнения могла бы услышать его даже сквозь сон. Три коротких касания: раз, два, три. Я помчалась к двери, прижалась к ней и замерла. Он постучал снова. Я не спешила открывать! Он постучал настойчивее: раз, два, три… Мне хотелось подразнить его, еще немного потянуть время, предвкушая удовольствие от встречи. И, когда он, наверняка, в нетерпении занес руку для нового стука, я распахнула дверь.

Он стоял, вальяжно прислонившись о пожелтевшую от времени стену подъезда.

– Ты что! Испачкаешься! – крикнула я и дернула его за рукав.

Он шагнул внутрь и прикрыл дверь. Я потянулась к дверному замку, но угодила в его объятия. Взмыла вверх, касаясь пола кончиками пальцев. Он сомкнул руки, желая лишить меня воздуха. Я ощутила на шее его влажные губы, колючая щетина царапала кожу, но это возбуждало еще сильнее! Я поддалась и погрузила руки в его жесткие волосы, прошептала что-то на ухо, закинула голову, наслаждаясь его сильными объятиями, торопливыми ласками и запахом. Его запахом! Прохладным ароматом моря с нотками горького табака и…

Я отстранилась:

– Ты выпил?

– Немного, – он поднял на меня затуманенный желанием взгляд и буквально придавил к стене. На комоде звякнула ваза, грозясь упасть на пол. Я охнула и почувствовала его горячую ладонь на своем бедре. Он, тяжело дыша, пытался отыскать завязки на моем халате. Хрупкий шелк жалостливо треснул.

– Порвешь, – выдохнула я.

– Черт с ним! Новый куплю! – яростно прошипел он и, добравшись до моей груди, с силой сжал ее.

Я застонала, ощущая, как земля ускользает из-под ног. Боже мой, как я любила его таким! Яростным и властным! Словно охотник, он покорял меня, подчинял своей воле, заставляя мое сердце сжиматься под безжалостным взглядом, под агрессивными ласками сильных рук. Он торопливо расстегнул пояс своих брюк и приподнял меня за бедра. Я закрыла глаза и улетела…

– Я уже и не ждала тебя сегодня, – словно приходя в себя после наркоза, тихо прошептала я. И выпрямилась, найдя в себе силы оттолкнуть его, – Раздавишь!

Он засмеялся и поймал мою руку. Поднес ее к губам и нежно укусил за мизинец. В его глазах играл хмельной огонек. Сейчас он казался мне совсем юным и беззаботным мальчишкой. Будто не он, а я была старше его на целую жизнь.

– Вадюш, ты пьяный что ли? – спросила я, принюхиваясь.

– Я выпивши, – уточнил он. – Контракт подписали наконец-то. Но какой праздник без тебя?

Я обняла его за пояс, прижалась всем телом и замерла. Чувствуя его дыхание, слушая стук его сердца, все еще разгоряченного пережитым наслаждением. Он гладил меня по голове, баюкая в своих объятиях. И я, пожалуй, даже уснула бы, закрыв глаза. Но вдруг он отстранился.

– У меня кое-что есть, – шепнул Вадим. И полез в карман пиджака. Он даже не удосужился снять его перед тем, как…

В его ладони что-то сверкнуло.

– Это тебе, – протянул он. Я осторожно взяла загадочный сверток.

Вопреки ожиданиям, это оказалась вовсе не обещанная сувенирная монетка из далекой страны, где он недавно гостил. Из пакетика мне в руку упал медальон. Длинная изящная цепочка улеглась на ладони сияющим завитком. Я осторожно взяла ее кончиками пальцев. Вещица была необычная, родом из прошлого! На тонком колечке, отражая искусственный свет, подрагивало, словно живое, золотое сердечко. Чуть выпуклое в центре, с россыпью мелких камней, оно было размером с крупную монету.

– Открой, – Вадим кивнул на медальон.

Я нахмурилась, но чуть погодя нащупала малюсенькую выпуклость. Стоило нажать, как сердце распахнулось, обнаружив внутри себя миниатюрный тайник. Я восторженно ахнула и прижала подарок к груди.

– Я буду хранить здесь наше фото. Можно?

Вадим улыбнулся и кивнул.

– Я бы тоже хотел иметь твое фото. Чтобы смотреть на тебя в любой момент, – он коснулся пальцем моей щеки. – Что ты сделала со мною, бессовестная девчонка? Я и дня не могу прожить, чтобы тебя не увидеть!

Я ускользнула из объятий и подбежала к журнальному столику. Там, выполняя функцию ночника, светился алым цветом экран ноутбука. Я быстро отыскала любимую композицию и нажала «плэй». Хрустальные аккорды разлетелись по комнате. Вадим подошел сзади и обнял меня. Увлекаемые вдохновенным плачем гитары, мы неторопливо покачивались, сплетая наши пальцы.

– Мне пора, малыш, – с досадой произнес он, когда последняя нота прозвучала и угасла, предвещая окончание чего-то более важного.

Я смиренно кивнула. Учитывая, что я в принципе не ждала его сегодня, это внезапное свидание уже было подарком.

– Ехать к черту на кулички! Давай переселим тебя поближе? – он снова завел привычную тему.

– За то на работу близко! – упорствовала я.

– Да ну ее, эту работу, Нют! – он уже стоял у входной двери, готовый шагнуть за порог.

Я взяла руками его лицо, притянула к себе. Дотронулась губами щеки, поцеловала в нос. Он поймал мои губы и коснулся их с такой нежностью, что на глаза навернулись слезы. Я сильно сжала веки, чтобы прогнать их прочь. «Пора привыкнуть!» – строго отчитала я себя.

«И в самом деле, пора бы», – подумала снова, выключая свет в коридоре. Уже почти год мы жили в этом ритме внезапных встреч и неизбежных расставаний. Я словно кружилась на карусели, и никак не могла с нее спрыгнуть. Вероятно потому, что не хотела? Спустя всего пару недель знакомства Вадим сообщил мне, что женат. Как раз в тот момент, когда я наивно строила планы о совместном будущем. Он сказал, что не в силах больше врать, и что я достойна большего. Такие слова обычно предшествуют расставанию. И мы расстались… Всего на пару недель, которых хватило мне и ему, чтобы обдумать все и понять: пути обратно уже не будет.

Я могла бы его отвергнуть. Тогда еще могла бы! Сказать нет и выкинуть его из головы. Но как-то раз я увидела на лавочке огромный букет белых роз и записку. Она содержала всего лишь одну короткую фразу: «кивни, если да». И я, прижав цветы к груди, машинально кивнула. Вадим наблюдал со стороны и появился из ниоткуда, когда я планировала совершить побег. В тот вечер я впервые пустила его в свою маленькую квартиру, и в скромную жизнь. В которой он занял, пожалуй, самое важное место!

Мы редко говорили о его семье. Я знала лишь то, что он позволял мне знать. Что у него есть две дочери, одной из которых еще не скоро исполнится 18. И я никогда не озвучивала вслух свои надежды и чаяния. Пока однажды он сам не сказал…

Мы лежали на постели, изучая звездное небо. Вернее, потолок, где в форме созвездий застыли огоньки настольной лампы. Такой романтичный светильник я выбрала сама, когда мы ездили в соседний городок. Теперь каждый раз, зажигая его, я фантазировала, как мы лежим на теплом песке, где рядом шумит соленое море, а над нами раскинулся бескрайний небосвод.

Вадим рисовал узоры на моей голой спине.

– Через 4 года моя младшая дочь поступит, – вдруг задумчиво произнес он.

Я замерла, ожидая продолжения. И он продолжил:

– Потом нужно будет развестись.

Я села на кровати, прикрывая грудь кусочком простыни, удивленно уставилась на него и задала глупейший вопрос:

– Из-за меня?

– Нет, – коротко ответил он, – ты здесь ни при чем. Это неизбежно бы случилось, даже без тебя.

Я поджала коленки и сидела так. Закутавшись в простынь и боясь поднять глаза. Боясь, что в них он увидит неприкрытую радость от услышанного только что признания. «Развод!» – такое жуткое слово, как приговор. А может быть долгожданное избавление? Для кого-то оно означает конец, а для кого-то – начало. С тех пор мы больше не поднимали этой темы. Вернее, он не поднимал. А я просто жила, от встречи к встрече. Только отныне я знала, что уже совсем скоро он будет принадлежать только мне одной. Он будет моим, а я буду его, не только на короткие мгновения, а навсегда!

Я отыскала в ящике тот самый светильник и зажгла его. И сию же секунду темный потолок преобразился. Я забралась с ногами на подоконник и прислонилась лбом к холодному стеклу. Окно моей квартиры выходило на проезжую часть. Не лучший вариант, конечно! Дневной город, с его однообразными высотками, и серыми плоскими крышами не вызывал эмоций. Он был похож на серый в подтеках потолок моей квартиры. За то по вечерам… С высоты десятого этажа открывался потрясающий вид! Казалось, будто небо решило вдруг упасть на землю. Внизу, как покрывало из сияющихзвезд, раскинулись мириады уличных фонарей и парящие в воздухе окошки жилых домов. Эта ночная картина завораживала.

Вадим намеревался подыскать мне квартиру поближе к своему офису. Но я не хотела оставлять свою обжитую однушку. Да и работу. К тому же, теперь нам некуда было спешить. Впереди, чтобы насладиться друг другом, у нас будет целая жизнь! «Всего лишь четыре года», – я повторяла эти слова, как мантру. Перед сном, лежа в постели, еще хранящей тепло наших тел. И проснувшись утром, едва успев открыть глаза. Я отсчитывала дни, как ребенок, в ожидании праздника.

Да, мне было больно думать, что мой праздник для кого-то обернется трагедией. И я старалась гнать прочь эти мысли! В конце – концов, он говорил, что в этом нет моей вины. И я ему верила…

Глава 5. Рита

Утренняя прохлада, так несвойственная для середины лета, проникала в приоткрытую форточку, кружила в воздухе и касалась обнаженных плеч. Я поежилась. Мурка беспокойно замурчала, обозначая свое недовольство. Стрелки часов сошлись на отметке 6 утра. Самое время начать день, который предвещал быть длинным и, впервые за долгое время, наполненным приятными заботами. Я сладко потянулась! К полудню приедет Нинка, Зоя, наверняка, проснется к ее приезду, а Вадим… Смотря, насколько удачными оказались вчерашние переговоры, встанет не раньше 11. И у меня, тем временем, есть целых 5 часов для того, чтобы освежить в памяти утраченный навык.

Я наскоро привела себя в порядок и надела фартук. Мурка радостно мельтешила под ногами, то и дело, задевая меня пушистым хвостом. Я шикнула на кошку, и та уселась в дальнем углу комнаты, обиженно поджав лапы. Я же взяла с полки тяжелый томик «Кухни народов мира» и ощутила прилив сил! Сверху, зажатые меж плотными листами, торчали разноцветные закладки, снабженные названиями блюд из категории «Избранное». В наше время любой, даже самый необычный рецепт, можно отыскать в сетях всемирной паутины. Однако я предпочитала, по-старинке, использовать бумажный формат проверенных временем блюд.

К обеду в духовке уже томился пирог с капустой, на плите булькал суп из сушеных грибов с курицей, а в холодильнике ждал своего часа десерт из сочных ягод клубники. По кухне витали ароматы свежей выпечки. И казалось дом, почуяв это, снова ожил и наполнился теплом и уютом.

Со второго этажа прибежала Зойка.

– Мамуль, чем это так пахнет? – удивленно поводив носом, спросила она.

– Обедом! – улыбнулась я и поцеловала дочку в заспанные глазки. – Умылась?

Зойка кивнула, и смело распахнула дверцу духовки.

– Зая! Ты что! Обожжешься и испортишь пирог! – крикнула я и шлепнула хулиганку по мягкому месту. Зойка взвизгнула и наступила на лапу Мурке. Та подскочила и бросилась наутек. Зойка поспешила вслед за кошкой.

На лестнице послышались шаги. Вадим вошел на кухню, залитую утренним светом. С сощуренными ото сна глазами, и следами подушки на лице. На нем были любимые широкие брюки из тонкого хлопка. Влажные после душа волосы небрежно топорщились во все стороны, капельки воды стекали по плечам. Он никогда не любил насухо вытираться полотенцем, и в юности, когда мы были вдвоем, всегда выходил из душа, в чем мать родила. Чтобы обсохнуть «естественным образом»! Как правило, такие процедуры имели продолжение, после которого приходилось снова принимать душ. Уже вдвоем…

Я невольно залюбовалась им. Спустя столько лет Вадим все еще покорял меня с первого взгляда. Казалось, что время не властно над ним, как будто бы он не старел и вовсе. Только густые темные волосы приобрели серебристый налет, который, впрочем, делал его еще притягательнее. Темная от волос грудь, очертания мышц на плечах, и руки… Его ладони, сильные и широкие, с длинными пальцами и позолоченными солнцем волосками. Когда-то дарившие мне такое наслаждение! Эти руки знали наизусть мое тело, они исследовали его вдоль и поперек, сантиметр за сантиметром, проникая в самые заветные уголки.

– Доброе утро! – голос мужа вернул меня на землю.

Он в два шага пересек гостиную. Оказавшись рядом, коснулся губами моей щеки. Я подалась к нему, удержала за руку, и поцеловала в губы, ощущая легкий привкус мятной зубной пасты. Эта сладкая секунда длилась целую вечность, прежде чем он мягким движением отстранил меня. «Мне показалось, или он ответил», – мелькнула в голове и тут же исчезла мысль. Вадим поймал бежавшую на него Зойку, поднял ее в воздух и принялся кружить по комнате.

– Осторожно! – машинально крикнула я, а про себя подумала: «Сегодня, когда проводим Нинку и уложим Зойку спать. Когда останемся вдвоем…». Забывшись в мечтах, я чуть не угодила ножом по пальцу.

Дверной звонок задорно пропищал, оглашая прибытие Нинки. Дверь распахнулась, и, вместе с порцией свежего воздуха в дом ворвался звонкий, как ручеек, голос старшей дочери. Я, отложив в сторону кухарские принадлежности, вытерла руки о фартук и поспешила в прихожую.

– Мамуль, привет! – улыбнулась Нина, обнимая меня за шею.

– Не испачкайся, какая ты нарядная, – предостерегла я.

– Так вкусно пахнет! – протянула Нина, оставляя в прихожей свои яркие кроссовки.

Все-таки, есть в этом что-то мучительно приятное. Наблюдать за тем, как растут и хорошеют день ото дня твои дочери. Такое себе, мазохистское удовольствие! Об этом я думала каждый раз, глядя на Нину. Если Зойка пока еще была малышкой, в стадии закономерного поиска собственного «я», то Нина уже выросла породистой, грациозной и утонченной девушкой. Гордая осанка – наследие танцевальных курсов; струящиеся волосы, цвета темного каштана; искрящийся взгляд из-под длинных ресниц. Кажется, она взяла все самое прекрасное от нас с Вадимом!

Говорят, что дети – это способ дважды пережить молодость. Отчасти это правда! Не считая того, что эта молодость, увы, уже не ваша. Возможно, Нинка напоминала мне ту самую меня, которой я была когда-то. Молодую и прекрасную, беззаботную и полную отчаянных планов. Потому, глядя на свою взрослеющую дочь, наравне с гордостью, я ощущала легкую грусть. От понимания того, что эта часть жизни давно и безвозвратно утрачена. Была ли это только ностальгия, или же предвестник возрастной депрессии?

Ниночка часто баловала меня комплиментами. В те редкие дни, когда мы вместе гуляли по магазинам, или встречались в кафе-мороженое.

– Ты что, мамуль! Я бы хотела выглядеть также в твои годы! – возражала она в ответ на мои критичные замечания в адрес собственной внешности.

Я была бесконечно благодарна своей чуткой дочери, но с большим нетерпением ждала подобных комплиментов от ее отца. Который, увы, был занят чем-то другим. Или кем-то?

Словно одноименные магниты, мы отталкивались друг от друга, улетая все дальше и дальше, в противоположные стороны. Вадим по-прежнему любил меня, я это знала и чувствовала! Когда он обнимал меня перед сном, когда целовал по утрам, уходя на работу, когда укрывал мои ноги теплым пледом и озабоченно трогал мой лоб, с целью узнать, не подхватила ли я простуду. Он все еще любил меня! Просто ему нужно было напомнить об этом…

– Мамочка, все было так вкусно! – блаженно закатила глаза Нина.

Угощения и вправду удались. И я была довольна собой! Если даже привереда Зойка умяла целую тарелку, и попросила добавки.

Вадим откинулся на спинку стула.

– Нельзя столько есть, Рита! – с шутливым упреком произнес он, поглаживая живот.

– На здоровье! – непринужденно улыбнулась я, собирая со стола тарелки.

Нина вызвалась помочь. Она составила в стопку грязную посуду и прислонилась спиной к холодильнику.

– Ма, я бы хотела познакомить вас с папой кое с кем на следующей неделе. Можно? – сказала дочка, смущенно пряча глаза.

Я застыла с губкой для посуды в руках:

– Нин, ты не беременна?

Дочка недоуменно уставилась на меня:

– Ма, ты что!

Я пожала плечами:

– Ну, мало ли…

– Нееет! – протянула Нинка, обнимая меня за плечи. – Я не беременна и замуж не собираюсь. Просто этот человек, он… – она секунду помедлила, подбирая слова, – он особенный.

– Я рада, что в твоей жизни появился кто-то особенный, – искренне ответила я, заправляя длинные каштановые пряди за аккуратные Нинкины ушки. Так я делала когда-то в ее детстве. Еще, будучи малышкой, дочка обзавелась мерзкой привычкой облизывать свои волосы. В итоге свежевымытая прическа превращалась в обцмоктанный колтун. Никакие уловки и наказания не срабатывали! В итоге пришлось остричь красивые локоны. Такой урок Нина усвоила и, когда волосы вновь отрасли, изменила свое к ним отношение.

День пролетел, как одно волшебное мгновение. Я с упоением следила, как Вадим возится с девчонками. За этим действом я могла наблюдать часами, днями и годами напролет! Сейчас, пока они все еще были детьми, разница в 5 лет ощущалась острее. Одна до сих пор играла в куклы, а вторая уже вовсю играла мужскими сердцами. Но, я была уверена, что с возрастом эта разница сотрется. И они станут по-настоящему близкими людьми. А сейчас девчонки все еще дурачились, по-детски дрались и задирали друг друга, заставляя отца признаваться, кого из них он любит больше. Стоит отдать должное Вадиму, он никогда не выделял одну из них, поровну разделяя свое внимание и заботу на двоих.

Я проводила Нину, сквозь привычную гримасу, сказав напутственное слово, и собрала раскиданные по комнате подушки. Зойка тихо сопела, привалившись к отцовскому плечу. Вадим бережно взял ее на руки и осторожно понес в детскую.

– Я наверху, – шепнул он, стоя на ступеньках.

Я кивнула и ощутила, как в радостном возбуждении забилось сердце. Наспех закончив уборку, я выдохнула и погасила свет в гостиной.

Он сидел на кровати, глядя на экран смартфона.

– Чудный день! Давно не собирались вот так, вместе, – заметила я.

– Да, точно, – рассеянно кивнул Вадим.

– И я уже сто лет не пекла пироги, – продолжила я.

– Да, ты у меня прирожденный кулинар. – Вадим оторвался от телефона. – Давно не ел такой вкуснятины!

Этот дежурный комплимент придал мне сил. Я незаметно выудила из шкафа купленную по случаю обновку, и отправилась готовиться к ритуалу соблазнения.

«Все-таки итальянцы – мастера», – одобрительно изучала я собственное отражение уже пару минут спустя. Легкая струящаяся ткань ложилась мягкими складками вдоль тела, скрывая то, что нужно скрыть и подчеркивая все достоинства моей фигуры. Хотя ненавистный животик портил вид в профиль, талия все еще заметно присутствовала. Грудь, подтянутая плотным шелком, образовала соблазнительное декольте, а округлый силуэт бедер всегда был моей гордостью, и до, и после рождения детей. Вадим, изучая каждый изгиб моего тела, восторженно называл его «гитарой». На которой он, к слову, умело брал самые чувственные аккорды! Налюбовавшись вдоволь, я взбила волосы и распахнула двери ванной.

Больше всего я боялась увидеть мужа спящим. Тогда пришлось бы его будить на манер анекдота: «больной, проснитесь же, вам пора принять снотворное!». Но он лежал, положив руки за голову и созерцая самого себя в зеркальном отражении на потолке.

– О чем думаешь? – тихо спросила я, стараясь обратить на себя внимание.

Вадим, не отрывал глаза от зеркала. Словно бы там видел что-то гораздо большее, чем аккуратно заправленную постель.

– Девочки так быстро растут, – вдруг нарушил тишину его низкий голос.

Я тихо подошла и села на свою половину кровати.

– Хочется, чтобы они как можно дольше оставались детьми, – сказала я и притихла, боясь прервать его размышления.

Но Вадим громко вздохнул, будто стряхивая оцепенение, и посмотрел в мою сторону.

– Ого! – присвистнул он, – Что за вещица?

Я легла на бок и приняла соблазнительную позу. Шелк сполз, недвусмысленно обнажая кусочек бедра.

– Да так, купила, – я сделала паузу, – для тебя…

С этими словами я приподнялась на локтях и приблизилась к нему. Вадим все еще лежал, не меняя позы, однако, не сводя с меня глаз. Я оказалась совсем рядом, ощущая эту заветную близость, тепло его тела и сводящий с ума запах мужчины. Моего мужчины! Уже объятая страстью, я положила ладонь на его голый живот и заскользила вверх, чувствуя, как щекочут кожу жесткие волоски. Он по-прежнему лежал, закинув руки за голову, но молчаливо и пристально следил за мною. От этого томительного безмолвия закружилась голова, и я осторожно стянула бретельку с левого плеча. Она скользнула вниз… Не успела я коснуться второй бретели, как Вадим поднялся и резким движением опрокинул меня на постель.

Я глубоко задышала, ощущая, как внутри нарастает жаркая волна. Мне захотелось притянуть его к себе, укусить, впиться ногтями в плечи. Но я лежала, заворожено глядя ему в глаза! Вадим долго смотрел на меня, его взгляд блуждал по лицу, опускался ниже, к жаждавшей его поцелуев груди. Вдруг он неожиданно нежно коснулся моих губ и откинулся на спину. Секунду я тихо лежала, ожидая продолжения. Но его не последовало, тогда я прошептала в темноту:

– Ты чего? Не хочешь?

Матрас скрипнул и Вадим встал. Он устало прошелся по комнате и приземлился на свой край кровати.

– Ритуль, что-то я устал сегодня. С девчонками, наверное, с непривычки, – словно извиняясь, сказал он. – Давай просто поспим? Иди ко мне!

С этими словами он снова лег и раскрыл объятия, приглашая меня разделить с ним супружеский сон. Я послушно легла рядом, отвернулась спиной. Так, в позе «ложек» мы засыпали когда-то давно. «Хотя бы так», – утешила я саму себя. Но утешение не сработало! Слезы обиды уже катилась по щеке, и утопали в пуховой подушке.

Глава 6. Анечка

Солнечная погода вторила моему настроению. И, чтобы дополнить атмосферу, я включила любимую музыку. Она зазвучала в наушниках, и я упоенно закрыла глаза, чувствуя, как прохладный утренний воздух наполняет легкие. Я глубже вдохнула и улыбнулась! Долгожданному солнцу, ласкающему кожу и всем окружающим меня людям, угрюмо бредущим по своим делам. Они шли мимо, не замечая друг друга, уставившись себе под ноги. Словно там, у них под ногами было что-то более важное, чем этот новый день. Мне же хотелось парить над землей, лететь, не касаясь пыльного асфальта, мимо усталых высоток и загруженных перекрестков.

С утра пораньше раздался стук в дверь. Я, с трудом соображая, вскочила с кровати и выглянула в глазок. Там, на площадке стоял мужчина с корзиной цветов в руках. Он еще раз торопливо постучал, и я открыла. Заставив меня расписаться, незнакомец в зеленом комбинезоне вручил мне «посылку» и исчез.

Я, уже окончательно проснувшись, поставила на пол довольно увесистый букет. Из соломенной корзины, высоко задрав свои плотно сжатые бутоны, на меня уставились алые розы. Комната сразу наполнилась тонким цветочным ароматом. Я присела на корточки и осторожно коснулась пальцем лепестков. Корзина с трудом умещала такое количество цветов. Между стебельками белела маленькая, размером с денежную банкноту, открытка. «Ты прекраснее этих роз», – прочитала я и, поддавшись чувствам, поцеловала кусочек картона.

Мысли об утреннем происшествии не отпускали меня. Потому в магазин я вбежала почти вприпрыжку, как делают дети. Напевая себе под нос, я открыла отдел косметики, и приветственно улыбнулась первым покупателям. Сидеть в прозрачных кабинках торгового центра поначалу было неуютно. Я ощущала себя аквариумной рыбкой у всех на виду. Но быстро освоилась! И нашла в этой новой работе массу плюсов. Во-первых, здесь я была в своей стихии: всевозможные крема и палетки, помады и туши, лаки для ногтей и многочисленные пробники словно добавляли цвета моей и без того яркой жизни. Во-вторых, по соседству в конце коридора находилась кофейня, где мы, вместе с коллегой Машкой, коротали обеденный перерыв. Кстати, Машка была причиной номер три! Неисправимая оптимистка, она умела рассмешить меня в любой ситуации. Видимо, работа накладывала отпечаток: Машка торговала детскими игрушками.

До того, как попасть в косметический рай, я пыталась устроиться в магазин элитной парфюмерии «Мастерская аромата». Но там проработала от силы неделю. И вовсе не потому, что плохо справлялась! Просто Вадим, оценив со стороны контингент покупателей, сказал свое твердое «нет». В желании приятно пахнуть, в магазин захаживали не только женщины, но и довольно интересные экземпляры мужского пола. Наверняка, он испугался конкуренции! Не отдавая себе отчета в том, что конкурентов у него нет, и быть не может.

Еще раньше я трудилась в сфере, скажем так, рекламной деятельности. Будучи ответственной за проведение дегустаций в продуктовых магазинах. Суетная и нервная работа, однако, окупалась сполна. Во-первых, добрая часть предоставленных поставщиком продуктов попросту не съедалась. Поэтому мы щедро делились с руководством магазина, а что-то забирали домой. Во-вторых, и это самое главное, именно эта работа привела ко мне Вадима.

В тот день была намечена масштабная акция в местном гипермаркете. Посреди стеллажей с колбасой стоял на изготовке мой дегустационный уголок. Как обычно, под яркой вывеской я аккуратно выложила колбасную нарезку. И откашлялась, готовясь издать призывный клич. Поначалу я стеснялась стоять вот так посреди магазина, выкрикивая заученные фразы. Но, спустя пару неудачных попыток, я осмелела и уже импровизировала, приглашая покупателей отведать «свежайшей мясной продукции».

Как правило, самыми активными дегустаторами становились оголодавшие подростки. Они, издалека учуяв аромат халявы, подобно мухам, облепляли мой пост, и в одно мгновение сметали с тарелок все новинки мясопрома. Я злилась, топала ногами и, как старушка с мухоловкой в руках, гнала хохочущих лоботрясов прочь.

– Подскажите, а в этих сосисках нету сои? – пыталась дознаться очередная мамаша.

– Нет, что вы! – заверяла я, – Только натуральное мясо!

И тут же стыдилась своему умению «вешать на уши лапшу».

– Что за волшебная страна? – прозвучал над ухом низкий мужской голос. Я как раз фигурно выкладывала на тарелку новую порцию сырокопченой колбасы.

Подняв голову, я увидела перед собой мужчину. Трудно было на глаз определить его возраст. Подтянутый, раскрепощенный, он был одет в деловой костюм, не лишенный, однако, изюминки. Манжеты пиджака закатаны до локтей и демонстрируют сильные руки. Я взволнованно откашлялась, и вернулась к выполнению обязанностей.

– Не поделитесь? – он был настойчив.

Я вновь подняла голову. Мужчина с улыбкой смотрел на мои старания. Широкий подбородок гладко выбрит, озорные не по возрасту глаза окружены сетью мелких морщинок, темные волосы слегка растрепаны. Отчего-то его лицо показалось мне знакомым! И только сидя напротив него в ресторане, я поняла, что он уже не впервые наведывался в места моих промоакций. Проходил мимо, до сих пор оставаясь незамеченным.

– Чем? – уточнила я, наконец, – Колбасой? Пожалуйста, для этого и выкладываю.

– Да нет. Способом попасть в эту вашу Мя-со-по-та-мию, – прочел он по слогам название комбината.

Я уставилась на вывеску, словно видела ее впервые. И вдруг засмеялась.

– Всего-то и нужно, что съесть кусочек колбаски, – ответила я, удивляясь собственной находчивости. Обычно в случае непредвиденного флирта, мои мысли сильно запаздывали, вынуждая подолгу стоять с открытым ртом.

Мужчина оценил мой ответ и, поразмыслив, добавил:

– Ну, допустим. А если я, к примеру, решу стать ее гражданином? Мясопотамцем?

Я сжала губы, стараясь держаться серьезно.

– Ну, тогда вам придется, как минимум, купить палку колбасы, – указала я в сторону витрины.

– А если я куплю целых три? – заговорщицки шепнул он.

– Тогда, вы наверняка станете почетным членом Месопотамии! – уверенно отчеканила я.

Он засмеялся, и я, отпустив напряжение, последовала его примеру.

– Ну что ж, – он вдруг посерьезнел, – тогда я, пожалуй, куплю.

– Что за фрукт? – подбежала моя напарница Сонька, стоило ему отойти.

– Потенциальный покупатель, – деловито отрезала я.

Сонька схватила с тарелки кусок сырокопченой и оглядела мужчину с ног до головы.

– Ничего себе такой, покупатель!

Вадим купил даже не три, а целых пять палок колбасы самой высокой ценовой категории. Я, благодарно кивнула, и он направился к кассе. Этим наше короткое знакомство могло бы ограничиться. Однако, закончив нести трудовую вахту, на выходе из магазина, я увидела его снова.

Мой любитель колбасы стоял, сунув руки в карманы, и наблюдал за парадной дверью. Заприметив меня, он уверенно двинулся в мою сторону. Я же застыла на месте, спрятав за спину пакет в мясными излишки. Как будто этот незнакомец собирался разоблачить мои колбасные махинации.

– Много колбасы продали? – как бы невзначай поинтересовался он.

Я пожала плечами:

– Как обычно. Не считая одной крупной продажи. Мужчина пришел и скупил весь сервелат.

– Надо же! – удивленно вскинул брови тот самый мужчина. – А ему не спротивится от такого количества колбасы?

Я притворно вздохнула:

– Время покажет!

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. И я почувствовала, что краснею.

– А если серьезно, – сказал он, – что вы делаете сегодня вечером?

От неожиданности я оторопела:

– Да, в общем-то, ничего.

– Тогда осмелюсь пригласить вас в ресторан. Там, кроме колбасы, есть еще и морепродукты. Если, конечно, вы не против, – его тон не подразумевал отказа. Какая-то внутренняя уверенность была в этом человеке, и я, кивнула.

Уже изучая салон его машины изнутри, я вдруг подумала, что одета в простенькие джинсы и самую обыкновенную трикотажную водолазку. О чем немедля сообщила новоиспеченному кавалеру.

– Я тоже упрощу свой наряд, – с этими словами он стянул с шеи галстук, расстегнул пару верхних пуговок на рубашке, снял часы и чуть растрепал волосы. – Так лучше? – он посмотрел на меня, ожидая одобрения. И я снова кивнула.

В ресторане, куда он меня привез, нас сразу проводили в так называемую «вип» зону. Где кроме нас двоих, было еще несколько пар. На тот момент все происходящее казалось таким нереальным, что я бы не удивилась, если уплетать морские деликатесы пришлось бы вверх ногами. За ужином я узнала, что его зовут Вадим. Несмотря на то, что мы непрерывно общались, в конце вечера я обнаружила, что его имя – это все, что мне известно.

– Как тебе лобстер? – спросил он.

Я уютно устроилась на пассажирском сиденье, наблюдая, как пролетают мимо другие иномарки. Голова немного кружилась: всего пары бокалов вина хватило, чтобы я напрочь забыла об осторожности.

– Как большая креветка, – честно призналась я.

Вадим засмеялся.

– В следующий раз будет пробовать мидии, – сказал он.

Я удивленно вскинула брови:

– В следующий раз?

Он уверенно кивнул. И я не стала уточнять, когда же он состоится, этот следующий раз. Мне просто хотелось, чтобы он случился как можно скорее! Впереди замаячил мой обшарпанный «небоскреб», и я приготовилась к обороне. Следуя логике, далее этот самоуверенный тип должен был напроситься на «кофе».

Вадим остановил машину и откинулся на сиденье. В салоне приятно пахло дорогим табаком и мужскими духами. Я сильнее сжала ручки сумочки. Долгое отсутствие секса давало о себе знать! Удивительный вечер, близость этого, пока еще малознакомого, но безумно притягательного мужчины, кружила голову. И моя уверенность таяла с каждой секундой.

– Ну, спасибо за чудесный вечер! – произнесла я финальную фразу.

Вадим взял мою руку и поднес к губам. Я невольно вздрогнула. Моя узкая ладошка буквально утонула в его широкой руке. Я кожей почувствовала прикосновение его губ, и по спине побежали мурашки.

– Я провожу тебя до двери, чтобы убедиться, что все в порядке, – прошептал он.

Я возмущенно поджала губы и выпрямилась.

– Если ты рассчитываешь на что-то, я не собираюсь приглашать тебя в гости, – отрезала я.

Вадим прижался лбом к моей руке и приглушенно засмеялся.

– Хорошие девочки на первом свидании не целуются? – осведомился он.

Я одернула руку.

– И все-таки… – он вышел из машины и открыл мне дверцу.

Не слушая моих протестов, он всерьез отправился вслед за мною в подъезд старой высотки. Пару секунд в тесной кабине лифта мы провели в полном молчании. Я смотрела себе под ноги, плохо соображая, и пытаясь вернуть пылающим щекам привычно бледный вид.

– Как у вас тут темно, – сказал Вадим, когда грохочущий железный зверь распахнул свою пасть на нужном этаже.

– Наверное, лампочка опять сгорела, – махнула я рукой.

Коснувшись входной двери, я вновь обрела почву под ногами. И уже собралась улизнуть! Как вдруг его лицо оказалось так близко, уничтожив последнюю тонкую грань, что пока еще сдерживала мои внутренние порывы. Я сделала глубокий вдох и нырнула с головой в этот жаркий омут. Что-то внутри меня обмякло и устремилось навстречу новым ощущениям. Я кожей чувствовала его ладони. Словно рыбка, пойманная на крючок, я стояла, не в силах двинуться с места, отбросить в сторону его руки и бежать прочь.

Сердце, словно запертая в клетке птица, билось о прутья, трепетало и, казалось, вот-вот выскочит из груди. И я, вмиг ослабнув, выпустила его на свободу! В тот самый миг, когда его губы коснулись моих. Нежно, будто пробуя на вкус, и все решительнее, овладевая моим существом. Теплая волна потекла по венам, и отозвалась истомой в кончиках пальцев.

Мысли расплавились под действием винных паров, и я полностью лишилась рассудка, на каких-то пару минут. Придя в себя, я нащупала рукой дверную ручку. Тело настойчиво требовало продолжения, но разум по капельке возвращался.

– Пусти! – шепнула я, подавляя вновь возникшую тягу.

Вместо этого сильные пальцы, словно браслеты, сомкнулись вокруг моих запястий. Я услышала свое имя, его сдавленный голос и вздрогнула, ощутив, как влажные губы коснулись моих ладоней.

Я не понимала, что происходит, и не знала, как выбраться. Этот человек словно парализовал меня, намертво пригвоздил к полу. Реши он воспользоваться моей слабостью прямо там, скорее всего, не встретил бы сопротивления! Но спустя всего мгновение, мои руки вновь обрели свободу. Он достал из кармана смартфон, и в темноте обозначилась замочная скважина. Я с трудом нащупала в кармане ключи и отворила дверь. Пролепетав что-то невнятное на прощание, я захлопнула ее и тяжело опустилась на пол.

Глава 7. Рита

Я вздрогнула и открыла глаза. Погруженная в полумрак комната выглядела таинственной. Предметы отбрасывали странные тени, в утренней дымке на фоне окна исполняла свой мистический танец шелковая штора. "Неужели снова дождь", – огорченно подумала я и села на кровати. "Который час", – с этой мыслью я обернулась в поиске сияющих на тумбочке цифр. Но часов на месте не оказалось, как и Вадима. Кровать рядом была примята, одеяло небрежно скомкано. Из соседней комнаты послышался шорох, и я устало поднялась с кровати.

В гардеробной царил полный хаос! Ящики шкафа были распахнуты настежь, на полу валялись в беспорядке носки, вперемешку с галстуками и рубашками. Я инстинктивно начала собирать с пола вещи, но осеклась… В центре комнаты, на танкетке, лежал наполовину заполненный чемодан Вадима. Сам он стоял поодаль, глядя в пустой шкаф. Где, болтались на перекладине и весело гремели опустевшие плечики. Он не был похож на только что проснувшегося человека. «Упакованный» в светло-голубые джинсы и белую рубашку, Вадим выглядел собранным и напряженным.

– Вадик, – тихо прошептала я.

Он вздрогнул и обернулся. Что-то странное, и даже пугающее было в его облике. В мечущихся из стороны в сторону глазах, в плотно сжатых губах.

– Вадим, – уже громче повторила я, разводя руками, – что здесь происходит? Что за бардак ты устроил?

Он молчал, избегая смотреть на меня.

– Ты уезжаешь? – настойчиво продолжала я допрос. – Командировка? Ты не говорил!

Вадим, словно мучимый головной болью, прикрыл ладонью глаза, глубоко вздохнул и опустился на танкетку. Я осторожно, как будто боясь спугнуть, подошла и села на пол, прямо у его ног. Он сжал кулаки, отчего на руках проступили вены. Потом коротко бросил куда-то в сторону:

– Я ухожу.

До меня не сразу дошел смысл этой фразы. Я решила, что он имеет в виду свою вездесущую работу.

– Куда? – я коснулась его колен.

Вадим медлил. Собираясь с силами, чтобы сказать:

– К другой женщине.

Я не поверила своим ушам, принимая сказанное за игру воображения. Потом вдруг глупо рассмеялась, будто он только что рассказал мне новую шутку.

– Куда? – переспросила я.

Вместо ответа Вадим устало закрыл глаза.

Я тупо уставилась в пространство, где предметы теряли очертания, сливаясь в одно бесцветное пятно. Понимание услышанного только что по капельке возвращало мне способность мыслить. «К другой женщине» – эти слова, звучали в голове, причиняя боль. Словно бы он ударил меня! Только что, со всего размаха влепил мне пощечину, от которой горело лицо и темнело в глазах. Я вцепилась в его джинсы, ощущая, как нарастает внутри меня волна паники.

– Вадим! – громче сказала я. – Посмотри на меня!

Он не реагировал. Я все сильнее впивалась пальцами в его колени. Мне хотелось разбудить его, отхлестать по щекам, бросить в него чем-нибудь тяжелым, чтобы он, наконец, очнулся. Я увидела со стороны эту нелепую сцену из мыльной оперы. Я, сидя на полу что есть мочи колотила сжатыми в кулаки ладонями по коленям, ступням, рукам Вадима. Тогда, как он, подобно истукану, смиренно сносил мои удары, даже не поворачивая головы. Как будто меня и не было вовсе.

– Вадим! – крикнула я и толкнула его из последних сил.

Вдруг он резким движением поймал мои запястья. Я закрыла глаза, повторяя про себя, что это сон. Что когда я снова их открою, мир вокруг будет прежним – родным и понятным, и все вернется на круги своя. Вадим приблизил лицо, я ощутила его дыхание. Потом он нежно, как накануне, коснулся моей щеки и прошептал в самое ухо:

– Прости…

Он резко встал, отбросив меня в сторону. Абсолютно обессиленная я сидела на полу, хватая ртом воздух. Словно кто-то невидимый сдавил железной хваткой горло, не давая возможности сделать вдох. Я видела ускользающую спину мужа. Вот-вот сейчас он исчезнет совсем, растает в утреннем полумраке, и все закончится. Навсегда! Я собрала последние силы и крикнула ему вслед «Вернись!». Но вместо крика изо рта вырвался какой-то хриплый стон…

Я вздрогнула и открыла глаза ровно в тот момент, когда спина Вадима исчезла из поля зрения. Я резко села на кровати, преодолевая головокружение. «Сон во сне?» – я тряхнула зажмурилась. Такую шутку решило сыграть со мной воспаленное воображение! Но, повернув голову, испуганно вскрикнула. Вадима рядом не было… Сюжет повторялся? Я замерла, ожидая услышать звуки из гардеробной. Но вместо этого до меня доносился шум воды. «Он в душе», – выдохнула я с облегчением, – «он просто в душе». Но все-таки, выскочив из постели, я поспешила в ванну. Хотелось скорее удостовериться, что сон остался позади, а в реальности мой муж никуда не делся. По дороге я заглянула в гардеробную, обнаружила там привычный порядок и улыбнулась.

В запотевшей от пара душевой кабинке угадывались очертания мужской фигуры. Меня накрыло желание коснуться его прямо сейчас! Будто ночное видение все еще довлело надо мной. Не медля ни секунды, я открыла дверцу и шагнула внутрь. Вадим удивленно отпрянул.

– Рит, ты чего? – он обернулся и выключил воду.

Я, не обращая внимания на его протесты, приблизилась вплотную, прижалась к его мокрому телу, обняла за плечи, ощущая, как тает в глубинах подсознания этот бессмысленный сон. Он здесь! Он рядом! И я никуда его не отпущу! С этой мыслью я коснулась губами его кожи, чувствуя привкус мыла. Он осторожно обнял меня, провел ладонью по спине.

– Ну, что случилось? – прошептал он.

Я спрятала лицо у него на груди. Как я могла объяснить, что буквально секунду назад потеряла и вновь обрела его? Я ощутила, как сковывает движения мокрый шелк туники. Вновь коснувшись губами его шеи, я не смогла остановиться. Я целовала его руки, плечи, двигаясь вниз, как во сне оседая к его ногам. Только теперь ощущая всем существом, что это не какая-то бездушная картинка. Это он… Настоящий! Живой! Мой! Я самозабвенно целовала его, опускаясь все ниже и ниже…

Он тяжело привалился спиной к мокрому кафелю, прижал к себе мою голову, запустил пальцы в мои спутанные ото сна волосы. Меня накрыло волной восторга от ощущения собственной власти. Я знала, я чувствовала, как сильно он хочет! Как умоляюще сжимает меня в своих объятиях, как напряженно сдерживает стон. Стон наслаждения! От близости со мной… Повинуясь его сильным рукам, я встала на ноги.

Он смотрел на меня полным желания взглядом. Он хотел меня! От эмоций перехватило дыхания и я, как тряпичная кукла, обмякла в его руках, наслаждаясь каждым прикосновением. Вадим торопливо развернул меня, задрал облепивший тело шелковый пеньюар, отодвинул в сторону кромку тонких трусиков и вошел в меня сзади…

Спустя короткое мгновение он отпрянул, оставив на запотевшем стекле очертания ладоней.

– Ритка… – едва слышно прошептал он, пытаясь меня поцеловать. Но я увернулась.

– Зубы еще не чистила, – смущенно ответила я. Он тихо засмеялся.

– Что на тебя нашло? – спросил Вадим, открывая дверцу душевой и пропуская меня вперед.

– Да так, – махнула я рукой, – сон приснился.

– Мммм, – протянул он, – эротический?

Я хмыкнула:

– Вроде того.

По сравнению с душной кабинкой, пространство ванной комнаты стало глотком свежего воздуха. Я сделала глубокий вдох.

– Сейчас приведу себя в порядок, и приготовлю тебе завтрак.

– У меня еще вчерашний ужин не переварился! – возразил муж.

С этими словами он вышел, обернув вокруг пояса большое банное полотенце.

Я повернулась к зеркалу. Оттуда на меня смотрела мокрая, словно кошка, попавшая под дождь, женщина. С осклизлыми от воды волосами, в облегающей тело шелковой тунике. Которая теперь красноречиво подчеркивала все то, что следовало бы скрыть. «О, черт!», – мысленно выругалась я и бросила пеньюар на сушилку. «А все-таки пригодился!», – мелькнуло в голове. И я блаженно улыбнулась. Мое тело все еще томительно ныло от пережитого удовольствия. Наскоро совершив утренний «туалет», я поспешила на кухню.

Вадим всегда уходил чуть раньше. И я просыпалась, опережая будильник, чтобы сварить ему кофе и получить свой законный поцелуй. Вслед за ним просыпалась Зойка. Вернее, пыталась проснуться! Ритуал пробуждения дочери занимал куда больше времени. Недовольно ворча, она сонно шаркала по коридору, тяжело плюхалась на стул и в полудреме ковыряла вилкой желток глазуньи.

Когда Нинка окончила начальную школу, а Зойка пошла в первый класс, девочки вместе просыпались, шумно хлопали дверьми, наперегонки бежали вниз, чтобы урвать свою порцию ароматных горячих оладий. Я баловала их, делая лепешки в форме сердечек, поджаривая «веселую» яичницу, словно художник, рисуя на холсте смешные рожицы из укропа и маслин. Нинка, несмотря на малую разницу в возрасте, всегда была не по годам ответственна и брала на себя роль старшей сестры еще в раннем детстве. В отличие от непутевой и рассеянной Зойки, лежебоки и капризули.

В то время дом был наполнен детским смехом. И я была счастлива! Невзирая на постоянную усталость. Порой мне не хватало времени даже принять душ. Но к возвращению мужа я всегда старалась вернуть себе нормальный облик: навести порядок на голове, сменить забрызганную соком майку на женственный халат, замазать темные от вечного недосыпа круги под глазами. Сейчас, когда в моей жизни становилось все больше свободного времени, я с удивлением обнаружила, что не могу найти ему применение.

Кухню заполнил аромат кофе. В просвете между шторами маячило ласковое утреннее солнышко. Оно с любопытством заглядывало в окно, разрезая яркими прожекторами пространство сонной комнаты. Вадим сидел за столом, потягивая горячий напиток и не отрывая глаз от телефона. «Как ребенок, ей Богу!» – подумала я, – «что он там, в игрушки играет?».

– Вадик, давай бутерброд хотя бы сделаю? – заботливо предложила я.

Вадим покачал головой:

– Спасибо, на работе перекушу. Бежать пора!

На пороге я удержала его за руку.

– Спасибо! – прошептала я, глядя в глаза. Без слов было ясно, за что! Вадим отчего-то смутился, потупил взор и как-то неловко чмокнул меня в щеку. Я ожидала большего, и осталась стоять, растерянно глядя на входную дверь.

«Что за глупости!» – раздраженно подумала я, возвращаясь на кухню. Нам ли смущаться? За долгую супружескую жизнь мы вытворяли друг с другом такое, о чем не пишут в приличных книгах. И прежде его это не пугало. А тут… Как будто нашкодивший подросток!

Мои размышления нарушил победный клич Зойки. Нагнав с верхнего этажа несчастную кошку, она ворвалась на кухню, подобно комете. Мурка, поджав хвост, дала деру. А Зойка весело приземлилась на стул.

– Мам! А в каком возрасте Золушка вышла замуж за принца? – задала она неожиданный вопрос. И я нахмурилась. Пытаясь освежить в памяти сюжет забытой детской сказки.

– Понятия не имею, – честно призналась я и поставила перед Зойкой тарелку с творожным десертом.

– Вот! – утвердительно кивнула она, макая палец в сливочную массу.

– Возьми ложку, Зой! – дежурно упрекнула я, – А что?

Зойка послушно взяла ложку.

– Мне сказал Сережка Васютин, что раньше девочек отдавали замуж в 13 лет, – продолжала дочка. И я заинтригованно притихла, глядя, как она ковыряет ложкой свой полезный завтрак. Торопливо прожевав, Зойка продолжила:

– И значит, когда я закончу школу, то буду, как Нинка, старой девой?

Сдерживая смех, я смахнула со стола невидимые глазу пылинки.

– Ну, во-первых, – начала я, – сейчас другое время. И девочек так рано замуж никто не выдает. А во-вторых, вы с Ниной никогда станете старыми девами! Вы красавицы и умницы и обязательно найдете своих принцев.

Дочка недоверчиво покосилась на меня, и с досадой покачала головой. Будто бы я сболтнула какую-то глупость!

– Какая ты у меня еще малышка, – произнесла я, любуясь нежной россыпью веснушек на любимых щеках.

– Мам! – недовольно возразила Зойка, – Я уже взрослая!

Я обошла стол и встала позади нее. Обняв дочь за плечи, я нагнулась и вдохнула аромат клубничного шампуня. Ее любимого.

– Зайка, не спеши взрослеть! – тихо шепнула я в теплую макушку, – Пожалуйста!

Глава 8. Анечка

В Машкином детском мире всегда было шумно и весело. Гремели какие-то погремушки, громко сигналили радио-машины, летали вертолеты и переливались яркими лепестками пластмассовые цветы. В обеденный перерыв мы, закрыв жалюзи, изучали новое поступление! Как две великовозрастные детины, усевшись на полу вокруг целой кучи ярких коробок. В них, стоя под прозрачным пластиком, как на витрине, красовались куклы Барби. Одна наряднее другой! Мы восторженно перебирали коробки, любуясь миниатюрными красотками.

– Вот бы мне такую фигуру! – с досадой произнесла Машка, глядя на одетую в розовое платье златовласку.

– Между прочим, – заметила я, – Барби подвергалась гонению именно из-за свой чересчур идеальной внешности.

– Красивые женщины во все времена подвергались гонениям! – заметила Машка, изучая супружескую пару в миниатюре. – Только какие-то у них мужики все на одно лицо.

– Покажи! – потребовала я, вырывая из ее рук большую розовую коробку. В которой, ослепительно улыбаясь, застыли молодожены. Одетая в свадебное платье Барби и ее новоиспеченный жених.

– И странно, почему у Кэна вместо реальных волос резиновая башка? – не унималась Машка. – Не могли ему, что ли, волосы прилепить?

– Действительно! – скорчила я недовольную гримасу и взяла с пола коробку с Русалочкой.

– Вообще-то, сейчас в моде бородатые мужчины! – задумчиво произнесла Машка. – Представляешь себе такого брутального Кэна, с бородой и татухой во всю спину?

Мы переглянулись и прыснули со смеху.

– А у нее ноги есть под хвостом? – поинтересовалась я, указывая на игрушечную Ариэль.

– Давай посмотрим! – предложила Машка.

– Ты что! Она ж запечатана! – возразила я, словно это мой товар собирались вскрыть.

– Да ладно, – махнула она рукой, – заклеим скотчем! Я всегда так делаю.

Убедившись в наличии ног, мы запечатали коробку с куклой. Машка оправдывала наше любопытство тем, что «негоже продавать абы что детям, а важно сначала опробовать товар на себе».

– Хорошо, что ты не продавец в секс-шопе! – подытожила я.

Обе приезжие, мы почти сразу нашли общий язык. Как говорила хозяйка «Детского мира» – спелись. Не то, чтобы Машка была моей близкой подругой. Но что вообще такое дружба? Тем более, женская! Возможность вместе выпить мартини и посетовать на тяжелую женскую судьбу? Следуя подобной логике, Машка была моим лучшим другом. Конечно, я не посвящала ее в свои личные мелодрамы, но мы дружно перемывали косточки всем нашим «бывшим», а нынешних держали в секрете.

Не успела я вновь погрузиться в детство, как телефон сделал «жжж» и интригующе притих. «Сегодня не смогу, малыш. Прости! Отложим», – прочитала я сообщение от Вадима. И, позабыв о конкурсе кукольной красоты, с обидой поджала губы. Вечером был запланирован романтический ужин. В коем-то веке я хотела удивить Вадима, приготовив что-то эдакое. Выбрала сложный рецепт, накупила уйму трудно выговариваемых специй, подготовила все ингредиенты для вечерней трапезы. Выходит, все зря?

– Ты чего погрустнела? – уловив перемены в моем настроении, спросила Машка.

– Да так! – махнула я рукой. – Романтический ужин отменяется. А я уже настроилась…

– В ресторане? – с завистью протянула она.

– Нет, думала побаловать его домашним ризотто! Набрала продуктов, и вот!

– Ризотто? Да ты гурман, подруга! – одобрительно кивнула она.

– Маш, – начала я, – а ты чем занята сегодня?

Коротать вечер в одиночестве, глядя в экран телевизора, не хотелось. И я мысленно скрестила пальцы, надеясь, что Машка уважает итальянскую кухню.

– Хочешь мне скормить свои кулинарные шедевры? – уточнила она. – Только гляди! Если меня пронесет от твоей ризоты, больше не пущу в свой магазин.

Машка сурово погрозила мне пальцем, и я с облегчением улыбнулась. Предвкушение веселого вечера вернуло мне потерянное настроение. И я отправила Вадиму смс:

«Тогда я схожу с Машкой в клуб. У ее знакомого день рождения. Ты не против?»

Ответ пришел незамедлительно:

«У какого знакомого?».

«Да ты не знаешь», – ответила я.

«В какой клуб пойдете?», – вопрошало смс. Первой мыслью было написать название заведения наобум. Но, опасаясьпоследствий, я разоблачила себя.

«Я шучу, Вадюш. Просто Машку приглашу. Надо же кому-то ужин скормить».

«Хорошо. У тебя еще будет возможность меня накормить», – написал он.

«А после ужина, возможно, зайдет ее бывший с другом», – снова взыграло желание отомстить ему за испорченный вечер. Машка, конечно, его скрасит! Но, между ней и Вадимом выбор очевиден.

«Ань, ты серьезно?» – даже буквы сообщения дымились от праведного гнева.

Я ограничилась коротким «нет».

«Целуя тебя, малыш», – пришло вдогонку. И я, растаяв, отправила ему тысячу смайликов, изображающих поцелуи и объятия.

Однажды наш относительно дружный коллектив пошел отмечать день рождения торгового центра. Местом проведения мероприятия был выбран «Молодежный» – ресторан и клуб в одном флаконе. Обычно, закончив официальную часть, гости ресторана плавно перемещались в «подвал», чтобы продолжить банкет. Там, под звуки современных треков, можно было плясать хоть до утра!

Я сообщила Вадиму цель и место проведения мероприятия, надела купленное по случаю кружевное платье и отправилась в «загул». С Машкой мы выпили солидную порцию мохито, перекусили роллами, и, недолго думая, под шумок покинули зал ресторана, где толкали речь солидные персоны. На дискотеке в подвале было куда веселее! Скучать в одиночестве не пришлось. Очень скоро нашлись желающие нас угостить. Вадим появился в дверях как раз в тот момент, когда я, хватая ртом воздух, прикончила порцию самбуки. Вопреки моим ожиданиям, он не подошел, и даже никак не обозначил свое присутствие. Вероятно потому, что был не один. Мужчины заняли место у барной стойки напротив, откуда, как со сцены, был виден танцпол.

Недолго думая, я потащила Машку танцевать. Внизу громыхала музыка, отзываясь вибрацией во всем теле. Там, на танцполе я нарочито выбрала место, чтобы быть в поле зрения Вадима. Я всегда любила танцевать, и делала это при первой возможности: в провинциальном клубе, получая комплименты от местных сердцеедов; здесь, в ночных заведениях никогда не спящего мегаполиса, по которым меня таскала неугомонная Машка; и даже дома, оставшись наедине с собой.

Я никогда не заучивала движения. Я просто слушала музыку и отпускала себя на свободу! Тогда мое тело, как будто подключалось к невидимому источнику энергии и начинало жить собственной жизнью. Я стала двигаться в так музыке. Сначала медленно, потом быстрее, ощущая себя частью этого всепоглощающего танца.

Мужчины расслабились, они освободились от галстуков, и по глотку цедили крепкий напиток, увлеченно беседуя. Время от времени я ловила на себе взгляд его компаньона. После Вадим пересказал мне их разговор.

– Пытаюсь понять, на кого из этих козочек ты уставился, – упорно хотел дознаться Олег, так звали его партнера по бизнесу.

– Я еще не выбрал, – расслабленно бросил Вадим. Олег знал о существовании некой «особы», но он и не догадывался, что именно она сейчас совершает танцевальные «па» у него на глазах.

– А я бы вон той засадил, – Олег отхлебнул из стакана, и указал взглядом в нашу сторону.

– Какой? – заинтересовался Вадим.

– Вон той кукле в кружевном платьице, – уточнил Олег.

– У нас с тобой похожий вкус, – искренне удивился Вадим.

– Да, – кивнул напарник, – только жены почему-то совсем не похожи!

Я тем временем присела отдохнуть к барной стойке. Тут же рядом нарисовалась парочка парней, за чей счет мы с Машкой «заправились» пылающим зельем. Я удостоверилась, что Вадим не спускает с меня глаз. Иногда меня одолевало желание позлить его! Во-первых потому, что, инстинкт собственника пробуждал в нем того самого зверя, который сводил меня с ума. Во-вторых, я стремилась уравнять наши шансы. Ведь он был женат! Тогда что мешало мне использовать свое незамужнее положение? И я увлеченно принялась флиртовать с одним из парней.

На Вадима я налетела при выходе из туалета, когда, оставив Машку держать парней на «мушке», удалилась припудрить носик. Признаться, я рассчитывала увидеть его, а потому совсем не удивилась.

– Кто эти двое? – без предисловий спросил он, глядя в сторону.

– Просто двое парней, они угостили нас коктейлем, – честно призналась я.

Вадим повернулся и поймал мой взгляд. По блеску в его глазах, по напряженным скулам я поняла, что он зол. Он стоял, преградив мне путь так, что я оказалась зажатой в нише, невидимая для посторонних. «Попалась», – решила я, продолжая опасную игру.

– И? – этот короткий звук не предвещал ничего хорошего.

– Что? – пожала я плечами. – Пойду танцевать. Если, конечно, ты позволишь!

С этими словами я попыталась отодвинуть его, чтобы выскользнуть обратно в зал. Но не тут-то было! Вадим не собирался меня выпускать. Он стоял, с ухмылкой наблюдая, как я в раздражении пытаюсь просочиться в щелку между стеной и его приросшей к полу фигурой. И тут он сделал шаг вперед, лишив меня шансов! Прижатая к стене, я ощутила, томительное волнение. Он бесстыдно и властно коснулся моих бедер, поднялся выше, и, добравшись до трусиков, больно стиснул мое тело. Я ощутила, как предательски млеет низ живота под его ладонью. Он тем временем, нагнулся и отчетливо произнес:

– Танцуй на здоровье! Даю тебе полчаса, хватит?

И мне оставалось только кивнуть…

Погруженная с головой в сладостные воспоминания, я и не заметила, как рядом возникла Машка. Рабочий день близился к концу, последние покупатели, подгоняемые охранником, покидали второй этаж, а дотошная уборщица тетя Лиза натирала и без того скользкий пол.

– Эй, девушка, можно мне вот эту синюю тушь и помаду красную? – манерно протянула Машка. – Ты чего лыбишься? Идем готовить твою кулебяку.

– Ризотто, – поправила я, и взяла с полки сумочку.

– Что пить будем? – осведомилась Машка по дороге к моему дому.

– Ой, – я остановилась, – а спиртное должен был он привезти. У меня только еда, – виновато развела я руками.

– Ничего! – Машка решительно взяла меня за локоть, – Зайдем в магаз по дороге. Вспомним молодость, налакаемся какого-нибудь дешевого пойла.

Солнечный день плавно перешел в прохладный вечер. Воздух как будто набрал воды и тяжелым грузом оседал на землю. И мы брели, набросив на плечи куртки, зябко подрагивая и торопливо шагая в сторону моего дома. В маленьком сквере напротив кто-то совершал вечернюю пробежку. На лавочке под фонарем две фигуры сливались в одну. Видимо, двое влюбленных прильнули друг к другу. Мы с Вадимом редко сидели вот так, у всех на виду, стараясь выбирать места, вдали от чужих глаз.

Прямо у подъезда образовалась какая-то стихийная свалка. Куча кирпичей, гора песка и пару пузатых мешков со стройматериалами преграждали и без того узкую дорожку.

– Вот же бардак развели! – выругалась Машка.

Несмотря на маленькую разницу в возрасте, а Машка была старше меня на 5 лет, она уже имела за плечами серьезный опыт. В родном городке ее ждал любимый сынуля. А на банковский счет, с задержкой в пару недель, капали алименты от его отца. После развода Машка отправилась на поиски лучшей доли, оставив сына на попечение родителям. По словам Машки, бабуля с дедулей души не чаяли во внуке, и были только рады такой перспективе. В чем я лично сомневалась! Так, или иначе, Машка печально называла себя «разведенка» и носила гордое звание матери. И очень любила, когда я, между делом, проявляла интерес к ее неоценимому жизненному опыту.

– Маш, а почему вы разбежались? – спросила я. – Разлюбили?

Машка задумалась, перебирая возможные варианты.

– Да мы и не любили, может быть, – хмыкнула она. – Так, расписались по юности. Он за мной со школы бегал, потом стали встречаться. И как-то ожидаемо поженились.

– А потом? – решила я докопаться до сути.

– Потом оказалось, что все не так просто. Когда встречались, любовь-морковь, поцелуи-цветочки. А жить вместе стали, так и полезли все тараканы наружу. Его и мои! – торопливо заговорила Машка и раздраженно махнула рукой.

– Странно, – задумчиво произнесла я, – почему люди друг друга разлюбливают?

– Не разлюбливают, а разлюбляют, чукча деревенская! – возмущенно бросила подруга, – а кто разлюбил?

– Я отвлеченно, – решила я свернуть со скользкой темы.

Глава 9. Рита

Теплый солнечный свет струился по стенам, проникал внутрь задремавшей в полутени комнаты, наполнял потускневшие краски, пробуждал ото сна предметы. Бледные шторы, словно напитываясь солнцем, приобретали огненно-рыжий цвет, скромная обивка дивана становилась похожа на шкуру дикого животного, покрываясь искрящимися солнечными бликами. И даже простой натюрморт на стене, освещаемый его лучами, вдруг оживал и манил отведать сочных фруктов.

Я сладко потянулась. Сознание уже бодрствовало, а тело все никак не хотело покидать уютную постель. Я с облегчением поняла, что сегодня все еще выходной, и нет необходимости куда-то спешить. Вадим встал раньше, из кухни доносился едва уловимый аромат кофе. День обещал быть ясным, а значит, Зойка сбежит с подружками на пляж. Нам же остается последовать ее примеру! Домик у озера давно утратил надежду вновь принимать гостей. Раньше, едва на календаре забрезжит июнь, мы с нетерпением ждали первых теплых деньков. Я вспомнила уютную беседку на песчаном берегу, хлебосольных соседей и их дружелюбную собаку.

Послеполуденный зной спадал, и день по капельке угасал. Перед самым закатом лес оживал. Птицы, словно опомнившись, принимались исполнять свои сольные партии. Закат лизал макушки сосен. И природа, будто засыпая, погружала лес в безмолвие. Птичий гомон смолкал, ветер стихал, и деревья замирали, зачарованно наблюдая окончание дня. От этой оглушительной тишины звенело в ушах.

С наступлением темноты пробуждались ночные птицы, оглашая своими криками начало охоты. Поужинав, мы устраивались в плетеной беседке, и Вадим брал в руки гитару. Вокруг стеклянной лампадки, повинуясь ласкающим слух звукам музыки, беспокойно кружили ночные бабочки. Девчонки, взявшись за руки, исполняли только им одним понятный танец. Я куталась в кружевную шаль и зачарованно наблюдала, как его длинные чувственные пальцы трогают струны. Время будто растворялось. И я вновь влюблялась в него, как много лет назад, сидя у костра, в окружении захмелевших сокурсниц.

В институте выбор кандидатов был не велик. Потому я всецело посвятила себя учебе. Однако, практикуя навыки флирта, дабы не прослыть «синим чулком». Девчачья группа почти сразу разделилась на заучек и прогульщиц. Я держала нейтралитет, стараясь урвать максимум пользы для себя от дружбы с обеими. На четвертом курсе я познакомилась с гитаристом. Соседний физфак угодил на полевые работы вместе с нашим инязом. Ибо в битве за урожай все равны!

Вадим и в самом деле был талантлив. Вокруг него, как бабочки, вились девчонки. Но он играл для меня, и только! Его хриплый и низкий голос пробудил во мне нечто неизведанное. Глядя мне в глаза, он выводил голосом рулады в такт гитарным стонам. Именно так звучала страсть… Наблюдая, как его пальцы перебирают струны гитары, я уже знала, что он станет моим первым мужчиной. Так и случилось!

Я встречалась с парнями, но едва ли эти нелепые попытки стать женщиной можно было воспринимать всерьез. Проиграв на скорую руку два неудачных романа, я отчаялась найти любовь и с головой ушла в учебу. И тогда любовь нашла меня сама…

– Как зовут? – ребята уже разбрелись по укромным уголкам. Он же не спешил уходить.

– Рита, – ответила я.

– Вадим, – представился гитарист.

Весь оставшийся вечер мы сидели у костра, пока тот не погас. Не могу вспомнить, о чем мы говорили! Только я непрерывно смеялась, а он все продолжал разыгрывать сценки из студенческой жизни, виртуозно парадируя профессоров и деканов.

Пару дней мы играли в «гляделки», и болтали без умолку, едва удавалось остаться наедине. Он рассказал мне о своей семье. Вадим был родом из поселка городского типа. Совсем не так я представляла себе «деревенских»! Весь следующий день я только и думала о новом знакомом. На вечерних посиделках его не оказалось, и я забеспокоилась. Справляться о его здоровье было бы слишком легкомысленно. И я отправилась спать.

– Вон, твой идет! – кивнула Ирка.

– Он не мой, – тут же возразила я.

– Осторожнее, Ритка, – прищурила глаз подруга, – говорят, на своем факультете он всех девчонок поимел. Сейчас, видать, свои закончились, за наших взялся.

– Ир, прекрати гадости говорить! – скривилась я, – И вообще, я же не собираюсь с ним… ну…

– Ага! – кивнула она, – вы на звезды смотреть будете!

– А если и так? – с вызовом произнесла я.

– Ну, иди уже, – толкнула она меня в сторону, где в ожидании курил Вадим, – звездочеты, блин!

– Прогуляемся? – спросил он. И я пошла вслед за ним, удаляясь все дальше и дальше от нашего «лагеря». Голоса ребят остались позади, а мы все шли, утопая в кромешной темноте. Куда я шла и зачем? Мне было все равно! Возможно, в тот момент мне так наскучило быть послушной девочкой, что захотелось слегка подпортить свою репутацию. К тому же, в его компании я, вопреки здравому смыслу, чувствовала себя защищенной. «Не изнасилует же он меня!», – размышляла я, пробираясь сквозь плотные заросли.

– Долго еще идти?

– Уже пришли, – сказал Вадим.

На примятой траве, в окружении высоких по пояс колосьев, была оборудована «ночлежка». Старое потрепанное одеяло изображало кровать, тусклый фонарик был вместо ночника, и, как вишенка на торте, венчал эту романтическую композицию кусок арбуза, зазывно розовеющего спелой мякотью.

– Здесь ты спишь? – пошутила я.

– Здесь будем спать мы, – в отличие от меня, он был серьезен.

Я засмеялась в голос, тем самым давая понять, как сильно он переоценил свои шансы.

– Просто сядь, – с этими словами Вадим плюхнулся на одеяло и гостеприимно махнул мне рукой.

– Вот еще! – хмыкнула я, высокомерно задрав нос.

– Боишься? – он сверкнул белозубой улыбкой.

Я раздраженно поежилась и деликатно присела на кончик предложенной «постели».

– В общем, я не настаиваю, – рассудительно начал он, – но, думаю, нам стоит заняться сексом.

Я застыла с открытым ртом, откровенно удивленная его прямолинейности.

– Понимаешь, думаю, я влюбился, – виновато произнес он.

– Поздравляю! – ответила я.

– В тебя… – он поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.

Я недоверчиво прищурилась:

– И потому хочешь заняться сексом?

– Да, именно поэтому! – сказал он без намека на стеснение. – Мне нужно понять, подходим ли мы друг другу.

– То есть, ты, – едва сдерживая гнев, перебила я, – хочешь меня…продегустировать?

– Какое слово выбрала, – одобрительно хмыкнул Вадим, – Нууу, в общем, да! Понимаешь, секс – это важная часть отношений. А вдруг мы не совпадаем и все зря? Тогда проще и не начинать.

– Ага, – понимающе кивнула я, – и многих девушек ты уже перепробовал под таким вот соусом?

– Многих, – честно ответил Вадим, – и уже, признаться, надоело. Хочется пробовать одну единственную, бесконечное множество раз.

От его откровений меня бросило в жар. Во мне, перекрикивая друг друга, спорили два голоса. Один уговаривал немедленно встать и убираться отсюда, бросив на прощание какое-нибудь обидное слово. Второй же намекал остаться, ибо другого шанса узнать концовку этого странного вечера может и не представиться. И я, подталкиваемая жаждой открытий, сделала вид, что не слышу первый из них.

– Будешь? – Вадим достал из-за пазухи длинную папиросу.

Я отрицательно покачала головой:

– Не курю.

– Эт Мария, – сообщил он, покручивая сигарету пальцами.

– Чего? – не поняла я.

– Марихуана, – уточнил Вадим.

И я в изумлении уставилась на него.

– Так ты еще и наркоман? – с этими словами я всерьез вознамерилась уйти.

Вадим тихо засмеялся, и удержал меня за руку.

– Смотри! – многозначительно начал он, – ты чай с мятой пьешь?

Я равнодушно кивнула.

– Мята – трава и это трава, – подытожил он.

– Это наркотик, а не просто трава! Он провоцирует психотропную реакцию! – решительно возразила я.

– Твою мать, сколько сложных слов в одном предложении! – Вадим тряхнул головой. – Папочка тобою гордился бы!

Я внутренне ощетинилась. Он почувствовал это.

– За то какой секс под этой штукой! – протянул Вадим.

– Я не собираюсь заниматься с тобой ни тем, ни другим! – отрезала я.

Вдруг он отстранился:

– Хотя… ты права. Это не для тебя!

– Чего это? – негодующе бросила я.

– Ну, ты не такая! Я обознался, – он разочарованно махнул рукой, – ты иди, а то поздно уже.

Реакция не заставила себя ждать. Я подскочила, будто меня ущипнули за мягкое место, и потянулась к дымящейся папиросе.

– Дай-ка! – решительно сказала я.

– Эй-эй, – отодвинул меня в сторону Вадим, – потише!

Спустя пару затяжек я расслабленно откинулась на одеяло.

Над головой в абсолютной темноте, плыли звезды. Они скользили по ночному небу, как по тонкому льду. Кружились хороводом, как осенние листья. Порхали, словно мотыльки. Совсем мелкие, и огромные! Протяни руку, и дотронешься… Так страшно! А вдруг обожжешься?

– Они двигаются, – заворожено прошептала я.

– Кто? – шепнул Вадим.

– Звезды! Они же двигаются! – я улыбнулась.

– Видишь, звездную пыль? – он поднял руку и ткнул пальцем в небо. Как будто вместо бесконечно далекой атмосферы над нами висел с распахнутыми страницами бумажный атлас. – Млечный путь – спираль галактики!

Вадим посмотрел на меня, и сквозь тусклый свет теряющего силы фонарика я увидела отражение звездного неба в его глазах. Я плыла, подобно этому небу… Подобно звездам, я сияла, отражая весь возможный в мире свет.

Его ладонь накрыла мой живот.

– Если захочешь, чтобы я прекратил, просто скажи «стоп», – услышала я его торопливый шепот.

Он поддел пальцами краешек майки, наклонился, и коснулся губами обнаженной кожи. Меня словно пронзило током! Я вздрогнула и напряглась. Он, поглядывая на меня, продолжал медленно, растягивая удовольствие, покрывать поцелуями мой живот. Край кофточки поднимался все выше и выше, подставляя мое тело его смелым и решительным ласкам. Его рука оказалась за моей спиной. И, не успела я издать протестный вздох, как он одним щелчком справился с застежкой.

Нащупав под кофточкой мою грудь, он приблизил ко мне лицо и прошептал:

– Ты сказала что-то, или мне послышалось?

Я нервно сглотнула и облизнула губы.

– Я…

Глядя на меня, он сжал мою грудь, погладил пальцем сосок.

– Мне остановиться? – напряженно выдохнул он.

Я втянула ртом воздух, и отрицательно покачала головой. Он наклонился и вновь коснулся губами живота, заскользил ими вверх, оставляя на коже влажную дорожку, поднимаясь все выше… Я замерла, предчувствуя, что теряю последние частицы самообладания. Время вдруг замедлилось. Все звуки исчезли, оставив только безумный стук моего собственного сердца. Все краски смешались, я видела только темноту этой ночи, и летела навстречу звездам сквозь время и пространство.

Его ладонь проникли под резинку моих брюк. И я испуганно подняла глаза. Он выжидающе смотрел на меня, пока его рука неспешно двигалась к цели. Он ждал, когда я произнесу заветное слово. Но я молчала, хватая ртом воздух. Еще мгновение, и я почувствовала его пальцы там… Опьяняющей волной накатило удовольствие, и, я, окончательно сдавшись, запрокинула голову. Он не был похож на торопливых и одурманенных гормонами ровесников. Он был другим! Он ласкал мое тело, сам наслаждаясь этими ласками. Он любовался мною, изучал меня. Как первооткрыватель, он находил такие точки, о существовании которых я прежде не знала.

То лето стоило целой жизни! Но даже учебный процесс не охладил наши чувства. Дни напролет мы коротали в ожидании следующей встречи. И, лишь только занятия кончались, неслись что есть мочи в любимый парк, чтобы гулять, взявшись за руки и целоваться у всех на виду.

Наши родители пребывали в состоянии холодной войны. Мой отец был директором школы, в которой я «мотала срок». Мама – искусствовед по жизни и призванию, сочла нужным сразу поставить меня перед фактом.

– Рита, могла бы найти кого-то получше? Неужели в вашем институте мало хороших мальчиков?

– Я уже нашла, мам, – упорствовала я.

Эти противоречия еще сильнее толкали нас в объятия друг друга. Мы были, словно пресловутые Ромео и Джульетта – одни против всего мира. Вадим умудрялся любить меня не в ущерб учебе. Мне это давалось с трудом! Но он учился за двоих. Казалось, он знает все! И, даже не притрагиваясь к учебникам накануне, он мог сдать экзамен на «отлично».

Когда после окончания института волею вышестоящего руководства нас разбросало в разные концы, мама торжествующе заявила:

– Уехал твой Ромео!

– И, слава Богу, – возвел руки к небу отец.

Я, сжав кулаки, бежала в спальню. И в бессильной злобе писала письма. Писала о том, как все вмиг потеряло смысл. Без него… Он отвечал, пересказывая свою жизнь вдали от цивилизации. «Привет, моя Маргаритка!» – начиналось письмо. «Не плачь, скоро отпуск и я приеду. А пока, вот – моя левая лапа. Приложи ее к груди, и станет легче». На оборотной стороне тетрадного листа был тщательно прорисован контур его ладони. И я прижимала его к груди, изо всех сил представляя, что он, этот безжизненный плоский листок, и в самом деле может подарить мне ощущение близости с ним.

Вскоре родители подыскали мне «достойного парня». Парень и вправду был достойным. И вполне мог осчастливить любую здравомыслящую девушку. Но только не меня! Дождавшись очередного отпуска, я уехала к Вадиму. И там, не сказав никому, мы тихо расписались. Семейный статус давал мне возможность перевода, и работы по месту жительства мужа.

– Нет, Валера! Ну, ты видел, что она вытворяет? – театрально всплескивала руками мама.

Отец хмурил брови и старательно изображал участие.

– Скоро вернется, – отрывисто бросил он, – когда хорошо живешь, на дерьмо потягивает!

В отличие от матери, папа никогда не отличался словесным изяществом, и выражался прямолинейно. Видимо, долгая и нервная работа наложила отпечаток. И я всегда удивлялась, что эти двое таких разных и противоречивых людей смогли найти друг в друге. Но прогнозы отца не оправдались! Очень скоро Вадима отправили на «большую землю», открывать новое предприятие, которое он впоследствии возглавил.

Глава 10. Анечка

Умытый дождем город сушил тротуары под солнцем. Машины шуршали колесами по все еще мокрым дорогам, грозясь окатить водой зазевавшихся прохожих. Стройные березки роняли капли на асфальт, а взъерошенные от водных процедур птицы, чистили крылья в зеркальных лужицах.

Большая пышнотелая вишня у подъезда «загорала» под теплыми лучами. Ветер тормошил ветки, и они шевелились, дразня спелыми плодами. Нетронутый урожай привлекал птиц. Они цепляли клювом ягоды, то и дело, роняя их на землю, и громко скандаля за лучшее место. Я выбежала из подъезда в коротких шортиках и легкой майке. Безоблачное небо сулило теплый и солнечный день! А значит, сама природа благоволила нашей встрече. Даже не верилось, что еще вчера, боясь замерзнуть, я куталась в махровый свитер. А сегодня, уже собирала успевшую заскучать пляжную сумку. Вадим должен был подъехать с минуты на минуту.

На лавочке у подъезда примостила свой зад царская персона. Соседский кот Степа. Откормленный полосатый котяра примечал всех, но далеко не каждому позволял себя погладить. Нахохлившись и распушив подшерсток, он дремал, не забывая поглядывать сощуренным глазом. Полосатая «тельняшка» блестела на зависть всем дворовым собратьям. Как правило, домашние коты были не в почете у местной «гопоты». Но Степан дружил со всеми, он дипломатично налаживал связи и наслаждался свободой.

По вечерам из форточки доносился голос его хозяйки, загонявшей гуляку ночевать. «Степа, Степа», – повторяла она, будто скороговорку. Так, что слышалось только: «Теп, теп, теп». Степан горделиво вышагивал по двору, сверкая ошейником и снисходительно мурлыча. Я представляла, как он перемывает косточки «двуногим» в компании дворовой «братвы». И как флиртует с местными кисками, каждая из которых в тайне мечтает зачать от него породистых котят.

Где-то рядом зашелестели об асфальт колеса, я взбила еще влажные после утреннего душа волосы, и схватила с ветки одну недоспелую вишенку.

– Ранняя пташка, – улыбнулся Вадим, открывая мне дверцу.

– Полетели? – я ответила на его поцелуй и вытянула ноги.

Наш тайный пляж уже ждал, спрятавшись в тени плакучей ивы, отгородив нас от посторонних глаз раскидистыми кронами дикорастущих деревьев. Поросшая камышом речка в этом месте была кристально чистой. На мелкоте резвились головастики, на поверхности, как по льду, скользили водомерки. Мелкие стрекозы кружили над водой, изредка присаживаясь отдохнуть и позволяя собой любоваться. Каким-то чудом Вадим отыскал это место, где мы, подобно первобытным людям, могли разгуливать нагишом и заниматься любовью, не боясь быть замеченными.

Каждый раз я сидела, утопая ногами в песке, чувствуя бесконечную радость! Любуясь неповторимой красотою природы, я желала только одного – продлить это мгновение. Мы резвились, как дети, прыгали в воду и брызгали друг друга, изучали местную флору и ели сочный арбуз. Возможность побыть вдвоем выпадала не так часто. Когда позволяла погода, Вадим, как назло, был занят. И вот, наконец, все совпало!

На безлюдной трассе, он распахнул люк машины и замедлил ход:

– Держись крепко! – сказал Вадим. Я забралась на сиденье и высунулась наружу.

Одурманенная счастьем, я летела, рассекая теплый воздух. Он был напоен ароматами скошенных трав и нектаром цветущих растений. Такой вкусный, что хотелось напиться им вдоволь!

Моей ноги коснулась теплая ладонь Вадима. «Боится, что упаду», – решила я. Между тем, его рука начала свое движение вверх, добравшись до воздушной ткани легких шортов. Преодолев незначительную преграду, он восторженно присвистнул. И еще решительнее устремился к заветной цели. Я не прогадала, «забыв» надеть белье!

С Вадимом многое в моей жизни было впервые. Я отнюдь не страдала от дефицита мужского внимания. И имела некоторый опыт интимной жизни. Но оказалось: все, что я раньше считала сексом, было, ничем иным, как «мышиной возней». С ним я впервые испробовала такие вещи, о которых прежде только читала, краснея, в самых изощренных любовных романах. Однажды Вадим положил мне на колени загадочный «реферат». Обложка гласила: «Техника орального секса: как свести мужчину с ума». Я с обидой покосилась на него. Не то, чтобы я считала себя мастером, но его немногочисленные предшественники были довольны моей техникой!

Через пару дней, изучив вдоль и поперек теорию, я приступила к практике.

– Ну что, ты готов к сдаче экзамена? – хитро улыбаясь, спросила я. – Не боишься, что я стану асом, и захочу расширить горизонты?

– В смысле? – удивился Вадим.

– Ну, – я задумалась, – стану оттачивать свой навык на других подопытных.

Он притянул меня к себе, стиснул в объятиях и прошептал:

– Только попробуй.

Наш первый секс случился на третьем свидании. Понимая, чем закончится этот вечер, я так волновалась, что почти не притронулась к изысканным угощениям. После ресторана мы пошли прямиком в номер. Пока я пыталась освободиться от босоножек, Вадим прошел в комнату, включил ночник и сел на кровати, а я застыла в дверях.

– Встань вон там, – он указал рукой на середину комнаты, где разлегся ворсистый ковер.

Заинтригованная, я выполнила его просьбу и огляделась. Комната, окутанная теплым светом ночника, как будто предназначалась для подобных встреч. Огромная кровать, пушистый ковер, плотные шторы и мини-бар – все необходимое для любовных утех.

– Раздевайся! – скомандовал Вадим.

Я вздрогнула. «Не слишком-то вежливо», – отметила про себя. Чувствуя, однако, как будоражит меня эта грубость.

– Может быть, включить музыку? – предложила я, ища глазами источник звука.

Вадим покачал головой.

– Не нужно, просто раздевайся.

– Тогда, быть может, ты подойдешь, и поможешь мне? – я решила проявить инициативу.

– Мне и отсюда не плохо видно, – он демонстративно вытянул ноги.

Секунду я стояла, соображая, с чего начать. Потом медленно нащупала застежку на платье. Спустила бретельки, и кусочек легкой ткани скользнул к моим ногам, выставляя напоказ приобретенный накануне комплект изящного кружевного белья. К нему прилагались чулки, в которых я выглядела, как танцовщица кабаре. Не хватало лишь перьев на голове! Так я стояла, смущенно поправляя свой откровенный наряд.

– Дальше! – прозвучал низкий голос Вадима.

«Дальше» – ехидно подумала я и коснулась бретельки. Но вспомнила про чулки. Как хорошо, что я их надела! Чулки можно снимать долго, не спеша, дразня его и оттягивая момент полного разоблачения. Журнальный столик охотно принял участие в моем эротическом шоу. Я поддела плотную кружевную резинку и медленно спустила тонкий нейлон до колена. Все это время я не поднимала глаз, но всем телом ощущала его взгляд. Он наблюдал, как я постепенно, шаг за шагом приближаю момент своей капитуляции.

Избавившись от чулок, я снова выпрямилась и посмотрела на своего единственного зрителя. Он тем временем медленно расстегивал пуговицы на рукавах рубашки.

– Ну, что застыла? Продолжай! – нарочито грубо сказал Вадим, однако же, глаза выдавали его истинные чувства. Он играл со мной!

Я нервно облизнула губы и ощутила, как подрагивают колени. От полной наготы меня отделяли две тонких кружевных вещицы, каждая из которых обнажала запретные части моего тела. Начать стоило, конечно, с верха! Медленно спустив одну, затем вторую бретельку, я потянулась к застежке. «Вот так быстро, раз и все!» – пронеслось в голове. Прикрывая груди рукой, я отбросила в сторону бюстгальтер.

– Ну, и последнее… – нараспев произнес Вадим, кивая взглядом в сторону трусиков.

Судорожно сжимая саму себя в объятиях, я размышляла, как эффектно избавиться от них при помощи одной руки. Вторая все еще прикрывала грудь. Вадим усмехнулся, как будто прочел мои мысли.

В конце концов, я повернулась боком, быстро сняла трусы и прикрыла ладонью то, что было под ними. Сбросив одежды, я с вызовом посмотрела на него. «Выкуси!» – говорил весь мой гордый облик. Он, наблюдая мой победный финал, засмеялся и опустил глаза. «Представление окончено, занавес!», – раньше времени расслабилась я.

– А теперь, пожалуйста, опусти руки. Я хотел бы увидеть тебя целиком, – медленно и совершенно серьезно сказал Вадим.

Я удивленно посмотрела на него. Он не сводил с меня глаз, ожидая, пока я выполню его просьбу. Вернее, не просьбу, а, скорее, приказ. «Пожалуйста», – раздраженно подумала я, – «в такой ситуации данное слово звучит неуместно». И глубоко вдохнула, пытаясь сохранить достоинство. Это было не просто, стоя в центре комнаты в костюме Евы. Я тянула время! Вадим с интересом изучал доступные взору части моего тела.

– Ты можешь стоять вот так всю ночь, а можешь опустить руки, – с этими словами он лениво облокотился о кровать.

Я и раньше раздевалась для мужчины. Но это было естественно и ожидаемо. Данная ситуация и эта обстановка была совсем иной! Мне казалось, будто передо мной не один мужчина, а целый стадион людей, жаждущих увидеть мою наготу. Мне хотелось схватить свои разбросанные по полу вещи и гордо уйти прочь! Но, в то же время, я ощущала нарастающее желание предстать во всей красе перед настойчивым и жадным взглядом этого человека. Это желание становилось тем ярче, чем острее я чувствовала на себе его взгляд.

Пути назад не было, и я убрала за спину обе руки. Мысленно я вообразила себя натурщицей, позирующей начинающим художникам. Представила, как они равнодушно повторяют на холсте очертания моего тела.

Но даже на расстоянии я ощущала, как его глаза ощупывали меня, как блуждали по телу и замирали, чтобы рассмотреть подробнее. Он сидел, подавшись вперед, как голодный зверь, решивший накануне трапезы изучить свою добычу. А я была добычей! Утратив ощущение реальности, я буквально таяла…

– Нравится? – тихо спросила я, не узнавая собственный голос.

– Иди ко мне, – коротко позвал он.

И я покорно пошла! Как под гипнозом, я заворожено шла прямиком в объятия голодного питона.

Приблизившись, я замерла, не в силах сделать последний шаг. Он взял меня за талию и притянул к себе. Ощущение тепла его рук на коже сводило с ума! Ноги вмиг стали ватными. Измученная этой прелюдией, я бы могла потерять сознание. Но его ладони вдруг ожили и принялись исследовать мое тело. Они скользили по коже, повторяя все изгибы. Словно скульптор, он изучал свое творение, лишая меня рассудка. Я закрыла глаза… Мое тело предало меня! И полностью было в его власти.

Вдруг влажные губы коснулись моей груди. Я обняла его шею, прижала к себе. «Я сделаю все, что ты скажешь», – кричало подсознание. Он прервался и поймал мой взгляд:

– Нравится? – хрипло выдохнул он.

Я, обретая вновь способность говорить, и желая только одного – чтобы это не кончалось, ответила:

– Да!

Глава 11. Рита

Наверное, каждый сам определяет для себя, что такое любовь. Кто-то считает, что это слияние тел. Для других это желание безвозмездно жертвовать собой. А кто-то называет любовью навязчивые мысли о другом человеке. Иными словами, любовь – это взаимная зависимость друг от друга. Если, конечно, любовь взаимна.

Родители всегда служили для меня образцом. Именно так я представляла себе крепкую и сплоченную семью, преданность, верность и любовь. И, наблюдая, как они рука об руку идут по жизни, мечтала, как подобное случится и со мной. Однажды я спросила у матери:

– Мам, а ты по-прежнему любишь отца?

Мать вздохнула, потом улыбнулась кончиками рта, как будто увидела перед собой картинку из прошлой жизни.

– Люблю, как в первый день, – ответила мама, и я на секунду усомнилась в ее искренности. Но она подняла на меня взгляд. И я застыла, заглянув в эти огромные голубые озера, полные грустной преданности.

– А он тебя? – тихо спросила я после минутной паузы.

Мать вздохнула и принялась убирать со стола.

– Мам! – окликнула я ее. – Ты не ответишь?

В молчании мама вымыла посуду, а затем села на стул.

– Разве о таком спрашивают? – сказала она куда-то в сторону, будто обращаясь не ко мне.

– В смысле? А зачем спрашивать? – не поняла я. – Он тебе никогда не признавался в любви?

Мама горестно усмехнулась и провела вафельным полотенцем по столу.

– О любви не обязательно говорить, – сказала она, – слова ничего не значат.

– А что значит? – удивилась я.

– Поступки, – уверенно ответила мать, поставив точку этим емким словом.

Я стала поздним ребенком, и обнаружилась, когда родители утратили всякую надежду. Тут пригодится реплика из советского фильма: «отец хотел мальчика, а появилась я». Представляю его лицо, когда он узнал, что вместо долгожданного наследника, в животе его жены растет существо женского пола.

Мать, будто чувствуя свою вину, пыталась снова и снова. Она ходила по врачам, испробовала на себе все от гомеопатии до ведьмовских обрядов. Но безрезультатно! Однажды бабушка, после веселых посиделок с подругой да под водочку, поведала мне «страшную тайну». Оказывается, моя целомудренная мама до свадьбы успела, как следует набедокурить! В свои 16 лет она залетела от некоего обалдуя, которого и след простыл. Семья с тремя детьми, в которой мама была старшим ребенком, сильно бедствовала. Потому ни о каком приплоде речи не шло! После неудачного аборта врачи, как один, уверенно ставили диагноз «бесплодие». Так что мое рождение само по себе было чудом.

Но, как говорится: если долго мучиться, что-нибудь получится. Однажды вернувшись с учебы, я обнаружила дома странную атмосферу. В коридоре было непривычно тихо. Я невольно поежилась, заглядывая в приоткрытую дверь.

– Мам! – позвала я. – Ты тут?

Вместо ответа, на кухне что-то грюкнуло. И я отпрянула, вглядываясь в темноту коридора. Мама, будто тень, вынырнула так внезапно, что я подпрыгнула от испуга.

– Ты что? – набросилась я на нее. – Двери нараспашку, сидите в темноте!

– Да, просто захлопоталась, – бросила мама, пряча глаза. Я, все еще испуганно стояла в прихожей, пытаясь поймать ее взгляд. Но он ускользал.

– Что-то случилось? – спросила я, почуяв неладное.

– Нет, – ответила мама и пошла на кухню, лишив меня привычных объятий. Я, опасливо озираясь, отправилась за ней. Выйдя на свет, она отвернулась спиной, словно желая отгородиться.

– Мам, – силой я развернула ее лицом к себе, – посмотри на меня!

И тут мамины плечи сникли, и она обреченно подняла на меня глаза, полные слез. Я в ужасе отпрянула.

– Что случилось? – тихо спросила я, – Что-то с папой?

Мама отрицательно покачала головой, потом отвернулась спиной и бросила через плечо:

– Мы немного повздорили.

– Немного? – эхом повторила я. И вдруг меня осенила ужасная догадка. – Мам, вы что, разводитесь?

Мама медленно повернулась:

– Нет, ты что, доченька? – ответила она и вновь опустила глаза. – Просто…

– Что просто?

Мама стояла, будто школьница, с дневником в руках, оттягивая неприятный момент.

– Понимаешь, доченька, – начала она издалека, – в жизни всякое бывает, все люди ошибаются.

Она тяжело села на стул и отвернулась к окну.

– В общем, у тебя есть брат, ему 11 лет, – услышала я.

Спустя пару минут, словно оглушенная, я вышла в коридор. В кабинете отца горел свет. Я дернула ручку. Отец сидел за столом, уставившись в какой-то блокнот. На носу, как всегда, болтались очки, а на шее, держась за веревочки, висели другие. В ответ на мое бесцеремонное вторжение он встрепенулся и выпрямился на стуле.

– Рита? – спросил он, удивленно.

Я собралась поздороваться, но слова застряли в горле. На языке, готовые сорваться, крутились бессмысленные вопросы: «Где?», «Как?», «Почему?». Отец терпеливо смотрел на меня, словно готовый к допросу. Еще секунду выждав, я плотно закрыла дверь его кабинета и вернулась на кухню. Там все еще сидела в растерянных чувствах мама. Я встала сзади, чтобы избавить ее от необходимости смотреть мне в глаза.

– Хочешь, я останусь? – я положила руки на мамины плечи.

– Нет, – она накрыла мою руку своей хрупкой ладошкой, – езжай, развлекайся. Все хорошо, я просто хочу побыть одна.

Еще немного постояв вот так, ощущая тепло ее руки, я ушла, больше не сказав ни слова. Пройдя всего пару этажей, я опустилась на ступеньки, словно придавленная тяжелым грузом. Мне вдруг представилось, что когда-нибудь и я, покинутая своей дочерью, буду сидеть вот так, одиноко, на кухне. И лить слезы, узнав, что мой муж все эти годы вел двойную жизнь. Сколько жен готовы мириться с неизбежным, лишь бы не упустить, не отпустить с таким трудом добытое женское счастье. Но, то ли это счастье?

Я вдруг ощутила себя подростком, который изо всех сил изображает из себя взрослого. А на поверку ни черта не смыслит в этой жизни! Перед которым открыты тысячи больших дорог, а он свернул на проселочную, и бредет по ней, сам не зная куда.

Так, в один прекрасный день образ «идеальной семьи» был навсегда развенчан. Со своим братом, по настоянию матери, я не общалась. Но, спустя годы, он сам нашел меня в социальной сети. «Привет, Рита! У нас с тобой одно отчество», – решил он начать знакомство с невинной шутки. «Прага», – прочитала я в строке местоположения. Мы начали переписываться, и по мере того, как я все ближе узнавала его, я начинала понимать, что он, как и я – оказался заложником этой двусмысленной ситуации. Мой отец много лет жил на две семьи, помогая своей любовнице растить сына, и заботясь обо мне и жене. Кому от этого было хуже? Но в итоге, каждый из нас отчего-то чувствовали свою вину. Так или иначе, у меня был брат, звали его Данил, он жил в Праге и с нетерпением ждал меня в гости. А я все откладывала встречу с ним на неопределенный срок.

Со временем родители прониклись симпатией к некогда ненавистному зятю. Еще бы! Уже который год он, за свой счет, отправлял их в корпоративный санаторий. Отец страдал позвоночной грыжей, а мама все так же заботливо, как и много лет назад, подкладывала ему под спину подушку. В нашем доме для них была оборудована отдельная спальня. Но в последнее время они приезжали не часто, предпочитая общаться по скайпу.

Часы показывали 7 вечера. Нина с минуты на минуту должна была привезти за заклание своего агнца. И Вадим в коем-то веке вернулся домой вовремя. На столе, в ожидании гостей, расправив «крылья», лежала скатерть-самобранка. Обуреваемая любопытством Зойка хотела присутствовать в качестве третейского судьи. Однако, Нинка, наобещав сестре с три короба, уговорила ту заночевать у подруги.

Хлопоча на кухне, я не забывала поглядывать на Вадима. Он, сидел, не отрывая глаз от монитора, окружив себя бумагами. Словно военачальник, от которого зависел успешный исход войны. «Неужели его работа требует таких усилий?», – размышляла я, – «Или таким образом он сбегает от действительности. От меня?».

В дверь позвонили.

– Вадик, полегче, ладно? – удержала я мужа за руку.

– Да я спокоен! – ответил он. И в самом деле, на его лице не было ни намека не нервозность. В то время как я нервничала больше обычного. Впервые одна из моих дочерей решила познакомить меня с претендентом на звание любимого мужчины. Хотя, в 18 лет, пожалуй, рано рассуждать о будущем! Но все-таки.

Памятуя свои распри с матерью, я зареклась никогда не ставить палки в колеса своим дочерям. Любопытно, что большинство женщин не хотят быть похожими на мать. Но в итоге, все равно становятся! Перенимая ее привычки, повторяя ее ошибки, и списывая это все на происки злых сил. Так и я, стоя перед пока еще закрытой дверью, соображала, что в данной ситуации роль «плохого полицейского» играю я сама.

Вадим открыл дверь. И за спиной сияющей Нинки, я увидела парня. Он стоял, слегка расставив ноги, и спрятав руки в карманы. Дырявые в нескольких местах джинсы, какая-то выцветшая футболка, рюкзак защитного цвета и эта дурацкая бородка. Сейчас все мужчины, независимо от возраста, как одержимые, стали отращивать волосы на лице. Под густой растительностью было не различить черт, потому все бородатые парни отличались только по цвету. Этот был брюнетом.

Пока Нинка разувалась, я исподтишка разглядывала его профиль. Высокий лоб в обрамлении непокорных кудрей, легкая горбинка на носу, густые нахмуренные брови. Он представлялся мне музыкантом, с гитарой через плечо. Или художником, с испачканными краской руками. Такиемужчины, не зацикленные на внешности, вызывали у меня смешанные чувства. С одной стороны хотелось засунуть их в стиральную машинку, прямо в заношенных джинсах. А после взять в руки бритву и остричь все это безобразие под корень. С другой же… Горьковатый привкус опасности будоражил сознание. И я, пожалуй, понимала свою дочь!

Кирилл, так звали новоиспеченного кавалера, оказался студентом четвертого курса. Он успешно учился, в свободное время, подрабатывая хореографом. Телосложение и манера двигаться выдавала в нем танцевальные способности. Видимо, на этой почве, они и сошлись с моей дочерью.

– Ма! А можно мы отметим день рождения Маринки в нашем домике на озере? – вдруг, затаив дыхание, спросила Нинка.

– Да, – я пожала плечами, – Он все равно пустует!

И многозначительно покосилась на Вадима. Муж увлеченно пилил ножом ростбиф. Мое предложение устроить романтический уикенд на природе он отверг. И с утра пораньше укатил на работу, оставив меня коротать субботний день в одиночестве.

– Если что-то поломаете, порежу на тряпочки! – сурово произнес Вадик.

– Ну, вы слышали, – я улыбнулась.

– Ура! – закричала Нинка, хватая за руку Кирилла.

Вечер прошел спокойно. Не считая навязчивого присутствия Зойки. Даже находясь далеко, младшая дочь непрерывно напоминала о себе жужжанием телефона. Пока Нинка, обозлившись, не отключила звук, оставив сестру томиться в неведении.

Провожая дочь, я обняла ее, прижала к себе, и прошептала так, чтобы никто не слышал:

– Он мне понравился.

Нинка отстранилась и смущенно опустила глаза. За воротами сладкую парочку ждала машина, полная друзей. Для молодежи вечер только начинался!

– Нин, напиши, как будешь дома! – крикнула я вслед. И Нинка махнула рукой в ответ. «Конечно, забудет», – грустно подумала я, – «не впервой».

Как быстро дочку захватила свободная от материнской опеки жизнь. А ведь буквально недавно она звонила мне по несколько раз в день, чтобы просто поболтать. Когда-нибудь и Зойка также перестанет нуждаться в моей заботе. В какой момент дистанция между матерью и дочерью начинает расти? Кажется, только что ты собственноручно купала ее в ванной, и вот она уже стыдливо прикрывается, стоит тебе войти.

Вадим облачился в домашнее и расслабленно вытянулся на диване.

– Как он тебе? – я присела на краешек.

– Ты мне скажи! – он закинул руки за голову.

– Ну, не самый плохой кандидат, – задумчиво произнесла я.

Вадим хмыкнул:

– Да уж, не самый!

– А помнишь, как я привела тебя в родительский дом? – улыбнулась я собственным мыслям.

Вадим посмотрел на меня. Его взгляд смягчился.

– Мама сказала, что у тебя плохие манеры, – я начала перечислять, копируя мамину привычку, – что ты сквернословишь, говоришь с набитым ртом, смеешься слишком громко…

– Это я еще не все свои таланты ей продемонстрировал, – гордо кивнул Вадим, – пожалел, для начала!

Я устало потянулась, и он посторонился, освобождая место рядом. Лежать, ощущая спиной тепло его тела, чувствуя на плече его сильную ладонь, было лучше любого снотворного. И я почувствовала, как засыпаю.

– Надеюсь, они предохраняются, – пробормотала я, пытаясь побороть накатившую дремоту, – я пока не готова к роли бабушки.

– Не волнуйся, малыш, – тихо шепнул мне на ухо Вадим, – у нас умная дочка.

«Малыш?», – подумала я, – «что-то новенькое…». Но слова растворились в сонном танце…

Вопреки обыкновению, этой ночью мне снился очень яркий и тревожный сон. Я лежала на полу какого-то деревянного сарая. Изо всех сил пыталась казаться невидимой: замерла в неудобной позе, и прислушивалась к звукам снаружи. Я не знала, кто меня преследует, и от кого я бегу. Одно я знала точно, нужно, во что бы то ни стало скрыться, спастись, запутать следы и не дать себя обнаружить. Снаружи послышались голоса, и кто-то прошел мимо, отбрасывая тень на мое укрытие. Раздался скрип открывающейся двери, и я проснулась.

Глава 12. Анечка

Старый городской парк, укрытый тенью раскидистых кленов, хранил приятную прохладу даже в разгар летней жары. Воздух здесь, не в пример городским улицам, всегда был тяжелым и влажным, как после дождя. Маленькое кафе, бывшее местом нашей встречи, все еще работало. И даже столик, самый дальний, у подножия большой березы, пустовал. Как будто, все это время он ждал нашего возвращения!

– Ну что, пломбир и кофе? – уточнил Вадим.

Я кивнула. Раньше я предпочитала умять эскимо, а уж затем запить его горячим кофе. Будучи уверенной, что такая очередность убережет меня от простуды. Пока Вадим ни раскрыл секрет! Оказалось, вкуснее всего они «звучат» в дуэте! Только вместе каждое из этих лакомств раскрывает свою прелесть. Контраст температур и вкусов дарит невероятные ощущения. Холодный шарик потихоньку плавится в жарких «объятиях» горячего кофе, а на языке остается привкус глясе.

Я, блаженно прикрыла глаза, наслаждалась своим десертом.

– Вкусно? – улыбнулся Вадим.

Я кивнула:

– Здорово!

– А помнишь, как я разлил кофе на твою любимую белую юбку? – усмехнулся он.

– Я тогда в отместку испачкала твою рубашку мороженым, – вспомнила я.

Мы спустились к озеру, прошли немного вглубь леса, нашли уютную полянку. Там, прямо на траве, Вадим расстелил свой пиджак и усадил меня, а сам присел рядом. Я устало откинулась и вытянула ноги. Сквозь плотные кроны деревьев пробивалось ласковое солнышко, откуда-то сверху доносилось чириканье птиц. Музыка леса! Вадим, щурясь солнечным лучам, смотрел на меня.

– У тебя гусиные лапки, – сказала я и протянула руку, чтобы коснуться его лица.

– Это что еще? – нахмурился он.

– Вокруг глаз, – я провела кончиком пальца вверх, повторяя изгиб его подбородка.

Вадим опустил глаза и дотронулся голой ступни.

– Это у тебя гусиные лапки! – он стиснул в руках мои пальцы. – Замерзла?

Я молча улыбалась, наблюдая, как он старательно трет ладонями мои продрогшие ступни.

– Сейчас огонь добудешь! – засмеялась я.

В начале отношений Вадим будоражил меня, ни на секунду не позволяя расслабиться! Мог средь бела дня «поймать» на улице и увезти в другой город, мог осыпать цветами, словно джин из бутылки, надарить уйму подарков, а потом… исчезнуть.

Первое время я не находила места, и засыпала в обнимку с телефоном. А после привыкла. По очевидным причинам он не говорил мне куда направляется и чем занимается. Слово «мы» отсутствовало в нашем лексиконе. Он и я существовали параллельно, лишь иногда пересекаясь. Как будто мы оба, что есть сил, пытались избавиться друг от друга. Но не могли! Со временем буря в стакане утихла, и он как будто смирился с моим присутствием в своей жизни. А я перестала искать его черты в других мужчинах. Мы совпали, как два кусочка головоломки. Став частью уникальной картины. Я никогда не говорила слово люблю, хотя мысленно повторяла его тысячи раз. Мне казалось, что слова способны разрушить наш хрупкий мир!

Вадим лег на траву, совсем не боясь перепачкать костюм.

– Как хорошо, – сказал я, и положила голову ему на грудь.

Вместо ответа он ласково, как ребенка, погладил меня по голове. Убрал от лица волосы и коснулся щеки. Я была немногим старше его первой дочери, а он – лишь чуть моложе моей мамы. Однако разница в возрасте не пугала меня. Любопытно, что отношения с ровесниками не складывались. Быть может, я всегда тяготела к мужчинам старше, но боялась признаться? Уже давно я перестала заниматься самоанализом и ковырять старые раны. Я была счастлива, разве не это самое важное?

Да, у Вадима было в разы больше жизненного опыта, и прожитых лет. Мы часто спорили о простых вещах, и, обнаружив различия, бросались переубеждать друг друга. Вадим был сторонником эзотерики. Он считал, что мир вокруг – лишь отражение наших собственных представлений о нем. Я же верила в знаки, мистифицировала совпадения, искала смысл в случайностях.

– Это проигрышная стратегия! – говорил он, – Так можно всю жизнь просидеть на пятой точке, ожидая, когда к тебе на голову свалится счастье.

– Но зачем прикладывать усилия там, где от тебя ничего не зависит? – спорила я.

– Это лишь попытка оправдать свою лень, – отвечал Вадим.

Он предпочитал планировать жизнь наперед, рисовать перспективы, ставить цели. Наверное, где-то в ящике компьютерного стола у него была тетрадка «целей», где он вычеркивал достигнутые. Возможно, среди них была и я. Уже вычеркнутая из списка.

Я считала планирование скучным и бессмысленным занятием. Отдавая свою жизнь на волю случая. В моей жизни и в самом деле все было подчинено случайностям. Можно ли сказать, что я плыла по течению? Наверное! Но при этом я все же старалась выбрать теплое течение, несущее меня в нужном направлении. Пожалуй, любой уважающий себя психолог был бы рад заполучить меня в свои пациентки. Он бы тут же собрал консилиум, и принялись искать причины катаклизма в моем детстве. И непременно бы нашел!

В школе подружки-первоклашки часто спрашивали:

– Ань, а почему у тебя нет мамы и папы?

Сейчас бы я надрала уши этим любопытным «варварам». Но тогда мне едва хватало сил промямлить что-то в ответ. И скорее бежать в туалет, чтобы оплакать свое несчастье. Отец был военнообязанным, и не мог оставить службу, а мама не могла оставить его. За то они без сожалений оставили свою дочь на попечение старшей сестры. За что, собственно, я была им благодарна и по сей день!

Во время коротких телефонных звонков в далекий северный городок, я узнавала от мамы, что у них все хорошо, но они пока не могут забрать меня. Возможно, услышь я хоть раз о том, как плохо им живется, я перестала бы жалеть себя намного раньше. Но в детстве мне казалось, что где-то там, в далекой прекрасной стране живут мои родители. В стране, где так много красивых домов, зеленых парков и сочных лужаек. Где упитанные коровки щиплют травку и по небу, рассекая розовые облака, парят огромные белые цапли. Мне было невдомек, почему они не хотят взять меня к себе? «Наверное, я плохая», – заключала я, роняя слезы.

Все изменилось однажды, когда меня, уже повзрослевшую, тетя Тоня погрузила в поезд. Три дня и три ночи мы бултыхались по вокзалам и залам ожидания. С пересадкой в столице, ехать предстояло более двух суток. О том, что меня укачивает, мы узнали уже в процессе! Измученная непрерывной тошнотой, я пребывала в неком беспамятстве.

Туалет то и дело был занят, и проводница пускала «зеленого человечка» в свой закуток, где меня выворачивало желудочным соком. Сердобольная женщина укутала меня теплым пледом и сунула в рот кусок лимона. Так я и провела бОльшую часть пути: на тюках с бельем, посасывая до оскомины кислый фрукт.

За окном проплывали напоенные тяжелой зеленью пейзажи, достойные кисти художника. Высокие сосны тянулись вдоль железнодорожного полотна, мелькая тонкими стволами. Иногда глухие леса прерывались странными водоемами, больше похожими на болота.

– Теть Тонь, это бурелом? – дергала я за рукав тетушку. Та отрывалась от кроссворда и, надев очки, вглядывалась в оконный пейзаж.

– Не знаю, Анюта, – пожимала плечами теть Тоня – наверное.

Накануне приезда я провалилась в сон. Когда открыла глаза, то увидела, что поезд примостился на какой-то станции. На платформе была кутерьма, вдоль путей ходили военные в темно-зеленой форме. Но это было не важно! Ведь на улице был день. Я же помнила, что прибыть на место мы должны затемно. «Проспали!» – испугалась я и кинулась тормошить храпящую тетку. Та спросонья невнятно объяснила мне, что сейчас ночь.

– Какая ночь? Не видишь? Это день! Вставай! – повторяла я, начиная сомневаться, уж не сошла ли она с ума. Разбуженные моими криками пассажиры, стали недовольно ворчать. И только соседка с верхней полки, улыбнувшись, объяснила, что такое белые ночи. Остаток пути я просидела, глядя на светлое, в белой дымке небо. Эта новость перевернула с ног на голову мой детский мир!

Сам город оказался совсем не таким, как я его представляла. Угрюмые обшарпанные здания, неприветливо косящиеся темными глазницами окон. Военные, марширующие по тротуару, словно по плацу. Редкие деревья, растерявшие листву под холодным морским бризом. Море обжигало холодом, будто сунул руку в морозилку. И купальник, который я, вопреки советам тети, тайком запихнула в чемодан, конечно, не пригодился! Не было здесь ни изумрудных лугов с пасущимися коровами, ни розовых закатных облаков, ни сказочного дома с уютной беседкой.

Маленькая, просто обставленная квартирка, скромный быт, бледные от недостатка солнца комнатные цветы. Но не это расстроило меня больше всего! Туманный северный городок уже с перрона окатил нас холодным пронизывающим ветром, как будто ледяной водой. И это учитывая календарное лето! Мама, укутанная с ног до головы, держала мою руку в своей. Хрупкая и тоненькая, она всегда мерзла. Сложно представить, как было холодно ей там, в плену этих северных ветров. Грозящихся подхватить и унести за тридевять земель.

Всю обратную дорогу я умоляла теть Тоню вернуться и забрать маму с собой. Если раньше я была уверена в том, что мои родители живут в сказочном мире, где нет места мне, то эта поездка открыла мне всю правду. Я поняла, что эти суровые мужчины в форме держат мою маму силой. Иначе как объяснить ее нежелание возвращаться?

– Папа военнообязанный и мама должна оставаться с ним, – говорила тетя. Но я не понимала, что такое «военнообязанный» и как это длинное слово связано с мамой.

– Мама любит папу и не может его бросить, – отвечала она.

– А меня? Меня она разве не любит? – вопрошала я. На что тетушка только вздыхала и крепче прижимала к себе мою растрепанную макушку.

Эту жалость к матери я пронесла через всю жизнь. И она разгорелась с бОльшей силой, когда «блудные» родители вернулись домой. Порой во мне просыпался обиженный ребенок, и я демонстративно игнорировала все попытки матери сблизиться. «За что ее жалеть», – думала я, – «она сама выбрала такую жизнь, сбросила меня как ненужный груз, который мешал ей заботиться о муже».

Но потом капризный малыш засыпал, оставляя чувство щемящей грусти. На самом деле я понимала, что это решение было выстрадано ею! И, наверное, на тот момент, оно было лучшим из возможных.

Когда отец вышел на заслуженную пенсию, их каторга закончилась, и они вернулись в наш тихий и теплый городок. Но всего через год после приезда отец скоропостижно скончался. Словно бы он выдохся, и с нетерпением ждал возвращения в родные места, чтобы наконец-то поставить точку.

Возможно, отношениями с Вадимом я заполняла пустоты в своей жизни. Моя история уместилась бы в тонкую брошюру. Ему же не хватило бы и пары увесистых томов. Я знала, что никогда не стану частью его прежней жизни. Такой длинной и бесконечно далекой! В ней было много встреч, расставаний, эмоций, которые не имели ко мне ни малейшего отношения. Но, любопытно, что этот же мужчина двадцатилетней давности мог бы и вовсе не привлечь меня. Выходит, что время подготовило его к нашей встрече.

Я лежала, глядя в притягательно живое небо, считая крикливых чаек и танцующих в воздухе ласточек. По нему бесшумно текли облака самых невероятных форм.

– Нинка на днях кавалера приводила знакомиться, – хмыкнул Вадим.

Я посмотрела на него. В последнее время он все чаще заговаривал о семье, словно открывая мне дверь в тайную комнату.

– Уже? – удивилась я.

Вадим пожал плечами.

– Она влюбчивая, – с тревогой в голосе сказал он.

– Как ты? – улыбнулась я.

Вадим внимательно посмотрел на меня.

– С возрастом это проходит.

– Тогда пусть наслаждается своей влюбленностью. Это же прекрасно! – я отщипнула мохнатый колосок и принялась щекотать Вадиму ухо. Он поймал мою руку, выхватил травинку и сунул в рот.

– Интересно, а как ты представишь меня своей родне? – задумчиво произнес он, пощипывая зубами плотный стебель.

– Как своего избранника! – торжественно заявила я.

– Представляю, если бы Нинка привела такого избранника, – засмеялся Вадим, – Пожалуй, я бы его убил!

Я слегка обиделась такому повороту.

– А у меня нет отца, и мама на убийство не пойдет, – сказала я, стараясь придать голосу легкости, – только, если теть Тоня…

– Лекарства еще нужны? – он посерьезнел.

Я, радуясь окончанию этой странной беседы, благодарно ответила:

– Нет, Вадюш, спасибо! Пока более чем достаточно.

– Если что, говори, не стесняйся, – подытожил он.

Мои домочадцы убежденно верили, что их дочь нашла престижную работу в фирменном бутике, зарплата в котором позволяет ей покупать дорогостоящие лекарства и снимать квартиру в центре города. Пока я предпочитала держать их в неведении. Ведь даже я сама не была уверена, что моя сказка будет иметь счастливый конец.

Глава 13. Рита

– Девочки! Все молодцы, всем спасибо! – бойко прокричала тренер. И маленький зал разразился аплодисментами.

Вопреки обыкновению, мы с Ленкой решили разнообразить спортивный моцион и посетить групповое занятие. Группа из пятнадцати человек изобиловала занятными экземплярами. Женя, самая младшая многодетная мама, трудилась усерднее всех, прыгала и потела. Да только все без толку! Фигуристая Инна томно двигала бедрами, не забывая поглядывать в зеркало. Самая старшая, тетя Маша, на седьмом десятке решила озадачиться своей фигурой. Чем мотивировала остальных! А худосочная Лидочка только раздражала. Однако всех, независимо от возраста и весовой категории, объединяла одна заветная цель – быть красивыми, быть желанными, влюбляться в свое отражение и влюблять в себя мужчин.

Отработав по полной, мы с Ленкой, по традиции, примостились в фитнес-баре, чтобы побаловать себя овощными «деликатесами». Вкратце поведав историю знакомства с Нинкиным «хахалем», я приступила к главной теме. Которая волновала меня куда больше!

– Мне кажется, – вздохнула я, – Вадим изменяет.

Ленка удивленно хмыкнула:

– Неужели? Кажется, эту фразу я слышала неоднократно.

– Да нет! – я занервничала, – На этот раз что-то серьезное, я чувствую…

– У тебя каждый раз все серьезно! – махнула рукою Ленка.

– Лен! Ну, я же не идиотка, в самом деле! – повысила голос я, и двое мужчин за барной стойкой с любопытством обернулись.

Я адресовала им раздраженный взгляд, и шепотом продолжила:

– Понимаешь, у меня предчувствие!

Ленка тяжело вздохнула:

– Ой, Ритка! Это предчувствие называется ревность, – диагностировала она, – Я своего телепузика уже давно ни к кому не ревную.

«Как об стенку горох», – фыркнула я про себя. Однако продолжила сеанс психотерапии, понимая, что кроме Ленки, других кандидатов на роль бесплатного психолога у меня нет.

– Везет тебе, – я задержала взгляд на парочке, флиртующей у барной стойки. Атлетически сложенный молодой человек демонстрировал размеры внушительных бицепсов хрупкой и подтянутой девушке, в соблазнительно облегающем комбинезоне.

– Так что случилось-то, Рит? – окликнула подруга.

Я, поразмыслив, с чего начать, сказала:

– Вчера он назвал меня «малыш». Никогда раньше не слышала от него.

– И это все? – с упреком произнесла Ленка. – А как он обычно тебя называет?

– Раньше называл Маргаритка, – улыбнулась я, – иногда «солнце», бывало «детка моя», а в последнее время все больше по имени.

Моя улыбка сошла на «нет». А Ленкина физиономия, напротив, озарилась веселым смехом.

– У нас тоже есть ласковые прозвища, – поделилась она, – «истеричка» и «жиртрест». Что ты смеешься? Очень даже нежные! Зависит от того, с какой интонацией произносить, и в каких ситуациях.

Ленкин муж был «образцовым самцом». Со всеми полагающимися атрибутами: внушительным пузиком, низким ростиком, солидной залысиной и завидным красноречием.

Отсмеявшись, Ленка вернулась к теме:

– Что дальше?

– А дальше… – замешкалась я, – мне снятся странные сны.

– Ой! – протянула Ленка, и закатила глаза, – начинается мистическая мутотень. Сны, знаки… Надеюсь, к гадалке не ходила?

Я покачала головой, и, невзирая на реакцию подруги, продолжила:

– Снилось, что он от меня ушел. К другой. И я почувствовала такую безысходность! – сказала я, вспоминая ночные видения. – Потом его телефон. И это, не говоря уже о постоянных задержках на работе.

– Ну, задержки – дело обычное. А что с телефоном? – заинтересовалась Ленка.

– Раньше он лежал на столе, я могла видеть, кто звонит. Могла просто так, без спроса, взять и набрать, скажем, Нинку. Если мой телефон далеко. А сейчас… – я огляделась по сторонам.

– Ну, – Ленка в нетерпении заерзала на стуле.

– Сейчас он постоянно носит его с собой. Везде, понимаешь? Даже в туалет! Однажды, когда он был в ванной, я хотела посмотреть. Включила, а там экран блокировки. И пароль требует. Я пыталась дни рождения – свой, девчонок. Ни-че-го! – выпалила я на одном дыхании, – Как-то раз спросила у него между делом, как будто в шутку. Мол, чего телефон так шифруешь?

– А он? – шепнула Ленка.

– А он говорит. Мол, на работе так проще. Могу, говорит, телефон забыть на столе. И придет секретарша, или уборщица. Конфиденциальность и все такое!

– Ну, логично! – кивнула подруга.

– Да что логично? – возразила я, – У него свой кабинет. Кто там ходит, кроме него? И вообще, он его из рук не выпускает. По крайней мере, дома.

– Мне кажется, ты себя накручиваешь, Рит! – диагностировала Ленка, – Вот скажи мне лучше, когда у вас в последний раз был секс?

Я без раздумий ответила:

– Буквально на днях, в ванной.

И кокетливо опустила глаза. Ленка одобрительно хмыкнула:

– Подруга! Ты еще и жалуешься? Мы с Мишкой друг друга голыми видели в последний раз год назад, по пьяни. Бывает, конечно! На безрыбье. Но у нас такой себе секс, по дружбе. В целях взаимопомощи.

– Ну, – я вздохнула, – у нас, знаешь ли, тоже. Все не так, как раньше! Скорее для галочки. Он, вроде как мне одолжение делает. Как будто я выпрашиваю.

– А что ты хочешь, Рит? – со знанием дела заметила Ленка, – Как раньше уже не будет! Так что, говори спасибо, что хоть так… Дальше будет только хуже.

– Умеешь ты утешить, – огрызнулась я.

Ленка сочувственно кивнула. Тут я вспомнила еще пару улик:

– А как-то раз звоню ему на мобильный, он на работе, якобы, – эти слова я преднамеренно взяла в кавычки, – говорит что-то, а на заднем плане у него птицы щебечут. Я ему – что за фон? А он – заставка на компьютере.

– Ну, может и правда, – пожала плечами Ленка.

– А еще! – я разошлась не на шутку. Память выдавала все новые и новые прецеденты, – Было пару эпизодов полгода назад. Приходит домой. А от него такой, знаешь… неявный запах женских духов. Причем, не Диор, или Шанель. А фигня какая-то за три рубля. Я наехала, он отмазался. А запах исчез! Видимо, запретил ей пользоваться духами. Купить не может своей сучке что ли хороший парфюм?

В конце своего монолога я повысила голос. Отчего двое мужчин за стойкой снова покосились в нашу сторону. Одарив их еще более красноречивым взглядом, я посмотрела на Ленку.

– Как думаешь, Лен? – спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа. Как будто напротив меня сидел, как минимум, экстрасенс.

Ленка отчего-то не спешила меня переубеждать.

– Не знаю, Рит, – в конце концов, произнесла она. – Что тут скажешь. Ты же взрослая девочка…

Это вступление больно кольнуло, и я поспешила прервать ее.

– Лен! А ты не боишься, что Мишка уйдет к другой?

Ленка удивленно вскинула брови, как будто я сморозила глупость.

– Я тебя умоляю, Рит! Куда он уйдет? Он у меня ленивый, – подруга откинулась на стул, – членом махать – это одно, а отношения затевать – другое. Он же со мной живет, как сыр в масле. Куда хочешь иди, что хочешь делай. Полная свобода! Другая станет терпеть его похождения? А он и года не вытерпит с одной бабой. Такая его песья натура! Любит он разнообразие. Другая потребует верности, поводок затянет, он и сбежит.

Я улыбнулась. Как всегда, удивляясь легкости Ленкиных суждений на столь деликатную тему.

– И потом, – продолжила она, – бизнес у нас на двоих. Располовинишь, будет не то.

В свое время Ленка с мужем попали в «струю», и организовали сеть закусочных, как паутину, разбросав по всему городу свои мини-киоски с зазывной надписью «Быстропит». И ежедневно на эту вредную для здоровья приманку попадались любители фаст-фуда. Я не была уверена, что было первичным – характерное телосложение супругов, или совместная идея.

– Тебе легко говорить! – поддела я подругу.

– Почему? – нахмурилась она.

– У вас так все просто. И по взаимному согласию, – попыталась я объяснить. И, подумав, добавила, – может, вы друг друга никогда и не любили по-настоящему? Потому и просто!

Ленка задумчиво ковыряла пальцем выбоину в столешнице. И я с опозданием пожалела о сказанном.

– Лен, – виновато начала я, – не хотела тебя обидеть. Я имела ввиду…

– Рит! – прервала она меня, – Не парься! Меня невозможно обидеть. А знаешь, почему?

Я вскинула брови.

– Потому, что я все о себе знаю! Все свои проблемы и всех тараканов в лицо. Так что обидеть себя могу только я сама! – с гордостью констатировала подруга, – Но я себя слишком люблю. Потому все себе прощаю.

И снова я посмотрела на нее с плохо скрываемой завистью. Я по-доброму завидовала ее самообладанию, умению расставить все по местам, взять под контроль свои эмоции. Хотя, кто знает, что на самом деле творилось у Ленки в душе.

– А если честно, – вдруг сказала она, – я уже и не помню, любили мы, или нет. Так давно это было.

– А я все помню! – горько усмехнулась я.

– Так ты и помоложе будешь, – подытожила Ленка. И мы засмеялись.

Я и в самом деле помнила все. Хотя некоторые моменты наших отношений мне хотелось бы забыть и больше к ним не возвращаться.

Когда Вадим взял на себя руководство компанией, его задержки на работе стали чем-то само собой разумеющимся. Я видела, как много сил он отдает делу, как болеет им! И мне хотелось поддержать своего трудоголика. Как преданная жена, я заботилась о том, чтобы дома его встречали послушные дети, ухоженный быт, вкусный ужин, покой и уют. Закономерными стали регулярные неформальные встречи, где мой муж, в компании деловых партнеров вершил большие дела. И это тоже было неизбежно! Скрепя сердце, я уступила свое место его работе. Той сопернице, что оказалась сильнее меня. Как я наивно полагала, единственной.

Однажды, так и не дождавшись мужа домой, я задремала. Когда проснулась, за окном уже сияла, в окружении звезд, полная Луна. Все обещанные сроки минули, и я в нетерпении набрала его номер. Трубку сняла какая-то девушка. «Секретарша?», – предположила я.

– А Вадик в душе, – одной короткой фразой она расставила все точки над «й».

– Тогда передайте ему, пожалуйста, чтобы перезвонил жене, как помоется! – еле сдерживая ярость, нарочито громко произнесла я. И нажала «отбой».

Меня трясло, руки нервно подрагивали. И я бросила телефон на диван, как будто услышанное только что было на его совести. Налив себе солидную порцию коньяка, я уселась за стол и принялась гипнотизировать дверь. «Скорее всего, эта дрянь ему все расскажет», – размышляла я. Крепкий напиток заструился по венам теплой волной, снимая подступившее к горлу напряжение. Я сразу отмела идею устраивать скандал, бить посуду и кидать в его лицо разорванные в клочья семейные фото. Во многом потому, что наверху в сладком неведении спали наши дочери. Разумнее было отложить все разборки на потом. К тому же, выяснять отношения «под градусом» – заведомо проигрышная стратегия. Потому, накатив, взамен снотворному, еще одну стопку, я отправилась спать.

Утром, еще не открывая глаз, я услышала в комнате запах цветов. На полу, у подножия кровати, стояла гигантская корзина алых роз, моих любимых… Я встала и равнодушно прошла мимо. Уже распахнув плотные шторы, я заметила на прикроватной тумбочке открытку. До боли знакомый мелкий почерк. «Как курица лапой!», – скривилась я и достала из тумбочки очки.

«Маргаритка, прости меня. Я сволочь!», – всего-то и сумел написать Вадим в свое оправдание. Я раздраженно отбросила в сторону лаконичное послание и отправилась в ванну. Пока я умывалась, созерцая в зеркале свое помятое отражение, в голове кружились мысли. «Прощать?», – задала я вопрос самой себе. И, обреченно закрыв глаза, кивнула. Иного ответа не было. Стоило представить свою жизнь без Вадима, а его – рядом с другой женщиной. Стоило мне лишь на миг вообразить, как я скажу своим дочерям, что их отец нас бросил. От этих мыслей закружилась голова, и я прислонилась к стене. Ощущая спиной холодный кафель, я поняла безвыходность своего положения. «Так вот, почему говорят – утро вечера мудренее? Утро отрезвляет, ставит перед фактом».

Внизу, как ни в чем не бывало, пил утренний кофе мой муж. Предатель и изменщик! Перед тем, как выйти из сумрака, я закрыла глаза и трижды глубоко вдохнула. «Я спокойна», – мысленно произнесла я заклинание, – «я – пострадавшая сторона. Я ни в чем не виновата. Он виноват!». С этим девизом, и гордо поднятой головой, я спустилась вниз.

– Доброе утро! – встрепенулся Вадим.

– Доброе, – спокойным тоном ответила я.

Молчание буквально повисло в воздухе. Но я не спешила нарушать его. Открыв холодильник, я извлекла кефир, фитнес-булочки, ягодный джем, и яйца. Нинке – тосты, Зойке – глазунью. Этот привычный утренний ритуал вернул мне самообладание. И я, разогревая на огне сковородку, на секунду забыла о случившемся! Но лишь на секунду…

– Рит, – Вадим обошел столешницу. Я тем временем, разбила яйца, наблюдая, как равномерно меняет цвет яичный белок.

– Рита! – чуть громче произнес он, – Повернись, пожалуйста.

– У меня яйца! – коротко ответила я, убавляя газ.

– Это у меня яйца, – Вадим предпринял попытку разрядить обстановку. Попытка не удалась.

– Это заметно, – бросила я через плечо.

Он громко вздохнул. Спиной я почувствовала его внимательный взгляд. И развернулась.

– Я слушаю! – ответила я, и сложила руки на груди.

Вадим взъерошил волосы. С минуту он стоял, глядя в окно. «Изобретает оправдание», – думала я, наблюдая работу его мысли.

– Рит, – он поднял глаза, – Я уже написал, а теперь произнесу вслух. Я сволочь! Ты могла бы прямо сейчас выгнать меня к чертовой матери. Но позволь мне сказать.

– Я уже позволила, – раздраженно напомнила я.

Вадим кивнул и продолжил:

– В моей жизни есть только одна самая важная вещь. Ради которой я живу. Это моя семья. Это ты и девочки. Все остальное – чепуха!

– Н-да, – цинично подытожила я, – когда вкусно ешь, на дерьмо потягивает?

Он усмехнулся:

– Скажем так! Бывают моменты, когда хочется съесть какую-нибудь вредную гадость. Ты понимаешь, что это хреново, что будешь жалеть потом. Но ничего не можешь с собой поделать.

– Любопытно! – заметила я, – Следуя твоей логике, выходит, что я – это полезная и безвкусная овсянка, а секс на стороне – это, вроде как, мороженое?

Я выключила газ, и решительно направилась к холодильнику. Но он преградил мне дорогу.

– Рит, это все ничего не значит. Это… Это… просто секс. На одну ночь.

Он признался! До меня вдруг дошло: сказав это, он признался, что секс имел место быть. Секс с другой женщиной. Он трогал ее, он был в ней, он любил ее тело! Я стояла, не поднимая глаз. Боясь, что, блестящие от слез, они могут выдать меня. Однако, зря старалась! Он чуть коснулся моего плеча, и я невольно вздрогнула.

– Рит, ты моя жена! Ты – моя любовь! Ты – мое все! Я никогда тебя не оставлю. Я никогда не брошу вас. Ты – моя семья. А это… это просто шлюха.

– Ну, так скажи своим шлюхам, чтобы они не брали трубку, когда звонит твоя жена! – сквозь зубы процедила я. Он собирался ответить. Но тут в комнату, опережая их самих, ворвались детские крики. И Вадим отпрянул.

Наверное, уже тогда что-то внутри меня сломалось… Едва ли женщина может не знать, что ей изменяет муж. В таком случае – либо она законченная дура, либо их отношения слова доброго не стоят. Наши отношения стоили… Они стоили целой жизни! И никакая чертова шлюха не заставит меня ими жертвовать.

– Мужчины, как дети, – произнесла Ленка, выслушав мой пламенный, полный слез и ярости, рассказ, – Если малыш хочет вкусняшку, он ее получит. В противном случае он будет топать ногами, уйдет в свою комнату, расплачется и сбежит из дома.

– Но ведь не обязательно потакать всем капризам! – возразила я.

– Да, – кивнула Ленка, – но каждая любящая мама, рано, или поздно, даст своему малышу заветную сладость. Но! – Ленка сделала паузу, – Только после того, как он съест супчик, приберет игрушки, и выучит уроки.

Я нахмурилась. И Ленка отбросила в сторону язык аналогий.

– Господи, Рит! Ну, сыграй ты на этом!

Игрок из меня был паршивый. И я простила Вадима. Пожалуй, слишком быстро. Однако была в словах подруги доля правды. Чувствуя вину, он стал чаще приходить домой к ужину, без причины дарил мне цветы и подарки. Уже без повода мы вместе выбирались в свет. Он нежно и горячо любил меня в постели. Я наслаждалась минутами, проведенными вместе. И так было каждый раз, когда его снова тянуло на сладкое.

Глава 14. Анечка

«Вечер, ресторан и мы с тобой. Я сижу в тени большого зала. Просто не хотелось быть одной, и я решила все начать сначала», – возник в памяти, Бог знает откуда взявшийся отрывок стихотворения неизвестной поэтессы. Иногда Вадим вез меня в тот самый ресторан, где мы впервые сидели друг напротив друга. И не только пытаясь воссоздать вечер нашего знакомства. Просто именно это место было наиболее подходящим для тайных встреч.

Прямо за парадным входом коридор разделяли несколько рукавов. И каждый посетитель, стоя на распутье, решал, чем закончится его вечер. Готов ли он быть в центре внимания, или хочет уединиться? А быть может, минуя трапезу, жаждет отправиться прямиком в «нумера»? Вадим не раздумывая, поворачивал налево. За массивной дверью яркий свет уступал место полутонам, погружая вновь пришедших в атмосферу таинственной ночи. Как будто пробираясь сквозь джунгли в кромешной темноте, мы шли вслед за официантом, ориентируясь только на его флуоресцентный передник.

Поворот, еще один… И вот, стыдливо жмется к стеночке, ожидая своих гостей, наш романтический уголок. Он распахивает дверцы резной беседки, словно объятия. Обволакивает мягким бархатом широких диванов, ароматом свежих цветов на столе. Вокруг ненавязчиво кружится знакомая мелодия, а в моем бокале, отражая теплый свет настенной лампы, искрится красными пузырьками игристое вино.

Вадим глотнул янтарный напиток из своего стакана, едва заметно скривился и расслабленно откинулся на диван. Я внимательно изучала меню.

– У меня командировка через пару дней, – сказал он, наблюдая муки моего выбора.

– Надолго?

– Дня три-четыре, – ответил Вадим и снова сделал глоток.

Я вернулась к изучению перечня блюд.

– Не грусти, – он облокотился на стол и взял меня за руку, – время пролетит быстро.

Я натужно улыбнулась кончиками рта, и кивнула. Ощущая, как уютно устроилась моя рука в его ладони.

– Что тебе привезти? – как обычно накануне отъезда, спросил Вадим.

Я секунду подумала, потом подняла на него глаза:

– Ничего, только себя привези поскорее.

– Это я тебе обещаю! – Вадим поднес мою руку к губам, и я почувствовала короткое, но нежное прикосновение. Высвободив ладонь, я в ответ коснулась его щеки.

Где-то в складках пиджака, разрушая очарование момента, громко запел телефон. Вадим вынул его из кармана, взглянул на экран и беззвучно выругался.

– Я сейчас, пока выбирай, – он торопливо встал.

Удивительно, но эта странная атмосфера создавала иллюзию домашнего уюта. Как будто ты не покидал пределы собственной квартиры. Только здесь по первому зову у двери возникал услужливый официант. Он не задавал лишних вопросов, а только улыбался и кивал. Иногда меня мучили сомнения, уж не робот ли обслуживает наш столик? По большому счету мне было безразлично, где и что ужинать. Лишь бы Вадим сидел напротив.

Однажды во время празднования моего дня рождения, мы стояли на пороге ресторана. Вадим накинул мне на плечи свой пиджак. Была холодная осень, с неба моросил мерзкий дождь, на улице было зябко и хотелось поскорее вернуться в помещение.

Тут у входа я заметила древнюю бабулю. Она сидела на маленьком стульчике, завернувшись в куцую шаль. Сбоку от нее стояли три вазочки. В них скромно, будто бы стыдясь своей искренней простоты, стояли букеты осенних цветов. Георгины, астры, немного физалиса и зеленой листвы. Так просто, но так мило!

Словно бы в старой сказке, люди в праздничных одеяниях, проходили, не замечая старушку.

– Купите девушке цветы, – тихо обратилась она к Вадиму.

Он посмотрел на меня, и, не сказав ни слова, выкупил разом все букеты, собрав из них одну большую и пеструю, как турецкий ковер, охапку. Бабуля спешно собралась домой, пожелав своим «избавителям» любить друг друга. Этот яркий садовый букет еще долго украшал мою спальню, распространяя по комнате свой неувядающий осенний аромат.

Вадим бесшумно сел напротив, все еще не сводя глаз с телефона.

– Что-то случилось? – тихо спросила я.

Он очнулся от размышлений, и покачал головой.

– Да так! Зойка второй день температурит.

– Ого! – сочувственно произнесла я.

Упоминание о его семье, как всегда, всколыхнуло эмоции. И хотя за столиком мы по-прежнему были одни, показалось, что народу прибавилось.

– Рита, как обычно, истерит! – вдруг раздраженно бросил Вадим в сторону телефона. Тот уже лежал, виновато погасив экран, как будто извиняясь за непроизвольное вмешательство.

Пока я размышляла, стоит ли заострять внимание на этой реплике, он снова заговорил:

– Извини, наверное, не правильно говорить о ней сейчас.

Я, предвосхищая дальнейшие оправдания, заверила его:

– Не извиняйся, я хочу знать все, о чем ты думаешь. Ты можешь говорить мне все!

Он благодарно посмотрел на меня.

– Знаешь, – задумчиво произнес Вадим, – я ловлю себя на мысли, что она догадывается. И от этого как-то гадко…

Я застыла, боясь пошевелиться. Когда он вот так откровенно говорил мне о своих переживаниях, казалось, что мы становимся все ближе.

– Думаю, пока еще есть время начать все заново. Женщины выходят замуж и в 50 лет, – он пожал плечами. Потом поморщился, как от зубной боли, – Не могу представить ее с другим мужчиной. Но и с ней быть не могу. Это не честно!

Я впилась пальцами в меню так сильно, что лишенные лака ногти утратили последние признаки жизни.

– Ты все еще… ты… ее любишь? – спросила я и тут же прикусила язык. К чему было задавать вопрос о его любви к жене, когда я ни разу не спрашивала, а любит ли он меня!

Однако Вадиму мой вопрос не показался странным.

– Да, – спокойно ответил он и сделал паузу. И эта пауза тянулась целую вечность, прежде чем он продолжил, – Но по-другому! Как человека, как мать своих детей, как важную часть моей жизни. Нас многое связывает, и так будет всегда.

Я сидела, не смея поднять голову, цепляясь глазами за вышитые на скатерти вензеля. Потом начала считать их справа налево и наоборот. Такой бессмысленный счет всегда приводил в норму мою растревоженную нервную систему.

– Ань, – тихо позвал Вадим.

– Мне просто иногда кажется, – сказала я, стараясь, чтобы он не заметил, как кольнуло меня его короткое, но такое уверенное «да», – мне кажется, что ты однажды позвонишь мне и скажешь: прости, я решил остаться с женой.

Вадим улыбнулся, как будто услышал небылицу:

– С чего ты взяла?

Я сглотнула, подавляя дрожь в голосе:

– Ведь так уже было…

Он грустно усмехнулся:

– Но тогда я был на распутье.

– А сейчас? – опасливо спросила я.

Вадим потянулся ко мне, отцепил мою руку от толстой кожаной папки, и крепко сжал в своей ладони.

– Сейчас я все для себя решил. Я хочу быть с тобой, – он улыбнулся и, копируя мелодию знакомой песенки, пропел, – И я буду с тобой!

Позволяя Вадиму ласкать свое запястье, я немного расслабилась.

– Недавно смотрела фильм. Там двое влюбленных были неразлучны. Они никого вокруг не видели, только друг друга, – я облизнула высохшие от волнения губы, – и однажды они вдруг поняли, что их любовь иссякла. Как будто они слишком быстро, залпом выпили ее всю, до дна. Ведь с нами такого не будет?

Вадим снова поднес к губам мою руку, нежно провел кончиком носа по внутренней стороне ладони, поцеловал запястье. Как раз там, где, пульсируя, билась невидимая глазу венка.

– Никогда в жизни, – ответил он.

Но каждый раз, вынуждая Вадима говорить о том, что он никогда меня не оставит, я невольно вспоминала тот день, когда он бросил меня, решив отделаться коротким смс. «Если бы я тебя увидел, то не смог бы расстаться», – уже потом объяснял он свою трусость. «Но ты ведь знал, что мы снова сойдемся», – настаивала я. «Не знал, я мог только надеяться», – отвечал Вадим.

В тот раз, когда я, схватив с лавочки букет цветов, направилась к дому, он последовал за мной.

– Я тебя не приглашала, – я резко повернулась.

– Но ты кивнула, – вопросительно произнес он.

– Непроизвольно, – уточнила я.

Медлительный доводчик как будто специально придержал для него двери подъезда.

– Говорить в коридоре не слишком-то удобно, – заметил Вадим уже в лифте.

Я крепко вцепилась в букет. И, если бы розы могли говорить, они бы взмолились о пощаде.

– Я тебя не приглашала! – уже громче повторила я, вынимая из сумочки ключи.

– Твои соседи вызовут милицию, – он улыбнулся.

Дождавшись, пока я открою замок, Вадим сунул руку в дверной зазор. И, хотя от возмущения я кипела, как чайник, лишать его пальцев не хотелось. Я прошла в комнату и оставила его стоять в коридоре. Пускать Вадима в квартиру было глупо. Но выгонять за дверь – слишком поздно! И едва ли возможно.

Я села на диван и принялась изучать равномерный геометрический узор на простеньком паласе. Желтые фигуры повторялись через равные промежутки, перемежались вкраплениями красного и синего. И вся эта пестрая феерия представляла собой абсолютную безвкусицу! Я начала считать в уме треугольники на ковре. Эта монотонная процедура успокаивала. И мое сердцебиение пришло в норму.

Тем временем Вадим бесшумно подошел и опустился прямо на пол, сбив меня со счета. Я раздраженно дернулась и отвела глаза.

– Ань, – окликнул он. Я молчала, заставляя себя не реагировать. Однако мое наигранное равнодушие не возымело действия, – я понимаю, что ты сейчас не хочешь меня слушать. Возможно, даже я тебе противен.

Я крепко сжала губы, чтобы ненароком не разоблачитьсебя, обронив случайное «нет».

– Ань, – я услышала его прерывистое дыхание, – знаю, что тебя обидел! Я недостоин тебя.

– Хватит! – вдруг сама того не ожидая, выкрикнула я, – Хватит говорить банальности, Вадим. Зачем ты пришел?

Стоило дать слабину, и накопленный за это время гнев вырвался наружу.

– Зачем ты пришел сюда? – крикнула я ему в лицо. – Если ты мне не пара, то иди к черту! Я поищу кого-то более достойного!

С этими словами я собиралась встать, подойти к входной двери и распахнуть ее. Но вместо этого осталась сидеть. Его глаза, обычно голубые, сейчас казались бесцветно-серыми. Как тусклое от набежавших туч небо, утратившие яркость, они смотрели на меня так пронзительно долго. Как будто он пытался высказать мне взглядом то, чего не мог передать словами.

– Уходи, – умоляюще выдавила я, – пожалуйста!

Вадим покачал головой.

– Ань, – сказал он, удерживая меня взглядом, – я должен тебя отпустить. Но, черт, как же это сложно!

Вадим сидел передо мной, как на исповеди. Еще никогда я не видела его таким потерянным. Он выглядел уставшим, как будто накануне провел бессонную ночь. Мне хотелось думать, что эта ночь была наполнена мыслями обо мне. Хотя, возможно, я себе просто льстила! И его потрепанный вид был, всего лишь, следствием очередного загула? Я внимательно слушала, не решаясь прервать его душещипательный монолог.

– Я думал, что законченный циник. Что меня уже не проймешь. А ты сумела… Ты пробудила во мне что-то. Мне хочется совершать поступки, о которых я давно забыл. Делать их для тебя!

Чувствуя, что краснею, я опустила глаза.

– Ты вызываешь во мне такие эмоции. Я хочу оградить тебя от всего мира. Хочу заботиться о тебе. Но в то же время… хочу сорвать с тебя одежду и делать такое… – он прикрыл глаза, словно представляя те самые вещи, которые намеревался сделать.

«Ну, уж нет!», – я отвесила себе воображаемую пощечину, – «Этот номер у тебя не пройдет».

– Заботься о своей жене и детях, – внятно произнесла я, глядя ему прямо в глаза. И мысленно зааплодировала самой себе.

Вадим кивнул:

– О них я уже позаботился.

– А мне не нужна твоя забота! – и, хотя голос звучал уверенно, меня била дрожь. Кто-то внутри меня кричал, пытаясь вклиниться и нарушить так грамотно выстроенный диалог. Но я не позволила. Я была намерена бороться. Только не с Вадимом, а с самой собой.

Он замер, будто нас разделяла невидимая стена, преодолеть которую не хватало сил нам обоим. Я сидела, пытаясь усмирить сердечный ритм. Как натянутая струна, готовая в любую секунду потерять равновесие. Вдруг он склонил голову мне на колени. Я закрыла глаза и вцепилась руками в края диванной обивки. Словно она была последней соломинкой, помогающей мне балансировать на грани безумия.

Он придвинулся ближе, стиснул руками мои накрепко сжатые колени. Я расправила тонкий шифон летней юбки. И мысленно отругала себя за то, что именно сегодня решила пренебречь любимым денимом. Его руки спустились к лодыжкам, и я дернулась, ощущая, как предательски кружится голова.

– Я думаю о тебе непрерывно, – приглушенно зашептал он, – закрываю глаза, и вижу твое лицо. Вспоминаю твой запах, твой вкус…

Следуя здравому смыслу, я должна была стряхнуть с колен его руки, встать и выпроводить за двери этого непрошеного гостя. Но я лишь сидела, оправдывая слабостью свое бездействие.

Впервые за долгое время он был так близко, настолько, что я услышала его дыхание, прерывистое, нервное. Я сама дышала в такт своему сердцу, готовому вырваться наружу. Я боялась, что он тоже услышит его стук, и поймет, как сильно я хочу его. Я до безумия хотела коснуться его груди, вдохнуть его запах. Хотела провести ладонями по его спине, погрузить пальцы в темные волосы, запрокинуть голову и дать ему возможность коснуться губами раскаленной кожи. Но я лишь сидела, смиренно ожидая своей участи.

Я смотрела сверху вниз на проблески седины в его волосах, на вихрастую макушку, на крепкую шею и твердый ворот рубашки с зеленой окантовкой по краю. Ощущая, как острыми иголками покалывает колени двухдневная щетина на его щеках. Мое тело наслаждалось желанием близости. Но душа все еще металась, объятая болью неизбежной разлуки.

Наконец-то сдавшись, я беззвучно заплакала. Вадим оторвался от моих колен. Он взял ладонями мое лицо и стал торопливо покрывать поцелуями мокрые щеки, соленые губы, заплаканные веки. Потом он встал и поднял меня с дивана.

В тот раз он любил меня так медленно и нежно. Все обиды, вся злость, которую я старательно копила, готовая обрушить на него в любой момент – все исчезло! Положив голову ему на грудь, я понимала, что никогда еще я не чувствовала такое абсолютное счастье. У меня не осталось сил противиться. Я была всего лишь слабой женщиной в объятиях сильного мужчины. И мне чертовски нравилась эта роль!

Глава 15. Рита

Уже третий день Зоя не вставала с постели, игнорируя мои попытки хоть чем-то скрасить ее «безрадостное существование». И, хотя это была банальная ветрянка, переболеть которой она не успела в раннем детстве, я пребывала в состоянии перманентного стресса. Трогая ее разгоряченные жаром щеки, убирая со лба скомканные пряди, держа ее слабую маленькую ручку. Мое сердце рвалось на части! И я была готова вырвать его из груди, порезать на тонкие кусочки, и скормить своей дочери, лишь бы вновь услышать ее игривый голосок, ощутить порывистые детские объятия.

Самую страшную беспомощность ты чувствуешь, когда болеют твои дети. И ты, увы, ничем не можешь им помочь! Ты абсолютно бесполезна. В твоей власти вручить жизнь самого дорогого существа постороннему человеку, компетентность которого ты вынуждена воспринимать на веру. Ты мечешься по комнате с телефоном в руках, в бессильной злобе на саму себя, на окружающий мир и Всевышнего, пославшего тебе это испытание.

Зойка, похожая на пятнистого зверька, елозила по свежевыстиранной простыни. На белой ткани уже виднелись бледные зеленоватые разводы. Но мне было все равно! Я бы купила тысячу новых наволочек, лишь бы только все прошло. Я сидела у кровати, пытаясь утихомирить дочку.

– Зай, я одену тебе на руки перчатки, – я в очередной раз поймала Зойкину руку.

– Ма! Ну, чешется же, – простонала Зоя и отвернулась к стене.

– Ничего, пройдет, – я расправила старенькую пижаму на хрупких детских плечиках.

Испуганная Мурка шныряла из комнаты в комнату, боясь попасть под горячую руку. Мелкими перебежками она, прижавшись к стене, как шпион спешила просочиться в дверной проем. Ее острые уши, то и дело, выглядывали из-под дивана, нервно подрагивали и, прижатые к серой шерстке, исчезали в тени.

Бесшумно ступая мягкими лапками, она подкрадывалась к кровати и, обратив морду в сторону безучастной Зойки, тревожно мурчала. Как будто звала дочку играть. Удивляясь, что та лежит, вместо того, чтобы гонять ее по дому.

– Ма, а давай Мурку на меня положим? – с надеждой в голосе спросила Зойка, – Я читала, что кошки лечат.

Я погладила ее пальцы:

– Ветрянку они не лечат, Зая.

– Наша Мурка лечит все! – возразила дочка. Кошка, словно в подтверждение ее слов, громко мяукнула. И я, поддавшись на уговоры, схватила ее и усадила в изножье детской кровати. Радостная Мурка стала топтаться, оставляя зацепки на новом белье.

Настойчиво пропиликал дверной звонок и я, погрозив дочери пальцем, побежала вниз. На пороге, размером с дверной проем, с улыбкой на устах, застыл Артем Григорьевич – наш семейный доктор. С Вадимом они дружили с детства. В прошлом авторитетный врач, а с недавних пор – заведующий детской поликлиникой, он был на хорошем счету, имел с десяток дипломов и давно отрекся от частной практики. В последнее время вместо себя Артем присылал подчиненных, достойных врачей, за которых ручался. Потому, увидев его собственной персоной, я несказанно удивилась.

– Ну, мамаша, что застыла? – Артем, не дожидаясь приглашения, подвинул меня и вошел.

– Артем! Как же здорово тебя видеть! – наконец-то придя в себя, я поприветствовала гостя.

– Взаимно, – кивнул он, пересек гостиную и, галантно поднес мою руку к губам.

Улыбчивый и круглолицый Артем был просто создан для работы педиатром. Его внешность располагала к себе не только детей, но и родителей. Наблюдая, как ловко он управляется с малышами, как легко находит подход даже к самому капризному ребенку, взрослые и сами возвращались в детство. Заглядывая в озорные глаза «дяди доктора», они пытались снискать одобрения этого большого во всех смыслах человека.

Артем по-хозяйски хлопнул в ладоши:

– Так-с, и где наша пациентка?

Я кивнула в сторону лестницы, и доктор, прихватив с собой пузатый, под стать, портфель, целеустремленно зашагал по ступеням.

– Дядь Тема пришел! – воскликнула Зойка, только на пороге показалось его лицо.

– Обветрилась наконец-то? – пошутил Артем и присел на краешек кровати. – А у меня для тебя презент.

Он, ловко просунул руку в свой бездонный саквояж и вытащил оттуда громадную упаковку мармелада. Увидев любимое лакомство, Зойка восторженно захлопала в ладоши. И я поспешила отнять его.

– Зай, потом! Пускай дядь Тема тебя осмотрит. – И обратилась уже к доктору, – Артем, объясни Зое, почему нельзя чесаться!

Тот сурово нахмурился и сделал из пальцев «козу».

– Дядь Тем, а вы не боитесь заразиться? – спросила Зойка, – Вот Нинка боится, поэтому она теперь к нам не ходит.

– А я ничего не боюсь! – громогласно заявил Артем.

– Ну, вы же доктор, вы вообще не должны болеть. У вас таблеток, наверное, целая квартира! – предположила Зойка. Артем в ответ расхохотался.

Я оставила дочку в надежных руках и поспешила на кухню. Следовало напоить гостя чаем, не только из правил приличия, но и в желании порадовать человека, которому я была так многим обязана. Пока я накрывала на стол, входная дверь ожила, в замке повернулся ключ и на пороге возник Вадим.

– Вадик! – я удивленно всплеснула руками.

– Заехал за документами, – опережая мою радость, заявил он. – Артем уже здесь?

– Наверху, с Зойкой, – кивнула я и прижалась щекой к ароматной мужниной рубашке.

– Пойду, поздороваюсь, – Вадим устремился наверх, и тут же из спальни послышались приветственные возгласы давно не видавших друг друга друзей.

Через полчаса, убирая со стола чашки, я краем глаза поглядывала на террасу. Мужчины, стоя спиной к двери, о чем-то беседовали. Спрятав одну руку в карман, в другой Вадим держал сигарету. Тонкой струйкой вверх тянулся и растворялся в воздухе табачный дым. Привычным движением, поднося сигарету к губам, он втягивал его, и чуть запрокинув голову, выпускал мутное облако.

– Так что, Рита, не кипешуй! Ветрянка – не ОРЗ, за пару дней не пройдет, – «успокоил» меня Артем, уже стоя на пороге. – Я на связи, держи меня в курсе, – с этими словами он демонстративно помаячил у меня перед носом своим новехоньким, размером с ладонь, смартфоном.

– Тебя подбросить? – уточнил Вадим, дежурно целуя меня в щеку.

– Нет, я на колесах, – махнул рукой Артем.

– Лекарства куплю по дороге с работы, – Вадим торопливо вышел за дверь.

Артем, напротив, не спешил уходить.

– Кстати о колесах, – вполголоса заметил он, – Рит! Я увидел, на полочке в ванной снотворное… Ты бы не увлекалась!

Я стыдливо уставилась в пол.

– Да это так, – начала я оправдываться, – бывает, сплю плохо. Это я редко!

– Поменьше нервничай! – сурово гаркнул доктор. – Как бы банально не звучало, все болезни от нервов.

Я послушно кивнула. Артем ободряюще потряс меня за плечо и направился в сторону своей рабочей лошадки – внушительных размеров джипа цвета мокрого асфальта. Хотя, в сравнении с самим хозяином, его боевой конь казался не таким уж и большим. Я догадалась, что кроме Зойкиной ветрянки Вадим решил обсудить с Артемом и домашнюю аптечку своей супруги. Он неоднократно возмущался моей зависимостью от лекарств. И, по всему видно, смекнул, что из уст семейного доктора подобные замечания будут звучать убедительно. «Лучше бы он с ним о вреде курения поговорил», – мысленно упрекнула я Артема.

Ночью мне опять снился сон. Если раньше, сновидения быстро выветривались, оставляя голову свежей, то эти сны отбирали ощущение отдыха. Сюжет как будто повторялся, из ночи в ночь, обретая все новые черты и декорации. Мне даже стало любопытно, чем закончится эта беготня. Будто я смотрела остросюжетный сериал, который специально для меня разыгрывало воображение.

Я снова скрывалась от кого-то, только на сей раз в стенах незнакомой квартиры. В этой квартире все было странным: от старого скрипучего пола до пыльных гардин. Я ходила из комнаты в комнату, пытаясь понять, как попала сюда. Ведь ни в одной из них, и это было самым странным, я не обнаружила входной двери! «Маааа», – сквозь сон пробился голосок, так похожий на Зойкин. Я решила, что это тоже часть сна. Но крик повторился. И я, обеспокоенная, пошла на голос. Однако все комнаты были пусты, а голос все звал и звал меня. Пока, наконец-то, сон не отпустил…

Проснувшись, я уже явственно услышала дочкин зов из соседней спальни.

– Зоенька, я здесь!

Я зажгла выключатель, и бабочка на стене ожила. Зойка зажмурилась, прижимая к себе любимого зайку. С первых лет жизни она не выпускала из рук этого плюшевого зверя. Который уже порядком износился. Но о замене речи не шло! Ведь он был не просто игрушкой, а настоящим другом. Я штопала его, придумывая смешные заплатки. Недавно пошила Зойкиному питомцу новый комбинезон, и даже стирала его исключительно вручную.

– Ма, оставь свет, мне страшно! – всхлипнула дочка, и я дотронулась ее щеки.

– Зайка, да ты горячая, – прошептала я, ощупывая бледное в зеленый горошек лицо. Найдя на тумбочке градусник, я сунула его Зойке подмышку. «37,9» – прочитала я, спустя пару минут. И сердце тревожно забилось.

– Голова болит? – спросила я, поправляя сбившееся в комок покрывало.

– Не знаю, – протянула Зойка, – просто сон плохой.

– А ты скажи – «куда ночь, туда и сон»!

– Это нужно утром говорить, – поправила меня дочка.

Я рассеянно кивнула, вспоминая наставления врача. Будь моя воля, я бы скормила дочери жаропонижающее уже сейчас! В коридоре эхом отозвался скрип межкомнатной двери. И Мурка испуганно дернулась.

– Чего вам не спится? – хрипло прошептал Вадим. Он стоял в дверном проеме, широко зевая.

– У Зойки жар, – срывающимся голосом сказала я.

– Жар, это сколько? – сонно щурясь, поинтересовался муж.

– Почти 38, – я протянула ему градусник.

– Это нормально, – он устало потер лоб, – Артем говорил, что до 38 температуру не сбивать.

– Но, это уже почти 38! – удивленная его спокойствием, возразила я.

– Почти, – согласился Вадим, – вот будет 38 и 1, дашь ей лекарство.

Я встала с кровати и решительно подошла к мужу.

– Вадик, ты шутишь? У ребенка температура, а мы будем ждать?

Он невозмутимо стоял, с готовностью выслушивая мои претензии.

– Рита! – четко произнес Вадим, и я замолчала, – Все идет своим чередом. Организм борется с болезнью, не нужно ему мешать.

– Но что-то же надо делать…

– Вспомни, как ты подняла на уши всех онкологов, требуя детальной диагностики? А у Зойки оказался банальный жировик, – безмятежным тоном продолжил Вадим, – Тогда вся поликлиника с нас угорала.

– Что плохого в том, что я забочусь о здоровье детей? – сердито шепнула я.

– Ничего, – согласился муж, – если бы ты заботилась. Но чаще всего ты просто паникуешь.

Я обиженно поджала губы, готовая разреветься.

– Солнце, сделай нам чая. Я посижу с ней, – Вадим сменил гнев на милость, и неожиданно нежно обнял меня. Я покорно отправилась на кухню.

В моменты крайнего беспокойства меня всегда поражало его откровенное безразличие к проблемам детей. Но, как только все благополучно разрешалось, я удивлялась способности Вадима сохранять самообладание в ситуациях, подобных этой. Там, где я теряла остатки здравомыслия и пребывала во власти эмоций, Вадим умел трезво оценить ситуацию и принять единственное верное решение. Вероятно, так мы дополняли друг друга.

Я заварила мятный чай, наполнила пиалу свежим медом, и с подносом в руках вернулась на второй этаж. Уже около входной двери, я замерла и прислушалась. В ночной тишине голоса звучали особенно ясно.

– Пап, а вот Генка из моего класса говорит, что Зоя расшифровывается, как змея особо ядовитая. Это правда? – обиженно поделилась дочка.

– Твой Генка фантазер! – с улыбкой в голосе произнес Вадим, – Наверняка ты ему нравишься, вот он и выдумывает.

– Ой, фу, пап! – громко фыркнула Зоя.

– Чего? – удивился Вадим.

– У Генки, когда он смеется, из носа козюли выскакивают, – объяснила дочка, и я прикусила губу, сдерживая смех.

– Действительно, фу! – поразмыслив, согласился Вадим.

Спустя пару мгновений пытливый Зойкин голосок спросил:

– Пап, а почему меня назвали Зоя?

– Ты же знаешь! – неохотно отозвался муж.

– Нет, скажи! – упорствовала дочка.

– В честь твоей бабушки, моей мамы.

– А она была красивая? – мечтательно произнесла Зойка.

– Очень! – с уверенностью в голосе ответил Вадим. Я тут же вспомнила его мать, которую видела всего-то пару раз. Ее безумно красивое лицо, окаймленное темной траурной лентой. Родители мужа всю жизнь прожили вместе, бок обок, в маленьком поселке. Так и не смирившись с утратой, его отец почил вскоре после смерти любимой жены. Как будто стремился скорее воссоединиться с нею в другом мире.

– Такая же красивая, как наша мама? – услышала я из спальни.

– Ваша мама еще красивее! – без промедления выдал Вадик.

От этого внезапного комплимента, случайным свидетелем которого я стала, я зарделась и чуть не выронила из рук поднос. Чашки сползли на край, и я чудом успела их удержать.

– А я буду красивая? – с сомнением спросила дочка.

– Ты уже красавица! – заверил ее Вадим, как раз в тот момент, когда я себя обнаружила.

Как раньше, мы вместе уложили Зою спать. Температура перестала расти и я со спокойной душой прикрыла двери детской. На кровати, тихо мурлыча, осталась охранять Зойкин спокойный сон любимая кошка.

Вадим, сонно потирая глаза, чиркнул зажигалкой. Летние ночи отрезвляли лучше холодного душа. И сон тут же улетучился. Хотя я знала – стоит коснуться теплой кровати, как дремота вернется и накроет приятной волной. Скорее бы! Я поежилась. И Вадим обнял меня свободной рукой.

– Вадик, спасибо! – я прижалась к теплому телу, чувствуя горький запах дыма. – Без тебя я бы не справилась.

Он сжал ладонью мое плечо:

– Ну, я же здесь.

– Но ты уедешь, – грустно отозвалась я.

– Но я вернусь, – коротко бросил муж.

Я уткнулась носом в прохладное плечо:

– А давай завтра поужинаем где-нибудь?

Вадим стряхнул пальцем пепел:

– Не могу, детка, прости. Нужно дела закончить.

– Ясно.

– А давай, когда приеду, сходим? – предложил Вадим, – Куда захочешь!

– Ты серьезно? – на всякий случай уточнила я.

Вадим уверенно кивнул.

– Обещаешь?

Он снова кивнул и метко запустил окурок в жестяную банку.

Глава 16. Анечка

– Бери балконет, не прогадаешь! – манерно процедила Людочка, накручивая на палец свой тонкий белокурый локон.

– А мне вон тот понравился, с рюшей, – возразила Машка.

Люда обреченно закатила глаза:

– Бюстье называется! – просветила она несведущих в терминах коллег, – На фига ей бюстье? У нее талия своя!

– А балконет ей твой на хрена? У нее и сиськи свои! – возмутилась Машка.

– Пойду тогда голая, – я смущенно вклинилась в их спор.

– Вот это тема, – одобрила мой «выбор» подруга.

– Голой он ее и так увидит, а прежде, нужно эффектно себя преподнести, – поучительно сказала Людочка.

– Называется «п*зда» празднично упакованная! – с пафосом выдала Маша.

Людка раздраженно фыркнула:

– Фу, как грубо!

– Девочки, я в восторге от процесса, но обед кончается, – кивнула я на часы.

В те дни, когда Машка истязала свой организм диетами, мы, минуя кофейню, шли в «гости». К Ленке из соседнего отдела – «выбирать» новые туфли; к Гале из кожгалантереи – примерять шляпки; к Соньке из ногтевого сервиса – обновлять маникюр. Обычно решающим фактором служил очередной привоз. Сегодня местом нашей дислокации стал салон нижнего белья: царство утонченных силуэтов и прозрачных намеков. Новое поступление так удачно совпало с предстоящим мероприятием, на котором я желала блистать!

Вадим, впервые за время наших отношений, собирался остаться у меня на ночь. На всю ночь! И хотя завтра нас ожидал ранний подъем, а его – утренний рейс, впереди будет целая ночь. И вместо подушки, еще хранящей его запах, я буду обнимать его самого – такого родного и самого желанного. От предвкушения кружилась голова.

Кулинарная сторона вечера была на «мази»: ризотто с курицей, салат из кальмаров и грибной жульен были одобрены Машкиным желудком. А вот одобрить мой наряд было некому! Весь обеденный перерыв мы потратили на примерку и бессмысленные споры. Мне нравилось все! И белоснежный кружевной комплект, в котором я была похожа на сбежавшую прямо из-под венца невесту. И соблазнительное полупрозрачное боди с тайными прорезями в стратегически важных местах. И порочный алого цвета набор, в котором моя скромных размеров грудь приобретала немыслимые формы.

– Подожди-ка! – Людочка просияла, – Есть еще один.

Она с головой нырнула в коробку, из которой на пол полетели пакеты с кружевным великолепием.

– Вот! – растрепанная и довольная, она вынула оттуда нечто «стоящее».

– Опять черное! – заныла Машка.

– Там телесный шелк, а сверху темное кружево, – Люда зашелестела пакетом, извлекая на свет творение итальянских «кутюрье».

– Да уж! – дружно вздохнули мы, рассматривая тончайшую работу.

– Ну? – в нетерпении захлопала ресницами Люда.

– Мне кажется, это оно, – кивнула я.

И даже Машка одобрила находку:

– И впрямь интим-кутюр. – она развернула ценник лицом, и ахнула, – Мать твою! Кто же такое покупает?

Цена впечатляла не меньше самого изделия. Люда хитро улыбнулась:

– Кто, кто? – она красноречиво покосилась в мою сторону, – Любовницы богатых папиков!

Высунув голову из-за ширмы, я торопливо возразила:

– Он не папик!

– А ты не любовница! – уточнила Машка.

– Что, вляпалась? – пропела Людочка. – Не ты первая!

– Не вляпалась, а влюбилась! – выкрикнула я из примерочной.

Увидев меня во «всеоружии», девочки как по команде разинули рты. Комплект и впрямь был изумительный! С виду он уступал предыдущим, кричащим и откровенно вызывающим. Он как будто, стоял в сторонке, пока другие, опережая друг друга, соревновались за звание самого соблазнительного. Но в этой скромной простоте и была его изюминка.

Кремовый шелк сливался с кожей, скрывая все, но оставляя эффект абсолютной наготы. На его фоне тончайшая паутинка черного кружева выглядела особенно чувственно. Она окутывала грудь лишь наполовину, интригующе оставляя верхнюю часть неприкрытой. Затем кружевная полоска уползала вверх и тонкой змейкой спускалась по спине. Невидимые трусики с черной окантовкой по верху почти не имели швов и оттого не стесняли движений.

– Мне бы такие сиськи, – грустно поджала губы Машка. – Можно потрогать?

Я весело кивнула. Подруга приобняла меня сзади, смело скользнула ладонью вниз, очерчивая линию декольте.

– Эй, полегче, оставь и мне кусочек, – подмигнула Людочка, убирая беспорядок, который мы устроили в ее отделе.

– Может быть мне переквалифицироваться? – задумчиво нахмурилась Машка, – Уйти в лесбиянство?

Мы с Людкой переглянулись и дружно фыркнули.

– Не, Маш! – отсмеявшись, заметила Люда. – Женский секс – сплошной суррогат.

Теперь уже мы с Машкой обступили коллегу с двух сторон.

– Когда это ты успела? – с любопытством воскликнула Машка.

– Да, было разок, другой, – с видом бывалой развратницы сообщила Люся.

– Не понравилось? – скривилась Машка.

– На любителя, – заверила ее коллега. Так, будто они обсуждали новый фильм, – Конечно, быть может, я не полноценная лесби, потому недооценила всех прелестей, – продолжала она, – Но я тебе так скажу: никакой, даже самый потрясный фаллоимитатор не заменит настоящий мужской член. Гораздо приятнее чувствовать в себе живой, пульсирующий орган, чем неодушевленный предмет.

Машка схватила с тумбочки новый каталог белья, и принялась использовать его в качестве веера. Тем самым демонстрируя степень горячности затронутой темы. Я же слушала вполуха, изучая свое отражение. «Волосы приподнять, или оставить», – прикидывала я, как довести придуманный образ до совершенства. В повседневной жизни я предпочитала самое скромное хлопковое белье. Но для особых случаев можно было и раскошелиться! Тем более что этот подарок Вадим делал в первую очередь самому себе.

И в самом деле, женщина – это конфетка. Потихоньку снимая с нее обертку, мужчина добирается до сути. Кто-то обернут в простую фольгу, другие удивляют яркими обложками. И никогда не знаешь, что ждет тебя внутри: оправдает ли начинка заявленные упаковкой качества. Иногда за простенькой оберткой скрывается неожиданно вкусная сладость, а порой яркая этикетка маскирует ничем не примечательное кондитерское изделие.

По дороге домой я заскочила в магазин, и солидно отоварилась. Мой, одурманенный гормонами мозг бесстыдно рисовал картины продолжения вечера. Поэтому я прихватила клубники, взбитых сливок, бананов, сливочного масла, мягкого шоколада. Увлеченная приятными хлопотами, я совсем забыла про плановый звонок в лоно семьи. Решив не откладывать в долгий ящик, я устроилась в кресле и приняла облик хорошей девочки.

– Нюрка! – радостно завопил с экрана мой двоюродный брат. Желая казаться взрослым, Ленька обзавелся растительностью на лице. Но россыпь озорных веснушек на щеках лишала его привилегий «брутального мачо».

– Смотри! – Он нагнулся, зарисовал курчавую макушку, и вытащил из-под стола недовольного Виталия.

Наглая рыжая морда заразительно зевнула, демонстрируя на зависть крепкие зубки, и лениво уставилась в экран. Упитанный сверх меры, холеный, короткошерстный Виталя знал себе цену. Хотя в нашу семью он вошел, как простой и беспородный представитель кошачьих, манеры и воспитание выдавали в нем зачатки аристократизма. «Мамаша, видать, согрешила», – посмеивалась теть Тоня. На что кот, щуря изумрудный глаз, продолжал невозмутимо вылизывать причинное место.

Будучи котенком, Виталий был обнаружен Ленькой в картонной коробке за мусорным баком. И, естественно, принесен домой! Котенок был хилым, худым и ослабленным уличной жизнью. Сердобольная тетушка поила его козьим молоком из пипетки, а Ленька соорудил теплую лежанку. Однако рыжик оказался бойцом! Не успев окрепнуть и твердо встать на лапы, он задал жару всей местной «знати». Нынче Виталий кружил головы направо и налево, оставляя соседям рыжего цвета приплод.

Меня всегда удивляла его самодостаточность. В отличие от собаки, безраздельно преданной своему хозяину, кот существует параллельно, и нуждается в человеке лишь время от времени. Иногда, придя домой, Виталя садился на ступеньки и задумчиво смотрел вдаль. Я присаживалась сбоку, осторожно, боясь потревожить. Кот, увидев меня рядом, коротко мяукал. А я принималась рассказывать ему, как прошел мой день. И, хотя мы не знали языка друг друга, я была твердо уверена, что Виталя все понимает.

– Совсем зарос! – улыбнулась я.

– Кто? Виталя? – Ленька неодобрительно потрепал кота за ухо.

– Ты! – ответила я. – Виталя, как всегда, великолепен.

– А я разве нет? – Ленька приосанился и нахмурил брови.

– Ты похож на Антошку, который вырос и пытается казаться старше своих лет, – поддела я брата.

Семь лет разницы давали мне фору, и пока что я ощущала себя взрослой. Но Ленька, несмотря на возраст, всегда проявлял мужские качества. Однажды он ввязался в драку, лишь бы защитить честь старшей сестры перед шайкой соседних пацанов. А уж сколько раз ему попадало от матери за мои провинности! Ленька без раздумий брал вину на себя, и теть Тоня удивлялась природе этого, вспоминая его беспутного отца-гуляку.

От первого брака у нее тоже был сын, уже взрослый и самостоятельный настолько, чтобы звонить матери только по праздникам. Первый муж оставил ее вдовой, второй – разведенной матерью-одиночкой. Но теть Тоня не отчаивалась, и уже второй год крутила роман с одиноким соседом. В отличие от младшей сестры, которая всю жизнь хранила верность одному единственному мужчине. И оставалась верна ему даже после его смерти. Возможно, эта черта передавалась мне по-наследству? И я также была обречена любить Вадима до конца своих дней?

– Нюрочка, – на экране возникла обернутая ярким фартуком фигура тети Тони. – Займитесь делом! – шугнула она Леньку с котом, и те бросились врассыпную.

– Теть Тонь! Как вы там?

– Докладываю! – отчеканила тетка, – Все хорошо! Все живы и здоровы! Накормлены и напоены.

– Вольно, – я махнула рукой. – Как мама?

Тетя Тоня изменилась в лице и сердито сдвинула брови:

– Мать твоя совсем чеканулась!

– Чего опять? – спросила я.

– Насадила картошки, окучивать мне! Жуков травить мне! Копать кому? Тоже мне? – тетя Тоня дернула головой, и непослушная прядь волос упала на лицо. Богатые от природы, ее волосы не утратили своей красоты даже с возрастом. Сколько я себя помню, она никогда их не стригла, а собирала в толстую косу утром, и распускала перед сном. Они медным водопадом струились, облегая покатые плечи. Возможно, отчасти поэтому тетка всегда пользовалась успехом у мужчин. Кроме всего, Антонина с юности была остра на язык. В отличие от младшей сестры Марины – кроткой недотроги.

– Леньку привлекай! Вон, какой бугай вырос! – посоветовала я.

– Конечно, не мать же твоя будет этим заниматься. У нее вон, то давление, то спина, то голова, то ж*па! Симулянтка! – выкрикнула теть Тоня в сторону коридора.

Из-за двери неохотно вынырнула мама. Она на цыпочках подкралась к дивану.

– Доченька! – ее лицо осветилось улыбкой. Поправив схваченные на макушке волосы, она присела на краешек.

– Вот, полюбуйся! – тетя Тоня сделала жест, обозначая причину своих волнений.

Мама виновато потупила взор:

– Ну, Тоня, съедим же все! Нюрочке, вон, останется.

Тетка всплеснула руками:

– Нет, ну ты слышала? Что она себе в городе картошки не купит?

Мама устало вздохнула:

– Ну что она там купит? Импортную, напичканную удобрениями? А это же свое, натуральное…

– И как ты себе это представляешь? – требовательным тоном вопрошала сестра. – Мы должны ей поездом мешок картошки отправить? Или она его сама на горбу потащит?

Мама не сдавалась.

– Тоня, ну что ты все преувеличиваешь? Какие мешки? В сумку дорожную сложим, вместе с соленьями.

Обращенные друг к другу, они словно забыли обо мне. А я чувствовала себя зрителем, который смотрит сериал о собственной жизни. Я замерла у экрана, с улыбкой наблюдая очередную шутливую перебранку. Они случались регулярно и по любому поводу! Две хозяйки на кухне – это, в принципе сложно. Поэтому отправной точкой служила даже губка для мытья посуды, которую тетя Тоня старательно выжимала, избавляя от мыльной пены, а мама оставляла в лотке просто так. Часто я мысленно удивлялась, как настолько разные по темпераменту, характеру и внешности женщины могли быть сестрами. И тогда в моей голове зарождались сомнения – уж не имел ли место адюльтер в образцовой семье Амурских. Но, если и так, то это были дела давно минувших дней. И спросить об этом, увы, было некого.

– Ой! – спохватилась мама и, торопливо простившись, убежала на кухню.

– Вот, сгорели котлеты. Уже две сковороды испортила! – покачала головой тетя Тоня.

– Теть Тонь, мне тоже пора, – за лицезрением семейной ссоры время пролетело незаметно.

– Ой, Нюрочка, совсем забыла! – теть Тоня убавила голос и придвинулась к экрану. – Помнишь, я тебе про Женьку говорила? Белохвоста?

Я рассеянно кивнула.

– Так вот! – продолжила тетушка, – Он собирается на заработки ехать туда, к тебе.

– В смысле ко мне? – я испуганно отшатнулась.

– Нет! Ну, не прямо к тебе, – теть Тоня замялась, – просто я ему говорила, что ты там сейчас живешь и работаешь. И вроде как, он тоже планирует. И… я хотела дать ему твои контакты. Чтобы вы как-то встретились. Вдвоем ведь проще? Веселее…

На последнем слове теть Тоня осеклась. Наверняка, увидев мою недовольную физиономию.

– Теть Тонь! Никаких контактов! – отрезала я.

– Ну, Нюр, – защебетала тетушка, и мне на секунду показалось, что мы вдруг поменялись ролями, – Ведь ты же там совсем одна. А то будете вместе? Авось как-то сложится. Квартиру вместе снимать проще, да и мужик какой-никакой рядом.

– Теть Тонь! – перебила я. – Нет!

С минуту она изучала меня, словно пытаясь отыскать на моем лице следы чужого присутствия.

– Нюра, – шепнула она удивленно, – у тебя кто-то появился?

Нетерпеливо отбивая пальцами ритм, я кивнула. Решив, что выдумывать оправдания для своего отказа было бы дольше.

– Ой, Нюрка! – просияла тетушка, как будто я сообщила ей о предстоящей свадьбе.

– Теть Тонь, рассказывать пока нечего. Мне пора! У меня свидание! – я показательно задрала нос. И тетушка понимающе закивала.

– Конечно, конечно, иди!

Я послала воздушный поцелуй.

– Когда будет что, расскажешь? – бросила напоследок тетя Тоня.

– Обязательно, – послушно кивнула я.

Глава 17. Рита

Утренняя суета отвлекла меня от предстоящей разлуки. Зойка, обрадованная законной возможностью пропустить школу, валялась в кровати, лениво поддразнивая Мурку бумажным бантиком. Вадим пил кофе, не отрывая глаз от монитора ноутбука, в ожидании важного звонка. Я увидела в коридоре уже готовый к отъезду чемодан.

– Вадик, – обратилась я к мужу, – ты у меня самостоятельный такой! Даже рубашки сам погладил?

Вадим отрешенно кивнул. Я осторожно подошла к нему с тарелкой сырников в руках.

– Перекуси немного, – попросила я, – свежие!

С этими словами я призывно поводила перед носом Вадима тарелкой, на которой еще дымились только что снятые с огня румяные лепешки.

– Соблазнила! – кивнул муж и схватил двумя пальцами верхний блинчик.

– Горячий, осторожно! – предостерегла я.

Ноутбук издал противный гудок, и Вадим, спешно проглотив недожеванный кусок, обтер руки о бумажное полотенце. Я вернулась к сервировке утренней трапезы для Зойки. Самочувствие дочки улучшалось, и она заметно воспрянула духом. Видимо, ночная горячка стала апогеем недуга, который теперь пошел на убыль.

– А кого здесь ждут свежие сырники с малиновым джемом? – бодро прокричала я.

Зойка, не обращая внимания на мое вторжение, изучала Муркино светло-серое пузо. Кошка, довольная происходящим, блаженно вытянулась поперек кровати.

– Ма! А кошки могут болеть ветрянкой? – осведомилась дочка.

Я, поразмыслив, ответила:

– Маловероятно! Думаю, ею болеют только двуногие, то есть мы.

Зойку мой ответ не устроил, и она, обогнув край кровати, заглянула кошке в глаза.

– Мне кажется, Мурка заразилась от меня, – заключила Зоя, – у нее блестящие глаза, сухой нос и белесый язык.

Я поставила поднос на тумбочку и, на всякий случай, потрогала кошкин нос. Та недовольно фыркнула.

– Зайка, я думаю, Мура в порядке.

– Нет! – Зойка деловито покачала головой и привела неопровержимый аргумент, – она не реагирует на колбасу.

Я погладила кошкину спину, ощущая рукою привычные вибрации.

– Я думаю, Мура просто не выспалась сегодня, – заверила я Зою, – как и все мы!

– Ладно, – дочка озабоченно вздохнула, – будем наблюдать!

Она поставила на колени поднос и стала с аппетитом уплетать сырники, макая их в ягодный джем. И я, боясь сглазить, про себя отметила наличие здорового аппетита. Впервые за последние дни! Вдохновленная увиденным, я вернулась на кухню, где Вадим все еще вел переговоры.

– Договорились, вечером отзвонись. И отправь бумаги в Nск, – он формально попрощался и захлопнул крышку ноутбука.

Я потрогала остывшие сырники:

– Подогреть?

Он был чем-то обеспокоен и, кажется, ему не было дела до моих тщетных попыток угодить.

– Не, – наконец-то ответил он, – и так вкусно!

Вадим схватил с тарелки сырник, и целиком запихнул его в рот. С удовольствием наблюдая за торопливой манерой мужа завтракать на ходу, я обернула палец салфеткой, и аккуратно коснулась уголка его измазанных маслом губ. Вадим улыбнулся.

– Чем тебя накормить вечером? – поинтересовалась я. Перед отъездом мужа в командировку я, как правило, старалась приготовить нечто особенное. Мне казалось, что ужин накануне расставания непременно должен остаться в памяти. Чтобы, лежа в пустом номере незнакомого отеля и питаясь шаблонным ресторанным меню, он вспоминал его, и скучал по дому.

Вадим откашлялся, вздохнул и залпом выпил остатки кофе.

– Ритуль, рейс перенесли, – он взял меня за руку, – улетаю вечером.

– Вечером… во сколько? – встревожилась я.

– Сразу после работы в аэропорт. Только что узнал, – сказав это, он встал из-за стола, избегая дальнейших объяснений.

– И что? – не поняла я. – Ты не будешь ужинать дома?

– И ночевать, и ужинать буду в самолете, – подытожил он.

Я сделала глубокий вдох. Не удостоив мужа ответа, взяла со стола испачканную посуду и понесла ее в сторону мойки. От этой новости сердце тоскливо сжалось! Как будто в том, что рейс перенесли, была его вина. Разумная часть меня понимала, что он, вероятно, расстроен не меньше моего. Но я была слишком сильно поглощена своими чувствами, чтобы думать об этом. К тому же, вечер сулил ему очередную поездку. А я оставалась здесь, в четырех стенах, с пока еще нездоровой дочерью. Я подумала о Зойке, о минувшей ночи, о предстоящих проблемах, с которыми придется справляться в одиночку. И к горлу подступил комок. Как будто муж намеренно решил бросить нас именно сейчас. Сбежать подальше от семейных проблем!

– Солнце, ну прости. Я сам расстроен, – он приблизился и взял меня за плечи. Я вздрогнула и прикусила губу.

Психологи советуют в моменты крайнего раздражения, оживлять в памяти периоды близости. Уповая на то, что приятные воспоминания смогут уберечь от скандала. Любопытно, они сами-то пробовали? Так сложно пересилить эмоции и воззвать к своему рассудку, когда память, как будто нарочно, блокирует все хорошее, выставляя напоказ негатив.

– Я почему-то не удивлена! – швырнула я в сторону кухонное полотенце. – Может быть, ты сам поменял билеты? Намеренно?

– Рит, не сходи с ума! – лицо Вадима изменилось, от чувства вины не осталось следа.

– Наверное, ты устал от нас? – я вернулась к мытью посуды. – Наверное, тебе поперек горла ночные бдения у постели больной дочери!

Вадим развернул меня лицом к себе.

– В твоем распоряжении будет лучший детский врач города.

– Я хочу, чтобы в моем распоряжении был мой собственный муж, – ответила я.

– Не драматизируй, Рита! – по слогам произнес Вадим, – Я не могу отменить поездку потому, что у моей дочери ветрянка! Это работа!

– А работа ли это? – передразнила я его слова.

Лицо мужа, еще пару минут назад выражавшее раскаяние, вдруг стало таким чужим и незнакомым. Глаза сузились и гневно сверкали из-под темных бровей. Рот искривился в злобной гримасе. Он порывисто дышал, как бык на корриде, за секунду до броска. Я ждала, что сейчас он обвинит меня в психозе, как бывало раньше… Но вместо этого Вадим опустил голову, потер ладонью шею и устало произнес.

– Рит, я не хочу прощаться на такой ноте, – он поднял глаза, – Мне хотелось провести этот вечер дома. Но я не могу!

На его лице читалось выражение грустной обреченности. И мне вдруг стало безумно стыдно за свой эгоизм! За эту истеричную сцену, которую я устроила на пустом месте. Вадим и сам был заложником ситуации. А я лишь думала о себе, совершенно не беря в расчет его чувства.

– Вадик, – я обняла его за плечи, прижалась лбом к спине, ощущая, как шелестит свежевыглаженный хлопок рубашки, – прости меня!

Вадим в ответ завел руки за спину и поймал меня в свои объятия.

– И ты меня прости, – выдохнул он.

– Наверное, я просто устала… И расстроилась, что тебя не будет рядом. Когда тебя нет, я чувствую себя беспомощной.

Вадим повернулся.

– Можешь звонить Артему в любое время дня и ночи. И держи меня в курсе, – произнес он. Я ощутила, как беспокойство исчезает, увлекая за собою обиду. И с улыбкой посмотрела на мужа.

– А что, если мне станет одиноко? И я решу вызвать Артема прямо посреди ночи? – игриво спросила я, – Ты не будешь против?

Вадим притянул меня к себе.

– Я знаю, он не в твоем вкусе, – покачал головой муж.

Я коснулась пальцами прозрачных пуговок на его рубашке.

– А вдруг мои вкусы поменялись?

Вадим задумчиво выпятил нижнюю губу и нахмурил брови:

– Ну, тогда будет как в анекдоте, – угрожающе произнес он, – И муж вернется из командировки в самый неподходящий момент.

Я положила голову ему на грудь. И Вадик обнял меня еще крепче. Я уже не помнила, той бури чувств, поглотивших меня буквально пару минут назад. Я лишь хотела еще секунду постоять вот так, в его надежных и сильных объятиях.

– Возвращайся скорее, – тихо шепнула я.

Вадим ушел с чемоданом в руках. Эта картина всегда угнетала. И я стремилась заполнить образовавшуюся пустоту заботами о детях, домашними делами, привычными и понятными. Которые создавали иллюзию того, что все в порядке.

Я поднялась в детскую за подносом. Зойка, прикончив свой завтрак, устроилась под одеялом с планшетом в обнимку.

– Зай, если чего-то хочешь, скажи, – позвала я дочку.

– Угу, – не разжимая губ, кивнула она.

– Если хочешь, можем чем-нибудь заняться, – я пожала плечами.

– Угу, – она даже не оторвала глаз от экрана.

«Наверняка, сидит в соцсетях», – вздохнула я про себя. Казалось, исчезни я из дома, Зойка не сразу поймет. Да и заметит ли вообще! Только, если на кухне иссякнут последние вкусняшки, или, чего доброго, пропадет интернет. Я прикрыла двери детской и зашла в нашу с Вадимом спальню. В комнате незримо витал горьковатый запах его духов. В шкафу пустовало несколько вешалок. Вадим придирчиво выбирал свой гардероб, предъявляя особые требования к качеству тканей. В последнее время он стал все больше внимания уделять модным тенденциям. Мой шкаф уже давно не знал обновок! Я не особенно следила за модой. Быть может, напрасно…

Яприсела на кровать. С полочки на меня смотрел маленький плюшевый мишка. Эту игрушку Вадим давным-давно выиграл для меня в тире, сбив самую дальнюю мишень. Я восторженно аплодировала и даже работник тира – пожилой усатый мужчина, выразил восхищение его меткостью.

Мишка, как и подобает нарядному кавалеру, имел черную бабочку, что так сильно контрастировала с его белоснежной шерсткой. На вытянутых задних лапах красовались розовые подушечки. А передними он держал маленькое красное сердце. И протягивал его вперед, словно вручая безвозмездно самый ценный дар. В подтверждение своих намерений Мишка признавался в любви. Стоило надавить ему на живот, как задорный голос радостно восклицал: «Я люблю тебя». И в искренности этих слов невозможно было усомниться!

Правда, уже много лет Мишка молчал… Видимо, села батарейка, заменить которую не доходили руки. Теперь он сидел на полке, прижимая к груди красное сердечко и виновато глядя исподлобья. Его игрушечный взгляд был красноречивее любых слов. Казалось, он говорит: !А что ты хочешь? Я всего лишь медведь! К тому же плюшевый. Ждешь признаний в любви? Так замени батарейку». Что было вполне логично. Ах, если бы в жизни все было так просто! Всего лишь пара манипуляций, чтобы вновь услышать заветные слова…

Я все чаще оставалась наедине с собой. И в этом единении зловещей волной накатывало ощущение собственной ненужности. Конечно, моя жизнь состоялась! Если считать, что сокровенным желанием любой женщины является реализация себя в качестве жены и матери. Я была послушной дочерью, затем стала супругой самого лучшего на свете мужчины, вышла замуж по любви, и в этой любви родила двух дочерей, став им заботливой и любящей матерью.

Теперь оставалось только ждать, когда жизнь повысит меня до гордого звания «бабушки». Именно этого, затаив дыхание, ждали все мои ровесницы, ведь так? И мне предстояло радоваться! Но отчего-то становиться бабушкой совсем не хотелось. Мне хотелось откатить жизнь назад, чтобы снова почувствовать себя просто любимой. Беспричинно, безвозмездно, бесконечно любимой. Каждый день и каждый миг…

Я открыла дверцу приземистой тумбы. Там спал глубоким сном, прикрытый слоем многолетней пыли, мой красный диплом. Между окончанием института и рождением Нинки прошло несколько лет. Несколько счастливых лет, наполненных мечтами и планами. Я успешно работала переводчиком, практикуя полученный навык. Общалась с приезжими иностранцами, ощущая себя частью бесконечно большого мира. Вадим не торопил меня с рождением детей. Он, как и я, был увлечен свободой, саморазвитием и поиском себя.

Новость о предстоящем отцовстве муж воспринял с энтузиазмом. Я полагала, что выйду из декрета и снова вернусь к работе. Но вслед за Нинкой родилась Зоя. Дела как раз пошли в гору, и мы решили, что осилим второго ребенка. Когда девочки подросли, Вадим предложил взять няню.

– Тебе не обязательно работать, детка, – говорил он, – но, если хочешь. Тебе нужно встряхнуться, иначе ты совсем погрязнешь в этой рутине.

К выбору нянечки я подошла со всей ответственностью. Но мой трудовой подвиг продлился от силы полгода! Очень скоро я поняла, что не могу отдавать себя работе в то время, как мои дочери находятся под присмотром постороннего человека. Этот человек ходит по дому, открывает ящики, роется в моих вещах… Эти мысли сводили с ума! И, хотя опытная и зрелая Софья Игоревна имела отличные рекомендации и вызывала доверие, нам пришлось отказаться от ее услуг. Я не смогла пересилить себя, и уволилась.

Позже Вадим неоднократно предлагал мне открыть свое дело.

– Давай откроем кафе? Магазин, или салон? – вопрошал он, – Чем тебе нравилось заниматься в детстве?

Идея была заманчивой, но бизнес-леди из меня не вышло. Оказалось, что я совершенно не умею вести дела, организовывать людей и считать деньги.

В один момент я решила, что моей работой будет дом и семья. Я занимаю должность жены и матери. В мои обязанности входит забота о родных, обустройство их быта, готовка еды и уборка жилища. Я буду читать книжки своим дочерям, разнимать их, когда они ссорятся. Встречать с работы мужа, обнимать его перед сном и дарить ему любовь тогда, когда он этого захочет. И эта работа была приятнее любой другой! «Возможно, в этом и есть мое призвание», – думала я тогда.

Но сейчас, когда на горизонте маячила «пенсия», я боялась, что «фирма» очень скоро перестанет нуждаться в моих услугах. И что тогда? Девочки неизбежно вырастут. А Вадим… Будет ли он рядом до конца дней? Пожалуй, я не могла представить иного! От мысли остаться одной, по спине бежали мурашки.

Я решила последовать примеру Зойки, и запустила старенький компьютер. Он надрывно загудел и поприветствовал меня. Я наскоро пролистала странички браузера: соцсети, онлайн-магазины, психология, рецепты, тесты и симптомы ветрянки. Ведомая инстинктом, я набрала в строке поиска «расписание рейсов в Nск». Поисковая система выплюнула целую кучу разных сайтов. «Табло аэропортов» – гласил третий по счету заголовок. И я прошла по ссылке. В длинном перечне всевозможных направлений я далеко не сразу отыскала Nск. Утренний рейс!

«Странно», – подумала я и по инерции кликнула мышкой. Следующая ссылка отправила меня прямиком на сайт аэропорта. Информация подтвердилась: в расписании вылетов значился только утренний рейс. «Не может быть!» – я в замешательстве уставилась на экран. «Наверняка какая-то ошибка», – решила я и схватила телефон в твердом желании разобраться, что к чему. Какого черта они не следят за актуальностью информации на сайте?

Но передумала. В моей голове созрел другой план. И, независимо от того, какой ответ мне предстояло услышать на том конце провода, я уже знала, что делать.

Глава 18. Анечка

Как это обычно бывает, в самый разгар готовки обнаружилось, что дома не осталось растительного масла. Хорошо, что всеобщая глобализация не изничтожила все мини-маркеты в округе, и в маленьком магазинчике по соседству нашлось все необходимое. Стянув волосы на затылке, и тронув губы гигиенической помадой, я выбежала из дома в коротком цветастом сарафане. По дороге обратно я замедлила шаг: у подъезда стояла машина Вадима. !Ведь я же писала ему, приезжать к шести», – я посмотрела на часы и в стекле припаркованной девятки оценила свой внешний вид. Вадим увидел меня и махнул рукой.

– Ты рано! – я с упреком толкнула его.

– Мне уйти? – осведомился он.

– Ты что! – выпалила я и повисла у Вадима на шее. Он крепко прижал меня к себе.

С маленьким чемоданчиком в руках он пересек порог моей квартиры. И на какое-то мгновение показалось, что он пришел навсегда. Возможно, однажды так и случится?

– Я раньше освободился. Решил не шататься по улице, устал сегодня. Ночь была тяжелая. – Вадим взъерошил волосы и опустился на маленький кухонный табурет, – У Зойки был кризис, температура поднялась.

– Бедняжка, – тихо сказала я.

– Ничего, обойдется, – он хлопнул ладонью по столу, – Пахнет невероятно! Давай уже кушать.

Я засмеялась, и чуть приоткрыла дверцу духовки, выпуская на волю ароматы тушеного мяса с грибами.

– Судя по запаху, уже готово, – Вадим в нетерпении поводил носом.

Я плотно закрыла духовку и подошла к нему.

– Еще сырое, Вадюш. Полчасика потерпишь?

Он ткнулся лбом в мой живот, и я провела пальцами по его спине, погрузила ладони в копну жестких, как проволока волос и принялась массировать. Вадим блаженно застонал:

– Ты волшебница моя! – его рука очертили силуэт ниспадающей юбки, и скользнула вниз.

На площадке загудел в предсмертной агонии старый лифт.

– Спать не мешает? – возмутился Вадик.

– Вот и проверишь! – ответила я.

– Знаешь, а я в детстве жутко боялся лифтов. Я представлял, что это страшные чудища, которые открывают железную пасть, чтобы поймать меня, – произнес он.

– Неужели всемогущий Вадим чего-то боится? – лукаво протянула я, – Сложно представить!

– Когда тебе 6 лет, ты боишься даже собственной тени, – усмехнулся Вадик.

Вадим любил рассказывать мне истории из своей жизни, не касаясь пока еще темы жены и детей. Он умело перевоплощался, менял голоса, так точно передавая характеры персонажей. Я наблюдала театр одного актера и удивлялась его артистичности. Каждый раз я словно видела со стороны: то маленького мальчика, обиженно бредущего вслед за бабушкой по улице; то повзрослевшего юношу на лавочке у подъезда, с гитарой в руках.

Оказалось, что мой герой в детстве боялся лифтов! Однажды они с бабулей, нагруженные провизией, поднимались на свой этаж, когда лифт застрял. Пришедшие на помощь лифтеры долго гремели и матерились. Оказалось, что лифт завис между этажами. Поднять железную конструкцию вручную не было возможности, а механизм заклинило.

– Мы разожмем двери, и вытащим вас по очереди! – прокричал один из лифтеров.

Им предлагалось вылезти в щелку высотой всего одну треть. Увидев кирпичную стену, маленький Вадик отступила назад. Казалось, даже бабушка нервно сглотнула. Передав пакеты с продуктами в руки лифтеров, она повернулась к внуку.

– Вадимушка, ты первый! – копируя бабушкин голос, произнес Вадим.

По словам бабули, вид у него был такой, точно он стоял на краю пропасти, и ему предстояло шагнуть вниз. Побледнев и вжавшись в стену, он мотал головой и хватал бабулю за руку. Богатое детское воображение рисовало картины, одну страшнее другой. Ему мерещилось, что лифт ждет, затаив дыхание… Стоит ему приступить к маневру, как он начнет свое движение. Естественно, он не полез!

Вдвоем с бабулей они больше часа просидели запертыми, пока лифтеры, чертыхаясь, чинили кабину. Паника прошла, и он вспомнил пакеты с едой, которые остались там, на полу пятого этажа.

– Ба, а вдруг они съедят наш сыр? – шепнул Вадик.

– Вадя, не дури! – отмахнулась бабушка. – Не съедят.

– Ба, а надгрызть могут? – подумав, добавил внук. – Ведь могут же не съесть, а надгрызть?

Бабушка нервно вздохнула, переминаясь с ноги на ногу. Судя по всему, ее на тот момент волновали совсем другие проблемы. Когда их все-таки вызволили, первое, что сделал Вадим – кинулся считать конфеты, недоверчиво косясь в сторону лифтеров и ища на их лицах следы шоколада.

Слушая и представляя лифтеров, втихомолку грызущих чужой сыр, я покатывалась со смеху. Потом нагнулась и коснулась губами его рта.

– Остальное потом! – я прервала поцелуй и вернулась к роли кухарки.

Пожалуй, теть Тоня слегка переоценила мои способности, говоря, что я научусь готовить, когда придет время. Кашевар из меня был никудышный! Но, стоило отдать должное Вадиму, который стойко сносил мои кулинарные эксперименты. В последнее время я шерстила интернет, и брала уроки у Машки, которая умело превращала простые продукты в настоящие шедевры. На сей раз, как по велению волшебной палочки, все удалось! Сидя за столом напротив Вадима, я с упоением наблюдала, как он, причмокивая от удовольствия, уничтожает вторую порцию жульена.

– Вкусно безумно! – в подтверждение своих слов он показал чистую тарелку.

– Ты просто необъективно ко мне относишься, – усмехнулась я.

– А то! – согласился Вадим.

– Ты что! – я возмутилась, – Ты должен был ответить: еще как, еще как необъективно! Это же из фильма.

Вадим облокотился на локоть и погладил меня по щеке. По телевизору, создавая приятный фон, играл музыкальный канал. Темное небо в оконном проеме намекало на то, что вечер подходит к концу. Теплый свет торшера сглаживал угловатость комнаты, размывал очертания предметов и настраивал на романтический лад.

– Малыш, тебе надо отдохнуть – сказал он.

– Я отдыхаю, с тобой.

– Я тоже с тобой отдыхаю, – он нагнулся и поцеловал меня, – И телом, и душой. Но я имею ввиду, на море съездить, обстановку сменить.

– С тобой? – задала я риторический вопрос. И тут же сама себе ответила, – Нет, без тебя.

– Не сейчас, – начал Вадим.

– Я знаю, – перебила я. – А без тебя зачем?

Он задумчиво потер подбородок.

– Ну да, одну я тебя не отпущу. А что, если взять с собой эту твою подругу? Как ее? Маша?

Я кивнула:

– Эт можно! С Машкой не соскучишься! Ей тоже развеяться нужно. Она недавно с парнем рассталась.

– Опа! – с досадой хмыкнул Вадик, – Машка не вариант!

– Почему? – я непонимающе уставилась на него.

– Свято место пусто не бывает, – улыбнулся он, – И ты попадешь под раздачу! Найдешь кого-нибудь достойнее меня.

Вадим взял с тумбочки бокалы и наполнил их красным вином.

– Так что, с Машкой не все ясно, – он протянул мне один бокал.

– Вадюш, не переживай! – я обняла его сзади, – Я подожду. А пока возьму недельку и съезжу домой.

– Когда-нибудь я составлю тебе компанию, – сказал он, догнал мою руку, и усадил к себе на колени. В тишине торжественно звякнули бокалы. Вадим ловко нащупал поясок халата, и его рука нырнула под тонкую ткань.

– Подожди, – шепнула я, и выскользнула из объятий.

Сначала я планировала нарядиться в рубашку и джинсы, спрятав под ними свой подарок. И, раздеваясь под музыку, на манер кинодив, медленно избавляться от одежды. Но сегодня Вадим был не в форме. Он был уставший, и я, понимая это, решила отложить свое выступление до лучших времен. Осмотрев напоследок свой «целомудренный» наряд, я вышла из ванной.

На выцветших обоях, трепетала в раскованном танце тень от свечи. Почти угасшей… Вадим откинулся на спинку кресла. Казалось, он спит. Закрыты веки, грудная клетка мерно поднимается и опускается в такт дыханию, голова чуть сползла, нервно подрагивают пальцы на мягких подлокотниках. Я остановилась на полпути, раздумывая, как поступить. Не тревожить его сон? Но в таком положении вряд ли он сможет выспаться. Разбудить? «Чуть позже», – подумала я и бесшумно подошла к столу. Решив прежде отнести на кухню остатки вина. В одном из бокалов осталось больше половины. И я, уступила внезапной прихоти, сделав глоток.

– Попалась, – услышала я сзади. И обернулась.

Вадим смотрел на меня снизу вверх.

– Не хотела тебя будить, – прошептала я в свое оправдание.

– И поэтому решила прикончить вино в одиночку? – он потер глаза.

– Я сейчас, ты сиди! – уместив в одной руке бокалы, второй я осторожно взяла со стола бутылку и пошла в сторону кухни.

– Стой, – послышалось сзади. Я обернулась.

Вадим поднялся с кресла.

– Поставь, – он кивнул на зажатую в пальцах бутылку. Я осторожно освободила руки.

Оставленный в коридоре свет, как прожектор, освещал мое отражение. Я увидела себя со стороны, стоящую под яркой лампой, напротив большого в полный рост, зеркала.

– Красиво, – прошептал он. И я против воли задышала чаще. Мне был знаком его тон, многообещающий шепот. Вадим оттолкнулся от стены и подошел ко мне сзади. Теперь из зеркала на меня смотрели его глаза. В них уже не осталось и намека на сонливость. Он взял меня за плечи, прижался носом к моим волосам, глубоко вдохнул.

– От тебя пахнет персиком, – сказал он, отодвинул пальцами упавший на плечи локон, прижался губами к чувствительной впадинке, прямо за ухом. От теплого дыхания меня накрыло волной удовольствия. Его губы заскользили вниз, а руки уже стягивали кружевные бретельки. Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо, подставляя поцелуям шею. Он издал низкий стон, и я почувствовала, как сильные пальцы, преодолев незначительную преграду, коснулись напряженного соска. Я нервно сглотнула, готовая расстаться с бельем. Но Вадим не собирался снимать его! Ухватив край кружевной каемки, он потянул вниз, и чашечки сползли, обнажая грудь.

– Открой глаза, – скомандовал он, и я подчинилась. Прямо передо мною, по ту сторону зеркальной поверхности разыгрывалась невероятная любовная сцена. Стоя позади, Вадим смотрел на мое отражение. Я, не отрывая глаз, следила за уверенными движениями его рук. Проделав путь снизу вверх, его ладонь нежно обхватила шею, вторая тем временем сжала левую грудь. Из моих губ вырвался стон, и я в наслаждении запрокинула голову.

– Я хочу, чтобы ты смотрела, – прошептал мне на ухо Вадим.

Я вновь открыла глаза и поймала в зеркале его взгляд. Секунду помедлив, он скользнул по моему телу, повторяя траекторию движения рук. Я увидела, как его ладонь нырнула под кромку темного кружева, и сию же секунду внизу живота разлилась теплая волна.

Не только чувствовать его ласки, но и видеть их, было выше моих сил. Как будто мы вдвоем исподтишка смотрели откровенное кино. Актерами в котором являлись мы сами! Меня поглотил восторг! Я застонала и, увлекаемая инстинктом, вновь закрыла глаза.

– Я сказал, смотри! – он наклонился и, дразня, провел языком по коже. Добрался до груди и, закрыв глаза, обхватил губами сосок. Я же смотрела! Тяжело дыша, дрожа всем телом, я неотрывно смотрела в зеркало. Где он самозабвенно ласкал мою грудь, поочередно касаясь губами самых чувствительных точек.

Я всхлипнула, ухватилась за его плечи. Вадим был полностью одет, и только наполовину расстегнутая рубашка обнажала кусочек его сильной груди. Он выпрямился. И, ни сказав ни слова, развернул меня лицом к зеркалу. Чуть не потеряв равновесие, я уперлась ладонью в стену рядом с деревянной рамой. И услышала, как скрипнула молния на брюках. Оттянув в сторонку тонкий шелк, он вошел в меня сзади. Я застонала, выгибая спину навстречу его движениям.

– Смотри в зеркало! – он взял ладонью мое лицо, и заставил поднять глаза.

И я, убедившись, что он видит, поймала губами его палец. Уже спустя пару «дублей» нашего фильма для взрослых, мой кружевной комплект валялся на полу. Он сыграл свою роль!

Я убрала со стола, а Вадим разложил диван. Возвращая на место посуду, я поймала себя на мысли, что эти простые по сути процедуры, привычные ежедневные ритуалы, вдруг обретают совсем иной смысл. Когда мы делаем их вместе! И я не переставала фантазировать, что однажды такое времяпровождение, которое многим кажется скучным, которое в женских журналах называют обидным словом «бытовуха», прочно войдет в мою жизнь. Наравне с чисткой зубов, совместным шопингом и просмотром сериалов перед сном. Мы с Вадимом, как самые настоящие супруги, уютно устроились на диване, окружив себя подушками.

– Я не понял! – сердито заметил он. – Ты что, возьмешь с собой в кровать этого блохастого пса?

Вадим бросил негодующий взгляд в сторону игрушечной собаки, маленького коричневого пекинеса по имени Бублик. Подаренный отцом, этот плюшевый щенок был моим любимцем. Вот уже много лет я засыпала в обнимку с игрушкой, и не собиралась изменять привычке. Даже, невзирая на возраст! Собираясь в дорогу, я не забыла прихватить с собой Бублика. Как частичку родного дома и напоминание о детстве.

– Между прочим, Бублик к тебе хорошо относится, – я засмеялась и погладила плюшевого пса.

– Это он при тебе такой послушный, – Вадим покосился на собаку. – А когда тебя нет рядом, знаешь как борзеет? Уже пару раз пытался мне палец оттяпать!

Я посмотрела на Бублика. Пес сидел, скромно потупив нарисованные глазки, как будто признавая свою вину. Лапы в первой позиции, хвост прижат. Мне даже почудилось, что оттопыренные маленькие уши настороженно дернулись. Под действием обаяния Вадима неодушевленные предметы обретали характеры, образы и начинали говорить. И вот плюшевый пес на глазах оживал, превращаясь в капризного питомца.

– Это потому, что ты обзываешь его блохастым псом! – я взяла на руки любимую игрушку. – Ему обидно!

– Нееет, ему нравится! – Вадим сжал пальцами песью морду, отчего Бублик в одно мгновение стал похож на грозную сторожевую собаку. – Посмотри, какой суровый! Настоящий кобель!

От смеха я упала на спину и ухватилась за живот. Вадим, не глядя в мою сторону, продолжал:

– Нужно Бублику сучку подыскать.

– Ты просто ревнуешь! – я отобрала у Вадима плюшевого зверя и сунула его подмышку.

– Еще бы! – он не стал спорить, – Это же он, а не я, каждую ночь спит с тобою. И покусывает твои сосочки.

– Вот извращенец! – я шутливо отпихнула его. – Бублик, в отличие от тебя, пес приличный и воспитанный.

– А я – одичавшая псина, – он жалостливо заскулил, – в поисках заботливых рук.

– Иди, почешу за ушком, – я притянула к себе его лицо.

Вадим посерьезнел:

– Вечер был необыкновенный. Спасибо!

Вместо ответа я поцеловала его теплые сухие губы. Положила голову на грудь, и прислушалась, как постепенно успокаивается сердечный стук, как глубже становятся вдохи. Я пыталась дышать в унисон, но постоянно сбивалась с ритма, пока, наконец, не уснула.

Глава 19. Рита

– Конечно, Риточка! Ну что вы, какое беспокойство. Мне за радость! – убедительно закивала Мария Андреевна. Она широко улыбнулась, отчего глаза вмиг окружила тонкая паутинка морщинок. И от ее открытой улыбки потеплело на душе.

Мария Андреевна с мужем расположились по соседству. Большой трехэтажный дом с великолепным садом, открытой мансардой и обвитой плетистыми розами беседкой им оставили дети. Которые давно жили за границей, и только единожды в год привозили родителям внуков. Каждый раз при встрече Мария Андреевна сетовала на то, как хотелось бы ей вернуть те времена, когда вся семья была в сборе. Когда каждая комната жила своей жизнью, и каждое окошко по вечерам зажигалось теплым светом. Когда их большой дом наполнялся детскими криками, веселым лаем собаки, по полу были разбросаны игрушки, а детские носки находились в самых неожиданных местах.

Сейчас в доме царил идеальный порядок, нарушать который было некому. Для двух пожилых людей особняк оказался непомерно большими. В итоге супруги облюбовали гостиную и кухню. Остальные комнаты пустовали. И по ночам только в одном из множества окошек теплилась жизнь.

В последнее время я избегала долгих разговоров с соседкой, ссылаясь на неотложные дела. Во многом потому, что мне была слишком уж понятна ее печаль! Однако пожилая женщина была идеальной кандидатурой на роль нянечки для Зойки. Она была не болтлива, и очень тактична. Потому не стала расспрашивать о причине моей внезапной отлучки. Я сказала дочери, что поеду проводить отца и по дороге заскочу к теть Лене. Что отчасти было правдой. Но только отчасти…

Кое-как дождавшись вечера, я вызвала такси. Прибыть на место стоило чуть раньше, чтобы не проворонить машину Вадима. Иначе вся затея пойдет насмарку!

Вместо обещанного белоснежного Рено к воротам подъехала видавшая виды зеленая девятка. «Неожиданно», – отметила я. Однако времени ждать другую машину не было. Подгоняемая азартом, я села на заднее сиденье.

– Куда ехать? – спросил водитель. Он окинул меня взглядом из-под косматых бровей, и обезоруживающе улыбнулся, продемонстрировав несколько золотых коронок. «Кто сейчас носит такие зубы», – рассеянно подумала я и с опаской покосилась на мужчину.

Как по заказу, задние стекла старенькой девятки были тонированы. Внутри оказалось на удивление чисто и уютно. Сиденья были убраны в махровые чехлы, салон начищен до блеска. Никакой характерной для таксистов атрибутики, вроде постеров с голыми женщинами, иконок на панели и загораживающих обзор игрушек на зеркале, здесь не было.

– Погода такой несуразный! – вдруг оживился водитель.

Я пригляделась к нему. На вид мужчине было лет 50. Хотя, с таким же успехом могло быть и 60 и 40. Живое, испещренное мелкими морщинками лицо, обросшее щетиной. Короткая стрижка из жестких абсолютно седых волос, затертый на локтях вязаный свитер, и пивной животик под тонким трикотажем.

– На моей родина погода очень теплый, всегда солнечный. А здесь лето ни лето, зима не зима! Как жить в такой климат? – активно жестикулируя, продолжил он. И, не получив ответа, посмотрел в зеркало заднего вида. – Мой страна хороший погода быть всегда. Солнце светить, человек улыбаться! Здесь человек хмуриться, всегда быть несчастный. Он сел в машина, говорил – улица мокрый, ботинки мокрый, небо дождь – зонт не взять. Мой страна люди дружить с природа, и быть счастливый.

– Ваша страна, это где? – из вежливости поинтересовалась я.

– Таджикистан, моя Родина! Семья там, родители там, сестра живет с детьми. Муж умер у нее. Меня Анзор зовут, кстати! А тебя? – он сверкнул ювелирной улыбкой.

– Рита, – нерешительно назвалась я.

– Красивый имя, как цветок! – воскликнул водитель.

– Спасибо, – выдавила я, и добавила, – извините, из меня сегодня плохой собеседник.

– Дааа, – прищурился он, – женщин в вашей стране очень грустный! А знаешь, почему?

Я нервно откашлялась.

– Потому что лубви нет! – ответил он сам себе. – Женщин ходит грустит, плачет без любви. Мужчин нет, любви нет, погода нет. Как жить? – сокрушался мужчина. Он скосил глаза так сильно, что мне показалось – мы вот-вот потеряем управление.

Я вежливо кивнула, однако, он не унимался.

– Женщин приходить к Анзор, приносить свой печаль. Говорить: Анзор, сделай мне хорошо. И Анзор делать! – он хлопнул ладонью по рулю. – Женщин уходить довольный, счастливый. Говорить – Анзор, спасибо тебе! Ты сделать мне снова радоваться жизнь. Я приходить еще, приводить подруг.

– Послушайте, – извиняющимся тоном сказала я, желая прервать этот бесконечный монолог, – можно мы просто поедем в тишине?

Водитель обиженно притих. Эта пауза дала возможность поразмышлять над ситуацией. «Какого черта я делаю!», – подумала я, закрывая глаза, – «шпионю за собственным мужем?». Однако чистосердечное признание вовсе не изменило моих намерений. Напротив! Оно придало мне сил. И я, с большей страстью вцепилась в дверцу машины, готовая идти до конца.

Время мчалось слишком уж быстро, в отличие от нас.

– Извините, можно чуть быстрее? – обратилась я к водителю.

Он, обрадовано закивал и опять затараторил:

– Сейчас будет быстрее! Анзор может делать быстро, может делать медленно. Как пожелаешь! – с этими словами мужчина вдавил педаль газа и машина, издав победный рев, помчалась вперед.

Погода и впрямь постаралась, загородив солнце серыми тучами. Тяжелое небо нависло над городом, готовое вот-вот обрушиться обещанным метеорологами дождем. Но мне такая неприятность была только на руку.

– На парковку не заезжайте! – предупредила я водителя. Он прижался к обочине и заглушил машину.

Многополосная стоянка прямо у подножия головного офиса, в котором трудился Вадим, была полна машин. До окончания рабочего дня оставались считанные минуты. Я боялась, что в этом скопище капотов и разноцветных крыш не отыщу машину мужа. Двери распахнулись, и народ радостно устремился навстречу свободе. Я прижалась к стеклу, пересчитывая в уме автомобили: красный, черный, белый, снова черный…

– Кого-то ждем? – спросил Анзор и сдвинул к переносице свои густые брови.

– Да, еще минутку, – кивнула я.

Мой четко продуманный план имел одну большую оплошность: я так и не выяснила время вылета. Возможно, Вадим уже сидел в зале ожидания аэропорта и полистывал очередной скучный «Финансовый Вестник». Но судьба благоволила мне! Я сразу узнала серебристый нос иномарки. Она вырулила из-за ворот, когда я уже отчаялась.

– Вот! – я дернула водителя за рукав, указывая пальцем на мужнину машину, – видите серебристый джип? 272?

– А то, как же? – удивился Анзор.

– За ним едем! – взволнованно сказала я. И мужчина, удивленно поднял брови.

– Гонка-преследование? – он в предвкушении потер ладони.

Анзор завел свой «гоночный авто», и старенькая девятка рванула с места. Я неотрывно смотрела в лобовое стекло, где серебристый капот Вадима так ловко лавировал между машинами. На секунду он исчез из виду.

– Не упустите его! – срывающимся голосом взмолилась я.

Охваченная жаждой погони, я не заметила, как вместо подлокотника крепко сжала локоть мужчины. Тот удивленно присвистнул.

– Полегче, красавица! А то мы с тобой делать авария.

И я испуганно одернула руку. Впереди замигал красный глазок светофора, и мы примостились во втором ряду, аккурат напротив машины Вадима. Я трусливо вжалась в кресло.

– Вот и попался, твой серый Волк! – самодовольно улыбнулся Анзор.

Кажется, водитель был возбужден происходящим куда больше меня. Хотя понятия не имел, за кем мы охотимся. И зачем…

Пользуясь паузой, Анзор оглянулся.

– Да не боись, стекло тонированный! – подбодрил он и задорно хлопнул меня по колену. Я растерянно заморгала глазами, в намерении оскорбиться. Но момент был упущен.

Светофор отсчитывал секунды до старта. Я перевела дух и посмотрела на Вадима. Мы почти поравнялись, и я могла видеть изгиб запястья на руле, поднятый ворот рубашки, его профиль и вдумчивый взгляд.

– Кого преследуем? – снова оживился водитель. – Это муж твой?

Я глубоко вздохнула и одарила мужчину улыбкой:

– Анзор, тысяча сверху, и вы не задаете лишних вопросов.

Ему заметно польстило обращение по имени, или, в принципе, тот факт, что я его запомнила. Он посерьезнел:

– Не дурак, понял.

И только сейчас я осознала, что все возможные съезды в направлении аэропорта остались далеко позади. И мы двигались в неизвестном направлении. Впереди маячил жилой квартал. «Куда он едет», – подумала я. И в тот же момент Вадим свернул с магистрали.

– Он свернул! – завопила я, хватая Анзора за рукав.

– Да вижу, не слепой, – кивнул мужчина и последовал за ним.

Наша машина прокралась вдоль высоких домов. Серебристый джип Вадима примостился у подъезда одной из многоэтажек. И Анзор, не дожидаясь команды, выбрал наиболее подходящий «пункт наблюдения». В напряженной тишине мы просидели минут десять, совершая многозначительный обмен взглядами в зеркало заднего вида. Вадим тем временем вышел, достал из багажника чемодан и поставил машину на сигнализацию. Я внимательно наблюдала, как муж застыл в ожидании у ступенек подъезда. «Кого он ждет?», «зачем он здесь?». Внутренний голос призывал меня успокоиться. «Наверняка, Вадик здесь по делу», – говорил он.

Молодая девушка остановилась в полуметре от машины и взглянула прямо на меня. Я отшатнулась от стекла! И только после поняла, что она изучает себя в отражении тонировки. Я вдруг вспомнила, сколько раз сама попадалась на эту удочку: рассматривая себя в зеркальных витринах, в стеклах машин, будучи уверенной, что никто за мною не наблюдает. Так вот, как выглядели мои попытки покрасоваться! Забавно…

Девушка поправила прядь каштановых волос, одернула юбку цветастого сарафана и выпрямила спину. Я перевела взгляд на Вадима. Он призывно махал кому-то рукой. «Мне?» – я пугливо вжалась в кресло. Но Вадим продолжал улыбаться, так, словно был в шаге от долгожданной встречи. Девушка сорвалась с места… Легкий ветерок развивал синюю, в мелкий цветочек, юбку. Прядь волос, которую она только что старательно заправляла за ухо, снова выбилась.

Она замедлила шаг и остановилась в метре от него. Они обменялись фразами, она по-свойски толкнула его в плечо и вдруг… обняла за шею. Широко распахнутыми глазами, я наблюдала, как Вадим, вместо того, чтобы оттолкнуть, обвил руками за талию и приподнял над землей ее тонкое тело. Еще мгновение я сомневалась, судорожно перебирая в уме варианты: «сестра?», «племянница?», «внебрачная дочь?». Пока эта противоестественная сцена не закончилась жарким поцелуем!

Я оглушено застыла, наблюдая, как муж на моих глазах целует другую женщину. Да какую к черту женщину? Девушку! Девчонку! «Господи!», – я возвела глаза к небу, надеясь, что судьба сжалится надо мной и видение исчезнет. И это сработало. Двое взялись за руки и, под беззвучные овации, исчезли в дверях подъезда. Я осталась сидеть, с открытым ртом. Пытаясь понять, было ли только что увиденное правдой? Или же мой больной мозг решил оживить одну из самых жутких фобий.

Я ощутила затылком твердый подголовник сиденья, и перевела взгляд на водителя. Мужчина испуганно смотрел на меня. Если секунду назад я могла усомниться в реальности происходящего, то выражение его лица лишило меня всякой надежды! Во взгляде Анзора читалось такое сожаление, какое можно увидеть в глазах ребенка после новости о том, что Деда Мороза не существует. Я прикрыла тяжелые веки, чтобы не видеть этой унизительной жалости в глазах постороннего мужчины. Мужчины, который стал случайным свидетелем моего фиаско!

– Такой красивый женщина, не нужно расстраиваться, – нарушил тишину его голос. – Мужчина любить ходить налево. Не нужно переживать. Он сходить и вернуться.

Он достал из бардачка маленькую картонку и вручил ее мне.

– Это мой номер. Я брать трубку всегда. Ты говорить – Анзор, нужна твоя помощь. И я приезжать.

Я криво улыбнулась, и устало смахнула холодную каплю со щеки.

– Не нужно плакать! Женщин создан для любви, не для слез, – сказал он.

Эта фраза надолго засела в моей памяти. Он, этот человек, понимал меня сейчас. Он читал мою боль и видел мои слезы!

Я нажала ручку двери, и ногу лизнул теплый летний ветерок.

– Спасибо, я буду иметь вас ввиду, – тихо сказала я.

– Мне также говорить на собеседование, и не звонить потом, – усмехнулся водитель.

– Спасибо, Анзор! Вы очень хороший человек, – сказала я на прощание.

Он что-то ответил, но я уже не слушала. Я брела куда-то, не разбирая дороги. Возможно, стоило отправиться следом за ними. Но было поздно! Не ломиться же в каждую попавшуюся дверь с криками: «Вадим, это твоя жена!». Потому, я просто пошла в противоположную от места происшествия сторону. Я шла, не глядя под ноги, наступая во вчерашние лужи, не замечая, как впитывают воду тряпочные кеды.

Все существом я ощущала эту боль. Как будто меня ударили в грудную клетку и продолжали бить, не сбавляя оборотов и не давая возможности отдышаться. Я прижала руку к груди и тяжело опустилась на лавочку.

Моя жизнь рассыпалась на глазах. Как долбанный карточный домик! Ты годами выстраиваешь его, расставляя карты ярусами, боясь лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разрушить такую хрупкую конструкцию. И вот, когда до финиша остается каких-то пару шагов, окно распахивается, и ворвавшийся в форточку ветер на глазах разбрасывает по комнате ошметки твоей жизни. Тебе же остается лишь смотреть, беспомощно глотая слезы.

Я знала, что Вадим изменял мне. Изменял и раньше! Но до сего момента я могла лишь воображать себе этих женщин. Одетых в откровенно высокие ботфорты, в чулках и мини юбке, с безвкусно размалеванным лицом и шиньоном из белых волос на голове. Глупо, конечно! Но именно так я представляла себе его шлюх. Женщин, с которыми он компенсировал дефицит… Чего? Похоти? Вожделения? Чего угодно, но только не любви! Он употреблял их на закуску, после главного блюда. Он употреблял их! А после возвращался ко мне. Потому, что иначе и быть не могло.

Но увиденное так и стояло перед глазами. Эта особа явно отличалась от вымышленного образа. И между ними… От этой мысли сердце съёжилось в маленький комочек. Я категорически запрещала себе думать о том, что сейчас мой муж, мой Вадим… Он там! Он с ней! Он соврал мне, чтобы быть с ней! Чтобы не закричать в полный голос от нахлынувших эмоций, я зажала рот ладонью. Стоило ли это видеть? Нужно ли было знать? И что делать теперь с этим проклятым знанием?

– Вам плохо? – услышала я совсем рядом чей-то незнакомый голос. Я бессознательно покачала головой. Даже не открывая глаза, чтобы узнать, кому он принадлежит. Однако его обладатель вернул меня к жизни. Кольцо на безымянном пальце вдруг показалось тесным. Я сняла украшение, изучая оставленную им тонкую отметину, и осмотрелась.

Подсознание привело меня на лавочку маленького сквера, о возрасте которого можно было судить по высоте громадных старых кленов. Аллея закруглялась, образуя замкнутый круг. «Как символично», – подумала я. Откуда ни возьмись, на тротуаре возникла девочка в розовом плащике с зонтиком цвета радуги в руках. Пребывая в мире детских грез, она шлепала по лужам. Совсем не боясь испачкать зонт, она рассекала им лужицы, весело наблюдая, как разбегаются в разные стороны круги на воде.

Позади ровным строем стояли панельные высотки. Скрывая от посторонних глаз уютные дворики, прикрытые тенью подросших деревьев. Из-под лавочки вылезла серая кошка. Она по-хозяйски прошлась мимо и очертила в воздухе восьмерку полосатым хвостом. Я всегда была неравнодушна к кошкам, и не упускала возможности их погладить. Но сейчас у меня не было сил даже двинуться с места. Не получив должного приема, животное равнодушно фыркнуло и убежало по своим делам.

Где-то совсем близко заливисто рассмеялась девушка. Я повернулась. По соседству устроилась компания молодых людей. Три пары, такие разные! Двое откровенно влюбленных беззастенчиво целовались; вторые робко держались за руки; а третьи метали друг в друга неравнодушные взгляды. У них еще все впереди.

Когда-то и мы снимали квартиру в таком вот районе. И также сидели на лавочке, болтали о всякой ерунде, держались за руки, целовались… Казалось, что я попала во временную петлю. Как будто кто-то отмотал пленку старого кино, отбросив меня на много лет назад. Я видела привычные, наизусть знакомые кадры! Но теперь в качестве зрителя. Потому, что главную роль отдали совсем другой актрисе.

Глава 20. Анечка

Солнце тихонько пробивалось сквозь высокое окно, на котором не было ночной шторы. Я давно собиралась повесить. Но руки не доходили. Повернутый лицом на восток, мой дом всегда первым встречал рассвет. Что служило своеобразным будильником. Тонкие лучики нежно касались щеки, будто говоря: «просыпайся скорее». Свет бил в глаза. И я отворачивалась на другой бок.

Даже летом, в любую жару, я всегда спала укрытой. Без одеяла я чувствовала себя уязвимой и в темноте не могла уснуть. Эта тонкая прослойка ткани служила мне броней, защищала от ночных кошмаров. Но сегодня, едва проснувшись, я обнаружила себя распростертой на кровати. Одеяло валялось сбоку, а рядом, на подушке, еще виднелась свежая вмятина. Пребывая между сном и явью, этой ночью я то и дело просыпалась, нервно касаясь спящего рядом Вадима. Желая убедиться, что он и в самом деле здесь.

Я испуганно позвала его:

– Вадим?

Шлепая босыми ногами, он прошел по коридору. И я с облегчением вздохнула.

– Малыш, ты проснулась. Не хотел тебя будить, – сказал он. Одетый в один лишь трусы, Вадим присел на кровать с чашкой кофе в руках.

– Почему не хотел? – удивилась я.

– Просто, – он улыбнулся и убрал волосы с моего лица. – Ты так сладко спала. Как снежинка!

Я смущенно хмыкнула. Вадим посмотрел на маленькие черно-белые часики, что бойко тикали у меня на тумбочке.

– Через полчаса выхожу, – сообщил он. И я растерянно заметалась по кровати.

– Подожди! Уже? Я сейчас! – я бросилась в ванну.

Учитывая дефицит времени, я решила пренебречь утренним душем. Быстро умылась, причесалась и накинула халат. Вадим, уже полностью одетый, стоял напротив зеркала. Того самого, что хранило наш секрет…

– Осталось пятнадцать минут, – я обхватила его руками и стиснула изо всех сил.

Вадим нежно погладил меня по спине.

– А если бы я не проснулась, ты бы вот так и ушел, молча? – возмущенно отстранилась я.

Он взял мое лицо в ладони и провел пальцем по нижней губе.

– Нет, поцеловал бы на прощание, – ответил Вадим.

– А я хотела тебе кое-что показать, – проворковала я.

– Что? – беззвучно шепнул он.

Я вспомнила о картинах, которые ждали своего часа, скрываясь за дверцами шкафа. Мне вдруг так остро захотелось показать их ему! В этой смеси оттенков, в переплетении мазков, в застывшем движении кисти угадывались те эмоции, что я испытывала. То, что заставило меня вновь ощутить вдохновение! Эти картины были признанием. Иллюстрацией моих чувств.

– Покажу, когда приедешь.

– Так не честно! – шутливо надулся Вадик.

– Чтобы у тебя был стимул вернуться, – тихо выговорила я.

Он прикрыл глаза, нагнулся и бережно коснулся моих губ, поочередно – сначала верхней, потом нижней, провел кончиком языка, очерчивая контур и, напоследок, поцеловал в нос.

– Ты мой стимул, – тихо сказал он.

Закрыв за ним двери, я прислушалась к тишине, возникшей в комнате. Внутри меня повисла немая пауза. Я не могла понять, чего больше в этой смеси эмоций – печали, или радости. Это была сладкая, щемящая грусть, вперемешку с ликованием. В моем животе порхали бабочки! И я сама вот-вот была готова оторваться от земли и вспорхнуть навстречу восходящему солнцу. Я вприпрыжку вбежала в зал, бросилась на кровать и схватила в охапку подушку, словно вместо набитой пухом наволочки, я сжимала в объятиях Вадима.

– Привет, красотуля! – скосила глаз Машка. – Как прошло?

Я облокотилась о стеклянную витрину и многозначительно закатила глаза.

– Ох, – глубоко вздохнула подруга, – хоть у кого-то все пучком.

Машка пребывала в очередной депрессии: маниакальной ненависти к мужскому полу и отрицании любви как таковой.

– Пойдем сегодня есть жирные, калорийные и самые вредные торты, – агрессивно процедила она, словно таким образом собиралась отомстить обидчику.

– С диетой покончено?

Машка вяло махнула рукой и состроила грустную мину:

– Мне нужны эндорфины.

Машка была ископаемым, отрицавшим все атрибуты женственности. Она не носила юбок, предпочитая им затертые джинсы. Не красила ногти, избегала говорить о косметике. Не знала что такое мицеллярная вода, и ни разу не была в солярии. Но даже в своих заношенных до одури кроссовках и не по размеру широких штанах, она была чертовски сексуальной. Чуть угловатая, и слегка похожая на мальчишескую, ее фигура была не лишена соблазнительных округлостей. Вечно растрепанное каре из черных волос и ярко-алая помада делали ее похожей на красотку Натали Портман из рекламы Диор. Однажды, накрасив губы Машкиной помадой, я в ужасе отпрянула от зеркала. Оттуда на меня смотрела вульгарная девица, готовая, хоть сегодня идти на «панель».

– Ты просто не привыкла! И не нужно тебе! – сообщила Машка и отобрала помаду.

Маленькая кофейня облюбовала коридорную нишу. Словно кукольный домик, в малиновых тонах, она сама выглядела как одна большая пироженка. Плюшевые диваны, хрупкие вазочки на полке, искусственные букеты, так похожие на живые, круглые столики и манящая сладкоежек витрина. Дородная и строгая Галя, кондитер и официант в одном лице, так сильно контрастировала с игрушечной обстановкой. И выглядела неуместно, как большой советский пупс в гламурном домике Барби.

В уголке аккуратной кучкой красовались профитроли. Бочками друг к другу жались крепыши в пестрых нарядах – пирожные буше. И ярким пятном на подносе сияла россыпь акварельных красок макарони. Над пузатой мелочью на пьедестале гордо возвышались кондитерские новинки. Красивые, как произведенияискусства, ягодные кексы. Фантазийные тарты, беззастенчиво выставляя напоказ сочные, как летняя грядка, начинки. Черника, клубника, малина и даже крыжовник! С верхней витрины скромно взирал на покупателей старый добрый «Медовик». Величественный «Эстерхази», изящные «Дамские пальчики», шоколадная аристократка «Прага», и не нуждающийся в представлении «Наполеон».

Невзирая на головокружительный ассортимент, я ограничилась творожным бисквитом. В отличие от Машки, которая решила побить все рекорды по обжорству.

– Ты не лопнешь, деточка? – уточнила я, с сомнением поглядывая на шоколадный шоколад в ее тарелке.

– Завидуй молча! – шутливо огрызнулась «жертва диеты» и решительно плюхнулась на розовый диванчик.

Влюбленная парочка за соседним столиком потягивала молочный коктейль из одного стакана. Худощавый парень заботливо отламывал по кусочку от фруктового желе и скармливал полезное лакомство своей возлюбленной. Миниатюрная под стать ему, девушка любовно стряхивала крошки с его щеки.

Наблюдая эту трогательную картину, Машка брезгливо поморщилась.

– Вот зачем нужны мужчины? Если они постоянно врут и чешут яйца? – она размахивала маленькой вилочкой словно трезубцем.

Я приуныла, предвкушая очередную тираду на тему феминизма.

– Ну почему же, мужчина очень даже полезный объект! Бывают ситуации, когда он, в принципе, незаменим, – решила я поднять настроение подруге.

– Тебе все одно! – осуждающе бросила Машка.

– А вот и нет! Я о другом.

– О чем? – заинтересованно уставилась на меня подруга.

– Ну вот, предположим, искупалась ты, попарила ноги. Берешь кружечку горячего чайку, и на креслице. Кремком ножки намазала, жирненько так, чтобы впитывались. Вытягиваешь их на табурет. И руки потираешь. Думаешь: «щас любимый сериальчик начнется». Конфету загрызть с чайком, и жизнь состоялась. А тут бац!

Я интригующе замолчала.

– Чего? – беспокойно заморгала Машка.

– А пульта-то нет! – сокрушенно хлопнула я по столу. – Он лежит себе такой, зараза, на другом конце комнаты. Ты его видишь, а достать не можешь. И сидишь, чертыхаешься. С обмазанными кремом ногами. Чай остывает. Сериал уже начался.

– Ой, – Машка возбужденно застыла с вилкой в руках, ожидая, чем закончится моя остросюжетная история.

– И вот, ты смотришь на пульт. Смотришь на него, смотришь! Во все глаза. Думаешь, вдруг у тебя способности проснутся? Вдруг ты силой мысли предметы двигать умеешь? А ни хрена! Нет у тебя суперсилы!

Я опять замолчала. И ковырнула ложечкой бисквит.

– Ну, – поторопила Машка, – а мужчина тут при чем?

– И тут ты вспоминаешь про мужчину, – возобновила я свой рассказ, – зовешь его. Нежно так, ласково, чтобы приманить. От компа оторвать. «Колюшка! Колюнь!». Он бежит из кухни, в надежде увидеть тебя в неглиже. А ты ему такая: «пульт подай».

Я заключительно цокнула языком, и съела кусок творожного лакомства.

– Цинично, однако, – подметила Машка.

– Ну, смешно же! – возразила я.

– А мне вот не смешно, – Машка облокотилась на столик. – Думаю, это карма.

– В религию ударилась? – покосилась я на подругу, доедая свой низкокалорийный десерт. В отличие от Машки, у меня были веские причины поддерживать форму. Да и эндорфинов в моем организме хватало, без всякого шоколада.

– А как еще объяснить, что на моем пути попадаются одни уроды? – печально отозвалась она.

– Маш! Да ладно тебе! Все наладится! – хотела я приободрить подругу.

– Это ты пока такая веселая. Пока твой мозг одурманен влюбленностью, – диагностировала Машка, – а вот очухаешься потом, и примкнешь к нашему стаду одиноких коров.

– Ну, будешь такими объемами жрать шоколадные торты, точно в корову превратишься! – согласилась я.

Машка раздраженно отмахнулась.

– Ты вот можешь так, – она образно развела руками, – а я нет!

– Это ж как я могу? – я настороженно притихла.

– Делить своего мужика с кем-то! Ждать, надеяться и верить, – Машка снова вздохнула, – а я так не могу! Мне нужно все и сразу!

– Полюбит так королеву? Проиграть так миллион? – шутливо поддела я подругу.

– Тебе все шуточки, – скривилась Машка, – а вот ты думала, что будешь делать, если он не разведется?

Я поджала губы. Машка восприняла мой жест на свой лад.

– Вот! – она кивнула, – Сейчас у него дети растут, потом у него жена заболеет, потом он сам состарится. И ты тоже. Только у него при этом останется семья, а у тебя шиш с маслом.

– Ну, – протянула я, – вот тогда я примкну к вашему стаду разжиревших и одиноких коров.

Машка горестно вздохнула. А я, обнаружив на тарелке еще кусочек тортика, радостно схватила ложку.

Временами мне искренне казалось, что Вадим ниспослан свыше. Возможно, он и впрямь любил меня, если терпел все мои капризы и упреки, многократные попытки избавиться от него, и неуемное желание нравиться всем мужчинам сразу. Поначалу он молча ревновал, демонстрируя «зубки» лишь в крайнем случае. Так, однажды, еще на заре наших отношений, очередная попытка вызвать ревность привела к серьезной ссоре.

– Ведешь себя, как шалава! – огрызнулся Вадим, когда я пыталась перевести все в шутку.

– Вадим, я всего-то разок потанцевала с ним, – струхнула я, наблюдая, как темнеют его глаза.

– Иди, танцуй дальше, – процедил он сквозь зубы и равнодушно бросил на пол мою сумочку.

С трудом сдерживая слезы, я схватила с пола свой клатч и бросилась к выходу. Пробежав пару пролетов, я замедлила шаг и прислушалась. Но в фойе отеля было темно и тихо. Даже служащий на ресепшене, не покидая свой пост, прилег вздремнуть на кушетку. Уже неспешно я спустилась на первый этаж и вышла во двор. Присев на лавочку, я стала ждать. В полной уверенности, что вот-вот дверь распахнется, и в проеме покажется виноватое лицо Вадима. Он раскроет объятия и уведет меня обратно под свое крыло.

Время было позднее, прохладные августовские ночи не располагали к долгим посиделкам. А я выбежала из номера, не успев накинуть кофту. «Он точно придет», – размышляла я, не сводя глаз с неподвижной входной двери. Минуло полчаса, по спине холодным строем бежали мурашки. Я в нетерпении стала ходить взад-вперед.

Прошел час, в тусклом свете уличного фонаря бились бестолковые ночные бабочки. На капоте черной иномарки кто-то оставил плюшевого зайца. «Зайку бросила хозяйка», – пришло на ум детское стихотворение. И на глаза навернулись слезы. Я наконец-то поняла, что проторчи я тут хоть до утра, он не появится! Ему плевать на то, что я замерзну, умру и подвергнусь опасности.

Первой мыслью было «раствориться в ночи» и будь что будет. Погода решила добавить антуража моему фееричному уходу, и с неба заморосил колючими каплями холодный дождь. Изрядно замерзнув, я подумала, что мой отчаянный шаг едва ли кто-то оценит, и дала «задний ход». Прихватив с собой брошенного зверя.

Дверь номера была открыта. Вадим сидел на кровати.

– Нагулялась? – бросил он.

Я перебирала в уме слова. Хотелось выбрать самое обидное, чтоб от души наградить его. Он посмотрел на меня, и во взгляде я не нашла ни капли сочувствия.

– Тебе плевать на меня? – выдавила я.

Слезы туманили глаза. Я глубоко вздохнула, пытаясь отогнать подступившие эмоции. Расплакаться у него на виду означало признать поражение. Но я не собиралась сдаваться! Я сильно ущипнула свое запястье. Острая боль привела в чувство, и я с вызовом посмотрела на Вадима.

Он задумчиво прикусил губу, потом выдохнул и произнес:

– Мне не нужна женщина, которая уходит. Если уходишь, уходи!

– Ты меня выгоняешь? – прошептала я.

Вадим, в два шага оказался рядом, взял в ладони мое лицо, поднял его и отчетливо произнес:

– Я никогда тебя не прогоню, если только ты сама не уйдешь.

Это случилось до того, как я узнала, что он женат. И все-таки, ушла! Но, как выяснилось позже, я оказалась нужна ему. Любая! И я вернулась. Невзирая на тот факт, что перспектива наших отношений была туманной. Я не боялась признаться самой себе в том, что лишь отчасти верила его обещаниям. Но, несмотря ни на что, я вернулась к нему. Принять это решение было сложно. Но сделав это, я почувствовала облегчение. Оказалось, он тоже был нужен мне. Не просто нужен, а жизненно необходим.

Глава 21. Рита

Полночи я бесцельно слонялась по квартире. Трижды пыталась улечься в кровать, но сон не шел. Изможденное бессонницей тело требовало отдыха. Уложив его на спину, я долго смотрела в потолок. Откуда на меня взирало мое собственное отражение. «Что за бредовая идея – повесить зеркало над кроватью!», – раздражалась я. Переворачивалась на бок, и натыкалась взглядом на молчаливого Мишку. Он с укоризной смотрел на меня. И даже отвернув животное мордой к стенке, я не могла расслабиться. Сознание наотрез отказывалось засыпать.

Бесконечной чередой, один за другим, всплывали в памяти моменты. Которые прежде я списывала на его занятость, возрастные заскоки и Бог знает что еще. Наивная дура! Его постоянные задержки на работе, звонки без ответа, равнодушие, холодность, все те разы, когда он возвращался позже обычного… Выходит, он был с ней? Как давно он меня обманывал? Неделю, месяц, год?

Я спустила ноги на пол и ощутила пальцами пушистые ворсинки ковра. В глаза будто насыпали песка. Напрасная возня раздражала, и я принялась ходить по комнате. «Утро вечера мудренее – ни черта подобного», – в бессмысленной злобе думала я. Меряя шагами спальню, я понимала, что необходимо прийти к какому-то решению. Сделать это прямо сейчас! По горячим следам! Ни утро, ни даже следующий день не приблизят меня к развязке. Пытаясь избавиться от острой боли с помощью пилюль, я только заглушу ее, на время.

Я снова и снова анализировала ситуацию, разбирала ее по частям. Как в школе, на уроках русского языка, разбирают предложение. Откуда-то из дальних уголков памяти возникла выдержка из учебника: «подлежащее – это главный член предложения, грамматически независимый». Безусловно, в нашем случае это Вадим. «Сказуемое – второй по старшинству член предложения, делающий его законченным». Итак – кто из нас двоих будет сказуемым? Я – та, что знала его всю жизнь, что родила ему двух дочерей. Или очередная шлюха? Сколько их было? Я давно перестала считать. Следуя совету Ленки, я научилась закрывать глаза на мимолетные интрижки.

Так чем же прельстила его эта сучка, коих сотни на квадратный метр? Ради которой он сочинил такую правдоподобную историю. Если это, как и прежде, был всего лишь секс, он мог бы ограничиться коротким визитом. К чему оставаться на ночь? И эта трогательная сцена… Чертов лицемер! Он окончательно утратил бдительность, позволив себя обнаружить. Был настолько уверен в себе, что не допускал даже мысли быть уличенным в обмане.

Все мое существо вмиг поглотила такая злоба, что будь моя воля, швырнула бы об пол не только наш свадебный сервиз, но и все чертовы тарелки в этом доме. Я забралась с ногами на кровать и принялась что есть мочи колотить подушку Вадима. Представляя, что это и есть он сам! Частички пыли бросились врассыпную, из-под наволочки полетели перья. А я все продолжала бить ее, точно боксерскую грушу!

Мне захотелось выкинуть из шкафа все его вещи; искромсать на мелкие кусочки все его любимые рубашки; изрезать ножом вдоль и поперек каждую туфлю. В этот миг всеобъемлющая любовь, которую я ощущала к мужу, кажется, обратилась в ненависть. Я выдохлась и упала на кровать. Меня рвало на части! Стоило лишь представить, где сейчас Вадим, рука сама тянулась к телефону. Чтобы набрать его номер и прокричать в трубку проклятия! Потому я отключила аппарат и убрала его с глаз долой.

Рассказать, что я следила за ним, все равно, что вручить ему в руки все козыри. Он непременно переиначит ситуацию так, что я останусь крайней. «Сделать вид, что все как прежде?», – я отчаянно выдохнула, – «не смогу!». Жить в ожидании катастрофы? Как пациент, которому сообщили смертельный диагноз, но не сказали дату смерти. А если…

Я резко села на кровати. Так резко, что перед глазами поплыли темные круги. Вслед за ними возник сон, так явственно запечатленный памятью. Сон, в котором Вадим сказал: «я ухожу к другой женщине». Тогда я сочла его бессмысленным, а сейчас? «Что, если он уже помышляет об этом? Что, если его уход – дело времени?», – эта догадка вмиг лишила меня остатков сна. Я горестно заскулила и отчаянно вцепилась в складки простыни.

Все кончено? Вот так, в одночасье? Нет больше планов о совместном будущем, нет больше домика у озера, нет его вещей в гардеробе, нет запаха его духов. Нет нас… Почему накануне свадьбы никто не предупреждает о том, что тебе предстоит? Почему во дворце бракосочетания тебя вынуждают давать клятвы, которые ты не в силах выполнить? Почему бы сразу не сделать оговорку: в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть, или другая женщина не разлучит нас. Зачем жизнь намертво привязывает тебя к человеку? Чтобы потом, отдирая с мясом, оставлять раны, которые уже не затянутся? Это жестоко! Это так жестоко!

«Он тварь, он сволочь, я ненавижу его», – уговаривала я себя, раскачиваясь взад вперед. Но даже в этот момент крайнего отчаяния, я продолжала его любить. Я продолжала видеть перед собой его лицо, его глаза, ощущать кожей прикосновения его рук. И никакие силы на земле не могли, вероятно, лишить меня этой любви!

Я безвольно откинулась на спину. «Вот тебе и замкнутый круг», – пронеслось в голове. За окном уже брезжил рассвет, а я так ничего и не решила. Я снова встала, подошла к маленькому трюмо, нажала выключатель. И свет ночника выхватил из полумрака мои усталые глаза, опущенные уголки губ, растрепанные в бесформенной прическе волосы. «Посмотри на себя», – с немым укором я уставилась в зеркало, – «неудивительно, что твой муж кидается на первых встречных».

Я на секунду вообразила себя Вадимом и сделала попытку взглянуть на все его глазами. Вот она я, его жена, мать любимых дочерей. Женщина, которую он знает столько лет. Книга, зачитанная до дыр! Любимая, но заученная наизусть. Такая знакомая, понятная, с затертыми листами, с пометками на полях, с потерявшей былую яркость обложкой. Она всегда будет лежать на полочке, рядом с кроватью. Рука не поднимется выбросить… Но душа так просит новых сюжетов! Ей нужны интриги, познание, открытия. И вот они, стоят и манят своей неизвестностью новые книги. Протяни руку и они твои… Грех ни соблазниться!

Я провела ладонями по лицу, всматриваясь в свой образ в отражении. «Но что, если однажды твое место на полочке рядом с кроватью займет уже совсем другая книга», – спросила я себя. И усмехнулась собственным мыслям! Если бы он хотел, он бы давно уже бросил меня. Но я нужна ему! Потому, что ни одна женщина не знает его так хорошо, как я. Ни одна из них не станет любить его так сильно. И он знает. Он тоже любит меня. Он любит! А это… Это всего лишь очередная прихоть.

Не дожидаясь восхода солнца, я пошла на кухню и сварила себе крепкий кофе. Настолько крепкий, что пришлось проглотить целую чашку залпом и залить ее холодным чаем. !Такой сомнительный ритуал не пойдет на пользу здоровью», – воззвал ко мне голос разума. Но я не слушала его! Ожидая, когда подействует кофеин, я поднялась в ванну. Чтобы вернуть своему лицу здоровый вид, пришлось изрядно потрудиться. Я перебрала весь гардероб, сделав выбор в пользу классики – льняного брючного костюма цвета кофе с молоком. Чуть свободные брюки и небрежный пиджак, застегнутый на одну яркую, как брошь, пуговку – то, что нужно.

Удивительно, как тяжело и тиско тебе в собственном теле, когда ты находишься на пороге важного решения. И как меняется все в один миг, когда решение принято. Появляется легкость и ясность, как будто туман рассеялся, и ты увидел перед собой дорогу. Я глубоко вздохнула и спустилась на кухню. Пора было вспомнить о материнских обязанностях и приготовить дочери завтрак.

Зоя шла на поправку, щекам вернулся здоровый румянец, аппетит был на зависть. Словоохотливая, как и раньше, она изучала меня, ковыряя вилкой яичный желток.

– Пускай дядя Тема тебя осмотрит, – заключила Зойка.

– Зачем? – растерялась я.

– Выглядишь болезной, – пожала плечами дочка. Я оперлась о столешницу и коснулась ее мягких, как шелковые нити волос.

– Не нужно, Зайка, со мною все хорошо, – заверила я дочку.

– Ты не заразилась? – нахмурилась она.

Я покачала головой:

– Во-первых, я в детстве переболела. А во-вторых, это просто метеозависимость.

– Чего? – фыркнула Зойка.

– Это когда человек зависит от перемен погоды. Атмосферное давление меняется и действует на организм, – я кивнула в сторону окна, за которым, вопреки моим словам, сияло яркое солнышко.

Зойка выскочила из-за стола и вернулась с блокнотом и ручкой.

– Ме-тео-зави-си-мость, – записала она под диктовку.

– Что это? – я с интересом уставилась в блокнот, где, кроме этого, уже имелось несколько сложных медицинских терминов.

– Хочу все знать! – улыбнулась Зойка. – Может быть, я стану врачом. Как дядь Тема.

Я одобрительно кивнула.

– Ма! – позвала Зойка, – А Нинке еще нельзя к нам приходить?

– Пока нельзя. Ты еще до конца не выздоровела. Вот дядь Тема снимет тебя с карантина, тогда и Нину позовем.

– А можно ко мне тогда сегодня Ленка приедет? Ее родители привезут. Она уже болела ветрянкой, ей не страшно, – торопливо заговорила дочка, – А то мне уже насточертело дома сидеть.

– Осточертело, – поправила я.

– И это тоже! – махнула рукой Зойка, вымазывая тарелку кусочком хлебного мякиша.

– Конечно, можно, – я собрала крошки со стола, – если Леночка болела ветрянкой, пусть приходит.

– Она болела, спасибо, мамочка! – радостно закивала Зойка и чмокнула меня в щеку.

Я безмятежно вздохнула. Близость дочери успокаивала и добавляла мне решимости. Визит ее школьной приятельницы был очень кстати! Весь день Зойка была занята подругой. Я обеспечила им угощения и оставила девочек наедине. Из комнаты слышались визги, звонкий смех, затем музыка, которой я не знала. У современного поколения свои кумиры. И стены дочкиной спальни украшали фотографии смазливых иностранных исполнителей. Лена, маленькая курчавая девчонка походила на ангела. Распахнутые голубые глаза и обрамлявшие лицо белокурые локоны завораживали и восхищали. Хорошо, если эта девственная красота не увянет со временем!

Отзывчивая соседка вновь вызвалась присмотреть за дочерью. Зойке идея коротать вечер в компании пожилой Марии Андреевны не понравился.

– Не хочу я с ней оставаться! – противилась дочка.

– Почему?

Зойка посмотрела исподлобья и недовольно хмыкнула.

– Она пристает с разговорами, требует внимания. То чаем ее пои, то слушай ее глупости! Сидела бы себе в зале, а то развлекай ее, – пожаловалась дочка.

Я сдержала улыбку:

– Солнышко, ну еще один разочек? – притворно взмолилась я, – Ну, пожалуйста! Отпусти маму.

Зойка прищурила глаз и недоверчиво покосилась на меня.

– Куда это?

Я, предвидя вопрос, ответила:

– Да так, хочу твоему папе сюрприз устроить.

Зойка возбужденно запрыгала на стуле:

– Ух, ты! А какой?

– Не скажу, – ответила я, – это же сюрприз!

– Ну, ма! – принялась выклянчивать Зойка, – Ну я ж не папа! Я никому не скажу, даже Нинке!

Я заговорщицки понизила голос:

– Пока еще до конца не придумала. Вот как закончу, так и расскажу. Хорошо?

Зойка, понимая, что большего выведать не удастся, обреченно кивнула.

– Веди себя хорошо! – я крепко обняла дочку и пошла наверх, мастерить образ уверенной в себе женщины.

Образ получился на редкость удачным. Из зеркала на меня смотрела привлекательная молодая особа, которой можно было дать навскидку лет 35. Я проскользнула в гараж и завела машину. Предстояло задействовать все резервы своей памяти, чтобы отыскать это место. Я решила запастись терпением и временем, прихватила из дома сигареты Вадима, одну из которых выкурила прямо на старте. Уже давным-давно в моей жизни не случалось подобных авантюр. На какую непредвиденную затею подвиг меня мой благочестивый супруг! «Действовать нужно прямо сейчас. Возможно, у меня есть только один шанс все исправить», – думала я.

Я наизусть помнила поворот, но дорога к нему, за болтовнею с Анзором и бесконечными внутренними распрями, осталась не у дел. Но это была лишь одна из множества проблем! «Ведь я понятия не имею, как ее найти», – размышляла я наедине с собой. «Вдруг она не появится? Что, если ее нет дома! Не буду же я целый день караулить у подъезда? И потом, я плохо помню, как она выглядит». В памяти остался размытый образ, по мотивам которого мне предстояло вычислить любовницу моего мужа.

Глава 22. Анечка

В будние дни редкий покупатель забредал в торговый цент, потому коротать день в одиночку помогала хорошая аудиокнига. На столе лежал, распахнув страницы навстречу моему вдохновению, альбом эскизов. Я вооружилась карандашом, делая наброски новых картин.

В тумбочке пропел телефон. С экрана на меня смотрела Машка. Подруга сбежала с работы после обеда, оставив меня на произвол судьбы.

– У тебя вода шумит, – прислушалась я, – ты что, в тубзике сидишь?

– Да нет! – протянула она, – Купаю резиновых друзей. Они сегодня перевыполнили план.

– Ой, фу, Маш! – скривилась я, – Избавь меня от подробностей своей интимной жизни.

– Что? Ань! Ты вообще можешь о чем-то кроме секса думать? Я про стельки! Я бегала вообще-то. Теперь стираю их.

Я покатилась со смеху. Машка умудрялась поднять мое настроение даже на расстоянии. И тут же загрустила: целых три дня по соседству с ее сменщицей – еще то испытание! Нареченная прекрасным, словно девственный пейзаж под лучами рассветного солнца, именем, она никак ему не соответствовала. «Зарина!», – восхищенно произносила я, и представляла себе утонченную барышню с картины Альберта Линча. Однако действительность противоречила ожиданиям! Зарина была олицетворением красоты в понимании Рубенса. Дородная деваха с копной рыжих, как грива, волос, мясистым конопатым носом и пышущей здоровьем фигурой, пятидесятого размера. За то, при внешних данных, Зарина Коняхина на все сто процентов отвечала своей фамилии. Учитывая это, я бы с радостью махнулась с ней именами. Кажется, мое подошло бы ей куда лучше.

– Генка повезет меня за город. У его брата днюха, они арендовали турбазу с пятницы по воскресенье, – отчиталась Машка.

– Ты же говорила, что он соплежуй, – припомнила я.

– Ой, знаешь! – возразила подруга, – На безрыбье и Генка мужик.

– Ясно, – усмехнулась я.

– Хоть сексом по-человечески заняться, – мечтательно протянула Машка, но тут же исправилась, – хотя, по-человечески вряд ли получится. С Генкой все больше по-собачьи.

– Маш! – одернула я подругу, – На меня шикаешь, а сама!

– Что естественно, то не безобразно, – возразила Машка. – Ладно, пошла готовиться.

– Давай, – подбодрила я, – хорошо отдохнуть!

В женскую дружбу я перестала верить еще в седьмом классе. Когда преданная и униженная, рыдая в туалете, поняла, как вероломно и обманчиво женское сердце. Сегодня она называет тебя лучше подругой, а завтра выворачивает наизнанку все твои секреты.

В тот год в наш класс пришел новенький, покоривший сердца всех девчонок разом. Он был так не похож на приевшихся до оскомины одноклассников. Он был другим! В широких штанах, с большим рюкзаком и наушниками, свисавшими из кармана. Он походил на случайного путника, нашедшего приют в стенах нашей скромной провинциальной школы. В его наушниках звучал рэп. А ботинки были, казалось, на два размера больше.

Девочки, те, что посмелее, пытались привлечь его внимание. Другие лишь вздыхали с последних парт, наблюдая, как он уверенно рисует мелом параллелепипед. Но, ни к тем, ни к другим Игорь не выказывал ни малейшего интереса. Сейчас бы я усомнилась в его ориентации, но тогда мы были еще не испорчены подобной ерундой. Я была в числе скромных! И мечтала как мы, взявшись за руки, гуляем по парку. А одноклассницы нервно грызут ногти, завистливо глядя нам вслед.

Находясь в плену романтических чувств, я даже уговорила теть Тоню купить мне гриндерсы. Правда, они так и остались стоять в коридоре, как памятник моей не случившейся любви. Мне хотелось стать ближе к объекту девичьих грез. И я, словно ботаник, стала изучать его повадки, слушать его музыку, копировать манеру непринужденно улыбаться.

Поклонницей рэпа я так и не стала. А после той истории сей жанр стал ненавистен. Но, видит Бог, я старалась! В моей музыкальной коллекции появилось несколько кассет, с обложки которых смотрел его любимый исполнитель. Он был как две капли воды похож на Игоря, за исключением цвета волос. Или мне так казалось…

Одну из кассет, где фото получилось особенно удачным, я носила с собой, как талисман. Волосы на фотографии я выкрасила в темный цвет, на оборотной стороне с любовью написала «Игорь» и украсила надпись множеством мелких сердечек.

Мы с подружками делились своими чувствами к новичку, клятвенно обещая, что секрет не покинет пределов нашего узкого девичьего круга. И я, соблюдая клятву, не выдала ни одну из доверенных мне тайн. Чего не скажешь о других.

Однажды, вернувшись в класс после перемены, я обнаружила свой портфель открытым. На парте лежала та самая кассета, бесстыдно демонстрируя окружающим мой маленький секрет. Мои художества видели все, включая самого Игоря. Он, извиняясь, потупил глаза и сел на место. Я же, схватив с парты кассету, выбежала из класса. Я так и не узнала, кто из подруг предал мое доверие. Да это было и не важно! Ведь тайна стала достоянием всего класса. Каждый из двадцати пяти человек отныне знал о моих чувствах.

Такого стыда я не испытывала больше ни разу в жизни. Даже когда, на очередном корпоративе, вырулила из туалета, случайно заправив платье в колготы. После инцидента в школе я проплакала всю ночь, и на следующий день отказалась идти на занятия, сказавшись больной. Видимо, я и вправду выглядела неважно, и теть Тоня вызвала врача.

Поразмыслив, я выбрала наилучшую тактику. Вернувшись после трехдневной депрессии, я просто вычеркнула случившееся из памяти и стала вести себя, как ни в чем не бывало: здоровалась с Игорем, и даже шутила. И окружающие постепенно подстроились, приняв мои правила игры. Тогда я поняла, что все вокруг лишь декорация к моему собственному фильму. В котором я и режиссер, и актер и оператор.

Общаться с подругами я не прекратила. До сих пор мы переписываемся и чмокаем друг друга в щеку, случайно столкнувшись на улице. И хотя мне глубоко безразлична их судьба, я регулярно посещаю их странички в соцсетях, чтобы написать пару слащавых комментариев и отметить классом их неудачные фото.

Глупости, конечно! Можно заглянуть еще в детсадовскую пору, когда мы с Люськой – второй по счету девочкой в нашей группе, делили между собой внимание мальчишек. Но, с тех самых пор, вопреки собственному желанию найти идеальную подругу, я подсознательно замыкалась, стоило кому-то сделать шаг навстречу. Пока не появилась Машка! Она была лишена всех ядовитых качеств характера, присущих большинству женщин. Она не завидовала, не выказывала превосходство, не притворялась и не использовала накладные ресницы.

Я бы с радостью дружила с мужчинами: они менее эмоциональны, ими проще манипулировать, они не умеют плести интриги и едва ли увидят во мне конкурента. Да и мужчины были не прочь дружить со мной! Однако желание залезть ко мне под юбку очень мешало нашей дружбе.

Словно в продолжение моих размышлений, в дверь постучался Эдик. Он жил неподалеку от торгового центра, и частенько отоваривался в местном продуктовом. Но с некоторых пор покупки стали лишь предлогом заглянуть в магазин, якобы случайно пройти мимо отдела косметики, и завести непринужденную беседу о погоде. Плавно перетекавшую в обсуждение планов на вечер. Внешне Эдик олицетворял собою предел девичьих мечтаний: рослый, ладно сложенный легкоатлет, с модной стрижкой и хорошим вкусом. Возможно, в другой ситуации я бы не стала пренебрегать его вниманием. Но в этой жизни мое сердце было занято! Потому я, сначала деликатно намекала на отсутствие интереса. Однако намеки не возымели действия. Тогда я сказала прямым текстом о том, что Эдик только зря растрачивает свой пыл.

– Давай тогда просто дружить? – озвучил он свою бредовую идею.

– Как мальчик с девочкой? – усмехнулась я.

– Напрасно смеешься, – обиделся мой незадачливый поклонник, – я хороший друг. Вот увидишь!

– Не сомневаюсь в этом! – растроганно сообщила я, – Да только я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

– Почему? – искренне удивился он и облокотился о витрину, оставляя на прозрачной поверхности отпечатки своих ладоней.

– Потому! – я отодвинула его в сторонку и прошлась влажной тряпкой по стеклу. – Рано или поздно природа возьмет свое. А если симпатия есть уже, то это просто дохлый номер!

– Так она все-таки есть? – прищурился Эдик.

– У тебя, – кивнула я. – А я симпатизирую тебе, как человеку. Не более того.

– Хорошее начало, – кивнул Эдуард, – я докажу тебе, что дружба между мужчиной и женщиной существует! Идет?

Мы заключили пари, главным правилом которого было – не перейти тонкую грань, разделявшую близость духовную и физическую. Неугомонный Эдик всячески демонстрировал свое равнодушие, отвлеченно интересовался моим здоровьем, поддерживал светскую беседу и дружески подтрунивал. Мы обсуждали его провалы на любовном фронте, и я, по-дружески пыталась объяснить, как вести себя с девушками. Он ловил каждое мое слово, и «мотал на ус». Однако же мои попытки поделиться сокровенным воспринял в штыки.

– Он тебе не пара! – с полтыка заявлял мой собеседник.

– Чего это? – хмурилась я.

– Ну, ты…, – мялся Эдик, поняв, что случайно выдал себя, – ты такая… В общем, не важно!

Я и не рассчитывала заполучить в его лице надежного друга. Скорее, мне было любопытно, как долго он сможет продержаться, не пытаясь свернуть на знакомую дорожку. Эдик продержался от силы месяц! Его прощальные рукопожатия становились все настойчивее, а сообщения на телефон обрастали невинными намеками.

«Спокойной ночи, солнышко!», – однажды, засыпая, прочитала я. И решила, что пожелание прислал Вадим. «Спокойной ночи, любимый!» – ответила я и провалилась в сон. С утра пораньше Эдуард уже караулил меня с букетом цветов у входа.

– Ты чего? – замешкалась я, испуганно глядя на алые розы в его руках. Выглядел он так, будто вот-вот встанет на одно колено прямо на глазах у прохожих и вытащит из-за пазухи заветную коробочку с обручальным кольцом.

– Ну, – пожал плечами Эдик, – доброе утро, любимая!

Секунду-другую я молчаливо стояла, пытаясь сообразить, что к чему. И тут меня осенило: Вадим никогда не пишет мне перед сном. И я не пишу ему после работы. Это негласное правило, одно из многих. «Вот дура!», – с опозданием отругала я себя. Однако все мои попытки списать инцидент на девичью память, были обречены. Отныне Эдуард, одухотворенный моим признанием, был искренне уверен в том, что его чувства ко мне взаимны. И развитие наших отношений – лишь дело времени! Машка с любопытством наблюдала за этой мелодрамой.

– Эдик, чем тратить время на эту бестолочь, лучше бы обратил внимание на ее опытную подругу, – с этими словами Машка принимала соблазнительную позу. На что Эдуард тушевался и обращал все в шутку.

– Эх, Эдуард, – манерно вздыхала подруга, – Ни черта-то вы в женщинах не смыслите!

Однажды, глядя на одетую в клетчатый хлопок спину Эдика, Машка сказала мне:

– Дура ты, Анька! Проворонишь свое счастье. Хороший парень, податливый такой. Веревки вить можно! В ЗАГС отвела, заклеймила и дело в шляпе.

Я грустно посмотрела вслед уходящему Эдику:

– Что он свинья, чтобы его клеймить?

Наверное, стараясь компенсировать дефицит отцовской любви, я, прежде всего, искала в мужчинах поддержку, широкую спину, способную укрыть меня от невзгод. И, хотя спина Эдика была достаточно широкой, опереться на нее было сложно. Иногда я всерьез размышляла о том, что мы могли бы стать парой. Но каждый раз приходила к абсурдному выводу, что Эдик какой-то уж слишком положительный! Не пьет, не курит, спортсмен и красавец, хорошие родители, жилплощадь с перспективой расширения, и работа с карьерным ростом. Пожалуй, чересчур хорошо, чтобы быть правдой?

Вот так глупо и банально устроен человек! Даже обидно. Выходит, психологи правы, и все мы – жертвы своих комплексов? Хороших девочек как магнитом тянет к плохим мальчикам, отличницы липнут к двоечникам, и наоборот. Возможно, таким образом, люди компенсируют недостаток определенных качеств, а природа пытается уравновесить добро и зло. Потом я понимала, что переоцениваю себя, считая хорошей девочкой. Ну, какая я к черту хорошая, если сплю с чужим мужчиной и отвергаю ухаживания достойного и, что самое главное, свободного, как ветер в поле, кандидата.

Но я пыталась! Изо всех сил! Я старательно рисовала картинки того, как Эдик раздевает меня, как целует и ласкает мое тело. Но тело молчало! Оно ровным счетом никак не реагировало на эти фантазии. Однако же, стоило мне представить на его месте Вадима, как внизу живота тут же разгоралось пламя. Я была готова простить ему все, в том числе и семейный статус. «Наверное, Машка права», – горестно думала я, – «я и вправду полная дура».

– Ань, сегодня в кино фильмец классный. Может, сходим? – голос Эдика вырвал меня из ступора, – Я возьму билеты в первый ряд. А то, если хочешь, можем занять места для поцелуев.

Он многозначительно улыбнулся. В своих ортопедических мокасинах Эдик походил на мужчину из рекламы лекарства. Я тяжело вздохнула, вешая на плечи сумочку.

– Эдик, я домой. Голова болит.

– Тебя проводить? – оживился он.

– Нет, я еще в продуктовый, потом в аптеку, потом нужно к соседке заскочить, – сочинила я на ходу.

Мне не хватало духу сказать ему, наконец, что мы не пара, дать жесткий отпор, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос. Правда, я подозревала, что не делаю этого намерено. Вроде как держу его про запас, на случай, если… если Вадим вдруг помашет мне ручкой? Эдик был для меня чем-то вроде запасного аэродрома. И от того я казалась себе законченной стервой. Хотя, с чего бы? Я не принуждала его ходить за мной по пятам. Он сам выбрал такой путь. В конце концов, каждый человек имеет право на личный запасной аэродром. Наверняка, у него был собственный! И сейчас какая-нибудь милая девушка с косичками ждала у подъезда его возвращения.

Холодильник опустел, на верхней полочке, печально приоткрыв крышку, стоял зеленый горошек. Если бы мышь заглянула ко мне, она бы непременно покончила жизнь самоубийством. Обычная картина для одинокой девушки! Если рядом нет мужчины, который будет изничтожать твои деликатесы, радостно причмокивая, готовка теряет всякий смысл. По этому поводу я решила затариться любимым мюсли и питьевым йогуртом, дабы устроить вечер ничегонеделанья.

По дороге к дому пакет в моих руках угрожающе хрустнул. Литр йогурта, мешок «сухого корма», коробка зефира, черный чай, кусок сыра, свежеиспеченный лавашик. Вся эта ноша оказалась слишком тяжелой для тонкого целлофана. «Дотяну», – твердо решила я, стараясь не раскачивать нагруженным пакетом.

Удивительно, как переменчива бывает погода! Сидя в отделе, я упоенно фантазировала, как неспешно прогуляюсь по скверу в наушниках с любимой музыкой. Но, стоило выйти за порог, как природа, словно издеваясь, нагнала тучек. Солнце исчезло за облаками, а вместе с ним пропало желание шастать по улице.

Рядом с подъездом маячила какая-то женщина. Она выглядела потерянной. «Вероятно, заблудилась», – решила я и приготовилась оказать посильную помощь. Увидев меня, женщина застыла на месте. «Откуда я знаю ее лицо», – подумала я. И прибавила шагу, чтобы успеть донести до дома свой продуктовый запас. Женщина вдруг сорвалась с места и кинулась мне наперерез. Я испуганно дернулась, и пакет все-таки треснул, вываливая на асфальт содержимое.

Тяжело вздохнув, я стала засовывать продукты обратно. Женщина присела на корточки и взяла в руки пакетик зефира.

– Тоже люблю зефир, – улыбнулась она. Однако улыбка получилась какой-то натянутой.

– Спасибо, – я взяла из ее рук сладость, сложила в пакет и попыталась связать ручки между собой. Женщина терпеливо ждала, когда я закончу свой ритуал.

Я выпрямилась и встретилась с ней взглядом. Она заметно нервничала, теребила в руках крупную брошь в форме цветка, которая удерживала полы кардигана.

– Мы с вами не знакомы. Меня зовут Маргарита Валерьевна, – зачем-то представилась она. Я собралась поинтересоваться, чем могу помочь, но женщина меня опередила. – Я жена Вадима. Вадима Эдуардовича.

Глава 23. Рита

На удивление, мой внутренний навигатор сработал на «отлично». И я, двигаясь медленно, но уверенно, прибыла на место назначения раньше планируемого. Дав себе фору, я отсрочила решающий момент и еще раз обдумала ситуацию. «Если даже сложится так, что я все-таки увижу и узнаю его пассию, что я ей скажу?» – думала я, глядя на себя в маленькое зеркальце. Казалось, что мне предстоит экзамен, по результатам которого решится моя судьба. По-крайней мере, в последний раз я нервничала так именно перед сдачей диплома.

Пустынный двор был заполнен машинами, которые живописно демонстрировали уровень достатка его жителей. В основном старые девятки и бывалые иномарки. Мне вспомнилась вчерашняя «карета» с ее обходительным «кучером». Я приберегла визитку Анзора на крайний случай, но осуществить этот марш-бросок решилась сама. Сегодня свидетели были ни к чему! Кто знает, как надолго затянется наш разговор. Если он вообще состоится. Я поправила макияж и достала сигарету. Порция никотина должна была помочь. Я нервно закурила и глубже втянула вредный дым.

Мимо прошел мальчик с рюкзаком за плечами. Удивительно, как маленькие дети умудряются таскать на спине такую ношу из учебников и тетрадок. Мне вспомнился яркий рюкзак с Русалочкой, который так любила Нинка. В начальных классах ее портфель весил больше самой дочки. Однако к окончанию школы увесистый рюкзак перевоплотился в дамскую сумочку, большую часть которой составляли атрибуты красоты – косметичка, лак для волос, запасные колготки. О школе напоминала лишь одна толстая тетрадь.

Однажды Нина пришла со школы с расцарапанной в кровь щекой и следами чьих-то цепких «объятий» на запястьях. Я испуганно осматривала побои, пытаясь дознаться, что случилось. Но Нинка, точно партизан, хранила молчание! Вадим окинул дочь взглядом с ног до головы и задал один единственный вопрос:

– Ты их, или они тебя?

Нинка, победно задрав нос, ответила:

– Я!

Вадим кивнул и вернулся к делам. Я, как обычно, раздраженная его манерой сводить к минимуму заботы о детях, продолжила допрос. Но безуспешно! Все выяснилось позже, когда родителей вызвали в школу. Оказалось, дочка вступила в неравный бой со старшеклассниками, которые на ее глазах пытали кошку. Они привязали к ее лапам жестяные банки, и бедное животное носилось по двору, пытаясь отделаться от поклажи. Она взлетала в воздух, подпрыгивала, изворачивалась, падала на асфальт, чем еще больше веселила бестолковую ребятню.

Нинка, ярая защитница животных, впала в состояние праведного гнева. Она поймала несчастную и на глазах у изумленной публики развязала веревки. Та убежала, оставив спасительницу один на один с толпой свирепых мальчишек. Соблюдая субординацию, ребята не стали брать количеством. Они пустили вперед самого старшего, которому моя боевая дочка «начистила» физиономию. Нинка мертвой хваткой вцепилась обидчику в волосы, разодрала в кровь шею и укусила за плечо, оставив на коже кровавые отметины от зубов.

Мама «невинно» пострадавшего подростка тут же обратилась к директору. Далее пришла очередь родителей меряться силами.

– Ваша девочка постоянно дерется! Она обидела одноклассницу, опрокинула тефтели на колени учителю, а теперь вот изувечила мальчика, – вещала завуч, рослая женщина с большими, как у совы, глазами.

Вадим сцепил руки в замок и спокойно, словно все произошедшее вовсе его не касалось, произнес:

– В последнем случае моя дочь защищала кошку от живодеров! Я уверен, в описанных вами ситуациях, у Нины также были веские причины так поступить.

Завуч недовольно поджала губы:

– Вадим Эдуардович, при всем уважении к вам, – с выражением начала она, – ваша дочь всегда первой провоцирует конфликт.

– Моя дочь, – сквозь зубы процедил Вадим, – поступает правильно! Насколько мне известно, одноклассница оскорбила ее младшую сестру. А инцидент с учителем исчерпан. Нина случайно испачкала юбку вашего педагога.

Женщина удивленно уставилась на Вадима. Так же, как и я! Мне были неизвестны подробности Нинкиных школьных размолвок. Откуда об этом знал муж? Но он знал!

– Что ж, – поджала губы завуч, – учитывая вашу посильную помощь нашей школе…

Она откашлялась и поправила очки в массивной оправе. Те плотно уселись на носу, добавив своей обладательнице сходства с мультяшным героем.

– Учитывая полное отсутствие дисциплины в стенах вашего учебного заведения, я впредь подумаю о размере своего вклада в развитие школы, – закончил ее фразу Вадим. Завуч испуганно выпучила глаза, а мой муж решительно встал и вышел из класса. Я скомкано извинилась и последовала за ним.

Нинка зализывала раны, ожидая нашего возвращения. Вадим, отстранив меня, прошел в комнату дочери, и закрыл за собою дверь. Я тревожно переминалась с ноги на ногу. До меня долетали лишь скудные обрывки их беседы.

– Поняла меня? – сурово спросил Вадим.

– Да, – обиженно буркнула Нинка.

С тех пор дочка сменила гнев на милость, перестала задираться, и впредь методу физической расправы предпочитала разговорную тактику. Она избавилась от мальчишеских привычек, отрастила волосы, в гардеробе появились женственные платья, а школьные показатели заметно улучшились.

«Любопытно», – подумала я, – «как бы отреагировал мой рассудительный супруг, узнав, где сейчас его жена?». Я улыбнулась своим мыслям, представив реакцию Вадима. И чувство собственного превосходство заполнило меня до краев. Если подумать, я была вправе поступать как угодно! В этой ситуации я была родителем и завучем в одном лице. А они – мой лживый супруг и его малолетняя любовница, были нашкодившими котятами, которых стоило как следует макнуть носом в содеянное.

Я кое-как нашла место для парковки, приткнув свое миниатюрное авто между двух представителей отечественного автопрома. Чуть не угодив бампером в кучу кирпичей! «Вот бардак!», –выругалась про себя, – «наверняка, эта куча лежит здесь с прошлого года». Я закрыла машину и присела на лавочку. «Так тихо», – подумалось мне, – «здесь вообще кто-нибудь живет?».

К вечеру, как это бывает, погода испортилась. Ветер гонял по небу облака, они беспокойно сновали взад-вперед, не находя себе места. Над головой тревожно шумели макушки деревьев.

– Гарик, ты куда втопил? – услышала я хриплый женский голос. – Я тебе не гончая!

Вдоль оградки шла женщина. Было видно, что собиралась она второпях: резиновые сланцы, небрежно наброшенная на плечи кофта и зажженная сигарета в зубах. За нею следом на поводке вышагивал курчавый пудель. Модный Гарик дефилировал по тротуару в собачьих ботинках на худосочных лапах и тащил за собой сонную всклокоченную хозяйку. Та раздраженно покрикивала на пса и поучала его жизни. Если отвернуться, можно было решить, что вместо пса Гарика рядом с женщиной шлепает по лужам ее «непутевый» муж.

Из-за угла показалась девушка. Темно-синие джинсы и мокасины в цвет сливались, придавая ей сходство с балериной. Из-под серой ветровки выглядывал тонкий шелк летней блузы. Ветер взлохмачивал копну густых каштановых волос, и она раздраженно заправляла пряди за ухо. Напрасно я боялась, что не смогу узнать ее! Одного взгляда хватило, что вспомнить эту особу. Я вздохнула как перед прыжком с тарзанки и поднялась с места.

Девушка приближалась. И, чем различимее становился ее силуэт, тем учащеннее билось сердце. Я теребила в руках пуговицу, пытаясь дышать глубоко. «Вот бы уметь замораживать время», – размечталась я. Девушка уверенно шла к подъезду, сжимая в руках пакет, полный продуктов. «Сейчас, или никогда!», – сказала я себе и пошла ей навстречу. Вдруг пакет в ее руках порвался, и все покупки разбросало по тротуару. «Занятный рацион», – злорадно подумала я, разглядывая скудный продуктовый запас, – «интересно, Вадима ты тоже йогуртом потчуешь». Тем не менее, смирив свой гнев, я присела на корточки и взяла в руки подпорченный падением пакетик зефира.

– Я тоже люблю зефир, – вырвалось у меня. Я протянула девушке пакет.

Она улыбнулась и подняла на меня свои темные, почти черные миндалевидные глаза. Что-то мальчишеское было в ее лице: тонкий нос, выраженные скулы, высокий лоб. Но пухлые губы и россыпь едва заметных веснушек на щеках придавали ему детское выражение. Она совсем не пользовалась косметикой, или делала это едва заметно. Изящные запястья, длинные пальцы… «Пианистка?» – предположила я. Мне захотелось отыскать в ее простой, но утонченной внешности что-то плохое. Но я не могла! Стоило признать, у моего мужа был отличный вкус.

Девушка встала в полный рост. Она вопросительно смотрела на меня. Я набрала в легкие воздуха и отчетливо произнесла:

– Мы с вами не знакомы. Меня зовут Маргарита Валерьевна. Я жена Вадима. Вадима Эдуардовича.

Глаза ее тревожно забегали. Она хотела ответить, но слова застыли на приоткрытых губах. Она сжала ручки мешковатой сумочки и нервно сглотнула. Я могла только догадываться, сколько будет тянуться эта немая сцена. Потому снова взяла инициативу на себя.

– Я вижу, вы поняли, о ком речь, – деловито уточнила я.

Девушка, как будто очнувшись, отрицательно замычала.

– Я, извините, не понимаю. Вы меня с кем-то путаете! – сказав это, она хотела сбежать. Двери подъезда как раз приоткрылись, выпуская пожилую даму с ридикюлем в руках. Вероятно, доставленную сюда машиной времени.

Я встала на пути у беглянки.

– Послушайте, – примирительно начала я, – я не намерена скандалить. Я просто хочу поговорить!

Однако девушка натянула на лицо маску безразличия.

– Знаете, я могла бы представить вам доказательства, но это ниже моего достоинства, – смухлевала я. И, наблюдая, как меняется ее лицо, продолжила, – просто я и так знаю, что вы встречаетесь с моим мужем. Я видела вас вместе! Имейте хотя бы каплю уважения признать это.

Она все также затравленно глядела на меня своими пронзительно темными глазами. Но что-то в них уже изменилось. Я уловила эти перемены и решила поднажать.

– Давайте поставим вашу сумку в мою машину и прогуляемся, – предложила я и кивнула на пакет, который из последних сил держал себя в руках, – у вас тут есть чудесный сквер, я успела заметить.

Девушка хранила молчание. Также молчаливо она проследовала за мною к машине и послушно оставила порванный пакет. Весь ее облик выражал смирение, и только ресницы нервно подрагивали. Она была похожа на заключенную, лишенную права голоса, и обреченную следовать за конвоиром.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Аня, – кротко ответила она.

Я медленно пошла в сторону зеленевшего густыми кронами сквера, увлекая ее за собой. С меня ростом, она отличалась хрупким телосложением. «Чем же привлек Вадима сей недозрелый фрукт», – искоса я рассматривала ее худощавую фигурку и едва заметные выпуклости. В ее годы я уже прятала под кофточкой предмет своей гордости – второй размер груди. Правда, сейчас на фоне этой худосочной нимфетки я, вероятно, смотрелась ущербной престарелой теткой, которая изо всех сил хочет выглядеть моложе.

В тягостном молчании мы добрели до парка.

– Присядем? – я остановилась у первой попавшейся лавочки. Не дожидаясь ее согласия села и достала из кармана пачку сигарет. – Курите?

Она, помедлив, нерешительно потянулась к сигаретам. И я отметила про себя, как дрожат ее пальцы.

– Сколько вам лет? – спросила я в лоб.

– Двадцать три, – произнесла она и чиркнула моей зажигалкой. По всему было видно, что курит она не часто, и не получает удовольствия от процесса. Собственно, как и я сама.

– Выглядите младше, – отметила я вслух, и, сделав паузу, добавила, – всего лишь на шесть лет старше моей дочери. Одной из них.

Девушка изучала свои колени, изредка неумело затягиваясь сигаретой.

– Вы знали, что Вадим женат? – перешла я к делу.

Она прикрыла глаза, как будто собираясь с силами, и кивнула.

– Сначала не знала, потом он сказал, – прозвучал ее голос.

– И, несмотря на это, вы все равно продолжили с ним встречаться?

– Сначала я рассталась с ним, – возразила она, – потом… мы снова сошлись.

Я усмехнулась.

– Как давно это было?

– Я на допросе? – она мельком взглянула на меня, и тут же отвела взгляд.

– Нет, вы не на допросе, – согласилась я, – просто мне хочется знать, как давно мой муж мне врет.

– Вам лучше поговорить об этом с ним, – сказала она, провожая взглядом бегуна в спортивном костюме.

– Успеется, – протянула я, – сейчас я говорю с вами. Понимаю, разговор неприятный, но неизбежный. Поверьте, мне он неприятен гораздо больше, чем вам!

Девушка облизнула губы. Лицо выдавало ее с головой, отображая каждую эмоцию. Она часто моргала, уголки рта напряженно подергивались, на переносице обозначилась тонкая морщинка.

– Аня, меня, в общем-то, не волнует, где, когда и при каких обстоятельствах, – отмеряя каждое слово, произнесла я, – но мне важно знать, какие цели преследуете вы и на что вы рассчитываете в этой ситуации.

Ее молчание злило даже больше! Начни она скандалить, было бы проще. Мне померещилось, что где-то в кустах сидит оператор. Весь наш сюжет явно годился для кино! В этой сцене я играла роль суровой матери, отчитывающей свою дочь за плохие оценки. Наверняка, со стороны так оно и выглядело! Я и вправду годилась ей в матери, а Вадим – в отцы. Если бы я родила Нинку в первый же год, то она была бы ее ровесницей. Стоило подумать об этом, как меня накрыла лавина эмоций: стыд, гнев, отчаяние, ненависть. И я уцепилась за лавочку, вонзив в нее коротко остриженные ногти.

– Маргарита Валерьевна, – ее голос так внезапно нарушил молчание, что я вздрогнула. Она смотрела в сторону, как будто говоря не со мной, – я очень виновата перед вами. У вас есть все основания меня ненавидеть. Я прошу у вас прощения, хотя вряд ли это вас утешит. Но, увы, ничего уже не исправить.

Я отпрянула. Меня, как молнией, пронзила жуткая догадка:

– Ты беременна? – заглянула я в ее отрешенное лицо.

Девушка стойко встретила мой взгляд и покачала головой.

– Нет, что вы!

– Тогда что? – пожала я плечами. – Что мешает все исправить?

– Исправить что? – эхом повторила она.

– Все! – я всплеснула руками.

Обрадованная отсутствием «побочных эффектов», я вдруг обрела уверенность в себе. Я была убеждена на сто процентов, что эти отношения обречены. И теперь, когда причина моих бед сидела рядом, сомнений не осталось. Вадим не станет бросать семью ради провинциальной вертихвостки. Ей же, наверняка, важно зацепиться в столице. Девица на выданье – она не будет ждать долго. Как известно, бабий век короткий! Едва ли она видит свое будущее в качестве любовницы, пускай и достойного во всех отношениях мужчины. Судя по всему, девочка влюбилась! А влюбленность лишает здравомыслия.

– Аня, послушайте, – начала я, – вы, вероятно, нафантазировали себе с три короба. Как и любая девушка на вашем месте. Я не знаю, что мой муж успел вам наобещать. Но! Он не разведется. Я вам это гарантирую. Мы вместе с ним уже двадцать лет, у нас две дочери. Одна из которых еще ходит в школу. Он любящий муж и заботливый отец. Все ошибаются. И я прощу ему эту ошибку! И мы будем жить дальше.

– Он ничего не обещал мне, – вклинилась она в мой складный монолог.

– Тем более! – подхватила я. – Если так, то вас и вовсе с ним ничто не держит. Он бросит вас, поверьте. Чуть раньше, чуть позже, но бросит! Вас бросали когда-нибудь? Могу сказать вам, это больно. Очень больно! Но, я предлагаю вам отличную возможность избежать боли.

– Какую? – равнодушно спросила она. И я поняла, что попала в точку.

– Бросьте его первой! – озвучила я свой коварный план, – Так вы отомстите ему за обман и за то, что он использовал вас все это время. Он получит по заслугам. Пускай больно будет ему! А не вам, и не мне. Ведь это он обманывал нас обеих!

Девушка сидела, прижав локти к груди и спрятав ладони между колен. Солнце уже скрылось за горизонтом, и ветер стал ощутимо прохладнее. Я сильнее запахнула полы пиджака, подняла воротник и пожалела о том, что не взяла с собою шарфик. По скверу еще прогуливались собаководы, одергивая поводки и дожидаясь, пока питомцы справят нужду. На лавочках упоенно целовались влюбленные парочки. Я не торопила ее с ответом, давая время подумать. Однако была уверена, что победа уже в кармане! Пристыженная и уязвленная, она попытается собрать в кулачок остатки своего достоинства и выйти сухой из воды.

– Но я не хочу делать ему больно, – дрогнувшим голосом сказала она.

– Тогда он сделает больно вам! – заключила я, все больше раздражаясь. Казалось, разговор пошел по кругу. Сколько можно втолковывать этой безмозглой девице элементарные прописные истины?

– С чего вы взяли, что он намерен меня бросать? – неожиданно с вызовом произнесла она. Я поймала на себе ее взгляд и поняла, что недооценила противника.

Глава 24. Анечка

Я стояла как вкопанная, ноги приросли к земле, и не желали двигаться с места. Теперь я вспомнила лицо этой женщины! Оно мелькнуло лишь однажды, на смартфоне у Вадима, в числе фотографий из заграничной командировки. Это фото по ошибке попало в папку не предназначенную для него. На нем жена Вадима была моложе, выглядела счастливее и обнимала двумя руками прильнувших к ней дочерей. А теперь она стояла напротив, терпеливо наблюдая мое беспомощное молчание.

Было бы хуже, если бы перед собой я увидела уверенную, одетую с иголочки женщину с безукоризненным маникюром и сигаретой в зубах. Однако Маргарита нервничала не меньше моего! На это указывали беспокойные пальцы, живущие своей жизнью. Они то и дело поправляли одежду, сжимались в кулаки, нервно касались волос. Она была красива… Было бы странно увидеть иное! Вадим знал толк в женщинах.

Она не пыталась скрыть свой возраст, злоупотребив косметикой, или напялив не к месту откровенный наряд. Чудь свободный костюм повторял очертания пропорциональной фигуры. Было не сложно догадаться, какой она была в юности. Я знавала таких скороспелок! Манящий соблазнительными округлостями силуэт, со временем быстро теряет форму. И не по годам грациозная фигура вмиг становится грузной и тяжелой.

Мягкие женственные черты лица, как будто чуть размытые в стиле акварели. Сосредоточенный взгляд больших карих глаз, утонченный, тщательно вылепленный профиль с легкой горбинкой и четко прорисованным контуром губ. Она напомнила мне какую-то грузинскую певицу! Не сомневаюсь, что даже сейчас ее зрелая красота будоражила сердца мужчин. Вадим был прав, самое время подыскать ему замену.

Маргарита требовательно уставилась на меня.

– Я вижу, вы поняли, о ком речь, – деловито уточнила она.

– Я, извините, не понимаю. Вы меня с кем-то путаете! – предприняла я попытку уйти от разговора. Но женщина преградила мне путь.

– Послушайте, – примирительно сказала она, – я не намерена скандалить. Я просто хочу поговорить!

«Поговорить», – усмехнулась я про себя, – «о чем?». Было ясно без слов, что пришла она сюда не для того, чтоб вести задушевные беседы. Она поймала меня за хвост, и я, в силу душевной простоты, не сумела вовремя улизнуть. Пауза затягивалась, нужно было что-то ответить. Но что? Правду о том, что Вадим намерен бросить ее и уйти ко мне? Он сам должен сообщить ей об этом. Признаться в любви к ее мужу? Навряд ли такая правда ей понравится. Остается соврать? Но теперь я была у нее на мушке. Идти на попятную было поздно.

Хотелось немедленно сообщить Вадиму. Но сейчас он был за тысячи километров от меня. А я стояла здесь, нос к носу с его женой. В абсолютной растерянности! Как двоечница в ожидании порки. Маргарита не сводила с меня глаз. Наверняка, она гадала, что я сделаю дальше, как поведу себя. Безусловно, она была готова к любому развитию событий. В отличие от меня.

В учебниках по ОБЖ нам советуют обходить стороной темные переулки, не заговаривать с незнакомцами. Но едва ли где-нибудь вы прочтете рекомендации о том, как вести себя с соперницей. Не смотреть ей в глаза, не делать резких движений, не убегать, повернувшись спиной? Чтобы не спровоцировать агрессию! Вадим не давал мне инструкций на этот счет. Что можно говорить, о чем стоит умолчать? До сих пор мы вели двойную игру, наивно полагая, что находимся вне подозрений. А теперь…

Мне казалось, что я ступила на тонкий лед, уже слегка подернутый весенней капелью. Еще не растаявший до конца, но испещренный опасными трещинами. Один шаг, одно неверное движение и я провалюсь в ледяную воду. А там – кричи, не кричи! Спасения ждать не откуда. Но мне так нужно попасть на тот берег, а другого пути нет.

– Знаете, я могла бы представить вам доказательства, но это ниже моего достоинства, – спокойно заявила она, – просто я и так знаю, что вы встречаетесь с моим мужем. Я видела вас вместе! Имейте хотя бы каплю уважения признать это.

Я промолчала. Возможно, сейчас от меня зависела судьба наших отношений. А значит, следовало подвергать сомнению каждое слово, выдавать информацию дозировано. Ибо, стоило мне взболтнуть лишнего, и…

– Давайте поставим вашу сумку в мою машину и прогуляемся, – предложила она, – у вас тут есть чудесный сквер, я успела заметить.

«Неплохая идея», – я взглянула на свой пакет. Вернее то, что от него осталось. И перевела взгляд на Маргариту. В ее глазах читалась такая странная смесь эмоций. Она смотрела, затаив дыхание. Так смотрят на доктора люди, чей родственник лежит на операционном столе. И внезапно мне стало жаль ее! Эту женщину, которая возможно, знала не так уж и много. Судьба которой сейчас болталась на волоске. В моих руках было оборвать ее, или же продолжить агонию.

Конечно, соглашаясь на авантюру, ты должен понимать, что рискуешь однажды предстать перед «судом». Каким будет твой суд? Не знает никто. Но вряд ли вор, даже самый отчаянный, желает быть пойманным. Он искренне верит в свою невиновность, в везучесть и фарт. И только услышав за окном вой полицейской сирены, понимает, что игра окончена.

Когда спустя пару недель головокружительного секса и безумных приключений я узнала правду, все внутри меня оборвалось. Мне казалось, что карусель, захватившую меня, вдруг остановили, и меня пинками выгнали с аттракциона. «Покружилась и хватит! А теперь катись на все четыре стороны», – так прозвучало в моей голове его признание. Хотя сообщение на телефоне было очень вежливым. Словно писал его не он сам, а его секретарша. «Аня, я не могу больше врать тебе. Ты достойна лучшего. Я женат, у меня двое детей. Надеюсь, ты простишь меня когда-нибудь. Желаю тебе счастья».

Поначалу я решила, что это глупая шутка и набрала его номер. Он не отвечал, я звонила снова и снова. Но слышала только протяжные гудки. Его телефон словно бы умер. Пару дней я проторчала дома, упиваясь своим несчастьем. Было ощущение, что меня выбросили на мусорку, как ненужную, изношенную вещь. Жалость к себе сменилась гневом, и я удалила его из памяти, стерла номер, сложила в коробочку все его подарки. Нет! Я не стала смывать в унитаз золотую цепочку и серьги с топазами. Так поступают лишь конченые дуры из мыльных опер.

Потом пришла Машка и выковырнула меня наружу. Она потащила меня в клуб, где мы изрядно выпили. И, хотя номера его телефона уже не было среди контактов, я помнила его наизусть. Конечно, мне никто не ответил! Но я набралась терпения. «Пожалуйста, прекрати звонить», – он снова решил отделаться сообщением. «А то что?», – ответила я. Наутро, страдая убийственным похмельем, я увидела цепочку сообщений. Ушат грязи, который я, под действием алкоголя, вылила ему на голову.

«Ты сволочь! Ты трус! Ненавижу тебя!», «Будь проклят тот день, когда я встретила тебя», «Ты всего лишь кусок дерьма!», «А пусть твоя жена узнает обо всем». Наверное, мой посыл, отправленный в космос, был настолько пропитан ненавистью, что бумерангом вернулся обратно. И вот теперь мое пожелание сбылось. Его жена узнала обо всем! И ее идеальным планом было избавиться от меня тихо и незаметно. Выпроводить меня за двери, пока супруг в отъезде. А что, неплохая идея! Я исчезну без объяснения причин, Вадим ни о чем не узнает, а она останется при своем.

В общем-то, стоило быть благодарной уже за то, что она не вцепилась мне в волосы. Она вела себя очень достойно! Как и подобает женщине ее уровня. А вот я не знала, как себя вести… Она так настойчиво повторяла, что я должна бросить Вадима, пока он не бросил меня. Она так вдохновенно описывала мне свой план, даже не ставя под сомнение тот факт, что между мной и Вадимом есть нечто большее. И во мне взыграла гордость!

– С чего вы взяли, что он намерен меня бросать? – неожиданно для себя с вызовом произнесла я.

Маргарита замолчала и удивленно вскинула брови. Она разочарованно вздохнула и смерила меня взглядом.

– Анечка, – прозвучало внезапно ласково, – в силу возраста и отсутствия жизненного опыта вы пока не понимаете очевидных вещей. Вы всего лишь одна из многих. Таких, как вы у него море! И каждая думает – я единственная. Вот ради меня-то он уйдет из семьи.

– Я никогда не просила его уйти из семьи, – возразила я.

– Но вы надеетесь на это, – утвердительно кивнула Маргарита.

– Я ни на что не надеюсь, я просто живу.

Маргарита свысока посмотрела на меня. Она чувствовала себя хозяйкой ситуации. И, видимо, каждый мой неуверенный и расплывчатый ответ только прибавлял ей смелости.

– Несмотря на то, что вы сделали, я вам симпатизирую, – снисходительно улыбнулась она, – вам ни к чему растрачивать попусту свою молодость и красоту. Просто вы еще совсем не ориентируетесь по жизни.

– Пусть так, – упрямо ответила я, – он должен сам решить.

Маргарита горестно вздохнула и посмотрела на меня как врач на тяжелобольного пациента, который наотрез отказывается пить таблетки.

– Ну, давайте тогда встанем с двух сторон и позовем его. К кому из нас он побежит, та и будет его хозяйкой? – нервно усмехнулась она.

– Странные у вас сравнения, – тихо ответила я.

– Это у вас странная жизненная позиция, девушка! Вы намеренно разрушаете чужую семью, и при этом уверены в своей правоте? На чужом несчастье своего счастья не построишь. Банально, однако, правда!

– Я не просила его уходить из семьи, – повторилась я, – он любит своих дочерей, я знаю.

– Надо же! Прелестно! – с наигранным умилением она всплеснула руками, – А что еще вы знаете? Что мы вместе с института, что мы прошли огонь и воду? Как просто все у нынешней молодежи. Раз и сразу в дамки!

Я молчала, давая ей возможность выговориться. С готовностью выслушивая обвинения в свой адрес. По сути, заслуженные. Ведь я и вправду метила на ее место. Хотя ни разу не озвучила это желание вслух даже самой себе.

– Получается, вы просите меня потерпеть немного, пока вы будете продолжать спать с моим мужем за моей спиной? А что такого? От меня ведь не убудет? – она все больше распалялась.

– Мы с Вадимом Эдуардовичем знакомы всего лишь пару недель, – начала я, желая снизить накал. Но промахнулась!

– Да что вы? – притворно удивилась она. – А мне кажется, чуть дольше!

Маргарита вдруг наклонилась ко мне и, словно поисковая овчарка, повела носом.

– Мне знакомы ваши духи, – задумчиво протянула она. – Постойте-ка! Помнится, год назад, или даже больше, мой муж вернулся домой пропитанный этим дешевым ароматом. Дело в том, Аня, что у меня обостренное обоняние. И хорошая память!

Мне стало зябко.

– Вы ошибаетесь, – едва слышно ответила я.

– Это вы ошибаетесь, очень сильно! Вы не умнее остальных! – Маргарита поправила волосы.

Я смотрела перед собой. К подножию большого дуба приземлилась парочка голубей. Они топтались на месте, выискивая в траве съедобные лакомства. «Вот бы махнуться местами с одним из них», – подумала я.

– Ну, так что же мы решим? – учительским тоном произнесла она.

Я сделала глубокий вдох и, не поворачивая головы, ответила:

– Я думаю, стоит дождаться Вадима.

Маргарита сокрушенно вздохнула:

– То есть, вы продолжаете настаивать на том, что мой муж разрешит наш конфликт в вашу пользу?

– А вы боитесь, что он примет не то решение, какое бы вам хотелось, – парировала я.

Соперница изумленно воззрилась на меня.

– То есть весь наш разговор для вас пустой звук? Одного моего присутствия мало? Мне следовало привести с собой детей, прихватить семейные фото? Чтобы пробудить в вас хоть каплю совести!

– Я думала, вы не планировали скандалить, – напомнила я.

– А я думала, что ты порядочная девушка, – Маргарита молниеносно перешла на «ты», тем самым разрушая границы мнимой формальности. Дискуссия стремительно меняла русло!

– Маргарита…, – начала я. Но женщина не позволила вставить и слова.

– Получается, наигралась сама, уступи другому? – тембр ее голоса изменился, стал выше. Глаза горели яростным огнем. Я понимала, что скандала уже не избежать.

– Я попросила у вас прощения. Что еще я могу сделать?

– Оставить в покое мою семью! – отчетливо произнесла она, сдерживая голос, готовый сорваться на крик.

Что-то угрожающе звериное мелькнуло в ее глазах и исчезло. Она прерывисто дышала, сплетенные пальцы стали белыми от напряжения. От полной достоинства женщины не осталось и следа. Теперь передо мною сидела готовая к броску пантера. Я представила картину, как две женщины катаются в пыли, намертво вцепившись друг другу в волосы. И пожалела, что не собрала свои в хвостик. Мотнув головой, чтобы прогнать навязчивое видение, я огляделась по сторонам.

На улице уже смеркалось. Я не знала, сколько времени мы просидели в сквере. Но только лавочки опустели, и лишь кое-где между деревьев мелькали скорченные тени прохожих. Я сжала в руках сумочку. Разговор явно зашел в тупик, и смысла продолжать его уже не было.

– Поздно, мне пора, – твердо сказала я и встала с места.

Маргарита нахмурилась, осмысливая сказанное. К ней вернулось самообладание. Она помедлила, будто слушая внутренний голос. И поднялась мне навстречу.

– Анна, у меня есть к вам одно предложение, – нервно заламывая руки, проговорила она. – Только не говорите сразу нет, пожалуйста!

Ветер задул, подталкивая в спину.

– Холодно! Давайте пойдем в сторону дома, – предложила я, застегивая молнию ветровки.

Маргарита кивнула. Вместе мы пересекли пустую проезжую часть и быстрым шагом приблизились к подъезду. Я остановилась и посмотрела на нее: «что еще она предложит, забирать его к себе на выходные?». Мы были похожи на двух враждующих супругов, которые после развода не могут поделить между собою детей.

– Анна, я полагаю, что вы не здешняя? – предположила Маргарита.

– Да, – я кивнула, – а что?

– Это сложно. Жить в чужом городе, снимать квартиру. Я знаю, поверьте! – быстро заговорила она, словно боясь, что я собью ее с мысли. – На счету в банке у меня есть крупная сумма денег. Их я берегла на черный день. Но видимо, он настал.

Понимая, к чему она клонит, я намерилась возразить.

– Нет, позвольте мне закончить! – предвидя мою реакцию, воскликнула она. – Я хотела бы предложить вам эти деньги. Я понимаю, как это звучит. Но пусть вас не оскорбляет мое предложение. Половину я готова отдать сейчас, а половину потом, когда удостоверюсь в том, что вы порвали с Вадимом.

– Маргарита… – обескуражено промямлила я.

– Нет, нет! – она снова меня перебила. – Не отказывайтесь вот так сразу! Я не тороплю вас с решением. Это нужно обдумать. Сейчас мы обе на эмоциях, поэтому давайте встретимся через пару дней.

Внезапно на меня накатила такая усталость. Как будто напряжение, державшее меня, вдруг спало. Я почувствовала тяжесть сумки на плече. Руки безвольно повисли, и мне захотелось как можно скорее лечь в постель и забыть наш разговор, как страшный сон. Скоро вернется Вадим, и мы решим, что делать дальше. А пока… Стоило как-то отделаться от нее. И поскорее!

– Маргарита, – я постаралась придать голосу уверенности, – я думаю, это плохая идея.

Женщина порывисто вздохнула, глаза ее тревожно забегали. Как будто она лихорадочно выдумывала новую сделку.

– Но…, – она понизила голос, – это большие деньги. Очень большие!

Мне даже не хотелось знать размеры предлагаемого вознаграждения. Я не допускала и мысли о том, чтобы взять деньги. В этой игре мне был нужен только приз! Его жена, тем не менее, была уверена в обратном. Я поправила сумочку на плече и встретилась с ней взглядом.

– Рита, как вы не поймете, мне не нужны деньги. Я люблю вашего мужа, – сказала я и тут же пожалела об этом.

Женщина застыла на месте, ее аргументы наконец-то иссякли. Пользуясь паузой, я пошла к подъезду. Но опомнилась. Пакет! Он так и остался стоять в ее машине. «Черт!» – мысленно выругалась я, представляя, как нелепо будет звучать моя просьба после такого эффектного финала. «А, ну его!», – решила я, но желудок выразительно заурчал. Из еды дома остался зеленый горошек и кусок черного шоколада. На языке тут же возник привкус яблочного йогурта и свежеиспеченной лепешки. Я обреченно вздохнула и повернула назад.

– Маргарита, мне неудобно просить вас, но мой пакет…, – с трудом выговорила я, всем своим видом демонстрируя неловкость.

В ответ на мою просьбу она кивнула и, точно сомнамбула двинулась к машине. Я, ощущая себя полной идиоткой, сцепила зубы, и пошла следом. «На кой черт тебе этот пакет!», – ругала я себя. Но теперь менять решение было поздно. Оставалось по-быстрому забрать продукты и удалиться. Дабы не навлечь на себя новую порцию гнева.

Маргарита протиснулась между сваленными в кучу кирпичами, и открыла дверцу машины. Пакет притаился в уголке. Кажется, ему было неуютно в чужой машине. Я нагнулась, пытаясь нащупать в темноте его растрепанные ручки. Вдруг затылок взорвался острой болью! Перед глазами возникла густая пелена тумана, и мир погрузился во тьму.

Часть 2

Глава 25. Рита

«Надо же»», – думала я про себя, – «а девочка оказалась крепким орешком. Вцепилась когтями, не оторвать!». В другой ситуации я бы радовалась тому, что мне попался достойный противник. Например, в турнире по шахматам, или в карточной игре. Но не в этот раз! «Вот же дрянь! Да кем она себя мнит!», – я смотрела на ее невозмутимое выражение лица и с трудом удерживала себя в рамках приличия.

«Неееет», – думала я, изучая простенький наряд собеседницы, – «тебе меня не провести». Вряд ли она, этот набросок женщины, могла быть настолько самоуверенной. Неужели она и в самом деле верит, что мой муж предпочтет ее? Сначала меня умиляла ее убежденность, затем начала раздражать, а позже эта упертая сучка чуть не вывела меня из себя. Хотя я и в самом деле не собиралась скандалить.

– Я думаю, стоит дождаться Вадима, – вроде бы невзначай бросила она.

Ей даже не хватало духа посмотреть в глаза женщине, с мужем которой она спит. Теперь ее лицо, застывшее под светом уличного фонаря, казалось мне воплощением уродства: заостренный нос, чересчур высокий лоб, эти неестественно выраженные скулы. И как я могла счесть красивым это жалкое подобие!

– То есть, вы продолжаете настаивать на том, что мой муж разрешит наш конфликт в вашу пользу? – уточнила я.

Она повернула лицо. И под глазами легла тень, выделяя их на фоне бледной кожи.

– А вы боитесь, что он примет не то решение, какое бы вам хотелось? – услышала я.

Я зажала между колен сплетенные в замок пальцы. Боясь ненароком вцепиться в ее растрепанную ветром прическу. «Возможно, на это она и рассчитывает», – вдруг подумала я. Перед собой я видела отнюдь не ту затравленную овечку, которую встретила у подъезда. Какую игру она затеяла? Она хочет вывести меня из себя, провоцирует, чтобы потом предъявить Вадиму следы нашей ссоры. «Ну, уж нет», – я перевела дух. В этой игре я, во что бы то ни стало, была намерена сохранить лицо.

– То есть весь наш разговор для вас пустой звук? Одного моего присутствия мало? Мне следовало привести с собой детей, прихватить семейные фото? Чтобы пробудить в вас хоть каплю совести! – сделала я попытку воззвать к ее благоразумию.

– Я думала, вы не планировали скандалить, – она опустила глаза.

– А я думала, что ты порядочная девушка! – я намерено фамильярно обратилась к ней, желая напомнить, кто хозяин ситуации.

Она что-то промычала.

– Получается, наигралась сама, уступи другому? – я ощутила, как эмоции захватывают меня. Дыхание участилось, в висках колотился пульс. Как будто я поднималась к самой высокой точке американских горок, и впереди меня ждал длительный спуск на предельной скорости.

– Я попросила у вас прощения. Что еще я могу сделать? – проблеяла она.

– Оставить в покое мою семью! – отчетливо произнесла я, сдерживая голос, готовый сорваться на крик.

Мне и вправду хотелось закричать, хотелось вскочить с этой лавки и ударить ее по лицу, чтобы сбить с него это выражение скорбной печали. Это наигранное чувство вины! Подумать только, она строит из себя жертву! Она, та, кто, по сути, является охотником, поразившим чужую цель. Я мысленно призвала на помощь все свои силы. Медленно втянула носом холодный воздух и выдохнула, выпуская вместе с ним накопившуюся злость.

Вдруг она порывисто вскочила с лавочки.

– Поздно, мне пора, – услышала я писклявый голосок.

Улицу окутал полумрак приближающейся ночи. Видимо, и вправду было поздно! Но оборвать разговор вот так, было нельзя. «Она расскажет Вадиму, что я приходила… Да и пускай», – решила я. В конце концов, жить дальше в обмане невыносимо!

Я посмотрела на нее. Тусклый фонарь освещал только половину лица. Казалось, вторую его половину закрывает карнавальная маска. Отчего было сложно разобрать эмоции. Я еще раз окинула ее взглядом: скромный повседневный образ, ничего выдающегося. Даже глазу не за что зацепиться! Она совсем не походила на любовницу богатого мужчины. Простенькая одежонка, из украшений только золотые серьги. Никаких намеков, никакого реквизита, присущего особам ее возраста.

Когда в уютных стенах собственного дома я обдумывала стратегию, то сразу же прикинула вариант на крайний случай. Я полагала, что ее меркантильные задатки как-то себя проявят. Так или иначе, поверить в искренность намерений юной сердцеедки было сложно. Что может хотеть девушка ее возраста и достатка от взрослого и состоятельного мужчины? Нет, конечно, Вадим лакомый кусочек во всех отношениях. Но, перво-наперво, ее привлекают деньги! Будь он с голым задом, едва ли она с таким же упорством отстаивала свое право быть его любовницей.

«Ну что ж», – решила я, – «видимо, пора вынимать из рукава последний козырь».

– Анна, у меня есть к вам одно предложение. Только не говорите сразу нет, пожалуйста!

Она поежилась и предложила пойти к дому.

– Анна, я полагаю, что вы не здешняя? – спросила я, как только мы оказались у подъезда.

Она кивнула. Я говорила торопливо, но вкрадчиво. По мере приближения к главному, глаза ее округлялись. Она открыла рот, желая возразить. Но я не позволила.

– Это сложно. Жить в чужом городе, снимать квартиру. Я знаю, поверьте! На счету в банке у меня есть крупная сумма денег. Их я берегла на черный день. Но видимо, он настал. Нет, позвольте мне закончить! Я хотела бы предложить вам эти деньги. Я понимаю, как это звучит. Но пусть вас не оскорбляет мое предложение. Половину я готова отдать сейчас, а половину потом, когда удостоверюсь в том, что вы порвали с Вадимом.

Хорошо, что я не стала откладывать в долгий ящик этот разговор! «Пускай подумает», – вздохнула я про себя, расстаться с деньгами я еще успею. Но лучше с деньгами, чем с мужем. Я была уверена, что расчет возьмет верх, и, взвесив все «за» и «против», она придет к верному решению. По всему было видно, что девочка не глупа! А значит, я все правильно просчитала.

– Маргарита, я думаю, это плохая идея, – она скромно потупила глазки, изображая саму невинность. «Завидный талант», – оценила я ее актерские умения, – «видимо, он пригодился тебе, чтоб охмурить моего мужа!». Ее реакция была вполне предсказуема. Я и не ждала, что она кинется подписывать кровью наш воображаемый договор. Ей нужно было создать хотя бы видимость неподкупной и кристально честной особы. Я между делом намекнула, что деньги ее ожидают немалые. На случай, если вся эта комедия была попыткой сторговаться.

Девушка медлила, старательно отводила в сторону взгляд. Вероятно, боясь, что я увижу в ее глазах неподдельный интерес. Вдруг она выпрямилась, расправила плечи, точно собиралась взлететь, и произнесла твердо, по словам, глядя мне в глаза:

– Рита, как вы не поймете, мне не нужны деньги. Я люблю вашего мужа.

«Я люблю вашего мужа, я люблю вашего мужа, я люблю вашего мужа…», – эхом отозвалось в голове. Мое подсознание будто пробовало на вкус эту странную фразу. Я впервые в своей жизни слышала эти слова в таком сочетании. Мой муж и слово «люблю» в одном предложении? Такие признания могли звучать только из моих уст.

В горле застряли тысячи слов, но, ни одно из них не могло бы передать моего состояния. «Я люблю вашего мужа, мне не нужны деньги», – снова услышала я. «А что тебе нужно?» – захотелось спросить. Я уставилась на нее. «Мне нужен ваш муж» – прозвучал в голове ее голос. Этот обмен мыслями происходил в полной тишине. Глаза в глаза, мы стояли вот так секунду, которая тянулась целую вечность.

– Рита, мне неудобно просить вас, но мой пакет…, – ее голос прозвучал так внезапно, что я вздрогнула.

«Как мило», – подумала я, – «ее так волнует оставленный в машине пакет, и совсем не волнует чья-то разбитая жизнь». Для нее это просто игра? Чужая жизнь. Она, словно котенок клубком ниток, играла моею судьбой. Судьбой моих детей. Незамысловатая детская забава «попробуй, отними», где я, в силу возраста, не имела ни малейшего шанса.

«Ты хочешь свой пакет? Ты его получишь!», – мысленно ответила я и пошла к машине. Она, как ни в чем не бывало, подошла к распахнутой дверце и улыбнулась, едва заметно, кончиками губ. Так, будто мы были давними приятельницами, и я по доброте душевной подбросила ее к дому. Словно зритель, я беспомощно взирала с первого ряда на то, как сюжет фильма повернул совсем в другую сторону.

«Вот, сейчас она уйдет, и все…», – безучастно думала я. Как будто и не было этого разговора. Потом она расскажет Вадиму, и он меня бросит. Он уйдет к ней, чтобы начать жизнь заново? С этой хладнокровной стервой, которой плевать на других людей. Ей и на него плевать. Просто она знает, что заполучив его в свое распоряжение, она обретет гораздо больше. Что ей мои жалкие подачки, когда на горизонте маячит джек-пот?

«Я люблю вашего мужа, я люблю вашего мужа, я люблю вашего мужа…», – эта фраза звучала бесконечным издевательским речитативом, точно в голове заклинило пластинку. В висках стучало, внутри меня разорвался снаряд, он разлетелся на тысячи осколков. Мне показалось, что свет померк, что я теряю сознание. Наверное, силы покинули меня, наверное, все, что было значимым, было зря! Вся жизнь была зря!

…«Я люблю вашего мужа…», – голос убаюкивает, чьи-то руки поглаживают мои, а слезы на щеках высыхают от прохладного дыхания. Мне кажется, что я у нас дома, в объятиях Вадима. Но видение меркнет! Оказывается, мое лицо обдувает прохладный ветер. Я будто выныриваю на поверхность, словно утопающий, получивший второй шанс. В глаза бьет свет, и я понимаю, что стою на улице.

Меня окружает пустынный двор, и только ветер легонько кружит увядший раньше времени листок. Он подхватывает его, увлекает за собой, и осторожно опускает на землю. Как будто уговаривая присоединиться к нему в этой озорной игре. Но листок только вяло лежит на асфальте, как напоминание о том, что лето скоро кончится.

В правой руке я держу что-то тяжелое и твердое. Это кирпич. «Зачем мне кирпич», – растерянно думаю я и опускаю глаза.

…Ее тело неподвижно лежит, левая рука неестественно изогнулась, а правая сжимает ручки пакета. Лица не видно, на коврике у подножия заднего сидения рассыпаны в беспорядке пряди ее волос. Ноги остались снаружи, как будто она не успела убрать их в машину. Кажется, что у меня под ногами валяется кукла, у которой вынули батарейку. И она, лишенная источника жизни, навсегда застыла в странной позе.

Адреналин заполняет легкие и мешает дышать, он струится вверх по венам, подобно полчищу кровожадных муравьев. Страх окружает, поглощает меня, утаскивает в бездну, в темноту и холод. Сердце колотится как бешеное, и я ощущаю его удары в голове, в кончиках пальцев, в каждой клеточке вмиг ставшего безвольным тела. Я перевожу взгляд на кирпич, и только теперь различаю на его девственно-белой поверхности капельки крови.

Еще с минуту я стою вот так, с занесенной для удара рукой. Мне кажется – реши я сменить позу, кто-нибудь услышит. В ушах звенит тишина, или я вдобавок еще и оглохла? Что-то зловещее чудится мне в этой тишине. Словно кто-то караулит меня за углом, словно отовсюду на меня смотрят чьи-то глаза. Я заставляю себя опустить руку и каким-то чудом умудряюсь не бросить кирпич в общую кучу. Теперь это не просто стройматериал, это улика.

Я осторожно кладу его на заднее сиденье. И упираюсь лбом о крышу машины, в попытке прогнать подступившую к горлу тошноту. «Я убила ее…», – пластинка в голове сменилась, и теперь уже новая фраза навязчиво звучит, мешая сосредоточиться. Против воли мое воображение рисует жутки картины. Я вижу на своих запястьях браслеты наручников и отражение любимых дочерей в стекле полицейской машины. «Ваша мама убила девушку», – объяснит им Вадим. «Почему она это сделала, папа?», – спросит его Зойка. Конечно, он не скажет им правды. Не скажет, что эта девушка была его любовницей. Он не скажет!

«Я убила ее», – снова и снова звучит в голове эта фраза. Кем бы она ни была! Я убила ее! Острые молоточки стучат в висках, голову сковал металлический обруч. И от этой невыносимой боли хочется кричать. Где-то вдалеке слышится смех. «Ну, вот и все», – обреченно думаю я. Голоса перемежаются нецензурной бранью, их несколько. Судя по всему, в сторону двора двигается компания молодых людей. Вряд ли они станут церемониться, и вызовут полицию, увидев такую картину.

Трясущимися руками, превозмогая боль, я кое-как приподнимаю ее ноги. Сложив пополам тело девушки, я закрываю дверцу и облегченно приваливаюсь к ней спиной. Из-за угла выруливает веселая четверка подростков. Они оживленно что-то обсуждают, но вместо слов мне слышится какое-то бульканье. Им вовсе нет дела до меня! Они проходят мимо, даже не удостоив меня вниманием.

Проводив их взглядом, я заставляю себя сесть за руль. Желудок скрутило, во рту пересохло. Я роняю ключи и начинаю шарить по полу. Руки ходят ходуном, потому схватив пальцами кожаный брелок, я не могу его удержать. Выпрямляюсь на сидении. «Глубокий вдох через нос, задержка дыхания, выдох через рот», – я трижды повторяю алгоритм, всегда спасавший меня в стрессовых ситуациях. И наконец-то ключи в зажигании!

«Но куда ехать?», – смотрю перед собой невидящим взглядом. В полицию? Перед глазами снова возникает картина меня за решеткой в зале суда. Убитые горем глаза матери, испуганные лица дочерей и ненавидящий взгляд Вадима. «Я никому не скажу», – шепчу я. Словно сказанные вслух, эти слова обретают больший смысл. Никто не должен знать! Никто!

«Но никто и не знает», – осеняет меня догадка. Ни одна живая душа не знает о нашей встрече. Я застала ее врасплох, так что с ее стороны и подавно нет угроз. Так значит, я вне подозрений. Разве что Мария Андреевна пожурит меня за поздний приезд. Но, Вадим! Знает ли кто-то об их связи? Может ли кто-нибудь предположить, что виновником случившегося был мой муж? И когда выяснится, что он был в отъезде, все стрелки сойдутся на мне. Так, или иначе, все выяснится. Рано, или поздно…

Хуже всего то, что я не понимаю, как могла сделать это! Не помню момент, когда схватила в руку кирпич, когда замахнулась и ударила… Выходит, я пребывала в беспамятстве? Так вот как выглядит состояние аффекта. «Это смягчающее обстоятельство, ведь так?», – забрезжил огонек надежды, и тут же погас. «Какое к черту обстоятельство? Приди в себя, Рита! Ты убила человека. И твое состояние тебя не оправдывает», – эта мысль пригвоздила меня к креслу.

Да и вряд ли кто-нибудь станет разбираться. Есть преступление. Должно быть и наказание. Но только в фильмах пытливые следопыты докапываются до правды. В жизни все куда прозаичнее! И уйма преступлений остаются нераскрытыми, а тысячи людей числятся без вести пропавшими.

Вадим погорюет, и забудет ее. И жизнь вернется в привычное русло. Но как же я? Смогу ли я забыть? Навряд ли… «Боже мой», – горестно взываю я к Всевышнему. Но в этот момент моей жизни он оставил меня, один на один с содеянным! «Теперь япопаду в ад», – не ко времени мелькает в голове. Хотя, едва ли Вадима с его страстью к прелюбодеяниям пустят в святая Святых. Так что, мы вместе будем мотать свой пожизненный срок.

Из лона дамской сумочки доносится звук сообщения. «Наверное, Мария Андреевна», – думаю я, не вынимая аппарат. До чего ж тактичный человек, даже позвонить стесняется. Чтоб не отвлекать меня от дел! «Извините, Мария Андреевна, я сейчас решу, что делать с трупом, и приеду», – мысленно отвечаю я. И вдруг начинаю смеяться. Я смеюсь все сильнее и сильнее, мое тело сотрясают взрывы хохота. Живот сводит судорогой, но я все никак не могу унять этот смех. Если бы кто-то прошел мимо, то решил бы, что женщина не в себе. И оказался бы не так уж и далек от истины.

Истерический смех перемежается всхлипываниями, из моих глаз текут слезы. Они льются по щекам, сползают вниз по шее. Я ощущаю их под одеждой. Кажется, слезам не будет конца. Откуда во мне взялось столько воды? Вдруг, как по команде все прекращается. Запасы влаги иссякли, как будто мой организм истощился в один миг. Все еще всхлипывая, я вытаскиваю из сумочки платочек. Я даже боюсь взглянуть в зеркало. Словно страшась увидеть там не себя, а чужое лицо.

Я удерживаю себя от желания обернуться и посмотреть назад. На тело девушки, свернувшееся калачиком за передним сиденьем. Я боюсь, что меня вновь накроет волна паники!

Как говорил один психолог: «если можешь исправить – исправь, а не можешь – смирись». Что ж, в моем случае, остается только смириться. И попробовать исправить хотя бы что-то. Я знаю одно – сдаваться в полицию нельзя. Искать мотивы своих поступков я буду после. Потом я буду просить прощения у Бога. Сейчас единственным понятным и очевидным решением является – избавиться от тела.

Мое увлечение детективами не прошло даром. Я принуждаю себя думать, что все происходит не со мной, все это в книге, или на экране. А я – всего лишь зритель, который так живо представляет себе главных героев. Колесить по городу с трупом в машине – плохая затея. Можно выкинуть тело в овраг, но это ускорит процесс. Кто-нибудь непременно найдет его, и тогда…

Лопаты с собой нет. И едва ли мне хватит сил выкопать могилу! Потому единственный вариант – утопить его. Тогда, даже если, спустя время, оно причалит к берегу, будет сложно опознать в нем пропавшую давным-давно девушку. «Утопилась», – подумают сначала. «Утопили», – решат позже, обнаружив травму головы. Но это будет потом, когда-нибудь. А здесь и сейчас в моей машине лежит труп.

Я делаю глубокий вдох и завожу свое авто, на долю которого выпало так много этим вечером. Мы с ним заодно! И только мы двое будем знать, что случилось на самом деле.

Глава 26. Анечка

– Ты должна грести одновременно руками и ногами! Ну же! – говорит Вадим, разводя руками в воздухе.

– Я пытаюсь! – слышу я голос, совсем не похожий на мой собственный. Вода затекает в нос, и я опять начинаю тонуть.

– Нет! Ты гребешь вразнобой, потому у тебя не получается, – он приподнимает меня над водой, и я испытываю удовольствие от контраста его теплой ладони и прохладного моря.

– Это все мой толстый зад! – возмущаюсь я, взбивая ногами воду, – Он тянет меня на дно.

Вадим смеется и второй ладонью накрывает мои затянутые в синтетику ягодицы.

– Мне очень нравится твой зад, – он гладит меня по мягкому месту, и я усиленно гребу руками.

– А вот и не догонишь! – кричу я, но, стоит ему убрать руки, как коварное море снова затягивает меня.

Там под водой я на миг утрачиваю чувство реальности. И, хотя глубина не большая, никак не могу встать на ноги. Когда руки Вадима подхватывают меня и вытаскивают наружу, как ребенка во время водных процедур, я уже успеваю наглотаться соленой воды.

– Ты решила утонуть на мелкоте? – он с улыбкой наблюдает, как я прокашливаюсь.

– Ну его, Вадик, у меня не получится.

– Получится, получится, – уверенно возражает он и снова поднимает на руках мое тело. В воде оно кажется невесомым. – Ты сможешь, детка! Я знаю. Давай еще разок…

Мне так хочется научиться, и плыть самой. Рядом с ним далеко-далеко. Туда, где ногами не чувствуешь дна. Где курсирующие вдоль линии горизонта корабли становятся все ближе, а песчаная полоска пляжа остается далеко позади. Мне хочется быть с ним рядом, превозмогая страх. Мне так хочется, чтобы он гордился мной!

"Какой приятный сон", – думаю я. Но откуда в моей голове эти воспоминания? Ведь мы никогда не были вместе на море. Пока еще не были… Так странно, и так похоже на правду. Меня качает на волнах, и я возвращаюсь в детство. Где дядь Коля, второй по счету муж теть Тони учил меня плавать. Николя, так, на французский манер, я стала его называть, был моим наставником. Все вместе, я и Ленька отправились на море, где улыбчивый дядь Коля очутился в своей стихии. Я думала, что в прошлой жизни он был дельфином, рассекал морскую синь и приветствовал победным криком проплывающие мимо корабли.

Именно он открыл для меня море с совсем другой стороны. Позволил в полной мере ощутить бескрайний простор и непостижимую силу природы. Ускользающий и манящий горизонт, где ярко-голубое небо касается водной глади. Где каждый вечер янтарное солнце тонет в глубине морской, словно художник, оставляя на небосводе целую палитру оттенков.

Именно дядь Коля научил меня плавать. Вернее, усовершенствовал мои навыки. До встречи с ним я использовала единственную понятную мне технику плавания – «по-собачьи». И, как все представители одноименного семейства, усиленно гребла руками и ногами, неимоверно уставая, а потому избегая заплывать на глубину. Я долго не могла освоить лягушачий стиль. Тело противилось нововведениям, конечности действовали вразнобой и, начиная тонуть, я невольно возвращалась к собачьим «привычкам». Кое-как, с десятой попытки Николя сумел-таки добиться синхронности моих движений. И я поплыла, плавно рассекая воду, удивляясь своей легкости и быстроте.

Несмотря на успехи, Николя никогда не выпускал меня из поля зрения, запрещая совершать заплывы в одиночестве. Да я и не пыталась! Море казалось мне гигантским живым организмом, способным поглотить меня в одночасье. Я ощущала уверенность, только чувствуя под ногами твердую почву. Как только ноги теряли опору, внутри нарастало напряжение, и дыхание тут же сбивалось. За то рядом с Николя, я плыла гордо и уверенно, будто всю жизнь только этим и занималась. А на самом же деле болталась в воде, как поплавок, стараясь не отставать. Это было нелегко, хотя он и поддавался! Мы часами плавали вдоль берега, плескались и веселились, словно дети, впервые увидевшие море.

Так, однажды, за болтовней я не заметила, как далеко от берега мы отплыли. Полоса пляжа тонкой ниточкой белела позади, по ней, словно мелкие мурашки, «ползали» люди. Над песчаной косой, залитые солнцем возвышались горы, которые с такого ракурса представали во всей красе. Несмотря на захватывающую красоту открывшегося взору пейзажа, я ощутила приближающуюся панику. Мне отчего-то показалось, что Николя намеренно заманил меня сюда, зная, что сама я не выплыву. Теперь ему оставалось только развернуться, включить «третью передачу» и рвануть к берегу, оставив меня на корм рыбам. В памяти тут же всплыли кадры всех самых страшных фильмов про море. «Где-то там, внизу, наверняка, плавают голодные акулы», – в ужасе представила я и на всякий случай поджала ноги.

Заметив страх на моем лице, Николя сначала засмеялся, чем тут же подтвердил мои опасения. Но, когда я принялась обреченно рыдать, испугался больше моего! Не помню, как мы доплыли до берега, и какими словами он успокаивал меня после. Но к концу нашего отдыха я, уже без толики страха, отлеплялась от морского дна, вручая себя в соленые объятия. Я научилась отдыхать, лежа на спине и любуясь неторопливо плывущими по небу облаками, изучая болтливых чаек и вальсирующих ласточек. Я подружилась с морем! И перестала обращать внимание на вечно влажные и жесткие от соленой воды волосы. На обгоревший нос и отсутствие маникюра, на оставленные купальником белые полосы. Большая часть привезенного с собой гардероба так и осталась висеть в шкафу, а косметичка и вовсе не понадобилась. Морской загар был лучше всякой косметики, а впитавший соль цветастый сарафан стал моим любимым нарядом.

Однако наши отношения с морем прекратились также внезапно и болезненно, как и с Николя. Они, эти сказочные две недели, ворвались вихрем, закружили, задурманили, но не успели унести слишком высоко, вовремя вернув на землю. Вскоре после приезда, дядь Коля собрал вещи и ушел от нас. Бросив теть Тоню, Леньку, а главное – меня. Возможно, к счастью… Ведь то, что я чувствовала к нему, что начала чувствовать, когда он гладил мои мокрые плечи, ловил за талию и выхватывал из воды мое тело. Это было так несравнимо с тем, что обычно испытывают к дядюшке его племянницы.

Меня поднимает в воздух, словно пушинку. Кружит, увлекая в морской водоворот, заполняет водой уши, нос и рот, набирает песка в скомканный купальник.

– Солнце, подпрыгивай! – как будто сквозь толщу воды слышу я голос Вадима.

Я поднимаюсь на ноги и поправляю купальник. Он съехал на бок и обнажил кусочек груди.

– Устроила стриптиз! Ты в порядке?

Вадим берет мое лицо в ладони, и чмокает в нос.

Отрываю его руки от лица, ощущаю мелкие песчинки между наших ладоней, и бегу вперед, увлекая его за собой. Туда, где коварным хохолком горбится над поверхностью, пенится и грозится взорваться миллионами брызг, морская волна.

– Рита, ныряй! – кричит Вадим и вместо того, чтобы сделать это, я оборачиваюсь на голос. В ту же секунду меня с головой накрывает вода.

«Рита?», – беспокойно думаю я, отдавая себя во власть стихии, – «он ошибся, я должна ему сказать!». Что есть сил, я отталкиваюсь и выныриваю на поверхность.

Вадима рядом нет. Никого нет рядом. Я совсем одна! Судорожно хватаю ртом воздух, озираюсь по сторонам, ища глазами хоть кого-нибудь. Пляж пуст, ни намека на чье-то присутствие. Те же горы, то же море… Точно я вынырнула в другом измерении. Меня трусит, то ли от страха, то ли от вновь набежавшей волны. И это движение отзывается болью в затылке. «Что происходит?», – думаю я.

– Вадим! – кричу, но в ответ слышу возгласы испуганных чаек.

– Вадиииииим! – еще громче зову его, высвобождаясь из объятий соленой воды.

На берегу вижу фигуру мужчины. Но это не Вадим. Высокий, статный человек стоит, чуть расставив ноги. Руки по швам, вдоль болотного цвета костюма. На груди белеют петлицы… «Папа», – ошарашено думаю я.

– Папа! – громко зову отца. Он смотрит в вдаль, подставив лицо навстречу ветру.

– Пааап! – кричу снова, пытаясь выбраться на берег.

Он даже не смотрит в мою сторону. «Он не слышит», – решаю я, преодолевая сопротивление воды. Фигура отца становится все ближе, вода по капельке отпускает меня, доставая теперь до колен. Но! В одно мгновение вдруг я снова оказываюсь в ней по самую шею. «Как?», – я испуганно оглядываюсь по сторонам, пытаюсь понять, что случилось. Я вновь принимаюсь карабкаться по зыбкому песку. Но, стоит приблизиться к заветной цели, как меня отбрасывает назад. Обессиленная, я снова и снова пытаюсь вернуться на берег.

– Пааааа! – кричу я, в надежде, что отец услышит и придет на помощь. Но он молчит. Словно не видит меня. Точно я в зазеркалье.

Внезапно меня с силой толкает назад. От возникшей нестерпимой боли закрываю глаза. А когда снова их открываю, то вижу себя посреди моря. Вокруг нет берегов, а только бескрайний горизонт. Бесконечная морская гладь, спокойная и безмятежная. Я обездвижена, пошевелиться нет сил. Эта вода словно сковала меня по рукам и ногам.

– Вадим, – тихо зову, и погружаюсь в сон.

Кажется, проходит целая вечность, когда перед глазами снова возникает картина. Но уже совсем иная. Я лежу в своей спальне, на куцем матрасе разложенного поперек комнаты дивана. Весело болтаю ногами, макая кончик языка в бокал с янтарным напитком, он крепкий и язычок приятно пощипывает… Вадим рядом, в руках у него такой же бокал. Он смело прихлебывает, чуть морщится и искоса поглядывает на меня.

– А что бы ты сделал, если бы…, – я изобретаю очередную загадку для него.

Эту игру я придумала сама. Фантазируя ситуации, я заставляю его выбирать пути выхода из них. Видимо, моя потребность в рисовании воплощается таким вот образом. Воображение работает, словно кисть, рисуя странные, абсурдные, а порой и жуткие картины.

Вадим выжидающе смотрит. Его глаза, чуть захмелевшие от виски, блуждают по моему лицу, скользят ниже, то и дело, упираясь в вырез на блузке.

– Что бы ты сделал, если бы меня похитили, – наконец-то формулирую я, – Только представь…

Выслушав до конца, Вадим, без предисловий, произносит:

– Не стал бы!

– Что? – я распахиваю глаза. – Ты не стал бы выкупать меня у бандитов?

Он скрывает улыбку:

– А зачем? Они бы тебя и так вернули, еще и с доплатой.

– Ах, ты! – я шутливо набрасываюсь на него с кулаками, – Ты козюля!

Вадим ловит мои кулачки и прижимает их к своей груди. В вечерней дымке его глаза блестят больше обычного. Опьяненная крепким напитком и близостью, сквозь пелену, я ловлю его взгляд.

– А если бы я умерла, ты бы страдал? – неожиданно серьезно спрашиваю я.

– Конечно, – слышу его шепот на своей щеке.

– А плакал бы? – не унимаюсь я, глядя в его смеющиеся глаза.

– Я бы проронил скупую мужскую слезу, – задумчиво отвечает Вадим. Я касаюсь пальцем его щеки, рисуя на ней воображаемую слезинку.

– Только выбери самое лучшее фото. И никаких рисунков! Люди получаются не похожими на себя.

– Ты о чем? – хмурится Вадим.

– Я про памятник. Пускай он будет миниатюрный, и светло-серый. Не люблю темные и большие, – продолжаю я, не обращая внимания, как он меняется в лице.

– Глупая, перестань! – он закрывает мне рот ладонью. И я упираюсь взглядом в его неподвижные губы. Он убирает ладонь и касается ими моих… По телу разливается теплая волна. Она укачивает, обволакивает, избавляет от глупых видений.

– Скажи, что тебе нравится во мне больше всего? – слышу я собственный шепот. Хотя, губы мои по-прежнему заняты поцелуем.

– Мне нравится все, абсолютно, – так предсказуемо отвечает он, хотя тоже не прекращает целовать меня.

– Нет! Так нельзя! – протестую я, – Ты должен выбрать что-то одно.

– Ну что ж, – он медлит, – Я люблю наблюдать, как ты убираешь волосы, выставляя напоказ свои маленькие ушки.

– Продолжай, – шепчу ему.

– Я люблю смотреть, как ты выгибаешь спину, пытаясь попасть крючками в петельки на лифчике. Тогда твои лопатки выпячиваются назад, как крылышки.

– Да, – я ощущаю движение его языка.

– Я люблю, когда ты что-то роняешь, и потом подбираешь пальцами ног. Они, как щупальца. Словно у всех по две руки, а у тебя четыре.

Я смеюсь, запрокидывая голову назад. Он тут же прижимается к моей шее губами, скользит ими вниз. Все ближе к вырезу на блузе. Я учащенно дышу…

– Теперь твоя очередь, – приглушенно говорит Вадим.

Но вдруг, откуда ни возьмись, появляется Машка. Стоя у зеркала, она старательно красит губы не красной, а синей помадой. Даже во сне подруга умудрилась испортить мне кайф! Мне хочется выкрикнуть, что ей не идет этот цвет, что с ним она похожа на зомби из сериала про мертвецов, но рот запечатала чья-то ладонь. Она приятно пахнет ромашковым кремом. Я расслабленно откидываюсь на спину и устремляюсь сквозь пространство и время.

В следующий миг, открыв глаза, я вижу вокруг зеленеющий нежной листвою лес, шуршащие кроны молодых березок, чистое небо с россыпью перистых облаков. Это место мне знакомо. Я опускаю глаза и натыкаюсь взглядом на холодный кусок гранита. В изножье алеет сдержанный букет гвоздик, оставленных матерью. Так похожих на живые! На камне красивым почерком, выскоблено имя отца. Высокий, почти по плечи, он высится над соседними, тоскливой черной громадиной. Половину поверхности занимает фотография, вернее, портрет. Так неудачно прорисованные брови… И глаза, совсем на него не похожие! Нос вообще никуда не годится. Мне хочется, чтобы рядом оказался Вадим. Хочется, чтобы он понял, что я имела ввиду, когда говорила…

Поодаль, меж двух соседних памятников пустует чье-то место. Рядом с табличкой с надписью «бронь» рассыпан ровным желтым ковриком песок. Меня всегда веселила вот эта несуразная метафора. «Бронь» – словно люди готовы подраться за лучший кусочек земли для последнего в своей жизни ночлега. Как глупо! Вот уж не хотелось бы мне заранее видеть то место, где упокоится мое бренное тело.

Внезапно я замираю. Передо мною возникает фигура отца. Точь-в-точь такой, каким я видела его там, на берегу. Мы никогда не были близки с отцом, и даже сейчас, увидев его рядом, так близко, я не решаюсь демонстрировать свои чувства.

– Папа, почему ты не помог мне выбраться на берег? – первое, что спрашиваю я. Мне так хочется, чтобы он ответил. Чтобы развенчал мои сомнения, чтобы сказал, что просто не видел меня, иначе бы обязательно спас.

– Ты должна сделать это сама, – твердо говорит отец.

– Но я не смогла! – возражаю я, удивляясь, почему он говорит о том, что было в будущем времени. Так, словно мне предстоит это сделать.

Отец растворяется в воздухе и на месте таблички с надписью «бронь» вырастает холмик из свежей земли.

Глава 27. Рита

Я тихонько пробираюсь по главной дороге, стараясь не привлекать к себе внимания. Но, стоит свернуть на проселочную, как я топлю что есть мочи! «Скорее, скорее», – звучит в голове. Только бы скорее избавиться от тела. Как будто вместе с ним исчезнут и воспоминания этого ужасного вечера. Я преступница, пока оно здесь! «Нет тела, нет и преступления», – с этими мыслями я устремляюсь вперед, проторенной тропинкой. Пустынная дорога к домику на озере, пролегает через мост. Мост над рекой, особенно глубокой в этом месте.

Конечно, лучше всего было отправиться на водохранилище и выбросить труп прямо посреди водоема. Он заляжет на дно, и дело рук моих никогда не всплывет на поверхность. Но, черт подери, плутать посреди ночи в поисках проселочной дороги, ехать за тридевять земель, рискуя быть обнаруженной, искать лодку, загружать в нее труп… Нет уж!

Телефон периодически пищит, высвечивая на экране имя соседки. Мария Андреевна тревожится моим длительным отсутствием. Она звонила уже трижды, и прислала пять сообщений. Еще бы, время позднее! Но я боюсь прикасаться к коварному аппарату. Боюсь, что не смогу совладать с собой, что мой голос выдаст меня. Как будто, стоит взять в руки трубку, как из меня польются признания в убийстве.

Узкая однополосная дорога не предусмотрена для ночных передвижений. Темная и неуютная, она не привечает гостей в это время суток. Дальний свет фар выхватывает из темноты указатель. «Наконец-то», – радуюсь я. «р.Курица» – гласят белые буквы на синем фоне. «Какое подходящее название», – думаю я. Наверняка, с Курицей такое впервые? Пластиковые бутылки, пакеты и прочий синтетический мусор, которым щедро одаривают ее горожане, здесь в избытке. Но вот трупов речка еще не видала!

Не заезжая на мост, я останавливаю машину на обочине, выхожу и зажигаю сигарету. В теории все предельно просто: вытаскиваю труп из машины и бросаю его в реку. Однако на практике… Сама мысль о том, что мне снова предстоит увидеть мертвое тело девушки, только что говорившей со мною, приводит в ужас. На голове дыбятся волосы! Все происходящее кажется жутким ночным кошмаром. Вот сейчас я проснусь в уютной и теплой постели. И все случившееся окажется сном. Но нет! Любой, даже самый страшный сон – лишь детский мультик в сравнении с реальностью.

Я захожу на мост. Вода внизу безмятежно отражает свет фар. Кажется, что река тоже спит, под защитой высоких сосен. Лишь изредка доносится всплеск, так, словно она тихонько всхлипывает во сне. Эту дорогу я знаю наизусть. Проехать еще немного, и взору откроется большая поляна, а за ней начнутся летние домки. Все, как на подбор, окруженные резными заборами. «И теперь, каждый раз, пересекая мост по дороге в наш маленький рай, я буду знать», – я глубоко вздыхаю, отгоняя прочь эти мысли.

Безмолвный лес хранит молчание. Вот кто будет беречь мой секрет! Прислушиваюсь к тишине. Из свидетелей только ночные птицы. Тем не менее, я медлю, представляя в деталях, как буду осуществлять свой план. Все следует делать быстро, очень быстро! Хотя, вокруг ни души, все может измениться в любой момент. Вдруг какая-нибудь сумасшедшая парочка свернет с главной дороги в желании уединиться в лесной глуши?

Возвращаюсь к машине и открываю заднюю дверь. Из темноты салона пахнет свежей выпечкой. Девушка лежит, свернувшись клубочком. Кажется, она спит, подтянув колени к груди. Взъерошенные волосы закрывают лицо, куртка сползла, обнажив плечо. Я замираю на месте. «Никто не сделает этого за тебя!», – мысленно подталкиваю себя в спину.

Мне чудится, как брошенное в воду, ее легкое невесомое тело всплывает на поверхность, и, уносимое рекой, плывет куда-то в сторону города. Я вспоминаю кадры из фильма, стилизованного под средневековье, где приговоренного к смертной казни отправляли в последний путь с камнем, привязанным к ногам. «Следовало подумать об этом заранее», – ругаю я себя. Где теперь искать грузило? А без него труп неминуемо всплывет! Я паникую, но вдруг меня осеняет. «Кирпич!», – с этой мыслью я кидаюсь к дверце, боясь не обнаружить его на месте. Точно он мог выпрыгнуть по дороге. Однако, белый кирпич лежит на сидении.

Перевязав его бечевкой, словно подарочной лентой, крест-накрест, я застываю перед распахнутой дверцей машины. Следующий пункт инструкции по избавлению от тела – прикрепить грузило к ногам трупа. Стараясь дышать глубоко и ровно, я приближаюсь к объекту. Осторожно, на цыпочках, будто боясь разбудить. «Да возьми же себя в руки, наконец!», – я решительно ловлю в петлю белоснежные подошвы джинсовых кедов. Веревка плотно стягивает щиколотки девушки. Забыв про маркий льняной костюм, я опускаюсь прямо на землю рядом с машиной. Кажется, сделанное только что отняло все мои силы.

«Вот идиотка», – вяло рассуждаю я, глядя перед собой, – «ведь нужно было сначала вытащить ее, а потом привязывать кирпич к ногам». В бессильной злобе на саму себя, я встаю на колени и принимаюсь распутывать узел.

– Вадим, – доносится из салона. Я замираю и прислушиваюсь. Тишина! «Показалось», – решаю я, – «немудрено, после такого меня будут долго посещать галлюцинации».

– Вадим, – опять слышится слабый шепот.

Я, словно ошпаренная, опрокидываюсь на спину и пячусь назад. В спасительной темноте, обняв руками колени, нервно смеюсь. Когда первая волна шока отпускает, в голове мелькает догадка: «а ведь я даже не удосужилась проверить пульс». Что, если она и в самом деле жива? Я вскакиваю на ноги и подбегаю к машине. Потревоженное манипуляциями тело изменило позу. Ноги, с привязанным грузом, свешиваются наружу. Верхняя часть распростерлась на резиновом коврике. Отброшенные в сторону волосы открывают взору лицо. И, хотя тусклый отблеск фар лишь частично освещает его, я четко вижу, что губы ее шевелятся…

Увиденное настолько впечатляет меня, что глаза наполняются слезами. Не то от радости, не то от страха. «Она жива!», – эта фраза, подобно исцеляющей мелодии, звучит внутри меня, снимая с плеч тяжелый груз. «Я не убила ее! Она живая!», – настолько окрыленная этой мыслью, я чуть не кидаюсь будить ее. Мне хочется обнять, расцеловать, прижать к груди ее макушку. Словно бы я обрела потерянного в страшной катастрофе друга, нашла его живым, хотя уже отчаялась…

Но ведь это я – причина ее не случившейся смерти! И что теперь? Привести ее в чувство? Оказать первую помощь? Отвезти в больницу? А после – в полицию! Чтобы поведать им любопытную историю о том, как я чуть было не пришибла кирпичом «ни в чем не повинную девушку». Дождалась, пока муж отчалит в командировку, оставила дочку с соседкой, отправилась прямиком к ее дому, там заехала ей кирпичом по башке, и погрузила в свою машину в полной уверенности, что дело сделано. Однако жертва выжила! Выходит, что кирпич – крайне ненадежное орудие убийства.

Я вгрызаюсь в собственный палец и откусываю заусенец на мизинце, прихватив кусочек живой плоти. Палец пронзает резкая боль. Но я словно окаменела. Я чувствую себя игрушкой в чьих-то неопытных руках. Как будто кто-то потусторонний управляет моей судьбой, меняя сюжет на свое усмотрение. «Уж лучше бы ты умерла», – в отчаянии думаю я, глядя в сторону белеющих подошвами джинсовых кедов.

Отпустить ее равносильно тому, что подписать смертный приговор самой себе. «Она заявит в полицию, как пить дать, заявит! По-крайней мере, я бы на ее месте поступила именно так. И тогда…», – я сглатываю, представляя себе последствия. «Предложить ей денег за молчание? Это мы уже проходили! Тогда что?», – я усиленно тру лоб. С пальцев в глаза сыплется налипшая грязь. Серое вещество в моей голове сейчас больше походит на манную кашу с противными комочками. Как говорил отец, когда я не могла вычислить квадратный корень: «Рита, у тебя вместо мозгов кисель». Что ж, папа, спустя столько лет вынуждена признать, что ты был прав.

«С меня хватит!», – решаю я, – «Если еще хоть что-нибудь произойдет сегодня, я просто сойду с ума. Я не знаю, что делать! Не знаю! Не знаю!». Я обхватываю руками голову. Время неумолимо бежит, медлить нельзя. Если она очнется, пути назад не будет!

Бросаюсь к багажнику. Вадима всегда удивляло его содержимое. Багажник моей машины, как дамская сумочка, имеет ответ на все случаи жизни. Здесь рядом с запаской лежат кроссовки, в аптечке по-соседству с таблетками хранятся тампоны. В хозяйственном «отсеке» содержится ассортимент магазина хозтоваров: все, от садового инвентаря до канцелярских принадлежностей.

– Зачем тебе это? – вопрошал мой муж, вынимая из багажника старую простынь.

– На всякий случай, – раздраженно бросала я.

– Ну, это понятно, – кивал он на резиновый коврик для фитнеса, – а вот это?

Он брал в руки набор цветного картона.

– Пригодится! – отбирала я находку.

– Ну а это? – он указывал на альбом с фотографиями.

На что я смущенно опускала глаза:

– Иногда полистать.

На самом деле каждая вещь в багажнике ждала своего часа. Когда ты возишь с собой двух девчонок, нужно быть готовой ко всему! Так, однажды мы на скорую руку соорудили поделку на утренник для Зои, только благодаря запасам цветного картона. Другой раз умудрились починить Нинкины любимые кеды супер-клеем. А как-то зимой, выбравшись на природу, в три счета смастерил кормушку для птиц из старой коробки и скотча.

Недолго думая, я стягиваю бечевкой запястья девушки, плотно связываю ноги и склоняюсь над ее лицом. Она что-то бессвязно бормочет, словно в бреду. В мешанине из слов то и дело проскальзывает имя моего мужа. Обозленная, я залепляю ей рот кусочком липкого скотча. Приходится жертвовать старой простыней. Ситцевый квадратик призван сыграть роль мешка, который я одену ей на голову. Тот факт, что в моей машине лежит связанная по рукам и ногам девушка, никак меня не трогает. Теперь, когда она оказалась живой, я уже не чувствую себя виноватой. Все напряжение как рукой сняло! И теперь я оправдываю свои действия исключительно благими намерениями.

Я оцениваю результаты своих трудов и сажусь за руль. Но куда ее везти? В домик на озере? Это безумие! «Яблоневый сад», – слышу я собственный голос. Заброшенная дача родителей, пожалуй, лучшее место. Там никто не найдет ее!

Давным-давно дачный поселок жил насыщенной жизнью, полный садоводов автобус курсировал из города мимо яблоневых рощ. Да и сами рощи выглядели ухоженными и по осени, как новогодние елочки, украшались спелыми плодами. Но пенсионеры, завсегдатаи дачных угодий, постепенно уходили в мир иной. А их дети не могли найти применение такому наследству. Сейчас, когда многие обзавелись загородными домами, а выращивать огород стало не модным, большая часть участков пустуют. И только самые ярые любители дикой природы все еще наведываются туда.

Также и мы забросили некогда обожаемую дачу. Родители – в силу проблем со здоровьем, а мы – в угоду домику на озере. Стоило продать участок, который постепенно зарастал высоким бурьяном. Но я не решалась! Он так много значил для меня, там, в этом маленьком домике, я коротала свое детство.

В отличие от родителей, которые несли трудовую вахту, я обожала бывать на даче. Пока они пололи, копали, удобряли и рыхлили, я гуляла, вдыхала свежий аромат леса, изучала местную флору и фауну. Больше всего я любила сентябрь! Когда уже холодный воздух наполняется ароматом влажного леса и переспевших яблок. Когда георгины роняют последние лепестки, и только стойкие бархатцы продолжают цвести, не желая сдаваться на милость природы. Когда клены надевают свой последний золотистый наряд, готовясь обнажиться накануне долгого сна.

У подножия вековых берез алеют зонтики пятнистых мухоморов. В это время года солнце кажется особенно ярким! И без того красочный лес преображается под его лучами. Родители, уставшие от полевых работ, консервирую домик на зиму, и обсуждают план посадки на будущий год.

Поглаживая в кармане найденную по дороге розовощекую грушу, я петляла меж дачных участков. В надежде отыскать какую-нибудь запоздалую вкуснятину, вроде плодовой паданки, или боярышника. Да и просто насладиться красотой увядающей природы. Взглянуть одним глазком на заключительные штрихи, послушать торопливые трели птиц, жужжание неутомимых пчел, шорох листвы под ногами. Конечно, мне меньше всего хочется осквернять таким вот образом свои теплые детские воспоминания, но выбора нет… Не оставлять же ее в машине?

– Риточка, ну что же вы не отвечаете! – скрипит в трубке встревоженный голос Марии Андреевны. – Я уже вся извелась.

– Простите меня, Мария Андреевна, я скоро буду. Простите, пожалуйста! Сможете еще часок покараулить? – я вспоминаю, как в юности точно также отпрашивалась у мамы, в желании урвать еще часок в веселой дворовой компании.

– Да, конечно! Теперь я спокойна. Не торопитесь, – заверяет соседка.

Я нахожу в бардачке связку с ключами от квартиры родителей, от гаража, от домика на озере. Есть среди них и большой сувальдный ключ от дачного замка. Его я прячу в карман, завожу машину и выезжаю на главную дорогу. Проходит больше часа, когда из темноты выныривает долгожданный указатель «Яблоневый сад». С тех пор, как поселок отрезали от линий электропередач, редкие садоводы решаются остаться здесь на ночь. Мне же это на руку!

Участок родителей одним боком примыкает к лесу. Это тесное соседство нежелательное с точки зрения выращивания овощей, было таким желанным для меня. Близость к лесу привлекала на участок его жителей. На деревьях выстукивали клювом дробь красноголовые дятлы. Под пологом ночи ежи беззастенчиво шарились по мусоркам. А белки, совсем не боясь людей, позировали с веток старой ели прямо средь бела дня.

Моя машина крадучись пробирается по узкой выстланной щебнем дороге. Низкие ветви деревьев царапают крышу. И я мысленно прощу прощения у своего верного четырехколесного напарника. И вот, наконец-то, впереди виднеется тупик, а справа – облезлая от времени витая калитка нашей дачи. Трава с меня ростом! Добротные навесные замки в целости и сохранности. Скрипучие двери с трудом отворяются, из домика пахнет сыростью. «Надо бы навести здесь порядок», – рассеянно думаю я.

Выхожу на улицу и прислушиваюсь. Дремучий лес сбоку зловеще покрикивает голосами ночных птиц. В другой ситуации я бы не отважилась совершать подобную вылазку. Но сейчас мое сердце трепещет! Однако совсем не от страха, а от восторга. Пугающе странного и захватывающего чувства. Я жажду провернуть все максимально быстро и правильно. Не представляю, что буду делать дальше! «Я подумаю об этом завтра», – подобно героине любимой книги, решаю я и направляюсь к машине.

Развернув на земле резиновый коврик для фитнеса, я за ноги подтягиваю тело девушки наружу, совершаю усилие и укладываю ее на коврик. Далее, приподняв его края, медленно тащу в сторону калитки. Я не помню, как преодолеваю расстояние до двери, как умудряюсь затащить ее тело на ступеньки. Но я делаю это! И уже внутри, прикрыв входную дверь, выдыхаю с облегчением. Далее иду к машине, беру из бардачка фонарик и выключаю фары. Я действую так точно, без единой запиночки, словно в моей голове действительно есть четкий план. Я превращаюсь в робота, который следует программе.

Откуда человек черпает силы в подобных ситуациях? Как будто где-то внутри нас хранится мешочек с неприкосновенным запасом жизненных сил, доступ к которому открывается в нужный момент. На самом деле организм человека таит в себе столько загадок. Мы не знаем и половины!

На узенькой кровати, свернутые в рулик, лежат впитавшие влагу, старые одеяла. Пошарив вдоль стен, я не нахожу ни единой выпуклости. Здесь нету труб и батарей, к которым в фильмах наручниками пристегивают заложников. У меня и наручников-то нет! Зато на маленькой кухоньке есть дверца в подвал. Тяжелая железная крышка прямо в полу. Оставлять пленницу в подвале чревато. Пока я вернусь, крысы съедят ее заживо, или к утру она окоченеет до смерти. Ее смерть не входит в мои планы! Пока не входит…

Предоставив моей «гостье» достойный ночлег, я навешиваю замок и завожу машину. Нужно спешить домой. «Надеюсь, Зойка еще не уснула», – размышляю я, разворачиваясь на тесном пятачке. Важно успеть подарить дочери ее законный поцелуй на ночь.

Глава 28. Анечка

Мои глаза открыты. Но я вижу темноту. Что со мной? «Я ослепла», – в ужасе думаю я. Можно ли потерять зрение от травмы головы? Наверняка! Где-то в области макушки до сих пор болит. Боль концентрируется на затылке и расплывается тяжелой волной по вискам, по лбу и к шее. С одной стороны, это радует. Значит, я еще жива! Разве призраки способны чувствовать боль?

Я словно заново познаю свое тело. Конечности онемели, и я с замиранием сердца пытаюсь почувствовать каждую из них по-отдельности. Я могу двигать пальцами на ногах, значит ноги на месте. Могу шевелить пальцами на руках, выходит и руки целы. Они целы, но плотно стянуты чем-то, вроде шнурка за спиной. Пошевелиться нет возможности, любое движение только сильнее затягивает веревки.

Я ощупываю пальцами пространство вокруг. Они касаются чего-то металлического. Вероятно, какой-то крюк в полу. Дальше мертвенно холодного металла пальцы не достают, слишком уж мало места для маневра. Хочется кричать, звать на помощь. Но я не могу разомкнуть губ. Как в страшном кино, где рот жертвы зашит грубыми нитками. Мой заклеен липкой лентой.

Шевелю губами, пытаюсь просунуть язык наружу, чтобы смочить ее слюной и оторвать. Не выходит! Ничего не выходит! Злюсь, плачу, но тут же понимаю, что нужно унять рыдания. Лежа на боку, с заложенным носом и заклеенным ртом, ни долго и задохнуться. Вот так глупо умереть, даже не узнав всей правды.

Нет, я не ослепла! Просто вокруг меня ночь, или тряпка на моей голове слишком темная, чтобы пропускать свет. Зато достаточно тонкая, и не мешает дышать. Обоняние обостряется! Видимо, так ощущают себя незрячие. Когда не можешь видеть, остается только чувствовать. А когда вдобавок не можешь двигаться? Мне всегда было любопытно, способны ли слепые от рождения люди видеть сны? Ведь сновидения – это запечатленные сознанием образы. А если человек не видел в своей жизни ничего, кроме темноты?

Принюхиваюсь: сквозь тонкую ткань, хранящую аромат стирального порошка, проникает затхлый запах. Я вдыхаю глубже, позволяя рецепторам прочувствовать его в полной мере. Здесь явно никто не живет, и уже давно. Сыро, зябко и темно… «Я в подвале», – от этой мысли кожа вмиг покрывается цыпками.

Вспоминаю, как однажды в детстве Ленька загнал меня в подвал. Я долго колотила в двери, потом устало плюхнулась на мешки с картошкой и ждала, когда братишка сжалится. С коротким рукавом и голыми ногами я окоченела уже спустя десять минут. В этом природном холодильнике температура даже летом не поднималась выше семи градусов. Отруганный теть Тоней, Ленька просил прощения, а я притворно шмыгала носом, изображая простуду.

Нет, это не подвал. Тогда что? Заброшенный склад? Гараж? Возможно! Однако, характерных запахов нет. Вообще ничего, кроме «привкуса» пустого, давно заброшенного места. Лишенное зрения, все мое существо обращается в слух. Вокруг тишина. Ни шума машин, ни других, присущих городу звуков. «Значит, я далеко», – я еще больше утверждаюсь в своей правоте. «Что ж, уже не плохо», – хвалю я себя и подвожу итог.

Что мы имеем? Я связанная по рукам и ногам, лежу на полу какой-то комнаты, мой рот залеплен клейкой лентой, на голове надет мешок из тонкой ткани. Я в одежде, а значит, мое тело не насиловали. Едва ли насильники стали бы утруждать себя, возвращая на место джинсы. Мало того! Сверху похитители заботливо накрыли меня одеялом. Они боялись, что я сбегу, но в то же время позаботились о моем комфорте? Им не выгодно, чтобы я умерла, я нужна им живая. Я нахожусь за городом, возможно, в промзоне. Голова безбожно болит! Вероятно у меня сотрясение. Других повреждений на теле нет, по крайней мере, ощутимых.

Сейчас больше всего на свете мне хочется понять, что происходит. Как я попала сюда и где нахожусь! Начинаю думать и вспоминать, собирать по кусочкам обрывки последних минут и часов. Тех, что предшествовали фейерверку в моей голове. Тех, что привели меня сюда. Разговор с Ритой, с женой Вадима. Она пришла сама. Чего она хотела? Ах, да, чтобы я оставила в покое ее семью. Эта фраза далась ей особенно правдоподобно. Так драматично, так искренне! Потом… Потом она предложила мне денег, в обмен на мужа. Словно он был разменной монетой. На ее лице читалось отчаяние. Ее лицо, испуганное, растерянное до сих пор стоит перед глазами. Потом… Мне нужно было уйти. Быть может, если бы я вовремя ушла, то ничего бы не случилось…

«А что случилось?» – этот вопрос не дает покоя. Я снова и снова прокручиваю в голове воспоминания, но ни малейшего намека, ни одной зацепки. Кто-то напал на нас? Оглушил и затолкал в машину? Возможно, где-то рядом, в соседней комнате они спрятали Маргариту? Сердце заходится в испуганном стуке. Я снова шевелю губами в попытке избавиться от клейкой ленты. Мне отчаянно хочется позвать ее. Возможно, в этот самый момент она тоже лежит, цепенея от испуга и боясь себя обнаружить.

Этот чертов клей, кажется, намертво прилип к коже. Бессмысленные попытки только злят меня еще больше. Успокаиваю себя и принимаюсь размышлять. Зачем я им? Она, его жена представляет собой большую ценность. Я – лишь случайный свидетель, нежеланный и ненужный… От этой мысли сердце уходит в пятки. Нет! Они бы убили меня сразу. К чему тянуть время?

Размышления заводят меня в дебри. Чем больше думаю, тем страшнее становится! В голове всплывают сюжеты фильмов про маньяков. «Но это всего лишь фильмы», – говорю я себе, – «художественный вымысел. Едва ли в жизни такое бывает». Хотя… То, что происходит наяву вполне можно взять за основу психологического триллера. Возможно, какой-то психопат затеял игру с целью узнать, кого из нас двоих Вадим предпочтет оставить в живых. Он, этот сумасшедший, предложит ему сделать выбор, а вторую из нас просто убьет?

Мысли о детстве всегда возвращали душевный покой. Вот и сейчас я обращаюсь к спасительным воспоминаниям. О том, как мы, будучи девчонками, играли с соседкой Юлей. Наши игры были так не похожи на привычные «дочки-матери», «школу» и прочие стандартные сценарии детских развлечений. Наша игра называлась «Давай».

Мы сами выдумали правила, сами сочиняли истории и каждый раз перевоплощались в новых героев. Словно пробуя взрослую жизнь на вкус. Нашей фантазии не было конца! Увлекаемые сюжетом, мы вживались в роль, и смело импровизировали.

Поначалу мы задействовали в своих сценариях и Леньку, но он упорно не хотел плясать под нашу дудку, выдумывая собственные истории. В которых он непременно всех спасал, и становился супер-героем. В итоге ему была уготована роль зрителя. Сидя на лавке, он обиженно наблюдал, как мы разыгрываем очередной сюжет.

Однажды мы были супружеской парой. Я – плачущей над кроватью женой, а Юлька – впавшим в кому после аварии мужем. Я так искренне рыдала над своим «игрушечным горем», что мой «умирающий супруг» тоже прослезился. Другой раз мы превратились в сестер, разлученных в младенчестве, которые наперекор злодейке-судьбе, воссоединились. А как-то всерьез разыграли сцену с похищением. Помню как я, связанная Ленькиными шнурками, лежала на полу веранды, а Юлька притворно сурово выкрикивала свои требования в игрушечный телефон. Правда, в наших детских играх все заканчивалось хорошо, все оставались живы и были счастливы.

Чем заканчиваются подобные истории в реальной жизни, я не знаю, и знать не хочу. «А может быть они взяли только меня, решив, что именно я наиболее ценный товар?», – на долю секунды меня затопляет гордость. Так неуместная сейчас!

А если и в самом деле так, станет ли он выкупать меня? Будет ли он платить за то, чтобы вновь меня увидеть? Или же… Но похитители явно рассчитывают на что-то, раз не убили меня сразу. А вдруг, чтобы выудить деньги, они начнут присылать меня по кусочкам. Я представляю отрезанный палец в бумажном конверте, и к горлу подкатывает тошнотворная волна. «Бред какой-то», – в беспомощной злобе думаю я.

Дико чешется нос, и я изо всех сил напрягаю мышцы лица. Это срабатывает и отвлекает. Внизу живота ощущается характерное напряжение. Мочевой пузырь подает недвусмысленные сигналы. «Ну, уж нет!», – думаю я, когда в голову приходит идея пустить все на самотек. Я не готова предстать перед Вадимом с подмоченной репутацией. Пускай, мой внешний вид сейчас далек от совершенства, на это я пойти не могу.

Вспоминаю, как однажды, на море, во время экскурсии, одна кружка чая чуть было не стоила мне самоуважения. Мы отправились в горы, путь был не близкий. Предусмотрительные туроператоры разбавили утомительную дорогу остановками. Во время одной из них туристов ждала дегустация местного чая. Он оказался настолько вкусным, а чашечки были так малы, что я проглотила залпом штуки три-четыре, затем, проигнорировав надпись «туалет», смелым шагом отправилась обратно в автобус. Теперь-то я знаю, что в дороге стоит использовать каждую возможность сделать пи-пи. Но тогда, уповая на скорый привал, я уютно устроилась на своем сидении. Впереди нас ждала дорога через горный серпантин. Бесконечная, узкая, не знающая остановок.

Всю плачевность своего положения я поняла на середине пути, когда, придавленная к сиденью, с поджатыми к животу коленями, умоляюще вопрошала женщину-экскурсовода: «когда,когда, когда»? Она лишь обреченно разводила руками! Мол, нужно было думать раньше. Между тем, мой мочевой пузырь раздулся настолько, что я была готова совершить свое грязное дело в полиэтиленовый пакетик, приготовленный на случай тошноты. Прямо у всех на виду.

Когда через десять минут мы наконец-то добрались до базы, я чуть ли не на ходу выпрыгнула из автобуса и, обгоняя всех, устремилась к заветной надписи. Опорожнив готовый лопнуть мочевой пузырь, я испытала дикий ни с чем несравнимый восторг. Он стоил сотни самых вкусных десертов! Опустошенная и абсолютно счастливая, я брела, слушая тишину гор, любуясь их величественной красотой. «Интересно», – размышляла я, отстав от группы, – «чтобы также радоваться еде, нужно поголодать? Чтобы радоваться воде, нужно испытать сильную жажду?». Выходит, чтобы по-настоящему что-то оценить, необходимо лишить себя этого?

Вот и сейчас, лежа на жестком полу, ощущая кончиками пальцев холодный металл, обрастая все новыми догадками, я задаюсь вопросом: это испытание уготовила мне судьба для того, чтобы проверить, так ли сильно я хочу жить дальше? Или же с целью проучить меня? Не слишком ли жестокое наказание? Чем я заслужила его? Я ведь просто хотела любить и быть любимой!

«Стоп», – прекращаю я словесный поток в своей голове, – «с чего я решила, что дело в нас? Возможно, все происходящее никак не связано с Вадимом? Быть может, я, сама того не ведая, навлекла на себя беду?» «Но чем?», – вопрошает мой мозг. Толкнула втридорога тени для век? Не проверила срок годности помады? Съела слишком много творожных бисквитов? Нет! Наверняка, перешла дорогу в неположенном месте?

Я тихо кладу голову на бок, чтобы не потревожить задремавшую боль. И пытаюсь вспомнить слова песни. Доброй, но не плаксивой, иначе я просто захлебнусь своими слезами. В детстве, да что там скрывать, и по сей день, мои глаза всегда были на мокром месте. Помню, как тетя Тоня, в желании меня рассмешить, спела песенку про гнома, который пытался отыскать в лесной глуши бабочку. Она жестикулировала, старательно изображая человечка с фонариком.

– Ты чего, Нюрка? – прервала она свое выступление и уставилась на меня во все глаза. Переходящие в громкий плач слезы еще долго не отпускали меня. Стоило представить несчастного маленького гнома, плутавшего в темной чаще, как я принималась плакать снова.

Лучше всего спеть что-нибудь жизнеутверждающее. Как однажды на море, когда меня отнесло течением от берега. По сути, не так уж и далеко. Но мне, едва приручившей морскую стихию, казалось, что расстояние это не осилить вовек! Тогда, преодолев панику, я взяла себя в руки и стала потихоньку грести к берегу. Петь вслух было сложно, дыхание то и дело сбивалось. Поэтому я стала напевать про себя.

«Что за песня это была?», – я изо всех сил напрягаю память, однако, на ум приходят слова совсем другой, заунывной и горестной мелодии, которую, сидя на кухне, выводили в два голоса мама с тетей. «И никто не узнает, где могилка моя», – эта сточка навязчиво засела внутри. И мне приходится тряхнуть головой, превозмогая боль, чтобы прогнать ее прочь.

Мозги, как густая желеобразная масса, колышутся и булькают. Я представляю, как они ровной коричневой лужицей вытекают на пол, прямо из уха. И застывают там, спустя какое-то время. Как наваристый куриный бульон, помещенный на нижнюю полку холодильника. «И зачем я пришла в себя?», – обреченно думаю я, – «Лежала бы сейчас и видела сны». Неожиданно понимаю, что мой обморок мог длиться ни одни сутки. А что, если он до сих пор длится, и все это – игра воображения? Что если, в этот самый момент, я лежу на больничной койке, в глубокой коме?

Мои размышления прерываются. Где-то сбоку слышится глухой шорох, будто кто-то осторожно ступает по высохшей траве. Я напрягаюсь, и, кажется, совсем перестаю дышать. Шаги стихают, и я слышу явственный звук открывающегося замка. Дрожа всем телом, я сжимаюсь в комок, притягиваю ноги к груди. Словно там, за невидимой дверью скрывается самый страшный ночной кошмар. «Пожалуйста, пожалуйста», – точно молитву, шепчу я, уговаривая пока еще незримого врага не причинять мне боли.

Меня бьет озноб, но не от холода. Еще никогда я не боялась так сильно! Все те моменты перед телевизором, за просмотром фильмов ужасов, или наши посиделки у костра со страшными историями, меркнут в одночасье. Оказывает то, что я чувствовала раньше, не имеет ничего общего с тем первобытным ужасом, что сковал мое тело сейчас. Ощущение опасности, неизведанной, неотвратимой лишает рассудка. Подобное чувствуешь, когда в темной и пустой квартире вдруг раздается отчетливый скрип половиц. Или когда, сидя спиною к двери, вдруг ощущаешь чье-то присутствие. Хотя находишься дома один. В комнате я не одна, уже не одна. Шаги, легкие и осторожные приближаются…

Глава 29. Рита

Было бы глупо надеяться уснуть самостоятельно в это ночь. Потому, игнорируя рекомендации врача, я принимаю двойную дозу снотворного. «К черту тебя, Артем! К черту тебя, мой подлый муж. Это ты виноват во всем. Посмотри, до чего ты меня довел!», – с этими мыслями я проваливаюсь в сон. Глубокий и пустой, как бездонный колодец.

Наутро, едва расцвело, снаряжаюсь в дорогу. Вчерашние ночные «бдения» отнюдь не расстроили Марию Андреевну. Она прикорнула в гостиной и с утра уже колдует у плиты.

– Риточка, вы занимайтесь своими делами, а я обед сготовлю. Вы супчики любите?

Я киваю. Мне так отчаянно хочется подойти к этой женщине, обнять ее за плечи и от всей души поблагодарить за ее доброту. «Подарок для соседки», – добавляю в список покупок.

– Ну, вот и ладненько, – сухощавыми ручками она ловко перебирает продукты, – мы нашего дедулю позовем на обед, а то ему, поди, скучно одному.

– Конечно! – радуюсь я, предвкушая реакцию Зойки. Мои родители не часто гостят у нас, поэтому дочке в тягость подобная компания. «Пускай практикуется», – думаю я. Пробегаюсь глазами по списку: антисептик и бинт, бельевая веревка, одеяло, подушка, салфетки влажные и сухие. Можно решить, что я отправляюсь в поход. Однако последним пунктом значится снотворное в ампулах, поэтому догадка теряет смысл. Удивительно, но утреннее самочувствие в норме. Вот что значит – хорошо выспаться!

На заднем сидении машины ночевала ее сумочка, и пакет с едой, который следовало бы отнести домой. «Вероятно, йогурт уже прокис», – думаю я и опасливо заглядываю в шуршащее нутро. Из мешковатой кожаной сумки доносится плеск воды. Я испуганно замираю, но в следующее мгновение в радостном возбуждении принимаюсь рыскать в поисках источника звука. Телефон старой модели, обтянутый силиконовым бампером непосредственно и открыто демонстрирует свое содержимое. Ей нечего скрывать, и не от кого скрываться. В отличие от моего мужа! «Почитаем», – я в предвкушении усаживаюсь на водительское кресло.

Среди неизвестных имен, в перечне звонков вижу одно знакомое – Вадюша. «Божечки, как трогательно», – в порыве ненависти хочется разбить телефон об асфальт. Но любопытство берет верх. В цепочке сообщений нахожу имя своего мужа.

«Прилетел, тут красиво. Только тебя не хватает», – сообщение подкреплено фотографией аэропорта. Надо же, мне он никогда не высылает фото своей дислокации, обычно отделываясь простым «Все хорошо. Я на месте. Целую».

«Мне тебя тоже не хватает, милый. Береги себя», – читаю я ответ. От умиления сейчас заплачу! Углубляюсь в ранние сообщения. Их тут целое море, она вообще не чистит телефон. Бережет переписку!

В потоке текста мелькает недвусмысленное фото женской груди. «Было бы что показывать!», – злобно думаю я, – «Доска, два соска. И на что ты позарился, Вадик?».

«Мммммм, малыш! Покусал бы твои сосочки. Такие сладкие!», – читаю я его ответ, и волна гнева накрывает меня с головой. Становится тяжело дышать и в глазах мелькают черные мушки. «Так вот откуда этот «малыш», – припоминаю я странное прозвище. «Покусал бы он… Скотина!», – я бросаю телефон на соседнее сиденье и откидываюсь на спинку. Хорошо, что его нет рядом! В таком состоянии мне хочется расцарапать ему лицо. В мои размышления вклинивается звонок телефона, уже моего собственного. Звонит Ленка.

– Подруга, куда пропала? – слышу ее бодрый голос в трубке.

– Привет, Лен! Да так, приболела маленько, – на всякий случай вру я.

– Надеюсь, не серьезно? – интересуется Ленка.

– Нет, простыла, видать! Слабость, ломота и все такое, – припоминаю я симптомы простуды.

– Я не верю в болезни. Все в организме регулируется балансом трех «эс».

– Это еще что?

– Это сон, секс и стул. Расстройство какого из них у тебя? – выдает мой личный диагност.

Я вздыхаю:

– У меня, Лен, расстройство всего организма. «И это правда!», – думаю я.

– Значит, на занятиях тебя не будет? – уточняет Ленка.

– Неа, пару дней пережду, а там видно будет, – говорю я, имея ввиду совсем не фитнес.

– Конечно, отдыхай! И не вешай нос! – напутствует подруга, – Может быть, мне заскочить на обратном пути?

Я мысленно взываю к ней: «Конечно! Приезжай! Мне так не хватает тебя, Лена!».

Но, собрав волю в охапку, отвечаю совсем другое:

– Нет, Ленок, еще подцепишь от меня.

– Ну, хорошо, звони, когда оклемаешься. Чмоки! – бросает на прощание Ленка и кладет трубку прежде, чем я успеваю сказать ей «пока».

А время тикает, и пора отправляться на разведку. Я изучаю свой список. Конечно, со снотворным будут проблемы. «Рецепта нету, гони монету, монеты нету, садись в тюрьму», – напеваю я себе под нос. «Прикуси язык, Рита!», – отвечает внутренний голос. Мне известен только один препарат, да и тот отпускают по рецепту. Однако в нашем мире можно раздобыть что угодно, было бы желание. Когда одного желания мало, на помощь приходят деньги. В одной скромной аптеке у меня имеется прикормленный фармацевт. Только бы сегодня была его смена!

В маленьком душном помещении, как всегда, полно народу. Желающие отовариться пенсионного возраста меряются силами, перечисляя друг другу свои болячки. Две молодых девушки нервно теребят сумочки. Видимо станут покупать тесты на беременность. Одна солидная дама с серьезным видом изучает витрину. Наверняка, присматривает что-нибудь от климакса. Я жду, пропуская вперед вновь пришедших и отвлеченно разглядывая современные тонометры. «Может быть, купить соседке такой», – думаю, но тут же одергиваю себя, – «никто не дарит женщине подарки с намеком на возраст. Уж лучше сразу купить ей мазь от ревматизма».

– А мне вчера так прошибло спину, разогнуться не могла до вечера, – жалостливо докладывает бабуля в теплом вязаном берете. Такое чувство, что она торчит здесь безвылазно с прошлой зимы.

– Ох, да! Уже и на огороде не согнуться. Куда там! Хоть бы тяпку в руках удержать, – горестно восклицает ее собеседница, шевеля напомаженными губами. Вероятно, помаду держать у нее сил хватает.

Спустя полчаса, разбросав очередь, Андрей, худощавый мужчина, лет на десять младше меня, возникает в окошке с радостным возгласом:

– Маргарита Валерьевна! Давно вас не видел! Как дела?

Я улыбаюсь в ответ.

– Хорошо! Спасибо! У вас, вижу, отбоя от покупателей, как всегда, нет?

– Да вот, присесть некогда! – он поправляет зачесанные на бок волосы. Типичный студент-химик. Я прямо вижу его в лаборатории, в окружении пробирок и колбочек.

– У меня к вам дело, Андрюша! – я всегда называю его именно так. Не избалованный женским вниманием, Андрей сразу расправляет плечи. – Нужно сильнодействующее снотворное в ампулах.

– Именно в ампулах? – уточняет он.

– Да, понимаете, у моей мамы дикая бессонница. Перепробовали все таблетки, но у нее ко всему прочему, сильный гастрит, желудок плохо реагирует на любые лекарства. Поэтому стараемся искать аналоги именно внутримышечные. Выручайте!

Я мысленно прошу прощения у мамы. Андрей тем временем хмуро постукивает пальцем по столу. Поднимает на меня глаза. Я сверлю его молящим взором, как будто он единственный в этом мире сможет меня спасти. В какой-то мере, так оно и есть! Андрей выдыхает, хмурая гримаса спадает с лица, и я понимаю, что лекарство у меня в кармане.

По дороге я вновь обращаюсь к своему плану. Его я старательно обдумывала весь предыдущий вечер, лежа в кровати, пока меня ни сморил лекарственный сон. Времени на раздумья не так уж и много! Вадим должен вернуться через три дня. К его приезду все должно быть сделано безукоризненно. Чтобы ни у кого не возникло подозрений. На моей стороне неоспоримое преимущество. Теперь я кукловод! А они – мои марионетки. Отныне я буду управлять их судьбой, решать, чему быть, и чего не миновать.

За размышлениями дорога пролетает незаметно. Солнце уже встало, лениво освещая еще прохладными косыми лучами рощицу сбоку от дороги. Я вспоминаю, как в этой самой роще как-то раз, мы с Вадимом занимались любовью. Еще до того, как у нас появился домик на озере, именно «Яблоневый сад» был местом наших тайных встреч, возможностью уединиться и вкусить запретный плод. Был такой же солнечный денек, мы, затарились провизией, предвкушая чудесный выходной на природе. Однако Вадим, обнаружив скрытую меж сосен грунтовку, решительно вывернул руль.

– Ты куда? – сначала я подумала, что он хочет таким образом срезать.

– А ну заткнись! – рявкнул мой муж, не отрывая глаз от дороги. Я опешила! А он хриплым голосом продолжил, – Мы в лесу, здесь тебя никто не услышит!

И тут я поняла игру, и приняла ее правила. Я начала беспокойно озираться по сторонам, дергать ручку машины и молить отпустить меня. Однако, мой «насильник» был настроен решительно. Он спрятал нас вдали от людной трассы, вышел из машины и грубо вытащил меня наружу.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась я, пока он тащил меня к ближайшему дереву.

На мне был тонкий льняной сарафан с глубоким вырезом на спине. Голой кожей я почувствовала шершавую сосновую кору. Вадим жадно разглядывал меня, шарил руками под юбкой. На какое-то мгновение мне почудилось, что это не мой муж, и это ощущение еще сильнее подстегнуло мои чувства. Я отчаянно просила отпустить меня, натягивая юбку на колени. Но вместо этого он резко стянул бретельки моего платья вниз.

– Посмотрим, что тут у нас, – зашептал он, проникая ладонями под лифчик. Я закрыла глаза, стараясь скрыть возбуждение. По роли мне полагалось сопротивляться. Но противиться этим ощущениям было сложно! Он сжал мою грудь, сильно сдавил пальцами соски и, поймав мой взгляд, прошептал.

– А сейчас я буду тебя трахать! – с этими словами он развернул меня спиной, задрал юбку, быстро стянул к коленям мои хлопковые трусики.

Я прижала ладони к стволу высокого дерева, словно стыдясь происходящего, закрыла глаза, и ощутила его порывистые и стремительные толчки. После, будто извиняясь за случившееся, Вадим приглаживал выбившиеся из косички волосы и необычайно нежно целовал мои веки.

– Я люблю тебя, – шептал он.

Какая ирония! Теперь наше любовное гнездышко станет последним пристанищем для его любовницы. А купленное на его же деньги лекарство сыграет роль эвтаназии. Такой план я придерживаю на крайний случай. В конце-концов, я уже примерила на себя роль убийцы и даже смирилась с ней. Если судьба не оставит мне иного выбора…

Днем садовый поселок выглядит иначе. На остановке царит беспокойное оживление: садоводы столпились вокруг информационного стенда, что-то возмущенно обсуждая. Я пользуюсь случаем и проскальзываю мимо. На сей раз, стараясь быть незамеченной, я подъезжаю с другой стороны, оставляю машину на «нейтральной территории» и оставшуюся часть пути иду пешком, разгребая руками высокий сорняк. Родительский участок, на мое счастье, с трех сторон окружен такими же брошенными соседями. На одном из огородов, правда, виднеются свежие всходы. Вероятно, кто-то прибрал к своим рукам чужой кусочек земли, желая под шумок вырастить зеленку.

С рюкзаком за спиной, я застываю на пороге. Замок на месте. Я подхожу вплотную и прикладываю ухо к двери: тишина. Мне хочется постоять вот так еще немного, пока сердцебиение придет в норму. В памяти начинают всплывать картинки вчерашней ночи. Неужели это и вправду было наяву, а не во сне? И сейчас за дверью, на полу кухни я увижу тело девушки? Я прикладываю ладони к лицу, они прохладные и это приводит в чувство. Сейчас бы мне не помешал холодный душ! Где-то вдалеке слышатся голоса. Дачники потихоньку разбредаются по участкам. Нужно спешить!

Я открываю двери и захожу внутрь. Она лежит на полу, под старым ватным одеялом. Там же, где я ее оставила. На голове надет мешок из синего ситца, под одеялом не видно стянутых веревкой ног. Зрелище отчего-то шокирует меня! Быть может, я ожидала увидеть пустую комнату, осознать, что это был сон и со спокойной душою вернуться домой. В голове снова вспыхивают кадры вчерашней вереницы событий. Как же так вышло? Стоит дать себе время свыкнуться с увиденным. Я задвигаю тяжелую металлическую щеколду и прохожу в комнату, минуя неподвижное тело.

Затем усаживаюсь на кровать и отламываю кусочек лепешки. За ночь в машине она перестала быть такой хрустящей, но не утратила свой аромат. На ее телефоне уровень заряда батареи почти достиг критического. И я торопливо набираю заранее сочиненный текст сообщения, адресованного Вадиму.

«Вадим! Прости меня. Нам нужно расстаться. Я встретила другого мужчину и выхожу замуж. Я уезжаю вместе с ним. Не ищи меня, пожалуйста. Мне было хорошо с тобой. Прощай». Еще раз перечитываю свое мини-сочинение. Лаконично, кратко и доступно! Надеюсь, он поймет. Пока не возникло желание что-то изменить, нажимаю «отправить». Ведь первый вариант всегда самый лучший. И только нажав, думаю, что «прощай» звучит слишком картинно. Но, в данной ситуации, пожалуй, уместно.

«Сообщение доставлено», – отчитывается телефон. Выбираю «режим полета». Интересно, что он ответит? Узнаем об этом позже. Не будем заглядывать в конец книги, пускай сюжет развивается постепенно. Возможно, он будет в ярости? Я бы на его месте неслабо разозлилась. Стоило ему уехать, как она подыскала замену. Кот из дома мыши в пляс! Дело молодое. Не думаю, что он не рассматривал такой вариант развития событий. Она и в самом деле, могла бы встретить кого-то более подходящего на роль мужа.

Отламываю еще кусочек от лепешки. Жевать хлеб всухомятку надоело, и я открываю бутылочку йогурта. Надо же, за ночь в машине он не прокис! Сколько же консервантов сюда добавляют? «Хорошо бы в следующий раз взять с собой термос с горячим чаем», – думаю я и оглядываю комнату. Здесь все также, как когда-то давно. В углу стоит кирпичная печка, сложенная папой. Помнится, они с матерью частенько приезжали сюда зимой. Да и мы с Вадиком несколько раз встречали новый год веселой компанией. Невзирая на холод, жарили шашлык, наряжали миниатюрную сосну привезенными из дома игрушками. А потом, отправив гостей по домам, грелись у теплой печки. Вадим подкидывал дрова, поправлял их длинной кочергой. А я наблюдала, как пляшут отзвуки пламени на его плечах. Мы любили друг друга на этой самой кровати, почти до утра.

Я закрываю глаза. Как же хочется открыть их, и очутиться там, в уже далеком прошлом, где мы были так счастливы, так одержимы друг другом. Могла ли я представить, что может быть иначе? Думать об этом больно! Каждая мысль о нас сейчас причиняет мне боль похлеще физической. Душевная боль порой сильнее. Ведь ее не унять таблетками. Смогу ли я жить дальше, пройдя через все это? А разве есть выбор?

Невольно перевожу взгляд на гору старых тряпок. Где-то там под ними лежит девушка. Ни шороха, ни вздоха. Лежит и не шевелится… Меня пронзает мысль – она вообще жива? А что, если она каким-то образом избавилась от веревок и сбежала? Встаю с кровати и, как хищник на охоте, подкрадываюсь к своей жертве. Приседаю на корточки и, затаив дыхание, приподнимаю истрепанный краешек одеяла. Наружу выглядывают кончики пальцев, причудливо изогнутых, с бесцветным лаком на коротко постриженных ногтях. Веревки на месте. Было бы странно, сумей она распутать их! Ведь я же старалась…

Где находится сонная артерия? Репетирую на себе, поместив два пальца под левую скулу. Работает! Верхние пуговки ее блузы оторвались. Вероятно, в процессе транспортировки. Теперь воротник съехал, открывая взору изгиб тонкой шеи. Сбоку, чуть ниже линии волос, красуется аккуратный кровоподтек. Моих рук дело? Вряд ли! Пытаюсь рассмотреть поближе, и понимаю, что это засос. Вспоминаю одно из сообщений на ее телефоне. «Ты опять оставил засос на шее, придется идти в водолазке», – кокетливо упрекала она Вадима. Безжалостное воображение тут же принимается рисовать живописные картинки их тайных встреч. Хочется содрать с нее одежду, чтобы увидеть другие отметины на теле. Наверняка, их будет немало!

Делаю глубокий вдох. Нужно проверить пульс! Сейчас она похожа на огородное пугало, с этим мешком на голове. Его края связаны узелками между собой вокруг шеи. Такой невероятно хрупкой на вид, что руки сами тянутся сомкнуться вокруг нее плотным кольцом. Обхватить и сжать, что есть сил! Ощущая ладонями, как выскальзывает вместе с последними судорожными вздохами из этого тела жизнь. Касаюсь ее кожи, на шее особенно нежной. Она вздрагивает, и необходимость нащупывать пульс отпадает. Она жива! Чертова симулянтка!

Я отбрасываю в сторону одеяло. Осознав, что разоблачила себя, она притягивает колени к груди. Притворщица! Так делают кобры. Они притворяются мертвыми, ожидая, пока враг подойдет ближе, чтобы нанести свой решающий удар. Но сейчас она бессильна что-либо сделать. Она в буквальном смысле связана по рукам и ногам. Она растеряна, испугана. Ей очень хочется узнать свою участь, но она не может об этом спросить. Ведь у нее заклеен рот. Какая досада! Потому она ждет, что я скажу ей об этом. Но я не скажу. Не так быстро!

Ловлю себя на мысли, что мне нравится наблюдать ее беспомощность. Мне совсем не жаль ее, даже наоборот. Глядя на ее мучения, я ощущаю, как незримая боль по капельке отпускает мою измученную душу. Достаю из рюкзака бинт и жидкий антисептик. Пришла пора сыграть роль медсестры. Ведь я же не чудовище! Она лежит неподвижно, но я чувствую ее напряжение. Сейчас она напоминает мне затаившуюся в укрытии мышку. Она все еще верит, что кошка сжалится над ней и отпустит на волю. Но кошка очень голодна!

Смачиваю кусочек бинта в лекарстве и кладу себе на колени. Делаю все это в абсолютном молчании. С упоением наблюдая ее страх. Он буквально витает в воздухе. В отличие от меня, она может только представлять, что ждет ее в следующий момент. Развязываю один узелок на ситцевой ткани. Она съеживается в комок и втягивает голову в плечи. Пытаюсь нащупать пальцами ранку. Она издает глухой стон. Больно? Неужели? Под коркой из слипшихся от крови волос заметна ссадина величиной с монету. Кожа вокруг нее припухла. Прижимаю влажный бинт к ее макушке. И снова протяжный стон. Вот неженка, всего-то царапина!

Когда первая помощь оказана, плотно связываю края темного ситца. Процедура окончена! И только сейчас замечаю на шее цепочку. Тонкая витая нить едва видна на светлой коже. Словно рыбак, выуживаю из-за пазухи золотой кулон. Сердце размером с пятак украшено россыпью белых камней. Не могу совладать с желанием рассмотреть поближе. Нащупываю застежку, не обращая внимания на судорожные вздохи своей пленницы. Когда украшение оказывается у меня в руках, принимаюсь изучать его со всех сторон. Бижутерия? Не похоже…

Выпуклое сердце, испещренное тонкой сеточкой завитков. Изысканная работа! Это один из тех кулонов с секретом. Давно хотела иметь такой. Я бы поместила в него фотографии дочерей, чтобы они всегда были рядом со мной. Золотая подвеска подпрыгивает на ладони и распахивает створки. Внутри ее украшения тоже хранится фото. Мне нет необходимости напрягать зрение, чтобы в полумраке комнаты узнать на ней лицо Вадима. Это слишком очевидно! В безмолвной ярости отбрасываю в сторону гадкую игрушку. От резкого звука Аня вздрагивает.

Скрюченная в позе «эмбриона», она беспомощно сжимает кулачки. На фоне абсолютной тишины отчетливо слышно ее прерывистое дыхание. Наверняка, она тоже слышит мое? Любопытно, что она думает? Навряд ли у этой курицы хватит мозгов понять, кто ее мучитель. Скорее всего, она воображает себе бандитов, с татуировками на запястьях. Кто знает, что взбредет в голову этим типам? Как именно они намерены издеваться над ней?

Теперь мне известно, как пахнет страх. Теперь я чую его! Весь воздух в тесной комнате пропитан им насквозь. Он бежит по венам, проникает в мозг и разлетается на тысячи осколков. Чувство власти опьяняет. Оно сводит с ума! Словно кто-то вколол мне в кровь с десяток кубиков адреналина. Ведь я же могу сделать с ней все, что угодно. Почему бы, в самом деле, ни раздеть ее? Ни оставить лежать на голом полу? Не слишком ли я милосердна к виновнице всех своих бед? Наверняка, она хочет пить? Возможно, она голодна? Плевать!

Достаю из сумочки снотворное. Набираю шприц. Я взяла две упаковки, с запасом. Этого хватит, чтобы усыпить табун лошадей. «Не больше одной ампулы!», – звучат в голове наставления Андрея. Прозрачная жидкость на вид абсолютно безобидна. Но стоит превысить дозу… Беру в руки еще одну ампулу, затем еще одну, сжимаю их пальцами. Что мешает мне сделать это? Вогнать ей под кожу всю упаковку разом. Завершить начатое. Прямо здесь и сейчас! В голове сплошным текстом мелькают сообщения, бесстыдные, откровенные, переполненные страстью. Буквы смешиваются, расплываются! Я так сильно сжимаю кулаки, что даже не чувствую, как осколки треснувшей ампулы впиваются мне в руку.

Очнувшись, наскоро обтираю пораненную ладонь. Делаю укол ей в плечо, заставляя себя не видеть, не слышать ничего вокруг. Набрасываю старое тряпье поверх ее тела и вырываюсь наружу. Затворяю двери, глубоко дышу, чтобы прийти в себя. Трижды проверяю, закрыла ли замок. Дергаю двери, снова замок, опять двери… Одурманенный эмоциями мозг плохо соображает. Бегу сквозь высокую траву, точно спасаясь от погони. Не замечая, как цветущие кисточки пачкают одежду пыльцой, как хлещут по лицу. В голове одна мысль: «добраться до машины!».

Открываю двери, сажусь и сильно сжимаю веки. Сердце стучит в висках, дыхание больше похоже на всхлипы. Это не я! Только что, там, в домике была не я! Словно кто-то чужой завладел моим телом, моими мыслями. «Глубокий вдох через нос, задержка дыхания, выдох через рот», – мысленно повторяю, как заклинание. Спустя минуту отпускает. Достаю из сумочки носовой платок, чтобы промокнуть покрытый испариной лоб. Из маленького зеркальца на меня смотрят глаза собаки, загнанной в угол. «Нет, это не я! Зеркало врет!», – уговариваю я себя. К горлу подступает противный комок: «Тогда кто же я? Кто я такая?»…

Глава 30. Анечка

Сколько времени, какой сегодня день и какое сейчас время суток. Все эти факты остались где-то далеко за гранью моего понимания. Мне больше нет необходимости смотреть в календарь, боясь упустить что-то важное; строчить списки дел, чтобы все успеть; вставать с утра, пылая жгучей ненавистью к будильнику, который вырвал меня из сладкого сна. Из любимой кровати с теплым бельем.

Больше нет нужды идти на кухню, чтобы включить чайник, который подогреет воду, пока я чищу зубы. Когда я выйду из ванны, он, как боевой солдатик, щелкнет выключателем, оповещая о том, что кипяток для кофе готов. Я забыла вкус кофе! Вот бы еще разок почувствовать на языке его горечь.

Сейчас на моем языке, у меня во рту, кажется, поселилась целая колония бактерий. Тех самых, что разрушают зубную эмаль. И, вероятно, когда я выйду отсюда… Нет! Не так! Если я выйду отсюда, то от моих зубов ничего останется. Кажется, я не помню, как это, когда по твоей коже стекают теплые капли, смывая мыльную пену. В той другой жизни я постоянно принимала душ, не допуская даже намека на неприятный запах. Сейчас я воняю похлеще кучи дерьма!

Кстати, новость! Я обмочилась. Да, мой организм все же не железный. Хотя, признаться, я удивлена его способностями. Такое странное чувство, опорожнять мочевой пузырь, будучи полностью одетой. Когда теплая жидкость струится по ногам, образуя мокрую лужицу, это по-своему приятно. Пока она теплая, и пока длится ощущение высвобождения. Как будто спазм, скрутивший живот, наконец-то отпускает. Но очень быстро на смену сиюминутному блаженству приходит ощущение стыда и безысходности. Теперь штаны, трусы и все, что под ними, мокрое. И к черту стыд, я сейчас не в том положении, чтобы стесняться. Но как долго будет сохнуть одежда и как скоро моя чувствительная интимная зона покроется зудящими опрелостями. Чувствую себя младенцем, обмочившимся в пеленки. Только вот сменить их, увы, некому!

Удивительно, но даже в такой ситуации можно отыскать плюсы. Стоит только подумать о том, как же здорово, что я сходила по-большому накануне утром. Словно бы чувствовала… Сейчас мое, отнюдь не стабильное пищеварение, по всей видимости, и заблокировалось от стресса. В моем желудке пусто. Последний прием пищи был так давно. А что, если он и в самом деле был последним?

Посетитель, или точнее сказать, надзиратель, кажется, не намерен меня кормить и поить. Я изо всех сил мычала, когда он чем-то мокрым протирал мой израненный затылок. Но вовсе не от боли! Возможно, он принял мое мычание за намерение кричать и звать на помощь. А я всего лишь хотела пить. Хотя бы глоток чистой воды. Чтобы смочить рот и почувствовать себя живой.

Потом он вколол мне что-то, и я провалилась в черную дыру. Забылась тяжелым, глубоким сном. Впервые за долгое время я не видела сновидений. Кажется, прошла целая вечность. А может быть, всего лишь час. Кто знает? Сквозь эту тряпку на лице я ни черта не вижу. За то отлично слышу! По манере двигаться, ступать бесшумно, можно решить, что визитер был один. Он не сказал ни слова, не издал ни единого звука, ни даже шиканья. Я слышала только напряженное сопение и шорох целлофана.

Почему? Почему он молчит? Я так боялась физической боли, но теперь мне кажется, что лучше бы меня пытали. Ведь незнание хуже смерти!

Теперь я, пожалуй, понимаю, тетю Тоню, знаю, что она чувствовала, когда я однажды не вернулась домой после школы. Тетка металась по дому, Ленька испуганно плакал, и даже кот Виталий не находил себе места. А я тем временем гостила у подруги. За испытанием новых фломастеров мы не заметили, как наступил вечер. Идти домой одной было страшно. Потому мы решили дождаться утра и вместе отправиться в школу. В мой бестолковый детский разум, занятый созданием шедевра современной живописи, никак не могла вклиниться мысль о необходимости поставить в известность домашних.

Мы с Лидкой провели ревизию холодильника.

– Вот! – с гордостью продемонстрировала она манную кашу, застывшую холодным комком в алюминиевой кастрюле. На ее счастье, я была поклонницей молочных каш. Потому, вооружившись ложками, мы с голодухи умяли целую кастрюлю остывшей манки. Заели ее колбасой и вернулись к творческому процессу. С тех самых пор я стала поклонником этого странного во всех отношениях гастрономического дуэта: сладкая каша и колбаса.

Когда Лидкины родители вернулись домой, захмелевшие и довольные, мы уже мирно сопели в подушку, наблюдая десятый по счету сон.

– Лида! Это кто? – услышала я сквозь сон незнакомый женский голос.

– Это Нюра, моя подружка, – отчиталась Лидка.

– А ее родители знают, что она здесь спит? – сурово спросил мужской баритон.

Лидка не ответила, на что женский голос продолжил допрос:

– Ну а ты знаешь ее домашний телефон?

Лидка опять промолчала. Через пару мгновений я окончательно проснулась. Подруга трясла меня за плечи.

– Нюра, ты сказала своим родителям, что будешь ночевать у подружки? – обратилась ко мне женщина. Она была невероятно красивая, как самая настоящая кукла Барби. Обтянутая тонким трикотажем фигура, длинные каштановые волосы и выразительное лицо. А вот отец Лидки красотою не отличался. Рыхлый и грузный мужчина сурово смотрел исподлобья. Куцая прическа больше походила на парик, а под носом, вторя ей, топорщились в разные стороны старомодные усы.

Не получив внятного ответа, меня отправили домой, в сопровождении усатого мужчины. Он за ручку перевел меня через дорогу, уточнил номер дома и квартиры. А затем вручил озверевшей от ужаса тете Тоне. Та принялась кричать и звать милицию. Но Лидкин батя, словно не замечая ее криков, ушел также тихо, как и появился.

– Теть Тонь, ну, чего ты орешь? – я возмущенно топнула ногой, – Это Лидкин отчим. Он просто некрасивый, так бывает. За то мама у нее знаешь, какая красивая? Но Лидка вся в отца. Тот тоже был страшненький. Почему-то ее мама всегда женится на таких.

– Не женится, а замуж выходит, – рассеянно поправила тетя, пропуская меня в коридор. Я разулась, спокойно прошествовала в зал и скинула с плеч тяжелый рюкзак.

– Нюрка! – в ужасе прошептал Ленька, – Ты что дура?

– Сам ты дурак! – удивленно крикнула я.

До сих пор моя пятая точка помнит звук хлестких ударов мокрого полотенца. Теть Тоня никогда не била меня всерьез, а лишь пугала и грозилась. И только раз от теории перешла к практике. Правда, после экзекуции долго целовала и гладила раскрасневшуюся кожу и даже выдала внеурочный конфетный паек.

Эти погружения в детство что-то вроде спасательной палочки, вытягивающей меня наружу, из сумрака. Мне очень страшно! Так страшно, что сердце заходится каждый раз, когда я думаю о том, что меня ждет. Если я выберусь, если выживу… Что там, обычно обещают люди, прося Бога спасти их? Я брошу пить, курить и сквернословить. Я готова на все, лишь бы выжить! Знать бы только, что им нужно. Обычно похитители выдвигают требования. Их цель – нажива и шантаж. Какая цель у моего мучителя? Ведь должна же быть во всем этом хоть какая-то цель? Теперь я еще сильнее утвердилась в мысли, что похитивший меня человек – психопат. И от него можно ждать чего угодно. Сейчас он обрабатывает мне раны, а завтра заколет ножом.

Хотя к чему такие сложности? Если он не даст мне воды, я просто умру от жажды. И не потребуется марать руки! Кстати о руках, которые нещадно болят. Мои безуспешные попытки выпутаться привели к тому, что веревка растерла кожу. За то я научилась менять позу. В моем случае это серьезное достижение! Незначительная длина веревки, удерживающей меня на «крючке», позволяет, однако перекатываться на другой бок. Что я и делаю. Осторожно, стараясь не навредить себе еще больше. Я приподнимаю свое тело на локтях и, минуя выпирающий над полом кусок металла, переваливаюсь на другой бок. Лежать так долго не получается, там нет подстилки и даже сквозь одежду я ощущаю холодную металлическую поверхность.

Сколько себя помню, спина всегда была моим слабым местом. Еще в раннем детстве у меня обнаружили сильный сколиоз. Банальный диагноз, которому теть Тоня не придала значения. Тем временем коварный недуг скрючивал мою спину, смещал позвоночные диски. Я стала быстро уставать. Не могла подолгу гулять: уже спустя полчаса ходьбы ноги начинало ломить. Тетя забила тревогу и повезла меня в соседний город, возлагая надежды на некую целительницу.

Когда я увидела эту древнюю бабулю, со сморщенным, как высушенный на солнце абрикос, лицом, то пала духом. Я не могла взять в толк, как моя тетка могла возложить свои надежды на бабку, которая и сама-то еле на ногах держалась. «Сейчас будет поливать святой водой, и читать молитвы», – решила я. И бабуля действительно прочла молитву и окропила меня водой из трехлитровой банки. Затем приказала лечь на пол, на живот. Она присела на стульчик рядом и принялась ощупывать мой позвоночник. Крючковатые и слабые на вид пальцы оказались на редкость сильными. Казалось, она проткнет меня насквозь и коснется клетчатого одеяла, на котором я лежала.

– Я сосчитаю до трех, и ты должна резко выпустить из себя весь воздух, – проинструктировала меня целительница и встала со стула.

«Любопытно», – подумала я и приготовилась к действу. Женщина поместила меня между ног, вернее, себя надо мной. Нагнулась и снова взялась ощупывать мою спину. Она двигалась удивительно ловко и проворно. Я даже не могла представить, сколько ей лет. Возможно, семьдесят, а может, и все девяносто. Казалось, что в этой изношенной временем оболочке живет совсем другой человек – молодой и полный сил.

– Раз, два, три, – громко произнесла бабуля и в моем позвоночнике что-то хрустнуло. Я ойкнула, хватая ртом воздух. Она сместила руки ниже, и снова прокричала мне в самое ухо:

– Раз, два, три, – и опять со всей силы навалилась на мой скелет. Мне почудилось, что на меня разом село с десяток пузатых мужчин. Позвоночник жалобно хрустел. Судя по звукам, там что-то ломалось. И на пятой попытке я уже сомневалась, что вообще смогу встать с пола. Однако же встала! И даже пошла. Но возвращаться к этому извергу в шкуре старушки наотрез отказалась. Вся спина ныла, ноги гудели, будто я прошла этот путь пешком.

Не помню, как, но тетя Тоня уболтала меня! И уже спустя месяц мы снова сидели в коридоре старой хрущевки. Я нервно притопывала, косясь в сторону двери. Там, за мутным стеклом, кто-то стонал и охал. Я морщилась, жалея, что позволила себя уговорить. В этот момент входная дверь открылась и на пороге возникла инвалидная коляска. В ней сидел худенький паренек. Его ноги были прикрыты серым пледом.

– Будете за девочкой, – сказала старушкина «секретарша». И колясочник устроился аккурат напротив меня. Он не выглядел беспомощным. Наоборот! Он улыбался…

– Вы который раз? – спросил он. Его голос звучал так звонко и просто, что не верилось, будто он может принадлежать человеку, лишенному возможности ходить. Клетчатая рубашка с длинным рукавом, красивые густые волосы и живые, искрящиеся глаза.

– Второй, – промямлила я и опустила взгляд.

– Не бойтесь! – сказал юноша. – Я тоже сначала боялся, потом прошло.

– Мы приезжаем седьмой раз. Ванечка уже встает с моей помощью. Еще год назад я бы не поверила, – принялась делиться женщина, которая, судя по всему, приходилась ему матерью.

Глядя на него, я устыдилась собственной трусости. Слушая вполуха откровения его матери, я смотрела на его ноги, прикрытые серым пледом. Я не могла заставить себя отвести глаза! Наоборот, мне безумно хотелось сдернуть с него этот плед, и разоблачить его обман. В моей голове никак не вязался облик жизнерадостного юноши, который сидел напротив с инвалидной коляской, пленником которой он являлся. Я подняла глаза, чтобы еще разок посмотреть на его румяное с мороза лицо. И наткнулась на его взгляд.

– Извини, – отчего-то смутилась я своего любопытства.

– Ничего страшного, – ответил он и улыбнулся мне в ответ. И я тогда представила, как мы могли бы встретиться с ним спустя много лет. Где-нибудь в парке. И узнать друг в друге случайных знакомых. Как могли бы гулять, предаваясь воспоминаниям. И он бы смело вышагивал на своих здоровых ногах, а я семенила бы следом. Он наверняка был бы выше меня, и я не поспевала бы за его широким шагом.

Моя спина, кстати, спустя десять сеансов, перестала мучить непрерывными болями. Ноги уже не так уставали. И отныне я ходила пешком не только до школы и обратно. Теперь обязательной ежевечерней процедурой стала гимнастика. Однажды, оставшись на ночь у одного из своих бывших, я устроилась на ковре посреди комнаты.

Макс с интересом наблюдал за мной с дивана.

– Йога что ли? – спросил он, лениво потягиваясь.

– Гимнастика для спины, – уточнила я, – но что-то сродни йоге.

– Так ты у меня гимнастка? – он уложил подбородок на подлокотник и уставился на меня.

– Не смотри так, я стесняюсь, – улыбнулась я, усаживаясь в позу лотоса.

– Не смотрю, – он притворно прикрыл глаза ладонью, но тут же растопырил пальцы.

– Ну, Макс! – фыркнула я.

С Максимом мы общались около года. Наши отношения как-то сами собой перешли в горизонтальное «русло». Но дальше секса дело не двигалось. «Зачем портить хороший секс плохим супружеством», – говорил Макс, и я не спорила.

Пользуясь ситуацией, я решила впечатлить его и продемонстрировать растяжку. Я легла на бок, оперлась локтем о коврик и, помогая себе рукой, задрала вверх левую ногу.

– Ух ты, – посерьезнел Максим, сползая с дивана на пол, – а можно я тоже займусь гимнастикой?

– Макс, – одернула я, понимая, к чему он клонит, – мне правда нужно разминать спину.

– Ну, мы сейчас разомнем, – он подполз ко мне, поймал за ногу и в два счета оказался сверху.

Максим был хорош в постели. Он был стремителен, порывист и непредсказуем. Но даже его быстрый, спонтанный секс значительно уступал чувственным ласкам Вадима. «Вадим…», – размышляю я, – «да уж, сейчас я представляю собой жалкое зрелище». Неужели еще вчера меня заботила мысль, в каком виде я предстану перед ним? Сейчас мне плевать! Уже плевать. Когда… Ах, простите, если! Отныне все в моей жизни начинается словом «если». Так вот. Если я когда-нибудь снова увижу Вадима, едва ли меня будет волновать тот факт, что мои джинсы воняют мочой.

Моя спина, лишенная движения, кажется скованной железным корсетом. Я ощущаю каждый мускул, каждый хрящик. Еще немного и позвоночник рассыплется на части. И все же, мне удается выпрямить ноги и руки, пошевелить пальцами, размять суставы. Я даже пыталась сесть. Но над этим стоит еще поработать. Если я сяду, если смогу принять вертикальное положение, то, возможно, получится сдернуть с лица эту тряпку. Что это даст? По крайней мере, я увижу, где нахожусь. Смогу оценить свои силы, смогу посмотреть в лицо тому, кто запер меня в этой ловушке!

Глава 31. Рита

Этой ночью Зойке снился кошмар. Она истошно кричала. Но мой принудительный сон никак не хотел выпускать из цепких объятий. Я вырвалась, бросилась к Зойкиной спальне. Щелкнул выключатель, и я увидела дочку на кровати. Она сидела, подтянув колени к груди, укрывшись по самые уши и испуганно выпучив глаза.

– Ма, мам, – запинаясь, выдавила Зойка. – Где мой Кеша?

Я растерянно стала искать плюшевого зайца повсюду. Заглядывала под кровать, шарила руками под одеялом, оглядывалась, пытаясь спросонья опознать очертания серых ушей. Игрушка исчезла. И тут я догадалась обойти кровать со всех сторон. Заяц обнаружился в зазоре между стеной и спинкой. Этакий камикадзе-неудачник, он лежал на полу, с распростертыми в стороны лапами. Чтобы достать его, пришлось изрядно попотеть.

Я вручила Зойке игрушку, и улеглась рядом с нею на кровати, прижав к себе одетое в пижаму тельце дочери.

– Ма, а давай посмотрим в соннике, к чему снится красная тряпка?

– Тряпка? – переспросила я. – А как она тебе снилась?

Детская комната, освещаемая розоватыми отблесками причудливой лампы, казалась похожей на домик сказочной феи. На стенах вырисовывались остроконечные звезды, с потолка свисали круглые, какчерешня, светильники, на окне чуть шевелимые ночным сквозняком, тихо шуршали занавески.

– Лежачей, – промычала дочка.

– Это как? – озадачилась я.

– Ну, она разлеглась на всю дорогу, и на нее нельзя было ступить ногой, – объяснила Зойка.

– А почему нельзя?

– Не знаю, – пожала плечами дочка, накручивая на палец длинное плюшевое ухо вновь обретенного друга.

– А обойти? – пыталась я разузнать детали.

– Неа, – покачала головой Зойка.

– Почему?

– Ну нельзя и все!

– Она кусалась что ли? – предположила я.

– Ма, ну ты как скажешь! – Зойка повернулась на спину, – Это же тряпка! Так не бывает.

– Во сне всякое бывает, – кивнула я, – и даже коровы летают.

Дочка уткнулась носом в мое плечо и буквально через пару минут я услышала ее тихое сопение. Чтобы заснуть, ей хватало каких-то мгновений. Руки обмякли, волосы сползли на лицо, сомкнутые веки подрагивали. «Смотрит очередной сон», – догадалась я, и осторожно убрала со щеки мягкие податливые пряди.

Зоя встрепенулась, подняла отяжелевшую голову с подушки и, удостоверившись, что я рядом, сонно промычала:

– Все будет хорошо, ма?

– Конечно, Зайка! – ответила я и пригладила ладонью мягкие, как шелк, волосики.

Дочка поверила на слово, и снова погрузилась в сон. Я аккуратно высвободила свою руку, прикрыла двери детской, оставив включенным ночник, и отправилась в ванную. Закрыв дверь, я прильнула к зеркалу. Оттуда на меня смотрело чье-то незнакомое потерянное лицо. В отличие от Зойкиного сна, что забудется к утру, мой кошмар только начинался. К горлу подкатил ком, и глаза наполнились слезами. Они стекали по щекам тяжелыми ручьями, струились вниз, промачивая ворот рубашки. Я не сдерживала их, не вытирала полотенцем. И когда, наконец-то, поток иссяк, вместе с ним вышла наружу вся накопившаяся злость. Я вдруг ощутила такую опустошенность! Словно бездонный кувшин, давший трещину, я стояла, опустив руки вдоль тела.

«Что я наделала», – мысленно обратилась я к самой себе. И, не получив ответа, ушла обратно в спальню. Я забралась под одеяло и долго не могла уснуть. Даже снотворное было бессильно утихомирить мой разыгравшийся душевный плач. Я закрыла глаза и заставила себя не открывать их. Сон подкрался незаметно и поволок меня вслед за собой. Туда, где поперек дороги лежала, пропитанная засохшей кровью красная тряпка, переступать через которую было равносильно смерти.

«Утро вечера мудренее», – сегодня сработало как нельзя лучше. Невозможно повернуть время вспять. Я хотела быть хозяйкой ситуации? Я ею стала! Но не такой же ценой… А с жизнью не торгуются. Я смотрю на ее телефон, на экране которого сигнальным маячком мерцают оповещения. С десяток пропущенных звонков и целых пять новых сообщений. Перед тем, как прочесть их, я выкуриваю сигарету и гадаю, что же он написал. «Вадик, будь благоразумнее», – взываю я к мужу, – «во многом от тебя сейчас зависит судьба твоей Анечки».

Не откладывая в долгий ящик, приступаю к изучению манускриптов. Стоит прочесть первый, как перед глазами возникает лицо мужа. Он негодующе смотрит на меня. Сведенные на переносице брови отчетливо демонстрируют степень его возмущения. Глаза сосредоточенно высматривают следы эмоций на моем лице. Губы сжаты в суровой ухмылке.

«Аня, в чем дело? Возьми трубку, давай поговорим по-человечески», – вопрошает он. Надо же, по-человечески! «Поговорить, увы, не получится», – мысленно отвечаю я, – «у Ани заклеен рот».

Второе сообщение пропитано гневом: «Ань, какого черта происходит? Ты меня разыгрываешь? Это не смешная шутка!», – читаю я, и на ум приходит догадка. Видимо она практикует подобные розыгрыши. Стоит взять на заметку.

«Ты думаешь, я тебя не найду? Ошибаешься!», – гласит третье смс. «Это ты ошибаешься, милый, не найдешь, при всем желании», – думаю я.

С каждым новым сообщением его эмоции сходят на нет: «Ань, дождись меня, пожалуйста. Не уезжай вот так». «Я постараюсь вырваться пораньше, надеюсь застать тебя дома», – завершает он свой текстовый посыл, и я с облегчением выдыхаю: «Надейся и жди, Вадик! Терпения тебе не занимать».

Я смотрю в одну точку, пытаюсь собрать мысли в кучу. Отвечать? Или играть в молчанку? Выкуриваю еще одну сигарету и отправляюсь в путь, решив оставить его в неведении. Пускай думает, что он ей безразличен. Пускай почувствует, каково это, когда тебя игнорируют. Когда твои чувства не берут в расчет.

Уже привычной дорогой я следую в сторону поросших густым бурьяном плодовых садов. Я взяла за правило бросать машину поодаль от главной дачной тропы и пробираться к домику обходными путями. Рискуя угодить в овраг, или наступить на гадюку. Но мелькать перед глазами соседей куда опаснее.

Так странно, но мне совсем не жаль ее! Не стыдно и не боязно. Я, кажется, утратила способность сострадать. И жажда мести подмяла под себя остальные эмоции. Мне хочется лишь одного: чтобы он страдал. Страдал так же, как и я. Страдал еще сильнее. Чтобы ему было больно. Пускай он на собственной шкуре почувствует боль потери, тяжесть предательства близкого человека. Хотя… Насколько она близка ему? Способна ли ее утрата нанести вред его неугомонной жажде новизны. Способна ли навсегда отвратить его от других женщин? Все это мне только предстоит узнать.

На ум приходит эпизод из детства. Там, где сейчас стройными рядами высится сорняк, прежде была дача наших соседей. И каждые выходные в месяцы летних каникул над остроконечным дощатым забором мелькали белокурые хвостики Соньки, моей летней подруги. Вместе мы коротали время, пока родители были заняты урожаем. Мы гуляли, изучая ассортимент соседских грядок, рвали спелую ягоду с кустарника, что рос за оградкой, воровали чужие яблоки, наперегонки спешили к ручью, чтобы умыться его холодной бодрящей водой.

Вдоль длинного забора на смежной улице стояли в ряд кукурузные великаны. Уже заметные молодые початки украшали кисточки разноцветных волос. Мы с Софьей вооружались привезенными из дома резиночками, ножницами, бантиками, и принимались колдовать над посадками. Что желаете, мадам кукуруза? Паж, каре, лесенку, или каскад? Мы заплетали косички, хвостики, делали прически по последнему слову моды. И крепкие початки в обрамлении радужных кудрей, становились похожими на изящных дам, прятавших личики в воротниках зеленых листьев. Представляю, каково было удивление хозяев участка, нашедших свой урожай «в образе».

Однажды с собой на дачу Софья привезла плюшевого утенка. Она не выпускала из рук любимца, расставаясь с ним только в моменты поглощения ягод. Дабы не испачкать, она сажала игрушку на стульчик, демонстративно поправляла синюю бабочку, одергивала тельняшку на пузатом теле и строго наказывала питомцу не покидать свой пост. Я никогда не завидовала подругам, ведь родители могли утолить любой мой каприз. Однако, в тот раз новобранец в наших рядах был воспринят мною в штыки. Отныне я была на вторых ролях, а подруга вскоре и вовсе перестала во мне нуждаться, разгуливая по двору с утенком под мышкой.

В один прекрасный момент мое терпение лопнуло! Я дождалась, пока Софья отправится в огород и выкрала игрушку. Когда утенок оказался в моих руках, я ощутила себя всемогущей. Будто самый отчаянный злодей, я наслаждалась своим коварством. Я казалась себе бескомпромиссной и жестокой. Как Круэлла из сказки про пятнистых щенков, которую так любит Зойка. Сначала мне до одури захотелось забрать утенка в город и держать взаперти. Написать полное угроз письмо с требованием выкупа. Однако я сунула похищенного меж трухлявых бревен. И пока подруга с видом бездомной собаки рыскала по двору в поисках любимой игрушки, я злорадно усмехалась в ладошку. Меня хватило ненадолго! И вскоре я великодушно сжалилась и подбросила утенка в ящик старого комода соседской дачи.

Посидев взаперти, белоснежная птичка стала серой от пыли, собрала клювом всю паутину в сарае, и пропахла машинным маслом. Ошалелая от счастья, Софья не могла понять, как ее пернатый друг оказался в ящике. Ее мать пеняла на девичью память, а отец отругал за безответственность. Глядя со стороны, как подруга сквозь слезы отстирывает пыль с мохнатой шерстки, я ликовала. «По заслугам», – думала я, надеясь, что теперь все станет как прежде. Но Софья все также таскала под мышкой утенка, которого, после таинственного исчезновения, полюбила еще сильнее.

Проводить аналогию было бы глупо. Но что, если все мои манипуляции приведут к тому, что Вадим еще сильнее вцепится в нее? Потеряв ее, он обнаружит в себе зачатки настоящих чувств? Что, если он откажется мириться с потерей, и все-таки бросит меня?

Стараясь гнать подальше эти мысли, я паркую машину в зарослях дорожки, ведущей к роднику. По ней мало кто ездит, в плохую погоду здесь легко увязнуть по самое пузо. Поэтому все предпочитают ходить в лесную чащу пешком, по узкой тропинке, что петляет меж сосен.

В домике тихо. Она уже не пытается притворяться, реагируя на мой приход слабым мычанием. Я оглядываю свою пленницу. Под ворохом старых одеял с трудом можно опознать чье-то тело. Ее выдает только легкое шевеление. Я не боюсь обнаружить ее мертвой. Гораздо сильнее я опасаюсь однажды отворив двери родительской дачи, совсем не найти ее. Узнать, что она сбежала! Поэтому приоритетной задачей является контроль веревок, что держат ее на месте. А также дозировки снотворного, которую важно не превышать, но и не снижать. Она должна спать. Как та самая красавица, обреченная на вечный сон. Но, в отличие от сказочного сюжета, принц не доберется сюда.

Я откидываю край одеяла и проверяю целостность веревок. На джинсах заметно влажное пятно. При виде этой картины, меня раздирают на части сомнения. С одной стороны хочется избавить ее от мучений, снять веревки и отпустить на свободу. Но с другой…

Существует девушка Аня, которую мне по-настоящему жаль, которая искренне мне симпатична. Она волею случая угодила в капкан, оказалась жертвой обстоятельств. Возможно, в том нет ее вины! Но есть и другая сторона медали. Есть любовница моего мужа, девушка вдвое младше, что под шумок вторглась на чужую территорию, словно вредитель. Тот самый, что вцепляется в нежную плоть растения и высасывает его жизненные соки на протяжении долгого времени. Пока оно не иссохнет окончательно. Она мечтала остаться безнаказанной, думала, что постепенно, шаг за шагом займет мое место. Не тут-то было!

Я отлепляю кусочек скотча и сразу же подношу к ее губам воду. Она, словно телок к соске, припадает к ней ртом и выхлебывает разом, чуть ли не всю бутылку. На сегодня хватит! Покормить? Нет уж! Пусть поголодает. Чем меньше у нее сил, тем меньше риска. Возвращаю на место скотч и завязываю края простыни в несколько плотных узлов. Еще раз все проверив, обращаю свой взор на свернутое в рулик стеганое одеяло, купленное накануне. Перевожу взгляд на ту старую пропахшую сыростью тряпку, под которой свернулась калачиком моя пленница. «Рита!», – с укоризной обращаюсь к самой себе, – «Где твое гостеприимство? Предложи гостье чистую постель».

Повинуясь внезапному порыву, я подкладываю ей под голову новую подушку и накрываю свежим одеялом. Затем наскоро делаю укол. Не стоит давать волю чувствам. Не то, чего доброго возникнет желание ослабить веревки. Интересно, о чем она думает? Догадывается ли, что происходит на самом деле? Меня разбирает любопытство. Но узнать об этом невозможно. Мне остается лишь надеяться, что эта стерва не настолько сообразительна и не сможет докопаться до правды. На всем протяжении своих злоключений она была без сознания. А сейчас я слишком осторожна, чтобы себя разоблачить. Скорее всего, она думает, что ее похитили с целью выкупа. На большее ей просто не хватит ума! Тем временем я уже сочинила правдоподобную историю, осталось доработать детали.

Я трижды проверяю, закрыла ли замок, дергаю двери. Замок, опять двери… То же самое я обычно проделываю и дома. Вспоминаю признаки маниакально-депрессивного расстройства. Не знаю насчет депрессии, но мания на лицо! В моей голове уйма подобных пунктиков. Понятия не имею, откуда они берутся. Мне всегда была свойственна тревожность. Выйдя из дома, я принималась лихорадочно вспоминать, выключила ли утюг, перекрыла ил газ под кастрюлей с супом. Я постоянно беспокоюсь о чем-то. И моя тревожность приобрела маниакальные черты с появлением в жизни детей. Я сходила с ума, каждые пять минут, проверяя их подгузник, нащупывая во сне дыхание, и теряла остатки разума, стоило им заболеть. Вадим поддерживал меня, как мог, взял на себя все бытовые проблемы, нанял кухарку и подключил Артема. Он подсовывал мне книги, советующие перестать беспокоиться и начать жить, чем жутко бесил меня.

– Ты считаешь меня сумасшедшей? – с обидой в голосе восклицала я.

В ответ он обнимал меня, ласково гладил мои волосы и шептал ухо:

– Глупышка, моя глупышка!

Любовь прощает все. Она превращает недостатки в милые сердцу странности. И забрызганное зеркало в ванной, и усыпанный крошками пол на кухне, и даже чашка, приспособленная под пепельницу не вызывают желание убить кого-нибудь. Ты просто идешь и молча моешь, подметаешь и соскабливаешь с плиты остатки кулинарных шедевров. Ведь он хотел впечатлить тебя, он старался. Что первично? Ты влюбляешься в человека и потому принимаешь его со всеми недостатками. Или же недостатки превращаются в достоинства в глазах влюбленного? Первична любовь! Ведь стоит разлюбить, как все, на что прежде закрывались глаза, выходит на первый план. И даже манера прихлебывать чай может вывести из себя.

Я сажусь в машину и в который раз спрашиваю себя: я все еще люблю его? Сию же секунду срабатывает мышечная память, и я инстинктивно сжимаю его руку. Но в ладони ничего нет. Пустота… Я смотрю в зеркало на свое утомленное бесконечными размышлениями лицо. Я люблю его как прежде! Без доли сомнения, это так. И все что я делаю сейчас, все это лишь ради нас. Ради нашего будущего, ради наших детей. Ради того, чтобы не утратить все, что так долго, так старательно годами мы создавали вместе.

Глава 32. Анечка

Я буквально сравнялась с полом, мои руки вросли в металлический стержень, что торчит у меня за спиной. Кажется, мое тело утратило все чувства. Остались только слух и обоняние. Я настолько научилась распознавать звуки вокруг, что слышу малейший шорох. Где-то под полом живет мышь. Она топочет лапками, пробегая из одного конца в другой, и замирает там, в дальнем углу комнаты. Как бы хотелось мне превратиться в мышку, чтобы прогрызть себе путь наружу.

Где-то на заднем плане слышится птичий крик. Среди других похожих, этот я ощущаю особенно остро. Как будто силясь понять ее пернатый язык, я каждый раз напрягаюсь, вслушиваюсь в птичий щебет, изучаю тональность. Что она хочет сказать мне? Возможно, предупреждает? Быть может, она знает способ выбраться отсюда? Но я, увы, не понимаю. Одно я знаю точно: если я умру здесь, то этот щебет будет последним, что я услышу в своей жизни.

Сегодня в моей темнице появился новый звук. Кроме мышки, здесь поселилась муха. Я научилась различать, в какой части комнаты она обосновалась в данный момент. Иногда она садится на меня, наверное, желая проверить, жива я еще, или нет. Но я не чувствую ее прикосновений. Судя по громогласному жужжанию, она представляется большой и жирной, с круглыми зеркальными глазами и множеством мелких стрекочущих крылышек. Как в любимом детском стихотворении.

Муха, Муха – Цокотуха,

Позолоченное брюхо!

Муха по полю пошла,

Муха денежку нашла.

Пошла Муха на база,

И купила самовар:

«Приходите, тараканы,

Я вас чаем угощу!»

Нынче Муха-Цокотуха

Именинница!

Интересно, что в фильмах люди всегда изображают монстров, пришельцев и прочих пугающих существ, срисовывая их с насекомых. Не считая, конечно, крокодилов-людоедов, бобров-зомби, акул величиной с Титаник и прочей чепухи. А между тем, самым жутким монстром является сам человек. Он способен творить такие вещи, что даже и не снились акулам! Вероятно, главным достоинством и преимуществом двуногих существ является разум. Однако он же есть и оружие.

«Именинница», – эхом звучит в голове. Она уже не так сильно болит. Мне становится легче, но это отчасти пугает. Вместо желания бороться, меня одолевает слабость. Видимо, причина тому не столько травма, сколько вещество, что течет по венам. Оно перемешалось с кровью, я чувствую его под кожей, оно поступает в мозг и отупляет меня, подавляет и лишает способности трезво мыслить. Я так устала! Как будто все это время меня гнали по пустыне. Хотя, я лежу почти без движения.

Но я запрещаю себе сдаваться! Мой организм противится, но я заставляю его трудиться. Снова и снова я напрягаю ослабевшие конечности и перекатываюсь на другой бок, выпрямляю ноги, поднимаю их, ощущая собственный пресс. Мне удалось сесть. Если можно так сказать. Я сильно ограничена в возможностях. Мои предплечья стянуты веревками, что не позволяет выпрямиться до конца. Поэтому, пытаясь сесть, я заваливаюсь на спину. Мне тяжело удерживать равновесие. Но все-таки, я смогла! Правда, это ничего не дало. Все попытки подцепить коленями проклятый мешок выглядели смешно. Это невозможно в принципе! Узлы, которые я чувствую кожей, надежно фиксируют его на моей голове.

В результате этой сомнительной гимнастики я запыхалась и вспотела, выдохлась и, упав на спину, больно ударилась о металлический крюк. Но временное отчаяние сменило озарением! Я изогнулась, поймала пальцами свои кеды и, подцепив пятку, стянула один из них. Тот звонко шлепнулся на пол. За ним последовал носок, и вот уже одна моя ступня ощутила «дыхание свободы». Я пошевелила пальцами, наслаждаясь такой маленькой, но все-таки победой. Дело за малым! Избавиться от веревок на ногах и тогда, освобожденные от пут, мои ступни возьмут на себя роль щупалец. Как называл их Вадим в моем сне…

План идеальный. Но веревки намертво завязаны, спутаны, стянуты узлами. Каждый раз я нащупываю новый узел, надеясь, что он последний. Кажется, у этой веревки нет конца! Но я не унываю! Я держусь за эту идею, как за последний глоток свежего воздуха. Я двигаюсь вперед, пускай и мелкими шажками. Но я двигаюсь. По крайней мере, это лучше, чем лежать вот так, пребывая в заложницах у собственного тела.

Недавно вдалеке мне послышались голоса. И я что есть сил начала мычать! В итоге горло осипло, а все старания были напрасны. Никто не пришел мне на помощь. Только птица продолжала монотонно чирикать. «Исчезни! Исчезни!», – мерещилось мне в ее щебете. Мои волосы растрепались, и щекочут лицо. Кажется, что по коже ползают тысячи мелких муравьев. Возможно, так оно и есть. «Интересно», – думаю я, – «если они заползут внутрь, то съедят меня заживо?». Как показывают в фильмах про дикую природу, где муравьи уничтожают все на своем пути. Один муравей сам по себе ничего не стоит, но, когда их целая колония, берегись все живое.

Иногда страх парализует меня. И думаю, что это и есть конец. Вот такой, бесславный и жалкий конец. Я умру в неведении, даже не узнав, чем заслужила такую участь. В другой раз я становлюсь бесстрашной. «Это всего лишь квест», – думаю я, – «и я непременно найду разгадку». Она совсем близко, нужно только подождать, и ответ сам себя обнаружит. Я принимаюсь распутывать клубок. Но размышления возвращают меня обратно, к отправной точке, где все начинается с нуля. После удушливой волной накатывает отчаяние. Тогда я начинаю плакать, вспоминая дом, родных, Вадима…

В такой неподходящий момент в моей голове возникают странные ассоциации. Так, например, я вспоминаю, как однажды мы затеяли игру в «принуждение». Для меня это была игра вслепую. Вадим завязал мои глаза своим шарфом, а руки стянул за спиной ремнем от брюк.

– Лучше спереди, – заупрямилась я.

– Я сам знаю, как лучше, – отрезал он и усадил меня на диван.

Минут пять я сидела в полной тишине, затаив дыхание, улавливая только легкие колебания воздуха.

– Вадим? – прошептала я, не представляя, что он задумал.

В ответ тишина. Я расслабилась, ожидая, что будет. Как вдруг почувствовала на своем плече его ладонь. В полном молчании он спустил бретели кружевной сорочки. Под ней не было белья. Теплые ладони скользили по коже, повторяя каждую выпуклость на теле. Они проследовали вниз, коснулись обнаженной груди. Потом он убрал руки. Я потянулась навстречу.

Где-то сбоку звякнула посуда. Мне почудилось, что сейчас он будет использовать мое тело в качестве холста. Но тут моей руки коснулось что-то холодное. Я вздрогнула и глубоко вздохнула. «Лед», – догадалась я, чувствуя, как он двигается вниз, оставляя на коже влажную дорожку. Ледышка добралась до груди, очертила соски, каждый по очереди. Я сглотнула, представляя, как они твердеют под действием холода. И тут на груди я ощутила тепло его рта. На контрасте с ледяной прохладой его губы казались обжигающе горячими.

Я глубоко задышала, откинула голову назад, и чуть шершавый язык коснулся выемки на шее. Он снова отстранился. Он дразнил меня, наблюдал, как жадно я втягиваю ртом воздух, как принюхиваюсь, словно охотничий пес, как нервно облизываю губы. Вадим подтянул меня к краю дивана, заставил откинуться на спину. Я почувствовала прохладу на своем бедре и поняла, что он намерен продолжать температурные эксперименты. Льдинка скользила по ноге, двигаясь вверх, становясь все ближе и ближе к цели. В том месте я уже пылала от желания, но, когда ее ледяной край коснулся нежной плоти, испуганно дернулась. Охладив мой «пыл», он прильнул губами к самому чувствительному уголку моего тела, и я в изнеможении застонала.

Эта игра продолжалась не долго. Вадим был возбужден сильнее моего. И я почувствовала это! Я покорно открыла рот и принялась ласкать его без помощи рук. Они все еще были связаны у меня за спиной. Инстинктивно сжимая ладони, я изгибала шею, стараясь доставить ему удовольствие. Вадим застонал, он схватил меня за волосы и бросил на диван. Я все еще не могла видеть его, не знала, чем продолжится игра. В следующий момент я почувствовала его сильные руки. Он перевернул меня на живот и вошел…

От наслаждения я закусила край подушки. В тот момент мне захотелось быть лишенной всех чувств, и оставить лишь одно. Сконцентрироваться на ощущениях своего тела, на том, как отзывается во мне каждое его движение. Вадим почувствовал это и зажал мой рот ладонью. Я напряглась и ощутила его силу внутри себя. Мне хотелось стонать, но я не могла. Хотелось вцепиться руками в его бедра, но я не могла! Хотелось видеть его затуманенные желанием глаза, но я не могла. И это сводило с ума!

Одна его ладонь плотно запечатала мой рот, второй рукой он обхватил мои плечи и приподнял над диваном. Я расплавилась и покинула на миг свою земную оболочку. Он кончил очень быстро. Так бывало всегда, после долгого перерыва. И это убеждало меня в том, что он давно не спит с женой.

Он всегда кончал молча. Лишь только рычал так громко, как зверь, сорвавшийся с цепи. Сначала ускорялся, а после издавал низкий, животный рев. Так, что казалось, еще секунда, и он перегрызет мне горло. Тогда я ощутила свою беспомощность иначе. Я доверилась ему, я знала, что он не причинит мне боли. Я была в безопасности. После он любил меня снова, но уже свободную…

Я часто думаю, что наше тело – это всего лишь оболочка. В этом мире есть свой дресс-код. И, заступая на новую должность, ты получаешь свой костюм. Ты в ответе за него, ведь в конце пути тебе придется сдать одежду под роспись. Кто-то умудряется сохранить костюмчик в целости и сохранности. Другие изнашивают свой до дыр, третьи вовсе расстаются с новым, едва успев примерить его. Меня спецовка полностью устраивает, поэтому я берегу ее: регулярно чищу, штопаю и защищаю от воздействия солнечных лучей. Однако я не уверена, способно ли мое тело выдержать подобные испытания? У каждого есть свой лимит, превысив который, он сильно рискует.

Я научилась считать в уме время. И поняла, что просыпаюсь каждый раз чуть раньше прихода своего палача. Он появлялся уже трижды, а значит, сегодня понедельник. Это хорошо! На работе меня обязательно хватятся. Сегодня выходит Машка. Маргарита Петровна, хозяйка отдела косметики начнет звонить. Мой телефон не ответит. Что они подумают? Что я заболела? Но почему не сообщила? Это так на меня не похоже. Машка непременно пойдет ко мне домой. И наткнется на запертую дверь. Что дальше? А дальше тупик. Конечно, она заподозрит неладное, возможно, заявит в милицию о пропаже человека. Но, как водится, меня начнут искать по прошествии трех суток. Да и начнут ли? К тому времени я… «Нет», – останавливаю я себя, – «даже не смей думать об этом!».

Вадим? Когда он должен вернуться из своей поездки? Завтра, послезавтра? Я не помню! А вдруг он задержится? Такое бывало и раньше. Он мог приехать с опозданием на пару-тройку дней. Но он вернется, и не найдет меня. Он не поверит, что я могла исчезнуть, просто так, не предупредив. Даже если я уехала к родне, то не могла не сообщить ему о своих планах. Он будет искать меня, обязательно будет! Он поймет, он не бросит меня. Если только уже не бросил…

«Ты мой стимул», – произнес он на прощание. Я пытаюсь оживить в памяти его последний поцелуй. Ту нежность, с которой он держал мои руки, касался губ. Нет, невероятно представить, что он так просто мог отказаться от меня. Мы одно целое, когда он рядом! И мне порою сложно понять, где заканчиваюсь я и начинается он. Вероятно, в момент прощания. Там, где размыкаются наши объятия. Где я отпускаю его руку, теряю из виду. В момент, когда он уходит к своей семье. Туда, где его дети, в другую жизнь, где мне не место. Но в то же время его сердце всегда со мной. Даже когда он уходит, то оставляет мне частичку его, чтобы вернуться назад.

В замке шевелится ключ. Психопат пришел с проверкой. Я больше не боюсь его, не вздрагиваю каждый раз, услышав посторонние звуки. Вчера он напоил меня водой. Большое дело! Правда, я так увлеклась, что не успела произнести и слова, как мой рот оказался заклеен. Возможно, сегодня смогу.

Следы своих манипуляций я скрыла, спрятала сброшенную с ноги обувку под одеялом, приняла привычную позу. Он не должен догадаться о том, что я пытаюсь выбраться. Пускай думает, что я смиренно лежу, охваченная страхом. Вопреки ожиданиям, я не стану кричать и звать на помощь. Хотя вначале собиралась. Но, поразмыслив, решила не злить его. Нужно выждать, нужно внушить ему, что я покорна, что я запугана и абсолютно сбита с толку.

Я слышу звук его шагов. Шаги удаляются, он уходит в соседнюю комнату, я слышу, как он топчется на месте. Спустя какое-то время скрипучие половицы снова оживают, и я ощущаю затылком его взгляд. Каждый раз, когда он вот так замирает, я мысленно взываю к Богу. Я не знаю ни одной молитвы, а потому просто говорю с ним как умею, прошу помочь мне пережить этот день. Прошу дать сил и терпения не сойти с ума от страха. Кто знает, возможно, в его руках сейчас нож. Или веревка, которой он намерен задушить меня. Или, в желании получить выкуп, он таки решился отрезать мой палец, и в данный момент размышляет, с какого начать!

Моей головы касаются руки. Они развязывают один из узелков, убирают со рта тряпку. По спине пробегает холодок, все мое существо сконцентрировано на этих простых движениях. В горле застывает крик, сердце бешено бьется. Его пальцы цепляют край липкой ленты, и я издаю глухой стон. От клея кожа вокруг рта воспалилась. Наверное, красный прямоугольник навсегда отпечатался на моем лице.

«Сейчас», – говорю я себе и набираю в легкие воздуха. И только я раскрываю слипшийся рот, как губ касается что-то мягкое и шершавое. Я крепко сжимаю их, пытаясь на ощупь понять, что это. Запах…. Такой знакомый! «Это хлеб», – вспыхивает догадка. И я втягиваю ноздрями аромат свежей выпечки. Осторожно приоткрываю рот и чувствую, как прикасается к губам его пористая поверхность, ощущаю языком твердую корочку. Кусаю! Это не просто кусок хлеба, это бутерброд! Стоит прокусить его насквозь, как в нос ударяет запах сыра. Я принимаюсь жевать отломленный кусочек. Чувствуя, как рассыпается во рту хлебный мякиш, как обволакивает язык мягкое масло, как скрипит на зубах кусочек твердого сыра.

Кажется, сейчас у меня во рту стало на тысячу рецепторов больше. Я буквально вижу этот бутерброд, вкуснее которого нет на свете. Я торопливо глотаю и вновь раскрываю рот. Мне страшно от восторга потерять сознание, и не успеть доесть свой примитивный завтрак. Боже мой, какое счастье может подарить всего лишь маленький кусочек хлеба с маслом и сыром!

После трапезы к моим губам подносят бутылку. Дожевывая остатки, я запиваю их водой. Пытаюсь проглотить больше, впрок. Обалдевший от восторга мозг так увлечен процессом, что на секунду забывает о главном. Мой щедрый мучитель промачивает губы салфеткой. Прежде, чем рот опять залепят клейкой лентой, я успеваю произнести «спасибо». Все происходит так быстро, что на большее меня не хватает.

Дальше тканевый мешок возвращают на место. Укол и пелена тумана, что накрывает меня каждый раз. Сквозь нее еще слышится звук удаляющихся шагов, скрежет металлического замка. Еще один шанс упущен! «Да уж, браво, Аня», – думаю я, пока могу соображать. Очень конструктивный монолог! Решила поупражнять хорошие манеры. Спасибо! Что ты надеялась услышать в ответ? Пожалуйста? На здоровье? Кушайте, не обляпайтесь? Идиотка! Тупая идиотка! Едва не обделалась от счастья, получив подачку. Что это? Стокгольмский синдром? Когда в благодарность за то, что тебя оставили в живых начинаешь ценить простые вещи. Глоток воды, кусочек хлеба.

«Поздравляю тебя! Ты просрала очередной шанс узнать свою судьбу. А сколько их будет еще, этих шансов?», – продолжаю я ругать себя, пока сон по капельке отбирает остатки сил. Я ненавижу его. Я искренне желаю ему смерти. Не быстрой и внезапной, а долгой и мучительной. Аналогично той, что уготована мне. Я представляю, как медленно стекленеют его глаза, хоть я и не знаю их цвета. Как дергаются в предсмертной агонии пальцы.

Опомнившись, я отзывают обратно свои проклятия. Ведь если он умрет, умру и я. Он – единственная ниточка, что связывает меня с остальным миром. Парадоксально, как один и тот же человек символизирует жизнь и смерть одновременно? Как это страшно, когда твоя судьба находится в руках кого-то столь непредсказуемо жестокого. Того, кто прячется, боясь быть узнанным. «Боясь быть узнанным», – эта мысль продолжает звучать в голове, когда я погружаюсь в болезненно-тревожный сон.

Глава 33. Рита

С Димой нас свела водка. Его номер все еще есть в моем телефоне. Как заметка о не случившемся романе. Он, как и большинство мужчин, когда-либо проявлявших инициативу в мой адрес, отважился подойти, лишь приняв «на грудь». До того он недвусмысленно зыркал из дальнего конца зала ресторана, где мы с Ленкой отмечали ее день рождения. Поначалу я удивлялась: «неужели я настолько страшная, что в трезвом виде мужчины просто не решаются подойти к такому чудищу?». Но взглянув в зеркало, а точнее, правде в глаза, убеждалась: что-то не так не со мной, а с мужчинами. С другой стороны, как говорят «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Потому мужскую нерешительность я стала принимать за комплимент моей ослепляющей красоте, что лишала их дара речи.

При этом я всегда остро чувствовала, когда нравилась кому-то. Это чутье не подводило, и в толпе мужчин я могла вмиг разглядеть того, кто «попался на удочку». Дима попался сразу и безоговорочно! Он весь вечер следил за мной взглядом, все меньше реагируя на реплики друзей.

– Можно вас пригласить? – услышала я. Даже не оборачиваясь, я уже знала, кому принадлежит этот голос.

Девочки за столиком лукаво переглянулись. Кроме меня Ленка прихватила с собой младшую сестру, вертихвостку Вику.

– Наконец-то, – ответила я и поднялась со стула. – Я уж думала, вы не решитесь!

Его рубашка приятно пахла, а ладони были чуть влажными, видимо от волнения.

– А если бы не решился? – спросил он, наклонившись ко мне.

– Ваши проблемы! – пожала я плечами. – Упустили бы свое счастье.

Я посмотрела на него, и мы засмеялись. В его глазах плясали пьяные искорки, а мои слегка щипало от табачного дыма. Я сразу поставила его перед фактом, решив не вселять ложных надежд. Сказала, что замужем и не планирую разводиться. Он ответил, что и не рассчитывал на длительные отношения, так как сам недавно развелся. Мы совпали в этот вечер и две параллельных линии слились в одну. Не раздумывая, я поехала к нему домой. В такси я уснула, положив голову ему на плечо. Он сидел неподвижно всю дорогу, боясь потревожить мой покой.

– Это такое приятное чувство, когда твоя голова вот так лежит на моем плече, – сказал он, когда я открыла глаза.

Будучи достаточно пьяной, я выкинула из головы все предрассудки и мысленно разрушила барьеры, мешавшие мне прежде следовать примеру Вадима. Я убедила себя, что этот опыт пойдет на пользу нашим отношениям. «Важно сбить оскомину! Возможно, если я сделаю это, то наконец-то сменю маску обманутой жены на роль уверенной в себе женщины», – полагала я. К тому же Дима был достойным кандидатом. Высокий, хорошо сложенный, с карими глазами и коротко остриженными каштановыми волосами, он, конечно, уступал Вадиму. Но в другой ситуации мог бы вскружить мне голову!

Его небольшая съемная квартира, вопреки ожиданиям, оказалась чистой и уютной. И я прониклась еще большей симпатией к этому мужчине. Я устроилась на диванчике, разложив вдоль уставшие от каблуков ноги. Дима прошел на кухню и вернулся с двумя бокалами красного вина.

– Сейчас виноград принесу, – сообщил он. Но я остановила его. Мне не хотелось есть, не хотелось пить. Мне хотелось скорее почувствовать тяжесть мужского тела. Чужого, незнакомого…

Я выжидающе смотрела на него. Он все понял, присел рядом. Положил к себе на колени мои ноги. На мне были чулки, предусмотрительно одетые по совету Ленки.

– Рита, колготы – это не сексуально, – говорила подруга.

– А в чулках задница мерзнет, – спорила я.

– А ты верти ею сильнее, и не замерзнет, – лукаво улыбалась Ленка.

Подруга как всегда оказалась права. Стоило Диме, приподняв краешек моего платья, наткнуться на резинку чулок, как глаза его загорелись. Я ощутила на бедре его теплую ладонь. Она скользнула под шелковый подол, и я замерла в ожидании. Ощущение чего-то запретного, недозволенного прежде, дарило совершенно новые эмоции. Я чувствовала себя школьницей, решившей наконец-то расстаться с опостылевшей девственностью. Уже давно я не испытывала ничего подобного!

Дима осторожно взялся за край кружевной резинки и медленно стянул один чулок с моей ноги. Провел ладонью по коже. Он, как и я, наслаждался процессом. Сняв второй чулок, он заглянул мне в глаза. Тем временем его руки неспешно продвигались все выше. Я сглотнула, когда почувствовала тепло его пальцев между ног. Он не торопился снимать с меня трусики, а начал ласкать сквозь тонкую ткань. Я откинулась назад и чуть раздвинула бедра. Его ласки становились все смелее, а мое желание росло с каждой секундой.

Не встретив сопротивления, он стянул до колен мои трусики и коснулся пальцами обнаженной плоти. Ощутив, насколько сильно я возбуждена, он выдохнул и дал свободу рукам. Его пальцы мягко и настойчиво проникли внутрь. Я чувствовала на себе его взгляд, и, объятая новыми эмоциями, застонала. Мне хотелось, чтобы эта страстная пытка не кончалась. Но он остановился.

Его руки метнулись к вырезу на платье, ладони исчезли под тонкой тканью и сжали одетую в кружево грудь. Я отрывисто дышала и не решалась пошевелиться. Он был одновременно нежным и страстным, настойчивым и робким. Спустя мгновение я лежала перед ним в одном белье. Он смотрел на меня, и под этим взглядом я плавилась, как лед на солнце. Стянув одну бретельку, он отодвинул мягкий шелк и прильнул к моей груди. Он втягивал ртом соски, дразнил их языком, заставляя меня бессознательно двигать бедрами, выгибаться навстречу, и прижимать к себе его голову.

Не в силах больше ждать, он вскочил с дивана, и, наблюдая, как я снимаю белье, торопливо разделся. Потом достал из ящика презерватив. Все случилось быстро! Мы оба словно боялись быть застигнутыми врасплох, пойманными с поличным. После, лежа на разобранном диване, он курил, не глядя на меня.

– Давай встречаться по пятницам? – спросил он.

– Давай, – без раздумий ответила я.

Но больше мы не виделись. Дима звонил. Но, осознав ситуацию, как истинный джентльмен, не стал навязываться. Почему я не ответила? Почему остановилась, ведь он был именно тем, кого я искала. И этот короткий опыт оставил во мне такое непреодолимое желание вновь повторить его.

Просто я чувствовала себя виноватой так, словно бы первой начала эту нечестную игру. Вадим не знал… Да и узнай он, думаю, не повел бы и бровью. Ему было все равно. Своими поступками он будто толкал меня в объятия других мужчин. Говорил – давай, вперед, я не осуждаю. Но я не могла, все равно не могла преодолеть внутренний барьер. В конце-концов, секс сам по себе ничего не значил для меня. Но секс с любимым мужчиной… это другое.

Говорят, мужская измена отличается от женской. Мужчины изменяют телом, а женщины – душой. Будь я уверена, что это именно так, возможно, продолжала бы сквозь пальцы смотреть на эти бесконечные интрижки. Но сейчас все стало иначе…

Я распахиваю шкаф Вадима. Мой муж всегда был аккуратистом! И характерные для мужчин привычки были ему не свойственны. Он не разбрасывал носки, сам складывал грязное белье в корзину, все вещи в шкафу были разложены по назначению. На деревянных вешалках, как боевые товарищи, плечом к плечу висели всевозможные рубашки. Сбоку, подобно свернувшимся на камушке рептилиям, отдыхала палитра галстуков. Вне работы деловому стилю он предпочитал удобный городской. Джинсовые резервы штабелями лежали на нижней полке. Рядом, в трикотажном отсеке, как питомец, в ожидании хозяина, пригрелся любимый пуловер Вадима. Я беру его в руки, подношу к лицу и глубоко вдыхаю. Даже сквозь свежий привкус стирального порошка, просвечивает запах. Родной и знакомый, от которого теплеет в груди.

В обнимку с пуловером я стою минут пять. Как много значат для человека объятия. Всего лишь прижаться к чужому телу! Просто прижаться и стоять вот так, прислушиваясь к его дыханию, слыша собственное, чувствуя, как бьются в унисон сердца. Стоять так, пропитываясь его энергией, проникая друг в друга, ощущая это душевное слияние от кончиков пальцев до самой макушки. Как не хватает мне его объятий, сильных, желанных, крепких и одновременно нежных, отводивших в сторону все невзгоды. Когда в последний раз он обнимал меня? По-настоящему, а не дежурно, чмокая в щеку перед уходом.

В последнее время его объятия стали слишком уж сдержаны. Он берег силы! Зачем растрачивать их попусту на жену, если в часе езды от дома тебя ждет любовница? Вот ей-то, юной и беззаботной, он подарит всю свою пылкость, ее обнимет, как следует…

Я кидаю обратно в шкаф темно-синий кусочек материи, и хлопаю дверцами. Из прикроватной тумбочки вытаскиваю телефон Ани. На сей раз никаких звонков, лишь одно сообщение скудно повествует о том, что разговор подходит к концу.

Судя по всему, он притомился, или утратил надежду. Быстро же ты сдался, Вадик! Это приятно… Что обычно делают в сказках с заточенными в замке девицами, за которыми не приходит спасательная миссия во главе с принцем? Об этом история мультипликации умалчивает. Ах, сколько царевен сгинуло, так и не дождавшись подмоги.

«Малыш, прости, если я чем-то тебя обидел. Я просто хотел поговорить. Я желаю тебе счастья. Если ты и вправду встретила кого-то и влюбилась, я только рад. Я не стану удерживать тебя и отговаривать. Просто позволь мне хотя бы еще разок увидеть тебя. Попрощаться». Я пробегаюсь глазами по строчкам сообщения, задерживаю взгляд на каждом слове, пытаясь осмыслить его. Снова и снова перечитываю, желая найти… Что именно я ищу? Ведь здесь черным по белому написано: «если ты влюбилась, я только рад». На этом стоит сыграть. Спасибо за наводку, Вадик! Ты как всегда бесконечно проницателен. Пожалуй, пора бы удостоить настойчивого ухажера ответом. Я так и сделаю, но позже.

Так часто я не ездила на дачу к родителям даже в детстве. Сейчас же я, едва проснувшись, как на работу, опережая набитый дачниками маршрутный автобус, спешу проскользнуть в сторону дачного товарищества. Там, бросая машину и взяв с собой лишь рюкзак, отправляюсь в путь через заросли. Отворяю тяжелый замок…

Она уже не дрожит, когда я вхожу в домик. Не слышно мычания, переходящего в хрипы. Она смирилась? Или просто ждет, пока я дам слабину? Пока в один прекрасный момент ни выдам себя с потрохами. Как едва не случилось накануне. Когда в ответ на ее слабое и подкупающе искреннее «спасибо» я, повинуясь правилам приличия, чуть было ни ляпнула «пожалуйста». Но вовремя прикусила язык!

В домике тихо. Я прохожу внутрь и, прежде, чем приступить к кормежке, присаживаюсь на кровать. Каждый раз мне требуется, по крайней мере, пара минут, чтоб прийти в себя. Словно бы каждый день я заново осознаю ситуацию, в которой оказалась. Пытаюсь прогнать прочь страх, обволакивающий подобно липкому туману. Если поддаться, если позволить ему взять верх, тогда я утрачу чувство контроля, и Бог знает, что смогу натворить.

Потому я беру себя в руки и достаю из сумки приготовленный заранее бутерброд, на сей раз с колбасой. И воду, которую она выпивает почти до дна. В нашем гостевом доме туалет не предусмотрен. Одернув одеяло, я наблюдаю одну и ту же картину. Это мокрое пятно вызывает во мне странную смесь жалости, отвращения и… удовлетворения? И я спешу скорее вернуть на место пропитанное запахом одеяло. Я понимаю, что у нее нет другого выбора. И мысленно ликую, хотя и стыжусь себе в этом признаться.

Стоит мне закрыть глаза, я вижу картину слияния их тел, секс на сбитых простынях. Против воли начинаю представлять, как он раздевал ее, как целовал, ласкал, как делал с ней все то, что и со мной, а может даже больше. Как он любил ее… И, несмотря на то, что за последние дни она искупила свою вину, этот образ не покидает меня. Он никогда не исчезнет!

Самое забавное состоит в том, что я не злюсь не нее. Она лишь инструмент. Вся моя злость, вся ненависть сейчас обращена к Вадиму. Я хотела бы ударить его, хотела бы разбить о его голову тяжелую хрустальную вазу, подаренную его теткой нам на свадьбу. Я изо всех сил хотела бы всадить ему нож под ребра, чтобы проткнуть насквозь его лживое сердце. Но я понимаю, что не смогу причинить ему зла. Я не смогу даже ударить его. Пока его нет рядом, я полна ярости. Но стоит ему появиться, как злость уступит место любви. Я не знала, что можно любить и ненавидеть человека одновременно. Оказывается можно…

Анясамозабвенно жует бутерброд, торопливо проглатывая куски. После запивает водой и, урвав секундную паузу, выдыхает хриплым шепотом: «что вам нужно?». Слегка оторопев от услышанного, я наспех залепляю ей рот, связываю края старой простыни и набрасываю поверх одеяло. Осмелела? Стала слишком уж болтливой! Пожалуй, стоит повременить с кормежкой. Как там вырабатывают условные рефлексы у обезьян?

Я делаю укол и скорее покидаю место преступления. Отъехав подальше в сторону леса, я достаю из сумочки ее телефон. Кажется, мне в голову пришел ответ. «Я не хочу встречаться, не хочу прощаться. Давай просто поставим точку в наших отношениях. Все кончено, Вадим. Если ты на самом деле желаешь мне счастья, ты не станешь меня искать», – перечитываю я и отправляю послание в путь по бескрайним просторам мобильной связи. Оно двигается со скоростью света, опережая мои мысли. И спустя каких-то пару секунд достигает адресата. Я нажимаю кнопку и экран гаснет. Не стоит оставлять телефон включенным. Говорят, сейчас существуют программы, позволяющие вычислить аппарат по GPS. Кто знает, вдруг мой муж уже выслеживает сигнал.

«Если ты любишь меня, то не станешь искать», – повторяю я мысленно строчки письма. Попахивает мыльной оперой. С другой стороны, в этой короткой фразе заключен глубокий смысл. Если любишь, отпусти! Что выберет мой муж? Хватит ли ему духу осознать, что его золотая рыбка соскочила с крючка, или же инстинкт собственника возьмет верх.

В последнее время я живу, словно бы в тумане. Все происходящее никак не вяжется с реальной жизнью. Каждый раз, открывая глаза навстречу новому дню, я надеюсь, что это был сон. И каждый день, засыпая, молю Бога о том, чтобы он простил меня. Чтобы пощадил моих дочерей, и не заставил их расплачиваться за мои грехи. Мои девочки, мои родные дочери! Только они помогают мне не забыть, кто я на самом деле. Они – моя жизнь, моя реальность. Все остальное просто сон, дурман, ничто…

В машине играет музыка, знакомые слова, привычная мелодия. Я выключаю кондиционер и опускаю окно. Дурные мысли как будто сами выветриваются, и я начинаю подпевать, вторя протяжному голосу. Мозг, уловив мой намек, быстро переключается на более приятную тему. Сегодня вечером обещалась зайти Нина. Дочь не так часто балует меня своими визитами, поэтому важно встретить ее в хорошем настроении.

– Ма, ты что, курила? – Нинка с порога учуяла запах.

– Что? – я придаю себе оскорбленный вид. – Просто с теть Леной рядом стояла. Ты же знаешь, она дымит, как паровоз.

– Ага, – с недоверием в голосе соглашается дочка. И я в который раз удивляюсь ее прозорливости.

Зойка уже совсем выздоровела. И только мелкие, как родинки, зеленые пятнышки на коже все еще напоминают о недавней болезни. Пока она гостит у подруги, мы с Ниной в четыре руки готовим ужин. На плите скворчат золотистые кубики лука, скоро к ним присоединятся тонко порезанные шляпки грибов. Куриная грудка уже достигла полуготовности в томатной заливке. Нина осторожно шинкует доверенную ей зелень, а я тем временем тру на крупной терке морковь. Далее все ингредиенты следует загрузить в глиняные горшочки и довести до готовности в духовом шкафу.

– Когда папа вернется? – не отрывая взгляда от разделочной доски, произносит Нинка.

Под теплым светом искусственной лампы ее волосы отливают всеми оттенками. Почти черные у корней, к середине длины они приобретают бархатный каштановый блеск, а кончики и вовсе кажутся рыжими. Когда дочка закалывает их в пучок так, что концы торчат наружу, выделяясь на фоне темной макушки, никто не верит, что это ее собственный цвет. Я любуюсь дочерью, ее изяществом и тонкостью, уверенными и чуть замедленными движениями. Суровым задумчивым взглядом и озорными ямочками на щеках.

– Не знаю точно, он никогда не говорит, – пожимаю я плечами. И это правда. Вадим мог вернуться на день раньше, как и обещал. Но только не ко мне. А минуя дом, отправиться на поиски своей драгоценной Анечки.

– Он зачастил в командировки, а отдыхать когда? – возмущенно замечает Нина.

– Да, в этом году, может быть, уже и не получится, – я задумчиво вглядываюсь в буквы на деревянной доске.

– Правда? Никуда не поедете? – звучит удивленный голос дочери. Нинка застыла с ножом в руке. Пальцами она прижимает пучок петрушки к деревянной поверхности так крепко, как будто зелень норовит вырваться и пуститься наутек.

– Да нет, конечно, съездим. Просто с твоим отцом никогда не знаешь заранее, – успокаиваю я дочь. Но слово не воробей, и в глазах Нинки уже читается испуг. Не по фразе, а по голосу дочка, видимо, уловила перемены в моем настроении. Она всегда отличалась особой чуткостью, умела проявить сочувствие, ощущала чужую боль, как собственную. Такое свойство характера, полезное для окружающих, но губительное для самого человека.

– А что у вас с Кириллом? Как дела? – я пытаюсь свернуть на безопасную тропу.

Лицо дочери вновь обретает мягкие черты, взгляд теплеет, щеки наливаются румянцем. Она смущенно опускает глаза и, продолжая орудовать ножом, коротко бросает:

– Да, нормально все.

– С его родителями уже познакомились? – настойчиво продолжаю я.

Нинка молчаливо кивает.

– И как они тебе?

Дочка отправляет горку изумрудной зелени в тарелку и откладывает в сторонку нож.

– Да ничего так, хорошие люди, – пожимает она плечами, – мама у него тоже танцами занималась, у нее даже награды есть.

– А отец? – интересуюсь я.

Нинка берет в руки пучок сельдерея, разглядывает его, сбивает пальцами капельки воды.

– Отец у него странный такой, какой-то потерянный.

Я наконец-то справляюсь с морковкой и, бросив остатки в рот, выкладываю полуфабрикат в кастрюлю.

– В смысле, странный? – спрятав овощ за щеку, уточняю я.

– Ну, – Нина поджимает губы, – какой-то отстраненный, как будто в облаках летает.

– А кто он вообще? – я дожевываю морковку. Не хватало еще найти проблем на свою голову. Как известно, душевные болезни передаются по наследству.

– Он ученый, профессор физики, – отвечает Нинка.

– Аааа, – улыбаюсь я, – тогда ясно!

Мне вспоминается философ, что преподавал в нашем институте. Седовласый, вечно растрепанный, как воробей после дождя, мужчина средних лет, он никогда не мог усидеть на месте. Во время занятия он то и дело вскакивал со стула, принимался разгуливать взад-вперед, активно жестикулировать и брызгать слюною во все стороны. Философ настолько вживался в роль оратора, что казалось, реши мы покинуть аудиторию, он даже не заметит.

– Любопытная парочка, танцовщица и философ, – произношу я с усмешкой, – интересно, как они познакомились.

Нинка достала из ящика коробок со специями и с вдумчивым видом перебирает многочисленные пакетики пряных трав, ароматных смесей и всевозможных заправок.

– Кирилл говорит, что их свела судьба, – торжественно заявляет дочь, выудив из коробка зеленый конвертик «хмели-сунели».

– Ну, ясное дело! Кто ж скажет иначе, – вздыхаю я.

– Она у него вторая по счету жена, – уточняет Нина, – первая была студенткой, родила от него дочь. Потом они развелись, и он встретил маму Кирилла. Она его младше на десять лет.

– Ух ты! – я в изумлении застываю на месте. – А профессор не промах! Странный, странный, а ничто человеческое ему не чуждо.

Нинка многозначительно кивает.

– Вообще-то ты права, странная они парочка, не то, что вы с папой.

Я выдавливаю из себя улыбку и отворачиваюсь, стараясь подавить тяжелый вздох. «Мы с папой далеки от идеала», – горестно думаю я, выключая газ под сковородой. В ней густыми парами дымится поджарка из лука с грибами. Кухня наполняется съедобными запахами, от которых урчит желудок. Нинка вынимает из ящика пузатые глиняные горшочки и выставляет их на столешнице. Как мультяшные герои, в ожидании начинки, они стоят в ряд, нахохлившись расписными боками.

– Сначала поджарку, потом рис? – убрав крышку со сковороды, дочка ловко подхватывает кусочек гриба.

– Сначала поджарку, потом мясо, сверху рис, и зеленью присыпать, – перечисляю я и забираю сковороду у нее из-под носа. В детстве, когда я затевала пирожки, стоило мне оставить начинку без присмотра, как вечно голодные девчонки сметали все за обе щеки.

Она становится рядом и мы в четыре руки начинает заполнять горшочки начинкой. Нинка что-то весело щебечет, я машинально киваю. Хотя сейчас нахожусь далеко отсюда.

Мой план, еще пару дней назад казавшийся таким гениальным, перед лицом суровых реалий превратился в помойную тряпку. Теперь я, примеряя разные варианты, то и дело понимаю, что моя задача не имеет решений. Что делать дальше, я не знаю! Потому я решила плыть по течению. Рискуя разбиться о скалы, захлебнуться в бурлящем потоке, но не имея другой возможности спастись. Выйти сухой из воды уже не получится. Кажется, в этой ситуации жертвой оказалась я сама…

В какой-то момент я поворачиваю голову на дочкин голос. Но вижу перед собой не ее лицо. Растрепанное ветром каре, бледный лоб под челкой, темные тени под глазами, скульптурный профиль и горстка рыжеватых точек на щеках. Будто кто-то обронил по дороге бусинки, и они рассыпались, разбежались, образуя причудливый, нашептанный природой узор. Неестественно темные, как у плюшевой игрушки глаза. Такие темные, что зрачков не различить. Мне хочется скрыться от них, хочется спрятаться. Теперь ее полный грустной печали взгляд будет преследовать меня? Всегда!

Я резко разворачиваюсь и задеваю ладонью горшочек. Он, как по льду, проделав путь по гладкой столешнице, на мгновение застывает у самого края. Как будто размышляя, стоит ли делать этот последний, бесповоротно фатальный шаг. Затем, соскальзывает и стремглав несется вниз. Раздается глухой звон, черепки разлетаются в разные стороны, выплескивая содержимое на пол. Я опускаюсь на колени, беспомощно прикрыв ладонью рот. У моих ног липкой лужицей разлился бульон, еще сырой рис жалкой кучкой улегся посередине, а вокруг него пунктирной линией разбросало кусочки грибов. Все это зрелище выглядит вполне живописно, и в другой ситуации могло бы стать сюжетом для картины Сальвадора Дали.

– Мам, ты что, – слышу я шепот дочери и ловлю на себе испуганный взгляд. Подавляя тревожные всхлипы, я понимаю, что ее испуг спровоцирован отнюдь не падением на пол горшочка. Она смотрит на меня во все глаза. И только сейчас, когда мне удается унять дрожь, я понимаю, что по щекам непрерывным потом льются слезы.

– Все хорошо, доченька, – я ловлю ее руку, и крепко сжимаю в своей, – сейчас все соберем.

Нинка растерянно наблюдает за мной.

– Мам, с тобой все в порядке?

Я киваю, не в силах ответить. Своим женским, уже вполне взрослым чутьем, дочка поняла, что причина моих слез совсем не в испорченном ужине.

Глава 34. Анечка

Бывает так, что заплутав в лабиринтах своего сознания, ты открываешь глаза и, приходя в себя, выдыхаешь с облегчением. «Это был всего лишь сон», – думаешь ты, – «страшный, жуткий, пробирающий до костей, но ненастоящий!». Всего лишь сон. Выдумка воображения. Он остался далеко, по ту сторону ночи. А здесь и сейчас, в реальности, все как прежде. Сколько раз я просыпалась вот так, радуясь пробуждению, стараясь скорее забыть, прогнать, стереть из памяти ночной кошмар. Но только не сейчас… То, что происходит со мной, не может быть правдой.

То, что происходит со мной – чья-то злая шутка. А может быть, я сошла с ума? И отныне существую в вымышленном мире? В свое время я увлеклась всевозможными фильмами про людей с психическими отклонениями. И потому представляю себе, какую игру способен затеять с человеком его собственный мозг. В какой-то момент я даже всерьез вознамерилась стать психологом. Чтобы на законных основаниях копаться в чужой голове. Ведь это гораздо интереснее, чем быть, к примеру, терапевтом, руководствующимся правилами, изложенными в учебнике по медицине. Психология исключает любые правила. Человеческая душа – это целая вселенная! Непостижимая и неизведанная.

Но с чего вдруг мне подозревать саму себя? Ведь я вполне нормальный человек. Пожалуй, даже слишком! В моей жизни не случалось ничего сверхъестественного. Мой дневной ритм подчинен строгому режиму, и даже отходу ко сну предшествует череда ритуалов. Быть может, в этом и беда? И в один прекрасный момент моя нормальность обратилась против меня?

«Нет», – успокаиваю я себя. Ведь это все реально. Я чувствую боль от натертых веревками запястий. Ощущаю безумный голод. Кажется, еще чуть-чуть и мой желудок начнет переваривать сам себя. Я свыклась с тишиной, и различаю малейшие шорохи. Я чувствую, я живу. По крайней мере, пока…

Ну вот, опять! Сердце заходится в бешеном стуке. Глаза наполняются слезами. Когда мне тяжело, я вспоминаю маму. В детстве мне так часто не хватало ее, что я почти свыклась с ее отсутствием. Я рисовала мамин образ в своем воображении. В периоды долгой разлуки пересматривала старые фото, чтобы не забыть ее лицо. Я думала, окажись она рядом, я стала бы самой счастливой на свете. Но, стоило ей возвратиться, как все изменилось. Я изменилась! Когда она была рядом, я могла днями не прикасаться к ней, проходить мимо, задевая плечом, избегая взгляда, ускользая из объятий. Таким образом, как будто наказывая, за то, что слишком мало ее было в моей жизни.

Но сейчас… Мне особенно хочется почувствовать тепло ее рук, ее запах, которым пропитано детство. Неужели больше никогда? Неужели я так и не смогу сказать ей, что она значит для меня? Неужели никогда больше не увижу Леньку? Не обниму теть Тоню, уткнувшись носом в ее мягкое, как пуховая подушка, плечо? Не услышу, как мурчит, лежа в любимом кресле, мой кот? Эти простые человеческие радости, обыденные и привычные, вдруг обретают невероятную ценность.

Точно кадры старого черно-белого кино, возникают образы. Пасмурный день, тяжелое свинцовое небо. Мелкий дождь то и дело срывается, окропляя холодными каплями успевшую подсохнуть землю. Внезапные порывы ветра подхватывают разбросанные по траве сухие листья, треплют темные ленты венков. Они так плотно примыкают друг к другу, что не видно просветов. Похожие на спичечные коробки надгробия тянутся далеко, насколько хватает взгляда. Горстка женщин в черном, за спиной которых ровным строем стоят военные.

Честь уже отдана. Осталось проронить последние слезы. Но слез нет. Мои глаза абсолютно сухие. Предательски сухие. И мне отчасти стыдно за свое равнодушие, за нежелание плакать. Ведь я должна! Пожалуй, должна. И я пытаюсь, искренне пытаюсь выдавить из себя хотя бы каплю скорби. И не могу. Внутри пустота… Оттого мать в своем безутешном горе, сквозь пелену рыданий взывающая к Богу, кажется, мне жалкой и раздражает. Хочется уйти. Но слишком рано. Поэтому я стою, вглядываясь в лица родных и силясь понять, о чем думает каждый из них. О чем размышляет человек в момент прощания: о сказанном, о невысказанном? Пожалуй, каждый о своем. Пока у нас есть возможность что-то исправить, мы не спешим этого делать. Но, лишь утратив ее, осознаем, чего лишились. «Ах, если бы только повернуть время вспять, все было бы иначе», – думаем мы. Тем самым обманывая себя. Убеждая, что причина наших бед не в нас самих.

Голова кружится. И, если плотно зажмурить глаза, чтобы темноту окрасили вспышки яркого света, покажется, что ты летишь куда-то, сквозь космическое пространство. Мимо мелькают планеты, звезды подмигивают и проносятся так близко, на расстоянии вытянутой руки. «Ведь все это может быть сном», – думаю я, – «к примеру, летаргическим». Тем самым, которым, по одной из версий, уснул Николай Васильевич Гоголь. В момент, когда его сочли мертвым и похоронили. Быть может, и я уже лежу где-нибудь на глубине двух метров под землей.

«И кто назвал меня нормальной?», – мысленно усмехаюсь я своим гипотезам, – «Разве нормального человека могут посещать такие мысли?». Но эти странные фантазии отвлекают. И как мне раньше удавалось часами думать ни о чем! Пережевывать мысли, как безвкусную жвачку. Я тратила уйму времени, размышляя о зацепке на колготах, сломанном ногте, истекшем сроке годности кефира. Перебранке в очереди, невольной участницей которой я стала, и вариантах ответа на язвительную реплику невоспитанной продавщицы из отдела напротив.

Сейчас все это потеряло смысл, отвалилось, как ненужная шелуха. Все мои мысли сейчас заняты лишь поиском выхода. Которого нет! Я перебрала все варианты. Мое тело совсем не такое гибкое, каким я его считала. Я далеко не супер-женщина, способная выбраться из любой передряги. Я слабачка! Я трусиха! Нет, я не смирилась, просто я устала бороться. Мне больно, страшно, холодно. Меня непрерывно бьет озноб. Когда я не сплю, то плачу. Дрожа всем телом, под урчание голодного желудка, слушая хруст занемевших конечностей. Я почти привыкла к постоянной головной боли, к монотонному звону, что аккомпанирует моим бессмысленным попыткам что-то понять. Под этот аккомпанемент я погружаюсь в спасительный сон. Он вероятно и станет моей последней песней…

Я все чаще вспоминаю Вадима. «Как жаль, что он так и не увидит моих картин», – грустно думаю я. «Стоп! Брось хоронить себя! Мы еще поборемся!», – вяло протестует внутренний голос. Но какая-то часть меня понимает, что эта борьба напрасна. Слишком рано! Слишком… Почему сейчас? Ведь я еще так много могу дать этому миру, а он так много способен дать мне взамен. Я не готова! Я не хочу! Я снова и снова прошу судьбу дать мне ответ. Что я сделала не так? Как могу все исправить? Прошу озвучить цену моей свободы!

В восьмом классе, провожая в последний путь одну из одноклассниц, красивую, тонкую девочку Иру, стоя в числе таких же зареванных и оглушенных этой первой в жизни потерей, девчонок, я думала, что это самое страшное в жизни. Умереть вот так. От рук какого-то подонка, что взял на себя роль вершителя твоей судьбы. Ее долго и мучительно искали, пока однажды в лесополосе не обнаружилась изорванная и перепачканная кровью школьная форма. Когда человек умирает от болезни, в силу несчастного случая, или от старости – это отнюдь не то же самое. Почему нам уготована столь разная судьба? И кто решает, какой будет наша смерть: быстрой, медленной, болезненной, или долгожданной?

В голове сплошной вереницей мелькают тысячи вопросов. Одно обнадеживает. Если он скрывает свое лицо, значит боится. Боится, что я смогу опознать его. Но зачем бояться, если в итоге он планирует меня убить? Значит, я все-таки нужна ему живая. В таком случае есть два варианта. И каждый из них не сулит ничего хорошего.

Я много раз читала истории о том, как девушек похищали и долгое время держали взаперти. Кто знает, вдруг я стала жертвой чьей-то больной фантазии. Однако эта версия имеет ряд нестыковок. Как правило, такие похитители, невзирая на серьезные психические отклонения, имеют продуманную стратегию. Они заранее готовят бункер для своих пленниц. И это не временное пристанище. Ведь это место становится их домом порой на месяцы, или даже на годы. Вряд ли сарай, в котором я сейчас нахожусь, можно считать таковым. К тому же, подобным людям нет нужды скрываться. Ведь они не планируют отпускать свою жертву.

Вторая версия не многим лучше. Следуя ей, похитивший меня человек банальный шантажист и сделал это с целью наживы. Но только в желании заработать, он сильно промахнулся! Куда логичнее было бы украсть одну из дочерей Вадима, за которых он, как любящий отец, отдаст все, что угодно. Едва ли похититель был в курсе нашей любовной связи и не знал, что у Вадима есть дети. В противном случае, он полный идиот! Если только… ему нужны совсем не деньги. Тогда что? Что ему нужно?

Я испытываю облегчение, когда он уходит. Кто знает, чего ждать от этого недочеловека. Вдруг вместо воды он предложит мне выпить растворителя, или вместо бутербродов скормит дохлую мышь? Но с его уходом тают шансы узнать, зачем я здесь и что от меня требуется. Если это деньги, то сколько? А если не деньги, то что? Каждый раз я жду, что он заговорит, но он продолжает молчать. Вчера я решилась начать разговор. Я спросила, что ему нужно. Но, то ли мой вопрос звучал слишком высокомерно, то ли мой тон он счет чересчур надменным. Да уж, в моем положении стоит отбросить в сторону гордость и что есть сил давить на жалость.

Это отныне и станет моей стратегией. Я добавлю голосу жалобных ноток, и, с трудом сдерживая слезы, спрошу, что со мной будет. Это не сложно! В последнее время я часто плачу. Жаль, он не сможет увидеть моих глаз. Иначе бы точно проникся. Хотя, кого я обманываю? Разжалобить его все равно, что выпросить помилование у палача. Вероятно, он только ухмыльнется и еще туже затянет веревки.

Веревки… Я не могу больше терпеть эту невыносимую пытку. Я чувствую себя, как инвалид, прикованный к кровати. Каждый день за ритуалом пробуждения и тяжелого возвращения в реальность следует очередная попытка распутать веревки. Я долго и терпеливо ощупываю щиколотки, обвязанные в несколько слоев, пытаясь найти еще один узел. Но не проходит и пяти минут, как ноги начинает сводить судорога. Я превозмогаю боль, но каждый раз она побеждает и все начинается снова. В последний раз судорога так сильно скрутила мои несчастные конечности, что еще долго отзывалась стреляющей болью где-то в районе бедра.

Однажды, много лет назад, мне «посчастливилось» побывать в гостях своей школьной подруги. Она избегала говорить об отце, из скудных обрывков ее случайных откровений я знала лишь то, что пять лет он лежал прикованным к постели. Мне было неловко выспрашивать подробности недуга, который лишил вполне молодого и здорового мужчину возможности жить полноценной жизнью. Но любопытство, свойственное особам моего возраста, толкнуло меня на весьма сомнительный поступок.

– Привет, па! – громко прокричала Настя куда-то в глубину спальни.

Там, за тяжелой шторой было скрыто непредназначенное для посторонних глаз. Подруга плотно зашторила дверной проем и ушла на кухню готовить чай. Тем временем я, бесшумно ступая по простенькому ковру, пошла навстречу неизвестному.

Приоткрыв занавеску, я просунула голову в темноту. Возле стены за ширмой, в облаке теплого света стояла кровать. Стараясь не шуметь, я, подобно мотыльку, пошла на свет. Дошла до ширмы и застыла в нерешительности. Из-за перегородки не доносилось ни звука. И мне показалось, что кто-то незнакомый за ней тоже притаился и ждет, пока я себя обнаружу. От ощущения опасности по коже побежали мурашки. Подталкиваемая любопытством, я решилась и выглянула.

На кровати, под серым покрывалом, лежало тело. С трудом можно было различить в нем мужчину. Казалось, что из кабинета биологии стащили и спрятали под одеялом скелет. Перекошенное гримасой лицо не выражало абсолютно никаких чувств. Поверх одеяла, ладонью вниз, лежала рука. Она как будто существовала отдельно, не принадлежала этому искалеченному болезнью телу. Она жила! Пальцы ее непрерывно шевелились, подрагивали, исполняя какой-то загадочный танец.

Я стояла, зачарованно глядя на ладонь, когда пальцы вдруг сжались в кулак. Я машинально взглянула в лицо мужчине. Огромные, темные глаза смотрели прямо на меня. Не в силах оторваться, я стояла, как пойманный с поличным вор. Его веки, вторя движениям кисти, подергивались. Но зрачки оставались неподвижными. Они неотрывно смотрели на меня. Его глаза принадлежали другому человеку. Мне вдруг живо представился высокий худощавый брюнет, красивый и статный. Словно пленник, запертый в этом теле, он молил пощадить его, отпустить на волю. И мне вдруг так захотелось помочь! Но я не знала, как…

– Аня! – вывел меня из забытья голос Насти. Кажется, в тот момент я покраснела от макушки до самых пяток. Поспешно развернулась, выскочила из комнаты и побежала на кухню, миновав застывшую в дверях подругу.

– Насть, прости, – неловко извинялась я, пытаясь найти оправдание своему нелепому и неуместному поведению. Другого оправдания, кроме праздного любопытства, не находилось.

– Да ладно, – неожиданно просто махнула рукой подруга и вытащила из ящика коробку с сигаретами. Я, старательно прятавшая от теть Тони раздобытую папиросу, во все глаза уставилась на Настю. Она же, не обращая внимания, зажгла сигарету и упоенно затянулась.

– Я хотела, чтобы ты увидела, – продолжила она, – проще раз увидеть, чем сто раз услышать. Теперь поняла?

Настя вопросительно вскинула брови, и я испуганно закивала.

– А…, – проблеяла я, – как это… что с ним?

Настя тяжело вздохнула. В тот момент от легкомысленной и смешливой девчонки, которую я знала, не осталось и следа.

– Инсульт, – коротко ответила она, – мама до сих пор винит себя в том, что ее не было рядом.

– А разве, – нерешительно вклинилась я, – бывает в таком возрасте?

– Бывает в разном, – отрезала Настя, вдыхая едкий дым.

– И это не лечится? – уточнила я, пытаясь следовать Настиному примеру. У меня, с непривычки, получалось плохо. Потому, вдохнув поглубже, я тут же зашлась сильным кашлем.

– Конечно, лечится! – горестно усмехнулась подруга, – Вот уже пять лет как лечится. Видишь, рукой двигать стал. Правда, от этого только хуже. Уже дважды пытался простыней удавиться. Благо, что сил не хватает.

Увиденное тогда еще долго не отпускало. В ту ночь я не могла уснуть, пытаясь представить себе, как это… Стать заложником собственного тела. Быть не в силах что-то изменить. Каково это, видеть близкого тебе человека, изо дня в день, обреченного на подобные страдания. Разве не возникнет желания освободить его от этих мучений? Помочь ему обрести свободу? И разве кто-то вправе тебя за это осудить? Тогда я твердо решила, что, окажись я в подобной ситуации, непременно сделала бы это, наплевав на все доводы морали. А вот теперь я лежу здесь. И кто поможет мне? Где мой избавитель?

Где-то вдали кричат птицы. По всему ясно, что у моей ловушки тонкие стены. Ощущение такое, что я лежу прямо посреди лесной опушки. Хотя… Что, если это запись? Раньше были популярны такие. Даже у нас на антресолях до сих пор хранится диск «Звуки леса», призванный успокаивать и усыплять. И эти звуки на самом деле успокаивают. Но, будь это запись, они бы шли по кругу, чередуясь и повторяясь. Однако, мой чуткий слух улавливает не только разные птичьи голоса, но даже различные интонации похожих.

Если я выберусь отсюда, то непременно нарисую лес. С его глубокой зеленью, с силуэтами птиц и животных. Пускай он будет окутан дымкой утреннего тумана, чуть размыт. А где-то вдали, между пушистых крон деревьев, будет проглядывать кусочек восходящего солнца.

– Мазня! – вынес свой вердикт Ленька, увидев одну из самых удачных, на мой взгляд, картин. Мой брат оказался консерватором, и Ван Гогу предпочитал Шишкина. Теперь я пытаюсь представить в деталях, каким будет мое полотно. Я нарисую его и покажу Леньке. И ему обязательно понравится.

Глава 35. Рита

«Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети», – равнодушным тоном повторяет женский голос. И зачем только я перезваниваю? Ведь заботливый оператор уведомит меня, когда абонент будет доступен для звонка. Но вдруг сбой в сети? И я не узнаю об этом. Спустя каких-то десять минут, я вновь набираю номер. Но, не дождавшись ответа, нажимаю отбой.

Я открываю сообщения от Вадима. Я знаю их наизусть. Эти бессмысленные обрывки фраз не дают ни малейшего представления о его намерениях. Я хочу видеть его лицо, я хочу смотреть ему в глаза! Что изменилось в них с тех пор?

«Пока не знаю, как получится, возможно, завтра», – написал он. В ответ на мое: «когда тебя ждать домой». «Завтра» уже наступило, но телефон молчит.

– Завтра, завтра, завтра, – как заклинание, повторяю я, и закрываю лицо руками. Каждое слово звучит в голове навязчивой чередой. Как будто разум играет со мной, проверяя, насколько хватит моего терпения. Я заставляю себя встать с дивана.

Темнота ночного неба сродни черному квадрату. В обрамлении белоснежных оконных рам картина кажется завершенной. Не хватает только автографа художника. Когда глаза привыкают к темноте, на небе более явственно проступают звезды. Еще секунду назад оно казалось пустым. Здесь, в городе, не видно всей красоты. Небо, словно стесняясь, прячет их от любопытных глаз. И только вдалеке от городских огней, в спасительной темноте, украшаясь миллионом сияющих пылинок, позволяет взглянуть на свои богатства.

Моей ноги касается пушистый кошачий хвост. Мурка настойчиво мурчит, петляя между голых щиколоток, задевая коготками ковер.

– Пойдем, поедим, – предлагаю я вслух. И Мурка весело семенит за мной на кухню.

Стоит мне открыть холодильник, как кошка заходится в радостном вопле. Я снимаю с дверцы маленький пакетик кошачьего корма. И она в предвкушении перебирает лапками. Хвост вибрирует, и, кажется, она вот-вот взлетит.

– Есть на ночь не хорошо, – говорю я кошке, – но мы никому не скажем.

Пока закипает чайник, мастерю себе бутерброд. Из-под стола слышится ритмичное чавканье.

– Не забудь вымыть за собой посуду, – обычно говорила Зойка, когда была младше, поучая кошку на мой манер. Я жую свой резиновый сендвич, совсем не чувствуя вкуса. Как будто все рецепторы разом взбунтовались и объявили забастовку.

Он мог написать хотя бы одно ласковое слово. Хоть бы один короткий намек на то, что я нужна ему. Как раньше, когда каждая запятая была пропитана любовью.

– Как раньше уже не будет! – некстати вспыхивают в памяти Ленкины пророчества. «Пускай!» – упрямо думаю я, – «Но ведь что-то же должно остаться. Такое чувство не проходит бесследно. Ведь мое чувство к нему не прошло».

Кажется, что время неумолимо мчится вперед, унося все прекрасное, что было. Когда тебе совсем не много лет и впереди целая жизнь, твоим единственным преимуществом становится время. Что еще нужно, когда ты молода и прекрасна? Ни денег, ни уверенности в завтрашнем дне, ни планов на будущее. Которое представляется таким неизмеримо далеким и бесконечно длинным. И, кажется, так будет всегда! Но время ускользает… И однажды вместо бескрайних просторов впереди ты видишь вполне обозримый горизонт. Жизнь конечна, и как бы нам ни хотелось остановиться на середине пути, нужно идти вперед. Без остановок, с каждым новым шагом приближая неизбежный конец.

Из ступора меня выдергивает звук открывающейся двери. Такой неожиданно громкий в тишине ночного дома, что я испуганно вздрагиваю. «Нина?» – настороженно пытаюсь угадать ночного визитера. Сдержанное шуршание сменяется громким стуком. В прихожей вспыхивает свет. «Вадим?» – я растерянно смотрю на мужа, который, пока еще не видя меня, торопливо раздевается. Вот на полу остались стоять его кожаные туфли, плащ цвета мокрого асфальта занял свое место на вешалке. Маленький чемоданчик, натворивший столько шума, сиротливо подпирает стену, уронив на пол длинную ручку. Муж привычным движением поправляет волосы и, наконец, выпрямляется.

– Рита? – он смотрит на меня, удивленный тем, что я здесь, – Прости, не хотел шуметь. Зойка спит?

– Зойки нет, – тихо отвечаю я, пропуская его в гостиную, – она ночует у Садовских.

Я оглядываю мужа с ног до головы, пытаясь угадать его настроение. Он выглядит непривычно рассеянным. Морщина на лбу образует глубокую борозду. Напряженный взгляд блуждает по комнате, словно ища чего-то.

– Вадик, – я стараюсь говорить мягче. Словно боясь, что одно нечаянное слово может спугнуть его. Осторожно приближаюсь к мужу, касаюсь спины. Он нервно дергается, но, в следующее мгновение, оборачивается навстречу моим прикосновениям.

– Ты дома, – шепчу я, и тону в его объятиях, как в бескрайнем море тепла и света. Его рубашка пахнет именно так, как пахла в тот последний раз, когда он обнимал меня на кухне. В спасительном кольце его сильных рук я ощущаю себя такой свободной. Как будто он не уезжал! Как будто не было этих ужасных дней, привнесших сумятицу в нашу жизнь. Будто все это мне приснилось. Ощущение близости настолько сильно проникает в меня, что из глаз текут слезы.

– Ты дома, – снова и снова шепчу я, пряча лицо у него на груди.

– Ну что ты, солнце. Все хорошо, – он выпускает меня из объятий, наклоняется, чтобы поцеловать. Я ищу его губы, но поцелуй приходится куда-то в область щеки. Вадим мягко отстраняет меня, идет на кухню, включает огонь под еще теплым чайником, достает из ящика кружку.

– Что же это я! Ты, наверное, голодный, с дороги? – я устремляюсь к холодильнику. Но Вадим опережает меня, едва я касаюсь дверцы:

– Не суетись. Я поел в самолете.

– В самолете, – эхом повторяю я, наблюдая за мужем. Нужно что-то спросить. Но слова зависают в воздухе. Все дежурные фразы кажутся неуместными сейчас. Я продолжаю стоять, словно тень, чуть поодаль от него. Вадим достает из кармана телефон и отворачивается к окну. Теперь мне не видно его лица. Я задумчиво изучаю спину мужа, глядя на образованные рубашкой складки. И вдруг меня осеняет: ведь он приехал раньше, как и обещал… ей!

Я решительно обхожу столешницу и становлюсь прямо напротив:

– Почему ты вернулся раньше? Все нормально на работе?

– Угу, – кивает он, не отрывая глаз от телефона. Мне не обязательно видеть, что на экране. Я и без того знаю, чье имя сейчас занимает его мысли.

– Представляешь, у папы опять гипертонический криз, – я делаю шаг навстречу, – лежит в больнице.

– Правда? – Вадим, изобразив озабоченность, посылает мне кроткий взгляд.

– Да, нужно будет съездить к нему.

– Конечно! – кивает он. Однако я вижу, как снует по экрану его палец. По всему видно, набирает сообщение.

– Нужно Нинку пригласить. Она по тебе соскучилась.

Вадим раздраженно выдыхает. Видимо, мои навязчивые вопросы сбили его с мысли.

– Я тоже по ней скучал, – торопливо отвечает муж.

– А у тебя какие планы? Не помчишься, завтра на работу? – я не намерена оставлять его в покое. А потому делаю еще один шаг, и, оказавшись вплотную, притягиваю его к себе.

– Рита! – Вадим морщится, как будто его укусил комар и отодвигает меня в сторону. – Мне нужно кое-что порешать.

Я сжимаю челюсти так сильно, что зубы того и гляди раскрошатся на кусочки.

– Пойдем-ка лучше спать, – нежно провожу ладонью по его руке. Мой внутренний пес готов сорваться с цепи, когда Вадим раздраженно дернув плечом, перекладывает телефон в другую руку.

– Рит, ну прекрати. Я с дороги, – он тоже старается говорить мягко, но мне знаком этот взгляд.

– Пойдем тогда в душ, – нараспев говорю я, – я помассирую тебе спинку.

Не обращая внимания на протесты Вадима, я начинаю расстегивать пуговки на его рубашке. Одной рукой он ловит обе мои ладони и чуть ли не по слогам произносит:

– Иди спать, я скоро приду!

Так говорят с непослушными детьми. Таким же тоном я отправляла девчонок спать, когда они, разыгравшись, носились по комнате.

– Какие дела могут быть ночью? – нежность в моем голосе сменяется злостью. У меня больше нет сил притворяться. Наверное, это отражается в моих глазах. И Вадим также меняется в лице. Словно мы оба решили снять маски.

– Рита! Я же сказал тебе, иди спать, – сквозь зубы говорит он. И в этом приглушенном тоне стальных ноток больше, чем в самом громком крике.

Мы стоим, глядя друг на друга. Я тщетно пытаюсь различить в его взгляде хотя бы что-то, кроме безразличия и раздражения.

– А если не пойду? – повторяя его манеру говорить сквозь зубы, внятно произношу я. Еще немного и я сорвусь. Безоговорочно и бесповоротно сорвусь с катушек. Если он скажет еще, хотя бы слово.

Он жестко, даже грубо отодвигает меня в сторону и выходит на балкон. Я вижу, как он вынимает из кармана пачку сигарет. И через минуту, уносимая ветром, струится в небо узкая полоска табачного дыма. Я припадаю лбом к стеклу, ощущая сквозь упавшие на лицо волосы его прохладу. Он стоит здесь, всего лишь в паре шагов от меня. Так близко… и так далеко. Это не мой муж! Вернее, физически это он. Но он здесь только наполовину. Даже будучи там, эта дрянь притягивает его. Что она сделала с ним?

Я с силой толкаю балконную дверь. Вадим от неожиданности подается вперед, с трудом умудряясь сохранить равновесие. Выронив на траву телефон, он изумленно смотрит на меня.

– Рит, что с тобой? – в глазах мужа читается откровенное недоумение. Сколько еще он будет играть эту роль? Когда наконец-то сбросит с себя личину добропорядочного супруга?

– Это с тобой что? – тяжело дыша, не слыша собственного голоса, говорю я.

Он демонстративно поджимает губы, изображая одну из тех гримас, что призваны продемонстрировать мне всю силу его раздражения. И в тот же момент меня накрывает… Где-то в глубине сознания я понимаю, что пока еще могу притормозить, не нажимать на пусковой крючок. Но почему-то не хочу! Наоборот, мне дико, страстно, до безумия хочется обрушить на него всю накопившуюся злость. Улучив секунду, я выхватываю у него из-под носа телефон. Всего одно мгновение и он у меня в руках. Как бегун, заполучивший эстафетную палочку, я несусь в сторону туалета. И только закрыв двери изнутри, перевожу дух.

Сердце колотится как бешеное. Кажется, что я только что выиграла кросс, оставив позади всех самых сильных соперников. За дверью слышатся шаги.

– Рита, не дури! Отдай телефон! – его голос, через тяжелую межкомнатную дверь, звучит как из бочки.

Я смотрю на свой трофей, зажатый в руках телефон, и с опозданием понимаю, что не знаю пин-код. А без него все, что скрыто внутри, останется недоступным.

– Скажи свой пин-код! – кричу я.

– Рита! Отдай телефон. Что ты хочешь там найти?

– Твою переписку с этой стервой!

Стук прекращается.

– О чем ты? – его голос звучит спокойнее. В отличие от моего:

– О той, с кем ты спишь. Уже очень долго!

– Рит, это твои фантазии, – примирительным тоном отвечает из-за двери Вадим. Ну вот, сейчас он опять выставит меня сумасшедшей!

– Я все знаю, Вадик! Что ее зовут Аня, что у вас с ней роман. Я знаю, что она годится тебе в дочери. А еще я знаю, что ты ночевал у нее перед отъездом.

Я замолкаю, давая ему право голоса. Но, кажется, он не собирается его использовать. По ту сторону двери все смолкло. Ни звука, ни шороха. Быть может, он ушел? Но я не стану проверять. Я останусь здесь, пока не прозвучит его признание.

– Ну же, Вадим! Будем играть в молчанку? – подначиваю я мужа. – Не слишком ли долго мы этим занимаемся?

И снова тишина. Меня начинает злить эта игра в одни ворота.

– Теперь твой «малыш» сбежал от тебя, и ты бесишься, верно? А знаешь, где она? – я делаю ударение на слове «малыш» и в этот раз мои старания не проходят даром.

Вадим опять хватает ручку. И та дергается, пытаясь вырваться.

– О чем ты говоришь? – рычит он. И по спине бегут мурашки.

– Я говорю о том, Вадик, что она взяла деньги и сбежала. Она сделала свой выбор. Сектор приз выпадает не каждый день!

По ту сторону двери воцаряется молчание. Нет, не так! Гробовая тишина. Мне становится не по себе. И я прикидываю в уме, настолько ли прочна эта дверь, и замок… сможет ли он выдержать? В следующий момент оглушительный удар пронзает тесное пространство, и все предметы в маленькой комнатке начинают дребезжать. Дверь устояла! «Он намерен выбить ее», – объятая страхом, я вжимаю себя в узкий просвет между ящиком и унитазом. Телефон все еще зажат в моей ладони.

– Какого черта ты несешь? – его голос, кажется совсем рядом. Так, словно бы он уже здесь.

– Признайся, Вадик! Давай начистоту. Как в институте, помнишь? Откровенность за откровенность, – дрожащим голосом отвечаю я. Когда-то в юности мы любили играть, собравшись веселой разношерстной компанией девчонок и ребят. Рисковая и опасная игра, которая затягивает тебя в водоворот каверзных вопросов и пикантных признаний.

– Если так тебе станет легче… Да! У меня связь с другой женщиной, уже почти два года, – слышу я.

И, хотя я мысленно была готова к этому признанию. Мало того! Я ждала, я жаждала его. Услышать правду из его уст выше моих сил. Возможно, где-то втайне я надеялась, что все это ложь, случайность, недоразумение, которое разрешится, стоит ему вернуться. И больше всего на свете я бы желала услышать не правду. Нет! Не ту правду, которая известна нам обоим. А ту ложь, которой он пичкал меня все это время. О том, что в его жизни есть только одна самая важная вещь. Это его семья! Но это уже невозможно. Эти слова уже потеряли всякий смысл. И сколько раз ни повторяй их снова, они не обретут его.

– То есть, ты признаешься в том, что предал меня?

– С чего бы? – усмехается Вадим. – Я признаю лишь тот факт, что изменял тебе.

– А это, по-твоему, не предательство? – пораженная его безразличием, вспыхиваю я. – Ты обманывал меня все это время! Ты предал нас!

– Рит, – устало произносит мой муж, – неужели ты не понимаешь, что нас уже давно не существует. Есть ты, есть я, есть наши дети. Именно они удерживают нас вместе.

– Ты меня больше не любишь? – озвучиваю я единственный вопрос, который волнует меня больше всего. Но, предвидя его ответ, молниеносно меняю тактику. – Ты любишь ее, да? Ради нее ты готов оставить свою семью? А все то, что было между нами, теперь пустой звук? Это все ничего не значит?

– Рит! – его резкий голос звучит, как предупредительный выстрел, и я послушно замолкаю, – Ты… ты всегда будешь в моей жизни. Ты мать моих дочерей. Просто… я не могу больше так, – он переводит дух, и продолжает, – наши ссоры, твои постоянные истерики… Не проще ли все прекратить? Дать друг другу возможность вздохнуть свободно.

– И что теперь? – глотая слезы, спрашиваю я.

– Я не знаю, – без промедления отвечает Вадим. Его голос спокоен, – давай начнем с того, что ты откроешь двери.

Мне вдруг становится смешно. Я, закрывшись в туалете от собственного мужа, сижу с его телефоном в руках. И он, пытаясь вернуть свой аппарат, чтобы вернуть свою любовницу, умоляет меня отворить ему двери.

– А ты скажи волшебное слово, дверца и откроется! – уже сквозь смех, выкрикиваю я. Внутри меня клокочет, извергается невероятный вулкан эмоций. Будто кто-то открыл волшебную табакерку.

– Рита, – кажется, у моего мужа иссяк словарный запас. Он вздыхает так глубоко и громко, что мне становится немного жаль его.

– Не бойся, Вадик! Я помогу тебе найти ей замену. Не могу же я своего родного мужа отдать какой-то продажной стерве. Она уже далеко отсюда.

– Какого хрена ты натворила? – просачивается в дверную щель наполненный гневом голос Вадима.

– Я натворила? Это я натворила!? – в желании докричаться до него, я вскакиваю на ноги. – Это ты натворил! Это ты угробил нашу семью! Ты просто взял и растоптал все. Ты сволочь, Вадим! Я ненавижу тебя! И твои дочери будут тебя ненавидеть за это!

– Не впутывай девочек, – пытается он вернуть себе право считаться хорошим отцом.

– Да ты уже их впутал! Лицемер! Ты!Как ты мог? Как ты мог, Вадим? Зачем ты так со мной? С нами… – жалость, эта проклятая жалость к себе переполняет меня, и я замолкаю. Просто не хочу, чтобы он слышал мои слезы.

– Рита, отдай мне телефон? – слышу я. Словно этот чертов телефон ему дороже всего на свете.

– Телефон? Тебе нужен телефон? Забирай!

Я отворачиваюсь спиной к двери. Бросаю последний взгляд на его смартфон и разжимаю ладонь. Аппарат приземляется точно в заполненную водой фаянсовую чашу. Если вытащить его сейчас, разобрать и просушить, то можно реанимировать. Но я не стану! Вместо этого, я решительно жму кнопку слива, и водяной поток кружится вихрем. Я встаю на корточки, чтобы лучше видеть. Телефон слишком большой, чтобы проскользнуть в трубу, потому лишь беспомощно трепещет в бурлящей воде. Экран загорается, жалобно мерцает и гаснет навсегда.

Я поднимаюсь на ноги. Ощущения такие, словно я только что взорвала атомную бомбу. Лишь спустя время можно будет оценить ущерб, а последствия взрыва еще долго будут отзываться ноющей болью где-то в межреберном пространстве.

– Забирай, – выдыхаю я в лицо Вадима, отворив щеколду. Я не вижу, что происходит вслед за этим. Мне не интересно, как муж достает телефон из воды, как, подобно спасателям Малибу, пытается вернуть его к жизни. Минуя тяжелый старинный комод, я прислоняюсь к стене. Вадим сидит на диване, понурив плечи и запустив пальцы в волосы.

– Вадик, что ты так переживаешь? Купишь себе новый, – с тяжелым вздохом говорю я. Вадим не поднимает головы. – Или ты забыл номер своей Анечки?

Мне бы стоило остановиться, пожалуй. Ведь я сделала все, и даже больше. Но я не могу! Увы, не могу… Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю подумать.

– Да ладно! – наиграно шутливо вскрикиваю я, и в тишине мой голос звучит слишком громко. – Неужели и, правда? Ты не знаешь ее номера? А стоило бы выучить наизусть. Как же теперь ты сможешь ей позвонить?

Я сокрушенно цокаю языком. Намеренно громко, чтобы он услышал, чтобы почувствовал всю глубину моего сарказма. Как жалко он выглядит сейчас в своем отчаянии.

– Конечно, Вадик! Я понимаю тебя. Ведь номера всех шлюх и не упомнить.

Вадим вскакивает с дивана и вмиг оказывается рядом. Так близко, что я вжимаюсь в стену. Мое дыхание перехватывает. Я буквально слышу, как он кипит.

– Что ты… как ты…, – он шумно втягивает воздух и заносит правую руку.

Я почти теряю сознание, колени подгибаются, и я инстинктивно прикрываю голову руками. Кажется, я стою так целую вечность. Звук входной двери ускользает, растворяется в воздухе. И, открыв глаза, я понимаю, что он ушел. Я медленно сползаю на пол. Ощупываю лицо и руки, словно желая удостовериться, что все цело. И, хотя он не тронул меня и пальцем, мне больно. Так больно!

Подобно змее в предсмертных муках, я извиваюсь, лежа на полу. Пока наконец-то не угасаю. Обессиленная и раздавленная своим отчаянием. Я обнимаю плечи и подтягиваю колени к груди. Халат распахивается и блуждающий по комнате ветерок подхватывает его легкие края. Я лежу, не чувствуя холода, и смотрю перед собой на светло-серую ребристую поверхность ковра. Как на шкуру дикого зверя. Вот сейчас он встрепенется и встанет по весь рост, заполняя собою пространство маленькой комнаты.

Вместе с горячими и солеными, словно нагретая жгучим солнцем морская вода, слезами, выплескивается моя боль. Тягучим, монотонным воем пронзая насквозь мое нутро, она выбирается наружу, оставляя на душе отметины своих когтей. Такие болезненно глубокие и кровоточащие, какие не излечит ни время, ни одна микстура на свете.

Часть 3 Два года спустя

Глава 36. Анечка

Как обычно я открыла глаза и увидела темноту. Уже привычная взору, она постепенно рассеялась и сквозь мелкие, как решето, отверстия в ткани стала проглядывать тусклое свечение. За пробуждением следовала гимнастика, ставший привычным ритуал. Хотя бы что-то, дающее почувствовать себя живой. Я медленно, ощущая, как со скрипом становятся на место позвонки, выпрямилась, вытянула ноги, пошевелила голыми ступнями. Голова уже не болела, но слабость и тошнота не замедлили напомнить о себе. С каждым днем мне становилось все тяжелее, все труднее было проснуться, пошевелиться. Я казалась себе маленькой песчинкой в целой груде песка. Где никто не сможет отыскать меня!

Я начала понимать, что никто и в самом деле не знает, где я. Ни Машка, которой в тот день не было на работе. Ни мои родные, которые пока находились в счастливом неведении. Ни Вадим, который, вероятно, все еще был в отъезде. Никто, кроме человека, что похитил меня. Обычно половину пути мы шли домой вместе с Машкой, а после подруга могла заскочить ко мне на чай. Если в тот вечер у нее не намечалось очередное рандеву. Но только не в пятницу! Вечер пятницы принадлежит Вадиму. Он заезжал ко мне по пути с работы, в пятницу у него получалось освободиться раньше, и я тоже спешила домой, чтобы принять душ к его приходу. Но в тот раз я никого не ждала. Я собиралась коротать вечер в одиночестве. И кто-то, несомненно, знал об этом.

– Тебя проводить? – этот вопрос сам собой возник в голове. Мои глаза распахнулись и тошнота отступила.

Он не в первый раз предлагал проводить меня. И знал наизусть дорогу. Он знал, что Машка в тот день не вышла на работу. Он знал, он все знал! Эмоции накрыли меня с головой, и стало трудно дышать. У меня было чувство, что я раскрыла преступление века. Смесь восторга и ужаса отзывались дрожью во всем теле. Я тут же представила себе сутулого Эдика в его смешных мокасинах. «Нет, не может быть», – вопреки тому, как удачно сошелся мой ребус, я все еще отказывалась верить в то, что Эдик виноват. Что это он мог ударить меня по голове, увезти куда-то и спрятать. Зачем? Образ скромного кавалера, общительного и веселого, никак не вязался с человеком, что вот уже много дней так изощренно издевался надо мной.

«Зачем?» – этот вопрос теперь занимал все мои мысли. Мой отказ настолько больно ударил по его самолюбию, что он решил отомстить? Или таким образом он рассчитывал заслужить мою любовь? Абсурдность моей теории, однако, не лишала ее смысла. И уже спустя пару минут раздумий я прочно уверилась в своей правоте. Какой бы ни была его цель, он ненормальный. Это было очевиднее всего! «Я скажу ему! При первой же возможности, признаюсь в любви, которой пылаю уже давно», – решила я, – «Совру. Я умею врать! Отчего не сказала раньше? Стеснялась. Считала себя не достойной его внимания. Боялась, что он меня бросит. Можно сочинить историю о несчастной любви, разбитом сердце и прочей подростковой чепухе».

Довольная собой, я ощутила прилив сил. Теперь преимущество было на моей стороне. Увлеченно выстраивая стратегию поведения, я не заметила, как промчалось время. И только когда мой желудок издал отчаянный стон, поняла, что слишком уж долго лежу вот так. Обычно между моим пробуждением и его приходом умещалась одна попытка размять затекшие ноги, пару попыток развязать веревки, приступ отчаяния, слезы и куплет песни, которую я тихо мычала себе под нос.

«Почему он не приходит?», – я испуганно прислушалась к тишине. Редкие возгласы птиц, невнятные шорохи, шелест листьев. Видимо, на улице был ветер, и ветки деревьев царапали крышу. Подобный скрежет был знаком мне, и уже не пугал так сильно, как впервые. Спустя еще какое-то время я всерьез встревожилась его отсутствием. Где же он? Почему задерживается? Что-то случилось! Мой щедрый на образы мозг стал сыпать картинками. Вот Эдика сбила машина, и скорая везет его в реанимацию. Вот на голову ему упал кирпич, оставив от черепа кровавое пятно. А вот он, под влиянием чувства вины, изрезал руки в кровь. Его найдут не скоро… А сообщит ли он в предсмертной записке обо мне?

Еще спустя время я погрузилась в состояние, близкое к истерике. Я в одночасье настолько живописно представила свою участь. И все, что случилось до этого, показалась невинной шуткой. «Если он не придет совсем, я просто умру! От жажды, от голода. Умру медленно и болезненно». Я металась по полу, не чувствуя боли, пыталась распутать веревки, плакала, билась, как брошенная на берег рыба. Я колотила пятками об пол, что есть мочи и мычала. Пока не послышались звуки шагов. Привычный шорох травы под ногами, хруст ломающихся веток. И впервые за все время, эти звуки стали усладой! Я расслабленно выдохнула и притихла, готовая услышать лязганье замка.

Но вместо этого… Мне не почудилось! Кто-то разговаривал вполголоса, стоя там, за стеной. Это был не один человек. По меньшей мере, говорящих было двое. Я сжалась в комок, ощущая, как подрагивает нижняя челюсть. Только что мне удалось разоблачить своего похитителя. Кто же теперь ждал за дверью? Если это случайные прохожие, то они спасут меня. А если нет? Вдруг там, за стеной отморозки? Что они сделают, увидев связанную на полу девушку?

– Я сказал, что слышал что-то, – донеслось до меня. Голос принадлежал мужчине. Хрипловатый, очевидно прокуренный насквозь, он отнюдь не внушал доверия.

– Да ну его, Серень! Пойдем отсюда, – взмолилась… женщина. «О Боже мой, женщина!», – я не поверила собственным ушам. Тем временем диалог продолжался.

– Тебе что, не интересно? Вдруг там какая животина застряла? – спросил мужчина.

– А если там… ну это… че-нибудь страшное? – заскулил женский голосок.

– Че? – повысил голос мужчина. – Бабайка что ль?

Осознав вдруг, что нужно как-то обозначить себя, не позволить им уйти, я втянула носом воздух и замычала. Снова! Еще раз! Громче, громче! Пока совсем не осипла. Но это сработало.

– Ей, вы там человек? – этот вопрос был адресован мне. И я незамедлительно ответила на него протяжным стоном.

– Вам нужна помощь? – в ответ я снова промычала.

Некоторое время парочка обсуждала варианты, ссорилась, а затем, так и не придя к согласию, принялась ломиться в двери. Мужчина оказался крепким, или дверь была старой, но спустя пару попыток, в мой замкнутый мир ворвался оглушительный грохот, а вслед за ним на меня навалилось чье-то тяжелое запыхавшееся тело.

– Ой, батюшки! – ахнула женщина, и моих босых ступней коснулся прохладный воздух. Я боязливо поджала ноги и жалобно всхлипнула. Чьи-то шершавые руки, царапая кожу на шее, принялась развязывать узелки. И вскоре я прозрела! В глаза ударил свет, образованный дверным проемом. И эти двое, в ареоле света, привиделись мне ангелами. Не успев рассмотреть их, как следует, я сощурилась.

– Ты кто? – спросила женщина.

– Ну, ты и бестолочь, Марго! – усмехнулся мужчина. – Как же она тебе ответит. Не видишь, рот у нее заклеен?

С этими словами он вышел из облака света, присел в изголовье и занес ладонь над моим лицом, намереваясь избавить от скотча. В нос ударил резкий, удушливый запах перегара.

– Подожди, Серень! – одернула его женщина. – А если она эта… какая-нибудь…

– Кто? – поторопил ее мужчина.

– Ну, типа жена миллионера? И нас потом за нее того… сикир башка?

Он убрал ладонь и я, напуганная их страхом, старательно замотала головой. Крепкие пальцы подхватили кончик липкой ленты и резко рванули в сторону. Я вскрикнула. Губы горели, как после ожога. И я могла только представлять себе, как выглядела в тот момент. Немудрено, что мои спасатели пребывали в нерешительности.

– Ты кто? – повторила свой вопрос женщина.

– Я…, – прохрипела я в ответ, каждое слово давалось с большим трудом, – я Аня.

– Ну, привет, Аня! – послышалось из-за спины. – Как же тебя угораздило?

Пока я пыталась объяснить своим избавителям как здесь оказалась, мужчина разрезал веревки и помог мне подняться с пола. Теперь я могла оглядеться. Моей темницей оказался заброшенный дачный домик. Вполне уютный, с камином и кроватью. Кому принадлежало это место? Ни фотографий на стенах, ни личных вещей здесь не было. Только паутина по углам, слой пыли на фанерной столешнице и запах сырости, к которому я успела привыкнуть, говорили о том, что здесь давно не ступала нога человека. Я понятия не имела, была ли у Эдика дача. Возможно, это домик его родителей? Половицы под ногами скрипнули. И этот звук, такой знакомый, больно резанул мой слух. Я смотрела, точно чужими глазами, на кирпичный камин в углу, на узкую комнату, что служила кухней, и… металлическую дверь в подвал.

– Ты это…, – нарушил тишину сиплый мужской баритон, – может быть, с нами пойдешь?

Я обернулась и увидела хмурый взгляд. Он принадлежал человеку, не молодому, но еще сохранившему следы былой удали. Сильные руки, крепкая шея и уверенная поза выдавали в нем трудягу, которым он был когда-то. Пока не пристрастился к алкоголю. Запах вчерашнего веселья, заполнивший тесное пространство, все еще дурманил мозг. Было очевидно, что мужчина, да и его спутница – люди крепко пьющие, но при этом не утратившие рассудок. По изношенной и прохудившейся одежде, издалека их можно было принять за двух увлеченных дачников. Я отчего-то устыдилась своего любопытства и отвела взгляд. В отличие от женщины, которая, прищурив глаз и склонив голову на бок, беззастенчиво меня разглядывала. Одутловатое лицо, припухшие веки и пакля бесцветных волос, торчащих из-под беретки. «Все же алкоголь – враг женской красоты», – подумала я, пытаясь вообразить, какой эта особа была раньше.

– Ну, идем! – коротко бросил мужчина, пропуская дам вперед.

– Давай сюда свои вещи, сама-то еле идешь, – подталкивая меня в спину, женщина выхватила из рук мою ветровку.

Я не допускала мысли о том, что эта странная парочка могла мне чем-то навредить. Пожалуй, на тот момент, меня переполняла благодарность. И я, боясь навлечь беду, послушно семенила рядом вслед за ними, по вытоптанной в зарослях высокого сорняка тропинке.

– Марго, да ты у меня королевишна! – с гордостью в голосе мужчина оглядывал свою спутницу. Та, красуясь перед зеркалом, поправила прическу. В свете маленькой лампы, ее профиль и впрямь показался мне царственным. Крупный нос, вздернутый к верху подбородок и прямая спина под вязаной шалью выдавали в ней женщину с претензией. И мой амулет в форме сердца, уютно примостившийся на ее груди, дополнял этот странный противоречивый образ.

– Дорогая, поди, штука? – она бережно коснулась пальцем украшения.

– Да, – отозвалась я из угла комнаты, – но мне не жалко.

Марго и Сереня, так звали моих избавителей, облюбовали один из брошенных дачных домиков. Наподобие того, в котором я провела несколько жутких ночей. В отличие от него, жилище супругов отличалось теплом и уютом. Старательно собранный по частям, интерьер их комнаты выглядел как одеяло из лоскутков. Старая деревянная кровать была убрана махровым пледом. На окнах висели дырявые тюлевые занавески. На полу в уголке комнаты стоял торшер, а с потолка свисала самодельная композиция из нанизанных на веревку бутылок. Не хуже тех, что мастерят в программах о ремонте модные дизайнеры.

– Вы здесь зимуете? – поинтересовалась я, не представляя, как можно обогреть это скромное жилище в мороз.

– Да что ты! – махнула рукой Марго, – У нас квартира есть. А эт наша летняя резиденция.

– На свежем воздухе спится хорошо, – деловито заметил Сергей.

Я кивнула, пытаясь скрыть удивление.

– Значит, сегодня переконтуешься здесь, а завтра видно будет, – тоном, не терпящим отказа, отчеканил он. На веранде домика стоял на козьих ножках самодельный очаг. Покрытый сажей чайник, уже кипел, подгоняемый язычками пламени. Пока Сергей занимался чаем, Марго накрывала на стол. В ящике нашлись сухарики, баночка меда и даже горстка орешков. По всему было видно, что хозяйка достала из закромов все самое лучшее.

– Ну, рассказывай! – горящим взором уставилась на меня Марго.

Спустя три чашки крепкого черного чая и пару рюмок обжигающей водки, буквально силой залитых в меня сердобольной хозяйкой, я разоткровенничалась. И принялась рассказывать им все, что было со мной, вплоть до детского сада. Я рассказала про родителей, поделилась историей наших с Вадимом отношений, своими подозрениями по поводу Эдика и деталями разговора с Маргаритой.

– Хорошая ты девка, да бестолковая, – со вздохом подытожила мой рассказ Марго, и бросила в рот маленький круглый бублик.

– Наивная, – деликатно поправил Сереня.

– Это ж она, тезка моя, прибрала тебя. С глаз долой! – прижав ко рту ладонь, как бы по секрету шепнула мне Марго.

– Кто? Маргарита? Нет! – я мотнула головой, отчего в глазах все поплыло. Сфокусировав зрение, я решительно возразила. – Она порядочная женщина. Домохозяйка!

Марго усмехнулась:

– Ты что, не смотрела сериал «Отчаянные домохозяйки»?

Я кивнула:

– Ну вот! – хлопнула ладонью по столу Марго. – Они все порядочные на вид. А в ящике у них цианид приптятан.

– И пистолет, – добавил Сергей, опрокинув в рот еще одну полную до краев рюмку.

Я нахмурилась. Мне было сложно сообразить, что имеет ввиду Марго. Все мысли, как кусок теста, слиплись друг с другом в одну бесформенную массу. Марго, Маргарита, Эдик, Вадик… Я напилась, как сапожник! Моя жуткая история глазами этой парочки вдруг обрела комедийные черты. «Черная комедия», – засмеялась я, представляя, что сказал бы Вадим, увидев меня в таком состоянии.

– Тяжело тебе в жизни придется, – услышала я голос, принадлежавший не то Марго, не то Сергею. Внутри разливалась приятная нега, было тепло и сухо. И чьи-то заботливые руки укутали меня в махровый плед.

Утро наступило неожиданно быстро. Выпив горячего чая, я, в сопровождении новых друзей, отправилась на большую дорогу, ловить попутную машину.

– Может быть, все-таки в милицию? – в который раз уточнила Марго.

– Нет, – я отрицательно качнула головой, – сначала хочу повидать Вадима.

Марго вздохнула, а Сергей протянул мне клочок бумаги.

– Вот, мой телефон. Звони, если что, – произнес он.

– У вас и телефон есть? – вырвалось у меня.

– Нет, мы дикари по-твоему! – возмущенно всплеснула руками Марго.

– А как мы такси вызвали? – вторя ей, сурово промычал Сергей.

– Такси? – повторила я, пытаясь подавить возникшую радость. «Как мало я знаю о жизни, и как плохо разбираюсь в людях», – я мысленно отдала должное этой потерянной парочке.

Машина подъехала на удивление скоро. Таксист опустил стекло и оглядел нашу странную компанию. Предвосхищая вопросы, Сергей деловито щелкнул языком и, облокотившись на крышу авто, обратился к водителю.

– Значит так, – серьезно начал он, – девочку довезешь в целости и сохранности, – он взглядом указал в мою сторону, и я виновато улыбнулась, – если хоть волос с головы упадет… Моя жена твой номер записала, и я твою физиономию срисовал. Понятно?

– Эээ…, – молодой паренек за рулем старой иномарки с трудом подбирал слова, – я да, понял. Без проблем.

– Вот и отлично! – кивнул Сергей и ободряюще хлопнул его по плечу, – Залазь! – скомандовал он мне.

– Спасибо вам, – обратилась я к Марго. Она кивнула.

– Береги себя, – услышала я, уже из машины и помахала рукой.

Почти всю дорогу мы ехали молча. Молодой человек опасливо косился на меня в зеркало заднего вида. Я, вжавшись в сиденье, размышляла о случившемся.

– Может тебя в больницу? – уже на подъезде к городу уточнил таксист. На светофоре машина встала и он обернулся. Его глаза выражали испуг, и я смущенно коснулась лба. С утра я умылась, а после, избегая смотреть в зеркало, по-быстрому соорудила на своей голове хвост. Видимо, старания прошли даром, и в тот момент я не слишком отличалась от Марго.

– Нет, – решительно ответила я и назвала домашний адрес.

Еще полчаса и в окне машины показалась моя высотка. Водитель заглушил мотор, остановился ближе к ступеням подъезда. Но я как парализованная, осталась сидеть на месте. Выйти наружу не хватало сил! Объятая страхом, я стала нашептывать под нос слова песни, чем абсолютно сбила с толку несчастного юношу. В итоге он вызвался проводить меня до двери. Проскользнув в квартиру, я искренне поблагодарила его за помощь и закрылась на все замки.

Моя скромная однушка после тесной камеры «пыток» казалась громадной. И этот простор подействовал на меня странным образом. Словно клаустрофоб, очутившийся в тесной клетке, я ощутила дикий страх. Глазницы окон, тысячи темных углов обступили меня со всех сторон. И в каждой тени мерещилась опасность! Тогда, преодолев панику, я прошлась по комнатам и зажгла свет повсюду, даже в туалете. Затем решила исследовать свое жилище вдоль и поперек. Я заглянула в ящики, под мебель, одернула шторы и даже постучала по батареям. Навряд ли я смогла бы отбиться, если кто-то и в самом деле притаился в темном углу. Но, исключив все угрозы, я успокоилась.

Это была моя квартира, мой временный, маленький дом, привычный и знакомый. Все было на своих местах: раскладной диванчик, цветастые подушки, яркие прищепки на шторах. Ноутбук спал на журнальном столике, а в уголке комнаты сгрудились изголодавшиеся без воды растения. На автомате я взяла лейку и полила их. Затем стянула с себя джинсы, сразу определив их в мусорный пакет. Все вещи, что были на мне, я собрала в кучу, пока не зная, что с ними делать. Оставшись без одежды, я пошла в ванну, и включила воду.

Большое зеркало под светом яркой лампы, словно через силу заставило меня посмотреть на свое отражение. «Я ли это?», – я дотронулась своей щеки. На фоне бледной кожи черные тени под глазами выделялись, подобно синякам. Уставшее, как после тяжелой болезни лицо. Воспаленные белки глаз, красные припухшие губы и волосы, липкими сосульками торчащие из резинки. Я распустила их, сразу же вспомнив про шишку на голове. И болезненно сморщилась. На шее виднелись красные полоски, а кисти рук украшали багровые кровоподтеки. «Да уж, зрелище не для слабонервных», – заключила я, предпочитая не смотреть.

Ванна тем временем набралась до половины, и я медленно, каждой клеточкой ощущая блаженство, погрузила в нее свое измученное тело. Чувствуя, как покалывает кожу горячая вода, как пощипывают ссадины на запястьях, я закрыла глаза. Постепенно боль утихала, и я незаметно для себя уснула.

Меня разбудила свистящая трель дверного звонка. Я распахнула тяжелые веки, и уставилась в коридор, где кто-то все настойчивее барабанил в дверь. «Нет, нет, пожалуйста», – мысленно взмолилась я, зажимая ладонями рот. Мне захотелось кричать, позвать на помощь. Я вдруг поняла, что под рукой нет даже телефона. Тяжело дыша, я вылезла из ванны и на цыпочках прокралась на кухню. С тела капала вода, оставляя на полу мокрый след. Я нащупала руками нож и, крепко держа его одной рукой, медленно, вдоль стеночки, двинулась в сторону входной двери.

«Я позову на помощь», – успокаивала я себя, – «кто-то из соседей должен быть дома. Кто-нибудь вызовет полицию».

– Аня, это Вадим. Ты здесь? – это был голос Вадима. Но в тот момент я была настолько поглощена своим страхом, что не поверила. Глазок на двери был бесполезен. Без лампочки, которую некому было заменить, площадка после заката годилась для съемок триллера. Я зажмурилась. Капелька липкого пота выступила на лбу и стремительно поползла вниз. Я нервно сглотнула, тыльной стороной ладони обтерла лоб и сильнее сжала деревянную ручку кухонного ножа.

– Ань, ты дома? Я видел свет в окне. Открой, пожалуйста!

– Нет! – вырвалось прежде, чем я успела прикусить язык. «Черт, черт, черт», – мысленно выругалась я, – «зачем я включила свет?»

– Ань, – уже тише прозвучало за дверью, – что случилось? Давай поговорим?

– Вадим в отъезде! Ты врешь! – сквозь судорожные всхлипы прокричала я в закрытую дверь.

– Твою мать, Аня! Я приехал раньше, чтобы найти тебя. Ты не брала трубку!

– Это…это точно… ты? – я коснулась ладонью двери, – Вадим?

– Ну а кто нахрен, если не я? – в свойственной ему манере, возмутился Вадик. Я услышала его вздох, – Малыш, у тебя все хорошо? Я просто хочу убедиться, что ты в порядке.

Рука скользнула вниз и повернула ключ. Два оборота и дверь распахнулась. Я испуганно отпрянула к стене коридора. Я не понимала, что стою голая, с ножом в руках, с прилипшими к лицу волосами, и обезумившими от страха глазами. У меня перехватило дыхание. Это был он, мой Вадим! Я выронила нож, и тот воткнулся острием прямо в линолеум.

– Вадим, – шепнула я, и стала медленно сползать вниз. Он метнулся вперед и успел подхватить меня на руки. Я прижалась к нему. Не осталось ни слов, ни звуков. Не осталось сил даже плакать. Все разом померкло! В тот момент своей жизни я просто родилась заново…

Глава 37. Рита

Вспоминать о тех днях, даже сейчас, спустя так много времени, невероятно сложно. Но забыть не получается. Мой психолог предупреждал, что жизнь не продолжится, пока я не расстанусь с прошлым. Но как с ним расстаться, если оно не отпускает?

В ту ночь, когда Вадим ушел от меня, я долго лежала. Помню, как в комнате вдруг стало светлеть. Как будто туман рассеялся, и предметы наконец-то обрели очертания. Я озябла, холодными, как ледышки ногами нащупала свои тапки. Мурка как ни в чем не бывало, спала, свернувшись уютным клубочком в уголке любимого кресла Вадима. Он всегда ругал кошку, когда ее светлая, невидимая глазу, шерсть, цеплялась на брюки.

«Который час?» – в рассветной дымке я нащупала взглядом часы и бросилась к телефону.

– Да, Рита! – ответил бодрый голос Ольги.

– Оля, привет, как там наши девочки? – спросила я, помешивая ложкой черный, как деготь, кофе.

– Девочки отлично. Только что распрощалась с ними у школьных ворот. Зоенька хорошо себя вела, позавтракала яичницей, – отчиталась Ольга. Ее спокойный тон подействовал на меня благотворно. Я глубоко вздохнула и отхлебнула горячего кофе.

– Спасибо, дорогая! На следующей неделе моя очередь, – заверила я Ольгу.

– Да что ты, пустяки, Рит. Для меня удовольствие. Чем еще занять себя в нашем мире грез, – усмехнулась приятельница, – кстати, ты чем занята? Может быть, выпьем кофейку? Я здесь, неподалеку.

– Не могу, Оль, – с сожалением вздохнула я, – в другой раз обязательно. Сегодня важная встреча. Уже опаздываю!

– Да конечно, без проблем! Вечером девчонок заберешь?

– Обязательно, – заверила я Ольгу и отключилась.

«Обязательно», – мысленно повторила про себя и залпом допила остатки кофе. События последних дней казались мне тогда неправдоподобными. Я всерьез стала бояться за свое душевное здоровье. Мой муж ушел? Он бросил меня? – в это невозможно было поверить. Вот же его вещи, фотографии. Здесь, на столе, еще осталась чашка со следами недопитого кофе. Я даже попыталась позвонить ему. Но девушка на том конце провода деликатно напомнила о том, что телефон абонента отныне выключен. Помнится, я сама утопила его в унитазе. Так с чего ему быть на связи?

Я подошла к зеркалу, взяла в руки расческу, провела по волосам, еще раз. «А ей зеркальце в ответ: ты прекрасна, спору нет. Но царевна всех милее, всех румяней и белее», – я долго смотрела на свое отражение, а после сжала в ладони расческу так крепко, будто держала в руках рукоять кинжала.

В груди все еще болело, щемило и ныло. Перед глазами стоял его взгляд, его стальной, бесстрастный взгляд, и занесенная для удара рука… Я не помнила точно, ударил он меня, или нет. Это было не важно. Важным было лишь то, что он собирался. Он готов был это сделать. И даже если все безвозвратно потеряно, я была должна, должна закончить начатое!

До сих пор меня удивляет то, с каким спокойствием я приняла это решение. Со стороны все выглядело так, словно я собираюсь на работу. Я оделась, привела в порядок волосы и даже тронула румянами осунувшиеся скулы. Затем выгребла из ящика остатки снотворного, тщательно упаковала их в рюкзак, прихватила с собой чистящее средство и старое Зойкино тряпье. После села в машину и нажала педаль газа.

День выдался пасмурным. За городом, в стороне от пыльных высоток, тучи тяжелым полотном нависали над трассой, готовые пролиться дождем. «Идеальные декорации», – ликовала я, сворачивая на проселочную дорогу. В такую погоду не много желающих набилось в дачный автобус, который оказался наполовину пустым. Следуя за ним по пятам, я прикидывала, как буду выбираться из оврага, если вдруг пойдет дождь. В итоге решила оставить машину на обочине. Вдохнуть свежего воздуха было бы кстати.

Понимала ли я тогда, что собираюсь совершить? Наверное, нет. Мной, моим разумом овладела ненависть. Точно внутри у меня развивался и рос огненный шар. Но ненависть не к мужу, нет. «Он не виноват», – думала я, – «он тоже жертва. Это все она! Стерва, чертова сука, дрянь, проклятая шлюха. Она должна сдохнуть! Когда она умрет, всем станет легче». Я бесстрастно и хладнокровно представляла себе, как войду в дом, сделаю ей последний укол, а после, дождавшись ночи, отвезу ее туда, к реке. Где в прошлый раз так глупо и бездарно позволила себя остановить.

Единственная потребность, которую я ощущала наиболее явственно, это поставить точку. Только так, мне казалось, можно освободиться от этих эмоций. Я забыла страх и осторожность. Я шла, не глядя себе под ноги, утопая носками кроссовок в размытой подземными водами почве. Я видела перед собой лицо Вадима. Его глаза, в которых не осталось ни любви, ни даже сочувствия.

Вынырнув из зарослей, я уцепилась за витую оградку и подтянула свое тело на пригорок. Калитка была приоткрыта и мне в глаза бросилась примятая трава. Словно кто-то топтался у входа. В тот момент я не придала этому значения, миновала узкую дорожку и оказалась на пороге домика. Я огляделась по сторонам. Кажется, на милю вокруг не было ни души. Такая непривычная стояла тишина! Я обратилась в сторону двери и застыла с ключом в руке.

В первую секунду я не могла сообразить, что вижу. Еще надеясь, что мое зрение меня подводит. Потом опасливо коснулась замка, тот качнулся и застыл с распахнутой дужкой. Я прислушалась, сглотнула подступивший к горлу комок.

– Эй, – сначала тихо, потом чуть громче сказала я в дверную щель. В ответ тишина.

Первым желанием было бежать оттуда со всех ног. Но я не поддалась панике, взяла себя в руки и толкнула дверь. Та гостеприимно скрипнула и распахнулась. На полу кухни скомканным лежало оставленное мною стеганое одеяло. Подушка валялась в углу комнаты, рядом с ней – ошметки веревки. Зеленый кусок простыни, отброшенный в сторону, подобно лягушачьей шкурке, одиноко болтался на спинке стула.

– Эй, – машинально повторила я.

Еще не зная, кто притаился там, за порогом, цепенея от ужаса, я выставила перед собой рюкзак и медленно вошла внутрь, готовая в любую секунду сорваться с места. Только осмотрев по очереди каждую из комнат, заглянув во все углы, я немного успокоилась. В домике было пусто. Я села на кровать и уставилась на оранжевый коврик. Случилось то, чего я никак не могла предвидеть!

«Как? Кто? Когда?», – один за другим сыпались вопросы, на которые я не могла найти ответ. Ранний приезд Вадима, ее исчезновение… Мозг тут же связал воедино два этих события. Но Вадим не мог знать! Никто не знал! Ни одна живая душа не знала об этом. Неужели она сама? «Нет! Исключено!», – я сразу отмела эту мысль, вспомнив, как старательно выбирала веревку, и как тщательно, подобно опытному матросу, изощрялась, вывязывая морские узлы. «Это невозможно!», – я сидела на сыром матрасе и раскачивалась в такт своим мыслям. И, чем больше я думала, тем больше сомневалась. Где я допустила оплошность? Плохо затянула веревки? Привела за собой «хвост»? Возможно, она проснулась раньше времени и кто-то из соседей услышал?

«В таком случае», – решила я, и этот вывод подействовал на меня подобно ушату ледяной воды, – «в таком случае, в моем доме скоро будет полиция, и жить мне осталось от силы до вечера». Нет, я не помышляла о самоубийстве! Я сторонилась этой мысли. Мне казалось, что я иду по канату без страховки, балансируя, ища опору, понимая, что каждый следующий шаг может стать последним. Но прыгать вниз, добровольно… Нет! Достаточно было представить, что будет с моими девчонками, реши я покончить все вот так. Я не могла оставить их, не могла!

Поэтому, словно это их судьба стояла на кону, я заставила себя быть сильной. Я встала и принялась собирать с пола то, что раньше служило постелью. Я сделала плотный рулет из одеяла, уложив внутрь него подушку, затем тщательно свернула все это в оранжевый коврик для фитнеса. Все, что могло бы скомпрометировать меня: обрывки бечевки на полу, кусок простыни, парочку использованных шприцов, опрометчиво оставленных в углу комнаты – все, что удалось найти, я сложила в мусорный пакет. Туда же, скрепя сердце, выбросила почти полную пачку снотворного.

«Они будут искать меня здесь!», – я вдруг отчетливо поняла, что оставаться на даче нельзя. Но куда ехать? Домой? На тот момент я могла лишь догадываться, знал ли Вадим. И потому решила переждать до вечера, скоротать время в поисках выхода. Я еще раз изучила обстановку, и, убедившись, что все улики собраны, вышла за порог. Замок был сломан. «Кто-то выломал дверь», – решила я, изучая деревянный косяк и глубокое со следами ржавчины отверстие на том месте, где раньше крепилась проушина замка. Плотнее притворив ее, я быстрым шагом отправилась в сторону машины. Уже оставив позади остановку садового товарищества, я съехала с главной дороги, выключила зажигание и закурила.

«Так», – обратилась я к своему разуму, в попытке разложить все по местам. «Значит, с вероятностью 99 процентов, ее нашел кто-то из соседей. Они сломали дверь и развязали ее. Наверняка, в этот самый момент она дает показания в полиции. Но что она может сообщить? Только указать место, где ее держали в заложниках». Мысли скользили сплошным полотном, будто кто-то в моей голове раскручивал катушку магнитной ленты. «У них ничего нет на меня! Она не знает, что это сделала я», – эта простая догадка настолько ошеломила меня, что в глазах помутнело. От радости я чуть было не захлопала в ладоши. Но череда вопросов вернула меня на землю.

«Не слишком ли загадочное совпадение, что ее держали взаперти именно в домике твоих родителей?». «Ничуть», – возразила я внутреннему голосу, – «в конце-концов, это мог быть… мой муж. Да, он был в отъезде. Но кто-то другой, по его указке мог воплотить в жизнь этот план». Сию же минуту у меня в голове сложилась версия событий. Я твердо решила все отрицать. Что бы там ни было, я ни причем. «Но ты сказала Вадиму, что предложила ей деньги. Тем самым буквально признавшись, что встреча имела место», – мой неугомонный прокурор опять взял слово. «Пускай», – решительно кивнула я, – «но я была не в себе. Я – обманутая жена, я имею право злиться и выдумывать разные небылицы, чтобы только сделать больно своему обидчику».

Мимо, по трассе, пронеслась фура. И потоки воздуха тяжелыми отголосками бросились врассыпную. Я ощутила толчок и выронила сигарету. Еще зажженная, она чуть было не продырявила обшивку водительского кресла. Стряхнув пепел, и успев перехватить окурок, я выбросила его за стекло и включила зажигание. Следующим пунктом в моем плане был визит к дому Ани. Я хотела убедиться, что Вадима там нет. «Если машина мужа там, я дождусь его. А дальше, будь, что будет». Я не знала, о чем скажу. Мне просто нестерпимо захотелось увидеть его. Еще разок…

Мне не составило труда по памяти восстановить маршрут к ее дому. Почему-то я была уверена в том, что обязательно встречу там Вадима. Но, среди машин, припаркованных у подъезда, его джипа не оказалось. Я обошла вокруг дома, заглянула в соседние дворы. Незнакомые, чужие иномарки, старые и новые, с забрызганными грязью номерами и с сияющими, отдраенными до блеска стеклами. Машины мужа среди них не было.

«Твоя версия разваливается на глазах, Рита», – услышала я внутренний голос. Столько нестыковок, незначительных на первый взгляд, выдавали мое вранье. Конечно, законопослушная Мария Андреевна сделает чистосердечное признание о том, как я не брала трубку и шаталась, Бог знает где, пока она сидела с моей дочерью. Где я была? Куда пропала? Ездила к Ленке? Нет! Не хватало еще впутывать подругу. Я решила, что не двинусь с места, пока не придумаю себе алиби.

«Чего мне бояться? Ведь я же никого не убила. Всего-то, подержала пару-тройку дней вдали от цивилизации», – напрасно старалась я уговорить себя. Попытка не удалась: дыхание участилось, сердце тревожно забилось, к щекам прилила кровь. Во рту я почувствовала неприятную горечь, какая бывает за секунду до рвоты. Чтобы унять приступ тошноты, я осторожно опустилась на первую пустую лавочку на своем пути. Прохладный воздух проникал в меня с каждым новым вдохом, и постепенно ощущение слабости отступило.

– Дима! – послышалось за спиной. Я испуганно обернулась, взглядом выдернув из толпы девушку. Она, обгоняя поток высыпавших из автобуса людей, стремительно двигалась вперед. Я пыталась отыскать в скопище людей мужчину. И буквально сразу нашла его. Одетый не по погоде легко, он стоял на месте, бережно прижимая к груди букетик цветов. Мужчина махнул в ответ, хотя в этом не было нужды. Девушка видела его.

Мне стало любопытно, что за цветы скрывает скромная бумажная упаковка. Тюльпаны? Какие тюльпаны в это время года! Розы? Нет! Вероятно, что-то легкое, нежное, полевое. Ромашки, хризантемы, ирисы. Что-то смутно знакомое промелькнуло в этой простой и трогательной сценке. «Дима!», – я выхватила из кармана смартфон и в одно мгновение отыскала его имя в телефонной книжке. Не так уж много в ней было мужских имен.

«Позвонить?», – мне вспомнились его настойчивые и нежные объятия, голос на том конце провода, случайная встреча в метро. Когда сломалась моя машина и я, решив вспомнить студенческие годы, наведалась в подземку. Я заметила его сразу. Высокий, в легкой демисезонной куртке, одной рукой он держался за перила скользящего вверх эскалатора, а второй держал телефон. Когда мы поравнялись, и он наконец-то, видимо, ощутив на себе чей-то взгляд, оторвался от экрана. Я улыбнулась. На его лице за ту секунду промелькнула целая гамма чувств: от радости узнавания до растерянной обреченности.

«Ничего не скажешь, хороша любовница! Звонит через год, чтобы попросить выступить в качестве ее алиби», – отругала я себя и спрятала телефон обратно в карман. И только тогда обнаружила, что ноги привели меня на лавочку, где в тот злосчастный вечер состоялся наш разговор с ней. Вот здесь, по левую руку она сидела, глядя себе под ноги. А вот тот самый фонарь, что рисовал узоры на ее лице, помогая скрыть эмоции.

«Ну что ж», – подумала я, озираясь по сторонам, – «осталось только ей самой нарисоваться». Мне привиделось, как она выходит из подъезда старой многоэтажки, перебегает дорогу и садится сбоку, спрятав ладони в рукавах ветровки. Но вместо этого из-за дерева появилась кошка. Она шевельнула ушами и села напротив.

– Привет, а ты меня узнала, – я наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть старую знакомую. Мне запомнился этот необычный окрас и слишком ухоженная для дворовой кошки шерстка.

Она величественно махнула хвостом и смерила меня любопытным взглядом. Кошка была серого цвета. Одного из тех оттенков, что помогают затеряться в городской среде. На спинке, вдоль позвоночника тянулась узкая полоска темной, почти черной шерсти. Аккуратные маленькие лапки, «обутые» в белые носочки перетаптывались на месте. Кончик хвоста тоже был белым, будто его обмакнули в банку с краской.

– Прости, что не обратила на тебя внимания тогда. Что не приласкала, – я потянулась к кошке. Но та проскользнула между ступней и вынырнула с другой стороны. Я думала, что злопамятное создание убежит прочь. Но вместо этого кошка ловко запрыгнула на высокую деревянную скамью и примостилась рядом со мной.

– Ну, что посоветуешь? – всерьез поинтересовалась я у пушистой собеседницы. Со стороны, вероятно, женщина ведущая беседу с кошкой, выглядела странно.

– Мряу, – отозвалась она и подняла на меня живые, цвета пожелтевшей травы, миндалевидные глаза.

Глава 38. Анечка

Отчего нам кажется особенно желанным именно запретный плод? Стоит взять одно яблоко из общей кучи, определить ему особое место и сделать неприкосновенным, как все другие меркнут на его фоне. Хотя всего лишь мгновение назад оно ничем не выделялось, теперь мы готовы разбиться в лепешку, лишь бы откусить кусочек от вожделенного лакомства. Верни его обратно в кучу, и оно затеряется среди других. Сольется с ними в одну безликую массу.

Еще в детстве желание идти наперекор общепринятым нормам определяло мой следующий шаг. Бунтарский дух лишь окреп с годами! Будь я послушной девочкой, давно бы уже вышла замуж за послушного мальчика и мы бы вместе воспитывали своих послушных деток. Но я предпочла другой путь. Я часто спрашиваю себя, была ли это расплата за любовь? Но, каждый раз признаюсь, что заплатила бы эту цену снова.

Когда ты окрылен любовью, когда в твой мозг поступает энная доза эндорфинов, тебе кажется, что ты постиг что-то невероятное, недоступное простым людям. Что ты познал истину! И это ощущение, словно шрам на сердце, отныне всегда с тобой. Стоит тебе услышать знакомую мелодию, под которую вы танцевали. Стоит почувствовать аромат духов, что он дарил тебе на день рождения. Тех, что до сих пор стоят на тумбочке. Любой знакомый фильм, и даже привкус глясе на губах пробуждает ассоциации. И память, как самый жестокий мучитель, достает из-за пазухи картинки прошлой жизни. Где вы были вместе. Где ты была счастлива…

Нет, все было как раньше, и даже лучше. Он стал внимательным, заботливым, звонил по сто раз на день, встречал с работы. Он был со мной! Но отныне этого стало мало. То негласное пари, что мы заключили, мое обещание молчать по капельке разрушало нас обоих. Как опухоль, которую не видно сразу. Но ты знаешь про нее, ты чувствуешь ее внутри.

После того, что случилось, кажется, я повзрослела на целую вечность, я изменилась. И эти невидимые глазу перемены не дают мне покоя до сих пор. Каждый день там, в заключении я ждала. Я была там одна. Потерянная, измученная и уже, кажется, готовая смириться с неизбежным. И вот теперь, когда все наладилось, когда он снова был со мной. Мой выстраданный, мой заслуженный приз! Вместо радости я ощущала боль и обиду. Я чувствовала, что он не верит мне. Считает лгуньей, выдумщицей, готовой оклеветать его жену – «кристально честную женщину».

Чего я ждала от него? Чтобы он сдал ее полиции? Чтобы избил? Оставил на улице? Сделал хоть что-то! Чтобы защитить меня. А он бездействовал! И это спокойствие, наше притворное счастье больше напоминало театральную постановку.

Однажды, когда в очередной раз он опоздал к ужину, мое терпение дало течь, и плотина эмоций, переполнявших меня все это время, наконец-то прорвалась.

– Как там Маргарита? – процедила я, не дожидаясь, пока он доест.

– Нормально, – он смерил меня многозначительным взглядом.

– Ты передал ей от меня привет? – яскомкала в руках салфетку.

Он не ответил, продолжая жевать, не глядя в мою сторону. Его молчание лишь подстегнуло меня.

– Уточни при случае, не находила ли она мой телефон?

– Ань, хватит! – Вадим бросил вилку и встал из-за стола.

Я тоже встала, так порывисто и резко, что табурет выскользнул из-под меня и ударился об пол.

– А если бы она меня убила, ты бы тоже ее оправдывал?

– Я не оправдываю! Просто мы не знаем… не знаем точно, была ли это она, – он замолчал, но я уже вцепилась намертво в эту фразу. Наконец-то ему хватило духа озвучить правду, ту, что уже давно просилась наружу.

– То есть как? Ты считаешь, что я все сочинила? Что я выдумала?

– Ань, не драматизируй! Мне тоже нелегко, – Вадим сжал кулаки и оперся ими о стол.

– Тебе? Бедняжка! Может быть потому, что ты все еще любишь ее? – я стойко встретила его взгляд.

– Я люблю тебя, – сказал он, выдержав паузу.

– А вот я не уверена, что люблю тебя, – эти слова еще долго висели в воздухе, темнели грязной кляксой на белом фоне.

Немного остыв, я вернулась на кухню, где Вадим курил, стоя у раскрытой форточки. Я подошла к нему сзади, уткнулась лбом в его спину и заплакала. Он обернулся и взял ладонями мое лицо. Его рука на моей щеке была такой теплой и живой, и это причиняло боль. Я так отчетливо вдруг поняла, что не могу. Не могу так дальше! То ли я изменилась, то ли он остался прежним. Только все вокруг стало другим. Не таким, как раньше. Точно мне открылся спектр оттенков, прежде недоступных взору.

– Я не могу в полицию, понимаешь? А девочки, что с ними будет? – прошептал он.

– Я не прошу тебя об этом, – тихо ответила я.

– Чего ты хочешь? – он поцеловал мои влажные щеки. – Скажи, я все сделаю, только чтоб тебе стало легче.

– Отпусти меня тогда. Не навсегда, на время, – выдохнула я.

– Ты о чем? – он взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, – Хочешь, уедем? Вместе! Далеко отсюда.

– Нет! Я не знаю…, – я взяла его руку в свою и прижалась к ней губами. – Я не могу без тебя, мне так плохо без тебя. Но и с тобой не могу сейчас быть.

– И что это значит? – он отстранился.

– Это значит, что нам нужно расстаться.

За этими словами последовала череда болезненных словесных баталий, взаимных обвинений и обидных слов, каждое из которых, било в самое сердце. Мы расстались больно, горько, тяжело. И только спустя месяц он написал мне письмо.

Наверное, я была слишком строга к нему. Сейчас, спустя время, я понимаю, как тяжело ему было. И как пытался он, в силу возможностей, разделить мою ношу. «Направо пойдешь, семью потеряешь. Налево пойдешь – любовь предашь». Нет, он не предал! Что он мог… как он мог? Поступи он иначе, вряд ли бы что-то срослось.

– Девочка, моя девочка, маленькая моя. Как же так! Это я виноват! Это я не должен был тебя оставлять. Больше никогда не оставлю, слышишь? – он целовал отметины на руках, гладил мои щеки, губы, шептал бессмысленно, неразборчиво, фразы, утопая в моих волосах. Прижимал к себе, гладил, целовал и снова гладил, как в пьяном бреду.

Когда эти первые, сумасшедшие эмоции улеглись, Вадим спросил:

– Они же тебя не…?

Я покачала головой:

– Нет, меня не насиловали. Не били. Вообще ничего, только держали взаперти.

– Я не понимаю! – он обхватил голову руками, с силой сжал виски. – Что все это значит? Кто? Зачем?

Я пожала плечами, глядя в пол и прикидывая, стоит ли говорить ему правду.

– Хочешь, поедем в полицию прямо сейчас? Ты все им расскажешь! – он взял мои руки и поднес к губам.

– Нет, – шепнула я, – не сейчас, пожалуйста, давай завтра.

– Хорошо, как скажешь! – закивал Вадим и погладил мою щеку.

– Не уезжай сегодня, – почти взмолилась я, прижимая его ладонь к своему лицу.

– Я не уеду, – он обнял меня и усадил на колени. Словно ребенка, стал укачивать, шепча на ухо нежные слова.

Вадим остался на ночь, как и обещал. А утром рассказал, что искал меня. Он не поверил сообщению, которое… писала не я. Телефон вместе с сумочкой бесследно исчез. Удачей было то, что в кармане куртки нашелся ключ от квартиры.

– Ань, – Вадим сел на пол у моих ног, – ты что-то недоговариваешь?

Он смотрел на меня снизу вверх, и под его пристальным, как рентген, взглядом, я решила, что нет смысла что-то скрывать. Интуиция подсказывала мне, что Вадим, пускай и косвенно, но связан с моим похищением. И мне во что бы то ни стало, нужно было выяснить, как именно. Я рассказала ему все, начиная с момента встречи с его женой.

– Ты помнишь это место? – нахмурился Вадим. На протяжении моего рассказа, он, как следователь из детективного сериала, внимательно слушал, стараясь не упустить ни одной детали.

Я задумалась. На самом деле, я не помнила ничего! В памяти остались скудные обрывки вчерашнего дня. Я изо всех сил напряглась, чтобы собрать их воедино. Потом вскочила с дивана, выбежала в коридор, заметалась под тревожным взглядом Вадима.

– Чуть было не выбросила! – выдохнула я, доставая из кармана джинсов помятую бумажку, – Вот! Они помнят!

Я представила себя на заднем сидении такси. Я не увидела цвета машины, зато отлично помнила лицо водителя. Молодой паренек в джинсах, по-модному спущенных, или просто плохо сидящих на его худощавой фигуре. Я в деталях представляла тканевую обшивку салона, карман на спинке переднего сиденья, из которого торчал уголок глянцевого журнала. В какой-то момент я перевела взгляд на окно, в котором пушистой бахромой тянулись плотно растущие березки. Они, то смыкались, то расступались, обнажая кусочек неба. Я увидела, как такси свернуло на главную дорогу, пропуская набравшие скорость машины. Я вспомнила указатель, где белыми буквами на синем фоне было написано…

– Яблоневый сад! – в радостном возбуждении выкрикнула я.

Вадим облизнул пересохшие губы и внимательно посмотрел на меня.

– Ты уверена?

В ответ я кивнула. «Теперь-то все прояснится», – с надеждой подумала я, наблюдая, как он встает и выходит из комнаты.

– Визит в милицию мы отложим. Никуда не уходи, жди меня дома, – наказал он, не давая мне возможности возразить. И ушел.

Я прождала его целый день. Не зная, куда себя деть, я слонялась из угла в угол, заламывая руки, переставляя вещи и вслух пересказывая события прошедших дней. Когда стемнело, мне стало не по себе. Я не могла ему позвонить. Можно было обратиться к соседям, но я боялась открыть дверь. Все, что мне оставалось, терпеливо ждать его возвращения.

Он появился утром. Всклокоченный и хмурый. Пронизанные красной сеткой белки глаз говорили о том, что его ночь также была бессонной. Вадим молчал. Он курил, стоя на кухне у распахнутого окна, и задумчиво глядя на высотки новостроек вдали.

– Мы поедем в милицию? Нужно сейчас, по горячим следам! – наконец-то не выдержала я.

Вадим сглотнул. Одним вдохом он докурил сигарету и выбросил окурок в окно. А после озвучил то, о чем не решалась говорить я сама. Нет, он не был уверен! Он сказал мне, что лишь догадывается, подозревает ее, свою жену. Он избегал смотреть на меня так, будто сам был виноват в случившемся. Он обо всем позаботился. Все предусмотрел. Он принял решение за меня, а его просьба, его мольба была призвана создать иллюзию того, будто это решение я приняла сама. Его последующий уход от жены, скорый развод, я воспринимала как плату за свое молчание. Мне было страшно! Остаться одной. Я нуждалась в нем, в его близости, в его поддержке. И потому лишь согласилась забыть. Вернее, сделать вид, что забыла.

Мы переехали в новую квартиру, в центре города, с большими панорамными окнами и гардеробной, с фотографией пальмы в натуральную величину, с джакузи и римскими шторами. Я выбирала тюль, расставляла цветы и книги.

– У меня и вещей-то столько нет, – смущенно раскладывала я по полочкам свои небогатые пожитки.

– Это дело наживное, – уверял меня Вадим.

Потом он увез меня на море. В далекую и сказочную страну, где поет скрипучий песок, а полумесяц болтается в небе вверх ногами. «Прямо, как во сне», – думала я, пытаясь забыть. И мне почти удалось! Пока воспоминания не вернулись. Я стала просыпаться по ночам, дрожа всем телом, пугая криками себя и Вадима. Он вскакивал на кровати, включал свет и обнимал меня, прижимал к себе, гладил по волосам, желая успокоить.

Мне стало казаться, что она, его жена, предпримет новые попытки. Я начала бояться ходить пешком, в каждой случайной женщине мне виделось ее лицо. Я тихо сходила с ума, ушла с работы и закрылась дома. Однажды ко мне с благотворительной миссией наведалась Машка. Она принесла бутылочку вина и зефир, поделилась новостями с личного фронта и показала фотографии с недавнего корпоратива.

– Ну что, подруга, вообще-то я попрощаться, – со вздохом, сказала она и залпом осушила бокал.

– В смысле? – улыбка тут же сошла с моего лица.

– Нет, не сейчас, конечно. Просто хотела, чтобы ты знала. Меня на море ждут. Летом рвану туда. Димка, мой бывший, помнишь его?

Я рассеянно кивнула.

– Клуб открывает на берегу, – продолжала Машка, – зовет в помощницы. Ну, я и решилась! Чего тут ловить? Так хоть попу в море искупаю. Контингент, опять же! Клуб-то элитный, вроде.

– Надолго? – я моментально погрустнела. Перспектива расстаться с Машкой означала, что в этом городе, кроме Вадима, у меня никого не осталось.

– Лето скоротаю, а там поглядим, – она виновато улыбнулась.

Я изобразила радость и пообещала свою помощь в выборе летнего гардероба. До отъезда оставалось каких-то пару недель, когда я позвонила Машке, и напросилась ехать вместе. Накануне я решила навестить родных. Мама, Ленька и теть Тоня закружили меня в водовороте любви и заботы. Так сильно и крепко, что я чуть было, не передумала.

Но упускать такой шанс нельзя. Ведь с Машкой не страшно, с ней весело! И кто знает, что ждет нас впереди. В любом случае, жизнь продолжается. Чемоданы уже собраны и билет на поезд, как сигнальный маячок, лежит на журнальном столике. Нужно лечь спать пораньше. Завтра отъезд. Но я не могу уснуть, и в который раз прилипаю к экрану ноутбука. Я перечитываю его письмо снова и снова. Стараюсь впитать в себя каждую букву. Я не ответила, пока еще нет. Столько раз начинала, но… В папке «черновики» моя почта бережно хранит целое собрание сочинений.

Сейчас я простила Маргариту. И как только я это сделала, мне стало легче. У нас получилась ничья. И в финале нашей любовной истории треугольник распался. Осталось три несчастных человека. Но таких ли несчастных?

«Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Никто не сможет занять твое место. Я много думал о нас и понял, что жизнь дала мне второй шанс начать все заново. И я хочу разделить его с тобой. Я люблю тебя, Нюта. Прости меня за все, что я сделал и не сделал. Всегда твой, Вадим».

Я вытираю ладонью глаза.

«Я тебя тоже люблю», – пишу я и нажимаю «отправить».

Глава 39. Рита

– И не стыдно тебе? – с шутливым упреком в голосе говорит Данил.

Его лицо во весь экран планшета кажется расплющенным, глаза похожи на щелочки, рот растянут в улыбке. И мне вспоминается образ чеширского кота из сказки про Алису.

– Стыдно, Дань, очень стыдно, – отвечаю я, не скрывая улыбку.

– Уже внуки скоро пойдут, а ты еще детей не видела!

– Рановато ты про внуков заговорил, – удивляюсь я, поправляя челку. Ленка сказала, что модная нынче прическа в стиле «боб» меня молодит. Не считая того, что волосы торчат во все стороны и не поддаются укладке.

– Да уж не знаю, – Данил поворачивает экран, позволяя мне увидеть первенца, – кажется, пойдет по моим стопам. Уже вон, в третьем классе, а девчонки на нем ездят. То портфель понеси, то уроки сделай.

Белокурый чубатый мальчуган по просьбе отца приветливо машет мне рукой, и тут же возвращается к своему занятию. Он увлеченно что-то мастерит из бумаги, прикусив кончик языка и сосредоточенно глядя в пол.

– А по поводу визы не волнуйся, все будет ОК, – Данил возвращает камеру на место. И я снова вижу его широкую улыбку.

– Поняла, – киваю я и делаю жест, соединив большой и указательный пальцы.

– А вот такая фигура в некоторых странах обозначает вовсе не то же самое, – с ехидным прищуром, замечает брат. Я хмурюсь и прячу руки под стол. Поболтав еще немного, мы прощаемся.

– Ну, бывай, сеструха! – по-свойски бросает он, и пропадает с экрана.

Я смотрю на большой квадратный чемодан, что стоит в углу. С крепкой кожаной ручкой и биркой, где я ответственно вписала свои координаты. Мало ли что! Чемодан, по правде говоря, большеват. В нем, как фасолина в пустой банке болтается мой скудный гардероб. Всего-то нужно, что пару кофточек, любимые брюки и мокасины, для долгих пеших прогулок. Однако на обратном пути свободного места в нем не останется, ибо я не намерена экономить. Уж сколько всего можно взять с собой из Праги! Я в предвкушении закрываю глаза. Как ни стыдно признаться самой себе, но эта поездка оправдана в первую очередь не желанием увидеть брата, а возможностью сменить обстановку.

В последнее время, не считая прически, многое в моей жизни изменилось не в лучшую сторону. Но есть и позитивные перемены! Недавно я решила дать объявление о курсах английского языка. Правда, для этого, пришлось подтянуть свой собственный уровень, который за столько лет отсутствия практики, начал стремиться к нулю. Во всемирной паутине нашлось немало желающих помочь. Дважды в неделю я стала практиковать общение по скайпу с людьми из разных стран. По пятницам у нас сеанс болтовни с Верджинией, глубоко верующей католичкой из Венесуэлы. Подумать только! В свои 45 она умудрилась сохранить девственность. Во вторник вечером на связь выходит Марио, брутальный на вид, но скромный и одинокий итальянец, тридцати лет. Который, к слову, живет с матерью и гордится своей коллекцией деревянных корабликов.

И как раньше люди обходились без интернета? Мои дети живут в прогрессивный век, когда с разных концов планеты можно вести разговоры о погоде. Для этого даже не нужно идти на почту, чтобы заказать разговор, дождаться своей очереди и потом, закрывшись в тесной кабинке, сказать всего пару слов. Сейчас все так просто! Это по-своему здорово, но все же пугает.

В интернете ты можешь быть кем угодно. Год назад я создала выдуманную личность, назвалась Викой, загрузила фотографию пышногрудой блондинки средних лет, завела друзей. К слову, мужчины охотно предлагали дружить! И все только ради того, чтобы… увидеть ее. Она редко выходит в сеть, а в графе «семейное положение» по-прежнему значится «свободна». Я ругала себя, била по рукам, удаляла и снова восстанавливала свой псевдо-профиль. Каждое утром я, как наркоман, едва проснувшись, спешила к компьютеру.

И как-то раз она разместила фотографию. «Наш новый год» гласила надпись. Увешанная огнями ель, наполненные шампанским бокалы – для постороннего человека ничего особенного. На фото они улыбались, так правдиво, что не придраться! Вадим, усевшись на пол, держал ее в своих объятиях. Я рвала и метала, пребывая в ярости на весь мир, рассорилась с Ленкой, разбила пару тарелок. Так продолжалось бы по сей день. Если бы она не закрыла свою страничку. Отныне ее фотографии могут видеть только друзья.

Иногда мне хочется попросить прощения. Сказать, как мне жаль, что ей пришлось такое испытать. Но, стоит мне хорошенько выспаться, как эта сиюминутная слабость проходит. Никто не умалял ее вины! Да и вообще, еще не ясно, кто из нас пострадал сильнее. Насколько мне известно, она жива и здорова. Чего не скажешь обо мне…

Без малого год я регулярно посещаю психолога. Этим бесполезным времяпровождением я занимаюсь для отвода глаз. Чтобы визиты к психологу приносили пользу, нужно быть откровенной с ним. В моем случае это невозможно! Я уже свыклась с мыслью, что отныне и до конца дней я буду жить под гнетом своей страшной тайны. Однако все вокруг были уверены в том, что я так тяжело переживаю развод. Нинка пообщалась с Леной, и та настояла, буквально силой потащила меня к знакомому специалисту. Специалист и вправду оказался хорошим. По крайней мере, в его кабинете всегда играет спокойная музыка и приятно пахнет жасмином. А это уже немало.

«Солнечные очки!», – вдруг вспоминаю я, и достаю из ящика свои солнцезащитные резервы. Примеряю одни, вторые, третьи. Эта прическа, к ней ничего не подходит! Или я пока не привыкла к новому образу, к новому статусу?

Мне стоило бы радоваться – отделалась легким испугом. Всего-то, лишилась мужа. А ведь могла бы запросто лишиться свободы. Почти каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту. Мне снится один и тот же навязчивый сон. Где мы лежим на влажном от росы покрывале, касаясь друг друга кончиками пальцев. И там, в звездном небе сияет, притягивая, гипнотизируя, млечный путь. Он вращается, кружится, течет и тает. Звезды гаснут, погружая мир вокруг в густую темную горечь.

Полиция не приезжала… День за днем я ждала! Я не могла закрыть глаза, ложась в постель. Не могла проглотить кусок, сделать глоток кофе. Кажется, мое собственное тело обратилось против меня. Оно все было, словно одна большая язва, что нарывает и гноится. Меня рвало по утрам. Пустой желудок сводило пронзающая болью судорога. Повинуясь заложенной природой программе, я послушно выполняла функцию матери: возила Зойку в школу, забирала, кормила, укладывала спать, встречала Нину, которая тихо сидела на диване, утратив надежду что-то понять. Так продолжалось три дня, три бесконечно долгих дня. Пока ни появился Вадим.

Как обычно, словно бы вернулся с работы, он открыл дверь своим ключом, тихо разделся, прошел в комнату и сел напротив меня за обеденный стол. Придвинул к себе подготовленный мною на завтрак бутерброд. Есть не стал, а только покручивал пальцами тарелку, изображая готовность приступить к трапезе. Я тоже молчала, нервно перебирая кружевной край скатерти.

– Ты на самом деле встречалась с Аней? – услышав ее имя в его исполнении, я вздрогнула. Перевела дух, затем кивнула.

– Почему ты решила действовать за моей спиной? – как по нотам, продолжил он, словно бы каждое слово в этой фразе было выверено и отрепетировано им заранее.

– Беру пример с тебя, – я не стала отрицать своей вины, ведь его обвинения пока что были беспочвенны.

Вадим пропустил мимо ушей мой сарказм.

– Что случилось после разговора? – он смотрел на меня в упор, ожидая ответа, наблюдая за игрой эмоций на моем лице. Я набрала в легкие воздуха и принялась по слогам озвучивать свою версию. Я тоже репетировала ее, для полиции. Много раз. Так много, что и сама начала верить в ее правдивость. А ведь и в самом деле, выглядело правдоподобно! Мол, кто-то напал на нас. Я не помню их лица, помню лишь, что их было несколько. Меня оглушили ударом сзади, я, кажется, отключилась. Помню, как очнулась на земле рядом с машиной. Ани уже не было! Я запаниковала, не знала, что делать, кому звонить! Ведь не тебя же звать на помощь?

Вадим не стал уточнять детали, спорить. Он не сводил глаз с бутерброда на тарелке. Как будто хотел сдвинуть его с места одной лишь силой мысли. А потом поднял голову и поймал мой взгляд.

– Рита, зачем? – коротко произнес Вадим.

Быть может, расскажи я правду в тот момент… Но я испугалась, не смогла уговорить себя быть честной. Даже с ним! Он смотрел на меня обезоруживающе долго, так смотрят на детей родители за секунду до признания вины. Я была виновата, я это знала. И он знал! И мои глаза были неспособны это скрыть. Перед ним я была как на ладони, все мои эмоции, все чувства были наизнанку.

Не в силах терпеть эту пытку, я опустила взгляд и по щекам покатились слезы. Он встал и вышел прочь. А я не плакала, нет! Я молча слушала тишину, что вдруг с оглушительной силой нахлынула на меня, ударной волной сбив с ног, скомкав мысли и оставив только пустоту внутри. Я горевала, как тот самый Иван Царевич из сказки, что сжег лягушачью шкурку, в надежде, что отныне с ним рядом всегда будет принцесса. Но чуда не случилось!

Вадим первым подал на развод. Он прислал мне с курьером документы. С того самого дня мы больше не разговаривали. Хотя он приходил, забирал на выходные Зойку, в ее присутствии сухо здоровался со мной, а, когда дочь отворачивалась, демонстративно меня игнорировал. Однажды, когда он в очередной раз приехал к Зое, я остановила его у двери, схватила за рукав, не давая уйти. Он сделал над собой усилие и обернулся. Я застыла как вкопанная. Слишком много слов вертелось на языке, слишком много не озвученных мыслей.

– Прости! – крикнула я ему вслед. Это короткое «прости» получилось таким всеобъемлющим, надрывным и молящим. Вадим встал ко мне боком. И, глядя куда-то в сторону, словно там, за стеной был невидимый мне собеседник, произнес:

– Проси прощения у Ани. Только благодаря ей дело не получило ход. Иначе, все могло бы закончиться гораздо хуже.

Я проглотила обиду, затолкала поглубже свои чувства, и закрыла за ним двери.

Зойка в силу возраста не слишком вдавалась в подробности, принимая на веру нашу «правду» о том, что папе по работе нужно пожить отдельно. А вот Нина не простила. Она избегала встреч с Вадимом, наказывая его своим молчанием. Возможно, моим материнским долгом было объясниться с дочерью. Сказать ей о том, что отец не виноват, что так бывает. Что это между нами, а для него она по-прежнему, любимая дочь. Что там еще говорят в подобных ситуациях? Но я не спешила. Из эгоистических побуждений я медлила. Боясь потерять ее, боясь нарушить ту связь, что стала еще крепче с момента разлуки с ее отцом. Боясь лишиться привилегий пострадавшей стороны. Стремясь удержать ее рядом. Хотя бы еще немного!

Я была благодарна дочери, по крайней мере, у нее хватало духа открыто выражать свои чувства. У меня же… Даже сейчас я все еще люблю его. Кажется, я просто физически неспособна его ненавидеть.

– Ты знаешь, кто такой невротик? – спросила как-то Ленка. Подруга всерьез была озабочена моим состоянием и как могла, пыталась помочь.

Я в ответ только закатила глаза, предвкушая очередную лекцию на тему «мы сами творцы своего счастья».

– Это человек, который любит ковырять свои раны. Когда они начинают заживать, ему становится скучно, и он снова режет себя, и снова ковыряет.

Я поморщилась. Ленка была мастером словесных метафор. Ей казалось, чем ярче и образнее сравнение она придумает, тем быстрее до меня дойдет смысл ее слов. Но я и так все понимала. Только сделать ничего не могла.

– Ты упиваешься своим страданием! – продолжала подруга. – Ты должна отпустить все, пережить, выплакать и отпустить. Нельзя же всю жизнь вот так барахтаться в корыте с говном.

– Ох, Лен! Не за столом же! – я выронила виноградину, понимая, что аппетиту пришел конец.

– А где? Пойдем, поговорим в туалете. Там более подходящая обстановка?

Мы сидели в баре, куда Ленка заманила меня в расчете на откровенный разговор. Но даже три порции мартини не развязали мне язык. Подруга, как и все вокруг, считала мою депрессию последствием развода. И пыталась внушить мне мысль, что Вадим не стоит моих слез.

– Теперь ты у нас девушка на выданье! Будем искать тебе кавалеров, – потерла ладони Ленка и огляделась в поисках жертвы. И в тот вечер мы, в самом деле, подцепили двух не в меру юных парней, падких на опытных женщин, готовых на многое ради того, чтоб повысить свой материальный статус. А еще говорят, что проституция – женская стезя! Я не стала портить вечер своей кислой физиономией и отправилась домой, оставив Ленку вкушать запретные плоды и наслаждаться жизнью.

Может быть, когда-нибудь и я смогу вот также беззаботно и легкомысленно улыбаться посторонним мужчинам. Пока что я кажусь самой себе бракованным товаром, что лежит на верхней полке, рядом с прочей уцененкой. Психолог говорит, что окружающие воспринимают нас ровно так, как мы сами того хотим. Он говорит, что нужно избавиться от обид, стряхнуть с себя чувство вины, и тогда будет проще и легче сделать шаг вперед. Он говорит и говорит, много чего. А я слушаю вполуха, и думаю. Одна лишь мысль не дает мне покоя. Я думаю о том, чем бы все обернулось, если бы в то утро, как и было задумано, я нашла ее связанной на полу родительской дачи?

– Наш сеанс подошел к концу, – деликатно выводит меня из ступора Аркадий. Он милый, и глаза у него добрые, понимающие. Как бы мне хотелось рассказать ему все. Но я встаю и вежливо киваю, благодарю за сеанс и выхожу из кабинета.

Однажды я наблюдала в окно, как Вадим привез Зойку со школы, высадил у ворот и на прощание чмокнул в щеку. Дочка, раскрасневшись с мороза, вбежала в дом, сбросила любимые боты и прямиком отправилась в спальню, чтобы немедля проверить, что нового случилось в мире соцсетей.

– Зай, ты обедала? – я прислонилась к дверному косяку детской. Всего каких-то пару лет, и Зоя превратится в прекрасную молодую девушку. С каждым годом она все больше походит на Нинку. И обе они так похожи на Вадима.

– Ага, с папой ели пиццу, – отозвалась она, не отвлекаясь от экрана.

– Это разве еда? – упрекнула я. На что Зойка издала раздраженный вздох. Мол, «что ты понимаешь».

Делая вид, что собираю одежду для стирки, я нагнулась, чтобы поднять с пола Зойкин носки.

– А папа ничего не просил мне передать? – поинтересовалась я, как бы невзначай.

Дочка непосредственно и по-детски покачала головой. Я, стараясь скрыть разочарование, присела на краешек кровати. Вдруг Зойка привстала, отложила в сторону планшет и глубоко вздохнула.

– Мамочка, не расстраивайся, – сказала она и обняла меня за шею, – Папа вернется! Ведь лучше тебя никого нет!

И тут до меня дошло, как глупо я выгляжу в глазах дочери, в своих попытках скрыть от нее правду. Я взяла ее ладошку и прижалась к ней щекой. Одно я знаю точно, в моей жизни есть, по крайней мере, два человека, которые будут любить меня несмотря ни на что.

Эпилог

С той поры, как мы расстались, я переехала в Нинкину комнату. Двери нашей супружеской спальни были закрыты. Стоило мне войти туда, как тяжелой ношей наваливалась груда воспоминаний. Эта комната превратилась в мемориал памяти. Из каждого уголка на меня смотрели знакомые вещи. Украшения, что дарил мне Вадим, его любимые книги на полочке над кроватью, наше свадебное фото в нарядной рамке. Сама кровать, в которой мы просыпались вместе так много лет. Я не переступала порога нашей спальни с тех самых пор, как шкаф Вадима опустел.

Сейчас я нажимаю ручку и легонько толкаю дверь. Комната кажется спящей. Сумрачный серый пейзаж за окном вторит ее настроению. Погруженная в свои мысли, она словно застряла во времени. Здесь все как прежде. Кровать идеально заправлена, каждая вещь на своем месте. Как бы хотелось мне вырвать эту спальню, удалить ее, стереть. А вместе с ней вычеркнуть из жизни ту ее часть, где все пошло наперекосяк.

Я прохожу к комоду и смотрю в окно. Когда-то интерьер нашей супружеской комнаты был теплым и уютным. Сейчас депрессивные серые шторы, меланхоличное однотонное белье на кровати и эти бессмысленно разбросанные по потолку светильники кажутся издевкой.

Во дворе на детской площадке одиноко болтаются качели. Деревянный прямоугольник, отдраенный до блеска вертлявыми детскими попками. Большая крона старой яблони служила навесом от дождя. Девчонки любили качаться по очереди, напевая песни во весь голос. Они раскачивали друг друга, ветки беспокойно трепетали, роняя листья на траву. Скоро зима, на улице уже промозгло и холодно. Следует снять качели. В любом случае, Зойка уже выросла из них…

Я беру в руки плюшевого Мишку и сажусь на постель. Поправляю его нарядную бабочку. Он тоже изменился с тех пор. От времени лапки выцвели. И только сердце все также неизменно ярко-алое. Я машинально давлю на животик. И вдруг в тишине уснувшей комнаты раздается веселое: «я люблю тебя».

– Не может быть, – произношу я вслух, еще раз нажимаю, и Мишка вновь признается мне в любви. Так искренне и радостно: «я люблю тебя», – говорит он, протягивая вперед свое плюшевое сердце.

Я смотрю во все глаза, словно передо мною не игрушечный медведь, а дорогой человек, что вдруг, спустя много лет, обрел дар речи. Мишка пропах пылью, от времени шерстка свалялась. Но это не страшно!

– Я тебя тоже, – шепчу я в ответ, прижимая к груди его мохнатую морду.

* * *
Для оформления обложки использовано фото с сайта:

https://pixabay.com/

Автор: Pexels

Название фото: 1850417

Бесплатно для коммерческого использования.

Указание авторства не требуется.


Оглавление

  • Пролог
  • Часть 1
  •   Глава 1. Рита
  •   Глава 2. Анечка
  •   Глава 3. Рита
  •   Глава 4. Анечка
  •   Глава 5. Рита
  •   Глава 6. Анечка
  •   Глава 7. Рита
  •   Глава 8. Анечка
  •   Глава 9. Рита
  •   Глава 10. Анечка
  •   Глава 11. Рита
  •   Глава 12. Анечка
  •   Глава 13. Рита
  •   Глава 14. Анечка
  •   Глава 15. Рита
  •   Глава 16. Анечка
  •   Глава 17. Рита
  •   Глава 18. Анечка
  •   Глава 19. Рита
  •   Глава 20. Анечка
  •   Глава 21. Рита
  •   Глава 22. Анечка
  •   Глава 23. Рита
  •   Глава 24. Анечка
  • Часть 2
  •   Глава 25. Рита
  •   Глава 26. Анечка
  •   Глава 27. Рита
  •   Глава 28. Анечка
  •   Глава 29. Рита
  •   Глава 30. Анечка
  •   Глава 31. Рита
  •   Глава 32. Анечка
  •   Глава 33. Рита
  •   Глава 34. Анечка
  •   Глава 35. Рита
  • Часть 3 Два года спустя
  •   Глава 36. Анечка
  •   Глава 37. Рита
  •   Глава 38. Анечка
  •   Глава 39. Рита
  • Эпилог