Звезда Хассалех (СИ) [Chaturanga] (fb2) читать онлайн

- Звезда Хассалех (СИ) 858 Кб, 194с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Chaturanga)

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Молния ударила в залитые водой плиты, и Пеппер, помня, что в прочитанном недавно учебнике для старших классов говорилось, что вода проводит ток, подпрыгнула, но судя по тому, что никто не подскочил от боли, это было какое-то другое электричество. В яркой вспышке на возник высокий мужчина в светлом пальто по колено, Пеппер почему-то сразу подумалось, что он не англичанин, но кто именно, предположить не удалось. Мужчина расправил плечи и глубоко вдохнул воздух, словно только что вынырнул из воды или просто перестал задерживать дыхание.

Вскипела вода на плитах, словно те раскалились, повалил сначала пар, а потом и дым. В нескольких метрах от новоприбывшего из черных клубов выступил второй гость и нервным жестом отряхнул с плеч сажу. Первый подождал, пока он приведет себя в порядок, поймал его взгляд, и они вместе направились к Азирафаэлю и Кроули, которые стояли за спиной Адама. Адам невольно качнулся назад, ближе к своим защитникам, и Азирафаэль успокаивающе положил ему руку на плечо.

— Владыка Вельзевул, — Кроули склонился в поклоне, не сводя глаз с подходящей пары; Пеппер только сейчас поняла, что тот, кто прибыл вторым, на самом деле женщина.

— Предатель Кроули, — отозвалась та, голос у нее был глубокий, неожиданно приятный, но тем не менее не предвещавший ничего хорошего.

— Габриэль… — Азирафаэль поднял было руку, чтобы поздороваться, но передумал и резко дернул ее вниз.

— Где мальчик? — спросил Габриэль, оглядывая прищуренными глазами всех детей. — Вижу. Этот. Адам Янг, я прав?

Адам кивнул и плотнее прижался к ангелу.

— Малыш, — Габриэль наклонился и изобразил самую широкую из своих улыбок, если бы у него не дергался глаз и не набухла вена на виске, он выглядел бы даже относительно дружелюбно. — Армагеддон надо начать снова.

— Но почему? Я не хочу!

— Потому что есть великий план! — Вельзевул не вынесла; Габриэль на миг зажмурился, пережидая, пока она выговорится. — Потому что так написано задолго, за шесть тысяч лет до тебя! У тебя всего лишь роль, поэтому хватит уже тянуть. Исполни свое предназначение. Начинай. Войну.

Адам смотрел на них, и почему-то, несмотря на то, как они на него давили, что Габриэль перешел на ругательства, а Вельзевул — на лесть, они напоминали ему его родителей, которые скрывали от него, тогда восьмилетнего, смерть любимого дедушки. Родители также отдавали бессмысленные указания, пряча за показной строгостью собственную боль и потерю. Адам не слушал, что говорит Азирафаэль о неисповедимых путях, о том, что план непостижим, что битва должна была произойти, но борьба добра и зла в одном человеке — тоже битва, а поле сражения — его сердце, и Адам решил, что не хочет следовать по пути разрушения, идти за своим отцом… у Адама были свои мысли.

— Зачем вам это? — спросил он, перебивая защищавшего его ангела, посмотрел внимательно сначала на Вельзевул, потом на Габриэля. — Разве вы хотите так выяснить, кто круче? Это глупо. Но вы все равно хотите войну, хотя давно всем уже понятно, что война — это однозначно плохо. Зачем вам война?

Габриэль вдруг повернулся к Вельзевул и тронул ее плечо указательным пальцем, быстро отдернул.

— Минутку, — сказал он Азирафаэлю и Адаму и вместе с владыкой ада отошел на несколько шагов. — Ты понимаешь, что мне сейчас придется разоружать десять миллионов ангелов. А Михаил… впрочем, ты знаешь.

— А мне — десять миллионов демонов, — Вельзевул сжала зубы. — И клетка заперта. Второго шанса уже не будет, Габриэль.

— По крайней мере, мы знаем, чья это вина, — Габриэль выпрямился и с неистовой злобой взглянул на ангела и демона. Азирафаэля обдало нестерпимым холодом от его взгляда.

— Отвечайте! — вдруг крикнул Адам, и архангел с ужасом почувствовал, что не контролирует собственный язык.

— Мне нужна эта война, чтобы воссоединить мою семью, — ответил он и зажал себе рот ладонью. Вельзевул ошарашенно посмотрела на него, но как только он помешал собственному рассказу, как против своей воли она продолжила сама.

— Мы заключили сделку об Апокалипсисе, — она сцепила зубы, но все равно продолжила. — Чья бы сторона ни одержала победу, мы оставляем друг друга в живых и на новой Земле начинаем новую историю. Мы создадим Еву для нашего сына.

— Сына?! — Кроули даже присел от неожиданности. — Подождите… сына?! У вас общий ребенок?

— Нефилим?! — подхватил Азирафаэль в полном ужасе.

— Нефилим — это дитя ангела и человека, — отозвался Габриэль. — Хассалех — порождение света и тьмы, в нем нет человеческой крови. Он рожден от природы древних. Между мной и Вельзевул заключен договор, что Хассалех живет с ней в аду, если она не попытается воспитать его сразу падшим. Если это случится, я заберу его, даже если мне придется обрушить адские своды ей на голову.

— И ты собирался… Габриэль… — Азирафаэль обошел Адама и встал перед архангелом. — Ты хотел создать новый мир с Адамом и Евой…

— Они стали бы лучше, чем Адам и Ева, — поправил Габриэль. — Мы учли все ошибки прошлого, мы не допустили бы, чтобы кто-то проник в новый Эдем, и мы не отвернулись бы от своих детей. Мы стали бы отцом и матерью новой Земли и всегда были бы рядом.

— А мы? — робко спросил Адам. — Мы ведь уже существуем. Почему бы вам не найти другую планету? Правда, тогда вашему сыну там будет одиноко…

— У нас есть работа, — отозвалась Вельзевул. — Мы привязаны к этой… — она брезгливо поморщилась. — Земле, пока она не сгорит в пламени и не утонет в крови. Тогда бы мы стали свободны, но ты… ты все испортил. Сказать тебе теперь, что будет? — она усмехнулась и наклонилась совсем близко к лицу Адама. Тот смотрел на нее, не отрываясь и даже не моргая, словно парализованный.

— Не надо, он ребенок, — устало сказал Габриэль и отвернулся.

— Хассалех тоже ребенок, но этот же лишил его будущего. А я лишу его, — Вельзевул уставилась в круглые глаза мальчика, и отчеканила. — Сын сатаны проживет тридцать три года, как и сын божий. Счастливого взросления, обратный отсчет пошел, — она выпрямилась и отошла к Габриэлю, плечи ее устало поникли.

Адам в ужасе повернулся к Кроули, который до боли сжал его плечо жесткими пальцами, мучительно думая, как же выкрутиться. Как назло, кроме побега на планету, где один год идет семь земных, ничего в голову не приходило.

— Послушай, — Азирафаэль встал на колени перед Адамом прямо в лужу, взял его ладони в свои. — Ты меняешь реальность. Пожелай, чтобы твой отец, твой… человеческий отец, по-настоящему стал родным тебе. Это будет последнее желание, которое исполнится, потому что ты станешь обычным ребенком, но ты не будешь сыном сатаны.

— А кто я буду? — Адам со страхом огляделся. — Я ведь я полностью, а это сотрет… часть меня.

— Нет, — покачал головой демон. — Сказать по правде, ты совсем не похож. Ты Адам Янг, а Антихрист — всего лишь глупое прозвище.

— И ты проживешь долгую счастливую жизнь как Адам Янг, сын Артура Янга, и тридцать третий день рождения будет всего лишь днем рождения, праздником, который скажет тебе, что очередной чудесный год прожит, и остается впереди еще много, — Азирафаэль поцеловал его в лоб, и все увидели небольшую вспышку: древнейший ангел, Страж Восточных Врат Эдема благословил ребенка, вложив всю свою силу и благодать.

Адам зажмурился изо всех сил, желая только одного — и в следующий миг они все оказались за воротами базы, ведь как мог простой мальчик без сил Антихриста велеть воротам открыться?

Пеппер вцепилась Адаму в руку, потянув его к беспорядочно сваленным велосипедам.

— Пойдем, пойдем скорее, пойдем, — отчаянно зашептала она, оглядываясь на мрачного архангела, хотя сейчас, без лживой улыбки, он выглядел менее устрашающе, просто ужасно уставшим. Адам чувствовал себя разбитым без присутствия в нем высшей силы — он и не осознавал, насколько привык.

— Адам, я встречусь с тобой через пару дней, мы все обсудим, — вслед ему сказал Азирафаэль и улыбнулся, когда тот посмотрел на него в ответ, обернувшись. Кроули щелчком пальцев отправил восвояси Шедвелла и мадам Трейси и Анафему с Ньютом; никто, кроме Адама и неземных существ не вспомнил о существовании сына архангела и владыки ада.

***

— Поговорим о делах наших скорбных, — возвестил Кроули, прекрасно понимая, что его, как свидетеля признания Вельзевул, не развоплотят только в том случае, если он окажется крайне полезен. — Ангел, прошу тебя, сотвори чудо, перемести нас всех в твою лавку, — вполголоса сказал он, щелчком пальцев отправляя свою машину, вновь целую и блестящую, под окна своей квартиры.

Но чудо сотворил Габриэль: это Кроули понял по привкусу крови во рту, любое священное действие существа подобного уровня силы вызывало у первородного демона отторжение на физиологическом уровне.

Интересно, как Вельзевул вынашивала архангельское отродье и жива осталась.

— В-ваш сын, нефилим, то есть, почти нефилим, — Азирафаэль разлил чай по кружкам и подал каждому. Вельзевул насыпала в свой половину сахарницы, опустила в чай палец и блаженно прижмурилась. Оторвавшись от этого зрелища, ангел продолжил. — Он выглядит как человек?

— Да, — ответил Габриэль, отставляя чашку с брезгливым выражением лица. — У него есть крылья, но он не испытывает дискомфорта, не раскрывая их в течение долгого времени, как это бывает с низшими ангелами.

— Он похож на человеческих детей?

— Он ребенок, — Габриэль нахмурился, словно что-то вспоминая. — Обычный ребенок. И тем хуже: он не может и дальше жить взаперти, втайне, не имея возможности увидеть солнце и пройти по земле.

— Ты знаешь, как выглядят обычные дети? — скептически поинтересовался Кроули.

— Да, — ответил архангел. — Когда к нам попадают дети, мы даем им побродить по Небесам, если им хочется, прежде чем они отправятся в свой рай. Но Небеса не созданы для живых, а Хассалех жив, он рожден как плоть, кровь и душа, а не создан духом, которому потом дали тело.

— Кстати, насчет неба и ада, — вспомнил Кроули. — У вас, то есть, нас там… не будет синдрома обманутых ожиданий?

Габриэль на миг запрокинул голову, все его тело полыхнуло нестерпимым светом, но через мгновение все угасло:

— Как я и думал, так как Адам — простой ребенок, мы не готовились непосредственно к войне, просто имели ее в виду. Не было даже планов проводить Апокалипсис сейчас.

— Тогда и у меня внизу также, — Вельзевул разомкнула запекшиеся губы и выпустила изо рта рой мух. Заметив непонимающие взгляды, пояснила: — Я так скажу Дагон, что делать.

— Возвращаясь к Хассалеху. А… на чудеса он способен? — продолжал расспрашивать Азирафаэль. Кроули покосился на него, но решил не встревать.

— Да, — ответила Вельзевул. — К чему эти расспросы?

— Я подумал, — Азирафаэль нацепил очки, убрал со лба упавшую прядь волос и вытащил с полки толстую книгу. — Вы хотите дать ему возможность жить, не скрываясь и не боясь. Я понимаю, что доброжелателей у него будет немного, если станет известно… но ведь… о нем никто не знает. Когда он вырастет, он станет сильнее вас обоих, но пока он уязвимый ребенок, можно отдать его в школу.

— В школу? — переспросила Вельзевул с таким скепсисом, что Кроули невольно восхитился тем, что она все свои чувства передала голосом, а лицо словно застывшая маска — ни на йоту не изменилось. Она даже на человека не похожа, когда забывает про мимику.

— Да! — воодушевленно продолжил Азирафаэль. — В Британии есть школа для особенных детей, которых люди называют магами, волшебниками. Там их учат контролировать свои силы, направлять энергию через палочку. В случае с вашим чадом, я думаю, принцип будет схож, только вот направлять энергию он будет гораздо более сильную, но есть ограничители магии… Он не будет казаться странным среди других детей, и там такая система безопасности, что не прорвется ни ангел, ни демон. И вы сами сможете усилить защиту Хогвартса…

— Хогвартса? — переспросил Габриэль. — Я знаю об этой школе.

— Неожиданно, — хмыкнул Кроули, некоторое время живший там и развлекавшийся, изображая из себя дух Слизерина. Кажется, с него даже портрет Основателя написали, только вот волосы почему-то сделали черными, видимо, в художниках восемнадцатого века, даже в магах, слишком живы были типичные англосаксонские предубеждения перед рыжими.

— Откуда? — раскрыл рот Азирафаэль. — Ты ведь точно не спускался туда, я бы знал.

— Я разбирался с душой, разорванной на семь, — пояснил Габриэль. — Случай редкий, даже в своем роде уникальный. Вельзевул, дело Томаса Реддла, — напомнил он.

— Из Томаса Реддла в этой школе воспитали локального Антихриста, — заметила Вельзевул. — Такого, каким он должен быть. Меня устроит любой характер моего сына, а ты разве хочешь такого для него? — она покосилась на Габриэля. — Пусть останется со мной.

— У нас договор, — в голосе Габриэля послышалось далекое рычание, похожее на гром. — Он в аду только до одиннадцати лет.

— А потом не должно было быть ни ада, ни рая! — Вельзевул развернулась к нему. — Только конец истории и новый отсчет!

Габриэль вынул из воздуха длинный свиток.

— Здесь черным по белому написано, что Хассалех живет с тобой до одиннадцати лет. Ему исполнилось одиннадцать, и я имею полное право его забрать.

— Не имеешь! Он не может быть там, у вас! О нем узнают, его увидят, раскроют, выяснят, кто он мне, и убьют. А я убью тебя, — уже тише добавила она.

— Земля, наверное, будет оптимальным вариантом, — осторожно сказал Азирафаэль, поглядывая то на Габриэля, то на Вельзевул, и, подвинув столик, положил перед ними раскрытую книгу.

— Как тебе вообще это в голову пришло? — Габриэль с легкостью поднял том, который сам ангел предпочитал даже на коленях не держать, настолько он был тяжелый.

— Когда Адам пожелал стать сыном своего отца, я почувствовал в нем магию, это в разы, в сотни раз слабее, чем та сила, которой он обладал, но тем не менее, он волшебник. Не высшей категории, но вполне… магия в нем устойчивая. Обычный магглорожденный.

— Кто? Грязнокровка, что ли? — переспросил Кроули.

— Кроули! — возмутился Азирафаэль.

— Что?

— Так не говорят уже целый век! Это неприлично. Магглорожденный волшебник.

— Надо стереть ему память о разговоре про Хасса, — Габриэль тяжело поднялся на ноги, потом задумался. — Но я боюсь, я сотру его личность настолько, что он вспомнит собственное рождение, а я сомневаюсь, что этот процесс и первые минуты в аду… достойны сохранения в памяти.

— Я сам сделаю это, — Азирафаэль тоже встал, нервно потер руки. — Я научился за годы на Земле делать это… — он попытался подобрать слово. -…хирургически. Я не уберу воспоминания о вашей встрече, но о том разговоре он не будет помнить, ему будет казаться, что вы так и не ответили.

— Почему вы назвали сына Хассалехом? — спросил Кроули, наклонившись в сторону Вельзевул. Он уже сказал ей, что раз им придется продолжать за Адамом приглядывать, пока он не перевалит за злополучный порог в тридцать три года (кстати, очень жестоко было говорить ребенку время его смерти, владыка, я в восторге — Вельзевул усмехнулась на эту ложь, но уличать не стала) раз уж он маг, то им с Азирафаэлем стоит поехать в Хогвартс. Там, насколько он знает, есть волшебная деревня неподалеку, если не получится устроиться прямо в школу, то оба ребенка все равно будут постоянно на глазах, а уж тысячелетние ангел и демон сумеют защитить их. Вельзевул ответила, что если с Хассалехом что-то случится, она лично сожрет Кроули заживо и, поверь, Габриэль сделает с твоим визави то же самое. Фигурально. Просто прикончит.

— Так что с именем? Почему именно Хассалех?

— Хассалех — неподвижная звезда на двух осях, — отозвалась Вельзевул. — Мы не тянем его ни в свет, ни во тьму, он принадлежит обоим мирам. Он — наше создание.

— Наверняка я сделал эту звезду, — напомнил Кроули с крайне самодовольным видом.

— Нет, — возразила Вельзевул. — Это созвездие придумал Хастур.

Кроули сразу же вспомнил. Хастур, обладавший необыкновенной силой для обычного ангела, притащил к нему за руку свою подругу и уговорил занятого росписью небес дать им создать свое созвездие. Михаил, даром что архангел, пряталась от взгляда Кроули за спиной Хастура, обнимая его за пояс обвитыми золотыми нитями руками. Кроули, тогда носящий другое имя, издали любовался тем, как Хастур, подняв обе руки вверх, вырисовывал в бездонной пустоте то, что указывала ему Михаил, и тьма, повинуясь его слову, рождала жемчужины-звезды. Но Хастур тогда еще не умел рисовать достаточно мастерски, потому рука задержалась на миг, и повисла на небосклоне неподвижная чересчур яркая звезда Хассалех.

Михаил была той самой, кто придумал поцелуй как явление — как раз тогда, под светом новорожденной звезды она впервые осторожно прикоснулась золотыми губами к губам Хастура. Хастур от неожиданности распахнул огромные крылья, белые с сизым отливом, их было всего два, но все на Небесах знали, что он обгонит и Азирафаэля с четырьмя крыльями, Габриэля с его шестью. Будучи простым ангелом, Хастур мог бы потягаться с любым архангелом, будь среди них такие чувства как зависть и соперничество, но тогда Хастур о существовании подобного не знал и просто радовался тому, что может делать что-то за Михаил.

Вряд ли Вельзевул знает историю Хастура и Михаил. Сам же он понятия не имел, что у нее с Габриэлем все зашло настолько, что они стали создателями.

— Хассалеху должны принести письмо из Хогвартса, — вернувшись к Кроули и погрузившейся в мягкое кресло владыке ада, сказал Азирафаэль. — Мне кажется, вам стоит… побыть в Лондоне некоторое время, чтобы письмо пришло. И чтобы он привык к… другому окружению.

— Я не могу сейчас покинуть ад, — отозвалась Вельзевул. — Мне надо проследить, чтобы ваша… самодеятельность никак не отразилась в дальнейшем, — она злобно посмотрела на Кроули.

— Михаил сейчас отсутствует, поэтому я не могу оставить Небеса, — Габриэль задумался на минуту, явно подсчитывая плюсы и минусы принимаемого решения. — Но насчет Лондона ты прав. Ты не против, что Хассалех дождется письма из Хогвартса у тебя?

— Конечно, — поначалу растерянно улыбнулся ангел, но тут же его радость стала настоящей: во-первых, это ли не свидетельство, что Габриэль снова расположен к нему благодушно, а во-вторых, он любил детей. Конечно, вряд ли Вельзевул воспитала что-то благородное и с возвышенными чувствами, но тут Азирафаэль вспоминал о Маге и возлагал немалые надежды на генетику. Вдруг он будет похож на Габриэля больше, чем на владыку ада, и пускай заносится и читает нотации, зато будет трудолюбивым и в глубине души добрым — именно таким Азирафаэль видел архангела.

Старался видеть.

— Ты же не думаешь, что я позволю устроить ему тут интенсив воскресной школы, — огрызнулась Вельзевул и повелела. — Кроули, чтобы присутствовал здесьпостоянно.

— Это пристанище ангела, — Габриэль скрестил руки на груди.

— Будет интернациональная коммуналка, — пожала плечами Вельзевул.

— Та твоя командировка в СССР до сих пор аукается мне непонятными терминами.

— Я стимулирую тебя к развитию.

— Мне поблагодарить?

— Воздержись, — Вельзевул взмахом руки открыла форточку и, обернувшись роем мух, не прощаясь, первой отбыла в свою обитель. Габриэль еще долго напоминал Азирафаэлю на енохианском о важности, ответственности, доверии и том, что с ним будет, если хоть что-то произойдет с Хассалехом, добавил, что мальчик прибудет послезавтра, а если нет, то он обрушит…

—…своды ада на голову Вельзевул, — утомленно договорил за него Кроули. — Я уже слышал.

— У тебя прекрасный слух, — оскалился Габриэль и мстительно растаял в особенно яркой вспышке света.

— Нам надо… обсудить, — удостоверившись, что они остались наедине, сказал Азирафаэль. — За чашкой точно не чая и даже не вина.

— Водка? — предложил демон. — Возле российского посольства ресторан открыли.

— Хорошая идея, но я подзабыл русский, поэтому, пожалуй, лучше в «Ритц», по классике, — ангел, покачиваясь, ушел в подсобку, откуда вышел уже в новом костюме, чистом и свежем, пригладил волосы и надел новые очки.

— Еще постригись, — посоветовал Кроули. — Ходишь, как я в девятнадцатом веке ходил.

— Мне нравилось, как ты ходил, — Азирафаэль открыл перед ним дверь и машинально улыбнулся. — После вас. Кстати, — уже на улице спросил он. — Почему Вельзевул опускает пальцы в чай? Я заметил.

— Она повелитель мух, — Кроули пожал плечами. — Чувствует вкус не только языком, но и пальцами. И, поверь мне, это наименьшее из… проявлений.

— Она ходит по стенам и потолку? — рассмеялся Азирафаэль, но увидев мрачный взгляд в ответ, смешался. — О. Видимо, да.

— И еще воплощается везде, куда залетает ее муха, хоть одна. И видит все, что видят ее мухи.

— Я уже пожалел, что спросил! — Азирафаэль потряс головой и первым забрался в машину демона.

— Почему ты в прострации? — поинтересовался Кроули уже в ресторане, когда Азирафаэль прикончил первую порцию и принялся за второе.

— Я представить себе не мог, что Габриэль свяжется с кем-то из вас, — ответил Азирафаэль. Кроули с гиперболизированным интересом уставился на него.

— Да ты что. Ангелы и демоны ведь вообще не могут общаться, ты еще скажи, будто когда-то видел, чтобы ангел с демоном Апокалипсис остановить пытались.

— Мы — другое дело, мы знакомы с грехопадения и шесть тысяч лет работали бок о бок. Но Габриэль! Теперь становится понятно, почему он не послушал Михаил.

— А что сказала Михаил?

— Она рассказала ему о нас и о том, что это непозволительно, а Габриэль ответил, что всему наверняка есть невинное объяснение, — он помолчал и добавил. — В голове не укладывается, что мы все же остановили Апокалипсис.

— Помогли остановить, — поправил Кроули. — Только сомневаюсь, что надолго. У нас тут, оказывается нефилим, рожденный от демона. Который, кстати, скоро поселится у тебя. Чем ты думал, когда соглашался?

— Габриэль не спрашивал, а отдал приказ в вопросительной форме, — тихо ответил ангел. — Он недавно взял у меня ту самую книгу по эффективному менеджменту и управлению персоналом, которую я купил на выставке, и теперь испытывает на нас стратегии.

— Действует? — скептически хмыкнул Кроули.

— На молодых, кому до двух тысяч лет, безотказно.

— А ведь это я вдохновлял на ее написание, — гадко захихикал демон. — Скажи ему, когда он признает, что она легла в основу порядка на Небесах.

— Нам завтра надо в Татфилд, — Азирафаэль решил пропустить мимо ушей шпильку в адрес своего начальства. — Я бы хотел, если тебе не трудно, попросить тебя оказать любезность…

— Как ты еще не забыл за всеми этими реверансами, что хотел сказать, — перебил Кроули. — Отвезу.

***

Вельзевул медленно шла наискосок через свой тронный зал, как никогда ощущая блаженную пустоту. В аду тесно, душно и холодно, вопреки стереотипам, но для себя лично Вельзевул обустроила все по собственным желаниям: высокий огромный зал с троном и двумя креслами для Дагон и кого-то третьего, кем чаще всего является Хастур, а за тронным залом длинный узкий низкий коридор, в котором тепло и сухо, ведущий в небольшие покои, где царит вечный рождественский вечер. Вельзевул слышала когда-то, что дети сильнее всего любят праздник Рождества, поэтому в углу стоит всегда наряженная елка, под которой подарки появляются чуть ли не каждый день, горит камин, над которым висят красные носки, толстый красный ковер на полу. Вельзевул скрупулезно повторяла каждую деталь, которую видела на открытках, даже нашла фигурку Деда Мороза — пришлось материализовываться на пост-советском пространстве, но терпеть в аду изображение святого, а не языческого бога, она бы точно не смогла. Хассалех видел, как идет снег за зачарованным окном, в течение одиннадцати лет.

— Привет, — тихо сказала Вельзевул, щелчком пальцев растворяя на себе алую ленту военачальника. — Как твой день прошел?

— Я дочитал, — Хасс с гордостью продемонстрировал стопку книг. — А сюрприз? Ты обещала мне, когда вернешься.

— У нас не получилось, — криво улыбнулась Вельзевул. — Но зато есть другие новости. Помнишь, ты читал книгу про Гарри Поттера?

— Да я знаю, что половина там неправда, ты говорила, — Хассалех точно скопировал ее жест, закатив глаза.

— Конечно, — Вельзевул села рядом с ним на ковер. — Но Хогвартс существует, и Габриэль решил отправить тебя туда.

— Что? Уйти отсюда? — в шоке спросил Хасс.

— Если не захочешь, то никуда не поедешь, — сразу сказала Вельзевул. — И он ничего не сможет сделать, он сюда даже не войдет.

— Я хочу! — перебил Хассалех, вскочил на ноги. — Очень хочу! Надо будет купить волшебную палочку, у меня будет волшебная палочка! Ты пойдешь со мной на Диагон-аллею?

— Нет, милый, — Вельзевул потянула его за руку и усадила к себе на колени.

— А кто, Хастур? — Хассалех устроился в ее руках, свернулся, как котенок.

— Хастур опять был здесь?

Хастур раскусил ее мгновенно. Вельзевул, скрывшая от всех, даже от Дагон и Люцифера, наличие ребенка, в какой-то момент застыла на троне, когда Хастур, наплевав на все нормы субординации, свято чтимой в аду, поднялся к ней, оперся обеими руками на подлокотники трона и шумно втянул воздух.

— Я чую благодать архангела, — тихо сказал он, глядя в прямо в светлые глаза Вельзевул. — Чем ты оплатишь мое молчание?

— Тем, что оставлю тебя в живых, — отозвалась Вельзевул, прилагая все усилия, чтобы не шарахнуться от Хастура назад. Даже ей он внушал опасения, демон ярости и безумия, а она сейчас слаба: роды произошли пару часов назад, и Габриэль никак не мог спуститься к ней в ад, чтобы хоть как-то помочь. Она пережила это сама, и только то, как ребенок посмотрел ей в прямо в сердце синими глазами, привело ее в чувства после невыносимой боли. Теперь она едва сидела на троне, тело ее ей самой напоминало те острова, на которые люди по ее меркам совсем недавно сбросили какое-то страшное даже для нее средство уничтожения себе подобных, а мыслями она была в своих покоях, где в полном одиночестве оставался ее новорожденный сын.

— Я хочу посмотреть на нефилима, — словно не услышал ее слов Хастур. — У демонов не рождаются дети. Тем более, от архангелов.

Габриэль его еще не видел. Он будет в ярости, а его гнева опасалась даже владыка ада.

— Это не нефилим, — отозвалась Вельзевул, понимая, что отпираться бесполезно. Хастур обычно не был любопытным, но если уж ему что-то хотелось узнать, он не гнушался никакими средствами. Вполне мог пойти напрямую к сатане и рассказать с условием, только бы ему дали посмотреть на чудо. — У него нет названия.

— А имя? Ты нарекла его? — Хастур небрежно перевернул ребенка, лежавшего в колыбели, провел когтистым пальцем по спине, словно проверяя, есть ли крылья. Ничего особенного в нем не было, он походил на простых человеческих детей.

— Да, — на самом деле у дитя, прожившего всего три часа и уже оказавшегося в аду, имени еще не было. Но Вельзевул, взглянув в космическую пустоту, плескавшуюся в глазах Хастура, вдруг ясно поняла, как сделать его своим союзником. Хастур не стыдился и не поливал грязью свое прошлое на Небесах, как делало большинство демонов, имя также может спасти ребенка от гнева Михаила, для которой также существуют сакральные воспоминания.

Звезда на пересекающихся осях, яркая и неподвижная, созданная когда-то Михаил и Хастуром, будет звездой ее сына. Не назовешь, конечно, герцога ада и архангела крестными, но зато это свяжет им руки.

— Как? — спросил Хастур.

— Хассалех, — ответила Вельзевул и увидела, как светится тьма в глазах демона. И с тех пор, несмотря на прямой запрет, Хастур проводил с Хассалехом непозволительно много времени. Демон редко беседовал с ним, но зато учил его рисовать, направляя еще не твердую руку своей магией. И постоянно заглядывал в личные покои владыки преисподней, чем невероятно ее раздражал.

— Да, был, — невозмутимо ответил Хасс. — А что?

— Габриэль не должен знать, что ты общаешься с Хастуром, — Вельзевул заглянула в глаза сына; сама она ему ничего не запрещала, только показываться кому-то на глаза. — Как только ты скажешь, что знаком с хоть одним демоном, он отберет тебя у меня.

— Так я с ним пойду за палочкой? — перебил Хассалех, с которым разговор о необходимости не посвящать отца в дела подземные повторялся практически каждый день. И точно также Габриэль заклинал не говорить о Михаил, которая узрела его на Небесах во время тех недолгих дней, когда Габриэль брал его наверх. Хасс воспринимал эту конспирацию абсолютно спокойно, а от того, чтобы рассказать обоим одновременно и посмеяться над обоими, его удерживал только страх, что кто-то спросит, кто ему нравится больше: Хастур или Михаил.

— Нет, папа тоже занят, — Вельзевул легко поднялась на ноги с одиннадцатилетним ребенком на руках. — Через пару дней ты отправишься в Лондон, где подождешь письмо из Хогвартса. Ты же помнишь, что должно быть письмо?

— Мам, я ничего не забываю, — Хасс обнял ее за шею. — А у кого я буду ждать?

— Есть резидент ада на Земле, его имя Кроули, — Вельзевул, держа сына на весу одной рукой, щелкнула пальцами второй, и в воздухе повисло голографическое изображение рыжего демона.

— И про него тоже нельзя говорить папе, — вздохнул Хассалех.

— Он будет не один. Второй — это… представитель оппозиции, — Вельзевул снова щелкнула, и изображение сменилось. — Они будут вдвоем. Этот ангел знает магический Лондон, а Кроули поможет тебе в Хогвартсе.

Хассалеха всегда окружали чудеса, демонские и ангельские, он не пробыл на Земле и дня за всю свою жизнь, и теперь все его существо замирало от восторга предвкушения. Надо только узнать, как писать письма, понятно, маме будет передавать Кроули, папе — Азирафаэль, а как быть с Хастуром и Михаил? Но он обязательно придумает.

***

Наутро ангел и демон направились из Лондона в Татфилд на встречу в секретном месте с Адамом, который по-шпионски назначил беседку на дереве, смерив которое взглядом, Азирафаэль махнул рукой на превышенный в этом месяце в пять раз запас чудес и переместился чудом, а вот демон, обернувшись змеем, заполз по стволу и превратился. Теперь Азирафаэль, пользуясь временем, которое дал ему демон, погрузив Адама в сон, старательно вычищал в его памяти диалог с Габриэлем и Вельзевул, теперь там оставалось только, что те хотели конец света для того, чтобы выяснить, чья банда круче.

— Банда? — со смешком переспросил Кроули.

— Так же говорят современные подростки? — Азирафаэль убрал руку от головы бывшего Антихриста и мягко его разбудил.

— Я боялся, что они вас прикончат, — сказал Адам, даже не заметив, что прошло время. — А вечером, когда я уже вернулся, к нам пришла настоящая ведьма! Миссис… не помню, но она ведьма! У нее лохматые волосы, и она профессор в Хогвартсе.

— Она рассказала тебе о Диагон-аллее? — спросил Азирафаэль.

— Ага. Но она сказала, что я магглорожденный, поэтому она со мной пойдет туда. А давайте вы туда придете, и мы словно случайно встретимся! И как будто познакомимся! Так весело будет!

— Мы действительно в скором времени пойдем туда, — осторожно сказал Азирафаэль, косясь на Кроули. — У нас есть… подопечный. Его родители далеко, и нам надо сопроводить его в школу.

— Да? А какой он?

Этого никто не знал.

— Когда увидишь нас, сразу поймешь, — спас Кроули. — Он будет с нами.

— Круто! Пойду в школу сразу с другом. А то Этих взять не получится… мне даже рассказать им нельзя, — он поник, но постарался не поддаваться печали. — А как его зовут?

— Хассалех, — проговорил вслух Кроули. Имя ему понравилось, оно отлично ложилось на змеиный язык. — Остальное узнаешь у него сам.

— Зачем ты так сказал? Теперь Адам будет думать, что они обязательно подружатся, а я сомневаюсь, что Вельзевул воспитывала своего ребенка так, что тот станет общаться с людьми.

— Это теперь забота Адама, — фыркнул Кроули. — Нам еще в Хогвартс наведываться, а то появятся заботливые родители без предупреждения, еще и начнут отношения выяснять, и придется отправлять мальчика в Дурмстранг, а я не имею ни малейшего желания морозить себе зад семь лет.

— Надо придумать легенду, — поднял палец Азирафаэль.

— Фильмов шпионских пересмотрел? — Кроули посмотрел на него сверху вниз поверх очков, спустив их на кончик носа, потом опять отвернулся. — Ну ладно, как тебе легенда. Мы просто опекуны мальчика, чьи родители, являясь сильными магами враждующих семей, хотят его защитить.

— А мы ему кто? Опекуны на каком основании?

— А это никого не касается. Только… вот хоть убей, но на какую фамилию придет письмо?

Полночи Азирафаэль корпел над подробным письмом на имя директора Хогвартса Минервы Макгоннагал — пришлось даже сходить в магический квартал, чтобы узнать последние новости, такие, как, например, кто является директором и министром Магии, где объяснял, почему ему и его протеже так необходимы должности при Хогвартсе. Демон тем временем заполнял документы за последние тридцать лет, чтобы и он, и Азирафаэль стали полноправными членами магического общества с дипломами и долгим опытом работы за границей. Все, что он подписывал за себя и за ангела, магически раздваивалось, и одна копия отправлялась в министерский архив. Последний раз Кроули страдал подобным тридцать четыре года назад, когда одновременно устраивал свои похороны и вступление в наследство в качестве собственного сына и впервые страдал по средневековью, где не было компьютерных баз данных.

— Я передам письмо с тем, кто придет рассказывать Хассалеху о Хогвартсе, — Азирафаэль стянул с носа очки и плеснул вино 1754 года в граненый стакан. Он нервничал все сильнее: с утра пораньше заявится мальчик, о котором известно только то, что он — нарушение всех законов мироздания и дитя владыки ада, а из хорошего в нем — архангельская составляющая, но если учесть характер того, от кого именно ему досталась эта составляющая, все четыре всадника могут с чистой совестью идти на пенсию. — А почему ты такой спокойный? — наконец он понял, что не так. Обычно демон паникует даже сильнее него самого, а тут спокойно лепит печати на бумажки, даже руки не дрожат.

— У этого есть несколько причин, — нараспев ответил Кроули. — Во-первых, мы ничего не изменим, следовательно, волноваться не за чем. А во-вторых, я в мясо.

— Чье мясо?

— Мое мясо. Я в хлам. В дрова. В говно. Вусмерть. В…

— Я понял, но чем?

— Я запил абсент текилой, — гордо заявил Кроули и вдруг вспомнил то, что придумал, пока еще был относительно трезв. — Знаешь, что я нам сделал? Свидетельство о браке! — он помахал листочком со свежей подписью; ангел жестом глубочайшего разочарования прикрыл дланью чело. — У тебя такая подпись… сложная, как будто ты не хотел на мне жениться, но я сделал, — гордо закончил Кроули.

— Дорогой мой мальчик, — с сарказмом окликнул Азирафаэль. — Нет, не так. Дорогой мой супруг, не соизволишь ли ты возлечь и проспаться, чтобы с утра не дышать на сына архангела перегаром?!

— Возлю, — кивнул Кроули, отправляя последний документ в архив, а его копию — в плавающую в воздухе папку. — То есть, возлягу. Ты шесть тысяч лет не предлагал мне возлечь.

— Я тебе и раньше не предлагал, — Азирафаэль встал возле кровати с пледом наготове, но Кроули перекинулся в змея и свернулся в кресле. — Ладно, как хочешь, — он накрыл пледом кресло и, сходив на кухню, принес тарелку с молоком. — Не захлебнись только, — предупредил он, помня, что после выпивки Кроули с утра ищет молоко как наркоман дозу.

Вельзевул мрачно смотрела на сына, который едва не подпрыгивал от возбуждения, только думая о том, что скоро окажется в Лондоне. В Лондоне! Лондон ассоциировался с мороженым, которое Вельзевул приносила с Земли, с ветром, всего однажды коснувшимся лица, когда Габриэль перехватил его буквально с рук на руки, прежде чем вознестись. Хассалех проводил взглядом плотно набитый чемодан, который Хастур, прикинув в голове карту Лондона, отправил прямиком в лавку Азирафаэля, и повернулся к Вельзевул.

— Я куплю себе кота, — заявил он. — В Хогвартс можно котов.

— Укради себе кота, — посоветовал Хастур. — Зачем тратить деньги.

— А если ты превратишься в жабу, я тоже могу взять тебя с собой и показать тебе Хогвартс.

— Нет, — Хастур закурил.

— Тебе неинтересно?

— Неинтересно.

— Ну ладно, — привыкший к тесному тактильному контакту с Вельзевул, Хассалех робко придвинулся к Хастуру и обнял его за пояс; демон поморщился и отодвинулся. Хасс украдкой вздохнул: Хастур много раз говорил, что от него так фонит благодатью, что от любого прикосновения он начинает чесаться. Зато Вельзевул не только обняла, но и поцеловала, погладила по щеке и наконец развернула спиной к себе.

— Ты появишься прямо перед дверью в лавку, — сказал Хастур. — Просто иди прямо в дверь, которая будет перед тобой.

— С чего ты взял, что он появится прямо с утра пораньше? — поинтересовался из-под пледа Кроули.

— Зло действует по ночам и…

— Это Хастур действует по ночам. И ночь — не утро.

— А утро — наиболее уязвимое время, потому и кошмары вы насылаете под утро обычно.

— Ты мне Лавкрафта будешь поминать всю вечность! — взвыл Кроули. — Я просто тогда пошутил! Кто знал, что он такой впечатлительный? К тому же он читал книгу Хастура, он еще тогда мог двинуться и без моих кошмаров.

Азирафаэль спустился по лестнице в торговый зал магазинчика, оставив Кроули просыпаться и приходить в себя. Ну да, как будто он поверит, будто все так случайно вышло: Говард прочел чудом уцелевшую пьесу «Король в желтом», написанную самим демоном, а ночью это все ему приснилось в подробностях.

Посреди стеллажей с книгами стоял старомодный кожаный чемодан, которого явно быть не должно. Азирафаэль огляделся — никого, обошел странный предмет, и в тот же момент дверь распахнулась.

========== Часть 2 ==========

На пороге остановился мальчик и, не переступая его, заглянул внутрь. Неужели это он? Азирафаэль ожидал увидеть уменьшенную копию Габриэля, ребенка, может быть, похожего на Адама, широкоплечего, высокого, с запоминающейся внешностью и громким голосом. Мальчик даже выглядел тихим.

— Входи, Хассалех, — негромко позвал Азирафаэль, наблюдая за тем, как ребенок переступает порог только после приглашения. Как поступает истинная нечисть.

Он был невероятно похож на Вельзевул: тонкий, невысокий, с упрямыми черными волосами, падающими на лицо. От Габриэля ему достался только прямой подбородок и четко очерченные губы, в целом Азирафаэль не сразу бы и понял, если бы не знал, что это мальчик, а не девочка; вычурная старомодная одежда это сходство только подчеркивала.

— Здравствуй, Азирафаэль, — голос тоже от Вельзевул, тихий и вкрадчивый, но кажется, звучит из всех уголков комнаты.

Кроули скатился по ступенькам и воззрился на сына Вельзевул, приподняв очки, потом издевательски поклонился: запомнив сказать потом Азирафаэлю, что Хассалех одет точно ему под стать.

— Принц ада, мое почтение.

— Хорошо, называй меня так, — надменно сказал Хасс. — А ты, — он повернулся к Азирафаэлю и продолжил уже доброжелательно. — Просто по имени.

Ангел с демоном переглянулись, у Кроули вытянулось лицо. Выждав несколько мгновений, Хассалех продолжил.

— Или ты можешь вести себя нормально и называть тоже, — Хасс сжал руки в замок. — Что мне надо делать?

Азирафаэль поманил его в комнату, где одиннадцать лет назад он и отдельно взятый демон надирались, узнав новости об Антихристе, и усадил на диван; сам собой закипел чайник на подставке.

— Расскажи о себе, — мягко попросил ангел. — Мы ведь ничего не знаем, — он оглянулся на Кроули, который прислонился плечом к дверному косяку. — Что ты обычно делаешь, ешь ли ты вообще, спишь… твоя природа уникальна, и мы, честно говоря, в растерянности.

— Я читаю, — Хасс с интересом огляделся. — Про чувство голода я узнал из книг, у меня его нет, но я ем, если хочу узнать вкус. И со сном то же самое, но обычно я сплю, потому что мне скучно.

— У нас больше общего, чем кажется, — пробормотал Кроули себе под нос. — Значит, слушай, Хассалех. План такой: ты делаешь что хочешь, мы дожидаемся преподавателя из Хогвартса, выбираем день, идем покупать все для этой школы.

— И кота, — перебил Хасс.

— Какого кота? — не понял Кроули.

— Я хочу кота, я видел на картинке, а в Хогвартс можно брать животных.

— Зачем тебе кот?

— Ну, вообще-то я хотел жабу, но она не согласилась ехать, — Хасс тяжело вздохнул. Он решил, что для того, чтобы ни в коем случае не проболтаться отцу о Хастуре,будет представлять его своим фамилиаром и говорить о нем также. Архангел же не знает, в кого превращается палач Вельзевул, и Хастур никак не выяснит, как о нем говорят, и не разозлится.

Кроули расхохотался и выпал из дверного проема обратно в магазин. Моральное состояние вышло из глубокого минуса. Чудо, а не мальчик. Завел себе в аду жабу! Кроули представил себе, сколько каламбуров можно высказать на эту тему и впервые пожалел, что не общается с Хастуром. Впрочем, в ад все равно придется наведываться, и там можно смотреть на Герцога и повышать себе настроение. Кроули вышел назад в торговый зал и схватился за ручку тяжелого чемодана как раз в тот момент, когда вошел первый покупатель.

— Ангел, к тебе клиент! — крикнул Кроули, в который раз потешаясь про себя, насколько же эта фраза подходит борделю.

— Почему ты зовешь его ангелом открыто? — спросил Хасс, когда Азирафаэль торопливо вышел, а сам Кроули вернулся, таща тяжеленный чемодан, держа его тремя пальцами, словно он был пуст. Вельзевул всегда говорила ему, что чертыхаться, как и поминать Небеса всуе, строго настрого запрещено; Хасс не знал, что это делается потому, что обе конторы фиксируют любое обращение, и воззвание из ада вряд ли проигнорирует та же Михаил, а на земле лучше просто не привлекать внимание, и думал, что запрет основан на конспирации.

Он узнал это слово в восемь и с тех пор его обожал. Впрочем, в этом и заключалась вся его жизнь.

— Люди дают друг другу прозвища, — пожал плечами Кроули.

— А он тебя как зовет? — поинтересовался Хасс.

— Нечестивое создание, демон, — начал загибать пальцы тот. — Лукавый, шайтан, но это было давно и в Аравии, почему именно ты, за что мне это наказание, убийца на дорогах, но чаще всего просто Кроули.

— Кроули — это ведь тоже прозвище.

— Исторически да, но вообще-то теперь это называется фамилией. Еще есть имя: Энтони Джей Кроули.

Хассалех улыбнулся, и черты лица преобразились: он не скалился, как Габриэль, не ухмылялся, как Вельзевул. Обычная немного застенчивая улыбка, из-за которой на щеках появились ямочки, а синие глаза заискрились весельем. Наверное, Вельзевул улыбалась так до падения.

Кроули вот уже шесть тысячелетий не мог вспомнить, кем и какой она была в раю. Хастур — хоть сейчас как на ладони, Лигур, который создавал тропические леса по просьбе первого, Дагон, управлявшая морскими течениями — всех их Кроули прекрасно помнил, а вот владыка ада словно появилась сразу из-под земли.

Почему-то Кроули боялся ее сильнее Люцифера, вероятно потому, что видел самого сатану последний раз в момент падения.

Хассалех прошелся по комнате под пристальным взглядом Кроули, разочарованно оглядел книжные полки.

— Ты вроде сказал, что любишь читать, — напомнил демон, развалившись на диване.

— Да, — подтвердил Хасс. — И я все это уже читал.

— И даже «Сагу о Форсайтах»?

— Три года назад.

— Тяжелое детство, — хмыкнул Кроули.

— Нет, мне нравилось в аду, — Хасс повернулся к нему. — Только скучно, когда одна комната и все. Я только один раз был в тронном зале.

— Что делал там? — усмехнулся демон, вспоминая зал, от которого навевало холодом, и мороз шел по спине даже у него. Чего стоит то, что колонны состоят из черепов, в глазницах которых полыхает адский огонь: Вельзевул любит тепло.

— Сидел на троне, — Хасс пожал плечами. — Ты когда-нибудь сидел хоть на чем-нибудь в аду?

Уел, маленькая язва. Стульев в глубоком аду был тотальный дефицит, тронами обзавелись только сатана, Азазель и сама Вельзевул, Вельзевул еще кресла поставила для особо близких ей персон; а вот остальные даже за столами стояли. Своеобразное наказание.

Хастур и Лигур, насколько помнил Кроули, не мудрствуя лукаво, сидели и на полу, но подобное пренебрежение традициями мог позволить себе герцог и его, если можно так выразиться, друг, а остальные страдали.

Хасс подобрался к выходу в зал, где были покупатели, и осторожно выглянул. Кроули соскреб себя с дивана и подошел к нему, тоже посмотрел.

— Можно? — спросил Хасс, подняв голову на Кроули, и тот машинально кивнул. Хассалех подобрался к стеллажу с комиксами и почти благоговейно открыл: если в чем Вельзевул и Габриэль сходились полностью, так это в абсолютном неприятии всего современного: Вельзевул с трудом смирилась с тридцатыми годами двадцатого века, Габриэль — с шестидесятыми, хотя мнил себя ультра-современным и иногда притаскивал на Небеса какую-то совершенно новую модную идею и внедрял с энтузиазмом, как например, гироскутеры и мобильные телефоны. Хастур, бывший для Хасса авторитетом в области искусства, глядя на современные рисунки, появившиеся как-то у Хасса из верхних уровней ада, плевался и ругался, а потом садился с холстом и красками и за пару дней рисовал такую панораму преисподней, что казалось, будто можно войти в картину.

Азирафаэль, спровадив большинство потенциальных покупателей, заглянул в проход между стеллажами и увидел, что Кроули сидит на полу и почти спит, а возле него высятся две огромные стопки, и Хасс перекладывает один журнал за другим, быстро проглядывая.

— Надо рассматривать, — заметил Азирафаэль. — Не только читать.

— Я такого не видел никогда, — с восторгом отозвался Хасс. — Я хочу сам рисовать.

— Наверняка можно купить краски, которые будут оживлять нарисованное, — вспомнил Азирафаэль. — Или волшебное перо. У меня есть несколько магических газет, там движущиеся фотографии и…

— Какой милый мальчик! — вдруг громко умилилась женщина. Хасс подскочил от громкого звука и вцепился в рукав кожаной куртки демона: он никогда не слышал ничего подобного — Вельзевул разговаривала тихо, Габриэль старался шептать, чтобы никто не заметил, Хастур говорил редко, предпочитая изображать то, что хотел бы сказать, а Михаил обменивалась с Хассалехом записками.

— Ага, это наш, — отозвался Кроули, не открывая глаз.

— Это мой племянник, — возразил Азирафаэль, вставая между Хассом и источником звука.

— Но его родители по не зависящим от нас причинам покинули нас, и мы с мужем его усыновили, — подхватил Кроули. Он вспомнил, что сделал им с Азирафаэлем свидетельство о браке, и раз он вполне жив и здоров, ангел не рассердился, значит, можно продолжать шутить.

— Как мило, — просюсюкала мадам и попыталась подойти ближе, чтобы потрепать милого ребенка по щеке. Милый ребенок нахмурился, и воздух вокруг него заискрил. «Уведи его», одним взглядом велел демону Азирафаэль. «Нет, я хочу посмотреть, чем все закончится», Кроули поднял бровь и окончательно проснулся.

— Хасс, сейчас Энтони отведет тебя в магазин за альбомом, — не терпящим возражений тоном проговорил Азирафаэль, отдавая Хассалеху старомодный женский кошелек для мелочи, в котором лежали разные купюры.

— Энтони отведет? — усмехнулся Кроули.

— Да. Или отправится домой пешком, потому что совершенно случайно пожарная машина запрет его «Бентли» на парковке.

— О-о-о, мне все же удалось довести тебя до сарказма, время покурить, — Кроули закатил глаза. — Хасс, чем ты рисуешь?

— Углем, — ответил Хассалех, проскользнув мимо женщины, и в дверях уже добавил. — И карандашом. Красками мне пока рано.

— Кто сказал? — фыркнул Кроули, открывая ему тяжелую дверь, ожидая услышать имя Габриэля, потому что Вельзевул своему сыну явно ничего не запрещает, но Хасс вдруг смешался, почти в панике глянул на Кроули и убежал вперед. — Эй, ты все равно не знаешь, куда идти! — крикнул тот вслед и торопливо зашагал за ним.

Хассалех остановился посреди улицы, понимая с ужасом, что на него надвигается толпа. От испуга все лица показались ему одинаковыми, он обернулся назад, но с той стороны тоже все шли, и он бы заметался, но его парализовал ужас. Он уже зажмурился, помня, что Хастур говорил в случае величайшей опасности перемещаться в ад и схватился было за висящий на шее оберег-портал, но тут на него налетел Кроули и, лавируя между людьми, вынес его обратно на тротуар.

— Куда тебя понесло на проезжую часть? — спросил он, ставя его на ноги.

— Какую часть? — переспросил Хассалех, хватаясь за его руку. Кроули только сейчас понял, что на нем бежевые перчатки из тончайшей кожи.

— Не отходи от меня, — не стал пускаться в объяснения Кроули и, дойдя с ним до магазина, уперся рукой в дверь над головой Хасса, так и не выпустив его ладони, открыл и вместе с ним прошел внутрь.

— Вам для школы нужно купить? — улыбнулась консультант эпатажному посетителю, больше похожему на байкера или музыканта, чем на отца, но сразу оборвала свои мысли: как будто рокеры не размножаются. Но мальчик был одет в шелковую рубашку с воротником-бантом, больше похожую на женскую блузку, и бархатные штаны, на ногах были лакированные туфли. Когда он выпустил руку сопровождающего его взрослого, она заметила перчатки.

— Нет, — отозвался Хассалех, оглядываясь: у него от яркости и света начинала кружиться голова. — Я хочу рисовать. Мне надо все, чтобы рисовать.

— Конечно, милый, — ласково проговорила женщина, и Хасс посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказал. Может, все так говорят. Ласковые прозвища давала ему только мама, в книгах такого не писали.

То, что ему показали, его разочаровало:

— Это не то, — заявил он, крутя в руках упаковку фломастеров. — Я хочу рисовать по-настоящему.

— Покажите карандаши и уголь, — ухмыльнулся Кроули, сполна насладившись сценой.

Как мало надо для счастья всем созданиям, пока они юны, философски размышлял Кроули, материализовав в руках вторые темные очки, уменьшив их и отдав Хассалеху: после вечной полутьмы преисподней, когда выглянуло солнце, ему стало совсем худо, а теперь он повеселел и вышагивает, прижимая к груди бумажный пакет с альбомами и карандашами. Вот раньше, когда самому Кроули было всего пара дней от создания, ему хватало увидеть какое-то только что придуманное существо, чтобы прийти в неописуемый восторг, а теперь все настолько приелось, даже чувство восторга, что он стремится только к комфорту и стабильности. А Хасс крутит головой так, что кажется, будто она сейчас отвалится, рассматривает все и вся.

На плечо Кроули села муха, и он раздраженно согнал ее с плеча, а потом понял, что именно сейчас сделал. Муха с размаху влетела ему в очки с такой силой, что едва не сбила с носа.

— Простите, владыка, — вполголоса сказал он. Муха облетела вокруг него, сделала круг почета вокруг счастливого Хасса, который, воспользовавшись короткой остановкой, полез в пакет и почти с благоговением достал альбом и первый карандаш. Кроули уселся на лавочку, откинувшись на спинку, и подставил лицо солнцу, но долго блаженствовать ему не удалось: позвонил встревоженный Азирафаэль.

— Почему вы так долго?!

— Я курю, дитя рисует… — он мельком глянул в альбом Хасса: тот весьма подробно нарисовал адский тронный зал с черепами и восседающую на троне Вельзевул. -…интерьер. Мы скоро придем, — он убрал телефон в карман. — Похоже, — заметил он.

— Ага, — рассеянно кивнул Хассалех.

— Ваш сын замечательно рисует, — остановился над ними какой-то человек, похожий на не понравившегося ему Тайлера из соседского дозора в Татфилде.

— Благодарю, — как можно более мерзко оскалился Кроули.

— Но на вашем месте я отвел бы его не в кружок, а к психиатру, — торжественно завершил тот и удалился невредимым только потому, что Кроули не смог выбрать одно из тысячи возможных проклятий.

Азирафаэль позвонил снова, и Кроули со вздохом поднялся на ноги.

— Пришел твой почтальон, — сказал он. Хасс убрал карандаш обратно в деревянную коробку, поцеловал страшный портрет Вельзевул и убрал альбом обратно в пакет, вскочил. — Ты ее так любишь? — невольно спросил Кроули, машинально вытирая сизый грифель с губ Хассалеха.

— А ты свою? — Хасс наклонил голову набок, пристально глядя на него.

— Я не помню, — тихо отозвался демон. Чертенок маленький, все время же выворачивает наизнанку своими вопросами. Спросить его, любит ли он своего создателя — это было однозначно неожиданно. Кроули решительно взял его за руку, не хватало его опять по дорогам отлавливать, и широко зашагал в сторону книжной лавки.

— Миссис Уизли принесла письмо, — с порога встретил их Азирафаэль, хотел было забрать у Хасса из рук пакет, но тот не дал.

— Здравствуй, — стройная женщина с копной кудрявых волос отставила чашку на столик — Кроули ревниво проводил ее взглядом, это была его чашка. — Ты Хассалех, верно? Я профессор Уизли.

— Я про вас читал, — заявил Хасс, разглядывая ее и сравнивая, похоже ли на описание в книге, Кроули подтолкнул его в бок, и он вспомнил о приличиях. — Здравствуйте.

— Я уже рассказала мистеру Феллу, что имя Хассалеха появилось в книге только сегодня…

— Он был под особой защитой, — перебил Кроули.

— И в связи с этим, — подхватил Азирафаэль. — Я бы хотел попросить вас передать мое письмо досточтимому директору Хогвартса.

— В связи с чем ребенку может понадобиться такая защита, которая не позволяет даже внести его имя в список учеников? — недоуменно сказала Гермиона Уизли.

— Дорогая моя, — сказал Азирафаэль, складывая руки на животе и игнорируя возмущенный взгляд через темные очки. — Слышали ли вы когда-нибудь о Монтекки и Капулетти?

— О-о, мы уходим, — встрял Кроули, уводя Хассалеха наверх по лестнице, где стояли диван и кресло, с которого еще не был убран вчерашний плед.

— Я выросла в мире магглов, — неожиданно оскорбилась профессор.

— Замечательно! — порадовался ангел. — А теперь представьте себе, что Ромео и Джульетта не умерли в один день, а у них родился ребенок. Но семьи продолжают ненавидеть друг друга, а родители Хасса остаются в своих семьях.

Гермиона озадаченно посмотрела вслед мальчику, одетому так, как она думала, одевали в детстве Драко Малфоя. Сейчас даже Скорпиус бегает в джинсах, а тут, видимо, аристократия высших кругов.

— В своем письме я в том числе попросил позволения родителям Хасса установить дополнительную защиту на мальчика непосредственно в Хогвартсе, — продолжил Азирафаэль.

— Это зависит от решения директора… — начала было Гермиона, но Азирафаэль ее успокоил, погладив по плечу.

— Конечно-конечно, я просто не хочу, чтобы вы передавали что-то, о чем сами не будете иметь представления, — улыбнулся он. Наверху что-то упало, и Кроули выругался на арамейском.

— Вы, я так вижу, вполне ориентируетесь в магическом мире, — Гермиона посмотрела наверх. — Хас… — она мучительно покраснела. Они вчера в школе обсуждали странное имя; профессор астрономии рассказала о звезде. Традиция называть детей по звездам была свойственна только семье Блэков, другие уже отказались от подобного и стали давать обычные имена.

— Хассалех, — подсказал Азирафаэль.

— Хассалех не забрал письмо.

— Я иду забирать! — крикнул сверху Хасс и скатился по перилам: он читал об этом в одной из книг и мечтал сделать всю жизнь, но Габриэль по эскалатору на небо кататься не позволил, Михаил поймала на лестнице и запретила лично, пригрозив рассказать отцу, а в аду перил не было.

— Молодой человек! — возмутился Азирафаэль и даже хотел ударить по столу, но удержался. — Энтони! — но демон уже покатился следом.

Хассалех схватил письмо и жадно вчитался.

— Хочу метлу!

— Нет, — хором сказали Кроули, Азирафаэль и Гермиона.

— Только второкурсникам, — добавила Гермиона. — Придется подождать годик.

— Зато палочка, — Хасс прищурился. — И я хочу кота.

— Не получится, — с сожалением покачала головой профессор; мальчик, который явно принесет трудности на ближайшие семь лет вероятно персонально ей, если попадет на Гриффиндор, нравился ей тем не менее все больше. — Маленькому котенку надо уделять много внимания, а своего кота взрослого у тебя уже нет.

— Тогда я заведу перед каникулами, а на второй курс у меня будет метла и кот, — решил Хасс.

— Мы сами отведем Хасса за покупками, — Азирафаэль забылся и взмахом руки отправил чашку в полет до раковины в кухне. Гермиона посмотрела на владеющего беспалочковой магией владельца книжной лавки с уважением. Сначала ей показалось странным, что настолько ценного ребенка, видимо, незаконнорожденного, но единственного наследника двух родов, доверили настолько странно выглядящей парочке, но теперь она поняла, что те способны его защитить, раз подобные действия без палочки не требуют у полного невысокого Азирафаэля особой концентрации, он даже говорить не перестал. — Благодарю вас за визит.

Тычок в бок от Кроули, и Хасс оторвался от письма:

— Спасибо!

— До встречи в школе, Хассалех, — Гермионе никак не хотелось уходить: ребенок притягивал к себе, хотя ничем особенным не отличался. Но рядом с ним было невероятно хорошо и светло на душе.

Наконец дверь за ней закрылась, и Кроули наконец снял очки.

— На Диагон-аллею пойдем или рано утром, или поздно вечером, иначе там будет не протолкнуться. А сейчас — в ресторан. Хасс, ты когда-нибудь пил вино?

— Кроули, нет, — Азирафаэль сжал виски пальцами.

— Почему? В древней Греции все пили вино, и дети тоже, а во Франции и сейчас пьют.

— Ты осознаешь, что пытаешься соблазнить сына собственного владыки и сильнейшего архангела?

— А-а… — начал тянуть Кроули, соображая. -…а-а-атвратительная формулировка, я не соблазняю детей, ты что! Ты меня оскорбил!

— Не вздумай строить из себя обиженного, я не поведусь, — предупредил ангел.

— Я хочу вина, — встрял Хасс. — Мама не давала. И… — он замолчал.

— Уверен, что Габриэль тоже, — невольно помог ему Азирафаэль.

— Да, — скрывать Хастура и его роль в своей жизни оказалось сложнее, чем представлялось в аду. Хасс привык быть там честным.

— Мы пойдем в японский ресторан, — резюмировал Азирафаэль. — И если ты, Кроули, захочешь выпить чего-то экзотического, глотни соуса.

Когда они оттуда возвращались, Кроули пришлось Хасса нести: слишком много впечатлений за один день для того, кто всю жизнь просидел взаперти, и Хассалех еще в ресторане затих, стал вялым, отвечал через раз, даже не доел.

— Это я виноват, — сокрушался Азирафаэль. — Я должен был, должен был подумать заранее, что он устанет!

— Теперь, когда он спит, мы можем выпить? — раздраженно спросил демон, уложив Хасса на кровать и щелчком убрав с него верхнюю одежду. И опешил: Хасс от шеи до лодыжек был расписан адскими символами, на груди висело шесть цепочек с порталами и амулетами, на руках браслеты с защитными заклинаниями.

— Что это? — шепотом спросил Азирафаэль, наклоняясь над кроватью. — Я такого даже не видел никогда.

— У меня то же самое, — Кроули показал на свою скулу, где была татуировка змеи, точнее, Азирафаэль всегда думал, что это татуировка, но, видимо, это роспись преисподней. — Дает что-то вроде дополнительных сил. Одно только странно…

— Что? — выдохнул ангел.

— То, что у меня, сделал мне Хастур, — Кроули вспомнил, как в первый год после падения, когда они еще были оглушены и раздавлены осознанием того, что теперь оставлены на произвол судьбы, они пытались держаться вместе. И даже с Хастуром, избравшим себе в компаньоны Лигура и способным общаться только с ним и с Вельзевул, поначалу можно было взаимодействовать без угрозы собственному существованию.

— Он единственный, кто владеет этим искусством.

— Ты думаешь, Вельзевул сказала ему о Хассалехе? Не может быть. Скорее, она сама овладела этим… искусством.

— Да. Да. Точно. Но мне надо выпить.

— У нас ребенок, мы… — Азирафаэль заметил насмешливый взгляд искоса и исправился. — То есть, у нас ответственность за ребенка, мы не можем пить там, где дети.

— Мы на год едем в школу! Ты предлагаешь не пить весь год?!

— Не весь. Но до каникул… ладно, — он заметил выражение лица демона и сдался. — Только на выходных.

Утром, пока Хассалех еще не проснулся, Азирафаэль позвонил в Татфилд и узнал, в какой именно день Адам окажется на Диагон-аллее.

***

За несколько дней Хасс привык к жизни на поверхности. Занимался им по большей части Кроули: во-первых, он лучше ладил с детьми, и так было всегда, во-вторых, именно его периодически контролировала муха с недюжинным интеллектом и мстительностью. Хасс был ребенком относительно беспроблемным, единственное, что беспокоило и ангела, и демона — это его боязнь громких звуков. Он едет в школу, там тьма детей, а Хасс словно отключался, если вокруг начинался шум.

И он не совершал чудес. Когда Азирафаэль стал осторожно расспрашивать его, почему, тот ответил, что в этом нет надобности.

— А оживлять рисунки?

— Я еще недостаточно хорошо рисую, — сокрушенно вздохнул Хасс, глядя на портрет Кроули, которым демон все утро восторгался совершенно искренне. Вообще-то ангелы и демоны не способны творить, поэтому и тех, и других влечет к себе искусство. Они могут только вдохновлять: единственным известным литературным произведением, написанным демоном, был «Король в Желтом», пьеса якобы неизвестного автора, и все, чем смогли отплатить Хастуру Небеса — это уничтожить все экземпляры его книги. Азирафаэль пытался написать книгу сам, но это было бесполезно, Кроули садился за мольберт и потратил почти век, но нарисовать не мог ничего ни в каком стиле, и демон был в восторге от Хасса и его рисунков потому, что сам процесс ему был недоступен.

— Он не ангел и не демон, — говорил Азирафаэлю Кроули, рассматривая рисунки Хасса. — Уж не знаю как, но твой архангел был прав: он как улучшенная версия человека.

— Мы не можем так говорить! — Азирафаэль зажал уши руками. — Творец — только Бог, и то, что сделали Габриэль и Вельзевул — это… это…

— Преступление? Давай, скажи это. И не забудь, что хорошо бы его убить, чтобы все вернуть на круги своя, — добавил Кроули.

— Я этого не говорил! — возмутился Азирафаэль. — Но он не должен стать новым Адамом, пусть просто живет здесь, на Земле, пусть от него и обычной женщины родятся дети, тогда ткань мира не нарушится. Если он прилепится к волшебному миру, никто и не поймет и не узнает, просто появится новый магический род.

— Способный на эфирную и оккультную магию, — завершил Кроули. — Отличный план, ангел. А растить неуправляемых детей так, чтобы они, как Хасс, не использовали свою силу, как ты будешь? В аду запирать до самого Хогвартса?

— Я не знаю, и это не мое дело! Мое дело — Хассалех, его учеба в Хогвартсе и безопасность.

— Ты никогда не мыслил глобально, — поморщился демон. — Как в Саду ты шлялся вокруг дерева, даже не подумав, что мы с Евой можем поговорить не прямо возле него, а в другом месте, чтобы потом она сама к нему пошла, так и сейчас не можешь просчитать на пару десятилетий вперед.

— А ты всегда глобален, — прищурился Азирафаэль. — Это из-за создания звезд или по какой другой причине?

Кроули дернулся и перекосился.

— Жестоко. Но справедливо. Как все, что вы делаете. Справедливо и от этого еще хуже, — он вышел из подсобки и сел к Хассалеху. Ангел на миг закрыл лицо ладонями: он и сам понимал, как больно Кроули слышать о том, что раньше он создавал звезды, но и демону не следовало напоминать ему о самом ужасном провале ангельской стражи за всю историю существования вселенной.

Перед походом на Диагон-аллею, Азирафаэлю пришлось достать из шкафа свою старую мантию. Небольшое чудо, и она разгладилась, а отложной воротник снова стал ярким, не выцветшим от времени.

— Милое платье, — откомментировал Кроули, закрепляя на ремне портупею для палочки и на всякий случай вешая на плечо маленькую дамскую черную сумочку с заклятием невидимого расширения: он всегда ходил в магический мир только с ней, в конце концов, она не раз его выручала, однажды он сам в ней жил как в палатке, обернувшись змеей.

— Это мантия! — возмутила ангел.

— Я в курсе. Ты по Лондону в ней собираешься идти? Палочку не забудь.

— Я не для того плачу за каминную сеть по четыре галлеона в год, чтобы ходить пешком, — задрал нос Азирафаэль и вынул из ящичка летучий порох. — Хасс, берешь порох, встаешь в камин, громко говоришь «Дырявый котел» и кидаешь порох себе под ноги.

— Я первый пойду, встречу там, — Кроули бесцеремонно запустил руку в ящик, сыпанул порох в камин и шагнул в клуб дыма, крикнув адрес. И исчез.

— А почему мы не переместимся? Мама перемещается.

— Это невежливо, — отозвался ангел. — Люди не ожидают, что ты просто так вломишься. Давай, Хасс.

Хасс встал в камине, думая, как бы научиться делать все так, как Кроули, легко и непринужденно, а в следующий миг все заволокло дымом.

— Иди сюда, — Кроули схватил его за руку и вытащил из камина, махнул палочкой, очищая от сажи и пыли. Хасс чихнул несколько раз и потому пропустил момент, когда рядом появился Азирафаэль.

— Теперь за учебниками! — радостно возвестил ангел.

— Ну уж нет, — Кроули поймал его за рукав. — Знаю я тебя и книжные. В последнюю очередь туда пойдем, а сначала мантия, котел, что там еще…

— Палочка! — напомнил Хасс.

— Точно. Палочка, — кисло сказал Кроули, представляя себе, что сейчас начнется в магазине. И не ошибся.

Палочки взрывались и обугливались, стоило Хассу только прикоснуться. Олливандер был в растерянности и практически в отчаянии: уже собралась очередь, а мальчик никак не мог найти то, что нужно.

— Попробуй мою, — сунул ему в руку свою палочку Кроули, когда они наконец вышли, так ничего и не купив. — Может, хоть так. А я себе тогда новую сделаю.

Хасс, ничего не ожидая, взмахнул ей — и в воздухе появился сноп искр.

— Вот и отлично! — демон принялся стягивать с себя портупею. — А теперь попробуй притянуть к себе какой-нибудь предмет. Надо сказать «Акцио» и назвать предмет.

— Акцио… кошелек Кроули! — и в тот же миг бумажник влетел Хассу в руку.

— Прекрасно, — кисло сказал демон, отбирая кошелек. — Ты прирожденный преступник. Палочка твоя, портупея в подарок. Стоп, — он приложил палец к губам, заметив, что тот уже открыл рот. — Что демоны не делают друг с другом?

— Не благодарят, — заученно отозвался Хасс и принялся с восторгом рассматривать узорную палочку.

— У тебя ведь ненастоящая, — шепнул Азирафаэль.

— Ему не нужен усилитель, — отозвался Кроули. — И это я на нее еще блокатор магии наложил, а он колдует, как будто там жила дракона.

— Но… искры?

— Небольшое демоническое чудо лично от меня, — усмехнулся Кроули и повернулся. — О, кого я вижу, добрый день, миссис Уизли, как неожиданно встретить вас здесь!

— Привет, — Адам, помня о том, что для профессора они якобы не знакомы, подошел к Хассу. — Ты тоже едешь в Хогвартс? Меня зовут Адам.

— Дурацкий вопрос о Хогвартсе, — отозвался Хасс. — Как будто я могу быть здесь по другой причине. Меня зовут Хассалех. Можно Хасс, если будешь писать, то с двумя «с».

— Я читал книгу про Гарри Поттера, но я даже не думал, что все настоящее, — продолжил Адам, решив не обращать внимание на тон.

— Мама говорила, что три четверти написанного — вранье, — заметил Хасс. — Гарри Поттер на самом деле не Гарри, а Гарольд, и Гарри его называли только дома. Родители. Которые умерли, когда ему было четыре, а не год или сколько там было в книге.

— Все равно книга интересная, — пожал плечами Адам.

— Это да, — согласился Хасс.

— У меня есть собака, — вдруг сказал Адам. — И я возьму его в Хогвартс.

— А мне нельзя купить кота, — тяжело вздохнул Хасс. — Можно я буду гулять с тобой и собакой, когда приедем в школу? Я люблю животных.

— Конечно! Ты же теперь мой друг, — Адам оглядел его. — Ты еще ничего не купил?

— У меня есть палочка, — уклончиво отозвался Хасс, расстегивая ремешок портупеи. — И я знаю заклинание.

— Какое? — Адам тоже достал свою из коробочки.

— Смотри, — Хасс нацелился на демона. — Акцио кошелек Кроули!

— Хассалех! — демона, который недальновидно прицепил бумажник за кольцо к ремню, протащило два метра по мостовой, кольцо оторвалось. Гермиона и Азирафаэль оторвались от оживленного разговора, и ангел кинулся поднимать Кроули. — Хватит пытаться украсть мой кошелек!

— Я бы вернул, — Хасс убрал палочку назад. — Просто я не знаю, что еще можно притянуть, а твой кошелек я видел.

— Какой сильный волшебник, — улыбнулась Гермиона. — Но колдовать пока не надо, лучше начни в школе.

— Мы пойдем посмотрим метлы, — Адам взял Хасса за руку и потянул, а когда Гермиона кивнула, побежал.

— Зачем? — на бегу спросил Хасс. — Нам все равно их не купят.

— Смотри, возле магазина арка, а за ней — Лютный, — Адам указал пальцем. — Профессор сказала, там все запрещенное, и туда ходить нельзя.

— А что запрещенное? — с интересом спросил Хасс.

— Ну не знаю. Книги всякие с заклинаниями, например, как сделать так, чтобы пошел град, наслать болезни, вызвать демона…

— Вызвать демона? — Хасс с восторгом посмотрел на темную арку. — Пошли.

— Ты хочешь вызвать демона? Зачем, ты же можешь позвонить Кроули.

— Я хочу вызвать другого демона, а у него нет мобильного, — пояснил Хасс, толкая дверь в первую попавшуюся лавку. Адам опасливо оглядывался. Идея, конечно, была его, но энтузиазм исполнителя его поразил.

— Что милые мальчики забыли здесь? — поинтересовался продавец, когда они подошли к прилавку.

— Мне надо вызвать демона, — просто сказал Хасс. — Есть у вас что-то, что может мне помочь?

— Какого-то конкретного демона? Демона для сделки? Или суккуба, инкуба? — начал издевательски расспрашивать продавец.

— Мне нужен герцог ада Хастур Неназываемый. Пятый круг, если это имеет значение, — добавил Хасс.

— У тебя есть деньги? — шепнул Адам, когда продавец засуетился над полкой с демонологией.

— Лучше. У меня есть кошелек Кроули, — отозвался Хасс и с гордостью продемонстрировал. — Он ругался и забыл забрать. И скажите, — он снова обратился к продавцу. — А можно вызвать ангела?

— Тоже конкретного? — убито спросил продавец.

— Да. Архангел Михаил.

— Зачем тебе это все? — тихо спросил Адам, когда Хасс спрятал все купленные тома в рюкзак с заклятием невидимого расширения: Азирафаэль сказал, что Хасс не будет портить себе спину и таскать чемоданы, рюкзак практичнее и удобнее.

— Я тебе расскажу, — отозвался Хасс. — Но в школе. Жалко, что Выручай-комната — это выдумка! Нам нужно будет место, только наше место, где мы будем делать то, что хотим.

Они вернулись на Диагон-аллею и только у магазина с метлами испугались того, что натворили. Не только побывали в Лютном, но и закупились там явно запрещенной литературой.

— Никому не говори, — Адам с восторгом поглядел на нового знакомого и взвесил на руке его рюкзак. Надо же, даже не тяжелый. — Я бы сам взял к себе, но миссис Уизли заметит…

— Как насчет магазинчика Фортескью? — спросил Азирафаэль, подходя к ним. — Какая метла понравилась, Хасс, Адам?

— Мне Нимбус «Всполох», — сразу ответил Адам, заметив рекламную вывеску, гласившую, что эта — самая быстрая и маневренная.

— Никакая, — отозвался Хасс. — Я подумал, что это важно только для игр. А по жизни гораздо лучше уметь летать так, без ничего.

— Только самые сильные волшебники могут летать просто так, — заметила Гермиона, кладя руку на плечо Адаму. Ей безумно хотелось приобнять Хасса, но она понимала, что тот может воспринять это неправильно и шарахнуться, и она навсегда потеряет шанс на его симпатию.

— Папа может, — пожал плечами Хасс.

Адам помнил появление Габриэля, как тот настаивал на Армагеддоне, но он не знал, что Хассалех — это его сын. И Кроули с Азирафаэлем полночи до похода на Диагон-аллею обсуждали, как именно сказать ему, чтобы это не стало фатально неприятным сюрпризом.

— Мы бываем непохожи на родителей, — они еще дома кинули монетку, и именно Кроули остался с Адамом, пока Азирафаэль увел Гермиону и Хасса к прилавку, ему надо было рассказать бывшему Антихристу о родстве его нового друга. — Но, Адам, Хасс любит их. Не стоит говорить, что ты о них знаешь. Вполне вероятно, что они будут навещать Хасса в школе, а ты можешь сделать вид, что не помнишь их. Вообще не узнаешь. Ну, это если столкнешься, а так…

— Хасс не такой, как они, — ответил Адам. — Он классный, ничего не хочет разрушать. И ему нравятся животные.

— Он рисует, — заметил Кроули. — Но не говори, что это я тебе сказал.

— Ваш друг замечательно ладит с детьми, — улыбнулась Азирафаэлю Гермиона и наконец погладила Хасса по голове. — Адам в него влюбился с первого взгляда, вот как болтают уже.

— Я с ним тоже лажу, — несколько агрессивно сказал Хасс.

«Единственный ребенок в семье», одними губами произнес над его головой Азирафаэль, но Хасс заметил.

— У меня будет сестра, — едко добавил он. — И пусть ее пока нет, я ее уже люблю.

— Твоя мама ждет еще одного малыша? — спросила Гермиона.

— Пока нет, — ответил Хасс. — Но мне же нужна жена.

Азирафаэль взглянул в полные шока глаза профессора и понял, что день только казался ему простым.

Они в полном молчании вернулись к Адаму и Кроули, Хасс ревниво сел между ними и принялся за свое мороженое с лимонным соком. Над головой прожужжала муха, села на стол прямо перед Хассом и принялась потирать лапки и не улетела, когда Адам махнул на нее салфеткой.

Хассалех капнул мороженым с ложки на стол перед ней.

— Мухи разносят заразу, — резко сказала Гермиона, которая после скитаний по лесу с Гарри и Роном насекомых терпеть не могла, и припечатала муху к столу газетой.

Хасс замер, потом медленно поднял глаза на профессора.

— О, нет, — тихо сказал Азирафаэль и сконцентрировался, готовясь в случае необходимости даже раскрыть крылья, чтобы заслонить Гермиону, но Хасс ничего не сделал ей, только едва касаясь погладил муху, и та ожила.

— Она просто хотела попробовать мороженое, — на полном серьезе сказал Хасс. — За что было ее убивать? Я, конечно, оживил, но ей все равно неприятно.

Муха облетела вокруг Хасса и скрылась. Гермиона сидела, словно прилипнув к стулу: ребенок без волшебной палочки оживил пусть насекомое, но явно мертвое. Сила в нем невероятная.

— Нельзя убивать животных, — продолжил Хассалех. — Особенно если для этого нет причин. Муха не нападала на вас, она просто хотела мороженое! Знаете что, в книге вы лучше, — отрезал он и уткнулся в вазочку с почти растаявшим шариком.

— Молодые люди, теперь за учебниками, — возвестил Азирафаэль, когда все доели в неловком молчании.

— Я уже купил, — сказал Адам.

— Можешь еще раз пойти с нами, а потом я тебя… — Азирафаэль несколько мгновений мучительно вспоминал словно. -…аппарирую домой.

— Нет, — уперлась Гермиона. — Мы все купили. Адам, вы с Хассом встретитесь в школе.

— Вот телефон, — поймав взгляд Хасса, протянул визитку Азирафаэль. — И встретиться можно еще в поезде.

— Она зануда, — шепнул Хасс на прощание.

— Ага, — отозвался Адам. — До встречи.

========== Часть 3 ==========

Как ни странно, директор Хогвартса пошла навстречу по всем пунктам письма Азирафаэля. Высокая сухая старая дама с полностью седыми, зачесанными в тугой пучок волосами произвела на Кроули поначалу гнетущее впечатление, когда он и ангел появились в ее кабинете для прохождения собеседования, но она согласилась принять демона лесником, а ангела — вторым библиотекарем.

***Школа была в упадке: дети войны, то самое поколение, которое одолело Волдеморта, не зажило счастливо. Они мало что умели, а героизм не помогал в повседневной жизни. Аристократия вроде Малфоев делала хорошую мину при плохой игре, по-прежнему задирая нос перед остальными, но они были в меньшинстве: традиции уходили, забывались, хранители знаний, в свое время примкнувшие к Гриндевальду и Волдеморту, разъехались или погибли. У детей не было ориентиров и высокой цели, а Макгоннагал, какой бы прекрасной директрисой она ни была, не сумела вдохновить и объединить разрозненных детей. В школе шла самая натуральная война, и мелкие шалости сменялись серьезным насилием. Преподаватели, чувствуя нездоровую атмосферу, не стремились в школу, поэтому найти смену тем, кто уволился, было затруднительно. А здесь — два блестящих специалиста, у одного дипломы Дурмстранга по двум направлениям, у второго — американские награды и сертификаты. И даже тот факт, что они здесь только потому, что их подопечный нуждается в защите и поддержке, не может отрицать тот факт, что Хогвартсу в кои-то веки повезло с персоналом.

Замок был сильно поврежден во время битвы за Хогвартс, многие древние заклинания были утеряны безвозвратно, поэтому предложение Вельзевул и Габриэля по особой защите было также принято благосклонно.

— Если тебе неймется, я могу телепортироваться в Хогвартс-экспресс и проверить, все ли в порядке, — сказал Кроули, наблюдая в течение сорока минут, как ангел бегает взад-вперед по его уже перестроенному в соответствии с привычками домику лесничего. — Но я скажу, что это ты меня попросил, и они на тебя обидятся.

— Не надо. Просто я волнуюсь и… Габриэль появится в конце недели, — Азирафаэль горестно заломил руки. — Я не могу ему не сказать.

— Если он спросит: «расписан ли мой сын адскими символами», ты, конечно, скажи. Но если не спросит, зачем говорить ему лишнее?

— Это не лишнее, это важно! — ангел остановился. — Надо сделать так, чтобы он сам заметил.

— И понесся в ад… что он там говорил? Обрушивать своды ада на голову Вельзевул? Этого ты хочешь? — Кроули вытянул ноги на стул напротив. — Расслабься, там только защита, ничего больше. Хасса не убить человеческим оружием, хотя я сомневаюсь, что это в принципе возможно, в нем сила архангела, кровь его не использовать в заклинаниях, даже поисковых, а остальное просто для спокойствия: огонь не обжигает, лед не морозит и так далее.

— Господи, если Михаил узнает… — Азирафаэль сел и обхватил голову руками. — Не могу понять, почему его до сих пор нет

— Габриэлю достанется первому, — фыркнул Кроули. — Лучше думай, в какие дни приглашать Вельзевул и твоего святейшего.

— Не знаю, в какие, но точно в разные!

Вечер укутал старинный замок в черную вуаль, когда бывший Антихрист и тот, кому еще не было придумано вида, вдвоем в лодке подплывали к берегу. Адам сжимал в руке волшебную палочку с сердцевиной из драконьего зуба — ему сказал несколько встрепанный и бледный мистер Олливандер, что палочка подходит сильным волшебникам. Он косился на чешуйчатую портупею Хассалеха, но не спрашивал, откуда та у него: судя по всему, Хассу не повезло родиться в богатой семье. Адам знал таких: запертые в роскошных домах дети, которым ничего нельзя. Ему было жаль Хасса, и он собирался быть ему лучшим другом, потому что он нравился ему своей отчаянной храбростью и тем, что любил животных, даже мух.

— А где Пес? — вдруг спросил Хасс. — Я как-то упустил момент, когда он пропал.

— Мне сказали оставить его с чемоданом, — пожал плечами Адам. — А профессор Уизли еще тогда сказала, что мне надо будет гулять с ним самому два раза в день.

— Если ты не захочешь, я могу гулять с ним, — предложил Хассалех.

— Я не могу не хотеть. Но мы можем гулять вместе, — Адам первым вылез из лодки и протянул Хассу руку. — Как думаешь, на какой факультет попадешь?

— Мне нравится Слизерин.

— Почему?

— Потому что Кроули знает много тайных залов в подземельях, и он обещал их показать, если я попаду на этот факультет, — Хасс пожал плечами.

— Тебе не холодно? — поежился Адам, плотнее заворачиваясь в мантию.

— Мне не бывает холодно, — ответил Хассалех, чувствуя, как мягко нагреваются черные линии узоров по всему телу; если бы ему было жарко, они бы охлаждали. — Хочешь, я могу отдать тебе свою мантию.

— Не надо, — покосился на него Адам и выпрямился, убеждая себя, что его вовсе не трясет.

У ворот замка их встречала Гермиона, Адам помахал ей украдкой, та сдержанно улыбнулась.

— Она стала совсем строгая, — шепотом сказал Хасс и обвел взглядом дальний стол, где сидели преподаватели и сотрудники школы, которых сейчас и представляли. Он все прослушал, переглядываясь с Азирафаэлем и Кроули. Все равно он знал по книге, что будет распределение Шляпой.

— Слизерин! — огласила Шляпа над головой Адама Янга, и Хасс просиял улыбкой. Адам отдал Шляпу Гермионе и уселся под зеленые знамена за стол, переглянулись старшекурсники.

— Хассалех Фелл!

— Ты дал ему свою фамилию? — Кроули воздел руки к потолку. — Не объясняйдаже ничего, твоя логика…

— Непостижима, — закончил за него ангел. — А что такого? Какую фамилию мне надо было вписать в его документы? Ваал? Джибриль?

— Ну не свою же!

— Да что не так?!

— Все не так! Ты даже не спросил!

— Ты, когда делал нам свидетельство о браке, тоже меня не спрашивал!

— Потому что ты бы не согласился!

— Мне кажется, или я слышу в твоем голосе обвинение? Ты говоришь, что сделал, не спросив меня, потому что я точно бы не согласился. И мою логику ты называешь странной?

— Твоя логика не может быть странной, потому что она отсутствует, — насупился Кроули, скрестил руки на груди и отвернулся.

— Слизерин! — провозгласила Шляпа после долгой паузы, но как-то неуверенно. Хасс снял ее с головы и уселся рядом с Адамом.

— Скажи только честно, ты что-нибудь обещал Адаму или Хассу за то, что они попадут на Слизерин? — на всякий случай уточнил Азирафаэль.

— Ни в коем случае, — посмеиваясь, отозвался Кроули, расплываясь в самой довольной улыбке.

Визит Вельзевул согласовали так, чтобы она появилась в первую же неделю обучения, а Габриэль должен был прибыть в выходные. Гермиона специально решила остаться, чтобы посмотреть, что представляют собой оба родителя Хассалеха.

***

Пока что новенькие, разом попавшие на Слизерин, проблем не доставляли. Правда, Хасс не смог ответить, из чего состоит его палочка, видимо, забыл, что говорил ему в магазине Олливандер, решила Гермиона, и еще оба мальчика каждое утро пропадали с собакой, но тут ее успокаивал Кроули, говоря, что все под надзором. Сам демон уже возвестил всем тварям Запретного Леса, что не стоит связываться ни с ним самим, ни с детьми, которые находятся под его опекой. Лес отторгал демонскую сущность, боялся его — шествуя по лесу, Кроули чувствовал, как его ненавидит все живое, даже сама земля — и та не проминалась под его ногами, но перед ним послушно преклонялись. Он гораздо древнее всего, что есть здесь, и перед его первородным злом отступали гигантские пауки и кентавры.

Только фестралы, как и прежде, льнули к нему, а после встречи нос к носу со Смертью и вовсе полюбили так, что, выходя из домика по утрам, Кроули то и дело натыкался на двух-трех крылатых коней, ожидающих его пробуждения.

Адам, Хасс и Пес прибегали к нему дважды в день, дети катались на фестралах, пока Пес с лаем носился вокруг. Хасс никогда не видел смерти, но тем не менее, фестралы не оставались для него незримыми. Кроули рисовал по памяти карту подземелий Хогвартса, отмечая, где могут быть потайные комнаты, но ни одной они пока не нашли.

— Надо придумать, как нас назвать, — сказал Адам. — В Татфилде у меня были Эти, то есть, не были, а есть, но они в Татфилде. А мы с тобой…

— Те? — фыркнул Хассалех.

— Не знаю… мы придумаем.

— Серьезный вопрос, — Азирафаэль нацепил очки и вышел из-за стойки, взял из руки Адама список. — Вы уверены, что хотите моего совета? Это ведь ваша… банда.

— Кто сейчас говорит банда? — скривился Адам. — У нас компания друзей. Двух. Точнее, трех, еще пес.

— Двое в лодке, не считая собаки? — осторожно предложил Азирафаэль. Он как никогда остро ощущал в себе отсутствие творческого начала.

— Мы не в лодке, — нахмурился Адам.

— И глупо называться по книге, — добавил Хасс.

— Вы можете побыть пока безымянными, а потом название само придет в голову, — ангел проглядел бумажку. «Драконы», «змеи» — ну, это понятно, влияние факультета, «Элмгрин и Драгсет»? Тут он вспомнил, и покраснел: надо Кроули уши надрать за такие шутки, наверняка не объяснил детям, в чем соль, а если объяснил, то ему Габриэль что-то открутит. «Дикая охота», «те», отчего-то «конспирация».

— Безымянные! — вдруг просиял Адам. — Спасибо! — он обнял опешившего Азирафаэля и, схватив Хасса за руку, помчался из библиотеки.

— Я не успел… — вслед им прошептал Азирафаэль, и поэтому появление Вельзевул в школе стало для Хассалеха полной неожиданностью.

***

Гермиона Уизли не любила пятницы: у нее не было занятий, но, являясь деканом Гриффиндора, ей приходилось весь день разбираться с факультетскими проблемами, а их становилось все больше: именно на Гриффиндор попадало больше всего магглорожденных, прочитавших знаменитую в маггловском мире книжку, которые жаждали приключений, а так как реальность не предоставляла возможности стать героем, они искали ее сами, задирая других, пытаясь влезть в закрытые секции и нарушая правила. Когда Гермиона начинала отчитывать виновных, все поднимали на нее удивленные глаза и говорили одно и то же: «Но вы же сама…» Она уже устала объяснять, что книга и настоящая жизнь — разные вещи, дети отказывались это понимать. Из-за этого второй и третий курс ее не любили, но к четвертому дети уже разбирались, потому со старшекурсниками у нее трудностей не было.

В эту пятницу ей предстояло разбирать драку между двумя первокурсниками ее факультета с… кто бы сомневался, с первокурсниками Слизерина. Хорошо еще, не Адам и не Хасс, те только разнимали. Гермиона мрачно цедила кофе, поглядывая в сторону декана Слизерина: кто бы мог подумать, что ее коллегой станет Теодор Нотт, а также о том, что он станет тем деканом, каким хотела быть сама Гермиона. Змейки хвостиком ходили за высоким красивым Теодором, те, что постарше, уважали и побаивались, у него, кажется, вообще не было проблем. Или он не считал все трудности важными.

— Никто не погиб, миссис Уизли, — небрежно сказал ей тогда Нотт.

— Расслабьтесь, — пока она задыхалась от гнева, повернулся к Хассу и Адаму. — Молодцы, Безымянные.

— Безымянные? — переспросила Гермиона.

— Мы так называемся, — отозвался Адам.

— Это оксюморон, — добавил Хассалех.

Открылись двери в зал, и в проеме Гермиона увидела силуэт в черном маггловском костюме. Вспомнила, что сегодня должен прибыть кто-то из родителей Хасса, чтобы поставить на замок защиту от врагов — именно такая формулировка. Длинный расстегнутый пиджак, жилет на узких лямках, прямые брюки до явно мужских туфель. Отец? Или мать?

Хассалех и Адам еще не вернулись с прогулки — у них была сегодня только история Магии, она перед самым обедом, поэтому они могли позволить себе задержаться. Гость или гостья прошел широким шагом до стола и остановился перед директором, которая отставила кубок в сторону.

— Добрый день, — невозмутимо поздоровалась Минерва первой, поняв, что гость не собирается проявлять уважение.

— Добрый день, — голос пробрал Гермиону до позвоночника. Она увидела, как приосанился Теодор, и ей сразу стало противно: голос теперь уже ясно, что женщины, был явно магический. Она тихонько наложила на себя блокатор всей посторонней магии, но впечатление не пропало. Когда мать Хассалеха говорила, казалось, что по всем органам нежно проводят бархатом. — Мы договаривались через посредников о моем визите.

— Вы сначала будете заниматься защитой или повидаете сына?

Женщина на миг прикрыла глаза и усмехнулась.

— Он пока не здесь. Гуляет. Сначала работа. Мне нужна самая высокая башня.

— Я провожу вас, — сразу подскочил Теодор. Гостья смерила его взглядом и повернулась к Гермионе.

— Вы приносили моему сыну письмо?

— Да, — ответила Гермиона.

— Проводите меня, — велела женщина. Гермиона хотела было сказать, что еще не закончила завтрак, но увидела, как по ее тарелке ползают толстые блестящие мухи. Передернувшись, Гермиона бросила в тарелку салфетку и поднялась на ноги. Почему-то она была уверена, что мухи — дело рук матери Хасса, как ее зовут, кстати? Она не представилась, а Кроули и Азирафаэль избегали называть ее имя.

Женщина была ниже Гермионы, но некстати вспомнилось, что Беллатрикс Лестрейндж тоже не отличалась ростом. И тоже шла сзади, как конвой, в особняке Малфоев.

— Не надо меня бояться, — в спину Гермионе сказала гостья. — Я, может быть, похожа, но я не Беллатрикс.

— Вы знали ее? — опешила Гермиона.

— Я знаю ее, — поправила Вельзевул.

— Беллатрикс умерла. Моя свекровь убила ее, — отчеканила Гермиона.

— Да, — согласилась та. — Но я не говорю в прошедшем времени об интересных собеседниках.

— Вы называете ее интересной? Она была убийцей!

— Беллатрикс была убийцей и интересным человеком — не вижу противоречий, но у меня нет желания вести философский спор, — отозвалась гостья. — Я хочу, чтобы вы проводили меня и не тряслись от каждого моего шага.

Гермиона снова развернулась и постаралась абстрагироваться от тихих шагов за собой. Белла тоже ходила едва слышно на своих чудовищных каблуках, умудрилась подкрасться в министерстве незаметно, по менору передвигалась как кошка.

Вельзевул поглядела с Астрономической башни вниз, вздохнула вкусный воздух полной грудью и раскинула руки в стороны. Гермионе показалось, что во все стороны от нее полетели красноватые импульсы, создавшие видимый всего на миг купол, накрывший школу полностью.

— Вы колдуете без палочки, — проговорила Гермиона пораженно.

— Поразительная наблюдательность, — заметила Вельзевул. — Аппарация к школе невозможна теперь никому, придется идти пешком. Четыре дороги — там оставлены разломы моего купола. Попасть в школу можно только по… приглашению или по порталу. И с дурными помыслами войти не получится.

— Дурными помыслами?

— Да. Например, с намерением убить, — уточнила Вельзевул. — У вас был такой случай: Крауч-младший, насколько я знаю. И Волдеморт, само собой.

— Он тоже казался вам интересным? — ядовито спросила Гермиона, глядя на нее сверху вниз.

— Нет. Банальнейший случай психологии, даже не психопат, ничего интересного, — Вельзевул пожала плечами. — Я хочу увидеть сына.

Хассалех, которому о визите матери сообщил декан, налетел на Вельзевул и обнял ее изо всех сил. Кроули медленно подходил следом, подтолкнув Адама к Азирафалю, и ангел поспешил его увести.

— Мне отчитаться, владыка? — поинтересовался он, поклонившись. Вельзевул отрицательно покачала головой, добавив, что ждет доклада в письменной форме. Гермиона, стоявшая с Теодором, удивленно проследила за тем, как высокий Энтони, которого лично она считала наемным убийцей, которого взяла на работу эта странная семья, сгибается почти пополам перед маленькой женщиной с ледяным взглядом.

— Я запретила доступ всем ангелам, — сказала Вельзевул. — Кроме твоего визави и самого Габриэля. Наверняка Габриэль сделает то же самое, но против демонов.

Хассалех никак не мог отпустить Вельзевул; ее темная мощь окутала его мягким одеялом, когда он только прикоснулся к ней, ему сразу вспомнился уют вечно праздничной комнаты, негромкие разговоры по душам перед камином с адским огнем, пустота, в которую он погружался, когда Вельзевул укладывала его спать. Вельзевул научила его любить кошмары — он парил над живой бездной, куда люди по ночам падают с криком, он плавал в океанах, в которых другие задыхаются. На Земле Хассу ничего не снилось.

***

Вельзевул ушла из Хогвартса уже ночью, пешком добралась до Хогсмита. Кабак показался ей достойным местом для завершения дня в качестве человека, пусть и мага, и она распахнула дверь, бросила на прилавок золотую монету.

— Владыка ада сегодня неприхотлива, — проговорил над ухом низкий голос.

— Я сегодня с десертом, поэтому проваливай, — отозвалась Вельзевул.

— Завуалированный комплимент, — Габриэль сел напротив нее. — Ты была у Хасса, — утвердительно сказал он.

— Меня сегодня окружают те, кто озвучивает очевидные истины, — заметила Вельзевул, понимая, что не поест нормально, и выпустила рой мух, чтобы те съели, а потом растворились в ней, давая ощущение сытости, а сама стала трогать пальцами куски мяса в соусе, впитывая вкус.

— Я завтра собираюсь туда, — сказал Габриэль, глядя ей в глаза.

— Запрещу доступ всем демонам. И твоим мухам тоже.

— Почему? — Вельзевул сжала губы так, что те побелели.

— Потому что ты не должна быть ему ближе, чем я, — легко ответил Габриэль.

— Ты хочешь его на Небеса перетащить?!

— У нас был уже этот разговор, — архангел вздохнул. — Хассалех одиннадцать лет жил в аду, и ты смеешь меня обвинять в несправедливости?

— Он не видел ада, — отозвалась Вельзевул. — Он жил в моих ладонях, я берегла его от того, чем являюсь сама, ради него и тебя. Но сомневаюсь, что ты способен на подобное.

— Ты любишь меня, но не веришь мне. Пародоксально.

— Ты не давал причин тебе верить, — Вельзевул открыла рот, и мухи вплавились в ее язык. Владелец кабака протер газа, но решил, что ему померещилось. Они поднялись и вышли на улицу в темноту, Вельзевул отводила глаза. Ей было горько. Откуда он узнал про мух, что она следит за Хассом? Да, это нарушение их «баланса», но все равно это ее сын, дух от ее духа, разве он не понимает, что она словно заживо отрезает от себя кусок, когда отпускает его в этот ненавистный ей мир людей? Он слишком хорошо знает ее, чтобы надеяться, что она смирилась.

— С Хассом будут Азирафаэль и твой… подчиненный, — ровно сказал Габриэль. — Это справедливо.

— Иногда мне кажется, что адом не ту сторону назвали, — ответила Вельзевул. — У вас справедливость такая, что лучше бы вы были пристрастны.

— Побудь сегодня со мной, — вдруг сказал Габриэль совершенно тем же тоном, каким до этого говорил ей о Хассалехе.

— Зачем сегодня? У нас впереди вечность, — Вельзевул немного приподняла подбородок, давая холодному ветру хлестнуть по горлу. Человек бы заболел, а владыке ада нравилось, как стынет изнутри ее тело, и ненужные легкие наполняются ледяным воздухом. — Хотя ладно. Я и сама хочу.

Габриэль шагнул к ней и обнял почти до боли. И в тот же миг распахнул все шесть крыльев, отрываясь от земли. Вельзевул закрыла глаза, уткнувшись ему в шею, и щелкнула пальцами, делая их обоих невидимыми. Ей нравилось давно забытое чувство полета: крыльев у Вельзевул не было с падения, потому что все пали на землю, а она — в кипящую лаву, где перья мгновенно вспыхнули и растворились, а сама она стала бесплотным духом. В виде особого благоволения Люцифер воссоздал ее, но крылья — дар Бога, потому их он ей не вернул. Теперь Вельзевул оборачивалась роем насекомых, а если была с Габриэлем, то обнимала его за плечи и, закрывая глаза, пыталась представить, что это ее собственный полет. В аду было худо с воображением.

Они приземлились перед заброшенным заколоченным особняком где-то в лесу.

— Ты уже был здесь? — спросила Вельзевул, разжимая руки и взяв Габриэля за руку.

— Мы были здесь, — ответил Габриэль. — Начало восемнадцатого века, — напомнил он.

— Это… это наш менор? — Вельзевул роем просочилась сквозь трещину в двери, за несколько секунд облетела весь дом, воплотилась на широкой лестнице, где ее ждал архангел. — Здесь никого не было после нас.

— Все дороги заросли травой, — отозвался Габриэль, облокачиваясь на широкие мраморные перила. — В тот самый день, когда ты ушла отсюда.

— У меня была война, — Вельзевул пожала плечами, подходя ближе и разводя на нем в стороны полы пальто, спуская его до локтей и разрывая до пояса свитер.

— У нас обоих она была, — Габриэль произнес это так равнодушно, словно Вельзевул не проводила сейчас руками по его груди, не касалась губами ключицы. — Ты могла бы предупредить.

— Ты и так знал, — шепнула Вельзевул, пригибая его голову вниз, и долго поцеловала в губы.

— Но ты сделала бы вид, что доверяешь.

— Зачем? Я не доверяю.

Габриэль махнул рукой, и Вельзевул отбросило на второй лестничный пролет, прибило к ступеням. Она попыталась встать, но словно чудовищная тяжесть придавила ее к мрамору, даже головы не поднять. Габриэль медленно подошел и опустился на колени над ней, уперся рукой в ступеньку возле лица Вельзевул и наклонился, касаясь ее губ своими.

— Правильно делаешь.

Вельзевул зарычала, почувствовав, как вся одежда на ней растворяется. Издевательски по одной вещи, впрочем, обнаженной она чувствовала себя даже комфортнее; гораздо сильнее раздражало, что он ее ни разу не поцеловал, только касался, а стоило ей податься навстречу, как тут же отстранялся.

Габриэль опустился на нее всем телом, прижав к холодным ступеням.

— Больно! — ахнула Вельзевул, зажмурившись.

— Врешь, — Габриэль сжал зубами ее нижнюю губу, потом прикусил кожу прямо под скулой. Вельзевул перестала притворяться и вырываться, поддалась, дождалась, пока Габриэль перестанет прижимать ее к мрамору, и одним рывком перевернулась, оказавшись сверху.

— Стол, — отдышавшись и сглотнув кровавую слюну, появившуюся от близости архангела, приказала она, и Габриэль, лежа под ней, мгновенно переместил их в импровизированную операционную, находящуюся в том же доме, но в подвале.

Теперь он лежал спиной на обтянутом растрескавшейся кожей столе. Вельзевул, продолжая подниматься-опускаться на его бедрах, материализовала в руке маленький острый нож.

— Смотри на меня, — велела она, расчерчивая острием его грудную клетку ровным крестом.

— Я люблю тебя, — сказал Габриэль, наблюдая за тем, как она облизывает пальцы, а потом запускает в разрез удлиннившиеся когти и начинает буквально выворачивать ребра, словно открывая. Вельзевул не ответила, жадно глядя на обнажившиеся органы, расположенные немного не так, как у человека. Вот теперь они равны, одинаково обнажены друг перед другом. Вельзевул медленно провела кончиком языка по легкому и запечатлела нежный поцелуй прямо на сердце. Габриэль застонал от боли, и Вельзевул выгнулась в экстазе, продолжая держать пальцы в нем, внутри, в горячей тесноте.

Последний разрез под ласковыми руками владыки ада затянулся, и Габриэль, весь залитый собственной кровью, с трудом сел на столе, обнял Вельзевул за талию. Та прижалась к нему в ответ, гладя его по спине уже человеческими руками, приоткрыла рот, позволяя крови во рту окрасить губы и капнуть на плечо архангела.

— Хорошо, что ты предложил, — тихо сказала Вельзевул, скрещивая ноги за его спиной и проводя пальцами по позвоночнику. — Я скучала по тебе.

— Встреть меня здесь завтра, — попросил Габриэль, прикрывая глаза и стараясь сосредоточиться не на остаточной боли внутри, а на ее поцелуях в шею. — Мне хочется к тебе вернуться.

— Хорошо, — подумав, кивнула Вельзевул.

***

Гермиона не могла выбросить из головы образ матери Хассалеха, так и оставшейся неназванной, даже когда оказалась в своей комнате. Хасс был похож на нее внешне как две капли воды, но она пугала, пожалуй, даже страшнее Беллатрикс. В ней было что-то необъяснимое, глубинное, что заставляло профессора внутренне содрогаться от одной мысли о ней. Теодор вечером, когда она уже ушла, неожиданно признался Гермионе, что никогда до этого момента не боялся женщин. Гермиона пыталась убедить себя, что дело в схожести с мадам Лестрейндж и естественного страха перед магическим потенциалом такой силы, но все равно понимала, что ужас сковал ее, еще когда та шла от дверей до стола преподавателей.

С Беллатрикс ее объединял только рост и цвет волос, но мать Хассалеха была пострижена непозволительно коротко по меркам консервативного волшебного мира, у нее были совсем светлые, небесного цвета глаза, не похожие на угольно-черные, какие были у Беллатрикс, но в них такой лед, что захватывает дух.

Она некрасива. Беллатрикс была прекрасной, если смотреть только на внешность, а она… тонкие бледные губы, острые скулы, болезненная худоба: казалось, ее тело не способно к деторождению. Интересно, от кого она родила Хасса.

Увидев Хассалеха, который за руку с высоким мужчиной шел к школе, Гермиона сначала не поверила своим глазам. Если бы ей сказали «представь себе самого красивого мужчину на планете», она бы вообразила кого-то вроде него: высокий, широкоплечий, темные волосы падают на лоб. Черты лица удивительно пропорциональные, глаза необычного фиолетового оттенка, как сапфиры, а стоило ему улыбнуться, как у Гермионы даже дух захватило.

— Габриэль, — улыбнулся он, когда они столкнулись нос к носу. — Рад встрече.

Он не спросил, как ее зовут, но Гермиона отмела этот факт, слишком уж он был обаятелен. Он чувствовала почти то же, что и рядом с Хассом: от него не хотелось отходить. Гермиона не знала, что это из-за благодати, и просто чувствовала глубочайшую симпатию.

Не удержавшись из-за своего природного неуемного любопытства, она все же спросила про глаза, извинившись десять раз за возможную бестактность, но значит ли этот необыкновенный цвет, что у вас в роду были магические существа?

— Мой родитель — божество, — легко сказал Габриэль.

— Божество? — переспросила Гермиона, а когда Габриэль вежливо попросил ему дать время побыть наедине с сыном, зарылась в книги под пристальным взглядом Азирафаэля, который, если и удивился просьбе дать что-то о детях богов, то ничего не сказал.

— Кроули дал мне свою палочку, — сказал Хасс Габриэлю, когда они остались одни. — Мне ни одна из лавки не подошла.

— Попробуй эту, — Габриэль достал из-за пазухи длинного пиджака палочку, довольно короткую, прозрачную, словно стеклянную, в ней переливалось что-то светящееся.

— А что там? — с интересом спросил Хасс. — нас спрашивали про сердцевины, и я был единственным, кто не знал.

— Секрет, — Габриэль наблюдал за тем, как сын сначала примеривается, а потом громко произносит: «Акцио, кошелек Кроули», и через мгновение бумажник выбил витражное окошко.

— Хорошо, — кивнул архангел, давший ему палочку с собственной благодатью, и восстановил витраж взмахом руки. — Не используй ее без надобности, хорошо? Она слишком сильная.

— А зачем она тогда мне? — уныло спросил Хасс. Габриэль сел рядом на скамейку и притянул его к себе, поставил между своих колен и принялся объяснять, стараясь быть как можно более убедительным, что это ему понадобится, если он захочет его увидеть. Стоит только позвать, как он будет рядом.

— Но никто не должен знать.

— Особенно мама, я понял, — закатил глаза Хасс.

— Да, — серьезно ответил архангел. — Она хочет оставить тебя в аду. Я не виню ее, она считает, что так тебе будет лучше, но разве ты не будешь скучать по мне? По Небесам, даже по Земле?

— Она не хочет. Иначе бы не согласилась отдать в Хогвартс.

— Вообще-то это я настоял на школе, — заметил Габриэль. — Ад — место проклятых, там не место моему ребенку.

— Мне и на Небесах не место, — вздохнул Хасс. — Только ты и Михаил там меня любят.

— В тебе гораздо больше света, чем тьмы, — ответил Габриэль, стараясь не думать о том, что он сделал с Михаил, поняв, что она не одобрит его идею с новым Эдемом и попробует помешать.

И все зря.

— Я слышал, что ты гуляешь по утрам, — уже поставив защиту от демонов и запретив именно Вельзевул появляться на территории школы, Габриэль с Хассом дошли до границы невидимых куполов. — Я иногда спускаюсь на Землю и был бы рад тебя видеть.

— Я гуляю с Адамом, — отозвался Хасс. — И собакой.

— Адам Янг? — кисло переспросил Габриэль.

— Ты его знаешь?

— Слышал. От Азирафаэля, — и ничем не солгал, ему именно Азирафаэль и сказал, что Адам — Антихрист.

— Я буду с тобой гулять, — Хасс обнял архангела за пояс, спрятав лицо в мягкой ткани свитера. — Иногда. Мне было плохо без тебя.

— Только скажи, если хочешь быть со мной, — тихо сказал Габриэль, гладя его по голове и стараясь преодолеть слабость после установления защитного купола; зря он вчера провел ночь с Вельзевул, после нее и так чувство усталости неделю не проходит, а тут еще и барьер, и палочка… Он оставляет здесь, в палочке Хассалеха, немного своей благодати, значит, может появиться в любую секунду, как Вельзевул способна материализоваться везде, где есть ее мухи. Только вот мухам ее теперь ход сюда заказан, а сам он будет здесь появляться довольно часто. Габриэль не считал это ударом ниже пояса: Хассалех одиннадцать лет был в аду с Вельзевул, его самого видел раз в полгода, хотя они договаривались, но Вельзевул боялась выйти с сыном за пределы тайных покоев. Теперь он имеет полное право видеть его чаще Вельзевул; это будет справедливо.

========== Часть 4 ==========

Жизнь потекла размеренно: ни Адам, ни Хасс на занятиях звезд не хватали, но не потому, что не могли или не старались, просто у них были другие дела. Мало того, что приходилось каждое утро бегать с Псом, так еще и один из маршрутов Кроули сработал, и теперь Хасс только и делал, что чертил пентаграммы и выучивал заклинания. Он не знал, получится ли Хастуру обойти защиту отца, но в книге было написано, что призыв как таковой помогает демону обойти все препятствия. Хассалех расспрашивал Кроули, что там в аду, когда тот возвращался с докладов владыке, но про Хастура впрямую говорить опасался; говорил и с Азирафаэлем, но и его не спросишь о Михаил. О Михаил молчал и Габриэль, который стал появляться в Хогвартсе каждую субботу, когда Адам еще спал, и Хасс брал на прогулку Пса сам.

Азирафаэль знал о том, что Габриэль проводит время на Земле и видится с Хассалехом, но не говорил об этом Кроули; все же он был на стороне Небес, а Габриэль оказался настолько хорошим отцом, насколько был ужасным руководителем. С другой стороны, недовольство начальником высказывал (и то не высказывал, а испытывал) только сам Азирафаэль, а уж он за шесть тысяч лет жизни на земле среди людей научился признавать за собой вероятность ошибочных суждений.

Кроули смущало другое: Адам начал жаловаться, что Хасс перестает быть прежним, теперь он замкнутый, сосредоточенный и все время что-то делает. Адам не мог сдать друга и сказать, что тот полностью погрузился в идею вызова демона в школу. Кроули о грядущем визите герцога преисподней не знал, но подозревал, что ничего хорошего не предвидится.

Хассалех в процессе подготовки пришел к выводу, что звать Адама на вызов Хастура не стоит. Во-первых, Хастур не любит людей, а во-вторых, Хасс ревновал своих друзей друг к другу. И если Азирафаэля и Кроули он просто не воспринимал по отдельности, то тот факт, что Адам общался с ними не как его друг, а сам лично, его задевало. Поэтому он устроил целое представление, с дымом, искрами, неправильным заклинанием, а потом, весь взъерошенный, убедил Адама в том, что вызов не удался. Хасс специально потом три дня провел, не отходя от Адама, чтобы тот поверил, что все по-прежнему, да и не было надобности теперь проводить время в заброшенном подземном зале: все было готово.

***

И однажды ночью Хасс решился. Дождавшись, пока заснет Адам, он выскользнул из спальни и выбрался в коридор. Он не переоделся, остался в пижаме, поэтому из-под коротких рукавов и штанин были видны символы адской росписи, даже в промозглых подземельях он не чувствовал нужды в теплой одежде. Он дошел до зала и запечатал за собой дверь той палочкой, которую дал ему Габриэль.

Надо было принести жертву, и Хасс заблаговременно поймал несколько толстых крыс, специально кормил их и пытался привязаться, помня, что жертву надо отрывать от сердца. Надеясь, что Хастур не рассердится из-за настолько незначительной жертвы, Хассалех, сцепив зубы, перерезал им горло над пентаграммой и, стараясь не заплакать, принялся читать заклинание призыва. Все руки его до локтей были в крови, его трясло — первое убийство, но ведь Вельзевул всегда учила, что если что-то нужно, то убийство — это необходимый шаг, сложный, но если дело того стоит, то ничего плохого в этом нет. А Хассу надо было встретиться с Хастуром, с которым он никогда раньше не расставался дольше, чем на месяц, а тут уже скоро Рождество, а он не видел его с августа.

Хастур появился в столпе черного света, ужасный, как олицетворение бездны, Хасс даже присел от страха — он никогда не видел демона в гневе, а тут Хастур был именно в гневе, потому что мало того, что его вызвали, так еще и в жертву крыс принесли. Хорошо еще, не видел никто, а то позора не оберешься: Хастур загнал крыс в небытие и поскорее отправился к нахалу, чтобы уничтожить саму память о нем, но тут увидел перед собой сжавшегося Хасса.

— Это… что. Такое. Хассалех. Я спрашиваю? — грозно поинтересовался герцог, выходя из пентаграммы, когда Хасс, увидев, что тот двинуться не может, стер пальцем одну из линий.

— Я хотел тебя увидеть, — ответил Хасс.

— Крысы? Ты вызывал меня, принеся в жертву крыс!

— Не злись, у меня больше ничего не было…

— Ты в школе! Здесь полно детей! Неужели не нашлось ни одного, кто бы тебе не нравился?

— Не злись, — повторил Хасс. — Я больше не буду.

Азирафаэль, ночевавший в школе, внезапно резко выпрямился в кресле, почувствовав присутствие ада так близко, словно сам Люцифер появился за его спиной. Оглянулся — никого, но чувство не исчезло, и он отправился к источнику концентрированной темной силы. На ведущей в подземелье лестнице столкнулся с Кроули, который едва успел зажать ему рот, чтобы он ничего не сказал вслух.

— Я тоже чувствую, — прошипел он и обернулся змеей, стек вниз по ступенькам. Ангел, вооружившись мечом, не пылающим, из Эдемского сада, а своим рыцарским мечом, выкованным по приказу короля Артура, неслышно ступал следом.

— Запечатано, — Кроули обернулся человеком и шагнул от двери Азирафаэлю навстречу. — Архангельской силой, я не пройду.

— Зато я могу, это моя природа, — отозвался Азирафаэль и, подняв меч, закрыл на миг глаза и открыл уже с той стороны двери.

Хастур медленно обернулся к нему, одновременно притянув к себе Хасса.

— Один шаг, ангел, и он будет мертв, — спокойно сказал он, держа руку на шее Хассалеха, который, к удивлению Азирафаэля, не проявлял ни малейшего признака испуга. — О, ты думаешь, он отправится на небо на радость твоему шефу? Нет. Он только что вызвал меня, принеся жертву и помолившись мне. Это седьмой круг, не меньше.

— Жертву? — одними губами вымолвил Азирафаэль, бледнея. Хастур провел ладонью по воздуху перед собой, и ангела окружила высокая плотная стена адского огня.

— Хасс, я не могу забрать тебя сейчас, Габриэль… защитил тебя и от меня, как бы пародоксально это ни звучало. Тебе нужно выйти за пределы школы, я буду тебя ждать, — Хастур знал, что его огонь не продержится долго против Стража Эдема и потому торопился.

— Опять в ад? — убито спросил Хасс.

— Твой отец не поверит ничему, что бы ты сказал, — проговорил Хастур. — Он заберет тебя, потому что был договор, по которому твоя мать не должна была дать тебе увидеть преисподнюю. Ты видел меня, я растил тебя, ты смотрел в бездну, Хассалех. Беги как можно скорее, Кроули тебе поможет… я надеюсь, — уже угрожающе добавил он.

— Скажи маме, что я… про меня знает Михаил, — быстро сказал Хасс. — Это то же самое, все осталось поровну!

Азирафаэль распахнул крылья, сбивая пламя, и рванул дверь изнутри, впуская Кроули внутрь. Демон рванулся внутрь и успел увидеть трупики крыс, залитого кровью Хассалеха с ножом, Азирафаэля в полном ангельском великолепии и тающего в черном дыме герцога ада. Кроули шагнул было к Хассу, но Азирафаэль преградил ему дорогу, подняв меч.

— Сдурел совсем? — устало спросил Кроули, щелчком пальцев убирая с пола и одежды последствия ритуала и обнимая трясущегося от страха ребенка. — Пошли, Хасс, от этого ненормального, я тебя успокою.

— Не смей его трогать, — Азирафаэль, слышавший, что сказал Хастур о том, что Кроули поможет, в отчаянии приставил острие меча к горлу демона. — Он останется здесь до прибытия Габриэля.

— Психологом сам ему станешь? — огрызнулся Кроули, хватаясь рукой за лезвие: меч раскалился до такой степени, что металл безнадежно погнулся. — Хасс, я перемещу нас с тобой в мой дом, а пока один чокнутый ангел добежит до него, как раз остудит больную голову, — у Кроули, как у владельца магической недвижимости, был мгновенный портал в свое жилище, а после установки защиты Габриэля и Вельзевул перемещаться под куполом было затруднительно даже для эфирного существа.

Оказавшись в домике демона, Хасс не удержался на ногах после перемещения и свалился на пол, обхватив голову руками:

— Я все испортил, — в ужасе проговорил он. — Зачем я только вызвал Хастура, но я думал… я думал, никто не узнает!

— Азирафаэль ангел, он чувствует природу и суть всего, — успокаивающе сказал демон. — Сейчас, пока он десять минут бежит до меня, он сообразит, что к чему, и поймет, что распространяться не стоит. А Хастур… у него мало положительных черт, но одна из… ладно, одна-единственная его положительная черта — немногословность. Зачем ты его вызвал?

— Мы дружим, — пожал плечами Хассалех. — Он научил меня рисовать.

— Ну и друзья у тебя, — с интонацией глубочайшего осуждения проговорил Кроули, протянул Хассалеху чашку с теплым чаем, а в следующий миг его отбросило в сторону: крыша провалилась и съехала в две стороны от дома, теперь в середине зиял провал метров на пятьдесят в глубину, а над ним в воздухе завис сверкающий молниями до крайности взбешенный архангел.

***

Азирафаэль не стал искушать судьбу: домик хогвартского лесника находился так близко к разлому защитного купола, что он сразу взмолился Габриэлю, упомянув Хастура и то, что демон сказал Хассалеху выйти из защищенного пространства, а Кроули отвел его в свой домик.

Хастур бесцеремонно сдернул Вельзевул с трона, щелкнув пальцами, и говорившую с ней Дагон выбросило на другой круг. Оказавшись перед заглянувшим на пытки демоном из верхнего ада, который не успел склониться в поклоне, увидев древнего демона, Дагон в ярости щелкнула акульими зубами: Хастуру она ничего не противопоставит, но вот отыграться на мелкой шушере никто не запретит.

— Что ты себе позво… — начала было владыка ада, но Хастур прижался губами к ее губам, запуская в рот личинку, которая за считанные секунды добралась до мозга, передавая информацию. Так было гораздо быстрее, и теперь Вельзевул владела его воспоминаниями и сориентировалась в долю секунды. — Иди к разлому, я сейчас, — Вельзевул выкашляла личинку и сорвала со стены кривую саблю, которая сразу же полыхнула адским огнем, но владыка ада вогнала ее в ножны и повесила на пояс. — Если Кроули его не вывел, я… — начала она уже на поверхности, но замолкла, глядя на яркий свет, пронизывающий полуразрушенный домик лесника. — Он не успел, — обреченно сказала она.

— Ты еще можешь сказать Габриэлю о Михаил, — напомнил Хастур.

— Хасс у него, он и слушать меня не станет. А Михаил будет все отрицать.

— Призови ее, — предложил Хастур. — Она не лжет на прямые вопросы, а то пала бы. Давай, нам нужны козыри.

Габриэль сломал пополам ту палочку, которую дал раньше Хассалеху, и сияющая звездочка выплыла из осколков и влетела ему в рот; сапфировые глаза на миг полыхнули ледяным синим. Архангел снова был в полноте своих сил.

— Папа, я не хотел, — шепотом сказал Хассалех, не решаясь поднять глаза на отца и все пытаясь найти взглядом Кроули, но того завалило обломками. Он никогда не видел его в ярости, это было свойственно матери, особенно после собраний Совета, но отец всегда был веселым и спокойным, что бы ни случалось, он улыбался, говорил, что не стоит Хассу ни о чем думать, он сам все исправит. Так было на Небесах, когда Хасс влез на интерактивную карту и случайно отправил двух ангелов в Мексику, когда он на Земле расправил крылья, не подумав, что их могут увидеть.

— Я все исправлю, — негромко сказал Габриэль привычную фразу, но от этого Хассу стало еще хуже. — Я должен был понять раньше, что Вельзевул не сдержала слово.

— Ты тоже, — напомнил Хасс. — Михаил.

— Ты был на Небесах трижды, а в аду прожил одиннадцать лет, — отозвался Габриэль, подняв его на руки. Он не мог вознестись в пределах установленного Вельзевул защитного купола и не представлял, что делать дальше: ребенку, рожденному от владыки ада, не место на Небесах, где одним из условий является прозрачность. Это Вельзевул могла запереть его в своих покоях и одиннадцать лет никого туда не пускать, а на Небесах система открытости. Габриэль и так скрывал непозволительно многое.

Проваливаясь на Землю, он успел дать свои записи о Хассалехе Уриил, второму доверенному лицу после Михаил: в ней он тоже был уверен, как в себе, к тому же, в записях не было ни слова об идее нового Эдема. Уриил должна была спуститься и прикрыть отход, а потом на время заменить Габриэля на Небесах — у него всегда все дела были в таком порядке, что он мог позволить себе исчезнуть на десяток лет.

Вельзевул завершила рисунок и сунула Хастуру текст призыва. Она не знала, способна ли победить Михаил в прямом столкновении, но та не будет ожидать, к тому же здесь Хастур, а Михаил последние несколько тысяч лет предпочитает использовать сосуды, причем мужские, чтобы не встретиться ни с кем из демонов в прежнем облике. Сосуд плох тем, что в нем замедляется архангельская реакция и уменьшается сила — так что шансы есть.

Ангельская ловушка засветилась, показывая, что все работает, но в свете только плавала сияющая пыль, ничего больше. Это могло произойти лишь в одном случае.

— Мы бы знали, — неуверенно сказала Вельзевул. — Она не могла погибнуть так, чтобы никто об этом не слышал.

Хастур повернулся к ней, и Вельзевул засомневалась, что он ее понял, и повторила фразу на арамейском, зная, что он на нем всегда думает.

— Но других причин быть не может, — тихо сказал Хастур, сжал зубы.

— У нас сейчас другое дело, — напомнила Вельзевул.

— Да, — медленно кивнул Хастур и вдруг выхватил из заклубившейся вокруг него тьмы тяжелый двуручный меч.

— Хассалех должен быть живым, — напомнила Вельзевул, не говоря ни слова о Габриэле.

— Будет, — отозвался Хастур.

Габриэль показался в разломе с ребенком на руках, вцепившимся в его плечо, остановился, едва завидев Хастура. У него не было ни оружия, ни возможности его применить, а демон надвигался на него с мечом. Архангел закрыл Хасса крыльями, но тот все равно услышал, как содрогнулась земля: в своем истинном облике с Небес спустилась Уриэль, крылья ее были объяты белым священным пламенем. Ангел, носящий титул Разрушителя Городов, встала между Габриэлем и Хастуром.

— Многовато иллюминации для ангела, — Хастур оперся на свой меч, зная, что потягаться с Уриэль, которую в случае чего будет прикрывать архангел, практически невозможно даже для него: наверняка она постоянно тренируется, а в аду достойных противников для поединков не было, а когда еще были, Хастур, демон ярости, убивал их. — Так не Михаил, а Уриэль была посвященной.

— Договор был нарушен не мной, — отозвался Габриэль и перевел взгляд на Вельзевул. — Мой сын приносит жертвы демонам — отличная работа, Вельзевул, заставить кого-то приносить жертвы в двадцать первом веке. У меня были надежды на то, что ребенок будет для тебя дороже собственного безумия, но, признаю, я ошибся. Ты больше не его мать, раз готова на все, лишь бы он был в аду.

— Ты знаешь, что я не делала этого, я не учила его этому, — проговорила Вельзевул сквозь зубы. Руки у нее были связаны: Габриэль стоял уже за пределами разлома куполов и мог исчезнуть в любой момент.

— Я этого не знаю, — покачал головой архангел, и Вельзевул заметила в его глазах, несмотря на ситуацию, никакого признака сожаления, столько мрачное торжество, он словно говорил: «Я так и знал».

— Ты просто ищешь повод, чтобы забрать его у меня! Это просто причины!

— Может быть, — не стал спорить Габриэль. — Ты предоставила мне их с лихвой.

В этот момент подоспел Азирафаэль, встал рядом с Уриэль. У него не было оружия, и ангел-разрушитель, закатив глаза, отстегнула от пояса второй свой меч, немного короче ее собственного. Хастур перехватил рукоять удобнее одной рукой и материализовал второй тяжелую плеть с нескольким хвостами, которые шевелились, как живые змеи. С когтей, закрепленных по хвостам плети, стекал яд, и трава увядала от капель.

— Хасс, — ласково позвала Вельзевул, осторожно подходя ближе и сразу останавливаясь, как только Габриэль отшатнулся в сторону. Хассалех выглянул из белых с золотым отливом перьев. — Хасс, милый, разве тебе было плохо у меня? Только скажи, что не хочешь, и…

— Ты рассчитываешь на то, что он уже приобрел силу нефилима, — перебил Габриэль. — Спешу тебя разочаровать. Он не сильнее меня и вряд ли станет сильнее в ближайшее время.

— Я не хочу выбирать, — Хасс закрыл глаза и сжался на руках Габриэля. Он пытался сказать ему о купленной книге, о том, что никто не говорил ему призывать, он сам хотел поговорить, но архангел пропускал все его слова мимо ушей, словно тот вообще молчал.

— Слышала? — поинтересовался Габриэль. — Он не хочет выбирать тебя. Уриэль, Азирафаэль, переговоры завершены, — он запрокинул голову, и в следующий миг с земли на Небеса устремилась яркая звезда, как комета.

Воспользовавшись отсутствием архангела, Хастур одновременно скрестил мечи с не успевшей подготовиться к тому, чтоон ударит первым и с левой руки, Уриэль и ударил плетью Азирафаэля, последнего спасло только то, что у него было его истинное тело, которое машинально увернулось, вспомнив, что изначально было дано войну, а не библиотекарю.

— Он твой, — бросил Хастур Вельзевул, и та, вложив всю свою ярость в удар, рубанула саблей по клинку Стража Восточных Врат.

Азирафаэль отступал: у него был не его меч, он не бился много веков, да и раньше он бы поостерегся вступать в прямой поединок с владыкой ада. Хастур теснил Уриэль: единственное, почему он еще не убил ее, это невероятная удача, но теперь он прижал ее спиной к созданному Вельзевул против ангелов куполу, который был незаметен только для людей, а Уриэль, оказавшись спиной на нем, чувствовала примерно то же, что чувствует демон на освященной земле. Она закричала от боли, Азирафаэль оглянулся на нее, и обоих бы прикончили, если бы не Гермиона.

Она не могла заснуть этой ночью; странный ужас не давал ей расслабиться, словно она была вновь в подвале Малфой-менора. Выглянув в окно, чтобы проветрить голову и успокоиться, она вдруг заметила, как столп света раскалывает напополам домик Кроули, а от замка к лесу бежит Азирафаэль. Набросив мантию прямо на ночную рубашку и схватив палочку, Гермиона бросилась следом.

Хастур отвлекся на мгновение, только на мгновение, но Уриэль хватило этого, чтобы упасть на землю, скользнув по рукой демона, кинулась к Азирафаэлю, отбив удар Вельзевул.

— Вверх! — крикнула она, распахнув крылья и давая Азирафаэлю необходимые несколько секунд, чтобы взлететь.

И Гермиона осталась одна напротив двух демонов.

***

Теодор Нотт никогда не был храбрым. Он был веселым, умным, остроумным, находчивым, он умел нравиться людям, но, последовав за Гермионой, он, увидев сияющие крылья, сразу понял, что соваться в разборки высших существ он не полезет. А притянуть к себе Гермиону манящим заклинанием он просто не успел: падая на землю, чтобы его не увидели, и пробираясь ползком, он сломал палочку.

Хорошо еще, она остановилась в пределах барьера. Но не успел Нотт облегченно выдохнуть, как Вельзевул уставилась на ведьму ледяным взглядом. Она не могла войти, барьер Габриэля запрещал войти всем, кто хочет навредить, а добра она точно никому не желала.

— Сделай еще два шага, — велела она, и Гермиона, оцепенев от ужаса, против своей воли вышла из разлома. Вельзевул щелчком пальцев переломила в ее руке волшебную палочку и, пригнув Гермиону к себе за воротник мантии, ввинтилась в ее воспоминания, выискивая там свидетельства тому, как Габриэль мог обойти ее барьер, и просто смотря, как Хассалех жил все это время. Обычный счастливый ребенок, все время с бывшим Антихристом, ну да ладно, ничего подозрительного, только… свет благодати она узнала бы где угодно. На столе во время одного из занятий возле руки Хасса лежал узкий продолговатый сосуд, в котором переливалась ангельская благодать. И Хасс украдкой использовал его вместо палочки, из-за чего заклинание, которое должно было поднять в воздух перо, подняло в воздух все предметы в классе, даже начали выламываться каменные плиты.

Габриэль дал ему собственную благодать, а сам, естественно, мог появиться везде, где она находится.

— Я все узнала, что хотела, — Вельзевул выпустила Гермиону и отошла. — Она твоя, Хастур.

Хастур растворил меч и плеть и протянул руку, свалившейся на траву растерянной Гермионе, помогая встать; та никак не могла прийти в себя, еще никогда ее память так грубо не выворачивали наизнанку, перемешав все события.

— Не стоит меня бояться, — тихо сказал Хастур. — Это поздно и бесполезно. И портит вкус.

— Вкус чего? — едва слышно спросила Гермиона.

— Души, — ответил демон, обнимая ее за талию и другой рукой взяв за подбородок. — У вас, людей, было какое-то выражение о том, что бездна начинает смотреть в ответ.

— Оно о том, что нельзя использовать чудовищные поступки, борясь с чудовищами, — сказала Гермиона, закрыв глаза. Она понимала, что если откроет — пропадет. Все, что она читала когда-то о демонах, говорило о том, что никто из них ничего не делает с людскими душами насильно. В крайнем случае, ее могут убить, но если забрать душу, оторвать ее от тела, то она станет такой же, какими были родители Невилла. К тому же душу, если ее вырвет и пожрет герцог ада Хастур, о котором она тоже читала и узнала по имени, явно не ждет ничего хорошего.

— Это эффективно, — заметил Хастур.

— Это бессмысленно. Количество чудовищ не изменится, — ответила Гермиона.

— Хастур! — раздраженно окликнула Вельзевул.

— Ты отдала ее мне, — напомнил Хастур. — А я не хочу ее смерти. Все гораздо проще, — обратился он к Гермионе. — Это лишь значит, что бездна смотрит. Ты ведь хочешь узнать, что в ней?

Гермиона зажмурилась изо всех сил, стараясь не двигаться и даже не дышать. Пусть убьет, пусть убьет уже скорее! Она почувствовала, что хватка на поясе ослабевает, исчезла рука с лица: неужели ушел? Она постояла еще несколько секунд, чувствуя невероятную радость — спасена! Она надеялась на смерть, а оказалась спасена! Рассмеявшись от радости, она вдруг услышала истошный крик.

Теодор видел, что демон, отпустив Гермиону, остался стоять перед ней, наклонившись к ее лицу словно для поцелуя, и понял: он ждет, что она решит, будто спаслась, чтобы душа не была отравлена привкусом страха. Забыв о своей природной трусости, Нотт заорал «Не смотри! Беги и не смотри!» так громко, что потерял голос. Вельзевул вскинула голову, осматривая пространство за куполом, откуда мог идти звук, но Теодора не увидела, тот почти закопался в землю. А Гермиона, не успев испугаться, посмотрела прямо в глаза напротив себя. Ничто не дрогнуло на холодном бледном лице Хастура, но последнее, что Гермиона еще увидела и осознала в своей жизни, это то, как бездна ей улыбнулась.

— Почему так долго, — проворчала Вельзевул, надевая перчатки.

— Довольно трудно вызвать отсутствие испуга у тех, чью душу собираешься поглотить, — сыто отозвался Хастур. — Но тут она была так рада спасению, что меня аж ведет. Люди испытывают то же самое от дурмана?

— Почему ты ее не убил? — спросила Вельзевул.

— Незачем, — Хастур с каждым шагом уходил под землю все ниже. — Мне не нужно ее тело.

Теодор еще час лежал на земле, не в силах двинуться от ужаса, потом подполз к Гермионе. Она была жива: дышала, могла двигаться, когда Теодор спросил, может ли она встать, поднялась на ноги. Остекленевшие глаза не выражали узнавания, на земле от Гермионы Уизли осталась только безвольная оболочка, не способная на мысли.

***

Кроули выбрался из-под упавшей на него потолочной балки, обернулся змеей, чтобы не так заметно было, насколько он разбит. Проползая к разлому — он чувствовал отсутствие эфирных и оккультных существ поблизости — он заметил, как Нотт ведет за собой Гермиону, но не ощутил в ней человека, как бывало с остальными: как предмет, с точки зрения змеи, просто теплый. Что же произошло, где Азирафаэль? Где Хасс?

— Как нам… повезло, — Азирафаэль, оказавшись на Небесах, сел прямо на пол. Уриэль, всегда его недолюбливавшая, свалилась рядом.

— Да. Эта смертная отвлекла Хастура, если бы не это, он бы мне голову отрубил.

— Какая смертная? — отдышавшись, спросил Азирафаэль.

— Не знаю. Подошла к краю барьера, — Уриэль провела ладонью по лезвию, уничтожая зазубрины от демонского клинка, но самые глубокие все равно остались.

— Какая смертная? — прицепился Азирафаэль.

— Не знаю, они все на одно лицо! Женского рода, это я заметила, — уже раздраженно ответила Уриэль.

Азирафаэль не успел ничего сказать: к ним размашистым шагом подошел Габриэль, Хасс, уже переодетый в характерную небесам белую одежду, торопился следом.

— Уриэль, — сказал он, подавая ей руку и поднимая на ноги. Она встала и на миг закрыла глаза, чуть улыбнувшись: сила архангела исцелила ее, сняла усталость. — У меня есть для тебя задание.

— Слушаю, — с готовностью отозвалась Уриэль, глядя на него сияющими глазами.

Хасс тихонько подобрался к Азирафаэлю и сел рядом с ним. Ангел устало обнял его за плечи, и Хасс прижал ладонь к его боку: мгновенно ушла усталость, словно он не дрался с самой владыкой ада, исчезла боль, появившаяся из-за присутствия рядом зла такой силы. С Кроули у него не было болевых ощущений, только небольшая горечь во рту, которую он даже не замечал последние четыре тысячи лет.

— Что ты сделал, Хасс? — шепотом спросил Азирафаэль.

— Я исправил, — тихо отозвался Хасс. — Это ведь все из-за меня. Лучше бы я не рождался, они ведь любили друг друга, раз меня создали. А теперь… теперь нет.

— Не говори так, — Азирафаэль обнял его крепче. — И не думай. Любовь твоих родителей старше самой Земли и не закончится потому, что… что они на разных сторонах. Они почти всегда на них были.

— Азирафаэль, — окликнул Габриэль, когда Уриэль ушла. Ангел неловко поднялся на ноги: помогать ему никто не собирался. — Я благодарю тебя за службу. Отныне мое место занимает Уриэль.

— А ты? — опешив, спросил Азирафаэль.

— У меня… — Габриэль материализовал в руках толстую энциклопедию по земной терминологии, самообновляющуюся, хоть и с небольшим опозданием: семьдесят процентов работы Азирафаэля заключались в том, что он дописывал этот талмуд. — …декретный отпуск, — нашел он слово. — Ты будешь посредником между нами: пусть я временно отсутствую, мне необходимо знать обо всем, что происходит на Небесах и по всей Земле. У Уриэль не будет времени для отчетности, поэтому ее будешь осуществлять ты.

— Габриэль… — Азирафаэль мельком глянул на Хасса, и архангел, поняв с полуслова, махнул рукой, делая их разговор неслышимым. — Уриэль сказала, что Хастура отвлекла смертная. Гермиона Уизли. Могу я узнать, что с ней стало?

— Глупый вопрос, — ответил Габриэль. — Могу сказать тебе и так, он наверняка ее убил. Ее душа прибудет на Небеса, она ведь пожертвовала собой, и отправится в положенный ей рай. На Небесах не существует кумовства, поэтому все в порядке общей очереди. У нас двадцать первый век, и так две приемные не справляются, если еще кого-то проводить раньше других, будет совершенный беспорядок.

— Я не собирался просить тебя об этом, — ответил Азирафаэль.

— Хорошо, — Габриэль оглядел его. — Ты сражался с Вельзевул и остался жив. Поздравляю.

— Из-за Гермионы, — сказал ангел. — Она отвлекла Хастура, и Уриэль дала мне время раскрыть крылья.

— Уриэль спасла тебя? Она не сказала. Я поблагодарю ее, — Габриэль улыбнулся и кивнул Азирафаэлю, давая понять, что тот свободен.

Кроули появился в тронном зале ада и не сразу увидел Вельзевул. Та, вместо того, чтобы восседать на рогатом троне, стояла в углу возле потайной двери в разветвленные адские коридоры, рядом с ней была Дагон, а Хастур сидел на стуле между ними — вид у него был совершенно отрешенный, и если бы Кроули не знал, что на Хастура совершенно не действует алкоголь, он сказал бы, что даже пьяный.

— Ты выжил, — спокойно констатировала Вельзевул, обернувшись к нему.

— Вашими молитвами, — оскалился в ответ Кроули. — Что произошло вообще?

— Ты не в курсе? — с превосходством спросила Дагон. Ну да, теперь ее посвятили, и она знает больше Кроули.

— Не лопни от осознания собственной важности, гордыня идет только Люциферу, — отозвался Кроули. — И я посмотрел бы, что от тебя останется, свались на тебя разъяренный архангел, — хотел добавить, что его может понять только Вельзевул, на которой он оказывается регулярно, но передумал.

— Нужно вернуть Хассалеха в ад, — негромко сказала Вельзевул. — Габриэль забрал его, Уриэль и Азирафаэль прикрывали его отход. Наверное, он на Небесах, где же еще. Пока Михаил там нет, наши шансы высоки.

Дагон, которой объяснили, что нефилим архангела и демона гораздо будет сильнее обоих, предвкушающе облизнулась: в будущей войне он сможет стать решающим козырем, особенно если учесть, что Люцифера последнее время не видно и не слышно. А дети всегда казались ей забавными.

— Я не понимаю одного, — проговорил Хастур.

— Что странно, — вполголоса добавил Кроули. — Только одного, надо же, прогресс.

Хастур его словно не услышал.

— Я бы почувствовал ее смерть, значит, она жива. Куда пропала Михаил?

========== Часть 5 ==========

Не задернутые на ночь шторы надулись пузырем от открытой форточки, и солнечные лучи высветили весь номер недорого, но добротного отеля. Сидевший перед компьютером мужчина в клетчатой рубашке закрыл ладонью глаза от света и ниже опустил экран. Перед ним лежала полупустая коробка из-под вчерашней пиццы, которую они с братом так и не доели, отключившись: он над книгой, брат — над пивом.

— Что встал с утра пораньше? — сонно спросил Дин, переворачиваясь на кровати на другой бок, чтобы солнце не светило прямо в глаза. Сэм посмотрел на него поверх экрана ноутбука и промолчал. — Опять кошмары? — добавил старший Винчестер, садясь и протирая глаза. С тех пор как Смерть отделил воспоминания Сэма об аде стеной, он все время боялся, что та в какой-то момент рухнет.

— Нет, — необычайно противным тоном отозвался Сэм. — Я искал нам дело, потому что я не вижу поводов сидеть в отеле — не в хостеле, в отеле! — и терять время.

— Ты отдыхаешь, я отдыхаю вместе с тобой, — пожал плечами Дин, отчаянно зевая. — Нашел что-то?

— Да, — Сэм потер подбородок и развернул ноутбук к брату. — Тут есть небольшой городок, который последние полгода… скажем так, там нет преступлений, дожди только по ночам, нет аварий, нет несчастных случаев, не случаются кражи, пожары, все бросили пить и курить, так что страдают только корпорации и владельцы магазинов, чудесным образом излечились от рака все, кто болели… если кратко, мы имеем дело с раем на земле. Туда даже стали свозить больных, а сейчас строят санаторий, потому что никто не умирает. А, нет, были две смерти за полгода: девяносто три года и девяносто восемь лет, муж и жена. Мирно умерли во сне.

— Думаешь, ритуал, как с пугалом, или сделка с демоном? — поинтересовался Дин, слезая с кровати и надевая джинсы. — В любом случае, наш случай. Собирайся, скатаемся.

Городок, в который они прибыли, поражал воображение простотой и чистотой: первое, что бросалось в глаза — это отсутствие пыли даже на дорогах, а уличные вывески, плакаты и дорожные указатели сияли сочными цветами. Дин, остановив машину в центре городка, выбрался наружу и хмуро огляделся: ему никогда не нравилось подобное, слишком уж все подозрительно мирно и красиво. Люди вокруг тоже неестественно добрые и симпатичные — не слышно ссор и ругани, все одеты как в рекламе прошлого века, водители с улыбками истинного счастья пропускают пешеходов. Сэм вылез со своей стороны, тоже осмотрелся.

— Я даже не знаю, с чего начать, — признался он. — Давай пойдем в то кафе на параллельной улице, говорят, место встреч всего городка. И мне надо ноутбук зарядить.

Когда братья Винчестеры вошли в кафе, им обоим показалось, что они попали в фильм. Столики, покрытые чистейшими клетчатыми скатертями, были заполнены ровно наполовину, официантки с улыбкой тихо обслуживали вежливых клиентов. За дальним столиком возле единственной розетки сидел мужчина в компании мальчика лет десяти, и перед ним тоже стоял компьютер.

— Извините, — подошел к ним Сэм. — Вы не против, если мы сядем здесь? Ноутбук разрядился.

— Конечно, — мужчина, похожий на голливудского актера, неестественно широко улыбнулся. — Хасс, ты не против?

Мальчик, совсем на него не похожий, худой, тонкий, с бледной кожей и иссиня черными волосами, слишком длинными для обычного образа подростка, помотал головой и уткнулся в вазочку с мороженым, которое почему-то не таяло.

— Тебя зовут Кас? — переспросил Дин, поймав взгляд Сэма на вазочку и чек, на котором стояло время. Мальчик сидел над мороженым минимум час, а оно даже не подтаяло. Это было странно. — У меня есть друг с таким именем.

— Не Кас, Хасс, — поправил мальчик. — Две «с». Полное имя Хассалех. А как тебя зовут?

— Дин, а это Сэм, — Дин улыбнулся ребенку, про себя отмечая, что отец Хасса смотрит в экран и нажимает кнопки на клавиатуре, а по экрану бегут коды, ничем не связанные с тем, что он делает. — Мы тут проездом.

— Вы путешественники? — глаза Хасса загорелисьинтересом.

— Сейчас да, — ответил Дин и спросил шепотом. — А кто твой отец? По профессии.

— Глава большой корпорации, — явно заученно ответил тот, даже не взглянув в его сторону, словно тот не мог услышать. — Но сейчас у него отпуск, потому что он растит меня.

— Вы даже сейчас работаете, — с демонстративным уважением сказал Дин, глядя на отца Хассалеха и замечая его яркие сапфировые глаза. Линзы? Цветные линзы у взрослого мужчины, который растит ребенка?

— Люди получают деньги за работу, — отозвался тот. — Было бы странно, если бы я не работал.

— Так вы программист! — подхватил Сэм. — А что делаете?

— Пишу программу, — напряжение в голосе повысилось. Так, не спугнуть. Может, обычный мошенник, каких тысячи, а может, как подсказывала братьям интуиция, что-то сверхъестественное, отчаянно пытающееся показаться человеком. Не давало покоя сочетание странного цвета глаз, имени ребенка, попытки показаться занятым и волшебной вазочки.

— Скажи, Хасс, что стоит посмотреть в твоем городе? — продолжил Дин общение с ребенком, благо, странный папаша не запрещает и не прерывает. Видимо, есть правило, гласящее, что «люди разговаривают друг с другом», или как там написано в его учебнике по имитации человеческой жизни.

— Тут все красиво, — пожал плечами тот. — Я и сам еще не все видел.

— Так ты тут тоже недавно! — с энтузиазмом подхватил Дин, изнывая от дурацкого театра, в котором вынужден участвовать. — А сколько?

— Полгода, — ответил Хасс. Его отец на миг прикрыл глаза, потом обратился к братьям.

— Если вас интересуют достопримечательности, то в миле отсюда есть старинная церковь святой Анны, — сказал он тем не менее доброжелательно. — А в соседнем городе сохранившаяся гимназия первых немецких переселенцев. Хасс, ты не хочешь больше?

Хасс помотал головой.

— Спасибо за совет, — поблагодарил Сэм и попробовал впрямую: иногда выгорало. — Скажите, а вы не замечали в последнее время ничего странного?

— Замечал, — отозвался тот, закрывая ноутбук; ничего не сохранил, заметил Дин. Вообще он с компьютером вел себя так, словно вообще не понимал, как тот функционирует, и как статист в дешевом фильме бил по клавишам. — В этом кафе сменили посуду. Мороженое перестало таять, а другая еда — остывать. Чудеса. Доброго дня, молодые люди, — он взял Хасса за руку и вместе с ним пошел к выходу.

— Во-первых, это очень странно, — как только они вышли, Дин повернулся к Сэму. — И не только потому, что он только делал вид, что работает на компьютере, а потому что… я знаю, что ты сейчас скажешь что-то про мою отчалившую крышу, но. Но я не захотел пива, я не мог ни разу выругаться, хотя первый раз у меня не получилось случайно, а потом я не смог и нарочно. А во-вторых, это чертово мороженое не таяло!

— Знаешь, что хуже всего? — отозвался Сэм. — Мы понятия не имеем, он это или нет. И что он, или не он, такое.

— Ребенок на него совсем не похож, — добавил Дин. Сэм махнул рукой:

— Нет, подбородок вроде такой же. Отец, конечно, странноватый, но ты заметил, что тут все такое… как бы сказать. В общем, мне кажется, что это все сделано ребенком.

— В каком смысле? — не понял Дин.

— Смотри: здесь все, согласно идеалистическим представлениям человека, понятия не имеющего о жизни. Или этот кто-то в бункере полвека просидел, или это фантазия ребенка. Который, как мне кажется, сидел напротив нас.

— Что?!

— Дай договорить. То, что это с ними как-то связано, это я просто кожей чувствую. Просто представь, что я прав, и Хасс способен воплощать свои желания. Отец — глава корпорации. Естественно, у него не было времени на ребенка, поэтому ребенок, услышав где-то, что программисты могут работать из дома, никуда не уходя, сделал отца программистом. Но он понятия не имеет, как это все работает, потому отец стучит по клавиатуре и получает деньги. Ты ведь слышал, что он сказал? Такое мог придумать только тот, кто не представляет, как функционирует общество. Все красивые и вежливые: тоже могу объяснить. Судя по тому, что с ним рядом только отец, у его родителей был тяжелый развод, и он придумал, что все ведут себя ровно противоположно тому, как вели себя в его семье. Насчет твоего пива и ругани… может, он бывший алкоголик? Отец его.

— Давно ты психологом детским заделался? Если так, то у нас новый Антихрист, — невесело резюмировал Дин, осмыслив услышанное. — А как? Его мать — демон?

— Понятия не имею, — вздохнул Сэм. — И вообще, в тот раз мальчик попался очень… здравомыслящий, а как тут будет…

— Надо вызвать Каса, — решительно сказал Дин. — Только сначала удостоверимся, а то, как показывал прошлый опыт, он довольно нервно реагирует на Антихристов.

Они вышли на улицу. Импала сияла чистотой, словно только что из мойки. Дин злобно огляделся по сторонам: и что, что помыли, кто-то смел прикасаться к его машине в его отсутствие!

— Мне все меньше нравится этот психопатический рай, — заметил он, садясь за руль, и усмехнулся. — Нового Антихриста били за пыль в комнате, что он так свернут на чистоте?

— Если это и так, то ты сейчас смеешься над жертвой домашнего насилия, — заметил Сэм и добавил. — Хочу, чтобы ты это осознал, и тебе стало стыдно.

— И все-таки у его отца очень, очень странные глаза, — закончил Дин. — Едем в мотель, там будет разбираться, может, было уже что подобное.

В мотель пришлось ехать через весь город. Дин ехал неспешно — машина, несмотря на его отчаянные попытки, не разгонялась больше шестидесяти километров в час — и оба брата имели прекрасную возможность рассмотреть городок в мельчайших подробностях.

Вот девушка в белых шортах садится прямо на асфальт и встает чистой; дети пинают мяч, и тот замирает в нескольких сантиметрах от дороги, хотя по всем законам физики должен был вылететь под колеса; женщина с коляской беседует с подругой, и ребенок не кричит, хотя рядом сигналят друг другу две машины.

— Я чувствую себя в социальной рекламе, — заметил Дин. — Будь вежлив к ближнему своему, и карающая длань кармического бумеранга вознаградит тебя чистыми штанами.

— Вообще-то христианство и иудаизм, откуда заповеди, никак не сочетаются с понятием кармы, — рассмеялся Сэм. — Но когда это тебя останавливало, да? Что мы собираемся делать?

— Следить за Антихристом, конечно. Потенциальным Антихристом, — поправился Дин. — Наверняка он бывает где-то когда-то один, тогда и поговорим, выясним, и если это он, попросим так не делать.

— Попросим? — скептически поинтересовался Сэм.

— Ну, с прошлым же сработало, — пожал плечами Дин. Он понятия не имел, что делать, если на сей раз миром решить проблему не получится. К Хассу он почувствовал необъяснимую симпатию с первого взгляда.

Найти дом Хассалеха и его отца было просто: Хасс торчал перед домом с книгой, поэтому Дин заметил его еще из машины, когда они под вечер выехали на разведку.

— Кто может назвать ребенка Хассалехом? — спросил он, ставя машину на край дороги. — Ужасное имя, а в результате у мальчика — ужасное детство, как следствие, неуверенность в себе, а потом такие вызывают демонов и покупают себе рай на десять лет.

Несмотря на то, что было уже довольно темно, Хасс читал без фонарика, и потому Дин достал из кармана свой, прежде чем сел к нему.

— Не ломай глаза, — наставительно сказал он, начиная разговор. — На.

— Я не ломаю, — Хасс закрыл книгу и с интересом посмотрел на Дина, потом на Сэма. — В каких странах вы уже были, если вы путешественники?

— Мы, честно говоря, не так давно начали, — ответил Сэм, садясь с другой стороны.

— А я был в Англии, — похвастался Хасс. - И в Шотландии. То есть, это одна страна, но не совсем.

— Да ну, и как там? — поддержал Сэм.

— У меня там друг остался, — вздохнул Хасс. — Так что я обязательно туда еще вернусь. Он как раз закончит Хогвартс…

— Хогвартс? — перебил Дин. — Это же из книжки.

— Вообще-то, Хогвартс — это правда, — холодно отрезал Хасс, прищурившись. — И я волшебник. У меня даже палочка есть. Ту книгу специально выпустили, чтобы в случае чего все сваливать на фанатов, но там многое с ошибками, например, что Гарри Поттер был совсем маленький, когда убили его родителей. Ему было четыре. А Волдеморт не захватывал власть во всей магической Британии, он просто не успел.

— И ты правда волшебник? — Сэм не поверил в Хогвартс, но уцепился за эту идею: если мальчик и правда Антихрист или просто способен на чудеса, можно попробовать как-то убедить его не гипнотизировать город, используя мораль книги. Судя по всему, ему она очень нравится, раз он по-настоящему в нее верит.

Хасс вместо ответа, несколько презрительно хмыкнув, достал из кармана доллар и пристально посмотрел на него. Спустя несколько секунд тот загорелся, и Хасс пальцами его потушил.

— А разве тебе можно пробовать магию на магглах? — спросил Сэм.

— Ты читал! — с восторгом воскликнул Дин. — Детскую книжонку! Небось еще все части и не по одному разу.

— Я не пробую ни на ком, — ответил Хасс, восстанавливая купюру в первозданном виде одним взглядом. — И никогда так не делал на живых существах. Я только в школе, и один раз муху оживил.

— Понимаешь, в этом городе творятся странные вещи, — сказал Сэм, наклонившись к нему и понизив голос. — Погода только хорошая, все выздоравливают, никто не умирает и…

— Разве это плохо? — перебил Хасс.

— Нет. Но…

— Хасс! — раздался оклик от дома, и Сэм с Дином, одновременно обернувшись, увидели его отца, который явно возвращался с пробежки. В сумерках в своем жемчужно-сером спортивном костюме он словно светился. Поравнявшись с ними, он поздоровался, вспомнив имена Сэма и Дина, и братья с удивлением поняли, что он выше даже Сэма. Дин начал было говорить, что они просто ехали мимо и увидели Хасса, который скучал один на скамейке, но того вообще не заинтересовали причины, по которым кто-то хотел общаться с его сыном. Он просто напомнил, что вообще-то уже десять часов сорок пять минут, пора по домам, и увел Хассалеха в дом.

Дин и Сэм едва доехали до мотеля: оба засыпали на ходу. Как потом говорил Дин, он в жизни не чувствовал такой усталости. С трудом добравшись до кроватей, оба отключились до самого утра.

— Как хочешь, а я вызываю Каса, — категорично заявил утром Дин, зевая с подвыванием. — Он хотя бы поможет с этими приступами хорошего поведения, потому что если мы будем ложиться спать в детское время и просыпаться только через семь часов, мы вообще ничего в этой жизни не успеем.

Кастиэль появился за спиной Дина только под вечер следующего дня, а до его появления Дин не мог ни разу даже заказать любимый бургер и в результате давился салатом.

— Ведь жирная пища — это очень плохо, — насмехался над ним Сэм, на чьи привычки город почти не повлиял.

— Ты почему так долго? — набросился на непривычно мрачного Каса Дин, когда тот все же возник и тем самым испугал Дина до чертиков.

— Я встретился с Габриэлем, — сказал Кастиэль в ответ. — Точнее, с тем, кто представлялся нам как Габриэль.

— Разве Фокусник — не архангел? — нахмурился Сэм. — Все ведь говорило об этом. И он сам, и сила его тоже вполне архангельская. Он даже в ангельскую ловушку попал.

— Он ангел, но он не Габриэль, — Кастиэль покачал головой и принялся рассказывать. — Несколько веков назад Габриэль сделал одного довольно способного ангела по имени Разиэль своим представителем на Земле и даровал ему часть своей архангельской благодати и знаний. Но искушение оказалось сильнее воли ангела, и он со временем стал представляться всем как сам архангел Габриэль.

— Ого, — негромко сказал Сэм, глянув на Дина. — Представляю себе. И что теперь?

— Габриэль внезапно появился в Америке и узнал об этом, — бесцветно проговорил Кастиэль. — И лишил его благодати весьма непривлекательным способом. И своей, которую ему даровал, и части его собственной.

— И что с ним теперь? — обеспокоенно спросил Дин.

— Я залечил его раны, — ответил Кастиэль. — Он в Европе, сказал, что постарается затеряться на несколько веков, пока Небесам не понадобится его помощь, тогда он ее окажет и будет прощен. Что у вас за дело здесь?

— Мы как раз не можем понять, — сказал Дин. — Супер-счастливый городок, все в нем шито-крыто, все счастливые и красивые, аж зубы скрипят. У детишек мороженое не тает, а мы ведем себя как примерные школьницы. По Сэмми не скажешь, он всегда такой, но я вообще ничего делать не могу.

— Что ты хочешь от меня, Дин?

— Сделай так, чтобы на меня это не влияло. Я уже даже мысленно изъясняюсь как благородная девица из пуританской Англии!

— Здесь великая сила, — оглянулся Кастиэль. Они втроем стояли на парковке возле того самого кафе, где братья впервые встретились с потенциальным Антихристом. — И вот это могло бы объяснить ее присутствие.

Дин и Сэм обернулись, проследив за его взглядом, и увидели на другой стороне улицы странного полноватого блондина с довольно длинными зачесанными назад волосами. Он был одет в бежевый костюм-тройку, на шее красовалась старомодная бабочка в клетку. В провинциальном американском городке он смотрелся как человек в ластах на футбольном поле.

— Он похож на Купидона, — заметил Сэм. - Только… чересчур одетый.

Незнакомец сверился с какой-то маленькой записной книжечкой, шевеля губами, опять обернулся. Его растерянность чувствовалась даже на подобном расстоянии.

— Но это не Купидон. Это ангел Азирафаэль, — отозвался Кастиэль и пояснил. — Древний, первый ангел, первое эфирное существо высшего порядка. У него не сосуд, а данное Всевышним тело — его собственное, он видел самого Создателя в его истинном облике до начала времен.

— Первое существо? — не понял Дин.

— Создания, появившиеся до сотворения Земли, обладают собственными телами. То есть, они могут использовать человеческие сосуды, если захотят, но это не обязательно для них, чтобы появиться на Земле.

— А как же Люцифер? — не понял Дин. — Тогда он тоже должен быть древним с телом, а не клянчить у Сэмми прокатиться.

— Люцифер когда-то обладал таким же, но Михаил лишил его, перед тем как сбросил с Небес и проклял. Если древний лишится данного ему Всевышним тела, все равно, из рая он или уже из ада, по земным причинам, а не от рук эфирного или оккультного, как мы здесь говорим, сверхъестественного существа или оружия, он способен его воссоздать, хотя это и потребует времени. Но не Люцифер: его лишил тела другой архангел по велению Бога, и это наказание.

— Все же, кто такой Ази… Азирафаэль? — спросил Дин, наблюдая за тем, как нелепый гость с Небес, стоя посреди оживленной улицы, растерянно оглядывается, читая вывески и сверяя со своей книжкой. Карта у него там, что ли?

— Страж Восточных Врат Эдема, — сказал Кастиэль и мгновенно пропал из виду, в ту же секунду появился уже возле Азирафаэля. Дин и Сэм издали наблюдали за тем, как он почтительно склоняется, а Азирафаэль мягко улыбается и что-то говорит, качает головой.

— Мне показалось, или он поцеловал ему руку? — скривился Дин.

— Надеюсь, показалось, — отозвался Сэм. — Потому что если они ко всем древним так обращаются, мы с тобой нахамили Михаилу так, что он имел полное право рассвирепеть и возненавидеть нас.

Через несколько минут Кастиэль вновь возник возле братьев, а странный ангел исчез из виду.

— Азирафаэль говорит, что это не он, — сказал Кастиэль. — И он бы с радостью сказал мне о причине подобных аномалий в городе, но не может, у него прямое указание свыше. Он спросил у меня дорогу, в Америке он не был с окончания войны за Независимость.

— Почему он выглядит как клоун какой-то? — спросил в пространство Дин и продолжил, не дожидаясь отповеди от возмутившегося Кастиэля. — Ладно. Поедем, покажу тебе нашего недоантихриста, раз ангел твой не колется, то у нас есть версия. Говорит, что он волшебник, а Хогвартс существует.

— Хогвартс действительно существует, там обучаются британские маги низшего порядка, — ответил Кастиэль, берясь за ручку дверцы. — Стандартизированные заклинания, никаких ритуалов, сотрудничество с обычным правительством. У них даже дипломы государственные.

— Садись в машину, Кас, — велел Дин, залезая за руль. — Чудеса на каждом шагу в этом городе: вазочки, Антихристы, Стражи Эдемов, ты еще с каких-то пор в курсе, что такое государственный диплом. На Небесах методички обновили? — Кас не ответил; когда они подъехали к дому Хасса, Дин остановился. — Вот он со своим отцом.

— Боже… — промолвил Кастиэль пораженно, вглядываясь через стекло в то, что происходило во дворе. Дин и Сэм, переглянувшись, обернулись к нему. — Что же он наделал…

Ничего особенно на взгляд братьев Винчестверов там не происходило. Хасс восседал на крыше машины, свесив ноги, и что-то объяснял, указывая на все окружающие их предметы по очереди. Обычный ребенок, даже на сей раз в шортах, а не брюках, если бы не волосы и худоба, вообще не отличался бы от местных. Его отец, достав из багажника машины насос, накачивал мяч, параллельно заглядывая в какую-то книгу.

— Ты его знаешь? — спросил Дин.

— Да, конечно знаю. Все на Небесах знают его, — отозвался Кастиэль убитым голосом. - Это и есть Габриэль. Настоящий Габриэль, архангел, хранитель трона Господа и глава Небес.

— Подожди, а… а мальчик тогда кто? — только и смог вымолвить Сэм.

— Я не знаю, действительно ли это его сын, но даже если нет, то я точно знаю, кто его мать. Они одно лицо, — Кастиэль с болью посмотрел на ребенка. — И если это его сын, то… Боже, что он наделал. Что они наделали… Нефилимов не должно существовать, но нефилимы - это дети ангелов и людей, а тут архангел и… его мать.

— Да что у него за мать такая?

— Вельзевул, — проговорил Кастиэль, повернувшись к Дину. — Древнее божество хананеев Ваал. Повелитель мух, владыка ада, павшая вместе с Люцифером.

***

Азирафаэль через невысокий, символический забор увидел Габриэля и Хассалеха и вошел во двор.

— Здравствуй, Азирафаэль, — улыбнулся Габриэль, выпрямляясь ему навстречу и бросая мяч сыну. — Есть какие-то новости с Небес?

— Да, - ответил ангел. - Уриэль прекрасно справляется, ею было принято решение открыть четвертую приемную для душ под руководством Наоми.

— Хорошая кандидатура, — одобрил Габриэль. — Что слышно о другой стороне?

— Ничего. Вообще ничего, — Азирафаэль украдкой вздохнул. У него за эти полгода был единичный неформальный контакт с Кроули, тот оставил ему сообщение, где сказал, что все пошло в жопу из-за Хастура. Приняв это за свидетельство того, что Кроули остался жив после встречи с Габриэлем, и тихо этому порадовавшись, Азирафаэль, не особо рассчитывая на дальнейшее сотрудничество, все же назначил демону встречу у пруда в Лондоне. Встреча все откладывалась и откладывалась: Кроули запрягли в аду, Азирафаэлю вздохнуть не давал Габриэль.

— Отсутствие новостей — тоже новости, — философски заметил архангел. — Что-то еще?

— Я встретил сейчас еще одного ангела, — сказал Азирафаэль. — Прямо здесь, минут десять назад.

— Ангела? — Габриэль сжал челюсти, глаза его полыхнули холодным огнем.

— Да. Это ангел Кастиэль, Уриэль рассказывала мне о нем.

Габриэль вспомнил все свои разговоры с Уриэль, но о Кастиэле в них речи точно не шло. Видимо, что-то не настолько значительное, чтобы уведомляли его головной офис, разбирались на местах. Уриэль одно время занималась этим континентом. Габриэль смежил веки, приказывая ангелу Кастиэлю, где бы он ни был, в каком уголке Земли, на Небесах ли, даже и в аду, явиться тотчас перед ним.

Кастиэль в машине вдруг потянулся к дверце:

— Я должен пойти к нему, он зовет меня, — сказал он братьям мертвым голосом и пропал, появившись перед архангелом.

Винчестеры бросились за ним, но стоило им переступить порог, как неведомая сила впечатала их животами в каменную дорожку, и они могли теперь видеть только стоптанные ботинки Каса, щегольские оксфорды Стража Восточных Врат и белоснежные кроссовки архангела.

— Хассалех, в дом, — приказал Габриэль, снимая с крыши автомобила раскрывшего рот Хасса. — Азирафаэль, свободен. А с вами я побеседую.

Дин и Сэм поняли, что теперь их ничего не держит, и с трудом поднялись на ноги. Габриэль смотрел на них ясными глазами и улыбался, как и раньше, но отчего-то мороз продрал по коже от его улыбки. Теперь они оба понимали, что принять Фокусника за архангела мог только тот, кто никогда не встречал истинного древнего в его подлинном теле: от Габриэля исходила такая мощь, что перед ним склонялось все живое.

— Что ты наделал, Габриэль, — убито повторил Кастиэль, с жалостью глядя на архангела. — Этот ребенок… это повод хуже, чем Антихрист.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Кастиэль? — спросил архангел. — Чтобы я убил его? Или матери его отдал, в ад отправил?

— Ни в коем случае, — сразу выкрикнул Дин. Габриэль медленно повернулся к нему. — Что? Убивать ребенка за то, что его родители без мозгов?

— Ты говоришь мне, что я без мозгов? — уточнил Габриэль.

— Ну, это не я сплю с самым жутким демоном, у которого даже имя говорит о том, что лучше бы держаться от него подальше, — продолжил Дин. — Но если ты предлагаешь убить ребенка или, еще того хуже, отправить его в ад, я говорю — нет. Я был в аду, и я умирал. Нет. Что вообще значит «повод»?

— Его мать придет за ним, и начнется война между Небесами и адом, — проговорил Кастиэль вполголоса. — Я слышал сплетни о том, что у владыки ада появилось дитя, но и предположить не мог, что оно от тебя, Габриэль.

— Габриэль, — вдруг подал голос так и не пропавший из вида, несмотря на приказ, Азирафаэль. — Я только спрошу и сразу исчезну. Помнишь, мы с тобой обсуждали поступок Гермионы Уизли?

— Это же тоже из «Гарри Поттера»! — одними губами сказал Дин Сэму.

— Да, — сказал архангел. — Я помню, Азирафаэль.

— Я никак не могу разобраться с ее душой. Ее…

— Азирафаэль, — устало перебил Габриэль. — Насколько ты видишь, я сейчас не на Небесах и никак не могу организовать поиски какой-то души. Всплывет рано или поздно.

— Но полгода…

— Азирафаэль, свободен, — повысив голос, закончил разговор архангел, и в следующую секунду он, Кастиэль, Дин и Сэм оказались в небольшой гостиной в доме Габриэля. Хассалех выглянул из комнаты, но снова спрятался.

Предстояла долгая беседа.

***

Кроули уже ждал Азирафаэля на привычном месте. Утки крякали в пруду, шпионы отдыхали от шпионства, переговариваясь друг с другом и обмениваясь репликами вроде: «Помнишь Багдад в девяносто третьем? Так это был я!» и «Так вот кто в меня стрелял! Ну ладно, а Кабул, две тысячи второй? Ага, вспомнил позорище? Так вот, а это — я!», а ангел и демон в неловком молчании сели на скамейку и теперь отчаянно старались друг на друга не смотреть.

— Я прибыл сюда только затем, чтобы узнать, что случилось с Гермионой, — наконец сказал Азирафаэль. — Уриэль обмолвилась, что она отвлекла Хастура, и тогда Уриэль отвела от меня смертельный удар Вельзевул. Мы с Габриэлем думали, он ее убил, но если так, она должна быть у нас, но я смотрел очереди, был во всех приемных, ее нет даже в списках, а прошло полгода. Неужели Хастур оставил ее в живых?

— Технически да, — бесцветно сказал Кроули; за полгода, что они не виделись, он поблек и словно потерял возраст, как бывает со всеми в аду. — Она в больнице святого Мунго.

— Она пострадала? — Азирафаэль засуетился. — Надо к ней, срочно, может, я как-то смогу еще как-то помочь, моя ангельская сила способна исцелять.

Демонская не была на это способна, она была направлена на разрушение, а созидательная - лишь на неодушевленные предметы.

Кроули, не возражая ни словом, щелкнул пальцами, перемещая их в магическую больницу прямо в палату, предварительно сделав невидимыми. Ангел огляделся, не сразу узнав в бледной тени человека прежнюю героиню и декана факультета Гриффиндор Гермиону Уизли.

На кровати сидела молодая женщина с совершенно остановившимся взглядом. Она смотрела на противоположную стену и иногда медленно моргала; из приоткрытого рта у нее текла слюна. Азирафаэль взглянул в ее глаза и увидел абсолютную, страшную пустоту. Такими были Адам и Ева до того, как Бог вдохнул в них жизнь.

— Хастур поглотил ее душу, — объяснил Кроули, видя, что ангел от шока и слова вымолвить не в силах. — Твой ангел даже с собой ее не забрал, хотя мог. Тело ее в порядке, я все исправил, она ведь теперь неодушевленная.

— Я даже не знал тогда, чтоэто она отвлекла, я не видел, — с трудом проговорил Азирафаэль. — Уриэль сказала мне уже на Небесах.

— Я знаю, ты бы не оставил, — демон щелчком пальцев закрыл Гермионе рот и вытер подбородок салфеткой, взлетевшей со столика у постели.

— Как Адам? — спросил Азирафаэль, не отрывая взгляда от мертвых глаз женщины.

— Плохо, — Кроули пожал плечами. — Разве может быть по-другому? Он лишился трех друзей в один день. И та, кто принесла ему письмо в сказку, теперь овощ. А ты где был, когда я его успокаивал? Вообще где ты был эти полгода?

— Габриэль отдал прямой приказ, — Азирафаэль на мгновение закрыл глаза, перенося их обратно к пруду. — Хасс на Земле, и Габриэль растит его в Америке. Говорю только потому, что выведать это — вопрос времени, а так вы не полезете на Небеса и не убьете тех, кого можете убить, чтобы узнать об этом.

— Куда делась Михаил? — вдруг спросил Кроули. — У меня задание это выведать, и проще у тебя спросить и не мучиться. Наши давно бы отправились штурмовать ваш офис, если бы Хастур не паниковал и не истерил, что это ловушка, она внезапно появится и на своей территории точно даст ему пизды. А он у Вельзевул главный по сокращению ваших штатов, потому в военной стратегии даже она ему не приказывает.

— Я не знаю. Я не спрашивал о Михаил, — ангел вздохнул и потер виски пальцами. — Неужели Вельзевул действительно хочет войны за Хасса? Он ведь ей не простит, если что-то случится с Габриэлем.

— Ты думаешь, она его убить хочет? — фыркнул Кроули. — Да никогда, всех, но только не его. Победит, свяжет, запрет в шкаф и, когда случатся особо плохие дни, будет доставать, трахать и потом засовывать назад в шкаф.

— Габриэль отдаст ей Хассалеха только через свой труп, — серьезно ответил Азирафаэль.

— Ты не думал о том, что если Вельзевул убьет Габриэля или пленит, у Хасса останется только один родитель, и ему не к кому будет пойти? — тихо сказал Кроули. — И пока он не стал сильнее всех существ, он будет с ней, вынужденно, но когда Вельзевул останавливало насилие. Вполне вероятно, что она согласна и на такой вариант, судя по тому, что она мобилизовала Дагон.

— Дагон?! Помимо Хастура за нее теперь еще и Дагон? — опешил Азирафаэль, не предполагавший, что владыка ада будет распространяться о рождении ребенка.

— Дагон считает, что нефилим демона и архангела на стороне ада — это невероятное оружие в битве против Небес, — отозвался Кроули. — Потому Вельзевул сделала ее своей правой рукой. И если у Вельзевул может не хватить духа убить твоего начальника, Дагон его зубами загрызет, и у нее есть причины помимо обычной ненависти к белокрылым. Одна причина. Если не будет Габриэля, у Дагон не будет конкурентов.

— Боже, — ангел закрыл лицо руками.

— А еще за нее я, — добавил Кроули и невесело усмехнулся. — Что за выражение лица? Думал, только ты исполняешь прямые приказы?

— Тогда зачем ты мне это говоришь? - едва слышно спросил Азирафаэль.

— Чтобы у Габриэля появился повод собрать союзников, — пожал плечами демон и сунул пальцы в карманы. — Убеди его сказать кому-то, кто у вас там наверху умеет в руках держать не только отчеты. Тот же Рафаил, в конце концов. Как только Хасс окажется в аду, а это случится, как я понял, только в случае гибели твоего святейшего, начнется Апокалипсис без всяких всадников. Я не хочу войны, как и раньше не хотел. Вам нужен кто-то, кто справится с Хастуром, потому что, если я правильно понял расклад сил, Уриэль будет против Дагон, Габриэль Вельзевул никому не уступит, как и она его, мы с тобой изобразим великую бойню, не впервой, а Хастур… куда делась все-таки Михаил? Если она все же за вас, а вы ее прячете, ты скажи, я не передам, если не хочешь.

— Проблема в том, что ее нет, — тихо сказал Азирафаэль. — Я понятия не имею, где она может быть. На Небесах о ней молчат, словно ее никогда не существовало.

— И Вельзевул говорит, что она точно не может внезапно появиться, — задумчиво добавил Кроули. — Скорее всего, она знает, но не хочет говорить Хастуру.

— Почему? — спросил ангел.

— Потому что Хастур не переживет, что ее прикончил кто-то другой, — сказал Кроули, подумав о том, что, пожалуй, никому на свете и во тьме не расскажет, что видел пять тысячелетий назад, как архангел, роняя на камень золотые слезы, отрезала демонским ножом свои длинные волосы, на которых, улегшись на них щекой, мирно спал один из самых страшных существ вселенной, герцог ада Хастур.

***

Кроули всегда знал, что Хастур — сторонник масштабных долгосрочных проектов: он не соблазнял простых смертных, занимался лишь власть имущими и священниками, но Кроули и помыслить не мог, что он обладает таким невероятным терпением. С самого падения демон уверял одного единственного архангела в том, что произошла чудовищная ошибка, он не хотел, просто так получилось, и теперь он должен быть в аду, где все претит ему, ему претит порок и кровь, которую в аду необходимо проливать просто чтоб выжить. Понадобилась тысяча лет, чтобы Михаил поверила и пришла на встречу с ним без оружия и доспехов, облачённая лишь в собственное тело, не в человеческий сосуд, чужой и всегда претивший Хастуру — она специально до этого выбирала мужские, показывая ему, что их встречи ни в коем случае не свидания.

Но в то утро пришла сама, остановилась на входе в пещеру, в которой, как сказал ей демон, он обитал, чтобы не возвращаться в преисподнюю.

— Я ждал тебя, — Хастур прижал к губам ее пальцы, стоя перед ней на коленях, не решаясь даже поднять на неё взгляд. Михаил взяла его за подбородок и заставила посмотреть на себя:

— Что бы ты делал, если бы я не пришла?

— Искал бы тебя ещё миллион лет, — сразу ответил Хастур.

Она позволила ему себя раздеть, легла рядом на его расстеленный прямо на покрытых резьбой камнях плащ. Хастур мягко привлёк ее к себе, неторопливо, давая привыкнуть одновременно к ощущению беспомощности в чужих сильных руках и абсолютной власти над ним. Он приручал ее тысячу лет с себе новому, к своей тьме, уверял, что не стоит его бояться, и Михаил поверила, как верят только ангелы: без оглядки и сомнений. Она сама обняла его за шею, положила его ладонь себе на грудь, подняв ногу ему на бедро: Хастур дал ей полную свободу действий. Они занимались любовью почти весь день, пока она не устала, и не легла щекой на его плечо, глядя из-под полуприкрытых век на сплетение их тел под закатным солнцем, светившим прямо в пещеру.

— Теперь, когда я здесь, что мы будем делать? — спросила Михаил, чувствуя, как Хастур водит кончиками пальцев по ее спине жестом бессознательной нежности.

— Я буду ждать, — ответил Хастур. — Осталось совсем недолго. Я ждал уже тысячелетие.

— Не понимаю, — тихо сказала Михаил, поднимая голову и глядя на него. Хастур перевернулся, оказавшись на ней сверху и закрыв собой солнце, теперь оно багровым нимбом полыхало за его головой, как адский огонь.

— Где ты, — тихо спросил он, долго поцеловав ее в губы; в поцелуе не чувствовался привкус крови, как всегда раньше. Михаил специально, чтобы не сделать ему больно своей благодатью, шла к нему по языческому городу, нарочно ослабевая: она знала, что будет делать в этот день, и настолько доверилась, что и помыслить не могла о предательстве.

— Я с тобой, — она погладила его по спине и улыбнулась с такой любовью, что будь у демона совесть, она бы разъела его изнутри. Но ее не было.

— Михаил, оглянись. Я спрашиваю, где ты, а не с кем.

Архангел оглянулась, все ещё не понимая, не веря, и демон щёлкнул пальцами, создавая ветер в пещере, который сдул песок к стенам, больше обнажая и до того заметную резьбу по каменному полу.

— Я все равно не понимаю, Хастур, — ее улыбка стала виноватой. — Когда ты рядом со мной, я ни о чем не могу думать.

— Я знаю, — он посмотрел на ее губы, потом глянул в растерянные глаза. — Ты в ангельской ловушке, — наконец смилостивился и пояснил он. — Я их придумал. Ты здесь отрезана от всего мира, а главное, от Небес. Ты слабеешь без присутствия Всевышнего, который, конечно, вездесущ, но только не здесь. Здесь ты одна. Точнее, здесь ты со мной.

Михаил смотрела на него снизу вверх молча, не в силах осознать и поверить.

— Ты без оружия, без благодати, я почти всю ее выжег в тебе, — продолжил Хастур и усмехнулся. — Ты не знала, что такое для ангела близость с демоном, верно? Думала только о том, что на меня влияет твое присутствие, что я внутренности выкашливаю.

— Ты меня поймал? Но зачем? Я ведь сама пришла к тебе.

— Хочу, чтобы ты пала вместе со мной, — Хастур провёл рукой по ее длинным тяжелым волосам, волной лежащим на каменном полу, на котором он несколько дней вырезал символы, способные удержать архангела. — Я ждал этого тысячу лет. Неужели ты думала, что я добивался твоей любви? Она и так у меня была. А с тобой я стану владыкой ада.

— Простой демон станет владыкой ада? — презрительно сказала Михаил, пытаясь сбросить его с себя. Ей было горько до боли, что она поверила ему, демону, пойдя наперекор всем своим убеждениям, а оказалась всего лишь ступенькой в карьерной лестнице. — Никогда этого не случится.

— Это ты знаешь меня как простого демона, — усмехнулся Хастур. — Тебе оказана великая честь, Михаил, ведь ты падешь из-за герцога ада, — ему надоели слабые, но постоянные попытки вырваться, и он сжал ее руки, больше не играя нежность и трепетное отношение, свойственное ему в раю и усыпившее бдительность Михаил — слишком его поведение было похоже на прежнее, и она не связывала имя своего Хастура с доходившими до Небес сведениями об ужасающих деяниях герцога ада, от которых содрогалась даже преисподняя. Хастур в ее понимании был тем, кто в аду вообще ничего не делает, только сидит на скалах и скорбит о падении вот уже тысячу лет, а герцог, герцог ада, безымянный для Небес, был невыразимым злом, сподвигшим на первое в истории убийство самого Каина. Теперь зло обрело имя, и Михаил отвернулась, закрыв глаза, чтобы не видеть его.

— Ты слабеешь, — озвучил очевидное демон, наблюдая за ней с вниманием вивисектора. — Я мог бы уйти и оставить тебя, вернуться, когда ты впадешь в отчаяние без Его присутствия, — он ткнул пальцем в нависший потолок пещеры. — Но я так никогда не сделаю. Никогда тебя не оставлю. Разве я пропущу такое зрелище?

Михаил, взглянувшая на него, когда он снова заговорил, опять отвернулась, глядя в стену. О, он действительно расстарался для нее: привыкшие к темноте глаза теперь различали мелкую резьбу по камню — он покрыл символами всю пещеру, не только пол, а она не заметила, потому что он специально позвал ее днем, а когда они разделись, он лег так, чтобы солнце освещало ее, сказав, что хочет видеть, а на самом деле ему надо было лишь, чтобы свет ее ослеплял, и она не увидела раньше времени, что попалась. Да и откуда ей было знать о том, что ангелов можно поймать. Ей казалось, что он любит ее, а он нарочно ее выматывал, чтобы не оставить сил к возможному сопротивлению.

— Не расстраивайся, — низкий, с вибрирующим на глубине легких смехом голос Хастура вырвал Михаил из убежища собственных мыслей, он повернул ее лицо к себе и шепнул прямо в губы. — Когда ты падешь, мы отправимся к ледяному озеру, я дам тебе свой меч и возможность меня убить. Ты представить не можешь, насколько тебе станет легко у нас, внизу. Давай, скажи, как ты меня ненавидишь.

— Я люблю тебя, Хастур, — ответила Михаил и добавила. — И убью, как только представится возможность.

— Ты не лжешь, — разочарованно протянул демон. — Действительно любишь. А если так? — он приподнялся, развел руками ее колени, и Михаил отвернулась от него снова, закрыв глаза от невыносимого стыда. Неужели сегодня, всего несколько мгновений назад по меркам бессмертных, она могла чувствовать наслаждение от прикосновений этого отвратительного существа? — Когда ты стонала мое имя, мне нравилось больше, — подначил Хастур, поднимая голову. — Что случилось, неужели что-то испортило тебе настроение? Кто посмел, скажи, я заставлю его пожалеть об этом, — он взвыл от смеха, снова наклоняясь к ней. Михаил кожей и всем своим нутром чувствовала его горячее дыхание, упиваясь своей виной. Она сама пришла сюда, к нему; когда она выберется, эти воспоминания станут ее броней, цепью на ее шее, которая удержит от падения, что бы ни случилось.

Она не скажет ему ни слова больше.

Он не оставил ее в покое, и Михаил из-за его плеча уставилась на потолок пещеры, на сталактиты, нависающие над широкой спиной Хастура. О, если бы один из них упал, пронзив их обоих насквозь! Неожиданно, послушный ее желанию, каменный нарост отломился, и архангел с болезненной детальностью увидела, как он попадает прямо в позвоночник демона… и раскалывается, осыпаясь, словно был из стекла и упал на гранит. Хастур, словно не заметив, долго поцеловал ее в губы, и вдруг в сердце Михаил загорелась надежда.

Убить его сейчас не получится даже ценой собственной жизни, но сбежать она все же сможет. Он вырезал ловушку на камне: она сокрушит этот камень, чего бы ни стоило, выйдет и станет воплощением гнева Небес, беспощадным ко всем демонам. Она была глупа, раз поверила, что в ком-то из них могла остаться какая-то частица света, и если даже в Хастуре все извратилось, обесчестилось, стало отвратительно, то никто из них не заслуживает пощады. Как и те из людей, кто пойдут за ними.

— Ты хочешь спать, — сказал демон, замечая, что она устало опускает голову к плечу: Михаил видела, что так делают смертные, пусть поверит, что именно так действует недостаток благодати. Откуда ему знать наверняка, никто из демонов никогда еще не брал в плен архангела. — Иди ко мне, — он обнял ее одной рукой, но Михаил убрала ее со своей талии. — Ну хорошо, нет так нет, — он улегся на ее волосы, продолжая наблюдать из-под ресниц. Михаил, изображая с час спокойный сон, словно бессознательно положила руку ему на бедро: Хастур сразу же, как она и предполагала, придвинулся ближе, и она смогла дотянуться пальцами до ножен.

Сон не нужен демонам, он для них — ненужное удовольствие, но Хастур себе в них никогда не отказывал. Когда он по-настящему уснул, Михаил вытащила нож из ножен у него на поясе и принялась осторожно отрезать свои волосы, раньше спускавшиеся до середины бедра, слушая его мерное дыхание. Хастур любил обернуть ее волосы вокруг своей шеи, намотать на руку, вот и сейчас он спит на них, вдыхая запах и наслаждаясь мягкостью прядей. Михаил тряхнула короткими волосами и поднялась на ноги, приблизилась к краю пентаграммы. Земля задрожала под ней: кровь потекла из глаз, и выступила на губах розоватая пена от напряжения, но треснул свод пещеры, и когда Хастур недоуменно поднял голову, скала обрушилась на него многотонным весом. Нарушился рисунок, и Михаил взмолилась брату, упав на колени без сил.

Кроули не желал вмешиваться. Он видел, как герцога ада заваливает валунами, как он выбирается из-под них невредимый, но время уже упущено, и теперь между ним и обессиленной Михаил, оставшейся практически без благодати, стоит Габриэль, держа в руке сверкающее копье, а Михаил спокойно поправляет на себе мужской плащ явно с его плеча. В руке ее Хастур заметил собственный выкованный им в аду клинок.

— Слушай, — вдруг спросил Кроули у Азирафаэля. — Ты не знаешь, кем была Вельзевул до падения?

— Я видел ее всего однажды, — отозвался ангел. — Больше не мог.

— Почему?

— Свет ее был нестерпим порой даже для меня, — пояснил Азирафаэль. — Она была как Денница.

— Как Люцифер?!

— Да. С ними обоими были только Габриэль и Михаил. И Хастур. Хастур мог смотреть на кого угодно.

========== Часть 6 ==========

Больше всего на свете Азирафалю хотелось закрыть глаза, остановить время, отмотать его назад, до самого Апокалипсиса, и молчать-молчать-молчать о Хогвартсе. Пусть Хассалех не поехал бы в школу волшебства, уж лучше бы Габриэль отбил его из ада, устроив кровавую баню в подземельях, и не случалось то, что будет сейчас: то же побоище, только на земле. Война еще не началась, но уже есть первая жертва из людей, которые не имели никакого отношения к соперничеству Вельзевул и Габриэля за Хасса: Гермиона Уизли, которую постигла участь гораздо более страшная, чем смерть. И что делать с Хастуром, если на Небесах только Габриэль и Михаил могут противостоять ему, но Михаил пропала, а на стороне ада есть еще и Вельзевул, и Габриэлю повезет, если он с ней справится один на один. Азирафаэль высоко ценил его способности, но признавал, что Вельзевул и Хастур вдвоем одолеют его меньше, чем за пятнадцать минут. Сам он… он не любил вспоминать о том, что является воином, каким, кстати, никогда не был Кроули.

— Если ты… позволишь мне ранить себя, несильно, конечно, но тем не менее, если я выведу тебя из строя быстро, то я попробую отвлечь Вельзевул, чтоб дать Габриэлю шанс против Хастура, — наконец задумчиво сказал ангел, с тоской вспоминая позорную схватку с Вельзевул. Габриэль, конечно, похвалил его за храбрость в противостоянии владыке ада, но тут архангел, скорее, больше поощрял намерение, чем результат.

— А Хастур будет стоять и ждать, пока ты освободишься, — ернически ответил Кроули, глядя на него сквозь непроницаемые стекла очков. Раньше он носил такие, чтобы было видно очертания глаз, а змеиный зрачок люди списывали на оптическую иллюзию. — Отличный план, ангел.

— Я не хочу смерти тех, кто не посвящен в это, — Азирафаэль отчаянно посмотрел на демона. — Ни на Небесах, ни на Земле. Это семейное дело Вельзевул и Габриэля, и война между верхом и низом из-за этого ребенка — наиболее бессмысленное действие, когда он просто хочет жить на земле с любящими родителями.

— Неудачно они ему попались, — хмыкнул Кроули.

— Они любят, я ощущаю их любовь, — горячо возразил ангел. — Даже в Вельзевул я чувствовал это по отношению к Габриэлю. Несколько… в извращенном виде, больше похоже на смесь страсти, каннибализма и зависимости, но… это любовь, та, на которую она способна. И Хасса она обожает.

— Как он вообще? — спросил, подумав, демон.

— Хасс? Как может чувствовать себя ребенок, чьи родители хотят друг друга прикончить, — Азирафаэль вздохнул. — Постарайся выжить, пожалуйста, Энтони.

— Странное пожелание, — заметил Кроули. — Что же, не веришь в нашу победу?

— Как раз боюсь, что в возможность вашей победы поверит Габриэль, — ангел посмотрел на него, снял очки и каким-то детским жестом протер глаза. — Ты понятия не имеешь, на что он способен, если зажать его в угол. Габриэль пойдет на все, чтобы победить, поэтому я боюсь не вас, а его.

— На что? Позвонить Богу, спросить инструкции?

— Напомню тебе, что когда он думал, что не сможет быть с Вельзевул, он зачал нефилима и вознамерился создать новый Эдем.

— Теперь и мне не по себе, — через паузу передернулся Кроули. — Твой начальник — это такой тихий омут, что его чертей на два ада хватит. А с виду болван болваном.

— Если бы я сравнил его с кем, то, наверное, из ваших характером на него сильнее всего походит…

— Хастур? — перебил Кроули.

— Нет. Люцифер. Если помнишь, Люцифер тоже со стороны казался святее всех нас вместе взятых, а на деле…

— Я не был знаком с ним близко, — снова прервал демон. — Откуда ты их всех знаешь? Хастур — да, я его знал, Михаил ко мне один раз подошла, Вельзевул я узнал только после падения…

— Ты был так занят своими звездами, — улыбнулся Азирафаэль. — Мы много говорили о тебе. Ты нравился Люциферу потому, что владел временем.

— Стоп. Люцифер нас что, отбирал?

— Мы с Габриэлем обсуждали это первые четыреста лет и пришли к выводу, что он брал самых талантливых. Ты — время и звезды, Вельзевул — жар земной, Дагон — океаны, Хастур вообще уникум, единственный, кто был на равных с архангелами.

— А сам он? — шепотом спросил Кроули.

— Люцифер слепил Адама, — сказал Азирафаэль. — Но тот был уродлив, и он хотел разбить получившееся тело. Бог взял его и исправил, и Адам ему понравился, да и Люциферу тоже. И тогда Бог сказал, что даст Адаму душу, а этого Люцифер уже не стерпел.

— Что нам делать? — отчаянно спросил Кроули. — Я уже принял однажды неправильное решение, встав не на ту сторону, потому у нас была наша сторона, и мы победили, а теперь я снова с теми, кто постоянно проигрывает! Что нам делать? Что мне делать?

— Я не позволю забрать Хасса, — помолчав, сказал Азирафаэль. — Что бы ни случилось, я этого не допущу. Габриэль пошел на уступки, Хасс на Земле, живет как обычный ребенок; я поэтому на его стороне, пусть он и делает что-то, как я считаю, неправильно. Только потому.

— Я дам знать, если узнаю еще что-то, — подумав, сказал Кроули и поднялся на ноги. — Найдите кого-то, кто справится с Хастуром. Бога призовите! Хотя нет, его не надо. Кстати, Габриэль убрал с него роспись Хастура?

— Всю, — кивнул ангел.

— Зря, — покачал головой Кроули. — Она хоть как-то защищала его.

Тем временем в Америке в маленьком городке в доме архангела шло совещание. Хассалех сидел в своей комнате наверху, пытаясь абстрагироваться и не слушать, не слышать, что говорят о Вельзевул: Габриэль, несмотря ни на что, никогда не отзывался о ней неуважительно или с ненавистью, но вот люди… их чувства Хасс ощущал кожей, и это заставляло его внутри словно съеживаться, пытаясь закрыться от этого. Дин и Сэм единогласно согласились помочь: Габриэль, хоть и пугал, был для них на правильной стороне, его цель была вполне ясна — он хочет спасти своего ребенка от перспективы отправиться в ад, и эту цель оба охотника признавали высокой и благородной. Демон, идущий за ребенком, был в их глазах абсолютным злом.

— Вы не понимаете, — пытался донести о братьев Кастиэль, никак не могущий смириться с существованием ребенка, когда те отошли к машине за оружием, и ангел возник возле них. — Нефилимы — одни из самых опасных существ в мире, они сочетают в себе особенности как ангелов, так и людей. Нефилим, порождённый архангелом, будет обладать невообразимой мощью, превосходящей силу всех ангелов и, скорее всего, архангелов, а тут дитя архангела и владыки ада, одного из самых могущественных демонов, второго после самого Люцифера!

— И что ты предлагаешь? — Дин проверил все оружие, которое было в «Импале», одним резким движением закрыл багажник и повернулся к Касу. — Убить мальчишку, который прожил на земле двенадцать лет?

— Он прожил на Земле только год, — тихо добавил Сэм. — Все время до этого он был в аду.

Дин невольно провел дрогнувшей рукой по лицу: он никогда не забывал, что было с ним в преисподней, это всегда гвоздем сидело в мозгу, раны, затянувшиеся, иногда болели фантомно по ночам, напоминая, что ждет за чертой, а Хасс вырос в этом.

— Он сын владыки преисподней, не думай, будто он имеет представление о том, какие там мучения, — возразил Кастиэль. — Вполне вероятно, что он воспринимает ад как родной дом. Как вы свой бункер.

— Это не так, — сказал внезапно появившийся возле них Азирафаэль. — Хассалех действительно вырос в покоях Вельзевул, но он воспринимает ад как тюрьму, где никто не должен его видеть и знать о нем.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дин грубо; он не мог смириться с мыслью, что ребенок был в преисподней, и все относятся к этому так спокойно, словно так и должно быть.

— Он жил со мной некоторое время в Лондоне со мной и моим… коллегой, — пояснил ангел и несколько замялся. — Коллегой с той стороны.

— Простите, что? — переспросил Сэм. — С демоном?

— Я — наблюдатель за Землей со стороны Небес, а Кроули…

— Кроули? Этот мудак? — перебил Дин.

— Ну, Энтони бывает неприятным, но, скорее, вы встретились с ним в неудачный период, — примирительно сказал ангел. — Я был бы вам премного благодарен, если бы вы прошли в дом. Мне надо сообщить кое-какую информацию, и хотелось бы сделать это при всех причастных.

— Я не причастен, — открестился Кастиэль.

— Кас! — хором сказали братья.

— Нам нужен каждый клинок, Кастиэль, — проговорил Азирафаэль. — И нас и так немного шансов на победу.

— На вашей стороне нефилим.

— Он не выступит против собственной матери. И он пока что только ребенок.

— Кас, пошли, — Дин приобнял его за плечи и потащил за собой в дом.

— Вельзевул привлекла на свою сторону еще одного древнего демона, Дагон. Нам нужен кто-то, кто справится с Хастуром, — сказал Азирафаэль, когда все расселись за столом, заметил, как непонимающе переглянулись люди, и объяснил. — Древний демон, сильнейший демон. Герцог ада.

— Типа Азазеля? Плавали, знаем, — отозвался Дин и закинул ногу на ногу.

— На Небесах он был равен мне по силе, — сказал Габриэль. — И недавно чуть не убил Уриэль. Он не стал владыкой ада вместо Вельзевул только потому, что однажды немного переоценил свои силы.

— Бросил ей вызов? — спросил Сэм. — Попытался свергнуть?

Губы Габриэля тронула улыбка, но не обычная фальшивая, а искренняя, он улыбнулся своим воспоминаниям: перед глазами встала картина, как Хастур проклинал небо и землю, призывал от бессилия и злости град и вихрь, но они с Михаил, уже обернувшись божественным светом, возносились к Небесам. Демон стоял в центре выжженного круга, медленно врастая по колено в землю от ярости и отчаяния; Михаил обняла Габриэля обеими руками, чувствуя в его присутствии божественное начало, вновь дарующее ей силу. Хастур до четырнадцатого века нового летоисчисления пытался вытащить Михаил вниз, хотя бы на битву, но та неизменно вселялась в людей, причем в мужчин. Они все говорили ей «да», когда она просила дать ей тело, и Хастур рычал от ярости, видя, что сражаться с ним приходят те, в чьих глазах, помимо небесного света архангела, горит еще и любовь, человеческая любовь к ней. Михаил помнила имена всех своих сосудов, и Габриэль знал, что Хастур эти имена тоже не забывает. Любовь — это слабость, пожалуй, единственная слабость Хастура. ПРосто грех было не дать Вельзевул в руки такой козырь.

— Нет, потратил тысячу лет на одного архангела, а в результате она отобрала его нож и завалила его горой. Потом она рассказала эту историю мне, я — Вельзевул, и чтобы не потерять свою репутацию, он вообще не выступает против нее.

Кажется, она тогда даже рассмеялась, беззвучно и весело, запрокинула голову и притянула Габриэля к себе за хитон. На ней была кожаная повязка на бедрах и звенящая кольчуга: грозный бог язычников в хрупком женском теле, Вельзевул окунулась в воспоминания Габриэля, он пустил ее в свою голову, и смотрела, как бесится Хастур, уже почти получивший все. Он придумал, как запереть архангела, запер ее, выжег в ней всю благодать почти до человеческого состояния — и потерял. Если об этом узнают в аду, Хастуру вечность будут зубоскалить в спину и свистеть, любой будет иметь право презирать его, ад поражений не прощает. «Держи его на поводке, — сказал тогда Габриэль. — И твой трон будет незыблем». «Не беспокойся, — Вельзевул оскалилась в усмешке. — Поводок будет коротким, а на ошейнике будут внутри шипы».

— То есть, ты хотел, чтобы она оставалась владыкой ада, — уточнил Дин.

— Да, — сразу согласился Габриэль. — Ты думаешь, среди демонов много тех, переговоры с кем не заканчиваются кровопролитием? По сравнению с тем же Хастуром, Вельзевул осознает, что нет смысла нарушать каждый договор и нападать постоянно. Но сейчас речь идет о Хассе, и она готова сожрать меня живьем, только бы добраться до него.

— Мы можем выиграть время, — вдруг сказал Дин, решившись. Сэм мельком глянул на него и сразу понял, о чем тот говорит, и кивнул.

Если что и могло остановить древних демонов, то только стены бункера, и, выслушав об убежище, Габриэль согласился с тем, что Хассу там будет безопаснее — а ему самому спокойнее, что сын в любом случае не достанется аду.

— Мы умеем противостоять демонам, — Дин смело взглянул в глаза архангелу. — И оружия там полно, святая вода…

— Святая вода? — переспросил Азирафаэль, судорожно думая, как же спасти Кроули.

— Да, ее полно. Здешних демонов от нее корежит, — Дин усмехнулся. — Тогда по коням? Сразу переедем в бункер, чтобы время не терять, и подружка твоя нас в пути не застала.

***

Бывший демон перекрестков, ныне именующий себя королем ада — верхнего, разумеется, но кому надо знать об этом — Кроули, восседая на своем троне, никак не ожидал, что скоро его трон пошатнется. Поднявшись и подойдя к столику, на котором стоял виски и стаканы, он даже не услышал, как на его трон кто-то сел и перекинул одну ногу через подлокотник.

— Страх потерял? — поинтересовался Кроули, поворачиваясь и замечая нахала. Все было настолько хорошо, что у короля ада даже не было настроения убивать кроваво. Изгнать, что ли, из страх потерявшего? Не хотелось бы разводить беспорядок…

— Нет, это ты страх потерял, — отозвался посетитель. Лицо его выражало крайнее возмущение и полнейшее отсутствие страха.

— Я Кроули! — заявил король ада, но о титуле своем сообщить не успел.

— Нет, это я Кроули, с-сопляк, — прошипел в ответ тот. — Страх потерял, молокосос-с, с-с-сколько тебе, три с-с-столетия?!

Кроули щелкнул пальцами, изгоняя дух из сосуда, но сидевший на троне вдруг резко поднялся и подошел к нему странной походкой.

— А ес-сли я? — свистящим шепотом спросил он, медленно поднял руку и тоже щелкнул пальцами.

Кроули с ужасом почувствовал, как сосуд, столь любимый и удобный, начал его отторгать, словно он влез в одно тело с другим демоном. Король ада рухнул на колени перед древним, наконец признавая, что глупый совет «возьми имя древнего, пусть шушера боится» был на самом деле умелой подставой.

— А теперь поговорим, Фергюс, — настоящий Кроули уселся в кресло, почти такое же удобное, как у него самого.

— Что вы хотите? — прохрипел демон перекрестков.

— Не я, — отозвался Кроули. — И на твоем месте я бы сейчас создал здесь невысокое, но как можно более роскошное кресло и сделал вид, что его принесли сюда только что из королевского дворца.

Верхний ад располагался прямо над первым кругом ада настоящего. Обитавшие в верхнем аду делали вид, что у них самое привилегированное положение, а вниз ссылали неугодных. Демоны, чаще бывшие необразованными, понятия не имели о девяти кругах, знали лишь о трех уровнях после лимба. О настоящей преисподней знала верхушка верхнего ада, у Кроули на шестом кругу даже был собственный зал и пыточная, во вторую он периодически заглядывал, спускаясь на лифте сразу туда и не встречаясь и истинными обитателями.

Но он знал о том, кто обитает на кругах. Старался не думать о них, но всегда держал в памяти наличие древних, их имена были выжжены в его сознании.

По верхнему аду катилась волна ужаса: по коридорам, сухим и относительно чистым, в отличие от преисподней, шла владыка Вельзевул в сопровождении верной Дагон. За ней шлейфом тянулся запах тления с нотками свернувшейся крови. У дверей в тронный зал ее попытались остановить.

— Король ада назначал вам аудиенцию? — поинтересовался двухметровый демон, вселившийся в тело спортсмена и посчитавший, что таким образом повысил свою значимость. Дагон разразилась таким хохотом, что передернулся запертый в собственном тронном зале самоназванный король.

— Нет, он пригласил меня на обед, — ответила Вельзевул, глядя на него снизу вверх сквозь длинную челку. — Ты тоже приглашен, мальчик.

— Король не уведомлял…

— Где ты видел, чтобы господа шли на бойню уведомлять свинью? — поинтересовалась Дагон и отступила назад под взглядом Вельзевул. — Госпожа…

— Столовые приборы, Дагон, — велела Вельзевул и не глядя протянула руку в сторону. Дагон сразу же вложила ей в ладонь сделанный из камня нож, который Вельзевул, не разрывая с демоном зрительного контакта, вогнала ему в сердце.

Тот хотел было сказать, что на демонов не подействует, но дух его вытекал из раны вместе с кровью, и Дагон подставила под черный дым серебряный кубок.

— Какой приятный молодой демон этот король ада, не находишь, Дагон? — с этими словами Вельзевул вошла в тронный зал, сама себе раскрыв двери. На обоих Кроули она не обратила совершенно никакого внимания, словно их не существовало. — Прямо перед дверью угощение, как замечательно, когда юноши знают, как угодить женщине.

Она села в кресло, порадовавшись мягкости, обнявшей спину — ее собственный трон был холодным и колючим, приняла из рук Дагон кубок.

— Спасибо, милая, — сказала она, подарив ей нежную улыбку, и поднесла кубок к губам.

Черный дым заструился в сложенные колечком тонкие губы. Король ада глянул в сторону не закрытых дверей и заметил там лежащий труп.

В верхнем аду это не было принято: души вырывали, терзали, истязали и калечили, но не ели. Вельзевул наконец изволила обратить на бывшего демона перекрестков свое внимание.

— Я собираюсь развеяться, — сообщила она невероятно довольным голосом. — До меня дошли слухи, что ты хорошо знаешь Америку, и континент, и страну. А в Америке появился архангел.

— Архангел Михаил? — удивился Кроули, хотя прекрасно знал, что случилось с архангелом.

— Архангел Габриэль, — подал голос Кроули с трона.

— Габриэль? — переспросил Фергюс. — Габриэль не появлялся на земле столетиями.

— Именно, — Вельзевул подала кубок стоящей за ее плечом Дагон, и та тоже вдохнула запертого в кубке демона. — Мне нужен город и место.

— Вы собираетесь убить его? — уточнил демон, судорожно прикидывая, что лучше: встать на сторону владыки ада или оставить все как есть. Шанс на то, что она, убив последнего архангела, снова скроется в своих подземельях, ничтожно мал. Новый Люцифер, даром что ниже на тридцать сантиметров и отменно отталкивающей внешности, королю верхнего ада точно не был нужен.

— Разве ты хочешь составить мне компанию? — поинтересовалась Вельзевул. — Тогда… Дагон, кажется, кто-то метит на твое место.

Дагон медленно подошла к Фергюсу и посмотрела на него сверху вниз, с шумом втянула в себя демонский дым из кубка.

— Мелковат, — смерив его взглядом с головы до ног, проговорила Дагон и вернулась на свое место за креслом, положила руку на плечо Вельзевул. Они всегда при низших чинах играли роман — это добавляло баллов обеим: Вельзевул сознательно давала всем повод для разговоров о своей несуществующей слабости и знала, что если ее прижмут, она легко откажется от Дагон, а за Дагон всегда тень владыки ада, что повышает ее авторитет.

— Значит так, Фергюс, — Вельзевул поднялась с кресла и подошла к помертвевшему от такого соседства королю ада. В голосе у нее звучал эхом отзвук поглощенной ею падшей души. — Мне нужен штат, город, место, где находится архангел Габриэль. Срок — сутки.

— Сутки, чтобы найти архангела, который не хочет быть найденным?!

— Ты считаешь, что много? Я тоже. Двадцать часов, — Вельзевул обернулась гудящим роем и исчезла. Дагон, потягивая демонскую сущность из кубка, неторопливо отправилась следом, приводя в ужас жителей верхнего ада.

Фергюс, уже вернувшись на свой трон, уныло наблюдал за тем, как Кроули методично выпивает его стратегический запас, сидя в кресле, с которого недавно встала Вельзевул. Что ему делать, он не имел понятия, но прекрасно понимал, что Вельзевул в роли властителя мира — это будет хуже, чем все, что было до этого. А если ослушаться, ему не сносить головы.

Оставался вариант, натравить на владыку ада двух братьев-охотников, тех самых, что в огне не горят, в воде не тонут, только как уговорить их защищать архангела, когда у них с Небесами не самые теплые отношения? Впрочем, не впервой им объединяться перед лицом большего зла

— Когда найдешь архангела, скажи мне, — сказал Кроули, допивая бутылку уже из горла. — Я передам Вельзевул.

— Мудрые люди говорили, хочешь сделать хорошо — сделай сам.

— Ну, если ты слушаешь людей… — Кроули посмотрел на свои руки. В нем уже даже злобы не было, только усталость: теперь еще придется и возле зала Вельзевул дежурить, чтобы не пропустить, когда этот король недоделанный явится с отчетом.

Что за проклятие у Вельзевул, думал он, идя по комфортному верхнему аду к лестнице вниз, в душную промозглую сырость, где бы ни появилась, везде возникает необходимость писать отчеты. Вроде повелитель мух, а не документов, но вообще бюрократия — это точно ее изобретение. Или еще одно совместное дитя владыки ада и архангела, только действительно смертоносное, не то что Хасс. Как там Хасс, тоскливо вздохнул он, стараясь не морщиться от запаха гнили. Он уже почти привык к нему и не помнил запахов земли.

***

— Кроули звонил, — сообщил Дин, спускаясь из своей комнаты. — Я такой истерики не слышал с пришествия Люцифера.

— Он тогда не истерил, — заметил Сэм, поднимая голову и оборачиваясь к нему; до этого он наблюдал за тем, как Габриэль пролистывает дневник Джона Винчестера, легко разбирая мелкий почерк. — Это потом он уже к нам… привык.

— Почему Кроули не сказал мне о Люцифере? — спросил в пространство Азирафаэль, который уже обшарил всю библиотеку Хранителей и успел высказать Сэму и Дину свой восторг.

— Кстати, да, Габриэль, — окликнул Дин. Молчание. — Ар… архангел Габриэль, — подавив вздох исправился Винчестер.

— Да? — Габриэль перестал рассматривать арсенал.

— Вы знали, что у нас тут вообще-то Люцифер был?

— Да, я знал, — рассеянно отозвался архангел, возвращаясь к тетради. — Мы с Вельзевул следили за ситуацией. Но вообще-то у нас были более важные дела, и хорошо, что Люцифер был занят.

— Он тут людей убивал!

— Насколько я помню, вы сами открыли клетку, — напомнил Габриэль. — Убив при этом Лилит, но за это я вам благодарен, пусть она и считается в некотором роде мне близкой.

— Ты и с ней спал, герой-любовник? — спросил Дин, и Сэм пихнул его локтем в бок. — Да что тебе?

— Мы не занимались любовью, но я учил ее, — Габриэль посмотрел на Дина немного удивленно. — Почему ты считаешь, что я сплю со всеми, с кем взаимодействую? Это не в ангельской природе. Да и не в демонской, там к этому процессу проявляют интерес только бывшие люди в силу своей порочной природы.

— Но ребенок у тебя откуда-то появился, хотя ты не заинтересован, — фыркнул Дин.

— Для нас с Вельзевул физическая близость — это общение, несколько более концентрированное, чем вербальное, поскольку мы чувствуем друг друга и входим не только в тела друг друга, но и в души. Нет необходимости облекать в слова испытываемые… как вы там это называете? Эмоции, да. И мы говорим друг другу только информацию, в то время как эти тела передают эмоции, а дух сливается в единое целое. Создание Хассалеха было осознанным решением.

— Самое омерзительное описание самого прекрасного процесса на свете, — хмыкнул Дин с отвращением. — У вас там наверху школа принудительной асексуализации? Я еще не видел эту вашу Вельзевул, но уже готов вручить ей медаль за терпение.

Сэм хотел что-то сказать, но его отвлек телефон.

— Теперь Кроули звонит мне, — заметил он, отвечая на звонок и отворачиваясь. — Да? Но… я перезвоню, — он убрал телефон и оглядел остальных. — Кроули просит, я подчеркиваю, просит позволения появиться здесь, потому что иначе, цитирую, нам устроят ад на земле в течение суток, и вовсе не он этому будет причиной.

— Пусть появится, — сказал Азирафаэль и повернулся к Габриэлю. — Я могу ручаться, что он ничего не сделает ни Хассу, ни кому-то еще, если на него не нападать.

— Конечно, не сделает, — кивнул архангел. — Потому что даже если подумает об этом, я развоплощу его и позабочусь, чтобы Вельзевул никогда не выдала ему нового тела.

— Я так и не понял этой вашей системы тел, — заметил Сэм.

— Созданное Богом тело, даже падшего, гораздо более совершенно, чем человеческое, но к нему дух существа, в нем обитающего, привязан гораздо сильнее, — охотно пояснил Азирафаэль. — То есть, вселяясь в кого-то, легко просто выйти из сосуда, но собственное тело так просто не покинешь. Зато гораздо лучше реакция и силу ничто не сдерживает. Впрочем, многие предпочитают вселяться, берегут свои тела. Уриэль последние лет четыреста практически не спускалась в своем теле, например, Михаил… очень редко, практически никогда.

— Так что с Кроули, мне открывать ему доступ? — Сэм скривился. — Лучше уж встретиться с ним на нейтральной территории.

Нейтральной территорией был избрал заброшенный завод по утилизации, находящийся в нескольких милях от бункера. Дин предложил поехать только Габриэлю и Азирафаэлю, но архангел категорично заявил, что не оставит Хассалеха наедине с Кастиэлем, да и мальчик хотел увидеться с Кроули, что повергло братьев Винчестеров в изумление. Никогда не подумали бы, что Кроули может быть интересен детям, даже если это дети владыки ада.

— Это не Кроули, — сказал Азирафаэль, когда в отдалении на другом конце ангара появился демон. Габриэль вытянул руку перед собой, а ладонь влетел кусок арматуры, лег удобно, как копье; архангел пристально посмотрел на него, и металл на миг засветился — он освятил арматуру, превратив ее в небесное орудие.

— Нет, это Кроули, — бросил Дин, выступая вперед.

— Это не Кроули, — повторил Габриэль. Демон,заметив новые лица, остановился.

— Фергюс? — вдруг сказал Азирафаэль, пораженно. — Ты что, стал демоном?

Король ада нервно дернулся и оглядел присутствующих с большим узнаванием.

— А ты вовсе не рыцарь королевской гвардии, мы оба друг друга разочаровали, в расчете, — отозвался он, не рискуя, однако, приближаться. — Проблема в том, что некая владыка ада, уж не знаю, в курсе ли вы, захотела прогуляться по Америке, чтоб наказать насолившего ей архангела Габриэля. Насколько я понимаю, это он ходит на переговоры с арматурой?

— И ты пришел нас предупредить по доброте душевной, — изобразил улыбку Дин. — Да-да, мы сразу поверили.

— Вообще-то я пришел узнать, где архангел, думал, вы мне подскажете, но вы его даже привели, — Кроули посмотрел на свои ногти. — У меня задание от нее его найти, и я исполнил, — повисла пауза, но демон даже не думал исчезать. — В принципе, у меня еще девятнадцать часов на его поиски, так что можно придумать, как остановить бешеную сучку.

— И ты решил объединиться с нами, — издевательски добавил Сэм.

— Полегче на поворотах, Лосяра, — демон щелкнул пальцами, и под ним появилось кресло, в котором он с комфортом устроился. — Я…

И захрипел, выпучивая глаза. Все обернулись на Габриэля, который все сильнее сжимал руку в кулак, пристально глядя на демона перекрестков — у Кроули было такое чувство, что его демонскую сущность второй раз вытаскивают из тела, засунув внутрь него железные клешни.

— Ни в моем присутствии, ни в мое отсутствие ни один грязный демон не смеет назвать Вельзевул так, как ты сказал, — негромко, но звучно проговорил архангел и резко разжал руку, Кроули закашлялся черным дымом. Хасс выглянул из-за отца и снова спрятался за полой светлого пальто.

— Простите, я не знал… что у нас тут запретная любовь и война за ее плод, — отозвался демон, когда смог заговорить; он мгновенно узнал в Хассалехе черты Вельзевул и понимал, что остался в живых только потому, что архангел не хочет демонстрировать своему ребенку, как он убивает. — Теперь многое становится ясно. Вы чем думали, когда нефилима создавали?

— Хассалех — не нефилим, — в сотый раз повторил Габриэль. — Зачем ты пришел, демон? Ты узнал, где я, знаком с охотниками и понимаешь, кто тебе противостоит. Почему ты продолжаешь находиться здесь?

— Во-первых, — начал Фергюс. — Я не первое столетие нахожусь на земле и прекрасно понимаю, что стоит мне исчезнуть, как ты последуешь за мной без сопровождения своего отпрыска, а дальше мне придется искать новое тело. Это мне не нравится. Во-вторых, я не хочу, чтобы парадом командовал древний демон. В аду прекрасный порядок, меня все устраивает, а она приходит снизу и жрет и пугает моих слуг. Я хочу, чтобы все было как раньше. Все думают, что ваш гибрид может натворить, воюя против Небес или на стороне Небес, но никто не думает, что будет, если он окажется в аду, и Вельзевул начнет использовать его как инструмент внутренней власти.

— Я здесь вообще-то, — напомнил Хассалех, и в тот же миг мир стал беззвучным: Габриэль заблушил для него все звуки, только раздавалась тихая музыка, которая всегда звенела едва слышно на Небесах — мелодия сфер.

— Мне кажется, стоит продолжить в защищенном месте, — Кроули поднялся с кресла, надеясь, что колени уже не дрожат. — Ваш бункер подойдет.

— Ни за что, — сказал Дин. — Тебе туда вход воспрещен.

— Я там уже бывал, — напомнил демон.

— Мы до сих пор там все освященной хлоркой драим, — отозвался старший Винчестер. — Нет!

— А если я не просто самоустранюсь от ваших разборок, а, например, выступлю на вашей стороне? — вкрадчиво добавил Фергюс. — Я знаю о древних больше, чем многие из вас, в конце концов, я сам взял себе имя древнего не просто так.

— О древних я знаю все, — Габриэль воткнул арматуру в землю. — Ты не нужен.

— Спать с демоном не значить знать демона, — напомнил Кроули, поглядывая на архангела и не понимая, как тот мог связаться с Вельзевул, от которой воротило даже его, привыкшего к преисподней и сумевшего найти в ней странное очарование. — Забыл сказать, если ты убьешь меня, на стороне Вельзевул выступят демоны верхнего ада; оно тебе нужно? Вас и так мало, а у них — Дагон, Кроули, сама Вельзевул и еще черт знает кто.

— Еще Хастур, — напомнил Азирафаэль.

— Точно, Хастур. Погоди, Хастур?! — легенды о Хастуре, единственном демоне не вдохновителе, а творце, слышали многие. Князь ада был известен жестокостью и практически безграничной силой; если бы он не тратил почти все свое время на рисование и не застывал на годы в заросших тиной водоемах, погрузившись в мягкую воду по линию губ и созерцая, как отражается от черного зеркала поверхности недоступное ему небо, появилось бы гораздо больше жестоких сказок о превращенных в рептилии или страшных чудовищ людях, а Чума не исчезла бы столь скоро, отправившись на покой. Еще миру повезло, что Хастур не смотрел телевизор и не знал, что его наказания для людей стали основами для детских мультиков.

Азирафаэль отошел подальше от Габриэля и исчез: у него подходило время встречи с настоящим Кроули: сначала он думал, что тот придет на встречу, а потом они вместе отправятся на другое место для приватного разговора — необходимо было сказать ему о святой воде.

— Мы говорили об утках, с которых сталкивается вода, неужели нет ничего, что могло бы отталкивать от тебя святую воду? — спросил он, когда демон появился в условном месте, усталый до серости. От него несло сыростью глубин ада, а от рубашки на теплом солнце пошел удушливый пар. Демон с отвращением содрал с себя рубашку и щелчком пальцев сотворил на себе новую; Азирафаэль успел заметить, что вдоль позвоночника на спине Энтони появились змеиные чешуйки, чего раньше не было на земле.

— Теоретически я могу прийти в водолазном костюме, но мне кажется, Вельзевул не поймет, — усмехнулся демон. — Давно я не был в Америке.

— Что с тобой, ты спокоен настолько, что это даже пугает? — спросил ангел.

— Я спокоен… — повторил Кроули. — Да. Я спокоен. Знаешь, почему? Потому что я в отчаянии и смирился. Я видел Смерть, он ходит по коридорам ада и хихикает так, что у меня начинают ныть кости. Ты осознаешь, что мы победим, и власть преисподней будет безгранична, во главе мира будут такие как Хастур, а Вельзевул, когда до нее дойдет, что собственный сын ее ненавидит за то, что она все уничтожила, начнет срывать злость на других. Тебе-то везет, ты просто умрешь.

— Я не хочу умирать, — заметил Азирафаэль. — Это неприятно для нас, потому что мы отправимся в небытие.

— Там будет лучше, чем здесь, — заверил Кроули. — Вы вообще можете сопротивляться? Кто с вами, кроме Уриэль?

— Охотники, небесный воин, правда, юный, и частично один демон Кроули. И частично другой.

— Другой демон? — не понял Кроули.

— Да, другой демон Кроули.

— Какого… а, дошло. Фергюс. Так и знал, Дагон зря его напугала. Но я бы на него не рассчитывал.

— На него никто и не рассчитывает, — Азирафаэль устало опустил лицо в сложенные ладони.

— На что ты надеешься, ангел? — тихо спросил Кроули, наклоняясь к нему. — Я просто не вижу, на что ты можешь в принципе рассчитывать.

— На чудо, — отозвался ангел. — Нас больше ничто не спасет.

— Зря ты так рано предложил Адаму отказаться от отцовства сатаны, — вздохнул Кроули, откидываясь на спинку скамейки. — Сейчас бы он нам не помешал. И почему другие нефилимы обладали силами с рождения, даже еще в утробе, а этот Хасс какой-то…

— Ему пришлось бы выступить против собственной матери, — прервал его Азирафаэль. — Или против отца. Я на днях прочитал о том, что дети самоустраняются из конфликтов родителей, чтобы сохранить отношения с каждым и не выбирать.

— А в умных книжках не было написано, как остановить владыку ада? Нет? Ну и нахрена ты их читаешь?!

— А что мне делать, Энтони? — тихо проговорил ангел. — Я понятия не имею, что мне делать.

***

Азирафаэль вернулся в бункер и практически не удивился, увидев внутри Фергюса. Он помнил его еще человеком, ребенком, когда был проездом в Шотландии, потому что в очередной раз проиграл в монетку Кроули — ну не везло ему с этим. Мальчик шести лет, худой и невысокий, подкидывал на ладони орехи. Азирафаэль, сжалившись над ним, провозился с ним полдня, уча фокусам и жонглированию, а под конец дал кусок соленого мяса, которое ребенок попробовал чуть ли не впервые. Ребенок от восторга едва мог говорить: с ним общается лорд, да еще какой высокопоставленный — и в то же время совершенно не злой. Когда Азирафаэль уже в Лондоне рассказал Кроули, тот, узнав в рассказе местность и расположение дома, проворчал что-то про рыжую стерву, которая не умеет заниматься детьми.

Ему было жаль видеть, что мальчик, увиденный им когда-то, стал могущественным демоном, но и в этом он пытался найти что-то хорошее: хотя бы повидались. Интересно, Кроули льстит, что у него есть подражатели?

Габриэль был на взводе: стоя во главе стола и скрестив руки на груди, он вещал что-то о всегда побеждающих Небесах и обреченности планов Вельзевул на провал, но уверенность в его голосе была напускной, и все это чувствовали. Азирафаэль несколько минут понаблюдал, потом выдохнул и решился:

— Габриэль, среди нас не хватает кое-кого.

Архангел умолк на полуслове, хотя раньше, когда его пытались перебить, все равно договаривал фразу до конца. Но тут он понимал, о чем говорит ему Страж Эдема, и боялся, что тот его убедит.

— Нам нужна она, — настойчиво сказал Азирафаэль в полной тишине. — Я чувствую, что ты знаешь. Мы не справимся с Хастуром без нее.

— Вы о ком? — спросил Дин.

— О Михаил, — отозвался Габриэль и отошел к стене, повернувшись спиной ко всем.

— Михаил пропала, и мы не знаем куда, — пояснил Азирафаэль Дину. — Ее нет на Небесах, нет на Земле. Мне передали, что Хастур уверен в том, что она жива и боится, что ее исчезновение — ловушка специально для него. Только поэтому Вельзевул тянет с нападением и хочет узнать точное местоположение, а не прочесывает весь континент.

— Михаил… архангел Михаил? — переспросил Сэм, глядя в упор на брата: оба прекрасно все понимали.

— Да, — Азирафаэль оглядел всех троих: мрачного Дина, Сэма и молчаливого Каса. Сэм наконец, оглядев всех, тяжело оперся руками на стол и проговорил:

— Архангел Михаил вселился в нашего брата, и теперь они оба в клетке Люцифера заперты вместе с самим дьяволом.

========== Часть 8 ==========

— Нет. Нет. И еще раз нет, — категорично заявил Дин после многочасовой дискуссии с Азирафаэлем, увидев, что Габриэль, удалившийся в самом начале, опустив голову, возвращается к ним. — Этот урод нашего брата сделал своим сосудом! Устроил на земле какой-то ад! И пусть сам будет в аду!

— Кто будет сражаться с Хастуром, ты? — рявкнул Габриэль. — Михаил оказалась… она вышла за черту, больше этого не повторится. Ошибка не делает ее исчадием ада.

Демон перекрестков сложил руки на столе и опустил на них голову.

— Эй, ангелок, — окликнул он Каса. — Разбуди меня, когда они закончат.

— Ошибка? Ты называешь это ошибкой?! Выпускать Михаила… Ты еще Люцифера выпусти, чтобы он там внизу порядок навел, раз твоя подружка решила весь мир похерить, когда ты ее бросил!

— Я никого не бросал! — глаза Габриэля полыхнули синим пламенем, а за спиной распахнулись огромные крылья, которые смели все со стен, а присутствующих раскидало по углам, на ногах устоял лишь Азирафаэль.

Винчестеры опешили: они, привыкнув к крыльям-теням Кастиэля, не ожидали увидеть настоящие громадные крылья, белоснежные с золотым отливом, словно каждое перо по краям было оковано золотом. Перед ними стоял древний архангел во всем своем величии, и они больше не были хозяевами в собственном доме. Он словно заполнил собой все пространство, вытеснив не только их, но и весь кислород из помещения.

— Я сам позволил ее запереть, — прохрипел Габриэль, словно собственные слова признания душили его. — Думаешь, я не видел, как Михаил падает вслед за Люцифером в ад? Думаешь, не с моего позволения вы заперли архангела?!

Дин открыл было рот, но закрыл.

— Не только твой брат падал в клетку, там было двое из моей семьи. И не тебе судить меня за то, что одного из них я выпущу, — Габриэль сжал руки в замок перед собой, успокаиваясь, и крылья исчезли. — Кроули… или как там тебя, демон. Мне нужен вход в клетку, и я знаю, что ты можешь провести до нее.

— Это ад, — Фергюс поднял голову. — Проще лично явиться к Вельзевул и сказать, что сдаешься, чем идти тайно на девятый круг.

— Клетка на девятом круге? — деловито поинтересовался архангел. — А где точно?

— Ледяное озеро, бурлящее и никогда не замерзающее полностью, — ответил король ада. — На скале стоит клетка, в ней жар адского огня и лед проклятого озера. Ты архангел, я понимаю, но у вас там какое распределение, чем больше силы, тем меньше мозга? Вам благодать в череп закачивают?

— Ты слишком ничтожен, чтобы я тратил время и силы на твое уничтожение, — сказал Габриэль как можно более презрительно и обернулся к Сэму и Дину. — В верхнем аду есть заклинание пути, открывающее дверь в любое измерение и пространство, в том числе, в параллельные миры, но мне нужно попасть в саму клетку, и если у меня будет это заклинание, я смогу его… как это называют смертные?

— Модифицировать, — подсказал Азирафаэль. — Улучшить, приведя в соответствие с текущими требованиями.

— Да, — согласился с ним архангел. — Единственное, что я могу пообещать, это освободить душу вашего брата, запертую в ней.

— Адам отправится в рай? — быстро спросил Сэм, понимая, что, вероятно, это единственный способ хоть как-то помочь Адаму избавиться от присутствия Люцифера.

— Да, — Габриэль вдруг нахмурился, снова отвернулся, явно что-то обдумывая, но затем его лицо просветлело: решение, каким бы мучительным оно ни казалось, было наконец принято.

Азирафаэль подошел к сидящему на пороге входа в бункер Габриэлю и тихо пристроился рядом, положил архангелу руку на плечо.

— Я считаю, что это правильно, — сказал он. — Но я не пойму одного. Ты, оказывается, знал, что Михаил в клетке, почему ты не спас, не помог?

— Я собирался сделать это после того, как мы с Вельзевул создадим новую Землю и новый Эдем, — ответил Габриэль, покосившись на него, и ангел увидел в его глазах страшное равнодушие. Габриэля интересовали только два существа во всей Вселенной: Хассалех и Вельзевул, существование других его не трогало. Даже Михаил, преданная как никто, мучилась в аду только потому, что она гипотетически могла помешать идеальному плану. Теперь же Габриэль вновь признал необходимость ее услуг. — К тому же я не был уверен, что смогу открыть клетку, войти туда один и выйти вместе с Михаил и душой этого человека. Там Люцифер, Люцифер провел в ней много времени и привык. Михаил могла впасть в отчаяние.

— Это не в духе Михаил, — мягко успокоил Азирафаэль, понимая теперь, почему более воинственная архангел оказалась на вторых позициях после Габриэля: во главе должен стоять тот, у кого всегда будет холодная голова. Легче от этого не становилось. — Она всегда борется до последнего. Как только ты войдешь в клетку, вас будет двое против одного Люцифера. Если хочешь, я могу пойти с тобой.

— Нет, — Габриэль наконец повернулся к нему всем телом и смерил взглядом. — Жди нас наверху, Михаил может потребоваться помощь. Хасс будет с Дином и Сэмом, они не позволят ни демону, ни Кастиэлю к нему прикоснуться. И попробуй донести до Кастиэля, что если я увижу в нем угрозу своему сыну, он не то что крыльев, он головы не снесет.

Когда они вернулись, Кроули и Дин как раз собирались идти создавать проход к клетке: Фергюс теперь знал заклинание, разобрался в ходе ритуала, но ритуал необходимо было проводить вдвоем — и это должно было занять практически всю ночь. Наутро король ада обязан был заявиться в ад и сообщить Вельзевул, что он нашел архангела: планировалось, что как раз в это время Габриэль и вытащит Михаил.

— Кастиэль, мне хотелось бы с тобой побеседовать, — сказал Азирафаэль, подходя к ангелу под пристальным взглядом Габриэля и уводя его в сторону жилых комнат.

— Сэмми, нарисуй сигнализацию от ангелов, — шепнул Дин на прощание брату, но ответил Габриэль: спокойно и даже не поднимая головы.

— Это не подействует на меня и Азирафаэля, вы изгоните только собственного друга, — сказал он. — О древних не написано даже в ангельской скрижали.

— Почему? — спросил Сэм.

— Потому что они сами писали ее, — отозвался за архангела Кроули, пряча исправленное заклинание на папирусном свитке в кейс, покрытый защитными символами. — Пошли, Дин.

— Откуда ты знаешь про древних ангелов? — пыхтя, спросил Дин. Они с Кроули расчищали поле, точнее, выкашивали на нем огромный символ пути, который должен был открыть проход туда, куда укажет заклинание.

— В аду, не в том аду, где ты был, а глубоком аду, где обитают древние, и где человеческих душ последних тысячелетий почти нет, только демоны, существуют легенды. Древние видели лицо Бога и знали его имя, они его дети, их не убить из кольта, их не изгнать из собственных тел, не поразить ангельским или демонским клинком, — Кроули пассом обеих рук поднял перед собой тяжелый свиток. — Не касайся его, он отравлен, — и магией развернул. — Будем читать по очереди, — сказал он. — А легенды говорят о трех архангелах, великих даже среди древних, и двух ангелах, светлых, как сам Денница, и о третьем ангеле, владевшим временем, и четвертом, ангеле ночи и глубин. Бог задумал Землю, и одна из ангелов сотворила в руке огонь такой силы, что тот стал плотным. Второй обернул огонь твердью, но он опалил его, и весь побелел он нестерпимого света. Третий ангел остановил время и создал звезду и другие небесные тела. Четвертый пролил на новорожденную Землю воду. Они трудились четыре дня…

— Дня? — прервал Дин.

— Тогда все называли днями, суток как таковых еще не было. Возможно надеяться, что ты не будешь меня перебивать, когда я пытаюсь хоть что-то вбить в пустую коробку, которую некоторые люди с большой претензией называют головой?!

— Да.

— Так вот. И тогда подошли три архангела, и они решили помочь: на ровной Земле выросли горы и прорезались реки, появились животные и птицы, все зажило, потому что один из архангелов своим дыханием создал воздух. Богу все пришлось по душе, он одобрил, но после этого один из архангелов, пожалев, что тигров придумал не он, слепил из глины существо. Как он сам говорил, сделал так себе, просто чтоб хоть что-то сделать новое, не похожее на остальных, но все равно получился плагиат.

Дин с честью выдержал паузу, понимая, что если признается, что не понял, Кроули взбесится и вообще ничего не объяснит.

— Плагиат на то, что сделал другой архангел, — продолжил король ада. — Только без шерсти, хвоста, с более вытянутой головой и ногами, приспособленными к передвижению по земле, а не по веткам.

И тут до Дина дошло.

— Только не говори, что безволосую обезьяну создал Люцифер!

— Именно он, — с удовольствием кивнул Кроули. — Но Богу понравилось! Он поправил, доделал, вдохнул душу, и теперь вас тут семь миллиардов, — он помолчал. — Ты ведь осознаешь, что происходит? Здесь сходятся те, кто все это сделал. Слово было в самом начале, Бог дал им Слово, и Вельзевул создала ядро Земли, Хастур — твердь, Дагон — океан, Кроули, древний, чье имя я взял, про которого толкует Страж Эдема постоянно, — Солнце и другие планеты, Габриэль — атмосферу, Михаил — все живое, а Люцифер… Люцифер создал вас. Технически. Вами вас сделал Бог, но он тоже руку приложил.

— Почему ты тогда на нашей стороне? — не понял Дин. — Логичнее было бы примкнуть к Вельзевул, Хастуру, настоящему Кроули и Дагон, их больше. А ты всегда ищешь, где заднице теплее.

— Потому что теперь это наша Земля, — отозвался Фергюс. — Пусть остаются в клетках, нижних кругах и сферах, теперь Земля — это наше жизненное пространство, а не их. И насколько я понял, архангел хочет просто спокойной жизни своему отпрыску, который, по сути, не должен существовать. Много кого не должно существовать, поэтому одну аномалию мы потерпим. Но если придет Вельзевул, она не успокоится, заперев Хассалеха просто в аду, нет. Она все уничтожит. Она ненавидит всех в аду также, как и Люцифер, потому что древние помнят свою ангельскую природу. Сказать тебе, что они делают? Они нас едят. Мы для них скот. Вельзевул с Дагон на пару при мне съели демона из моей стражи без всякой на то причины, или были голодны, или хотели показать мне мое место. Ты помнишь Голод, Дин? Он не был одним из нас, а древние… Они как левиафаны от мира демонов; так я объединюсь хоть с архангелом, хоть с собственной матушкой, только бы от них избавиться. Читай первый абзац, дальше я.

***

— Кастиэль, — Азирафаэль сел напротив ангела и наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я вижу в твоих глазах сомнение и понимаю, я сам, когда встретил Антихриста, думал, что мое дело — убить его, чтобы один ребенок погиб во имя жизни всех остальных. Но потом я понял, что так не должно быть: на крови невинного не может стоять храм правды. Хассалех не угроза миру, потому что он любит его. Он с восторгом относится ко всему, что есть в мире (Азирафаэлю некстати вспомнились крысы, принесенные в жертву Хастуру, но он постарался отогнать эту мысль). Если его воспитать в духе истины и любви, он будет беречь землю, может стать Хранителем целой планеты, не встающий на сторону какой-то одной стороны, а совершенно объективный и беспристрастный, но милосердный!

— Ты словно не понимаешь, Азирафаэль, — покачал головой Кас. — Люди…

— Он не человек, — перебил Азирафаэль. — В нем нет первородного греха. Вообще нет.

Кастиэль молча пораженно замер: он не думал об этом.

— Но ведь его мать демон…

— Его мать — падший ангел, а не просто демон. И неужели ты думаешь, что если бы его рождение не входило в непостижимый план Бога, он бы не уничтожил его?

— Бога давно нет с нами, — отозвался Кастиэль. — Мы не знаем, где он.

— Габриэль знает, — пожал плечами Азирафаэль. — Да и я разговаривал с Всевышним лет пять назад.

На Кастиэля было жалко смотреть: он начал объяснять, что пытался найти его, связаться с ним хоть как-то, попросить о помощи, но все было бесполезно, и Люцифер вышел на свободу, и только ценой жертвы Сэма и жизнью Адама удалось загнать его назад в клетку, а Бог все не появлялся…

— Значит, он решил, что вы справитесь сами, — ответил Азирафаэль. — Он не оставляет своих детей наедине с тем, с чем они не в силах справиться. Пути его неисповедимы, а план непостижим. Вполне вероятно, у Хассалеха есть особая миссия, о которой он пока не знает. Еще никогда не рождалось нефилимов от архангелов, еще никогда не зачинал в своем истинном теле падший ангел.

— Детям и прежде приходилось погибать, — заметил Кастиэль, явно сдаваясь.

— Да, — ответил Азирафаэль. — Но сейчас в этом нет надобности: дитя не хочет во тьму, и все то зло, которое есть в нем, он не осознает. Ты знаешь, как он попал сюда? Он вызвал демона, но не для сделки или охоты, а потому что соскучился.

— Он водит дружбу с демонами?

— Прости меня, Кастиэль, но не тебя ли демон перекрестка при мне назвал «сладеньким»? Насколько я понимаю, подобные прозвища дают близким.

— Он демон! А это — оскорбления! Нам просто… приходилось работать сообща.

— Хассалех вырос в окружении демонов в аду, не в обычном аду, откуда ты вытащил когда-то Дина, а в самой преисподней. И худшее, что он сделал в своей жизни — это попытался поговорить с одним из своих учителей. Не руби с плеча, Кастиэль. Этот ребенок дорог не только Габриэлю и Вельзевул, и сражаться за него будут создатели всего сущего.

***

Габриэль сел на край кровати Хасса и провел пальцами по его волосам, с нежностью, сразу же воспринятую собственным разумом как постыдная слабость, отмечая с необъяснимой радостью его невероятное сходство с Вельзевул. Он взял от них обоих лучшие черты: нос и большие глаза от матери, губы и скулы от него самого. На Земле бытовало поверье, что похожие на матерей сыновья особенно счастливы; Габриэль мечтал о счастье собственного ребенка больше, чем о чем-то в своей вечности, скорее всего потому, что он не мечтал ни о чем другом. Хотел — и получал, но не мечтал.

— Мне нужна твоя помощь, Хасс, — тихо сказал Габриэль и начал объяснять, что собирается вытащить Михаил из западни, в которую та угодила, сражаясь на Земле с вырвавшимся из преисподней Люцифером. Проблема в том, что в аду Люцифер, естественно, гораздо сильнее прочих архангелов, ведь он на своей территории, но нельзя же оставить Михаил там.

— Мне надо будет пойти с тобой? — у Хасса глаза загорелись. Он осознавал свои способности и возможности, не использовал, потому что отец запрещал, но теперь ему точно позволят.

— Нет, — Габриэль покачал головой. — Помнишь, я сделал тебе палочку? То, что в ней было — это моя благодать. Немного, но все же. И сейчас я прошу тебя о том же.

— Ты хочешь мою благодать? — уточнил Хасс.

— На время, — сразу оговорился Габриэль. — Но если я сунусь в клетку Люцифера только со своими силами, я боюсь, я не смогу и помочь Михаил, и не упустить сатану.

— Будет больно? — подумав, тихо спросил Хасс.

— Немного, — честно ответил Габриэль. — Ты почувствуешь слабость и усталость, так люди ощущают себя, когда больны. Но как только все кончится, я верну, и все станет как прежде.

— Ты точно спасешь Михаил так? — опять задал вопрос Хассалех. Габриэль уверенно кивнул. — Хорошо. Что мне делать?

— Ляг и закрой глаза, — Габриэль поднялся на ноги, заводя руку за спину, где всегда носил нож, наклонился над кроватью Хасса. — Потерпи немного, — и сделал тонкие надрезы на его горле и запястьях.

Благодать нефилима была ярче его собственной и вливалась в вены чистым потоком холодной силы. Габриэль, хотя это был его собственный сын, едва удержался в разуме и не забрал ее полностью, но все равно взял больше, чем планировал. Провел руками по ранам, те мгновенно затянулись под его прикосновениями. Хасс медленно открыл мокрые глаза.

— Теперь ты можешь спасти ее? — шепотом спросил он, вытирая щеки, садясь и обнимая архангела за шею.

— Конечно, — Габриэль снял ботинки и лег на кровать рядом с ним, обнимая в ответ и успокаивая; планы изменились — если он и хотел вернуть благодать Хассу после того, как вернется из клетки, теперь он решил сделать это после схватки с Вельзевул. — Теперь я могу все…

Утро в бункере началось с возвращения Кроули и Дина. Демон постоянно нерввно взглядывал на часы, подсчитывая, когда истекут отмеренные ему Вельзевул двадцать часов, а Дин набросился на еду, как будто не ел вечность.

— Как ты собираешься выйти из клетки? — с набитым ртом спросил он Габриэля. — Люцифер тебя так просто не отпустит. И Михаила тем более.

— Я не буду спрашивать его позволения, — улыбнулся Габриэль и повернулся в сторону Хасса, который сидел рядом с ним и уныло ковырял вилкой кусок мяса. — Ешь, Хасс, теперь это точно нужно.

Азирафаэль присел возле Хасса, взял его руки в свои.

— Ты совсем заледенел, — обеспокоенно сказал он и посмотрел на Габриэля, который бездумно откинулся спиной на стену и смотрел на люстру. — Габриэль!

— Что?

— С Хассом что-то не то.

— У Вельзевул тоже всегда холодные руки, — с плохо скрытым раздражением отозвался архангел. — У нас мало времени. Демон, — он повернулся к Кроули. — Иди на поклон к Вельзевул, Азирафаэль, Дин — вы со мной к проходу, Сэм, проследи за Хассом, чтобы с ним ничего не случилось, — сапфировые глаза архангела остановились на Кастиэле. Тот думал, что Габриэль его демонстративно проигнорирует, но тот широко ему улыбнулся. — Кастиэль, после времени в клетке Михаил может быть… растеряна и не в себе. Нужна ловушка по типу демонской, только для ангела.

— Таких не существует, — отозвался ангел. — Только граница круга из святого масла.

— Не может быть, — Габриэль нахмурился. — Она бы тогда заметила… надо найти, наверняка что-то есть в этих книгах. Ищи то, что придумал Хастур.

— Хастур придумывал ангельские ловушки? — Сэм даже приподнялся.

— Все первое тысячелетие на это убил, — отозвался Габриэль. — Все способы поймать ангела открыты им и опробованы на Михаил. И надо же ему было забыть укрепить пещеру… Михаил обрушила на него горную породу, когда он попытался ее поймать и поймал, и разбила целостность рисунка.

— Почему ты постоянно говоришь про Михаил, что это она? — наконец Дин задал давно интересовавший его вопрос.

— Потому что это она, — ответил за Габриэля Хасс. — Она только на Земле носит мужские тела, потому что они удобнее. Ну, так она говорит.

Дин обернулся на мальчика и едва его узнал: глаза запали, лицо, и без того бледное, стало каким-то серым.

— Эй, — Дин присел перед ним и протянул один из своих ножей. — Не переживай так, все уладится. Никто тебя не заберет, а если попробует, врежь ему этим ножом.

— Я не хочу, чтобы это все было, — тихо ответил Хасс, но нож взял. — Вы с братом, Азирафаэль, Энтони, мама с папой… и все из-за меня. Я ничего не хочу выбирать, я просто хочу рисовать то, что вижу и представляю, больше ничего.

— Давай так, к тому моменту, как мы с твоим отцом вернемся, ты нарисуешь что-то для меня, хорошо? — Дин не видел ни разу его рисунков, но слышал, как восторгался его брат, разглядывая альбом.

— Иди ко мне, Хасс, — Сэм выложил на стол целую стопку книг. — Поможешь мне разобраться.

— Тут есть бумага и карандаши? — спросил Хасс, устраиваясь напротив Сэма, и, получив желаемое, принялся рисовать, поглядывая в его сторону. Подумав, что Хасс рисует его портрет, Сэм не закрывал лицо.

К ним подошел Кас, наклонился над плечом Хассалеха, рассматривая то, что он рисует.

— Ну что, похоже? — улыбаясь, спросил Сэм.

— Очень, — искренне ответил Кастиэль. — Это ты рисуешь для Дина?

— Да, — ответил Хасс. — Мне кажется, он порадуется.

— Зачем Дину мой портрет, я и так постоянно ему глаза мозолю, — усмехнулся Сэм.

— Это не ты, — отозвался Кастиэль и осторожно поднял рисунок в воздух взмахом руки, чтобы не помять бумагу, повернул кисть и продемонстрировал Сэму портрет Мэри Винчестер, какой тот запомнил ее в виде призрака, случайно встретив в старом доме, и в виде галлюцинаций перед убийством Лилит.

— Я посмотрел в твоих мыслях, — спокойно сказал Хасс. — Ты знал, что у тебя в уме стена? Я не знаю, что там за ней, но она есть.

— Ты у всех так можешь посмотреть? — поинтересовался Сэм.

— У людей, — Хасс пристально посмотрел на Кастиэля. — С тобой не получается, — он прищурился, пытаясь сильнее, и вдруг кровь хлынула у него из носа. Сэм сорвался с места, обежал стол и торопливо повел его в ванную умыться. Кастиэль последовал за ними.

— Почему благодать тебя не исцеляет? — спросил он, пока Сэм судорожно искал вату, представляя, что сделает с ним Габриэль: он ведь сначала его по стенам размажет, а потом уже будет слушать, что на самом деле произошло.

— Яддал, — неразборчиво прошептал Хасс.

— Что?

— Я отдал, — четче повторил он. — Папе. Чтобы он точно спас Михаил от Люцифера.

— Он теперь почти человек, — одними губами сказал Сэму ангел, и тот завернул мальчика в длинный махровый халат прямо поверх одежды. Хасса начало трясти от холодной воды.

— Пойдем ляжешь, — Сэм повел его в выделенную ему комнату, думая по пути, как так могло выйти, что Габриэль поставил жизнь собственного сына под удар ради того, чтобы увеличить собственные силы. Раньше ему казалось, что и Вельзевул, и Габриэль, по-своему каждый, но оба готовы за Хассалеха жизнь отдать.

***

Габриэль чувствовал переполняющую его силу, настолько мощную, что в голове плотно засела мысль только об одном: он сейчас как Бог. Нераскрытый потенциал Хасса оказался таким огромным, что Габриэль выдерживал только потому, что его тело было создано самим Всевышним с достаточным запасом прочности: любого ангела в сосуде разорвало бы на части. Архангел даже не просил Хасса выступить на его стороне, зная, что тот никогда не поднимет руку на Вельзевул, но идея с благодатью показалась интересной: это ведь не напрямую Хасс против матери, Хасс словно не участвует.

— Что-то ты подозрительно спокойный, — заметил Дин, когда они остановились на краю поля, полностью покрытого символами.

— Может, мне все же пойти с тобой вместе? — обеспокоенно спросил Азирафаэль.

— Ты мне будешь только мешать, — отозвался Габриэль, не поворачиваясь. Он хотел поскорее попасть в клетку, чтобы выплеснуть хотя бы часть переполнявшей его энергии. Он ощущал, словно сейчас его сила совершенно безгранична; он может все. — Не стоит за меня беспокоиться.

— Ну как знаешь, — Дин достал телефон, на который сфотографировал заклинание из свитка, и принялся читать. Ожили линии, по ним словно прокатился жидкий огонь, но трава не горела, оставаясь свежей и зеленой. Габриэль пошел по выстриженной дорожке до самого центра, к которому сходились все лучи, и исчез в яркой вспышке.

***

— Сестренка, — Люцифер, сидя верхом на Михаил, связанной в теле Адама с переломанными, кажется, всеми костями, продолжал тыкать пальцем в ее щеку. Он делал это уже несколько дней, и на щеке Михаил образовалась глубокая рваная язва. — Сестренка, почему молчишь? Мне скучно, мне скучно, мне скучно, мне скучно… Поговори со мной, поговори со мной, поговори со мной…

Михаил продолжала хранить молчание, за все время пребывания в клетке она не сказала Люциферу ни слова. И у того появилась идея-фикс: разговорить ее во что бы то ни стало.

— Скажешь хоть словечко, я перестану, — пообещал Люцифер, просовывая палец в дыру на ее щеке и хватая за челюсть. — А если нет… а если я тебе позвоночник сломаю? Тут же ничего не исцеляется, а умереть ты не можешь. Скажи «нет», и я не сломаю! Скажи, скажи, скажи, скажи, скажи!

Михаил закрыла глаза, пытаясь представить себе кромешное ничто, которое поглощает ее, и нет больше никакой боли, нет назойливого голоса над ухом, нет, ничего нет, абсолютное отсутствие чего-либо, но тут ее даже сквозь веки ослепила яркая вспышка небесного света, который она не перепутала бы ни с чем.

— Кого я вижу! — завопил Люцифер, отпуская ее и кидаясь обнимать брата окровавленными руками. — Ты в гости к нам? Собирается все семейство!

— Отойди от меня, сатана, — Габриэль отодвинулся, всем своим видом демонстрируя крайнюю брезгливость. — Я пришел не к тебе, а за ней. Михаил, — он подошел к ней, легко ступая по ледяному полу клетки, и поднял ее на ноги. — Отойди от портала, — спокойно сказал он, поворачиваясь к дьяволу и подходя ближе. Люцифер обернулся на него, глядя совершенно безумным взглядом, и Габриэль бережно опустил Михаил снова — та не могла стоять на ногах.

— Ты же не драться собираешься, — усмехнулся Люцифер. — Ты не боец. Тебе лишь бы лук и стрелы, чтоб издалека, чтоб не видеть. Даже меня Михаил с Небес скидывала, а ты все боялся ручки замарать. Ну, — он толкнул Габриэля в плечо. — Ударь меня. Давай, трус. Трус! Что, без Михаил не можешь держать Небеса в повиновении, вот и пришел за ней? Что, видел, как она падает, но решил не мешать самоустранению конкуренции? — он снова толкнул его, и Габриэль, всем своим существом наслаждаясь происходящим, ударил его в живот.

Люциферу показалось, что он снова пал и ударился всем телом об острые камни. Он никогда не мог представить себе, что вновь переживет подобную боль; но первый удар Габриэля оказался настолько сильным, что он даже пожалел на миг, что спровоцировал его. Его впечатало в раскаленную стену так, что он мгновение на ней висел, прибитый мощью архангела, потом сполз вниз на ледяной пол. Но безумие вновь затопило его сознание.

— Откуда… эта… сила, Габриэль? — поинтересовался он, вставая на четвереньки. — Ты что, теперь бог?

Габриэль ударил его ногой, потом поднял и снова ударил кулаком в лицо. Мощь зудела во всем его теле, требуя выхода, и простое избиение неспособной сопротивляться жертвы его не удовлетворяло. Габриэль полностью излечил его, не выпуская его шеи из рук, и снова начал избивать, буквально слушая, как в нем лопаются внутренние органы и ломаются кости.

Наконец он почувствовал блаженную усталость. Люцифер лежал у его ног, уже не шевелясь. В клетке невозможно умереть, но он был мертв, хотя и в сознании, и Габриэль мстительно срастил ему только самые необходимые органы.

— А ноги тебе не нужны, — тихо сказал Габриэль, переворачивая Люцифера на живот и надавливая на позвоночник до тех пор, пока тот не хрустнул, ломаясь в пояснице. — Это тебе за Михаил. Хотя нет. Это тебе потому, что мне так хочется.

— Ты вечно меня подсиживал, — Люцифер улыбнулся кровавым ртом. — Даже на месте сатаны… не можешь смириться, что есть те, над кем нет твоей власти. Ты будешь хорошим дьяволом, братишка, но плохим богом.

— Посмотрим, — Габриэль взял его за волосы и ударил лицом о стену клетки, потом вернулся к Михаил и поднял ее на руки.

Она начала исцеляться прямо на глазах: заросла чудовищная рана на лице, вновь появились зубы, которые Люцифер выдирал по одному, срастались кости и порванные мышцы тела ее сосуда. Адам тоже был здесь, он чувствовал боль и долгожданное избавление от нее.

— Отпусти его, — шепнул Габриэль, переступая через порог портала на теперь высохшую траву: над полем словно прошел кислотный дождь. Дин, завидев их издалека, принялся торопливо читать заклинание, уничтожающее портал.

— Кого? — Михаил завозилась в его руках, и он опустил ее на землю, она сразу же осела, разучившись ходить за столько времени.

— Адама. Пусть его душа отправится туда, где ей положено быть.

— Но я не могу быть в его теле без души, — проговорила Михаил, пытаясь встать, но даже восстановленное, это тело умирало и отторгало ее.

— Именно, — Габриэль поцеловал ее в лоб. — Ты должна быть в своем истинном теле, чтобы победить Хастура.

— Хастура? — Михаил нахмурилась.

— Мне надо, чтобы ты его убила, — проговорил архангел. — Я знаю, что не могу просить тебя об этом, поэтому приказываю.

Михаил запрокинула голову, вся пронизанная нестерпимо ярким светом.

Дин бежал к ним по жесткой траве: он видел Адама, видел, как Габриэль обхватывает руками его голову, целуя, как он стоит, объятый светом, но когда он приблизился, то увидел, что столп света продолжает пронизывать все пространство до самого неба, а тело Адама лежит на земле. Дин обнял его, оттаскивая подальше от архангелов.

— Душа Адама на Небесах, как я и обещал, — сказал Габриэль, даже он щурился от светового потока рядом с собой. Дин зажмурился, но его слепило все равно до темных пятен перед глазами, и он не вынес, обняв Адама и спрятав лицо на его плече.

Внезапно свет прекратился, сконцентрировавшись до облика одного человека, сияние последний раз мигнуло и погасло. Перед Дином теперь стояла воплощенная красота; белый костюм не скрывал великолепную женскую фигуру, черты лица были прекрасны, но в них застыло выражение презрения и затаенной боли. Михаил была почти одного роста с Габриэлем, в них было неуловимое сходство, хотя они были совершенно разными по чертам. Зеленые глаза смотрели на Дина равнодушно, без всякой злости, печали или симпатии.

— Мне надо похоронить брата, — сквозь зубы произнес Дин, и Михаил подняла руку; Адам исчез.

— Возле твоего бункера сложен погребальный костер охотников, и твой брат на нем, — проговорила она. Подоспел Азирафаэль, обеспокоенно оглядел ее с головы до ног. — Я в порядке, — тем же неэмоциональным тоном сказала она. Тем не менее, голос был приятный. — Что с Антихристом?

— О… — проговорил Азирафаэль. — Дело в том, что Антихриста как такового больше не существует. Видишь ли, Михаил, он был способен менять реальность, поэтому пожелал быть сыном человека, а не Люцифера, и поэтому Антихрист как явление перестал существовать. А Адам Янг остался, он волшебник, оказывается.

— Война будет между ангелами и демонами не из-за Апокалипсиса, — добавил Габриэль. — Я забрал Хассалеха у Вельзевул.

— Давно пора, — Михаил чуть улыбнулась, отчего лицо ее преобразилось. — Он на Небесах?

— Он на Земле, — ответил Дин, и все четверо зашагали к «Импале». — В нашем с братом бункере.

— Ты объединился с людьми? — Михаил буквально зашипела. — Как ты мог?

— Ради Хасса на моей стороне есть даже демон, — отозвался Габриэль. — Кое-что изменилось, Михаил, пока тебя не было.

— Два демона, — поправил Азирафаэль. — То есть, полтора. То есть один, а второй частично.

Габриэль непонимающе повернулся к нему, и ангел пояснил:

— Кроули, который настоящий, змий из Эдема, он не хочет победы Вельзевул, как и нашей, и того, чтобы Хассалех отправился в ад или на Небеса. Открыто выступить против Вельзевул он не хочет и не может, но это он сказал мне о Дагон.Он… стал другом Хассу, когда мы были в Хогвартсе.

— Ты отправил Хасса в Хогвартс?! — взвилась Михаил. — К людям?

— Если бы я этого не сделал, война уже бы шла, — отозвался архангел. — Хассалех скучал по тебе.

— Мне нужно набраться сил, — подумав, ответила Михаил. — Мне все еще кажется, что огонь пожирает меня, но стою я на льду.

Габриэль, когда они сели в машину, сжал пальцами ее виски, и Михаил блаженно откинулась на сиденье, наслаждаясь отсутствием боли и тем, как притупились воспоминания, став отстраненными, словно все, что было в клетке, произошло не с ней.

— Люцифер был прав, — она повернулась к Габриэлю. — В тебе новая сила. Как ты это сделал?

Дин заинтересованно посмотрел в зеркало заднего вида; его тоже волновал этот вопрос, он чувствовал теперь Габриэля совсем по-другому. Если и другие ангелы научатся так повышать свой КПД, с ними вообще не сладить. Поначалу он думал, что архангел просто обладает такой силой и теперь просто перестал ее скрывать, но раз заметил Михаил… заметила, Дин, заметила. Трудно ассоциировать хладнокровного архангела с тем прекрасным созданием на заднем сиденье, но надо привыкнуть. Дин уже подумал, как бы сделать так, чтобы Сэм оказался наедине с Михаил до того, как ему скажут, что это тот самый архангел, и полюбоваться на то, как у братишки челюсть отвиснет.

Габриэль молча посмотрел на Михаил и отвернулся.

— Ты сделал правильно, — констатировала Михаил, и Дин так и не узнал, что именно сделал Габриэль.

«Импала» подъехала к ангару возле входа в бункер.

— Это еще что за черт, — вполголоса спросил Дин в пространство, глядя на стоящего посреди заросших каменных плит рыжего худого мужчину в черной водолазке и брюках настолько узких, что непонятно, как он вообще садится.

— Именно черт, — отозвался Азирафаэль. — Это Кроули. Тот, о котором я говорил. Настоящий.

— Привет, ангел! — воскликнул Кроули, подходя ближе. — О, я смотрю, вы откопали Михаил! Ты где была, птичка моя, Хастур половину ада чуть не загрыз, когда решил, что ты пропала.

— Зато Хастура не было на Земле, пока он не знал обо мне и боялся, что это ловушка, — отозвалась Михаил, не отреагировав на «птичку». Габриэль всю дорогу рассказывал ей о том, что происходило на Земле в тот год, пока она отсутствовала.

— Умно, — кивнул демон. — Но ты вовремя. Мой тезка, которому я за экспроприацию собственного имени откручу голову собственными руками, сообщил о вашем местонахождении, и Вельзевул готовится неожиданно прийти сюда. Мне чисто разузнать: вы собираетесь баррикадироваться в бункере?

— В бункере будут Хасс и люди. По крайней мере, Дин Винчестер, — ответил Габриэль. — Будут ли с вами демоны верхнего ада?

— Не должны, только если один… или два. Не больше, потому что Вельзевул не собирается посвящать всех в свои семейные дела, — Кроули огляделся. — Это хорошее место, — сказал он. — Я передам Вельзевул, что нашел поле для битвы.

— Ангар? — уточнил Дин. — Оригинальный выбор. Отгоню-ка я машину.

— Шевроле шестьдесят седьмого, — со знанием дела оценил Кроули. — Неплохой выбор для человека в рубашке на футболку. И год был хороший, единственный минус, Хастур узнал, что такое телевидение, и стал вмешиваться во все новости, которые я смотрю. Габриэль, что с тобой? — вдруг резко сменил он тему.

— Ничего, — отозвался архангел, но Дин, обернувшись, увидел, как на его лице золотом проступают письмена на енохианском.

— Ты взял слишком много, — Михаил взяла его за руку, и золотые потоки слов, проступившие на коже его ладоней, устремились в ее сторону, перетекли к ее вены. — Даже мне уже тяжело.

— Я должен… ее победить, — запнувшись, ответил Габриэль. — Я не был уверен, что смогу, но я должен.

— Чего взял? — не понял Дин. Кроули вдруг отшатнулся:

— Ты что, совсем уже?! — злобно заорал он. — Я зачем это все делаю, ради вас всех, проклятые лицемеры?!

— Да что он сделал-то? — спросил Дин.

— Забрал благодать Хассалеха, — отозвался Кроули. — А я-то думаю, что от него на всех уровнях такой фон, что хочется упасть и окопаться.

— Габриэль… — побледнел Азирафаэль. — Он же не сосуд, он умирает! Медленно умирает!

— Я возвращу ему благодать, как только разделаюсь с Вельзевул, — ответил Габриэль и отвернулся. — Как ты и сказал, умирает он медленно, поэтому я успею.

— Это же ребенок! — пораженно проговорил Дин. — Не абстрактный, а твой! Твой собственный!

— Вот я его и защищаю, как могу, — рявкнул Габриэль. — И ничто мне не помешает, ни Вельзевул, ни весь ад, ни какая-то людская мораль, — и он исчез. Кроули закрыл лицо руками.

— Я пошел против Вельзевул, потому что она могла использовать Хасса, но… но я подумать не мог, что это будет делать архангел.

— Я тоже, — добавил Азирафаэль.

— Скажи об этом Вельзевул, — вдруг сказала Михаил, обращаясь к Кроули. — Тогда она будет тут через пять минут. Мы сразимся, Габриэль победит и возвратит Хассу его благодать, пока тот даже не успеет ничего заметить. Я сама дам Хастуру знать, что буду ждать его.

— Не лучше ли фактор неожиданности? — подал голос Азирафаэль.

— Он все равно узнает, что я на Земле, — ответила Михаил. — Уже узнал. Я вызову его на поединок, и тогда во время сражения он будет только со мной, что обезопасит остальных.

— Кажется, на этот раз правильной стороны вообще нет, — заметил Кроули. — Даже моя собственная какая-то… — с этими словами он исчез.

— То есть, это нормально, выпить благодать собственного сына, чтобы потом убить его мать, — Дин развернулся к Михаил. Азирафаэль попробовал его остановить, но Дин вырвался, подошел совсем близко к архангелу.

— Нам приходится жертвовать теми, кого мы любим, — равнодушно отозвалась она. — Габриэль жертвует сразу двумя: Хассалехом и Вельзевул.

— Да ему лучше уж в аду, чем с такими, как вы! Любит он. Любил бы — не вел себя как последняя скотина: убить мать своего ребенка его же силой!

— Хассалех будет жить, — монотонно отозвалась Михаил. — Габриэль вернет ему его благодать, а ад не станет притязать на сына архангела.

— О-о, сын архангела, действительно. А то, что он сын владыки ада? Как он будет жить с тем, что убил собственную мать? Или что его отец это сделал?

Азирафаэль мгновенно вспомнил, что говорил ему Кроули: Вельзевул не стала бы убивать Габриэля в случае победы. Михаил спокойно смотрела на Дина прямо ему в глаза, лицо ее оставалось бесстрастным.

— И Хассалеху, и Габриэлю будет кого любить после этой битвы, — проговорила она, добавив про себя «в отличие от меня». — Я попрошу меня оставить. Мне надо вызвать на поединок герцога ада, и я не советовала бы вам встречать его до того, как он будет связан со мной правилами боя один на один.

========== Часть 9 ==========

Оставшись одна, Михаил несколько раз обошла открытый ангар, измеряя шагами поле, прикидывая, как все будет происходить. Ангар был огромен, поверхность была ровной — удобно, не надо думать о том, как бы не споткнуться, да и Хастур нигде не запрячет свои ловушки. Сколько сосудов он ей уничтожил с первого тысячелетия — не сосчитать.

— Хорошее место, — раздался за спиной низкий голос. Михаил даже не обернулась, продолжая осматривать площадку; она и так знала, что Хастур, замотавшись в длинный выцветший плащ, держащийся на одном страхе перед герцогом, сидит на земле, чуть согнув длинные ноги в высоких сапогах, подбитых гвоздями, которые носил еще с времен покорения Америки.

— Да, мне тоже по душе, — отозвалась она, снимая одну перчатку и касаясь пальцами шершавых каменных плит.

— Где ты была? — спросил Хастур, закуривая. — Тебя не было на Небесах и на Земле.

— А ты был и там, и там? — усмехнулась Михаил. — Мог бы позвонить. А, точно, ты ведь не умеешь. Мог бы написать, но тогда придется дать знать Вельзевул о твоем интересе, а это ущемит твою гордость. Не так уж ты и хотел узнать, поэтому я тебе не скажу.

— Где. Ты. Была, — повторил Хастур, и дым от его сигареты поплыл точно к Михаил, обвился вокруг нее, и архангел передернулась, чувствуя, как ее словно гладит ласковая рука.

— Не твое дело, — отозвалась Михаил, наконец повернувшись к нему и демонстративно скривив губы от увиденного. Взгляд скользнул по чешуйкам на скулах, совершенно белому лицу с пятнами копоти, седым волосам, падающим на лицо.

Прежде времен Хастур был небесной аномалией: создав его сразу после архангелов, Всевышний сделал других ангелов слабее и меньше, и Хастур стал единственным ангелом с силами архангела. Создавая Землю, Хастур словно отдал ей все свои краски, став совершенно седым и белым, зато новое творение заиграло таким буйством цвета, что Хастур не обратил на себя внимания. Придумывая тигров, Михаил специально сделала одного из них белым, и Хастур, посмеиваясь над ее творениями, обнял ее за талию, уткнувшись носом в ее длинные волосы. Только что появившийся белый тигр подошел к тигрице обычной расцветки и повалился возле нее на траву. Тигрица вытянула на него лапы и лизнула в нос.

— Мне тоже так сделать? — Хастур поцеловал ее в щеку, и Михаил, заведя руку назад, запустила пальцы в его волосы, белые и густые, как шерсть.

— Ты их создала? — раздался восторженный голос Люцифера, и Михаил приоткрыла глаза. Главный архангел стоял в окружении тигров, которые терлись о его ноги, а один вдруг встал на задние лапы и положил передние ему на плечи. — А это что… это что, Хастур?

— Нет, просто я решила, что пусть они будут разных расцветок, — Михаил оглянулась на Хастура, увидела его выжидающий взгляд и закатила глаза. — Да, да, это из-за Хастура.

— Какие они… — Люцифер перегладил всех, потом наконец-то оторвался. — Я тоже создам.

— У нас уже фантазия иссякла, — заметила Михаил. — Все что можно уже создано.

— Я придумаю, — пообещал Люцифер и пошел прочь, обдумывая.

— Чур не брать и не переделывать мое! — в спину ему крикнула Михаил и вполголоса добавила. — Габриэль уже сделал непонятно что, животное с клювом.

— Зачем ты так о Габриэле, животное, да еще и с клювом… — Хастур от души потрепал тигра за ушами. Михаил непонимающе на него посмотрела: понятия юмор еще не существовало, но странные высказывания Хастура вызывали смех, архангелы еще не придумали названия этому явлению.

Он перестал так говорить после падения, да и улавливать и понимать шутки тоже больше не мог, как и практически все в аду, видимо, это было его личное наказание, и потому Михаил решила поиздеваться.

— Я могла бы тебе сказать, если бы ты…

Она не договорила: Хастур неуловимо поднялся на ноги, сделал шаг и материализовался прямо перед ней, схватил за шею. На губах у него шевельнулась выползшая изо рта личинка. Он не любил шутки.

— Скажи, или я узнаю сам, — он глянул вниз и увидел, что Михаил приставила нож к его животу. Архангел сжала губы изо всех сил, она ненавидела его способ узнавать информацию. Хастур шумно втянул личинку в себя, и она ответила, отвернувшись в сторону.

— В клетке Люцифера.

Хастур посмотрел на нее пораженно.

— Что?

— Я была в клетке Люцифера, — повторила Михаил. — Можешь сходить посмотреть, что с ним.

Необязательно говорить, что-то, что с Люцифером теперь, дело рук Габриэля, а не ее. Пусть боится. Михаил прекрасно знала, что первая ступень к поражению — страх перед противником; она сама боялась Хастура несколько тысяч лет, боялась Земли и новой ловушки, что Хастур учтет ошибки прошлого и на сей раз поймает ее насовсем. Теперь пусть он вздрагивает от одного ее имени.

Хастур посмотрел на нее задумчиво, но страха в его глазах Михаил не заметила, только решимость. Хастура мало что могло испугать, только, пожалуй, что-то неожиданное: какие-то масштабные проблемы воспринимались им как вызовы — обернул же он когда-то твердое пламя в руках Вельзевул земной корой.

— Я думал, что ты погибла, — наконец произнес Хастур.

— Нет, — Михаил распустила на его шее выцветшую арафатку и опустила голову, прижавшись лицом к его горлу. — Меня можешь убить только ты.

— Я это сделаю, — Хастур прикрыл глаза, гладя ее по затылку. — Ты угрожала мне моим ножом?

— Очень удобный, — отозвалась Михаил, обняв его под плащом. Она задрала на нем рубашку и вслепую провела лезвием по пояснице, глубоко вспоров кожу.

— Прекрати, — Хастур щелкнул пальцами, затягивая рану. — Зачем ты меня звала?

— Я не звала.

— Ты хотела меня увидеть. Я почувствую это всегда.

— Да, я хотела, — Михаил не стала с этим спорить, вырвалась из его рук, отступила на шаг и, размахнувшись, ударила его по щеке перчаткой. — Я вызываю тебя на поединок, Хастур.

— Попроси прощения, и я сделаю вид, что этого разговора не было, — отозвался Хастур. — Просто сойдемся в битве, но пусть это будет не поединок.

— Ты просишь? — усмехнулась Михаил. Хастур долго молчал, но кивнул.

— Да, я прошу. В поединке проигравший умирает, — он отвел взгляд и добавил. — Позволь мне, дай мне шанс оставить тебя в живых.

— Я, архангел Михаил, вызываю на поединок тебя, архидемон Хастур, герцог преисподней, великий генерал ада и командир второго легиона, фельдмаршал четырех великих войн.

— Просто демон, — поправил Хастур, мрачневший с каждым озвученным титулом. Теперь он не мог проигнорировать вызов и потому поднял перчатку с шершавых камней. — Когда будешь умирать, вспомни о том, что я не хотел.

— Я знаю, — Михаил вдруг прижалась к нему, обхватила его лицо руками, целуя в губы. — Знаю. Но мы всегда помнили, что этот день настанет, и вот время пришло. Если у тебя остались незаконченные картины, то надо дорисовать, — она заглянула ему в глаза.

Хастур обнял ее изо всех сил, прижавшись лицом к ее плечу, так что поднял над землей, выдохнул теплом в ткань костюма, достав до кожи, аккуратно присел, поставив Михаил на плиты ангара и, щелкнув пальцами, растворился в воздухе черным пеплом. Пять тысяч лет она не чувствовала его своим истинным телом, конечно, он ловил ее сосуды, измывался над ними; люди внутри них кричали от ужаса, заглядывая вместе с Михаил во тьму безбрежную и бесконечную, но только вот архангел чувствовала от этого лишь удовольствие. Хастур ненавидел ее сосуды. Он распинал их в Риме, четвертовал в Средневековье, выпускал кровь по капле, подвесив за ноги, и бесился, видя в глубине страдающих человеческих глаз насмешку высшего существа. Он избивал их плетьми и насиловал, пытаясь добраться до запрятанной сути архангела, но Михаил пряталась от него в его же руках, заставляя его обрушивать когда-то созданные им горы от бешенства.

Архангел несколько секунд простояла без движения, вспоминая вновь, как существовать без него, потом быстро зашагала в сторону бункера — она отсюда чувствовала присутствие Габриэля.

Когда она подходила, первое, что увидела — это догорающий погребальный костер с телом Адама. Дин, стоявший возле него, посмотрел на нее волком, но Михаил не обратила внимания: кто он такой, чтобы ей стоило задумываться, всего лишь человек.

— Михаил! — Хасс рванулся к ней навстречу и едва не сбил с ног: архангел за три встречи так и не привыкла, что он обнимается. Кто бы мог подумать, что Вельзевул настолько не будет спускать его с рук, что он и в двенадцать лет будет брать отца за руку и страдать без объятий.

— Привет, — Михаил взъерошила ему волосы и присела на корточки. Она сразу заметила нездоровые круги под глазами и серые пятна на коже. Хассалех умирал, ему оставалось всего несколько дней. — Дай руки мне, — сказала Михаил, сжала в ладонях его ледяные пальцы, согревая. Она знала, что ему станет ненадолго лучше.

Сэм, говоривший о чем-то с Габриэлем, повернулся к Михаил как раз в тот момент, когда выпрямилась, и глянул архангелу прямо в глаза. Дин уже вернулся, Сэм, как он и предполагал, рот раскрыл от одного вида истинного облика Михаил, но веселья ему это не принесло: он знал, что сделал Габриэль, и ему было не до смеха.

Хассалех, как только он вошел, вручил ему портрет Мэри, и Дин опешил от схожести рисунка и радости Хасса, что он смог хоть что-то для него сделать. Дин видел, что Хасс слабеет на глазах — он теперь старался подсесть к Габриэлю и прижаться к его боку, не только потому, что чувствовал в нем источник силы, а потому, что он ощущал близость смерти и старался провести с ним как можно больше времени.

Архангел Михаил, ласково обнимающая ребенка, была зрелищем совершенно неожиданным.

— Здравствуй, Кастиэль, — поприветствовала она ангела, вышедшего из коридора ей навстречу, чтобы увести Хасса. — Я пришла к выводу, что тебе, видимо, никто не объяснил: поднимать руку на архангела чревато последствиями. Благодари Небеса в моем лице, что Хастур не знает о том, что ты смел меня сжечь. И да, Азирафаэль! — окликнула она, повернувшись к нему. — Передай своему другу с той стороны, что если он попробует облить Хастура святой водой, его долгая жизнь закончится такой же долгой смертью. Я вызвала его на поединок, — добавила она, обращаясь уже ко всем присутствующим.

Габриэль и Азирафаэль одновременно кивнули. Кастиэль бросил непонимающий взгляд на древних: Кодекс взаимодействия был выработан Вельзевул и Габриэлем задолго до его создания.

— Никто не имеет права вмешиваться в поединок, — пояснил Габриэль. — Который будет длиться до тех пор, пока один из сражающихся не умрет. Мне жаль, Михаил.

— А мне жаль, что ты не нашел в себе достаточно смелости, чтобы бросить вызов Вельзевул, — отрезала та.

— Мне не нужны обязательства, которые не оставят мне выбора, — холодно отозвался Габриэль. — И я приму правильное решение. В отличие от тебя, я демонам никогда не верил.

Фергюс, которому дали доступ в бункер, появился на пороге и только крикнул: «Она идет» и исчез было, но Габриэль одним взглядом пригвоздил его к месту.

— Кто с ней?

— Хастур, Кроули и Дагон. И она призвала сильнейшего демона верхнего ада.

Габриэль наклонился к Хассу, поцеловал его в затылок и подтолкнул к Дину.

— Сэм, Кастиэль, вы берете на себя демонов, разберетесь с ними — и в бункер. Остальные знают, что делать, — он обвел взглядом всех собравшихся. — Выходим.

Дин хотел было взбунтоваться, но понял, что если начнет возражать, Габриэль просто поменяет их с Сэмом местами, и Сэм послушается; а так, им с Касом надо всего лишь одолеть двух демонов и вернуться. Можно сказать, скучный вторник.

Габриэль первым вышел из бункера и огляделся, ища взглядом знакомое лицо.

— Здравствуй, Габриэль, — Уриэль протянула ему тяжелое копье и лук и отошла в сторону, открывая обзор на воткнутые в землю мечи; Габриэль подумал и отдал копье Михаил. — Выбирайте, — обратилась она уже к остальным.

***

Вельзевул почувствовала присутствие Габриэля до того, как увидела его: ей на миг стало страшно от силы, которой он теперь обладал. Но она, сжав зубы, выступила из клубов черного дыма прямо в ангаре, который указал Кроули.

Действительно, удобно. Она оглядела огромное помещение: все как на ладони, нет никаких цистерн с предполагаемой святой водой, зато ничего не помещает разжечь адский огонь, в случае чего. Хастур по левую руку от нее едва слышно вздохнул, увидев Михаил, которая спокойно и даже расслабленно стояла возле Габриэля: они о чем-то переговаривались и улыбались друг другу — ничто не выдавало волнения, только Азирафаэль с мечом и Уриэль с двумя в обеих руках выглядели настороженными. Как и должно быть.

Габриэль медленно перевел взгляд на Вельзевул, и улыбка его померкла, Вельзевул поняла, что сюрприза устроить не получится, ну да и ладно.

— Он понял, — озвучил рядом с ней Хастур. Совершенно зеленый Кроули согласно кивнул. Вельевул покосилась на него презрительно: привыкший к Земле демон чуть на стенку не полез от того, что его оставили в тронном зале и заставили смотреть, как Вельзевул выпивает половину верхнего ада. Услышав о том, что Габриэль воспользовался благодатью Хассалеха, Вельзевул потребовала к себе кучу низших демонов и, лживо сообщив, что ей очень жаль, перерезала каменным ножом глотки целой толпе. Демонский черный дым потек в серебряный котел, и Вельзевул, усевшись возле него, принялась поглощать их. Глаза ее теперь горели изнутри адским светом, как у Хастура, каждый зрачок разделился на множество, заполнив глазные яблоки. Передвинув сердце поглубже за ребра, Вельзевул повесила на пояс турецкую саблю и, отдав последние приказы, отправилась наверх. Кроули, король верхнего ада, смотрел на нее с ужасом и ненавистью, древний же падший отворачивался, как человек.

— Ты очеловечился до неприличия, — заметила Вельзевул вполголоса, но в звуках не было привычного отзвука жужжания, теперь в ней голосили поглощенные ей демоны, питая ее невероятной силой. — Ничего. Теперь везде будет ад, и ты станешь нормальным.

Кроули промямлил что-то неразборчивое и отстал, уступив место рядом с Вельзевул Дагон; та с готовностью с ним поменялась, еще и бросила на него полный презрения и превосходства взгляд.

Встретившись глазами с Азирафаэлем, демон на миг усомнился, что тот не будет драться в полную силу, что их договор в силе, но ангел, поймав его взгляд, успокаивающе кивнул, и Кроули облегченно выдохнул. Шанс выжить определенно есть. Дагон остановилась напротив Уриэль, смерила ее оценивающим взглядом. Не было нужды провоцировать и оскорблять, и Дагон, хотя это в принципе входило в начальный этап боя, опустила этот момент. Негоже ей, создавшей когда-то мировой океан, дразнить младшего ангела, пусть и носящего титул Разрушителя Городов. Уриэль выпрямилась, сжимая в руках меч, открытое лицо ее было полно решимости. Перед Кастиэлем и Сэмом остановился демон в черном кожаном плаще, похожий на актера из старых фильмов, выдернул шпагу и пистолет; Сэм сразу подумал, что в пистолете пули могут быть из переплавленного ангельского клинка, и не обратил внимание на то, что Кастиеэль тихо проговорил: «Генрих». Хастур, с отвратительным звуком волоча за собой меч, вышел вперед, остановившись перед Михаил, вогнал свой клинок в каменные плиты, расколов пол, и поклонился. Архангел поклонилась в ответ, не сводя взгляда с демона: скольким он срубил головы во время приветствия — не сосчитать, но с ней он проявил удивительную честность. Или не рискнул.

Вельзевул взглянула в глаза Габриэлю. Размножившиеся зрачки видели все и сразу, но его образ, его глаза, смотрящие прямо внутрь, вдруг стали самым главным.

— Отдай мне Хассалеха, — проговорила Вельзевул, а в ней отозвался весь ад. С мрачным удовольствием она увидела, что Габриэль опешил: он не ожидал, что она будет по силе равной или практически равной ему, он надеялся на легкую, или не легкую, но все равно быструю победу.

— Нет, — тем не менее, голос его звучал твердо. — Ему лучше без тебя. Попроси — и я позволю тебе прийти и увидеть его.

— Ты не оставил мне выбора, Габриэль, — выдохнула Вельзевул, кладя руку на рукоять сабли. Архангел мгновенно натянул лук, и острие стрелы теперь смотрело точно в то место, где раньше было сердце владыки ада.

Кто нанесет первый удар?

Вельзевул вдруг увидела что-то за спиной ангелов, невольно шевельнулась, и Габриэль спустил звенящую тетиву.

***

Они всегда были рациональны, и если бы Вельзевул не пала, они бы передрались за место главного. Решение создать дитя, нового Адама для нового мира из обломков старого вынашивалось несколько столетий, и как только сатана из клетки объявил о том, что грядет Антихрист, Вельзевул рванулась на поверхность земли. Вынашивающий Антихриста, зашитого в его бедро, демон еще не разрешился от бремени, и потому у них было время. Подземный лабиринт, выстроенный ими еще во времена Эдема: они не успели показать это место Адаму и Еве, хотя сделали его для того, чтобы они могли там играть, и использовали сами — там впервые столкнулись после падения: Вельзевул приползла зализывать раны на месте крыльев, а Габриэль пришел проститься с их общими мечтами. Там поняли, что не могут друг без друга: Вельзевул роняла капли крови изо рта в подземный ручей, а Габриэль, ослабев после близости, пытался как-то найти в себе силы, чтобы подняться обратно. Там высекли из гранита ложе, алтарь, на котором будет зачато из общее дитя.

— Думай о том, что мы будем вместе, Вельзевул, — Габриэль вжал ее в камень и распахнул крылья по всему подземелью, Вельзевул изо всех сил сдерживала тьму внутри себя, стремящуюся уничтожить любые признаки света и благодати. Как больно, больно, как будто она снова падает, и нестерпимый свет слепит сквозь веки. Вельзевул захлебнулась собственной кровью, попыталась оттолкнуть Габриэля, но он перехватил ее руки, не позволяя вырваться. Когти Вельзевул проросли сквозь его ладони, полилась кровь, золотящаяся благодатью, но архангел не обратил внимания. Вельзевул приказывала собственному телу не отторгать чуждую материю, едва оставаясь в сознании от боли, кровь проступала на ней вместо пота и слез, текла ручьями по телу, обожженному и истерзанному, и вдруг все кончилось. Габриэль вернулся в обычный человеческий облик, встал с нее, осторожно помог сесть, поддерживая за руку и под спину.

— Как ты?

Вельзевул, скрестив ноги, прислушалась к своему телу, опустив голову на грудь Габриэля и пачкая его кровью.

— Он во мне, — тихо сказала она. — Это настоящая жизнь, мы создали жизнь.

Габриэль провел ладонью над ее телом, стирая кровь, пот и слезы, но после того, что ей пришлось пережить, слабое покалывание холодом от благодати показалось даже приятным. По крайней мере, крошечная светящаяся точка внутри нее отозвалась радостью.

— Он чувствует, — удивленно сказала Вельзевул. — Он рад твоему присутствию. Сделай так еще раз.

— Ты слишком слаба, — покачал головой Габриэль. — Тебе надо восстановить силы. Мощь архангела может проявляться в тебе, и мы не знаем, как это скажется.

Сказывалось по-разному: все помнили, как разгневанная владыка ада, на что-то сильно обозлившись, обрушила шестой круг вместе с грешниками, и Хастур на седьмом не был рад новым, в буквальном смысле свалившимся ему на голову. Но поражала не сила даже, если допечь Вельзевул, а некоторые это могли, она и сама вполне могла обрушить хоть весь ад сатане на клетку, а то, что по аду неслись нестерпимо яркие явно небесного происхождения молнии, и держала их в наэлектризованных руках сама владыка, и глаза ее сияли архангельским светом.

Списали на массовые галлюцинации, потому что спрашивать Вельзевул о происхождении такой силы, если она этой силой обладает, не смел никто, даже Хастур, который прекрасно узнал молнии, на которые способен только архангел в истинном теле. Но Вельзевул не была архангелом даже на Небесах.

Так странно, все ведущие позиции в аду заняли не архидемоны, а демоны, а из архангелов пал только Люцифер. Неужели сатана настолько не терпел конкуренции?

Хассалех, тогда еще не имевший имени, каким-то образом понимал, что причиняет своей матери невыносимую боль задолго до рождения, поэтому старался сжаться и не тревожить ее. На любое движение внутри себя Вельзевул сжимала зубы, если была на публике, или каталась с воем по покрывалу, если была одна в покоях, пугая весь пятый круг звуками из-за закрытой двери. Дагон думала, что она там кого-то живьем жрет.

Габриэль был глотком живительной влаги: он научился давать силы напрямую ребенку, почти не задевая благодатью Вельзевул, работал за нее с адскими отчетами, погрузив в почти человеческий сон и подняв своей силой над каменной постелью, так что Вельзевул снился полет, тот самый полет, которого она навсегда была лишена после падения, когда потеряла крылья.

***

Дин поставил перед Хассом тарелку с бутербродом и положил ему руку на плечо, не давая выскользнуть из-за стола.

— Если я с тобой нянчусь, то изволь не помереть в мою смену, — сердито сказал он, все еще не смирившись с тем, что из всех именно он вынужден сидеть в тылу.

— Я не хочу, — Хасс отвернулся. Он не мог глубоко вдохнуть, начинали болеть ребра, не мог выпрямиться — кружилась голова. Он старался терпеть молча: Дин все равно ничего не исправит, а отец, когда вернется, сразу поможет. Если будет жив и вернется. А вернется он только в том случае, если убьет Вельзевул. «Лучше бы меня не было», в который раз тоскливо подумал Хасс, сглатывая скапливающуюся во рту кровь: не хватало еще Дина напугать.

Дин вдруг увидел, что тело Хасса окружено мерцающими огоньками, явно ангельского происхождения, рванулся к нему и сдернул со стула, прижал к себе: он был уверен, что Хасса пытаются забрать Небеса, потому не сразу понял, что теперь они находятся не на небе, не в бункере, а возле ангара, и именно их появление заметила Вельзевул, невольно качнувшись в сторону.

Тяжелая стрела, пущенная с близкого расстояния, пробила ее насквозь, порвав на спине военный черный китель. Владыка ада отступила на несколько шагов, удивленно глядя на дрожащее белое оперение стрелы; она даже не успела вытащить саблю из ножен, только положила руку на эфес. Габриэль медленно опустил лук, ожидая, что сейчас она осядет на землю, и все кончится, но Вельзевул продолжала стоять неподвижно, с приоткрытым ртом смотря на архангела.

Дин успел зажать Хассу рот и, держа его на весу, отвернуться так, чтобы он не видел. Ладонь — он чувствовал — была мокрой от слез, но когда Хасс перестал вырываться и, ослабев, ткнулся лицом ему в локоть куртки, увидел, что это не слезы, это кровь.

— Эй, Хасс, только вот умирать сейчас не надо, — Дин встряхнул его, пытаясь привести в чувство.

Вельзевул неторопливо положила руку на древко стрелы и, поднатужившись, вытащила ее, повела плечами, морщась от тянущей боли. Переломила стрелу и бросила ее Габриэлю под ноги.

— У тебя было время прочесть себе отходную молитву, — сообщила она Габриэлю и молниеносно выхватила саблю из-за пояса; тот едва успел поставить под удар инструктированный металлом лук, которым закрылся от неминуемой гибели.

Демон напротив Сэма прищурил глаза за стеклами круглых очков и вдруг быстрым шагом пошел на него, держа шпагу наготове. Кастиэль попробовал отбросить его назад, но демон легко отбил атаку, и Кастиэль отлетел к краю ангара. Сэм крепче сжал в руке демонский нож.

— Как ни странно, у меня нет цели убить тебя, — с заметным немецким акцентом проговорил демон. — Отойди с моего пути.

— Ты его не получишь, — Сэм на миг обернулся на Дина, который, держа едва способного стоять на ногах Хасса за руку, второй выхватил тесак.

Кастиэль с трудом поднял голову и увидел перед собой короля ада, который прижал палец к губам и продемонстрировал нарисованную на камне пентаграмму. Ангел понял его без слов и тоже принялся выламывать плиты с нарисованной на них ловушкой. Нарисованная на плитах пентаграмма взмыла вверх и зависла над демоном, и бросившийся на Сэма демон наткнулся на непроницаемую невидимую стену.

— Убей его, Сэм, пока он в ловушке! — крикнул Дин. Сэм кивнул и вошел в пентаграмму: теперь они были один на один.

Копье Михаил со свистом описало круг и выбило из руки Хастура плеть; демон словно обрадовался этому, перехватив теперь двумя руками тяжелый меч, который оставлял в воздухе дымный след от каждого удара. Губы демона были плотно сжаты, взгляд подмечал любое действие Михаил; она знала, что он наслаждается каждым мгновением, по-настоящему захватывающим боем - они бились на равных, единственные, кто мог это сделать, даже Габриэль уступал Хастуру в ближнем бою, к тому же ставки так высоки — ее или его жизнь. Это последние минуты, когда они видят друг друга, могут друг друга коснуться; словно услышав ее мысли, Хастур вдруг выбросил вперед руку, схватил Михаил за локоть и притянул к себе.

Архангел обвила руками его шею, жадно целуя в губы; у Дина рот раскрылся от изумления — он и подумать не мог, что Габриэль далеко не один. Эти древние ангелы и демоны живут по своим законам, но потом он заметил, что ладонь Михаил скользнула вниз по плечу Хастура, по руке и наконец добралась до рукояти меча. Хастур тяжелым взглядом посмотрел вниз, дернул меч к себе, но Михаил вцепилась в него мертвой хваткой, к тому же у нее было копье, послушно укоротившееся до размеров ножа, и она отбила оружие, остановилась напротив Хастура, с трудом удерживая его меч.

Переломился лук Габриэля, и Михаил, подумав, окликнула его и бросила ему свое копье, сама взялась покрепче за рукоять меча Хастура. Демон стоял напротив нее безоружный, но стоило ей попробовать приблизиться к нему, как он, издевательски усмехнувшись, щелкнул пальцами, и его меч, послушный ему всегда, растаял, оставив на руках архангела черную пыль. Но Михаил не остановилась, на ходу вытаскивая из-за пояса демонский нож, отнятый ею у Хастура на заре второго тысячелетия существования Земли.

Габриэль отбросил обломки лука и, на лету перехватив копье, направил его на Вельзевул. Древко копья удлиннилось, и острие едва коснулось шеи Вельзевул, порвав кожу, та успела увернуться, но все равно кровь потекла на черный китель. Дагон, в отличие от прочих демонов, владевшая стихией воды, а не огнем, получила в соперники Уриэль, считавшуюся одной из лучших небесных воинов. Уверенность древнего демона таяла вместе с силами; Уриэль обрушилась на нее как лавина, как божья кара — и Дагон едва держала оборону. Дагон не знала, что Уриэль в течение веков тренировал сам Габриэль, делая из нее кого-то вроде Михаил, но полностью подчиненную ему. Он никогда не озвучивал, но его крайне беспокоил тот факт, что и он, и второй после него архангел оказались в ситуации непозволительных контактов с представителями оппозиции, и ему нужен был кто-то, кто точно всегда сохранит ясную голову. Ей и стала Уриэль. В ней не было злости по отношению к Дагон, она не воспринимала ее как живое существо, скорее, как абстрактное зло, и все естество ангела переполняла чистая, святая ненависть, которая обескуражила Дагон.

Кроули и Азирафаэль, скрестив для приличия пару раз клинки, совсем уж без энтузиазма ходили друг вокруг друга, делая вид, что примериваются для решительной атаки. Но Азирафаэль заметил Дина с Хассом и сделал знак демону: оба поспешили к ним. Дин даже не успел ничего предпринять, только обрадоваться, что эти ангел и демон за них. Кроули на миг обнял Хасса, прижав к себе, заглянул в глаза, сразу замечая все: словно прозрачную кожу, почерневшие вены, лопнувшие сосуды в глазах.

— Дай ему свою благодать, — сказал он Азирафаэлю.

— Она другого рода, — покачал головой ангел. — Ему подходит только его, в крайнем случае, архангельская, моя для него — все равно что капля воды для умирающего от жажды.

Азирафаэль тем не менее попытался как-то наладить работу внутренних органов, исцелив перетруженное сердце, и Хасс вздохнул немного свободнее. Дин, оставив на них Хассалеха, побежал к Сэму. Тот уже едва держался: демон, несмотря на то, что его поле было ограничено одним метром ловушки, умудрился накинуть Сэму на руку свой ремень, затянуть и связать их левые руки, а в ближнем бою им не было равных.

— Кто это вообще? — Дин на миг остановился возле Кастиэля, который вместе с Кроули удерживал плиту в воздухе.

— Генрих Гиммлер, — отозвался ангел.

— Нацистский оккультист? — переспросил Дин. — А почему он так дерется? Круче охотника.

— Внешность обманчива, — просипел в ответ король ада. — Он еще и на нас обоих давить успевает.

Дин вклинился в пентаграмму третьим и перерезал ремень; Сэма вышвырнуло за пределы круга.

— Я могу сделать так, что Хасс выживет без благодати, — сказал Генрих Дину. — У Вельзевул нет резона оставлять в живых его отца. А если его заберу я, возможно, они даже будут видеться.

— Поразительная дипломатичность для вонючего нациста, — оскалился Дин. — Что ж ты так со Сталиным не договорился?

— Он был недоговороспособен, — ответил Генрих, подумав. Они с Дином еще не обменялись ни одним ударом, только обходили друг друга по кругу, примериваясь для атаки.

— Дин! — вдруг крикнул Сэм, доставая из кармана телефон, чудом не разбившийся.

— Ты что, решил сделать фото на память? Очень вовремя!

— Кроули не должен слышать!

Дин понял мгновенно и только успел порадоваться, что Сэм все же не откладывает важных экспериментов на потом. Выскочив из пентаграммы, он подбежал к Кроули и ладонями зажал ему уши.

— Охуел? — поинтересовался король ада, который не мог отпустить плиту.

— Потом спасибо скажешь, пупсик, — ухмыльнулся Дин, и тут Сэм включил запись молитвы экзорциста.

— Нельзя изгнать демона из собственного тела, идиот, — тяжко вздохнул Фергюс. Дин обернулся — и точно, Генрих демонстративно посмотрел на часы и возвел очи наверх, рассматривая плиту. Дин убрал руки. — Тогда со всех сил опусти ее ему на голову.

— Не поможет, — напомнил Кроули.

— Не должно.

Демон переглянулся с Касом, и оба, поняв друг друга без слов, немного приподняли плиту и обрушили ее Генриху на голову.

Генрих лишь на миг потерял зрение, но когда снова стал видеть, все его существо пронзила невыносимая боль: она пронзила его дух, естество, а не тело. Дин Винчестер, успев воспользоваться одной секундой его дезориентации, вогнал ему в грудь демонский клинок.

— Гитлер капут, — проговорил Дин, выдергивая нож.

— Ты безнадежен, — Сэм наконец поднялся. — Гитлер капут? Это ты сказал последнему нацисту?

— Не последнему, — подошел Кроули, отряхивая руки. — Есть еще Геринг, но он по другой части. Так что у тебя есть шанс придумать фразочку получше.

Дагон сумела повалить Уриэль на землю и прижать ее к плитам своим телом, мгновенно по собственному желанию увеличив свой вес до такой степени, что промялся под ней пол ангара: вся мощь океана была в ее худом теле, и Уриэль забилась под ней, пытаясь освободиться, но демон, медленно ощерив длинные острые зубы, какие бывают у придонных рыб, вцепилась ей в плечо, ожидая крик. Но Уриэль молчала, пытаясь высвободить руку, прижатую к полу собственным весом.

— Почему ты не кричишь? — недовольно спросила Дагон, облизывая окровавленный подбородок длинным белым языком. Она впилась снова, и Уриэль, словно от боли, дернулась вбок, выхватила нож и воткнула его Дагон в живот.

Демон дернулась, хватаясь за рану: на Уриэль полилась соленая океанская вода, она сумела сбросить Дагон с себя и откатиться в сторону, вскочить. Правая рука теперь бесполезно висела, но Уриэль подобрала меч левой. Дагон, стоя перед ней на коленях, оперлась на короткое копье; древко удлиннялось, и Дагон поднялась на ноги.

— Она ее сейчас грохнет, — шепнул Дин, и Сэм, вздохнув, решился.

— Уриэль! — окликнул Винчестер, и когда ангел повернулась, отстегнул от пояса флягу. — Там святая вода!

Уриэль буквально на лету сорвала пробку и выплеснула на Дагон почти всю флягу.

========== Часть 10 ==========

Хастур и Вельзевул одновременно обернулись в сторону Дагон, которая замерла, смирившись с неминуемой смертью, но от нее валил дым, раздавалось мерзкое шипение, а сама демон не исчезала.

— Что за… — удивленно протянул Хастур, наклоняя голову. — Эй, ты должна была умереть! — возмущенно сказал он. — Лигур умер!

Дагон посмотрела на свои руки, на которых затягивались ожоги, осторожно лизнула свою ладонь: святая вода на белесом языке зашипела, но не более того.

— Что ты мне дал? — истерично выкрикнула Уриэль. — Древние погибают от святой воды!

— От их святой воды можно умереть, только если в ней потонуть, — хмыкнул король ада, внезапно догадавшись. — Они ж ее сами освящают, а не в церкви. А если и в церкви, то не у старых-добрых католиков, а у своих еретиков. Обожаю церковные послабления, неужели никто никогда не думал, что скамеечки для удобства и месса на полчаса имеют далеко идущие последствия?

Дагон оскалила снова человеческие зубы и рассмеялась весело и заразительно.

— Второй раунд, красавица, — бросила она Уриэль и крутанула в воздухе копье, прочертила по плитам глубокую борозду. Ангел передернулась от звука и подняла меч. Дин и Сэм, вместе с Кастиэлем и Кроули вернулись к Хассалеху, окружили его, готовясь отразить атаку со стороны любого, хоть ангела, хоть демона. Хасс привалился виском к боку Азирафаэля, пытаясь собраться с силами.

Хастур, умудрившись наконец обойти архангела со спины, обхватил Михаил обеими руками и поднял над землей, готовясь вбить ее спиной в камень, разбив хрупкую — для него — телесную оболочку, вспоминая только о том, как носил ее на руках, дрожа от любого прикосновения к бархатной коже, на которой благодать проступала как мазки золотой краски. Михаил, в раю сидя у него на коленях, запрокидывала ему голову и водила губами по напряженному горлу, слушая, как самый сильный ангел Небес шепчет ее имя, ласково сжимая ладонями ее ребра. Они не знали тогда, что такое иерархия, лишь принимали к сведению, что все слушают Всевышнего или Габриэля с Михаил, не потому, что они лучше или сильнее, а так принято, они просто старше. Хастур сделал шаг в сторону бездны тогда, когда задумался, почему рядом с Михаил, на одной ступени с ней, всегда Габриэль, а неон сам — он ведь равен по силе, по возможностям. И пускай он был сотворен позже, и Михаил была первой, кого он увидел после создания, даже раньше самого Творца, он сильнее; кто они все, чтобы ему противостоять?

Кривой нож Михаил сверкнул молнией и отсек Хастуру правую руку легко и ровно, как булат режет масло, и демон упал на колени, зажимая идеальный косой срез; кровь, дымясь, брызнула на серую пыль и прокатилась по ней темными бусинами, потом потекла ручьем. Михаил приземлилась в боевую стойку, зажав в руке окровавленный клинок, развернулась к поверженному демону, и хлестнули по воздуху полы светлого длинного пиджака. Сэм закрыл Хассалеху глаза, обняв его и прижав лицом к своей груди.

— Прощай, Хастур, — Михаил неспешно подошла к демону и присела перед ним, встала на одно колено, развела окровавленными пальцами его светлые волосы, упавшие на лицо, и смело взглянула в бездонные черные глаза — снова посмотрела прямо в бездну. — Прощай, любовь моя, — она занесла нож, но Хастур с невероятной быстротой вдруг схватил свою отрезанную руку, ударил ее запястьем о каменные плиты, освобождая срезанную под острым углом кость от мяса и мышц, и молниеносным движением воткнул ее Михаил в горло.

Она, не издав ни звука, мягко повалилась перед ним, разбросав руки в стороны и запрокинув голову; серебрящаяся благодатью кровь выплеснулась на каменные плиты, смешиваясь с его собственной. Хастур наклонился вперед, оперся уцелевшей рукой на ее живот, прижимая к себе уродливо обрубленную правую, и несколько мгновений оставался недвижим, застыв в безграничном черном отчаянии. Бездна, которая поглощала души всех его жертв, теперь поднялась как цунами и всей мощью обрушилась на него самого. Крылья архангела, настоящие, не тени, а бело-золотые мягкие перья раскинулись по пыльному полу, и демон осторожно зарылся пальцами в теплый пух, потом нашел в себе силы и, выпрямившись, опустил веки на остекленевшие зеленые глаза, коротко поцеловал Михаил в приоткрытый рот и встал над ней, шатаясь. И мгновенно обратился черным вихрем, губительным, как сама смерть, и обрушился на мертвое тело архангела, укрыв ее всю словно агатовой мерцающей пылью.

— Мама! — выкрикнул вдруг Хасс, и Дин, завороженный зрелищем гибели древних, понял, что Сэм не смог его удержать.

— О, Всевышний… — едва слышно проговорил Кастиэль, бросаясь за ним следом. В самом центре, между телом Михаил и прахом Хастура и изнемогшими от усталости Дагон и Уриэль, стояли Вельзевул и Габриэль. Со стороны могло показаться, что они обнялись, но Азирафаэль, материализовавшись прямо перед Хассалехом и поймав его в свои объятия, успел увидеть зажатое в руке архангела копье, которым он пронзил Вельзевул насквозь, а Кроули, раскрывая уродливые черные крылья над ними обоими, видел мгновенно погасшие глаза Габриэля и его вырванное сердце, сделавшее еще пару судорожных сокращений в руке владыки ада.

Дин и Сэм подоспели как раз вовремя, чтобы Дин успел замотать Хассалеха в свою куртку, когда тот уже почти вырвался из рук ангела.

— В бункер нас! — выкрикнул Сэм.

— Нет! — Хасс повалился на каменные плиты и вцепился в ногу Кроули. Он кричал так, что его не привыкшие к громкому голосу связки мгновенно потеряли способность звучать, и он хрипел. — Хастур мне говорил, ты создавал звезды! Ты… ты можешь вернуть время вспять! Сделай это, сделай!

— У меня всего три минуты… — Кроули продолжал укрывать Хасса крыльями, но все равно тот услышал, как Габриэль и Вельзевул, не выпуская друг друга из объятий, упали на землю. Копье ударилось о камень с погребальным звоном.

— Не теряй их, ни одной! Сделай!

— Я остановлю их, если ты вернешь время, — Азирафаэль положил руку Кроули на плечо. — Я ослаблю их удары, обоих. Покалечатся, но жить будут. Фергюс, помоги мне.

— Я? — поднял брови демон, для которого все складывалось как нельзя лучше: древние мертвы, его место никто не займет.

— Или королем ада опять же будет Кроули, но ты об этом не узнаешь, — прошипел Энтони.

Король ада, в отличие от многих демонов, отличался быстрым умом и способностью мгновенно принимать решения. Спасет Вельзевул — будет благодарность от Хассалеха, Габриэля, тезки; не поможет — все те, кто сейчас живы, обрушат свой гнев на него одного, сделав козлом отпущения. И он согласно кивнул.

— Тогда сейчас, — Кастиэль оглянулся на Дагон, которая просто сидела, обняв колени, рядом с лежащей навзничь Уриэль. Обе живы. Кроули сжал зубы, ожидая давно уже не привычную нестерпимую боль в каждом атоме тела: возвращать время вспять — это заставить срастись в собственном теле клетки разделившиеся и вернуть к жизни отмершие; вся планета сейчас чувствует эту боль, но люди забудут о ней, демоны, ангелы — все, кроме одного единственного падшего, который создавал звезды, и тех, кто теперь знает о существовании прежних событий, несостоявшегося будущего. На миг потемнело от напряжения в глазах, но Кроули усилием воли пришел в чувство и огляделся.

Новая ветка реальности.

— Еще лет сто такое не повторю, — утирая пот со лба, проговорил Кроули, хватаясь за плечо Азирафаэля, который вдруг опутал Габриэля словно золотой сетью, и болезненно скривился, наблюдая второй раз, как Хастур, рыча, обхватывает Михаил обеими руками сзади, поднимает над землей, вот она хватает нож…

— Хасс!

Кроули показалось, что мир замедлился: или из-за фокусов со временем, или от ужаса происходящего. Хассалех, тоже помнящий, воспользовавшись тем, что Фергюс грохнул все свои силы на заклинание, которое не давало Габриэлю и Вельзевул сойтись вплотную в ближнем бою, что Азирафаэль держит Кроули и золотую сеть, а Кас пытается помочь скорчившимся от боли Дину и Сэму, каким-то непостижимым образом встал между отцом и матерью, раскинув руки.

Он думал, что, заметив его, они остановятся.

Он был уверен.

Но Габриэль и Вельзевул, ослепленные яростью и опьяневшие от боя, чувствовали только, что им что-то не дает приблизиться друг к другу, поэтому они рвались через заклинание демона перекрестков и сеть, и рука Габриэля с копьем уже нацелилась в солнечное сплетение врага, а Вельзевул буквально чувствовала заранее, как пульсирует в черной руке с демонскими когтями сердце архангела, словно это уже было.

Хасс тихо вякнул, как котенок, и повесил голову, распятый на копье Габриэля и руках Вельзевул.

Страшно закричала Михаил, увидев произошедшее, Хастур от шока ее даже выпустил, отшатнувшись. Крик ее был словно материален, как волна, он сорвал крышу с ангара и выгнул толстые металлические столбы. Выронив нож, архангел бросилась к Габриэлю и Вельзевул, оттолкнула их в разные стороны и опустилась на землю, прижимая к себе тело мальчика.

Снова громом о каменные плиты ударилось копье, и одновременно сел, обхватив голову, Фергюс. Он, обессилев после того, как сдерживал владыку ада и архангела, еще не понял, но увидел лица тех, кто замер вокруг, и огляделся, осознавая.

— Может быть… оживить… Кроули, — Хастур обернулся вихрем и материализовался рядом с демоном, который оцепенел от увиденного и даже не шарахнулся, когда возле него появился герцог ада. — Ты же создавал звезды, ты можешь вернуть время вспять.

— Не могу, — едва слышно ответил демон, пытаясь отвернуться, но не в силах отвести взгляд от страшной картины. — Я это уже сделал.

— Кто тогда погиб? — Хастур открыто, не отрываясь, смотрел, как Вельзевул, всегда страшная в своей невозмутимости, воет, стоя на коленях и запрокинув голову, окончательно потеряв похожий на человеческий облик. По ее лицу и шее струились кровавые слезы. Габриэль стоял в стороне, неподвижный, замерший и заледеневший, как погасший вулкан.

— Ты, — отозвался Азирафаэль. — Михаил. Вельзевул. Габриэль.

— И как я погиб? — поинтересовался Хастур, выуживая из кармана плаща сигареты.

— Ты убил Михаил, — сказал Кроули.

— А-а, ну тогда понятно, — Хастур в одну затяжку выкурил всю сигарету, размазал ее ногой по камню, поднял руку, и в нее влетел нож Михаил, когда-то выкованный им самим в преисподней. Рукоятка потеплела, радуясь возвращению к истинному хозяину. Демон перехватил нож удобнее и неспешно направился к Сэму и Дину.

— Ты что задумал? — спросил Азирафаэль ему в спину, потом толкнул в бок Кроули, тот — Кастиэля. И Кастиэль едва успел материализоваться за спиной братьев, схватить их за воротники и переместиться как раз в тот момент, когда Хастур отточенным движением полоснул клинком по их шеям — двоих одним ударом. Дин провел ладонью по горлу — на нем все же образовался небольшой порез.

— Зачем это еще? — выкрикнул Кроули. — В жертву их принести собрался?

— Хассалех сам принес себя в жертву, ты не хуже меня знаешь, что выкупить добровольную жертву нельзя, — спокойно ответил Хастур, голос его был совершенно мертвым. Он никого не преследовал, а попыткой убийства пытался выплеснуть свое горе: потому и неудачной, что он был слишком раздавлен, чтобы даже хотеть убить. — Они его не уберегли. Он не должен был появляться здесь.

Михаил обнимала Хасса, единственное существо из всех, когда-либо живших, которое она любила искренней земной любовью. Хастур — это было совершенно другое чувство, а Хассалех был тем, кто заставил ее пойти против высшего закона и сохранить втайне его рождение. Габриэль продолжал стоять неподвижно, глядя перед собой: на лице его переливались золотом енохианские письмена, выступившие из-за благодати Хасса; теперь ее некому было возвращать. Вельзевул запустила пальцы в камень, сжимая его, превращая в каменную крошку, в пыль, роняя на нее кровавые слезы. Души рвались наружу из нее, переполненные ее отчаянием, и разрывали ее изнутри.

Хастур подошел к Михаил и положил ей руку на плечо.

— Я могу попробовать вернуть его к жизни демоном, — пожал плечами он. — Если ты хочешь.

— Хочу, — сразу вскинулась Михаил. Хастур положил его на спину на камни, Михаил поддержала его голову: братья смотрели на это в изумлении. Уж кто-кто, а Михаил казалась им самой принципиальной, но тут она, не Габриэль, не Вельзевул, а именно она соглашается на возвращение Хасса как демона. Самого могущественного демона из когда-либо существовавших, более сильного, чем сам сатана.

— У меня не получается, — Хастур растерянно посмотрел на свои руки. — Он как будто сопротивляется… точнее, не сопротивляется, а словно его нет, совсем нет.

— Он не хочет, — вдруг проговорил позади всех высокий чистый голос. Дин и Сэм обернулись и увидели, что к ним идет появившийся из ниоткуда человек в джинсах и полосатой толстовке.

— Ты еще кто? — Дин преградил ему дорогу, понимая, что все древние раздавлены сейчас гибелью Хасса.

— Я? — удивился тот. — Ты ко мне обращался не так давно, я думал, ты меня узнаешь.

— Удиви меня, — отозвался Дин.

— Я Бог, — подошедший вынул одну руку из кармана и протянул Дину, крепко пожал его ладонь и спрятал снова. Медальон на шее старшего Винчестера засиял сквозь одежду, даже сквозь кожаную куртку. — Одно из лиц. Бог же триедин. Хотя ты, — он скептически смерил Дина взглядом, — вероятно, и не в курсе.

— Ты? — Кастиэль шагнул к нему. — Я искал тебя, я искал тебя во всей вселенной!

— У меня были дела, — Бог обернулся к нему на мгновение. — Что-то случилось?

Вельзевул поднялась на ноги и повернулась; лицо ее, всегда белое и сухое, растрескалось и осыпалось по трещинам, как глиняная маска.

— У меня был сын, — тихо сказала она. — А теперь я убила его.

— Я знаю, — ответил Бог, протягивая к ней руки, словно для объятий. Вельзевул качнулась в его сторону, но в последний миг отшатнулась назад.

— Зачем ты тогда спросил?

— Мой сын тоже умирал, — продолжил Бог. — Я видел это. Я мог спасти его, он просил меня, но я этого не сделал. Я чувствую твою боль, Вельзевул.

— Уничтожь меня, — попросила владыка ада. — Сотри меня, сделай ничем. Пусть моя смерть будет настолько мучительна, что я забуду о том, что я натворила.

— Не ты убивала его, Вельзевул, — Бог взглянул на архангела. — Вы оба сделали это.

— Я не хотел, — Габриэль подошел и встал рядом с Вельзевул, и Сэм с Дином заметили наконец, что он бесконечно стар; Кастиэль теперь рядом с ним казался ребенком. — Я верил, что делаю все правильно.

— Кто ты, Габриэль? — спросил Всевышний. Габриэль посмотрел на него, на Вельзевул и, отступив на шаг, распахнул крылья. Бело-золотые перья опадали с них, как лепестки сухих цветов, крылья таяли на глазах, и растворялись золотые письмена на лице и руках архангела.

— Я хочу быть никем, — наконец проговорил он.

Вельзевул коснулась кончиками пальцев его руки и так застыла. На них было физически больно смотреть: они замерли друг напротив друга, склонив головы, а позади них лежал на залитых кровью каменных плитах, как на жертвенном алтаре, их единственный сын.

Хастур, который, завидев Бога, поднялся на ноги сразу и теперь курил в отдалении, упорно отворачивался, делая вид, что не замечает присутствия Всевышнего. Михаил стояла рядом, уже не прячась и ни о чем не заботясь, и опиралась спиной на его спину.

— Я уже начинал бояться, что ты не умеешь любить, Михаил, — Бог подошел к ним. Он был ниже и архангела, и демона, и смотрел на них снизу вверх, забавно задрав подбородок.

— Я бы хотела не уметь, — отозвалась она.

— Я тоже, — заметил Хастур. — Стал бы владыкой ада. И Габриэль спал бы со мной, а я бы точно не родил, — он судорожно вздохнул, не в силах больше выдерживать саркастичный тон. — И ничего этого бы не было.

— Ты один не жалеешь, — пораженно сказал Бог, обходя Михаил и взглядывая в глаза демону. — Ты вообще ни о чем не жалеешь!

— Мне это несвойственно, — отозвался Хастур, не вынося и опуская взгляд. Бог покивал и вернулся к Габриэлю и Вельзевул, присел над телом Хасса и провел ладонью по его лицу, стирая следы усталости и боли, теперь казалось, что мальчик просто спит.

— Где он, — едва шевельнув губами, проговорил Габриэль, продолжая касаться руки Вельзевул.

— Ты хотел, чтобы у него была своя планета, — Бог сложил руки Хасса на груди. — Я дам ему мир.

— Какой? — спросила Вельзевул.

— Вам не нужно знать, — ответил Бог. — Теперь это мое дело.

— Да. Да, конечно, — Габриэль покорно склонил голову, глядя на то, как тело его сына медленно растворяется. Вельзевул закрыла глаза, и кровь снова потекла по ее щекам. Отвернулась Михаил: сначала просто стала смотреть в другую сторону, потом встала спиной, потом Хастур, прижав ее к себе, милосердно закрыл ей глаза ладонью и тихо поцеловал в затылок.

Бог поднялся и, обведя взглядом всех, улыбнулся. И в тот же миг оба архангела и два страшнейших демона преисподней одновременно рухнули на землю.

Дагон шарахнулась в сторону, пытаясь исчезнуть, но с ужасом поняла, что не может. Уриэль напротив нее с тем же страхом, исказившим лицо, вжалась спиной в одно из металлических перекрытий ангара. Кроули вцепился в Азирафаэля так, что чуть не процарапал насквозь его рукав.

— Что с ними будет? — Азирафаэль сам не удержался и отшатнулся.

— Они станут людьми, — проговорил Бог, глядя на лежащие на камнях безжизненные тела. Вельзевул устало опустила голову на плечо упавшего навзничь Габриэля, руки Хастура и Михаил оказались скрещенными. — Они не будут помнить своих прошлых деяний и жизней. Просто люди.

— Люди не появляются просто так, ни с того, ни с сего, — заметил Сэм, подавив дрожь: что-то было глубоко неправильное в картине мертвых древних. — Есть документы…

— Конечно, — кивнул Бог. — Я все придумал. Они окажутся в разных частях света, с разными историями. Например… — он подошел к Хастуру и остановился над ним. Хастур смотрел невидящими глазами в серое небо, виднеющееся в проломе крыши, появившемся из-за истошного крика Михаил. — Молодой человек попал в аварию в Австралии, где потерял память. А эта девушка с необычной реакцией на стресс не могла отличить в своем прошлом реальность от фантазий, но ее вылечили, и она начинает жизнь с чистого листа в Нью-Йорке. Альпинист и экстремал едва не замерз насмерть на Эвересте, мозг был переохлажден, потому его прошлая жизнь оказалась стерта. А она, — Бог остановился над Вельзевул, лицо которой даже в смерти выражало страдание. Голос Всевышнего дрогнул от жалости. — Она потеряла ребенка. И амнезия — это естественная реакция на то горе, которое могло ее убить, если бы она не забыла.

— Почему ей хуже всех? — спросил Кроули с болью в голосе. — Раз уж ты так справедлив и милосерден, то почему?

— Она слишком любила его, — ответил Бог, повернувшись в его сторону. — Отнять у нее эту любовь — это все равно что ее уничтожить. Пусть любит того, кто ушел. Она не вспомнит, как именно она осталась без него, но будет знать, что он хотя бы существовал.

По одному растворялись в воздухе древние. Уриэль растерянно огляделась, не зная, что ей делать, но Бог сам подошел к ней, и она опустилась на колени, склонив голову и опираясь на меч, как склонялись рыцари перед королем.

— Ты справлялась не хуже Габриэля, — заметил Вседержитель. — К чему бояться теперь? Возможно, тебе придется встречать его душу в обители моей, если он окажется хорошим человеком.

Уриэль несмело улыбнулась, и Бог повернулся к Дагон. Та скрестила руки на груди, готовясь огрызнуться на любое нравоучение даже от Всевышнего, но тот лишь молча глядел на нее. Демон на глазах теряла свой запал, но держалась: еще не хватало, как Уриэль, кланяться.

— Как ты позволила Хастуру назвать Землю Землей? — спросил Бог с искренним интересом. — Она же больше вода, чем земля. По крайней мере, если смотреть со стороны.

— А… я… — Дагон точно не ожидала такого вопроса. — Он не спрашивал, когда давал имя планете.

— Понятно, — кивнул Бог и уже пошел было дальше, но Дагон его остановила.

— И это все? Тебе нечего больше мне сказать?

— Точно, — он развернулся. — Спасибо за твою работу.

— Какую? — прищурилась Дагон.

— Океаны! — радостно ответил Бог. — Я тогда, когда ты их только придумала, кажется, забыл тебя поблагодарить.

Дагон с ужасом увидела, как вокруг ее рук обвиваются золотые нити благодати-благодарности. В аду не благодарят не просто так, это правило с самого падения, а теперь ее поблагодарил сам Всевышний. Второй раз за земные сутки она приготовилась к мучительной смерти и уничтожению, но снова ничего не произошло, только золото сияло на ее руках словно до падения.

— Я ведь могу сейчас твою новую главу небесной канцелярии ангельской силой приложить, — усмехнулась Дагон в спину Богу.

— Никогда не сомневался в твоем благоразумии, — отозвался тот ехидно. — Хотя однажды, будем честными, ты меня удивила.

Дагон усмехнулась, оглядывая остальных. Кажется, она теперь единственный демон из всех когда-либо существовавших, кто способен как на демонскую, так и на ангельскую магию. Опять Он прав: в благоразумности и прагматичности ей нет равных. Ад ждет достойная замена владыки, а кто с ней попробует поспорить за право на низший престол, получит ангельской силой.

Придется работать с Уриэль; та, судя по кислому лицу, уже оценила перспективы сотрудничества.

— Не бойся, — ласково шепнула Дагон, подходя к ней и глядя сверху вниз. Ну наконец-то представитель ада выше ростом, чем райский визави, свершилось, шести тысяч лет не прошло. — Я тебя не обижу… если будешь хорошо себя вести.

— Я разрушила Содом, Гоморру, Помпеи, Вавилон и Иерусалим, — отозвалась Уриэль, стараясь не задирать голову, но тогда взгляд упирался в грудь демона, которую кожаный жилет с глубоким вырезом только подчеркивал. — Не думаю, что какой-то там круг ада представляет собой столь высокую архитектурную ценность, чтобы у меня рука не поднялась.

— Нам определенно есть что обсудить, — Дагон оскалила зубы. — Потоп, — пояснила она. — Вода лилась не только сверху. У меня тоже есть опыт в том, чтобы повергать в пыль великие творения.

Кастиэль и Фергюс на всякий случай подобрались поближе к Сэму и Дину, но Бог направлялся не к ним и остановился напротив Азирафаэля и Кроули.

— Я говорила, что из тебя выйдет отличный хранитель, — сказал он привычным древним женским голосом, сущность ее изменилась, хотя внешность осталась прежней. — Хотя Габриэль меня отговаривал после инцидента с яблоком.

— Ты настояла на том, чтобы я спустился на Землю? — удивился Азирафаэль. — Я думал, это… как ссылка от Габриэля.

— Уверена, он так все и представил, — усмехнулась Бог. — Всегда был упертым.

Кроули сквозь темные очки мог смотреть на Бога без усилий, но все равно этого не делал. Он был уверен, что одно приближение будет смерти подобно, ведь когда появлялся Люцифер, все клонилось к его ногам, а тут сила даже большая, чем падший архангел, но как ни странно, подобных ощущений не было.

— Ты правда изобрел испанскую инквизицию? — спросила Бог у демона.

— Нет, но я изобрел понятие «запой» сразу после, — мгновенно отбил Кроули. — И неизвестно, что унесло больше жизней.

— Не обязательно мне отчитываться, — заметила Бог. — Я не веду счет твоим дурным делам.

— А кто ведет? — спросил Кроули.

— А кто-то ведет? — в свою очередь задала вопрос Бог. — Лично мне некогда заниматься подобной ерундой.

— Тогда зачем это все?

— Что именно?

— Великий план. Непостижимый великий план. У него же есть какие-то правила?

— Насколько я знаю, — сказала всеведущий, — я эти правила никому не озвучивал. А Габриэлю не давал посмотреть ничего, кроме титульного листа и оглавления, так что если он заявлял, что читал великий план, то он немного преувеличил.

— Может быть, он по оглавлению сделал выводы? — задумался Азирафаэль.

— Ну да, — кивнула Бог. — Слова «глава первая, глава вторая» ему о многом поведали.

— Все же что в нем? — спросил Кроули. Бог сделала им знак наклониться к себе и прошептала:

— Ничего. Я еще ничего не написала.

Ангел и демон в шоке воззрились на Всевышнего, который принялась оправдываться:

— У меня не было мотивации! Никто не подгонял меня, это бы даже никто не читал! У меня есть пара заметок на несколько слов, но это ведь черновики. А то, что я обдумывала идеи вслух, мельком слышали пророки и другие ангелы и раструбили на весь свет. Теперь мне вообще ничего писать не хочется, но Люцифер с Габриэлем еще до начала времен подарили мне такую книгу, в которой непростительно не написать совсем ничего. И я написала оглавление. Габриэль бы обиделся, если бы я никак не использовала его подарок, про Люцифера и подумать страшно, а если бы они оба заявились ко мне с претензиями, что старались, а я не ценю…

— И… что теперь? — выдержав паузу, во время которой Бог, видимо, представляла себе выяснение отношений с двумя обманутыми в лучших ожиданиях архангелами, спросил Кроули.

— Да ничего, — Всевышний пожала плечами. — Вы останетесь Хранителями, в аду теперь место Вельзевул займет Дагон, а Габриэля — Уриэль. На Земле будет больше на четырех человек.

— А Хасс? — тихо проговорил Азирафаэль.

— Хассалех будет хранить эту Вселенную, пока я занимаюсь другими, — отозвалась Бог. — О, вы же не думали, что вы совсем одни? — он подмигнул и пошел с выходу из ангара, потом на самом краю площадки обернулся. — Совсем забыл. Сэм! — он посмотрел на младшего Винчестера. — У тебя такой бардак в голове! Из Смерти строитель как из меня литератор.

В тот же миг Сэм, вспомнив все, что было в аду, тем не менее, не испытал чудовищной боли, которую должен был. Воспоминания были поблекшими и казались, скорее, прочитанной о себе книгой, а не реальными событиями, настолько отстраненно они воспринимались.

Бог исчез мгновенно, не медленно, как растворялись тела, а в долю секунды; и ничто больше не напоминало о его присутствии.

***

— Может быть, когда-нибудь я с ним и увижусь, — Адам Янг отсалютовал Кроули бутылкой и отпил. Азирафаэль недовольным взглядом проводил пиво взглядом, но сказать ему теперь нечего, у магов совершеннолетие наступает с семнадцати, поэтому Адам мог пить сколько угодно.

Первым делом после событий в Америке, ангел и демон вернулись восвояси: Хасса больше не существовало, и им пора было вернуться к своим прямым обязанностям — хранить Землю и беречь ее, а разве приглядывать за бывшим Антихристом не входит в эти планы? Адам не держал на них зла за то, что они оставили его, точнее, оставил Азирафаэль, Кроули хоть как-то пытался выкроить минутку, чтобы с ним повидаться. Теперь Адаму было семнадцать, и он только-только свыкся с мыслью, что Хасс никогда не вернется; до этого он каждый год ждал его на платформе, хотя и ангел, и демон недвусмысленно давали понять, что его больше нет.

Адам решил вернуться в мир маглов и жить в Татфилде, как и раньше; мир магов был открыт перед ним, с такими-то связями, но он предпочел быть счастливым, а не успешным. И именно поэтому сразу после встречи с бывшими опекунами он отправлялся к своей рыжей невесте, единственной, кто осталась от банды Этих. В день магловского совершеннолетия они собирались пожениться, хотя Кроули и утверждал, что так рано заводят семью только дураки и до чертиков влюбленные, что является синонимами.

— Но если ты хочешь совершить подобную глупость, мы тебя поддержим, — закончил пламенную тираду демона Азирафаэль. — Что может быть прекраснее молодой семьи?

Адам скучал по Хассу. За те полгода, что они были вместе, он успел привязаться к нему всей душой, и пусть ангел осторожно рассказал о влиянии архангельской благодати на восприятие, Адам все равно считал Хассалеха своим другом. Язва знала про Хасса, он рассказал ей и показал единственный рисунок, на котором Хасс нарисовал автопортрет перьевой ручкой на уроке алхимии.

— Он похож на ту женщину из ада, — сказала она, рассматривая лицо на тетрадном листе. — Иногда мне кажется, что это все нам приснилось, но потом происходит что-то, что доказывает, что это все было. И ты волшебник, и Кроули, и Азирафаэль… кстати, они придут на нашу свадьбу?

— Я позову, — пообещал Адам и теперь методично спаивал Кроули, прежде чем озвучить приглашение. Азирафаэль и так согласится.

За соседним столиком сидели трое детей из семьи Уизли со своим отцом: младший как раз сдал последний экзамен, и теперь Рон, старающийся изо всех сил быть примерным отцом, позвал всю семью отпраздновать. Его семье последние несколько лет сопутствовала необыкновенная удача: он не знал, что это Азирафаэль терзался чувством вины и пытался хоть как-то облегчить судьбу детей, которые потеряли мать по, как он считал, его вине. Гермиона умерла в тот день, когда Хастур стал человеком, и поглощенные им и Вельзевул души разлетелись, устроив обвал баз данных в обеих канцеляриях. Уриэль спустя несколько недель отправила Азирафаэлю сообщение, где рассказала, что душа Гермионы Уизли добралась до Небес, и за жертву свою она получит вознаграждение. Адам знал теперь и об этом: Кроули не скрывал от него и не уходил от прямых вопросов, поэтому когда он спросил о Гермионе, он честно все рассказал.

— Я пойму, если ты не захочешь больше меня видеть, — сразу после этого сказал Азирафаэль, тоже внимательно слушавший повесть демона о тех событиях и пытаясь понять, как он их видел. — Пусть косвенно, но я один виноват в ее смерти.

— Что за глупости ты говоришь, — отмахнулся Адам. — Ты не виноват, но все равно все делаешь для ее семьи, а сама она в раю.

Но после того, как узнал, он сам стал покровительствовать ее детям, а внимание со стороны самого популярного студента факультета Слизерин избавило их от любых возможных проблем во время обучения.

Кроули снова неодобрительно посмотрел на кольцо для помолвки на пальце бывшего Антихриста, но отпил из бутылки и промолчал. Он понимал, куда торопится Адам: пусть он отказался от родства с Люцифером, пусть и Вельзевул уже нет, владыкой ада стала Дагон, но он все равно спешит, отчаянно спешит жить, словно ему и правда отмерено всего тридцать с небольшим, и перебороть этот глубинный страх он не в силах.

И даже сказать ему нечего. Пусть вновь завертелось нескончаемое колесо, но камни разбросаны, мозаика рассыпана, и даже если вновь собрать, не будет прежнего узора.

***

Австралия — художник, по локти в черной краске, замер перед только что дописанной картиной, глядя в глаза нарисованному им демону, который выбирался из вулкана, волоча горящие переломанные крылья. Ему плохо, он не спал четыре дня, прорисовывая каждый ожог, каждую каплю крови, брызги лавы, ему казалось, что если он не уделит внимание каждой детали, это станет неправдой.

Хлопает дверь мастерской, и художник ложится перед своей картиной, которая сделает его знаменитым на весь мир, и засыпает и привычно видит во сне бездну без света и воздуха и радостно погружается в первозданный хаос. Может быть, там его память?

— Это… это же шедевр, лучшая твоя картина… — эксперт, много месяцев желавший взглянуть на то, что же творит пусть начинающий, но уже известный по всему континенту художник, в восторге рассматривает картину, потом переводит взгляд на самого автора, который лежит на пыльном полу, раскинув по доскам выгоревшие до белизны волосы, заплетенные теперь в растрепанную косу: после выхода из больницы его не стригли, и он совсем оброс. Руки в черной краске, на скуле полоска, видимо, забылся и поправил волосы. Эксперт думает, что он сам как демон, выбравшийся непонятно из какой преисподней, и звонит фотографу: кому-то пора становиться знаменитым.

Африка — на снег Килиманджаро падает альпинист, отстегивает рюкзак и начинает валяться в снегу, радуясь холоду как ребенок.

— Ты как маленький! — кричат ему снизу друзья на африкаанс, но он приподнимается и показывает им язык. — Еще ангела сделай, Гейб!

— И сделаю, — фыркает он в ответ и, перевернувшись на спину, раскидывает руки в стороны, глядя в нестерпимо яркое небо сапфировыми глазами. Это его первое восхождение после тяжелой травмы и обморожения, он решил сделать его в Африке, как ему сказали, на его родном континенте.

Его спутники запускают дрон, с которого снимают весь растянувшийся по тропе отряд. Габриэль всегда впереди, несмотря на предостережения врачей и друзей: он знает, что с ним ничего не может случиться, и мысль о том, что холод и высота способны причинить ему вред, кажется ему абсурдной, а когда ему напоминают, что это уже случилось, отмахивается и повторяет, что дважды в одну реку не войдешь.

Америка — в прозрачном лифте девушка смотрит на экран мобильного телефона, поправляет воротник строгого платья. Лифт останавливается, в него заходят двое мужчин.

— Извините, в модельное агентство? — спрашивает один из них, готовясь нажать кнопку шестнадцатого этажа.

— Нет, я выше этого, — с улыбкой отвечает девушка и едет на двадцать второй, где направляется в свой кабинет: ведущий финансовый аналитик одного из крупнейших банков, настоящая акула, правду говорят, что незаменимого сотрудника примут с любыми недостатками, особенно с такой мелочью, как амнезия, касающаяся детских воспоминаний. Врачи же гарантируют, повторений не будет, и Майкл полностью полагается на практически безграничные возможности собственного разума. Она видит людей насквозь, а бизнес — это в первую очередь люди, и владельцы других банков записываются к ней на деловой завтрак чуть ли не за полгода. За глаза Майкл называют Карой Господней из-за беспощадности и граничащей с грубостью резкости, но приговоры она читает мягким бархатным голосом, и потому появляется второе прозвище: железный кулак в бархатной перчатке.

Европа — и как она все успевает? Невысокая хрупкая девушка, которую и от парня с первого взгляда не отличишь из-за короткой стрижки и фигуры, сошла с трибуны, глянула на часы и, даже не дождавшись, пока стихнут адресованные ей аплодисменты, вышла из конференц-зала. Она врач, ей некогда развлекать аудиторию, говоря о своих успехах, лучше она будет их показывать делом. Потеряв собственного ребенка, она решила сделать все, чтобы больше этого горя никто не познал, потому и открыла столько способов спасения. И пускай за спиной шепчутся, что это лишь потому, что она пытается заглушить боль — все бы так спасались от своего прошлого — она лишь сама может сказать, что это все не потому, что она помнит. Она не помнит практически ничего, психотерапевт твердит, что ее разум так защищается от боли, но делает все во имя того, кто точно был, существовал и любил ее.

— Черт в юбке, — смеются коллеги, когда она выскакивает из операционной, падает на каталку и спит, пока ее везут к следующей. Хирург носит футболку с иконой Мадонны, потому что так ей кажется, будто это ее руки обнимают ребенка на ее груди.

***

По залитой солнцем улице неспешно шел высокий мужчина, чья внешность и образ притягивали взгляды, но одновременно отталкивали, как отталкивает убийца в фильме, о котором уже известно зрителям, но не другим героям. При первом взгляде на него казалось, что это военный; впечатление усугубляли выцветшие камуфляжные штаны, заправленные в высокие шнурованные ботинки. Он, несмотря на тепло, кутался в плащ тревожно-желтого цвета, казавшийся пыльным. Но если бы он с кем-то заговорил, американцы, окружавшие его, сразу бы понимающе кивнули — австралиец, и сильный акцент выдает его не меньше, чем внешний вид и нарочитая медлительность в центре мегаполиса.

Майкл выбежала из офиса, глядя на часы — вечно пунктуальная до педантичности, она, если дело касалось личной жизни, снова опаздывала, всегда опаздывала, словно что-то мешало ей ходить на свидания. Психолог, пытавшийся справиться с последствиями ее странного психического расстройства, говорил, что именно так выражается ее нервозность и нежелание заводить отношения: она же не знает, что было у нее в прошлом, да и было ли там что-то, кроме бесконечных больниц; можно сказать, она только начала жить. Она спорхнула по лестнице, едва касаясь ступенек, выдернула из кармана телефон на ходу, готовясь уже писать сообщение с извинениями перед тем, с кем должна была встретиться через две минуты, заметила, что, кажется, развязался шнурок, значит, она потеряет еще минуту, и… Она вскинула взгляд и замерла.

Преградивший ей путь вдруг остался единственным существом в бесконечной пустоте. Он смотрел на нее молча, одновременно словно видя впервые и вспоминая после долгой разлуки. Майкл почувствовала, как из висков вынули длинные спицы беспокойства и тревоги, а воздух, который был в ее легких, стал клубами черного ласкового дыма, щекочущего изнутри. Незнакомец с бесконечно родными чертами лица взял ее за руку, и мир обрушился на нее водопадом цветов и звуков. Майкл послушно забралась за ним в салон желтого такси, не осознавая ни единого слова из тех, что он говорил водителю, прижалась к его груди, слушая сердце, засунула ладонь под черную футболку, гладя горячую кожу. Он не говорил с ней, даже не смотрел в ее сторону, но не выпускал ее запястья; они вышли из машины возле какого-то здания — Майкл не обратила внимание ни на что, поднялись на лифте до какого-то этажа, она не знала, на какой; она глядела только на него, не в силах оторваться. Захлопнув дверь от всего мира, он легко поднял ее на руки и наконец коснулся губами щеки с такой неожиданной робостью, что у Майкл сердце зашлось. Она обняла его за шею, мельком подумав, что даже имени его не знает — ну и что — все равно — все все равно… Он усадил ее на край кровати, наконец скинул на пол свой плащ и упал перед ней на колени, оказавшись между ее раздвинутых ног, притянул к себе, задирая на ней подол платья. Майкл, узнавшая из своей истории, пересказанной ей в больнице, где она очнулась и начала новую жизнь, что она из религиозной семьи, что родители старались излечить ее молитвами при церквях, уважавшая свое прошлое и никогда не отказывавшаяся от довольно строгого образа жизни, даже носившая кольцо непорочности, и не подумала его оттолкнуть, только молча пожалела, что они не могут раздеться каким-то чудом, поэтому бедра ей при каждом толчке царапает его ремень, а она вдохнуть не может нормально, потому что плотное платье слишком облегает грудь.

— Михаил, — тихо шепнул на ухо низкий голос — первое слово, которое он ей сказал. Могло бы показаться странно, но только не Майкл: она знала, что он называет этим именем именно ее. Она меняла имя в документах на Майкл, это была часть терапии, и когда она выбрала себе это, оно почему-то казалось ей правильным, но то, как ее назвали сейчас, походило еще лучше.

Они разделись и легли, обнявшись. Майкл даже не оглядывалась по сторонам, ей было совершенно не интересно, где они находятся, важно было лишь то, что ее обнимают, что светлые волосы, почти седые, выгоревшие до бесцветности, падают ей на лицо.

— Что бы ты делал, если бы мы не встретились случайно? — спросила Майкл, гладя его по плечам. Она не могла оторвать рук от него.

— Я бы искал тебя еще миллион лет, — раздался ответ, и Майкл откинула голову на подушку, подставляя ему шею. Он вдруг поднес ее руку к лицу и снял с безымянного пальца кольцо, продел в него собственную цепочку и повесил себе на шею, а на вопросительный взгляд пояснил. — Теперь это мое.

Ужинали в молчании. Майкл, отчаявшись найти столовый нож, попыталась как-то резать еду обычным и не выглядеть при этом деревенщиной, но потом посмотрела на своего визави, который, отдав ей единственную вилку, ел руками, и не почувствовала никакого раздражения, хотя обычно вела потенциальных партнеров в дорогие рестораны и зорко следила, чтобы те не перепутали четыре вилки для разных типов блюд.

— Можно я возьму что-то, чтобы спать? — спросила она, когда они вернулись из гостиной в спальню.

— Все мое — твое, — прозвучал ответ, и Майкл, удовлетворившись ответом, вытащила из шкафа единственную белую рубашку и накинула на себя. Развернулась и увидела, что ее рисуют: лежа на кровати и держа перед собой планшет, он мог выглядеть, словно что-то писал, но оценивающий взгляд художника Майкл ни с чем не перепутает.

— Покажи, — она подлезла под его руку и обняла за пояс, заглянула в лист. — О. Это я?

— Почти ты, — он поцеловал ее в волосы. — Я нарисую тебя настоящую чуть позже, — рисунок отправился на пол, но Майкл не могла забыть изображенного на нем ангела с копьем в длинном светлом пиджаке. Разве бывают ангелы в пиджаках?

Через два дня Майкл, одетая в белое открытое платье, стояла в мастерской, собственническим жестом обняв художника за пояс. В комнате толпились потенциальные покупатели и оценщики, но с самим творцом никто не заговаривал, только здоровались.

— Мне неудобно спросить, — вдруг Майкл поняла, что до сих пор не знает чего-то очень нужного. — Но это важно.

— Что? — он повернулся к ней.

— Как тебя зовут?

Он даже не рассмеялся, только погладил ее пальцем по щеке.

— Хастур, — ответил он и снова отвернулся.

— Это по паспорту? Твое настоящее имя? — Майкл влюбленно прижалась щекой к его плечу.

— Не по паспорту, но настоящее, — ответил Хастур, и Михаил, то есть Майкл, Михаил ее только Хастур называет, поймала себя на том, что ничуть не удивлена.

========== Часть 11 ==========

— Дин звонил, — сказал Кроули, когда Азирафаэль вошел в свою лавку, прижимая к груди бумажный пакет с продуктами: после свадьбы Адама он собирался все же освоить человеческое искусство кулинарии, которое до этого оставалось для него недоступно. Ангел считал глубочайшей несправедливостью, что, наслаждаясь двумя продуктами человеческой изобретательности: едой и книгами, он не способен сам привнести вклад. И он собирался учиться. Нет возможности творить, станет великолепным ремесленником.

— Что сказал Дин? — весело спросил Азирафаэль, складывая продукты на стол и доставая из пакета апельсины, которые пахли совсем как в раю.

— Сказал, что видел их.

— Всех? — развернулся к нему ангел, мгновенно поняв, о ком идет речь.

— Не видел Габриэля и Вельзевул, но зато напоролся на Хастура с Михаил, — отозвался Кроули.

Сэм и Дин направлялись в лучший тату-салон: Сэм нашел в книге Хранителей эскиз сложнейшей защитной татуировки, и необходимо было найти мастера невероятного уровня, чтобы тот ни в коем случае ничего не спутал.

— В интернете все его советуют, — пожал плечами Сэм, толкая дверь. — Он художник, да и салон приличный.

— Ты нас разоришь, — проворчал Дин, но пошел следом в темный коридор, завешанный картинами и фотографиями, и велел записать их к лучшему мастеру, самому хозяину, не к кому-то из его сотрудников, работа предстоит тонкая.

— Вообще-то надо записываться заранее, — недовольным тоном сообщила девушка, покрытая татуировками до бровей.

— Мы записаны, — Сэм отодвинул брата плечом. — Что смотришь на меня, естественно, я записался!

Винчестеры вошли в зал, пустой и огромный, где в середине стояли кресла и столы; работал один человек. Мастер поднял голову, когда они вошли; Дин обратил внимание на седые волосы, заплетенные в косу, но пряди все равно падали на глаза, доставая до места, где под черной марлевой повязкой должны быть губы.

— По одному боитесь? — усмехнулся он. —Ну, кто смелый?

— Мы братья и хотим набить одинаковые татуировки, — сказал Дин обязательную легенду. — Только чтобы они были точно как на рисунке. Можете?

— Молодой человек, вы меня оскорбляете сомнениями, — покачал головой мастер, раскладывая инструменты и надевая перчатки.

Работал мастер молча, сосредоточенно, и Сэм чуть не заснул, ожидая, пока тот закончит с Дином. Стоило в кресло улечься Сэму, как мастер усмехнулся:

— Дай мне хоть передохнуть, — сказал он, выключая лампу и снимая перчатки и маску. — Как раз проверю кое-кого.

Он набрал номер на мобильном, и в зал сразу же вошла девушка, держа в руке звонящий телефон. Дин сначала увидел только длинные ноги в черных туфлях на тонком, как игла, каблуке, а когда вскинул взгляд от танцующей походки, та уже зашла за широкую спину татуировщика.

— Снимай, я проверю, как там твои крылья, — сказал мастер, и девушка повернулась к нему спиной. Дин увидел в отражении в одном из непрозрачных окон, как татуировщик расстегивает на ней платье до пояса и проводит пальцем по позвоночнику между двумя черно-белыми крыльями, распахнувшимися по лопаткам. Коснулся губами ее шеи сзади, потом застегнул платье снова и спокойно проговорил:

— Все в порядке.

Девушка развернулась в кольце его рук, закинула тонкие руки ему на плечи, и в этот момент Дин узнал Михаил.

У него подкосились ноги: они никогда не должны были пересечься с ней, они теперь люди, они не помнят, не могут помнить — все эти панические мысли закружились в голове Дина бешеным хороводом. Он попытался успокоиться: ну мало ли, просто ей захотелось сделать себе татуировку, и что, что она выбрала именно крылья, ничего не значит, может, ей новой просто нравится тематика, но тут повернулся сам мастер, и Дин понял, кто это. Марлевая повязка до глаз, теперь снятая, скрывала четко вылепленные скулы, длинный рот, усмешку которого Дин видел в кошмарных снах.

Хастур, натянув перчатки и надев новую маску, наклонился над Сэмом.

Хастур и Михаил не должны были опять любить друг друга, они должны были все забыть! Дин сидел как на иголках; Михаил сочувственно посмотрела на него, потом вышла на минутку и вернулась со стаканом кофе, подала его Дину.

— Тебя брат потащил это делать? — спросила она, садясь рядом и касаясь локтем его бока. — По тебе видно, — она рассмеялась. — Ты смотришь на инструменты с таким ужасом, хотя сейчас не тебя колют.

— Он уже отстрелялся, за братишку переживает, — отозвался Хастур и поднял голову. — Слушай, Дин, ты какой-то бледный. Выйди-ка подыши.

— Нет! — Дин сидел, не отрывая взгляда от того, как игла в руках демона — бывшего демона, Дин — нет, бывших не бывает, он мог как-то запомнить, кто был против него — вонзается в кожу Сэма.

— Эй, посмотри на меня, — Михаил развернула Дина за подбородок к себе. — Все с твоим братом будет нормально, Хастур — профессионал.

— Хастур?!

Михаил рассмеялась и откинулась на спинку дивана.

— Он настолько перечитал Лавкрафта, что сменил имя даже в документах!

— Мне это имя больше подходит, — проворчал Хастур. — Ты-то что дергаешься? — спросил он уже Сэма.

— Я тоже… читал Лавкрафта, — отозвался Сэм, холодея от понимания происходящего.

— Это имя лучше, чем у некоторых, — Хастур снова включил машинку. — Да, Майкл?

— Майкл? — переспросил Сэм.

— Меня так зовут, — отозвалась Михаил. — Но кто-то до сих пор не может смириться и считает неимоверно остроумной шуткой говорить, что встречается с мужиком.

— Вы встречаетесь? — подал голос Дин и улыбнулся, скрывая волнение. — Эх, а я уже хотел номерок спросить.

— Не встречаемся, — отозвался Хастур. Повисла пауза.

— Потому что мы женаты, — сердито договорила Михаил. — Хастур, шутить — это не твое!

— А как познакомились? — спросил Дин, стараясь как можно более расслабленно откинуться на диван и повторяя про себя, что это всего лишь совпадение, люди влюбляются друг в друга постоянно, а у этих точно родство душ за столько тысяч лет.

— Столкнулись на улице, — отозвалась Михаил, глядя на то, как Хастур аккуратно заклеивает татуировку Сэма. — И первые два дня я даже не знала, как его зовут, спросила только на третий.

Хастур оттянул перчатку и выстрелил ей точно в корзину через весь зал, и Дину с Сэмом стало не по себе от такой меткости. В студии уже никого не было, даже девушка со стойки ушла; за окном было темно, в коридорах тоже; погасили свет. Дин и Сэм пошли на светящуюся табличку «выход», полагая, что Хастур и Михаил пошли через другой ход.

— Если будете в городе, заходите через пару недель, я посмотрю, все ли в порядке, — низкий голос Хастура заставил Дина подпрыгнуть. Бывший демон держал телефон, экран снизу подсвечивал его бледное лицо, и оттого черные глаза касались такими-же непроницаемо-глубокими, как раньше.

— Все всегда в порядке, — добавила Михаил, и они вышли на улицу. — Но вдруг еще что-то набить захотите. Пока, — она послала Дину воздушный поцелуй, подмигнула Сэму и обняла руку Хастура.

— Я звоню Азирафаэлю.

— Звони Азирафаэлю, — одновременно сказали братья, когда за бывшими демоном и архангелом закрылась дверь дорогого ресторана, и Дин выдернул из кармана телефон, как оружие. Ангела не было в лавке, но зато там находился Кроули, который пообещал и передать, и разобраться.

— Мне надо в Америку, — сказал Азирафаэль.

— Зачем? — Кроули закатил глаза. — Даже если они вспомнят, они теперь люди, обычные люди, которые ничего не могут, кроме как замаливать грехи. Пусть поскорбят, полезно.

— Ты не понимаешь, — ангел нервно прошелся по лавке. — Если они вспоминают прошлое, то могут подумать, что сходят с ума, да и… о Боже, нет. Ты понимаешь, что Габриэль с Вельзевул тоже могут вспомнить?

— И что?

— Это ужасно! Потерять ребенка — ужасно, но знать, что ты сам его убил, невыносимо. Я не могу этого допустить. Я умею стирать память людям, поэтому если они начали вспоминать, я должен им помочь.

— Что за комплекс спасителя, ты что, ангел, что ли? — тяжело вздохнул Кроули, поднимаясь на ноги. — Надеюсь, ты не исчерпал месячный лимит чудес, потому что самолеты — это последнее, где я хотел бы оказаться.

— Ты летишь со мной? — недоверчиво спросил Азирафаэль. — Но… ладно. Но лимит исчерпан. Я возьму нам билеты.

***

Сэм и Дин ждали гостей из Британии в условленном месте, и как только ангел и демон уселись за столик, младший Винчестер развернул к ним ноутбук.

— Сразу хочу сказать, что нас насторожило то, что они вместе, хотя он должен быть в Австралии, но оказывается, ко всему прочему он еще и художник, который рисует… по сверхъестественной тематике, — сказал Сэм, показывая сайт. — Католики готовы его порвать на части за то, что основная тема его произведений — это ад и рай, которые он изображает слишком уж странно с точки зрения верующих и чересчур правдоподобно с нашей точки зрения.

— А можно где-то посмотреть его картины? — спросил Азирафаэль, с неприязнью глядя на черно-белый интерфейс, больше похожий на сайт ритуальных услуг, чем на страницу известного на весь мир художника.

— У него сегодня выставка, он там будет, — Дин показал четыре билета. — Ненавижу этот город, я потратил денег больше, чем за всю свою жизнь. И на что? На две татуировки и выставку! Выставку!

— А он потратил на свои книжонки четыре тысячи фунтов, а лимит чудес на месяц исчерпан, и угадай, кто платил всю последнюю неделю, — подхватил Кроули, обретший в Дине родственную душу. В прошлую встречу они и парой слов не перебросились.

— Сэмми понравилось то, что рисует этот ваш Хастур, — вдруг сказал Дин. — Ну-ка, Сэмми, признайся, что тебя заинтересовало больше: вспомнил ли он свое прошлое, или как он нарисовал демоницу?

— Какую демоницу? — не понял Азирафаэль.

— Самая знаменитая его картина, — пояснил Сэм. — Как только что павший ангел выбирается из кратера вулкана.

— О… — только и вымолвил Кроули, глядя на Сэма через темные стекла очков.

— Что не так? — Дин переглянулся с братом.

— Ну… дело в том, что когда мы все, как вы называете, падали, кое-кто действительно упал в вулкан. Это была Вельзевул, и, честно говоря, я вряд ли когда-нибудь это забуду.

— Потом надо будет навестить и Вельзевул, и Габриэля, — взял на заметку Азирафаэль. — Может быть, у них тоже что-то… вызвало воспоминания. Может быть то, что Хастур с Михаил оказались рядом, столкнулись, как-то спровоцировало память?

— Как они вообще могли встретиться, он был в Австралии?! — Кроули снял очки и с усилием провел по лицу ладонями. — А я уж было подумал, что все закончилось.

— Вероятно, на выставке будут его поклонники, можно узнать у них, — предположил Сэм.

— Только истории хастуровских любовных подвигов мне не хватало, — обреченно вздохнул демон. — Где ж я так провинился, ну, те события не в счет? Я Апокалипсис остановил, войну между адом и небом, худо-бедно с жертвами и разжалованием в люди, но предотвратил, почему я теперь должен что-то вообще делать?!

— Зачем надо было его привозить? — шепотом спросил Сэм у Азирафаэля.

— Вообще-то он сам захотел, — извиняющимся тоном ответил ангел, пожав плечами, потом посмотрел на часы на цепочке, которые достал из кармана. — Я думаю, стоит уже пойти.

На слишком приличного Азирафаэля при входе посмотрели с удивлением, но никто не сказал ни слова; большинство поклонников творчества Хастура выглядели как Кроули, тот даже занервничал.

Выставочный зал представлял собой лабиринт из простых белых пронумерованных стен, на которых висели картины разных цветов, размеров и лет.

— Концепция представляет собой альбом воспоминаний, — вещала какая-то невысокая девушка в черном платье с принтом одной из картин. — Это своеобразное понимание вселенной, наложенное на собственную жизнь. Хастур попал в аварию, когда был в Австралии, и так никто и не узнал ни откуда он, ни что у него за семья, он не помнит своей жизни, но можно понять, как он представляет себе то, что было в прошлом, если посмотреть на расположение картин.

Азирафаэль осторожно присоединился к немногим слушающим: рассказ, очевидно построенный на обрывочных сведениях и догадках, тем не менее оказался захватывающим.

— Посмотрите, в самом начале картина «Зарождение света» — это символ его рождения: мы видим размытую полосу в пустоте, в то же время это — отсылка к чему бы вы думали?

— К сотворению мира, — вдруг сказал Кроули и повернулся к Азирафаэлю. — Кстати, похоже.

— Да, — самоназначенный экскурсовод обрадовалась интерактивности: люди вокруг нее не задерживались, предпочитая рассматривать в тишине. — А следующая картина, которую он, кстати, написал совсем недавно, — это аллюзия на его семью. Видите? Высокие фигуры, они касаются краев холста, скорее всего, это родители и другие взрослые, которые его окружали, а эти, поменьше, другие дети.

— Это Люцифер, Габриэль и Михаил, — Кроули указал на три основных силуэта.

— А это ты, — добавил Азирафаэль на арамейском, кивнув на фигуру в отдалении.

— Да, — вновь влезла рассказчица. — Он показывает свою семью как ангелов, но как мы потом увидим, там не все гладко. Давно вы интересуетесь его творчеством?

— Очень, — искренне сказал Кроули. — Видите ли, меня интересуют патологии, а его картины глубоко патологичны и показывают психопатичную натуру. Вы продолжите? — он посмотрел на девушку с выражением искренней надежды на лице.

— Зачем ты так? — горько спросил Азирафаэль, когда девушка, сердито поджав губы, ушла от них подальше.

— Потому что он — кумир молодежи теперь. Кумир. Хастур! Напомнить, что он делал?!

— Он не помнит, — Азирафаэль повернул за угол и замер, невольно схватив за руку Кроули. Демон спустил очки на кончик носа, тоже неотрывно глядя на огромное полотно, изобразившее архангела во всем его неземном великолепии. — Это… Михаил, — севшим голосом сказал Азирафаэль. — А… архангел Михаил.

— Я узнал, кто меня с Небес сбрасывал, спасибо, — Кроули с трудом отвернулся: строгий взгляд Михаил с картины выворачивал наизнанку.

— Как он смог так изобразить? Ведь невозможно, но я… я чувствую страх. Самый настоящий трепет перед этой картиной, — Азирафаэль посмотрел на свои руки. — Невероятно.

Он огляделся: не только на него и демона картина производила подобное впечатление. Люди отводили глаза, кто старался поскорее пройти мимо, кто наоборот, задерживался и смотрел, испытывая себя.

— Как отвратительно, — сказал Азирафаэлю остановившийся возле него человек в костюме и с белым воротником священника. Кроули побрел смотреть дальше в одиночестве. Ангел подумал, что тот, видимо, выбрал его в собеседники из-за костюма. — Изображать свою подружку в виде архангела! Вы не знали? — он протянул Азирафаэлю буклет. — Он рисует ее ангелом, точнее, архангелом, причем конкретным — Михаилом! Кощунство!

— Вы еще дальше не смотрели, — оскалился вернувшийся Кроули и дернул Азирафаэля за рукав, довольный как никогда. — Пошли, ангел.

Он довел его до следующего поворота, отошел и стал смотреть со стороны. Азирафаэль не подвел: несколько секунд постоял в шоке, даже не дыша, потом юркнул назад в безопасный коридор. Демон расхохотался и, схватив его под локоть, потащил ближе к первой картине.

— Смотри, какое мастерство! Они как живые тут!

За поворотом был коридор, названный самими организаторами «коридором страсти»: белый, словно из камня высеченный демон, и гибкое, нежное тело ангела — Хастур был к себе беспощаден, изобразив в собственном портрете нечеловеческое жуткое выражение. Галерея была омерзительной, демон на всех картинах казался настолько отталкивающим при объективно гармоничных чертах лица, что успех был гарантирован. Кроули с шумом втянул воздух сквозь зубы, увидев знакомый ему сюжет, где Михаил отрезает свои волосы. Как точно, как страшно точно; несмотря на откровенность сцен, здесь мало кто задерживался. Те, кто пытались смотреть только на изображенную на полотнах девушку, все равно натыкались глазами на демона-собственника, который защищал свое сокровище от других даже на картинах.

— Я не думал, что он будет рисовать… такие подробности, все же это… очень личное, — Азирафаэль искоса посмотрел туда, где Михаил в блаженстве выгнула спину, лежа на резном каменном полу в какой-то пещере, а Хастур намотал на руку ее еще длинные волосы. — Но я примерно понимаю, что чувствуют люди. Они не могут ассоциировать себя с кем-то на картине и не могут отвлечься от присутствия демона на ней. Те, кто пришли сюда с похотливыми мыслями, не могут почувствовать удовлетворения, потому что им нет никакого места здесь, те, кто пришел за уникальным мастерством, не могут отвлечься от сюжета. Это настолько ужасно, что я даже не знаю, можно ли считать это искусством. Пойдем отсюда, — он поскорее свернул в следующий коридор и замер в проходе. Его бы толкали, но останавливался на пороге не только он.

Как раньше Михаил, теперь посетители выставки видели огромную картину, изображающую Габриэля — и как та, он был в облике архангела. Сверкающий грозный взгляд приковывал к месту, давая понять, что всеведение высших сил — отнюдь не преувеличение; Габриэль с холста видел каждого насквозь. Нарисованный в человеческий рост, он казался огромным, заполняющим собой все пространство вокруг — как чувствовалось при личном общении с архангелом.

— Можешь считать меня слабовольным и, как ты говоришь, тряпкой, но меня тянет преклонить колени, — шепнул Азирафаэль демону.

— Фу, как некультурно в общественном месте, — машинально ответил Кроули, чувствуя то же самое. Хастур каким-то непостижимым образом сумел поймать, уловить и передать практически безграничную силу любимого архангела Небес.

Следующий коридор был посвящен Вельзевул: Кроули мгновенно узнал тронный зал и коридоры, но он понятия не имел, что, оказывается, владыка ада периодически лежала на своем рогатом троне, укрыв ноги пледом и опустив пальцы свесившейся вниз руки в чашку с медом. Он все же плохо знал ее, хотя подчинялся напрямую ей всегда, с самого начала существования преисподней: по его мнению, она была справедливой по законам джунглей, не излишне жестокой, но не имевшей никаких границ, а главным ее грехом было равнодушие ко всему, что не касалось ее напрямую. А теперь из картин Хастура Кроули узнал, что Вельзевул, оказывается, закатывала пиры, каталась по аду на мертвых конях и в дни, когда не надо было никого принимать, надевала нацистскую форму и резалась в карты с проклятой душой Генриха Гиммлера.

— Это уже баловство, — прыснул Азирафаэль, когда они с Кроули повернули в новый коридор, полный сочных красок: Хастур здесь изображал жизнь в качестве человека на Земле. Михаил, уже без сияния и грозного взора архангела, держа на груди развязанный купальник, выплескивала воду из бутылки словно на зрителя. Вельзевул, обняв гитару, которая больше нее самой, уселась на смятом покрывале. Автопортрет Хастура с Габриэлем — оба на ступеньках какого-то античного здания, Габриэль уткнулся в какие-то бумажки, а сам Хастур рисует, положив на колено альбом.

— Баловство? — переспросил Кроули. — Смешно тебе?! Знаешь, о чем это все говорит? О том, что они мало того, что знакомы, так они еще и вместе все время. Четыре человека с одинаковой амнезией. Они не идиоты, даже если люди. Ладно, Вельзевул и Михаил не идиотки, за этих двоих я не ручаюсь.

В последнем коридоре снова была толпа: Кроули уже хотел было щелкнуть пальцами и оставить Хастура без поклонников, но Азирафаэль успел перехватить его руку.

— Сама Майкл говорила в интервью! — все та же инициативная девушка-экскурсовод на волонтерских началах взмахнула какими-то листами. — Что она спешила, и ей показалось, будто у нее развязался шнурок, она посмотрела вниз, а потом… а потом «я вскинула взгляд и увидела напротив себя человека, который смотрел на меня одновременно спокойно и восторженно, а потом молча взял меня за руку. И я перестала куда-то торопиться. Как его зовут, спросила на третий день».

Толпа встретила цитату аплодисментами, за жизнь художника и его протеже следили множество журналов, а то, что они практически не расставались и появлялись вместе на всех мероприятиях, только подогревало любовь поклонников — всем нравятся красивые пары. Девушка, отойдя от картины, которую старательно закрывала спиной, позволила всем увидеть.

Комната на картине была изображена словно из верхнего угла. На постели лежала Михаил, раскинув по черной простыне руки и крылья, бело-прозрачные, как чистейший лед, но имеющие цвет, растворенный в них туманом. Сам Хастур сидел рядом, вытянув одну ногу на стоящий перед кроватью стул, на спинке которого лежала смятая и второпях снятая одежда. Они едва касались друг друга, но чувствовалось, что Михаил смотрит на его спину, а его пальцы поглаживают ее колено. Азирафаэль вдруг почувствовал любовь, как чувствовал ее всегда рядом с искренне любящими людьми, но это была всего лишь картина. Так не должно быть!

— Ты знал, что он так рисует? — спросил Азирафаэль у Кроули, который даже не нашел, что бы сказать язвительного. Простой сюжет картины был до того возвышен, что наворачивались слезы.

— Знаешь ли, в аду не особо ценят семейные зарисовки, — отозвался Кроули, потом добавил уже без издевки. — Нет. Не знал. Я вообще не знал, что он способен на что-то, кроме применения грубой силы.

— Он ведь еще соблазнял, — напомнил Азирафаэль. — Ты сам говорил, что когда он тащил к тебе Адама, он по пути умудрился совратить священника! И это с ребенком на руках. Я до сих пор не понимаю, как это ему удалось, — он помолчал. — Только не надо опять представлять!

Кроули задумался, передернулся:

— Я точно не хочу знать!

Они вышли в фойе, где их уже поджидали Дин и Сэм.

— Я спросил, они должны приехать, Хастура уговорили на получасовую пресс-конференцию, — сказал Сэм. — А у меня есть удостоверение журналиста и — спасибо копировальному центру напротив — аккредитация. Что мне спросить?

— Я сам спрошу, — Кроули вырвал у него из рук бейджик. — Ты у него символы себе на спину бил, он тебя узнает, идиот.

***

— Надень это, — Хастур бросил в Михаил какое-то платье и сел в кресло с сигаретой, наблюдая за тем, как медленно соскальзывает с ее плеч шелковый длинный халат.

— С каких пор ты разбираешься в моде, — фыркнула та, переступая босыми ногами через халат и поднимая платье на вытянутых руках.

— Я хочу, чтобы было видно твои крылья, — отозвался Хастур. — Заодно покажешь их.

— Габриэль наверняка себе такие же захочет, — недовольно сказала Михаил, надевая платье и поворачиваясь спиной к Хастуру, чтобы затянул шнуровку на пояснице. Тот подошел, положил ладони на ее талию.

— Мы можем не идти на выставку, — тихо сказал он, касаясь губами ее плеча. — Все равно они собирались опоздать, вот и мы поедем только праздновать. Не люблю журналистов.

— А что любишь? — Михаил запрокинула голову, закрыв глаза.

— Тебя, — Хастур провел руками по крыльям на ее спине осторожно, словно там действительно были мягкие перья.

— Надо пойти, — Михаил покачала головой, разворачиваясь и закидывая руки ему за голову. — Тебя на эти полчаса месяц уговаривали.

Хастур медленно потянул шелковый шнурок, затягивая талию Михаил так, что ей стало трудно дышать.

— Теперь ты будешь хотеть окончания получасовой экзекуции не меньше меня, — усмехнулся он и потянулся за свитером.

— Пиджак, — не терпящим возражений тоном напомнила Михаил.

— Что я тебе такого сделал, за что?

Михаил вытащила из шкафа единственный пиджак и вручила Хастуру, достала из коробки новые туфли.

Кроули проследил напряженным взглядом за тем, как Хастур отодвигает себе стул ногой и садится, хмуро оглядывая собравшихся. Азирафаэль едва уговорил Сэма и Дина уйти и наблюдать из-за двери, потому что Хастур точно их узнает. Черные глаза бывшего демона на миг задержались на лице Кроули, но он ничем не выдал узнавания или каких-то других эмоций.

Михаил придвинула к себе микрофон и начала с дежурной фразы, что рада всех видеть, просит тех, кто хочет задать вопрос, поднимать руку, а также выключить все средства записи, видео снимается и потом будет разослано всем присутствующим в соответствующие агентства.

— Что ты хочешь спросить? — шепотом спросил Азирафаэль.

— Откуда он знает, как выглядит ад, — отозвался Кроули. — Очень уж мне интересно.

— Не надо, — попросил ангел. — Если он помнит, он не скажет правды.

— Я почувствую, лжет он или нет, — ответил Кроули. — Не мешай!

Посыпались вопросы; на большую часть отвечала Михаил, Хастур лишь кивал и говорил ей что-то на ухо, она озвучивала вслух. Спрашивали в основном о дальнейших проектах, о выставках, новых сюжетах, о том, будет ли он, как обещал, продумывать декорации к сериалу о дьяволе — на этом моменте Хастур расхохотался таким смехом, что у ангела и демона мурашки побежали — но потом Хастур вдруг впервые посмотрел в зал, оторвав взгляд от Майкл.

— Вон те двое, — он безошибочно указал на Азирафаэля и Кроули. — У вас ко мне вопрос. О чем?

Демон поднялся на ноги, игнорируя восторженные шепотки кругом: еще бы, Хастур сам выбрал тех, кто задаст вопрос, такого никогда не бывало.

— Ты видел ад, Хастур? — поинтересовался он впрямую, бесстрашно ухмыляясь, хотя все его мышцы словно застыли от ужаса перед тем, кто по силе был равен архангелам.

— Да, — Хастур чуть наклонил голову. — Он до сих пор снится мне, — Хастур не отрывал черного взгляда от Кроули, и тот не мог понять, помнит ли он свое прошлое. Он не лгал, это чувствовалось, но… он ведь художник, вполне вероятно, что он адские флешбеки воспринимает как источник вдохновения.

Если бы он не добавил последнюю фразу:

— А ты его помнишь? — и в этот момент Кроули понял, что у него вовсе не австралийский акцент; это староанглийский середины четырнадцатого века.

***

— Он точно помнит, клянусь чем угодно! — Кроули опрокинул в горло стакан виски; он говорил тихо, но в грохоте клубной музыки, от которой вибрировал пол бара, ангел слышал его прекрасно. — Это Хастур, настоящий Хастур.

— Михаил не помнит, — задумчиво сказал Азирафаэль. — Она узнала бы меня тогда, но нет, она никак не отреагировала. Что нам делать с Хастуром?

— А он человек вообще? — демон нервно качнулся на стуле. — Я вот совсем не уверен.

— Бог сказал, они теперь люди, — неуверенно сказал ангел. Дин и Сэм не смогли прийти, их звала вперед их «работа», к тому же они были уверены, что страж Эдема и древний демон-искуситель справятся самостоятельно.

— И что они ничего не будут помнить, — издевательски добавил Кроули. — Но Хастур говорит на староанглийском, рисует ад и демонов, трахает Михаил и еще и может в рай попасть, потому что он в курсе, что в аду несладко, и делает все так, чтобы правила не нарушить.

— Но что мы можем сделать? — Азирафаэь посмотрел на дальний столик, где, закинув руку на плечо Майкл, сидел Хастур; вот они повернулись, Михаил даже встала, приветствуя… ангел их сначала не узнал.

Габриэль вместо приветствия одним махом выпил стакан коньяка и упал на мягкий диван, убирая рукой покрашенные в черный волосы и обнажая выстриженные виски, рассмеялся и крепко поцеловал в губы Михаил, потом повернулся к Хастуру, видимо, шутливо извинился. Расстегнул кожаную куртку, открыв на всеобщее обозрение майку с нарисованным на груди словно расстрелянным прицелом. Вельзевул рядом с ним в простой серой футболке и мягких брюках казалась ангелом небесным.

— Михаил разоряет банки и небольшие страны, Габриэль стал адреналиновым наркоманом, а Вельзевул спасает жизни, и Хастур всем наглядно показывает, что в ад соваться не стоит. Тебе не кажется, что они местами поменялись? — спросил Кроули.

— Если Хастур помнит, он не сможет попасть в рай, — обеспокоенно сказал Азирафаэль.

— Ну так радуйся, — фыркнул демон и добавил. — А почему это?

— Первая заповедь для людей — это вера, — вздохнул ангел. — А ангелы и демоны не могут верить, они знают. И Хастур знает, значит, он не совсем человек. То есть, не может попасть в рай как человек, а он демон, и потому у него нет шансов.

— Но вдруг он пожертвует собой? — подумав, предположил Кроули. — Тогда он вполне способен оказаться в раю. О… о нет. Нет, нет, нет!

— Что? — невинно спросил Азирафаэль.

— Я знаю, о чем ты подумал. Нет, не надо, умоляю! Давай просто вернемся в Лондон и забудем о них всех.

— Ты не можешь знать, — уперся ангел. — Ты не способен видеть мысли эфирных созданий.

— У тебя все на физиономии написано, — вздохнул Кроули. — Ты хочешь устроить ему мученическую кончину во имя попадания в рай. А ты не думал, что Михаил может отправиться в преисподнюю? И они снова будут по разные стороны баррикад?

— И Габриэль и Вельзевул… — тихо проговорил Азирафаэль. — Они тоже стали… поменялись местами. Только посмотри.

Посмотреть было на что: Вельзевул то и дело хваталась за телефон, объясняя, как кого спасти, а Габриэль, обнимая ее, заглядывал в вырезы всем сидящим вокруг женщинам. У него подрагивали руки, и вид был возбужденный и скучающий одновременно. Кроули не встречал Габриэля часто, чтобы знать его привычки, но он помнил его как холодного, равнодушного архангела с отталкивающе дружелюбной улыбкой, лживой настолько, что казалось, будто он где-то подсмотрел этот жест и пытается неумело повторить, не понимая, отчего зарождается настоящая улыбка. Теперь он не улыбался. Рот сжался в прямую линию, лицо стало печальным, а глаза — совершенно больными. Он держался за Вельзевул как утопающий за спасательный круг — он был человеком, и Кроули мог чувствовать то отчаяние, в каком пребывал бывший архангел: он был лишен чего-то, он сам не знал, чего именно, но невыносимо страдал, забивая пустоту внутри покоренными вершинами, сердцами, алкоголем. К Вельзевул его тянуло инстинктивно, он просто не мог без нее, как увидел однажды по телевизору маленького хирурга в смешной бандане с нарисованными злобными красными глазами, так и пропал: приехал непонятно зачем в ее холодную страну, прождал почти сутки, пробравшись в кабинет, где она отдыхала после операций, а когда она вошла, не включая свет, стянула через голову футболку и рухнула лицом вниз на диван, заснув еще до того, как голова коснулась подушки, сел рядом и принялся гладить по коротким, но все равно спутанным волосам, не зная, что и сказать, когда она проснется. Я увидел вас по телевизору и понял, что вы — моя судьба? А ведь так и есть, он ни словом не солжет. Но хирург, проснувшись по звонку, даже не стала ничего выяснять.

— Вламываться в мой кабинет нельзя, — сказала она. — Я освобожусь в одиннадцать, вот номер моей машины, она на парковке перед входом, — она вынула из кармана ручку и написала номер прямо на ладони Габриэля. — Можешь подождать меня возле нее.

Она считала идиотизмом его адреналиновый голод, он — глупостью желание спасти всех во имя того, кого не спасли, она не любила грубость в постели, но в определенный момент сильнее затягивала на шее Габриэля ошейник, и тот едва не плакал от наслаждения, он приучился отвозить ее на работу вовремя в те дни между экспедициями, когда жил у нее. Габриэль познакомился с Хастуром в самолете, когда летел в Америку для спуска в каньон, вывалил ему всю свою жизнь, признавшись попутно в амнезии, рассказал о мрачном враче, которого любит, если можно так выразиться, и Хастур, усмехнувшись, попросил ее описать, а сам стал набрасывать рисунок, как казалось Габриэлю, с его слов.

— Охренеть, — когда новый знакомый оторвал листок и протянул ему, только и смог сказать Габриэль, рассматривая портрет. — Только она не носит такое… что это орден? На нее здесь. И волосы тут длиннее, но это точно она! Как ты так ее увидел?

— Одежду ты не описывал, — усмехнулся Хастур. — И я добавил пару деталей от себя. Я рад, что угадал.

Наблюдая за Габриэлем и Вельзевул, Азирафаэль упустил тот момент, когда Хастур исчез из-за стола. Михаил продолжала сидеть с Габриэлем и Вельзевул, ведя беседу, и то и дело поправляла на себе черный пиджак Хастура, который тот набросил ей на плечи, прежде чем исчезнуть. Ангел обернулся, и в тот же миг художник из преисподней опустился на стул перед ним и демоном, положил ладони на стол — Азирафаэль не знал, но именно так садились в аду за стол переговоров, показывая, что нет оружия: демоны друг другу не доверяли.

— Ты задал интересный вопрос мне, — без приветствий сказал Хастур, глядя в глаза Кроули, и отчего-то тот знал, что бывший демон видит его змеиные зрачки сквозь темные стекла очков.

— Хастур, — оскалился тот. — Какая честь лицезреть герцога снова.

— Зачем тебе все это, Хастур? — Азирафаэль обвел рукой пространство. — Если ты знаешь обо всем, неужели тебе интересно?

— Став человеком, я кое-что познал, — Хастур придвинул к себе салфетку и стал задумчиво водить по ней карандашом. — Что-то сродни непостижимому замыслу.

— Никакого плана нет, Бог сказала нам, — прервал Кроули.

— Он просто не записан, — отозвался Хастур. — Для этой Земли. Потому что это черновик.

Кроули и Азирафаэль переглянулись и наклонились вперед поближе к бывшему демону, который старательно рисовал на салфетке изогнутое дерево; Кроули узнал изгиб ствола — он, свернувшись змеем, свисал с него, почти касаясь раздвоенным языком лица Евы.

Хастур поднял глаза от импровизированного холста.

— Когда-то я создал звезду гораздо ярче и интересней Солнца, а Габриэль и Вельзевул создали человека, который оказался лучше Адама и его детей. В великой книге история будет написана начисто, и она будет лучше великого плана.

— Это вера, истинная вера, — констатировал Азирафаэль, посмотрев на Хастура. — Как ты сделал это, зная истину?

Бывший герцог пожал плечами и медленно поднялся на ноги, поймав взгляд ангела, остановил его жестом:

— Не благословляй, у меня потом голова болит, — он выпрямился, разминая спину, и на миг ангел и демон увидели огромные угольные крылья, накрывшие непроницаемой тенью весь клуб, и в глубокой черноте мерцали далекие звезды, те, которых не создавал Кроули.

Когда Хастур вновь уселся за свой стол, Майкл сразу же придвинулась к нему вплотную, спрашивая, о чем он разговаривал с теми незнакомцами. Габриэль скользнул равнодушным взглядом по лицу Азирафаэля и снова повернулся к Вельзевул, словно только вспомнив, что вообще-то он ее обнимает.

— Я где-то их видел, — задумчиво сказал он. — Особенно этого блондинчика. Точно видел.

«Показалось», шепнул Азирафаэль, почувствовав его мысли.

— Показалось, — Габриэль послушно отмахнулся и ткнулся губами Вельзевул в висок, отвлекаясь от неинтересных соседей. Он всегда остро ощущал конечность своей жизни и потому не желал тратить драгоценное время на подобные мелочи, как какие-то странные незнакомцы. Какое-то странное радостное тепло разгорелось внутри, но Габриэль списал это на счастье от момента отдыха с лучшими друзьями, а если бы кто сказал ему об ангельском благословении, не поверил бы и рассмеялся отрывисто и громко — как смеялся когда-то главный архангел Небес.