Меч князя Буй-тура (СИ) [Николай Дмитриевич Пахомов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Танечки — небесно-голубые и по детски наивно-открытые, что подкупало и часто обманывало доверчивых людей.

В пупке у Санечки был серебряный пирсинг, которым она очень гордилась. И в летнюю пору обязательно надевала такие забугровые «шмотки», чтобы пуп с пирсингом непременно торчал на виду у публики, притягивая мужские похотливые взгляды. Кроме пупкового пирсинга, на теле, пониже спины, пестрели татуировки в виде роз, лилий и прочей дребедени. Не хватало лишь зэковских «кочегаров» на ягодицах, при ходьбе «бросавших» в анальное отверстие — «топку» — совковыми лопатами уголек. Да, пожалуй, кольца в ноздре. Но, как говорится, еще не вечер!

Беда лишь в том, что Санечка, успевшая не только побывать замужем, но и развестись, не обременив себя ребеночком, при всей своей морально-нравственной раскрепощенности придерживалась строгого правила: с коллегами по работе никакого секса. С кем угодно — где угодно, но только с коллегами — ни-ни! Ни на работе, ни в других местах. А потому, сколько к ней ранее ни «подкатывал» Любимов, он оставался «нелюбимым».

Это-то в первое время и бесило довольно часто Тимура Аркадьевича, мужчину хоть и семейного, но в самом соку. К тому же, чего греха таить, изрядного ловеласа, пользовавшегося успехом у многих представительниц прекрасного пола. Возможно, потому не любившего, чтобы его величали по отчеству. Впрочем, в журналистской среде звать кого-либо, за исключением, разумеется, редактора, по отчеству считалось дурным тоном.

Да, Тимур пользовался определенным успехом у женщин, но только не у Санечки. Пробовал подпоить во время так называемых корпоративных вечеринок (известно, что пьяная баба — чужая жена), но Санечка на такой «крючок» не попадалась. И, вообще, к спиртному она была довольно равнодушна: выпивала всегда аккуратно, не теряя контроля и разума.

Уяснив бесплодность своих попыток взять крепость, легко доступную другим, но не ему, Тимур Аркадьевич, чтобы не выглядеть смешным и навязчивым, оставил куклястую коллегу в покое. Возможно, до «лучших времен», как хотелось ему думать. Что же касается ее профессионального «эго», то она относилась к тем современным «всезнайкам», порожденным лихими девяностыми, которые, чем слабее в какой-либо области знаний, тем безапелляционнее и категоричнее.

Они, малокомпетентные, но скрывающие свою некомпетентность за напористостью, нахрапистостью, агрессивностью, доходящей до откровенного хамства, «лучше всех знают», как выплавлять чугун, как строить дома, как сеять и выращивать хлеб, как проводить расследование преступлений, как реформировать армию и бороться с «дедовщиной» в ней. И, вообще, все и лучше всех знают. Спорить с такими «всезнайками» — это как кричать против шквального ветра: только голосовые связки надорвешь да собственной слюной весь испоганишься — и все…

Так уж сложилось, что жизнь еще не потрепала у Санечки не только ее «крылышки», но и «перышек» на них не тронула. И потому она порхала со своей категоричностью и безапелляционностью, по делу и без дела бравируя ими, как и юношеским максимализмом, вызывая у таких, как Любимов, «тертых» жизнью и обстоятельствами, скептические улыбки.

Тимур давно уже не делил мир на черные и белые цвета, отчетливо понимая, что тонов и полутонов куда больше, чем контрастных красок. И очень поражался, нет, не удивлялся, а именно поражался, как в Санечке совмещались вещи, понятия, идеологические установки и прочие ценности, на первый взгляд вроде бы несовместимые. На тонких золотых цепочках она носила крестик и медальон с изображением Богоматери с младенцем Иисусом, отчетливо видимые сквозь прозрачную ткань носимых ею кофточек — и пирсинг с татуировками… Посещала церковь, крестилась, молилась, шепча «Отче наш», и даже исповедовалась и причащалась у священников, придерживаясь православных канонов — и в то же время желание «пройтись по головам ближних своих», «перемыть им косточки», а еще — следование молодежной субкультуре во многих вопросах жизни. А субкультура современной молодежи, даже на взгляд Тимура, не считающего себя ни поборником добродетели, ни ханжой, не очень-то отличалась нравственностью, высокой моралью. Скорее, наоборот…

Что же касается новой выставки в областном краеведческом музее и экспонатов из Трубчевска, то Санечка в своем нигилистическо-пренебрежительном отношении к известию, доставленному ее же коллегой и сокабинетником, конечно была не права. Это были вещи ценные — как с историко-археологической точки зрения, так и с культурно-эстетической.

В 1975 году в районном центре Трубчевске, что в Брянской области, археологи и местные краеведы, производили раскопки на Старом городище. Там, по легендам, был княжеский замок. К этому времени от самого замка из-за многих веков и людского безразличия к своему прошлому только предзамковый ров, заросший бурьяном да подлеском-кустарником, и остался. А еще — холмики на челе мыска, в чреве которых и был обнаружен клад.

И не