Клеймённые уродством (СИ) [Лена Савченко] (fb2) читать онлайн

Детство

Без понятия к какой литературе ты привык. Может к чему-то высокому, может к дешевым любовным романам, написанным школьницами. Писатель из меня так себе, если честно, да и рассказчик тоже. Но мне все же хочется поделится с кем-то… Даже не знаю, кому это может быть интересно. Тут вряд ли будут какие-то ахуешвие подробности, детальность. Это просто жизнь. Моя жизнь, мой дневник, мои воспоминания о всех тех людях, которые были со мной до конца или оставались позади. У нее, у этой девушки, есть истории получше — она гений, правда. Можешь тут почитать, кстати. А я просто плод ее больной фантазии, шизофрении, копании в прошлых жизнях — называй как хочешь. Если тебя заинтересовало название, описание — почитай. От части я жила интересно. Ну, если возможность подохнуть практически каждый день можно так назвать, конечно…

Я сижу на кухонном стуле, задумчиво провожу пальем по пыльной поверхности подоконника, курю, постоянно поглядываю за окно. Вроде все у нее есть — зарплата повыше короля среднего мира, а это жалкое подобие дома все равно любит. Странная. Хотя, писатели все странные. Жду. Опаздывает. Она приходит — маленький теплый ураган. Кристина, или как мы ее все называем, Лин целует меня в щеку, садится напротив за старый стол, достает тетрадь, перо, чернила. Для достоверности еще диктофон, который запускается со свойским щелчком. Я судорожно вздыхаю, нервно затягиваюсь, тушу сигарету о появившуюся пепельницу. Скоро она заполнится.

— Уверена? — она заглдывает мне в глаза, тревожно изучает ухмылку на лице.

— На все 100, подруга.

— Тогда начинаем.

Дваерь закрывается, я в очередной раз вздыхаю. Сколько раз я буду рыдать, пока расскажу все, интересно?

Не знаю, когда все именно пошло по пизде. Может быть, с самого моего рождения.

Вернее, тогда то все как раз все было прекрасно. Даже замечательно — счастливый ребенок, счастливая мать, растившая дочку одну. Но, тем не менее, мы ни в чем особо не нуждались. Жили средне, было, что есть и во что одеться, иногда позволяли себе больше. Но когда сие происходило — это были небольшие праздники, по дому витали такие запахи, что текли слюнки. С матерью мы засиживались допоздна, просто разговаривая или играя. Но чаще она чему-то учила меня, сколько себя помню мне давались азы магии, которые становились сложнее по мене моего взросления. Мама защищала меня от вечных попыток своего брата чуть ли не убить меня, он все кричал, что лучше бы я вовсе не рождалась. А женщина все ругалась с ним, выгоняла из дома, пару раз вызывала даже полицию. Она действительно любила меня… до определенного момента.

Небольшой домик в два этажа с одной только гостиной-кухней на первом и тремя комнатами на втором. Мне нравилось это место. Такое уютное, теплое с милой нечестью, что путалась под ногами. Мама пила кофе по утрам, собирая обед мне в школу, я в спешке с совывала тетради и учебники в рюкзак. Мне 7, я просто ребенок, который так остро чувствует свою особенность и любовь. Ведь вокруг него — целый мир, наполненный странностями и чудесами. Милых, маленьких духов, похожих на тех, что из Принцессы Мононоке или просто странных, пушистых созданий, которые могли обложить тебя ночью и недовольно пищать, если повернешься и ляжешь на одного или несколько. И этот мир… он мне нравился. Со своими глазами-фонарями, что так пристально смотрели в мое окно по ночам, со школьным шумом в коридорах, смехе со знакомыми и акими-то шутками. С доброй учительнице, которая всегда помогала ученикам, если те чего-то не знали. С этим домом, таким теплым и мягким, как полуденный мох подле озера. Его стены с бледно-оранжевыми обоями, шершавыми, в некотрых местах изрисованными мной. Мне нравилось жить, я не боялась гулять поздними вечерами, хоть и жили мы далеко не в лучшем районе Лондона. Через дорогу от нас месяц назад полиция выкуривала из дома наркоторговца. Но это все проносилось мимо меня, не замечала грязи, что облепила меня с головой потом. Я была ребенком. Счастливым. Который даже подумать не мог, что произойдет настолько крупная срань.

— А что мне уготовано?

— Этого нельзя знать, — она улыбнулась, погладив меня по голове. Злато-рыжие волосы были заплетены в жидкие косички-дракончики. Серые глаза, широко открытые и тогда еще любящие весь мир, смотрели с доверием и надеждой.

— Ну пожалуйста! Я знаю, что иногда ты заглядываешь!

— Я смотрю недалеко. Хотя возможно я смогу сделать исключение. Но немного.

Я смеялась, болтая ногами.

— А ты знаешь, мне недавно приснился странный сон. Там… была девушка, одетая в свадебное платье и это было явно очень давно. Какой-то мужчина вел ее алтарю. Там была очень красивая церковь с высокими потолками…. и был мужчина, еще молодой, лет, наверное, 25, эту девушку вели к нему. И еще… мам, кто такой Хайло? У меня ощущение, что я знакома с ним была раньше.

— Кем был он в этом сне?

Я не заметила, как она изменилась в лице. Как ее мягкий взгляд пропал (раз и навсегда) и сменился настороженностью. Она ждала моего ответа и может быть еще, на что-то надеялась. Я была слишком мала, что бы заметить это и не отвечать. Еще не была осторожно, не приглядывалась к каждому с подозрением. Доверяла всем и в прицнипе была доброй девочкой — часто делилась обедом с одноклассницей, которой вечно не докладывали и она часто была голодна. Давала списать по английскому мальчику, которые плохо понимал писание, но азто прекрасно разбирался в математике и помогал мне с ней. Не злилась на мать по пустякам, не хлопала дверьми.

— Молодым мужчиной.

Я была погружена в сон. От него вяло теплом и любовью. Такой… знаешь, истинной что ли, прекрасной, как в сказке. Я видела все то откуда со стороны, то от лица девушки. Церковь была правда прекрасна — высокие стены, расписанные фресками, окна, в которые вливался свет закатного солнца, играя с витражами. Я не очень верила в Бога, вернее мне было как-то все равно, но сами храмы мне нравились — они была красивы. И в некоторых чувствовалось спокойсвие, умиротворение. Мы не ходили с мамой в них, но иногда, когда путь мой лежал мимо одного из домов бога, то от одних я шарахалась как от огня, к другим меня тянуло. Такие простые, зачастую, они вызывали порой восторг.

В реальность меня вернула пощечина от матери.

Ее как подменили, будто бы не она вовсе растила меня все эти 7, почти 8 лет. На меня кричали по поводу и без, лупили и просто издевались как могли. Иногда она смотрела на меня и плакала, как говорила, от ненависти, потому что они с моим отцом так хотели ребенка и она даже не сделала аборт после его смерти, когда осталась одна, как ей все советовали, а в итоге родилась ей — паскуда и тварь, которая когда-то сломала ей жизни, и если я не помню — это не значит, что этого не было. Прошлые жизни, миры, все это казалось таким далеким и я постоянно плакала, потому что не понимала за что. Мать рассказывала о том, что именно произошло, но я только во весь голос, вытирая слезы раз за разом, просила ее прекратить, что я не помню этого и что люблю ее. Она усмехалась, замахивалась, и ладно рукой — в ход шло все, что лежало рядом.

Дядя, получивший свободу действий, лупил меня и отрывался вообще, как только мог. Когда он приходил к нам в дом, я пряталась, но каждый раз этот человек находил меня. Я перестала ходить в школу, слабела на глазах, меня плохо кормили. Но больше всего я боялась дверного звонка, потому что к нам никто не ходил кроме него. В этом доме особо не куда было заползти, но я каждый раз все равно пыталась укрыться от него. Все места он быстро выучил, иногда играя со мной в кошки-мышки, мать в этом не учавствовала — ей хватало того, что я вечно была под рукой.

В доме пропали все острые предметы, исчезли все вещи, которыми я могла бы лишить себя жизни — я была нужна им, что бы поймать кого-то. По словам матери, мы любим друг друга во всех жизнях и он рано или поздно придет сюда в каком либо теле и тогда они убьют нас обоих на глазах друг у друга. Мой, так называемый, супруг, убил когда-то их родителей. За что — история умалчивает, да и знать мне не хотелось. В двух варианах "было за что" и "просто убийца" мне почему то казалось первое. Я его не оправдывала, нет-нет, наоборот скорее ненавидела с каждым днем все больше и больше. Этот Хайло стал для меня образом злобы и обиды, я представляла его как последнего ублюдка, который не жалел никого и для которого другие люди — просто игрушки. Он снился мне иногда, но явно не в воспоминаниях, а в снах придуманных. Приходил ко мне, что-то рассказывал, я бросала в него вес предметы, что попадались под руку, покрывала матом, а слов я за последнее время узнала очень много. Он как-то грустно и злорадно улыбался, обещал, что мы еще встретимся и я просыпалась. Я пыталась сбежать поздно ночью, где через месяц после начала этого дерьма, но она поймала меня, притащила в дом, избила /поркой это никак не назвать/ и заперла в кладовку. В итоге весь следующий день я слушала грохот, другие звуки, а под вечер оказалось, что все окна заварены решетками. Они сделали для меня клетку и посадили на цепь. И тогда надежда, что это закончится начала впервые тухнуть.

Я помню до сих пор — это звериное лицо, оскал, почти рычание. Мне было 9. За три года я начала привыкать, даже как-то более спокойно реагировала на тычки матери, не дерзила, а молча выполняла все, что та просила. Женщина продолжала ненавидеть меня, но выражалось это не как у дяди, а в простом игнорировании, холодности и отстраненности. Впрочем, не знаю какая из этих пыток хуже. Мать два раза в день, утром и вечером, ставила на стол тарелку с едой, уходила на работу, возвращалась с нее и занималась тем, что читала. Журналы, книги, что угодно. Видимо, старалась отвлечься и лишний раз не напоминать себе о моем существовании. Я же приняла это к сведению, все время проводила в своей комнате, выходя лишь в туалет и за очереднйо порцией еды. Иногда просила пить — она спокойно вставала, наливала стакан воды из под крана и протягивала мне, смотря сверху вниз с отвращением.

— Элис!

Я вздрогнула под вещами в чулане. Глупо, но это было первое место, куда я успела забежать.

— Иди сюда, маленькая дрянь!

Мне хотелось разрыдаться. Громко и в голос, а не глотать слезы зажимая рот рукой, что бы не издать лишнего звука. Маленькая девочка, которая не может дать сдачи, потому что итак была слабой, а тут сил не было совсем. Болела рука после последнего побоя, сначала она даже опухла, но потом вроде нормализовалась и ныла только при касании к чему-то.

Дверь распахнулась, сквозь просветы между какими-то тряпками просочился резкий, белый свет.

— Вот ты где.

— Нет! Пожалуйста! Джейме, не надо! Что я сделала?

Он схватил меня за волосы, чуть нагнулся и улыбнулся самой страшной из улыбок, оказавшись на уровне моих глаз своими.

— Ты его женщина. И тебе не повезло стать моей племянницей.

— Чья?! Джейми!

От него несло алкоголем. Чем-то очень противным, меня почти тошнило — я и потом терпеть не могла запах перегара, хотя курила и бухала сама чуть ли не по-черному временами. Он сжал кулак сильнее — я закричала, зажмурилась. Мать звать было бесполезно. Меня захлеснули привычное чувства страха и собсвенной никчемности. Что я могу? Даже защитить себя не выйдет. А может и выйдет? Я никогда не пробовала, если честно — ужас никогда не давал мыслить трезво и все сознание заполняло понимание того, что сейчас будет больно. От этого перехватывало дыхание, я замирала как вкопанная и мелко дрожала, огромными глазами глядя на своего мучителя.

— Не трогай меня!

— А то что? — Он даже отпустил меня и теперь нагло смотрел сверху вниз. — Что бы мне сделаешь, дрянь?

В этот раз ужас перетек немного в другую форму. Мне было страшно. Мне было слишком страшно, что бы понять, что я делаю сейчас только хуже. Почти не потребовалось концентрироваться, достаточно представить энергию, которая пробирает все тело, выстроить ее перед собой. Все нутро жгло огнем, руки от напряжения сводило. Сине-серебряные, искрящие нити, мое единственное оружие — оно потоком бросилось на мужчину, глухо толкнуло о стену, но кажется особого вреда не причинило, он практически сразу поднялся, а я побледнела.

— Пиздец тебе, — просипел он и бросился ко мне. Единственная мысль была — бежать. Просто бежать, неважно куда — из дома, там, на улице,(слабая надежда что дверь открыта) может быть кто-нибудь поможет. Я, было, двинула в гостиную, но он таки догнал меня, повалил на диван, ответил пощечину — зазвенело в ушах, а в глазах потемнело, я даже не крикнула, меня просто оглушило. Сквозь туман до меня донеся голос матери.

— Тебе не кажется, что твоя идея слишком? Она все-таки маленькая девочка. Он найдет ее рано или поздно, просто тогда убьем их обоих, зачем настолько сильно издеваться?

— Ты забываешься, сестра, — прошипел он уже не на английском, — Ты сама признала мою правду. Я могу делать с ней все что хочу и мне плевать на то, сколько телу — ее душа взросла.

Надеялась, что он убьет меня. Очень. Я неимоверно устало от всего происходящего настолько, что казалось лучше смерть. лучше гнить в земле и не чувсвовать постоянной боли, не понимания и злобы. Маленький, загнанный в угол зверек, который скалился едва только пробившимися клычками и сверкал глазками в надежде напугать. Глупо, разумеется. Но когда страх затмевает рассудок ты перестаешь мыслить здраво.

Но больше всего, больше всего на свете я ненавидела не этих двоих, а этого самого таинственного кого-то, за кого надо мной так яро издевались. За что?! Я понятия не имела о ком они, только поняла, что я связана с кем-то настолько сильно, что судьба повенчала наши души. И я пообещала, первое, что я сделаю — это хорошенько изобью этого кого-то, если не убью при встрече. Он сломал мне жизнь, забрал мать, забрал этот дом и завтраки в школу по утрам. Может бвть сейчас я еще маленькая, но кто знает что будет, когда вырасту? Сбегу отсюда, найду друзей, а потом выловлю этого ублюдка.

Я лежала потом на диване еще долго, не в силах пошевелится, давилась собственными слезами, слушала, как мать и Джейми переговариваются. И ненавидела. Бесконечно ненавидела все это.

Дышать было тяжело — при каждом вдохе ребра взрывались огнем, хоть и не все, больше нижние. Голова немного кружилась, в ней поселился легкий туман, переодечески в глазах темнело. Ножи под замком, вскрыть его я не могу. Решетки слишком хорошо привырены к окнам, а дверь всегда закрыта. Кричать? Да кто меня тут услышит? Наверняка над домом стоит какой-нибудь звуконепроницаемый барьер.

Что там произошло? Что такого мы, а вернее этот Хайло сотворил? И почему они отыгрываются на мне — искали бы самого, а даже если наши судьбы связаны… как он узнает где я живу? Как поймет, где меня искать? Просто придет сюда? Да не поверю. Бредятина. Магия так не работает и не развита настолько, что бы у тебя в голове кто-то на карте города горел маячком, хотя я старалась развивать раньше эту способность. Помогало предугадать приход учителя в класс. Не меньше и не больше, но использовать свои способности в быте было класно. Было. Горло свело судорогой, в груди тянуло что-то черное и пустое. Может — отчаяние, может уже смирение с неизбежным. Попытки побега я оставила еще давно, слишком уж были тяжелы последсвия тех двух неудавшихся.

Глава 2. Приют

Еще два года и это, наконец, закончилось, зато начался новый ад. Когда небольшую часть моих вещей мать скидывала без слов в рюкзак я уже подумала, что меня вовсе выставляют на улицу. Даже немного обрадовалась — уже представила, как добегу до отделения полицию, покажу себя и расскажу, что со мной тут делали. Их посадят, их обязательно посадят надолго и я больше никогда не увижу ни матери, ни дяди. Это картинка слишком четко сидела в голове, но все же мне было интересно — а зачем тогда вещи? Меня вроде как ненавидят и если выгоняют, то явно хотят просто от меня избавиться, а не позаботиться о том как мне будет житься на улице. Да и вообще по моему это ненормально выставлять кого-то за дверь и при этом собрать ему вещи.

Мать замерла на секунду, видимо обдумывая все ли взяла, потом не глядя на меня коротко махнула рукой, и я последовала за ней. Потом хлопнула дверь машины, взвизгнули покрышки. Почему она молчит? Почему не причитает о том, что сейчас со мной собираются делать? Почему… вообще так себя ведет? Это была не отстраненность, она просто напросто избегала смотреть на меня, прикасаться и чувствовалась… по другому. Как-то иначе, более теплее, возможно. Странно. Теплоты от кого либо я не чувствовала очень давно. Такое забытое и приятное ощущение, но сейчас оно вызывало лишь тоску и не приязнь. Любовь к родительнице давно улетучилась.

Я не знала, понятия не имела, куда мы едем — у нас не было родственников, что бы отдать меня кому-то. Мысль о том, что я попаду в полицию улетучилась без следа — за окнами старенькой машины проносились деревья леса, голубые огоньки духов-путников и прочих тварей лесных. Закапывать везут что ли? Становилось по настоящему страшно. Я, конечно, хотела сбежать — но не в могилу, планировала еще пожить. Хотя, может это и правда лучший вариант развития событий. Тогда главное, что бы быстро — я зажмурюсь. Не хочу видеть последними их лица. И, к тому же, не хочу лишний раз испытывать боль — ее мне хватило с лихвой. Дядя уже ждет там? Или мать собирается сделать это одна? Но я ошиблась, моя линия жизни стремилась дальше и дальше и еще не скоро оборвалась: минут 10, наверное, езды от города или около того, после чего мне пришлось выйти в новом месте своего обитания.

Приют. Класс. По крайней мере, меня не будут там избивать, что радовало. У ворот не стояла женщина, как это было в фильмах, мы с матерью прошли дальше, на территорию. Палисадник без деревьев, так, небольшие клумбы, плохо стриженый газон, с какими-то сорняками и попыткой со стороны диких цветов прорасти прямо тут, в траве. Разве что странного вида кустарники, которым пытались придать ухоженный вид и пара скрючившихся яблонь, которые уже лет, наверное, 10 не приносили плодов. То ли от старости то ли от количества жуков, что в них поселилось. Двор был пуст — никого из детей или сотрудников я не видела, это нагоняло еще большую тоску и придавало еще больше мрачности этому месту… Само здание, с серым фасадом, что строилось явно давненько. Наверняка крыша течет, а в подвале живут крысы. Убедительно оно не выглядело, скорее мрачно и вызывало только желание свалить куда-нибудь подальше от этого особняка — ближе к нему такое определение. Я выдохнула, повторила себе, что не имею право жаловаться, ведь это в любом, даже в самом худшем случае лучше, чем жить с матерью и нырнула в открытую дверь — она пропустила меня вперед.

— Куда? — спросила мать на входе. Женщина, сидящая за деревянным столом с облезлым лаком по всему его периметру, подняла глаза. Не толстое, а именно жирное лицо, даже чуть обвисшее и несколько бородавок на подбородке. На дряблой груди покоились бусы, которые явно хотели себе хозяйку получше. Она прятала глаза за толстыми стеклами очков, окинув нас взглядом, задержала его на мне и молча указала направление кивком головы.

Мы свернули в коридор по правую руку, прошли немного, она постучала в третью дверь по счету.

Что-то подписывалось, о чем-то там говорилось, я сидела, немигающим взглядом смотря перед собой. Это все? После, мать их, пяти лет полнейшего треша, меня просто выбросят как ненужную вещь? Что я не так сделала, что я ей такого сделала, что из любящей и доброй мамы, она превратилась в это? В какой то страшное создание и в мгновение возненавидела меня. Била и унижала, кричала самые отвратительные вещи на земле, каких я даже не слышала от своих одноклассников, которые меня тоже терпеть не могли.

И сейчас она просто меня отдаст? Все же было хорошо, так кто потянул меня за поганый язык, заставив рассказать тот сон? Кто знает, как все сложилось бы?

— Элис?

И не сидела бы я тут сейчас, не втыкала просто в стену, вся в синяках, с поникшими плечами. Маленькая и слабая девочка, у которой нет даже воли бороться- есть только страх и ненависть. Как бы много вещей не было в том рюкзаке — эти две эмоции все, что у меня с собой было. Потухшая и забитая, слабая и до одури противная сама себе. И ненавидящая каждую живую тварь на свете. Плюсы в этом, однозначно были, конечно. Не будут больше бить, домогаться. Второе врезалось в память слишком плотно и позже, как бы не пыталась, я не могла стереть воспоминания. Оно въелось в меня, точно закатные лучи в стену и оставило сожженый ошметок отвращения и неприязни.

— Элис!

— А? — я вздрогнула, резко повернула голову на звук. На меня обеспокоено смотрел мужчина, скорее всего местный директор. Очки, рыбьи глаза, квадратное лицо, начинающая пробиваться лысина. От него разило дешевым одеколоном, серый костюм не застегивался на свисающем животе. Это было видно даже когда он сидел. Щеки, такие брюзжащие, скорее всего когда он орет — они трясутся. Он был противен.

— Ты понимаешь, что остаешься тут и больше никогда не увидишь свою маму?

Вот так вот, прямо, контрольный в лоб. Добей меня.

— Да.

Директор выглядел удивленным. Возможно, у других была реакция по эмоциональнее.

— Хорошо. Даю вам минуту.

Я хотела было сказать, что не стоит, но передумала. Какая разница? Я просто пробуду на минуту больше с этой женщиной, мисс Марго (ударение на а) в тишине и еще раз подумаю о своей никчемности. Ничего не измениться, будет просто эта неловкость, потому что сейчас ударить она меня не сможет — лишние глаза и уши, это не ее дом, где никто не видит. Тут ее могут загрести.

Директор вышел, осторожно притворив за собой дверь. Возможно, он подслушивал, возможно, нет — какая разница? Он не услышит ничего, кроме, пожалуй, своего дыхания.

— Элис, послушай меня, — женщина внезапно оживилась, согнав с лица выражение серьезности и угрюмости. В серых глазах зажегся огонек волнения, — Это не твоя мать, и верь мне, она никогда не узнает где ты, я выжгу эту часть памяти. Она просто завтра встанет с постели, а тебя не будет дома. Прости, что раньше не пришла сюда, не помогла тебе, твой след потерялся, слишком долго его отслеживала.

Я оторопела вначале, вжалась в кресло. Даже испугалась, не сразу отразив о чем она толкует, просто слушала это все и потом обмякла. От нее, от той, кто занял сейчас это тело, веяло теплом. Значит, не показалось тогда, в машине. Теплом и родственной любовью, как из того сна, но немного другой. Я прищурилась, но так и не смогла увидеть ничего кроме лица матери, которое приняло слишком непривычное выражение для меня. Ей было меня жалко. Это было печально, я хотела знать кого мне искать позже, что бы вернуть должок. В конце-концов она меня сейчас спасает. От издевательств, может быть даже от смерти, а я понятия не имею кто это.

— Как тебя зовут?

— Я Нея, — она улыбнулась, осторожно протянула руку. Я вначале чуть дернулась, снова вгляделась в глаза ей снова. Мне показалось что где-то там глубоко, едва уловимо, они блеснули золотом и проблеском голубого неба, потом все исчезло. Глаза моей матери были чернее Тьмы по Ту Сторону. Нея все таки коснулась волос, погладила меня по голове, — Найди его. Не бойся, не ненавидь его. Даю слово, что они оба еще поплатятся за содеянное над тобой. Он не виноват.

— Это не важно, — я взглянула на Нею со злобой. Ничего вроде особого девушка не сказала, но я поняла что речь идет о том Хайло и моментально ощетинилась, — Я не была виновата в одном лишь его существовании. Кем бы он не был — он тоже поплатится за то, что со мной делали.

Она вздохнула. Как-то тяжко и слишком устало. Может быть, поняла, что меня не переубедить. Потом снова улыбнулась, мне показалось, что вместо некоторых зубов у нее маленький клычки. Я ее почти увидела. Худая девушка с каком-то свободном-полупрозрачном платье голубого цвета. Ого скреплено широким поясом на талии, развивается, как и волосы — золотые, длинные, ниже талии. Наверное, очень мягкие. Так выглядят принцессы из мультиков — легкие, от них пахнет свободой и смехом. Правда, Нея… такой казалась только на первый взгляд. Внутри клокотало и бурлило нечто сильное. Нечто стальное и блеск этого иногда прослеживался в этих лукавых глазах. Как будто отражение неба мелькнуло в натертом до блеска мече. Тонком и легком, в таком же, как и она сама.

Вошел директор, наваждение схлынула и я рассеяно захлопала глазами. Нея поднялась, посмотрела на меня в последний раз и вышла. Я никогда больше не видела свою мать, кроме одного раза — и вот тогда он был и правда последним. Но это случилось не скоро, далеко не скоро — пока что мне предстояло жить здесь и терпеть новых ублюдков. А в приюте их оказалось предостаточно.

Меня не представляли группе, только показали мисс Джофи — Надзирательницу. Вообще, она была воспитателем, но меня особо это не волновало. В руках у нее был ключ от моей клетки, от новой, более лучшей. Хотя мои надежды на лучшую жизнь развеялись практически сразу. Вот тогда я перестала верить и надеяться на что либо в принципе.

— Эй, забитая!

Я не особо понимаю до сих пор почему тогда я не прописала по лицу тем уродам сразу же — может встали бы на место. Но в итоге я молчала, не желая встревать. С меня на тот момент хватило драк и боли, за длинными рукавами кофт скрывались ссадины, шрамы, начинающие сходить синяки: вечное напоминание о раннем. Джофи заставляла меня носить мешковатую одежду, закрывающую все это, объясняя тем, что так я кажусь милой и что меня могут забрать, а я этого определенно хочу, ведь все дети хотят выбраться отсюда. Но мне было все равно. Тем не менее, по моему поведению дети сразу определили, что надо мной издевались. Я ходила отнюдь не гордо — сутулая, иногда вздрагивающая, метающаяся во сне по всей койке и просыпающаяся частенько с криком, девочка, которая не может дать сдачи. Идеальный объект для издевательств.

Но взамен этому — у меня появилось больше времени, возможности, я могла учиться. Продолжать это делать, тренировать свои способности. Я, правда порой не представляла что именно могу сделать или попытаться провернуть, отталкивалась чисто от своей фантазии. Укротила наконец-то огонь, приступила к другим стихиям. Злобу и ненависть я превращала в силу, потому что у меня больше ничего не было кроме этого. Даже половины тех вещей — часть была изрезана, часть просто куда-то пропала. Дети все таки те еще монстры и могли спокойно потягаться в этом с теми. кто жил в кладовке. С теми, с кем мне пришлось подружится, лишь бы они не пообедали мной.

— Элис?

Это была очередная подлянка от них. Утром я проснулась вся в земле, остатки одежды были либо раскиданы, либо вымазаны в чем-то напоминающее по запаху дерьмо. Днем очередной полет в лужу. Я почти озверела — это было последней каплей, еще немного и я бы послала в эту крысу Дженифер хороший фаербол, прямо в лицо, что бы огонь перекинулся на волосы, над которыми она так тряслась. Местная Рапунцель. Джени всегда выставляла себя напоказ, маленькая сучка, которая возомнила о себе невесть что, заимев авторитет среди хулиганов. Она могла спокойно подойти к более старшему парню, указать на обидчика, похлопать глазками и через 10 минут тот уже ходил с фингалом. Официальная причина банальна до безумия — упал. Ага. К кому-то на кулак. Но, надо отдать страшим должное, девчонок они никогда не били. Только предупреждали о том, что могут превратить твою жизнь в ад, в случае чего. Ко мне тоже пару раз подходили, но, в отличии о других я просто расписывала правдивые версии происшествия. Старшие вздыхали, косились в сторону рапунцель. Они вообще были адекватными ребятами, но расположить их к себе нужно было уметь. У меня, в принципе были шансы, они любили "приглядывать" за такими, как я, но не особо хотелось. Расположение, это не только плюшки в виде защиты, но и обязанности. Помогать им в ночных вылазках, других проделках, а ввязываться во что-то подобное мне не очень хотелось.

— Чего тебе? — я вскинулась на мальчишку, может быть чуть старше меня. Остролицый, худой, но не дрыщ, с серыми глазами, вроде обычными, но почему-то от них не делалось немного не по себе. Я видела его несколько раз, но ни разу не заговаривала, да и он не подходил. Паренька не было среди тех, кто мог толкнуть меня, крикнуть в спину что-нибудь и вытворить что-то подобное. И все таки я отвыкла, что со мной могут просто говорить. Вернее, даже не привыкла. А просто не верила.

— Ничего. Просто подошел.

— Да ты что? — я осторожно сжала кулак. Задолбало. Чаша терпения проронила первую лишнюю каплю, сам сосуд трещал по швам.

— Хочешь драки? — он ухмыльнулся, — Уверена? Мне казалось, тебе хватает. И хватало.

Еще одна трещина. Поползла от дна, до середины, остановилась.

— Заткнись, — небольшой заряд электричества прошел по руке, собравшись в сжатой ладони. Может быть, если я его сейчас порядочно поколочу — меня начнут обходить. И без помощи старшаков справлюсь. Я никогда не применяла в драке свои способности, не успевала собраться и в итоге они оставались бесполезными, а потом меня грызло это. Я, чертов маг, пусть и начинающий, не могу дать отпор каким-то тупым идиотам.

— Я ведь и правда, просто подошел. Но, тем не менее, если хочешь — я не против, давно кулаки чешутся, — он прокрутил головой. — Только без читов.

— Каких читов?

Мальчик, вновь ухмыльнулся, поднял указательный палец вверх и над ним зажегся небольшой огонек. Подержался с пару секунду, что бы я была уверена — не кажется и исчез. За углом здания нас, разумеется, никто не мог видеть. И вот тогда я впервые в жизни именно охуела.

— Хорошо.

Электричество пропало, но кулак сжался только плотнее, я бросилась на него не мешкая ни секунды, ударила в челюсть, он пошатнулся, но устоял. Тут замешкалась я и это стоило мне полета прямо на спину через подсечку ноги и толчка в грудь. И тут я поняла, что придется туго — он умеет драться. И хорошо умеет.

Может, это было смешно со стороны, может, выглядело как обыкновенная драка, но через 10 минут или около того, мы повалились с ним на землю, тяжело дыша. У меня ныл бок, область живота в целом, чуть побаливала голова. Добавилось может пара синяков. У парнишки был разбит нос, из видимых последствий. Мне было почему-то спокойно и хорошо, совершенно не беспокоили те места, куда приходились удары, я вообще забила на них. Я смотрела на то, как быстро плывут по небу облака, ни о чем не думая. Тишина. Даже звуки со двора внезапно как-то стихли, я слышала только шелест последней листвы деревьев, смотрела как кроны их склоняет ветер, который то усиливался, то становился спокойнее.

— Тебя хоть как зовут?

— Питер.

Его темные волосы спутались, как и мои.

— А я Элис. Без фамилии. Просто Элис. Впрочем, — я усмехнулась и протянула руку к небу, — ты знаешь.

Мне было 12. И это был мой первый шаг к Свободе.

Глава 3. Побег

Мы редко расходились на долгое время с ним, старались держаться вместе. Пита тоже недолюбливали — только не ясно за что. Он мог постоять за себя и вроде бы в первый день прибывания здесь пережил драки 4, а дать понять о себе в таком месте было нужно. Хотя… его просто не любили и обходили стороной, над мальчишкой не издевались. Дженифер крикнула что-то в наш адрес когда мы выходили после того раза из-за угла, Питер плюнул кровавой слюной ей в лицо, а я злорадно усмехнулась.

Может они чуяли, что в нас есть нечто, чего нет в них и злились именно поэтому, сами того не понимая? То есть… повелось, что человек стремиться уничтожить то, что не поддается разумному объяснению. Огонь в воздухе или электричество в руках, светящиеся в темноте глаза и слабое управление сознанием — как раз подходят, как мне кажется. Раньше таких просто сжигали, сейчас, слава богам, этого не делают. Иначе проблем бы прибавилось. Чувство своей особенности постепенно вернулось. Я вновь ощущала, что не такая, как остальные. И не потому что мне так кажется, оно так и есть. Я отличаюсь от этих людей не только тем, что по ночам в моих руках пляшут искры огня, но еще и другим — я знаю. Знаю о том, что происходит с этим миром, о том, как он прекрасен и ужасен одноврменно. Я понимаю так много вещей и это… знаешь, это приводило в восторг. Детский восторг, но вместе с тем дарило и грусть. Они не знают, им не рассказать. А показывать — опасно. На слово не поверят. Магия существовала, но многие ей просто не владели. Блоки, что стояли на этом мире были слишком сильны, что бы они вспоминали. То, откуда они и что было "до". Никто из них не помнил, кем был до Земли, как выглядел и что умел. Не помнил того прекрасного, что скрывают в себе остальные миры и от этого становилось еще тоскливее. Может, если бы большинство, или даже все, знали о том, что происходит по ту сторону — это место было бы лучше? Хоть немного?

Странные. Чужие. Ненужные. Ненормальные. Отбросы. Наше клеймо, которое мы получили в самом детстве и которое несли с собой всю жизнь, высматривая таких же, что бы держаться рядом. Клеймо, которое так стараются стереть, оскорбить, но не могут. Огонь, который не потушить, если это действительно огонь, а не его жалкая пародия. Тот огонь, за который я в последствии выходила сражаться ни один раз, крепко держа за руку друзей. Огонь, который не потушиться никогда, потому что даже в самом примерном пай- мальчике или девочке, в любом взрослом или забитом и депрессивном подростке, он есть. Искра или костер, угли или разгорающиеся пламя. Оно есть и этому просто мешает что-то пробудиться, а нам… нам не мешало ничего. Если бы мы не зажглись тогда, мы бы умерли. Столько раз… это потом помогало нам вставать. Двигаться дальше, бороться и зажигать других песнями, стихами и горячими разговорами. Когда ты почти кричишь, а глаза сверкают от восторга.

В приюте было паршиво. Кормили исправно, но чем-то похожим внешне на блевотину. Когда стало холодать на улице подтвердились мои опасение — тепла не было никакого. Батареи толком не грели, тепловентиляторов не было и поэтому приходилось дрожать под одеялом. За ту зиму я заболела, наверное, раз 5, если не больше. В один из разов температура почти поднялась до критической отметки и у меня едва не вскипела кровь. Градусник показывал 40,3, я ничего не соображала, все как в тумане. Помню только как на лоб иногда опускалось что-то прохладное, тогда мне чуть легчало — не знаю кто менял полотенце на моем лбу — надзирательница или мед сестра, но если бы не она — наверное я бы сдохла еще тогда.

Снег весной сходил медленно, часто снова выпадая и засыпая сугробами. Зима никак не хотела убираться восвояси, дули холодные ветры, в апреле дошло до метели. Но время берет свое, постепенно снег сошел, на газоне вновь начала пробиваться зеленая трава вместе с сорниками, яблони поздно, но пробились листвой и зацвели ближе к июлю. Я пряталась по углам приюта, когда к нам приезжали пары. Случалось это редко, на самом деле — детей обычно брали люди "высшего" сорта, а зачем таким ехать в приют за городом, куда справляют всех и бедных кварталов? Тут реально у большинства были родители наркоманы и алкаши, кто-то сидел и прочие радости гетто.

— И что ты собираешься делать… потом?

Питер в очередной раз отчитывал меня за то, что я не дала забрать себя. Надзирательница оказалась права — на меня смотрели приходящие люди, смотрели с интересом и жалостью, а я ненавидела эти взгляды и либо пряталась, либо пакостила, отбивая любое желание удочерить меня. Потому что я не могла, не могла взять их за руку и пойти с ними, что-то каждый раз останавливало меня. Я воздействовала на них даже путем магии так, что они видели во мне нечто совершенно отвратительное. Я ненавидела каждого, кто смотрел на меня по пути до здания и поворачиваясь к своему супругу или супруге, что то говорил. И улыбался. А потом тот, к кому обращались кивал.

Будь моя воля — сидела бы в комнате, никуда бы не выходила, но в часы приема потенциальных клиентов всех детей определенного возраста выгоняли на улицу и заставляли делать вид, что им весело. Потому что «вам нужен дом, а нам — статистика». Директор боялся, что приют закроют, а заодно и лавочку, через которую он явно каким-то чертовым образом отмывал деньги. От этого мне было еще противнее находится в этом месте. Понимать что для кого-то ты просто инструмент и о тебе совершенно не беспокоятся, как делают вид при разных проверках, а проходили они часто. Мужчину подозревали. но каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды.

— Понятия не имею, — я плюнула под ноги, — может, сгнию где-нибудь в канаве, может, повешусь или еще чего. Знаешь, как-то все равно.

— У тебя есть шанс на чертову нормальную жизнь, Элис! Как ты не можешь этого понять, — паренек соскочил с какой-то бетонной штуки на заднем дворе.

Мы часто тут сидели, как-то повелось, что если кому то из нас плохо, то один идет сюда, а второй, не найдя первого в самом приюте, направляется в это место. Или просто приходили под вечер. Тут не было света — небольшая площадка за зданием совсем не освещалась. У забора сзади — плотный кустарник и пара-тройка сосен или чего-то такого, не особо я все таки разбираюсь в деревьях. Стоял какой-то бетонный блок, практически в плотную к фасаду, из него торчало несколько штырей, парочка была загнута. Ничего не обычного. Окна сюда практически не выходили — можно было тренироваться и просто страдать всякой фигней. И не боятся, что сейчас тебя окрикнут и пошлют прямиком в комнату. Просто сидеть рядом и чувствовать тепло, безопасность. В конце-концов мне было уютно рядом с этим мальчишкой. Как-то по особенному тепло и спокойно. Я мало знала, а вернее ровным счетом ничего, о том, что было у мальчика до приюта. Откуда он, почему тут оказался. Было интересно, но я не спрашивала. Если не говорит, значит там было нечто ужасное. Потому что я тоже не рассказывала, а Пит никогда не спрашивал. Один раз он осторожно спросил помню ли я свое прошлое, еще до этого тела. Любые фрагменты из других жизней на что получил ответ отрицательный. Иногда мне казалось, что я вспоминала, но образ любого мужчины рядом и я пресекала это на корню. Потому что понимала кто это, а мне не хотелось иметь ничего общего с Хайло — даже воспоминаний.

— Да вот так! — серые глаза недобро сверкнули, — Потому же, что и ты не уезжаешь — я видела, что на той неделе тебя выбрали! Больше скажу — эта парочка даже подписала какие-то бумажке, тебя почти сплавили отсюда. Только вот кто то… что ты там сделал? Разбил им стекло в машине? Мне П Р О Т И В Н О! Я не могу видеть их, то, как они смотрят на нас будто на товар или каких-то зверьков. Я не хочу, что бы меня купили, братец.

Питер засопел. О, я знала этот звук. Когда он не хочет признавать своего поражения в споре, но при этом согласен. После такого шла пауза, он думал что бы еще такого возразить, но в итоге сдавался и пауза затягивалась — ему было неловко признавать свою неправоту, а мне просто нечего сказать. Своего я ведь добилась — убедила этого ушлепка в своей правоте.

Потом мы молчали, неловко и очень натянуто. Я болтала ногами, пяткой кеда выбивая хрупкие камешки из блока, смотрела в темноту. Иногда в ней вспыхивал огонек, разгорался, становился по размерам в половину сжатого кулака взрослого мужчины и стремительно съеживался, как сгорающая в воздухе газета. Искры падали на землю, и свой век доживали уже в траве — бесконечно красивое зрелище. Правда требовало это все дело хороших затрат энергии. Магия хоть и была, но все же наш мир не являлся полностью магическим, так что после пары-тройки часов тренировок, например в стихийниках приходилось хорошенько отсыпаться. К тому же, я еще не владела всем этим в совершенстве. Пит говорил что со временем эта усталость пройдет и будет полегче, но пока что этого заметно не было и каждый раз я валилась с ног. Парнишке было проще — он сильнее и лучше владел ею чем я, объясняя тем, что рос в не особо хороших условиях, пробудилась она рано и пришлось развивать ее самому. Потом ему помог кто-то, но того парня уже нет, вроде как убили или он просто исчез.

— И что ты в таком случае предлагаешь? — наконец подал голос Пит, — Сидеть и гнить тут, ходить в эту школу, а потом что? Судьба бомжа или еще кого? Это дно. Это самое глубокое дно, которое только возможно, с которого уже не постучат.

— А если свалить?

Было абсолютно темно, но я почти увидела как парнишка резко повернул голову в мою сторону и посмотрел как сумасшедшую.

— Рехнулась? Нам по 12. Мне — через неделю чертова дюжина, но в принципе — сути не меняет. Мы сдохнем еще раньше, чем если бы остались.

Я пожала плечами, осторожно щелкнула пальцами — за секунду до этого услышала шебуршание пачки у Пита в кармане. От небольшого огонька между пальцев прикуривать оказалось намного удобнее, чем от простой зажигалки. Это была традиция — Питер курил, а я периодически затягивалась. Да и к тому же сигареты были в дефиците, каждый раз было сложно территориально найти ближайший магазин, даже один и тот же, что бы ментально умыкнуть от туда пачку-другую.

— Какая разница? Годом раньше, годом позже. У тебя есть ради чего конкретно жить? Вот и у меня вроде не имеется.

Взвесив все за и против, мы ушли на следующую ночь. Так, забрали немного шмотья, не полный рюкзак, осторожно обшарили карманы Надзирателей, даже заползли в кабинет к директору, Питер утверждал что где-то там он хранит сейф с неплохими сбережениями. Сейф то мы нашли, но денег там можно сказать не было. Тем не менее это было лучше чем ничего, хотя по лицу парнишки я поняла что ничего особо не изменилось.

Мне было немного страшно. Вроде сама предложила, вроде бы вот оно — получи распишись, почему не берешь. Я с неким трепетом бесшумно укладывала некоторые вещи. Я имела весьма расплывчатое представление о том, что меня там ждет, поэтому в один момент даже пожалела о своей предложении, но отказываться от своих слов не стала. Я понятия не имела во что я втягиваю Пита и возможно, чувствовала за это некую вину. Мол, чувак, ты мог бы оставаться тут, нормально есть и тебе было бы где спать, а не тащиться за мной хрен пойми куда, где мы явно будем совершенно никому не нужны.

Два рюкзака, не совсем забитые, легкие, ночь, достаточно, кстати, прохладная — даже в кофте я немного мерзла. Подкадывалась осень, август доживал последние дни. Листья кое-где уже пожелтели. Самым сложным было выбраться из самого здания, потому что старая жаба Молли никогда, кажется, вообще не спала. Она вечно бдила за входом из под своих толстенных стекл очков и была еще противнее, чем мисс Джоффи и директор, даже имени его не помню — ну его к черту. Навеять сон даже вдвоем оказалось сложно, руки гудели, когда я проходили мимо слабо храпящей женщины.

Пустой коридор освещенныйжелтым светом единственной лампы. Там дирекция — тот, что напротив, не освещается вовсе, там вроде комнаты персонала или что-то типа того. Еще один источник света — лампа на столе у Молли. Как только оказались за пределами дверей, не сговариваясь, рванули вперед.

Я бежала газону двора, мимо кустарников, которым пытались придать ухоженный вид. Мимо образов знакомых приюта. Бежала, чувствуя прохладу ночи, ее свежесть, следы дождя, что прошел вечером. Мимо промелькнула парочка яблонь, которые в темноте были едва видны и я не налетела на них только по тому, что знала этот двор до каждой чертовой травинки. Бежала и чувствовала, как что-то отпускает меня, как где-то там тяжести стало меньше и стало легче дышать. Страх отпустил, осталось лишь четкое понимание — с этого момента я теперь бездомная. Отпустило и подарило какое-то облегчение, что ли, но вместе с тем и чувство ответственности. Мне негде жить, я вряд ли смогу просто достать еду. Мне придется выживать и я втянула в это Питера. Чувство вины кольнуло, но отпустило — это его выбор. Он мог остаться, мог уехать с кем-нибудь и жить в хорошем дому, в любви и заботе, мог ни в чем не нуждаться.

Он бежал рядом и мне… на секунду, на одну долю секунды показалось, что я в другом месте. Что это какая-то площадь или большая улица, что я — часть толпы, стою где то в первых рядах. Кто-то крепко держит меня за руку. Так крепко, что почти больно. но я сжимаю эту ладонь едва ли слабее. Мне уже больше, чем 13 лет, не гораздо, но я старше. Я стою, оглядываюсь по сторонам, а потом слышу чей-то крик, выпуская эту руку из своей и начинаю бежать вместе с ними всеми. Что в груди у меня клокочет ярость, азарт, я даже улыбаюсь — очень нервно и полубезумно. И такое чувство… я испытывала ненависть. Лютую ненависть к кому-то, сильнее, чем я ненавидела мать с дядей, сильнее чем к Хайло. Я жаждала просто разорвать кого-то на части, но меня саму буквально рвало от чувства, просто переполняющее сознание. Оно слепило. Вот я бегу, а вокруг меня другие люди, и мы все сливаемся одним потоком жажды чего-то страшного, а на нас несется такая же волна, не менее большая, чем мы.

Это было мгновение, а потом Питер в два рывка забрался на забор, протянул руку мне, но его помощь не понадобилась. Я резко подтянулась, оказалась наверху и зачем то обернулась, выдохнув. Что-то позвало, будто по имени, поманило и махнуло на прощание рукой.

За три года здесь ничего ровным счетом ничего не изменилось. Все тот же угрюмый фасад здания из серого кирпича. Может, его создатели хотели придать ему красивый вид, но у них явно не вышло. Скорее всего, он был задуман как какой-то небольшой особняк по строению — даже с парой башенок. Он тянулся вширь и имел этажа 4 или 5, точно уже не вспомню. Вход имелся один — центральный, возле самой двери некая выпуклость, от земли до крыши полукруглой формы — без понятия как она правильно называется.

Сизое небо начинало покрываться звездами, от крыши приюта еще расползался свет — солнце летом садилось прямо за ней. Вспомнился задний двор, куда не выходили окна. Там осталась та бетонная штука непонятно для чего, бычки и окурки, постоянно вспыхивающий в воздухе огонек, что тлел как горящая газета в воздухе. Там осталась часть моей жизни, полтора последний из которых был совсем не плохим — по крайней мере я была не одна.

Я не была сентиментальна, я покидала это место без сожаления, но что-то заставило замешкаться на секунду, а потом спрыгнуть по ту забора. И рвануть дальше по дороге, по обочине через темный лес. Идти в сторону города, чувствовать руку Питера, сжимать ее до побелевших костяшек. Он держал ее крепко, почти до боли, впрочем едва ли я сжимала ее слабее. Мне было страшно, но его решительное выражение лица предавало сил, что ли. Он никогда до этого не был таким серьезным, честное слово. На лица читалось угрюмое выражение лица с примесью неясного чувства, которым просто разило от мальчишки. Чем-то вроде… сожаления? Обреченности? Серьезности? Разобрать было не возможно.

Глава 4. Улица

По самому началу своего побега, мы выяснили, что сложно найти даже самую банальную работу за копейки. Потом — чтобы прибиться к какой-нибудь группке на ночь, нужно выбирать осторожно и желательно те, где есть ребята примерно нашего возраста. Или наоборот — совсем в возрасте. Эти даже по добрее будут.

Вернее сказать будет, что очень четко это осознала именно я. Как оказалось, Пит был знаком с улицей, с ее вредными привычками и именно поэтому несколько раз спросил меня уверена ли я на сто процентов в своей идее. Ему было плевать — он знал, что не пропадет, потому что сейчас старше чем был в прошлый раз, а значит и сможет бить лапками сильнее. После этого угрызения совести начали мучить меня еще сильнее. Вряд ли мальчик хотел снова проходить… все это. Голод, постоянный страх. В бродяжничестве не было ни капли романтики, ничего из того, что так любят описывать в книжках. Это… ужасно. Вечно содрогающийся от спазмов желудок, подозрительные взгляды копов в нашу сторону. Другие бездомные, которые смотрят на тебя на объект ограбления, оценивая есть ли у тебя что-то.

Не знаю почему он не рассказал мне раньше, я спрашивала, но всякий раз о своей истории он отшучивался, молчал, переводил тему. Там, за этой дверью, ключ от которой был так надежно спрятан, крылось что-то, чего Пит совсем не хотелось ни вспомнить, ни помнить, а по возможности — забыть навсегда, вычеркать и вытоптать это и своей памяти. У меня тоже было подобное — причина, например, почему я оказалась в приюте, не просто то, что меня ненавидела мать, а Хайло. Лицо Джейми. Темнота чулана, монстры, с котором мне пришлось подружиться, что бы они не покормились мной. И еще столько всего, что до сих не отпускало, мучало воспоминаниями — иной раз я боязливо оглядывалась в поисках знакомого худого лица с темными глазами-впадинами. Или наоборот, через чур широкого, с противно трясущимися щеками. Иногда мне казалось, что меня окликнул именно тот голос, который я так тщательно старалась забыть, но нет — показалось. Или так зовут девушку, идущую позади, рядом или впереди меня.

Магия очень сильно спасала. Например — мешочки. С виду ничего не обычного, просто незамысловатые, грубо сшитые куски плохой, местами даже дырявой ткани, зато когда засовываешь туда руку по самое плечо и вытаскиваешь столько, что поляну накрыть можно, вот это было реально круто. Воровать, быстро складывая продукты в них, пока продавец не видит, было гораздо безопаснее, чем просто распихивать по карманам. Вдруг на кассе тебя попробуют осмотреть? Сбежать удавалось не всегда, часто мы возвращались ни с чем из-за через чур бдительных охранников. Впрочем, ясно, что такие дети привлекают к себе внимания в мелких магазинчиках — грязные, в местами драной одежде, со злыми, бегающими глазами и вечно подозрительным ко всем и всему взглядом.

Делать эти штуки было достаточно сложно, особенно мне, которая из магии знала ровным счетом ничего. Но по закону подлости они получались у меня куда надежнее и глубже, чем у Питера. Потому я часто по несколько часов сидела над ними, сначала сшивая, а потом напитывая их энергий. Пацан же справлялся всего за полчаса — дольше у него просто не получалось. Пит не халтурил, хотя бы потому, что понимал — это нужно для того, что бы выжить. Но все равно каждый раз проверяя свою работу он с угрюмой моськой разрывал свое творение, пинал какой-нибудь мусорный бар, стоящий неподалеку и ворчал, что бесполезен. За такие заявления ему часто прилетало острым локтем в бок или ладонью по лбу. Я не понимала почему он так думал. Ведь… если бы не он, я сдохла бы наверное в первую неделю, или еж, сдавшись — вернулась бы в приют с повинной.

Воровать в принципе оказалось не так уж и просто, особенно по началу, когда уверенности с гулькин нос, да вдобавок на тебя все оборачиваются. Мне постоянно казалось, что сейчас меня окрикнут, возьмут за шкирку и куда-нибудь потащат, потому что заметили мои взгляды, мои жесты. Я просто… не могла. Нет, не потому что брать чужое плохо — я боялась, что мне за это прилетит. На то, что я воровка было как-то плевать, лучше нужно было следить за своими вещами, особенно если это нечто ценное. А раз ты плохо смотришь за своим добром, то это сугубо твои проблемы и какая-то маленькая бездомная девочка со своим не менее бездомным другом будут сегодня сыты или в очередной раз отложат пару баксов на черный день. Копилка предназначалась на те случаи, если вдруг кто-то заболеет или еще хуже — сваляться оба. Простуда здесь не была легкой болезнью, она могла и убить — отсутствие денег на лекарства вынуждало пускать все на самотек, лечась лишь теплым чаем и то, если везло. Некоторые забегаловки спокойно могли налить тебе кипятка или даже подкинуть что-то из просрока.

Выглядела я не важно, уже с парой синяков на лице, слишком худая, но почему то не слабая. Если приходилось бежать — я бежала. В рваной, хрен пойми какой куртке, которую Пит то ли отжал у кого-то, то ли нашел на помойке. Все те же кеды, в которых я и сбежала, ботинки добыла позже. Перед зимой пришлось экстренно учиться греться через астральный огонь, что бы не закоченеть от холода. Улица никого не щадила. Ни стариков, ни детей. Никого.

Пару раз мой внешний вид играл на руку, попадались особо добрые люди- когда я просто попрошайничала. Со скрипом в зубах и потаенной ненависти к этому занятию. И без того была жалкой, а тут приходилось вовсе унижаться. Разумеется, хочешь жить — умей вертеться, а жить хотелось и даже очень, потому приходилось посылать принципы куда подальше. Я ходила по улицам, подходя к людям или же стояла возле какого-нибудь магазинчика, пока меня не отгонял персонал. Редко удавалось заработать достаточно много, но что бы выжить — на это определенно хватало. К тому же, я могла упражняться в подавлении воли, убеждении их в какой-то идеи, посредством магии — один раз какая-то женщина со слезами на глазах убеждала меня забрать ее кошелек, а когда я взяла порывалась утащить меня к себе, что бы удочерить. Иногда перебарщивала, согласна.

Тем не менее я не жаловалось. Возможность сдохнуть каждый день для меня оказалась получше, чем быть товаром на витрине приюта. А пропасть тут можно было по разному — голод, другие бродяги, которые тоже хотят жить, полиция (да, возвращение туда — равносильно смерти) и еще много мелочей, которые в итоге приводят к летальному исходу. Более или менее к такому образу жизни я привыкла быстро, иногда даже складывалось впечатление, что подобное уже случалось, только там был кто-то другой, но похожий настолько, что становилось больно. Я не помнила прошлых жизней, ни одной из них. Только иногда, во снах до меня доносились какие-то обрывки, которые никак нельзя было связать во что-то одно. Потому я забросила эту затею — лучше жить настоящим, сегодняшним днем и его проблемами чем капатся в том, чего уже давно не вернуть.

Поначалу — только вдвоем, затем, со временем, начали обрастать знакомыми, связями. Появлялись места, где можно переночевать и не парится, зарежут тебя за рюкзак под головой или нет. Да и в принципе все относительно налаживалось. Существовать было можно, выживать — тоже вполне, жить — когда придется. Например, если кто-то пьет по поводу чего-то, то мы выпивали, считая, что алкоголь — в принципе сам по себе не плохой аргумент что бы нажраться или попробовать это сделать. Питер долго еще не мог понять, почему я первое время смотрела на пиво и прочее и отвращением. Почему меня так передергивало от запаха и почему я как-то сразу сникала, когда на точку он притаскивал чего бухнуть. Я не говорила ему, потому что прошлое в нем осталось, о чем я не хотела лишний раз даже вспоминать, не то что рассказывать. Все, что он знал — меня били. Это потом уже я смогла забить на это и учится пить совершенно спокойно. Мне даже понравилось — это легкое чувство, когда чуть кружится голова и мысли роем перестают летать в голове. Да и фокусы в пьяном состоянии получались посильнее и получше.

— Беги, Форест, беги!

Опять он что ли спалился? Я, уже начиная бежать, на всякий случай обернулась — да, верно, Питер с совершенно счастливым лицом драпал от какого-то достаточно крупного мужика. Ладно, схема отработанная, опять колени все разобью к чертям. Хотя они и не заживали…

Я вильнула в толпу, пропустила друга и дождавшись несчастного обкраденного рванула наперерез. Бугай, который несся ничего не видя перед собой, особо не понял почему внезапно заваливается на бок, что это такое падает рядом с ним, а потом резко встает и убегает в противоположную, от того воришки, в сторону. Саднило на этот раз бедро и неслась я, чуть прихрамывая и периодически морщась.

Это было всегда так. Я чуть впереди на всякий случай, Питер работает сзади и в случае чего, драпает на меня, либо незаметно, как бы толкнув передав украденное, либо то, что вы сейчас наблюдаете. Так было проще, потому что в один момент я послала уличное воровство куда подальше и ушла на мелкие магазинчики, таская только еду и выпивку, прихватывая обычно пару вкусняшек. Сложнее было с сигаретами, потому что обычно они селились над прилавком, за которым стоял продавец, а на сознание воздействовать получалось слабо. Обычно стреляли, курящих на улицах было предостаточно.

— Чего ты там такого у него забрал? — запыхавшись, я сползла по стене дома в переулке. Странные места — вроде тихо, а вроде тут же, буквально через улицу, во всю шумит город. И опасные, особенно если не знаешь по каким вечером стоит возвращаться на место ночлежки, а по каким — нет.

— Этот придурок по карманам таскал наркоту, — Пит ухмыльнулся, взвесив на руке пакет, как из под килограмма сахара, полностью забитого маленькими, — Если получится, то нам этих денег очень на долго хватит.

— А может ну его, а? — я опасливо покосилась на улов, — Не тем толкнем, потом проблем не оберемся. Такие ребята имеют свойство запоминать — бегать еще от дилеров по всему Лондону не хватало.

Осень приходит рано. Осень приходит с ветром и хмурыми тучами, накрывающими небо. Осень грустно улыбается и плачет противным дождем, проникает за воротник. Солнце начинает греть все хуже и хуже и дела в общем идут не так, как хотелось бы. Все странным образом в одночасье катиться в Тартары, все планы которые так тщательно строились летом. Вроде бы вот оно — нормальные люди, с головой, вроде бы есть где спать и больше не загибаешься от голода. Но вот один человек умер, другого приняли мусорки в фуражках, кто-то просто пропал. И все ломается в дребезги, потому что они были частью твоего пазла, и без одной детали — картинки не будет.

Нет, ты не горюешь и не убиваешься, люди эти были для тебя не более чем инструментом, но только все равно неприятно тянет и заставляет нервничать, потому что куда ты сейчас? Как бы не отправиться следом.

— Курить будешь?

— Сколько там у тебя?

— Почти полная.

— Гуляем, — я усмехнулась, протягивая руку.

Следующие минут 15–20, мы молча сидели рядом и курили. Пальцы чуть мерзли, красные, с ободранными костяшками. С лица у меня еще не до конца сошел синяк прошлой драки. Пит много раз предлагал мне по тихой вынести что-нибудь теплое на руки, но мне нравились эти оборвыши. Я подобрала их где то в начале первой бродячей осени, перчатки без пальцев, грубо обрезанные и с парой дыр. Через какое то время дыры удалось зашить, есть подогревать руки через астрал огоньком — зимой даже варежек было не нужно. Хотя пару раз я чуть не схлопотала обморожение, но это уже сущие детали. Серая, поношенная куртка, уже маленькая и свитер с высоким воротом, который можно было свернуть и использовать вместо шарфа. Теплая хрень кололась, не суть важно. Джинсы, на коленях у которых не было живого места и невесть какие ботинки, которые держались второй год чудесным образом. Ботинки мне тоже нравились — легкие, но при правильном ударе противнику очень хорошо могло прилететь.

— И все таки..

— Не параной, сестренка, — Питер выпустил облачко дыма и сжал мое плечо, — Я знаю людей, все будет хорошо.

Потом как-то задумался, сделал паузу и повторил менее слышно, смотря вверх, поднося ко рту сигарету:

— Все будет хорошо…

Осень приходила всегда с неясным чувством опасности. Мне хотелось смотреть вверх, оборачиваться на ветер и ждать невесть чего, но это что-то мне явно не нравилось. Так было всегда — еще с детства. Осенний ветер заставлял меня настораживаться, принюхиваться и щурится на шныряющую меж людей нечисть в поисках особо подозрительных типов. Осень приходила со странным чувством тоски и боли по кому то.

Иногда я смотрела на Пита, как тот курил или с матом пытался открыть никак не поддающуюся бутылку пива и внутри что-то щемило. По старому. Мне хотелось просто прижаться к нему, зарыться, спрятаться в его объятиях, слушать как он усмехается, мол, что за наплывы братской любви? Я, если честно, так и делала — постоянно липла к нему, клала голову на плечо или колени, искала теплые ладони, которые никогда не знали перчаток, грубые, с мазолями. Я любила осенью, каждой осенью, просто наблюдать за ним, мне это доставляло отдельного кайфа.

Холодный ветер забирался под ворот куртки, морозил пальцы, затягивал тучами небо и солнца можно было не видеть по несколько дней. Шли дожди, нагоняющую лютую тоску, иногда день на пролет лило как из ведра — таких дождей я боялась, в эту погоду не поработаешь. Не украдешь чего-нибуд и возможно останешься голодным. Я часто тряслась в неясных приступах перед сном, мелькали какие-то картинки, забрасывало в какие-то воспоминания. Иногда я вскрикивала, слишком резко дергалась — Пит говорил. что такое случается и ночью. Иногда даже злился — парень совсем перестал высыпаться, круги перед глазами росли в геометрической прогрессией.

Осенью хотелось курить, бродить по темнеющим улицам под желтыми огнями фонарей, слушать музыку в украденном телефоне через не менее украденные наушники. Шугать всякую дрянь, открывать в себе новое. Капаться внутри, точно в старом платяном шкафу, которое не открывали много лет. Осенью я любила просто ходить и смотреть на людей, наблюдать и представлять какого их жизни. Этот женат, спешит домой. А дети есть? Сильно ли выносят мозг? Плачущая девушка…. что случилось? Наверное, что то действительно ужасное, она просто сползла по стене и закрыла глаза руками. И иногда мне казалось, что я вижу их жизни, что все они — перед моими глазами и мне стоит только протянуть руку, просто что бы взять. Потому что мужчина спешит к любовнице, отговорить от затеи все сообщить его жене, а у девушки умер отец, последний член ее семьи — сбила сегодня машина.

Я поднимала голову и смотрела на деревья, на то, как ветер баюкает листву на фоне серого неба. Смотрела как загораются огоньки квартир, как теплеет в домах и холодает на улице. Я ходила и думала обо всем. О своей жизни, знакомых и тех кого пожалуй отдаленно можно было назвать друзьями, о том, что было до улицы, до приюта, до первой пощечины. И думала — какова цена? Что с меня бы спросили, была бы возможность переиграть все это? Вернуться назад, в тот день и смолчать. Потом, конечно, понимаешь, что рано или поздно ни бы все равно узнали и не ясно как закончилось бы это все.

Осенью хотелось бродить по улицам, смотреть себе под ноги. Потом вверх. В бесконечное небо за свинцовыми тучами.

Глава 5. Стиви

С утра шел снег, погода была отвратительная.

Не тот, который засыпает медленно и прекрасно машины, оседает пеплом на шапках и волосах, а потом тает, превращаясь в слякоть. Такой снег я определенно любила, бросаясь в сугроб спиной и смеялась, отбиваясь от Питера или утягивая его за собой. Парень всегда недовольно ворчал, ругался, но я из раза в раз замечала едва видимую улыбку, которая то исчезала, то снова появлялась надеясь, что ее не спалят. Нет, это был не тот снегопад, который переносил в сказку, когда красивые дома центра казались не просто старыми, а навевали что-то давно забытое, вызывали восторг и неясное щемление в груди. Скорее это было подобие метели, снег бил в лицо так, что было не подкурить и приходилось, чуть ли не по пополам складываться, что б ветер не задувал огонь зажигалки. Люди на улицах кутались в пальто, поднимая воротники, кто то закрывал часть лица шарфом, постоянно подогревая замерзающие пальцы на дыханием. Особо, это, конечно не помогало — люди злились и толкаясь плечами и ругаясь, хотя сами чуть ли не сбивали других с ног. Лондон снова щетинился и рычал, показывая вторую грань своего характера. У него не было середины — либо ласковый, пушистый котенок, либо дикая рысь, которая сожрет и не заметит. С огнем у нас было попроще — достаточно щелкнуть пальцами (чисто для эффекта), но вот остальные прелести такой погоды стороной обходить явно не собирались, потому мы тоже были злые, и кроме мысли «Холодно, черт, как же холодно» думать о чем-то другом получалось с огромным трудом.

Те ребята, одного из которых мы обнесли на килограмм, все таки нас нашли и прилетело знатно. Пришлось отдать половину суммы за то, что бы нас просто не убили, потому что толкнуть товар уже удалось и причем за не плохие такие деньги. Впрочем, барыга с довольно странным именем (если это прозвище, то веру свои слова обратно), Кастиэль, оказался достаточно понимающим мужиком. Сначала — кнут, а только потом пряник. Хотя когда ты лежишь, пытаешься отдышаться, а ребра у тебя как будто в Адовом котле проварились, тебе в принципе все равно, что тебя даже хвалят за то, что вы провернули. Мол, это надо иметь и наглости и умения — за первое мы только что отработали, пора платить дальше. Питер искренне не хотел с этим связывать еще до этого — наркота дело тонкое, хоть и прибыльное — нам предлагали и не раз. Но до этого мы могли просто отказаться, послав человека куда подальше, а это было предложением из того разряда, от которого отказаться было нельзя. Не потому что слишком привлекательное, а потому что в противном случае нас и грохнуть могли без зазрения совести. Пожить еще хотелось обоим, поэтому скрипя зубами мы кивнули и, ухватившись за руки протянутые к нам, поднялись на ноги.

Суммы выплат оказались не большими, (ладно, я вообще была удивлена, что нам будут платить) но по крайней мере с воровством было покончено на какое-то время, появилась крыша над головой и еда. Это была наша работа, за которую мы получали деньги — по факту данное занятие, как игла, с которой слезть крайне сложно, даже при большом желании. Потому что когда ты знаешь практически всю сеть наркоторговли в Лондоне, просто так тебя не отпустят точно. А вперед ногами от туда выходить не хотелось совершено, поэтому приходилось вертеться. Выполнять приказы, плясать под дудку этих придурков — утешало лишь то, что травка была для сотрудников по оптовой цене. Ширяться чем-то тяжелым сотрудникам Кас не давал, так, расслабиться. Сам он перешел на марихуану уже с год назад, курил исключительно ее и вообще не жаловался — парень был спокоен как удав 24/7, мыслил всегда трезво и в принципе был хорошим начальником. Но надолго связываться с этим дерьмом мне не хотелось — увязнуть по самые уши легко, а вот выбираться было бы достаточно сложно. Лишних проблем с законом не хотелось, да и подустали мы с Питом ходить по улице и от любой сирены шараться, как от огня.

Наркотики дело не надежное, хоть и прибыльное, для таких шестерок, какими мы были. Нас не станут отматывать в случае чего, а если сболтнем лишнего про допросе — пришьют за решеткой. У Каса были везде глаза и уши, руки и ноги если потребуется. И хотя он был далеко не первым человеком в преступном мире этого города, власти у него было достаточно много. Так что дорогу переходить ему было себе дороже.

— Я не могу больше.

— БЕГИ!

Ненавижу полицию. Просто ненавижу. Сил нестись вперед уже не было совершенно, ноги не слушались, перед глазами плясали черные круги. Я уже молчу про бок, который болел так, будто там колупались два хирурга без анестезии с целью вырезать оставшиеся здоровые клетки печени. Но драпать было надо — товара у нас при себе было тысяч так на 20, а отрабатывать потом не очень хотелось. Садиться за распространение — тем более. Потому нельзя было ни сбросить, что бы облегчить себе участь спринтера, ни остановится. Бежать в такую погоду было особенно прикольно, когда ты ни черта перед собой не видишь и молишься, что бы не налететь на какого-нибудь ответственного гражданина нашего любимого королевства, что решит проявить инициативу. Людей на улице было много, хотя за это можно было даже сказать спасибо — не открыли огонь, а только постоянно свистели.

— Мандэр силэйкен, — сквозь полуобморочное состояние услышала я, обернулась и убедившись в действенности заклинания рухнула за порог каких-то ступенек, закашлялась. Двое в форме пробежали мимо, продолжая свистеть в спину нашим иллюзиям. Легкие свистели, хрипели, но я понимала, что сейчас не смогу встать — ноги настолько устали, что едва шевелись. Сколько мы пробежали? Хорошо, что патрульные попались не атлетического телосложения.

Рядом уже пытался отдышаться Питер, сморщившись и держась за грудную клетку.

— Че они нам там орали? — едва выговорил парень.

— Я не особо слушала, — хотелось курить, но вряд ли легкие сейчас были в состоянии для этого, — Что-то про панков.

— А?

— Я не знаю, — я смачно сплюнула в сторону, — Какая-то сранная субкультура.

— Двое… на предыдущей ночевке, — Пит выдохнул, — Помнишь парней с крашеными волосами? Еще виски бритые. Вот.

— Да ну их.

В данный момент я их ненавидела. Невесть почему, но поначалу нас окрикнули именно так, назвали панками. Какие, к чертям собачьим, панки? Мы были похожи больше на бомжей, чем на тех двоих. Волосы были даже не яркие — мне не удавалось уже вот 2 недели помыть голову, так что рыжий больше походил на обычный русый. Грязные волосы были убраны в жидкую косу и спрятаны под капюшон толстовки. Куртка тоже самая обычная, серая на размер меньше — запястья вечно мерзли. За неформала меня отдаленно даже нельзя было посчитать, чего уж говорить о Питере с его незаурядной внешностью.

— Ты идти в состоянии?

— Не, давай посидим. Немного, пока та штука держится, а потом свалим отсюда куда-нибудь подальше.

Мне немного хотелось умереть. Совсем чуть-чуть. Я жутко устала от этого дерьма, забыла, когда последний раз спала больше 5 часов и это жутко угнетало. От постоянной гонки за место под солнцем хотелось передохнуть, хотя бы день. Выспаться наконец-то, просто погулять по городу, а не высматривать очередную жертву и не раскидывая закладки или вылавливая покупателей. А просто… погулять. Как обычный, черт возьми, подросток. В конце-концов мне оставалось немного до шеснадцатилетия, в это время девочки хихикают на ночевках и рассказывают кто кому нравится. А я… а я хихикала под воздействие марихуаны, когда мне вытаскивали пулю из ляшки или зашивали ножевое, что чудом не задело органы. Я даже немного завидовала таким девочкам — их любили. Не потому что они что-то сделали, а просто потому что они есть. Они хорошо выглядят, часто хорошо учатся и умеют общаться с людьми в отличии от меня. Им толком не нужно ничего добиваться, их будущее вполне себе безоблачно: школа, колледж, работа. Нормальная, блять, работа, а не… это. Но каждый раз, когда я задумывалась об этом вместе с обидой и некой завистью даже, то ловила себя на мысли, что вряд ли променяла бы свою жизнь на их. Мне сложно, мне чертовски сложно, я часто плачу от бессилия и ощущения собственной никчемности, но я свободна. У меня есть названый брат, парочка людей, которых отдельно можно назвать друзьями, с которыми весело и круто проводить время возле бочки с горящим мусором под бутылку — другую. И все эти чувства, которые дарила мне моя жизнь — с другой стороны они были прекрасны. Я ведь сама променяла шанс на спокойное существование, когда сбежала из приюта.

Может это и началось с ненависти, но постепенно превратилось в образ жизни. Это превратилось в любовь, в то, что позволило жить и любить жизнь, а не просто существовать на автомате. На следующей пьянке со знакомыми, со смехом уже рассказывали эту историю, один чуть прищурился, вроде новенький, и слушал как бы с особым интересом. Он был достаточно рослый, широкие плечи углядывались даже под бесформенной курткой. Тяжелая явно, серьга в мочке правого уха — гей что ли? С таким не шутили, за это могли не хило приложить где-то на не особо людной улице. Старше нас он был года на два или три от силы, он был коротко стрижен и шутил не плохие шутки. Но в основе своей предпочитал отмалчиваться, но смотрел на каждого очень внимательно и пристально — про таких говорят, что прямо в душу. Я украдкой сама поглядывала на него весь вечер, хотела заговорить, но не решалась — социализацию в своей жизни я проваливала очень успешно.

— Нахер вам тут варится? — уже после, подпитый, как и мы, спросил он, — двинули отсюда. Я знаю одно не плохое место, думаю, вам зайдет.

Парня звали Стивом. Особого доверия он не внушал, но и угрозы от него не чувствовалось. Первая ассоциация с ним — это лис. Даже четы лица у него были схожи с этими зверушками, вдобавок он часто щурился, из-за чего в уголках глаз уже сейчас можно было заметить сетку из небольших морщинок. У него был приятный голос, явно не плохо подвешенный язык и в целом… он мне понравился. Нет, не в этом плане — а как человек. Пит смотрел на него чуть более подозрительно чем я, но все же согласился, поднялся с места, залпом допивая остатки в бутылке и отбрасывая ее в кучу других.

— У вас есть кто-нибудь?

— В смысле родня? Нет.

— Хорошо.

Это несколько напрягло, незаметно я расчехлила заточку в кармане и крепко сжала ее. Одно движение, которое будет хотя бы намеком на ограбление или еще что, и парню не поздоровится. Мы шли с Питером справа, чуть позади от него и не выпускали из виду его рук. Стив всю дорогу говорил о чем-то, рассказывал различные истории, смеялся.

Петляя по улицам и переулкам, через минут 30 пути мы стояли возле подвальчика, неприметного, без каких-либо вывесок. За это время успели поговорить и по душам, он что то спрашивал, отмечал видимо для себя, рассказал по больше о себе. Жилье есть, но часто тусуется с бродягами, некоторых притаскивает сюда и если тем везет, то они выбиваются повыше. Занятие это он объясняет, раз — чуйкой на людей, что потом не сдадут место, два — желанием помочь. Верили мы не особо, уже научились, что лучше держать оружие наготове, чем потом плеваться от обиды. Потому что все свое ношу с собой, да и в принципе негде было хранить. Вроде дом и был, да только домом это не назовешь. Так, место где поспать, да поесть можно. Стив говорил, что в свое время ему не плохо помогли, поверили и подтолкнули, что теперь многое, что есть у него — это благодаря тому человеку. И сейчас, когда у него появилась возможность — почему бы не заняться некой благотворительностью? Привести человека не сложно, а дальше — пусть сам вертится. Таланты, умение заговаривать зубы — как хочет, больше человек и его судьба Стива ебать не будут, все что мог — он сделал.

Вообще бухать в барах — это непозволительная роскошь. Денег у нас не было иной раз на еду, не то что на выпивку в заведениях. Перед тем как зайти мы с Питером переглянулись, он ободряюще кивнул, и похлопал по спине, пропуская меня вперед. До самого конца мне казалось это не самой лучшей идей. В помещении царил полумрак, на стенах висели фотографии каких-то людей. За столиками было не особо много народу, в сумме человек 10, наверное. Девушки и парни — кто-то выглядел обычно, у других были волосы покрашены в яркий цвета, пирсинг, даже можно было увидеть татуировки. Усаживаясь за барную стойку, я нервно оглядывалась, дергала братца за рукав и кивком головы показывала, что "может лучше уйти?". Пит только отмахнулся, пробежался взглядом по подсунутому быстро меню, на что-то указал, выложив на стол помятую десятку. Потом вопросительно взглянул на меня. Я, очень сильно надеясь, что оно того стоит взяла пиво подешевле и пока я хмуро цедила его, мой друг уже о чем-то оживленно общался с барменом. Я не вникала, договариваться с людьми было далеко не самым моим лучшим качеством, это всегда лежало на Пите

Музыка играла громко, но не глушила, разговаривать можно. Музыка хорошая — мне нравилась, к тому же примерный плейлист был на том украденном телефоне. По крайней мере, я узнавала вокал. После одного стакана был второй, затем третий — я начала расслабляться, наконец присоединилась к Питу и с удивлением обнаружила — а как легко просто взять и заговорить с человеком. И этот парень не смотрел на нас как мусор, а как на обычных людей. Потом сознание поплыло, я помню только особо яркий фрагменты, но даже они размыты: очень хорошо врезалось в память как я выходила курить, дохнуло холодом. Я съежилась, сползая по стене и прижимая руки к груди, трясущимися пальцами пыталась подкурить и тут мне на плечи ложится чья-то куртка. Остальное — как отрезало.

Когда я кое как продрала глаза был уже день, причем поздний. Огляделась — пустая комната, стены и те без обоев, даже вместо нормального пола неотесанный бетон. Ничего не было кроме матраса, на котором я лежала. С трудом перевернувшись я увидела — Питера, парень мирно посапывал. Больше всего это помещение походило на то, в котором ремонт явно подзатянулся. Стены все обшарпаны, а для заброшки слишком тепло. Тем не менее я была одетая, в куртке, хотя почему то не своей, а Пита, даже ботинки не сняла. С минут пять я пыталась отупить происходящее, борясь с пульсирующей болью в районе… да всей головы, пожалуй, потом полезла сначала в карман к себе, потом к Питу. Внезапное осознание того, что у нас могли вытащить весь кэш хорошо взбодрила, но беспокоится было не о чем — я с удивлением вытащила деньги, все свои деньги. Меньше у меня стало долларов на 5–6, у Питера не хватало около 50. Все на месте, пробухали немного, хотя Питу и можно будет выдать тырей за такое расточительство. Почему нас не обокрали? Я нахмурилась, осторожно прощупывая квартиру ментально и меня ждало еще одно открытие: нечести не было. Ни одного духа, только сильынй фон двух человек, примешивались еще несколько. Похоже, тут часто бывают гости. Энергии смешивались, переплетались между собой и запутывались, вгоняя меня в ступор — и без того плохо соображала, а пытаться выудить что-то определенное в этом клубке было крайне сложно.

Я наконец села, обхватив голову руками — распущенные волосы быстро были убраны в хвост под затылком, сальные — я слабо поморщилась. Все никак не могла привыкнуть к такому и каждый раз, касаясь их, испытвала чуть ли не отвращение.

— Проснулась? — в проходе показался Стив в распахнутом домашнем халате, в одних трусах, с кружкой чего-то горячего, — Пошли, вылечу. Потом поговорим.

И с бесконечным пафосом свалил обратно в темноту коридора.

Глава 6. Зародыш свободы

Стив оказался человеком простым, но с подтекстом, впрочем как и большинство людей. Я смотрела на него дико — выглядел он вроде обычно. Не считая уже выше упомянутой пробитой левой мочки уха, проколотых хрящей и брови. Последний был явно сделан недавно, с неделю назад, быть может. И смотрелся… вполне не плохо, в отличии от моих первых.

С пирсингом опыт вышел довольно печальным. Я столкнулась с ним на собственном теле, когда после одной пьянки обнаружила у себя две новые дырки в ушах, с вставленным туда загнутыми кусочками проволоки. Ругаясь и матерясь на весь мир я полчаса вытаскивала их, пустив всю силу на обезбол. К тому времени они уже успели загноиться и значительно покраснеть, только подливая масла в огонь боли, страдания и страха — заражение не шутка, особенно для бездомных. От него, зачастую и умирают — в больницу пойти нельзя, а на ночлежках царила даже не антисантирия, а кое что похлеще. А Питера эта ситуация только веселила, он поминутно подъебывал меня и совершенно отказывался рассказывать что вчера происходило, сколько и чего я пила, а может и принимала. Под конец братец все таки сжалился и помог вытащить все это безобразие, щедро полив все перекисью и злорадно усмехаясь. Что-то мне подсказывало, что он отговаривал меня от этой идеи, ну либо же эти дырки — его рук дело. От крайности одной в крайность другую и в обоих случаях мне хотелось прибить Пита. В первом за то. что все таки дал сделать это, а во втором — по, думаю, понятной причине. Так что всякое воспоминание об этом виде самовыражения не вызывало у меня ничего, кроме неприязни и фантомных болей в районе ушей.

От кухни, на которую меня завел парень, было одно название. Я никогда, честное слово, никогда не видела настолько загаженных помещений. Даже мы и то старались поддерживать минимальную чистоту в жилище, что бы иногда можно было хотя бы представлять что это не притон, а просто жуткий беспорядок, который можно убрать. Но большая часть разбросанных шмоток, вещей, каких-то тетрадок и бумажек, были не наши, а трогать чужое под любым предлогом запрещалось строго-настрого.

По всему, надо сказать, достаточно большому пространству валялось все, что могло. Преобладали в основном пустые бутылки и консервные банки со срезанными крышками, бычки, пустые пачки из под сигарет. В углу стояла парочка хозяйственных мешков, явно со строительным мусором — в одном месте один порвался и от туда выглядывал внушительный кусок штукатурки. Пиздец. Стены где-то черные, будто копоть — видимо тут несколько раз были пожары. А, впрочем не мудрено — на полу я заметила СРАННОЕ КОСТРОВИЩЕ. Кое где графити, не особо умелые — видно, что человек просто баловался по, наверняка, синьке, ибо невозможно написать слова настолько криво даже баллончиком. Я принюхалась и с облегчением обнаружила, что плесенью не пахло — и то хорошо, после пары случаев у меня были не хилые тригеры на нее.

В любом случае что-то, что выглядело не очень круто. Гарнитур был конечно, наверное даже когда-то белая раковина, прилежащая к ней столешница без навесных шкафов. Ну или не чисто-белым, может немного желтоватым или с мелкими пятнышками. Моей фантазии тупо не хватало, что бы представить, что ЭТО могло быть белым. В следствии того, что шкафчиков не было, а единственная этажерка стояла чуть поодаль и в нее явно забывали постоянно все убирать на гарнитуре можно было увидеть кучу каких-то круп, макарон, консервных банок — открытых и еще не тронутых, все это мешалось в жутком хаосе. Среди всего этого я углядела обычный чайник, и так поняла, что стоял он на плите… подумать было страшно, в каком она состоянии, раз я ее даже не увидела. Может я и бомж, будем честны, но это — это пиздец. Если у тебя есть шанс жить в чистоте, почему им не воспользоваться?

Пит поднялся только через полчаса, кивнул, мол, доброе утро и плюхнулся рядом. Хмурый, как грозовая туча — один из побочных эффектов его похмелья, пока не отойдет, будет ненавидеть все и вся. Зато время, пока братец досыпал я успела проблеваться, выпить кофе, проблеваться еще раз, потом выдуть кружку крепкого чая. Отпускало быстро во многом благодаря ускоренной регенерации. К тому же, в отличии от Питера я знала меру, и каким то образом состояние того самого стереотипного "с бодуна" меня избегало. Я не мучилась по несколько часов, а отходила быстро. Мне нравилось выпить, но не очень нравилось валяться потом утром или днем на матрасе и шипеть на каждый звук или источник света. Стив смотрел на меня ухмылочкой а-ля «лошара», но веселой, по крайней мере, мне не хотелось дать ему в рожу за это.

Мы толком нормально не говорили с ним, парень говорил, что хочет дождаться пробуждения моего друга. Перекинулись парой слов и прошлом вечере, я спросила чья это квартира. Ответ меня удивил — его. Мне стало резко интересно откуда у него деньги, потому что комнат в ней было как минимум три и это те, что я видела, мимо которых проходила. После кухни коридор сворачивал куда то дальше, так что не знаю насколько она была большой.

— Что там про панков? — наконец поинтиресовалась я, — Ты обещал побольше рассказать.

— Аполитики все на голову, выглядят хрен пойми как по стандартам общества и душу друг за друга продадут, если не говнари какие-нибудь. Кстати, здрасте, — Стив закурил, эффектно выдохнув облачко дыма в потолок, — один из представителей этого вида дибилов. Не знаю, почему вас за них приняли, вроде бродяги как бродяги. Говорите, из приюта сбежали?

У меня складывалось впечатление что пафос — это его гребанный образ жизни.

— Да. Почти 4 года назад, — Опустевший желудок требовал заполнения, причем незамедлительного. Я уминала уже третий бутерброд, к счастью своему понимая, что четвертый не потяну и тероризировать холодильник хозяина дома не придется — жрать хотелось неимоверно. Настолько, я что предложила приготовить что-нибудь, если можно, но Стив наотрез отказал. Мол на этой кухне готовит только он, а в данный момент ему крайне лень, так что обойдусь чем-то уже готовым, что найду в холодильнике. Ничего, кроме двух булок батона и палки колбасы там не было.

— То есть тебе 16?

— Почти, — я сглотнула сухой кусок, запила чаем с сожалением обнаружив, что он закончился, — Через неделю стукнет.

Выглядел он удивленно, но оклемался быстро. Реакция такая была у многих — обычно мне давали за 17 точно. Не знаю чем это было обусловлено, как по мне выглядела я как раз на свой возраст. Зашуганный подросток, с бегающими глазами, отбитый, которому в принципе плевать. Не на что-то конкретно, а в принципе. Это достаточно страшная вещь, учитывая что таким людям нечего, да и я к ним вполне относилась. За что мне было держаться? Нарко-притон, где боишься рюкзак оставить, даже для похода в туалет? Так называемые связи, которые тебя сдадут с потрахами за сотку-другую баксов? Работу диллера, где ты должен пихать в тридорога наркоту всем подряд, а потом стучать коллекторам на должников, либо наведываться к ним самим? Единственной причиной, по которой я все еще оставалась здесь был Питер. В конце-концов он тоже терпел все это. Да и неловко было бы оставлять его разгребать все то дерьмо, которое бы за мной осталось.

— СТИИИВ, — в коридоре хлопнула явно входная дверь, — Твою мать, ты опять кого-то притащил?

— Есть такое, — с улыбкой Чешира протянул парень, — Да ты проходи, присаживайся. Чего-нибудь надо?

— Умереть желательно, — пробубнил прошедший на кухню патлатый парень с распущенными волосами. В прошипованной кожанке, немного странного вида, брюки защитного цвета и берцы. Из пирсинга — бровь с ушами. Персонаж меня заинтиресовал.

— Не, этого не предоставлю. А вот выпить — пожалуйста.

— Кофе. С коньяком.

Он пододвинул табуретку поближе, сел на нее, сложив руки на столе. Я осторожно продолжала егоразглядывать. Он был явно крепче в теле, чем Стив, может быть даже старше его. Лицо такое же хмурое, как сейчас у Пита, темные патлы, серые, я бы сказала какие-то орлиные глаза. Серьезно, он казался каким-то грозным мужиком, которые по вечерам пьет темное, хорошее пиво и тайком тискают котиков, потому что боятся потерять репутацию среди друзей.

— Мне без разницы какое пиво, а про котиков — они милые, — парень даже выражение лица не поменял, а у меня кусок в горле застрял, закашлялась. Питер с силой хлопнул мне по спине, я почти услышала какой-то хруст, но после третьего где-то раза помогло, наш вчерашний знакомый подсунул мне кружку с водой, а сам вытащил с этажерки турку, чистую и даже натертую, посудина крайне контрастно смотрелась на фоне остальной обстановки.

— А теперь ребятки выкладывайте, чего в вас такого, что Стив притащил вас на квартиру, а не бросил в баре пытаться барахтаться самим, — новоприбывший скосил на нас глаза, я ощутила неприятное давление в затылке — телепат, значит. Я с силой захлопнула двери сознания, нагловато ухмыляясь.

Пит глянул на меня, видимо почувствовав тоже самое и мы синхронно показали патлатому крайне неприличный жест с огоньком на среднем пальце.

Патлатого звали Джеффом, и он мечтал поскорее сдохнуть, потому что его задолбало жить. Потому что все — говно, люди — говно и единственная ему радость в жизни это нормальное количество денег, которые можно пробухивать и их количество не уменьшится, но и это занятие ему уже поперек горла. А Стив пресекал все его попытки, до единой, чудесным образом оказываясь рядом и раздавая люлей по башке. И поэтому Стив, его лучший друг и верная сучка — говнюк. Отец выгнал Джеффа из дома 5 лет назад, с тех пор парень много повидал, но ему повезло — иногда бывает, что риск себя не только оправдывает, но и окупает. Заняв у кого только мог занять, он поставил на какие-то акции с года три назад и с тех пор кошелек ни разу пуст не был. Поначалу радовался, быстро раздал долги, забыл что такое сидеть с пустым желудком и решил что теперь все будет хорошо. Впрочем, так и оставался затворником, толком никого не пуская в свою жизнь. Начал жиь на полную — в первую же неделю три привода, чуть не загребли в тюрягу. После этого Джефф присмирел, дул тайком травку, пил виски, познакомился со Стивом и как-то завертелось. Появились по началу знакомые, с которыми можно не плохо провести время, а потом и друзья. Недоверчивая ко всем и вся натура постепенно сошла на нет и парень оттаял, но особого интерес к жизни так и не проявился, что крайне Джеффа разочаровало и тот окончательно убедился, что жизнь — дерьмо и лишь иногда в ней можно найти толику радости. А жить от случая к случая… разве так можно? Скорее существовать.

— Но-но, — парень улыбнулся, — Кто еще тут кого держит на поводке.

Я слушала это все с интересом, и каким-то странным ощущением погруженности. Дома у панка висела какая то неясно-уютная атмосфера, хотя откуда в такой квартире взяться уюту? Грубо обшарпанные стены, практически полное отсутствие мебели, строительный мусор и хлам по всем углам. Кухня — загажена так, что хуже некуда, грязь на плите, например, вряд ли даже взяла бы серная кислота или еще что похлеще. В комнате, в которой я спала вместо пола — голый бетон. Это место почти не отличалось от того притона, разве что везде не валялись всякие рабочие штуки в виде шприцов, подкопченных ложек и ты мог быть уверен в том что соль, это сранная соль, а не как дибил Филип решил пошутить как-то раз и я чуть не передознулась амфетамином. Он потом долго извинялся, но по морде все же получил сначала от Питера, а потом от меня, когда встала на ноги.

Но, тем не менее, тут было по-особому тепло, странно знакомо, а такое — оно исходило от очень не многих людей. От той девушки, Неи, что заняла тело моей матери, от некоторых (почему-то) прохожих на улицах. Крайне редко, но даже иногда от Пита. Я чувствовала это от него, когда он вытаскивал меня из ночного кошмара и крепко прижимал истерически трясущееся тело к себе.

В доме этом не чувствовалось суеты, которой несло от улиц и других мест нашего обитания. Здесь время как будто замерло. И это мне безумно нравилось. Как будто ты сидишь где-то в тихом месте, там, буквально через стену на улице, творится полная срань, чуть ли не апокалипсис, но вокруг — тишина. Такая спокойная, совершенно не давящая.

— Выпей.

Передо мной стояла кружка с чем-то, что имело очень странным запахом. Пойло было на вид вязким, но при более подробном рассмотрении оказалось похожим больше на цветную воду, имеющий желтоватый оттенок. Я подозрительно прищурилась, осторожно взялась за ручку. Мама конечно не учила меня не брать у едва знакомых людей предложенные конфетки или напитки, но я уже ела бутерброды, отраву он мог подсыпать и в них, пока была в туалете — терять нечего.

— Это что?

— Лекарство. Пей давай, башка трещать перестанет, не отравим.

— А мне такую можно? — подал голос Питер, покосившись на Стива.

— Нет, тебе не поможет. А вот ей — то, что надо. Да и к тому же больше этого нет.

Я пожала плечами, еще раз дернула носом — вроде ничего сверх подозрительного, и залпом выпила все это дело. Меня моментально перекосило — жидкость была на редкость кислая, но не противная — как не дозревшие яблоки.

— Хорошо. Ну-с, — Стив хлопнул в ладоши, обвел всех торжественным взглядом и наконец придал своему лицу выражение маньяка, — А сейчас я скажу вам, зачем вытащил вас из того говна. Если вы, ребята, не сдохните через пару месяцев, то мы с вами откроем бар.

Питер аж кофе подавился, выдув все, что было во рту на стол. Я выразила свое удивление просто совершенно очумелыми глазами. Он больной? Или все же в этой кружке было что-то не то и меня глючит? Довольно много раз я представляла, как нам везет перед сном. Вот просто тупо везет — мы сталкиваемся с ним на улице, на пьянке, что то крадем, а потом нам помогают. Было так много сценариев, один краше другого, но из всех судьба-судьбинушка выбрала самый, что не на есть странный и невозможный. Ну вот вечно так, за что оно со мной? За что вся эта хрень? Почему нельзя просто найти сумку с деньгами, сделать документы и строить планы на то, как карабкаться выше из этого дерьма? Почему вечно попадаются чудики со странными предложениями?

— Ты пошутил сейчас?

— Братан, — Пит вытер подбородок, — Я тебя спешу огорчить, но мы не смыслим в этом ни черта. К тому же — у нас нет денег. Третье — тебе не кажется, что ты ошибся с возрастом того, кто тебе в этом поможет?

— Неееет, ребята, — парень загадочно улыбнулся, — Мне нужны именно вы. Возраст — это поправимо, как и то, что у вас нет ни одного документа.

Я выковыривала из пачки Стива сигарету, уж очень захотелось курить. Я уже потревожила его холодильник, так что отступать было некуда. Если он еще до конца просто-напросто не протрезвел, нужно успевать брать все по максимуму.

Глава 7. Неудачник

Дело с документами действительно оказалось поправимо. Стив, пошуршав по знакомым, сделал нам по паспорту, попрасив указать возраст постарше. Про то, какие у нас или какие мы хотим фамилии даже не спросил, так что я с уивлением обнаружила, что мне 19 лет, зовут меня Элис Джеферсон и я даже прописала, и всю жизнь прожила, в этой самой квартире. Как и Питер. Вышло забавно, но когда братец открыл документ почему-то облегченно выдохнул — может боялся, что панк откуда то узнал его настоящую фамилию и вписал ее?

Но перед этим месяца, наверное, 4 мы с Питом сидели (в кое то веки) над гребаными учебниками. Я понимала, что это необходимо, но уже слишком свыклась с мыслью о том, что это дерьмо мне никогда не пригодится. Отлынивать пыталась только первое время, потом Пит спокойно объяснил мне почему именно я дура, раз так поступаю, объяснил мне все темы, которые не давались и в какой-то момент мне даже стала интересна математика. Но это длилось ровно в те моменты, когда решения действительно давались легко и не принужденно — как орешки щелкать. Самым простым оказалась литература — я просто проглотила несколько книг, предусмотренных обычной школьной программой и пожалела, что их мало. Потом, когда оставались свободные деньги — практически все спускала в книжном магазине — с раза пятого продавец ко мне привык и таращился, как на экзотическое животное. Думаю, такие как я редко интересовались книгами С английским дела шли чуть похуже, разные правила я учить отказалась, так как зачастую писала правильно на наитию, подглядывая как раз таки в книгах различные обороты и прочее.

Можно сказать, что за эти 4 месяца мы прошли ускоренный курс школьной программы такая форма обучения мне нравилась гораздо больше, чем ходить каждый день куда-то, тащится за три девять земель, да еще и терпеть общество тупых курочек и не менее умных петушков. Стив с Джефом, конечно, обещали, что будут помогать изначально, потому что знают поболе. Первый ничего не оканчивал, и вроде был доволен — всему научился сам, что не смог освоить — научила улица, другие ребята. Джефф отучился честных 11 лет по наставлению отца, даже пошел в колледж, но не окончил его и это и послужило основной причиной крупной и последней их ссоры. Но слова-словами, но парней нужно было за уши тащить к нам в комнату, тыкать носом в учебники, книги и ругаться минут 10–15 прежде чем те с видом огромного одолжения что-то объясняли. Впрочем, Стив со мной занимался охотнее чем с Питером. Настолько охотнее, что пару раз получил по яйцам и не хилую затрещину.

В голове все укладывалось достаточно хреново, если я филонила хотя бы два дня, то все выветривалось, будто в моей пустой кочерышке никогда ничего и не было. Слишком я свыклась с мыслью, что никогда больше не придется изучать все эти науки и что выживать мне самой, без помощи книжек, которые чатсо шли на растопку костра.

Нет, мы не гнили в этой квартире дни на пролет, выбирались и просто пошататься, и с целью облазить район, в котором сейчас обитали. Все таки нужно будет знать, куда удирать в случае чего, не приводить же патруль или еще кого в дом. Район был интересным, не скупился на узкие, уютные улочки и тупиковые подворотни, которые упирались в жилые дома. Потом нашли поползновения не раз помогали — удирать приходилось часто, почему то на улицах развелось слишком много копов, которые иной раз крайне интересовались нашими персонами. Хотя выглядеть мы стали куда более прилично и больше походили на обычных подростков, чем на тех, кто промышляет явно чем-то не законным.

Но самое прекрасное во всем этом то, что у нас теперь была постоянная крыша над головой, хорошая компания. После пары задушевных бесед на магические темы стало окончательно понятно — эти ребята нож в спину не воткнут, в подвал не утащат и свежевать не станут. Мы с Питером сошлись на этом даже не обсуждая темы конкретно, хотя у обоих чуйка на людей была потрясающая и не раз спасала нам задницы. Мне, наконец-то, пришлось поверить — нам повезло. Просто случайно встретили человека, который увидел в нас старых друзей и соратников. И еще, то, что на свете есть добрые люди, хоть их и крайне мало. Те, что помогают без подвоха. Я уже даже отвыкла от улицы, от постоянной гонки, от суеты. Расправила как-то плечи, со временем перестала горбится и смотреть по сторонам запуганным котенком. Расправила крылья, что до этого никак не хотели пробуждаться и стала укрываться ими во сне. Это дарило не передаваемое чувство уюта и безопастности. Чувствовать их за спиной, такие близкие. почти материальные — казалось протяни руку и сможешь ощутить мягкие перья палевого оттенка. Джефф смеялся, говорил, что иногда просто приходит посмотреть на эту картину вечером или ночью, когда меня не видно за перьями, если смотреть астральным зрением а Питер ворчит и ложиться спать отдельно потому что слишком чувствительный на другую ступень реальности и ему не уютно.

Джейме, один их друг — приходил редко, но если приходил, то в квартире было шумно и ложились спать далеко за полночь, если вообще ложились. Он смотрел на меня голодными глазами и мне, наверное, стоило учесть, что его даже зовут как моего дядю, но я слишком расслабилась во всем этом, слишком пригрелась, что бы обращать внимания на такие мелочи. Имя как имя, что в этом такого? Я старалась не замечать этих взглядов, Пит с них бесился и вечно пытался как-то разделить нас, то сесть так, что бы этот парень не мог быть рядом, то отозвать меня или придумать еще что-нибудь. С одной стороны Джейме неимоверно бесил меня этим, злил и хотелось съездить ему по челюсти, но с другой… мне было приятно. Приятно, что на меня смотрят как на девушку, что я явно нравлюсь ему. Это как-то удовлетворяло мою самооценку, что ли, которая постепенно росла вверх.

Мы сошлись с ним одним вечером, когда он пришел, но в доме не было никого кроме меня. Парни свалили по каким-то делам, не взяв меня с собой. Я была злая и обиженная за это, потому что аргументом было то, что я не смогу справиться. То ли не хватит сил, то ли что то еще, но в любом случае меня это задело. Разве я мало сделала, что бы доказать Питеру, что уже не маленькая девочка, которую нужно защищать? Я могла на ровне с ними съездить кому-нибудь по челюсти без малейшего зазрения совести. Сил тоже хватало — так что не так? Они явно уехали вопрос не миром решать — Стив захватил кастет. Джей застал меня за размышлениями о том, что я наверное вес таки никчемная и бесполезная.

— А где ребята?

— Не знаю и знать не хочу, — я махнула рукой, мол проходи и закрыла за ним дверь. Тихо не было — с кухни играла музыка, от нехер делать я вновь взялась навести хотя бы какой-то порядок, даже немного получалось. Я успела расчистить один угол, предварительно выпотрошив все мешки, что там были на предмет каких-либо заначек. Один мусор, который отправился на помойку. В прошлый раз я выбросила один строительный мешок и получила пиздюлей — оказалось, там хозяин дома прятал какой-то вискарь. На вопрос зачем его было держать именно там, он не ответил.

Мы пили кофе, трогать алкашку я не решилась, сказала, что ее нет. Придут парни — там посмотрим, не думаю, что меня убьют за такую оговорку. Но их не было. Стрелка часов уже доходила к 10, если бы они пошли бухать, то просто забила б, но не в этот раз не могла. В воздухе витал запах чего-то не хорошего. Что-то случилось или случится, на звонки никто не отвечал, я нервничала. Интуиция у меня была хорошо развита на эту тему и я едва держалась, что бы бросится исктаь по городу. Астрал в этой затее был мне помощником — как бы Питер не пытался заметать следы, но от меня у него уйти не разу не получалось.

— Что с тобой?

— Волнуюсь, — я вздохнула, затушив вторую сигарету за раз и потянулась за третьей, — Что-то мне все это не нравится.

— Шестое чувство? — Джейме улыбнулся. Он не был ни колдуном, ни магом, простым человеком, при котором нельзя было ничего применять. Многие из знакомых Стива знали, что тот не простой человек, но дальше это не заходило. А нам он вообще запретил распространятся о способностях, даже внятно не объяснив причины. Нельзя было говорить даже своим, показывать — тем более. Я натянуто усмехнулась в ответ, жаль, что ему нельзя было все это объяснить.

Парень поднялся, пересел ближе, сжал плечо. Увлеченная грызением ногтей и сигаретой я как-то не обратила внимание, как его рука скользнула мне на талию, чуть притянул к себе. Только тогда на автомате я повернула голову в его сторону, взгляд был полон недоумения и все того же волнения. Глаза, такие… почти неестественно зеленые, они всегда нагоняли какую-то толику жути, когда Джейме пристально смотрел на меня. Темные, взъерошенные волосы, он не был худым — скорее среднего телосложения. В груди все сжималось, но далеко не от от присутствия Джея, а от образов моих сожителей, мелькающих в голове. В такие моменты я всегда представляла далеко не самые радостные картины, как на зло лезти образы того, как их избивают или принимают копы, грубо заталкивая в машину. Но он истолковал это по-своему… и поцеловал меня.

До сих пор не знаю почему я сразу не обратила внимание на странный привкус кофе. Но зато сейчас прекрасно понимаю, почему ответила, неумело и не понятно.

Через час все таки пришли эти трое, потрепанные, у Пита был разбит нос, я четко помню эту картину: как тот заходит на кухню, мы сидим с Джейме рядом, его рука все так же моей талии. Тогда не заметила, как моей новоиспечнный бойфренд нагло усмехнулся вошедшему, Питера перекосило, он развернулся, даже не поздоровавшись со мной и я услышала как хлопнула дверь ванной.

Он потом злился постоянно, но срывался, почему-то, только на мне. По поводам и без — мы ругались, Больше не засыпали вместе, хотя я иногда и просила лечь его рядом — Питер просто игнорировал эти просьбы, делая вид, что не слышит. Помню один момент — пришел Джей, мы какое-то время сидели с ним на матрасе, потом начали бесится. Братец, все это время старательно разглядывающий улицу за окном на подоконнике, психанул и пошел спать на единственном кресле в большой комнате, проскрипев зубами «Не буду вам мешать».

Отдаться парню было достаточно тяжело, учитывая события в детстве, но после примерно бутылки вина своего он все-таки добился. После, лежа рядом он сказал, что думал, мол я уже не девочка. На вопрос почему, парень немного замявшись ответил, что мы с Питером были близки и даже спали вместе, так что он думал, что не будет первым. Сказал он это с какой-то особо противно интонацией, пренебрежительной, за что получил кулаком в незащищенные ребра. Как бы мы не срались с братом, но он оставался для меня дорогим человеком и… не понимаю почему это меня так задело, если честно. Может потому, что сколько раз мы спали практически голые, но он даже не лез ко мне, даже не пытался.

Все разрешилось спустя пару месяцев, наверное. Питер ворвался в квартиру, злорадно-счастливый и с размаху ударил Джея в челюсть. Я закричала, полезла было между ними укладывать друга на лопатки, но он остановился и попросил выслушать его. Делать этого не хотелось, но все же мне интересно было что скажет парень в свое оправдание.

— На.

Он бросил в меня продолговатым сгустком энергии, чисто на автомате как только поймала его — я принюхалась, потом скрипнула зубами.

— Приворот? Кто?

Пит снова ухмыльнулся и кивнул на потирающего место удара Джейме.

— Смотри внимательней. Я, блять, убью его прямо тут, Стив уже разрешил, — он было снова рванулся на него, но наткнулся на меня. Тело окаменело. Я медленно повернулась в сторону уже бывшего парня. Смысла правда это или нет, спрашивать не было — все было здесь. Все, что мне нужно, что бы возненавидеть Джея и приговорить его.

Ногу объяло безвредное для меня пламя, она взметнулась вверх, метя в бок и достигла своей цели. Тело меня не слушалось, это было как бы уже не совсем я. Парень попытался закрыться от удара, но не сумел, его раскрытая ладонь впечаталась в тело и послышался хруст, скорее всего это было запястье. Мы иногда в шутку били друг друга, и он знал, сколько силы надо приложить, что бы остановить меня, но в таком состоянии — никогда. Ничего не успев понять, он тут же получил снова в челюсть.

— Элис… — это был уже Пит.

— Отвали, — зашипела я, приседая на корточки возле вжавшегося в стену парня и поднимая его лицо за подробородок. Глаза… да, его испуганные глаза.

— Ч… что это..?

— Тебе нужно получше выбирать себе сучек, милый, — улыбка, прищур глаз, Джейме сглотнул, не в силах разорвать взгляда. Змеиные глаза мерцали желто-зеленым и казались то ли узкими, то ли наоборот большими. Научилась этому трюку совсем недавно и насколько сейчас понимала — эффект он имел прекрасный. Осторожно поведя рукой, я извлекла из-за пояса небольшой нож. Питер утверждал, что называть его так, кощунство и что это — кинжал какого-то крутого чувака из средневековья, но мне было как-то фиолетово, — Что ты знаешь о том, как мы жили? Что ты знаешь обо мне, ты, выходец из теплого гнездышка? Думал тебе все можно? Таблетка, порошок, заклинание со свечей возле зеркала, которые можно купить, если знать места и все — любая прыгнет к тебе в постель?

Один надрез на руке. Он сморщился, я ухмыльнулась. Ему больно? Да это же просто царапина!

— Серьезно? А если так?

Теперь нож прошил кожу, как масло, внутри раны белела кость.

— Не думай, что ты один такой умный. Я доведу тебя до такого состояния, что ты будешь молить меня о смерти, я могу сделать это одним взглядом, уже не говоря о действиях. Ты не будешь играть с дочерью Сумрака, — я оскалился, — Никто не смеет с ней играть.

Я, если честно, до сих пор понятия не имею почему так сказала — своего отца я, конечно, не знала, и да, моя мать была тьмой тьмущей, но все же не думаю что в этом была какая-то логика. Может вырвалось… знаешь, как в детстве? Ты просто говоришь с кем-то, придумываешь ситуации и в этих фантазиях — ты все что угодно, все, что взбредет в твою бренную голову. Так что вряд ли это можно брать в расчет, а вот то, что со мной никто не смеет играть — я сказала правду. Или не совсем я… кем бы та дама (по моему мышлению на тот момент) не была, я полностью ее поддерживала. Ненавижу таких, как он. Ненавижу тех, кто применяет магию во зло и порочит тех, кто ей владеет, нормальных парней и девушек. Из-за таких вот козлов отчасти и сжигали ведьм раньше, а ведь чаще всего девчонки были виновны лишь в том, что имели силу ведьмы и пользовались ей не аккуратно, на виду, а не пряча свое добро у себя в души, стараясь нести его простому люду.

— Ты считал, что я обычная девчонка, с которой просто можно быть и все? Можно приходить поздно, а потом заваливаться бухим в хламину и лезть между ног? Лучше бы ты не совершал этой чертовой ошибки… ОТПУСТИ МЕНЯ!

Питер аж отшатнулся, попытавшись меня оттащить. Оказалось, что я держу Джея за горло и он вот-вот задохнётся. Было как-то плевать, но все таки через секунду его довольно все таки грузное тело вновь осело на пол, хрипя и кашляя. Я сделала небольшой шаг назад, сглотнула и неуверенно сжала нож — уголком сознания понимала, что лишение жизни — это отвратительно, что я сейчас убиваю кого-то живого, со своей судьбой. Что у него могли бы быть в дальнейшем годы, наполненные эмоциями, счастьем и… я просто собираюсь оборвать это сейчас. Перечеркнуть эту линию, оборвать. Но с другой стороны меня настолько сильно захватила ярость, что мысль забитым котенком ютилась в углу и едва высовывалась, боясь получить по носу. Я не убивала до этого, как-то не доходило.

— Я убью его сам, — спокойно сказал братец, осторожно забирая у меня оружие. Я даже не сдвинулась с места, Пит присел перед ним на корточки, его свободная рука начала выстраивать руку и наскоро скастованное заклинание обездвижела ублюдка. Джейме сидел, беспомощно озираясь и даже слова не мог вымолвить — я читала в его глазах животный страх, ужас и мой зверь довольно урчал, упиваясь этим страхом. Он боялся не столько Питера с ножом, сколько меня — взгляд у меня был, наверное, надменный.

Глава 8. Сердце

Все начало слишком сильно и быстро меняться. Я не успевала ловить все события, всех людей которые приходили и уходили. Не успевала убирать пустые бутылки, которые неимоверно раздражали, даже учитывая, что оставила их я сама тоже. И каждый день я с чертыханием старалась убираться, приводя в квартиру все в более и более божеский вид — Стив не возражал. Ему было комфортно и в сраче, и в чистоте.

Питер изменился и я не понимала почему. Он перестал рваться в драку, если мы были вместе. Как-то загораживал меня собой, пытался решить все миром, даже если это было совсем не возможно. А потом тянут меня за руку и мы бежали, долго и извилисто, уходя от «неважносколькоих», будь то трое или толпа. Раньше мы стояли спина к спине, приходили избитые, усталые и злые, но черт… ощущение того, что твою спину прикрывают дарило какой-то особый экстаз, уверенность, что даже если тебя вот тут прямо и убьют — это будет не так уж и страшно. А сейчас сбегали и мне это не нравилось. Жизнь человека хрупка и именно это осознание подливало масло в огонь, когда адреналин зашкаливал в крови и я бросалась на очередного человека, который решил, что раз я девчонка — значит слабая. Каждый раз осознание того, что эта драка может быть для меня последней — оно подстегивало, заставляло улыбаться и смеяться в лицо Судьбе в очередной раз. Это как наркотик, притом сильно действующий, с которого уже не слезть. Никогда не слезть. Оно пробирается внутрь, в самое сердце, закрадывается в душу и тебе хочется, еще, еще. Хочется нарваться на кого-нибудь, что бы снова доказать — я сильная, я справлюсь. Мне больше не страшно, я больше не боюсь и могу за себя постоять весьма успешно. Мы даже несколько раз ругались с Питом из-за этого, но каждый раз сходились на том, что парень своей политики менять не собирался — зачем лишний раз влезать в драку, если можно ее избежать? Нет, не потому что причинять боль другим плохо, а потому что он не хотел, что бы сто-то случилось со мной, да и за свою шкуру… он не то что бы переживал, но на нож прыгать как-то не хотелось.

…Я стояла перед зеркалом в ванной комнате, упершись руками в раковину. Зеркало было мутным, отражало белый кафель, с черными практически полосками. Обшарпанную ванну с поломанной правой ножкой — она всегда угрожающе начинала пошатываться если встать неправильно. Я вглядывалась в свое лицо, глаза. Они всегда казались мне немного отвратительными — такие серые, маленькие, хотя раньше давало только в плюс — я была незаметна. Худое лицо, с синяком под скулой, но он уже проходил и вообще никак не давал о себе знать. На мне была чья-то растянутая футболка, может Стива или Питера, не помню. Я была только в ней и в нижнем — жизнь с этими ребятами постепенно убивала во мне комплексы, упорно толкая даже к какому-то разврату.

Я стояла так минут с 5 или 10, потом усмехнулась, взяла массивные, местами ржавые ножницы, закинула все волосы на одну половину головы. Отобрав одну достаточно большую прядь, я выдохнула и сделала «чирк»…

Примерно так я выбрила себе первый ирокез. Достаточно неумело и рвано — мне его потом немного ровнял братец, еще не крашенный, на нестриженые волосы. Пит ругался, говорил, что могла бы попросить, а я сидела и глупо улыбалась. Я слышала ветер. Не знала какой точно, но он мне нравился.

Ветер звал за собой. Увлекал, хватал за руки и смеялся, запрокидывал голову, раскинув руки. У ветра были ясные, полные пьяного задора глаза, которыми он смотрел на высотки домов, утопающих в закате. У ветра были сильные ноги, которые несли его по мостовой на встречу чему-то страшному, но от этого еще более интересному и интригующему. Он был рядом, когда мы шатались по ночным улочкам во весь голос зачитывая стихи — свои, чужие — без разбора. Был рядом в те моменты, когда сносило башню от восторга жизни я смеялась, задыхаясь, пихала в плечо братца и мы начинали шуточную драку, в которой он обязательно скручивал меня, прижимая к себе спиной я чувствовала наглую улыбку парня, что распаляла еще больше. Я внезапно… полюбила жизнь. Со всеми ее шутками, ударами о землю. Со всем ее сумасшествием я полюбила ее и поняла, что все отлично складывается. И что могло произойти, пойти не так? Кто бы посмел разрушить это счастье? Покажите мне его — я лично набью ему морду!

Но все же… я понятия не имела что это за ветер. И что за этим задором скрывается обратная сторона. У всего есть своя цена, верно, подруга? У всего.

Я до сих помню: белый как полотно Стив вваливается в квартиру, держится за руку, вся видная мне тыльная сторона ладони в крови. Я бросаюсь на кухню за бинтами и прочим, дрожащими руками роюсь в аптечке и плюнув, тащу всю сразу. По возвращению вижу Пита, который заносит Джессику в комнату, у входа как подкошенный падает Джефф. У Джесс пробита голова, она без сознания. У братца все лицо представляет из себя один сплошной синяк, с кровавыми подтеками.

Оборачиваюсь: Стиви втаскивает патлатого друга, сажает его в кресло, шумно дышит, поминутно морщится и рычит от боли.

А мне страшно — ноги подкашиваются.

— Что произошло?

— Наткнулись на толпу ублюдков, — парень сполз по стене, закрывает глаза.

***

Джейкоб был моим вторым. Я точно не помню как, но в один день мы проснулись в одной постели полуголыми телами. Он сказал мне, что я могу встать и уйти и он не осудит меня за это. Но вместе с этим…

— Я люблю тебя еще с того раза, как увидел. Без всего этого панковского маскарада. Серой, забитой, но огненной и яркой.

Что-то во мне икнуло, я только прижалась к нему, слушала как тот шумно дышит, как бьется его сердце и чувствовала как Джейк улыбается. И мне стало спокойнее, хотя и щеки пылали — из одежды на мне была только юбка. Он не был шкафом по комплекции, но почему то его объятия казались медвежьими и теплыми. Он в принципе всегда был горячий.

Мы были вместе еще не так уж и долго, месяца два или три, хотя по сравнением с течением девушек у Стива иной раз — я понимала, что это почти вечность. Мне было хорошо с ним — его осторожные касания, его глаза и взгляд, его решительность, его спина, если говорить о действительно прекрасном. Поняла я таки и выражение «бабочки в животе», когда эти дамы брались отплясывать страстное танго от одного только взгляда. Джейкоб варил прекрасный кофе и самогон, возможно поэтому работал либо бариста, либо барменом, хотя нигде не задерживался долго. Начальство вечно устраивало скандалы, что он выглядит "не так, как надо" и грозило увольнением, а Джейк просто пожимал плечами и уходил, забрав из кассы деньги, которые отработал. Мы даже подумывали о том, что если откроем все таки свое дело, то поставить его разливать, наливать и мешать — потому что он делал это просто потрясающе. Лучше он только трахался.

Ночной Лондон, его улицы и площади, мостовые и люди — все они играли какими-то особыми красками рядом с ним. Когда он держал меня за руку. Когда читал стихи, говорил о каких-то композиторах разных эпох, с таким блеском и восторгом в глазах, что я тоже невольно влюблялась в музыку, которую он играл иногда. Очень редко, когда никого не было дома Джейкоб доставал откуда-то скрипку, одним взмахом смычка унося далеко из этого города, во что-то величественное и вечное. Я готова была слушать и слушать, а он остервенело, хмуря брови играл и играл. И я любила его. Но никогда не говорила об этом, только целовала и улыбалась на его признания. Парень всегда груснел, но никогда не говорил ничего на этот счет.

***

— Марго в травме, мы бы тут ей не помогли.

***

У него были прекрасные серо-голубые глаза, чем-то напоминающие ястребиные. Я уговорила его научить меня стрелять, хотя Джей долго отнекивался и бурчал, что лучше не стоит. Научишься — пригодится. Обязательно.

***

— Роб ушел домой отметиться что жив, у его девушки было накануне не хорошие предчувствие.

***

Я не могу говорить о нем словами. Просто… есть воспоминания. И у меня никогда не хватит словарного запаса, что бы описать это чувство, которое я испытывала и что я видела в его глазах. Как Пит подстебывал меня, когда я выползала на кухню покурить в одной футболке, а я только смеялась и счастливо улыбалась. Братец говорил, что рад за меня.

— Бро, ты же понимаешь — я сверну тебе все, что можно свернуть, если ты ее обидишь?

— Знаю я, — дым в потолок. — Я сам вздернусь, если это сделаю. Я люблю ее Пит, понимаешь? Я никогда так не любил.

Я в это время стояла за стенкой и все слышала, парни думали, что я сплю. И я плакала. Просто и легко, мне не хотелось кричать от этих слез, они просто текли по щекам, попадая иногда на обкусанные губы, растянутые в глупой улыбке. Он даже как-то на свидание меня вытащил, со смехом наблюдал, как я надеваю платье — чуть ли не в первый раз в жизни и говорил, что я прекрасна. Я только фыркнула. Платье смотрелось на мне странно не привычно, я хотела поскорее влезть обратно в джинсы или шорты весь вечер.

***

Питер вцепился руками в край койки — высокой, специально для подобных случаев. У меня было подозрение, что ребята как-то вытащили ее из труповозки или чего-то такого. Девушка едва дышала, костяшки у парня были белыми от напряжения.

— А где Джейкоб? Он же вроде с вами должен был пересечься.

Пит опустил голову, закрыл глаза. Я услышала как зло и шумно он выдохнул. Какое-то липкое, отвратительное чувство моментально проняло все тело. Стало тяжело дышать, чуть согнувшись, взглянула на Стива. Джессика застонала, ее лицо скривилось, но глаз девушка не открыла. Но не смотря на дружбу она мало меня заботила в данный момент. Все мое внимание сконцентрировалось на Питере, в груди что-то ухнуло в пропасть и на его месте разгорелся пожар. Земля почти уходила из под ног, но я стояла, очумелыми глазами глядя на брата.

— Где Джейкоб? — голос был таким хриплым, не моим. Как будто кто-то спросил это за меня, но моими устами.

— Его нет. Убили.

Не помню кто это сказал.

— В смысле?

Самое тупое, что могло мне прийти в голову вырвалось тут же. Я стояла, тупо смотрела уже на хозяина этого дома и не понимала что только слышала.

Знаете, я думала, что знала что такое боль. Что больно — предательство матери. Издевательства в детском доме. Больно — когда бежишь от синих человечков с товаром на лет так 20 и долгом, в случае чего, примерно на столько же тысяч и у тебя чертики перед глазами пляшут. Больно — когда тебе бинтуют рану без обезбола или дури. Думала.

Я не знала смерти до этого. Не чувствовала ее дыхания и объятий. Не понимала почему некоторые бродяги плачут над своими товарищами и закапывают их где-то за городом, ставя самодельные таблички. Всегда смотрела с удивлением на все это. Ну умер и умер. Что такого? Он же снова родится или какое-то время будет болтаться на Изнанке, следуя по ему только известным делам. Он же по идее не умер, только это бренное тело.

— Элис?

— Нет. Не может быть.

Я не совсем до сих понимала.

Как это? Он не зайдет сейчас за ними следом с вечной улыбкой и подбитым глазом? Она не набросится на него, не выскажет ему все что думает по поводу того, что он опять полез куда-то и что с ним могло быть. И главное — почему без нее? Как это вообще возможно? Так, что бы его не было? Это же ее Джейкоб, панк-засранец, что вечно выходит сухим из воды, вечно без копейки в кармане. Для которого один доллар — это целое состояние.

— Элис…

— НЕТ!

Тяжелое дыхание. Я шумно дышала, в воздухе звенела тишина и магия — фон усилился настолько, что даже не нужно было напрягаться что бы ощутить его. Магия была в каждом сраном атоме, везде и густым, невидимым туманом висела в комнате. В районе затылка возникало какое-то странное ощущение, которого не бывало до этого раньше. Тянущие, немного противное и невозможное к сопротивление. Меня качнуло.

— Что с тобой?

— Норм…ально.

Все перед глазами плыло. Какие-то образы, воспоминаний то ли из прошлого, то ли что-то, чего я еще не должна была знать. Это продолжалось еще с секунд пять.

Меня добило.

— ЭЛИС!

Я рухнула на колени, обхватив голову руками и закричала. Согнулась в три погибели, зажмурилась, пытаясь прогнать это, но против моей воли кто-то будто влез в мое сознание и я увидела.

Их разделяют, Стива грубо толкают в грудь, он оказывается за кругом, вместе со всеми. Джейкоб, пытается пробиться, но его валят на землю и окружают шестеро. Остальные разворачиваются к ее ребятам, скалятся в ухмылках под крики парня. Она видит как мелькают его брюки, когда-то концертные, теперь же рваные, прошипованные, с кучей нашивок как тот пытается закрываться руками, но их слишком много. Гриндера, раскрашенные баллончиками в белый, черный и красный. Он до сих пор хранил белую рубашку, нетронутую нашивками и значками, всегда идеально выглаженную и сложенную.

Стив пытается привести в чувства Марго. Девушка была слаба физически, поэтому всегда таскала с собой биту. В этот раз не помогла — еще одно чье-то воспоминание, как ее буквально выхватывают, а саму черноволосую толкают на землю, в лужу. Но оно как бы накладывается — я не перестаю видеть как запинывают Джейкоба, слышать как тот кричит, но все реже и наконец затихает.

Джесс было бросается на одного из ограждающих, но получает наотмашь арматурой по голове и падает. На нее тут же ставят ногу и надавливая тяжелым ботинком сообщают, что живой ее могут забрать только после того, как кто-то из них отдаст себя на избиение. И выходит Питер, его валят практически сразу же, садятся сверху и заносят кулак.

Внезапно все звуки пропадают, кроме одних — глухих и пустых ударов по лежачему телу. Кроме картинки, как оно "падает" с ботинка на ботинок, уже без каких-либо признаков сопротивления. Тело… какое все же страшное слово. Не "Солнце", не "Джейкоб", а тело. Простое тело, мертвый мешок с мясом и костями.

Я только смотрела. Потом звуки сирены полиции, все разбегаются и его тело так и остается лежать. Через минуту к Джейкобу подлетает офицер, склоняется над ним, что то кричит своим, кого-то бросают в переулки на поиски слившихся с места убийства.

Я кричала. Кричала и рыдала. Страшно надрывно, тело, не подчиняемое мне билось в истерике. Я открывала глаза и все равно видела все это — закрывала, было только хуже. Я металась из угла в угол сознания как загнанный зверь, а на деле же просто тряслась как последний эпилепсик. Потом уже я ощутила как чьи-то руки поднимают меня, переносят и кладут на кровать. Что кто-то ложится сзади и обнимает меня, шепчет на ухо что-то успокаивающе. Как кто-то осторожно перебирает мои волосы, убирая их за ушко и гладит по голове. Я слышала, но не понимала. Не могла даже вспомнить чей же это голос, хотя он казался мне знакомым. Я все еще была там, раз за разом наблюдая эту картину, раз за разом слыша его крики, потом слыша как он стихают и все по новому. Наверное только через час я окончательно обессилила, даже на истерику сил не оставалось. Я лежала, смотрела в стену и не понимала кто я, где я и что происходит. Только отдаленно до меня долетали какие-то мысли, но надолго не задерживались. Кроме пустоты не ощущалось ничего. Совершенно.

Заснуть удалось еще где-то минут через 20.

Наяву это было или нет, но я все же отчетливо помню, как имея под рукой лишь заточку, выданную некогда Стивом, я осторожно шла по узким улицам. Я откуда-то знала где они живут. Каждый, кого я так видела, каждое лицо врезалось мне в память точно клеймо. Медленно и методично, я приходила к ним в дома, в их убежища и хладнокровно вырезала. Одного за другим. Не трогала тех, кого там не были, а мои жертвы даже не сопротивлялись.

Тогда в серых глазах поселилось не небо, а сталь. И навсегда осталась там, лишь иногда отражая голубую лазурь небесного купола.

Глава 9. Не сойти с ума

Меня какое-то время не было. Вообще. Я тенью шаталась из комнаты на кухню, в туалет и обратно в комнату. На кухню — что бы попить воды, ну либо меня тащили парни и чуть ли не силой впихивали еду. Потом я блевала, потому что ни куска в глотку не лезло. Я не могла спать одна и хотя Пит ложился со мной, я чувствовала не то, не могла найти тепло в нем, не чувствовала как меня кто-то обнимает, хоть мозгом и понимала что меня только что прижали к себе, но все равно… не могла. Ничего не чувствовала, ничего не хотела. Чаще всего я просто лежала на матрасе, глядя в потолок и по щекам катились слезы. Пустота, которую я ощущала ежесекундно как черная дыра просто сжирала меня заживо. Не знаю насколько я похудела за все это время, но скулы стали выпирать еще сильнее, синяки под глазами не сходили. Слабость иной раз накатывала такая, что приходилось просить кого-то поднять меня и помочь дойти три метра до туалета. Чувство обреченности и беспомощности проследовало меня по пятам. Книги отвлечься не помогали, музыка делала только хуже, несколько ранее любимых песен я вовсе удалила, потому как всякий раз, когда они включались горло сводило судорогой и я даже не могла нормально вдохнуть. Перед глазами день за днем маячила картинка той драки, и она не пропадала. Не становилась менее четкой. Она намертво врезалась в памяти, будто ее выжгли там клеймом.

Они не знали что со мной делать, никто из них. Сначала пытались говорить, вытаскивать куда-то. Но я все равно оставалась тенью, шла позади всех, сунув руки в карманы и смотрела себе под ноги. Пинала камушки и прочий мусор, не огрызалась на прохожих, которые иногда задевали меня плечом, почти сбивая с ног. Что-то во мне щелкнуло, вспыхнуло с огромной силой и затухло в тот же миг. Да, я получила пару новых способностей — например нырять в чужие воспоминания, смотреть свои точно фильм. Я стала лучше видеть, находясь в Астрале, а не следовать за Питом точно слепой котенок, когда мы выбирались туда ранее. Могла вполне самостоятельно летать над городом, задумчиво разглядывая улицы, людей, проносится над самыми крышами и мостовыми и не боятся что какой-нибудь наглый способ будет помехой на моем пути. Но радости особой это не принесло. Летать я перестала, практически не пользовалась магией вообще — даже сигареты подкуривала зажигалкой.

Потому что каждый дом — от него почти пахло Им. Я пробовала пить, бухать, пробовала напиваться до того состояния, что не помнила и не понимала где нахожусь, но КАЖДЫЙ БЛЯДСКИЙ РАЗ его лицо снова и снова осуждающе на меня смотрело и я плакала, моментально отрезвев, сколько бы до этого я не выпила. Мне было противно от самой себя, противно от алкоголя, травы, бармена который мне подливал — бог знает где я вообще брала деньги, иной раз я даже не помнила себя несколько дней, где была, с кем и что делала. Один раз меня забрали из какого-то притона, а когда отошла от похмелья — даже не удалось вспомнить про него. Я ненавидела себя все сильнее, потом отходила, снова превращалась в тень, потом случайно меня заносило в какой-то бар и все начиналось снова. Чей-то голос, спрашивающий. не ищу ли я компании, потом алкоголь — мне часто угощали, надеясь, что потом поеду с ними. Иногда прокатывало, но только если конечный пункт был другим баром или еще каким-то заведением, где можно накидаться. Те, кто распускали руки, получали по щам.

Время тянулось то как целая вечность, то пролетало не заметно — вот вроде проснулась, а вот уже вечер и последние несколько часов выпали из памяти. Будто я просто слишком долго моргала или же провалилась в дремоту. Вот кто-то прошел по коридору, заглянул ко мне в комнату, смотрел с минуту или две — ушел. Каждый день происходил один и тот же разговор.

— Как ты?

— Никак, — взгляд в потолок.

— Пойдем, проверишься хоть?

Рука осторожно тянется ко мне, касается лба, щеки. Я вздрагиваю.

— Пит, не надо. Идите без меня.

Отпускать меня стало только черезмесяц или два. Помогало то, что на улице периодически кто-то докапывался. Троих я отправила в реанимацию, еще пятерым сломала несколько ребер, попутно они все получали различные травмы, некоторым просто съездила по роже. Во мне то бурлило с неистовой силой, то я вновь угасала и от гнева не оставалась и следа. И это раскачивание лодки явно не особо хорошо влияло на психику — я несколько раз кинулась на Питера с ножом, когда он просто попросил сделать чай. Вреда я ему не нанесла, парень ловко скрутил меня, выбив оружие, но потом я долго плакала, лежа у него на коленях, а он поглаживал меня по волосам, что-то шепча. Всплески ярости сменялись апатией. Апатия — всплесками ярости. И так по кругу. В определенный момент я всерьез начала опасаться за свое душевное равновесие, но потом махнула рукой — какой там. Пусть лучше вся эта срань просто добьет остатки нервных клеток, которые еще были живы и функционировали с горем пополам.

Кажется, иногда в еду мне подсыпали антидепрессанты, но мне как-то было плевать. Мне не помогало. Питер начал чаще проводить время у груши. Через две недели от нее почти ничего не осталось и звуки постоянных ударов на время прекратились, в квартире царила тишина, только редко кто-то разговаривал, даже смеялся.

Стиву было терять не в первой, он переживал легче, Джефф тоже, но со мной это было впервые. К тому же, насколько я знаю, для них Джейкоб был одним из многочисленных знакомых и другом, его пожалуй мог бы назвать Питер. Хотя с братцем они сблизились из-за меня. Я зареклась с того для не привязываться, ни за что и никогда, потому что внезапно осознала насколько хрупка жизнь человека. По настоящему хрупка и каким безумием были те суждения о том, что я могу ее лишится. О том, что бросаться в драку с риском потерять ее. Что бы… заставлять это чувствовать кого-то? Питера? Скорбил бы пожалуй только он. С остальными я общалась, но отдаленно и не подпускала близко к себе, все еще опасаясь и ожидая подвоха.

— И? Что ты мне сделаешь? Кишка тонка даже ударить.

— Отпусти ее. Просто отпусти.

Наглец. Подок. Мудак. Во мне все клокотало. Какой-то парень прижал Марго к себе, обездвижев и теперь нагло смотрел на меня.

Мы возвращались с концерта, на который подруга вытянула меня с огромным трудом. Я все время простояла у дальней стенки, скрестив руки на груди и хмурым взглядом оглядывая толпу. Большая часть выглядела цивильно, хотя и попадались неформалы. Впрочем, я со своим ирокезом на тридцать сантиметров была… особо выделяющейся. Группы была не плохой, пара песен меня даже заинтересовала — Марго же постоянно подскакивала ко мне, пыталась тянуть за руку ближе к цене, но я мягко ее отстраняла и девушка разочаровано уходила, впрочем не слишком далеко — постоянно оборачивалась на меня. Она вообще была довольно милой. Черный, короткие волосы и большие темные глаза — она мне кого-то напоминала, но очень отдаленно и я все никак не могла понять кого же. Самая добрая из нас, пожалуй, она вечно тащила домой бездомных кошек и спускала все деньги на корм тем, кого ей забрать не удавалось. Такая… хрупкая. Казалось, сожми запястья чуть сильнее и оно просто сломается.

— Если ты меня поцелуешь, я ее отпущу.

— Хорошо, — я даже улыбнулась. Двинулась к нему медленным шагом, неспешно и неловко.

Обмудок. Вот за кого я пожалуй действительно была готова порвать на части — так это за эту девушку. Ничего такого, не подумай, но меня неимоверно бесит, когда обижают слабых. Тех, кто не может толком за себя постоять.

— Вот так вот, смотри какая хорошая девочка. И милашка к тому же. Ты нравишься мне больше, твоя подруга какая-то несговорчивая.

«Еще бы ты рыпался на девственниц. Хорошо, я поцелую. Очень глубоко».

Он отпихнул Мар в сторону, та с визгом рухнула на дорогу, зашипела, когда голые коленки столкнулись с асфальтом. Краем глаза я заметила, как она пытается подняться и сесть на поребрик. Меня же парень резко притянул к себе, ухмыльнулся. Мерзость какая. С секунду он смотрел мне в глаза, потом потянулся поцеловать, прикрывая глаза. Прежде чем он что-то успел понять я откинула голову.

С отвратительным скрипом нож скользнул по его зубам и вошел в рот, колено взметнулось вверх, к незащищенным яйцам. Парнишка от шока выпучил глаза, заорал, рухнул на землю. Из ротовой полости хлестала кровь, он держался за пах. Клинок я вытащила в тот же миг, что и вогнала, вытирая лезвие о светлые джинсы. Мразь.

Один удар ногой по позвоночнику, я почувствовала как что-то хрустнуло. Тварь. Второй удар куда то туда же. Он рванулся, тело выгнулось, не понимая как надо защитить источники боли. Он все так же не орал, а именно скулил, издавая не понятные и отвратительный звук — он подпаливал еще больше.

— Ты… — удар, — знал вообще, — еще удар, — На кого полез?

Меня захватило. Он толком не мог защититься, скорее всего захлебывался своей кровью, да и это все еще и вперемешку с болью. Я развернула его на спину ногой, села сверху, скорчившись в отвращении и вмазала по челюсти. Он попытался вытащить руки или сделать ими какие либо движения, но не смог — усиление массы тела и физической силы. Я прижала его конечности ногами к телу, — весила сейчас раза в два больше моего обычного веса. Очень полезная штука в драке, противники никогда не ожидают от хрупкой на вид девчонки такого сильно удара.

Даже не понимала как это происходит. Выкрикивала какие-то ругательства и била его за разом. Пока не поняла что еще немного, и его будет даже не откачать. А не хрен ли с ним? Человеческая жизнь хрупка… говорите?

— Я выжгу тебе душу, медленно, — я наклонилась к его уху. Парень был почти в отключке, но думаю, слова мои способен был слышать, — А заодно и все органы. Надеюсь ты запомнишь на следующую жизнь, что не стоит домогаться до девочек.

Рука на его грудь, я тяжело дышала. Мне стоило только подумать, всего лишь представить как его охватывает изнутри пламя, как он снова кричит и корчится. Это лицо, на котором и без того уже не было живого места, уже изуродованное, становится еще ужаснее из-за гримасы боли. Как оно искажается, потому что я прекрасно помнила, какого это — гореть, память прошлых жизней, особо острых моментов хорошо укладывалось в голове. Я помнила, как меня когда-то тащили практически за волосы на костер, как грубыми и толстыми веревками приматывали к столбу. Помню эти вопли радости, когда занимался огонь где-то еще внизу, а я с ужасом смотрела на своего медленно подбирающегося с стопам убийцу и паника накрывала с головой, не оставляя в голове иной мысли кроме как "Нет, нет, нет…"

Люди… ненавидят нас. Боятся нас. Раньше еще и убивали, считая это забавой. И даже не пытаются понять таких как мы, считая мусором и отбросами общества, шизиками. И он явно из таких — иначе бы не прицепился. Больше трусов я ненавидела насильников. Или тех, кто просто домогался, наплевав на то, что девушка не хочет с ним даже разговаривать.

И главное — что никто этого не слышит. Поэтому что эти улицы в принципе безлюдны ночью, а со щитом, который я поставила еще перед ударом ножом — сюда вообще не сунется. У человека, что решит пройти через эту улочку просто резко отпадет желания и он пойдет искать обходные посты. Мне нужно было это только представить. Он тоже будет кричать. Как Джейми. Как все те, кто пытался со мной что либо сделать. Как все уроды, которых рано или поздно настигает возмездие. Как любой урод, не заслуживающий жизнь. Они думают, что монстры — это мы. Но они даже не пытаюсь понять себя и разглядеть в себе настоящего демона, жадного до всего, до чего дотянутся его рученки. Монстры не живут под кроватями, не прячутся в тени. Нет, несомненно они и там тоже есть, но зачастую — они добрые. Зачастую это просто духи, которые стремятся хотя бы как-то социализороваться. А настоящие монстры это мы сами. И люди в большей степени, чем такие, как я.

— Элис.

Мягкая ладошка легла поверх моей. Повернув голову, я увидела полные слез глаза подруги, вытянутое от страха бледное лицо. Увидела как она дрожит, но все равно подошла, хотя знала что в порыве может прилететь и ей. Марго все таки помимо всех остальных качеств еще и бесстрашная.

— Элис. Не надо.

Жар из тела пропал. Я все еще тяжело дышала, до сих была переполнена яростью, но она уже угасала. Медленно отступала, с рычанием прячась в темный угол и только показывала горящие глаза. Она уже поняла, что сегодня ей тут ловить нечего.

— Почему? — тихий, хриплый и какой-то совсем не мой голос. Мне было не известно, но глаза, обычно серые, сверкали желтыми фонарями в темноте, зрачок сузился и губы незаметно дрожали, обнажая не видные обычному человеческому взору клыки, — Почему им можно, а нам нельзя?

Я, блять, ненавидела весь мир. Себя, эти поганые улицы. Ненавидела все, что существовало, существует и еще появится настолько сильно, что хотелось просто уничтожения всего. Каждый человек не совершенен, туп, глуп, эгоистичен. Одни следует за каким-то ебланом с усиками девственника, другие живут серой жизнью планктона в офисах и не видят в жизни ничего по настоящему прекрасного. В магию не верят, больше того — ее боятся! Насилие, войны, жестокость — мы хищники, в пищевой цепочке никого нет над нами и поэтому человечество придумало лучший способ — грызть глотки друг другу. Они воют ради мира, убивают ради жизни и где, где эта чертова справедливость?! Почему все настолько плохо, почему все это просто не прекратить? Ведь это возможно! Все эти высокопоставленные придурки, которые работают только и только на себя. Актеры, которую жертвуют деньги на операции, потому что государство сидит и протирает жопу на кресле. Да даже этот парень — он же трезвый! Он все это делал по воле своей, а не белочки, которая решила нанести к нему визит. Так почему…? Хотелось плакать. От этой грязи, безысходности. Для них — мы всего лишь яркие психи, которых не нужно и даже нельзя слушать. Просто мусор под ногами, наркоманы и алкаши, которые валяются по подворотням. А мы выбирали это? Выбирали такую жизнь? Нет, нихрена, мы живем так, потому что невозможно терпеть все это дерьмо до крика.

— Потому что мы не животные, — девушка слабо улыбнулась, немного расслабилась, коснувшись носом моей щеки, — Потому что мы выше этого. Он получил сегодня сполна и надолго тебя запомнит. Хватит, сестренка, прошу тебя.

Я уткнулась Марго в плечо, бессильно выдохнула. Ужасно хотелось зарыдать от безысходности, от всего этого, от беспомощности. От самой себя.

Как в трансе я поднялась, ноги дрожали, моментально подкосившись. Еле устояв, я взяла девушку за руку и выдавив «Пошли отсюда», направилась вроде бы в сторону нашего квартала. Парень остался лежать позади, без каких-либо жизненных признаков, может быть умер от кровопотери. Я убила человека. Замечательно. Все прошлый разы пресекал Пит, а сейчас это оказалось так… легко. Оборвать чью-то судьбы. Я считала, что это будет несколько сложнее, но нет. Пуля в лоб или магия. Или удары тяжелых ботинок. Это чувство не передать словами. Убивать плохо, наверное, но все же я поняла, что способна вес таки на это. Может быть пока только в порыве ярости, но все же… я могла завершить начатое. И это придавало какое-то чувство уверенности в себе, легкость. Я сильнее. Я могу за себя постоять. Я… я справлюсь.

Марго шла рядом, сжимая руку до побелевших костяшек и иногда подрагивала. Но иногда, когда я искоса смотрела на девушку видела, как та тепло улыбается. Мне же она такая… странно прекрасная. Жуткая трусиха, визжащая от вида мышей, но не боящаяся ринуться на кого-то в драке или вот сейчас… меня не испугалась, хотя даже Пит шарахался. Было у нас с ним пару раз, когда тот доводил меня до белого коления. Только там все зашло еще дальше, Питеру пришлось искать мне новые штафы и футболку с нижним бельем — от жара моего тела они немного… подкоптились и стали не пригодны даже к носке такими, как мы.

Глава 10. Другая жизнь

Возможно все могло быть иначе — эта мысль очень плотно поселилась в моей голове. Слишком, что бы можно было как-то жить дальше. Я, на самом деле, думала о том, что бы просто уйти отсюда, но всякий раз, когда я смотрела на Питера, то решала остаться еще немного. Ради него. Не понимала почему именно братец меня держит тут, почему цепляюсь за него, как за последнюю соломинку. Может от того, что мы, почитай практически всю жизнь были вместе. Самый дорогой мне человек вряд ли знал насколько он мне в действительности дорог. Нет, я не любила его — чувство, похожее на это возникло еще не скоро, к одному парню.

Майкл был достаточно прикольным человеком. Вспыльчивый, как пороховая бочка, худой как палка, при том все равно достаточно сильный. Он мне нравился в рваных темных джинсах, разодранной майке с черепом панка на спине, нарисованным красной краской пальцем. Когда чуть подавался вперед в ответ на реплику о том, какое он дерьмо и с чем его стоит мешать где-то на улице. Он был немного похож на Джейка, правда чем — понятия не имею. Что-то в нем было, может искра или еще чего. Если бы Майкл был девушкой, я бы со спокойной душой назвала бы его просто стервой. Возможно, Пес был через чур порой истеричен, получил свою кличку при очень забавных обстоятельствах, связанных с полицией, каркотой и собаками. В роли последней он и выступал.

Была задача перевести пару килограммов запрещенных веществ с одного конца города на противоположный: взялись два акробата. Все шло первое время хорошо, но под конец дороги парни нарвались на "собачий патруль". Пока овчарка брызгала слюной, а господа "разрешите доебаться" готовились приступили к своим прямым обязанностям Майкл… гавкнул. Достаточно правдоподобно. Пит смотрел на друга как на больного, но он продолжал — даже собака заткнулась. Пока копы приходили в себя, им быстренько давали по щам и свалили, пока те не вызвали подкрепление. Через пару дней они встретились почти в такой же компании — тот же патруль, но уже без собаки и те же два акробата. Метелить друг друга не стали, постояли, болтая о ерунде и разошлись — Пит потом говорил, что с него семь потов за эти минут 10 сошло, в кармане лежало несколько пакетиков с травой.

Кстати, о наркотиках. С Кастиэлем получилось договорится, но не сразу. Парень долго отпирался, не хотел нас отпускать, но в итоге мы сошлись на том, что будет по мелочи помогать ему. Образно говоря "на подхвате", а не бегать каждый день по Лондону. Главным аргументом послужил Стиви — парень пригрозил барыге, что перестанет у него закупаться, а терять такого клиента было явно не выгодно.

Я засыпала с Майклом раз через раз, иногда так и не могла уснуть — вставала и шаталась по квартире до утра, курила на кухне, глядя в одну точку и иногда плакала. Оно все равно не отпускало. Как бы я не пыталась забыть, вырезать из памяти, оно все равно всплывало. Фразами, моментами. Иногда на меня могло нахлынуть только от того, что видела на кухне стол. Вроде бы просто мебель… а вроде мы именно за ним вместе пили, болтали. Он ел мою подгоревшую яичницу и говорил, что вкусно. Я дулась — понимала, что это не так и Джейкоб просто не хочет говорить мне правду, что бы не обидеть.

Отвлечься не более-менее помогала суета с баром. Стив все таки не пошутил, в течении нескольких месяцев мы подобрали помещение. Раньше там было тоже какое-то заведение, так что особо сильно не пришлось парится за подсобку. Каркас, так сказать, барной стойки тоже остался — его предстояло только обить чем-нибудь и раскрасить. С залом все было еще проще — вместо типичных столов решили найти катушки от электро-проводов, вместо стульев — табуретки. О какой-то роскоши и пафосности никто даже и не думал — зачем? Мне нравились эти идеи, нравилось движение которое происходило вокруг. Куда то бежать, говорить о чем-то. Я ощущала себя в своей тарелке, что ли.

— Рыжая, стой.

Я шла домой с магазина. Небольшой парк, через который лежала моя дорога была почти пустой — людей ходило мало. Его вообще не особо любили все, кроме копов — знали, что именно тут вся наша братия любит отдыхать.

— Да погоди!

Обернулась. Рыжей не была уже давно, сейчас на моей голове плотно поселился красный. Я была злая — поругавшись с Майком, хлопнула дверью, пообещав что если еще раз увижу его, то парню не поздоровится. Наверное все таки вот сейчас это была точка: он остался просто другом, которому иногда хочется врезать.

— Как тебя зовут? — на меня смотрел хорошо одетый парень, несколько запыхавшийся. Симпатичное, даже сексуальное лицо, встревоженные желтые глаза и такого же цвета волосы, но более естественного, что-ли. Интересно.

— А тебе какое дело? — я чуть прищурилась, пытаясь определить есть в нем магия, может просто увидел свою. Поверхностный анализ удивил крайне — в нем было ее столько, что чтобы получить это количество нужно помножить силу всей нашей компании на 10. Дальше копать не стала — что то мне подсказывало, что не стоит. Да и этого хватало, что бы насторожится. Настолько сильные персонажи меня всегда нервировали, встречала я их раза два или три и каждый раз они явно были ко мне не доброжелательно настроены.

— Ну ладно, — он картинно вздохнул, — Меня зовут Харос, если вдруг ты не гуляешь с незнакомцами. Пройдемся?

Сжатый нож в кармане явно против него не поможет.

— Хорошо, — я еще раз взглянула на него, поравнявшись в парнем. Мы направились куда-то в сторону центра парка, в его глубь. Вообще он служил своеобразной границей между нашим и хорошим районом. Поэтому вторую его часть я не особо любила и заходила туда редко.

— Как твои дела?

— Нормально. Живая.

Да кто он? Желтые глаза смотрели, казалось, прямо в душу, вызывали странное чувство дежавю. Иногда в них мелькали проблески голубого, почти лазурного цвета. Стоп. Где-то я их уже видела. Это же странное ощущение с небом я поймала еще в дестве… в кабинете того директора. Когда сквозь темные глаза матери на меня смотрела пара теплых, глаз, смотрела со свойской любовью и жалостью. И тот образ легкости, девушки в нежном, свободном платье. Ее длинные волосы, талия и стан — расправленные плечи.

— Ты знаешь Нею? Она кое что сделала для меня в свое время, а я даже не знаю кто это.

— Ты называешь «кое что» — спасти жизнь? — Харос усмехнулся, согнув руку в локте и подняв на уровень груди, — Достаточно мелочно, не находишь?

Он из аристократов что-ли? Я покосилась на златовласку как на психа и неумело взяла его под руку. Картина была та еще, наверно — хорошо одетый «молодой человек», по другому его никак не получалось обозвать, ведет под руку прогулочным шагом разноцветного бомжа женского пола. Я серьезно, в моей одежде сегодня ни один цвет не повторялся. Выглядела я по всем стандартам гетто, обшарпанные джинсы, потертая кожанка, с которой кожзаменитель просто снимать лоскутами можно было без особого труда. И к этому всему можно было добавить красно-синие волосы, убранные в хвост, давно уже не бритые виски. Если не присматриваться — ирокеза даже видно не было. Люди на нас смотрели огромными, полного недоумения взглядами.

— Нея — моя сестра-близнец. Кстати, правда извини что тебе пришлось так долго выносить этих червей — мы старались вас с Хайло отслеживать, но иногда след имеет свойство теряться, поэтому пришлось обшарить половину этого загаженного мирка, прежде чем нашли тебя.

Мысли в голове путались.

— Погоди, ты сказал Хайло? Ты знаешь где он?

— А ты нет? — Харос удивленно посмотрел на меня, даже остановившись на секунду, но потом спокойно пошел вперед снова, — Он же совсем рядом.

— Кто он? Как его зовут?

Серьезно?! Этот ублюдок ходит рядом, а я даже не замечала его? Я с замиранием сердца ждала имени, потому что этот парень явно знал кто это.

— Сама узнаешь, когда придет время. Это так не работает, — он слабо улыбнулся, — Но ты как будто зла на него.

— Зла? Зла?! Я его, блять, ненавижу! Этот мудак подарил мне билет в детство с синяками, в детский дом, в выживание на улице! Это сейчас у меня есть друзья, названный брат и крыша над головой, но было время, когда я просто сдохнуть хотела, что б не мучться! И… — златовласка открыл было рот, но я не дала ему и слова вставить, — плевать мне на судьбу, которая что-то там нашаманила с нашими душами — может идти в задницу. Все, что он получит при встрече — это колено по яйцам и, если я буду располагать возможностью, пулю в лоб.

Я раздраженно выдохнула. Воспоминания об этом парне всегда меня распаляли не на шутку — злиться на все и вся я переставала только через полчаса. Харос зацокал язычком, замер, тяжело вздохнул. На мгновение прикрыл глаза и взял меня за руку, резко притягивая меня к себе. Признаться, дух у меня захватило. Его взгляд, совершенно не человеческий, зомбировал, а зрачок вытянулся, как у кота. Мне показалось на секунду что-то огромное, тяжело дышащие, вводящее в состояние ужаса. Огромное — я имею в виду больше высотного дома. что в ширину, что в высоту.

— Смотри.

Холодный, спокойный голос. Я аж вздрогнула.

— Что ты… ох…

Меня шатнуло. Нет, не хочу снова. Не хочу проваливаться туда, не хочу смотреть на прошлое. Но оно засасывало просто с адской скоростью и скоро на картинку реального мира накладывалась еще одна.

Огонь. Много огня. Огонь по всюду. Горело все, абсолютно. Какие-то строения, некогда бывшие домами, горела улица — каменная выкладка лизала мне ступни синеватым пламенем. Я ощущала себя ребенком, потерявшим что-то очень важное, хотя тело было достаточно взрослым — девушка, лет 17 может. Но душа, а вернее существование этой оболочки длилось куда дольше. Другой мир? О, там я еще не была.

— Кристина?

Я подняла голову. Ко мне медленно приближался широкоплечий мужчина, одетый в одни брюки и разорванную, пропитавшуюся кровью рубашку, поверх которой чудом держалась портупея с двумя кинжалами.

— Ты в порядке? Не ранена?

— Со мной все хорошо, этот огонь меня не трогает, — я опустила голову, продолжая рассматривать пылающие камни, — Ты нашел маму?

— Нет, — он тяжко вздохнул, — Но нам пора отсюда уходить.

— Куда? — я вскочила, босые ступни коснулись горячей поверхности, но никакого дискомфорта это не причинило, — А мама? Я не пойду никуда без нее, если надо, я сделаю это с другими улицами, но я ее найду!

— Это… ты сделала?

Еще одна картинка и еще одни чувства. Злость и обида, не понимания и ненависть. Пламя из рук, из тела, отовсюду — одежда огнеупорная, другой я и не носила лет с 7, ей ничего не делается. С черных волос слезает краска, обнажая рыжие локоны, крик, почти рычание. И ярость. Она захлестывает огромными волнами, ватные ноги и страх — те люди направляли на нее оружие. Хотели убить, схватить или просто причинить — не важно, они были врагами. Папа учил, что Фон Лин не прощают врагов и тех, у кого нет чести. А была ли она у тех, кто хотел убить слабую девушку? По крайней мере такой я была для них, никто из тех созданий не знал что можно делать с моей силой, если управлять ей. Взрыв произошел настолько мощный, что некоторые особо хлипкие домишки взлетели на воздух. Я швырнула сгусток огня в канализацию, а газы, копившиеся в ней годами довершили остальное.

— Они хотели убить меня.

— Мы уходим, милая. Точка.

— Что, не слушается?

Сзади слышится хлопок крыльев, кто-то приземляется. Оглядываюсь — вижу молодого парня, хорошего телосложения с распущенными черными патлами. В руке он держит достаточно длинный и широкий меч. Раздетый по пояс, в одних штанах, заправленных в высокие сапоги. Крылья, огромные, кожаные, с чешуей на изгибах и костях. Рядом через секунду из ниоткуда появляется зелено-коричневое нечто, ростом метра в 3. Вместо кожи местами на теле прорастало кора. Тоже длинные, но уже дреды, розового и темно-зеленого цвета, убранные в «дракончик», но даже так достающие до пояса.

— Заберите ее отсюда, пока она весь мир к Ошу не отправила.

— Я же говорил, что ее просто будет найти, — нечто усмехнулось, — Видишь пожар, летишь на пожар, находишь Кристину.

— Ага, — сказал крытатый, глядя куда-то вверх, — Эти, походу, тоже прочухали

Посмотрела вверх — несколько мощно укрепленных кораблей, явно боевого назначения, быстро шли на посадку, со скрежетом и ветром. Я сглотнула, пропуская энергию сквозь руки — вены начинали светиться оранжево-красным. Какая разница где враг? На земле или же в небе? Они — угроза. Они настоящая угроза, а не я — маленькая девочка. Я даже никак не проявляла свою форму все время кроме парочки случаев, но они… были безобидны для окружающих. Чем я отличаюсь от обычной хэлы? Только тем, кто имею огненные крылья и могу управлять этой стихией. Только тем, что огонь слушается одного только взгляда. И за это меня приговорили? Маму? Она даже не по своей воле совершила это преступление — мой биологический отец взял ее силой. И теперь… к горлу подкатывал ком. Теперь она в тюрьме. Или уже мертва.

— Вестейд, неси эту чокнутую отсюда, — темноволосый зло сплюнул, кивком голову указал мужчине, стоящему передо мной, вверх.

— Я не чокнутая, я останусь! Еще чего!

— Кристина, заткнись! — видимо, это был мой отец. Тот, кто воспитал меня и принял как родную. Бросив эту фразу, он чуть напрягся и взмыл вверх. Через короткое мгновение у корабля, что был ниже всех полыхнула часть одного борта.

Желтые, злые глаза, которые смотрят на меня.

— Спрячьтесь где-нибудь, я найду вас. Живо! — расправив крылья, он тоже взлетел, подняв в воздух пепел с уже едва горящей улицы.

— Понял, — зеленый нахмурился, взяв меня за руку.

— Нет, стоп, братец. — Я чувствовала как тот концентрирует энергию перед собой, — Нет! ХАЙЛО!!!

Полыхнул синим заревом портал и образ пропал. Проморгавшись, я вновь видела перед собой только златовласого, внимательно изучающего мое лицо. Выдернув руку, я обиженно смотрела на него.

— И к чему это? Что вообще за хрень ты только что показал мне?

— Это не хрень, — он вдохнул поглубже, достал портсигар и вытащил из него две сигареты. Одну протянул мне, — Это то, чем вы с ним связаны. Он спас тебя из пекла, мне же с Виктором там пришлось остаться, что бы вы успели слинять подальше. Те двое, твоя, так называемая мать и ее брат его старые враги. Как и мои. Долго рассказывать. Да и мне уже сложно находиться здесь. И ходить без маски тоже.

Маска? Я находила некоторую связь между Харосом и тем крылатым парнем. Глаза у них были очень похожи, хоть и несколько отличались цветом. Видимо там был и он тоже, только почему-то не своим обликом? Почему? Уже другой вопрос.

Табак был смешан с травой, причем достаточно хорошей.

— Твоя злость это глупо, — парень смотрел на меня осуждающе, — На друзей не злятся.

— Он мне не друг. — Отрезала я, — Это все, что ты хотел?

— Нет, — он запустил руку в пальто, а затем протянул мне две вещи: пачку зеленых, свернутую в тугой, плотный рулон и какой-то кулон. Каменный, вырезанным символом, — Одно — тебе и твоей компашке, другое — моему зеленому приятелю. Как узнаешь кто это, передай пожалуйста. Потом хоть до смерти заколоти, если получится.

— С радостью, — я схватила и то, и то, пока златовласка не передумал, — Я свободна?

— Не совсем, но это уже скорее просьба. Можно тебя проводить?

Я скпетически окинула его взглядом. Дорогое пальто, ухоженное, без единого лишнего волоска или пятнышка, идеально выглаженные брюки, туфли… твою мать, он был в сраном цилиндре!

— Можно. Не боишься, что попытаются грабануть в таком-то прикиде?

— Нет, — Усмешка. У него клыки там?! — Ты же со мной, защитишь если что.

Он явно не проводить меня напрашивается. И явно не на чай. Я улыбнулась. Внизу живота приятно потянула — последствия не особо умелого бывшего давали о себе знать. Да и Харос этот… привлекал. Что-то в нем было особое, что тянуло к нему с непреодолимой силой, даже возбуждало, если в голове мелькала хотя бы одна мысль об этом.

— Ага. А тебе прям нужна защита, судя по тому количеству магии, которым от тебя разит.

Глава 11. Хайло Вестейд

— Ты кого притащила?! — накинулся на меня Стив, вытолкав полуголого и не очень довольного ситуацией парня за порог, — Совсем рехнулась?!

Внизу, на лестничном пролете, Харос столкнулся с Питером, они несколько секунд тупо смотрели друг на друга, потом златовласка осторожно прошел мимо и бросился вниз. Брат проводил его крайне недоуменным и заинтересованным взглядом, потом быстро взбежал по лестнице на свой этаж.

— А что такого?

— Элис, твою мать! Хочешь трахаться — трахайся с Питером, со мной, с кем угодно, но что б без случайных знакомых!

Стив тяжело дышал, тыча в меня иногда пальцем и расхаживая взад-вперед, хватаясь периодически за голову.

— Да объясни мне что я сделала, кроме того, что хорошо кайфанула?

— Я понять не могу, ты дура или ей прикидываешься, — взвыл хозяин дома, — Как он тебе представился? Визерисом? Тайвином? Харосом? О, вот как. Запомни на следующий ебаный раз — видишь сильного мага, чувствуешь сильного мага, чуешь его запах — беги куда глаза глядят, а не тащи в свою постель! Тем более в МОЙ, СУКА, ДОМ!

— Да все, все, остынь, — я смотрела на него как на психа. Он настолько раздраконился, что казалось сейчас пар из ушей пойдет.

— Я взял вас к себе, а мог просто сдать властям, — он, как обычно изучая флюиды пафоса, закурил, не переставая на меня орать, — и получить за это охренительные бабки! Вы вообще в курсе… Питер, захлопнись нахер! В курсе, сколько дают за ваши головы?! Вы должны, блять, молится на меня, мою честность и панковскую натуру ненависти к бюрократом!

С каждым его словом я чувствовала себя все большим и большим ничтожеством. Если бы у Питера, так и замершего на пороге, была шерсть, она бы уже стояла дыбом.

— Поэтому, пожалуйста, думай мозгами, а не пиздой, кого тащишь ко мне в дом! А сейчас — в комнату, руны — активировать, из квартиры — ни ногой! Оба, живо, если хотите хотя бы шанс на то, что бы выжить в ближайшие сутки!

Стив схватил с вешалки ветровку, ключи с тумбочки и оттолкнув Пита, метнулся вниз по лестнице, матерясь и ругаясь. Я молча слушала его топот, потом хлопок двери подъезда. Пиздец.

До сих пор до конца не понимая, что происходит и что не так с этой жизнью, я поплелась дорисовывать недостающие палочки в вязь рун. Через пять минут письмена по периметру комнаты слабо замерцали и невидимый барьер отделил нас от внешнего мира. Я улеглась на матрас, Питер примостился рядом.

Ну и кто из них? Всего в моем окружении было человек 10, которых можно было охарактеризовать как «рядом». Пит, Стив, Джефф, Марго, Джессика, может даже Роб с Майклом и вся остальная дружная братия. Но никто из не был на него похож, не внешне, не по ощущениям. Я помнила ощущения от того молодого мужчины, сейчас и от этого зеленого — Хайло, судя по всему был друидом. И среди моих, не побоюсь этого слова, друзей, не было такого.

С этими мыслями я даже, наверное, задремала — сон, который снился, был прерывистым, не понятным и уловить его не получалось. Вот вроде есть картинка, а вот я снова слышу тяжелое дыхание и лёгкое похрапывание Питера. Все, что я могла запомнить — это чьи то лица, вроде из знакомых панков Лондона и его пригородов, которые иногда приезжали к нам. Но вместе с тем я успевала думать о мыслях Стиви. Что он имел в виду? Говорил серьёзно или просто в порыве злости? И если первое, то что в нас с Питом такого ценного? Вряд ли правительство назначало бы какую-то большую сумму за двух бродяг, которые пусть и воруют, торгуют наркотой, но ничем не выделяются среди прочих. И ладно бы полиция, это можно было хоть как-то объяснить, так нет же, мы зачем то понадобились властям. Связано как-то с прошлыми жизнями? На данный момент размышлений это было единственное логичное объяснение. Все «свои» прекрасно понимали, что верхушки стран очень хитрожопые ребята, которые хорошо научились пользоваться своими способностями, что бы пробиться.

Но тогда возникает вопрос — что мы такого сделали? Судя по тому, что показал златовласка — я чутка погиноцидела, из-за пропажи или, скорее всего, убийства матери. Ну или еще по какой-то причине, не важно. Факт в том, что мой розыск более или менее объясним — а что натворил братец? Блять, да этот мир и так тюрьма по словам Питера, — зачем в тюрьме кого то искать? Если только, как в самых дешевых и поганых фильмах, этот кто-то не прячется.

— Ты думала, что наши враги только всякие обмудки в берцах? — тихо спросил Питер, уткнувшись носом мне в шею, — Мы маги. И инквизиция, в своём современном облике не дремлет. Эти руны нас скрывают, но после фона этого человека, а вернее, дракона помогут не сильно. Ты их не слышишь?

Попытавшись подавить липкий страх, я отправила сознание на улицы — летать над городом. Изучать прохожих и тех, кто вызывает ощущение опасности. Толком ничего не заметив я взлетела вверх, зависла над Лондоном и снова сосредоточилась — на этот раз уже успешно. В астральном зрении участок, кварталах в 6 от нашего подсвечивался красным, отправилась туда сразу же.

Замерев неподалеку и наложив на себя побольше чар скрытности я чуть прищурилась. Их было около 15 человек. Все практически мужчины, лишь две или три женщины. Они стояли, о чем-то переговариваясь, смотрели иногда в сторону нашего квартала.

— Вижу, — тихо произнесла я, прижавшись к парню сильнее, — Они по нашу душу?

— Если сейчас смогут определить где мы — да, придут. Поэтому уходи от туда и лежи тихо под моим крылом, не высовываясь, хорошо?

Сдавленный кивок. Да что ж я за создание такое косячное, будет хотя бы один спокойный день без всякой вакханалии? Будет вообще хоть что-то спокойное? Иногда из-за количества всей срани, которая происходила мне хотелось побриться налысо, что бы снова отращивать волосы, устроится на работу и прийти к копам, что бы разбирались куда там меня определить — в тюрьму, на соц. пособие и прочее.

Когда в дверь постучали сначала обычно, потом требовательно, начав после этого откровенно ее выламывать, я подумала что кто то из наших просто перебухал, но чувство опасности говорила об обратном.

— Пошли, — шепнул братец, аккуратно поднимаясь с матраса и закидывая рюкзак на плечо.

— Куда?!

— Окно, знаешь ли, не плохой выход из помещений.

Ага, только высота четвертого, мать его, этажа вообще не радовала. Пока буду прыгать, могу что-нибудь сломать или подвернуть, бежать не получится, но выхода не было. Я подорвалась следом, накинув кожанку. Давно, если честно, ни от кого не бегала, было как-то не привычно, что приходиться удирать. Из своего же дома! Питер приподнял нижнее стекло, оно подалось тяжело не сразу, но в итоге все же поднялось полностью. Я высунула кочерышку на улицу — дохнуло холодным воздухом, меня передёрнуло. В метре от окна была пожарная лестница, и мне было жалко, что мы находились не на кухне, там на нее из окна можно просто выйти, но похоже путь из комнаты был заказан. Чудесно.

Я влезла на подоконник, аккуратно перевернулась, схватилась за него руками и повисла. Медлить было нельзя, выбираться предстояло еще братцу, да и долго бы я не провисела — немного раскачав тело, дождалась пока оно наберет достаточную амплитуду и опустилась. Мгновение мое тело пребывало в свободном полете, в котором еще умудрилось чуть развернутся, потом я буквально вцепилась в перекладину лестницы, больно приложившись обоими предплечьями и коленом. Стиснув зубы, я начала спускаться вниз.

Хлопок, лязг об железную ступеньку над головой и я сразу же осознала уровень своего интеллекта в полной мере — пушка лежала в рюкзаке, за спиной и вытащить ее не представлялось возможным. Паникуя, я начала спускаться активнее, через секунду услышала еще выстрел — похоже, Пит оказался умнее. Спрыгнув на землю, я задрала голову — Пит был на середине лестницы. Не помню, как вытащила пистолет, помню, что он был непривычно тяжелый. Я редко стреляла, чаще предпочитала кидаться сгустками энергии, орудовать ножом или на худой конец пускать в дело усиленные руки-ноги, если усиление вообще требовалось. Я не видела своих противников, но все же вскинула оружие вверх и не прицеливаясь, наугад, выстрелила.

— Быстрее!

Еще один выстрел. Блять, я даже не знаю сколько там патронов, есть ли еще магазины с собой, но не орать же об этом во всеуслышание? Кстати, почему на меня не лезут? Не поверю, что эти ребята никого не оставили внизу. Ну или за нами просто послали тупых наемников? Опять же не верю — не стал бы Стив такую вакханалию разводить из-за головорезов.

Питер спрыгнул, схватил меня за руку и рванул в сторону Северо-Западного квартала.

— Брать живыми!

Крик сверху я услышала слишком поздно, что бы как-то среагировать — над нами нависла тень, а повернув голову, я ничего не увидела, кроме огромных крыльев и не успела осознать. Крик твари, очень близкий к ультразвуку так прошелся по ушам, что я оглохла, совсем по рыбьи распахнув глаза, но Пит темпа не замедлил, хотя уверена, что ему было тоже не лучше. А тварь продолжала орать, глупая попытка выстрелить не помогла, а даже позабавила ее. Вот так выглядит абсурд? Бежать от орущей, летящей по пятам бабы? Она ж даже не предпринимала никаких попыток схватить нас. Может из-за крыльев — пока что мы бежали по узкой подворотне, которая, казалось не закончится никогда.

Вынырнув на людную улицу, парень наконец отпустил мою руку, резко развернулся, вскинул ствол. Секунду он целился в пустое небо, наша преследовательница (откуда вообще я была уверена, что это женщина?) куда-то пропала, а потом резко выстрелил. Полет пули я прямо увидела — она была красноватой. Резкий, противный вопль и на землю, постепенно проявляясь в реальности, повалилась девушка, пропахав асфальтом добрых несколько метров. Народ, очевидно увидевший ее, разбежался — крылья никуда не делись. Ну вот и скотланд-ярду прибавилось работёнки.

Девушка шипела от боли и плевалась кровью, видимо ей пробили легкое. Я осторожно к ней приблизилась — желтые, звериные глаза, россыпь черных точек, восходящие от носа ко лбу формировали собой треугольник. Она скалилась — показывала небольшие, но явно острые клычки. Там надо было бежать дальше, но я смотрела на нее, как и Пит изучающе и чего-то ждали.

— Уроды, — выдавила из себя крылатая, тяжело дыша, — Что б… вы все равно ответите…

— За что?

Острое чувство несправедливости ее слов обожгло нутро.

— За то, что вы установили идиотские законы? За то, что я родилась? За то, что вы убили мою мать?

Я взвела курок, направив на нее пистолет.

— Гори в Аду.

Пуля пришлась чуть правее от середины лба — она взывала, рана быстро затягивалась, но видимо причиняла неимоверную боль. Мне стало приятно.

Она уже не жилец — по ней видно, да и Тетушка тусовалась явно неподалёку, что бы забрать подопечную. Сколько раз Смерть принимала от нее гостинцы? Теперь черёд этого создания.

А мы бросились дальше, набегу я еле как пропихнула пушку под ремень джинс.

— Откуда ты знаешь? — мы на несколько минут остановились передохнуть недалеко от остановки автобусов, надеясь заодно, что эта развалюха которая ездила тут приедет, — Про законы и мать?

— Тот парень показывал, — я пожала плечами, — Вроде бы я выжгла несколько улиц дотла, потому что мою мать то ли убили, то ли забрали местные власти.

— Была панком-радикалом до того, как это стало мейнстримом?

— Очень смешно. Куда нам вообще теперь?

— Думаю с день-два покантуемся по улицам, потом пойдем в помещение под бар. Комнаты на верхнем этаже уже почти готовы, да и Стив по-любому тоже там или скоро будет. Она не одна, просто видимо решили, что этой твари хватит, так что нужно быть поосторожнее.

Договорившись на этом, мы сели на все таки подъехавший автобус. Салон был полупустой, потому, забившись в самый его конец я принялась осторожно сканировать местность. Судя по некоторым следам, что удалось откопать — за нами не гнались. Была только эта крылатая. Остальные были в квартире какое-то время, потом след охотников терялся. Видать решили, что крылатка нас догонит.

— Почему я ее, кстати, не видела когда на улице уже оказались? — я вынырнула из астрала, отрывая Пита от созерцания местности.

— Спектры зрения, особенности истинной расы. Не все отражаешь, забей. — Он потер переносицу.

Парень выглядел сильно загруженным. Даже для сегодняшнего происшествия. Питер хмурился, периодически теребил зеленые волосы.

«Слушай, как думаешь, мне пойдет, если половина будет розовой?»

Я, положившая голову ему на плечо, медленно ее подняла и внимательно посмотрела на Питера. Он не обращал на это внимание, а я продолжала буравить парня взглядом.

Почему он так смотрел на Хароса? Почему всегда отшучивался про прошлые жизни? Почему иногда называл другим, не моим именем. А Кристиной, а потом выворачивал так, будто сонный и ничего не соображает? Почему он… так хорошо владел природной магий?

— Пит, — тихо позвала я, — Скажи мне одну, очень важную вещь. Как тебя зовут?

— Какая разница? — он даже не оторвался от окна.

— Я говорила, почему оказалась в дет доме? Меня били. Мать с дядей решили с чего то, что я попортила им жизнь… не эту, какую-то другую.

Не хочу. Не хочу. Липкое осознание накатывало, обволакивало все тело противной пленкой. Мне не хотелось понимать, не хотелось продолжать этот разговор — оставить все как есть.

— Элис, помнишь я просил тебя не копаться в прошлом? — голос у него был гулким, не своим. Выражение лица — отчаянно серьезное. У меня сводило скулы от напряжения в глазах поселилось такое же отчаяние. Внезапно я поняла — если я продолжу, то потеряю его раз и навсегда. Так почему мне не заткнутся? Прямо сейчас собрать всю волю, силу в кулак и не заткнуться?

Мы сидим с ним на странной бетонной штуке на заднем дворе приюта. Он курит, а я пытаюсь управляться с более сложной ступенью огня.

— Помню.

Он хватает меня за руку, показывает смятую купюру 10 баксов и смеется. Я улыбаюсь до ушей, прижимаясь к нему. Сегодня будет что поесть. Как и завтра.

— Так зачем?

— Тише, тише, это просто кошмар. Спи, сестренка.

Прижимает меня к себе, гладит по волосам и я постепенно успокаиваюсь, перестаю трястись и засыпаю под его шепот. Мне опять снилась мать.

— Это не ответ.

Витраж осколками сыпался на пол. Разбивался на еще более мелкие части, резал как сотня остро наточенных лезвий. Мне хотелось, что бы от замолчал, что бы не отвечал, что бы назвал меня дурой и просто отмолчался. Но правда, она и есть правда. Она подкрадывается незаметно, ранит в самое сердце и остается с нами навсегда.

Я помню — за окном проносятся уже хорошие, высотные дома, стеклянные витрины магазинов.Много людей. Ветер гоняет жухлые листья. У меня болит плечо после прыжка на лестнице. И он. Смотрит в окно отрешенным взглядом, полным отчаяния и грусти. Неясное чувство, что приходит с осенью расцветает в груди с новой силой, забирая кислород и не давая вдохнуть нормально.

— Хайло. Хайло Вестейд.

Глава 12. Разбитый витраж

Звуки как будто стихли. Я смотрела на Питера, медленно и остро осознавая то, что он сейчас сказал. Наверное, и правда не стоило в этом копаться.

Я поднялась со своего места. Больно. Очень больно. Как будто тебе грудную клетку разрезают скальпелем и заливают туда лаву. Сознание было заторможено, взгляд полон отрешенности и не понимания.

— Элис…

— Не трогай меня.

От своего голоса меня аж передернуло. Холодный, как айсберг в океане. И такой же колкий, если прикоснутся к нему голыми ладонями. Я медленно двинулась к выходу из транспорта, на повороте ухватившись за поручень. Затылком чувствула взгляд парня и мне становилась не уютно. Мир медленно разбивался на все меньшие осколки, витраж продолжал осыпались со звоном на дно. Двери с шипением открылись и я шагнула на улицу, сразу же съежившись под холодным ветром. Противная погода, никогда не любила такую. Промозглый ветер, серые тучи — вот-вот пойдет дождь. И все такое хмурое вокруг.

— Погоди!

Он выскочил из автобуса за мной, схватил за руку, но я резко выхватила ее и двинула другой по челюсти. Парня шатнуло, но он устоял и смотрел на меня обиженно. Злость. Ярость. Ненависть. Братская любовь. Отчаяние. Все это смешивалось, образуя непонятное чувство, я вдохнула и медленно выдохнула. Желание отхуярить его прямо сейчас смешивалось с желанием бросится к нему в объятия и разреветься. Чувствовать, как ломается кость за костью под моими ударами ног. Чувствовать, как он гладит меня по волосам и согнутой спине, что-то шепчет и что-то обещает. Не хочу. Не хочу его больше никогда видеть. Последние осколки витража падали на землю, перед глазами маячило лицо матери, смотрящее на меня с отвращением и бесконечной болью в глазах.

— Что? Ты что-то хочешь мне сказать?

Зверь рвался наружу, рычал и показывал клыки. В глазах зажегся недобрый огонек.

— Я не виноват, что ты родилась у них.

— Да пошел ты, «братец»! Меня травили все детство, я могла жить обычной жизнью, если бы не ты! И мне плевать, ясно?

Я попятилась с совершенно глупой улыбкой, подняв руки. Потом, вспомнив про кулон, достала его и бросила парню. Заколотить до смерти отменяется, Харос, но все же обещания данные другим надо выполнять.

— На Судьбу, на всю поебень с Мирами. Ты тот, кто испоганил мне жизнь.

— Куда ты?

— Не знаю. Подальше отсюда.

Слезы душили. Душила истерика, душили воспоминания. Почему-то я резко вспомнила все самое отвратительное, что со мной происходило: мать, двух Джейми — уродов, Джейкоба и его крики. Его игру на скрипке, которую я сейчас ненавидела. Всегда, проходя мимо уличных музыкантов, я ускоряла шаг, если это не была гитара.

— Сестренка… Останься.

Я не обратила внимания, развернулась и быстро пошла по улице в противоположную сторону. Наверное обратно, на окраину, а там и до выезда из города рукой подать.

— Элис!

Голос у него был полный отчаяния, а у меня подкашивались ноги от переполняющих меня чувств. Все в мире смешалось, осколки витража перепутались между собой. Мне почему-то захотелось домой, к матери, что бы они с дядей меня прибили наконец.

— Я люблю тебя!

Замерла на секунду, закрыла глаза. Больно. Почему мне так больно?! Почему каждый из моих близких желает уйти или поступить как последний мудак? Или они просто убивают? Питер, милый Питер, почему именно ты? Мой брат, об которого я грелась каждую ночь. Который собирал меня по осколкам после смерти Джейкоба, который вытирал мне по ночам слезы и говорил, что все хорошо. Почему именно ты?!

Я развернулась. Последний козырь что-ли? Очень жаль. Я горько усмехнулась, поймав его взгляд. Такой… отчаянный. Мы оба понимали, что теряем друг друга и неизвестно кому не хотелось этого больше всего на свете.

— Разлюби.

Лучше бы Стив сдал меня правительству. Лучше бы Пит продал меня какому-нибудь барыге в детстве. Лучше бы мать утопила меня, когда в порыве ярости пыталась сделать это в узкой, обшарпанной ванне. Я сделали пару неуверенных шагов назад, а затем быстро пошла вперед, не видя ничего вокруг.

Передо мной мелькали лица и дома. Проносились мимо машины, в наушниках орала музыка. Почему он? Пусть бы им оказался кто угодно, но только не он. Даже Джейк — его бы я простила, наверное, но Питера не могла. Человек, который был с мной практически всю мою жизнь, вытаскивал из всякого дерьма, помогал вставать, когда подала, укрывал на ночь крылом, успокаивал, когда просыпалась от кошмаров, оказался тем, кого я ненавидела все это время. Кого хотела убить. Тем, кто одним своим существованием просто испоганил мне жизнь.

Мне хотелось рвать и метать. Забить кого-нибудь до полусмерти, до реанимации. Но как назло никто на улице не приставал — видимо видок и фон был еще тот, обычный люд от меня шарахался а те, от кого разило магией, хоть слабой, просто переходили на другую сторону дороги. В кармане все еще лежала пачка зеленых, отданная Харосом. Хорошо ощущался позвоночником пистолет, просунутый под ремень дулом вниз. Было холодно и мерзко от всего этого. У меня даже вещей с собой не было никаких, только мобильник и эти несчастный деньги. Думаю, златовласка не будет против, если я заберу их себе.

— Мы друг для друга давно стали как зеркала, — губы шептали слов когда-то любимой песни. Русская панк группа, — Видеть тебя и все чаще себя узнавать… Нитью незримой нас намертво сшила игла. Так больно, когда города нас хотят разорвать…

Я не знала этого языка, но песню помнила хорошо, в одно время заслушав ее до дыр. Она дарила тогда чувство восторга и полета. А сейчас — отдавала глухим отчаянием. За несколько минут я проебала все, что собирала по крупицам, потому что если сунусь хоть к одному знакомому, Стив просто за шкирку притащит меня домой. Или в бар. Не знаю, вряд ли так квартира сейчас была безопасна. Впереди сплошная неизвестность и от этого делалось еще старшнее. Что мне дальше делать? Если здесь, в Лондоне все было просто и понятно, то я даже не знала куда сейчас ехать. И… кто делать дальше. Сбрить икорез, устроится на работу? Или просто пойти барменом или бариста? Вести нормальную жизнь, снимать какую-нибудь замызганную квартирку.

Постепенно, клокочущее внутри улеглось, оставив место пустоте и трезвым размышлениям.

Знаешь, я очень хотела вернутся. Может быть даже постараться снова воспринимать Пита как друга, а не врага, но я не могла. Ноги все равно несли меня дальше и дальше, замелькали уже хилые частные дома, обветшалые здания с трещинами от времени. Все чаще люди стали попадаться в плохой одежде, со злыми глазами или черным цветом кожи. Какие-то не особо приятные группы, подворотни, из которых несло гнилью. Суда уже не ходили автобусы, только иногда машины проезжали. До выезда было еще около мили. Я раньше была тут, да и саму трассу А1 знала хорошо.

Когда меня кто-то тронул за плечо, я вздрогнула, погруженная в свои мысли и резко обернулась. Лицо Питера шло красно-белыми пятнами, он тяжело дышал, на меня дохнуло перегаром от водки. Передёрнуло. Он издевается?

— Меня послушай, — парень выдернул из ушей наушники, вернув в реальный мир, — Хочешь ненавидеть? Пожалуйста! Не жалко! Только там остались еще люди. Марго с ума сойдет, о Джессике подумай, блять, до тот же Майкл!

Я открыла было рот, что бы выпалить ему в лицо какую-нибудь гадость.

— Нет, заткнись и дослушай меня! Хочешь — я свалю, пожалуйста! Пойду дальше по этой дороге вместо тебя. Или просто не буду попадаться на глаза, но ради Бога, Элис, открой свои чертовы глаза!

Осколки не хотели собираться воедино, только сильнее перемешивались. Стояла истуканчиком и смотрела на него.

— Я не виноват, что эти придурки с тобой так обращались. Ты сама не белая и не пушистая, не скидывай все на меня, Кристина.

— Я не…

— Закрой рот, я сказал! Если ты сейчас просто сбегаешь, то извини меня, но ты просто дура и трусиха, потому что мы никогда не бежим с поля боя. НИКОГДА! Ты поняла меня? Поэтому соберись, намотай сопли на кулак, врежь мне еще раз, если надо и пошли обратно — из города я тебя не выпущу.

Да что он… твою мать о себе думает?!

— Ты считаешь, что я сейчас брошусь к тебе на шею и стану каяться во всех смертных и не очень грехах?

— Вообще хотелось бы.

— Извинений еще поди хочешь?

Питер утвердительно кивнул. По руке пробежал разряд электричества. Я уже не маленькая девочка, которая будет бежать до двери, в надежде что она открыта. Да и двери о нет — я на улице. Резко выставив руку вперед, я разорвала дистанцию с парнем и с силой ударила тыльной стороны ладони ему прямо в солнечное сплетение. Разряд прошел через руку неприятным покалыванием. Панка шатнуло назад, он схватился за грудь, вены на шее вздулись.

— Ты кретин, Питер! — слезы хлынули наружу, я тяжело и прерывисто дышала, — Полнейший! После всего этого дерьма ты ждешь извинений? Называешь трусом? Да, я бегу, но я, черт, бегу не от тебя. И не проблем. А от чертовых воспоминаний — всю жизнь. От матери, приюта, первых дней на улице, от Джейкоба. Я бегу от всего дерьма, а ты даже не пытаешься этого понять! И не смей мне указывать что мне делать, понял? Я тебе доверяла все ебанное время, считала тебя братом, а по итогу получила то, что ты, зная обо всем, даже не попытался признаться! Не врал бы — может мне и было б сейчас легче!!!

Я уже бросилась на него с кулаками. Но не в драку. Просто била его куда придется, кричала что-то еще. Истерика захлестнула меня с головой. Я выговаривала все, вообще все, что скопилось за 17 лет моей жизни. Все, что снилось в кошмарах. Все, что пряталось по темным уголкам сознания. Проходящие люди косо смотрели на это, но мне было плевать. Питер превратился сейчас просто в боксёрскую грушу не столько для ударов, сколько для излития внутреннего дерьма. Я кричала и плакала, почти обессилила, но снова нашла в себе силы и вновь набросилась на него. Яркий макияж размазался, глаза щипало от попавшей в них дешевой косметики. Видок у меня был явно не из приятных.

— Элис… Пойдем домой.

Я подняла на него замученный взгляд. Он вообще ничего не понимает?

— Я имею в виду, в твой старый дом. Показывай, где ты жила. Я собираюсь пополнить список своих преступлений.

Ровный и уверенный голос успокаивал. Я отошла от Питера, смотрела на его расправленные плечи, чуть отрешенный, но злой взгляд. Господи… Только я могла записать к себе в братья настолько конченного ублюдка. Может он и вправду не так виноват, как я думала. Сил хватило только на усмешку. Я натянула рукава кофты на кулаки, вытерла щеки, все те места на лице, которые делали меня пандой из-за потекшей косметики.

— Пошли, — тихо сказала я, прошла мимо парня, направившись в сторону Норидж — уэй. Улица находилась далеко отсюда, но мне хотелось пройтись пешком, хоть ноги и плохо слушались. Энергии в себе я вообще не чувствовала никакой.

Глазка у двери не было, так что нам спокойно открыли, даже не спросив кто это. Питер встретил женщину ударом лба в нос. Она крикнула, повалилась на пол, а парень прошел в дом первым, закрыв за мной дверь.

Ничего в доме не изменилось совсем. Только мать постарела как будто лет на 30, седина плотно закрепилась на некогда рыжих, теплых волосах. Странно было ее видеть и не ощущать при этом никаких эмоций. Только… не приязнь. Брезгливость, что ли?

— Ты меня искала? — Пит наступил ей ботинком на горло, она захрипела. Парень улыбался как маньяк, сильно сдерживался. Я стояла только потому, что более или менее привыкла к его злому фону, но даже мне было дурно- Вот он я. Собственной персоной.

Она казалось такой хрупкой по сравнению с ним — вот надави чуть сильнее и сломается хребет. Кровь из разбитого носа хлестала ручьем. У нее хрупкие капилляры, помню. Иногда кровь шла просто так.

— Элис? Это ты?

Я молча смотрела на нее, как мать отчаянно хватается за ногу парня и пытается ее поднять, но сил не хватает. И глядит на меня умоляющими глазами. Какая жалкая.

— Она твоя.

— Что? Элли, я же твоя мама! Помнишь…

— Как ты меня избивала? Или позволяла это делать брату? Или как чуть не убила несколько раз и как плакала от ненависти, — я сухо усмехнулась, — Помню, мам. Помню.

Так странно говорить это слово после стольких лет и не закладывать в них никого смысла. Я даже не помнила как ее звали.

Вышла из дома, села на ступеньки и закурила. Из дома слышались приглушённые крики и удары, ощущался сильный магический фон. Питер явно пошел в разнос. Я затягивалась с бессмысленным выражением лица и думала о том, что я устала. Что хочу спать, ужасно хочу спать. Настолько, что готова уснуть прямо на пороге. Тем более на улице уже стемнело, и сонливость навалилась резко. как будто вся моя энергия кончилась. Мне резко захотелось просто упасть вот тут вот, на ступеньках и провалиться в темноту. Без снов, без кошмаров — просто уснуть и не просыпаться так долго, насколько это будет вообще возможно.

Питер — Хайло. Мать сейчас убивают. Дома больше нет. Стив злой как черт. Дальше что? Армагедон, может быть? Я усмехнулась, подняла голову вверх.

— Доволен, если ты вообще там? Может убьешь меня уже? Вы там вроде за милосердие двигали…

Я просто выжатый лимон. Едва слушались дрожащие руки, когда мозг отдавал команду об очередной затяжке. Волосы растрепались. На улице уже было темно. С освещением в этом районе было туговато — слабо мерцал фонарь возле этого дома. Нет, точно не моего. Этого. Хотя, думаю, можно будет попробовать что-то сделать с документами и потом получить его как наследник, продать… Но это потом. Все потом. Думать я не могла, мыслить — тем более. Хотя идея мне понравилась. Дом был хорошим, продать его получиться не особо дорого из-за района, но деньги можно будет пустить на раскрутку бара, хватит с лихвой, полагаю. Глаза закрывались. Я все же не выдержала, застегнула куртку, легла на ступеньку. Ладно хоть, широкие. Как давно я не спала на улице? Год точно прошел. может быть даже больше.

Крики, которые я слышала и иногда какой-то ор Пита почему-то успокаивали. Я провалила

сь в сон.

Глава 13. Дядя

С дядей вышла тоже крайне тёплая встреча — он пихнул меня ботинком, спрашивая чего я тут развалилась. Не узнал, по крайней мере не сразу.

Я сонно проморгалась, подняла голову — темный силуэт мужчины показался мне по началу смутно знакомым. Мне захотелось начать возмущаться — какого хрена? Сплю где хочу, тебя это волновать не должно. Но потом, услышав голос и уже почти забытые ругательства быстро вернулась в реальность. Джейме был не в духе, я чувствовала как тот нервничает — понял. что с сестрой что-то приключилось? Жаль только, что поздно. Я улыбнулась, усаживаясь на пятую точку и смотря на него сверху вниз с откровенный ухмылкой и задором — уступать дорогу мужчине в планы не входило, а попробует рыпнуться — получит за все хорошее и отвратительное.

— Ты оглохла? Свали!

Он всегда был немного "быковатым", даже по отношению к моей матери. Лишь бы повздорить, поругаться. Если у него был зверь, то дядя точно не умел держать его под контролем. Хотя, вероятнее Джейме был в прицнипе такой — тупой и злой, а таких людей проще всего использовать и они самые простые противники в драке — вывел из себя, все, считай, что уже втоптал его в грязь и пыль.

— Пошли отсюда, — Питер вышел из дома, замерев рядом со мной. Я подтянула под себя колени и подняла на него голову — он надевал перчатки на окровавленные руки. Сто баксов что кровь не его. От парня веяло неимоверным спокойствием и таким душевным равновесием, что любой буддийский монах нервно покуривал в сторонке какой-то запрещенное вещество.

Лицо Пита переменилось. Несколько секунд они с мужчиной стояли, глядя друг на друга, напряжение нарастало, я быстренько подвинулась в сторону, ближе к краю ступенек. Панк шумно вдохнул и… прыгнул на него. Совсем по кошачьи, занося руку с ножом, в свете фонаря сверкнула сталь. Но тот увернулся, сбросив с себя панка и бросился наутек, Питтер рванул за ним. Я хмыкнула. Надо же, а сколько гонору было. Мы убьем вас… кажется, получится наоборот.

Мне было легко на душе, вместе с этим я чувствовала и некое опустошение, но… приятное. Я простила его в тот момент, когда он наступил на горло той твари. Хотя в будущих ссорах припоминала еще долго, да и подстебывала этим тоже. Но… я бы не стояла тут, если бы не это все. Не было всех этих людей, не было бы Марго, которая положила мне свою руку на мою, но боялась даже дышать в тот момент. Не было бы того же Джейкоба, его любви. У панков не принято скорбеть, но помнить мы обязаны.

Я бы и правда могла жить обычной жизнью. Ходить в школу, потом колледж, потом, если повезет — престижная работа. И жить спокойной жизнью, пользоваться магией для достижения маленьких целей, радоваться мелочам. Может быть даже встретить какого-нибудь парня, отношения, семья… Все эти фантазии казались такими далекими. Будто даже не было и шанса на то, что такое могло произойти. И не с кем-нибудь, а именно со мной! Питер… я прислушалась к себе и поняла, что даже не знаю пока как к нему относится. Без понятия. Он вроде бы был тем, кто поддерживал и подхватывал всю жизнь, а с другой стороны перед глазами стоял образ этого зеленого переростка, которые хватает меня за руки и рисует портал. Мозаика пазла складывалось в одно: вот как я тут оказалась. Он хотел спрятать меня и остался сам, что бы приглядеть за подругой. Замечательно. А лучше мира он найти не мог? Ведь наверняка есть места, где куда лучше живеться. Где больше магии, больше добрых людей. Хотя, мне казалось, что с последним беда была повсеместно.

Парень вернулся один, злой как черт и не спрашивая, потащил сквозь темноту плохо освещенных улиц. Ноги плохо слушались, а идти предстояло не в магазин за углом. Ночь, причем довольно глубокая, но уже подбирающаяся к утру — часа 4, может быть. Автобусов в это время нет, пытаться поймать машину совершенно бесполезно — по ночам тут шатаются только наркоманы и алкаши, ищущие возле какого угла прилечь поспать.

Дни потекли своим чередом. Двое суток мы шатались по городу, напрашиваясь на ночь в ночлежку к Кастиэлю — парень пускал без вопросов оба раза, вскользь интересуясь, как у нас с деньгами и не нужна ли работа. Питер мягко его отшил — мол, мы договорились и от своего отступать не будем. Берем только крупняк, редко и в исключительных случаях. Пообщавшись со старыми знакомыми, я поняла, что тут толком ничего не изменилось — разве что глава всего этого безобразия стал более осторожен с наймом людей, чуть не загремев на пожизненной с несколько месяцев назад. Потому новенькие появлялись редко и почти сразу же становились своими, так как все понимали — раз их сюда притащили, значит — надолго. Минимум на года два. Меньше тут держались совсем единицы, таких обычно находили трупами по утрам.

За это время мы с Питом почти не разговаривали — парень видимо решил дать мне время отойти от всего произошедшего и правильно сделал. Я много думала, размышляла и в итоге пришла к заключению, что извинений парень не получит, но ненависти все же не заслужил. Панк был прав: он не был повинен в том, что я родилась у тех людей. Не был виноват и в том, что они узнали кто я.

Но пришлось все же вернутся к своим. Я еще раз получила нагоняй Стива, Джефф тоже высказал свое «фи» и пожалел, что не был там с нами — обязательно бы остался встречать гостей грудью. Тоже получил нагоняй от Стива. Тему с комнатами на втором этаже бара пришлось быстро ускорять — в квартиру возвращаться было опасно, а спать всем хотелось под крышей над головой. В итоге длинный коридор после винтовой лестницы был обустроен, как и 5 маленьких комнат — в них помещалась только кровать двухспальная, небольшой шкаф и пара тумбочек. В трех помещения решено было поставить обычные раскладушки — работать у нас все равно будут свои и зачастую этим «своим» жить было негде. Да и в принципе если кому-то будет некуда идти. Про оплату комнат речи даже не шло.

В нижнее помещение завозились большие катушки, табуретки, стены раскрашивали баллончиком и маркерами, как и барную стойку. Ее оббили железом, поверх — картоном. Так, на всякий случай. Копы конечно интересовались откуда у обычных почти бездомных деньги на все это, но после того, как Стив отвели капитана в сторону и что-то ему сказал, визиты прекратились. Меня тоже интересовал этот вопрос: Стиви нигде не работал, сидел лишь дома, либо шлялся по одному только ему известным делам. Но при этом кэш у него водился всегда, карманы парня никогда не были пусты.

Ко мне все так же приставали иногда на улицах, видимо посчитав меня привлекательной для поползновений между ног. Такие ребята получали по яйцам либо коленом, либо, если были сильно настойчивы, оружием. С последним я не расставалась ни на минуту с того дня. Мало ли что может произойти даже в моей комнате. Вернее в нашей. За отсутствием должного пространства, нас с Питом, особо не спрашивая, поселили в одну комнату. Мол, раньше вместе дрыхли, и сейчас тоже будете.

Парень, кстати, предпочел сделать вид, что ничего не было. Что я не выскакивала из автобуса, не пыталась уехать из города. И мне казалось это разумным — незачем было мусолить все это, незачем обговаривать — невесть во что могла вылиться эта беседа. Я твердо для себя решила позже подробнее расспросить обо всем, что происходило… там. В другой точке времени и пространства. Меня крайне интересовала моя судьба, это было даже интереснее чем вспоминать прошлые жизни. Но нужно было время, в первую очередь мне — остыть окончательно, что бы внезапно не вспыхнуть ругательствами и новыми обвинениями.

Дядю мы искать продолжали — Пит пообещал, что разберется с обоими. И сказал, что ему действительно жаль, что все обернулось именно так. Когда пределы наших связей были на исходе мы подключили детей-бродяг. Эти проныры знали все и обо всех, особенно за деньги. Попросив помощи у нескольких стаек нам оставалось только ждать: у мелких было все, фотография, краткая справка о характере и прочие черты мужчины. Через неделю или около того, группка таких нашла его — по словам ребят он прятался у какого-то друга, дом находился всего за несколько кварталов от нашего бара. Группка получила в благодарность полтинник, чему бесконечно обрадовалась. Эх, где в моем детстве были добрые панки, которым нужно было кого-то найти?

К Джейме решили подбираться осторожно. Дом-то вычислил, подробнее узнать не вышло. Пару дней мы дежурили в ожидании того, что эта мерзость соизволит хотя бы выползти из своей норы, но просидели в пустую. Заваливаться вот так вот в квартиру было опасно, мало ли, сколько их там на самом деле, что у него есть из оружия и прочие мелкие параметры, которые доставляли неприятностей. Но выбора не было, мое терпение кончалось, как и Питера — решено было идти напролом.

Мы с Питером стояли напротив двери. С виду обычная, но в подтексте чувствовалась не особо мощная магическая защита.

— Доверяешь мне? — он вопросительно посмотрел на меня, затем кивнул на дверь.

— Да. Он там?

Я прислушалась, пытаясь ответить на свой вопрос сама.

— Сейчас узнаем, — панк усмехнулся, чуть отошел, что-то прикинул, кивнула сам себе и резко выбил дверь с ноги.

— Джейми, вылезай из своей норы! — весело заорал он, проходя по упавшей двери. Петли тоже были вырваны с мясом, — Я пришел поговорить! Джейме… А вот, ты где.

Дядя лежал придавленный дверью и весом парня. Пит, вначале просто раскачиваясь, спустя несколько секунд уже откровенно прыгал. Но все же физическое превосходство оказалось на стороне мужчины — в один из прыжков он улучил момент, вывернулся чем сразу же воспользовался — откинув свое укрытие, смешно поднялся на четвереньки и рванув, скрылся за поворотом явно на кухню.

— А есть о чем?

Я резко нырнула обратно в подъезд, утягивая за собой Питера. Мы встали по обе стороны от двери. Не ошиблась — вслед словам полетела пуля. Надеюсь гранат у него нет — их взрыва в близи тело не выдержит, каким бы хорошим магом я не была.

— Ты обидел мою невесту, придется ответить за свои слова.

Я понимала, что парень просто играет на нервах Джея и откровенно веселится, но все равно залилась краской. Невеста явно никудышная, потому как супружеский долг исполнять не стремилась от слова совсем. Нет, я была далеко не правильной девочкой, но почему-то именно на Питера меня не тянуло. Наверное все же играла братская привязанности, инцест, конечно, дело семейное, но точно не обо мне.

— Да пошел ты, Вестейд! Сдохнете вместе!

— После тебя! А ты знаешь, я узнал твою сестру. И тебя тоже. Я убил вашего дражайшего папашу, вроде бы! Ты знаешь что он сделал?

Как бы перепалка не заинтересовала соседей и те не вызвали копов. На всякий случай я скастовала звуконепроницаемые барьер вокруг нас помощнее, лишних ушей не хотелось. Бегать потом от синих человечком по всему Лондону, толком не выходить из дома. искать деньги, что бы дело замяли… Не очень приятно получилось бы.

— Он пытался меня убить за то, что я осмелился посмотреть на декольте его женушки. Кстати, не плохая была ночка….

— Завали!

— Так вот, — Питер усмехнулся, снимая пистолет с предохранителя, — Ты обидел мою невесту. Пиздец тебе, червь. Заодно контракт завершу — я ведь пожалел тогда двух маленьких деток, добрый сильно был!

Выстрел, еще один, Пит чего то ждал.

— Сколько у тебя патронов?

— Достаточно, что бы прикончить тебя и твою шлюху!

— Да ну?

Карман моей куртки резко потяжелел, я улыбнулась. Не сложнее, чем вытащить сигарету из закрытой пачки, особенно если знаешь местоположение нужного предмета. Неприятный сюрприз для дражайшего дяди — вряд ли он думал, что я смогу продолжать сама развиваться в магией. Не хочу хвастаться, но я имела в этом определенные успехи и мои способности не заканчивались на сдвигании алюминиевой ложки с места на пару сантиметров. Хотя когда-то и это давалось мне с большим трудом. Много времени прошло и от той рыжей, жизнерадостной девочки по имени Элис не осталось и следа.

— Сука!

Выстрелил уже Питер, из квартиры послышались ругательства. Этаж 10. Лестницы с той стороны дома нет — он в ловушке. Даже если сиганет из окна, то просто превратиться в лепешку. Хотелось, разумеется, покончить с ним самой, но главная цель — это его смерть, а как — дело десятое.

— А ты знаешь, я передумал, разговор отложим на астрал, с твоей жалкой душонкой! Убью тебя тут.

Он спокойно вышел из укрытия, направился по коридору. Квартира выглядела плохо, но видимо мужчина, живший тут, не сильно заботился о ее внешнем виде. Зеленые обои были местами ободраны, раскиданная обувь по прихожей. С кухни несло чем-то протухшим в перемешку с погоревшим. Я поморщилась — с тех пор, как я получила возможность жить нормально, то перестала переносить грязные квартиры и грязь в принципе. Тоже самое касалось беспорядка. Редко в нашей комнате с Питом можно было найти разбросанные по полу вещи — я шипела на него за каждый носок или футболку, если находила их за пределами шкафа. Направо уходил коридор с сан узлом и двумя комнатами. На кухне виднелся только столик и большое окно в крупной, немного винтажной решетке.

Он был таким же жалким, как и его сестра. Такой же загнанный в угол зверек, который скалится и хочет умолять о пощаде, но понимает что ее можно не ждать. Слишком много он зла причинил мне, слишком зол на него за это был Питер и слишком равнодушна к его жизни была я. Единственное чего мне хотелось — что бы дядя поскорее отправился в небытие и не на перерождение, как это обычно происходит, а исчез навсегда, словно его и не существовало никогда прежде.

Питер просто сжег его. Так, как я могла тогда сжечь парнишку, полезшего к нас с Марго. Я выходила из дома с чувством торжества — все таки они оба получили свое. Пусть не от меня, а от того, кого я когда ненавидела. Мельком глянула на Пита, тот, кажется тоже был доволен. Вместе с их смертью сгорела и эта тяжесть, что терзала меня всю жизнь. Все эти воспоминания как-то поблекли и со временем даже забылись. Только иногда мне снились кошмары, но я уже не вскакивала с криком, переносила куда легче.

До войны оставалось еще 4 месяца. За это время мы спокойно доделали помещение бара, открыли его, не ожидав, что придет такое количество народу. Фонис Фарм стал многим родным причалом. Название обычное, где-то услышали на улице и особое значение в него закладывать не стали. Зачем? Были пьянки, музыка и жизнь. Впервые наливая стопку виски, я осознала, что все таки настолько я живая. И что вся эта срань с матерью и Хайло осталась в прошлом. Брат снова был мне братом, об которого я грелась по ночам. Не на нем и не под ним. Не путайте.

Стив остыл, Харос больше не появлялся, и все наладилось, но я чувствовала нечто. Нечто серьёзное, пугающее до усрачки.

Война, конечно, не в глобальном смысле. Началось все с того, что Джессику изнасиловали.

Глава 14. Решение

Это были обычные последние часы перед закрытием. Приглушённый свет, неоновые вывески, горящие преимущественно красным и фиолетовым. Людей практически не было, осталась может пара-тройка столов с уже оплаченными заказами. Благодать. Я натирала свежевымытые бокалы с задумчивым и немного замученным видом пялясь в одну точку. Работая уже восьмую смену подряд и спя часа по 4 часа в сутки, я вымоталась. Ждала когда закончится эта — потом еще один выход два дня долгожданных выходных. Персонала еще толком не набрали, работали сами, так что ходили злые, разве что на гостей не кидались. Но после пары шлепков по заднице у меня сдавали нервы и я в крайне вежливой форме объясняла мужикам, чаще одетым по обычному и напившимся в свинку, где окажутся их гениталии в случае, если их жест в мою сторону повторится еще раз. Срабатывало не всегда, к сожалению, и приходилось выполнять свои обещания. Так что в скором времени меня в определенных кругах начали побаиваться, называя детоубийцей.

После случая с дядей и матерью границы морали стерлись совершенно. Я смотрела на людей, как на кожаные мешки, наполненные мясом. Циничность с сарказмом просто затмевали любые чувства и со временем я начала понимать, что жестокость и ярость берет свою долю моего разума. Когда меня оскорбляли — я не задумываясь била по болевым точкам. Когда пытались ударить, отправляла в реанимацию ударами тяжелых ботинок и короткими ножами. Пит как-то сказал, что я начинаю сходить с ума, а я подошла и просто нагло засосала его, засмеялась и пошла в бар обратно в зал, оставив недоумевающего парня докуривать сигарету. Может у меня и правда ехала крыша — было как-то наплевать. Слишком сильно на мне сказался тот день, слишком много произошло

Джесс ввалилась за полчаса до закрытия, рыдая, запахнувшись в клетчатую рубашку. Все щеки были почти черными от потекшей туши, волосы, убранные в хвост, растрёпаны. Питер, мешая какой-то девчонке с зеленными волосами коктейль, сунул всю приблуду мне и бросился в зал. Взболтав напиток и небрежно, но красиво вылив его в стакан, я, обтирая руки полотенцем последовала за ним. Джессику трясло.

Она рассказала, что шла домой после очередного выноса мозга от матери, но дорогу ей перекрыли двое впереди, и двое сзади. Шансов не было — она крайне слабо владела магией, оружия при себе не было, кроме жалкой заточки, которую выбили в первую же минуту. Рассказывая ей, где ее место в пищевой цепочке и что девушка из себя представляет, по очереди или одновременно они воспользовались ей и просто ушли, харкнув напоследок шатенке на лицо. Я могла бы сказать прямо, но в конце концов вдруг ты приличный, и от такого крепкого мата у тебя уши отпадут.

Братца трясло. Кулаки, с силой сжатые до побелевших костяшек. Плотно сжатые губы. Напряженные мышцы шеи. Он был в гневе. Таком же, как тогда. Закрылись мы раньше минут на 15, взашей выгоняя некоторых гостей. В течении следующего часа пришли все, до кого я смогла дозвониться — первым прибежал Роб. Вроде после расставания со своей бывшей он тайно любил эту отбитую на всю голову девушку с замашками проститутки. Джессика даже вроде работала ей, но трахаться с кем-то за деньги это одно и сугубо ее личное дело, а то что произошло — совсем иное. Даже если девушка, выражаясь откровенно — шлюха, это не значит, что ее модно брать и нагло пользовать прямо на улице, да еще и бесплатно. Стив с Джеффом, слинявшие еще ранним утром, прибыли чуть позже, постепенно зал заполнился полностью, кому-то не хватало места и те садились на пол, столы. Виновница этого собрания расположилась за баром, решив видимо напиться в стельку. Я ее в этом начинании понимала. Но пока этого не сделала, Стив успел выудить из нее немного информации, которой хватило, что лицо парня стало белым как мел.

Один из нападавшим оказался Крюком, получившим прозвище в свое время на то, таскался с таким «протезом» в кармане. Ну и применял его соответственно. Парень был правой рукой главаря одной группировки, с участниками которой мы и без того периодически хуярились. И насколько мне помнилось это его люди тогда забили Джейкоба. Нацисты. Ублюдки-бритоголовые, которых многие путали со скинами. За скинхедов, кстати, мне всегда было обидно — дельные ребята с у мными мыслями, часто получали ни за что только потому, что внешне были сходи с нацистами. Признаться честно, я сама путала их поначалу, но после пары лекций от Стива "о добре и зле", расставила для все точки над i.

Да что ж им не живется то спокойно. Они постоянно нарывались, встревали в конфликты, провоцировали на драку и любили выйти толпой на одного, забивая несчастного до реанимации под крики друзей. Я скрипнула зубами.

— Их надо кончать, — мрачно заявил Стиви, глотнув вискаря, — Эти ублюдки в конец зарвались. Их уже даже репутация нашей психички не пугает.

О, это про меня. Дело в том, что недавно, когда меня так же пытались нагнуть трое. Как хорошая, послушная и совершенно безобидная девочка я сделала вид что поддаюсь добровольно, а потом одному откусила член, другому сдавила и отрезала яйца, повезло что он захотел что бы я их поласкала, а третьему метнула нож точно в шею, когда тот попытался убежать. Веселая была ночка.

— Я давно тебе говорил, — Майкл, ковыряющийся зубочисткой в зубах, вытянул ноги вперед и закинул одну на другую. Сквозь рваные джинсы углядывались голые ноги — и как ему не холодно? Лондон уже с два месяца как замело снегом по самое не хочу. Прошипованую кожанку он на холодные времена утеплял.

— Окей, мистер очевидность, ты был прав, — парень развел руками, — Что мы о них знаем вообще, кроме состава лидеров?

— Где живут некоторые, — я задумчиво рассматривала ногти. Хотелось выцарапать им глаза, — Но на дома нападать не очень, могу сунутся на бар. Тут алкашки и прочего на не одну тысячу баксов, терять не хочется. Мы конечно живем тут, но 4 человека против толпы — увольте. Но можно достать гранатомет…

— Иди нахуй, Элис со своим гранатометом, — Пит фыркнул, — У них связей не меньше, чем у нас наверняка. Могут и ответить — хочешь бар по кусочкам собирать, а потом отмазываться от копов? Знаешь сколько тут тайников?

— Знаю, — я разочарованно вздохнула, — Сама делала, в конце концов.

А нычек было распихано и правда много — хватит каждому минимум на 10 лет.

Просидели мы до утра. Под конец всех этих обсуждений у меня уже начали закрываться глаза, а мысль что выходить на работу через 5 часов вгоняла с тихую истерику. Но тем не менее было решено, что завтра бар не откроется. Персоналу было велено идти отсыпаться максимум часов полудня, потом наш негласный лидер составит план действий и мы получим указания. Но Питер спать не пошел — отправился куда-то вместе со Стивом и Майклом, вооружившись битами. Я хотела напросится с ними, но голова была неимоверно тяжелая. Все, на что моего боевого духа хватило, это доползти по винтовой, скрипучей лестнице на второй этаж, толкнуть дверь комнаты и завалиться прямо в одежде, поверх одеяла, спать.

Начинался, пожалуй, самый тяжелый период моей жизни. С синяками, вывихами, растяжениям, надрыванием глотки по ночам от боли, которая рвала на части. Многие ни во что не ставят войны улиц, но позвольте показать вам жестокие реалии.

Если в тех войнах, что проходят между странами, есть какие то понятия, строения и их искусству можно научиться, то здесь нет ничего подобного. Тебя могут зарезать, забить, похитить и все это никак не объяснимо. Единственные правила: не ходить по одиночке, желательно вообще не оставаться одному, всегда носить с собой оружие и быть готовым. В любой момент — когда в толчке, бухаешь, спишь, ешь, трахаешься. Это стихийное бедствие, если война идет за территорию, но у нас было хуже. Мы сражались за жизнь.

Ожидание удара каждую секунду, вечные озирания по сторонам при любом подозрительном фоне малейшей угрозы — все это неимоверно давит на кочерыжку. Ты становишься нервным, поминутно проверяешь оружие, если не на людных улицах. И вообще стараешься избежать толпы — мало ли, с толкучке легко поймать нож под ребра, если твой враг окажется в нужное время и в нужном месте.

За следующую неделю я успела схлопотать один нож в ляжку, фингал под глаз, разбитый два раза нос, разошлись швы на животе на порезе месячной давности, трещину в ребре, граничащую с переломом. Была одна драка, которую, я наверное, никогда не забуду. Вернее не совсем драка…

Я вышла на перекур около 8 вечера из задней двери бара. Накинула капюшон, чуть согнулась что бы подкурить и мне в лицо швырнули охапку снега, повалили на землю. Что бы сопротивляться я не успела оправиться от шока — вроде оглядывалась и никого не было. Один из них уселся верхом на меня, лица я не видела, да и не разглядывала особо, второй прижал к земле руки — холодный снег неприятно кольнул голые ладони.

— Думали самые умные? — прошипел один из них, наклоняясь ко мне, — Я тебя, сучка, научу манерам.

Он еблан или прикидывается? Я резко подняла голову, нехило приложившись лбом куда-то в районе его носа. Удар вышел сильный, от боли зашипела даже я. Парень взвыл и видимо еще сильнее разозлившись, ударил четко в челюсть. Во рту появился привкус крови и что-то неприятно скрипнуло о зубы, похоже один мне выбили. Боли не было. Стоп, почему он не продолжает? Где гневные тирады в мою сторону? Где следующий удар? Я попыталась скинуть его с себя ногами, но колено не доставало до удара до спины. Черт. На лицо капнула капля чего-то горячего, крови из носа очевидно, я безумно улыбнулась. Какие же они жалкие. Думают, что они сильнее потому что я девчонка.

— Ребят, знаете в чем ваша проблема? — улыбка становилась шире. Жжение в груди сильнее, я на мгновение прикрыла и распахнула светящиеся желтые глаза, — Вы не умеете выбирать себе врагов.

Импульс, образ и тот, что держал мои руки с каким-то рычанием выпустил их. Запахло паленным мясом. Получив какую-то свободу, я занесла руку, материализуя в ней огонь и ударила точно вниз челюсти. От усиления парень даже чуть подлетел, завалившись рядом. Краем глаза успела увидеть, что его напарник корчится на земле, видимо нянча обоженные ладони, значит мешать не будет. Я вскочила, челюсть неприятно ныла и пока первый не успел оклематься и отупить происходящее, с силой двинула ногой по его лицу. Тяжелые гриндера я снимала только для того, что бы завалиться спать — они сами по себе отличное оружие. Главное, правильно уметь бить, рассчитывать силу удара и в поддержкой стальной чашечки в носке и пластины в платформе даже усиления не требуется.

Он дернулся, но был оглушен, что бы как-то попытаться хотя бы заслонить голову руками. Я с силой еще раз опустила ногу ему на бритый череп, после третьего удара я услышала чавкающие звуки. Своего добилась.

Я с жуткой, скорее всего окровавленной улыбкой, двинулась к другому. Во рту очень отчетливо чувствовался привкус метала, все таки выбил зуб, гаденыш. Главное, что кость не сломал — и на том спасибо.

— Элис! — хлопнула дверь. Даже не обратила внимания, а чуть согнулась над своей жертвой.

— Сжечь бы тебя на костре, стерва! — завопил парень, отползая от меня на локтях. Верующий что ли? Я хмыкнула. Верующий нацист, интересно.

— На каком, миленький, костре? — я схватила его за ворот куртки и приподняла. От ужаса, маячащего в серых, водянистых глазах, он даже не сопротивлялся, — Такие ведьмы живут вечно. Беги песик, покажи своему хозяину свои лапки, расскажи про своего друга и передай, что если еще раз он сунется ко мне или к кому-то из моих, то его, и всех его псов, ждет та же участь. Ты понял меня?

Парень судорожно кивнул, губы его тряслись. Он откровенно плакал, крупные слезы катились по худым щекам. Бритоголовая падаль.

Я толкнула его обратно на землю и парень вначале отполз от меня на пару метров, потом нелепо поднялся и бросился бегать прочь. Я засвистела — звук унесся в высь.

— Подруга, тебе лечиться надо, — окликнул меня оказывается Майк. Парень нервно затягивался, с легкой опаской глядя на меня.

— Да ладно, — я обернулась в сторону, куда убежал нацист, — А им надо менять принципы. Серьёзно, настолько нужны быть ёбнутым, что бы верить в Гитлера?

Майкл пожал плечами, что-то прикинув у себя, видимо соглашаясь со мной. Посмотрев себе под ноги, я обнаружила алые следы на белоснежном снегу от одного ботинка. Он, кстати, снова пошел. Крупные белые мухи падали на землю, не гонимые никаким ветром. Я замерла, заворожённо глядя вверх.

Лондон был в своем репертуаре. Шумный, тихий, злой, добрый — он все сразу, в нем нет баланса. Считается, конечно, что англичане короли порядка, но столица это сплошной хаус и неопределённость. Меня только что пытались убить — вы гляньте. Глаза все еще слабо мерцают желтоватым светом, руки горячие и жжение в груди так и не пропало, мне хочется по тихой грусти разорвать друга на части, но вот я смотрю вверх и меня цепляет за живое простой снег.

Раньше он был просто ненавистью чистой воды. Я терпеть не могла зиму, потому что холод всегда собачий и пару раз чуть не замерзла во сне насмерть. Потому что кто-то зимой всегда уходил и этот мерзкий снег следовал за мной по пятам. Снег шел в самые плохие или хорошие дни, в моменты когда мне не хотелось жить или я жаждала движения, какой-то жизни вокруг меня, смеялась так громко, что слышали небеса. И в ответ посылали мне эти белые хлопья, которые отныне напоминали мне пепел подногами на той площади в другой жизни. Он так же оседал на шапку или волосы, пролетал мимо и был печально красив. Настолько, насколько вообще возможно… не знаю что. Это чувство, которому я до сих пор не нашла никакого объяснения. Не понимала какое оно… такое грустное и восторженное, когда хочется плакать и смеяться одновременно. И хочется дышать, бежать, только вперед, оставив позади все эти камни, которые тянут меня на дно с каждым годом все сильнее. Пусть та истерика и помогла мне, но ненадолго. Память все равно давала о себе знать, маячила улицами, музыкантами на них, что играли печальные мелодии по вечерам на своих инструментах. Снами, людьми, домами. Этим сраным снегом. Буквально всем. И я до сих пор бегу от всего этого и все никак не могу остановится и выдохнуть. Иногда мне хотелось исчезнуть, лишь бы только не чувствовать этой боли, которая рвала изнутри на части.

— Ты где витаешь? — Майкл щелкнул у меня перед глазами пальцами, я моргнула чуть подавшись назад.

— Да так, задумалась об одной вещи, — глупая улыбка.

Парень не стал допытывать. Пожал худыми плечами и открыл дверь, приглашая меня внутрь.

Глава 15. Стрела

Ответ не заставил себя долго ждать. На утро я проснулась от жуткого грохота откуда снизу, крика и парочки оглушительных выстрелов. Дробовик.

Толкнув Питера, накинула кожанку, натянула первые попавшиеся под руку джинсы, выхватила ствол из под подушки и бесшумно скользнула к двери. Парень же, проморгавшись, дернул дверцу шкафа, вооружился автоматом и встал по другую сторону двери от меня.

— Какого черта происходит? — тихо прошипел он.

— Понятия не имею. Ты слышишь кого-нибудь внизу?

— Неа.

Кивнув друг другу, оба замерли и Пит осторожно приоткрыл дверцу. Вроде никого. С легким скрипом она открылась полностью, я юркнула в коридор. Внизу слышались голоса, тяжелые шаги, но толком разобрать не получалось. Сколько вообще времени?

— … эта маленькая заноза, — я, идущая впереди и уже ступившая на первую ступеньку лестницы замерла, — Слушай, я уже грохнул одного петушка возле входа, хочешь за ним?

Мужской голос не плохо давил на сознание. Я помотала головой, видимо песик все же донес вести.

— Никак сам хозяин явился? — громко крикнула я, предварительно убедившись, что ноги выстрел не зацепит, в случае чего, — Какая честь!

Пустить бы этой мрази пулю в лоб, что б не мучался. Ему наверняка очень больно жить.

— Ты что ли? Знаменитая отрежу-яйца-только-за-взгляд? Странный нынче шлюхи пошли…

Я услышала звук перезарядки. Две гильзы упали на пол.

— Он сейчас тут погром устроит, да и к тому же явно не один, — одними губами прошептал Пит, наклонившись мне к уху.

— Звони за подмогой, я тут разберусь, — осторожно пихнула его в сторону комнат, — Давай, давай, я вечно ему зубы заговаривать не смогу.

Брат унесся, прикинув и на последок протянув мне свое оружие. Я отказываться не стала — пригодится.

— И скольких ты с собой притащил?

— Достаточно, что бы напихать хуев тебе и твоим дружкам в задницу.

Я прикрыла глаза, заглянув вниз через астрал — парень, лет 25 осторожно двигался в сторону лестницы. За барной стойкой трясся какой-то парнишка — видать из новеньких, но ему похоже не досталось. И то хорошо. Я осторожно сделала шаг назад, взяв на прицел проход.

— Да ну? Захотел пораскинуть мозгами? Я устрою! Видимо ты плохо слушал своего песика.

Тишина была мне ответом. Я боялась терять бдительность даже на секунду, что бы Шагнуть на другую ступень реальности. Но тем не менее мне хотелось знать где он там. Дилема. Я закусила губу, на лбу выступил пот. Я бы может просто сбежала и выпустила в него очередь, но аргумент в виде дробовика меня останавливал. Если от обычного пулевого я могу не сдохнуть, как минимум регенерации хватит, что бы дождаться скорой или что б мне вытащили инородный предмет и зашили, то вот с этим оружием так не прокатит.

Ожидание было томительным. Я не убирала с курка палец, до предела напрягаясь. Сделай ты уже что-нибудь. Пожалуйста. Хотя бы заговори что-ли. Ненавижу такие моменты.

Вернулся Питер, уже одетый, вернул себе автомат, кивнул вниз. Я только печами пожала.

— Эй! Ты зачем вообще приперся-то?

— Да спросить с вас за одной парня. Ему голову размозжили. Что бы все честно — одного я уже забрал, а вот с этой телкой мне захотелось лично поговорить.

— Так говори, проблема-то в чем?

На мгновение что-то мелькнуло внизу, но этого хватило, что бы я успела отшатнуться — пуля пролетела мимо, пострадала не в чем неповинная стенка.

— Завтра! Я жду всю вашу пиздобратию завтра, после последнего патруля копов! — звук перезарядки, снова гильза со легким звоном упала на пол, — На той площади, где мы в прошлый раз забили одного парня, да и тебя, Питер, по лицу приложили! Ты там, Питер?! Может выйдешь сейчас и повторим?!

Я было рванулась вперед, но брат поймал меня за шею, прижимая к себе и перехватывая в районе талии. Нелепо взмахнув руками, я забарахталась в его крепкой хватке.

— Я ему глотку перегрызу, — зашипела я, пытаясь высвободится, — Отпусти меня!

— Он этого и хочет, заткнись. Идем!

У меня внутри все клокотало. Забили какого-то парня? Блять, это все таки были они! Это были эти идиоты, хотя чего уж я вдруг приличной стала, пидорасы. Ублюдки, видимо совсем страх потеряли. Горло свело судорогой, но не от слез, а от ярости. Убью. От них ничего не останется. Но прежде их мозги украсят площадь и я буду бить каждого, пока тот сне сдохнет, а особенно вот эту самодовольную тварь. Он думал, что круче всех, только потому, что впалые глаза были голубыми, тело подкаченным, а голова бритой. За это же его боготворили его псы. Собаки, которые лебезили перед своим хозяином и делали все что угодно по его приказам. Я мало о нем знала — только то, что друзей у отморозка почти не было. Что он очень любил оружие, а еще больше — тех девушек, которых называл "своими девочками". Если называть все своими именами, то шлюх. Одну он когда-то спас, вторую просто запугал, насчет третьей я мало что слышала, даже имени не знала.

Но все же пришлось успокоится. Настолько, насколько это представлялось возможным в данный, весьма напряженный, момент. Эмоциям поддаваться можно, иногда нужно, но аргумент в виде дробовика все еще никуда не делся, значит придется терпеть. Опять. Я все еще гадала был ли то сон — сном, в котором я убивала нацистов или я взаправду добралась до сих через астрал — настолько сильна была моя злость и ярость. И вот сейчас у меня вроде как была возможность отомстить еще одному негласному участнику этого, но… приходилось сжимать кулаки и дышать ровнее, что бы успокоится.

Я мягко высвободилась из вынужденных объятий парня, показывая, что в порядке. Тот хоть и с сомнением, но кивнул — видела, как он настороженно смотрит на меня. готовый ухватить в случае чего вновь.

— Вообще, я против насилия над животными — крикнула уже я, знаками показывая Питеру на окно, — Но ты у нас отдельный случай.

Панк осторожно переместился к нему, глянув на улицу и мотнул головой — никого. Я, осторожно переступая, вернулась на первую ступеньку лестницы.

— Поэтому если хочешь, можешь подняться — ты знал, что я тайная зоофилка? Я даже позволю покомандовать!

Скрип зубов. Ну же, иди сюда. Просто встань, раскинь руки и дай в себя выстрелить, мерзкая свинья. Все равно я тебя грохну рано или поздно. Или не я, а кто-то из наших — да плевать. Ты будешь кормить опарышей в мусорном баке в любом случае. Так чего ты, сука, бегаешь от смерти? Ты уже в ее списках.

Доля секунды, внизу мелькает часть тела, но мне этого хватает. Я моментально спустила курок и по судя по последовавшему крику, а затем мату — попала. Куда — уже было не важно, какое-то время урод будет занят тем, что ему больно. Довольная собой, я рванула к Питеру, перелезая уже через открытое окно. На долю секунды повисла, а потом спрыгнула, не забыв прошептать парочку волшебных слов, что бы отдача от асфальта не сказалась так сильно. Холодно, черт. Как минимум потому, что в мой бренный мозг не пришла идея обуться. Я переминалась с ноги на ногу в одних тонких носках на снегу. Заболею однозначно. Уже при беге вспомнила, что за баром остался какой-то парнишка — печально. Надеюсь, ему повезёт. Ну а если нет — я его плохо знала, что бы сильно жалеть.

— Дура. Нахер ты это сделала?!

— Да ладно, — я отмахнулась, двинувшись к углу здания. Прислушалась и осторожно выглянула — вроде тихо, никого возле входа в бар не тусовалось. В предбанном помещении тоже никого не ощущалось, он что — реально один пришел?

Через пять минут громко хлопнула дверь и я услышала, как скрипит снег под ногами быстро шагающего в противоположную от на сторону, вышедшего из бара. Осторожно высунувшись из-за угла, заметила только как мелькнула куртка нациста за поворотом — после себя парень оставлял дорожку из капелек крови. Побороть желание последовать за ним и добить наконец было преодолено с огромным трудом и не без помощи Питера, который призвал не делать глупостей. Если он забил время и место — нам будут ждать там, а в случае, где песики узнают о гибели своего хозяина, то они могли и в бар завалиться. И вышло бы весьма и весьма не приятно как для морального, так и для материального ущерба. А там и до копов недалеко — мало ли кто пройдет, кто что услышит.

Вернулись домой мы где-то через полчаса. Парниша за баром оказался жив, хоть и напуган до усрачки. Чего не скажешь о каком-то панке, неподвижно лежавшем прямо возле входа. При более детальном рассмотрении я его узнала — Айзек. Один из наших бичей-постоянников. Он всегда брал самое дешевое пиво, подсаживался к какой-нибудь компашке по веселее и надеялся, что его будут там угощать. Обычно так и происходило. А сейчас Айзек лежал с дырой в груди, застывшими глазами и начинающими синеть губами.

— Был у него кто-нибудь?

— Вроде нет. Даже жилья не было.

— Дерьмо. Давай его хоть в бар затащим? Потом решим, вызывать копов или нет.

За эти полчаса я успела изрядно околеть. Оказалось, что на улице пиздец как холодно, пальцы на ногах и ступни при заходе в тепло адски болели, пока же я была на улице в какой-то момент перестала их чувствовать. Боялась, что схлопочу обморожение — слишком расслабилась в цивилизованных условиях, постоянно тепло одевалась, если надо и уж точно старалась держать ноги в тепле. Дичайшие триггеры на простуду остались еще с детства, а замерзшие стопы всегда или зачастую неумолимо подводили именно к этому. Только попав в бар, мы с Питом замотались в одеяло, усевшись за один из столиков в углу — единственное место, где был небольшой диван, а не табурет. Натянув носки потеплее я закинула ноги на батарею и блаженно улыбнулась. Лучшее чувство на свете, только никто не принесет ничего горячего, потому что Пит подрагивает рядом, а того несчастного бармена мы отпустили. И подозреваю, что писать заявление по собственному он не будет — ноги его рядом с нашим заведением больше не будет.

Стив прилетел через полчаса — где он вечно болтается было загадкой, потому как жил и работал парень в баре. Ему в кратце было обрисовано, что произошло, показан труп Айзека в морозилке. Он нахмурился, вздохнул, пробормотал что-то вроде «надеялся, обойдёмся без этого», кинул пару баксов на стойку.

— Водку.

Мы, конечно, могли бухать и бесплатно — свое же, но потом выходила дикая путаница с кассой, так что проще было заплатить. Осушив две стопки одну за другой, парень мотнул головой. Питер неохотно выбрался из под пледа, растирая плечи побрел за барную стойку, я же закуталась еще сильнее и напоминала гусеницу, достаточно довольную, уже отогревшуюся. Выползать из под одеялка я, впрочем, не спешила — было итак не плохо, а в помещении зимой оказалось достаточно прохладно.

— Пит, пробегись по нашим, у кого нет мобильников. Или кого отправь. Цивилизованным я напишу.

Бар работал в штатном режиме, даже не стали заделывать дыру от дроби над стойкой и в потолке. Но народу почти не было, только редкие обычные гости, которые заходили больше на ланч, чем выпить. Знакомых я увидела двух или трех за всю смену, да и те забежали узнать подробности, а не пропустить по стаканчику.

Ожидание было томительным. Я нервничала, натирала уже итак до скрипоты чистое стекло, ходила курить каждый полчаса и жалела, что пока не удалось получить лицензию на курение в помещении. Ощущение неправильности происходящего, страх и постоянное волнение просто убивали меня, тем более, что поговорить было не с кем — того парнишку отпустили домой, Пит вернулся только под вечер, тоже нервный. Мы стояли с ним посреди пустого бара, он прижимал меня к себе, парня слегла потряхивало, как и меня.

— Все будет хорошо?

— Не знаю, Элис. Не уверен.

Я выдохнула. Насколько ж все дерьмово? Время постепенно ползло к назначенному, стрелка на часах подбиралась к половине двенадцатого. В десять вечера мы закрылись. Потом, накинув капюшон, двинулись к метро.

Лондон спешил. Люди на улице толкались, недовольно ворчали друг на друга и на нас. Спешили по последним делам. Домой. На отдых. Может быть, на самолёт или поезд. Каждый жил своей жизнью. И когда я продиралась сквозь толпу, что бы запихать свое бренное тело в вагон поезда, я остро ощущала это. Маленькая песчинка в огромном море. Взгляд нервно и отрешённо бегал по лицам, объявлениям рекламы. Люди в шарфах, пальто. Люди в куртках. Молодые и старые, девушки и мужчины. У каждого своя дорога. Каждый идет по ней. Кто-то осторожно, а кто то несется, ничего не видя перед собой. Одним везет, другим нет. И как же странен мир. Вот я — еду на стычку с нацистами, а вот рядом женщина, которая играется с ребенком, пожилой мужчина, читающий газету. И они не знают. И не узнают, что сегодня кто-то умрет. И так каждый день, каждое мгновение кто-то рождается и умирает, а люди живут своей жизнью, не оглядываясь на этот безумный мир, который так пьян и молод. И которому совершенно на нас плевать.

Я горько усмехнулась. Как же это… красиво и печально одновременно.

Далее были улицы, фонари и холодный, но слабый ветер. Теплая рука Питера, сжимающая мою. Мы шли и к нам присоединялись другие. Кто-то нагонял сзади, другие выходили из небольших улочек. Блестели массивные цепи в свете фонарей, намотанные на кулак или просто крепко сжатые в руке. Некоторые шли с арматурой. У других руки в кармане — наверное с собой холодное. Я постоянно вертела головой, угадывая знакомые лица, но многих не знала. Пит шел смотря прямо, часто сглатывал и был напряжен до предела.

— Это должно было случится, — внезапно подал голос он, — Если вдруг ты будешь думать, что эта хрень из-за того, что ты размозжила голову одному из этих отморозков. Усекла?

— Даже и не думала, — я усмехнулась, ежась, — Все путем, да?

— Ага.

— Пит… Знаешь, — я задумчиво смотрела вперед, — Если ты сегодня сдохнешь, я привяжу тебя к себе на изнанке и ты будешь обречен таскаться со мной до конца моих дней.

— То же самое могу сказать про тебя, — панк ухмыльнулся, — Пообещай, что не умрешь.

— Заметано.

Я в очередной раз оглянулась — сзади собралась приличная толпа, человек минимум в 50. Стенка на стенку — самое страшное, что может случится в твоей жизни. Пока ты бьешь одного, другой запросто может навалится сзади. Площадь была близко и чем ближе мы подходили. тем сильнее меня трясло. В груди все сжималось, я сжимала в кармане нож, постоянно проверяла те, что были закреплены на икрах и лезвия прятались под туго завязанными гринами. Торчала только плоская рукоять — три движения. Выхватил, резко разогнулся, полоснул.

Потом я поймала себя на мысли, что мне страшно. Отчасти и умереть самой — мне нравилась моя жизнь и я не хотела, что бы она обрывалась. Рядом друзья, все надежно, я крепко стою на ногах и вряд ли какой-то ветер сможет сбить меня с курса, которым я иду. Но прямо сейчас, в это мгновение я возможно шла на настоящую смерть. Я не бессмертна, меня вполне можно убить — магии не хватит, что бы заживить проломленный череп, она не спасет от пули в лоб или же самое сердце. Да, она определенно дарила ощущения некой надежности, но когда дело доходило до серьезных рисков — от нее в защите было мало толку. Только атака. И я быа хороша в том, что бы использовать магию во вред другим — у меня был большой опыт. Ооочень большой опыт. Сколько раз я помогала себе в драках магией? Сколько раз эта дама помогала мне убить противника, когда тело уже выдохлось? Да, у всего есть свой предел и иногда это жестко подставляло, но не сейчас.

Когда я зла, в гневе — я ничего не вижу перед собой. В голове нет иного желания, кроме как причинить кому-то боль. Зверь рычит, скалиться, сверкает желтыми глазами и тяжело дышит. Он всегда представлялся мне драконом — таким большим, с темной чешуей и глазами, отливающим раскаленным золотом. И вот когда он срывается, летит вперед, то готов порвать каждого, кто стоит у меня на пути. Он даже порой затмевал мое сознание своим и я с трудом вспоминала, что творила. И вот сейчас — он медленно выступал из тьмы, раскрывая пасть, полную клыков и готовился атаковать.

Я стояла в первых рядах толпы рядом с Питером. В руках парня была тяжелая цепь, которой он нервно поигрывал, буравя собравшихся напротив. Другой рукой он сжимал мою ладонь, наши пальцы переплетались и мне было немного больно, но ощущение того, что он рядом придавало уверенности.

"Я буду жить. Не они. Я".

Очередные поиски знакомых лиц результата не принесли, а напряжение нарастало. Обе стороны чего-то ждали и наконец кто-то закричал. Рука Питера выскальзывает из моей, я на автомате пытаюсь поймать ее, но не выходит и начинаю бежать вместе со всеми.

Глава 16. Бойня

На секунду мне показалось, что я бегу по плохо стриженному газону, а позади серый дом. Мимо проносятся яблони, которым пытаются придать ухоженный вид. И я чувствую свободу. Чувствую, как меня отпускает какой-то груз, как становится легко и просто. И забор все ближе. Ночная прохлада, сырость от недавно прошедшего дождя.

Жаба Молли, оставшаяся спать за своим столом проснеться не скоро, а затем получит выговор и еле-еле уговорит директора не увольнять ее. Директор будет почему-то ужасно нервничать из-за побега двух простых детей, кому-то звонить, оправдываться, вытирая пот со лба сложенным носовым платком. Он не заявит в полицию, двух детей не будут искать. Он сделает так, что бы по документам их даже никогда не было в его приюте. Лишь после этого директор спокойно выдохнет и постарается забыть это как страшный сон…

Это длится всего мгновение, а потом я чуть вырываюсь вперёд толпы, отталкиваю от себя худощавого парня и пока он еще не твердо стоит на ногах, пинаю его четко в колено. Оно неестественно выгибается в обратную сторону и лицо нациста искажается в крики боли. Затылок начинает ныть, предвещая об настигающей меня опасности — разворачиваюсь, занося руку для удара, но ее ловят, выкручивают и ловлю небольшое перо под ребра. Ножичек почти перочинный, сантиметров 10, плоский и остро наточенный. Глаза выкатываются из орбит, пускаю магию на регенерацию и бью свободной рукой по яйцам. Теперь уже у парня лицо похоже на рыбу и он сгибается. Добиваю коленом в нос, он падает, корчится. Нож в руку — лезвие в его шею. Вскидываю голову, отталкиваю какого-то парня от Джессики, чуть не получив ее битой по башне. У девушки кровь заливает лицо, она тяжело и остервенело дышит. Метрах в 5 слышаться всплески магии — там Питер. Похоже, предпочел запихать всю пощь что у него есть в цепь и кулаки.

Лица, кровь, кровь на лицах. Боль — моя и чужая, магия. Все это со временем смешалось в одну сплошную кашу, где сложно было разобрать что-то. Своих я отличала только потому, что большинство были одеты ярко, в отличии от тех же нацов. Я запыхалась, в попытках либо защитить свою тушку, либо нанести увечья кому-то. Иногда времени между своими стычками хватало, что бы помочь кому-то. Я успела заметить, как Марго швырнула сгусток энергии огромной силы в парня, что бежал на меня с битой — на нее даже страшно было смотреть. Подруга распалилась и я поняла, что ошибалась: она не владела магией слабо, просто не было повода либо пробудить основную часть, либо же показать истинную силу. Меня хватило только на благодарный кивок, в этот же момент, я вспарывала глотку своему сопернику. Через десять минут с начала драки я плюнула, сбив все костяшки в кровь, выхватила пару ножей и билась с их помощью.

Ярость закрывала пеленой глаза, довольный дверь рвал и метал внутри, а я выпускала это снаружи, иногда охая от боли ударов, но не позволяя себе замешкаться ни на секунду — это вполне могло стоить и жизни. Сколько я получила ударов? Сколько просто царапин, глубоких полосок или вообще ножевых я отхватила? Магия иссякала, меня не хватало на то, что бы поддерживать ее и одновременно давать кому-то отпор. Понимая, что начинаю сдыхать физически, я начала искать глазами Питера, но парня нигде не было видно, магический фон слился в одно и ощутить именно его энергию не получалось. Прикрывая спины друг друга, вполне могли бы более или менее восстановиться, что бы продолжать в том же духи, что и начинали.

Не знаю в какой момент в глазах резко потемнело, я услышала крик, поздно поняв, что он мой. Спину запоздало пронзила невыносимая боль, я рухнула как подкошенная, даже не успевая выставить руки, что бы смягчить падение. Приложилась головой о каменную кладку, мозг отказался даже попытаться отдать команду телу подняться. Сознание мутило, я не понимала куда деваться — боли резко стало везде и много, она разлилась по конечностям, корпусам и прежде, чем мои глаза закрылись я с ужасом поняла, что повреждена нервная система, нити которой и разнесли боль.

***

— Диспетчер, везем девушку. Цвет кожи белый, группа крови 2Б.

Я стоял как вкопанный, глядя на то, как Элис поднимают и осторожно, но быстро укладывают на носился и катят к желтой машине скорой помощи.

— Состояние критическое, угроза заражения крови, гематомы, несколько ножевых ранений.

Когда я потерял ее из виду? В какой момент мы во всем этом хаосе разделились? Когда я перестал ее отражать? Через 10 минут? Больше? Меньше? Почему я вообще допустил, что бы такое случилось?! Какого хрена позволил эмоциям взять верх? Решил, что это не плохой способ выпустить пар — что ж, выложился то конечно по максимуму, вот только…

— Предполагаем травму позвоночника, нужен ренген. Без сознания.

Меня до сих пор потряхивало я не мог понять — то ли от недостатка энергии, то ли от ее переизбытка.

Вот она уже в скорой. Вокруг все обтянуто лентой, кого-то вяжут копы, кого-то осматривают врачи, кого-то забирают труповозки. А меня будто нет здесь — по крайней мере для тех, перед кем сейчас не хочу светиться. Заклинание работает в штатном режиме, мимо меня уже несколько раз прошли офицеры, даже не взглянув. Я даже согласен был сесть — все равно никуда не денешься, в розыске быть не хватало — но сначала нужно убедиться, Что с Элис все в порядке. Иначе из тюрьмы я уже не выйду.

На бордюре сидит Стив, вытирая кровавые сопли. Джефф лежит рядом, держится за ребра и морщится. Роба закрывают в черном пакете. Марго сидит на прямо на дороге, плачет, закрыв лицо руками. Майкла не видно. Надеюсь живой, засранец. Джессике удалось свинтить прежде, чем тут все оцепили. Может быть даже не попалась. Остальные… блять, даже думать об этом сейчас не хочу — скольких мы не досчитаемся? Десятерых минимум и это только тех, кого я успел увидеть — читайте, что не успел спасти.

— Стойте!

— Сэр, вам нельзя сюда… Кем вы приходитесь ей?

— Да срать я хотел на это, — грубо толкаю медбрата в грудь, — Она моя невеста, я поеду с ней!

— Сэр, я…

— Я тебя пристрелю сейчас прямо здесь, — зарычал я. Мог, конечно просто подчинить волю парнишки, но понимал, что переборщить мне сейчас — раз плюнуть и тогда будет еще хуже. — Тебе понятно? Полезай в сраную машину и сделай что-нибудь для нее, мать твою.

Он попытался что-то еще мне сказать, но я проигнорировал и запрыгнул в кузов, уселся на скамейку, посмотрел на нее. Господи. Мысли в голове путались — зря я ее пустил сюда. Прекрасно же понимал, чем это может кончится — зачем? Какого хрена я просто не приковал ее к батарее дома, или не запер сделав так, что бы она не выбралась? Я же мог. Но почему-то даже не подумал оспорить ее участие в массовой драке. Конечно, она имела право, но за смерть Джейкоба я бы и сам мог поквитаться, да и сделал это. Некоторых уродов моя подруга все же упустила, зато от меня не ушли.

Под вой сирены мы тронулись с места, я откинулся в угол, прикрыв глаза. Кошмар. Вся моя жизнь из рождения в рождение сущий кошмар и не важно, что чаще всего в него меня втягивает она.

— Куда вы ее?

— В больницу святой Мэри.

Своих там нет, только обычные врачи, насколько я знаю, это плохо. Травма, похоже, грозила обернуться отвратительными последствиями для рыжей и мне это совершенно не нравилось. Я сжал руки — лечить нельзя. Я в этом не мастак, еще напортачу, сделаю хуже и придется выполнять свое обещание, привязывать эту дуру к себе. Хотелось курить.

— С тобой-то все нормально? — парень косо и чуть опасливо смотрел на меня, — На сколько я понял…

— Все нормально, — буркнул я, осторожно потянувшись к ее руке со сбитыми в мясо костяшками, — Забудь вообще о моем нахождении тут, твое дело — она.

— Кстати о пациентке… — медбрат взял в руки планшет и ручку, — Мне нужны ее данные. Паспорт, страховка. Имя полное хотя бы.

Я ощущал себя тупым бараном. Столько лет вместе, а я даже не знаю ее фамилии, не то что отчества. Хотя… Стив делал нам в самом начале паспорта, я еще ржал над тем, как ее там обозвали и фоткой, Элис на ней выглядела как наркоманка, словившая нехилый трип. Но вспомнить все равно не получалось, я нервно закусил губу.

— Принесу документы в больницу, все необходимые есть — слова из себя просто выжимал, — Ее зовут Элис. Остального не знаю. Не интересовался.

Парень удивлено посмотрел на меня, хмыкнул и уткнулся в мобилу.

Почему я не могу ее защитить? Почему из жизни в жизнь она оказывается на грани потому, что я не успеваю помочь ей?

Мерно пикал кардио-аппарат, вой сирены, скорая несла нас сквозь улицы, иногда выписывая такие пируэты, что гонщики позавидуют. Я смотрел на нее — спокойное лицо, чуть подрагивающие иногда ресницы, несколько ссадин, растрёпанные красно-багровые волосы, чуть приоткрытый рот. В которой раз мы едем в скорой? Только в этот раз она не смеётся, не чувствуя из-за закаливающего адреналина в крови. Не шутит, не пытается отвлечь меня пустыми разговорами от идеи выдать ей пиздюлей за неосторожность. И медсестра или медбрат не смотрит на это с ухмылкой, не щурит глаза — даже обычный человек почувствует тепло, которое возникает в такие моменты между нами. Ни к чему не обязывающие тепло, которое означает — мы заботимся друг о друге. И мы убьем друг за друга. Если бы мы были в отношениях, то это можно было бы назвать браком трущоб, но… Элис не моя. Пока что. Хотя возможно это то самое очередное исключение, когда мы не будем вместе. Жаль, я все равно ничего не сделаю с тем, что чувствую к ней, а добиваться… как? Не умею. Она и без того все знает обо мне, а если я начну дарить ей цветы, как делают обычно парни, то Эл мне их в задницу запихает. Ошибок Джейка я повторять не хочу.

Она лежит без сознания на койке и может умереть в любую секунду. А некоторые уже умерли. Я внезапно вспомнил, как упаковывали Майкла — шею свело. Все таки его больше нет. И что я ей скажу, если… нет, когда она очнется? Что ее бывший парень мертв? что очередного близкого друга больше нет? А Роб? До сих пор не могу простить себе то, что не отпустил Джейкоба домой — он ведь хотел тогда уйти, но я уговорил его пойти с нами выпить.

— Сэр?

— А? — я поднял голову, отрываясь от размышлений.

— Вы правда ее жених? У вас нет колец.

О, черт. Как же я упустил это? Хотя вряд ли думал об этом, когда орал, что поеду с ней. Да плевать. Не выкинет же он меня сейчас из машины.

— И?

— Вас не пустят к ней потом в палату.

— Ты думаешь меня кто-то остановит? — я усмехнулся, сильнее сжав ее руку. Холодная. — Ты представить себе не можешь через какое дерьмо мы вместе прошли. Муж, брат, да плевать. У нее нет родственников ближе меня. Я готов отсидеть потом положенное ради нескольких минут. Хотя меня итак могут загрести, так что знаешь, все равно.

Она опять будет плакать. Опять вздрагивать, цепляться за мою рубашку и глухо рыдать, трястись. Не могу ее такой видеть, больно до безумия. А увижу ли? Нет, об этом даже думать нельзя. Она выкарабкается, всегда выбирается. Сильная. Усмешка. Хэла все-таки, этих попробуй убей в какой бы они оболочке не находились. Поверьте, я пытался — даже мне иной раз не под силу. Наверное, это второе худшее воспоминание из этой жизни. Первое было в тот день, когда она смотрела на меня с ненавистью и болью в глазах. Я чувствовал, как она мечется, как на самом деле хочет остаться, но как при этом ненависть и воспоминания из детства берут свое. Бедняга. Все таки сколько на нее свалилось только потому, что она моя жена, дочь этих двоих, подруга Хароса и остальной компании. В отличии от Элис я помнил все. Абсолютно. Всегда вспоминаю, потом мучаюсь всю жизнь, потому что рассказать не решаюсь. Другие миры, драконы, друиды, демоны… кому это нужно? Кто вообще поверит во всю чушь, правда? Все живут своим чередом, своими жизнями и в них нет места настоящей правде. Я думал, что если начну рассказывать, то Элис решит, мол свихнулся. После визита Хароса стало ясно, что в этот раз будет проще. Просвятить ее можно, но не сильно — есть у нее воспоминания, о который лучше не знать вовсе.

Девушка чуть шевельнулась, слабо мотнула головой, застонала. Медбрат подорвался, начал что-то спрашивать, подолбил в кабину водителя, мол, быстрее.

— Больно… — она зажмурилась, сморщила лицо.

— Не двигайтесь, мисс, вы понимаете где находитесь?

— Да откуда… Блять…

Кажется она вняла его совету, оставив попытки пошевелится.

— Вас везут в больницу, вы можете говорить?…

Мне стало дурно. Такая живая, яркая всегда, а сейчас бледная как мел, еле ворочавшая языком. Ее забрасывали стандартными вопросами, Элис что-то отвечала, периодически посылая парня нахер и просила быть потише и говорить медленнее.

Я просидел добрых пару или тройку часов в фое больницы, спустил всю мелочь, что отрыл по карманам на кофе из автомата и пачку сигарет в ларьке неподалеку. Выходил курить каждый минут пятнадцать, поглядывая через прозрачное стекло на холлом — я знал, что ко мне должен выйти человек возраста преклонного.

Периодически ко мне подходили врачи, спрашивали требуется ли мне помощь, но я только отмахивался и постоянно палил на часы. Думаю, мое лицо говорило об обратном — кровавые подтеки, по лбу, у самых волос тянулась глубокая царапина, сломанный нос, который мне, впрочем, вправил еще тот парнишка в скорой, за что ему бесконечная благодарность. И сам конечно умею, но все же лучше это делать либо кому-то другому, либо самому и желательно перед зеркалом. В конце концов я пошел умываться, что бы не сильно смущать честный люд своим видом — стал выглядеть немного получше, холодная вода взбодрила, но нервозность не прогнала. Я долго стоял перед зеркалом в туалете, глядя на себя исподлобья, окончательно запихивая друидскую натуру обратно, в глубину души. Не надо мне фонить здесь, и без того наследили. Проблем с правительством не хватало, разгребать из-за решетки я их не смогу. Некоторые места на теле все равно ныли, я подозревал что в руке трещина, скорее всего запястье на другой я растянул, и еще куча мелочи, которые вываливались в неприятности. Регенерация справлялась успешно, несколько особо глубоких царапин уже затягивались, оставляя грубые, опухшие шрамы.

— Питер Вагнер?

— Да?

Я не сразу даже подорвался с места. Черт, давно не слышал свою фамилию. Именно мою, данную когда-то при рождении. Ко мне направлялся мужчина средних лет с начавшей пробиваться сединой. Статная походка, руки врач держал в карманах длинного, расстегнутого халата. Где-то за задворках мелькнула мысль о том, что мужик кажется смутно знакомым, но не лицом — манерой. Вот этой вот привычкой щелкать автоматической ручкой в правом кармане, не вынимая из него руку.

— Ваша подруга в 402. Приходит в себя. Но проснеться еще не скоро.

— Плохие новости есть?

— Зависит от нее. Позвоночник мы собрали по кусочкам, хоть и крупным. Так что… пока нельзя сказать будет она ходить или нет. Но думаю, что справится. Честно сказать, я никогда…

— Не видели такой скорости затягивания ран? — я усмехнулся, — Не удивлен. Каков процент неудачи?

— Около 40, полагаю. Но я думаю… — она запнулся, понизил голос, чуть наклонившись ближе, — Думаю Фон Лин достаточно живучи? Идите к ней. Вообще нельзя, но скажите, что я разрешил.

Мужик подмигнул мне, щелкнул по бейджику и прошел мимо по своим делам, сунув… выше упомянутую ручку синего цвета за ухо. Ахуеть. Ладно, это был кажется кто-то из друзей, я даже узнал этот хитрый, граничащий с лисьим, блеск в желтых глазах, только не мог вспомнить где именно. А, ну и пес с ним. Главное, что живая. Я направился к лифтам.

Глава 17. Первый самоубийца в раю

Из больницы меня выпустили только через месяц. Так что я почти встретила начало весны в палате, но за 2 дня до этого меня выписали, всучив целый список того, что мне нельзя делать, что принимать из лекарств и когда. Список полетел в ближайшую мусорку. К черту. Подыхать, так с музыкой.

Инвалидом, спасибо врачам, я была только первое время. Двигать ногам могла, а вот стоять не очень, так что приходилось вспоминать как ходить. Злясь на саму себя от беспомощности и отказываясь от любой поддержки со стороны персонала больницы я быстро шла на поправку, удивляя этим всех вокруг. Лечащий врач говорил, что такое иногда годами заживает, люди не могу встать неделями, а я попыталась свинтить на второй день после операции и остановило меня лишь то, что я не умела ходить с костылями. Ну и отсутствие теплой одежды тоже имело свой вес.

Ко мне мало кто заглядывал в часы посещений, что на самом деле напрягало. От Джеффа, что заходил в первые дни, я узнала, что Питера упекли за решетку и выйдет он может даже позже меня, если будет хорошо себя вести. Стив уехал из города на время, сказал что решать какие-то дела, но парень подозревал — что бы накидаться в стельку где-нибудь, где его не знает каждая неформальная собака. Марго почти не выходит из дома, иной раз даже не открывает дверь. У остальных были похожие истории. Кто-то сел на непродолжительное время, кто-то валялся по койкам, кто-то по гробам.

Последнее удручало. Мне не называли всех имен, но я знала, что когда зайду в бар, то увижу много имен. На одной из стен прямо напротив входа мы писали о тех, кто ушел. Сам или кому помогли. И от этого было страшно. Я иногда стояла, изучая ее, с ужасом понимая, что помню практически каждого, что тут записан. И помню, как они уходили. Никому не нужные люди, у которых часто не было семьи, никого кроме нас и этого бара. Мы держались друг за друга, поднимали, когда кто-то падал. Потому что каждый, кого можно было назвать своим знал — ему помогут. Подкинут денег, дадут место переночевать и не будут лезть в душу, раздавая дурацкие советы как изменить свою жалкую жизнь в лучшую сторону. Захочешь, расскажешь сам — никто клешнями из тебя это тянуть не будет.

И мы действительно держались друг за друга.

Я вдохнула морозного воздуха, сложила руки на груди и поёжилась — ветер забрался под куртку. За спиной был рюкзак с вещами, которых мне натаскали на время пребывания в больнице. Денег по карманам не обнаружилось, идти до дома пешком не хотелось, все таки далековато было для той, что последний месяц даже не тренировалась, поэтому настреляв мелочи у людей в фое больницы, я добежала до остановки, промерзла еще с полчаса и наконец села на битком набитый автобус. Час пик Спина немного ныла, но я почти привыкла к этому ощущению, не замечая его — по началу это доставляло дикий дискомфорт.

На улице постепенно сгущались сумерки, за окном мелькали желтые фонари.

Осадок, который остался после той драки никак не получалось сбить. Мне было немного паршиво, немного грустно, немного мерзко. От части потому, что позволила повалить себя, да еще и чуть без ног не осталась. Слишком была увлечена желанием прибить как можно больше этих уродов. Не знаю, кстати, что именно на меня так подействовало — наркоз или двухдневная отключка, но я стала как-то… спокойнее. Ярость уползла и даже носа не казала. Магия никуда не делась, даже как-то сильнее стала, что ли. Возможности опробовать новое ощущение не было, в больнице иногда даже в туалетах дежурили мед сестры что бы не курили. Мысли стали более трезвыми, рассудительными — вечерами напролет я лежала, рассуждая кто мог выжить. Кому бы хватило на это сил? И от осознания, что у некоторых практически не было шансов в горлу раз за разом подкатывал ком. Иногда я плакала в подушку по ночам, тело била крупная дрожь от кошмаров и рвало крышу от того, что прижаться было не к кому. За все эти годы я так редко засыпала одна, что первые дни в больнице казались вечными. Скука смертная, ни с кем нормально не пообщаться — большинство из пациентов косились на меня, как на прокаженную.

Может так люди взрослеют? Внезапно, резко — это похоже на падение с огромной высоты на мягкую перину. Интересно. Мне поминутно хотелось в подворотню, отдышаться от беготни, прописать Питу в плечо за то, что опять спалился и потом сидеть, курить. А он будет оправдываться, старается свести все на шутку. Я грустно и тепло улыбнулась. Все таки я скучаю по тому времени, хотя за что — не понятно. Голодные дни и ночи настолько, что желудок сводит до слез, хрипа и рвотного кашля. Когда простуда может тебе стать смертельным приговором. Невесть почему, но я скучала по тому времени — сложность выживания смешивалась с простотой в плане отношений с людьми. Для меня все было понятно — вот Питер, никуда не денется. Вот этих людей можно использовать в своих целях, они полезны, а эти — никуда не годятся. От этого парня веет добром и желанием помочь, можно доверять, хоть и осторожно, а к тому лучше вообще не соваться. Эти подворотни, тихие переулки, когда за углом шумно живет город, а ты сидишь в абсолютной тишине и куришь, глядя вверх. Рядом плечо брата, на которое можно положить голову, опереться или ухватить за него, если тот совершает ошибку.

— Элис! — Джессика кинулась мне на шею прямо на пороге, сжала так крепко, что казалось позвоночник опять хрустнет. Я засмеялась, обняв подругу в ответ. Гул в баре внезапно стих с моим появлением и все смотрели, вытянутыми, тревожными и скорбными лицах. Мягко отстранив Джесс, я спустилась на пару ступенек и замерла, стаскивая шапку с волос.

— Вы чего?

Обычно меня встречали радостным гулом, многие поднимались, что бы обняться — сейчас же сидели по местам. Я замечала некоторые знакомые лица, но ребята только отводили взгляды, когда я смотрела на них. Из персонала я узнала только дредастую официантку Беллу, парень за баром был не знаком, но по деловому кивнул, когда я вошла. Видимо понял, кто я.

— Эй! Что за кислые мины? — я улыбнулась, шутливо нахмурив брови.

— Мне жаль, — Белла кивнула на стену, которая пополнилась на добрых имен 20–30. Девушка скрылась в подсобных помещениях, а я медленно подошла к списку. Новые имена, некоторых я не знала, но иногда внутренне вздрагивала, когда взгляд выхватывал что-то знакомое. Майкл?! Губы предательски дрогнули. А мои больничные размышления были иного мнения, думала, чтто живой, но сидит. Джон, бедняга Фред, Лиззи, парень по кличке Горячка, Мэри… Твою ж мать. Страх липкой паутиной окутывал тело. Каждое имя — жизнь. Каждое имя — человек.

— Представляешь? — Пит тыкал в учебник по истории, — тут пишут цифры, а это ведь все люди. Двадцать тысяч жизней, которые были положены ни за что. За какие-то сраные убеждения. Только вдумайся, каждая цифра — человек. Живой человек. со своей семьей, отдельнйо истории. Ты можешь себе это представить? Осознать?

Я помотала головой. Да… сколько прошло времени, а полностью эту фразу я осознала именно сейчас, глядя на этот список. Каждая цифра — жизнь, которая отдана за то, чем этот человек жил. Во что верил. Вот чем наша война отчаялась от всех этих масштабных песочниц стран — никого не просили прийти, просто назвали время и место, что там будет. И пришел каждый.

Самым последним, чей-то заточкой было выцарапано, и сильно выделялось на фоне разноцветных маркеров. «Джефферсон Муд. 06.02.2019 Первый самоубийца в раю»

— Что? — едва выдохнула я, рывком повернувшись к зал — все те же лица. Очумелыми глазами я обвела гостей, тяжело дыша вкинула руку, указывая на стену, в глазах сверкнула злоба.

— Да вы прикалывайтесь! Сука, эта стена не для шуток! Джефф!

Я бросилась к лестнице, по ней наверх. В баре повисла гробовая тишина.

— Джефф, где ты, сволочь? Джефф!

Коридор встретил меня темнотой и отчужденностью. Холодом, совершенно не свойственным для него. Я замерла как вкопанная, огромными от слез глазами смотря перед собой. Это ощущение выбивало из колии, хуже чем пуля в плечо. Я осторожно сделала шаг, другой — таже атмосфера царила в моей комнате, я медленно зашагала дальше.

— Его нет.

Глухой голос был слышен из комнаты Стива. Он же вроде уехал? Я осторожно толкнула приоткрытую дверцу. Парень полу сидел полу-лежал на правой стороне широкой кровати, опираясь на спинку и держа в руках стакан. Внутри либо вискарь, либо коньяк судя по цвету. Впрочем, я едва смогла его разглядеть.

— И его больше не будет

Я слушала его и в голове не укладывалось — слеза непроизвольно покатилась по щеке. Понимая, что стоять становится все сложнее, я аккуратно опустилась на край кровать спиной к другу. Взгляд уперся в пол дверного проема.

— Вскрылся в ванной, пока я был в отъезде, — он вроде усмехнулся, — Сука, даже уехать нельзя — все по пизде идет.

Голос Стива был непривычно хриплым и тихим. Безэмоциональным. Совершенно. Таким же, как и этот коридор. Холодным. Я не знала от чего мне страшнее — от стали, звеневшей в его словах или от жалких попыток осознать, что Джефа больше нет. И что его больше не будет.

— Он умер?

— Да. — панк со вздохом поднялся в положение сидя, сцепив руки в замок. Стакан с алкоголем противно звякнул о стеклянную поверхность столика, стоявшего с боку от кровати. Я обернулась и не могла не удивится — Стив был в костюме,выгладивший прилично до не возможности с уложенными и чистыми волосами. Никогда не видела его таким и от этого становись еще больше не по себе. Хуже — я просто не узнавала панка.

Пусто. Так… странно пусто. Пустой коридор, пусто у меня внутри. Вторая слеза скатилась ровно по дорожке проделанной первой. Я не до конца осознавала смысл происходящего. Не могла представить друга мёртвым и от этого рвало на части. Не хочу снова проходить все это, не хочу снова пялится в стены и глотать таблетки тайком от всех, вместо еды. Опять похороны? Или просто могильная плита, потому что они уже прошли? Говорить какие-то слова над ней, надеясь, что он услышит, потому что не чувствуешь рядом его присутствия?

— Ты знала, что мы с ним…?

— Да.

— Хорошо.

Он опять тяжело выдохнул, опустил голову, потом взял бокал, резко поднял ее и осушил содержимое. Даже не поморщился.

— Шотландский Гленфарклас, 1976 года. Хотели с ним распить. Вернее, я хотел — купил в подарок. — Стив усмехнулся, вскидывая брови и разглядывая пустой бокал, — Копил, наверное, целую вечность. Пять лет, Элис. Пять сраных лет я любил этого уебка, который ненавидел жизнь.

Он говорил медленно, выделяя каждое слово. В комнате было тихо. Настолько, что слышался звон посуды с первого этажа и голоса гостей. Свет присутствовал только в виде слабенькой лампы на тумбочке, его не хватало — комната в полумраке. Мне было не по себе от Стива — аура боли распространялась на это помещение и ползла дальше по коридору. Хотелось рыдать навзрыд, но это были не мои слезы. Не только мои. Истерика, которую я упорно старалась игнорировать принадлежала отнюдь не мне.

— Столько раз я выбивал лезвия из его рук, доставал пистолет изо рта, подхватывал, когда Джефф забирался в петлю. Даже из Темзы вылавливал, прикинь? А тут уехал на СРАНУЮ НЕДЕЛЮ!

Я вздрогнула. Бокал полетел в стену, в дребезги разбиваясь и падая осколками витража на пол. Я закрыла глаза, горло сводило судорогой.

— Прости, — он взъерошил волосы на голове, сжав пальцы, — Я тогда… не понимал тебя. Считал, что достаточно простых прогулок и бухаловок, что бы забыть… Сейчас понимаю. Не хватает.

— Стив… Иди сюда.

Я забралась на кровать, подползла к нему, положила руку на плечо и расправила крылья — дохнуло теплом. Оно было совершенно чужое этому месту, неестественным, хотя я помню — раньше оно витало в воздухе каждый день и селилось по темным углам, прогоняя монстров. Раньше оно давало надежду, свет. И оно было способно растопить любое сердце, утешить любое горе и готово было пригреть каждого, кто по настоящему в нем нуждался. И это тепло — оно сопровождало меня всю долбанную жизнь. Я селила его в других людях, оставляла в местах и подобно семени оно проростало, урчащим котенком забираясь на грудь человеку и мурлыкало, что все будет хорошо. Эта фраза… которую я так часто говорила. И в которую практически уже перестала верить, но сейчас меня с такой силой захлестнули тщательно скрываемые эмоции парня, что было наплевать. Я забыла, что бывает когда даришь это тепло. Забыла, что иногда семя затаптывают и или просто не замечают. На меня нахлынули воспоминания, пробудили давно и так тщательно забытое. Мне казалось, что я вновь ощутила себя той маленькой, забитой Элис, которая обнималась проливным дождем с какой-то незнакомой девчонкой и она плакала, бессильно и надрывно, утыкаясь мне в плечо. Я так и не узнала ее имени, не узнала, что у нее случилось — просто увидела в метро как она сидит у стенки и пытается, изо всех сил пытается держаться и не зареветь.

— Не надо.

Но я все равно поднырнула под него, устроившись на ногах и обняла, закрыв пернатыми отростками, которые прилично выросли с того момента, что я ими пользовалась в последний раз. Сначала он сжался, напрягся, потом осторожно обнял в ответ, уткнулся в плечо и тихо расплакался. Я шептала что-то утешительное, гладила друга по голове и рыдала сама. Больно. Черт, как же больно и не только от того, что Джефф умер, а от того, что вызвала его смерть у этого вечно задористого и веселого парня. Когда он оклемается? Когда снова сможет быть тем пафосным кретином, которого порой хочется прибить? И отойдет ли вообще? Не понятно.

Я слышала как с треском в нем что-то ломается, рушиться и как подобно моему витражу когда-то падает в пропасть. И мне не удалось бы вернуть все на свои места, даже если бы я очень сильно захотела этого.

— Все будет хорошо, Стиви, — я осторожно коснулась соленными губами его виска, — Все образуется.

Так мы и сидели, часы на стене отсчитывали секунду за секундой, а парень никак не отпускал меня, уже перестав плакать и просто уткнувшись в плечо, сопел и иногда подрагивал. Я не знала что делать, не знала что сказать ему, потому что прекрасно понимала, что он сейчас испытывает. От этого нет лекарства — только время. Да и то иногда дает сбой.

Глав 18. Питер

— И как ты тут? — я сняла с боковой части кабины телефон. По ту сторону сидел Питер с уже почти сшедшими синяками, разве что сильно выделялся шрам у линии волос.

— Нормально. Скоро выхожу, — он шмыгнул носом, — Пара дней осталась. А ты как? Мне в больницу звонить запрещали, а от гостей других слов как «нормально» и «живая» хрен что услышишь.

— Да все в порядке, — я пожала плечами, — жить буду, ходить тоже. Так что не парься — просили разве что сильно не бегать в ближайшую жизнь, но думаю мне такой роскоши не предвидится. Тяжести еще таскать запретили.

— А у меня тут развлекуха, — парень понизил голос и бросил быстрый взгляд на охранника, — бритоголовые вместе со мной сидят. Наших тоже с десяток наберётся. Вот и мы и пакостим друг другу. Я тут чуть на год не сел неделю назад, нациста в камеру подселили.

Весело у них там. Я только вздохнула — оставалось еще с 10 минут общения.

— Тебе нужно что-нибудь? Сигарет, еще чего?

— Не, не парься. Я тут один бизнес наладил…

— Пит! Хочешь выйти раньше или нет? Тебя с твоим бизнесом поймают — я тебе передачки таскать не буду.

— Да не дрейфь, — братец пожал плечами и ободряюще улыбнулся, — Тут сами охранники дуют, так что не бойся за это. Я еще и им толкаю.

У него такая безмятежная улыбка. Он смотрел на меня, улыбался до ушей и от этого становилось тепло. Мы живы. Про Джеффа ему не говорили, а у меня язык не поворачивался сказать о смерти друга. В конце-концов они со Стивом для нас были гораздо больше, чем друзья. Я не говорила им этого не никогда, но часто мне хотелось назвать того или другого братом, потому что я считала их таковыми. Но не смотря на постоянную боль, которая порой разрывала изнутри мне было спокойно. Особенно сейчас, в данной точке времени и пространства.

— Встретишь меня?

В воздухе повисло ожидание чего-то неизбежного и мы оба это понимали.

— Обязательно.

Неловкое молчание. Мы смотрели друг на друга и нечто в груди ныло, тянуло. Чувство, которое я так упорно запихивала подальше от глаз рвалось на ружу, расцветало с новой силой внезапно и от этого кружило голову еще сильнее. Что-то с непреодолимой силой тянуло меня к Питу, к ему задорным глазам, улыбке. В сознании мелькнул некий образ, но быстро исчез. Я закусила губо, то ли нервно, то ли непонимающе глядя на Питера — мол, что происходит? Чувство дежавю нахлынуло с новой силой. Где-то это уже было. Но там была не я, но похожая настолько, что становилось больно.

Внезапно Питер подорвался со стула, развернулся и ударил локтем по стеклу, которое отделяло нас. Я охнула, инстинктивно отшатнулась. Усиления ему хватило, что бы с первого раза оно покрылось сеткой трещин, а со второго рассыпалось. Он подался вперед, вскочив на столешницу, еще одним рывком перепрыгнул ее и схватив меня за шею, притянул к себе.

— Ты придурок, — выдохнула я, глядя в его сумасшедшие, непривычно зеленые, но отчего такие родные глаза.

— Влюбленный.

Что произошло дальше, мне лично, словами не описать. Он поцеловал меня, земля ушла из под ног, я обняла Пита и горячо, несдержанно ответила. Парень прижал меня к себе за талию настолько сильно, что я почти задохнулась — кислорода без того не хватало. Голова кружилась от нахлынувшись чувств. Несколько секунд показались вечностью, я растворилась в поцелуе, сжав волосы на его затылке. Горячо. Черт, черт, слишком горячо. В груди и не только все вспыхнуло с новой силой.

Нас быстро растащили, парня скрутили, но его вроде как это волновало мало — он смеялся, пытаясь выбраться из ловушки в виде охранника, заехав одному по лицу. Я стояла, оглушенная и смотрела на то, как моего… друга ли?… скручивают в три погибели и уводят.

— Я тебя люблю! — он в последний раз вывернулся, обернувшись и я увидела, как он горит. Так пылает пожар, ярчайший, что не видит ничего на своем пути, что пройдет любые преграды. Как он ярок, безгранично прекрасен и… даже восторженен.

— И я тебя, — крикнула. я, чуть вытягивая шею вверх

Питер снова расхохотался, а потом его все же пропихнули за дверь и увели.

…Он обрушился однажды как буря, ворвался, разбросал спокойный ход жизни, засмеялся и протянул руку. Мой странник, живущий бесконечной дорогой, смеющийся без повода, с вечной улыбкой. Он не был рыжим, но Боги, как бы ему пошло это. Он цвета пожара, ярчайшего пламени, от него пахнет костром, ветром и свободой. Он любил меня и мои причуды, мои руки и мои яркие волосы, а я грелась об него и называла братом. Он был таким теплым, что я не могла видеть за этим теплом пожара, который сжигал его изнутри.

Я влюбилась с грохотом рушащихся стен. Я стояла, оглушенная, сжимая в руках остатки камней, не понимая что с ними делать. Столько времени я жила с ними, столько времени стена служила мне верой и правдой, не подпуская никого дальше, чем нужно. Но в один день пала и отстроить столь глобальное заново не получилось. Он проник в мою душу медленно, подходя с улыбкой и сжимая в руке ошейник. Я думала, что он сейчас окажется на мне, но странник с улыбкой протянул мне поводок.

За эту выходку его заперли еще на месяц. Могли бы и больше, но тюрьмы были переполнены и настоящие ублюдки ждали своего места, так что от Пита избавились настолько быстро, насколько это было возможно.

Снег только только начинал таять, солнце еще едва грело, но иногда выдавались солнечные дни. Мы все приходили в себя, я перекрасила в ярко-красный и чуть подрезала волосы, редко ставила ирокез — зачастую на смену в бар, что бы волосы не мешались. Само это предприятие наконец начало приносить нормальную прибыль, а не жрать бабки как шалтай-болтай машина. Поначалу мы уходили в жесткий минус, ежедневно теряя от двадцати баксов, могло доходить до нескольких сотен. Стало больше состоятельных гостей, по большей части это люди старой школы, которые "переросли" панк или же ирокез, как принято у таких говорить, просто врос внутрь. Такие были щедры на чаевые, с удовольствием оставались допоздна, спокойно общаясь с ребятами, что им по идее в сыны годились. Но конфликтов не было, что крайне радовало. Когда оборудовали сцену для музыкантов, то такие кадры редко пропускали выступления. Наверное. им все же этого не хватало — драйва жизни и потому они приходили сюда, послушать историй, да и просто класно провести время.

И все налаживалось. Марго недавно пришла в бар, робко села за барную стойку и тихо попросила налить ей стопку самого крепкого, что найдется. Глаза у нее были опухшие, короткие черные волосы грязные, а вид побитой дворняжки. Она потом рыдала два часа мне в плечо на втором этаже, на кровати. Нацисты не путались больше под ногами и вообще, кажется, пропали с радаров, хотя и находились редкие индивиды, желающие докопаться на улице. Но это было скорее исключение из правил.

И снова поднимался ветер, который звал куда-то, рвал шапку и смеялся, раскинув руки. Мы были молоды, совершенно ни в чем не нуждались и мы вес были счастливы и свободны. Вот от чего иногда плакала по ночам — свобода. Столько дерьма, столько потерь ей цена, никогда она не даётся просто так. Иногда я писала стихи, песни, кто-то из знакомых накладывал слова на музыку и получалось вполне не плохо.

Оставаться доброй было все проще, мне уже не хотелось кого-нибудь убить на ровном месте, я перестала просыпаться в припадках ярости, чаще — просто от кошмаров. Раз в неделю я стандартно подскакивала с криком, стараясь прижаться к Питу, потом только вспоминая что его в кровати нет.

Когда его выпустили, я переминалась с ноги на ногу улице, вокруг валялось бычков 10, наверное. День вышел морозный, но солнечный — подушечки пальцев закаменели, а глаза слепило при любой попытке посмотреть куда-то не вниз. Пушистые сугробы с площадки даже никто не пытался убрать, оставив только дорогу, изчерченную следами от машин — крупных и не очень.

Пришла чуть раньше, боялась, что пропущу. Точное время парень мне не назвал, только неопределенное "сразу после обеда".

Сначала я услышала скрип снега, повернула голову — Питер шел, сунув руки в карманы куртки — в груди что-то снова екнуло.

— Долго тут торчишь? — он приблизился почти вплотную, огляделся по сторонам.

— С час где-то. Пошли отсюда.

Мы направились по плохо чищенной от снега дороге в сторону остановки. Я смотрела на него искоса, осторожно, а он будто бы изменился в лучшую сторону. Прямая спина, чуть сведённые брови, сосредоточенное и вместе с тем простое выражение лица.

— И что это было? Там? — наконец спросила я, выбрасывая очередной остаток от сигареты.

— Я выбил стекло, что бы тебя поцеловать.

— Звучит просто, — по губам поползла усмешка, — Зачем?

— А тебе не понравилось?

Хороший вопрос, заставивший мены покраснеть. То, что случилось месяц назад было самым безумным и прекрасным из всего, кажется, что происходило со мной за всю жизнь.

— Понравилось.

— Вот и все, — Питер улыбнулся, взяв меня за руку, — Претензии еще есть?

Я покачала головой. Наглый. Люблю наглых.

Знаю, все это звучит скомкано, но я предупреждала что рассказчик из меня так себе. Поэтому не жалуйся, а слушай дальше.

Пит узнал о Джеффе сразу, как зашел домой. Шумно сглотнул, на заднем дворе выпустил пару обойм из пистолета в стену методичными выстрелами в одну точку, хорошенько отпинал пустые коробки и ящики, потом пошел искать Стива.

Их не было еще два дня — я места себе не находила, срываясь на персонал и что б хоть как-то себя отвлечь взяла себе смены, пока они не вернулись. После всего этого у меня какой-то бзик включился на долгое отсутствие кого-либо из своих. А искать этих двоих было бесполезно — если они захотели что бы их никто не нашел, то так и будет, пока те не решат вернутся. Панку крепко досталось когда он вернулся, Стива я трогать не стала — на него итак смотреть тошно было в последнее время. Он сильно похудел — сильные, накаченные руки исчезли, сейчас их скорее можно было назвать "жилистыми", он как будто стал ниже, то ли начал горбится, да и скулы стали более видны. Он побрился налысо и теперь его можно было вполне принять за скинхеда, учитывая его любовь к подтяжкам. И вообще стал похож на Сфинкса, персонажа книги "Серый дом", то ли русской, то ли украинской писательницы. Хрен их там разбери.

На деревьях распускались почки, из них лезли зеленые листья, постепенно Лондон из серого и унылого превращался в другой — теплый, уютный. Весна всегда пьянит. толкает к новым начинаниям и любви. Нахер судьбу мне послать все же не удалось — я смотрела на него влюбленными глазами и смеялась, утыкаясь Питу в грудь. И каждый раз отпускало. И каждый раз все сразу вставало на свои места, когда он мягко брал меня за щеки и целовал. Что-то каждый раз взрывалось, когда он бросал меня на кровать, нависая сверху и покусывая за шею, стаскивал одежду. И я забывала. Забывала обо всем, что грызло изнутри и снаружи, забывала, почему у меня часто ноет поясница, если слишком долго стоять. Забывала о том, как много имен написано на той стене и что среди них есть те, которых вспоминаешь с кривой улыбкой и комом в горле.

Во всем мире, во всем долбанном мире проходили жизнь 6 миллиардов людей, каждая особенная и такая чужая, но не его — с каждой минутой, с каждым часом и днем мы переплетались все сильнее и сильнее, привязывались друг к другу с такой силой, что разлука на день была невыносима обоим. И я любила его. Я могла говорить это ему по 10 раз на дню и не боятся, что не услышу признания в ответ. И все было хорошо. Бар процветал, весну сменило жаркое лето, иногда заливаемое дождями. Лето — осень, которая пришла уже без беспокойного ветра и ощущения неправильности чего-то. Я уже не искала никого в толпе улиц и метро. Я уже не оборачивалась на ветер, не присматривалась к особо подозрительной нечести.

Но ведь все не может продолжаться хорошо вечно, верно?

Глава 19

Самый треш подошел к концу. Нам осталось мерно коротать дни, развлекаясь как это только возможно, работать в своем детище. Терпеть едкие комментарии особо пьяных и не понятливых гостей в сторону задниц и фигур работниц женского пола, в том числе и в мою. Где то через года два мы наведались в гетто.

Я шла по этим жутковатым улицам, смотрела на голодные взгляды и мне пробирала дрожь — я была среди них. Ходила по этим улицам, воровала тут, спала по этим проулкам по ночам в мусорных баках. А сейчас… сейчас возвращаюсь сюда добровольно, что бы сделать не плохое дело. У меня стабильный доход, на который совершенно спокойно можно жить, а когда-то о таких деньгах можно было только мечтать.

— Показывайте. — Пит пожал руку мужчине в костюме. Мы стояли у входа в подвальное помещение одного из многоэтажных домов. Тот кивнул и открыл дверь. Все в пыли, но это поправимо, пространства хватит с лихвой. Куча какого-то мусора, матрасы и наверняка куча мелких и противных насекомых.

— Здесь недавно полицейские обнаружили и разогнали притон, так что смотрите под ноги.

Ага, я уже наступила на пару шприцов. Благо подошва гриндеров им была не по зубам.

— А что на втором этаже? — задумчиво спросил Пит, обходя помещение по периметру.

— Жилая квартира.

— Изолируем от звука? — я вопросительно посмотрела на парня, тот кивнул.

— А… Простите, с какой целью вы смотрите?

— Хотим открыть бар. Когда можно заключить договор? Думаю, мы возьмем это.

— Я вынужден вас предупредить, — мужчина снял очки, — Вы здесь прогорите, да и тут не спокойно.

— Поверьте, мы знаем, — я усмехнулась, похлопав риелтора по плечу, — Когда-то сами ютились в подобных местах.

Нам хотелось дать им шанс. Тем, кому он действительно нужен. Кому-то это будет работа, кому-то просто знакомства и связи, которыми мы обросли за все время, как новогодняя елка украшениями. Потому что лучше других знали, что значит родится не в том месте и не выбирать своей жизни. Мы выбились с самого дня, а это редкость. Кто-то сейчас мерзнет по ночам, кто-то вытаскивает кошелек, в надежде что там окажется достаточно налички, что бы прожить еще день. И меня это убивало. Всем не поможешь, разумеется, но мне хотелось попытаться сделать это хотя бы для кого-то.

Сделку заключили через неделю, тогда же и получили ключи. Через 3 месяца уже открылись, постепенно очистили район от различных ОПГ и видимо настолько успешно, что стало намного спокойнее. Набрали персонал из местных подростков, которые готовы были работать хоть сутки на пролет за лишнюю копейку. Хоть с чаевыми было туговато, но доход с основного заведения позволял сделать чуть увеличенную ставку. Я смотрела на то, как неумело Анжелика принимала первый заказ, путалась в компьютере, забивая заказ. Ругалась на Руперта, глядя как он наливает коньяк и как путает стекло. Советовала Эмме носить либо шорты, либо юбку подлиннее, не бордель в конце концов. Пит на время ушел на кухню, наводя порядок среди поваров. Не было ни одного с опытом, да и не страшно — каждый раз когда кто-то из ребят косячил, я улыбалась. Было тепло, мне не хотелось даже сильно кричать на них, но все же положение обязывало объяснять косяки, да и некоторых пришлось держать в ежовых рукавицах. Несколько барменов пришлось сменить — недоливали. Зато с официантами и кухней проблем совершенно не было.

Из подсобных помещений удалось сделать пару комнат, совсем маленьких. В одной из них поселились Анжи с Эмми и судя по звукам, которые иногда доносились от туда по ночам, девушки нашли общий язык. Во второй периодически ночевали мы с Питом, минимум раза два в неделю — я еще не до конца доверяла ключи от бара персоналу, открывала и закрыла сама.

Красные волосы, ярко подведенные глаза, чёрные легинсы в обтяжку, беспорядочно разукрашенная во все цвета майки и джинсовая жилетка чаще поверх — из этого состояла я. А еще из вечерних запар в баре, веселых гулянок по выходным со своими, жарких ночей с Питом. Правда, странно было узнать что он девственник — у него вроде были даже девушки, но оказалось что до секса у них как-то не доходило, что и являлось основной причиной для расставания. Пришлось учить и ученик не плохо справлялся, периодически доводя меня до состояния тюленя.

Он рассказал мне не много из того, откуда я, что там происходило. Некоторые вещи произвели на меня нехилое такое впечатление. Например то, что я там было сожжено далеко не пара улиц. Я ударила огнем по канализации, газов там было предостаточно что бы взрывом снесло пол города. Они и правда забрали мою мать — она была путешественницей между мирами, залетела от какого-то феникса, родила меня и в итоге поплатилась за это достаточно горько. Правда, отцом я называла не родного — Виктор, ее муж, благо понимал полигамию, так что скандалы не устраивал и спокойно принял меня как свою дочь. Хоть где-то мне с родителями повезло, да и тех убили.

Стив попал в какую-то секту. Без понятия как, но похоже после смерти любимого у него основательно поехала крыша — парень на полном серьёзе затирал, что жизнь тлен, что ничего значения не имеет и все это — замысел божий. Бить тревогу основательно пришлось после того, как Стиви начал таскать туда деньги, отдавать практически все, что зарабатывал, да еще и занимать у кого-то умудрялся. Зачинщика всей этой вакханалии мы нашли достаточно быстро и о, какая неожиданности, это оказался наш старый знакомый, один из главных дилеров по наркоте, когда мы работали на это. После парочки ударов по нужным местам, оголения его задницы и угрожающих «чик-чик» ножницами, бедняга быстренько сознался во всем, в чем требовалось и даже больше. Деньги мы вернули, а друга еще с месяц не выпускали из дома и основательно поласкали ему мозги, что бы выпотрошить от туда всю дурь, что в него вбил «пастырь».

Вот такими вот неожиданными, мелкими пакостями мы и жили. Пришлось еще резко взять первенство во всех переговорах и вообще негласное главенство, ранее доверенное Стиву. Лидер из меня был так себе, так что я успешно спихнула большую часть на Питера, разбираясь с чем-то или же кем-то по его просьбе. Мне оказалось гораздо проще идти рядом и прикрывать спину кому-то, чем вести самой. Правда, у панка обнаружились какие-то свои триггеры на такой расклад, но постепенно они сошли на нет.

Из еще чего-то крупного — так это взрыв мэрии. Познакомились в гетто с одним химиком, который подсказал как варить нитроглицерин. Воодушевленный этим, на тот момент еще и бухой в свинку Питер зарубился с кем-то, что в течении месяца он сделает его такое количество, что его хватит, что бы обложить все здание мэрии по периметру, а потом подорвать. Потом панк протрезвел конечно, но идея осталась, да и обещания он привык выполнять, даже настолько абсурдные. Месяц мы примерно убили на эту затею. Каждый божий день я себя спрашивала — нахера? А сильно оно вообще надо, поскольку охраны там даже ночью — умотаться. Но все равно это было осуществлено. Ночью, в количестве 15 человек, мы натянули на лица бафы, загрузили все в газель одному из знакомых, предварительно замазав номера грязью и содрав все отличительные знаки. На закладку ушло 5 минут, только потому, что некоторым пришлось оббегать здание полностью. Потом был визг покрышек, рев двигателя, оглушительный грохот и смех. Адреналин шкалил настолько, что никакой травы не нужно было, что б поймать кайф.

Много еще чего происходило, но всего мне не вспомнить. Память прекратилась в огромную кашу, которую разобрать достаточно сложно. Одно скажу, я не жалела не о какой секунде, прожитой в том теле. Мне было хорошо, местами плохо, местами хотелось вскрыться. Но все же я бы никогда не променяла это на рождение в богатой семье, любящих родителей и прочую бурду, идущую в придачу.

Я закончилась ровно в 06:21 23 октября 2022 года. Именно это время было зафиксировано над мертвым Питером.

Наверное, это были оставшиеся нацисты. Может быть даже друзья того парня, которого Пит поймал на заточку в тюрьме. Он возвращался в основной бар с того, что в гетто. Парень не важно себя чувствовал, так что я взашей выгнала его, сунув деньги на такси, что бы отправлялся домой спать. Но, видимо, он решил что прогуляться будет несколько лучшей идей.

Стив позвонил мне около 2 ночи, спросив ждать нас сегодня или нет, потому что тот очень хотел отрубиться наконец, а на душе не спокойно, дверь хотелось закрыть изнутри.

— А Пит не там?

— Нет. А должен?

— Я… отправила его домой где то часа два назад, сунула деньги на такси даже. Должен.

На том конце провода послышался тяжёлый и несколько нервный вздох.

— Пойду ему на встречу. Он как обычно пошел?

— Думаю, что да.

Стив отключился. Я как в трансе положила трубку, потом резко выхватила ствол из под стойки, бросила Анжелике ключи, крикнув что-то про то, что они могут закрыться раньше, если не будет гостей и выскочила на улицу, вихрем пронесясь через зал. Сердце в груди стучало как бешенное. На ходу закуриваю сигарету, я пыталась найти его через астрал, отправляя вторую часть сознания вперёд, по его обычному маршруту. Идти пешком было около часа, при всех задержках, которые были возможны, он должен был уже на месте. Мобильник не отвечал, бесконечные гудки напрягали еще больше.

— Пит, если это твоя тупая шутка, то не смешно, — психанула я на автоответчик на 5 раз, — Солнце, мне страшно. Позвони.

Сбросила, закурила следующую сигарету и зашагала еще быстрее. Набрал Стив, сказал, что прошел половину пути и его не встретил. Во мне потихоньку закипала истерика. Затылок просто рвало от ощущения, что что-то не так и где-то таится угроза. Мне действительно начинало становится страшно. Липкое чувство пробирало до мурашек все тело. Через какое-то время я чуть не врезалась в Стив, внезапно повернувшего из-за угла. Обменявшись одинаково напуганными взглядами, я только вздохнула, схватившись за голову. Парень чувствовал тоже, что и я. Плохо, очень плохо. То, что с Питером что-то случилось я уже не сомневалась, но вот уровень пиздеца был мне не понятен, однако явно выше среднего.

Мы нашли его через полчаса, в одном узком и тупиковом ответвлении улицы. Он лежал на боку, без движения и даже не дышал, кажется.

— ПИТЕР!

Я рванула вперед, рухнув на колени рядом, перевернула его и охнула.

— Звони в скорую, быстрее!

Вместо лица — кровавое месиво. Один глаз ужасно заплыл, явно сломанные нос и челюсть. Что творилось с телом я даже знать не хотелось. Я чуть тряхнула его, позвала, потом еще раз, уже сильнее и громче. Ноль реакции. Пульс был, но слабый, настолько, что почти не чувствовался. Я смотрела на него и боялась даже отвести взгляд, Стив стоял чуть поодаль, орал на диспетчера, потом унёсся искать ближайшую вывеску с адресом, вернулся быстро.

Потом была сирены, врачи, которые что то спрашивали у меня, грузили Пита на носилки. А я стояла с пустым взглядом и что-то отвечала, иногда не в попад. Стив практически все это время стоял сзади, либо обнимая так сильно, что ребра трещали, либо просто положив руки на плечи. Я не полностью осознавала происходящее, когда позвонила Анжи и сказала, что парочка особо ужратых посетителей не хочет уходить до сих пор, я посоветовала прострелить одному из них ногу дробовиком, добавила, что говорю абсолютно серьёзно и отключилась. Меня трясло крупной дрожью, когда я забиралась в кузов скорой.

— Когда вы его нашли?

— Мину 40 назад, наверное…

— Кем он вам приходится, мисс? Простите, сэр, но вам нельзя…

Я наблюдала за смешными попытками хрупкой мед сестры вытолкать Стива обратно.

— Парнем.

— Вы теряете время, — холодно отрезал друг, глядя на девушку, — Я поеду с вами. Точка.

Бедняга вздохнула, постучав по стенке водителю. Машина сначала тронулась, а потом рванула по пустым улицам. Стив держал меня за руку, я до побелевших костяшек вцепилась в его лапищу, жавшись к другу к нему, как бездомный котенок жмется к человеку, что покормил его только что. Да и взгляд у меня наверное был такой же — перепуганный и загнанный.

— У него есть какие-то противопоказания, о которым нам стоит знать? Зависимость от наркотиков? Что-то еще?

— Нет. — за меня ответил Стив.

Хуже было только когда мне сказали, что Джейка нет. Что его убили. И знаешь, наверное меня прокляли. Потому что первого моего парня убил Пит, второго забили насмерть, третий оказался частичным мудаком, потом тоже умер, четвёртый вообще ни о чем, о нем даже вспоминать не стоить — жалкая пародия на панка, а пятый — Пит. И вот что сейчас с ним будет? Подумать было страшно, что это из-за меня. Если бы я не настояла на том, что бы парень отправился домой, то сейчас он был бы жив. Вся жизнь, блять, у меня складывается их этих «если бы». Если бы я чего-то не сделала, было бы лучше. Наверное, если бы я не рождалась, было бы лучше всем. И намного.

Мимо проносились дома, улицы и судьбы. А мне хотелось плакать, я не переставая грызла ногти, иногда переключаясь на губы. А Пит все так же лежал, без движения, со слабым пульсом и дыханием…

Его быстро вкатывали в здание больницы, бросая какие-то слова тем, кто его принимал. И тогда я услышала «Прости меня» до боли знакомого голоса. Не сразу поняла, подумала даже, что показалось, что какая то нечисть решила пошутить.

— Пульс поднимается. Давление?

— 146 на 132.

— В 3 палату. Готовьте…

Что? Почему? Спина взмокла, когда я почувствовала лёгкое дуновение ветра, повернула голову и едва различила знакомый силуэт с зеленым ирокезом, который, кажется, виновато улыбался.

— Нет! Не смей! СУКА, НЕ СМЕЙ ЭТОГО ДЕЛАТЬ!

Я подалась вперед, хотела бросится к телу на каталке, которое стремительно отдалялось, но Стив успел схватить меня за руку, развернуть и крепко прижать к себе, не давая вырваться.

— Он не может, он не имеет права умереть! Стив, скажи ему! Скажи!

Я продолжала кричать, пытаясь выбраться из цепкой хватки друга, но все без толку. Только ощущала, как Стиви весь дрожит, как трясётся рука, которая прижимает мою голову в его груди и хочет казаться успокаивающей.

— Он же может, он же боролся! Он умеет управлять телом, потоками сознания! Стив!

Но от каждой реплики слезы текли только сильнее, горло сводило судорогой, а удары, которые я пыталась нанести панку становились только слабее. Когда я обмякла, Стив чуть ослабил хватку и я рванулась, побежав по коридору в сторону, куда укатили Питера.

— Мисс, вам..

— Отвали, — я оттолкнула медичку, которая попыталась остановить меня, кажется немного перестаралась и девушка впечаталась в стену.

— Разряд. Разряд.

Палата встретила меня длинным писком и тонкой линией кардиограммы. Над Питом стояло трое.

— Запишите время смерти, — молодой парень выдохнул и посмотрел на часы, — 6 часов, 21 минута.

Я попятилась, наткнулась спиной на чью-то грудь. Стив.

— Остановка сердца в виду множества полученных травм.

Я вжалась в него настолько, насколько это были возможно. Глаза были круглыми от страха и слез.

— Все, зовите Сэма, пусть переводят в морг.

Я окаменела. И внутри и снаружи. Собранный с таким трудом витраж с грохотом рухнул вниз, разбившись на то, что уже не собрать. Я не кричала. Перестала плакать. Я стояла, чувствовала как каменеют все мышцы, как микро судороги бегают по шее и скулам и не могла закрыть глаз. Все смотрела на то, как возвращают на место ту штуку, для подачи электричества сердцу. Как вытаскивают из вены какую-то капельницу. Как из палаты выходят все трое врачей, оставляя тело одно и странно косятся на нас со Стивом.

— Мне жаль, — наконец прохрипел панк, найдя мою ладонь и сжав ее. Как в трансе я двинулась в палату, выпуская руку друга, подошла к Питеру и осторожно взглянула на него, проверила зачем-то п

Глава 20

Тени. Тени на стенах. Тени во мне. Я лежу в темной комнате и смотрю в потолок. Не моргая. Не шевелясь. Дверь закрыта, из под проема внизу проникает немного света. Внизу шумно. Иногда он приходит. Не слышно скользит к кровати, садится на ее край и смотрит на меня. Как кажется, осуждающе. Я не реагирую — так же не шевелюсь. Когда я спала в последний раз? Когда выходила из комнаты? Вроде днем, в туалет.

— Зачем ты это делаешь?

Его голос похож на шуршание бумаги, не естественный, жуткий. Слеза катится по щеке, впитывается в подушку. В горле пересохло. На тумбочке стоит тарелка с салатом и чай. Уже остывший. Вроде Марго принесла.

— Выйди в бар. Элис, пожалуйста.

— Не хочу.

Голос глухой, тихий — говорить сложно, курить еще сложнее — до рвотного кашля. И так раз за розом уже три дня. Завтра похороны. Нужно будет заставить свою задницу подняться с кровати и выйти из комнаты. Но так не хочется. Какой смысл мне там находится? Смотреть на его мёртвое, бледное лицо со следами от избиений? Мне хватило зрелища в больнице, когда охрана силой оттаскивала меня от тела Питера. Ладно хоть не вызывали копов, загремела бы за дебош. Интересно, сколько раз за день они наблюдают подобную картину?

— Нельзя весь день лежать и смотреть в потолок.

Шуршание, он куда-то переместился, но комнаты не покинул. Я повернула голову — на меня смотрели два серо-голубых пронзительных взгляда. Потянулась рукой к его лицу — она прошла сквозь.

— А тебе нельзя было умирать.

Колючий, как шарф, который натирает шею, голос. Я не отводила взгляда — он прикрыл глаза.

— Почему ты не поехал на такси?

— Не хотелось.

Вздохнула, повернувшись на бок. Чуть прищурилась, закусила губу. Его рука морозом прошлась по телу, задержалась на щеке.

— Скажи, ты настоящий или я поехала крышей?

— Настоящий, вроде как, — он легко пожимает плечами.

Это происходило каждый вечер и до и после похорон. Иногда я замечала его даже днем. Ночью, если удавалось уснуть, перед самым погружением в царство морфея, я ощущала как он шебуршится сзади и мне становится немного спокойнее.

На следующий день я стояла перед зеркалом, разглядывая себя в зеркало. Не большая грудь, хрупкое, но подтянутое тело. Кое где татуировки, самая большая — на правом боку снизу поднимается на ребра и представляет из себя замысловатый узор из рун не этого мира. На правом предплечье разбитый череп — у Питера на том же месте бита. И так все тело — в татуировках, каких-то шрамах больших или мелкий, едва заметных. Тонкая шея, прикрытая сине-зелеными патлами, выбритые виски под ноль. Сами волосы опускаются ниже плеч сантиметра на 2–3. Серые глаза, не особо большие, но убого не смотрятся, прямые губы, острые черты лица, чем-то смахивающие на лисьи. Ненавижу себя. Все равно, что бы не происходило, кто бы мне не говорил, что я красива — ненавижу.

Стук в дверь. Я вздрогнула, обернувшись — Джессика. Шатенка не уверено приоткрыла дверь, как бы спрашивая разрешения, а потом зашла.

— Ты идешь?

— Да. Пытаюсь собраться с силами, что бы что-то надеть на себя.

Девушка вздохнула. Сама она была одета как обычно — под темные тона, но максимально пестро. У нас не принято приходить на похороны в чёрном. Траур не снаружи, он внутри.

— Тебе помочь чем-то?

— Если можно. Притащи бутылку виски.

После нескольких глотком стало немного легче — ровно настолько, что бы открыть наконец шкаф и влезть в одежду. Потом снова наступило опустошение.

— Будешь ставить волосы?

— Нет. Иди, сейчас возьму бумажник и спущусь.

Она обняла меня напоследок и быстро вышла — майка на плече намокла.

Я полезла было в тумбочку, когда открыла верхний ящик — заметила, что дно чуть сдвинуто. Нахмурилась, достала нож, вскрыла. Я смотрела на конверт с минуту, потом трясущимися руками взяла его, вытащила от туда бумажку. Выдохнула, развернула ее.

«Эээ, привет. Не знаю как пишутся такие вещи. Я просто молюсь, что бы ты не нашла это раньше времени, потому что иначе мне несдобровать. Понимаешь, я чувствую и вижу Сестру все чаще. Первая маячит постоянно на горизонте, так что думаю — я в Списках. И довольно скоро. Так что если ты это читаешь — я мертв. Что ж, мы все умрем однажды, верно? Я, ты, Стив, другие — никто не вечен»

Я подняла взгляд к потолку — от слез, наполнивших их сложно было разобрать корявый почерк.

«Посмотри в шкафу за твоим чемоданом, там есть небольшое пространство, я припрятал немного. Это на похороны, прочие расходы, если нужно. Делай с этими деньгами что хочешь, в общем — они твои.

Я знаю, что тебе сейчас тяжело. Что ты, скорее всего не хочешь продолжать бороться. Потому что каждый раз когда я закрываю глаза, то вижу внутри тебя маленькую девочку, которая потеряна. Я не знаю как помочь ей, потому что я пытался много раз, поэтому мне остаётся только верить, что она сама выйдет из тёмной комнаты и повзрослеет наконец. Я часто не мог уснуть, думая об этом. Ведь у такого количества народа творится полный пиздец в жизни, но от этого мне не было легче — ты важнее всех этих шести миллиардов кожаных ублюдков. И я надеялся, что однажды подойду к тебе, в очередной раз скажу, как люблю и ты растаешь.

Никогда не забывай, слышишь? Никогда. Не забывай откуда мы и что там происходит. Не забывай насколько этот мир в дерьме. Не забывай насколько нам было плохо. Ведь для них — я просто мусор под ногами. Избитый, разорванные на куски мусор, который ничего не стоит. Так много раз мы падали, были просто истощены, но всякий раз ты подавала мне руку и я вставал, что бы бороться. За себя, тебя, на эту любовь, которая горит с каждым днем все ярче. Потому что невозможно убить этот огонь, который горит в нас. Это наше клеймо. Мы все — клеймённые уродством, вот только мало кто знает, что это на самом деле самая прекрасная вещь в мирах. И они не смогут убить нас. Пообещай мне, Элис, что они не смогут потушит твой огонь.

Не носи масок. Не подстраивайся. Будь собой. Потому что ты самая красивая девушка из всех, что я видел в своей жизни и жизнях. И я люблю тебя, буду любить тебя всегда.»

Я перевернуло лис бумаги, глубоко вдохнула и выдохнула.

«Что хотел еще сказать? Не плачь, пожалуйста. Мне жаль, что я не могу сейчас вытереть тебе слезы, поцеловать в макушку и прижать к себе. И сказать, что все хорошо, потому это не так.

Живи дальше, прошу тебя. Не ищи смерти, а я буду рядом до тех пор, пока это будет возможно. Я ненавижу сейчас себя за то, что ты испытываешь. Но смею просить прощения — я в любом случае сделал все, что мог, что бы оставаться рядом. Хорошо? Я хочу верить, что бы сильная. Ты собрала себя по кусочкам один раз, второй. Прошу тебя, сделай это си сейчас. Сделай это для меня.

Твой Питер. Ненавистный Хайло Вестейд»

Я скомкала письмо, сжала его в кулаках, поднесла ко рту. Губы кривились, из глаз текли слезы.

— Мудак! — дрожащим голосом крикнула я, бросив бумажку в ту сторону, откуда чувствовала его присутствие. Потом подорвалась с места, хотела ударить его, но прошла насквозь и ударила обоими руками по стене. Дохнуло грустью и тоской. Опустившись на колени и согнувшись, я зарыдала сильнее, надрывно всхлипывая. Попытки успокоится ни к чему не приводили. За что все это дерьмо? За что? Что я, блять, плохое сделала этому миру, что он забирает у меня все, что дорого? Да, я собирала себя по кусочкам, даже вполне успешно, но суть в том что он был рядом. Все те разы он находился рядом и был своеобразным клеем, который заполнял появляющуюся пустоту.

Мне удалось более или менее прийти в себя только через 10 минут, может чуть больше. Встала, накинула кожанку, натянула гриндера. Пока шнуровала — чуть не пробрала еще одна истерика. А теперь нужно будет улыбаться. У нас не принято скорбеть, но помнить мы обязаны — фраза, которую принес Джейкоб. Глаз задёргался, в груди потянуло давно забытое. Блять.

Сами похороны помню плохо. Священник был наш, из церквушки неподалёку от бара — бывший хиппи, который даже ленточку с волос не снимал, разве что одежду на рясу снимал. Он говорил что-то про грехи, может даже читал Библию. Говорил, что Питер был хорошим человеком, но следует отпустить горе и жить дальше. Священника звали Роберт и говорил он это все дрожащим голосом — был не плохо знаком со всеми нами, периодически даже наведываясь в бар. Он вообще был хорошим парнем. Прикрывал наши заднице бог знает сколько раз, когда мы удирали от копов через церковь, а потом читал нам нотации. В глазах в этот момента у него бала лукавая улыбка.

Я улыбалась как могла. Пару раз даже искренне смеялась, начала напиваться как только такая возможность появилась. Питер маячил неподалёку, но я старалась не смотреть в его сторону. Примерно по середине пьянки, уже далеко не слегка поддатая, я вышла на улицу, подняла голову к небу.

— Эй, златовласка! Я знаю, что ты меня слышишь!

Плевать на запреты Стива. Он может мне помочь сейчас.

— У меня есть к тебе просьба, так что не отмалчивайся, а тащи свою задницу в этот поганый мир! Харос!

— Чего разоралась? И называй лучше Визерисом.

В этот раз парень пришел без тела. Сквозь него слабо просвечивала улица, а сам он выглядел несколько по другому. Выше чем в прошлый раз на голову, шире в плечах. Вместо золотых волос были чёрные. Костяные наросты на плечах, темную чешую в некоторых местах не укрывала одежда — через груди была перекинута только портупея. Он выглядел как из видения — даже сложенные за спиной крылья были такими же. Дракон, значит?

— Питера убили, — хмуро сказала я, чуть мотнув головой.

— И что ты хочешь от меня?

— Ты поможешь найти тех, кто это сделал.

Он удивлённо приподнял бровь, скептически хмыкнул.

— И с чего ты взяла что я стану это делать?

— С того, — почему то я знала, что в отличии от Пита, он достаточно материален. Поэтому я двинулась к нему, в правой руке у меня образовывалась неведомая мне до этого энергия, близкая к некро, — Что если ты откажешься, то вот это вот полетит прямо в тебя.

Голос перешёл больше в нечто среднее между шипением и рычанием. Яприпёрла Хароса к стенке, снизу вверх буравя его взглядом. Дракон сглотнул, в глазах промелькнула толика страха. Он серьёзно испугался? Я же блефую. Или опять какие-то настоящие, но не осознанные магические штуки? Они часто вылезали, когда я была пьяна.

— Ладно. — он вздохнул, отстранив меня, — Пустишь меня в свое тело, протрезвеешь, завтра глянем, где тут у вас раки зимуют.

Парень протянул мне руку, я неуверенно взялась за его предплечье — тот в свою очередь вцепился в мое. Что я делаю? Сосредоточившись, я приоткрыла сознание ровно настолько, что бы Харос мог в него проскользнуть и захлопнула обратно.

«Ну и срач тут у тебя.»

Искал он их забавным способом. По запаху. Стив, правда, чуть не дал по роже тушке, когда парень открыл свои глаза в моем теле. Но, скрипя зубами, смирился. Я уползла подальше в сознание, наткнулась там на какую-то дверь, приоткрыла — комната, кровать. Класс. Не прошло и двух минут, как я, растянувшись на ней заснула.

— Я не буду этого делать, Стив, — дракон рычал на парня, злобно сверкая глазами, — Лучше смерть. Лучше обратно в бордель, где жигало работал. Нахуй.

Что б он, сейчас суровый наемник, пусть и в теле девчонки пошел на трассу изображать из себя шлюшку — да скорее рак на горе свистнет!

— Да ладно тебе, — панк играючи улыбнулся, — вспомнишь прошлое.

— Иди нахуй!

Харос сплюнул на землю, затянулся косяком, поежился. Все таки какие в Асшаре холодные зимы. Хотя стоп, это еще осень! Слишком парень привык к тёплому ветру и жаркому солнце в мире, где сейчас обосновался. Да и вообще дракон как-то не очень положительно относился к холоду.

— Рыжая проспится, пойдет сама. Я тут помогаю найти, а не поймать. Да и то не по доброй воле.

«Что за вой?»

Элис приоткрыла сначала глаза, а потом осторожно села на кровати.

«Да ну нахер, я думал ты не проснешься уже! — желтоглазый был злым не на шутку, — Слушай, подруга, я на такое не подписывался. Выползай из комнаты и принимай командование. Из меня тут шлюху хотят сделать.

Девушка тяжело вздохнула, закатила глаза — замелькали кадры из прошедшего времени. Двое суток? Она спала два дня? Такое вообще бывает?

«Ладно, златовласка, не истери. Посидишь пока мы их не поймаем тут, что бы не ошибиться?»

«Ладно»

«Спасибо. А теперь давай меняться местами»

Крайне странное ощущение — возвращаться в собственное тело. Но самое интересное, я чувствовала себя даже отдохнувшей. Пустота ушла, рана чуть затянулась и дышать стало немного легче. Прокрутив шеей, я быстро проверила подчиняются ли мне все конечности. Стив хмуро смотрел на меня.

— Ты хоть предупреждай в следующий раз про такие выкрутасы.

— Ага.

Вечером я стояла на выезде из города вместе с Джессикой. Надела наверное, самую короткую юбку, которую нашла, сетчатые колготки. Одолжила у девушки туфли на нереально высоком каблуке. Шатенка сказала, что мне идет, я послала ее нахер — кеды удобнее, но шлюхи кеды не носят, к сожалению. Сверху майка в обяжку, расстёгнутая кожаная куртка. Распущенные волосы, что бы закрыть виски. Стив расставил сети на дороге покрепче, основанные на ауре тех троих, на кого шла охота.

Я мёрзла, как назло дул ледяной ветер.

«Пиздец, — ворчал дракон в голове, — Сколько со мной всего происходило, но вот такое — первый раз, честно. Надеюсь, когда ты вернёшься в миры об этом никто не узнает»

«Посмотрим, — я фыркнула, выставив руку, голосуя и стараясь не обращать на сигналы с некоторых машин, — Они далеко?

Он завис на секунду.

«Примерно в километре»

— Джесс, они рядом.

Подруга кивнула.

— Давай ка я поближе к дороге встану, вдруг лицо узнают. Ты у нас личность более известная.

Мы поменялись местами. Под курткой пряталась кобура с двумя полностью заряженными пистолетами. За спиной на ремне закреплены две запасных обоймы. Живыми не уйдут.

«Быстро приближаются»

Внутри все замерло. Они поведутся. Они должны сделать это. Через три минуты одна из машин резко вильнула ближе к дороге, остановилась в метрах десяти от нас. Начала сдавать назад.

— Привет, — Джессика облокотилась на опущенное стекло автомобиля, — Куда едете?

— Куда угодно, — услышала я голос водителя, — лишь бы с тобой, красавица. А твоя подруга?

— Она стеснительная, — девушка картинно вдохнула, чуть расстегнув куртку и показывая часть внушительного декольте, — Но умелая, я проверяла.

Из машины донёсся смех.

— Пусть подойдет, хочу посмотреть.

Сука, никогда в жизни больше не буду этого делать, даже на спор, даже под дулом пистолета. Как Джессика вообще так работала несколько лет? Это же мерзко.

Стиснув зубы и натянув на лицо улыбку, я повернулась — вдруг не узнают. Но прогадало.

— Блять, двигай!

Завизжали покрышки, я среагировала молниеносно. Выхватила один ствол, один раз выстрелила наугад, второй раз по колёсам. Машину, начавшую было выворачивать обратно на трассу, занесло и она оказалась снова на обочине, быстро поехав по ней. Скинула каблуки — холодный асфальт кольнул стопы и быстро сначала пошла, стреляя, а когда тачка остановилась, побежала по направлению к ней. Джессика бежала рядом, почти не отставая, но делая это в туфлях. Монстр, как она это, блять, делает?

Карманы кожанки наполнились не моими патронами, некоторые упали на пол. Чуть сложнее, чем вытащить из пачки сигарету, если не знаешь более или менее точное. Сознание, усиленное драконом, нащупало две биты под сидением и нож у одного на пассажирском заднем сидении.

Выстрел, звон заднего стекла. Шум трассы, сигналы некоторых машин. Я шла, полная отчужденной злобы и решимости. Один уже выскочил из автомобиля, вскинул ствол, осознал что нет патронов и явно запаниковал. Это стоило ему падения на землю и собственных криков- явно попала куда нужно, в пах. Еще двое оставались в машине.

— Быстро?

— Не хочу видеть этих уебков в живых дольше, чем могу.

Шатенка кивнула, отстраняясь от меня на несколько метров и беря на прицел задние двери. Стопы горели огнем, явно ободрала. Автомат бы сюда. Или гранотомет. И в щепки.

«Да ты больная»

«Мне можно. В памяти на досуге твоей отрыла: как-то сказал, что я социально опасная»

«Я имел это в виду про тебя маленькую, в детстве. Еще в Нифее. Вижу, нихера с того времени не изменилось»

Я ухмыльнулась.

Одного пристрелила Джесс, он еще потом с минут 10 мучался, истекая кровью. Второго ждала смерть по быстрее- пуля в башню, которой он вертел и противно вопил, что б его пожалели, потому как его там не было. Третьего, что выскочил на дорогу даже добивать не пришлось — сам откинулся. Я на всякий случай удостоверилась, что все трое мертвы — сюрпризов потом не хотелось.

Моральное удовлетворение? Имелось, но в слабой форме. Вернувшись домой, я долго стояла под горячим душем, смывая пыль дороги и грязь. Стопы щипало от мыльной воды, Стив потом настоял, что бы их перебинтовали — слишком любила ходить вне работы по дому босой, занесу еще в кровь что-нибудь. В новостях передали через несколько часов об убийстве на трассе, без следов убийц. Свидетелей не было — запись с видео-регистратора того, что вызвал полицию неведомым образом стерлась.

Харос попрощался практически сразу же, как все закончилось и свинтил, добавив, что ждет меня в гости, если мне вдруг совсем будет некуда идти и оставил в памяти некую точку в пространстве далеко отсюда.

***

Ее убили, когда Элис возвращалась с какой-то потасовки. Ноги у девушки подкашивались, в глазах темнело — держалась рукой за бок, куда поймала нож. Мобильник сел, позвонить кому-то, что б забрали или на худой конец, в скорую возможности не было. А те прохожие, к кому она подходила пока еще шла по более или менее людным улицам просто шарахались от нее. Может, у нее и был шанс — остаться спать на той остановке, где чуть не отрубилась, но панк выбрала движение. Пушку вытащили, никакого оружия, даже на ногах обычные берцы. Магия в таком состоянии слабая.

Дорогу ей перекрыли за 2 квартала от дома. Два парня, которые явно просто хотели ограбить. Но кошелька при себе Элис не имела, да и просто так отдавать бы не стала — в грубой форме послав ребяток куда подальше и попыталась пройти мимо. Не вышло. Девушку повалили, приставили нож к глотке и попросили забрать слова обратно. А она только ухмыльнулась, выдав все, что на тот момент могла — замерцавшие желто-зеленым глаза. Скорее всего, они не хотели Элис убивать и рука горе-гопника дернулась от страха и неожиданности, но как назло пропорола сонную артерию. Девушка захрипела, а парень отшатнулся, попятился, схватил своего напарника и они бросились прочь.

Элис лежала, захлёбываясь кровью и даже не думала о том, что ей нестерпимо больно. Чувствуя, как ее покидает жизнь, девушке становилось легче. Вместе с кровью выходила боль, отчаяние, одиночестве и бесконечное ощущение собственной никчёмности, которое она испытывала каждый божий день. И она улыбалась, насколько могла это делать.

Рядом стоял Питер, не в силах помочь возлюбленной и обречённо смотрел на то, как та умирает. От части ему хотелось, что бы Элис продолжала жить, от части — что бы наконец встретилась с ним здесь, на чертой, на Изнанке. И они в очередной раз бы попытались избежать цепких лап Жнецов, котла Бездны и перерождения где-нибудь в других телах. Ему до чертиков надоело каждый раз искать ее.

Стив курил не пороге бара, нервно и дергано оглядываясь по сторонам — чувствовал что-то не ладное. Телефон подруги был вне зоны и он беспокоился, как бы с ней ничего не случилось. Может быть, если бы парень все таки бросился искать ее, как хотел последние 15 минут, то уберег бы ее от смерти.

Но как она и говорила, вся жизнь строится на «если бы». И такое с каждым, не обольщайтесь.

Когда глаза девушки остекленели, она смотрела вверх. В бесконечное небо, за свинцовыми тучами.

Оглавление

Детство

Глава 2. Приют

Глава 3. Побег

Глава 4. Улица

Глава 5. Стиви

Глава 6. Зародыш свободы

Глава 7. Неудачник

Глава 8. Сердце

Глава 9. Не сойти с ума

Глава 10. Другая жизнь

Глава 11. Хайло Вестейд

Глава 12. Разбитый витраж

Глава 13. Дядя

Глава 14. Решение

Глава 15. Стрела

Глава 16. Бойня

Глава 17. Первый самоубийца в раю

Глав 18. Питер

Глава 19

Глава 20