De toutes les fureurs de son ame (СИ) [Лея Р] (fb2) читать постранично

========== i ==========

- Кто вы?.. Куда вы меня тащите?.. – когда распахнувшееся было окно со стуком захлопнулось, Эсмеральде показалось, что то огромной небесной печатью утвердили ее приговор.

Она больше не сопротивлялась, почти бегом поспевая за тащившим ее человеком. Предчувствие неотвратимо надвигающейся беды сковало сердце несчастной ледяным ужасом. Цыганка догадывалась, кем является ее спутник, однако тень надежды все еще теплилась в душе: ведь не мог же, совершенно точно не мог Пьер отдать ее прямо в лапы архидьякона, оставить овечку на растерзание хищнику!.. Уж если не из привязанности к ней, нищенке и бродяжке, то хотя бы из чувства благодарности: ведь она спасла его однажды от виселицы! Нет, Гренгуар не оставил бы свою жену на милость священника, под сутаной которого скрывался убийца, чернокнижник, сластолюбец!..

Однако мужчина по-прежнему молчал, не откликнувшись ни на один из заданных вопросов, так что задыхающаяся от быстрой ходьбы, временами переходящей в бег, девушка вскоре тоже затихла, покорно следуя за своим провожатым. Куда он ее ведет?.. Они явно удалялись от центра Парижа: огни, полыхавшие на Ситэ, вскоре скрылись из виду; все еще слышавшийся позади гомон постепенно превратился в невнятный, едва уловимый гул. Возможно, за пределами города поэт уже готовит лошадей, которые увезут их прочь, а этот человек – всего лишь его друг, помогающий ей спастись от виселицы?.. Эсмеральде очень хотелось поверить, что все обстоит именно так, но бьющееся в глухой тревоге о ребра сердце придерживалось совсем иного мнения.

Наконец, они достигли какого-то особенно темного переулка, окончившегося тупиком. Остановившись, мужчина сорвал с шеи висящий на шнурке ключ, для чего ему пришлось опустить капюшон. Глаза цыганки расширились от ужаса, рот непроизвольно раскрылся в попытке закричать, но не раздалось ни звука. Девушка дернулась, что было мочи, но архидьякон, явно готовый к подобной реакции, лишь еще крепче стиснул тоненькое запястье, оставляя синяки на нежной коже.

- Молчи, несчастная! Молчи, если хочешь жить!.. – сверкнув глазами, яростно прошептал Клод Фролло, распахивая входную дверь и силой заталкивая внутрь свою драгоценную добычу.

Тщательно заперев дверь изнутри, священник, наконец, выпустил из рук тут же вырвавшуюся и бросившуюся прочь от него Эсмеральду. Пока он возился с висевшим над дверью масляным светильником, пытаясь непослушными руками высечь искру, послышался грохот, а затем глухой стук и звон разбитой посуды. Очевидно, цыганка попыталась укрыться подальше от ненавистного монаха, однако в темноте наткнулась на стол, с которого полетел неаккуратно оставленный на краю кувшин и чашки. Вздрогнув, Фролло продолжил возиться с огнивом, и через несколько минут комнату все же озарил тусклый свет,подобный тому, что льется от лампады.

Девушка забилась в угол, сжавшись в маленький комок, словно бы пыталась слиться со стеной. Обхватив руками колени, она склонила прелестную головку и не осмеливалась даже шевельнуться или, тем более, взглянуть на вселявшего в ее сердце ужас архидьякона Жозасского. Впрочем, и более храбрые люди, увидев его в эту минуту, отшатнулись бы в трепете: лицо Клода было бледно, а в неверных отблесках крохотного огонька казалось и вовсе белым; темные глаза лихорадочно полыхали безумием. Вся его фигура была напряжена, точно натянутая тетива лука, готовая вот-вот выпустить в полет оперенную смерть. Поджатые губы по временам начинали беззвучно шевелиться, но вскоре вновь замирали тонкими, обескровленными линиями. Руки бессознательно стискивали ткань сутаны, то безвольно повиснув и сжимаясь в кулаки, то словно бы в попытке высвободить грудь, разорвать удушающие объятия ставшей ненавистной одежды.

Простояв некоторое время в нерешительности, вперив горящий взор в застывшую без движения Эсмеральду, священник вдруг быстро сделал три решительных шага по направлению к скорчившейся в углу фигурке. Однако, передумав, не менее стремительно отступил назад.

Ну вот, свершилось: она здесь, в его власти, и уж теперь никто не сможет помешать ему воплотить самые грязные, самые греховные помыслы, терзающие душу несчастного. Но если в мечтах все казалось простым и понятным, то в жизни – совсем наоборот. Что сделать?.. Что сказать ей?.. О, единственное, чего жаждет его измученная душа: пасть на колени и, словно матерь Божью, молить о любви и сострадании!.. Покрыть поцелуями это божественное тело, одарить его самыми неистовыми и непристойными ласками, а потом…

Из белого Фролло в мгновение сделался пунцовым. Болезненный озноб сотряс его тело, так что несчастный глухо застонал. На лбу выступили капельки пота. Нет!.. Одного взгляда на чудом вырванную из лап смерти девушку было достаточно, чтобы понять: она останется глуха к его мольбам, самые пылкие слова любви вызовут в ней не больше интереса, чем