Кокон [Вячеслав Айканов] (fb2) читать постранично, страница - 3

сожалению, полностью избавить от этого недуга возможно только на генном уровне. Мы просто отключаем или точнее, уменьшаем чувствительность тех генов, которые программируют иммунный ответ. Провести подобную терапию со стопроцентной гарантией можно только в случае искусственного вынашивания плода. Для этого нужна тонко регулируемая среда. Организм матери подобной биохимической настройке не поддаётся. Но этот плод будет развиваться из ваших с мужем генетических материалов. То есть это будет стопроцентно ваш биологический ребёнок. Избавленный от многих рисков, которые несёт наследственность.

— Довольно! — Клара хорошо помнила, как грубо и категорично она отвергла предложение доктора. Выходя из врачебного кабинета, она, ревностная протестантка, была полностью уверена в своём выборе. Что подумают коллеги и родственники, когда девять месяцев кряду она проходит как ни в чём не бывало, а потом вдруг в один прекрасный день муж привезёт её с первенцем на руках? Да и не привезёт её никакой муж. Подписать сейчас договор равносильно расторжению брака. К тому же, шестьдесят процентов вероятности плохого исхода — это не сто и…

Хлопнула дверь, вернувшая Клару к реальности. Её дочь вышла из дома не попрощавшись. Хеймо ушёл за сестрой.

Клара украдкой, боясь резких движений, посмотрела на мужа. Он был угрюм и неподвижен, будто с него собрался писать картину средневековый мастер. Его «нет» неизменным пронеслось через три с лишним десятилетия. В ту ночь, когда она, будто в шутку, надменно и торопливо пересказала мужу предложение доктора, у него было точно такое же выражение лица.

Хеймо, тем временем, догнал сестру у автомобиля. Она не торопилась уезжать. Сидела, сложив на руле руки.

— Смешно. Я не думала, что такие вопросы вообще могут ссорить людей в наше время. Больше всего меня бесит, что мне не всё равно. Это воспитание, это долбаное пуританство настолько глубоко во мне сидит. Боже мой, да о чём я вообще? Я испортила тебе день рождения! Приехала, устроила скандал и после всего этого хотела и ещё беспардонно свалить. Прости меня.

Хеймо усмехнулся.

— Знаешь, что самое паршивое?

— Что?

— Нам даже нельзя напиться, хотя ситуация, наверное, располагает. Мы даже не знаем толком, как это — «напиться». Надо были идти в монахи с таким-то врождённым аскетизмом.

— Монахи пьют вино. А тебе полбокала достаточно, чтобы опухнуть на неделю.

— И точно. Значит, я стал бы самым аскетичным монахом. Основал бы орден монахов-аллергиков. Звучит, а?

— Ты с детства обладал даром поднимать мне настроение глупыми репликами. Ладно. Я поеду. Включу автопилот, полежу, послушаю музыку. Возможно, успокоюсь. Напишу из дома. Пока.

— Пока. Всё будет хорошо. — Хеймо обнял Эрну и вышел из машины.

* * *

Спустя десять дней в мессенджере Хеймо появилось сообщение о рождении племянника. Эрна с ребёнком после этого должны была провести несколько дней в больнице под наблюдением. В день выписки уставшая, но сладко умиротворённая, она вышла из клиники, держа в руках пышный свёрток. Курт слегка придерживал её за талию. На улице под частым мокрым снегом стоял Хеймо, наряженный по случаю в безукоризненно сшитый под него костюм.

Эрна села в машину и первое, что она произнесла, был упрёк, брошенный будто сквозь Хеймо ко всему её родительскому дому.

— Я писала родителям, но они ничего не ответили.

Хеймо отвёл взгляд и до конца поездки никто в машине больше не проронил ни слова. Каждый использовал это молчание по-своему.

Эрне казалось, что именно сегодня она впервые взяла всю свою жизнь под собственный контроль. Это было захватывающее и страшное чувство. Миллионы людей до неё проходили через подобное. Но даже если что-то становится нормой для миллионов, это не перестаёт быть испытанием для отдельно взятого человека или семьи. Она думала и о родителях. Хотела злиться на них и даже намеренно искала в себе обиду, однако в глубине души поиски эти откликались только невероятной тоской и попытками встать и на их место.

Когда машина остановилась у ворот дома, Курт помог Эрне выйти, взяв на руки своего сына. Произнесённая в голове фраза «Мой сын» уколами прошлась по всему телу. Он никогда не говорил о том, чего так сильно боялся весь последний год. Боялся, что биология возьмёт своё и что «своим» он, не скрепя сердце, сможет назвать только единокровного сына. Зов крови оказался нем. Он молчал под натиском того, что пока ещё не научились ловить и передавать при помощи нанотехнологий и генной инженерии. Душа, дух, сознание — у каждого было своё название для этой не изученной человеком субстанции. Но это точно она, а не кровь делала из нас отцов и детей, успешных или неудачников, негодяев или героев. Этот простой вывод ему, взрослому мужчине, был недоступен без помощи маленького человека, увидевшего мир всего несколько дней назад.

Тускло мигнул чип на дверном замке. Потрясённый Курт с ребёнком в руках,