Падающие огни (СИ) [Lacysky] (fb2) читать онлайн

========== -0- ==========

Тёмная осень наступила раньше холодного и густого ноября. С горечью смерти, траурным чёрным и тихим плачем близких.

Себастьян Альбу никогда не любил похороны.

Но уважал горе других и необходимость последнего прощания с близким человеком. Хотя сам бы предпочёл в такие моменты остаться один — в том числе, будь он на месте того, кому отдают последние почести.

Старое кладбище недалеко от Бухареста покрылось тонким слоем пожухлой и сухой листвы, а на одежде и волосах оседала приятная влага.

Себастьян стоял чуть позади всей толпы собравшихся, молчаливый и спокойный, в стёганой куртке поверх толстого тёмно-серого свитера. Почти чёрного — как и положено на похоронах, к тому же свитер отлично грел даже в промозглые дни.

Сейчас он размышлял, простит ли бабушка Анка рассыпанный рядом с её могилой пепел или лучше дождаться окончания церемонии. Почему-то казалось, что она не против. Или просто горьковатый табачный дым вписывался в монотонные слова священника, тонкие вуали и притянутый откуда-то запах дыма. Может, где-то жгли листву.

К бабушке Анке в семье всегда относились своеобразно. Деда Себастьян никогда не знал — он умер от рака ещё до его рождения, и его уже никто не смог заменить. С тех пор Анка жила одиноко, ни с кем особо не общалась и, кажется, совсем не расстраивалась по этому поводу.

Шептали, что в ней слишком много цыганской крови, которая побуждает к тёмной магии и наговорам. Говорили, она верила в призраков и танцевала с ними в лунные ночи.

Себастьян с детства запомнил сухие ладони в сетке морщин, их ломкое тепло, тёмные глаза, которые смотрели на него, маленького, и сладковатый запах фиалок.

А ещё отдаленные голоса сказок. Про тёмный лес, крадущий души, про стылый туман и потерянных между миром живых и мёртвых. Про то, что кровь их семьи всегда сильна. Для чего или кого — Себастьян не знал.

От зыбких воспоминаний и странного чувства, что за ним кто-то наблюдает, Себастьян резко обернулся. Здесь только семья — или те, кого он ею считал.

Кроме Бенджамина, его брата.

Тот наверняка сейчас прощается с бабушкой Анкой своими методами, которые включали в себя крепкий виски и какой-нибудь тусклый и тёмный бар.

Себастьян вздохнул и закинул голову к хмурому небу, нависшему так низко над кладбищем, серыми надгробными плитами и скорбью.

В отличие от Бенджамина, он был обязан присутствовать здесь. В конце концов, он наследник дела отца, погибшего десять лет назад. Тот, кем матушка могла гордиться и рассказывать на званых вечерах. Старший Альбу, так рано повзрослевший — так она говорила и считала. Себастьян не всегда понимал, что она имела в виду. Он просто делал то, что нужно.

Тогда тоже все собрались на кладбище, но горе было совсем иным. Разъедающим изнутри, оно рвало и шипело раскаленными угольками, на которых плавилось само сердце Себастьяна. Он знал — как и у Бенджамина.

Наконец, все потянулись к воротам кладбища. Себастьян постоял ещё немного, дожидаясь, пока останется совсем один. И всё-таки достал из кармана шерстяных брюк пачку сигарет и коробок спичек. Покрутил в пальцах тонкую палочку и чиркнул по чёрной полоске. Лёгкий ветерок сбивал вспыхнувший огонёк, но Себастьян упрямо зажёг сигарету, вдохнул горький дым.

Опустился на корточки и неожиданно для самого себя прошептал:

— Мне кажется, бабушка Анка, ты не хотела бы гнить в земле. Я не знаю, правда ли, что о тебе говорят, но ты всегда оставалась вольной птицей в нашей семье. Немного пепла и огня — не лучше ли сгорать дотла, чем лежать под толщей земли?

Ему показалось, что ветер взметнулся как-то слишком сильно, зашуршал среди опавшей листвы по аллее между старых дубов.

Мёртвые всегда остаются мёртвыми — в это Себастьян верил. И сейчас жалел, что не навещал бабушку Анку чаще, чем полагалось семейными мероприятиями. Кажется, последний раз они виделись несколько лет назад, и то мельком. Детские воспоминания оказались куда ярче.

Вот только две недели назад бабушка Анка покинула свой огромный пустующий особняк и приехала в Бухарест навестить семью. Позвонила дочери и настойчиво попросила о встрече.

Себастьян так и не успел с ней повидаться. Она выскользнула из этого мира тихо и незаметно — во сне. Как сказали врачи, просто настало её время. Возможно, так и было. Хрупкая, маленькая, в ореоле чуть вьющихся седых волос, она словно растворилась в своих историях о том мире, что скрыт от глаза обычных смертных.

Неважно, верил в это Себастьян или нет. Но сейчас он жалел, что не успел хотя бы обнять её и услышать тихое ворчание, какой он высокий или слишком худой. Только кости крепкие.

Роняя седой пепел на могилу, Себастьян в одиночестве прощался с бабушкой Анкой.

От продувного и холодного ветра хотелось закутаться плотнее в свитер, сунуть руки в тёплые объёмные перчатки и скорее уже рвануть по дорогам города, но Себастьян знал, что его не поймут, если он незаметно выскользнет с кладбища.

Мама всегда шутила, что его манера бесшумно появляться и незаметно исчезать сродни колдовству. Себастьян лишь пожимал плечами, не считая нужным что-то объяснять.

Сейчас ему всё время казалось, что кладбище касается его, липнет не только листвой к подошве высоких ботинок, но и к рукам и спине. Неуютно и стыло. В сами кости и кончики пальцев.

Мама с дядей ждали его около ворот, пока остальные торопливо рассаживались по машинам скорее от осеннего холода. Эйш Альбу, единственная дочь Анки, даже в горе выглядела безупречно. Тонкое чёрное узкое платье шло её сухощавой высокой фигуре. Всегда прямая осанка, аккуратно уложенные светлые волосы, которые она уже какое-то время подкрашивала в бледно-сиреневый. Сдержанность в движениях, как и во всём после смерти мужа. Воплощение холодного достоинства.

В терпеливом ожидании, о которое можно было случайно порезаться, Эйш держала под руку брата своего покойного мужа и неторопливо курила тонкую сигарету. Пауль Альбу щурился на серый дневной свет осени и, возможно, держался за Эйш больше, чем она за него. Когда Себастьян подошёл к ним ближе для достаточно вежливой громкости разговора, она стряхнула немного пепла на влажный асфальт и немного резко спросила:

— Себастьян, где твой брат?

— Это важно?

— Вся семья в сборе, между прочим. А у него, как и всегда, никакого уважения к моему горю.

Себастьян не обратил никакого внимания на эти слова. Бенджамин игнорировал любые семейные мероприятия и не собирался менять свои привычки и на этот раз. А уж чем он занимается — и вовсе не касалось никого из родственников.

Но если вдруг кому-то требовался Бенджамин, звонили Себастьяну. Единственному, кто представлял, где может проводить время его младший брат. Впрочем, отчитываться ни перед матерью, ни перед дядей он не собирался.

От молчания Себастьяна мать передёрнула плечами и поджала губы под кружевом чёрной вуали.

— В любом случае, — немного с хрипотцой в голосе продолжил дядя, закладывая в густую бороду набитую трубку, — передай ему, что с вами обоими хотел поговорить юрист по поводу завещания бабушки Анки.

— Завещания?

— Да. Как мы недавно узнали, она оставила вам обоим во владение свой особняк. Только вам. С условием, что вы не будете его продавать или избавляться ещё каким-либо образом.

Себастьян такого не ожидал. В конце концов, ему хватало дел и с семейным бизнесом сети кофеен, чтобы ещё заниматься благоустройством давно пустующего дома.

— Я передам Бену. Пожалуй, сейчас поеду к нему сразу.

На самом деле Себастьян просто хотел сбежать.

Подальше от промозглого ветра и уныния вокруг. Горе у каждого своё. Его — пахло осенними тропами и горькими ветрами.

Матушка натянула тонкие кожаные перчатки и явно поколебалась, не зная, уместно ли коснуться сейчас родного сына. Себастьян сам легонько обнял её и поцеловал в макушку. Всё тепло между ними втиснуто в выдуманные условности в голове Эйш Альбу. В такие моменты Себастьян жалел, что всё уже не будет как раньше.

— Холодно, идём скорей, — дядя подхватил её под руку и потянул в сторону чёрной машины.

Прежде, чем нырнуть в салон, он задержался на мгновение, тяжёлая рука на распахнутой дверце, тёмно-зелёный твид пальто и строгий костюм-тройка. Многие знакомые говорили, что они удивительно подходят друг к другу.

Себастьян предпочитал не обращать на это внимания.

Он уже двинулся в сторону от кладбища, когда его догнал голос дяди.

— Мой тебе совет — съездите с Беном. Бабушка Анка не зря оставила особняк именно вам.

В загадочных фразах и недомолвках они оба могли бы посоревноваться друг с другом.

— Дом давно заброшен. Я не знаю, как бабушка там вообще жила одна. Она ведь наотрез отказывалась уезжать оттуда.

— Возможно, на то были причины. Но я бы уважал её посмертную волю. На всякий случай.

Дядя исчез внутри, и вскоре машина мягко тронулась с места.

Наглухо застегнув куртку и гадая, где сейчас может быть Бенджамин, Себастьян неторопливо направился к одинокому байку на другой стороне улицы. Простой гладкий шлем как влитой сел на голову, щёлкнула застёжка.

Ветер и скорость, рёв мотора и взметнувшиеся из-под колёс яркие кленовые листья.

Себастьян Альбу мчал через весь город домой.

========== -1- ==========

Комментарий к -1-

Музыка к главе VNV Nation - Illusion (https://music.yandex.ru/album/504656/track/4439656)

Атмосфера к произведениям и обсуждения персонажей здесь: https://vk.com/lacystarstories

Мируна, уставшая после долгого путешествия на поезде, ждала Себастьяна в самой первой в городе кофейне «Гвоздика и кости», где они и познакомились тогда. Перед ней остывал американо с молоком, сама она одета в простые джинсы и свитер.

Ожидание затягивалось, и Мируна, чтобы занять себя, достала альбом с рваными кусочками ткани.

Оба брата не любили семейные мероприятия, а уж похороны особенно. Бенджамин обладал достаточной наглостью, чтобы просто не участвовать во всём этом, а Себастьян – слишком терпеливым нравом, чтобы выдержать даже свою мать, замкнувшуюся в себе после смерти мужа. Кажется, теперь её интересовали только кусты роз, чайные салоны, которые она устраивала для знакомых, и благотворительность.

Будто только её горе когда-то имело значение.

Впрочем, Мируну она невзлюбила почти сразу. Они встретились на одном из семейных вечеров, куда пришёл даже Бенджамин. Вежливые улыбки и поцелуи благоухающего духами воздуха около щёк, притворные восхищения новым платьем Мируны, над которым она работала последний месяц. На нём были вышиты луна и звёзды, а лёгкий шифон взметался при каждом шаге.

Себастьян был в восторге. Он искренне гордился делом Мируны, которое она создала сама, однажды решив, что ей куда интереснее строить выкройки, чем рассчитывать прогнозы развития рынка ценных бумаг.

Эйш Альба явно не разделяла мнения сына и колко заметила, что любой может из куска ткани сделать одежду. Мируна тактично не стала спорить с хозяйкой дома. А Себастьян больше не брал её с собой по обоюдному согласию.

Он предпочитал не показывать её наряды тем, кто не ценит, а медленно снимать их с неё. Заменять поцелуями и терпким теплом прикосновений с запахом дыма на кончиках пальцев.

Он для неё — горький дым и тишина между словами.

Мируна всегда гадала, влюбилась ли она тогда, восемь лет назад, в первую очередь в Себастьяна Альбу или в кофе его семьи. Когда-то основанная его отцом и дядей сеть кофеен «Гвоздика и кости» незаметно, но упрямо просочилась между другими популярными заведениями, привлекая тех, кому по нутру мрачноватый антураж и кофе всех сортов и видов.

Искусственные косточки, черепки, этнические узоры по стенам, состаренные плакаты о ботанике и травах, а на столиках подсвечники с высушенными цветами.

Пыльные цветы и притягательная красота костей. Хрупких с виду, но крепких.

Тогда, восемь лет назад, такой же сырой осенью она юркнула в теплый запах горького кофе прочь от внезапно начавшегося ливня. Подол длинного кружевного платья уже успел намокнуть, она отчаянно опаздывала на встречу к заказчику и неловко топталась на пороге, стряхивая капли дождя с маленькой фетровой шляпки.

Ливень явно зарядил надолго, и ей ничего не оставалось, как переждать его внутри с чашечкой кофе. Правда, сначала она замерла у закрытой витрины в глубине кафе.

За стеклом на чёрном бархате были разложены хрупкие косточки, вырезанные из дерева фигурки то ли богов, то ли идолов, а среди рассыпанных коричневых зёрен стояли механические машины для помола. Погрузившись в свои мысли, Мируна, как околдованная, разглядывала коллекцию. Тягу к чему-то потустороннему она унаследовала от матери и теперь удивлялась, как раньше не замечала «Гвоздику и кости».

Потом она в некотором трансе подошла к самой стойке, не зная, что выбрать из длинного списка наименований и сортов кофе.

Бойкий молодой человек с черной татуировкой на шее и выбритым слева виском подмигнул и пододвинул ламинированное меню. Крупные буквы цвета слоновой кости на чёрном фоне.

— Думаю, в такой дождь вам нужна чашечка крепкого эспрессо.

— Обычно я предпочитаю кофе с молоком.

— А вы пробовали когда-нибудь сесть у огромного окна в пасмурный день, отложить в сторону все заботы и отвлечься от всех мыслей? Только вы и кофе. Он крепко проникнет в вашу душу, заставит сердце биться сильнее. Резче, яростнее. А? Ну как?

— Не слушайте его болтовню, — раздался сзади спокойный голос. — Выбирайте, что вам хочется.

Мируна обернулась на высокого мужчину, который держал подмышкой мотоциклетный шлем в капельках воды.

Его глаза были цвета виски.

А сам он пах гвоздикой и табачным дымом.

Взглядом профессиональной швеи она оценила его толстый тёмный свитер и джинсы. Далеко не так прост, как хотел бы казаться.

Парень за стойкой с некоторым негодованием напомнил о себе:

— Ты всех клиентов распугаешь!

— А ты излишне настойчив. Вообще, почему ты наливаешь кофе? Зная тебя, ты легко туда плеснешь что-нибудь покрепче, а лицензии на алкоголь у нас нет.

— Потому что это весело! А мой бар в двух шагах.

— Я буду капучино, — решительно добавила Мируна, ощущая отчего-то лёгкое смущение от тут же метнувшегося взгляда мужчины. — Без сахара, пожалуйста.

Бариста не стал унывать от её выбора вопреки его рекламе и зашумел кофемашиной и паром.

Мируна ощущала спиной расстояние в несколько шагов до мужчины за ней. Самой кожей под плотным шёлком платья утонченного серого оттенка. Какое-то гипнотическое воздействие тишины вокруг него, словно звуки поглощались одним его присутствием.

Тогда она не знала, что Себастьян с искренним интересом изучает змейку абстрактной татуировки на открытой шее, ускользающую под ткань платья.

В тот день дождь пах кофе и тёмными цветами.

В тот день Бенджамин Альбу приготовил ей самый крепкий капучино с черепом на густой и пышной пенке.

А его старший брат скользнул в жизнь Мируны, чтобы однажды остаться в ней так надолго, что она перенесла маленькое ателье ближе к его дому.

Сейчас Мируна в задумчивости помешивала ложечкой кофе, неторопливо изучая новые образцы ткани в тяжёлом и толстом альбоме с кожаной обложкой.

Себастьяна она, скорее, почувствовала, чем услышала. Его манера бесшумного появления её не пугала, а завораживала. В конце концов, после стольких лет совместной жизни она даже привыкла к этому.

И даже сейчас не могла не любоваться им.

Он крепко обнял её, одарив запахом пожухлой листвы и чем-то ещё, что напоминало о кладбищах, шепнул “я соскучился” и сел напротив. В руках картонный стаканчик с эмблемой кафе. Мируна с тревогой смотрела на залёгшие тени под глазами мужа и опущенные уголки губ и ощущала такой родной запах гвоздики от его кофе.

— Как курсы в Италии? У тебя теперь ворох идей?

Пусть Себастьян и выглядел немного отстраненным, но он всегда интересовался её делом и всем, что с ним связано. Мируна похлопала по альбому с тканями и эскизнику.

— Эта была изумительная поездка. Жаль, я не успела к похоронам, но как назло все билеты раскупили. Как всё прошло?

Себастьян прекрасно понимал, что она спрашивает не о самих похоронах, а о матери и дяде. Дело всегда в семье. Особенно в случае всех Альбу.

— Терпимо.

— Бенджамина не было?

— Нет.

Себастьян отвечал слишком коротко и глухо. Его тёмные волосы растрепались после шлема, а куртка была плотно застёгнута, словно он уже собирался уходить. Мируна знала, что в такие моменты мучить его расспросами бесполезно. Но она чувствовала, что его беспокоит что-то ещё. Он смотрел куда-то за её плечо и барабанил пальцами по столешнице из тёмного дерева.

— Он наверняка…

— Он не отвечает мне.

— О.

— Молчит с утра. Сначала хоть просто гудки, а теперь вообще недоступен. В баре нет, здесь тоже.

В его словах слышалась горечь. Между братьями всегда существовала некая связь, в которую Мируна никогда не лезла. Её природа для неё оставалась мутной и непознанной, но на каком-то едва ощутимом уровне они могли улавливать отголоски вибраций друг друга.

Она прекрасно помнила один из вечеров, когда они только начали встречаться. Тогда Себастьян встрепенулся и сказал, что нужен брату. Немедленно. Мируна испугалась за него — он метался по дому, как в клетке, названивал Бенджамину снова и снова. Тот не отвечал.

И они поехали ночными тёмными дорогами по городу сквозь свет фонарей. Себастьян стискивал пальцы на руле и молчал всю дорогу. Даже без привычной музыки, которая обычно вибрировала в салоне.

Бенджамин нашёлся у задней двери подвального клуба. Он цеплялся за кирпичные шершавые стены, ошалевший от какой-то дряни, смешанной с алкоголем. Телефон оказался разбит и выкинут в мусорку поблизости, сам он мёрз в тонкой футболке. Не помнил, как здесь очутился и что делал. С отчаянием кинулся к брату и хватался за него, шепча:

— Не уходи. Не оставляй меня одного.

— Я рядом. Всегда буду рядом.

Всю дорогу до дома он просидел на переднем сиденье, а его руки подрагивали, словно жаждали коснуться Себастьяна.

Наутро Бен снова был привычно весёлым и говорливым. Варил кофе и ничего не помнил о прошлой ночи. Мируна тогда узнала, что он время от времени страдает лунатизмом. Обычно всё ограничивалось прогулкой по квартире, но иногда Бенджамин терялся в тенях ночи, вёл себя, как обычный человек, вполне спокойно говорил с незнакомцами.

И не помнил наутро ничего из того, что было.

Мируна потом спросила у Себастьяна, как он понял, что с Беном что-то не то. Тот поднял брови в явном удивлении.

— Я не знаю. Правда. Но время от времени мы просто знаем, что нужны друг другу.

И сейчас Бен если и не был в беде, то точно не совсем в порядке. Иначе бы Себастьян не пил уже третью чашку кофе, принесенную от стойки, и даже не замечал этого. Набирал в очередной раз что-то в телефоне, наверняка рассылку друзьям и знакомым.

Себастьян умел бесшумно появляться.

Бенджамин так же исчезать. Сам того не замечая.

Мируна быстро допила кофе, убрала альбом с тканями в кожаный коричневый рюкзачок и взяла Себастьяна за руку, утягивая за собой к выходу.

— Поехали. Мы его обязательно найдём.

— Я на мотоцикле.

— Ничего страшного. Кто-то из нас потом доберётся своим ходом.

В конце концов, Мируна не могла быть спокойной, когда что-то тревожило Себастьяна.

Осень в Бухаресте текла запахом земли после дождя, дымом от подожженной листвы и чем-то смолистым. Она распускалась красным и оранжевым, путалась в шерсти свитеров и мягких шарфах. Прохлада и шорох листьев.

Себастьян знал, что Мируна любила ездить с ним.

В хорошие дни, когда воспоминания не резали до лёгкого безумия, она шутила, что сотрудники никогда не привыкнут, как их большой начальник приезжает к офису на байке. Себастьян для таких случаев специально сохранил найденную на просторах интернета картинку с двумя миллиардерами.

Простые джинсы и свитера, никакой вычурности. Мируна легонько и для вида обижалась, а потом снимала мерки для новых брюк с какими-нибудь косыми линиями или необычным покроем.

В плохие дни она подолгу молчала, без сил глядя на кусочки ткани с тёмными пятнами от тихих слёз. Тогда он тянул её за собой — к крепкому ветру и тишине дорог. Мируна прижималась к нему, льнула своей болью и всё равно рассыпалась в руках. В такие дни ему казалось, он не удержит её.

Себастьян никогда не выбирал смерть.

Только она снова и снова отнимала самых близких.

Первым стал отец, разбившийся в авиакатастрофе.

Второй — малышка Делиа, навсегда попранная смертью в три года.

Себастьян не помнил день похорон дочери. В памяти вспыхивали только мазки и кадры. И Бенджамин, неизменно рядом. Кажется, тогда он поселился у них в доме, взял на себя все хлопоты и ничего не спрашивал. В своей резкой манере отшивал непрошенных гостей с цветами и пустыми соболезнованиями. Даже Эйш Альбу, изысканно холодную и в горе.

Себастьян подхватил управление «Гвоздикой и костями» после гибели отца, как падающую монетку, и закрутил снова. Бенджамин вопреки всей своей отстраненности от семейного дела честно разбирался с делами под руководством дяди, когда не стало Делии.

Именно Бен шепнул однажды, что Себастьян на грани того, чтобы потерять ещё и Мируну, ставшую такой призрачной и тонкой.

Он чинил их, как мог, приглядывал за ними. Дал столько времени, сколько требовалось Себастьяну, чтобы вынырнуть из чёрной дыры скорби и отчаяния.

А потом Бенджамин вытащил Себастьяна в бар — именно туда, из дома, дальше от назойливых и живых воспоминаний о Делии — и выставил несколько бутылок водки.

— Пей.

— Не хочу.

— Никто, кроме тебя, не сможет справиться с болью внутри. С ней не справляются в одиночестве. Но ты не один. Мируна тянется к тебе, а ты сам не замечаешь, как закрываешься и отталкиваешь её. Раздели с ней горе. Ты не один, Себастьян. Помни об этом.

На следующий день Себастьян, придя в себя, осторожно предложил Мируне прокатиться по городу. И понял, что за всё это время он ни разу не видел её слёз — или они были слишком тихими и незаметными.

Или он сам ослеп.

И Мируна согласилась.

Они мчали от одного парка к другому, вдоль ленты холодной реки и всех перекрестков и дорог. Тогда Себастьян с удивлением понял, что он злится. До зубовного скрежета и яростной пелены перед глазами. Прибавил скорость. Ещё и ещё.

Пока Мируна не закричала, что хватит. Слишком быстро даже для неё. Они остановились где-то за городом посреди трассы. Мируна, спотыкаясь и едва сдерживая рыдания, спрыгнула на землю. Металась вокруг него с криками до хрипоты. Слова не имели значения. Себастьян просто притянул её к себе и держал, не давая окончательно рассыпаться прямо там. Шептал, что не отпустит, что он рядом.

Мируна стихла в его объятиях. А потом попросила отвезти её домой.

В ту ночь они впервые снова спали вместе, а не врозь, как само собой сложилось за все длинные безмолвные дни.

Бенджамин съехал на следующий день, сославшись на их многочисленные пледы и тяжёлые занавески, от которых у него разыгралась чёртова аллергия на пыль.

И теперь Себастьян ощущал что-то такое под кожей. Как отдаленный гул барабанов в крови — с братом беда.

Как тревожный перестук костей.

Глупости какие-то. Пусть отец и увлекался мистикой и историей семьи, но Себастьян в такое не верил никогда. Даже порой подшучивал над Мируной, в очередной раз занятой каким-нибудь ритуалом по очищению дома или изгнанию злых духов. Она лишь говорила, на всякий случай. Так спокойнее.

А потом приходила в запахе тлевших на угольках трав и благовониях в ночи, полные долгого дождя. Забиралась к нему и просила ласки и медленных поцелуев под шорох капель по окну. Водила кончиками тонких пальцев по его груди, рёбрам. Шептала с каким-то остервенением:

— Мы затеряны в дорогах осени. И однажды станем их призраками. Люби меня, Себастьян. Не дай мне стать призраком.

Мируна сейчас сидела за ним, а вот Бена не было. Себастьян сам не знал, откуда у них такие ощущения друг друга. Дядя как-то обмолвился, что семья Альбу хранит много секретов, они в их крови. Но каждый должен разгадать их сам.

А пока он искал Бенджамина.

Себастьян за рёвом мотора, конечно, не услышал звонок телефона, но как раз остановился на набережной, чтобы немного подумать и посмотреть, нет ли оповещений от кого-то из знакомых Бена.

Высветился незнакомый номер, и тут же сбросили. Мелкими затяжками Себастьян впускал в себя дым и надежду, что брат наконец найден. Мируна в слегка великоватой ей кожаной куртке и ярко-жёлтом свитере смотрела в тёмные осенние воды на отражения огней.

Некстати вспомнилось, что бабушка Анка любила рассказывать про огни, что порой уводят в другой мир.

На другом конце ответили не сразу, но пробурчали, что да, парень с татуировкой на шее в виде птичьего черепа только что вышел из клуба. Потушив сигарету носком ботинка, Себастьян окликнул Мируну. На мгновение ему почудилось, что она вот-вот упадёт в воду, а её фигурка окутана мерцанием.

Наверное, всё дурная аура мыслей ещё с кладбища.

Но вот она уже рядом, несколько прядей выбились из тугого хвоста, перетянутого резинкой с осенним янтарным листиком, за спиной рюкзак с самым необходимым. Точнее, ворохом кусочков тканей и эскизником. Мируна легко вскочила за спину Себастьяна и на короткое мгновение вся прижалась к нему.

— Поехали.

Здесь было темно и пахло сыростью. Или просто затхлым воздухом из канализации. Вывеска полутёмного бара неровно мерцала, одна буква вовсе погасла, оставив название исковерканным и более тусклым.

Один фонарь разбит, из закрытых дверей даже до улицы доносились гулкие басы, а стены были разрисованы граффити — точнее, неуклюжими попытками. Вместо рисунков сплошь неприличные размашистые слова. Место в духе Бенджамина.

Он питал странную тягу к такому городскому захолустью. Знал всё о начинающих рок-группах, о новых тесных клубах, а ещё — где взять травку или даже что-то серьёзнее. Потому, шагая в сторону темноты переулка, Себастьян волновался. Если Бен снова лунатил, то мог натворить, что угодно.

Себастьян боялся однажды опоздать. И мысленно благодарил то ли предков, то ли семейных демонов за лёгкие вибрации под кожей. Бен где-то здесь.

Под ночным небом, со слипшимися от пота волосами он мерно покачивался в тесном тупике между высоких кирпичных стен домов. Почти такой же высокий, как сам Себастьян, но куда более худой.

Чёрная рубашка с кожаными вставками распахнута, на груди блестят капельки пота, ремень брюк торчит кончиком в сторону, джинсы художественно порваны на коленях.

Глаза закрыты.

А на вздёрнутых вверх руках темнела кровь.

Себастьян тихо окликнул брата, но тот не слышал. Шаг-другой.

Не напугать. Не разбудить резко — если это лунатизм. Себастьян попросил Мируну подождать около байка, а сам шёл вперёд к брату, снова и снова повторяя его имя. Вытягивая его из сновидений обратно к себе.

Бабушка Анка тоже танцевала ночами.

А теперь она под землёй.

Себастьян ощутил вокруг какие-то то ли голоса, то ли шепотки. И подспудный страх скользнул по позвоночнику, оплёл тонкой паутинкой сердце. Изо рта вырывались облачка пара, зависали белёсыми… призраками. Другого слова не нашлось.

Бен замер в незаконченном движении и вдруг резко распахнул глаза.

— Ты их тоже видишь?

— Кого?

— Тех, кто уже ушёл. У тебя… за спиной.

Себастьян инстинктивно обернулся, но сзади лишь пустота с отзвуками музыки из клуба.

А в следующее мгновение Бенджамин возник прямо перед ним, заглядывая в лицо.

— Всегда за спиной. Малышка Делиа.

Себастьян отшатнулся, как от пощёчины. А в следующее мгновение Бен зашёлся в сухом кашле, едва не упал вперёд на твёрдый асфальт. И всё исчезло.

Только испуг в глазах Бена, растерянность и липкая ссохшаяся корка крови на руках.

— Стан, где я?

— Где-то в трущобах. Ты что-нибудь помнишь?

— Ни черта! А кровь откуда?

— Ты у меня спрашиваешь? Эх, надо было тебя на камеру заснять. Стал бы звездой ютуба.

— И мертвеца пририсовать?

Себастьян шутки не оценил — их вокруг его семьи и так было слишком много. Так что он лишь протянул брату руку, чтобы помочь подняться с асфальта, и предложил, тщательно скрывая страх от его слов о призраках:

— Может, домой?

— Наверное. Ох, как голова болит! А ведь я даже не пил.

— Наверстаешь. Ты поедешь со мной на мотоцикле или такси?

— Смотри, я обляпаю твой бесценный байк кровью!

— Бен! У Мируны наверняка найдётся какая-нибудь ткань, чтобы стереть хоть частично эту гадость.

Бен кивнул и снова закашлялся. А потом, хитро прищурив глаза, лихо выбрал:

— Когда ещё меня старший брат прокатит? Если Мируна переживёт.

— Вот сам у неё и спросишь. Поехали. И давай надеяться, что завтра в новостях ничего не будет про маньяка-убийцу.

========== -2- ==========

Комментарий к -2-

Музыка: London after Midnight - Demon (https://music.yandex.ru/album/903780/track/8672372)

Тёплым сентябрьским вечером они все сидят на заднем дворе в плетёных удобных креслах. Традиция семейных вечеров, которая принадлежала отцу. Он всегда считал, что семье стоит время от времени собираться вместе, но никогда не настаивал.

Отец шурует в мангале красноватые угли, от их жара закатаны рукава рубашки. В красках рассказывает, что они собираются открыть несколько кофеен в Германии. Дядя, покачиваясь в кресле-качалке, ворчит, что немцы ни черта не смыслят в хорошем кофе.

Разомлевший Себастьян после долгого рабочего дня и двух стаканов пунша лишь слушает вполуха, ему и так хватило суетного офиса. Свет от углей играет на пристроенном рядом чёрном мотоциклетном шлеме.

Мама развешивает на ветвях трёх деревьев ниточку гирлянды, балансируя на неустойчивом старом стуле. Она даже сейчас в модном свитере и брючках из новой осенней коллекции. Охает, когда Бен подрывается, чтобы придержать в очередной раз шатнувшийся стул.

Он стряхивает с волос запутавшиеся пожухлые листья, упавшие с деревьев, и заявляет, что ему нужен собственный бар, а то всё не то. Что именно «не то» он не может объяснить, но чувствует, что те, кто пьёт по утрам крепкий кофе в «Гвоздика и кости», с удовольствием вечерами заглянут за чем-то ещё более крепким. Пожимает плечами на удивленные взгляды:

— Я просто хочу сделать что-то сам.

И это отец, кто первым кивает и добавляет:

— Если тебе нужна помощь, просто знай, что я рядом.

***

Он тонул.

В густой тёмной воде, которая засасывала холодным водоворотом и утягивала вниз, в бездну, полную липких водорослей и прикосновений чьих-то забытых душ.

Воздуха не хватало, лёгкие горели в огне. Он тянулся наверх, к меркнущему свету. Но изогнутые пальцы хватали только пустоту воды.

И где-то там выше себя он видел тонкие детские пальчики. Они шарили под водой в напрасной надежде схватиться за его руку.

Он хотел кричать. Но изо рта вырывались только пузыри драгоценного воздуха.

Он шёл ко дну, в бесконечный мрак и покой.

И рядом витали пустые глазницы других утопших душ.

Он чувствовал их бессвязный шёпот.

Последний выдох. И отчаянный взгляд вверх — в ясные глаза склонившейся к воде Делии.

Бенджамин резко очнулся, угодив ногой в таз с холодной водой рядом с кроватью. Странная мера безопасности, которая снова стала почти насущной в последние дни после смерти бабушки Анки, и вряд ли это было совпадением.

Поёжившись от ночного холодка из приоткрытого окна, Бен бросил взгляд на зелёные цифры часов на тумбочке рядом. Всего семь вечера. Как и вчера, когда его вырубило после обеда после суетного дня в баре. А дальше… он ничего не помнил.

Кроме боли на изрезанных в кровь ладонях, когда за ним приехал Себастьян.

Тот Себастьян, который не признавал ни капли мистики, оплетающей семью Альбу до самих костей и позвонков, но принимавшей тревогу за брата как само собой разумеющееся.

Бенджамин чувствовал себя совершенно разбитым, так что первым делом отправился в душ, чтобы смыть с себя остатки липкого кошмара. Смочил кончики тёмных волос и быстро переоделся в джинсы с художественными заплатками и тёплый свитер болотного цвета с высоким горлом, так что на шее теперь из всей татуировки виднелась только макушка птичьего черепа.

Быстро прикинул, что ещё успеет выпить чашку кофе покрепче, а заодно сварить порцию и для термоса, чтобы взять с собой на вечернюю прогулку.

Как один из Альбу и владелец приличной доли прибыли в семейном бизнесе, он мог позволить себе почти любое жильё. Но предпочитал снимать из собственных денег небольшую двухэтажную квартиру в центре Бухареста, недалеко от первой кофейни «Гвоздика и кости», которую отец с дядей основали когда-то вопреки мнению, что это никому не нужно.

Теперь их логотип знали если не по всему миру, то в Восточной Европе точно.

Внизу совмещенная кухня и гостиная с баром, рабочим столом, креслом и аудиосистемой, а наверху просторная спальня с низкой кроватью и ванна. Бен уже спускался по лестнице, когда в полумраке квартиры в кресле увидел молочный силуэт.

Как и за спиной Себастьяна вчера в ночи. Он сам не помнил, но брат пересказал его слова.

И теперь кто-то был внизу. В его квартире с запертой изнутри на ключ дверью. Силуэт то появлялся, то исчезал, а в нос ударил запах тухлой воды.

— Делиа?

Ему почудилось, что силуэт дёрнулся чуть в сторону. Где-то за стеной послышался треск и грохот.

Всё стихло.

Бенджамин сел прямо на ступеньку и схватился за прохладу перил от сильного приступа головной боли, сжимающего в немилосердные тиски затылок.

До встречи с дядей оставался час.

Бенджамин любил прогулки по вечернему Бухаресту, как и сами то цветные, то тёмные ночи. Их пульсацию и звуки музыки, что отдавались вибрациями в ладони и рёбра. Любил время от времени наблюдать за людьми из-за стойки бара, которым управлял уже много лет. Когда-то он с удовольствием работал и в кофейне, желая узнать более простую сторону бизнеса. Он знал, что и отец с дядей когда-то также предлагали всем кофе.

Он тоже выбирал свою дорогу. Как и Себастьян, закончил Экономическую академию Бухареста, чтобы знать, что делать с «Гвоздикой и костями», случись что с братом. Дядя сейчас почти совсем отошёл от дел, доверив дело обоим племянникам.

И все знания Бена пригодились сначала для обустройства бара, а потом после смерти отца. Он умел находить нужных людей, располагать их к себе. Главное, не спать в такие моменты. Себастьян до сих пор припоминал, как он пришёл на совещание в офис компании, сел в углу конференц-зала и непривычно тихо слушал обсуждение новой рекламной кампании.

А потом так же тихо встал и вышел. Очнулся под проливным дождём в двух шагах от офиса.

И теперь он шагал по набережной Дымбовицы, попивая пряный кофе с щедрой порцией травяного ликёра.

В водах отражались полосками красного и жёлтого огни города, казалось, они плыли лодочками кем-то забытых мыслей. В наушниках играла резкая электронная музыка, как короткие толчки тока.

Бен всегда ощущал мир немного иначе, чем другие. Чем даже Себастьян. Он будто постоянно ловил в зеркалах двойные отражения, проваливался в сны без конца, осязал паутинки полуночных вздохов на кончиках пальцев.

Задул сырой ветер с холодными брызгами, осевшими на металле крышки термоса, и кофе теперь отдавал вкусом дождя. Бенджамин ускорил шаг.

Его бар располагался напротив первой семейной кофейни. Круглые выпуклые лампы подсвечивали вывеску над узкой лестницей в подвал. Бен расслабленно облокотился о прохладный камень стены дома, допивая кофе в ожидании брата, и вскоре в шорохе мелкого дождя послышался рокот байка. Громкое оповещение о своём появлении.

Себастьян стянул шлем и пригладил волосы ладонью в толстой мотоциклетной перчатке, кивнул брату. На полголовы выше, плотнее и крепче, в его движениях и манере двигаться всегда была размеренность и спокойствие. Он даже старые футболки носил с некоторой элегантностью, как и высокие байкерские ботинки, в которые сейчас заправлены плотные бордовые брюки.

Окинул брата серьёзным взглядом:

— Выглядишь невыспавшимся.

— Я в порядке. Ну что, готов к парочке семейных тайн?

— Иногда мне кажется, их куда больше. Надеюсь, нам не придётся ехать в особняк бабушки Анки. Только не сейчас, у нас переговоры с Китаем по открытию у них нового филиала.

— Семейный бизнес, ага, я понял. Пойдём.

— А как твои сны?

«Мне снилась Делиа, Стан. Я помню каждый миг её смерти. А что помнишь ты?».

Вместо ответа Бенджамин улыбнулся одними уголками губ и продемонстрировал забинтованные ладони, которые теперь опять противно саднили.

— Как видишь, я в порядке. Пошли уже.

Зайдя в бар, Себастьян повесил кожаную куртку на качнувшуюся деревянную вешалку, а потом и пропахший моторным маслом свитер, оставшись в чёрной футболке с логотипом «Металлика». Бен предпочёл не раздеваться.

Здесь было тихо и ещё пусто, а, главное, никаких мисок или тазов с ледяной водой. За стойкой уже вертелся молодой парень в чёрной рубашке и оплетке кожаной портупеи. Дал пять Бену и поставил перед ним порцию какого-то горячего коктейля. Очередной эксперимент. Получив одобрительный кивок, широко улыбнулся и хлопнул в ладоши в предвкушении хорошего вечера.

Дядя уже ждал их за столиком с бокалом тёмного пива. Густая короткая с сединой борода, усы подкручены вверх, а под рукавами светлой рубашки скрыты многие и многие татуировки.

Сейчас он редко вмешивался в дела «Гвоздики и костей», но всегда готов был помочь с советом. Правда, Себастьян предпочитал справляться сам.

Бен заказал крепкий горячий грог, а Себастьян зелёный пахучий чай с лимоном, и оба одновременно подошли к столику. Глухо стукнуло толстое стекло о немного поцарапанное дерево стола. Бенджамину нравились тонкие рубцы, случайно или намеренно оставленные гостями бара. В них были свои истории.

Пауль Альбу отпил пива, и на усах осела белая пушистая пена. Он с явным удовольствием выдохнул и одобрительно кивнул младшему племяннику.

— Бен, надо чаще сюда приходить. Выбор виски великолепен.

— Я всегда рад семье.

Он не кривил душой. Просто не любил официозность мероприятий, устраиваемых матерью, и обязательность вежливых фраз. В её мире всё должно быть по установленному порядку. Помогало справиться с документами и счетами, в которых она отлично разбиралась. Но не всегда работало в отношениях с другими. Удивительно, что она когда-то вышла замуж за отца с семью пятницами на неделе. С той же страстью, с какой он создавал своё дело, он всегда стремился жить.

С другой стороны, он работал днями и ночами напролёт вместе с братом, придумывая, как создать уникальное место для тех, кому хочется чуточку больше, чем просто хорошего кофе.

Бен помешивал соломинкой звёздочки гвоздики в коричневом гроге, крепком, как морской штормовой ветер, и едва не спросил сам, в чём соль встречи, но дядя успел огорошить первым:

— Смерть бабушки Анки не случайна.

— Вот тебе новости! — не сдержался Бен, прикидывая сразу, какие ещё тайны та скрывала.

— Но врачи подтвердили, что у неё просто остановилось сердце, — спокойно заметил Себастьян, отхлёбывая чай из маленькой чашечки, которая тонула в его крепких ладонях.

— Это да. Но ни одна смерть в семье Альбу не бывает случайна. Думаете, ваш отец разбился просто так в авиакатастрофе?

— Мы это уже обсуждали, и не раз. Я не верю в сказки, даже самые тёмные. Мы выросли из баек про призраков и проклятия, которые ты рассказывал перед сном.

— А зря. В них есть доля правды.

— Ага, а бабушка Анка вызывала мертвецов в полнолуние, — наигранно фыркнул Бен.

— Как твоё хождение во сне? Не стало хуже?

— Может, ты уже скажешь прямо, чего ты хочешь?

— Я не знаю деталей, правда. Съездите в особняк. Это еёпоследняя воля, пусть завещание ещё и не вступило в силу. И хватит сверлить меня взглядом, Себастьян. Послезавтра выходной, никаких переговоров, а Трансильвания по-своему красива.

Бенджамин хотел уже сострить что-то про вампиров, как замер в оцепенении.

Грог в кружке остывал слишком быстро.

И он надеялся, что это от осенней прохлады из то и дело хлопавшей входной двери, а не от призрака Делии, повисшей рядом за спиной Себастьяна.

Тёмно-синее платье в мелкий цветочек, тонкая косичка и застывший взгляд. С подола платья капала зеленоватая вода прямо на пол, и у ножки стула уже образовалась лужица.

Малышка Делиа, которая всегда отбивалась, когда он хотел заплести ей косички, обожала пожарную красную машину, подаренную на Новый год, и терпеть не могла варёную морковь. Она называла его «дядя Бен» и крепко обнимала за ногу, когда он уходил.

Бенджамин вскочил, хватая ртом воздух, и кинулся в сторону мужского туалета.

Горячая солоноватая кровь текла из носа, в голове пульсировала боль. Он едва различал перед собой хоть что-то, почти слепо нащупал холодный металл крана и пустил струю воды на полную. Не обращая внимания на намокший тут же свитер и джинсы, долго смывал кровь, потом сел прямо на пол и наклонился вперёд, сдавил пальцами крылья носа.

Он не слышал, как появился рядом Себастьян, только его тихий голос.

— Дыши, Бен. Просто дыши.

— Я снова видел Делию. Прямо рядом с тобой. Как… как ты живёшь с тем, что её больше нет?

— Бывают хорошие дни, а бывают плохие. В плохие дни я думаю, что чёрная дыра сожрёт меня изнутри. Её ничего не заполнит. А потом наступает другой день. Но я не понимаю… что значит — ты видишь Делию?

— Если бы я забывал, то это могло бы быть снами, о которых я ничего не помню. Моими чёртовыми провалами. Но нет — полупрозрачная фигурка твоей дочери снова рядом.

Себастьян смотрел на него, явно не веря словам. Одно дело — сомнабулизм, пусть его причины так до конца и не выяснены. Другое дело — белёсые призраки, от которых стынут горячие напитки. И ему явно требовалось время, чтобы осознать этот факт. Бенджамин не торопил.

Кровь, наконец, остановилась. Свитер безнадёжно испачкан, а перед глазами сверкали яркие пятна. Будто мало ему было походов во сне и изрезанных ладоней.

Но всё это началось со дня смерти бабушки Анки. И теперь Бен был уверен, что им надо навестить её дом, в котором если и не будет ответов, то хотя бы это какое-то действие. Себастьян мог подолгу рассуждать, взвешивая все за и против, порой ненавязчиво за рассуждениями убеждая собеседника в правильном варианте.

Бенджамин так не умел, его тянуло что-то делать.

На сердце скребла тревога, но рядом с братом ему было спокойно и надёжно.

Вода ещё шумела, так что Бен медленно поднялся и выключил кран. Посмотрел в зеркало, и ему показалось, что за плечами вьются тени и зыбкие вздохи, от которых густеет кровь.

Он оттянул горло свитера, чтобы легче было дышать, и вспомнил, как мама каждый раз укоризненно вздыхала на птичий череп, въевшийся чёрными чернилами в кожу.

— Он тебя портит.

— Мы все испорчены. Костями и запахами стылых снов внутри.

Когда-то Бенджамин увлекался пафосными фразами и писал истории. Многие были про собственные сновидения, не отпускавшие даже на следующий день. Потом просто стало не до того. Как и до многого другого.

Себастьян выглядел подавленным в полумраке туалета с тусклой лампой под потолком. Бенджамин знал, что ему тоже иногда нужна опора, но просить тот никогда не любил, как и показывать слабость. Переживал горе внутри, становившееся язвой в душе, к которой никому не было допуска.

Так что Бен натянул улыбку и подал руку, помогая подняться.

— Пойдём, успокоим дядю, который наверняка уже нарисовал картину моей смерти.

— А ты умираешь?

— Ой, Стан, перестань! Я всего лишь немного безумный лунатик.

— Никогда не считал тебя безумным, — Себастьян явно удивился. — Даже врачи сказали, что у тебя нет никаких психологических расстройств.

— Ну, теперь счёт один — ноль в пользу призраков. Может, в меня вселился дух бабушки Анки?

— Не шути так. Если это призраки… я никогда не верил в эти истории, но, возможно, ответы и правда в особняке бабушки Анки.

— Возможно. Пойдём-пойдём, я ещё тебя не угощал новым коктейлем. Не морщись, на этот раз никакой самбуки!

Туман Бенджамину не нравился.

Он лёгкими волнами растекался в ярком свете фар, слегка поблескивая и едва ли не мерцая. Бен вглядывался в тёмную дорогу осени посреди восхитительного и елового нигде.

Изо рта вырывались облачка пара, и Бен жалел, что не захватил с собой ещё один свитер и куртку потеплее, а припасенный в термосе кофе уже давно остыл и грел только привкусом виски, добавленного пару часов назад.

Так что, вглядываясь в неясные силуэты в тумане, он пускал перед собой табачный дым. Опустился на корточки, едва не касаясь рукой в тонкой шерсти перчаток невесомой дымки, кружащей вокруг ботинок и джинсов.

Воспоминания казались такими же мутными, а порой ярко вспыхивали во мраке беспамятства.

Он отлично помнил, как отец застукал его за гаражом, вернувшись раньше обычного из офиса компании, в котором всегда насыщенно пахло кофе, а на стене висел череп козла, как предупреждение всем сотрудникам. Талисман семьи, притащенный когда-то Себастьяном с какой-то распродажи в городе. Отец одобрительно хмыкнул на драгоценную находку и забрал к себе в офис.

Из любопытства отец заглянул на задний двор, где младший сын среди наваленных брёвен для какой-то стройки с удовольствием пускал струйки дыма.

Только кратко уточнил, что тот курит. Бен с некоторым вызовом повертел в воздухе яркой красной пачкой, ожидая строгих нотаций. Но уже вечером позвал с собой на крыльцо и вручил кожаный портсигар.

— Если куришь, так хоть не всякую дрянь. Но перед матерью не пались, она меня гоняет за запах дыма.

Тогда Бену уже было тринадцать, а отец был полон жизни и сил.

Сейчас ему тридцать два, а на кладбище Бухареста три могилы Альбу.

Себастьян ругнулся и глухо постучал пальцем по экрану телефона. Издалека не было видно, но наверняка сейчас тот мигнул в последний раз и окончательно погас. Отгоняя назойливые мысли про шорохи в тумане, Бен быстро вернулся к машине и склонился к разложенной на капоте карте. Подсветил фонариком с телефона, который исправно работал, только без сети. Навигатор тоже сбоило.

В темноте он не видел Мируны, сидящей на переднем сиденье, но знал, что она там есть. Она вызвалась ехать с ними из любопытства. Или потому что не хотела оставаться одна без Себастьяна.

Бен сел на капот и уставился на красочную и новенькую карту.

— Мы заблудились?

— Пока нет. Тут одна прямая дорога по маршруту «Бухарест — Сигишоара», но мне показалось, что мы свернули не туда.

В голосе Себастьяна слышалось явное раздражение. Впрочем, почти четыре часа за рулём с одной короткой остановкой («Стан, смотри, какая крепость! Давай свернём к ней!») сказывались на усталости. А огоньки города ещё так и не появились.

Бен огляделся. Вдоль одной стороны дороги тёмным массивом высились холмы с сухой травой, по их склонам древними хранителями дорог вздымались ели. С другой стороны редел сосновый лес с узорами узких троп, как вены на земле мрачных легенд.

И конец дороги терялся в густом тумане, наполненном скрипами и вздохами.

Бен никак не мог оторвать от него взгляда и ощущал, как кровь застывала под кожей. Густела приторной патокой с металлическим привкусом.

— Надо просто ехать дальше, — предложил он и тут же добавил. — Давай я поведу, а ты поспи пока. Тут вроде немного осталось.

— Спасибо.

Хлопали дверцы машины, пока все менялись местами. Мируна в плотных цветастых тканях с этническими узорами и рассыпанными по плечам тёмными волосами сливалась с печалями ночи, пока пересаживалась назад.

Бену она всегда казалась слишком… спокойной. Холодной, как свет звёзд, застывший в глубине её зрачков. Казалось, она никогда не мёрзнет, хотя любила плотные и тяжёлые ткани, из которых шила красивые платья, а потом вышивала на них из бисера узоры птиц и цветов, осенних листьев и созвездий.

Это не значит, что Бен не доверял ей. Он, скорее, принимал её, как неизбежность, и признавал, что Себастьян счастлив с ней. К тому же, она словно сама ощущала дыхание изнанки мира, оставляла на подоконнике зажженную свечу на ночь. Как она сама говорила, для заблудших душ, живых и мёртвых.

И Бен интуитивно понимал, что она имела в виду.

Себастьян устроился на переднем сиденье — на заднем его всегда мутило. Мируна сзади уютно укуталась в объёмное пальто и погрузилась в чтение книги с планшета.

Бенджамин пару минут выждал, настраиваясь на дорогу. Покрутил настройки радиоприёмника, противно шипящего, так что он вставил немного поцарапанный диск, и в тёплом салоне зазвучал густой дарквейв.

Он нервничал. Лучше прогулки пешком, чем вести машину, но Себастьян уже почти засыпал, а поблизости ни одной деревни. Странно — на карте они указаны одна за другой.

Машина мягко тронулась с места.

Узкая двухполосная дорога стелилась тёмной лентой, мелькали деревья за окнами. Туман густел и обтекал машину со всех сторон, так что пришлось снизить скорость.

Просто ехать прямо, дорога только одна.

Впереди мутными пятнами замелькали огни, танцуя, то возникая снова, то пропадая.

С одной стороны вдруг лес резко закончился, сменяясь просторными голыми полями, на которых обычно паслись овцы. Пасторальные пейзажи, очаровательные для туристов днём, сейчас казались немного зловещими. Словно теперь это были угодья для жатвы заблудившихся смертных.

Бенджамин посмотрел в зеркало заднего вида — Мируна задремала, планшет с глухим стуком выскользнул из расслабленной руки.

Он остался один среди чужих снов и собственных страхов. Но присутствие рядом брата, пусть и тяжело склонившего сейчас голову на грудь, вселяло спокойствие.

С тихим жужжанием Бен опустил стекло рядом с собой, впуская сырой ночной воздух, ощущая, как промозглый ветер холодит затылок и шею. Зашуршал золотистой обёрткой любимого тоблерона из пачки рядом с собой. Себастьян всегда держал её в бардачке, зная пристрастие брата к маленьким шоколадным треугольникам.

Тихо. Казалось, машина скользит над землёй, а звуки музыки вместо колокольчиков на телеге мертвецов, ведомой понурой фигурой в зыбком тумане. Бенджамин сильнее сжал руки на руле, вливаясь в поворот дороги.

Огни мерцали.

И в ветре он слышал хриплые стоны и тихий смех. Из тумана выплыло наполовину истлевшее лицо, и Бен резко свернул в сторону, но всё тут же исчезло, так что он выровнял машину.

Он ощутил прикосновение чьих-то ледяных губ к уху и шёпот:

Всего лишь сон. Ты сам — чей-то сон. Мы все чей-то сон.

— Бен! Нет!

Машина затряслась по ухабам и резко дёрнулась, когда Бен выжал тормоз до упора. Он выскочил из машины и согнулся пополам от резкой боли в голове, его мутило, озябшие ладони тряслись.

— Ты что, уснул за рулём?

— Прости.

— Не извиняйся, мне просто надо знать, что случилось. Давай-ка вернёмся в машину, тут адский холод.

Всю оставшуюся часть пути до Сигишоары они проехали спокойно. Только Бенджамин не сказал, что за стёклами машины среди деревьев мелькали огни.

Возможно, их тоже кто-то зажигал для заблудших душ, а на их свет мотыльками неслись сновидения наяву.

Возможно, он тоже чья-то история.

Возможно, они все — чьи-то истории из снов.

========== -3- ==========

Комментарий к -3-

Музыка:

Eivør Pálsdóttir - Í Tokuni

(https://music.yandex.ru/album/4177338/track/25571204)

Осенние ночи холодны, а утра — сыры и туманны.

Но такого тумана Бенджамин не видел давно, пожалуй, никогда в жизни. Промозглый и густой молочный, он оседал капельками влаги на коже куртки и в тёмных волосах, напоминая скорее воды таинственного колдовского озера.

Озябшие от недосыпа и долгой дороги, все трое поспешили в тепло дома под негромкий хруст гравия. Вокруг расстилались пустые поля с пожухлой травой, а недалеко виднелся голый ноябрьский лес.

Себастьян долгоe возился с заевшим ключом в замке явно покосившейся деревянной двери, пока Бен с сигаретой в зубах с подозрением осматривал особняк, оставшийся в воспоминаниях серой каменной громадой.

Сквозь туман только угадывались очертания высокого двухэтажного здания с боковой пристройкой, колоннами у входа и миниатюрными башенками на крыше. Но дом не казался таким уж негостеприимным или зловещим, каким его ожидал увидеть Бен после всех загадочных слов дяди, который не столько помог, сколько внёс полную смуту в мысли.

Впрочем, мёрзнуть осенним утром в тумане вполне походило на начало занимательных выходных.

Себастьян действительно легко отмёл все теории о неслучайной гибели отца, как и о бабушке Анке, но Бена это взволновало. Особенно после призрака Делии.

Он любил её, наверное, как мог бы любить родную дочь или младшую сестрёнку, которой у него никогда не было — всем сердцем и душой. Бен хотел бы стать для неё крутым дядей. Даже с удовольствием выбирал такие маленькие платья вместе с Мируной. И представлял, как однажды тайком приведёт её в свой бар. У него, по крайней мере, проверенный алкоголь, а не та палёная гадость, которую они пили с Себастьяном в юности по глупости.

Делии уже нет полтора года, а Бен до сих пор не смирился с её смертью. Иногда ему казалось, даже больше, чем Себастьян, хотя он прекрасно знал, что брат в скрытности эмоций пошёл в мать. И в сердце брата та же глухая пустота, что и у него самого.

Но у Себастьяна было время прощания и скорби по дочери. Право на дни чёрной тоски и бессилия, молчания и скупых слёз.

У Бена — нет. Сначала он взялся за организацию похорон, потом присматривал за Себастьяном, искренне опасаясь, что тот просто однажды сядет в особо дождливую ночь на свой байк и умчится в тьму и сырость. Исчезнет. Навсегда. По дорогам, что уведут и от Делии, и от всей семьи.

И Бен приглядывал, как мог. Не пускал лишних гостей, заказывал еду.

А ещё дела «Гвоздики и Костей» в тот момент требовали внимания — началась кампания по открытию сети кофеен в Германии. Дядя, как мог, работал, но явно сдавал и не справлялся.

И, наверное, потому что Бену тогда требовался хоть какой-то ориентир, а ночи стали беспокойнее и тяжелее от новых приступов лунатизма, он влез в семейный бизнес. Увяз в нём до одури, до того, что от бесчисленных кружек кофе за день кружилась и болела голова, а запах молотых зёрен въелся в кожу.

С тех пор Бен больше никогда не вставал за стойку «Гвоздики и костей». Его тошнило от этого шума, жизнерадостных приветствий и аромата кофе.

Его боль от потери Делии — запах свежей печатной краски на бесконечных документах, долгие ночи в полутёмном офисе, страх уснуть и очнуться где-то в другом месте.

И чёртов дурман кофе. Тогда казалось, что им пахнут даже выбеленные кости в витринах кафе и в вазочках на столах в офисе.

Тогда он ставил будильник на телефоне на каждые пятнадцать минут с самой противной и пронзительной музыкой, какую мог найти.

А потом, шатаясь, устало плёлся в собственный бар, чтобы забыть горе за порцией виски или водки.

Спустя неделю Бен ощутил одиночество — но уже от отсутствия рядом брата. Его словно не было нигде — ни в офисе, ни в одном кафе, ни в барах, ни даже в собственном доме.

Бен не ощущал его, как это неуловимым образом было до этого страшного момента. Словно тот провалился в место, где нет ничего и никого.

Он не готов был потерять и брата. Так что он, пьяный, уставший и полный отчаяния, явился домой после прогулки под проливным ливнем. Прошёл, оставляя мокрые следы на паркете, в гостиную и уселся прямо так на горячо любимое Себастьяном кресло. Тот с безразличием смотрел в одну точку на стене.

— Проклятье, Себастьян! Я не могу так больше!

— Что?

Бен щёлкнул зажигалкой и долго молчал. А потом честно сказал:

— Я устал. Я не могу так больше. Ещё одна такая неделя — и можешь и для меня копать могилу. Вернись… к нам всем.

— Я не знаю, как жить дальше.

— Когда ночь закончится, а она закончится, где-то там будет новый рассвет. Просто считай рассветы, а не пустоту между ними.

Себастьян его услышал. И на следующий день приехал в офис раньше других и закопался в бумаги. Он считал рассветы.

Бен тоже потерял близкого человека. И теперь не знал, что ощущает больше — страх, странную радость или боль с ноткой безумия при виде призрака Делии.

Мёртвая девочка с такими же ясными глазами, как и при жизни.

Но утренний воздух сейчас полнился лишь туманом и звоном непослушных ключей в замке.

— Готово! — наконец возвестил Себастьян, справившись с явно старым и заедающим замком. — Как же тут тепло, а!

— Одеваться не пробовал? — со всей очевидностью посоветовал Бен, тыча пальцем в тонкую рубашку под распахнутым пальто брата. — Почему-то на байке ты в трёх слоях одежды, а как в машину садишься — так пляжная мода.

— Так тепло же в салоне.

— Бен прав. Простудишься, Себастьян.

От появления Мируны за спиной оба едва не вздрогнули и резко обернулись к ней. Она бродила до этого по заброшенному и заросшему саду, сама похожая на тёмный призрак.

Сейчас уже не такая худая, как после смерти Делии, с той крутостью бёдер и плавными линиями фигуры, что появляются у некоторых матерей.

Она прошла в дом сразу за Себастьяном, следом Бен.

Мама всегда говорила, что дом, в котором она провела большую часть детства, навевает странные мысли. Она словно ощущала себя не на своём месте.

Или так, будто сам дом считал её лишней. На этих словах она обычно замолкала и предпочитала обрести внутреннее успокоение в более понятных вещах — документах, уходу за кустовыми розами или изучением французского, которым увлеклась два года назад.

Но Бен здесь ощущал себя вполне спокойно.

Подавив зевок и озираясь в полутёмной прихожей, он только сейчас понял, как отчаянно хочет спать после долгой ночи, наполненной мутными огнями за окнами машины и голосами в тумане. И то ли от такого сонного состояния, то ли от видений на дороге ему на мгновение показалось, что в холле на кушетке кто-то сидит.

И даже не шёпот, а смазанные отголоски слов: «я рядом».

Всё тут же пропало.

— Ты идёшь? Предлагаю найти спальни в этом лабиринте, — Себастьян уже наверняка осмотрел ближайшие комнаты.

Бен сморгнул и лишь молча кивнул. Настроения особо болтать не было даже у него.

Спальни нашлись достаточно быстро — одна на первом этаже, другая на втором.

Дом словно ждал их.

Или его обитатели, неважно, зримые или нет.

— И что мы тут будем делать? — с лёгким раздражением в голосе уточнил Себастьян, который не привык действовать без какого-либо плана, хотя бы схематичного.

Все трое собрались в уютной, хотя и кажущейся огромной гостиной, с чайным грогом, сэндвичами и некоторой озадаченностью.

Когда оба брата проснулись, начинался ранний вечер, а Мируна под странные напевы из маленькой колонки уже суетилась на кухне, чтобы приготовить нехитрый перекус.

Кухня больше походила на лавку ведьмы. Пучки сушёных трав, развешанные под потолком, на полках в полупустых шкафах ровные ряды пачек соли в картонных коробках, дышащая на ладан техника, как и все электроприборы в доме. Здесь словно с неохотой признавалось право на что-то современное.

Телефоны тоже барахлили и едва ловили интернет.

— Думаю, надо залезть на чердак, — Бенджамин с удовольствием уминал свой сэндвич, наслаждаясь копченой индейкой и тягучим сыром чеддер. — Все тайны всегда хранятся на чердаках. Или на кладбище прогуляться. Навестим бабушку.

— Она похоронена в Бухаресте.

— А разве призракам важно расстояние? Ой, да не сверли меня таким взглядом!

Бен стряхнул с джинсов налипшие крошки и хлебнул ещё пряного грога. По осени его тянуло на горячие коктейли и тепло. А ещё он выспался, пребывал в хорошем настроении и совершенно точно был готов справиться с парочкой злых духов.

Пока они не маячили мутными пятнами перед глазами.

Впрочем, его чувство юмора порой вызывало недоумение. Сам же Бен считал, что именно оно — залог спасения мира.

По крайней мере, так и отец считал, а мать только закатывала глаза на его прибаутки.

Мируна, которая устроилась перед камином на истёртом ковре болотного цвета, негромко произнесла:

— Здесь много мёртвых душ. Только они дремлют. И лучше их не тревожить.

— Ты явно набралась сказок у Бена.

— Вовсе нет, — она слегка приподняла брови, пошебуршила красноватые угольки в камине тяжёлой кочергой. — Но это старый дом. А такие места притягивают истории. Но если хочешь знать моё мнение, начать и правда стоит с чердака. Или комнаты бабушки Анки. Вы знаете, где она?

— Да, идём, — Себастьян поднялся с кресла, обрадовавшись плану.

Бен, прихватив чашку с грогом, пошёл за ним.

Особняк действительно был очень старым. В нём всё скрипело, отвечало звуками и чьим-то дыханием. Насколько знал Бен, бабушка его сдавала в аренду всем желающим экзотики Трансильвании. Но в последние пару лет желающих не находилось, и жилыми оставалось всего несколько комнат, другие заперты на ключ.

За окнами уже сгущались тёмные осенние сумерки, и ветер, разогнавший молочный туман в клочья, постукивал стёклами окон.

В комнате бабушки Анки тянуло холодом. Бен поёжился и протянул руку к старым батареям — никакого тепла, зато в других комнатах отопление приятно обогревало.

Себастьян аккуратно перебирал на туалетном столике принадлежности, потом прошёл к секретеру рядом с рабочим столом. В комнате ощущался тот бардак, какой бывает, когда человек торопится куда-нибудь уйти, но ещё вернётся.

Цветастое стёганое покрывало на кровати немного сползло, а на нём лежала тёмно-синяя блузка и брюки. Бен наклонился и заглянул под кровать, подсветив мрак под ней фонариком с телефона.

— Здесь какие-то коробки!

Он едва не с мальчишеской радостью вполз ужом под низкие доски кровати и с лёгким шорохом вытянул на свет одну из пыльных и простых картонных коробок.

Внутри оказались вроде ничего не значащие мелочи: потёкшие чёрные свечи и белые огарки, сморщенные и слегка подгнившие яблоки и вытянутые колбы с разными травами, а ещё доска Уиджи с латинским алфавитом, которая обрадовала Мируну.

— Может быть, стоит задать вопросы бабушке Анке?

Она с каким-то трепетом водила пальцами по дереву, обводя букву за буквой и стрелочку между «ДА» и «НЕТ». Бену показалось, её находка взволновала едва ли не больше самого приезда.

— Безумие, — Себастьян переглянулся с Беном, наверняка втайне опасаясь, что они потревожат опасным экспериментом. — Зачем всё это? Очевидно же — дом вполне обычный.

— Как и призраки, да, Стан?

Бен напряженно вглядывался в тёмные окна. Там, в мутной комнате, почти такой же, как та, в которой они находились, отражались три силуэта среди света электрических ламп.

Те вдруг мигнули, раз, другой. И холод в комнате усилился.

— Ты просто задремал за рулём, — упрямо повторил Себастьян, как и ночью на дороге. — Провалился в сны.

— А что же тогда было в баре? Далёкое похмелье?

— О чём вы? — удивленно спросила Мируна, откладывая доску в сторону. Она с тревогой переводила взгляд с одного брата на другого, растерянная и испуганная.

Словно уже знала ответ. Бену даже стало её жалко — значит, Себастьян не стал ей ничего рассказывать. Не доверял? Или не хотел лишний раз бередить раны?

Но между братьями всегда было нечто, что понимали только они. Как ощущения Себастьяна, когда тот чувствовал, как лунатизм Бенджамина утягивает его в беспамятство и холодную пустоту.

Возможно, семейные призраки тоже относились к братским секретам.

— Бенджамин видел призрак Делии, — неохотно признал Себастьян и шагнул к Мируне, надеясь сгладить боль от слов теплом прикосновений. — Не один раз.

— На самом деле, три. Ещё у себя дома, но я не уверен… просто тени в темноте.

Повисло неловкое и тяжёлое молчание, и к удивлению Бена Мируна подошла к нему, отпустив руку Себастьяна, с тем взглядом, в котором боль пополам с надеждой… на мечты и иллюзии.

Мёртвые остаются мёртвыми — так напоминал дядя в конце каждой истории о призраках.

— И всё началось после смерти Анки? Призраки и видения?

— Огоньки в ночи, не более того.

И ночные шёпоты за спиной про сны.

— Я хочу знать, что с моей дочерью. Пожалуйста.

И она просила именно у него — не у мужа или старшего брата, а у того, кто готов увидеть заблудшие души в капельках дождя и густых туманах. К тому, чьи руки так настойчиво болят и никак не заживают — словно кровь ещё нужна.

— Я понятия не имею, как пользоваться этой хренью, — Бен повертел в руках прямоугольную доску. Скелет с крыльями весело скалился то ли со злорадством, то ли с вызовом. — Но я попробую.

Вечер пах дымом и совсем немного — осенним лесом из приоткрытого окна. Влажная подгнившая листва, втоптанная в размытую землю пустынных полей холодным дождём, сырой мох на коре дуба и грибы. Бен помнил эти запахи из далёкого детства, когда они носились по уже тогда скрипучей лестнице наперегонки, а бабушка пекла пасчу — ватрушки с творогом.

Мируна бережно зажигала свечи одну за другой, расставляла их на подоконниках и на небольшом столике поверх ажурной белой скатерти. С распущенными чёрными волосами и в бордовом платье она сама казалась колдуньей.

Или так действовала аура дома.

Порывшись на кухне в шкафах, Бен отыскал рекомендованный сушеный белый шалфей и теперь крутил пучок над слабым огоньком зажигалки, и тонкий дымок курился в потолок и пах немного сладко.

Себастьян со скептическим видом наблюдал за всем со стаканом виски в руках, заявив, что на трезвую голову к общению с призраками он не готов.

Да и вряд ли верил во всё происходящее, но не хотел расстраивать Мируну.

Закончив с шалфеем, Бенджамин уселся на диван и продолжил увлеченно читать инструкцию WikiHow про общение с мёртвыми через спиритическую доску. Он чувствовал лёгкое возбуждение и предвкушение, хотя где-то скребла мысль — а они вообще нормальные? Или потревоженное горе поколебало каждого из них?

Иногда Бен отчаянно боялся, что вся реальность вокруг него — просто сон.

Он всё забудет.

И проснётся один на краю крыши, как это было однажды в детстве, после чего мама поставила решетки на окна и стала запирать дверь их комнаты на ключ.

Но Себастьян всегда оставался для него ориентиром. Он верил в него. Потому что если он перестанет верить в брата, то точно сойдёт с ума. Бен просто не готов был к реальности без Себастьяна.

— Готово. Садитесь и давайте попробуем, — Мируна смахнула со скатерти невидимые крошки и первая опустилась на один из стульев с изогнутой спинкой.

Ладони на столе, и в приглушенном свете от света свечей мерцали тонкие браслеты на её запястьях, а от неё самой пахло кипарисом и пачули.

Закрыв окна, Бенджамин устремился следом, в итоге к ним с неохотой присоединился молчаливый Себастьян. Наверное, он не так представлял себе выходные — семейный вечер в старом доме за спиритической доской и в компании призраков. Хотя бы у них достаточно с собой старого доброго виски, чтобы потом шутить перед камином над собственными страхами.

— Моя мама когда-то пробовала общаться с призраками. У неё не получилось, — немного напевно произнесла Мируна, положив прямые пальцы на деревянный указатель с выпуклой лупой. — Вы готовы?

— Нет, — честно ответил Себастьян.

— Да.

— Начнём.

Бенджамин сосредоточенно смотрел на доску, слушая монотонный голос Мируны, которая обращалась к духам и просила отозваться, если здесь кто-то есть. Указатель оставался полностью бездвижным и даже будто остывшим. Не тёплым или немного шершаво-живым, как бывает с поделками из дерева.

Скорее, как остывший уголь из костра.

Бенджамин так долго вглядывался в выжженные буквы, в завитки английских YES и NO в верхней части, на звёзды и луну над ними, что ему показалось, как перед глазами всё плывёт.

Указатель дёрнулся вперёд к «ДА».

А Бенджамин провалился в ледяной мрак, так похожий на воды зимнего озера, подо льдом которого утонула Делиа.

Они были повсюду. Бенджамин судорожно хватал ртом воздух, ощущая, как его вздохи отнимают призраки одним своим присутствием. Как замедляется биение сердца, словно ему тяжело биться среди мертвецов.

Комната полнилась ими.

Чёрные провалы вместо глаз, жадно вытянутые руки — к нему. К пропитанным кровью повязкам.

Гул голосов, который наполнял до краёв, и среди них только слышалось «за кровь платишь кровью. Ты — наша дань. Ты — наша кровь. Ты — наша жизнь».

Бенджамин тонул — как в том сне. В прикосновениях ледяных душ, среди колыхания тех, кто уже давно сгнил в земле. Он вяз в них, не зная, как вернуться обратно. Их бледно-голубое мерцание застилало всё вокруг, и только доносился тонкий запах шалфея.

Только слышался голос Себастьяна, который что-то кричал.

Бенджамин, стиснув зубы, потянулся на его зов.

Распахнул глаза, ощутив дикую боль на по новой вспоротых ладонях, с который стекала кровь на белоснежную ажурную скатерть, вторя изящным узорам.

Вскочив и едва не опрокинув стол со стулом, Бенджамин огляделся. Сейчас тех липких мертвецов не было, но в углу комнаты в кресле сгорбилась тёмная тень с силуэтом мужчины. Точно не живого. От него тянуло холодом склепов, смешением запахов трав и чем-то землистым. Словно он только что рыл могилу под дождём.

Ни Делии, ни бабушки, как ожидал Бен.

— Бен! Бен, чёрт возьми! Что с тобой!

— Тс-с! Подожди, — он сейчас даже не обращал внимания на едкую боль и какие-то тёплые липкие ощущения в плече под свитером. — Кто ты?

Наверное, он всё-таки начал сходить с ума, но тут фигура шевельнулась и перетекла к доске. Лицо скрывал капюшон длинного плаща, так что ни одежду, ни фигуру не разглядеть. Рука в перчатке коснулась указателя на окровавленной доске и медленно передвинула к первой букве послания.

C.I.M.I.T.I.R.

Кладбище.

Хлопнула створка окна, привлекая к себе внимание, и промозглый осенний ветер с каплями дождя вмиг затушил свечи, оставив всех в полной темноте в одной запертой комнате.

Бенджамин шагнул вперёд, хватаясь, как в детстве, за руку Себастьяна, и крепко сжал её, насколько позволяла боль.

Торопливые шаги в темноте, щелчок выключателя, слишком яркий свет.

— Бенджамин, что с тобой?

Перед ним стояла удивленная Мируна, прижимая к груди совершенно чистую спиритическую доску. Себастьян выглядывал из-за её плеча.

Рука Бенджамина сжимала пустоту с запахом крови.

— А, ты уже приготовил свечи и зажёг шалфей. А почему окно нараспашку? Простудишься, как Себастьян. Попробуем вызвать духа?

— Кладбище, — упавшим голосом произнёс Бенджамин, глядя в глаза Себастьяна, не зная, как сказать. Но сейчас он был уверен — тот его поймёт. — Нам надо на ближайшее кладбище. Прямо сейчас.

— Хорошо. А ты расскажешь, что здесь за чертовщина произошла.

========== -4- ==========

Комментарий к -4-

Надеюсь, дальше таких перерывов не будет)

Музыка: Until death reunites us - Siva Six, G. Diamantopoulos

(https://music.yandex.ru/album/3827699/track/31562180)

В Руках, полных дождя (https://ficbook.net/readfic/7322028) один из персонажей был лишён зрения. Возможно, то, что здесь произошло с Беном, навеяно именно Руками. Я сначала написала, а потом спохватилась) Но идея чутка в другом и… я бы даже сказала, наоборот.

И пора сказать, что Огни - косвенное продолжение “Погадай на моих костях”

(https://ficbook.net/readfic/6672918). Читать их не нужно, я все детали здесь в тексте.

Себастьян никогда не уделял значения какому-либо статусу или особому положению.

Дело отца и дяди не сразу пошло в гору, и оба много рассказывали и о трудных временах, и о том, как начали с маленького эспрессо-бара и скромного арендованного склада под хранение кофейных зёрен.

Так что когда они добились успеха, то не кичились этим, а продолжали работать и развивать бизнес, который нравился обоим и приносил хороший доход.

Мать как раз относилась к той породе женщин, которые могли за коктейлем гордо сказать, что она замужем за Альбу и активно участвует в бизнесе «Гвоздика и кости». Отца она искренне любила, но не скрывала, что ей приятно положение в обществе.

Мируна, как и он сам, никогда не уделяла значения такому ярлычку, как «женщина Себастьяна Альбу».

Она искренне радовалась, когда он приходил домой, уставший от работы, с едва уловимым запахом кофе, с удовольствием слушала его рассказы о новых проектах и договорах, а потом стрекотала швейной машинкой, заканчивая свой заказ.

Они выбрали друг друга и просто хотели быть рядом.

Себастьян нервничал, когда Мируна с искренней радостью объявила, что ждёт ребёнка, которого они так хотели. И только тогда они провели скромную церемонию свадьбы, хотя обоих не волновал статус, важна была их любовь друг к другу. И всем официальным и пышным празднествам Мируна сама предпочла незамысловатый ритуал в их собственном доме, а рядом был только Бен, который деликатно оставил их наедине, когда погасли свечи.

Куда больше Себастьяна волновало, каким он станет отцом и как они справятся.

А потом жизнь раскололась на две части.

Смерть смыла все границы, любые ярлычки и имена. Осталась только изнуряющая, горькая и болезненная дыра и воспоминания о короткой и стремительной жизни со сладковатым запахом детского молока.

Себастьян с беспокойством посмотрел на Мируну, которая сейчас шагала рядом с ним, придерживаясь за локоть, и явно с опаской смотрела по сторонам. Обычно спокойная и ненавязчивая, сейчас она выглядела немного бледной и испуганной — в конце концов, вокруг них сейчас расстилалось старинное и явно заброшенное лесное кладбище.

Возможно, у неё были свои огни — внутри неё самой, как те свечи, которые она зажигала под вечер у тёмных окон.

Крепко сжимая ладонь жены, Себастьян всё равно больше всего волновался за брата.

Когда они с Мируной вошли в гостиную, пропахшую шалфеем, то застали Бена с мутным взглядом и словно державшего кого-то за руку, как в детстве, когда он хватал ладонь отца или его, Себастьяна, крепкий ориентир в зыбких видениях и снах, которые всё равно тут же забывались, стоило открыть глаза и проснуться окончательно.

Поэтому Себастьян так отрешился от призраков и всего потустороннего, мистического, таинственного, того, что казалось всего лишь выдумками и фантазиями вопреки всем сказкам о привидениях отца и дяди и упрямой вере Бена в нечто таинственное и скрытое в этом мире.

Он боялся, что если сам поверит в холодных и безликих мертвецов, витающих за окнами тёплого дома, в горных гномов или хрупких фей с прозрачными крылышками, то однажды перестанет быть тем, за кого держится брат.

Тогда он тоже увидит огоньки — или что угодно — и, возможно, не сможет удержаться от любопытства, а что же там на самом деле.

Семейное дело стало отличным камнем реальности — бизнес слишком материальная наука для всех духов и ушедших за грань. Мёртвых вряд ли волнуют годовые отчёты и аудиторские проверки.

Как сказал однажды Бен, они вряд ли даже кофе пьют.

Но это не значит, что время от времени Себастьян не ощущал что-то в своей крови как далёкий зов из глубин земли или отзвуки тихих шепотков. Он привык не обращать на это внимания, тем более, что такие ощущения возникали крайне редко — и никто о них не догадывался. Даже Бен.

Может быть, поэтому его и привлекла Мируна.

Не в ту самую их первую встречу в «Гвоздика и кости», когда он в итоге просто взял у Бенджамина простой капучино без сахара и вышел под дождь, а позже. Случайно столкнувшись на выставке картин общего знакомого, оба долго вглядывались в разноцветные пятна на холсте под названием «Человек в толпе», угадывая, какое из пятен всё-таки человек, а какие можно отнести к толпе, но так и не поняли великого замысла художника.

Они тихо сбежали из пустого и белоснежного выставочного зала в какой-то бар, где пахло сладким ликёром и мятой.

Себастьян любил наблюдать, как Мируна двигается под таинственную музыку, напоминающую то ли колдовские напевы, то ли ритуальные мелодии. В шутку называл её ведьмой, особенно когда она мелом вычерчивала линии кроя на ткани, бормоча себе что-то под нос.

Изо рта вырывался пар, вечер был холодным и ветреным, и Себастьян от резких порывов спрятал руки в тёплые кашемировые перчатки, хотя горячий кофе в термосе немного взбодрил. Давно забытое и покинутое кладбище никто не охранял, но при всём этом Себастьяна так и тянуло обернуться — а нет ли кого-то за спиной.

С каждым шагом по старинной кладбищенской земле он скользил между прошлым и настоящим, хотел коснуться пальцами старых потрескавшихся надгробных плит и всмотреться в неясные надписи, словно в них таились ответы и в то же время истории.

И в то же время всё казалось слишком зловещим. Скрип ветвей деревьев как вздохи покойников, шорох листвы под ногами вторил им, а поздний вечер густел тенями и бледным лунным светом где-то наверху.

Всё вокруг казалось притихшим и забытым. Мёртвым внутри себя: и черенки листьев, и сами деревья, тихие и настороженны наблюдатели, в коре которых прячутся злобные духи, и все звуки, приглушенные, но от того ещё более вкрадчивые. Казалось, вокруг кто-то шептался, дышал в спину или едва-едва прикасался к щиколоткам и плечам.

Это место словно высасывало силы и тянуло в тяжёлое забытье. На мгновение где-то вдали мелькнули блуждающие зеленоватые огни, но тут же погасли.

Себастьян легко мог представить, как сейчас прямо из земли вырастет мстящий призрак или поднимется мертвец в осыпающихся комьях сырой земли с длинными отросшими когтями и спутанными волосами.

Бен же вёл уверенно вперёд, петляя между могилами, молчаливый и угрюмый. Дёргал плечами — то ли от холода, то ли от того, что кто-то касался его сквозь толстую ткань куртки, а, пошатнувшись на одной ступеньке полуразрушенной каменной лестницы, схватился за руку брата, но тут же отпустил и отряхнулся подобно недовольному псу.

Среди тяжёлых старых плит, покрытых мхом и пожухлыми сухими листьями, витали белёсые клочки тумана, а от самой земли тянуло могильным холодом. Себастьян вздрогнул, когда за деревьями послышался то ли скрежет, то ли какой-то протяжный скрип. Он не выдержал и хрипло уточнил:

— Далеко ещё?

— Я пойму, когда придём.

— Здесь жутко, — прошептала Мируна, крепче сжимая в руке надёжный и тяжёлый фонарь, а другой — локоть Себастьяна. — Давайте скорее закончим и вернёмся к машине.

Через пару метров Бен остановился у одного из надгробий и присел на корточки, смахнул с плиты красноватые листья, пахнущие землёй и лесом. Совсем высохшие и скрюченные, они легко крошились в пальцах хрупким пергаментом и оставляли на перчатках следы осени и увядания самой жизни.

Закурив и мешая дым и пар изо рта, Бен смотрел на подсвеченные светом фонаря имена на надгробии. Себастьяну они ни о чём не говорили, хотя казались смутно знакомыми. Впрочем, фамилия не сказать, чтобы редкая для Румынии.

Драгош Антонеску. Стефан Антонеску. Братья в жизни и смерти. Одного коснулась смерть, другой последовал за ним.

И даты. Разница в смерти всего в пару месяцев.

— И правда, один последовал за другим, — Мируна повторила фразу задумчиво и немного протяжно. — Бенджамин, ты что-то знаешь про этих братьев?

— Ни черта! Можете считать меня ненормальным, но эти имена не дают мне покоя.

— Никто тебя таким не считает. Но это просто могила двоих братьев, которые жили задолго до нас. Посмотри на даты — оба умерли ещё до начала Первой мировой войны.

Бенджамин нахмурился, и на лбу залегла глубокая складка, так остро вдруг напомнившая отца, когда тот размышлял о чём-то или был чем-то обеспокоен.

Себастьяну вдруг стало совсем не по себе.

— Вы слышите? — прошептала Мируна и резко обернулась, мазнув лучом фонаря по могилам и лестнице перед собой. Замелькали то ли тени деревьев, то ли… ещё что-то. — Здесь кто-то ходит. Или что-то… Чёрт! Пойдёмте, а?

Густой лес, проросший на старинном кладбище подобно тяжёлым путам из крепких веток и шершавых стволов, в темноте кривился и перетекал, звучал ночными птицами и страхами. А они втроём сейчас стояли перед старой чужой могилой, куда их привело то ли видение, то ли сон Бенджамина, навеянный старым скрипучим домом и запахом шалфея.

Мируна со всей силой вцепилась в локоть Себастьяна, всматриваясь на пустынную аллею у подножья лестницы, от которой они пришли.

— Там кто-то стоит.

— Я никого не вижу.

Бен уже был рядом, и от его присутствия сразу стало спокойнее, словно он перетягивал на себя всё потустороннее, освобождая брата от этого груза. Но сейчас Себастьян не хотел отдавать всё брату.

Сейчас он хотел бы почувствовать то же, что и Бенджамин, и разделить с ним это. Возможно, тогда они смогут понять больше. А пока ему оставалось только довериться смутным видениям перед другими. И это даже в какой-то степени раздражало того, кто привык держать руку на пульсе.

Бенджамин сейчас казался чёрно-белым грифельным призраком. Взъерошенный, в гнезде тёмного пальто и дыму, он резко сорвался с места, явно намереваясь поговорить с тем, что перед ним, и быстро сбежал по ступеням вниз. Кажется, его единственного не волновала аура кладбища.

Мируна удержала рванувшего за ним Себастьяна за рукав куртки и шепнула:

— Ты всё равно не поможешь. Дай ему поговорить, кто или что бы это ни было.

— Я только боюсь, что однажды кто-то из нас не отличит, где заканчиваются сны, а где — реальность. Ты же видела его в гостиной, он ведь как спал наяву.

— Сны порой могут быть очень опасны.

— Сны — это всего лишь сны.

— Нет, Себастьян. Они уводят и завораживают, подменяют собой всё, что для тебя важно. И порой открыть глаза кажется почти пыткой. А ещё они цепляются за тебя и приносят в этот мир что-то своё.

Он посмотрел на неё, слегка озадаченный таким признанием. Конечно, им обоим снились кошмары, от которых наутро помогал только горячий душ и чашка самого крепкого кофе. Но сейчас в её словах слышалась тягучая горечь и что-то такое, словно она знала, о чём говорит.

Он крепко прижал её к себе, ощутив между словами, что ей нужно сейчас его тепло, но сама бы она об этом не стала просить. Не сейчас, когда все мысли Себастьяна были заняты Бенджамином, который замер посреди аллеи, словно и вправду беседуя с кем-то.

Может быть, она порой чувствовала себя слегка в стороне от той связи, что была между братьями, но едва ли когда-либо попрекала кого-то из них в этом. И сейчас только уткнулась с облегчением в плечо Себастьяна, вдыхая запах кофе и табака, впитавшийся в куртку.

Он подумал, что когда всё это закончится, им не помешает поездка вдвоём куда-нибудь без определенных ориентиров на скорости и в ветре, бьющим в шлемы.

К тому же, дороги и мотоцикл всегда приводили обоих в восторг, а во взгляде Мируны мелькало что-то дикое и необузданное.

Казалось, время немного уплыло, и им на двоих осталось тёмное безвременье и холод могил с истлевшими костями мертвецов, скребущими когтями внутри гробов и неясным шепотом. Себастьян едва видел брата, и только красноватый огонёк сигареты указывал, где тот стоит.

Вдруг Бенджамин пошатнулся и едва удержался на ногах.

Как в замедленной съёмке он видел, что колени брата подгибаются, а вытянутые вперёд руки скребут воздух и резко сгустившийся туман.

То ли от отчаяния, то ли от страха, зажавшего в колючих тисках сердце, Себастьян на короткий миг увидел мутный полупрозрачный силуэт перед братом с протянутой рукой прямо к его груди.

— Бен! Отпусти его!

Себастьяна будто не пускали вперёд, облепив липкой невидимой паутиной руки и ноги, не давали сделать шаг за шагом. Чьи-то руки словно закрыли рот и не давали сделать ни единого вздоха. Он видел, как Бенджамин медленно опустился на колени, а пальцы зарылись в листья и мелкие веточки.

Жёсткий луч фонаря высветил аллею впереди, а с ней и одинокого Бенджамина, но только его одного, то ли распугав, то ли оттеснив в темноту всё остальное. А вместе с тем и липкие объятия чьих-то окостеневших пальцев отпустили, так что Себастьян наконец подбежал к брату и опустился рядом с ним.

Глаза Бенджамина заволокла абсолютно белая пелена, а из носа снова шла кровь, рубашка в нескольких местах повисла истлевшими в один миг кусками ткани.

А на груди кровоточили несколько росчерков царапин.

— Себастьян?

— Я здесь. Что это было?

— Призрак из прошлого. Почему тут так светло? Разве не ночь была? Всё светится белым мерцанием.

— Я не понимаю, Бен, всё ещё ночь, ну или поздний вечер, как посмотреть. Может, ты спишь?

— Нет, Стан. Хотел бы я, чтобы это всё было всего лишь сном. Но теперь они вокруг меня и требуют крови. Они всегда хотят крови.

— Призраки — это не вампиры же какие-нибудь.

Бенджамин как-то жутко улыбнулся, а его взгляд был направлен куда-то немного вбок мимо брата. Кровь уже почти перестала и теперь подсыхала на коже и губах, стекала по шее вниз, и Бен стёр её перчаткой, всё ещё оставаясь на коленях на промёрзшей земле.

— Я устал. Правда, я так устал. Мы можем вернуться в особняк?

У Себастьяна роились вопросы, но он лишь кивнул, а потом, спохватившись, сказал уже вслух:

— Конечно, хватайся за меня. Я не дам тебе упасть. Ни во тьму, ни в каких-то хреновых призраков. Скажи, ты видишь что-то?

— Да. Свет меркнет. Призраки отпускают меня. Но я теперь знаю, Стан.

Он шептал и говорил, как в бреду или горячке, а кожа наощупь пылала огнём.

— Что?

— Наша семья проклята призраками.

***

Бенджамин уснул в машине почти мгновенно, стоило ему пристегнуться и откинуть голову на мягкий кожаный подголовник, пока Себастьян торопливо смахивал с лобового стекла прилипшие тёмные листья в капельках дождя, начавшегося сразу, стоило им направиться к выходу с кладбища.

Интересно, призраки любят дождь или предпочитают тоже прятаться куда-нибудь в тепло или уют? Например, в человеческую кровь?

Мируна уже что-то искала в планшете, устроившись на заднем сиденье и греясь в огромной шали винного цвета поверх пальто. Но только с досадой погасила экран, когда хлопнула дверь со стороны водителя.

— Я искала что-то на Антонеску. Ничего особо не нашлось.

Она поймала обеспокоенный взгляд Себастьяна в зеркале заднего вида, когда он повернул ключ зажигания. Поразмыслив, он предположил, что искать надо в особняке бабушки.

— Она оставила его нам, а стоило приехать — как нечто привело Бена на могилу этих братьев.

Мируна подалась вперёд ближе к нему, обхватив руками передние сиденья, и её голос был тихим и вкрадчивым, когда она заговорила:

— Они ведь тоже были братьями, Себастьян. Давай надеяться, что вы не уйдете вслед за ними. Я не хочу потерять тебя.

— Я тоже на это надеюсь.

В особняк они вернулись поздней ночью. Опираясь на брата и едва замечая что-либо вокруг, Бенджамин добрался до своей спальни и тут же рухнул спать. Себастьян несколько секунд стоял рядом, прислушиваясь к его мерному дыханию, и поборол желание найти градусник. Ему казалось, у брата жар, но всё-таки решил дождаться утра.

Мируна чистила апельсины, и крохотные цитрусовые брызги оседали влажной пылью вокруг неё, а на столе лежали уже помытые яблоки и лимоны. Осенними ночами она любила готовить глинтвейн, никуда не торопясь, и шутила, что это почти колдовство, а пропорцию хранила в тайне.

Вскоре на кухне запахло жареным мясом со специями и корицей с имбирём. Себастьян, закатав рукава рубашки, ловко орудовал стейками, украдкой любуясь на Мируну.

Он был искренне благодарен Бенджамину, что тот смог помочь вернуть их друг к другу. Горе разъединяет и отталкивает, но если пережить его вдвоём, то можно стать сильнее и крепче. Быть вместе вопреки и навсегда, потому что никто другой уже не поймёт тех демонов, что скалятся внутри.

Проверив, что мясо жарится, Себастьян обнял Мируну со спины, касаясь кончиками пальцев её бёдер сквозь ткань джинсов. Он улыбнулся ей в шею, когда она возмутилась, что он мешает ей варить пряное осеннее зелье.

— Мясо сгорит, — безнадежно привела последний аргумент Мируна, и её пушистые волосы щекотали его щёку.

Но Себастьян вдруг понял, что его волнует вовсе не мясо с ароматом тимьяна, а куда более… болезненное. То, от чего он до сих пор пролёживал ночи без сна.

— Ты скучаешь по ней?

Он почувствовал, как Мируна напряглась в его объятиях, а нож замер над разрезанным пополам яблоком. Они говорили об этом так много и так часто, что, казалось, всю боль уже оставили позади. Но сейчас внутри снова тянуло невосполнимой потерей.

— Иногда мне кажется, что я не могу дышать и просто задохнусь. Знаешь, часто в мистических фильмах пугают детским смехом и топотом ног. Я бы многое отдала, чтобы услышать сейчас её смех. Хотя прошло полтора года.

— Почему ты осталась со мной?

Себастьяна правда волновал этот вопрос.

Он никогда не спрашивал, просто принимал это как ещё один шанс для них двоих. Но теперь Делиа возникала снова, напоминала о себе призрачным явлением, и ему казалось, что, может, им действительно стоило разойтись. Ведь так делают многие пары, потерявшие ребёнка.

Возможно, он просто боялся потерять ещё и Мируну.

— Я рассыпалась внутри и не знала, зачем вообще дальше жить. Что может быть страшнее, чем увидеть своего ребёнка мёртвым? Наверное, есть вещи куда хуже. Сначала я видела, как медленно угасает моя мать, теряя связь с реальностью, а потом… Делиа. А ещё твоя мать…

— Да, я помню.

И то, как Эйш Альбу зло бросила, что они сами виноваты и не уследили за собственной дочерью, и то, как Мируна упала в обморок, когда надо было выбрать крохотный детский гробик. Его самого тогда замутило, а от обвинения матери он едва не ударил её.

Им и так хватало собственного чувства вины.

— Но я не могла заставить себя уйти из дома, куда мы привезли её, — продолжила Мируна. — Из того дома, в котором всё ещё был ты. И не могла достучаться до тебя. Возможно, у меня просто не было сил сделать хоть что-то. Кажется, тогда врач выписал успокоительное, которое ни черта не помогало.

Её руки дрожали, когда она медленно опустила нож и развернулась в его крепких объятиях и обняла руками за шею, прижимаясь теснее и ближе.

Они связаны друг с другом.

Дождём с запахом кофе, долгими ночами без сна, болью с тоскливым звоном церковных колоколов и запахом разрытой земли.

Себастьян покачивался, крепко прижимая к себе Мируну, чьи волосы пропахли апельсином. Отчасти он пожалел, что спросил, но, с другой стороны, может, каждому из них ещё стоило выговориться. Возможно, каждый ещё не до конца отпустил от себя Делию.

И Бен в том числе.

Её руки скользнули под мягкий хлопок рубашки, прошлись от живота и вверх по рёбрам, впитывая тепло его тела. Он прижал её к краю стола так, что она наверняка почувствовала, как он врезался в поясницу, и ойкнула.

— Давай всё-таки поужинаем, — Себастьян с трудом отстранился, отворачиваясь к требовательно шипящему мясу. — Вся ночь впереди. Думаю, обыск дома оставим на завтра.

— Действительно, у меня тут кулинарный шедевр пропадает.

— Глинтвейн, что ли?

— Эй, не смейся! Сам же с удовольствием его выпьешь!

Улыбнувшись, он поцеловал её в висок.

Мясо с глинтвейном удались.

Мируна возмущенно воскликнула, когда Себастьян подхватил её и усадил на крепкий деревянный стол, едва не уронив вазочку с сушеной лавандой. Травы под потолком пахли пылью и жарким летним лугом, а в тёмных окнах отражались тёплые огни свечей в металлических фонарях.

Он целовал её и ласкал сквозь тонкий и лёгкий шёлк блузки, проводил пальцами по линиям татуировки от шеи вниз вдоль позвонков, пока Мируна не застонала ему в губы и стала просить ещё, а он не раздел и не любил её прямо там, среди трав и пряностей.

Её руки, ласкавшие его тело, горьковато пахли апельсином.

По окнам стучал дождь, а Себастьян лежал без сна. Наконец он сдался на волю бессонницы и, накинув рубашку и джинсы, спустился на кухню за чашкой кофе. У бабушки Анки хранились отличные запасы как ароматизированного, так и обычного разной обжарки и сортов.

Едва не задев какой-то совсем низко свисающий с потолка пучок, он уселся за стол и достал телефон, надеясь, что удастся всё-таки что-то выяснить. Заскрипели ступени лестницы под торопливыми шагами, и Себастьян вскинул голову, ожидая, что это Бенджамин. Но всё тут же стихло.

Терпкий сигаретный дым мешался с паром от кофе, а на вкус и то, и то было достаточно крепко.

А вот поиск не особо дал каких-то результатов, хотя в итоге на каком-то зловещем сайте с легендами о Трансильвании упоминалась семья Антонеску, одного из членов которой причисляли к жестоким и мрачным некромантам. Слухи или нет — неясно. В конце концов, искать что-то об этих местах было почти бесполезно. Всё сводилось к вампирам и Дракуле.

Снова скрипнули ступени, и Себастьян всё-таки решил проверить, ему кажется или кто-то и правда бродит по дому.

Когда он вышел в небольшой холл, из которого был проход в гостиную или к лестнице на второй этаж, то увидел, что входная дверь приоткрыта.

В осенних сухих полях вокруг особняка царила тёмная ночь. Себастьян поёжился и задумался, не захватить ли хотя бы пальто, но вообще-то сомневался, что он куда-то пойдёт далеко. Да и дорог особо не было — только выезд на шоссе и тропинка в поле по левую руку.

Но там плясали красноватые огни.

Себастьян быстро вернулся в дом, схватил первое попавшееся пальто — его или Бена, неважно, и направился в ту сторону, подсвечивая себе дорогу фонариком на телефоне. Он искренне надеялся, что брат не проснулся посреди ночи и не отправился на свет огней.

Он вздрогнул, когда чей-то голос рядом шепнул.

Помни — их всегда семь. Дорога домой — это семь огней. Скажи… ему…

За спиной была пустота, наполненная шорохами и ночными звуками. Дождь стих, и наверняка сейчас среди низкой сухой травы бегали мыши или какие-нибудь другие грызуны. В потёмках Себастьян угодил ногой по щиколотку в лужу и от всего сердца чертыхнулся.

— Ничего, дорогой, это всё не по-настоящему.

Голос плыл где-то в голове, и Себастьян, крепко сжав телефон, вгляделся перед собой, но увидел только пустоту. Решив, что яркий свет только слепит, он выключил фонарь и вдохнул холодный воздух.

Что-то прошлось змейкой по шее вверх, холодок касания будто провели кусочком льда.

— Кто здесь?

— Тс-с-с, слушай и запоминай. У меня не так много сил и времени. Ваша с братом кровь сильна. Вы влечете многих из-за грани, но ни черта не умеете. Тратите столько сил и кормите их своими же страхами. Я хранила вас от проклятия рода, закляла землю и вас самих от них. Но призраки всегда забирают кого-то из Альбу. Или… Антонеску.

Себастьян шагнул вперёд, ощущая, как начинает раскалываться голова, а мир плывёт и слепнет, наполняется тягучим, как патока, мраком без начала и конца. Гасли красноватые огни, а потом вспыхнули один за другим совсем рядом, кружась кровавыми пятнами.

Голос продолжил.

— Совсем нет сил… найдите мои записи. В шкафу… и помни — сны тоже несут смерть.

Себастьян хотел что-то спросить, но понял, что у него нет голоса, а мир тоже лишился всех звуков. И только ощутил прикосновение сухих старческих ладоней к своему лицу.

А потом рухнул во тьму.

— Себастьян! Чёрт, Себастьян!

Его кто-то тряс, лоб был мокрым, а щёки горели.

Он вдохнул воздух и открыл глаза, пытаясь сфокусироваться. Всё тот же запах трав, одной ноге холодно и мокро, рубашка прилипла к спине от пота. Рядом оказался встревоженный и взъерошенный Бенджамин в одних джинсах, склонившийся к брату.

— Я видел сон.

— Очень хреновый сон! Ты звал кого-то и никак не просыпался! Хлеще моего лунатизма.

— Я говорил с бабушкой Анкой. Ох, твою мать! Как голова болит! Что за безумие происходит, Бен?

— Не знаю. Но давай надеяться, что мы доживём хотя бы до конца выходных. О, подожди, что понадобилось дяде в четыре часа утра. Алло?

Себастьян с трудом заполз на стул и теперь сжимал край стола так крепко, как только мог. Во рту всё пересохло, хотелось пить, спать и хоть немного разобраться со всем, что творится вокруг. Бенджамин, облокотившись одной рукой на стол, другой прижимал телефон к уху и напряженно слушал дядю. Крови уже не было, да и сам он выглядел куда лучше, только царапины всё ещё словно кровоточили. Странно. Никаких глубоких порезов, с чего бы?

— Нет, он в порядке. Да, я передам. А ты не хочешь объяснить? Ладно, созвонимся утром.

Бенджамин кинул телефон на стол и едва ли не с укором взглянул на брата.

— Дядя спрашивал, в порядке ли ты. Ему почудилось, что с тобой беда.

— С чего он это почувствовал?

— А я вот откуда знаю? Он сказал, что завтра позвонит. Знаешь что, давай я сделаю чай, и ты мне расскажешь, что тебе нашептала бабушка.

— Что насчёт кладбища, Бен? Что за чертовщина произошла там?

— Тебе снится мёртвая старушка, а у меня было свидание с древним предком. Но призраки оказались сильнее.

Бенджамин поморщился и промокнул салфеткой явно саднящие царапины на груди. Кровь не останавливалась.

— Они обещали, что скоро возьмут дань. Им всегда мало. Они сказали, мы можем выбрать, кто уйдёт первым.

========== -5- ==========

Около десяти лет назад, спустя полгода после смерти отца

Бенджамин тесно прижимал к себе незнакомку среди бурлящего танцпола. Пирсинг в её языке легонько щекотал, а металлический вкус смешивался с клубничным от блеска для губ. В неоновом свете её выкрашенные в белый волосы светились, а кожаная обтягивающая юбка едва прикрывала задницу.

Пьянили не разноцветные многослойные коктейли, а общий драйв от битов музыки, движения и яркой ночи.

Кажется, они много танцевали, а потом забились в какой-то тёмный угол, мешая поцелуи, настойчивые ласки и жар тел.

Они вышли из клуба в холодную, оглушенные громкой музыкой и собственным смехом, к уже ждавшему жёлтому такси с молчаливым водителем. Адрес назвала незнакомка, её волосы слиплись от пота, а под тонкой футболкой не было белья. Бен не очень хорошо знал район, в который они приехали, но ей так казалось надёжнее. Насколько вообще может быть надёжно звать первого встречного домой.

В тёмной и тесной квартирке они стремительно избавились от одежды под грохот какой-то динамичной музыки от соседей сверху и едва ли не вместе рухнули на чуть скрипнувшую кровать.

Бен помнил быстрый и порывистый секс, прикосновение её сосков к горячей коже, короткие выдохи и запах клубники. Помнил, как хотелось пить — непременно ледяной воды, а внутри царапала мысль, что жизнь всё равно не станет прежней. А потом они просто уснули, он ещё чувствовал её тепло сквозь дремотный сон, а потом остались только яркие сны с пятнами неона.

Он очнулся от холода в пустом вечернем парке. От сильных порывов ветра со скрипом покачивались ветви деревьев, один из немногих фонарей противно и надоедливо мигал, вот-вот собираясь погаснуть.

Бенджамин сел на ближайшую скамейку — прямо на спинку, ботинками на деревянном влажном сиденье, и обхватил себя руками, щурясь на яркий свет телефона с почти разряженной батарейкой.

В такие моменты он ненавидел себя. Выпадающие куски жизни раздражали и толклись пустотой часов и минут, назойливо и болезненно. Не знать, где ты был, что делал, с кем говорил. Не жить. Стать на время мёртвой оболочкой, всего лишь механизмом из крови, сосудов, костей и мышц.

Бенджамин ненавидел себя ещё и потому что часто оказывается вот в таком идиотском положении в полном одиночестве чёрте где. Каждый раз он надеялся, что громкие голоса вокруг, море людей и оглушающая музыка помогут остаться в реальности.

Можно вызывать такси или дождаться трамвая на ближайшей остановке, но ему эгоистично хотелось сейчас быть рядом с тем, кто для него надёжная опора.

Бенджамин набрал короткое сообщение.

«Ты можешь приехать за мной?»

Ответа не было какое-то время, может, стоило позвонить. Или звук выключен — в три часа ночи не все бодрствуют и курят сигареты на продуваемых всеми ветрами аллеях с шелестом листвы.

«Конечно. Кидай координаты».

Бенджамин ждал старшего брата.

И в ночном мраке, разбиваемом на светлые пятна от света фонарей и отсветов ярких улиц за домами, ему казалось, что сейчас можно выйти босиком по шершавому асфальту на перекресток и, раскинув руки, вызвать самого дьявола. Отдать хрупкую душу в вечность мучительного плена за возможность помнить каждый момент жизни.

Рокот байка пробудил от какой-то иллюзорной дремоты. Себастьян поднял стекло шлема и достал из рюкзака тёплый свитер, ни о чём не спрашивая. Бенджамин слишком хорошо его знал, чтобы видеть, как тот недовольно нахмурился — он переживал, что не был рядом.

— Ты в порядке?

— Кажется, да. Может, получу наутро гневное сообщение, какой я урод, что бросил девушку.

— Она переживёт. Садись уже, а то оба замёрзнем.

Бенджамин почувствовал облегчение и спокойствие — он не один.

И никогда не будет, пока рядом Себастьян.

***

Себастьян явно не одобрял призраков, особенно воскресным утром.

Когда Бенджамин по противно скрипучей лестнице спустился в прохладную гостиную в зелёных тонах, на ходу натягивая свитер поверх клетчатой рубашки, брат уже сидел за небольшим столиком и был с головой погружен в работу. Наверняка кружка с остатками кофе и коричневым кружком на странице блокнота не первая за утро.

Строгая белая рубашка, пусть и с джинсами, сейчас странно смотрелась в особняке, полном старинной мебели со следами времени. Бен вообще мог с трудом представить, как брат здесь умудряется работать, но наверняка погружение в мир финансов требовало не таких душевных усилий, как в мир призраков. Себастьян слегка щурился, и Бен хотел напомнить, что тот давно собирался к окулисту, но вместо этого не стал отвлекать от работы и подошёл к высокому окну.

На улице светлело осеннее позднее утро, а сквозь мутные облака пробивалось тусклое солнце с тонкими лучами. Где-то в полях мелькнула фигурка, и сердце Бена пропустило удар. Только не опять. Ему хватило встречи на кладбище и беспокойных снов. Он не помнил точно, но их хотелось смыть с себя горячей водой.

Костяную пыль, невидимую паутину и ощущение засохшей кровяной корки под ногтями.

К утру хотя бы рана на груди перестала кровоточить.

— Мируна гуляет в полях. Ей нравятся здешние места, пусть они и притягивают странные сны.

— Почему я не удивлён, — буркнул Бен, злясь на самого себя. Так скоро ему будут мерещиться призраки везде.

— Ты как будто недоволен её присутствием.

— Ничего подобного. Но мне кажется, что ей нравится то, что здесь происходит.

— Ты видишь призрак Делии. Не думай, что она воспринимает это так легко, как кажется.

Бенджамин понимал. Но не мог избавиться от ощущения, что Мируна сама здесь стала похожа на томного и тоскующего призрака, который теряется в мягком светящемся тумане.

Когда он уже направлялся в сторону кухни, Себастьян окликнул его. И обернувшись, Бен увидел не делового бизнесмена, а отца с растревоженной душой от потери дочери.

— Ты видел её ещё? Она что-нибудь говорила?

— Нет. Только те два раза в Бухаресте.

— Ясно. Я закончу с правками к договору, тогда можем заняться поиском дневника бабушки.

Себастьян тут же вернулся к работе, снова собранный и серьёзный, а Бенджамин молча вышел из комнаты, не зная, что нужно больше всем им — призрак маленькой девочки или возможность отпустить её навсегда.

В холодильнике нашёлся паштет, а на столе — оставленная после завтрака буханка хлеба. Сооружая себе бутерброд, Бен читал с телефона короткий отчёт администратора своего бара, подкрепленный парочкой самых ярких фотографий.

Ответить ему можно позже — сейчас бар закрыт, а ночная смена отсыпается после суетной ночи на ногах.

Мигнуло сообщение от кого-то из знакомых, и Бен увлеченно ввязался в дискуссии о новом пивном пабе в Бухаресте. Его пальцы быстро скользили по гладкому экрана телефона.

Это тоже отвлекало от призраков и семейных тайн.

Бен откинулся на стуле и упёрся коленом в край столешницы, чуть покачиваясь. Он не сразу услышал, как на кухню вошла Мируна. С растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, в шали поверх шерстяного пальто цвета слоновой кости и вязаных митенках, она принесла с собой букет из жёлтых и коричневатых листьев с запахом земли.

Скинув шаль и пальто на ближайший стул, она поставила букет в глиняную, слегка запыленную вазу, найденную на одной из полок в шкафу, и занялась завтраком.

— Доброе утро, Бенджамин. Погода просто прекрасная. Здесь нет такой духоты, как в городе. Жаль, что мы сюда редко приезжали. Может быть, бабушка Анка была бы рада…

— Бабушка Анка была сама себе на уме и могла бы рассказать больше до того, как умереть и оставить нам ворох загадок.

Мируна явно растерялась от таких резких слов, но предпочла ничего не говорить.

Впрочем, они никогда особо не ладили. Бенджамину всё время казалось, что она слишком привязана к Себастьяну — едва ли не до лёгкой одержимости.

Но если брат был счастлив с ней, то этого было вполне достаточно.

Может быть, всё дело в том, что временами он стал ощущать себя лишним среди них, излишне навязчивым — он знал, что может быть слишком бурным в эмоциях, разговорах и даже поступках.

И всё равно знал, что если затеряется в собственных сонных похождениях, Себастьян найдёт его. По зуду в крови и притяжению, которое позволяло им чувствовать друг друга.

Где-то на втором этаже в глубине дома зазвучала старая музыка с пластинки, и Бен с удивлением уставился в коричневый потолок. От пыльных нависших трав ему откровенно хотелось чихать, а мелодия внушала невнятную тревогу.

До неприятных мурашек по коже.

Судя по тому, как замерла Мируна с крепко сжатой в руке ложкой, которой мешала творог с вареньем, она тоже услышала эти звуки. И чем дальше — тем меньше похожие на музыку, а, скорее, на хриплые стоны и мольбы.

Бен медленно отложил в сторону телефон и поднялся с жёсткого деревянного стула, подгоняемый порывом дойти до источника музыки и выключить его навсегда. Упокоить.

С крючка на выбеленной стене с оглушительным грохотом рухнула медная кастрюлька, и всё стихло.

На пороге кухни тут же возник встревоженный Себастьян, примчавшийся из гостиной. Обвёл взглядом застывших жену с братом и уточнил:

— Вы в порядке?

— В старых домах часто происходит много странного и тревожного, не правда ли? — безмятежно ответила Мируна, но Себастьян явно не купился на дрогнувшие уголки губ и тень улыбки на тонких губах.

Аккуратно поднял кастрюльку и повесил её обратно, поправляя, пока она не стала висеть почти ровно.

— Ты ведь тоже слышал музыку? — уточнил Бен.

— Музыку? Нет, у меня в гостиной всё было тихо. Вышел какой-нибудь новый альбом твоей любимой группы, и ты решил просветить Мируну?

— Старую музыку. Со второго этажа.

Себастьян нахмурился, а Бенджамин вдруг ощутил щемящую тоску одиночества. Как бывало после приступов сомнамбулизма, когда казалось, что только он одержим сиянием лунного света, и тот растерзает его изнутри на хрупкие осколки беспамятства.

— Я тоже её слышала. Возможно, мы не одни здесь. И никогда не были, — Мируна уже пришла в себя и принялась за завтрак. — Или кто-то сводит нас по очереди с ума. Снами, видениями и туманом.

— Не могу сидеть на месте. Может, хоть от дневников бабушки Анки будет польза.

Бенджамин вскочил со своего места и, ткнув наушники, направился в комнату, где они вчера отыскали коробку с проклятой доской Уиджи.

Казалось, дом живёт какой-то своей жизнью. В нём таились скрипучие звуки, тихий шелест тканей и отзвуки шагов. Картины, развешенные по стенам в полосатых обоях, казались зловещими портретами не живых людей, а их отражений. Под стеклом порой встречались и старинные карты, и высушенные бабочки или ссохшиеся маленькие тёмные крылья.

Насколько мог догадаться Бен — летучих мышей.

Под оглушающий индастриал в наушниках он занялся разбором книжных шкафов, на которые указала бабушка Анка.

К собственному сожалению, встречу на кладбище Бенджамин едва помнил — она стёрлась налетевшими призраками и их слепящим светом. В тот момент он почувствовал себя переполненным сосудом, в который продолжают лить воду, и её надо удержать в стеклянных стенках, но сил не хватало.

Призраки царапали и рвались — в мысли, под кожу, в тёплую солёную кровь. От них кружилась голова и терялось ощущение времени и пространства. Он только помнил — за его спиной Себастьян, и призракам он не достанется.

Бенджамин удержит их, чего бы это ни стоило.

После того, как он перерыл половину шкафа и ничего не нашёл ни среди букинистических старинных книг, ни среди потрепанных томов любовных романов, Бен внезапно сам для себя увлёкся перелистыванием скромной брошюры о призыве духов.

Именно за её чтением его и нашёл Себастьян. В отличие от их матери, которая каждый раз вздрагивала от появления старшего сына рядом, Бен просто вскинул голову ровно в тот момент, когда брат шагнул в комнату.

— Как успехи с дневником?

— Я бы не отказался от более подробных указаний. Тебе не кажется это свинством — вот так являться после смерти и ещё упрекать, как мы не можем ни с чем справиться? А дядя Пауль так и не отвечает?

— Нет. Тут сеть отвратительно ловит. Я полчаса письмо отправлял. И дозвониться не могу. Давай найдём дневник. Ты все полки посмотрел?

— Осталось ещё несколько.

— Может, тайник? У отца тоже такой был в кабинете.

Себастьян вдумчиво простукивал стенку шкафа, двигал ящичками внизу и перебирал книги, одну за другой, пока Бен продолжил читать про использование миски с водой, доски Уиджи и сеансы спиритизма для общения с мертвецами.

Но куда интереснее оказалась вторая часть — о некромантии. О тёмных ритуалах, черепах и крови, что обагряет подношения призракам. О защитных кругах соли, о тонкой грани мира живых и мёртвых, об энергетике и остаточных следах жизни.

Его отвлёк удивленный свист Себастьяна, последовавший за лёгким щелчком.

— Да тут целая секретная комната!

— Да ну?

Сейчас они стояли перед тёмным проёмом, за которым пахло пыльной тяжёлой тканью, въевшимся в стены табачным дымом, затхлым воздухом и фиалковой водой. Себастьян достал из кармана джинсов коробок спичек, который постоянно таскал с собой, и чиркнул одной. Маленький огонёк подсветил тесную и узкую комнатку.

Здесь будто располагался алтарь. На небольшом возвышении на чёрной ткани лежали два человеческих черепа: с провалами вместо носа и глаз и жуткими оскалами.

Вокруг них кто-то расставил треугольником три белые свечи, а на деревянных полках — маленькие баночки с формалином, какими-то останками и маслами.

Бенджамин шагнул вперёд первым, подсветив себе фонариком с телефона всё вокруг. То ли от яркого света, то ли от того, что нечто внутри него отзывалось на найденную потайную комнату, он не чувствовал омерзения или страха.

Кроме прочего, здесь были явно ритуальный острый нож и пыльные бутылки с мутным виски.

Дневники нашлись на одной из полок. Часть из них явно бабушки Анки — страницы хоть и пожелтевшие, но записи были сделаны шариковой ручкой и достаточно чётко.

А второй, судя по дате на обложке, относился к концу девятнадцатого века. В пятнах, с витиеватым почерком и замусоленными страницами, которые явно предстоит расшифровать.

— Бен, мне от этого не по себе.

— Зато мы нашли дневники! — он победно помахал ими в воздухе.

— А черепа тебя не смущают?

— Кто бы это ни был, они давно мертвы.

— Как и призраки, которых ты видишь?

Себастьян был сам не свой. Он отошёл подальше, стараясь впустить в комнату больше дневного света, но окна располагались в эркере — слишком далеко от тайника.

Возможно, не просто так.

Бенджамин ещё некоторое время оставался внутри. Ему казалось, нечто зыбкое и тонкое бьётся рядом с ним как в стекло, пытаясь докричаться. Голову сдавило тисками боли, а перед глазами замельтешили огоньки.

И тут рядом с Себастьяном возникала Делиа. Молочная тонкая фигурка, безмолвная и покачивающаяся в воздухе. Её тонкие пальчики замерли рядом с ладонью отца то ли в боязни, то ли в невозможности коснуться.

Взгляд был полон тоски и мерцал одиночеством. Холодом загробного мира.

Бенджамин приложил палец к губам и медленно пошёл к ней, чувствуя, как боль в висках становится тяжелее и туже. Делиа смотрела только на него, а он боялся дотронуться.

Или того, что она испарится от любого прикосновения бесплотными ниточками, дымкой и каплями туманной влаги.

— Она здесь?

Казалось, Себастьян задержал дыхание, а пальцы дёрнулись…. и прошли насквозь ладошку дочери. Ему досталась лишь роль слепого наблюдателя, а в накатившей тишине почти слышались частые удары сердца.

Бен не ответил — и так всё ясно. Лишь присел на карточки перед призраком, как делал всегда, чтобы быть наравне с Делией, и всмотрелся в её детские черты лица. Слегка смазанные, они теперь никак не улавливались.

— Делиа, — голос был хриплым. — Что ты хочешь сказать?

Она шагнула к нему и приникла к плечу, хотя касание — лишь отпечаток памяти. Призраки бесплотны и холодны, как напоминание, что из смерти нет возврата. Им никогда не согреться.

А потом он услышал тихий шепоток.

— Домой… я хочу домой… не дай ему забрать меня…

— Кому?

— Злу.

В следующий миг Делиа исчезла, а Бен почувствовал на щеке холодные капельки воды, а потом — как и тогда у себя в баре, кровь из носа.

Мируна сидела на тёмно-зелёной софе в гостиной, уставившись в холодный и потухший камин. Её руки смяли и сжали подол тёплого шерстяного платья, а взгляд остекленел.

Бенджамин никогда не видел, чтобы она курила, но сейчас в пепельнице тлела сигарета.

Сам он устроился в кресле, подтянув к груди одну ногу, и листал дневник бабушки Анки — записи с рецептами мешались с результатами расклада Таро, в котором он ничего не понимал, хотя любил рассматривать рисунки.

Себастьян ходил взад-вперёд по гостиной, дымя сигаретой, и то и дело прикладывался к стакану с виски на каминной полке.

— Бен, ты уверен в том, что видел? Может, это… не знаю… всё сон?

— Как легко это можно было бы объяснить, правда? Ведь именно мне досталось видеть призраков. То ли сны, то ли явь — так легко запутаться.

Бенджамин отлично понимал, как это выглядело со стороны — только его видения и голос в голове. Именно он проваливался в беспамятство и терялся во времени с пустотой вместо жизни. И ловкая маска того, кто с улыбкой наливает пряный коктейль, лопалась болью и одиночеством.

Если Альбу обладали семейным проклятием, то Бенджамину досталось собственное.

— Прости. Конечно, нет. Я просто не понимаю, что делать дальше.

— Призраки хотят что-то нам рассказать. И бабушка Анка, и Делиа. И не только они. Тот Антонеску… тоже что-то говорил. Я ни черта не помню.

— Возможно, стоит им дать сказать? — голос Мируны ровно прошелестел, но смотрела она только на свои пальцы. — Что в дневниках, Бен?

— Здесь нет объяснения проклятия. Но вот, послушайте.

Бенджамин подобрался и зачитал вслух то, что ему показалось интересным и важным — хотя разбросанным по нескольким страницам между рецептом тушеного кролика и советом, как отчистить накипь в чайнике.

Призраки тянутся ко мне и хотят говорить. Но им нужна тропа, которую не так легко найти. Кто-то приходит в снах, кто-то — шумом в доме. Я привыкла жить с этим, смирилась с незваными гостями-невидимками.

У некоторых даже есть привычки. Эйш всегда пугалась звуков дома, но она не понимала того, что за гранью. Ей это мешало бурлить, как маленькому котелку.

Ну ладно… о чём я? А, призраки. Многие безобидны, как ночные мотыльки, что бьются вечерами в окна веранды. Они бормочут и бездумно болтаются в этом мире, не ища ничего.

Другое дело — те, что ищут воплощения. Или жаждут чего-то. Таким нужна энергия. Огни в ночи, подношения, сила того, кто может их услышать.

Но ещё хуже — проклятые души. Именно с ними стоит быть аккуратнее всего. Именно они всегда будут хотеть одного — пути в мир живых, обратную дорогу, мести, самой души, не понимая, что мёртвые всегда остаются мёртвыми. Именно они так жаждут крови нашей семьи и тревожат меня по ночам.

Призраки не тронут того, в ком нет дара.

И я боюсь только одного — что он передастся мальчикам.

— Есть ещё вторая часть, — Бенджамин умолк и быстро пролистал вперёд, — записи куда более отрывистые и короткие, но они… про некромантию.

— В чём разница? — Себастьян, как всегда, пытался всё упорядочить и разложить по местам, решить уравнение из туманов, призраков и старого дома.

— Призраки приходят сами. Некромант призывает мертвецов, общается с ними, обменивается энергией. Спиритизм по сравнению с некоторыми ритуалами — просто детские игры.

— Я хочу вернуть Делию домой, — твёрдо заявила Мируна.

Себастьян остановился за её спиной и успокаивающе положил руку на плечо, и она крепко схватилась за неё, будто боясь падения. Или омута внутри самой себя, чьи воды всколыхнулись явлением дочери.

— Мы не знаем, что это значит, — мягко ответил Стан.

Бенджамин знал, каким он бывал в работе и как вёл переговоры, настаивая на выгодных условиях в интересах «Гвоздики и костей». Видел не раз, искренне восхищаясь невозмутимостью и твёрдостью брата.

Но с Мируной он мог быть другим. И в каждом жесте сейчас сквозила нежность и забота.

— Я бы хотела увидеть её ещё раз. На короткое мгновение дотронуться и сказать, как сильно я скучаю. Неужели это так много, если она сама приходит к нам?

— Я сделаю чай на всех.

Бенджамин не хотел вмешиваться в их личный разговор. К тому же, снова заболела голова, так противно и настырно, что не хватало досады.

За окнами начался монотонный и тихий дождь. Казалось, что в нём скребутся брошенные души, текут в сторону тёплого дома и их обитателей. И всё-таки было и что-то успокаивающее в этом шорохе и скоплении капелек воды, скользящих по стеклу.

Бенджамин шуровал в коробках с искренней верой, что в таком выцветшем и высохшем травянистом хозяйстве должно быть хоть что-то от головной боли. Он вспомнил, как после смерти отца, когда участились приступы лунатизма, мать предложила сходить к психотерапевту.

Так настойчиво, как только могла Эйш, если ей что-то приходило в голову. К тому же, Себастьян улетел в командировку, в баре было полно работы, требовался крепкий сон, — и Бен сдался уговорам в надежде, что станет легче.

Тогда врач долго его обследовал, беседовал о смерти отца, возможных причинах сомнамбулизма, а потом даже выписал таблетки.

Они не помогали.

Бен не спал сутками, глотая кофе и энергетики, как воду, со страхом проваливался в тяжёлый сон на несколько часов. Он запирал квартиру на ночь, а ключ убирал в сейф.

Когда его, исхудавшего, с синяками под глазами и осоловевшим взглядом увидел Себастьян, то пришёл в ужас. Позвал к себе и сказал, что проследит за братом, пока тот будет спать. Столько, сколько нужно. И сжатая пружина внутри отпустила.

В ту ночь, как и многие следующие, Бенджамин спал спокойно. А потом приступы пошли на спад, а сам он всё реже и реже заглядывал на могилу отца.

В красной жестяной банке в белый горошек нашёлся успокаивающий сбор. Бросив себе в чашку пару щепоток, Бен залил всё это кипятком, а в глиняном чайнике заварил ароматную смесь с подсушенными апельсиновыми корками для Себастьяна и Мируны.

Когда он вернулся в гостиную, то на несколько мгновений отступил обратнов тени коридора. Себастьян прижимал к себе Мируну и гладил её по распущенным волосам, что-то шепча, а она явно отвечала коротко.

Он почти видел, как сейчас вбежит Делиа, с восторгом повиснет на подоле мамы и срочно попросит переодеть её в платье.

Это выглядело так… что-то только их. Наедине.

Бен отошёл на пару шагов назад, а потом, скрипнув половицей, вошёл обратно. Не то, чтобы он считал брата стеснительным, но не хотел прерывать их момент. Себастьян всё ещё обнимал Мируну, но она почти сразу отступила к столу, на котором рядом с закрытым ноутбуком лежала доска Уиджи. Ей словно нравилось прикасаться к предметам с налётом призрачности. Себастьян занял себя дневником.

— Чай, если кто-то будет. И насчёт призраков… мне кажется, я знаю, чьи черепа наверху.

— Черепа? — Мируна воззрилась на него с недоумением, а потом обернулась к мужу. — Ты не говорил, что вы нашли черепа. Каких-то зверей?

— Человеческие, — спокойно пояснил Себастьян.

— Да, так вот, я почти уверен, что они — тех самых братьев Антонеску. И что бабушка могла использовать их для общения с ними. И мне кажется, я тоже смогу.

Ему показалось, что в доме резко стало холоднее — но за окнами поднялся ветер, задувая в щели, и голые ветки деревьев сбоку от дома заскребли и застучали по окнам.

Он знал, что пойдёт на это даже если придётся всё сделать самому. И удивился, когда Мируна кивнула:

— Они хотели поговорить с тобой.

— Да вы с ума сошли! Ладно, поводить указателем по буквам, но это! Что ещё там нужно? Крови? Жертвоприношений?

— Нет, ничего такого. Ничего сложного нет, я должен справиться.

Себастьян некоторое время молчал, всматриваясь в дождь и поля за окном. Интересно, видел ли он там пляску огней, или их смыло, как и туман, дождём и ветром? И придут ли призраки по размытым дорогам между мирами?

— Хорошо. Но обещай, если хоть что-то пойдёт не так, хоть малейшая тревога, ты прекратишь ритуал.

— Да, Стан.

А ты просто будь рядом. Не бросай меня в темноте — в сумеречных снах с мерцанием мертвецов.

========== -6- ==========

Чуть меньше года назад

— Не люблю зиму, — честно признался Бенджамин. — Кажется, что с ней подмерзает что-то внутри. Или в сердце легко воткнётся осколок из чертогов снежной колдуньи.

— Ты просто не любишь холод. Не приплетай сказки.

— Мой старший брат, как всегда, ну очень разумен.

— А что там? — Делиа потянула папу за рукав и показала ладошкой в варежке в сторону заледеневшего озера. — Что там?

— Где, милая?

— Вот там. Ну пойдём, пап! Смотри!

Мируна, которая отходила за горячими стаканчиками с безалкогольным глинтвейном, как раз вернулась к ним и протянула один Себастьяну. Бен отказался и под благодарным взглядом брата увёл Делию в сторону кромки озера. Ему это было в радость, собственно, он потому и согласился на воскресную прогулку в зимний день.

Ради Делии и Себастьяна, который хотел немного побыть с женой. Эйш не относилась к той категории бабушек, которые с удовольствием возятся с малышами, а у няни был законный выходной. У Себастьяна же — долгая рабочая неделя, усталость и синяки под глазами.

Делиа болтала обо всём на свете, выпросила обещание подарить ещё один экскаватор, чтобы копать, и с визгом хихикала, когда Бен подбрасывал её в морозном воздухе. Рядом была детская площадка — и Делиа помчалась к яркому домику и маленькой горке.

Себастьян с Мируной под руку прогуливались по аллее, прихлёбывая ароматный глинтвейн. Они тихо переговаривались и явно на некоторое время выпали из мира.

Ярко искрилось солнце на россыпи снега и небольших сугробах. Бен, перетаптываясь, ощутил, как мёрзнут пальцы на ногах даже в тёплых меховых ботинках.

Проклятая зима.

Уверившись, что Делиа вовсю занята снежными куличиками и огромной красной лопатой, а её комбинезон красочным оранжевым пятном выделяется среди ребятни, он тоже подошёл к палатке с напитками. Очередь двигалась медленно, но наконец можно было сунуть голову в приятное тепло окошечка для заказа.

— Где Делиа? — голос Мируны был тихим, а сама она появилась словно из ниоткуда.

— На площадке.

— Её там нет, Бенджамин.

Бен нахмурился и обернулся, крепче сжав обжигающий картон. Себастьян в стороне что-то обсуждал по телефону.

Делии нигде не было, только валялись в снегу лопатка и опрокинутое ведро.

Бен ощутил дрожь плохого предчувствия и крутанулся на месте, выхватывая детали. Крохотная оранжевая фигурка виднелась на не окрепшем льду начала зимы.

— Делиа!

Лёд хрустнул. Раздался крик. Красный виноградный сок лужицей растёкся по снегу с вьющимся коричным паром, когда Бен рванул вперёд, вслед ему — вмиг побледневший Себастьян.

«Там что-то есть, дядя Бен! Смотри!»

Детский голос звучал в голове, а на берегу уже столпился народ, опасливо косясь на тонкий лёд с холодной и тёмной водой. Бен выбежал на озеро, не обращая внимания на предостерегающие крики.

Нет-нет-нет!

Делиа!

Бенджамин верил, что успеет. Схватит хрупкую руку, вытащит дрожащую маленькую девочку, он почти видел это…

Вода равнодушно плескалась среди расколотого льда без признаков жизни. Бен помнил, как рвался из чьих-то рук, как Себастьян до крови прокусил кулак, а с пальто тяжело капала вода. Помнил воющие крики Мируны, царапавшей лёд ногтями.

Потом Бен не помнил ничего.

Только что зима проклята холодом.

***

Себастьяну не нравился затеваемый ритуал.

И в особенности — какое-то лихорадочное состояние Мируны, которая явно не могла себе найти места, пока Бенджамин подробно изучал дневник и книжечку по некромантии в чёрной кожаной обложке.

Сам Себастьян не мог избавиться от нехорошего предчувствия и невольных колких мурашек по спине вдоль позвоночника, а любые рациональные объяснения не выдерживали никакой критики. Ему казалось, кровь стучит в висках, а сгустившиеся тёмные сумерки за окнами отделяли старый потёртый дом от всего остального мира.

Мируна устроилась, скрестив ноги, на кровати в их спальне в накинутом шерстяном пледе и с эскизником в руках, но, судя по взгляду, мысли её блуждали далеко от расчета выкройки или линии талии.

Себастьяну хотелось, чтобы она сама сказала хоть что-то, встрепенулась жженой горечью или отчаянием, которые вздымались у него внутри. Но то, что он видел сейчас в жене, скорее подходило под определение «одержимости».

Он знал каждую черточку её лица, легкий запах облепихи от волос, искренне восхищался тем, как под умелыми руками ткани и лоскутки обретали форму и красивые изгибы.

Но сейчас Мируна казалась будто чужой и ничего не замечала вокруг — даже его самого, цеплявшегося за косяк двери.

Сделав над собой усилие, Себастьян зашёл в комнату. На подоконнике уже мерцала одна из многих оплавленных свечей, пахло фруктами. Он сел рядом на продавленный пружинный матрас и тихонько позвал:

— Мируна.

— Всё уже готово? Можно начинать?

Он готов был поклясться, что сейчас её глаза приобрели тёмный болотный оттенок. И… не это он хотел услышать.

— А ты не думаешь, что ритуал может быть опасным — для Бена, для меня или для всех нас? Чёрт знает, чем всё закончится.

— Для Делии уже всё закончилось. Под проклятым льдом. И если нашей дочери нужна помощь даже там, в мире смерти, я сделаю всё, что в моих силах. А ты нет?

Себастьян знал, что следующие слова станут тяжёлыми камнями. Наверняка циничными и злыми, но довольно смертей в родной семье. Он накрыл узкие ладони и вложил в слова весь дар убеждения:

— Мируна, послушай. Мне тоже её не хватает. Ты не представляешь, сколько было бессонных ночей, когда я стоял над её детской кроваткой и винил себя в том, что не успел, что отвлёкся, но сейчас… сейчас Делии уже нет. Мы её не вернём. Но я не готов на риск того, чтобы с Беном что-то случилось. Или с тобой.

— Зато она хочет домой!

— И что это значит? Ты же видела, как тяжело здесь каждому из нас. Какова цена того, чтобы помочь заблудшему призраку? Разве лучше колдовать над человеческими черепами и погружаться в сны, чем просто отпустить Делию?

— Лучше так, чем дать призракам свести себя с ума. Проклятие, Себастьян. Ты забыл о нём?

Мируна подалась вперёд, так близко, что он чувствовал тёплое дыхание на своём лице и прикосновение мягкой пряди волос к щеке. Её голос стал едва ли не зловеще — пророческим.

— Я так же, как и ты, не хочу, чтобы кто-то ещё стал призраком. Мы все вовлечены в безумную пляску огней и холодных душ. Они ловят в свои сети из ночного тумана и голосов. И каждому нужна дорога домой. Сейчас — нашей маленькой девочке. Или для тебя она уже забыта?

— Нет, конечно! Но мне не по себе от всего этого. И слишком нехорошее предчувствие.

— Тогда придётся спросить тех, кто хочет быть услышан.

Черепа наводили жуть.

Даже на Себастьяна, который вырос среди вываренных костей и пыльных тусклых цветов. Хрупкие, неживые, они не нуждались ни в свете, ни в земле, словно навеки забытые.

Призраки увядшей красоты.

Возможно, беспокойные слоняющиеся души похожи на такие же засохшие цветы. Им уже не нужна жизнь, но никто не подарит последний обряд погребения, не разотрёт в мелкий нежный прах мерцающие бестелесные сущности.

Ещё больше пугал Бенджамин, увлеченный подготовкой ритуала в тесной душной комнатке с алтарём, чёрным бархатом и дрожащими огнями свечей.

Мируна неслышно села на кушетку у окна и сложила руки на коленях. С прямой спиной, молчаливая, похожая на тёмную королеву в вечном трауре по украденному злыми духами детёнышу.

У Себастьяна не было сил винить её.

Он разрывался между женой, которая, казалась, шагнула в тёмное болото собственной души, и беспокойством за брата, чьи ловкие пальцы зажигали новые свечи вокруг черепов. В конце концов, именно у него призраки забирали кровь.

Себастьяну казалось, он медленно сходит с ума. В доме с костями давно умерших предков, шипящей музыкой со старой пластинки и скрипом самих стен. Перед глазами опять в безумной пляске замелькали красноватые огни из полей.

Или он просто остаётся неподвластным призракам.

А Мируна и Бен так легко повелись за их шлейфом и призрачными невидимыми следами. Может, поэтому сейчас кажется, что он отдельно от них?

Что каждый из них сам по себе?

С одним призраком маленькой девочки.

Себастьян почувствовал, что от запаха свечей начинает кружиться голова и, коротко извинившись, вышел в коридор второго этажа подальше от всей чертовщины и сладковатого дурмана. Он не был против разобраться в том, что происходит, но ощущал себя не на своём месте.

Хотелось курить. Выпустить через долгие вздохи и дым внутреннее напряжение. Увидеть мерцание красного огонька в ладонях как что-то настоящее и живое.

В конце концов, он не простит себе, если потеряет Бена или Мируну во всём этом безумии.

Тусклые в сумерках осенние поля пустели холодными ветрами и низкой колкой травой. Холодный порыв тут же забрался под рубашку, прошёлся по спине и шее, но стало даже как-то приятнее. Так Себастьян выскакивал холодной зимой покурить из офиса — в пальто нараспашку, с мыслями о квартальных отчётах и столбиках цифр.

Иногда встречи с братом сводились к таким перекурам — пока Бен работал над собственным баром неподалеку. Времени у обоих катастрофически не хватало, кофе лез из ушей, и достаточно было того, что они просто садились на какую-нибудь лавочку и молча курили вместе.

Хотя Бен и «молча» — почти несовместимо. А, с другой стороны, именно рядом со старшим братом он мог быть таким, каким его мало кто видел, особенно после смерти отца, которая сблизила их спустя многие годы спокойного общения.

Дымные вздохи в перерыве ритма жизни со звоном бокалов и яркими острыми коктейлями.

Скрипнуло крыльцо. Себастьяну не нужно было оборачиваться, он и так знал, что это Бенджамин. Пар изо рта мешался с табачным дымом, а свет лампы над крыльцом подсвечивал начало дорожки из гравия — но она быстро терялась в сумерках.

— Тебе необязательно быть там, — произнёс Бен.

— А как иначе?

— Не хочу быть обузой. Или подставлять под угрозу тебя — мало ли что призраки могут сделать. Я справлюсь сам. Может, вам обоим с Мируной подождать в стороне?

— Знаешь, я помню, что говорила бабушка Анка в детстве, когда мы приезжали её навестить. «Ваша кровь сильна». Жаль, она не рассказала больше. Может, не хотела тревожить и считала, так лучше. Но в её словах чувствовалась особая сила. В них хотелось верить. И сейчас самое время — наша кровь сильна.

Перед входом в комнату Бен тихо попросил, чтобы ему не мешали, так что Себастьян сел рядом с напряженной, как струна, Мируной и мягко притянул её к себе.

Честно говоря, он тоже хотел увидеть Делию.

Дочь оставалась застывшими кадрами воспоминаний. Сколько раз он, лежа бессонными безлунными ночами, представлял её образ в далёком будущем — кем бы могла стать, как выглядела спустя десять, пятнадцать, двадцать лет.

Какие у неё могли бы быть мечты? Какие переживания бурлили внутри?

Однажды он спросил об этом Мируну.

Уже прошло несколько месяцев после смерти дочери, Себастьян вернулся уставший домой после работы и хотел только одного — принять таблетку от головной боли и скорее уснуть.

В холодильнике стоял пакет детского сока. На нём дети в костюмах фруктов улыбались и махали руками. Делиа всегда приговаривала, как любит апельсиновый сок.

— Во-о-о-о-т та-а-а-ак!

Поглаживала себя по выпяченному бочкообразному животику и просила налить ещё. От живого голоса в голове замелькали воспоминания, одно цеплялось за другое и в то же время в смазанном комке всего сразу — первых шагов, ночных воплей, ползания по пледу в осеннем парке.

Холодильник противно запищал, напоминая о режиме, а Себастьяна потряхивало, хотелось выжечь чем-то боль внутри. Таким его и нашла Мируна. В одиночестве и мраке за кухонным столом, где вместо ужина тлела сигарета в пальцах.

— Как ты думаешь, кем бы стала Делиа?

— Ох, Себастьян…

Мируна тяжело опустилась напротив. Как была, в пальто, перчатках и широкополой шляпе. Дым от сигареты (кажется, пятой) окутывал её сизыми струйками.

— Ей нравилось лепить из пластилина. И рисовать.

— Всем дети это любят.

— О, нет, дорогой! Разве вы с Беном лепили животных из пластилина?

— Кажется, я всегда всё ломал, а он просто не мог усидеть на месте, — Себастьян дрожащими пальцами поднёс сигарету ко рту, но передумал и пристроил в полную пепельницу. — Я сломал нас. Это моя вина.

— Не смей так думать! — взвилась Мируна, резко подскочив со стула. — Нет! Только не твоя. Не наша с тобой. Даже… даже не Бена.

Казалось, слова ей дались с непосильным трудом, но он верил ей. Наверное, она говорила что-то ещё. Себастьян научился забывать дни и часы тяжкого бремени после похорон. Но это не значит, что забыл их маленькую девочку. И теперь ждал, затаив дыхание, её призрак.

Хрупкий высохший цветок.

Сначала казалось, ничего не произошло. Мерцали желтоватые огни свечей в комнате с книжными шкафами, балдахином над кроватью и тайнами. Пахло даже не травами, а чем-то удушливо-сладким и дымным. Фигура Бена темнела перед алтарём с черепами, отросшая прядь волос упала на лицо.

А потом резко стало холодно. Как в могиле в земле, где сквозь дерево гроба скребутся жуки.

Где гниёт плоть до костей.

Себастьян заметил его не сразу, а потом даже удивился, что и сам тоже видит пришедшего призрака. Неплотный мужчина в старомодном костюме, чем-то сразу напомнивший Бенджамина до всех татуировок и перекрашенных в разные цвета волос. Голос звучал приглушенно, а сам он то являлся, то исчезал в призрачном голубоватом мерцании.

Не сразу стало понятно, что он говорит — сказывалась какая-то иная манера речи и витиеватый язык, но, в конце концов, Себастьян различил приглушенные слова, больше похожие на радиопомехи.

— Так долго… так долго никого не было… тех, кто может погружаться в мир мёртвых.

— Тогда можно для начала парочку вопросов, ага?

Напряженный и сосредоточенный Бенджамин стоял в проёме двери комнаты с черепами и со сложенными на груди руками. Он точно видел в чудаковатом призрачном госте угрозу и первопричину их бед. Тот, кажется, немного растерялся и… смутился?

— Анки уже нет, ведь да?

— Она пляшет теперь с красными огнями в снах, — сухо ответил сам Себастьян, крепко сжав ладони Мируны. Кажется, она дрожала и потеряла дар речи от ужаса. Или холода.

— Мне искренне жаль, милая была девочка.

— Так, что за чертовщина творится в нашей семье? — нетерпеливо встрял Бен.

— Земля здесь проклята. Души прокляты. Анка и я — мы хранили границу между живыми и мёртвыми. Но призраков манит кровь Альбу, как когда-то моя. А точнее — кто-то из вас их притягивает. Всегда братья.

— У меня даже есть некоторые мыслишки на этот счёт. Наверняка это весьма увлекательная история, как и почему всё это происходит, но что делать теперь?

— Научиться общаться с призраками. Они не понимают. Даже я… забываю, каково быть человеком. Здесь всё иное. Для меня вы все — призраки.

Себастьян повёл плечами и медленно поднялся, отпустив словно окостеневшие руки Мируны.

В их семье ядром всегда был отец. Он находил время для каждого, поддерживал начинания младшего сына, бурлил идеями и работал с полной отдачей. Он умел собирать их вместе в самые ненастные дни.

Но после его гибели на останках семейного краха именно Себастьяну пришлось принять на себя эту роль.

Примириться с холодным отстранением матери, вплотную заняться семейным бизнесом, поддерживать Бена, когда тому было плохо от лунатизма.

Сейчас семья тоже разваливалась, а угроза от каких-то призраков смердела опротивевшими травами и чёртовой шипящей музыкой. И никто не понимал, что делать. «Научиться общаться с призраками». Чушь! Он не хотел, чтобы в его сны прокрадывалась Анка, чтобы Мируна походила на одержимую колдунью, а младший брат выскальзывал из мира вслед блуждающим огням.

— Нет. Так не пойдёт.

— Что? — уточнил незнакомец-призрак.

— Почему призраки хотят забрать кого-то из нас? Почему моя дочь хочет домой? Почему…

— Где Делиа? Где наша дочь? — Мируна встала рядом.

По комнате прошелестел ветер, задевая тонкие занавески на окнах, и где-то в далёких полях послышался тихий призрачный смех.

Каждая пылинка, движение стало замершим, медлительным, а по полу стелился густой туман с запахом фиалок. Огни свечей вспыхнули факелами вверх и опали до крохотных огоньков.

— Призраки не хотят зла, — фигура мерцала чаще, а слова становились тише и тише. — Мы лишь не хотим быть забытыми. И одиночества. Но я не понимаю, о чём вы. Так мало… мало… энергии… скоро… верну…сь…

В нос ударил запах сырой земли с перегноем листьев. Бенджамина качнуло, ногти царапнули по дереву косяка прежде, чем он осел на пол. На лбу блестели капельки пота, а дыхание вырывалось со свистом, а из носа опять потекла кровь — видимо, от напряжения.

Себастьян с беспокойством кинулся к нему.

— Я… я… не могу… нормально дышать.

— Здесь душно, давай выйдем на воздух. Слишком много свечей и трав. Вот за это я и не люблю всякие ваши ритуалы.

Бенджамин едва не повис сначала на брате, но потом упрямо шагал почти сам. Сначала по коридору, потом вниз по лестнице, в тёмный холл и на крыльцо. Поздняя осень вилась в воздухе, сама подобная мрачному призраку, который уведет за собой в страну туманов.

— Легче. Можешь больше не держать меня.

Побелевшие пальцы Бенджамина крепко держались за шершавые перила, а кровь почти сразу перестала, но пара пятен темнели на светлом свитере.

Внутри Себастьяна пульсировало ощущение — с братом далеко не всё в порядке. Но всё, что он мог сейчас сделать, просто быть рядом. И если тот попросит — подхватить.

— Я хочу уехать отсюда поскорее, — вдруг с какой-то отчаянной злостью прошипел Бен. — Здесь чувствую себя больным. Не могу ни на чём сосредоточиться. Даже сейчас… даже сейчас вижу мерцание огней в полях. Вот дурак, надо было всё-таки на своей машине ехать.

У Себастьяна всё сжалось внутри, но он не подал виду. Кому-то надо быть ядром, когда вся вселенная разваливается на дымчатые лоскутки.

— Бен, тут явно творится какая-то херота. И не тебе одному здесь тяжело. В конце концов, мы всё равно собирались уезжать этим вечером. Почему бы и не сейчас?

— А как же Мируна?

— Пойду поговорю с ней и предложу поехать уже сейчас. На мой взгляд, здесь всё равно особо нет смысла оставаться.

Мируна плакала.

Почти не слышно, но Себастьян научился различать этот её тихий плач, которым она не хотела делиться. Не от стеснения, а знала, что им обоим и так тяжело.

Она не понимала, что если разделить горе, то станет легче. Одиночество в горе убивает не хуже любой сильной отравы.

Себастьян подошёл со спины, на мгновение растерявшись. Мелькнула мысль, что такая резкая смена выглядит немного странно.

Впрочем, здесь всё было диковато.

Слишком зыбко, с привкусом колдовства, впитавшегося в стены дома, в мёртвых насекомых под толстым стеклом, в гладкие человеческие черепа.

Интересно, их выкопала сама бабушка Анка? Или кто-то до неё?

Себастьян чувствовал себя разбитым и уставшим, но не мог оставить Мируну одну. Прижался к ней со спины, с удовольствием впитывая тепло.

— Тш-ш-ш. Мы справимся.

— Делиа. Она так и не появилась. Мне страшно за неё — что она теперь чувствует? Вдруг ей холодно? Одиноко? Могут ли призраки причинить ей боль?

— Я… я не знаю. Давай поедем домой. Бенджамину здесь тяжело, мне тоже. В конце концов, мы и так собирались уехать в ночи.

Мируна резко развернулась под шорох длинной юбки по истёртому ковру и уставилась на него с некоторым недоумением и растерянностью, пока дорожки слёз медленно высыхали.

— У-у-ехать? Но… но это невозможно. От призраков не сбежать.

— Мы здесь целые выходные проторчали. Кажется, никто не отдохнул, ничего не выяснили, а завтра рабочий день. Здесь даже связь временами барахлит. Честно, всё, что я хочу, — добраться до дома. До нашего дома.

— И ты уедешь с Бенджамином в любом случае.

— Ты так говоришь, словно готова остаться.

Ещё немного — и Себастьян почувствовал, что его терпение истончается. В конце концов, ему тоже тяжело. Он тоже хотел бы увидеть Делию — но не в ущерб чьей-либо жизни или рассудка. Но правда хотел домой — и вовсе не потому что брат так сказал. В конце концов, тот мог бы и сам добраться до Бухареста. Но и сам Себастьян хотел уехать.

Между ними росла стена горчащего отчуждения. Мируна исподлобья наблюдала за мужем, будто ожидая какого-то шага с его стороны. Или принуждая к выбору.

Молчание затягивалось, и Себастьян в когда-то присущей ему отстраненной манере вытащил сигарету и закурил прямо в комнате, пуская дым носом, одна рука в кармане джинсов.

— А если и так? Если я хочу остаться? Здесь бродят призраки, а среди них…

— Делиа, да. Вот только Бен её и в Бухаресте видел.

— Тебе всё равно? Ты бросишь нас обеих?

Себастьян даже не шевельнулся, только сделал ещё одну затяжку. Дым между пальцами казался плотнее, чем силуэт его собственной жены.

— Нет, Мируна. Я никого не бросаю. Хочешь — оставайся, еды у нас с собой достаточно. Танцуй с призраками, как моя бабка, води указателем по доске. Хоть могилы рой. А хочешь — поедем с нами обратно в город. Прочитаем спокойно дневники, поговорим с дядей. Отдохнём от полей.

— Не оставляй меня здесь одну, Себастьян.

— Как же одну? Тут же бродят призраки.

Кажется, она вздрогнула от его слов, как от хлёсткого удара, но не намеревалась отступать. Себастьян посчитал, что разговор закончен. По крайней мере, для него.

— Я ушёл собирать вещи. Ключи от дома на столике в холле.

Пока он со злостью складывал одежду, несессер и захваченные на выходные документы, слышал шаги в соседней комнате. Себастьян не знал, что ему делать. Оставлять здесь Мируну одну казалась совершенным безумием. Призраки её не трогали — пока. Но из головы не шли слова призрака-незнакомца.

Земля проклята.

В голове бились десятки аргументов, как опасно здесь оставаться, как ненавистны за выходные стали стены со старыми обоями в тёмный орнамент. Себастьян злился — на самого себя, секреты бабушки Анки, призраков, которые не поддавались контролю и объяснению.

Когда полупустая сумка была собрана, он, поколебавшись, всё-таки вернулся к Мируне с хлипкой надеждой отговорить её от одиночества в призрачном доме.

Она стояла у окна, слегка касаясь пальцами холодного стекла. Даже показалось, что она чертит на нём ей одной понятные знаки.

— Поехали с нами. Пожалуйста. Как я оставлю тебя здесь одну на растерзание призракам?

— Со мной всё будет хорошо.

— Да с чего такая уверенность? Если они не тронули тебя до сих пор, не значит, что не нападут потом. Я боюсь за тебя. Здесь же никого поблизости, а до ближайшей деревни и остановки автобуса около километра. Мируна, прошу, давай вернёмся в город.

Она молчала то ли раздумывая, то ли принимая окончательное и бесповоротное решение. Лямка сумки впилась в плечо, а сердце бешено стучало в груди.

— Езжай, Себастьян. Я хочу остаться. Возможно, мне надо побыть в одиночестве какое-то время.

Его сердце ухнуло куда-то вниз. Он цеплялся взглядом за её спину, раздумывая, имеет ли право давить дальше и тянуть отсюда.

— Хорошо. Я завтра же свяжусь с местными, Анка оставляла телефоны, и попрошу кого-нибудь сюда приехать, чтобы ты не была одна. Пожалуйста, звони в любое время.

Он медлил ещё некоторое время, но Мируна так и не обернулась.

Бенджамин ничего не спросил, когда брат через полчаса уже в пальто и с небольшой сумкой с вещами вышел из дома один и без ключей.

Пока машина грелась, Себастьян всматривался в окна второго этажа, надеясь уловить там какое-то мимолётное движение. Но только ощущал влажный металл крыши машины под пальцами от мелкой мороси.

Дом тишиной и темнотой вздымался среди осенних полей.

Хлопнула дверца, когда Себастьян забрался на сиденье водителя, чувствуя, как сводит скулы и бешено бьётся сердце.

— Давай останемся, — тихо и виновато предложил Бенджамин.— Может, так будет лучше?

— Нет. Мне не нравится это чёртово место, не нравится, что здесь творится.

Бен наверняка считал, что стал причиной поспешного отъезда брата, но Себастьян сам не хотел оставаться. Пообещав себе, что вернётся сразу после деловой встречи, он всё равно не нашёл внутри крепкой уверенности, что всё будет хорошо.

Ещё пять минут в тишине и тепле салона, и колёса зашуршали по гравию, а дворники мерно заскользили маятниками по лобовому стеклу, разгоняя капельки начинавшегося дождя.

— Лучше поспи.

Себастьяну казалось, за эти выходные он прожил свою личную бесконечность.

— Интересно, откуда бабушка Анка взяла черепа.

— О, в дневнике об этом есть. Она сама их обнаружила на чердаке, завёрнутых в чёрную ткань. Не поверишь, но их достал дедушка. Почему — не признался. Но я верю, что он сам чистил и вываривал. С его врачебной практикой неудивительно.

— А потом умер от рака.

— Семейное проклятие. Мы все умираем, Себастьян. Но я хочу жить. Думаешь, тот чудаковатый предок ещё появится?

— Вообще-то он похож на тебя.

— Ну нет! Я куда обаятельнее.

— Просто ты не мёртвый.

— Бен, ты спишь?

Ответа не было. Себастьян притормозил у обочины и сложил руки на руле. Половину пути они уже проехали. Связь стабильно работала, и он быстро набрал сообщение Мируне, тревожась за неё. Короткий ответ: «всё хорошо, я ложусь спать».

Её уже не хватало рядом. Бенджамин часто ворчал, что она слишком тихая и неприметная, а Себастьяну нравилось её незримое присутствие рядом. С запахом чего-то цветочного и пряного, в плотной ткани с узорами, с мягкой улыбкой. Так было раньше.

Половина пути. Вернуться во тьму полей и пустошей со старым домом — или двигаться к рассвету.

Себастьян предпочитал рассветы и движение вперёд.

Особенно когда рядом мирно спал брат.

— Поехали домой.

Бухарест встретил ночью, старыми улочками, незримым духом современного города, который никогда не спит, и запахом свежесваренного кофе.

Правда, не семейного, а из окошка Макдоналдса. В ночи мало что ещё работало.

Бенджамин очнулся уже около дома, сонно моргнул и почти сразу исчез в комнате, которую Себастьян держал для гостей.

Сам ещё долго сидел на кухне со стаканом чая — простого, из дешевого пакетика, безвкусного. Хотел написать Мируне, но отогнал назойливую мысль — скорее всего, она спит.

И когда Себастьян всё-таки уснул, ему снились холодные фигуры и проклятые пустые осенние поля, в которые уходил Бенджамин, чтобы больше не вернуться.

========== -7- ==========

Комментарий к -7-

Эта глава - эксперимент.

Она полностью посвящена одному персонажу. С воспоминаниями из детства, кусочком прошлого и моментом здесь и сейчас.

Если кому-то интереснее всё-таки сразу и про братьев, можете просто поставить ждуна, глава про Бена и Себастьяна будет прямо быстро.

Но мне бы здесь очень хотелось узнать, а насколько вот так интересно читать. И насколько при таком подходе получилось раскрыть персонажа.

Собственно, глава про Мируну.

Мируна плохо помнила детство.

Скорее, огрызки воспоминаний, яркие кадры. Смазанная картинка, как бывает, когда кружишься на карусели.

Она не помнила отца — мама всегда говорила, что им и вдвоём хорошо, но детские вопросы могут быть настырны и назойливы. Та сначала отмахивалась, а потом всё-таки призналась, что тот просто предпочёл другую семью.

Но в ней было столько заботы и тепла, которыми она окружала дочку, что Мируна действительно не ощущала неполноценность семьи. Это был их маленький мир, уютный и тёплый, с какао по вечерам, а позже — кофе или бокалом вина.

Что она помнила чётко, до сих пор, как однажды потерялась в парке.

Весенний солнечный день, когда хочется вместо старых кроссовок с трещинками надеть новые, яркие, пахнущие кожей, но некогда-некогда, надо торопиться — к запахам жизни, к солнечным зайчикам, к ветру, что выметает из сердца пыль и холод после зимы.

Мируна увлеклась игрой с каким-то мальчишкой и убежала на соседнюю площадку к широким деревянным качелям.

Тогда мать металась и кричала во всё горло, срывая голос, пока Мируна не услышала её среди шума и гомона на площадке. Она не понимала, почему мама так рыдает и едва не душит в объятиях.

Она не хотела, чтобы мама плакала и по-детски неловко гладила её по спине.

— Не волнуйся, мамочка, я в порядке.

— Я едва не потеряла тебя, Мира. Какая мать может потерять своего ребёнка? Идём. И держись ближе ко мне.

Мируна не догадывалась, как тяжело было матери не вовлекать её в свои трудности или проблемы. Никаких других мужчин или романов, только малышка Мира.

— Ты — для меня всё, — твердила та. — И я буду для тебя хорошей матерью.

Мама раскладывала пасьянсы по вечерам, гадала на кофе или в чаше с водой, включала пластинки старого джаза и зажигала свечи, рассказывая сказки народов мира.

Под шорох осеннего дождя Мируна слушала про троллей под мостом, фейри, которые теперь живут в городах на старых чердаках, про холодные мёртвые души, утягивающие в бескрайнюю тьму.

Мируна витала где-то между явью и сном, задрёмывая под маминым вязаным пледом.

И сказки кружили вокруг.

Правда, уже став старше, Мируна сама увлеклась темой призраков, от которой веяло чем-то привлекательным и интересным. Она не верила в рай и ад, но считала, что, должно быть, некоторые души остаются на земле. И плутают среди старой брусчатки городов и осенних туманов.

Мама всегда была где-то рядом: гордилась, когда Мируна закончила Университет Бухареста, помогала с выкройками, волновалась поздними вечерами.

Были и тёмные времена, и время ссор.

Когда Мируна заявила, что хочет жить одна, а не в тесной съёмной квартире. Тем более, жизнь не стояла на месте, дышала в затылок, как весна в детстве, теперь утянувшая в бурный роман.

Денег у неё хватало, но мама пришла в ужас.

— Ты бросишь меня?

— Нет, конечно! Я буду рядом. За несколько улиц.

— Мира, нет! Не оставляй меня!

Мируна стиснула зубы и, собрав небольшой чемодан, ушла из дома.

Мама не разговаривала год вопреки всем попыткам и уговорам. А потом всё-таки пустила на порог, сухо бросив:

— Ты поймёшь, когда будут свои дети. Так нельзя, Мируна. Нельзя бросать близких. Ну, заходи, я пирог испекла.

Мама ещё успела одобрить Себастьяна, назвав того за чаепитием с домашним вареньем милым и надёжным мальчиком. У неё уже скопились морщинки в уголках глаз, она чаще пользовалась очками и всё больше увлекалась астрологией и мистицизмом.

А потом случился инфаркт.

И горькая боль втискивалась внутрь, ввинчивалась в сердце, горчила и истончала.

Мируна ещё долгое время порой вечерами зажигала свечи на окне и всматривалась в комнату-двойника в отражении в стекле.

Иногда ей казалось, она слышит тихий джаз и шёпот про сказки.

А потом она узнала, что ждёт Делию.

***

Мируна всегда любила прогулки с Себастьяном.

Спокойные, тихие, когда можно просто поговорить — не урывками по вечерам, а никуда не торопясь. День выдался морозный и ясный, и внутри была приятная лёгкость и безмятежность.

Её рука на сильном предплечье мужа, а глинтвейн приятно согревал пряностями, которые даже перебивали вкус красного вина. От него она немного разомлела, даже, скорее, от сочетания мороза и подогретого алкоголя, но почему и нет?

— У тебя чудесный брат, — призналась Мируна.

— Потому что он готов возиться с Делией, пока мы гуляем под ручку?

— Конечно, я благодарна ему. Но сейчас не о том. Скорее, что вы важны друг для друга. И ему важно, чтобы у тебя всё было хорошо.

— Бен говорит, что смерть и общее горе сближает. Так и случилось после смерти отца. Да даже и без этого… с Беном порой было сложно в детстве, честно говоря. Его раздражал лунатизм, он часто сбегал из дома, порой огрызался на всех. Мама не знала, что делать, отец старался быть терпеливым, но часто пропадал на работе. А я его всегда ощущал. Пора бы, наверное, повзрослеть и перестать верить во всякую чертовщину, но она всегда тенью маячила в нашей семье.

— Ну почему сразу чертовщина? Скорее, не изученные явления.

— А, опять ты за своё!

— Просто мне нравится думать, что этот мир… шире?

Себастьян не ответил — у него зазвонил телефон и, кажется, это надолго. Так что Мируна решила вернуться к Бену и дочке. Но она не видела её среди других детей на площадке, и внутри забили тревожные колокольчики.

— Где Делиа?

— На площадке.

— Её там нет, Бенджамин.

Бен нахмурился и обернулся, в руках стаканчик с глинтвейном, глаза шарили вокруг, но Делии нигде не было, только валялись в снегу лопатка и опрокинутое ведро.

Мируна почувствовала, как у неё сжимается в страхе горло, а воздух становится режущим. Внутри всё металось, кончики пальцев леденели.

А потом она увидела. Тёмная тень, нависшая над фигуркой дочери на льду в окружении ярких покачивающихся огоньков. Даже издалека Мируна видела всё чётко: Делиа смеялась, тянула ручки вперёд, не замечая, как нечто крошит лёд под её сапожками.

Лёд хрустнул. Раздался крик

Потом все говорили Мируне, что всё привиделось. Последствия шока.

Мируна помнила только то, как вылетела на лёд вслед за Беном, но кто-то дёрнул её назад, а лёд никак не поддавался под ногтями, она царапала его, ломая их до крови, стучала кулаками, потому что видела плывущее бледное лицо дочери подо льдом.

В холоде и тьме.

В бездне.

И между нею и Делией навсегда застыла толстая ледяная корка.

***

Когда Мируна услышала шум отъезжающей машины, то, к собственному удивлению, ощутила внезапное спокойствие.

Несколько минут она просто впитывала в себя тишину дома, прислушивалась к скрипам и шорохам, как к дыханию большого зверя из дерева, лестниц, высушенных насекомых за пыльным стеклом и наверняка не одним скрытым тайником.

Ей казалось, что именно в этом месте самая размытая граница между реальным и призрачным мирами. Лёгкая дымка с запахом фиалок — или просто так казалось после комнаты с черепами.

Дом словно витал вне времени.

И Мируна — единственный оставшийся обитатель. Вечная узница, добровольно принявшей изгнание среди запаха мастики, пыли и высушенных трав для колдовских ритуалов.

Может, из-за убранства — бабушка Анка явно старалась воссоздать атмосферу конца XIX века, к тому же, добавляла к ней антураж для охотников за привидениями и любителей мрачных местечек.

Может, от того, что Мируна верила в то, что видел Бен.

Кажется, в отличие от того же Себастьяна, всегда такого реалистичного, если дело не касалось брата. Только для него было исключение: если тревога будила в ночи, то не было никаких сомнений, что надо нестись под рокот мотоцикла в какие-нибудь прокуренные клубы или подвальные бары.

Видимо, Мируна и их дочь не были достаточной причиной поверить в призраков.

В то, что даже им нужна помощь.

Озноб прошёл по спине, а изо рта вырвались облачка пара — резко стало холоднее, так что она поёжилась и обняла себя за плечи. Тёплое шерстяное платье перестало согревать, а шерстинки наэлектризовались и торчали.

Мируна верила, что призраки кружат рядом. Невидимые и стылые, наполняющие дом, как полый кувшин, прятались среди штор или под кроватью. Но в то же время она чувствовала растерянность — что делать дальше? Бенджамин — единственный из троих, к кому призраки приходили легко, пусть и оставляли на теле кровоточащие раны.

Метки смерти с солоноватым и металлическим запахом.

Но его теперь нет рядом.

И одной обуздать скрытые в земле силы… Мируна сомневалась, что у неё получится.

Она не стремилась к собственной смерти — её волновала Делиа, которая теперь шептала о зле. Каково сейчас скитаться этой хрупкой детской душе?

Мируна спустилась вниз за каким-нибудь лёгким перекусом. Инспекция кухни раньше днём показала, что у бабушки Анки хватает запасов круп и консервов с подходящим сроком годности, а еды Себастьян по давней привычке купил с запасом.

Словно всегда рассчитывал, что соберётся вся семья.

За окнами темнели мрачные осенние поля, тёмные, пустые, и на мгновение Мируне привиделось, как там бесшумно вальсирует белый силуэт, посеребренный лунным светом. Он становился всё ярче и ближе, нарезая круги, всё ближе к дому, а Мируна ощутила, как не может шевельнуться. И полностью заворожена видением.

Миг — и всё исчезло.

Заныла голова, Мируна качнулась и схватилась за стену, возвращая равновесие.

И чем быстрее приближалась ночь, тем тревожнее становилось на душе. Возможно, это была дурная идея — остаться в одиночестве в этом доме. Но ей так хотелось, чтобы Себастьян был рядом! Чтобы он понял, как ей важно защитить их дочь!

Весь этот год внутри что-то облетало сухими лепестками, а вместо них оставались тёмные пятна. Как выгоревшая земля, на которой уже ничего никогда не вырастет.

Делии нет. Больше нет. Навсегда.

И Мируна всё ещё не могла с этим смириться.

Устроившись со стаканом виски на диване в гостиной, она погрузилась в дымку воспоминаний и не заметила, как грёзы сменились сном.

Она очнулась от промозглого холода и какого-то звука, который выбивался из всего, что было в этом доме. Шея затекла от неудобного положения, а свет везде погас, и вся комната погрузилась в ночную холодную темень.

Мируна не сразу поняла,что непривычный звук похож на детский плач.

Казалось, сердце выпрыгнет из груди или замрёт навсегда.

— Делиа? — первая мысль пронзила острой болью, от которой сжалось сердце.

Звук повторился — где-то на втором этаже.

Мируна встрепенулась и, схватив со столика рядом с диваном телефон с фонариком, быстрым шагом направилась наверх. Ей казалось, что нечто колышется за спиной подобно тяжёлому давящему ощущению.

Детский плач слышался всё чётче и ближе — но распахнув первую дверь на этаже, Мируна не обнаружила за ней ничего. Пустая комната, кажется, Бена. В ней ещё сохранился едва уловимый беспорядок, который ему так свойственен: фигурки на комоде не на своих местах, придвинутый к окну стул, неплотно закрытая дверца шкафа, скомканная забытая футболка.

И тишина.

Следующая комната — их спальня.

Звук всё громче, а в конце коридора мелькание фигурки.

— Делиа!

Мируна пробежала до конца коридора, следуя за топотом ног и стихающим вдали плачем. Нет-нет-нет, она не может потерять свою девочку снова! Ей всего лишь хочется обнять её и прижать к себе, вдохнуть ещё раз сладкий детский запах, прошептать, что всё хорошо, мама рядом, мама никогда не…

Последняя комната на этаже была оплетена тишиной и шелестом — то ли чьих-то голосов, то ли шорохом веток старого дерева.

И в огромном кресле, утопая в нём своей маленькой фигуркой, сидела Делиа. Её лица не было видно, только синие сандалики на маленьких ножках.

Плач тут же стих.

— Мама, это ты?

Мируна вся дрожала, растерянная и радостная сразу, в неё внутри всё смешалось. И страх, что всё нереально, и облегчение, и подкатившая тревога, и неистовое желание дотронуться до дочери, чей голос такой живой и полный боли.

— Да, доченька, это я.

— Холодно! Мне холодно!

— Иди ко мне, скорей!

— Почему ты бросила меня?

Казалось, это был не вопрос, а звонкая пощёчина, оставляющая пылающий след на сердце, где-то между рёбер и глубже, что-то такое, от чего опадает больше лепестков, оставляя прогалины.

Мируна опустилась на корточки, как всегда делала, когда хотела что-то объяснить Делии, и взгляд впивался в темноту, но видны были только синие сандалики.

— Нет-нет… что ты, я не бросила тебя. Всё уже позади, Делиа, всё в порядке, я здесь, я рядом. Давай мы сейчас спустимся вниз, я сделаю тебе молока…

— Только плохие мамы бросают своих детей.

Мируна слушала голос дочери из темноты, который впивался внутри, грыз и не давал покоя. Мышцы окаменели, а сердце стучало громко и учащенно. Сил пошевелиться не было, дочь казалась одновременно близкой и далёкой.

Как за толстой стеной.

— Делиа, идём ко мне…. пожалуйста…

— Мне холодно, мама. И больно! Тут темно!

Синие сандалики не давали покоя.

А потом Мируна вспомнила, что такие же были на дочке в день похорон.

В маленьком гробике, бледная, изможденная смертью и последними секундами мрака. В полном одиночестве.

Чья-то сухая и тёплая рука легла ей на плечо, а голос шепнул:

— Это всё сны, дорогая. Очнись. Иначе они заберут тебя с собой.

Делиа спрыгнула с кресла, вот-вот она выйдет на свет…

— Не верь снам. Ты знаешь, куда они уводят.

Ближе.

Ещё шаг.

— Мируна! Ну же!

Она открыла глаза. Яркий свет люстры резал глаза, щёки были влажными от слёз, а пальцы вцепились в подол платья. Ничего не было: ни детского плача, ни звука шагов, ни скрипов.

Мируна схватилась за телефон, ощущая потребность немедленно позвонить Себастьяну, услышать его голос, почувствовать себя не одинокой среди полей и старого дома.

Паника медленно сменилась спокойствием. Всё в порядке. Просто дурной сон, в старых домах такое бывает. Слишком много воспоминаний внутри, неудивительно, что снится Делиа и её голос.

Ей просто нужен Бенджамин.

Чтобы снова увидеть Делию и помочь ей.

Завтра. Завтра она позвонит Себастьяну и попросит его вернуться, и Бен наверняка поедет с ним.

========== -8- ==========

Комментарий к -8-

Картинка: https://i.pinimg.com/564x/90/64/71/90647176dd125e44f65dd937de850d73.jpg?b=t

Музыка: Comma Alliance - CA2

Сразу скажу. В главе отличный пример того, как делать НЕ НАДО. Или коротко о том, как слишком сильно сосредотачиваешься на здесь и сейчас у персонажей или конкретной проблеме. Но я считаю, если есть косяк - его стоит поправить, а не тянуть до конца.

Я даже попозже пройдусь по тексту и добавлю в некоторых местах упоминания.

Бенджамин проснулся первым. И куда раньше обычного.

После старого дома, наполненного призрачными звуками и тайнами, в городе спалось куда спокойнее и крепче, и он чувствовал себя выспавшимся и полным энергии — как обычно. И даже семейное проклятье в рассветных сумерках не казалось таким уж зловещим. С ним просто надо разобраться, как со сложной загадкой.

А вот порезы на теле неприятно саднили и напоминали о прикосновения призраков и их обещании забрать кого-то из братьев. Точнее, обоих. Только по очереди.

И тогда Бенджамин этого, кажется, толком не осознавал. Да, смерть всегда липла к их семье — и не только смертью отца или маленькой Делии. Отец, который копал семейные архивы и занимался восстановлением семейного древа, рассказывал о каких-то дальних родственниках, которые сгорали слишком быстро.

Бенджамин не хотел сгорать. Он хотел жить — как можно дольше. Вместе с братом.

А раз так, он будет вгрызаться во всё, что может дать подсказку. И сейчас его волновало, что же с ними было в доме? Что из всего этого клубка — явь, а что сон? Даже не сон, а видения, которые казались такими живыми. А в итоге были лишь пустотой, сотканной из фантазий и тех, кто хотел что-то сказать.

И это тоже его беспокоило. Меньше всего он хотел путать сны и реальность, хотя такого никогда раньше и не было, но в доме Анки… всё ощущалось другим.

С налётом зыбкого лунного света.

Ему хватало провалов после лунатизма. Так что теперь Бенджамин был полон намерений разобраться хоть с какими-то записками. Дневники Анки он отложил, куда больше его интересовали другие, про общение с призраками и связь с братом — правда, не их с Себастьяном, а другую, возникшую в XIX веке.

И всё-таки да, так похоже на то, что ощущал Себастьян время от времени. Но куда важнее были советы о том, что делать с призраками, когда они приходят незваными гостями.

Бен устроился на кухне за длинным высоким столом, похожим на его любимую барную стойку, с чашкой кофе и не заметил, как пролетело время.

Именно так его и застал Себастьян, заспанный и хмурый, уже с телефоном в руке то ли с последними сообщениями, то ли с новостями. Может, уже даже смотрел очередную финансовую отчетность компании.

Хотя, скорее всего, писал Мируне — Бен был почти уверен в этом, отлично зная, что выбор уехать дался не так просто, как тот это показывал, пусть теперь их отъезд скорее напоминал трусливый побег из руин и пыли.

Негромкий и настороженный голос Себастьяна удивил, когда тот позвал по имени. Видимо, во второй или третий раз, а сам Бен, слишком увлеченный записями, не услышал сразу.

— А, что?

— Я думал, ты спишь.

— Не, зачитался бумажками. Смотри, становлюсь похожим на тебя!

— Бен, у тебя вообще собственный бар есть. И у него тоже есть отчетность, договоры и официальные проверки. В любом бизнесе так.

— Ага, но я не занимаюсь финансовой отчетностью, моё дело — находить нужных людей, общаться и организовать весь этот механизм. А то, что я спокойно читаю, ещё не значит, что впал в очередной приступ лунатизма.

Бен отлично знал, что Себастьян беспокоится не просто так. В детстве, когда приступы повторялись куда чаще, чем сейчас, они нередко оставались вдвоём, а родители считали обоих достаточно взрослыми, чтобы не нанимать няньку. По крайней мере, так помнил Бен — с десяти лет, если не раньше, он оставался вместе с братом.

В один вечер они точно поссорились — то ли Бен на что-то огрызнулся, то ли Себастьян сам отмахнулся от брата, предпочитая сооружать сложный лабиринт для шарика, в итоге оба разошлись по комнатам, едва не хлопнув дверьми.

Бен прекрасно помнил, как долго читал новую фантастическую книгу, заткнув уши грохотом рок-музыки, а потом незаметно для себя уснул.

Следующее воспоминание — он стоит босиком посреди дороги, а мимо с пронзительными гудками проносятся машины, слепящие яркими фарами. Он едва успел отскочить в сторону, причём так неудачно, что больно подвернул лодыжку.

К тому же, чертовски холодно было в одной футболке и штанах, а улица казалась незнакомой.

Как оказалось, его не было пару часов, за которые Себастьян обнаружил, что младшего брата нет дома, ринулся искать сначала по дому, потом по окрестностям, пока не вернулись родители, а отчаяние достигло панического уровня. Бен вернулся сам, прихрамывая, дрожа от холода, с мерзким ощущением простуженного горла. И пока отогревался крепким чаем с парой ложек коньяка, слышал, как отец сухо и спокойно говорил с Себастьяном.

Бен с трудом разобрал «он мог погибнуть».

Кажется, именно тогда Себастьян признался, что чувствовал брата где-то на задворках сознания, едва уловимо, но если сосредоточиться, то можно было выловить эту связь и идти по ней, как по нити.

В другой раз Себастьян увидел брата ночью на кухне с ножом в руке и яблоком, испугался и вопреки всем советам разбудил брата. А потом отправился за аптечкой, чтобы обработать порезы. Оказалось, что для кровищи необязательно вспарывать вены — достаточно полоснуть ножом по пальцу.

После тех случаев Себастьян при возможности приглядывал за младшим братом, и даже однажды достал Бенджамина, который временами устраивался спокойно читать книгу, монотонно перелистывая страницы.

Может быть, и сейчас именно так ему и показалось — притихший, читающий заметки, рядом — так и не тронутая чашка кофе. Вот только они сами уже давно не подростки, а Бен вполне может справляться и сам. Хотя ему действительно порой становилось спокойнее, когда брат был рядом.

После двух глотков, пока Себастьян шуршал в холодильнике не самыми богатыми запасами еды, у самого Бена мелькнула странная мысль, от которой он даже встрепенулся и выпрямился.

— Надеюсь, ты не из-за меня уехал из дома Анки?

— С чего ты это взял?

— Потому что я сказал, что чувствую себя там больным и хочу свалить. А в итоге уехали мы оба, а Мируна осталась.

— Думаю, она вполне вправе решать, где ей находиться. Я уже отправил ей сообщение. Не хочу звонить, может, она ещё спит. Но мне тревожно.

И если Себастьян говорил, что ему «тревожно», скорее всего, это означало куда больше, чем он показывал. К тому же, он постоянно бросал взгляды на телефон, который и так был на звуке, и вряд ли ради рабочей почты.

— Тебе не удалось её вчера уговорить?

— Нет. Ко всему прочему, она сказала, что хочет побыть одна. Не буду же я её силой тащить в машину, она моя жена, а не собственность. Но тот дом…. не уверен, что это была хорошая идея.

— Я бы сказал, весьма дерьмовая.

— Что?

— Не знаю, в чём дело. Может, дурное влияние призраков. Или потому что… мы все снова вспоминаем Делию, и это разъедает изнутри, но вчера мне действительно хотелось как можно дальше рвануть от того дома. Но я не уверен, что это пойдёт на пользу Мируне. На неё всё это влияет куда сильнее, чем на нас.

— Ей просто хочется увидеть Делию.

— А тебе нет?

Себастьян медлил с ответом, пока на плите вскипал кофе — он любил именно такой, из турки, который варился неторопливо и пах совсем по-другому.

— Мне кажется, она верит, что её можно вернуть. Но мёртвые не возвращаются. Никогда. И лучше даже не пытаться.

— Скажи это призракам.

— А ты не думал, что всё это могло нам привидеться? Есть хоть один шанс, что призраки — просто странные видения?

— Как насчёт моих царапин? К тому же, массовых галлюцинаций не бывает. Но знаешь что, — Бен спрыгнул со стула и быстро собрал разложенные дневники, — я отправлюсь к дяде. Ещё тогда мне показалось, что он знает куда больше, чем готов рассказать. И если хочешь, я съезжу к Мируне, пока ты занят Гвоздикой.

— Нет. На тебя дом или земля влияет точно плохо. Кстати… в том сне, который мне привиделся, бабушка Анка настойчиво говорила про семь огней, ведущих к дому.

— И что это значит?

Себастьян лишь пожал плечами, явно уже переключившись с призраков на насущные проблемы. Возможно, их угроза в городе казалась не такой очевидной или просто пока не настолько насущной — пока нет новых видений, порезов на коже или круговорота огней.

С дядей Бенджамин договорился встретиться в своём собственном баре.

Тот не возражал и даже обрадовался. До его прихода удалось уладить все срочные дела так, что даже осталось время на обычную текучку. Устроившись за столиком недалеко от входа, Бен с головой погрузился в работу, которой всегда хватало. Помимо прочего стоило ответить на несколько приглашений — в следующие выходные будет вечеринка, на которой стоит быть. Порой надо ходить на знаковые светские мероприятия не для развлечений, а для дела.

Если Себастьян вёл бизнес кофейни преимущественно днём в просторных офисах со стеклянными окнами во всю стену, то у Бена были обе стороны — и сухие деловые переговоры, и общение в неформальной обстановке для полезных связей и знакомств.

Мигнула иконка внизу экрана. Он и удивился, и обрадовался, когда увидел сообщение от Вероники, и с радостью ответил ей, пока она в сети.

С Вероникой они познакомились несколько месяцев назад, когда он искал дизайнера для рекламной кампании бара. Сработались достаточно легко и быстро, а потом оказалось, что она любит ночную жизнь Бухареста не меньше него самого вместе с теми клубами, в которых предпочитали гламурному блеску тонкие кружева и тугие корсеты.

Их роман вспыхнул ярко и быстро, но около месяца назад Вероника призналась, что уезжает на небольшой обучающий курс в Нью-Йорк, а дела Бена как раз требовали присутствия в Бухаресте.

И теперь он даже не знал, как рассказать ей, что к лунатизму добавились другие проблемы. Впрочем, всегда стоит начать с простой встречи и чашки кофе.

Бенджамин так увлёкся, что не заметил, когда к нему подошёл Пауль Альбу. Неторопливо стянул кожаные перчатки и, расправив полы пальто, сел напротив, заказав у тут же подошедшего официанта виски.

— Как поездка?

— Погано, — Бен тут же захлопнул крышку ноутбука и подвинул стопку дневников и заметок, прижав их ладонью, — но мы нашли увлекательное чтиво, а заодно мило поболтали с призраками. Я бы сказал, до крови.

— Вряд ли это было очень приятно.

— А теперь у меня есть парочка вопросов.

— И с чего ты взял, что я смогу на них ответить?

— Именно ты отправил нас туда. Весьма настойчиво. Зачем? Почему смерти отца и бабушки Анки не случайны? Как ты почувствовал, что Себастьяну плохо?

— Зато теперь ты точно готов слушать.

Бен возмущенно фыркнул, откровенно не понимая этого тумана:

— Я и тогда был вполне готов. Не стоило нас гонять так далеко, все только хлебнули не самых приятных впечатлений. И познакомились с нашим предком.

— Только с одним?

Прозвучало так, что подразумевалось — нет, должен быть не один. Бенджамин знал, что отец всегда интересовался историей семьи и копал так глубоко, как удавалось, но особо не продвинулся. Они даже как-то говорили об этом. Бену всегда было интересно, чем занимался отец — хотя в семейный бизнес ударился именно Себастьян.

Бену же всё время казалось, что ему тесно в том, что уже создано другими. Он хотел заниматься чем-то своим, и отец в отличие от матери его всегда поддерживал. Та искренне любила отца и отлично разбиралась в счетах компании, но совершенно не понимала младшего сына.

Для Бенджамина отец навсегда остался тем, кто зажигает огни для непроторенных троп.

Пауль молчал и катал по дереву стола стакан с виски, погрузившись в размеренные размышления. Едва сдерживая нетерпение, Бен едва не открыл ноутбук обратно, чтобы продолжить заниматься делом, когда дядя всё-таки аккуратно сообщил:

— Всё дело в братьях. Всегда двое.

— Как вы с отцом?

— Или вы с Себастьяном. Вот что, дай-ка мне какой-нибудь листок и ручку, сейчас покажу. Это то, что твой отец не смог узнать, но мы с Анкой раскопали. Не без помощи призраков.

— Как увлекательно, — не скрывая сарказма, заявил Бен, — а что же вы нас не посвятили?

— Я никогда не верил в призраков так, как Анка. Мне всё время казалось, это домыслы, приправленные её фантазиями. А вас они не трогали. Анка же…. она надеялась, что и не тронут. Что сила её заклинаний достаточно сильна, чтобы не подпустить их к вам.

— Что-то не помогло.

— Так вот, смотри. Скорее всего, тот предок, с которым ты говорил, — один из братьев. Братья Антонеску, Драгош и Стефан. У каждого были дети, которых в своё время раскидало по всей Европе, может, даже и за море. А две войны вообще стёрли границы. Вот только наша линия восходит к Стефану, а твоей матери — к Драгошу.

— То есть на нас замкнулся круг?

— Да. И дар разгулялся в крови. Он манит призраков, и те… как сказать? Липнут, что ли.

Бенджамин откинулся на спинку стула, быстро соображая. Всё звучало даже почти складно, кроме одного момента, который никак не давал покоя.

— Но почему призраки пристают именно ко мне? И именно теперь?

— Не знаю. Правда. Твой отец что-то чувствовал… в нём были эти отзвуки. Даже я готов признать с некоторой неохотой, что и во мне тоже — не зря на меня так нахлынуло, когда Себастьяну стало плохо. Ты не знаешь, но отец часто жаловался, что слышит в ночи чей-то шёпот. Даже ходил к врачу, ничего не обнаружили.

— Отец разбился в авиакатастрофе.

— Или призраки добрались до него раньше. К сожалению, вскрытие уже было не провести.

— А тебя не тронули?

— Я никогда не ощущал даже намёка на призраков, а твоя мать старалась держаться как можно дальше от всего потустороннего. Так что…

— Так что теперь вы — отличная пара. Оба такие далёкие от призраков, а мы связаны с каким-то чудесным семейным проклятием. Весёлой жизни, постарайтесь не сдохнуть, как можно дольше.

Бенджамин отлично знал, что его несло, но он искренне не понимал, зачем столько тайн. Когда есть проблема, её надо решать, а не задвигать подальше и поглубже. Пауль, кажется, даже выглядел немного виноватым, но быстро снова стал безразлично-спокойным, хотя вряд ли так и было на самом деле. Их отношения нельзя было назвать близкими, но сколько Бенджамин себя помнил, дядя всегда был рядом, тем более, что своей семьёй так и не обзавёлся. После того, как рано овдовел, он так и не смог больше ни с кем связать себя.

Пока не погиб отец Бена и Себастьяна. И его собственный брат.

А Пауль не подхватил одиночество безутешной вдовы Эйш Альбу, замкнувшейся в своих собственных мыслях и эмоциях. Бен надеялся, что дядя хотя бы отчасти делает мать счастливой. Но никогда не спрашивал — это только их дело, а не его.

А ещё теперь он вспомнил кое-что об отце. Тогда, много лет назад, он не обратил никакого внимания, но сейчас… всё стало казаться наполненным иным смыслом.

Бен часто встречался с отцом, ему нравилось говорить с ним обо всём на свете, и порой их разговоры затягивались до глубокой ночи. И в один из вечеров он заехал домой, надеясь на короткий совет в отношении только начавшегося бизнеса. Отца он застал в кресле в библиотеке то ли дремавшего, то ли просто смотрящего в пустоту перед собой. И какой-то сладковатый дух витал в воздухе. Бен тихо приблизился, не зная, спит ли отец или нет, и услышал негромкое бормотание. Уйдите. Оставьте меня. Хватит…

— Пап?

Бенджамин тронул за плечо, чувствуя лёгкий жар через ткань рубашки, а в следующий миг отец вздрогнул и будто очнулся, привычно улыбнувшись при виде сына.

Возможно, он тоже куда больше подвергался шепоткам и снам.

— И что дальше? Как теперь справляться с призраками? Это ты знаешь?

— Увы, но нет. Только что Анка приехала в Бухарест обо всём вам рассказать, чувствуя что-то плохое. Она удерживала призраков от вас, пока хватало сил.

— А при чём тут Делиа? Я видел её призрак. И не раз. Она шепчет о зле, которое уводит её… куда-то.

И вот теперь Пауль искренне удивился, так что брови взлетели вверх, а сам он подался вперёд, и спокойствие дало трещину. Пожалуй, маленькая мёртвая девочка — достаточно веский повод, чтобы сказать чуть больше. Если есть что.

— Нет никакого зла, Бен. Анка всегда твердила только о заблудших душах.

— А Делиа есть.

— Она мертва. Смирись.

Бен сдержался, чтобы не отшатнуться, хотя и не сводил взгляда с дяди.

Да. Делиа мертва. Может быть, поэтому призраки и пристали к нему. Может быть, это он привёл их за собой. Может быть, потому что никогда не мог себе признаться, как сильно он сам хотел увидеть её снова и хотя бы попросить прощения.

Там что-то есть, дядя Бен!

Дети много болтают. Только можно было постараться услышать среди всех их слов те самые важные. Возможно, знай он уже тогда о призраках и их опасности, то смог бы её уберечь.

Иногда ему казалось, что именно он тогда тонул подо льдом. И так навсегда и остался в ледяной воде, с ошметками чужих холодных душ, которые теперь тянут тонкие бледно-зелёные пальцы к нему самому.

Ему надо поговорить с Делией. Ещё раз. Так, чтобы никто не мешал.

Себастьяна ещё не было дома, когда Бен вернулся после бара, уже не чувствуя той энергии, которая плескалась утром. Голова немного побаливала, и в лучшие времена можно было подумать на погоду и выпить таблетку анальгина.

Но сейчас Бен был уверен — ничего не поможет, а посеревший город в пелене дождя за окном не добавлял оптимизма. Всё это время с лесного кладбища его преследовало странное чувство внутри. Расходящийся жар, как при лихорадке, а мир поплыл.

Что-то было не так. Подобно действительно тёмному проклятию нечто сворачивалось внутри и яростно жгло. Ругнувшись себе под нос, Бен уже чувствовал, что ещё немного — и призраки хлынут к нему. Только вопрос времени.

Преодолевая настырную дурноту, он тяжело опустился на диван и быстро пролистал дневники некроманта. Такого не было, когда он сам использовал черепа, только если призраки приходили сами.

Надо понимать, что призраки могут быть неуправляемым потоком, который смывает все границы. Порой они сами не знаю, чего хотят, и бьются бездумно в преграды в виде человеческих тел.

Они берут куда больше, чем нужно. Не знают меры, не понимают боли. И поэтому тому, кто сталкивается с ними в первый раз, я рекомендую несколько простых способов:

— Соль, а лучше всего — круг из соли.

— Вода. Удивительно, но она правда останавливает призраков. Я обнаружил это случайно, правда, лучше всего работает с невысокими температурами.

— Шалфей. Можно просто раскурить травы. Его дым порой помогает и увидеть больше, и отогнать призраков.

Дальше уже буквы расплывались и прыгали, а Бенджамин только видел, как шатаются стены кухни, и с них стекают мутные фигуры.

Захватив пачку соли, он направился в ванну и пустил прохладную воду. Ему только хотелось, чтобы вся эта чертовщина уже прекратилась. Мир выскальзывал и заменялся чем-то тонким и прозрачным, что истает легко и быстро.

Удивительно, но вода и правда помогла. Стоило ступить ногами в приятную прохладную воду, как жар внутри утих, а давление отступило. Бенджамин даже не сразу понял, что залез в одежде, и джинсы вместе с футболкой моментально намокли и облепили влажным коконом.

Придерживаясь за керамические края ванны, Бен откинул голову назад, ощущая облегчение.

Ненадолго.

Стоило приподняться, как взгляд упёрся в зависшую прямо перед ним фигуру долговязого мужчины. Его ботинки не касались дна, а лицо было безмолвно-печальным.

Бенджамин повернул голову — и на пороге увидел ещё одного. Какой-то растерянный мальчишка, который неловко озирался по сторонам.

— Не та компания, в которой я хотел бы оказаться один в ванне, — пробормотал Бенджамин.

Будто услышав его слова, под потолком появилась девушка в рваном платье, с обезображенным лицом и с клубком волос.

— Ну, уже лучше, — философски заметил Бен.

Он попытался встать, начиная подмерзать в быстро остывающей воде, как его шатнуло. Призраки качнулись к нему в едином порыве, немые, но жаждущие коснуться живой плоти. Ему казалось, голова разрывается от накатившего шёпота со всех сторон и чужих взглядов. Никто не касался его, но призраки слепили, как и тогда на кладбище, каким-то нереальным светом. Их хотелось стряхнуть и прогнать, он чувствовал, как подступает дурная слабость. Они кружили рядом, не касались, но сдавливали в невидимых объятиях, больше похожих на неумолимые тиски палачей.

И всё-таки даже сейчас Бенджамин искал взглядом в пустоте между ними маленькую девочку. Как тогда на площадке — искал и не находил.

Её здесь не было.

А вода расцвела бледно-розовыми нитями — снова закровоточили раны на груди.

Кровь хлынула из носа, грудную клетку сдавило.

Бенджамин ощутил, как его накрывает — только не призраками, а толщей воды, неумолимой и беспощадной. Пальцы вцепились в края ванны, но почти тут же соскользнули, как с толстой корки льда.

Он чувствовал, как внутри переплетаются бутоны тьмы и кровавых цветов, как невесомая жизнь вытекает, и её подхватывают призраки, становясь сильнее. Может, им только это и нужно, и они возьмут всё без остатка, не зная, что убивают.

Он захлёбывался и никак не мог вынырнуть, и гаснущие мысли бились только об одном — также тонула Делиа, и рядом не было никого, кто бы вытащил. Возможно, если последовать за ней, он сможет узнать, что же произошло на самом деле. Возможно, тогда они вдвоём расскажут и Себастьяну, и Мируне.

Чьи-то крепкие руки подхватили и потянули обратно из воды, а потом Бенджамин увидел совершенно бледное лицо Себастьяна, который уже тянулся за полотенцем — скорее всего, чтобы убрать воду изо рта, если бы это было нужно. Или просто закутать.

Вода стекала с футболки и джинсов, мокрых насквозь, его трясло от холода, а слипшиеся волосы казались смёрзшимися. Себастьян, не мешкая, уже накинул на плечи полотенце, быстро убедившись, что Бену не нужна срочная помощь. Он теперь точно знал о первой помощи тем, кто тонет.

Но ванная — не озеро, а Бен не нахлебался воды, хотя и казалось, что в желудке только она. Зато никаких призраков. Ни долговязых мужчин, ни девушек с обезображенными лицами.

— Бен, какого чёрта!..

— Их нет.

— Кого?

— Призраков. Их сейчас здесь нет.

Наверное, он выглядел совершенно безумным, осев прямо на мокрый кафельный пол и прислонившись к проклятой ванне. Как-то отстранено смотрел на пол, пока Себастьян не помог подняться.

— Тебе надо переодеться, ты же продрог весь. Пойдём.

Бенджамин поднялся сам, но тут же пошатнулся и оперся на брата. Всё ещё вело, в голове полная сумятица и обрывки мыслей.

Себастьян быстро выдал, кажется, самый тёплый и колючий свитер и чистые джинсы, а заодно и ещё одно сухое полотенце. В его взгляде Бенджамин видел неприкрытый ужас. И легко было достроить мысли — что было бы, опоздай он на пару минут?

Ещё одна могила Альбу.

И множащееся одиночество.

Когда Бенджамин закончил переодеваться, Себастьян сел рядом, полный молчания и растерянности. Призраки были не тем, с чем он умел справляться. Или сны с пятнами огней и никчемными советами Анки.

— Я не знаю, сколько выдержу с ними, — признался Бенджамин. Взлохмаченные полотенцем волосы ещё холодили, но вот свитер кололся теплом.

— Нам надо найти кого-то, кто хоть что-то в этом понимает. Так не пойдёт. Мы тычемся вслепую.

— Давай развесим объявления — разыскивается медиум. Представляешь, сколько будет желающих? Чего-то такого явно не хватает в антураже Гвоздики. Можно выпускать ретро-газеты с пожелтевшей бумагой. И развесить доски Уиджи.

— Я боюсь за тебя, Бен.

— Справлюсь. Есть новости от Мируны?

— Да. Она просит приехать. Я как раз поскорее закончил дела в офисе, как смог, и собираюсь туда. Надёжнее, чем отправлять кого-то.

Бенджамин видел тень сомнения на лице брата и усталость. Себастьян переживал за каждого из них, и теперь не знал, что лучше — ехать в проклятый дом к жене, оставшейся в одиночестве, или остаться с братом.

Бен не был готов к тому, чтобы становиться обузой. Никогда этого не хотел, как и сидеть без дела. А дорога с блуждающими огнями его даже пугала. Хватает неразберихи с призраками.

— Так. Так, — он вскочил. — Езжай за Мируной. И привези её обратно в Бухарест, нельзя оставаться в том доме. Я пока действительно попробую найти кого-то знающего. Ни дневники, ни записи Анки не помогают. Что-то не работает.

— Я бы сказал, ничего не работает.

— Значит, мы что-то неправильно делаем. Не понимаем, а как должно быть. Главное, возвращайтесь. Оба.

Себастьян кивнул, но встал не сразу, словно ещё собирая рассеянную по комнате былую уверенность, а потом сорвался с места, на ходу набирая Мируне. Бенджамин слышал только отрывки фраз и не торопился на кухню, хотя сейчас хотелось обжигающего виски, чтобы разогнать ошметки призраков, засевшие в крови.

На телефоне повисли несколько не отвеченных звонков, в том числе от Вероники. Бен решил, что самое время встретиться с ней и прямо сказать, что сейчас совсем не время для продолжения романа. Не с тем грузом, который кружит вокруг.

Он проводил Себастьяна, который снова казался серьёзным и скованным, только опущенные уголки губ выдавали тревогу. Скорее всего, ему хотелось сейчас мчаться на мотоцикле — сдержанный в жизни, он предпочитал стремительный транспорт, но не на такие расстояния. Всё ещё дождило, так что Себастьян наверняка возьмёт проходимую и надёжную машину.

На всю семью Альбу хватало всех видов транспорта, какие душе угодны.

Сам Бенджамин предпочитал по городу прогулки пешком, хотя в огромном гараже Себастьяна стояли и две его машины. На всякий случай.

Вероника ждала его прямо на улице, закутанная в свитер с длинными рукавами и дым сигареты. Только сейчас он понял, как соскучился по ней и подхватил, стоило ей радостно обнять его.

— О, ты сделала новую татуировку!

— Нравится?

Бенджамин провёл кончиками пальцев по шее с узором цветка.

— И в каких ещё местах у тебя новые татуировки?

— Я с удовольствием тебе покажу, только после ужина, не против? Умираю с голода. Как у тебя дела? Какие новости?

Бенджамин смотрел на неё серьёзно, как бывало редко, а потом вздрогнул. В тенях улицы прямо на него смотрела Делиа. Шагнула к нему, но её тут же окатила вода из лужи от проехавший мимо машины.

Улица была пуста.

— Бен? Всё хорошо?

— Совсем нет. Не уверен, что ты рассчитывала на такой вечер.

— Так, давай ты для начала расскажешь мне всё, а потом я сама решу, подходит ли мне такой вечер.

— Скажи… ты веришь в призраков?

Вероника посмотрела на него как-то странно — то ли с недоверием, то ли ожидая продолжения шутки. А потом вздохнула:

— Кажется, история и правда долгая. Но я хочу знать.

========== -9- ==========

Комментарий к -9-

Музыка:

Covenant - Sound Mirrors (https://music.yandex.ru/album/3855967/track/31755684)

Каждый раз, когда Себастьян видел дом бабушки Анки, ему становилось не по себе.

Пусть деревня находилась не так далеко, а в окнах сейчас виднелся свет, его всё равно не оставляло ощущение, что эти стены так и остались в другой эпохе и времени. А скрипы и звуки — всего лишь их эхо.

Всю дорогу до дома его не отпускало жуткое ощущение, что ещё немного — и он бы опоздал к Бену. Несколько мгновений, и что бы он тогда обнаружил в ванне? Тут точно поверишь в семейное проклятие.

Себастьян ехал под ритмичный тёмный индастриал, который помогал сосредоточиться на дороге и занять мысли. Мелькали за окнами тёмные деревья, деревни и чужие поля, а вокалист Covenant пел про сломанные души и голоса сожженных домов. Но Себастьян торопился и даже пару раз превысил скорость.

Плевать. С парой штрафов он точно справится. Машину тряхнуло на подъезде к дому на ухабах, а стоило выйти в сырой осенний день, как ему показалось, что в полях он видит мелькающую фигуру.

Себастьян только поднял вверх воротник шерстяного пальто и поспешил в дом.

Он сразу понял, что здесь что-то не так.

Везде стояли свечи, оплывшие, толстые и тонкие, с магическими символами и простые таблетки из Икеа с запахом яблок и апельсина. Воск, который стекал на пол и становился самим домом, впитываясь в доски. Себастьян позвал Мируну, но никто не откликнулся. Возможно, она просто спит.

Взбежав по ступеням старой лестницы, чьи перила хранили прикосновения так многих рук, Себастьян стал проверять комнату за комнатой. Мируны нигде не было, она не отзывалась на имя, а её телефон настойчиво звонил под кроватью.

Его жена исчезла. Раздумывая, пора уже звонить в полицию или ещё нет, Себастьян выглянул в окно и замер в растерянности и даже испуге. Даже провёл ладонью по холодному стеклу, чтобы стереть дымку чужого дыхания, которая искажала то, что он видел.

В тёмных осенних полях двигалась именно Мируна.

Под неслышную мелодию, в четком ритме, с распущенными волнистыми волосами. Видимо, он слишком поспешил войти в дом, чтобы сразу увидеть ее, или не поверил, что ей может прийти такое в голову.

Себастьян чертыхнулся и помчался вниз. Лунный свет и так уводил его брата в сны наяву, а теперь и жена поддалась его завораживающему колдовству.

Воздух показался слишком холодным, а кожа быстро покрылась мурашками. Послышалось, что где-то вдалеке воет пёс, а ещё кто-то копает землю. Лопата с характерным звуком входила в землю и шуршала камушками. Странно, пусть в полях звуки хорошо разносятся, но кто бы стал копать что-то ночью?

Мируна замерла, стоило ему окликнуть её, и оглянулась, вся омытая ночью, порывистым ветром и прикосновениями колдовства, которое жило в этих землях.

Себастьян подбежал так быстро, как мог, и взял её лицо в свои руки, но её равнодушный взгляд блуждал за его спиной.

— Прости, — тихо шепнул он, заглядывая в тёмные глаза, — прости, пожалуйста. Я не должен был уезжать. Что ты здесь делала? Ты в порядке?

— Я видела её.

— Кого?

— Делию. Она приснилась мне. Себастьян, я думаю… она живёт теперь в этом доме. Холодно. Идём внутрь, ладно? И…. я рада, что ты вернулся. Спасибо.

У Себастьяна упало сердце. Они стояли вдвоём в пустоте ночи среди шелеста призраков этих земель и дома, которые касались сухих трав и земли ртами, приникали к их душам, желая подслушать слова и вздохи. Даже ему так казалось, и он поспешил отогнать эти дурные мысли. Только кивнул, надеясь, что в тепле дома, когда он рядом, Мируна придёт в себя. И он сможет уговорить её уехать из этого проклятого дома.

Она казалась безвольной и слабой, когда шла за ним. Тягостное молчание тлело между ними, а дом теперь казался совершенно неуютным и заброшенным. Пришлось несколько раз щёлкнуть выключателем, чтобы вспыхнул свет в гостиной, но Себастьян прошёл в кухню. Здесь ещё вились запахи еды и кофе, на одном стуле повисла шаль Мируны, а Бен так и не убрал кружку, из которой пил, обратно в шкаф.

Кухня уже обрела черты обжитого места.

Остальные комнаты дома принадлежали мёртвой Анке — или призракам.

Себастьян сел прямо на стол, хотя так обычно делал Бенджамин, и мягко позвал Мируну.

— Расскажи, что здесь случилось. Ты просила приехать.

— Да ты только с дороги! Все призраки подождут. Давай поужинаем. Ночь будет долгой.

— Почему?

— О, тут все ночи долгие. Но никто не помешает хорошей порции карбонара.

Мируна вела себя, как обычно. Собрала волосы наверх и подколола крабом, зашуршала пакетами со спагетти, достала из холодильника бекон. Просто семейный ужин на двоих — что в этом особенного? Старый дом, похожий на тот, о котором рассказывают страшные истории, запах трав, никого на пару километров.

Себастьян не мог отпустить от себя мерзкое ощущение, что всё не так просто.

Но разве он сам не твердил, что никаких призраков нет?

А Бен просто так полез в ванну в одежде и едва не утонул. Дома!

— Ты приехал один. С Беном всё в порядке?

— Когда я вернулся домой, я нашёл его в ванне в крови и едва ли не тонущим. Так мне показалось.

— И он?..

— Сказал, что его одолели призраки. И хочет теперь найти медиума, чтобы выяснить, что не так.

Себастьян замолк и нашарил рукой брошенную пачку сигарет. Его пальцы дрогнули, когда он чиркнул спичкой о коробок, и та сломалась. От досады на такую мелочь хотелось даже смять эти проклятые спички и выкинуть их в окно. Не в силах оставаться на месте, Себастьян уже хотел подойти к окну, но его остановила Мируна. Мягко взяла сигареты из одной руки, положила на стол, осторожно стянула пальто, которое он так и не снял.

— Главное, он в порядке. Вода его не забрала.

— Ты его не видела…

— Тш-ш. Не объясняй. Уверена, он не хотел тебя напугать. Только не Бен. Он бы никогда не сделал ничего, чтобы причинить тебе боль.

Мируна прильнула к нему и коснулась кончиками пальцев лица, прохладными и с запахом томатов, которые только что нарезала. Сейчас, когда они остались только вдвоём, казалось, что вся боль растворилась в темени за окном.

— Ужин сгорит, — спокойно кивнул Себастьян и сам подошёл к плите — ему хотелось себя чем-то занять, чтобы стереть из памяти вид Бена, такого неживого под водой, в тонких кровяных нитях. Дорожки для призраков.

— А знаешь, может, и правда стоит обратиться к медиуму? У мамы была одна знакомая, возможно, сейчас она тоже практикует. Я попробуй найти её контакты.

— Отлично, а то он уже собирался развешивать объявления в Гвоздике.

— Подумай об этом. Добавит антуража.

— Вот и он так сказал. Ещё предложил доску Уиджи повесить на стену.

— Ну, это слишком. Вдруг кто-то захочет воспользоваться. Кому нужны призраки в кофейне? Они даже вряд ли отличат растворимый кофе от сваренного.

Ужин вскоре был готов, и аромат базилика и бекона торопил устроиться за столом с порцией спагетти. Себастьян коротко написал Бену, всё ли хорошо, а тот только прислал в ответ смайлик, который закатывал глаза с припиской «ни лунатизма, ни призраков, я даже начинаю ощущать, как скучна эта жизнь».

«Только не ищи сам неприятностей».

«Ни за что! Тебя же нет рядом, а иначе неинтересно».

Себастьян бы и хотел расслабиться, но слова Мируны не давали покоя.

— Что ты имела в виду «она живёт в этом доме»?

— Я видела её здесь. Это был сон, и она тянулась ко мне…. и здесь я всё время ощущаю чьё-то присутствие. Легкие шаги, смех, неуловимые, но всегда так рядом. Стоит подняться по лестнице, заглянуть в гостиную — и поймаешь призрака.

— Зачем тебе столько свечей?

— Перебои с электричеством — а я не хотела блуждать в темноте. Сейчас всё в порядке.

Себастьян оглянулся — ему показалось, что за спиной мелькнуло какое-то движение, но в кухне были только они вдвоём. Есть сразу расхотелось. Смутное чувство тревоги поселилось внутри и никак не отпускало. Дом притих, но это была злая тишина, из которой выскальзывают все внутренние демоны. Мируна казалась на удивление спокойной. Они закончили ужин в молчании, каждый погруженный в свои мысли, и Себастьян не знал, как начать разговор о возвращении в Бухарест.

И тем больше удивился, когда она сама предложила:

— После этих снов… я не хочу здесь оставаться.

— Ты же говорила, что Делиа стала частью дома. И теперь хочешь уехать?

Они как раз закончили с мытьём посуды, и теперь на столе осталась только начатая бутылка сухого красного вина, хотя Себастьян порылся в шкафах и вытащил виски, от которого утром точно не будет раскалываться голова. Мируна натянула поверх платья старый свитер, который был немного велик, но в нём было и какое-то очарование. Кажется, его вязала ещё её мать.

— Я вернусь. Но мне нравится идея с медиумом. Никто из нас не умеет общаться с призраками, а после того, чтоты рассказал про ванну и Бена, не стоит никому оставаться одному.

— Тогда утром вернёмся в Бухарест.

— Хорошо, — Мируна кивнула, — прямо с рассветом. Я соберу вещи. Нет-нет, сиди, отдыхай. У тебя и так слишком много дорог.

Она поднялась со стула и вышла из кухни, оставив после себя аромат пачули — её любимые духи, пузырёк с которыми она всегда брала с собой. Себастьян плеснул виски и потёр руками лицо. Он не верил, что всё так просто. И сам не знал — верить ли в призраков или нет. Позволить им просочиться в жизнь настолько, чтобы они вели его за собой или нет?

Показалось, что в кухне сейчас душно, и Себастьян подошёл к окну, чтобы распахнуть его и впустить немного свежего воздуха. Рама никак не поддавалась, а потом распахнулась слишком резко, и ветер с запахом сырых листьев ворвался в кухню. Себастьян перенес стакан и бутылку с виски на широкий подоконник и устроился на нём, вглядываясь в ночь.

Пока сверху не зазвучала шероховатая мелодия и не раздался детский смех.

Топот маленьких ножек, быстрые шаги.

Себастьян прищурился и посмотрел на потолок сквозь дым сигареты, словно тот мог утихомирить эти звуки, но, конечно, не смог. Музыка нарастала и становилась оглушительнее, наполняя собой стены и перекрытия, становясь плесенью и отравой дома и его обитателей.

Так казалось ему самому.

Себастьян отставил стакан с виски и слез с подоконника — ему хотелось проверить, как Мируна наверху.

В гостиной мерцали свечи, и их такие разные запахи смешивались в удушливый густой аромат, и даже электрический свет казался лишним, пока не моргнул несколько раз и не погас совсем.

С тихими ругательствами Себастьян вынул телефон из кармана брюк и подсветил комнату, тут же вздрогнув — в мерцании свечей темнел силуэт.

— Папа, почему ты не веришь в меня?

Тонкий голосок буквально сбил, впился всеми воспоминаниями, и Себастьян шарил фонариком по силуэту, но любой свет будто бы обтекал его, не давая увидеть целиком.

Мёртвые остаются мёртвыми.

А призраков не существует. Он просто слишком часто вспоминал Делию в последние дни, к тому же, вся эта нездоровая атмосфера дома. Себастьян вздохнул и загасил фонарь, отвернулся в сторону. Закрыть глаза. Представить семь огней, которые выводят из снов и видений, от призраков и всей чертовщины, как говорила Анка.

Шаги приблизились, казалось, ледяное дыхание коснулось кожи.

Не открывать глаза. Видеть огни.

— Папа…. — голос истлел и истаял.

Себастьян понял, что взмок с головы до ног, на рубашке расползлось противное пятно от пота, а кожа покрылась мурашками. Вот только вокруг были лишь свечи и блики, запах яблок с корицей и подтекший воск.

Когда он вошёл в комнату, Мируна уже собрала свою небольшую сумку и улыбнулась при его виде.

— Всё готово. Я встану завтра пораньше и сварю в дорогу кофе. Кстати, вот, я нашла адрес медиума.

— Отлично, — ему показалось, голос не его, слишком хриплый и низкий. — Нам точно надо уехать. Этот дом сводит с ума.

— Что ты видел? Там, внизу, что ты видел?

— Воображение разыгралось.

Мируна села на край кровати и покачала головой, в её взгляде сквозил упрек.

— Признайся хоть самому себе. Неужели это так сложно — поверить в собственную дочь?

Себастьян не хотел причинять боль Мируне, как бы ему самому ни было тяжело. Весь его мир за последние дни превратился в бесконечную панихиду по мертвецам, которые уже похоронены и зарыты. Их тела — в гробах, через стены которых медленно сыпется земля, как песчинки в часах, вместо времени — тишина и копошение червей.

От этих мыслей мир расплылся, и Себастьян отвёл взгляд.

— Сложно поверить, что она теперь живёт здесь. Бен видел её и в Бухаресте.

— Куда ты?

— Покурить. Ложись без меня, ладно? Я не смогу сейчас уснуть.

— Только не ходи в поля. У меня дурное предчувствие, что их дорожки могут завести слишком далеко.

Себастян спустился в кухню и зажёг свет, который тут же вспыхнул. Допил одним глотком виски и закрыл окно, отрезая осень и холод от дома. Сверху опять послышалась музыка — но теперь просто из колонки Мируны, её любимый плейлист.

А в голове эхом звучало «папа».

Бенджамин не любил дом родителей, в котором выросли они с братом.

По крайней мере, после смерти отца, где всё казалось не таким, как было прежде, а мать оставалась вечно отстраненной и холодной, а он сам не понимал, как так можно? Если она потеряла мужа, то они с Себастьяном — отца. А Пауль — брата.

О своём визите, как мысленно его назвал Бенджамин про себя, он сообщил ещё вчера вечером, сразу после разговора с Вероникой. Она отнеслась к его историям про призраков и старый дом весьма прохладно, пусть и с легким любопытством. Пожала плечами и предположила, что стоит поискать в интернете охотников за привидениями. Обычно готовый подхватить любую шутку, в этот раз Бен юмора не разделял. Ещё слишком свежо было в памяти, как он откашливался водой и бледное испуганное лицо Себастьяна.

Даже во снах ему казалось, что он тонет, так что утром проснулся до звонка будильника и долго лежал в сумерках в каком-то пустом оцепенении без сил подняться. Ему всё казалось, что сейчас снова нависнет какой-нибудь призрак. А когда Себастьян написал, что они возвращаются в Бухарест, он почувствовал облегчение и всё-таки поднялся.

Теперь после прогулки через парк, который как раз располагался рядом с домом родителей, Бенджамин чувствовал себя бодрее и готовым действовать.

Эйш Альбу встретила его в коридоре, и он подумал, как она удивительно подходит этому дому. В изысканном платье, со сложной укладкой, где-то в глубине играла музыка с пластинок. Она улыбнулась так, словно он — званый гость, которого стоит вежливо приветствовать и проводить к столу.

— Доброе утро, Бенджамин. На удивление ты вовремя.

— Я вообще редко опаздываю.

— Да, скорее, просто не приходишь, — укор в спокойном голосе. — Ты завтракал или присоединишься ко мне? Свежий кофе, круассаны с маслом, овсяная каша. Или тебе сразу налить джин? Как принято у тебя в баре?

— В моём баре отличные завтраки, между прочим. Загляни как-нибудь.

— Между прочим, твой брат…

— Не приплетай Себастьяна! Ему и так тяжело, ладно?

Эйш поджала в недовольстве губы и вздохнула:

— Как же с тобой непросто. Ты всегда таким был. Только отец мог с тобой сладить, уж не знаю, как. Ладно, идём.

Бенджамин почувствовал, как начинает злиться, но только натянуто улыбнулся и только резче, чем хотел бы, кинул кожаную куртку на вешалку. Он не устраивал её во многом — не пошёл в семейный бизнес, досаждал лунатизмом, а потом ввязывался в дурные компании. Так она считала, хотя Бенджамин никогда ничего крепче травки не употреблял.

Столовая в светлых тонах утопала в запахе роз, которые так любила мать и выращивала в саду вокруг дома. Бенджамин сел напротив матери за широкий обеденный стол и налил себе крепкий чёрный кофе. Тонкий бледный фарфор, рисунок птиц, золотые ободки, серая льняная скатерть, свежие круассаны — всё так аккуратно, благопристойно.

Эйш во всём предпочитала светлые тона и летние мотивы. Возможно, как раз после того дома, в котором ей пришлось расти в глубине Румынии с матерью, которая сама приманивала призраков.

Бенджамин выделялся — с его татуировкой черепа, в чёрной футболке с кожаными вставками и джинсах. Тёмный ноябрь с налипшим следом призраков за спиной.

— Так о чём ты хотел поговорить?

— О призраках. И доме бабушки Анки.

Ему показалось, мать едва не вскочила, но быстро взяла себя в руки и только помешала тонкой ложечкой сахар в чашечке с птицами.

— Не хочу ничего об этом знать. Этот дом всегда меня пугал. Может, стоит его продать…

— Нет. Пока мы не разберёмся с проклятием и злом. Ты не можешь об этом не знать! Отца точно одолевали призраки, я знаю. И всегда забирали одного из братьев. Как и отца. А теперь пророчат нам с Себастьяном.

— Бенджамин, ты бредишь. Знаешь, когда ты был маленький и впервые начал бродить во сне, некоторые врачи высказывали предположение о том, что ты… болен иначе. Что твоя нервозность провоцирует приступы, а она, в свою очередь, проистекает от внутреннего расстройства. Возможно, стоит сдать анализы….

Бенджамин медленно отложил круассан, который мазал маслом, и пристально посмотрел на мать, не зная, хватит ли у него сил сказать сейчас ей хоть что-то. Но его взгляда хватило. Даже она подалась немного назад и крепко сжала чашку руками так, что стукнули кольца о фарфор.

— Вот как. Поэтому ты и бабушку Анку так редко навещала? Она тоже выделялась, да? Или ты просто боялась, что тебя это затронет? Я же не Себастьян.

— Пойми, — в её голосе даже появилась мягкость, — я всегда желала тебе добра. Но ты не отличался послушанием.

— Что ж, возможно, ты обрадуешься, когда проклятие семьи Альбу заберёт меня. Придёшь ли ты тогда на похороны или предпочтёшь торжествовать за чашкой крепкого чая?

Скрипнули ножки стула по паркету, когда Бенджамин рывком поднялся и одним глотком допил кофе. Лицо Эйш покрылось пятнами, а сама она медленно встала, едва касаясь кончиками пальцев скатерти.

— Бенджамин, ты груб. Так нельзя. Ты разбиваешь мне сердце. Я только что…

— Упивайся своим горем. Я предпочту жизнь.

Он вышел из гостиной, даже не обернувшись, и чуть не столкнулся в коридоре с дядей, который как раз собирался выходить. Ему даже не надо было ничего объяснять, он и так всё понял, так что вместо лишних вопросов только спросил:

— Как Себастьян? Уже вернулся?

— Скоро должен. Вечером мы заглянем к медиуму, может, удастся что-то узнать.

— Только осторожней. Твоя мать может считать, что угодно, но никто из нас не хочет вас терять.

— Поверь, я тоже.

Бенджамин даже не стал накидывать куртку, когда выскочил в хмурый непогожий день, который отлично подходил под его настроение. Такое же медленное, унылое и полное дурных предчувствий, а ещё — тихой боли от так и не затянувшихся ран на груди.

Успокаивало только то, что Себастьян с Мируной вернулись. Возможно, теперь, вдали от дома, они смогут втроём со всем разобраться.

========== -10- ==========

Комментарий к -10-

Для тех, кто ещё читает: по моим расчетам, осталось две главы. Может, будут чуть побольше по объёму, но я хочу уложиться именно в них.

И здесь последний спиритический сеанс) Дальше будет чутка другое.

Себастьян никогда не бывал у медиумов или даже гадалок, так что теперь с интересом оглядывался по сторонам.

В маленькой уютной комнате пахло земляничным чаем и яблочным пирогом, на стенах висели морские пейзажи, а между подушек дивана свернулся большой серый кот.

Никаких призраков, доски Уиджа или черепов.

Если в доме бабушки Анки всё дышало таинством смерти и выставленной напоказ мистикой, то тут витало безмятежное тёплое спокойствие. Медиум оказалась милой старушкой, которая подкрашивала уже седые волосы в сиреневый, бодро суетилась в своей маленькой квартире и стучала каблучками домашних туфель. Она представилась Родикой и искренне обняла Мируну.

Бенджамин с удовольствием отвечал на все вопросы и казался не унывающим. А Себастьян до сих пор вздрагивал, когда вспоминал, как нашёл его в ванне, едва не захлебнувшимся — или так казалось.

Себастьян сделал ещё глоток чая, признавая, что тот удивительно хорош. То ли с добавлением трав, то ли просто разительно отличался даже от того, что продавалось в чайных магазинах, но ягодный вкус с легкой горчинкой немного бодрил. Даже голова, которая ныла ещё с обеда, прошла. Себастьяну казалось, он даже немного расслабился, как и Мируна, которая придвинулась к нему ближе на диване и положила голову на плечо.

Он даже не помнил, когда они последний раз вот так сидели вдвоём и никуда не торопились. Себастьян перебирал этот год через размытые воспоминания и понимал, что после того, как первое, самое ядовитое горе, отступило, он всё равно не вернулся из него до конца. Ни к дому, ни к Мируне, только заменил пустоту внутри работой, которой всегда хватало. Это было удобным оправданием… для всего. Даже для его рациональности и практичности, в которой не было места призракам.

Может, поэтому и Мируна так вцепилась в призрака Делии. Она просто осталась в одиночестве, пусть никогда не упрекала в этом самого Себастьяна. Если у него всегда был брат, готовый встряхнуть и высказать прямо все мысли, то Мируна привыкла хранить свои печали и мысли внутри самой себя, только медленно распадалась внутри.

— Давно я не пила такой вкусный чай, — негромко призналась Мируна.

— О, мой любимый сбор! — Родика вошла с кухоньки, за ней Бенджамин с подносом с домашним печеньем и сыром. — Осталось ещё на несколько чайничков. Ну так что, с чем же вы пришли? Думаю, теперь после пары чашек можно и о деле поговорить.

Родика устроилась удобнее в кресле и поставила свою чашечку на соседний круглый столик. Она всё так же мило улыбалась, но теперь её взгляд изменился, стал более внимательным и сосредоточенным. А они втроём даже растерялись и неловко переглянулись друг с другом, не зная, как начать.

Родика разочарованно вздохнула и покачала головой.

— Так не пойдёт, дорогие мои. Вы пришли за ответами, но пока не расскажете, я не смогу помочь. Но если вам так сложно, я попробую кое-что сказать сама. Минутку.

В комнате стало очень тихо, только мерно стучали часы с маятником, пока Родика подолгу смотрела на каждого из них. Когда дошла очередь до Себастьяна, он невольно напрягся, но не почувствовал ничего, кроме взгляда Родики за стеклами очков в роговой оправе.

— Ага, — она откинулась на спинку кресла. — Вы знаете, что вокруг вас буквально густо от смерти и снов? Подожди, Мируна, не перебивай. Ты — паутинка, через которую могут просочиться призраки, а они и не заметят, как порвут. А вот с вами двумя всё сложнее.

Себастьяну стало не по себе, но он только молча продолжил пить чай, надеясь, что странные ответы им всё-таки помогут, а не запутают ещё больше. Бенджамин весь подался вперёд, натянутый, как струна, ему действительно было интересно.

— Ты блуждаешь в снах и лунном свете, Бенджамин. Это тоже дорога для призраков. Вот только дело в том, что идут они к твоему старшему брату, а не к тебе.

— Они выбрали не того брата, — горько усмехнулся Бен. — Себастьян далек от призраков.

— Только близок к смерти.

— Он умирает?

— О, нет! Не воспринимайте всё так буквально. Но вы же знаете историю вашего рода? Мируна рассказала про вашего предка, и я изучила вашу семью. Всегда два брата, которые связаны кровью и даром.

— Пока смерть не заберет одного, — протянул Себастьян. — Видимо, всё-таки меня.

Мируна промолчала, но сильнее сжала его руку и немного подалась вперёд, внимательно вслушиваясь в каждое слово, как верный прихожанин в воскресную проповедь. Себастьяна не оставляло ощущение, что она всё ещё далека от него, выскальзывает из пальцев в более близкий её взволнованной душе мир призраков и ледяных костей.

К их дочери.

Закралась противная мысль, что раз мёртвые души текут к нему самому, то теперь Мируна будет убеждать и его к ним обратиться. Смятение проникло в его сердце и сдавило неприятно грудь — казалось, он сам то ныряет в глубины тёмных вод с тайной посмертия Делии, то выплывает в четкий реалистичный мир, где им нет места.

Родика со вздохом поднялась — то ли понимала, что ей достались сложные клиенты, то ли от сомнений, что же со всем этим делать. Бормоча себе под нос, она подошла к шкафчику, набитому самыми разными книгами, и стала перебирать их. То и дело поправляла очки и хмурилась, когда быстро пролистывала страницы.

Бенджамин поднялся и прошёлся по комнате, с любопытством вглядываясь в обстановку. Между цветочными горшками на подоконнике примостились чёрно-белые свечи, по стенам — фотографии семьи Родики на осеннем барбекю, на каминной полочке ряд прозрачных баночек с надписями бисерным почерком. Во всём аккуратность и старание, чтобы детали не бросались в глаза. Не только сам потусторонний мир скрыт от простых людей, но и инструменты для прикосновения к нему.

— Ага! — обрадованно воскликнула Родика и постучала пальцем по странице книги. — Нашла. В узких кругах младший брат слыл некромантом. Но что важно, всегда был баланс. Некромант и врач. Сумрачная смерть и пульсирующая жизнь. И где-то эта цепочка прервалась, потому что сейчас вокруг каждого из вас осталась только смерть.

— И что дальше? — хрипло выпалил Бенджамин, который уже подошёл к Родике и заглядывал через плечо.

— Тут уж я не знаю. Но мы можем спросить у призраков. Если каждый готов услышать ответ. Они не всегда приятны.

— Да, хотим!

Мируна впервые подала голос — уверенно и решительно, её щёки порозовели, казалось, даже волоски на коже поднялись. Себастьян даже с некоторым удивлением взглянул на жену — сейчас в ней была болезненная страсть, а глаза темнели дурным огнём, который пробуждается внутри от прикосновения к чёрным тайнам, или когда собственное сердце омывается темнотой, из которой нет выхода на свет. Остаётся только идти вперёд.

Бенджамин только покачал головой и с неодобрением цокнул языком, и Мируна обожгла его взглядом, но он быстро завладел вниманием Родики:

— Я хочу защитить брата. Раз эти чёртовы призраки так и тянутся к нему, но через меня, хрен им. Что надо, чтобы они от нас отстали? Как с ними вообще справиться?

— Могу я поговорить с Делией?

— Как это всё связано с домом бабушки Анки?

Родика медленно посмотрела на каждого из них, и на короткий миг Себастьяну показалось, что она им откажет. Тень сомнения — или страха? — мелькнула в её лице, сжалась в уголках глазах, в скорбно опущенных уголках губ. Вместо тех самых ответов — тишина, разбиваемая монотонными часами.

— Придётся подождать пару часов, — Родика захлопнула книгу и вернула на место. — Я предпочитаю самое начало ночи, да и подготовиться стоит. Бен, идём со мной, тебе стоит хоть на что-то посмотреть.

Она удалилась в другую комнату, скрытую занавеской из бусин, откуда потянуло то ли дымком, то ли сладковатыми благовониями — может, сразу и тем, и тем. Бенджамин решительно направился за Родикой, но напоследок наградил Себастьяна суровым взглядом, в котором читалось «не наделай глупостей» — хотя больше такое напутствие подходило тому, кто шагает по прямой дорожке к призракам.

В гостиной они остались вдвоём с Мируной, замкнутые в странной неловкости и легком отчуждении. За окнами медленно темнело, и уютный тёплый свет от торшера омывал комнату блекло-красным, а свечи на полочках и круглом столе тускло мерцали, и тогда казалось, что их отражения в тёмном стекле сейчас могут увести в другую реальность. Чтобы хоть как-то скоротать молчание, Себастьян подошёл к небольшому окну и выглянул за занавеску, сам не зная, что ожидает увидеть. Вечер сумерками лип к стёклам в капельках дождя, и мутный двойник по ту сторону с искаженными чертами лица зло скалился в ответ.

Себастьян только покачал головой и шагнул назад.

Всё только его воображение.

Оглянулся на Мируну, которая всё это время наблюдала за ним, и во взгляде застыла тягостная задумчивость. Её тихий голос коснулся его изнутри, взметнув времена, когда они были без ума друг от друга и находили любые возможности для встречи, вопреки работе, делам и посиделкам с друзьями, с которых порой пытались улизнуть.

Себастьян и сейчас любовался Мируной. Может, он не всегда умел быть нежным или романтичным, но точно не хотел её терять — ни среди призраков, ни среди прошлой боли.

А слова оказались неожиданными.

— Знаешь, мне иногда снятся дурные сны. Дурные, темные. Я не всегда знаю после них, что правда, а что нет. Пару месяцев назад мне снилось, что я стою на могиле Делии, прямо ногами на вскопанной земле и чувствую, как она рвётся ко мне оттуда. Не из гроба — из землистого мрака. Я закричала и стала копать, прямо пальцами, но сколько бы я ни откидывала землю, её не становилось меньше, а голос Делии затихал и исчезал.

— Почему ты не говорила раньше?

Мируна, устроившись на диване с цветастым пледом, подтянула ноги к себе и теперь выдёргивала мелкие ниточки из прорехи на джинсах. Одёрнула себя и положила подбородок на коленки, взгляд — в сторону окна, мимо него.

— Мне казалось, ты предпочел забыть ее. Перешагнул через смерть нашей девочки, как через дурное проклятие и отвернулся. Казалось, твоя жизнь стала такой же, как раньше.

— Это не так.

— Ты никогда не хотел о ней говорить. Вспоминать даже мелочи. Помню… ты поздно вернулся с работы, за полночь, а я никак не могла уснуть и занялась уборкой на кухне. Там, в глубине шкафа, нашла ее первые бутылочки. Рисунок уже вытерся, делений почти не видно, соска изгрызана. Я сама не своя была, разрывалась между тем, чтобы выкинуть их тут же и оставить. А потом ты вернулся, вошел на кухню… и ничего. В твоем взгляде было спокойное равнодушие. Я быстро задвинула коробку обратно и застыла, не зная, что сказать. Ты ушел в ванну, зашумела вода, а я осталась одна.

Себастьян буквально потяжелел от накатившего чувства вины — он не помнил этого. Отлично представил сейчас, как Мируна в растерянности замерла на высоком стуле, придвинутом к шкафам, как пальцы оплели находку, а глаза сухо смотрели на него.

Но это не помогало вспомнить.

Может, он тогда слишком устал или память заботливо вычеркнула боль, поднятую изнутри, щемящую, колкую.

— Почему ты не говорила раньше?

— Я пыталась. А ты замыкался. Ты был мне нужен, Себастьян. Но не пустотой рядом. Может, каждый и борется с собственными призраками сам, но я не была к этому готова. Я не хотела быть одна. И когда появилась Делиа, снова, наша маленькая девочка, я поверила, что и ты оттаешь и вернешься — хотя бы к ней.

— Делиа мертва, — упрямо сказал Себастьян и сам тут же пожалел о своих словах — они прозвучали не так, как он хотел, слишком жестко.

Мируна не ответила на этот выпад, наоборот, она улыбнулась. От такой улыбки обычно хочется бежать как можно дальше, она похожа на лезвие, которое рассечет душу.

— Да, Себастьян, я знаю. Тебя не переубедить, даже если она живой шагнёт на наш порог.

— Когда возвращаются мертвецы, впору доставать соль и острый нож и не пускать их на порог.

— Ты жесток.

— А ты не видишь ничего другого. Неужели не понимаешь, что такими мыслями разрушаешь саму себя? Думаешь, мне легко смотреть на тебя, одержимую идеей призраков? Или возращением Делии? Я хочу лишь одного — покоя. И для неё, и для тебя.

— Я ей нужна. Я точно это знаю. И пока мы с этим не разберёмся, я не смогу быть спокойной.

Она замолчала, и стало ясно, что дальше обсуждать не собирается. Себастьян и сам отвернулся, уткнувшись лбом в холодное стекло, сдерживая раздражение от собственного бессилия. Ему оставалось только следовать за ней в надежде, что не потеряет её окончательно. Но противный внутренний голос шепнул: «а как далеко она готова зайти ради Делии?».

Их дочурка теперь превращалась в призрачного монстра, от которого им не скрыться и не уйти, который преследует по пустым коридорам и взывает к их сердцам.

В гостиную под стук бусин вернулась Родика, за ней — Бенджамин, и строго посмотрела на непричастное ни к каким злостным нарушениям окно так, словно на нём вычерчены все нужные ответы.

— Пора. Бенджамин, как мы и говорили, побудь в стороне и просто наблюдай.

— И кто же будет говорить с призраками?

— Ты, Себастьян. По крайней мере, попробуешь.

Затея Бенджамину не нравилась с самого начала.

В призраках он как раз не сомневался, но скептическое выражение лица брата не сулило ничего хорошего. Родика объяснила, что его сны — это тропа, которая может и его самого увести слишком далеко. А сейчас и так в комнате хватало тех, кто может притянуть призраков.

Но это не отменяло того, что Бенджамин волновался за Себастьяна, который невозмутимо сел по левую сторону от Родики, справа — серьёзная и тихая Мируна, которая тут же сжала протянутую сухую ладонь медиума.

Никаких досок, только чёрная гладкая ткань на круглом столике и пара свечей. Даже торшер погасили, и теперь особо и не разглядеть лица, вымазанные тенями. Бенджамин сел на диван и не сводил взгляда с Себастьяна, пусть и не знал, что сам может сделать, случись что. Он чувствовал себя глупо и беспомощно, даже после всех объяснений Родики.

Не вмешивайся. Не прерывай. Держись в стороне. И если уверен в угрозе — вот мешочек со смесью того, о чём знать точно не хочешь, высыпай по кругу.

Даже сквозь плотную грубую ткань содержимое пахло странно, и Бенджамин предпочитал не думать, что внутри, только вертел в руках, не зная, как перестать нервничать. Когда он волновался, то с трудом мог усидеть на месте и искал хоть какое-то занятие.

Родика монотонным спокойным голосом призывала Драгоша Антонеску с просьбой ответить на их вопросы и помочь с призраками. Комната терялась в полумраке, только ровно горели свечи.

Пока разом не погасли, и над столом завились тонкие сизые струйки.

Бенджамин выдохнул облачко пара и поёжился, вглядываясь в темноту комнаты в ожидании уже знакомых фигур. Кто бы сейчас ни явился, он убеждал себя, что готов к этому, что не позволит никого больше забирать из его семьи. Хватит и того, что Себастьян терзается чувством вины и горем, а Мируна едва не превращается в одержимую ведьму только чтобы вернуть дочь хоть на несколько минут обратно.

И всё только из-за него. Они доверили ему Делию, а он не смог уследить за ней, не смог даже дотянуться в последний момент, когда ещё не отнялось дыхание. Бенджамин не простит себе, если теперь что-то случится и с братом.

Возможно, призраком он станет лучшим, чем человеком. Возможно, так он сможет сделать так, чтобы призраки не подбирались к Себастьяну.

А пока просто было слишком холодно.

И в тишине можно было различить дыхание каждого из них, если прислушаться. Или биение сердец. Бенджамин чувствовал собственное, и невольно, как давно забытое размытое воспоминание из детства — Себастьяна. Но было ещё что-то.

Дыхание было не только у них. Ещё кто-то находился в комнате.

И всхлипывал едва слышно, сдерживая рыдания. Бенджамин вскочил, услышав, как Родика твёрдо шепнула Себастьяну:

— Не разрывать круг! Этого они и хотят. Тогда подберутся слишком близко.

— Это Делиа? — взволнованный голос Мируны. — Я хочу её видеть!

— Не уверена.

Бенджамин едва не споткнулся о кресло, пока пробирался по комнате в поисках источника звука, напряженный и с плохим предчувствием. Холод касался затылка, сжимался кольцом вокруг него, и от него саднили поджившие царапины на груди под повязкой, оставленные призраками с кладбища у дома Анки. Он чувствовал, как тёплая кровь пропитывает ткань, и не мог избавиться от ощущения, что она проникает и внутрь, к рёбрам. И манит призраков — или нечто похуже.

Всхлипы никак не приближались, только слышались то из одного угла, то из другого, а того, кого призывала Анка, так и не было. Только один непроглядный мрак.

— Давайте это прекратим, — устало попросил Себастьян. — Мне не нравится всё это. Если кто-то и услышал наш призыв, то он предпочёл провести вечер в другом месте. Наша компания ему не нравится.

— Прерывать нельзя, — отрезала Родика. — То, что призвано, должно уйти. Но я не понимаю, что не так, а ведь…

Она так и не закончила фразу, только дыхание сбилось, было слышно, как Родика судорожно глотает воздух и начинает хрипеть. Бенджамин плюнул на бесполезные попытки найти источник плача и вместо этого дёрнул завязки мешочка — он подозревал, что-то уже идёт не так. Земля, смешанная с чёрт знает чем, сыпалась вокруг стола, но Родике легче не становилось, только глаза неотрывно следили за ним, жгли и пылали близкой смертью.

— Ты следующий, — проскрипел странный голос, который не мог принадлежать человеческому существу, но Бенджамин даже не обратил внимания, высыпав последнюю горсточку.

Кто бы ни был в комнате, оно взвизгнуло, появилось сгустком тьмы за спиной Родики и растаяло вместе с холодом и давящей темнотой. Себастьян вскочил и поспешил зажечь нормальный свет, Мируна придерживала Родику, встревоженно вглядываясь в её бледное лицо, на котором ярко проступили морщинки, а под глазами появились тёмные круги.

Родика стиснула её руки и наклонилась ближе, что-то шепча.

Когда Бенджамин вместе с братом подошли ближе к ней, женщина уже обмякла, дыхание стихло. Мируну трясло, она с трудом поднялась и отступила к Себастьяну, не сводя полного ужаса взгляда с мёртвого медиума.

— Я вызову полицию, — хрипло сказал Себастьян и потянулся за телефоном.

А Бенджамин подумал, что они обречены. Делиа или нет, но как они могут справиться с таким проклятием, которое забирает каждого, кто хочет помочь?

И кто из них станет следующим?

========== -11- ==========

Комментарий к -11-

Осталась буквально одна глава! Так что кто хочет прочитать сразу всё - на этой неделе всё будет.

— Наша семья под проклятием. И оно убивает одного за другим — не только Альбу, но и тех, кто хоть как-то может помочь. А я не хочу никого терять из вас.

— Может, заодно и тех, кто хочет зла? Представляешь, во время переговоров вот так сказать — у меня тут есть семейный призрак, который заберёт вашу жизнь. Подпишите договор!

Себастьян хмыкнул и криво усмехнулся.

Бенджамин отлично понимал, что они оба уже достаточно пьяны, чтобы стерлась слишком реальное ощущение мира. Ради того, чтобы распить бутылочку виски вместе с братом, он даже закрыл бар — всё равно будний день, почти никого. А Себастьян, невиданное дело, раньше закончил дела.

Сейчас в баре они сидели только вдвоём. Правда, Бенджамин заявил, что даже напиваться стоит эстетично, так что в стаканах с толстыми стенами на кубиках льда в корочке апельсина плавали поджаристые семечки. С узких черных плафонов свисала белая паутина, а Себастьян вертел в руках стеклянный череп. По выходным в него засыпали сухой лёд, и белый густой дым стелился по стойке, приводя в восторг посетителей.

Бенджамин чувствовал странное спокойствие, хотя внутри зрело беспокойство и страх.

Он не хотел об этом говорить и пугать Себастьяна тем, что до сих пор не может забыть смерть Родики, медиума, которая хотела помочь.

Может, он сам — причина этих смертей? Насколько с Делией был несчастный случай? Или тогда уже то, что оплетало их семью, выползло из своей темени и дотянулось до самой крохотной и беззащитной жизни?

В конце концов, это они — взрослые люди, которые могут хотя бы понять опасность, достать доску Уиджи и позвать охотника за призраками, а она была лишь ребёнком.

Себастьян замолк и отставил череп в сторону.

— Его зовут Чарли, — Бенджамин ткнул в череп пальцем, — и он отличный компаньон. Даже не пьет.

— Приятно познакомиться, Чарли.

Себастьян чокнулся с ним и сделал большой глоток виски с тоником. Последние дни он спал слишком мало, и теперь тёмные тени залегли под глазами — но не только от усталости, но и от мрачных мыслей и беспокойства. Мируна твердила, что медиум советовала им всем вернуться в дом и пролить кровь на землю, но Себастьян упёрся и ни за что не захотел возвращаться.

Бенджамин переживал, что их отношения медленно разваливались, хотя отлично видел, как оба нуждались друг в друге. И сейчас хотел только одного — чтобы брат перестал думать обо всех собственных мертвецах. Те принадлежали им обоим.

Бенджамин терялся и сам не знал, а как лучше. Но не торопился призывать новых призраков.

В детстве для него Себастьян всегда был надежной опорой — ведь тот не лунатил по ночам! И не терялся в улицах, пусть такое и случилось всего-то пару раз. Но Бенджамин верил, что вот, не будь у него лунатизма, всё сразу наладится. Он даже придумал себе супер способность — знать, когда ты не спишь, и всем о ней рассказывал.

А потом однажды увидел, как Себастьян понуро сидит в своей комнате, делая вид, что читает книгу. Но потерянный взгляд смотрел, скорее, перед собой, а не на раскрытые страницы. Бенджамин не стал спрашивать, что случилось, а попытался отвлечь брата. Притащил какой-то свой конструктор, уговорил помочь построить машину. Себастьян сам не заметил, как увлёкся, а потом обронил:

— Не думай, что супер способность всё может.

— Ну как же! Вчера я проснулся у телефона, набирая незнакомый номер, и понятия не имел, зачем мне это понадобилось.

— Это ерунда. Никто не разбивает тебе сердце. А ты задумайся, что делает тебя таким несчастным? И так уж тебе мешает лунатизм? Это твоя особенность. Возможно, даже сила. Откуда ты знаешь, может, пока ты спишь, ты лунатишь и становишься Бэтменом!

Теперь Бенджамин с тоской думал, что как-то кружащие вокруг них призраки точно не тянут на какие-либо супер способности. А Себастьян внутри далеко не такой железный, и в его горячем сердце достаточно любви — и для брата, и для семьи.

Себастьян приподнялся и перегнулся через стойку, чтобы достать ведерко со льдом и ещё тоника. Покачнулся и схватился за стойку, а потом плюхнулся обратно. Без костюма, дорогих тяжелых часов и рубашки с запонками он выглядел его старшим братом из детства, тем, кто сыграет в монополию и поддержит идею создать радиостанцию.

Бенджамин представил, что его тоже заберут призраки.

Нет.

Ни за что.

Родика только едва направила его, но ведь не просто так он может общаться с призраками! Должен быть способ победить проклятие. Может, стоит сжечь дом и пройтись огнём по земле? Бенджамин живо представил, как эпично это может выглядеть… но тихий голос Себастьяна отвлёк от языков пламени.

— Ты пропустил милую сцену с мамой.

— О! Она говорила, что всё зашло слишком далеко?

— Типа того. Заламывала руки и просила нас остановиться. Упрекнула, что из-за нас умирают люди.

— Точнее, из-за меня.

— Ой, перестань.

— Ты знаешь, что она мне единственному сказала, как я виноват в смерти Делии?

Себастьян выпрямился и медленно повернул голову. Когда он хмурился, на лбу пролегала глубокая морщинка, делая его чуть старше. Мимо бара прошла шумная толпа. кто-то даже стукнул в дверь, но увидел табличку «закрыто».

— Какого чёрта!..

— А вот. Уже после похорон. Подошла и в своей мягкой манере уточнила, почему так оказалось, что Делиа пошла на лёд сама, когда я согласился за ней приглядеть. Не смотри так, ну. Я всегда знал, что она не хотела второго ребёнка.

— Не совсем так. Анка как-то напророчила, что её второй ребёнок станет мертвецом.

— Что ж, тогда и не стоило давать жизнь мертвецу.

Бенджамин не смог сдержать горечь в своих словах, хотя понимал, что сейчас в нём может говорить крепкий виски и ощущение, что он бесполезен. Он не смог уберечь Делию, не может ничего сделать с призраками, а страх за Себастьяна только усиливал его метания.

Порой он даже сомневался, а любила ли его мать — или приняла, как тяжкую ношу? Уж, наверное, они с отцом могли быть достаточно разумными, чтобы не допустить вторую беременность. А не всем пророчествам стоит сбываться.

Мелькнула даже страшная мысль — а что если так они хотели уберечь Себастьяна? Что, если думали, не будь второго ребёнка, и первый умрёт?

Толчок плечом брата привёл в себя, и Бенджамин выплыл из омута мыслей. Не время расклеиваться, в самом деле. Если они и справятся, то только вдвоём — разве не так было и раньше, много лет назад? Всегда два брата.

Бенджамин не хотел становиться мертвецом. А Себастьян наверняка понял по его лицу, что мысли увели совсем в тёмные края.

— Не смей думать, что так и будет. Возможно, мы знаем уже куда больше, чем отец. И не прячем голову в песок. Ну посмотри на меня! Когда это я верил в призраков?

— Зато ты всегда верил в меня.

— Просто не уходи за лунным светом.

Себастьян сам плеснул в стаканы виски, и подтаявшие кубики льда всплыли вверх. Как и всегда, рядом с братом Бенджамин ощущал спокойствие. У них одна кровь, настоянная на ритуалах вызова призраков, на смерти и жизни. Это уж точно чего-то да стоит.

И сейчас, сидя в тихом пустом баре наедине со старшим братом, Бенджамин медленно принимал, что только они сами справятся с семейными проклятиями и призрачными снами. Им не нужны другие медиумы или те, кто прокладывают тропы для заблудших душ.

Анка оставила им свой дом. Она верила в них, твердила, что «кровь сильна».

— Я хочу вернуться в дом, — заявил Бенджамин и увидел, как в недоумении вытянулось лицо Себастьяна, который точно хотел бы держаться подальше от тех мест.

— И ты туда же!

— Я падаю, Стан. Мне кажется, ночами я падаю в огни, которые уводят меня из этого мира. Но я запомнил, что мы слышали в том доме — домой ведут семь огней.

— Ты хочешь приблизить собственную смерть?

— Нам и так её пророчили. Раз за разом.

— Да ты пьян, Бен, — Себастьян с натугой улыбнулся и, придерживаясь руками за стойку бара, медленно поднялся. — Давай-ка домой.

Бенджамин не стал возражать, тем более, он знал, что уже переборщил с порцией. После скоропалительного решения Бенджамин уже не был так уверен, но отступать не привык. Да и разве у них был какой-то выбор?

Пока Себастьян вызывал такси, Бен курил в стороне, прислонившись к стене дома. Голова немного кружилась, и он потёр переносицу, думая, что зря вообще они решили пить. Легче никому не стало.

Себастьян выглядел поникшим и слишком задумчивым, когда они ехали домой — Мируна как раз написала, что уже легла спать, слишком устала после сложного заказа. Бенджамин сначала хотел поехать к себе, а потом спохватился, что Себастьян обронил, что плохо спит в последнее время.

Какие сны ему снятся? Про дочь, тонущую подо льдом? Про жену, которая обращается в одержимую колдунью? Про смерть, что останавливает молодые сердца?

«Какие сны превращают твои ночи в долгое безвременье?»

Что ж, Себастьян достаточно долго был тем, кто приглядывал за снами младшего брата и за тем, чтобы тот случайно не навредил себе или кому-то ещё. Теперь очередь Бенджамина.

Они вошли, даже не зажигая света.

Себастьян неуклюже снял пальто и со второй попытки закинул шарф на вешалку, пока Бенджамин справлялся со шнуровкой на высоких ботинках. Мир чутка плыл, хотелось пить и спать.

Пошептавшись, Бенджамин договорился, что останется на диване в гостиной. А утром они ещё раз обсудят насчёт дома Анки.

Его разбудил резкий крик.

Бенджамин, путаясь в одеяле, взъерошенный, вскочил на диване и с испугом огляделся по сторонам. Никаких призраков, только темень квартиры. Чертыхаясь и натыкаясь на мебель, он направился в спальню брата, надеясь, что не будет лишним. Осторожно постучался перед тем, как услышать «входи» и толкнуть дверь.

Растерянная бледная Мируна сидела на кровати в пижаме, уставившись на Себастьяна, который привалился к стене и тяжело дышал. Она взглянула на Бенджамина, но он уже и сам поспешил к брату. Даже после смерти Делии он не помнил таким Себастьяна — того слегка потряхивало, а затуманенный взгляд блуждал по комнате.

— Я здесь, Стан. Это был кошмар.

Себастьян не отвечал, и Бенджамин осторожно коснулся его плеча. Мируна тоже подошла ближе и опустилась с другой стороны. Её тёмные прямые волосы падали на лицо, и кожа казалась ещё бледнее. Бенджамин не знал — она так стесняется его или просто отвыкла от проявления тепла и простой заботы, что так нерешительно сжала руку Себастьяна?

— Мы рядом.

— Вы мертвы.

Голос прозвучал глухо и будто издалека.

— Нет-нет, что ты! Это и правда только кошмар.

— Слишком реальный. Слишком… густой.

— Расскажи нам, и кошмар уйдёт. Помнишь, как в детстве нам мама всегда говорила? Нет таких снов, которые бы проникли в этот мир. Расскажи мне, Стан.

— Это было… вы лежали мёртвые на снегу. И я не мог ничего сделать, и призраки… их было так много вокруг. Твои глаза, Бен, стали совершенно белыми. Я видел, как рёбра Мируны торчали, и их лизали призраки. И Делиа…

Мируна всхлипнула и села рядом, положив голову Себастьяну на плечо. Он продолжил говорить, пока слова не иссякли, а тишина комнаты не начала давить на каждого из них. Бенджамин уселся с другой стороны, вытянув ноги. Было мерзко и гадко — его богатое воображение нарисовало страшные картины, от которых начало мутить.

— Надо бы чай сделать, —устало произнёс он. — Всем не помешает.

— Я сделаю. Побудь с ним, ладно?

Бенджамин только кивнул, а в душе был благодарен, что может остаться наедине с братом — чтобы потом не мешать и им с Мируной. Но сейчас ему хотелось, чтобы Себастьян ощутил его рядом, чтобы знал, что младший брат дышит и видит.

Кошмары медленно отступали.

— Ты прав. Надо с этим что-то сделать. Иначе мы все сойдём с ума, если это ещё не началось.

— Да ну, всем снятся кошмары. Зато ты просыпаешься и принадлежишь себе.

Они просидели ещё какое-то время вместе прежде, чем подняться и пойти на кухню, где Мируна уже разливала ароматный облепиховый чай в неярком свете лампы над плитой. Бенджамин всегда любил их кухню — Мируна отлично готовила и с удовольствием пользовалась всеми техническими наворотами, половину из которых он не даже не знал, зато ему нравилось то, как выглядит эта монохромность и огоньки на приборах. Не так давно Мируна купила чайник, который можно включать по блютусу, и Бенджамин пришёл в полный восторг.

Пока они пили чай, Бенджамин рассказал, что согласен вернуться в дом бабушки Анки. Что призраки будут ждать там — или их проклятие. Он внимательно следил за Мируной, ожидая огонёк радости или восторга, той одержимости, которая прорастала внутри неё. Но она удивительно спокойно посмотрела на него и напомнила, что именно это и советовала Родика.

— Мы поедем туда. И вернёмся домой.

— И как же Делиа? Что с её призраком?

— Возможно, её мы тоже увидим.

Себастьян предостерегающе посмотрел на Бена, когда тот уже хотел задать ещё пару вопросов о её планах, так что лучше уж промолчать. Впрочем, после смерти Родики на её глазах Мируна стала куда более задумчивой и пугливой. Будто такая смерть пробудил иные страхи.

— Через пару дней, — Себастьян собрал кружки и направился к раковине, чтобы сполоснуть водой. — Все вместе, ладно? Обещайте, что никто не сунется туда раньше других.

Все трое уснули ближе к утру, и никакие кошмары не тревожили.

Мируна нечасто приходила на могилу к дочери.

Она могла говорить с ней в своем воображении, вспоминать их игры или, натолкнувшись на футболку в пятнах сока, долго сидеть без движения, проводя пальцами по ткани. Делиа жила с ней, где-то между ударов сердца, внутри, тёплом, которое однажды принесла в этот мир.

Но сейчас Мируна стояла под мелким дождём перед скромной аккуратной могилой. Прошло так мало времени, а она чувствовала, что горе медленно притупляется и выскальзывает, и это пугало.

Мируна боялась забыть.

Так отчаянно, что ей нужно было ещё раз обнять Делию, почувствовать её хрупкость, услышать смех, чтобы запомнить навсегда, крепко, чтобы никогда не забыть. Ведь как может мать потерять собственное дитя? А если это уже произошло, всё равно так много того, что можно сохранить!

Почти год она не могла понять, как Себастьян вообще дышал и пытался жить дальше, продолжал бизнес, вел дела, встречался с друзьями. Когда первый раз Мируна услышала его смех, её захлестнула волна обиды и боли — неужели гибель Делии для него ничего не значит?

Мируна не хотела забывать.

Простая надпись на могиле и увядшие цветы — не те, которые любила Делиа, хотя кто в три года знает, что больше нравится… ещё пару месяцев назад Мируне хотелось взвыть от этой мысли, раскопать гроб, достать оттуда дочь и сделать что угодно, чтобы вернуть к себе.

Но в последние дни Мируна видела, как тускнеет Себастьян, как все призраки семьи Альбу и Антонеску отнимают его у неё, погружают в нечто туманное и зыбкое. Бенджамин тоже потерял того, кого любил, но у него находились силы, чтобы быть рядом с братом! Мируна же следовала за призраком Делии — и неважно, настоящим или только образом уставшего сознания.

Делиа была светом, и их мир погас с её смертью. Но Себастьян ещё был рядом.

Вчера Мируна представила, что видит те же кошмары про него и про Бена, с которым, возможно, у них не сложились такие уж тёплые отношения, но он всё равно был частью её семьи. Что, если и Себастьяна не станет? Что если помнить придётся слишком о многих, но в настоящем так никого и не останется, только одиночество и пустота, в которой витают призраки?

Мируна шагнула к могиле, буквы расплывались от подступивших слёз.

Она никогда не забудет Делию. Конечно, нет.

Ещё несколько дней назад она думала, что предложи ей кто отдать чужую жизнь за возвращение Делии, начертить кровавые дорожки на скрипучих досках дома, призвать тёмных богов — да что угодно! — и она бы сделала это. Но какой вернётся Делиа тогда? Не будет ли, как те призраки из кошмаров, слизывать пролитую кровь, чтобы сделать ещё один вздох?

Отвернувшись от могилы, Мируна зашагала к выходу с кладбища.

«Я всегда буду помнить тебя, Делиа».

========== -12- ==========

Дом тихо замер.

Тишина холодных осенних полей просачивалась сквозь стены и оседала на полу и деревянных перилах, на оконных стеклах и обивке кресел. Если прислушаться, можно было услышать шепот призраков.

По крайней мере, так казалось Себастьяну. Они выехали рано утром и уже к обеду были в Сигишоаре — и на этот раз Бенджамин даже попросил одолжить одну из его машин, чтобы разделиться. Мируна хотела вести половину дороги, но Себастьян отказался. Конечно, такого движения, как на мотоцикле, не было, но всё равно дорога давала возможность отвлечься и не думать о том, что их ждёт дальше.

Последние ночи кошмаров не было, и Себастьян чувствовал себя выспавшимся, хотя уже предвкушал следующую неделю, на которой было запланировано несколько поездок и сложных переговоров.

Об этом он подумает потом.

Сейчас их ждали призраки. Себастьян затушил сигарету о пустую уже пачку и смял в ладони, оттягивая момент, когда придётся снова войти внутрь — уже через несколько минут после пребывания в доме захотелось выскользнуть из мрачных стен. Мируна вместе с Бенджамином прогуливалась по окрестностям, их фигуры виднелись вдалеке. Прищурившись на солнце, Себастьян проследил за ними взглядом, радуясь, что здесь нет водоемов.

Говорили ли они сейчас о ритуалах или просто болтали о чепухе? На мгновение Себастьян подумал о том, чем для каждого закончится эта поездка, и сердце сдавило от страха. Они беззащитны перед этими сущностями, перед призраками прошлого, от которого никуда не деться, перед тем, что никогда не понимали.

Разве сможет что-то Бенджамин, когда даже опытный медиум умерла?

Или Мируна со своей крепкой верой в потусторонний мир?

Солнце грело так, что в шерстном пальто даже стало жарко. Себастьян снял его и перекинул через руку, подставляя лицо солнцу.

Раньше в детстве родители часто устраивали пикники. Кажется, пару раз они даже приезжали к бабушке Анке и все вместе шли к местной речке. Даже весной, когда вода ещё была холодной, Бенджамин рвался искупаться, пощупать воду, а при тёплом солнце снимал футболку под недовольное ворчание матери, что так неприлично.

Отец раздавал советы, как не подхватить простуду, а Себастьян украдкой бросал взгляды, если брат исчезал из поля зрения надолго, чтобы потом выпрыгнуть из-за дерева и рассмеяться их удивленным лицам.

Те времена давно прошли, но сейчас Бенджамин живо напоминал того мальчишку. Он не унывал и не нагнетал обстановку, даже стоя у машины, Себастьян мог слышать, как брат смеется.

Такой живой.

Себастьян хотел бы, чтобы им не пришлось сюда приезжать. Или помнить о могилах в Бухаресте с именами близких. Только сам прекрасно знал — лето не может быть вечным.

Как и стылая зима.

Вскрик Мируны смел все его солнечные воспоминания, и Себастьян резко обернулся. Он не видел, что толком произошло, только то, как машет ему жена и придерживает Бена.

Себастьян сорвался с места, бросив пальто на капот машины. Ему всё казалось, что он бежит так медленно, а Бенджамин с Мируной так далеко, и он точно не успеет — что бы ни произошло.

А потом Бенджамин уже схватился за его плечо и с тревогой прошептал:

— Больно… они уже здесь.

— Кто?

— Призраки.

Бенджамин поморщился и отнял руку от груди, чтобы второпях расстегнуть куртку и рубашку под ней. Едва затянувшиеся царапины на его груди снова начали кровоточить, и Себастьян сглотнул. Подставил плечо, Мируна придерживала Бена с другой стороны.

— Может, вернёмся в город? — предложил Себастьян, но брат только покачал головой.

— Не поможет, они всё равно нас достанут. Давайте уже войдём в дом и выясним, что им нужно.

Себастьян не мог вспомнить, когда последний раз злился так сильно на брата.

Стоило Бенджамину войти в дом, как он вместо того, чтобы спокойно сидеть на месте и объяснить им, что нужно сделать, сам полез расставлять черепа и листать записи старого дневника. И так было видно, что ему плохо! И Себастьян мог понять нетерпение брата узнать ответы, хоть что-то сделать, махнув рукой на проступившую кровь.

Но чем дальше, тем Бену становилось хуже, а он упрямо не обращал на это внимания, требуя, чтобы его не теребили.

Мируна исчезла из гостиной, решив, что ей нужно обойти весь дом, а Себастьян не знал, чем помочь, кроме того, чтобы сидеть и смотреть на попытки брата собрать вокруг себя ещё больше призраков, в которых и так тонул. Это-то и бесило — они приехали все вместе, и ведь Бен отлично знает, как сам Себастьян переживает! Но только бормочет под нос и читает еле различимые дневниковые записи.

Себастьян в раздражении бросил, что раз тому так охота быстрее сгореть от прикосновений мертвецов, то он не будет мешать. И ушёл на кухню, которая единственная ему самой казалась более живой, чем все прочие комнаты этого дома.

Он занялся единственным, что могло его хоть как-то отвлечь, — за работу и погрузился в письма, которые откладывал несколько дней.

Пока не услышал тихие шаркающие шаги, старческие, медленные. Не похожие ни на Бенджамина, ни на Мируны. Звук шагов приближался, становясь всё явственнее.

Себастьян поднял взгляд от монитора ноутбука и посмотрел поверх крышки, почему-то догадываясь уже, что увидит.

На пороге кухни стоял Бенджамин.

Глаза закрыты, как во сне, спина сгорблена, а сам он будто стал более грузным, осел ближе к земле. И его черты лица… тонкая плёнка старости покрывала их. Так выглядят фотографии «какими вы будете через сорок лет», только здесь проглядывали и его настоящие черты.

По спине прошёл холодок. Себастьян не раз видел брата в состоянии лунатизма, но никаких фантасмагорий не происходило, а сейчас от вида Бена бросало в дрожь. И только одна мысль билась внутри — не будить ни в коем случае!

— У призраков пути сотканы из видений и человеческих слабостей. А смерть имеет значение. Умерев во сне, возвращаюсь через них.

Глухой, далекий голос, но не чужой.

Себастьян не шевелился, не зная, можно ли перебивать призрака.

— Бену ничего не грозит, а у меня мало времени. На той стороне есть свои ответы… которые не стоит знать живым. Вас всегда должно быть двое. Один отказался от жизни, и в семье осталась только смерть, которая пожирает изнутри.

— Анка? — хрипло подал голос Себастьян. — Кто отказался?

— Это было так давно…. я не знаю, — голос прозвучал устало. — Дело не в земле или доме. Дело в вашей крови. Ваша мать…. никогда… отец пытался… я берегла вас, как могла, заперев этих призраков на нашей земле. Их так много. И всё больше приходило. И смерть отнимала… Бен… не сможет…. один.

— Что не сможет? Что нам нужно сделать?

— Я так устала. Не подпускайте их слишком близко…

Бен шумно выдохнул и медленно сполз по стене на пол, будто устав держать непосильный груз, и тут же открыл глаза. Он сжал пальцами виски, что-то шепча под нос. Как только призрак исчез, с Себастьяна слетело онемение и оторопь, и он бросился к брату.

— Бен, это я.

— Я не хочу больше засыпать. Я становлюсь слишком уязвимым.

— Ты пытался вызвать призрака бабушки Анки?

— Если кто-то и знает ответы, то она. Я что-то говорил, пока спал?

Себастьян поделился теми обрывочными фразами, которые услышал сам, но их смысл оставался всё таким же размытым и нечетким. Солнце резко скрылось, и ему показалось, что сумрак, влившийся в кухню с запахом старых трав и пыли, зловещий и тёмный. Становятся ли призраки тем сильнее, чем ближе ночь и время тайн среди старых могил?

— В следующий раз я буду рядом.

— Я не хочу, чтобы призраки забрали и тебя. Как отца, как Делию, как Анку.

Себастьян отлично мог понять брата — страхи у них были одни на двоих. Бенджамин мог сколько угодно делать вид, что всё в порядке и ничто ему не вредит, но только не перед братом, который порой чувствовал внутри будто два пульса. И Себастьян тот, кто должен внушать уверенность и силу, вести за собой, когда младший брат слишком долго блуждает в снах.

«Однажды вы останетесь только вдвоём, — как-то раз сказал ему отец. — Но это не значит, что вы одиноки».

— В дневниках что-то говорится про то, как изгонять призраков? Раз наши предки были такими молодцами и умели с ними отлично общаться. Ведь это не может быть ловушкой, из которой нет выхода!

— А ведь ты всегда говорил, что оптимист здесь я, — усмехнулся Бенджамин. Как и всегда, он быстро пришёл в себя и уже поднимался с пола. — Может, этот дом — наша ловушка.

— Надо найти Мируну. Не стоило ей в одиночку ходить по этим комнатам.

Сопровождая его слова, наверху зашуршала старая песня с пластинок, донеслись скрипы — как если бы кто-то спускался по ступенькам. И так неуютный дом стал ещё более неприветливым, скорее похожим на пристанище мёртвых душ, чем местом для живых. Свет мигнул — раз, второй и окончательно погас.

Сумрак за окнами сменился вечерней теменью, в которой двое братьев остались одни.

Мируна проливала кровь.

Она не думала, что проткнуть даже тонкую кожу на запястье так сложно — то ли её останавливал инстинктивный страх, то ли не хватало решимости. Так что она, скорее, размазывала несколько капелек крови по полу коридора на втором этаже — перед той дверью, за которой во сне видела Делию.

Лихорадочно, дрожащими пальцами, мысля только о том, чтобы увидеть дочь — не вернуть, как хотела до этого раньше с каждым ударом сердца, а знать, что больше ничто её не заберёт, и её девочка обретёт покой.

А ещё что Себастьяна с братом наконец отпустят призраки.

Она жалела, что не знает ни колдовских слов, ни каких-либо заклинаний, чтобы точно всё получилось, только то, что муж называл «тяга ко всему потустороннему». Жалкое подражанием тем, кто и правда что-то умеет. Мируна ползла по полу коридора, в котором к затхлому запаху примешивался ещё один — чуть сладковатый, но от него становилось противно.

Так пахло в похоронном бюро, когда Мируна прощалась с матерью.

Или ужасные венки на могиле Делии.

Простой кухонный нож в руке дрожал, когда она поднесла острое лезвие к запястью и, закусив губу, сильнее надавила кончиком на крохотный надрез.

— Вернись ко мне. Ты ведь уже нашла дорогу однажды. Вспомни меня, где бы ты ни была.

Пыльные старые доски легко впитывали подаяние, и в тусклом свете настенных ламп даже не было видно самой крови, но Мируна и не смотрела. Она остановилась, не в силах больше держать в себе напряжение. Всё это глупости. Никто не придёт на её зов, даже если она украсит эти стены собственными кишками. Бесполезно.

В этот момент свет часто заморгал, ярко вспыхнули все лампы, чтобы тут же погаснуть, как враз павшие светлячки.

Дом погрузился во мрак и одиночество.

Мируна достала телефон из кармана джинсов и быстро включила фонарик, думая, что пора убираться хотя бы из этого коридора. Страшная мысль вспыхнула — а если всё-таки её желание сработало? Только призраки придут не к ней?

Она вскочила на ноги и побежала вниз, свет телефонного фонаря скакал перед ней небольшим пятном, и причудливые тени принимали форму искаженных ужасом человеческих лиц.

«Мы все истлеем».

Голос прозвучал где-то сбоку, может, в коридоре, или сзади, а потом заиграла шипящая музыка со старых пластинок. Мируна как раз подбежала к лестнице и не заметила, как натолкнулась на Себастьяна. Не сразу узнав его в темноте, она вскрикнула и попыталась оттолкнуть его от себя.

— Тише-тише, это я! Что с тобой? Ты ранена… чёрт, Мируна, это же кровь!

Бледный свет выхватил встревоженное и нахмуренное лицо Себастьяна, который смотрел на её запястье и грязные пальцы, потом перевел взгляд на руку, так и сжимавшую нож.

— Кто это сделал?

— Я сама.

— Ты сама взяла нож и порезала руку? Зачем? Чтобы истечь здесь кровью и остаться вечным трупом? Как далеко ты зашла?

— Нет-нет, Себастьян, прошу, выслушай!

— Хорошо, я слушаю.

Мируна осеклась. Она хорошо знала Себастьяна, который не торопился с выводами и осуждением, но как объяснить то, что чувствовала словами? Представила, как выглядит со стороны, — ведь и правда подумаешь о безумном колдовском ритуале! Себастьян держал её за руки, и от его тепла, от того, что он рядом, становилось спокойнее, пусть они и стояли в странном доме среди старинной музыки и скрежетов.

— Пойми, та медиум говорила, что важно вернуться в дом и пролить здесь кровь. Я так надеялась, что моей будет достаточно. Делиа придёт — и мы простимся с ней. И этим всё закончится.

— А заодно ты призовёшь всех призраков? Которые доконают Бенджамина?

— Меньше всего я хотела, чтобы с ним что-то случилось.

— Уже случилось. Тебе мало? Как ты могла знать, что получится из твоей затеи?

Себастьян говорил с ледяным спокойствием, и это пугало.

«Он уже не поверит мне, — с горечью подумала Мируна. — Что бы я сейчас ни сказала, для него всё прозвучит с одним смыслом — я хотела вернуть Делию любой ценой в мир живых».

Себастьян отстранился, но его пальцы всё ещё держали её запястье.

— По крайней мере, проливать кровь было твоим собственным решением. У Бена выбора не было. Идём, он ждёт нас внизу.

Мируна молча последовала за Себастьяном, но в последний момент обернулась на коридор — ей показалось, что какая-то лёгкая тень скользнула по следам из крови.

Музыка умолкла, и осталось только шипение пластинки.

Бенджамин смотрел на два черепа на чёрной бархатной ткани.

Он ждал призраков — и не мог не признать, что нечто внутри него отчасти тянулось к ним, желало, чтобы они пришли. Какого это, когда ты можешь повелевать мертвецами? Когда можешь с ними справиться и слышать их истории? Могут ли они дать нечто такое, чего не найти в мире живых?

Бенджамин мотнул головой, остро ощутив, что это не его мысли, а какие-то пришлые. Чужие. Анка сказала, что дело не в доме, дело в том, кого она заперла в этих границах, которые с её смертью так легко раскрошились. Но как же отец? Или падение защиты началось давно, или силы бабушки таяли постепенно?

Мир чутка плыл, а огни свечей двоились и троились.

Наверняка у бабушки Анки есть генератор, но вот Бенджамин точно не был готов лазить по дому в его поисках, так что обходился фонариками, которыми запасся по дороге сюда, и свечами.

«Смерть сильнее жизни».

Бенджамин поднял голову и огляделся. Мягкий, нежный голос, так похожий на тот, которым когда мама говорила с ним. Это был так давно, что он почти уже забыл. Но интонации он запомнил — в них была любовь.

«Ты можешь не умирать».

Грохот ливня по окнам размыл и заглушил другие фразы, если они и были, а мелькнувшее пятно света возвестило о Себастьяне с Мируной, которые вскоре и сами вошли в гостиную. Бенджамин легко догадался, что между ними не всё ладно, но не стал лезть с вопросами — да и общая проблема его занимала сейчас куда больше.

Себастьян опустился на корточки перед камином и начал возиться с поленьями и ветками для растопки. Потом свернул газету в рулон и поджёг спичкой. Мируна потерянной тенью ходила по комнате, прислушиваясь к чему-то. Стоило пламени схватиться, как Себастьян достал пачку сигарет и закурил. Отсветы пламени подсвечивали его хмурое лицо и пальцы, зажимавшие сигарету.

— Какая ночь, а! — хлопнул в ладони Бенджамин, разрушая повисшую грозовую атмосферу. — А знаете, что? Кажется, я придумал, что нам надо сделать. Вызвать призрак дома.

— О чём ты? — Себастьян неторопливо поднялся и сделал глубокую затяжку.

— Раз бабушка Анка заперла здесь призраков, должен быть хоть один, кто знает, какого чёрта происходит. Возможно, тот, кто всё это начал — само проклятие.

— И что дальше?

— Поболтаем, как старые добрые друзья. Но для начала я приглашу предка с кладбища. В конце концов, что один призрак может сделать другому?

— Мне не нравится… — Себастьян осёкся и пожал плечами. — К чёрту. Вряд ли у нас есть вариант, в котором мы все садимся в машины и уезжаем, навсегда забывая обо всём этом. Мируна?

Она нервно кивнула и отвернулась к окну, за которым бушевала гроза.

Бенджамин хотел бы сказать каждому из них что-то такое, что вселит хоть немного уверенности, но, порывшись внутри, и сам не нашёл её. А когда не знаешь, чем обернётся сомнительная задумка, остаётся только одно — действовать.

========== -13- ==========

Тот, кто называл себя Драгошем, появился почти сразу.

Бенджамин с удивлением ощутил, как у него легко это получилось. Прикоснувшись пальцами к гладким черепам, он сосредоточился на том, что представлялось ему тончайшей серо-голубоватой завесой, колышущейся от движения призраков. Странные и непривычные ощущения — будто подставил руку под ледяную струю, и тут же вынырнул.

А в гостиной уже появился прозрачный силуэт.

— Ты учишься, — кивнул мужчина вместо приветствия. — Это хорошо.

— Нам нужна помощь, — пояснил Себастьян. — Никто из нас не справляется с семейным то ли даром, то ли проклятием. Одна женщина-медиум погибла, помогая нам.

— Хотя и успела кое-что шепнуть напоследок, — встрял Бенджамин. — Вы уж, пожалуйста, вылейте пару литров крови на эту землю — и всё изменится! Жаль, нет к этому более подробных инструкций.

Заодно они поделились тем, что до них донесла Анка про то, как кто-то отказался от жизни, а потом и про идею Бенджамина.

Драгош долго молчал, и даже нетерпеливый Бен сдерживался, чтобы не съязвить на какую-нибудь подходящую тему. Мир опять начал плавать, и ему это совершенно не нравилось, а ливень никак не стихал, и раскаты грома становились всё ближе.

— Я больше не мыслю, как человек, — отозвался Драгош, обводя комнату взглядом внимательным тёмным взглядом. — Я забываю, каково это. Мой срок проходит, вскоре и черепа будут бесполезны. Мне давно следует пойти за братом… да. Я помогу сейчас — и уйду куда дальше, чем призрачный мир. А тебе дальше справляться самому.

Бенджамин запнулся на словах «это если я выживу». Он мог так думать про себя, но не хотел, чтобы сейчас это слышал Себастьян.

— А что удалось узнать насчёт Делии?

— Делиа… её следа среди призраков я не нашёл. Мне очень жаль. Возможно, вы видели лишь маску.

Мируна, которая подошла ближе к призраку, сдерживая ломающий изнутри страх, качнулась и оперлась на спинку стула. Если у неё и оставалась надежда ещё раз увидеть дочь, то теперь развеялась дымкой от погасших свечей. Кто-то играл с ними, убивал их семью, отнимал жизнь за жизнью.

И Бенджамин знал, что теперь испытывает только одно чувство, — ярость, которой сейчас можно стереть в пыль целую вселенную. Сильнее горя и вины, ярче, чем боль от прикосновений призраков, чувство, которое может смести всё на своём пути.

— Пусть эта мразь придёт. Что нужно делать?

— Как верно сказала та медиум — пролить кровь. Он чувствует то, что связывает Альбу и Антонеску, он уже рядом, но пока таится. Я покажу. И принесите кто-нибудь земли снаружи.

— Я сделаю.

Мируна метнулась в коридор раньше, чем её успели остановить. Бенджамин потянулся за доской Уиджи, которая пока лежала в сумке вместе с банкой соли и какими-то амулетами, которые Бенджамин попытался сделать сам после разговора с медиумом. Она показала так мало, но он жадно хватался за любую возможность научиться. Пока Себастьян ходил за ножом и названными травами, пока Драгош вился рядом с ними полупрозрачной фигурой, Бенджамин поймал себя на мысли, что всё это ему даже нравится. Где-то там глубоко внутри он чувствовал трепет, как десятилетний мальчишка, которому открылась заветная суперспособность, о которой он только мечтал. Нечто большее, что вписывалось в его мир, где легко бродить по ночным дорогам с закрытыми глазами, видя дымные сны.

И в то же время Бенджамин ощущал что-то вроде давления на себя, будто нечто сопротивлялось им, легонько сдавливало мир вокруг.

Мируна вернулась с кружкой тёмной мокрой земли, капельки дождя стекали с кончика хвоста и рукавов — ливень так и не утихал. Она занялась смешиванием крупной соли с землёй в большой миске, пока Драгош не сказал, что всё готово.

— Будьте готовы ко всему, — предупредил он, и Бенджамин обратил внимание, как тихо звучал его слова. — И не путайте сны и реальность. Пора.

Они встали кругом вокруг стола, в мерцании свечей и звуках музыки, которую включил Бенджамин, чтобы заглушить неумолкаемое шипение пластинки, три человека и призрак.

Себастьян начал первым. Взял нож и проткнул указательный палец, густые капли упали в землю, принадлежавшую их семье, в соль, что защищает от зла, в ночь, стекавшую дождём по стёклам.

Бенджамин даже не почувствовал боли, но когда кровь капнула в миску, ему почудилось, что дом завибрировал, отдаваясь в его собственных костях.

Мируна приняла нож как-то неуклюже, замерев в нерешительности, — может, потому что не была уверена, что её кровь вообще нужна. Бенджамин успел заметить, как качнулся нож в тонких пальцах — вот-вот выпадет, но негромкий голос Себастьяна остановил.

— Не сомневайся. Ты — моя жена. И твоя кровь тоже принадлежит семье Альбу. Но если не хочешь, тебя никто не заставляет.

— Кем бы он ни был, он показывал мне Делию, и я поддавалась этим видениям. Пусть сгниет в аду для призраков.

Последние капли.

Дом замер — Бенджамин не мог по-другому это назвать. Пылинки застыли в холодном воздухе, ни звука, ни движения, даже огоньки свечей не моргали, а потом бесшумно погасли. Бенджамин ощупью двинулся вдоль стола — вот нож у руки Мируны, вот оплывший воск со стороны Себастьяна, вот его собственные амулеты… Бенджамин сглотнул, поняв, что остался в полном одиночестве.

«Смерть — высшая цена и высшее благо».

От голоса кружилась голова, а маслянистая тьма с запахом фиалок никак не давала толком вдохнуть. Так Бенджамин чувствовал себя в первые секунды, если пробуждался после приступа лунатизма — беспомощность и пустота. Он — никто. Он — ничто.

«Ты знаешь, что в смерти нет снов?»

Этот голос… Бенджамин не хотел его слышать. Его нежность была притворной и слишком сладкой, без толики искренности. А вот боль более реальна — в груди, пульсирующая и горячая.

«Кто зажжет для тебя огни в твоих снах, когда ты совсем один?»

Бенджамин видел вдалеке — в конце туннеля, в который превратилась комната, — мерцающие пляшущие огоньки, разноцветные и такие притягательные. И среди них — Делию.

Она визжала от восторга, плясала и хлопала в ладоши. Косички стучали между лопаток, платье кружилось и блестело под зелёным, оранжевым, красным светом. Бенджамин почти рванулся к ней — но замер.

Делиа мертва.

Он был на её похоронах, видел маленький гроб, крепко сжимал плечо Себастьяна. Неживые огни кружились вокруг фигуры девочки, но их было девять. Только семь ведут к дому, прочь от призраков и проклятий. Кто это и когда сказал?

Бенджамин отвернулся и зажмурил глаза, не желая снова дать слабину. Пусть кто-то и считает, что смерть — нечто большее, но он не готов умирать. Он хочет вернуться к Себастьяну.

Последнее, что запомнил Бенджамин, — как он падает в бездну с запахом свежевырытой могилы.

Ледяной дождь бил по спине, а пальцы сжимали комья грязной земли. Закашлявшись, Бенджамин перевернулся на спину, отплевываясь от жижи, и наслаждаясь тем, как свободно двигаются лёгкие, как горячую кожу лица охлаждают струи дождя. Края неба не было видно, а вот холод быстро проник под футболку и в промокшие ботинки. Приподнявшись на локтях, Бен увидел не так далеко тёмный дом бабушки Анки. Сам он зашёл в поля на дорожку, которая вела к дороге и мчавшимся в ночи машинам.

Надо спешить. Возможно, Мируна и Себастьян внутри и видят собственные сны.

— Смотри, мама, я могу раскачаться сама!

Мируна приложила руку козырьком ко лбу, наблюдая, как дочь раскачивается на стареньких качелях. До неё донесся заливистый смех, и Мируна невольно улыбнулась. Солнце светило так ярко, что порой перед глазами возникали пятна, даже очки не спасали. Вот и сейчас она слышала голосок Делии, но никак не могла её разглядеть.

«Она умрёт, ты её не спасёшь».

Этот голос прозвучал так близко, что Мируна от неожиданности обернулась, но рядом никого не было. Площадка пустовала, только скрипели качели. Смех тоже исчез. Мируна помнила эти качели — такие же, на которых она качалась в детстве, а мама забирала потом и вела домой.

Мируна пошла к качелям, но сколько бы шагов она ни делала, ей не удавалось приблизиться. Она кричала и звала Делию по имени, надеясь, что та услышит и побежит, но только эхо доносилось: «смотри, как я могу….».

Бархатный голос снова прозвучал рядом:

«Но если твоя дочь мертва, последуй за ней. Иначе какая ты мать?».

Мируна подбежала к качелям, как раз когда лопнула цепочка, и Делиа рухнула на землю. Больше не было смеха или криков. Только тишина и скрип качелей.

«Она ждёт, когда мама придёт за ней».

Мируна задыхалась и не могла заставить себя коснуться дочери, которая растворялась солнечными пятнами, мелькающими перед глазами. И всё-таки одна мысль не давала покоя — а где же Себастьян? Как же он? Что же с ним будет, когда он узнает?..

«Он придёт позже», — мягкий голос знал все ответы.

Но Мируна не хотела его слышать. Она не хотела видеть смерть Делии.

Потому что её дочь уже однажды умерла. Что же она за мать, что позволяет себе видеть снова, как разбивается жизнь её дочери? Мируна распадалась на части, когда поднималась из пыли и утирала рукавом тихие слёзы. Она смотрел на солнце и ненавидела его, потому что оно не было настоящим. Как и Делиа.

— Я тебя никогда не забуду, Делиа. Обещаю.

Мируна шагнула в солнечные пятна.

…и очнулась на жёстком полу, чувствуя, как неприятно онемели все мышцы и как тяжело разгибаются суставы. Она огляделась и увидела, как Себастьян стоит перед столом и смотрит прямо перед собой.

Его пальцы сжимали нож.

Стоило Мируне пошевелиться, Себастьян медленно повернулся к ней и наклонил по-птичьи голову.

— Ты очнулась. Отлично. Мы вернём Делию. Кровь к крови.

Мируна закричала, когда Себастьян полоснул ножом поперек запястья.

Бенджамин влетел в дом и услышал женский крик — видимо, Мируны. Он бросился в гостиную, чтобы увидеть, как его брат оседает на пол с зажатым ножом в руке.

Никаких призраков видно не было, только перемигивались свечи.

— Стан!

Он оказался около брата на секунду раньше Мируны, схватив со стола свечу, чтобы лучше рассмотреть порез. Тёмная кровь вытекала ровной струей, и Бенджамин видел, как побледнела кожа. Подавив приступ паники, он едва не рыкнул на Мируну:

— Неси воду, полотенца, ножницы. Быстрей!

— Ты не врач, Бен! А что если…

— Я такое однажды уже видел, — отрывисто произнес Бенджамин, споро разрезая рукав рубашки ножом. — Университет, второй курс, он был моим другом. К сожалению, тогда я не знал, что надо делать.

— И…

— Его успели спасти. А я после этого кое-что узнал. Да чёрт дери, Мируна! Скорее!

Она спохватилась и метнулась в комнату. Бенджамину хотелось заорать от ярости и боли, но нельзя было отвлекаться. Себастьяна срочно надо везти в больницу, он ведь и правда не врач…

Только тот, кто видит смерть других. И ничего с этим не может сделать.

Поэтому его участь — тянуться к призракам. Им-то он уже не может навредить.

«Последуешь ли ты за братом, если он умрёт?»

Бенджамин застыл и поднял взгляд.

Это точно был призрак — незнакомый мужчина в костюме, зыбкий, как и все призраки, но при этом его фигура казалась более… густой. Осязаемой, куда ближе к человеческой.

Его голос шелестел ветром, что касается могильных плит и доносит запах гниющих погребальных цветов. Его взгляд мёртво и цепко впивался в каждое движение. Бенджамин поднялся и потянулся к столу, но Себастьян застонал.

— Я так долго охотился за вами, Антонеску.

— Мы — Альбу.

— Но кровь одна. И вы даёте то, что жаждут многие призраки, — возвращение к жизни.

— Что с моим братом?

— Он заперт в собственных снах. О, это была непростая задача подобраться к каждому из вас! Оказалось, податливее всего — ваши сны. Хотя они не так… кровавы. А именно кровь мне и нужна.

— Ты тот, кто отказался от жизни?

Мужчина холодно улыбнулся и кивнул. Бенджамин увидел появившуюся на пороге Мируну и постарался незаметно качнуть головой. Время…. сколько времени у Себастьяна? Бенджамин не колебался, будь перед ним живой человек. Но призрак! Что он может против него?

Или что ещё этот безумец может сделать каждому из них?

— Жизнь скучна — она кончается. Когда я узнал, что могу исцелять, я был разочарован. А потом наткнулся на прошлое семьи и узнал, что другим были доступны тайны смерти. Им, а не мне! И никто ещё не жил вечно. Глупцы.

Бенджамин не стал слушать дальше, схватил горсть заклятой земли и бросил в призрака. Он вспомнил свою ярость, вспомнил, что тот показывал им малышку Делию…

Себастьян застонал, сел и взял нож другой рукой. Бенджамин с ужасом смотрел, как лезвие приблизилось снова к руке, по которой и так стекала кровь. Ещё один порез — и вряд ли ему кто-то поможет.

— Твой брат умрёт. Как и ваш отец, как проклятая ведьма Анка. А что выберешь ты? Присоединишься к брату? Смерть — это куда лучше жизни.

— Отпусти его.

— О, ну нет. Я уже почти близок, но ты бы знал, как трудно провести ритуал призраку! Ты поможешь мне, а я отблагодарю тебя, поделюсь тайной, которой овладел.

— Как стать призраком?

— Как обрести бессмертие.

Бенджамин покосился на Себастьяна, считая про себя неумолимо истекавшие секунды жизни. Что он может против того, кто забирается в их сны? Против одержимого призрака?..

Только этот призрак здесь не один. Есть другие — есть те, кого он убил. В ком могла остаться ещё та же ярость, что пылает в Бене. И кровь Альбу и Антонеску сейчас текла по старым костям этого дома, по земле полей, в которых заперты Анкой другие призраки.

Бенджамин улыбнулся, чувствуя легкий азарт.

Погрузил руку в миску с землёй и солью, еле шепча то, что вычитал в дневниках. Как призвать призраков тому, кто умеет их слышать.

«Я — Бенджамин Альбу, и своей кровью я призываю вас».

Мужчина напрягся и оглянулся, не понимая, что происходит. А Бенджамин уже чувствовал — покалыванием в ладонях, холодком по затылку, прохладной дымке под ногами.

Призраки чувствовали того, кто может их слышать, кто может стать их собственными огнями, выводящими из мрака.

Бенджамин даже не понял, когда комната наполнилась ими — липкими, рваными телами, смешением затхлых запахов и голубоватым свечением. Они скользили и кружились, льнули к нему и крови Себастьяна.

Бенджамин заметил, как рядом с ним встал Драгош с виноватой мальчишеской улыбкой, которая совершенно не вязалась с его возрастом.

— Он стал сильнее всех нас. Даже я не мог с ним справиться.

Бенджамин только кивнул — видеть и чувствовать столько призраков сразу отнимало слишком много сил, ему чудилось, что он сам растворяется среди них. Они не нападали, но плотно окружили того, кто посягнул на таинства жизни и смерти, желая подчинить их себе.

— Тебе нет места ни среди живых, ни среди мёртвых, — глухо произнёс Бенджамин. — Тебе нет места в этом мире.

— Твой брат умрёт! А я могу его ещё спасти!

— Ты лжёшь. Ты убивал ради себя, как ты теперь можешь кого-то спасти? С тебя хватит чужих снов и крови. Убирайся!

Бенджамин не различал лица призраков, но знал, что те, кто ещё оставался близок к людям, чувствовали то же, что и он — ярость и злость. Они шептали Бену свои истории, от которых кружилась голова, говорили, как хотели предупредить, но вместо этого попадали в ловушку на земле. И их голоса замолкали. Как этот незнакомец убивал живых, чтобы продлить себе призрачную тонкую жизнь, становясь ни призраком, ни человеком.

Как он прорвался через заклятья Анки и смёл жизни отца и Делии.

Бенджамин застонал от непривычного наплыва шёпота и сжал кулак с землёй, не зная, что ещё может сделать.

— Уходите! Хватит!

— Я уведу их, — в безумном призрачном водовороте он различил тихий шёпот, — и уйду сам. Ты справишься дальше. Только спаси брата.

— Как?

— Он просто ждёт тебя, иди к нему. И верни.

Призраки хлынули рекой и океаном, волнами, которые затапливали дом, стены гудели от напряжения и тряслись, с потолка посыпалась крошка. Бенджамин не удержался на ногах и упал вперёд, к Себастьяну. Тот уже не держал нож в руке, но оставался без сознания.

Семь огней приведут тебя домой.

Кто зажжёт их для тебя, когда ты один во тьме?

Бенджамин аккуратно, избегая руки, мазнул испачканными в земле и крови пальцами первый неровный круг на лбу Себастьяна.

Вернись ко мне.

На висках.

Не смей уходить один!

На груди.

Себастьян!

На животе.

По одному на каждом бедре.

Семь кругов — огни, которые во снах видит твой младший брат, приведут тебя обратно, только увидь их.

Мируна села рядом, в руках — охапка тряпок и миска с водой. Она макнула палец в воду и нарисовала свои круги поверх тех, что начертил Бен.

Вернись к нам.

— Он не приходит в себя, — прокричала Мируна, пока дом ходил ходуном, пока призраки просачивались куда-то дальше, только в им понятные места. Ветер гулял по гостиной, и волосы лезли в глаза. Бенджамин показал на порез:

— Нам срочно надо остановить кровь! И быстрее везти к врачу!

— А что если…

— Потом, Мируна! Неси ещё воды.

Бенджамин обернулся, когда почувствовал прикосновение к плечу, и удивленно воззрился на Драгоша, который уже должен был исчезнуть.

Он держал за руку Делию.

— Она пряталась в этом доме, потому что боялась того, кто увёл её огоньками в темноту.

— Делиа…

— Мама, мне было так страшно! Я проснулась, а тебя нет!

Бенджамин стиснул полотенце, которым вытирал руки, жадно разглядывая племянницу. Он не знал, что сказать и как проститься — вряд ли у них будет возможность увидеться ещё раз. По крайней мере, у него никогда не хватит сил позвать призрак Делии. Даже для Мируны или Себастьяна.

— Милая, я…

— И этот страшный человек! Но теперь всё хорошо. Я не одна, только мне сказали, ты всё время плачешь.

— Я скучаю, — Мируна даже не шевелилась. — Прости, милая…

Делиа отпустила руку Драгоша и подошла к Мируне, детские пальчики коснулись слёз на щеках. Возможно, если Делиа и сказала что-то ещё, Бен уже этого не слышал. Но вот слова, обращенные к нему, он услышал хорошо:

— Не бойся засыпать, дядя Бен. Может, однажды я увижусь с тобой во сне.

— Нам пора, — мягко напомнил Драгош, оглядываясь на то, как исчезают призраки.

Бенджамин кивнул и вернулся к Себастьяну.

Он не заметил, как всё стихло, не видел, как тот, кто был так одержим бесконечной смертью, исчезал, растерзанный призраками, как опрокидывалась мебель и как неистово бились ветви деревьев в окна.

Он видел только кровь на руке брата, пока накладывал жгут и накладывал повязку.

Вернись ко мне.

Только это сейчас было важно.

Ничего не будет иметь значения, если Себастьяна не станет.

========== Эпилог ==========

Снег падал мягкими медленными хлопьями.

Зима давно наступила, хотя затяжныедожди и слякоть превратили половину декабря в затянувшуюся осень.

Бенджамин быстро докурил сигарету и потушил окурок в мусорке, с удовольствием ныряя обратно в тепло бара, где мерцали гирлянды и пахло еловыми ветвями. Сам Новый год он не особо любил, зато это была отличная пора для бара, да и гирлянды ему нравились.

Бенджамин засыпал сухой лёд в череп Джо и залил водой. Подмигнул девушке, которая с восторгом пыталась поймать белёсый туман руками. Хлопнув по сине второго бармена и оставив на него посетителей, Бен протиснулся к дальнему столику, за которым сидел Себастьян.

После дома бабушки Анки брат изменился.

Он так и не рассказал ни ему, ни Мируне, что видел в снах, что наслал призрак. Только более медлительным и задумчивым, будто зависал на долгие минуты. Бенджамина до чертиков пугало такое состояние, как и шрамы, скрытые под рукавами шелковой рубашки с элегантными запонками.

Мируна вертелась с заказами новогодних платьев, у всех них в декабре была тяжкая пора, хотя Бенджамин всегда получал от этого удовольствие. Себастьян ворчал и называл его извращенцем, мечтая урвать чуть больше сна.

Но в этом декабре он даже не ворчал.

Бенджамин отчаянно желал, чтобы Себастьян с ним поговорил, но считал, что давить на брата не будет. В конце концов, он мог догадаться, что тот видел.

— Ты даже не попробовал! — возмутился Бенджамин, тыкая в коктейль перед братом.

— А, прости. Задумался.

— О чём?

Себастьян не ответил и только поёжился. Бенджамин уставился в окно на хлопья снега. Он не очень-то умел в откровенные разговоры, так что просто сменил тему.

— Ты поедешь к матери на Рождество?

— Нет, она звонила на днях. Я вежливо объяснил, что увидимся в январе. Я не могу поверить, что они ничего не знали, особенно после смерти отца. Возможно, знай мы чуть раньше о семейной истории, многое можно было бы изменить.

— А как Мируна?

— Лучше. Теперь я понимаю, как мало мы говорили до этого, а мне-то казалось, что обсуждали всё, что копилось внутри. Она хочет куда-нибудь съездить, и я даже думаю, что смогу взять отпуск.

— Ого! От кого я это слышу!

— Да уж.

Себастьян улыбнулся и подвинул к себе коктейль, чтобы сделать большой глоток. Одобрительно кивнул, и Бенджамин засиял от радости. Они посидели ещё некоторое время, пока не вошла новая шумная компания, и Бенджамин понял, что за стойкой не хватает пару свободных рук.

Пока Себастьян надевал пальто, Бен всё-таки тихо спросил:

— Рука болит?

— Швы давно сняли. Но да, ты прав. Всё ещё иногда болит. Даже слишком сильно. А ты чувствуешь призраков?

— Они теперь всегда рядом. И порой я устаю от этого.

— Не появляется желание убивать других и вести армию мертвецов?

— Ты что, фэнтези перечитал? Нет уж, я бы даже черепа не трогал. Ничьи.

— Может, призраки и не будут тебя доставать.

— Напишу об этом письмо Санта-Клаусу.

Бенджамин проводил Себастьяна взглядом и поспешил на помощь ко второму бармену.

На секунду ему показалось, что череп Джо — настоящий, гладкая кость, на которой кровью начерчены символы.

Потом видение исчезло, и только туман клубился по стойке.

И пах сладкими цветами.