Вход в систему

Что такое OpenID?

Стихи книги "Похвала единорогу" [Сергей Александрович Гонцов] (fb2) читать онлайн

- Стихи книги "Похвала единорогу" 35 Кб скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Александрович Гонцов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Гонцов Сергей Александрович Стихи книги "Похвала единорогу"

Гонцов Сергей Александрович родился в 1954 году в Курганской области. Учился в Уральском государственном университете. Работал журналистом в Сибири и на Дальнем Востоке. Стихи публиковались во многих центральных изданиях.

Член СП России. В настоящее время живет в Москве.

Бийск, Филатову[1]

Здравствуй, Сергей!

Алтай для меня — страна загадочная, по сей день. Валентин Распутин как-то говорил, что страна эта единственное место, не тронутое то ли тленьем, то ли каким-то полураспадом, характерным для иных российских сфер. Тут, как я думаю, он загнул. Не все прогнило в городах и весях, и даже в столицах. Но, возможно, с Алтаем он как-то наособицу прав. Так что позволь тебе позавидовать. Должно же что-то святое оставаться в плане геополитическом.

Заматеревший священник Спиридонов, который нечто сообщил о тебе недели три тому как, как раз незадолго до этого веселого момента вернулся с Чукотки, из Анадыря, где освящал Крест, установленный на сопке. Показал сто или двести экзотических фотографий. Другой полузаматеревший священник Кравцов, как-то вернулся из Антарктиды, где служил на фундаменте будущего православного храма. Показал целый кинофильм с пингвинами, полярниками. Тоже, видишь, жизнь повсюду бьет таким вот своеобразным источником вдохновения. И оба эти попа завзятые стихотворцы и переводчики. Наверное, это для чего-то нужно. Я говорю в том смысле, что поэзия, в общем и целом, переживает то же, что всегда и это вовсе не упадок, а скорей всего отсутствие читателя. Как ни странно. Читатель отсутствует естественным образом или противоестественным, но его все же нет. Примерно то же было в 30-е годы в Америке. Несмотря на то, что существовала Большая пятерка поэтов. Робинсон, Фрост и другие. Потом ее с удивлением открыли. Возможно, что-то подобное произойдет у нас лет через шесть. Кстати, народ пишет сейчас очень даже неплохо. Я руководил семинаром на II Всероссийском совещании и, в общем-то, был удивлен высоким уровнем. Ну, или относительно высоким. А так стихов практически не читаю. То есть, я — то же самое отсутствие читателя. Только с другой стороны. Сейчас вот перечитываю Вячеслава Иванова. Неизвестно для чего. Порой он писал просто божественно. Тут надо согласиться с Буниным. Так что, надо писать божественно. Я вовсе не имею в виду религиозную тематику или проблематику. Хотя отдать дань этому пришлось не то, что поневоле, но все же отдать в неизвестной мере.

Так получилось в силу моего интереса к нашему средневековью. В Сибири русского средневековья не было. Сибирь это уже другое, другая часть материка, с другой перспективой я тут не имею в виду перспективу историческую. А, так сказать, божественную. Конечно, я был и остался сибиряком. Но к тому же я вернулся на историческую родину. А это и Москва, и Русский Запад, то есть Псков, Новгород, Старая Русса, Печоры, Изборск и так далее. Как-то некоторое время назад мы с одним ростовчанином, дельным и умным, обсуждали некий странный вопрос, что же такое поэзия Сибири и чем она может явиться в мировом масштабе?

Ни до чего толком не додумались.

Вспомнили и Заболоцкого, и Шаламова, и русскую поэзию Китая эмигрантскую. Но ни к каким выводам не пришли.

Мне, да вот и Спиридонову показалось, что ты зачастую пишешь эмигрантские стихи. Ну такая вот парижская нота, странным образом естественная для Востока. У меня как-то была идея составить двухтомную антологию "Сибирь в русской поэзии". Ну, примерно с Ломоносова. До стихотворений этого тысячелетия. Тема эта обсуждалась на самом высоком уровне. Но просто так из гуманитарных соображений я не стал бы заниматься этой почти неподъемной работой. Впрочем, это все равно когда-нибудь стоит сделать. Лет через шесть.

Отправляю тебе отдельные стихи из книги ПОХВАЛА ЕДИНОРОГУ. Книгу предполагает издать "Молодая гвардия" в серии "Золотой жираф". В 98 году книга с таким же названием, правда, совершенно другая, не вышла из-за дефолта на Южном Урале. Да я как-то не расстроился. Видать, на этот счет есть Промысел.

Сергей Гонцов

Сергей Гонцов Как мир привык, как Бог велит

К другу

Без гнева посмотреть на самозванство
Несчастных дней, что тонут в новизне
Тысячелетья третьего, в пространство
Как будто занесенные извне, —
Весенней бурей, что лицо имеет
Билибинской кикиморы во тьме,
И всяк ее увидевший немеет,
И пребывает не в своем уме.
Безумных дней похмельные виденья
В основе превосходны и просты,
Но взятые неправедно владенья
Без ужаса не можешь видеть ты.
Во времена Колумба удалого
Вот так же взят чудесный материк,
Вот так же миру явленное Слово
Переменил извилистый язык;
Пыль от повозок, стук копыт, рыданья,
Орудья пытки, призрачный оброк,
Взимаемый за всякое преданье
Что только есть на трещинах дорог;
И я здесь самый первый из злодеев,
На платиновую ступив черту,
Не отступаю лютых дум, но чту
Видения пророков Иудеи, —
Как в юности, безумной и живой,
Где всякий шаг предполагал отмщенье,
Мгновенной напряженный тетивой
В пустое мировое помещенье, —
Где дорассветный мрак, огонь и свет
Вступают в поединок грандиозный
С живой стихией, чтоб цвести в ответ
На почве впечатленной и бесслезной…

Мачта

Я уже мрачнею без причины,
Я уже смотрю на белый свет,
Как пловец старинный на пучины,
Посреди опасностей и бед.
Он глядит на волны раздвижные,
К мачте, точно к деве, притулясь.
Видит сны небесные, земные,
Птичьи тени, водорослей вязь.
Светят острова Архипелага,
Здесь и там чернеют плавники.
Набегает темная отвага
Всемогущей Океан-реки.
Путь извилист. Истина за краем.
Так скажи на милость, отчего
Мы всегда живем, не умираем,
И пути не знаем своего…

Древнерусская миниатюра

Битва с драконами на мосту
Продолжается много лет, —
Синяя река играет внизу,
От листа к листу благоуханный свет
Течет, — вырастает лес,
Ряженые рубят вековые стволы,
Творец спускается с низких небес,
Озаряя мировые углы
Светом истины, добра, любви,
А на великолепном мосту
Дракон и герой по колено в крови
Бьются за неслыханную красоту.

Возвращение из пустыни

Древней свежестью веет Восток,
Но во мраке, что грезит глубоко,
На узорный зеленый листок
Незаносчиво вспыхнуло око;
Где Восток совершенный стоит
Я свободно узнал — без вопроса;
Слава Господа — алая Роза —
Вот ответ, он себя не таит;
Эту Розу встречал я везде
И лишал ее почвы чудесной, —
Но, — в приязни к ее чистоте, —
Приносил ее Деве Небесной;
И повсюду великий Восток
Развивался, как пламенный свиток;
Я не всякий прочел лепесток,
Но довольно великих попыток;
Может быть, так решила она,
Или мне привалило смиренье
Ни за что, ни про что, как весна
Или новое, тайное зренье;
В неизвестности дикой скорбя,
Все, что есть, называя пустыней,
Я внезапно увидел — себя, —
Перед ней, и расстался с гордыней.
Я нигде не встречал своего —
Ни стихом, ни извилистой прозой;
Верно, было нам не до того
В странной повести, созданной Розой…

Валерию Дудареву

Прежде мира дорога лежит,
Для упора стопы одинокой,
И встает над опасной дорогой
Светлый круг, и землей дорожит.
Я в пути не нашел никого,
Кроме всякого зверя и птицы,
Да еще безымянной криницы,
То есть крепкого мира сего.
Он повсюду, как странный искус,
И зовут его именем новым
Всякий раз, хоть един по основам,
Но распался заране союз.
Можно тысячу взять крепостей,
Но победы никак не добиться,
Потому что водой не напиться,
Не насытиться гулом страстей.
Но вернуться в нездешний Дворец,
Отвратившись от здешнего блага,
Невозможно, как будто Творец
Сам желал дорассветного шага.
Это так, на зеленых лугах,
В безысходно красивых долинах
Он ходил, и стоит в двух шагах,
Даже полон мелодий старинных.
Я на фрески живые смотрю
В кое-как восстановленном храме,
Вот он, ликом похож на зарю,
В странном мире, как в аспидной раме.
Он свободой меня наградил
Ни за что, ни про что, и награда
Драгоценней небесных светил
И темней побежденного ада.
В мире пусто, как в том же аду,
Что Создателем шумно разгромлен.
Неизвестно, куда я иду,
Только целый простор обусловлен.
Прежде мира дорога была,
В этом что-то великое мнится,
Все же мир — не одна лишь криница,
Не одно лишь движенье числа.
Я заметил, что он заселен,
Но людей сосчитать не собрался,
Опасаясь взаимности братской
В странном счете веков и племен.
Я не знаю теперь одного,
Для чего все устроено тайно,
Для чего мне открылось случайно
Древо шумное мира сего?

Из Ефрема Сирина

Друзей разлучая, как двух волов,
Отрешенных от царственного ярма,
Проходит столетье, как рокот валов,
И смерть величит свои закрома.
Белый ягненок, потерянный на меже,
Можжевеловый куст, вереск и бузина,
И Ангел, что расположился в душе,
Видят лики, что принимает она.
Венок из ромашек и васильков
Благоухает на детском челе,
И лен, что смотрит глазами веков,
Расскажет, что ходим не по земле.
И русской музе подобна она, —
Все умерли, и на кругах бытия
Она танцует совершенно одна,
Прекрасная, и сама не своя…

К земле

На руинах твоей тишины
Неизвестная радуга тлеет,
И душа, как дорога, светлеет,
Обращая свои быстрины
Во все стороны света, туда,
Где в цветении чертополоха
О своем не заплачет эпоха, —
Эти слезы не стоят труда.

Лук и колчан

Мы навек разошлись и не встретишь теперь никого.
Кто ушел через пропасть, оставив надежды пустые,
Кто ушел за ручьем, что пробился на свет от всего,
Кто увидел себя и леса безмятежно-густые.
Час весны безымянной! Небесных пути верениц!
Было время печали, но радости кончено время.
В темной книге предчувствий немало прекрасных страниц,
Но тягчит мои плечи досель неизвестное бремя.
Это лук и колчан, где послушливых стрел без числа.
Я считал, да забыл, — все сочтешь, да как раз прибывает.
Рассиялась печаль и беспечно под землю ушла,
Верно, кончена смерть, а другого еще не бывает.
Что творится со мной? Я пленительной первой стрелой
Расколол в тишине переливчатый блеск без предела.
Вечно таинство мира, но пахнет зарей и смолой,
Просветляющей мглой земляного чудесного тела…

К земле

Мне кажется, я знаю, что отсюда
Нам не дано уйти, и навсегда
Вот этот путь кремнистый, и вода,
Текущая на волю из-под спуда,
Как знак незавершенного труда;
И Ангела труба над мраком башен,
Звук радостно-глубокий, как руда,
Чей смысл от века благодатно страшен,
И тысячи долин, и эти города,
Как царственная сыть старинных брашен;
А если я уйду, то воротиться
Придется начерно, и этот легкий шаг
Привычен мне, и дорассветный мрак,
И странное желанье — воплотиться,
Минуя дуб и одолев овраг;
Вот церковь древняя, эпохи Иоанна,
На царственном холме, или Петра
Собор гигантский, вспомнить не пора,
Но даль пространств всегда благоуханна,
И пахнет небом темная кора;
И разве одинок я в этом мире?
Ведь теснота оков, что мне дана,
Сулит свободу, что  светлей и шире
Пространства целого, гремящего на лире,
Без времени, худого, как война;
Все кто-нибудь со мной, и невозможно
Явь от виденья тайно отличить,
Видения от яви, вьется нить,
Блестит алмазом, и велит оплошно
Два мира поскорей соединить…

К миру

Искусно построенный дом,
Очаг, разожженный веками,
И, взятый совсем не трудом,
Пленительный мир под руками.
Леса растянулись на юг,
А степь покатилась на север,
И вереск, и звезды, и клевер
Все входит в нечаянный круг.
И, взятый неведомо где,
Он держит тебя, как Иаков,
Клубясь на алмазной гряде,
И вечно, как мир одинаков.
Он требует: благослови, —
Тогда отпущу, — о заботы
Земной и небесной любви,
Возвраты ее и уходы.
А ты, повелитель всего,
И рыцарь нездешнего мрака,
Как Древо, сжимаешь его,
Другого не требуя блага.
Нечаянный холод и жар,
В раю одичавшая совесть, —
И царский, таинственный дар,
Вот эта неточная повесть…

"Эти склоны каменисты,"

Эти склоны каменисты,
И бесплоден дар веков.
Что рубин иль аметисты
Предвечерних облаков?
Дни, века. Все мимо, мимо.
Вмерз Иуда в глыбу льда.
Это — время. Клочья дыма, —
Свет и множество скота…
А дорога мировая
Златом-серебром полна.
Справа — язва моровая,
Слева — мертвая луна.
Мир теснится побежденный,
Мрачно блещет по буграм.
Савл, неверием сожженный,
Ищет Агнца по дворам.
Но того не знает Павел,
Страшен, дик, неумолим,
Что Господь его направил
В постоянно грязный Рим.
Зноем истина палима.
Исполинский страшен путь.
У ворот Ерусалима
Можно только отдохнуть.
А потом дорогу к миру
До скончания веков
Проторить, и меч, и лиру
Взять и вынуть из оков.
И в проломленную сферу
Увести вослед Христу, —
Целый мир, любовь и веру,
И живую красоту.

Пушкин

Что можно быть оригинальным,
Ему Давыдов объяснил
Стихом блистательным, нахальным,
И горя много причинил;
И непрерывный Баратынский
Корявой царственной строкой
Поход наметил исполинский,
Овеял редкостной тоской;
И тысячи других, высоких,
Ему внушали тайный смысл
Дней безысходно одиноких
И светлый мрак отдельных числ.
И Данте, и Шекспир, и Гете,
И царь Давид, что прежде пел,
Все привилось к его заботе, —
И трудно знать, что он успел…

"Есть доблесть церкви деревенской,"

Есть доблесть церкви деревенской,
Наверно, именно она
Должна быть Церковью Вселенской
Среди руин наречена;
В ней злая видимость унынья
И бесконечность похорон
Теряются за вольной синью
Глухих узорчатых окон;
За деревенским иереем,
Что только глянет на ходу,
Как бы Послание к Евреям
Имея полностью в виду;
За драгоценной панагией,
Что в нищете его горит
Никем не знаемой Россией, —
Как мир привык, как Бог велит.

Исчезновение красоты

На Волхонке белой, на Полянке,
На Покровке дымно-золотой,
Не рыдай о барышне-крестьянке,
Не рыдай о церковке пустой.
На обломках древнего порога
Оступаясь, понимаешь ты,
Как ловить во мгле единорога
На приманку вечной красоты…

Двое в кедровых лесах

Утихла вьюга, слава Богу,
Полнощный бор я знаю чей.
Но волк могучий на дорогу
Выносит странный блеск очей.
Как я, на зрелища голодный.
Прекрасный древнерусский волк,
Как провидение свободный
И радости не взявший в толк.
Все уровни живого мрака
Он вынес из кедровой тьмы,
И, верно, никакого блага
Друг другу не внушили мы.
Мы разошлись, простив друг друга,
В алмазную зарылся высь
Один, и прочь ушел из круга
Другой, имея ту же мысль.
Да! На земле невероятной
Повсюду грезят зеркала,
И даль пространств не замела
Творящей мысли непонятной…

Дни затмения

Природа, смерть, любовь, печаль,
Врасплох застигшие меня,
Вы стали мной, и сердцу жаль
Зарниц небесного огня.
Затмился псалмопевца стих
Покровом радости земной, —
Как гром божественный, затих
Над тайнами, что стали — мной.
Он расколол гигантский ствол,
Он путь великий проторил,
Он раскрывал цветущий дол,
В пути о многом говорил.
Мне кажется, что я один,
Но в некий миг передо мной
Играет пламя, — райский крин, —
И пахнет царственной весной…

Примечания

1

С.В. Филатов — литературный редактор альманаха "Бийский вестник"

(обратно)

Оглавление

  • Гонцов Сергей Александрович Стихи книги "Похвала единорогу"
  •   Бийск, Филатову[1]
  •   Сергей Гонцов Как мир привык, как Бог велит
  •     К другу
  •     Мачта
  •     Древнерусская миниатюра
  •     Возвращение из пустыни
  •     Валерию Дудареву
  •     Из Ефрема Сирина
  •     К земле
  •     Лук и колчан
  •     К земле
  •     К миру
  •     "Эти склоны каменисты,"
  •     Пушкин
  •     "Есть доблесть церкви деревенской,"
  •     Исчезновение красоты
  •     Двое в кедровых лесах
  •     Дни затмения
  • *** Примечания ***