Замок над рекой [Кей Мортинсен] (fb2) читать онлайн

Кей Мортинсен Замок над рекой

Пролог

Загорелый худощавый мужчина лет тридцати или чуть больше, в кожаном пиджаке и белой рубашке, высунул руку из дорогой машины с откидным верхом и указательным пальцем чуть ли не коснулся надписи на дорожном знаке.

– Поселок Ла-Рош, – с благоговейным трепетом произнес он, казалось, наслаждаясь звучанием самого слова – Ла-Рош.

– Подумаешь! Надпись, каких на здешних дорогах сотни и сотни, – саркастически заметила сидевшая рядом с мужчиной белокурая и удивительно белокожая, с тонкими чертами лица девушка.

Мужчина снисходительно усмехнулся.

– Господь воспрещает предаваться греху отчаяния и сомнения, а иначе... – пробормотал он, растягивая английские слова на манер жителя американского Юга. – Если бы ты знала, Сильви, что я готов выскочить из машины и целовать эту благословенную землю.

Сильви скорчила снисходительную гримаску.

– Неужели теперь это все твое?

– Наше, душа моя! Наше! Вся эта долина! – Он обвел рукой сочные зеленые пастбища, излучину реки, густые рощи грецкого ореха, а заодно и живописные, но явно находящиеся в плачевном состоянии старинные здания на холме. – Увы, за исключением нескольких домов. Но, разумеется, в ближайшее время они тоже станут нашими. Иначе я не Клод де Ларош!

Клода переполняла радость, ему хотелось выкинуть какую-нибудь глупость, перевернуться через голову, станцевать с Сильви на лугу. Надо быть начеку, подумал он с усмешкой, дабы не погубить репутацию в первый же день приезда в родные места. Здешние жители довольно консервативны...

– Вид весьма запущенный, – скептически заметила Сильви, бросив взгляд на поселок, рассыпавшийся по склону холма.

Клод вгляделся, и легкое беспокойство омрачило его сияющее лицо.

– Возможно, понадобится кое-какой ремонт, но это в порядке вещей, – заявил он, отбрасывая в сторону все, что могло отравить ему радость возвращения домой. – Поехали дальше.

Они миновали каменный мост, с которого он в детстве удил рыбу, покатили по извилистой улочке, вьющейся между живых изгородей, – на ней он впервые в своей жизни поцеловал девочку – и, наконец подъехали к центру поселка.

– Остановимся здесь! – сказал он коротко, когда машина въехала на площадь.

Его немного забавляла собственная способность быть сдержанным в проявлении своих истинных чувств. Интересно, при виде того, как он лениво выбрасывает ноги из машины на каменные плиты, медленно поправляет съехавшие с переносицы солнцезащитные очки и неторопливо приглаживает взъерошенные ветром густые темные волосы, пришло бы кому-то в голову, что на самом деле Клод Ларош, готов петь и плясать от переполняющего его счастья?

Что женщины! Ни одна из них не могла подарить ему счастья, сравнимого с радостью возвращения в родные места.

Юная спутница Клода опустила длинные загорелые ноги на булыжник, грациозно вылезла из машины и окинула скептическим взором маленькую площадь.

– Боже, какая глушь! – презрительно скривила она губы. – Почему не видно никакого ресторана, бистро или на худой конец какой-нибудь закусочной? Я считала, что Франция более цивильная страна!

– Не расстраивайся, – бросил Клод, сам мрачнея с каждой минутой. – Как только мы окажемся в замке, я извлеку из подвала бутылку доброго вина, и мы с тобой со всей роскошью отметим наш приезд.

Тяжело вздохнув, Сильви заслонила глаза от солнца и проследила, как Клод с чисто французской небрежностью фланирует от одного угла площади к другому, за которым, как она знала с его слов, холм оканчивался отвесным обрывом к реке Жиро. Над этим обрывом, собственно, и стоял поселок Ла-Рош.

С недоумением она увидела, как элегантный Клод наконец застыл в нелепой позе возле покосившихся кованых чугунных ворот.

– Не верю! – зазвенел его срывающийся от отчаяния голос. – Нет, этого не может быть!..

Сорвавшиеся с петель решетки ворот, ржавчина на них, заросший сорняками проход и – полное запустение вокруг. Сквозь буйную поросль жимолости, крапивы и чертополоха с трудом были различимы внутренние строения поместья.

– О Господи!

Клод ухватился за решетку и попытался отодрать от ворот гнилую деревянную перекладину. Кованые ворота – творение неизвестного мастера конца семнадцатого века – жалобно заскрипели, но устояли.

Сильви торопливо подбежала к Клоду и положила руки ему на плечи.

– Какая жалость! – лицемерно проворковала она, в душе ликуя, что теперь у них есть все основания вернуться из этой дыры обратно в Париж.

Лицо Клода снова стало аристократически надменным и непроницаемым.

– Кажется, мне придется основательно потрудиться, чтобы привести это место в надлежащий вид, – небрежно бросил он.

– Потрудиться? Ты с ума сошел! – возмутилась Сильви. – Уж не собираешься ли ты засучить рукава и голыми руками выдирать из земли весь этот бурьян?

Губы мужчины упрямо сжались, превратившись в тонкую прямую линию.

– Мой замок явно нуждается в солидном ремонте, – сказал он сухо и непреклонно. – И не только замок. В конце концов, кто-то должен за это ответить!

– Придумаешь тоже – ремонт! Я тут всего полчаса, а мне уже неудержимо хочется сделать отсюда ноги, – надувшись, объявила Сильви.

– Но именно здесь наш дом, дорогая, – с легкой усмешкой заметил Клод. – Я ждал возвращения сюда всю свою сознательную жизнь. Ты, разумеется, вольна поступать, как хочешь, но я намереваюсь остаться здесь!

Не обращая внимания на протестующие вопли Сильви, он, словно притягиваемый магнитом, вскарабкался вверх по чугунной решетке, осторожно перебрался через копьеобразные острия наверху и, спрыгнув вниз, двинулся к разбитым каменным ступеням дома.

Сильви не находила себе места от бешенства. Кто бы мог подумать, что между нею и Клодом встанет эта груда камней! Ну да ладно. Она на какое-то время готова стать большим патриотом поместья, чем сам Клод, более ревностной католичкой, чем Папа Римский! Он хочет кому-то отомстить? Она выполнит его желание. А когда счеты будут сведены и его первый порыв пройдет, Клод снова станет ее самым близким другом!

Свернув с шоссе, Роми Стэнфорд сбросила скорость и медленно поехала по дорожкам, обрамленным живыми изгородями, каждой клеточкой ощущая безмятежность окружающей природы.

Сельские ландшафты дремали под солнцем, и лишь кое-где на склонах пологих холмов разрозненные группки крестьян, как и сотни лет, тому назад, ворошили вилами сено.

При виде дорожного указателя с долгожданной надписью «ЛА-РОШ» Роми выключила зажигание и по инерции съехала на обочину. Только сейчас она вдруг ощутила, что тело словно разламывается на части. Еще бы – выехав чуть свет, она отмахала почти пятьсот километров, ноги от непрерывной езды отекли, спина задеревенела.

Сдвинув с головы шлем, она отвела ногой ножку упора и слезла с мотоцикла. Несколько приседаний, поворотов и наклонов исключительно ради того, чтобы размять затекшие мышцы, и после этого снова начинаешь ощущать, что у тебя молодое и здоровое тело.

Закрыв глаза от солнца рукой, Роми бросила взгляд на дома поселка, рассыпавшиеся по склону большого холма, туда, где ее ждала мать.

Солнце искрилось на плитах песчаника, окрашивало в медово-золотистые и бежевые тона скаты островерхих крыш. А внизу, у самой подошвы холма, вилась широкая река Жиро, и в зеркале ее отражался перевернутый поселок. Словно цветная гравюра из старинной книжки.

Необузданная радость переполнила Роми. Прошлое позади, будущее – прекрасно. Рядом никого не было, поэтому она, вскинув к небу руки, испустила восторженный вопль:

– Я приехала, мама! – кричала она. – Я уже совсем рядом! Прикажи своим слугам заколоть упитанного тельца к моему приходу и можешь быть уверена – я съем его, чуть ли не с костями.

Ей казалось, что она уже видит свою мать – красивую и смеющуюся, как на той фотографии, которая висела над отцовской кроватью.

Для сравнения Роми бросила взгляд в зеркало заднего вида, вздрогнула при виде веселых светло-карих, почти янтарных глаз и тут же рассмеялась собственному удивлению. Она еще не успела привыкнуть к своей новой внешности. Еще не так давно Роми была растрепанной серенькой мышкой в очках с толстыми стеклами, подобными дну бутылок из-под пива, а теперь... Теперь мать, которую они с отцом не видели много лет, сможет без излишнего смущения взглянуть на свою дочь.

– Да благословит небо того, кто изобрел контактные линзы! – произнесла она, воздев руки к небу.

Благословенная тишина нависала над миром, только поплескивали волны в тростниковой отмели, пронзительно щебетали стрижи над головой да жужжали пчелы. А еще утробно – на пределе слышимости – пульсировал мотор приближающейся машины.

Машина остановилась позади Роми. Это был «ситроен» с откидным верхом и передним приводом, такой гладкий и блестящий, что, казалось, он только что прибыл сюда с завода-изготовителя. Номера у автомобиля были французские, а за рулем сидел красивый молодой мужчина в черных щегольских очках.

Роми проследила, как непринужденно он выбрался из автомобиля: элегантный, со всеми атрибутами, полагающимися обладателю солидного состояния, – золотыми наручными часами и золотыми же запонками, а также с роскошным золотистым загаром на пышущей здоровьем коже.

Экзотическое видение сунуло солнцезащитные очки в нагрудный карман кожаного пиджака, бросило беглый взгляд на мотоцикл Роми и стало пристально изучать ее самое. Она тоже с любопытством посмотрела на него.

– Добрый вечер, мисс, – лениво обратился красавец к ней по-английски.

– Привет! – сказала Роми, готовая в эту минуту, весь мир заключить в объятия любви. – Бонсуар! – поправилась она тут же, отважно пуская в ход одно из тех нескольких французских слов, которые успела выучить накануне поездки в Ла-Рош.

Последовала пауза. Привалившись к седлу мотоцикла, Роми попыталась вычислить акцент незнакомца, а тот произвел обязательный при ее встречах практически с любым мужчиной, а потому осточертевший Роми до смерти, обзор ее фигуры от стильной короткой стрижки до кожаных брюк и модных грубоватых ботинок на толстой подошве.

Ты такой же, как все другие, с легким раздражением подумала Роми, столь же вызывающе глядя на хозяина машины. Незнакомец был чертовски красив – давно она не получала такого удовольствия при взгляде на мужчину.

В конечном счете, глаза их встретились – самодовольно улыбающиеся от осознания собственной фривольности. У Роми был особый повод для торжества: во-первых, она примерила к себе новую внешность, во-вторых, переживания, последних месяцев превратили ее в натуральную худышку. Это вам не шутка сбросить добрых десять килограммов веса, еще неизвестно, задержал бы на ней взгляд этот красавчик, будь она такой упитанной, как раньше!

– Не жарко ли вам в столь плотной упаковке? – заговорил, наконец мужчина, и голос его звучал протяжно, лениво и завораживающе сексуально.

– Жарко, если остановишь мотоцикл, – пояснила Роми и вдруг подумала, что это и в самом деле было бы сейчас верхом блаженства – скинуть к чертовой матери утепленную кожаную куртку.

И предстать перед ним в кургузой блузке, не достающей до пупка? – подумала она, невольно хихикнув при мысли о том, какие круглые глаза сделает этот любитель женщин (в том, что он большой их любитель, она почти не сомневалась).

Роми вдруг поняла, что за акцент у него был, – говор жителя американского Юга. Удивительно экзотично, если принять во внимание французские номера его машины и парижский небрежно-изысканный стиль одежды.

– Ну, уж если вы остановили мотоцикл, то, может быть, стоит и куртку сбросить? – предложил незнакомец, с неподдельным интересом продолжая рассматривать ее. – Жарко ведь!

– Слишком много застежек и слишком много возни, чтобы тратить на это время, – уклончиво ответила Роми. – И вообще, я остановилась лишь на минутку – немного размяться и полюбоваться окрестными пейзажами.

Мужчина усмехнулся, окинул небрежным, но заинтересованным взглядом обтянутые кожаными брюками крутые бедра Роми и повернулся к ней спиной, оставив девушку слегка обескураженной.

Неожиданно в нем произошла перемена: небрежная леность сменилась деловитостью и сосредоточенностью. Он вытащил из машины фотоаппарат и, наведя его на парящий в полуденном мареве живописный поселок, принялся делать снимок за снимком.

Фотолюбитель, отметила про себя Роми и тут же усомнилась в своей догадке. Слишком безобидное и праздное занятие для типа, производящего впечатление безжалостного и расчетливого дельца, для которого день не день, если он не успел к обеду снять с конкурентов десяток-другой скальпов. Но если так, почему он ведет себя, как турист?

Роми присмотрелась к незнакомцу повнимательнее. Самоуверенный. В возрасте где-то между тридцатью и тридцатью пятью. Потрясающе красив, но не пустоцвет какой-нибудь – глаза умные, цепкие, безжалостные. Тело гимнаста, и плечи такие широченные, что на каждое из них можно положить по тому «Британской энциклопедии». В данный момент вид несколько напряженный, губы плотно сжаты. Сосредоточен на работе, или на чем-то другом?

Судя по всему, то, что красавчик видел перед собой, решительно не нравилось ему. И чем дольше он смотрел, тем сильнее портилось у него настроение.

– Потрясающий вид, правда ведь? – рискнула возобновить диалог Роми. – Домики такие живописные...

Незнакомец, вздрогнув, обернулся. Казалось, он успел забыть о присутствии постороннего человека.

– Картинка, да и только, – пояснила Роми, вытаскивая из кармана плитку шоколада и впиваясь в нее зубами. – Хоть сейчас выноси на обложку путеводителя по французской глубинке.

Мужчина отрицательно качнул головой.

– Сплошные трущобы, – лаконично подытожил он собственные наблюдения и снова навел объектив на поселок. – Состояние домов просто плачевное.

– Вы сами будете таким же в их возрасте, – возразила Роми, не желая давать в обиду поселок, в котором проживала ее мать. – Это же средневековые постройки. Они дышат историей!

– Неужели? – с иронией в голосе спросил незнакомец.

Роми чуть покраснела.

– Если вы сами это понимаете, то вряд ли станете требовать, чтобы дома сохранились в своем первозданном виде, – не сдавалась она. – На мой взгляд, налет времени придает зданиям лишь дополнительное очарование.

– Я вовсе не против очарования, – угрюмо ответил незнакомец, вглядываясь в дома на горизонте. – Но, к сожалению, оно не защищает от дождя, не греет в холода, на нем нельзя приготовить пищу. Доведись вам прожить в одном из таких домов осень и зиму, вы, возможно, высказались бы несколько иначе.

Вообще-то Роми собиралась пожить в поселке какое-то время, хотя, разумеется, не до зимы. Вглядевшись в россыпь домов на склоне холма, она подумала про себя: интересно который из них принадлежит маме?

– И все же вы сгущаете краски. Мне эти домики очень нравятся! – упрямо заявила Роми и вспомнила городскую квартиру, в которой они теснились вдвоем с отцом. – Я бы предпочла жить в таком средневековом жилище, нежели в современной безликой бетонной коробке.

Вы в этом уверены? – поднял брови собеседник. – Вглядитесь получше!

Роми добросовестно всмотрелась в даль.

Вижу то же самое, что и раньше: красивые живописно разбросанные по склону холма здания. А еще вижу парящих над ними в небе орлов. Вообще-то, это черные коршуны, но не в них дело. Если бы зрение вам позволяло вы увидели бы, что здания разваливаются прямо на глазах.

Роми не стала говорить, что со зрением у нее сейчас все обстоит, как нельзя лучше. Она оросила еще один взгляд вдаль.

– Может быть, меня ослепил мой романтизм, но я по-прежнему ничего не вижу – призналась она.

– Тогда вам придется поверить мне на слово, – сказал незнакомец. – Боюсь, обитатели поселка с радостью променяли бы свое живописное жилье, на самое безликое, но зато современное и комфортабельное, со всеми удобствами.

– Ну что вы, как можно! – запротестовала Роми. – Бросить эти дома? Навсегда лишить себя сказочного вида на реку и луга? Да ни за что!

Оставить жилье, в котором нет центрального отопления, куда электричество подается с постоянными перебоями, где царит всепроникающая сырость?.. Да с превеликим удовольствием!

– Вы абсолютно лишены романтического взгляда на мир, – покачала головой Роми.

– Да, я приучен смотреть на жестокую правду жизни без ложных сантиментов, – сухо согласился мужчина, – поэтому я вижу проблему там, где вы видите идиллию.

– Да, идиллию! – со вздохом призналась она и, завернув остатки шоколада в фольгу, спрятала его в карман. – И независимо от всех проблем я искренне завидую людям, которые могут каждый день наслаждаться этой волшебной тишиной и обозревать эти сказочные дали.

– Оно и понятно: вам ведь никогда не оказаться на их месте, – хмуро отозвался мужчина и снова отвернулся от нее.

Роми пришло в голову, что в одном из этих игрушечных домиков живет ее мать, которой, возможно, ежедневно приходится мириться с отсутствием комфорта, и ей стало неловко.

– Вы хорошо знаете этот поселок? – спросила она озабоченно.

Мужчина обернулся и пристально посмотрел на нее. В лице его произошла неуловимая перемена.

– А что конкретно вас интересует? – спросил он, четко выговаривая каждый слог.

Роми в свою очередь насторожилась и решила, что немного уклончивости не помешает.

– Ничего особенного, просто вид у него очень уж живописный, – небрежно сказала она. – Даже если стены, увитые диким виноградом, и в самом деле разваливаются, розы возле домов, цветущие живые изгороди герань на подоконниках и балконах – разве это не завораживает взгляда?

– Чахоточный румянец, – хмыкнул незнакомец. – А под ним медленное умирание. Возможно, поселок сохранился бы в лучшем виде, если бы прежний хозяин замка Ла-Рош не бросил его на произвол судьбы.

Суровая проза жизни рассеивала очарование ожившей волшебной сказки. Роми охватило тягостное беспокойство.

– Извините, мне нужно ехать, – хрипло сказала она, вспомнив, что ее ждет мать.

– Так вы уже в курсе того, что здесь творилось?

– Н-нет...

– Между прочим, на редкость поучительная история, и вам не грех ее послушать, – с еле уловимым сарказмом сообщил незнакомец.

Роми напряглась, не понимая, что означает такая перемена тона. Казалось, он видел в ней то, что сама она не замечала, или знал о ней что-то предосудительное, хотя видел ее в первый раз.

Нет, сказала она себе, я не могу уехать, не разобравшись, в чем тут дело.

– Итак, – примиряющим тоном сказала Роми, – я готова вас выслушать. Расскажите, что здесь творилось.

Мужчина небрежно пожал плечами.

– Странно, что вы ничего не знаете, – заметил он. – Этот скандал получил широкую огласку. В любой деревне, в любом городке в радиусе ста километров отсюда лишь упомяните про поселок Ла-Рош, и вам тут же выложат свою версию происшедшего. История довольно неприглядная, если не сказать мрачная...

Он многозначительно посмотрел на Роми. Словно реакцию проверяет, подумала она, но даже бровью не повела. Рассказчик продолжил:

– Прежний владелец этих земель, Франсуа де Ларош, обзавелся любовницей и, увлекшись ею до беспамятства, совершенно забыл о том, что на его попечении находится целый поселок, населенный живыми людьми.

– Если это правда, то он вел себя просто гадко, – поспешила высказать свое мнение Роми.

– Скорее преступно, – желчно уточнил незнакомец, и глаза его недобро прищурились. – Его любовница, взбалмошная и самовлюбленная особа, превратила владельца поместья буквально в своего послушного раба.

– Как ей это удалось? – недоверчиво спросила Роми.

– Видите ли, эта женщина, вне всякого сомнения, была удивительно красива, в каком-то смысле – неотразима, а кроме способности безжалостно разбивать чужие сердца обладала способностью подчинять себе тех, кто имел неосторожность влюбиться в нее.

– Неужели весь этот поселок принадлежит одному человеку?

– Семейство де Ларош владеет этими землями на протяжении пяти веков.

– В таком случае со стороны Франсуа де Лароша просто отвратительно демонстрировать такое пренебрежение собственным долгом! – заявила Роми. – Почему он не думает о людях, которые здесь живут?

– Не думал, так будет точнее, – откликнулся незнакомец. – Франсуа де Ларош скончался в возрасте шестидесяти пяти лет, и имение перешло к его сыну.

– Надеюсь, теперь-то дела пойдут на лад?

– Если бы все было так просто! Финансовое состояние имения – хуже некуда. Денег – ни гроша. Эта женщина обобрала Лароша-старшего, как липку.

– Неужели на нее нельзя было найти никакой управы? – возмутилась Роми.

– На мой взгляд, эта особа заслужила, чтобы ее отправили на костер, как средневековую ведьму, но... К сожалению, юридически все это совершалось в рамках закона.

Не слишком ли ты жесток, дружок? – с опаской подумала Роми и поинтересовалась:– И что же намеревается предпринять Ларош-младший? Продать или заложить часть недвижимости, чтобы привести расстроенные финансы в порядок?

– Насколько я могу судить о нем, – твердо сказал собеседник, – новый сеньор поместья скорее заложит душу, чем поступится хотя бы пядью своей земли.

Снова дала знать о себе боль в мышцах. Нагнувшись, Роми принялась массировать ноющие икры. Краем глаза она видела, что незнакомец не сводит с нее изучающих глаз.

– От долгой поездки на мотоцикле мышцы деревенеют, – немного смущенно пояснила она, выпрямляясь.

– Еще бы, – согласился мужчина, и внутри Роми что-то задрожало от глубокого чувственного тембра его голоса.

– Я как-никак отмахала пятьсот с лишним километров, – словно оправдываясь, сказала она, – От самого Шербура. Выехала еще на рассвете...

В собеседнике произошла поразительная перемена: он опустил голову и, глядя на нее исподлобья, глухо поинтересовался:

– Разумеется, вы приехали из Англии на пароме Портсмут – Шербур?

Роми, удивленная его вопросом, ответила не сразу. Помолчав, она сказала:

– Совершенно верно. А что в этом особенного?

– Да ничего. Вы наверняка живете в Лондоне? – обворожительно улыбнулся незнакомец, но глаза у него оставались настороженными.

– Да нет, я живу в Бристоле, вернее неподалеку от него.

– Уж, не в Бате ли? – спросил мужчина. – Живописнейший уголок. Бывал в ваших местах.

– Нет, не в Бате, впрочем, у нас тоже очень красиво, – рассмеялась Роми.

Незнакомец ответил смешком, – казалось, его позабавила ее попытка уклониться от разговора.

– Вы здесь на каникулах? – спросил он, как бы между прочим.

– Что-то в этом роде, – отозвалась Роми, тоже насторожившись.

– В этих краях многое можно увидеть и многим заняться, если, конечно, вы собираетесь здесь остановиться, – снова сверкнул мужчина улыбкой.

С трудом, оторвав взгляд от его ослепительно белых зубов, Роми перевела взгляд на крытые бордовой черепицей крыши, постояла, а затем решительно натянула на руки кожаные перчатки.

Этот красавчик явно развлекался беседой с ней. Неужели он лишен здесь женского общества. Сомнительно. И все-таки было в его повышенном внимании к ней что-то такое, что настораживало Роми. К тому же они были одни на пустынной дороге, вокруг – ни души, поэтому с ее стороны было бы неосторожностью затягивать разговор.

– Спасибо за совет, – вежливо и холодно улыбнулась она. – Пожалуй, я поеду дальше. Меня ждут. Всего хорошего!

– Счастливого пути, – негромко откликнулся он. – Будьте осторожны, когда едете в темноте.

– Я не собираюсь... – начала было Роми, и спохватилась, чуть не проговорившись, что ночью ехать ей уже не придется, поскольку она достигла цели своего путешествия.

Каков хитрец, однако! – с невольным восхищением подумала она.

– Ночь – вовсе не проблема, – высокомерно бросила она. – Специально для темного времени суток я купила в дорогу довольно мощный фонарь-ночник и плюшевого медвежонка, чтоб спать было веселее.

Незнакомец снисходительно рассмеялся. Роми взобралась на мотоцикл, спиной чувствуя его взгляд. Небрежно тряхнув густыми темными волосами, она надела на голову шлем и торопливо опустила прозрачный пластмассовый козырек, отвела ногой упор, включила зажигание и, пригнувшись к рулю, на полном газу рванула вперед. В зеркале заднего вида она успела разглядеть, как незнакомец заносит в записную книжку номер ее мотоцикла. Святые небеса! Быть может, он главарь банды, охотящейся за иностранцами на мотоциклах? Роми рассмеялась собственному подозрению и оглянулась, но сквозь облако пыли на дороге уже ничего нельзя было разглядеть.

Она въезжала вверх по холму к поселку и чувствовала, как ее охватывает беспокойство. Ей не давали покоя мысли о матери, Софии Стэнфорд, урожденной Дюбуа. В прошлом, когда в приступе детского раздражения и гнева Роми начинала обвинять мать в том, что она бросила их, отец не соглашался с дочерью. Он говорил, что вся вина лежит на нем, и если София ушла от них, то лишь потому, что он оказался недостаточно хорош для такой удивительной женщины. С годами Роми прониклась тем же убеждением.

Взмыв на гребень холма, Роми оказалась возле каменной средневековой арки, ведущей в поселок. Она подумала вдруг, что мать вспомнила про них только потому, что попала в тяжелое положение, и тут же отогнала прочь такое подозрение. Великодушие, прежде всего, постаралась внушить она себе.

Даже если у мамы финансовые или какие-то иные трудности, главное, что они снова обрели друг друга, и у Роми появился близкий человек, к тому же женщина, которой она могла доверить самые сокровенные свои тайны. Отцу во многом непонятны ее проблемы... А ей было на что поплакаться: на предрасположенность к полноте, например. Хотя, если разобраться, проблемы с весом у Роми появились в шесть лет, после того, как она осталась без матери и пристрастилась к сладкому, находя в нем утешение от горя и обид, которые преподносила ей жизнь. Впрочем, об этом матери не расскажешь – нетактично как-никак. Подумает, что Роми ее упрекает...

Кстати, не расскажешь ей и о том, что все эти годы она безумно страдала от нехватки любви, в том числе любви отцовской – Юджин Стэнфорд был слишком погружен в смакование собственного горя, чтобы обращать внимание на то, как страдает его дочь.

Еще Роми могла бы рассказать, как дети в школе обзывали ее пончиком, чем доводили до слез, пока она не научилась обороняться, первой вышучивая себя. Впрочем, и это не избавляло ее от унижений, когда ее последней приглашали в волейбольную команду.

Когда она была подростком, мальчишки не обращали на нее никакого внимания. Никогда Роми не чувствовала себя такой одинокой, как в те часы, когда ее одноклассницы шли гулять со своими приятелями, а она одна плелась домой. Как она страдала от невозможности быть как все! Зато теперь, когда ее фигура стала притягивать мужские взгляды, как магнит, и она могла выбрать себе самого симпатичного партнера, эта сторона жизни утратила для нее всякий смысл.

«Поживешь несколько дней, присмотришься, – словно заново услышала она голос матери по телефону, – а потом, если нетрудно пару недель приглядишь за домом, и пансионом, пока я съезжу к твоему отцу в Англию! Сама понимаешь, я не могу оставить хозяйство без присмотра, а мне так хотелось повидаться с Юджином!»

Снова и снова вспоминая этот неожиданный звонок, перевернувший ее с отцом жизнь, Роми въехала на пустынную, мощенную булыжником главную площадь поселка. Со смешанными чувствами в душе она прислонила мотоцикл к массивной каменной колонне, поддерживавшей крышу какого-то приземистого здания. Мать сказала ей, что на площади оставляют свой транспорт все без исключения жители поселка, поскольку большинство улиц непригодны для проезда. К тому же в Ла-Роше никто никогда и ни у кого не крадет, так что Роми могла не беспокоиться за свою железную лошадку.

С площади она направилась на поиски улицы Жанны дАрк.

Роми шла, озираясь по сторонам, и каждую минуту ждала момента, что одно из окон распахнется, и она увидит в нем мать. Окна, однако, оставались мертвыми, и Роми почувствовала, что начинает все больше и больше волноваться.

Прошло полчаса. Выбившись из сил и упав духом, Роми брела по каменным ступеням узкой улицы, больше похожей на гигантскую лестницу. Куртку она сняла и перебросила через плечо.

Она не представляла, что ей делать, потому что обошла весь, как ей показалось, поселок, но совершенно тщетно. Волной накатывались приступы головокружения, короткая, выше пояса блузка прилипла к телу, ноги гудели от усталости, а в придачу ко всему прочему отчаянно сосало под ложечкой.

Улица неожиданно вывела ее на центральную площадь, где стоял уже знакомый ей «ситроен» с откидным верхом. Роми почувствовала, как ею овладел мистический ужас.

– Прямо наваждение какое-то! – пробормотала она, инстинктивно прижавшись к стене.

Хозяин «ситроена», уже без пиджака, в одной лишь белоснежной рубашке брел в направлении чугунных ворот замка. Точнее, не брел, а размашисто, со странно угрюмым выражением на лице шагал вперед, готовый, казалось смести со своего пути все, что попадется под ноги.

Какая перемена в манерах! – с удивлением подумала Роми. Ни тебе прежней обходительности, ни элегантности, ни шарма – совершенно другой человек! Человек, которому совершенно не хочется довериться, могла бы добавить она.

В руке у него был массивный железный ключ, и Роми догадалась, что он, должно быть, живет в Ла-Роше или квартирует у кого-то из местных жителей. Она тут же воспряла духом, а вдруг он знает, как можно отыскать в этом лабиринте узких средневековых улочек Старую Кондитерскую?

Решительно отойдя от стены, Роми крикнула:

– Эй, можно вас на минутку!

Широкие плечи мужчины на минуту замерли, и «знакомый» незнакомец повернулся к ней.

– Опять вы? Какой сюрприз! – сказал он, хотя, судя по голосу, ее появление вовсе не явилось для него неожиданностью.

– Действительно? – преувеличенно громко засмеялась Роми и с надеждой спросила: – Скажите, вы... вы живете здесь?

– Что-то в этом роде, – уклонился мужчина от прямого ответа.

Один – один! – констатировала Роми. Незнакомец платил ей той же монетой, что и она ему час назад.

– Я ищу... Старую Кондитерскую.

– Понятно.

Роми беспомощно заморгала. Этот малый, казалось, наслаждался ее беспомощностью и спокойно, не торопясь, выуживал из нее интересующую его информацию.

– Мне нужен дом на улице...

–...Жанны д Арк.

– Точно. Я обошла все закоулки, но не обнаружила ни улицы, ни нужного мне дома. Вы не в курсе: может быть, кто-то поснимал все указатели?

Роми заправила за ухо выбившуюся прядь волос и дружелюбно улыбнулась, ожидая ответа. Загадочная улыбка на лице мужчины сменилась торжеством.

– Неужели никто так и не подсказал вам дорогу? – спросил он невозмутимо.

– А у кого мне было спросить? – удивленно спросила Роми. – Я не то, что человека – ни одной собаки не встретила. Можно подумать, поселок вымер. А если бы кто и попался мне навстречу, так я все равно не говорю по-французски. Когда я ехала сюда, я не думала, что в столь маленьком поселке можно заблудиться.

– Считайте, что вы попали в дорогое вашему сердцу средневековье, – усмехнулся мужчина. – Хочу вам сообщить, что Старая Кондитерская расположена по соседству с пансионом для отдыхающих и живет там хозяйка этого пансиона. Вы намереваетесь остановиться в одном из ее коттеджей?

– Нет, я остановлюсь у нее самой, – честно, как на духу, сообщила Роми. – Хозяйка пансиона – моя мать.

– Понятно! – коротко кивнул он, словно это снимало все вопросы.

– Мать ждет моего приезда и, наверное, уже начала беспокоиться...

– София Стэнфорд? Начала беспокоиться? По поводу кого-то, кроме нее самой? Бога ради, не смешите меня! – отозвался незнакомец.

– Вот именно, беспокоится! – Роми почувствовала себя задетой за живое. – А почему бы и нет?

– Такая чувствительность совершенно не в стиле этой особы.

По спине Роми пробежал холодок. Что он мелет? – с возмущением подумала она и сдержанно сказала:

– Между прочим, вы на редкость грубо себя ведете, месье.

– Сознаюсь в таком грехе, но ничем помочь не могу, – не смутившись ни на йоту, ответил он.

Роми вдруг осенила догадка.

– Так вы знакомы с Софией Стэнфорд? – пробормотала она.

– Скорее, знаю ее, а это, согласитесь, не одно и то же, – как-то чересчур задумчиво ответил он. – Так вы – ее дочь?

Роми смутилась, не понимая, как ей следует вести себя в отношении человека, не считающего нужным скрывать своего враждебного отношения к ее матери.

– Роми Стэнфорд! – после короткой паузы представилась она.

– Клод.

– Клод... – повторила она. – Выходит, вы все-таки француз?

– А вы сомневались?

– Да, мне показалось...

– Нет, я чистокровный француз.

Клод явно не относился к тем людям, которые рассказывают о себе первому встречному. Так кто же он, в конце концов? Может быть, француз из Луизианы?

– Мне показалось, что вы не очень-то доброжелательно относитесь к моей матери, – осторожно заметила она.

– Вам это не показалось.

У Роми застучало сердце от волнения, настолько откровенным было выражение неприязни на лице ее нового знакомого.

– Мне жаль, что вы с ней в плохих отношениях, – тихо сказала она, нервно сжимая и разжимая пальцы.

– Плохие, – это еще мягко сказано. Я бы назвал наши отношения враждой, – хладнокровно уточнил Клод.

Роми не знала, плакать ей или смеяться, броситься на защиту матери или принять ситуацию такой, какая она есть. Она почувствовала вдруг, что смертельно устала, вот-вот сорвется и ударится в слезы.

– Плачете? – поинтересовался Клод таким тоном, словно получил новую пищу для размышлений.

Роми быстро смахнула рукой предательскую слезу и бросилась в атаку:

– Вот еще! Просто я устала, проголодалась и почти отчаялась найти дом матери до темноты.

– У вас же есть ночной фонарь и плюшевый медвежонок в качестве близкого друга, – напомнил он, издевательски приподняв уголки губ.

Бессердечный нахал! Уперев руки в бедра, Роми выпалила:

– Между прочим, если вы и в самом деле знаете, где находится дом, который я ищу, то могли показать дорогу туда хотя бы из простой любезности! Какие бы чувства вы ни испытывали к моей матери, я-то еще не успела дать вам ни малейшего повода для неприязни! Или покажите, куда мне идти, или до свидания!

Клод какое-то время размышлял.

– Я сделаю кое-что получше, – сказал он, наконец, и глаза его странно блеснули. – Я сам провожу вас туда!

Роми подобралась, чувствуя в его предложении неведомый ей подвох.

– Лучше объясните, как пройти, – торопливо сказала она. – Прямо, направо или налево? Я уж как-нибудь разберусь.

– Вы ведь в средневековом поселке, – с улыбкой напомнил Клод. – Если вы затеряетесь снова, боюсь, вы вообще не сможете найти дорогу. А потом я из чисто гуманных соображений заинтересован в том, чтобы ваш плюшевый дружок смог отправиться в постельку в положенные восемь часов вечера.

– И вы не предоставите мне права выбора? – с вызовом поинтересовалась Роми.

Клод отрицательно покачал головой.

– Что ж, – обреченно сказала она, – я слишком соскучилась по горячему душу и мягкой постели, чтобы бродить по переулкам и ломиться в чужие двери. Пойду, захвачу свои вещи.

Они вернулись к мотоциклу, и Клод первым подхватил ее рюкзак и дорожную сумку. Глупо устраивать перетягивание каната в такое неурочное время! – с некоторым раздражением подумала Роми и... сдалась. Клод закинул за плечо ее рюкзак, и Роми, ощущая себя бессловесным приложением к собственным вещам, покорно побрела за ним следом.

В полном молчании они брели по узкой ступенчатой улочке, которую она совершенно очевидно не видела во время своего самостоятельного рейда, миновали два довольно-таки современных коттеджа с зашторенными окнами и подошли к наполовину деревянному строению, стены которого были увиты диким виноградом и розами. Аромат цветов плыл в воздухе, и Роми, остановившись на секунду, опустила лицо к бархатистым темно-красным лепесткам.

Выпрямившись, она огляделась и увидела поднимающуюся вверх пустынную улицу, мертвые дома. Ни души. Даже собака не подавала голос. Лучи заходящего солнца яростно слепили глаза, раскалившиеся за день каменные стены, дышали жаром. Тишина и духота.

– Где же люди? – спросила она полушепотом, пытаясь заглянуть в щель между закрытыми ставнями окон.

– Те, кто постарше, заканчивают вечернюю трапезу, чтобы затем отправиться в постель, – ровно ответил Клод. – Что касается молодых, то они в большинстве своем перебрались в город, где им есть чем заняться. По вечерам в Ла-Роше не очень-то оживленно, не правда ли?

– Нам еще далеко? – нетерпеливо спросила Роми. – Эти ступени, доконают меня. Я умираю от усталости и голода. Я не ела уже почти пять часов! – с пафосом объявила она.

– Да, одним шоколадом сыт не будешь, – язвительно заметил Клод. – Нам осталось лишь завернуть за угол. Позвольте...

И его сильная крепкая рука обвила полуобнаженную талию Роми, и ее вдруг опалило изнутри другим, внутренним, слишком знакомым ей жаром.

В течение двух лет ее пожирал этот чувственный жар. Два года витала она в мире любовных грез. Одного взгляда Питера – рыжеволосого статного бригадира реставраторов – было достаточно, чтобы повергнуть ее в экстаз. Правда, такие взгляды были крайне редкими, поскольку та, прежняя Роми, не представляла для Питера ни малейшего интереса.

И вот то самое чувство, которое она, казалось, сумела изжить в себе, так неожиданно вернулось к ней.

И кто его пробудил? Совершенно незнакомый ей мужчина, иностранец, взявшийся из чистой любезности проводить ее до ворот материнского дома.

Боже! – в панике подумала Роми. – Неужели вместе с избытком веса я потеряла прежние представления о сдержанности и стыде? Растерявшись, она шагнула на стесанную от времени ступеньку улицы-лестницы, пошатнулась и... почти тут же оказалась в сильных и надежных руках своего спутника.

– Извините. Я очень устала и нечаянно оступилась, – чуть слышно прошептала девушка.

– Оступились? – приподнял брови Клод, всем своим видом, как бы говоря: «Как же, как же. Так мы вам и поверили!» Это была реплика уверенного в себе мужчины, привычного к тому, что женщины сами бросаются ему на грудь.

Роми вспыхнула. Ее оскорбило, что он, сам, возможно, того не желая, причислил ее к разряду подобных женщин.

– Знаете, – отрезала она, вырвавшись из его объятий, – пожалуй, не надо провожать меня дальше. Объясните, покажите на пальцах, просто намекните, куда идти, а я уж как-нибудь сама дойду до места.

– Ни в коем случае! – тоном, не допускающим возражений, заявил Клод. – Я просто обязан довести вас до дверей. Вы прямо-таки с ног валитесь от усталости!

– Именно оттого я и споткнулась, – пробурчала Роми.

Подняв голову, она увидела бесконечный ряд ступенек, серпантином вьющихся вокруг холма и уходящих к его вершине. Ей вдруг пришло в голову, что по логике вещей Кондитерская должна была бы находиться где-то рядом с центром поселка, и волна подозрений нахлынула на нее. Она приоткрыла рот и уже хотела задать своему поводырю нелицеприятный вопрос, когда Клод поднял руку и показал на первый переулок справа.

– Рю Жанна д Арк, – объявил он. – Нам не надо взбираться на вершину холма, не бойтесь. Мы уже пришли... Вы что-то хотели спросить?

– Да!.. О нет! – только и смогла вымолвить Роми, сразу же устыдившись собственной подозрительности.

Неужели они впрямь пришли? Она с облегчением прислонилась спиной к каменной стене.

– Слава тебе Господи, что ты есть! – воскликнула она счастливо. – Наконец-то! Вы не представляете, как я вам благодарна, месье Клод. Спасибо!

Какое-то мгновение Клод смотрел на нее, как околдованный, потом очнулся и негромко заметил:

– Погодите радоваться, мисс. Надо еще удостовериться, что ваша мать дома.

– А где же ей еще быть? – с недоумением спросила Роми. – Мы ведь заранее обо всем договорились, так что, надеюсь, все будет в порядке. Который дом ее?

– Вон тот, в конце переулка.

Три коттеджа, принадлежавшие матери, при ближайшем рассмотрении оказались типичными для этих мест домами с бордовой черепицей, с верандами и внутренними двориками. Одно из этих строений, судя по необычно большому окну-витрине и выцветшей вывеске над дверью, было некогда торговым помещением.

– Н-да, ремонт этим домам не помешал бы, – пробормотала Роми, бросив профессиональный взгляд на коттеджи.

– А почему вы не стучитесь? – сдержанно поинтересовался Клод.

– Видите ли... – Роми беспомощно махнула рукой, чувствуя, как уверенность покидает ее. – Я... В общем, я нервничаю. Как-никак мы не виделись с ней целых четырнадцать лет. Все, что запомнилось мне из детства, это россыпь каштановых волос и духи с запахом лаванды... Но я так много слышала о ней от отца! Интересно, как она меня воспримет?..

– Четырнадцать лет? – озадаченно повторил Клод, но тут же лицо его снова стало безмятежным. – Раз так, не теряйте времени! Чем скорее вы покончите с преамбулой, тем быстрее состоится встреча... Если она вообще состоится... – И он забарабанил кулаком по двери с такой силой, что стук этот мог поднять бы мертвого из могилы.

Роми взволнованно откинула со лба шелковистую прядь волос. Тишина. Клод постучал по двери еще раз – с точно таким же результатом.

– Вы уверены, что это тот самый дом? – взволнованно спросила девушка, поднимая глаза на спутника.

– Разумеется.

– Но тогда она должна быть дома! – закричала Роми срывающимся от волнения голосом.

– Должна? – Клод по-хозяйски содрал с двери кусок облупившейся краски, затем провел ладонью по выщербленной стене. – Боюсь, у нее могут быть причины затаиться...

– О чем вы? Вы что, специально хотели напугать ее? – возмущенно закричала она.

Клод посмотрел на Роми с искренним сочувствием.

Девушка облизала пересохшие губы, лихорадочно подыскивая хоть какое-то логическое объяснение творящемуся на ее глазах абсурду. Мать ушла за молоком... Ищет пропавшую кошку... Закупает уголь для камина...

Любое объяснение было лучше, чем его отсутствие.

– Ой, у меня же есть ключ! – спохватилась вдруг она. – Мать прислала его почтой на случай, если я приеду в ее отсутствие. А поскольку я не знаю, сколько времени придется стоять здесь и ждать ее возвращения, совершенно логично воспользоваться им, правда ведь? Клод деланно-равнодушно пожал плечами и сказал:

– Разумеется, надо войти. Только не спешите обольщать себя надеждами на ее скорое возвращение...

– Откуда такая уверенность, месье? – возмутилась Роми. – Вы что, Господь Бог или дьявол, если заранее все знаете?

Чувственные губы Клода изогнулись в усмешке.

– Я ни тот и ни другой. Но если вам угодно, моя фамилия – де Ларош, – заявил он с легким поклоном. – И земля, на которой стоит этот поселок, и большинствостроений практически принадлежат мне.

Роми застыла, изумленно, разинув рот.

– Так вы и есть новый владелец поместья? – с глупой улыбкой спросила она. И вдруг до нее дошел смысл сказанного. – Постойте, выходит, вы и есть сын того человека, который довел Ла-Рош до состояния разрухи?

– Совершенно верно. Я приехал из Штатов, из Батон-Ружа, две недели назад. А месяцем раньше скончался мой отец, – сказал Клод с такой легкостью, будто речь шла о каком-то пустяковом событии. – Что касается запустения, царящего здесь, то оно и для меня по ряду причин стало шоком.

Так и не объяснив, что за ряд причин он имел в виду, Клод забрал ключ из дрожащих пальцев Роми, отпер дверь и отступил, пропуская свою спутницу вперед.

Невольно повинуясь его властному жесту, она ступила через порог и погрузилась в прохладу и полумрак помещения. На нее пахнуло сыростью и запахом трухлявого дерева. И в этих условиях долгие годы жила ее мать! На память Роми невольно пришли слова Клода о том, что безликая, но комфортабельная железобетонная коробка современной квартиры для многих здешних жителей показалась бы верхом мечтаний.

– Мама! – что есть силы, крикнула она. – Мама!!! Где ты?

Все та же гробовая тишина и могильный холод. Роми на ощупь нашла выключатель и зажгла свет.

И тут же вздрогнула.

– Какой ужас! – воскликнула она, обозревая окружающий хаос. – Кто устроил этот разгром?

– О чем вы? – спросил Клод, заходя в комнату вслед за нею и невольно присвистнув при виде открывшейся ему картины. – О-ля-ля! Вот это да!

Он поставил чемодан и рюкзак на пол и прошел вперед между опрокинутых стульев и разбросанных по всему полу вещей.

– А во всем виноват ваш отец! – запальчиво объявила Роми. – Стоит мне подумать, в каких условиях моей матери приходится жить...

– Эти три дома принадлежат ей лично, – процедил сквозь зубы Клод. – Так что с нее и спрос.

– Шутить изволите? – возмутилась Роми. – Чтобы моя мать согласилась жить в таких условиях? Да никогда! Вы поглядите: краска на стенах облупилась, занавески полиняли, и лет сто как не стираны, стулья... – Она помолчала и уже менее уверенно сказала: – Погодите, но ведь стулья не сама же она уронила?.. Я все поняла! С ней что-то случилось? О Господи!..

Клод пристально посмотрел на нее.

– Возможно, вы и правы, – сказал он зловеще. – И знаете, что я вам предложу: давайте искать ее вместе! Я не меньше вас заинтересован в том, чтобы она нашлась.

– Она?.. Нашлась?.. – пролепетала Роми. – Вы считаете, ее действительно нет в доме?

– И не только в доме, – сказал он с досадой. – Но и в поселке. А может быть, и во Франции. Нет ее, понимаете?! Сгинула, исчезла, испарилась!

– Испарилась? – шепотом переспросила Роми.

– Ну, это я фигурально выражаюсь, – уточнил Клод и жестко, с издевкой в голосе, добавил: – Думаю, она ударилась в бега, если вы хотите, чтобы я называл вещи своими именами.

– О-о! – вырвался из груди Роми тихий возглас.

– До меня, – продолжал Клод, – донеслись на днях кое-какие слухи, но я не придал им значения. Как выясняется, зря. Видите ли, я пытался согласовать с ней условия одной сделки... К сожалению, мы ни о чем не договорились, а теперь...

Роми наконец пришла в себя.

– Не смешите меня! – набросилась она на Клода. – Мать ведь звонила мне. Сказала, что будет ждать меня здесь, значит, так оно и должно быть!

Разозлившись на то, что он совершенно не слушает ее, а заинтересованно рассматривает бумаги, лежавшие на письменном столе, она закричала во весь голос:

– Неужели вы не понимаете, что мы не виделись столько лет, что речь идет не просто о коротком визите, а о воссоединении семьи! Она звонила мне! Хотела видеть меня! Ну, какой, скажите, ей резон убегать из дому в день моего приезда?!

– Ну, конечно, будь я трижды проклят! – воскликнул Клод, казалось, совершенно не услышав ее отчаянной реплики.

– Что там еще такое? – с раздражением поинтересовалась она.

Клод обернулся к ней, и Роми успела заметить, как торжествующая усмешка на его лице сменилась мягкой дружелюбной улыбкой.

– Эту бумажку я нашел на столе, – сказал он любезно. – Заранее прошу простить меня, что вынужден, ознакомить вас с ее содержанием. Вы, безусловно, заслуживали лучшего приема здесь, но...

Роми дрожащими пальцами взяла из его руки листок бумаги и уставилась на него, но не смогла прочесть ни слова. Буквы плясали перед глазами.

– Извините, но я ужасно волнуюсь...

– И совершенно напрасно, – невозмутимо заявил Клод. – Ваша мать цела и невредима. Она всего-навсего объясняет в записке причины своего внезапного отъезда.

Кое-как сосредоточившись, Роми наконец сумела разобрать слова, написанные нервным витиеватым почерком: «Извини, дорогая, но нет никакого спасения от кредиторов. Дарю тебе эти дома, все равно они висели на моей шее, как жернова! Считай их моим подарком тебе. Все необходимые документы должны лежать рядом».

– Что? – изумленно округлила глаза девушка. – Она подарила мне эти дома? Зачем? Ничего не понимаю!

– На вашем месте я бы не переживал так сильно, – с ироничной улыбкой заметил Клод. – У вас же ничего не отняли – скорее наоборот. Хотя, боюсь, вы еще нахлебаетесь с этим подарочком бед!

– Но я ничего не понимаю! Она ничего об этом не говорила! Что мне с ними делать? И... постойте: где же она будет сама жить?

– Мир так велик, – развел руками Клод. – Но здесь она уже вряд ли объявится...

Роми вспомнила вдруг про свой собственный, слава Богу, небогатый опыт общения с кредиторами. Незадолго, перед тем как лишиться работы, отец купил в рассрочку мебель, и уже через короткое время проценты по платежам выросли до умопомрачительной суммы. Сборщик недоимок приходил в сопровождении дюжих молодцов, подозрительно осматривал дом, раздуваясь от сознания собственной значимости и важности, и разговаривал с нею и отцом в угрожающем тоне.

Однажды, когда у них не нашлось денег заплатить очередные проценты, он пришел и забрал ее новый магнитофон...

Роми вздрогнула, почувствовав, как кто-то взял ее под руку.

– С вами, надеюсь, все в порядке? – поинтересовался Клод.

– Разумеется, нет! – огрызнулась Роми. – С чего бы мне быть в порядке, если в день моего приезда выясняется, что мать, которую я не видела с раннего детства, вынудили бежать из ее собственного дома, какие-то негодяи! Наверняка они угрожали ей...

Оттолкнув его руку, Роми торопливо дочитала записку до конца: «Приходится уезжать, пока еще цела. Любящая тебя...» Слово София было зачеркнуто и вместо него приписано: «мама».

Ларош был прав – мать сбежала из поселка, а стало быть, долгожданная встреча матери и дочери не состоялась, не получилось душевного разговора двух любящих сердец, и Роми по-прежнему некому излить свои печали и поделиться надеждами...

– Она ведь знала, знала, что я приезжаю, – надтреснутым голосом сказала Роми.– Знала, что значит наша встреча для меня и папы.

Не находя опоры под ногами, она рухнула в старинное потертое кресло с деревянными подлокотниками и... с грохотом упала на пол. Очнувшись, она увидела, что лежит в груде обломков, а Клод стоит, наклонившись над нею, и с еле заметной ироничной улыбкой протягивает ей руку.

Роми в бешенстве отмахнулась от него, решив, что встанет сама и в его снисходительности абсолютно не нуждается. Клод пожал плечами и вышел из комнаты.

В течение нескольких минут Роми безуспешно пыталась выбраться из-под груды обломков, но это оказалось совершенно безнадежным делом, и она затихла.

Ей стало стыдно, что несколько минут назад она злилась на мать. Та, разумеется, стала жертвой преследований кредиторов, и у нее наверняка не оставалось никакого иного выхода, кроме бегства.

Обстановка дома вполне соответствовала царящему в нем духу разрушения. Истертый, весь в пятнах ковер с оборванной бахромой и залежами пыли в складках. Две голые лампочки, болтающиеся, словно два висельника, на черных электрических проводах. Допотопная, обшарпанная и разваливающаяся на глазах мебель была, вероятно, куплена у старьевщика, во всяком случае, ее первоначальные владельцы отошли в мир иной еще в прошлом веке. В шкафах недоставало дверей, а хрустальные бокалы и фарфор на облезлой горке были покрыты густым слоем пыли.

И здесь жила ее красивая и веселая мать!

– Боже, мама! – пробормотала Роми, почувствовав острый приступ жалости к женщине, подарившей ей жизнь.

– Чай готов, прошу за стол!

Роми с трудом повернула голову. В дверях стоял Клод – улыбающийся и доброжелательный.

Хотелось пить, хотелось, есть, и она невольно уступила слабостям тела, покорно кивнув. Господи, когда он успел вскипятить чай!

– Ее вынудили бежать! – убежденно заговорила она. – Я прямо-таки вижу, как эти кредиторы устраивают в доме погром, переворачивают и расшвыривают по комнате вещи, орут на нее... Они запугали ее. Если я только узнаю, кто учинил это, я подам на них в суд! Я заставлю этих негодяев, возместить причиненный ими ущерб, клянусь в этом!

– Предлагаю продолжить разговор на кухне, – спокойно предложил Клод. – Там не так мрачно, как здесь, и настроение ваше заметно улучшится.

– Но я не могу подняться, – захныкала Роми. – Я зажата обломками этого несчастного кресла.

Сдерживая улыбку, Клод с торжественным видом протянул девушке руку. Она приподнялась, но, услышав треск рвущейся материи, торопливо отпустила руку и с тупым звуком шлепнулась обратно на пол. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она зацепилась за ржавый гвоздь и ее кожаные брюки порваны возле бедра.

– Ну конечно! – чуть не плача запричитала она. – Все вокруг сегодня против меня! Я смертельно устала, проголодалась, я выбита из колеи и до смерти расстроена. Так нет, всего этого мало – надо, чтобы порвались мои любимые, мои единственные кожаные брюки!

– Но неужели их невозможно зашить?

– Только не надо утешать меня сказочками о волшебной игле! Я не желаю ходить в заплатах, словно какая-нибудь оборванка! – вспылила она. – Но, самое, страшное, я не могу себе позволить купить новые!

– Не можете? – недоверчиво хмыкнул Клод. – Приехав на таком роскошном мотоцикле? «Харлей Дэвидсон» – это класс!

– Никогда не надо полагаться на первое впечатление от собеседника, – буркнула Роми. – Возможно, человеку со стороны трудно поверить в то, что специально ради этой поездки я продала часть домашних вещей, и выгребла подчистую все свои сбережения за несколько лет работы.

– Да, в это нелегко поверить, – сдержанно заметил Клод.

– Вот-вот! А между тем я копила деньги целых три года, экономя на всем, на чем только можно. – На платьях, которые скрывали бы ее чересчур уж аппетитные формы, на книгах, скрашивающих одиночество длинных вечеров, могла бы она сообщить ему...

– Неужели даже на таких шикарных прическах? – иронически спросил Клод.

Роми коснулась ладонью своего стриженого затылка и сверкнула довольной улыбкой. Однако тут же помрачнела и доверительно сказала:

– Прическа – это отдельная история. Всю жизнь у меня на голове, было черт знает что, а поскольку я ужасно хотела понравиться матери, мне пришлось постричься и покраситься.

– Даже покраситься? – хмыкнул Клод. – Ну, уж это-то зачем?

– Если бы вы видели меня полгода тому назад, то не задавали бы таких вопросов. А мама... мама такая красивая на папиных фотографиях... Я боялась разочаровать ее...

– Если она настоящая мать, то приняла бы и полюбила своего ребенка, каким бы он ни был, – резонно заметил Клод.

– Ясное дело. Думаю, она бы и приняла. Но мне хотелось, чтобы она имела возможность гордиться мной!

А как можно гордиться лохматой, близорукой и толстой дурнушкой? – мысленно закончила она. Клод, кажется, удовлетворился ее ответами.

– И все-таки пойдемте пить чай! – громогласно объявил он и, подхватив Роми под локти, извлек девушку из деревянной ловушки.

– Не обижайтесь, что накричала на вас, – чуть смущенно сказала Роми, приглаживая разорванные брюки. – Слишком сильное потрясение... Мы с отцом так надеялись на эту встречу. Мать ушла от нас, когда мне не было еще и семи лет. И тогда я впервые увидела отца плачущим. Он прорыдал несколько дней. Представляете, какое это было испытание для маленькой девочки?

– Думаю, что да, – негромко отозвался Клод.

– Мне эти дни показались целой вечностью. Хорошо еще соседи жалели и кормили меня все это время. Если бы не они, я, пожалуй, умерла бы от истощения...

Роми не стала рассказывать, как вернулась из соседской квартиры в дом к отцу. Тот сидел за столом, уставленным бутылками из-под виски, и глотал пьяные слезы. Испуганная его странным поведением, непонятным запахом, исходившим от него, девочка забилась в уголок гостиной и, глядя на отца широко раскрытыми глазами, впихивала в себя сладости, которыми щедро одарили ее соседи. Иногда она пыталась заговорить с отцом, утешить его, но тот грубо отталкивал ее и продолжал рыдать, уткнувшись лицом в заваленный объедками и залитый виски стол...

– Да, многое вам пришлось перенести, – чуть дрогнувшим голосом заметил Клод.

– И все-таки отцу, я думаю, было еще хуже. Мать была для него всем – его миром, его душой, его жизнью. Бедный папа! Он стал совсем другим человеком после того, как она ушла от нас.

Глаза Клода недобро сверкнули.

– Есть такие женщины, которые притворяются жертвами, а по сути своей являются хищницами, – заметил он. – Они вползают к своему несчастному избраннику в душу, лишают остатков разума и, рано или поздно, тем или иным путем, загоняют в гроб.

– Отец после ухода матери пристрастился к выпивке, – неохотно призналась Роми, – и это, конечно же, послужило причиной того, что он никак не мог найти постоянного места работы. Пьяниц, в строительном деле не терпят. Впрочем, худо-бедно, но дела стали понемногу налаживаться. Поначалу помогали друзья отца и соседи. Ходить за покупками и готовить пищу я научилась очень быстро. Для такой работы, слава Богу, не требуется великого ума.

Клод крякнул с досады:

– Это что же, получается? – спросил он сквозь зубы. – Отец свалил на малолетнюю дочку всю домашнюю работу?

Роми отрицательно замотала головой.

– Это была его не вина, а скорее беда! – с горячностью заявила она. – Папа впал в хроническую депрессию. А когда мне исполнилось пятнадцать, он упал со строительных лесов и с тех пор прикован к инвалидной коляске. Нетрудно представить, как человек после такого несчастья должен относиться к жизни, в которой ему никогда и ни в чем не везет.

– Представить нетрудно, – кивнул угрюмо Клод. – Хотя, как мне кажется, ему совершенно определенно повезло с дочерью...

Роми покраснела и поспешила продолжить:

– Он обожал мою мать. Боготворил. Несмотря ни на что! По вечерам мы сидели вдвоем, и он рассказывал о вечеринках, на которых они были вместе, о том, как она притягивала к себе людей, какая она остроумная, пленительная, ошеломляюще красивая. – Роми грустно улыбнулась. – Только зачем я вам все это рассказываю? Вы с ней встречались и знаете ее лучше меня.

Она с затаенной надеждой взглянула на него, словно ожидая продолжения, но Ларош лишь уклончиво кивнул в ответ.

– Да, я с ней встречался, – сказал он. – Но из ваших слов получается, что именно она, а не какие-нибудь иные обстоятельства сломила у вашего отца волю к жизни и стала виновницей его затяжной депрессии.

– Нет, нет и нет! Папа постоянно повторял, что сломила его любовь. Но эта же самая любовь подарила ему чудесные воспоминания о прошлом – воспоминания, которыми он живет теперь, парализованный, лишенный возможности жить полнокровной жизнью. Неужели, по-вашему, человек, способный любить так сильно, не заслуживает восхищения?

– Скорее достойна восхищения ваша преданность и любовь к нему. Или сожаления – ваша слепота. Выбирайте на свой вкус, – негромко сказал Клод. – То, что разрушает, заслуживает только осуждения! Любовь должна окрылять, придавать силы, помогать человеку, реализоваться в этой жизни. Ваша мать всецело завладела вашим отцом, околдовала его, и он потерял волю к жизни. Конечно, в силу долга нам следует относиться к родителям с любовью, но если трезво взглянуть на то, что они подчас представляют собой на практике... – А это, уж извините, не ваше дело! —вспыхнула Роми и, круто развернувшись, двинулась на кухню.

Выпью чая, немного успокоюсь, сказала она себе. Молока в холодильнике, разумеется, не оказалось, как и многого другого, и она с расстройства бухнула в кружку двойную порцию сахара.

В дверях появился Клод, и девушка окатила его ненавидящим взглядом.

– Я вас попрошу впредь никогда не говорить о моих родителях в подобном тоне! – бросила она.

Клод прошел на кухню и с некоторой опаской присел на расшатанный стул.

– К сожалению, не могу обещать вам этого, – сообщил он.– По крайней мере, в отношении Софии Стэнфорд.

Отвернувшись от него, Роми опустилась в кресло напротив и, взяв в руки кружку с чаем, внимательно осмотрела кухню. То, что она увидела, не обрадовало ее: скатерть в масляных пятнах, остатки последнего ужина матери на столе, в старинной мраморной раковине грязная посуда.

– Ваша матушка явно покинула дом в спешке, – прокомментировал Клод, неотрывно наблюдавший за Роми.

– Бедная мама! До какой степени ее должны были здесь запугать!

У Роми к горлу подступил комок. Господи, подумала она, что же я скажу теперь папе? Как я объясню ему все это? Она вдруг почувствовала себя невероятно одинокой, усталой и... зверски голодной.

– Поесть тут, надо полагать, совершенно нечего, – удрученно протянула она.

Клод легко поднялся из кресла и подошел к буфету.

– Продуктов здесь, конечно, кот наплакал. Из того, что Бог послал, – засохший хлеб, банка консервированных огурцов и томатов. А вот и рыбные консервы. Отлично! Если вас устроит, я могу приготовить паштет из анчоусов с томатным соусом.

Я могу приготовить! Это он-то, аристократ и пижон, который вряд ли представляет, с какой стороны подступиться к кастрюле? Впрочем, как ни удивлена была Роми его заявлением, она чувствовала себя слишком усталой, чтобы вдаваться в ненужные споры.

– Уговорили! Паштет так паштет. Заранее признательна.

– А вы уже подумали, где будете ночевать сегодня? – спросил ее Клод и поставил кастрюлю с водой на газовую плиту.

– Разумеется, здесь, где же еще?

– В таком случае, с вашего разрешения, я попозже проверю, что творится наверху. Устали?

– Смертельно, – призналась Роми. – Целую неделю не спала толком, волновалась, собиралась в поездку, и вот... Ой, что вы делаете, Клод?

– Ничего особенного, – тихо сказал он, гладя ее по волосам.

С чего это вдруг я позволяю так много человеку, который ненавидит мою мать, – сонно подумала Роми. И почему сейчас это не имеет для меня никакого значения?..

– Вообще-то это совершенно не в моем стиле – бросаться в объятия первого встречного, – на всякий случай сообщила она.

– Рад слышать, что я для вас не первый встречный, – улыбнулся Клод. – И ни о чем не беспокойтесь – еда, сон, и вы снова будете в форме.

Голос его подействовал на Роми гипнотизирующе. Всхлипнув, она прижалась щекой к его груди.

– Что-то я совсем расклеилась, – с виноватой улыбкой пробормотала она.

– Оно и неудивительно. А раз так, разговор мы продолжим завтра. Сейчас – ужин, затем баиньки.

– Угу, – невольно засмеявшись, пробормотала она. – Я вам так благодарна, Клод!

Роми с благодарной улыбкой приподняла голову и вдруг ужаснулась. Она совсем забыла, что подвела ресницы тушью, и, сама того не заметив, замарала белоснежную рубашку Клода.

– Бога ради, простите! – в испуге воскликнула она. – Чуть ли не впервые в жизни решила воспользоваться косметикой, и... Понимаете, я все-таки собиралась на встречу не с кем-нибудь, а с матерью. Папа без конца говорил, какая она красивая, и я не хотела ударить лицом... Ну что вы смеетесь? Что такого забавного я сказала?

Клод небрежно достал из кармана носовой платок, смочил его под краном и осторожно провел им по ее лицу.

– Рубашка – ерунда, а вот лицо у вас в разводах от туши, – сказал он, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

Впрочем, обтирал он ее лицо с такой нежностью и заботливостью, которую впору было ожидать от матери Терезы и ее сестер милосердия. Может быть, я уже сплю? – рассеянно подумала Роми.

– Вы не стесняйтесь, – сказала она со вздохом, – смейтесь в открытую. Я же вижу, как подрагивают у вас плечи. Я давно уже привыкла, что надо мной смеются.

– Я смеюсь вовсе не над вами, – добродушно уточнил Клод. – В вашем положении, когда впору весь свет послать в тартарары, вы находите силы побеспокоиться о моей испачканной рубашке.

– Значит, вы не представляете, что это такое – трястись над каждым счетом из прачечной или химчистки и беречь одежду, как зеницу ока, дабы избежать лишних трат, – пробормотала Роми. – А впрочем, откуда вам, аристократу, знать наши проблемы?

– Что такое безденежье, я знаю не понаслышке, – неожиданно серьезным тоном отозвался Клод.

– Интересно, откуда? – сказала Роми и, не получив ответа, добавила: – Еще раз извините, что испортила вашу рубашку.

Клод безразлично пожал плечами.

– Отстирается. Вы не первая особа женского пола, оставляющая у меня на груди следы своей косметики.

Не сомневаюсь, подумала Роми, неожиданно почувствовав себя уязвленной. Такой-то красавец! Вероятно, не один десяток женщин рыдало, смеялось и засыпало в его жарких объятиях.

– Интересно, – сказала она, наблюдая, как он с проворством заправского повара шинкует на доске луковицу, случайно найденную на нижней полке буфета. – Где вы научились так ловко резать овощи?

– В кухне одного из придорожных ресторанчиков неподалеку от Батон-Ружа, штат Луизиана.!

Роми хихикнула от неожиданности:

– Вы и кухня придорожного ресторана? Клод кивнул:

– Видите ли, Роми, я...

Он не успел закончить свою мысль, потому что раздался звонок с аппарата, висевшего на стене.

– Ой, это мама, – встрепенулась Роми.

– Нет-нет, это, скорее всего меня! – воскликнул Клод и первым подбежал к аппарату. – Да, дорогая, часа через полтора... Так и быть, принеси из погреба бутылку шампанского... – Голос у него стал мягким и бархатистым. – Просто так – устроим маленький семейный праздник.

Роми вжалась в кресло, готовая, провалиться сквозь землю от неловкости. Интимные разговоры чужих людей всегда ей были в тягость, а сегодня особенно. Жена? – мелькнула у нее мысль. Но почему тогда у него на пальце нет обручального кольца? Любовница? Кто бы это ни был, Роми от души пожалела ее. Клод Ла-рош, насколько она могла судить, подобно своему отцу не ставил верность на первое место в списке своих принципов.

Клод издал смешок, низкий и, как показалось Роми, очень сексуальный, а затем повесил трубку.

– Извините, но по этому номеру телефона когда-то можно было найти моего отца. А теперь вот нашли и меня, – стал оправдываться перед Роми Клод.

– Да-да, конечно, – сухо ответила Роми. Ее воображение мгновенно нарисовало картину: ослепительная красавица в бархатном черном платье соединяет свой бокал с бокалом Клода, они пьют за здоровье друг друга шампанское и соскальзывают на атласные простыни... – Вам пора идти. Шампанское выдохнется. И не только шампанское...

Клода почему-то развеселили ее слова.

– О шампанском можете не беспокоиться, его в погребе, слава Богу, более чем достаточно. О Сильви – тем более. Небольшой урок пойдет этой капризной девице только на пользу.

У Роми мгновенно испортилось настроение, и Клод мгновенно почувствовал это.

– Сильви норовит всех подчинить своим капризам, – пояснил он. – Боюсь, что это самая своенравная особа из всех, кого я знаю. Я всячески пытаюсь вбить в ее непутевую и красивую головенку, что помимо нее существуют и другие люди, но, кажется, не очень в этом преуспел...

– Сочувствую, – фыркнула Роми, отвернувшись. – Тем более вам пора идти и заняться воспитанием вашей... Сильви.

Клод, однако, никуда не спешил уходить. Он стоял, склонившись над плитой, гремел сковородкой, что-то перемешивал в миске, что-то подсыпал, пробовал на вкус и снова перемешивал.

– Уже несколько лет ничего не готовил, – радостно сообщил он, и глаза его светились при этом самым настоящим счастьем. – Оказывается, ничего не забыл. Давно не испытывал такого удовольствия.

– Искренне за вас рада, – с кислым выражением лица ответила Роми.

– Если и в самом деле рады, то утром, надеюсь, я смогу увидеть это по вашему личику, – игриво отозвался Клод. – Проснетесь и сами себя не узнаете!

– Это, в каком смысле? – с подозрением в голосе спросила Роми.

– В самом лучшем, – рассмеялся Клод, высыпал содержимое сковородки в кастрюлю и включил конфорку на полную мощность. – И вообще, не советую вам хмуриться.

– А вы мне не указывайте! – еще больше насупилась Роми. – Я сама себе хозяйка, что хочу, то и делаю.

– Ну, разумеется! – улыбнулся Клод. – Просто мне показалось, что такую атласную и нежную кожу, как у вас, следует лелеять и холить и ни в коем случае не портить морщинами. А вы хмуритесь. Боже, теперь она вообще стала темнее тучи! Нет, положительно мне придется остаться, чтобы хоть как-то развеселить вас.

– Не стоит беспокоиться! – непреклонно заявила Роми, чувствуя, что его флирт начинает выводить ее из себя. – Буду сама себе рассказывать анекдоты и хохотать над ними. И вообще, сразу после ужина я сразу же отправлюсь в постель.

Глаза Клода озорно заблестели, и Роми поспешила уточнить:

– Если вы останетесь, я не смогу выспаться... Лицо Клода стало непроницаемым.

– Я вас попрошу время от времени помешивать соус, пока я занесу ваш багаж наверх, – распорядился он.

Он быстро вышел из кухни, и Роми, пунцовая, как рак, осталась наедине с собой. Если в какой-то момент у нее и зародились подозрения, что Клод проявляет к ней чисто мужской интерес, то теперь они развеялись совершенно. Стильная стрижка, дорогие кожаные брюки, классный мотоцикл и прочие атрибуты богатой раскованной иностранки не имели никакого значения для принца, которого ждали роскошный стол, шампанское, красавица Сильви и постель с атласными простынями.

Только совершенная дурочка могла принять за чистую монету любезность постороннего человека, взявшегося показать ей дорогу в незнакомом месте. Разве не продемонстрировал ей реставратор Питер, что красивым мужчинам она абсолютно не интересна? А уж насчет того, чтобы доверять им...

Роми застонала, словно заново переживая нанесенное ей тогда оскорбление.

...Проработав после школы около года раздатчицей в «Макдоналдсе», Роми присоединилась к бригаде реставраторов, трудившихся над восстановлением колокольни XVI века на окраине Бристоля. Кем только она тогда ни работала, пока не пришла к окончательному решению специализироваться в области резьбы по дереву.

Питер ОТул – рыжеволосый, красивый, самоуверенный ирландец лет двадцати пяти – был руководителем реставрационных работ.

Почему ей взбрело в голову, что он с интересом поглядывает на нее – близорукую толстушку с невыразительным, как ей всегда казалось, лицом, одевавшуюся по причине недостатка денег в бесформенные платья? Но в тот вечер, когда он пригласил ее поужинать и признался, что ему по вкусу пухленькие девочки, она поверила ему как самой себе! Вино и веселая легкая болтовня вскружили ей голову, и дальше из нее можно было веревки вить! Разумеется, Питеру после этого ничего не стоило уговорить ее лечь с ним в постель. А на следующий день она случайно подслушала разговор и узнала, что Питер поспорил с парнями из бригады, что сумеет без особого труда совратить ее.

Она ревела всю ночь напролет. Увидев утром в зеркале свое раскрасневшееся опухшее от слез лицо, она прокляла себя за бредовую мысль о том, что может понравиться хоть кому-то на этом свете, ибо она была, есть и навсегда останется, никому не нужной дурнушкой.

О том, что Питер ОТул выиграл спор, вскоре знала вся бригада. Куда бы она ни пришла, кровельщики, каменщики, плотники, садовники, штукатуры, багетчики глумливо ухмылялись и за ее спиной показывали на нее пальцем.

Роми пришлось уйти из реставрационной бригады, и на сегодняшний день она не имела постоянной работы, довольствуясь лишь случайными заработками. От влечения к Питеру, разумеется, не осталось и следа. К тому же с тех пор привычка встречать в штыки любую попытку ухаживания закрепилась за ней...

В кухне стало удивительно тихо. Казалось, с уходом Клода Лароша из этого места ушла вся жизненная энергия и воцарилась пустота. Помешав содержимое кастрюли и проглотив слюнки от распространявшегося вместе с паром умопомрачительного аромата, Роми устало села за стол и опустила голову на руки...

...И очнулась оттого, что чья-то рука осторожно коснулась ее плеча.

– Ну, что еще?.. – недовольно пробормотала она, поднимая сонное лицо.

– Стол накрыт, и я ухожу, – сказал ей на ухо Клод. – Кровать наверху я на всякий случай застелил, – вы уж меня простите. Надеюсь, вы справитесь с остальным сами?

Роми вяло кивнула и чуть ожила, увидев, что прямо перед ней стоит тарелка с паштетом и соусница с ложкой, а ноздри щекочет, совершенно божественный запах неведомого ей яства.

– Боже, как я проголодалась! – вырвалось у нее.

Вспомнив про Клода, она покосилась на него и обнаружила, что он навис над нею и, снисходительно улыбаясь, чего-то ждет.

– Спасибо за все! – на всякий случай сказала она. – Не знаю, чем я заслужила такое внимание, но все равно я вам страшно благодарна за помощь!

– Разве я мог оставить одинокую беззащитную девушку один на один с ее бедой? Я перестал бы себя уважать после этого, – с легкой хрипотцой в голосе произнес он. – Утром я вас проведаю...

– Нет! – отрицательно мотнула головой Роми. – Я вам этого не разрешаю. Вы не должны...

– Итак, до утра! – невозмутимо сказал он и поймал ее за руки.

Роми словно жаром опалило, она вырвалась, а с губ само собой слетело упрямое:

– Нет, я не разрешаю! Клод чуть пожал плечами:

– Есть такая вещь, моя милая, как чувство долга. А потом в душе я самым корыстным образом рассчитываю на ответный жест с вашей стороны...

Роми густо покраснела. Человека ждет дома неотразимая красавица Сильви, а он делает двусмысленные намеки другой женщине. Неужели все мужчины думают только об одном? – с тоской подумала она и, прокашлявшись, ответила:

– Боюсь, мне нечем вас отблагодарить.

– Как знать, как знать, – многозначительно ответил Клод. – Сладких вам снов, Роми Стэнфорд, и до утра!

Утро для Роми началось с того, что в самую глубь ее сна ворвался настойчивый звонок телефона. Еще не вполне проснувшись, она соскочила с постели, слетела вниз по деревянной скрипучей лестнице и вбежала на кухню. Контактные линзы она впопыхах, разумеется, не успела надеть, так что не сразу поняла, что темное пятно на стене и есть тот самый старомодный телефонный аппарат, который она искала.

Найдя на ощупь телефонную трубку, она прижала ее к уху и воскликнула:

– Алло!

– Дорогая моя! – ворвался в комнату материнский голос – теплый, игривый, чуть хрипловатый. Роми замерла. – Отчего ты так долго не брала трубку? Впрочем, ладно, не в этом дело. Слушай меня внимательно и не прерывай: за разговор платит твой отец.

– Отец? – изумленно воскликнула Роми. Неужели это возможно? – подумала она и спросила: – Ты с папой?

– Слушай и не перебивай, – нетерпеливо прервала ее София. – Мне, конечно, очень жаль, что я не смогла встретить тебя, но пришлось срочно перебираться в Англию. Никому об этом не говори! Поняла? Никому! Обещай мне!

– Если ты просишь, то конечно, – растерянно ответила Роми.

– Ты ведь все равно собиралась на какое-то время остановиться у меня? В любом случае тебе придется присмотреть за коттеджами, – тараторила без передышки София. – Теперь они твои, и, стало быть, у тебя будет больше заинтересованности в этом. Принимай приезжающих туристов-квартирантов, если таковые появятся, проблемы постарайся разрешить самостоятельно. Ты ведь взрослая девочка. Обо всем, что сделала, расскажешь мне потом. Ты ведь не подведешь меня, Роми?

– Разумеется, но...

– И самое главное, дитя мое! Если встретишь человека по фамилии Ларош, держись от него, как можно дальше!

– Ларош? – ошеломленно переспросила Роми.

– Клод де Ларош. Он сущая свинья! – бушевала мать. – Дьявол с улыбкой херувима. Он хочет заполучить мои дома, Роми. Не дай ему сделать этого. Они твои, поняла? Ты не должна продавать их ему.

– О Боже! – У Роми все перепуталось в голове, и она уже ничего не понимала. – Но почему я не должна?..

– Не должна и все! – визгливо крикнула София. – Ни за что и никогда!

– Ладно, ладно! – поспешила успокоить ее Роми, испугавшись, что у матери произойдет нервный срыв, если она начнет спорить. – Тебе известно о нем что-то неприглядное?

Мать фыркнула.

– Много чего! Он приходил и пытался запугать меня. Остерегайся его, доченька! Он жаден и злопамятен, он хочет погубить меня. Не забудь: тебе неизвестно, где я. Я хочу отвезти твоего отца на море, так что не звони и не пиши, все равно нас не застанешь. Мы свяжемся с тобой сами. Я пока еще точно не решила, куда мы отправимся.

– Но как же мне?..

– Все, все, я вешаю трубку. Пока, дорогая. Держись и не сдавайся! Хорошо?

– Мама!..

Щелчок, и молчание на противоположном конце провода. Роми положила трубку на место, чувствуя обиду и облегчение в одно и то же время. У нее была куча вопросов к матери, но та не дала ей и слова вставить. Роми несколько задело то, что мать, по-видимому, до сих пор держит ее за ребенка. Неудивительно. Она ведь не видела ее столько лет! Похоже, Роми придется проторчать здесь какое-то время как неожиданной владелице трех домов, на которые она никогда не претендовала, как не претендовала и на кредиторов, возможно, уже столпившихся за порогом. Вряд ли эти джентльмены обрадуются, обнаружив в ее лице новую владелицу коттеджей. И почему мать не предупредила, каким претензиям ей при случае придется противостоять?

Зато – и это важнее всего на свете! – ее родители отныне вместе, а значит, не придется пугать отца сообщением о том, что желанная встреча с Софией не состоялась. Юджин, должно быть, сейчас на седьмом небе от счастья, да и мать, вопреки опасениям Роми, вне всякой опасности.

Правда, появилась новая проблема – Клод де Ларош. Двуличный хищник, коварный волк, в шкуре овцы. А как он вчера любезничал с нею! Непонятно, правда, за что он так ненавидит ее мать? И как понимать эти слова: «Дьявол с улыбкой херувима»? Прямо приговор какой-то!

Ну что же, чутье все-таки не подвело ее. Он с самого начала показался ей скрытным, двуличным, если угодно. Глаза Роми сузились. А что, если этот тип любезничал с нею, чтобы притупить ее бдительность, а затем купить эти три дома по бросовой цене?

Если так, она будет бежать от него как от чумы. Главное сейчас – твердость, холод и презрение, ну а потом... Потом мать снова свяжется с ней, и объяснит наконец, что происходит.

Роми неожиданно пробил озноб. Она вдруг ощутила, что в помещении прохладно, а она одета лишь в длинную, по колено, футболку, которую использовала в качестве ночной рубашки.

Лучи солнца, пробиваясь сквозь грязные стекла окон, пронзали полумрак комнаты, словно ослепительные шпаги, и Роми страстно захотелось вырваться из плена этих мрачных стен на волю.

Помянув недобрым словом собственную близорукость, она нащупала ручку двери, распахнув ее, переступила через порог и... словно нырнула в теплую океанскую волну. Повернув лицо к ослепительно сияющему на небе диску солнца, она подставила тело горячим, живительным лучам. Вокруг нее щебетали птицы, аромат цветов кружил голову и пьянил. Какое блаженство!

Прищурившись и оглядевшись, Роми сделала другое великое открытие: сбоку от кирпичной дорожки к деревьям был подвешен гамак.

– Вот это жизнь! – пробормотала она, забравшись в гамак и подставляя тело теплому ветерку.

– Всю жизнь мечтал вот так проводить время! – неожиданно раздался за ее спиной уже знакомый насмешливый голос.

– Клод! – взвизгнула Роми и, попытавшись соскочить с гамака на землю, шлепнулась на траву, в то время, как ноги остались запутанными в гамаке!

– Потрясающий кульбит! – аплодируя, воскликнул Клод. – Браво! Помочь чем-нибудь?

– Вот еще! – прошипела Роми. Убью его! – подумала она. Как только поднимусь на ноги. Если только поднимусь! – Как вы прошли сюда?

– Через заднюю калитку, – жизнерадостно сообщил Клод. – Я подозревал, что вам с утра захочется принять солнечную ванну, и не ошибся.

Роми, близоруко прищурившись, оглянулась.

– Я не вижу никакой калитки, – сообщила она.

– С самого края, за кустом шиповника, – издав смешок, сказал он. – По-прежнему ничего не видите?

– Я ограду-то с трудом различаю, а вы говорите – калитка!– огрызнулась Роми.

– Не видите?.. Странно!

– Ничего странного! – мрачно ответила Роми. – Вам бы так свалиться! Меня, может быть, в гипс закатывать впору, а вам хиханьки да хаханьки!

Клод от души расхохотался.

– Не будем преувеличивать масштабы трагедии. Кстати, – сказал он, наклонившись к ней, – не сожгите на солнце эту парочку белоснежных помпончиков. В целях профилактики могу предложить свой солнцезащитный крем. Сбегать за ним?

Роми словно молнией ударило. Только сейчас она поняла, что все это время, сама того не замечая, сияла на всю округу своими пышными ягодицами.

– Отвернитесь, бесстыдник! – воскликнула она, безуспешно прикрывая зад футболкой. – И прекратите смеяться! Не вижу ничего смешного.

—Да, конечно, – согласился Клод, успокаиваясь, и вытирая выступившие на глаза от смеха слезы. – Это не смешно. Скорее – прекрасно.

Роми захотелось что-нибудь швырнуть ему в лицо – горсть земли, например, но в ее состоянии сделать это было невозможно.

– Я рада, что понравилась вам, – злобно прошипела она.

– Да, роль Белоснежки вам удается просто блестяще!

Роми лишь презрительно фыркнула. Насколько она помнила, Белоснежка из сказки не носила дешевых футболок, и не сверкала голой задницей перед всем честным народом. А самое главное, к ней пришел, в конце концов, чтобы поцеловать ее и пробудить ото сна, прекрасный сказочный принц...

– Могу я вас попросить на время отвернуться, пока я буду выпутываться из гамака! – спросила она спокойно и твердо.

– Могу предложить свою помощь, – понизив голос, сказал Клод. – Давайте руку!

– Сама справлюсь! – с достоинством ответила Роми. – Если вы действительно желаете мне помочь, то лучше сходите в спальню и отыщите на столике возле кровати маленькую серую коробочку. Там у меня контактные линзы. И нельзя ли побыстрее?

– Как прикажете, Белоснежка!

Как только Клод скрылся в доме, Роми торопливо стала вызволять ноги из веревок, одновременно планируя свой сегодняшний день. Первым дедом надо было найти дарственную, о которой написала в записке мать, и все прочие документы. Но сперва, не мешало бы принять душ, позавтракать и, разумеется, одеться. А уж после всего этого можно будет обследовать коттеджи, проверить, все ли в порядке у отдыхающих пансиона, если таковые обнаружатся, закупить продукты и устроить генеральную уборку...

Послышались шаги – Клод возвращался.

– Контактные линзы, как вы и просили, – чинно произнес он. – Я их положил на поднос, чтобы вы невзначай не уронили их в траву и не искали еще полчаса, ползая по траве на коленях... Хотя интересно было бы снова взглянуть...

– Не рассчитывайте! – отрезала Роми. – Поднесите их поближе.

– Вы снова вернетесь в гамак или выберете шезлонг? Дело в том, что стоя проделывать такую манипуляцию, как мне кажется, не вполне удобно...

– Так это шезлонг! – сказала Роми, поняв, наконец, что означает большое белое пятно в нескольких шагах от нее.

– Разрешите все-таки предложить вам руку и довести вас до него. Впереди ирисы, и, чтобы их не потоптать... Вот и хорошо! Осторожнее, не споткнитесь о столик. А вот теперь можно садиться!

– Спасибо, – пробормотала Роми, усевшись в шезлонг и натянув футболку до колен.

Было что-то странное в ситуации, когда она сидит перед одетым мужчиной в неглиже, а он пользуясь ее временной слепотой, может рассматривать ее со всей бесцеремонностью, на которую способны мужчины.

Обнаружив перед собой на столике поднос, она быстро извлекла из коробочки линзы, вставила их в глаза, и – ура! – мир снова обрел резкость.

Роми недружелюбно взглянула на Клода, хотела, было сказать ему что-нибудь язвительное, да так и застыла с разинутым ртом.

Он был сегодня ошеломляюще красив: гибкий, сильный, загорелый, с влажно поблескивающими, видимо после утреннего душа, волосами. На нем была ослепительно белая свободная рубашка-поло с закатанными до локтей рукавами и мягкие голубые джинсы...

Ого-го! – воскликнула про себя Роми. Ну и фрукт мне попался!

– Я никак не могу оторваться от ваших глаз, – сообщил Клод, сверкая белозубой улыбкой. – Любуюсь и горжусь! Как-никак, но я тоже внес свою лепту в эту очаровательную картину.

– Только не надо заговаривать мне зубы, – отбрила, его Роми и решительно поднялась из кресла. – Терпеть не могу мужских приставаний!

– Могу ли я понимать ваши слова так, что у вас уже есть любимый? – живо поинтересовался Клод. Казалось, в случае отрицательного ответа он готов был немедленно предложить свои услуги.

– Нет у меня никакого любимого, и я не собираюсь в ближайшее время им обзаводиться! – охладила его пыл Роми. – А теперь, – заявила она, – я иду переодеваться и надеюсь, что к моему возвращению вас и след простынет!

– Как вы неучтивы! Может, сначала позавтракаете? – ничуть не смутившись, произнес Клод и водрузил на плетеный столик возле шезлонга целлофановый пакет с продуктами. – У меня тут всякая ерунда: круассаны с шоколадной начинкой, джем, пакет молотого кофе, фрукты...

– Минутку, минутку!.. – воскликнула она, сглотнув слюнки. – Вам не кажется, что ваша забота обо мне выходит за рамки здравого смысла, не говоря уже о приличиях?

– Зато не выходит за рамки здорового аппетита! – подмигнул ей Клод. – А объяснение... Примите на веру, что мне искренне хочется, чтобы вы, моя гостья, чувствовали себя в моих владениях, как можно комфортнее!

В моих владениях!.. Самомнения этому красавцу явно не занимать. Вообще-то Роми следовало прекратить разговор и поставить на их отношениях точку, но у Клода на руках был неотразимый козырь – источающие аромат, соблазняющие одним своим видом яства, и Роми дрогнула.

В конце концов, здраво рассудила она, позволяла же я ему безнаказанно флиртовать со мной вчера? Да, мать наказала ей не приближаться к этому типу ближе, чем на пушечный выстрел. Но если он и в самом деле замышляет в отношении ее что-то недоброе, то не лучше ли уже сейчас получить о его коварных замыслах хоть какое-то представление.

– Ну что ж, – сказала она с достоинством, – с моей стороны было бы верхом неблагодарности отвергнуть такой знак внимания.Приглашаю и вас разделить со мной трапезу.

– Рад, что сумел убедить вас, – широко улыбнулся Клод.

– Это не вы уговорили, а круассаны с шоколадной начинкой, – уточнила Роми, и… Клод добродушно рассмеялся.– Пойду, переоденусь, – чопорно сказала она. – А вас, если нетрудно, попросила бы за это время сварить кофе.

– Никаких проблем, – успокоил ее он.

– У меня есть к вам пара-другая нелицеприятных вопросов, – объявила Роми, переступив, уже одетая, порог кухни.

Клод, накрывавший на стол, как ей показалось, слегка насторожился.

– Валяйте! – сказал он небрежным тоном. Облаченная в желтую хлопчатобумажную юбку чуть ниже колен и ярко-зеленую блузку, Роми чинно уселась в кресло, отломила половинку круассана и намазала на него изрядную порцию масла.

– Зачем вы записали номер моего мотоцикла во время нашей первой встречи? – спросила она в упор.

– У французов есть свой национальный аналог британской привычки подглядывания за соседями, – мгновенно ответил Клод. – На незнакомых людей и машины с неместными номерами здесь сразу же обращают внимание – просто так, на всякий случай. В целях предосторожности, если хотите. Мало ли кем может оказаться этот человек – взломщиком, выехавшим на дело, беглым преступником...

Роми скептически хмыкнула: на кого-кого, но на взломщика или беглого преступника она никак не походила.

– И чем же вы, месье де Ларош, намерены заниматься в разгар туристского сезона? – невинно поинтересовалась она. – Будете целыми днями записывать номера всех проезжающих через ваши владения автомашин?

– С туристами в настоящее время негусто, – ответил Клод, – и это одна из причин царящего здесь упадка. А раз так, вопрос о моей занятости снимается с повестки дня. О чем еще вы хотели меня спросить?

Ужасный человек, подумала Роми. Ни словом не проговорился о своих истинных намерениях. Как же все-таки заставить его проболтаться?

– Мне показалось странным, что вы фотографируете поселок, которым можете любоваться каждый день, – попробовала она зайти с другой стороны. – А вам самому это не кажется странным?

Клод кинул в рот несколько виноградин.

– Все очень просто, – легко отозвался он. – Я намереваюсь приступить к реставрации поселка и хочу сравнить его вид до и после проведенных работ. – Он усмехнулся при виде того, как вытянулось лицо девушки.– Я не планирую превратить Ла-Рош в бизнес-центр, – успокоил он ее. – Никаких офисных зданий с тонированными стеклами... Преимущественно реставрация фасадов плюс подведение коммуникаций и капитальный ремонт зданий.

Роми снова разинула, рот от удивления, но тут же себя одернула. Опомнись! – сказала она себе. Перед тобой сидит хищник, а ты уже готова купиться на красивые слова, искренность которых надо еще трижды проверить.

– Скажите, – небрежно поинтересовалась она, – вы собираетесь реконструировать весь поселок?

– Я выиграл грант французского правительства на реконструкцию исторических памятников, – сообщил ей Клод. – Кроме того, у меня есть и кое-какие свои сбережения пусть и не такие большие, как хотелось бы. – Разумеется, речь идет о комплексной реконструкции.

Глаза Роми округлились.

– Впечатляет, – восхищенно покачала она головой. – Местные жители будут на вас молиться!

– Боюсь, что уже начали хотя еще ничего толком не сделано. Если честно такое отношение ко мне начинает меня смущать. – По сути я всего лишь исправляю то, что натворил мой отец, а люди между тем, таки норовят всучить мне подарки, по виду напоминаю средневековый оброк.

– И что это за подарки? – полюбопытствовала Роми.

– Мой холодильник забит под завязку тушками цыплят и яйцами, и я уже начал раздавать эту снедь всем, кто подвернется под руку. – Но это самый простой вариант а, вот что прикажете делать с корзиной спаржи? – спросил он.

Съесть на пару с красавицей Сильви зловредно подумала Роми, но вслух проворковала:

– Вы могли бы открыть торговлю на местном рынке. – И она хихикнула, представив себе элегантного денди Клода де Лароша в роли базарного торговца.

– А у меня не возникло ничего оригинальнее, чем передать спаржу в приют для сирот, – произнес Клод с непроницаемым, как у игрока в покер, лицом. – Что вы мне посоветуете?

Роми напустила на себя суровый вид, хотя в душе давно уже наслаждалась общением с этим остроумным, веселым, обаятельным и легким на ответ человеком.

– Сомневаюсь, что спаржа так уж необходима в приюте, – сказала она. – А вот яйца и цыплячьи тушки пошлите детишкам непременно.

Она нежно улыбнулась Клоду, совершенно обезоруженная обаянием этого мужчины, но тут же вспомнила, что перед ней сидит враг в маске друга и она должна разоблачить его.

– В связи с предстоящими расходами вам, наверное, придется взвинтить арендную плату для жителей поселка? – деловито спросила она.

– Совсем наоборот, – покачал головой Ла-рош. – Я вынужден до завершения реконструкции освободить жителей от всех платежей. Во-первых, нельзя требовать молока с тощей коровы, а во-вторых, и это для меня основное, поселок довел до упадка мой отец, а потому я считаю, для себя долгом чести исправить положение своими силами и средствами.

Все это звучало слишком красиво, чтобы быть правдой, и Роми приободрилась. Самое главное заключалось в том, чтобы не поддаваться сентиментальности, к которой она была склонна по природе своей. Надо было заставить Клода выложить все карты, а уже затем хладнокровно отвергнуть его притязания на теперь уже ее недвижимость.

– Расскажите мне поподробнее о своих планах, – сладко улыбнувшись, попросила она. – Вы так меня заинтриговали, что я вся прямо-таки сгораю от любопытства!

Очевидно, она переиграла, потому что в глазах сидящего напротив нее мужчины на мгновение мелькнула усмешка.

– Те, кто завидует моему наследству, вряд ли подозревают, как это дьявольски сложно – быть ответственным за судьбы нескольких сотен людей, проживающих в этом поселке. Чтобы осуществить все свои планы, мне необходимо обновить церковь, реконструировать и расширить рынок, привести в порядок крыши, сточные канавы, дымоходы, мостовые...

– Но это же адский труд! Я уж не говорю о деньгах, – с невольным сочувствием воскликнула Роми. – И охота вам тратить годы своей жизни на такую тяжелую рутинную работу? Неужели вам не хотелось бы заняться чем-нибудь более увлекательным?

– А для меня это и есть самое увлекательное дело на свете, – горячо ответил Клод и поймал девушку за руку. – Видите ли, Роми, как бы высокопарно это ни звучало, но я действительно хочу оставить здесь по себе добрую память и след, который не сотрется в веках!

Роми посмотрела на Клода с неподдельным восхищением, а прикосновение его руки так взволновало ее, что сердце девушки сладко заныло. Все это было удивительно некстати.

– А вы не боитесь в горячке переустройства нарушить историческое своеобразие Ла-Роша? – громко спросила она, осторожно высвободив свою руку из пальцев Клода.

Он снисходительно улыбнулся.

– Ничуть. Да и вообще, реставрация поселка – ерунда по сравнению с...

Он сделал паузу.

– По сравнению с чем? – не выдержав, спросила Роми.

– По сравнению с возрождением души, – сказал он загадочно.

– Это как сказать, – усмехнулась Роми. – Вы, наверное, сами недостаточно отчетливо представляете, сколько препятствий придется преодолеть для того, чтобы отреставрировать поселок.

Клод покачал головой.

– Что касается Ла-Роша, за него можете не беспокоиться, – твердо сказал он. – Его уникальная красота будет сохранена. Кстати, как вы относитесь к красоте?

– Не все то золото, что блестит, – неохотно откликнулась Роми, вспомнив ирландца Питера. – Но это скорее касается людей и никак не относится к предметам искусства или памятникам старины.

– Я рад найти в вас единомышленника. Хочу, чтобы поселок Ла-Рош простоял еще шесть веков, но для этого в него надо вдохнуть новую жизнь. Для местных жителей это будет целая революция со всеми ее издержками, для меня – нескончаемая головная боль, но дело того стоит. На карту поставлена репутация нашего рода. Что вы по этому поводу думаете?

Роми несколько удивилась, что его интересует ее мнение. Из слов Клода вытекало, что он человек честный и благородный. Но не могла же ее мать сознательно оболгать невинного человека?

– Очень много высоких слов, – призналась она. – Не находите?

– Обстановка располагает! Сияние солнца, аромат цветов, круассан с шоколадом, красивая женщина напротив...

Красивый и сексуальный мужчина рядом с ней, мысленно добавила Роми. С чего это вдруг он назвал меня красивой? Чем дальше, тем больше выдает себя. Лицемер!

– Не боитесь утонуть в пышных словесах? – спросила она сухо.

– С большей охотой утонул бы в ваших огромных глазах...

Роми покраснела, не найдя подходящего ответа. Особая пикантность ситуации заключалась в том, что желания их совпадали с той разницей, что он всего лишь развлекался и говорил ничего не значащие комплименты, а она действительно уже начинала терять голову в присутствии мужчины, который, скорее всего, хотел использовать ее. Потупив глаза, она поковыряла ложечкой мармелад в блюдце, как вдруг в голову ей пришел простой, можно сказать, элементарный вопрос, который как рентгеном высвечивал истинные намерения этого человека.

– А что будет со Старой Кондитерской? – спросила она. – Она включена в ваш генеральный план реконструкции?

Клод развел руками.

– Поймите меня правильно. Эти три коттеджа единственные во всем поселке находятся не в моей собственности, а потому я не могу включить их в план.

Роми почувствовала разочарование. Было бы лучше, если бы Клод де Ларош разыграл роль филантропа до самого конца, даже если потом все это оказалось бы не более чем болтовней. Но он предпочел сразу перевести разговор на деловую почву. Что ж, это было его законное право.

Она пригубила кофе из чашки, молча дожевала круассан и только после этого задала главный вопрос, ради которого, собственно, и затеяла всю эту беседу:

– Так вы хотели бы купить у меня коттеджи? – На лице Клода не дрогнула ни одна мышца, и Роми невольно восхитилась его выдержкой. – Именно об этом вы вели переговоры с моей матерью до ее... – Она запнулась и закончила: – До ее отъезда?

– Скажем так: я готов был откупить их у нее за разумную цену, пока они не пришли в негодность из-за полного отсутствия ухода с ее стороны, – сказал он, глядя в сторону. – Я знал, что София нуждается в деньгах, а Старая Кондитерская – памятник архитектуры XVI столетия, часть истории здешнего края. В самой Кондитерской прежде продавали свежий хлеб, пирожные; дом, расположенный рядом, до сих пор называется Пекарней, а следующий – Печным домом: в нем, насколько мне известно, сохранились подлинные орудия хлебопекарного производства того времени. Я надеялся помимо реставрации самих зданий возродить в Ла-Роше традиции кондитерского производства, но София ответила отказом, а теперь коттеджи принадлежат вам, Роми. Голос его звучал ровно, но рука, наливавшая кофе, задрожала, и он, заметив это, резко поставил чашку на стол, даже не наполнив ее до конца.

Для Роми это был очевидный симптом того, что совесть у него нечиста, и ей даже стало жалко, что Клод так скоро раскололся. В глубине души ей очень хотелось, чтобы мать ошиблась, но, увы, внимание и расположение, проявленные по отношению к ней этим человеком, диктовались, как стало теперь совершенно очевидно, исключительно меркантильными соображениями. Недвижимость, принадлежащая ей!..

Очевидно, все мужчины, а красивые мужчины тем более, были закоренелыми циниками, и задача Роми состоит в том, чтобы на сей раз не дать обвести себя вокруг пальца и не купиться на дешевые ухаживания этого внешне обаятельного ловеласа-аристократа, привыкшего использовать женщин в своих, исключительно корыстных, целях.

– Как вы думаете, – небрежно спросила Роми, – стоит ли мне так уж держаться за мамин подарок? – Она украдкой взглянула на лицо Лароша-младшего. Как и следовало ожидать – никакой реакции. – Насколько я поняла, два коттеджа используются в качестве частного пансиона. Если их немного подремонтировать, они могли бы стать неплохим источником дохода.

Ни один мускул на лице Клода не дрогнул. Он неторопливо отпил из чашки кофе и лишь затем, поднял взгляд на Роми.

– Боюсь, вы слишком оптимистично видите ситуацию, – сказал он. – Вспомните про кредиторов, которых передала вам по наследству мать. Готовы ли вы оплатить предъявляемые ими счета? Подумайте над этим. К тому же речь идет не о косметическом ремонте. С состоянием Старой Кондитерской вы уже знакомы, а два других здания находятся не в лучшем положении. Подозреваю, что они не рушатся лишь потому, что подпирают друг друга. А капитальный ремонт – это время и деньги. Большие деньги, Роми! Они у вас есть? Кстати, вы настолько хорошо владеете французским языком, чтобы самостоятельно руководить строительными работами?

– Я несколько лет работала в бригаде реставраторов на реконструкции колокольни в Бристоле и знаю кое-что о реставрации, – безапелляционно заявила Роми. – Если хотите, я прочитаю вам лекцию о влажном и сухом гниении и способах борьбы с ним! Она с удовлетворением заметила, что на лице Клода Лароша мелькнула тень удивления. В любом случае это было лучше, чем отсутствие какой-либо реакции вообще.

– В Печном доме средневековые печи почти полностью разрушены, – тем же ровным тоном сообщил Клод. – Прежние арендаторы приказали их просто-напросто засыпать землей, не зная, что это нарушение административных требований к содержанию домов, сдаваемых внаем. Вам потребуется целая бригада землекопов, чтобы привести печи хотя бы какой-то порядок.

– Ничего страшного, – остановила его Роми и разломила напополам очередной круассан. – Я неплохо владею мотыгой, киркой и прочими землеройными инструментами. А потом, не зря же говорят, что смелость города берет? После всего, что вы рассказали мне о реставрации поселка, мне было бы интересно посмотреть, не смогу ли я проделать то же самое в отношении всего лишь трех небольших домов. Насколько я понимаю, Старая Кондитерская, в случае ее реставрации в прежнем качестве, обладает немалым коммерческим потенциалом.

– Вы самонадеянны, – заметил Клод, – если в одиночку намерены провернуть работу, для которой я предполагал нанять целую бригаду строителей!

Роми охватила легкая паника. Неужели дело обстоит так плохо? – подумала она. Но, уже войдя во вкус роли, она объявила:

– Возможно, вы преувеличиваете степень ветхости зданий! В ближайшие несколько дней я самостоятельно произведу их инспекцию, и тогда уже можно будет судить, насколько я смела и самонадеянна в своем намерении обновить дома в одиночку.

Клод придвинулся к ней вплотную.

– Только не слишком откладывайте проведение инспекции, – вполголоса посоветовал он. – Если вы ничего не предпримете, то в самое ближайшее время на вас может обрушиться волна претензий со стороны и без того редких квартирантов... Кроме осмотра интерьера советую осмотреть потолочные перекрытия. Во всем поселке балки подточены термитами. Впрочем, в вашем доме мог поработать древесный жучок. Вы, как специалист, наверняка сталкивались с ним?

– О да, конечно! – кивнула головой Роми, придав лицу значительное выражение. – А потом, у меня всегда есть возможность подстраховаться и использовать на самых сложных работах местных рабочих-строителей.

– Не думаю, что у вас есть такая возможность.

– Что, в Ла-Роше и его окрестностях совсем не осталось строителей? – удивленно приподняла брови Роми.

– Нет, строители-то здесь есть, причем несколько человек. Но, боюсь, ни они, ни другие жители поселка, ни за какие коврижки не согласятся переступить порог вашего дома.

Уж не разыгрывает ли он меня? – недоверчиво подумала Роми.

– Их здесь собаками травили, что ли? – попробовала пошутить она.

Клод спокойно потянулся к чашке с кофе.

– Выражаясь фигурально – да, – сказал он. – Усилиями вашей матери они превратились в людей без будущего.

Роми невольно присвистнула от удивления.

– Ничего себе! – пробормотала она, но тут же снова преисполнилась недоверием. – И как же ей это удалось?

Клод помедлил, словно пытался подобрать нужные слова, но никак не мог найти их.

– Не хочется первым рассказывать вам обо всем, – заговорил, наконец он, – но лучше уж сделать это мне, чем жителям поселка, с которыми вам придется столкнуться. Обитатели Ла-Роша ненавидят Софию Дюбуа-Стэнфорд лютой ненавистью и свое отношение к ней по инерции могут перенести и на ее дочь. Проще говоря, вас здесь могут подвергнуть обструкции – в лучшем случае, в худшем же случае – попытаются выгнать из поселка. В любом случае враждебное отношение с их стороны вам гарантировано.

У Роми мороз пробежал по коже. Ей показалось, что она снова сидит за партой и повторяется то, что преследовало ее на протяжении школьных лет, – одиночество, разговоры и перешептывания за спиной, мелкие пакости, которые устраивали ей одноклассники. Неужели в мире ничего не меняется?..

Она попыталась намазать на булку остатки мармелада, но руки ее так сильно дрожали, что столовый нож со звоном упал на кафельный пол.

– Вы не могли бы более ясно и четко объяснить, что здесь творится? – Она недобро посмотрела на Клода.

– Видите ли, Роми, плохое отношение к вашей матери объясняется многими причинами, в том числе и самыми заурядными. Например, она всем осталась должна – мяснику, бакалейщику, зеленщику. Это люди, у которых и без того маленький оборот, прибыли у них – кот наплакал, но они испокон веков привыкли полагаться на честность и порядочность своих клиентов. В случае с вашей матерью у них вышла накладка.

Роми готова была сгореть от стыда и страха.

– Так, значит, меня здесь не примут, – сказала она еле слышно.

– Больше того, – продолжил Клод, – они откажутся продавать вам любой товар, начиная от гвоздей и кончая молотком; кроме, как за наличные. Если вообще согласятся продавать вам что-либо. Их обиды слишком свежи, и одно упоминание имени Софии действует на людей, как красная тряпка на быка. Еще раз извините меня, но самое разумное в вашем положении – уехать отсюда и не раздражать местных жителей своим присутствием... Ну ладно, – сказал он вдруг, – пожалуй, я пойду!

– Как? – вскрикнула Роми, почти уже собравшаяся наперекор матери сама предложить ему купить коттеджи. – Вы напустили на меня страха, а теперь уходите?

– Дела, знаете ли, – сухо пояснил Клод. – Я зашел, чтобы проведать вас и предупредить о том, какой прием может ждать дочь Софии Дюбуа-Стэнфорд в нашем поселке. Ваша мать вынуждена была сбежать отсюда, а уж у нее характер тверже железа.

Упоминание имени матери вывело Роми из себя, и ее угасшая было решимость стоять до конца, вспыхнула в ней с новой силой.

– Скажите-ка мне, месье де Ларош, – ядовито спросила она, – но почему именно вы, защитник и покровитель поселка и его жителей, ненавидите мою мать больше всех? Уж не вы ли, угрожая расправой, вынудили ее бежать из поселка?

– Я волоска не тронул на ее голове, – хрипло проговорил Клод, и впервые за время разговора лицо его стало холодным и неприязненным. – Хотя мне порой и хотелось этого!

Роми какое-то время беззвучно шевелила губами, пока дар речи не вернулся к ней.

– Но почему? Наверняка здесь есть что-то личное – не в одних же долгах дело!

– Да, личное, – недобро прищурившись, процедил Клод. – Она, разрушила мою семью!

Воцарилось тягостное молчание. Прогнать его? – тоскливо подумала Роми. Ничего не слушать, ничего не знать? Тяга к истине оказалась сильней ее.

– Вы можете объяснить, каким образом она это сделала?

В глазах его блеснула жалость – и тут же исчезла.

– София Дюбуа появилась в поселке много лет назад, – сказал он чуть слышно. – Каким-то образом она устроилась экономкой в наш дом, в сезон сбора урожая подрабатывала на виноградниках. Местные мужчины глаз с нее не сводили. Она была редкостной красавицей, с виду хрупкой, беззащитной и чрезвычайно сексуальной.

Губы у Клода сжались, превратившись в тонкую линию.

– И вы, разумеется, тоже влюбились в нее, а когда она отвергла ваши пылкие юношеские чувства, унизив тем самым вашу мужскую гордость, затаили на нее зло?

– Нет, черт возьми! Все было не так. – Он положил руку девушке на плечо и внимательно посмотрел ей в глаза. – Не я потерял голову от любви к ней, а мой отец. Через несколько месяцев после своего появления здесь, она стала его... любовницей. С этого момента моя мать и я перестали для него существовать. Роми вздрогнула.

– Моя мать была любовницей вашего отца? Вы лжете! – закричала она.

– Рассудите здраво, Роми. Обо всем этом, не называя имен, я рассказал вам, еще не зная, кто вы. Спросите любого человека в поселке – он подтвердит каждое мое слово, если, конечно, вообще согласится разговаривать с вами... София словно околдовала отца и выставляла свою связь с ним напоказ, абсолютно не заботясь о чувствах тех, кто поневоле оказался вовлеченным в эту историю. Вот почему я... ненавижу ее!

– О Боже! – прошептала Роми, чувствуя, как мучительный стыд захлестывает ее.

Она закрыла глаза, но высокомерное лицо Клода по-прежнему стояло перед ее глазами. У нее вдруг мелькнула мысль, что за его злобой по отношению к ее матери стоит еще что-то, и что он открылся ей не до конца. Но и сказанного было более чем достаточно.

Набравшись смелости, она открыла глаза и увидела на его лице отвращение.

– Простите, – пробормотала она. – Теперь я понимаю, откуда в вас это ожесточение. Но с другой стороны, люди не могут не влюбляться...

– Верно! Но они могут держать себя в рамках приличий, чтобы не навредить ближнему своему, – с трудом сдерживая себя, ответил Клод. И вдруг его словно прорвало: – Папин роман стал предметом сплетен в поселке. После того, как он подарил Софии три здания, находившихся на балансе его имения, с ним имел разговор мэр и скандал разросся на всю округу. Стоило мне и маме выйти за ворота, как нас встречали сочувственное молчание и отведенные в сторону глаза. За нашими спинами, вовсю обсуждался скандал в благородном семействе, и сочувствие жителей поселка было не на стороне отца.

– Представляю, что вы должны были чувствовать, – согласилась Роми.

– Мама, и я уехали, – сверкнув глазами, продолжил Клод. – Мы не могли переносить этого унижения и дальше. Любой другой на моем месте, обнаружив, что его отец...

– Пожалуйста, хватит! – закричала Роми в отчаянии. – Я всю жизнь слышала одно и то же: моя мать – чудесная женщина, никто другой ей в подметки не годится, она – красивая...

– Не отрицаю! Она была очень хороша собой.

– Но ни в коем случае, не жестокая! – снова воскликнула Роми, мысленно умоляя Клода Лароша, чтобы он утвердительно кивнул и на сей раз.

Ответом было гробовое молчание.

– Боже, Клод! – всхлипнула Роми, глотая комок слез, подступивших к горлу.

И вдруг он рывком притянул ее к себе, и лицо его исказила судорога.

– Будьте вы прокляты! Вы и ваша мать! – прохрипел он, и едва Роми беспомощно приоткрыла рот, чтобы что-нибудь сказать в ответ, свирепый поцелуй заглушил ее слабый возглас протеста.

Мыслей не осталось, были только его жесткие губы, впившиеся в ее мягкий, податливый рот, и его железные объятия. Роми ударило словно током, губы их слились, а готовность к сопротивлению растаяла на глазах.

Взметнувшиеся, чтобы оттолкнуть его, руки Роми обвились вокруг плеч Клода, пышная грудь девушки прижалась к его широкой твердой груди. Роми беспомощно всхлипнула и...

– Клод! – пробормотала она, совершенно смешавшись. Он только что целовал ее, и ей это нравилось, она ждала большего, много большего. Но он отпрянул от нее.– Зачем вы это сделали? – спросила она, с трудом скрывая разочарование.

Клод глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону.

– А как еще я смог бы унять... твои слезы? – угрюмо ответил он вопросом на вопрос.

– Подумаешь, какой жалостливый! – чуть не задохнулась девушка от обиды.

– Зато мой поцелуй сработал, не правда ли? – с усмешкой сказал он и отступил к двери кухни.

– Пара утешающих слов и носовой платок были бы не менее действенным средством, – покраснев до корней волос, с гневом выдохнула Роми.

Клод, уже стоя в дверях, обернулся.

– И куда, более умным, – неохотно согласился он. – Если бы я знал, что тебя это так заденет, я не рискнул бы даже прикоснуться к тебе. Надеюсь, ты не примешь моего чисто дружеского жеста за нечто более серьезное? Я не испытываю к тебе ни малейшего влечения! Ни ма-лей-шего! Ты абсолютно не в моем вкусе.

– Тогда, наши чувства абсолютно, взаимны, – парировала Роми, пытаясь удержать хотя бы каплю самоуважения в своей вопиющей от обиды душе.

Клод злобно поджал губы и вышел прочь, от души хлопнув напоследок дверью.

Роми осталась одна, раздавленная и беспомощная. Сцена с Питером ОТулом повторялась один в один, с той лишь разницей, что сегодня дело ограничилось поцелуем. Не Бог весть, какая драма для нормальной женщины, но не для нее. Она уже поклялась никому на свете не дарить своего сердца, и вот – всего секунду назад от ее решимости чуть не осталось и следа...

Бессильно осев на пол, она всхлипнула и простонала:

– Какая, же я дура!

Совершенно непонятно было, как ей дальше жить на этом свете.

Машинально облизнув губы, к которым только что прикасался своими горячими губами Клод, она подумала о другом – о радости единения двух тел! Она была восхищена и поражена той силой и энергией, которые исходили от Клода, и это было самое страшное, потому что свидетельствовало о ее полной бесхарактерности и слабоволии.

Почему она не воспротивилась его домогательствам сразу, а потом позволила ему уйти? Ответ был ясен: этот мужчина в совершенстве владел искусством взламывать ее оборону. Он подкупал ее лживым вниманием и мнимым сочувствием, обволакивал ее, как туман, пробуждал в ней самые сокровенные чувства, а затем бросал, заставляя в полной мере ощутить свое унижение. И все для того, чтобы получить от дочери то, что не удалось взять у матери. Боже, как она ненавидела его за свое слабоволие!

Я не позволю втоптать себя в грязь! – прошептала Роми чуть слышно и крепко сжала кулачки. Да, она оказалась в тяжелой, прямо-таки отчаянной ситуации, но разве не приходилось ей в прошлом выпутываться из еще худших передряг?

Для начала она занялась поиском и разборкой всех имеющихся в доме документов. Они оказались в ящике письменного стола под стопкой пожелтевших от времени бумажных салфеток, и к ним была прикреплена записка, на которой рукой матери было выведено: «Дома на имя Роми Стэнфорд». Само собой разумеется, дарственная, как и прочие документы, была написана по-французски, так что кроме своего имени и имени матери она не разобрала в них ни слова.

Роми тут же составила список предполагаемых покупок, поставив на первое место в нем франко-английский словарь.

Просмотрев карту, она обнаружила, что ближайшими к Ла-Рошу населенными пунктами являются два городка – Верен и Арни, и там, вероятно, можно купить все, что ей потребуется.

– Сначала – беседа с туристами-квартирантами, – произнесла она вслух, чтобы как-то нарушить царящее в полутемных комнатах молчание, – плюс предварительный осмотр коттеджей. Потом – поездка по магазинам.

Если туристы говорят по-английски, можно будет с ними поболтать по душам, а вечером пригласить на чай, подумала она.

В конце концов, нужно же ей иметь хоть какой-то круг общения в потенциальном море вражды. И если здраво рассудить, дела ее не так уж плохи, главное – смотреть вперед с оптимизмом.

С деньгами у нее, правда, было негусто.

Девушка сидела, понурившись, на скамейке на немноголюдной даже днем центральной площади Ла-Роша в двух шагах от овощного рынка. Ее так называемый отпуск на глазах превращался в непреходящий кошмар.

Отдыхающие при ее появлении чуть ли не набросились на нее с кулаками, а немного успокоившись, устроили молодой хозяйке пансиона в высшей степени познавательную экскурсию по коттеджам. К сожалению, они имели более чем веские основания для своего недовольства.

Роми с тоской посмотрела на открытые двери бара. Аромат горячего кофе щекотал ноздри, под ложечкой у нее сосало, но путь в бар был ей заказан. Вчера бармен в недвусмысленных выражениях предложил ей выйти вон, и хотя она не знала языка, но без труда поняла, что означают нахмуренные лица посетителей заведения и махание руками перед самым ее носом.

Заскрежетали, открываясь, ворота замка. Роми напряглась: на площадь вышел Клод де Ларош. Несколько пожилых мужчин, сидевших за столами под зонтиками, махнули ему рукой, подзывая к себе, но он лишь откланялся, торопясь, по-видимому, по каким-то неотложным делам.

– Можно вас на пару слов?

Роми испуганно обернулась. Возле скамейки, наклонив набок голову и прищурившись, стоял мистер Пикок – пожилой английский турист из Уэльса, снимавший комнату в верхнем этаже Пекарни.

– Да, мистер Пикок, я вас слушаю, – с любезной улыбкой сказала Роми, хотя внутренне обмерла от страха.

– Мы с женой еще раз обо всем поговорили и решили потребовать назад наши деньги.

Девушка вздрогнула, словно от удара плетью. Это было худшее из того, что она могла ожидать.

– Я... У меня нет лишних денег. Я же объясняла, что до недавнего времени все эти коттеджи были собственностью матери. Деньги остались у нее...

– Это ваши проблемы, нас они не касаются, – сварливо объявил англичанин, повысив голос на добрых два интервала, и Роми съежилась от страха при мысли, что весь поселок является свидетелем их скандальной перебранки. Хорошо еще, их разговор на английском, мало кому был понятен. – Я не для того копил деньги целый год, чтобы провести отпуск в сырой полуразвалившейся лачуге, в окружении допотопной мебели, изъеденной древесным жучком!

– Мебель вполне приличная, мистер Пикок. Кровати, например, были куплены не более десяти лет назад, – неуклюже попыталась отшутиться Роми.

– Вот именно! Поэтому я говорю вам: гоните обратно наши деньги или я обращусь к представителям местных властей, пусть конфискуют что-нибудь из вашего имущества, черт возьми! Она, понимаете ли, будет разъезжать целыми днями на баснословно дорогом мотоцикле и при этом утверждать, что у нее нет денег!.. Не на того напали, мисс Стэнфорд! Меня на мякине не проведешь! Попробовали бы вы поспать на скрипучей кровати с продавленной сеткой! Или день приезда посвятить уборке комнаты и выносу мусора! Понравилось бы вам такое?

– Нет, мистер Пикок, – еле слышно ответила Роми, – не понравилось бы.

– И почему не работает по вечерам бар? – войдя в раж, бушевал квартирант. – В рекламном объявлении было сказано про пляж, лодочную станцию и прочие услуги – все это закрыто, и не похоже, чтобы когда-нибудь начало функционировать. Чем нам здесь заниматься? Шататься по улицам, которые мы уже знаем, как свои пять пальцев или читать газеты? Для этого вовсе не надо было пересекать Ла-Манш.

– К сожалению, режим работы местных заведений от меня не зависит, – пояснила Роми.– Насколько я знаю, туристов в последнее время было мало, и хозяева не видят смысла работать допоздна. Невыгодно.

– Не место отдыха, а кошмар какой-то! – ярился англичанин.

– А по-моему, здесь просто рай земной! Какая природа, какой воздух! – возразила Роми, краем глаза заметив, как к ним подошел Клод. Сердце у нее оборвалось от тягостного предчувствия.

– Какие-нибудь проблемы? – небрежно поинтересовался он.

– Пустяки! – бесстрашно солгала Роми, мысленно умоляя Клода не останавливаться и идти дальше по своим делам.

– Кто вы такой, чтобы прерывать чужой разговор? – набросился теперь уже на Клода мистер Пикок.

Клод сверкнул своей фирменной аристократической улыбкой.

– Позвольте представляться. Я есть сеньор Ларош. – Говоря на ваш язык, местный лендлорд.

Роми невольно хихикнула: Клод, желая произвести впечатление на ее квартиранта, говорил, на плохом английском с подчеркнутым французским акцентом.

– Мистер де Ларош в совершенстве знает английский, мистер Пикок, – вмешалась она. – Он много лет прожил на юге Соединенных Штатов, так что не обращайте внимания на то, что он коверкает фразы. Это такая причуда, модная среди французских аристократов.

Клод ухмыльнулся и протянул руку собеседнику:

– Как у вас дела? Подозреваю, вы не вполне удовлетворены условиями здешнего проживания?

– «Не вполне» – это слишком мягко сказано, – заявил турист, до крайности польщенный тем, что видит перед собой настоящего французского дворянина. – Мы с женой переговорили с одной из жительниц поселка, рассказали ей о наших условиях проживания, и она согласилась с тем, что селить гостей в такое помещение – значит нанести им оскорбление...

– С одной из местных жительниц? – почему-то насторожился Клод. – Не с мадам ли Дарье из дома напротив? Седовласая дама лет шестидесяти, полная?

– Нет, нет, – замотал головой англичанин. – Блондинка с волосами до плеч, стройная, молоденькая, в джинсовых шортах. Вы, вероятно, знаете, кто она?

– Есть кое-какие предположения, – уклончиво ответил Клод.

– Очень симпатичная и доброжелательная особа. Она-то нам и объяснила, что мы имеем полное право, потребовать назад свои деньги. Если у вас есть какое-то влияние на мисс Стэнфорд, сэр, объясните ей, что жилье, которое она сдает, совершенно непригодно для отдыха. Мы подадим на нее в суд, за надувательство! В рекламном объявлении нам сулили золотые горы.

– Вот видите, мисс Стэнфорд, ваше жилье в совершенно непригодном для отдыха состоянии, – с добродушной усмешкой сказал Роми Клод, но глаза у него были холодными, как лед.

Роми почувствовала, что ее оттесняют на задний план.

– Мистер Пикок, – сказала она негромко, притворяясь, что не видит и не слышит Клода. – Мне очень жаль, что вы и ваша супруга оказались в комнате, не приготовленной к вашему приезду. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вам ваши деньги...

– Я требую назад всю сумму!.. – начал было он.

– Вы ее получите, – поспешила заверить его она. – Можете мне поверить. – Она сняла с плеча холщовую сумку и вынула оттуда кошелек.– Если вы оставите мне свой адрес и назовете сумму, которую с вас взяли за проживание здесь, я пришлю вам почтовым переводом недостающую сумму сразу, как только у меня появятся деньги. Мне и в самом деле крайне неловко, что вам пришлось столкнуться с такими неудобствами. А для начала возьмите это...

– О да, неудобств хватает... – Мистер Пикок был, казалось, смущен чистосердечным признанием Роми, но от протянутых денег не отказался. – Не очень-то их тут много! – заметил он, пересчитав купюры. Всего тридцать фунтов!

– Это все, чем я располагаю в данный момент, – скромно сообщила Роми.

– Гм! Посмотрю, что скажет жена. Полагаю, семейная пара, снимающая комнату рядом с нами, также потребует компенсации. Они тоже принимали участие в нашем разговоре в саду...

– С белокурой леди? – как бы между делом поинтересовался Клод.

– Совершенно верно! Она так нас поддержала, и вообще, не девушка, а кладезь информации. Она так великолепно говорит по – английски! По ее словам, в подвалах здания живет целый выводок крыс...

– Что? – воскликнула Роми, заливаясь краской. – Это, беспардонные домыслы! Откуда ей знать?!

– Скажите лучше, откуда вам знать, если вы появились здесь только два дня назад? – с достоинством парировал мистер Пикок. – Юная леди клятвенно заверила нас в правдивости своих слов. И сказала, что, если вы ничего не предпримете, мэр закроет ваш так называемый пансион из соображений санитарной безопасности.

– Так и сказала?

– Так и сказала. А я сообщил ей, что плита в соседнем доме не работает.

– Да, я в курсе, – перебила его Роми, чувствуя, что еще минута, и она провалится сквозь землю от стыда. – Я уже поговорила с четой Макмиллан, снимающей это помещение, и пообещала принять необходимые меры.

– Да уж будьте добры! И сразу по вашему приходу давайте-ка составим договор о компенсации, которую вы выплатите нам за перенесенные неудобства и испорченный отпуск. Иначе неприятности вам гарантированы. Верить вам на слово я не собираюсь. Мы свои права знаем!

На этой нелицеприятной ноте мистер Пикок закончил разговор и, коротко кивнув Роми и любезно пожав руку Клоду, двинулся дальше, преисполненный достоинства.

– Я не предполагал, что вы сдадитесь без боя, – заметил Клод, с интересом глядя на девушку.

– А что мне полагалось делать? – пробормотала она. – Лгать? Коттеджи ведь действительно не подготовлены для вселения в них отдыхающих, и я не могу отрицать очевидного.

– Многие на вашем месте попытались бы сделать именно так.

– Значит, я не принадлежу к этим многим, – огрызнулась Роми.

– Да, вы в крайне неприятном положении, – задумчиво сказал Клод. – Каждую субботу будет приезжать новая партия отдыхающих, день спустя они будут требовать компенсацию за неудобства... Ваша матушка хоть оставила после себя журнал прихода-расхода по пансиону?

– Н-нет... Я ничего подобного не нашла.

– Остается надеяться, что туристы оплачивают проживание в пансионе по приезде... Чертовски некрасиво со стороны матери оставить дочь в такой ситуации, – покачал головой Клод.

– Но она ничего не могла сделать! – вяло откликнулась Роми.

– Порядочная мать ни за что не оставила бы свою дочь в таком неловком и двусмысленном положении. Или вы думаете иначе?

Роми ничего не ответила, потому что слова Клода вторили самым ужасным ее подозрениям, а именно – что мать сознательно бросила ее здесь, предоставив самой расхлебывать эту кашу. Если бы это сказал кто-то другой, а не Клод...

– В вас говорит предубеждение, а потому вы склонны думать о ней только самое плохое, – возразила она.

– Боже! Неужели вы настолько слепы и упрямы?..

– Пока мне не известны факты, я оставляю за собой право на сомнение. У мамы были причины поступить так, а не иначе. Она вскоре свяжется со мной, и тогда я спрошу ее обо всем...

– А если не свяжется?

Это было невозможно. Ведь мать обещала...

– Тогда я буду действовать по своему усмотрению.

Клод прищурил глаза.

– А до того?

– Это вопрос нескольких ближайших дней, – твердо сказала Роми. – Посмотрю, как пойдут дела в течение недели или около того. Мне не впервой переносить подобные испытания, как-нибудь выкручусь.

Роми вспомнила, как в школе ее несколько раз обвиняли в проступках, к которым она не имела никакого отношения, просто она была удобным козлом отпущения, и за нее никто и никогда не заступался... Разнервничавшись, она вытащила из сумки плитку шоколада и впилась в нее зубами.

– Вы хватаетесь за сладкое, чтобы восстановить душевное равновесие? – с усмешкой спросил Клод. – Я лично делаю это другими способами...

– Я имею привычку перекусывать между завтраком и ланчем, – попыталась оправдаться Роми.

– А вот я в таких случаях иду в гимнастический зал, – сообщил Клод. – Замечательный способ разрядиться. Не могу жить без движения, есть за мной такая слабость, знаете ли.

Действительно, энергия так и исходила от него. Роми без труда могла себе представить, как этот красавец разминается в гимнастическом зале или выплескивает энергию другим, еще более приятным способом... Она представила его обнаженным, и сердце ее сладко заныло.

– Тогда вам нужно пробежать марафонскую дистанцию – и немедленно! – едко заметила она. – А я тем временем как-нибудь сама разберусь со своими делами – без ваших добрых советов.

– Пожалуй, так и сделаю, – серьезно заявил Клод. – Ощущаю, знаете ли, настоятельную потребность в физической разрядке. С чего бы это? – Роми лишь фыркнула и отвернулась от него.– Итак, насколько я понял, у вас впереди куча дел, – тем не менее, не отставал он. – Дома нуждаются в ремонте, для этого потребуются деньги... Что вы намерены делать?

Роми сразу поняла, куда он клонит: сейчас предложит купить у нее дома быстро и за бесценок. Конечно, соблазнительно вот так взять и сбросить со своих плеч это тяжкое бремя, но... Пока она не переговорила с матерью и не расставила точки над «i», руки у нее связаны.

– Придется немного поработать, – нехотя сказала она.

– Не думаю, чтобы у нее оставался в перспективе какой-то иной выход, – сказал Клод.

– Почему же? Вы не единственный покупатель недвижимости во Франции.

– Зато единственный из покупателей, кто готов предложить вам более-менее приличную цену за несколько ветхих, разваливающихся на глазах строений, – пояснил он. – Для меня эти коттеджи представляют интерес по причинам сугубо сентиментальным. Других таких романтиков, вам здесь вряд ли удастся сыскать. Современные, не слишком обеспеченные французы при первой возможности переселяются из дедовских домов в новые комфортабельные квартиры либо, если у них есть деньги, покупают особняки со всеми удобствами, садом, бассейном...

– Я почему то уверена, что и в этой стране есть люди, которые готовы заплатить деньги за возвращение на свою малую родину – парировала она.

– Возможно, – саркастически заметил он. – Правда, склонность к пасторалям и восстановлению руин присуща скорее англосаксам.

– Я не стану спешить! – не сдавалась Роми – Не может быть, чтобы ситуация была так безнадежна. Вы преувеличиваете. Я все-таки питаю некоторые надежды на рынок недвижимости...

– Вы специалист в этой области? – с иронией в голосе поинтересовался Клод. правовые аспекты, оценка состояния жилья, земельная инспекция... Нет, вряд ли. Вы слишком не похожи на сухую деловую женщину, чтобы разбираться в столь скучных вопросах, и так, поскольку продажа слишком хлопотное для вас дело, не стоит ли подумать о себе и не принять мое предложение, пока разъяренные туристы не растерзали вас?

Роми тоскливо отвела взгляд в сторону, рассматривая происходящее на площади. Какой-то фермер торговался с хозяином бара, предлагая ему корзину свежесобранной клубники. Кряхтя и чадя сизым дымом, проехал мимо допотопный колесный трактор: за рулем сидел водитель в популярной среди местных мужчин синей рубашке. Над колокольней выстроенной в романском стиле церкви как угорелые носились ласточки и стрижи.

С трех сторон площадь окружали крохотные наполовину каменные, наполовину деревянные дома, а с четвертой стороны она выходила на стены и чугунные ворота замка Ла-Рош.

Все это притягивало и очаровывало ее, не хотелось думать о неприятном и тягостном, а уж тем более не хотелось расписываться в собственном бессилии, и уезжать прочь.

Во-первых, она не переговорила по этому поводу с матерью, во-вторых, ей хотелось вволю насладиться покоем и тишиной здешних мест, кроме того, она впервые была за границей, по большому счету это вообще было ее первое в жизни путешествие.

Как несправедливо, что ее здесь, походя причислиливслед за матерью к нежелательным персонам, да еще навесили на шею долги, к которым она, Роми, не имела ни малейшего отношения!..

– Господи, что же мне делать? – вырвались у нее слова отчаяния.

Рука Клода дружески легла на ее плечо.

– Позвольте предложить свои услуги и освободить вас от свалившейся на вас собственности и всех связанных с нею хлопот. Я договорюсь со всеми визитерами, если потребуется, всем им лично заплачу компенсацию. Единственное, что от вас требуется, – принять от меня приличную сумму денег в качестве платы за дома. С вашей стороны было бы чистым сумасшествием отказываться от такого предложения. Впрочем, вы не хуже меня знаете это.

Роми вдруг встрепенулась. А что, если ей продать один из коттеджей не Клоду, а кому-нибудь другому, а на полученные деньги сделать ремонт двух оставшихся?

– Дайте мне день или два, – медленно сказала она, стараясь ничем не выдать овладевшего ею воодушевления. – Мне нужно все хорошенько обдумать.

Клод улыбнулся.

– О чем речь! Думайте, – сказал он. – Разумеется, я подожду, но только два дня. А затем мы снова увидимся и обо всем поговорим. Всего хорошего, Роми!

Он повернулся и пошел прочь, и девушка облегченно перевела дыхание.

– Всего хорошего, – чуть слышно пробормотала она вслед. – Только учтите, что ничего хорошего у нас с вами, месье Талейран, не получится.

На следующий день Роми осмотрела плиту, по поводу которой поступили жалобы от семейства Макмиллан из Эдинбурга. Элементарный случай – сгорела электроконфорка.

– Я еду в город, – решительно заявила она. – Необходимо купить новую конфорку. Надеюсь, вы сможете обойтись еще несколько часов без горячей пищи?..

Роми съездила в ближайший городок и произвела необходимые закупки.

Вернувшись, она разыскала в чулане инструменты, прихватила запасной ключ от Печного дома, поскольку супруги Макмиллан ушли осматривать окрестности, и отправилась заниматься делом.

Установить новую конфорку не составило для нее ни малейшего труда. Подобную работу дома она всегда выполняла самостоятельно, не полагаясь на отца.

Довольная собой, Роми открыла кран на кухне, чтобы вымыть руки, и вдруг заметила чью-то тень, мелькнувшую за окном.

Женщина. Блондинка.

Роми опрометью кинулась из кухни и наткнулась на... Клода, идущего по тропинке садика навстречу ей.

– Ну, – требовательно спросила Роми, скрестив руки на груди, – и что же вы здесь делаете?

– Хочу проверить состояние Печного дома, – спокойно ответил Клод. – Надо посмотреть, какие потребуются ремонтные работы.

Роми сжала кулаки.

– А что здесь делала ваша белокурая приятельница или кем она там вам приходится? Распоряжаетесь здесь, как в своих владениях! Она с вами в сговоре? Вы оба вознамерились выжить меня из поселка?

– Нам это удалось? – спросил он, с интересом рассматривая ее выцветшую старую футболку, облегающую полную грудь.

Роми вызывающе вскинула голову.

– Черта с два! – прошипела она и угрожающе шагнула вперед. – Я решила остаться в Ла-Роше надолго. Возможно, даже переселюсь сюда. А теперь попрошу вас покинуть мой сад, и не дай Бог вам и вашей подружке оказаться рядом с одним из моих домов!

Лицо Клода вытянулось.

– Вы... вы не можете остаться здесь, Роми! – запинаясь, сказал он. – Это неудачная идея! – Он беззвучно пошевелил губами, словно не в силах подобрать с ходу нужные аргументы. – У вас скоро истечет срок визы...

– Предположим! Продлю.

– Но привести дома в порядок не в ваших силах...

– Почему это не в моих силах? – самодовольно спросила она. – Между прочим, я нашла способ получить нужные средства...

– Чушь, нонсенс! – тряхнул головой Клод. – Хочу вас предупредить, Роми: если вы останетесь, об этом придется пожалеть нам обоим – и вам, и мне.

– Это угроза? – бодрясь, спросила Роми.

– Это факт, – мрачно ответил Клод. Воцарилось тягостное молчание. От этого красавца-француза так и веяло угрозой. В конце концов, он был силой, с которой приходилось считаться. Но, черт побери, я никому на свете не позволю выпихнуть себя из Ла-Роша! – подумала Роми и вызывающе вскинула подбородок. Тоже мне, феодал нашелся!

– Итак, насколько я поняла, вы собираетесь сделать мою жизнь здесь непереносимой?

Клод бросил на нее пронзительный взгляд.

– Жизнь станет непереносимой для нас обоих, мисс Стэнфорд.

– В силу чего?

– В силу того, что вы – это вы, а, кроме того – еще дочь Софии. Думаю, что и без моего участия найдется масса людей, которые захотят превратить ваше здешнее существование в ад.

– Не сомневаюсь, – вызывающе ответила Роми. – Ваша белокурая пассия, например!

На лице Клода заиграли желваки.

– Не впутывайте ее в это дело. И прислушайтесь к моему совету: уезжайте!

– Я не могу уехать, месье де Ларош, – сказала Роми твердо. – Вы говорили мне о долге и ответственности, так знайте, что мне тоже не чужды эти понятия. Две семейные пары стали моими постояльцами, и отпуск, которого они так ждали, явно не соответствует их ожиданиям. За то время, пока не придут новости от матери, я намерена выправить ситуацию – и не только финансово. Мой первый шаг – привести два коттеджа в какой-то порядок: украсить комнаты цветами, залатать то, что можно залатать, покрасить заново стены в кухонных помещениях.

– Вы надеетесь загладить тем самым разочарование, которое пережили ваши соотечественники в день приезда? – скептически спросил Клод.

– По крайней мере, они увидят, что хозяйка пансиона делает все, что в ее силах. – Роми вдруг ощутила в себе прилив уверенности и широко улыбнулась. – Я хочу пробыть здесь весь туристский сезон, до самой осени. Это вопрос чести, месье де Ларош. Мне стыдно, от того, что мои постояльцы живут в таких условиях. Я должна сделать хоть что-то, чтобы облегчить свою совесть. Кроме того, есть в такого рода деятельности, элемент романтики. Между прочим, я уже починила электроплиту на кухне...

– Вы? – недоверчиво ухмыльнулся Клод.

– Представьте себе, я! – пропела тоненьким голоском Роми. – Дома, в нашей с отцом квартире, плита частенько выходила из строя. Поскольку мастерам приходилось довольно много платить, я сама стала маленьким специалистом по ремонту электроплит.

– Ничего себе! – присвистнул Клод.

– Так что, – бойко подытожила Роми, – привести в порядок этот коттедж для меня не составит проблемы. Я самостоятельно придам ему вполне товарный вид. К тому же отсюда, из сада и из окна спальни, вид на реку и долину просто потрясающий. Такие пейзажи то же ведь многого стоят. Вот увидите – дела у меня пойдут на лад, и очень скоро! Она торжествующе взглянула на Клода, ожидая от него полной и безоговорочной капитуляции.

– Но в вашей собственности находятся еще два здания, и они требуют удвоенного внимания, – сдержанно заметил Клод. – А потому дайте мне знать, если все-таки решите продать дома. Я какое-то время буду еще заинтересован в этом, но учтите: с каждым днем цена будет опускаться все ниже и ниже, – добавил он и вальяжно направился к калитке.

Роми буквально закипела от ярости. Шантажист! Опять он ей угрожает и при этом хочет оставить за собой последнее слово. Слишком многие издевались и над ней, и над ее чувствами, чтобы она могла стерпеть это сейчас.

– А я уже решила, – крикнула она ему вдогонку, – выставить один из коттеджей на рынке недвижимости!

Клод окаменел. Потом медленно повернулся. Роми уже не была уверена в том, что поступила правильно, раскрыв свои карты. Этот человек так страстно жаждал вернуть себе утраченную его отцом фамильную собственность, что ради этого мог пойти на все.

Глупо! Он явно заслужил, чтобы ему слегка прищемили хвост. Он ей угрожал. Прокрался в сад, распоряжался здесь как хозяин. Она имела полное право быть к нему беспощадной, не говоря уже о том, что ей как воздух нужны деньги на ремонт коттеджей.

– Если вы так решили, то мне остается только пожелать вам успеха, – с деланным спокойствием сказал Клод.

Роми мгновенно обуяла тревога. Что он имеет в виду? Почему не повторяет своего предложения? Впрочем, он не ушел. Это давало какую-то надежду.

Несмотря на его внешнюю беззаботность, напряженность ощутимо витала в воздухе. Теперь он у нее на крючке! – поняла вдруг Роми и приободрилась.

– Вы не могли бы подойти поближе. Я хочу сказать вам кое-что личное, – небрежно бросила она.

Клод послушно подошел к ней вплотную, и Роми пришлось поднять голову, чтобы видеть его лицо.

– Отлично! – сказала она, еще не зная, что скажет в следующую секунду. – Элементарная вежливость требует, чтобы я предупредила вас о своих планах. Если говорить конкретно, то я хочу продать именно этот коттедж – Печной дом – тому, кто предложит самую высокую цену. На худой конец какая-нибудь строительная фирма может купить дом под снос, чтобы использовать черепицу и камень для других целей.

Судя по остекленевшему от ужаса лицу Клода, ее импровизация удалась.

– И вы полагаете, что цена продажи одного дома покроет расходы на восстановление двух других? – спросил он, снова придав лицу непроницаемо-холодное выражение.

Роми невольно восхитилась его умению держать свои чувства в узде.

– Если все это буду делать я сама, то да.

– Вы?

И он разразился хохотом. Роми пришла в ярость. Ну, погоди у меня! – подумала она. Еще не вечер! Посмотрим, как ты запоешь, когда я обведу тебя вокруг пальца.

– Я хотела проконсультироваться с вами по одному вопросу, – сказала она, невинно хлопая ресницами. – Но вы, как я вижу, спешите. Оно и понятно, вы человек занятой и до пустяков не снисходите!

– Вам нужен не совет, а трезвая голова на плечах, – со смешком сказал Клод. – Эта ноша вам не по плечу!

– Посмотрим, – пробормотала Роми. Клод вздохнул.

– Вы, как я понимаю, настроены крайне решительно, но это ничего не меняет. Однако совет я вам все же дам: не спешите выставлять дома на продажу. Приходите послезавтра в шесть вечера в замок – выпьем, поговорим по душам. У меня есть основания полагать, что за эти два дня вы сильно перемените свое мнение. Считайте, что я прошу вас об одолжении.

Роми придала лицу выражение неуверенности.

– Послезавтра и увидим. По крайней мере, мы могли бы поговорить о вашем предложении, – уклончиво сказала она.

Она была не прочь поиграть с этим самоуверенным красавцем в кошки-мышки и, что греха таить, посмотреть настоящий средневековый замок.

Вернувшись к себе, Роми провела предварительную инспекцию помещений. Стены в нескольких комнатах следовало очистить проволочной щеткой от плесени, промазать трещины раствором... Что ж, подобная работа ей вполне по плечу.

Охваченная, энтузиазмом, Роми ходила из комнаты в комнату, отмечая недостатки и составляя список возможных покупок. В кухне имело смысл провести перестановку с тем, чтобы хватило места для новой, большей по размерам раковины и сушильной доски. Страшный, затоптанный линолеум и выцветшие, в сальных пятнах обои она тут же ободрала и выкинула во двор...

Старая Кондитерская была самым большим из трех коттеджей, и в ее четырех спальных комнатах можно было разместить до восьми человек. Если бы ей удалось выручить хорошую цену за Печной дом и на какое-то время затянуть пояс потуже – к чему ей, собственно, не привыкать, – то где-нибудь через полгода она будет обладательницей действительно ценного доходного дома.

И самое главное – это вполне реально. Конечно, нужно было выяснить, как долго она сможет на законном основании оставаться во Франции, но и тут не предвиделось никаких осложнений: если потребуется, она на короткое время вернется домой и оформит новую въездную визу.

– Я справлюсь! – торжественно объявила она себе самой и села, чтобы составить список инструментов и материалов, которые ей понадобятся.

Потратив следующий день на заказ стройматериалов в одном из соседних городков и вернувшись домой совершенно измотанная, Роми решила, что пришло время немного отдохнуть и заодно хорошенько обследовать сам поселок.

В путанице улиц она обнаружила-таки закономерность: извиваясь подчас самым причудливым образом, в конце концов они выходили к одним из четырех арочных ворот: южным, северным, западным или восточным. Роми спустилась с холма, на котором располагался поселок, и оказалась в поле. Как зачарованная, она побрела в сторону реки, туда, где, опустив головы в траву, желтевшую цветами одуванчика, паслись две лошади.

Еще раньше она заметила маленькую часовню возле моста, где вдоль реки цвели маки, а плакучие ивы опускали свои ветви в зеркальную гладь воды.

Через деревянные ворота она вошла на маленькое кладбище, и какое-то время бродила среди могил, вглядываясь в надписи на надгробиях.

«От любимой супруги». «Скорбим». «Нашей любимой тете». «Моей ненаглядной...» Эти слова были понятны Роми даже без перевода. Тихо улыбнувшись, она зашла в часовню и постояла в центре маленького зала, впитывая всем своим существом царящий здесь мир и покой. – Не возражаете, если я нарушу вашу уединенность?

Давно Роми не чувствовала себя такой спокойной и уверенной, а потому она с дружеской улыбкой обернулась к Клоду и кивнула.

– Входите! Часовня, вероятно, тоже принадлежит вам.

– Скорее Богу, – уточнил он, поднял голову и вдохнул полной грудью. – Какая тишина и покой вокруг, не правда ли?

– Да, удивительная тишина, – согласилась Роми и замолчала. Атмосфера в часовне неумолимо изменилась, между ними двумя повисло неуловимое напряжение. – Как давно она построена? – спросила девушка, чтобы как-то прервать молчание.

– Ее возвели в XV веке, – ответил Клод, и в голосе его сквозила гордость.

Он бережно коснулся рукой белено стены, и жест этот глубоко тронул Роми. Средневековый поселок и в самом деле был плотью и кровью этого человека. Неудивительно, что он готов был сражаться до последнего, охраняя и приумножая то, что досталось ему от предков. Все так, но дома были переданы ее матери его отцом по доброй воле и на законном основании. Роми понимала, что София и Клод – враги, но он и без того владеет по сути дела всем поселком, а ей, Роми, нужны всего лишь эти три ветхих здания, чтобы обеспечить свое существование.

Возможно, со временем, эти древние Камни станут и для меня родными? Роми улыбнулась при этой мысли, и на душе ее снова стало легко и спокойно.

– Что это вы на меня так пристально смотрите? Может, хотите сказать, что я должна восстановить и эту часовню? – спросила она с улыбкой.

Клод ухмыльнулся.

– Не думаю, что вам это по карману.

– Разумеется, не по карману.

– Дайте мне гарантии, что дома вернутся их законному владельцу! – сказал Клод негромко, но твердо. – Мне больше ничего от вас не нужно.

Роми молча повернулась и вышла из часовни на кладбище. Остановившись около ближайшей от часовни могилы, она уставилась на нее ничего не видящим взглядом.

– Здесь покоится один из моих предков, – произнес Клод тихо. – Люсьен де Ларош. Родился в середине XVIII века, как вы можете увидеть. Воевал в Испании, в Луизиане... – Клод рассмеялся, поймав выражение недоверия на ее лице. – Мои предки перебывали везде, где только возможно... Моя бабка была русской княгиней. И если бы не революция в России, то...

– Достойный человек, любимец фортуны, – со вздохом констатировала Роми, сожалея, что практически ничего не знает о собственной родословной. Ей стало немного понятнее, откуда в этом красивом мужчине врожденная надменность и чувство собственного достоинства.

– А вот от отца фортуна отвернулась... – с горечью заметил Клод.

Роми посмотрела на него чрезвычайно серьезно.

– Это так ужасно – обнаружить, что твой отец изменил твоей матери? – спросила она.

– Да, особенно если учесть, что до этого мы были неразлучны.

Роми участливо коснулась его руки.

– Извини!

– Я потерял одновременно и отца и друга.

Клод подошел к другой могиле, и только сейчас Роми поняла, что в этом ряду покоятся представители рода де Ларош – об этом можно было судить не только по повторяющейся от одного надгробия к другому фамилии, но и по кувшинам со свежими цветами. Кто их приносит сюда? – спросила она, кивая на цветы.

– Простые жители поселка и его окрестностей, – ответил Клод, и в голосе его Роми уловила удивительную нежность. – Свежие цветы приносят на каждую могилу. За одним исключением...

Роми проследила за направлением его помрачневшего взгляда и в конце ряда увидела свежую могилу без надгробия. – Ваш отец?

Клод кивнул.

Неужели все отвернулись от него лишь потому, что он покинул вашу матушку? – тихо cпросила она. – А лучше было бы, если бы он продолжал жить с нею, притворяясь, изворачиваясь, нагромождая одну ложь на другую? – Нет, конечно. Но если бы он обращал больше внимания на чувства близких и помнил о том, что от него зависит благополучие проживающих здесь людей, отношение к нему было бы гораздо лучше, – резко ответил Клод. Вы... ведь знаете мою мать. Расскажите, какая она. Вы сразу догадались, что я, ее дочь, когда мы познакомились?

Клод прислонился к нагретой солнцем каменной стене часовни и перевел отрешенный взгляд на цветущие кусты шиповника возле могильной ограды.

– Да, я подумал об этом и обратил внимание на очевидное внешнее сходство... Ваша мать, вне всяких сомнений, была исключительно красива в молодости. Да она и сейчас весьма эффектна. Ее смех, похожий на журчание ручейка, и веселые, живые глаза подкупали с первого взгляда... Когда ее связь с отцом перестала быть секретом, он говорил мне, что в ее присутствии теряет разум, что она – как наваждение! Впрочем, я не желал его слушать. Мы ссорились и скандалили. Я узнал из его слов, что София француженка по отцу, хотя родилась и воспитывалась в Англии. Что она из бедной семьи, была несчастлива в браке, поскольку муж не понимал ее устремлений, и потому, мол, она сбежала от него, не желая хоронить себя под спудом семейной жизни, которая была ей в тягость.

Роми вздрогнула.

– Мать вышла замуж за моего отца очень рано, – словно извиняясь, пробормотала она, следя глазами за шоколадного цвета бабочкой, которая порхала возле плеча Клода. – Если бы ее детство и ранняя юность прошли в более благополучной обстановке, ее судьба могла сложиться иначе.

Клод внимательно посмотрел на нее.

– Но тогда на свет не родились бы вы. Как я понимаю, это она назвала вас столь необычным для Англии именем – Роми? От Рамоны?

У Роми перехватило дыхание.

– Да, именно так. А вообще-то я не привыкла проливать слезы над прошлым, когда слишком много дел в настоящем.

– Но что делать, если мы до сих пор живем в тени прошлого? – возразил Клод с ожесточением. – Из-за вашей матери мой отец бросил на произвол судьбы жену и единственного сына. Он сделал нас изгоями в нашем собственном жилище. Память об этом останется со мной на всю жизнь, и раны, нанесенные тогда, уже никогда не заживут. Когда сталкиваешься с несправедливостью и не в силах ей противостоять, поневоле начинаешь обвинять во всем жизнь.

Роми поежилась. Клод де Ларош во что бы то ни стало, стремился поквитаться с судьбой, и самое печальное заключалось в том, что она невольно оказалась на его пути.

– А как поступила ваша мать? Она боролась за себя? – спросила она после короткой паузы.

– Нет, она была слишком горда для этого. Мы уехали из Франции и поселились у ее замужней сестры в Соединенных Штатах. Мать, преподавала французский, однако уроки не приносили много дохода, так что главным добытчиком в семье пришлось стать мне. Пять лет назад она скончалась.

– А дальше? – быстро спросила Роми. Клод помолчал немного и вдруг предложил:

– Думаю, нам не мешало бы узнать друг друга немного поближе. Пойдемте к реке – подальше от могилы отца...

Они брели вдоль живых изгородей из кустов шиповника, мимо полуразрушенного каменного моста и домов золотисто-медового цвета, придавленных к земле, тяжестью известняковой черепицы. Сердце девушки сжималось от сочувствия к Клоду, хотелось прикоснуться к его руке, утешить, сказать, что ей самой до боли знакомо чувство сиротства, брошенности, и одиночества.

Миновав сосновую рощицу и подойдя к берегу реки, они уселись в тени плакучей ивы, прислонившись спинами к стволу, Клод – вытянув перед собой ноги, Роми – подогнув их под себя.

– Итак... вы хотите побольше, знать обо мне? – начал он медленно, и Роми, не сводя с него глаз, кивнула.– Иногда мне кажется, – сказал Клод, – что вы потрясающе похожи на свою мать.

Роми на мгновение, стало не по себе. Ей показалось вдруг, что Клод читает ее как открытую книгу.

– Вы мне льстите или, наоборот, укоряете? – с нерадостной усмешкой спросила она.

Глаза мужчины, начавшие было оттаивать, снова подернулись ледком.

– Все это, никому на нужная лирика, – пробормотал он. – Итак, сын аристократа, избалованный, не знавший ни в чем отказа, был брошен на переплавку в совершенно иную, жестокую, среду. Жизнь в Штатах стала для меня поистине великой школой выживания, и, пройдя ее, я понял, что смогу, если потребуется, пробить стену лбом для достижения поставленной перед собой цели.

Клод горделиво вскинул голову, словно сам от себя принимая вызов.

– Ваша участь, видимо, оказалась горше моей, – тихо заметила Роми. – Я никогда не знала ничего иного, кроме как повседневной борьбы за существование, а вы потеряли и отца, и родину, и привычный образ жизни, столкнувшись с необходимостью зарабатывать себе на кусок хлеба. Утраченный рай – так это, кажется, называется?..

– Нет худа, без добра. Жизнь на чужбине, по крайней мере, меня закалила.

Роми с уважением взглянула на его сильные руки.

– Были трудности с поиском работы?

– Нет, гораздо труднее было совладать с унижением, которое приносил мой род занятий, – усмехнулся Клод. – Я устроился на работу помощником повара на кухне, потом переквалифицировался в официанты довольно солидного ресторана.

Клод угрюмо почесал затылок:

– Став официантом, я узнал о жизни массу новых и неожиданных вещей. Невольно становишься наблюдательным... Именно там я научился смотреть и молчать, держать в узде свой нрав, скрывать от посторонних глаз свои истинные мысли и чувства.

– Спасибо, что предупредили, – иронично заметила Роми.

– Вы не ожидали от меня подобных откровений?

Роми кивнула и спросила:

– Но ведь вы не остались официантом. Что было дальше? Вам начало неудержимо везти?..

– Да, свалилась с неба манна небесная, – со смешком ответил Клод, – в виде дочки владельца нашей сети ресторанов. Не скрою, я с самого начала поставил себе цель вернуться во Францию богатым человеком и сил для этого не жалел. Благодаря ее папаше я стал управляющим ресторана, а уж потом... – Он помедлил и, поколебавшись, закончил: – А затем она мне сообщила, что я стану отцом.

Роми окаменела.

– Это был осознанный шаг? – спросила она со вздохом.

Клод отвел взгляд в сторону. – Что касается меня, то нет. Но поскольку даже в те времена, я имел какие-никакие, но принципы...

– Она вас любила? – прямо спросила она. Клод неопределенно пожал плечами.

– Возможно. По крайней мере, она шептала мнe слова любви всякий раз, как мы оставались наедине. Я допускал, что тоже, возможно, люблю ее. Дороти, была на семь лет старше меня... разумеется, мы при каждом удобном случае занимались любовью. Потом она призналась, что сознательно забеременела. Она тут же объявила об этом отцу, сообщив, что хочет выйти за меня.

– Ну а вы-то как на это смотрели? – поинтересовалась Роми.

– Я был молод, честолюбив, и в сексуальном плане все у нас было в порядке, – сухо сказал Клод. – Я жаждал успеха и признания. Мне льстило, что у меня есть не просто женщина, но жена. А потом, Дороти не имела привычки лезть ко мне в душу, чем, собственно, и купила меня тогда... – Нa губах его появилась саркастическая усмешка. – Видишь ли, Роми, я решил, во что бы то ни стало избежать ошибки моего отца. Умирать от любви, – развлечение для дураков.

– При таком подходе многого себя лишаешь, – с легкой грустью заметила Роми.

– Разумеется! Ненужных мучений, например, – презрительно сказал он.

– А также верной дружбы, единения душ, счастья, наконец, – пробормотала Роми, чувствуя, что настроение ее, испортилось.

– Жизнь научила меня, – сказал он, стиснув зубы, – быть безжалостным по отношению к другим так же, как и к себе. Меня сделали менеджером крупного супермаркета, который тесть открыл тогда в качестве побочного бизнеса. Я вкалывал, чуть ли не по двадцать часов в сутки и заработал себе имя в деловом мире. Все складывалось успешно, хотя жену я, как мне стало ясно, совершенно не любил. Три года назад мы развелись...

Журчала река, сквозь ивовые ветки виден был край розовеющего неба. Темнело. Роми было грустно, но встать и уйти она не могла. И не хотела.

Мягкое прикосновение к ее плечу заставило девушку вздрогнуть.

– Ты как застигнутая врасплох нимфа, – тихо засмеялся Клод.

– Мне нужно идти, – торопливо сказала Роми, и сама изумилась тому, как ей не хочется делать этого.

– Да, – эхом отозвался он. – Нужно идти. Никто из них не шевельнулся. Только лица начали медленно приближаться друг к другу. Их губы встретились – робко, очень робко. Слишком робко и слишком испытующе. Целуй меня! – взмолилась Роми про себя, а может, она сказала это вслух?.. Впрочем, ничто уже не имело значения. Каждая клеточка ее тела кричала и молила о том, чтобы Клод не останавливался.

И он, кажется, услышал ее беззвучные слова, поймал в свои объятия, прижал к себе изо всех сил и поцеловал – страстно и пылко.

И в ту же минуту отпрянул.

– Кажется, весна и закат лишили нас разума, – пробормотал он глухо и тяжело вздохнул.

Погоди, куда же ты? – захотелось крикнуть Роми, но она сдержалась, лишь сильнее прижалась спиной к стволу дерева, чувствуя, как вырывается из ее груди сердце. Здравый смысл понемногу возвращался к ней, и она вдруг осознала, что Клод повел себя просто по-джентльменски, ведь еще одно ласковое, ничего не значащее слово с его стороны – и он мог делать с ней все, что угодно. И самое страшное – минуту назад ей было все равно, что Клод уже состоит в связи с другой женщиной и, кто его знает, возможно, соблазняет ее, Роми, исключительно скуки ради. Как Питер...

– Довольно о весне и прочей романтике! – бодренько объявила она. – Пора заниматься работой!

– Труд и только труд, – со смешком ответил ей Клод. – А может быть, ты боишься слухов, Роми?

– Если тебе угодно, я боюсь слухов о том, что мои дома непригодны для проживания и пансион следует закрыть, – сказала она и энергично вскочила на ноги. – Ой, все тело затекло...

– Сделать массаж? – с озорным блеском в глазах предложил Клод.

Роми неодобрительно хмыкнула.

– Я предполагаю, чего ты добиваешься, – заметила она.

– И как, по-твоему, добьюсь?

– Бесполезная трата времени, – самоуверенно заявила Роми. – Поцелуйчики на закате и прочая ерунда со мной не пройдут.

– Что ж, желаю и дальше оставаться железной леди!

Закрывшись рукой от лучей закатного солнца, Роми всмотрелась в лицо стоящего напротив нее мужчины, но оно осталось спокойным и непроницаемым.

...Они возвращались в поселок в молчании. Чего в нем особенного, кроме смазливой внешности, внушала она себе. Он лжет так же легко, как дышит, он перешагнет через любого, кто окажется на его пути. Иногда этот коварный мужчина способен, в порядке любезности, приготовить ужин для голодной путешественницы, впрочем, только в том случае, если это служит его целям. Питер по сравнению с ним глупый теленок, так что, мисс Стэнфорд, будьте бдительны.

– Итак, до завтра? – сказал Клод, когда они подошли к центральной площади.

– Не знаю, – уклончиво ответила она, удивляясь тому, как естественно они перешли на «ты». Теперь, когда она потеряла прежнюю уверенность в собственной неприступности, перспектива вечернего визита в замок пугала ее. А кстати, куда подевалась его Сильви?..

– Приходи, – сказал он мягко. – Не следует смешивать между собой шальной поцелуй и интересы бизнеса. Я буду ждать тебя. Пока!

Утром приехал автофургон со стройматериалами, которые Роми закупила в соседнем городке накануне, ухнув на это все свои деньги. Она с головой ушла в работу: с наслаждением смешивала песок, известь и цемент в свежий раствор, нацепив на лицо марлевую повязку от пыли, откалывала от стены облупившегося фасада куски старой штукатурки, шпаклевала щели и трещины.

Мимо нее иногда проходили, вполголоса переговариваясь между собой, люди, но Роми игнорировала их, сосредоточенно балансируя на шаткой складной лестнице, которую нашла в чулане. Вооружившись мастерком, она зачерпывала порцию раствора из ведерка, которое держала в другой руке, и одним умелым движением руки загоняла раствор в щель между камнями. Умелое приглаживание мастерком и...

Краем глаза она сразу заметила внизу двоих мужчин. Одним из них был Клод. Преисполненная важности, и гордости за свое искусство, Роми, на мгновение оторвалась от работы.

– Как поживают твои жуки-древоточцы? – крикнул он ей снизу.

– Лучше некуда! А твои? – крикнула она в ответ, с преувеличенной тщательностью, приглаживая свежую цементную заплату, скрывшую от глаз глубокую трещину в стене.

– Чуть завидев меня, улепетывают, сломя голову. Ты ведь знаешь, какие они трусливые, эти вредоносные твари! Слушай, Роми, твоя матушка случайно не появлялась на горизонте? Не звонила?

Роми вздрогнула, и последняя порция раствора полетела с мастерка прямо вниз.

– Ах ты боже мой! – воскликнула она, бросив взгляд на заляпанные раствором ботинки стоявшего рядом с Клодом мужчины лет пятидесяти. – Прошу прощения. Я сейчас спущусь и все исправлю.

Человек внизу что-то залепетал по-французски.

– Он говорит, чтобы ты не беспокоилась, – успокоил ее Клод.

Мужчина достал из кармана носовой платок и вытер им свою начищенную до блеска обувь.

– Это, раз уж ты обратила на нас внимание, инженер с телефонной станции. Поселок подключают к новой линии, так что пару дней придется побыть без связи. Надеюсь, потерпишь?

– Д-да... – пробормотала она, хотя в душе надеялась, что в любой момент ей могут позвонить отец или мать.

Клод что-то сказал инженеру, и тот направился к автофургону, стоявшему в конце улицы.

– Ты классно работаешь, – заметил Клод, наблюдая, как Роми, спустившись с лестницы, стала смешивать раствор. – Отцовские гены?

– Нет, реставрационные работы в Бриджу-отере. Тамошняя ратуша сгорела почти дотла, так что нам пришлось начинать ее восстановление едва ли не с фундамента. Поначалу я разносила чай рабочим, затем меня повысили до штукатура... Так я освоила целый набор профессий, пока не выбрала в качестве предмета специализации плотницкое дело.

– Как много талантов в одной женщине! Я мог бы использовать их, – произнес Клод многозначительно.

Роми уже собралась послать его ко всем чертям, но спохватилась.

– А что, я не против того, чтобы присоединиться к бригаде реставраторов, – сказала она с робкой надеждой. – Мне нравится это дело. Люблю смотреть, как меняется вид строения. Ты всерьез предлагаешь мне работу?

– Если мне понравится то, что ты делаешь, а все идет к тому, – сказал он как-то задумчиво, – то почему бы и нет?

Роми не надо было объяснять, что он имел в виду. Она продает ему коттеджи, а за это получает гарантированную работу, как минимум на несколько лет. При мысли о том, что она все это время будет находиться рядом с Клодом, по телу девушки разлилась сладкая истома. Ой, надо немедленно взять себя в руки.

– Спасибо, – пробормотала она, нагружая раствором ведерко и пряча от него глаза. Нет, скорее всего, ничего не получится, подумала Роми. Она не продаст ему дома, и он, конечно же, будет в ярости... Остается надеяться только на себя. – Нужно работать дальше, пока не схватился раствор, – извиняющимся тоном сказала она, снова забираясь на лестницу.

– Отличная организация рабочего процесса. Кстати, все это было здесь или куплено тобой?

– Куплено. Утром привезли. А что?

– Просто интересно. Ты твердо намерена двигаться вперед? Загляни-ка ко мне сегодня вечером, Роми, – произнес он настойчиво. – Я хочу показать тебе макет поселка после реставрации, который подготовил мне архитектор. Придешь?

Разумеется, ей хотелось прийти в замок.

Взглянув в лицо Клода, она вдруг заметила, что он смотрит на нее чуть ли не с восхищением.

– Приду, – прошептала она, непроизвольно улыбнувшись. – До вечера, Клод!

– Буду ждать тебя, Роми.

Она закончила работу к пяти вечера. Донельзя, довольная тем, что сделала, Роми отнесла лестницу, инструменты и мешки в сарай, приняла душ и наскоро перекусила сандвичем с ветчиной.

Разложив на кровати свой небогатый гардероб, она задумалась, что надеть вечером. Что-нибудь подчеркнуто строгое, вероятно. Хотя, если там будет эта Сильви... Чувство собственного достоинства пополам с тщеславием взяли верх, и она, отбросив прочь, все ограничения и предубеждения, решила одеться, как можно смелее.

Впрочем, одежда едва ли что-нибудь значила: Клод будет любоваться исключительно своей ненаглядной Сильви. И все же она решила надеть темно-зеленую узкую юбку, красиво облегающую ее широкие бедра.

– Никто не может мне запретить одеться так, как мне хочется! – заявила она вслух и натянула на себя кремового цвета шелковую блузку с открытыми плечами и с вырезом до середины спины. Поглядев на себя в зеркало, она усмехнулась, приятно удивленная тем, какой невероятно милый образ предстал перед ее взором.

Роми нашла темно-зеленую же шелковую ленту и подвязала ею волосы. Так, теперь чуть-чуть туши на ресницы и ярко-красной помады на губы. Все – работа по созданию нового облика завершена. Возможно, она и не будет сражать встречных мужчин наповал, но, по крайней мере, сможет уверенно взглянуть в лицо миловидной – вне всякого сомнения! – Сильви, а это главное.

Еще пару раз, взглянув на себя в зеркало, Роми тщательно заперла дверь и двинулась по направлению к центральной площади.

Возле старого рынка на нее уставилась группа пожилых местных женщин, до того оживленно болтавших между собой. Роми весело помахала им рукой, но женщины повернулись к ней спиной. Тем не менее, она вправе была считать, что первый раунд выиграла, преодолев свой страх перед недоброжелательностью местных жителей. Она еще завоюет их расположение, непременно завоюет! Теперь осталось показать Клоду, что она не боится его так же, как не боится недоброжелательности других обитателей поселка.

Уверенным шагом Роми прошла к чугунным воротам замка и вдруг почувствовала, что от ее уверенности не осталось и следа. Разнервничавшись, как школьница, отправляющаяся на первое в жизни свидание, подняла она проржавевший запор. Ворота со страшным скрипом отворились.

Словно в замке Спящей Красавицы, подумала она. Сквозь асфальтовое покрытие подъездной дорожки пробивалась трава, примятая там, где недавно проезжали колеса автомобиля. По обе стороны вздымались вверх огромные дряхлеющие липы, образуя подобие темного туннеля, в котором что-то пело, шумело, цвело. Казалось, человеческая рука не касалась сада, как минимум лет тридцать.

Замок, как и весь поселок Ла-Рош, нес на себе следы запустения. Обходя его вокруг, Роми увидела, что крыша одной из башенок замка провалилась внутрь, темно-зеленые ставни провисли на ржавых, петлях, а иные, слетев более чем с десятиметровой вышины, валялись под окнами.

Удрученная, открывшимся ей зрелищем разрушения, Роми прошла немного вперед и увидела припаркованный в глубине двора автофургон. Она бросила взгляд на извивающуюся внизу реку, обрамленную зеленеющими полями, и снова посмотрела на автофургон.

– Клод? – воскликнула она, удивленно рассмеявшись, потому что именно он сидел на ступеньках автофургона.

– Добро пожаловать в мои владения! – откликнулся он. – Прошу внутрь!

Пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, Клод нырнул внутрь. Роми, несколько озадаченная, последовала за ним.

– Я надеялась познакомиться с твоей Сильви, – осторожно заметила она, не обнаружив внутри фургона ни малейшего намека на присутствие женщины.

Клод еле заметно улыбнулся.

– Ее под страхом смерти не заставишь жить в таком примитивном жилище. Она устроилась в гостинице. – Он окинул оценивающим взглядом ее ладную фигурку. – По-твоему, мы нуждаемся в компаньонке?..

– Я – точно нет, – с вызовом ответила Роми, чувствуя, как заколотилось у нее сердце. – А ты? Боишься, что я на тебя наброшусь?

Лениво усмехнувшись, Клод жестом предложил Роми сесть на узкую банкетку возле окна, а сам уселся напротив нее за стол.

– Скорее мне нужно держать себя в узде, – с усмешкой признался он.

– А почему ты не остановился в гостинице? – тихо спросила она, смущенная его ответом.

– Я слишком долго был в разлуке с замком, чтобы оставить его хотя бы на одну ночь.

– Но жить здесь!.. В такой тесноте! Глаза Клода мрачно блеснули.

– Ты мне сочувствуешь? – спросил он с усмешкой.

Роми вдруг подумала о том, какие бешеные траты предстоят Клоду для того, чтобы восстановить замок в его былом великолепии. Не каждому миллионеру по плечу. Правда, он выиграл грант французского правительства на восстановление поселка, но вряд ли он сможет использовать эти деньги на приведение в порядок собственного жилища. Вспомнив, что бывшая жена Клода без разбора тратила заработанные им деньги, она в порыве сочувствия сказала:

– Конечно. Мне кажется, ты не настолько богат, чтобы вложить несколько миллионов долларов в реставрацию замка.

– А что, для тебя имеет какое-то значение, беден я или нет?

Роми не замедлила с ответом, обратив его реплику в выгодную ей сторону.

– Ну, разумеется! Ты не в состоянии будешь купить у меня дома... Господи!.. – Она испуганно зажала ладонью рот, но было поздно.

– Так ты все это время играла со мной, хотя на самом деле желала продать их? – спросил он тихо.

– Мое мнение может меняться, – ответила Роми с притворной неуверенностью в голосе. – Хотя, признаться, я не собиралась выдавать свою заинтересованность в продаже так скоро. Мне казалось, я должна была попытаться поднять цену на товар. – Она простодушно рассмеялась. – Не думаю, чтобы из меня получился хороший торговец хромыми, и безгорбыми верблюдами. Проще говоря: ты хочешь купить дома, я хочу их продать. Назови свою цену.

– А ты располагаешь всеми необходимыми документами, подтверждающими твое право полностью распоряжаться собственностью?

Роми достала из холщовой сумки, висевшей на ее плече, бумаги и передала их Клоду.

– Отлично, – сказал он, просмотрев их. – Дома определенно твои... Что-нибудь выпьешь?

– Спасибо. Бумаги, пожалуйста, передай мне обратно.

Клод, помедлив, с величайшей неохотой вернул ей документы, потом поднялся из-за стола и жестом предложил Роми следовать за ним.

– Единственное, что отец оставил после себя в приличном состоянии, – это винный погреб, – пояснил он, ведя ее к замку.

Ступив на каменные плиты холла, Роми с интересом осмотрела зал.

– Как великолепно все это могло бы смотреться после реконструкции! – сказала она негромко.

– Постройка пятнадцатого века. Перестроена, и обновлена в семнадцатом. Стропила из древесины грецкого ореха, очень прочные...

Роми пробежалась пальцами по поверхности стола. Под слоем пыли обнаружилось темно-красное дерево, правда, другой конец стола разбух от дождя. Подняв голову, она разглядела в потолке дыру, сквозь которую проглядывал кусочек синего неба.

– Как грустно, – пробормотала она удрученно. – Послушай, Клод, но тебе и целой жизни не хватит, чтобы все это отреставрировать.

– Хватит, – тихо, но уверенно сказал он. – Просто я поставил перед собой цель первым делом привести в должный вид поселок. Я не могу позволить себе тратить деньги на реконструкцию замка, зная, в каких условиях живут там люди.

У Роми снова екнуло сердце. Этот человек вызывал восхищение своим благородством! Неужели он не играет?..

– И какие же сроки ты для себя определил? – спросила она, бредя по холлу.

– Четыре года на поселок. Пять на замок.

– Но ведь это почти десять лет жизни! – воскликнула она. – Десять лет каторжного труда!

– Смотри, здесь сохранились подлинные обои семнадцатого века, – сказал Клод, показывая на пораженные грибком стены. – Я надеюсь воссоздать точную их копию. А вот эти деревянные панели большей частью прогнили, но некоторые из них, возможно, удастся сохранить. А теперь давай пройдем в западное крыло, в салон. Там дела обстоят чуть лучше.

Клод зажег свечи в старинном подсвечнике, взял его в руку и повел Роми по темным, мрачным коридорам. Девушка, слегка испуганная, прижалась к его плечу.

– Я считала коттеджи матери верхом запустения, – сказала она чуть слышно, – но то, что я вижу здесь, просто не поддается описанию.

– Почему же, – раздраженно отозвался Клод, – во все века это называлось вандализмом.

Он, вероятно, думал в это мгновение об отце, но Роми невольно вспомнила о матери. Та наверняка имела отношение к запустению замка, но в какой степени – это ей еще предстояло выяснить.

Они ступили в пронизанный лучами заходящего солнца зал со стрельчатыми окнами от пола до потолка, выходящими на запущенную оранжерею с разбитыми стеклами.

Клод ушел в погреб, унеся подсвечник с собой, а Роми, примостившись на краю старинного кресла, попыталась в очередной раз разобраться в своем отношении к нынешнему хозяину замка.

Да, Клод Ларош был мстителен и беспощаден по отношению к себе и другим. Он манипулировал людьми, очаровывая их и пряча свои истинные намерения. Да, он был страстно предан своему владению и благополучию обитателей поселка, и они, кажется, обожали его. И конечно же, в глубине души своей он оставался джентльменом, человеком чести и слова.

Клод на каждом шагу озадачивал ее, и чем больше озадачивал, тем больше Роми подпадала под обаяние его личности.

– Я хотел показать тебе, что я планирую сделать. Возможно, после этого ты лучше поймешь мотивы моих поступков, – сказал Клод, доставая из секретера большую папку. Он отодвинул в сторону, принесенную им из погреба бутылку красного вина и положил папку перед девушкой на изящный столик. Раскрыв папку, он достал из нее серию эскизов. – Вот группа домов на берегу реки. Вот так они выглядят сейчас, а вот так должны выглядеть после реконструкции. Практически вся молодежь уехала отсюда в большие города. Мне нужно вдохнуть в поселок новую жизнь, вернуть людям веру в завтрашний день.

– Организовав работы по восстановлению исторического облика поселка? – спросила Роми, рассматривая рисунки с изображением поселка после перестройки.

– Отчасти, да. Идея состоит в том, чтобы привлечь сюда молодых, энергичных людей со всех уголков Франции. – Клод усмехнулся при виде того, как вытянулось лицо Роми. – Поселок родится заново. Все будут работать на благо этого плана. И я уже получил запросы от людей, которые устали от бешеного темпагородской жизни и мечтают переехать вместе со своими семьями в тихое и безопасное место, где господствуют человеческие отношения, продукты поступают на стол прямо с поля, огорода или фермы, а не из гигантского супермаркета, где их месяцами хранят в вакуумной упаковке, чтобы они не испортились.

– Потрясающая идея, – с благоговейным трепетом в голосе отозвалась девушка. – Восстановить поселок, а заодно и подстегнуть развитие экономики округа... Но ты не боишься, что приезжие до неузнаваемости изменят дух Ла-Роша?

– Нет. За нынешними его обитателями останется веское слово во всех грядущих переменах. И я, разумеется, не останусь в стороне, если почувствую, что происходит что-то неладное. Мы должны создать новое ощущение общности и постараться остановить отток молодых людей в города, наоборот, вернуть их, обеспечив работой. Мы будем развивать только мелкое предпринимательство и туризм. Я рад, что тебе понравилась моя идея, – сказал он, захлопывая альбом.

– Она просто восхитительна! – искренне призналась Роми. – Хочется верить, что тебе удастся осуществить ее.

– А что ты думаешь, по поводу сознательного стремления твоей матери разрушить замок и поселок с единственной целью – чтобы я, вступив во владение имением, оказался на пепелище?

Роми вздрогнула.

– Ты так уверенно это утверждаешь... Но почему я должна верить именно твоим словам? – спросила она, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами.

– Но ты уже знаешь об отношении к ней жителей поселка, – заметил он. – Один человек может ошибаться или лгать, но весь Ла-Рош?

– Запросто! – упрямо заявила Роми. – Примеров в истории сколько угодно.

– Все сказанное мною – правда. Я не могу лгать, когда речь идет о столь болезненных для меня вещах, – сказал Клод чуть слышно. – Думаю, ты в этом убедилась.

Роми прикусила губу, разрываемая, противоречивыми чувствами. Интуитивно она верила ему, но в прошлом эта же самая интуиция порой подводила ее самым жестоким образом.

– Если бы твои слова оказались правдой, для меня это был бы тяжелейший удар, – прошептала она. – Такое поведение выходит за всякие рамки.

– Твоя мать – женщина, не признающая никаких рамок.

С портретов, висящих на стенах, на Роми сурово взирали представители рода де Ларош, владевшие замком на протяжении столетий. Как она заметила, шелковые шторы на окнах выцвели, и запылились, часть лепнины под потолком обрушилась.

– И все же я сомневаюсь в твоих словах. Разрушать такую красоту сознательно... Для этого надо быть, как ты говоришь, вандалом, либо... либо питать к тебе смертельную ненависть. Но откуда ей взяться, этой ненависти? Что такого ты мог сотворить, чтобы она стала твоим смертельным врагом?

Клод поморщился.

– Поводов масса. Я превратил ее жизнь в ад. Прокалывал шины на ее автомобиле, подкидывал, дохлых кошек ей в спальню, облил ее ведром помоев...

Роми отчаянно глотнула воздуха, не веря своим ушам.

– Ты?!! – вырвалось у нее. – Ты мог на это пойти? Если бы ты со мной обращался так же, я бы тоже объявила тебе войну не на жизнь, а на смерть.

– И ради этого обрекла бы на разрушение замок и поселок, населенный ни в чем не повинными людьми?

– Нет, посторонние здесь ни при чем. Но твое поведение – оно просто ужасно!..

– Я был тогда еще слишком молод, – процедил Клод сквозь зубы. – Время самых необузданных страстей и самых бешеных поступков.

Ты так и остался диким и бешеным в душе, подумала Роми. Просто научился сдерживать свои страсти, но надолго ли? И что будет, если однажды твоя злость, направленная против меня или кого бы то ни было, снова вырвется наружу?

– Я видел, как с каждым днем усыхает от стыда и горя моя мать, – продолжил он. – Я должен был сделать что-то, чтобы вынудить Софию убраться прочь.

– И тем самым еще сильнее загонял ее в объятия отца?

Клод удивленно приподнял голову.

– Как ты догадалась? София Стэнфорд оказалась сильнее и хитрее, чем я полагал. Думаю, с того времени, ею овладело навязчивое стремление стереть из памяти моего отца не только его жену и сына, но и замок Ла-Рош, как таковой.

– Хватит! – вырвалось у Роми. – Моей матери нет здесь, и она не может постоять за себя. Какой же это суд, если слово не дается ответчику?

– Она его получит! – угрюмо пробормотал Клод. – Она ответит за то, что из чувства мести довела до запустения целый поселок. Она многого добилась. Не вынеся испытаний, в изгнании умерла моя мать. До срока, не выдержав пустой и лихорадочной светской жизни, бесконечных путешествий, вечеринок, раутов, скончался мой отец. Многовековая история рода под угрозой. Теперь тебе понятно, почему я так ожесточен против Софии, Роми?

– Если только ты не...

– Это правда. Клянусь жизнью моей матери!

– А как быть с моей матерью? – с упрямой твердостью спросила она. – Порядочно ли с моей стороны судить ее заочно, так ни разу и не увидев?.. Клод, скажи, когда же, наконец кончится эта вражда? – взмолилась она.

– Ты уже все знаешь! Я хочу вернуть себе эти дома.

– Хорошо, приведем наши отношения в полную ясность. Я, разумеется, не люблю людей, способных причинить боль ближнему, не переношу эгоизма. Хотя...

Хотя сейчас она собиралась причинить ему боль и действовала, как закоренелая эгоистка.

Роми почувствовала, что еще немного, и она возненавидит самое себя.

– Ты так и не закончила мысль, – подал голос Клод. – Я слушаю, что ты скажешь дальше.

– Я просто хотела сказать, что влюбленные вообще склонны не замечать никого, и ничего вокруг себя...

– И ты считаешь вполне естественным то, что мой отец перестал замечать меня и мою мать?

– Не знаю. Но смеешь ли ты ненавидеть Софию за то, что она сделала твоего отца счастливым? Возможно, ей тяжело было жить в поселке, в обстановке всеобщего неодобрения, а точнее, ненависти, и месье де Ларош, следуя ее желаниям, старался как можно реже бывать здесь?

Клод насупился.

– Если бы она его любила, она бы никогда не попросила его покинуть поселок и не довела до разорения.

– Порой можно настолько сходить с ума по другому человеку, что перестаешь думать о последствиях своих поступков, – опустив глаза, прошептала Роми. – Поступков, которые потом не можешь себе простить.

– Тебя кто-нибудь обижал в прошлом? – дрогнувшим голосом спросил Клод. – Кто? Твой отец?

Роми отрицательно покачала головой.

– Один мужчина, – помолчав, сказала она. – Он жестоко унизил меня.

– Мужчина, которого ты любила? Роми усмехнулась.

– Я была такой наивной! Этот парень долгое время меня в упор не замечал, я для него была забавным недоразумением. А потом он решил посмотреть, насколько далеко я могу пойти, просто так, для развлечения...

– И ты купилась, на его знаки внимания?

– Ну, как тебе сказать...

Клод чертыхнулся, и Роми испуганно вскочила на ноги, опрокинув на себя так и недопитый бокал вина.

– Извини, – сказал он виновато, спешно достал из кармана носовой платок и протянул ей. – Ты слишком ранимая и сентиментальная, чтобы прижиться здесь, – пробормотал он, глядя, как она вытирает пятна на блузке. – Тебе здесь нелегко придется! Да и без знания французского не обойтись...

В его голосе Роми послышалась угроза. Какая, же я дура! – упав духом, подумала она. Разоткровенничалась...

– Ладно, – грубо сказала она вслух, возвращая ему платок. – Твои предложения! – Она вздрогнула, когда Клод неожиданно схватил ее руку и поцеловал в запястье. – Ну, сделай же свое предложение! – побледнев, прошептала она, то ли боясь, то ли не желая выдернуть руку прочь.

Клод поднял глаза и еле слышно сказал:

– Мне казалось, именно это я и делаю!

– Ты... – произнесла, чуть заикаясь от волнения, Роми, – ты не назвал цену!

Клод нахмурился, и губы его дрогнули.

– Боюсь, цена окажется неприемлемой для нас обоих...

Роми ничего толком и не поняла. Казалось, они говорили на совершенно разных языках. Имел ли он в виду, что они не уживутся рядом друг с другом? Или что ее не примут в поселке?..

Вырвавшись, Роми выбежала к оранжерее, глядя вперед ничего не видящим взглядом. Однако Клод нагнал ее и, тяжело дыша, встал за ее спиной. Ну, почему он не оставит меня одну? – с отчаянием подумала девушка, сжимая руки в кулаки. Зачем он мучает меня? Чего добивается?

– Послушайся моего совета, дорогая, – проведя кончиком пальца по ее обнаженному плечу, произнес он. – Продавай все и уезжай. Ты не представляешь, что может произойти, если ты останешься!

– Хорошо! – крикнула она, резко оборачиваясь к нему лицом. – Назови свою цену. Что я получу в обмен за свои дома? А может, мне выгоднее обратиться в агентство по недвижимости?

По лицу Клода пробежала судорога. Он взял Роми за руку, отвел обратно к столу и разлил по бокалам вино. Лицо его вдруг стало абсолютно непроницаемым.

Залпом осушив свой бокал, он стал сухо рассказывать ей о том, где, как и на каких условиях, она может выставить на продажу дома, какие документы от нее потребуются, каковы особенности французского законодательства в области недвижимости, – все, что ей нужно было знать, чтобы самостоятельно организовать сделку.

Он закончил и, не дождавшись от нее даже слова в ответ, вопросительно поднял бровь:

– Итак? Может, все же тебе будет легче договориться со мной напрямую? Я дам тебе неплохие деньги...

У Роми комок застрял в горле. Вместо того чтобы поблагодарить Клода за столь подробную информацию и вежливо распрощаться с ним, она ощутила, что собирается совершить жестокий и ничем не оправданный поступок. Как бы ни вел себя в отношении ее матери Клод, он любил свой родовой замок и поселок и стремился обеспечить ему возрождение и процветание. Только эти три жалких коттеджа были у него как бельмо на глазу... И все же...

– Извини, – упрямо заявила Роми, чувствуя совершенно раздавленной. – Но я не могу...

Клод напрягся:

– Тебя не устраивает цена? Ну, так я еще не назвал ее. Скажи, сколько ты хочешь получить за эти три ветхих здания?

– Знаешь, Клод, если честно, я вообще не рассчитывала ни на какие деньги, когда ехала сюда... Но я не могу... – Она прикусила губу, увидев, каким гневом загорелись его глаза, и торопливо закончила: – Мне жаль, мне в самом деле, очень жаль, но я обещала маме, когда та звонила...

– Что?! – выдохнул Клод. – Так ты все это время знала, где твоя мать?

– Да! – испуганно вымолвила она.

– И, значит, ты не собираешься продавать мне свои дома? – прорычал он. – Признайся, ты в сговоре со своей мамашей? Держите меня, за последнего идиота? Набиваете цену?! – взревел он, как клещами сжав ее руки.

– Прекрати, Клод!..

– Так ты нарочно притворялась, что тебе интересны мои рассуждения о будущем Ла-Роша, а сама все это время только и ждала, что я расскажу тебе о деталях продажи недвижимости?! Ты водила меня за нос? Господи, помоги, не дай мне убить ее!

– Извини, Клод, но я не могу продать тебе эти здания, – прошептала Роми чуть слышно.

– Извини? Я предлагал тебе руку помощи, но теперь я тебя отпускаю – лети на дно пропасти самостоятельно.

И он оттолкнул ее, оттолкнул так резко, что Роми чуть не упала на пол.

– Мне нужны эти дома. Понимаешь, нужны, Клод, – упрямо твердила она.

– Тогда зачем нужно было вешать мне лапшу на уши? Боже, до чего ты похожа на свою коварную мамашу!

– Мне, в самом деле, нравятся твои идеи и планы в отношении поселка, – попыталась без всякой надежды на успех оправдаться Роми. – Но рассуди, Клод, ты имеешь в собственности большое имение, и у тебя наверняка найдутся деньги на восстановление замка... Я же не имею ничего, на что можно было бы существовать, – ни дивидендов, ни работы. Для меня этот пансион – единственная возможность своим потом и трудом, заработать себе какие-никакие, но деньги, Я хочу добиться того, чтобы дома приносили доход. У меня нет других источников существования...

– Тогда тебе сразу же следовало послать меня ко всем чертям! – процедил сквозь зубы Клод.

– Да, – вскинула голову Роми. – Следовало. Но ты настолько уверен в том, что коттеджи, в конечном счете, достанутся тебе, что меня это бесит! Не сомневаюсь, что ради своих целей ты пойдешь на все, даже на...

– Ну? – спросил он ледяным тоном.

– Даже на поцелуи! – объявила она, пряча глаза. – Ты не представляешь, как ты меня оскорбил. Один такой уже пытался использовать меня... Я не позволю тебе обвести меня вокруг пальца! Мать предостерегала, чтобы я держалась от тебя подальше, и она оказалась права. Ты обвинил меня в том, что я не была с тобою искренна, но разве ты сам не пытаешься маскировать свои истинные намерения под личиной дружелюбия и даже... нежности... – Ответом ей было угрюмое молчание Клода. Девушка опустила плечи. – В любом случае, мое желание или нежелание продать коттеджи мало что решает, поскольку я связана словом.

– Ты дала слово Софии? – презрительно спросил Клод. – Женщине, которая нарушает обещания по сто раз на день? Где она сейчас? – спросил он резко.

– Я не готова говорить с тобой на эту тему. Клод яростно почесал затылок и наклонил голову, глядя на нее с осуждением.

– Я думал, что могу доверять тебе, но, оказывается, по части лицемерия ты можешь дать фору матери. Поздравляю! – сказал он, с издевкой, отвесив поклон. – Тебе удалось на время заморочить мне голову и убедить меня в твоей искренности. Твоя мать может гордиться тобою!

Губы у Роми задрожали.

– Я по-прежнему уверена, что все, сказанное тобой о моей матери, – клевета и домыслы! – запинаясь, выдавила она из себя.

– Не нервничай так! – предостерег ее Клод, недобро сверкая глазами. – Слезы размывают тушь для ресниц.

– Да! – в негодовании выпалила Роми. – А кроме того, мешают разглядеть, как ты паясничаешь, разыгрывая из себя доброго самаритянина, тогда как на деле жаждешь заграбастать мои дома и отомстить моей матери! Учти, тебе это не удастся! И мне совершенно не стыдно за свои поступки. Я до сих пор не обидела даже мухи, но причинить боль такому чудовищу, как ты, – истинное удовольствие.

Она, как тайфун пронеслась мимо него, ничего не различая из-за подступивших к глазам слез. Она еще надеялась, что он ее остановит, позовет обратно, в крайнем случае, продолжит препирательства.

Ничего этого не произошло.

И только у двери, не выдержав, она оглянулась. Клод сидел за столом, и на лице его было написано отчаяние.

– Клод! – прошептала она. – Ради Бога, прости меня!

– Муки совести? – издал он смешок. – Мои аплодисменты, мадемуазель!

Роми в ужасе захлопнула дверь. И она еще переживала за него! Дура, совершенная дура! Ну, когда же она повзрослеет?..

Прошла неделя – солнечная, знойная. Роми в полной мере познала смысл фразы «зарабатывать деньги, своим потом». Она трудилась, не покладая рук. За это время она вычистила до блеска Старую Кондитерскую и уже начала подумывать о том, чтобы выставить на продажу самый маленький из коттеджей. По вечерам она усердно штудировала французский язык по самоучителю.

Клод не давал ей покоя ни во сне, ни наяву. Он возникал словно из-под земли вместе с какими-то людьми то возле одного, то возле другого коттеджа, они о чем-то спорили, потом так же стремительно исчезали.

Однажды в полдень она в очередной раз увидела его во дворе. Невдалеке от него стоял какой-то пожилой мужчина.

– Слушаю? – сказала Роми надменно, стараясь не обращать внимания на то, что на ней сейчас линялые джинсовые шорты, старая подвязанная под грудью рубашка, а лицо едва различимо под слоем пыли. Она только что закончила сбивать старую штукатурку со стены одного из коттеджей, примыкавшего к Кондитерской.

Клод, также одетый в шорты и рубашку с короткими рукавами, указал ей на пожилого незнакомца.

– Прошу любить и жаловать! Шарль Дюпрэ, мэр. Он желает проинспектировать ваш так называемый пансион.

– О! – только и смогла вымолвить Роми, с трудом оторвавшись от созерцания длинных загорелых и мускулистых ног Клода. – Минутку, я только прихвачу ключи.

Она вихрем пронеслась на кухню, а когда вернулась, то увидела, что двое гостей по-прежнему стоят на улице и критически осматривают Печной дом.

– Вчера вечером и сегодня утром я сбивала штукатурку с боковой стены, – зачем-то объяснила она, хотя мужчины и так могли это увидеть. Отыскав нужную связку ключей, она гордо продолжила: – Я подновила кое-где кладку, заново отштукатурила фасад... Полагаю, ты должен это оценить, Клод.

– А как насчет крыши? – поинтересовался он. Он был такой чистый, аккуратный и необычайно притягательный...

– Дойдет очередь и до крыши.

– Значит, протекает. Наверное, надо перебирать черепицу? Смотрю, кое-где она потрескалась.

– Знаю, – резко сказала она, раздраженная его въедливостью. Неужели он и это высмотрел? По счастью, в один из коттеджей приехали отдыхающие, и на полученные деньги она сможет заказать черепицу.

– Если пойдет дождь...

– Да, – нетерпеливо прервала она. – Я понимаю, что такое, когда хлещет дождь, а в крыше дыра. Будем надеяться, что этого не произойдет!

Ну, ябедничай дальше! – с ожесточением подумала она. Тоже мне, инспектор нашелся, провались ты пропадом! Но тут же, поймав на себе его пристальный взгляд, она отвернулась и покраснела.

– Пойдемте дальше? – спросила она у мэра. Они прошли к ней, в Кондитерскую, и там двое проверяющих всюду совали свой нос, проверяли, придирались, а Роми нервничала, не находя себе места в присутствии Клода. Когда он случайно задел ее бедром, проходя к окну, она прямо-таки отпрыгнула назад, чувствуя, как по ее телу пробежала дрожь.

– Твое присутствие придает уют этому помещению, – с усмешкой заметил он, взглянув в ее растерянное лицо.

Глаза его перебежали на постель, затем снова на нее, снова на постель... Роми почувствовала, что сердце ее забилось часто-часто.

К счастью, месье Дюпрэ позвал его, и Клоду пришлось отвернуться.

– Мэр полагает, что ты славно потрудилась, – перевел Клод, когда инспекционный осмотр был закончен.

– Еще бы, – гордо сказала она. – А если у меня в распоряжении будет месяц или два, я приведу в порядок Печной дом не только снаружи, но и внутри.

– Можем мы его осмотреть?

Роми со вздохом повела гостей к Печному дому, на первом этаже которого находилась кухня, где когда-то, во время оно, целая артель пекарей замешивала на длинном столе тесто. В углу нелепо торчала огромная, запыленная и ржавая тестомешалка, а на двух деревянных крюках висели две большие деревянные лопаты, которыми закладывали и вынимали хлеба из печи. Оба проверяющих сразу же двинулись в этот угол, и Шарль Дюпрэ, что-то оживленно стал рассказывать Клоду.

– Что он говорит? – настороженно спросила Роми.

– Так, сентиментальные воспоминания... Клод явно не горел желанием вдаваться в объяснения, и Роми пришлось спросить его снова:

– А о чем именно вы вспоминаете?

– Месье Дюпрэ рассказывал мне, как до войны, еще ребенком, приходил сюда с окрестными мальчишками и получал ломоть горячего, прямо из печи, хлеба. – Клод искоса взглянул на ее растерянное лицо. – Ты была хоть раз внутри печи?

Девушка отрицательно покачала головой, и Клод с усилием отодвинул засов массивной железной двери. Внутри обнаружилось подобие комнаты. У Роми мелькнула паническая мысль, что ей придется приложить титанические усилия, чтобы все это демонтировать.

– Со временем здесь будет создан музей. Поэтому вы должны сохранить все в целости, – объявил ей Клод официальным тоном. – Ограничьтесь косметическим ремонтом, пока не получите от нас специального извещения, мисс Стэнфорд!

Шарль Дюпрэ вышел на улицу, и Роми с Клодом остались одни. Температура в комнате, как будто накалилась, словно печь работала на полную мощность. Но печь была здесь ни при чем – жар охватил Роми изнутри. Испугавшись, как бы Клод не обнаружил ее волнения, она, пробормотав извинения, выскочила на улицу и присоединилась к мэру. Тот, не обратив на нее ни малейшего внимания, продолжал наружный осмотр здания, что-то занося в записную книжку. К концу обхода у него набралось несколько страниц.

– Все, – после своих коротких переговоров с мэром сообщил ей Клод.

– И каков результат? – с волнением в голосе спросила Роми.

– Чуть позже сообщим. Впечатления не самые благоприятные...

Роми сердито прихлопнула комара у себя на щеке. Она не собиралась сдаваться.

– Между прочим, отдыхающие, приехавшие три дня назад, не предъявляли мне никаких претензий по поводу бытовых неудобств. Они просто в восхищении от поселка и его окрестностей. Да я их почти и не вижу. Если бы что-то было не так, они бы мне давно об этом сообщили. – Клод равнодушно пожал плечами, словно это не имело ни малейшего значения. Набрав побольше воздуха, Роми закричала: – Передайте мэру, что он не может быть настолько жестоким, чтобы закрыть пансион!

Клод перевел. Мэр лишь вежливо улыбнулся, пожал Клоду руку и, совершенно игнорируя хозяйку, вышел за калитку. Роми стояла на обшарпанных ступеньках дома и, нахмурившись, смотрела, как мэр уходит.

– Я не вынесу такой несправедливости, – пробормотала она. – Если он закроет меня лишь оттого, что тоже находится в ссоре с моей матерью, это будет абсолютно нечестно.

– Требования к условиям содержания таких заведений, как твое, с каждым годом возрастают. С твоей стороны будет полной глупостью вкладывать деньги и силы в эти дома, – заметил стоявший сзади нее Клод.

Роми яростно обернулась, сжав руки в кулаки, и он невольно попятился назад.

– Предоставь мэру возможность самому принять решение на основании собственных наблюдений, – со злостью выпалила она. – До тех пор, пока мне удается принимать отдыхающих, у жителей поселка есть хоть какой-то источник дохода, и нужно совершенно не иметь хозяйственной жилки, чтобы не понимать этого. В конце концов, не ты ли печешься о благополучии местных лавочников?

– Да, пекусь, – невозмутимо ответил Клод. – А твоя мать пеклась?

Роми вздрогнула.

– Удар ниже пояса, дружок! Не приплетай сюда мою мать. Факт остается фактом: приезжающие в поселок туристы едят, как звери, к радости пекаря, мясника и бакалейщика, которые без них уже давно бы прогорели. Пожалуйста, Клод, используй свое влияние на мэра... – попыталась она сдержать свой гнев.

– Не припомню, чтобы в прошлое мое посещение твоих владений в доме были разбитые стекла, – прервал он ее, бросив взгляд поверх ее головы.

– И я не припомню, – растерянно пробормотала Роми и, обернувшись, увидела разбитое окно в доме напротив. Ярость захлестнула ее. Пока они осматривали один коттедж, кто-то успел выбить стекла в другом. Неужели это происки любовницы Клода? – Боже, как подло! – вырвалось у нее. – Кого ты завербовал для этой работы? Свою подружку? Выходит, когда я...

– Уймись, Роми! Дело в том, что...

– Не желаю слушать твоей лжи! Ты сознательно ставишь мне палки в колеса! У тебя есть мотивы для подобных действий, ты мне уже не раз и не два угрожал. Что ж, стекла я как-нибудь вставлю, но намотай на ус: я не позволю тебе или еще кому-то выставить меня отсюда, и чем больше вы будете принуждать меня к этому, тем больше оснований будет у меня для того, чтобы остаться здесь и добиться успеха!

Она в ярости вбежала в дом, захлопнув дверь перед самым его носом. Из окна со звоном выпали остатки разбитого стекла. Война! – угрюмо подумал она. Война во всей ее беспощадности.

Проклятие!.. Роми уселась на деревянную скамью в коридоре и оглядела царящий вокруг беспорядок. Ей вдруг стало страшно от обилия задач, которые надо было, во что бы то ни стало решить. Продажа коттеджа. Ремонт двух других. Борьба с Клодом и всеми жителями поселка вместе взятыми. А затем... Затем переход от вражды к... дружеским отношениям.

Невероятно! Бред!

Какого черта она здесь делает? Это же сизифов труд!

Утром Роми в полном унынии вышла из дома и проверила содержимое почтового ящика в надежде, что там наконец-то лежит письмо от матери. В ящике, как всегда, не оказалось ничего.

– Эх, мама, мама! – со вздохом прошептала она. – Если бы ты знала, как ты необходима мне именно сейчас!..

Настроение, ее упало еще больше, когда в сарае не обнаружилось лестницы и некоторых инструментов. Опять Клод! Или кто-то из его сообщников?..

Ей захотелось зареветь во весь голос от обиды на весь мир. Но она представила, какое удовлетворение должен был бы испытать при виде ее слез этот современный феодал, и решила поступить иначе.

Вооружившись словарем и выучив пару-тройку фраз по-французски, она отправилась в мэрию, поскольку полицейского участка в поселке не было. В мэрии, однако, сделали вид, будто не понимают ни слова из того, что она сказала. Немногочисленные служащие лишь недоуменно пожимали плечами и всем видом показывали, что она мешает им работать. Устав от всего этого цирка, Роми обреченно двинулась домой. Обращаться с заявлением о краже в полицию ближайшего городка вряд ли имело смысл: там ей наверняка скажут, что такие мелкие вопросы решаются на уровне местной власти. Неужели стена недоверия и вражды совершенно непреодолима? – упав духом, думала она по дороге к дому.

Следующие дни выдались жаркими и душными. Каждый вечер собирались тучи, раздавались раскаты грома, но на этом все и заканчивалось. Мать не писала и не звонила, от французского агента по продаже недвижимости не приходило никаких известий.

В конце одного такого особенно знойного дня Роми, закончив побелку потолка в комнатах второго этажа Старой Кондитерской, решила прогуляться по берегу реки Жиро и, может быть, искупаться.

Путь ее лежал через площадь, и, едва выйдя туда, она сразу почувствовала, что произошло неладное.

У ее мотоцикла, припаркованного на общественной стоянке, не хватало обоих колес. А около него сидел на корточках Клод Ларош. Только у него одного в поселке могла быть такая широкая мускулистая спина. Итак, он наконец, пойман на месте преступления! Какой же все-таки мелкий и подлый тип! И это – тот человек, который заполнял ее мысли днем и снился по ночам!

Клод выпрямился и оглянулся, словно бы высматривая на почти пустынной площади кого-то из знакомых. Крайняя степень недовольства на его лице сменилась ошеломлением, когда взгляд его наткнулся на Роми.

– Полагаю, у тебя наготове какое-нибудь объяснение? – холодно спросила она, остановившись на расстоянии нескольких шагов от него. – Умираю от желания услышать его. Только не говори, что случайно шел мимо и... прочие сказки для дурачков.

– Но именно так и произошло, – насупив густые темные брови, сообщил Клод. – Я шел на почту и вдруг заметил, что у мотоцикла сняты колеса. Это правда! – рявкнул он в ответ на ее саркастическую улыбку. – Не представляю, как это могло произойти. Я в таком же недоумении, как и ты. У нас здесь не воруют.

– Ишь ты, он в недоумении! – ядовитым голосом прошипела Роми. – Эх, Клод, как ты мог! Это мое единственное средство передвижения! Я могу пережить украденную лестницу и разбитые окна, но это... это просто подло! – Она в волнении провела рукой по волосам. В глазах девушки стояли слезы отчаяния. – Я без мотоцикла, как без рук. Без него мне вообще теперь никуда не выбраться... Мне и без того приходится ездить за покупками в соседний город, потому что здесь никто меня не обслуживает. А без мотоцикла мне остается только помереть с голоду, это ты, надеюсь, понимаешь?!

Окинув девушку внимательным и – если только это ей не показалось – сочувственным взглядом, Клод с легкой хрипотцой в голосе сообщил:

– Бога ради, только не голодай! Твои формы меня вполне устраивают. Терпеть не могу тощих женщин. Они все злые и желчные.

Роми восприняла его слова, как издевательство. Уперев руки в бока, она набросилась на него:

– Ты мне зубы не заговаривай! Я на такие штучки не поддаюсь! Единственное, что мне от тебя надо, – чтобы меня оставили в покое. Уж лучше бы ты подбрасывал мне в дом каждый день по дохлой кошке, чем...

– Я уже давно не мальчик-подросток, чтобы заниматься подобной ерундой.

– А какой же ерундой ты занимаешься теперь? – язвительно спросила она.

Клод нахмурился.

– Ты сообщила в полицию, что у тебя украли лестницу, инструменты?

– Бесполезное дело! И вообще, Бога ради, не строй из себя невинного агнца! – вспылила Роми. – Ты не можешь не быть в курсе происходящего! Лучше признайся прямо, что ты мне мстишь и готов на все, чтобы выжить меня из... – Она оборвала фразу на середине. Ей вдруг стало гадко оттого, что она находила этого негодяя обаятельным. – Закончим разговор! – устало сказала она. – Верни мне колеса и можешь каждый день подбрасывать мне в дом дохлых кошек.

– Но у меня нет твоих колес, – спокойно произнес Клод, – потому что я их не снимал с мотоцикла.

– Хорошо, – поколебавшись, сказала Роми. – Но, по крайней мере, ты наверняка знаешь, кто это сделал.

– Возможно, – пробормотал он, отводя глаза.

– Кто-то пытается травить меня, а ты, судя по всему, поощряешь этого человека. Интересно: этот кто-то действует один или весь поселок принимает в травле активное участие? Не правда ли, увлекательное зрелище для истинного аристократа – борьба беззащитной женщины с целым поселком?

Клод молчал, но в глазах его появилось выражение искреннего сочувствия, даже симпатии. Или он просто-напросто потешается над ней?..

– Знаешь, Роми, – вдруг заговорил он, – я ужасно сожалею о случившемся. Согласен, – игра зашла слишком далеко. Надеюсь восстановить свою репутацию в твоих глазах тем, что приложу все усилия к тому, чтобы тебе вернули твои колеса.

– Как хочется поверить тебе! – без особого энтузиазма откликнулась Роми. Ох, как действительно она хотела ему поверить!

– Обещаю тебе, что подобное больше не повторится.

– И ты прекратишь травлю, которую развязали против меня жители поселка с тобою во главе?

Клод вздрогнул.

– Скажем так: я намерен довести до сведения всех заинтересованных лиц, что не потерплю дальнейших выходок подобного рода в отношении тебя.

– Если так, то доведи до их сведения, что я не чудовище, а такой же человек, как и все, что я имею право жить среди них, приводить в порядок мои – слышишь? – мои дома! В твоих руках изменить отношение ко мне жителей поселка.

– Возможно, ты права, – ровным тоном ответил он.

Лицо девушки сделалось серьезным.

– Клод, – прошептала она и в порыве чувств, схватила его за руку, – одного твоего слова, одной твоей улыбки при встрече со мной достаточно для того, чтобы отношение людей ко мне изменилось.

– Об этом меня лучше не просить.

– Но почему? Тебе ведь это ничего не стоит...

Клод опустил глаза на свои грубые запыленные ботинки, якобы с преувеличенным вниманием рассматривая их.

– Стоит, – произнес он, наконец. – И стоит слишком много.

– Опять юлишь! Ну и хитрец же ты! – удрученно покачала Роми головой.

– Нет, вовсе нет, – задумчиво произнес он. – А сейчас мне нужно идти. Меня заждались на почте. Разумеется, я приму меры, чтобы тебе вернули колеса, а местный механик поставит их на место.

– Ни за что на свете! – запротестовала Роми. – Я уже не доверяю никому из здешних жителей. Только сама.

Из груди Клода со свистом вырвался воздух.

– Уж не думаешь ли ты, дорогая Роми, – чуть слышно спросил он, – что я готов подстроить для тебя дорожную аварию?

Роми осталась непоколебимой.

– А что прикажешь мне еще думать? Откуда мне знать, что ты или кто-то другой задумали? Я не желаю никакого риска. Признайся честно, ты был бы рад увидеть, как я со всех ног удираю из твоих «владений»? Тоже мне, феодал нашелся!

Воцарилось тягостное молчание.

– Готов признаться в том, что ты создаешь мне проблемы, без которых я предпочел бы обойтись. И в том, что я обдумываю меры, с помощью которых мог бы добиться твоего отъезда, – тихо сказал он и, повернувшись спиной, двинулся в направлении почты.

На обратном пути Роми обнаружила, что дверь почтового отделения заперта и на ней висит объявление: «Закрыто по причине траура. Приносим извинения».

Сквозь оконное стекло Роми разглядела высокую статную фигуру Клода, скорбно-сочувственное выражение его лица и бурно рыдающую пожилую женщину, которую он порывался обнять. Роми почувствовала вдруг, что еще секунда, и заревет она сама.

Господи, сколько заботы о жителях поселка проявляет этот противный тип, а с ней обращается, как с прокаженной! Как же ей доказать ему, а значит, и всем остальным, что она никому здесь не желает зла? Неужели это ей так никогда не удастся?

Она все еще в оцепенении стояла возле здания почты, когда в дверях появился Клод с печальным, осунувшимся лицом.

– Что-нибудь случилось? – спросил он сразу же.

– Ничего... Просто я случайно заглянула в окно. Кто-то умер?

– Да, муж Матильды Гасьон. Она здешний почтальон. Скоропостижная смерть. Инсульт. Матильда прожила с ним сорок лет душа в душу.

– Ужасно! Бедная женщина! Надеюсь, у нее есть родня?

– Целый поселок, – коротко ответил Клод. – Мы все – ее родня. А дети разъехались: кто в Париже, кто еще дальше – в Квебеке...

– Переживаешь? – с искренним сочувствием спросила Роми.

– Ее муж, Луи Гасьон, – местный гробовщик. Он организовал, похороны отца и уговорил местных жителей проводить его в последний путь. Он же отыскал меня в Штатах, и сообщил о случившемся. Без него бы я, возможно, еще долго не узнал о смерти отца. Мне больно, что он умер, так и не увидев, как родной поселок возрождается...

– Ты можешь быть таким добрым, таким чутким, Клод, – дрогнувшим голосом заметила Роми. – Вот уж не подумала бы...

– По отношению к тем, кто заслуживает моей доброты, – резко сказал он.

– Я заслуживаю! – тихо, но настойчиво сказала она. – Даже если моя мать виновна во всех бедах, обрушившихся на жителей поселка и на тебя лично, я к ним не имею отношения. Я не общалась с матерью много лет... Или ты осуждаешь меня за то, что я пытаюсь своим трудом обеспечить себе средства к существованию?

– Я осуждаю тебя за твои методы! – заявил он жестко. – За двуличность. За ложные обещания, которыми ты меня кормила.

– Я уже объясняла тебе, почему вынуждена была так поступить. К тому же это не основание для того, чтобы бить стекла в окнах или снимать колеса с мотоцикла... Впрочем, ты уже пообещал, что жизнь моя будет отныне спокойной.

Клод отрицательно покачал головой.

– Я обещал, что будет положен конец травле. Легкой жизни я тебе не гарантировал. Изменить отношение окружающих к тебе я не в силах...

Роми тяжело вздохнула.

– Тогда у меня к тебе одна просьба... Нет ли у тебя мелочи для телефона... Я хотела бы позвонить. Телефон в моем доме ведь до сих пор не работает.

– На возьми! – сказал он достав из кармана горсть монет. – Я сейчас иду в гараж, а потом... – Он помедлил и вдруг спросил: – Ты хочешь попробовать связаться с матерью?

Роми, чувствуя, как замирает у нее сердце, кивнула.

– Тогда я подожду.

– Зачем? – удивленно спросила она.

– На тот случай, если я тебе понадоблюсь. Роми густо покраснела.

– Нет, Клод, не надо. Если вендетта, как ты и говорил, прекращена, то с остальным справлюсь я сама.

С этими словами она повернулась и зашла в телефонную будку, чтобы позвонить домой.

– Папа! – закричала она с облегчением, услышав его голос на другом конце провода. – Это я, Роми! У тебя все в порядке?

– Какое там, в порядке? – срывающимся на хрип голосом ответил отец. – Я, уже больше двух недель, жду не дождусь, когда ты соизволишь сообщить о себе хоть что-то. Ты что, совсем обо мне забыла! Мне здесь нужна кое-какая помощь. Когда твоя матушка, наконец приедет?

Роми застыла, словно громом пораженная.

– Разве... разве она не с тобой?

– О чем ты говоришь, дочка! Если бы она появилась здесь, я это как-нибудь да заметил бы! – раздраженно прокричал отец.

– Боже, папа, но София должна быть вместе с тобой! – задыхаясь от волнения, произнесла Роми. – Она так сказала... Она звонила мне, передавала от тебя привет...

– Разумеется, ее здесь нет. Я все это время ждал и от нее и от тебя вестей, чуть с ума не сошел от волнения. Правда, звонил какой-то американец, спрашивал о ней.

Чувство вины захлестнуло Роми. Все это время отец, оказывается, оставался один! Она покинула его, приготовив, на какое-то время еду, закупив продуктов, и обещала, что вскоре вернется. Конечно, есть соседи, но все же...

– Боже, папа, как ужасно! Мама сказала, чтобы я не звонила тебе, потому что она хочет вывезти тебя к морю и связываться с вами какое-то время будет бесполезно...

– Что толку в твоих извинениях? Я перебираюсь к Джудит, соседке напротив. Я больше не могу со всем управляться сам! – сварливо произнес отец, начал о чем-то говорить дальше, но раздались короткие сигналы, и связь оборвалась.

Роми с обреченным видом повесила трубку. Лицо ее стало серым, как пепел. Получалось, что мать, зная о ее привязанности к отцу, и о том, что Роми не оставит его надолго одного, обманула родную дочь, с которой, хотя и спустя много лет, решила наладить отношения. Все, что она сказала ей, было ложью. Все?!

Перед глазами у девушки плыли красные круги. Переступив порог телефонной будки, Роми споткнулась и, вероятнее всего, упала бы на землю, если бы ее не подхватили крепкие руки Клода.

Словно из тумана выплыло его встревоженное лицо. Его темные волосы сосульками спадали на лоб, и она вдруг поняла, что идет долгожданный дождь.

– Ее там нет? – спросил он настойчиво.

– Нет! – закричала она в истерике. – Нет! Ты доволен теперь?

– Роми, милая Роми, успокойся, – прошептал он нежно.

Роми изумленно подняла глаза, и при взгляде на его красивое мужественное лицо ей так неудержимо захотелось броситься в его утешающие объятия, прижаться к его широкой груди, что она в панике отпрянула и побежала прочь.

Сквозь слезы и струи дождя она ничего не различала перед собой. Она мчалась по улицам поселка, превратившимся в потоки вспененной воды, вздымая тучи брызг, до самой Старой Кондитерской. При виде ставших в последнее время родными стен она с облегчением вздохнула, как вдруг новая волна ужаса накатила на нее: через весь обновленный фасад дома отвратительной желтой краской была намалевана какая-то надпись по-французски.

– О Боже! – простонала она. – Что еще им от меня нужно! Это была капля, переполнившая чашу терпения. Обмякнув, она сползла на землю по стене, совершенно разбитая и отчаявшаяся.

– О Господи, – раздался у самого уха голос Клода. И тут же, к ее удивлению и безотчетному восторгу, руки его обвились вокруг ее плеч.

На этот раз Роми не пыталась вырваться, а, напротив, прижалась к нему с благодарностью.

– Клод! – всхлипнула она, дрожа всем телом не то от холода, не то от нервного потрясения. Руки его сжались крепче.

– Пойдем отсюда, – сказал он.

– Я хочу знать, что там написано. Переведи мне. Что там написано?! – пронзительно закричала она. – Что?

В глазах Клода появилась боль – то, чего Роми могла ожидать от него меньше всего. И ей вдруг стало все равно. Главным было, что этот мужчина, такой близкий и чужой одновременно, жалеет ее и что сейчас она надежно защищена его объятиями.

– Там написано: «Убирайся домой, дочь шлюхи!» – процедил он почти сквозь плотно стиснутые зубы.

– О нет! – вырвалось у Роми. Ее затрясло. – Дождь... Пойдем в дом, – пробормотала она.

– Нет, – сказал Клод, удерживая ее. – Ты пойдешь ко мне домой. В мой замок!

– Зачем? – испуганно спросила она. В новом своем качестве, нежный и чуткий, Клод пугал ее не меньше, чем раньше. Пугал и... завораживал. Сейчас он мог вить из нее веревки. Роми попыталась вырваться, но длинные твердые пальцы не отпускали ее. – Клод, пожалуйста!

– Я не могу бросить тебя, – сказал он резко. – И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Роми окаменела.

– Ты думаешь, меня может подстерегать какая-то опасность?..

– Я не знаю, что тут можно думать, но рисковать тобой я не желаю. Бога ради, пойдем скорее ко мне, пока ты совсем не окоченела. Через эту крышу в час проливается доброе ведро воды, поэтому ты пойдешь ко мне, хочется тебе этого или нет! Понятно?

Роми вдруг и в самом деле ощутила себя слишком несчастной и бессильной, чтобы спорить с ним.

– В чем ты сейчас нуждаешься, так это в тепле, – сказал Клод нежно.

Роми подняла глаза и невольно сжалась. Если его мокрая от дождя рубашка просвечивала насквозь, то, что должно было твориться с материей ее тонкой светлой блузки, прилипшей к груди!

– Клод! – жалобно всхлипнула она. – Мне не по себе оттого, что здесь есть кто-то, кто желает причинить мне зло. А потом, как это ни ужасно, я начинаю приходить к заключению, что моя мать, возможно, и в самом деле... лгунья!

– Этого-то я и боялся... Того, что рано или поздно ты откроешь для себя эту правду.

– Ты как будто догадывался, что она не с отцом, а поэтому ждал меня за дверью телефонной будки?

– Я весьма неплохо знаю ее, чтобы понять, что она может обмануть и тебя, – нехотя ответил он.

Слезы заструились по щекам, мешаясь с дождем.

– Как это больно, – прошептала девушка со слезами в голосе. – Я так верила ей, Клод. Я ведь сказала ей, что не смогу оставить папу надолго. Я накупила продуктов и наготовила ему еды на неделю или около того, а потом должна была приехать мать и остаться с ним, пока я буду находиться здесь. Она и заявила, что находится с ним, когда звонила сюда сразу после приезда. София ведь знала, что он не в состоянии самостоятельно обслуживать себя. Как она могла так жестоко поступить по отношению к нему?!

Не выдержав силы отчаяния, Роми разразилась потоком слез и прижалась щекой к его щеке. Клод обнял ее еще крепче. Тела их, казалось, слились воедино.

Боже, как я хочу, чтобы он никогда не выпускал меня из своих объятий! – с отчаянием подумала Роми. Пусть вечно он обнимает меня!..

Они стояли в полутемном холле замка. Клод поцеловал ее мокрые волосы и прошептал: – Ты заболеешь, милая, если будешь и дальше стоять здесь в этой мокрой одежде. Тебе надо переодеться... Пойдем наверх, там тепло и сухо.

От одной мысли о том, что ей придется снимать одежду в одном помещении с ним, Роми бросило в жар.

– Ты сам весь мокрый, – смущенно улыбнувшись, прошептала она. – Смотри, мы залили водой весь холл. Ты не боишься, что твои расходы на реконструкцию замка сильно возрастут?

– Опять твои шуточки! Ничего, на этот раз не убежишь! – произнес он решительно.

– Убегу? Не понимаю...

Голос Роми звучал удивительно тихо, и вообще, все вокруг происходило, как в замедленной съемке. Пальцы Клода коснулись влажного воротничка ее блузки, расстегнули одну пуговку, другую... С губ девушки слетел стон желания.

– Нам нужно обсушиться, – хрипло промолвил он.

Нет, подумала она. Хочу оставаться здесь, с тобой! Но в то же время, как будто вовсе не ее голос ответил:

– Да!..

Клод вздрогнул. Ему, наверное, было холодно, и, несмотря на это, он хотел разъединить их тела. Жестокий! Руки Роми непроизвольно впились еще крепче в его мокрую рубашку. Она прижалась плотнее к его телу и изумленно расширила глаза, почувствовав прикосновение чего-то твердого к ее животу, – явное свидетельство того, что он возбужден. Как и она,впрочем.

– Я не хочу, чтобы ты простудилась, – прошептал он, однако, не двигаясь с места.

Тогда согрей меня, сверкнула в ее сознании мысль, но с губ слетело лишь:

– Ты тоже не простудись, Клод. Медленно и бесконечно нежно он провел пальцами по влажной коже ее плеч.

– Да ты совсем горячая!

Да? А ведь и ты тоже, промелькнуло у нее в мозгу. Роми ощущала жар его тела под своими ладонями. Руки ее как бы сами собой поползли вверх, сомкнувшись на его затылке, где кучерявились черные завитки его влажных, дурманяще-ароматных волос.

Клод чуть отступил назад и приподнял указательным пальцем ее подбородок. Роми напряглась.

– Я поцелую тебя? – прошептал он.

– Нет, не надо... – чуть слышно ответила она, на самом деле, мечтая о его поцелуе.

– А все-таки я поцелую! – чуть улыбнувшись, сказал он.

– Нельзя!

– Но почему? – спросил Клод, нежно касаясь горячими губами ее лба. – От тебя пахнет дождем. Совершенно, волшебный, опьяняющий запах!

– Сильви! – прошептала Роми, чувствуя, как от одного этого имени рот ее сводит, как от лимона.

– Ее же здесь нет, не бойся, – пробормотал он, отыскивая дрожащими от вожделения губами горячие губы Роми.

Роми сжалась в комок, боясь, что растает в его объятиях раньше, чем получит ответ на этот главный и, по большому счету, единственный вопрос, который не давал ей покоя.

– Нет, Клод, я так не могу... Это... это нечестно, – запинаясь, пробормотала она, пытаясь увернуться от поцелуя.

– Ты ничего и никогда не забываешь, – хриплым от волнения голосом ответил Клод. – Сильви, рано или поздно придется жить своей жизнью. Она уже успела завести здесь сразу нескольких приятелей, хотя и скрывает это от меня... Уверен, что в попутчиках у нее не будет отбоя.

Только не это! – испуганно подумала Роми. Она никогда не желала того, чтобы ради нее мужчина разбивал жизнь другой женщины.

– Я так не могу! – прошептала она жалобно, откинув голову назад. – Не хочу, чтобы ты и она расстались из-за меня! Я изведусь от угрызений совести.

– Роми, милая! – пробормотал Клод. – Когда-нибудь она поймет нас. Сильви, не должна вставать между нами!

– Но она уже стоит между нами!

– Нет! Никогда не стояла, и не будет стоять! Для меня существуешь лишь ты.

Слегка наклонившись, Клод нетерпеливыми руками стал расстегивать нижние пуговки ее блузки.

– Боже, Роми! – вырвалось у него, когда ее упругие груди открылись его взору. – Как ты прекрасна! Еще прекраснее, чем я воображал себе на протяжении этих недель!

– Ты не шутишь? – У Роми мгновенно пересохло в горле от мысли, что не только она неотрывно думала все эти дни о его теле, пытаясь представить, как оно выглядит без одежды. Выходит, и он грезил о том же?

Пальцы Клода коснулись ее затвердевших сосков, лаская их, лишая девушку всякой способности к сопротивлению.

– И я вовсе никакая не красавица, не смейся надо мной, Клод!.. – прошептала Роми, чувствуя, что еще секунда, и она разрыдается от переполнявших ее противоречивых чувств.

– Мне нет нужды притворяться, милая! – Он нетерпеливо сорвал с себя мокрую рубашку и швырнул ее в сторону, затем поймал ее руки и положил их себе на грудь. – Прикоснись ко мне... Почувствуй меня...

Губы его яростно и почти жестоко впились в ее уста, и Роми, уже не в состоянии сдерживать себя, ответила на его страсть той же страстью, изо всей силы прижимая к себе его голову, желая лишь того, чтобы он целовал ее еще сильнее, еще жарче, еще неудержимее.

– Роми! Ты восхитительна! – выдохнул он хрипло, с трудом оторвавшись от ее рта. – Твои губы сладкие как мед...

– Она не сразу поняла, что его пальцы борются с ремешком ее шорт, пытаются расстегнуть молнию.

– Нет! – вскрикнула она в страхе, хватаясь за пряжку ремня, но тут же со стоном сдалась, неспособная бороться с охватившим ее огнем.

А Клод уже покрывал неистовыми поцелуями ее шею, ключицы, грудь...

– Но почему нет, Роми? – прошептал он с мольбой, лаская губами и языком ее соски.

Роми в бессилии откинула голову. О, как она мечтала об этих сладких минутах, боясь признаться себе самой, что этот мужчина за последнее время стал ей самым дорогим человеком на свете.

– Я снова набрала лишний вес! – всхлипнула она. – Ты... Ты не можешь любить меня... мое тело...

Клод снова коснулся горячими губами ее рта.

– Я обожаю твое тело... Я люблю тебя...

– Это невозможно, – вымолвила она, попытавшись отвернуться от него.

Клод заставил ее повернуться обратно.

– Мне так нравятся плавные изгибы твоего тела, округлость твоего живота... Ты восхитительна, Роми!.. Терпеть не могу худых женщин, которые выглядят как мальчики-подростки. Ты – настоящая женщина. Твое тело создано для любви, для продолжения рода... Ты пробудила во мне желание с первой же минуты, как я увидел тебя... – Он запнулся, потом срывающимся от волнения голосом продолжил: – Я всеми силами боролся с собой, я пытался сдерживать себя... Меня слишком пугал пример отца и то, что ты – дочь Софии. Вначале я пытался убедить себя в том, что легкий флирт с тобой поможет мне решить вопрос с коттеджами, но оказалось, это не так... Я не мог уйти от тебя, я хотел слышать твой смех, видеть твою улыбку. Я восхищался тем, как ты воюешь с трудностями, не теряя при этом своей женственности, как идут тебе старые линялые джинсы и мужская рубашка. Мне все в тебе нравится, и я хочу тебя, Роми, хочу так сильно, что и выразить не могу!

– Я боюсь поверить тебе, Клод, – прошептала она, задыхаясь. – Я уже слышала такие речи и раньше, и была безжалостно обманута. Надо мной подшутили – глупо и подло подшутили...

– Я убью любого, кто посмеет причинить тебе хотя бы малейшую боль! – взревел Клод. – Помимо прочего, если хочешь знать, я проникся глубочайшим уважением к тебе. Меня восхищало, как ты трудишься, не покладая рук, как бурно и непосредственно реагируешь на неприятности, сыплющиеся на тебя со всех сторон. Ты приняла на себя долг матери, хотя формально и не обязана была это делать. Мне неудержимо хотелось защитить тебя, взять под свою опеку, быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Я уже никогда не смогу вычеркнуть тебя из своего сердца, выбросить из памяти. Это сильнее меня! Так позволь же мне любить тебя. Скажи «да», и я стану самым счастливым человеком на свете. Верь мне, Роми!

– Но я... – Слова застряли у нее в горле. – Я боюсь...

– Жизнь – всегда риск! – горячо прошептал Клод. – Но я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда! Ты сама видишь, как неудержимо нас влечет друг к другу при каждой встрече, нас, живущих по разные стороны баррикады. Мы должны, просто обязаны прорваться друг к другу, и теперь нам уже ничто не сможет помешать...

– Ничто не сможет помешать?.. Клод вздохнул.

– Потеряв все, что я любил: отца, родину, – я ожесточился, сердце мое словно бы окаменело. Но, вернувшись сюда, я снова ощутил желание жить. А сверх того я встретил тебя... – Он нежно улыбнулся ей. – Я вел битву, заведомо проигранную после того, как увидел тебя, упавшую из гамака. Меня захлестнула такая волна полузабытой мною нежности, что я с трудом снова взял себя в руки. Но при всякой новой встрече снова и снова терял контроль над собой, не в состоянии бороться с той силой, что неудержимо влекла меня к тебе. Я понимаю, что рискую, говоря тебе все это. Но рискни и ты в свой черед!

– Боже, Клод! – задыхаясь, проговорила она. – Неужели ты не шутишь?..

– Поцелуй меня, Роми, – потребовал он. – Ради всего святого, поцелуй!

Губы Роми сами собой раскрылись, и она припала к его горячим губам, наслаждаясь их вкусом. Поражаясь собственной дерзости, она скользнула рукой по его бедрам, ягодицам.

Она уже не сопротивлялась, когда Клод подхватил ее на руки, понес вверх по лестнице в спальню и там уложил на огромную кровать под балдахином.

Он страстно целовал ее груди, живот, бедра, бормоча: «Красавица!.. Шелковая!.. Нежная!»

Глядя на его лицо, искаженное страстью, на его полураскрытые, ищущие губы, Роми вдруг окончательно поняла, что любит его.

– Клод! – простонала она, оплетая руками его мускулистые плечи. – Я больше не выдержу этой сладкой муки!..

– Ты моя, Роми, какое счастье! – радостно вскричал он, неистово лаская ее белоснежную кожу, пробуждая огонь сладострастия в самых сокровенных глубинах ее тела.

И когда она, задыхаясь, начала вскрикивать от наслаждения, в нетерпении стучать по его спине кулачками, когда с жадностью голодной тигрицы завладела его ртом, его плечами, всем его телом до последней клеточки, когда ощутила, что отчаянно желает утолить охвативший ее тело огонь, она прошептала, заливаясь слезами:

– Люби меня! Я твоя!..

– Ты плачешь? – вскричал Клод.

– Ну и что? – Роми взмахнула ресницами, отгоняя радужную пелену с глаз. – Разве это так уж глупо – плакать от счастья?

Я люблю тебя, Клод! – беззвучно шептала она, выгибая бедра ему навстречу, и снова и снова повторяла эти слова про себя до тех пор, пока он не вошел в ее влажное от желания лоно.

Роми со стоном выгнулась под ним.

– О, Клод, я люблю тебя! Не уходи от меня!

Клод, слегка удивленный, приподнял голову, погладил Роми по шелковистым волосам, поцеловал в губы.

– Глупенькая! Как я могу уйти? – прошептал он, прижимая ее к себе. – Через пару минут я снова захочу тебя. Но сейчас мне нужно одно: обнимать тебя и чувствовать, что ты рядом.

Лицо Роми просияло от счастья.

– Тебе и вправду было хорошо со мной? – с робкой улыбкой поинтересовалась она.

Клод рассмеялся и укоризненно покачал головой.

– Прекрати сомневаться в себе! Ты была просто фантастична! Ты выглядишь... Ты просто излучаешь сексуальность! А завтра я проведу тебя по поселку и представлю всем, кто попадется нам на пути, как самого близкого мне человека. И пусть хоть кто-нибудь попробует бросить на тебя неприязненный взгляд!

– А не слишком ли велика цена, которую тебе придется заплатить за это?

– Она уже заплачена – я впустил в свое сердце дочь Софии Стэнфорд и не жалею об этом.

Роми помолчала.

– Да, Клод, насчет коттеджей... – неуверенно начала она. – Мать поступила со мной нечестно, и я чувствую себя свободной от обещаний, которые ей давала. Я хочу подарить их тебе, но при одном условии...

Клод нежно поцеловал ее в плечо и поинтересовался:

– При каком же, милая?

– Позволь мне работать на тебя, Клод. Мне нужна работа! К тому же мне прямо-таки не терпится увидеть, как меняется на глазах поселок, и не только увидеть, но и приложить к этому свои усилия. Ну, пожалуйста! Эти места стали и мне родными.

– Неужели я могу отказать тебе в такой просьбе? – с улыбкой сказал он. – Ну, разумеется! Я буду очень рад, если ты станешь работать над возрождением поселка вместе со мной. Но подарка я у тебя не приму, не надейся. Я куплю у тебя эти коттеджи, причем за приличную цену. И никаких возражений! Иначе я прикую тебя кандалами к этой кровати и заставлю повиноваться силой!

– Я согласна! – пробормотала Роми со счастливым смехом. – Но, разумеется, если ты будешь навещать свою пленницу каждую ночь. Хорошо?

Они заснули только на рассвете, сплетясь телами в одно целое под широкими льняными покрывалами.

Роми проснулась оттого, что ей показалось, будто дверь открыта и за ними кто-то наблюдает, но стоило ей пошевелиться, как тяжелая рука Клода легла на ее плечо. И она заснула снова, прижавшись щекой к его горячей груди.

Утро промелькнуло, как одна секунда. Они снова занимались любовью, отдыхали и снова занимались любовью.

– Так, значит, тебе со мной хорошо в постели? – спросила Роми, уже, впрочем, не сомневаясь в ответе Клода.

– Может быть, даже чересчур хорошо, – хрипло произнес он, проведя рукой по легкой щетине на подбородке. – Если так будет продолжаться и дальше, я просто умру на тебе! Позволь мне хотя бы пойти принять душ в автофургоне. Водопровод в замке в плачевном состоянии... Кроме того, мне нужно сделать пару звонков, потом я сбегаю и принесу из твоего дома что-нибудь тебе из одежды. Если захочешь принять душ до моего возвращения, завернись в простыню и бегом в фургон – я оставлю душ подключенным.

– Ага! – сонно пробормотала Роми. Клод нежно поцеловал ее в нос.

– Теперь поспи, – сказал он тихо. – Я скоро вернусь. Затем займемся поисками колес от твоего мотоцикла. У меня есть подозрения...

Когда он ушел, Роми погрузилась в сладкую дрему, а когда проснулась окончательно, то почувствовала себя такой счастливой, как никогда в жизни. Неужели она наконец-то встретила человека, который по-настоящему полюбил ее? Какой Клод нежный, чуткий и какой блистательный любовник в придачу!

Наконец-то она ощутила уверенность в себе, и за это должна была благодарить Клода – именно он подарил ей чувство, собственной самоценности.

– Спасибо тебе, мой любимый, – прошептала она чуть слышно.

Переполненная, радостью бытия, Роми слезла с постели, соорудила из простыни подобие сари, босиком прошлепала вниз по лестнице и осторожно пробралась по дорожке из гравия к прицепному автофургону.

Она стояла под струями душа и безмятежно напевала что-то, пытаясь представить, как они проведут с Клодом остаток сегодняшнего дня.

– Как ты посмела? Совсем стыд потеряла?!

Роми от неожиданности уронила полотенце, которым вытирала лицо. Ее расширившиеся от испуга и удивления глаза наткнулись на разъяренную, очень красивую юную девицу, державшую в руках охапку одежды, принадлежавшей, судя по всему, Клоду.

– Как вы сюда... попали? – ошеломленно спросила она и, спохватившись, поспешила кое-как прикрыть обнаженное тело.

– Замолчи, бесстыдница! – огрызнулась девица, разглядывая Роми с ног до головы. – Я живу здесь. А вот ты что здесь делаешь? Впрочем, вопрос совершенно излишний...

Роми побледнела.

– Так вы... Сильви? – дрогнувшим голосом произнесла она. – И вы с Клодом... Вы...

– Разумеется! – фыркнула стройная, невероятно хрупкая юная блондинка. – Поэтому не рассчитывай ни на что. А ты, видно, уже решила, что поймала его на крючок? Да таких, как ты у него была добрая дюжина только за последние полгода! И если уж речь зашла о тебе, то будь уверена – его притянул к тебе вовсе не секс, как ты могла бы подумать...

– А что? – спросила Роми, чувствуя, как у нее пересохло во рту.

– Твои дома, милочка! – презрительно сообщила Сильви. – Неужели ты совсем уж набитая дура? Твоя мать закабалила его отца, и ты решила, что так же легко закабалишь его?.. Дудки! Он может иметь любую женщину, которую только пожелает! Пощады он не знает и ничего никому не прощает. Он может петь соловьем и улыбаться, но...

Роми уже ничего не слышала. Ноги у нее подкосились, и она присела на табурет, чтобы не упасть. Голова пошла кругом. Сильви наверняка лгала. Разумеется, она пришла в бешенство, застав ее, Роми, здесь, и ее можно понять...

– Я тебе не верю! – тихо сказала Роми.

– Это твое личное дело! И вообще, давай сама отстирывай его грязные тряпки! – взвизгнула Сильви и швырнула в нее одежду Клода.

Хлопнула дверь фургона, и Роми осталась одна посреди разбросанной грязной одежды. И вдруг она с ужасом увидела на рубашке и джинсах, брошенных к ее ногам, следы желтой краски. Той самой краски, которой была намалевана, ужасная надпись на ее доме.

– Боже, Клод! – прошептала она. – Не может быть!

Это казалось невозможным, но свидетельство тому было налицо. Итак, это Клод разукрасил ругательствами стены ее дома. Клод снял колеса с мотоцикла, украл лестницу-стремянку и инструменты и уговаривал мэра закрыть ее пансион. И он, видимо, соблазнил ее, чтобы посмеяться... Стало быть, он лгал ей, будто она привлекательна и сексуальна и он ее любит больше жизни.

И, что самое ужасное, она в очередной раз позволила обвести себя вокруг пальца! Вот уж действительно набитая дура.

Роми со стоном схватилась за голову. В надежде заполучить эти ветхие дома, Клод разыграл из себя влюбленного, чтобы потом – когда сделка будет заключена – объявить ей, что он и обворожительная, лучащаяся юностью и задором Сильви живут вместе, и он вовсе не собирается менять стройную красотку на пухлую, как сдобная булка, дурнушку!

– Будь ты проклят, негодяй! – злобно прошипела она, безуспешно пытаясь разорвать в клочья его рубашку. – Будь проклят! – уже закричала она, швырнув всю охапку одежды в направлении кухонного закутка. С полки на пол с веселым звоном полетели ложки и вилки.

– Эй, что здесь происходит, черт побери?! Роми свирепо обернулась и, увидев Клода, изумленно замершего на пороге, запустила в него алюминиевой миской.

– Негодяй! – закричала она. – Черт побери тебя, и весь этот фургон в придачу!

Клод поднял руки, заслоняясь от полетевших в него вслед за миской сахарницы и терки, бросил на пол пакет с продуктами и одним прыжком оказался возле Роми.

– Успокойся, милая! – произнес он, поймав ее за запястья. – Ты же совершенно голая.

– А мне плевать! – прорычала она. – Полотенце сорвалось, подумаешь! Не ты ли заявлял, что обожаешь мое прекрасное тело, разве не так? Раз так, то молчи...

– Милая, что случилось? – негромко спросил Клод.

– Не смей сюсюкать со мной! – бушевала Роми.

– Захотелось похулиганить? – беззлобно рассмеялся он.

– Нет! – прошипела она. – Захотелось правды. Я желаю знать, откуда на твоих джинсах и шортах эта желтая краска?

– Желтая краска? – нахмурился он и тут же присвистнул: – Понятно. Эта маленькая стервочка...

– Я хочу знать, почему Сильви до сих пор пребывает в уверенности, что ты и она – одно целое, и почему она заявляет, что живет здесь, с тобой?

– Конечно, живет, – насупил брови Клод.

Роми показалось, что мир вокруг нее обрушился. Он подтвердил самые худшие ее подозрения. Прощай, счастье!

– Как ты мог, Клод!..

– А что, по-твоему, я должен сделать? Вышвырнуть ее отсюда? Я ее, маленькую бездельницу, несмотря ни на что, чертовски люблю. Я знаю, что она вытворяла по отношению к тебе, и наорал на нее так, что у этой хулиганки чуть не лопнули барабанные перепонки. Она боится потерять меня, Роми. Ей так не хватает уверенности в себе, хотя внешне она, может, и производит прямо противоположное впечатление. Но если мы с тобой попытаемся объясниться с ней, может, она поймет... У нее всегда есть выбор – либо принять тебя, либо отправиться в Штаты к своей матери.

– Минутку! – пробормотала Роми. – Выходит, это Сильви пыталась выжить меня из поселка?

– Боюсь, что так.

– Все ясно! – процедила Роми сквозь зубы. – О, я это подозревала!

Но, конечно, они действовали вместе!.. Роми сжала кулаки.

– Я, разумеется, тоже виноват... – начал Клод.

– Еще бы, – фыркнула Роми.

– Я имел неосторожность рассказать ей, как пытался выжить из поселка Софию, – сказал он тихо, – и, судя по всему, она решила помочь мне избавиться и от тебя таким же образом. А когда она поняла, что я неравнодушен к тебе, то лишь удвоила свои усилия.

– Теперь ты все будешь сваливать на нее! – угрюмо пробурчала Роми.

– Нет, я и в самом страшном сне не мог предположить, что Сильви зайдет так далеко, – продолжал оправдываться Клод. – И эти измазанные краской штаны она, конечно же, подбросила тебе с тем, чтобы спровоцировать нас на разрыв.

– Ночью мне показалось, что кто-то открывал дверь в спальне, и я еще подумала, что это, может быть, твоя Сильви. Так выходит, это действительно была она? – покраснев до корней волос, спросила Роми. От одной мысли, что эта девица видела ее в постели с Клодом, она готова была сквозь землю провалиться от стыда и негодования.

– Ты не ошиблась, – подтвердил Клод. – Обещаю, что ей придется извиниться не только перед тобой, но на сей раз и передо мной, потому что такое поведение недопустимо.

Он поймал руку Роми и с мольбой в голосе произнес:

– Пойми, пожалуйста. Она ведь меня любит...

– А ты ее? – в бешенстве спросила Роми, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди от обиды и ревности.

– Что бы я ни чувствовал в отношении ее, сейчас это не имеет отношения к делу. И вообще, не могла бы ты что-нибудь надеть? Твоя нагота слишком возбуждает меня...

– О, разумеется, могу! – угрюмо пробурчала Роми и, не раздумывая долго, надела на себя одну из его рубашек. – Теперь ты доволен?

– Да, конечно! На тебе она смотрится куда лучше, чем на мне, – сказал он. – Роми, пойми, я люблю тебя...

– А я тебя нет! – оборвала она его.

– Снова твои шуточки? – зловеще тихим голосом спросил он.

– Не люблю, и все тут! – огрызнулась Роми. – Ты занимался со мной любовью, чтобы заполучить эти проклятые коттеджи. Ты вместе с Сильви травил и преследовал меня. И потом меня просто коробит оттого, что ты можешь преспокойно жить с двумя женщинами одновременно! Возможно, я и старомодная, но в моем понимании такое поведение аморально. Короче говоря, плакали твои коттеджи. Я их тебе не продам. Пока!

– Стой! – крикнул Клод, увидев, как она двинулась к двери. – Ты никуда не уйдешь!

– Это еще почему? – взорвалась Роми.

– Потому что ты не можешь выйти в поселок с голой задницей, и босиком. Это будет неправильно истолковано, – произнес он, и уголки его губ насмешливо приподнялись.

– Ну, это уже мои заботы! – злобно заявила она. – Умей принимать поражения, Клод де Ларош. Я тебя раскусила, и игра окончена... Отпусти меня!!! – взвизгнула она, когда Клод молниеносно сгреб ее в охапку и повалил на пол.

Борьба их удивительным образом напоминала любовную игру, и Роми с ужасом почувствовала, как по телу ее разливается сладостная истома, отбирающая у нее всякую способность к сопротивлению.

– Не надо! – взмолилась она. – Клод, не мучай меня!

– Ты с ума сошла! – Белый как мел, он отпустил ее и выпрямился. – Или я спятил? Ничего не понимаю! Еще раз объясняю тебе: я не имел ни малейшего отношения к вендетте, которую затеяла Сильви. И вообще, подумай: легко ли мне было объявить тебе, что все эти гадости вытворяет из страха и ревности моя родная дочь...

– Твоя, кто?..

Клод взглянул в округлившиеся от изумления глаза Роми и с размаху шлепнул себя ладонью по лбу.

– Неужели я не рассказывал тебе, что у меня есть дочь?

– Представь себе! – раздраженно сказала Роми. – Ты упомянул, что дочка твоего босса забеременела от тебя, но чем все это кончилось... Боже! Неужели Сильви – твоя?.. Эта, юная красотка!

– Ты что, считать не умеешь, глупенькая? – нежно спросил ее, Клод.

– При чем тут мои счетные способности, если ты даже не упомянул, когда у тебя завязался роман с твоей будущей женой! Может быть, два года назад, а может быть – десять!

– Специально для тебя отыщу свидетельство о рождении моей дочери, может быть, тогда ты мне поверишь... Так вот, мне было двадцать лет, когда я женился, и Сильви родилась через два месяца после свадьбы. Ей сейчас только шестнадцать, хотя по виду и поведению можно дать и больше. Драматизм ситуации в том, что мать никогда ею особенно не занималась, и я был единственным человеком в семье, который любил Сильви до обожания. Неудивительно, что она выросла в убеждении, что я – ее собственность. Я изо всех сил пытаюсь помочь ей избавиться от такого отношения ко мне, поскольку рано или поздно ей придется жить своей жизнью. Когда она поняла, что я увлечен тобой, она обозвала меня предателем. Видела бы ты меня в ту минуту! А если учесть, что энергии и изобретательности у этой негодницы сверх всякой меры, то приходится еще удивляться, что она до сих пор не подожгла твой дом.

– Да, боюсь, она была в полушаге от этого, – проворчала Роми и, не удержавшись, погладила Клода по щеке. – Но ведь она и дальше будет ненавидеть меня! Что же нам делать, Клод!

– Если я ей объясню, что люблю тебя, то она поймет.

– Но разве мало случаев, когда отцы, встав перед выбором: женщина или ребенок, делают выбор в пользу второго? И мне так понятно это.

– До такого выбора дело не дойдет, уверяю тебя, милая.

– А ты не боишься, что для нее это будет удар на всю жизнь. Вспомни, как переживали мы, когда нас самих бросили наши родители!..

– Твоя мать и мой отец отреклись от нас, забыли о нашем существовании, в этом их вина перед нами. Если бы они помнили, что мы существуем, интересовались нашими проблемами, находили время для общения с нами – не было бы никакой трагедии. В отличие от нас Сильви прекрасно знает, что в трудную минуту всегда может рассчитывать на меня.

– Если бы я могла сказать то же самое про свою мать! – с горьким вздохом произнесла Роми.

– Самое лучшее в твоей ситуации – забыть о ней. Считай, что она уже умерла для тебя, и это не будет далеко от истины, – тихо сказал Клод. – Я пытался отыскать ее со дня твоего приезда, и мои адвокаты, в конце концов, обнаружили ее на Корсике. Ты, увы, ей больше не нужна...

– Боже! – вырвалось у Роми. – Но если поговорить с ней...

– Родная моя, – сказал Клод мягко, – я уже поговорил с ней. Она сообщила, что начинает новую жизнь и что у нее слишком много своих хлопот, чтобы заниматься тобой и какими-то дурацкими развалюхами. Мне стало известно, что она еще перед отъездом успела окрутить какого-то пожилого богача из Ниццы. Мадам Дарье, твоя соседка, видела, как накануне твоего приезда София садилась в лимузин, остановившийся на площади. Как ни жестоко это говорить, но ты ей совершенно не нужна. Во-первых, она тебя давным-давно бросила и с тех пор не видела, а во-вторых, в ее глазах молоденькая дочь-красавица – слишком опасная конкурентка в борьбе за сердце и кошелек очередного ее кавалера.

– Клод, – надула губы Роми, – какая уж я красавица? Вот мать...

– София когда-то была красавицей, – согласился Клод. – Но когда я снова увидел ее после многолетнего отсутствия в Ла-Роше, то был потрясен, настолько она изменилась. От ее былой красоты не осталось и следа. Бурная, полная излишеств жизнь, стремление все время выглядеть загорелой состарили ее до срока: она стала похожей на сушеную ящерку. При всей моей враждебности к Софии я почувствовал что-то вроде жалости по отношению к ней. Хотя она, кажется, до сих пор считает себя неотразимой...

– Кого мне по-настоящему жаль, так это папу, – с грустью сказала Роми.

– Твоя мать поставила на нем крест много лет назад, когда ушла от него. Вся эта история с воссоединением семьи и передачей тебе коттеджей, с которыми София не знала, что делать, имела целью насолить мне и сбросить на твои плечи ее долги и ее кредиторов.

– Бедный папа! Надо будет сегодня же с ним поговорить...

– Разумеется, позвони ему. Между прочим, сам я ему уже позвонил, мы поговорили по душам, и я поставил его в известность о происходящем. Мне показалось, у него словно пелена спала с глаз, и он наконец-то почувствовал себя свободным от наваждения, владевшего им все эти годы. Он мне по секрету признался, что давно приглядывается к одинокой соседке, живущей в доме напротив, и теперь, пожалуй, намерен сделать ей предложение, тем более что она, кажется, расположена к нему не меньше, чем он к ней.

– Ну и ну! – воскликнула Роми и радостно захлопала в ладоши. – Так вот почему он перебирается к Джудит. Она такая милая женщина!

– Я думаю, то же самое скажет о тебе и Сильви, – заметил Клод.

– Не знаю... – задумчиво ответила Роми.

– Она славная девчонка и умеет дружить с теми, кого приняла, – заверил ее Клод. – Я ей все эти годы твердил: «Вот когда мы вернемся в Ла-Рош...», и для нее это стало чем-то вроде сказки, которая однажды должна осуществиться. И вот мы приехали сюда, и вместо сказочного замка она увидела разруху и запустение... Сильви пребывала в полном отчаянии и захотела помочь мне свести старые счеты, отомстить... Теперь, когда она увидит, что ты мне вовсе не враг, все изменится, обещаю тебе.

– He знаю, не знаю...

Клод внимательно посмотрел на нее.

– Здесь, в пакете, круассаны и прочая еда, а в спортивной сумке твое платье. Быстренько поешь, переоденься и ступай домой. У меня есть кое-какие неотложные дела.

– Но...

– Делай, что тебе велено, – нарочито строго произнес Клод. – Возвращайся к себе и приготовься к тому, что к тебе нагрянет бригада строителей для починки крыши.

– Ты хочешь сказать, что больше не нуждаешься в коттеджах или?..

Клод ответил с лукавой улыбкой:

– Давай-ка проверим наши чувства. Поживем несколько дней раздельно и убедимся, насколько сильно мы нуждаемся друг в друге.

– О да, конечно, как скажешь! – покорно сказала Роми, желая на самом деле лишь одного: снова оказаться вместе с Клодом в спальне наверху и повторить безумства прошедшей ночи. И что это он придумал?..

Но разве можно было спорить с Клодом?!

Через пару дней Роми вынула из почтового ящика открытку с приглашением отужинать вместе с Клодом де Ларошем в ресторане «Орлетт» в Арни.

Роми плясала от радости и целовала открытку. Ее утомила эта непонятная разлука с любимым мужчиной и она решила, пользуясь, случаем, объяснить ему, что ей не нужны никакие доказательства его любви, – она и так верит ему безоговорочно.

– Мне нечего надеть! – заныла она, когда Клод возник на пороге Старой Кондитерской незадолго до торжественного ужина.

– Тогда вообще не надо надевать ничего.

– Ты шутишь, и за это я люблю тебя еще больше, – прошептала она.

– И я тебя тоже, – хрипло ответил он и оглянулся. – Как ты думаешь, мадам Дарье осудит нас, если мы займемся любовью прямо на пороге дома?

– Проклянет, особенно меня, – сказала она, в полном восхищении от Клода.

– Тогда идем в дом искать тебе платье.

После ревизии довольно скудного гардероба, платье наконец было найдено – черное, плотно облегающее фигуру, с открытыми плечами и глубоким декольте. Роми взглянула в зеркало и показалась сама себе похожей на Мерилин Монро – такая же сексуальная, пышущая здоровьем и в то же время неуловимо хрупкая. Какое счастье, что она захватила это платье из Англии!

– Махнем рукой на вечер! – пророкотал Клод, и глаза у него загорелись желанием.

– Несколько дней ты держал меня в черном теле, а сейчас хочешь получить все сразу? – шутливо ответила Роми, с трудом удержавшись от того, чтобы ответить немедленным согласием. – Нет, сперва, ужин в ресторане. Я никогда не была в подобных заведениях!

– Жестокая! – театрально воскликнул Клод и жестом фокусника извлек из кармана сверток.

– Это для меня? – Затаив дыхание, Роми сорвала обертку и обнаружила под ней коробочку с бриллиантовыми серьгами и ожерельем. – Клод!..

– Семейная реликвия, – прошептал Клод, осторожно застегивая ожерелье на шее Роми.

– О, Клод! – вырвалось у Роми. – Я сейчас заплачу от восхищения!

– Ни в коем случае! – ужаснулся он. – Ты ведь размажешь по лицу тушь для ресниц.

Всю дорогу до ресторана Роми проверяла, действительно ли на ней надето бриллиантовое ожерелье, или она всего лишь видит чудесный сон. Даже чинное приветствие метрдотеля и официантов, в любое другое время способное привести ее в смущение, показалось ей чем-то само собой разумеющимся.

В уютном маленьком баре они выпили по коктейлю, после чего перед ними открылись двери роскошного, выполненного в изумрудно-зеленых тонах зала, где за столом уже собрались гости.

– Надеюсь, с присутствующими ты знакома? – лукаво улыбаясь, тихо спросил ее Клод.

– С некоторыми, да, – смущенно прошептала Роми, обнаружив среди уже немного знакомых ей обитателей поселка юную блондинку, заставшую ее в автофургоне, когда она принимала душ. – А почему они так смотрят на меня? Может быть, на волосах осталась известка?

– Нет, – успокоил ее Клод. – Просто они уже знают, что сейчас я объявлю о том, что решил подарить тебе кое-что. Так, маленькое доказательство моей любви.

Он хлопнул в ладоши, и метрдотель торжественно внес и положил на стол старинную грамоту, а рядом, – ее перевод на английский. Клод подписался на том и другом тексте, после чего попросил сделать то же самое Роми, и она, как зачарованная, расписалась.

Это была дарственная на замок Ла-Рош.

Слезы потекли по щекам Роми. – Клод! Что ты делаешь? Ты с ума сошел!

– Я люблю тебя, – просто сказал Клод, поцеловав ее. – Я готов отдать тебе все, что имею. Осталось на свете еще хоть что-то, что разделяло бы нас?

– Нет, – прошептала Роми. – Давно уже ничего не осталось.

– И ты согласна стать моей женой? Роми смущенно кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Только обещайте мне, что не бросите меня после того, как поженитесь! – подала голос Сильви и виновато ухмыльнулась. – Прости меня за то, что я попортила тебе, столько крови, Роми.

– Обещаю, что ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь и поддержку, Сильви, – прошептала Роми чуть не плача от счастья. – И на мою дружбу.

– Вот и славненько! – захлопала в ладоши Сильви. – От папы я уже получила такое обещание, так что теперь все будет в порядке... А теперь не пора ли вам поцеловаться и приступить к ужину? Что-то я проголодалась! Будем считать, что ваше обручение состоялось. Только не слишком затягивайте с бракосочетанием.

Оглавление

Пролог