Мутант [Владимир Ярош] (fb2) читать онлайн

Владимир Ярош МУТАНТ

1

Городской смог остался позади, и я, наконец, увидел небо. Пригородные свалки сменились полями и берёзовыми рощами, напомнившими о бабьем лете. Прильнув к окну, я напевал себе под нос прилипчивый попсовый куплет. Автобус катился бойко, обгоняя иные легковушки, вроде «Москвичей» и «Таврий», придавленных кулями с картошкой. Потом дорога пошла всё больше под гору. Ландшафт измельчал, запахло болотом, а солнце едва пробивалось пятном сквозь низкую облачность. В придорожных деревнях народ уныло ковырял землю вилами. Когда подъехали к КПП в воздухе появились белые мухи. Если я правильно понял из телефонного разговора, здесь меня обещали встретить. Но никто с объятиями не кинулся. Никто даже не взглянул на меня, если не считать старушки, торговавшей пирожками. Я некоторое время простоял в ожидании и напрасно. Действуя самостоятельно, получил в низеньком окошке пропуск и красивая девушка в уродливой черной шинели и шапке — ушанке впустила меня на охраняемую территорию. Наверное, я должен был испытать прилив гордости от сопричастности к чему-то важному и таинственному. Но вместо этого лишь выругался, так как автобус мой исчезал за поворотом.

— До города далеко? — Спросил я девушку в шинели.

— Пять с половиной километров.

Голос у неё был приятный. Вполне могла бы секретаршей в приличном офисе работать, а не пугалом. У обочины стоял «Жигуленок», такой же, как был в нашей семье в моем детстве. Толстяк, изображавший равнодушие, явно, однако, рассчитывал заработать на мне. Услышав адрес, он оценивающе взглянул на меня:

— К Банниковым, что ли?

Хронически пренебрежительное выражение исчезло с его лица. А когда он начал дергать переключателем скоростей, даже повеяло чем-то родным и далеким.

— Рано нынче снежок-то.

— Да, — согласился я.

— А в Красноярске как погода?

— Потеплее.

— Везде солнце, а у нас мразь. Бермудский треугольник. Люди мрут, как мухи.

— Наверное, не только из-за погоды, — намекнул я на вредное производство.

В город, который вдруг открылся под нами белыми кварталами, мы въезжать не стали, а объехали его справа, попав на золотую аллею со старыми деревянными коттеджами. «ул. Банникова» — прочел я табличку.

— Кто это, Банников?

— Не знаешь? А я думал родня.

Лицо водителя снова приняло свое обычное выражение.

После конечной остановки автобусов дорога сузилась и пошла на подъем в лес. Не встретив ни единой машины, ни пешехода, мы проехали не менее двух километров до конца дороги, которая упиралась в железные ворота. В этом месте лес с запада расступался, открывая величественную панораму заросших тайгой хребтов и распадков. Взяв деньги, водитель уехал, и я остался совершенно один. В наступившей тишине услышал журчание ручья, который увлекал за собой опавшие листья. В этот момент заходящее солнце выглянуло напоследок в узкий просвет на западе и всё это изображение вместо черно-белого стало цветным. Раскидистые рябины в саду запылали гроздьями. Любоваться можно было бесконечно, но я приехал не для того. Замок на воротах, как и сами ворота, был покрыт застарелой ржавчиной, а асфальт на дороге пророс ветками и мхом. За забором признаки жизни отсутствовали, если не считать двух коз, энергично перемалывающих челюстями траву. Отправившись в обход, я набрел на калитку, которой пользовались явно чаще, чем воротами. Но едва я притронулся к ней, раздался свирепый лай. От неожиданности я даже вздрогнул, но тут же рассердился на себя за такое малодушие. Очевидно, собака была на цепи, иначе она давно бы уже была тут. Показался сутулый старик с лопатой в шароварах, заправленных в шерстяные носки, и калошах.

— Здравствуйте, — прокричал я, чтобы быть услышанным через лай. — Я к Петру Семёновичу.

— Что хотели? — взглянул он на меня через заросшие брови, как и подобает бдительному сторожу.

— Доложите, что это Олег Кушлис, из Красноярска. Он знает.

— Я знаю. А где машина? Хорошо доехали?

— Хорошо, — хмыкнул я. Видимо ответ мой его не удовлетворил. Загнав волкодава в конуру, он, словно оправдываясь, сказал:

— Сторож заболел. Радикулит. Раньше здесь было много кого. Сейчас не стало. Это я посылал за Вами машину. Договорился через старые связи. Надеюсь, он не взял с Вас денег?

— 300 рублей. Мелочи по Красноярским меркам.

— Мошенник! На служебной машине колымит! Распустились.

— На служебной?

— Ну да, белая «Волга», номер 026. Она?

— Я приехал на копейке.

— На чем?

— «Жигули» первой модели.

— Вы меня удивляете, молодой человек. Я беспокою старых друзей, чтобы обеспечить Вас достойным транспортом, а Вы… Трудно было посмотреть по сторонам? Я же сказал, что встретим. — (Я не сразу понял, чего он так расстроился), — да еще платите 300 рублей за копейку. Это же гусарство! Такое расточительное начало ничего хорошего не обещает.

Собака в конуре зловеще рычала, поддерживая хозяина.

— Возможно, я в чем-то не прав, простите, но я не претендую на компенсацию.

— Триста рублей за копейку, — ворчал, затихая, старик, ведя меня к дому. — Триста рублей за копейку. Вот времена наступили!

В это время у калитки просигналила белая «Волга» № 026.

— Вася!

Оправдываясь, Вася сказал, что хоть бей его, хоть режь, но в автобусе меня не было. Я обратил внимание, что розовощекий усатый молодец, разговаривает со стариком, как с ребёнком.

Вконец запутанный, старик, пошатываясь, развернулся и вопросительно посмотрел на меня.

— Петр Степанович, нестерпимо хочется в туалет. Можно я потом Вам всё объясню?

Старик указал мне путь, который опять проходил рядом с конурой. Волкодав поприветствовал меня, как своего кровного врага. С детства слово коттедж ассоциировалось у меня с роскошным особняком в живописном местечке недалеко от города, где иногда гуляет начальство со своими дамами, играет в бильярд или стреляет по мишеням. В тихие августовские вечера, нас, пацанов, неудержимо тянуло в сад при коттедже: там дозревали медовые яблоки — полукультурки! Иногда набеги удавались, иногда, — нет. В тот памятный тихий вечер сторож появился неожиданно, когда я уже набил полную запазуху. Я отчетливо услышал его короткое «Фас!». Друзья среагировали на секунду раньше: когда я падал с дерева, их пятки уже мелькали далеко. Бесшумно, как черная молния, немецкая овчарка летела на меня. И я летел. Летел так, что ветром надувались мои щеки через раскрытый рот. Ребята потом сказали, что у них волосы дыбом встали от моего крика «ма-ма-а-а!!!». Но я не помню. Помню только лязг зубов у моей лодыжки: собака поспешила, промахнулась и лишь порвала мне мышечную ткань на ноге. А потом я взлетел. Забор был выше моего роста, но я упал уже по другую его сторону, на территории запретной для пса. Лежал и не двигался, ожидая, что собака последует за мной. Но она смотрела на меня через щель налитыми кровью глазами и тяжело дышала, свесив язык.

Забытый этот эпизод отчетливо всплыл в моей памяти.

Мы прошли в дом. В комнатах оказалось очень мило. Их украшали букеты последних гладиолусов и георгинов из сада. Букетов было много: они стояли в вазах на столах и просто на полу в ведерках с водой. Окна были плотно закрыты и завешаны тюлью. Выразительно тикали большие настенные часы. Свет ещё не включали. Комоды, шифоньер, этажерка, венские стулья, круглый стол. Для полного погружения недоставало чая с подстаканниками. За столом сидела дама с пергаментным лицом и ела медовые ранетки. Перед ней были две хрустальных вазочки, одна с яблочками, другая с огрызками.

— Это моя супруга, — гордо представил даму Петр Семенович, — Ольга Ивановна. А это Олег Кушлис, который будет заниматься с Владиком и сопровождать его в Москву. Олег только что приехал из Красноярска на такси, — громко объяснил старик и, обращаясь в мою сторону, добавил. — Я правильно Вас понял?

— Да нет же, я приехал на 12-часовом автобусе.

— Это, наверное, ужасно дорого, — услышал я механический голос Ольги Ивановны.

Вся эта затея всё меньше мне нравилась, но не в моем положении было артачиться. Когда Ленка предложила мне временную работу, я, признаться, ожидал лучшего. Этим летом мы с ней закончили учебу в Университете. Она с дипломом, а я — будучи отчисленным с четвертого курса. Решили пожениться. Но не раньше, чем появится стабильный заработок. С дипломом оказалось легче найти работу: она устроилась в кадровое агентство. Я же по-прежнему пребывал в поисках. Злоупотребляя своим служебным положением, Лена выуживала для меня из базы данных фирмы интересные на её взгляд вакансии. Не все меня устраивали. Но чаще не устраивал я. На днях она пригласила меня в «Три толстяка» и за кружкой пива рассказала, что её начальница ищет для каких-то своих дальних родственников из Зеленогорска домашнего учителя и гувернанта в одном лице. Зарплата — восемь тысяч в месяц и поездка с учеником в Москву на месяц. Учитель должен быть старшекурсником-естественником Госунивера и, во-вторых, выходцем из Зеленогорска.

— А я-то тут при чем?

— Ты же из Зеленогорска!

— Из Железногорска я. Хотя, для вас, красноярцев, возможно, разницы и нет. А во-вторых, я уже не студент.

— Это ерунда. Ты ведь студенческий билет ещё не сдал?

— Конечно, нет. Как я на троллейбусе буду ездить.

— Ну, вот, за студента сойдешь. И за зеленого горца тоже.

Ленка заполнила за меня все анкеты сама, поэтому моя кандидатура прошла.

— Ну, ты даешь! — восхитился я.

— Просто замуж невтерпёж.

— Вот почему ты решила спровадить меня подальше.

Так я оказался в этом большом доме, чтобы через день улететь со своим учеником в Москву.

— Значит, Вы приехали на поезде, — вернул меня из воспоминаний скрипучий голос старика.

— Да нет же, на 12-часовом автобусе.

— Но водитель говорит, что Вас не было в автобусе. На такси, Вы говорите, у Вас нет денег. Следовательно, Вы приехали на поезде, а? — пригвоздил меня своей железной логикой упрямый старикан. Сопротивляться у меня уже не было сил. Ольга Ивановна положила в вазочку очередной огрызок и задумчиво произнесла мою фамилию.

— Кушлис, Кушлис. Редкая фамилия. А ведь это Ваш отец работал мастером в цехе регенерации. Коля забрал его из Верх-Нейвинска, он там начальником участка работал. Помнится, на каком-то юбилее мы даже разговаривали с Вашим отцом. Вот только пить он совсем не умел. Напивался после второй рюмки. Ха-ха-ха, как сейчас помню.

— Нет, это не мой отец. Может быть, дядя. Он жил где-то там, на Урале. А отец всю жизнь служил в Армии и умер в ГДР за год до выслуги.

— Вы что-то путаете, молодой человек. Верно, Петя?

— А? Что?

— Кухлис ведь не мог поехать в Германию? У него ведь была вторая форма допуска.

— Конечно, нет. Хотя, ты знаешь, дорогая, я ни чему сейчас не удивлюсь. Разбазарили все секреты.

В комнаты вошел ещё один восковой манекен: высохшая копия Ольги Ивановны.

— А это моя сестра, Эмилия. Познакомься, Олег Кушлис. Только что прибыл из Красноярска на такси.

— Я подозревала, что кого-то пригласили сегодня на ужин. Не зря Петя купил две булки. Но что гость будет из Красноярска, да ещё приедет на машине…

— Да нет же, — вмешался старик, — он приехал на поезде. Свою машину он оставил дома. Сейчас, говорят, такие отвратительные дороги. Так ведь? — Посмотрел он на меня. Я кивнул головой:

— И это лишь полбеды.

— Ну и замечательно, — согласилась тётя Эмилия и, отвернувшись, пробормотала, — А говорили, вроде, он на автобусе приедет.

2

К ужину мой ученик не вышел.

— Вам, наверное, уже насплетничали, что он у нас со странностями.

Я пожал плечами и спросил:

— Сам-то он как относится к этой затее?

— Каждый раз, когда сообщаешь ему о каком-нибудь нашем решении, боишься его реакции. Всегда непредсказуемо. Миля, ты видела его после завтрака?

— Мне кажется, пора сказать Олегу всю правду про Владика.

Ольга Ивановна вздохнула, а старик опустил глаза.

— Понимаете, он родился, когда его матери, нашей сестре, было пятьдесят. До этого она вообще не могла забеременеть, поэтому решилась рожать любой ценой. Ценой оказалась её собственная жизнь. А ребенок выжил. Его отец, Иван Николаевич, умер, когда мальчику было шесть лет. Всю заботу о его воспитании взяли на себя мы. Очень скоро заметили отклонения в его развитии.

— А что вы хотели, — вмешалась Эмилия, — когда отцу к моменту рождения несчастного перевалило за шестьдесят, половину из которых он провел под радиацией.

Перехватив мой настороженный взгляд, старик успокоил:

— Нет, ребёнок совершенно безопасен для окружающих. Напротив, весьма раним и беззащитен. Поэтому с шестого класса мы перевели его на домашнее обучение. Вначале приглашали учителей. Но вы знаете, какие сейчас учителя, — посмотрел он на меня ища поддержки.

— Куда деваться.

— Деваться, действительно, было некуда, и я сам стал с ним заниматься.

— По какому предмету?

— А по всем. Что вы так смотрите? Разве нормальный человек с классическим естественным образованием чего-то не сможет объяснить из школьной программы?

— Ну, я понимаю, физика, математика. А всякие там пестики и тычинки?

— И даже дезоксирибонуклеиновые кислоты. Не говоря о полном курсе болтологии.

— А иностранный?

— Языками с ним Миля занималась. Это не обсуждается.

Видели бы вы выражение торжества и гордости на лицах этой троицы! Принесли десерт: огромное блюдо с мармеладками.

— Не бойтесь, консервантов и ароматизаторов здесь нет. Приготовлено из наших ранеток.

Ольга Ивановна съела четыре.

— Ему семнадцать? — Спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Да. И он лишь раз выезжал из города. Когда ему было пять лет отец брал его в санаторий.

— Аттестат получил?

— Всего две четверки: по трудам и физкультуре. К сожалении, высшего образования мы ему здесь дать не сможем.

— А вы уверены, что он сдаст вступительные?

— Мы говорим про коммерческий ВУЗ. Проблема не в этом. Мальчик кроме всего несколько одичал.

— Петр! — Поправила его супруга.

— Я хотел сказать, отстал в социальном развитии.

— Возможно, придётся купить ему новую одежду, — оглядела меня с ног до головы Эмилия, — сам он совсем за собой не следит.

3

Причина, по которой меня отчислили из университета, не позволяла мне рассчитывать в ближайшее время на приличную работу, поэтому щепетильничать не приходилось. Но чтобы провести месяц в Москве с дегенератом, нужны были особые качества. Я засомневался, что обладаю ими и начал мысленно подбирать необидную формулировку для отказа, как дверь в столовую открылась и на пороге замер этот самый мальчик. Он смотрел смущенно, но одновременно и с вызовом.

— Привет. А вы уже поели? Тетя Оля, можно мне мармеладку?

С виду он был вовсе не агрессивный, ладный, выше среднего роста. Голос его звучал без нарочитой грубости, свойственной нынешним подросткам, но достаточно уверенно, выдавая человека, знающего себе цену. Похоже, он был близорук и оттого слегка горбился. Но не это портило его, а одежда, в которой можно было бы представить замшелого обитателя хрущевки, но не без пяти минут хозяина огромной усадьбы. Он был в коротких заштопанных брючках, в добротном когда-то, скорее всего отцовском джемпере, ныне проеденном молью и полностью вытертом, в застиранной фланелевой рубашке, на которую зачем-то прицепил галстук с пальмой. Длинные волосы были скорее следствием запущенности, чем битломании. И всё-таки на психа он не походил. По крайней мере, на первый взгляд.

— Поздороваться надо, — как ребенку сказал ему старик. — Это Олег, твой учитель. Руку подай, вот так.

Владислав и впрямь, как ребёнок, неуверенно подошел и, наклонившись вперед, неловко подал мне руку, своей неуклюжестью усугубляя общую напряженность. Мне стало жаль его.

— Они что, не послали за Вами машину? Последняя учительница отказалась от занятий, потому, что вечером в мороз была вынужден ходить сюда пешком.

— Потому что дура, — неожиданно вырвалось у старика, отчего-то вдруг покрасневшего. На губах Эмили всплыла едкая улыбка.

— Ей они тоже постоянно говорили, что я псих. Вас ведь уже предупредили?

— О чём?

— Что я чокнутый.

— Нет, ничего подобного.

— Значит, не успели. Или вы такой деликатный. Дядя утром сказал: «Сомневаюсь, что это будет вполне порядочный человек, но, по крайней мере, образование у него не педагогическое. А это уже кое-что».

— Что-то ты разболтался, дружочек. На-ка, вот, ещё мармеладку, скушай, мой хороший, — сказала тетя Миля и взглянула на меня, вопрошая: «Ну, убедились?»

— Поговори с дядей, не стесняйся, — погладила она племянника по голове. Тот покраснел и вышел.

— Вот он, наш Владик.

— Стесняется, — сказала Ольга Ивановна.

— Патологическая какая-то стеснительность. С детского сада: нагадит в штаны, а в туалет попроситься постесняется.

Я вдруг решил, что буду заниматься с мальчиком.

4

На следующий день мы были в Красноярске. Город ему не понравился: «Грязный и бестолковый». Глядя в окно рейсового автобуса, он все больше погружался в уныние.

— Может сразу в аэропорт?

Но ехать в таком виде в Москву было нельзя. Обещанные восемьдесят тысяч я получил не наличными, а кредитной карточкой, выписанной, к тому же на имя Петра Степановича. Так что, через банк он ежедневно мог следить за нашими расходами. Мы остановились в «Уюте», ведомственной гостинице того самого завода, легендарным директором которого, в течение многих лет был отец Влада. Двухместный люкс был заказан на его имя. Я заметил дрожь в пальцах администратора, когда она подавала нам ключи. В номере, после душа, парень успокоился.

— Слушайте, а как мне Вас называть?

— Олег. Все друзья меня так зовут.

— И мне так можно?

— А как ещё? Тебя разве не Владом зовут?

— В школе меня пуделем звали. Дома Владиком. А иногда… Нет, не скажу. Но требуют, чтобы на людях я представлялся Владиславом Николаевичем Банниковым.

— Пожалуйста, могу тебя звать Владиславом Ивановичем.

— Ну, нет!

— Тогда Владом.

— Правда?

Впервые я увидел его улыбку.

— Олег, а вы часто бываете в Москве?

— Бывал.

— А в Красноярске?

— В Красноярске я обычно живу.

— А я нигде не был. Вообще из дому никуда не выезжал. Только в школу.

— Хорошая была школа?

— Г…но. Ой, тетя Оля говорит: так нельзя выражаться.

— Ну, в общем-то, она права.

— Хотя сама иногда такое откалывает!

Его бесхитростность и прямота подкупали.

Влад сказал, что хочет есть, и попросился в ресторан.

— Без проблем. Только вначале заедем в «Торговый квартал», — перекладывая в новый кейс его вещи, я понял, что до поездки в Москву нужно поменять ему всё, начиная от бритвы и нижнего белья. На покупках одежды для него я не экономил. Прежде чем что-то взять, мы много мерили. Вначале Влад стеснялся, но быстро вошел во вкус. Тем более, что облик его менялся с переходом от отдела к отделу. И, странное дело, в новой одежде он чувствовал себя так, будто всю жизнь носил подобные вещи. Поход по магазинам мы завершили посещением модного парикмахерского салона. Наши кресла были рядом, и я не мог не заметить, что его мастер, уделяла своему клиенту куда больше внимания и заботы, чем мой. Оглядев ученика, и, одернув перед зеркалом свой новый костюмчик, я согласился, что теперь мы можем пойти в приличный ресторан. Из приличных ресторанов раньше я был только в «Гардемаринах». Как ни скромничал я тогда, но денег, чтобы рассчитаться за ужин все же не хватило. Я принялся проверять счет и надолго запомнил совет метрдотеля воздержаться от посещения его заведения до лучших времен. Вот они и настали. Метр был тот же и, конечно, узнал меня, но почему-то больше обращался к Владу и подобострастно ему улыбался, хотя тот вообще его не замечал. Мои друзья, Игорек и Юлька, которым я позвонил, были в курсе и не заставили себя долго ждать. Лену мою, как назло, отправили в командировку. Выражение заботливых нянюшек улетучилось с лиц моих друзей, едва они приблизились к нашему столику. Юля сделалась рассеянной и задумчивой, чего прежде я за этой болтушкой не замечал. Я ошибся, полагая, что Влад будет потрясен роскошным интерьером, живой музыкой и вальяжностью посетителей. Не сказать, чтобы он не оценил всего, но эмоции его были достаточно сдержанными. Столовыми приборами он владел классически, не подозревая, видимо, что можно есть как-то иначе. Вначале ему было интересно. К радости официанта, он хотел перепробовать все блюда. Если что-то ему не нравилось, он просто-напросто заказывал другое. Шампанское, которое заказали по просьбе Юльки, ему показалось неприятным.

— И действительно, бодяга, — согласилась она.

Воспитывать вкусы у него не было желания.

Игорю Влад понравился, что уж говорить про Юльку. Всякой манерности он был начисто лишен, но замечания его и высказывания оттого не казались наивными, скорей, напротив. Возможно, это объяснялось начитанностью. Вскоре ему стало скучно, и он захотел в театр.

— Какой сейчас театр? — Переглянулись мы. — Разве только кордебалет.

— Или стриптиз.

— Ну, знаете, как учитель, я несу полную ответственность за его моральное воспитание.

— Тогда, может, в «Луч» податься или в «Нирвану»?

Владик плохо понимал, что это такое, но согласился. Он познавал окружающий мир.

То ли устройство для снятия денег с кредитки отказало, то ли в сети были сбои, но не получилось рассчитаться карточкой за ужин. Наличных нам не хватило и на четверть суммы. В ожидании скандала я покрылся холодным потом. Но метрдотель, видимо, по знакомству, разрешил мне рассчитаться завтра. Один только Влад воспринял это, как должное.

Ночное шоу его вначале оглушило. Он зажмурился и вжал голову в плечи. Я предложил выйти, но он покачал головой. Едва он освоился, как получил приглашение на танец. Заметьте, ни я, ни Игорь, а Владик. Впрочем, он отказался, простодушно признавшись, что не умеет. И тут пробил звёздный Юлькин час.

— Это легко, я научу.

Не прошло и часа, как он довольно непринужденно отплясывал с ней и обнимал за талию. Я где-то читал, что люди, пробывшие много лет в летаргии, проснувшись, выглядят такими же, как перед спячкой. Но потом начинается быстрое их взросление. Что-то подобное, очевидно, происходило сейчас с Владиком. Я спросил его перед сном, понравилась ли ему Юля и получил ответ:

— Не очень.

«Ах, ты, сукин сын!», — подумал я. Ведь он уже практически отбил девчонку у Игоря.

Поначалу он со своей обескураживающей простотой вмешивался в наш банальный треп, однако, быстро научился отличать всё фальшивое и напускное и не обращать на это внимания. Он легко подхватывал словечки из нашего лексикона и жонглировал ими в нужном контексте куда лучше нас. И этому он научился всего за три дня.

В театр мы отправились на следующий вечер. Вначале он горел от возбуждения: и театр и публика, — все вызывало в нем восторг. Он настоял, чтобы мы пришли туда за полчаса до представления. Но и ушли мы не дождавшись окончания первого отделения. Представление он нашел невыразительным и банальным. Нудного «раз-уплачено-значит-надо-досидеть-до-конца» для него не существовало. Спасая от разочарования, я говорил ему про «Ленком», «Большой» и столичный андеграунд.

Накануне перед вылетом мы сидели в номере в трусах перед телевизором. В тот день мы побывали на выставке красноярского художника Баталина. Влад, как увидел картину «Падший ангел», так и простоял перед ней все время.

— Кто ему позировал?

— Не знаю.

— Я бы хотел прожить всю жизнь с этой женщиной.

До сих пор он пребывал в задумчивости и много курил.

— Мне нравятся твои друзья. А почему они все так хорошо ко мне относятся?

— Просто ты им тоже нравишься.

— А не потому, что я сын Банникова?

— Вряд ли они это знают.

Такой ответ, похоже, удовлетворил его. Он повернул голову и посмотрелся в зеркало.

— И не замечают, что я псих?

— Да кто тебе это сказал?

— Тогда получается, что это они сумасшедшие!

— Кто это «Они»?

— Ну, старик, тётки.

— Это просто возрастное.

— Да нет, сумасшедшие. Я сейчас это понял. Иногда они такое творят! Тетя Миля не ходит на унитаз, а пользуется горшками. Заметил, какая у неё вонь? Она убеждена, что в системе канализации завелся гигантский червь, который так и норовит проникнуть ей во чрево. А старик, едва стает снег, ведет раскопки. Весь сад перекопал и окрестности, в поисках сокровищ, которые, якобы, спрятал где-то мой отец. Представляешь. Какое счастье, что я на целый месяц вырвался из этого дурдома! Мне не верится, что завтра мы полетим на самолете. Неужели это так страшно, как говорила тетя Оля, когда убеждала взять билеты на поезд?

— Ничего подобного. Там разносят еду, выпивку. Можно смотреть фильмы, слушать музыку.

— Здорово! А в Москве много иностранцев? Тетя Оля говорит, что я смогу там попрактиковаться в английском.

Я пожал плечами:

— Не очень представляю, как ты это будешь делать.

— Ну, посмотрим. А еще мне надо заехать в один дом на Грязницкой. Вот адрес, — раскрыл он записную книжку: Метро «Парк Горького»…

— Теперь «Парк культуры», — поправил я.

— …Грязницкая 26 строение 2.

— Что там?

— Институт метрологии и стандартизации. А раньше там жил мой прадед по маминой линии. Тетя Оля ведет переписку с Комитетом госимущества, чтобы вернуть наследственное право на этот дом. И, кажется, ей там что-то светит.

— А отец твой, тоже из дворян?

— Нет, чисто пролетарского происхождения. Через рабфак в Московский машиностроительный поступил. Его я помню. Эпизодами. А вот маму нет. Но мне кажется, она совсем не такая была, как её сестры. Иначе бы отец на ней не женился. Олег, расскажи мне ещё про Москву!

— Хорошо, только ты не кури так много.

— Это то немногое, чему я научился дома.

— Отвыкай юродствовать.

— Не буду. А мы сможем там послушать Пашу Кашина?

— Это кто?

— Не знаю. Один раз слышал по радио. Потом спрашивал в магазине, но никто тоже не знает.

— В Москве найдем.

— Давай сразу поедем в МГУ. Как ты думаешь, я смогу там учиться?

— Круто, конечно. Но, думаю, на коммерческое поступишь.

5

Порой судьба, пообещав многое, вдруг спохватится и замкнет свой круг куда короче, словно ленивый писатель сведет сюжет задуманного романа к рассказу.

Утром у подъезда нас ожидала белая «Волга» № 026. Знакомый водитель, передал мне письмо.

— Езжайте, я на ходу прочитаю. Теперь регистрация раньше начинается.

— Всё-таки прочтите, мало ли что.

Я почувствовал, как вздрогнул при этих словах Влад.

— Я так и знал, — тихо сказал он. — Всё было уж слишком хорошо. А чудес не бывает.

Я прочел, что по семейным обстоятельствам наша поездка в Москву отменяется, и Владислава Николаевича просят сразу же вернуться домой.

— Давай уедем, — сверкнул глазами этот домашний мальчик, — на карте достаточно денег!

— Это не мои деньги.

— Через год я им всё верну. Ну, пожалуйста, поехали!

Шофер повернул голову в нашу сторону:

— Петр Степанович просил передать, что с начала работы банка, то есть через полтора часа, он полностью снимет остаток со счета.

— Хитрый гад. Но мы хитрее. Олег, ведь банкоматы уже работают!

— Послушай меня, Влад. Мне не меньше твоего жаль, что так вышло, но удрать с чужими деньгами я не могу.

Он хотел ещё что-то сказать, но, посмотрев мне в глаза, понял, что всё бесполезно, обмяк и чуть не заплакал.

— Ну, — пожал я его руку выше локтя. Но он меня уже не замечал. Когда я отошел шагов на двадцать, он догнал меня и кинулся на шею.

— У нас были отличные дни! Целых три. Теперь я знаю, чего хочу от жизни. А эти вещи, что мы с тобой купили, возьми, пожалуйста, себе. У нас почти один размер. Мне, там, они совсем не нужны.

Мы с ним не знали, что в это время в аэропорту нас дожидалась Юля, чтобы проводить в дорогу.

г. Красноярск

Оглавление

1

2

3

4

5