Очередные дон Карлос и донья Клара
Ввязываются в эту историю
С кларнетом и бусами из кораллов.
Клара, лаская пальцами блестящие клапаны,
Вздыхая в просторной студии, обставленной
Строго в соответствии с канонами минимализма,
То есть — аскетично и монохромно,
Плюс немного хрома и никеля
(XXI век предполагает хай-тек),
Вспоминает: ах, как чудесно играл он каприсы Штадлера,
Бедный, любимый дон Карлос,
Как же так получилось,
Как могли мы так глупо расстаться,
Забрав на прощанье самое ценное,
Что было у нас друг для друга?
Карлос, накрутив на запястье
Нитку кораллов, перебирая бусины,
Сосредоточенно размышляет,
Что скажут друзья и коллеги,
В особенности по оркестру,
В особенности Хуанито,
Второй кларнет, молодой красавчик,
И что теперь с этим делать.
Наверно, придется
Вспоминать непутевую юность,
Брать в руки гитару,
Заводить хрипловатым голосом
Любимые coplas romanceadas,
Те, что певали мать, и тетка, и бабушка —
Весь ведьмовской кагал
Старых кварталов Города Пресвятой Троицы
и Порта Госпожи нашей Святой Марии Добрых Ветров.
Что ж ты наделала, mi tristeza, вздыхает дон Карлос,
Мы могли танцевать креольские вальсы и байлесито,
Muy bonita Clara, тонкая, ясноокая,
Как же так получилось, любимая,
Как же так получилось…
В этот момент нитка перетирается,
И отшлифованные розовые горошины
Сыплются ему на колени.
Печаль моя светла и бесполезна:
Ни мир не переделать, ни себя.
Распахнутая, искренняя бездна
Глядит в меня, жалея и скорбя.
И в утреннем троллейбусе скрипящем
С такими же усталыми, как я,
Так просто помолчать о настоящем
На зябкой грани инобытия.
О сколько дней — прекрасных, не последних —
Нам в мире этом радостно отбыть…
Нас — изумительных, сорокалетних —
Еще любить, любить, любить, любить!
Пока мы горько-красным красим губы,
Оборки расправляем наугад,
И кутаемся в розовые шубы,
И дышим, и рифмуем невпопад.
Счастьем мог быть, но на сердце лег плитой.
Время мое источено пустотой —
Жадным червем, превращающим жизнь в труху.
Счастьем мог быть, а бормочет мне чепуху.
Странная в мире моем настает пора —
Дом выдувают насквозь чужие ветра,
Листья летят, как воздушные корабли,
Ноги пружинят, вверх несут от земли.
Даже на кухне, сковородой гремя,
Моя кастрюли, пищу творя нам днесь,
Я ощущаю: где-то моря штормят,
Я не с тобою, я не сейчас, не здесь.
Вымело сор из избы моей лубяной.
Больше я не пою про «Побудь со мной».
Светлая наледь, осень моя при мне,
И полыхает герань на моем окне.
Я тебя попрошу… Только я разучилась просить.
Доверять — неподъемно, а не доверять — несносимо.
Ты не бог, дай мне хлеба, чтоб есть, и вина, чтобы пить.
Вороненое лезвие — к венам? — да нет, снова мимо.
Полуночной молитвой спасешь ли свой рай от беды?
…Я б тебя пожалела, но я разучилась, и баста.
Поворачивай сани, и — на тебе, вот, — за труды —
Обгорелую корку когда-то возможного счастья:
Хочешь ешь, хочешь брось, мне теперь навсегда все равно,
Я так рано сгорела, я так невозможно устала…
Что ты смотришь в меня, что ты видишь, какое кино?
Все, не будет кина, кинщик пьян, уходите из зала.
Белеет смерть, как нежная черемуха,
Как рисовая пудра на лице.
Равно боишься взлета или промаха,
Небытия, грозящего в конце.
Флакон сердечных капель с горлом узеньким —
Так легкий звон отмеривай в стакан,
Когда к тебе полночной грозной музыкой
Тоска подступит, словно океан,
Бессонница, безсолница, безлунница…
Одно — глаза усталые сухи,
И знаешь: из безмолвия проклюнутся
Звенящие и темные ростки.
Пробьются, как бамбук сквозь плоть казнимого,
Зашелестят, проявятся вчерне.
И все, что в жизни есть невыносимого,
Опять переживаемо вполне.
Последние комментарии
8 часов 5 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад