Если бы знать [Лиза Джексон] (fb2) читать онлайн

- Если бы знать (пер. Наталья Леонидовна Холмогорова) (и.с. Голос сердца) 764 Кб, 376с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Лиза Джексон

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Лиза Джексон Если бы знать

Пролог

Северная Калифорния , шоссе №17

Убийца спрятался в кустах неподалеку от дороги. Приник к мокрой земле, над которой стлался густой ночной туман. И приготовился ждать. Он ждал, пока из радиопередатчика, прорываясь сквозь помехи, не донесся голос:

– Она приближается. Двухместный «Мерседес S-500», движется на юг. Все, как мы предполагали.

– Я думал, она поведет «Порше»!

– Она в «Мерседесе». Минуты через полторы сам увидишь.

– Понял.

Прищурившись, он устремил взгляд на дорогу – мокрую черную ленту, извивающуюся между лесистых гор и ущелий Северной Калифорнии. В самом деле, сквозь туман и мглу пробивался далекий, еле слышный рокот хорошо отрегулированного двигателя. Автомобиль и взбирался на гору. Все ближе, ближе...

Она здесь!

Сердце его молотом забухало о ребра. В одно мгновение он вспомнил все. Аромат ее волос. Нежность взгляда. Глубину предательства.

Самодовольная стерва! Она заслужила смерть. Жаль только, не узнает, кто ее убил.

– Смотри не подведи! Это наш единственный шанс! – донесся голос из передатчика. – Сделаешь дело – получишь свои сто тысяч.

– Все будет нормально.

Он выключил передатчик, убрал антенну и сунул радио в глубокий карман куртки. В это время года температура здесь, в лесах, не поднималась выше десяти градусов – однако он обливался потом. Соленые капли щекотали затылок, стекали на шею.

Натянув на лицо горнолыжную маску, он побежал по ковру из влажных листьев. Камуфляжный костюм помог раствориться в туманной мгле.

Ветви хлестали его по лицу. В сыром, тяжелом воздухе висел запах влажной земли и чего-то еще. Страха. Страха, что он проиграет. Что она выживет. И снова будет смеяться над ним.

«Не дождется! На этот раз ей не уйти!»

Где-то невдалеке заухала сова – крик ее слился со стуком сердца. Снова послышался шум двигателя... и вдруг у убийцы пересохло во рту.

Это не «Мерседес»! Натужный рев автомобиля, на малой скорости взбирающегося на горку, доносится с другой стороны! И звук его не похож на мягкий рокот «Мерседеса» – скорее это рычание тяжело груженного грузовика. «Спокойно!» – приказал себе убийца, выбравшись на шоссе возле дорожного знака «Крутой поворот».

Он бросил взгляд на часы. Тридцать секунд. Проклятый грузовик приближается. Вот сквозь туман мелькнули огни фар – и убийца заскрипел зубами.

«Скорее , сука , скорее!» – мысленно подстегивал он свою жертву. Шум с юга доносился все громче – грузовик (тяжелый, судя по звуку) набирал скорость. Черт побери!

Дорога в этом месте изгибалась буквой S. Припав к земле меж двумя поворотами, убийца прислушался. Он уже различал визг шин приближающегося «Мерседеса» на мокром асфальте.

«Шевелись же! – молчаливо молил он, до боли в глазах вглядываясь во тьму. – Обгони этот грузовик! Быстрее!» Рокот приближался.

Он снова взглянул на часы. Подсвеченный циферблат равнодушно отсчитывал секунды в такт ударам сердца. Все идет по плану – все, кроме проклятого грузовика. Еще несколько мгновений – и... Он нервно облизнул губы. Во мгле взвизгнули тормоза. «Как близко! Слишком близко, черт!» Убийца повернул голову на юг, в сторону грузовика. Тот на миг запнулся, но тут же заревел натужнее прежнего – это означало, что шофер переключил двигатель на малую скорость.

Мускулы убийцы напряглись. По спине стекала струйка пота. «Что делать? Нельзя рисковать, позволяя постороннему себя заметить. Лучше отступить. Пока есть время. Но что, если другой возможности не будет?»

Мощный двигатель басовито взревел; голос его гулким эхом отдался среди столетних дубов и секвой. Напрягая все свои лошадиные силы, грузовик полз по крутому склону.

А с другой стороны – если заказчик ничего не перепутал – взбирался на гору «Мерседес», и женщина за рулем не подозревала, что жить ей остается меньше минуты.

Только сейчас убийца заметил, что задыхается от волнения. «Спокойно. Расслабься, – скомандовал он себе. – Представь, что это учения – как в армии много лет назад. У тебя все получится. Еще несколько секунд – и все будет позади». Но самовнушение не помогало; сердце стучало, как барабан, и руки в облегающих перчатках взмокли от пота.

Слева блеснул огонь фар. Справа взвизгнули тормоза грузовика. «Пора!» Вскочив, он в два прыжка вылетел на шоссе. Из-за поворота показался изящный обтекаемый корпус автомобиля. Свет фар упал на человеческую фигуру посреди дороги; в тот же миг убийца распахнул куртку и обнажил прикрепленное к груди зеркало.

Женщина за рулем ударила по тормозам.

Пронзительно завизжали шины. «Мерседес» занесло вправо; он попал колесом на гравий и завертелся. В окне мелькнуло красивое лицо, искаженное ужасом. Пронзительно крича, женщина отчаянно крутила руль, пытаясь совладать с машиной.

А рядом, на пассажирском сиденье, скорчилась вторая фигура. «Это еще что? Черт побери, она должна была быть одна! Меня заверили, что она будет одна!»

Он отпрыгнул на соседнюю полосу, лишь на несколько дюймов разминувшись с крылом «Мерседеса». Споткнулся. Упал. Зеркало хрустнуло и разлетелось по асфальту, сверкая в ярком свете фар. Черт! Ничего не поделаешь – нет времени. Задыхаясь, он поднялся на ноги. «Бежать! Бежать в лес! Как можно дальше отсюда. Как можно быстрее».

Грузовик, вынырнув из-за поворота, пригвоздил его к месту светом ярких фар. Ослепительный свет залил дорогу. Убийца метнулся в сторону. На миг встретился глазами с шофером – огромным бородачом. Глаза шофера расширились от ужаса: он изо всех сил надавил на тормоза, и крик его перекрыл визг восемнадцати толстых шин.

Пахнуло паленой резиной. Кабина изогнулась под неестественным углом; и эта махина, настоящий автопоезд, начала складываться, словно перочинный нож.

Перекатившись через ограждение, мужчина устремился под защиту деревьев. При падении подвернулась нога, и острая боль пронзила лодыжку – но он не остановился. Останавливаться рано. Сердце бешено колотилось, лицо под маской заливал пот. Уголком глаза он успел заметить, что «Мерседес» врезался в ограждение с той стороны шоссе. Сверкнули искры. Словно в агонии, завизжала полированная сталь.

Скатываясь вниз по склону, убийца услышал скрежет раздираемого на части металла. Секция ограждения рухнула, и «Мерседес», кувыркаясь, полетел по склону вниз. Как и было задумано.

Но грузовик! Чертова махина, потерявшая управление, несется за ним по пятам!

Мужчина побежал. Не замечая ни боли в ноге, ни огня в легких, он мчался так, как никогда еще не бегал.

В грохоте, лязге и визге блокированных шин за ним несся грузовик. Ограждение он смял, словно и не заметив. Лес содрогнулся, когда в него, ломая деревья и хрустя кустарником, вторгся стальной великан.

Убийца бежал, не чуя под собой ног. Стук сердца молотом отдавался в ушах. Позади раздавался рев и скрежет страшной погони.

«Беги, беги, не останавливайся!» – подгонял он себя. Он бежал, словно загнанный зверь, петляя между деревьями. Падал, катился по земле, снова вскакивал, не слушая, как молит о пощаде каждое сухожилие. «Где же этот чертов джип? Где?»

Грузовик несся за ним.

Убийца перепрыгнул через поваленное дерево, упал и тут же вскочил на ноги. Колючие кусты хватали его за куртку. Только бы успеть! Добраться до джипа, завести двигатель и убраться к чертовой матери из этого ада!

Земля под ногами содрогнулась. Убийца потерял равновесие и упал. Вершины деревьев осветились ослепительным багрово-оранжевым сполохом. На несколько секунд ночь обратилась в день.

Мглу пронзил вопль, исполненный нечеловеческой муки, – такие звуки не забываются, хоть проживи сто лет. Грузовик взорвался; снопы искр опалили убийце волосы, куртку, маску. Легкие наполнил едкий дым, смесь машинного масла и горящей резины. На мгновение он решил, что его конец наступил.

И, видит бог, принял это как должное.

А в следующий миг заметил его. Свой обратный билет из пекла. Огненная иллюминация высветила в отдалении джип. Верный конь стоял там, где оставил его хозяин, – на заброшенной лесозаготовителями дороге, – и в тонированных стеклах его плясали языки пламени.

С трудом поднявшись на ноги, он расстегнул карман, нашарил ключи. Доковылял до своего стального спасителя, распахнул дверцу. Дело сделано. Почти.

Дым застилал глаза, першил в горле. Дрожа всем телом, убийца рухнул на сиденье и выжал сцепление. Острая боль вновь пронзила колено, но он даже не поморщился. Взревел двигатель. Убийца бросил последний взгляд на лес, залитый призрачным светом, и захлопнул дверцу. Маску он так и не снял.

Переключившись на первую скорость, вдавил педаль до упора. Но колеса джипа вхолостую вертелись в глубоких, полных грязи колеях.

– Давай, давай!

Верный джип рвался изо всех сил, пыхтя и разбрызгивая грязь из-под колес.

Наконец машина рванулась вперед. В зеркале заднего вида поднимались к небесам, смешиваясь с туманом, огонь и дым.

«Она умерла. Ты убил ее. Отправил ее черную душу в ад! Бог свидетель, она это заслужила!»

Он включил радио. Прорываясь сквозь надсадный рев мотора, из динамиков послышался знакомый хрипловатый голос Джима Моррисона: «Так зажги во мне огонь, детка, зажги во мне огонь...»

«Никогда. Никогда, ни в ком больше эта сука не зажжет огонь».

Глава 1

Она ничего не видит, не может заговорить, не может, о боже, не способна даже шевельнуть рукой. Пытается открыть глаза – но веки, кажется, весят тысячу тонн; они намертво склеены над глазами, пылающими страшной, ослепительной болью.

– Миссис Кейхилл?

Прохладные пальцы осторожно касаются ее руки.

– Миссис Кейхилл, вы меня слышите?

Мягкий женский голос доносится откуда-то из дальнего далека, с той стороны боли. «Так это я? Я – миссис Кейхилл?» Имя кажется каким-то не таким, но она не понимает почему.

– К вам пришел ваш муж.

«Муж? Но у меня нет... Господи, что со мной?! Может быть, я схожу с ума?»

Женщина убирает руку. Тяжелый вздох.

– Мне очень жаль. Она по-прежнему не реагирует.

– Шесть недель в больнице! – Мужской голос. Жесткий. Резкий. Требовательный. – Шесть недель – и никакого улучшения!

– Улучшения есть, и немалые. Она самостоятельно дышит. Я замечала движение глаз под веками. Несколько раз она кашляла, а однажды попыталась зевнуть. Все это хорошие признаки – они показывают, что мозг не пострадал.

«Пострадал мозг? Господи, что происходит?»

– Почему же она никак не очнется? – настойчиво спрашивал мужчина.

– Не знаю.

– Черт! – вполголоса выругался он.

– Дайте ей время, – негромко произнесла женщина. – Нельзя сказать с уверенностью, но не исключено, что сейчас она нас слышит.

«Да, да, слышу! – хотелось крикнуть ей и прервать эту бессмыслицу. – Только я не миссис Кейхилл, и никакого мужа у меня нет. И еще я умираю от боли. Помогите, кто-нибудь, ради бога! Если это больница, у вас должен быть морфий, или кодеин или хотя бы аспирин. – Вокруг сгущался туман. – Вот бы снова нырнуть туда, в прохладную мглу небытия!»

– Марла! Это я, Алекс.

Глубокий мужской баритон зазвучал громче, словно его обладатель стоял теперь совсем рядом. Она снова ощутила прикосновение к своей руке и хотела шевельнуться, чтобы дать ему знать, что все слышит и понимает, но не могла пошевелить даже пальцем. Запах одеколона. Дорогого одеколона. Но откуда она это знает? Пальцы гладкие, сильные. Руки Алекса. Ее мужа.

Она пыталась восстановить в памяти его лицо, цвет волос, ширину плеч, размер ботинок, хоть какую-нибудь знакомую черточку. Но тщетно. Ни голос его, ни руки, ни одеколон, ни шерстяной рукав пиджака, пропитанный горьковатым табачным ароматом, – ничто не вызывало воспоминаний.

– Милая, пожалуйста, очнись! Мне очень тебя не хватает, и детям тоже. – Голос его дрогнул и умолк.

«Детям?!» Нет! Быть не может! Или... Но разве может женщина – пусть даже на больничной койке, оглушенная болью, напичканная лекарствами, – забыть, что у нее есть дети? Женский инстинкт, первобытное шестое чувство напомнит ей о материнстве!

Однако ее интуиция молчала. Обездвиженная, запертая во тьме, она ровно ничего не знала о себе. Если бы только открыть глаза... или не открывать. Провалиться в уютное тепло забытья. Надо подождать. Придет время, и она все вспомнит.

Холодные пальцы ужаса пробежали по позвоночнику, когда она вдруг осознала, что не помнит вообще ничего. Ни единого мгновения своей жизни. Словно ее и не было на свете.

«Это сон. Надо проснуться, и все пойдет по-прежнему», – успокаивала она себя.

– Марла, прошу тебя, вернись ко мне. Вернись к нам, – хрипло прошептал Алекс, и она почувствовала, как в глубине души шевелится неясная тень, слабый отзвук какого-то чувства к безликому незнакомцу, называющему себя ее мужем.

Гибкие пальцы Алекса переплелись с ее пальцами. Что-то кольнуло в руку – должно быть, капельница. Господи, помилуй, что за жалкое зрелище – словно сцена из какого-нибудь слезливого фильма!

– Сисси по тебе скучает, а маленький Джеймс... – Голос его снова дрогнул.

Она напряглась, стараясь вызвать из подсознания хоть обрывок нежности, хоть крохотный след любви к человеку, которого не видит и не помнит. Но зияющий провал на месте памяти не давал ответов. Она не могла даже предположить, как Алекс выглядит, где работает, как занимается с ней любовью... уж такое-то разве можно забыть? А дети? Сисси и Джеймс? Но и с этими именами ничего не связывалось. Ни розовощеких малышей, ни угловатых подростков, ведущих войну с угрями, – ничего. Пустота.

Очевидно, в капельницу наконец-то добавили болеутоляющего. Она почувствовала, что отделяется от своего тела и куда-то плывет, плывет... Но пока она не хотела терять сознание.

– Сколько еще ждать? – спросил мужчина, убрав руку.

– Этого никто сказать не может. Бывает по-разному, – ответила медсестра. Голос ее доносился, словно из туннеля, отдаленно и гулко. – В таких случаях ничего предсказать невозможно. Иногда кома длится всего несколько часов, а иногда недели, даже месяцы.

– Хватит! – резко прервал он. – Этого не будет! Она очнется! – В голосе прозвучала сталь. Похоже, этот человек привык отдавать приказы. – Марла! – Голос стал громче – видимо, Алекс повернулся к кровати лицом – и нетерпеливее: – Неужели ты меня не слышишь? Ради всего святого, ответь!

Она напрягла все мышцы. Напрасно. Какая-то безжалостная сила навалилась на нее, прижала к матрасу, вдавила в больничные простыни. Она не могла шевельнуть даже пальцем.

– Я хочу поговорить с врачом, – резко произнес Алекс. – Не вижу причин, почему нам нельзя забрать ее домой и заботиться о ней там. Я найму нужных людей. Сиделок. Медсестер. Санитарок. Поставлю все необходимое оборудование. Места в доме достаточно, уход будит не хуже, чем здесь.

Наступило долгое молчание. Марла ощутила безмолвное неодобрение медсестры (по крайней мере, она предполагала, что женщина с мягким голосом – медсестра). В напряженной тишине она напрягала все мышцы, чтобы открыть глаза, шевельнуть рукой, каким-нибудь, хоть самым ничтожным движением показать, что в ней теплится сознание, что сквозь пелену боли к ней пробиваются их голоса.

– Я сообщу доктору Робертсону, что вы хотите с ним встретиться. – Из голоса медсестры исчезли ласково-успокаивающие нотки: теперь он звучал сухо, официально. – Не уверена, что он сейчас в больнице, но я прослежу, чтобы ему передали.

– Буду признателен.

На несколько секунд – или, может быть, минут – Марла отключилась. Ее забытье вновь прервали голоса.

– Думаю, миссис Кейхилл лучше не тревожить, – говорила медсестра. – Ей нужен покой.

– Мы только на минуту.

Новый голос. Пожилая женщина с аристократическим произношением. Несмотря на возраст, речь звучит отчетливо, твердо, с хорошо отработанными модуляциями – словно новая посетительница расставляет слова по невидимым полочкам.

– Хорошо, – уступила медсестра. – Но только недолго. Ради блага миссис Кейхилл.

– Разумеется, дорогая, – ответила пожилая дама. Марла ощутила, как к ее руке прикасается холодная, сухая рука. – Ну, Марла, очнись. Сисси и малютка Джеймс по тебе скучают. Ты нужна им. – Гортанный смешок. – Как ни неприятно мне это признавать, но даже самая лучшая бабушка не в силах заменить мать.

«Бабушка? Бабушка моих детей? Значит, моя свекровь?»

Послышался шорох одежды, по полу прошлепали мягкие тапочки, закрылась дверь. Очевидно, вышла медсестра.

– Иногда мне кажется, что она никогда не очнется, – пробормотал Алекс. – Боже, сигарету бы сейчас!

– Терпение, сынок. Катастрофа была страшная, Марла перенесла несколько операций. Но сейчас она идет на поправку.

«Боже, почему я ничего не помню?» Тяжелый долгий вздох, ласковое поглаживание по руке, запах духов – знакомый, хоть Марла и не может припомнить их названия.

Они говорят «катастрофа». Что же произошло? Марла пыталась сосредоточиться, хоть что-нибудь вспомнить, но ответом на все ее усилия стала лишь пульсирующая боль в голове.

– Я молю бога об одном – чтобы она не осталась изуродованной, – произнесла женщина.

«Изуродованной? Боже, нет!» На миг Марла вынырнула из забытья. Пересохшее горло сжалось от ужаса, желудок словно стянули тугой резиновой лентой. Она отчаянно пыталась вспомнить, как выглядела до катастрофы, но тщетно. Сердце гулко колотилось от ужаса. Неужели никто не следит за ее состоянием? Неужели на мониторах не видно, что она очнулась, все слышит и понимает? Однако за дверью не слышалось торопливых шагов, и взволнованный голос не кричал: «Она пришла в себя!»

– Ее оперировали лучшие хирурги штата. Может быть, она будет не такой, как мы ожидаем, но все равно она будет красива. Прекрасна.

Голос Алекса звучал так, словно он старался убедить самого себя.

– Марла всегда была прекрасна. Знаешь, Александер, – добавила пожилая дама, – порой для женщины красота – проклятье.

Ее собеседник натянуто рассмеялся:

– Думаю, Марла с тобой бы не согласилась.

– Разумеется. Она слишком молода, чтобы это понять.

– Хотелось бы знать, что она будет помнить, когда очнется?

– Надеюсь, все, – ответила женщина. Но в голосе ее прозвучало странное напряжение – словно на мгновение, вынырнул из глубин сознания какой-то скрытый страх.

– Ладно, время покажет.

– Нам повезло, что она не погибла в аварии.

Мужчина ответил не сразу – какую-то долю секунды длилось молчание.

– Чертовски повезло. Не понимаю, зачем она вообще села за руль. Черт побери, ведь она только вышла из больницы!

«Снова больница? Или я что-то не так поняла?» Боль, тренога, страх – все куда-то уплывало, и усталый мозг заволакивался туманом.

Она еще расслышала слова свекрови:

–...так много вопросов!

«Да. Очень много вопросов. Но я слишком устала, чтобы ломать голову над ответами, слишком устала...»


Ник Кейхилл заглушил двигатель, пришвартовался и, спрыгнув на почерневший от воды дощатый настил, закрепил причальный конец. Моторка закачалась на приливной волне.

– Вот мы и дома, Крутой. – Ник свистнул, подзывая хромого пса.

Порывистый ветер хлестал по лицу свинчаткой дождя. Над водой с пронзительными криками носились чайки. Белые бурунчики вскипали на волнах. В холодном ноябрьском воздухе стоял запах моря, гниющего дерева и машинного масла.

Ник поднял воротник куртки и, подхватив ведерко с пойманными крабами, зашагал по причалу. Пес скоро обогнал его. Ловкий и проворный, несмотря на покалеченную лапу, Крутой протрусил по скользким доскам пирса и, цокая когтями, побежал вверх по ступенькам к автостоянке, что смотрела на залив с утеса. Ник никуда не спешил: он неторопливо шагал мимо покривившихся причальных свай, обвитых водорослями и обляпанных птичьим пометом.

– Эй, тебя тут какой-то хмырь дожидается! – проворчал Оле Олсен.

Старик, как всегда, торчал в окне своей лавчонки, занимаясь обычным делом – готовил наживку. Не поднимая глаз от работы, он дернул подбородком куда-то вверх, в сторону стоянки.

– Меня? – переспросил Ник. За пять лет жизни в Чертовой Бухте его еще ни разу не навещали гости.

– Тебя, тебя. Он сам сказал.

Оле – на низенькой табуретке, в окружении своих немудреных товаров – был такой же неотъемлемой принадлежностью причала, как пирс или автостоянка. Никто никогда не видел старика без замусоленного огрызка сигары во рту; лысую макушку его обрамляли рыжие патлы, обильно запорошенные сединой, а глаза прятались в складках кожи надежнее, чем за массивными очками, которые Оле вечно сдвигал на кончик носа.

– Я ему сказал, что тебя, может, долго не будет, а он ответил, что подождет. Ну, а мне-то что за дело? Хочет под дождем торчать – пусть ждет.

– Кто он такой?

– Понятия не имею. Не назвался. – Оле наконец поднял глаза и добавил: – Одно тебе скажу: этот парень не из наших мест. Сразу видно.

Плечи Ника напряглись.

– Спасибо.

– Да пожалуйста! – кивнул Оле. Крутой коротко, отрывисто гавкнул. Поднявшись по ступенькам, Ник вышел на открытую площадку, где сиротливо мокли под дождем пикапы и трейлеры местных жителей. Среди них, сверкая словно жемчужина в навозе, мягко урчал серебристый «Ягуар». Калифорнийские номера указывали, что незваный гость явился с юга.

Двигатель затих. Дверь со стороны водителя распахнулась; из машины вышел высокий мужчина в деловом костюме, непромокаемом плаще и ботинках из натуральной кожи.

Алекс Кейхилл собственной персоной. Вот так так! Выбрал время!

– Наконец-то! – проговорил Алекс с таким видом, словно прождал несколько часов. – Я уж думал, не утонул ли ты там! – И выпятил подбородок в сторону моря.

– Не повезло, братишка.

– Ну, может, в следующий раз.

– Все может быть.

Пронзительные серо-стальные глаза Алекса недобро сверкнули.

– А ты все такой же грубиян!

– Стараюсь. – Ник не потрудился улыбнуться. – Не люблю разочаровывать родных.

– Черт побери, Ник, да ты всю жизнь только этим и занимаешься!

– Возможно.

В первое мгновение Ник подумал, что умерла мать. Какая иная причина заставила бы Алекса месить трехсотдолларовыми шинами грязь орегонской глубинки? Но тут же понял, что заблуждается. Юджиния Хеверсмит Кейхилл – самая непробиваемая женщина из всех, что топчут землю четырехдюймовыми каблуками. Нет, не такой она человек, чтобы просто так, за здорово живешь, умереть! Она еще обоих сыновей переживет!

Подойдя к пикапу, Ник погрузил свой улов в багажник, к коробке с инструментами и запасной шине. За облезлым забором и изуродованными ветром соснами, отделяющими причал от поселка, виднелся фасад магазинчика сувениров, закрытого на веки вечные еще в незапамятные времена.

Алекс засунул руки глубоко в карманы. Ник мог поспорить, что на ярлычке плаща стоит фамилия какого-нибудь известного модельера. Впрочем, в отличие от своего брата, он не знал по именам модных кутюрье. И не стремился узнать.

– Послушай, Ник, мне нужна твоя помощь.

– Тебе – и вдруг моя помощь? – со скептической усмешкой откликнулся Ник. – Видимо, я должен быть польщен.

– Дело серьезное.

– Да уж, догадываюсь.

– С Марлой беда.

Под кожаной курткой плечи Ника съежились, словно от лютого холода. Нет, больше он не позволит играть собой. Никому. Тем более Марле. Хватит с него прошлого раза.

– С ней произошел несчастный случай.

– Какой еще несчастный случай?

Ник до боли сжал зубы. Старшему брату он не доверял никогда. И на то были веские причины. Всю жизнь, сколько Ник помнил брата, Алекс Кейхилл поклонялся доллару, молился на биржевые сводки и исправно приносил жертвы святым покровителям Сан-Франциско – элитному кругу «старых богачей». То же можно было сказать и о Марле, его амбициозной красавице-жене.

Всякий раз, видя брата, Ник с горечью вспоминал о том, чем закончились его собственные отношения с Господином Баксом, и с Марлой.

– Это было ужасно, – заговорил Алекс, поддев камешек полированным носком ботинка.

– Но она жива?

По крайней мере это ему надо знать!

– Слава богу, жива. В коме. И... ну... никак не может очнуться.

Ник старался не поддаваться захлестнувшим его эмоциям.

– Зачем же ты приехал? Разве ты не должен сейчас быть рядом с ней?

– Да, конечно. Но я не знал, как еще с тобой связаться. На звонки ты не отвечаешь. Электронная почта...

– Не люблю этих электронных штучек.

– Да, в этом одна из твоих проблем.

– И не самая главная.

Ник прислонился к заляпанному грязью крылу своего «Доджа».

«Не заводись, – приказал он себе. – Не позволяй ему себя завести». Его брат – просто сладкоречивый ублюдок. Из тех, что с самым искренним видом, улыбаясь, крепко пожимая руку и глядя в глаза, уговаривают утопающего сбросить спасательный жилет – и зачастую добиваются успеха. Алекс был на три года старше Ника; свое образование означал в Стэнфорде, а затем познал все юридические входы и выходы в Гарварде. Утонченный, прекрасно воспитанный, он воплощал собой понятие «сливки общества». Но Нику на это было плевать.

– Так что же произошло? – спросил он, стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие.

– Автокатастрофа.

К чести Алекса, загорелое лицо его побледнело. Порывшись в кармане, он достал пачку сигарет и протянул одну Нику. Тот покачал головой: ему нравилось ощущение, когда легкие наполняет горьковатый дым, но не хотел принимать от брата ничего – даже такую мелочь.

Алекс щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.

– Это произошло больше полутора месяцев назад. В горах неподалеку от Санта-Крус, на крутом повороте. Марла вела машину другой женщины. Хозяйка «Мерседеса», Памела Делакруа, сидела рядом.

Наступило долгое молчание. Тяжелый, пропитанный сигаретным дымом вздох. Такая пауза в разговоре – предвестник дурных вестей. Ник напрягся.

Разбрызгивая грязь во все стороны, на стоянку въехал джип, измазанный по самую крышу. Двое молодых парией, громко обсуждая предстоящую рыбалку, принялись выгружать из багажника свое снаряжение. Они шумно протопали вниз по ступенькам и скрылись из виду.

– Продолжай, – обратился Ник к брату.

– К несчастью, Пэм не выжила.

– Боже! – Холод сковал сердце Ника.

– Мгновенная смерть. В катастрофе пострадал еще один автомобиль – грузовик, ехавший навстречу «Мерседесу». Водитель – Чарлз Биггс – в тяжелом состоянии. Он провел шестнадцать часов за рулем. Ходят разговоры, что он принимал метадон или что-то в этом роде, но точно ничего сказать нельзя. Полиция пока молчит. Может быть, он уснул за рулем – кто знает? Ответить может только сам Биггс, но он в реанимации. Обожжено шестьдесят процентов тела, серьезные внутренние повреждения. Просто чудо, что он еще держится. Но никто не надеется, что он выживет.

Ник смахнул с лица дождевые капли и взглянул в сторону моря.

– А Марла выжила.

– Если ее нынешнее состояние можно назвать жизнью.

Теперь и Нику захотелось курить. Он засунул руки глубоко в карманы куртки и напомнил себе, что брату верить нельзя. В детстве старший и более сообразительный Алекс находил особое удовольствие в том, чтобы оставлять младшего братишку в дураках. Сколько раз Ник страдал от трюков брата – не сосчитать! И подозревал, что с тех пор их отношения не намного изменились.

– Значит, этот парень уснул за рулем, и грузовик вылетел на полосу Марлы?

– Это одна из версий. – Алекс глубоко затянулся. – Полиция и страховые компании расследуют это дело. Машины не столкнулись – по крайней мере, так угверждают детективы. «Мерседес» скатился с дороги в одну сторону, грузовик – в другую. Оба автомобиля проломили ограждение и покатились вниз по холму, но грузовик взорвался прежде, чем шофер успел выпрыгнуть из кабины.

– Черт! – приглушенно выругался Ник. – Бедняга! Алекс кивнул в знак согласия.

– Детективы облазили всю округу, допросили всех, кого могли. Теперь ждут, пока очнется Марла. – Он устремил хмурый взгляд на бьющиеся о берег волны. – Если это она выехала на встречную полосу, думаю, ее могут обвинить в убийстве по неосторожности. Надо бы просмотреть соответствующие законы – но, честно говоря, я об этом еще толком не думал. Все это... ну, словом, сущий кошмар. Всем нам сейчас очень тяжело.

Вот этому Ник поверил. Раз Алекс обратился за помощью к нему – значит, дела и в самом деле хуже некуда. Черт побери! Морщась от текущих по лицу дождевых капель, Ник открыл дверцу своего пикапа, залез внутрь, нашел под сиденьем упаковку пива, вытащил из пластика одну банку и бросил Алексу, а вторую открыл для себя.

– Если Марла выживет...

– Если, Алекс? Если?! Да Марла – самая сильная и целеустремленная женщина из всех, кого я знаю! Разумеется, выживет. Не хорони ее раньше времени, черт побери! Она все-таки твоя жена!

Невысказанные обвинения повисли в воздухе. Вместе с воспоминаниями, которым лучше не давать ходу, – чувственными, соблазнительными, живыми, как сама жизнь. В горле у Ника запершило, словно он наглотался пепла. Мокрый ветер хлестнул по щекам. Ник поспешно поднес к губам банку пива и сделал большой глоток. Рядом тихонько заскулил Крутой.

Однако запретные мысли уже вырвались из темницы, где, были заточены много лет, и по знакомой дорожке рванулись напрямик к жене брата. К красивой женщине со звонким смехом и озорным огоньком в глазах. Ник слышал, как мягко бьются о причал волны, слышал гул машин на шоссе, слышал глухой рев прибоя и пронзительные крики чаек – но все эти звуки заглушал стук его сердца.

Ник кивнул брату, чтобы тот продолжал. Сделал еще глоток, тщетно пытаясь изгнать из головы Марлу. Дождь струился по лицу, капал с ресниц, с носа, с подбородка.

«Может быть, предложить Алексу сесть в машину?» – подумал Ник, но тут же решил, что не стоит.

– Так вот, если Марла выживет, не исключена вероятность, что она потеряет память – частично или даже полностью. Странная штука эта амнезия. Есть в ней что-то... мистическое.

Алекс выпустил струйку дыма. Он весь промок: каштановые волосы слиплись, с плаща текла вода, дорогие кожаные ботинки насквозь пропитались мокрой грязью, но Алекс как будто этого не замечал.

– Боже мой, Ник, видел бы ты ее сейчас! Или нет. Может быть, лучше не стоит. – Голос Алекса дрогнул: он с такой яростью втянул в себя табачный дым, что на кончике сигареты вспыхнул тусклый красный огонек. – Ты ее не узнаешь. Боже правый, я не узнал, а ведь мы пятнадцать лет прожили вместе! – Он выдохнул дым, открыл пиво и сделал большой глоток. – Она была такая красавица... ну, ты помнишь. – И голос его надломился, словно от невыносимой боли.

Но Ник по-прежнему был настороже. Потягивая пиво, он старался изгнать из мыслей образ женщины, едва не разрушившей его жизнь. Он смотрел на подвесной мост, соединяющий два берега в узком перешейке залива, но, несмотря на все свои усилия, видел только Марлу, прекрасную Марлу, полную жизни, смеха и огня.

– А все остальное, не считая памяти, останется при ней?

– И не считая того, что выглядеть она теперь будет по-другому?

– Неважно.

– Для нее – важно.

– На пластическую операцию тебе денег хватит, – фыркнул Ник. – Я имею в виду, сможет ли она двигаться, ходить, словом, жить нормальной жизнью.

– Этого никто не знает.

– А память к ней постепенно вернется? Алекс дернул плечом и устремил взгляд в море.

– Надеюсь, что да.

На краткую долю секунды – миг меж двумя гулкими ударами сердца – Ник ощутил слабый укол жалости к жене брата.

– Время покажет.

– Так всегда говорят.

– Но такой, как прежде, она никогда уже не будет.

– Жалость какая! – саркастически заметил Ник, разглядывая грязь под ногами.

– Да, – ровным голосом ответил Алекс.

Ник допил пиво, смял банку в кулаке и бросил в багажник. Перед глазами снова возник запретный образ. Алекс не преувеличивал: Марла Эмхерст Кейхилл и вправду была красавицей. Сногсшибательной. Дерзкой. Сексуальной, как сам дьявол. Шелковистая кожа, огнем вспыхивающая под мужскими пальцами, соблазнительная улыбка, способная устыдить Мэрилин Монро. Да, Марла знала, как войти в плоть и кровь мужчины. На годы. Может быть, навсегда.

Ник резко обернулся:

– Переходи к делу, Алекс. Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Потому что ты – член семьи. Мой единственный брат.

– Придумай что-нибудь получше.

– Я думал, ты захочешь об этом узнать.

– И только-то? Ради того, чтобы поведать мне эту новость, ты не потащился бы в Орегон, да еще выждав перед этим полтора месяца.

Алекс не стал возражать. Уголки рта его угрюмо опустились.

– Она... она не приходит в себя и говорить не может, потому что челюсти скреплены проволочными скобами. Но во сне она стонала и пыталась выговорить несколько слов. – Он судорожно вздохнул. – Одно слово мы разобрали. «Николас».

– Как трогательно! – буркнул Ник и повернулся лицом к свирепому ветру.

– Ты ей нужен.

– Марла никогда ни в ком не нуждалась.

– Мы подумали...

– Кто это «мы»?

– Мама и я. И посоветовались с докторами. Мы думаем, что, возможно, тебе удастся установить с ней контакт. По-моему, попробовать стоит.

Волны уже перекатывались через мол. Рыбацкие лодчонки подпрыгивали на волнах, указывая костлявыми мачтами в небеса, словно воздевали иссохшие руки в тщетной мольбе к неумолимому богу.

Увидеть Марлу. Эта мысль все глубже вгрызалась в мозг. Ник знал, что от нее уже не избавиться.

Алекс бросил окурок в грязь возле лысой шины «Бьюика». Окурок подымил немного и погас.

– Но это не все.

– Что-то еще?

«Ну вот, началось!» – поежившись, подумал Ник. Снова он, раскиснув, позволил милым родственничкам накинуть петлю себе на шею.

– Хочу попросить тебя об одолжении.

– Еще одном? Кроме встречи с Марлой?

– Это не одолжение. Это твой долг.

Ник пожал плечами. Сейчас он был не в настроении спорить.

– Ладно, выкладывай.

– Это касается нашего бизнеса. После катастрофы я совсем отошел от дел. Просто нет времени: целыми днями торчу в больнице, а когда удается вырваться домой, все силы уходят на детей.

– Детей? Мне казалось, у тебя одна...

– Ах да, ты не знаешь. За несколько дней до катастрофы Марла родила. Собственно говоря, авария произошла в тот самый день, когда она вышла из больницы. – Алекс достал носовой платок и вытер лицо. – Слава богу, у маленького Джеймса все в порядке. Насколько может быть «в порядке» такой кроха без матери.

В голосе Алекса послышались нотки гордости и чего-то еще... тревоги? Но почему?

Ник поскреб щетину на подбородке, наткнувшись на старый шрам – боевую отметину, полученную в детстве по вине старшего брата. Он чувствовал, что Алекс многое рассказал, но еще больше оставил за кадром.

– Так ребенок был не с ней?

– Благодарение богу, нет! Сейчас он дома, с няней. Что же до Сисси – трудный возраст, сам знаешь. У подростков собственные проблемы всегда на первом месте. Разумеется, она расстраивается из-за того, что ее мать в больнице, беспокоится. – поспешно добавил Алекс. – Но... – Он пожал плечами, и на лице его с тонкими аристократическими чертами выразилось стоическое смирение. – Порой мне кажется, что успех на предстоящем рождественском балу ей важнее того, выживет ли мать. Но, разумеется, это все притворство. На самом деле Сисси очень переживает. Просто у нее с Марлой всегда были непростые отношения.

– Все одно к одному, – пробормотал Ник.

– Точно, – кивнул Алекс и отбросил с лица мокрую прядь.

– Странно, что Марла родила второго – помнится, никогда она особенно не любила детей.

– Она стала старше.

И все же Нику казалось странным, что через столько лет после первых родов Марла решилась на второго ребенка. Она же всегда была эгоисткой. Упрямая. Избалованная. Не способная считаться ни с кем, кроме себя. Принцесса чертова. Ник устремил угрюмый взгляд на лодку, что покачивалась на волнах далеко внизу. Подумать только, что полчаса назад единственной его проблемой была головная боль – следствие вчерашнего тесного общения с бутылочкой «Катти Сарк».

На горизонте ворочались тяжелые тучи. Свинцовые небеса плевались дождем.

– Так вот, Ник, мне нужна твоя помощь, и немедленно.

– В чем? – подозрительно спросил Ник. Петля, сплетенная его семейством, все туже затягивалась на горле.

– Ты ведь спец по спасению гибнущих предприятий.

– Был им когда-то.

– И остался!

– Нет, Алекс. Это было давным-давно. С тех пор многое изменилось. Теперь я рыбак. По крайней мере, пытаюсь рыбачить по мере сил.

Алекс бросил хмурый взгляд на вспененное море, затем – на ведерко с крабами в багажнике. Как видно, Ник его не убедил.

– Несколько лет назад ты спас несколько компаний от неминуемого банкротства. Веришь или нет, но мне нужны твои профессиональные навыки. У нас проблемы. Опять возникли Чериз и Монти: недовольны, что их отлучили от корпорации. Думают, раз и они Кейхиллы, то должны получить свой кусок пожирнее.

– Чериз и Монти? Этого еще не хватало!

Пришла беда – другую привела; эта поговорка особенно верна, когда имеешь дело с Кейхиллами. Ник привалился к своему пикапу. Крутой сел у его ног и задрал морду, ожидая, что его потреплют по голове. Так Ник и сделал.

– Ну да. Черт побери, вот не думал, что мне придется иметь дело с этой древней историей! Папа с дядей Фентоном раз навсегда обо всем договорился, но Фентоновы детки, похоже, об этом и знать не хотят. Особенно Чериз. Все претензии идут от нее. А вернее, от ее гребаного муженька-проповедника, чтоб его.

– Отец поступил с Фентоном так же, как поступал со всеми. По-своему, – ответил Ник, добавив мысленно, что, если какой-то человек на свете заслуживает звания бездушной сволочи, это, несомненно, покойный Сэмюэл Джонатан Кейхилл.

– Неважно. Важно то, что много лет назад Фентон продал ему свою долю. И сказке конец. А Чериз и Монти, черт бы их драл, пусть сами о себе заботятся. У меня своих проблем по горло.

Этот спор Ник слышал всю жизнь и устал от него смертельно, однако не мог отказать себе в удовольствии поработать адвокатом дьявола – особенно когда на противоположной стороне выступал старший братец.

– Они чувствуют себя обделенными, и их нельзя винить. Не прохлопай дядя Фентон свое счастье, быть бы им сейчас миллионерами.

– Да я ни в чем их не виню, черт побери, мне на них просто плевать! Монти ни дня в своей жизни не проработал. Чериз только и делает, что меняет мужей. Теперь вот в религию ударилась – тьфу! Я ведь пытался ей помочь. Дал работу ее муженьку-проповеднику – господи, ты бы видел, что из этого вышло! – Алекс рубанул ладонью воздух. – Ладно, неважно. Я хочу одного: чтобы Чериз и Монтгомери исчезли с моего горизонта. Навсегда. – Тяжело морщась, прикончил пиво, утер рот платком. – Парочка вампиров, мать их... Кровососы чертовы. А что они, понимаете ли, чувствуют себя униженными и оскорбленными – это их проблемы и ничьи больше. – В голосе его не слышалось ни грана сочувствия. – Ладно, хватит. Не хватало еще стоять под этим проклятым дождем и обсуждать разлюбезных родичей! Главная наша загвоздка – не в них.

– Возможно, сами они так не считают.

– Плевать. Я не ради них сюда приехал.

– Ради Марлы?

– Отчасти. – Алекс встретился глазами с братом.

– Вот мы и подошли к сути дела, – проронил Ник. Жалобно взвыл ветер в кронах сосен.

– Совершенно верно. – Голос Алекса звучал убийственно серьезно. Как и положено, когда говоришь о бизнесе. – Нашей корпорации нужен верный глаз и твердая рука.

– А пуля в голову ей не требуется?

– Ник, я не шучу! – Вокруг рта Алекса обозначилась тонкая сеточка морщин. На долю секунды Нику показалось, что его брат и вправду в отчаянии. – Не растаешь же ты от того, что проявишь солидарность с семьей! Ты нужен нам всем. Маме. Мне. Детям. Марле.

Ник молчал.

– Особенно Марле.

Петля затянулась; он не мог больше дышать.

Крутой заскребся о дверь пикапа. Ник распахнул дверцу и пустил собаку внутрь. Решение было уже принято. Он об этом знал, и Алекс тоже.

– Нужно найти кого-нибудь, кто позаботится о моей хижине и о собаке.

– Я оплачу тебе все расходы.

– Не надо.

– Но...

– Я делаю это не ради денег.

Ник сел в машину, пихнул Крутого на его обычное место возле пассажирской дверцы и вставил ключи в зажигание. Он знал, что совершает ошибку, о которой будет жалеть до конца своих дней.

– Я просмотрю твои бухгалтерские книги, поворкую с мамочкой и навещу Марлу, но тебе это не будет стоить ни цента. Понял? Я еду в Сан-Франциско по доброте сердечной и вернусь домой, когда захочу. Торчать там всю жизнь не собираюсь.

– По доброте сердечной? Интересная мысль... – задумчиво протянул Алекс, явно не желая отвечать «да» или «нет».

Торгов не будет, Алекс. – Ник взялся за ручку дверцы. Ледяной ливень ворвался в машину, хлестнул его но лицу. – Это мое первое и последнее предложение. Буду в течение недели. Согласен или нет – тебе решать.

Не дожидаясь ответа, он повернул ключ. Двигатель «Доджа» чихнул, закашлял и взялся за дело.

Злясь на весь мир и на себя в особенности, Ник захлопнул дверцу и включил «дворники».

Никакие слова брата уже не смогут ничего изменить. Он едет в Сан-Франциско, хочет того или нет.

– Черт! – проворчал Ник, вглядываясь в залитую дождем дорогу.

На крутом повороте машину занесло, и Крутой едва не упал.

– Извини, приятель, – пробормотал Ник, выравнивая машину.

Ник бросил взгляд в зеркало заднего вида. Алекс все стоял там, где он его оставил: полы распахнутого плаща треплет ветер, вид унылый, словно у гробовщика. Ник включил радио, но, сколько ни крутил настройку, слышал одни помехи.

Мысль о Марле снова сжала ему горло. Он все еще хочет ее. А ведь пятнадцать лет прошло. Пятнадцать лет, черт побери! С тех пор в его жизни побывала дюжина женщин, но ни одна из них – ни одна! – не оставила на сердце такой глубокой зарубки.

Ник снова взглянул в зеркало. Его двойник в стекле ответил мрачным взглядом.

– Какой же ты дурень, Ник Кейхилл, – пробормотал он. – Идиот проклятый.

Глава 2

– А мама меня вспомнит? – ворвался в ее безмолвный мир девичий голосок.

Марла попробовала открыть глаза.Боль ушла – должно быть, благодаря лекарствам, но по-прежнему не удавалось издать ни звука. Язык – вялый и безжизненный – не хотел двигаться. Во рту стояла отвратительная горечь. На веки словно давил чудовищный груз. Но больше всего угнетала Марлу потеря чувства времени. Часы, дни, недели сливались для нее в одно бесконечное плавание по волнам забытья; даже в редкие минуты, когда сознание к ней возвращалось, она с трудом отличала сон от яви.

Но сейчас она должна открыть глаза! Хотя бы для того, чтобы увидеть свою дочь.

– Не глупи. Конечно, мать тебя вспомнит.

А это свекровь. Четкое стаккато каблучков, позвякивание украшений, запах дорогих духов – тех же, что и в прошлый раз.

– Но она так ужасно выглядит! – Снова девочка. Дочь. – Я думала, ей уже лучше.

– Разумеется, ей все лучше и лучше. Но выздоровление требует времени. А от нас, Сисси, требуется прежде всего терпение. – На этот раз в голосе пожилой леди прозвучал... нет, даже не упрек – предупреждение.

– Знаю, знаю! – театрально вздохнула Сисси.

За прошедшие несколько дней Марла научилась узнавать доктора Робертсона, медсестер и родных по голосам, по звуку шагов, по запаху. Однако сознание ее по-прежнему оставалось туманным: она не смогла бы сказать, кто из них и сколько раз был здесь.

Пожилую даму, ее свекровь, зовут Юджиния Кейхилл. Муж Юджинии «в списках не значится». Может быть, уже умер, или болен, или просто не интересуется здоровьем невестки. Так или иначе, в больнице он не появлялся, насколько она помнит. Впрочем, не глупо ли в ее состоянии полагаться на свою память?

Свекровь – как ей кажется – приходит часто. И производит впечатление заботливой женщины, искренне обеспокоенной ее состоянием. Сисси, кажется, пришла в первый раз... или не в первый? Этого Марла не помнила.

И еще муж. Алекс. Незнакомец, к которому Марла, по идее, должна испытывать нежные чувства. А на деле не испытывает никаких.

Как только она пыталась сосредоточиться, начала раскалываться голова. Невыносимая боль – словно бритвой по мозгам – заставила Марлу подумать, что и в забытьи есть свои хорошие стороны.

– Что, если она... ну, знаешь... так ничего и не вспомнит... и шрамы останутся... и вообще она будет не такой, как раньше? – прошептала Сисси, и Марла внутренне содрогнулась.

– Ну вот, ты опять за свое, – упрекнула девочку бабушка. – Говорю тебе, ей все лучше и лучше.

– Надеюсь, – с чувством ответила Сисси, хотя в голосе ее слышалась нотка недоверия. – А еще пластические операции будут? Папа говорил, она перенесла уже чуть ли не десяток.

– Ровно столько, сколько нужно. И давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Почему? Думаешь, она нас слышит?

– Не знаю.

Наступило молчание. Марла почувствовала, как кто-то подходит ближе, склоняется над кроватью. Лицо ее овеяло чье-то теплое дыхание. Кто-то рассматривал ее, словно бактерию под микроскопом. Она напрягла всю силу воли, чтобы шевельнуть хоть пальцем, дать понять, что все слышит и осознает.

– Да ни фига она не слышит!

– Ничего, Сисси, – поправила Юджиния. – Она не слышит ничего.

– Ладно, ладно. Извини.

Марла словно увидела, как девочка упрямо вздергивает подбородок.

– Помни одно: твоей матери посчастливилось выжить в страшной автокатастрофе, – заговорила Юджиния. – Конечно, выглядеть она теперь будет по-другому. Но вот увидишь: в один прекрасный день с нее снимут все эти трубки и скобки – и она будет как новенькая!

– А ходить сможет?

У Марлы замерло сердце.

– Разумеется, сможет. Ведь ноги у нее не повреждены. Говорю тебе, все будет хорошо.

– Почему же она никак не приходит в себя?

– Потому что перенесла тяжелый шок, и ее организму нужен покой.

Сисси фыркнула, словно не верила ни одному слову бабушки.

– Ладно, мне плевать. Все равно я ей никогда не нравилась!

– Не говори глупостей, – нервно рассмеялась Юджиния. – Конечно, нравилась – как же иначе! Она тебя любит!

– Тогда почему она так хотела второго ребенка? Мальчика? Значит, меня им мало... а, ладно, забудь, – пробормотала девочка, отходя от кровати.

– Разумеется, забуду. О такой чепухе и помнить не стоит, – словно сквозь сжатые губы, проговорила Юджиния.

Вместо ответа послышался долгий вздох, красноречиво показывающий, что думает девочка обо всех взрослых вообще и о бабушке в особенности.

– Не понимаю, почему я родилась в семье Кейхилл. Я ведь совсем не такая, как вы.

«Как и я», – подумала Марла, хотя сердце ее рвалось к девочке. Неужели она была жестока и бессердечна с собственной дочерью?

– Очень стараешься быть не такой, как мы – это точно, – миролюбиво сказала Юджиния. – Но рано или поздно тебе придется взяться за ум. Среди Кейхиллов не было недоучек и невежд. Твой отец окончил Стэнфорд, а затем – высшую школу в Гарварде, твоя мать училась в Беркли, я – в Вассаре, а...

– Знаю, знаю, а дедушка в Йеле. Подумаешь! Я не собираюсь лучшие годы тратить на зубрежку! И потом, а как же дядя Ник? Он ведь не учился в университете?

Наступило короткое напряженное молчание. Наконец Юджиния сухо ответила:

– Ник сам выбрал свой жизненный путь. Но давай о нем сейчас не будем. Пойдем, пора встречать отца.

Шаги удалились, и Марла осталась одна. Вошла медсестра, проверила ее пульс, и вскоре за этим знакомое тепло разлилось по жилам, унося прочь боль, страх, тревогу.


Она, должно быть, вздремнула, бог знает, долго ли. Ее разбудил скрип двери и легкий щелчок замка. Кто-то вошел в комнату.

Марла ожидала, что кто-нибудь из медсестер подойдет, заговорит с ней, стараясь пробудить ее сознание, проверит пульс, температуру или давление. Но вошедший – кто бы это ни был – не издавал ни звука. Казалось, он крадется к ее постели на цыпочках. А может быть, здесь просто никого нет?

Ей ведь могло присниться или почудиться, что дверь отворилась. Да, скорее всего, так оно и есть. Успокоившись, Марла снова погрузилась в полудрему, но вот какой-то звук вновь вывел ее из забытья. Скрип. Легкий скрип кожаной подошвы. Может быть, снова... но нет, теперь она ясно ощущала и запах. Легкий сигаретный душок и что-то еще, влажная земля, прелые листья, запах, совершенно неуместный в больнице и оттого странно зловещий.

Ее охватил ужас. Она хотела закричать – но не могла выдавить из себя ни звука. Хотела открыть глаза – но они не открывались, словно ей зашили веки. Сердце колотилось, как барабан. Неужели дежурная медсестра – или кто у них там есть – не видит на каком-нибудь мониторе ее отчаянного сердцебиения? Неужели никто не спешит на помощь?

Тишина. Ни звука. В горле сухо, словно в пустыне. Господи, что он здесь делает? Почему молчит? Кто он? Чего хочет? Еле слышные шаги двинулись прочь и затихли. Мягко щелкнула затворяемая дверь. Она осталась одна. Одинокая. Беспомощная. До смерти напуганная.


– Ну что ты на меня смотришь? – обратился Ник к собаке. – Да, сам знаю, что свалял дурака.

Бросив в дорожную сумку пару свитеров, он вышел в ванную, откопал под раковиной чехол для бритвенных принадлежностей, уложил туда электрическую бритву и дезодорант и, не выходя из ванной, кинул через открытую дверь в сумку.

Крутой лежал у кровати, положив голову на лапы, и уныло следил за сборами хозяина.

– Я вернусь, – заверил его Ник. – И очень скоро. В сумку полетели две пары джинсов.

– А пока о тебе позаботится Оле. Тебе у него понравится, вот увидишь. Есть у него сука-доберманша – такая красотка, когти оближешь!

Крутой равнодушно моргнул.

– У тебя-то все будет в порядке, – продолжал Ник. – Вот я – дело другое.

Он застегнул сумку и бросил быстрый взгляд кругом. Эта сосновая хибара была для него больше, чем домом, – убежищем, где он нашел покой после изматывающих тараканьих бегов к успеху. Где-то на полпути от юности к сегодняшнему дню он сумел избавиться от программы, крепко засевшей в подсознании: «Ты Кейхилл! Будь Кейхиллом! Живи как Кейхилл!»

– Ерунда все это, – пробормотал Ник и подмигнул псу.

Крутой поднялся и захромал вслед за хозяином в гостиную. Здесь было прохладно; остывали в очаге вчерашние угли, и в воздухе стоял смолистый запах костра. На секунду Ник нахмурился, вспомнив, что никогда, даже в детстве, не соответствовал кейхилловским высоким стандартам. Отец все ждал, что Ник выйдет из тени Алекса, научится побеждать старшего брата. Что ж, Сэмюэла Кейхилла постигло разочарование. И, видит бог, старый сукин сын это заслужил.

Зазвонил телефон. Ник чертыхнулся и совсем было решил не отвечать – но все же тремя широкими шагами пересек гостиную и схватил трубку.

– Алло! – рявкнул он.

– Ник? – назвал его по имени торопливый, чуть пришепетывающий женский голос. – Николас Кейхилл?

– Кто это?

– Чериз.

Кузина. У Ника упало сердце: он давно усвоил, что от родни хороших новостей ждать не приходится.

– Слушай, ну ты и спрятался! Мне едва не пришлось нанимать частного детектива, чтобы тебя найти, – нервно рассмеялась она.

– Но все-таки не наняла?

– Да нет, как видишь, сама справилась.

С трубкой в руках Ник присел на потертый диван. Ему вспомнилась Чериз, какой она была в их последнюю встречу: миниатюрная стройная фигурка, ровный загар, белокурые волосы, янтарные глаза и яркая косметика. В детстве Чериз бегала за ним, как собачонка. Тогда она ему нравилась; но со временем пути их разошлись. Те времена давно позади; теперь у каждого из них – своя жизнь и свои проблемы.

– Что ж, Чериз, здравствуй. Как поживаешь?

– Отлично, – как-то не слишком уверенно ответила она. – Нет, правда замечательно! Знаешь, я обрела веру!

«Что-то новенькое», – цинично подумал Ник.

– Э-э... и как тебе?

– О, это изменило всю мою жизнь!

– Рад за тебя.

Сам Ник не был религиозен и редко задумывался о подобных материях; но если Чериз нашла себе увлечение по душе, почему бы за нее не порадоваться? Она всегда следовала за модой. Раз Чериз заговорила о боге, значит, христианство сейчас в ходу.

– Спасибо. Я каждый день благодарю за это Иисуса!

– А как дети? – поинтересовался он, глядя в окно, где угасал серенький денек.

– Э-э... нормально. Уже совсем большие! – Она театрально вздохнула. – Боюсь, над этой троицей господу еще придется потрудиться.

Ник терпеливо ждал. Они не общались пятнадцать лет. Не для того Чериз его разыскивала, чтобы рассказывать об обретенной вере.

Наступило напряженное молчание: наконец, глубоко вздохнув, Чериз заговорила:

– Я... я звоню, чтобы рассказать о Марле.

– О несчастном случае я знаю, – ответил Ник. – Ко мне приезжал Алекс.

– А-а...

Эта новость обескуражила ее. Но Чериз быстро соображала: мгновение спустя она снова ринулась в бой.

– Да, все мы благодарим Иисуса, что она осталась жива! А вот подруге ее не повезло, – продолжала она. – Ты знал Памелу? Может быть, видел?

– Нет, никогда.

– Вот как...

В голосе Чериз прозвучало едва заметное разочарование. Или, быть может, неодобрение. Ник невольно подумал о том, что связывало эту погибшую женщину с его свояченицей. Впрочем, Марла заставляла задуматься не только об этом.

– Послушай, Ник. Я позвонила, потому что мы одна семья и, думаю, ты меня поймешь. Вы с Марлой когда-то были близки, а с тобой мы всегда ладили. Я люблю Марлу как сестру, то есть у меня нет сестры, но все равно...и Монтгомери, конечно, тоже ее любит, – добавила она, словно в последний момент вспомнив о брате. – Я... мы хотим ее навестить. Но Алекс не позволяет. Твердит, что она в тяжелом состоянии и не может принимать никого, кроме ближайших родственников.

«Вот оно как!» Ник взглянул на старинные часы, висящие над кухонным шкафом.

– Разве она уже вышла из комы?

– Нет, но я просто хочу посидеть с ней рядом, почитать вслух Библию. Знаешь, ведь Библия исцеляет.

– Сколько я помню, Марла не слишком религиозна.

– Неважно, – быстро возразила Чериз. – Иисус слышит все наши молитвы, все до единой!

Ник предпочел промолчать.

– Ладно, неважно, – продолжала Чериз, набирая скорость, словно несущийся по рельсам электровоз. – Я все время молюсь за нее, и за Памелу, и за того беднягу-водителя – ты слышал, наверно, он весь обожжен, говорят, что он не выживет. – Она перевела дух и затараторила дальше: – Ну вот, я просто хочу посидеть с ней рядом, подержать за руку, сказать, что люблю ее, и напомнить, что Иисус тоже ее любит.

– Может быть, стоит подождать, пока ей станет получше?

В трубке послышался протяжный страдальческий вздох, и вслед за ним – молчание. Ник словно видел, как вертятся шестеренки в голове у Чериз. Она из тех, что никогда не сдаются. Выбрав себе цель, вцепляется в нее, как собака в кость, – и всегда добивается своего. Трое мужей, когда-то завзятых холостяков, – это ли не доказательство ее способности настаивать на своем?

– Послушай, Ник, ты, наверно, поедешь навестить Марлу. Ведь вы с ней не виделись ну очень давно.

Намек, даже не особенно тонкий. Ник крепче сжал трубку и тряхнул головой. Он не желал пускаться в плавание по опасным водам воспоминаний.

– Я не сомневаюсь, что ты хочешь ее навестить, – заметила Чериз, и Ник почти почувствовал; как дрожат провода от тайных подтекстов и невысказанных обвинений.

– Может быть.

Ник откинулся на спинку дивана. На побитом временем кресле свернулся Крутой: поймав взгляд Ника, он немедленно спрыгнул и заполз под кофейный столик, чтобы взглянуть на хозяина снизу вверх через стекло, покрытое кругами от вчерашней выпивки.

– Так вот, когда будешь говорить с Алексом, пожалуйста, скажи ему, что я хочу ее увидеть! Постарайся его убедить! Все-таки мы – одна семья. Что бы там ни произошло между нашими отцами, все же мы родные. Одна кровь.

– Это верно, – ответил Ник.

– Так ты поговоришь с Алексом?

– Ладно.

– Вот и отлично. Спасибо тебе. Знаешь, пути господни неисповедимы.

– Да, слыхал, – уже не сдерживая иронию, отозвался Ник, коротко распрощался и повесил трубку.

Он взял со стола грязный стакан и отнес в раковину. Крутой потрусил за ним.

– Я вернусь, – еще раз пообещал Ник и, вскинув сумку на плечо, двинулся к черному ходу.

Проверив, что у пса есть еда, питье и подстилка в углу веранды, он запер дверь и спустился к машине. Крутой захромал следом, но Ник покачал головой.

– В другой раз, приятель.

Он почесал собаку за ушами. Одно ухо было разорвано: должно быть, этой отметиной наградил Крутого тот же, кто оторвал ему пол-лапы, искусал до полусмерти и бросил на дороге, по которой случилось проезжать Нику. «Видимо, подрался с енотом или с другой собакой», – сказал ветеринар. Крутой потерял лапу, сохранил ухо и обрел новый дом. Двое потрепанных жизнью одиночек прекрасно друг с другом поладили.

– Береги себя, – сказал собаке Ник, сел в машину и завел мотор. На горизонте клубились низкие тучи. Очень под стать его настроению.

Вспомнилась Чериз и ее новообретенная вера. Пожалуй, ему самому не помешала бы сейчас надежда на помощь всевышнего. В зеркале заднего вида Ник поймал отражение Крутого: пестрый пес сидел на крыльце и смотрел ему вслед. Сейчас Ник чувствовал, что покидает свою единственную настоящую семью.

Черт! – выругался Ник сквозь зубы и прибавил скорость.

Проселок выведет его на шоссе, а шоссе – на федеральную дорогу. И вперед, на юг. В Сан-Франциско. К Марле.


Голоса. Несколько приглушенных голосов. Кажется, уже ей знакомых. Очень хотелось спать, в мозгу тяжело ворочались неповоротливые мысли, но Марла упрямо боролась с забытьем и заставляла себя бодрствовать.

– Да, обещал приехать. Но мне пришлось с ним повозиться! – говорил Алекс.

«Кто? Кто обещал приехать?»

Алекс рассмеялся каким-то натужным смешком.

– Как выглядит? Хреново. Этакое дитя природы: выцветшие джинсы, потертая куртка, всклокоченные волосы. Не брился, наверно, с неделю. Он как раз ловил рыбу или крабов – не знаю уж, кого; только шлялся по морю на лодке, в которой – по крайней мере, с виду – дыр не меньше, чем в решете.

– Но он все-таки приедет, – вернула сына к теме разговора Юджиния.

Значит, свекровь тоже здесь.

– Сказал, что приедет. А что будет – кто знает? На него никогда нельзя было положиться.

– Ты был у него дома?

– Заезжал, но его там не оказалось. Я поймал его в гавани – если эту дыру можно назвать гаванью.

Снова натянутый смешок.

– Зачем же ты его позвал? – поинтересовалась Сисси. Так Марла узнала, что здесь и ее дочь. – Зачем, если ты его терпеть не можешь?

– Терпеть не могу? Что ты, милая! Просто не одобряю.

– Тогда какая тебе разница, где он живет и что делает? «Хороший вопрос»

подумалось Марле.

Глубокий, сладкий, соблазнительный сон уже тянул ее к себе под крылышко... но что-то ее насторожило. Должно быть, напряженное молчание, которым отец и бабушка встретили вопрос девочки.

– Почему вы так не любите о нем говорить? – спросила наконец Сисси. – Как будто его имя – это слово из трех букв или что-нибудь в этом роде.

– Оно в самом деле из трех букв, – усмехнулся Алекс.

– А твое – из пяти, – пробормотала Сисси себе под мое, недостаточно громко.

– Здесь и говорить не о чем, – глубоко вздохнув, иступила Юджиния. – Просто... видишь ли, не во всех семьях братья ладят друг с другом.

– Как дедушка и его брат?

– Да, как Сэмюэл и Фентон, – сухо ответила Юджиния. – И их дети. Чериз и Монтгомери, или Монти, как он сам себя называет.

– Почему они больше не наша семья?

– Потому что сами не захотели принадлежать к семье.

Сисси недоверчиво хмыкнула, затем сказала:

– А дядя Монти звонил на днях. Спрашивал папу.

– И я с ним поговорил, – вставил Алекс.

В голосе его при упоминании о кузене послышались странные нотки – то ли сердитые, то ли тревожные – Марла не поняла. Впрочем, она пока очень многого не понимала... не помнила. Выслушивание чужих разговоров, размышление над ними и упорные попытки пошевелиться отнимали все силы; она почувствовала, что снова уплывает в страну сна.

– Так что же Ник?

Да, они говорят о Нике, брате, который не окончил колледж или что-то в этом роде, но, боже, отчего такая тяжесть в голове, откуда эта глухая стена, не пропускающая ни одного воспоминания?

– А дядя Ник тоже не хочет быть с нами одной семьей? – донесся откуда-то издалека голос Сисси. Как видно, девочка так легко не сдавалась.

– Милая моя, ты не поймешь. – заговорила Юджиния.

– А ты попробуй объяснить.

Молчание. Марла представила, как Алекс с Юджинией обмениваются взглядами, молчаливо решая, какая доля семейных «скелетов в шкафу» подлежит огласке.

– Хорошо, Сисси, – мягко заговорила Юджиния. – Я объясню, зачем мы пригласили дядю Ника. Во времена тяжелых испытаний – таких, как это несчастье с твоей мамой, – родные должны собираться вместе и поддерживать друг друга. Знаешь, как в старые времена, когда переселенцам в прериях угрожала какая-нибудь опасность, они собирались вместе, окружали кольцом свои фургоны и дружно защищались?

– А кто опасность?

– Опасность – это не «кто», а «что», – поправила бабушка. – Можно подумать, в школах отменили родной язык.

– Хорошо, – вздохнула девочка. – Что за опасность? Кто враг? О чем ты вообще говоришь? Ерунда какая-то! Я хочу одного: чтобы мама очнулась и стала такой, как раньше. И... и чтобы она выглядела так, как прежде. – Голос ее задрожал. – Вы посмотрите на нее, она же на себя не похожа!

Сисси шмыгнула носом. У Марлы сжалось сердце: если бы она могла сказать дочери хоть что-нибудь в утешение! Но язык ей не повинуется и она так устала.

– Бабушка, я ничего не понимаю! Мне кажется... такое впечатление, как будто вы с папой чего-то боитесь. Или кого-то.

Алекс понял, что пора вмешаться.

– Милая, мы просто беспокоимся о маме. Вот и все. Но с ней все будет хорошо. Я говорил с доктором Робертсоном, он сказал, что надо подождать.

До сих пор, что бы ни говорил Алекс, Марла слышала в его голосе жесткие, повелительные нотки; но теперь, обращаясь к дочери, он говорил удивительно мягко и ласково.

– И никаких врагов у нас нет. Бабушка просто привела сравнение. Послушай, внизу, кажется, стоит автомат с газированной водой. Сбегай купи себе колы или чего-нибудь еще.

Марла почувствовала симпатию к незнакомцу, называющему себя ее мужем. Но Сисси, как видно, не поддавалась на ласковый тон.

– Я же вижу, вы что-то от меня скрываете! Это из-за той погибшей женщины, правда? Этой Пэм, которая умерла, и теперь маму могут обвинить в убийстве? Поэтому здесь все время крутятся полицейские?

Тревога на миг прояснила рассудок Марлы. «Обвинить в убийстве? Господи, это еще что значит?»

– Не в убийстве. В преступной неосторожности, – пояснил Алекс.

Девочка, видимо, была не удовлетворена его ответом, н он продолжил:

– Милая, детектив Патерно просто хочет выяснить, что произошло. Это был несчастный случай. Памелу никто не убивал – она погибла по трагической случайности. Маме становится лучше. Она выздоровеет, вернется домой, полицейские ее расспросят, и, думаю, на этом все и кончится.

– Если ничего такого страшного не случилось, зачем же ехать за дядей Ником?

– Ты опять о нем? – рявкнул Алекс, но тут же взял себя в руки. – Ладно, а теперь... – Металлическое звяканье – ключи или монеты. – Сбегай-ка вниз, в кафетерий, и принеси нам с бабушкой по банке газированной воды. «Слайс», или «Спрайт», или что у них там есть. И себе возьми.

Снова звон мелочи.

Марла ожидала новых возражений, но на этот раз Сисси не стала упрямиться. Что-то недовольно проворчав, она поплелась к двери.

Марла ощутила глухой гул в голове – предвестник терзающей боли. Сердце билось как сумасшедшее. По шее стекали капли пота: казалось, температура в комнате повысилась градусов на двадцать.

«Кто такая Пэм? Что, если я стала причиной ее смерти? Если бы вспомнить. Если бы задать вопросы и получить ответы. Если бы знать!»

– Мне неприятно об этом говорить, – заговорила Юджиния, – все-таки Ник мой сын, но я спрашиваю себя, стоило ли приглашать его сюда?

– Подожди секунду. Это же была твоя идея.

– Знаю, знаю, – с досадой ответила Юджиния. – Я была так расстроена несчастьем и всем этим, но, ты же знаешь, между ним и Марлой кое-что было.

«Что это значит? Что между нами было?» Еще один вопрос, на который у нее нет ответа.

Забытье властно овладевало Марлой, и вся сила воли понадобилась ей, чтобы не провалиться в мягкую пустоту и дослушать разговор до конца.

– Это было пятнадцать лет назад, – напомнил матери Алекс.

– Но он после этого так и не оправился.

– Глупости. У него было много женщин. Казалось, Алекс сдерживается из последних сил, словно этот разговор задевает его больное место.

– И ни одна не задерживалась дольше нескольких месяцев. А с Марлой они...

– Помню, – ледяным голосом ответил Алекс.

Марла понимала, что должна бы встревожиться, но сейчас даже на это у нее не было сил.

– Что ж, выбора у нас не было, верно? Я сказал, что она звала его по имени и что ему лучше приехать.

Марла не помнила, чтобы ей удалось произнести хоть слово. А как изнемогала она от желания заговорить! Задать тысячу вопросов о дочери, о маленьком сыне, о своей жизни. Почему у нее ничего не выходит? В отчаянии Марла стиснула пальцы.

– Ты видела? – быстро спросил Алекс.

– Что?

– Она шевельнулась. Посмотри на руку. «Да! Да! Поняли теперь? Я вас слышу!»

– Позови доктора, – взволнованно приказал Алекс. – Наконец-то! Может быть, она наконец-то приходит в себя!

Марла подумала о том, что этот незнакомец, этот бестелесный голос, овеянный запахом дорогих сигарет, кажется, ее любит.

– Думаешь, она нас слышала? – спросила Юджиния. В голосе ее явственно прозвучал страх.

– М-может быть.

Наступило напряженное молчание. Мать и сын обменивались предостерегающими взглядами, быть может, что-то беззвучно шептали друг другу или просто прикладывали палец к губам.

Марла медленно расслабила пальцы. У кровати послышались тяжелые шаги.

– Марла! – нежно позвал Алекс. – Милая, ты меня слышишь? Если слышишь, дай мне знать. Шевельни рукой. Боже, как же мне тебя не хватало!

Как искренне звучит его голос. Она хочет верить, так хочет верить, что он действительно ее любит! Алекс взял се руку в свою.

– Милая, если ты меня слышишь, сожми мои пальцы. Ну, давай. Попробуй.

Марла пыталась изо всех сил, но случайный успех не повторялся – пальцы лежали вяло и неподвижно, словно каждый из них весил тысячу тонн.

– Кажется... кажется, я что-то почувствовал, – прошептал Алекс.

– Хорошо. Может быть, она в самом деле приходит в себя. – Голос Юджинии приблизился. – Марла! Дорогая, ты нас слышишь? Кивни или открой глаза.

Но Марла не могла ни кивнуть, ни открыть глаз: силы ее истощились, и сознание стремительно уходило от нее.

– Милая...

С тяжелым вздохом Алекс выпустил ее руку.

– Все бесполезно.

– Вовсе нет, – спокойно ответила Юджиния. – Надо запастись терпением. Рано или поздно она очнется.

– А если нет? – резко отозвался Алекс.

– Тогда придется смириться. Всем нам. Да, это будет ужасно, но нам придется преодолеть горе и жить дальше. Но ни к чему кликать беду. Она шевельнула рукой, ты почувствовал пожатие – это хороший знак. Ей действительно становится все лучше.

– Да, наверно... – с явным сомнением в голосе проворчал Алекс.


Больница «Бейвью» – одна из лучших в городе, по крайней мере, так слышал Ник. Но, проходя по длинным коридорам, где в мягком успокаивающем полусвете смотрели со стен копии знаменитых полотен, провожая взглядом докторов и сестер, спешащих по своим делам, он чувствовал, как по коже пробирается неприятный холодок. Ник ненавидел больницы. Всякие. Запахи антисептиков, дезинфектантов и лекарств щипали ноздри. «Успокаивающая» музыка скребла по нервам. Улыбки пациентов, посетителей и врачей казались невыносимо фальшивыми.

«Чему они радуются? – спрашивал он себя. – Что хорошего можно найти в таком месте?»

Однако он здесь. Нравится ему это или нет. И должен исполнить свой, черти бы его взяли, родственный долг.

Ник поднялся на лифте на пятый этаж и без труда нашел палату 505. Дверь была приоткрыта. Из скрытых динамиков приглушенно звучала инструментальная версия старой битловской песни. Коридор был удивительно пуст: ни персонала, ни других пациентов. Впрочем, местная администрация вполне могла выделить для миссис Кейхилл целое крыло. Почему бы и нет? Ведь Алекс здесь – свой человек. Зря, что ли, покойный Сэмюэл Кейхилл отваливал больнице щедрые куски через свой благотворительный фонд? Теперь Алекс может хоть все здание снять для себя, если пожелает. С него станется.

Ник отворил дверь в затемненную палату. На единственной кровати лежала пациентка – очевидно, Марла. Алекса не было, и не удивительно – Ник пришел на несколько минут раньше назначенного.

Палата выглядела стандартно. В металлических поручнях кровати отражается бледный свет единственной флюоресцентной лампы. У постели бессменным часовым стоит капельница – закачивает Марле в вены глюкозу и бог знает еще какую дрянь. Букеты цветов в вазах и зелень в горшках немного расцвечивают унылый больничный интерьер. Белая корзина, перевязанная оранжевой лентой, до краев полна открытками от доброжелателей. Шторы приподняты не доверху, и кровать остается в тени.

Ник медленно приблизился к кровати. Хоть его сюда и пригласили, чувствовал он себя незваным гостем.

Марла лежала на спине. Неузнаваемое, страшно распухшее лицо переливалось багрово-фиолетово-черной радугой кровоподтеков.

– Господи Иисусе! – прошептал Ник. И это – Марла?

Жалость перехватила горло. Ник мог убеждать себя, что боль и гнев от ее предательства давно позади, что все схоронено и забыто, но теперь, стоя над ней, не мог сдержать острого, болезненного сострадания к жалкому существу, в какое превратилась его свояченица. На кого она похожа! Все лицо в кровоподтеках, голова с одной стороны обрита, на голом черепе явственно темнеют швы.

Сжимая стальной поручень, он вспоминал ту, прежнюю Марлу. Сказочная красавица, воплощение женственности – такой была Марла Эмхерст в то беззаботное время, когда еще не стала миссис Александер Кейхилл, еще не променяла любовь Ника на обручальное кольцо его брата.

Воспоминания, долгие годы запертые в темнице мозга, властно хлынули наружу. Мысленному взору Ника предстала та, далекая Марла – бесстрашная длинноногая девчонка, слишком хорошо сознающая свою неотразимую прелесть. Господи боже, как балдел он от ее выгнутых бровей, точеных скул и бездонных зеленых глаз!

Что же сталось с той дерзкой красоткой? Как она превратилась... в это? В несчастную, изуродованную калеку, прикованную к мониторам и капельнице, не сознающую ничего вокруг себя? Где та Марла, что когда-то в маленьком домике в Мендичино, на скрипучей кровати, целовала Ника в кончик носа и озорно подмигивала, прежде чем начать сладостный путь вниз по его телу?

– Черт побери! – воскликнул он. – Что с тобой сделали, Марла?

Но тут же, тряхнув головой, отбросил сентиментальные воспоминания. Все это ложь. Она его использовала. Грубо и цинично. А он позволял себя дурачить.

И, черт побери, едва снова не поддался ее чарам.

Хотя какие уж тут чары! И все же, хоть теперь Марла и была страшна как смертный грех, хоть она ничем не напоминала ту прежнюю красавицу, Ник слишком хорошо помнил, что за женщина скрывается под изуродованной оболочкой.

– Как же ты могла этим кончить? – прошептал он. Глаза ее под веками задвигались. Ник ощутил, как шевельнулись волосы на затылке. Разве она не в коме?

– Марла! – прошептал он. Имя ее едва не застряло у него в горле. – Марла!

Медлекно, страшно медленно, словно на веках ее покоилась вся тяжесть мира, она приоткрыла глаза. На Ника глянули огромные черные зрачки, окруженные тоненькими ободками зелени.

Сердце его пропустило такт. Она моргнула и снова открыла глаза, по-прежнему глядя прямо на него.

– Я думал... – Он до боли в руках сжал холодный поручень. – Я лучше позову доктора или сестру.

Она с усилием подняла руку, словно хотела его остановить, и пошевелила губами. Челюсти ее стягивала повязка, и слова выходили неразборчиво – однако Ник разобрал все, улавливая ее шепот не только ушами, но и всем своим существом.

– Кто вы? – Она недоуменно свела брови над холодными зелеными глазами.

«Так она ничего не помнит!» Острое разочарование пронзило его – но он отогнал это неуместное чувство.

– Я Ник, – дрогнувшим голосом ответил он.

Она уронила руку. В глазах не отразилось ни проблеска узнавания.

– Ник? – с явным усилием повторила она. – Вы... брат Алекса?

«Ага, это она помнит!»

– Брат-изгой, – усмехнулся Ник. – Позор семьи. Марла не ответила.

– Алекс скорее удавится, чем по доброй воле назовет меня братом, – продолжал Ник. Ничего не отразилось на ее распухшем, иссиня-черном лице.

– Я пошутил, – неуклюже объяснил Ник.

– Дурная шутка, – едва слышно пробормотала она, закрывая глаза. – Очень дурная.

– В следующий раз придумаю получше, – пообещал он. Она молчала.

– Марла!

«Черт, неужели снова отключилась? До сих пор она вовсе не приходила в себя: по крайней мере, так сказал по телефону Алекс, когда они договаривались встретиться в больнице. Не слишком хорошая мысль, как выяснилось».

Засунув руки в карманы куртки, Ник отправился на поиски медсестры. Ему вовсе не улыбалось, общаться один на один с женщиной, балансирующей на грани яви и забытья. Особенно если женщина эта – Марла Эмхерст Кейхилл.

Он бросил взгляд через плечо: Марла неподвижно лежала на кровати, и вид у нее был, мягко говоря, не ахти. Но она поправляется – значит, скоро все изменится.

Она снова станет красивой. В этом Ник не сомневался.

А впрочем, ему-то что?

Как там говорится: «Пуганая ворона и куста боится»? Что ж, пятнадцать лет назад его так напугали, что теперь он предпочитает держаться подальше от всех встречных кустов.

Глава 3

– Говорю тебе, она открыла глаза, посмотрела на меня и спросила, кто я такой, – говорил Ник, беспокойно расхаживая по гостиной старинного особняка, где прошли его детство и юность. – Я как раз все объяснял медсестре, когда появился Алекс. Я ввел в курс дела и его, а потом ушел. Подумал, что лучше оставить его с женой наедине. Им есть о чем поговорить.

– Что ж, поблагодарим бога, что она наконец очнулась, – отозвалась из своего любимого кресла с высокой спинкой Юджиния. – Ты не представляешь, Ник, как я измучилась! Это был кошмар, настоящий кошмар!

– И он еще не кончен.

– Знаю, знаю.

Она покачала головой; ни одна тщательно уложенная прядь не шелохнулась.

Где-то вдалеке зазвонил телефон. Юджиния не тронулась с места – только взглянула в сторону арки, отделяющей гостиную от просторного холла.

Родовым особняком Кейхиллов, гордо возвышающимся на Маунт-Сутро, в престижнейшей части Сан-Франциско, откуда открывался прекрасный вид разом на город и на залив, гордилось все семейство. Кроме Ника. Ник его ненавидел.

Телефон прозвонил еще раз и затих.

– Кармен взяла трубку, – объяснила Юджиния. – Должно быть, кто-то из полиции или репортеры. С самой катастрофы не оставляют нас в покое. В первые дни даже дежурили у наших ворот, пока их не отвлекла более интересная история. – Она подняла глаза к потолку. – Вот уж не думала, что буду радоваться политическому скандалу в офисе губернатора!

– Цена славы, – заметил Ник.

– М-да... – Она кашлянула и поправила жемчужное ожерелье.

В холле послышались быстрые шаги; через мгновение в гостиную вошла стройная женщина с блестящими черными волосами и миндалевидными глазами, в накрахмаленной белой блузке с закатанными рукавами и узкой черной юбке. Она приветливо улыбнулась Нику и протянула его матери радиотелефон.

– Звонит мистер Кейхилл из больницы.

– Отлично. – Юджиния взяла трубку и указала другой рукой на Ника. – Кармен, это мой младший сын, Ник. – Она бросила на него строгий взгляд из-под очков. – Кармен ведет у нас хозяйство. Не знаю, что бы я без нее делала в нынешнее тяжелое время.

Кармен улыбнулась.

– Я просто выполняю свою работу, – объяснила она, стиснув ладонь Ника в удивительно крепком рукопожатии. – Рада с вами познакомиться.

– Взаимно.

Юджиния уже разговаривала по телефону; глаза ее за стеклами очков в металлической оправе не отрывались от Ника.

– Да, но... Ник сказал... ну хорошо... – Она испустила долгий усталый вздох – вздох побежденного. – Да, наверно, ты прав.

Сколько Ник себя помнил, в спорах мать всегда в конце концов уступала мужчинам. Сначала отцу, потом Алексу. Видимо, и сейчас произошло то же самое.

– Хорошо. Да... Хочешь с ним поговорить? Нет? – Она покачала головой, и Ник понял, что брат не жаждет его крови. По крайней мере, сейчас. – Да, хорошо. Да. Мы будем здесь. – Она выключила телефон, положила его на причудливой формы стеклянный столик и, печально поджав губы, взглянула на часы. – Алекс едет домой. К сожалению, больше Марла не приходила в себя.

– Что? – нахмурился Ник. – Почему?

– Не знаю. Алекс говорит, как он ни старался ее расшевелить, она не подавала никаких признаков сознания. И у медсестер, и у доктора Робертсона тоже ничего не вышло. – Плечи ее чуть поникли, взгляд устремился к окну. – Что ж, этого следовало ожидать.

– Черт возьми!

Юджиния осуждающе посмотрела на сына.

– Чертыханием делу не поможешь.

– А что нам еще остается? – пробормотал Ник. Тем временем вернулась Кармен, на время разговора скрывшаяся в холле.

– Я не хотела беспокоить вас, пока вы отдыхали, – обратилась она к Юджинии, забирая телефон, – но звонили несколько человек. Я оставила сообщения на столе и кабинете мистера Кейхилла.

– Не помнишь, кто звонил?

– Снова миссис Линдквист и миссис Фавьер.

– Чериз, – ледяным голосом произнесла Юджиния. – Ну конечно. Еще кто?

– Кто-то из газеты и адвокат, представляющий интересы семьи Делакруа.

– Только этого не хватало, – проговорила Юджиния. Горькие складки возле губ обозначились резче. – Хорошо, мистер Кейхилл этим займется, когда вернется домой. – Она сложила руки на коленях. – Кармен, будь добра, принеси мне чаю. Ник, хочешь чего-нибудь?

– Может быть, попозже.

– Минуточку! – Кармен сверкнула улыбкой и поспешила на кухню.

– Очень толковая девушка, но, боюсь, скоро мы с ней расстанемся, – заметила Юджиния. – Она учится на вечерних курсах, хочет стать учительницей в испано-язычной школе. Это я предложила ей продолжить учебу. Мы познакомились в Кейхилл-хаусе... ну, ты знаешь.

Ник, разумеется, знал. Кейхилл-хаус – приют для «девушек, попавших в беду» – был основан более столетия назад. Управлял сим богоугодным заведением совет директоров, во главе которого всегда стоял кто-то из Кейхиллов. Сперва Сэмюэл, затем Алекс. Из года в год Кейхиллы вносили в бюджет приюта щедрые пожертвования. Семейная традиция. Боже, как Ник ненавидел все семейные традиции на свете!

– Когда же прекратятся эти звонки? Ведь все прекрасно знают, что Марла еще в больнице! Джоанна Линдквист – подруга семьи, но сплетница ужасная, у адвокатов ни стыда, ни совести, а Чериз... – Юджиния встретилась взглядом с сыном. – Думаю, Алекс тебе рассказал, что дети Фентона снова взялись за свое.

Ник заметил, что в уголках глаз и вокруг рта у матери пролегли морщины. Как видно, время потихоньку брало над ней верх.

– Слышал. Чериз даже до меня добралась. Хочет навестить Марлу.

– Разумеется! И не без цели, можешь мне поверить. Я никогда не верила в дурную наследственность, но, глядя на этих двоих, невольно начинаешь об этом задумываться. – Она поднялась и твердым шагом подошла к окну, у которого сидел Ник. – Что ж, я тут ничего сделать не могу. Пусть Алекс с ними разбирается. Никаких прав у них нет. Хотят попусту тратить время и силы – пожалуйста. – Поправив ворот элегантного жакета, она добавила: – Кружат над нами, словно стервятники над умирающим.

– Но пока вроде никто не умирает, – поймал ее на слове Ник.

– Пока нет, – усмехнулась Юджиния.

Вошла Кармен с чашкой на подносике, поставила чай на столик и, спросив, не нужно ли чего-нибудь еще, удалилась.

– Хочешь чаю? – спросила Юджиния, словно не заметив, что перед ней стоит всего одна чашка.

– Нет, спасибо. Я бы выпил чего-нибудь покрепче.

– Тогда налей себе сам. – Она поднесла чашку к губам.

– Потом.

Ник подошел к камину. Из-за кресла Юджинии послышалось тревожное рычание.

– Я все ждала, когда же она напомнит о себе, – заметила мать, перегнувшись через подлокотник. – Тише, Коко!

Собачонка – пушистый клубок белой шерсти – высунула нос из своего укрытия, недоверчиво оглядела Ника блестящими черными глазками и снова зарычала.

– Не обращай на нее внимания, – посоветовала Юджиния. – Коко из тех, что лают, но не кусают.

Золотые браслеты на ее запястье мелодично звякнули, когда она опустила руку и зарылась наманикюренными пальцами в густую собачью шерсть.

– На самом деле ты просто трусишка, правда? – проворковала Юджиния, затем снова взглянула на сына: – А где твои вещи?

– По дороге из больницы я снял номер в отеле.

– Господи помилуй, зачем? – Юджиния развела руками, словно никак не могла взять в толк, что взбрело в голову ее непутевому младшему сыну. – Пожил бы дома, в своей старой комнате!

«Скорее ад замерзнет», – мысленно ответил Ник. В этом доме слишком много призраков прошлого. Не говоря уж о том, что скоро здесь появится Марла.

Он оглянулся кругом, заметив, что к знакомой с детства старинной мебели прибавилось несколько новых столиков и кресел. Этот дом пережил два серьезных землетрясения и несколько поколений Кейхиллов – трудно сказать, что страшнее. Кирпичные стены, черепичная крыша и фигурные окна с толстыми стеклами воплощали старинную элегантность в лучших ее проявлениях. Или, быть может, в худших.

Здесь Ник родился и вырос, но так и не смог привыкнуть к этой тяжеловесной роскоши. Ни к сияющим канделябрам, отражающимся в до блеска начищенном паркете. Ни к самому паркету, налощенному сотнями дорогих башмаков. Ни к резным, потемневшим от времени стенным панелям – творению какого-то искусного немецкого иммигранта.

Да, этот дом красив. Если может быть красиво тело, лишенное души.

Входная дверь распахнулась, и в холл ворвался Алекс. Бросил портфель на нижней ступеньке лестницы, взбежал вверх, на ходу стягивая перчатки.

– Ты сказал, что Марла очнулась! – бросил он, сверля брата обвиняющим, недоверчивым взглядом. Но Ник давно вышел из того возраста, когда Алексу удавалось его смутить.

– Да, – спокойно ответил он. – Очнулась, посмотрела на меня, сказала несколько слов и снова заснула – или как там это называется.

– Так вот, я просидел у нее больше часа, и она даже пальцем не шевельнула! – Алекс торопливо сбросил с себя пальто. – В конце концов доктор Робертсон сказал, что дальше ждать бесполезно. Если что-то изменится, они нам позвонят. – Он швырнул пальто на перила и вошел в гостиную. – Черт знает что!– В кармане пиджака он нащупал пачку «Мальборо». – Шесть недель – ничего, никаких признаков жизни! И вдруг она открывает глаза, разговаривает с тобой и снова проваливается в кому, и все это – за те пять минут, что ты у нее пробыл! Алекс сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Алекс, это только начало. Запасемся терпением.

Юджиния отставила чашку и поднялась. Алекс торопливо чмокнул ее в мягкую пергаментную щеку. Даже на четырехдюймовых каблуках Юджиния оставалась на голову ниже сына. Прическа ее лежала волосок к волоску, костюм – несомненно, творение какого-нибудь известного модельера – сидел безукоризненно, без единой морщинки.

– Терпением? А что, по-твоему, я все это время делал, как не терпел? – Алекс рванул с шеи галстук, словно тот душил его. – Боже, как мне все это надоело! – пробормотал он. – Надоело до смерти!

Он прислонился к каминной полке, на которой красовались в резных рамках семейные фотографии. Кольца дыма лениво поплыли к потолку.

– Все одно к одному, – еле слышно прошептал он. – Все одно к одному, черт бы его побрал!

– Мне казалось, – заговорил Ник, – ты говорил, что онауже приходила в себя.

– Нет. – Алекс покачал головой и крепко затянулся; губы его скривились, словно в горькой усмешке. – Она шептала твое имя, но, насколько мне известно, не приходила в сознание. Ни разу даже не открывала глаз. Видимо, ей снился сон.

– Сон?

– Да, или что-то в этом роде. Не знаю. Господи, как меня все это достало! – Он потер лоб. – Черт! Мне надо выпить. А тебе?

Кивнув брату, он пересек комнату и подошел к старинному бару розового дерева. Нашарив в кармане связку ключей, открыл шкафчик. За фигурными дверцами отражались в зеркалах бутылки скотча, бурбона и ржаного виски – лучшие сорта, какие можно купить за деньги.

– Может быть, стоило подождать в больнице? – предположил Ник.

– Да нет. Они сказали, что позвонят, – оглянувшись через плечо, отозвался Алекс. В первый раз за сегодняшний день уголки его губ тронула улыбка. – Медсестра меня оттуда попросту вышвырнула. Сказала, что я... как же это она выразилась... ах да, «чересчур настойчив». Если честно, я просто на нее наорал. Тебе что налить?

– Скотч. До краев.

– Мама?

– Мне ничего не надо. У меня есть, – чопорно ответила она, приподняв чашку.

Нику вспомнилось, что мать почти не пьет. Даже на приемах она всегда ограничивала себя рюмкой вина – по всей видимости, в знак молчаливого протеста против пьянок отца.

– Ты говорил с врачом? – спросил Ник.

– Да. Фил Робертсон полагает, что Марла приходит в себя, но считает, что это может занять несколько часов или даже дней. И еще он сказал... – Алекс извлек из бара пару бутылок. – Если она очнется и все анализы будут нормальными, Робертсон ее выпишет. – Он разлил выпивку по рюмкам. – Я уже нанял сиделку.

– Что ж, хорошие новости, – заметил Ник, очень стараясь удержаться от сарказма.

Отвернувшись к окну, он смотрел, как, размывая сумрачный осенний пейзаж, колотит в стекла дождь.

– Кой черт хорошие! Просто других у меня нет. Сейчас Алекс выглядел старше своих сорока двух лет.

Чувствовалось, что он и в самом деле предельно устал.

На дне старинного бокала с вытисненным на хрустале гербом – дурацким свидетельством фамильного кейхилловского самодовольства – звякнули кубики льда. Другой бокал Алекс протянул Нику.

– За лучшие времена, – произнес Алекс и сделал большой глоток. Обжигающий скотч заструился ему в горло, к чуть смягчился ледяной взгляд серых глаз.

– Аминь, – заключила Юджиния. При виде того, как сын одним глотком прикончил выпивку, в глазах ее мелькнула тень неодобрения.

– Ну что, Ник, как тебе в родных пенатах? – заговорил Алекс. – Много перемен, верно? Один человек умер, другой при смерти, Марла в больнице, дела в беспорядке, да еще и новый племянник, которого ты даже не видел!

Юджиния улыбнулась Нику. Он бы счел эту улыбку знаком любви, если бы не так хорошо знал свою мать.

– Как бы там ни было, мы рады, что ты вернулся, Николас.

Ник разом опрокинул в себя скотч. Обжигающая горечь напитка была хорошо ему знакома: иногда Нику казалось, что он родился с памятью об этом вкусе.

– Расскажи мне о несчастном случае, – обратился Ник к Алексу, который тем временем вернулся к бару и налил себе вторую порцию.

Ника удивляло бездействие матери и брата. Марла очнулась, открыла глаза, заговорила: надо что-то делать, казалось ему, а не сидеть в гостиной, загроможденной антикварным хламом, и разбавлять виски пустыми разговорами!

– Что именно произошло?

– Мы думаем, что Марла и Памела Делакруа, ее подруга, ехали к дочери Памелы, которая живет в Санта-Крус. По крайней мере, они двигались в этом направлении. Было это шесть недель назад, сразу после рождения Джеймса. В тот самый день, когда она выписалась из больницы. Почему она решила уехать, я не понимаю. – Алекс мрачно уставился в стакан, словно предсказатель, читающий судьбу в кофейной гуще.

– В общем, она встретилась с Пэм Делакруа, бог знает почему села за руль ее «Мерседеса» и укатила. Ночь выдалась ненастной. Туман и дождь. А этот участок шоссе очень опасен, там чуть ли не каждый день аварии. В общем, Марла потеряла управление. Почему – никто не знает. Может быть, потому, что не привыкла к «Мерседесу». К тому же дорога была мокрая и скользкая. Машину занесло, она врезалась в стальное ограждение, проломила его и покатилась вниз по склону. Пэм погибла мгновенно – на ней не было ремня безопасности. Марла выжила чудом. Она разбила голову о ветровое стекло: челюсть сломана в трех местах, лицо изуродовано, но кости целы и никаких внутренних повреждений нет. Ее спасла аварийная подушка. Даже с зубами повезло – все целы.

– Боюсь, она сама не обрадуется такому «везению», – возразил Ник.

Алекс швырнул окурок в камин.

– Отделалась переломом челюсти, сломанным носом и сотрясением мозга. Конечно, и это немало, особенно вместе с комой. Полиция опознала ее по больничному номерку на руке – видимо, Марла забыла его снять.

– Не похоже на нее. – Женщина, которую помнил Ник, всегда тщательно следила за своей внешностью.

– Может быть, она была расстроена. Кто знает? – Алекс плеснул себе еще виски. – Лицо ее не в лучшем состоянии, особенно левая сторона, но хирурги говорят, что все это можно исправить. Они уже сделали небольшую пластическую операцию, чтобы лицо стало симметричным, а когда Марла очнется и немного оправится, наверно, будет еще несколько операций.

Он растерянно покачал головой, словно до сих пор не мог осознать масштабов обрушившегося на семью несчастья.

Ник переминался с ноги на ногу. «Почему, черт возьми, не звонят из больницы?» Вынужденное бездействие сводило его с ума. Мать бесстрастно пила чай, не сводя глаз с восточного узора на ковре. Коко, развалившись на ковре, не спускала с Ника подозрительных черных пуговичек-глаз.

– Может быть, мне... – заговорил, не выдержав, Ник, но его прервали – в комнату вбежала Сисси в черной футболке и джинсах.

– Я думала, мы поедем к маме... – начала она и остановилась как вкопанная, заметив Ника.

– Сисси, это Николас. Думаю, ты его помнишь, – заговорила Юджиния.

Сисси окинула его быстрым опасливым взглядом: нижняя губка капризно выдвинута вперед, в глазах напускное безразличие борется с искренним любопытством.

– Да нет, вряд ли.

– Давненько мы в последний раз встречались, – заговорил Ник, решив выручить девочку. – Лет десять прошло, не меньше.

Сисси равнодушно пожала плечами.

– Так мы едем или нет?

– Как только получим известие из больницы. Ник рассказал, что она очнулась и даже разговаривала с ним. Но, когда вошел я, она уже снова была в коме.

– Как это? Разве так бывает?

– Бывает, как видишь.

– Не понимаю! – заморгала Сисси. – Если человек очнулся, как он может обратно...

Алекс допил свою рюмку и положил руку дочери на плечо.

– Доктор Робертсон говорит, что уже скоро она придет в себя.

– Он с самой аварии так говорит!

Сисси подозрительно вглядывалась то в отца, то в бабушку, словно старалась поймать их на лжи. Но они молчали, и лица их оставались непроницаемы.

– Ерунда какая-то! – Ничего не добившись, девочка обессиленно плюхнулась на бархатный диван. – Я хочу одного: чтобы мама наконец очнулась и все стало как раньше!

– Как раньше уже никогда не будет, – ответил Алекс с такой нежностью и печалью в голосе, что Ник окинул его удивленным взглядом.

– Но почему? Почему так?

– Сисси, мы уже не раз об этом говорили. Что толку изводить себя вопросами, как и почему? Мы должны смириться с этим и жить дальше.

Ник удивлялся все сильнее. Он чувствовал, что брат держится из последних сил. Прежнему Алексу – холодному, эгоистичному, безжалостному – такие переживания были не свойственны. Одна его давняя подружка – та, что была еще до Марлы, – бросила как-то в ссоре, что в жилах у него вместо крови течет ледяная вода. Тогда Алекс счел эти слова комплиментом. А теперь – смотри-ка! – не находит себе места от горя и тревоги.

«Может быть, он в самом деле любит Марлу? Может быть, и женился на ней потому, что любил, а не для того, чтобы в очередной раз обставить младшего брата?»

– Если бы мы выехали с утра, как собирались, я бы сейчас уже поехала на ранчо! – пожаловалась Сисси.

Юджиния неодобрительно фыркнула:

– Тебе завтра в школу. И потом, идет дождь.

– Подумаешь! – буркнула Сисси и уставилась в окно.

Ее поза и напряженный поворот головы напомнили Нику кошку, что часами сидит на подоконнике и, подергивая хвостом, следит за щебечущими на ветке птичками.

Зазвонил телефон. Алекс вскочил и бросился в холл.

– Алекс Кейхилл. Да... хорошо, хорошо... замечательно! Немедленно выезжаем! – Он бросил трубку. – На конец-то!

– Что, мама?.. – вскочила Сисси.

Напускное безразличие на мгновение слетело с нее; перестав презрительно щуриться, морщиться и кривиться, она сделалась на удивление хорошенькой. Через несколько лет эта девочка обещала стать настоящей красавицей. Очень похожей на мать.

– Как она?

– Надеюсь, что хорошо, – с трудом выдавил улыбку Алекс. – Звонили из больницы. Похоже, она наконец-то приходит в себя.

– Слава богу! – вставая на ноги, звучно произнесла Юджиния.

Ник тоже встал, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги перед предстоящим свиданием.

– За малышом присмотрят Фиона и Кармен. Пойду расскажу им, что случилось. – И она скрылась в холле.

– Возьмем «Ягуар», – предложил Алекс, сунув руку в карман за ключами от машины.

– Я поеду на своем пикапе, – ответил Ник и, не дожидаясь возражений, вышел из комнаты.

Он не хотел отрезать себе путь к отступлению. Кто знает, что произойдет, когда Марла придет в себя?


Она приоткрыла один глаз, но пронзительный свет ослепил ее и заставил зажмуриться. В голове глухо ворчала боль; скрипучим голоском вторила ей ноющая челюсть. Откуда-то издалека доносилась музыка, и Марла смутно знала, что эта мелодия ей знакома.

– Миссис Кейхилл! – окликнул ее негромкий женский голос.

«Опять это имя! Почему мне все кажется, что в нем что-то не так?»

Ресницы Марлы снова затрепетали. Поначалу она отчаянно заморгала, но скоро поняла, что свет только кажется ярким ее непривычным глазам. На самом деле шторы приспущены, единственная лампа светит вполнакала, и в палате царит полумрак.

– Вы знаете, где вы?

Марла кивнула. Во рту стоял мерзкий вкус, все тело чесалось, волосы спутались. И вообще, с головой что-то было явно не так. Господи боже, она, должно быть, похожа на пугало!

Туман перед глазами постепенно рассеялся, из него выплыло лицо медсестры – высокой блондинки с ясными голубыми глазами и ослепительной улыбкой.

– Вы в больнице, а меня зовут Кэрол Мэлой. Рада, что вы снова с нами!

Марла с трудом сглотнула. В горле было сухо, как в пустыне.

– Как вы себя чувствуете? Хотите пить?

Марла снова кивнула, удивляясь тому, сколько сил отнимает это простое движение. Но Кэрол, не дожидаясь ответа, уже поднесла к ее губам стакан с соломинкой.

– Я так и думала, что вы сегодня очнетесь! Не знаю, почему, просто было такое чувство. Начнем с воды, а потом, если захотите, перейдем к соку.

Сделав огромное усилие, Марла сжала губами соломинку. Божественная влага смочила ее растрескавшиеся губы, проскользнула мимо проволочных скобок на зубах и устремилась в пересохшее горло.

Желудок, отвыкший от пищи и питья, судорожно сжался. На миг Марла испугалась, что сейчас ее вывернет наизнанку. Догадавшись о ее ощущениях, медсестра заговорила:

– Так-так, осторожненько, не спеша. Вы долго пробыли на внутривенном питании, вашему организму требуется время, чтобы приспособиться к нормальной жизни.

Марла последовала ее совету. Медленно и осторожно она проглотила несколько капель, и в голове у нее начало проясняться.

– Вот видите, уже все получается!

С профессиональной расторопностью медсестра сунула Марле в подмышку градусник, измерила пульс, кровяное давление, – все это не переставая болтать:

– Ужасно мешают эти железки во рту, правда? Что же делать, пока без них не обойтись. Но есть у меня и хорошая новость: через неделю-две их снимут. Я уже вызвала доктора Робертсона, он скоро будет здесь. А он позвонил вашим родным.

«Родные. Безликие незнакомцы. Может быть, теперь я их вспомню?»

– Хотите сесть?

– Да, – ответила Марла, радуясь хоть какой-то перемене.

Сестра показала ей рычаг, позволяющий приподнимать изголовье кровати. Теперь Марла сидела и видела палату целиком. Палата была самая обыкновенная – небольшая, чистенькая, и выглядела бы стерильной, если бы не яркие пятна цветов и конфетных коробок. У кровати Марла заметила корзину, до краев набитую открытками.

– Ваша свекровь попросила нас оставить все это в палате, чтобы вы, когда очнетесь, сразу увидели, как все по вас скучали, – объяснила Кэрол, прикладывая к груди пациентки стетоскоп. – Так, нормально. Температура, давление, пульс – все в норме.

Она сунула стетоскоп в карман, затем взяла в руки стальные кусачки, лежавшие на тумбочке у кровати, рядом со стаканом, кувшином и пачкой салфеток.

– Вы, наверно, уже успели удивиться, зачем здесь эта штука. А вот зачем. Если вдруг – я не думаю, что такое случится, но мало ли – почувствуете, что вас сейчас стошнит, немедленно вызывайте нас, берите кусачки и начинайте резать проволоку, что у вас во рту. Не медлите ни секунды, как будто от этого зависит ваша жизнь. – Лицо ее посерьезнело. – Собственно говоря, так оно и есть. Мы не хотим, чтобы вы подавились или задохнулись.

Марла вздрогнула: ей ясно представилась такая ужасная смерть.

– Понимаю, мысль не слишком приятная, – словно прочтя ее мысли, заметила Кэрол. – Скорее всего, ничего такого не произойдет, но я обязана вас предупредить.

– Лучше перестраховаться. – пробормотала Марла.

– Вот именно. – Медсестра черкнула что-то в карточке. – Ну что ж, по-моему, у вас все в порядке. Я сейчас принесу сока и пришлю кого-нибудь, чтобы вам устроили обтирание. А немного погодя, если доктор подтвердит, что все хорошо, мы избавимся от этих трубок и по-настоящему вымоемся.

На пороге палаты она обернулась, подмигнула Марле и исчезла.

Марла не могла дождаться, когда же вырвется из этой тюрьмы. Потягивая воду, она осматривалась кругом. Окно выходило на автомобильную стоянку; за ней простиралась зеленоватая водная гладь – Залив, судя по названию больницы[1].

Наклонившись, Марла принялась перебирать открытки в корзине, читать подписи и гадать, кто эти люди, что желают ей скорейшего выздоровления. Билл и Шерил, Глория и Боб, Джоанна и Тед, Анна, Кристиан, Марио. Все имена были ей совершенно незнакомы – как, впрочем, и свое собственное. «Марла Эмхерст Кейхилл. Господи боже, почему это имя не по мне, словно тесные туфли?»

От раздумий снова заболела голова. Марла поставила стакан, откинулась на подушку и вдруг перед ее мысленным взором всплыло лицо. Мужское лицо. Грубоватое, загорелое, небритое. Суровые резкие черты, густые брови, пронзительные синие глаза. У нее вдруг перехватило дыхание.

В этом человеке было что-то угрожающее. Он шутил, но не улыбался. Он стоял здесь, у ее кровати, и называл себя Ником. Изгой... да, так он сказал. И почему-то Марле показалось, что ему нельзя доверять. Как будто он желает ей зла.

Сердце ее часто, сильно забилось. Он назвал себя изгоем – и едва ли солгал. Сильный, дерзкий, в потертых джинсах и кожаной куртке, он просто излучал опасность.

Да нет, это безумие! Она ведь замужняя женщина! Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на собственную левую руку. Оттуда, со среднего пальца, подмигивает в полумраке широкое золотое кольцо с бриллиантами. Обручальное кольцо. Но она не помнит ни дня, когда кольцо скользнуло ей на палец, ни мужчины, что его надел.

«Думай, Марла, думай!»

Ничего.

Ни единой зацепки.

Она готова была завыть от бессилия.

Кольцо дало еще меньше, чем пронзительный взгляд Ника Кейхилла. При взгляде на Ника она ощутила интерес, опасение, еще какие-то смутные, но сильные чувства; при взгляде на кольцо – ничего, кроме нетерпеливого любопытства. «Кто ее муж? Кто ее дети? Кто такая она сама?»

– Вижу, вы очнулись!

В палату вошел высокий, тощий, совершенно лысый человек в докторском халате и очках в металлической оправе. Тоненькие усики смотрелись у него на лице странно и неуместно, словно нарисованные. Он широко улыбался, и Марле почему-то показалось, что зубов у него многовато.

– Не помните меня?

Должно быть, по взгляду Марлы он догадался, что ей не понравился.

– Ничего, не волнуйтесь. Кома часто сопровождается амнезией, но со временем ваша память прояснится. – Улыбка его просто-таки источала оптимизм. – Что ж, познакомимся еще раз: я доктор Робертсон. – Он присел на кровать и посветил ей в глаза миниатюрным фонариком. – Как вы себя чувствуете?

– Хуже некуда, – честно ответила Марла. К чему подслащать правду?

– Понимаю, понимаю. Челюсть болит?

– Еще как.

– А голова? – Он перевел взгляд на ее лоб.

– И голова раскалывается.

– Мы подберем для вас болеутоляющее. А теперь расскажите о своих ощущениях.

– Сказать, что я как в тумане, – значит сильно приукрасить действительность, – невнятно ответила она, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые проволокой зубы.

Доктор Робертсон погасил фонарик, откинулся назад и скрестил руки на груди.

– Что вы знаете о себе?

Марла задумалась. Голова немедленно откликнулась острой болью.

– Знаете, это очень странно. Я многое знаю и помню, но все это какие-то общие вещи. Я умею читать и могу понимать прочитанное. Знаю, что мне хорошо дается математика, хоть и не могу вспомнить, где и как училась. Знаю, что люблю собак, лошадей, море и фильмы ужасов. Но... – Она сглотнула и снова с усилием зашевелила непослушными тяжелыми губами. – Но не помню ничего о себе. Не помню ни своей семьи, ни детей, ни родителей, ни даже мужа!

Голос ее дрогнул, и слезы обожгли глаза. В кого она превратилась – жалкая калека, лишенная даже прошлого! Стиснула бы зубы – но они уже стиснуты скобками.

– В вашем состоянии это совершенно нормально, – успокаивающе ответил доктор.

Он заново измерил ей температуру, пульс, давление, затем взял за обе руки и попросил сжать как можно сильнее. Марла сжала руки изо всех сил.

– Хорошо, отпускайте. – И доктор что-то записал в карточке. – А память к вам вернется. Обязательно вернется. Вы ведь перенесли сотрясение мозга, а потом Долго пробыли в коме. – Робертсон снова ощерился зубастой улыбкой. – Вот увидите, скоро все встанет на свои места.

– Когда? – в отчаянии воскликнула Марла. Он нахмурился и покачал лысой головой.

– Вот этого, к сожалению, предсказать не могу. «Поскорее бы! – мысленно взмолилась Марла. – Иначе я сойду с ума! Вернее, с того, что от него осталось».

– Хотел бы я знать наверное, но...

– Я тоже хотела бы.

– Запаситесь терпением. Не гоните коней.

– Почему-то мне кажется, что я не первый раз в жизни слышу такие советы, – заметила Марла. Доктор Робертсон пожал плечами.

– Может быть, вы знаете себя лучше, чем думаете.

– В том-то и беда, – ответила она, взглянув ему прямо в глаза, – что я совсем себя не знаю.

Скоро вернулась Кэрол, как и обещала, с соком и губкой для обтирания. Она умыла Марлу, поправила простыни, а затем распахнула дверь – и палату заполнили люди с незнакомыми лицами и знакомыми голосами. Улыбки, объятия, поцелуи. Марла вглядывалась в новоявленных родственников, отчаянно пытаясь хоть кого-нибудь из них вспомнить. Но напрасно: все они оставались для нее незнакомцами.

– Какое счастье, что ты наконец к нам вернулась! – прикладывая к глазам платочек, говорила свекровь – миниатюрная женщина с нежно-золотистыми (явно крашеными) волосами и маленькими ровными зубками, в сером шерстяном костюме с золотисто-красным шелковым шарфом, в туфлях на высоких каблуках.

– Спасибо.

– Без тебя наш дом опустел! – с пафосом восклицала Юджиния. Но Марла почему-то не зарыдала от умиления.

Сисси – дочь – неловко чмокнула мать в щеку и попятилась к окну. Довольно высокая для своих лет, стройная девочка в черной футболке, черных джинсах и тяжелых ботинках. Хорошенькое загорелое личико со следами юношеских прыщиков; вызывающий и небрежный макияж; глаза густо обведены черным.

– Здравствуй... – еле выдавила из себя Марла. «Так эта девочка – моя дочь? Почему же я ничего не чувствую? Где, черт возьми, пресловутый материнский инстинкт? Почему в мозгу не теснятся воспоминания о родах, кормлении грудью, сбитых коленках, молочных зубах, первых шагах – обо всем, что дорого сердцу любой матери?» Марле казалось, что у нее ампутировали душу. И это было страшно. По-настоящему страшно.

– Я знал, что это случится!

К ее кровати приблизился Алекс. Марла повернула голову, готовясь увидеть еще одно «белое пятно» – однако при взгляде на мужа вдруг испытала бледный, едва ощутимый отблеск какого-то неопределимого чувства. Какой-то образ на мгновение выскользнул из бездонных глубин памяти и вновь нырнул в непроглядную тьму. Но одно Марла могла сказать точно: со своим мужем она уже где-то встречалась. Хоть это радовало.

– Милая моя, как я рад, что ты снова с нами!

Он наклонился к ней – высокий, подтянутый, с серыми глазами и решительно выдвинутым вперед подбородком, в строгом синем костюме и распахнутом пальто.

– Я... мы все так по тебе скучали!

Он нежно обнял ее и с чувством поцеловал в щеку. На Марлу пахнуло смолистым запахом табака и мускусным душком мужского одеколона. Но она ничего к нему не почувствовала.

Совсем ничего.

Боже, не могла же она быть такой бесчувственной!

Марла крепко обняла мужа в ответ, отчаянно надеясь, что сейчас ощутит хотя бы отсвет былой нежности, страсти, любви. Ничего. Слезы обожгли ей глаза. Оставалось только надеяться, что память к ней вернется. И чем скорее, тем лучше. «Не стоит гнать коней», – напомнила себе Марла и подумала, что, должно быть, в той, прежней жизни не отличалась терпением. Вот она и узнала кое-что о себе. Хотя, пожалуй, неумение ждать – не та черта, которой стоит гордиться.

Пронзительно зазвонил телефон. Алекс напрягся.

– Я же предупредил, что ты не отвечаешь на звонки! – прорычал он и схватил трубку. – Алло! Алло! Кто звонит? Черт! – И с размаху хлопнул трубку на рычаг.

– Что такое? – поинтересовалась Юджиния. Она, отойдя в сторонку, обрывала засохшие листья с герани.

– Просто ошиблись номером, – со скучающей гримаской откликнулась от окна Сисси.

– Все звонки в больницу проходят через телефонистку. – заметил Алекс, задумчиво потирая подбородок.

Юджиния подняла голову от растения. Марла вдруг почувствовала, как холодеет в жилах кровь.

– Ладно, я разберусь. Марла, раньше сюда звонили?

– Насколько я помню, нет. Впрочем, я вообще мало что помню. – И она растянула губы в гримасе, которая, как она надеялась, могла бы сойти за улыбку.

Алекс вздохнул.

– Да, мы знаем. Мы разговаривали с Филом, доктором Робертсоном. Он объяснил, что у тебя амнезия, но успокоил нас тем, что это, по всей видимости, временное явление.

– «По всей видимости», – саркастически откликнулась Марла. – Будем надеяться!

– Не беспокойся. – Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. – Сейчас для тебя главное – поправиться. Доктор Робертсон говорит, что через пару дней отпустит тебя домой.

«Пара дней? Она свихнется, если пролежит тут еще хоть пару часов!»

– Нет. Я хочу домой сейчас.

– Понимаю, но это невозможно.

– Почему?

– Ну... видимо, он хочет понаблюдать за тобой, сделать все необходимые анализы, убедиться, что все в порядке. Пустяки, ничего особенного.

– И ради этих пустяков он держит меня здесь? – не поверила Марла.

– Милая моя, – уговаривал Алекс, – но ты только что очнулась!

– Я хочу домой. – повторила она. – Сегодня же! Наступило молчание. Алекс смотрел на мать, взывая о помощи. Та перешла к столику с букетами к старательно поправляла цветы в вазе. Сисси уткнулась лбом в оконное стекло, словно увидела на стоянке невесть что интересное.

– Послушай, дорогая. – Юджиния приблизилась к кровати. Теперь в голосе ее звучала сталь – трудно было поверить, что эта женщина только что проливала слезы. – Разумеется, ты вернешься домой, как только разрешит врач. Мы все этого хотим не меньше, чем ты. Но сейчас тебе надо успокоиться и подумать о своем здоровье.

Она ласково погладила Марлу по руке – но глаза ее за очками в металлической оправе были тверды, как камень, и беззвучно приказывали подчиниться. По спине у Марлы снова пробежал неприятный холодок: на миг ей показалось, что всех этих людей – и ее самое – связывает какая-то тайна, столь ужасная, что о ней и говорить нельзя.

– Где... где мой сын? – спросила Марла.

– Дома. Сюда мы его привезти не могли. – Взгляд свекрови немного смягчился. – Ты его увидишь, как только вернешься домой.

– Когда?

– Скоро, милая, – пообещал Алекс. – Как только доктор тебя выпишет. Он понимает, как нам всем не терпится, и не станет мучить нас понапрасну. Мы ведь с Филом и его женой много лет знакомы.

Теперь и в голосе Алекса чудилась какая-то фальшь. Как будто за его ласковым тоном что-то скрывается. Что-то, о чем ей знать нельзя.

«А может, у меня начинается паранойя?» – отрешенно подумала она.

– Вот как? Тогда почему он представился как доктор Робертсон?

Марла старалась побороть внезапно нахлынувшее абсурдное чувство тревоги. Это же нелепо – воображать, что все здесь в заговоре! Она, должно быть, просто сходит с ума. Но кет, ведь был же у нее в палате загадочный молчаливый посетитель... или и его тоже не было? Ладони ее вспотели, нервы натянулись, как струны, но она не могла промолчать:

– Почему он не назвал себя Филом, не заговорил со мной, как со знакомой?

– Откуда мне знать? Наверно, у него были какие-то свои соображения. Может быть, он считает нужным со всеми пациентами обращаться одинаково. Знаешь, врачебная этика и все такое. – И Алекс изобразил руками в воздухе что-то неопределенное.

– Странно как-то.

– Может быть, – пожал он плечами.

Итак, расспросы ни к чему не привели. Если не считать смертельной усталости – как будто она весь день бегала кругами со свинцовыми гирями на ногах.

Словно ощутив ее отчаяние, Алекс снова обнял жену.

– Я знаю, ты устала, подавлена, ничего не можешь понять и к тому же плохо себя чувствуешь, – ласково заговорил он, и у нее снова защипало в глазах. – Но послушай: успокойся и не взвинчивай себя. Вот увидишь, все будет хорошо, – прошептал он ей на ухо.

У Марлы заныло сердце – так хотелось в это поверить. Ах, если бы он читал ее будущее в хрустальном шаре, а не просто сыпал расхожими утешениями! Сглотнув слезы, она обняла Алекса и взглянула ему через плечо. Там, на пороге, подпирая плечом дверной косяк, стоял тот человек, что приходил к ней сегодня. Брат-изгой.

Он поднял на нее хмурые глаза из-под густых черных бровей. Не улыбнулся, не произнес ни слова ободрения – просто стоял, скрестив руки на груди и угрюмо наблюдая за трогательной семейной сценой. О чем он думает? Почему так сурово сжимает губы, так презрительно щурит глаза?

Вдруг Марла мысленно выругала себя дурой. Как же сразу не догадалась! И странные взгляды, и недомолвки, и очевидная напряженность родных – все это может иметь очень простое объяснение!

– Есть здесь где-нибудь зеркало? – спросила она. Молчание было ей ответом.

– Может быть, у вас? – Она взглянула на Юджинию. – Или у тебя? – перевела взгляд на Сисси.

– Ручное зеркальце? – Юджиния покачала головой, не колыхнув ни единым волоском в безупречной прическе. – Нет. Разве что в пудренице.

– Можно мне посмотреть?

– Думаю, не стоит этого делать... – занервничала Юджиния, и Марла сообразила, что выглядит, пожалуй, куда хуже, чем предполагает.

– Что, я такая страшная?

– Что ты, дорогая, конечно, нет, но...

– Дай ей зеркало, – послышался голос Ника.

Марла бросила на него осторожный взгляд. В пронзительно синих глазах блестело что-то, подозрительно напоминающее ярость.

– Да, лучше дайте мне зеркало. Иначе мне придется прыгать с этой чертовой кровати и ползти в душевую – там-то оно наверняка есть!

Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, она нажала на кнопку, и изголовье поползло вверх.

– Но твоя капельница и... э-э... – Алекс смущенно указал на кровать. Марла догадалась, что он имеет в виду деликатно прикрытый одеялом мочеприемник. Краска залила ей щеки, но она гордо расправила плечи.

– Плевать!

– Дай ей зеркало! – потребовал Ник. Губы его сжались в тонкую линию:

Юджиния сглотнула.

– Ну... хорошо. Только помни, дорогая, ты еще не выздоровела и скоро, очень скоро будешь выглядеть куда лучше. – Недовольно поджав губы, она начала рыться в сумочке. – А, вот она!

И протянула Марле блестящую золотую коробочку. Сисси поморщилась. Юджиния напряглась. Алекс отвернулся. Только Ник не шевелился и не отводил глаз. Дрожащими пальцами Марла раскрыла пудреницу и поднесла крохотное зеркальце к своему лицу.

«О господи!» – подумала она, судорожно втягивая воздух сквозь скрепленные проволокой зубы.

Все хуже, гораздо хуже, чем она ожидала. И дело даже не в том, что из зеркала на нее смотрело страшно изуродованное лицо – безобразно распухшее, покрытое синяками всех цветов радуги.

Дело в том, что лицо это было ей незнакомо.

Глава 4

Глядя на Марлу, Ник все крепче сжимал зубы.

Свободной рукой она осторожно провела по своему лицу – по синякам, ссадинам, уродливым шишкам на выбритой половине головы. К чести Марлы, держалась она молодцом, хотя Ник и подозревал, что в душе она готова разрыдаться. Сглотнув, она пробежала пальцами по аккуратному ряду швов под коротеньким пушком отросших волос.

– Боже мой! – прошептала она, часто заморгав. Но в следующий миг выпрямилась и храбро подняла глаза. – На невесту Франкенштейна я не тяну, а вот на подружку невесты... – Она попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и улыбки не вышло.

Много лет назад Ник поклялся ненавидеть эту женщину до конца своих дней. Она обманула его, предала, предпочла ему брата. Но сейчас вся сила воли требовалась ему, чтобы не отводить глаз.

– Все будет хорошо, – тихо произнес Алекс, забирая у нее из рук золотую пудреницу. – Только дай срок.

– Конечно. Пройдет какая-нибудь пара месяцев, и все останется позади. – Юджиния широко улыбнулась, сверкнув золотыми коронками. – И мы вместе посмеемся надо всем этим.

– Смеяться над этим я не стану. Никогда, – отрезала Марла.

– Разумеется, и никто из нас не станет! – И Алекс бросил на мать укоризненный взгляд.

Ник мысленно с ним согласился. На его взгляд, горькая правда всегда лучше слащавой лжи. А правда такова: Марла чудом осталась в живых, выглядит, словно выходец из могилы, должно быть, и чувствует себя так же. Путь к выздоровлению будет для нее долгим и трудным.

– Не знаю... не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова стать собой, – прошептала Марла, и на одно короткое мгновение взгляд ее, бог весть почему, устремился к Нику. – Мне кажется, что я... – Голос ее дрогнул и прервался.

– Что? – подбодрил ее Алекс.

Она молча переводила глаза с одного члена семьи на другого. На Нике ее взгляд остановился, затуманился каким-то смутным чувством, но тут же ушел в сторону.

– Я не знаю, кто я.

– Ой, боже мой! – простонала Сисси и возвела глаза к небу, за что получила свирепый взгляд от отца.

– Ты замечательная женщина, – тихо сказал Алекс. – И такой останешься.

В этом предсказании Ник позволил себе усомниться. Пятнадцать лет назад Марла была бессердечной стервой – с чего бы теперь ей стать ангелом? Однако, взглянув в ее обезображенное лицо, он ощутил укол совести. Многие годы он гнал ее из своих мыслей, а если и думал о ней, то с ненавистью и презрением. Но женщина, которую он видел перед собой, – полуживая, изуродованная, прикованная к постели и все же пытающаяся сохранить остатки собственного достоинства – презрения не заслуживала.

Сисси по-прежнему не отрывалась от окна, но Ник заметил, что украдкой она внимательно следит за матерью.

– Все будет хорошо, дорогая. – Юджиния взяла у сына пудреницу и убрала в сумочку. – Скоро вернешься домой, увидишь сына. Обещаю, тебе сразу станет лучше.

Ник почувствовал, что пора сматываться. Хватит с него на сегодня семейных сцен.

– Ты здесь уже был... – Марла снова смотрела на него.

Он кивнул.

– Да, несколько часов назад.

– Помню, – с каким-то трепетом в голосе прошептала она. Лоб ее перерезала глубокая морщина. – Изгой.

– Правильно. – Почудилось ли ему, или во взгляде ее на миг сверкнуло что-то большее, чем любопытство?

– Здесь был кто-то еще, – продолжала Марла.

– Со мной? – Ник покачал головой.

– Нет-нет... раньше... по крайней мере, мне так кажется... – Она опустила глаза на одеяло. – Да нет, я уверена! Сюда вошел кто-то, молча постоял у кровати и ушел. Знаю, звучит как бред, но это было.

– Глупости, дорогая! – с деланой ласковостью в голосе проворковала Юджиния. – Медсестра заходила, только и всего.

– Нет! – резко ответила Марла. – Может быть, это мне приснилось, но я все помню – помню так же ясно, как ваши приходы! Я же слышала ваши разговоры. Вы приходили один раз... или два? – Брови на когда-то безупречном лице мучительно сдвинулись. – Не могу вспомнить. – Она машинально подняла руку, чтобы отбросить назад волосы, но вместо волос наткнулась на выбритый, испещренный швами скальп.

– Мы много раз здесь бывали, – мягко ответила Юджиния.

– Но в тот раз вы посылали Сисси вниз за газировкой. Кажется за «Спрайтом»?

– В самом деле, было такое, – улыбнулся Алекс. Нику его улыбка показалась какой-то фальшивой. – Мы думали, что ты в коме и ничего не слышишь.

Юджиния со звоном защелкнула сумочку и широко улыбнулась. Но перед этим уголки ее рта на миг опустились унылой скобочкой – как всегда, когда что-то ее тревожило.

– Значит, ты все слышала. Почему же не отвечала?

– Я пыталась, но ничего не выходило.

– Только не волнуйся.

– Но, кроме этого, я ничего не помню. Ни аварии, ни... ничего.

Она сжала руку Алекса и взглянула на Сисси. Та театрально вздохнула и бросила на отца взгляд, лучше всяких слов говорящий: «Слушай, пошли отсюда, а?» Честно говоря, Ник ощущал то же самое.

Но Алекс не желал понимать красноречивых взглядов. Придвинувшись к жене, он заговорил:

– Послушай, милая, даже если ты чего-то не можешь вспомнить...

– Алекс, ты не понял, – прервала Марла, в первый раз назвав его по имени. – Дело не в том, что я «чего-то не могу вспомнить». Я не помню ничего! Нет, знаю, какой сейчас год и кто у нас президент, но вот я сама – моя жизнь, родители, день рождения, братья и сестры, если они и есть...

– Ты что, и нас не помнишь? – первой сообразила Сисси.

Марла не отвечала.

– Это пройдет, – резко ответил Алекс.

– Надеюсь.

Марла подняла на мужа растерянные, умоляющие глаза.

– Мне так жаль... и Пэм... господи, как все это ужасно!

– А Пэм ты помнишь?

– Нет, – прошептала она, из последних сил сдерживая слезы. – Совсем... совсем ничего не помню. – Голос ее дрогнул и сломался.

– Скоро тебе станет лучше, – вступила Юджиния. Марла повернулась к свекрови.

– Можете пообещать?

– Нет, но...

– А если нет, то не надо мне пустых утешений! Я хочу отсюда выбраться. Хочу поговорить с родными Памелы. Хочу хоть что-нибудь вспомнить!

Сисси заморгала, шмыгнула носом и, смутившись, отвернулась.

Ник хотел бы думать, что Марла из каких-то неясных ему соображений разыгрывает спектакль. Ему не верилось, что она настолько изменилась. Та Марла, которую он знал, не стала бы переживать из-за смерти женщины, которую даже не может вспомнить. Та Марла не думала ни о ком, кроме себя. Однако пока все, что он видел и слышал, убеждало в ее искренности. Быть может, вместе с памятью она потеряла и эгоизм? Или, может быть, просто всех дурачит?

Алекс нежно сжал руку жены.

– Послушай, почему бы тебе не отдохнуть немного?

– Отдохну позже. Сейчас у меня слишком много вопросов. Расскажи о моей семье. Где мои родители? Есть у меня братья, сестры? Кто-нибудь?

– Милая моя! – вздохнул Алекс. – Мне придется столько тебе рассказать, но сейчас не время.

– Почему? – спросила она с удивительным спокойствием, словно собрав в кулак всю свою волю. – Все умерли?

– Нет-нет, мать умерла, отец жив, но он нездоров.

– Понятно... – На лице ее отразилась печаль.

– Мы обо всем тебе расскажем. Посмотрим вместе фотографии, навестим твоего отца. Все, что хочешь. Но сначала тебе надо выздороветь и окрепнуть, согласна?

Она молчала, вся как-то сжавшись в кровати. На миг Ника охватило безумное желание взять ее за руку и сказать, что все будет хорошо, но он тут же напомнил себе свое место. Марла не из тех, кто нуждается в чужой помощи. И вообще, для моральной поддержки у нее есть муж.

Ник почувствовал, что больше не выдержит.

– Я, пожалуй, пойду, – шепнул он Алексу и, бросив последний быстрый взгляд на женщину в постели, двинулся к дверям. Прочь от семейки Кейхйллов. Прочь от Марлы. Все, что ему сейчас нужно, – убраться от нее как можно скорее и как можно дальше.

Потому что он больше не может обманывать себя. Ему жаль ее. До дрожи в голосе, до ноющей боли в груди жаль ту женщину, какой Марла была когда-то, – и ту, какой она стала теперь.

Двери лифта растворились, и Ник едва не налетел на высокого мужчину в парке, джинсах, тяжелых ботинках и темных очках. Он успел разглядеть плотно сжатые губы и заметил еще, что этот человек слегка прихрамывает. Незнакомец отодвинул Ника плечом и пошел по коридору, мимо приоткрытой двери в палату Марлы.

Что-то в этом человеке показалось Нику знакомым. На мгновение ему подумалось, что он хотел зайти к Марле. Да нет, ерунда; скорее всего, просто посетитель к кому-то из больных в этом крыле.

Ник обернулся, чтобы еще раз взглянуть на мужчину, но тот словно растаял в больничном коридоре.

Спустившись на первый этаж, Ник пересек приемный покой и вышел на улицу, где сгущался тяжелый мокрый туман. Подняв глаза, он заметил в освещенном окне на пятом этаже стройную фигурку Сисси. Девочка тоскливо смотрела на улицу, словно узница, уже не чающая вырваться на свободу. И, бог свидетель, Ник ее не винил.

Ник сел в свой пикап и взглянул на часы. Ему предстоит убить несколько часов. Чем заняться? Может быть, съездить на место аварии, а затем взглянуть на остатки «Мерседеса»?

Перед тем, как тронуться с автостоянки, он взглянул через плечо и вдруг увидел того же смутно знакомого парня: бородач, несколько минут назад столкнувшийся с ним на пятом этаже, теперь торопливым неровным шагом пробирался между машин к темному джипу.

«Странно, – подумал Ник. – Какой смысл приходить в больницу на пару минут? Не суй нос в чужие неприятности, – посоветовал он себе. – Тебе своих хватает».


Два дня спустя Марла была готова к выписке. Доктор Робертсон проделал все мыслимые тесты и анализы и, как видно, остался доволен результатами. Теперь Марла ждала только документа, открывающего перед ней больничные двери, и машины.

– Миссис Кейхилл? – Дверь растворилась, и какой-то незнакомец просунул голову в щель. – Я детектив Патерно. Полиция Сан-Франциско.

Вслед за головой в палату протиснулось и тело детектива – приземистое, с заметным брюшком, облаченное в неприметный темный костюм.. Внешность у Патерно была самая заурядная: расплывшаяся фигура, темные с проседью волосы, ничем не примечательное лицо. Из общего впечатления выбивались только глаза – жесткие, цепкие, ничего не упускающие.

Сердце Марлы взволнованно забилось. Он будет задавать вопросы – вопросы, на которые у нее нет ответов. За последние дни в голове у нее прояснилось, но память так и не вернулась. Изредка в сознании вспыхивали какие-то разрозненные образы, но и они гасли прежде, чем Марла успевала понять, что именно вспомнила.

С виду Патерно казался симпатичным малым, но Марла его побаивалась. Она не могла забыть опасений Сисси насчет обвинений в убийстве по неосторожности или как она там выразилась? А полицейские – мастера вытягивать из людей правду. Господи боже, а это еще что? Откуда у нее такое отношение к полиции? И, если уж на то пошло, что можно из нее вытянуть, если она ничего не помнит?

– Прошу извинить, что беспокою вас в больнице, – добродушно заговорил Патерно. – Я помогаю дорожной полиции штата в расследовании аварии. Хотелось бы послушать, что вы помните о происшедшем.

– Это не займет много времени, – пробормотала Марла.

Не обращая внимания на ее сарказм, он достал из кармана диктофон, поставил его на вращающуюся тумбочку со стаканом, кусачками и пачкой салфеток, затем открыл блокнот.

– Расскажите все, что можете вспомнить.

Плечи у него были мокрые от дождя: Марла чувствовала запах отсыревшей шерсти и слабый аромат жвачки «Джуси фрут».

– Это нетрудно, – ответила она. – Я не помню ничего.

– Совсем ничего?

– А вы разве не говорили с доктором?

– Да, он упоминал, что у вас амнезия.

Кажется, не верит. А она-то думала, что циничные копы встречаются только в кино.

– Это правда, детектив, и мне это нравится еще меньше, чем вам. – Поддернув рукава халата, Марла добавила: – Поверьте, рада была бы вам помочь, но сказать мне нечего.

– Вы не помните даже, что заставило вас свернуть с дороги? – поинтересовался он.

Марла попыталась сосредоточиться – но не получила ничего, кроме ломоты в висках.

– Нет.

– Вы ехали на юг по Семнадцатому шоссе через горы Санта-Крус. Судя по следам, увидели что-то на дороге и ударили по тормозам. Может быть, это был тот грузовик. Или олень выбежал на проезжую часть. Или... – Он умолк, жестом пригласив ее продолжать.

– Детектив, – стараясь не раздражаться, заговорила Марла, – вы не поняли. Я и собственного имени не помнила, пока мне не сказали, как меня зовут. О муже и детях и не говорю. Ничего, понимаете? Пустота. Только... иногда всплывает что-то... какая-то мелодия, реклама, сцена из фильма. А из реальной жизни – ничего.

«Как удобно!» – прочла она во взгляде детектива. Однако вслух Патерно не произнес ни слова – молчал, задумчивоперекатывая жвачку от щеки к щеке.

– Хорошо, – заговорил он наконец. – Раз уж я здесь, давайте попробуем немного поговорить. – Он приподнял мохнатую бровь, и Марла кивнула. – Вы ехали с Пэм Делакруа?

– Так мне рассказали.

– И вы хорошо ее знали?

– Муж говорит, что она была моей подругой, но...

– Но сами вы не помните, – кивнул Патерно.

– Верно. – Она нахмурилась, злясь на себя. – Я вам не напоминаю заезженную пластинку?

– Есть немного.

Она потянулась за стаканом с соком. Детектив продолжал задавать вопросы, на которые у Марлы не было ответов. Паузы между вопросами становились все напряженнее, и Марле все сильнее не нравилось, как смотрит на нее детектив – так, словно она специально устроила аварию и едва не погибла по собственному злому умыслу.

– Знаете, это становится похоже на допрос, – заметила она наконец, отставляя стакан.

– Я просто хочу кое-что прояснить.

– Но я ничем не могу вам помочь! – Она устала сидеть, да и голова гудела, как пчелиный улей.

– Вы вели машину Пэм Делакруа, так?

– Думаю, что да. Так все говорят, и, наверное, это правда, – раздраженно ответила Марла. – Послушайте, может быть, сразу зачитаете мне «правило Миранды», позволите сделать звонок адвокату, и что там у вас еще полагается?

– О, так о «правиле Миранды» вы помните! – оживился детектив.

– Я же вам объяснила. Какие-то общие вещи помню. Должно быть, из книг или фильмов, или...

– Из сериала «Закон и порядок», – подсказал Патерно.

– Может быть. Не знаю.

Он молча изучал ее бесстрастным цепким взглядом.

– Вы действительно хотите позвонить адвокату? Я ведь вас арестовывать не собираюсь.

– Мне нечего скрывать.

«Насколько помню», – хотела добавить Марла, но вовремя прикусила язык. Она хотела одного – чтобы назойливый детектив исчез, можно было откинуться на подушку, закрыть глаза и надеяться, что лекарства справятся с болью, гулко ухающей в мозгу и свербящей в челюсти. И еще хотела избавиться от ощущения, что жизнь ее вышла из-под контроля, что слишком много вопросов висит в воздухе, потому что ответы на них слишком страшны для произнесения вслух.

– Хорошо. – И Патерно с новой силой вгрызся в свою жвачку. – Давайте поговорим о грузовике. Он проломил ограждение, съехал с дороги и взорвался. Водитель, Чарлз Биггс, лежит сейчас в другой больнице, в ожоговом отделении. Мы надеемся, что он придет в себя и что-нибудь нам расскажет.

При мысли о шофере грузовика Марлу пробрал озноб.

– Бедняга, – прошептала она, устремив глаза к окну, за которым таял скучный серый денек.

Собственная судьба внезапно показалась ей не такой уж страшной. «Неужели в аварии виновата я? – подумала она. – Я убила свою подругу, которую не помню, и искалечила еще одного человека, которого никогда не видела» Ужас и отчаяние черной тучей нависли над головой. Если это в самом деле ее вина – как она сможет жить с таким грузом? «Боже, пожалуйста, нет!.. Я не вынесу...» Сглотнув горький комок в горле, она сердито приказала себе прекратить бесполезное нытье.

– Может быть, вы мне расскажете, что случилось той ночью? – обратилась она к Патерно, смело взглянув ему в глаза.

Лучше выслушать правду как она есть, – подумалось ей, – чем приукрашенную и подслащенную версию, какую наверняка преподнесут ей родные.

– Я хочу услышать факты.

– «Факты, только факты и ничего, кроме фактов»? Да что он, издевается над ней? Марла пожала плечами.

– Ну... да.

– Это тоже из старого детективного сериала, – объяснил он.

Марла поняла, что детектив хотел увидеть ее реакцию. Понять, что она помнит, а что нет. Выходит, действительно ей не верит? Но зачем ей симулировать амнезию? Может быть, в прошлом Марлы – забытом прошлом – кроется что-то такое, что заставляет его подозревать ее во лжи?

Патерно опустился в единственное пластиковое кресло, сиротливо стоящее в углу палаты.

– Судя по следам на дороге, вы вели «Мерседес» Памелы Делакруа на юг. Предположительно – в Сайта-Крус, где учится в университете ее дочь Джули. Дорога в этом месте взбирается на холм, а затем делает крутой поворот. Грузовик ехал вам навстречу. Оба вы одновременно затормозили и круто повернули, как будто внезапно что-то увидели и пытались объехать. Он проломил ограждение и вылетел с одной стороны, вы – с другой. Памела не была пристегнута; ее вышвырнуло из машины. Она умерла мгновенно. – Марла похолодела от ужаса и чувства вины. – Грузовик покатился вниз по холму, врезался в дерево и взорвался. Кто-то заметил взрыв и позвонил по 911 еще до того, как подъехали первые свидетели – пожилая пара.

Марла закрыла глаза. Под веками рождались ужасные картины, вызывающие дрожь и тошноту.

– Извините, – слабо пробормотала она.

– И вы меня извините.

Впрочем, в голосе его не слышалось ни сожаления, ни сочувствия. А решившись наконец открыть глаза, Марла наткнулась на тот же холодный, жесткий, изучающий взгляд.

Поднявшись, детектив порылся в кармане и извлек оттуда визитную карточку, затем выключил и убрал диктофон.

– На сегодня хватит. Если что-нибудь вспомните, позвоните мне.

– Обязательно, – пообещала Марла.

Только сейчас она заметила какое-то движение у двери. Они были не одни в палате: на пороге стоял Ник. «Давно ли он здесь? Много ли успел услышать?»

– Мне казалось, беседа с полицией должна проходить в присутствии адвоката, – заметил Ник, входя в палату.

На его темных волосах блестели капли дождя. На миг он встретился взглядом с Марлой, затем скользнул взглядом в сторону детектива, убирающего блокнот.

– Этот вопрос мы с миссис Кейхилл уже обсудили. Я ни в чем ее не обвиняю.

– Алекс что-то говорил о непредумышленном убийстве.

Кровь застыла у нее в жилах. В голове загудело. Что это значит? Тюрьма?

– Пока что мы не предъявляем никаких обвинений, – почесывая подбородок, повторил детектив. – А вы... вы ведь, кажется, не муж?

– Нет, – резко ответил Ник и бросил в сторону Марлы быстрый взгляд, исполненный непонятного для нее значения. – Брат мужа. Ник Кейхилл.

Мужчины обменялись рукопожатием. Рука детектива почти исчезла в широкой ладони Ника.

– Из Орегона, правильно? – проявил свою осведомленность Патерно.

– Из Чертовой Бухты, – уточнил Ник. – Откуда такое название – не спрашивайте. Наверно, придумал по пьянке какой-нибудь матрос.

– Приехали навестить родных?

– Меня просили приехать. По делу.

– Не из-за несчастного случая?

– Это связано с несчастным случаем, – холодно ответил Ник. Застывшее лицо его ничего не выражало, на подбородке, выбритом с утра, уже проступала темная щетина.

Патерно повернулся к Марле и постучал пухлым пальцем по карточке.

– Значит, поняли – как только что-то вспомните, сразу ко мне!

– Конечно, – искренне пообещала Марла. Ничего она так не желала, как избавиться от пытки неизвестностью, узнать правду– как бы та ни была горька.

Патерно вышел. Ник прикрыл за ним дверь, и в палате наступила тишина.

– Что ты делаешь? – спросила Марла.

– Слежу, чтобы нас не подслушали. – Глаза его были темны, смуглая кожа туго обтянула скулы.

И снова при взгляде на него сердце Марлы забилось часто и тревожно.

– Ты так себя ведешь, словно я преступница. – Она откинула со лба прядь волос, с отвращением ощутив под пальцами выбритый череп. – Или ты преступник.

Он скользнул по ней холодным острым взглядом, и безликая больничная палата внезапно показалась Марле слишком тесной. Слишком интимной.

– Просто хочу, чтобы ты была осторожна.

– Послушай, Ник, я ценю твою заботу, но оставь эти театральные приемы. Мне скрывать нечего.

«Откуда тебе знать?» Он не сказал этого вслух, но Марла прочла вопрос в его глазах.

Она смертельно устала. Голова раскалывалась. Ее тошнило от всего этого – от больницы, вопросов, неизвестности, боли и чертовой проволоки, постоянно напоминающей о себе. Но больше всего – от того, что она не видела вокруг ни одного знакомого лица.

– Так я и думал. – Прислонившись к стене, Ник снова уставился на нее этим проклятым загадочным взглядом. – Алекс сказал, тебя сегодня выписывают. У тебя есть все, что нужно?

Марла покачала головой.

– Мне нужен аспирин. Таблетка величиной со штат Монтана.

– Я спрошу у медсестры, – предложил он и направился к двери.

– Подожди! – взмолилась она, вдруг испугавшись, что снова останется наедине с сотней нерешенных загадок.

Ник остановился на пороге.

– Почему мне кажется... не знаю... как будто ты мне не доверяешь или знаешь обо мне что-то такое, что... – Она помолчала. – Конечно, все вы знаете обо мне больше, чем я сама. Но с тобой как-то по-другому.

Ник медленно повернулся. Теперь от его взгляда веяло арктическим холодом.

– О чем это ты?

– Сам скажи, – предложила Марла. – Ты знаешь, а я – нет.

Он задумчиво почесал отросшую за день щетину. «Собирается солгать, – поняла Марла, – или не верит мне».

– Я зашел узнать, как ты себя чувствуешь, – заговорил он наконец. – И только потому, что Алекс попросил. Не думаю, что нам с тобой стоит вести задушевные беседы.

– Почему?

– Потому что это ни к чему не приведет.

– Позволь мне об этом судить!

Плотно сжав губы, он холодно, испытующе смотрел ей в лицо.

– Хорошо, Марла. Если ты хочешь знать, отвечу. – Последовала небольшая пауза. – Мы с тобой были любовниками.

– Что?! – ахнула она.

«Нет, нет! Не может быть! Интрижка с братом мужа?!. Ни за что!» И однако в глубине души Марла признавала, что Ник очень привлекателен, даже сексуален.

– Да не волнуйся так. Это старая история. Ты бросила меня ради Алекса.

– Давно? – прошептала она, бессильно откинувшись на подушку.

– Пятнадцать лет назад.

– И за это время...

– Ничего.

Она выдохнула воздух сквозь стиснутые зубы.

– Ты сама спросила, – напомнил Ник.

– Да... да, знаю, – прошептала Марла, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Господи, что же она за человек?

В первый раз после пробуждения она спросила себя, хочет ли знать правду.


– Сто тысяч! – кричал он в трубку телефона-автомата. Желтые фонари за стеклом расплывались в косых струях ливня. Асфальт блестел, как зеркало. В воздухе пахло морем и дождем.

– Ты обещал сто штук! А не двадцать пять!

– Я обещал сто тысяч за ее смерть, – холодно ответил голос в трубке. – Она не умерла.

– Еще ты говорил, что в машине больше никого не будет! – напомнил убийца. – Я хочу получить все, что мне причитается!

Мимо, блестя фарами, проносились машины. Из открытых окон доносился скрежет и визг тяжелой музыки.

– Деньги ты получишь. Но сначала она должна умереть. От несчастного случая, как договаривались.

– Я ведь могу пойти в полицию.

– Попробуй. Интересно, кто тебе поверит?

Черт бы побрал этого ублюдка – спокоен, словно беседует о погоде с партнером по висту!

Мимо, разбрызгивая грязь, проехал полицейский автомобиль. Убийца инстинктивно отвернулся, спрятал лицо. Холод и сырость осеннего Сан-Франциско пробирали его до костей.

– Ты получишь деньги, как только выполнишь работу. И выполнишь как следует. Больше никакой халтуры. Ясно?

– Ясно, ясно.

Спорить нет смысла – он завяз по уши. И потом, у него в этом деле свой интерес. Он убьет эту суку – так или иначе, но убьет.

– По какому номеру мне с тобой связаться?

– Я сам с тобой свяжусь.

– Но...

Связь прервалась.

– Ах ты, сукин сын! Ублюдок! – заорал убийца и шмякнул трубку о рычаг.

Засунув руки глубоко в карманы, он захромал к джипу. Чертова нога – та, что он подвернул в ту ночь, – от сырости опять разболелась. Но сильнее боли в ноге, холода и разочарования была надежда, что этот сучий выродок рано или поздно получит свое.

Мигающая реклама «Будвайзера» приглашала зайти па огонек. Убийца поколебался перед дверью, потом подумал, что заслужил выпивку. И женщину. Любую. Хоть распоследнюю уличную шлюху.

Общение с богатыми ублюдками всегда пробуждало в нем жажду и похоть.

Глава 5

– Я помню это место! – прошептала Марла, когда «Бентли» съехал с шоссе и принялся взбираться по крутому подъему, змеящемуся к вершине Маунт-Сутро.

Едва впереди показался дом, сердце ее отчаянно забилось. «Да, да, да! Сомнений нет: она была здесь, она все это видела!»

Марла покидала больницу в дурном настроении: однако все переменилось, когда перед внутренним взором ее замелькали обрывки прошлого. Кольцо, не то, что на ней сейчас, – попроще, без бриллиантов... пляж... лошади... Воспоминания вспыхивали на миг и исчезали, не складываясь в целостную картину; однако сомнений не было – они реальны. Марла потихоньку вспоминала свою жизнь.

Меньше получаса назад со смешанным чувством облегчения и тревоги перед будущим она покинула больничные стены. Санитар подвез Марлу на кресле-каталке к поджидавшему автомобилю, а Алекс помог устроиться на мягком кожаном сиденье. Дверцу ей открыл шофер – рослый блондин с холодными голубыми глазами и странной, как будто механической улыбкой. Ларс Андерсон. «Он уже много лет с нами», – объяснил Алекс. Марле в этом великане-скандинаве почудилось что-то неприятное; он напоминал лощеного красавца-злодея из фильмов о Джеймсе Бонде. Огромные руки Ларса легли на руль, и машина мягко тронулась. Позади осталась пышная зелень парка «Золотые Ворота», викторианские особняки Хейт-Эшбери и наконец впереди вырос особняк Кейхиллов – настоящая крепость!

«Вот я и дома».

Ворота с электронным управлением распахнулись, и машина двинулась к дому, сияющему в сумерках дюжинами узких окон. И эти окна-бойницы, прорезанные в беленых кирпичных стенах, и черепичная крыша, и мощеные дорожки, и кусты рододендронов и азалий, застывшие вдоль подъезда, словно молчаливые часовые, – все это было Марле определенно знакомо!

От облегчения на глаза ее навернулись слезы.

– Я все это помню! – прошептала она, чувствуя себя на редкость глупо.

– Правда? – Алекс широко улыбнулся, но серые глаза смотрели холодно, как будто он ей не верил.

– Думаешь, я тебя обманываю?

– Что ты, конечно, нет. – Откинувшись на сиденье, он сжал ее руку, переплетя ее пальцы со своими.

Однако чувство узнавания исчезло, как только Ларс свернул в сторону и завел машину в подземный гараж. Здесь Марла увидела серебристый «Ягуар» и пустое место для еще одной машины.

– А где...

– Твоего «Порше» здесь нет, – с полуслова понял ее Алекс.

– Я водила «Порше»?

– Да, и будешь водить снова, как только немного окрепнешь. Думается, тебе не стоит спешить садиться за руль.

Марла невольно вздрогнула. Ах, если бы повернуть время назад!

– Что толку плакать о пролитом молоке? – пробормотала она.

– Прости, что ты сказала?

– Да ничего, просто поговорка. Ее часто повторяла моя мать...

Мать? Перед глазами всплыл и тут же растаял смутный образ женщины... ее матери!

– Ты ее помнишь?

– Д-да... нет, пока еще нет. Но вспомню. Алекс полез в карман за сигаретой.

– Ты говорил, она умерла.

– Да, несколько лет назад.

«Не повезло, – подумала Марла. – Как раз сейчас мне очень не хватает матери. Как и моим детям! Почему я совсем о них не думаю?» При мысли о малыше на сердце у нее потеплело. Захотелось прижать его к груди, взглянуть в милое личико. Которого она даже не помнит. М-да, хороша мамаша!

Она отогнала прочь эту неприятную мысль. Тем временем Ларс заглушил мотор, вышел и открыл дверцу с ее стороны. Марла ощутила слабый запах бензина и машинного масла и пыли. Ларс протянул ей руку, и она вышла из машины, чувствуя странную неловкость, как будто никогда прежде не принимала его помощи.

Возможно, так оно и есть. Ведь раньше она водила машину сама.

– Спасибо, – машинально пробормотала она и заметила, что в глазах Ларса блеснуло удивление.

– Теперь сюда, на лифт, – напомнил ей Алекс. Марла растерянно оглядывалась кругом – ничто не навевало воспоминаний. Более того – как ни глупо это звучало, Марла была почти уверена, что она здесь впервые.

«Но ведь сам дом я помню! – возразила она себе. – Так что не о чем беспокоиться».

– Хочешь подняться наверх и прилечь? – поинтересовался Алекс.

Марла покачала головой.

– Сейчас я хочу одного – увидеть сына.

Алекс двинулся к лифту. За ним струился сигаретный дымок.

– Джеймс, наверно, сейчас спит.

– Я просто посмотрю на него. Мне это нужно. – Она подняла глаза на мужа. – Ты понимаешь меня, правда?

– Конечно. Но, мне казалось, ты захочешь сначала освоиться в доме, вспомнить, где у нас что и...

Двери лифта растворились. Алекс швырнул недокуренную сигарету в мусорный бак, вошел и нажал кнопку третьего этажа.

– Что «и»?

– Ничего. – Он плотно сжал губы, словно разозлившись на себя.

– Нет, ты хотел что-то еще сказать! – настаивала Марла, чувствуя, как нарастает тупая боль в висках.

– Видишь ли, – заговорил он медленно и очень отчетливо, словно обращался к ребенку, – если ты его не узнаешь, или он испугается тебя – для тебя это будет очень тяжело. Я думаю только о твоем самочувствии.

– С моим самочувствием все в порядке, – отрезала Марла, раздраженная тем, что все обращаются с ней, словно с нежным тепличным цветком.

Впрочем, здоровой и сильной ее сейчас никак не назовешь. Марла не так уж много знала о себе, но в одном уверена: она никогда не была рохлей и плаксой!

– Пойдем взглянем на нашего сына.

– Хорошо, если ты уверена, что сможешь выдержать…

– Алекс, – раздраженно прервала она, – заткнись и покажи мне дорогу!

Он промолчал. Старинный лифт плавно полз вверх. Прислонившись к стене, Марла мысленно выругала себя за то, что нагрубила мужу. В конце концов, он о ней же заботится. И он не виноват, что память ее разлетелась на тысячи осколков.

На третьем этаже Марла увидела просторный холл, а посредине – центральную лестницу. Алекс подвел жену к двойным дверям.

– Вот тут мы и живем, – объявил он, вводя Марлу в уютную гостиную – камин, пара диванов, кресла, столик для чтения. – Моя спальня вон там, – он указал на закрытую дверь, – а твоя здесь.

Открыв дверь, он пропустил Марлу в просторную светлую комнату, выдержанную в синих, бежевых и персиковых тонах. Первым делом в глаза ей бросилась кровать – огромная, резная, розового дерева, застланная кружевным покрывалом. Оглядевшись, Марла обнаружила книжный шкаф, полный внушительных томов в кожаных переплетах, свежесрезанные цветы в вазах на столиках, картины на стенах. Все вместе напоминало музейную залу – не хватало только экскурсантов.

– Разве мы с тобой не спим вместе?

– Обычно нет. – Алекс ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Иногда бывает, конечно, но обычно каждый спит у себя.

– Довольно странно, тебе не кажется? – заметила она, чувствуя, как просыпается в основании черепа ноющая боль.

Он покачал головой.

– Да нет. Мы ведь много лет женаты. Даже самая пылкая страсть со временем затухает. – Алекс пожал плечами. – У каждого из нас – своя жизнь, и я ничего плохого в этом не вижу.

– Но ведь мы как-то ухитрились зачать ребенка! – удивилась Марла.

– Точно. – Алекс ухмыльнулся. – Хорошо сказано – ухитрились! Ладно, пошли знакомиться с маленьким разбойником.

Пройдя в дальний конец спальни, он отворил стеклянную дверь, завешенную шторкой, и ввел Марлу в детскую – комнатку в нежно-голубых тонах, с веселыми зверушками на обоях. Из углов смотрели на Марлу набивные игрушки, над детской кроваткой мягко светился ночник в виде Ноева ковчега. Детская совсем не походила на спальню: здесь было тепло и уютно, чувствовалось, что здесь живут.

Из кроватки доносилось еле слышное посапывание. Марла склонилась над кроваткой – и сердце замерло у нее в груди. «Маленький разбойник» спал на боку, подогнув ножки и сжав крохотные ручонки в кулачки. Сквозь редкие рыжеватые волосики просвечивала нежная кожа. Во сне Джеймс причмокивал губами, словно ему снилась мамина грудь.

Сердце Марлы сжалось, но не от материнской любви, а от отчаяния. Как мог этот чудесный малыш не врезаться золотыми буквами ей в сердце? Почему она совсем его не помнит? Сморгнув слезы, она потянулась к ребенку и осторожно взяла его на руки вместе с одеяльцем.

«Это мой сын! Мой!» Эта мысль согревала, но и пугала. Что она знает о маленьких детях? Правда, она уже вырастила одного ребенка; но навыки материнства покинули ее вместе с памятью.

Джеймс заворочался и пискнул во сне, когда она прижала его к плечу. Какое это счастье – держать его на руках, у сердца; но все же какое-то смутное чувство неправильности происходящего назойливо вертелось у нее в мозгу, дразнило и ускользало.

Малыш открыл глаза и застыл, уставившись на нее изумленными круглыми глазенками.

– Здравствуй, Джеймс! – прошептала Марла. Сердце ее полнилось гордостью и нежностью.

Малыш заморгал, словно от испуга, открыл ротик и завопил что есть мочи. Личико его мгновенно сморщилось и покраснело от плача.

– Тише, маленький, тише! – заговорила Марла, положив ладонь на его крошечную головку. – Ты у меня такой хороший!

Но Джеймса, как видно, нелегко было пронять комплиментами. Выгнувшись и запрокинув головку, он орал во всю мочь своих двухмесячных легких.

– Вот этого я и боялся! – сокрушенно сказал Алекс. Впервые на памяти Марлы лицо его исказилось растерянностью. – Позову няню.

– Не надо.

Марла старалась взять себя в руки. Она ничего дурного не сделала. Это ее сын. Она вправе зайти к нему, разбудить его, попробовать наладить с ним отношения.

– Тише, солнышко мое, тише, – шептала она. – Все хорошо. Мама здесь, она о тебе позаботится. Теперь все будет хорошо.

Ах, если бы себя обмануть было так же просто, как двухмесячного младенца!

Где-то в другой части дома заливисто залаяла собака.

– Этого еще не хватало! – пробормотал Алекс. – Говорил же я, не стоило его будить!

Не обращая внимания на мужа, Марла качала плачущего сына и шептала ему что-то ласковое. Может быть, он голоден, думала она, или недоволен, что его разбудили. Или, быть может, ему надо сменить подгузник. В голове пульсировала тяжелая боль, но сейчас Марла не собиралась ей поддаваться.

– Я о тебе позабочусь, – пообещала она малышу.

Она поднесла Джеймса к столику для пеленания, уложила на матрасик и принялась расстегивать на малыше пижамку. К этому времени он вопил так, что мог и мертвого поднять из могилы.

– Иду-иду, мой зайчик! – послышался вдруг от двери незнакомый женский голос с сильным английским акцентом.

Дверь распахнулась, и в детскую влетело прелюбопытное существо: тощая фигура, завернутая в какой-то невообразимый балахон, лохматая копна рыжих волос, бледная веснушчатая физиономия, очки с толстыми стеклами и торчащие вперед, словно у крольчихи, передние зубы. Няня (как догадалась Марла, это была именно она), не обратив на хозяйку дома никакого внимания, даже не поздоровавшись, попросту оттолкнула ее с дороги и бросилась к младенцу.

– Сейчас я все сделаю! – объявила она с уверенным видом человека, знающего свои обязанности.

– А вы, простите?..

– Да Фиона я. Няня. Вы что, миссис Кейхилл, не узнаете меня, что ли?

«Разумеется, не узнаю!» – сердито подумала Марла.

– Простите, – извинилась она, чувствуя, как нарастает пульсирующая боль в голове. – Я, видите ли, многого не помню.

– А как же, слыхали! Амнезия. Страшная штука, скажу я вам. У моего дяди была точь-в-точь такая же фигня. Катался он на лыжах, сошел с лыжни и треснулся головой о камень. Открыл глаза – батюшки, ничего не помнит! Ну а потом ничего, все прошло. Вспомнил. Только хромым на всю жизнь остался, – не совсем последовательно закончила она и повернулась к ребенку.

Наблюдая, как ловко Фиона управляется с малышом, Марла ощутила приступ черной зависти. Хуже всего, что в умелых руках няни Джеймс моментально умолк.

– Голосистый он у нас, что есть, то есть, – проговорила Фиона, по-матерински прижимая затихшего малыша к груди. – А вы не хотите, скажем, пойти прилечь?

– Марла! – В детскую почти вбежала Юджиния, озабоченная и недовольная. – Что ты здесь делаешь?

Она сердито обернулась к Алексу.

– Господи боже, она только что из больницы! Фиона права, ей надо отдохнуть.

– Марла хотела взглянуть на Джеймса.

– Конечно, конечно, понимаю, но всему свое время. – Юджиния устремила на Марлу встревоженный взгляд. – Не беспокойся, малыш никуда не денется. Исчезать из дома он начнет лет через пятнадцать, не раньше.

И снова, как бывало и раньше, за ее шутливыми уверениями Марле почудилось какое-то невысказанное... предупреждение? Угроза?

– Кстати, Фиона, я уже не раз просила вас при детях следить за своей речью. – Юджиния обернулась к малышу, и на лице ее заиграла блаженная улыбка. – Он у нас само очарование, правда?

– Несколько минут назад он был не так уж очарователен, – заметил Алекс и тут же усмехнулся: – Шучу, шучу. Ладно, мне давно пора бежать. Вернусь через пару часов. Присмотри за моей женой, ладно, мама?

Он подмигнул Юджинии, чмокнул в щеку Марлу и скрылся за дверью.

– Вечно Александер носится как сумасшедший, – с ласковой укоризной заметила Юджиния. – И этот молодой человек, похоже, вырастет такой же. Правильно, милый? Будешь как папа?

Фиона, исполнившая свой долг и явно очень этим гордая, уложила малыша обратно в кроватку. Марла подобрала упавшее на пол одеяльце и бережно укрыла сына.

– Необыкновенный малыш, – сияя, продолжала Юджиния. – Как долго мы все его ждали! Наконец-то есть кому продолжить династию Кейхиллов!

«Неудивительно, что Сисси так переживает!» – подумала Марла.

– Джеймс стал для нас благословением божиим, – соловьем разливалась Юджиния. – Я бы сказала, особым благословением. Высочайшим.

– А Сисси?

– Ну... она тоже благословение божие. Разумеется. Все дети – дары небес.

– Но мальчики – «Ролексы», а девочки – «Таймексы»?[2] – язвительно уточнила Марла.

Рассуждения об «особом и высочайшем благословении», от которых пахнуло позапрошлым веком, внезапно привели Марлу в бешенство. Неужели ее свекровь в самом деле ценит мужчин выше женщин? Что за средневековая дикость?

– Нет, нет, что ты. У каждого свое предназначение в жизни. Сисси не такая, как Джеймс, но это не значит, что она хуже, – торопливо поправилась Юджиния. На пергаментных щеках ее выступили красные пятна.

Марла, разумеется, ни на секунду не поверила в ее искренность.

– А теперь, дорогая, – помолчав и откашлявшись, заговорила свекровь, – может быть, тебе в самом деле вздремнуть? Или почитать немного. У твоей кровати установлен интерком, если тебе что-нибудь понадобится, просто нажми кнопку. Я уже попросила Кармен принести тебе чаю, воды и растворить в апельсиновом соке твои таблетки.

В первый раз после выхода из больницы Марла признала, что силы ее еще далеко не восстановились. Гудела голова, ныла челюсть, от усталости подкашивались ноги. Пожалуй, ей в самом деле стоит пойти в свою спальню, лечь в постель, позволить лекарству сразиться с болью, а самой попытаться сложить головоломку своей – но такой чужой – жизни.

– Вы правы, я, пожалуй, прилягу, – устало ответила она.

Вернувшись к себе в спальню, Марла скинула туфли и села на роскошную кровать.

– Отдыхай спокойно, – проговорила Юджиния, задергивая шторы.

– Спасибо, – пробормотала Марла.

«Ты здесь не живешь. Ты никогда здесь не жила. Это не твой дом. И кровать не твоя», – настойчиво звучало в мозгу. Но Марла отбросила эту мысль. Глупости. Она просто устала. Отдохнет, освежит усталый мозг сном и все вспомнит. Скоро все вспомнит.

– Если чего-нибудь понадобится, нажми вот эту кнопку. Это интерком, какая-то новейшая модель, но работает очень хорошо. – Юджиния нажала черную кнопку. – Кармен!

– Да, миссис Кейхилл, – послышалось в ответ. Юджиния нажала еще раз.

– Все в порядке. Нам ничего не нужно. – Она покосилась в сторону Марлы, как бы приглашая высказать свои пожелания, но та покачала головой. – Я просто показываю Марле, как работает интерком. Спасибо.

«Это проверка, просто проверка». Откуда, из каких темных глубин памяти приплыли к Марле эти слова, она не знала. И, честно говоря, не хотела знать. Сейчас ей хотелось одного – лечь и закрыть глаза.

– Может быть, тебе нужно что-нибудь еще? – заботливо поинтересовалась Юджиния. – Вон там, на столике, апельсиновый сок. И в нем, думаю, уже растворены твои таблетки.

– Ничего больше не нужно, спасибо.

– Если что, дай знать Кармен. А теперь отдыхай и ни о чем не тревожься.

«Это уж как получится», – мысленно ответила Марла. О чем бы она ни думала, все вызывало тревогу – она сама, семья, авария, проклятая потерянная память.

– А где Сисси?

Юджиния поправила жемчужное ожерелье.

– Я отпустила ее к подруге. Она довольно долго тебя прождала, но вы с Алексом задержались.

– Да, регистратор что-то напутал с выпиской, – объяснила Марла, вспомнив, как ей не терпелось поскорее вырваться из больничных стен.

– Я бы не стала отпускать ее к Томасам, но за последние дни ты на нее вдоволь насмотрелась. Да и устала я, честно говоря, от ее ворчания и нытья. Вот вчера не отпустила ее на ранчо кататься верхом – бог свидетель, что мне из-за этого пришлось выслушивать!

И она покачала головой, словно сожалея, что нынешние юные леди совсем отбились от рук.

– Ничего. Все нормально.

– Я уверена, когда ты проснешься, она уже будет дома.

– Спасибо.

– Добро пожаловать домой, Марла, – улыбнулась Юджиния и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Марла вздохнула с облегчением. Глотнула апельсинового сока и поморщилась от горечи. Болеутоляющее. Отлично. Через несколько минут замолкнет надоедливый гул в голове. Может быть, стоит последовать совету свекрови – лечь, вздремнуть часок-другой в собственной постели, и по пробуждении все представится в новом свете.

Раздевшись до трусиков и лифчика, Марла скользнула под покрывало. Кровать оказалась на редкость удобной, подушка – просто божественной, и глаза Марлы сами собой закрылись.

Она рада была хоть на несколько часов избавиться от неотступных вопросов. Хоть во сне поверить, что с ней все в порядке. Временная амнезия из-за сотрясения мозга – вот и все. Из-за амнезии ей и чудится что-то странное. «Временное явление» – так сказал врач. Скоро память к ней вернется, и все пойдет как прежде.

Лучше уж подозревать себя в паранойе, чем всех вокруг во лжи.


Белый халат оказался на пару размеров великоват. Но убийца решил, что это не имеет значения. Сегодня медсестры в ожоговом отделении не станут приглядываться к незнакомому практиканту. У них других дел по горло.

Обычно в отделении дежурят три медсестры. Но на одну сегодня так и сыплются несчастья: сначала украли сотовый телефон, а потом машина вышла из строя по пути в больницу. Бедняжка не смогла ни вызвать аварийную службу, ни даже предупредить в больнице, что задержится. Пока ей найдут замену, он успеет сделать свое дело и уйти.

Яркий свет бил в глаза, отражаясь от белых больничных стен. Придется потерпеть: вместо привычных черных очков на нем сегодня аккуратные «докторские» очочки в черепаховой оправе. Именная карточка на груди гласит: «Карлос Сантьяго, интерн». Фотография на карточке, разумеется, ни капли на него не похожа – но кто станет присматриваться и сравнивать? Главное – идти быстрым деловитым шагом, не глазеть по сторонам, держаться уверенно. Как будто тебе здесь самое место.

Смешно, ей-богу.

Нет на свете такого места, которое он мог бы назвать своим. Всегда, во всем он оставался на обочине. Как на картинке из сентиментальной старой книжки: сын бедняка, прижавшись носом к стеклу, смотрит на рождественский бал в богатой гостиной, куда ему никогда не войти. Но нет, поправил он себя. Прошло то время, когда он просто заглядывал в окна богачей. Теперь он кидает в них камнями.

Добравшись до ожогового отделения, он притаился за углом и ждал, пока медсестра, работающая за двоих, не убежит по вызову со своего поста. Едва она скрылась, он бесшумно проскользнул в палату Чарлза Биггса.

Выглядел Биггс хуже некуда: неподвижный полутруп, обвитый бинтами, опутанный какими-то проводами и трубками. Вокруг, отмечая малейшие изменения в его состоянии, суетливо тикали мониторы.

Напрасно. Он не выживет.

Убийца приблизился к постели бедняги-дальнобойщика. «Вот что бывает, когда оказываешься в неподходящее время в неподходящем месте. Мне жаль тебя, Биггс». Биггс с хрипом втянул воздух в обожженные легкие.

«Скажи мне спасибо – я избавляю тебя от мучений», – подумал убийца и натянул резиновые перчатки. Одной рукой он закрыл Биггсу рот, а другой – нос. Мощное тело шофера напряглось и забилось; не приходя в сознание, Биггс боролся за жизнь. Но борьба была проиграна еще до начала. Чарлз Биггс слишком долго промедлил у смертного порога. Чтобы переступить черту, ему хватило легкого толчка.

Отчаянно запищали мониторы. Убийца улыбнулся и бесшумно исчез за дверью запасного выхода.

Спустившись по крутой узкой лестнице, распахнул дверь и столкнулся нос к носу с бегущей по коридору медсестрой.

– Простите, – пробормотала она и взглянула на его карточку. На лице ее отразилось удивление. – Карлос? Эй!

Он бросился бежать. Распахнул двойные стеклянные двери. Едва не сбил с ног санитара, везущего женщину в кресле-каталке.

– А, черт! – прорычал он, в последний момент избежав столкновения.

Оглянулся через плечо. Медсестра, стоя в дверях, взволнованно говорила что-то другой женщине и указывала рукой в его сторону. Что, если она успела разглядеть его лицо?

Как сумасшедший, он вылетел на улицу. Он бежал, не останавливаясь, не позволяя себе остановиться, не обращая внимания на острую боль в колене. Пробежав пару кварталов, он добрался до места, где оставил свой джип.

Задыхаясь, упал на сиденье, включил зажигание и выехал со стоянки. Несмотря на пронизывающий холод, он обливался потом. Только когда больница осталась далеко позади, он позволил себе вздохнуть полной грудью и закурить.

Черт, его едва не засекли! Но все-таки не засекли.

Широко улыбнувшись, убийца взглянул на соседнее сиденье, где валялся ненужный теперь халат с именной табличкой. Он погасил сигарету о смазливую латиноамериканскую физиономию Карлоса Сантьяго и поморщился, когда ноздрей его коснулся удушливый запах горелого пластика.

– Muchas gracias, amigo!


– Марла не пила в тот вечер? – спросил Ник.

Они с Алексом сидели в ирландской пивнушке в двух шагах от отеля, где остановился Ник. Алекс приканчивал второй скотч с содовой. Ник налегал на пиво.

– Нет. Она поехала прямо из больницы.

– А Пэм? – продолжал расспросы Ник.

«Какая-то таинственная женщина эта Пэм, – подумалось ему. – Вроде подруга Марлы – но при этом Алекс ее не видел и почти ничего о ней не знает».

– У нее в крови обнаружили некоторое количество алкоголя. Совсем немного.

Братья сидели в отдельной кабинке. Напротив какая-то шумная компания развлекалась метанием дротиков в мишень.

– Они с Марлой были близкими подругами? Алекс пожал плечами.

– Трудно сказать, насколько Марла вообще может быть с кем-нибудь близка. Друзей у нее не так уж много.

Это удивило Ника.

– Откуда же тогда столько открыток и цветов?

– Ничего удивительного. Мы постоянно вращаемся в обществе, нас многие знают.

Алекс ослабил узел галстука. Сейчас он выглядел выжатым, как лимон. На мгновение Ник подумал о своем брате не то чтобы с симпатией, нет, но с чем-то вроде жалости. Алекс Кейхилл, примерный сын. Из кожи вон лез, лишь бы доказать Сэмюэлу Дж. Кейхиллу, что достоин высокого звания наследника. Ему и в голову не приходило усомниться в непогрешимости отца.

– Многие знают, но немногие любят? – уточнил Ник, повышая голос, чтобы перекричать звон стаканов и шумные разговоры местных завсегдатаев.

– Трудно сказать. – Алекс задумчиво прикусил губу и сделал знак официантке. – Когда у тебя куча денег, тебе все вокруг набиваются в друзья.

– Значит, ты не знаешь, кто твой настоящий друг?

– Да, что-то вроде того.

Алекс допил скотч и опустил стакан на столик. Сейчас он выглядел лет на десять старше своих сорока двух.

– Перед самым отъездом мне звонила Чериз, – признался наконец Ник.

Выражение лица Алекса менялось медленно, словно при съемке рапидом. Удивление; раздражение; непроницаемость.

– Плакалась, что я не позволяю ей навестить Марлу?

– Как ты догадался?

– Черт, – пробормотал Алекс. – Как меня достала эта парочка! Чериз и Монти. Кружат как гиены вокруг умирающего льва. – Он поморщился, сообразив, что выбрал неудачное сравнение. – Нет, скорее, как шершни: вьются вокруг, жужжат, надоедают и пользуются любой возможностью, чтобы куснуть исподтишка. – Он бросил на брата угрюмый взгляд. – Ничего, я с ними справлюсь. И с Чериз, и с Монтгомери.

Ник свой долг выполнил и решил переменить тему разговора.

– Я ездил на место аварии, – сообщил он. Алекс даже не взглянул в его сторону.

– И как, нашел что-нибудь?

– Да, в общем, ничего. Одного не понимаю: как обе машины умудрились проломить ограждение? Грузовик – понятно, он тяжелый, да и разогнался как следует, и потом, ехал он под горку. Но «Мерседес»... Как он ухитрился проломить толстенную стальную ограду?

– Хороший вопрос.

– Я видел и машину, – рассказывал дальше Ник. – Нашел полицейского, который проводил меня в гараж и все показал. – Он сжал губы, вспоминая искореженный металл, выбитые стекла и бурые от крови сиденья. – Удивительно, что вообще кто-то выжил.

– Марла всегда была крепким орешком. Ты же ее знаешь.

Ник напрягся.

– Это тут ни при чем. – Он взглянул брату в глаза. – Взглянув на «Мерседес», я почти поверил, что в ту ночь ее ангел-хранитель был где-то рядом.

– Почти?

– Я не слишком-то религиозен.

– Да, помню.

– Нет, в такой катастрофе выжить невозможно.

– Если помнишь, Марле всегда везло. – Алекс криво улыбнулся.

Ник промолчал. Он не хотел вспоминать, как и в чем именно везло Марле.

– Как ты думаешь, почему она потеряла управление?

– Понятия не имею. Марла отлично водила, ее не так-то легко напугать. На это сможет ответить только она сама, если память к ней вернется.

– Ты хочешь сказать «когда», – поправил Ник.

– Думаешь?

К столику подлетела хорошенькая официантка, забрала у Алекса пустой стакан, поставила полный и подлила Нику пива, о котором он не просил – но, впрочем, и не противился.

– Я вовсе не уверен, что она что-то вспомнит, – заговорил Алекс. Встретившись с вопросительным взглядом Ника, он продолжал: – Нет, ей самой я, конечно, твержу, что все будет хорошо. Как и Фил Робертсон, ее док. Но на самом деле... – Он сделал большой глоток спиртного и откинулся на спинку стула. – На самом деле пока ничего обнадеживающего сказать нельзя.

Ник кивнул. – Черт побери, как я устал от всего этого!

– Могу себе представить.

Потягивая пиво, Ник снова воспроизвел в памяти все, что знал о катастрофе и ее последствиях. Пэм Делакруа погибла мгновенно. Чарлз Биггс в тяжелом состоянии, пока не приходил в сознание. Марла выжила, но потеряла память.

– Ты был знаком с этой Пэм?

– Нет, – коротко ответил Алекс. – Я выйду на улицу, покурю. Пойдешь со мной?

– Конечно.

Оба допили, расплатились по счету – Алекс, несмотря на довольно вялые протесты Ника, предложил официантке свою кредитную карточку – и вышли на улицу. У выхода в паб собралась шумная компания: несколько мужчин курили, смеялись и громко обсуждали шансы своей любимой команды в предстоящем бейсбольном матче. Алекс накинул пальто и закурил, по обыкновению зажав сигарету в углу рта. Ник застегнул куртку: промозглый ноябрьский холод пробирал до костей.

– О Пэм я знаю только то, что рассказывала Марла, – заговорил Алекс. – Познакомились они в клубе несколько лет назад. Впрочем, тогда Марла мне об этом не говорила. – Он пожал плечами. – Оно и неудивительно: бывали недели, когда мы вообще почти друг с другом не разговаривали. Ведь мы несколько раз расходились – неофициально, разумеется, ничего особенного, просто… знаешь, в семейной жизни не всегда все гладко.

Ник молчал, не желая развивать эту опасную тему.

– Так вот, о Пэм я ничего определенного сказать не могу. Кажется, Марла играла с ней в теннис и в бридж, но знаешь, ни разу я не слышал, чтобы они, скажем, обедали вместе. Другие имена слышал – Джоанна, Нэнси. А Пэм – нет.

– Но что-то ты о ней знаешь!

– Да, от страховой компании и адвоката. Я, разумеется, послал цветы на похороны, сделал от имени Пэм вклад на благотворительные цели, но этим все и ограничилось. Она была в разводе и владела небольшим агентством по недвижимости, но, насколько я знаю, большой прибыли не получала. Кажется, жила она в основном на алименты. Муж у нее компьютерщик, получает большие деньги в Силиконовой Долине. Один ребенок, дочь, учится в университете в Сайта-Крус.

Он глубоко затянулся. Шумная компания поодаль разразилась гоготом – видимо, кто-то отпустил особенно смачную шутку. Мимо, сверкая фарами, проносились автомобили. Из-за бледных туч нерешительно выглядывала луна.

– Куда же ехала Марла в ту ночь?

– Хотел бы и я знать ответ на этот вопрос. Серьезно, не могу себе представить, куда они собрались. Джеймсу всего несколько дней от роду, Марла едва вышла из больницы – и вдруг ей что-то ударяет в голову, она садится за руль чужой машины и отправляется на юг по Семнадцатому шоссе? Безумие какое-то.

– Может быть, сама нам расскажет, когда вспомнит.

– Может быть.

Алекс поднял глаза. Там, высоко на холме, выше улиц, выше машин, выше безликих викторианских зданий, сверкал тремя дюжинами окон, словно тремя дюжинами злобных пристальных глаз, особняк Кейхиллов. Давным-давно Ник звал его домом.

Алекс бросил недокуренную сигарету в грязь. Окурок погиб быстрой и бесславной смертью.

– Жаль, что я не знал Пэм, – проговорил он. – Может быть, тогда я бы хоть что-то понял. Кажется, ее семья винит в аварии Марлу и хочет получить компенсацию. Адвокат уже на это намекал. Но я поговорюсо страховой компанией и все улажу. Это-то как раз легко. Если бы так же просто решались и прочие наши проблемы.

Он взглянул на брата и криво усмехнулся. – Кстати, о проблемах, – вдруг заторопился он, как будто спеша сменить тему, – у меня в портфеле несколько дискет со сведениями о положении дел в компании. Может быть, хочешь их просмотреть, прежде чем ехать в офис?

– Хорошая мысль, – согласился Ник.

Открыв дистанционный замок «Ягуара», Алекс расстегнул портфель и протянул брату небольшой изящный футляр для дискет.

– Если будут вопросы, звони мне на работу. Обсуждать эти проблемы дома, при маме и Марле, мне бы не хотелось. – В тусклом свете приборной доски Алекс казался совсем стариком. – Я серьезно, Ник. У компании серьезные неприятности. Очень серьезные. Мама, разумеется, знает, что у нас не все гладко, но посвящать ее в детали я не собираюсь.

– А Марлу?

– И ее тоже. У нее своих проблем по горло.

«Так я и поверил в твои добрые намерения», – привычно подумал Ник и коротко кивнул.

– Хорошо. Спасибо, – угрюмо ответил Алекс. Теперь Ник видел, что брат не лжет и не играет с ним в прятки. Похоже, дела в «Кейхилл Интернэшнл» в самом деле хуже некуда. И Алекс, как генеральный директор, принимает удар на себя. Может быть, отчасти он сам виноват в случившемся – происшедшее с Марлой выбило его из колеи, и причиной кризиса стали его опрометчивые решения.

Алекс неуклюже похлопал Ника по мокрому от дождя плечу, обтянутому кожаной курткой.

– Спасибо тебе, – произнес он.

В первый раз на памяти Ника эти слова в устах старшего брата звучали искренне.

Глава 6

Весть о смерти Чарлза Биггса детективу Патерно принесла детектив Дженет Квинн.

– Ах, черт! – выругался Патерно.

– Мои соболезнования.

Всякий, кому случалось столкнуться на узкой дорожке с Дженет Квинн, с первого взгляда понимал, что с леди-детективом лучше не шутить. Атлетичная фигура, плечи, которые сделали бы честь любому мужчине, упрямо выдвинутый вперед подбородок, проницательный взгляд из-под густых сросшихся бровей – все говорило, что эта женщина не потерпит никаких глупостей. Никто никогда не видел Дженет накрашенной или в юбке. Мужеподобная внешность Дженет вызывала – за ее спиной, разумеется, – немало насмешек и сплетен: одни называли ее лесбиянкой, другие рассказывали, будто бы она принимает стероиды. Сплетни исходили в основном от тех, кто ей завидовал. А завидовать было чему: Дженет слыла одним из лучших детективов в отделении и благодаря своему уму и настойчивости неуклонно продвигалась по служебной лестнице.

– Когда?

– Сегодня-ночью – точнее, ранним утром. В три сорок семь мониторы засекли остановку сердца. Вернуть его к жизни не удалось. Быть может, для него это и к лучшему.

– Для него-то к лучшему, а вот для нас... Дженет молча пожала плечами.

– Он так ничего и не сказал?

– Ничего.

– Заключение о смерти?

– Еще не готово.

Патерно поставил локти на стол, соединив кончики пальцев, и задумался. Вот уже двое мертвы. Не нравится ему это дело. Сам не может объяснить, почему, но очень не нравится.

– Что-то еще? – спросил он, заметив в глазах Дженет знакомый блеск.

– Да, кое-что еще. Сразу после того, как мониторы зафиксировали смерть, в больнице произошли странные вещи. Одна из медсестер заметила неизвестного человека в белом халате. На идентификационной карточке значилось имя Карлоса Сантьяго, интерна, проходящего в больнице практику, но это был явно не он. Медсестра окликнула неизвестного, а тот бросился бежать, причем по дороге чуть не сшиб больную в кресле-каталке.

– Интересно.

– С Сантьяго я уже поговорила. Он утверждает, что халат и карточка у него украдены.

– Думаешь, он как-то связан со смертью Биггса?

– Может быть. Больная ничего толком не разглядела, санитар, который ее вез, тоже, а вот медсестру я попросила зайти в участок и потолковать с нашим художником. Посмотрим, что из этого выйдет. Может быть, к концу дня у нас появится что-нибудь конкретное.

– Этого человека в халате Сантьяго видели в ожоговом отделении? – Патерно отодвинулся от стола и устремил взгляд в окно, где над заливом клубился тяжелый сырой туман.

– Нет. Но тамошним медработникам было не до того, чтобы разглядывать проходящих. Одна медсестра не вышла на работу, и они просто сбивались с ног.

– А что Сантьяго?

– Кажется, чист. Разозлился страшно. Мы, видишь ли, хотим повесить на него дело, но он не позволит нарушать свои гражданские права только потому, что он латиноамериканец... ну, ты всю эту бодягу сто раз слышал.

– Но показания-то дал?

– Дал, – скривившись, коротко ответила Дженет.

– Как ты думаешь, это случайное совпадение? – невинным тоном поинтересовался Патерно. Дженет фыркнула и поудобнее устроилась на стуле.

– Мне казалось, ты не веришь в совпадения.

– Правильно, не верю.

Мозг детектива напряженно работал. Странное происшествие в больнице повышало вероятность, что авария на Семнадцатом шоссе подстроена. Но кто это сделал? Как? Зачем? Что знал об этом Биггс? До сих пор великан-дальнобойщик представлялся Патерно случайной жертвой, бедолагой, оказавшимся не в то время не в том месте. Теперь все осложнялось. Детектив извлек из кармана пачку «Джуси фрут», одну пластинку отправил себе в рот, а другую жестом предложил Дженет. Та отрица тельно помотала головой.

– Что-нибудь еще?

– Да, есть еще кое-что странное. – Лоб Дженет прорезала глубокая морщина – так бывало всегда, когда детектив Квинн становилась в тупик. – Лаборатория провела анализ осколков стекла, найденных на месте аварии. Их три типа. Оконные стекла «Мерседеса», – она загнула один палец, – окна грузовика, – второй палец, – и еще какое-то третье стекло. Непонятное. Осколки зеркала – но не бокового и не заднего вида.

– Они отличаются? – Детектив глотнул остывшего кофе.

– Да, это стекло покрыто каким-то отражающим составом, причем вручную. – Она пододвинула к Патерно папку, которую принесла с собой. – Все подробности здесь.

Патерно быстро проглядел заключение экспертов. Скверно: часть осколков, найденных на дороге, не принадлежит ни «Мерседесу», ни грузовику.

– Что же из этого следует?

– Не знаю. Возможно, осколки валялись на дороге и раньше. И это просто совпадение.

– Еще одно, – нахмурился Патерно. – Что-то многовато совпадений.

– Мне тоже так кажется.

– Есть что-нибудь о том, почему проломилась ограда?

– Пока нет. С грузовиком все понятно: огромный вес, большая скорость, дорога под горку. С «Мерседесом» пока неясно. Мы предположили, что ограду в этом месте чинили, но в архивах отдела дорожных работ за последние пять лет нет ни слова о ремонтных работах.

– М-да, дело ясное, что дело темное.

Патерно задумчиво пожевал губами. Странное дело. Определенно концы с концами не сходятся. Двое участников аварии мертвы, третья очень вовремя потеряла память. А может быть, он с самого начала пошел по неверному пути? Может быть, удар был направлен на Биггса?

– Что у нас с Биггсом?

– Чист, как первый снег. Приводов нет. Один штраф за просроченную парковку. Женат сорок лет на одной женщине, оба сына окончили колледж. Владеет независимой фирмой грузоперевозок, состоящей из одного грузовика – его собственного. В свободное время охотится и рыбачит с детьми и внуками. Ни наркотиков, ни рукоприкладства – вообще ничего. Настоящий бойскаут.

– И это возвращает нас к Марле Кейхилл и Пэм Делакруа.

Патерно допил кофе, смял бумажный стаканчик и отправил его в переполненную урну.

– Что ж, сообщи, когда придет заключение о вскрытии. Жаль, что Биггс так и не пришел в сознание. Он многое мог бы нам рассказать.

– Ничего, наляжем на Марлу Кейхилл, – холодно усмехнулась Дженет. – Когда к ней вернется память.

– Что-то мне подсказывает, это случится не раньше, чем ад замерзнет.


Проснувшись, Марла поначалу не могла понять, где находится. Только спустя несколько секунд сообразила, что это ее спальня, ее кровать – все вокруг ее.

Сколько же она проспала? За окном стоял все тот же серенький день, но, судя по чувству разбитости и туману в голове, времени прошло порядочно. Во рту стояла горечь, волосы – точнее, то, что от них осталось, – казались сальными. Она не слышала, как вернулся Алекс (если он вернулся), не слышала плача малыша – спала как убитая.

Как была, в лифчике и трусиках, Марла прошла в ванную, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале. На вешалке висели свежие полотенца. Марла разделась, шагнула в застекленную душевую кабинку, в которой свободно поместились бы двое, и включила душ. Горячая вода приятно заколола кожу. Осторожно, стараясь не задевать шрамы, Марла вымыла голову и выбрила безопасной бритвой волосы на ногах и под мышками. Под душем ей стало чуть получше, но мозг все равно был словно опутан паутиной. Собравшись с духом, Марла до отказа повернула правый кран – и невольно отшатнулась к стене, когда из душа хлынула ледяная вода.

Ледяной душ помог: Марла снова почувствовала себя человеком – впервые после этой проклятой комы. Выключив душ, она вышла из кабинки, начала растираться полотенцем... и в этот миг в мозгу ее сверкнуло воспоминание об ином времени и ином месте.

Она на пляже... с ней друзья... или муж... или, может быть... Сисси? Дочь... нет, не она... сияет солнце, она выбегает из воды, горячий песок обжигает ей ступни, кто-то протягивает полотенце, но... кто? От напряжения немедленно заболела голова. Это был мужчина... да, мужчина. Видимо, Алекс, или... Ник? От этой мысли внутри у нее что-то сжалось, и она принялась энергично растираться полотенцем. Мало ли кто это мог быть!

А может, ничего этого вообще не было.

Она нахмурилась, пытаясь вновь вызвать воспоминание, но оно, едва явившись, ускользнуло бесследно.

В нетерпеливом стремлении как можно больше узнать о себе, Марла подошла к зеркалу. Господи, на кого она похожа! Опухоль спадала, и синяки начали проходить, но она по-прежнему не узнавала себя. А волосы – ну и кошмар! С одной стороны торчат щетиной, с другой – свисают до подбородка. Придется сделать короткую стрижку. Совсем короткую. «Как у Джеймса», – подумала она и улыбнулась.

То, что мгновенной искрой блеснуло в мозгу на этот раз, нельзя было даже назвать воспоминанием – так, тень, неясный отзвук какого-то давнего происшествия. Она когда-то уже брила голову. Но зачем? Подростковый эпатаж? Подражание какой-нибудь модной певице?А может быть, просто утомленный мозг кормит ее иллюзиями? Черт бы побрал эту амнезию!

– Ничего, это только начало, – сказала Марла вслух.

Выдавив на палец немного зубной пасты, она осторожно почистила свои скрепленные проволочной скобкой зубы. Немного терпения, говорила она себе: постепенно обрывки воспоминаний начнут складываться в целостные картины, и в один прекрасный день она вспомнит все.

– Рим не в один день строился, а Сан-Франциско – тем более.

Однако мудрые изречения не помогали: она по-прежнему изнывала от нетерпения.

Марла заглянула в аптечку и обнаружила там два пузырька: в том, что с ярлычком «тетрациклин», еще оставались две таблетки, другой, надписанный «премарин», был пуст. На нижней полке шкафчика лежали ножницы. «Вот это мне и нужно!» – сказала себе Марла и, встав перед зеркалом, принялась подравнивать волосы. Пряди цвета красного дерева падали на пол один за другим. Взглянув на себя в последний раз, Марла осталась довольна: по крайней мере, выглядела она не хуже, чем до стрижки. Набрав на ладонь немного мусса, она пригладила волосы и постаралась замаскировать швы, затем отступила на шаг, чтобы увидеть результат своих усилий. Конечно, не салон красоты, но для парикмахера-любителя неплохо. А со временем волосы отрастут и закроют шрамы. И вообще, о волосах беспокоиться не стоит – это самая пустячная из ее неприятностей. Краситься Марла не стала – что толку? Выйдя из ванной, она направилась прямо в гардеробную.

Господи боже, чего здесь только не было! Костюмы, жакеты, юбки, брюки! Внизу – целая радуга туфель, каждая пара – в отдельном гнездышке. В стороне – блестят и переливаются в прозрачных полиэтиленовых чехлах вечерние платья. Спортивные костюмы, утепленные брюки, сумки – две полки одних сумок. В дверце одного из шкафов – зеркало в полный рост.

– Вот это да!

Однако, где же джинсы? Да-да, самые обыкновенные джинсы, футболки или свитера? И где, скажите на милость, ее сумка – с бумажником, чековой книжкой и прочими предметами первой необходимости?

Марла перерыла обе полки, просмотрела все сумки, большие и маленькие. Тщетно. Пусты, словно их почистили вакуумным пылесосом.

– Черт!

Марла побросала сумки обратно, затем выдвинула ящик и там наконец обнаружила хоть что-то такое, что можно надеть: джинсы, правда слегка великоватые, и пушистый розовый свитер, легкий и теплый. Возможно, ее любимый. Впрочем, пока это только предположение.

– Слушай, перестань наконец терзать себя! – прикрикнула на себя Марла.

Но и это не помогло: в мозгу, сопровождаемые неотступной головной болью, теснились вопросы. Десятки вопросов – о ее жизни, о дочери, о сыне, о муже, о человеке, который был ее любовником.

В спальне Марле было как-то неуютно: подойдя к зеркалу в тяжелой резной раме, она начала рассматривать фотографии на подзеркальнике. Одна, в золотой рамке, привлекла ее внимание. На снимке была она сама – задолго до катастрофы. Волосы цвета красного дерева блестят на солнце, развевается открытое розовое платье, а позади, словно гигантское, расшитое блестками одеяло, раскинулся океан. Голова ее откинута назад, глаза сияют, на лице широкая улыбка. На руках у Марлы, обняв пухлыми ручонками за шею, сидит Сисси – ей, должно быть, годика три.

Марла вглядывалась в фотографию, побелевшими от напряжения пальцами сжимая рамку. «Ну же! Думай, вспоминай! Ты, Сисси и тот человек, что сделал снимок, тот, чья тень лежит у твоих ног, – это, разумеется, Алекс!»

Но, как она ни старалась, тот день не приходил на память. Да и никакой другой день, коль уж на то пошло.

– Не будем гнать коней, – сказала себе Марла и поставила фотографию на подзеркальник, причем едва не уронила – пальцы ее еще не обрели былой ловкости, и сама себе она казалась ужасно неуклюжей.

Она заглянула в детскую – там никого не было. Очевидно, няня унесла малыша вниз, и сейчас над ним воркует Юджиния. Послушать ее, так подумаешь, что появление на свет наследника Кейхиллов важнее Второго Пришествия! А может, и Первого.

Снизу доносились голоса, но Марла решила пока побродить по дому одна, освоиться. Ей хотелось как можно больше узнать о себе – и узнать самой, не задавая вопросов. Дело даже не в смутных подозрениях – просто у нее уже были случаи убедиться, что родные обращаются с ней, как с драгоценной хрустальной вазой, и больше всего боятся ее расстроить. А Марла стремилась как можно скорее оставить позади все неясности, разобраться наконец с прошлым и зажить нормальной жизнью.

«Не выйдет. Сначала тебе придется многое вспомнить. И побеседовать с полицией.» Но Марла отогнала прочь мрачные мысли. Да, и с полицией, и с адвокатом, и со страховой компанией. А еще надо позвонить бывшему мужу и дочери Пэм, выразить соболезнования. Причем лучше не откладывать. Но сейчас она об этом думать не будет.

Марла вышла в гостиную, приблизилась к двери, ведущей в спальню Алекса, – дверь оказалась не заперта. Не раздумывая, Марла шагнула через порог.

В комнате Алекса было чисто, словно в казарме перед проверкой – ни пылинки. Королевских размеров кровать, диван и стойка с телевизором и стереосистемой – вот и вся обстановка. Из окна открывался вид на город, уже мерцающий вечерними огнями. В гардеробной Марла обнаружила богатую коллекцию деловых и спортивных костюмов, безупречно чистых, отглаженных и развешанных с армейской аккуратностью. Дверь рядом с гардеробной вела в небольшой тренажерный зал, где, как видно, Алекс поддерживал форму. Марла провела рукой по ручкам велотренажера, коснулась беговой дорожки. А где занималась спортом она сама? Даже после полутора месяцев в постели она оставалась стройной, подтянутой и достаточно сильной; и тем не менее не могла представить, как можно часами торчать в душной комнате, бегать, не трогаясь с места, или крутить педали фальшивого велосипеда. Нет, что-то подсказывало ей, что свою силу и ловкость она обрела на свежем воздухе – ходила до изнеможения, бегала, скакала верхом.

Следующая дверь вела в кабинет: окна под самым потолком, пропускающие свет, но не отвлекающие видом из окна, темно-зеленая кожаная обивка кресел, стол темного дерева, комнатные растения в горшках. Святилище Алекса: об этом Марла догадалась уже по тому, что здесь витал сильный запах его табака и одеколона. На стенах она заметила картины, изображающие скаковых лошадей. Лошади...

И вдруг перед ней вспыхнуло новое воспоминание. Она мчится верхом через бескрайние поля: ветер треплет волосы, хлещет по лицу, бедра чувствуют сокращение сильных конских мышц... стоп! Как такое может быть? Неужели она скакала без седла? Как какой-нибудь ковбой-сорвиголова или индеец из старого фильма? Да! Марла совершенно точно помнила, что скакала без седла, да с такой легкостью, словно каждый день этим занималась. Ей ясно помнилось все: и пар от лошадиного крупа, и то, как ходили под гладкой лоснящейся шкурой тугие мускулы.

Марла сглотнула. Ладони вспотели, сердце бешено колотилось. Она потрясла головой. Как совместить эту картину с... со всем остальным? Хотя бы с этими лошадьми на картинах – породистыми, вышколенными отпрысками чемпионских династий, с ливрейными конюхами, держащими их под уздцы, с жокеями в разноцветной униформе и тщательно размеченными скаковыми дорожками? Ни удали, ни бесшабашности, ни свободы. Все начищено, приглажено, напомажено, все подчиняется неписаным законам высшего общества.

У нее вдруг задрожали колени, и она опустилась в обтянутое зеленой кожей кресло.

– Я что-то вспоминаю, и это хорошо, – произнесла вслух Марла, хоть сама и не была в этом уверена.

Кресло скрипнуло. Она испуганно вздрогнула, но тут же сказала себе, что не делает ничего дурного. Разве жена не вправе заглянуть в кабинет мужа? Она не роется в его вещах, не пытается выведать его тайны (если такие есть) – просто хочет получить ответы на вопросы о себе. И тем не менее, открывая деловой календарь Алекса, она чувствовала себя почти шпионкой.

Вот дуреха! Вы с ним – муж и жена. У вас не может быть тайн друг от друга.

Но сама она ясно чувствовала, что обманывает себя. У Алекса есть тайны. Это видно по глазам. Какие-то темные тайны, ложь, обман.

Хватит!

Еще немного – и она созреет для психушки! Марла принялась просматривать даты, имена, заметки, надеясь, что какая-нибудь запись всколыхнет ее память.

Авария произошло почти два месяца назад. Марла перелистала страницы назад, нашла эту дату. Чистый лист.

– Черт! – разочарованно пробормотала она.

Были и другие пустые листки, но большая часть их была густо усеяна чернильными и карандашными пометками. О деловых встречах, играх в сквош и в гольф повествовал крупный, угловатый почерк Алекса; об уроке верховой езды для Сисси или обеде у Робертсонов в пятницу – изящные, словно летящие пометки женской руки.

Марла взяла карандаш. Написала на листке блокнота свое имя. Сравнила. Нет, у нее почерк определенно сильнее и резче, чем у... Господи, что она сходит с ума? Марла еще раз написала свое имя. Имя Алекса. Сисси. Может быть, почерк изменился после аварии? Но по коже вновь пробежал зловещий холодок ужаса.

Марла отложила карандаш и тряхнула головой, прогоняя странные ощущения.

Глупости. Она пугается собственных фантазий. Хорошо, а почему в календаре нет ни слова о поездке в Санта-Крус?

«Что, если я хотела сбежать от Алекса? Но как же малыш? И Сисси? Может быть, это было внезапное, импульсивное решение? Нет. Объяснение не годится. Я бы ни за что не бросила детей».

Марла перешла к адресной картотеке и принялась читать имена на карточках. Кое-какие были ей уже знакомы: Фил и Линда Робертсон, Тед и Джоанна Линдквист. И снова незнакомцы: Рэнди и Соня Миллер (Соня вычеркнута, как будто умерла или уехала). Неуклюжими пальцами Марла двигала карточки, торопясь добраться до буквы Д. Напрасно. Ни Памелы Делакруа, ни кого-нибудь еще с той же фамилией.

– Очень странно, – пробормотала она вслух.

Может быть, имя и адрес Пэм случайно оказались записаны на другую букву? И Марла двинулась дальше. Многие имена она узнавала – эти люди присылали ей в больницу открытки: Билл и Шерил Бэнкрофт, Марио Диметриус. Кайли Пэрис. У нее замерло сердце. Какое знакомое имя! Слышится в нем что-то близкое, дорогое... родное. Однако адрес и телефон Кайли ничего ей не говорили.

«Думай, Марла, думай! Почему имя этой женщины, одно-единственное из всех, пробудило в тебе какие-то чувства?»

Ничего. Ни единого паршивого воспоминания.

– Черт побери! – сквозь зубы пробормотала она и продолжила разыскивать Пэм. – Почему в списке друзей и деловых знакомых нет Памелы Делакруа?

«Потому что ее никогда не было».

Эта мысль поразила ее, словно удар молота в грудь.

«Что за чушь! – возразила рациональная часть мозга. – Разумеется, Памела существовала. Была твоей подругой. И погибла по твоей вине. Ее смерть расследует полиция. Так что, чем скорее ты выяснишь, что произошло, тем лучше. Думай, Марла! Вы с ней дружили, значит, в доме должно быть хоть что-то, напоминающее о ней».

В углу, мерцая экраном, мерно гудел включенный компьютер. Пожалуй, настало время просмотреть компьютерные файлы.

«Позже. Когда будешь уверена, что тебя не застанут за этим занятием».

– Похоже, я и в самом деле страдаю паранойей, – пробормотала Марла, поймав себя на этой мысли.

Она коснулась клавиш. Заставка с тропическими рыбками исчезла, сменившись рядом «иконок». С легкостью, удивившей ее саму, Марла открыла папку «Файлы Марлы». Значит, она работала на компьютере! Отлично. Приободренная этой мыслью, она попыталась открыть папку – однако машина потребовала пароль. У Марлы упало сердце. Она огляделась кругом, пытаясь представить, какое слово могла избрать для пароля, но тщетно. Попробовала открыть ящик электронной почты – та же беда. Марла перебрала все, что могла придумать: собственное имя, имена мужа и детей во всех возможных комбинациях – все без толку. Наконец она бросила это занятие и задумалась, раздраженно выстукивая на ручке кресла какой-то рваный ритм.

На лестнице послышались шаги. Марла испуганно вскочила, уронив на пол стаканчик с ручками и карандашами.

– Ну вот, этого еще не хватало!

Поспешно, как только могла, она собрала раскатившиеся по полу писчие принадлежности и поставила их обратно в стаканчик с эмблемой Гарварда.

Шаги приблизились: отворилась дверь в спальню.

– Миссис Кейхилл! – позвал незнакомый женский голос.

– Я здесь, – ответила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения. – В кабинете.

Марла открыла дверь в холл. В глаза ей бросилась распахнутая дверь в комнату Сисси. Ладони вспотели, сердце колотилось как бешеное. Марла приказала себе успокоиться. Черт побери, это ее дом и ее муж! Почему она трясется, словно воровка, застигнутая на месте преступления?

Через несколько секунд в дверях показалась хрупкая женщина с блестящими карими глазами.

– Добрый день.

– Вы... вы, должно быть, Кармен.

– Да.

Марла в очередной раз почувствовала неловкость.

– Простите, я...

– Знаю. Амнезия. Не беспокойтесь.

Кармен вошла в кабинет: на ней была узкая темно-синяя юбка и белая блузка с закатанными рукавами. На Марлу она старалась не смотреть, словно не хотела показывать, как поразила ее изменившаяся внешность хозяйки.

– Меня прислала миссис Юджиния проверить, как вы, и спросить, будете ли ужинать. Я забеспокоилась, когда не нашла вас в спальне.

– Со мной все в порядке... ну, принимая во внимание мое состояние. Сейчас для меня, наверно, все относительно. – Марла покосилась на мерцающий экран. – Вы, наверно, не знаете мой компьютерный пароль?

– Боюсь, что нет, – покачала головой Кармен. – Даже не припомню, чтобы вы часто пользовались компьютером.

– А может быть, подскажете, где моя сумка – та, что была при мне в ночь аварии?

Кармен задумчиво поджала губы: на высоком лбу ее собрались складки морщин.

– Я ее не видела и вообще не видела ничего, что было при вас той ночью.

У Марлы упало сердце.

– А как насчет моих личных вещей, фотографий? Может быть, фотографии маленькой Сисси?

– Вот в этом я могу вам помочь, – с готовностью ответила Кармен.

Марла вскинула голову.

– Правда?

Наконец хоть что-то, хоть какая-то связь с прошлым!

– Конечно. Все фотоальбомы в библиотеке.

– Наверно, мне стоит их посмотреть. И еще... понимаю, это звучит странно, но не могли бы вы устроить мне экскурсию по дому?

– Нет проблем. Так как насчет ужина?

– А что, уже время ужинать? – Взглянув в окно, Марла заметила, что серое небо начинает темнеть.

– Нет, ужинаем мы в восемь. Просто миссис Юджиния такие вещи всегда выясняет заранее.

– Представляю, – пробормотала Марла.

Перед глазами возникла несгибаемая свекровь. Интересно, случалось ли Юджинии хоть раз в жизни нарушить (нет, не сознательно – хотя бы по оплошности) установленное раз навсегда расписание?

– Я заглядывала в детскую, – заметила Марла, когда они проходили через холл. – Джеймса там нет.

– Он внизу. С Фионой и миссис Юджинией.

Отлично. Одной заботой меньше.

Словно умелый экскурсовод, Кармен провела Марлу но комнатам третьего этажа. В спальне Сисси царил беспорядок: на столе, на стульях, на полу вперемешку валялись книги, журналы, дискеты и компакт-диски. На туалетном столике выстроились рядами разноцветные баночки, тюбики и пузырьки. Со стен на Марлу смотрели молодежные кумиры: лица некоторых казались знакомыми, но ни одного имени она вспомнить не могла.

Следующей оказалась комната для гостей. Глазами Марла поискала в ней какие-нибудь следы Ника, но, разумеется, не нашла. Комната была роскошной, как и ее спальня: масляные полотна на стенах, шторы под цвет паркету, королевская кровать – все исполнено ненавязчивой элегантности, все свидетельствует о хорошем вкусе и больших деньгах.

И все насквозь фальшиво. Марла не понимала, откуда у нее такое ощущение, но чувствовала: весь этот дом – блестящая фальшивка. Как и ее жизнь.

– А Фиона? – спросила она, когда они вышли в коридор, освещенный мягким, приглушенным светом. – Она где спит?

– Прислуга живет наверху, на четвертом этаже, – объяснила Кармен. – Там же, наверное, поселят и сиделку, когда она – точнее, он – приедет.

– Сиделку? – повторила Марла.

– Мистер Кейхилл нанял сиделку.

– Для меня?

Кармен охнула и закатила выразительные глаза.

– Ох, кажется, я проболталась!

– Ничего страшного. Все равно рано или поздно я бы об этом узнала. – Они подошли к лифту. – Вы, кажется, сказали «он»?

Кармен шагнула в кабину лифта.

– Да, мистер Кейхилл говорил, что это мужчина. Том Как-Его-Там. Только, умоляю, не ссылайтесь на меня!

– Не буду, – пообещала Марла.

Взгляды их встретились, и в первый раз за свое пребывание в этом элегантном и холодном доме Марла ощутила, что она не одинока.

Лифт мягко двинулся вниз. Выйдя на втором этаже, женщины оказались в широком коридоре – главной артерии дома, догадалась Марла. Здесь было темно, лишь кое-где на столах горели лампы. Из скрытых динамиков доносилась приглушенная музыка. На стенах висели картины в золотых рамах – несомненно, подлинники. Ноги тонули в пушистом ковре.

Здесь Кармен показала Марле еще одну гостиную – интимно сдвинутые кресла и диваны, рододендроны в горшках между столиками, внушительных размеров кирпичный камин.

Растворив раздвижные двери, Марла попала в музыкальный салон с разнообразными старинными инструментами. Один угол целиком занимало концертное фортепиано. Из окон открывался вид на город.

Другая дверь вела в библиотеку, где вздымались до потолка застекленные шкафы. Деревянная стремянка на колесиках позволяла без труда доставать книги с верхних полок. В одном углу Марла заметила глобус, в другом – аквариум, где плавали рыбки кричащей неоновой раскраски. Марле по-прежнему казалось, что она ни разу не доставала с этих строгих полок высокие тома в кожаных переплетах, никогда не сворачивалась с книгой в руках на диване с такими мягкими подушечками... впрочем, откуда ей знать?

– Фотоальбомы здесь, – указала Кармен на нижнюю полку крайнего шкафа.

Марла вытащила первый том, открыла и увидела собственную свадьбу. С фотографии на нее смотрели счастливые молодожены: очень молодые, Алекс – в черном смокинге, она сама – в белоснежном кружевном платье со шлейфом, должно быть, в несколько миль длиной. Другие снимки запечатлели венчание, гостей, танцы, свадебный торт.

На свадьбу собралась вся семья, кроме Ника. Его не было ни на одном снимке. Не зря он назвал себя «изгоем». Одиночка. Бунтарь. Живущий по своим правилам. Что ему за дело, если они не совпадают с правилами матери или брата? Неудивительно, что с первой же встречи Марла ощутила в нем какое-то сумрачное, опасное обаяние.

Отбросив непрошеные мысли, Марла сосредоточилась на фотографиях. Юджиния в платье глубокого синего цвета, гордо вскинув подбородок, стоит под руку с импозантным седовласым джентльменом. На лице джентльмена застыла холодно-скучающая гримаса. Сэмюэл Кейхилл, догадалась Марла. А по другую сторону от новобрачных – еще одна пожилая пара. Ее родители! Марла пристально смотрела на свою мать – сухонькую, в бледно-розовом платье, с пронзительным взглядом и надменно сжатыми губами, и отца – плечистого, грубо сколоченного, с резкими чертами лица. Дорогой костюм смотрелся на нем как-то неуместно, а улыбка казалась натянутой, словно ему не терпелось уйти.

«Не о такой семье я мечтала», – с горечью подумала Марла. И что хуже всего. – она совершенно не узнавала своих родителей. Особенно мать. Ничто в облике этой сердитой дамы не пробуждало воспоминаний. А вот отец... к отцу она определенно что-то чувствовала. Марла прислушалась к себе. Верно: при взгляде на него в глубине души заворочалось какое-то смутное чувство – и чувство это ей совсем не понравилось. В нем не было ни любви, ни нежности. Скорей уж... ненависть? Глубоко запрятанное отвращение?

– Нет! – в ужасе прошептала она.

– Миссис Кейхилл! – Голос Кармен вернул ее к реальности. – Вам нехорошо?

Марла, смутившись, подняла голову. Должно быть, ее чувства отразились на лице и напугали домоправительницу.

– Простите. Боюсь, что... Наверно, это для вас слишком тяжело. Мне не следовало...

– Нет, нет, все в порядке. Просто я немного сбита с толку. И, пожалуйста, хватит этих «миссис Кейхилл», зовите меня Марлой!

– Ну, если хотите....

Марла захлопнула альбом и поставила его на место.

– Да, я так хочу. И запомните еще одно: мне нужно все знать. Все!

– Разумеется.

В дальнем конце библиотеки обнаружился внушительных размеров бар: здесь пахло бренди и сигаретным дымом. Женщины пересекли холл и подошли к следующей двери. Она была распахнута: едва заглянув внутрь, Марла поняла, что перед ней комната Юджинии. Здесь царил аромат ее духов. Огромная резная кровать занимала целиком всю стену. Одна дверь вела в ванную комнату, другая – на балкон. В дальнем углу, перед камином, стояли антикварный секретер и диван.

– Вас ждут здесь, – объявила Кармен и, взяв Марлу под локоть, ввела в длинную комнату с телевизором, двумя кушетками и диваном.

На коленях у Юджинии, тараща на окружающий мир удивленные глазки, лежал малыш. Марла улыбнулась: при виде его рыжей головенки на душе у нее сразу потеплело.

– Господи боже, что это ты сделала с головой? – воскликнула Юджиния, выкатив глаза и открыв рот, словно рыба, выброшенная на сушу.

– Подстриглась.

– Я бы сказала... ну хорошо, хорошо... только не переживай.

– Я и не переживаю.

– Я позвоню своей парикмахерше. Уверена, Элен не откажется заехать и... – руки ее беспокойно запорхали вокруг головы, —...немножко... э-э... подровнять.

Немного оправившись от потрясения, она склонилась над Джеймсом:

– Ты посмотри, кто у нас наконец проснулся!

– А сколько времени? – Марла села в кресло рядом со свекровью и потянулась к малышу.

– Уже почти пять, дорогая. Ты проспала шесть часов. Как ты себя чувствуешь?

– Как с похмелья, – вздохнула Марла и пощекотала сына под подбородком. Ноздри ей приятно щекотал запах детской присыпки. – Ну, как тут мой мальчик? – проворковала она, машинально подражая сюсюкающему тону Юджинии.

– Покормить надо нашего мальчика, – вразвалку входя в гостиную, объявила Фиона. – И пеленки сменить.

– Я сама все сделаю.

– Но... – качала Фиона.

– Мне надо попрактиковаться.

– Он вовсе не мокрый, и кушать ему еще рано, – вставила Юджиния.

Кармен, стоя в дверях, проговорила:

– Миссис Кейхилл говорит, что хочет ужинать со всеми вместе.

– Вот как? – Юджиния приподняла выщипанную бровь. – Ты уверена, что достаточно окрепла? Доктор Робертсон рекомендует тебе как можно больше отдыхать.

– Я достаточно окрепла. Хотя, конечно, много не съем.

– Сегодня на ужин стейк, но я не требую, чтобы ты съела все до последнего кусочка, – и Юджиния тихонько рассмеялась.

При мысли о еде у Марлы заурчало в желудке. Она уложила Джеймса на столик, перепеленала и взяла бутылочку у насупленной Фионы.

Марлу не оставляло чувство, что в семье Кейхилл что-то неладно. Хотя никаких оснований для подозрений вроде бы не было. Посмотреть хоть на Юджинию – устроилась на диване с вязанием, классическая добрая бабушка! Фиона, конечно, не самое милое и сговорчивое существо на свете, но дело свое знает и, кажется, действительно привязана к малышу. Все вокруг относятся к Марле по-доброму, все – по крайней мере, на словах – желают ей добра. Почему же ее преследуют дурные предчувствия?

«Потому что от меня что-то скрывают. Что-то жизненно важное».

Марла отогнала эту пугающую мысль и улыбнулась ребенку. Если «маленький разбойник» еще и не признал ее матерью, то, по крайней мере, перестал считать врагом. Коко, собачонку, что лежала на подушке у ног Юджинии, задобрить было труднее: она неотступно следила за Марлой подозрительными блестящими глазками и, не слушая укоров хозяйки, издавала глухое рычание.

– Где Сисси? – спросила Марла, решив не обращать внимания на надоедливое животное.

– Ходит с подружками по магазинам. – Свекровь взглянула на золотые наручные часики. – А Алекс, разумеется, еще не вернулся с работы.

«Интересно, где Ник?» – подумала Марла, но вслух об этом не спросила. Поморщившись, она потерла челюсть.

– Через пару дней эти скобки снимут, – не поднимая глаз от вязания, обнадежила ее Юджиния.

– Не могу дождаться!

– Представляю себе. На этой неделе у тебя назначен визит к пластическому хирургу, проводившему операцию. Если он скажет, что все в порядке, скобки можно будет снять.

– Спасибо господу за маленькие радости.

– И станешь как новенькая! – бодро предсказала Юджиния.

В этом Марла позволила себе усомниться. Она вовсе не чувствовала себя «новенькой» – скорее уж разбитой и собранной по кусочкам. И, кажется, не все кусочки подходят. Но Марла отринула эту мысль. Как и другую, столь же тревожную, – что ею манипулируют. Но кто? И зачем? Ответов у Марлы не было: она приказала себе не поднимать шум из ничего и продолжала играть с ребенком.

Малыш заплакал. Фиона мгновенно выхватила его у Марлы из рук, объявила, что ему надо поспать, и унесла наверх прежде, чем Марла успела воспротивиться.

Зазвонил телефон, и секунду спустя на пороге возникла Кармен с переносной трубкой:

– Это миссис Линдквист.

– Тебе вовсе не обязательно отвечать на звонки... – начала Юджиния, но Марла уже поднесла трубку к уху.

– Алло! – произнесла она, в который раз проклиная дурацкую проволоку во рту.

– Марла! Наконец-то ты дома! – Энергичный женский голос ударил ей в ухо, заставив вздрогнуть и слегка отодвинуть трубку. На заднем плане слышались какие-то голоса. – Представляю, как ты измучилась в больнице! Ну что, как ты?

– Да как сказать...

– Что?

– Хорошо, говорю, – уточнила Марла.

– Слушай, извини, я в клубе, здесь очень шумно, а у тебя голос какой-то странный. Это из-за скобок, да? Здорово, что ты уже дома! А когда можно будет тебя навестить?

– Когда хочешь, – ответила Марла, хотя и заметила на лице Юджинии неодобри – тельную мину.

– Ты уже в силах принимать гостей?

– Конечно.

Свекровь беззвучно пошевелила губами и громче застучала спицами. «А что такого? – мысленно удивилась Марла. – Почему бы мне не поболтать с подругой?»

Прекрасно! Знаешь, Алекс никому не разрешал тебя навещать. Я пару раз приезжала в больницу, но всякий раз натыкалась на медсестру, сторожившую твой покой, – мощная такая девица, ей бы на чемпионатах по армрестлингу выступать! Ну вот, и она каждый раз меня заворачивала.

– Вот как? – Марла бросила взгляд в сторону Юджинии. Та больше не поднимала глаз и рьяно орудовала спицами. – Наверное, это потому, что я была без сознания.

– Да, наверное.

– Но теперь я буду рада тебя повидать, – заверила Марла подругу, хотя даже ради спасения жизни не смогла бы вспомнить ее лица.

Юджиния поджала губы и выразительно замотала головой. Марла предпочла этого не заметить.

– Может быть, сегодня вечером? Посидим, выпьем? Юджиния вскинула голову. Вокруг рта и в уголках глаз обозначились резкие морщины.

– Договорились. Сыграю еще пару сетов и поеду. Правда, долго сидеть не смогу. Часа полтора – тебя устроит?

– Отлично. Пока.

Марла быстро попрощалась и повесила трубку, не дав Юджинии озвучить возражения. Свекровь что-то проворчала себе под нос и принялась распускать последний ряд своего вязания, словно из-за Марлы сбилась со счета петель.

– Неудачная мысль, – проговорила она наконец, снова берясь за спицы.

– Почему?

– Не в том ты состоянии, чтобы принимать гостей. А уж пить, когда принимаешь таблетки... – И она яростно зазвенела спицами.

– Даже бокал вина нельзя выпить?

– Исключено.

– Но мне нужно встретиться с друзьями. Да, кстати, может быть, вы знаете, где моя сумка? Та, что была при мне во время аварии?

Юджиния вздохнула.

– Я все ждала, когда ты об этом спросишь. Полиция не обнаружила при тебе никаких вещей. Ни сумки, ни чего-либо еще.

– Но... подождите-ка...

– Очень странно, ты права. Но это все, что я знаю. Свекровь неохотно отложила вязание.

– В этой аварии столько всего непонятного. Может быть, полицейские нашли сумку, но почему-то от нас скрывают этот факт.

– Да нет, что за глупость!

– Ты думаешь?

– Конечно! Зачем им что-то от нас скрывать? Не подозревают же они меня в…

В этот миг в руке у нее зазвонил телефон. Не раздумывая, Марла поднесла трубку к уху.

– Алло!

– Марла! Ты проснулась. Отлично. – Голос Алекса звучал резко, встревоженно. – Я только что разговаривал с детективом Патерно. Сегодня утром умер Чарлз Биггс.

Марла скорчилась в кресле, словно на нее обрушилась страшная тяжесть. Двое. Уже двое мертвы. По ее вине.

– Марла! Как ты? Я просто хотел дать знать тебе и маме. Полиция, наверно, позвонит еще раз. У них есть подозрения насчет Биггса: похоже, умер он не от ожогов. – Алекс секунду помолчал. – Патерно считает, кто-то помог ему умереть.

– Не понимаю... – прошептала Марла, чувствуя, как сковывает душу смертный холод.

– Я тоже ничего не понимаю. Просто хочу тебя предупредить. – В голосе Алекса звучали раздражение и тревога: Марла представила, как он расхаживает по кабинету, нервно затягиваясь сигаретой, – Этот Патерно – настоящий сукин сын. Я с ним уже встречался.

– Когда? Как?

– Помнишь... ах да, ты не помнишь... Он расследовал ту историю в Кейхилл – хаусе. Тогда все разрешилось само собой, но он… в общем, следи за собой. Он наверняка захочет поговорить с тобой еще раз. Будет задавать вопросы. Много вопросов.

– Но я ничего не могу ему рассказать.

– Знаю, знаю. Просто будь осторожна.

– Он же из полиции! – пролепетала Марла, совершенно сбитая с толку.

– Из полиции Сан-Франциско. Авария произошла в горах, вдали от города, этим должна бы заниматься дорожная полиция штата, а дело почему-то передали сюда. Не нравится мне все это. И Патерно я не доверяю. С ним лучше быть настороже.

– Но мне нечего скрывать!

Марла почувствовала, как колеблется Алекс, и сердце ее ухнуло в пятки.

– Или... есть?

– Разумеется, нет, милая. Извини, я не хотел тебя напугать. Просто... будь осторожна.

Марла кивнула, забыв, что Алекс ее не видит. Ее снедал страх – тем более пугающий, что она сама не понимала, чего боится.

– Что там еще? – недовольно поинтересовалась Юджиния.

Марла передала ей трубку и обхватила ноющую голову руками. Что происходит? Внутри у нее все переворачивалось при мысли о шофере, погибшем такой кошмарной смертью. Из-за нее.

«Хуже быть не может!» – думала она. Но что-то подсказывало: она ошибается. Будет гораздо хуже.

Глава 7

– Ну и прическа!

Хрупкой, унизанной кольцами рукой Джоанна указала на волосы Марлы.

– Сама стриглась.

– Охотно верю.

Натянуто улыбаясь – она еще не оправилась от известия о смерти Биггса, – Марла пригласила подругу в общую гостиную, ту, что отделялась от холла только аркой. Джоанна впорхнула в комнату так, словно уже тысячу раз здесь бывала. Марла внимательно всматривалась в женщину, но вновь испытывала только разочарование: миниатюрная фигурка, короткие белокурые волосы, тонкое правильное лицо, белый костюм с золотым шитьем, несколько золотых цепочек на загорелой шее и браслет с бриллиантами на хрупком запястье – ничто не навевало воспоминаний, и чем дольше она смотрела, тем сильнее казалось, что эту женщину она видит в первый раз.

Джоанна плюхнулась на мягкий диван и наклонилась вперед, заложив руки между коленей. Ей явно не терпелось услышать новости.

– Ну, как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем последние полтора месяца, – это могу сказать точно! –призналась Марла. – Правда, голова все еще побаливает, и очень мешает эта проволока, – раздвинув губы, она показала скобки на зубах.

– Что ж делать? Пока тебе без нее не обойтись. Разговор прервался – вошла Кармен с бутылкой вина, двумя дымчатыми бокалами, вазочкой фруктов, сыром и крекерами.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась она, ставя поднос на кофейный столик.

– Больше ничего, спасибо.

Кармен бесшумно выскользнула из комнаты. Марла налила себе вина, а другой бокал протянула Джоанне.

– Значит, у тебя амнезия? Марла кивнула в подтверждение.

– Что, и меня не помнишь? – Джоанна изумленно выгнула брови, а затем повернулась к подруге в профиль. – А так?

– И так тоже. Но не думай, что «повезло» только тебе, – я вообще никого не помню.

– Ну вот, только-только я ощутила себя избранной. Марла невольно улыбнулась.

– Даже своих детей не могу вспомнить. Ужас, правда?

– Да, в самом деле. Неприятная история.

– Это еще мягко сказано. Впрочем, кажется, я потихоньку припоминаю кое-что о себе. Знаешь, так вдруг, фрагментами, вспоминается, как я была там-то, делала то-то. Но такого, чтобы можно было всплеснуть руками и сказать: «Ой, вспомнила!» – такого нет. Черт! Ужасно раздражает. Не помню даже, как мы с тобой играли в теннис.

– Вот и хорошо. Можно притвориться, что я выигрывала.

– А на самом деле?

– На самом деле ты у нас была чемпионкой. С тобой никто в клубе не мог состязаться. – Джоанна без стеснепия разглядывала Марлу, карие глаза ее светились любопытством. – Не переживай, все вернется.

– Вместе с лицом?

– Ну, по крайней мере, вместе с волосами. Марла усмехнулась.

– А что касается лица... – Джоанна с видом знатока склонила голову набок. —

Хм... Мой муж, если помнишь, пластический хирург. В основном занимается косметической хирургией, но иногда делает и реконструкции. И я, если помнишь, в свое время работала у него в клинике. – Она замолчала, лоб прорезала морщинка. – Ах да, ты не помнишь. Ну, может, это и к лучшему. – Заметив, что Марла не понимает, о чем речь, Джоанна вздохнула: – Тед был женат. А я, мерзавка этакая, увела его из семьи. – Об этом она сообщила с некоторой гордостью, словно радуясь, что сумела одолеть соперницу.

– А-а...

– Ничего, не смущайся. С тех пор прошло двенадцать лет. Все давно быльем поросло.

Джоанна взяла Марлу за подбородок и бесцеремонно повернула в профиль.

– Так... По моему скромному мнению – а я, позволь заметить, кое-что в этом понимаю, – когда пройдут синяки и спадет припухлость, ты снова станешь красавицей, но выглядеть будешь по-другому. Не так, как раньше.

– Лучше, может быть?

– Может, и лучше, – пожала плечами Джоанна. – Хотя не могу взять в толк, зачем это тебе. У тебя и так от мужиков отбою не было.

Вот так новость! И тем не менее, почему-то Марла не сомневалась, что это правда.

– Точно. Таких, как ты, мужчины не пропускают. Эти слова Джоанна произнесла с ноткой горечи, даже ревности, дав Марле повод всерьез задуматься об их предполагаемой дружбе.

«Или о том, что я за человек. Прямо Джоанна об этом не сказала, но прозрачно намекнула, что я наслаждалась мужским вниманием, может быть, даже искала его». Эта мысль заставила ее поморщиться.

– Прими мои сожаления насчет Пэм, – заметила Джоанна, помешивая в бокале соломинкой. – Она ведь была твоей подругой.

– И твоей, разве нет? – Недавние подозрения вновь проснулись в душе Марлы.

– Никогда с ней не встречалась.

– Но она же была членом клуба!

– Разве? – Джоанна прикусила соломинку и глубоко задумалась. – М-м... нет, не думаю. По крайней мере, я ее никогда не видела.

– И я не играла с ней в теннис?

– Нет... по крайней мере, я об этом не знаю. Может быть, ты с ней познакомилась где-то еще? Незадолго до беременности ты уезжала – в Мексику, кажется. Но одно я знаю точно: я эту Пэм никогда не видела и, по правде говоря, даже ничего о ней не слышала до катастрофы. Только тогда мы и узнали, что ты с ней дружила. Конечно, клуб у нас большой, всех знать невозможно, но из нашей четверки с ней никто не знаком.

Марла ощутила холодок страха. Кто-то... Алекс или полицейский ? … кто-то совершенно точно говорил, что она играла с Памелой в теннис. Или, может быть, собственный мозг играет с ней дурные шутки? Так или иначе, она должна выяснить истину.

– Послушай, адресной книги клуба у тебя с собой, наверное, нет?

– М-м... А знаешь, может, и есть, – с готовностью отозвалась Джоанна. – Сейчас посмотрим. – Она отставила бокал и принялась копаться в огромной спортивной сумке. – Если только я ее найду... – Просмотрев несколько отделений, она расстегнула карман на «молнии» и извлекла оттуда книжечку с эмблемой клуба. – Вуаля! Сама удивляюсь, как мне удается что-то находить в этом бардаке.

Торопливо поблагодарив, Марла раскрыла книжку на букве Д и принялась водить пальцем по строчкам. Ни одно имя, ни один адрес или телефон не пробуждал воспоминаний. И фамилии Делакруа здесь не было.

«Как будто ее никогда не было на свете.»

– Черт возьми!

Чего-то подобного Марла и ожидала. Однако она просмотрела список еще раз, внимательнее – и снова ничего не обнаружила.

– Нет? – Джоанна отрезала кусочек сыра и положила его на крекер. – Так я и думала. Мы ведь уже говорили об этом – Робин, Нэнси и я – и сошлись на том, что ты ни разу не упоминала об этой Памеле Делакруа. Никто даже имени такого от тебя не слышал. А ведь наша четверка собиралась по меньшей мере дважды в неделю.

– И все же эта Пэм Делакруа была в ту ночь со мной. А теперь она мертва. И водитель грузовика тоже мертв.

– Как, и он умер? – Джоанна сморщила носик. – Наверно, для него это к лучшему.

«Скажи это его семье», – с горечью подумала Марла.

– Все это очень тяжело.

– Понимаю.

«Да что ты понимаешь? Как ты можешь понять? Два человека погибли по моей вине, а я даже ничего об этом не помню!»

Марла так сильно сжала бокал, что он едва не треснул у нее в пальцах, но не произнесла ни слова. В конце концов, Джоанна – ее подруга, ее связь с внешним миром. Она пришла помочь.

– Послушай, – заговорила Джоанна, энергично вгрызаясь в крекер, – скажи правду, как ты себя чувствуешь?

– Как в аду, – честно ответила Марла и, не думая о предостережениях свекрови, сделала большой глоток вина.

В конце концов, что с ней случится из-за одного бокала? Она свихнется? А разве сейчас ее можно назвать нормальной?

Марла снова взялась за адресную книгу. Теперь она начала с буквы А и внимательно вчитывалась в имена и адреса, пытаясь вспомнить, что за люди стоят за ними. Но все эти Смиты, Джонсоны и Уолтерсы оставались для нее незнакомцами.

– Впрочем, кажется, я и вправду поправляюсь.

– Будем надеяться. – И Джоанна подняла бокал, словно произнесла тост. – Кстати, а где твое кольцо?

– На руке, – Марла для верности вытянула пальцы.

– Да нет, не обручальное, а другое, с рубином. Отцовский подарок. Ты говорила, что это твой талисман, никогда с ним не расставалась.

– Не знаю... – Она взглянула на свою руку, попыталась вызвать в памяти образ кольца, которое носила, не снимая, многие годы... нет, ничего.

– Может быть, его украли в больнице? Такое случается.

– Не знаю, на мне было только это, – растерянно ответила Марла.

– Обязательно разберись с этим. Это старинное кольцо, оно стоит бешеных денег. И потом, твой отец в таком состоянии... ну, словом, ты наверно, захочешь сохранить что-нибудь в память о нем. – Она прикоснулась к руке Марлы. – Как он?

– Я еще его не видела, – ответила та, ощутив укол стыда.

– Ты о нем очень беспокоилась, – объяснила Джоанна. – Как-то сказала мне по телефону, что не знаешь, доживет ли он до рождения Джеймса.

– Он так серьезно болен? Почему Алекс ей этого не сказал?

– По твоим словам, ему осталось несколько недель, а был этот разговор больше месяца назад.

Марла ощутила, как сердце покрывается корочкой льда.

– Он умирает?

Между тщательно выщипанных бровей Джоанны прорезалась морщинка.

– К сожалению, да. Ты и об этом забыла?

– Да, и об этом.

Джоанна допила вино и взглянула на золотые часики.

– Ладно, извини, что уже убегаю, но мне пора. Иначе не успею забрать ребят из секции.

– Спасибо, что заглянула.

– Не за что. Тебе спасибо за угощение. Слушай, как снимут эту проволоку, может, пообедаешь с нами? Нэнси и Робин тоже очень хотят с тобой повидаться. Если будешь в силах, может, сыграем несколько сетов. А если нет, просто посидим, поболтаем.

– С удовольствием, – ответила Марла. – Как только избавлюсь от этого шедевра зубоврачебного искусства.

На мгновение она заколебалась, вспомнив о том, как ужасно выглядит, но решила не трусить. В конце концов, Джоанна, Нэнси и Робин – ее ближайшие подруги. Бог свидетель, ей сейчас очень нужны друзья.

– Вот и хорошо. Я все организую.

– Спасибо.

– И, Марла... – Джоанна накрыла ее руку своей. – Я ведь еще не сказала, как тебе сочувствую. Сколько всего свалилось в последнее время на вашу семью! Как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Сначала скандал в Кейхилл-хаусе, теперь это.

– Какой скандал? – спросила Марла.

Джоанна покраснела до корней волос, словно сообразив, что ляпнула лишнее.

– Да собственно, ничего и не было, журналисты, как обычно, сделали из мухи слона. Ладно, мне пора. Не забудь разузнать насчет кольца!

Она помахала рукой и упорхнула, оставив Марлу наедине с болью в голове и тяжестью на сердце. Марла надеялась получить ответы – а получила лишь новые вопросы. Много вопросов. Подойдя к окну, она увидела, как Джоанна садится в ярко-алый спортивный «БМВ» и выезжает за ворота.

– Настоящая гадюка, – произнесла у нее за спиной Юджиния.

Марла вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как вошла свекровь.

– Гадюка? – Она повернулась к Юджинии, стоящей у соседнего окна. – Почему?

– Вынюхивает, сплетничает, пакостит исподтишка. В глаза виляет хвостом, а стоит отвернуться – укусит. Двенадцать лет назад за душой у нее не было ни гроша, зато амбиций – хоть отбавляй. Положила глаз на Теда Линдквиста и увела его из семьи. Не подумала ни о жене, с которой он прожил двадцать пять лет, ни о детях. – Громко вздохнув, Юджиния отошла от окна и принялась протирать очки белоснежным платочком. – Не люблю сплетничать; просто Френсис, жена Теда, была моей подругой.

– Джоанна что-то говорила о скандале в Кейхилл-хаусе.

– Да, я слышала, – вздохнула Юджиния. «Интересно, – подумала Марла, – что она еще слышала? Может быть, свекровь их подслушивала?»

– Что ж, думаю, надо рассказать тебе правду.

– Если вас не затруднит, – несколько резче, чем хотела бы, ответила Марла.

Юджиния села в свое любимое кресло и надела очки. Сейчас она выглядела старой и очень усталой.

– Грязное дело. В прошлом году одному из членов совета директоров, священнику, было предъявлено обвинение в... в связи с одной из девушек. Несовершеннолетней. Обвинение вскоре было отозвано, имя девушки так и не названо – словом, дело ничем не кончилось. Но журналисты вцепились в эту историю и раздули страшный шум из ничего. Алекс, разумеется, все уладил, однако репутация Кейхилл-хауса оказалась запятнана. – Она промокнула платочком сухие глаза. – Все это произошло почти полтора года назад. Но люди вроде Джоанны кормятся подобными сплетнями и не дают им заглохнуть. Должно быть, собственная нечистая совесть заставляет их завидовать порядочным людям и побуждает марать чужое доброе имя. Но хватит об этом, – резко оборвала себя Юджиния. – Не хочешь ли отдохнуть перед ужином? – Она взглянула на часы. – И, кажется, тебе пора принять лекарство. Кармен, наверное, уже отнесла его наверх.

Марла хотела возразить, но не нашла в себе сил. Она смертельно устала, и голова готовила ей новую пытку.

– Кармен поможет тебе раздеться и лечь.

– Спасибо, я справлюсь сама.

– Тебе нельзя переутомляться. – Юджиния покосилась на пустой бокал, неодобрительно поджала губы, но промолчала. – Кстати, Алекс нанял для тебя сиделку. Он – это мужчина – завтра приступает к работе.

– Мне не нужна сиделка!

Снисходительно улыбнувшись, Юджиния поднялась со своего трона.

– Посмотрим, – ответила она и выплыла из комнаты.

Сжимая руками ноющие виски, Марла поднялась наверх, в библиотеку, взяла оттуда несколько фотоальбомов и перебралась к себе в спальню.

Проглотив горький сок с растворенной в нем таблеткой, она скинула туфли, скользнула под покрывало и принялась листать альбомы. Свадебные фотографии Марла уже видела, так что сразу перешла к первым годам замужества. Вот она с Алексом в автомобиле, на каком-то тропическом пляже, в спортивном костюме и с ракеткой, а здесь – с маленькой Сисси и человеком, в котором уже научилась узнавать отца. Малышка сидела у него на коленях; он без улыбки смотрел в объектив. Он ей не нравился. Теперь Марла это знала. Никогда не нравился. Как и мать – холодная, отчужденная женщина с вечно нахмуренными бровями и недовольно поджатыми губами.

Марла перевернула страницу альбома.

Отец стоял на лужайке. Позади высился внушительный дом в георгианском стиле: трехэтажная центральная часть, два двухэтажных крыла, белые колонны и высокое крыльцо. Дом, где прошло ее детство?

Глаза у нее слипались, но Марла пролистала альбом до конца. Всякий раз, как она видела отца, внутри что-то неприятно сжималось, как будто она боялась его, как будто в прошлом тщетно старалась добиться его одобрения.

– Бред какой-то, – пробормотала она и, отложив альбом, уронила голову на подушку. Утро вечера мудренее: может быть, сон освежит ее и поможет найти решение бесконечных загадок.

Но и во сне ее преследовали незнакомцы, лишенные лиц. Они смеялись, но не приглашали ее посмеяться вместе; они шутили, но обращались не к ней. Она пыталась заговорить с ними, но не могла; пыталась привлечь к себе внимание, но они не замечали ее, словно она стала невидимкой. И во сне, как наяву, она была одинока.

Где-то вдалеке заплакал ребенок. Марла услышала знакомый голос:

– Знаю, знаю, но в будущем я вас прошу спрашивать, кто звонит и что передать, а затем сообщать мне. Она еще недостаточно окрепла, чтобы самой отвечать на звонки. Она ужасно выглядит, с трудом говорит из-за этих скобок. Бедняжка! Я забочусь о ее же благе!

Эта женщина говорит о ней! Марла хотела возразить, но голоса затихли, смолк и детский плач. Марла повернулась на живот и снова провалилась в глубокий сон. Когда она проснется, люди вновь обретут лица, но сначала надо поспать.


– Как там Крутой?

Ник сидел на кровати у себя в номере, откинувшись на подушки и прижимая плечом к уху телефонную трубку.

– А чего ему сделается? – ответил Оле. – Жив-здоров. Только все на дорогу смотрит, тебя дожидается.

– Пришлось задержаться, – объяснил Ник. – Я думал, управлюсь быстрее.

– Понятно.

«Не успел приехать, а уже увяз по горло», – хмуро подумал Ник. Впрочем, чего он ожидал? Так всегда бывает, когда имеешь дело с Марлой. Ему вспомнилась первая встреча в больнице, когда жалость в нем вела войну с презрением. Бедная богатенькая девочка. Нет, точнее: бедная чертова богатенькая сучка.

– Будь спок, – говорил тем временем Оле, – за Крутым я смотрю, как будто он мой собственный, и за твоей посудиной тоже.

– Спасибо. – Вертя в руках телефонный провод, Ник встал и в одних носках подошел к окну. – Когда соберусь домой, дам тебе знать.

– Ладно.

Распрощавшись с Оле, Ник остановился перед окном и устало потер шею. С той секунды, как на стоянке у гавани он увидел Алекса, его не отпускало напряжение. И с каждым днем оно становилось все сильнее. Ник взглянул вверх, на холм. Где-то там сейчас Марла. Будем надеяться, потихоньку вспоминает свое прошлое. Ник поморщился: он предпочел бы, чтобы некоторые моменты их прошлого навсегда остались погребены под спудом забвения. Но как он их ни гнал, они не желали уходить – воспоминания о темных углах, горячих телах и мускусном запахе секса. Только Марла умела зажечь его одним взглядом, одним словом, одной улыбкой.

Только Марле удалось проникнуть ему в душу.

Где бы, когда бы они ни встретились, страсть витала в ее голосе, в дерзких взглядах, в дразнящих прикосновениях тонких пальцев. Ни одна женщина не рождала в нем такого огня. Ни прежде, ни после.

В то время он по глупости воображал, что дело не в ней, а в них. Что их свела вместе какая-то таинственная космическая сила. Разумеется, он ошибался. А ведь был уже не мальчиком. Двадцать четыре года – не тот возраст, когда положено сходить с ума от любви.

Послышался тихий, быстрый стук в дверь. Нахмурившись, Ник пересек комнату и открыл. На пороге с поднятым кулачком стояла Чериз.

– Как повезло, что я тебя застала! – прощебетала она и без приглашения впорхнула внутрь, внеся с собой сильный запах духов.

Чериз была в черной кожаной куртке, свитере и джинсах. Белокурые волосы собраны в узел и подхвачены золотой заколкой. Накрашена, по обыкновению, сильнее, чем надо. Держится уверенно, но в густо подведенных золотистых глазах, обрамленных накладными ресницами, притаилась тревога.

– Ник, я хочу с тобой поговорить.

– Подожди-ка. Как ты меня нашла?

Чериз пожала плечами и поставила в угол мокрый зонтик.

– Монти выяснил, где ты остановился.

– Как?

– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Но у него везде связи.

Об этом Ник давно знал. Еще дядюшка Фентон говорил, что его сын способен в любую щель пролезть без мыла. Ник подозревал, что у Кейхиллов это фамильная черта.

– Выпить хочешь?

Чериз энергично замотала головой.

– Нет-нет, я не пью с тех пор, как приняла веру. Вот так так!

– Не возражаешь, если я себе налью? – зачем-то спросил Ник.

– Пожалуйста, – проявила великодушие Чериз. – Я стараюсь никого не осуждать.

– Очень разумно с твоей стороны, – пробормотал Ник, открывая мини-бар и наливая себе пива.

Он хорошо помнил, как в юности Чериз увлекалась марихуаной и ЛСД, а в паузе между вторым и третьим замужеством лечилась от пристрастия к кокаину.

– -Так о чем же ты хотела поговорить? – поинтересовался он, присаживаясь на край кровати.

– О Марле.

Чериз сидела на самом краешке кресла, словно в любой момент готова была вспорхнуть и улететь.

– А конкретнее?

– Я надеялась, ты передашь Алексу мою просьбу.

– Я рассказал, что ты хочешь навестить Марлу. Но он считает, что ей пока не стоит принимать гостей.

– Но мы же одна семья! – жалобно воскликнула Черяз, – Ты же знаешь, мы с Марлой всегда дружили!

Вот это для него новость. Или ложь. Ник отхлебнул пива.

– Нет, не знаю.

– Господи, Ник! Ну вспомни! Мы всюду ходили вместе, когда... ну. когда вы с ней были близки.

– Нет, правда не помню.

– Однако так и было. Для меня Марла – одна из лучших подруг!

Тараторя без умолку, Чериз не переставала нервно расстегивать и застегивать сумочку. Щелк, щелк, щелк.

– А теперь Алекс даже не разрешает мне с нею повидаться! Не знаю, от всех друзей он ее прячет или только от меня, но это несправедливо!

– Насколько я знаю, он вообще не одобряет никаких посещений, пока Марла окончательно не поправится. Боюсь, он не передумает.

– Господи боже! – Чериз даже не пыталась скрыть досаду. – Тогда поговори с Марлой!

– Скажи, пожалуйста, эта твоя дружеская привязанность к Марле имеет какое-то отношение к вопросу о наследстве?

Почудилось ли ему, или и вправду Чериз зло прищурила глаза?

– Понятно. Это тебе Алекс наговорил.

– Не спорю, кое-что он о вас с Монти рассказывал. Ник одним глотком прикончил банку пива, и Чериз поморщилась.

– Да ты и раньше знал! – Хорошенькое личико ее недовольно скривилось. – Но это совсем другая история. – Она тяжело вздохнула. – Конечно, Алекс – твой брат и все такое, но на твоем месте я бы не поворачивалась к нему спиной.

– Почему? – спросил Ник, хотя хорошо знал ответ.

– Да хотя бы потому, что он прирожденный лжец! Беспрерывно врет, обманывает, путает следы, что-то замалчивает, что-то скрывает. Все боится за свои секреты. И, знаешь ли, правильно делает. Если хоть одна из его тайн выплывет наружу...

– А тебе известны его тайны?

– Кое-что известно. – Золотистые глаза Чериз потемнели. – Но не все. Всех тайн Александера Кейхилла не знает никто. Даже его жена.

– Ты, наверно, считаешь, что ему не помешала бы хорошая доза христианства, – не удержался Ник.

– Всем нам не помешала бы. – Она улыбнулась и кокетливо взмахнула накладными ресницами. Улыбка и ресницы были одинаково фальшивы. – Даже тебе, Ник.

– Ладно, запомню.

– Иисус простит грехи любому, кто обратится к нему. И мне. И Алексу. И тебе.

Ник испытующе взглянул на кузину.

– Со мной ему придется нелегко – уж больно велик список грехов.

– Поверь, Иисусу терпения не занимать!

Ник невольно рассмеялся. Ему нравилась Чериз: может, она и заноза в заднице, но заноза симпатичная. И в тридцать с лишним она сохранила юношескую способность без остатка, всей душой отдаваться каждому новому увлечению – будь то игра в Лиге юниоров, опасные эксперименты с наркотиками или новообретенная вера.

Чериз встала и потянулась за зонтиком.

– Я очень хочу повидать Марлу. Пожалуйста, помоги мне в этом. Я на тебя надеюсь.

– Я с ней поговорю, – пообещал Ник.

– Да, как ее здоровье? – вдруг спросила Чериз. Надо же, вспомнила – через четверть часа после начала разговора!

– Поправляется потихоньку.

– Отлично. Позвони мне. Я сейчас живу в нашем старом доме, номер тот же. – Придерживая зонтик одной рукой, другой Чериз извлекла из сумочки визитную карточку. – Вот, держи.

На одной стороне, под изображением сложенных в молитве рук, Ник обнаружил имя, телефон и домашний адрес Чериз. На другой значилось: «Преподобный Доналд Фавьер», а дальше – название, адрес и телефон церкви.

– Да, и еще, – заговорила Чериз, накрыв его руку своей мягкой рукой, – хочу, чтобы ты знал: я молюсь и за Марлу, и за Алекса, и за тебя. И Доналд тоже молится.

– Видимо, это должно согревать мне сердце? – усмехнулся Ник.

– Вообще-то да, – серьезно ответила она.

– Боюсь, ты понапрасну тратишь время. – Он положил карточку на столик рядом с телефоном. – Я ведь с колыбели безнадежный грешник. Помнишь?

– Заблудшая овца.

– Скорей уж волк в овечьей шкуре.

– Николас, ты невозможен!

– Стараюсь, как могу.

– Да я уж вижу.

Чериз подошла к дверям. Ник последовал за ней.

– Да, знаешь что, – снова заговорила она, крепко сжимая зонтик, – в следующий раз я постараюсь захватить с собой Монти.

– Постарайся. Я его не видел, наверно, лет тридцать.

– Он все такой же, – вздохнула Чериз.

– Видимо, еще не обрел господа, – заметил Ник, вспомнив пристрастие кузена к дешевым женщинам, быстрой езде и подозрительным снадобьям.

– Но я над ним работаю. И Доналд тоже. «Похоже, бедняга Монти влип», – подумал Ник.

– Вот здорово будет снова повидать Марлу! – мечтательно вздохнула Чериз. – Нам есть о чем поболтать! Знаешь, ведь у них с Алексом не все было гладко, несколько раз они даже расходились.

– Вот как?

– Да, один или два раза. Но нет, сплетничать грешно, – спохватилась Чериз. – Это их личное дело. Я просто каждый день за них молюсь.

– Еще бы.

– Мне не терпится поговорить с ней по душам, утешить. Представляю, как ей сейчас тяжело! Особенно теперь, когда умер тот водитель – я слышала в новостях по радио.

Ник кивнул – об этом он уже знал от Алекса.

– Я и не знал, что у Алекса с Доналдом были какие-то общие дела, – заметил он.

Чериз сглотнула и слишком быстро отвела взгляд.

– Да, собственно, и дел-то никаких не было. Просто Доналд одно время работал в Кейхилл-хаусе, даже входил в совет директоров. Знаешь, Ник, он замечательный, настоящий христианин – всегда спешит туда, где нужна помощь! – Выпалив все это одним духом, Чериз вдруг заторопилась. – Так вот, поговори с Марлой, ладно? – Поколебавшись, она добавила: – Ник, я очень рада была тебя повидать. Правда. – Прикусив губу, словно опасаясь сказать лишнее, она протянула руку и торопливо погладила его по щеке. – Береги себя.

И исчезла, оставив после себя ароматный шлейф духов.

Ник одним глотком прикончил пиво и швырнул опустевшую банку в мусорную корзину, размышляя о том, какого черта Чериз нужно от Марлы. Посидеть рядышком и почитать вслух Библию? Ну нет, на это он не купится.

Он достал из бумажника потрепанную старую визитку – из тех времен, когда в мире большого бизнеса Николас Кейхилл пользовался репутацией спасителя. На оборотной стороне визитки было нацарапано несколько телефонных номеров. От души надеясь, что Уолт не переехал, Ник подсел к телефону и набрал номер.

Уолт снял трубку на третьем звонке.

– Хаага у телефона.

– Уолт, это Ник. Ник Кейхилл.

– Сколько лет, сколько зим! – отозвался знакомый хриплый голос его давнего сотрудника. – Чему обязан?

– Мне нужна помощь. Хочу, чтобы ты для меня кое-что разузнал.

В Сиэтле, на том конце провода, послышался щелчок – очевидно, Уолт открыл банку пива. В те дни, когда они с Ником работали вместе, он выпивал три упаковки за день.

– Я думал, ты бросил это дело, – проворчал Уолт.

– Я тоже так думал. – И он коротко рассказал Уолту обо всем, что произошло в Сан-Франциско.

Уолт встретил эту историю смешком, перешедшим в натужный кашель.

– Выходит, верно говорят – кровь не водица.

– Не водица, это уж точно, – согласился Ник. – Теперь слушай. Мне нужно как можно больше информации, во-первых, об аварии, и во-вторых, о Памеле Делакруа. О ней я не знаю вообще ничего, кроме того, что у нее дочь в Сайта-Крус. У дочери может быть другая фамилия.

– Хоть что-нибудь еще у тебя есть? Номер страховки, водительского удостоверения, фамилия мужа? Любимый ресторан, на худой конец?

– Вот за это я тебе и плачу.

В ответ раздалось сердитое пыхтение.

– Разузнаешь все, что сможешь, и отправишь мне по факсу или по электронной почте. Я подключу переносной компьютер. Если найдешь фотографии, отсканируй и тоже пришли.

– Это все? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Уолт.

– Еще нет.

Ник ощущал знакомый прилив адреналина. Время повернулось вспять: он снова был молод, энергичен и полон сил.

– Завтра я отправлю тебе по факсу список служащих компании и друзей семьи, о которых надо собрать сведения.

Намотав на палец телефонный шнур, он подошел к окну. На углу, раскрыв над головой зонтик и посматривая на часы, стояла Чериз. Да полно, Чериз ли это? Ведь она ушла от него добрых десять минут назад, а черные джинсы и кожаная куртка – в Сан-Франциско обычный наряд. И потом, на улице уже темно, а бледный свет фонарей придает всему какой-то фантастический облик. К тротуару подъехал автомобиль. Женщина стряхнула с зонтика дождевые капли и сложила его. Светлые волосы и золотая заколка блеснули в янтарном электрическом свете. Она еще не успела закрыть дверь, а нетерпеливый водитель уже рванул с места, расплескивая воду широкими шинами.

– Проверь также всех членов семьи, – продолжал Ник. – Алекса, Марлу и кузенов – Чериз и Монтгомери, больше известного как Монти.

– Все носят фамилию Кейхилл?

– Нет, подожди. – Ник потянулся за оставленной визиткой. – Фамилия Чериз – Фавьер. – Он продиктовал фамилию по буквам и добавил адрес. – Мужа зовут Доналд, он служит в церкви Святой Троицы в Сосалито. – Нахмурившись, он продиктовал и адрес церкви.

– А как насчет твоей матери? – поинтересовался Уолт. – С ней что делать?

– Проверь и ее, – ответил Ник.

Глава 8

С компьютерного экрана на Тони Патерно смотрело лицо Памелы Делакруа. Фотографии из паспорта и с водительского удостоверения. Еще пара снимков, посимпатичнее, – с визитных карточек из агентства по продаже недвижимости, где она работала. Не скажешь, что одно лицо с Марлой Кейхилл, но определенное сходство имеется. Детектив, разумеется, уже видел эти снимки, но чем дольше тянулось дело, тем больше, казалось ему, что две эти женщины походят друг на друга.

Что же из этого следует? Может быть, они состоят в родстве? Может, за рулем сидела вовсе не Марла, а настоящую Марлу давно кремировали? Но зачем... да нет, ерунда. Такое бывает только в дешевых романах. И все же...

Задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Патерно перевел взгляд на другие, далеко не столь привлекательные фотографии Пэм Делакруа. Снимки с места происшествия. Окровавленное тело Пэм лежит на скамье в полицейском участке: шея вывернута под неестественным углом, безжизненно свисают сломанные руки, избитое, израненное лицо почти не походит на человеческое. Другие снимки запечатлели «Мерседес» – искореженный металл, выбитые стекла, окровавленные сиденья. Да, Марле Кейхилл крупно повезло.

Если это действительно Марла.

Может быть, сходство случайно? Еще одно совпадение?.. А что, если она симулирует амнезию? Патерно сунул за щеку пластинку жвачки и задумчиво поскреб отросшую за день щетину. Чарлз Биггс мертв. Убит. Беднягу задушил неизвестный, проникший в больницу под видом практиканта. Пэм Делакруа – или, быть может, какая-то другая женщина, чертовски похожая на Марлу Кейхилл, – тоже отправилась к праотцам. Авария была подстроена – это уже почти очевидно. Но как? Кем? Зачем? Кто должен был стать жертвой?

Мотив. Вот чего ему не хватает. Нужен мотив. Кто мог желать смерти одного (или даже не одного) из троих пострадавших?

Черт бы побрал начальство, спихнувшее ему это головоломное дело! Поначалу расследованием аварии занималась дорожная полиция штата; но две жертвы остались в живых и были перевезены в город, так что к делу подключили и сан-францисских копов.

Пока что у полиции нет даже состава преступления. Ни алкоголя, ни наркотиков в крови Марлы Кейхилл не обнаружено. Свидетелей не осталось, и нет основания утверждать, что авария произошла по ее вине.

Тем не менее женщина погибла, а Чарлз Биггс, единственный свидетель, убит.

Развернув кресло к окну, Патерно принялся просматривать рапорты на родных Марлы Кейхилл. Сплошные сливки общества! Родилась Марла в богатой семье из Прибрежного округа. Отец, Конрад Джеймс Эмхерст, в настоящее время проживает в Тайбероне, в элитном хосписе с первоклассным обслуживанием и видом на море. Если рапорт не врет, старик уже одной ногой в могиле. Рак поджелудочной железы. Если Конрад Эмхерст проживет еще три месяца, может считать, что ему очень повезло.

Судя по полученной информации, в молодости отец Марлы был завзятым бабником, а мать ее, Виктория, – фригидной стервой. Виктория умерла несколько лет назад от осложнения после неудачно проведенной косметической операции. Тут Патерно презрительно хмыкнул. Сын Рори еще мальчиком пострадал от несчастного случая, сейчас находится в интернате для умственно отсталых. Так что Марла – единственная наследница старого богача. А она ничего не помнит. По крайней мере, так говорит. Патерно нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. Возможно, лжет. Но чего ради?

Патерно заправился новой порцией жвачки и продолжил просматривать бумаги.

Кейхиллы, как видно, ничем не напоминают счастливую семью из старых телесериалов. Скорей уж сошли с экрана прямиком из «Династии».

Глава семьи – Юджиния: улыбчивая ханжа, фальшивая, как трехдолларовая банкнота, из тех, что одной рукой гладят, а другой вонзают нож в спину.

Александер, старший сын и муж Марлы. С виду – мечта любой женщины: красивый, энергичный и очень, очень богатый. Окончил Стэнфорд и Гарвард, несколько лет занимался адвокатской практикой, затем занял место отца в международной корпорации «Кейхилл Лимитед». После смерти папаши сынок унаследовал все его состояние. Патерно уже приходилось иметь дело с Алексом, и в этот раз Кейхилл ему очень не понравился. Высокомерный сукин сын, воображающий, что весь мир вращается вокруг его баксов. Такие люди редко уважают закон.

Брат Александера, Николас: по всей видимости, белая ворона в семействе. Пока Алекс оказывал успехи в науках, Николас конфликтовал с законом. Хулиганство, вандализм, угон автомобиля в пьяном виде – список длинный. Но ни разу дело не дошло до суда. Очевидно, папочка знал, кому платить, – хотя об этом рапорты молчали.

В восемнадцать лет, окончив школу, Ник покинул родной дом. Куда его только не заносило! Был дальнобойщиком, пытался разводить лошадей в Монтане. Несколько лет серьезно занимался рыболовством – даже купил себе рыбацкое судно. Управлял компанией грузовых перевозок. Сколотив небольшое состояние, уехал в Сиэтл и начал серьезный бизнес: покупал разорившиеся компании, доводил их до ума и продавал. В этом у парня, как видно, обнаружился талант: через некоторое время он получил известность как специалист по решению деловых проблем. Самые крупные и известные фирмы не гнушались обращаться к нему за помощью. Однако пять лет назад Ник внезапно прекратил работу и осел в какой-то глухой орегонской деревушке. В Чертовой Бухте. Ничего себе названьице!

А теперь внезапно вернулся в лоно семьи.

Из-за катастрофы? Или, как он сам говорил, для того, чтобы помочь брату в делах? Интересно, какие проблемы скрываются за безупречным фасадом «Кейхилл Лимитед»?

Патерно выплюнул жвачку в мусорную корзину и отложил рапорт на Ника в сторону.

Дальше идет парочка кузенов, недовольных отлучением от семейного пирога. Монтгомери Кейхилл и его сестра Чериз Кейхилл Мартин Белл Фавьер повсюду кричат, что отец и дядя обошлись с ними несправедливо. Монти в юности пару раз отдыхал за решеткой. Видимо, Фентон, его отец, не обладал таким влиянием на копов и судей, как дядюшка Сэмюэл. Или обладал, но хотел, чтобы сын понял, что почем.

А может, ему было просто наплевать. Случается и такое. Детектив досадливо поморщился, вспомнив собственного отца.

Так что же там с Марлой и Пэм Делакруа? Бывший муж Пэм требует справедливости: впрочем, Патерно подозревал, что парень попросту почуял запах денег. Однако непонятно, почему Марла Кейхилл, аристократка до мозга костей, сдружилась с женщиной явно не своего круга? Он снова просмотрел информацию о Пэм. От кого-то Патерно слышал, что они с Марлой входили в один теннисный клуб; но в документах никакого подтверждения этому он не нашел. Вообще эта Памела – загадочная женщина. Получила юридическое образование, но ни дня не проработала юристом. После развода занялась совершенно новым для себя делом – продажей недвижимости. Почему?

Патерно распечатал фотографии Марлы и Пэм на цветном принтере и снова принялся в них вглядываться. Возможна ли ошибка при опознании? Что, если дорожная полиция перепутала двух женщин? Но у Памелы было при себе удостоверение личности, а тело ее опознал бывший муж. Что же до Марлы, ее узнали по больничному идентификационному браслету на руке.

Положим, сама она ничего не помнит: но муж и свекровь не могли перепутать Марлу с какой-то незнакомкой! По лицу ее теперь не узнаешь; однако остаются голос, движения, манеры, тысяча мелких черточек, по которым можно безошибочно отличить одного человека от другого. Если только... Что, если все семейство в сговоре? Господи, ну и мысль! Определенно, с телесериалами пора завязывать!

Что толку гадать на бобах? Завтра же он пересмотрит все материалы по делу. Начиная с образцов крови. И будет надеяться на чудо.


Заплакал маленький Джеймс, и Марла поспешно вскочила с кровати. Через несколько секунд она уже была в детской.

– Все хорошо, милый, – машинально прошептала она, вынимая его из кроватки и на несколько секунд прижимая к себе.

Расстегивая Джеймсу штанишки, она с восторгом смотрела, как он сучит крошечными ножками, и впивала чистый детский запах. Малыш остановил на ней взгляд синих глазенок – и сердце ее затрепетало.

– Какой же ты хорошенький! И сам об этом знаешь, правда?

Малыш радостно агукал.

– Да, Джеймс, ты разобьешь немало девичьих сердец!

Она уже заканчивала менять подгузник, когда появилась Фиона с бутылочкой.

– Я сама все сделаю, – твердо сказала Марла и, усевшись с малышом в кресло-качалку, поднесла бутылочку к его губам.

Джеймс энергично сосал, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на мать удивленными синими глазками.

– Знаю, знаю. Смотришь на меня и думаешь: «Кто эта страшная тетя?» – Марла подмигнула сыну и, отложив опустевшую бутылочку, прижала его к плечу.

– Классный мальчуган, – заметила Фиона, поправляя одеяльце в кроватке. – Сколько работаю, а такие редко попадались. – Немного поколебавшись, она добавила: – Вот старшая ваша, должно быть, любила похныкать.

«Если бы она могла вспомнить!»

– Шалая девчонка, – заметила Фиона, – такие-то и попадают в беду. – Нахмурившись, словно досадуя на себя за болтливость, она поспешно добавила: – Это, конечно, не мое дело. Давайте-ка положим нашего красавчика обратно в кроватку.

Марла не возражала. Сегодня она чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера: совсем не болела голова, прояснились мысли. А главное, ей, кажется, удалось сблизиться с сыном – пусть совсем чуть-чуть. Дочь – иное дело: Сисси старательно избегала ее, а когда им случалось столкнуться, таращилась на мать, словно на марсианку. Похоже, Марле потребуется немало терпения и труда, чтобы загладить свою забытую вину перед дочерью.

Она приняла душ, переоделась, а затем решила зайти в кабинет Алекса, чтобы поработать на компьютере и внимательно перечитать имена в картотеке. Однако не смогла осуществить задуманное – дверь к Алексу оказалась заперта.

Почему? Что он скрывает?

Радость и умиротворение, которые она ощущала, пока держала на руках сына, испарились без следа.

Марла отворила дверь в комнату Сисси. Здесь было пусто, темно и прибрано – должно быть, пока Сисси в школе, комнату убирает горничная. Марла ощутила укол совести. Она – мать: она должна была встать рано утром, поцеловать Сисси, приготовить ей завтрак, узнать, сделано ли домашнее задание, проверить, есть ли чистая футболка для урока физкультуры. Покормить сына, сменить ему подгузник.

Хотя зачем? Для этого есть слуги.

И все же Марла не могла успокоиться. Ей не давали покоя вчерашние слова Джоанны: «Таких, как ты, мужчины не пропускают. Никто не слышал, чтобы ты упоминала Памелу. Где твое кольцо?»

Выйдя в холл, Марла перегнулась через перила и взглянула вниз. Из большой гостиной доносилось громкое тиканье напольных часов. Вдалеке, на кухне, еле слышно звякала посуда и переговаривалась прислуга. Не цокали по паркету каблучки Юджинии, не лаяла зловредная собачонка, не звучала из скрытых динамиков классическая музыка. В доме не было никого, кроме малыша и прислуги.

Марла поспешила к двери кабинета, выходящей в холл, и попыталась ее открыть. Тоже заперто. Алекс запер все. Теперь ни в его спальню, ни в кабинет, ни в тренажерный зал не попасть без ключа.

Но зачем? Чего он опасается? Что кто-нибудь из прислуги станет рыться в его вещах? Или он что-то скрывает? От слуг? От матери? От нее?

Марла посильнее нажала на дверную ручку, даже налегла плечом, но тщетно – крепкая дубовая дверь даже не шелохнулась.

«Он запер дверь от тебя, Марла, и ты это знаешь. Ему не понравилось, что ты осматривала его кабинет. Он тебе не доверяет. И ты это чувствуешь».

Ей вспомнилась кровать в спальне – огромная кровать, на которой она спала одна. «Все это как-то связано с Ником и с тем, что я чувствую к нему». У Марлы сжалось горло. Она хотела бы отрицать свои чувства – но не получалось. Сомнений нет: это волнение при виде Ника, это острое ощущение его сексуальной привлекательности пришло к ней из прошлого.

Как там сказала Джоанна? «Таких, как ты, мужчины не пропускают.»

Джоанна вчера наговорила много странного и тревожащего. Взять хотя бы это пропавшее кольцо. Подарок отца. И снова при мысли о Конраде Эмхерсте в сердце шевельнулась смутная и непонятная боль. Она ничего о нем не помнила – и все же чувствовала, что в их отношениях было все, что угодно, кроме любви.

«Почему же я носила его подарок?»

И другой, более важный вопрос: где кольцо? Где-то у нее в комнате? Осталось в «Мерседесе» Пэм? Заперто в каком-нибудь сейфе? Есть только один способ это выяснить – искать. Марла начала с ванной – ничего. Проверила шкатулку с драгоценностями, тумбочку, все ящики в бюро – безрезультатно. В гардеробной тоже ничего не оказалось.

Может быть, кольцо снял Алекс, пока она лежала в коме? Но ведь обручальное кольцо осталось.

Марла растерянно оглядела гардеробную. Взгляд ее остановился на упакованной в чехол теннисной ракетке. Что, если здесь? Она расстегнула чехол, осмотрела все внешние и внутренние карманы, однако кольца не нашла – и вообще не нашла ничего, кроме чека из магазина.

Рассеянно сунув чек в карман, Марла достала ракетку, взвесила ее в руке, подняла, махнула ею в воздухе, стараясь вызвать в себе забытые ощущения.

«Ты у нас была чемпионкой. Никто в клубе не мог с тобой состязаться...»

– Ну что ж, посмотрим, какая из меня Навратилова, – пробормотала она.

Сжав в левой руке воображаемый мяч, она отвела правую назад и взмахнула ракеткой. Удар вышел тяжелым, неуклюжим: будь у Марлы в руке настоящий мяч, она бы наверняка промахнулась. Попробовала еще раз – то же самое. Непривычный вес ракетки оттягивал руку. Как же она выигрывала матчи?

– Вот так сюрприз! – пробормотала Марла. Гардеробная, наполненная неузнаваемыми вещами и утраченными воспоминаниями, вдруг показалась ей невыносимо тесной. Захотелось бежать из этого холодного дома, полного запертых дверей и темных тайн. Вздохнуть полной грудью. Обрести себя. Схватив с вешалки куртку, она выбежала из спальни и по черной лестнице спустилась на крытую веранду. Еще несколько шагов – и вот она на тропинке, уводящей в парк. Над азалиями и рододендронами висело тонкое полотно тумана; хмурые ели уходили вершинами в высоту и растворялись в сырой мгле, словно бесконечные колонны в храме какого-то угрюмого божества. Стояла глубокая тишина – словно на необитаемом острове.

Сунув руки в глубокие карманы, Марла пошла по кирпичной дорожке, мокрой от дождя и усыпанной еловыми иголками. Вокруг клубился холодный сырой туман: она ежилась и втягивала голову в плечи. Скоро по обеим сторонам дорожки началась цепь прудов, где плавали листьякувшинок.

Марла была почти готова поклясться, что видит эти пруды в первый раз. Почти.

Раздосадованная, она повернулась лицом к дому. Вдруг в одном из окон на третьем этаже мелькнула темная тень. Ее спальня? Но она только что оттуда... И все же это ее спальня – Марла узнала узор на шторах. Но кому там быть? В доме никого, кроме слуг.

Точно! Должно быть, прибирается горничная. Да и какая разница? Ей ведь нечего скрывать. И все же... Марла снова взглянула на свое окно – темный силуэт исчез.

Разозлившись на собственное не в меру буйное воображение, Марла натянула капюшон и двинулась к тому уголку сада, где, должно быть, летом цвели розы, а теперь остались лишь неприветливые колючие кусты.

Вдруг у нее зашевелились волосы на затылке. Она ясно ощутила на себе чей-то взгляд. Марла обернулась к дому. Что это? Темная фигура теперь маячила у другого окна, с другой стороны... Комната Алекса? Но Алекс запер дверь! Она сама в этом убедилась. Сердце ее отчаянно забилось, но Марла приказала себе не впадать в панику. Наверняка это кто-то из слуг, у кого есть ключи от всех комнат. И все же ее не оставляло ощущение, что за ней наблюдает чей-то пристальный, недобрый взгляд. По верхушкам елей пронесся порыв ветра, и дождевые капли забарабанили по капюшону. Марла моргнула – а в следующий миг зловещая фигура уже не маячила за окном. Исчезла таинственная угроза.

«Скоро начнешь пугаться собственной тени», – сердито сказала себе Марла и пошла дальше. Скоро она увидела качели на стальных цепях. Может быть, она качала здесь Сисси? Светило солнце, малышка визжала от восторга, взлетая к небесам?

Марла присела на качели и оттолкнулась ногой. Под качелями собралась лужа – легко было представить, что детские ножки оставили здесь глубокую выбоину. Марла прикрыла глаза и прислушалась к отдаленному городскому шуму. Гудели машины, доносились еле слышные обрывки музыки, где-то неподалеку лаяла собака. Совсем рядом, за кирпичной стеной, соседи, а у подножия холма расстилается город. Но здесь Марла чувствовала себя отрезанной от мира.

Но ведь Сан-Франциско – совсем рядом, за воротами! Достаточно сделать несколько шагов. «Куда?»

– Куда угодно, – пробормотала Марла, сжимая холодные, подернутые ржавчиной цепи.

«Всего в нескольких кварталах – отель Ника.»

Нет, к Нику она, разумеется, не пойдет; но, может быть, побег из этой элегантной твердыни всколыхнет ее память, поможет обрести душевный мир? Может быть, она сумеет что-то узнать о Памеле Делакруа – кто эта женщина, как они подружились, почему в ту ночь решили ехать к ее дочери?

Голова ее гудела от вопросов; неотступное чувство вины охватывало всякий раз, когда она вспоминала о двоих погибших. Мужчина и женщина. И у обоих были семьи. Может быть, помолиться? Марла инстинктивно чувствовала, что в той, забытой жизни не слишком часто обращалась к богу; но почему бы не сделать исключение? Немного духовности ей не повредит. Однако Марла обнаружила, что не может вспомнить ни одного слова молитвы.

Она покачивалась на качелях, и мокрая сталь неприятно холодила ей бедра. Вдруг на дорожке послышались шаги. Марла застыла, крепко схватившись за цепи.

– Марла!

Она, к большому облегчению, узнала голос Ника.

– Я искал тебя. – Он посмотрел на нее с любопытством. – Что ты здесь делаешь?

– Думаю. Точнее, пытаюсь думать.

– Вспоминается что-нибудь?

– Если бы, – невесело усмехнувшись, ответила она. – А ты? Ты что здесь делаешь?

– Ищу тебя.

Он стоял в тени деревьев, широко расставив ноги, и словно не осмеливался сделать ни шагу дальше. Лицо его, казалось, все состояло из острых углов и ломаных линий.

– Я хотел застать тебя одну.

У Марлы похолодело в груди. Даже на расстоянии она различала темное пламя, горящее в его глазах. На миг закралась запретная мысль: что, если поцеловать его? Каково это – заниматься с ним любовью, касаться его тела, чувствовать под кожей тугие мускулы, гладить по смуглым щекам, затемненным тенью щетины? Но в следующий миг Марла выругала себя за похоть, по-воровски прокравшуюся в сердце. Он – брат ее мужа. Она замужняя женщина. Замужняя! В ее жизни не может быть места подобным фантазиям.

– Я знал, что сегодня утром никого не будет дома. Сисси в школе, у Алекса деловая встреча в городе, мать на заседании совета директоров в Кейхилл-хаусе, так что ты осталась одна.

У Марлы вдруг пересохло в горле. Ей показалось, что в глазах его мелькают опасные эротические образы. Те же, что преследуют и ее.

– Зачем? – спросила она. Голос ей самой показался сдавленным; должно быть, из-за скобок на зубах, подумала Марла, хотя знала, что это не так. – Зачем ты меня искал?

– Вчера вечером у меня была гостья, – ответил он. – Чериз. Она хочет с тобой увидеться.

– Тогда почему она не заедет? – поинтересовалась Марла, стараясь не замечать, сколько в нем опасной и неотразимо притягательной сексуальности.

– Алекс против.

– Кажется, он не слишком любит Чериз и ее брата, – заметила Марла, отводя глаза. Ей вспомнился услышанный вчера разговор Алекса с матерью. «Кровососы, вымогатели чертовы» – так, кажется, он называл двоюродных брата и сестру?

– Да, они не поделили кость. Жирную кость, надо сказать. В общем, она попросила меня поговорить с тобой.

Он скрестил руки на груди, и кожаная куртка скрипнула, натянувшись. Капли дождя падали ему на голову, стекали по шее и исчезали под воротником.

Марла проследила за ними взглядом, и во рту у нее вдруг стало сухо, как в Сахаре.

– Я подумал, что ты вправе об этом знать, – добавил он.

– Д-да. Конечно. – Не сразу ей удалось овладеть собственным голосом. – Конечно, пусть приезжает. В любое время.

– Хочет почитать тебе Библию, – честно предупредил Ник.

– А-а. Ну что ж... – Она несмело улыбнулась. – Может быть, господь хочет мне что-то передать через нее. Чтобы я приняла веру или что-нибудь в этом роде.

– Чериз и ее муженек с радостью тебя направят по нужному пути, – фыркнул он.

– Ладно, буду иметь в виду.

Он сунул руку в карман, извлек оттуда визитную карточку и, скрипя ботинками по гравию, подошел к качелям. Протянув визитку Марле, он добавил:

– Позвони ей сама. Нет нужды использовать меня как посредника.

Взгляды их встретились – и снова Марла поняла, что в иное время и в ином месте, не удержавшись, потянулась бы к нему, молча пригласила бы к поцелую.

Несколько секунд растянулись в вечность, наполненную отдаленным шумом улицы, шорохом дождя и отчаянной морзянкой сердца.

– Спасибо.

Ник повернулся и пошел прочь, но Марла не хотела его отпускать! Соскочив с качелей, она бросилась по лужам за ним.

– Ник, подожди! Я хочу тебя спросить...

Прежде чем он обернулся, она увидела, как напряглись его плечи под кожаной курткой.

– Да?

– Ты помнишь, как было раньше... какой я была?

– Когда это «раньше»?

– До замужества, – прошептала она. На скулах его заиграли желваки.

– Стараюсь не вспоминать.

– Но... я играла в теннис?

Капюшон соскользнул с головы – она этого не заметила.

– И всегда выигрывала.

– А верхом ездила?

– Не думаю.

Она шагнула ближе, чтобы заглянуть ему в глаза. Настало время задать вопрос, который мучил ее с самого визита Джоанны.

– Что я за человек?

– Опасный вопрос.

– Ответь мне!

Ник сжал губы, помедлил, прежде чем произнести:

– Ты была избалованной девчонкой. Родители давали тебе все, стоило только захотеть.

– Чего же я хотела?

На дорожке послышались шаги, но ни он, ни она этого не заметили. Глаза Ника опасно потемнели.

– Всего. У тебя было все, Марла. Деньги, ум, красота. Но тебе этого было мало. Ты хотела заполучить весь мир. – Губы его изогнулись в кривой безрадостной улыбке. – И почти добилась своего.

– Я... – Она замолкла, смутившись, но затем договорила: – Я хотела тебя?

Ник фыркнул.

– Нет, – коротко ответил он.

Глаза его сузились, на обычно непроницаемом лице отразилась буря чувств. Внезапно он выкинул вперед руки и схватил ее за плечи, впившись пальцами в тело так, что даже сквозь куртку она ощущала его стальную хватку. Теперь они стояли совсем близко: она чувствовала исходящий от него жар, вдыхала запах его одеколона, видела, как раздуваются от гнева его ноздри.

– Но я тебя хотел, – прошептал Ник, почти не двигая губами. Слова его сочились презрением. – Больше, чем разумный мужчина может хотеть женщину; больше, чем чего-либо еще в моей распроклятой жизни! Ты это хотела услышать? Ты довольна?

– Н-нет... – окончательно потерявшись, прошептала она.

– Тогда все в порядке, Марла. Потому что ты никогда и ничем не была довольна!

За деревьями послышались тяжелые шаги, и Ник, словно обжегшись, отпустил ее.

Появился Ларс. Жесткое лицо его было бесстрастно, взгляд перебегал от Марлы к Нику и обратно. «Долго ли он здесь? – подумала она. – Что он слышал? Может быть, он видел нас сквозь туман, прячась за стеной елей и рододендронов?»

– Вас ищут, – обратился он к Марле.

– Кто? – спросила она. :

– Мистер Кейхилл, – ответил Ларс, подходя ближе. В глазах его Марла прочла осуждение. – Ваш муж.

Она почувствовала, что краснеет.

– Он привез с собой сиделку.

Голос Ларса звучал бесстрастно, но во всем облике читалась неприязнь, а в стальном взгляде – молчаливые обвинения. Он кивнул обоим и прошел мимо.

– Что ж, пойду знакомиться со своим новым охранником, – вздохнула Марла.

– Ты так его расцениваешь?

– А ты нет? – Она и не старалась скрыть раздражение. – Господи, Ник, посмотри на меня! Как, по-твоему, нуждаюсь я в сиделке? – Она тряхнула головой. – Зайди в дом, посмотришь на фейерверк.

– Думаешь, что-то взорвется?

– Скорее всего, взорвусь я. – Она подошла к задней двери. – Если Алекс думает, что может мной командовать, пусть подумает еще раз!

Марла вытерла ноги о коврик и вошла в дом.

– Я никому не позволю водить себя на поводке! Тем более мужу! – горячо говорила она, взвинчивая себя.

Вместе они поднялись в гостиную, где уже сидел Алекс, а с ним рядом – высокий худой мужчина с аккуратно подстриженной бородкой.

– Вот и ты наконец! – воскликнул Алекс, вскакивая. – Господи, Марла, где ты была? Я обыскал весь дом, звал тебя, готов был уже отправить людей обыскивать сад!

– Я вышла немного прогуляться.

– В такую погоду?

Марла не ответила. Мокрая куртка и капли дождя на раскрасневшемся от холода лице достаточно ясно подтверждали ее слова.

– Я думал, у тебя деловая встреча, – заметил Ник, устраиваясь у камина. Там потрескивало пламя, и комнату наполнял смолистый аромат сосны.

– Ее пришлось отменить в последний момент. Вот я и решил завезти Тома. Марла, Ник, это Том Зейер, он будет присматривать и ухаживать за Марлой.

Ник перевел взгляд на «сиделку».

– Я вас знаю? Мы, кажется, встречались?

– Вполне возможно, – ответил Том. – Я встречался со множеством людей, когда работал в отделении «Скорой помощи» в Бейсайде, а потом – в Кейхилл-хаусе.

Ника не удовлетворил его ответ.

– Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Мир тесен. – Том улыбнулся и пожал плечами.

– В больнице... Да, я уверен, что видел вас в больнице!

– Очень может быть.

Марла неискренне улыбнулась и усилием воли заставила себя расслабить сжатые в кулаки руки.

– Рада с вами познакомиться, – произнесла она. Они с Томом обменялись рукопожатием. – Но, боюсь, мой муж совершил ошибку. Выгляжу я, конечно, не лучшим образом, но, право, мне не нужен ни уход, ни присмотр. Не сомневаюсь, Алекс с готовностью заплатит вам за причиненное беспокойство, но я в ваших услугах не нуждаюсь.

– Нуждаешься, конечно! – прервал ее Алекс.

Том отступил назад, поднял руки, словно защищаясь, и с беспокойством переводил взгляд с мужа на жену.

– Послушайте, если я...

– Ничего-ничего, все в порядке. – И Алекс метнул на Марлу взгляд, ясно говорящий: «Прекрати! Как тебе не стыдно!»

Но красноречивый взгляд не подействовал.

– Я не больна. Сиделка мне не требуется. Это напрасная трата времени Тома, моего терпения и твоих денег.

– Нанять сиделку мне посоветовал Фил. – На скулах у Алекса выступили желваки, над бровью запульсировала вена. Видно, не часто ему случалось встречать сопротивление, особенно со стороны жены. – Он врач.

– Тогда я сама поговорю с Филом, – возразила Марла, чувствуя, как самообладание утекает меж пальцев.

– Послушайте, – подал голос Том, – если у вас какие-то проблемы, может быть, вам стоит наедине...

Алекс резко обернулся.

– Никаких проблем! Просто теперь я вижу, что мне стоило все более детально обсудить с женой.

– Очень верно подмечено, – огрызнулась Марла. На лестнице послышался дробный цокот каблучков Юджинии и коготков Коко. «Замечательно! Только этих двоих здесь не хватало!»

Собачонка выскочила из-за угла метеором и отчаянно, захлебываясь от злости, залаяла на чужака.

– Тихо! – прикрикнула на нее Юджиния. – Замолчи, или отправишься в конуру! Сидеть!

Болонка немедленно повиновалась.

– Добрый день, Алекс, Ник, Марла, – поздоровалась Юджиния. – Вижу, с Томом вы уже познакомились?

– А вы его знаете? – спросила Марла.

– Конечно. Он работал на добровольных началах в Кейхилл-хаусе. Как пожи – ваете, Том?

– Спасибо, неплохо, – нервно ответил он, и собака снова залилась лаем. – Наверно, мне лучше уйти.

– Марла не хочет, чтобы за ней присматривали, – объяснил Алекс.

– Но почему? – поразилась Юджиния. – Дорогая, неужели ты не хочешь поскорее поправиться?

– Разумеется, хочу.

– Значит, и говорить не о чем.

– Ошибаетесь, – отрезала Марла. Том потянулся за своей сумкой.

– Извините, я правда лучше пойду, а вы разберитесь тут между собой.

Но Алекс так легко не сдавался.

– Здесь не в чем разбираться. Я нанял вас на работу – о чем еще говорить? Мы перенесем ваши вещи наверх, в комнаты прислуги. А с женой я сейчас поговорю.

– Хорошо. Как скажете.

Неприятную ситуацию разрешила Юджиния.

– Если хотите, могу пока показать вам дом, – предложила она. – Ник, пойдем с нами!

– Я этот дом уже видел, – холодно ответил Ник, но, поняв намек, вышел вместе с Юджинией и Томом. Коко снова залилась истерическим лаем.

– Заткнись! – крикнула Марла и со всей силы топнула ногой. – Хватит, слышишь?

Болонка сверкнула черными глазками, раскрыла было пасть, чтобы залаять с новой силой, но только коротко рыкнула и, поджав хвост, поплелась следом за хозяйкой.

– Мерзкое животное! – проворчала Марла и повернулась к Алексу.

Подождав немного, чтобы убедиться, что их не услышат, она горячо заговорила:

– Мне не нужна ни сиделка, ни нянька, ни кого ты там нанял! И хватит с меня болтовни о том, что доктор прописал и что я сама не знаю, что мне нужно. Хватит! Я этому не верю. Ни единому слову.

– Может быть, дело не в тебе, – заговорил Алекс, и над глазом у него снова задергалась голубая жилка. – Может быть, дело в нашем спокойствии – мамы, Сисси и моем? Как, ты думаешь, спокойно я себя чувствую, когда ухожу на работу и оставляю тебя на попечении пожилой женщины и подростка?

– Я в «попечении» не нуждаюсь.

– Разумеется, нуждаешься! – отрезал он, и глаза его сверкнули гневом.

– Я взрослый человек, а этот дом полон слуг. Здесь Фиона, Кармен, Ларс и бог знает кто еще!

– И ни у кого из них нет никаких медицинских навыков!

Потеряв самообладание, Алекс схватил ее за плечи, словно собирался встряхнуть – совсем как Ник несколько минут назад. Глаза его сверкали.

– Боже мой, Марла, – прорычал он, – можешь ты хоть раз в жизни подумать о ком-нибудь, кроме себя? Мы все переживаем трудное время. И лучше пока не становится. Ты знаешь, не ходить на работу я не могу.

– Вовсе не обязательно обо мне беспокоиться. – пробормотала Марла.

Однако гнев ее уже стихал, столкнувшись с очевидным и, кажется, неподдельным отчаянием на лице Алекса. За кого он так переживает? За нее? Или за себя? И вдруг ей вспомнилось... Они уже стояли здесь, в этой самой комнате: он так же держал ее за плечи, она выкрикивала ему в лицо что-то злое, и жилка, та же жилка билась у него над глазом. «Сука!» – рявкнул он тогда... или не он? Стальные пальцы впились ей в плечи, как впивались и прежде. Сколько раз повторялась эта безобразная сцена?

Должно быть, она побледнела, и в ее глазах отразился ужас: словно сообразив, что он делает, Алекс опустил руки и поспешно отступил.

– Черт побери, Марла, хоть раз в жизни не спорь со мной! – воскликнул он и провел дрожащей рукой по волосам.

В камине шипел и потрескивал огонь; по стеклам барабанил дождь; из скрытых динамиков доносилась классическая музыка – неуместный аккомпанемент к сцене семейной ссоры. Алекс достал из кармана пачку «Мальборо» и вытащил сигарету.

– Позволь мне о тебе позаботиться!

Марла упала в кресло и уронила голову в ладони.

– Я... я вспомнила... как мы ссорились, – прошептала она.

Раздался щелчок зажигалки; Алекс глубоко затянулся.

– А теперь ты стал запирать двери. – Она подняла глаза. Головная боль снова напомнила о себе. – Я хотела поработать на компьютере, но не смогла войти в кабинет.

– Иногда у меня в кабинете оказываются важные документы. С работы, из больницы или из Кейхилл-хауса. Не хочу, чтобы они попались на глаза прислуге.

Марле вспомнились шкафы у него в кабинете. Почему нельзя сложить документы в шкаф и закрыть на ключ? Зачем запирать все комнаты?

– Хотелось бы думать, что у нас работают честные люди, – проговорила она.

– Разумеется, честные, – раздраженно ответил Алекс. – Но мне приходится быть осторожным. Положение обязывает.

«А может быть, ты скрываешь что-то еще?» – закралась невольная мысль.

– Из-за этого я чувствую себя здесь чужой.

– Напрасно. – Алекс потер висок, словно у него начиналась головная боль.

Напольные часы равнодушно отсчитывали минуты. Марла вздрогнула: она вдруг почувствовала себя безнадежно одинокой. Похоже, они с мужем очень далеки друг от друга – и, быть может, со временем станут еще дальше.

– Послушай, милая, – заговорил Алекс. – Ты права, мы ссорились. Гораздо чаще, чем хотелось бы. Но я не поэтому запираю дверь. – Он потряс головой. – Вовсе нет! Просто, я так надеялся... черт побери, Марла, ты понимаешь, что могла умереть? Оставить меня вдовцом, а детей сиротами? Черт, да я все это время только о том и молился, чтобы ты... чтобы все это осталось позади. – Он выпустил длинную струю дыма. – У нас двое детей. Они во всей этой неразберихе не виноваты.

– Нет, конечно, нет. – Ей и самой очень жалко детей – но это еще не причина, чтобы позволять мужу собой командовать. – Но не думаешь же ты, что я соглашусь просто сидеть сложа руки, не пытаясь вспомнить, разузнать, кто я?

Слезы обожгли ей глаза; она опустила взгляд на сцепленные на коленях руки. Что с ней? Почему она чувствует потребность бороться с ним, отстаивать свою независимость? Ей вспомнилась собственная реакция на появление Ника в саду – и она прикрыла глаза, чувствуя отвращение к себе. Что же она за человек: пылает похотью к деверю и ровно ничего не чувствует к человеку, которого обещала любить, почитать и повиноваться ему? Впрочем, Марла догадывалась, что с повиновением у нее всегда были проблемы. Повиноваться не в ее натуре.

– Прости, что я начала спор. – Она подняла глаза. Слезы наполнили их доверху и грозили перелиться через край. – Просто я... – Она беспомощно махнула рукой. – Все это так тяжело!

– Знаю, знаю. – Он помешал угли в камине. – Нам надо набраться сил и терпения. Всем нам. Знаешь, говорят, беда не приходит одна? Так вот, сегодня я узнал: полиция уверена, что Чарлза Биггса убили. Кто-то пробрался в больницу под видом интерна, задушил его и скрылся.

У Марлы похолодело внутри.

– Но почему?

– Кто знает? – устало откликнулся Алекс. – Может быть, это какой-то сумасшедший, не имеющий с нашим делом ничего общего. Но, так или иначе, нам надо быть осторожнее. Я распоряжусь усилить охрану дома.

– Думаешь, кто-то может забраться сюда? – спросила Марла, потирая вдруг замерзшие руки.

Ее била дрожь при мысли о Чарлзе Биггсе – человеке, которого она никогда не видела и которого, сама того не ведая, отправила в могилу.

– Честно говоря, не знаю, что и думать, – ответил Алекс.

Марле вспомнилась темная фигура в окне.

– Кажется, сегодня я видела кого-то в доме. Алекс вскинул голову.

– Кого?

– Не знаю. Я решила, что это кто-то из слуг или что у меня просто разыгралось воображение. Я была в саду и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняла голову – и увидела в окне его или ее. Я не поняла, мужчина это или женщина.

– Господи, Марла! – прошептал он. – Почему же ты ничего не сказала?

– Потому что не была уверена. Скорее всего, это был кто-то из прислуги.

– Но ты испугалась?

– Немного, – призналась она.

– Понятно. Я немедленно усилю охрану. И, Марла... пусть Том останется. Пройдет несколько дней или недель, ты окрепнешь, шумиха утихнет, и я подышу ему работу в Кейхилл-хаусе или подергаю кое за какие ниточки в больнице, чтобы его взяли туда.

– Ты можешь это сделать?

– Конечно. – Он затянулся в последний раз и швырнул окурок в огонь. – Папа в свое время говаривал, что за деньги можно купить почти все. И это правда. Возьми хоть Ника: если бы старик не заплатил кому следует, сидеть бы ему и по сей день за решеткой!

– Ник был в тюрьме? – Она этого не ожидала.

– Только одну ночь. За драку. Он в то время встречался с тобой. Какой-то тип начал к тебе клеиться, и Нику это не понравилось.

Марла потрясение молчала.

– Характер у него в то время был взрывной, – пояснил Алекс. – Повезло, что не дали срок. – Он пожал плечами. – Что толку вспоминать старое?

Он подошел к Марле и снова положил руки ей на плечи, на этот раз – не гневно, а ласково.

– Послушай, пожалуйста, пусть Том останется, – попросил Алекс. – Ненадолго. На несколько дней. Пока тебе не станет лучше. Хорошо?

«Возможно, я совершаю чудовищную ошибку», – с такой мыслью Марла медленно но кивнула, позволила ему заключить себя в объятия. Она прижалась щекой к теплой шерсти его пиджака и на секунду закрыла глаза.

– Хорошо. Ненадолго, – прошептала она.

Она старалась найти в себе хоть слабый отголосок любви к этому человеку – мужу, отцу ее детей. Отблеск страсти, отзвук нежности – черт побери, хоть что-нибудь, отличное от равнодушия! Но память молчала, а слезы на глазах и тяжесть в груди твердили, что она ошибается. В чем, пока неясно – но очень, очень ошибается. В отчаянной попытке восстановить порванную связь Марла поцеловала мужа в гладко выбритую щеку. Алекс крепко прижал ее к груди. И снова она ничего не почувствовала. Стиснув кулаки в бессильной ярости, она открыла глаза и взглянула через плечо Алекса.

В дверях, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди, стоял Ник, его влажные темные волосы блестели в электрическом свете, синие глаза его обвиняюще сверкали. Марле вспомнилась недавняя встреча в саду – какая страсть была тогда в его взгляде! Теперь от нее не осталось и следа. Губы Ника были плотно сжаты; казалось, он говорит себе: «Я знал, что этим кончится».

– Марла, – произнес он, не скрывая убийственного сарказма, – добро пожаловать домой.

Глава 9

«Будь у меня хоть капля разума, мчался бы сейчас во весь опор к себе в Чертову Бухту!» – с такой мыслью Ник достал из мини-бара банку пива, включил портативный компьютер и просмотрел электронную почту. Ага, вот и рапорт Уолта. Ну не смешно ли? Ненавидел век техники, клялся никогда больше не подключаться к Интернету, а вернулся в Сан-Франциско – мигом превратился в раба Всемирной Паутины!

В ожидании, пока скачается почта, Ник открыл пиво и невидящим взглядом уставился в окно. Думал он о сегодняшней встрече с Марлой – в парке, в туманной полумгле, под надзором хмурых елей. Не стоило ему искать с ней встречи наедине. Не стоило к ней прикасаться.

Но он совершил очередную ошибку. И теперь мозг с новой силой атаковали запретные воспоминания. С фотографической четкостью и яркостью Ник вспоминал и пламенные волосы, падающие на обнаженные плечи, и груди с темными сосками, и поросль рыжих кудряшек там, где сходятся стройные ноги.

– Идиот! – вырвалось у него.

Ник сделал большой глоток пива. Чем же так зацепила его эта женщина? Она изменилась за эти годы – стала старше. Неузнаваемым сделалось лицо, еще испещренное следами катастрофы. Жаркая жадная страсть в глазах сменилась каким-то иным чувством. Тихим. Глубоким. Куда более опасным.

– Черт!

Прикончив пиво, Ник сел за чтение рапорта. Он просматривал страницу за страницей, пока с последней на него не глянуло лицо Памелы Делакруа.

– Вот так так!

Мертвая женщина, глядящая на него с фотографии, могла бы приходиться Марле сестрой. Не близняшкой, конечно, но достаточно близкой родственницей. Те же волосы цвета красного дерева обрамляли лицо: правда, лоб был шире, глаза немного круглее, а подбородок острее. Были, разумеется, и другие отличия, но в целом... Что это – совпадение?

Марла изменилась не только душевно, но и физически. Алекс упоминал, что теперь, после пластической операции, она будет выглядеть по-другому. Что, если... может быть, это одна и та же женщина? Может быть, полиция ошиблась при опознании тела? Тьфу, что за безумные мысли лезут ему в голову!

Он просмотрел остальные фотографии. Пэм с мужем до развода; Пэм с маленькой дочкой на катере; Пэм на выпускном вечере дочери. И везде сходство Пэм с Марлой бросалось в глаза.

– Что бы все это значило? – пробормотал Ник, чувствуя, как крадется по жилам холод дурного предчувствия.

Подумать было о чем. Что же произошло той ночью на Семнадцатом шоссе? Кто эта погибшая женщина, которую никто, кроме Марлы, не знал и не видел? Почему этот «несчастный случай» привлек столь пристальное внимание полиции?

Протянув руку, Ник дотронулся до изображения Памелы на экране. Привлекательная женщина. В ней не было яркой, завораживающей красоты Марлы, однако в лице чувствовалась сила и незаурядная индивидуальность. А теперь она мертва.

– Черт побери!

Ник перекинул информацию на дискету, сунул ее в карман куртки и вышел. Было уже за полночь, но неподалеку отсюда он знал круглосуточный копировальный центр, где можно было в любое время дня и ночи распечатать сведения с дискеты.

На улице было холодно и пустынно. Порывистый ветер дул с Залива, заставляя втягивать голову в плечи и поднимать воротник. По дороге проносились редкие автомобили. В тумане слабо мерцали уличные фонари.

Ник думал о Марле, которая едва не погибла в такую же холодную, ветреную ночь.

И о другой женщине – той, которой не повезло.

В «Копирайте» дежурил прыщавый паренек лет восемнадцати. Работал он куда лучше, чем выглядел: меньше чем через час на руках у Ника были отпечатанные фотографии, отчеты, финансовые сводки, резюме, список дорожно-транспортных происшествий, а также полная информация о Памеле Делакруа и о членах его собственной семьи. Достаточно, чтобы не спать до утра.

Вернувшись в отель, Ник разложил бумаги на кровати по темам. Начать он решил с документов «Кейхилл Лимитед», принесенных Алексом.

Где-то в этом ворохе бумаг таится ключ к разгадке. Задача Ника – его найти.


Тони Патерно надеялся на чудо. Но чудеса, как известно, случаются только в сказках.

Детектив вел свой белый «Кадиллак» шестьдесят девятого года, полученный в наследство от отца, по перегруженному шоссе на север, к Золотым Воротам. Обычно детектив Патерно играл по правилам. Но иногда случается, что правила мешают докопаться до истины. Тогда приходится их нарушать. Именно этим он и собирался заняться. А именно – совершить незаконное проникновение со взломом.

Чуда не произошло. Кровь Памелы Делакруа, как и указано в свидетельстве о смерти, имеет положительный резус. А кровь Марлы Кейхилл резус-отрицательна, что согласуется с данными из ее больничной карты. Патерно поговорил с копом, осматривавшим место происшествия, и убедился: ошибки не произошло. Марла жива; Памела в могиле. Гипотезу о подмене придется отбросить.

Включив мигалку, Патерно нетерпеливо пробирался по переполненной дороге к мосту. Похоже, в этом проклятом деле все против него. Два месяца работы – и ни единого прорыва!

Словесный портрет убийцы, проникшего в больницу под видом Карлоса Сантьяго, ничего не дал. Белый мужчина около шести футов ростом и ста семидесяти пяти фунтов весом; волосы каштановые, обычной длины, усы, очки. В Сан-Франциско таких не меньше миллиона.

А если предположить, что парень перекрасил волосы, сбрил усы, купил контактные линзы и смылся из города, то дело становится вовсе безнадежным.

«Дворники» сметали с ветрового стекла капли дождя. По радио шла беседа с психологом: какая-то несчастная жаловалась на мужа, требующего от нее кофе в постель. Погруженный в собственные мысли, Патерно не слышал ответа психолога. Он едва заметил, как замелькало за окном переплетение ржаво-коричневых труб, а под ним – зеленоватая вода, перетекающая из Тихого океана в Залив и обратно. Не замечал он и того, что крыша старого «Кадиллака» снова дала течь.

Он направлялся в Сосалито и старался заглушить шестое чувство, упорно подска – зывающее, что Марла Кейхилл – не та, кем ее все считают. Но если так, ее муж должен был заметить разницу!

Амнезия не уничтожает особые приметы, не изменяет голос, движения, манеры, привычки.

– Черт! – Зазевавшись, он едва не пропустил поворот.

Пэм Делакруа жила в плавучем доме в Сосалито, в заливе Ричардсона, в жилищном товариществе, объединяющем художников и писателей. Патерно припомнил все, что удалось о ней узнать. Дочь живет в Санта-Крус, бывший муж, Крейн Делакруа, в Силиконовой Долине.Он разбогател благодаря нынешнему компьютерному буму, и Памела, судя по всему, жила за счет алиментов. После развода занималась всем понемногу: продавала недвижимость на полставки (без особого успеха – за последние полгода не заключила ни одной сделки), пробовала себя в живописи и литературе. Вообще по большей части работала дома – даже не платила за офис у себя в компании.

Похоже, слышали о ней многие, но никто ее как следует не знал.

Патерно припарковал «Кадиллак» на стоянке и перешел по мосткам к плавучему дому Памелы, стоящему на вечном якоре между двух других барж-домов. С серого неба сочился дождь, и уже шагов за десять все расплывалось в белесой пелене.

Патерно забарабанил в дверь. Подождал. Никакого ответа. Толкнул дверь – заперта. Оглянувшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он сунул в щель замка кредитную карточку и подумал, чертыхнувшись, что в следующий раз непременно захватит с собой отмычку.

Официально смерть Памелы Делакруа рассматривалась как несчастный случай, но Патерно смотрел на дело под другим углом. Слишком много в нем странностей, думал он. И покойников уже двое. Кто-то помог Биггсу уйти из жизни – очевидно, чтобы он ничего не рассказал. Но что такое мог знать Биггс? Что видела перед смертью Памела Делакруа? Чего не помнит (или притворяется, что не помнит) Марла Кейхилл?

Должна быть какая-то зацепка. Нить, потянув за которую он сможет распутать клубок лжи вокруг смерти Памелы.

Осторожно, стараясь ничего не касаться, он прошелся по комнатам нижнего этажа. Две гостевые спальни, ванная, гостиная, превращенная в кабинет, – темные стенные панели, камин, книжные полки, до отказа забитые юридической литературой. Раздвижная дверь вела из кабинета на палубу.

На письменном столе стоял компьютер. Возле него Патерно увидел несколько фотографий девочки – дочери.

Он надел перчатки из латекса, очень осторожно, ничего не сдвигая с места, включил компьютер и просмотрел личные файлы Памелы. Ни телефона, ни адреса Марлы Кейхилл. Вообще никаких упоминаний о ней. На страничке настольного календаря с датой аварии записей нет.

– Так. А дальше что? – спросил себя Патерно.

Вокруг компьютера были в беспорядке разбросаны книги. Процедура усыновления, права и обязанности родителей, громкие дела, связанные с незаконным усыновлением. Объяснялся такой интерес к этому вопросу просто: Памела писала книгу. На компьютере Патерно обнаружил несколько глав незаконченного романа в модном нынче жанре юридического триллера. Видимо, Пэм, как и многие другие экс-юристы, решила подзаработать на интересе публики к судопроизводству.

На телефоне мигал огонек автоответчика. Патерно нажал кнопку – но тот, кто звонил Памеле, не оставил сообщения.

«Надо бы проверить ее телефонные счета», – подумал детектив.

Покинув кабинет, он поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж. В кабинете царил беспорядок, но верхние комнаты – кухня, хозяйская спальня и ванная – были прибраны и безукоризненно чисты. Ни соринки, ни пятнышка, все на своих местах.

На комоде Патерно увидел фотографию. Молоденькая девушка в мантии и шапочке, какие надевают школьники в выпускной вечер, с пестрой кошкой на руках. Это, конечно, Джули.

Ничего особенного. Разве что порядок. Одежда в шкафах рассортирована по цвету, на кухне – такая чистота, словно Пэм готовилась к визиту свекрови или фотографа из журнала «Прекрасный дом». И только в кабинете полный бардак.

Вернувшись в комнату, где Пэм работала, Патерно еще раз, более внимательно, просмотрел компьютерные файлы, но не нашел ничего, кроме все тех же черновиков книги. На всякий случай он распечатал ее записную книжку и календарь.

Выключив компьютер и собрав бумаги, Патерно вышел и захлопнул за собой дверь. В следующий раз он явится сюда официально, как представитель закона.

Подойдя к своему «Кадиллаку», Патерно бросил взгляд на другой берег Залива, где смутно виднелся в тумане полуостров Тайберон – шикарное место отдыха богачей. Где-то там, в элитной частной клинике, доживает свой век Конрад Эмхерст. Эта мысль заставила Патерно вспомнить о собственном отце; дернув углом рта, он сел в машину и торопливо тронулся с места. Дети звали «Кадиллак» «старой развалюхой» и уговаривали отца сменить его на что-нибудь более современное. Но детективу нравилась эта машина. Нравилась красная кожа сидений и черный кружок на подставке – след от отцовской статуэтки Пресвятой Девы, простоявшей здесь больше тридцати лет.

Нет, он не продаст «Кадиллак».


– Mon dieu! – всплеснула руками Элен, личная парикмахерша Юджинии. – Что произошло?

– Я же рассказывала вам о катастрофе, – ответила пожилая леди.

– Нет, я имею в виду, что с волосами?

– Я сама подстриглась, – объяснила Марла.Ее немало позабавил ужас миниатюрной француженки.

– Так-так... Посмотрим, что тут можно... Боюсь, мне нужно это обдумать. – Сообразив, что своими словами может обидеть новую клиентку, она улыбнулась: – Нет-нет, никаких проблем! Я умею творить чудеса. Лицо у вас прекрасное, такое лицо не надо прятать. Цвет вас удовлетворяет?

– Я хочу просто подровнять волосы, – ответила Марла, – больше ничего.

В ответ Элен одарила ее загадочной улыбкой и принялась за работу. Для начала она настояла на мытье и сушке того, что осталось от волос Марлы, а затем начала орудовать ножницами с таким хмурым и торжественным видом, словно, по меньшей мере, высекала на горе Рашмор пятый профиль. Когда она наконец закончила, Марла, взглянув на себя в зеркало, согласилась, что маленькая парикмахерша сотворила чудо. Рыжие волосы, лежащие короткими пушистыми волнами, почти прикрывали шрамы.

– Вам повезло, – заметила Элен, склоняя голову к плечу и любуясь своей работой. – Вы красивы от природы.

Марла хмуро покосилась на зеркало, беспристрастно отражающее все ее синяки.

– Да, да, – подтвердила Элен. – Следы аварии скоро исчезнут, и с вашими глазами и скулами вы будете великолепны, вот увидите! – Она закатила выразительные глаза к потолку. – Вы бы знали, с чем иногда приходится работать!

– Спасибо, – невольно зардевшись, поблагодарила Марла.

Сегодня она будет ужинать со всей семьей. Плевать, что на зубах у нее скобки, плевать, что вместо бифштекса придется хлебать жиденький супчик. Ей нужно почувствовать себя частью семьи, нужно наладить отношения с мужем и дочерью.

«А ведь я и в самом деле не так уж плохо выгляжу», – подумала она, в последний раз взглянув на себя в зеркало.

Зазвонил телефон; не раздумывая, Марла подняла трубку.

– Алло!

– Марла, это ты? – послышался торопливый и взволнованный женский голос.

– Алло! – вмешался другой голос. Это Кармен взяла вторую трубку.

– Я уже взяла, – быстро сказала Марла. Раздался щелчок – Кармен повесила трубку. – Да, это Марла, – проговорила она, краем глаза заметив, что Юджиния, проводив Элен, не торопится покидать гостиную.

– Слава Иисусу, наконец-то слышу твой голос! – затараторила женщина. – Это я, Чериз! Я с самой аварии все пытаюсь к тебе прорваться!

Юджиния повернулась к Марле и, прищурившись, уставилась на нее, словно строгая учительница на хулиганистого пятиклассника, пойманного за очередной шалостью.

– Всякий раз, как я звонила сюда, мне отвечали, что ты ни с кем не можешь разговаривать. Но, должно быть, вмешался господь. Как ты? – заботливо спрашивала Чериз.

– Лучше.

Марла заметила суровый взгляд свекрови, но решила не обращать внимания. Наверху заплакал малыш.

– Знаю, тебе было очень тяжело, – сыпала словами Чериз. – Травмы, смерть подруги. Ужасное, ужасное время. Неисповедимы испытания, которые посылает нам господь.

«Это уж точно», – мысленно подтвердила Марла.

– Мы с преподобным очень хотели бы тебя навестить.

– Преподобный – это ваш... твой муж? – неуверенно уточнила Марла.

– Да... ах да, я и забыла о твоей амнезии. – В голосе Чериз послышалась улыбка. – Он предпочитает именовать себя «преподобным Доналдом».

Марле представился Доналд Дак с ангельскими крылышками и нимбом вокруг головы – кадр из мультика, должно быть, виденного когда-то в забытом детстве. Пожалуй, преподобному Доналду такая ассоциация пришлась бы не по душе.

– Может быть, завтра после обеда? – предложила Чериз.

– Какое совпадение, я как раз свободна, – усмехнулась Марла.

Она гнала от себя мысль, что, прежде чем приглашать кого-то в гости, стоит посоветоваться с родными. Какого черта! Это ее дом, она здесь хозяйка. Наверху плачет ее сын: пора заканчивать разговор и идти к нему.

– Завтра утром мне снимают скобки, так что я снова смогу нормально разговаривать.

– Отлично. Значит, я скажу преподобному, и мы придем часа в три или в четыре. Может, даже Монти уговорю тоже заглянугь к тебе!

– Чем больше народу, тем веселее!

Повесив трубку, Марла обернулась и встретилась с хмурым взглядом Юджинии.

– Ты пригласила кого-то на завтра?

– Только родственников, – ответила Марла, раздосадованная высокомерным тоном свекрови. – Чериз и ее мужа. Преподобного Доналда.

– Господи боже!

– Вот и она все время так говорит. – И Марла поспешила наверх. – Может быть, зайдет и ее брат! – крикнула она с лестницы.

Ребенок умолк.

– Еще и Монтгомери, – прошептала Юджиния. – Да... Это будет что-то в высшей степени интересное!

«Аминь», – мысленно заключила Марла.


– Марла очень изменилась.

Ник сидел на пассажирском сиденье «Ягуара», в котором братья ехали по Маркет-стрит к Заливу. Небоскребы упирались в низкое серое небо; блестел мокрый после недавнего дождя асфальт.

– Разумеется, изменилась, – согласился Алекс. – Ты же много лет ее не видел.

– Нет, я не об этом, – ответил Ник, хмуро глядя в окно на деловой квартал Сан-Франциско.

Горы бетона и стали вздымались к небесам. Улицы были запружены автомобилями, по тротуарам деловито спешили пешеходы. Шум машин, пронзительные гудки, хлопанье голубиных крыльев – обычная городская какафония.

Господи, как же Ник ненавидел этот город!

– Ты прав, Марла изменилась, – повторил Алекс. Он остановился у светофора, и перед самым носом «Ягуара» в обе стороны полился нескончаемый пешеходный поток. – Она родила второго ребенка и сразу после этого угодила в страшную автокатастрофу, где погибли двое людей. Сама она перенесла пластическую операцию и потеряла память. Уже два месяца она не в состоянии раскрыть рот. Ничего удивительного, что она выглядит не так, как раньше.

Он нашарил в кармане пиджака пачку «Мальборо», достал одну и привычно щелкнул зажигалкой.

– Надеюсь, она поправится. Я имею в виду, избавится от этой амнезии... – Светофор вспыхнул зеленым, и «Ягуар» рванулся вперед. – Но, боюсь, выглядеть так, как прежде, уже никогда не будет.

– Можно сделать еще одну операцию.

– Да, в самом деле. – Алекс хмыкнул. – Ты, думаю, уже понял, что в нашем браке не все было гладко.

Ник плотно сжал челюсти.

– Чериз об этом упоминала пару раз. А в чем дело? Алекс бросил на него хмурый взгляд.

– С Марлой не так-то легко ужиться.

– А с тобой?

– М-да, ты прав, – усмехнулся Алекс. – Но, так или иначе, теперь все позади. Я об этом заговорил только потому, что эта тема обязательно всплывет, и лучше тебе узнать об этом от меня.

Ник молчал и вспоминал о том, как Алекс с Марлой вчера обнимались в гостиной.

«А чуть раньше, в саду, ты едва ее не поцеловал», – напомнил он себе.

Съехав с Эмбаркадеро, Алекс ввел машину в подземный гараж под огромным зданием – высоченной башней из бетона и стекла, гордо вздымающейся над деловыми кварталами. В этом-то пафосном небоскребе располагались офисы «Кейхилл Лимитед» последние семь лет – с тех пор, как Алекс решил, что старинный кирпичный дом, где на протяжении ста лет велся бизнес Кейхиллов, для него недостаточно престижен.

Ник полагал, что переезд стал одной из ошибок брата, из-за которых дебет «Кейхилл Лимитед» разошелся с кредитом. Он один стоил почти миллион – и это было только начало. Астрономическая цена аренды не оправдывалась – по крайней мере, в глазах Ника – расположением в престижном районе.

Алекс припарковал «Ягуар» в месте, отведенном для машин правления, и повел брата к лифту. Двойные двери с логотипом компании бесшумно распахнулись перед ними, и лифт вознес их на третий этаж.

Задержавшись в приемной, чтобы представить Ника секретарше и забрать последние сообщения,Алекс ввел Ника в роскошный угловой кабинет: огромный письменный стол, диван, столик, пара кресел, бар и стойка для фотографий в углу. «Тронная зала», – подумал Ник. Из окна во всю стену открывался вид на город: мокрые от дождя крыши блестели сквозь туман.

– Бывают кабинеты и похуже, – самодовольно заметил Алекс, сбрасывая пальто и шарф.

– Да. И намного.

– Знаю, о чем ты думаешь. Что вся эта показуха слишком дорого обходится, что компании нужно вернуться в старое здание или снять офис где-нибудь возле Залива, в районе с низкой арендной платой. – Он повесил пальто в гардероб – просторнее, чем прихожая в доме у Ника. – Я и сам об этом думал. Но, поверь, расположение в сердце города, удобство, престиж – все это себя окупает. Сколько полезных связей я завязал в одном только этом здании! Кроме того, это здание недалеко от дома, и я могу больше времени проводить с детьми. Это особенно важно сейчас, когда Марла нездорова. – Он закрыл гардероб, сел за стол, машинально включил компьютер и указал Нику на одно из. обтянутых кожей кресел. Пока Алекс всматривался в столбики цифр на экране, Ник подошел к стойке с фотографиями. Алекс на фоне маленького частного самолета пожимает руку губернатору. Алекс с группой мужчин в костюмах для гольфа. А вот и семейный фотопортрет: Алекс, Марла и маленькая Сисси. Сисси – ей, должно быть, нет и года – в розовом платьице с кружавчиками, оборочками, бантиками и всем прочим, что положено по штату маленьким ангелочкам, сидит на коленях у матери, таращится в камеру любопытными круглыми глазенками. Какой контраст с отцом! Алекс стоит, положив руку жене на плечо: он в строгом черном костюме, спина неестественно выпрямлена, хорошо отрепетированная улыбка источает высокомерие и самодовольство. Но прежде всего взгляд Ника метнулся к женщине в центре композиции. Ни один локон цвета красного дерева не выбивается из безупречной прически. Руки обнимают дочь. Чудные зеленые глаза слегка прищурены, на губах играет улыбка. Идеальная жена в строгом черном платье. Иллюзия, искусно скрывающая настоящую Марлу.

– Это первый день рождения Сисси, – заметил Алекс. – Двенадцать лет назад.

– Счастливое семейство.

– По большей части да.

– Теперь надо сделать новое фото.

Алекс нахмурился, словно не сразу понял, о чем говорит брат.

– Ах да, из-за малыша. Верно. – Он откинулся назад и сплел руки на столе. – В последнее время, сам понимаешь, нам было не до фотосъемки. Так... Я предупредил служащих, чтобы тебе дали доступ к любым материалам, какие потребуются. Работать можешь в комнате правления, или, если хочешь, выделим тебе отдельный кабинет.

– Подойдет и комната правления, если я смогу брать документы домой.

Алекс потер подбородок.

– С одним условием: ты переедешь к нам, в свою старую комнату. Не хочу, чтобы материалы компании лежали в отеле, где кто угодно из прислуги может в них заглянуть или даже стащить. Не то чтобы я тебе не доверял, но это вопрос безопасности.

– Ты ведь уже давал мне документы, – возразил Ник. Он ни на секунду не поверил этому объяснению.

– Знаю. Но я подумал и решил, что это опасно.

– Черт побери! – скривился Ник. Да, юридическое образование пошло Алексу на пользу – манипулировать Людьми он научился не хуже любого сладкоречивого адвоката. – Почему вам с матерью так хочется, чтобы я переехал в дом?

Алекс молчал.

– Вопрос контроля, верно? Хочешь контролировать не документы, а меня?

– Ты всегда был чересчур подозрителен, – вздохнул Алекс.

– За это мне и платили. И ты, когда пришлось туго, обратился за помощью к моим подозрительным мозгам. Так или нет? – прищурился Ник. – Скажи, Алекс, чего ты на самом деле от меня хочешь? В этом городе не меньше дюжины специалистов высшего класса, и ты мог бы нанять любого. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы определить, что расходы компании превышают доходы, и подсказать несколько несложных способов сэкономить средства. Что же до семейных дел – кто тебе мешает нанять для Марлы сиделку, для матери компаньонку, для Сисси гувернантку и так далее? Я тебе не нужен. – Он холодно окинул взглядом брата – его сшитый вручную костюм и двухсотдолларовый галстук. – Какого же черта ты потащился за мной в Орегон?

Алекс задумчиво пожевал губами. Отвечать он не спешил – то ли добивался драматического эффекта, то ли решал, стоит ли говорить правду.

– Ради Марлы.

Опять она! Как всегда. Вечное яблоко раздора. И снова между братьями повисли невысказанные обвинения. Алекс наклонился вперед, и кресло под ним скрипнуло.

– Я знал: велика вероятность, что она потеряет память. Доктор Робертсон предупреждал об этом. И еще я знал, что ты можешь помочь ей вспомнить. Вот почему я хотел, чтобы ты приехал.

– Никогда прежде ты не жаждал меня видеть.

– Может быть, я изменился?

– Да скорее ад замерзнет, – презрительно бросил Ник.

– Не знаю, сможет ли Марла оправиться от этого недомогания. Это ведь началось еще до аварии, за пару недель до рождения Джеймса. И, нравится тебе это или нет, но это связано с тобой.

– Не понимаю.

– Мы оба знаем, что между вами кое-что было. Марла всегда оставалась к тебе неравнодушна. Даже после замужества. – Алекс подергал за узел галстука. – Во сне она шептала твое имя. А не мое... – Он нахмурился, затем пожал плечами. – Я подумал, что ты можешь помочь ей исцелиться.

– Не верю. Ни единому слову. Чтобы Марла поправилась, нужны врачи, сиделки и так далее. Пережевывание событий пятнадцатилетней давности делу не поможет. Нет, тут что-то другое.

Ник поднялся, не сводя глаз с брата. Чувство вины давило его с такой силой, что было трудно дышать. Но нет, он не поддастся! Да, они с Марлой были любовниками – но до ее замужества! Это они с Алексом предали Ника, а не наоборот!

– Ты не все мне рассказал. Есть что-то еще. Я чувствую.

– Что же?

– Не знаю, – ответил Ник. – Но, клянусь богом, выясню это!


Слишком поздно Марла поняла, что затевать семейный ужин не стоило.

Семья собралась вокруг огромного стола, покрытого льняной скатертью, уставленного фарфором, хрусталем и серебром. Горели свечи, играла тихая музыка, посреди стола благоухали в вазе свежесрезанные розы, ирисы и маргаритки. Алекс сидел во главе стола, Марла – на другом его конце. Сисси устроилась рядом с бабушкой. Напротив них сидел Ник: он, казалось, едва мог усидеть на месте. На Марлу почти не смотрел, если же случайно поднимал глаза, взгляд их был холоден, как лед.

Говяжьи ребрышки и картофель с петрушкой и спаржей источали аппетитный аромат. Марла со своей тарелочкой протертого супа чувствовала себя совершенно лишней на этом празднике жизни. Бог знает, из-за амнезии ли или из-за действия успокоительных препаратов, но с каждой секундой она все сильнее ощущала себя нежеланной гостьей в этом доме. Может быть, начиналась паранойя. А может, все дело в Нике и в той встрече в саду.

Осторожно поднеся ложку ко рту, она втянула сквозь сжатые зубы немного супа. Желудок судорожно сжался при встрече с пищей, от которой успел отвыкнуть.

Застольная беседа текла с живостью окоченевшего трупа. Алекс говорил о бизнесе и о бирже; Юджиния отвечала сетованиями на проблемы в Кейхилл-хаусе и на то, как трудно нынче найти хорошего психолога для помощи бедным девушкам. Сисси в разговоре не участвовала – только кривила губы и громко вздыхала. Марла вполне ее понимала. Ник не поднимал глаз от тарелки и ограничивался односложными «да» и «нет».

«У нас была связь», – так он сказал. Они были любовниками. Марла почувствовала, как запылали щеки. Правда, она ничего не помнила об их отношениях – но слишком хорошо могла себе это представить. Было в нем что-то неотразимое. Красивый неброской мужественной красотой, сдержанный, немногословный. Марла готова была возненавидеть себя за то, что так остро реагировала на его мужскую привлекательность! Нет, это все лекарства, от которых туман в голове, и проклятая амнезия! Но все же, глядя на жесткие черты его лица, на загорелую кожу, туго обтягивающую высокие скулы, на мощные плечи и упрямый подбородок, она испытывала то же влечение, что и в саду, и в больнице в их первую встречу.

«Лучше не смотреть», – решила Марла и, опустив глаза, сделала еще глоток супа. Желудок снова запротестовал. Скорее бы снять эту проволоку! Ничего, остался только один день.

Мама говорит, ты пригласила в дом Чериз и ее мужа, – послышался с другого конца стола голос Алекса.

– Верно. Она позвонила, и мы договорились о встрече. Они придут завтра.

– Думаешь, это разумно? – Алекс отрезал себе кусок пожирнее и отправил его в рот.

– Ты знаешь, зачем мне нужны встречи с друзьями, – ответила Марла.

– Но... видишь ли, Чериз и Монтгомери, вообще говоря, нам не друзья.

– Но они родственники.

Юджиния положила вилку и выпрямилась.

– Да, паршивые овцы.

– О боже мой! – простонала Сисси и отхлебнула воды из хрустального бокала, где звенели кусочки льда и плавал ломтик лимона.

– Поговорим об этом позже, – произнес Алекс, бросив взгляд на дочь.

– Да, да, конечно, – поспешно откликнулась Юджиния. – Не стоит обсуждать такие темы за столом.

– Почему? – спросил вдруг Ник.

– Сисси не хочет об этом слушать. – Юджиния выдавила улыбку и потянулась за своим бокалом.

– Вот именно, не хочу.

– А по-моему, хорошо, что они придут, – заметил Ник, откинувшись на стуле. Синие глаза его в свете свечей мерцали опасным блеском. – Может быть, это разрядит атмосферу?

Алекс, нахмурившись, покачал головой.

– От них одни неприятности. Так всегда было. Даже когда я решил помочь мужу Чериз и взял его на работу в Кейхилл-хаус.

– Это давняя история, – ледяным тоном заметила Юджиния. – Незачем ее вспоминать.

Алекс поморщился.

– Да, верно.

Ник отодвинул тарелку: казалось, еще минута – и он выскочит из комнаты. Напряженная тишина нарушалась лишь тиканьем часов. Марла решила, что пора внести свою лепту в общую семейную беседу.

– Как только снимут скобки, я хотела бы навестить отца, – объявила она.

Юджиния и глазом не моргнула, а вот Алекс перестал жевать и уставился на жену.

– Конрада? Зачем?

– Например, затем, что он мой отец. Может быть, он поможет мне что-то вспомнить. И потом, насколько я понимаю, он очень болен.

– Это правда, и я охотно свозил бы к нему на Тайберон всю семью, – кивнул Алекс. – Особенно малыша. Но надо ведь и о нем подумать. – Алекс отставил тарелку, поставил локти на стол и опустил подбородок на руки. – Что станется с беднягой, если он увидит тебя в таком виде?

Марла поймала в гранях хрустального графина свое отражение, но не поморщилась. Она постепенно принимает нормальный облик. Припухлости почти спали, синяки проходят, тщательно уложенные волосы блестят в свете свечей.

– Думаю... думаю, он будет только рад своими глазами убедиться, что я жива и здорова.

Юджиния положила в рот кусочек мяса и запила глотком вина.

– Думаю, я смогу свозить тебя на Тайберон. Правда, не на этой неделе – у меня уже все расписано. Может быть, на следующей.

– Я могла бы и сама съездить, – с легким раздражением возразила Марла.

Все вокруг словно сговорились обращаться с ней, как с беспомощной калекой! Это начало ей всерьез надоедать. Конечно, глупо видеть в этом доме роскошную тюрьму, но хотя бы с отцом она имеет право повидаться наедине, без неотступного надзора родных?

– Ты не можешь вести машину, – напомнил Алекс.

– Почему?

– Во-первых, потому что «Порше» продан, во-вторых, потому что твоя кома...

– Но теперь-то я не в коме! Не вижу причин беспокоить твою мать или тебя. В конце концов, это мой отец!

Марла чувствовала, что терпение ее на исходе. За лоском комфорта и цивилизации, за блеском свечей, звуками музыки и начищенным серебром в этом огромном доме скрывалось какое-то едва уловимое напряжение, какие-то тайны, спрятанные по темным углам. Она постоянно ощущала незримое присутствие этих тайн, и это страшно действовало на нервы.

– Если все дело в машине, пусть меня отвезет Ларс! Не слишком приятная перспектива – ну да ладно.

Все, что ей нужно, – увидеться с отцом. Без посторонних.

– Дорогая, меня это ничуть не обеспокоит! – с терпеливой улыбкой, от которой Марле уже хотелось визжать, заверила Юджиния.

Вежливость не помогла. Что ж, придется идти напролом.

– Послушайте, я хочу поправиться. Вспомнить все и стать независимой. Как можно скорее. А для этого мне нужно встречаться с друзьями, ездить в клуб, обедать в городе – когда снимут скобки, разумеется.

Она замолчала, ожидая, как отреагирует Юджиния. Та только приподняла брови над золотой оправой очков. Алекс бросил на стол салфетку.

– Разумеется. Как только Фил даст «добро», ты сможешь делать все, что хочешь. И потом, разве вчера к тебе не приходила Джоанна?

– Да, но я так ее и не вспомнила.

Марла переводила взгляд с одного члена семьи на другого, стараясь отогнать пришедшую в голову мысль.

– Подожди-ка... Ты хочешь сказать, что доктор приказал держать меня взаперти?

Юджиния со вздохом положила нож и вилку.

– Доктор Робертсон просто хочет убедиться, что ты достаточно окрепла. И потом, не забывай о своей амнезии.

– Хотела бы я о ней забыть! – с силой, удивившей ее саму, откликнулась Марла. – Мне кажется, встречи со знакомыми, поездки по городу, возвращение к привычной жизни могут сработать как стимулятор, и я все вспомню.

«А если и не вспомню, – добавила она мысленно, – хотя бы узнаю побольше о себе, своей семье, своем детстве. Может быть, тогда пойму, почему я чувствую себя здесь чужой».

– Завтра я поговорю с Филом, – пообещал Алекс и снова взялся за вилку, посчитав, видимо, что на этом разговор окончен.

Марла едва не вскочила на ноги. Но вместо этого сжала руками край стола и заговорила, очень стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

– Нет, я сама с ним поговорю. Думаю, мне пора начинать самой о себе заботиться.

Наступило напряженное молчание. Вдруг Алекс рассмеялся.

– Браво! – с сарказмом воскликнул он и несколько раз хлопнул в ладоши. – Какая сила духа! Наконец-то вижу прежнюю Марлу!

Юджиния нахмурилась. Ник откинулся на спинку стула. Сисси театрально закатила глаза.

– Если так, позвони ему утром, – предложил Алекс.

– Обязательно, – ответила Марла, уже недоумевая, почему ей на миг показалось, что муж старается изолировать ее от внешнего мира?

Он просто беспокоится о ней. Обращается, как с хрупкой фарфоровой куклой. Это раздражает, но, право же, осуждать его не за что.

– Вам обязательно надо об этом говорить? – наконец подала голос Сисси. – О потере памяти и всем прочем.

Юджиния бросила на Марлу укоризненный взгляд, как бы говоря: «Я же тебя предупреждала.»

– Сисси права, здесь не место, – с ноткой предупреждения в голосе заметил Алекс.

– Тогда после ужина, – откликнулась Марла.

В этот миг, словно по заказу, в столовой появилась Кармен.

– На самом деле тут и говорить не о чем. – Юджиния покачала головой и отодвинула кресло. – Я, пожалуй, выпью кофе в гостиной, – объявила она, и Кармен исчезла.

Ник вдруг наклонился вперед.

– Если Марла хочет об этом поговорить, – начал он, – почему бы и нет? Ведь речь идет о ее памяти.

– Ой, боже мой! – пробормотала Сисси.

Марла воспряла духом, благодарная за любую поддержку – даже от Ника.

– А еще, – она повернулась к дочери, – я хочу съездить на ранчо и посмотреть, как ты катаешься верхом.

Сисси по обыкновению закатила глаза. Видимо, без этого театрального жеста она уже просто не могла обходиться.

– Ой, мам, да ладно тебе! – скривилась она. – Когда это тебя интересовали лошади?

– Я ведь уже говорила, – ответила Марла, чувствуя, что все взоры обращены на нее. – Я помню, как ездила верхом. Это лишь мимолетное воспоминание – однако я уверена, что уже сидела на лошади. Может быть, мы с тобой... – голос ее дрогнул под недоверчивым, враждебным взглядом Сисси, —...когда-то катались вместе?

– Мам, ты что, прикалываешься? – Сисси с трудом сдержала смех. – Ну ты даешь! Ты же к лошадям никогда и близко не подходишь! Тебя в детстве сбросила лошадь, и с тех пор ты их боишься. Правильно, пап? – Она обратила взгляд на отца, ища поддержки.

– Правильно, милая, – подтвердил Алекс, и у Марлы упало сердце. – Кобыла попалась с норовом. Все обошлось, ты ничего себе не сломала, но с тех пор смертельно боишься лошадей.

Неужели она так ошиблась? И это воспоминание – лишь игра воображения, каприз поврежденного мозга. Нет, быть не может!

– Я не могу этого объяснить, но чувствую... – Она осеклась, чувствуя, что все перестали есть и смотрят на нее, ожидая, что она еще выкинет. – Мне кажется... Кажется, что мне нравилось ездить верхом. – Она взглянула на дочь. – С тобой.

– Господи, мам, что ты такое несешь? В жизни не поверю, что ты забыла свой страх перед лошадьми! Может, хватит, а? Все это просто смешно и жалко, и...

– Сисси, хватит! – сердито оборвал ее Алекс. Резкий голос его прозвучал странным диссонансом с мелодичным журчанием классики.

– Нет, она права. – Марла встретилась глазами со смущенным взглядом дочери. – Ты права: я и выгляжу, и веду себя смешно и жалко. Хотела бы я встряхнуться и снова стать прежней: но, боюсь, так сразу не получится. Так что будь со мной терпелива, хорошо?

– Можно мне выйти? – пробормотала Сисси и, не дожидаясь разрешения, вскочила и выбежала из столовой. В глазах у нее стояли слезы.

– Ты ее расстроила, – укоризненно заметил Алекс.

– А ты расстроил меня! – сжав кулаки, отрезала Марла. – Я не могу больше выносить эту неизвестность! Не хочу прятаться у себя наверху, пока не пройдут синяки и не отрастут волосы. Не собираюсь скрываться от друзей, которые хотят меня видеть. Ни от отца, ни от Чериз и ее мужа-проповедника, ни от кого-нибудь еще! Я хочу одного – стать собой – во что бы то ни стало!

– Запасись терпением, – проговорила Юджиния.

– Меня уже тошнит от ваших увещеваний! Мне нужно выбраться из дома. Погулять по городу. Вернуться к обычным занятиям. Может быть, тогда я что-то вспомню.

– Марла права, – вставил Ник.

– Боюсь, тебе будет тяжело, – заметила Юджиния. – Твои подруги, видишь ли, все они из высшего общества, и...

– Если они не примут меня такой, как есть, значит, они просто напыщенные идиотки и никакие мне не подруги. Джоанна Линдквист не сбежала, когда меня увидела, верно?

– Просто смешно, – проговорила Юджиния и поднялась, но уходить не спешила.

Алекс молча смотрел на Марлу.

– Прости, – проговорил он наконец. – Ты права. Наверно, тебе пора начать выходить из дома. Я просто волнуюсь за тебя. – Он откинулся на стуле и вздохнул. – Знаешь, каждый год после Дня благодарения мы устраиваем банкет в Кейхилл-хаусе. Я думал, в этом году нам придется обойтись без тебя – но, может быть, это не такая уж хорошая идея? Впереди еще две недели, даже почти три. Подумай об этом.

Марле представились несколько дюжин гостей, ожидающих от нее выполнения обязанностей хозяйки, и храбрость ее начала испаряться. Конечно, основная работа ляжет на прислугу, но все же.

– Не уверена, что я готова к большому званому ужину.

– Разумеется, не готова, – сердито сверкнув глазами на сына, заговорила Юджиния. – Ты просто не выдержишь такого напряжения. Этот год придется пропустить. Все поймут.

– Подождите минутку. Я ведь еще не сказала «нет»! Я сказала только, что не уверена.

«Мысль, пожалуй, не так уж плоха», – сказала себе Марла. Она не собирается изображать бедную беспомощную калеку и не согласится, чтобы ради нее приносились в жертву семейные традиции. И так уже родная дочь считает ее сумасшедшей! И потом, на банкете будет множество друзей и старых знакомых.

– Хорошо, – храбро сказала она наконец. – Согласна. Юджиния открыла рот, но не произнесла ни звука.

В улыбке Алекса Марле на миг почудилась тревога, но, должно быть, у нее просто разыгралось воображение.

– Вот и чудесно, – с ноткой сарказма ответил он. Осознав, на что согласилась только что, Марла снова испугалась. Ее вдруг охватила нервная дрожь.

– А теперь, – заговорил Алекс, – прошу извинить, у меня деловая встреча в «Марриотте». Японские бизнесмены, заинтересованные в инвестициях. Возможно, как раз то, что нам нужно. – Он обошел вокруг стола и поцеловал жену в щеку. – Ник, ты останешься? Развлечешь дам?

Ник поморщился и пожал плечами.

– Только недолго.

– Спасибо. – Алекс взглянул на часы и поспешно покинул комнату.

– Меня не нужно развлекать, – прояснила ситуацию Марла и поднялась из-за стола.

– А я не откажусь от беседы за кофе. – И Юджиния укоризненно приподняла бровь.

– Если не возражаете, лучше пойду взгляну, как там Сисси.

– Ничего с ней не сделается, – заметила Юджиния. – Подросткам свойственны такие перепады настроения.

– Мне кажется, нам с ней нужно поговорить, – стояла на своем Марла.

Не то чтобы она так жаждала откровенного разговора с дочерью – ей просто нужно было сбежать как можно скорее от свекрови и от Ника, человека, который заставил ее усомниться в собственных чувствах, в собственных убеждениях, в собственном браке. От него она готова была бежать, как от чумы, ибо где-то в самом темном уголке души знала: перед этим искушением она бессильна. Она не хочет больше замечать в его глазах вспышки чувств, не хочет гадать, каково это – поцеловать его, прижаться к сильному теплому телу, или...

– А потом пойду отдохну, – внезапно охрипшим голосом закончила она.

– Ты правда не хочешь ни чая, ни кофе? – на всякий случай уточнила свекровь.

Марла покачала головой.

– Что ж, думаю, Ник охотно проводит тебя наверх, – заметила Юджиния.

Марла сжала губы, чтобы не пускаться в новый бесполезный спор. Ник бросил на мать недоверчивый взгляд.

– А потом спускайся и выпей со мной кофе, – продолжала Юджиния. – Думаю, повар испек нам что-нибудь на десерт.

– Мне хватит кофе, – коротко отозвался Ник и двинулся следом за Марлой к лифту.

У Марлы снова разболелась голова. Болезненно сжимался желудок. Ей было нехорошо, и она с трудом удерживалась, чтобы не привалиться к стене.

Вместе они вошли в лифт. Ник нажал кнопку третьего этажа и прислонился к стенке. Снова они одни – и в чертовски тесном помещении! Слишком близко друг к другу. Марла отвела глаза, тщетно стараясь не замечать, как хорош, как неотразимо сексуален ее деверь. Какие же они разные – братья Кейхилл! Алекс – джентльмен до мозга костей, преуспевающий бизнесмен, идеальный (по крайней мере, с виду) муж и отец; Ник – одинокий волк, циничный, разочарованный в жизни бродяга. И все же в Нике есть то, чего Алексу не купить ни за какие миллионы. Нет, не обаяние – Алекс, когда хочет, умеет лучиться обаянием. И даже не сексуальность – она здесь вторична. Сила. Вот оно, слово! Ник сильнее брата. Мужественнее. Пусть он бродяга и изгой, но на него можно положиться. Он не предаст, не подведет в трудную минуту. А Алекс... кто знает?

– Зачем ты приехал? – спросила она, когда двери отворились на третьем этаже. – Я имею в виду, в Сан-Франциско.

– Я думал, ты знаешь. Алексу потребовалась моя помощь в делах компании. – Ник скривил губы. – По крайней мере, так он сказал.

– Но ты ему не веришь? – уточнила Марла.

Они вышли в холл. Дверь в комнату Сисси была прикрыта, Марла постучала и, не получив ответа, заглянула внутрь. Сисси сидела на кровати, прижав к уху телефонную трубку. Увидев мать, она нахмурилась:

– Чего тебе?

– Хочу с тобой поговорить.

Девочка закусила губу. Казалось, ей хочется забиться в угол и спрятаться. Откинув волосы со лба, она с очевидным усилием натянула на лицо обычную маску скучливого раздражения.

– Слушай, может, потом, а? У меня полно уроков.

Марла заметила и телефон, и включенный стереопроигрыватель, а вот учебников что-то не заметила, однако решила не спорить. Она встретилась глазами с вызывающим взглядом дочери.

– Хорошо. Когда?

– Не знаю, – дернула плечиком Сисси.

– Ну, скажи мне, когда.

– Ага, – пробормотала Сисси в телефон. – Слушай, мам...

– Хорошо, хорошо. Завтра.

Марла со вздохом закрыла дверь. На площадке ее ждал Ник.

– Кажется, мне надо всерьез заняться своими родительскими обязанностями.

– А это возможно? – поинтересовался он.

– Не знаю, – вздохнула она, бесплодно гадая, почему не испытывает к дочери никаких материнских чувств.

Марла заглянула к малышу – Джеймс сладко спал – и вернулась в холл. Ник все стоял на прежнем месте. Дождь барабанил по крыше и с шумом скатывался по водосточным трубам вниз.

– Я спросила, веришь ли ты Алексу.

– А ты веришь?

– Конечно, – быстро ответила Марла, не желая даже себе самой признаваться, что не доверяет собственному мужу.

Ник устало потер шею. Синие глаза его потемнели, словно небо перед бурей.

– А я не знаю, чему верить.

– Ты ему не доверяешь, – тихо сказала Марла. Они уже стояли перед дверьми спальни. – Почему?

– Это наши с ним дела.

– Может быть, но мне почему-то кажется, что это связано со мной.

Что-то блеснуло в его глазах: на миг он перевел взгляд на ее губы.

– Ты, Марла, всегда воображала, что мир вертится вокруг тебя.

– Правда? – Она натянуто нервно засмеялась. – Что-то не припомню.

Марла взялась за дверную ручку. Страшная усталость давила на плечи: хотелось одного – лечь, заснуть, может быть, когда она проснется, весь этот кошмар останется позади?

– А что ты помнишь? – спросил он.

– Очень немного. Какие-то отдельные фрагменты – ничего конкретного, ничего, за что можно зацепиться. Словно вспышки зажигалки, в которой кончился бензин: что-то блеснет в темноте и исчезает, а ты напрасно стараешься его вернуть. – Она обвела взглядом холл – толстый ковер, темные перила, латунные дверные ручки, горшки с филодендронами и папоротниками. – Но, знаешь, мне кажется, что память понемногу возвращается.

Она отвернулась, не желая ни вдыхать запах его одеколона, ни читать в глазах темные обещания.

– Хорошая новость.

– Да, лучше не бывает.

Ник молча смотрел на нее, и от его взгляда сердце сбивалось с ритма.

– Рад за тебя.

– Правда?

Он потянулся к ней, словно хотел коснуться завитка рыжих волос, но уронил руку.

– Правда.

К глазам ее вдруг подступили слезы. «Что со мной?» – думала Марла, отчаянно борясь с непрошеными рыданиями. Малейший проблеск доброты – и она готова разреветься, словно какая-нибудь сентиментальная дурочка! Изобразив на лице улыбку, она попробовала разрядить ситуацию шуткой.

– Не слишком-то радуйся. – Марла открыла дверь и ступила через порог. – Когда я вспомню всех и вся, включая тебя, лучше поберегись!

– А что тогда будет?

Она неуверенно улыбнулась.

– Может быть, я вспомню, почему ты так меня боишься.

Он поднял темную бровь.

– Знаешь, Марла, кое-что лучше не вспоминать.

– Ошибаешься, – возразила она. – Окажись ты на моем месте, ты бы меня понял. Нет ничего хуже неизвестности. Ничего.

– Да, наверно. – И Ник снова опустил взгляд на ее губы.

Сердце ее отчаянно забилось.

– Кто знает, что я вспомню? Но это будет интересно, правда?

– Интересно? Можно и так сказать.

– А как еще?

– Проклятие. Вот что это будет. Проклятие.

Он молча смотрел ей в глаза. Острый всезнающий взгляд. Жаркая волна обдала ее с головы до ног. Что же накрепко связало их вместе, а потом разлучило? Расширенными от волнения глазами Марла вглядывалась в его высокие скулы, чеканные линии подбородка, в синие глаза, суровые, обвиняющие и все же такие... такие... О боже, что с ней? Теперь она чувствовала ясно: между ними была тайна. Темная, обжигающая тайна. Мозг заполонили запретные эротические фантазии: но лишь фантазии – не воспоминания.

– Спокойной ночи, Ник, – сухо сказала Марла и быстро захлопнула дверь – прежде, чем сказать или сделать что-нибудь, о чем после будет жалеть.

«Черт знает что! Безумие какое-то! Мечтаю оказаться в постели с собственным деверем!» Марла бессильно привалилась к двери. Она замужем. Замужем. Пока смерть не разлучит и так далее.

Она скинула туфли, вошла в ванную и умылась холодной водой. Должно быть, это наваждение как-то связано с семейными проблемами, о которых говорил Алекс. Может быть, роман с Ником был у нее уже после замужества? Может быть, он лгал, когда уверял, что не видел ее пятнадцать лет? Может быть... боже, только не это, быть может, Джеймс – его сын, плод беззаконной связи, и...

– Хватит! – воскликнула она, судорожно вцепившись в край мраморной раковины и в ужасе глядя на свое отражение.

Капли воды стекали по лицу – бледному, но уже почти лишенному безобразных следов катастрофы. Женщину в зеркале можно было даже назвать привлекательной. Пожалуй, предсказание Элен сбудется, и через месяц-другой она станет красива. Не совсем так, как на разбросанных по дому фотографиях, но, несомненно, красива.

Дрожащими руками Марла схватила полотенце и принялась торопливо вытирать лицо. Нет, нет, она не может, не позволит себе предаваться фантазиям о Нике. Или о ком бы то ни было еще. Она возьмет себя в руки и даст организму спокойно заниматься своим делом. Выздоравливать и восстанавливать память.

«Хорошо. Ты все вспомнишь. А дальше что?»

– Вот тогда и буду думать, что делать дальше!

В гардеробной Марла нашла белую хлопчатобумажную пижаму, натянула ее, не обращая внимания ни на урчание в животе, ни на рой вопросов в голове, залезла под одеяло и проглотила приготовленный для нее стакан сока с растворенной таблеткой. Сегодня она не стала ни включать телевизор, ни рассматривать фотоальбомы, грудой лежащие у кровати. Она надеялась, что заснет сразу, и надежды ее оправдались. Едва опустив голову на подушку, Марла провалилась в сон.

Она не слышала, как меньше чем через час в спальне раздались осторожные шаги. Не видела, как темная фигура остановилась у ее кровати.

Глава 10

Низкий хриплый голос прорезал тишину:

– Сдохни, сука!

Марла подскочила на кровати. Вокруг стояла непроглядная тьма. Сердце гулко билось о ребра. Кровь мчалась по жилам, подгоняемая ужасом.

«Господи! Кто здесь?»

Постепенно глаза ее привыкли к тьме. Из-под двери пробивалась слабая полоска света. Напрягая глаза, Марла вглядывалась во тьму. Никого рядом с кроватью не было – и все же...

Обливаясь холодным потом, Марла включила прикроватный ночник. Теплый золотистый свет омыл комнату. Все было на своих местах – все, вплоть до разбросанных по кровати подушечек. «Это сон, – сказала она себе. – Вот и все». Непривычная пища вкупе с неприятным разговором вызвали у нее кошмар.

«И в спальне, разумеется, никого нет».

Она вздохнула с облегчением – и в тот же миг услышала какой-то звук. Шаги, приглушенные ковром? Марла откинула одеяло и вскочила с кровати. Приказав себе успокоиться, обыскала комнату, заглянула и в гардеробную, и в ванную, и за шторы. Никого и ничего.

Дождь колотил по стеклам, сердито завывал ветер – но в спальне Марле ничто не угрожало.

Она попыталась взять себя в руки, но это никак ей не удавалось. По лбу ее стекали капли пота, внутри все дрожало от нервного напряжения.

Что она слышала? Настоящий человеческий голос или обрывок кошмара? Марла накинула халат и вышла в слабо освещенный холл. Чувствуя себя полной идиоткой, легонько постучала в дверь спальни Алекса.

– Алекс! – позвала она.

Ответа не последовало. Марла толкнула дверь – та не поддалась.

– Алекс! Снова заперто.

«Успокойся. Здесь никого нет и не было, – принялась уговаривать она себя. – Алекс еще не вернулся – поэтому дверь и заперта. Тебе приснился сон. Всего-навсего дурной сон. Расслабься и ложись в постель».

Но Марла не могла успокоиться: происшедшее казалось слишком реальным. Взглянула на часы – еще нет одиннадцати. Она не проспала и часа. У нее просто разыгралось воображение. Нервы ни к черту. Уже пугается собственной тени. Разумеется, в ее спальне никого нет и не было. Господи боже, неужели она уже путает сны с реальностью!

Марла вышла на цыпочках в затемненный холл, включила свет и вгляделась в пустой коридор. Никого. Остановившись у лестницы, прислушалась. Снизу доносилась еле слышная музыка и успокаивающее жужжание беседы. Она различила отчетливый выговор Юджинии и голос Ника. От облегчения у Марлы едва не подогнулись ноги. Все в порядке. Ни торопливых шагов, ни тяжелого дыхания, ни отчаянного лая Коко.

«Не будь ребенком, Марла. Все спокойно. Никакие зловещие фигуры не прячутся в темных углах».

И Ник совсем рядом. Эта мысль немного ее подбодрила, хотя в этом Марла не желала признаваться даже самой себе. Она не из тех трусливых истеричек, что визжат и цепляются за мужчину! Пусть она не слишком много знает о себе, но в этом уверена твердо.

Нет, на Ника полагаться нельзя. Ни на него, ни на Алекса. Только на себя. Марла остановилась посреди холла; желудок неприятно сжимался, капли пота холодили лоб. Уже не в первый раз она чувствует у своей кровати присутствие зловещего чужака. То же было и в больнице.

– Прекрати, – приказала она себе, схватившись за перила. – Здесь никого постороннего нет. Нет и быть не может.

И все же она должна проверить, все ли в порядке с детьми. Что, если в дом и вправду забрался враг? Что, если он прячется в комнате Сисси или в детской Джеймса? Если схватит кого-нибудь из них, нанесет им вред? Богатая семья – излюбленная мишень шантажистов и маньяков. Подгоняемая такими мыслями, Марла поспешила в комнату Сисси и распахнула дверь.

– Что за... – Сисси от неожиданности вздрогнула, опрокинув флакон лака для ногтей и уронив кисточку. Туалетный столик окрасился пурпурными пятнами. – Черт! – завопила Сисси во весь голос; она слушала плейер. Сорвав с головы наушники, она сердито обернулась к матери. – Ты что, с ума сошла?

Марла окинула комнату взглядом. Здесь царил обычный беспорядок: книги, компакт-диски, одежда, мягкие игрушки – все вперемешку. Однако никаких признаков чужого присутствия.

– Мне приснился кошмар. Решила проверить, как ты.

– И напугала до смерти!

– Прости. Мне следовало постучать.

– Это уж точно. Знаешь, мам, ты что-то совсем расклеилась.

– Надеюсь, что нет.

Сисси привычно закатила глаза, но гнев ее уже сменился беспокойством.

– С тобой все в порядке?

– Конечно, – солгала Марла. – Просто немного нервничаю.

– Выпей валиума. Мама Бриттани всегда пьет валиум, когда дети ее достают.

– Спасибо за совет, – пробормотала Марла, чувствуя себя полной идиоткой. – Спокойной ночи, милая. До завтра.

– Ага, – протянула Сисси, не спуская с матери напряженного, недоверчивого взгляда.

Марла вышла, прикрыв за собой дверь, и поспешила в детскую.

Над кроваткой мягко мерцал ночник. Джеймс сладко спал, не ведая о царящем в мире зле.

– Солнышко мое! – На глаза у Марлы навернулись слезы.

Все хорошо. Дети в безопасности. Ни ей, ни им ничто не угрожает. Никакой враг не проберется в их замок на вершине холма.

«А Сисси права. Я совсем расклеилась, – с отчаянием подумала она. – Пора взять себя в руки. Ну, Марла!» Она шмыгнула носом, борясь со слезами. В доме нет посторонних. Все хорошо... ну, по крайней мере, не так уж плохо. И с ней самой все в порядке, если не считать урчания в желудке и легкой тошноты. Пора избавляться от паранойи, пока она не оказалась в психушке.

– Ну нет! – прошептала Марла, похолодев от этой мысли.

Даже этот дом напоминал ей тюрьму – что же говорить о больнице? Нет, никогда! Она обхватила себя руками и еще раз твердо сказала себе, что все в порядке. Просто нервы у нее сегодня чересчур натянуты.

Она снова взглянула на малыша и вдруг ее пронзило отчетливое воспоминание. Залитый светом родильный зал, доктор и сестры в масках, хлопочущие вокруг нее, невыносимая боль, чувство, словно из тебя что-то вытягивают, и вдруг – невообразимо сладостное облегчение. Младенческий писк. «Поздравляем, у вас мальчик!» Да, да, Джеймс – мой сын! Она помнила все – и венчик слипшихся рыжих волосенок, и сморщенное в плаче личико. Помнила, как взяла его на руки и прижала к груди.

«Я всегда буду тебя любить, – подумала она тогда. – Никто не отберет тебя у меня. Никогда. Клянусь».

Яркие картины обжигали мозг; но за облегчением и радостью Марла чувствовала что-то иное – темное, мощное. Страх? Глубоко в душе затаился страх, что кто-то отнимет ребенка, вырвет у нее из рук это драгоценное нежное тельце. Но это же безумие! Или нет?

Марла взяла малыша на руки и прижала к себе, словно боялась, что сейчас, сию минуту какой-то безликий враг ворвется в детскую и отнимет у нее сына. Слезы потекли по щекам.

– Солнышко мое! – прошептала она и поцеловала его в сладко пахнущую макушку.

Малыш пошевелился, что-то сонно проворковал и уснул еще крепче, уткнувшись в материнское плечо. Слезы потекли сильнее. Как же она любит это крошечное дитя!

– Все будет хорошо, – шептала Марла, покачивая младенца. – Все будет хорошо. Мама здесь. Я никому не дам тебя обидеть.

«И как ты собираешься его защищать? – спросила она себя и сама же ответила: – Не знаю. Но сделаю все, что в моих силах».

Марла шмыгнула носом и утерла слезы ладонью. Она не знает, кто друг, кто враг, не знает, кому можно довериться. Значит, бороться со страхом ей придется самой. Еще несколько минут она стояла в полутьме, прижимая к себе спящего малыша так, словно от этого зависела ее жизнь. Снаружи выл ветер, хлестал по крыше дождь, и ветви деревьев бились в окна, но в детской было тихо и безопасно. Наконец Марла уложила Джеймса в кроватку и еще немного постояла над ним, с улыбкой глядя, как он причмокивает во сне.

Оставив дверь в детскую приоткрытой, она вернулась в спальню. Страхи ее улеглись, оставив после себя только легкую слабость. Марла подумала, не спуститься ли вниз, не попросить ли позвать сиделку, но тут же решила, что не опустится до такой слабости. Что она скажет Юджинии и Нику? Что у нее расстройство желудка? Или что какой-то зловещий незнакомец склонялся над ней и угрожал убить в собственном доме, в собственной постели?

– Ну уж нет! – пробормотала она, допила воду из стакана и скользнула в постель.

Больше она не станет сидеть взаперти! Ну нет, не дождетесь! Как только снимут скобки, она поедет навестить отца, потом брата, потом съездит в теннисный клуб. Еще надо встретиться с родными Памелы Делакруа, постараться хоть что-то выяснить об этой женщине и об их странной совместной поездке. И, разумеется, выразить соболезнование. А потом предстоит еще один тяжелый разговор – с осиротевшей семьей Чарлза Биггса.

Дальше откладывать нельзя. Завтра она возьмет быка за рога и снова станет хозяйкой собственной жизни.

А как же Ник? Стоит ли копаться в их отношениях?

Конечно. Она не успокоится, пока не узнает правду. Всю правду.

Перед тем, как потушить свет, Марла в последний раз окинула взглядом спальню. Эта элегантная комната по-прежнему казалась ей чужой, неподходящей, словно прекрасное дорогое платье на два размера больше, которое она примерила как-то, еще девочкой.

Новое воспоминание! Яркое, живое, совершенно реальное. Это не просто сравнение – она действительно мерила чужое платье! Но как это может быть? По рассказам Алекса и Юджинии, она была единственной дочерью в богатой семье, родители растили ее как принцессу, баловали и ни в чем ей не отказывали. Они не позволили бы дочери рядиться в чужие вещи! И все же платье – голубое, расшитое бисером – так и стояло перед глазами. Она помнила, как проводила рукой по подолу, ощущая пальцами гладкий шелк. Помнила, что платье это принадлежало другой девочке – девочке, которая ей не нравилась. Но когда? Как?

Ответа и на эти вопросы у нее не было.

Что это было – реальное воспоминание или фантазия, обрывок сна?

«Позови Ника! – взмолился ее разум. – Алекса нет, а тебе надо кому-то довериться!»

Но Нику... нет, ни за что.

Закрыв глаза, Марла попыталась сосредоточиться. Ей было лет четырнадцать – немногим старше Сисси.

«А она не будет возражать? – спрашивала она у матери. – Или ей все равно, что я хожу в ее платье?»

Из кухни вместе с запахом готовящейся еды и сигаретного дыма приплыл хриплый смешок:

– Она и не заметит. У нее этого добра навалом.

– Мама... – прошептала Марла, чувствуя, как снова покрывается холодным потом.

Она вспомнила, как разговаривала с матерью. Над головой лениво крутился вентилятор, жужжали мухи. Как попала Виктория Эмхерст в эту бедную квартирку с выцветшими занавесками и истертым ковром на полу?

Где это было? И почему там она чувствовала себя как дома?

Задержав дыхание и напрягшись изо всех сил, Марла вытянулась на элегантном чудовище розового дерева и попыталась вспомнить лицо матери. По фотографиям в альбомах она знала, как выглядела мать, но совершенно ее не помнила. Почему, черт побери, она позволила Марле идти на бал в платье с чужого плеча, требующем подгонки?

Есть только один ответ. Она – не Марла Кейхилл. Не дочь Виктории Эмхерст. Не жена Александера.

Но как такое возможно? Она провела рукой по лицу, словно проверяя, принадлежит ли оно действительно ей. Если она не Марла, тогда как объяснить поведение окружающих? Почему все приняли ее за Марлу? Из-за травм и амнезии? Совпадение? Или хитроумная игра с неизвестными правилами, чей-то зловещий замысел, воплощенный в ее безликом преследователе? Внутренний голос в мозгу упорно твердил, что эта спальня – не ее. Она не стала бы подбирать подушки в цвет к шторам, не спала бы в одиночку на кровати для двоих, не заставила бы книжные полки томами в кожаных переплетах, которые, как подозревала, никто не открывал годами. Где же журналы? Кроссворды? Рукоделие? Где беспорядок, без которого, чувствовала она, немыслима ее жизнь?

«Но есть еще малыш. Моя плоть и кровь, – возразила Марла. – Его я вспомнила. Со временем вспомню и эту комнату. Непременно».

Желудок неожиданно напомнил о себе ноющей болью. Марла поморщилась и легла поудобнее. Это всего лишь боль. Она скоро пройдет. Обычное расстройство желудка – завтра от него не останется и следа. Завтра, едва проснувшись, она начнет все расставлять по своим местам. И не потерпит больше ничьих добрых советов! Нет, ни Алекс, ни Юджиния больше не заставят ее плясать под свою дудку!

Она потушила свет, закрыла глаза и в последний раз сказала себе, что зловещий голос ей приснился, а голубое платье, должно быть, выплыло из какого-нибудь виденного в детстве фильма. Пора спать. Это все, что ей сейчас нужно. Отдохнуть. А завтра утром начать все сначала.

Желудок обожгла резкая боль. Рот наполнился горечью.

«Не обращай внимания. Все скоро пройдет», – попыталась успокоить себя Марла.

К горлу подступила тошнота. Горло судорожно сжалось. Ее сейчас вырвет!

В панике она ударила ладонью по выключателю. Лампа загорелась, но неуклюжим движением Марла сбросила ее на пол. Лампочка взорвалась миллионом осколков, и спальня вновь погрузилась во тьму.

В желудке заурчало. Одной рукой схватив со стола кусачки, другой Марла нащупала кнопку интеркома.

– Ник! Кармен! – закричала она, чувствуя, что ее сейчас вырвет. – Помогите!

Господи, она не сможет удержаться, это сильнее ее.

– Кто-нибудь! На помощь!

Согнувшись пополам от накатывающих волнами спазмов, она выронила кусачки. Попыталась нашарить их в темноте – ничего не получилось. Спотыкаясь, Марла выбежала в холл. Едкая рвота уже обжигала носоглотку. Вцепившись пальцами в скобки, Марла отчаянно тянула и дергала, пытаясь содрать их.

Снизу послышались торопливые шаги.

Поздно. Им не успеть. Дверь в комнату Сисси распахнулась. Бросив взгляд на мать, девочка испуганно завизжала:

– Мама! Боже мой! Мама! Помогите!

Марла упала на пол, корчась, извиваясь, кашляя и с хрипом втягивая в себя воздух. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в проволоку. Горела глотка, пылали легкие, из глаз струились потоки слез. Холл вокруг нее начал вращаться, свет меркнуть. Торопливые шаги слышались уже совсем рядом.

Вдруг над ней нависло встревоженное лицо Ника. Мгновенно сообразив, что происходит, он оседлал ее, словно собирался делать искусственное дыхание, и с силой отнял ее руку от рта.

– Звони в службу спасения! – приказал он Сисси. – Быстро!

Девочка не двигалась с места.

– Какого черта... – пробормотал он, раскрыв Марле рот и с силой разгибая скобки одну за другой.

Марла билась в конвульсиях: ей не хватало воздуха, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит.

– Марла, держись, держись! – кричал Ник, чувствуя, как поддается тугая проволока. – А, черт!

Мир потемнел, и Марла успела подумать, что умирает. Вдруг скобки щелкнули, и челюсти пронзила резкая боль.

– Ради бога, вызови «Скорую»! – взревел Ник. – Где этот Том, черт бы его взял?

Как темно. Она не может дышать.

– Держись, Марла, держись.

Смутно, словно сквозь туман, она различала его лицо – все из острых углов, хмурое, напряженное, стекающий по подбородку пот. Больше Марла ничего не видела – тело ее изогнулось дугой, а сознание заволокло непроглядным мраком.

Ник отбросил сломанные скобки, раскрыл Марле рот и перевернул ее на живот. Содрогаясь, кашляя и задыхаясь, она извергла содержимое желудка на ковер.

Послышался дробный цокот каблучков Юджинии.

– Господи, мой ковер! Что происходит? Затопали шаги на черной лестнице. Сквозь пелену ужаса, покрывающую сознание, Марла поняла, что отовсюду сбегаются люди, а она лежит в луже собственной рвоты – и впервые со времени выхода из комы пожелала провалиться обратно в благословенную темную пустоту. Ник встряхнул ее.

– Марла! – громко позвал он. – Марла, не закрывай глаза! Не закрывай глаза, черт побери!

– Пропустите! Я о ней позабочусь, – послышался новый голос, и Марла увидела у своего носа ботинки Тома. – Миссис Кейхилл! – Он наклонился и опустил руку ей на плечо. – Позвольте, я вам помогу.

Нет! Она не хочет, чтобы к ней прикасался незнакомец. Ей нужен только Ник.

– Да вызовите же кто-нибудь «Скорую помощь»! – заорал Ник и, обернувшись к Марле и глядя ей в глаза, словно его взгляд мог удержать ее на пороге забытья, произнес: – Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.

– Отпустите ее, я обо всем позабочусь, – настаивал Том.

– Я начал дело, я и закончу, – огрызнулся Ник. Комната снова начала темнеть и вертеться волчком.

– Дыши! Открой рот!

Сильные руки Ника распахнули ей рот, и Марла, сжавшись в комок, кашляя и давясь, извергла из себя новый поток рвоты.

– Я вызову «Скорую помощь». – Голос Кармен заглушил рыдания Сисси и неровное, со всхлипами, дыхание Марлы.

Марла открыла глаза. Сперва все расплывалось, но через несколько секунд она вновь обрела ясность зрения. Ник все еще сидел на ней верхом, но опирался на колени и не давил на нее своей тяжестью. Лицо его застыло, как маска, синие глаза не отрывались от ее лица.

– Марла!

Кармен исчезла. Юджиния, Сисси и Том сгрудились вокруг, явно не зная, что им делать.

– Я... – Ей было трудно говорить – горел рот, ныли челюсти. – Я... в порядке, – неразборчиво солгала она.

– Машина «Скорой помощи» уже едет, – сообщила Кармен, появляясь на пороге.

Марла задрожала и обхватила себя руками.

– Ее отвезут в «Бейвью», – добавила Кармен.

– Правильно, пусть ее осмотрит Фил Робертсон, – кивнула Юджиния.

– Нет, – с трудом выговорила Марла.

При мысли о возвращении в больницу ее охватила паника. Снова лишиться власти над собственной жизнью, остаться без ответов на мучающие ее вопросы, нет, только не это!

– Нет... я... все хорошо... сейчас пройдет.

Дрожа и кашляя, она поднялась на колени. Желудок успокоился, она больше не задыхалась, но страшно болел рот: сломанные скобки исцарапали ей губы, а атрофированные мышцы нижней челюсти не желали возвращаться к жизни.

Ник, поднявшись на ноги, следил за ней тревожным потемневшим взглядом.

– У тебя не все хорошо, – заметил он. – Ты только несколько дней назад вышла из больницы.

– И туда не вернусь!

Умом Марла понимала, что самое разумное – съездить в больницу и провериться, но что-то подсказывало ей, что, согласившись на это, она совершит ужасную ошибку.

– Даже не спорь, – упрямо выдвинув вперед подбородок, оборвал ее Ник. – Посмотри, на кого ты похожа!

Марла не могла посмотреть на себя, и, честно говоря, не хотела. Привалившись к перилам, она подняла голову и взглянула ему в глаза. Она догадывалась, что выглядит кошмарно – грязная, всклокоченная, в испачканной пижаме. Но ей было плевать. Плевать на то, что свекровь и слуги смотрят на нее в таком виде. Она втянула в себя воздух и снова закашлялась. Горло горело, во рту стояла невыносимая едкая горечь.

– Иди-ка сюда. – Ник помог ей встать и усадил в кресло. – Давай-ка я тебе помогу.

Осторожно и ловко он извлек из ее рта обломки проволоки. Стало немного легче – теперь ничто не впивалось ей в десны.

– Ну вот, сейчас приедет «Скорая», и...

– Ты отвезешь меня к доктору, попросишь, чтобы он меня осмотрел, а потом привезешь домой, – прервала она его. Ник заколебался.

– Мне кажется...

– Ник, пожалуйста, сделай это для меня! – прошептала она.

Он окинул ее прищуренным, оценивающим взглядом.

– Уверена?

– Да. – Израненный рот едва открывался – тут уж не до споров. – Если бы я почувствовала какую-то опасность, сама бы потребовала, чтобы меня отвезли в «Бейвью».

– Но ты едва не погибла! – настаивал он. По телу Марлы прошла дрожь.

– Знаю, – прошептала она. – Но теперь, пожалуйста...

– По-моему, ты совершаешь большую ошибку.

– Ее необходимо госпитализировать! – вмешался Том.

Склонившись над Марлой, он смотрел на ее израненные губы. В голосе его прозвучало какое-то странное напряжение. Марла не доверяла этому человеку. Ни на секунду. Но он, по крайней мере, кое в чем от нее зависел.

– Мой муж нанял вас как раз для подобных случаев, – с трудом проговорила она. – Надеюсь, в следующий раз вы появитесь вовремя?

– Конечно, – проговорил он, и глаза его на мгновение сузились. – Но сейчас мне хотелось бы, чтобы вас осмотрел врач.

– Я поеду к доктору Робертсону. В клинику или к нему домой. – Боже, как больно говорить!

– «Скорая помощь» уже в пути, – заметил Ник. В самом деле, вдалеке, у подножия холма, уже раздавался надрывный вой сирены.

– Отмени вызов, – попросила Марла и умоляюще прикоснулась к его руке. – Пожалуйста.

– Хорошо, я сама с ними поговорю, – вмешалась Юджиния. – И позвоню Алексу, чтобы он приехал за тобой в клинику. Я уверена, Фил возражать не станет. – Она покосилась на испачканный ковер. – А пока тебя не будет, мы здесь приберем.

Марла никак не ожидала, что свекровь встанет на ее сторону, но сейчас она была благодарна за любую поддержку.

Юджиния повернулась к сыну.

– Ник, ты отвезешь Марлу в клинику. Я позвоню Алексу, и он вас там встретит. Прошу тебя, раз в жизни обойдись без споров.

– Согласна? – обернулся Ник к Марле.

– Да.

– Отлично. Вот и договорились.

Юджиния бросила на Тома взгляд, словно говорящий: «Хочешь возразить – попробуй!» Том промолчал. Юджиния Достала из кармана связку ключей и отперла дверь в комнату сына. Через некоторое время из-за приоткрытой двери послышался ее голос.

– Видишь, все вышло по-твоему, – заметил Ник. Почудилось ли ей – или в самом деле в глазах у него мелькнул проблеск нежности и сострадания?

– Подожди секунду, я попробую привести себя в приличный вид.

«Если удастся. Господи, до чего же мне паршиво!»

На подгибающихся ногах Марла вернулась в спальню. Поморщилась при виде осколков стекла на ковре и прошла прямо в ванную. Морщась, плеснула себе в лицо холодной водой, прополоскала рот, затем разделась и торопливо обтерлась мокрой губкой.

Вой сирены сделался громче, затем стих. В животе еще чувствовалась тяжесть, и рот горел, но Марла чувствовала, что тошнить ее больше не будет. Натянув спортивный костюм, она взглянула на себя в зеркало. М-да... А, кому какое дело! Все, чего она хочет, – как можно скорее покончить с этим неприятным делом.

В холле ее ждал Ник. Один – слуги разошлись.

– А «Скорая»? – спросила она, с трудом двигая челюстью.

– Я ее отослал. Бригаде это не понравилось.

– А мне, думаешь, понравилось? – огрызнулась она.

– Поехали.

– Подожди секунду.

Марла заглянула к Сисси. Дочь лежала на кровати, уставившись в потолок и судорожно вцепившись в потрепанного плюшевого львенка.

– Как ты? – с трудом шевеля непослушным языком, спросила Марла.

– А ты как думаешь? Чудесно. Просто класс. – Она всхлипнула и часто-часто заморгала, борясь со слезами.

– Я серьезно.

– Плохо. Очень плохо. Довольна? Ты это хотела услышать?

Подбородок ее задрожал. Марла перевела взгляд на туалетный столик, где все еще краснели пятна лака.

– Почему ты не можешь быть такой, как раньше? До беременности. Как только ты забеременела, так сразу началась вся эта фигня! А до этого... – Она осеклась и захлопнула рот, словно сказала лишнее. – Я просто хочу, чтобы ты снова стала прежней.

У Марлы сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы.

– Поверь, Сисси, я стараюсь.

– Да ладно! – Сисси всхлипнула и крепче прижала к себе львенка. Из-под зажмуренных век потекли слезы.

Марла двинулась было к кровати, но Сисси тут же открыла глаза и прошипела сердито:

– Мам, оставь меня в покое, а?

– Милая, прошу тебя...

– Не надо, мам. Просто... – Тыльной стороной ладони она смахнула слезы. На щеках остались потеки туши. – Просто уйди.

Но Марла не ушла. Не могла. Только не сейчас, когда трещина между ними с каждым мигом становится шире. Она села рядом, откинула со лба дочери растрепанные волосы. Сисси упрямо смотрела в окно, где гнулись под ветром темные силуэты елей. В ответ на ласку матери она упрямо и презрительно дернула плечом.

– Знаю, – тихо заговорила Марла, думая о Нике, который ждет ее на пороге, – тебе сейчас очень тяжело. Всем нам тяжело. И тебе. И мне. И папе. Но, милая, я очень стараюсь, и скоро мне обязательно станет лучше. Я уже кое-что вспоминаю. Сегодня, например, вспомнила, как рожала Джеймса.

Сисси застыла.

– Правда? – спросила она, сжимая львенка и упорно глядя в окно.

– Правда.

– А я? Меня ты не помнишь? Я ведь родилась первой! – Сердитые золотистые глаза уставились на нее, словно обвиняя во лжи.

Марла почувствовала укол вины и хотела солгать, но поняла, что не стоит. Только хуже будет. Сисси умеет распознавать ложь.

– Пока нет.

Сисси зло фыркнула. Губы ее скривились в едкой, горькой улыбке.

– Наверно, и не вспомнишь. Никогда.

– Конечно, вспомню. Дай мне время.

Марла погладила дочь по щеке, но девочка дернулась, словно обжегшись.

– Ты сегодня ко мне ворвалась, как ненормальная. Как будто привидение увидела. Напугала меняло смерти.

– Милая...

– А потом... – дрожащим голосом продолжала Сисси, – потом я выхожу и вижу, что ты катаешься по полу и кричишь не своим голосом и... – голос ее дрогнул и сломался.

У Марлы сердце кровью обливалось. Она хотела сжать дочь в объятиях, поклясться, что никогда ее не отпустит, но стоило ей дотронуться до ее руки, как Сисси вздрогнула и отодвинулась. Тяжело вздохнув, Марла поднялась на ноги. Так она ничего не добьется. Что бы она ни делала, становится только хуже.

Ник ждал ее, прислонившись к двери плечом. Увидев Марлу, он отступил на шаг.

– Она меня ненавидит, – прошептала Марла, входя вместе с ним в лифт.

– Многие подростки ведут себя с матерями так, словно их ненавидят.

Он нажал кнопку первого этажа.

– Нет, дело не только в этом.

– Сейчас тебе об этом беспокоиться не стоит.

Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Думаешь, есть более важные проблемы?

– Прежде всего тебе надо все вспомнить.

– Поверь, ничего я так не хочу, как этого.

Он перевел взгляд на ее израненные губы, и Марле вдруг почудилось, что сейчас он ее поцелует. Воздух в кабине сгустился; стало трудно дышать. Но в следующий миг двери отворились, и Ник убрал руку.

В фойе, перебирая костлявыми пальцами жемчужное ожерелье, стояла Юджиния. Она перевела взгляд с невестки на сына, и уголки губ ее недовольно опустились.

– Я вызвала Ларса. Он вас отвезет.

– Я сам справлюсь, – ответил Ник, подавая Марле плащ из стенного шкафа.

– Но он уже разогрел машину и...

– Я сказал, сам справлюсь, – отрезал Ник.

Ник помог Марле надеть плащ, накинул свою потрепанную куртку и, держа Марлу под локоть, вывел ее из дома по кирпичной дорожке к подъезду, где стоял его старенький «Додж». Выглядел автомобиль так, словно находился при последнем издыхании: наверняка, подумала Марла, у него протекает бак – и хорошо, если только это!

– Почему ты так живешь? – спросила она. – Почему ты изгой?

Он криво усмехнулся в ответ:

– Потому что так хочу.

Он помог ей сесть на пассажирское сиденье и сам уселся за руль. Запыхтел изношенный мотор, и «Додж» тронулся с места.

– Тебе это нравится?

– Очень.

– Почему?

Он притормозил у кодового замка, нажал серию цифр, и электронные ворота бесшумно распахнулись.

– Не люблю проторенных путей.

– Паршивая овца? Волк-одиночка? Или медведь-шатун?

– Называй как хочешь, – пожал плечами Ник. – Я никогда об этом не думал. Просто поступал так, как хочу. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Почему-то людей это бесит.

– Представляю.

Ветровое стекло быстро затуманилось, отгородив тесную – слишком тесную – кабину от остального мира.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как в аду. И не говори, что выгляжу еще хуже. Сама знаю.

Марла обернулась через плечо. У ярко освещенного окна гостиной виднелся темный силуэт Юджинии. Выше, в окне Сисси, тоже горел свет, но самой ее было не видно. Девочка не потрудилась встать и проводить мать взглядом. Неудивительно. Для их отношений затрепанное слово «натянутые» не подходит – слишком мягко. Что же она за мать? Почему не помнит ребенка, который четырнадцать лет был частью ее жизни?

Марла вздохнула, прислонившись головой к стеклу. Она устала, переволновалась, у нее все болело – сильнее всего, челюсти, – и еще она снова оказалась наедине с Ником. Близко к нему. Слишком близко. Бедро его, обтянутое джинсами, почти касалось ее бедра.

Она могла бы протянуть руку и дотронуться до него. Но не стала. И никогда не станет. Так она говорила себе, пока Ник гнал машину по мокрому асфальту, в котором отражались фонари. Дождь стучал по стеклу; из микрофона доносились приглушенные звуки кантри.

– Так отчего это случилось? – спросил Ник, притормаживая на крутом спуске, отделяющем квартал небоскребов от более скромного района.

Здесь, несмотря на поздний час, было людно: мчались автомобили, разбрызгивая грязь, спешили укрыться от дождя пешеходы.

– Не знаю, – пожала плечами Марла. – Может, от переживаний, а может, суп не удался.

– И ты не почувствовала, что тебя тошнит?

– Самую малость. Решила, что само пройдет.

По взгляду Ника нетрудно было догадаться, как он расценивает ее умственные способности.

– Значит, просто проснулась и...

– Нет, – ответила Марла, решив рассказать ему правду. – Я проснулась не оттого, что меня затошнило. Было кое-что еще. – Скользнув взглядом в его сторону, она заметила, что Ник крепче сжал руль. – Я проснулась, потому что кое-что услышала.

– Что?

«Скажу, все равно хуже не будет», – подумала она.

– Понимаю, это звучит как бред, но я проснулась с явственным ощущением, что в комнате кто-то есть. Мужчина. Он наклонился над кроватью и прошептал что-то вроде: «Сдохни, сука!»

– Что?! Марла, ты серьезно? – Ник вздернул голову. – У тебя в спальне кто-то был?

– Знаю, знаю, это паранойя, – поспешно ответила она. – Я вскочила, осмотрела спальню, потом пошла... нет, побежала к детям. Но я никого не нашла, решила, что мне приснился дурной сон, и снова легла в постель. – Стоило припомнить этот ужас, это твердое убеждение, что кто-то пробрался к ней в спальню, – и по коже у нее побежали мурашки. – Говорю же, это ерунда.

Вокруг губ и глаз его резко обозначились морщины.

– Надо было позвать меня.

– Я решила, что это сон. И потом, в детской меня отвлекло воспоминание. Я вспомнила, как рожала Джеймса.

– Правда? А еще что?

– Пока ничего, но в какой-то миг мне показалось, что еще немного – и все вспомню! Я вынула малыша из кроватки, подержала немного, положила обратно и вернулась к себе. Тут-то мне и стало плохо. Мне кажется, что память возвращается. Вот почему я не хочу в больницу. Не хочу откатываться назад. Не хочу, чтобы меня пичкали лекарствами, мешающими думать и вспоминать. – Она дотронулась до его руки. – Я должна все вспомнить, и как можно скорее. Иначе свихнусь.

– Кажется, я тебя понимаю.

Марла уронила руку на колено и откинулась на сиденье.

– Почти приехали.

Ник притормозил, сворачивая за угол. Навстречу ему из-за угла выехала другая машина, на мгновение ослепив Марлу сиянием фар.

«Это уже было! Там, на горной дороге!» – промелькнуло в ее мозгу.

Сердце Марлы замерло. Легкие забыли, что значит дышать. Сквозь затворы подсознания проскользнуло новое, страшное воспоминание. Она вспомнила ослепляющие фары. Вспомнила удар. И звон бьющихся стекол, и скрежет металла, и душераздирающий крик женщины на соседнем сиденье.

– Катастрофа... – дрожа всем телом, прошептала она.

Ужас овладел ею. Забывшись, она пыталась надавить на несуществующие тормоза. Перед глазами стоял тяжелый грузовик, несущийся к обрыву; свет его фар на мгновение высветил человека на дороге. Боже, нет! Он его задавит!

Марла в ужасе зажмурилась. Из груди ее вырывались частые прерывистые всхлипы. Она снова слышала ужасный скрежет металла о металл, видела, как летят искры. Нет! Нет! Нет! Но ограждение рухнуло, и «Мерседес» полетел вниз по склону. Удар и тьма.

– Марла! – Ник тряс ее за плечо, не понимая, что происходит. – Марла!

Она открыла глаза. Все это в прошлом. Она в Сан-Франциско, в машине Ника. Трясется и заливается слезами.

– Я... я... – Марла подняла на Ника полные слез глаза. – Я вспомнила катастрофу, – пробормотала она. – Какой ужас! Господи! – Она снова зажмурилась, ясно вспомнив искаженное ужасом лицо Пэм.

Ник ударил по тормозам и свернул к тротуару. Марла едва ли заметила, что машина остановилась, – лишь почувствовала, как руки Ника обвили ее плечи, и не противилась, когда он прижал ее к себе.

– Ш-ш-ш. Все будет хорошо, – шептал он, хотя оба знали, что это ложь. Крепче обняв Марлу, он поцеловал ее в стриженую макушку.

– Ник, я убила ее, – прошептала она.

Ужасные воспоминания рвали ее душу на части. Кровь. Крики. Пэм вылетает через ветровое стекло. А потом – мрак и пустота. Вцепившись в куртку Ника и уткнувшись ему в грудь, она зарыдала – зарыдала громко, безутешно.

Прошло, должно быть, несколько минут: отчаяние ее немного ослабло, и Марла снова обрела способность думать. Тихо всхлипывая, она пыталась понять, что же за огни ослепили ее на дороге. Фары встречного грузовика? Нет, он появился раньше. Может быть, она снова что-то путает, заменяет воспоминания выдумками?

Но нет, перед ней вставали ясные и четкие картины. На дороге был человек. Фары «Мерседеса» выхватили из мрака его темный силуэт. А в следующий миг, словно повернув невидимый выключатель, человек вдруг вспыхнул холодным ослепительным огнем.

Сообразив, что все еще цепляется за Ника, Марла глубоко вздохнула, разжала пальцы и хотела высвободиться из его объятий, но он ее не отпустил.

– Все хорошо, – повторил он. – А теперь расскажи, что случилось.

– Пожалуйста, отпусти меня.

– Ты действительно этого хочешь? – тихо спросил он, глядя ей в лицо темными, как полночное небо, глазами.

Марла хотела бы оставаться в его объятиях вечность, тяжело вздохнув, кивнула:

– Да.

Он разжал руки, и Марла отстранилась. Отодвинулась подальше, стараясь забыть о прикосновениях его рук, запахе кожи, о его силе, которой ей сейчас так не хватает. Голова ее гудела, сердце бешено колотилось, душу рвали на части противоречивые чувства.

– Я хочу одного, – медленно заговорила она, – вернуть свою жизнь. Какой бы она ни была. – Марла взглянула в окно – все в потеках дождя. – Я наконец-то вспомнила катастрофу. Мы ехали по дороге, я действительно сидела за рулем. Разговаривали, кажется, смеялись. После крутого поворота я увидела на дороге грузовик. Но дело было не в нем, совсем не в нем! На дороге стоял человек. А потом, он вдруг вспыхнул, как факел. – Она потерла руки, чувствуя, как холод пробирает до костей. – Я свернула, потеряла управление, мы врезались в ограждение, а потом... потом... – Она зажмурилась, подавленная страшными воспоминаниями.

Ник снова прижал ее к себе.

– Господи, Марла, – прошептал он, – перестань разыгрывать железную женщину. Ты не железная. Все мы иногда бываем слабыми.

– Нет... не хочу.

– Хватит бороться с собой. Делай то, что хочешь делать.

Она уткнулась лицом ему в плечо.

– А теперь рассказывай, – мягко попросил он.

– Мы полетели вниз. Я помню, как погибла Пэм. – В ушах у нее звенели отчаянные вопли несчастной женщины. – Я… наверно, мне не следует так сидеть, – прошептала она, но не отодвинулась.

– Расслабься. Она горько усмехнулась:

– Думаешь, получится?

– Наверное, нет. Но ты попробуй.

Он крепче прижал ее к себе, и Марла уткнулась носом в его теплую шею.

Текли минуты. Мимо медленно проехал фургон; на крыше его спала кошка.

– Ну вот, – проговорил Ник. Ее волосы шевелились от его теплого дыхания. – А теперь успокойся. Не торопись. Подумай. – Словно сообразив, что делает, он выпустил ее из объятий. – Постарайся вспомнить все по порядку, но не дави на свою память.

Она кивнула и заворочалась на сиденье. Стоило Нику убрать руки, как Марла почему-то ощутила себя очень одинокой.

– Все возвращается. Боже, Ник, ко мне возвращается память!

– Помнишь Пэм?

– Немного, – кивнула она. – По-прежнему не помню, где и как мы с ней познакомились. Кажется, она не была мне близкой подругой, но и не то чтобы просто знакомая, мы ехали на юг, чтобы... чтобы...

– Навестить ее дочь? – подсказал Ник.

– Может быть, не знаю. – Марла задумалась. – Была какая-то причина, но... – По спине ее пробежал холодок. – Это было как-то связано с малышом.

– С Джеймсом?

– Да.

– Но ведь его с вами не было.

– Нет, может быть, мы говорили о нем, но... – Она чувствовала – было что-то еще, что-то очень серьезное, но элементы головоломки не складывались в цельную картину. – Не знаю, – призналась она наконец.

– Ничего, вспомнишь. – Ник взглянул на часы. – Ладно, поехали.

Он завел машину и влился в густой автомобильный поток.

– С тобой все в порядке?

– Не знаю, – горько усмехнувшись, прошептала Марла. – Не знаю даже, что это значит – «в порядке».

– Может быть, и я не знаю.

– Может быть.

Расправив плечи, Марла позволила себе еще раз взглянуть на его четкий профиль. Руки Ника лежали на руле, взгляд не отрывался от дороги. Марле стало стыдно: как могла она хотя бы на миг почувствовать себя ближе к нему, чем к мужу? Смутившись, она провела рукой по лбу.

– Я ведь так тебя и не поблагодарила. Он скользнул взглядом в ее сторону.

– Ты спас мне жизнь. Там, в доме. Я могла умереть.

– Сделал то, что должен был сделать, вот и все.

– Я у тебя в долгу. И не только за это.

– Я не считаю должников.

– Может быть, напрасно?

– Смысла нет, – коротко ответил Ник и въехал на стоянку возле клиники, составляющей часть больничного комплекса «Бейвью». «Ягуар» Алекса был уже здесь.

Заметив пикап, Алекс вышел из машины, тремя широкими шагами достиг «Доджа» и распахнул дверцу.

– С тобой все в порядке? – торопливо спросил он у Марлы, затем повернулся к Нику. – Что произошло?

– Марла сама тебе все расскажет.

– А ты уезжаешь? – удивился Алекс, собственнически обняв жену за плечи и притянув к себе. Ник плотно сжал губы.

– Да. Дальше ты справишься сам.

Взгляд его встретился со взглядом Марлы. Сердце у нее отчаянно забилось: она вспомнила, как близка была к тому, чтобы его поцеловать.

– Увидимся, – бросил Ник и пошел прочь.

Марла смотрела ему вслед, не понимая, почему чувствует себя брошенной. Глупо. Просто глупо. Ведь с ней муж! Да, Ник спас ей жизнь, но то же самое он сделал бы для любого другого человека. И сцена в машине тоже ничего не значит. Она на несколько минут потеряла самообладание, а Ник проявил чугкость и доброту. Вот и все. И думать тут не о чем.

Ник вдруг остановился. Обернулся. На миг – всего на миг – глаза его остановились на Марле.

– Знаешь, Алекс, ты прав. Мне лучше переехать в дом. «В дом, – подумала Марла. – В наш дом. Под одной крышей...»

– Почему это ты вдруг передумал? – поинтересовался Алекс.

Ник сверкнул улыбкой в тысячу ватт.

– Меня убедили твои доводы, – солгал он.

Глава 11

– Вот это облегчит боль, – проговорил доктор Робертсон.

Сделав укол, он выбросил иглу, сполоснул руки и принялся осматривать рот своей пациентки. Он улыбался, но глаза оставались серьезными. В клинике было тихо: прием закончился несколько часов назад, и персонал разошелся по домам. Флюоресцентные лампы под потолком отражались в хромированной раковине, блестели на инструментах, аккуратно разложенных на белоснежном, стерильном, подносе.

– Ну-с, а теперь расскажите, что произошло. Марла сидела на кушетке, щурясь от яркого света. Во рту еще стоял мерзкий вкус, но сердцебиение успокоилось и боль в челюсти начала стихать.

Алекс, скрестив руки на груди, стоял в дверях смотрового кабинета; фигура его четко обрисовывалась на фоне темного коридора.

– Я... меня стошнило, – с усилием проговорила Марла. Атрофированные мышцы челюсти не желали повиноваться; Марле стоило большого труда открывать и закрывать рот. – Может быть, от супа, может, от переживаний, а может, от того и другого вместе. В последнее время я много нервничала. После ужина мне стало нехорошо, я поднялась в спальню, чтобы прилечь, и... – Она запнулась, не зная, стоит ли рассказывать доктору о таинственном посетителе, и наконец решила, что не стоит. Не сейчас. Может быть, позже – когда в голове у нее прояснится, она убедится, что безликий злодей не вышел из кошмара, и решит, кому же может доверять. – Я проснулась, кажется, от дурного сна и почувствовала, что меня сейчас вырвет. Я ничего не могла сделать. – Она покачала головой. – Это было ужасно.

– Что ж, вы должны радоваться, – заметил доктор, отойдя от стола и стягивая резиновые перчатки. – Вам очень повезло, что остались живы.

– Почему-то я никакой радости не чувствую, – пробормотала Марла. Чувствовала она себя ужасно, а выглядела, должно быть, еще хуже.

– Понимаю, понимаю.

Переглянувшись с Алексом, доктор протянул Марле ручное зеркальце. М-да... Выражение «оскал смерти» как нельзя лучше к ней подходит. Марла осторожно шевельнула челюстью – и охнула от пронзительной боли.

– Несколько дней или даже недель вы будете чувствовать свою челюсть, – предупредил доктор Робертсон, – но я выпишу болеутоляющее. Есть и хорошая новость: похоже, переломы прекрасно зажили.

– Мне сейчас очень не хватает хороших новостей, – пробормотала Марла.

– Все идет хорошо. Отдыхайте. Восстанавливайте силы. И некоторое время не играйте в хоккей без маски, – пошутил он.

– Непременно последую вашему совету, – ответила она.

Доктор заулыбался, показав все свои зубы.

– Отлично. На днях вы, кажется, идете к доктору Хендерсону, который делал операцию? Он, возможно, сделает рентген, чтобы убедиться, что кости срослись; но, насколько я могу судить, все в порядке.

– Спасибо, – поблагодарила Марла, радуясь, что утомительный осмотр позади.

– А как ваш желудок? – Доктор Робертсон бросил использованные перчатки в хромированную урну.

– Лучше. Гораздо лучше.

– Надо было кому-нибудь сказать, что тебя тошнит, – с упреком заметил Алекс. Лицо его было хмуро, брови сдвинуты, губы недовольно поджаты – совсем как у матери.

– Непременно, если бы кто-нибудь был поблизости, – огрызнулась Марла.

– Я работал. – Он недобро сощурился.

– В половине двенадцатого?

Взгляд Алекса мог бы расколоть гранит.

– Да, конечно. Ты же ничего не помнишь. Я часто работаю допоздна. Поэтому я и нанял Тома. И если бы не твое чертово упрямство... – Он оборвал себя, злое напряженное лицо немного смягчилось. – Извини, я просто беспокоюсь. Честно говоря, чертовски испугался.

– Я тоже, – пробормотала Марла. У нее не было сил спорить. – Как я устала от всего этого!

– Все мы устали, – ответил Алекс.

Робертсон сполоснул руки в раковине и обернулся к Марле:

– А как ваша память?

Вытирая руки перед зеркалом, он встретился взглядом с Марлой.

– Пока не очень, но несколько просветов уже есть. Сегодня вечером я вспомнила рождение Джеймса.

Уголком глаза она заметила, что Алекс как-то напрягся, и серые глаза его потемнели... от удивления? Или от тревоги?

– Вот как? – воскликнул он. – Ну это же отлично! Просто замечательно!

И улыбнулся – почти искренне. Почти.

– Еще я вспомнила катастрофу, – продолжала Марла. – По дороге сюда, когда мы с Ником заворачивали за угол, навстречу нам выехала машина и ослепила фарами и вдруг авария буквально встала у меня перед глазами. Загорелое лицо Алекса слегка побледнело.

– На дороге был человек, – рассказывала Марла. – Я свернула, чтобы его объехать, и врезалась в ограждение.

Она вздрогнула. Алекс кивнул, побуждая ее продолжать, но в глазах его плескалась тревога.

– А дальше?

– Это было ужасно. Просто кошмар.

С трудом выдавливая из себя слова, Марла поведала обо всем, что произошло дальше, – о визге шин по асфальту, скрежете металла, звоне разбитого стекла, криках, крови. Слушая ее, Фил не раз морщился.

– Еще я вспомнила Пэм. Правда, по-прежнему не помню, что нас с ней связывало, кажется, мы что-то задумали вместе, но что?..

– Ты устала, – проговорил Алекс. – Тебе надо отдохнуть.

– Да, но еще мне надо поговорить с детективом Патерно!

– Утром.

– Хорошо, – откликнулась Марла. На нее вдруг навалилась страшная, тысячепудовая усталость. – Позвоню ему утром.

– А Ник это знает? – спросил вдруг Алекс, и Марла ощутила укол вины, словно предала мужа.

– Да.

– Так...

– Мне нечего скрывать!

– Конечно, конечно, нечего, – успокоил ее Алекс, натянуто улыбаясь и нервно позвякивая ключами в кармане. Но Марла уже не обращала внимания на эти странности. Она устала, так устала. – Ну что, поедем домой?

– Секундочку, я только выпишу рецепт. – Доктор Робертсон вырвал листок из блокнота, что-то на нем нацарапал и отдал Алексу. – Это поможет справиться с болью, но может вызвать легкое чувство усталости. – Он сделал другую заметку – для себя – и убрал в толстую кожаную папку.

– Можно мне посмотреть? – попросила она.

– Что? – не понял Робертсон.

– Историю болезни.

– Там только медицинские записи.

Доктор по-отечески улыбался, но за профессиональной белозубой улыбкой чувствовалось что-то... а, черт, как ей все это надоело! Она хочет спать.

– Обо мне, – уточнила она, протянув руку к папке. – Это моя карта, верно?

– По-моему, на сегодня с тебя достаточно, – вмешался Алекс и сделал доктору знак убрать папку.

– Но я хочу знать.

– Марла, в другой раз, ладно? – Тон Алекса заставил ее выпрямиться. – Уже поздно. Тебе нужно ехать домой и отдыхать. Ты устала.

– Я знаю, что мне нужно, – резко ответила она. – Мне нужно как можно больше узнать о себе. О тебе. О нашей семье. Алекс, я уже начала вспоминать и не хочу останавливаться на полпути! Я на все готова, чтобы помочь себе вспомнить!

– Понимаю, но...

– Да неужели? – Она обернулась к доктору. – А вы – вы тоже «понимаете»?

– Черт побери, Марла, хватит! Фил приехал сюда среди ночи, чтобы сделать тебе одолжение, потому что ты не хотела ложиться в больницу. Дома его ждет семья. Нас с тобой, между прочим, тоже.

Робертсон щелкнул авторучкой и сунул ее в карман.

– Нет, нет, что вы, все в порядке, – проговорил он, но папку не отдал. – Расскажите мне, что вы еще помните, – предложил он, скрестив руки на груди и загородив папку своим телом.

Марла поняла, что сегодня ей своей медицинской карты не видать.

– Кроме катастрофы и рождения Джеймса? Почти ничего. Так, какие-то отрывочные образы: я скачу верхом, меряю платье, разговариваю с Алексом в холле, ничего особенного. Может быть, если я просмотрю документы, это подтолкнет память?

– Возможно, вы и правы, – сочувственно ответил доктор. – Заезжайте как-нибудь на днях. Я с радостью покажу вам все, что у нас есть.

«Правильно. Подчищенный, приглаженный, кастрированный вариант».

– Обязательно, – пообещала Марла, мысленно обругав себя психопаткой. С чего она взяла, что доктор Робертсон замешан в каком-то заговоре? Никто ее документов не тронет! Меньше надо кино смотреть, вот что! Она подошла к раковине, налила воды в бумажный стаканчик и еще раз прополоскала рот.

– Вот и славно. Кто знает, может, к тому времени вы уже все вспомните.

«Как легко он об этом говорит!» – подумалось Марле. Конечно: речь ведь не о его жизни, не о его памяти. Он сыплет банальными утешениями и легковесными пожеланиями – а она тем временем чувствует, как между пальцев, словно песок, утекает жизнь, и не имеет силы сжать кулак. Марла выпила воды и попробовала размять лицевые мускулы. Язык казался распухшим и очень тяжелым, зубы разлеплялись с трудом, а главное – привыкнув говорить сквозь зубы, она никак не могла заставить язык, губы и челюсть двигаться слаженно.

Алекс подал ей плащ, а Фил Робертсон потушил свет в кабинете. Вместе они вышли на стоянку: Алекс обнимал Марлу за плечи.

– Заходите к нам как-нибудь, – пригласил он Фила, открывая дверцу машины. – Когда Марла станет сама собой.

Марла хотела уже ответить, на эти слова колкостью, но вовремя прикусила язык. Алекс, похоже, пробуждал в ней скандалистку: ее постоянно тянуло с ним спорить. А почему – непонятно.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он, выезжая со стоянки.

– Как будто по челюсти стучат молотком.

– Что, так плохо? – Он привычно потянулся за сигаретой.

– Даже хуже. – Улыбнуться ей не удалось. Кажется, она начала понимать, почему Алекс так ее злит. Дело даже не в том, что они с доктором Робертсоном что-то от нее скрывают – хоть это и очень неприятная мысль. Марлу раздражало его лицемерие. Ах-ах, он так любит свою бедную больную женушку, так за нее беспокоится – а сам целыми днями пропадает неизвестно где. Что-то не так. Определенно с ним что-то не так. Он врет – надо только понять, где и в чем. Впрочем, она устала. Подумает об этом завтра.

Алекс затянулся и выпустил струю дыма. Стекло в окне со стороны водителя поползло вниз, и в машину ворвался сырой ночной воздух. Под мерный шум дождя и мягкий джазовый ритм из стереоприемника «Ягуар» мчался по опустевшим улицам.

Ярко светились небоскребы. За окном промелькнула историческая площадь Джексон-сквер и пирамида «Трансамерики». Марла знала, что уже тысячу раз видела эти места. И вдруг – новая вспышка воспоминаний!

Она увидела перед собой письменный стол. Огромное офисное здание из стекла и бетона. Гудит компьютер, надрывается телефон. В соседних клетушках сидят такие же бедолаги-труженики – кто говорит по телефону, кто печатает, кто до боли в глазах вглядывается в монитор. А за окном – синее-синее небо, и чайки кружат над Заливом.

Но это безумие! Она никогда не работала в офисе! Сжавшись в комок на сиденье, Марла вгляделась в хмурое лицо мужа.

– Я когда-нибудь работала? – спросила она, заранее зная ответ.

– Нет, разумеется. – Алекс коротко, презрительно фыркнул. – Зачем тебе работать?

– Не знаю. Я вдруг увидела себя за письменным столом, в огромном шумном помещении, разделенном перегородками, там было полно других сотрудников – мужчины и женщины. – Она умолкла и потерла висок, стараясь припомнить что-нибудь еще.

– Марла, ты ни дня в своей жизни не проработала. – Алекс рассмеялся, словно она сказала какую-то необычайно смешную глупость. – Разумеется, ты бывала в самых разных офисах, но не в качестве служащей.

– Ты уверен? – спросила она.

И как только подобное могло прийти ей в голову?

– Абсолютно. – Он слегка улыбнулся. – У тебя разыгралось воображение.

«Или усилилась паранойя. Разница невелика», – с отчаянием подумала она. Алекс коснулся ее колена.

– Почему ты не сказала маме, или Тому, или кому-нибудь еще, что плохо себя чувствуешь? Я ведь для этого и нанял сиделку.

Алекс остановил машину на красный свет и обратил на Марлу мягко-укоризненный взгляд – мол, «экая ты у меня дурочка».

– Это случилось внезапно.

– Но ведь ты плохо себя чувствовала, когда легла в постель, – возразил Алекс.

– Не так уж плохо. И потом...

Она поколебалась. Можно ли ему довериться?

– Что?

«Не выдумывай ерунды, – укорила себя Марла. – Он твой муж. Кому и доверять, как не ему?»

– Знаю, это звучит как бред, – медленно проговорила Марла. – Но мне кажется, что сегодня ночью кто-то проник ко мне в спальню.

– Кто? Кто-то из слуг?

– Нет, Алекс. Это был мужчина. Он склонился над кроватью и прошептал: «Сдохни, сука!»

– Что?! – Алекс вскинул голову. – Господи, Марла, ты хочешь сказать, что кто-то пробрался в дом?

– Сама не знаю.

Она рассказала все, что уже рассказывала Нику. Алекс слушал, сжимая руль так, словно хотел вырвать его из приборной доски.

– Я страшно перепугалась и решила проверить все незапертые комнаты. Влетела к Сисси и напугала ее до смерти. Однако все было спокойно, дети в порядке, так что я вернулась в спальню, выпила воды и легла в постель. И вдруг меня начало выворачивать наизнанку. – При этом воспоминании она вздрогнула.

– Господи, Марла, но кто это мог быть?

Алекс глубоко затянулся. Освещенное огоньком сигареты, лицо его казалось чужим. Лицом незнакомца.

– Не знаю. Не уверена, что там вообще кто-то был, но мне показалось, что это не сон.

Красный свет сменился зеленым, и сзади нетерпеливо загудели.

– Черт! – Алекс нажал на педаль, и «Ягуар» рванулся вперед.

– Честно говоря, я страшно испугалась.

– Еще бы! – пробормотал Алекс. Лицо его побелело, губы сжались в тонкую линию. – Черт возьми! Завтра первым делом заставлю Ларса обыскать весь дом!

– Нет! – воскликнула Марла, замотав головой. – То есть... это же смешно! Если кто-то и был, он давно сбежал!

– У нас электронные ворота и система сигнализации. Как мог кто-то посторонний проникнуть в дом?

– Хороший вопрос, – пробормотала Марла. Безмерная усталость мешала думать, мешала говорить. Она зевнула бы, если бы могла широко раскрыть рот. – Может быть, никого и не было. И мне все приснилось.

– Ты позвонила в полицию? – хмуро спросил Алекс. Марла заметила, что костяшки пальцев его побелели.

– Нет, – покачала головой она. – С какой стати, если это был просто сон? Как тогда, в больнице.

– Если кто-то тебя напугал, надо было вызвать полицию и все проверить, – ответил Алекс. – Ты ведь все равно хотела поговорить с детективом Патерно. Хотя ладно, не знаю. Оба мы устали, так что обсудим все лучше утром. Не знаю, может быть, нанять охранника?

– Не думаю, что это необходимо.

– Есть и другая возможность. – Голос его смягчился.

– Какая?

– Ты можешь спать со мной.

«Нет!» Она испуганно взглянула на Алекса – но глаза его были устремлены на дорогу. От одной мысли о том, чтобы разделить с ним постель, сердце ее отчаянно забилось. Целовать его, лежать с ним в обнимку в королевской кровати – нет, ни за что! Но, хоть ее и отталкивала мысль о близости с ним, она не могла не спросить:

– Почему мы с тобой не спим вместе?

Он вынул изо рта сигарету и погасил ее в пепельнице.

– Ты так решила. Пару лет назад. – Он с сомнением покосился на нее, словно не зная, стоит ли продолжать, затем, как будто решившись, пожал плечами: – Дело в том, что ты... ну... интересовалась другими мужчинами.

– Другими мужчинами? – с ужасом и отвращением повторила она.

Перед глазами всплыло мужественное лицо Ника. Да, она хотела его поцеловать, мечтала о прикосновениях его загрубевших от работы рук, позволяла себе и более рискованные фантазии – но, господи,только фантазии! Даже в страшном сне она не могла бы помыслить о реальной супружеской измене! Что же она за человек? Марла все-таки решилась спросить:

– Мужчины? Их было много?

– Да.

– Хочешь сказать, что у меня были любовники? – не веря своим ушам, прошептала она.

Нет, не может быть! И все же... Марла не могла отрицать: прирожденная сексуальность Ника, его неотразимое обаяние на нее действуют. Еще как действуют. Марла знала, что она чувственная женщина. Страстная. Созданная для любви. И при этом спит одна. Или, может, не одна?

– Давай закроем тему.

– Но ты сказал... – не отставала она.

– Потому что ты спросила, – зло отрезал Алекс. Марла почувствовали, что заливается краской.

– Кто?

– Неважно. – Он резко, визжа шинами, свернул за угол.

– Черта с два неважно! – рявкнула Марла, потеряв терпение.

– Давай сейчас об этом не будем. Было и прошло. – Алекс протянул руку к приемнику, покрутил ручку настройки и поймал станцию, передающую мягкий рок.

Наклонившись вперед, Марла выключила приемник.

– А как же... как же Джеймс? – прошептала она, разрываясь между ужасом и необходимостью узнать правду. – Он... он...

– Мой. Джеймс мой, – с холодной улыбкой ответил Алекс.

Марла уже ничего не понимала.

– Но как...

– Вот что бывает, когда пьешь слишком много джина с тоником! – насмешливо протянул Алекс.

Уголки губ его изогнулись в странной усмешке – торжествующей, почти злобной. Усмешке победителя? Но Марла сказала себе, что снова поддается фантазиям. Ничего необычного в его улыбке нет. Она устала, вымоталась, вот и мерещится черт знает что.

При мысли о том, что она спала с этим человеком, целовала его, занималась с ним любовью, Марлу охватило отвращение. Что-то в ней протестовало: «Не было этого, не было!» Но Марла решила не обращать внимания на фокусы усталого мозга. Алекс ее муж. Сисси и Джеймс – их дети.

– Может быть, когда ко мне вернется память, если ты не против, может быть, мы попробуем... снова...

– Что? Спать вместе? – Губы его саркастически изогнулись, тусклый свет приборной доски высветил суровое лицо – все из острых углов. – Оставь, Марла. Мне не нужны твои подачки.

Она застыла.

– Так вот как ты это называешь?

– Только не надо притворяться, что любишь меня. Я же все вижу по глазам. Ты меня даже не помнишь. Вот когда все вспомнишь, тогда и поймешь. А сейчас лучше об этом не заговаривай. Не надо. – Он снова похлопал ее по колену. – Если, конечно, не хочешь меня уморить.

Марла отшатнулась.

– Что ты, и не думала.

Замечательно. Ей физически отвратителен собственный муж. Какие еще сюрпризы преподнесет ей прошлое?

– Пока что, – продолжал Алекс, крепко сжимая руль, – ни ты, ни я к такому решению не готовы. Подождем, посмотрим. Кто знает? Случаются на свете и более странные вещи.

Она не спорила. Просто не могла, ошеломленная своим внезапным открытием. Она не чувствует к своему мужу ни капли желания. Почему – непонятно. Ему сорок два, красив, подтянут, удачлив, прекрасно воспитан, даже, пожалуй, обаятелен. Но под этим внешним лоском Марла чувствовала какую-то фальшь, что-то холодное и жестокое – словно змеиный яд, скрытый за блестящим узором разноцветных чешуек.

«А может быть, нет никакой фальши? Может быть, я все выдумываю. Так или иначе, Марла, тебе придется это выяснить. И Алекс тебе в этом не поможет. Никто не поможет», – подумала она.

Мощный «Ягуар» легко взбирался вверх по холму. Мелькали подсвеченные указатели: Стеньян, Парнас, Уиллард. Все эти названия были Марле незнакомы. А ведь она должна знать эти улицы! Конечно, Ларс всегда в ее распоряжении: но для того, что она задумала, Ларс не подойдет. Ей нужна свобода. Независимость. Самостоятельность.

За окном в мутной пелене тумана мелькали магазинчики, кофейни, цветочные лавки, многоквартирные дома. Все выше и выше. К дому.

Алекс нажал кнопку дистанционного управления: ворота отворились, и «Ягуар» въехал внутрь. Марла смотрела, как вырастает впереди особняк Кейхиллов: крутые скаты крыши над мансардами, сияющие окна, гордо воздетые к небесам каминные трубы. «Мой дом», – сказала она себе, изо всех сил желая в это поверить.

И внутренний голос, тихий, но ясный, ответил: «Нет, не твой».


Глядя в окно, Ник досадливо барабанил пальцами по рулю своего пикапа. Его не оставляло неприятное ощущение, что его провели. Но кто?

Марла? Он заскрипел зубами, вспомнив, как она корчилась на полу, давясь рвотой. В этот миг она казалась такой хрупкой и слабой. Уже не в первый раз Ник спросил себя, отчего ее вырвало. Дурная еда? Какая-то инфекция? А может, ее отравили – подсыпали в суп рвотное?

Но зачем кому-то желать ей смерти? Как этот кто-то вошел в дом? И, если уж на то пошло, как вышел? Это же не дом, а крепость!

Может быть, он и не вышел.

– Черт! – проворчал Ник, выходя из машины. Несколько кварталов до отеля он решил пройти пешком, надеясь, что ледяной ветер и дождь прочистят ему мозги.

В первый раз за много лет ему хотелось защитить Марлу. Обнять ее, прижать к себе и никому не позволять к ней приблизиться.

Ну чисто какой-нибудь долбаный рыцарь в весьма и весьма потускневших доспехах. Сунув руки глубоко в карманы и втянув голову в плечи, Ник быстрым шагом пересек улицу и вошел в отель. Не успел он открыть дверь в свой номер, как раздался телефонный звонок. Ник бросился к телефону.

– Ник Кейхилл слушает.

– Ну наконец-то я тебя застал! – знакомым пропитым басом объявил Уолт Хаага. – Я уж боялся, что придется отправлять второе сообщение!

– А что такое? – Ник сел на кровать и сбросил ботинки.

– Долго перечислять! – самодовольно ответил Уолт. – Куча новой информации. Предлагаю начать с Памелы Делакруа.

– Да начинай с чего хочешь.

– Странная, я тебе скажу, дамочка эта Памела! Жила на алименты, понемногу торговала недвижимостью и писала на судебные темы. Похоже, больше всего ее интересовали дела об усыновлении – права родителей, суррогатное материнство и всякая такая хрень. Дальше: девчонка ее, Джули, бросила колледж через несколько недель после поступления и переехала вместе с дружком в Санта-Розу. Работает в экспресс-кофейне. Так что наши дамы не к ней направлялись.

– Тогда почему Сайта-Крус?

– А почему все решили, что Санта-Крус? Из-за дочки, верно? А по-моему, Памела и твоя невестка решили поиграть в Тельму и Луизу и просто рванули на юг. Может, в Лос-Анджелес, а может, в Мексику, кто их разберет.

– Еще один тупик, – проворчал Ник.

– Или одной заботой меньше.

– Где они познакомились?

– Хороший вопрос, – протянул Уолт. – По всей видимости, не на корте. Насколько мне удалось выяснить, Пэм Делакруа не состояла в клубе Марлы. Едва ли у нее и ракетка-то была. Она, судя по всему, не особенно-то следила за своей формой. Предпочитала копаться в книжках.

– Откуда информация?

– Поговорил с ее бывшим мужем и друзьями. Единственное место, где она могла столкнуться с твоими родственниками, – церковь Святой Троицы в Сосалито, которую она посещала регулярно.

– И где служит муж Чериз, – прищурился Ник.

– Правильно.

Ник нахмурился. Концы не сходились.

– Марла не из тех, кто каждое воскресенье пропадает в церкви.

– Верно, она не член общины. Но мне думается, с Памелой ее познакомил муж Чериз. Он ведь одно время работал в Кейхилл-хаусе. Вел, значит, задушевные беседы с бедными девушками, попавшими в беду. Ну, и кончилось это большим скандалом.

– Ну-ка, ну-ка... – поторопил его Ник. Его охватило дурное предчувствие.

– Распустил руки. Затащил в койку какую-то несовершеннолетнюю мать-одиночку.

– Черт!

– Твой брат его уволил. Было это около года назад. Случился большой скандал, недели две газеты только об этом и кричали. Газетные статьи я пришлю тебе по факсу. Однако обвинения так и не выдвинули, и проповедник вернулся к своей пастве в Сосалито.

– И на этом все кончилось? – недоверчиво спросил Ник.

– Очевидно, девица его по-христиански простила, – хмыкнул Уолт. – И прихожане тоже.

Пауза. Щелчок открываемой банки пива. Громкое бульканье.

– Но это только вершина айсберга. Ну и семейка у тебя, братец! Будь у меня такой набор родственничков, я бы удавился!

– Переходи к тому, чего я не знаю. – Ник подсунул под спину подушку, взял в руки блокнот и ручку.

– Хм... Ну вот, например: Конрад Эмхерст, папаша Марлы, намылился в мир иной.

– Слыхал.

– Ну разумеется! – проворчал Уолт. – А слыхал, что все семейство вокруг него на цыпочках ходит, потому как состояние его давно перевалило за сотню миллионов? И говорят, что все завещано младенцу.

– Что?!

– Что слышал. У старикана какое-то пещерное предубеждение против женщин. Поэтому все деньги он завещал новорожденному сыну Марлы. Хоть, мол, и не Эмхерст, а все-таки мальчик! Ему все и отойдет. На доверительный фонд, разумеется.

– Разумеется. – Ник откинулся на кровати и почесал карандашом подбородок. – А как же Марла, ее брат и дочь Сисси?

– Ну, какие-то крохи от пирога им достанутся, но именно что крохи. Рори, бедняге, ничего не нужно, кроме ухода и кормежки; Сисси свою долю получит к двадцатипятилетию, если окончит колледж; Марле тоже что-то достанется, но семьдесят пять процентов состояния отходят новорожденному. Как тебе это нравится – мультимиллионер нескольких недель от роду?

– Откуда ты узнал? – спросил Ник. Уолт так и покатился со смеху.

– Ну и вопросики ты задаешь! Откуда узнал? А за что ты мне платишь? Разве не за то, чтобы я разузнавал всю подноготную? Кстати, этот Эмхерст тот еще сукин сын. Пил, гулял – в общем, жил на полную катушку. Не знаю, почему жена его не бросила – из-за денег, наверно.

– Кто еще знает об условиях завещания? – поинтересовался Ник.

– Да все знают. Когда речь идет о таких деньгах, и самый ленивый наследничек подсуетится, чтобы выяснить, не отлучают ли его от кормушки. – Уолт хмыкнул. – Так уж натура человеческая устроена.

– Не знаю, не знаю.

– О тебе речи нет. Ты сумел повернуться к фортуне спиной. Но большинство людей не такие. Они за такие деньжищи на все готовы. Соврать – пожалуйста, украсть – за ради бога. Глотку перерезать? А почему бы и нет?

«Двое уже погибли, – подумал Ник. – А третья – Марла – два раза за два месяца едва не рассталась с жизнью».

– Вот что я тебе скажу, – продолжал Уолт, шумно прихлебывая пиво. – Не разобрался я пока, что там у вас творится, но одно ясно – дело жаркое. И становится все горячее. Так что, приятель, береги свою задницу.

– А я всегда так и делаю.

– Вот и молодчага.

Нику все это очень не нравилось. Больше всего – то, что Марла в опасности. Он это чувствовал.

– Послушай, Уолт, знаю, что прошу очень многого, но не мог бы на несколько дней вырваться сюда, проделать для меня кое-какую работу на месте? Можешь занять мою комнату в отеле. Я перебираюсь в дом.

– Мне надо здесь кое-что уладить, но, думаю, через неделю выберусь.

– Спасибо. Комнату я оставлю за собой, так что новую информацию можешь присылать сюда. Или оставляй сообщения на сотовом. Если понадобится прислать факс – запиши адрес. – И Ник продиктовал адрес «Копирайта». – Это небольшой копировальный центр неподалеку отсюда. Напиши, что для меня, мне передадут.

– А почему не в отель?

– Из предосторожности. Вся моя семья знает, где я остановился.

– Не доверяешь своим родственничкам? – усмехнулся Уолт.

Ник взглянул в окно. Занавески жалко трепыхались на сквозняке; огни большого города мутно мерцали сквозь белесую пелену тумана.

– Нет, – ответил он, подумав, что эти слова подводят итог всей его нескладной жизни. – Ни капли не доверяю.

Распрощавшись с Уолтом, Ник вытащил из-под кровати сумку и принялся бросать в нее свои скудные пожитки. Пятнадцать лет он бегал от этого дома, как от чумы – а теперь возвращается туда по доброй воле.

Из-за Марлы. Что толку обманывать себя? Он хочет снова ее увидеть. Хочет поцеловать. Хочет жену своего брата, черт бы его побрал! Но это не главное. Прежде всего ему нужно убедиться, что Марла в безопасности. За последние несколько недель она дважды едва разминулась со смертью. Что это – несчастные случаи? Или кто-то пытается ее убить?

Глава 12

Комната изменилась. Шторы, покрывало и ковер на полу теперь были выдержаны в иных, столь же тщательно подобранных тонах. Но, оглядев свое былое пристанище, Ник решил, что хрен редьки не слаще. Новая обстановка не убила старых воспоминаний. В прошлом эта комната казалась ему роскошной тюрьмой – и теперь вызывала то же ощущение.

Ник бросил сумку на кровать. Долго он здесь не задержится. Выяснит, что к чему, и уедет. Жизнь среди бархата и красного дерева была еще не так страшна – за годы детства и юности Ник выработал иммунитет к дорогим финтифлюшкам. По-настоящему страшно то, что всего через две двери от него – Марла. Господи, как этой женщине удалось так прочно поселиться у него в сердце? Даже теперь – много лет спустя, измученная, полуживая, едва оправившаяся после страшной катастрофы – она влекла его, как ни одна другая.

– Черт!

Вдруг стало трудно дышать. Ник сбросил куртку и швырнул ее на прикроватный столбик. Это не помогло: тогда он распахнул окно, впустив в комнату холодный ноябрьский ветер, и устремил взгляд на черное беззвездное небо.

«Боже правый, как он это вытерпит? Когда сможет уехать? Что здесь происходит, черт побери?»

Весь нынешний день он провел за бухгалтерскими книгами компании. Алекс прав: «Кейхилл Лимитед» погружается все глубже в океан красных чернил. Неразумные капиталовложения, расходы, превышающие доход, служащий, пойманный на крупной растрате, огромные суммы на филантропию – Кейхилл-хаус, новое педиатрическое крыло больницы «Бейвью» и прочее в том же роде, чересчур высокая зарплата руководящего звена, наконец, экстравагантный образ жизни самого директора. Но все это были простейшие, очевидные факты, в которые способен ткнуть пальцем любой желторотый выпускник экономического колледжа. Однако Алексу зачем-то понадобился Ник. Зачем? Решил порадовать матушку, после стольких лет внезапно возжелавшую возвращения младшего сына? Или дело в Марле и несчастном случае? А может быть, есть какая-то иная причина, темная и загадочная, недоступная его разумению?

Бог весть зачем Алекс старательно сталкивает его с Марлой. При том, что много лет назад братья боролись за ее любовь.

Ник никак не мог нащупать мотивы, которыми руководствовался Алекс.

Что бы ни замышлял его старший брат, в результате Ник оказался в ловушке. Не потому, что «Кейхилл Лимитед» идет ко дну, не потому, что мать хочет держать возле себя обоих сыновей. Нет, если он вернулся в город, который ненавидит и презирает всей душой, если согласился поселиться в этом огромном бездушном доме – то только ради Марлы. Ей угрожает опасность. И одна мысль об этом кидает его в холодный пот. Черт побери, он никогда не умел мыслить здраво, когда дело касалось этой женщины!

Он вышел в опустевший холл. Приглушенный свет отражался в отполированных перилах, со стен хмуро взирали масляные лики давно умерших предков. Здесь несколько минут назад Юджиния объясняла сыну, как счастлива, что «к нему наконец-то вернулся здравый смысл». Она даже коснулась его рукава – нечастое проявление чувств.

– Николас, как хорошо, что ты снова дома! – шептала она. – Знаю, мы с тобой никогда не ладили. Боюсь, я, пока растила тебя, совершила немало ошибок – требовала, чтобы ты был похож на Алекса. Но знаешь, Ник, я всегда любила тебя и очень по тебе скучала.

Нижняя губа ее дрогнула, и Юджиния поспешно сжала губы. Ник изумленно смотрел на нее сверху вниз. В красно-черном японском халате, туго перетянутом в талии, без косметики, с резко обозначившимися морщинами, Юджиния казалась удивительно старой и ранимой.

Значит, любила и скучала? Глядя на нее, Ник почти готов был поверить, хоть горький опыт и предупреждал его, что Кейхиллам верить нельзя. Никогда и ни в чем.

– Я долго не задержусь.

– Знаю. Ты никогда долго не задерживаешься, – вздохнула она. – Я потеряла тебя, Ник. Если бы можно было повернуть время вспять, если бы тогда я понимала то, что понимаю сейчас, да что об этом говорить! – Она выдавила бледную ломкую улыбку, словно стараясь затушевать прячущееся в глазах отчаяние.

Ник чувствовал себя последней сволочью.

– Что ж, будем довольны тем, что есть. Но... – Она покачала головой и туже затянула пояс халата. – В последнее время я перестала понимать, что происходит в доме. Александер стал очень замкнутым, целыми днями пропадает на работе, ничего мне не рассказывает. А Марла... ну, с этой девочкой всегда были проблемы. – Юджиния задумалась, прикусив губу. – Конечно, идеальных браков не бывает. Об этом-то я знаю по собственному опыту. Твой отец... нет, я, разумеется, его любила. Может быть, гораздо сильнее, чем он заслуживал. – Она умолкла, погруженная в воспоминания, и подняла глаза на Ника лишь несколько секунд спустя. – Ты, Николас, во многом похож на него. Умный. Гордый. Непредсказуемый. Но все же вы совсем разные. – Она расправила плечи. – Что-то я заболталась. Хотела только поблагодарить тебя, что приехал.

– Я останусь здесь, пока не закончу работу. А потом уеду, – напомнил он ей.

Юджиния улыбнулась так, словно знала сына куда лучше, чем он сам.

– Посмотрим, – ответила она, повернувшись к лифту.

– У меня своя жизнь в Орегоне.

– Неужели? – Она скептически приподняла бровь и вошла в лифт, оставив за собой последнее слово.

– Да, у меня своя жизнь, хоть вам этого и не понять, – пробормотал Ник, спускаясь по широкой лестнице на первый этаж.

Распаковав вещи, позвонив Оле и убедившись, что с Крутым все в порядке, он решил, что заслужил выпивку. И теперь, спускаясь в бар, размышлял о том, как отличается простая жизнь в Чертовой Бухте от запутанных интриг и порочных секретов Сан-Франциско. Словно небо от земли.

По счастью, Алекс оставил в дверях бара ключ. Ник нашел бутылку скотча и налил себе полный стакан. За окном бесновался ветер, но здесь тишину нарушало лишь тиканье дедовских часов в холле. Как не похож особняк Кейхиллов на домишко в Чертовой Бухте – три тесные комнатки, разномастная мебель, купленная за бесценок на распродаже, да хромой пес – охранник и верный друг в одном флаконе. Денег у Ника было достаточно: за годы работы в Сиэтле он скопил целое состояние, благодаря выгодным вложениям приумножающееся с каждым годом. Он мог бы жить куда более шикарно. Мог, но не хотел. Потому что знал: от шикарной жизни одни неприятности.

Кто думает иначе, пусть посмотрит на его брата Алекса.

Да, у Ника в Орегоне своя жизнь. Простая, грубая, однообразная – но свободная. А это главное. Какого же черта он забыл в Сан-Франциско?

Ник бросил в стакан несколько кубиков льда и подошел к камину, где мерцали мягким светом догорающие угли. Несмотря на камин, комната казалась холодной. Неуютной. Как и весь дом. Как и люди, в доме обитающие. Как его жизнь – пока он не набрался решимости сбежать отсюда. Это случилось после разрыва с Марлой.

Запретные воспоминания осадили мозг. Она целовалась, словно не могла остановиться, и в груди ее рождались тихие страстные стоны. Он гладил ее по обнаженным плечам, и огромные зрачки ее, расширяясь, почти закрывали изумрудную радужку. Она трепетала в его объятиях, щекотала языком мочку его уха, шептала срывающимся голосом, что никогда ни с кем не чувствовала себя такой развратницей. «Еще, еще! – просила она своим чудным грудным шепотом. – Дай мне еще, Ник! Я хочу больше... больше... больше...»

Ник зажмурился и сделал большой глоток. Он прошел полный круг – сперва из-за Марлы покинул Сан-Франциско, теперь вернулся ради нее. Она изменилась, но прежним осталось то неодолимое притяжение – притяжение, кружащее голову, призывающее забыть о чести, совести и достоинстве, перешагнуть через мораль и очертя голову кинуться в темный омут соблазна.

Да, она стала другой. Совсем другой. Мягче, добрее, с иным, более тонким чувством юмора. На смену бесшабашности и задору избалованной девчонки пришло спокойное мужество, глубина и какая-то трогательная уязвимость взрослой женщины. Должно быть, дети избавили ее от юношеского эгоцентризма, научили думать о тех, кто рядом. Она стала другой, но Ник – не смешно ли? – готов влюбиться в нее, как пятнадцать лет назад. Ибо в глубине ее существа прячется все та же неотразимая сексуальность, что когда-то заставляла его терять голову, забывать о здравом смысле и собственном достоинстве ради нескольких украденных минут бездумного чувственного наслаждения.

Их свидания, всегда потаенные, были романтичны и безумно сексуальны. Предрассудки были им неведомы: не было таких удовольствий, которых бы они не попробовали и не испытали. Пытливый ум Марлы искал все новых наслаждений, тело ее пылало так, что от одного прикосновения к ней Ник таял, а глаза – о, эти шальные зеленые глаза, полные сладких и опасных обещаний! О, эти влажные губы и нежный язычок, прилежно исследующий его тело! Нет на свете другой такой женщины, нет и никогда не будет!

За пять минут любви с ней он готов был пройти через ад. Но однажды при встрече она целомудренно чмокнула его в щеку, одарила чуть смущенной улыбкой – мол: «Да, знаю, что я ужасная стерва, но ты же меня простишь, дорогой?» – и поведала, что между ними все кончено. Она встретила другого. Другой – так уж случилось – оказался его братом.

– А, черт! – поморщился Ник и опрокинул в себя остатки спиртного.

Прошло пятнадцать лет – и он, словно верный пес, бросился к ней по первому свистку! Что с ним? Может, ему стоит сходить провериться у психиатра?

Ник вернулся к бару и плеснул себе еще скотча поверх нерастаявших кубиков льда. В это время снаружи донесся мягкий рокот электронных ворот. В окне мелькнул свет фар. «Ягуар» Алекса въехал в гараж. Внутри у Ника что-то сжалось: он сделал большой глоток и вышел на лестницу. Снизу уже слышалось гудение лифта – Алекс и его жена поднимались наверх.

Ник встретил их со стаканом в руке. Марла выглядела ужасно: бледная, с распухшими губами и глубоко запавшими глазами. Увидев Ника, она попыталась улыбнуться, но не смогла. Сердце у него екнуло, но он только крепче стиснул зубы.

– Так ты в самом деле переехал! – заметил Алекс, открывая жене дверь. – Я боялся, что ты передумаешь.

– Не хотел тебя разочаровывать, – протянул Ник. Марла бросила на него быстрый взгляд.

– Простите, мне нужно прилечь, – пробормотала она. Затравленный, полный боли взгляд ее проник Нику в самую душу. Сейчас она казалась удивительно хрупкой и ранимой. Куда девалось то бесстрашное чувственное создание, что когда-то играло его сердцем?

«Марла Кейхилл прошла через ад. Не забывай об этом», – напомнил он себе.

– Как ты? – спросил он. Глаза ее блеснули иронией.

– Смотря с кем сравнивать. Если с узниками Освенцима, то я просто везунчик, а если... – она устало махнула рукой. – В общем, бывали времена и получше. – Прислонившись к двери, Марла горько усмехнулась: – Правда, я их не помню.

– Вспомнишь.

– Будем надеяться. – Она устремила взгляд на ковер: на нем еще темнело мокрое пятно, но все следы учиненного ею беспорядка исчезли. Марла заметно вздрогнула. – Ник, я очень тебе благодарна. Если бы не ты...

– Если бы не я, то кто-нибудь другой.

– Нет, нет, Марла права, – напряженно возразил Алекс. – Слава богу, ты оказался рядом!

– Просто повезло, – пожал плечами Ник. Наступило натянутое молчание. Наконец Марла сказала:

– Пойду взгляну, как там дети.

– Лучше я, – и Алекс направился к дверям Сисси.

– Спасибо, – пробормотала Марла. Перед тем, как скрыться в спальне, она бросила взгляд на Ника: – Спокойной ночи, Ник.

Господи, как она хрупка и уязвима! Ничего общего с той женщиной, от которой он бежал за тридевять земель. Он приподнял полупустой стакан.

– Доброй ночи.

У Марлы сжалось сердце: она поспешно прикрыла дверь и приказала себе выкинуть из головы Ника.

«Хватит о нем думать! – убеждала она свой усталый мозг. – Да, он спас тебе жизнь – но ты ничего ему не должна. Ничего. С этой путаницей пора кончать. Ты ведь замужем за Алексом!»

От этой мысли ей стало тошно. Замужем за человеком, с которым ее не связывает ни любовь, ни влечение, ни душевная близость. Если когда-то она и любила мужа – это чувство безнадежно затерялось в тумане беспамятства.

«Дай себе время. Скоро ты все вспомнишь, узнаешь, почему полюбила Алекса, и влечение к Нику покажется тебе глупым».

Но Марла знала, что обманывает себя. Это чувство, это яростное примитивное желание, что будит в ней Ник, так просто не уйдет.

«Даже не думай об этом! – приказала она себе. – Ты замужем. У тебя дети. Ты... ты... Господи, нет, ты не можешь, не имеешь права в него влюбляться! Ты ведь совсем его не знаешь.»

Она подошла к зеркалу. При взгляде на свое отражение Марла скривилась – и на этот раз не потому, что лицо в зеркале было ей незнакомо, а потому что в зеленых глазах она ясно различила огонек непрошеного желания.

– Какая же ты дура!

Нервно барабаня пальцами по столику, она взглянула в распахнутую шкатулку с драгоценностями. Ту самую, в которой недоставало кольца. Кажется, в ее жизни многого недостает. И определенно есть кое-что лишнее.

Она сбросила плащ и расстегнула «молнию» на спортивном костюме, когда послышался осторожный стук, и в дверь просунулась голова Алекса.

– Я взглянул на детей, – сообщил он.

Марла подавила желание застегнуть «молнию» до самого верха. Алекс скользнул взглядом по ее лифчику и голому животу, но промолчал.

– Оба спокойно спят.

– Хорошо, – ответила она, чувствуя, что краснеет до ушей. Под его пристальным взглядом она чувствовала себя голой.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Пока нет.

«Мне нужно одно – чтобы ты ушел», – хотелось сказать ей.

– Я скажу Тому, что тебе выписали новое лекарство. Он проследит, чтобы ты регулярно принимала таблетки.

Марла замотала головой.

– Не надо беспокоить Тома. Сама справлюсь. Оставь мне таблетки, я буду принимать их всякий раз, как почувствую боль.

Спокойствие Алекса вмиг сменилось раздражением.

– Может быть, на сегодня хватит споров? – язвительно осведомился он. – Тем более насчет Тома. Он профессионал. Он знает, что делает.

Марла хотела ответить резкостью, но прикусила язык. Алекс прав: на сегодня хватит. Она устала. Чертовски устала. Выяснение отношений лучше отложить на завтра.

– Хорошо.

– Вот и умница, – заметил Алекс. Голос его смягчился, едва он понял, что Марла не намерена затевать спор. – А теперь спокойной ночи.

– Подожди! – окликнула она. Ее поразила внезапная мысль.

Алекс обернулся.

– Ты не видел моего кольца?

– Ты о нем вспомнила? – недоверчиво спросил он.

– Если бы! О нем мне рассказала Джоанна. Может быть, ты знаешь, где оно может быть?

– Где-то здесь, должно быть. – Он обвел неуверенным жестом спальню.

– Здесь нет. Я все перерыла. Сверху донизу. Странно, правда? Джоанна говорит, я никогда его не снимала! Она предположила, что его могли украсть в больнице.

– Сомневаюсь. Поищи еще. – Алекс переступил с ноги на ногу и покосился на часы. – Не стоит так беспокоиться о какой-то безделушке. У тебя сейчас и без этого забот хватает.

– Джоанна сказала, это отцовский подарок.

– Конрад многое тебе дарил.

– Вот как?

Это ее удивило. Всякий раз, как Марла видела на фотографиях неулыбчивое лицо Конрада Эмхерста или старалась вызвать образ этого человека в памяти, ее не покидало ощущение, что они с отцом не были близки – скорее наоборот. По всему чувствовалось, что Конрад – сухой, эгоистичный человек, едва ли способный на нежную привязанность к дочери. Пусть она его и не помнила, какое-то смутное чувство подсказывало ей, что отец ее не любил, что она была для него не близким, дорогим человеком, а досадной обузой.

Может быть, это потому, что она родилась девочкой? Предпочтение сыновей дочерям, казалось, вышло прямиком из Темных Веков – но Марла понимала, что во многих семьях этот предрассудок еще жив и силен. Пример тому – ее собственный сын: отец и бабушка обращаются с ним, как с принцем, а сестра его страдает от недостатка внимания.

– Отец осыпал тебя подарками, – ответил Алекс. Он сунул руки в карманы и прислонился к дверному косяку.

– Какими, например?

– Боже, Марла, да какими угодно! Машины, драгоценности. Стоило тебе на что-то указать пальцем – он покупал эту вещь и преподносил тебе.

– Я хочу навестить отца, – напомнила Марла.

– Знаю, знаю! – огрызнулся Алекс. – Хватит меня пилить! Через пару дней, обещаю, ты съездишь к старику. Но давай не будем строить планов сейчас. Поговорим об этом завтра.

– Имей в виду, я не отстану.

– Да уж, такой милости от тебя не дождешься, – без улыбки ответил Алекс и вышел из комнаты.

Марла слишком устала, чтобы придумывать ответ. Едва за ним закрылась дверь, она сорвала с себя одежду, бросила ее прямо на пол и нырнула в кровать. Несмотря на все ужасы этого вечера, несмотря на противоречивые чувства к Нику, несмотря на неотступное ощущение, что в этом доме что-то очень и очень неладно, она уснула, едва коснувшись головой подушки.


Ник прикончил свой скотч, разделся, лег в постель и приказал себе спать. Но перед глазами его упрямо вставали образы Марлы: прежней – и новой, повзрослевшей, смягчившейся, утратившей и память, и прошлое, но сохранившей влечение к нему.

Неужели и вправду кто-то пытался ее убить? Но кто? Почему? И почему Алекс так старается заманить брата в дом? На взгляд Ника, все это напоминало тщательно расставленный капкан.

Почему Марла так похожа на таинственную Пэм Делакруа – подругу, знакомую или кто она там?

За стеной хлопнула дверь, и послышались торопливые шаги. Ничего особенного – должно быть, Алекс решил выпить перед сном, как совсем недавно он сам. И все же Ник сел на кровати; его вдруг охватило беспокойство. Марла говорила; что кто-то пробрался к ней в спальню, угрожал убить. Ник бесшумно вскочил на ноги, пересек спальню и отворил дверь в тот самый миг, когда закрылись двери лифта. Он прокрался в незапертую спальню и остановился у постели спокойно спящей Марлы. До боли сжав челюсти, поборол желание коснуться ее щеки. За окном послышался шум автомобиля, выезжающего из гаража. Кто-то уезжает? В этот глухой ночной час?

Подбежав к окну комнаты, Ник успел увидеть, как блеснули у ворот фары «Ягуара». Машина Алекса вырвалась на дорогу и понеслась вниз по склону. Ник взглянул на часы. Половина второго.

Куда, интересно, отправился братец?

На встречу с кем-то.

Но с кем? И зачем?


Следующие несколько дней прошли в тумане. Ныла челюсть, все время хотелось спать. Стоило мыслям немного проясниться, как в дверях появлялся Том с измельченной едой и таблетками на подносе. Свет в комнате был притушен, горела только одна лампа, и в минуты просветления Марле казалось, что ее спальня напоминает покойницкую.

Она потеряла счет дням. Не было сил ни говорить, ни двигаться.

Но даже в тяжелом медикаментозном тумане она чувствовала: происходит что-то неладное. Едва мысли начинали проясняться, а силы – восстанавливаться, как новая пилюля отправляла ее в плавание по чернильному морю забытья. И неразлучным спутником ее в этом плавании стало блеклое, беспросветное отчаяние.

– Больше никаких таблеток, – сумела выговорить непослушным языком она, кажется, на третий день. – Я... с меня хватит.

– Но это предписания врача, – невозмутимо ответил Том, поднося к ее губам ложку супа-пюре.

– Нет... что-то не так.

Но Том не желал ее слушать. Когда же Марла пожаловалась Алексу, тот погладил ее по голове и заметил, что ей уже гораздо лучше. Лучше – при том, что она спит целыми днями, ничего не соображает и встает с постели только в туалет!

– Мне это не нравится, – заметила Юджиния, когда зашла к Марле вместе с малышом. Марла умирала от желания взять на руки маленького Джеймса, но не было сил ни сесть, ни протянуть руки. – Ты бы позвонил доктору Робертсону.

– С Филом я уже говорил, – ответил Алекс. – Все нормально.

– Мне так не кажется. – Юджиния покачала безупречно причесанной головой.

Марла хотела что-то сказать, но язык лежал во рту, как чужой, а глаза против воли слипались.

– Марла переутомилась, ей нужно отдохнуть. Фил выписал ей болеутоляющее и легкое успокоительное, чтобы она восстановила силы.

– Но...

– Тише. Дай ей поспать. – И Алекс вывел мать из комнаты. Марла слышала, как он говорил в дверях: – Фил считает, что ее реакция в пределах нормы, но, если нас это беспокоит, он готов сменить болеутоляющее на что-нибудь другое, не вызывающее такой сонливости.

Эта мысль согрела Марле сердце, но совсем чуть-чуть. Ей было все равно. Даже тогда, когда, открыв глаза, она увидела над собой Сисси – встревоженную и растерянную.

– Мама! Мама, что с тобой?

– Все хорошо, – пробормотала Марла вялым, непослушным языком. – Все... будет... хорошо...

С этими словами она вновь провалилась в сон и спала, должно быть, несколько минут… или часов... или дней... пока не услышала над собой другой голос – голос Ника:

– Это ненормально!

Приоткрыв один глаз, Марла увидела его обеспокоенное лицо.

– Я отвезу ее к врачу.

В комнате был кто-то еще. И скоро Марла поняла, кто. Из темного угла выступил Том.

– Мистер Кейхилл отдал строгий приказ не беспокоить больную.

Ник смерил его уничтожающим взглядом и молча двинулся к кровати.

– Но я за нее отвечаю! – заволновался Том.

– Я запомню.

Ник подхватил Марлу на руки и. не слушая ее слабых протестов, понес к лифту.

– Вы не можете, не смеете. – не отставал от него Том.

– Как видите, могу. И смею.

Двери лифта отворились, и Ник со своей ношей вошел внутрь. Перед глазами у Марлы мелькнуло лицо «сиделки» – перекошенное, искаженное яростью, с побелевшими губами. Двери закрылись.

– Тебе не обязательно меня нести, – пробормотала она.

– Черта с два!

Он вынес Марлу на улицу. В морозном воздухе чувствовалось дыхание зимы. На ступенях парадного входа путь Нику преградил Ларс.

– Что выделаете? – требовательно спросил он.

– Везу миссис Кейхилл к врачу, – ответил Ник и отодвинул его плечом.

Марла попыталась высвободиться из его объятий и встать на ноги, но Ник держал ее крепко.

– А мистер Кейхилл об этом знает? – подозрительно осведомился Ларе.

– Надеюсь, узнает, – резко ответил Ник. Глаза его сверкали, на лице застыла маска холодной ярости. – Надеюсь, кто-нибудь из вас наберется духу доложить этому ублюдку, что я везу его жену в больницу.

– Отпусти! Я могу идти сама, – бормотала Марла, хоть и подозревала, что ослабевшие ноги ее не удержат, а затуманенный мозг не сможет подсказать дорогу.

– Что-то не похоже.

– Нет, правда!

Но в следующий миг голова ее бессильно упала ему на плечо.

– Я... я не вернусь в больницу.

– Думаю, настало время обратиться к другому доктору.

От свежего воздуха в голове у Марлы немного прояснилось. Ник усадил ее в «Додж», достал из кармана ее домашние туфли и поставил на пол.

– И не спорь!– приказал он, захлопывая дверь.

– Я думала, что имею право сама принимать решения, – слабо возразила Марла, приоткрывая окно, чтобы впустить в машину свежий морозный воздух.

В этот миг послышался рев мотора, и из тумана вынырнул «Ягуар» Алекса.

– Так я и знала, – пробормотала она, глядя, как Алекс с перекошенным от ярости лицом выскакивает из машины, бросает окурок в грязь и спешит к «Доджу».

– Что здесь происходит? – взревел он.

Ник стоял у пикапа, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Он молчал.

– Что это ты делаешь, черт тебя побери? – бушевал Алекс.

– Везу твою жену к врачу.

– Незачем. Фил уже едет.

– Едет? – недоверчиво повторил Ник. – Ты вызвал его сюда?

– Да, сюда, а что такое с Марлой? – Алекс хотел обойти машину, но Ник схватил его за руку и заставил остановиться.

– Ничего такого, чего не могли бы исправить приличный врач и лекарства.

Алекс вырвал руку. Ноздри его раздувались от гнева.

– Фил – хороший врач!

– Черта с два! Это он травит ее таблетками! Это его вина!

– Нет, моя! – гневно ответил Алекс. – Я хотел, чтобы Марла отдохнула. Перестала изводить себя. Фил только исполнил мою просьбу.

– Тебе не кажется, что такие решения Марла должна принимать сама?

– Может быть, но сейчас она, прости, за себя не отвечает. Ты вспомни, что она рассказывала – как ей примерещился незнакомец в спальне! Нет, ей нужно отдохнуть и прийти в себя. Я позвонил Филу, он выпишет другой рецепт, и наутро в голове у нее прояснится.

– Лучше помолись, чтобы так и вышло! – прорычал Ник.

– А иначе что? Ник, не надо мне угрожать. Я сделал ошибку. Но теперь все позади. – Обойдя брата, он подошел к машине с другой стороны. – Послушай, Марла, извини. Ты слышала мои слова. Я совершил ошибку.

– И очень большую, – ответила она, взглянув ему в глаза. Ярость вспыхнула в ее мозгу, разгоняя остатки дурмана.

– Я же извинился! Фил сейчас будет здесь. Осмотрит тебя, отменит успокоительное. Доверься мне, дорогая.

«Никогда! – мысленно ответила Марла. – Никогда, пока жива, тебе не доверюсь!»

В этот миг в воротах показался «Кадиллак» с Филом Робертсоном за рулем.

Ник сразу же обернулся на доктора с обвинениями:

– Так это вы выписали Марле рецепт по указке ее мужа?

Алекс схватил брата за рукав.

– Погоди, Ник, что ж ты так сразу за глотку.

Марла сунула ноги в тапочки, открыла дверь и выскользнула наружу. Каждое движение давалось ей с огромным усилием.

– Я хочу знать, откуда эта сонливость, туман в голове, почему я никак не могу толком проснуться?

– Надо было вызвать меня раньше. – Фил Робертсон поджал губы.

– Сколько прошло с тех пор, как я была в клинике? – спросила Марла.

– Пять дней. – Доктор поправил воротник.

– Пять дней. – не веря своим ушам, прошептала она.

– Пойдемте в дом, я вас осмотрю и выпишу какое-нибудь другое болеутоляющее, которое не вызовет сонливости и потери ориентации.

– Мне ничего не нужно, – твердо ответила Марла.

В этом доме что-то нечисто, и, чтобы во всем разобраться, ей необходима трезвая голова! Нельзя же все время ждать помощи от Ника!

– Со мной все будет в порядке и без таблеток. Алекс по-хозяйски обнял ее за плечи.

– Лучше послушайся Фила. Доктор медицины здесь он, а не ты.

Марла стряхнула его руку.

– Нет уж, спасибо! – Заныла челюсть – видимо, действие лекарства прекращалось. – Я взрослая женщина и сама буду решать, что делать с собой и со своим телом!

– Я же заботился о тебе, – вздохнул Алекс.

Но в глазах его не было тепла, а рука непроизвольно сжалась в кулак. Заметив, что Марла на нее смотрит, Алекс быстро сунул руку в карман.

– Да неужели? Что-то не верится! Запомни раз и навсегда: прекрати обращаться со мной, словно с тепличным цветком!

Она сбросила пальто Ника – тот подхватил его на лету – и в одной пижаме и тапочках двинулась к дому. С каждым шагом, казалось, у нее прибавлялось сил.

Не без труда взобравшись по ступеням, она обернулась. Один взгляд на троицу у машины сказал ей все, что Марла хотела знать. Алекс, кусая губы от ярости, шарил по карманам в поисках сигарет. Фил Робертсон озабоченно качал головой. А Ник смотрел ей вслед, и в синих глазах его бушевал все тот же неукротимый огонь, что поразил ее и в их самую первую встречу.

Вот единственный человек, которому она может доверять.


Никогда в жизни Ник не заводил романов с замужними женщинами. Ему такое и на ум не приходило. А сейчас он лежал на кровати, смотрел в потолок и изо всех сил старался выкинуть из головы Марлу. Напрасно. Она являлась ему в самых соблазнительных образах, от которых ныло в паху и на лбу выступала испарина. В доме царила тишина; должно быть, все уже спали. Ник перевернулся на бок и приказал себе думать о чем-нибудь другом. О чем угодно, только не о глазах Марлы – двух зеленых омутах, влекущих в сладкую глубину.

Она совсем рядом. В соседней комнате. Но она – жена Алекса!

От их брака осталось одно название. Он не обращает на нее внимания. Она его даже не помнит. «Марла хочет тебя, Ник, а ты ее, – настойчиво шептал голос. – Вставай. Загляни к ней».

В одних джинсах – ни рубашку, ни ботинки Ник надевать не стал – он выскользнул в слабо освещенный холл, подошел к дверям спальни, положил руку на ручку двери и вдруг остановился. «Что он ей скажет? Что сделает? Ничего. Ему там делать нечего».

Он постоял перед закрытой дверью и спустился в бар. Чего будет стоить эта вспышка похоти? Разбитого брака? Детей, вынужденных расти в неполной семье? Марла ни за что не захочет ехать с ним в Орегон. Впрочем, теперь Ник и сам не знал, хочет ли возвращаться. Он желал одного. Поцеловать ее. Прикоснуться к ней. Вновь испытать головокружительное чувство близости, связавшее их пятнадцать лет назад.

«Признайся – еще ты хочешь насолить Алексу. Взять над ним верх. Тебе не нравится, как он с ней обращается, и ты так и не смирился с тем, что она бросила тебя ради брата».

Он опрокинул в себя спиртное, утер рот рукой и поспешил наверх. Какой же он идиот! Ник уже входил к себе в комнату, когда дверь спальни Марлы приотворилась, и она показалась на пороге.

– Ник! – прошептала она. – Ты меня напугал до полусмерти!

– Извини. Не мог заснуть.

– Мне тоже не спится. Я думала, это Сисси встала.

– А это я. Извини, если разочаровал.

– Нет-нет, что ты. Смутившись, Марла попятилась.

Как же она хороша, думал Ник, с растрепанными волосами и глазами, затуманенными сном!

– Я... я хотела с тобой поговорить, – произнесла она. Ник с трудом оторвал взгляд от треугольного выреза ее пижамы, где билась голубая жилка и выступали под кожей хрупкие ключицы.

– Пойдем выпьем. Там, внизу, полный бар.

– При моей диете только и пить! – рассмеялась Марла, ослепив его сиянием улыбки. – Подожди минутку, надену халат.

Ее не было каких-то полминуты, но за это время Ник успел обругать себя десятком горьких, но справедливых слов. Что он за кретин! Сам лезет в петлю!

Но, когда Марла вновь появилась на пороге, у Ника не хватило духу остановиться. Легкий запах ее духов вскружилему голову, и он послушно повел ее вниз, в гостиную. По старинным оконным стеклам устало стучал дождь. Ник подбросил дров в затухающий камин и налил себе выпить. Марла стояла у потрескивающего огня, нервно теребя пояс халата.

Комната, освещенная только языками пламени, словно бы уменьшилась в размерах.

– Точно ничего не хочешь? – спросил Ник, опуская в свой пузатый стакан несколько кубиков льда.

Марла кивнула, не поднимая глаз.

– Может быть, бренди. Только совсем немного.

Он улыбнулся и плеснул в хрустальный бокал несколько капель янтарной жидкости.

– За лучшие дни!

Ник заметил, что синяки у нее на лице почти исчезли, а шрам на голове едва виден. Волосы цвета красного дерева обрамляли лицо короткими пушистыми волнами.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Я хочу знать, что произошло за эти пять дней, пока я была не в себе. Я почти ничего не помню. Кто-нибудь связался с семьей Пэм?

– Насколько мне известно, нет. Впрочем, я теперь целыми днями сижу в офисе, зарывшись в документы.

– И что, обнаружил что-нибудь?

– Если Алекс не возьмется за ум, «Кейхилл Лимитед» пойдет ко дну.

– Такая огромная корпорация? – удивилась Марла. Приоткрыв губы, она сделала еще глоток. Ник не отрывал от нее глаз.

– Не такая уж большая по нынешним временам. И вся в одних руках.

– Ее можно спасти?

– Думаю, да. Если сильно урезать расходы. Не знаю, согласится ли на это Алекс.

– Он все время работает. – Марла подошла к окну: за ним расстилался город, залитый мертвым неоновым пламенем. – Бегает с одной встречи на другую.

– Тебе его не хватает? – спросил Ник. Поколебавшись, Марла покачала головой.

– Стыдно признаться, но нет. Я не чувствую к нему никакой привязанности. – Она стояла к нему спиной, но Ник заметил, что шея ее порозовела при этом признании. – Не знаю, почему.

– Алекс – не легкий человек.

– Ты тоже, – заметила она, бросив на него взгляд через плечо.

Едва ли она стремилась его соблазнить, но взгляд получился соблазнительным. Ворот халата распахнулся, обнажив место, где нежная шея переходит в плечо. Как ему хотелось поцеловать ее там!

– Откуда тебе знать? Ты же не помнишь.

– Женская интуиция, – ответила она. – В тебе есть что-то настораживающее. Какое-то внутреннее беспокойство. Чувствуется, что ты не довольствуешься малым. Не останавливаешься на достигнутом. Не стремишься осесть на одном месте. И всегда получаешь то, что хочешь.

– Не всегда.

– Нет, всегда.

– Я хочу тебя.

Марла опустила голову, уставившись в пол. Ник видел, как напряглась ее спина под халатом.

– Но ты мне даже не доверяешь.

– С чего ты взяла? – ответил он и шагнул ближе, тут же прокляв себя за это.

Он поклялся, что никогда больше не поддастся ее чарам, не подпустит ее к себе. Но шло время, и с каждым днем Ника все сильнее влекло к ней желание и жгучий интерес. Снова и снова он предупреждал себя – и все же не было смысла скрывать истину: ничего он так не хотел, как касаться ее, целовать, ласкать, раз за разом погружаться в ее женственную глубину.

– Я так сильно тебя обидела тогда, много лет назад? – спросила Марла, не отводя взгляда от барабанящих по стеклу дождевых капель.

– Я сам был виноват.

– Но наказываешь меня.

– Как?

– Держишься на расстоянии.

Она по-прежнему не оборачивалась. Поставив бокал на подоконник, смотрела на струи воды на стекле так, словно умрет, если хоть на миг обернется.

– Из чувства самосохранения. Основной инстинкт. «Но ты пробуждаешь во мне и иные инстинкты», – мысленно добавила она.

Он подошел так близко, что ощущал ее запах, видел волоски на шее, мог коснуться ее.

– Ты спас мне жизнь, – прошептала она, задыхаясь от волнения, словно почувствовала, как он близок ей, поняла, что их разделяют лишь несколько дюймов. Лавандовый запах ее духов дразнил его, напоминал, как давно Ник не был с женщиной.

– Спас жизнь? Может быть. А быть может, и нет.

Я делал лишь то, что должен был делать. Не превращай меня в героя, ладно? Поверь, я вовсе не герой.

– Ты только и делаешь, что всех вокруг убеждаешь, что ты не герой.

– Это нетрудно, – откликнулся Ник.

Зная, что совершает большую ошибку, он протянул руку и погладил отросшие рыжие волосы. Марла вздрогнула, судорожно втянула в себя воздух, но не попыталась отстраниться.

Пламя играло в ее волосах, золотило кожу, придавало невинно-розовому халату теплый, сочный персиковый оттенок. Ник сомкнул руки на ее плечах. Марла прильнула к нему, и он, склонившись, поцеловал ее в шею. Желание горячей волной пробежало по телу, смыло все мысли и чувства, кроме чувственного наслаждения. Горячего. Влажного. Распутно-порочного. Запретного.

– Ник! – прошептала она едва слышно.

Ник понимал, что зашел слишком далеко, но остановиться уже не мог. Он целовал ее шею, упиваясь ароматом теплой кожи, он потянул вниз ворот и пробежал языком по ее плечу. Марла вздрогнула. Обхватив ее за талию, Ник дернул за пояс халата.

Марла чувствовала жар его желания. Она выгнулась, крепче прижимаясь к нему, и, подняв руку над головой, запустила пальцы ему в волосы. Теперь Ник целовал ее руку от плеча до кончиков пальцев, и каждое прикосновение его губ рассылало по ее телу огненные стрелы. Она забыла, что обещала себе не поддаваться его сексуальности; забыла, что любовь к нему не принесет ничего, кроме сердечной боли, что страсть к нему разрушит ее жизнь.

Пояс поддался усилиям Ника. Халат распахнулся, открыв новое препятствие.

Ник едва не застонал от разочарования и принялся нетерпеливо расстегивать пижаму. Марла напряглась, ощутив прикосновения его пальцев. Склонив голову, он не переставал жадно целовать ее в плечо.

В глубине ее существа рождалась сладкая боль желания. Пижама распахнулась и сползла с плеч вслед за халатом. Теперь Ник покусывал ее ухо; плечом Марла ощущала поросль у него на груди, а бедром – его возбужденную плоть.

Она застонала, когда руки его легли ей на грудь и большие пальцы начали игру с сосками.

Все тело ее горело, как свечка, кожу увлажнял пот, пульс несся вскачь, словно обезумевший конь.

– Марла... боже мой, Марла... я не... не хочу...

Она не могла да и не хотела сдерживаться – она невольно отвечала на его ласки, все теснее прижимаясь к нему. Два голоса – голос страсти и голос разума – затеяли спор, в котором не могло быть победителя.

«Боже правый! Ты замужем! Но этот брак давне превратился в пародию. Но я хочу этого человека, чувствую с ним связь, только он в силах удовлетворигь мою жажду.»

Ник опустил руку, скользнув по гладкой ткани, и начал ласкать ее. Сквозь тонкую ткань он поглаживал, ласкал средоточие огня, охватившего Марлу. Все тело ее дрожало от желания, а где-то в его глубине пульсировала неотступная сладкая боль.

Губы его коснулись ее шеи – и воля окончательно покинула ее. Откинув голову, Марла позволила ему целовать себя. Сердце ее выбивало рваный джазовый ритм, дыхание вырывалось из груди короткими, неровными всхлипами. Она хотела его – хотела повернуться, накрыть ладонями его плоские тугие соски, ощутить, как вздымаются на груди сильные мускулы. Отчаянно желала познать жаркую тайну близости тел.

Ей представился Ник – обнаженный, нависающий над ней. Вот она раздвигает ноги, и он входит в нее... еще раз... и еще... о боже...

– Марла! – прозвучал над ухом хриплый от желания шепот. – Это неправильно... я... мы... я не должен.

Она не могла думать, не могла дышать. Капли пота стекали по спине, увлажняя разгоряченную кожу. Его губы, его поцелуи, повернуться, поцеловать в ответ, расстегнуть ширинку.

Где-то рядом скрипнула и с тихим щелчком закрылась дверь. Ник замер.

В тот же миг к Марле вернулся рассудок. Боже правый, что она делает?

Ник отдернул руки, словно от раскаленного металла. Халат и пижама полетели на пол; Марла торопливо подхватила их.

– Черт! – пробормотал Ник и бесшумно метнулся к дверям.

В ночной тишине негромко загудел лифт.

Марла сунула руки в рукава пижамы, накинула халат, немного повозилась с пуговицами и, отчаявшись, туго затянула пояс. Как она оправдается? Чем объяснит растрепанные волосы, раскрасневшееся лицо, беспорядок в одежде, желание, которое – в этом она не сомневалась – ярким пламенем светится в глазах? О чем она только думала? Как могла поддаться запретному, смертельно опасному искушению?

Ник шагнул к ней, схватил за руку и потянул за собой в нишу подле окна. Подняв на нее глаза, приложил палец к губам.

Сердце ее стучало молотом, в мозгу крутился вихрь беспорядочных мыслей. Что, если их застанут, как она объяснит свои чувства к Нику дочери или свекрови, или мужу?

«Блудница. Иезавель. Распутница». Бог знает из каких глубин памяти выплыли эти слова; но они преследовали ее и жгли ей душу.

Лифт остановился в гараже. Сквозь оглушительный стук сердца Марла расслышала гудение открывающейся двери и урчание мотора.

– Алекс, – прошептал ей на ухо Ник и потянул ее за собой к окну.

Там, в густой пелене дождя, сверкнули и пропали за воротами фары «Ягуара».

– Куда он? – спросила она.

– Должно быть, на встречу с кем-то.

– С кем?

– Не знаю. Но явно не на благотворительное собрание. Добрые дела после полуночи не делаются.

– И мы только что подтвердили эту народную мудрость, – сухо заметила Марла.

Она страшно злилась на себя. Как можно быть такой дурой – без борьбы поддаться самому примитивному из желаний?

– Я иду спать. – Поколебавшись, Марла добавила: – Одна.

Она направилась к дверям, но Ник схватил ее за руку.

– Марла, я не собираюсь извиняться, – с вызовом проговорил он.

Марла вздернула подбородок.

– Отлично. Я тоже.

И торопливо, пока из уст не вырвалось что-нибудь такое, о чем она после пожалеет, взбежала по лестнице наверх, в свое роскошное и бесконечно холодное убежище.


«Шлюха! Дешевая, грязная шлюха!»

Ливень колотил по непокрытой голове убийцы, затуманивал стекла очков, но он не отрывал глаз от окна, где заметил любовников. Мужчина, чье лицо скрывала тень, стоял позади нее, целовал, ласкал. Сквозь залитое дождем стекло многого не разгладишь: и все же он видел, как мужчина раздел ее и принялся ласкать грудь, а другой рукой скользнул между ног. От этого зрелища у убийцы болезненно заныло в паху. Скоро, говорил он себе, скоро он займет место счастливчика за окном. Скоро сожмет в ладонях эти чудные груди.

– Погоди, детка! Скоро... скоро... – шептал он.

Распахнулась дверь гаража, и убийца торопливо выбежал на улицу. Холодные капли дождя стекали по шее. «Ничего, – шептал он себе, – придет и мое время!»

Он облизнул губы.

Скоро. Уже скоро.

Глава 13

Первой мыслью Марлы, едва она проснулась на следующее утро, было: «Я едва не улеглась с ним в постель!»

– Черт побери! – Она со всей силы ударила кулаком по матрасу. – Что со мной такое?

Стоило вспомнить жар его дыхания – и в горле у нее пересохло.

– Дура, дура, дура! – обругала себя Марла и, откинув одеяло, поспешила в ванную.

Она торопливо сорвала с себя одежду – ах, вырвать бы из сердца с такой же легкостью эротические образы! Но и под пульсирующей струей душа в быстро запотевающей кабинке ей вспоминалось одно – прикосновение мужских пальцев к затвердевшим соскам, мягкое трение ткани о пылающее, словно в лихорадке, тело.

– Хватит! – прикрикнула она на себя и пустила холодную воду, чтобы изгнать из головы распутные мысли.

Господи боже, похоже, она вот-вот свихнется, точнее, станет еще ненормальнее, чем была.

– Если такое возможно, – пробормотала Марла и, выключив душ, принялась энергично растираться полотенцем.

Но не помог и холодный душ – ей по-прежнему мерещился Ник. Обнаженный, мускулистый живот, низко сидящие на бедрах джинсы, вздувшаяся ширинка. Проклиная себя за слабость, Марла натянула джинсы и свитер, втерла в стриженые волосы немного мусса, торопливо подкрасила губы и глаза. В душе ее кипели противоречивые чувства – потрясение и стыд странным образом соседствовали с проблесками радости и крупицами надежды. Гордость приказывала ей бороться с влечением к Нику, но в глубине души Марла понимала, что битва уже проиграна.

Как забыть сладость его губ, жар его прикосновений? Как забыть, с какой самозабвенной страстью она отвечала ему?

Боже, о чем она только думает? Марла хмуро взглянула на свое отражение и провела рукой по волосам.

Женщина в зеркале озорно блеснула зелеными глазами. Марлу это привело в бешенство.

– У тебя куча проблем! Куча! Просто нет времени на всякую романтическую ерунду!

И все же, выходя из спальни, Марла не переставала спрашивать себя, со всеми ли она похотлива и распутна – или только с Ником?

«Дело в том, что ты... ну... интересовалась другими мужчинами», – эхом отозвалось в ее мозгу признание Алекса.

– Не думай об этом, – сказала она себе. – Займись более неотложными делами.

В первый раз после возвращения к жизни Марла чувствовала себя по-настоящему живой. Полной сил. Ей не терпелось взять быка за рога и выяснить наконец, что произошло в ночь катастрофы, что происходит сейчас, почему, черт побери, в собственном доме она чувствует себя то ли нежеланной гостьей, то ли пленницей! Подумать только, сколько времени потеряно зря – из-за того, что Алекс по собственной прихоти взял и вычеркнул из ее жизни пять дней!

Да, но это не причина, чтобы у него за спиной заводить шашни с его братом.

Нет, сказала себе Марла. Ее чувства к Нику – одно, а к Алексу – совсем другое. На Алекса она просто зла как черт. Пять дней! Почти неделя! Ему, видите ли, показалось, что так будет лучше! Он, оказывается, ради нее старался!

Так она и поверила.

Заныла челюсть, напоминая, что Марла еще не до конца поправилась. Но нет, она не позволит какой-то дурацкой боли собой командовать! Марла приняла пару таблеток аспирина и вышла на кухню выпить кофе – как раз вовремя, чтобы застать Сисси и пожелать ей успехов в школе.

Алекс, как сообщила ей Кармен, уже уехал на работу. А может быть, и не возвращался? Куда он ездил ночью? С кем встречался? Почему выскользнул из дома тайком, как вор?

Что ж, она все выяснит. Прежде чем начинать открытую борьбу, стоит провести небольшое расследование. Трудно сказать почему, но Марла не сомневалась, что ей уже приходилось заниматься чем-то подобным. Так или иначе, с нее хватит! Ее уже тошнит от роли беспомощной жертвы, бедной больной домохозяйки, не помнящей собственного имени!

Алекс что-то от нее скрывает. И будь она проклята, если не выяснит, что!

– А Ник? – спросила она у Кармен, прислонившись к дверному косяку и наблюдая, как толстенная улыбчивая повариха по имени Эльза режет мясо для маринада.

– Тоже уехал рано утром. А миссис Юджинию Ларс увез на заседание совета директоров в Кейхилл-хаусе. – Кармен весело блеснула карими глазами. – Не очень-то ей по душе вставать в такую рань!

– Еще бы!

Допив кофе, Марла поднялась в детскую. Фиона как раз вынимала малыша из кроватки.

– Дайте-ка я займусь нашим красавчиком! – предложила Марла.

Накормив и перепеленав малыша под бдительным взглядом няни, она снова заговорила:

– Сегодня до обеда можете отдохнуть. Я хочу провести немного времени с сыном. Не возражаете? – улыбнулась Марла.

– А чего ж возражать? Мамаша-то вы!

– Вот именно.

– Я долго не задержусь! – радостно пообещала девушка, уже предвкушая свободное утро.

Марла выкупала сына в ванночке, осторожно проводя губкой по его тельцу. Джеймс радостно ворковал и бил по воде крошечными ножонками. «Какое же это счастье, – думала Марла, – держать его на руках, прижимать к себе, играть с этим маленьким чудом.»

– Ты самый чудесный малыш на свете, – прошептала она и пощекотала ему животик. – Пусть даже отец твой – порядочная свинья.

Малыш улыбнулся и помахал ручкой, словно понял ее слова. У Марлы дрогнуло сердце. Почему она не может довольствоваться тем, что есть, – вести блестящую жизнь, которой позавидовали бы тысячи женщин, принимать мужа таким, как он есть, наслаждаться детьми?

Вздохнув, она вытерла Джеймса, обработала детской присыпкой складочки на крохотном тельце и натянула на малыша голубую пижаму, из которой он на глазах вырастал.

– Какой ты у меня большой мальчик! – проговорила она и, подхватив сына на руки, понесла вниз, в гостиную.

В доме стояла тишина. Все, кроме слуг, разошлись по своим делам, и у Марлы появилась возможность кое-что сделать. Положив малыша в манеж, она прежде всего направилась к телефону.

Через несколько секунд ее соединили с городской полицией Сан-Франциско. Однако диспетчер сказал, что детектива Патерно сейчас нет на месте, и предложил оставить для него сообщение. Марла попросила детектива перезвонить ей, повесила трубку и набрала номер университета в Санта-Крус.

– Мне очень жаль, – ответил ей вежливый женский голос на другом конце провода, – но среди наших студентов нет никого по фамилии Делакруа.

Так. Марла забарабанила пальцами по подлокотнику. Джеймс ворковал в манеже, ничего еще не ведая о людских тревогах и разочарованиях.

– Может быть, Джули Делакруа зарегистрирована у вас под другой фамилией? – – спросила Марла, отчаянно пытаясь вызвать в памяти хоть что-нибудь о Памеле Делакруа и ее дочери.

– Ничем не могу вам помочь. Если и так, я не вправе разглашать такую информацию.

Марла задала еще несколько вопросов и повесила трубку, так ничего и не добившись. Тупик. Что дальше? Она взглянула на запястье, чтобы узнать, сколько времени и тут в первый раз сообразила, что на ней нет часов.

Странно, ей казалось, что она всегда носила часы. Надо пойти поискать наверху. Наверняка в шкатулке с драгоценностями найдутся какие-нибудь часики.

Подхватив малыша, Марла поднялась в спальню и принялась рыться в шкатулке, среди серег и браслетов. Действительно, часы нашлись. Нашлось и кое-что еще. Между жемчужными серьгами и серебряным браслетом лежало, подмигивая гранями кроваво-красного камня, массивное золотое кольцо.

– Не может быть! – Марла положила сына на кровать и взвесила кольцо на руке.

Она перебирала эту шкатулку уже сотню раз. Не заметить кольца, нет, это невозможно!

Марла надела кольцо на правую руку. Тяжелое, непривычное, оно тут же соскользнуло с пальца.

«Ничего удивительного, – сказала она себе. – После аварии ты сильно похудела. Заметила, что вся одежда в гардеробной велика тебе почти на целый размер?

Но этому есть и другое объяснение. Может быть, одежда, кольцо, часы – все это не мое».

Она взглянула в зеркало. Оттуда смотрела на нее бледная женщина с короткой стрижкой, высокими скулами и зелеными глазами, Синяки прошли, и ничто, кроме подживающих царапин на губах, не напоминало о том, что ей пришлось перенести. Марла не сомневалась – это ее лицо. А Джеймс – ее сын. Но вот все остальное не складывалось. Она не сомневалась, что никогда прежде не носила кольца с рубином – но в то же время смутное, саднящее ощущение в глубине сознания подсказывало, что кольцо ей не совсем незнакомо.

«Я видела его на ком-то другом! Но на ком?» Она напрягла память, но безуспешно.

Марла просмотрела содержимое шкатулки. Большинство украшений здесь были вполне обычны – такие можно купить в любом магазине – но вот кольцо... Она интуитивно чувствовала, что оно стоит целого состояния.

Почему она держала его здесь?

Дурочка! Тебе его подложили! Кто-то услышал , что ты обеспокоена пропажей кольца , и потихоньку положил его в шкатулку. Или обратился к тому , у кого было кольцо , и по просил вернуть. Потому что кто-то старается свести тебя с ума или хочет , чтобы ты прекратила задавать вопросы.

Но почему?

Она небрежно бросила кольцо в шкатулку и надела часы. Браслет оказался великоват – как и все остальное.

Забеспокоился Джеймс; Марла поцеловала его в макушку, отнесла в кроватку и постояла над ним, пока он не заснул, свернувшись клубочком и сунув пальчик в рот. Тогда она вышла в холл и остановилась у дверей гостевой спальни. Сквозь приоткрытую дверь виднелась брошенная в угол сумка, рубашка, висящая на прикроватном столбике. В воздухе витал слабый запах одеколона – запах, обрушивший на нее ураган сладостных, головокружительных воспоминаний о прошлой ночи.

«Даже не думай об этом! – предупредила себя Марла. – Это просто похоть. Секс и только секс. Двое неудовлетворенных людей попытались найти облегчение друг в друге».

Кто буквально вытащил ее из постели и повез к врачу? Если бы не он, ты бы до сих пор сидела на валиуме или черт знает на чем еще!

Марла едва не рассмеялась. Ник прав. На героя двадцать первого века он не похож. Совсем не похож.

И все-таки, кто, если не Ник, спас ее в ту ночь?

– Миссис Кейхилл! – Негромкий мужской голос застал ее врасплох. С верхнего этажа, где располагались комнаты слуг, спускался Том. – Вам пора принять лекарство.

– Какое?

– Болеутоляющее.

– И как оно называется? – подозрительно поинтересовалась Марла.

– Ацетаминофен.

– А что я принимала до сих пор? – Она подошла к нему ближе. – Что прописал мне доктор Робертсон после визита в клинику?

– Гальцион.

– А это что такое?

– Триазолам. Слабое снотворное.

– Ничего себе «слабое»! – Только снотворного ей сейчас не хватало. – А теперь, Том, послушайте меня. Больше никаких таблеток. Если мне станет больно, обойдусь аспирином. А если будет трудно заснуть, справлюсь с бессонницей без лекарств.

– Но...

– Том, не знаю, что вам наговорили, но я в здравом уме и способна сама распоряжаться своим телом. Если вас беспокоит доктор Робертсон, я с ним поговорю. То же относится и к моему мужу.

– Они заботятся о вашем благе, – с непроницаемой миной проговорил Том.

– Возможно. Но я предпочитаю сама о себе заботиться.

– Миссис Кейхилл, я просто выполняю свою работу!

– Если не хотите ее потерять, советую вам больше не спорить. Мне сиделка не нужна, и мы с вами оба это знаем. Мой муж нанял вас, потому что ему так спокойнее. – Марла начала терять терпение. – Это его проблема, а не моя. Благодарю за заботу, но глотать эти чертовы пилюли я больше не собираюсь.

Оглянувшись, она увидела, что Том стоит на том же месте, словно громом пораженный. Ну и пусть. Сам виноват – нечего указывать ей, что и как делать!

Марла вернулась в спальню и подождала, пока шаги Тома не удалятся на первый этаж. Толкнула дверь кабинета Алекса. Заперто. Как всегда. Знать бы, почему. Она вышла в холл и подергала вторую дверь. Та не шелохнулась. Но ведь в тот вечер, когда она корчилась здесь на полу, Юджиния открыла эту дверь!

Значит, кто-то позаботился снова ее запереть.

Дойдя до того места, где ее вырвало, Марла опустилась на колени и потрогала пушистый ворс ковра. Ковер был абсолютно сухим, и пятно исчезло, словно его и не было.

Почему это случилось? Может быть, кто-то (загадочный пришелец в спальне?) подсыпал ей в суп рвотное? Марла задумалась, присев на пятки. Том сказал, что ей давали триазолам. Никогда прежде ока не слышала о таком лекарстве.

Все сходится на запертой двери. Двери в кабинет. Алекс держит там что-то очень важное. Что-то прячет от нее. И она должна узнать, что именно.

Марла на цыпочках спустилась на второй этаж. Из библиотеки слышался рев пылесоса – там прибиралась горничная. Марла осторожно прокралась в комнату свекрови, бесшумно притворила за собой дверь. «Я ничего дурного не делаю, – говорила она себе. – Это мой дом. Я имею полное право знать, что в нем творится».

В тот вечер Юджиния достала ключ из кармана темно-синего пиджака. Может быть, он и сейчас там?

Шансы невелики, если вспомнить, что прошло пять дней. Но попробовать стоило.

Марла осторожно отворила дверь гардеробной и шагнула туда. Включила свет, оглядела комнату, обитую кедровыми панелями. Костюмы свекрови были развешаны в строгом порядке – пиджаки вверху, юбки внизу, под каждым костюмом в аккуратном гнездышке стоят подходящие по цвету туфли. Дрожащими от волнения пальцами Марла торопливо обшарила карманы всех пиджаков, от темно-синего до цвета фламинго. Попадалась всякая мелочь – театральные билеты, программки, мелкие монеты, словом, то, что можно забыть в кармане по рассеянности.

Ключей не было.

– Черт! – проворчала Марла. Должно быть, ключ сейчас при ней в Кейхилл-хаусе – или где она там заседает?

Не теряя надежды, она принялась обшаривать сумочки – и тоже безрезультатно. Убедившись, что ключей здесь нет, Марла уже собиралась уйти из жаркой, душной гардеробной, но в этот миг с замиранием сердца услышала, как в комнату Юджинии открывается дверь. Что будет, если ее здесь застанут? Марла выключила свет, бесшумно отступила и, скользнув за ряд вешалок, спряталась за упакованным в полиэтиленовый пакет платьем.

Совсем рядом взревел пылесос, и Марла едва не подпрыгнула от испуга. Горничная тщательно, неторопливо пылесосила комнату свекрови. Марла затаила дыхание.

Может быть, ей повезет, и горничная не войдет в гардеробную.

Рев на мгновение затих. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался яркий поток света. Марла затаила дыхание. Горничная втащила свою адскую машину в комнату, и снова раздалось оглушительное рычание мотора. Марла прижалась к стене и замерла. Теперь она разглядела, что скрывает ее от посторонних глаз не что-нибудь, а свадебное платье Юджинии – кружевное, расшитое жемчугом, пожелтевшее от времени. Сколько же, интересно, ему лет?

Марла зажмурилась, не осмеливаясь даже дышать. Сколько времени можно пылесосить эту чертову комнатушку? Вдруг рев затих.

– Что? – громко крикнула горничная.

Через прозрачный пластиковый чехол Марла видела, как девушка – маленькая латиноамериканка по имени Роза, почти не говорящая по-английски, – повернула голову. Оставив свою машину, она поспешила в спальню Юджинии.

– О, сеньора Кейхилл! Si, si. Затем послышался голос свекрови:

– Может быть, закончишь потом? Мне нужно прилечь.

– Si, si. Я приду... luego... позже.

– Да, Роза, и попроси, пожалуйста, Кармен известить меня, когда придут гости. Мы ждем преподобного и миссис Фавьер.

Марла вспомнила, как договаривалась о встрече с кузиной Чериз. Визит был назначен на следующий день, но следующие пять дней она провела в постели. Из-за проклятых таблеток.

Роза исчезла, унеся с собой пылесос. Марла замерла, не осмеливаясь даже переступить с ноги на ногу. Несколько секунд спустя появилась свекровь. Она сняла темно-синий костюм, повесила его на вешалку напротив укрытия Марлы, сбросила туфли и аккуратно поставила их в гнездо под вешалкой, затем избавилась и от блузки, оставшись в одной кружевной комбинации и панталонах. Потом погасила свет и прикрыла за собой дверь.

Марла позволила себе вздохнуть. В душе у нее затеплилась слабая надежда: может быть, все-таки удастся выскользнуть отсюда незамеченной?

Медленно, как смерть, текли минуты. Мысленно отсчитав четверть часа, Марла выскользнула из укрытия и бесшумно подкралась к двери, из-под которой падала во мрак гардеробной полоска света.

Марла осторожно нажала выключатель. Гардеробная осветилась ярким светом. Не теряя времени, Марла поспешила к синему костюму и сунула руку в правый карман. Пальцы ее нащупали прохладный металл. Вот оно, кольцо с ключами! Слава богу! Очень осторожно, чтобы ключи не звякнули, она вытащила их и спрятала свою добычу в передний карман джинсов.

Что ж, пока удача на ее стороне. Осталось прокрасться мимо свекрови так, чтобы ее не разбудить.

Если, конечно, она спит, а не вяжет или листает журнал.

Но из спальни не доносилось ни шелеста страниц, ни позвякивания спиц. «Будь что будет, – решила Марла. – Придется рискнуть».

Выключив свет, она нащупала дверную ручку. Дверь с тихим щелчком приотворилась.

Марла приоткрыла дверь пошире. Спальня Юджинии тонула в полумраке, повсюду лежали глубокие тени. С кровати доносилось тихое размеренное дыхание. Молясь о том, чтобы поблизости не оказалось собачонки, Марла бесшумно пересекла комнату и открыла дверь на свободу.

Свекровь что-то пробормотала во сне. Марла выскочила в коридор и понеслась по лестнице с быстротой, на которую была способна, по дороге споткнувшись о Коко и едва не сломав себе шею.

Только добравшись до общей гостиной, она позволила себе перевести дух.

Ключи жгли ей карман; Марла хотела немедля пустить их в ход, но в этот миг внизу раздался громкий звон дверного колокольчика.

Вот черт! Внизу Кармен открыла дверь, и послышался звонкий женский голос:

– Здравствуйте, я Чериз Фавьер. Я пришла повидать Марлу.

У Марлы упало сердце. К тому времени, как гостья уйдет, Юджиния уже встанет и хватится ключей. Единственная ее надежда – избавиться от кузины как можно быстрее, прежде чем кто-нибудь разбудит свекровь. Марла поспешила вниз, где Чериз снимала плащ, отороченный модным пятнистым мехом.

– Марла! – воскликнула гостья.

Но в следующий миг улыбка ее слегка увяла.

– Марла, ты просто сказочно выглядишь!

«Ага, как же. Можно подумать, она час назад не смотрела на себя в зеркало!»

– Я так рада, так рада тебя видеть! – Стройная блондинка заключила Марлу в объятия и расплылась в широченной улыбке, грозившей обрушить многослойный макияж. – Мы с Доналдом так за тебя волновались! – Она оглянулась через плечо и немного нервно добавила: – Он сейчас подойдет. По дороге сюда ему позвонили на сотовый – что-то вроде телефона доверия, ну, ты понимаешь.

В этот момент на пороге появился высокий широкоплечий мужчина с густыми волнистыми волосами, в которых кое-где уже поблескивала седина, и добродушным загорелым лицом. Белый воротничок священника странно смотрелся в сочетании с черной рубашкой и кожаной курткой.

– Доналд, ты помнишь Марлу? – проговорила Чериз.

– Разумеется, помню! – И Доналд просиял улыбкой в тысячу ватт, обнажив ряд великолепных белых зубов и несколько золотых коронок.

Подойдя к Марле, преподобный фамильярно обнял ее за плечи одной рукой – в другой он держал потрепанную Библию.

– Как я рад тебя видеть! – прогудел он, запечатлевая у нее на лбу отеческий поцелуй. – Слава господу, с тобой все в порядке! А как мы перепугались, когда узнали, что ты снова в больнице!

– Это точно! – улыбаясь во весь рот, подтвердила Чериз.

Марла, поморщившись, высвободилась из его медвежьих объятий.

– Да, ты нам стоила немало бессонных ночей!

– Неисповедимы пути господни, – не моргнув глазом, парировала Марла.

Преподобный открыл рот, а улыбка Чериз на мгновение поблекла.

– Пойдемте в гостиную, – пригласила Марла. Едва все расселись, как, словно по заказу, появилась Кармен с кофе, чаем и сладостями.

– Миссис Юджиния говорила, что вы ждете гостей, – объяснила она. – Сейчас она и сама спустится.

У Марлы упало сердце. Если свекровь встанет – прости-прощай возможность спокойно порыться в столе и компьютере Алекса!

– Ты, наверно, слышала от Алекса и от Ника, что я пыталась с тобой связаться, – заговорила Чериз.

«А она симпатичная, – подумала Марла, глядя на кузину. – Только напрасно так ярко красится. Одни кроваво-красные губы и ногти чего стоят!»

– Да, Ник говорил, что ты звонила.

– Я просто с ума сходила от беспокойства, а Алекс не пускал меня в больницу и... – Тут она покосилась на мужа и захлопнула рот.

Доналд откинулся на диване с таким видом, словно рассчитывал остаться здесь на весь день. Может быть, даже почитать вслух Библию заблудшей пастве.

– Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше.

– Ты пережила нелегкое время, – заметил Доналд. Говорил он сочувственно, но в выражении лица Марле почудилась какая-то нотка злорадства.

– Теперь со мной все в порядке, – ответила она.

– Но мы слышали, у тебя амнезия! – возразила Чериз. – Это ведь не навсегда?

– Надеюсь, что нет.

Чериз возвела глаза к потолку. – Мы будем за тебя молиться. Ее муж кивнул.

– Может быть, прямо сейчас соединим руки и попросим у господа помощи?

Чериз поставила чашку и взяла Доналда за руку, а другой рукой потянулась к Марле. Но прежде, чем благочестивая пара успела вознести молитву, в гостиной появилась Юджиния. На сей раз на ней был унылый темно-серый костюм, вполне соответствующий выражению лица. У ног ее крутилась Коко: увидев чужаков, она глухо зарычала и заняла свой пост у любимого кресла Юджинии.

Едва увидев свекровь, Марла почувствовала, что ключи у нее в кармане весят целую тонну.

– Добрый день, Чериз, Доналд, – без улыбки поздоровалась Юджиния.

– Тетушка Джини! – Чериз вскочила и заключила пожилую леди в объятия.

– Как поживаешь? – бесцветным голосом спросила «тетушка».

Чериз отступила на шаг и широко, но не слишком уверенно улыбнулась.

– Теперь, когда наконец увидела Марлу, замечательно! Мы – я имею в виду Монти и я – просто с ума сходили от беспокойства! Я хотела, чтобы и Монти с нами приехал, но он сегодня занят, а другая возможность представится неизвестно когда.

Болтая без умолку, она села на свое место. Юджиния заняла свой «трон» и опустила руку, чтобы почесать Коко за ушами.

– Послушайте, – заговорила Чериз, протянув к свекрови обе руки ладонями вверх, – все мы знаем, что в прошлом у нашей семьи немало тяжелого, но, может быть, пора наконец прекратить раздоры? Я хочу сказать – когда я услышала, что Марла едва не погибла, то просто рухнула на колени и начала молиться. В такие-то минуты и понимаешь, как хрупка наша жизнь, как важно дорожить тем, что имеешь.

Доналд наклонился вперед и заложил руки между коленей. Золотое кольцо на левой руке гордо, объявляло, что он женат; о чем свидетельствовал перстень с печаткой на правой, Марла догадаться не могла.

– Мы с Чериз думаем, что для семьи настало время оставить старые распри в.прошлом. Разразившаяся... то есть, я хотел сказать, едва не разразившаяся трагедия – знак божий. Господь протягивает к нам руки и просит идти с ним. Возблагодарим же всевышнего за его милости! – Произнося эту тираду, он сверкал улыбкой – широкой, блаженной и фальшивой; как бумажка в три доллара.

Чериз, наклонившись, с чувством сжала руку Марлы.

– Мы с тобой всегда были близки. Я в тебе видела почти сестру. А Монти – тот тебя просто обожал! И теперь обожает. – Она смотрела Марле в лицо открытым взглядом, но на дне ее глаз, видела Марла, пряталось что-то темное и уклончивое. – В последние годы между нами пролегла трещина, но теперь самое время перебросить через нее мост!

«Какого черта они хотят? К чему все эти фальшивые пересахаренные речи?»

Открылась дверь, и на пороге гостиной появился Ник в кожаной куртке и джинсах. При виде Чериз и ее мужа уголки рта его изогнулись в иронической улыбке.

– Добрый день, Чериз, – кивнул он кузине, не вынимая рук из карманов. Пронзительный синий взгляд его скользнул по ее лицу и остановился на Марле. – Как ты сегодня?

– Лучше, – ответила Марла, отчаянным усилием воли гоня от себя воспоминания о прошлой ночи. – Гораздо лучше. Начинаю снова чувствовать себя человеком.

– Челюсть болит?

– Немного побаливает. Но я справлюсь.

– В этом я не сомневаюсь. – Ник повернулся к Доналду. – А вы, должно быть, муж Чериз?

– Прошу прощения, я вас не представила, – и Юджиния торопливо совершила ритуал представления мужчин.

Доналд протянул Нику лопату-ладонь:

– Я о вас много слышал.

– Надеюсь, не только плохое? Доналд расплылся в улыбке.

– Что вы! Чериз вас обожает!

– Значит, она в явном меньшинстве, – фыркнул Ник. Доналд рассмеялся, Чериз покраснела, а Юджиния нахмурилась сильнее прежнего. Ник устроился на диване, вытянув длинные ноги в облегающих джинсах.

Из последующей светской беседы Марла узнала, что в свое время Доналд профессионально играл в футбол. Правда, и тогда не забывал молиться перед каждым матчем. Но господь избрал его для иной стези – и однажды вражеский полузащитник, детина трехсот с половиной фунтов весу, налетел на Доналда и сломал ему три ребра, а также ногу в двух местах, чем положил конец его спортивной карьере.

– Очевидно, небесный тренер решил, что мне надлежит возглавлять не команду, а приход, – с улыбкой закончил свою историю Доналд. – Кстати, о командном духе я и хотел сегодня поговорить.

Одной рукой он сжал Библию, а другую протянул жене. Та, словно дрессированная обезьянка, немедленно переплела с ним пальцы.

– Чериз очень обеспокоена расколом в семье. Ее родителей, как вы знаете, нет в живых. Вы, Ник, годами не появляетесь дома. Ваш отец тоже отошел в лучший мир.

«Куда он клонит?» – подумала Марла.

– Все мы знаем, что в последнее время в семье не все идет гладко. Взаимные обвинения, подозрения. Порой звучат ужасные слова – слова, о которых мы сами потом жалеем. Чериз – впрочем, и Монтгомери тоже – была страшно потрясена несчастьем с Марлой. Но еще больше потрясло ее то, что, когда она хотела навестить кузину, с ней обошлись, как с чужой. – Широкие плечи Доналда поникли. – То, что Марла выжила, – несомненно, чудо. Господь не захотел призывать ее к себе. Думаю, это знак для нас. Господь исцелил Марлу: он хочет, чтобы и мы последовали его примеру и исцелили семейные раны. – Серые глаза его встретились со взглядом Ника. – Забудем о ссорах, оставим гнев и подозрения, станем снова одной командой!

Ник ответил проповеднику желчным взглядом.

– Ты это серьезно? – поинтересовался Ник. – Не припомню, чтобы я когда-нибудь играл в команде. Команда Кейхиллов. Что-то вроде «Пяти Джексонов», видимо.

– Ну не будь таким циником! – Чериз надула алые губки, безуспешно стараясь изобразить обиду. – Когда-то мы и вправду играли в одной команде. Помнишь – давным-давно, когда были детьми?

– В самом деле, очень давно, – вставила Юджиния.

– Знаете, я осталась идеалисткой, – поведала Чериз. – Я верю, что хорошие времена еще вернутся.

Муж поднялся на ноги и подал ей руку.

– Что бы ни случилось, мы одна семья, – сияя, объявила Чериз.

– В следующее воскресенье, – заговорил Доналд, – мы приглашаем вас в церковь, а после службы просим у нас отобедать.

– Пожалуйста, приходите!

Чериз обняла Марлу и Ника. Юджинию обнять не осмелилась – только протянула ей руку.

– Приводите с собой Алекса и Сисси, привозите и малыша.

«Лучше я отобедаю с гадюкой», – мысленно ответила Марла.

– А Монтгомери тоже будет? – поинтересовался Ник. Улыбка Чериз дрогнула.

– Разумеется, я его приглашу, но о Монти трудно что-то сказать заранее. Я хотела сегодня привести его с нами, но, видишь, у него оказались другие планы. Конечно, я постараюсь, чтобы он пришел.

– Посмотрим, – ледяным тоном заключила Юджиния.

Чериз предпочла этого не заметить. Супруги уже двинулись к выходу, как вдруг Ник спросил:

– Памела Делакруа, кажется, состояла в приходе Святой Троицы?

Доналд вздрогнул, на лице мелькнула тревога.

– Да, – ответил он, нахмурившись. – Большая потеря для прихода.

Марла не верила своим ушам. Наконец какая-то ниточка!

– Вы ее знали? – воскликнула она.

– К сожалению, лично – нет. Она не часто посещала службы.

– А ты? Ты ее знала? – повернулась Марла к Чериз.

– Совсем нет. Даже не знаю, как она выглядела, – быстро ответила та. – Преподобный прав: она появлялась раз в три месяца и не участвовала в наших занятиях. У нас есть кружок по изучению Библии, женский клуб и клуб одиночек, но она нигде не появлялась.

– Откуда же вы знаете, что она ходила в вашу церковь? – удивилась Марла. – Она перечисляла пожертвования?

– Нет, мы узнали уже после ее смерти от одной женщины, преподавательницы в воскресной школе для взрослых. Она увидела некролог в газете. Мы, конечно, сразу организовали «молитву по цепочке» – это значит, что прихожане обзванивают друг друга и все молятся за Пэм.

– Но, может быть, вы видели ее родных? Дочь? – спрашивала Марла.

– Мы никого из них не знаем, – отрезала Чериз и схватила сумочку, готовая бежать к дверям. Ник склонил голову набок.

– Помнится, при нашей встрече ты ни словом не упомянула о Памеле Делакруа.

– Ну, забыла, – огрызнулась она. – И что из того? Муж бросил на нее суровый взгляд, и Чериз мгновенно поправилась:

– Извини. Конечно, я должна была тебе рассказать, – забормотала она, избегая взгляда Доналда. – Но правда, совершенно вылетело из головы.

Доналд положил конец беседе, взглянув на часы.

– Прошу извинить, но через полчаса у меня встреча с церковным казначеем.

Марла и Ник проводили гостей до дверей. Там их уже ждала Кармен с леопардовым плащом Чериз.

– Очень рада была тебя видеть! – шепнула Чериз, в последний раз обнимая Марлу.

Рукопожатия, прощания и благочестивая пара удалилась, трогательно держась за руки, – живая картина христианской верности и любви.

– И что сей визит значил? – спросил Ник. Юджиния устало вздохнула:

– Деньги, Ник. Это все, что их интересует. На все готовы, чтобы добраться до денег. Пусть говорят что угодно – «провидение», «семейная солидарность», – меня-то им не обмануть. – Она бросила быстрый взгляд на Марлу. – Не пойми меня неверно. Чериз – неплохая девочка, просто ни о ком, кроме себя, не думает. Наверно, она действительно о тебе беспокоилась. А Доналд пусть молится хоть до посинения, но мы-то с Алексом знаем, чего он стоит. Алекс нанял его на работу в Кейхилл-хаус – а Доналд вляпался в ужасный скандал, опозорил и свое имя, и наше. Завел роман с одной из тамошних девушек. – Юджиния поморщилась. – Я бы ничуть не удивилась, если бы оказалось, что она и забеременела от него. Она ведь так и не сказала, кто отец ребенка. И посещала службы в церкви Святой Троицы. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы сложить два и два. – Она церемонно надкусила пирожное. Коко, лежа у ее ног, следила за хозяйкой жадным взглядом блестящих черных глазок. – Алекс, разумеется, его уволил. Скандал был страшный. Но Доналд клялся, что ни в чем не виноват, что девушка его оговорила, и в конце концов она отозвала обвинения.

– История семейства Кейхилл, часть очередная, – саркастически заметил Ник.

Зазвонил телефон. Ник, выйдя в холл, взял трубку.

– Ник Кейхилл слушает. Да... Да, она здесь. Секундочку.

– Это тебя, –проговорил он, протянув трубку Марле. – Детектив Патерно.

– Что ему нужно? – поинтересовалась Юджиния.

– Я сегодня ему звонила, хотела кое-что рассказать, – объяснила Марла.

Свекровь ничего не сказала, но посмотрела на нее словно на сумасшедшую.

Чтобы избавиться от лишних ушей, Марла поднялась в библиотеку. По дороге, прижимая трубку к уху, она вкратце рассказала детективу обо всем, что ей вспомнилось.

–...Деталей я не помню, но одно могу сказать точно: он выскочил на середину дороги и вдруг засверкал, как рождественская елка. Я свернула, чтобы его объехать; то же сделал и грузовик. Что случилось с мужчиной, не знаю; кажется, последнее, что я успела заметить, как он отпрыгнул в сторону.

Патерно задал несколько уточняющих вопросов, а затем попросил ее заехать в участок, сделать официальное заявление. Марла согласилась, пообещала немедленно позвонить, если вспомнит что-нибудь еще, и вернулась в гостиную.

– Ник говорит, что ты вспомнила катастрофу! – изумленно проговорила Юджиния.

– В основном да, – кивнула Марла.

– Но все еще не помнишь, зачем поехала в Санта-Крус? – Юджиния опустила блюдце с остатком пирожкого на пол, и Коко, радостно урча, принялась подбирать розовым язычком сладкие крошки.

– Нет, – ответила Марла, вдруг почувствовав страшную усталость. – И как я познакомилась с Пэм, тоже не помню.

«Но непременно выясню, – пообещала она себе. – Так или иначе».

Дверь черного хода с треском распахнулась, и послышались торопливые шаги. Коко тревожно залаяла. В гостиную влетела Фиона – растрепанная, с раскрасневшейся веснушчатой физиономией.

– Извиняюсь, опоздала маленько, – выпалила она. – Как там наш зайчик?

– Спит, – ответила Марла.

Не дожидаясь более подробного ответа, Фиона затопала по лестнице наверх. За спиной у нее развевался мокрый плащ.

– Что за нелепое создание, – вздохнула Юджиния, провожая ее взглядом. – Не знаю, не напрасно ли мы поручили ей заботу о малыше. – Она сунула руку в карман и нахмурилась. – Кстати, никто не видел моих ключей?

– А ты потеряла ключи? – спросил Ник.

– Наверно, куда-нибудь засунула, – ответила Юджиния.

Марла чувствовала себя преступницей. Проклятые ключи жгли ей карман.

– Странно... – хмурясь, проговорила Юджиния. – Я точно помню, что утром они были на месте.

– Найдутся, – предсказал Ник.

– Да, конечно. Но странно: обычно я ничего не теряю.

Она посвистела Коко и направилась к лифту, оставив Марлу и Ника наедине.

– Послушай, Ник, – прервала тяжелое молчание Марла, – нам надо поговорить о том, что произошло прошлой ночью.

– Я совершил ошибку.

– Мы оба совершили ошибку. – Она устало прикрыла глаза. – Хотела бы я сказать, что сожалею о случившемся, но не стану врать. Я не жалею.

– А стоило бы, – угрюмо возразил Ник.

– А ты жалеешь?

Плечи его напряглись.

– Думаю, здесь не место и не время это обсуждать.

– Может быть, ты и прав, – согласилась она, – но нельзя же просто сделать вид, что ничего не было!

– Придется, – сумрачно ответил он. – И потом, я хочу поговорить с тобой о другом. Пока ты валялась в постели, напичканная таблетками, я не сидел без дела.

– И чем же ты занимался?

– Пытался выяснить, что за чертовщина здесь творится. – Он вытащил из внутреннего кармана пиджака большой конверт и протянул Марле. – Начнем вот с этого.

Открыв конверт, Марла увидела перед собой фотографию женщины с ясными зелеными глазами и заразительной улыбкой. Подпись под фотографией гласила: «Памела Делакруа».

Значит, вот какая она была, эта Памела. А теперь она в могиле.

– Очень похожа на тебя, правда? – заметил Ник.

– Да, пожалуй. – Марла вытащила другую фотографию. – В самом деле, несомненное сходство. – На следующем снимке Памела была запечатлена в обнимку с молоденькой девушкой. – А это ее дочь?

– Да. Джули.

– Она сейчас в университете?

– Нет. Бросила учебу.

– Из-за смерти матери, – прошептала Марла, подавленная чувством вины. Господи, неужели не будет конца этому кошмару?

– Нет. Она бросила университет за неделю до того, как вы с Памелой отправились в свое путешествие на юг.

– Вот как? Но зачем тогда мы ехали в Санта-Крус?

– Вопрос на миллион долларов, – вздохнул Ник. – Может быть, вы вовсе не туда направлялись, – добавил он, вспомнив свой разговор с Уолтом Хаагой.

– А куда же?

– Надеюсь, рано или поздно ты вспомнишь.

– Пока что шансы невелики, – саркастически заметила Марла.

– А тебе не кажется странным, что ты оставила Алекса и сына, никому не сказав ни слова?

– Еще как кажется!

– Отправилась бог весть куда с женщиной, которая вполне может сойти за твою сестру?

– Но у меня нет сестры... – начала она – и осеклась. Сестра. Это слово больно царапнуло по глубинам сознания. – Нет, сестры у меня нет. Только брат.

– Рори.

– Ну да, Он, кажется, в интернате для инвалидов?

– Правильно.

– Объясни мне, Ник, – заговорила Марла, – почему у меня такое чувство, что все вокруг избегают разговоров о моем брате? Как будто что-то от меня скрывают.

Ник задумался, плотно сжав губы. Знает. Это Марла поняла по его глазам.

– Черт побери, Ник! – взорвалась она. – Объясни, в чем дело! Я имею право знать!

Он подошел к окну, нерешительно провел пальцами по волосам.

– Да, думаю, ты вправе знать.

– Естественно, черт возьми!

Ник взглянул на нее через плечо – и Марла вмиг поняла, что сейчас услышит нечто по меньшей мере неприятное. Еще одна темная тайна прошлого.

– Это произошло много лет назад. Тебе тогда было года четыре, а твоему брату и двух не было. Ваша мать куда-то собралась с вами обоими: усадила вас в машину, пристегнула к детским сиденьям, а сама зачем-то вернулась в дом. Очевидно, ты расстегнула ремень брата, и он выбрался из машины. Виктория, вернувшись, не заметила, что его нет: она дала задний ход – и наехала на Рори, который сидел на земле, должно быть, рассматривая муравья или какой-нибудь камешек.

– Нет! – воскликнула Марла, поднеся руку ко рту. Внутри у нее все содрогнулось.

– Он не умер; но мозгу был нанесен непоправимый ущерб. Доктора спасли ему жизнь, но больше ничего сделать не смогли.

Марле казалось, что в сердце ей вонзили нож и медленно поворачивают в ране.

– Я и не подозревала. – прошептала она, судорожно обшаривая потаенные закоулки сознания в поисках воспоминаний. Но не вспоминалось ничего, и в первый раз Марла подумала, что в беспамятстве есть свои положительные стороны.

– Ты сама была совсем ребенком.

– А родители... они винили меня? Ник пожал плечами.

– На этот вопрос можешь ответить только ты сама.

– Нет. Есть еще один человек. Отец. – Она поднялась с места. – И мне пора с ним встретиться.

Эта мысль придала ей силы. Вспомнились ключи в кармане – наверняка какой-нибудь из них подходит к зажиганию одной из машин! Впрочем, подумав, Марла решила не рисковать. Прежде всего ей надо проникнуть в кабинет Алекса.

– Хочешь, я тебя отвезу?

– Спасибо, – с чувством ответила она.

«Надо будет сделать дубликаты ключей.» – подумала Марла, накидывая пальто и доставая из шкафа сумочку. И вдруг новая мысль поразила ее, словно удар молнии.

Как заказать дубликаты? У нее же нет ни гроша. Ни чековой книжки. Ни кредитной карточки. Ни какого-нибудь удостоверения личности. Ни денег. Ни документов. Ни машины. Ни памяти.

Как будто и нет на свете никакой Марлы Кейхилл.

Глава 14

– Халат Сантьяго выловили из Залива, – доложила Дженет Квинн, просунув голову в кабинет Патерно. Из-за ее спины раздавались нескончаемые телефонные звонки, стрекотание факсов и жужжание множества голосов. – Идентификационная табличка на месте, хотя распознать ее трудновато. Кто-то потушил о фотографию сигарету. Ну и вода, конечно, сделала свое дело.

Войдя, она положила на стол перед Патерно два машинописных листа.

– Вот рапорт. Если хочешь взглянуть – все в отделе вещдоков.

– Отпечатки? – без особой надежды поинтересовался Патерно. Кто бы ни затеял эту неразбериху, думал детектив, этот человек хитер и не позволит себе примитивно попасться на отпечатках пальцев.

– Только самого Сантьяго. – Она плюхнулась в кресло.

– Ясно. – Языком он перебросил безвкусную жвачку за щеку. – А я сегодня разговаривал с Крейном Делакруа.

– И как, что-нибудь прояснилось?

– Он был не очень-то разговорчив. Насколько я понял, собирается подавать на Кейхиллов в суд. Не знаю уж, что у него получится, – у этой семейки к правосудию свои подходы. Для бывшей жены он нашел не слишком много добрых слов. Говорит, она забивала дочери голову всякой ерундой и, мол, из-за этого девочка бросила учебу. Еще рассказал, что незадолго до смерти Памела поделилась с ним своими планами: скоро, мол, получит кучу денег. Он спросил, откуда; она смутилась, пробормотала, что пишет книгу, в общем, явно пожалела, что проговорилась. Впрочем, сам он считает, что никаких определенных планов у нее не было – так, воздушные замки.

– А ты как думаешь? – спросила Дженет.

– Она действительно писала книгу.

Когда Дженет спросила, откуда у него такая информация, Патерно только загадочно улыбнулся:

– Лучше не спрашивай!

– Черт возьми, Патерно, что ты затеял? Он отмахнулся.

– Давай-ка лучше возьмем ордер на обыск ее дома и покопаемся в компьютере. Может, что и найдем.

– Так что же ты сделал? – Дженет не спускала с него подозрительного взгляда.

– Ты уверена, что хочешь знать?

– Черт побери, Патерно, ты опять взялся за свое! Если попадешься, завалишь все дело!

– Не попадусь.

Дженет достала из кармана блокнот, взяла из стакана на столике карандаш и что-то для себя черкнула.

– Займусь ордером. Бывший муж Памелы что-нибудь еще сказал?

– Ничего особенного. Когда я спросил о дочери, он ответил, что они не общаются и последний раз виделись на похоронах Пэм. Она замужем и живет где-то в Доли-не – то ли в Напе, то ли в Санта-Розе. На редкость заботливый папаша – ни адреса дочери, ни телефона. Только имя. Джули Джонсон. Мужа зовут Роберт, но Крейн его никогда не видел. – Патерно поднял усталый взгляд. – Давай найдем эту Джули и посмотрим, что она скажет.

– Джули Джонсон – очень распространенное имя.

– А Джули Делакруа Джонсон – нет. И потом, я добыл номер ее социальной страховки. Посмотри в Интернете, проверь записи о регистрации браков. – Откинувшись в кресле, он взорвал приготовленную бомбу: – Видишь ли, Джули Джонсон – так звали девушку, которая пыталась выдвинуть обвинение против Кейхиллов.

– Что? – переспросила Дженет.

– Что слышала. То же имя. Правда, в Кейхилл-хаус девушка поступила как незамужняя. Может быть, просто совпадение.

– Черта с два!

– Мне думается, – заговорил Патерно, – что именно дочка Памелы Делакруа залетела, оказалась в Кейхилл-хаусе и стала жертвой любвеобильного священника или, вполне возможно, выдумала эту историю, чтобы содрать с Кейхиллов компенсацию. Мне нужно знать, что произошло с ней дальше.

– Выясню, – пообещала Дженет. – Что-нибудь еще?

– Да. Звонила Марла Кейхилл. Говорит, к ней возвращается память. Не вся – так, обрывками. Она по-прежнему не знает, что связывало ее с Памелой Делакруа и куда они ехали вместе, однако вспомнила саму аварию. Говорит, что видела кого-то на дороге. И этот человек светился, по ее собственным словам, как фейерверк в день Четвертого июля. Чтобы его объехать, она свернула в одну сторону, а Биггс на грузовике – в другую.

– Господи Иисусе! Ты ей веришь?

– Пока не знаю. Сделает формальное заявление – тогда и посмотрим.

– Значит, какой-то псих выскочил на дорогу? И куда же он потом делся?

– В лепешку его не расплющило, и на обочине мы не нашли никаких следов тела. Значит, сбежал. Сейчас я проверяю все больницы в районе – не обращался ли кто ночью или на следующее утро за медицинской помощью.

Может быть, миссис Кейхилл сможет описать его внешность, хотя, честно говоря, сомневаюсь.

Зазвонил телефон, и Патерно поднял трубку. Звонили из лаборатории по поводу другого дела, которое расследовал детектив, – убийства, совершенного несколько дней назад на Ломбард-стрит. Перебросившись несколькими словами с экспертом, Патерно повесил трубку и снова повернулся к Дженет.

– Но что этот тип делал на шоссе среди ночи? – спросила она.

– И почему Марле показалось, что он светится? – задумчиво откликнулся детектив.

– Может быть, это не он? Ее могли ослепить фары грузовика.

– Она клянется, что сначала увидела человека и только секунду спустя – грузовик.

Дженет Квинн прищурилась.

– Как тебе кажется, не может ли это иметь какое-то отношение к осколкам зеркала, найденным на дороге?

– Не знаю. – Патерно в задумчивости поскреб подбородок.

– Что, если у этого парня было зеркало? – продолжала развивать свою мысль Дженет. – Он поймал отражение фар «Мерседеса» и направил водителю в глаза.

– Почему не обычный прожектор? Это куда проще.

– А ты представь, как его туда тащить и как потом убирать с дороги!

– Хорошо, но для чего ему понадобилось лезть под колеса?

– Чтобы нанести удар наверняка, – немедленно ответила Дженет. Она, похоже, все сильнее загоралась этой идеей. – Он знал, что водитель, увидев у себя под самым носом человека, инстинктивно ударит по тормозам и выкрутит руль. Дорога была скользкая, машина потеряла управление и врезалась в ограду. А ограда, если помнишь, как раз в этом месте оказалась слабовата. Как будто ее недавно резали и сваривали заново. Но отдел дорожных работ утверждает, что ремонт на этом участке не проводился.

– Так ты думаешь, убийца специально подпилил ограждение?

– Вот именно! – с самодовольной ухмылкой ответила Дженет.

Но Патерно пока не желал поддаваться ее энтузиазму. Он знал, как опасны такие скороспелые выводы.

– Давай-ка не будем спешить. Пока это все бабка надвое сказала, – охладил он пыл коллеги. – Кому выгодна смерть Марлы Кейхилл? Почему предполагаемый убийца не хочет избавиться от нее обычным способом – скажем, столкнуть с лестницы или перерезать горло? Зачем непременно инсценировать несчастный случай? К чему такие сложности? Я пока ничего не понимаю. И до чего рискованный план! Он же запросто мог оказаться не перед той машиной!

– Собственно, почти так и случилось. Вспомни грузовик Биггса.

– А может быть, мы все толкуем неправильно, и убийца метил в Биггса? – размышлял вслух детектив. – В самом деле, его в конце концов убили, а Марла живет себе припеваючи в этом своем частном владении. Может быть, мишенью был именно он?

– Ты же помнишь, он чист, как бойскаут.

– Да. А о семейке Кейхилл этого не скажешь. – Патерно наморщил лоб и свирепо вгрызся в свою жвачку. – Ладно, – сказал он наконец, – утро вечера мудренее. Посмотрим, что расскажет нам миссис Кейхилл.


Конрад Эмхерст распластался на спине, опутанный трубками и проводами. На взгляд Ника, он мало чем отличался от покойника.

При появлении Ника и Марлы старик приоткрыл один глаз.

– Папа! – тихо окликнула она, подойдя к кровати.

Ник остался в дверях. Не хотел мешать воссоединению любящих сердец – если таковое произойдет. Это место навевало на него уныние. Хоспис – все равно хоспис, даже самый элитный, с кучей современных удобств и с видом на Залив. А хосписы Ник ненавидел еще сильнее, чем больницы.

У противоположной стены стоял удобный кожаный диван для посетителей. Сквозь приоткрытую дверь ванной комнаты Ник заметил специальный душ, который можно включать и выключать, сидя в инвалидной коляске. Сама коляска стояла у кровати. Толстый ковер заглушал шаги, стены были разрисованы веселеньким цветочным узором, а из окна открывался совершенно потрясающий вид. Но все это не могло заглушить специфического запаха этого заведения – запаха смерти. Марла коснулась исхудавшей руки старика.

– Это я, Марла.

Конрад повернул голову и открыл затуманенные болью глаза.

– Марла? – повторил он с очевидным удивлением. Марла смотрела на него с болью и ужасом. Сильный цветущий мужчина, знакомый ей по фотографиям, превратился в живой скелет. Бледная кожа покрылась пигментными старческими пятнами; сквозь редкие седые волосы просвечивал скальп; в глубоко запавших глазах светилось недоверие.

– -Нет!

Отдернув руку, он начал шарить по тумбочке, наконец нашел очки с толстыми стеклами и не без труда нацепил их на нос.

– Да-да, выгляжу я по-другому, – заторопилась Марла, – это потому, что попала в автокатастрофу, но теперь со мной уже все в порядке.

Конрад молча разглядывал ее, сурово сжав губы.

– Еще я постриглась, но...

– Ты не Марла. – Взгляд старика скользнул к Нику, и с неожиданной силой он добавил: – А ты не мой зять! – Подозрительные совиные глаза за толстыми стеклами снова уставились на нее. – Марла уже была у меня с мужем.

– Нет, папа, меня здесь не было! Насчет Алекса не знаю, но...

– Черт побери! – гневно прохрипел старик. Лицо его побагровело. – Она здесь была, а ты нет! Самозванка! Оба вы самозванцы!

Он потянулся к столу, где стояли семейные фотографии: Алекс, Марла, Сисси и совсем недавний снимок Джеймса.

– Вот Марла и ее семья.

– Да, папа, знаю, я приехала с Ником, потому что он согласился меня отвезти и...

– И ты решила, что я уже ничего не соображаю, а? Что родную дочь от фальшивки отличить не могу? Думаешь, раз я умираю, то можно пудрить мне мозги?

В глазах его полыхало презрение. Марла содрогнулась: что-то подсказало ей, что с таким же презрением он смотрел на нее и в прошлом.

– Так ничего и не поняла? – прошептал он слабеющим голосом. – Ты не моя дочь!

– Но... – начала Марла – и вдруг осеклась. – О боже...

Несколько секунд она стояла неподвижно, вцепившись побелевшими пальцами в прутья кровати, округлив глаза и приоткрыв дрожащие губы, словно ей явилось какое-то ужасное видение.

– Убирайся, Кайли! – прохрипел Конрад. Толстые стекла увеличивали ярость в его глазах, ноздри раздувались от примитивной, свирепой злобы. – И больше не приходи. Ты ни гроша от меня не получишь, ясно? – Из последних сил он вытянул руку и нажал на кнопку вызова медсестры. – Убирайся! Вон!

Послышались торопливые шаги, и в дверях возникла грудастая медсестра с постно-ласковой миной.

– Мистер Эмхерст вызвал дежурную, – объяснила она, склоняясь над кроватью. – Вам что-нибудь нужно, мистер Эмхерст?

– Да, – прохрипел Конрад. С побелевших губ его на подбородок текла струйка слюны. – Выгоните этих обманщиков и больше их сюда не впускайте!

– Но это же ваша дочь! – всплеснула руками медсестра.

– Ха! Мне она не дочь, что бы ни плела эта шлюха, ее мать!

– Мистер Эмхерст! – в ужасе воскликнула медсестра (хотя Ник подозревал, что к лексикону мистера Эмхерста она давно привыкла).

Обернувшись, сестра бросила Нику и Марле взгляд, ясно говоривший, что Конрад Эмхерст, как видно, не в полном рассудке.

– Уберите их отсюда! – приказал он, и сестра жестами показала посетителям, что лучше уйти.

– Это все морфий, – объяснила она, как только все трое вышли из палаты. – Порой его ум совершенно ясен, а порой – сами видите – он не отличает реальности от сновидений. Пожалуйста, поймите, он очень болен.

Мой муж был здесь? – немного оправившись от потрясения, спросила Марла. – Алекс Кейхилл. Может быть, он заезжал сюда с кем-то еще?

– В мое дежурство – нет. Впрочем, справьтесь в приемной. Может быть, кто-нибудь его вспомнит. Вообще-то посетителям положено регистрироваться в специальном журнале, но этого почти никто не делает.

– Мы не регистрировались, – подтвердил Ник. Раздался мелодичный звон, и над дверью Конрада Эмхерста, объявляя о новом вызове, замигала лампочка.

– Похоже, у него сегодня тяжелый день, – извинилась медсестра и побежала в палату.

– Мы уже уходим. – Ник подхватил Марлу под локоть и почти поволок за собой по коридору.

Здесь тоже был постелен толстый ковер, приглушающий шаги, а вдоль стен для удобства ходячих больных сделаны деревянные перила. Окна просторного холла выходили на лужайку с безупречными клумбами: здесь и там стояли столы с лампами, кресла и диваны, но Ник заподозрил, что здешние обитатели не часто выходят подышать свежим воздухом. Смерть есть смерть, как ее ни приукрашивай, и в стильном элегантном хосписе для миллионеров она, быть может, еще страшней, чем под забором.

Ник подошел к конторке и проверил регистрационные записи. Если Алекс здесь и появлялся, то не оставил следов в журнале.

– Пошли отсюда, – сказал Ник Марле.

Электронные двери с легким жужжанием распахнулись перед ними, и Ник с облегчением ступил за порог элитной темницы.

В холодном воздухе, пропитанном солью моря, чувствовалось дыхание близкой зимы. Чайки с криками носились над Заливом. В синем небе неспешно плыли облака.

– Конрад всегда был редкой свиньей, – заметил Ник, пока они шли по тротуару к автостоянке.

– Он болен.

– Поверь, здоровый он был немногим лучше.

У машины Марла наконец осмелилась поднять на него взгляд. Она почти овладела собой – только на щеках горели красные пятна.

– В следующий раз, когда мне придет светлая мысль отправиться в гости к кому-нибудь из родственников без приглашения, ты меня просто пристрели, ладно?

– Постараюсь запомнить. – Ник открыл дверь, и Марла устроилась на пассажирском сиденье. Ник сел за руль и завел мотор.

– Он не признал в тебе Марлу.

– Спасибо за разъяснение, я это поняла, – фыркнула она. – Не могу его винить. Я и сама-то себя не узнаю. – Прищурившись, она начала рыться в сумочке в поисках темных очков. – И еще он назвал меня Кайли.

«Знакомое имя. Но чье? Ее собственное? Нет, вряд ли! Может быть, она знала женщину с таким именем?» Марла напрягла память, но тщетно; прошлое ее по-прежнему скрывалось за опущенным занавесом.

Выехав на шоссе, Ник взглянул на свою спутницу.

– Это имя тебе что-нибудь говорит?

– Да... может быть. – Она нацепила на нос очки. – Кажется... нет, бесполезно – ничего не помню. – Марла неопределенно пошевелила в воздухе растопыренными пальцами. – Плавают какие-то обрывки. Пытаюсь ухватить, а они выскальзывают из рук. Но в одном я уверена – я уже слышала это имя. Знаешь, звучит странно, но мне вдруг показалось, что в каком-то смысле Конрад знает обо мне больше, чем я сама. – Она вздохнула и приоткрыла окно, впуская в машину просоленный морем воздух. – Иногда я не могу отличить реальность от фантазий. Но эта враждебность, откровенная ненависть у него на лице – это ведь было, я это не придумала! И как совместить это со всем, что мне рассказывали о нем и о наших отношениях?

– Да, он был не очень-то рад тебя видеть, – глубокомысленно заметил Ник, не зная, что еще сказать.

– Он меня ненавидит!

– По крайней мере, сегодня, – согласился Ник.

– А мне твердят, – заговорила Марла, глядя в окно, на зеленеющие холмы, – что мы с ним невероятно близки, что он осыпал меня дорогими подарками, что я для него была единственным светом в окошке. Или я чего-то очень сильно не понимаю, или все это вранье! С того самого момента, как я очнулась, стоило мне подумать об отце, как появлялось смутное ощущение, что в наших отношениях что-то неладно. Что мы не нравимся друг другу. Не нравимся. Это еще мягко сказано, правда?

Она бы посмеялась над абсурдностью ситуации, если бы все это не было так грустно. Столько родственников, а душевной близости с ними нет. Ни с мужем, ни с дочерью. Только с малышом. И с Ником.

– Почему, интересно, – помолчав, заговорила Марла, – он решил, что я была здесь с Алексом?

– Медсестра сказала, что из-за таблеток он не отличает сны от яви, – ответил Ник. Марла взглянула на него.

– Ты сам-то веришь, что дело в этом?

– Не знаю. Что-то здесь не так. Спросим Алекса.

– Интересная получится застольная беседа, – пробормотала Марла и погрузилась в молчание.

Конрад назвал ее фальшивкой, обманщицей, самозванкой. Похоже, он принял ее за другую. За женщину, которая пыталась выдать себя за его дочь. Было такое в действительности – или это ему приснилось?

– Ты знаешь, что большая часть состояния Конрада после его смерти отойдет Джеймсу? – спросил вдруг Ник.

– Малышу? Деньги моего отца получит мой сын? Погоди минуту, – подняла руку Марла. – Откуда ты это узнал?

– Выполнил домашнее задание.

– Иными словами, шпионил и разнюхивал?

Ник включил радио и крутил ручку настройки, пока не нашел музыкальную станцию, передающую мягкий рок. Кабину заполнили звуки старой песенки Билли Джоэла.

– Называй как хочешь. Я просто стараюсь понять, что здесь происходит.

– Я тоже, – призналась Марла, хоть и неприятно было сознавать, что Ник знает о ее жизни больше ее самой. – Ты уверен насчет завещания?

– Абсолютно. На меня работает частный сыщик. У него есть связи – по крайней мере, так он говорит. Содержание завещания в общих чертах таково: основной капитал отходит внуку, прочие родственники получают символические суммы.

– Боже мой, но почему?

– Очевидно, твой отец хочет передать свое имя наследнику-мужчине. Рори на эту роль не подходит – он безнадежно болен. Вот почему на твои плечи легла обязанность родить сына. Продолжателя рода.

– Но ведь его фамилия будет уже не Эмхерст!

– Он Джеймс Эмхерст Кейхилл.

– Поверить не могу! Дикость какая-то! Продолжатель рода. Словно в Средние века.

Однако, вспомнив человека, которого считала своим отцом, Марла не могла не признать, что такое решение вполне в его стиле.

– Это его деньги. Он вправе делать с ними все, что хочет, – заметил Ник.

Над Заливом пролетел самолет, расчертив синее небо белой полосой.

– Но Джеймсу всего девять недель от роду!

– Этому ребенку повезло родиться мальчиком.

– Ты уверен, что это везение, а не проклятие? Марла не могла забыть ужас, охвативший ее при виде отца – полутрупа, живого скелета, переполненного злобой и подозрительностью. Где же любящий отец, что покупал ей драгоценности и машины, как другие отцы покупают детям конфеты? Где человек, что вырастил ее, воспитал, с нетерпением ждал от нее внуков?

– Кто такая Кайли? – спросил вдруг Ник.

– Если бы я знала! Кажется, я слышала это имя прежде, только не могу вспомнить, где и когда.

Ник задумался, рассеянно барабаня пальцами по рулю.

– Может быть, у тебя есть сестра? – заговорил он немного погодя. – Сводная?

– Об этом я уже думала, – откликнулась она. – Но почему о ней никто ничего не знает?

– Постыдная семейная тайна. Может быть, в мозгах у Конрада все перепуталось, и он принял тебя за нее.

– Может быть, – согласилась Марла, хотя такое объяснение показалось ей натянутым. Но почему еще он мог назвать ее чужим именем? – А может, я и есть Кайли? – усмехнулась она, приподняв бровь. – Откуда мне знать?

– Тогда где Марла и как случилось, что все приняли тебя за любимую дочурку Конрада?

– Не все, – откликнулась она, глядя в окно, где мелькали вдоль узкоколейки поля, придорожные столбы и редкие коттеджи. – Сисси меня не узнает. И Конрад тоже. Да я и сама себя не узнаю. А ты? – Она повернула голову, чтобы смотреть прямо на него. – Ты меня когда-то знал. И, судя по всему, знал очень близко. Ник молчал, крепко сжимая руль.

– Как ты считаешь, я – Марла? – спросила она напрямик.

– Да. – Губы его плотно сжались. Загорелая кожа резко обтянула скулы.

– Почему? Мое лицо сильно изменилось после операции. Ты не видел меня... сколько – больше двенадцати лет?

Костяшки его пальцев побелели. На тыльных сторонах кистей вздулись и запульсировали вены.

– Это верно.

– Тогда откуда ты знаешь?

Он молчал. Марла коснулась его руки.

– Откуда, Ник?

– Черт побери, да потому, как я реагирую на тебя! – Он бросил на нее пристальный взгляд. – Вспомни хотя бы прошлую ночь.

– Д-да, – прошептала она, уронив руку.

– Обычно, Марла, – сухо проговорил Ник, – я не веду себя как озабоченный подросток. Это не мой стиль.

Взгляд его, синий, пронзительный, острый, проникал в душу, как нож. Марле захотелось сжаться в комок, но она выпрямилась и взглянула ему прямо в глаза.

– Такое со мной было только однажды. Много лет назад. – Губы его скривились в горькой усмешке, полной презрения к себе. – Какая жалость, что ты этого не помнишь.

– Мне тоже очень жаль, – ответила она. – Не то, чтобы меня волновали наши с тобой отношения, а просто я хочу все вспомнить.

– Отлично сказано, леди. А я вот хотел бы забыть, да не могу. И будь я проклят, если когда-нибудь снова соглашусь пройти через этот ад.

Ник отвернулся и нажал на газ. Пикап рванулся вперед.

Марла откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Она уже не знала, хочет ли вспоминать прошлое: отношения с Ником, бурные, болезненные и опасные, пугали ее до смерти.

– Надо найти эту Кайли.

– Если она существует, – бросил Ник.

Снова наступило молчание. Пикап мчался по проселочной дороге; а Марла размышляла, скрестив руки на груди и нервно постукивая ногой. Кто для нее Ник? Единственный союзник или злейший враг? Может быть, она поторопилась одарить его своим доверием? Ведь у него есть повод для мести, личная причина желать ей зла.

– Я хочу кое-что тебе показать, – объявил Ник, когда «Додж» подъехал к дорожной развязке.

Вместо Сан-Франциско Ник свернул в сторону Cocaлито – идиллического пригорода на берегу моря, пригорода с симпатичными одноэтажными домиками, зелеными лужайками и разноцветными клумбами.

– Что показать? Куда мы едем?

– К дому Памелы Делакруа. Попробуем пробудить твою память, – ответил Ник. – Согласна?

– Стоит попробовать.

Ник въехал в гавань залива Ричардсона и припарковался на автостоянке.

– Она жила в плавучем доме? – удивленно спросила Марла, глядя на ряды барж и старых катеров, доживающих свой век на якоре в тихом заливе.

– Да, после развода.

Ник указал на выцветшую от солнца дверь, ведущую в двухэтажный плавучий домик. Марла молча смотрела на нее – смотрела так, словно увидела привидение. Она пыталась представить, как та женщина с фотографий жила здесь день за днем, покупала еду в магазинах по соседству, звонила дочери, строила планы по торговле недвижимостью... нет, ничего не вспоминалось.

Преисполненная решимости вспомнить хоть что-нибудь, Марла вышла из машины и постучала в дверь. День был солнечный и ясный, не считая легких перистых облачков в вышине, но Марла чувствовала себя так, словно пряталась в тени, скрываясь от любопытных взоров соседей. Дул холодный, пронзительный ноябрьский ветер. Ник подошел к парадной двери с глазком и надписью: «Добро пожаловать!» и заколотил в нее. Никто не открыл ему дверь. Никто не откликнулся на стук. Ник прильнул к щели между ставнями, пытаясь что-нибудь разглядеть в полутьме опустевшего дома.

– Вряд ли здесь кто-то есть. – заметила Марла. Она сунула руки глубоко в карманы плаща и втянула голову в воротник.

– Скорее всего нет. Но, может быть, это поможет тебе что-то вспомнить.

– Если бы!

По обеим сторонам двери стояли терракотовые горшки: вместо цветов в них желтели сухие стебли. «Вот так же и сам дом – медленно умирает, потеряв хозяйку», – подумала Марла и зябко поежилась. Памела сотни раз ходила по этой самой палубе, поливала цветы, красила оконные рамы, грелась на солнышке. Марла медленно поднялась по лесенке на верхнюю палубу: сердце ее сжималось от жалости к женщине, которую она даже не помнила.

И на втором этаже она не обнаружила ничего, кроме запертых ставень.

– Такое чувство, словно мы ходим по ее могиле, – печально заметила Марла.

Обхватив себя руками, она вслушивалась в мерный плеск прибоя. Вдали виднелся Остров Ангелов. Марла заставляла себя думать о женщине, которую видела на фотографиях, – женщине, бывшей с ней в машине, но, как ни старалась, не находила у себя в сознании ничего, кроме старых, в зубах навязших вопросов.

Повернувшись к Нику, Марла покачала головой.

– Извини. Ничего не выходит. Ты говоришь, что это дом Пэм, и я тебе верю, но подтвердить твои слова не могу.

– Ладно, не страшно. Просто мне эта мысль показалась удачной.

– Попытка не пытка, – улыбнулась Марла.

Похоже, она всерьез начинает ему доверять. Полагается на него. Стремится быть с ним откровенной. Что в ее положении по меньшей мере глупо.

Вспомни о прошлой ночи, Марла! Нику верить нельзя! И тем более нельзя верить себе, когда ты с ним рядом!

Ник стоял к ней спиной: перегнувшись через ограждение, он смотрел в воду. Ветер ерошил его темные волосы; кожаная куртка задралась, открывая ремень и джинсы, до белизны вытертые на крепких мускулистых ягодицах.

Он взглянул на нее через плечо, и Марла поспешно отвела глаза.

– Наверно, нам пора, – пробормотала она. От нее не укрылась усмешка Ника.

«Ах, будь он проклят! Понял, куда она смотрела! Может, нарочно выставил себя на обозрение? С него станется – временами он вел себя как настоящий самодовольный мужлан!»

Садясь в пикап, Марла ругала себя самыми крепкими словами, какие только знала.

«Что с ней такое, черт побери? Какой может быть секс, когда она еще не распутала загадку своей жизни?»

В машине Марла отодвинулась от него так далеко, как только могла.

– Мне нужно увидеться с Патерно, – объявила она. – Я обещала сделать заявление.

Ник взглянул на часы.

– Не возражаешь, если сначала кое-куда заедем?

– Куда?

– Настало время обратиться к богу, – с усмешкой объявил он и помчал машину прочь от пристани по узким улочкам пригорода меж аккуратных лужаек и ухоженных клумб.

Проехав пять кварталов, он замедлил ход.

– Вот здесь обитают Доналд и Чериз Фавьер, – объявил он, указав на церковь весьма современного вида – серую, бетонную, со сверкающим медью шпилем, несомненно, самое внушительное здание в округе.

Броская афиша у дороги указывала время богослужений на следующей неделе. В следующее воскресенье преподобный Доналд Фавьер произнесет проповедь о тяжести греха. Ниже шла цитата из псалма. На чистенькой стоянке возле церкви отдыхали пара седанов, сверкающий фургончик «Вольво» и темный джип.

Марла всматривалась в церковное крыльцо и двойные дубовые двери.

– Кажется, я здесь уже бывала, – прошептала она и прикусила губу, изо всех сил стараясь развеять туман в мозгу.

– Давай войдем. Посмотрим, что там.

Ник свернул на стоянку. Не успел он затормозить, как Марла выскочила из машины и поспешила к церкви.

С каждым шагом смутные воспоминания становились все отчетливее. Да, она здесь была – по крайней мере, один раз. Но не при свете дня, не в толпе прихожан. Не для нее звучали псалмы и слова проповеди. Нет, ее воспоминания об этом месте были темны и отдавались в душе неприятным эхом. Кажется, она с кем-то здесь встречалась.

Марла взбежала на крыльцо. Ник следовал за ней по пятам. Дверь оказалась заперта.

– Черт! – выругался Ник.

– Как всегда, – пробормотала Марла. Ник удивленно взглянул на нее, и она пояснила: – В последнее время мне постоянно приходится иметь дело с запертыми дверьми.

– Очевидно, бог не работает с девяти до пяти, – заметил он. Или вышел перекусить.

– Очень смешно. – Марла наградила его уничтожающим взглядом. Здесь не место для зубоскальства. – Но тут же невольно улыбнулась.

– Я просто хотел поднять тебе настроение.

– Как ни странно, тебе это удалось.

Они спустились с крыльца, обошли церковь кругом и обнаружили дверь с табличкой «Контора». Ник постучал, затем дернул за ручку. Безуспешно. Дверь даже не шелохнулась.

– Похоже, на сей раз мы проиграли, – заметил Ник. В этот миг с другой стороны церкви послышался громкий рев мотора и визг шин по асфальту.

– Тебе не кажется, что мы кого-то спугнули? – С этими словами Ник бросился бежать. Марла поспешила следом, с трудом поспевая за ним. Они обогнули церковь и выскочили на автостоянку. Автомобиль Ника стоял там же, где они его оставили. Рядом – пара седанов и фургон.

– Несколько минут назад здесь стоял джип. Правильно?

– Кажется, да, – задыхаясь после короткой пробежки, пробормотала Марла. – Да, точно. Вон у того куста.

– Так я и думал, – прищурился Ник.

– Может быть, это случайное совпадение. Водитель как раз сейчас решил уехать.

– Черта с два.

Ник нахмурился, что-то припоминая.

– Черт побери! – воскликнул он вдруг. – Я же видел точно такую машину! В тот вечер, когда ко мне приезжала Чериз. Ее увез парень на таком же темном джипе.

– Знаешь, сколько здесь тысяч темных джипов? – поинтересовалась Марла. Прищурившись, она смотрела на запад, где опускалось за горизонт багровое солнце. – А если это и тот самый джип, в этом еще нет ничего подозрительного. Он может принадлежать ее мужу, церкви или кому-то из их друзей.

– Положим, так. Но почему-то водитель бросился наутек, как только появились мы. Все еще думаешь, что это совпадение?

– Быть может.

– А быть может, и нет. – Лицо Ника посерьезнело. – Я, знаешь, не верю в совпадения.

– Я тоже, – согласилась она. – Но почему он сбежал? Можно было просто спрятаться.

– Может быть, подумал, что мы его ищем. Что у нас ключ, или что мы собираемся вышибить эту чертову дверь. Кто знает? – Ник подошел к пикапу и распахнул дверцу. – Ладно, поехали отсюда.

Марла не стала спорить. Она чувствовала себя здесь очень неуютно и рада была поскорее уехать.

Теперь Ник вел машину на юг. Он молчал и не отрывал взгляда от дороги: брови нахмурены, руки крепко сжаты на руле.

– Значит, у тебя назначена встреча с Патерно? – спросил он вдруг.

– Да. Вот адрес полицейского участка. – Открыв сумочку, Марла достала визитку детектива. – Кстати, ты знаешь, что сумку, которая была со мной в ночь аварии, так и не нашли? Я ничем не могу подтвердить свою личность. Ни удостоверения, ни кредитных карточек, ни чековой книжки. Видимо, в сумочке были водительское удостоверение, страховая карточка, кредитные карточки, ключи и, наверное, пульт управления дверью гаража.

– Значит, сумку при тебе не обнаружили?

Машина въехала на мост Золотые Ворота. Марла смотрела на запад, где черными точками в бескрайнем просторе океана виднелись танкеры и рыбацкие суда.

Яркая синева неба постепенно темнела; с материка наплывали тяжелые тучи.

– Так сказала полиция. И в доме я ее не нашла. А вот кольцо, отцовский подарок, обнаружила. В шкатулке с драгоценностями, где смотрела уже тысячу раз. Такое впечатление, что его туда недавно подложили.

– Кто знал, что ты его хватилась?

– Да, по-моему, все в доме знали.

– И Алекс? – уточнил Ник.

– Ну да. А что? Думаешь, он мог это сделать? Такая мысль Марле в голову не приходила. А в самом деле, почему бы и нет? Он так скрытен, так усердствует в стремлении ее защитить, ведет себя так, словно бог весть чего опасается.

– Не знаю, – пожал плечами Ник. – Но прошлой ночью он тайком уезжал из дома. И еще, по-видимому, он навещал Конрада и никому об этом не сказал.

– Нет ничего дурного в том, чтобы навестить умирающего тестя, – возразила Марла.

– Да, но почему втихомолку? Алекс всегда был хитрым парнем. Еще мальчишкой обожал делать гадости исподтишка. И с тех пор стал только хуже.

Фургон, ехавший впереди, резко затормозил, и Ник ударил по тормозам, чтобы избежать столкновения.

– Хотел бы я знать, во что он ввязался на этот раз! Доехав до Пресидио, Ник свернул на юг.

– Послушай, прежде чем ехать в полицию, давай навестим твоего брата.

– Давай, – без всякого энтузиазма согласилась Марла, внутренне приготовившись к новой тяжелой сцене. Ей не верилось, что брат встретит ее дружелюбнее отца.

Но все получилось еще хуже, чем она думала. Марле и Нику не удалось пройти дальше сверкающей чистотой приемной.

– Мне очень жаль, – объявила медсестра, – но посещение разрешено только членам семьи. Вы можете подтвердить, что вы Марла Кейхилл?

– Я деверь Марлы, – Ник достал из бумажника водительское удостоверение, выданное в Орегоне.

– Прошу извинить. – Медсестра покачала головой и с извиняющейся улыбкой повернулась к Марле. – Когда восстановите ваше удостоверение – добро пожаловать!

– Но...

– Таковы правила.

Они дошли до администратора, но вынуждены были уйти из интерната ни с чем.

– Пока что все впустую. С визитами нам явно не везет, – вздохнула Марла, поднимая воротник плаща.

– День еще не закончился, – без особой надежды заметил Ник.

Они сели в машину и двинулись к полицейскому участку, Небоскребы отбрасывали на улицы густую тень. По тротуарам спешили пешеходы, а на проезжей части наряду с автомобилями часто попадались и велосипедисты. Где-то вдалеке завывала сирена.

– Алекс не обмолвился, куда ездил ночью? – спросил Ник.

– Я его сегодня не видела, – ответила Марла. – Даже не знаю, возвращался ли он домой. Кармен сказала, что он ушел рано утром.

– Он не в первый раз куда-то ездит по ночам, – заметил Ник. – То же было и в ту ночь, когда ты ездила в клинику. Он привез тебя домой, а сам куда-то смылся. Не говорил, куда?

– Нет, – призналась Марла. Ее охватило неприятное чувство. – Для меня вообще загадка, чем занимается мой муж. – Она пыталась придумать для него оправдание, но не смогла. – Я знаю, что он сейчас ведет переговоры с какими-то важными шишками из Японии – инвесторами, кажется, – но больше мне ничего о его делах не известно.

– Тебе не кажется, что это странно? Марла горько рассмеялась.

– Мне вся моя жизнь кажется странной. Муж мне не доверяет, дочь отвергает, свекровь ведет себя так, словно за мной нужен глаз да глаз, отец презирает меня и считает самозванкой, а деверь...

– Что же деверь?

Но этого Марла не могла сказать. Не могла выговорить этих проклятых слов – что ее влечет к нему, что от одного его прикосновения у нее вскипает кровь и подкашиваются ноги.

– Ты меня… смущаешь, – выговорила она наконец, заметив, как недовольно скривились его губы. – В общем образец счастливой американской семьи. Ты прав, Ник: я думаю, что вокруг происходит нечто странное. Очень странное. Я должна в этом разобраться, и быстро, пока не свихнулась.

– Или пока тебя неубили, – мрачно ответил он.

– Убили? – недоверчиво повторила Марла.

Она уже думала о том, что кто-то пытается ее убить, – думала и отбросила эту мысль как дурацкое, безосновательное порождение собственных страхов. Теперь то же подозрение прозвучало из чужих уст. Но Марла все еще не желала этому верить.

– Подумай об этом, – настаивал Ник. – В ночь аварии кто-то выскочил на дорогу и ослепил тебя, так?

– Ну... может быть.

– Это вполне могло быть заранее спланировано. – Ник резко вывернул руль, сворачивая за угол.

– Подожди минутку! Это ни в какие ворота не лезет! Откуда убийца мог знать, что именно в это время я окажусь именно на этой дороге, причем в чужой машине?

– Понятия не имею, но это возможно. Дальше. Кто-то стоял над твоей кроватью в твоей собственной спальне и угрожал тебе, а несколько минут спустя ты едва не захлебнулась собственной рвотой. Может быть, приступ спровоцировал укол или какое-нибудь лекарство?

Марла и хотела бы возразить, но не могла. Ник всего лишь озвучил ее собственные потаенные страхи – страхи, прячущиеся на дне сознания.

– Но кому может быть нужна моя смерть? – недоумевала она.

– Тебе виднее.

Марла закрыла глаза и откинула голову на подголовник.

– Я и в собственном-то имени сомневаюсь, а ты требуешь списка моих личных врагов. – Снова заныла челюсть. – К чему такие сложности? Если я кому-то мешаю, почему просто меня не пристрелить?

– Им нужно, чтобы смерть выглядела как несчастный случай.

– Им? Теперь их уже много? – Она вздохнула и покачала головой, рассеянно глядя на проносящиеся мимо небоскребы. – Нет. Все это слишком натянуто и отдает детективными романами. Я попала в аварию. А потом меня вырвало из-за волнения и непривычной пищи. Вот и все.

Ник припарковал машину возле полицейского участка, получил у автомата парковочный талон и вышел, окинув соседние автомобили быстрым подозрительным взглядом. Открыв дверь, помог выйти Марле.

– Зачем кому-то меня убивать? – настойчиво допытывалась она.

– Кто-то боится тебя. Или того, что ты можешь вспомнить.

По спине ее пробежала дрожь, холодная, как воды Тихого океана.

– Поэтому ты переехал в дом? – спросила она, внезапно прозрев. – Чтобы охранять меня?

– Это одна из причин, – кивнул Ник. – Ты сильная женщина, Марла, но и самому сильному человеку можно нанести удар в спину.

– Значит, ты – мой охранник-доброволец? Он даже не улыбнулся.

– А ты мечтала о ком-то другом?

– Я предпочитаю думать, что могу сама о себе позаботиться.

– Ты даже не помнишь, кто ты!

Ник стоял совсем близко; она ясно ощущала запахи его кожаной куртки и одеколона. Протянув руку, он дотронулся до ее руки.

– Тебе не кажется, что, учитывая наше прошлое, я стану навязывать тебе услуги телохранителя лишь в одном случае – если это действительно необходимо? – Пальцы его были теплыми, но глаза – темны, как подступающая ночь.

– Но... но... – пробормотала она, тщетно стараясь отвести взгляд от тонкой жесткой линии его губ, —...у меня есть муж.

– С которым вы спите в разных комнатах, которого никогда нет дома, который куда-то ездит после полуночи, – напомнил ей Ник. – И которому ты не доверяешь.

Марла сглотнула и схватилась за дверцу машины, словно ища опоры. Она сама не знала, что больше выводит ее из равновесия – пугающие слова Ника или его пристальный взгляд.

– Хочешь сказать, что я даже у себя дома не в безопасности?

– Вот именно, – коротко и веско ответил он.

– Но у тебя нет доказательств! – вскинула Марла. – Просто паранойя какая-то!

– Надеюсь. Очень надеюсь, что это просто паранойя. Взгляд его смягчился, стал почти нежным, и Марла почувствовала, как глубоко в ней зарождается огонь желания.

Ну нет! На эту удочку она больше не попадется!

– Ладно, пошли к детективу, – резко сказала она и зашагала вперед.


– Снова промахнулся? Господи, да что ты за кретин! – ревел голос в трубке. – Неужели так трудно убить человека?

Ему очень хотелось послать этого ублюдка к черту. А еще сильнее – просочиться по телефонным проводам и схватить сукина сына за горло.

– Может, сам попробуешь? – огрызнулся убийца, прекрасно зная, что этот трус никогда не решится испачкать свои нежные ручки в крови.

– Мне казалось, мы обо всем договорились. Вокруг телефонной будки сгущался вечер. Мимо проносились машины. Двое ребят выгуливали громадного пса; заливаясь лаем, глупый пес рвался с поводка на проезжую часть.

– Не волнуйся. Я все сделаю.

– Не сейчас. Чересчур рискованно. К ней начинает возвращаться память, и чем больше она вспоминает, тем опаснее становится. Скоро подозрения появятся у всех, включая полицию.

Убийца усмехнулся. Похоже, этот сукин кот порядочно перетрусил! Вот-вот в штаны наделает от страха.

– Сегодня, – предложил он. – Давай сегодня ночью.

– Только не в доме! Нет, надо подождать. Я сам разработаю план.

– Странно, мне-то казалось, тебе невтерпеж.

– А тебе?

Убийца сжал трубку потными пальцами.

– Я предпочитаю не спешить. Растянуть удовольствие. Сначала послушаю, как она будет молить о пощаде.

Черт, да ты еще больший подонок, чем я думал! Ладно, оставим это. Надо подождать, пока не окочурится старик. После этого можешь ее убить. Только быстро и чисто. Я не хочу, чтобы ты ее мучил.

– А тебе-то какое дело? – расхохотался убийца. «Надо же, у красавчика совесть проснулась! Да, я подонок. Еще какой. Поэтому-то ты, друг мой, меня и нанял».

– Давай проясним одну вещь, хорошо? Мы с тобой не друзья. Никогда не были друзьями и никогда не будем. Это просто дело.

Убийца сунул руку в карман за сигаретами.

– А как же кровь? Кровь не водица, верно?

– Чушь собачья. И оба мы об этом знаем. Я выхожу с тобой на контакт, ты делаешь свое дело, я тебе плачу, и ты исчезаешь. Все.

– Договорились. Но не вздумай меня обмануть. Если я не получу денег, то пойду в полицию и в газеты и расскажу все как было. И не только об этом деле. Все твои грешки, amigo, выплывут наружу. И то дерьмо из Кейхилл-хауса тоже. У меня и документы есть. Так что не советую со мной шутить.

Он швырнул трубку на рычаг, поднял воротник и зашагал вдоль по улице. «Ублюдок! Ничего, погоди, я свое возьму!»

Снова разболелась нога – горькое напоминание о первой неудаче. Он шел мимо освещенных витрин, мимо шумных забегаловок, мимо торопливых пешеходов. И думал о Марле. О чертовой суке Марле. Богатой. Красивой. Самой горячей бабе, какую знал в жизни!

Когда-то он воображал, что любит ее. Впрочем, когда доходит до женщин, он всегда оказывается в дураках. Сейчас она выворачивается наизнанку перед ослом-полицейским. И с ней – брат мужа. Может быть, это с ним она была прошлой ночью? Он был тем мужчиной, лицо которого скрывалось в тени? Он касался ее обнаженного тела? Или это был муж? Не все ли равно? Важно одно – она обжималась с другим.

Он будет рад получить свой гонорар; но все же деньги в этом деле – не главное. У него есть личная причина ее убить. И личный план, как это сделать. И плевать на ублюдка с его сантиментами! Он будет играть по своим правилам. И перед тем, как убить, взглянет ей в лицо. Пусть знает, кто принес ей смерть. Он представлял, как в ее округлившихся от испуга глазах вспыхнет узнавание, как задрожат губы, как срывающимся голосом она взмолится о милосердии, – и от этих мыслей у него сладко заныло в паху.

«Еще один раз, детка, – мысленно проговорил он. – Последний раз. На прощание».

Бросив в грязь недокуренную сигарету, он свернул к бару, предлагающему рыбу, чипсы и холодное пиво. Уселся на никелированный табурет, смерил взглядом пышногрудую официантку. И задался вопросом, удастся ли ему трахнуть Марлу, прежде чем убить?

Глава 15

– Итак, вы по-прежнему не помните, куда ехали той ночью вместе с Памелой Делакруа?

Детектив Патерно откинулся на стул, устремив на Марлу пронзительный взгляд. В кабинете было душно, на столе царил беспорядок, пахло остывшим кофе. Над креслом детектива, на деревянном стенде пришпилены фотографии, относящиеся к расследованию: безжизненное тело Памелы, искореженный «Мерседес», останки грузовика и дыра в дорожном ограждении. Они властно притягивали к себе взгляд Марлы. Она сидела напротив детектива, Ник – рядом с ней. За все время он едва произнес пару фраз.

– Пока еще нет, – стараясь справиться с раздражением, ответила Марла. Она ужасно устала, у нее ныла челюсть, а этот чертов коп, кажется, считал своим долгом подвергать сомнению каждое ее слово. – Но, думаю, теперь это вопрос времени. Как только что-нибудь вспомню, сразу дам вам знать.

– Я слышал, несколько дней назад к вам в дом вызвали машину «Скорой помощи», а потом отослали обратно.

– Дурные вести разносятся быстро, – пробормотал Ник.

– Компьютерный век. Все подключено к Интернету, – объяснил детектив. – Так что же произошло?

Не видя причин скрывать правду, Марла рассказала ему о случившемся. Патерно слушал вполуха, откинувшись на стуле, и время от времени что-то черкал в блокноте.

– Я бы сказал, вам очень повезло, – заметил он, когда Марла закончила рассказ.

– Это точно.

– А от чего вас стошнило?

– Понятия не имею.

– Счастье, что мистер Кейхилл оказался рядом. – Патерно бросил быстрый взгляд на Ника.

– Совершенно верно, – ответила Марла, глядя ему в глаза. Она почувствовала в тоне полицейского, в его быстрых косых взглядах какое-то невысказанное обвинение.

– Вы переехали в дом Кейхиллов? – Теперь Патерно сверлил глазами Ника.

– Да, в ту самую ночь.

– Почему?

Ник широко улыбнулся. Марле эта его улыбка была уже знакома: она таила в себе предупреждение и скрытую угрозу. «Если думаешь, что сможешь меня запугать, – как бы говорила она, – то ты сильно ошибаешься».

– Поддался на уговоры родных.

– Чьи именно?

– Матери. Брата. Патерно поднял брови.

– Не похожи вы, мистер Кейхилл, на человека, который легко поддается уговорам.

– Смотря кто уговаривает. – В синих глазах Ника сверкнул вызов, и Патерно поджал губы. – Я решил, что мое присутствие в доме не помешает. Меня убедила та ночь.

– Значит, вы решили переехать, потому что миссис Кейхилл стошнило? – с издевкой спросил Патерно.

Улыбка Ника испарилась.

– Потому что она едва не погибла. Вы верно подметили: очень повезло, что я в тот момент оказался рядом.

Патерно задумчиво поскреб подбородок.

– А где был ваш муж? – вдруг повернулся он к Марле. Хороший вопрос.

– На деловой встрече.

Патерно подтянул к себе какую-то бумагу и поправил очки.

– Вызов на станцию неотложной помощи поступил так …в двадцать три пятьдесят.

– Да, где-то так. – Ник закинул ногу на ногу, выставив на обозрение детектива потрепанную кроссовку «Найк».

– Не поздновато ли для деловых встреч?

Марла почувствовала, что заливается краской. В самом деле, где был Алекс? Почему она не доверяет ему? И почему чувствует, что обязана защищать его от полицейского, который всего лишь выполняет свою работу?

– Алекс часто работает в неурочное время.

– Как и многие из нас. – Тони Патерно подался вперед, облокотившись на груду бумаг. – Миссис Кейхилл, кто может желать вашей смерти?

– Вы думаете, кто-то пытается меня убить? Сердце ее бешено застучало. Уже второй раз за пару часов посторонние люди озвучивали ее потаенный страх.

– Если ваш рассказ соответствует действительности, кто-то сознательно выскочил на дорогу перед вашей машиной. Конечно, ваша память еще спутана, и только на этом факте основываться не стоит. Но за последние два месяца вы дважды подвергались смертельной опасности. Как вы полагаете, мог кто-то подсыпать вам в пищу рвотное?

– Нет, не думаю, – подумав, ответила Марла. – Я ужинала внизу вместе со всеми. Это был мой первый семейный ужин: я не ела ничего, кроме супа-пюре, поскольку мне еще не сняли скобки. Позже я выпила воды. Вода стоит в стакане на столике, ее каждый вечер меняет кто-то из слуг. Больше я ничего не ела и не пила, и никаких лекарств не принимала. – Решив быть откровенной до конца, она облокотилась о стол и взглянула детективу в глаза. – Думаю, стоит рассказать и об этом: той ночью мне показалось, что кто-то побывал у меня в спальне.

Патерно насторожился. Глаза его сузились.

– Вы совершенно правы, черт возьми: об этом стоит рассказать! Кто?

– Не знаю. Я спала и вдруг услышала над собой мужской голос. Кто-то, склонившись над кроватью, прошептал: «Сдохни, сука!» Когда я окончательно проснулась и включила свет, в комнате уже никого не было. Я обыскала весь этаж, но ничего не добилась – только убедила дочь, что меня пора отправить в психушку, – вздохнула она. – Никого постороннего в доме не было.

– Но вы почувствовали, что в спальне кто-то был? Она пожала плечами.

– Я не рассказывала об этом раньше, потому что ничего не могу сказать наверняка. У меня серьезные проблемы с памятью, иногда мерещится что-то странное. Возможно, это был просто ночной кошмар.

– Но вы не уверены?

– Не знаю, – пробормотала Марла. При воспоминании об ужасе, который она испытала, ощутив рядом чье-то злое, враждебное присутствие, по телу ее пробежала дрожь. – Я вообще уже ни в чем не уверена. Сегодня была у отца, а он не узнал меня, заявил, что я самозванка. И я ничем не могла доказать, что я – это я.

– Он ведь, кажется, очень болен.

– Очень, – подтвердил Ник. – Медсестра уверяла нас, что у него из-за болеутоляющих спутано сознание.

– Но вы не можете сказать, бредил ли он, или в его обвинениях есть какая-то доля истины. – Патерно снова что-то черкнул в блокноте. – Хорошо. Повторяю свой вопрос: кто и почему может желать вашей смерти?

– Не знаю.

Острый взгляд Патерно скользнул к Нику.

– Вы, кажется, посвящены во все семейные тайны. Что скажете?

Ник поколебался, но ответил:

– Я здесь недавно и еще не разобрался, что происходит. Вижу только, что брат работает по ночам и стал еще более скрытен, чем раньше.

– Так. И у корпорации финансовые проблемы.

– Да, и это тоже.

– Какие у вашего брата причины желать смерти миссис Кейхилл?

– А кто говорит, что это он? – с негодованием вмешалась Марла. – Это не он был тогда в спальне! – Уж голос Алекса-то она узнает!

«Он мог изменить голос. Правда, его не было дома – Юджинии пришлось вызывать его по телефону: но кто сказал, что он не мог приехать потихоньку, прокрасться к ней в спальню, потом так же, втихомолку, выскользнуть и отправиться на свою встречу?»

– Нет, это не Алекс!

– Мы ведем чисто теоретический разговор, – бесстрастно заметил Патерно. – Предположим, что это он. Какой у него может быть мотив? Страховка? Роман на стороне? Или, может быть, ревность? – Острый взгляд его впился Марле в лицо, затем скользнул к Нику.

– Нет, не думаю. Патерно поднялся.

– К сожалению, у нас нет доказательств, что кто-то пытается вас убить, а значит, мы не можем обеспечить полицейскую охрану.

– Это и не нужно! – поспешно возразила Марла. – Наш дом – настоящая крепость!

Патерно покачал головой.

– Ни одна система безопасности не гарантирует стопроцентной защиты. И ваш ночной гость это только подтверждает.

Детектив вытащил из-под стопки бумаг карандашный рисунок.

– Это работа нашего художника. По словесному описанию он сделал набросок предполагаемого убийцы Чарлза Биггса.

Он протянул рисунок Марле – та молча покачала головой. Она никогда не видела этого человека. Незнаком он был и Нику.

– Хорошо, давайте поработаем с компьютером.

То же лицо появилось на экране. Усы, очки с квадратными стеклами. Патерно повернул монитор так, чтобы его видела Марла, и щелчком «мыши» убрал с лица подозреваемого усы.

– А теперь?

– Нет.

– А теперь? – Исчезли и очки.

Он перепробовал несколько комбинаций – прибавлял бороду, менял прическу и цвет волос, но все эти лица не вызывали у Марлы никаких воспоминаний.

– Я и собственных-то родных не помню, – пробормотала она.

– Теперь вы.

Повернув экран к Нику, Патерно прогнал перед ним те же картинки – с тем же результатом.

– Нет... кажется, нет. Никогда не встречал.

На грубоватом лице Патерно отразилось разочарование. Он выключил компьютер.

Сейчас мы разыскиваем дочь Памелы Делакруа. Она вышла замуж за парня по имени Роберт Джонсон. Пока не нашли.

– Когда найдете, дайте мне знать. Я хотела бы с ней поговорить, – сказала Марла. – Выразить соболезнование, раз уж больше я ничего не могу для нее сделать.

– Посмотрим, как получится, – вздохнул детектив. Они поговорили еще несколько минут, затем Патерно объявил:

– Ладно, на сегодня хватит. Но если произойдет что-то еще, немедленно ко мне !

– Конечно, – пообещала Марла. Уже встав со стула, она спросила:

– Да, вы не нашли мою сумку? Ту, что была при мне в день аварии?

– Как, ее так и не нашли? – Патерно нахмурился. – Распоряжусь, чтобы еще раз обыскали место происшествия.

– Спасибо.

Зазвонил телефон. Патерно взял трубку, зажал ее между ухом и плечом.

– Патерно. Да... нет... Уже заканчиваю. Да, сейчас освобожусь. – Он повесил трубку и потянулся за пиджаком. – Я серьезно. Если произойдет что-то необычное, немедленно известите меня!

– Обязательно, – пообещал Ник.

Когда они вышли из участка, над городом уже сгустился вечер. Рабочий день окончился, и миллионы жителей Сан-Франциско спешили домой – кто на машинах, кто на велосипедах, кто пешком.

– Выпьем по чашке кофе, – предложил Ник.

Ледяной порыв ветра пронесся по улице: Марла поежилась и подняла воротник. Ей было бы гораздо холоднее, если бы рука ее не лежала в руке Ника.

– Ну, не знаю... – замялась она, хотя больше всего на свете хотела провести с ним еще немного времени наедине – хотя бы для того, чтобы разобраться в своих чувствах.

– Чашка кофе, ничего больше.

– Но к ужину мне надо вернуться. Сисси я не видела с утра, а Джеймса – с полудня. – Она неуверенно улыбнулась ему. – Я ведь мать и должна выполнять свои материнские обязанности.

– Тогда выпьем на ходу, – ответил он.

Челюсть у Марлы ныла, а голова гудела от сотен вопросов без ответов. Кто она? Почему отец не узнал в ней дочь? Неужели кто-то и вправду хочет ее убить? Кто такая Кайли? Куда отправляется по ночам ее муж?

Добравшись до пикапа, Марла откинула голову на подголовник и прикрыла глаза. Ник включил радио, и звуки города – рев моторов, гудки, шорох шин по асфальту – сменились мелодией в стиле кантри. Зачем только она согласилась выпить с ним кофе? Это называется кликать беду. «Вспомни о прошлой ночи, Марла! Еще не поняла, как легко пасть жертвой соблазна?» Даже сейчас у нее пересохло в горле, стоило вспомнить нежные прикосновения его рук и дыхание, обжигавшее спину.

Но такой ли это грех? Ведь ее брак – одна видимость. Она даже не спит с мужем.

Так почему не перейти границу, не узнать, что за женщина скрывается в облике Марлы Кейхилл?

Она бросила исподтишка взгляд на Ника. Зрелый, мужественный облик. Ничего неясного, ничего незавершенного. Крепкие жилы и сильные мускулы. Мощное тело, острый ум. Она прикусила губу. В тот же миг, словно прочтя ее мысли, Ник обернулся к ней. Глаза их встретились, и у Марлы замерло сердце. Он тоже это чувствует! В тесной кабине «Доджа», в сердце огромного шумного города, где фары проезжающих автомобилей то и дело вспарывали интимный полумрак салона, Ник ощущал то же пламя. Пламя желания. А в следующую долю секунды в ее теле вспыхнул ответный огонь – жаркий, как дыхание дьявола, но куда более опасный.

Она зажмурилась и тряхнула головой, прогоняя запретные чувства.

– Не беспокойся, – послышался голос с сиденья водителя. – Со мной ты в безопасности.

«Ага, в безопасности! Как зажженная спичка в баке с бензином!»

Эта мысль заставила Марлу улыбнуться.

– Может быть, ты со мной не в безопасности.

– Хороший ответ.

Он припарковал машину на набережной, в полуквартале от площади Жирарделли, и повел Марлу в кофейню, специализирующуюся на экзотических ароматах. Взяв два кофе и пару булочек, они вышли на улицу. Вокруг старых пакгаузов, переделанных в ресторанчики и бутики, стелился туман, и уличные фонари окрашивали улицу призрачным голубоватым светом.

– Может быть, расскажешь о нас с тобой? – предложила Марла, когда они вышли на площадь и приблизились к фонтану в виде русалки. – Где мы познакомились. И что было дальше.

– Это было давно.

– Попробуй отмотать годы назад. Одному из нас очень нужно все вспомнить.

Отхлебнув горячий кофе, она облизнула губы языком. От этого неосознанно-чувственного жеста у Ника пересохло во рту.

– Думаю, ты права. Все началось..м-м... шестнадцать, нет, даже семнадцать лет назад. Нам обоим было чуть больше двадцати, и знали мы друг друга всю жизнь, потому что наши родители принадлежали к одному кругу. Но я был в семье паршивой овцой. Вечно попадал в истории – то вино, то женщины. Несколько раз отцовские деньги спасали меня от суда. Мать стыдилась меня, а отец твердил, что я позорю семью.

– Мятежник.

– Да, и в то время тебе это нравилось.

– В мятеже есть что-то соблазнительное, – вздохнула Марла.

Не слишком-то приятно было представлять себя искательницей приключений, которую привлекают опасные мужчины, – и все же она чувствовала, что доля правды в этой картине есть.

– Но потом ты изменила свое мнение.

– Почему?

Глотая кофе, она всматривалась в жесткие линии его лица, в упрямо выдвинутый подбородок, в темные волосы, в беспорядке падающие на лоб.

Ник нахмурился.

– Думаю, тебе захотелось иметь дом и семью. Ты говорила об этом, но я был еще не готов. А тут Алекс решил, что из тебя получится идеальная жена. Для него.

– И я просто взяла и согласилась?

– Ты, Марла, никогда ни с чем просто не соглашалась, – усмехнулся он, – Но ты была кокеткой до мозга костей. – В голосе его снова зазвучало презрение. Он никогда этого не забудет, поняла она. Не забудет и не простит. – Тебе нравилось смотреть, как два брата сшибаются из-за тебя лбами. В конце концов я плюнул и уехал. А ты вышла замуж за Алекса.

– Значит, на свадьбе ты не был?

– Не видел причин лицемерить. – Ноздри его раздулись от сдерживаемого гнева. – И не чувствовал желания произносить тосты за счастье жениха и невесты. Поэтому и не появился.

– И это все? – спросила она.

– Сокращенная версия. Не хочу вгонять тебя в краску, описывая детали. Теперь-то все это в прошлом.

– Ты думаешь? – подняла брови Марла. Ей живо вспомнилась прошлая ночь.

– Должно быть в прошлом.

Синие глаза его потемнели. Он вдруг схватил ее за левую руку и повернул к свету так, что обручальное кольцо ярко заблестело в электрическом свете фонаря. Марла охнула и едва не расплескала кофе себе на плащ.

– Забудь о прошлой ночи! Ты замужняя женщина, Марла.

– Знаю, – огрызнулась она и вырвала руку. – Даже слишком хорошо знаю. Мы оба согласны, что прошлая ночь была ошибкой, и давай больше об этом не будем. Но, Ник, я хочу знать все. В том числе и о нас с тобой.

Он допил кофе и скомкал в кулаке бумажный стаканчик.

– Нет смысла копаться в прошлом.

Ник бросил смятый стакан в урну, и они пошли по тротуару, обгоняя других пешеходов, полной грудью вдыхая просоленный морем воздух.

– А тебе не кажется, что я имею право знать правду?

– Что это вам даст, миссис Кейхилл?

– Может быть, и ничего хорошего. Но я должна знать, чтобы понять, почему ты так себя ведешь. То хочешь меня, то, в следующий миг, отталкиваешь.

– Давай кое-что проясним, – откликнулся он. – Я всегда тебя хочу.

Сердце ее забилось, словно птица о прутья клетки.

– И всегда буду отталкивать, – закончил Ник.

Ее душу пронзило чувство вины – отражение того, чего прочла она в его темных, как полночь, глазах. Значит, вот что чувствуют разлученные возлюбленные? Вот каково это – знать, что никогда не соединишься с человеком, которому ты предназначена судьбой? И знать, что зта сердечная боль останется с тобой на долгие годы.

Марла прикрыла глаза и приказала себе успокоиться. Что за глупости! Как она может любить Ника? Любить человека, которого совершенно не знает. Откуда же эта боль при мысли о том, что она сама, своими руками лишила себя будущего с ним?

– Поверь, я не хочу мучить тебя или бередить старые раны. Но пойми меня и ты – я должна знать о себе все! – горячо проговорила она, вглядываясь в лицо Ника, на котором явственно отражались обуревающие его чувства. – Все! – повторила она. – Неважно, чего мне это будет стоить. Будет больно – пусть! Мне нужно знать все. И хорошее, и плохое, и отвратительное.

– Боюсь, тебе это не понравится.

– Все лучше, чем гадать, фантазировать и шарахаться от теней! Ничего нет хуже неизвестности! – Марла схватила Ника за локоть. – Скажи мне правду. Какой бы она ни была.

– Значит, всю правду? – медленно повторил он, и в его глазах вспыхнул опасный огонек.

– Да. Всю. Мне нужно все.

– Узнаю прежнюю Марлу. Тебе всегда нужно все.

– Это я уже слышала.

– А помнишь, что случилось прошлой ночью? Пальцы ее стиснули его рукав.

– Помоги мне, Ник!

Скривив рот, он молча вглядывался в ее лицо. Наконец губы его язвительно изогнулись, словно в презрении к себе.

– Я думаю, мы совершаем большую ошибку, но, черт побери, ты получишь то, что хочешь!

В следующий миг он увлек Марлу под козырек запертой магазинной двери и там, в этой крошечной нише, прижал ее к себе. Склонив голову, впился в ее губы отчаянным и жестоким поцелуем. Жадным. Требовательным. Страстным.

Поцелуем, от которого кружилась голова и перехватывало дыхание. Она приоткрыла рот, чтобы вздохнуть – и в ту же секунду его язык – теплый, с горьковатым привкусом кофе – ворвался внутрь, жадно осваивая глубины ее рта.

Щетина Ника колола ей щеки. Ныла челюсть. Но боль растворялась в наслаждении.

Кровь Марлы вскипела. Она забыла о своих опасениях, забыла о гордости, о муже, обо всем на свете. Вскинув руки, она обняла Ника за шею и прильнула к нему.

Ночь разлетелась на тысячу осколков. Переполненная пешеходами улица исчезла в небытии. Ничего не осталось. Кроме них двоих.

По жилам бежало желание – жадное, нервное, раскаленное. Мозг пронзали эротические образы. Она тихо застонала, представив, как соединяются их тела и души, как он вонзается в нее – быстро, резко, мощно, еще, еще...

Вдруг он поднял голову – и Марла заморгала, возвращаясь в холодную реальность Сан-Франциско, в мир мокрых улиц и гудящих машин.

– Я знал, – прошептал он. В глазах его Марла прочла отражение собственного отчаяния. – С самого начала я знал, что этим кончится.

Он отпустил ее, и Марла вдруг почувствовала себя неимоверно одинокой. Брошенной. Порыв ледяного ветра охладил ее разгоряченное тело, закрутил на асфальте стайку мокрых листьев, принес с собой запах дождя.

– Черт побери, Марла, мы не должны этого делать!

Он схватил ее за руку и почти потащил назад к машине. Марла вырвала руку и сунула ее в карман. Подняв воротник и сгорбившись под холодным ветром, она с трудом поспевала за размашистыми шагами Ника.

– Не вини меня, Ник, – попросила она, когда они переходили улицу.

Он бросил на нее сумрачный взгляд.

– Я тебя и не виню.

– А ведешь себя так, словно это я во всем виновата.

– Просто не хочу, чтобы все стало еще хуже, чем сейчас.

– Тебе ведь тоже было любопытно, – настаивала она. – Ты хотел узнать, сохранились ли старые чувства. Хотел, признайся!

– Нет. Я уже знаю. Прошлой ночи мне было достаточно.

Марла ему не поверила и хотела об этом сказать, как вдруг он резко остановился.

– Черт!

– Что такое?

Она вгляделась в туман, пытаясь понять, что привлекло его внимание. Ничего, кроме фонарного столба и толпы пешеходов.

– Пошли.

Он снова схватил ее за руку – на этот раз без всякой нежности – и побежал, почти волоча ее за собой, расталкивая пешеходов, едва не врезавшись в женщину с коляской.

– Да что случилось? – задыхаясь, прокричала она.

– Кажется, за нами следили.

Кровь застыла у нее в жилах, сердце застучало с перебоями.

– Кто?

– Не знаю, но хочу это выяснить. Пошли. Попробуем его догнать.

Они мчались по тротуарам, огибая углы домов и пересекая улицы в неположенных местах. Не один водитель ударил по тормозам перед самым их носом, не один сердито гудел им вслед.

Марла с трудом поспевала за Ником: легкие ее пылали, ноги подкашивались. Скоро она поняла, кого преследует Ник: он не сводил глаз с высокого худого человека в черной парке. Незнакомец то исчезал, то снова выныривал из толпы: шел он неровным шагом, словно старался осторожнее ступать на одну ногу.

– Да ты с ума сошел! – взвизгнула Марла.

Они пересекли Джефферсон-стрит, выскочили на набережную и наконец – как раз когда Марла всерьез испугалась, что сейчас лопнут от натуги легкие, – остановились.

– Черт! – выдохнул Ник, шаря глазами по прохожим.

– Ушел?

– Должно быть, зашел в магазин или ресторан.

– Или сел в машину, – предположила Марла.

– Джип. Готов поспорить, у него темный джип.

– Как у того человека, которого мы видели?

– Вот именно.

Ник перешел на быстрый шаг. Марла, задыхаясь, спешила за ним. Мозг ее напряженно работал.

Не выпуская хрупкую руку Марлы из своей руки, Ник шел вперед, озираясь по сторонам. Марла тоже нервно оглядывалась в поисках незнакомца, но ничего необычного не видела. Самые обыкновенные люди – туристы и местные жители. Ни у кого на лице не застыла злобная гримаса. Никто не следит за ними взглядом.

– Кто он? – спросила она.

– Не знаю. Знаю только, что это мужчина, высокий и худой. Сначала я его заметил в кофейне. Потом на улице – обернулся, чтобы взглянуть на указатель, и увидел его. Заметив, что я на него смотрю, он мгновенно исчез за углом. Тогда я подумал, что мне показалось. Затем, когда мы с тобой поцеловались, я поднял голову и успел заметить его отражение в витрине. Но, когда обернулся, его уже не было.

– Всего-то? – с облегчением проговорила Марла. – Ник, теперь уже у тебя паранойя! От меня заразился, наверное.

Но Ник даже не улыбнулся.

– Боюсь, все серьезнее, чем ты думаешь, – мрачно проговорил он. – Я ведь его уже видел. По крайней мере, мне кажется, что это был он. В больнице, когда ты только вышла из комы. Тогда я еще подумал, что где-то его уже встречал. Его лицо показалось мне знакомым. В тот же вечер я видел на больничной стоянке, как он садится в темный джип – черный или, может быть, темно-синий. Готов побиться об заклад, что ту же машину мы видели сегодня возле церкви.

– Ты думаешь, этот человек поехал за нами к полицейскому участку, а потом сюда? – спросила Марла. Холодок ужаса пробежал по позвоночнику.

– Скорее всего да. – Ник крепче сжал ее руку.

– Но зачем?

– Вот это нам и предстоит выяснить. Пока у меня нет ответа. Но в одном не сомневаюсь, – добавил он, притянув ее к себе, – это связано с тобой. – Ник устремил на нее хмурый, озабоченный взгляд. – Патерно считает, что тебе грозит опасность. Я думаю так же. И ты так думаешь, хотя ни за что в этом не признаешься. Думаю, тебе надо уехать из дома. Сегодня же. Пока этот незваный гость не явился второй раз.

– Но я не могу уехать, – вздрогнув, возразила Марля. – У меня дети.

– Возьми их с собой.

– Это ведь и дети Алекса, – заметила она. – Я не могу похищать собственных детей и не могу ничего рассказать Алексу, потому что... господи, как все запутано!

– Потому что ему не доверяешь, – закончил за нее Ник.

Марла вдруг ощутила, как к горлу подступают слезы.

– Я не знаю, кому доверять.

– Мне, милая, – прошептал Ник. Он обнял ее и поцеловал в губы. – Мне можешь доверять. Я – твой единственный друг.

Губы его были теплыми и ласковыми, а руки сильными, и Марле смертельно хотелось довериться ему, положить голову на плечо, ответить на поцелуй и все же она не могла отделаться от ощущения, что это предательство, что броситься в объятия Ника – все равно что заключить сделку с дьяволом.

За то и за другое рано или поздно придется заплатить.

Глава 16

– Ну, что тебе поведала миссис Кейхилл? – поинтересовалась Дженет Квинн, заглянув в кабинет к Патерно.

– В основном то же, что и по телефону, – ответил он, постукивая по столу карандашом. – Но есть и кое-что новенькое. Знаешь, зачем вызывали «Скорую помощь»? Миссис Кейхилл стошнило, и она едва не задохнулась, потому что из-за скобок на зубах не могла открыть рот. А перед этим ей показалось, что кто-то проник в спальню и угрожал ей. Возможно, этот человек ее и отравил.

Дженет закатила глаза.

– «Показалось...» И ты ей веришь?

– Сказать по правде, не знаю, чему и верить, – вздохнул Патерно. – Кстати, вот еще что интересно: она приехала сюда не с мужем, а с деверем. С которым имела роман еще до того, как вышла замуж за старшего брата.

– Наверно, муж на работе.

– Может быть. Но есть у меня подозрение, что между этими двумя – Ником и Марлой – снова что-то завязывается. Сам не знаю почему, просто такое ощущение.

– Ну, ты у нас известный романтик! – усмехнулась Дженет.

– Точно тебе говорю, они друг к другу неровно дышат!

Дженет покачала головой, взметнув короткими каштановыми прядями.

– Тебе бы работать в брачном агентстве!

– Ладно, отставить шуточки. Что еще... Надо позвонить в дорожный патруль. Пусть вышлют на место аварии кого-нибудь с собакой, поищут сумку миссис Кейхилл. Она куда-то пропала. Должно быть, выпала из окна машины, отлетела в сторону и до сих пор валяется где-нибудь в лесу.

– Ребята из дорожного патруля свое дело знают, – с сомнением покачала головой Дженет. – Наверняка обыскали на месте аварии каждый куст.

– Не помешает проверить еще раз.

Патерно пододвинул к себе телефон. «И еще не помешает заглянуть в эту сумку, – сказал он себе. – Вдруг что-нибудь да найдется!»

– Да, ты посмотрел материалы с компьютера Памелы Делакруа?

Патерно и Квинн уже побывали в доме Памелы – на этот раз вполне легально, с ордером на обыск, – забрали оттуда кое-какие документы и жесткий диск компьютера со всеми файлами.

– Ничего особенного. Она писала книгу. Юридический триллер о незаконном усыновлении, смесь реальных фактов с фантазией. Знаешь, кстати, что нам стоило бы сделать? Обыскать дом Алекса Кейхилла. Посмотреть, что там делается.

– Зачем?

Патерно нахмурился и выплюнул в урну свою жвачку.

– Мне кажется, Марлу Кейхилл пытаются убить.

– Господи, Тони, зачем? Кому это нужно?

– Вот это я и хочу выяснить. Во-первых, ее жизнь застрахована на приличную сумму – хотя, конечно, для людей такого масштаба, как Алекс Кейхилл, это капля в море. Другой вероятный мотив – ревность, хотя и тут есть свои странности. Зачем Алекс так настойчиво зазывает Ника к себе в дом? – Он поморщился. – Чертовски не повезло, что она ничего не помнит! Если бы мы поняли, кто и почему за ней охотится, у нас был бы шанс ее спасти!

– А сейчас?

Тони Патерно откинулся в кресле.

– А сейчас мы ничего не можем сделать.


– Где ты пропадала, черт побери? – Такими словами встретила ее Юджиния. Никогда прежде Марла не слышала, чтобы свекровь чертыхалась. – Уехала и пропала на несколько часов!

– Прошу прощения, я виновата, что не предупредила вас.

Марла взяла у свекрови хнычущего Джеймса. Оказавшись на руках у матери, малыш мгновенно затих, вытаращив на нее любопытные глазенки. И, как всегда, у Марлы сладко защемило сердце при одном взгляде на сына.

– Ты мой хороший! Так лучше, правда? – Обернувшись к Юджинии, она объяснила: – Я заезжала в пару мест, а потом поехала в полицию, чтобы сделать заявление об аварии. Это заняло больше времени, чем я ожидала.

Юджиния недовольно поджала губы, но Марла сказала себе, что не поддастся чувству вины – не доставит свекрови такого удовольствия!

– Скоро ужин.

– Отлично. Я готова проглотить целого быка! – отозвалась Марла. Впервые за два месяца она будет есть нормальную пищу. – А где Сисси?

– На занятиях по верховой езде. – Юджиния взглянула на часы. – За ней поехал Ларс. Они будут с минуты на минуту.

– Хорошо. Если увидите ее раньше меня, скажите, что я хочу с ней поговорить.

Забеспокоился Джеймс, и Марла понесла его на кухню, чтобы приготовить бутылочку с молочной смесью.

По кухне плыли аппетитные запахи готовящегося ужина. Толстая повариха Эльза размешивала деревянной лопаткой яблочный соус. Горничная Роза загружала посуду в сверкающую посудомоечную машину. Кармен, необычно хмурая, ворча себе под нос, что-то искала в ящиках буфета.

– Что-то потеряли? – спросила Марла.

– Миссис Юджиния ищет свои ключи. Думает, их взял кто-то из прислуги, – объяснила Кармен.

– Из прислуги?

Роза подняла бледное заплаканное личико.

– Si, сеньора Кейхилл говорит...

– Перестань, Роза, – устало вздохнула Кармен. – Миссис Юджиния ничего такого не имела в виду. Она просто расстроена пропажей. Разумеется, ключи найдутся.

– Конечно, найдутся, – ответила Марла, наливая в бутылочку детское питание и ставя ее в микроволновку.

При мысли о том, что под подозрением оказались слуги, ей стало стыдно. Связка ключей, о которых она почти забыла, снова начала жечь карман.

– Должно быть, положила куда-нибудь и забыла, – – ворчала Кармен. – У нас в доме воров нет!

Прозвенел сигнал микроволновки. Марла достала бутылочку, капнула молока себе на запястье, убедившись, что температура нормальная.

– Я уверена, ключи скоро найдутся, – с показной бодростью сказала она и поспешила наверх.

Ник уже сидел в кресле с высокой спинкой со стаканом скотча в руке. Юджиния стояла лицом к окну. Марлу она не заметила.

–...хотела бы я знать! – говорила она. – Такое тяжелое время – трудно за всем уследить. Это одна из причин, почему я хотела, чтобы ты вернулся. Мне кажется, ты, Ник, можешь стабилизировать обстановку. Ты ведь умеешь решать финансовые проблемы, это твоя профессия. В мое время это называлось «аудитор», сейчас, кажется, как-то по-другому.

– Нет, мама, аудитор – это немного другое.

– Неважно. Как только Алекс рассказал мне, что «Кейхилл Лимитед» переживает трудности, я сразу подумала о тебе. – Она подвигала головой, словно у нее затекла шея, и продолжала: – Но это не единственная причина, Ник. Ты, конечно, уже понял, что у Алекса с Марлой не все так гладко, как раньше. Эти проблемы тянутся уже несколько лет. Я молилась, чтобы новый ребенок их сблизил, но они все сильнее отходят друг от друга. Я, разумеется, знаю, что вы с Марлой... ну, что у вас когда-то был роман, но, несмотря на это, я была уверена, что твое присутствие им поможет.

– Как? – невольно вырвалось у Марлы. Юджиния обернулась и схватилась за сердце, покраснев до корней крашеных волос.

– Марла, дорогая, я и не слышала, как ты вошла!

– Это я поняла, – сухо ответила Марла. Она села на диван, уложила малыша себе на колени и поднесла к его губам бутылочку. – Но, пожалуйста, продолжайте. Это необычайно увлекательно. – Она не смогла удержаться от сарказма. – Как Ник должен был помочь нам с Алексом наладить отношения?

– А я, кажется, догадываюсь, – заговорил Ник. – Мы с Алексом всегда соперничали. Ты, видимо, решила, что стоит мне вернуться домой и проявить хоть малейший интерес к Марле, как Алекс сообразит, что упускает добычу.

– Нет, что ты, я ничего подобного не хотела сказать! – смутившись, запротестовала мать.

– Но думала, верно? – На виске у Ника запульсировала жилка. – Но что, если твой план выйдет из-под контроля? Что, если мы с Марлой снова сойдемся? Что ты тогда скажешь?

– Это... этого, разумеется, не случится, – побледнев, проговорила Юджиния. – У Марлы дети, а у тебя свои правила, ты всегда говорил, что никогда не станешь спать с замужней женщиной, и я думала...

– Черт побери! Кем ты себя вообразила – господом богом?

– Кто дал вам право лезть в нашу личную жизнь? – дрожа от гнева, воскликнула Марла.

– Честь семьи, – ледяным тоном ответила Юджиния. – Вот что дало мне право. Знаю, Алекс считает меня эгоисткой, думает, что я забочусь только о себе. Это неправда: я пекусь о семье. О добром имени Кейхиллов.

– Мама, – тихо, с трудом сдерживаясь, заговорил Ник, – всю жизнь ты старалась командовать другими, и всю жизнь у тебя ничего не получалось. Вспомни отца: чем сильнее, ты на него давила, тем сильнее он рвался с цепи. Ты твердила, чтобы он бросил пить, – и чего добилась? Он умер алкоголиком. И сейчас у тебя ничего не выйдет. Потому что люди не любят, когда ими командуют и манипулируют. Никто не любит. Ни Алекс. Ни Марла. Ни я.

Губы Юджинии задрожали, глаза наполнились слезами. Но она удержалась и не дала соленой влаге скатиться по щекам.

– Увидимся за ужином, – ледяным голосом произнесла она и вышла из комнаты, держась неестественно прямо и при каждом шаге подрагивая плечами, словно механическая кукла.

– Почему я сразу не догадался? – простонал Ник. Взгляд его напомнил Марле затравленного зверя. – А, гори оно все огнем!

В холле распахнулась дверь, и на лестнице раздались шаги. Секунду спустя показалась Сисси – в свитере и джинсах, растрепанная, раскрасневшаяся. Не останавливаясь, она промчалась на третий этаж.

– Мне пора, – сказала Марла и, встав, передала малыша Нику: – Держи, познакомься с племянником поближе.

– Ты что? – запротестовал Ник. – Я младенцев никогда в руках не держал!

– Вот и учись.

Ник боязливо взял малыша на руки и поднес к его губам бутылочку, а Марла поспешила наверх.

В комнате Сисси не было. Из-за закрытой двери в ванную доносился шум воды. «Придется подождать», – решила Марла и присела за туалетный столик. Перед зеркалом выстроились в ряд тюбики губной помады и флакончики лака для ногтей: цветовая гамма их, на взгляд Марлы, больше подошла бы привидению или вурдалаку, чем молоденькой девушке.

– Не будь занудой, – сказала она себе. – Вспомни, как сама воевала с матерью из-за одежды!

С матерью?.. Марла вдруг застыла, невидящим взглядом уставившись в зеркало: в памяти ее всплыл разговор из далекого прошлого.

«Если бы ты не была такой дикаркой, если бы проявила к нему хотьнемного внимания, может быть, отец и оценил бы тебя!»

От матери пахло табаком и дешевыми духами. В комнате стоял полумрак: лицо матери оставалось в тени – лишь поблескивала тусклым красным огоньком сигарета. Последние лучи заходящего солнца освещали поношенное цветастое платье, висящее мешком на изможденной костлявой фигуре.

Марла готова была поклясться своей жизнью, что эта женщина – не Виктория Эмхерст.

«– Может быть, тогда бы он признал тебя своей!

– Я его ненавижу! – выкрикнула девочка.

– Неправда.

– Правда! – гневно отозвалась она. Сколько ей было лет? Десять? Двенадцать? – И он меня ненавидит!

– Неправда, милая. И, пожалуйста, не говори таких слов. Тебе просто надо было постараться.

– Он и тебя ненавидит, – упрямо проворчала девочка...»

– Мама! – Голос Сисси вырвал Марлу из прошлого.

– Что? А, Сисси, здравствуй! – вздрогнув, проговорила Марла.

Она видела свою мать. В этом она не сомневалась. Эта изможденная женщина в дешевом платьишке – ее мать.

– Извини, я просто задумалась.

– Должно быть, о чем-то не слишком приятном, – проворчала Сисси. Она была в желтом купальном халате, с мокрых волос капала вода.

– Да нет... просто пришло еще одно воспоминание, – объяснила Марла, встряхнув головой, чтобы избавиться от навязчивой картины. – Из далекого-далекого прошлого. Но теперь все в порядке. Если помнишь, я хотела с тобой поговорить.

– Что, нельзя подождать, пока я оденусь? Господи, и в собственной комнате нет покоя! – Сисси схватила футболку и леггинсы, повернулась и снова исчезла в ванной.

Марла терпеливо ждала. В дверь постучалась Кармен, сообщила, что готов ужин, и скрылась. Наконец появилась Сисси – одетая и причесанная.

– Ну, и о чем ты хочешь поговорить? – подозрительно поинтересовалась она.

– Прежде всего хочу попросить прощения, что напугала тебя в тот вечер, когда мне стало плохо.

Сисси равнодушно пожала плечами.

– Еще хочу извиниться за то, что целых пять дней провалялась в постели. Доктор Робертсон выписал мне другое лекарство, и теперь я чувствую себя гораздо лучше.

– Ну и хорошо, – пробормотала девочка.

– Мне действительно стало лучше. И я хочу покататься с тобой верхом.

– Ты уже говорила.

– Как насчет ближайших выходных?

– У тебя же в эти выходные банкет.

– Какой банкет? Ах да! – вспомнила Марла. – Кажется, это на следующей неделе. Я справлюсь у бабушки.

– Я думала, ты всегда все планируешь заранее, – заметила Сисси с таким видом, словно поймала мать на лжи.

Марлу охватило отчаяние. Похоже, пропасть между ними куда шире, чем она думала. Удастся ли ей перекинуть мост?

– М-м... обычно да, но, ты же знаешь, я была больна.

– Да знаю, знаю! – простонала Сисси, закатив глаза к потолку, словно спрашивала всевышнего, за что он послал ей такую никчемную мать. – Ладно, если хочешь, поехали вместе. Но я же говорила, ты до смерти боишься лошадей.

– Может быть, я тебя удивлю, – улыбнулась Марла. Выразительный вздох Сисси яснее слов говорил: «Ты, мамочка, меня уже ничем не удивишь».

– Послушай, Сисси, я знаю, прошедшие два месяца были очень тяжелы для нас всех. Особенно для тебя. Но я очень хочу, чтобы тебе стало хоть немного полегче.

– Ага.

– Я серьезно. – Марла протянула руку к дочери. – Милая, я же люблю тебя!

– Ага, рассказывай! – вспыхнула девочка. Подбородок ее задрожал.

– И всегда тебя любила.

– Это ты так думаешь. А на самом деле даже меня не помнишь. – Сисси шмыгнула носом и отвернулась. – Ты никогда не обращала на меня внимания! Только заваливала всякой ерундой! Да на кой мне все это нужно? – Она пнула ногой валяющийся на полу компакт-диск.

– Сисси, я...

– Тебе на меня плевать! И всегда было плевать! Ты любишь только Джеймса!

– Сисси, если я тебя обижала, если делала тебе больно – прости! – Она сглотнула комок в горле, борясь со слезами. – Поверь мне, милая, пожалуйста. Я люблю тебя.

Несколько секунд Сисси молча смотрела на нее. Губы у девочки дрожали.

– Я... Нам пора идти ужинать.

– Пожалуйста, милая, дай мне шанс, – прошептала Марла. – Дай доказать, что я тебя люблю. Загладить свою вину перед тобой.

– Ты ничего мне не обязана.

– Знаю, но я хочу доказать, что люблю тебя. Пожалуйста, позволь. Дай мне время.

Взгляд девочки немного смягчился.

– Знаешь, – дрожащим голосом проговорила Сисси, – с тех пор, как ты очнулась, ты такая странная! Совсем на себя не похожа. Будто и не мама вовсе.

– Ты думаешь, я – не твоя мама? – прошептала Марла.

– Нет! Просто... черт... ну, ты стала какая-то уж слишком хорошая.

Марла почувствовала, что сердце ее обливается кровью.

– Неужели это такое преступление?

– Нет, просто не верится. – Девочка склонила голову набок, задумчиво рассматривая мать. Вдруг глаза ее округлились. – Знаешь что? Я видела по телику передачу, там рассказывали, что когда человек встречается со смертью, то переживает что-то особенное и может после этого стать совсем другим. Может, и с тобой было то же самое?

– Будем надеяться, – с усилием улыбнулась Марла. Она протянула Сисси обе руки. Девочка закатила глаза.

– Мам, ты что, шутишь?

– Нет. Иди сюда.

Сисси встала и подошла к матери. Марла обняла ее так крепко, словно хотела никогда не отпускать.

– Я всегда буду любить тебя, милая. Обещаю.

– Мам, не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, – проворчала Сисси.

Однако она обняла мать в ответ, и Марла почувствовала, что девочка дрожит всем телом, словно из последних сил старается скрыть свои истинные чувства. Она все еще боялась довериться женщине, подарившей ей жизнь.

– Вот увидишь! – Марла поцеловала Сисси в лоб. И на лошадь я непременно сяду!

Сисси невольно хихикнула.

– Мам, знаешь что? Захвати с собой кинокамеру!


Ужин тянулся томительно. Ник украдкой рассматривал брата. Обычно общительный и обаятельный, Алекс мрачно молчал, погруженный в свои мысли: вокруг рта его залегли глубокие складки, лоб прорезали морщины. Его что-то глодало. Что-то очень серьезное. Денежные проблемы? Беспокойство о жене и ее амнезии? Или что-то еще?

Первую неделю своего пребывания в Сан-Франциско Ник полагал, что Алекса беспокоит «Кейхилл Лимитед». Однако, изучив положение, Ник понял, что дела корпорации серьезны, но не безнадежны. Все, что требуется для излечения, – ввести режим строгой экономии. Ника поражало безрассудство Алекса: зная, что расходы намного превышают доходы, он тем не менее продолжал вкладывать деньги в сомнительные дорогостоящие проекты, снимал баснословно дорогой офис, платил сотрудникам высшего звена королевское жалованье – словом, жил так, словно над его головой не сгущаются тучи.

Этого мало: каждый год корпорация жертвовала огромные суммы на благотворительность, прежде всего в Кейхилл-хаус и больницу «Бейвью». Казалось, никто в семье не способен трезво осознать положение и понять, что «Кейхилл Лимитед» катится ко дну.

Но теперь Ник понимал, что деньги – лишь одна из проблем Алекса.

Минут пятнадцать протекло в пустой светской беседе. Наконец Сисси поднялась и, объявив, что ей надо делать уроки (что, как подозревал Ник, означало висеть на телефоне или болтать с подружками в Интернет-чате, выпорхнула из-за стола. «Платформы» ее простучали по лестнице; Ник, Алекс, Марла и Юджиния остались за столом вчетвером.

– Итак, ты была в полиции и сделала заявление детективу Патерно, – заговорил Алекс.

Марла отставила полупустую тарелку. Ник заметил, что ела она мало, должно быть, болела челюсть.

Есть какие-нибудь новости? – спросил Алекс и полез в карман за сигаретами.

Ник решил бросить вызов.

– Патерно считает, что, возможно, жизнь Марлы в опасности.

– Господи боже! – Юджиния выронила вилку. – Почему?

– Потому что катастрофа могла быть подстроена. Марла вспомнила, что какой-то человек выскочил на дорогу и заставил ее резко повернуть. А в ту ночь, когда ей стало плохо, это могло произойти от отравления. Возможно, отравил ее тот самый человек, что был у нее в комнате.

– Господи, неужели это правда? – всплеснула руками Юджиния.

– Да, – кивнула Марла.

– Но ты ничего нам не сказала.

– Аварию я вспомнила совсем недавно, да и то не все. А о незнакомце рассказывала и Алексу, и Нику. Просто я сама не уверена, что это было на самом деле, – вполне возможно, мне все приснилось.

– Какой кошмар! Но у нас же электронные ворота, и система охраны, и... – Юджиния потянулась за бокалом. – Никто не может пробраться в дом!

– Может быть, и так, – хмуро заметил Алекс, закуривая. – Но сама мысль об этом...

– Мы должны что-то сделать! Этому дому уже больше сотни лет, и никогда сюда не ступала нога чужака! – Юджиния гордо выпрямилась. – Никогда!

– Возможно, этого и в самом деле не было, – успокаивающе заметил Алекс, повернувшись к жене. – Ты сама говоришь – тебе это могло почудиться или присниться.

– Не знаю.

Ник отодвинул свой стул.

– Так или иначе, существует вероятность, что Марлу отравили.

– Но как... кто мог это сделать? – воскликнула Юджиния.

– Тот, кто проник в дом, – ответил Ник. Взглянув на мать, он снова подумал о том, как она постарела. – Надо было вырезать испачканный кусок ковра и отправить на анализ.

– Но мы его отчистили моющим средством, – ответила Юджиния.

Алекс глубоко затянулся и выпустил дым из ноздрей.

– К чему это? Если кто-то проник в дом, мы должны сделать так, чтобы это не повторилось. Я усилю систему охраны, найму телохранителя. – тут он покосился на Марлу и поморщился, – если ты согласна, конечно. Я помню, что ты мне устроила, когда я нанял сиделку, не посоветовавшись с тобой!

– Мне кажется, телохранитель – это уж слишком, – поспешно ответила Марла.

Она и так чувствует себя в этом доме словно в клетке – не хватало еще телохранителя, который будет следить за каждым ее шагом!

– Я не собираюсь жить в страхе. Просто буду осторожнее.

Она заметила, как блеснули глаза Ника, и поспешно отвела взгляд, не желая, чтобы он разгадал обуревающие ее чувства. Пусть не догадывается, что она влюблена в собственного деверя – человека, с которым никогда не будет вместе.

– И еще мне нужно новое удостоверение личности, кредитная карточка и чековая книжка. Сегодня я заезжала проведать Рори, но меня не впустили, потому что я не смогла доказать, кто я такая.

– Как только ты поправишься... – начал Алекс.

– Я уже поправилась, черт побери! – Она стукнула кулаком по столу. – Хватит обращаться со мной, словно с калекой!

– Хорошо, хорошо. Остынь, – раздраженно ответил Алекс. – Разумеется, тебе нужно все и сразу, от паспорта до клубной карточки «Неймана Маркуса». Завтра брошу все дела и пойду доставать тебе документы!

– Нет, Алекс. Я сама этим займусь. Я вполне способна сама о себе позаботиться.

– Пожалуйста, не ссорьтесь! – взмолилась Юджиния. – Поверить не могу! Подумать только – кто-то проникает в дом, пытается причинить вред кому-то в семье.

– Придется поверить, – веско произнес Ник. – Что-то неладно в империи Кейхиллов. И будь я проклят, если дело только в бюджете компании!

Алекс затянулся в последний раз и отправил сигарету в хрустальную пепельницу. Лицо его было угрюмо.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить семью. Завтра же позвоню в охранную фирму, попрошу установить вокруг дома камеры и поставить новую, более современную систему сигнализации. Поговорю с Патерно, выясню, нельзя ли сделать так, чтобы мимо дома почаще проезжала патрульная машина. Я не хочу, чтобы Сисси ходила по улице одна. В школу и на занятия верховой ездой ее будет возить Ларс. И еще: Джеймс не должен ни на минуту оставаться без присмотра. Ни на минуту.

Вглядываясь в посеревшее лицо брата, Ник понял, что Алекс действительно напуган. Чертовски напуган.

– Мне нужно выпить. – Алекс встал и двинулся прочь из столовой. – Мама, тебе принести?

– Я бы, пожалуй, выпила бренди. Все это так тяжело... о боже! – вдруг побледнела она, – Ключи! Мои ключи пропали! Неужели их стащил этот человек?

– Нет, – быстро ответила Марла, боясь выдать себя, но будучи не в состоянии промолчать. – В ту ночь я видела, как вы отпирали кабинет Алекса.

– Да, действительно. И потом они были со мной пока ты поправлялась, я несколько раз ездила в Кейхилл-хаус и брала документы из кабинета. – Нервно поправив шарф, Юджиния сунула руку в карман сиреневого жакета, словно надеялась обнаружить ключи там. – А теперь их нет!

– Сменим все замки, – – заключил Алекс. – Составь список всех ключей и дверей, которые ими открывались.

Марла запаниковала. Придется действовать быстро – заглянуть в кабинет Алекса при первой же возможности!

– Мне тоже нужны ключи, – заметила она, выдавив из себя безмятежную улыбку. – Мои пропали в ночь аварии.

– Завтра я спрошу о них Патерно, – пообещал Алекс. – Хотя зачем они тебе, если мы все равно сменим замки?

Марла не стала спорить, но про себя решила, что спросит детектива сама. Если ключи принадлежат Марле Кейхилл, они должны отпирать любой замок в доме. Если же ключи не подойдут, тогда, скорее всего, Конрад Эмхерст прав, и она действительно самозванка.


Ник нашел у себя в сумке сотовый телефон, вышел черным ходом на улицу и углубился в парк. По выложенной кирпичом дорожке меж сосен – мимо прудов, мимо качелей, дальше и дальше, пока не достиг густого ельника у задней стены владений Кейхиллов. Сюда он часто убегал мальчишкой, когда дома становилось совсем невыносимо.

Сэмюэл Кейхилл давно отправился к праотцам, но даже сейчас при мысли об отце Ника охватывала горькая бессильная злоба. Боже, как он ненавидел отца! Как отвратителен был ему этот деспот с каменным сердцем, все силы положивший на то, чтобы сломить дух жены и сыновей!

Включив телефон, Ник обнаружил одно-единственное сообщение – от Уолта. Тот сообщал, что сегодня днем прибыл в Сан-Франциско.

Ник набрал номер своего отеля и попросил соединить с комнатой, зарегистрированной на его имя.

– Да? – сразу поднял трубку Уолт.

– Это Ник.

– Как раз вовремя, – ответил сыщик. – Я приехал после полудня и с тех пор минуты на месте не посидел!

– Раскопал что-нибудь?

– Да, кое-что есть. Может, посидим в баре на углу – как он там называется?

– «У Айвена». – Ник посмотрел на часы. – Буду через четверть часа.

Он добрался за десять минут. Уолт уже занял место в одной из кабинок в задней части зала: Ник сел напротив и заказал два пива. Бар был почти пуст – только у стойки тусовались несколько завсегдатаев да в угловой кабинке пара средних лет угощалась рыбой и чипсами. Пол был густо усеян арахисовой скорлупой – как видно, пару часов назад, сразу после окончания рабочего дня, здесь отдыхало немало народу.

– Давненько не видались, Кейхилл, – произнес Уолт и поднял бутылку пива в приветственном салюте.

Низенький и коренастый, он имел обширную лысину, из-за чего совершенно не переживал, и носил бороду – не из стремления следовать моде, а просто потому, что экономил время на бритье.

– Всего-то пару лет, – ответил Ник.

– Вот ты и вернулся в Сан-Франциско.

– На время.

– Ладно, тебе виднее, – хмыкнул Уолт.

– Правильно. Ну, что ты там нарыл?

– Да есть кое-что интересное. – Уолт сделал большой глоток из бутылки. – Начнем с одного из твоих дальних родичей.

– Чериз?

– Нет, ее братца Монтгомери. – Уолт поскреб бороду, уставившись на ореховую скорлупу, густо усыпавшую стол. – Ну, я тебе скажу, тот еще фрукт!

– Рассказывай, – напрягся Ник, Он вдруг вспомнил, что успел повидать уже всех своих родственников – кроме Монтгомери.

– Насколько мне известно, он ни дня в своей жизни не проработал. Служил в армии, но оттуда его выкинули. Тянул деньги из своего старика, пока тот не помер. После этого жил за счет разных женщин, в том числе сестры. Одна из его бывших подружек подала на него в суд за избиение, но потом забрала заявление. То ли передумала, то ли он ей заплатил – этого я пока не выяснил.

Ник нахмурился.

– Шикарный парень.

– Точно. Несколько раз имел дело с полицией – пьяные безобразия и все такое. Лет десять назад провел ночь за решеткой. Пил с каким-то парнем, начали задирать друг друга, и кончилось дело дракой. Результат – три сломанных ребра, расквашенный нос и внеочередной поход к дантисту. – Уолт сделал драматическую паузу. – А вот настоящая бомба: было время, когда старина Монти встречался с Марлой.

Ник застыл, до боли в пальцах сжав бутылку.

– Встречался? Ты хочешь сказать, что они...

– Я хочу сказать, что они спали вместе.

Должно быть, по лицу Ника Уолт догадался, что тот не верит своим ушам.

– Разумеется, это держалось в тайне: но Марла не из тех, кто придает слишком много значения венчальным обетам. Они с Алексом пару раз расходились, у обоих были романы на стороне. Но в конце концов всегда мирились. Почему – черт их знает. То ли деньги держат их вместе, то ли они из тех супругов, что друг без друга жить не могут, а друг с другом – тем более. Так вот, в один из этих «разводов» Марла связалась с Монти. От одной мысли об этом Нику стало тошно.

– Не понимаю, что она в нем нашла, – пробормотал он.

Ему хотелось перегнуться через стол, схватить Уолта Хаагу за ворот и потребовать, чтобы он признался во лжи. Но Ник знал Уолта много лет. Не было случая, чтобы сыщик ему солгал.

– Говорят, он был красивым парнем – до сломанного носа, конечно. Пока отец его был жив, он швырял деньги, как мусор. Теперь, конечно, все изменилось, но в то время эта ветвь Кейхиллов еще имела свой кусок семейного пирога. – Уолт допил свое пиво и сделал знак официантке. – Продолжалось это, разумеется, недолго – месяц или два. А потом Алекс с Марлой помирились. В очередной раз.

По жилам Ника струилась уже не кровь – чистая ярость, темная и опасная. И еще ревность – чувство, с которым он не имел дела уже много лет.

– Кто еще? – спросил он, презирая себя за то, что не может удержаться от этого вопроса.

– То есть?

– Кто еще был ее любовником?

Официантка поставила перед Уолтом новую бутылку пива, положила пакетик арахиса и удалилась.

– Имен я не знаю, но, судя по всему, она была не слишком разборчива. Однажды, например, подцепила в своем теннисном клубе женатика. А потом ходили слухи, что она спит с инструктором своей дочери по верховой езде. Словом, твоя невестка – из тех, у кого, как говорится, свербит в одном месте.

Нику вспомнилось, как отвечала Марла на его ласки прошлой ночью. Тогда ему показалось, что между ними воскресло старое чувство: теперь он был в этом уже не так уверен.

– Где живет Монтгомери? – спросил он, решив, что должен поговорить с кузеном.

– Сейчас снимает дом в Оукленде. У него дела скачут то вверх, то вниз: то сестра платит его долги, то он процветает. Сейчас, видно, как раз идет белая полоса: он снял на свои денежки шикарный домик, с бассейном, тренажерным залом и всем прочим.

– Откуда деньги?

– Вот этого я еще не выяснил. Нигде не работает, у сестры не просит. Темное дело.

– Хорошо. Что насчет преподобного? Уолт раздавил пальцами скорлупку арахиса.

– Еще один пай-мальчик. Бывший футболист, ныне служитель господа.

– Знаю. Сегодня имел удовольствие с ним познакомиться.

Уолт отправил арахис в рот.

– В прошлом году он попал в переделку в Кейхилл-хаусе. Связался с одной из тамошних девушек, впрочем, так до конца и непонятно, связался-таки или нет, – признал Уолт. – Девица все рассказала матери, а матерью – слушай внимательно, Кейхилл! – оказалась не кто иная, как...

– Пэм Делакруа, – закончил Ник. – Слышал сегодня в полиции. Девушку уже разыскивают.

– Ну если так, значит, мы на шаг опережаем полицию. – Уолт ухмыльнулся.

– Ты ее нашел? Как?

– Я гений, – скромно ответил сыщик. – И еще у меня есть доступ в Интернет. Девица живет в Санта-Розе. Я собираюсь нанести ей визит. Хочешь со мной?

– Не пропущу ни за какие блага мира, – ответил Ник.

– Я так и думал. Дело становится все интереснее!

– Или все опаснее, – пробормотал Ник, тщетно стараясь забыть о глупой и неуместной ревности. – Нам нужно кое-что выяснить, – заговорил он. – Сегодня мы с Марлой навещали ее отца. Старик был явно не в себе: объявил, что она самозванка, что на самом деле ее зовут Кайли и что настоящая Марла недавно была у него вместе с мужем. Еще назвал ее мать шлюхой и упомянул, что когда-то эта женщина пыталась выдать Марлу – то есть Кайли – за его дочь.

Уолт прищурился.

– Пороюсь в метрических записях. Фамилии он не сказал?

– Это было бы слишком просто, – вздохнул Ник, допивая пиво. – Не исключено, что в этом вообще нет ни слова правды. Старик совсем плох. Медсестра говорит, его держат на морфии. Я очень удивлюсь, если он протянет еще неделю.

– Так каков план игры?

– Начнем с Алекса. Я прослежу за братом. Выясню, куда он ездит. Говорит, на деловые встречи, а сам не возвращается домой раньше полуночи.

– Может, завел подружку?

– Может, и так. Они с женой не спят вместе. И еще: он запирает свои комнаты.

Уолт тихо присвистнул.

– Интересное семейство! – заметил он, допивая пиво. – У жены целый табун любовников, а муж запирает от нее дверь и работает в ночное время. Ты его не расспрашивал насчет этих ночных поездок?

– Спрашивал пару раз. Он отвечал уклончиво.

– Значит, думаешь, что-то скрывает?

– Я знаю, что он что-то скрывает. И хочу выяснить, что именно.

Уолт утер рот ладонью.

– Рад буду тебе помочь. Что-нибудь еще?

– Думаю, настало время нанести визит кузену Монти. У тебя есть его адрес?

– Конечно. Сначала съездим к Джули Джонсон, а потом к нему. Только лучше нам поберечься, – заметил Уолт, вставая из-за стола. – Этот парень опасен.

Ник бросил на стол несколько банкнот.

– Ничего. – Он улыбнулся зловещей улыбкой, не предвещавшей Монти ничего хорошего. – Я тоже.

Глава 17

– И что я буду с этого иметь? – поинтересовалась Джули Делакруа Джонсон.

Джули принимала незваных гостей в обтягивающем свитере и черной мини-юбке: закинув ногу на ногу, она раскачивала ногой так, что рисковала потерять шлепанец. Она впустила Ника и Уолта в дом, но держалась нервно и настороженно. Муж ее – здоровенный парень, на вид лет восемнадцати – оседлал кресло, скрестил руки на его спинке и вертел в руках пустую пивную банку, ненавязчиво поигрывая бицепсами. Из кожи вон лез, чтобы изобразить крутого. Но на Ника такие штучки не действовали: он видел, что парень еще совсем сопляк. И явно хочет что-то скрыть.

Уолт занял место на узенькой кушетке рядом с черной кошкой. Кошка вскинула голову, негодующе мяукнула и ретировалась под стол, украшенный вазой с искусственными цветами. Из динамиков гремела музыка; от мощных басов содрогалась вся квартира.

– Что я получу, если все вам расскажу про маму? – спросила Джули.

– Душевное спокойствие, – ответил Ник. Он стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку.

– Джули о деньгах говорит, – прояснил ситуацию муж. – Знаешь, зелененькие такие бумажки.

– А я говорю о свободе, – парировал Ник. – Знаешь, если Джули расскажет нам все, что ей известно, ей не придется отдыхать в тюрьме за соучастие и пособничество в преступлении.

– Она законов не нарушала, – возразил парень.

– Если она знает что-то, имеющее отношение к преступлению, и скрывает это, то может быть привлечена к суду, – холодно объяснил Ник. – Пусть не за соучастие, но за укрывательство уж точно. Полицейские не любят, когда их водят за нос. Чарлз Биггс убит, Памела Делакруа, скорее всего, тоже. – Он обернулся к помрачневшей девушке. – Тебе не хочется, чтобы убийца твоей матери получил по заслугам?

– Это был несчастный случай, – не слишком уверенно ответила девушка.

– А я так не думаю. И полиция тоже. Так что давай перейдем к делу. Я сегодня не в настроении для китайских церемоний.

– Тебе что, чувак, зелени жалко? – вступил муж. – Ты же Кейхилл, сам сказал. У этих Кейхиллов денег куры не клюют.

– Я Кейхилл, но не Алекс. Я его брат. Это он – чувак, у которого денег куры не клюют, – объяснил Ник.

Шагнув вперед, он выключил проигрыватель.

– Эй! – заорал Роберт. – Полегче!

– Включишь, когда мы уйдем.

Джули, бледная и испуганная, напряженно о чем-то раздумывала. Уолт это заметил и попробовал взять ее с наскоку.

Ты знаешь Алекса Кейхилла? – спросил он. – Когда-нибудь с ним встречалась?

– Нет, – быстро ответила она. Слишком быстро.

– Хорошо, спрошу у брата, – пожал плечами Ник.

– Ничего он не скажет. Она его не знает, – снова вмешался Роберт.

– Хорошо. А Доналда Фавьера ты знаешь? Преподобного Доналда.

Джули отвела густо накрашенные глаза и нервно облизнула губы. Похоже, ей очень хотелось куда-нибудь спрятаться.

– Я пару раз ходила в церковь Святой Троицы. С мамой.

– А потом оказалась в Кейхилл-хаусе, где он работал. Джули сглотнула и густо покраснела. Сейчас она выглядела совсем девчонкой – какой, собственно, и была.

– Да. Я забеременела.

– Ты отец? – кивнул Ник Роберту.

– Да, ну и что? – огрызнулся тот. – Джулс, ты не обязана этим козлам ничего рассказывать!

– Что случилось с ребенком? – спросил Ник. Джули прикрыла глаза. Нику показалось, что она сейчас разревется.

– Я сделала аборт.

– Твоя идея? – снова обратился Ник к Роберту. Тот пожал плечами.

– Это была ее пробле... то есть ее дело. А я что? Я согласился. Сказал, как она решит, так и будет.

– Расскажи про обвинения против преподобного Доналда Фавьера, – мягко попросил Ник. – Он действительно к тебе приставал?

Джули принялась грызть ноготь. Глаза у нее покраснели, словно она отчаянно боролась со слезами.

– Он... он был ко мне очень добр, – прошептала она и снова принялась за ноготь. По щеке прокатилась первая одинокая слеза.

– Это он уговорил тебя сделать аборт?

– Нет, что вы! – Джули затрясла головой. – Он говорил, чтобы я родила ребенка и отдала на усыновление. А я знала, что не смогу жить и знать, что моего ребеночка растят чужие люди. Я так хотела его оставить! Но не могла. Просто не могла.

Слезы заструились по ее щекам, и Нику стало искренне жаль девчонку.

– Джулс, ты не обязана им отвечать. – Роберт встал, подошел к креслу Джули и положил здоровенную лапищу ей на плечо. – Ребята, шли бы вы отсюда, а? Не видите, вы ее расстраиваете?

– Нет, нет, все нормально. Они правы. Надо пойти в полицию, – прошептала Джули.

– Ни за что! Джулс, ты что, забыла про наше дельце? Ты же все погубишь!

– Не хочу сидеть в тюрьме.

– Да не верь ты им! Они тебя на понт берут! – на повышенных тонах заявил Роберт.

Ник заметил, что парень как-то неестественно взвинчен. Может быть, принимает метадон?

– На понт или нет, это вы скоро узнаете, – заметил Уолт. – Расскажи-ка нам, Джули, что у вас с Робертом за дельце? И с кем?

– Она ничего не скажет, – огрызнулся парень.

– Я думаю, она может сама за себя ответить. – Ник взглянул девушке в лицо. – Подумай, Джули, нужны ли тебе неприятности. И еще подумай о своей маме.

Джули сглотнула, разглядывая какой-то завиток на подлокотнике.

– Не знаю...

– Джулс, не будь дурой! Такое дело провернули, а ты хочешь все испортить! – Если бы взгляд Роберта мог убивать, Ник с Уолтом давно лежали, бы в могиле.

Всхлипывая и шмыгая носом, Джули вела проигрышную битву со слезами. Густые потоки туши стекали по щекам.

– Я должна все рассказать, – проговорила она. – Иначе не смогу жить спокойно.

– Вот дерьмо! – Роберт сжал ее плечо. – Детка, подумай, что это для нас значит! Это же наш билет в...

– Что ты несешь? Какой еще билет? – прикрикнула на него Джули.

– Э-э... – Роберт осекся, сообразив, что болтает лишнее, и отступил на шаг. – Не слушай их, детка. Эти уроды тебе просто мозги пудрят.

– Слушай, сынок, я тебе кое-что другое напудрю, если не заткнешься! – предупредил Ник и повернулся к девушке. – Так что же, Джули?

Мама... ну, я с ней разговаривала за неделю до смерти, – начала она.

Роберт театрально закатил глаза и затопал на кухню. Там он саданул кулаком о буфет с такой силой, что Джули подпрыгнула, а черная кошка с воплем выскочила из-под стола и отправилась в спальню в поисках более безопасного прибежища.

– Роберт, прекрати! – завопила Джули.

– Ладно, ладно! Все! С меня хватит! – Роберт вынырнул из кухни с ключами в руке. – Я ухожу. Хочешь провалить на хрен классное дело – пожалуйста, только без меня!

Он выбежал за дверь, по дороге намеренно задев Ника плечом. Нику понадобилась большая сила воли, чтобы не схватить этого сопляка за шкирку и не поучить немного уму-разуму. Парень с треском захлопнул за собой дверь, и через несколько секунд окрестности огласились оглушающим ревом мотоциклетного мотора.

– Наконец-то убрался, – проговорила Джули, скрестив руки на груди. – Не понимаю, какого черта я вышла за него замуж? – Губы ее задрожали. – Скотина неблагодарная!

– Расскажи о своей матери, – попросил Ник, возвращая ее к теме разговора. – Ты знаешь, куда она ехала в ту ночь?

– Думаю, да. Она позвонила и спросила, не знаю ли я места, где можно укрыться на несколько дней. Чтобы никто не нашел. Я знаю ребят, которые снимают квартиру, и как раз на эти выходные они собирались уехать. Вот я и сказала маме, что все устрою.

– Зачем ей понадобилось укрытие?

– Она писала книгу про усыновление, права родителей и всякое такое. Совсем свихнулась на этой книге, ни о чем другом и не говорила. Ну вот, она сказала, что одна ее подруга хочет уйти от мужа, но боится, что муж не отдаст ей опеку над ребенком. Я... ну, я тогда не знала, что это Марла Кейхилл. То есть... ну, неважно. Мама сказала, что поговорит с этой женщиной, обо всем расспросит и постарается ей помочь, а та, как бы в вознаграждение, разрешит использовать ее историю в книге.

«Марла? Марла хотела уйти и забрать у Алекса детей?»

– Она и мою историю хотела вставить в книгу, но я не согласилась. Хотя и под вымышленными именами и все такое, но все равно ведь можно узнать! Не хочу, чтобы мои друзья знали о ребенке. – Она пожала плечами. – Но теперь это все равно – книги-то не будет! – По щекам заструились свежие ручьи слез. – Но почему? Почему вы думаете, что ее кто-то убил? Думаете, та женщина за рулем специально это сделала? Жена Александера, правильно? Я слышала, что папа хочет подать на нее в суд.

– Мы полагаем, что авария была подстроена, – объяснил Уолт.

Ник заметил, что Джули назвала Алекса запросто, по имени.

«Это еще что значит, черт побери?»

– Но кто это сделал?

– Мы не знаем, – признался Ник.

Однако список подозреваемых неуклонно сужался. И на первом месте был его брат. Кровь застыла у Ника в жилах при мысли, что Марла сейчас может быть с Алексом.

– Что это за «дельце», о котором говорил Роберт? – продолжал расспрашивать Уолт.

Джули с новыми силами принялась за ноготь – точнее, за то, что от него осталось.

– Понимаете, так странно получилось, если подумать, что они все в родстве. В общем, было так: в Кейхилл-хаусе у меня был... ну, вроде как роман с одним человеком. Гораздо старше меня. Я... ну... он мне поначалу понравился. С Робертом мы тогда поругались из-за ребенка, а этот человек, он ко мне по-доброму отнесся. Расспрашивал, жалел. Ну, так все и получилось. Когда мама узнала, ее чуть удар не хватил. Кричала, что сейчас же пойдет к знакомому адвокату, что этот человек так просто не отделается, какие бы у него там ни были связи. Но я его имени не сказала. Она знала только, что он старше меня и женат.

– И когда она узнала, что это проповедник? – уточнил Уолт.

Джули открыла рот, хотела что-то сказать, но, так ничего и не вымолвив, снова плотно сжала губы.

– Не помнишь? – спросил Уолт, Джули заморгала.

– Это был не он, – прошептала она, уставившись в пол.

– Подожди-ка минутку. – Уолт уставился на нее с недоумением. – Мне казалось, вы с ним...

Она затрясла головой.

– Правильно. Все так думают. Он и хотел, чтобы все так думали. Вот об этом деле и говорил Роберт. – Она подняла к Нику залитое черными потеками лицо. – А все было совсем не так, как в газетах писали. Преподобный мне ничего не сделал, а вот Алекс... – последнее слово она прошептала еле слышно.

– Мой брат? – все еще не мог поверить Ник.

– Да! Он сделал так, чтобы все подумали на преподобного Фавьера!

– Почему же Доналд Фавьер не протестовал? – спросил Ник. – Это могло стоить ему сана! Удивительно, что его не выгнали из церкви!

– А кто его выгонит? – ответила Джули. – Это же его церковь. Самостоятельная. Над ним ни архиепископа, ни папы – никаких начальников. Сам себе хозяин.

– Все равно, это тяжелый удар по его репутации! – удивлялся Ник. – Почему он позволил очернить свое имя?

Джули усмехнулась. Странно смотрелась эта циничная усмешка на заплаканном личике восемнадцатилетней девушки.

– А вы как думаете, почему? Потому же, почему и я на это пошла. Ради денег.


За окном ветер играл ветвями старых елей, но в доме было тихо и темно. «Теперь или никогда!» – с такой мыслью Марла откинула одеяло и надела поверх пижамы халат. В кармане тихо звякнули ключи Юджинии. Настало время пустить их в ход. Лежа в постели с открытыми глазами, Марла дождалась, пока свекровь, Сисси и слуги разойдутся по своим комнатам. Ник куда-то исчез еще раньше, а Алекс сразу после ужина укатил на очередную встречу. И до сих пор не вернулся.

Зажав ключи в кулаке, чтобы не звенели, Марла вышла в гостиную и на цыпочках подобралась к двери Алекса. Заперта. Как обычно.

– Вот сейчас и узнаем, что ты там прячешь, – прошептала она и выскользнула в холл.

Нервы ее были натянуты, как струны, ладони взмокли, по спине стекали струйки пота. Добравшись до двери кабинета, Марла попробовала первый ключ. Не подходит. Попробовала второй. Он вошел в замочную скважину, но не поворачивался. Третий, четвертый – то же самое. Дедушкины часы на первом этаже пробили час ночи.

«Скорее, скорее!» – поторапливала она себя. Наконец очередной ключ с тихим щелчком повернулся в замке. Замирая от волнения, Марла шагнула в комнату, пропитанную запахом одеколона Алекса и его сигарет.

– А теперь, Марла, думай, – прошептала она, прикрыв за собой дверь и спрятав ключи в карман.

Она зажгла настольную лампу и, пройдя через тренажерный зал Алекса, вошла в его гардеробную. Здесь запах стал сильнее: похоже, все пиджаки его пропахли табаком. Приотворив дверь гардеробной, Марла заглянула в спальню мужа – и с облегчением увидела, что постель не тронута.

Она поспешила обратно в кабинет и негнущимися от волнения пальцами принялась перебирать адресную картотеку мужа. Теперь многие имена были ей знакомы – одних людей она видела, о других слышала от Алекса или Юджинии. Сосредоточившись, Марла внимательно читала имена друзей, знакомых и деловых партнеров Алекса и Марлы, ища чего-нибудь, что пробудит ее память. И снова, как в прошлый раз, ее остановило одно имя. Кайли Пэрис. Кайли. Может быть, за эту женщину принял ее Конрад Эмхерст?

Вдруг у нее пересохло в горле. Она прикусила губу. Что, если Кайли – ее имя? Такая мысль уже приходила ей в голову, но в то время она казалась безумной, ничем не подкрепленной идеей. Если она Кайли, почему же все, включая мужа, считают ее Марлой? Или же имя Кайли принадлежит кому-то другому? Может быть, у нее есть сводная сестра? А может, слова Конрада – бессвязный бред, которому не стоит придавать значения?

Марла достала карточку, прочла адрес и телефон Кайли. Да, сейчас ночь – и что? «Кто не рискует, тот не выигрывает», – сказала она себе и сняла телефонную трубку.

Дрожащим пальцем она набрала номер и стала ждать. После первого же гудка послышался щелчок автоответчика, а затем – озорной, игривый голос с мурлыкающими кошачьими нотками:

– Привет! Вам не повезло: меня нет дома. Очень жаль, что вы меня не застали. Теперь вам предстоит известная скучная процедура: оставьте свой номер, и, может быть – если буду в настроении, – я вам перезвоню. Чао.

Гудок. Марла быстро повесила трубку. Сглотнула. Может быть, стоило оставить сообщение? Кто эта женщина? Ее сестра? Незнакомка? Или, быть может, это легкомысленное сообщение оставила она сама?

Если бы вспомнить! Может, стоит позвонить еще раз? Сказать, что звонит Марла Кейхилл, что она ищет сестру. Нет, лучше встретиться с женщиной на том конце провода лицом к лицу. Может быть, вид Кайли подстегнет ее память. Приняв такое решение, Марла спрятала карточку с телефоном и адресом Кайли в карман и принялась листать картотеку дальше. Но ни одно другое имя или адрес не пробудили в ней ни воспоминаний, ни интереса.

– Главное – никогда не сдаваться, – пробормотала она и села за компьютер.

Чтобы проникнуть в ящик электронной почты, требовался пароль. Вспоминая все, что узнала за эту пару недель о семье Кейхилл, Марла перепробовала, наверно, сотню комбинаций из имен, названий и чисел – и все безрезультатно. Часы на первом этаже пробили один раз. Половина второго. Интересно, когда вернется Алекс? Может, задержится на своей «встрече» до утра?

– Черт бы все это побрал! – воскликнула она в конце концов и, встав из-за компьютера, снова взялась за ключи.

Один маленький ключик, как предположила Марла, от буфета с напитками, другой от секретера в кабинете Юджинии, а третий подошел к ящикам письменного стола.

В первом ящике Марла обнаружила множество документов. Счета, налоговые квитанции, разные деловые бумаги – все аккуратно разложено по папкам. Бегло просмотрев документы, Марла узнала много интересного. За последний год накопилось множество неоплаченных счетов. Ссуды на недвижимость – в том числе на этот дом и ранчо – достигали астрономических сумм. Странно, подумала она, разве Алекс не унаследовал этот дом и ранчо от отца, а тот – от своего отца? Заглянув в инвестиционное портфолио, она обнаружила, что в последнее время большинство партнеров отказали «Кейхилл Лимитед» в инвестициях, и доход корпорации составляет сейчас едва ли десятую часть того, что было три года назад.

Что же происходит?

Если верить своим глазам, Алекс и Марла Кейхилл по уши в долгах. Неудивительно, что Алекс работает допоздна и ведет переговоры с японскими инвесторами!

В следующем ящике Марла обнаружила медицинские карты всей семьи. Достав ту, что с пометкой «Марла», она при свете настольной лампы углубилась в изучение диагнозов и рецептов. Оказывается, четыре года назад она вывихнула колено, семь лет назад лечила воспаление сумки локтевого сустава, а два года назад сделала косметическую подтяжку лица – годы брали свое. Если бы знать, что вскоре произойдет с ее лицом, – не стоило бы так стараться.

Марла уже хотела захлопнуть папку, как вдруг внимание ее привлекла последняя запись в разделе «Хирургия». Внимательно прочтя документ, она нахмурилась. Здесь какая-то путаница. Этого просто не может быть.

Если верить бумаге, три года назад Марле Кейхилл сделали гистерэктомию. Удаление матки.

Почти за три года до рождения Джеймса и за два года до его зачатия.

– Боже мой! – прошептала она.

В голове роились тысячи вопросов и невероятных предположений. Вспомнилась та ночь, когда она попросила у доктора Робертсона разрешения почитать свою карту. Доктор уверял, что там нет ничего интересного, Алекс твердил, что пора ехать домой, и вместе им удалось ее уговорить. Теперь понятно, почему они прятали от нее медицинскую карту!

Затем, что, если верить этой записи, Джеймс – не ее сын.

Марла оперлась ладонями о стол. Внутри у нее все переворачивалось, мозг отчаянно работал. Что же, черт побери, все это значит? Она же помнит рождение сына! Это одно из немногих ее целостных воспоминаний!

Но тут же Марла вспомнила, что видела у себя в аптечке пустой пузырек от премарина. Тогда она не придала этому значения; теперь же вспомнила, что премарин – гормональные пилюли, которые прописывают женщинам в менопаузе. Или после удаления матки.

Но ребенок... Господи боже, неужели она выдумала его рождение? И почему она не помнит, как рожала Сисси?

«Да потому, черт возьми, что ты не Марла Кейхилл! И чувствовала это с самого начала! А ну-ка соберись! Возьми себя в руки! И ищи дальше. Разгадка где-то здесь, и ты должна, ее найти».

Дрожащими пальцами она сложила бумагу и сунула в карман, где уже покоились ключи и адрес Кайли Пэрис. Что же все это значит? Мать она Джеймсу или не мать? Сделали ей гистерэктомию или нет? С возвращения из больницы прошло почти три недели, но менструации у нее пока не было. Впрочем, нет и шрамов от операции. Она не принимает эстроген, не чувствует приливов. Но как узнать наверняка? Кто она? Жена Алекса, мать его детей – или совсем другой человек? Она ничего не знает о себе. Не знает, при ней ли ее матка и яичники; черт побери, не знает даже, как ее зовут!

Паника овладела ею. Марле вдруг представилось, что кто-то – непонятно только кто – старается свести ее с ума. Превратить в шизофреничку. Но зачем? Чтобы отнять детей?

Она глубоко вздохнула и натянула вожжи бешено скачущих чувств. Хватит. Она все выяснит. Дайте только время – и ей откроются все грязные тайны семьи Кейхилл.

Она потянулась к последнему неисследованному ящику. В нем лежал револьвер. Небольшой, с серебряной отделкой.

У Марлы едва не остановилось сердце, а кровь в жилах, казалось, превратилась в лед. Зачем Алексу револьвер? Чтобы защищать себя и семью – семью, которую он почти не видит? В кого он собирается стрелять? Она взяла оружие, взвесила на руке его непривычную тяжесть. Заглянув в патронник, обнаружила там пули. Проклятая штуковина заряжена! Марла поспешно поставила револьвер на предохранитель и хотела положить обратно, чтобы Алекс не узнал, что она здесь была, но... что, если ей понадобится оружие? Что, если придется защищаться?

Господи боже, она как чувствовала, что ему нельзя доверять! Кто же он такой – человек, который скрывает от всех свои тайны, запирает двери, держит в столе револьвер, – человек, за которым она замужем? Марла покосилась на обручальное кольцо на руке, сжимающей рукоять оружия. Хороший вопрос. А сама-то она кто такая? Как она ухитрилась родить ребенка с удаленной маткой?

«Ты неМарла Кейхилл, – настаивал внутренний голос. – Ты знала это с самого начала, едва очнулась. Об этом знает Конрад Эмхерст. Знает Сисси. Маленький Джеймс заплакал, когда ты первый раз взяла его на руки. Коко, вздорная собачонка, до сих пор лает на тебя, как на чужую. Потому что ты и есть чужая, Марла, и вся твоя жизнь здесь – обман. Один сплошной обман».

Сердце ее отчаянно билось, ум разрывался от неразрешимых вопросов. И вдруг она услышала, как на втором этаже глухо заворчала Коко. Марла напряглась, прислушалась. Надо уходить. Немедленно. Но как же револьвер? Если она его заберет, Алекс поймет, что здесь кто-то был. Если оставит, он может поднять оружие против нее или против детей. Она сунула револьвер в карман – и в тот же миг услышала, как кто-то поднимается по лестнице.

Алекс!

Бежать через холл времени не было. Поднимаясь по лестнице, он непременно ее заметит. Остается надеяться, что он войдет через гостиную – тогда у нее будет время выскользнуть из кабинета через заднюю дверь и вернуться через холл и детскую к себе в спальню.

Трясущимися руками она сложила папки обратно в ящики, заперла их, затем, бесшумно проскользнув к двери в холл, заперла и ее. Шаги слышались уже на верхней площадке. Марла приставила к столу отодвинутое кресло, выключила свет и поспешила в тренажерный зал, бесшумно закрыв за собой дверь. Сердце колотилось так, словно она пробежала милю без передышки, по спине стекал пот. Шаги гулко прозвучали в гостиной и остановились перед дверью спальни.

Господи, только бы он меня не заметил!

Снова послышались шаги: они приближались. Марла услышала, как поворачивается ключ в двери кабинета. Она отступила в гардеробную и прислушалась, не осмеливаясь даже вздохнуть. В этот миг Марла поняла, что означает выражение: «Волосы встали дыбом от страха».

– Что за черт? Кто здесь был?

Сердце Марлы бешено заколотилось. Ну разумеется! Какая же она дура – совсем забыла о компьютере!

Раздался телефонный звонок. Марла не сразу сообразила, что звонит не домашний, а сотовый телефон Алекса.

– Алло! – произнес он.

Марла услышала звук отодвигаемого кресла. Она решила использовать шанс, бесшумно прокралась через гардеробную в спальню, взглянула на вожделенную дверь к свободе – и с ужасом заметила, что дверь не только заперта, но и закрыта на засов. Запереть ее за собой она сможет, а вот с засовом как быть?

Марла вытерла вспотевшие ладони о халат. Что же делать? Рискнуть? Или подождать? Она вернулась в гардеробную и спряталась между пиджаками. Она решила переждать, пока Алекс не ляжет в постель и не заснет, и тогда выскользнуть из кабинета.

До нее доносился голос Алекса.

– Да... Знаю... Нет, я не звонил. Говорю же, не звонил. Черт! Ты уверена? Когда? Полчаса назад? Меня не было дома. Господи боже, нас раскрыли!

Марла застыла, жадно вслушиваясь в разговор. По всей видимости, Алекс разговаривает с Кайли Пэрис, и речь идет о ее, Марлы, звонке. Боже, как все запутано! Марла понимала одно – что Алекс заодно с этой Кайли занимается какими-то грязными делишками. И еще она понимала, что должна отсюда выбраться. Как можно скорее.

– Черт подери, да не знаю я, кто и как! Ник, должно быть. Я знал, что не стоило тащить его сюда... ладно, ладно, остынь. Все будет хорошо. Но тебе придется уехать... да, черт побери, сейчас же! Лучше всего в загородный дом. Они, наверно, уже едут к тебе... ничего, переждешь день или два и вернешься... ляг на дно, когда пройдет гроза, я с тобой свяжусь... Что? Конечно, люблю. Думаешь, стал бы я все это делать, если бы не любил?

Голос его дрогнул. Значит, он любит эту женщину, Кайли. И для нее делает «все это» – что бы это ни было..

– Что? Ладно. Хорошо. Так-то лучше.

Марла не ждала больше ни секунды. Алекс замешан в чем-то смертельно опасном. В деле, которое стоило жизни Чарлзу Биггсу и, по-видимому, Памеле Делакруа. И едва не стоило жизни ей. Боже, опасность грозит всем! Надо хватать детей в охапку и бежать! Когда Сисси и маленький Джеймс окажутся в безопасности, можно подумать, что же происходит и что делать дальше.

Замирая от страха, она прокралась через гардеробную и спальню, бесшумно отодвинула засов и выскользнула за дверь, неслышно заперев ее за собой. Борясь с парализующим ужасом, прошла по толстому ковру через гостиную и скользнула к себе в спальню. До утра она не сможет сделать ничего. Придется изображать дурочку, делать вид, что она ничего не подозревает. Усыплять его бдительность.

Боже мой, если бы здесь был Ник! Но тут же Марла выругала себя за то, что в тяжелый час стремится переложить ответственность на мужчину. Она сунула револьвер под матрас, повесила халат в изножье кровати и скользнула в постель. В тот же миг в гостиной послышались тяжелые шаги Алекса. Марла закрыла глаза и приказала себе дышать глубоко и ровно.

Скрипнула дверь. Марла притворилась спящей, хотя сердце ее билось, как сумасшедшее.

Он подошел ближе, склонился над кроватью – совсем как таинственный пришелец на прошлой неделе. Марла ощутила на лице его дыхание, и ей захотелось отвернуться.

– Марла! – прошептал он. Она едва не выпрыгнула из кровати, но заставила себя лежать спокойно. – Милая!

Она приоткрыла губы и позволила себе вздохнуть. Томительно тянулись секунды. Марла боролась с желанием открыть глаза и взглянуть в его лживое лицо. Кто перед ней? Муж? Любовник? Враг?

– Марла! – снова позвал он тихо и ласково. – Ты не спишь?

Черт побери, похоже, он не отвяжется! Марла повернулась на бок, откинув руку, словно в тревожном сне.

– Марла! – Голос стал громче, в нем появились нотки раздражения.

Придется отвечать.

– Что такое? – пробормотала она, будто бы с трудом разлепляя глаза. – Алекс? Боже, как ты меня напугал! – Притворно зевнув, спросила: – Который час?

– Поздно, знаю. Я только что вернулся. Кто-то побывал в моем кабинете.

– Кто?

– Я тебя спрашиваю.

– Понятия не... О боже! – вскрикнула она, словно пораженная ужасной мыслью. – Тот человек! Ты думаешь, он вернулся? – Марла села на кровати и включила свет. – Дети!

– Я не думаю, что это тот человек, – ответил Алекс, не сводя с нее острого, испытующего взгляда.

– Нет? Тогда почему ты меня разбудил? – Изображать страх Марле не пришлось. – она и так была до смерти напугана. – Надо сменить все замки! Как можно скорее! Господи, дети!

Она откинула одеяло.

– С детьми все в порядке.

– Ты проверял?

Марла поспешила в детскую. Джеймс спокойно спал.

– Кто-то проник ко мне в кабинет и... – снова начал Алекс.

Марла, будто не слушая его, выбежала в холл и заглянула в комнату к Сисси. Та тоже мирно спала: напротив кровати, бросая на ее лицо голубые отсветы, мерцал экран телевизора.

– Выключать надо, – с показным раздражением пробормотала Марла и, пройдя через комнату, выключила телевизор. Сисси даже не пошевелилась.

Вернувшись в холл, Марла требовательно взглянула на Алекса:

– Ты проверил остальные этажи?

– Нет. Марла, я не думаю, что кто-то к нам забрался. Может быть, это ты побывала в кабинете?

– Я? Но как? Он же заперт.

– Не знаю, – сумрачно ответил он. Лицо его в полумраке холла приобрело зловещие черты; серые глаза были холодны, как смерть. – Но у матери пропали ключи.

– И ты думаешь, я их нашла и полезла к тебе в кабинет? – Марла провела рукой по волосам, притворяясь сонной и усталой. – Не глупи, Алекс.

– Когда я вошел, в кабинете работал компьютер.

– Ну, не знаю. Я тебе ничем не могу помочь. – Она поморщилась. – Ты слишком много работаешь, Алекс. Иди спать. Утром поговорим.

– Просто скажи, что не лжешь, – проговорил он, сверля ее взглядом.

– Хорошо. Я не лгу! А ты ведешь себя как ненормальный!

Она повернулась и хотела идти к себе, но Алекс развернул ее, схватив за локоть. Пальцы его больно сжали ее руку; лицо превратилось в маску.

– Не пытайся бороться со мной, – прошептал он, едва двигая губами. – Это будет большой ошибкой.

Он отпустил ее и бросился к себе в кабинет. «Так, сейчас обнаружит, что пропал револьвер.» У Марлы едва не подогнулись ноги, и вся сила воли понадобилась ей, чтобы добраться до спальни и рухнуть на кровать. До наступления утра осталось несколько часов.

А утром она возьмет детей и уедет прочь из этого дома.

И куда пойдет? С чем? У нее нет денег. Нет кредитной карточки. Нет никакого удостоверения личности.

Ничего. Она вырвется из этой тюрьмы.

Вырвется – пусть даже ценой жизни.

Глава 18

«Посмей только отнять у меня сына, и я убью тебя!»

Они стояли в холле. Алекс схватил ее за плечи: лицо его исказилось, серые глаза сверкали гневом.

«Нет! Боже мой, нет!»

Марла распахнула глаза. Сердце ее отчаянно, билось, пижама взмокла от пота.

Она у себя в постели. Одна. Ветка дерева стучит в темное окно; на первом этаже дедушкины часы отсчитывают секунды. В спальне никого нет.

Марла села, прижимая к груди одеяло. Ужасный кошмар постепенно рассеивался.

– Это сон, – произнесла она вслух. – Просто сон. Взглянула на часы – половина пятого. За окном – непроглядная тьма. Кошмар не желал уходить: он стоял перед глазами, пугающий, отвратительный и удивительно живой. Быть может, во сне мозг Марлы воспроизвел сцену из прошлого?

– ...Я тебе не позволю! – бушевал Алекс. – Не позволю забрать его у меня!

– Слушай, ты, сукин сын! – кричала она, наступая на него. – Я пойду в суд, куда угодно, но не позволю своему ребенку расти в этой пародии на семью! Где он?

– Не здесь.

– Мразь!

– От такой слышу!

– Если ты что-нибудь с ним сделаешь... – От этой мысли лицо ее потемнело. – Клянусь...

– Ему я никогда не причиню вреда. Он в надежном месте.

– Не верю!

Прыгая через две ступеньки, она взбежала по лестнице. Алекс не стал ее останавливать. Он сказал правду: детская была пуста. На первом этаже зазвонил телефон, но она этого не заметила. Тяжело дыша – она еще не вполне оправилась после родов, – она бросилась в другие комнаты, хотя уже знала, что Алекс ее не обманул. Дом, холодный, бессердечный дом, который когда-то казался ей сказочным замком, опустел: ни прислуги, ни семьи, ни малыша. Задыхаясь, она бросилась вниз. Алекс, стоя к ней спиной, разговаривал по телефону: голос его был негромок, но ясно различим.

– Да... Да, хорошо, буду... подожди... два часа, может быть, три... Мне нужно кое-что уладить... да, знаю... я тебя тоже...

Любовница! Он разговаривает с любовницей! И это как-то связано с малышом.

– Ну, подожди немного, погуляй по пляжу, полюбуйся океаном, остынь.

– Кто это? – требовательно спросила она, сбегая по ступенькам.

Алекс повесил трубку торопливо и смущенно, словно застигнутый на месте преступления.

– Где мой ребенок? – воскликнула она.

Вот тогда он и схватил ее. Схватил за плечи, сдавив с такой силой, что ей показалось – сейчас ее кости хрустнут, как сухие веточки. Кровь отхлынула от ее щек. С перекошенным от злобы лицом Алекс заорал, брызгая слюной:

– Не дави на меня! Мы обо всем договорились!

– Черта с два! – парировала она.

– Мы заключили сделку.

– Я выхожу из игры. И забираю ребенка. Клянусь богом, я не позволю ему расти в этом кошмарном месте, среди обманщиков и интриганов!

– Не смей мне угрожать, – предупредил он. – Ты, кажется сама не понимаешь, во что ввязалась. Я не шучу: посмей только отнять у меня сына, и я убью тебя!»

А потом... но что потом? Дальше – снова непроницаемая завеса беспамятства.

– Боже мой! – простонала Марла, закрывая лицо руками.

Что же она за человек? Почему пыталась отнять у мужа их собственного сына? Что, черт побери, произошло между ними?

«Не пытайся бороться со мной, – предупредил он несколько часов назад. – Ты можешь совершить большую ошибку».

Она вернулась в спальню и лежала, широко открытыми глазами глядя на белеющее в темноте кружево балдахина, пока не услышала щелчок входной двери. Алекс снова ушел. Куда он ездит? С кем встречается? Измученная вопросами без ответов, Марла наконец задремала тревожным сном, но и в полусне не переставала мучиться самым неотложным сейчас вопросом: как вырвать детей из рук Алекса? Как спасти их?

От чего? От кого? От Алекса и женщины, с которой он связан?

Если бы только вспомнить!

Сунув руку под матрас, Марла нащупала холодную сталь револьвера. На месте. Итак, у нее есть оружие и связка ключей Юджинии. Среди них наверняка найдется ключ от зажигания какой-нибудь из машин. Из документов Алекса она узнала, в каких банках семейство Кейхилл хранит свои сбережения. Если достать чековую книжку или какое-нибудь удостоверение личности, можно получить некоторую сумму наличными. Может быть, попробовать через банкомат? Но для этого нужно знать пароль.

Сердце ее выстукивало тревожную дробь. Надо отсюда выбраться. Любым путем.

Может быть, сегодня самый ответственный день в твоей жизни. Что бы ни произошло дальше, ты никогда уже не будешь прежней.

Дверь спальни чуть приотворилась. Марла инстинктивно протянула руку к оружию. Дверь растворялась все шире. Марла ждала, сжимая холодную стальную рукоять. По лицу ее стекали капли пота: нервы натянулись так, что, казалось, вот-вот лопнут.

– Марла!

– Ник!

Слава богу, это Ник! От облегчения все закружилось у нее перед глазами.

Ник вошел в спальню, аккуратно прикрыв за собой дверь. Из одежды на нем были только джинсы.

– Что случилось? – Голос его пролился, словно бальзам на измученную душу. Слезы защипали Марле глаза. – Мне показалось, ты кричала.

– Я... может быть. Да, наверно. – Она вытащила руку из-под матраса, оставив револьвер на своем месте. – Мне приснился сон. Кошмар. Но удивительно реальный. – Она провела обеими руками но волосам, стараясь привести в порядок спутанные воспоминания. – Мне снилось, что Алекс обвинял меня в том, что я хочу украсть у него ребенка и грозил меня убить. Это было! Я уверена, это на самом деле было! В прошлом. Мы стояли в холле, и он был таким жестоким. Безжалостным. – Она закрыла глаза и бессильно откинулась на подушку. – Господи, какой ужас!

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил он. Так мягко. Так заботливо. Как будто ему и вправду не все равно.

Она слышала, как он подошел ближе, ощутила, как прогнулся под ним матрас. Сильные пальцы коснулись ее плеча, и Марла с трудом подавила желание кинуться к нему в объятия и разрыдаться, словно какая-нибудь жалкая дурочка.

– Как ты, Марла? – прошептал он.

– Ничего.

Голос ее прозвучал низко и хрипло: из последних сил она боролась с собой, не позволяя чувствам взять верх над разумом. Она мало что помнила о себе – но что-то подсказывало, что никогда мужчина не обращался к ней с такой нежностью. Ни отец, ни муж – никто. Только Ник.

– Я просто зашел узнать, как ты. Если все хорошо, спи дальше, – прошептал он.

Даже в темноте она видела, как сурово сведены его брови, какое напряжение застыло на лице.

– Не могу. Слишком много всего на меня навалилось. – Помолчав, она решилась: – Ник, мне нужно многое тебе рассказать. Очень многое.

– Что? – Он крепче сжал ее плечо.

– Подожди, дай собраться с мыслями, – пробормотала она.

Где-то в глубине тела зарождалось желание. Он так близко, слишком близко. Она чувствует запах его кожи, жар его тела…

– Послушай, – заговорила она, – дай мне несколько минут. Я приму душ и приведу себя в приличный вид, а потом расскажу, что мне удалось выяснить.

– Обещаешь? – спросил он.

– Обещаю.

– Даю тебе пятнадцать минут.

– Десяти хватит, – ответила она и исчезла в ванной. Ник не последовал за ней, как ему этого ни хотелось.

А хотелось чертовски. Несмотря ни на что – даже на то, что оба они в опасности.

Чертыхнувшись сквозь зубы, Ник заставил себя выйти из комнаты. Направление собственных мыслей ему совсем не нравилось. Стоило увидеть Марлу в постели – такую маленькую, хрупкую, уязвимую, – стоило почувствовать слабый запах ее духов и ощутить сквозь тонкую пижамную ткань тепло ее кожи – и вот, пожалуйста, уже тянет прижать к себе, поцеловать, приласкать, успокоить.

Эта женщина там, наверху, совсем не похожа на беспечную кокетку пятнадцатилетней давности. Она взрослее. Сильнее. Она знает, что такое долг и ответственность. В ней есть глубина и тонкость чувств, которых не было у той, прежней Марлы. И все же его влечет к ней – влечет еще сильнее и безогляднее, чем пятнадцать лет назад.

Пять минут назад он напугал ее до полусмерти. В изумрудных глазах ее отразился страх. И, увидев это, Ник едва совладал с собой – так неодолимо было стремление сжать ее в объятиях. И любить ее. Любить до изнеможения.

Черт побери, что он за болван! Ему что, думать больше не о чем?

Но проклятая штуковина между ног не мучилась вопросами и не ведала о нависшей опасности, а просто стояла торчком. И сгорала от желания.

Ник знал, что должен рассказать то, что успел узнать, но сперва он выслушает ее рассказ. Бесшумно передвигаясь по полутемной кухне, он насыпал в кофеварку немного кофе и включил агрегат. Нервно барабаня пальцами по столу, Ник старался сложить воедино кусочки головоломки. Алекс, Джули, Монти и, конечно, Марла. Алексу очень нужны деньги. Он – прирожденный лжец и уверен, что ему все позволено. И все нити сходятся на его жене. Постепенно что-то начинало вырисовываться в тумане – и эти смутные контуры пугали Ника до полусмерти.

Что бы здесь ни происходило, в этом замешана и Марла. Ей тоже нельзя доверять.

Кофеварка взревела в последний раз и затихла. Ник разлил кофе в две чашки и понес наверх.

Лучше подождать в гостиной, пока она выйдет, – сказал он себе. Но любопытство и... да что тут темнить! – и примитивная мужская похоть вступили в спор с разумом и одержали верх. Ник толкнул дверь в спальню. Из-за стены доносился шум воды, и Ник вошел в ванную.

Он уже не мог остановиться. Поставив чашку на столик у раковины, он подошел к зеркалу, в затуманенной поверхности которого смутно, словно в облаке, отражались контуры женского тела. Нагнувшись, Марла намыливала себе ноги. Ник различил тонкий стан, пару круглых крепких ягодиц, белые груди с темными сосками, от одного вида которых возбуждение его усилилось – хоть и казалось, что сильнее просто не бывает.

«Убирайся, пока она тебя не заметила!» – приказал себе Ник – но в этот миг Марла повернулась, и сквозь густую вуаль пара в зеркале мелькнул пушистый темный треугольник.

Господи, как же она прекрасна! Словно ангел в облаках. Тонкая талия, белоснежная кожа, покрытая капельками воды. Привычные джинсы вдруг стали тесны Нику: мужское естество его напряглось и болезненно запульсировало.

Он знал, что играет с огнем, что должен забрать чашку и тихонько уйти – но не двигался с места. Прислонившись к раковине, он отхлебывал кофе и не сводил взгляда с зеркала, отражающего Марлу во всей ее торжествующей красоте. Что-то напевая себе под нос, она подняла руки и повернулась под струей: Нику открылись стройные линии спины и две ямочки над ягодицами.

Она витала в собственном мире и не замечала его. С замиранием сердца ждал он, когда она выключит душ и откроет стеклянную дверь кабинки.

Взгляды их встретились, и румянец разлился по ее лицу, обрамленному мокрыми темно-рыжими прядями.

– Что ты здесь делаешь?

– Принес тебе кофе, – улыбнулся он.

– И остался посмотреть шоу? – насмешливо спросила она, и зеленые глаза блеснули игриво и порочно.

– Я застал только последний акт.

– Ну и как я выглядела?

– Неплохо.

– И только-то? – усмехнулась Марла.

Она не потрудилась прикрыться: бриллианты капель стекали по ее белоснежному телу, собирались на плечах и на кончиках сосков, набухали и срывались вниз.

– Очень неплохо. Настолько, что я готов вызвать тебя на бис.

– Что это ты хочешь сказать? – протянула она, надув губы и лукаво изогнув бровь.

Взгляд ее на долю секунды – всего на одно мгновение! – скользнул к его вздувшейся ширинке.

– Вот что!

Ник схватил ее за талию и притянул к себе. Марла рассмеялась, но смех перешел в стон, когда губы Ника прильнули к ее теплым, влажным губам. Большего поощрения ему не требовалось. Ник уже не вспоминал о тысяче причин, запрещающих ему любить Марлу. Время запретов прошло. Настало время исполнения желаний. Крепче прижав ее к себе, он шагнул вперед, заставляя ее отступить обратно в душевую кабину.

Язык его исследовал нежную глубину ее рта, пальцы скользили по гладкой влажной спине. Он хотел ее – хотел с той же сладкой, мучительной неизбежностью, какую ощущал всегда, когда она была рядом. Много лет он полагал, что убил в себе это желание, – теперь же понял, что напрасно дурачил себя. Он хочет эту женщину. Она ему нужна. Только она. Шагнув за ней следом в душевую, Ник закрыл за собой стеклянную дверь и включил душ.

Ник, – вскрикнула она, но поцелуй заглушил ее голос.

Струи воды расплескивались об их разгоряченные тела. Марла положила руки Нику на плечи: груди ее вздымались в откровенном приглашении. Ник скользил руками по ее телу; возбужденная плоть рвалась наружу из мокрых джинсов. Кровь бешено стучала в мозгу. К черту последствия! Не думая, не останавливаясь, он прильнул губами к изгибу ее шеи.

– Ник! – прошептала она. – О боже...

Зарывшись пальцами в его мокрые волосы, она позволила себе забыть обо всех сомнениях, страхах, вопросах своей безумной жизни. Горячая вода стекала по ее спине, но руки Ника были куда горячее. Кровь ее кипела, в сердце и в душе трепетало одно желание – быть с ним, слиться с ним, соединиться с ним. Навсегда. Пусть это безумие – ей плевать. Пусть неясно, друг он или враг, пусть непонятно, кто она сама – неважно. Они жаждут друг друга – вот и все, что ей нужно знать.

Капли воды стекали по его лицу, словно дождевые струи.

– Как же я тебя хочу! – прошептал он.

– И я тебя хочу, – ответила она, внутренне содрогаясь от стыда, но не имея сил отрицать очевидную истину.

Его руки убеждали лучше любых слов, его губы подлиняли сильнее приказов. Он уже целовал ее в плечи, прижав спиной к стеклянной стене: мокрые волосы в беспорядке спадали ему на лоб, глаза горели жарким синим огнем. Не отрывая глаз от ее лица, он взял в ладони нежные холмики грудей и подарил поцелуй сперва одному, затем другому соску. Марла вздрогнула: его дыхание обожгло ее. С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым новым движением в ней рождалась и все усиливалась жажда познать Ника до конца.

– Как ты прекрасна! – прошептал он, поглаживая ее соски большими пальцами.

Миг – и он зарылся в ее груди лицом. У Марлы подкосились ноги, когда жадные губы его сомкнулись на соске. Выгнувшись дугой и обхватив ладонями его голову, она всецело отдалась желанию, пылающему в самой глубине ее существа.

Крепко прижимая ее к себе, он целовал, ласкал, дразнил, упивался ее сладостным вкусом.

– Ник... Ник, пожалуйста... – изнемогая от желания, шептала она.

Он опускался все ниже, проведя языком по плоскому животу, чуть задержавшись на бутончике пупка. Вот он уже стоит на коленях и ласкает ртом пушистый треугольник. Горячее дыхание обжигало ей плоть. Ни одной мысли не осталось в голове – казалось, вся она растворилась в потоке чувственных ощущений. Нежно, так нежно Ник открывал ее потаенные створки, вкушал ее сладость, изучал ее, колдовал над ней, а вокруг, отгораживая их от целого мира, лились прозрачные водяные струи.

– Милая моя девочка! – прошептал он, когда ее сотряс первый спазм наслаждения.

Она хотела прильнуть к нему, обнять, сказать, что любит его, но Ник прижимал ее к стене, и Марла задыхалась в сладкой муке, царапая стену распростертыми руками, умирая от желания схватить его, схватить и никогда не отпускать.

Ник закинул ее ногу себе на плечо и проник глубже. Может ли такое быть, возможно ли такое противоестественное единение пытки с наслаждением? И все же в глубине души Марла чувствовала: нет на свете ничего более естественного и правильного, чем происходящее между ними.

Мир вокруг завертелся колесом. Внутри у нее прогремел беззвучный взрыв. Слезы потекли по лицу, мешаясь с водой из душа.

– Ник, я...

– Ш-ш-ш. – Он подхватил ее на руки и, оставляя на паркете мокрые следы, понес ее в спальню, на смятую постель.

– А теперь, Марла... – произнес он серьезно, почти торжественно, глядя на нее с неприкрытым желанием, – займись со мной любовью.

Марла протянула руку к пряжке его ремня. Она знала, что идет по мосту, разделяющему прошлое и будущее – и мост этот рушится за ней, отрезая путь назад. Дрожащими пальцами она расстегнула ремень, пуговицу, затем потянула за «молнию». Решив не отступать, она потянула вниз тяжелые мокрые джинсы. Ник сам сбросил их на пол и выступил из них, и в первый раз она увидела его нагим.

Рельефные мускулы. Тугие жилы. Жесткая поросль волос. Воплощение мужественности.

Он мягко толкнул ее на кровать и замер, глядя ей прямо в глаза.

– Скажи, что хочешь меня.

Она взволнованно облизнула губы.

– Я хочу тебя.

Ах, Ник, если бы ты только знал, думала она, ощущая, как выжигает ее изнутри пылающая страсть.

– Скажи, что никогда об этом не пожалеешь.

– Не пожалею.

Ложь. Она проклянет себя, едва все закончится. Но сейчас ей было наплевать.

– Я тоже, – прошептал он и накрыл ее губы своими.

Сильное колено раздвинуло ее ноги, и Марла вздрогнула, ощутив, как упругий член трется о низ ее живота. Жажда ее стала невыносимой. Воздух вырывался из легких неровными толчками, сердце выстукивало сумасшедший джазовый ритм.

– Я хотел этого с той секунды, как тебя увидел, – прошептал Ник, целуя ее в щеку. – Ты была страшная, обритая, вся в синяках, но я хотел тебя так же, как раньше.

– А я хотела тебя, – призналась Марла, чувствуя, как глубоко в сердце счастье мешается с горечью вины.

Медленно, не отрывая глаз от ее лица, он опустился на нее и замер, опираясь на локти. Над бровями его блестели капельки пота, на лице читалась сладкая мука сдерживаемой страсти. Марла пробежала пальцами по его мускулистой спине. Он снова прильнул к ее губам в жарком, требовательном поцелуе – и она выгнулась ему навстречу, изнемогая от желания, нет, от необходимости ощутить его внутри себя.

– Милая моя!.. – выдохнул он и вошел в нее одним плавным, мощным толчком.

Дыхание ее замерло где-то на пути от легких к устам. Медленно – так медленно, что она ощутила себя на грани смерти от наслаждения, – он вышел из нее. Марла вцепилась ему в ягодицы, побуждая вернуться. Впившись ей в губы, он снова рванулся вперед и без остатка отдался блаженству, о котором так долго мечтал.

Марла выгибалась ему навстречу, отвечая каждому его движению. Каждый новый его рывок был сильнее, глубже, мощнее предыдущего. Первые лучи восходящего солнца, просочившись сквозь жалюзи, залили кровать волшебным золотистым светом, но любовники этого даже не заметили.

Слившись разгоряченными телами, дыша часто и неглубоко, они любили друг друга с такой страстью, что, казалось, сама смерть не в силах была их остановить. Все быстрее! Все глубже! Все сильнее!

Марла закрыла глаза, ощутив приближение землетрясения. Из горла ее вылетел крик – на долю секунды раньше его хриплого возгласа:

– Марла! Любимая!

Мир вокруг содрогнулся и распался на мириады частиц. Ник сжал ее так, словно хотел слиться с ней навеки, содрогнулся всем телом и бессильно уронил голову ей на плечо.

– Я знал... – шептал он, непослушными пальцами перебирая ее волосы. – Я знал, что это так и будет!

– Как раньше? – едва слышно прошептала Марла. Она должна была задать этот вопрос, ибо даже в миг высочайшей страсти не могла совершенно забыть о своих сомнениях. Может быть, они и не были любовниками пятнадцать лет назад. Может быть, она вовсе не Марла Кейхилл.

– Нет, не как раньше. – Приподнявшись на локтях, Ник устремил на нее взор пронзительно синих глаз. – Гораздо лучше!

– Держу пари, ты это говоришь всем девушкам! – игриво усмехнулась она, хотя в глубине души страстно желала ему поверить.

Он рассмеялся:

– Только одной.

– Лжец.

– Только не я.

Он снова поцеловал ее и откатился в сторону.

– Ничего мне так не хотелось бы, как валяться с тобой в постели весь день; но, боюсь, нам лучше встать, пока не проснулся весь дом.

Марла разочарованно застонала. Однако теперь, когда страстное самозабвение уступило место здравомыслию, она понимала, что Ник прав. Довольно испытывать судьбу. И не стоит тратить время зря.

– Мне нужно очень многое тебе рассказать, – призналась она, прикусив губу.

– И мне, милая. Начинай.


– Старик мертв.

Он звонил из своей любимой телефонной будки – у подножия холма, напротив дома богатенького ублюдка. Предутренний туман рассеялся; над городом всходило яркое праздничное солнце.

– Что? А ты откуда знаешь?

Убийца с удовлетворением отметил нотки паники в его голосе.

– Это я его прикончил. Надоело ждать.

– Черт побери, я же велел тебе лечь на дно!

– Ты сказал, надо подождать, пока не окочурится старик. Ну вот, старый хрен отбросил копыта.

– Нас раскроют! Мы все окажемся в тюрьме!

– Никто ничего не узнает. Прошлой ночью старику начали давать кислород. Я просто перекрыл подачу газа. На пять минут, не больше.

– Господи, ты все испортил!

«Голос сукина сына повысился на целую октаву. Паникует. Вот и хорошо!»

– Хочешь сказать, ускорил события? Да тебе радоваться надо. Он ведь уже однажды изменил завещание – вычеркнул Марлу в пользу внука. Что, если бы ему снова пришло в голову передумать? А теперь твой сын получит все.

– Болван! Он не мог изменить завещание! Он был не в здравом рассудке!

– Теперь это уже неважно, – усмехнулся убийца. Он наслаждался своей ролью вершителя судеб.

– Послушай, если кто-то что-то заподозрит...

– Никаких подозрений. Старик умирает, твой парень наследует все, ты получаешь деньги и платишь мне. И без фокусов! – зло сощурившись, предупредил он.

Убийца не сомневался, что, когда дело дойдет до оплаты, этот подонок попытается его надуть. Такая уж у него натура. Он, может, и хотел бы вести дело честно, да фамильная гордость не позволяет.

– Остается еще Марла.

– О ней я позабочусь. Она умрет сегодня до заката.

– Нет! В один день с отцом? Это слишком рискованно!

– Об этом не беспокойся. Я все устрою как несчастный случай. Как ты и хотел. Помнишь?

– Нет! Нет, послушай меня. Подожди несколько дней. Пока все не затихнет. И больше не звони мне на сотовый! Слышишь? Я тебя нанял, я плачу тебе за работу, и я, черт побери, здесь командую!

– Черта с два.

– Предупреждаю тебя...

Убийца расхохотался и сунул руку в карман за сигаретами.

– Расслабься, amigo. Сегодня твой счастливый день. Он бросил трубку и зашагал к своему джипу. Кровь его кипела. Убивать Конрада Эмхерста было легко и неинтересно: вот Марла – другое дело.

Ему нужна только Марла. Так было всегда. И всегда будет.


–...Я притворилась спящей и, когда он появился, постаралась его одурачить. Сделала вид, что ничего не знаю и не понимаю, – рассказывала Марла, сидя на диване в гостиной.

Ник помешивал угли в очаге. Дом постепенно просыпался: слышались шаги в комнатах слуг и звон посуды на кухне. Скоро встанет Сисси и начнет собираться в школу.

– Я кое-что нашла у него в столе. Во-первых, револьвер. Его я спрятала у себя под матрасом. Потом, карточку с именем, адресом и телефоном Кайли Пэрис. Ее я тоже забрала с собой. И, наконец, лист из медицинской карты Марлы Кейхилл, где говорится, что ей сделали операцию по удалению матки и яичников. – Она подняла на Ника тревожные глаза. – Три года назад.

– Значит, либо ты не Марла, либо Джеймс не твой сын, – сумрачно заметил Ник.

– Джеймс мой, – без колебаний ответила она.

Что бы там ни было, одно Марла знала точно: жизнь Джеймсу дала она. Глотнув остывшего кофе, она продолжала:

– Похоже, доктор Робертсон во всем этом замешан. Он не хотел показывать мне медицинскую карту Марлы. Не разрешил взглянуть даже одним глазком.

– Дай мне адрес Кайли, и мы туда съездим, – предложил Ник, потирая темный щетинистый подбородок. Марла мгновенно вспомнила, как колола эта щетина ее кожу.

– А как же револьвер? – При мысли об оружии она невольно вздрогнула.

– Пусть пока лежит, где лежит. Подальше от Алекса. Горничная его не найдет?

– Не знаю. Наверно, нет, если не станет менять простыни.

– Вот и хорошо. – И он двинулся в холл.

– Ник, я не хочу уезжать без малыша! Не хочу давать Алексу шанс украсть сына.

– Из собственного дома?

– Откуда угодно, – с твердостью ответила Марла. Прежде всего она должна защитить сына. – И еще мы должны убедиться, что Сисси в безопасности.

– От Алекса?

– И от кого бы то ни было еще.

При мысли о человеке, называющем себя ее мужем, Марла вздрогнула. Ник уже посвятил ее в финансовые проблемы Алекса и в историю Джули Делакруа. Итак, Алекс соблазнил молоденькую девушку, воспользовавшись ее несчастьем, а затем уговорил преподобного взять вину на себя и заплатил всем участникам истории, чтобы они держали рты на замке. Да, такой человек вполне способен стоять за смертью Памелы Делакруа и Чарлза Биггса. И за покушениями на ее жизнь.

Так что у Марлы немало причин бояться. За себя. За сына. За Ника.

– Ты не видел, с какой ненавистью он смотрел на меня. Не слышал, как он мне угрожал.

– Хорошо, возьмем с собой Джеймса, – согласился Ник.

– И подождем, пока Сисси не уйдет в школу. Думаю, там ей ничто не грозит, – размышляла вслух Марла. – Не знаю почему, но мне кажется, что Сисси ко всей этой истории отношения не имеет. Это касается только малыша. И меня.

Ник встретился с ней взглядом.

– Все дело в малыше, потому что именно он – наследник Конрада Эмхерста.

Эти слова прозвучали в ушах Марлы, словно похоронный колокол.

– Все хуже, чем я думала. – Она поставила на стол пустую чашку. – Если ты прав, то Джеймс в безопасности, пока жив оте... Конрад Эмхерст. Но как только он умрет...

– Тогда он окажется в такой же опасности, как и ты, – закончил пугающую мысль Ник.

Марла вскочила на ноги. Надо убираться отсюда, и немедленно! Она ни часа больше не останется в этой элегантной мышеловке!

– Пошли. Разбудим малыша. Возьмем его и Сисси и отвезем их в какое-нибудь безопасное место.

– Можно поехать в Орегон. У меня там дом.

– Там безопасно?

– Может быть, и нет, – нахмурился Ник. Этажом выше раздались тяжелые шаги.

– У меня, правда, есть сторожевой пес, но сомневаюсь, что Крутой справится с вооруженными бандитами.

Дом Ника. Как же там, должно быть, тихо, спокойно. Если она выберется из этой передряги живой, ей будет за что благодарить небеса – ведь, если бы не этот кошмар, она бы не встретилась с Ником. Не узнала бы, что значит любить.

– Хотела бы я как-нибудь там побывать! – проговорила она внезапно охрипшим голосом.

– Ты обязательно там побываешь, – пообещал Ник. Марла не знала, верить ли этому обещанию. Но ответить она не успела – пронзительно зазвонил телефон.

– Ну что еще? – Вмиг помрачнев, Ник взглянул на часы, в три шага выбежал в холл и схватил телефонную трубку. – Алло!

Молчание. Вокруг рта у Ника залегли тревожные складки.

– Марла Кейхилл? Да, здесь. Сердце Марлы ухнуло вниз.

– Минуточку. – Он протянул ей трубку. – Тебя. Из хосписа в Тайбероне.

На подгибающихся ногах Марла поплелась к телефону.

– Марла Кейхилл слушает, – сказала в трубку, хотя сама не знала, так ли ее зовут.

– Доброе утро, миссис Кейхилл, – поздоровался звучный женский голос. – Говорит Кара Данвуди, администратор больницы «Круглые Холмы» в Тайбероне. Боюсь, у меня дурные новости. Сегодня утром ваш отец скончался.


– Хочешь послушать о прорыве в деле Памелы Делакруа? – поинтересовалась Дженет Квинн, устроившись в кресле и поставив на пол пухлый портфель.

– Что, только один прорыв? Я-то надеялся на два или три. – Патерно смял в кулаке пустую упаковку от жвачки, швырнул ее в урну и грустно покачал головой. – Ну, выкладывай.

– Мы нашли сумочку Марлы Кейхилл, – раздуваясь от гордости, начала Дженет. – Она отлетела футов на пятьдесят от машины и завалилась за куст. Если бы миссис Кейхилл не настояла, чтобы там все обыскали еще раз, ее бы ни за что не нашли.

По триумфальному блеску в глазах напарницы Патерно без труда догадался, что она принесла по-настоящему важные новости.

– Ну и?..

– В сумке нашелся бумажник... ну, собственно говоря, не он один. Но вот что интересно: кредитная карточка, чековая книжка, водительское удостоверение – словом, все документы, удостоверяющие личность, принадлежат вовсе не Марле Кейхилл. Их владелица – некая Кайли Пэрис, жительница Сан-Франциско.

С этими словами Дженет извлекла из портфеля сперва сумочку, упакованную в полиэтилен, а затем пластиковый мешочек с прочими вещественными доказательствами. Сквозь прозрачный полиэтилен ясно просматривалось водительское удостоверение.

– Замечаешь что-нибудь? – гордо спросила Дженет.

– Только то, что Марла Кейхилл и Кайли Пэрис похожи, как близняшки, – ошарашенно пробормотал Патерно, уставившись на документ.

– Поверь, они – не близнецы.

– Я-то думал, что Памела Делакруа похожа на Марлу Кейхилл. Но по сравнению с этим сходством – ничего общего!

– А теперь вспомни, что после аварии миссис Кейхилл перенесла несколько пластических операций. Теперь она выглядит немного не так, как раньше, но это никого не удивляет. Понял, в чем фокус?

– Кто такая эта Кайли Пэрис? – спросил детектив. Дженет, как видно, только этого вопроса и ждала.

– Кайли Пэрис на два года младше Марлы Кейхилл. Мать – Долли Пэрис, отец неизвестен. Долли одно время работала официанткой в мужском клубе, где Конрад Эмхерст играл в карты и в гольф. Она не была замужем, не имела постоянного любовника, однако родила ребенка. Ходили слухи, что отец – кто-то из членов клуба, но точно никто ничего не знал. Долли умерла пять лет назад от сердечной недостаточности. До этого Кайли пришлось пройти через серию... скажем, отчимов, за неимением лучшего слова. Девушка умная, трудолюбивая и упорная: училась на «отлично», в колледже получала поощрительные стипендии, после колледжа работала в инвестиционной фирме. Делала очень неплохую карьеру, даже получала предложения от конкурирующих фирм.

– Почему все в прошедшем времени?

– Потому что она уволилась. Полтора года назад. Ни с того ни с сего. Совершенно на нее не похоже: она стремительно взбиралась наверх по карьерной лестнице, и сослуживцы полагали, что меньше чем постом директора фирмы она не удовлетворится. Все, кто ее знал, характеризуют ее как человека с большими амбициями. Она знала, чего хотела, и делала все, чтобы этого добиться. И вдруг берет и все посылает к чертям. Не только работу – исчезает из поля зрения друзей и знакомых. Абсолютно. За эти полтора года никто ничего о ней не слышал.

– Может быть, умерла?

– Мертвые не платят за квартиру.

– А она, значит, продолжает платить?

Патерно задумался. Кто она, это женщина, нежданно-негаданно вынырнувшая из небытия? Сводная сестра Марлы Кейхилл? И какова ее роль во всем этом?

– Аккуратно, каждый месяц.

– Ага... – протянул детектив. В нем нарастало радостное возбуждение – как всегда, когда расследование какого-нибудь головоломного дела близилось к развязке. – Как ты считаешь, почему она оставила работу?

– По-моему, все очевидно. Уволилась и оборвала все связи, чтобы выносить и родить ребенка, о котором никто не должен был знать. Ребенка Марлы Кейхилл.

– Подожди-ка минутку...

– Марла Эмхерст Кейхилл бесплодна. Несколько лет назад она сделала гистерэктомию, но ее отец ничего об этом не знал. Все проделали втихаря, но перед операцией она застраховалась – вот по страховке я все и выяснила. Короче, вырезали матку вместе с яичниками. Значит, иметь детей она больше не могла. А потом твердолобый старый черт Конрад Эмхерст изменил завещание в пользу наследника мужского пола, и Марле срочно понадобился сын.

– Но он же Кейхилл, а не Эмхерст!

– Для старика это неважно. Он всегда хотел сына. Обожал Марлу, носился с ней, как с принцессой, но не переставал жалеть о том, что она не мальчик.

– У него был сын, – напомнил Патерно.

– Рори? Он в заведении для душевнобольных. И ясно как день, что продолжить род он не сможет.

– Выходит, дочь организовала фальшивую беременность, чтобы подарить Конраду внука? – все еще не до конца веря в эту версию, уточнил детектив. – Кайли Пэрис – сводная сестра или кем она там ей приходится – должна была выносить ребенка вместо нее и изобразить Марлу в родильном отделении?

– Думаю, именно так. Кайли прекрасно подходила для этой цели: похожа на Марлу как две капли воды, здорова, способна выносить ребенка, имеет ту же группу крови, тот же отрицательный резус. А главное – она рвалась к хорошей жизни и за деньги готова была на все.

– Да уж, повезло Марле!

– Ничего удивительного, если они действительно сестры. У Конрада тоже отрицательный резус. Он встречается гораздо реже положительного. Очевидно, обе сестры унаследовали тип крови от отца.

– Может быть, муж был против? – предположил Патерно.

– Ты часто видел, чтобы Кейхиллы отказывались от денег?

– Только один раз, – усмехнулся Патерно.

– Ник – другое дело. Он паршивая овца в этом стаде.

– Я не удивлюсь, если окажется, что Алекс все и придумал. Ты, наверно, уже слышал, что у них с Марлой не все было гладко. Пару раз они расходились, потом сходились снова. Ходят слухи, что ни Алекс, ни его половина не придавали большого значения брачным обетам. Еще до свадьбы Марла встречалась с его братом, а после – это мне рассказала горничная, уволенная три года назад, она-то, кстати, и проговорилась насчет операции и подала мне мысль порыться в старых страховых записях – так вот, уже после свадьбы как-то завела интрижку с кузеном Монтгомери. Просто для того, чтобы позлить мужа, – так сказала горничная. – Дженет отбросила волосы с лица. – Вот такая парочка. И тем не менее они так и не разошлись. Что держит их вместе? Любовь? Не похоже.

– Думаешь, деньги?

– Об заклад побьюсь, что именно так!

С этим Патерно спорить не стал. Однако до конца он убежден не был.

– Как же Марла – настоящая Марла –симулировала несуществующую беременность?

– Думаю, женщины поменялись местами только в родильном отделении. Селить Кайли в доме под видом Марлы было опасно – дом полон слуг и домочадцев, которые хорошо знали Марлу и непременно заметили бы подмену. Очевидно, Марла носила платья для беременных и подкладывала на живот какие-нибудь подушечки, вроде тех, какими пользуются актрисы в театре. Утреннюю тошноту и другие подобные симптомы изобразить проще простого. Возможно, она даже набрала несколько фунтов, чтобы лицо округлилось. Что же касается докторов – полагаю, в курсе дела был не только муж, но и доктор Робертсон, семейный врач.

– Почему же доктор пошел на это? – быстро спросил Патерно. Версия Дженет казалась ему все более убедительной.

– А почему делаются все грязные делишки на этом свете? Ради денег, Тони. Маленькие зеленые бумажки – вот что вертит миром. В последнее время Кейхилл сделал несколько солидных благотворительных вкладов на нужды больницы «Бейвью». Не сомневаюсь, что большая часть этих денег осела на личном счету доброго доктора.

– Послушай, ты уверена в том, что мне рассказываешь?

Патерно устало потер затылок. Он знал, что детективу Квинн можно доверять: в отличие от многих молодых следователей, она не увлекается фантазиями. Выдвигаемые ею версии всегда тщательно продуманы и основаны на фактах. Но то, что она сейчас рассказала, звучало слишком уж слишком невероятно. Словно сюжет какой-нибудь распроклятой мелодрамы.

– Пока что в твоей теории полно дыр, – продолжал он.

– Думаешь?

– Больше, чем в решете, – проворчал детектив.

– Хорошо, пусть это только предположение. Попробуем его доказать или опровергнуть.

– Уж очень все удачно сошлось, – продолжал ворчать Патерно. – Как по писаному. Что, если бы кто-то в доме или в больнице узнал правду и начал шантажировать Кейхиллов? Или если бы взбунтовалась сама Кайли? Или если бы родилась девочка? Да мало ли... Нет, все это совершенно невероятно.

– Посмотрим, – ответила Дженет, расплывшись в улыбке. Чертовски самоуверенной улыбке, надо сказать.

– Думаешь, ты раскрыла дело?

– Точно. И с нетерпением жду премии. И славы. Не забудь про славу.

Патерно устремил взгляд на висящие над столом фотографии изуродованного тела Памелы Делакруа и покореженного «Мерседеса».

– Погоди радоваться. Дело-то еще не раскрыто. Кто подстроил несчастный случай? Кому и зачем понадобилось убивать Марлу?

– Вот этого я пока не знаю, – вздохнула Дженет. Патерно перевел взгляд на фотографию Кайли Пэрис. Черт возьми, женщины и в самом деле похожи, как близнецы! Совсем нетрудно принять одну за другую.

– Ладно. Проверим, чего стоит твоя теория. И для начала, думаю, нам стоит серьезно побеседовать с миссис Кейхилл.

– Если она действительно миссис Кейхилл.

Глава 19

Крепко прижимая к себе Джеймса, словно боясь, что кто-то выхватит его у нее из рук, Марла прислонилась к стене лифта. Кайли жила в многоквартирном кирпичном доме старинной постройки, зажатом между университетом и площадью Аламо – совсем недалеко от элегантного столетнего особняка на Маунт-Сутро, который Марла уже привыкла называть своим. Желтое кирпичное здание сразу показалось ей знакомым: звуки и запахи подъезда вызывали из подсознания смутные воспоминания.

Она жила здесь? Долго ли? Как обитательница дешевой наемной квартиры ухитрилась выйти замуж за Алекса Кейхилла? Или, точнее, выдать себя за его жену? Одно Марла знала точно: она уже не раз поднималась на третий этаж в этом самом лифте. Страх в ее душе мешался с любопытством. Она знала: там, за дверью Кайли Пэрис, найдется ответ на вопрос, что мучает ее уже почти месяц, – кто она такая? Всей душой Марла желала узнать правду – и все же до смерти боялась.

Ник стоял рядом, не отрывая взгляда от высвечивающихся на табло цифр. Марла видела, как напряжены его плечи, как вздуваются жилы на шее. Казалось, даже воздух в кабине сгустился от напряжения.

На руках у нее заворочался Джеймс. Марла крепче прижала малыша к себе. Как бы там ни было, что бы ей ни пришлось узнать, сына она не бросит. Никогда. Лучше умереть.

Двери растворились, и Марла в зеркале на противоположной стене увидела свое отражение.

Из зеркала на нее смотрела незнакомка. Высокая, хрупкая женщина, судорожно прижимающая к себе малыша. Все следы аварии исчезли: короткие волосы цвета красного дерева обрамляли высокий лоб, точеные скулы и тревожные зеленые глаза. Чувственные губы дрожали; заметив это, Марла поспешно прикусила нижнюю губу ровными, удивительно белыми зубами.

Кто эта женщина? Марла Кейхилл? Кайли Пэрис?

Она встретилась глазами с отражением Ника. Увидела в упрямо выдвинутом подбородке и в плотно сжатых губах – решимость, в глазах – тень сомнения.

– Что ж, пойдем, – промолвил он.

Она кивнула, борясь с желанием броситься наутек. Она уверенно повернула направо. Сердце отчаянно колотилось, на лбу выступили капли холодного пота.

– Я здесь была, – прошептала она, с трудом сглотнув. – Черт побери, мне все здесь знакомо!

Они остановились у двери с табличкой 3-Б. Ник забарабанил в дверь.

Оттуда не доносилось ни звука. Ни бормотания телевизора, ни шагов, ни вздоха, ни взгляда через глазок. Никаких признаков жизни. Мертвая тишина.

– Ну, что дальше? – спросила Марла.

Они стояли в узком душном коридоре. Пол здесь был застелен дешевой серой дорожкой, и все вокруг выглядело унылым и неуютным.

– Ключей у меня нет.

– Значит, достанем ключ у консьержа.

– Но как?

– Попробуй изобразить Кайли, – посоветовал Ник. – Дай мне малыша и ступай вниз, скажи, что потеряла ключ. Вдруг сработает?

– Ладно, – согласилась она, хотя была уверена, что из этого ничего не выйдет.

Но она ошиблась. Консьерж – небритый старикан с плутоватой улыбкой, которого не было на месте, когда они вошли, – охотно выдал ей ключи.

– Знаете, мисс Пэрис, – заметил он, – надо бы вам заказать дубликат и держать под ковриком. Что бы вы делали, не окажись на месте старины Пита?

– Не знаю, – вполне искренне призналась она.

– Очень жаль, что так случилось с вашим малышом, – добавил он, и кровь заледенела у нее в жилах. – Ужас просто – девять месяцев носить ребенка, а потом потерять!

– Д-да... – пролепетала она, чувствуя, как все внутри переворачивается.

– Ну, вы еще молоденькая, родите другого. – Он игриво поднял брови. – Только, может, лучше сначала мужем обзавестись?

– Да хватит вам, Пит! – усмехнулась Марла.

Это получилось автоматически – словно она уже сотню раз слышала от консьержа эту шутку и сотню раз на нее отвечала.

– Точно говорю! Что за женщина без мужа? Про это и в Библии написано.

– А еще там написано: «Не судите, да не судимы будете».

– Это, конечно, верно. Только вот что я вам скажу: мы с моей старухой пятьдесят лет вместе прожили и четверых вырастили, так что кое-какой опыт у меня имеется. Так вот: ребенку нужна не только мать, но и отец! А впрочем, что ж это я болтаю, – смутился он вдруг, – вам теперь, должно быть, тяжело про это слушать. Извиняйте, мисс Пэрис. Правда, очень жаль, что так все вышло.

– Да, да, спасибо, – пробормотала Марла.

Зажав в кулаке драгоценный ключ, она поспешила наверх по выщербленным ступеням – дожидаться лифта было невмоготу. У дверей квартиры 3-Б ждал Ник со спящим Джеймсом на руках.

– Вот видишь, что можно сделать, если очень захотеть, – улыбнулся он.

– Ты не поверишь! – выдохнула Марла. Вставляя ключ в замок, она торопливо пересказала ему свой разговор с привратником.

Дверь отворилась. Марла шагнула через порог и попала в прошлое.

Стоило окинуть взглядом тесную квартирку, как тысячи воспоминаний атаковали ее мозг, с болезненной ясностью воскрешая горькие и радостные картины прошлого. Вот зеленая кушетка – она помнила, как покупала эту кушетку на распродаже. Вот коврик на полу – это подарок матери. Не сухонькой кислолицей Виктории Эмхерст – другой. Женщины, от которой пахло дешевыми духами и сигаретами. Непутевой, но доброй и любящей женщины по имени Долли.

Да, она не Марла Кейхилл. Как и подозревала. Ее имя – Кайли Пэрис. В ту ночь она ехала в Монтерей, чтобы найти своего ребенка. Боже, теперь она вспомнила все! Невольно она обратила взгляд на Джеймса! Милый малыш, ее драгоценное дитя! С него все началось – им и кончилось. Едва выйдя из больницы, она отправилась к Алексу и потребовала, чтобы он отдал ей ребенка. Из обрывка телефонного разговора она поняла, что Алекс и Марла прячут Джеймса в Монтерее, и попросила Пэм ей помочь.

Но на пути их подстерегала ловушка. Алекс попытался ее убить... да, конечно, это он и Марла! Марла тоже участвовала в заговоре! Кровь отхлынула от ее лица.

– Что с тобой? – Глаза Ника светились заботой и тревогой.

Что-то сжало ей горло, и она не сразу смогла заговорить.

– Это мой дом, – хрипло промолвила она, чувствуя, как на на глазах закипают слезы.

Медленно проходя по комнатам, она здоровалась с вещами, словно с потерянными и вновь обретенными друзьями. Вот эту двойную кровать она купила на свою первую зарплату. Этот антикварный столик чинила своими руками. Эта лампа от Тиффани стоила ей целого состояния.

В бело-розовой ванне, над зеркалом, Кайли увидела пришпиленный клейкой лентой лозунг:

« Ты можешь сделать все, что в твоих силах. А также все, что выше твоих сил».

Это был ее девиз, ее мантра. С этим изречением она прожила свою одинокую жизнь. Не совсем одинокую, конечно, – у нее были мужчины, но надолго не задерживался ни один. В любви, как и в жизни, Кайли стремилась только к самому лучшему.

Прислонившись к дверному косяку, она перебирала в памяти их лица и имена. Ронни. Сэм. Бентон. Ни один не тронул ее сердца так, как Ник. Не было среди них другого, подобного ему.

– Ты лучше присядь, – посоветовал он, перенося Джеймса с одного плеча на другое. – И объясни все по порядку.

– Я все вспомнила, – прошептала она.

Вот подоконник – на этом подоконнике любил сидеть ее кот, беспородная полосатая животина с нахальными зелеными глазами. Кайли прозвала его Бродягой. Она подобрала его на улице, а два года спустя он исчез. Несколько недель Кайли обыскивала подвалы и чердаки, расспрашивала друзей, соседей, ходила даже в полицию (где, разумеется, ее отослали ни с чем), но так и не узнала, что с ним сталось, и долго потом не могла отделаться от горького чувства потери.

– Черт побери! – пробормотала она, едва ли помня, что за ней наблюдает Ник, и рывком распахнула дверь тесного чулана.

В эту секунду пришло новое, потрясающе ясное воспоминание. Средняя школа имени Бенджамина Франклина – угрюмое серое здание из стекла и бетона. Соученики завидуют ее отметкам и дразнят тем, что она – единственная в классе – не знает своего отца. Она быстро созрела, и к ней частенько приставали мальчишки из старших классов. Однажды, в начале мая, трое ребят завели ее в школьный чулан и предложили десять долларов за, как они выразились, «один взгляд на самые классные сиськи во всей школе». Это был вызов, а Кайли Пэрис – не из тех, кто пропускает вызовы мимо ушей.

Пыльный, тесный чулан освещала всего одна лампочка. На полках от пола до потолка пылились учебные пособия, щетки, тряпки и рулоны туалетной бумаги.

– Ну, давай, Кайли! – ныл Иэн Перт. Толстая физиономия его раскраснелась, по лбу стекали капли пота.

– Говорят, ты за деньги все сделаешь, – поддержал его Брент Мэллори – веснушчатый парень с торчащими вперед зубами и всклокоченной белобрысой шевелюрой.

Но был там еще и Лукас Ямхилл – высокий, темноволосый и смуглый, совсем взрослый на вид. Его отцу принадлежал бакалейный магазинчик к югу от Сан-Ле-андро.

– Покажи сиськи, детка. Десять баксов за один взгляд – разве это мало?

Ей очень хотелось согласиться. Показать толстяку Иэну и зануде Бренту, что она не трусиха и не маменькина дочка. И произвести впечатление на Лукаса. То-то он удивится! Почему бы и нет? Ну и, конечно, десять долларов.

И она это сделала. Стянула футболку через голову и бросила на крашеный цементный пол.

Брент присвистнул сквозь зубы.

Подражая фотомодели в рекламе шампуня, Кайли откинула волосы так, что они заструились по плечам, и застыла неподвижно, выставив грудь вперед.

– Эй, так нечестно! Ты же в лифчике! – запротестовал Иэн.

– В самом деле! – Тут и Брент сообразил, что их надули. – Я свою сестру в лифчике тыщу раз видел!

Лукас усмехнулся – эта недобрая усмешка обожгла ей сердце.

– Детка, плачу двадцать, если позволишь мне его снять. У нее перехватило дыхание.

– Двадцать пять! И пусть они не смотрят!

– Значит, частное шоу за двадцать пять баксов. – Карие глаза его потемнели, стали почти черными. Она еще не знала, что означает у мужчин такой взгляд. – За двадцать пять я хочу потрогать.

Сердце ее затрепетало, словно в нем били крыльями миллионы бабочек. Между ног вдруг стало жарко и влажно.

– Пусть они уйдут, – кивнула она в сторону Иэна и Брента.

– Ни за что! – вскричал Иэн.

Но Лукас был взрослее: он без труда убедил мальчишек убраться и закрыл за ними дверь.

Кайли едва осмеливалась дышать. Медленно, страшно медленно Лукас достал из кармана две бумажки по десять долларов и еще одну пятерку. Разгладил. Положил на перевернутое мусорное ведро. Извлек из кармана блестящую упаковку презервативов.

– Если разденешься совсем, получишь вдвое больше.

– Н-незнаю...

– А если дашь мне... ну, знаешь, потрогать тебя – получишь сотню.

– Потрогать?

– Ну да. – Он понизил голос. – Ты ведь понимаешь, о чем я.

Она прикусила губу и помотала головой. Да, она поняла, о чем он. И испугалась.

– Видела когда-нибудь мужской хрен?

– Нет.

– Могу показать.

– За десять долларов? – слабо улыбнулась Кайли. Он грубо расхохотался.

– Ну нет! Я тебя им потрогаю!

Кайли напряженно раздумывала. Ей было чертовски любопытно, и к тому же нравился Лукас. Совсем взрослый – уже почти пятнадцать! Самый популярный мальчик в школе. Красивый. Спортивный. Богатый. Но...

– Давай перепихнемся, Кайли! – уговаривал он.

– Н-нет!

– Я-то думал, ты все сделаешь за деньги. – Лукас провел рукой по ее щеке.

Она отбросила его руку.

– Только не это.

– Я тебе больно не сделаю! – шептал он.

Она подумала о ста долларах. Потом подумала, что Иэн и Брент, должно быть, подслушивают с той стороны двери, а может, и подглядывают в замочную скважину, – и ей стало тошно.

Во взгляде Лукаса было что-то странное. Пугающее. Соблазнительное. Что-то такое, отчего пресекалось дыхание и кровь стучала в ушах.

Ей вспомнились предупреждения матери.

– Запомни одно, Кайли: не позволяй парням лазить тебе в трусы! Они тебя просто используют. Подцепишь какую-нибудь дрянь или попадешь в беду. А я еще слишком молода, чтобы становиться бабушкой!

Лукас потянулся к пуговице ее джинсов – но она остановила его руку.

– Нет. Не надо. Ничего не выйдет, – произнесла она голосом, который ей самой показался чужим.

Ей этого хочется! Хочется, чтобы он ее потрогал! Значит, она из тех девчонок, которым это нравится!

– Да ладно тебе, Кайли, детка! Я так тебя хочу! – Он коснулся губами ее губ – и голова у нее пошла кругом. – Никто не узнает.

«Ага, как же! Иэн и Брент торчат у двери, и рты им не зашьешь! Не говоря уж о самом Лукасе – он-то наверняка всем и каждому будет хвастаться своим подвигом в школьном чулане!»

Лукас впился ей в губы и начал расстегивать на ней джинсы.

– Расслабься, детка. Расслабься и наслаждайся. Руки его скользнули внутрь.

– Не надо!

Кайли оттолкнула его изо всех сил, едва не грохнувшись на пол. Она тяжело дышала, сердце отчаянно колотилось, в потаенном уголке ее тела полыхало запретное желание.

– Нет!

– Но...

– Ни за что!

Она потрясла головой и потянулась за деньгами, но Лукас перехватил их и сжал в кулаке.

– Значит, ты просто динамщица! – рявкнул он.

– Я ничего тебе не обещала!

– Сука! Динамщица гребаная!

– Убирайся! – завопила она, потрясенная этими ругательствами. Никогда еще ее так грубо и обидно не обзывали!

– Ладно, ладно. Ухожу.

Он застегнул ширинку и распахнул дверь. Иэн и Брент едва не ввалились внутрь. Кайли поспешно повернулась к ним спиной и, подобрав с пола футболку, дрожащими руками натянула ее. По лицу ее катились слезы.

– Ну как, Лукас? – спросил Брент.

– Полный улет! – Лукас поднял вверх оба больших пальца.

Следующие три недели – до окончания учебного года – превратились для Кайли в сущий ад. Лукас не давал ей проходу; Брент и Иэн при встречах с ней свистели и отпускали обидные шуточки. Слухи о том, что Кайли разделась в чулане перед мальчишками, облетели всю школу, обрастая на ходу самыми невероятными подробностями. Постепенно все забылось: но до сих пор – точнее, до катастрофы – этот случай жег ей память. Тогда-то она и дала себе клятву: когда вырастет, пойдет на все, чтобы вырваться из цепей бедности.

Так и случилось. Она пошла на самое страшное, что может сделать мать. Продала всемогущему Господу Доллару свое дитя.

– Господи! – прошептала она, рухнув в кресло. – Я Кайли Пэрис, – прошептала она, подняв на Ника полные слез глаза.

Все обман. У них не было сладостно-горького прошлого. Ник никогда ее не любил.

– А Марла? – спросил он.

От того, как он произнес это имя, внутри у Кайли что-то умерло. Он любит другую женщину. Не ее.

– Как со всем этим связана Марла? – Он в нетерпении зашагал по тесной комнатке, заваленной журналами и сборниками кроссвордов.

– Она моя сводная сестра, – устало объяснила Кайли. – Я узнала об этом в старших классах школы. Мама обронила как-то, что мой отец – Конрад Эмхерст, что у меня есть умственно отсталый брат и старшая сестра. Любимая папина дочка.

У нее пересохло в горле – вспомнился тот разговор с матерью.

«– И ты все это время молчала? – с недоумением и гневом допытывалась Кайли.

Мать сидела за кухонным столом, просматривая «Инквайрер» В руке у нее, по обыкновению, дымилась сигарета.

– Я поклялась молчать, – призналась она.

– Обо мне? Об отце? Но почему?

– Потому что он женат. – Долли откинула с лица растрепанные белокурые пряди. – Он очень богатый и известный человек. Это могло ему повредить.

– Но... но... Подожди! Он богатый?

– Надеешься попользоваться его деньгами? Забудь об этом, – с горечью ответила Долли. – Он мне заплатил на всю жизнь вперед.

– Это же незаконно!

– Может быть, но я подписала бумагу. – Она помахала рукой перед лицом, разгоняя дым. – Едва ли мне удастся переиграть его адвокатов. У меня нет ни времени, ни денег. Нет, ничего не выйдет.

Она перевернула страницу и углубилась в статью о принцессе Диане.

– Ты просто боишься рискнуть! – негодующе воскликнула Кайли.

– Не боюсь, а знаю, что проиграю.

В первый раз Кайли заметила, что плечи матери устало поникли, а вокруг глаз залегли глубокие морщины.

– Я бы на твоем месте не сдалась! – с самонадеянностью юности объявила Кайли. – Ни за что!

– Значит, ты просто дура. Или может быть, пошла в отца.

– Кто он?

– Конрад Эмхерст. У него жена и еще двое детей. Законных.

– Значит, ему на меня плевать, – прошептала Кайли, уязвленная до глубины души. Она, разумеется, понимала, что какой-то отец у нее был, но не представляла, что он отказался от нее по собственной воле. – Да что он за ублюдок? – воскликнула она и тут же досадливо прикусила губу.

Кайли не любила это слово. Она ведь и сама была «ублюдком». Незаконнорожденной.

– Очень богатый ублюдок. Очень могущественный. Без сердца и без совести.

– Значит, он подлец?

– Еще какой. Впрочем, грех жаловаться. Он ведь немало заплатил мне за молчание. И тебя не забывает, – горько усмехнулась она, – подкидывает время от времени кое-какую одежонку.

– Мама! Значит, эти платья, которые... про которые ты говорила, что это из церкви, на самом деле...

– На самом деле это платья его дочери. Марлы, – кивнула мать.

– Настоящей дочери!

– Ты тоже настоящая дочь; – возразила Долли.

– Нет, мама. Я незаконная. Я ублюдок. Он откупился от меня, потому что я могла ему повредить.

Однако гнев не помешал ей жадно прислушиваться к материнскому рассказу. Шестнадцать лет назад, работая официанткой в эксклюзивном клубе, ее мать влюбилась в одного из посетителей – красивого, элегантного и очень, очень богатого. Он жаловался на жену, рассказывал, что она занята только собой, в постели холодна, как камень, а о разводе и слышать не хочет. Не прошло и двух месяцев, как Долли забеременела, – а еще через несколько недель убедилась, что любовник видит в ней и ее нерожденном ребенке лишь досадную помеху, повод для беспокойства.

– Он заплатил мне сто тысяч.

– И ты их растратила!

– Черт побери. Кайли, мы жили на эти деньги! – Долли сердито ткнула окурком в переполненную пепельницу. – Когда-нибудь ты поймешь.

– Никогда! Никогда не пойму, как можно так унижать себя!

Кайли бросилась в свою комнату, с треском захлопнув за собой дверь. Распахнув шкаф, принялась швырять на кровать одежду. С джинсами и футболками, купленными в дешевых магазинах, здесь соседствовали дорогие платья, юбки и блузы с ярлычками известных дизайнеров. Эти наряды, хоть и поношенные и вышедшие из моды, вызывали зависть одноклассниц, и до сих пор Кайли носила их с гордостью.

Мать вошла за ней следом и, подойдя сзади, обняла за талию.

– Пойми, милая, ты для меня все. Я всегда гордилась тобой. И он должен тобой гордиться. Ты ведь даже с виду точь-в-точь Марла. Должно быть, у Эмхерстов сильные гены.

Слезы жгли Кайли глаза, но она решила, что не заплачет. Ни отец, ни его любимица Марла никогда не увидят ее слез. Она найдет их и потребует то, что ей причитается.

И Кайли принялась осуществлять свой план. Первый из многих.

Выяснив с помощью телефонного справочника адрес офиса «Эмхерст Лимитед», она явилась туда и заявила расфуфыренной секретарше, что должна увидеться с мистером Эмхерстом. По очень важному личному делу. На что услышала, что у мистера Эмхерста весь день расписан по минутам, и вообще он очень занят.

– Ничего, я подожду, – ответила Кайли.

Она плюхнулась в кресло и принялась без особого интереса листать номер «Уолл-стрит джорнэл». Приемную наполняли мужчины в строгих деловых костюмах, с портфелями в руках: один за другим исчезали они за массивной дверью с золотыми буквами, гласящими: «Конрад Эмхерст, директор». Кайли ждала. Ждала до пяти минут шестого, когда уборщица без церемоний приказала ей убираться восвояси.

Но Кайли не убралась. Устроившись на скамейке напротив автостоянки, она потягивала кока-колу и смотрела, как одна за другой уносятся прочь дорогие автомобили. Наконец, когда над городом уже сгустились сумерки, сорвалась с места последняя машина – длинный, остроносый черный автомобиль с затемненными стеклами. Кайли знала, что отец там. Видела в окне его профиль. Ей показалось даже, что перед тем, как нажать на газ, он взглянул на нее – и отвернулся. Словно сам вид ее был ему отвратителен.

Она отправилась в его загородный клуб, но узнала, что «вход разрешен только членам клуба». Она писала ему письма – он не отвечал. Звонила домой и на работу, но не получала ответных звонков. Казалось, для него она не существует.

Но Кайли не сдавалась. И в одно прекрасное воскресенье добилась встречи, к которой так упорно стремилась.

Кайли выяснила, какую церковь посещает Конрад Эмхерст. Однажды, туманным весенним днем, она надела темно-зеленое бархатное платье, полученное от Марлы – жаркое и неудобное, зато очень красивое, – и отправилась по известному ей адресу. Скромно стоя поодаль, она видела, как мистер Эмхерст с семейством чинно входит в помпезное здание, напоминающее католический собор. Немного погодя вошла и Кайли и села на скамью в нескольких рядах от Эмхерстов.

Первой ее заметила Марла. Обернувшись, она смотрела на Кайли во все глаза. Эта девчонка и в самом деле была поразительно похожа на нее – только чуть постарше, да еще, пожалуй, подбородок поуже. Но волосы, нос, зеленые глаза – все то же самое! Это было удивительно и страшновато – словно смотришься в зеркало и вдруг видишь, что с твоим отражением что-то не так.

Следующей обернулась Виктория. Смерила Кайли пронзительным взглядом, что-то шепнула мужу и, гордо расправив плечи, быстро повернулась обратно к алтарю. Заиграл орган: прихожане запели первый гимн. Виктория подтолкнула Марлу локтем, и та, поняв молчаливый намек матери, послушно повернулась лицом к кафедре проповедника. Однако Кайли, не спускавшая с нее глаз, догадывалась, что сестру гложет изумление и жгучее любопытство.

После службы, у входа в церковь, Кайли смело подошла к Эмхерстам, беседовавшим со священником. Конрад пронзил ее убийственным взглядом. Побагровев, с улыбкой, больше походившей на гримасу, он пробормотал извинения и, больно сжав ее локоть, потащил в сторону от толпы. Они отошли к ограде, в тень вишневых деревьев, на которых уже начали распускаться листья. Легкий ветерок развевал поношенное платье Кайли и седеющие волосы Конрада. С потемневшего неба накрапывал дождь.

– Убирайся! – коротко приказал он. Лицо его побагровело, а губы побелели от ярости. – И больше никогда сюда не приходи!

– У нас свободная страна, – парировала она. Конрад еще крепче сжал ее руку.

– Но одни люди свободнее, чем другие. Пора тебе усвоить этот урок.

– Я только хочу...

– Ты ничего от меня не получишь. Я уже заплатил твоей матери – и заплатил с лихвой. Оставь меня в покое, или я превращу твою жизнь в ад!

– Это вы уже сделали, – прошептала она.

– Вот тут ты ошибаешься. Если ты думаешь, что сейчас тебе живется худо, подожди немного. Скоро узнаешь: тот, кто пытается бороться со мной, потом всю жизнь об этом жалеет!

Он достал бумажник и вытянул из него пять стодолларовых бумажек.

– Вот, держи. Купи себе что-нибудь. И никогда, слышишь, никогда больше на пушечный выстрел не приближайся ни ко мне, ни к моей семье! Я не из тех, кого можно запугивать и шантажировать.

Он сунул деньги ей в руку и, развернувшись, зашагал прочь. Конрад не знал, что Кайли никогда не сдается.

Глотая слезы, смотрела она на скомканные в кулаке стодолларовые бумажки. Сначала ей пришла мысль вернуться, устроить сцену и на глазах у семьи швырнуть деньги ему в лицо. Но Кайли тут же остановила себя. Нет, это чересчур предсказуемо.

Так она ничего не добьется. Надо действовать хитрее. Так она и сделала.

Воспоминания – одно за другим – вставали перед внутренним взором Кайли. Вся юность ее прошла под знаком обделенности. Как она завидовала Марле, как ненавидела свою удачливую сестру! После памятной встречи в церкви она наблюдала за Марлой только издалека, но чувствовала, что та сгорает от любопытства.

Кайли все больше узнавала о сестре. Марла путешествовала по всему миру, плавала на яхте в заливе Сан-Франциско, танцевала на балах, покупала модные наряды в Париже и Нью-Йорке, проводила рождественские каникулы в Акапулько, Аспене или на Багамских островах. Она водила собственный «БМВ» и училась в престижном частном колледже, которому ее отец презентовал целую библиотеку.

Однажды Кайли удалось извлечь выгоду из сходства с сестрой. Выдав себя за Марлу, она поживилась за счет Конрада роскошным и обалденно дорогим платьем из элитного бутика. «Запишите это на папин счет», – небрежно бросила она – и продавщица, предвкушая огромные комиссионные, рассыпалась в комплиментах, уверяя, что платье сшито как раз на нее.

Что же до Марлы, она никогда не пыталась познакомиться с сестрой. Вплоть до того дня, много лет спустя, когда пришла к Кайли со своим планом.

Кайли боялась взглянуть на Ника. Мир ее рухнул. Она мечтала о богатстве, она ногтями выцарапывала себе путь в безбедную и привольную жизнь – и чем же это кончилось? Какую цену пришлось ей заплатить за исполнение своих желаний?

– Я была не слишком хорошим человеком, – прошептала она, рухнув на подушки и уставившись невидящим взором в потолок. – Да что там – я была просто стервой!

Ей вспоминалась вереница однообразных дней, отравленных завистью, вереница долгих ночей, когда она лежала в постели без сна и спрашивала себя: «Почему она, а не я? Почему отец любит ее, а не меня?» Были и другие ночи, когда в груди ее горело иное, более жестокое и безобразное чувство. Ненависть. Горячая, страстная ненависть к сестре, выросшей в тепле и холе, под крылышком у любящего отца. Кайли питалась этой ненавистью. Все, что она делала, – она делала с тайной мыслью превзойти сестру.

– Я всю жизнь ненавидела Марлу, – призналась она Нику. – Всю жизнь мечтала взять над ней верх.

– Так что же произошло? – спросил Ник. – Почему ты оказалась в доме Алекса в роли его жены?

– Только потому, что не погибла в автокатастрофе, – ответила Кайли. – Марла не могла иметь детей. И вдруг она узнала, что Конрад Эмхерст изменил завещание. Теперь все состояние после его смерти отходило не Марле, а рожденному ею наследнику мужского пола. Сисси как наследница его не устраивала.

– В наши дни такое странно слышать.

– Конрад Эмхерст жил по своим правилам, – ответила она. – Ему нравилось подчинять других своей воле. Впрочем, об этом ты и сам знаешь. Однако он не знал, что у Марлы удалена матка. И вот она обратилась ко мне и предложила выносить ребенка. Ее сына. Все, что от меня требовалось, – забеременеть, родить под ее именем и отдать ребенка ей. – Она скривилась от собственных слов. – Знаю, знаю, как это звучит. Я была просто жадной сволочью.

Подойдя к Нику, она взяла Джеймса у него из рук, вгляделась в милое личико. Сейчас ей самой не верилось, что она могла вести себя так бездушно и расчетливо.

– И это все, что от тебя требовалось? – холодно спросил Ник.

– Да. И, разумеется, держать рот на замке.

Сейчас Кайли казалось, что все это происходило с кем-то другим. Но нет – слишком хорошо помнился тот день, когда Марла изложила ей свой «грандиозный» план.

– Марла все продумала. Она знала, что у нас с ней одинаковая группа крови, и уговорила врача подделать медицинскую документацию.

– Робертсона?

– Да. Он старый друг семьи. Кроме того, ему принадлежит чуть не половина акций больницы и клиники «Бейвью». Алекс и Марла пообещали сделать благотворительный вклад на нужды больницы в обмен на его сотрудничество.

Кайли устало опустилась на свою любимую кушетку. На этой кушетке сидела Марла в тот роковой вечер.

«– У меня к тебе предложение, – объявила Марла еще в дверях.

На ней была широкополая шляпа и темные очки, закрывающие пол-лица. Не снимая пальто и шляпы, она проскользнула в комнату. Тесная квартирка Кайли, должно быть, показалась ей жалкой, но Марла оставила свое мнение при себе.

– Предложение? – переспросила удивленная Кайли.

– Да.

Марла сдернула шляпу, и волосы ее – того же медно-рыжего цвета, что и у Кайли, – рассыпались по плечам. Сощуренными зелеными глазами она пристально, оценивающе разглядывала сестру.

– Знаю, ты всегда считала, что папа поступил с тобой несправедливо. Думаю, это можно исправить.

– Откуда вдруг такое великодушие? – скептически поинтересовалась Кайли.

– Великодушие? – презрительно фыркнула Марла. – Это не для меня! Дело в том, что мне нужна твоя помощь».

Кто бы мог подумать? Принцесса является к Золушке и просит о помощи! В первый миг у Кайли возникло искушение послать эту богатенькую стерву ко всем чертям. Но любопытство взяло верх над гордостью.

– И она изложила этот свой безумный план, – рассказывала Кайли. – Я должна была забеременеть от ее мужа, выносить для нее сына, родить и отдать ей. – Господи, как ужасно звучали эти жестокие, бездушные слова! – Мне предстояло на все время беременности куда-нибудь исчезнуть. Она собиралась изображать беременность с помощью подушечек, вроде тех, какими пользуются актрисы в телесериалах, играя беременных – сперва поменьше, затем побольше. Потом, во время родов, мы с ней должны были поменяться местами.

– А если бы родилась девочка? – с нескрываемым скепсисом заметил Ник.

– Тут мы с ней разошлись. Она хотела, чтобы я в таком случае сделала аборт и начала все сначала. Я настояла на том, что сохраню ребенка. – Кайли подняла измученные глаза. – Поверь: я тогда не хотела ребенка. – Голос ее упал до шепота. – И еще – я так ненавидела Марлу, так мечтала хоть в чем-то взять над ней верх, унизить ее, что отказалась от искусственного осеменения.

С ужасом и презрением к себе она вспоминала, как торговалась с сестрой и ставила ей условия.

– Понятно. – Лицо Ника окаменело, словно высеченное из гранита. – Ты переспала с ее мужем и продала ей ребенка.

– Так и было.

Слезы переполняли ее глаза, стояли в горле, мешали говорить. Душу терзали стыд и чувство вины. Как могла она быть такой холодной, злобной, бессердечной стервой?

– Я наконец-то почувствовала, что взяла верх над Марлой.

– Тем, что легла в постель с ее мужем?

– И сделала то, что ей было не дано. Мне кажется даже, что Алекс тоже этого хотел. Когда он... ну, когда он целовал меня, я чувствовала в нем какую-то подавленную ярость. Словно он тоже мстил Марле. У каждого из нас была своя вендетта. По крайней мере, так мне тогда казалось.

Кайли вспомнились ночи, проведенные в постели Алекса. Вспомнилось и чувство, что обуревало ее тогда, – холодное, злобное торжество. Наконец-то она победила!

– И ты забеременела, – безжизненным голосом произнес Ник.

– Да. Через два месяца. – Она сморгнула слезы. – Нам повезло, и у Конрада Эмхерста появился внук.

– Черт побери! – Плотно сжав губы, Ник подошел к окну, невидящим взором уставился в туманную даль. – И ты пошла на такое...

– Поначалу у меня не было сомнений. Но потом, когда я почувствовала, как он шевелится... словом, чем дольше длилась беременность, тем отчетливее я понимала, что не смогу через это пройти. Не смогу бросить своего ребенка. Предать его так же, как отец предал меня, и... – Она усмехнулась с горькой иронией. – Как ни странно это звучит, только в миг рождения Джеймса я поняла, что есть на свете вещи важнее денег.

– Послушай, Кайли, или Марла, или как тебя там зовут! Хватит разыгрывать передо мной кающуюся грешницу! Я давно отучился верить в раскаяние! Сколько они обещали тебе отвалить после смерти старика?

Кайли содрогнулась, словно от удара. Ник пересек комнату и навис над ней. Лицо его потемнело от гнева и презрения.

– Говори, милая, не стесняйся. Сколько стоит внук Конрада Эмхерста?

Закрыв глаза и крепко прижав к себе Джеймса, она прошептала:

– Миллион. Я согласилась сделать это за миллион.

– Господи Иисусе!

– Но...

– Только не говори, что вдруг в тебе проснулись материнские чувства и ты решила отказаться от денег, – прошипел Ник, и Кайли захотелось умереть.

Внизу, в холле, стукнула дверь.

– Нет, – покачала она головой. – Я не стану тебе лгать. Я повысила цену.

– Черт побери!

– До трех миллионов.

– Ну и женщина! – пробормотал он.

Кайли знала, что выхода нет. Собственными руками она разрушила ту крошечную надежду на счастье, что у нее еще оставалась.

– Что же было дальше? Они согласились?

– Не сразу.

Они тогда втроем сидели в «Ягуаре» Алекса. Он был поражен таким требованием, а Марла рассмеялась ей в лицо. Автомобиль проезжал мимо парка «Золотые Ворота»: в окно Кайли увидела молодую маму с малышом в коляске и вислоухим щенком на поводке. Щенок весело прыгал вокруг коляски, угрожая опутать поводком младенца и его мать, малыш смеялся и тянул ручонки к собаке и в этот миг Кайли поняла, что лжет Алексу и Марле. Никакие деньги не смогут заменить любви к крошечному созданию, растущему в ее чреве. Никакие деньги не заменят желания любить и быть любимой.

– Ты еще хуже ее! – прорычал Ник. – Еще хуже Марлы!

– Может быть, – признала она. – Но я обманывала себя до самых родов. Убеждала себя, что ребенку лучше расти в полной семье, что Алекс и Марла будут хорошими родителями, обеспечат ему такую жизнь, о которой большинство детей могут только мечтать... ну, и все в таком роде. – Она горько улыбнулась собственной наивности. – Алекс ясно дал понять, что, став Кейхиллом, мальчик ни в чем не будет нуждаться. А что могу дать сыну я? Жизнь без отца, с матерью, которая, чтобы свести концы с концами, целыми днями пропадает на работе.

Он будет расти сиротой при живой матери. Будет страдать так же, как страдала я в детстве. Вот что говорил мне Алекс.

– И что ты ответила?

– Я велела ему убираться к чертям.

Кайли невольно улыбнулась: ей вспомнилось, как исказились ужасом при этих словах лица Алекса и доктора Робертсона.

– Вот как?

– Да. Но было слишком поздно. Роды уже начались. Алекс заявил, что, если я хотя бы заикнусь о суде, он превратит мою жизнь в пытку. Сказал, что против команды адвокатов «Кейхилл Лимитед» мне не выстоять. Что они переворошат все мое прошлое, раскопают все грехи моей молодости, вывернут перед судом все мое грязное белье и докажут, как дважды два, что мне нельзя доверять воспитание ребенка. Что к тому времени Конрад уже умрет и деньги уплывут из рук. Что мой сын сам, когда вырастет, проклянет меня за то, что лишила его такого шанса. – Кайли покачала головой. – Не могу поверить, что я хоть на миг позволила ему себя убедить! Господи, чего он только не плел! Договорился даже до того, что я, мол, в каком-то высшем смысле примирюсь с отцом, подарив ему то, о чем он всегда мечтал, – внука. – По щекам ее снова потекли слезы. – И я поверила ему. Поверила, что с ним ребенок будет счастлив, что у меня еще будут другие дети.

– Но потом передумала.

– Да. – Она взглянула на него сквозь завесу слез. – Едва я увидела Джеймса, услышала его первый крик, как поняла, что ни за какие деньги не отдам его в чужие руки. Плевать мне и на Кейхиллов, и на их адвокатов! Я залезу в долги, я все сделаю, чтобы оставить сына себе!

Но Ник по-прежнему сверлил ее холодным, презрительным взглядом.

– Я не жду, что ты мне поверишь, – вздохнула она.

– Я и не верю.

– И прекрасно. Думай все, что хочешь. Но я рассказала все, как было.

Кайли опустила глаза на малыша. Он безмятежно спал, свернувшись клубочком у нее на коленях, – счастливый маленький ангел, не ведающий о том, сколько горя, сам того не желая, он принес своей матери.

– Прости меня! – прошептала она, испытывая отчаяние и жгучий стыд. – Прости!

Смахнув ладонью ненавистные слезы, она подняла глаза на Ника.

– Два человека погибли из-за меня. Из-за того, что я сделала.

Кайли получила то, что хотела. Она мечтала узнать правду – и узнала. Но правда эта была хуже смерти.

– Я не та, за кого ты меня принимал. Я не Марла Кейхилл.

Губы Ника скривились в циничной усмешке.

– Напрашивается вопрос: где же тогда она?

– Не знаю, – потирая висок, ответила Кайли. – Или нет, подожди... Прошлой ночью я слышала, как Алекс говорил с ней. Да, я уверена, это была она! И он говорил что-то о загородном доме.

Улыбка Ника была холодна, как лед.

– На ранчо?

– Не знаю.

– Зато я знаю. – Рывком он поднял ее на ноги. – Пошли!

Она хотела спросить: «А как же мы?», но не стала. Все кончено. Это она прочла по его глазам.

– Пошли.

Она вышла в прихожую и распахнула дверь.

За дверью стоял человек. Высокий худой мужчина с каштановыми волосами, усами и козлиной бородкой, в темных очках. И пистолет с глушителем в его руках был направлен ей в сердце. Кайли застыла на месте.

– Кто...

– Марла! – произнес он низким, хрипловатым голосом, который она уже слышала у себя в спальне.

«Сдохни, сука!» Вот кто произнес эти слова!

– Странно видеть тебя в таком непрезентабельном доме, – с холодной, жестокой улыбкой произнес незнакомец.

– Кто ты? – спросил Ник.

Но в следующую секунду понял, что это лицо ему знакомо. Да, они не виделись лет тридцать, и за это время оба сильно изменились – и все же сомнений не было: перед ним его двоюродный брат Монтгомери. Монти.

– Что такое, кузен? Привидение увидал? – ехидно поинтересовался Монти.

Ник прыгнул на него.

– Нет! – вскрикнула Кайли, судорожно прижав к себе малыша.

Монти нажал на курок.

Глава 20

Взвизгнула Кайли. Завопил ребенок.

Ник рухнул на пол. Из раны на животе хлынула кровь.

– Что ты наделал! – Упав перед Ником на колени, Кайли тщетно стремилась нащупать пульс. – Ник, Ник, пожалуйста.....

– Он мертв.

– Нет! Не верю!

– Хочешь, чтобы я всадил в него еще порцию свинца? Она вскочила и бросилась к Монти. Тот отступил и навел пистолет на ребенка. Кайли застыла как вкопанная.

– Ты не посмеешь!

– Еще как посмею!

Господи! Он убьет ее сына. Так же, как убил Ника.

– Пожалуйста, пожалуйста, не трогай Джеймса! О господи! Ник! Мы не можем бросить Ника!

– Пошли, Марла, – нетерпеливо скомандовал Монти.

– Нет... Я не та, за кого ты меня принимаешь.

– Разумеется, милая кузина. Я тоже. Ну что, пойдешь, или мне придется стрелять?

Голос его был сух и безжалостен. Кайли не сомневалась: он ни на секунду не задумается, прежде чем спустить курок.

Выбора не было. Обернувшись, Кайли в последний раз взглянула на Ника: бледный, осунувшийся, он распростерся на полу, и кровь вытекала из его раны на грязный пол.

– Господи, нельзя же так его оставлять! Надо позвонить в «Скорую», хоть что-нибудь сделать. Ник! Боже мой, Ник! Я люблю тебя!

– Что ты знаешь о любви, Марла? Не сводя с нее дула пистолета, Монти вытолкнул ее на лестничную площадку, к лифту.

– Ник! – воскликнула она, едва не теряя сознание от ужаса.

Она встретила его лишь для того, чтобы тут же потерять. Он умирает. Истекает кровью. Из-за нее. Все из-за нее.

– Зачем ты его убил? – воскликнула она, не сомневаясь, что не сможет жить, если не выживет Ник.

– Он был у меня в долгу.

– В долгу? – прошептала она, судорожно прижимая к себе ребенка. Все закружилось у нее перед глазами. – Но как...

– Заткнись, дрянь! – рявкнул Монти. – Твой любовничек получил свое! Теперь нам с тобой надо кое-что уладить. Как раньше. Тебе понравится, детка.

Он ткнул пистолетом ей в щеку.Кайли хотела перехватить оружие, но Монти мгновенно прицелился в голову ее сына.

– Тише, милая, тише. Ты ведь не хочешь, чтобы его мозги разлетелись по всему лифту?

К горлу подступила тошнота. Ноги подкашивались. Ужас сжимал сердце ледяными когтями.

– Ты сумасшедший!

Монти нажал кнопку подвального этажа и, повернувшись, выхватил мальчика у нее из рук. Кайли хотела его отнять, но Монти оттолкнул ее к стене. Джеймс заплакал.

– Ты пойдешь со мной, Марла, и будешь делать то, что я скажу. Иначе я убью его у тебя на глазах. Или еще лучше – унесу с собой, и ты не будешь знать, где он и что с ним. Жив ли он, или умер, или я медленно режу его на кусочки. Остаток дней ты проведешь в своем собственном аду.

– Я убью тебя, подлец! – воскликнула Кайли.

Она могла бы дотянуться до кнопки «Вызов». Могла бы, но знала, что не станет. Не решится рисковать жизнью сына.

– Попробуй, сучка, – злобно усмехнулся Монти. Руки ее бессильно упали.

– Но чего ты хочешь?

– Того же, что и ты, Марла. Всего. Всего, мать твою! – Взгляд его жадно блуждал по ее телу. – Всего, что я заслужил!

На миг Кайли показалось, что ее сейчас вырвет.

– Ты хотел убить меня. Ты выпрыгнул на дорогу перед нашей машиной. Ты подмешал мне чего-то в сок. Ты был в больнице и в моей спальне.

– Разумеется. Не так-то просто, скажу я тебе, было проникнуть в твою комнату. Смотри-ка, а ты сообразительнее, чем кажешься.

Ей вспомнилась темная фигура в окне.

– У тебя ничего не вышло!

– Поначалу – да. – Он раздраженно взглянул на заливающегося плачем ребенка. – Заткнись, ты, кусок дерьма! Заткни свою вонючую пасть!

– Оставь его в покое! Он же ребенок!

– Не просто ребенок. Наследник миллионов Конрада Эмхерста, – со злобой выплюнул Монти.

Лифт остановился, и Монти ткнул пистолетом вперед, в полутьму подвала, где стоял запах солярки и машинного масла.

– Сюда! – приказал он и вывел ее по узким крутым ступенькам на улицу.

Небо потемнело, как перед грозой. Ветер трепал волосы, хлестал по лицу. Кайли отчаянно искала путь к спасению. И еще ей не давали покоя мысли об Алексе, Марле, Юджинии, Филе Робертсоне, Чериз и Доналде Фавьере. Сколько людей были посвящены в этот дьявольский замысел? И сколько человек погибло из-за миллионов Конрада Эмхерста? Пэм Делакруа. Чарлз Биггс. А теперь – Ник. Милый, бесценный Ник!

Все из-за нее. Из-за ее алчности. Из-за того, что она всегда хотела быть кем-то другим.

Сунув пистолет в карман и крепко сжимая орущего ребенка, Монти потащил ее к автостоянке. Оглядываясь кругом, Кайли прикидывала, каковы шансы позвать на помощь. Или выхватить у него Джеймса и броситься бежать. Нет. Слишком рискованно.

– Обещай, что не тронешь малыша! – взмолилась она. – Отнеси его обратно в квартиру. Или найми такси и отправь его домой. Или...

– Заткнись! – заорал Монти, бросив на нее злобный взгляд. – Мальчишка останется со мной.

– Но...

– Садись.

Перед ней стоял темно-синий джип. Тот самый, в котором Ник угадал преследователя. Тот самый, что они видели тогда на стоянке возле церкви. Ничего другого не оставалось: с чувством отчаяния Марла села в грязную кабину, захламленную окурками и банками пива.

– Пристегни ремень, – приказал он.

Сам Монти сел за руль. Плачущего и извивающегося малыша он положил себе на колени. Марла потянулась к нему – но он ткнул ей в лицо пистолетом.

– Никаких фокусов, – предупредил Монти. – Тебе меня не одурачить!

Придерживая малыша одной рукой, другой он включил зажигание.

– Имей в виду: если я резко ударю по тормозам, мальчишка вылетит в окно. Как Пэм.

Джип рванулся с места и начал взбираться на холм. Кайли застыла, охваченная отчаянием. Ник мертв. Господи, эта мразь убила Ника. И скоро та же судьба ожидает Джеймса. Если она не сделает того, чего хочет убийца. При этой мысли ее передернуло. Сможет ли она вынести его прикосновения? Сможет ли выдать себя за Марлу? Кайли скорчилась на сиденье, стараясь не думать об этом. Но в глубине души она знала: ради спасения сына она пойдет на все.

Даже ляжет в постель с ублюдком, который держит в своих обагренных кровью лапах жизнь Джеймса.


– Что здесь произошло? – воскликнул Патерно. – Вызывай «Скорую»! Звони!

Опустившись на колени, он пощупал пульс раненого. Ресницы Ника дрогнули, и глаза приоткрылись.

– Держись, дружище, – пробормотал Патерно. Дженет Квинн уже набирала номер «Скорой помощи».

– Кайли... – прошептал Ник, вцепившись детективу в рубашку.

– Да, знаю. Не разговаривай.

Расстегнув на Нике рубашку, детектив торопливо осмотрел рану.

– Кто это с тобой сделал?

Прижав к ране платок, он попытался остановить кровь.

– Марла... Кайли... Монтгомери... – шептал Ник.

– Черт, он бредит!

– Монти, – из последних сил выдохнул Ник. – Он забрал ее.

– Кто? Где они? Где Марла?

– На ранчо Кейхиллов... ранчо... но Кайли... найдите Кайли... – И Ник потерял сознание.

– «Скорая» уже едет, – объявила Дженет.

– Надеюсь, они не задержатся в пути, – пробормотал Патерно. – Боюсь, убийца получил очко в свою пользу.

Дженет склонилась, над раненым.

– Господи Иисусе! – воскликнула она – и, пожалуй, впервые в ее жизни эти слова прозвучали как молитва.


– Ты ничего не сможешь сделать! – говорила Кайли. – Дом полон слуг!

Монтгомери вытащил из отделения для перчаток пульт, открывающий электронные ворота, – такой же, какой Кайли видела у Алекса. Она знала, что это приспособление открывает и дверь гаража.

– Ошибаешься. Старуха в Кейхилл-хаусе, готовится к ежегодному банкету. Ларс дожидается ее в машине. Девчонка в школе. Алекс организует похороны твоего отца. А слуг распустили на выходной по случаю траура.

Господи! Неужели она останется с ним одна?

– Так вот как ты проникал в дом, – заметила она. – Тебе это дал Алекс?

– Умненькая девочка, – усмехнулся Монти. – Пойдем в дом.

– Зачем? – спросила она. – Чего ты от меня хочешь?

– Денег.

– У меня нет ни гроша.

– Ну, у тебя же есть доступ к деньгам. Через компьютер. Всего-то и нужно – провести несколько операций в Интернете. – Он бросил на нее взгляд, от которого кровь застыла у нее в жилах. – Во сколько ты оценишь жизнь своего ребенка?

– Я ничего не смогу сделать! – возразила Кайли. – Я не знаю кодов.

– Не лги. Я тысячу раз видел, как ты этим занималась.

– Нет, не я! Я не Марла!

– Ну конечно. А я – папа римский.

– Но это правда. Мы поменялись местами…

– Заткнись, сука!

Отчаяние разрывало ей сердце. Выхода нет. Монти уверен, что перед ним Марла. Переубедить его ей не удастся. Как не удастся и снять деньги со счета. Что же делать?

– Но я ничего не помню!

Глаза его за темными стеклами зловеще блеснули.

– Вспомнишь. Пошли.

Он вытащил ее из машины и заставил идти впереди, одной рукой прижимая к себе ребенка, а другой держа ее на мушке. Кайли подумала о том, чтобы прыгнуть на него и выхватить сына. Нет, слишком опасно. Подумала о каком-нибудь оружии – но в пределах досягаемости не было ничего подходящего.

Она приговорена. И малыш тоже. Она не сможет открыть доступ к банковскому счету, Монти разозлится, и страшно представить, что тогда случится с Джеймсом.

Монти втолкнул ее в лифт и вошел следом. Снова заплакал Джеймс.

– Заткнись! – заорал Монти.

– Он устал.

– Тогда сама его заткни!

– Дай мне его.

Она потянулась к ребенку, но Монти оттолкнул ее к стене и дулом пистолета нажал кнопку третьего этажа.

– Убери руки!

Господи, хоть бы в холле кто-нибудь оказался! Может быть, Монти не знает, что происходит в доме? – думала она, цепляясь за соломинку. Может быть, не все ушли? Фиона. Или Роза где-нибудь пылесосит. Или Кармен – не могла же Кармен бросить свой пост!

«Господи, пожалуйста, помоги!»

Двери открылись. Холл был пуст.

– Пошли! – рявкнул Монти.

В длинном, тускло освещенном коридоре было тихо, как в могиле. Не слышался ни звон посуды, ни жужжание голосов, ни звуки шагов. Никого и ничего.

Монти втолкнул Кайли в гостиную, вошел следом и запер дверь.

– Смотри-ка, – протянул он, оглядываясь. – Тут совсем ничего не изменилось. – Он усмехнулся – грязной, жестокой усмешкой, не обещающей ничего хорошего. – Мы с тобой немало времени провели в этих комнатах. Вместе.

От этой мысли у нее сжался желудок.

– Не помню.

– Вот как? – На мгновение он задумался. – Ничего, неважно. Я освежу твою память.

Боже! Вот он, ее шанс. Надо только набраться духу. Смелее! Вспомни прежнюю Кайли – женщину, которую ничто не могло остановить!

– И как же ты собираешься это сделать?

– У меня свои способы.

– Одна болтовня, Монти, – усмехнулась она. Монти заколебался – он явно ей не верил.

– Посмотрим, – проговорил он. – Ты, щенок, подождешь нас здесь. – И он положил Джеймса на ковер в гостиной.

– Что ты делаешь?

– Увидишь.

– Пожалуйста, не трогай его!

– Ничего с ним не сделается. Если будешь делать то, что я скажу.

– Обещай, что не тронешь его! – взмолилась Кайли.

– Ладно, обещаю. – Глаза его злобно блеснули.

С отчаянно бьющимся сердцем она вошла в спальню – элегантную и холодную спальню Марлы Кейхилл. Монти шел следом. При виде королевской кровати под балдахином губы его искривила злая усмешка.

– Вот здесь все и началось, сука. Пусть здесь все и закончится.

– Если ты уверен, что это хорошая мысль.

– Превосходная мысль, мать твою! – рявкнул Монти и жадно впился в ее губы.

От отвратительного вкуса дешевых сигарет Кайли затошнило, но она решила все стерпеть. Она должна затащить его в постель. Ослабить его бдительность. Тогда, быть может, удастся завладеть оружием или сунуть руку под матрас и воспользоваться револьвером Алекса.

Он грубо толкнул ее к кровати.

– Посмотрим, на что ты способна, детка. В былые дни ты отличалась большой изобретательностью!

Они рухнули на кровать. Монти снова впился в ее губы: пользуясь моментом, она протянула руку и включила интерком, а затем обняла его и крепко прижала к себе, притворяясь, будто бы сгорает от желания. Не выпуская пистолета, он рванул на ней рубашку и сжал едва прикрытую лифчиком грудь. Продолжая свою игру, Кайли сорвала с него парку и свитер и погладила ладонями костлявую грудь, покрытую редкой порослью волос.

– Да, детка, вот так! – пробормотал он, уткнувшись носом ей в шею.

Глаза его затуманились, но рука по-прежнему крепко сжимала оружие.

Она принялась расстегивать ему брюки, с отвращением чувствуя, как нетерпеливо вздымается под ними мужское начало.

«Нет, не смогу! Боже, помоги мне!» Но она смогла: гнев и страх за жизнь ребенка придали ей сил. Член Монти затвердел у нее под пальцами. Свободную руку Кайли сунула под матрас и нащупала холодную сталь револьвера.

– А теперь пососи его!

«Господи, меня сейчас вывернет прямо на него».

– Сними штаны, – приказала она дрожащим голосом.

– Сама сними.

Заставив себя повиноваться, она потянула его джинсы вниз. Пальцы Монти ослабли, но дуло пистолета по-прежнему смотрело на нее.

Лаская его одной рукой, другой Кайли осторожно пододвигала револьвер к краю кровати. Она обливалась потом, сердце колотилось где-то в горле: в любую минуту, казалось ей, Монти сообразит, что она делает, – и это будет конец. Монти снова застонал и опустил пистолет.

– Ты же знаешь, я всегда тебя хотела! – прошептала Кайли. – Ты чудесный любовник, Монти, самый лучший! Просто раньше я не понимала...

– Докажи. Пососи его!

«Помоги мне, боже!» – мысленно сказала она и резко вздернула колено, с силой ударив его в пах.

Монти взвыл и скорчился от боли. Пистолет его упал на пол.

– Сука чертова! – взревел он, тщетно стараясь дотянуться до оружия.

Кайли выхватила из-под матраса револьвер Алекса и взвела курок.

– Сука! Ты мне за это заплатишь! – завопил он, хватая пистолет.

Кайли не стала ждать. Она нажала на курок. Выстрел оглушил ее.

Рука Монти словно взорвалась: во все стороны брызнула кровь и осколки кости. Дико взвыв, он скатился с кровати, пачкая все вокруг кровью.

В соседней комнате заплакал ребенок – и тут же на лестнице послышались тяжелые шаги. Наконец-то помощь!

Тяжело, со всхлипами дыша, Кайли вскочила с залитой кровью постели и направила на Монти револьвер. Монти попытался встать, но запутался в спущенных джинсах и упал.

– Даже и не думай! – приказала она дрожащим голосом. – Не двигайся!

Словно подчиняясь ее команде, он громко застонал и потерял сознание.

В этот миг распахнулась дверь. И кровь застыла у нее в жилах.

Полуобнаженная, она стояла лицом к лицу со своей сестрой. С женщиной, которой завидовала всю жизнь. И Марла была не одна. На руках у нее заливался плачем сын Кайли, Джеймс.

– Что ты здесь делаешь? – пробормотала Кайли.

– Это мой дом.

– Но...

– Я пришла за своим сыном, Кайли.

– Не отнимай его у меня!

В дверях рядом с Марлой появился Алекс.

– Поздно, Кайли. – Улыбка его была холодна как лед; дуло пистолета смотрело ей в лицо. – Думаю, здесь произошло вот что: вы со своим любовником Монтгомери решили украсть у меня сына, чтобы получить за него выкуп. Но ваш план дал сбой, Монти попытался тебя предать, началась перестрелка, и вы убили друг друга.

Кайли направила на Алекса револьвер. Тот только рассмеялся.

– Хочешь застрелить меня или Марлу? Попробуй. Пожалуй, я внесу в свою историю некоторые изменения: мне пришлось убить тебя, чтобы защитить семью. И, кстати, не боишься, что какая-нибудь случайная пуля попадет в твоего сына?

– Зачем вы все это сделали? – воскликнула она, переполненная гневом и страхом.

– Неужели ты думала, что я так просто отдам тебе сына? – фыркнула Марла.

– Значит, ты тоже готова меня убить?

– Разумеется. Я тебя всегда ненавидела. Ты настоящая заноза в заднице. Не могу передать, что я чувствовала, когда пришлось просить тебя выносить моего ребенка!

Кайли заметила, что Марла сделала короткую стрижку – точь-в-точь как она сама. Ее охватило кошмарное ощущение, словно на нее напал ее двойник.

– Откуда вы знали, куда я поеду той ночью, после того, как мы с Алексом поругались в холле? – спросила Кайли.

Она хотела потянуть время, надеясь, что найдет какой-нибудь путь к спасению.

– Дорогая моя, – расхохотался Алекс, – все это было подстроено! Я не сомневался, что ты подслушаешь разговор – по крайней мере, его часть, – проглотишь наживку и ринешься в Монтерей в уверенности, что Марла с ребенком там. Едва я вышел, ты включила определитель номера и выяснила, что звонок был из одного мотеля в Монтерее.

– Значит, на самом деле тебя там не было? – Кайли обернулась к Марле.

– Разумеется. Зато там был Монтгомери. Едва ты ушла, Алекс перезвонил ему, и Монти занял свою позицию на Семнадцатом шоссе.

Марла торжествующе улыбнулась, явно наслаждаясь своей победой.

– Но ведь я могла поехать по другой дороге! – возразила Кайли.

– Думаешь, мы за тобой не следили? Алекс, Джеймс и я. Мы видели, что ты ведешь «Мерседес» Памелы, видели, куда ты свернула. Алекс позвонил из машины Монти и дал ему указания. Памела стала для нас дополнительным призом, – продолжала Марла. – Мы давно хотели от нее избавиться, а теперь выяснилось, что она не только готова стать твоим адвокатом, но и собирается включить твою историю в книгу! Ты, к сожалению, не умерла, а вот с ней мы разделались!

– Почему Монти хотел меня убить?

– Не тебя, – поправил Алекс. – Марлу. Он хотел убить Марлу, потому что она его предала. И потом, ему нужны были деньги. Он пристрастился к кокаину, а это дорогое удовольствие.

Кайли закрыла лицо руками. Но нет, она не сдастся, не позволит им победить! Она что-нибудь придумает, чтобы выхватить у Алекса револьвер и спасти Джеймса.

– А Чериз тоже все знала?

– Понятия не имела, – усмехнулась Марла. – Она всегда была дурой. Как и ее никчемный братец. Знаешь, я ведь его просто использовала. Алекс ко мне охладел, и я завела роман с Монти, чтобы вернуть себе интерес мужа.

– Ты умеешь быть настоящей стервой! – одобрительно заметил Алекс.

В голосе его послышались нотки нежности и гордости, от которых Кайли едва не стошнило. Достойная парочка! И этим-то людям она готова была отдать сына?

– Что ж, пора переходить к делу. – Он протянул револьвер Марле. – Вперед. Прикончи ее.

Марла судорожно вздохнула.

– Не могу. Нет, Алекс. Я... я не смогу спустить курок.

– Марла, сделай это!

Он шагнул вперед. В этот миг прогремел приглушенный выстрел, и Алекс, выронив пистолет, мешком повалился на пол.

– Нет! – завопила Марла.

Монти уронил левую руку с пистолетом и снова застыл в неподвижности.

Кайли вскочила на ноги, в два прыжка оказалась возле Монти. Направила револьвер на него, но он не шевелился. Она отшвырнула его оружие ногой и прицелилась в Марлу, склоненную над телом мужа.

– Отдай мне сына! – приказала она.

– Но Алекс!.. Он ранен!

– Пусть истечет кровью, мне плевать! Отдай мне сына!

Кайли выхватила Джеймса у Марлы из рук, но та, казалось, этого не заметила. Рыдая, она опустилась на пол и положила голову Алекса себе на колени. На губах у Алекса пузырилась кровь.

– Это ты во всем виновата! – завопила Марла.

– Ошибаешься, – ответила Кайли. – Виновата только ты.

За дверью раздались тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и в спальню влетел Том. Открывшаяся взору картина его словно громом поразила.

– Что за...

– Звони в полицию! – приказала Кайли.

Монти застонал. Алекс закашлялся, выплевывал кровавые сгустки. Том не шевелился.

– Боже мой! Не умирай, милый! – причитала Марла. – Не умирай! Только не теперь! Ведь мы почти победили!

Монти перекатился на бок и попытался встать.

– Только шевельнись, ублюдок, и я всажу тебе в башку весь заряд! – крикнула Кайли. Она обернулась к Тому:

– Звони в полицию, черт побери!

– Они... они уже едут, – пробормотал Том. Лицо его покрылось пепельной бледностью. – Я был на кухне и все слышал по интеркому. Я сразу же позвонил 911. Я... у меня в комнате есть бинты.

– Так неси сюда.

– Но вы... с вами все в порядке?

– Да. Иди.

Том вылетел как ошпаренный. Где-то в другой части дома пронзительно залаяла Коко. У подножия холма послышался визг полицейских сирен. Алекс испустил последний вздох и затих; Марла горько зарыдала, прижимая его голову к груди. Монти застонал и заворочался на полу, пытаясь встать.

– Что ты там говорил? – заговорила Кайли, направив дрожащий револьвер на его жалкое полуобнаженное тело. – Что хочешь получить все? Что ты это заслужил? Вот теперь ты вправду получишь то, что заслужил, и, клянусь богом, до конца жизни ты еще тысячу раз пожалеешь, что родился на свет!

Она перевела взгляд на сестру. Марла склонилась над телом Алекса; по щекам ее, смешавшись с тушью, текли слезы.

– Алекс, прошу тебя, не умирай! – рыдала она.

На секунду Кайли стало почти жаль Марлу Эмхерст Кейхилл.

Почти. Но все-таки не жаль.


Три часа спустя Кайли сидела в отделении интенсивной терапии больницы «Бейвью», у кровати Ника. Он не шевелился; трубки и провода, опутывающие его тело, напоминали о том, на каком тонком волоске висит его жизнь.

– Ты не умрешь! – заклинала Кайли, сжимая его руку и борясь со слезами. – Слышишь меня? Ты не можешь умереть!

– Миссис Кейхилл, с вами хотят поговорить, – окликнула ее медсестра, появляясь в дверях.

– Я не хочу никого видеть. И я не миссис Кейхилл. Меня зовут Кайли Пэрис.

– Держись, Ник! – прошептала она, крепко сжав его руку.

– Это полицейский, – объяснила медсестра. – Детектив Патерно.

Подняв глаза, Кайли увидела за стеклянной дверью знакомую приземистую фигуру детектива.

– Я сейчас вернусь, – прошептала она, хотя знала, что Ник ее не слышит.

Кайли выскочила за дверь, едва не столкнувшись с детективом.

– Нельзя ли сделать заявление чуть позже? – поинтересовалась она.

– Я не для этого пришел.

– А для чего же? Господи... – Ее вдруг охватила тревога. – Что-то с ребенком?

– Нет-нет. Насколько я знаю, с ним все в порядке. За ним присматривают бабушка и няня. Юджинии пришлось дать успокоительное, а вот Фиона – крепкий орешек. Теперь на них с Кармен держится весь дом. Патерно сунул в рот пластинку «Джуси фрут».

– Как Ник? – тихо спросил он, кивнув в сторону палаты.

– Все будет хорошо, – ответила Кайли, хотя сама вовсе не была в этом уверена. – Пуля прошла через селезенку. Несколько часов назад его оперировали. Хирург говорит, что все будет в порядке, но... – Она сглотнула слезы. – Он никак не приходит в себя.

– Выкарабкается. Ник – крепкий орешек, – сказал Патерно. – А теперь пойдемте со мной. Здесь рядом человек, с которым, возможно, вы захотите поговорить.

– Марла! – прошептала Кайли.

Грудь ее наполнилась острой, едкой ненавистью к сестре. К женщине, которой она всю жизнь завидовала, над которой всегда мечтала взять верх. К женщине, которая едва не отняла у нее сына. Из-за жадности Алекса и Марлы, из-за их неуемного стремления заполучить все и сразу погибла Памела, умер Чарлз Биггс, испустил дух Алекс, раньше, чем было отмерено ему судьбой, ушел из жизни Конрад Эмхерст. По их вине Ник сейчас боролся за жизнь.

– Да. Теперь, когда погиб ее муж, она заговорила, хотя и требует адвоката. Призналась в том, что инсценировала беременность, и во всем остальном. Говорит, им очень повезло, что вы потеряли память. В противном случае они собирались держать вас на наркотиках, чтобы вы ничего не вспомнили.

– А кольцо с рубином?

– Упомянула она и об этом. Когда вы начали расспрашивать о кольце, Алекс потихоньку подложил его в шкатулку с драгоценностями.

– А я думала, что схожу с ума!

– Марла не может понять, как вы пробрались в кабинет Алекса.

– Стащила ключи у свекрови... да, а она знала?

– Ничего не подозревала. Сейчас она в шоке. Она, разумеется, видела, что у Алекса с Марлой не все гладко, но понятия не имела, что дело зашло так далеко. Сейчас за ней присматривает Том.

– Хорошо. А доктор Робертсон?

– Его допрашивают. Похоже, он увяз в этом деле по горло – одной потерей лицензии не отделается. Кстати, Алекс времени зря не терял – уже сегодня он заявил о своих правах на опеку над состоянием Конрада Эмхерста. Но теперь это дело прошлое. Как бы ни были хороши адвокаты «Кейхилл Лимитед», а эту битву они проиграют.

– Скорее бы закончился этот кошмар! – вздохнула Кайли.

Все скоро кончится, – успокоил ее детектив. – Алекс запутался в денежных делах. Он привык жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая, и никак не мог взять в толк, что из-за его мотовства компания катится ко дну. К тому же в последнее время на него свалились непредвиденные расходы. Сначала – плата за молчание Джули Делакруа и преподобному Фавьеру.

– Потом – доктору Робертсону и Монти. Все эти «благотворительные выплаты» на самом деле шли на то, чтобы заткнуть рот шантажистам. Единственный шанс выкарабкаться из трясины Алекс видел в том, чтобы заполучить состояние Конрада. Когда ты объявила, что не отдашь ему сына, страх разориться заставил его пойти на отчаянные меры. Он нанял Монти и поручил ему убить «Марлу». У Монти были свои причины желать ей смерти – пару лет назад она завела с ним интрижку, а как только он ей наскучил, бросила. Алекс одурачил даже Монти – тот до последнего момента не подозревал, что вы на самом деле не Марла.

– Где он сейчас?

– В другой больнице. Под охраной. Правой рукой работать больше не сможет – но, думаю, там, где ему предстоит провести остаток жизни, это не будет иметь особого значения. С ним сестра. Потрясена, но горячо молится за его душу, – Патерно усмехнулся. – Немало молитв придется ей прочесть, чтобы грязная душонка Монти обрела прощение!

Они спустились в подземный гараж. Патерно подвел Кайли к полицейской машине с пуленепробиваемыми стеклами. Взглянув в окно автомобиля, Кайли встретилась взглядом со своей сестрой.

– До чего же вы похожи! – пробормотал Патерно.

– Прошли времена, когда я радовалась этому сходству. Глаза Марлы сузились в молчаливой ярости. Если бы взгляды могли убивать, Кайли уже лежала бы в могиле.

– Хотите что-нибудь ей сказать? Кайли покачала головой.

– Все уже сказано. – Это была правда: ее давняя зависть и ненависть к Марле исчезла без следа, сменившись... нет, даже не презрением. Брезгливой жалостью. – Мне нужно вернуться к Нику.

– Я только подумал, что вы, возможно, захотите высказать все, что накипело на душе.

– Позже. В суде.

Губы Марлы зашевелились. Сквозь толстое стекло Кайли не могла ничего расслышать, но по движениям губ прочла по крайней мере одно слово: «...ублюдок...»

Когда-то это слово ее задевало. Давным-давно.

– Везите ее в участок, – приказал Патерно полицейскому шоферу.


Он не может шевельнуться, не может открыть глаза, не в силах шевельнуть рукой. Веки, кажется, весят тысячу тонн; они намертво склеены над глазами, пылающими страшной, ослепительной болью.

– Ник! – Прохладные пальцы осторожно касаются его руки. – Ник, ты меня слышишь?

Ласковый женский голос доносится откуда-то из дальнего далека с обратной стороны боли.

Голос Марлы. Нет, не Марлы – Кайли.

Он с усилием приподнял веки и встретился взглядом с парой глаз, зеленых, как лесная чаща на восходе солнца. Слезы Кайли капали ему на лицо.

– Знаешь, Кейхилл, ты меня до смерти напугал! – Она шмыгнула носом.

– Как ты?

– А ты? – Она всмотрелась в его лицо. – Знаешь, выглядишь ты просто кошмарно.

– А чувствую себя еще хуже.

Она рассмеялась и переплела пальцы с его пальцами.

– Слава богу, что ты у нас крепкий орешек.

– Как я рад, что вернулся... Марла.

В тот же миг улыбка исчезла с ее лица. Она недобро прищурилась.

– Это не смешно!

– А по-моему, очень смешно... Кайли.

– Не знаю, куда делось твое чувство юмора, – проворчала она.

Не без труда Ник протянул непослушную руку и, обняв Кайли за шею, притянул к себе.

– Милая моя! – прошептал он, вдыхая сладкий запах ее духов. – Об этом не тревожься. Я ведь изгой, помнишь? Паршивая овца. У меня все не как у людей.

– Как я могу забыть?

– Конечно, не можешь, – усмехнулся он. – Как только выберусь из больницы, мы с тобой возьмем малыша и Сисси и поедем в Орегон. И маму с собой пригласим – только, боюсь, она не захочет.

– Я думала, ты меня презираешь, – прошептала Кайли, из последних сил сдерживая слезы.

– Так оно и было. Но с тех пор я о многом успел подумать. И понял, что нас с тобой ждет прекрасное... нет, замечательное будущее.

– Когда это, интересно, ты думал? Во время операции?

– Это не заняло много времени. – Ник подмигнул ей – и сердце ее растаяло. – Чертовски неприятно это признавать, но я вел себя как последний кретин, когда говорил, что ты еще хуже Марлы. Мне давно пора было понять, что ты не такая.

– Ты действительно так думаешь? – прошептала она, боясь поверить своему счастью.

Он с трудом улыбнулся.

– Конечно. Я долго боролся с собой, убеждал, что ты меня дурачишь.

– Да разве тебя можно одурачить? – удивилась Кайли.

– К несчастью, в прошлом такое случалось. Но сейчас я хочу сказать одно: я люблю тебя, Кайли Пэрис. Да, ты не безгрешна и в прошлом совершила немало такого, о чем стоит сожалеть. Но свою вину ты искупила сполна. И еще мне кажется, что после рождения Джеймса ты стала другим человеком.

– Ты серьезно? – Голос ее дрогнул.

– Абсолютно. Ты стала той женщиной, которую я полюбил.

– Но откуда ты знаешь, что любишь меня, а не Марлу?

– Потому что мои чувства к тебе совсем другие. И ты другая. Ты добрая, любящая и в то же время очень сильная. Ты не та, за кого я тебя принимал, – поэтому-то я и люблю тебя!

Глубокий, искренний взгляд его синих глаз проникал ей в самое сердце. На этот раз она ему поверила.

– И я тебя люблю, – прошептала она.

– Знаю, милая. И никогда, уж поверь, не позволю тебе об этом забыть!

Примечания

1

Bayview – «Вид на Залив» (англ.).

(обратно)

2

Марки наручных часов. «Ролекс» – дорогая элитная марка, «Таймекс» – дешевая и общедоступная (Прим. пер.).

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • *** Примечания ***