Астма (СИ) [ChristinaWooster] (fb2) читать онлайн

========== ПРОЛОГ. ==========

Мне было десять, когда умерла моя сестра. Правда, я не особо успел привыкнуть к мысли, что она у меня вообще была, потому что так же быстро как она появилась, так же быстро она и исчезла – она умерла спустя пару месяцев после рождения. Я не помню ее, но помню, что было с родителями. Выражение «убить горем» кажется мне безумно пресным и избитым, но по-другому я сказать не могу. Впрочем, я не особо осознавал эту потерю, чтобы потом школьные психологи, учителя и все кому не лень списывали то, что произошло со мной на трагедию на одиннадцатом году моей жизни. Это уж здесь это совсем ни при чем. Где-то в глубине души я даже радовался, что все внимание родителей снова будет приковано ко мне. Конечно, со временем, я понимал, что они еще долго будут оплакивать Роуз, но надеялся, что потом я снова стану единственным и любимым сыном в семье. Как же я тогда ошибался…

Мои родители находились в трауре два с половиной года. Мой отец – один из самых богатых людей в нашем городе, у него свой бизнес, что-то связанное с продажей имущества, я никогда не вникал в это, а уж когда мне было двенадцать лет – и подавно. После случившегося, мать стала оберегать меня еще больше – хотя казалось, куда еще больше опеки мог получать мальчик с астмой. Наш личный водитель отвозил и привозил меня домой со школы, фехтования и конного спорта, а мама каждый раз клала мне в рюкзак еще один рюкзак, заполненный таблетками.

- Это от головы, Эдди. Это витамины, Эдди. Не забудь выпить свое успокоительное перед контрольной, Эдди. Это бинт, на всякий случай, вдруг ты упадешь. Возьми еще йод, пластырь…

И так каждый день я собирался в школу.

Я не жаловался. Моя семья была богатой и все, что я хотел, я получал тут же. Новые игрушки, одежду, книги, билеты на концерты, новенький велосипед. Я был отличником, и знал, что когда я вырасту, я займу место отца на работе. Мое будущее было расписано по минутам, и мне не о чем было переживать. У моей матери были родственники в Гарварде, куда меня обещали зачислить даже без экзаменов после окончания школы. У меня были друзья, все, что я хотел, огромный дом, и я снова был единственным ребенком в семье, потому что я еще остро помнил, что, когда мама оказалась беременна, она всячески забыла про меня. А теперь я снова стал ее единственной и неповторимой радостью, ее Эдди. Впрочем, если не считать моей астмы и иногда гиперопеки моих родителей, я жил самой счастливой жизнью и мне не на что было жаловаться.

Пока в один день мои родители не сказали, что решили взять на усыновление еще одного ребенка.

С того момента, как в нашем доме поселился этот очкастый мальчишка, моя жизнь пошла под откос.

========== ГЛАВА 1. ==========

Как я уже сказал, мне было тринадцать (ладно, почти, двенадцать лет и десять месяцев, если быть точным), и я многого не понимал. Не понимал, как работает двигатель в машине, не понимал, почему я должен рано ложиться спать, не понимал, как можно целоваться с Беверли, которая курит (да, Билл, я обращаюсь к тебе). Но единственное, что я понимал точно – я ненавидел своего нового «братца» такой лютой ненавистью, что в первые минуты его появления в моем доме, даже желал ему смерти.

Не поймите меня неправильно, я не злой человек. Я просто не люблю делиться. Я ревную своего лучшего друга Билла к его девушке Беверли, я ревновал родителей к бедной младшей сестре, я ревную любимую учительницу, которая хвалит не только меня. Я не хотел делиться снова, своими родителями, своим домом, своим спокойствием.

Я помню тот день, когда родители сказали мне об этом. Они даже не спросили моего мнения, будто это не мне придется терпеть его!

В тот день я как обычно делал уроки у себя в комнате. Ровно сидел за столом, рядом – только один учебник, в обложке, потому что библиотечные учебники все сплошь покрыты бактериями. Все остальные ровной стопкой лежали на углу стола. По левую руку был только остро заточенный карандаш, чтобы подчеркивать главное. Я болтал ногами в воздухе, потому что стул был слишком высокий для моего возраста, а солнечный свет проникал сквозь тонкие занавеси. На покрывале на кровати ни единой складки, на полках – ни единой пылинки. Я услышал, как меня снизу позвали родители.

- Эдвард! Спустись, пожалуйста, на минутку.

Мне сразу не понравился тон отца. Эдвард? Они позвали меня полным именем? Вероятно, разговор предстоял действительно очень серьезный – Эдвардом меня звали крайне редко, я для всех и всегда был просто Эдди, а для родителей – малышом Эдди.

Я прикрыл учебник, одернул шорты, поправил волосы – как всегда, волос уложен к волосу, и спустился вниз.

В гостиной родители сидели на диване, на маме было ее лучшее платье, на отце – костюм-тройка и галстук. Я почувствовал себя неуютно из-за своих коротких шорт (мама до сих пор одевает меня так, будто мне восемь), а еще заметил на коленке пару царапин – не стоило вчера несколько часов ползать на ковре и собирать паззлы со Стеном. Папа кивнул мне и указал взглядом на кресло возле них. Я послушно сел, сложив руки на коленях.

- Эдди, милый, - начала мама. Я заметил, что она надела свои любимые украшения – нитку жемчуга и большое кольцо с красным камнем. Волосы ее тяжелыми кудрями были отброшены за спину. Родители явно нервничали. Господи, что произошло?

- Эдди, послушай нас, пожалуйста… Дорогой, нам надо сказать тебе кое-что важное.

- Мы этим летом не поедем во Францию? – спросил я. Я почувствовал нарастающее волнение, пощупал в кармане ингалятор. Так, если они не повезут меня во Францию, я не знаю, что я сделаю!..

- Ты, наверное, помнишь, как мы… Эм… Как мы все переживали, когда произошла та история с твоей сестрой? – мягко спросил отец, потом перевел взгляд на маму, и та еле сдержалась от слез. Я кивнул, - и вот, прошло уже больше двух лет… Мы с твоей мамой решили…

- О нет, - прошептал я, переводя взгляд на мамин живот, - вы же не хотите сказать, что…

В десять лет я еще не знал, откуда берутся дети. Сейчас я уже все знаю. Когда Билл и Стен просветили меня в такие подробности, у меня случился сильнейший приступ астмы, и я сказал им, что они мерзкие друзья и не разговаривал с ними две недели. Билл и Стен старше меня на полгода, они уже совсем взрослые, разбрасываются такими словами как «секс», «мастурбация», а я еще и в силу своего роста и внешности выгляжу настоящим ребенком, из-за чего они постоянно подшучивают надо мной на эту тему. Когда они рассказали мне, откуда берутся дети, я чуть не блеванул. Сейчас я на секунду подумал, что у мамы будет снова ребенок после тех ужасных вещей, которые она, вероятно, делала с моим отцом. Дышать стало сложно. Дыши, Эдди, дыши.

- Милый, мы решили… Взять ребенка из детского дома, - сказала мама, и я решил, что приступ уже начался, и я ничего не слышу. Отец нервно кусал губы и теребил запонки на рубашке.

- Кого взять?

- Ребенка. Мальчика, - мама улыбается, я вижу, как к ее глазам подступают слезы, - мы решили… Решили, что так будет лучше… Доктор сказал, что мне нельзя больше иметь детей…

- Понятно, - ошеломленно бормочу я, хотя мне ни черта не понятно, и сжимая в руке ингалятор еще крепче, - то есть, вы решили взять еще одного ребенка? Мальчика? Вам не хватает меня?

- Эдди, послушай, - начал отец, но я его перебил и вскочил на ноги.

- Какого черта! Зачем брать еще одного ребенка, если есть я?!

- Эдвард, не выражайся, - осадил меня отец, но я его не слушал. Пусть попробует мне что-нибудь сделать, я устрою себе такой приступ, что меня придется везти в больницу.

- И не подумаю! А мне вы сказать не хотели? Предупредить?! Чтобы я хотя бы… Помог вам его выбрать?! Это же все-таки… Теперь мой брат?

Последнее слово резануло язык, я поморщился. Брат? Какой брат?! Я еще мог терпеть мелкую сестру, но брат?! И не родной брат?! А вдруг его родители были какие-то… Плохие люди? Я слышал, что говорят о детдомовских детях – что они все закончат за решеткой!

- Эдди, пожалуйста, милый, - мама хватает меня за руку, но я вырываюсь, она с болью смотрит на меня, - мы решили, что так будет лучше и для тебя… Миссис Петерсон говорит, что у тебя совсем мало друзей в школе…

- Эта старая карга обсуждает с вами еще и это?! Ее задача – учить меня английскому, а не шпионить, с кем я общаюсь! Мне достаточно моих друзей! И как я вообще буду дружить с мелким ребенком?!

Родители переглядываются. Так. Они, кажется, не сказали, какого он возраста?..

- Эдвард, - отец подходит ко мне, кладет руку на плечо, - это решено. Это уже не обсуждается. Мы с твоей мамой давно это обдумывали, но знали, как ты к этому отнесешься. Сперва. Но потом, мы уверены, ты полюбишь его, вы станете друзьями… Мы не перестанем тебя любить меньше, если в нашей семьей появится еще один человек. Ты для нас – самый родной и близкий человек. Самый любимый сын. Мой наследник. Но… Мы изначально не хотели с твоей мамой снова думать о дочке. Это было бы… Слишком больно… И несправедливо по отношению к Роуз, - на этих словах мама начала плакать уже по-настоящему, - мы хотели взять мальчика. Мы даже не думали про возраст. Мы долго ездили по приютам, общались с детьми, и… Вчера мы встретили прекрасного мальчика… Его родители погибли, он остался совсем один… И мы….

- Мы решили, что вы подружитесь, - тихо сказала мама, - Эдди, пожалуйста, попробуй хотя бы поговорить с ним…

- Что?! Он здесь? – я стал озираться по сторонам, - он уже здесь?!

- Он ждет на кухне вместе с Томасом.

Я задохнулся от такого возмущения. Наш шофер тоже знал?! То есть он сейчас с ним на кухне и, наверное, рассказывает уже ему, а не мне всякие детективные байки?! Да вы все с ума тут сошли!

- Я хочу посмотреть на него! Покажите мне его! Покажите мне это сопляка, - реву я.

- Эдди, он твой ровесник.

- Что?!

Я смотрю на мать во все глаза. Ровесник?! Ровесник?! То есть какой-то взрослый пацан, одного со мной возраста, будет жить теперь в моем доме? И его будут любить мои родители?!

- Покажите мне его! – ору я, срываясь на писк. Мой голос еще не сломался, в отличие от многих моих друзей. Я почти визжу, брыкаюсь ногами в воздухе – отец хватает меня за плечи, что-то говорит, мать плачет.

Тут я слышу, как кухонная дверь отворяется, и краем глаза замечаю чью-то фигуру. Я готов был увидеть что угодно. Но не худющего очкастого парня с нечесаными кудрявыми волосами! На нем рубашка не по размеру и слишком длинные джинсы. Стекла очков такие толстые, что его глаза кажутся в десять раз больше. Господи, что это за чучело?! Где они его нашли?!

- Эдди, познакомься. Это Ричи.

Ричи! Ричард! Какое мерзкое имя! Как я вас всех ненавижу!

- Пошел в жопу! – ору я, и отец дает мне легкий подзатыльник, но я начинаю орать еще громче. Пусть этот очкастый видит, как ему здесь не рады!

- Пошел в жопу! – снова ору я, и меня не останавливают даже слезы мамы. Она просит меня успокоиться, извиняется перед уродом. Я вижу, как Ричи неуверенно мнется в дверях, за его спиной высится фигура Томаса – как всегда спокойное, усатое лицо его не выражает ничего.

- Миссис и мистер Каспбрак, оставьте мальчиков на минуту, пусть они поговорят без вас, - говорит он. Мама всхлипывает, отец угрожающе сжимает мне плечо. Я снова ору.

- Ричи, прости, мы не знаем, что на него нашло, - тихо говорит мама, отец извиняется глазами, - поговорите, пожалуйста, вдвоем. Если что – позови нас.

- Хорошо, миссис Каспрбак, - отвечает Ричи. Его голос тоже еще высокий и детский. И он меня бесит. Меня бесит в нем все! Где они нашли этого оборванца, на какой помойке?! Почему он решили притащить в дом этого блохастого кота?! Чтоб ты сдох, Ричи!

Когда родители выходят из гостиной, я хватаю ингалятор и делаю пару вдохов. Вдох-выдох, Эдди, спокойнее. Я замечаю, что этот ублюдок косится на меня так, словно я заразный. Пошел бы ты в жопу, Ричи.

- Привет, - тихо говорит он, однако ко мне не подходит. Я уже немного успокоился, дышать стало чуть легче, хотя внутри меня пылает настоящий пожар ненависти. Я стою в своей шикарной гостиной, смотрю на стену, где висят репродукции известных картин, а все вокруг сделано из тончайшего хрусталя, а этот сопляк смеет обращаться ко мне,- меня зовут Ричи. Ричи Тозиер.

- Мне плевать, как тебя зовут, ты меня понял? – я оборачиваюсь к нему, презрительным взглядом скольжу по нему взглядом. У него даже фамилия дурацкая! А еще он ужасно выглядит! Он высокий, явно выше меня, может, метр шестьдесят, тогда как я еще только метр сорок восемь, очень худой, какой-то весь нескладный. На голове – просто сено-солома из кудрявых волос. Такие прически никто не носит, он с такими волосами и ужасными очками похож на Джона Леннона.

И тут он протягивает мне руку.

Да он с ума сошел! Внутри все горит огнем! Я выживу его из этого дома, пусть только слово здесь скажет! И тут на моих губах начинает играть дьявольская улыбка.

- Очень рад знакомтву, Ричи, - говорю я, и подхожу к парню. Он стоит, кусает губы и с опаской смотрит на меня. Кажется, у него стоит на зубах пластинка. Отлично, Ричи-у-меня-полный-рот-железок. Я делаю вид, что хочу так же пожать ему руку, и на секунду замечаю в его глазах явное успокоение. Он, вероятно, думал, что я вцеплюсь ему в лицо прямо сейчас. Но вместо этого я набираю побольше слюни в рот и плюю ему прямо в раскрытую ладонь. Ричи хлопает и без того огромными глазами за толстыми стеклами очков, хватает ртом воздух, как я делаю это во время приступов, а я прохожу мимо него, толкнув плечом, - очень рад знакомству, Ричи Тозиер. Я сделаю все, чтобы ты вылетел из этого дома уже завтра. Запомни мои слова.

========== ГЛАВА 2. ==========

- Черт, чувак! Что ты сделал?!

На следующий день я примчался в школу ни свет ни заря. Не мог заставить себя сидеть за одним столом вместе с этим чокнутым. Мама что-то кричала в след, но я лишь схватил свою сумку с лекарствами, затолкал ее в рюкзак и был таков. Я крутил педали на велосипеде так быстро, что снова начал задыхаться. Когда-нибудь эта астма меня убьет, но сперва я избавлюсь от нежеланного гостя в доме.

Всю ночь я не мог заснуть. Я слышал, как в гостиной тихо переговаривались родители, а этот приблудный сын занял гостевую комнату. Ничего, ему недолго придется быть нашим гостем.

Я приехал в школу одним из первых. Мне пришлось ждать Стена, Билла и Беверли около тридцати минут, а рассказать им эту новость я смог только на обеде. У меня так тряслись руки, что я расплескал половину молока себе на светлые шорты. Черт, мама меня убьет.

- Ты псих, Каспбрак, - степенно сказал Стен, и если вы захотите спросить, как лучше всего описать Стена – так вот словно «степенный» подходит ему больше всего. Он никогда не повышает голос, никуда не торопится, не грубит, не дерзит, и носит идеально выглаженные рубашки со стоячими воротничками. Вероятно, это единственное, что у него стоит. Стен еврей, и я жду не дождусь, когда ему укоротят его член. Порой он меня так бесит! Я имею в виду, весь Стен целиком, а не только его член.

- Т-т-т-ы слиш-к-к-ком ж-ж-жесток, - говорит Билл, жуя банан. Билл Стенбро – мой самый лучший друг с детства, он самый старший из нас, ему уже давно исполнилось тринадцать, он выше меня на две головы, у него уже начал меняться голос. А еще он заикается и встречается с Беверли.

Я нормально отношусь к Бев и к тому, что она тусит с нами, но мне дико обидно, что теперь все свободное время Билл проводит с ней, а не со мной и Стеном. Наверняка, они занимаются уже всякими грязными делами. Они встречаются уже три недели, и, хотя мы со Стеном вечно спрашиваем его по этому поводу, Билл только густо краснеет и начинает заикаться еще больше.

- Р-р-р-р-ебята, о-о-тстаньте.

Беверли Марш – наша одноклассница. Она из не простой семьи, ее отец – сущий тиран, и если он узнает, что она курит и целуется с Биллом – он ее убьет. Беверли ничего, симпатичная, у нее длинные рыжие волосы и обаятельная улыбка. А еще у нее уже выросла грудь и выглядит она старше нас всех. Не понимаю, почему она выбрала Билла-заику. Одно время Стен тоже пытался за ней приударить, но потом передумал. Сказал, что вера ему важнее, чем просто поцелуи с девчонкой. А я никогда не испытывал к Беверли ничего, о чем иногда говорит Билл. Ну, там, желание и прочее.

- Хорошо, что твой новый братец ничего себе не подцепит, - смеется Беверли, открывая упаковку сока, - слюни малыша Эддса просто стерильные.

- Конечно, я же не беру в рот ничего грязного, в отличие от тебя, - парирую я, и вижу, как Билл заливается краской, - прости, Билл.

- Эд-д-ди, заткнись, м-м-м-мы с Бев-в-в-ерли еще не…

- Ой, Билли, прекрати, - смеется Беверли, - просто малыш Эдди переживает, что его мамочка больше не будет вытирать ему сопли и мыться с ним в одной ванной.

- Мы уже давно не моемся вместе! – пищу я, и понижаю голос, потому что ребята за соседним столиком начали оборачиваться на нас, - нет, вы бы его видели… Он реально беспризорник какой-то. Как бы не подцепить вши.

- А мне кажется, ты преувеличиваешь, - говорит Стен, осторожно слизывая йогурт с крышки, - иметь брата – круто. У меня три сестры, и поверь, это сущий кошмар.

- Я т-т-т-тоже так думаю, - говорит Билл, - вот мой брат…

- Ой, все, заткнитесь! Только попробуйте встать на его сторону! – я складываю руки на груди, - вот увидите, он вам тоже не понравится.

- Но не нам же с ним жить, - подмигивает мне Беверли, и я не могу понять, почему она на меня так странно смотрит.

- Что?

- Эддс, ты уже пять минут говоришь о своем новом брате, и у тебя так раскраснелось лицо, а еще ты ерзаешь на стуле, и мне кажется, ты готов выпрыгнуть из собственных штанов.

Черт. Я прикладываю руку к лицу, оно действительно горит. Проклятое смущение! Я хватаю бутылку воды, делаю два осторожных глотка, потому что мама всегда говорила, что пить холодное большими глотками – опасно для горла. Дышу глубоко, перевожу взгляд на своих друзей. Они молчат.

Как бы они меня ни бесили, я все равно их люблю, и не понимаю, почему Беверли продолжает так странно на меня смотреть…..

- Мистер Каспбрак!

Голос в столовой разносится так громко, что если бы до этого я не проглотил воду, обязательно бы поперхнулся. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне идет директор школы – высокий, прямой как палка, седой мистер Смитсон. У меня всегда были хорошие оценки и успеваемость, он никогда не обращался ко мне…

- Доброе утро, ребята, - говорит директор, подходя к нашему столику, - Эдвард, зайди ко мне после обеда, ладно? Мне надо с тобой кое о чем поговорить.

С этими словами директор кивает головой Биллу, Стену и Беверли и уходит. Я сижу ни жив, ни мертв.

- И что ты натворил, малыш? – спрашивает Беверли, - признавайся.

- Ничего, за что бы мне было стыдно перед своим папочкой, - огрызаюсь я. Руки мокрые от волнения. Стен закатывает глаза, когда я пытаюсь пробраться через него к выходу, - ждите меня здесь, я быстро.

Подходя к кабинету директора, я дрожу. Так, Эдди, возьми себя в руки.

- Мистер Смитсон? Вызывали?

- А, Эдди, входи. Я надолго тебя не задержу.

Я закрываю за собой дверь, прохожу по ковру к массивному столу директора. Тот откладывает какие-то бумаги, снимает очки и смотрит на меня.

- Эдди, мне звонила твоя мама. Она рассказала, что у вас в семье… Э… Пополнение. Поздравляю.

Я хочу снова заорать, что поздравлять меня не с чем и этот сопляк у нас долго не задержится, но я не могу дерзить директору, поэтому проглатываю эти слова, и смотря себе под ноги бормочу что-то вроде:

- Спасибо.

- Ричи Тозиер твой ровесник. Мы с твоими родителями решили перевести его в нашу школу. В твой класс. Будь, пожалуйста, с ним подобрее. Он не только новенький, он… Сирота, - говорит мистер Смитсон, и я почти задыхаюсь. Чувствую, как легкие становятся тяжелыми и маслянистыми, а голова наливается тяжестью. На автомате лезу в поясную сумку за ингалятором, делаю глубокие затяжки. Директор смотрит на меня.

- Эдди, я знаю, что ты не простой человек. Ты пережил смерть сестры, у тебя слабое здоровье, а эти старшеклассники – Бауэрс и компания – часто издеваются над тобой и твоими друзьями. Ты думаешь, что я не знаю этого? Знаю, и поверь, я часто с ними об этом разговариваю. Будь добрее к своему новому брату, пожалуйста. Это просьба директора школы.

Я молчу. Они все против меня. Абсолютно все. Родители, друзья, мистер Смитсон… Я чувствую, что глаза начинают жечь слезы, противные предательские слезы.

Мистер Смитсон смотрит на меня, вздыхает, лезет в ящик стола и протягивает мне бумажный платок. Я беру, комкаю его в руке.

- Эдди, ты меня понял?

- Да, сэр, - выдавливаю из себя я.

- Молодец. Я могу на сегодня освободить тебя от занятий, чтобы ты помог Ричи освоиться в новой школе. Покажи ему, где что здесь находится, а завтра вместе приходите на уроки. Я надеюсь на твое благоразумие, Эдди.

Я выхожу из кабинета, давясь невысказанным гневом. Часто-часто моргаю глазами, делаю шаг вперед, и в эту секунду в меня врезается нечто.

- Смотри куда идешь, идиот! – ору я, ,и поднимая голову, вижу…

- Твою мать, Тозиер, - шиплю я.

- О… Привет… Прости, я…. Мне сказали подождать директора, я…

- Послушай меня, лупоглазый, - я хватаю Ричи за край дурацкой гавайской рубашки (кто его научил так одеваться?!), потому что до ворота я ему не достаю, - не попадайся мне на глаза.

- Но директор сказал… Что ты должен показать мне школу…

- Единственное, что я покажу тебе, это вот это, - я выставляю руку почти перед самым лицом Ричи и показываю ему средний палец, - ну как, нравится?

- Да пошел ты, психопат конченный, - отвечает Ричи слишком нагло, чего я, конечно, не ожидаю от него. Меня смущает, что мне приходится смотреть на него снизу вверх. Он отцепляет мои пальцы от своей рубашки, поправляет очки, - ты мне тоже не нравишься, но извини, что твои родители выбрали меня. Тебе придется с этим смириться.

- Я расквашу твое лицо так, что тебя уже никто не сможет выбрать! – ору я, не обращая внимания на проходящих мимо учеников, - мои родители болваны, но я открою им глаза на тебя.

- Правда? – Ричи вскидывает руки, - и что же ты сделаешь?

- Увидишь. Я превращу твою жизнь в ад, - шепчу я.

- Только попробуй, - говорит Ричи, и я вижу, что он настроен серьезно. От вчерашнего смущения не осталось и следа.

- И зачем тебе такие огромные очки? – спрашиваю я, - чтобы лучше видеть свою мерзкую рожу?

- Чтобы рассмотреть твой член, - парирует Ричи и вскидывает обе руки со средними пальцами.

- Ах ты ублюдок! – я готов вцепиться этому мерзкому парню в лицо, - что ты сказал?!

- Мистер Каспбрак, мистер Тозиер!

Дверь за моей спиной так резко открывается, что я не успею отпрыгнуть в сторону, цепляюсь ногой за ногу и налетаю на Ричи. Тот не удерживает равновесия и падает на спину, я оказываюсь на нем. Идеальный момент, чтобы врезать ему!..

- Кажется, вы меня не поняли. Зайдите в мой кабинет, живо, - с этими словами мистер Смитсон хватает меня за плечи и поднимает, потом подает руку Ричи. Ученики уже вовсю глазеют на нас. Как хорошо, что никто из моих друзей не видит, как я оказался верхом на поваленном Ричи, иначе от их тупых шуток мне неуда было бы скрыться. Я поправляю задравшуюся футболку, Ричи теребит свои ужасные очки. Переглядываясь и показывая друг другу средние пальцы, мы заходим за директором в кабинет.

Аудиенция началась. И все из-за этого проклятого Тозиера!..

Комментарий к ГЛАВА 2.

всем спасибо за комментарии, вы меня мотивируете

обещаю выкладывать по главе каждый день, балансируя между работой, учебой и этими котиками

пока еще сама не до конца понимаю, куда меня занесет моя фантазия, но, надеюсь, вам понравится

всем чмак

========== Продолжение. ==========

***

- Итак, парни, давайте договоримся: если вы ненавидите друг друга, то делайте это молча, а не на глазах у всей школы. Маты и недвусмысленные жесты оставляйте за дверьми. Твоя мать, Эдди, этого бы не одобрила. Ричи, я понимаю, ты пережил страшную катастрофу, и мы все, руководство школы со мной в главе, поспособствуем тому, чтобы твоя адаптация прошла успешно. Я понимаю, что вы оба можете быть шокированы, Эдди, тебе должно быть сложно снова впускать кого-то в свой мир, но я прошу вас, дайте друг другу шанс, прежде чем бить морды. Это вы всегда успеете. Посидите здесь немного, поговорите, остыньте. Вы теперь не просто одноклассники, вы – братья. Вам придется жить вместе под одной крышей еще много лет, и лучше, чтобы вы сохранили хорошие отношения. Ты меня понял, Каспбрак? Иначе я не посмотрю на твою астму и отправлю тебя мыть туалеты. Ну, я все сказал. Ждите меня здесь.

На этих словах Смитсон вышел. Как только за ним закрылась дверь, я грязно выругался в полголоса – не хватало еще, чтобы он услышал это через дверь. Я сел на директорский стол и стал рассматривать свои коленки – из-за падения на этого худого придурка на правой ноге появился новый синяк. У меня тонкая кожа, мне любое прикосновение оборачивается синяками! Своими костьми мне все ноги переломает!

- Это все из-за тебя, чертов придурок, - говорю я, и лезу в свою поясную сумку за пластырем, - меньше всего в жизни мне хочется торчать тут с тобой.

- Абсолютно согласен с тобой. Кстати, пока ты болтал с директором, я успел познакомиться с твоими друзьями. Нормальные ребята, что они нашли в таком задроте, как ты?

- Оказывается, твой рот – еще большая помойная яма, чем то место, откуда ты вылез, - говорю я с милой улыбкой. Знаю, что сочетание моей ангельской внешности и грязных слов вызывает всегда бурю эмоций.

- Смотри, как бы твой рот не оказался занят чем-нибудь интересным, - Ричи трогает рукой себя за член через штаны, я немедленно краснею, - твой друг Билл пригласил меня сегодня вечером прогуляться с вами. И знаешь что? Я приду. Мне вообще не сдались твои друзья, но я приду, чтобы просто позлить тебя, Эдс.

- Не смей называть меня Эдс, - говорю я, готовый снова вцепиться ему в очкастую физиономию, - не смей, понял меня?

- А то что? Снимешь свои детские шортики и решишь меня испугать? Прости, но я ничего не смогу рассмотреть даже с помощью этого, - Ричи указывает пальцем на свои очки, откидывается на спинку стула и закидывает ноги на стол в каких-то долбанных сантиметрах от меня. Я пинаю его ногой.

- Пошел в жопу, Тозиер.

- Сам пошел, Астматик. Интересно, а ты так же начинаешь задыхаться, когда твой парень трахает тебя?

От самодовольной улыбки этого придурка мне хочется выть. Я вскакиваю на ноги и приближаюсь к нему. Ричи удивленно хлопает глазами за толстыми стеклами очков.

- Что ты сказал? Я не… Я…

- Успокойся, Каспбрак. Но если ты все-таки педик, надеюсь, я не в твоем вкусе.

- Даже если бы я был педиком, я бы к тебе на километр близко не подошел! – я почти вцепился ему в плечо, - как мои родители могли взять тебя?!

- Я классный, - Ричи как ни в чем не бывало пожимает плечами, - твои родители, кстати, тоже. Не понимаю, как у них мог родиться такой скучный, истеричный и нудный ребенок, как ты.

Я начинаю задыхаться от возмущения; как мне хочется вцепиться ему в его длинные волосы и хорошенько приложить головой об пол. Но нельзя. Я должен оставаться спокойным и просто придумывать план, как выжить его из дома. Ричи, не обращая на меня внимания, достает из рюкзака плеер, и вставляет наушники в уши. Он тут же закрывает глаза и начинает дергать головой в такт музыке. Это начинает меня бесить еще больше. Я не понимаю, почему он меня так бесит. Может быть, в любой другой ситуации мы бы с ним и могли подружиться, но не тогда, когда мне придется делиться с ним всем!

Я отодвигаюсь от этого балабола, и мысленно решаю дать ему такую кличку. Снова сажусь на директорский стол, подтягиваю носки.

Если попросить Стена хорошенько вмазать мне по лицу, а потом сказать родителям, что это сделал Ричи, какова вероятность, что они соберут его вещички в этот же вечер?..

- Эй, Каспбрак, а ты когда дрочишь, у тебя такое же серьезное лицо? – доносится до меня голос Тозиера, после чего он начинает смеяться. Смех у него, кстати, не такой противный, как все остальное.

- Смотрю, своими тупыми шутками ты пытаешься хоть как-то компенсировать свой короткий член? – спрашиваю я.

Да, быть тринадцатилетним сложно. Сперматоксикоз меня пока не коснулся, прыщи тоже, а вот шутки про члены – наши любимые шутки в компании, не дают мне покоя ни днем, ни ночью.

Какой отвратительный возраст.

- Сначала ты смеешься над моим размером, а потом давишься, - Ричи снова показывает мне средний палец и опять затыкает уши наушниками. Я показываю средний палец в ответ и про себя смеюсь.

Пререкаться с этим придурком становится даже занятным. Но это не значит, что я решил сменить гнев на милость. Я сделаю его жизнь невыносимой. Он у меня узнает, что такое настоящая боль.

Комментарий к Продолжение.

Я сегодня добрая и радостная, потому что сходила на “щегла” и получила визуальный оргазм

готовьтесь к чему-то очень острому, хех

Малыш Эдди всем покажет

========== ГЛАВА 3. ==========

Когда Смитсон выпускает нас из кабинета, я почти спокоен. Ричи выходит первым, у него развязались шнурки, но он даже не замечает этого. Мне хочется дать ему пинка, но я прохожу мимо него с высоко поднятой головой.

- Только попробуй заявиться сегодня к Стену, - шиплю я, - и я тебя придушу.

- Я не против. Надо же тебе придушить что-нибудь еще, кроме своего маленького друга, - Ричи снова смеется, вовсю показывая неидеальные зубы, спрятанные за пластинкой.

Я медленно закипаю от гнева. И именно в это минуту в моей голове рождается коварный план.

Ладно, коварный – это, наверное, громко сказано, но мне всего двенадцать лет и поэтому он кажется мне коварным.

Я смотрю в сутулую спину Ричи, как он скрывается за поворотом в конце коридора, и, разворачиваясь на все 180 градусов, лечу в кабинет естествознания, где у нас должен быть следующий урок.

- Стен! – я врываюсь в кабинет, где мой друг сидит над учебником в одиночестве. Конченый зубрила. Когда все еще не перемене разговаривают, прогуливаются на улице, или целуются в туалете (как Билл и Беверли), мой лучший друг Стенли Урино корпит над учебниками. Но я рад его увидеть, - мне нужна твоя помощь.

Стенли равнодушно поднимает на меня свои слегка водянистые глаза, смотрит абсолютно спокойно, кивает.

- Кстати, мы познакомились с новеньким. Твоим братом. Прикольный чувак, шутки у него отпад.

- Ох, Стен, я думал, твое чувство юмора выше шуток про пенисы, - я выглядываю в окно из кабинета, смотря, не идет ли кто по дорожке и в случае чего, не поднимет ли кто голову и не увидит меня, - быстро, вали из кабинета и стой на шухере.

- Что? Что ты собрался делать? – я начинаю стягивать Стена со стула за руку, но он упирается, - кого черта, Каспбрак?

- Ты мне друг? – спрашиваю я.

- Да, но…

- Тогда выйди и отставь меня здесь на пять минут. Я же тебе сказал, придурок, что этого очкастого в своем доме я не потерплю. Но начнем сначала со школы.

Стен кряхтит и вздыхает, но послушно встает, еще туже заправляет рубашку в шорты с высокой посадкой и выходит из кабинета.

- А что мне делать, если кто-то придет?

- Не давай ем войти. Начинай читать молитвы, или что вы там еще делаете, - говорю я, выталкивая Стена за дверь.

Так, у меня есть всего несколько минут. Сердце взволнованно подпрыгивает в груди. Я подбегаю к школьной доске, морщусь, но хватаю мокрую тряпку и стираю написанное учителем. Хватаю мел, и начинаю остервенело писать.

Пусть узнает, кто здесь главный.

Я ставлю точку, как только звенит звонок. Я захлопываю створки доски, мою руки с мылом и сажусь на свое место, как ни в чем не бывало. Буквально в это же мгновение входят Стен и остальные ученики под звук звонка. Стен смотрит на закрытую доску, молчит, лишь поджимает свои тонкие губы еще больше. Стен садится за одну парту со мной, Билл и Беверли сзади.

Последним в класс входит Ричи, вместе с учителем. Они о чем-то разговаривают, и учитель смеется. Что? Какого черта? Почему этот вечно недовольный и злой Петерсон смеется над шутками Ричи? Как он может так быстро всех обращать на свою сторону? Что это за магия? Почему единственный человек, кого он бесит – это я?

Все рассаживаются по своим местам, я оборачиваюсь на Билла, но он ничего не замечает, лишь рукавом школьного блейзера стирает остатки блеска для губ, которым наградила его Беверли за всю перемену. Я вижу, как она подтягивает ворот рубашки повыше, чтобы не было видно на шее отпечатков губ Билла. Я закатываю глаза так же, как Стен.

- Доброе утро, класс, - говорит Петерсон, и кладет руки на плечи Ричи, - позвольте вам представить вашего нового одноклассника – Ричард Тозиер, и по совместительству он теперь брат Эдди Каспбрака…

- Он мне не брат, - резко говорю я, - не брат, понятно?

- Каспбрак, ты сейчас выйдешь за дверь, - отвечает Петерсон, щуря глаза. Его рыжие волосы волнами падают на лоб, - ребята, будьте добры к Ричи, надеюсь, вы подружитесь.

- Все привет, - говорит Ричи, улыбается, поправляет очки.

Все наперебой начинают говорить ему «Привет, Ричи!», кто-то выкрикивает: «Эй, классная рубашка!», а Бен Хэнском, наш самый толстый одноклассник, выглядывая из-за Стена, говорит мне:

- Повезло тебе, Эдди, у тебя клевый брат! Я успел поговорить с ним за обедом – он классный. Защитил меня от нападок Генри Бауэрса.

Что? Этот дохляк смог защитить кого-то от нападок этого психопата Бауэрса, который держит в страхе всю школу? Ну, вы сейчас все увидите, какой он блин, крутой.

- Ричи, может, ты хочешь сесть с Эдди? Я могу попросить Стенли отсесть к Бену, - говорит учитель, и я хватаю Стенли за руку.

- Нет, мистер Петерсон, я хочу сидеть со Стенли, - твердо говорю я, и чувствую, как Билл вздыхает позади меня.

- Хорошо, Эдди. Ричи, садись, пожалуйста, с Беном, вот сюда.

- Хорошо, мистер Петерсон.

Ричи проходит мимо Стена, Бен подвигается, и Ричи садится с ним за одну парту. Между нами с ним только Стен, который если что будет удерживать меня от того, чтобы не вцепиться в Ричи. Но я спокоен. Пока что. Я начал свою месть, первый ход за мной.

- Итак, давайте начнем. Тема сегодняшнего урока… Кто закрыл доску? – мистер Петерсон поправляет галстук, - одну секунду.

Учитель открывает створки доски и…

Весь класс начинает презрительно фыркать и гудеть. Класс превращается в улей. Я сижу, сложив руки в замок прямо перед собой, ноги почти достают до пола, но я не болтаю ими в воздухе. Я слышу, как Билл выдыхает:

- В-в-в-в-вот дер-р-р-рьмо.

Стен так сильно закатывает глаза, что они скоро у него провалятся. Он не смотрит на меня, но под столом толкает пинает меня ногой.

- Тише, класс! Тише! Кто написал эту мерзость?! Я спрашиваю, кто написал эту мерзость на школьной доске?!

Я молчу. Все молчат. Никто не смотрит на меня, потому что никому и в голову не придет, что это мог делать я. Я написал это печатными буквами, поэтому никто не узнает меня по почерку.

В классе продолжают все шуметь и улюлюкать, будто увидели что-то непристойное. Я чуть откидываюсь на спинку стула и смотрю на Ричи. Он сидит ни жив ни мертв, вперив взгляд в парту, спрятав руки между коленями. Его спина ссутулилась еще больше, а Бен в ужасе на него смотрит.

- Класс, успокойтесь!

- Кажется, новенький у нас не приживется. Эй, Эдс, сочувствую, - кричит кто-то с последней парты, и я ощущаю волну радости. Она захватывает меня, переполняет, рвется наружу победоносным криком.

И тут случается нечто неповторимое.

Звук криков и завываний прерывает скрежет отодвигающегося стула по паркету. Ричи хватает свой рюкзак и, низко наклонив голову, выбегает из кабинета. Я успеваю заметить, что по его щекам текут слезы.

- Мистер Тозиер, постойте! Ричи! – учитель чертыхается, - всем оставаться на месте! Я вернусь с директором и мы будем разговаривать об этом уже в его присутствии! Ричи, стой! – Петерсон бросает мел на пол, тот падает, крошится на тысячу мелких кусочков, как, наверное, сердце новенького. Он выбегает вслед за Ричи, а в классе продолжают вопить.

- Ты придурок, - говорит Стен, даже не поворачиваясь ко мне. Он цедит это сквозь зубы, словно меня здесь и рядом нет. Я поворачиваюсь к Биллу и Беверли, но они молча качают головой, а Беверли опять очень странно на меня смотрит.

Я перевожу взгляд на доску.

«Ричи Тозиер – мерзкий вшивый гей. Берегите свои задницы».

Комментарий к ГЛАВА 3.

оставляйте, пожалуйста, комментарии, это очень важно для меня

========== Глава 4. ==========

***Наверное, если бы дело происходило в глупых книжках, я бы сказал, что эта ситуация – с надписью на доске – стала переломным моментом в моей жизни. Что я осознал свою ничтожность, извинился перед Ричи и мы стали лучшими друзьями.

Нет, переломный момент только должен был произойти, и я жил, даже не подозревая о нем.

Никто в классе, ни директор, ни учителя не узнали, что эту надпись сделал я. Стен, Билл Беверли, конечно, молчали при всех, но наедине высказали мне, что думали обо мне.

- Эдди, мне кажется, ты настоящая заноза в заднице. Оставь бедного Ричи в покое. Он пережил драму, он второй день находится в новой семье, а ты портишь ему жизнь, - говорит Беверли, недвусмысленно приподнимая брови.

- Если бы ты не был моим другом, я бы тебя за это ударил, - говорит Стен, не вынимая руки из карманов.

Билл молчал, но смотрел осуждающе. Мне показалось, что в один момент я лишился всех своих друзей. Когда они стали такими борцами за справедливость? Что происходит? Почему всего за пару дней моя размеренная жизнь потекла не в том направлении? В чем я провинился?

- Ладно, я не буду больше так издеваться над ним. В школе, - добавил я.

Признаюсь, вид плачущего Ричи вывел ненадолго меня из себя. На минуту я подумал, не перегнул ли я палку, но потом решил, что это меньше из того, что я мог сделать. Но на время я решил дать ему перерыв.

Мы стали избегать с Ричи друг друга. Мы не ссорились, не ругались, мы даже не разговорили. В школе мы проходили мимо друг друга, дома – тоже. Я игнорировал его, как будто он был просто предметом мебели, не больше. Родители пытались поговорить со мной, но я начинал симулировать приступ астмы, и меня отпускали к себе в комнату с зажатым в руке ингалятором, которым я даже не пользовался.

Я слышал, что в своей комнате Ричи по вечерам играет на гитаре, а потом пьет чай с моими родителями, как самый полноценный член семьи, в то время как я сидел наверху в одиночестве и упивался собственной ненавистью. Я не мог признаться себе, что в принципе, он даже смешно шутит, потому что некоторые обрывки их разговоров долетали до моей комнаты, но я был настолько зол и непреклонен, что решал лучше голодать, чем спускаться к ужину, когда Ричи еще был за столом.

Однажды я услышал, как отец сказал маме:

- Барбара, дай ему время. Эдди непростой ребенок. Он привыкнет, вот увидишь. По крайней мере, он больше не закатывает истерики.

- Ты думаешь, молчание лучше истерик? – неуверенно спросила мама.

- Иногда да.

Я кусал губы до крови, подтягивал к колени к подбородку и тихо плакал. Я расковырял царапину, которую получил, упав на Ричи в первый день в его новой школе. Я надеялся, что я занесу себе заразу, мне придется ампутировать ногу, и я мру. И тогда они заплачут из-за меня, но будет уже поздно. Но это была всего лишь царапина.

Мне не хотелось его видеть, мне не хотелось даже думать о том, что он существует. Я решил пойти по пути меньшего сопротивления – не замечать его.

В школе он теперь начал вовсю общаться с Беном и Майком Хенлоном, они стали прям неразлучной троицей. Учителям он нравился. Несмотря на неаккуратность, Ричи обладал выдающимися способностями в математике и физике, быстро справлялся с контрольными по всем предметам, и в случае чего, помогал другим. Я никогда не просил его о помощи, но для меня было страшным ударом, когда я увидел, как Стен и Ричи после уроков сверяли ответы в контрольной работе.

- Стен! Какого черта?! Ты что, начал общаться с Тозиером?!

- А что, это запрещено? – Стенли поправил кудрявую челку, - мы просто говорили об учебе.

- Я просто… Я думал…

- Брось, Эдс. Все забыли о том дерьме, что ты написал. Или не забыли, но сделали вид, что им плевать. Положительные качества Ричи в любом случае перевесили. И он ни разу не дал повода подумать о нем так, как ты хотел бы, чтобы о нем думали все.

Мне нечего было на это возразить своему другу еврею. Наши тусовки у него дома стали все реже и короче. Биллвсе торопился к Беверли, а оставаться со Стеном наедине мне не хотелось – после того, что произошло, мне казалось, что он меня предал. Я думал, что недалек тот день, когда я приду в класс на уроки, и увижу, что Стен сидит с Ричи.

И если я говорю, что мы никак не контактировали с Ричи, то я именно это и имел в виду.

Однажды Стен заболел, а Бен уехал с родителями на все выходные и в понедельник не смог прийти на уроки. Я сидел один, Ричи тоже. Учительница химии, миссис Монтгомери, решила провести лабораторную работу, а реактивов на всех не хватало. Не поворачиваясь к нам от доски, она сказала:

- Эдди, сядь к Ричи, я дам вам один набор реактивов.

На что я невозмутимо ответил:

- Но здесь никого нет, миссис Монтгомери.

Учительница обернулась на меня и смерила презрительным взглядом. Химия – единственный предмет, в котором я не понимал ничего, и вытаскивал средний балл только при помощи Стена. Она это знала, и не любила меня. А еще я всегда отказывался стирать с доски мел из-за астмы, которую она считала не более чем выдумкой, чтобы косить от уроков и других поручений. В кассе все затихли.

Все как-то поняли, и учителя тоже, что меня лучше не доводить лишний раз, называя Ричи моим братом. Учителя относились к нам как к обычным одноклассникам, и старались лишний раз не сбивать нас лбами, потому что знали – «я слабый ребенок, который остро на все реагирует». Но миссис Монтгомери было все равно. Она повторила свой приказ, а я так же невозмутимо посмотрел на парту Ричи, за которой он застыл с карандашом в руке, и повторил, что не вижу свободных мест.

- Тозиер, сядь к Каспбраку.

- Нет, – ответил Ричи, - я не буду сидеть с ним.

- Вы ведете себя, как малые дети, - учительница стукнула ладонью по столу, - живо сели вместе, я сказала!

Я продолжал сидеть на своем месте, Ричи тоже.

Не знаю, что было бы, если бы Билли не попытался спасти ситуацию.

- Мм-м-м-мисис Монтгомери, я с-с-с-яду к Эдди, а Б-бебеверли к Ричи.

Так и порешили. Билл продолжал весь урок посылать в меня ядовитые взгляды, и оба мы контрольную, конечно, завалили.

Но мне было все равно.

Выходя из кабинета, я столкнулся с Ричи в дверях – тот посторонился, будто я его ошпарил своим присутствием, и молча вышел следом, даже не посмотрев в мою сторону.

Не могу сказать, что это было то, чего я добавился – но уж лучше, чем ничего.

***

Однажды вечером я возвращался после кино домой один. Стен должен был вернуться домой раньше, чтобы помочь матери, и поэтому он свернул на другой улице, чтобы поскорее оказаться к себя, а Беверли и Билл должны были остаться дома у нее до утра, так как у ее отца была ночная смена. Иногда мне казалось, что Билл просто сходит с ума от своих чувств к самой обычной девчонке, но ничего не мог поделать. Билл и до ситуации с новеньким начал от меня отдаляться, а сейчас мои слова и вовсе не были авторитетными для него.

Я почти подъезжал к дому, когда услышал за своей спиной самый страшный голос:

- Эй, маменькин сукин сынок!

Я решил не оборачиваться, потому что знал, кому принадлежит голос – Генри Бауэрсу, старшекласснику, который со своей свитой тупоголовых дружков наводили страх на всю школу. В том числе и на меня. Генри носил при себе нож, это ни для кого не было секретом, и я был четко уверен, что ему ничто не стоит пустить его в дело. Он приставал и к нам, но дальше толчков, легких ударов под зад и обзывания они ничего себе не позволяли. Знали, что я – больной, и если со мной что-то случится, они огребут по полной.

Я попытался крутить педали на велосипеде быстрее, но не смог справиться с волнением, налетел на камень и перевернулся вместе с велосипедом. Боль в разодранном локте так сильно шибанула меня, что на секунду перед глазами поплыли звездочки и черные точки. Я увидел на локте кровь. Пока я вставал и отряхивался, тяжелая волосатая рука Генри Бауэрса уже схватила меня за воротник.

- Ну, и где твои дружки-лузеры, а, астматик? Где заика, обрезанный и шлюшка? И где твой новый братец-урод?

Почему-то первой моей мыслью было сказать Генри, что Ричи уж явно будет посимпатичнее его, и я даже чуть не прикусил себе язык, поражаясь тому, о чем подумал. Генри повернул меня к себе лицом.

- Ну, чего ты молчишь, мелкий засранец?

- Отвали от меня, я спешу домой, - я попытался вырваться, но Генри и три его дружка окружили меня. Один подошел к моему велику, достал нож и проткнул шины.

- Посмотрим теперь, как ты доберешься домой, - оскалился Генри и занес руку, - кучка маленьких неудачников бросила тебе. Даже они поняли, какое ты ничтожество, Каспбрак.

- Прекрати! Прекрати! Не трогай мой велик! – заорал я, пытаясь ударить Генри по щиколотке кроссовком, но тот лишь засмеялся и ударил меня в живот.

Я согнулся пополам, и чуть не потерял сознание.

- Тебе не жить, мелкий, - прошипел Бауэрс, и снова занес руку для удара.

- А ну пошел в жопу от него, урод гребанный!

Я не понял, что и как произошло. Я услышал голос Ричи, который несся по дороге от соседнего дома к нам. Генри засмеялся еще противнее.

- Что, твой новый братик бежит на помощь? Кучка педиков! Хокстеттер, замочи его!

Я услышал это и снова почувствовал такой сильный удар куда-то в лицо, что не удержал равновесия на ногах и упал на асфальт. Генри снова замахнулся и ударил меня в лицо. Черт, мое лицо! Кровь из разбитой брови потекла на разбитую губу, смешиваясь, и попадая мне в глаз и в рот. Я попытался отбиваться, но они, конечно, были сильнее.

- Если ты его тронешь еще раз, я тебя убью. Я не шучу, Бауэрс, - скорее почувствовал, чем услышал я голос Ричи. Приоткрыв один глаз, я увидел, что он намотал на руку велосипедную цепь и угрожающе направляется к нам.

- Рич… - прошептал я, чувствуя, что хватка Бауэрса на моем плече слабеет, - Рич…

- А ты катись в свою вонючую дыру, откуда вылез, Тозиер! – проорал Генри, - иначе я отделаю вас обоих. Даю тебе две минуты, чтобы ты смылся, а я смог разделаться с этим сопляком.

- Только попробуй.

Генри снова занес надо мной руку, я весь сжался в асфальт, когда Ричи, издав нечеловеческий вопль, размахнулся велосипедной цепью, и обрушил ее на Баэурса. Тот покачнулся, чуть был не свалился на меня. Я заорал благим матом, чувствуя, как легкие склеились от недостатка кислорода. Я попытался достать ингалятор из кармана, но его там не было. Я начал задыхаться. В прямом смысле. Я потерял свой ингалятор, когда у меня случился самый страшный приступ в моей жизни.

- Ох, черт! Он психопат конченный! Валим! – заорал Хокстеттер, не желая ,видимо, получить по голове велосипедной цепью.

У Бауэрса из затылка текла кроваь.

- Ты… Мелкий говнюк… - прошипел он, утирая кровь с волос, - только попробуй…

- Ричи! – заорал я на последнем вздохе. Куда этот придурок лезет?! Генри просто зарежет его! И меня в том числе!

- Только попробуй подойти ко мне и получишь еще, - Ричи воинственно поправил очки на носу, - ну, хочешь еще?!

- Ты труп, понял? – сплюнул Баэурс на проезжую часть между ними, - ты уже завтра будет харкать кровью.

- Как скажешь, придурок. Только завтра я уже буду трахать твою мамашу, - Ричи показал ему средний палец, еще плотнее наматывая цепь на руку, - пошел вон отсюда, придурок, пока я тебя не прибил!

- Генри, валим, там какой-то мужик из дома выходит,- сказал дружок Бауэрса, и первый помчался прочь от нас.

- Ты у меня еще будешь выть от боли, сосунок, - прошипел Генри и, подняв нож, который он уронил, пока избивал меня, вместе с дружками умчался прочь.

- Эй, Каспбрак, ты как? Эдди? Эдди, мать твою, ты меня слышишь?!

Я закрыл глаза, потому боль по всему телу была такая, что я не мог пошевелиться. Кровь заливала лицо. Я сидел, прислонившись к бордюру, чувствуя, как ломит руку. Возможно, я даже ее сломал, не знаю. Я не мог дышать, мне отчаянно не хватало воздуха. Изо рта доносились только слабые свисты.

- Черт, Эдди, Эдди, - Ричи уронил цепь на асфальт и упал на колени возле меня, царапая и без того заношенные джинсы о мелкие камни. Он выругался, схватил меня за руку, - где твой ингалятор?! Черт, Каспбрак, ты что, задыхаешься?!

Я не мог ни ответить, ни даже кивнуть головой. Я пытался заставить свое тело дышать, но не мог, оно мне не подчинялось. Сердце стучало где-то в горле, противным липким комком. Я пытался расслабить легкие, раксрыть их, представляя, что это две бабочки, как учил меня доктор, но не мог. Они склеились от заполнившей их жидкости, которая стала рваться из меня наружу через рот. Я подумал, что блевану на Ричи, но я открывал рот, пытаясь глотнуть воздуха, который застревал где-то в глотке и отчаянно не проходил дальше. Я умирал, пока Ричи орал надо мной, тряс меня за плечи и пытался привести себя в чувство.

И тут произошло чудо. Точнее, такое себе, конечно, чудо, учитывая, что я чуть не умер от приступа астме на улице, рядом с человеком, которого ненавидел больше всех на свете, когда мое лицо было все в крови, но тем не менее…

Я потерял сознание, прекращая тем самым боль во всем теле и в горящих легких.

И именно в момент, когда мое сознание покидало тело на неопределенный период времени, произошло то, что должно было меня убить окончательно.

Я услышал, как зашептал Ричи, будто это он не мог справиться со своей болью:

- Дыши, Эдди, пожалуйста, только дыши.

А потом, уже находясь в каком-то пограничном состоянии, почувствовал, как что-то теплое прикоснулось к моим губам.

Губы Ричи.

А затем – темнота.

Комментарий к Глава 4.

пожалуйста, оставляйте комментарии

вам это две минуты - а мне важно знать, стоит ли продолжать и в том ли я вообще направлении работаю

спасибо за внимание, обнимаю каждого

========== ГЛАВА 5. ==========

Я прихожу в себя так медленно, будто выныриваю из банки меда, медленно, раз за разом, постигая за сантиметром сантиметр, поднимаюсь на поверхность. Я не могу дышать сквозь толщу липкой субстанции, заполнившей мои легкие. Мои глаза еще закрыты, я чувствую боль во всем теле, но я дышу. Меня словно выловили из воды бугром за легкие, и я, наконец, могу дышать, чувствовать, ощущать.

Я могу дышать.

Я не открываю глаза; на моем лице чьи-то руки. Они гладят меня по щекам, чьи-то волосы щекочут мои веки и лоб. Я пытаюсь что-то сказать, но рот заполнен пустотой и молчанием. Я все еще нахожусь где-то между.

Я вспоминаю ощущение от прикосновения теплых губ на своих губах, пытаюсь понять, что я чувствую. Мысли плодятся в голове, собираются стайками и разбегаются как тараканы. Я чувствую себя куклой, сломанной, изжеванной и перебитой.

Но я отчетливо помню губы.

Руки продолжают гладить меня по щекам, мне приятно. Собрав всю волю в кулак, я еле слышно произношу:

- Рич…

Мой рот забит песком, легкие полны сломанного воздуха, который не работает.

- Ох, милый, это я. Эдди, солнышко, ты как?

Я приоткрываю глаза и вижу маму. Это ее руки трогают меня за лицо, она склоняется надо мной и я вдыхаю знакомый запах ее шампуня. Ей нельзя пользоваться духами, иначе это может спровоцировать у меня приступ, так было заведено с самого детства. Я силюсь улыбнуться, но губа разбита. Мне казалось, то в таком состоянии я провел минимум неделю, а оказалось – чуть больше часа.

- Сынок, дорогой, как ты себя чувствуешь? У тебя кружится голова? Тебя не тошнит? – мама начинает поправлять мои подушки, гладить по руке. Я не могу отделаться от мысли, что мне казалось, нет, я был почти уверен, что чьи-то другие руки трогали мое лицо. Я пытаюсь кивнуть, во рту пересохло. Мама подает мне стакан водой, я пью через трубочку, не поднимая голову от подушки.

- Что… Что произ…

- Тише, милый, тебе нельзя волноваться, - в голосе мамы звучат слезы, - Господи, этих малолетних преступников убить мало! Ох, прости! Когда мне позвонил мистер Ренсом, я чуть не упала в оборок… Хорошо, что твой отец уже был дома, и мы забрали тебя прямо с улицы. Ты не помнишь, как ты был в больнице, милый? У тебя сотрясение мозга, вывих плечевого сустава, разбито лицо… Мой милый Эдди, - мама припадает ко мне, целует в лоб, - мой мальчик.

- А… - я нервно сглатываю, - где…

- Ричи? Милый, он у себя в комнате. Ты ничего не помнишь? Он был с тобой, когда эти подонки на тебя напали. Он попросил мистера Ренсома позвонить нам и вызвал «Скорую», он оставался с тобой все это время. Если бы не Ричи, ты… Ты… - мама не договаривает фазу, заливается слезами; я ее понимаю.

Голова кружится, я снова закрываю глаза.

- Попроси его… Зайти.

- Ричи? Ты хочешь видеть его? Может, лучше позвать папу, он сейчас внизу говорит с шерифом…

- Позови. Ричи, - выдавливаю из себя, - пожалуйста.

- Да, конечно, милый.

Мама встает с моей кровати, еще раз гладит мою здоровую руку. На ту, что вывихнута, я не могу посмотреть, она укрыта одеялом. Но хорошо, что хоть не правая.

Трогаю языком разбитую губу, морщусь. Ощущение, что она рассечена на двое. Могло ли мне показаться в самом деле? Не мог же Ричи и правда поцеловать меня? С чего бы ему это делать? Это какой-то бред. Неудивительно, что мне могло показаться это, я получил сотрясение мозга.

- Эй, ты меня звал?

Я медленно поворачиваю голову на подушке и вижу Ричи – он мнется в дверях, не решаясь зайти. Я киваю. Он проходит по комнате, в нерешительности останавливается возле моей кровати. Его волосы всклокочены, он явно часто запускал в них пальцы, лицо бледное. Но он точно выглядит лучше меня.

- Ты спас мне жизнь? – полу-вопрос, полу-утверждение срывается с моих разбитых губ.

- Типа того, - Ричи пожимает плечами, - хоть ты и мелкий засранец, я не мог допустить, чтобы они убили тебя.

- Справедливо, - выдыхаю я. Я поворачиваю голову к тумбочке и вижу ингалятор. Кажется, новый. Показывая на него глазами Ричи, тот молчит.

- Но я спокойно могу не подать его тебе и ты задохнешься, - говорит он, а я в ужасе смотрю на него, - но нет, я не сделаю этого, хотя ты этого и заслуживаешь, - Ричи берет ингалятор, подбрасывает в руке, потом подает мне, - на.

Нет, он определенно точно меня не целовал.

В комнате повисает напряженное молчание.

Ричи не смотрит мне в глаза, делает вид, что ему интереснее рассматривать коллекцию моих комиксов на столе. Они все лежат по номерам, стопка к стопке.

- Чертов педант, - бурчит Ричи, - кстати, с такой рожей тебе намного лучше.

- Спасибо. Ты тоже выглядишь лучше, когда я смотрю на тебя только одним глазом.

С секунду Ричи молчит, потом начинается смеяться. Я прыскаю в ответ, но вместе этого из носа вылетает пара капель крови. Я прикладываю руку к носу, вытираю кровь. Она остается на пальцах.

- Вот черт…

- Позвать твою… маму? – Ричи косится на меня.

- Чувак, она теперь и твоя мама – отвечаю я, рассматривая капли крови. Ричи смотрит на меня через толстые стекла очков.

- Не думал, что ты это скажешь.

- А я не думал, что ты спасешь мне жизнь.

Ричи начинает рыться в карманах джинсов и достает помятый, изжеванный платок. Он протягивает его мне, но я не двигаюсь. Господи, он что, не знает, что вещи можно гладить?! Он хотя бы чистый?

- Не бойся, я в него не сморкался. Сегодня, - говорит Ричи, поигрывая бровями. Я снова прыскаю, кровь из носа течет обильнее, и мне приходится воспользоваться его платком. Ладно, он, по крайней мере, чистый.

- Спасибо, - бурчу я.

С каждым предложением говорить становится чуть легче, воздух начинает быстрее проходить в легкие, свободнее из него выходить. Ричи поправляет средним пальцем очки, и я не могу не заметить этот недвусмысленный жест. Я указываю ему взглядом на место в ногах кровати.

- Только не садись на кровать с ногами, - предостерегаю его я. Ричи мнется, потом аккуратно садится на краешек. Делаю вид, что собирается закинуть на кровать и ноги в кроссовках. Я качаю головой, сжимаю губы. Ему нравится меня бесить, определено. Ричи нервно подергивает плечами, как от холода. На нем белая футболка и желтая гавайская рубашка на два размера больше. Худые руки выглядывают из рукавов, они перемазаны чернилами и синим фломастером. На щеке у него тоже след от фломастера, только зеленого.

- Ну… Ты что-нибудь помнишь? – спрашивает Ричи, все так же не смотря на меня.

- Только как Бауэрс хотел вытрясти из меня жизнь.

- Негусто.

Мы молчим.

- Эй, Тозиер.

- А? Чего?

- Я задыхался, да? Я не дышал?

Ричи пожимает плечами как-то неопределенно. Я смотрю на него во все глаза, ловя каждую реакцию, даже самую малейшую, на мои слова.

- Мне показалось, что ты сдох, - протягивает Ричи.

- Звучит не очень.

Мы снова молчим. Этот разговор начинает меня тяготит. Но я должен узнать. Я не мог спросить прямо: «Ричи, ты что, поцеловал меня?» Потому что… Ну потому что это было бы очень дико и странно, и тем не менее, мне хотелось знать, показалось мне это или нет. В любом случае, независимо от вашей реакции, вы хотели бы узнать о том, как кто-то вас целовал.

На секунду я похолодел от мысли, что если он действительно меня поцеловал, то мой первый поцелуй произошел с Ричи Тозиером.

Вот дерьмо.

- Ты не дышал, и глаза у тебя еще так закатывались, - Ричи попытался это показать, но это выглядело слишком жутко, потому что из-за очков его глаза казались в три раза больше, чем у нормальных людей, - и хрипел, как будто из тебя последний воздух выходит через дырку. Как у резиновых игрушек, ну, ты знаешь, я тебя явно такие есть.

Я пропускаю колкость мимо ушей.

- Но я не задохнулся. Как… Что… Что ты сделал?

Ричи смотрит на меня невозмутимо. Слишком невозмутимо. Его лицо спокойно, ничего не выражает. Он приподнимает бровь.

- Я просто поднял твой ингалятор, чувак, и поднес тебе ко рту. Нажал куда-то и ты начал дышать. Правда, ты сразу отключился. Извини, что всунул тебе в рот грязный ингалятор, но у меня не было с собой дезинфицирующего средства, а пока я бы сбегал за ним, ты бы уже сдох.

Значит, моих губ коснулся ингалятор? Но … Я же отчетливо чувствовал его губы… Я смотрю на Ричи, но тот же глазом не моргнул.

- Да, окей. Спасибо. Не думал, что ты это сделаешь, но… Спасибо.

- Брось, Каспбрак. Сделаем вид, что ничего не было. Мы ведь снова будем ненавидеть друг друга, верно? – Ричи пожимает плечами, будто говорит о самых обыденных вещах.

Я молчу, а потом протягиваю ему здоровую руку.

- Можешь тоже плюнуть в нее, я разрешаю. Ты спас мне жизнь и ты…

- Заслужил твое расположение? Вот это честь, - говорит Ричи, в его голосе сарказм. Я все еще лежу с вытянутой рукой. Ричи смотрит на нее, молчит. Потом его губы трогает легкая улыбка, которая все растягивается в самую широкую и добрую улыбку, которую я видел, а потом он со всей силы ударяет меня своей пятерней по раскрытой ладони. Звук разносится по комнате, я морщусь от боли, этот шлепок отдается у меня в голове. Смотрю на свою ладонь, она начинает краснеть. Я пинаю Ричи по ногам.

- Ну, ты и придурок, Тозиер.

- Ну, ты и придурок, Каспбрак.

Мы начинаем смеяться, сидя на моей кровати.

- Как же ты теперь дрочить-то будешь? – спрашивает Ричи, указывая глазами на мою деформированную руку, - или ты правша?

- Если что, попрошу твоей помощи, у тебя рот работает бесперебойно, - парирую я, и Ричи удовлетворенно кивает – кажется, он не один у нас мастер грязных подколов.

Мы снова смеемся, и напряжение последних недель между нами рассасывается, исчезает, как затянувшаяся царапина на ободранной коленке. Напряжение остается только в моем теле от одной единственной мысли.

Окей, ладно, Ричи Тозиер спас мне жизнь, хотя он действительно меня не целовал. Это все мне показалось вследствие нервного истощения, перевозбуждения, напряжения и чего-то там еще, что доктор написал в моей карточке, из-за чего я мог не посещать школу две недели. За это время как раз должны были сойти и синяки с лица.

Но все же… Все же…

Я понял, что в тот миг что-то перевернулось в моей жизни и во мне в целом, и если вы сомневаетесь, считать ли какой-то момент в вашей жизни переломным, или нет, то считайте. У меня он произошел в двенадцать лет и десять месяцев.

Одна мысль все-таки успела проскользнуть в моем воспаленном мозгу в тот день, когда это все случилось. Это было после нашего разговора с Ричи, когда он ушел к себе, а ко мне пришли Билл, Стен и Беверли. На малую долю секунды эта мысль пробежала по моим извилинам, выбежала на спину и пробежалась по всей коже маленькими ножками в тяжелых походных ботинках, оставляя за собой полчище мурашек.

Ричи Тозиер меня не поцеловал.

А жаль.

Комментарий к ГЛАВА 5.

оставляйте, пожалуйста, комментарии, любые, короткие, длинные , с вопросами или нет, я по возможности буду отвечать всем вам, просто заходить сюда могу только с ноутбука по вечерам, на работе или с телефона сделать этого возможности нет

всем пис

лю вас

========== ГЛАВА 6. ==========

«Эдс, Эдс! Дыши, слышишь?! Черт, Эдс, дыши!»

Я снова куда-то падаю, во что-то мягкое, словно мох; горячая волна закрывает мои легкие, я проваливаюсь все глубже, глубже, и в самый последний момент чувствую его губы на своих губах.

В разных снах это всегда происходит по-разному. Я либо просыпался тут же, как только во сне соприкасался с губами Ричи (иногда это вообще был не Ричи, а просто чей-то силуэт), либо же поцелуй становился таким длинным и… Настоящим, что я просыпался с приступом астмы, потому что чувствовал, как этот самый поцелуй пробирался в легкие и перекрывал доступ кислорода.

После таких снов я долго приходил в себя. Я не мог понять, что происходит? Почему мне снится это? Ричи отчетливо дал мне понять, что не целовал меня, как мне вообще могло прийти такое в голову?! Я боялся своих мыслей, и желаний, которые они вызывали.

Но давайте обо всем по порядку.

Как я уже сказал, мне дали освобождение от занятий на целых две недели. Родители почти ни на шаг от меня не отходили, выполняли любую мою прихоть, вплоть до того, что я даже ел в кровати над специальным переносным столиком. Отец после работы всегда приходил и сидел у меня на кровати, мама заходила чуть ли не каждый час, проверить, не нужно ли мне чего. Я валялся целыми днями на кровати, спал, пил таблетки, которые успокаивали мою нервную систему, смотрел в потолок. Читать было тяжело из-за подбитого глаза. Поначалу, когда я увидел себя с синяками, я расплакался. Мне всегда нравилась моя внешность, меня называли красивым ребенком, мне самому очень нравились мои большие карие глаза, длинные ресницы, ямочки. Но постепенно травмы начали проходить, и я мог хвастаться другим, что выжил в схватке с Генри Бауэрсом, которого, между прочим, посадили под домашний арест после случившегося. И почему-то я его больше не боялся. Откуда-то я знал, что Ричи меня спасет.

Свои странные сны я списывал на нервный шок после того, что со мной случилось – не каждый день, вас, двенадцатилетнего, мутузят старшие ребята, которые не дружат ни с головой, ни с законом. Вероятно, Ричи приблизился ко мне настолько близко, чтобы понять, дышу я или нет, а потом поднес к моим губам ингалятор, в то время как я, находясь уже на грани жизни и смерти, принял это за поцелуй. Откуда мне вообще знать, что это такое! Но сны продолжались, раз за разом, там менялась лишь продолжительность и интенсивность поцелуя. Но потом я просыпался и через какой-то промежуток времени даже не вспоминал об этом.

Каждый день после школы заходили Стен, Бев и Билл. Приносили мне домашние задания, свежие сплетни и новости: Грете Макдонадальд поставили пластинку, Луи Венсон постригся настолько ужасно, что все шутки в классе только об этом, Роберт Кегелтон подрался в школьной соловой и в результате чего вылил обидчику на голову гороховый суп. Я слушал их новости, кивал, смеялся. В общем, все как всегда.

- Ну, а как ты, Эдс? Точнее, вы с Ричи. Он сейчас с нами тусуется, ты не против? Все-таки, он тебе жизнь спас, чувак, - сказал Стен, внимательно следя за мной своими серыми газами.

- Да, конечно. Без проблем. Мы… Помирились.

- И что, вы теперь братья на век? – не унимается Стен, пихая меня легко в бок.

- Не настолько, конечно, но… Ладно. Вы были правы, он оказался неплохим чуваком.

Билл говорит, что это очень хорошая новость и жмет мне руку, а Беверли улыбается концом губ и спрашивает, можно ли курить в моей комнате.

- Конечно, нет! Ты что, хочешь, чтобы я умер?

Мы снова начинаем смеяться и разговаривать, а потом ребята уходят.

Не скажу, что я жду их посещения каждый день: точнее, я бы ждал, если бы мои долгие часы выздоровления не скрашивал Ричи.

После школы он сразу направлялся в мою комнату, скидывал старый рюкзак на пол, закрывал дверь, и, забираясь с ногами ко мне на кровать, принимался меня веселить. Он рассказывал такие нереальные истории, что я уже давился от смеха, но все равно бил его подушкой за то, что в них половина такой дикий вымысел, что по ним можно фильмы снимать. Ричи всегда на это закатывал глаза, и говорил, что не врет, а просто приукрашивает действительность, чтобы я больше смеялся. Он говорил, что все таблетки – просто дрянь, а действительно от всего лечит хороший смех, от которого сводит живот, а дышать уже невозможно. На этих словах он обычно затыкался, потому что в моей ситуации это было не уместно, но именно после таких приступов смеха и я чувствовал себя лучше всех, лучше, чем после любой таблетки.

День за днем я начинал замечать мелочи, детали, которые были свойственны только Ричи. Когда я выздоровел, я даже записал их в блокнот и спрятал под груду тетрадей в своем шкафу. Не знаю, зачем я это сделал.

Для меня Ричи в те дни был самым лучшим лекарством, который своими шутками, историями, рассказами поднимал мне настроение, поддерживал и скрашивал одинокие часы.

Мне стало нравиться следить за его руками, когда в момент разговора, он так увлекался, что начинал активно ими жестикулировать – он мог гнуть пальцы в разные стороны, и они всегда были у него испачканы красками, фломастерами, чернилам. Иногда он рисовал прямо на руках смешные картинки, которые двигались, если он особым образом складывал пальцы. Мне нравилось смотреть, как двигался кадык на его худой шее, нравилось смотреть, что он уже похож не просто на мальчишку, а как будто с каждым днем становился чуточку больше похожим на мужчину. Когда я застрял в возрасте десятилетнего мальчика с рождественских открыток, которого любят трепать за щечку тетушки и бабушки, Ричи уже вытягивался в рост, его конечности становились нескладными, спина сутулилась, а голос ломался и часто срывался на высоко ноте. Ричи рассказал, что пробовал курить, и один раз показал, как он это делает, да, прямо в моей комнате, стоя возле окна. Я стоял, наблюдая за Ричи, как он держал сигарету, зажатую между двумя абсолютно прямым пальцами, подносил к губам, задерживал их прижатыми ко рту, а потом выдыхал кольца дыма в открытое окно моей комнаты. Я потом словил приступ, но это того стоило.

Мне нравилось, как он откидывал волосы со лба, пропуская кудрявые пряди через пальцы, мне нравилось смотреть, как концом футболки он протирал очки, мне нравилось, как он широко смеялся, показывая запластинчатые зубы.

Короче, что бы ни делал Ричи – мне нравилось.

И я не мог найти этому объяснение.

Мне нравилась россыпь его веснушек – один раз я насчитал на левой щеке тридцать семь штук. Это было сложное занятие – не пялятся в открытую на него, когда он шутил свои самые грязные шуточки.

Но мы не только шутили. Мы часто разговаривали на серьезные темы. Ричи рассказывал о своих родителях, об их гибели, и как он даже не ожидал, что спустя неделю мои родители решат взять его на усыновление. Конечно, вся эта процедура с документами и прочим еще длится, органы опеки наблюдают за Ричи, но он безумно счастлив. Он любит своих родителей и помнит, но не ожидал, что и вторая его семья окажется классной. На этих словах я смутился, ведь значит, это определение относилось и ко мне.

- Слушай, Эдс, - как-то в один из таких дней начал Ричи, сидя, как обычно, в ногах моей кровати. Он был в розовой гавайской рубашке и серых шортах, из под которых торчали тощие коленки, - давай сыграем в одну игру.

- Какую?

- Две правды и одна ложь. Знаешь такую игру? – Ричи начал щелкать пальцами, и я пнул его ногой, чтобы он перестал меня раздражать - я задаю тебе три вопроса, на два из них ты должен ответить правду, а на один можешь соврать или просто не отвечать ничего. Усек?

- Ну, давай попробуем, - неуверенно ответил я, и заметя блеск в глазах Ричи, насторожился, - обычно мне не нравятся игры, которые предлагаешь ты.

- Итак, начнем, - Ричи вытянул вперед руку и начал загибать пальцы, - правда ли, что Билл и Беверли уже занимаются этим? На кого ты чаще всего дрочишь? На кого ты хочешь стать похожим, когда вырастешь?

Вопросы из Ричи сыплются неудержимым потоком. Я оторопело открываю рот.

- Насчет Билла и Беверли я не знаю, но могу предположить, что да. Когда вырасту, хочу быть похожим на Кларка Гейбла, а…

- Фу, это тот усатый старикан из допотопных фильмов? – Ричи делает вид, что его сейчас стошнит.

- Я люблю «Унесенные ветром!» Мы с мамой часто его смотрели, - я вскидываюсь на защиту любого фильма, - второй вопрос я пропускаю.

- Так и знал, что на самый интересный вопрос ты не ответишь, - Ричи вздыхает, - да брось, я думал, в этом и прикол: задавать друг другие мерзкие вопросы, а потом обсуждать это. Все большие парни так делают! – потом Ричи закусывает губу, - хотя да, я забыл, что ты метр сорок пять.

- Метр сорок восемь! – вскрикиваю я, но мой голос тонет в потоке смеха Ричи, - ладно-ладно, вот тебе ответ на второй вопрос: ни на кого.

- Что? Чувак, ты шутишь, что ли? – Ричи поправляет очки двумя руками, - в смысле… Ты что, типа, вообще не делаешь этого?

- Ну… - я мнусь, чувствуя, как лицо заливает краска, - ну да. А что?

- Я думал, в вашей компании только один обрезанный, - говорит Ричи, делая вид, что наглухо застегивает пуговицы на рубашке и поправляет челку на один бок, как это делает Стен, - черт, то есть ты… И типа… Ну… Девственник?

- Ну да, да, - сдаюсь я, - можешь начинать смеяться надо мной. Между прочим, я читал научное исследование, которое запрещает подросткам вступать в половую связь до восемнадцати лет, так как…

- Стоп, ну, ты хотя бы целовался когда-нибудь?

- Ох, Тозеир, отвали.

- Что? Нет? Серьезно? Я не расслышал, ты сказал: «Нет»? – Ричи начинает смеяться так громко, что складывается пополам и бьет себя по ногам, - черт, а я думал, ты неплохо подкован, раз шутишь взрослые шутки.

- Смотрю, ты у нас тут секс-символ, что ли? Кто тебе вообще даст? Кто захочет спать с мешком с костями?

Ричи недвусмысленно качает головой, но ничего точно не отвечает. Я бы мог закончить этот разговор, но уже слишком распалился:

- Окей, тогда мои вопросы, Тозиер: был ли у тебя секс? Со сколькими девчонками ты целовался? Тебе кто-нибудь нравится?

Третий вопрос срывается помимо моей воли. Ричи цокает языком.

- Ты действительно хочешь это знать?

Я пожимаю плечами.

- Окей, ну… Да, мне кое-кто нравится, но я не скажу тебе, кто. Ты все равно не знаешь. Девчонки… Господи, и не посчитать. Около десятка, наверное, - Ричи чешет шею, мучительно вспоминая, - первый вопрос отклоняю.

- Эй, так нечестно! Я ответил на все три! – я высвобождаю ногу из-под одеяла, чтобы снов пнуть Ричи, но он перехватает меня, и хлопает меня по коленке, чтобы я отстал.

Я в пижамных штанах, но чувствую его прикосновение так, будто межу его ладонью и моей кожей нет никакой ткани. Я поспешно скидываю его руку и накрываюсь одеялом чуть ли не с головой. Сердце стучит где-то в горле. Что, блин, происходит…

- Окей, ладно. Секса не было. Обычного. Оральный был. Знаешь, сколько девчонок у меня отсосали? – смеется Ричи, трогая себя за ремень шортов, - ой, хватит, Каспбрак, я шучу. Прекрати делать такое лицо, будто я блеванул в церкви.

- Ты мерзкий, и шутки у тебя мерзкие, – бурчу я.

- А ты зануда.

- А ты придурок.

- А ты брюзга…

Мы начинаем перебрасываться ругательствами, обзываем друг друга, а потом снова смеемся.

- Ладно, я пойду делать уроки, а тебе надо отдыхать. Кстати, - Ричи застывает в дверях моей комнаты, оборачивается уже перед самым уходом, - могу принести тебе всяких журналов, ну, чтобы ты попробовал.

- Попробовал что?

Ричи делает жест рукой, будто взбалтывает банку с колой. Я испускаю стон.

- Тозиер, уберись с моих глаз.

- Хорошо, Эдди – я умру – девственником – Каспбрак. Но если вдруг понадобится моя помощь – зови.

- Что?!

Я смотрю на него во все глаза. Что он сказал? Если мне потребуется его помощь, в смысле… Помощь в этом?

- Я принесу журналы, - Ричи подмигивает и выходит из комнаты.

Я выдыхаю так шумно, что прикрепленные картинки и фотографии на стене возле кровати трепещут.

Я слышу, как на лестнице Ричи напевает какую-то глупую песню, совершенно не попадая в ноты.

Я откидываю одеяло и устремляю взгляд на свои пижамные штаны.

И единственное, что я могу произнести – это:

- Черт.

Комментарий к ГЛАВА 6.

извините за опечатки в предыдущей главе, видимо, компьютер решил на меня быкануть и не сохранить последнюю отредактированную версию

такого больше не повторится, и спасибо за внимательность!

========== Письмо номер раз. ==========

Спустя пару дней я получил письмо. Оно стало первым в череде писем, которые я получал в течение двух недель каждый день. Каждое было напечатано на пишущей машинке и сложено в четыре раза. Первое письмо мне принесла мама, сказала, что оно было оставлено в нашем почтовом ящике. Она приносила их по утрам, и с улыбкой, молча, оставляла меня их читать. Они не были длинными, иногда в них не было и десяти строчек, но я сохранил их все.

Я приведу их все здесь, в порядке, в котором получал их.

Я не знал, кто писал их, и даже боялся думать о том, что в ком-то я могу зародить такие чувства. Я думал, что, придя в школу, я смогу понять, кто скрывался за маской этого таинственного автора. А пока – я просто наслаждался тем, что читал их и перечитывал, учил наизусть и прятал в книгу «Три мушкетера».

Я не показал эти письма никому.

Даже Ричи.

Итак.

Письмо, номер 1. Вы готовы?

«Привет, Эдди.

Ты никогда не узнаешь, кто пишет тебе эти письма, потому что даже я не знаю, кем я являюсь. Никаких имен, никаких подсказок. Считай, что это тайный друг, или подруга, или нечто среднее – это не играет никакой роли. Ты можешь не читать их, но я буду слать их каждый день. Две недели, запомнил? Возможно, подсказки тебе и не понадобятся. И через четырнадцать дней ты сам поймешь, кто пишет тебе эти письма.

Ты можешь не читать их вовсе и просто дождаться последнего, решающего. Но так будет не интересно и слишком легко; а я знаю, ты любишь паззлы и головоломки.

Еще я знаю, что ты – самый лучший человек, даже если не думаешь о себе так. Я знаю, что твои родители очень любят тебя, и они делают для тебя так много – но знаю, что порой это все превращается в пыль, когда ты не слышишь от них самых важных слов. «Ты нужен мне». «Ты важен». «Я считаюсь с твоим мнением». «Я горжусь тобой не за твои оценки и порядок в комнате, а за то, кем ты являешься».

Так пусть эти письма станут тем посланием, которые помогут тебе в этом разобраться – в том, какой ты, какие люди тебя окружают. Заглянуть внутрь себя.

Ну, а в самом крайнем случае – они просто скрасят твои больничные будни.

Я скучаю без тебя в школе, даже если ты никогда этого не замечал.

Возможно, ты даже не помнишь меня – перечисляя имена всех своих знакомых за все годы, ты даже не назовешь моего имени. Тем лучше.

Для меня же это – своего рода проверка. Своих чувств, своей смелости и храбрости. Не имея возможности сказать тебе это в лицо, я пишу об этом.

Эдди, ты лучше, чем ты о себе думаешь. Или кто-либо еще. Не все видят твой ум, способности, а твои истерики и вызывающее поведение – лишь способ закричать о том, что ты важен.

Ты важен, Эдди.

И я тебя слышу.

Даже когда ты думаешь, что никто не слышит тебя и не понимает – я слышу. Я понимаю. Я рядом.

И пусть эти письма будут как раз подспорьем для тебя в твоем (пока что) одиночестве. Потому что ты заслуживаешь лучшего.

Письмо получилось сумбурным, но обещаю, что дальнейшие будут более наполненными и полезными. Я буду писать о тебе для тебя.

Помни: для кого-то ты лишь одна маленькая веснушка на лице, незаметная среди остальных.

Но для меня – ты та самая веснушка, с которой именно я начинаю отсчет».

========== Письмо номер два. ==========

Письмо номер 2.

«Привет, Эдди.

Просыпаясь, я думаю о тебе. О твоих больших глазах, которые смотрят на все с такой неподдельной наивностью; о твоих родинках на лице, которые будто кто-то случайно рассыпал из волшебного мешка; о том, как ты быстро говоришь, иногда срываясь на высоких нотах, чтобы тебя не успели перебить. Думаю о том, как на твоих щеках появляются ямочки, когда ты смеешься, и как между твоими бровями залегает маленькая складка, когда ты хмуришься.

О твоей шее, по которой пробегает волна мурашек, когда ты читаешь страшные истории или слушаешь музыку; о твоих пальцах, всегда чистых, с аккуратными ногтями, которыми ты лениво расчесываешь комариные укусы.

Думаю о том, что твоя одежда всегда пахнет лавандовым порошком.

Думаю о том, как ТЫ слизываешь концом языка с губ крошки от шоколадного печенья; о твоей улыбке, обнажающей маленькие зубы, о твоих густых каштановых волосах, которые иногда вьются, если ты не прилижешь их волос к волосу маленькой щеткой с редкими зубчиками.

Думаю о том, как ты встаешь на цыпочки, чтобы до чего-то дотянуться; думаю о том, как одной рукой ты пытаешься застегнуть пуговицы на рубашке, которая всегда слишком тщательно выглажена.

Думаю о том, как ты подносишь ко рту ингалятор, когда в твоих маленьких легких не остается воздуха. Ты словно целуешь его. Входящая в твой маленький ротик эта штука – самое интимное зрелище.

Я думаю о тебе, Эдди. Обо всех твоих мелочах, о которых ты, возможно, никогда не задумывался сам».

Признаюсь честно, получив второе письмо, я испугался. Это могло бы выглядеть мило, если бы я знал, кто это пишет. В голову лезли мысли о всяких маньяках, которые любят похищать маленьких детей, а потом о них показывают жуткие передачи по кабельному телевидению под страшную музыку. Может, это чья-то шутка? Я знал, что у Билла точно есть печатная машинка – когда он не занят Беверли, он иногда пишет рассказы. Но это не мог сделать Билл, он же не совсем конченный.

По крайней мере, мне хотелось так думать.

Я перебирал в уме все возможные варианты. Перебрал всех одноклассников, знакомых, даже тех, с кем давно не общался, и кто мог знать мой адрес, чтобы подкинуть оба письма в почтовый ящик.

Никто не приходил на ум. Я редко общался с девчонками – они казались мне глупыми и пустыми, а многие и просто уродливыми, как толстая Меган О’Нил или прыщавая Ненси Гослинг. Если бы Ричи почаще протирал свои грязные очки и лучше видел девчонок из нашего класса, у него бы не возникало вопросов, почему я еще девственник. Девчонки из старших классов, конечно, еще ничего, но кто из них стал бы писать письма малолетке-инвалиду?!

Ричи… Может, стоило рассказать ему? Показать письма, чтобы он помог вычислить автора? Но я не хотел делиться этим с Ричи. Не сейчас. Эти письма… Затронули что-то в моей душе, и мне хотелось оставить их пока что только для себя.

Ричи по-прежнему проводил все свободное время со мной. Мы смеялись, шутили, разговаривали, как самые настоящие друзья.

Однажды он спросил:

- Эй, Эдс, помнишь, мы задавали друг другу вопросы?

- Да, а что?

- Ты сказал, что никогда не целовался. С девчонкой. А с парнем? – Ричи заигралбровями.

- Нет! Нет, конечно, - я снова почувствовал, что краснею, - что за идиотские вопросы.

- Да я так, просто. Заготовил шутку, а забыл.

- Понятно.

Чем быстрее я выздоравливал, тем обычнее разговаривал со мной Ричи. Он как будто решил, что раз я прихожу в себя и скоро вернусь в школу, его компания будет мне не нужна. Но она была мне нужна, очень нужна!

Я не мог понять, почему меня так тянет к Ричи. Тянет в плане, ну… Общения, ничего больше. Мне нравилось рассматривать его, находя в его внешности еще и еще больше интересных черт, мне нравилось слушать его голос и как он играет на гитаре, мне нравилось просто быть с ним… И тот инцидент…

Ладно. Давайте начистоту. Мне почти тринадцать лет и я действительно ни разу не делал «этого». Ну, сам с собой. Я как-то не понимал, как, а главное, зачем это делать. Как-то между мной, Биллом и Стеном зашел разговор об этом. Они сказали, что это помогает скинуть нервное напряжение, «да и вообще, чувак, это приятно! Мы не знаем, как тебе это объяснить!»

Я как-то один раз попытался, но у меня ничего не получилось. Я просто подержал его в руке, потрогал то тут, то там, но ничего сверхъестественного не ощутил. Иногда я замечал, что он изменялся в размере, сам собой, но это быстро проходило и я ничего особо не чувствовал.

Кроме того раза, когда Ричи начал задавать эти тупые вопросы.

В тот раз я почувствовал там легкое напряжение, но списал это на то, что мы завели такие возбуждающие разговоры. Я ничего с этим не сделал, и спустя какое-то время все пришло в норму, и я даже забыл об этом.

А потом…

Случилось кое-что еще.

***

После того, как я получил второе письмо, я очень долго не мог уснуть ночью. Я перечитывал его раз за разом, не понимая, как кто-то может любить (любить! Какое слово!) мои родинки или мой смех. Я ворочался в кровати, составлял список подозреваемых, а за окном плыла ночь, окутывая город темным, расшитым звездами, одеялом. Родители уже давно спали, моя комната находилась в другом крыле дома от их спальни, поэтому я решил неслышно пробраться на кухню за парой-тройкой печенек, потому что мыслительная деятельность подточила мои силы. Я вылез из кровати и вышел из комнаты.

Дом был погружен в ту обычную, ночную тишину – в ванной шумели батареи, капала вода, тикали часы. Все было как обычно, когда я, уже готовый спуститься по лестнице, услышал шум.

Кто-то закричал.

Ричи.

Я развернулся на 180 градусов, и помчался в его комнату. Она была не заперта, и я ворвался к нему.

- Ричи?

Мой новый друг сидел на кровати и тяжело дышал. Он откидывал с лица непослушные волосы, которые спутались от лежания на подушке, а без очков его лицо выглядело таким наивным и слишком милым…

- Рич, что случилось?

- Прости, Эдс. Я… Просто кошмар. Просто кошмар, - заговорил Ричи, отворачиваясь от меня. Я потоптался в дверях, потом шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. Не хватало еще чтобы родители это услышали. Вещи Ричи были разбросаны на полу – одежда, книги, учебники. Интересно, ему так же прилетает от моей мамы за беспорядок? Я отогнал от себя эти мысли и подошел к Ричи. Осторожно сел на край его кровати. Я слышал, как гулко билось его сердце за тонкой грудной клеткой.

- Мне просто приснился кошмар, такое бывает, - начал оправдываться Ричи, и я кивнул, - родители… Они умерли два года назад, но мне часто снятся всякие ужасные вещи, которые с ними происходят… И со мной… За два года я поменял четырнадцать школ и четыре приюта, а еще шесть приемных семей. Мне все кажется, что твои родители тоже скоро вернут меня обратно…

- Ох, Рич, - выдыхаю я свистящим шепотом. Сердце сжимается в комок. Я смотрю на него, и вижу в темноте комнаты, как начинают слезиться его глаза, - мне жаль.

Тут Ричи начинает всхлипывать. Черт, я уже второй раз вижу, как он плачет и… Это больно, чертовски больно. Я не знаю, что мне делать, что сказать, чтобы успокоить его.

- Эй, Рич, Рич, - шепчу я, но не решаюсь взять его за руку или обнять, - может, принести тебе что-нибудь? Молоко? Сок? Печенье? Давай я быстро схожу, я как раз… - говорю я, поднимаясь с кровати Ричи, когда тот хватает меня за запястье.

- Нет, мне… Мне ничего не нужно, - говорит Ричи и смотрит на меня беззащитными глазами, обнаженными без стекол очков, - Эдс…

- Да, Ричи?

- Я боюсь спать один. Останься, со мной, пожалуйста.

Я открываю рот, силясь что-то сказать, но не нахожу, как правильно собрать буквы в слова. Я смотрю на Ричи, на его руку поверх моей, как он легко кольцом из пальцев обхватил мое запястье. Я смотрю, что он тяжело дышит – будто это у него приступ астмы. Я кусаю губы. Не могу понять, что я чувствую. Письма и прочее отходит на второй план. Сейчас есть только Ричи, который нуждается во мне так же, как я нуждался в его помощи во время схватки с Бауэрсом.

- Хорошо, - шепчу я, - я останусь.

- Спасибо, Эдс.

Я на секунду высвобождаю руку и подхожу к двери. Мне не верится, что я это делаю, но я закрываю дверь на ключ изнутри. Потом подхожу к кровати Ричи и ложусь рядом с ним.

- Спасибо, Эдди, - повторяет Ричи.

***

Вдвоем на одной кровати тесно. Я не знаю, как лучше лечь, чтобы не потревожить свою руку и Ричи. Я лежу с краю, хотя привык спать у стенки. Я смотрю в потолок, прижимая к себе забинтованную руку и слушаю, как глубоко и размеренно дышит Ричи. Он успокоился, и теперь мы просто молча лежим на одной кровати, не соприкасаясь даже миллиметром кожи. Мне неловко, я начинаю ерзать, потому что не могу удобно лечь. Подушка кажется слишком низкой, одеяло все под себя подмял Ричи. Только когда я уже лег, я понял, что он спит не в пижаме. На нем только шорты, и типа, все. Я стараюсь не смотреть на то, что из-под одеяла торчит кусок его плеча, которое высвечивает слабый отблеск фонаря из окна. Я лежу как труп, вытянув здоровую руку вдоль тела, а больную сложив на груди.

- Эй, Эдс, - шепчет Ричи, когда я подумал, что он уже заснул, - ты спишь?

- Нет, мне здесь неудобно. Ты занимаешь большую часть кровати.

- Я могу подвинуться, - Ричи начинает копошиться в кровати, отодвигаясь к стенке. Между нами становится еще больше расстояния, но при мысли, что я подвинусь на то место, которое еще хранит тепло от тела Ричи, мне становится дурно.

Это была плохая идея, Каспбрак. Очень плохая идея.

- Если хочешь, можем поменяться местами и ты ляжешь к стенке, - шепчет Ричи. Черт, он, видимо, слишком хорошо меня знает. Я понимаю, что в такой позе я точно не засну, и перспектива оказаться у стенки очень манит, - просто перелезь через меня. Или я через тебя.

- Это будет сделать довольно сложно, - я указываю на забинтованную руку, - ну-ка, подвинься.

Почему мы просто оба не встали кровати и не легки заново, только уже поменявшись местами, спросите вы? А я отвечу: никому из нас это даже в голову не пришло.

Я приподнялся на кровати, опираясь на здоровую руку, и попытался перелезть через Ричи к стенке, который в свою очередь, подвинулся ко мне, освобождая мне место. Опираться на одну руку было сложно, но желанное место возле стенки манило сильнее. Когда я уже был почти у цели, я вдруг почувствовал, что Ричи положил свою руку мне поверх локтя, и я застыл. Не мог двигаться дальше.

Если бы мои родители зашли в этот момент в комнату, они бы явно удивились: я в одной кровати с Ричи, я завис над ним, не в силах перекинуть через его длинное нескладное тело вторую ногу, чтобы наконец, занять место у стенки. А его рука покоится на моей руке.

Дыхание куда-то пропало, но это был не приступ. Я просто смотрел на лицо Ричи, открытое и спокойное, на длинные ресницы и их тень на его щеках, на приоткрытые губы. На ночь он снимал пластинку и без этой железяки его зубы выглядели довольно мило. Немного неровные клыки, но…

- Что ты завис? – спрашивает Ричи тихо-тихо, что я почти его не слышу.

- А почему ты трогаешь меня за руку? – в ответ спрашиваю я.

- Я могу не трогать, - говорит он, и его рука в эту же секунду перемещается мне на грудь, - я могу так не делать.

Я не понимаю, что происходит. Мне и нравится, и не нравится то, что он делает. Это так странно и… волнующе. Я все еще опираюсь на кровать одной рукой, а другая прижата к груди, в паре сантиметров от ладони Ричи. Под его пальцами бьется мое сердце.

И тут я начинаю понимать, что имел в виду Билл под словом «желание».

Я хочу, чтобы Ричи не убирал руку. Я не знаю, что я хочу, чтобы он еще сделал – но только пусть не прекращает.

- У меня руки холодные, - шепчет Ричи, и в это же мгновение сует мне руки под футболку, - можно?

Я резко выдыхаю воздух, чувствую, что кружится голова. Волосы лезут в глаза, я протягиваю руку, чтобы их убрать…

И падаю на Ричи, потому что забыл, что и так опираюсь о кровать только одной рукой.

Мы сталкиваемся лбами, и удивительно, как мы не сломали друг другу носы. Теперь я полностью лежу на Ричи, в комнате темнота, где-то далеко, на соседней улице, из машины заиграла старая песня Энрике Иглесиаса. Вот только Иглесиаса нам здесь и не хватало.

А еще Ричи б-е-з-ф-у-т-б-о-л-к-и.

- Ты меня раздавишь, - шепчет Ричи, но тем не менее, даже не шевелится.

- Прости, - бормочу я, пытаясь подняться, но тут Ричи делает немыслимое – он со всей силы обнимает меня, смыкая руки на моей спине. Я замираю.

Его губы в паре миллиметров от меня. И почему-то мне кажется, что я знаю, какие они – теплые, слегка неровные из-за того, что он вечно кусает их, с привкусом мятной зубной пасты. Потому что… Потому что тогда мне не показалось; я точно знаю, какие у него губы.

И не придумав ничего лучшего, чтобы точно в этом убедиться, я закрываю глаза, набираю в легкие побольше воздуха и целую Ричи.

И в этот раз уже по-настоящему.

Комментарий к Письмо номер два.

котики, всем спасибо за комментарии, вы прямо очень радуете меня в эти ужасные осенние деньки

постараюсь выложить сегодня еще главу, но вечером у меня родительское собрание, когда вернусь - неизвестно

завтра глава точно будет, но ближе к вечеру, если у меня будут пары, и днем, примерно в то же время, как сейчас, если учебы не будет

итс хард ту би э воркинг стьюдент

всем спасибо, и по традиции, всем чмаф

делайте ставки, кто пишет письма эдди!!!!!!!!111111

========== Письмо номер три. ==========

Письмо номер 3.

«Привет, Эдди.

Я думаю, что твои губы похожи на две ириски, которые я так люблю. Сладкие, мягкие, от которых сводит рот, и от которых невозможно оторваться. Если я когда-нибудь ощущу твои губы на своих, то просто сойду с ума. Такие губы, как твои, не знают герпеса, шелушений и трещин. Они идеальны, как и ты. В своих самых смелых фантазиях я представляю, как обвожу их концом пальца, слизывая их каплю за каплей, как растаявшую карамель.

Я тяну их, смакую и наслаждаюсь.

Жаль, что только в своих мечтах.

Когда я произношу твое имя – Эдди – рот наполняется такой пенящейся радостью, словно сладкой газировкой. Я произношу его по буквам, растягивая гласные, как будто тяну тебя легонько за нижнюю губу зубами. Я не знаю, что со мной происходит, но когда я думаю о тебе – я в первую очередь думаю о твоих губах. О том, как краешек твоего красного и острого на грязные ругательства язычка задумчиво водит по мягкой плоти.

Твой рот – Купидон, который покорил меня в самое сердце.

Я не напишу ни в одном письме о том, что я люблю тебя – я сделаю это другими словами.

И думаю, ты уже понял все и так».

Я целую Ричи.

В моей голове нет ни единой мысли, кроме этой.

Я целую Ричи.

С ума сойти.

Пульс ударяется в голове по вискам изнутри и отскакивает, как мячик, путает мои извилины, и я могу только скандировать его имя в своей голове: Ри-чи. Ри-чи. Два слога, четыре буквы, две согласных, гортанных и резких, и две одинаковые гласные, которые можно пропеть как песню.

Плохо ли это? Не знаю. Мне все равно.

Я чувствую его губы на своих, чувствую, как он тяжело дышит. Если люди пьют алкоголь ради этого опьяняющего чувства – то они полные дураки, потому что зачем это делать, если есть такие губы?..

Наверное, это был самый неловкий, самый детский поцелуй, который только можно себе представить, ну, типа, мы даже не пихали языки друг другу в рот, но я чувствовал, что если я сейчас и задохнусь от недостатка воздуха, то, в принципе, это будет не важно.

Это были губы Ричи.

Он поцеловал меня тогда, когда я потерял сознание. Я узнал его губы, покусанную нижнюю и влажную верхнюю, ощущение прикосновения его носа к моему, его дыхание, смешанное с вишневой жвачкой и одной выкуренной сигаретой перед сном.

Это был он. Мне не показалось. Он действительно поцеловал меня.

И теперь я убедился в этом.

- Черт, Эдс, - выдыхает Ричи, слегка отстраняясь, - ты хотя бы дышишь?

Я открываю глаза, смотрю на обезумевшее лицо Ричи, пытаюсь прийти в себя. Я действительно израсходовал весь запас кислорода в легких, но меня это не волнует.

Сейчас я задыхаюсь не от приступа.

А от…

Чувств к Ричи.

- Да… Я… Почему ты… Остановился?

Ричи закусывает губу. Его глаза блестят, он тяжело дышит.

- Чувак, ты уверен?..

- Тозиер, заткнись, - говорю я и думаю снова его поцеловать, но он качает головой, - что?

- Это… Неправильно, - шепчет он.

- Но ты же сам первый поцеловал меня! Когда я потерял сознание! Я теперь точно это знаю! Почему ты мне соврал?! – я повышаю голос и сажусь. Я сижу на Ричи, упираясь здоровой рукой ему в худую грудь, которая ходит ходуном от тяжелого дыхания. Я могу пересчитать его ребра под тонкой, в родинках, кожей.

- Я испугался, что ты сдохнешь. В фильмах всегда делают искусственное дыхание.

- То есть это было искусственное… Дыхание? – с остановкой спрашиваю я, чувствуя, как сжимаюсь в маленький комок.

- Да.

Ричи не смотрит мне в глаза.

- И тебе лучше пойти спать в свою комнату. Извини.

- Нет… Ладно… Окей, все окей, - я встаю, немного шатаясь, и выхожу из комнаты Ричи, не обернувшись.

Мне физически плохо.

Я возвращаюсь к себе, закрываю дверь и спускаюсь по ней вниз, утыкаюсь лицом в колени и разражаюсь рыданиями.

Возможно, я большой для слез, но слишком маленький для таких чувств.

На губах все еще губы Ричи, но скоро это ощущение смывают слезы.

Я засыпаю на полу.

Комментарий к Письмо номер три.

плачь, плачь, танцуй, танцуй

беги от меня - я твои слезы

========== ГЛАВА 7. ==========

Утром я решаю пойти в школу. Меня еще не выписали, но сидеть в четырех стенах и пережевывать это снова и снова я точно не смогу. Я чувствую себя разбитой куклой, с выпотрошенными внутренностями. Я не спал всю ночь, голова болит, сердце ноет, а во рту так много невысказанных слов. Я собираю учебники, и свою волю в кулак, и отправляюсь в школу пешком, потому что боюсь не справиться с ездой на велосипеде. В ящике – третье письмо. Я прочитываю его на ходу и снова чувствую, что глаза щиплет от слез. Я заталкиваю письмо в рюкзак. Кто-то так сильно меня любит, а я разнюнился из-за проклятого Тозиера! Да будь ты проклят, Тозиер!

Приходя в школу, я первым делом направляюсь к своим друзьям. Я рад, что Ричи с ними нет. Я просто бросаю на парту письмо и жду их реакции.

- Ты решил сам себе писать любовные письма? – спрашивает с улыбкой Стен.

- Помогите мне узнать, кто это делает, - почти молю я, оглядываясь на дверь, боясь, что зайдет Ричи. Я рассказываю им все, что было написано в двух предыдущих. Билл присвистывает.

- Слушай, ну тут же вообще без вариантов. Даже почерка нет, - Беверли проверяет письмо на свет, - может, тут что-то зашифровано?

- Эт-т-т-то третье письмо? Б-б-будет еще од-и-и-иднадцать? – спрашивает Билл, заглядывая Беверли через плечо и читая его.

- Я не хочу ждать последнего. Я хочу узнать все. Кто это и зачем.

- Кто-то серьезно на тебя запал. Билл, почему ты не пишешь мне такого? – шутливо спрашивает Беверли, - ладно, Эдди, слушай. Предоставь это дело мне. Если эта девчонка хоть как-то знакома с тобой, значит, у вас точно есть общие уроки. Иначе где она еще может так пялиться на тебя, чтобы высчитывать твои родинки? Я буду внимательно смотреть сегодня за всеми девочками, наверняка, кто-то из них себя выдаст. Вы, парни, порой не замечаете очевидного.

Беверли поправляет короткую юбку, от чего у Билла начинает дергаться глаз, и выходит.

Я чувствую себя, как на иголках.

Весь день я, Билл, Стен и Беверли смотрим за всеми одноклассницами, ловим взгляды тех, кто смотрит в нашу сторону во время обеденного перерыва, составляем список подозреваемых, вычеркиваем сразу тех, кто чисто физически не мог каждое утро оказываться возле моего дома, к тому же незамеченным моей внимательной мамулей. Под конец дня, перед последним уроком, Беверли, оставив нас на всю перемену одних, возвращается слишком возбужденная. У нее в руках какой-то помятый листок.

- Я знаю, кто это! – почти кричит она, и Стен на нее шикает, - простите. Эдди, я знаю, кто это, - Беверли понижает голос, садится ко мне за парту, - это Бетти Рипсом.

- Кто?! – почти кричит Стен, - ты с ума сошла?!

- Вот, смотрите, - Беверли разглаживает рукой листок, мы смотрим на него во все глаза, - я увидела, что она пишет это на уроке истории и смотрит в твою сторону, Эдс. Я потом ее заговорила, после, ну, когда вы пошли в столовую, и незаметно стырила у нее листок.

- Бев… - укоризненно качает головой Билл, но девушка отмахивается.

- Тут стихи! Смотри, тут любовные стихи! Она пишет: «О, красивый мальчик, о, твои волосы словно пушистые облака» и прочую ерунду. Как в этих письмах! – Беверли оборачивается. В кабинете только мы и Бен Хенском, который слушает музыку в наушниках, но лишняя предосторожность не помешает, - и я узнала, что ее отец работает в издательстве.

- И что? – спрашивает Стен.

- А то, что там точно есть печатная машинка! Это Бетти, больше некому!

Меня слегка задевает выражение, что больше некому писать мне такие письма, когда именно в эту минуту заходит сама Бетти. У нас с ней есть общие уроки литературы и французского, но мы толком никогда не общались. Не больше чем просто «Привет» и «Пока». В принципе, она ничего. Невысокая, чуть ниже меня, у нее длинные русые волосы, всегда заплетенные в косички, щербина между зубами, и она носит клетчатые длинные юбки в складку. Она весьма милая, хорошо пишет сочинения, на уроках литературы ее всегда хвалят, но… Чтобы она писала такие письма? Мне? Не может такого быть…

- Привет, Бетти, - здороваемся мы с ней; она слегка улыбается, здоровается в ответ, проходя мимо нас, но совсем на меня не смотрит. Я замечаю у нее тетрадку в руках, которую она прижимает к груди. Вспоминаю, где она живет… Кажется, как-то в том году мы возвращались вместе со школы, где же мы проходили… А, на Авенстон-Авеню! Это всего лишь… В двух домах от моего… Неужели… Это Бетти?

Неожиданно Стен прерывает ход моих мыслей:

- Кстати, а где Ричи?

Я не успеваю ответить, когда он появляется в классе. Я, конечно, заметил, что его не было весь день, но не думал, что он вообще сегодня появится, но он все-таки приходит к последнему уроку. Он выглядит таким свежим, выспавшимся, спокойным! Я прячу глаза в парту и хочу выйти из кабинета. Желательно в окно.

- Эй, ребята! Что вы тут обсуждаете?

Я пытаюсь спрятать записку Бетти. Он недостоин это видеть.

- Кто-то пишет любовные письма Эдди, и мы весь день пытались выяснить, кто это, - говорит Стен.

- Твою мать, Урис, - шиплю я, - заткнись.

- Любовные письма? Малышу Эдди? Каспбрак, почему ты не сказал мне об этом? После той ночи, что мы провели вместе? – спрашивает Ричи, поправляя заляпанные очки.

Он спрашивает это слишком громко.

В классе кроме меня, Билла, Стена, Беверли, Бена и Бетти никого нет, но мне кажется, что на меня смотрит сотня глаз.

- Что… Что ты… Несешь, - лепечу я, чувствуя, как легкие сдуваются как воздушные шары, - не неси чушь.

- Ой, малыш Эдди, прекрати, своим друзьям ты бы мог рассказать, какая ночка у нас выдалась, - Ричи садится на стул, устроив локти на спинке, - или ты им не сказал? Малыш Эдди подумал, что я поцеловал его как Спящую Красавицу, когда он потерял сознание и…

- Заткнись! Заткнись! Заткнись! Какой же ты все-таки придурок! Зачем ты это делаешь?! – ору я. Я срываюсь со своего места, но Стен и Билл хватают меня за плечи, - почему ты ведешь себя, как говнюк?!

- Эдди, успокойся, - говорит Стен и начинает указывать мне на что-то глазами.

Я оборачиваюсь.

Из-за последней парты поднимается Бетти. Я не могу понять, почему Стен семафорит мне глазами, указывая на щербатую девочку в длинных гольфах на худых ножках, но тут я понимаю – у нее в руках такой же желтый листок, который я только что утром показывал ребятам.

- Стен?

Друг молчит, все в классе молчат. Ричи застыл с открытым ртом. Он смотрит на меня с каким-то презрением, как будто мы не целовались ночью. Я чувствую удар куда-то в желудок, от чего весь завтрак смешивается и хочет вырваться из меня. Я справляюсь с рвотными позывами, уши горят, а я кусаю внутреннюю сторону губы до крови.

И я понимаю. То, что было ночью – действительно было только ночью. Может, мне опять это приснилось? Показалось от нервного напряжения? А может, я все еще без сознания?

-Эдди, - тихо говорит Бетти. Я глубоко вдыхаю и снова оборачиваюсь на Ричи.

Если я никто и ничто для него, что ж, хорошо. Между нами нет ничего. Мы одноклассники и просто вынуждены жить под одной крышей. Окей. Ладно.

Он сделал мне больно, и если он чувствует ко мне хоть каплю чего-то – хотя бы дружеского… Я сделаю так же больно ему.

Я не хочу тратить время на другие мысли.

Я улыбаюсь Ричи так широко, как только могу. На мне голубая рубашка, красный свитер, а волосы я сегодня оставил слегка вьющимися. Я оборачиваюсь и подхожу к Бетти.

- Привет, Бетти! Классно выглядишь! Не хочешь прогуляться сегодня вечером? Как раз давно хотел тебе это предложить.

Все молчат. Стен выдыхает что-то типа: «Ну, ты и дурак», а Билл ойкает.

Мне не надо поворачиваться, чтобы услышать, как Ричи царапает паркет стулом, отодвигаясь от парты. А потом выходит из кабинета, громко хлопнув дверью прямо под аккомпанемент звонка.

А я смотрю на Бетти, смущенно улыбающуюся розовыми губами, и внутреннее ликую.

Хотя на самом деле, я просто стараюсь спасти разбитое сердце.

Да.

Я влюбился.

Но не в Бетти, которая строчит мне любовные письма.

А в Ричи.

Вот такие дела.

Комментарий к ГЛАВА 7.

надеюсь,я завтра приползу живая после работы и учебы

всем сладкий чмаф

========== Глава 8 ==========

Теперь все свободное время я проводил с Бетти.​ Я даже начал понимать Билла – оказывается, с девчонками может быть интересно. Мы не встречались в прямом смысле слова – ну, то есть, мы не гуляли за ручку и уж точно не целовались, хотя мне казалось порой, что она была бы даже не против. Я заметил, что на уроки в школу Бетти красит губы прозрачным, чуть с розовинкой, блеском, но когда мы шли с ней гулять – ее губы были девственно чистыми и гладкими, видимо, в расчете на поцелуй.

Я пока с этим не спешил. Как показала приктика – мне с поцелуями не везет. Мы общались с Бетти, гуляли, иногда после школы я заходил к ней делать уроки. Мы вместе с ней писали длинные сочинения по английскому, обсуждали прочитанные книги, которые задавали по литературе, мучались с точными науками. Билл, кажется, был только рад – ему теперь не надо было таскаться со мной и уделять мне время, раз я тоже, вроде как, нашел себе девушку. Я теперь сидел за одной партой с Бетти, а Стен собрал вои вещички и переехал к Майку Хэнлону, афроамериканцу, который перешел к нам в школу только в прошлом году. Они быстро подружились со Стеном на почве любви к какой-то баскетбольной команде.

Ну, а Ричи…

Я видел его только в школе и иногда дома. Вход в его комнату мне всегда был закрыт, да я туда особо и не рвался. По вечерам я слышал, как он играл на гитаре, терял аккорды, чертыхался и начинал снова. Я стучал ему в стенку и кричал, чтобы он заткнулся, на что он кричал мне, чтобы я пошел и отлизал у своей подружки. Смутно представляю себе, что это такое, но наверное, что-то не очень приятное. Я еще сильнее начинал стучать ему в стенку, пока не раздирал кожу на руке об узорчатые обои.

Родители пытались со мной поговорить. Они видели мои изменения, изменения в наших с Ричи отношениях. Я перестал делиться с матерью своими переживаниями, а на ее вопрос о том, кто та таинственная девочка, с которой я гуляю, я лишь что-то мычал в ответ и делал вид, что с головой ушел в домашнюю работу. Я стал позднее обычного возвращаться домой. Я перестал практически полностью общаться со Стеном, Биллом с Беверли, хотя последние особо и не переживали по этому поводу – их роман переживал самую бурную стадию.

Ричи снова отдалился и стал не больше, чем просто соседом. Я выжидал, пока он освободит ванную, и шел туда только когда слышал, что ключ в его комнате поворачивался. По вечерам он все так же неизменно пил чай с моими родителями и рассказывал им об успехах в школе. Я по ночам плакал от бессилья, и на утро подушка все еще хранила следы моих слез.

Я плакал не о себе, а о Ричи.

Как бы он ни раздражал меня, я все рано понимал, что я влюбился в него. Нельзя просто так впервые поцеловаться с человеком (пусть и даже с парнем, когда ты сам тоже парень), а потом сделать вид, что этого человека нет в твоей жизни. По ночам, когда я закрывал глаза, я снова вспоминал тот поцелуй, прокручивал в голове, как фотопленку, вспоминая всякие мелочи, по типу того, как Ричи слегка коснулся языком моей губы или с какой частотой он дышал, или как он положил руку мне на локоть и…

Когда я оставался у Бетти, и мы весте делали домашние задания, я часто ловил себя на мысли, что смотрю на нее, но вижу Ричи. Я смотрел на ее тонкие волосы-колоски и представлял пышную шевелюру Ричи, которая к вечеру была настолько запутанная, словно он не расчесывался неделями. Я смотрел на тонкую шейку Бетти, когда она что-то писала, и представил шею Ричи, бледную, в прожилках вен, которую он в минуты раздумий почесывал карандашом, оставляя на ней красные полосы. Я смотрел в зеленые глаза Бетти, а видел карие глаза Ричи.

Я сходил с ума.

Все чаще я стал ощущать то тянущее чувство «там», внизу, и не понимал, что делать. Бетти принималась объяснять мне про климат в Африке, а я сидел, как на иголках, ерзал, сжимал ноги , вспоминая Ричи.

И самое страшное…

Письма продолжали приходить.

Каждое утро, неизменно перед школой, в ящике было письмо. Я читал его по пути, один раз даже чуть не угодил под колеса автобуса. Я не мог понять, зачем она это делает? Мы вместе уже неделю, ну, не официально, но все же, а письма все приходят и приходят. Я складывал их в книжку, смотрел, как она распухает, и эти листки казались мне чем-то зловещим. Я не говорил Бетти про письма – я читал их, они мне нравились, она мне тоже, как человек, и пока мне это было достаточно. Я решил все же подождать, что будет после того, как я получу последнее письмо.

Но однажды, после очередного слишком откровенного, слишком голого письма, я все же спросил у нее:

- Зачем ты это пишешь?

- Ну… - она явно смутилась, - я так провожу свое свободное время. Может, в будущем стану журналисткой или писательницей. Эти мысли просто появляются в моей голове, и все. Я не знаю, куда их деть, если просто не записать их. Вот и все.

- У тебя хорошо получается, - говорю я, указывая на тетрадку, - правда.

- Спасибо, - сказала Бетти, смущенно улыбаясь, - ладно, не отвлекайся, у нас еще четыре задачи по математике.

Да, она была очень симпатичная, когда распускала волосы и была не в тех длинных юбках, а, например, в вельветовых зеленых брюках и белой рубашке. Она надевала на руку резинку для волос, как браслет, и иногда​ перебирала ее пальцами. Я смотрел на ее руку в тонких светлых волосках и вспоминал чуть грубоватую руку Ричи, которой он хлопал меня по ладони, руку жесткую и сильную, с черными, слегка вьющимися волосками.

​***

Однажды я зашел в ванную, не услышав, что Ричи еще там. Дверь оказалась открыта, и я так и застыл на пороге.

Ричи стоял возле зеркала, его лицо было намазано чем-то белым и он водил бритвой по подбородку. Господи, он что, уже бреется?!

На Ричи не было ничего, кроме полотенца. Его волосы были мокрые после душа. Он был без очков, и близоруко щурился, вглядываясь в зеркало над ванной, пытаясь аккуратно водить бритвой по лицу. Правая рука его была напряжена, он был очень сосредоточен. Я попятился и ударился об дверь.

- Черт!

Ричи вздрогнул от неожиданности и мазнул бритвой себе по лицу. Я увидел капли крови и то, как он прижал руку ко рту.

- Каспбрак, мать твою! Тебя стучаться не учили?!

Я стоял, потирая ушибленную руку и смотрел на Ричи. В глазах все поплыло. В ванной было жарко после душа, Ричи начала копошиться в шкафчиках в поисках ваты, чтобы остановить кровь. Он порезался прямо над губой, и пара капель окрасили его рот. Я снова вспомнил, как он меня целовал. Вот бы сейчас слизнуть эти капли… О чем я только думаю?!

- Выйди отсюда, не видишь, у меня травма? – воскликнул Ричи,- черт, щиплет…

Он попытался смыть кровавую пену, и я решил ему помочь. Этот придурок еще неправильно промоет царапину и занесет себе кучу микробов! Он даже не знает, где у нас тут что!

Я опустился на корточки возле маленького ящичка и вытащил оттуда вату и перекись.

- Дай помогу, - сказал я тихо, избегая смотреть ему в глаза. Ричи застыл, но не оттолкнул меня. Он уткнулся языком в край губы. Приподнявшись на цыпочки (черт, какой он высокий по сравнению со мной), я приложил смоченную вату к его ране над губой. Ричи дернулся, втянул воздух через сжатые губы и не издал ни звука.

- Извини, что напугал, - сказал я, - дверь была не заперта, а ты…

- Пустяки, - Ричи продолжал стоять, пока я прижимал к его ране вату. Он смотрел на меня, и глаза его и без очков выглядели такими большими… Черные и густые ресницы откидывали тень на щеки. Мне захотелось, чтобы он снова меня поцеловал. Не нужна мне никакая Бетти, черт с ней и ее письмами, я хотел, чтобы Ричи меня поцеловал и все…

Ну, или хотя бы поблагодарил, а не сказал:

- Все, хватит. Она остановилась.

А мне показалось, что остановилось мое сердце. Ричи отвел мою руку от своего лица, и указал головой на дверь.

Я почувствовал себя таким униженным.

- Каспбрак, ты оглох? Выйди отсюда, мне надо одеться.

Но я продолжал стоять и смотреть на его худое тело, которое еще не превратилось в мужское, но уже и не было по-детски непривлекательным, как мое. Я замялся в дверях.

Мы были с ним вдвоем в ванной, окутанные парами​ горячего влажного воздуха, а я сжимал в руке вату с кровью Ричи. Первой взрослой кровью, которая проступила на его взрослом лице.

Я почувствовал, что краснею, гладя на Ричи, ощутил снова то чувство… Это все происходило какие-то считанные мгновения, но для меня они растянулись в вечность.

- Если ты хочешь мне отсосать, то скажи прямо, а не смотри на меня таким взглядом, - усмехнулся Ричи, надевая очки, - ну? Пошел на хрен отсюда.

Я на секунду представил то, о чем он мне сказал. В голове помутилось, я закашлялся. Не сказав ни слова, весь красный от стыда и чувств, я выбежал из ванной и промчался по коридору в свою комнату. Я закрыл дверь на ключ, привалился к ней спиной и несколько минут слушал, как в ушах отдает сердечный бит.

Я посмотрел вниз на домашние шорты. Опять эту ерунда. И что с ней делать? Я слегка прикоснулся. Болит. Сильно болит. И всегда начинало болеть и тянуть после встреч​ с Ричи, после его поцелуя, после всех тех наших «больничных» моментов.

Может, сделать так, как говорил Стен?.. Может, это поможет?..

Я десять раз проверил, что дверь закрыта на ключ. Опустил шторы. Я не знал, что делать дальше. Надо сесть? Или лечь? Или стоя? Черт, Стен, в следующий раз давай более подробные инструкции!

Я подошел к кровати и сел на ее край. Расстегнул пуговицы на шортах. Почему он так увеличивается? Черт, блин, что происходит.

Я посмотрел на свою руку, потом на него. На руку и на него. Ладно, окей, да, я называю свой член – он. А как еще?!

Я осторожно прикоснулся к себе. Взял в руку. Ладно, пока ничего страшного. Вроде бы даже приятно. Подвигал рукой. Кажется, так? Вверх-вниз, вверх-вниз.

Ох, черт.

Ублюдство.

Это действительно оказалось приятно. Я откинулся на кровать, закрыл глаза.

И перед моими глазами опять встал образ Ричи.

(Ладно, признаю, слово «встал» звучит каламбуром в данной ситуации, но думаю, вы меня поняли).

Моя рука стала двигаться быстрее.

Я думал о его губах, руках, глазах. Обо всем Ричи. Напряжение росло и в какой-то момент мне показалось, что я сейчас взорвусь. Я старался глубоко дышать, через нос, а выдыхать через рот, но получалось не очень. Все мои легкие тоже заполнил Ричи.​ Я стал еще быстрее двигать рукой, в голове звучал голос Ричи:

«Если ты хочешь мне отсосать, то скажи прямо, а не смотри на меня таким взглядом».

«Эй, Эддс».

«Эдди, дыши, дыши, Эдди!»

«Я могу не продолжать это».

«Неужели ты не рассказал своим друзьям, какую ночку мы провели?..»

​ Образы, слова, ощущения крутились перед моими глазами, я будто отключился, а потом…

Что-то произошло.

Я почувствовал такой мощный разряд, будто меня ударило током. Сердце забилось где-то в горле, я не мог даже выдохнуть, а ногу свело судорогой.

Если это был приступ астмы, то самый сладкий приступ астмы, который у меня только был.

Я открыл глаза. На домашние красные шорты что-то пролилось. Что-то липкое, тянущееся… Черт, что это?! Что со мной произошло?!

Я быстро оделся, хотя там все еще пульсировало и тянуло, но уже как-то спокойнее, отпуская. Я стал искать какой-то платок или салфетку, чтобы вытереть руку, и вдруг наткнулся на платок, который отдал мне Ричи, чтобы я мог вытереть кровь из носа. Я его выстирал, аккуратно сложил в четыре раза и убрал под подушку, потому что это была единственная вещь, оставшаяся у меня от Ричи.

Я вытер руки и сел на кровати, сжав ладони между коленями.

Я не совсем понимал, что я сделал, и меня начало трясти от переполнивших чувств и новых ощущений, которые я до этого даже близко не испытывал.

Но факт того, что я сделал это – это! – думая о Ричи, заставляло мое сердце падать куда-то вниз, к кишкам.

Да, я впервые сделал это, думая о Ричи.

А через пару часов я должен был идти к Бетти, делать уроки, в то время как ее родителей сегодня впервые не должно было быть дома.

Я думал как раз поцеловать ее сегодня, чтобы забыть о Ричи.

Но как-то фигово у меня это получилось.

Комментарий к Глава 8

Это было сложно загрузить с телефона в перерыв на работе, но я смогла

Целую за все ваши комментарии

Вы лучшие пупсики явно

========== ГЛАВА 9. ==========

«Привет, Эдди.

Твой голос – словно звук льющийся воды для мучающегося жаждой путника.

Я пытаюсь тебя забыть, но почему-то у меня ни черта не получается. Я - как на ладони, перед тобой, не могу утаить ни единого взгляда, ни единой мысли, а ты радуешься, читая эти письма. Радуешься моей беззащитности, незащищенности, простоте, легкости. Ведь я всегда пишу только то, что думаю, возможно, порой излишне остро, резко и откровенно, но ведь ты сам побуждаешь меня к этому.

Я скучаю по тебе, если бы ты только знал, как я по тебе скучаю.

Чуть ли не до истерик, не до паники, что больше никогда не увижу, до невыносимости, до молчаливости, до разглядывания квадратов линолеума на полу, до подпевания этим сопливым песням о любви.

Я скучаю, Господи, как же я по тебе скучаю».

***

- Эй, Эдс. Нам нужно поговорить.

Это происходит вечером, когда я уже пришел в себя и занялся уроками. Я пытался отвлечь свои мысли на биографию Эйнштейна, но у меня плохо получалось. Услышав голос Ричи, я похолодел изнутри, а снаружи меня бросило в жар. Я вспомнил про платок… Только не это.

- Ты плохо делаешь вид, что не замечаешь меня. У тебя глаз задергался, - говорит Ричи, уже переступая порог моей комнаты.

- Что тебе надо?

- Поговорить.

Я откладываю в сторону учебник и смотрю на Ричи немигающим взглядом.

- У тебя три минуты.

- Хватит нудить. Эдс, я…

- Две минуты и пятьдесят пять секунд.

- Заткнись! Послушай… То, что произошло – давай забудем об этом. Ладно?

- Ты о чем? – я делаю вид, что не понимаю, о чем он говорит, но внутри меня все клокочет.

- Ну… - Ричи запихивает руки в карманы джинсов почти по самые локти, - о том, что было. Ну, мы, типа, поцеловались…

- Ага. Типа.

- Хватит, Каспбрак! Я был не в себе после кошмара, ты – перенес сотрясение мозга, и вообще… Тебе лучше не связываться со мной. В смысле, мы можем общаться, но…

- Но? – я смотрю на Ричи, перебегаю глазами по его фигуре, - что но?

- Лучше держись от меня подальше… В разных смыслах… Когда-нибудь я объясню тебе… Но не сейчас.

- Как скажешь. Только боюсь, потом мне будет уже не так интересно. Да мне и сейчас уже плевать, - я пожимаю плечами, делая вид, что все произошедшее меня ни капли не волнует. Я блефую так неумело, что удивительно, что Ричи ничего не замечает. Он цокает языком, приподнимается на носках, с шумом опускается.

- Мир?

- Мир.

- Братья навек и все дела? Ну, раз мы братья, инцест – дело такое…

Я не могу удержаться и все-таки прыскаю со смеха. Да, я влюблен в него по самые яйца. К слову о них – они снова заныли. Я никогда и никому в жизни не признаюсь, что я сделал, думая о Ричи. Надеюсь, он тоже никогда не узнает, на что я употребил его платок.

И употреблял потом еще пару раз, но об этом пока не будем.

- Ты идешь завтра на вечеринку к Бену? – Ричи осторожно проходит позади меня и присаживается на край моей кровати. Еще совсем недавно мы оба валялись на ней, рассказывая друг другу свои жизни, а теперь сторонимся друг друга, как враги.

- Какая вечеринка? - я оборачиваюсь на Ричи, - впервые слышу.

- А, точно, он же просил меня передать тебе. Его родители в субботу уезжают, и он зовет всех нас к себе домой. Говорит, чтобы ты приходил с Бетти. Ты придешь? С ней? – спрашивает Ричи.

Я снова наклоняюсь над учебником. У меня так много чувств, что я не знаю, на каком из них сосредоточиться. Мне и хочется отпинать Ричи за то, что он со мной сделал, и хочется повалить его на кровать и снова поцеловать, и заставить его признаться мне в чувствах или сказать ему самому…

Но я молчу. Смотрю на страницы учебника, буквы пляшут и не складываются в слова. Я глубоко выдыхаю.

- Так ты придешь?

- Да.

- С ней? – снова спрашивает Ричи.

- Да. Конечно. Мы же вместе, - отвечаю я таким будничным тоном, что сам удивляюсь, откуда это во мне. Глаз действительно начинает снова дергаться, я понимаю, что мне попала в глаз ресница, и пытаюсь проморгнуть все свои чувства.

- У тебя как будто нервный тик случился, - говорит Ричи, рассматривая меня. На его худых руках проступили вены. Я не могу полезть грязным пальцем в глаз, а уходить в ванную и оставлять Ричи в моей комнате не хочу. Я все моргаю и моргаю, пока Ричи не говорит:

- Дай посмотрю.

- Что?

Ричи вскакивает с кровати, подходит ко мне, хватается за спинку крутящегося кресла и поворачивает меня к себе. Секунду смотрит на мое лицо сверху вниз, потом встает на коленки перед стулом и начинает вглядываться мне в глаза.

- Рич…

- Тихо, у тебя ресница прямона самом глазном яблоке.

Я дергаюсь и начинаю ощущать тошноту.

- Закрой глаза, - тихо говорит Ричи, - теперь зажмурь сильно правый. Вот так, да. И попробуй под закрытым веком повращать глазом. Ага, молодец. Открывай.

Я открываю глаз и чувствую, что мешающая ресница пропала. Ричи сидит возле меня на коленках, вглядываясь мне в глаза. Я не знаю, куда деть себя, свои руки, свое туловище.

- Можно задать тебе вопрос?

- Дда… - я начинаю заикаться как Билл, - да, можно.

- У вас… с Бетти…. Что-нибудь было?

Я вижу в Ричи немую просьбу сказать «Нет». Не знаю, почему я это почувствовал, но он явно хотел, чтобы я сказал нет. Я на секунду открываю рот, потом снова его закрываю, кусаю себя изнутри за щеку.

- Да.

Мой рот выдает это короткое слово против моей воли. Ричи дергает головой, будто я его ударил. Что ж, это мой ответ ему за то, что он выгнал меня из ванной.

- Окей. Хорошо. Тем лучше, - произносит Ричи и поднимается. На секунду он делает жест рукой, будто хочет упереться мне ладонью в коленку, чтобы помочь себе встать, но рука его так и застывает в воздухе.

- Рич… Постой, - окликаю его я.

- Что?

- Это ведь… Не повлияет на нашу… Дружбу? – спрашиваю я, не до конца сам понимая, что я имею в виду под словом «это» - то ли моя не существующая половая связь с Бетти, то ли то, что мы с ним целовались в ванной, а сейчас он стоял передо мной на коленях и всматривался мне в глаза, пытаясь прогнать ресницу, или то, что он поцеловал меня, когда я потерял сознание, или то, что я вытирал ему кровь из пореза, и мастурбировал на него…

Черт, зачем я снова об этом вспомнил.

- На дружбу? – усмехается как-то грустно Ричи, - на дружбу, конечно, нет. Приходи завтра на вечеринку, обязательно. Потусим вместе. Как друзья, - он выделят последнее слово.

Я силюсь улыбнуться, но губы сводит.

- Да. Да, я приду.

- Отлично, Каспбрак. Не буду больше отвлекать.

- Окей, Тозиер, - отвечаю я, и когда Ричи прикрывает за собой дверь и удаляется, по моему мнению, на достаточное расстояние, я начинаю снова беззвучно плакать, кусая себя за ладонь, чтобы не издать ни звука.

Я вел себя как полный придурок и вот сам теперь влюбился в такого же полного придурка.

Что мне теперь делать?

Любовь сама по себе – не сахар, любовь в тринадцать лет – это как пережевывать перец с солью, а влюбиться в тринадцать лет в парня, когда ты сам парень…

Тут я даже отказываюсь подбирать слова.

Комментарий к ГЛАВА 9.

ждем вечериночку у бена, хех

========== Майкл Джексон. ==========

«Привет, Эдди.

И если ты сейчас сомневаешься в себе – не надо. Ты и только ты знаешь, что лучше тебе делать и как.

Я представляю, как шепчу тебе эти слова в твои маленькие, аккуратные ушки, проводя по ним слегка языком, только чтобы заставить волосы на твоих руках подняться, как фанаты на концертах.

И если для кого-то ты лузер, для меня – ты самый главный любовник».

А потом была вечеринка.

К слову, это была моя первая вечеринка, и вы не поверите – родители отпустили меня туда только при условии, что я назову имена всех присутствующих, а Ричи не будет отходить от меня ни на шаг. Если бы моя мама знала, насколько в один момент мы стали близки с Ричи, она бы так не говорила.

Но мне пришлось ее послушаться, потому что сегодня я решил, наконец, действовать. И если у меня не получалось действий с Ричи – я хотя бы смог сохранить его дружбу – то надо было начинать действовать с Бетти, и, может быть, мою ориентацию еще можно было спасти.

Не поймите меня неправильно: я прекрасно осознавал, что со мной происходит. Я ходил в детстве в церковь, и многое знал из Библии, как то – что Бог сотворил мужчину и женщину, а если ты парень и тебе нравится парень, то это плохо и все такое…

Но я любил Ричи не как парня. Я любил его как человека, за его качества, за то, какой он, и каким я становлюсь рядом с ним.

Мне просто не повезло, что он был заключен в оболочку того же пола, что и я.

У меня не было никаких гнусных мыслей относительно него (просто потому что я в принципе мало что знал в плане секса), поэтому я считал, что в моей чистой и невинной любви нет ничего плохого.

Жаль, что Ричи так об этом и не узнал.

Мы пришли к Бену, когда добрая половина класса уже собралась там. Я настаивал прийти к ровно означенному времени, но Ричи закатывал глаза и говорил, что первыми на вечеринку приходят только недоумки, у которых нет больше никаких дел как ждать эту самую вечеринку, а люди себя уважающие приходят к середине, когда кто-то уже наблевал, кто-то уже с кем-то потрахался, и об этом можно будет потрепаться.

Из своих друзей я заметил только Стена, который стоял возле стенки и лениво переговаривался с нашей одноклассницей Ненси.

Билл и Беверли еще не подошли, но думаю, если бы они были здесь, они бы нашли себе занятие поинтереснее.

Ричи сразу куда-то исчез, и мне приходилось все время топтаться возле Сена, потому что хоть я и знал практически всех пригашенных, не понимал, что надо делать. Танцевать я особо не умел, хотя и песни Майкла Джексона очень люблю, Стен был занят разговаривали, а Ричи, кажется, отправился напиваться на кухню.

Кто вообще придумал алкоголь на школьных вечеринках?

Сам виновник торжества, толстяк Бен, так отплясывал в кругу одноклассников, что я даже удивился, как он это делает. Но смотреть на него мне не хотелось. Я решил подняться на второй этаж, поискать туалет. Я тоже пил, много, только не алкоголь, и туалет бы мне действительно не помешал.

Забыл уточнить: с Беттти мы встретились уже на вечеринке, но она танцевала в кругу девчонок, они смеялись и болтали. На ней было короткое синее платьице и туфли на танкетке, из-за чего она становилась даже чуть выше меня. Волосы она оставила распущенными, на губы нанесла дополнительный слой блеска, который мерцал на свету гостиной.

Она была хорошенькая, но мне было интереснее наблюдать за тем, как напивался Ричи на кухне.

Он так эстетично подносил бутылку ко рту, обхватывал ее губами, что я просто, блин, завидовал этой бутылке.

Мне, конечно, не хотелось, чтобы он пил, но…

Поднимаясь наверх в поисках нужной мне комнаты, я вдруг остановился. Чуткий к запахам, я почувствовал знакомый запах сигарет через не плотно прикрытую дверь. Если это не Беверли, которая успела пройти с Биллом незаметно мимо меня, то значит это только одно – это Ричи.

Я приоткрыл дверь и вошел в полумрак комнаты. Надеюсь, это не комната Бена, которая провоняет сейчас дешевыми сигаретами. И не комната его родителей.

Я немного поозирался в темной комнате и увидел сгорбленную худую фигуру возле окна.

- Эй, Тозиер, - тихо позвал его я.

Ричи обернулся, в его тонких пальцах была зажата сигарета. Он выпустил дым, даже не заботясь о том, что делает это не в окно и кивнул мне.

- Как тебе вечеринка?

- Неплохо, - я пожал плечами, - музыка, танцы, смешной Бен. Все как надо.

-Что же ты не со свей подружкой? – Ричи выпускает дым в сторону, не сводя с меня взгляда.

Я почувствовал себя каким-то голым. На всякий случай, я прикрыл за собой дверь, чтобы никто нас не услышал. Музыка стала доноситься сюда спокойнее и тише. Я сделал шаг к Ричи.

- Она внизу с подругами. А ты почему тоже тут один?

- Решил покурить. Вообще, мне кажется, я немного перебрал… Искал туалет…

- Я тоже.

Мы засмеялись этому совпадению, но напряжение между нами росло. Воздух между нами были густой и вязкий, как… Ладно, не проводите аналогий.

- Ну, Эдс, - Ричи снова затягивается, и я смотрю, как дым входит к нему через рот, а выходит тониками струйками через нос, - что расскажешь?

- Думал, что ты мне что-нибудь расскажешь, - спокойно отвечаю я, делая еще шаг.

Ричи пьян. Не настолько, конечно, чтобы свалиться спать на полу, но все же, недостаточно трезв. Его глаза блестят за стеклами очков. На нем черная футболка, черные джинсы и высокие ботинки. Я делаю еще шаг к Ричи. Еще шаг.

- Хочешь посмотреть, как я делаю эти шутки языком? – спрашивает Ричи, и вдруг мне кажется, что это я вдохнул никотин. Я смотрю на него во все глаза.

- Да…

- Смотри, - Ричи снова затягивается, и я начинаю краснеть, потому что подумал не об этом. Он открывает рот и начинает выдыхать дым кольцами. Я боюсь, что это может спровоцировать у меня приступ, и на автомате ищу в кармане ингалятор.

Но как же красиво он это делает. Я слежу за движениями его губ, языка, рта и просто невольно забываю, как дышать. Такая вот ирония.

- Хочешь? – Ричи протягивает мне сигарету. От мысли, что я прикоснусь к тому месту, где он только что касался губами, у меня кружится голова. Я беру не до конца выкуренную сигарету в руки, так, как ее держит Ричи. Подношу к лицу и не могу. Слишком сильный запах. Дыхание перехватывает, я качаю головой.

- Не получится.

- Жаль, - тянет Ричи, - слушай, я сейчас пьяный в стельку, шел бы ты отсюда.

- А иначе что? – спрашиваю я, улыбаясь лишь концом губ.

- Нет, ничего, - говорит Ричи. Он опирается на руки и садится на подоконник. Я остаюсь стоять рядом.

- Слушай, Ричи, я хотел спросить… Почему ты так часто менял школы? И приемные семьи? Что происходило?

- Каспбрак, я не хочу говорить об этом. Просто я – не самый хороший человек, вот и все. Во мне хорошего сейчас – только твоя семья, и то, заметь, твоя, а не моя. Меня нигде не хотели особо задерживать, я все-таки, как это… Трудный подросток. Ну там, - Ричи указывает на сигарету, которую я ему вернул, - понимаешь? Выпивка, девчонки…

- Девчонки, - повторяю я.

- Ага.

- Понятно.

- Такие дела.

- Ясно…

Наш диалог застопорился, и я не знаю, что делать дальше. Я вроде даже перехотел идти в туалет. Я все стою возле Ричи, ожидая, что он скажет что-нибудь еще, но тот подтянул колени к подбородку и уперся в них лицом.

- Мне как-то плохо, - тянет он, - не хотелось бы сблевать у Бена дома.

- Может, проводить тебя домой, к нам? – тихо спрашиваю я, - я в принципе…

- А как же твоя подружка? Разве вы не собирались… Ну, парочками, с Биллом и Беверли, тоже уединиться на ночь в комнате? Ну, например, в этой?

- Как видишь, пока что я уединился только с тобой, - говорю я прежде, чем подумал.

Ричи издает непонятный смешок.

Мне становится душно, я начинаю теребить самую верхнюю пуговицу на рубашке, мои пальцы меня не слушаются, и я не могу ее расстегнуть.

Если я сейчас задохнусь из-за рубашки, мама, я тебя любил.

- Дай сюда, - Ричи манит меня к себе пальцем, и, зажав сигарету между зубов, наклоняется надо мной, чтобы расстегнуть пуговицу, - так гораздо лучше, мистер Чистюля.

И тут он в одну секунду вытаскивает сигарету изо рта и целует меня.

Пол уходит из-под ног.

Его губы – это смесь сигарет, пива и вишневой жвачки, все, что я так ненавижу, но сейчас я готов умереть от переполнившего меня невероятного чувства, что это самые приятные и вкусные губы в мире.

Да, он пьян. Возможно, он опять пожалеет об этом на утро. Но мне все равно.

Ричи спрыгивает с подоконника, прижимает меня к себе. Он держит меня руками за лицо, и мы целуемся, целуемся, целуемся.

О господи.

- Рич, - я еле успеваю перевести дыхание, потому что начинаю задыхаться. Нелегко целоваться астматикам.

- Эдс, что мы делаем? – спрашивает Ричи возбужденным шепотом.

- Я не знаю…

- Я тоже…

Тут уже я притягиваю к себе Ричи и целую его в распухшие губы. Я слизываю языком капли алкоголя, следы сигареты, я наполняюсь им, я чувствую его.

Охренеть.

Ричи начинает подталкивать меня к кровати. Я не понимаю, что он хочет, что сейчас может (может?!) произойти, но Ричи не делает ничего такого, что могло бы меня испугать. Он просто кладет меня на кровать и ложится сверху, его волосы падают мне на лицо, путаются с моими, а мы продолжаем целоваться, словно в последний раз…

Мои глаза закрыты, Ричи снимает очки и отбрасывает их на кровать. Он гладит меня по щекам, я не знаю, что делать с руками, и со всем остальным. Я даже не знаю, как правильно отвечать на его поцелуй, но, вроде, получается.

Господи, я целуюсь с Ричи Тозиером, а с первого этажа доносится песня Майкла Джексона, о том, что «Ты не одинок, я рядом с тобой».

Он пахнет сигаретами и дешевым мылом, но как мне нравится, как мне это нравится.

Если я сейчас задохнусь и умру, это будет лучшая смерть.

Внезапно по закрытым векам ударяет яркий свет.

Ричи отпрыгивает от меня, как ужаленный, но продолжает нависать надо мной, мои губы еще горячие от его поцелуев.

Я открываю глаза, начинаю моргать.

- Эдди?

Я вижу фигуру на пороге комнате. За ней следом врывается громкая музыка, крики толпы, чей-то смех. Я снова начинаю слышать что-то помимо стонов Ричи во время поцелуя.

Стоны Ричи.

Мое сердце готово пробить мне грудную клетку.

Я поворачиваюсь и убеждаюсь в том, кто стоит передо мной. Еле живым языком, который все еще хранит на себе вкус Ричи, я произношу:

- Бетти?

Комментарий к Майкл Джексон.

билли джин из нас май лавер

========== Глава 9 ==========

- Бетти! Бетти, постой!

Я скатываюсь с кровати, чертыхаюсь. Подбегаю к дверям, но резко оборачиваюсь на Ричи. Он сидит на кровати, смотрит в стену перед собой.

- Рич… Я мигом… Нельзя допустить, чтобы она…

- Иди, - Ричи без эмоционально двигает губами, - и не возвращайся.

​ Я выбегаю из комнаты и несусь по лестнице вниз. Тусовка вся в самом разгаре, Бен все так же дергается, вокруг смех, шутки и выпивка. Я нахожу на диване Стена, который уже начал обжиматься с Нэнси.

- Стен, - я подлетаю к нему, мое лицо горит, - Стен, мне нужна твоя помощь!

- Что случилось? – флегматичного Стена ничто не может вывести из себя. Я вижу, что он не убирает руки с колена Нэнси, - я немного занят…

- Прости, - говорю я, оборачиваясь к Нэнси, - там на втором этаже Ричи, ему немного плохо… Побудь с ним, умоляю. Проследи, чтобы он никуда не уходил! Я мигом вернусь!

- Эдди, но…

- Спасибо, Стен! – кричу я, выбегая на улицу.

​ На улице уже темно, стало прохладно. Я оставил куртку в доме, но надеюсь, я не заболею. Я вглядываюсь вдаль улицы и вижу силуэт.

​ Я набираю воздуха побольше, и кричу что есть силы:

- Бетти! Бетти, постой!

​ Мой голос долетает до нее и она останавливается в конце улицы. Я бегу за ней. Колет в груди, но не уверен, что от бега.

Когда между нами остается не больше пяти метров, Бетти поворачивается ко мне, на ее лице слезы.

- Эдди, что это, блин, значит?!

- Прости, - начинаю говорить я, тяжело дыша, - прости, дай я тебе все объясню…

- Мы вроде как пара! А ты… Ты целуешься… Со своим братом! – кричит Бетти.

​ Это звучит отвратительно.

- Он… Он же не родной мне брат, - выдавливаю из себя я. На улице редкие прохожие куда-то спешат, не смотря на нас – подумаешь, парочка подростков повздорила после шумной вечеринки.

- Плевать! Это…Это же аморально, Эдди!

- Дай я все объясню…

- Я думала, что нравлюсь тебе! – Бетти почти плачет.

- Да, да, конечно, ты мне нравишься… Ты очень хорошая, - я пытаюсь дотронуться до нее, но она делает шаг назад, - просто…

- Зачем ты тогда так ко мне подкатывал? Зачем предложил проводить время вместе? Зачем приходил после уроков? Это низко, Эдвард! Радуйся, что у меня нет к тебе таких чувств, иначе я не знаю, что бы я с тобой сделала!

Минута у меня уходит на то, чтобы осознать услышанное.

- Как так – нет чувств?

- Я начала встречаться с тобой потому что я тебе понравилась, - начинает лепетать Бетти, она снова становится той маленькой скромной девочкой с двумя косичками, - ты стал… уделять так много внимания мне… Мне это польстило… Но я же не знала, что на самом деле тебе не нравлюсь!

- Но ты… Те же меня любишь,- произношу я, и Бетти округляет глаза.

- Кто тебе сказал такую чушь?

- Бетти, что происходит?

- Кто тебе это сказал? Откуда ты взял это? Я никак даже не намекнула тебе об этом!

- Письма! – кричу я, - это же ты мне пишешь! Я получил их почти все!

- Какие, блин, письма?! Каспбрак, ты с ума сошел? – Бетти смотрит на меня широко распахнутыми лазами. У нее потекла тушь, оставляя маленькие кляксы под нижним веком, - ты с ума сошел?

- Вот эти письма, - я начинаю шарить в своих карманах и нахожу утреннее письмо, - я же спрашивал тебя: зачем ты это пишешь? А ты ответила, что…

- Я пишу стихи, да, и думала, ты спрашиваешь про них! Я никогда в жизни не писала тебе писем! Особенно таких! – Бетти указывает на желтый листок, я молчу, - ох, Эдди, прости. Не знаю, что на меня нашло.

- Ты… Ты точно не писала мне? И я тебе… Не нравлюсь? – спрашиваю я, и не понимаю, что обижает и расстраивает в этой ситуации меня больше.

- Ты хороший парень… Но… Я бы никогда… - начинает Бетти извиняющимся голосом и это звучит ужасно.

- Я понял. Не продолжай.

- Прости, - снова говорит она. Она делает шаг ко мне и слегка обнимает, по-дружески, - я рада, что все выяснилось. Боялась, что ты со дня на день полезешь целоваться, а я даже не знала, как тебе сказать, что ты нравишься мне не настолько сильно. Поэтому весь вечер сегодня провела с подружками, боялась остаться с тобой наедине… Просто ты… Так резко стал проявлять свои чувства ко мне…

- Потому что думал, что ты влюблена в меня,- отвечаю я тихо, слегка провожу ей рукой по спине, она улыбается, - но, видимо, это не ты.

- Мне жаль, - Бетти закусывает губу и смотрит мне куда-то за спину, - пожалуй, мне стоит уйти.

- Что? Почему…

- Эй, Эдс.

​ Я оборачиваюсь и вижу Ричи. Он стоит, обхватив себя руками, его лицо бледное, а губы бескровны. Я испускаю такой тяжелый вздох, что не могу заставить себя вдохнуть. Легкие склеились, но я стараюсь и проталкиваю туда кислород.

- Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

- Эдс, я пьяный как черт. И я хотел бы…

- Если ты опять скажешь, что нам стоит все забыть – я тебя ударю. Я ударю тебя прямо в рожу! – ору я.

- Давай, попробуй.

​ Как же он меня бесит! Так нельзя! Нельзя целоваться так, как мы, а потом снова забивать на это! Черт, что происходит! Я смотрю на Ричи во все глаза и задаю единственный тупой вопрос:

- Это ты?

- Что – я?

- Это ты пишешь мне письма?

​ Ричи смотрит на меня как дебила. Потом качает головой.

- Нет, конечно. Разве это не Бетти?

- Нет, не Бетти.

- Ты что… Решил, что я… Влюблен в тебя? – спрашивает Ричи, складывая руки на груди, - послушай, ты, конечно, ничего, но…

- Мы только что целовались с тобой! – ору я на всю улицу, - и если бы не Бетти, то… Я не знаю, чем бы все это закончилось!

- Я пьян, - отвечает Ричи, - я не отвечаю за свои поступки.

- Зато я отвечаю! – я подхожу к Ричи близко, почти упираясь ему пальцем в грудь, - и я люблю тебя, Тозиер. Будь ты проклят.

​ Это признание так легко срывается с моих губ, что я не успеваю даже обдумать, хорошая ли это идея. Но эти слова душат меня изнутри, и как только я произношу их, дышать действительно становится лечге.

- Сомнительное признание в любви, - тянет Ричи, - но я не хочу сейчас об этом говорить.

- А когда ты захочешь, Рич? Когда?! Я признаю, что вел себя как придурок, но, блин, я изменился! Если я тебе безразличен – зачем это? Зачем ты целовался со мной? Что это за игра?

- Я потом тебе все объясню, - Ричи начинает пятиться от меня, - тебе лучше уйти в дом.

- Нет! Хватит разговаривать со мной так! Я ненавижу тебя, Ричи! – я чувствую, как на глаза набегают слезы, - скажи, что это ты пишешь мне письма! Скажи!

- Да пошел ты, - говорит Ричи, - я не влюблен в тебя, понятно? Я разве похож на человека, который стал бы строчить любовные послания парню?

- Ах ты сука!

​ Моя рука сжимается в кулак, и я бью Ричи со всей силы по лицу. Кажется, я разбил ему губу. Костяшки плацев начинают пульсировать в​ такт удару. Ричи хватается рукой за губы, качает головой.

- Я в тебе не ошибся, - произносит он, - ты псих, Каспбрак. Тебе надо побыть одному.

- Рич, прости, прости, прости, прости, я… - начинаю лепетать я, я хочу заглянуть Ричи в лицо, чтобы посмотреть, как сильно я его ударил, но он отмахивается от меня. В висках у меня противно сучит, в желудке все трясется.

- Не трогай меня. Разберись со своими поклонниками, или поклонницами, или кто там тебе пишет. Не трогай меня.

- Скажи, что я тебе не нравлюсь! Скажи это! – кричу я, вцепляясь ему в футболку.

- Ты мне не нравишься, - отчетливо и по слогам произносит Ричи, - и я никогда не писал тебе этих писем. Если ты привык всегда и всего добиваться слезами и криками, то извини – сейчас не тот случай.

- Но…

​ Ричи толкает меня плечом и убегает. Его поглащает улица. Он скрывается за углом дома, и я ничего не могу с этим сделать. Мое сердце так отчаянно стучит, что я просто хватаю ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.

​ Я снова начинаю плакать, уже в голос, не сдерживая себя. Я закрываю лицо руками и без сил опускаюсь на асфальт.

Я снова достаю письмо и начинаю его перечитывать, слезы капают на бумагу.

Сердце разрывается на миллионы кусков, которые острыми краями царапают мне грудь изнутри, вонзаются во внутренности, оставляя кровоподтеки.

​ «Привет, Эдди.

​ Ты знаешь о себе то, чего не знают другие и никогда не узнают.

А я знаю о тебе, что твоя кожа мягкая и пахнет фиалковом кондиционером для белья.

​ Не позволяй другим людям говорить о тебе плохие вещи. Помни, что кто-то – именно я – так сильно любит тебя, что готов сражаться за тебя со всем миром, и в первую очередь, с самим собой.

​ Ты самое лучшее, чего у меня нет».

- Если это не Ричи и не Бетти… Кто это? Скажет мне это кто-нибудь или нет?! – я не замечаю, как выкрикиваю это в голос, и так же не​ замечаю, что со спины ко мне кто-то подходит. Шелестят кроссовки по траве. Я не хочу поворачиваться. Не хочу никого видеть.

- Это я. Это я пишу тебе письма, - слышу я голос над собой и замираю. ​ Я комкаю листок и резко поворачиваюсь. Слова застревают в горле, потто падают ниже и ударяют меня в солнечное сплетение, что я складываюсь пополам.

- Какого… Черта…

Я смотрю на подошедшего человека, и чувствую, что проваливаюсь в бездну.

- Как ты мог, Стен?..

Комментарий к Глава 9

Ну, как-то так, девочки

========== Глава 10 ==========

- Что? Стен? Какого черта?

Я смотрю на друга, не в силах поверить своим ушам, глазам и вообще всему, что сейчас меня окружает. Я смотрю на безмятежное лицо Стена и не знаю, смеяться мне или плакать.

- Я сейчас все объясню. Это не то… Что ты подумал, - начинает он.

- Я вообще уже боюсь что-либо думать, - еле шевеля языком, произношу я, - так ты… Это…

- Нет! – вскрикивает Стен, прикладывая руку к лицу, - я… Нет… Нет.

- Тогда что это значит? – я почти трясу перед его лицом листком, - Стенли, мать твою, что это за хрень?

- Когда… Когда Ричи перевелся к нам… Ты… Ты был готов его убить. И я решил… Начать писать тебе письма… Думал, что вы вместе начнете расследовать, кто это делает, и вы подружитесь… Я… Не думал, что все… Пойдет не по плану. Я потом узнал, за что Ричи выгоняли из школ и не хотели надолго оставлять в приемных семьях. Эдс… Ричи – гей. И он влюблен в тебя. Это видно всем, поверь мне. И я решил… Эти письма… Черт, я понимаю, что это была плохая идея, но я решил, что ты… Что ты…

- Что я подумаю, что это он?

- Да.

Стен начинает кусать губы до крови. Наконец-то на его малахольном лице проступают хоть какие-то эмоции.

- Зачем тогда весь этот цирк с Бетти? Она теперь ненавидит меня! – кричу я.

- Я не думал, что вы с Ричи будете каждый день выяснять отношения, как в бразильском сериале. Ты даже не сказал ему, что получал письма! Это мы ему сказали, помнишь? И я подумал, что… Если Ричи начнет ревновать к Бетти… Которая на самом деле тебе не пишет…

- Я понимаю, что ты знал о том, что Ричи – гей. Но при чем здесь я?!

- Как при чем? – Стен смотрит на меня как на идиота, - ты ведь тоже. Мы с Беверли давно это поняли.

У меня голова идет кругом. Что?! Что?! ЧТО?!

Я кричу это в голос.

- Эдс, ты можешь не признаваться себе в этом. Но мы знаем тебя с самого детства, и ты ведь помнишь того мальчика – Джека…

- Заткнись! Не напоминай мне о Джеке! – шиплю я, готовый снова пустить в ход кулаки, - Стен, как ты мог?!

- Я подумал… Что раз Ричи… Как и ты… Было бы… Неплохо свести вас… Я поэтому начал писать эти письма, якобы от его лица… А потом… Вы снова начали цапаться как кошка с собакой, и я…. Понял, что что-то пошло не по плану. Я видел, как ты сегодня его ударил.

- Мне кажется, пора это повторить. Только еще и с тобой,​ - я смотрю на Стена, не понимая, как он мог так поступить со мной. Мы же, блин, друзья! Глаза заливают слезы.

- Прости, Эдс. Я просто хотел помочь…

- Иди в жопу, друг, - говорю я, - ты сделал только хуже! Я… Я действительно в какую-то минуту подумал, что небезразличен ему! Но это оказалось не так!

- Я не знаю, что произошло между вами сегодня на вечеринке, Эдс, - произносит Стенли, подходя, и осторожно садясь рядом со мной, - но это явно шокировало Бетти. Она слетела по лестнице, как ненормальная. И заметь: мои письма здесь ни при чем.

- Ты хочешь… Сказать, что…

- Я не знаю, Эдс, что такое любовь. Можешь спросить у Билла, он в этом разбирается. Но я знаю одно – между вами с Ричи пролетела такая искра, что это заметили все мы. Глупо это отрицать. Помнишь, Беверли как-то спросила тебя, как бы ты описал Ричи? Если бы ты действительно его ненавидел, ты бы так и сказал. Но ты прочел нам целую лекцию, описывая его внешность и качества. И тут я понял все окончательно. Что ты влюбился, мой друг.

Я пытался злиться на Стена, но у меня ничего не получилось. Я лишь грустно улыбнулся, и дал волю слезам. Снова. Стен положил руку мне на плечо.

- Это было чертовски сложно – писать тебе эти сопливые послания, но я надеялся, что прочитав их – ты, наконец, поверишь в себя и признаешься в своих чувствах. Если не Ричи, то хотя бы себе.

- Я признался, - начал я, но рыдания мешали мне говорить, - но он… Послал меня. Хотя мы целовались на вечеринке и…

Стен слегка скривил губы, но промолчал.

- Может, стоило сказать это в нормальной манере, а не как это делаешь ты? Без «сдохни, тварь»?

Я улыбнулся сквозь слезы.

- Я ударил его.

- Эдс, послушай меня. Ричи – не такой человек, как ты или я. Он одинок. Он сменил, блин, свыше десяти школ! У него нет семьи. Он не привык к любви. Особенно к таким проявлениям, как у тебя. Дай ему шанс. Попробуй поговорить с ним еще раз. Пожалуйста. Иначе ты никогда себе этого не простишь.

- Он не знает, кто пишет мне письма. Точнее, писал.

- Ну, ты можешь сказать, что это был я, - Стен улыбнулся, - надеюсь, он не переключится на меня…

Он засмеялся, я в ответ за ним.

Мы сидели на холодном асфальте, но внутри было тепло. Может, Стенли прав? Может, надо было не швыряться своими чувствами Ричи в лицо, а просто сказать ему об этом? Не обвинять в этих таинственных письмах?

Я посмотрел на Стена.

- Откуда ты знаешь, сколько у меня родинок?

- Я взял это число из головы.

- Ах ты сукин сын! – я шутливо ударил Стена в плечо, он сделал вид, что удар оказался почти смертельным, - не понимаю только… Как ты понял это раньше меня?

- Я слишком хорошо тебя знаю. Ну и… - Стен прижал палец к носу, - когда на тебя напал Бауэрс, я пришел к твоему дому раньше Билла и Беверли. Я случайно подслушал разговор, который произошел между твоей мамой и Ричи. Он сказал ей, что ему пришлось поцеловать тебя, чтобы ты начал дышать. Он признался, потому что испугался, что мог заразить тебя чем-нибудь, ты же помешан на микробах…

Я закрыл лицо руками. То есть моя мама знала…

- И тут я понял, что этот придурок любит тебя. Как и ты его, даже пока ты сам себе в этом не признался. И я решил свести вас раньше, чем вы убьете друг друга. Правда, все идеальные планы могут потерпеть фиаско, и ты оказался упрямым бараном, который начал поступать как последний придурок, и мне пришлось срочно вводить Бетти, чтобы сыграть на ревности Ричи.

Я покачал головой.

- Если бы ты не был моим другом, Стенли Урис, я бы тебя убил.

- Когда поговоришь с ним – не забудь отблагодарить меня. Можно деньгами, - засмеялся Стенли. Он протянул мне руку, - мир?

- Мир. Но, Стен…

- Что, Эдди?

Я посмотрел на ночное небо, по которому были рассыпаны звезды, как и веснушки на лице Ричи. И на моем. Возможно, мы действительно очень похожи…

- Как мне теперь поговорить с​ Ричи? Он, наверное, не захочет меня видеть… Вся эта ерунда с Бетти… Я ведь сказал, что у нас с ней что-то было…

Стен скривил губы, почесал голову.

- Я уже говорил, что ты ведешь себя как полный придурок?

Я развел руками.

- Он, наверное, поэтому и послал меня. Решил, что раз я с Бетти сделал это… То… Зачем он мне…. Но мы с Бетти даже не целовались! Клянусь!

- Ну… Раз так все повернулось, - Стен почесал кончик носа, - тогда сделай как я.

- Как?

Я уставился на своего друга, чья еврейская голова должна была точно сгенерировать какую-то идеальную мысль. Он все это начал, пусть все и заканчивает!

Стен пристально посмотрел на меня и сказал:

- Значит просто напиши ему.

========== КОНЕЦ. ==========

Sarah Connor - From Sarah with Love

Lara Fabian - Adagio

Lara Fabian – You are not from here

Я решил сделать то, чего не делал никогда в жизни – послушал Стена.

Я вернулся домой и всю ночь писал письмо Ричи. Сбивался, марал строчки, топил слова в слезах и начинал все сначала.

Я написал все как есть, как лежит на сердце. Написал ему о своей любви. Написал о том, почему был таким придурком, потому что думал, что мои родители станут меньше меня любить, а оказалось, что их любовь только умножилась.

Написал ему про Джека – мальчика, с которым я был очень дружен в детстве и испытывал к нему теплые платонические чувства.

А потом Джек умер.

Это всегда ужасно, когда умирают дети. Родители не должны хоронить детей. Но когда другие дети оказываются вовлечены в это – это ужаснее вдвойне.

Мне было девять, но я был на его похоронах. Джек попал под машину, да, вот так банально.

Только хоронили его в закрытом гробу.

Я написал о том, что боялся привязаться снова к кому-нибудь. Нет, не к кому-нибудь.

К Ричи.

Не хотел снова потерять близкого человека, как уже потерял, будучи ребенком.

И как я потерял свою сестру, хотя я толком ее и не помнил.

Написал о том, какую силу почувствовал в себе благодаря Ричи, как поверил в себя, и как был счастлив, когда мы поцеловались.

Мой первый поцелуй действительно произошел с Ричи Тозиером, и я нисколько не жалею об этом.

Написал о том, что у меня ничего не было с Бетти, ни поцелуя, ничего. Что Ричи оставался моим единственным желанием и ночным секретом.

Написал о задумке Стена, и о том, как жду не дождусь, что расскажу ему о том, как его план замечательно сработал.

Написал о том, что готов меняться и дальше, и если он не захочет быть со мной – пусть хотя бы не лишает меня своей дружбы.

Но если у меня действительно есть хоть маленький шанс на взаимность…

Я писал всю ночь, захлебывался в словах, выблевывал их на бумагу, размазывал строчки рукой, а потом писал снова, штриховал слова, писал поверх цветной ручкой.

Напоследок не хватало только поцеловать письмо, оставляя внизу кровавый след покусанных губ.

Я заснул с письмом в руках, не разложив кровать и не переодевшись.

Как жаль, что Ричи так и не прочитал это письмо.

***

С утра я проснулся оттого, что кто-то погладил меня по руке.

- Рич? – я открыл глаза, и, увидев на груди письмо, встрепенулся, - мам, прости… Мне надо увидеть Ричи…

- Милый, - сказала мама, и я увидел, что ее глаза красные, - Ричи, он…

- Он еще не встал? Ничего, мне нужно кое-что ему передать, - сказал я, но когда мама грустно покачала головой, почувствовал укол в сердце. Только сейчас я заметил, что мама держит в руках коробку, - Ричи уехал, дорогой.

- Что? Как? Куда?! – я вскочил с кровати и помчался по коридору в его комнату, - Рич, Ричи!

- Милый, его нет, - сказала мама, когда я остановился на пороге его комнаты. Холод пробежал у меня по спине. Я обернулся на маму.

- Но… Как… Что… - я сжимал в руке письмо, пока оно не превратилось в замусоленный комок, - что…

- Он оставил тебе это, - мама мягко подошла ко мне, словно боялась спугнуть и передала коробку, обвязанную красной лентой, - он хотел уйти, пока ты спишь. Прости.

- Мам… - по моему лице потекли слезы, - мам… Он… Я…

- Я все знаю, милый, - мама заплакала и обняла меня, - мой милый Эдди, прочти это. Я думаю, он все объяснил тебе… Я оставлю тебя? Или мне побыть с тобой?

- Я… Я хочу побыть один… - я на не твердых ногах подошел к постели Ричи, идеально заправленной, какой я никогда ее не видел, и без сил опустился.

- Хорошо, милый, - мама поцеловала меня в голову, - я рядом.

Я отложил свое недо-письмо и открыл коробку. Там был вырванный из тетрадки листок в клетку и ингалятор. Мой ингалятор.

Я как смог смахнул слезы и попытался сосредоточиться на письме Ричи.

Сердце жгло огнем, а руки тряслись.

«Эй, Эдс.

Привет.

Не умею писать письма. Чувствую себя дураком, да и моя грамотность хромает. Я действительно не писал тебе никаких писем, но это не значит, что я не смог бы это сделать.

И никакие письма, даже самые красивые, не опишут моих чувств к тебе.

И когда я сказал тебе, что ты мне не нравишься – это была правда.

Ты мне не нравишься, Эдс.

Я тебя люблю.

Я полюбил тебя сразу, как увидел. Не знаю, как я понял это. Просто почувствовал.

Думаю, ты догадался, что я не такой, как все. Никогда не испытывал тяги к девчонкам, какие бы шутки я ни шутил. Поэтому ни в одной школе и семье я надолго не задерживался; как только об этом узнавали, меня отправляли пинком под зад. Быть геем – само по себе непростое занятие, а быть подростком-геем, в семье, где растут еще дети – и того хуже.

Единственная семья, которая приняла меня как родного – твоя, Эдс, и я никогда не забуду этого. Но я сам не могу остаться здесь.

Из-за тебя.

Прости, что отталкивал тебя, но так действительно будет лучше.

Когда ты сказал, что любишь меня – я чуть не умер. Но я не хочу портить и ломать тебе жизнь, малыш Эдди. Хоть мы и ровесники, но ты не пережил и половины того дерьма, что испытал я, твоя душа чиста и невинна, и я не хочу, чтобы ты пошел по кривой дорожке из-за меня. Возможно, тебе еще повезет с Бетти, она хорошая девчонка, а ты достоин того, чтобы быть счастливым. Возможно, твои ко мне чувства просто игра, и ты их перерастешь через пару месяцев.

А если нет…

А если нет, то мы еще увидимся. Клянусь тебе, малыш Эдди.

В коробке ты найдешь ингалятор, тот самый, который ты уронил, когда Бауэрс тебя избил. Я поднял его и забрал себе. Сразу говорю: я один раз им воспользовался, хотел понять, как ты это делаешь, и ощутить на языке то, чего ты так часто касался губами и своим ртом. Если брезгуешь пользоваться им, то я не обижусь, понимаю, как это должно быть неприятно. И вообще, не бери грязные вещи в рот! Это чревато последствиями (пошлая шутка от меня тебе напоследок).

В общем, Эдс.

Я люблю тебя, дурак ты мелкий.

Тут объявилась моя дальняя родственница (жена брата мужа моей тетки), и решила приютить меня на время. Возможно на пару месяцев. Сказала, что неожиданно вспомнила, что у нее никого не осталось на старость лет, и решила меня забрать. Я знал об этом заранее и решил уйти по-тихому.

Передай своим родителям, что лучшей семьи у меня не было и никогда не будет.

И такого брата тоже.

И главное, Эдс… Дыши. Дыши полной грудью. Когда я увидел, что ты чуть не помер на моих глазах – я тогда в тебя и влюбился. Твоя астма свела нас! Поэтому прошу тебя, малыш Эдди, - дыши. Дыши глубоко и свободно! Ты смелый и сильный, и я так горжусь тобой, мой Эдди.

Не забывай меня, клянусь, мы еще обязательно встретимся.

Я попробовал дышать как ты, можно сказать, мы дышим одним воздухом, ха-ха.

Я люблю тебя, Каспбрак.

И я ни с кем не целовался до тебя. Ты моя первая тринадцатилетняя любовь. И навсегда ей останешься.

Дыши, мать твою, только дыши!

Обещай мне, что будешь дышать несмотря ни на что.

С любовью,

придурок Тозиер».

Слезы текли по моему лицу, а в сердце втыкались тысячи стрел.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул. Я сжал в руке ингалятор, и, отложив письмо, поднес его к губам. Теперь мы действительно дышим с Ричи одним воздухом. Я приложил письмо к лицу, и оно стало намокать от слез.

«Обещай мне, что будешь дышать несмотря ни на что».

- Обещаю, Ричи, обещаю, - прошептал я, мешая слезы с улыбкой.

You’re not from here

I’ve waited for you to appear

To take my breath away

And make me weep.