Человек из ночи [Виктор Александрович Сытин] (fb2) читать постранично

Человек из ночи

КАЖДЫЙ БЫВАЕТ ОДНАЖДЫ МОЛОДЫМ

ЧЕЛОВЕК ИЗ НОЧИ

Ночи в августе темны и тихи. Даже большие зеленые кузнечики перестают трещать, как только сгустятся сумерки.

Мы с братом разожгли костерок и, подбрасывая в него сухие ветки тальника и бурьяна, стали варить уху.

Улов был незавидный. Всего несколько ершей и окуньков. Но мы не унывали. Под крутым обрывом поставили удочки-донки — с самодельными колокольчиками на прутиках. Не может быть, чтоб в Дону, под Галичьей горой, не было крупной рыбы. А если она есть, как же ей не попасть? Тем более что предлагались ее вниманию самые замечательные приманки. И поджаренный лягушонок, и крупные черви-выползки, и крутая пшенная каша пополам с ватой, чтобы лучше держалась на крючке.

Но колокольчики молчали. Нас потянуло ко сну. Ведь днем, по жаре, пришлось прошагать километров пятнадцать.

— Виктор, — сказал брат шепотом, — а тут волков нет?

— Они летом не нападают.

— А если бешеный?

— У нас есть копье. — И я вытащил из связки удилищ ореховый дрючок, к одному из концов которого был прикручен проволокой старый круглый напильник.

Брат зябко поежился. Сыростью тянуло от реки. Ее не было видно. Мрак плотной стеной окружал наш бивак. Но еле слышный шепот струй, омывающих берег, говорил о том, что Дон тут, рядом, в нескольких шагах.

Вдруг — почти всегда что-то случается вдруг! — под круто поднимавшимся к звездному небу и, казалось, нависавшим над нами уступом Галичьей горы послышался хруст, покатились и булькнули в воду мелкие камешки. Явно кто-то шел, пробираясь вдоль берега, в нашу сторону.

Откуда-то из глубин души возник страх. Туманящий сознание, он охватил меня.

Какие могут быть здесь звери? Наверно, заблудившаяся корова или лошадь. Эти здравые мысли бессильны были развеять ожидание чего-то ужасного.

Брат испытывал, видимо, те же чувства. Он как-то сжался и сидел не шелохнувшись.

— На… наверно… — Я попытался сказать брату, что бредет в ночи корова или лошадь. И не смог продолжать.

Невидимое существо меж тем быстро приближалось. В колеблющемся отсвете пламени костерка мы скоро увидели, как нам показалось снизу, огромную фигуру человека. Приблизившись еще, войдя в круг более яркого освещения, она несколько уменьшилась. И все же перед нами оказался очень высокий, худощавый человек в короткой куртке, с толстой палкой в руке и странной, большой, плоской сумкой на ремне через плечо.

— Здравствуйте, ребята, — произнес он хрипловатым голосом. — Испугались?

Потом подошедший сбросил сумку, присел, скрестив ноги, усмехнулся и продолжал:

— Я тоже иногда испытывал ужас, оставшись один на один с лесом или в степи во тьме. Это атавизм. Когда-то первобытный наш предок знал, что в такую пору он беззащитен против хищников ночи… Саблезубого тигра… Пещерного медведя… Он скрывался в хижине или пещере, как только наступали сумерки. Защищался огнем. Вот и я к вам на костерок пришел…

— У нас на нем уха… варится, — сказал брат, стряхивая с себя оцепенение. — А что такое атавизм?

— А это, мой молодой незнакомец, так сказать, наследственная память организма гомо сапиенс… — охотно ответил напугавший нас человек.

Что такое «гомо сапиенс», брат тоже не знал, но попросить объяснения не решился, солидно кивнул головой, подбросил в огонь веток и стал помешивать уху.

Теперь я мог как следует рассмотреть человека из ночи.

Немолодой, длиннорукий, сидел он по-турецки и не мигая смотрел на пламя темными, глубоко посаженными глазами. Губы его резко очерченного рта под прямым носом чуть шевелились. Даже при свете костра было видно — на выбритых щеках лежал густой загар, подчеркивая бледность высокого, выпуклого лба с большими залысинами. Мне он показался стариком, хотя на самом деле ему было лет сорок.

«Кто же это такой? — думалось мне. — Учитель? Агроном? А может быть…»

Тут во мне снова шевельнулся страх. Неужели это… Ведь всего два года назад в здешних местах, хотя и недолго, были сначала мамонтовцы, потом деникинцы!

Как бы почувствовав мою тревогу, незнакомец взглянул на меня, сощурился и улыбнулся.

— Что молчите? Стесняетесь спросить у старшего, кто он и что он? Это похвально. И все же любопытство, наверное, вас распирает? Так ведь? — спросил он.

— А вы, наверно, путешественник. Как… как Миклухо-Маклай, — брякнул брат.

Человек из ночи расхохотался.

— Тепло! Но не жарко. Нет, я не путешественник. Хотя в какой-то степени все люди путешественники по земной юдоли. Нет, я ботаник. Биолог.

И, немного помолчав, добавил:

— Изучаю растения и вообще явления органической жизни. Понятно? Зовут меня