Если птица летит на свободу —
бьётся сердце у птицы внутри…
Не смотри на меня как на воду,
на меня как на пламя смотри.
Если я твои ласки приемлю —
значит, ты не боишься огня…
Не смотри на меня, как на землю,
как на воздух смотри на меня.
Волны моря — солёные глыбы,
это море бушует во мне,
и плывут разноцветные рыбы
где-то там, на большой глубине.
В дивный ад, в голубую могилу
ты нисходишь, как в призрачный сон,
чтобы соль, потерявшую силу,
взять в ладони и выбросить вон.
Складки волн, их извивы, изгибы
замирают в предсмертной тоске —
и лежат разноцветные рыбы
на камнях и на мокром песке.
В кастрюльке бедной картошка сварена,
вода в корыте для стирки вспенена.
Душа молчит, как Татьяна Ларина,
или как Анна грустит Каренина.
Глядит луна сквозь стекло оконное,
сквозь ставни домика деревенского,
а наслаждение беззаконное
царит, как крест над могилой Ленского.
О, как нам хочется жить в Обломовке,
держать в ладонях плоды антоновки,
ночами звёзды считать огромные,
входить без страха в аллеи тёмные,
не знать, что в будущем Анна Снегина
в одежду белую вновь оденется,
что охлаждённый, как ум Онегина,
напиток жизни в стакане пенится.
Не могу понять, по чьей вине я стала заклинательницей слов,
и зачем деревья, пламенея, закрывают лето на засов,
и зачем заканчивает осень на груди рубаху листьев рвать,
и зачем опять святой Амвросий созывает ангельскую рать.
Рано утром по дороге сельской дождь идёт, как много лет назад…
Как бы мне доехать до Козельска, заглянуть бы в Сергиев Посад,
помянуть там Влада и Наташу, услыхать синицы голосок
и увидеть, как из чаши в чашу погребальный сыплется песок.
Вот октябрь от холода и скуки гонит к югу роту мурашей,
ночь слепая простирает руки к освещённой стороне вещей,
тополь в одеянии богатом — словно церковь Спаса на крови,
и вздыхает на холме покатом старый вяз, взыскующий любви.
Нет любви — и смысла нет в пейзаже, и поэту не хватает сил
у истока слов стоять на страже, как стоит Архангел Михаил.
Что мне старость, поздняя расплата, молодость над пропастью во ржи,
как спасти мне атом от распада, слово — от сияния и лжи?
23 (10) октября
св. Амросия Оптинского
1. Мне сказал один таинственный человек,
что глаза души не имеют ресниц и век,
оттого — сказал он — не может уснуть душа,
и она трепещет, огнём неземным дыша.
2. Мне сказал один таинственный господин:
«Ты меня послушай и слёзы свои утри!
Тот, кто был когда-то так сильно тобой любим,
устремился с волшебной лампой в кантон Ури.
Что за жизнь в кантоне, там столько чудесных мест!
Там сидит на троне Ставрогин, сжимая крест».
3. Мне шепнул на ухо мой ангел, мой страж ночной:
«Посмотри, дома, где жила ты, стоят пусты,
а в остывшей за ночь любви,
как в золе печной,
запоздалым блеском чужие блестят кресты —
и одно распятье другой заслоняет крест…
А хозяин волшебной лампы не пьёт, не ест.
4. А хозяин лампы стыдится своих седин,
он живёт один, и зовут его Аладдин.
Он когда-то джиннов гонял, как простых ворон,
и в себе самом самозванца сажал на трон,
он любил гореть — и над пламенем руки греть,
но глаза души не хотят на него смотреть.
5. Остывает лава, как стык океанских плит,
образуя камень по имени ставролит,
в этом камне души людей и животных спят,
от воды до суши здесь мир навсегда распят,
и на этом камне стоит человек святой,
и горит огнём камень-крест под его пятой…
Последние комментарии
4 часов 50 минут назад
5 часов 3 минут назад
5 часов 36 минут назад
6 часов 9 минут назад
21 часов 39 минут назад
21 часов 48 минут назад