МбурувичА [Сергей Анатольевич Горбатых] (fb2) читать постранично, страница - 3

- МбурувичА 696 Кб, 167с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Анатольевич Горбатых

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

женщине, Павел никогда не знал, Ему казалась, что Маша никогда не старела и всегда была в одной поре. Её муж давно умер от чахотки, своих детей не было. Маша очень много лет работала в доме Орловых, и эта семья стала для неё родной. Она вынянчила сначала Павла, а потом Ольгу. Кроме очень интересных сказок, Маша знала огромное количество пословиц и поговорок. Она их употребляла в нужные моменты своей жизни: чтобы прямо не отвечать на поставленный вопрос, чтобы высказать кому-либо своё неодобрение или для того, чтобы похвалить кого-либо. Эту привычку своей няни, с самого детства, перенял и Павел.

В пятнадцать лет он уже был высоким и невероятно сильным юношей.

— Павлуша в деда своего пошёл, тестя моего, Павла Никифоровича! — с гордостью кивала Анна Максимовна на портрет бородатого офицера в эполетах, висевший у них в зале. Я его хоть не видела ни разу, он ведь во время штурма Плевны погиб в 1877 году, задолго до нашей с мужем свадьбы, но все кто его знал, восхищались его силой. Рассказывали, что он екатерининские пятаки пальцами гнул, кочергу, играючи, на узел завязывал. Подковы разламывал!!! Мой сын и похож на деда: волосы русые, глаза зелёные, подбородок волевой. А плечи!!! Плечи какие широкие!

Павел тоже уже легко мог завязать кочергу на узел. Подковы, правда, не разламывал, но гнул их, не особенно напрягаясь. В гимназии он страдал от латыни и французского языка. Эти предметы стали для него величайшей мукой! Но зато он очень любил математику и геометрию. Была у Павла одна страсть — это столярные работы. Родной брат его мамы, Пётр Максимович Тишков, имел большую мастерскую, где делали двери, рамы, резные наличники на окна и простую добротную мебель.

Почти каждый день, после гимназии, он приходил в эту столярную мастерскую и что-нибудь делал. Павлу нравились запахи дерева, смолы, клея… Ему едва исполнилось девять лет, а он уже с помощью дядиных столяров, смастерил прекрасную табуретку. Но особенно нравилось Павлу работать на токарном станке. Эта деятельность поглощала его полностью: он забывал о времени, еде и домашних заданиях.

— Ну что, племянник, как окончишь гимназию, так и приходи ко мне компаньоном! Мы с тобой наше столярное дело вперёд так двинем, что от конкурентов только тень останется! — не раз, вполне серьёзно, предлагал Павлу Пётр Максимович.

— Нет, дядюшка, я офицером буду, как мой отец, дед и прадед, — вежливо отказывался мальчик.

С первых дней великой войны, выпускник Владимирского училища, подпоручик Павел Орлов командовал взводом в 1-й бригаде, входившей в состав 37 дивизии. Он участвовал во многих кровопролитных сражениях на Юго-Западном фронте, в атаки всегда ходил впереди своих солдат, схватывался с врагом в рукопашных боях… И ни разу не был ранен.

— Тот побеждает, кто смерть презирает! — твёрдо отвечал подпоручик Орлов на выговоры своих командиров на неразумность его поведения.

Но в конце октября 1914 года, в боях за город Кельцы, осколки разорвавшегося «чемодана» (так в русской армии называли снаряды крупнокалиберной немецкой артиллерии) тяжело ранили обе ноги Павла.

Когда его оперировали, хирург, с горечью, произнёс:

— Очень большая потеря крови. Жаль будет, если этот русский богатырь умрёт.

Но Орлов, благодаря своей молодости и крепкому здоровью, выжил! Павел лежал в госпитале в Кельцах, страдая от собственной беспомощности и от тошнотворного запаха нечистот, исходившего из забитой канализации. Днём и ночью, повсюду, раздавались вопли и стоны раненых…

Во время очередного обхода, хирург долго осматривал его ноги, после чего тихо сказал старшей сестре милосердия:

— Этому богатырю срочно требуется повторная операция левой ноги. Её могут сделать только в Киеве, Москве или Петрограде. С первым же санитарным поездом отправляйте его в тыл.

— Ничего страшного, доктор, до свадьбы заживёт! — бодро сказал Орлов, хотя сердце его почему-то сжалось от слов хирурга.

Через несколько дней, ночью в госпитале поднялся шум. Бегали санитары, старшая сестра милосердия громко кого-то отчитывала…

— Немцы, немцы наступают! — раздался чей-то истеричный крик.

Поднялась паника. Раненые, которые были в состоянии ходить, вставали со своих коек и собирались в коридоре. Кто не мог подняться жалобно просили:

— Братцы, братцы, не бросайте нас! Не бросайте! Богом просим!

— Прекратить панику! — раздался раздражённый голос начальника госпиталя, — немцы не наступают! Просто сейчас мы начнём готовить всех тяжелораненых для эвакуации в глубокий тыл. Сегодня должен подойти санитарный поезд.

Около сотни подвод, гремя по булыжной мостовой, медленно двигались через Кельцы к железнодорожной станции. На одной из них, на охапке соломы, лежал Орлов. Рядом с ним сидел капитан с загипсованными руками. Хрипели кони, кричали от боли раненые, матерились извозчики…

На станцию прибыли, когда уже встало солнце. Павел, приподнявшись на руках, посмотрел по сторонам. Сожжённый кирпичный пакгауз. Рядом с ним —