Частное поручение [Эдуард Исаакович Ростовцев] (fb2) читать постранично

- Частное поручение (пер. Геннадий Юрьевич Попов) 1.17 Мб, 196с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Эдуард Исаакович Ростовцев - Григорий Соломонович Глазов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Григорий Соломонович Глазов,  Эдуард Исаакович Ростовцев Частное поручение



Пригодницька

повiсть


РАДЯНСЬКИЙ ПИСЬМЕННИК

КИЇВ — 1959


Глава I УСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС



Горы здесь начинаются незаметно. Сначала земля, обвитая разнотравьем, собирается в складки. Дальше на запад они переходят в холмы, на которые взбегают тонкие, редкие елочки и березки. Но когда, стоя на таком холме, внезапно поднимешь глаза — перед тобой предстанет зеленая громада гор. Зеленая, потому что густой чистый лес, словно сбежав с равнины, ринулся в горы, но так и застыл на них — не сумел сдвинуться с места, чтобы перевалить хребты и спуститься в другую долину.

Так и стоят Карпаты в этом зеленом плену смоляных благовоний.

С давних пор люди, защищая себя, проводили границы своих земель вдоль естественных рубежей — рек. Но в этих местах реки капризны, вопреки человеческим желаниям, текут они в разные стороны. Природе безразлично, что где-то здесь пролегла государственная граница: река пересекла ее и катит свои мутные, обильные во время наводнения воды через рубеж двух государств.

В этом году наводнение было особенно сильным, вода залила поймы, которых вот уже много лет не достигала. Но сейчас был июль, река давно утихомирилась, и в пойме люди косили траву. Прислушиваясь к звонкоголосым взмахам кос и вдыхая сочные ароматы свежескошенной травы, старший сержант Стопачинского линейного пункта железнодорожной милиции Мирон Иванцов вышел из поселка Рощи и направился по дороге в Стопачи: с восьми утра он заступал на дежурство по станции.

Привычные пять километров от родного села до Стопачей Иванцов любил пройти не спеша, свернув по дороге на просеку, где живут веселые лесорубы-сезонники.

Первым сегодняшним спутником Мирона оказался худой небритый мужичонка. Он лениво подгонял мосластую лошадку, запряженную в скрипучую фуру.

Поравнявшись, Иванцов неодобрительно посмотрел на колесо, вилявшее из стороны в сторону, потом на сонное лицо ездового и заметил:

— Ты бы новую втулку поставил, кавалерист. Смотри, вон — колесо, словно кум с крестин — то влево, то вправо...

— А ты откуда такой хозяин взялся! — огрызнулся ездовой, — Ты лучше нашему председателю скажи, коль такой умный, а то у него скоро весь колхоз на обе ноги захромает. А мне что — я здесь человек новый. — Стеганув лошадку обмызганным кнутовищем, он лихо присвистнул и, взглянув на Иванцова, скрылся за поворотом.

Чуть погодя далеко впереди старший сержант заметил пешехода.

Мирон загадал, как когда-то в детстве, — если до перекрестка догонит человека, значит, в это воскресенье ему дежурить не придется.

Он пошел быстрее. Увидев сержанта, путник приподнял старенькую замусоленную шляпу и поклонился.

— Здравствуй, дедушка, здравствуй, — отозвался Мирон, довольный тем, что догнал-таки его еще до загаданного места. — Куда направляешься?

Спутник что-то промычал и показал грязной рукой на рот.

«Немой, бедняга», — сочувственно посмотрел Иванцов на заношенную одежду прохожего: засаленный кептарь[1]; полотняные рваные штаны с щедро разбросанными заплатами, поспешно прихваченными широкими стежками; стоптанные постоли[2].

«Вот бродит себе человек. Это тебе не колесо на фуре. Человек. Его бы и к делу привлечь... А хозяйки у него, пожалуй, нет…», — подумал Мирон, глядя на широкую белую латку, кое-как прикрывавшую прореху на полупустых саквах[3].

— Ты что же, милостыню просишь, дед? — поинтересовался Иванцов.

Но тот снова что-то промычал и бессмысленно улыбнулся, показав на гнилозубый рот, заросший грязными усами. Потом показал на уши.

«Глухонемой. Вот как!» — догадался старший сержант. Махнув рукой на такого собеседника, Мирон свернул на широкую тропу, протоптанную к небольшой лесопилке на каменистой площадке горы. Любитель поболтать с прохожими, Мирон был сейчас раздосадован: один на хромой фуре попался, черт сварливый; другой — глухонемой.

Иванцов быстро шел вверх, перепрыгивая корневища, выпирающие из земли.

— Эге-ге-гей! Мирон! Неси табак! — закричали сверху рабочие, заметив знакомую фигуру старшего сержанта.

— А что делать будете, когда курить брошу? Мох сушить?

На лесопилке раздался смех, приглушенный звуком циркулярной пилы.

— Эй, Левка, выключи рубильник, Мирон новости принес! — скомандовал кто-то.

Пила замолчала.

Иванцов взбежал на площадку, схватил ветку пихты, сбил ею пыль с сапог, потом поздоровался со всеми за руку и достал папиросы. Пачка «Прибоя» таяла на глазах, но так уж было заведено: пусть у каждого было свое курево, но одну пачку Иванцов приносил сюда на общий раскур, когда утром шел на дежурство, и здесь к этому уже привыкли.

Время за разговорами