Жить по большому [Александр Витальевич Маслаев] (fb2) читать постранично, страница - 3

телестудии и удивляюсь. Она говорит, что это выдумка.

— Буду мучить Кузю, — кричит дочка моего сына, когда я прихожу к ней домой из больницы, где лежит ее отец со сломанной ногой.

Кузя — наш с сыном кот, который живет у нас уже восемь лет. Внучка моложе кота на два года, а Нэр моложе сына на четырнадцать лет. И вот приходит год, когда внучка идет в школу, а Нэр оканчивает свою гимназию. Ну а я — вдовец с десятилетним стажем. Задачка для школьников… Когда вы женитесь на своей подружке? — это опять внучка, ее мама выходит замуж каждые полгода.

О, Нэр. Не знаю, как, но я попал в патологическую зависимость от тебя. Если нет звонка — читаю письмо, нет письма — пучу глаза на фотографии или разглядываю негативы. Или думаю, где ты сейчас, что делаешь, чем занята. Вспоминаю прошлое, думаю о нашем будущем.

Я готов отдать тебе все, что имею: Кузю, квартиру, свой знаменитый шкаф прошлого века. А тебе безразлично и не нужно. Ты пишешь, а я читаю:

"Меня кто-то сильно обидел и причем уже восьмой раз. Я думала, что умираю, если еще жива. Я не люблю умирать и к тому же в восьмой раз. В мое. ч присутствии нельзя читать газеты даже если они очень интересны хотя вдруг я мертва и тогда газеты начинают приобретать вселенское значение".

Кто-то ей дороже и интересней меня просто потому, что всегда рядом и под рукой.

Глупая Нэр! Я люблю тебя как чайка — рыбку, бабочка — нектар, ящерица — горячий песок, кувшинка — воду, шнурки — ботинки, как ребенок маму, как девочка шоколад, как шахтер шахту, огонь — дерево, дождь — грибы, луна — звезды, романы — книжные полки, негр — белую, китаец — индианку, как спички огонь, как вода — камни, люблю тебя как африканец танцы, как беременная — селедку, как молоток — гвозди, как банан — свою шкурку!

Без тебя я умру — и даже чуть раньше, чем тебя не будет на свете! Почему я не женщина, а ты не мужчина? Я бы родила тебе сто детей — пятьдесят мальчиков и пятьдесят девочек. Черного, красного, желтого и белого цвета. Двух-трех в полоску, как зебры, трех-четырех пятнистых, как леопарды, двух похожих на стрекоз, трех — на стрижей. Пятнадцать-шестнадцать даунов, парочку близнецов с болезнью Паркинсона. И всем бы меняла пеленки, кормила бы грудью, укладывала бы спать и рассказывала, какой у нас самый красивый и умный папа — Нэр!

Но ты всего лишь девчонка, и я знаю, что после встреч со мной ты едешь куда-то еще и кого-то встречаешь. Ты сама говорила, что тебя учила мама, сейчас с одним, тут же с другим, а там уже звонишь третьему и встречаешься с ним. И посте этого ты говоришь — мама овечка, папа — монстр. И я тебе тут же верю и только жду не дождусь, когда придет моя очередь и ты, позвонив, скажешь — пошли гулять!

На службе я говорю вахтеру — это племянница! Так точно, только у племянниц могут быть такие красивые глазки, ушки, носик и пальчики ног с детскими мягкими ноготками, так вкусно пахнущие ногами и такие сладкие, когда я каждый в отдельности целую и облизываю, посасывая до идеальной белизны. Мы идем по мосту Бо, пьем портвейн из бутылки и я читаю свои детские стихи:

И… целую ее в губы, первый раз на Савском вокзале, как-то на эскалаторе магазина "Стокман" на площади Смо, как-то на Мосту поцелуев (см. "Известия" № 39 от 3.03.99), как-то недалеко от дома тети. Короче везде, пока ты не сказала — я в губы не целуюсь, и остались только щеки, уши, нос, подбородок, плечи, шея, пупок, ручки, ножки, локти, подмышки (бритые и колючие).

Тем летом мы с сыном особенно много пили. То по случаю сломанной ноги, то из-за изнуряющей жары. Иногда за вечер и ночь я еще дважды ходил за пивом и водкой, чтобы наконец утомиться и уснуть там, где застигнет сон. Но вот наконец и допились. Оба — одинаково глупые. Я прожил с сыном больше, чем с кем-либо на свете. С отцом — восемнадцать лет, пока тот не ушел от матери. С матерью до двадцати четырех, пока не женился. С женой — двадцать один, пока ее не убили врачи. А с сыном вот уже тридцать.

И вот за столом и рюмкой мы горячимся, спорим и на меня уже наставлено заряженное ружье и из моей морды сейчас будет кровавое решето. Но проворно — сын не успевает и глазом моргнуть — я у себя в комнате и забаррикадировался матрасом и старым шкафом. Выскочил на балкон, ну не прыгать же, все же седьмой этаж и стыдно перед соседями, они еще помнят нашу семью как приличную. Немного придя в себя и успокоясь, прислушиваюсь. Кажется, охотничий азарт сына потух, а вот и послышался из его комнаты храп. Убедившись в собственной недосягаемости, я тоже заснул.

Утром следующего дня я должен был встретиться с Нэр и вышел из дома часов в шесть. Я оказался на площади О.