Десятая сила [Кейт Констебль] (fb2) читать онлайн

Кейт Констебль

Десятая сила

(Певчие Тремариса — 3)

Перевод: Kuromiya Ren

Майклу

Пролог

Луна и тьма

Осенняя ночь была холодной, небеса над Антарисом были черными. Три луны отвернулись, словно не могли смотреть на сцену внизу. Даже звезды скрылись за облаками, жрицы шагали в неуверенном свете факела.

Когда процессия шла к священной долине, играла музыка. Посвящение новичков проходила под веселые песни со звоном и барабанами. Но этой ночью песен не было, не было ритуальной музыки для того, что они собирались сделать.

Стражница Стены вела их, высоко держа факел. Ее коса раскачивалась на спине, там переплелись черные и серебристые волосы, ее тонкие губы были сжаты. Сестры следовали в тишине. Края их широких желтых штанов были в грязи, пятна напоминали кровь.

Наконец, Стражница остановилась и повернулась. За ней возвышалась Стена, непроницаемый барьер, защищавший Антарис от мира снаружи. Она была изо льда, высотой с трех человек, широкая, как река неподалеку. Стражница подняла факел, Стена отражала огонь в глубине: холодный огонь без тепла.

Молчание сестер усилилось. Они пели вместе на ритуалах, а теперь молчали вместе, и молчание многих пугало сильнее молчания одного. Шипение и треск факелов казались ужасно громкими.

Стражница поманила, и одна жрица вышла из толпы. Она была крепкого телосложения и средних лет, огонь сверкал на ее рыжих волосах. Ее кожа была очень бледной, лицо — напряженным и без эмоций, словно вырезанное из белого мрамора. Она шла к Стражнице, а кто-то всхлипнул:

— Нет!

Стражница открыла глиняный сосуд. Дрожащими руками другая жрица взяла его, отклонила голову и сделала глоток жидкости внутри. Она опустила сосуд, ее губы были черными. Она закрыла глаза, пошатнулась и распустила длинные волосы. Она тряхнула головой, и волосы упали вокруг ее лица в традиционном жесте скорби. Без звука она рухнула на землю. Сосуд укатился, пара капель темной настойки из горькошипа вытекли оттуда.

Стражница кивнула, две жрицы обвили руки плащами и подняли женщину.

Стражница подняла руки, и движение было вызовом, а не мольбой. Два вдоха было слышно только треск факелов, далекое уханье совы в лесу и шум реки. А потом одна из жриц неуверенно начала чаропесню разделения.

Одна за другой сестры подхватывали песню. За Стражницей Стена стала таять, показывая темный лес за собой. Некоторые жрицы отводили взгляды то ли от тьмы за Стеной, то ли от бледного обмякшего тела их сестры, то ли от всего сразу. Кто-то плакал в толпе.

Когда брешь в Стене стала довольно большой, Стражница подняла руки и остановила песню. Две сестры неловко понесли тело к бреши. Стражница спела быструю песнь, и корка льда закрыла тело, оставив его стоящим. Не прекращая петь, Стражница махнула сестрам начинать новую песнь.

Чары укрепления сначала были слабыми и неохотными. Но все больше сестер присоединялось к песне, и лед становился толще, тело рыжеволосой жрицы оказалось запечатанным в сердце Стены. Стражница подняла руки, песня затихла.

— Готово, — ее тихие слова казались камнями, падающими в ледяной пруд. — Теперь споем песнь скорби по нашей любимой сестре Атале. Мы споем о тех, кто умер при родах. Наша смелая сестра подарила этой ночью нам жизни.

Дочери Тарис распустили волосы, запели скорбную песнь, теперь от всего сердца, успокаиваясь с помощью знакомого ритуала. Многие сестры плакали, прикрывали лица желтыми шалями. Процессия повернулась со Стражницей во главе, пошла к хижинам.

Только одна жрица задержалась, холод ночи касался ее лица, пока она смотрела на безжизненное тело во льду.

— Тарис, матушка! — прошептала она. — Уведи нас из тьмы! — она смотрела на небо, но тучи закрывали звезды. Близилась зима. Дрожа, жрица потерла ладони. Они замерзли, как и ее ноги.

Жрица всхлипнула, пошла за остальными по тропе к хижинам, где было безопасно когда-то. Теперь ее дом нельзя было назвать таким.

ОДИН

Горькие шипы

Лес был белым полотном с полосками угля и голубыми тенями. Под деревьями намело сугробы, каждую ветку покрывал серебристый иней. Мороз продолжался день за днем, небо было ясным, голубым. Тут и там в снегу виднелись следы птиц и норки, но медведи и другие звери спали, ждали, когда их разбудит тепло солнца. Они не знали, что зима затянулась, что весна уже должна была наступить.

В тишине леса двигались только три фигурки, тени на снегу, их дыхание вырывалось паром.

Калвин спрятала темную косу в капюшон плаща с меховым подбоем и забрасывала снегом останки костра. Дым и пар поднимались с шипением. Полдень, но свет солнца был слабым, где проникал сквозь деревья.

Лицо Калвин болело от холода, а глаза — от того, что она постоянно щурилась. Под плащом у нее была теплая куртка, плотные штаны и слои шерстяной одежды. Острый охотничий нож висел в ножнах на поясе, с шеи свисал на серебряной цепочке деревянный сокол. Варежки из кроличьей шкурки защищали ее ладони, шерстяной шарф отчасти скрывал лицо. Ее темные глаза внимательно наблюдали из-под прямых бровей. Калвин нынче редко улыбалась.

Покачиваясь на железных лезвиях, пристегнутых к ее сапогам, Калвин хрустела снегом, двигалась к товарищам на берегу замерзшей реки. Она была выше, сильнее и, в свои восемнадцать, чуть старше юных друзей. Это было ее путешествие. Она думала, что вела их домой: в Антарис за огромной Стеной льда. Они путешествовали больше двадцати дней, почти месяц. Им повезло с погодой; мороз держался, но снежных бурь не было. Но даже так путь из Калисонса у бухты был непростым: они проехали вдоль берега бухты Сарди — замерзшей впервые в истории — а потом вверх по реке по горам.

Калвин смотрела, как Траут и Мика, склонив головы, пытались завязать коньки Мики. Траут выглядел утомленно, и когда Мика посмотрела вверх, Калвин увидела тени под ее глазами.

— Ты видела луны прошлой ночью, Кэл? — рьяно спросила она. — Там была Пасть кита.

Жрицы Антариса звали такое положение лун Козой и двумя детьми.

— Да, — сказала Калвин. — Середина весны.

— Почему же тут еще зима? — Мика дрожала. — Это неправильно. Мне это не нравится. Помнишь, как я радовалась, когда ты впервые спела мне лед? Уверяю, снега и льда мне теперь хватит до конца жизни.

— Я помню, — кратко ответила Калвин. Мика помрачнела.

— Стой ровно, Мика, — Траут сосредоточенно хмурился, затягивая кожаные шнурки на коньке Мики. Ему было семнадцать, серьезный юноша, уже не нервничающий мальчик, которого Калвин встретила почти два года назад. Но его голубые глаза все еще были круглыми и любознательными, каштановые волосы так и нависали над его лбом. Как обычно, у него были неправильно вставленные шнурки, одна пуговица пальто свисала на нити. Он сел на пятки. — Так должно держаться.

— Траут, слишком туго! У меня нога отвалится! — Мика кривилась, запихивая палец под шнурки. Она тоже подросла за прошедший год, стала красивой девушкой с золотыми глазами и густыми волосами цвета меда. Но сейчас она выглядела жалко: ее нос покраснел и опух, губы потрескались, а глаза слезились от холода.

— Лучше слишком туго, чем свободно, — сдержанно сказал Траут. — Ты подвернешь лодыжку снова, если не будешь осторожна.

— Смотрите, — Калвин раскрыла ладонь в варежке и показала прутик в колючках. — Это горькошип. Урска притупляет им боль и вызывает сон. Он растет у Стены.

— Так мы уже близко? — Мика просияла.

— Дойдем до Антариса к ночи.

— Наконец-то, — пылко пробормотал Траут. — Горячая вода, чистая одежда и мягкая кровать!

— Кровати там твердые, Траут, — сказала Калвин. — Сестры Антариса живут просто. Не жди роскошь.

— Но матрасы у них есть? — Траут щурился за линзами на его носу. — Мы же не будем спать на полу?

— Конечно, нет, — раздраженно сказала Калвин.

— Антарис, наверное, похож на Эмеран, где жили я и бабушка, — с тоской сказала Мика. — Когда все мужчины уходили рыбачить к морю, женщины оставались вместе. Было хорошо, ведь не было пиратов. Мы мирно пели, занимались делами, и мужчины не мешали.

— А чем мешают мужчины? — обиделся Траут.

— Я не про тебя. Парни не мешают.

Траут скривился и поднял Мику на ноги. Мика родилась на островах Фиртаны, где не знали снега и льда, так что она плохо держалась на коньках, хоть ее навыки улучшились за время их путешествия. Она поехала по замерзшей воде, дико размахивая руками. Слои шерстяной одежды и меха делали ее похожей на бочонок, лишь пара спутанных прядей волос торчала из-под вязаной шапки. Посреди реки она вытерла нос рукавом и запела высокий и переливчатый напев вера. Сугробы, упавшие ветки, мертвые листья на льду сдуло в сторону, им открылся проход.

— Мика! Не забудь Горн! — крикнул Траут, сжимая ценный золотой Горн огня, последнюю реликвию Силы огня. Сначала Мика опасалась использовать артефакт, нервничала, поднося его к губам, но теперь рожок стал им другом. Магия Горна согревала их, разводила им костры, убирала снег с палатки и озаряла путь в темноте, без него три путника не выжили бы в это походе. Даже когда на нем не играли, чтобы призвать чары огня, Горн источал тепло. Калвин и Траут отдавали его Мике, чтобы она согревалась перед исполнением чар, и она страдала от холода сильнее, чем они.

Мика попятилась, схватила Горн и сунула его под куртку.

— Брр, так лучше! Это усмирит боль горла, — она храбро улыбнулась и задвигалась вперед.

Траут ехал лучше Мики. Как ученик Митатеса, он катался каждую зиму. Он рассказывал Калвин и Мике про вечеринки на коньках посреди реки Амит, они устраивали гонки, танцы на льду и пикники. Это было странным для Калвин. В Антарисе, где новички пересекали черный лед священного пруда, чтобы стать жрицами, катание исполнялось бы с уважением, а не ради веселья.

Но Траут не был беспечным. Он был надежным, не хвалился умениями, пока ехал по льду. Они с Калвин теперь взяли их сумки и поехали вместе.

— Подожди, Мика! — крикнула Калвин. — Сколько раз мне говорить, что это опасно!

Мика с невероятным усилием остановилась, чуть не упав лицом на лед.

— Ты говоришь так каждый день, но лед еще не сломался! — закричала она, дыхание было белым облаком.

— Ты не знаешь, как выглядит тонкий лед, Мика. Держись у края.

— Не вредничай, Кэл, — мягко сказала Мика, но она устала и была рада оказаться последней в их группе. Какое-то время было слышно только зловещее пение Мики и шорох лезвий по льду.

— Калвин, — тихо сказал Траут. — Не будь так строга с Микой. Ей сложно в пути, ты сама знаешь.

— Всем сложно, — рявкнула Калвин. — Думаешь, мне просто?

— Нет… просто… ты все время в плохом настроении…

— Если все знаешь, зачем говорить об этом?

Калвин хмуро спрятала нижнюю часть лица за шарфом и посмотрела на реку впереди. Если она замечала трещину на льду, она раньше быстро запечатывала ее песней. Раньше ей пришлось бы тихо петь весь путь. Мика песней очищала путь, и Калвин укрепляла бы пением лед под ними.

Не так давно Калвин была певчей, и талантливой. Многие в Тремарисе могли петь чары только одной из Девяти Сил. Калвин училась Силе Льда у жриц Антариса, а потом она научилась чарам ветра у Мики. Она знала песни Силы Зверей, что приручали животных. И в Меритуросе полгода назад она начала учить железную магию, силу, что двигала все, связанное с землей.

Все пропало. Все ее дары магии были утрачены.

«Меритурос украл их у меня», — с горечью подумала она, хоть сама решила тогда исцелить сухую землю. Но задача была непосильной, и теперь бесконечная зима была будто жестокой шуткой, каждый день напоминала ей о том, что она потеряла. Она до боли сжимала кулаки, прутик треснул на кусочки, и их унес ветер надо льдом.

Траут попытался сменить тему.

— Стальные лезвия были бы лучше железных. Крепче. И легче. У вас были коньки на стальных лезвиях в Антарисе, Калвин?

— У нас есть стальные ножи, — Калвин попыталась отвлечься от мрачных мыслей. — Но металл ценен в Антарисе: торговцы несли его нам по горам. У нас были лезвия из костей.

Калвин было странно говорить «мы» о жрицах Антариса. Прошло почти два года с тех пор, как она убежала с Дэрроу, Чужаком, пересекшим ледяную Стену. За это время столько всего произошло. Она побывала в океанах и пустынях. Она увидела известный Дворец паутины, прошла по пустым улицам Спарета, заброшенного города Древних. Она и ее друзья боролись с Самисом, самым опасным колдуном Тремариса, и они одолели его — так они думали.

Ходили слухи, что Самис жив, и он прячется в Геллане. Его наполовину сестра, Кила, верила в это, и она убежала из Меритуроса к нему. Теперь Дэрроу, Тонно и Халасаа направлялись на север к Красному городу.

Мысли о Дэрроу всегда были горько-сладкими. Дэрроу вырезал маленького деревянного сокола, которого Калвин носила на шее. Он стал ее другом, а потом — больше, чем другом. Но теперь она не знала, кем они были друг для друга. Произошедшее с Калвин в пустыне Меритуроса все изменило. Дэрроу был лордом Черного дворца, правителем всего Меритуроса, а Калвин стала ничем.

Потеряв чары, она оттолкнула Дэрроу. Она знала, что это задевало его, но ее отчаяние и расстройство были такими сильными, что она не могла терпеть никого рядом. Порой она почти ненавидела Дэрроу, порой ненавидела себя. Она не стала бы винить Дэрроу, если бы он возненавидел ее. Это даже ее обрадовало бы. Но она онемела, почти ничего не ощущала.

Теперь Калвин возвращалась домой, раненный зверь полз в безопасное логово. Она была уверена только в одном: Марна, высшая жрица, будет ей рада. Вспомнив улыбку Марны, блеск в ее выцветших глазах и нежность ее ладони, Калвин ускорилась. Ее коньки легко двигались по льду, один взмах за другим.

Путникам даже повезло, что длился мороз. Они поднимались по реке мимо долин и лесов на горе, сокращая путь. Калвин не знала, что река могла так замерзнуть в такое время года.

— Кэл! Кэл! — вдруг Мика пронеслась мимо них. — Вперед! Не чувствуете?

— Мика, стой! Ради Богини! — закричала Калвин, но, когда они с Траутом завернули за выступ берега, они поняли ее восторг.

Впереди, во всю ширину реки, величаво сияла, будто бриллиантами, великая Стена Антариса, нависшая над ними.

Калвин затаила дыхание. Сколько раз она стояла рядом с этим барьером? Сколько раз она шла вдоль Стены, поддерживая ее ледяными чарами? Она знала Стену лучше, чем форму своего лица. Она знала Стену жарким летним днем, в сумерках осени, в свежем свете весны, а теперь и в голубых тенях зимы.

Но что-то отличалось. Не то, что она теперь смотрела на Стену снаружи. Она уже не ощущала магию, что построила и поддерживала могучее строение изо льда, живая сила обычно гудела и трещала вокруг нее. Мика была поющей. Она ощутила сильные чары раньше, чем Стену стало видно. Когда-то Калвин тоже ощутила бы Стену заранее. Магия позвала бы ее, как звала Мику.

Но Калвин ничего не ощущала. Стена виделась ей как Трауту, глядевшему на барьер с раскрытым ртом. Вид был чудесным, да. Но это был безжизненный кусок замерзшей воды. А Мика дрожала, Мика слышала зов Богини, Мика была очарована сияющей поверхностью.

— Все были бы спокойны с такой защитой, — пробормотала она.

Траут потянулся к Стене, но Калвин отбила его руку.

— Нет! Она убьет тебя! Чары вокруг Стены очень сильные.

Траут содрогнулся. В Митатесе чары давно запретили законом. И хотя Траут нечаянно нашел Горн, единственную реликвию Силы огня, от которой жители Митатеса отказались, ему все еще приходилось напоминать о магии. У него был практичный склад ума, его интересовало, как вещи работали, и как улучшить их работу. Он построил искатель направления, что помогал им выстраивать курс. (Мика звала его «куда-же», название закрепилось).

Калвин стояла и смотрела на Стену. Она сжала большой и указательный палец в круг, как жители Антариса делали, приближаясь к сияющему барьеру, и она коснулась этим знаком лба, горла и сердца. Так обычные жители обращались к богине Тарис, матери жриц. Калвин уже не считала себя дочерью Тарис. Она потеряла самый ценный дар, что дала ей богиня.

— Кэл? — робко позвала Мика. — Мы идем?

— Да, — сказала Калвин, замерев. Девушки не двигались, стояли бок о бок и смотрели наверх. Траут выждал пару мгновений, а потом, балансируя на коньках, пошел по берегу реки, разглядывая Стену, тянущуюся в лес.

Через миг девушки услышали крик. Они поспешили к месту, где Траут стоял у Стены, отведя взгляд и немо указывая.

Мика и Калвин не кричали, они видели достаточно ужасов до этого. Но Мика отвернулась, дрожа, горечь подступила к горлу Калвин.

В Стене было тело. Женщина, длинные рыжеватые волосы окружали ее шарфом. Она была спиной к ним, лицо было скрыто, но на ней была желтая туника и шаль жрицы. Лучи синего света пронзали ее тело, как прутья клетки; сияющие, как бриллиант, трещины во льду будто пронзали бескровную плоть стрелами.

— Ты не говорила, что вы помещаете мертвецов в Стену, — возмутился Траут.

— Мы так не делаем!

— Тогда как она попала туда?

— Это могло быть случайно… — Калвин запнулась. — Мика, скорее! Горн! Нужно вытащить ее!

— Она мертва, Калвин, — заявил Траут. — Ее поздно спасать.

— Мы этого не знаем! — закричала Калвин. — Мальчик из деревни заблудился в снежную бурю, и мы нашли его, посиневшего и холодного, он не дышал. Но сестры вернули его к жизни. Скорее, Мика!

Мика вытащила Горн и подула в него как можно тише. Только она могла колдовать среди них; только она могла вызывать силу Горна. Она играла, зазвенела ясная нота, и золотой Горн засиял ярче.

Лед Стены стал медленно таять. Чары столкнулись с чарами, лед с огнем, пока развивалась музыка маленького рожка. Толстый лед стал просвечивать, лужи воды собирались у их ног.

— Осторожно! — завопила Калвин. — Не сожги ее!

Они не очень хорошо управлялись с последним артефактом Силы огня, Горн был для них слишком мощным. Мика буркнула, что это было «как попытки прокатиться на водном змее». Они совершила достаточно ошибок и знала, какие ноты создают жар, а какие — свет, когда тихо выдыхать в Горн, а когда играть яростным порывом. Калвин пыталась направлять Мику, а Траут следил и запоминал. Порой Горн слушался их, чаще всего — нет. После двух практически катастроф они стали осторожнее.

— Играй так, будто разводишь костер, — предложил Траут.

Мика подула быстрые отрывистые ноты. Калвин смотрела с болью нетерпения, как таял лед, пока вокруг тела не осталась тоненькая корочка.

— Стой! — закричала она, а Траут завопил:

— Осторожно!

Голова покачнулась, тело женщины рухнуло на землю, неподвижное, как деревянная кукла. Голубые нити вен было видно под ее бледной кожей, ее мозолистые ладони были большими и сильными. Калвин подбежала, срывая варежки зубами.

— Дайте мне Горн! — рог еще пульсировал теплом после чар, и Калвин прижимала его к груди женщины, рукам, животу, будто горячий настой. Орехово-зеленые глаза жрицы смотрели, но не видели, ее рот был в чем-то темном, прядь волос попала между замерзшими губами. — Это Атала, — сказала Калвин, убирая лед с тела. — Она — башмачница.

Траут посмотрел на Мику и покачал головой. Мика все еще верила в Калвин, упрямо сжала губы. Она сжала холодные закоченевшие пальцы Аталы и потерла их ладонями в варежках. Калвин замерла со щекой над холодным лицом, но не ощутила дыхания, не нашла потом пульс. Она подула в почерневшие губы, но ответа не было. Она подняла голову, губы онемели. Она ощущала вкус горькошипа. Аталу отравили, или она отравила себя — может, горькошип скрывал искру жизни.

С чарами Калвин утратила и ощущения, что открыла с помощью Халасаа. Он был одним из Древесных людей, первых жителей Тремариса, он был одарен Силой Становления. Он мог исцелять раны и болезни и говорить с животными.

Полгода назад Калвин поняла бы, не ощупывая вслепую, жива ли женщина. Она опустила руки Аталы на Горн и прижала к ее горлу, чтобы кровь потекла по ледяному телу.

Она не знала, как долго они сидели, пока вокруг сгущались зимние сумерки. Наконец, Траут коснулся ее плеча.

— Бесполезно, Калвин. Она мертва.

— Ты не виновата, Кэл, — Мика обвила рукой талию подруги. — Ты старалась.

Калвин отмахнулась.

— Я могла раньше куда больше, — с горечью сказала она.

— Даже Халасаа не смог бы ей помочь, — сказал Траут. — Она умерла. Давно. Ее не спасти, Калвин.

Калвин закрыла орехово-зеленые глаза и накрыла желтой шалью лицо Аталы.

— Ее тело стоит сжечь, а пепел рассеять над священной долиной пылающих деревьев. Мы можем сами занести ее за Стену, но придется позвать людей, чтобы ее донесли до деревень, — Калвин надела варежки, которые бросила, пытаясь оживить Аталу. Ее ладони замерли. — Скоро стемнеет. Нужно идти.

Траут потрясенно уставился на брешь.

— Этой бреши хватит?

— Да, — коротко ответила Калвин. Часть нее была в ужасе от богохульства — пробитой дыры в священной Стене. Голоса из детства зазвучали в ее голове: долгом каждой жрицы была забота о Стене. Она нарушила правило.

Траут и Калвин втащили тело Аталы за Стену и бережно уложили. Мика забросила в брешь сумки по одной. Они перебрались внутрь, пошли к реке и поехали по льду. Немного вдали река отходила от Стены, а потом возвращалась к барьеру. Было темно, и Мика прижала Горн к губам. Золотой свет полился из маленького рога, теплее любого фонаря, и окутал путников сиянием.

Вдруг Траут охнул и вскинул руку, останавливая остальных. Они собрались втроем и смотрели.

Тело за телом были закованы в Стену, линия мертвых тянулась, сколько хватало света Горна. Около трех десятков сестер было заковано во льду, все были в желтом, волосы развевались вокруг замерзших тел.

— О, не… нет! — прошептала Мика.

Калвин закрыла лицо руками.

Траут сказал:

— Что случилось, Калвин? Почему?

— Откуда мне знать? — резко отозвалась Калвин. — Должна быть причина. Может… путь в священную долину отрезан, и Марна решила хранить мертвых тут, пока они не проведут ритуалы, — но даже ей это казалось глупым.

— Но почему так много? — не унимался Траут. — Разве ты не говорила, что сестер тут около двух сотен? А здесь тридцать или сорок тел.

Калвин поежилась.

— Может, это был Самис. Мы с Дэрроу сбежали, но сестры… — она сглотнула. Она и не думала, что Самис мог уничтожить Антарис, что она могла вернуться в разрушенный дом.

— Самис сделал это? — прошептала Мика.

— Не знаю. Возможно. Это могло… повеселить его…

Калвин отвернулась, боясь узнать лица мертвых.

— Снимайте коньки. Отсюда можно дойти до деревень.

Никто не хотел двигаться вдоль этого зловещего ряда. Они сунули коньки в сумки, отвернулись от Стены и зашагали, хрустя, по снегу к поселениям.

ДВА

Снежная болезнь

Сумерки стали ночью раньше, чем они добрались до каменного моста у сада. Они шли вверх по холму в снегу, тащили сумки, Калвин указала на скопление теней с крышами у берега реки.

— Там пасека.

Мика и Траут знали, что Калвин ухаживала за ульями в Антарисе, она часто рассказывала об этом.

— Там яблони, самые сладкие яблоки в Тремарисе. Там домик пчел. Там я… пасечник хранит рамки для ульев и дымовые лампы, — поток речи об обычных вещах не успокоил ее спутников. Голос Калвин стал нервным. — Там поселения, то здание с высокими окнами — главный зал. Там сестры едят вместе. А зимой мы там поем каждую ночь после ужина.

— Теперь пения нет, — прошептала Мика.

Калвин замерла. Зал был темным и тихим. В окнах не горел свет, не стучали тарелки, не гудели голоса в ночи. Холодная рука сжала сердце Калвин.

— Ужин мог закончиться, — резко сказала она.

— Они угостят нас остатками? — сказала Мика. — Ты голоден, Траут?

Траут на миг улыбнулся, они голодали днями. Но его голос был серьезным:

— Там ужасно темно, Калвин. И тихо.

— Что-то не так, да? И это серьезно, — Мика сильно закашлялась и прижала Горн к груди.

— Марна все объяснит, — поспешно сказала Калвин. — Найдем ее, пока не увидели других, — она склонила голову и пошла по снегу.

Мика зашагала за ней.

— Ты не боишься их, Кэл?

— Не в том дело. Марна поймет, когда я скажу ей, кто вы, но сестры не любят чужаков, — это было преуменьшением. — Они будут вас подозревать.

— Но мы не чужаки, — сказала Мика. — Мы — твои друзья.

— Нельзя винить сестер за осторожность, — сказал Траут. — Последним через Стену прошел Самис, кто знает, что он тут делал…

— Но нас не нужно бояться!

— Идемте! — позвала Калвин. Даже если они не смогут найти Марну сразу же, она хотела избежать Тамен, стражницу Стены, вторую после Высшей жрицы. Когда Дэрроу прибыл в Антарис, Тамен хотела пожертвовать его Богине, если бы ей позволили.

Сердце Калвин колотилось, они обходили строения, стоявшие скоплениями возле поселений — амбары с коровами, утками, козами, склад с бревнами. С каждым шагом Калвин было все хуже. Она ощущала знакомый резкий запах коз, слышала слабое блеяние и тихий звон. Но в амбарах не было света и бормотания. Коз нужно было доить, у птиц нужно было собрать яйца, амбарам требовалось свежее сено. Где все?

— Держитесь рядом, — тихо сказала Калвин. — На случай, если мы встретим сестер. Траут, прикрой голову. Мужчины деревень не подходят близко к поселениям.

У кухонь были огражденные сады, где росли травы и овощи. Их укрыл снег. А там…

Калвин резко вдохнула. Она забыла. Она сама видела, как рухнул лазарет, когда они с Дэрроу убегали. Но почерневшие развалины были шоком, балки и камни густо укрыл снег. Одна стена стояла с рядом голых крючков, где Урска сушила букетики целебных трав.

— Там был пожар? — тихо спросил Траут.

Калвин кивнул.

— Самис уничтожил лазарет, чтобы мы увидели его силу. Я думала, они уже отстроили его.

Они стояли в открытом дворе возле руин лазарета и края Среднего дома, где спали сестры и старшие новички. Из здания раздался кашель, его быстро подавили. Кто-то был жив. Ужас Калвин не подтвердился.

Но после кашля появился другой звук: отчаянное всхлипывание. Одинокое рыдание разносилось эхом по двору, угасало во тьме.

Мика сжала ладонь Клавин. Траут обвил себя руками. Его глаза скрывались за линзами, но губы были поджаты, словно он пытался помешать себе заплакать.

Калвин сжала локоть Траута и пальцы Мики.

— Там комнаты Марны. Она все объяснит, вот увидите.

Высшая жрица отправит за едой, за теплой водой, чтобы они помылись, и Калвин сядет на низкий стульчик у огня, рука Матушки ляжет на ее лоб, будто она была маленькой девочкой. Глаза Марны окружат морщинки от искренней улыбки.

«Тут ничего страшного, только долгая зима, дочка. Да, тут был Самис. Время то было ужасным. Но он ушел», — может, Марна скорбела по мертвым, как по матери Калвин, Калиде. Калида тоже убежала из Антариса. Она вернулась зимой, привела малышку Калвин, чтобы ее вырастили сестры. Но Калида заболела и умерла той же ночью которой вернулась.

Калвин отвлеклась от мыслей и побежала. Ей навредили приключения за Стеной, но она была жива, она хотела показаться Марне. Но она завернула за угол, замерла и посмотрела на темные окна, замерзшие окна. Мика и Траут наблюдали за ней, их дыхание вылетало облачками пара. Они ждали, что она станет делать дальше.

— Мы пойдем к кухням, — сказала Калвин. — Там всегда кто-то есть, днем и ночью кто-то следит за огнем.

— И мы поедим, — сказал Траут.

Калвин уже не была голодна. Что могло произойти? Мертвые тела в Стене, темные и заброшенные здания, оставленные звери. Где Марна? И отчаянные рыдания…

Кухни были на восточной стороне поселений. Дым струйками разворачивался во тьме, пахло горелым хлебом и гнилыми очистками. Калвин замедлилась. Кухни никогда не пахли гнилью. Дурта, главный повар, следила за чистотой. Новички на кухне всегда жаловались, что постоянно убирали.

Калвин осторожно поманила друзей к кладовым: в одной комнате среди камней лежала рыба, в другой свисали с крюков колбасы и засоленное мясо, а еще были комнаты с медом и напитками. Они прошли в комнату с круглыми сырами и склянками молока, когда услышали голоса.

— Нет, нет, я уже проверила подвалы…

— Но Дурта сказала…

— Не важно… Тамен сказала, на пасеке…

Они затаили дыхание, шаги утихли.

— Ждите здесь! — шепнула Калвин. — Я пойду одна, — она прошла на кухню. Было пусто, словно всех созвали на срочное задание. Сестры не ужинали. Тарелки нарезанных овощей стояли на длинном столе, ложка была прислонена к миске с маслом. В дальнем конце кипели котлы над большим костром — это занимало целую стену.

Калвин заметила движение. Одна из сестер сидела на стуле у камина, отчасти скрытая в тени. Женщина склонилась, и огонь озарил ее широкое лицо. Она сжимала ножик, на коленях лежал картофель.

— Не бойся, — сухо сказала она. — Я не могу побежать за тобой.

— Лиа?

Лиа была из старших и уважаемых жриц. Стражница Дома матерей, повитуха и целитель. Почему она пряталась в темном углу кухни?

— Калвин, — Лиа скребла ножиком, картофель упал в корзину у ее ног. — Тамен знает, что кто-то пересек Стену этой ночью. Она перевернула деревни в поисках нарушителя. Она приказала всем искать.

Калвин выдохнула.

— Но когда она узнает, что это я…

Лиа пронзила ее взглядом.

— Если она узнает, что это ты, она не уймется, пока не скормит тебя Богине. Ты и твой Чужак должны спрятаться.

— Мой Чужак? — Калвин не сразу поняла, о ком она. — Дэрроу не со мной.

Лиа кивнула.

— А они разве не Чужаки?

Траут и Мика выбрались из укрытия.

— Мы услышали голоса, — сказал Траут. — Все… в порядке?

— В порядке? — Лиа издала горький смешок. — Ничего не было в порядке после того, как колдун пришел в Антарис.

— Я говорила ждать меня! — зло сказала Калвин, но Мика подошла к Лие.

— Колдун? Вы о Самисе?

— Да, меритурианец. Он пришел украсть наши чары, а украл наше здоровье и счастье. Забрал и весну.

Калвин нахмурилась.

— О чем вы?

— Он ушел, и сестры заболели снежной болезнью. Эта болезнь поражает только поющих. Сначала бледнеет кожа, а потом конечности онемевают. Пропадает дар пения. И смерть наступает быстро. Лекарства нет.

Калвин сглотнула.

— Тела в Стене… это заболевшие?

— Ты их видела? — лицо Лии стало маской, ножик скреб картофель. — Это была работа Тамен. Она верит, что если заболевших заточить в Стену, болезнь не распространится. Она верит, что нужны жертвы ради всех нас. И многие сестры считают, что она права.

— А Марна? — закричала Калвин. — Марна не согласилась бы на такой кошмар!

Лиа пронзила Калвин пылающим взглядом.

— Марна уже не Высшая жрица. Теперь это Тамен.

— Марна… мертва? — прошептала Калвин. Она нащупала сзади скамейку, прижалась к ней дрожащими ногами. Она ощущала пустоту. Она вдруг поняла, что вернулась в Антарис из-за Марны, а не ради сестер, пчел, сада или пения в зале. Где-то в ней потух огонек надежды.

— О, Кэл, — прошептала Мика.

Лиа сказала:

— Все в Антарисе живут в страхе. Больные боятся просить Урску о помощи, ведь Тамен заточит в Стену. И болезнь распространяется.

— Почему вы не остановили ее? — закричала Калвин с гневом, что заполнил пустоту. — Как можно просто сидеть тут и спокойно чистить картофель?

— Выбора нет, — голос Лии был спокойным, но ее темные глаза прожигали Калвин. — Я сломала спину в ночь, когда пришел колдун. Я больше не хожу.

Когда пришел колдун… Калвин вспомнила жуткую схватку во дворе — все сестры и их магия зова льда, Дэрроу с песнями железной магии против Самиса и его чар железа и видимости. Самис заставил жриц поверить, что по ним ползали пауки и змеи, и в смятении сестра упала с балкона.

— Вы упали! — закричала Калвин. — Мне… так жаль…

— Не трать на меня эмоции, — сухо сказала Лиа. — Прибереги их для Рины, Аталы, Дамир и других, кого Тамен заточила в Стену.

— Дамир? — Калвин училась у старушки-пасечницы. Она научила Калвин песне пчел, не зная, что это забытые чары Силы зверей. Калвин хотела рассказать Дамир об этом.

Они обернулись на внезапный шум. Из тени на кухню прошла высокая фигура. Низкий голос прогремел:

— Калвин. Стоило понять, что это ты, — темные глаза Тамен блестели, ее волосы были собраны на затылке, как у Марны.

Калвин сглотнула, но не отступила.

— Тамен, — сказала она резким голосом. Они недолюбливали друг друга, Калвин знала, что не сможет звать Тамен Матушкой.

Тамен смотрела на Траута и Мику с холодом.

— Вижу, ты не усвоила урок. Как ты посмела привести Чужаков во второй раз? Разве не мало навредила?

— Это мои друзья! — вспылила Калвин, как всегда было, когда Тамен перечила ей. — И как можно винить меня во всем, что тут происходит? Вы… ужасная! Запирать сестер в Стене!

— Наши сестры сами пожертвовали собой, — тихо сказала Тамен.

— Врете! Аталу опоили горькошипом. Я ощутила это на ее губах! Она была живой, когда ее заточили в лед!

Тамен уставилась на нее.

— Ты касалась тела Аталы?

— Мертвых трогать не запрещено.

Тамен издала горький смешок.

— Не запрещено. Как и не запрещено нырять в колодец или прыгать с западной башни. Но это все равно убьет тебя.

— О чем она? — завопила Мика, бледнея.

Лиа сухо сказала:

— Снежная болезнь передается от кожи к коже, от поющей к поющей. Если Калвин коснулась ее…

— Она получит заслуженное наказание, — сказала Тамен. — Это она помогла чужаку Дэрроу, когда стоило бросить его умереть у Стены, как хотела Богиня. И Дэрроу привел за собой меритурианца, который проклял Антарис чумой и бесконечной зимой.

— Самис был сильным колдуном и навредил тут, — сказала Калвин, взглянув на Лию. — Но чума и зима? Поверить не могу, что он сделал это.

— Я знаю, что говорю! Как ты смеешь спорить! — голос Тамен дрожал от пыла. — Как ты посмела явиться? Прочь с глаз моих, уходи к своим чужакам. И этих забери с собой!

Калвин не боролась с яростью Тамен. В ее голове вспыхнули слова Марны: «Тамен боится тебя. Она знает, что твой дар сильнее». Калвин уже не была поющей. Но Тамен этого не знала.

Калвин выпрямилась. Но, когда она заговорила, ее голос звучал не спокойно и властно, а дрожал, как у испуганной девочки.

— Я не уйду. Это мой дом, а это мои друзья.

— Хватит, Тамен, — сказала Лиа, Калвин заметила ее власть. — Это наша сестра. Она и ее друзья прошли долгий путь. Им нужна еда, отдых и крыша.

Тамен повернулась к ней.

— Я ничего им не дам! — прошипела она и повернулась к Калвин. — Это не твой дом. Ты — не дочь Тарис. Ты — чужая по рождению и крови. Стоило давно тебя выкинуть. Не важно, это можно сделать сейчас! — Тамен подняла руку, и ее рукав съехал. Калвин невольно поежилась от страха.

Тамен запела. Траут издал сдавленный вопль, который резко оборвался.

— Тамен, нет! — закричала Лиа.

Калвин развернулась. На лице Траута возникла маска льда. Он безумно терзал нос и рот, запечатанные льдом, что становился толще. Калвин открыла рот, чтобы парировать, но вспомнила. Она была беспомощна.

Мика быстро вытащила Горн. Не было времени осторожничать, измерять дыхание, и Мика злилась. Она подула, огонь заревел на кухне. Длинный стол и скамьи загорелись, и огонь под котлами поднялся выше. Лиа закричала, как и Тамен, огонь задел их одежду. Калвин сорвала тяжелый плащ и бросила Лие.

— Идите! — кричала Лиа, хлопая по своей одежде. Комнату заполнил жар и дым, лед на лице Траута растаял.

Тамен быстро запела, чтобы потушить огонь, и Калвин потащила Траута и Мику наружу. Их одежда и сумки дымились, хоть шерсть и кожа загорались хуже, чем одежда Тамен и Лии. Калвин утащила друзей в снег во дворе. Искры потухли, и она дико осмотрелась. Бежать к западной башне? Там редко бывали люди, она любила уходить туда новичком. Черный дым поднимался над кухней. Скоро Тамен вызовет подмогу.

— Сюда! — крикнула Калвин, но они не успели пройти и двадцати шагов, пухлая фигура оказалась перед ними.

— Дитя! Слава Богине!

Калвин чуть не застонала. Им не хватало задержаться из-за Урски. Но та сжала ее руку.

— Идем. Скорее! — когда нужно, Урска была быстрой, и она вела Калвин и Мику по двору, в узкий проем и темный коридор. — Со мной вы будете в порядке. Скорее! — бросила она Трауту, что спотыкался за ними. — Ох, — она вздохнула. — Юноша!

Калвин уловила голоса неподалеку. Тамен послала искать нарушителей, и те сестры возвращались. Урска замерла в конце коридора и прижала палец к губам, пока голоса не пропали.

— Нельзя стоять здесь! — прошептала Калвин. Проход вел из Дома старейшин к Среднему дому, тут хранили лен и свечи. Его редко использовали, но место не было безопасным. Траут убрал паутину с плеча и нервно огляделся.

Урска покачала головой, чтобы Калвин притихла, и открыла дверь.

— Чисто. Калвин, знаешь старый амбар за утиными прудами?

— Куда попала молния? Но крыши нет!

— Наполовину нет, и там уже искали. Скорее! Закрой наши следы чарами.

— Но я…

Урска уже спешила по снегу, манила их за собой.

— Я сделаю это, Кэл, — шепнула Мика. Она запела высокую зловещую песню ветров, и они принесли снег на их следы. Калвин хотела быть благодарной Мике, но ощущала обиду, сдавившую горло.

Мимо склада и Нового амбара. Они бегали от тени к тени. За ними загорались окна, золотые точки во тьме.

Амбар, куда попала молния, стоял на дальнем конце пруда. Черный шрам на крыше было едва видно, одной стены не было, виднелись балки и сено. Над головами зашуршал перьями ветер. Траут вскрикнул, Урска снисходительно посмотрела на него. — Просто белая сова, юноша, она тебя не ранит!

— Урска, мы не можем! — начала Калвин. Скрываться в разбитом амбаре было хуже, чем на открытой земле, особенно без ее плаща. Но Урска фыркнула и повела их.

— Сюда, милые. И вы, юноша. На лестницу и на чердак. Видите? Заройтесь туда!

Калвин поднялась по стремянке и удивилась, обнаружив уютное место с тюками сена. Брешь была над тюками сена, ледяной ветер свистел там, и в комнате пахло влагой. Одинокая лампа со свечой тускло озаряла чердак, маленькая печь источала тепло. Мика сбросила тяжелую сумку и опустилась на пол, лишенная сил.

— Не так и плохо, — сказал Траут. — Как только мы заткнем ту брешь…

Урска цокнула.

— Я не могу дотянуться выше, юноша! Мы не такие высокие, как милая Калвин!

Но Калвин не слушала.

— Марна! О, Марна! — она опустилась рядом со свертком одеяла в углу, защищенном от ветра.

— Осторожно, милая, — Урска оттащила ее. — Матушка спит. Не тревожь ее. И, конечно, не трогай ее кожу.

Калвин смотрела на хрупкую фигурку старушки в слоях одеял. Длинный посох с серебряным набалдашником лежал рядом с ней на полу.

— Но Лиа сказала… — она замолчала. Лиа не сказала, что Марна умерла.

— Безопаснее думать о худшем, милая. Я сказала Тамен, что Марна умерла и была сожжена, простит меня Тарис, месяц назад.

— Что она сказала?

— Думаю, она была рада. Да, даже Тамен, хоть и смелая, не захотела бы заточить Матушку в Стене. Она была рада, что решение приняли за нее, — Урска вздохнула. — Только Лиа и Джилли знают правду.

— Джилли? — Калвин вспомнила глупую девочку, которую больше интересовали мальчики, а не чары и долг Богине.

Урска печально улыбнулась.

— Джилли изменилась. Темные дни всех нас изменили, — она пригладила одеяла на Марне. — Наша бедная Матушка ослабла от боя с меритурианцем. Она болела долго после этого. Ей уже становилось лучше, когда она подхватила снежную болезнь. Я не знаю, как это произошло. Я сама помогала ей. Я не знала, могла ли Тамен… — голос Урски дрогнул.

— Тамен?

— За ней ухаживали мы с Тамен. Кто-то уже больной мог коснуться кожи Марны, только так передается эта болезнь. Этого не случилось при мне. Так что Тамен могла позволить… или заставить… Но я не должна говорить злое, не зная правду, — Урска огляделась, ведя себя насторожено. — Калвин, можешь растопить песней снег в тех ведрах?

Калвин открыла и закрыла рот.

— Давай, милая! Вам нужна вода, и Тарис простит использование магии для простых вещей в такие жуткие времена! Я не могу таскать ведра по стремянке!

— Кэл устала, да? — Мика подняла голову. — Я растоплю снег Горном.

Но Урскауслышала только первую часть ответа Мики.

— Конечно, милые, вы все устали, — она коснулась головы Мики. — Малышка готова упасть! Вы ели? — она нашла в углу круглый сыр, старые лепешки, немного орехов и горсть сушеных кусочков яблок. — Матушка не может проглотить ничего тверже настоя горькошипа, но я храню немного еды, чтобы предлагать ей, — она печально посмотрела на неаппетитные угощения. — Не важно. Я скажу Джилли принести рагу утром. Хоть готовить не из чего. Калвин, милая, отдохни и поешь. И твои друзья тоже.

Траута не нужно было уговаривать.

— Спасибо, — пылко сказал он и порвал лепешку пополам.

— Спасибо! — повторила Мика.

Калвин взяла кусок лепешки, но не ела.

«Я даже ведро воды спеть не могу», — с горечью подумала она.

— О, а одеял больше нет, — переживала Урска, занявшись печкой.

— У нас есть спальные шкуры, — сказала Мика. — Не переживайте.

— Вам не нужно идти? Вас не будут искать? — спросил Траут.

— Да, нельзя задерживаться. Я рада, что ты побудешь с Матушкой, Калвин. Ее разум беспокоен. Я не могу тут быть так часто, как хотелось бы. Боюсь, Богиня скоро заберет ее. Запомни: не трогай ее кожу, и тогда нечего бояться, что бы ни говорила Тамен. Твои друзья могут ухаживать за ней, они в безопасности.

Калвин сказала:

— Мика — поющая.

— О! Но… она чужестранка.

— Я родилась на островах Фиртаны, — сказала Мика. — Моя бабушка была магом ветра, и я такая.

— Вот как, — сухо сказала Урска. — Маг ветра.

— Я помогу ей, — вызвался Траут.

Урска посмотрела на него с сомнением.

— Ой! Но выбора нет, и Калвин будет приглядывать за тобой… У нее есть дар исцеления! Крепких снов, милые. Джилли придет утром. Лучше поднять стремянку, пока меня нет.

Седая голова Урски пропала, и они услышали тихую песню, Урска скрывала свои следы снегом. Они услышали тяжелое дыхание Марны, шорох мышей в сене. Они переглянулись, подавленные.

— Я попробую заткнуть ту брешь, — Траут поднялся и стал двигать тюки с сеном.

— Кэл? — слабым голосом сказала Мика. — Я же не умру?

— Не глупи, Мика, конечно, нет. Твоя кожа не задела Аталу, ты была в варежках.

Тишина.

— Калвин? — бросил Траут через плечо. — Поющие ощущают друг друга, так вы с Дэрроу всегда говорили? Так почему Урска и Тамен не поняли, что ты уже не поющая? — Калвин резко вдохнула, а ответила Мика:

— Тут много поющих, Траут! — потрясенно сказала она. — Представь, что ты посреди стаи голубей, и все воркуют, а один молчит. Ты же не поймешь, кто из них?

— Наверное, — с сомнением сказал Траут, двигая последний тюк на место. — Вот! Но тут все еще холодно.

— Мне подуть в Горн, Кэл?

— Хорошо, — слабо сказала Калвин. — Но легонько. Нам не нужно поджечь сено. И, Мика…

— Мм?

— Ты спасла нас сегодня с Горном. Но вряд ли стоит использовать его как оружие. Он создан не для этого.

— Он спас Траута!

— Знаю. Но ты могла сжечь Лию… — Калвин поняла с уколом совести, что не попросила Урску проверить, как там Лиа. Она стала эгоисткой. Отвращение в ее голосе касалось себя, а не Мики. — Нам стоит найти другой способ.

— Тогда вариантов не было! — закричала Мика со слезами на глазах.

— Ладно, забудь, — резко сказала Калвин. — Нечего плакать, — она ужасно устала, кости болели от усталости. Она вытащила шкуру из сумки и устроилась среди сена рядом с Марной.

Она слышала, как шептались Мика и Траут, может, ворчали на нее, на приветствие Антариса. Мика легонько подула в Горн. Рожок засиял золотом, ясная тихая нота наполнила чердак. Стало теплее, и запах влаги рассеивался. Калвин устроилась удобнее в тепле и уснула.

ТРИ

Темные чары

Калвин проснулась, была еще ночь. Лампа со свечой почти погасла, но Мика положила Горн посреди чердака, и его медленно потухающий жар доставал до всех уголков. Ветер выл вокруг амбара, тряс испорченные балки, но внутри они были в безопасности. Мика сжималась под шкурой на дальней стороне чердака, Траут похрапывал рядом с ней.

Марна пошевелилась и пробормотала во сне. Калвин посмотрела на Высшую жрицу, тусклый свет смягчил ее черты. Урска говорила не трогать ее, но Калвин не была в опасности. Она робко коснулась редеющих седых волос Марны, как часто делала сама Марка. Высшая жрица глубоко вдохнула и открыла выцветшие голубые глаза.

— Марна, Матушка! — прошептала Калвин.

Старушка улыбнулась с любовью, коснулась дрожащей ладонью склоненной головы Калвин.

— Доченька, — прошептала она. — Ты все-таки вернулась. Калида, дочь моя, с возвращением.

— Матушка, это Калвин. Калида давно умерла.

Глаза старушки закрылись, почти скрылись в паутине морщин. Ее белые волосы когда-то сияли, как серебряная корона, а теперь свисали влажными прядями вокруг ее осунувшегося лица.

— Калвин, доченька, — прошептала она, слезы катились из-под ее век. — Меритурианец украл ее у меня.

— Нет, Матушка! Я здесь. Я пришла домой. Только не плачьте!

— Вода старых глаз, — сказала Марна. Ее глаза вдруг открылись. Она посмотрела на Калвин с долей веселья и печали. Калвин поняла, что она узнала ее. Марна попыталась поднять голову.

— Помоги… сесть. Осторожно. Дай мне свой рукав.

Калвин приподняла ее, подперла подушками. Высшая жрица была легкой и хрупкой в ее руках.

— Калвин, дитя мое, почему ты ждала так долго? Столько… нужно рассказать тебе, — Марна делала паузы после каждой группы слов, пыталась дышать, ее голос был таким слабым, что Калвин пришлось склониться к ней. — Тайны богини… не должны быть утеряны. Мне стоило научить их Тамен, но… — Марна скривилась, оставив слова невысказанными. — Я ждала тебя, дитя.

Калвин замешкалась. Она не могла сказать Марне, что потеряла дар, не теперь, когда она умирала. Знание сломает сердце Матушки. Но стоило ли Высшей жрице передавать тайные знания той, что не сможет их использовать? Калвин ухватилась за другой вариант.

— Вы забыли, Матушка? Я не прошла посвящение. У меня нет права слышать тайны Богини.

Марна улыбнулась.

— Я не забыла. Да, такие знания… запрещены для новичков. Но в темные времена некоторые правила приходится нарушать, чтобы сохранилось важное. Ты выжила Снаружи… вернулась к нам. Это уже достаточное посвящение.

Калвин сглотнула.

— Я не достойна, Матушка, — прошептала она. — Прошу, ничего мне не рассказывайте.

Марна посмотрела на нее с прежним огнем в голубых глазах.

— Некому рассказать, дитя! Не бросай долг перед Богиней, сестрами, Антарисом… и миром снаружи, — старушка прижалась к подушкам и слабо улыбнулась. — Вот, доченька. Я не хотела… ругать тебя.

Калвин прошептала.

— Лучше укоры от вас, чем чужая похвала, Матушка.

— Не время для лести, — прошептала Марна, но Калвин показалось, что она рада. Высшая жрица подвинулась у подушек. — Ткань мира больна, доченька… Нарушена, но ее можно починить… Ты должна найти Колесо. Там ответ. Но, чтобы открыть его, нужна Десятая сила.

— Десятая сила? — встревожилась Калвин. Было лишь Девять сил в магии. У Марны, видимо, уже запутались мысли. Калвин почти в слезах сжала руку Высшей жрицы.

— Тайна, — прошептала Марна. — Тайные знания… Колесо…

— Колесо? Это… предмет силы? Как Горн?

— Предмет силы… Десятой силы, да, — голос Марны утихал, она теряла силы. — Колесо в безопасности… с твоими друзьями, — она выдохнула сквозь зубы с тихим шипением. Ее глаза закрылись, голова откинулась.

— Матушка? Матушка!

Но Высшая жрица крепко уснула, и Калвин не хотела будить ее. Она опустила Марну, укутала ее в одеяла. Она напряженно вернулась в свой угол. Траут и Мика не проснулись, и их ровное дыхание помогло Калвин погрузиться в беспокойный сон.

* * *

Урска верно говорила, что Джилли изменилась. Если бы Калвин не ждала ее, не узнала бы девушку, что поднялась по стремянке вскоре после рассвета. Она была старше, лицо осунулось, темные тени залегли под глазами. Джилли, которую она знала, всегда хихикала за ладошкой, эта Джилли, казалось, не улыбалась год. Но она обняла Калвин с прежним щедрым теплом.

— Я так рада тебя видеть! Мы переживали, что ты погибнешь Снаружи!

— У вас точно хватало забот тут, без мыслей обо мне, — сказал Калвин, и Джилли помрачнела.

— Ужасное было время, — она прошла к Марне, начала менять постель. Она была в перчатках из белого хлопка, робко коснулась Марны. — Назад, Калвин, у тебя нет перчаток.

Траут поддерживал спящую женщину одной рукой.

— Все хорошо, я помогу.

— Спасибо, — Джилли улыбнулась Трауту, и Калвин увидела веселую и игривую девушку, какой она была. Джилли склонилась над лампой, заменила свечу. — Я принесла вам кашу и немного мяса. Еды мало для всех, но больше я забрать не смогла.

— Не переживай, — сказала Мика. — Мы мало едим, — она улыбнулась Джилли, и та ответила улыбкой через миг.

— Если Марне больно, там отвар из горькошипа, — сказала она. — Но лишь глоток или два.

— Она просыпалась ночью, — сказала Калвин. — Сначала не узнала меня.

— Ее мысли блуждают, — печально сказала Джилли. — А горькошип делает хуже.

Сердце Калвин сжалось. Она не рассказала Мике и Трауту о ночном разговоре. Десятая сила, Колесо, наверное, были бредом. Она спросила:

— Джилли, как Лиа? Прошлой ночью на кухнях был пожар…

— Все говорят о твоей буре огня. Дурта была в ярости, но я не видела Лию сегодня, — Джилли утомленно потерла глаза. — Я не могу остаться. Нужно отнести козам сено.

День тянулся медленно. Калвин хотела спросить у Марны о тайных знаниях, но Высшая жрица спала, не шевелясь.

Вскоре после заката они услышали голоса в амбаре внизу, фонарь замерцал, посылая тени на снег. Мика потушила свечу в лампе и прижала Горн к себе.

— Хорошо, что мы подняли стремянку, — выдохнул Траут, и Калвин нахмурилась, чтобы он молчал. Голоса и фонарь ушли.

Калвин встала.

— Я отыщу Лию. Я хочу убедиться, что она в порядке.

— Я пойду, — вызвалась Мика. — Я не могу тут оставаться!

— Нет, Мика. Мне безопаснее идти одной.

— Калвин права, — сказал Траут. — Помни слова Джилли. Ты же не хочешь оказаться в Стене?

Мика открыла рот, но закрыла его. Что-то на ее лице передало Калвин то, что она хотела сказать: если она пойдет с Калвин, сможет защитить ее чарами.

Это было правдой, но Калвин по другой причине хотела увидеть Лию одна: как одна из старших жриц, она могла знать что-то о загадочном Колесе Марны.

Обида мелькнула на лице Мики, но она сказала лишь:

— Будь осторожна, Кэл. И возьми плащ Траута. Снаружи холодно.

* * *

Калвин пробиралась по деревне, сжимая вокруг себя плащ Траута. Луны скрылись за тучами, Антарис погрузился в тень. Было тихо — дочери Тарис спали.

Калвин миновала двор у купален, заметила другую фигуру в плаще, слишком низкую, чтобы быть Тамен.

— Спокойной ночи, сестра, — шепнула жрица. Это была Джанир, что ухаживала за козами. Калвин склонила голову и поспешила прочь в тишине, сердце колотилось. Джанир могло показаться странным, что она не ответила, но ее голос могли узнать. Как у многих поющих, у дочерей Тарис был острый слух. Калвин оглянулась. Джанир пропала в Среднем доме.

Калвин решила поискать Лию в Доме старейшин. Это было почти в центре поселения, близко к кухням, купальне и старому лазарету, чтобы старушек легко доставляли в эти места. У Лии должна быть там комната.

Она осторожно прошла сзади Дома. В окнах не было света. Кто-то кашлял. Калвин толкнула тяжелую заднюю дверь и прошла в пустой коридор. Снова раздался сильный кашель, зашуршала ткань — кто-то перевернулся.

Калвин шла вперед. Слабый свет был под последней дверью в коридоре. Калвин зашагала быстрее, двигалась по камням на носочках. Дверь была приоткрыта. Калвин видела тень на кровати с шалью вокруг плеч.

— Лиа? — прошептала Калвин так громко, как только осмелилась.

— Быстрее заходи. И закрой дверь.

Калвин послушалась. В комнате было очень холодно, их дыхание создавало облака в воздухе. Плащ Калвин висел на краю кровати Лии, и она с благодарностью забрала его. Она видела лишь бледный овал лица Лии и пылающие темные глаза.

— Вы не пострадали ночью?

— Немного. Но я не ощущаю этого. Урска нанесла мед на ожоги. Меня больше беспокоишь ты. Ты касалась тела Аталы?

Калвин опустила взгляд.

— Не переживайте, — пристыженно сказала она. — Я не заразилась.

Лиа шумно выдохнула.

— Слава Богине! — она сжала руку Калвин. — Освободить нас от ужасного зла может только кто-то с особым даром. Как у тебя, Калвин. Мы молились Тарис, чтобы ты вернулась. Мы с Урской, Джилли, Джанир и Рина… — ее голос утих, она издала горький смешок. — Старушки, девочки и калека. У нас не хватает сил, чтобы перечить Тамен. Все устали и голодны, не могут бороться.

— Но вы сильны, вы перечили ей! — прошептала Калвин с пылом. — На кухне вы спорили с ней. И Урска с Джилли перечили ей каждый день, что жила Марна.

— Марна, да. Она удерживала в себе жизнь. Ждала тебя! — лицо Лии вдруг озарила надежда. — Марна верит, что тебе суждена чудесная судьба. Она верит в тебя.

Калвин потрясенно смотрела на Лию. Как она могла сказать ей, что у нее уже нет дара, что она сломлена и беспомощна, как сама Лиа?

— Марна рассказала мне о скрытых знаниях…

Лиа подняла руку.

— Я о таком не знаю. Это опасные знания, которые даются одной жрице каждое поколение. Ты не должна говорить со мной об этом.

— Так это правда, а не бред? А если Марна умрет раньше, чем расскажет мне тайны? Все знания будут утеряны!

Лиа пожала плечами.

— Если бы все шло по плану, то скрытые знания передали бы твоей матери, а потом тебе, — ее лицо смягчилось. — Калида не была самой одаренной певицей среди нас, но в ней был свет — когда мы были юными, мы всюду за ней ходили. Может, мы пересекли бы Стену, если бы она попросила. Она была рождена стать лидером.

— Как и вы! — импульсивно сказала Калвин. — Все новички смотрели на вас!

Лиа отмахнулась.

— Что сделано, то сделано. Когда Калида умерла, Тамен стала Стражницей Стены. Марна тут ошиблась и знает об этом. Потому она ждала тебя. Ты должна узнать все, пока не поздно.

Неподалеку скрипнули петли. Калвин вскочила. Свет приближающейся лампы появился под дверью. Калвин побежала к двери, открыла его и прыгнула через подоконник. Она упала в снег снаружи, осторожно потянулась и закрыла окно. Она уловила желтый свет, фигуру Тамен у кровати Лии и услышала их разговор:

— Еще не спишь, Лиа?

— Мне сложно уснуть, Матушка, — голос Лии был напряжен от подавляемого неприятия.

— Попроси у Урски настой для сна.

— Да, Матушка, завтра так и сделаю.

Свет двигался по комнате, словно Тамен заглядывала в каждую щель. Калвин сжалась под подоконником, сердце колотилось. Лиа спросила:

— Вы нашли девочку?

— Еще нет, — Тамен подошла к кровати и коснулась руки Лии. — У тебя такие холодные руки, сестра. И ноги холодные?

— Матушка, вы знаете, что я не чувствую ноги.

— Да, Лиа, знаю. Но если у тебя снежная болезнь, ты не поймешь, пока не станет поздно, — слова Тамен были тихими, но с угрозой, словно она подносила яд к губам Лии.

Калвин не хотела слушать дальше. Она держалась темных углов, обогнула Дом старейшин, купальню и бросилась прочь. Падали снежинки, заполняя оставленные ею следы.

Вернувшись, она нашла на чердаке Джилли, Траута и Мику. Они сидели на тюках сена и болтали. Калвин напала на еду, которую принесла Джилли. Пряные травы в рагу помогали скрыть слабый вкус овощей, которые хранили слишком долго. Она не знала, почему Траут и Мика перестали есть, почему Траут посерел. Она прислушалась к Джилли, и ее аппетит тоже пропал.

— …и Рина была другой, — сказала Джилли. — Она даже не была больна. Но перечила Тамен. И Тамен влила горькошип в ее горло и заточила в Стене.

Калвин опустила миску, вспомнив, как голос Лии оборвался на имени Рины.

Джилли посмотрела на Калвин.

— Они ждали тебя. Молились, чтобы Богиня прислала тебя к нам.

— Я н-не знаю, чем помочь, — запнулась Калвин.

Ей все казалось нечестным. Она пришла в Антарис, пострадавшая и уставшая, надеясь на заботу, а все ждали, что она решит эти огромные проблемы, к которым не была готова.

— Не переживай, — Мика сжала руку Джилли. — Мы как-нибудь поможем, да, Кэл? Может, Траут построит машину, и мы поймаем Тамен, как тюк сена!

Джилли рассмеялась.

— Я бы хотела это увидеть! И козы будут трепать ее волосы.

Джилли ушла, и Мика решительно сказала:

— Она хорошая.

Траут улыбнулся.

— Это все твое очарование, Мика. Тебе невозможно противостоять.

Мика фыркнула и бросила в него пучок соломы.

— Рагу не осталось? Я бы немного съела.

* * *

Калвин проснулась, потому что кто-то шептал ее имя. Она вскочила. В золотом сиянии Горна Марна смотрела на нее, румяная, с дикими глазами.

Калвин поспешила к ней.

— Матушка, вы в порядке? Вам больно?

Марна покачала головой.

— Не теряем времени. Я должна научить… теневым чарам.

— Это Десятая сила, Матушка?

— Нет. Это первое… скрытое лицо Богини. Тарис — мать смерти и боли, как и льда с холодом, дитя. Это темная магия. Но Высшая жрица должна передать эти знания. Ты должна быть вооружена… против зла, — Марна закрыла глаза, и на миг Калвин увидела кости ее черепа под кожей. — Темные чары, что могут убить десятком способов, чары, что вызывают болезнь… парализуют и приносят боль… погружают в такой глубокий сон, что разбудить могут лишь другие чары.

— Матушка, я… не могу выучить эти чары, — пролепетала Калвин.

— Понимаю, дитя. И я ощущала такое, когда пришел мой черед. Но без тьмы не будет света. Тьма побеждает тьму… В лунной тьме нет теней, — Марна смотрела на нее и четко сказала. — Я дала колдуну выжить. Мне не хватило смелости. Не повторяй эту ошибку.

— Матушка, — прошептала Калвин, опустив взгляд.

— Слушай. Учить придется по частям, чтобы не высвободить силу чар.

Калвин была в ужасе. Это были знания, что передавались от Высшей жрицы ее преемнице, а у Калвин не было сил, чтобы исполнить эту роль. Калвин не хотела эти знания, темную и опасную силу. Но она слушала, как Марна пела тайные чары тихим дрожащим голосом, по частям, не исполняя чары целиком. Калвин привыкла учить песни, она смогла повторить кусочки Марне, услышав лишь раз.

Почти на рассвете они закончили странный тихий дуэт. Марна прислонилась к стене чердака.

— Готово, — прошептала она. — Знаю, ты запомнишь. Никому… не говори об этом.

— Да, Матушка, — Калвин хотела всем сердцем забыть то, что выучила. Жестокие песни кружились в ее голове, извивались, как змеи. Темные чары напоминали и нет чары зова льда: в них не было радости. Даже кусочки посылали холодок по спине Калвин, и когда она пела то, что слышала, ее губы немели, словно она натерла их льдом. Она не ощутит силу чар, когда споет их полностью, и впервые после потери сил Калвин была этому почти рада. Она шепнула. — А Десятая сила?

— Позже, — прошептала Марна, закрыв глаза. — Я должна… отдохнуть.

Калвин тоже устала. Она укуталась в шкуру и уснула, где сидела рядом с Марной, ощущая дыхание старушки щекой.

* * *

Джилли не пришла утром. Стало холодно, сильно падал снег, и было сложно найти повод выйти наружу. Они остались в амбаре с Марной, не став рисковать.

Калвин опустила гудящую голову на колени. Теневые чары шептали в ее разуме, как и другие голоса. Марна всегда верила в нее. И Лиа, и Джилли, и Урска, но она не смогла набраться смелости и сказать, что она ничем не может им помочь.

Дэрроу думал, что ее исцелят в Антарисе. Он помнил Антарис мирным местом, полным песен, света и исцеления. Но для нее тут было не так.

— Кэл! — тихо позвала Мика. — Она проснулась.

Калвин бросилась к Марке, сжала ее нежную морщинистую ладонь.

— Матушка?

Марна что-то прошептала, но так тихо, что Калвин смогла уловить лишь пару слов:

— Нет времени… тайны… мое наказание.

— Нет, Матушка! — яростно зашептала Калвин. — Вы всегда учили, что Богиня не карает… — она замолкла. Разве она в отчаянии не считала свою потерю наказанием от Тарис? Но Марна всегда учила их знать любящую Богиню, чьи поступки загадочны, но не жестоки. Калвин погладила тонкие шелковистые волосы.

Марна медленно и с дрожью подняла руку и коснулась длинной косы Калвин.

— Не горюй, дитя… по утерянному.

Калвин сморгнула слезы. Так Марна знала. Давно ли?

Губы Высшей жрицы двигались:

— Теперь ты живешь во тьме, но тьма пройдет, ночь кончится… и зима станет весной. Сломанное… снова станет целым.

Калвин молчала. Холодные пальцы Марны коснулись ее руки, напомнив исцеляющее прикосновение Халасаа. Но не все можно было исцелить, не все зимы заканчивались весной. Может, эта зима не закончится.

— Матушка, прошу, скажите! — прошептала она. — Что за Десятая сила?

— Найди Колесо, — слабо сказала Марна, Калвин пришлось почти прижаться ухом к ее губам. — Время песни… и время тишины… Научись… слушать.

— Да, Матушка.

— Мы поем, но и о нас поют, — прошептала Марна. — Доченька, Богиня поет мне, — она закрыла глаза, вздохнула, словно убрала тяжкий груз с плеч после долгого пути.

Калвин потирала холодную ладонь Марны.

— Матушка? Прошу, скажите…

— Калвин! — голос Урски был резким. — Назад! Не хватало еще тебе заболеть.

Калвин резко отпустила руку Марны. Плащ и волосы Урски были в снегу, ее лицо порозовело от холода. Она опустилась на пол и осторожно коснулась лица Марны рукой в перчатке.

— Тарис шепнула мне, что это будет сегодня! Богиня забрала свою дочь.

Урска скрестила руки Марны на груди, коснулась ее лба, горла и сердца. Даже когда Урска расплела ее волосы и запела скорбную песнь, Калвин не верила.

Мика со страхом на лице коснулась ее плеча.

— Она мертва, Кэл?

— Она… ушла к… — голос Калвин застрял в горле. Она повернулась без слов, и Мика обняла ее. Калвин сжала ее, слезы промочили тунику Мики. Ей хотелось, чтобы ее так держал Дэрроу. Траут неловко похлопал ее по спине. — Нет, нет! — вырвалась Калвин. — Я должна помочь петь.

Дрожащими руками Калвин распустила свои волосы, и они упали вокруг ее лица. Низкая и скорбная песнь слилась с воем бури снаружи, Урска и Калвин выражали уважение к Марне. Урска прочла молитву для мертвых, сцепив ладони перед собой. Она встревоженно хмурилась, словно говоря: это не мое задание, этого не должно быть.

Молитва была закончена, и Урска накрыла умиротворенное лицо Марны простыней.

— Она ждала тебя, Калвин. Она держалась до твоего возвращения, и она сказала, что должна была.

Калвин вытирала слезы, ее голос дрожал с детским возмущением:

— Но она ничего не рассказала! Не успела. Она хотела рассказать о Десятой силе, о Колесе…

Урска подняла руку.

— Шш! Я не учила тайные знания, мне нельзя это слышать, — строго сказала она. — То, что Матушка не рассказала, ты должна узнать сама, — морщины усталости на ее лице стали глубже. — Отойди, милая, — уже мягче сказала она. — Мне нужно укутать тело, — она цокнула языком. — Ни масла, ни савана! Наша Высшая жрица будет покоиться в простыни! Что с нами стало?

— Я помогу, — просила Калвин. — Прошу! — она глубоко вдохнула. Если Марна знала, то и Урска должна знать. — Мне не будет вреда. Я… уже не поющая. Я потеряла силы магии полгода назад в Меритуросе.

Урска смотрела на нее, уперлась рукой, чтобы не упасть.

— О, дитя, — тихо сказала она. — Бедняжка. Снежная болезнь?

— Нет. Не это.

— Тогда это работа меритурианца!

Калвин слабо улыбнулась.

— Нет, Урска. Я спела чары, что были сильнее меня. Это была не вина Самиса, а моя вина, — она сказала это и знала, что это была правда, и немного горечи в ней пропало. — Прошу, Урска. Я уже не жрица и даже не новичок, но я любила Марну. Позволь помочь.

Урска замешкалась. А потом сказала под нос:

— Да, тебе нужно поухаживать за ней. Если бы ты осталась, ты бы зажигала ее погребальный огонь и рассеивала прах под пылающим деревом.

Калвин было плохо от горя. Традиционно преемница зажигала костер мертвой жрицы. Лиа тоже так говорила: Марна хотела, чтобы Калвин стала Высшей жрицей. Если бы Калвин осталась в Антарисе, все было бы по-другому. После посвящения Калвин заменила бы Тамен, как Стражница Стены. Калвин теперь правила бы Антарисом, а не Тамен. Если бы Калвин не убежала с Дэрроу, не было бы жертв Богине, Марна умерла бы в постели, окруженная теми, кто ее любил. Может, она не заразилась бы. Может, снежной болезни не было бы, если бы Дэрроу не пришел.

Калвин отогнала такие мысли. Поздно сожалеть. Они с Урской осторожно омывали и вытирали тело Высшей жрицы. Траут и Мика тихо стояли в углу, ощущая, что это момент не для них.

Пока Урска одевала Марну в темно-синюю мантию Высшей жрицы, Калвин расчесала тонкие спутанные волосы и заплела их. Она закрепила косу своими шпильками, чтобы Марна снова выглядела величаво, какой ее помнила Калвин. Она закрепила последнюю шпильку и ощутила жуткое одиночество. Урска плакала, пока работала, но Калвин онемела.

Они укутали тело старушки в простыню, оставив открытым только мирное лицо. Утром Джилли увезет тело на санях в деревню Анари, где были люди, что помогут им. Марну похоронят с обычными людьми на кладбище Анари.

— Высшая жрица будет там, а не в священной долине, — страдала Урска, но взяла себя в руки. — Свет Богини озаряет все в пределах Стены. И есть поводы для слез хуже этого, — она посмотрела на отвернувшуюся Калвин.

Урска и Лиа, и все, кто надеялся на ее возвращение, ощущали предательство теперь, когда ее тайна была раскрыта. С тяжелым сердцем и болью в глазах Калвин попрощалась с Урской и села с Траутом и Микой.

— Ты в порядке, Кэл? — Мика обвила рукой талию подруги. — Когда умерла моя бабушка, мне словно вырвали сердце, — бабушку Мики убили работорговцы, Калвин была тронута, что девушка относится к ее потере как к своей.

— Мне жаль, Калвин, — неловко сказал Траут. — Но ты хоть поговорила с ней перед ее смертью.

— Да, — Калвин обняла колени и смотрела на чердак, где лежало тело в белой простыне. — Немного. Но многое осталось не высказанным, много знаний утеряны навеки. Она сказала, что есть Десятая сила, представляете? Но мы не узнаем теперь ее песни. Я даже не знаю, что это за магия, чем она управляет. Теперь мы никогда не узнаем.

— Может, есть другой способ, — упрямо сказала Мика. — Не может вся сила чар просто пропасть. Все думали, что Сила зверей утеряна, но ты все еще знаешь ее. И Сила огня была утеряна, но ты спасла Горн и спасла ее.

Траут возмущенно кашлянул.

— Я нашел Горн!

Мика отмахнулась.

— Его нашли, я это имею в виду. Сила не была утеряна. И эта сила тоже, вот увидишь.

Калвин нахмурилась.

— Было еще Колесо. Марна сказала, что это предмет силы, как Горн. Она сказала, что этот предмет может дать ответ, как закончить долгую зиму и эту болезнь. Нужно найти его.

— Предмет силы. Данных мало, — мрачно сказал Траут.

— Погодите. Марна сказала… Колесо в безопасности с твоими друзьями.

— С нами? — пискнула Мика. — У нас его нет! Если бы у нас было что-то волшебное, как Горн, мы бы знали. Гудение Горна можно ощутить со дна моря!

— Дэрроу? — предположил Траут. — Марна могла отдать его Дэрроу до того, как вы покинули Антарис.

— Не глупи! — воскликнула Мика. — Он не носил бы с собой волшебный предмет два года, не зная о нем! И мы бы заметили!

— Тогда Марна говорила о твоих друзьях в Антарисе, — сказал Траут.

Калвин притихла. У нее было мало друзей среди сестер. Старшие жрицы держались в стороне, как и другие новички. Дэрроу был первым, кого она назвала настоящим другом. От мыслей о нем в горле появился ком. Она до этого проводила время на вершине западной башни, смотрела на леса или на сад с пчелами.

Марна улыбалась, ее дыхание было гудящим.

Калвин с воплем вскочила на ноги.

— Вот! Это она имела в виду! Мика, мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Я знаю. Где мы найдем Колесо.

ЧЕТЫРЕ

Сокровище пчел

Стемнело, а буря все бушевала. Мика выглянула в щель в стене.

— Джилли не придет. Там летают куски льда размером с твою ладонь!

— Джилли — жрица льда, — сказала Калвин. — Она сможет спеть себе чистый путь.

— Вот она! — Траут побежал опускать стремянку, голова Джилли появилась на чердаке. Она запыхалась, глаза были красными. Она взглянула на Марну в белом и быстро отвела взгляд, сказав:

— Там кошмар! Я убрала снег, но ветер чуть не сдул меня!

— Я могу приглушить ветер, — робко сказала Мика.

— Точно, ты — поющая ветру, — Джилли сняла капюшон, девушки смотрели друг на друга. — Мы станем хорошей командой! Ты… можешь пойти сегодня со мной в Анари?

— Мне нужна Мика, — резко сказала Калвин. — Мы с ней идем в сад.

— В сад? Зачем?

— Не могу сказать, — рявкнула Калвин. — Это тайные знания, что Марна передала мне перед смертью.

— О, — Джилли опустила взгляд. — Тогда идите. Но будь осторожна, Калвин. Если Тамен тебя найдет, но заточит в Стене. Она хочет показать на тебе пример. Она говорит, что все беды пошли от твоего непослушания, и это — наказание Богини.

— Ты в это не веришь, — сказал Траут.

— Но важно, во что верит Тамен, — сказала Джилли. — Даже если она узнает, что Калвин больше не может петь, это ничего не изменит… — она замолчала и прикусила губу. — Урска рассказала. Мне так жаль, Калвин. Ты была сильнее всех нас.

Калвин не могла выносить жалеющий взгляд Джилли. Она покраснела.

— Нам пора, — она отвернулась, чтобы застегнуть плащ и спрятать Горн под горой соломы. — Мы уже потеряли много времени.

— Я помогу Джилли с санями, — сказал Траут. — Я не смогу петь ветру, но могу тянуть.

Джилли благодарно улыбнулась ему.

— Спасибо, — она замешкалась возле посоха Высшей жрицы. — Что делать с этим? Неправильно бросать его тут, в сене.

— Уверена, Тамен он понравится, — с горечью сказала Калвин, но Джилли покачала головой.

— Она боится трогать вещи Марны, чтобы не заразиться.

— Тогда оставь его там, — сказала Калвин. — Пока он в безопасности.

Они помогли Джилли спустить тело Марны с чердака. Калвин ощущала боль, когда они несли любимую Высшую жрицу как мешок яблок. Но это не была Марна. Их Матушка уже была в великой реке, о которой говорил Халасаа, Первой и величайшей из сил, потоке, где была и Богиня, и дух, что оживлял все. Марна была среди звезд, и шепот пропал, спящая почва ждала прикосновения весны.

Мика и Калвин подняли тело Марны на сани, смотрели, как Джилли и Траут пропали в кружащемся снеге.

— Готова? — крикнула Калвин. Мика кивнула, запела чары ветра, чтобы сделать проход в сердце бури, чтобы они с Калвин могли побежать в сад к ульям.

Ветер утих у сада. Снежинки летали вокруг их голов, тихо опускались.

— Можешь уже не петь, — выдохнула Калвин, но Мика покачала головой.

— Скрою наши следы.

Вскоре стало видно кривые темные скелеты яблонь среди белизны снега. Тучи двигались на небе, луны время от времени озаряли пейзаж серебром, а потом все погружалось во тьму.

Тихий шепот доносился из улья. Мика сжалась.

— Там полно пчел? Они не спят?

— Пчелы не спят зимой. Но они не навредят нам, если мы отнесемся к ним с уважением, — сказала Калвин.

Мика скривилась.

— Они меня ужалят!

— Они тебя не тронут, обещаю! Идем, Мика. Там двадцать ульев, нужно спешить. Тебе нужно лишь сказать, чувствуешь ли ты что-то в улье, похожее на Горн.

Мика робко подошла к улью.

— Мне нужно его трогать?

— Вот! — Калвин схватила руки Мики и прижала их к стенке. Мика вскрикнула. — Шш! Не напугай их!

— Я боюсь их, Кэл! — возмутилась Мика.

Калвин отпустила ее руки. Что Марна тогда сказала? Нужно слушать. Даже Дэрроу поначалу побаивался пчел.

— Ладно, — сказала она. — Не трогай ульи. Просто подходи к ним. Я буду слушать пчел и скажу, если они потревожены.

Мика кивнула, ей стало лучше. Она подвинулась вперед, вытянув руки, ожидая, что пчелы вылетят и атакуют ее. Она покачала головой.

— Там ничего нет.

Калвин потянула ее.

— Тогда следующий.

У каждого улья было название и история. Этот заселили летом, когда Дэрроу пришел в Антарис. У этого была злая королева, ведь пчелы там подводили ее второй год подряд. Улей у реки был счастливым, любимым ульем Калвин, и она могла отличить мед из разных ульев по вкусу. А этот летом окружал клевер. Он был самым старым ульем, на боку была трещина. Но Мика нигде не ощущала магию.

— Уверена, что это здесь, Кэл?

— Есть еще улей Тимарель. Он там, — Калвин сжимала края плаща под подбородком. А если она не так поняла Марну?

— Кэл! — Мика сжала ее руку. — Там!

Фонари покачивались на снежном склоне между поселениями и садом.

— Быстрее! За мной! — Калвин пробежала мимо улья Тимарель, потянув за собой Мику. Они бегали от тени к тени, направляясь к амбару. Никто давно не входил туда — перед дверью снега было по пояс. Калвин ощутила трепет ярости. Разве никто не ухаживал за пчелами с тех пор, как она покинула Тремарис? Им не давали воду, их не проверяли на паразитов? С пчелами нужно было работать, а не только забирать воск и мед.

Мика уже пела высокие чары ветра, чтобы сдуть снег с прохода. Калвин кое-что придумала.

— Мика! Пчелы терпеть не могут ветер. Можешь окружить ульи ветром, чтобы они пошумели немного?

Мика кивнула, ее золотые глаза сияли. Как только проход был очищен, она запела вторые чары. Стонущий ветер окружил ульи, поднимая снег, чтобы заодно и скрыть их следы. Калвин слышала, как недовольно гудят пчелы. Она утащила Мику в сарай и заперла дверь за ними. Они присели под окнами, дрожа от холода. Они слышали гул пчел, которым мешали спать, а потом раздались крики, сестры наткнулись на злую стражу пчел. Мика скривилась:

— Бедняжки, — прошептала она, но Калвин не знала, о пчелах она или жрицах.

Крики утихли, ищейки повернулись к поселениям. Но в воздухе разносились злые слова:

— …пчелы прокляты! Чужая магия…

— …с тех пор, как Калвин убежала.

Калвин поежилась от враждебности в их голосах.

Мика прошептала:

— Что теперь?

Калвин посмотрела в окно, покрытое инеем.

— Колесо должно быть в улье Тимарель, он последний. Но пчелы злые, — зубы Мики стучали. — Возвращайся в амбар, нам не нужно оставаться вдвоем. Найдешь путь без меня?

Мика кивнула и сжала рукав Калвин.

— Я знаю, Кэл! Пойдешь к улью на рассвете. Мы с Траутом и Горном сделаем так, что никто туда и не посмотрит!

— Вряд ли это хорошая идея, Мика. Вы с Траутом спрячетесь. Я справлюсь.

Мика вспылила и топнула ногой.

— Я просто пытаюсь помочь! С Меритуроса ты бросаешься, как акула без ужина. Мы не виноваты в произошедшем. Ты говоришь, что все можешь сама — это не так! Ты уже не великая певчая, ты ничего не можешь!

В тишине девушки смотрели друг на друга. Мика сдавленно всхлипнула и открыла дверь сарая, выбежала в снег. Калвин опустилась на груду мешков. Ей было все равно, даже если она злилась, она имела право. И Мика не всерьез. Она не говорила бы такое, если бы не была уставшей, замерзшей и испуганной.

Калвин укуталась в плащ. Сарай был крепким, но не подходил для ночлега, особенно холодной зимой. Калвин заставила себя расхаживать по тесной хижине, чтобы кровь текла по конечностям. Без Горна она впервые ощутила холод зимы. Было просто лечь на пол и уснуть насмерть, но она не должна была сдаваться усталости.

В холоде и тишине в ее разуме кишели теневые чары, как гнездо пауков. Темные песни повторялись снова и снова. Даже кусочки силы пугали ее. Она не могла представить, как убивает ими, ранит, вызывает агонию, хоть и была способна на это. А если только так можно спасти Тремарис? Она была рада, что ей не придется делать этот выбор.

Она хотела бы обсудить это с Дэрроу, хоть и поклялась Марне хранить тайну. Слова Мики звенели в ее ушах, и ее охватило одиночество. Она скучала по мудрости Марны, по пониманию Халасаа, по поддержке Тонно. И больше всего — по Дэрроу. Где он был сейчас? Она никогда не была в Геллане, было сложно представить его там. Она дрожала в холодном сарае и хотела в тепло его рук. Увидеть его улыбку и веселье в серо-зеленых глазах.

Она теребила деревянного сокола на шее, вспоминая их объятия на пристани в Калисонс перед отбытием «Перокрыла» на север. Он прижал ее к себе так сильно, что она едва могла дышать. Когда он отпустил ее, он ушел, не оглядываясь, его светлые волосы сияли на солнце. Но вспоминать было больно, и она отогнала эти мысли.

Маленькие окошки запотели от ее дыхания. Калвин протерла одно, чтобы выглянуть, не зная, показался ли ей слабый свет на востоке. Деревья стало видно лучше, и она различила силуэт гор на фоне неба. Сокол, гордая голова птицы. Они с Дэрроу днями шли к той вершине в долгом пути по горам. Она видела ее лишь пару мгновений, а потом туман опустился на долину. Пчелы уже должны были успокоиться.

Калвин выбралась из сарая, услышала громкий стук и шипение вдали, а потом больше взрывов друг за другом. На пару вдохов повисла тишина. А потом загремели колокола в хаосе, отличаясь от спокойного звона, из поселения донеслись крики.

— Зовите Высшую жрицу! Амбары горят!

Мика и Горн отвлекли их. Небо пронзали огненные стрелы, Калвин побежала.

Она боялась этого момента всю долгую ночь ожидания. Она не могла положиться на помощь чар, но бежала по снегу к улью Тимарель, напевая старую песню. Вспомнят ли ее пчелы? Нападут ли за беспокойство? Может, они всегда презирали ее за кражу их медовых сот, воска, за то, что она мешала их мирному обществу. Может, лишь сила чар не давала им проявить ярость.

Улей Тимарель стоял перед ней. Он был самым большим, его защищали самые злые пчелы в долине. Калвин замешкалась. Когда-то она могла погрузить руку в улей с защитой лишь песен, что узнала от Дамир. Но теперь она знала, что песни были чарами Силы зверей. Она верила, что пчелы не трогали ее, потому что любили и знали, но теперь понимала, что подчиняла их чарами.

Калвин тихо пела пчелам. Прошу, не раньте меня, простите меня! Впервые в жизни она дрожала перед гудящим ульем. Она была высокой, но улей доставал до ее головы. Двигаясь медленно, чтобы не разозлить пчел еще сильнее, она подняла тяжелую крышку и убрала, шепча песню Дамир. Она поздно поняла, что нужно было взять из сарая перчатки и вуаль.

Пчелы шевелились. Несколько стражей гудело возле лица Калвин, изучало ее. Первая, потом вторая опустились на ее руку. Калвин заставляла себя дышать ровно, не отгонять их.

— Пчелы Тимареля, я не желаю зла, — прошептала она. — Вы охраняли кое-что очень ценное. Пора отдать его. Прошу, доверьтесь мне.

За ней из поселений донеслись визг и топот ног, колокола все еще гремели.

— Пожар! Пожар! Где Тамен?

— Кухни горят!

— Амбары…

Калвин встала на носочки с колотящимся сердцем и заглянула в улей. Рамки с медом висели в ряд, усеянные сотами и рабочими пчелами. Одна полетела в ее лицо, но Калвин не издала ни звука. Пчелы были в ее волосах, на руках, на лице.

— Пчелы Тимареля, — прошептала Калвин. Пчелы окружили ее нос и рот. Это было как в пугающей иллюзии Самиса, в ночь, когда он пришел в Антарис, но это было реальностью, и это не пугало. Это были ее пчелы. Марна назвала их ее друзьями, и она поняла, что это правда. Их тихий гул был песней приветствия, ей не нужно было бояться.

Калвин осторожно погрузила руку в центр крепости пчел. Кончики ее пальцев задели предмет, завернутый в шелк, покрытый медом и воском. Она вытащила его, и пчелы поднялись в ее кожи и стали поющим ореолом вокруг ее головы.

Калвин держала ценное Колесо в руках, она поклонилась улью.

— Благодарю, пчелы Тимареля. Благодарю, королева и рабочие, за понимание.

Едва дыша, она убрала выцветший шелк с маленького тяжелого предмета в ладони. Сам шелк был старым и нежным, мерцал зеленым и лиловым, как перо павлина. Калвин убрала ткань дрожащими ладонями. Она держала полукруг, сломанный диск изтемного камня, на его поверхности были старые выбоины и царапины. Одна сторона была неровной, где Колесо разломали пополам. Целым оно было бы размером с круг из ее больших и указательных пальцев.

Калвин невольно опустилась на колени в снегу. Марна говорила, что оно сломано. Что его можно починить. Но где другая половина?

Калвин сжала в руках половину колеса, ощущая его холодный вес. Она вдруг ощутила, как растет хаос в зданиях за ней. Она спрятала половину колеса в тунику и побежала по холму.

И по пути она поняла. Ее задание не было выполнено. Ей нужно найти другую половину колеса, соединить их. Колесо можно было починить. Это был ответ, который уберет зло из мира. Марна так сказала.

Калвин бежала к поселениям.

* * *

Во дворе было полно женщин в зимних плащах. Никто не заметил, как Калвин взбежала по лестнице и спряталась за столбом, чтобы видеть все внизу. Жрицы собрались в дальнем конце двора, остальные сестры шли к ним.

— Пустите! — отчаянно завопил Траут. Толпа женщин шепталась в смятении.

Калвин осмотрела двор. Она заметила Мику, что выглядывала из темной арки.

Мика увидела Калвин, смотрела на нее со смесью мольбы и вызова. Она отодвинула плащ и показала Горн. Калвин покачала головой. Мика упрямо сжала губы, и Калвин подумала, что Мика ослушается, но младшая девушка скрыла Горн плащом.

— Этот мальчик — чужак! — прозвенел голос Тамен. Сестры встали в круг с ней и Траутом, которого держали за руки две сильные сестры, в центре. — Что с ним сделать?

Миг неуверенной тишины. И кто-то спросил:

— Заточить его в стену?

— Нет! — строго рявкнула Тамен. — Мы не можем осквернить Стену телом Чужака! Нужно отвести его к пылающему дереву!

Толпа ошеломленно гудела. Калвин сжала губы. Сестры Антариса соглашались на жуткие дела, но с неохотой, опасаясь. Тамен придется уговорить их совершить убийство.

Тонкий голос донесся из центра двора:

— Матушка, огонь ничего не сжег. Мальчик не навредил.

— Не навредил! — завопила Тамен, вскинула руку к небу. — Смотрите на луны! Время Прялки и Челнока. Деревья должны цвести, луга должны цвести, но еще даже не оттаял снег, и он еще падает! Наши подвалы и склады скоро опустеют, и через каждые пару дней сестер поражает снежная болезнь. Вы знаете, что зло пришло от магии Снаружи! И вы хотите пощадить его?

Сестры бормотали с неуверенностью. Траут испуганно заскулил.

Калвин уже не могла сдерживаться. Она сжала поручень обеими руками и закричала:

— Долгая зима и снежная болезнь — работа Чужака! Но не этого!

Море лиц повернулось к Калвин, они были в капюшонах и шалях, дрожали от узнавания, ужаса, надежды и волнения.

— Молчать! — прикачала Тамен. — Она не лучше Чужака. Это она открыла дверь нашим бедам.

— Я — дочь Тарис! — закричала Калвин, глаза пылали. — Ты не имеешь права затыкать меня!

— Я имею права наказывать врагов Богини!

— Я не враг, а новичок поселений!

— И я, как Высшая жрица, могу наказать новичка, — прошипела Тамен. Головы поворачивались туда-сюда, словно наблюдали, как мальчишки из деревни играют в мяч.

Калвин сказала:

— По какому праву ты зовешь себя Высшей жрицей, Тамен? Марна поведала тебе тайны Высшей жрицы? Передала тебе свой посох?

Сестры охнули, гул звучал во дворе. Тамен громко сказала:

— Не было времени! Чужак…

— Было время! — зазвенел сильный и ясный голос Лии с края двора. Ее принесли со стулом, и она смотрела на Тамен с открытой неприязнью. — Вы знаете, что Марна не была заражена. Как она заболела бы, если Урска приглядывала за ней? Только Тамен ходила к ней. Может, у нее есть ответ на эту загадку!

Тамен прищурилась:

— Твои слова — богохульство.

— Я просто не могу их доказать. Потому что бедняжка, которой ты заразила Матушку, холодная и тихая в Стене!

Сестры во дворе завопили, Лиа говорила громко поверх шума:

— Марна задолго до болезни была настороже. Но она не стала передавать Тамен тайные знания. Она не дала Тамен свой посох. Она не назвала ее преемницей, — Лиа посмотрела на Калвин. — Она ждала возвращения Калвин.

Калвин покраснела. Она не ожидала этого, бросив вызов Тамен. Она думала лишь о спасении Траута. Она вдохнула, успокаивая себя.

Тамен кричала:

— Я была Стражницей Стены! Стражница — всегда преемница Высшей жрицы!

— Не всегда, — уверенно сказала Лиа. — Не всегда.

Тамен вскинула голову.

— Если бы не я, вас давно всех убили бы. Марна была старой старушкой, ей не хватало сил сделать то, что нужно. Антарису нужен был лидер. У вас не хватило бы смелости справиться со злом!

Лиа сжала подлокотники.

— Ты зовешь смелостью убийство больных и беззащитных? Все в этом дворе смелее тебя, ведь мы живем каждый день в голоде и страхе!

Калвин обрела голос.

— Тамен права. Антарису нужен лидер. Но есть другой способ, — лица повернулись к ней, как подсолнухи к солнцу. — Вы, сестры мои, должны выбрать сами, кому быть Высшей жрицей после Марны.

Глаза Тамен сияли.

— Дать им выбрать! — завопила она. — Дурочка! Думаешь, они выберут тебя — необученную новенькую? Предательницу Антариса, рожденную от Чужака? — она вскинула руку. — Ладно! Кто это будет? Я или Калвин?

— Я не предлагаю себя! — быстро закричала Калвин. — Я предлагаю Лию!

Шум сестер стал ревом. Тамен стояла неподвижно, как камень. Две жрицы, что сжимали руки Траута, отпустили его и неуверенно озирались. Калвин хлопнула в ладоши.

— Тише, сестры мои! Все, кто за Тамен, подойдите к ней. Те, кто за Лию, идите к ней.

Пару мгновений стояло смятение. Женщины бродили, болтали, заламывали руки, качали головами, бегали туда-сюда. Урска и Джилли манили остальных к Лие. Тамен стояла, гордо и высоко подняв голову. Лиа сидела прямо на стуле, лишь раз взглянув на Калвин.

И вдруг всю толпу охватил один импульс. Как стая ласточек, почти все сестры пошли к Лие. Только горсть жриц собралась возле Тамен. Стало тихо, они были потрясены своей смелостью и затаили дыхание.

Калвин запела на балконе. Это не были чары, это были песнь благодарения, которую пели на церемонии посвящения, когда новички пересекали черный лед и ступали на берег жрицами. Дочери Тарис одна за другой подхватили песню, и она зазвенела над всем поселением. Голоса сестер были радостными, но Калвин не ощущала этого.

Мика сжала руку Траута и радостно побежала по двору, размахивая Горном, как рогом. Она улыбнулась Калвин с искренней радостью. Калвин кивнула ей. Мика ошибалась: кое-что она еще могла. Она уже не была поющей, но этот бой они выиграли без чары, и единственным оружием были слова.

Тамен не пела. Она стояла, опустив голову, сжав кулаки по бокам. Сестры, что выбрали ее, тихо уходили. Некоторые виновато оглядывались на нее, другие не смотрели вовсе. Только Калвин смотрела, как Тамен распустила волосы, что повисли вокруг ее лица в жесте скорби.

* * *

Калвин шла все медленнее, приближаясь к комнате, где Тамен держали под стражей. Прошла половина месяца с той сцены во дворе. Зима не уходила. Калвин удивилась, когда пришло сообщение, что Тамен хочет поговорить с ней. Она не знала, чего ожидать. Женщина решила еще раз обвинить ее в предательстве?

Джанир кивнула Калвин и отперла для нее дверь.

— Постучи, когда будешь готова, сестра.

Калвин прошла в темную комнату, поежилась, когда засов встал на место. Снаружи был ясный день, но Тамен закрыла ставни, и в комнате было темно. Одна лампа со свечой отбрасывала свет на стол. Было видно только скрещенные руки Тамен в круге света, ее лицо было во тьме. Но, когда Тамен заговорила, ее голос был низким и сильным, как всегда.

— Спасибо, что пришла, — она не пригласила Калвин сесть.

Калвин кашлянула.

— Ты хотела поговорить?

— Да, — тишина, Калвин слышала медленное и ровное дыхание Тамен. И жрица сказала с усилием. — Марна… не была мертва, знаю. Она… рассказала тебе тайны.

— Да.

— Рассказала о Колесе.

Калвин замешкалась. Она не хотела говорить о том, что Тамен не знала. Она не будет упоминать Десятую силу, пока этого не сделает Тамен. Она осторожно сказала:

— Марна сказала, что в Колесе ответ.

— Она сказала, где оно спрятано?

Калвин сказала:

— Я его нашла.

Тамен едко рассмеялась.

— Конечно. Браво, гениальная Калвин!

Калвин медленно сказала:

— Я должна попросить твоей помощи, Тамен. Марна сказала, что Колесо — предмет силы. Но я нашла только половину. Ты знаешь, что с другой половиной?

Тамен выдохнула.

— Вот как. Дочь Калиды просит моей помощи. Где твоя гордость?

Калвин сглотнула.

— Если я выбираю между спасением Тремариса или спасением гордости, то я легко отрину гордость.

— В этом разница между нами, — сказала Тамен. Ее стул скрипнул, и руки пропали из круга света. Калвин услышала шорох длинного одеяния по каменному полу. Когда жрица заговорила, ее голос звучал из другой части темной комнаты. — Да. Я знаю, что стало с другой половиной Колеса.

Калвин резко вдохнула.

— Расскажи!

— Когда пришел меритурианец, Марна сказала спрятать Колесо, чтобы уберечь, в улье. Но я не боялась принести жертву, чтобы спасти нас.

— Что ты сделала? — прошептала Калвин.

— Сломала Колесо. И отдала часть колдуну.

— Ты сломала Колесо? Отдала Самису?

Голос Тамен в темноте был твердым и ледяным.

— Я сделала выбор. Колдун пришел украсть наши чары льда. Я дала ему половину Колеса и сказала, что это все, что у нас есть, и он мне поверил. Было непросто убедить его, но он ушел. Он мог убить всех нас, и я не знала, что случится, когда Колесо будет сломано. Как я могла знать, если Марна не доверила мне тайну?

Калвин поняла, что заламывает руки. Она прошептала:

— Не понимаю…

— Разве не очевидно? В Колесе были заперты темные чары, тайные силы. Когда оно разбито, чары на свободе. Долгая зима, снежная болезнь. Может, станет хуже.

«Десятая сила», — подумала Калвин. Темнейшие чары. Она прижала руку к голове.

— Хуже?

— Чары, что изменят времена года, что ударят по всем певчим Тремариса. Если Колесо сломать еще, вылетит еще больше тьмы, — пауза. — Я не знала, что это произойдет. Мне не сказали. Я молила Марну доверить мне тайные знания. Она виновата! Я говорила, что ей пора исполнить долг и передать знания. Но, даже когда она узнала, что умирает от снежной болезни, когда я подумала, что у нее нет выбора, она не стала говорить мне… — резкий звук наполнил всхлип. — Она ждала тебя. Ты всегда была мила Марне. Ее дорогая, — с горечью сказала она. — И теперь у тебя чар не больше, чем у девчонки из деревни. Марна была слаба. Ты убежала с драгоценным Чужаком. Я спасла нас! А теперь я в клетке.

Калвин в потрясении разрывалась между желанием спорить с Тамен и утешить ее. Она запнулась.

— Тамен, если мы починим Колесо, темные чары рассеются? Зима закончится, и снежная болезнь пропадет?

— Я не могу ответить. Я сделала, что было нужно. Я не знала, что цена… будет такой высокой, — и тихо, что Калвин едва услышала, Тамен прошептала. — Богиня, прости.

Калвин прошептала:

— Сестра…

Без предупреждения бледное лицо Тамен появилось среди теней, ее худая рука оттолкнула Калвин.

— Оставь меня! — прошипела она. — Оставь меня в покое.

Калвин попятилась и постучала в дверь. Засов загремел, и она вышла в слепящий свет коридора. Джанир закрыла и запела дверь. При виде лица Калвин, она опустила большую ладонь на плечо девушки.

— Она попросила две вещи утром, — тихо сказала Джанир. — Разговор с тобой. И флакон горькошипа.

Калвин глядела на нее, не понимая. А потом прижала ладонь ко рту.

Джанир кивнула.

— Она сама уйдет к Богине.

* * *

Калвин медленно шла к большой мастерской, которую занял Траут. Она никогда не любила Тамен, но резкость старшей жрицы была частью ее детства, как доброта Марны, и мысль о смерти Тамен вызывала горе. Она хотя бы знала теперь, что нужно сделать. Если Колесо выпустило темные чары, им нужно было найти другую половину, пока Самис не выпустил ею еще больше зла. Если не было поздно. И если Колесо можно починить, темная магия пропадет. Калвин замерла на миг у двери мастерской, взяла себя в руки и вошла.

Мика сидела на скамье, смотрела, как Траут склонялся над последним изобретением — креслом на колесах для Лии. Высшая жрица сидела неподалеку, сжимая посох с серебряным набалдашником. На скамье лежали стальные лезвия, длинные сани со стальными лезвиями стояли у стены.

— …идея Дэрроу, — говорила Мика. — Он заставил Великий совет Меритуроса выбрать лидера из Фенна или Хебена, пока его нет. Только они говорили, что будут помогать, кого бы ни выбрали, а от Тамен помощи никто не захочет.

— Что с ней будет? — спросил Траут, закручивая болт.

— Ее будут судить, когда придет время, — ответила Лиа. Она поймала взгляд Калвин, и та поняла, что она знала о флаконе горькошипа. — Те, кто помогали Тамен, делали это из страха. Их раскаяние будет самым тяжелым наказанием.

Мика фыркнула.

— Я бы всех засунула в Стену, если бы я решала!

Лиа твердо сказала:

— Никто больше не будет в Стене. Те дни прошли.

Тела Аталы и остальных достали, их похоронили должным образом в священной долине. Только тело Марны осталось на кладбище Анари. Те, кто боялся, у что них снежная болезнь, приходили к Урске, и их селили в проветриваемом Доме старейшин. Их еще не могли вылечить, но они хоть не боялись, что их принесут в жертву Богине.

Лиа начала наводить порядок, ведь многое забросили при правлении Тамен. Новая Высшая жрица назначила Джилли работать с пчелами. Только вчера Калвин чуть не покатилась со смеху, увидев, как Джилли и Мика бегут, виляя, к саду.

— Мы с Микой учим друг друга не бояться пчел! — рассмеялась Джилли и неуверенно добавила. — Это до твоего возвращения, Калвин.

Калвин кивнула, хоть не была уверена, что вернется в Антарис. Она проводила убегающих девушек взглядом.

Теперь Лиа протянула руку, и Калвин тихо прошла по мастерской и сжала ее. Она не хотела отвечать на вопросы о Тамен, и Высшая жрица поняла это без слов.

— Лиа, — тихо сказала Калвин, чтобы Траут и Мика не слышали, — я хочу передать тайные знания тебе. То, что мне рассказала Марна перед смертью.

К ее удивлению, Лиа покачала головой.

— Только одной жрице позволено владеть этими знаниями. Марна доверила эти тайны тебе, а не мне. Мы должны уважать ее желания. Не нарушай клятву.

— Но, Лиа, я не жрица. У меня нет дара. Я никогда не смогу петь песни, которым меня научила Марна.

— Никогда может говорить только Богиня. Заключим сделку, Калвин. Если, когда ты вернешься в Антарис, у тебя все еще не будет сил, ты научишь меня тайнам, которые узнала.

Калвин опустила голову. Она не хотела нести бремя опасных чар одна.

— А если я не вернусь?

— Вернешься, — просто сказала Лиа. Громче, для Мики и Траута, она спросила. — Когда вы уходите?

— Завтра утром, если Траут успеет закончить.

Траут сказал, не оглядываясь.

— Я успею. Дай мне маленькие плоскогубцы, Мика.

Калвин убрала руку от Лии и стала расхаживать по комнате.

— Нужно спешить в Геллан. У Самиса другая половина Колеса, — она передала им то, что узнала от Тамен, но не то, что Тамен отдала Колесо Самису. Тамен скоро умрет. Зачем вызывать к ней еще больше ненависти? Она сказала. — Нужно найти его и Колесо. Если его сломают еще раз, вылетит еще больше темной магии. Может, он еще даже не понял его силу, а если понял? Может, уже поздно. Но если мы можем починить Колесо, весь вред пропадет.

— Калвин! — Лиа посмотрела на Траута и Мику. — Это нельзя говорить открыто.

Калвин покачала головой.

— Прости, Лиа. Но я доверяю Мике и Трауту жизнь. Я должна доверить им и другие знания.

— Слишком много тайн, — Траут закручивал упрямый болт. — Половина бед мира из-за тайн. Знаниями должны делиться свободно.

— Некоторые тайны опасны, — нахмурилась Лиа. — Потому это тайны.

— Кэл и Дэрроу говорят, что стоит делиться чарами, а не цепляться за них, — сказала Мика.

Она взглянула на молчащую Калвин. Она мечтала о колледже чар, где песни магии будут учить, делясь ими. Но если снежная болезнь охватит весь Тремарис, чар больше не будет. Все песни будут утеряны, и все певчие — мертвы и забыты.

Мика сказала:

— Так мы их не забудем. Бабушка говорила, что каждое поколение теряются чары, потому что кто-то забывает, как правильно их петь.

— Мы охраняем свою магию, — сказала Лиа. — Чары льда не были утеряны с основания Антариса.

— Откуда вы знаете? — спросила Мика. — Если вы не помните чары, откуда знаете, забыли ли их?

Лиа улыбнулась.

— Мы будем скучать, Мика. Ты не даешь нам быть слишком серьезными.

К удивлению Калвин, не только Джилли, но и все жрицы дружили с Микой. Их восхищал ее необычный вид, ее чары, их радовали ее замечания. Если бы Калвин так говорила, будучи новенькой, ее бы ругали, загружали делами, но с Микой все смеялись.

— Готово! — инструменты Траута стукнули по полу, он встал. — Помоги перевернуть, Калвин.

Мика и Калвин усадили Лию в кресло с колесами. Траут сделал спереди колеса поменьше, большие были сзади.

— Вас могут везти с этими ручками. Но на ровной земле вы можете катить себя сами. И тут тормоза, видите?

Лиа просияла редкой улыбкой, покатившись по комнате.

— Это чудо, Траут!

Траут покраснел.

— Это пустяки. Я как-то делал кресло с колесами одному из мастеров Митатеса.

Мика фыркнула.

— И как эту штуку поднять по ступенькам?

— Положить на ступеньки скат… — Траут замолк. — Что это за шум?

Калвин и Лиа переглянулись.

— Торговцы? — спросила Лиа. — Посреди зимы?

Глаза Калвин расширились, она прижала пальцы к вискам.

Мика охнула.

— Это Халасаа? Ты слышишь Халасаа в своей голове?

Калвин кивнула. К счастью, утратив чары, она все еще могла общаться с Халасаа мыслями.

— Они все здесь! Дэрроу, Халасаа и Тонно у Стены, просят впустить их! — она замерла на пути к двери и развернулась. — Прости, Лиа, — сказала она вежливо. — Я забыла спросить. Ты позволяешь им войти?

— Дэрроу? Маг? — Лиа замешкалась, а потом кивнула. — Возьми группу сестер к Торговому пути, пусть споют и откроют Стену. Твоим друзьям тут рады.

Мика хлопнула в ладоши.

— Халасаа — целитель! Он может починить вашу спину! И вам не понадобится кресло Траута!

— О! — Траут помрачнел.

— Спасибо, Матушка! — Калвин подбежала и поцеловала Лию в щеку, а потом выбежала из комнаты, Траут и Мика — следом.

— Пусть Богиня поможет тебе, дочь, — тихо сказала Лиа. Она сжала колеса и покатила себя к двери.

ПЯТЬ

Красный город

Пока Калвин, Траут и Мика только ехали к Антарису, их друзья, Тонно и Халасаа, были далеко на севере, дрожали на узкой гелланийской улице. Нависающие здания и выгоревшие знамена между ними почти не закрывали от ветра, и их постоянно толкали прохожие, сжавшиеся от холода, спешащие домой дотемна.

Из Калисонс Дэрроу, Тонно и Халасаа поплыли на север до Нески, последнего порта, где причал не был скован льдом. Они оставили «Перокрыла» там, а дальше двигались по льду на море. Они прибыли в Геллан двенадцать дней назад и принялись искать Самиса.

Красный город голодал, чума в нем поражала только певчих. Обе проблемы ухудшало давление Гильдии, что правила в Геллане. Мастера Гильдии забирали почти всю доступную еду себе. Солдаты гильдии, известные как Защитники, обычно хранили мир, а теперь рыскали на улицах больных и уносили в лазарет, здание, что стало отчасти тюрьмой, отчасти больницей для голодающих и пораженных чумой певчих.

— Почти комендантский час, — отметил Тонно, сунул руки глубже в карманы. — Пусть Дэрроу поспешит.

Худой и меднокожий Халасаа был спокоен, когда ответил мыслями:

До рассвета есть время. Он уже идет.

Дэрроу какое-то время говорил со старушкой, которая смотрела на него из домика, построенного из рушащегося кирпича, подарившего городу название Красного. Теперь он помахал рукой на прощание и пошел к друзьям. Он был мрачен, шрам на его брови сочетался с хмурым видом.

— Самис был здесь, — сказал он. — Не сомневаюсь. Старушка сразу узнала его по описанию. Он переехал в этот дом в начале осени и заполнил три комнаты вещами.

— Тогда мы схватим его! — завопил Тонно.

Но Дэрроу покачал головой, став еще мрачнее.

— Он ушел, с ним пропали и все ящики. Хозяйка не знает, куда, или так сказала. Но он готовился к долгому пути. У него были сани и еды на три месяца.

Когда он ушел? — спросил Халасаа.

Дэрроу скривил губы.

— Четыре дня назад.

Тонно выругался и сплюнул. Даже Халасаа склонил голову, расстроившись, что они были так близко, но добыча ускользнула. Четыре дня! Времени было немного, но с дарами Самиса он мог ускорить сани, и никто не знал, как далеко он мог уехать.

Он не мог оставить этот людный город без наблюдения.

— Халасаа прав, — Тонно поднял голову. — Гильдия день и ночь на дозорных вышках, даже когда гавань замерзла. Кто-то должен был видеть, куда отправился Самис. Пара монет в нужные карманы…

— Говоришь, как гелланиец, — сухо сказал Дэрроу. — Но это не все, — он оглянулся и понизил голос. — Самис жил в доме с другим колдуном, его звали Трэгг. По словам старушки, они были близки, как две монетки в кошельке. Когда Самис покинул Геллан, она пошла убрать в комнате Трэгга, а он был…

Мертв, — закончил Халасаа.

— Убит, — сказал Тонно. — У Самиса есть секреты, да? Старушка знала, что они делали?

Дэрроу взял товарищей за локти.

— Люди смотрят. Идем. Она боялась рассказать больше. Но она подслушала, как Самис и Трэгг спорили из-за этой болезни, говорили что-то о колесе.

Тонно фыркнул.

— Они были взволнованы, говорили громко, — Дэрроу опустил плечи. — Этого мало, — добавил он. — Но это все, что у нас есть…

Группа из шести людей в форме без предупреждения вырвалась из переулка. Все были в плащах грязно-зеленого и коричневого цвета, они сжимали длинные хлысты. Три друга не успели понять, что происходит, а Защитники окружили Дэрроу, отделив его от остальных, два хлыста опутали его руки, удерживая его. Прохожие отпрянули. В городе, полном колдунов, никто, кроме Защитников, не трогал их.

— Эй! Эй! — закричал Тонно. — Пустите его!

Капитан пожал плечами.

— Дэрроу железный маг? Вы арестованы.

— Вы ошиблись, — спокойно сказал Дэрроу. Он мог освободиться от пут магией, но Защитники сгрудились вокруг него, собираясь подавить количеством. — Вы не имеете права задерживать меня. Я не нарушал закон, и я не заражен.

— Посмотрите на его кожу, дураки, он не болен! — закричал Тонно.

— Приказы Гильдии, — бесстрастно сказал капитан. — Он идет в лазарет.

Дэрроу открыл рот. Но он не успел запеть, один из Защитников дернул его за волосы и сунул в рот кляп. Тонно с воплем вынул нож для рыбалки и бросился на солдат. Но кончик хлыста выбил нож из его руки, и второй обвил его ноги и повалил. Треск другого хлыста, и Халасаа упал на землю. Никто не помогал им, люди спешили прочь, пока Дэрроу утаскивали.

Тонно с болью встал на колени.

— Нужно идти за ними, — выдохнул он, хватая упавший нож.

— Не сегодня, друзья, — раздался музыкальный голос рядом с ними.

Халасаа посмотрел на женщину с изумрудными глазами, на ее лице было много макияжа в местном стиле. Она была в ярком тюрбане, серьги раскачивались и звякали, когда она протянула руки, чтобы помочь мужчинам встать.

— Меня зовут Матифа. Идемте, я живу рядом. Уже почти комендантский час, а я могу вам помочь.

— Как помочь? — прорычал Тонно, потирая голову. Двенадцать дней среди обманщиков Геллана заставляли его подозревать всех вокруг.

— Идемте внутрь! — широкие юбки Матифы в полоску шуршали, она повела их по пустой улице. — Это мой дом. Твой друг кому-то насолил, да?

— Он ничего не делал.

Матифа щелкнула языком и повела их к узкому дому.

— Защитники думают, что правят на улицах, и это позор! Стоит криво на кого-то посмотреть, и тебя уводят в лазарет. Это случилось с мальчиком сестры кузины моего мужа — было поздно ему помочь, но вам я помогу! Не сегодня, уже поздно, но завтра. Завтра мы легко заберем вашего друга из лазарета!

— Почему мы должны тебе поверить? — проворчал Тонно.

— С чего мне вас обманывать? — парировала Матифа, расширив зеленые глаза. — Какая мне от этого выгода? Только беды, если меня схватят. Они всегда думают о выгоде!

— Так не делают там, откуда я родом, — кисло сказал Тонно. Они с Халасаа переглянулись.

Голос Халасаа зазвучал в разуме Тонно:

Мы должны довериться ей, брат. Хотя бы пока что.

— Как скажешь, — буркнул Тонно и скривился в сторону сияющей Матифы, изображая улыбку.

Следующим утром Тонно и Халасаа были в темном подвале дома Матифы, дергали люк, пока их новая подруга держала лампу. Тонно невольно думал, что с напудренным лицом она напоминала девочку, что упала в банку муки.

Они отошли, люк открылся, и зловоние сточных вод вырвалось из подвала. Тонно закашлялся, Матифа прикрыла лицо вышитым платком, и Халасаа побледнел под татуировками.

— Точно не пойдешь с нами? — едко спросил Тонно.

Матифа моргнула над платком, ее тюрбан дрожал.

— Нет, я останусь, — приглушенно сказала она. — Но желаю вам выгоды и скорости! Помните указания?

Халасаа кивнул и ответил в голове:

К полудню мы должны быть у лазарета.

— Другого пути точно нет? — пробормотал Тонно.

— Бедняга! — вздохнула Матифа, ее широкие юбки шуршали, пока она передавала лампу Тонно. — Заперт в том месте! Идите, и удачи вам!

Спасибо за помощь, — Халасаа не мог запомнить, что гелланийцы не благодарили друг друга. Это считалось позорным, принятием, что ты не оплатил что-то.

— Прощай! — буркнул Тонно, они спустились по скользкой стремянке в ручей грязи глубиной по колено, текущий по туннелям. — Да, она нам помогла, но они могла бы затихать, чтобы хотя бы дышать.

Канализация Геллана была почти такой же старой, как город, и состояние было хуже осыпающегося кирпича на зданиях сверху. Сотни лет и зим грязь и отходы города спускали в древние туннели. Содержимое горшков, кровь и кишки из магазина мясника, жир с кухонь Геллана, рвота, объедки, животный навоз смывались в стоки с каждым разом, когда шел дождь.

Туннели двигались почти под всеми старыми улицами, и Матифа даже рассказала, как дойти до лазарета. Порой слышался плеск, постоянные капли указывали, где находился сток. Они слышали писк и топот крыс. Над их головами гудели кареты и стук ног, пока их ноги плюхались в жижу внизу.

— Хорошо, что это не мои лучшие сапоги, — буркнул Тонно. — Откуда Матифа столько знает про канализацию?

Она сказала, что ее муж был инженером, пока не умер.

— Повезло нам.

Гелланийцы не верят в удачу, — серьезно сказал Халасаа. — За все должны платить.

— Я заплатил, слушая ее болтовню до боли ушей, — прорычал Тонно.

Теперь направо, — слова Халасаа звучали спокойно в разуме Тонно.

— Уже близко, слава богам, — лампа Тонно отбрасывала жуткие тени на изогнутые стены туннелей, сделанных отчасти из красных кирпичей, отчасти вырезанные из камня. Что-то большое и мокрое пронеслось мимо них в ручье, Тонно чуть не уронил лампу, отскочив с дороги.

Тише, брат. Это мертвый пес.

Тонно скривился.

— Надеюсь, Дэрроу отблагодарит нас.

Налево. Последний поворот.

Туннель стал еще уже, и они пригибались, а река грязи доставала почти до бедер. Пол был очень скользким, и только быстрая рука Тонно не дала Халасаа нырнуть.

Смотри, — Халасаа указал на ступени, вырезанные в стене впереди. — Наверное, они ведут в лазарет.

— Надеюсь, — буркнул Тонно. — Я — человек моря. Я не должен лазать под землей, как крыса.

Халасаа улыбнулся.

Мы вернемся другим путем. Дэрроу откроет чарами замки, и мы защитим его от прикосновения зараженных. Мы не колдуны, нам болезнь не навредит. Мы можем выйти вместе.

Тонно посмотрел на себя. Он был в пятнах грязи, на ногах засохла гадкая жижа. Халасаа выглядел еще грязнее.

— Я еще не ходил по улицам города в таком виде. Даже после месяцев в море я так не вонял.

Они придерживались за стену, покрытую слизью и мхом, стряхнули побольше грязи со ступеней. Дверь тут сделали для инженеров канализации, она была заперта изнутри и не открывалась годами. Тонно с усилием сдвинул засов и заглянул в лазарет.

Как только дверь открылась, они поняли, что не нужно быть тихими и переживать из-за запаха. Тут воняло не лучше, чем в канализации, хоть запах был другим — грязная постель, моча и затхлый воздух. Разбойники и больные певчие попадали в лазарет одинаково, и в плену они могли заслужить удобства, ведя себя как стражи. Никто не заботился о больных, не менял постель, не заваривал травы.

Халасаа и Тонно ожидали тишину больницы или мрачное молчание подземелья, но лазарет был полон криков и стонов. Где-то неподалеку оловянная кружка скрежетала по камню, и кто-то кричал: «Молчите!». Нескладная песня разносилась по коридорам. Слышался топот, звон тарелок, звякнул колокольчик, и страж рявкнул:

— Ужин! Жалкие черви, ползите ужинать!

Тонно коснулся рукояти ножа.

— Готов?

Халасаа кивнул, и они пошли по коридору, оставив дверь приоткрытой.

Лазарет сильно охранялся снаружи, стены были из толстого камня, а высокие окна скрывала решетка. Но все двери внутри были открыты, пленники свободно ходили по месту. Неприкаянные мужчины и женщины бродили по коридорам, сидели на порогах.

Халасаа заговорил в голове Тонно:

Не иди так прямо, брат. Играй больного.

— Это просто, — буркнул Тонно, его мутило от вони.

Если присмотреться, было видно, что их лица не были бледными, как у зараженных, а Халасаа вообще был с медной кожей, но они были грязными и походили на других пленников, никто не разглядывал пару, пока они шли по лазарету. Зеленая и коричневая форма Защитников нигде не виднелась.

— Интересно, где Дэрроу? — пробормотал Тонно. Халасаа улыбнулся.

Почему не спросить?

Тонно фыркнул и пожал плечами.

— Почему нет? — он заглянул в ближайший дверной проем.

Четыре мужчины в полосатых одеялах сидели на грязной соломе и неловко играли в кости. Они хмуро посмотрели на Тонно.

— Что-то надо?

— Пленник по имени Дэрроу, — прорычал Тонно им под стать. — Где его найти?

Мужчина с редеющими волосами и хитрым лицом, как у хорька, поднял голову с искрой интереса.

— Дэрроу, колдун железа? Сколько дашь?

Тонно скривился. Все в Геллане имело свою цену, они были к этому готовы.

— Два серебряника.

— Сделай шесть, и я припомню.

— Четыре.

Мужчина пожал плечами, и Тонно передал монеты.

— Его, в кляпе и со стражей, повели в Башню предателей. Там — башня на юге с видом на могильные ямы. Там они держат опасных. Просто так вы туда не пройдете.

Тонно начал благодарить его, но остановился. Он сказал:

— Если хотите свободу, дверь в канализацию открыта.

Мужчины переглянулись. Один рассмеялся.

— Свободу? Зачем? Для нас там ничего нет. Тут нас кормят, и мы можем умереть в сухом месте.

— Ваш друг знает, что вы идете за ним? — мужчина с лицом хорька жутко оскалился. — Может, ему лучше остаться тут.

— Он не болен, — процедил Тонно.

Мужчина с кислым лицом рассмеялся.

— Может, раньше не был болен. А теперь я могу поспорить на золото, что он болен.

Одно движение, и Тонно поднял его на ноги.

— Врешь! — прорычал он.

Халасаа коснулся руки Тонно.

Тише, брат! Он болен.

Тонно тряхнул мужчину, как собака крысу, и отбросил. Они с Халасаа пошли по зловонному коридору, и он яростно сказал:

— Дэрроу не позволит себя заразить.

Дэрроу сильный и находчивый. Не бойся за него.

Тонно хмыкнул, они шли дальше. Но они переживали за друга сильнее, чем были готовы признать.

— Все гелланийцы — лжецы. Никому доверять нельзя.

Хорошее и плохое есть в каждом гелланийце, брат, как и у других людей.

— В каждом? Добро есть и в Самисе?

Даже Самис не полностью злой. Он хочет объединить Тремарис, и чтобы земли помогали друг другу. И мы этого хотим.

Тонно фыркнул.

Группа зараженных набилась в тесную столовую, где из больших котлов доставали какую-то жижу. Шестеро Защитников в зелено-коричневых плащах, стражи лазарета с повязками в клетку на руках стояли у стен, скучали и кричали оскорбления. Один из них взглянул на Тонно и Халасаа, идущих мимо проема. Он встретился взглядом с Халасаа. Мужчина глядел, не мигая, а потом указал взглядом, словно просил их исчезнуть.

Странно, — отметил Халасаа, спеша за Тонно. — Он будто знает нас, но пропустил.

Тонно пошел быстрее.

— Может, им плевать, если кто-то вырвется. Все в этих стенах все равно умрут.

Мы не умрем, брат. И Дэрроу тоже.

Они осторожно шли по лазарету, пока не добрались до голой ветреной террасы. Тускло-красные камни под ногами были скользкими от снега, край террасы обрывался без стены и перил. Внизу раскинулось блеклое поле, усеянное камнями и обрамленное высокой стеной. Свинцовое небо нависло над городом так низко, что хотелось дотронуться.

Борясь с ветром, Тонно посмотрел с края обрыва и отпрянул. У подножия утеса лежали десятки тел, упавших туда. Холод сохранил их плоть, никто не собирал трупы для погребения или сожжения.

— Эти гелланийцы не уважают ни живых, ни мертвых. Смотри! Просто бросают тела гнить!

Халасаа был мрачен.

Представь, сколько людей сами сбросились, не дожидаясь смерти.

Тонно отвернулся, дрожа, и посмотрел на круглую башню над террасой. Она была грязной красно-коричневой, цвета высохшей крови.

— Видимо, это Башня предателей.

Они нашли почерневшую дверь. Она была заперта, но сапог Тонно быстро пробил гнилые доски. Два стража не ожидали этого. Тонно повалил одного метким ударом в челюсть, Халасаа сбил другого на пол. С помощью Тонно он ловко связал стражей их хлыстами, заткнул им рты их перчатками.

— Это было просто, — выдохнул Тонно. — Я думал, стражи будет больше.

Да, — Халасаа нахмурился. — Очень просто.

Тонно уже шел по ступенькам. Десятки мелких камер, как соты, наполняли башню. Игроки в кости были правы: все двери были заперты. Тонно и Халасаа открывали двери по очереди, оттуда выходили бледные фигуры. Это были настоящие пленники, враги Гильдии, и они не ждали объяснений. Те, кто мог идти, шли к лестнице, шатаясь, едва глядя на спасителей, спеша убежать. Слабые жалобно кричали, но сильные не слушали их мольбы.

— Дэрроу? Где Дэрроу? — кричал Тонно.

— Наверху! — донесся ответ, и Халасаа с Тонно понеслись по лестнице.

Тонно сорвал последний засов и открыл дверь. Дэрроу сидел на скамье под высоким окном, почти не пострадавший. Цепи сковывали его запястья и лодыжки, во рту был кляп из грубой ткани. Серо-зеленые глаза Дэрроу озарили радость и тревога. Нож Тонно вылетел из ножен, он убрал кляп. Дэрроу прохрипел чары, и цепи упали, Тонно обнял его.

— Слава богам! Ты в порядке?

— Не заражен, — Дэрроу отошел. — Но удача была на исходе. Идем! — он повел их вниз по ступеням, чуть спотыкаясь, ведь ноги онемели от холода.

Они были быстрыми, но не достаточно. У низа лестницы ждала группа Защитников. Хлыст прорезал воздух. Тонно закричал, прижал ладонь к щеке, а когда отвел, на руке была кровь. Дэрроу откинул голову и с яростью прорычал песнь железной магии. Хлысты тут же засвистели в воздухе, связали руки и ноги Защитников, сплелись в узлы. Стражи кричали, заполнили лестницы. Тонно выхватил нож с ревом и побежал к ним. Халасаа отбивался ногами, один из ближайших Защитников отлетел на товарищей.

Шаг за шагом трое друзей пробивали путь вперед, по лестнице, а потом на террасе. Там было скользко, и Дэрроу пел, его чары выбивали сапоги Защитников из-под них, их перчатки били хозяев по лицам, хлысты вырывались из рук. Ледяной ветер бил по террасе, отгоняя всех к стене.

Дэрроу и остальные медленно шагали по скользким камням. Дождь со снегом жалил их лица. Защитники падали один за другим, путались в своих хлыстах, растягивались на камнях.

— Сюда! — закричал Дэрроу. Ветер срывал его слова с губ, он манил товарищей к краю террасы.

Тонно сжал руку Дэрроу.

— С ума сошел? — заорал он, его густые брови покрыл лед. Дэрроу стряхнул его руку и склонился из-за ветра.

Осторожно! — закричал Халасаа. Еще группа стражей вырвалась из здания за ними, Защитники и стражи лазарета с повязками в клетку. Дэрроу оглянулся. Он позвал остальных губами и пошел к краю. Тонно и Халасаа следовали среди дождя со снегом.

Крики стражи и топот их шагов затерялись в вое ветра. Дэрроу был ближе к утесу, он бросился вперед, поехал на животе к краю. С воем один из стражей прыгнул за ним, схватил его за лодыжку над ботинком. Дэрроу отбивался ногой, но не мог стряхнуть его, его штаны порвались, открывая голую кожу, и страж обхватил ладонями ногу Дэрроу.

Большой силуэт, похожий на медведя, появился среди снега с дождем. Тонно схватил стража за плечи и отбросил в сторону. Дэрроу пополз вперед и пропал за краем.

Идем, брат! — Халасаа был рядом с Тонно, тянул его вперед. Тонно скривился и нырнул.

На расстоянии руки ниже края утес изгибался, и как-то трое смогли уцепиться пальцами рук и ног за трещины, прижимаясь щеками к холодному камню. Пару секунд они висели там, стражи над их головами смотрели на обрыв, качали головами, не видя беглецов. Ветер и дождь со снегом прогнали их в лазарет.

Дэрроу осторожно пошевелил одной рукой, потом другой, нашарил трещины. Где он мог, он чарами углублял трещины в камне для других, вырезал новые. Понемногу они спускались, пока не добрались до узкого выступа, где смогли немного отдохнуть, пока их бил холодный ветер. Потом спуск стал проще, и они ползли, тела болели, но они двигались к подножию утеса, где лежали замерзшие тела упавших.

* * *

Тонно стучал в дверь дома Матифы. Дэрроу и Халасаа за ним топали и дрожали, их волосы были присыпаны снегом. Буря помогла им скрыться, улицы были почти пустыми, снег и дождь загнали людей внутрь.

— Открывай! — ревел Тонно, его кулак поднялся еще раз, дверь приоткрылась, и выглянул изумрудный глаз Матифы. Тонно тут же протолкнулся внутрь. — Нам нужны одеяла, горячий суп, огонь!

Он прошел мимо нее, вверх по лестнице в людный зал, где были некрасивые картины на стенах и пузатая печь. Халасаа забрал одеяла с диванов и бросил одно Дэрроу. Матифа стояла на пороге, прижав ладони ко рту, ее щеки были красивыми под румянами.

— Не слышала? — рявкнул Тонно, снимая грязные сапоги и бросая их в угол. — Нам нужно согреться. Мы промерзли!

— Я принесу чай, — сказала Матифа, ее яркие глаза сияли. — И даже лучше — сюрприз! — она загадочно подмигнула и ушла, шурша юбками.

— Просто чай сойдет! — прорычал Тонно, а потом повернулся к Дэрроу. — Идем. Снимай плащ, пока спина не отмерзла.

Дэрроу сбросил одеяло с плеч. Он тихо сказал:

— На террасе меня схватил Защитник или…?

Тонно покачал головой.

— Зараженный.

— Ясно, — на лице Дэрроу не было эмоций. — Халасаа, ты можешь понять… заразил ли он меня?

Халасаа тихо встал и прижал ладони к голове друга. Волосы Дэрроу прилипли к его голове, темные, как влажная солома.

Мне жаль, брат, — мягко сказал Халасаа.

Дэрроу шумно выдохнул и закрыл лицо руками. Халасаа сжал его плечо.

Я могу ослабить боли, согреть руки и ноги. И я могу замедлить болезнь. Твои силы еще долго не угаснут.

— Но не можешь исцелить! — с горечью сказал Тонно. Халасаа помог нескольким зараженным колдунам в Геллане, но вылечить никого не смог.

Халасаа был встревожен.

Я не знал болезни, которую не может исцелить Силастановления. И я думал, раз я не колдун, меня она не тронет. Но, может, эта чума ослабила мои силы.

— Думаешь? — фыркнул Тонно. — Так проверь их на этом, — он указал на порез от хлыста на своей щеке. Халасаа коснулся его тонкими пальцами, быстро двигал ими в танце исцеления, постукивая и гладя пострадавшую кожу. Он убрал руки, пореза будто не было. — Видишь? — сказал Тонно. — С тобой все в порядке.

Дэрроу отвернулся и толкнул ветки в трещащую печь.

Дверь открылась со скрипом, чашки гремели на подносе, зашуршали юбки, и вошла Матифа.

— Вот и я!

Пауза потрясенной тишины, и Тонно выдавил:

— Ты…!

Дэрроу был так ошеломлен, что забыл о том, что узнал, лишь пялился.

Там стояла Кила, когда-то третья принцесса Меритуроса, наполовину сестра Самиса. Год назад Дэрроу, Калвин и их друзья не дали ей захватить трон Империи для себя и брата. Но она сбежала раньше, чем установили республику. Они думали, что она убежала в Геллан к Самису, но больше о ней новостей не было.

Она была в яркой одежде Матифы, но большой тюрбан пропал, открывая гладкие золотые волосы, собранные в простой пучок. Она стерла маску краски на лице, и ее большие голубые глаза смотрели на них с холодным и наглым триумфом.

— Магия Геллана! — пробормотал Тонно.

Кила пронзительно рассмеялась.

— Нет, милый! Я тебе покажу, — она склонилась над ладонью, сложенной чашей. Она выпрямилась, ее глаза были изумрудными, как у Матифы. — Краска, тюрбан и цветное стекло — и все! Разве это не прекрасно!

Кила хлопнула в ладони. Она была такой красивой, радовалась по-детски, и Тонно даже на миг захотелось поддержать ее. Он слабо верил, что их так легко обманули цветом глаз, одеждой и краской. Но они общались с Матифой на темных улицах и в комнатах без окон или закрытых шторами, но так было всюду в Геллане. Он шагнул к ней, сжимая кулаки, словно хотел задушить ее.

— Во имя всех богов, что за игру ты ведешь?

Кила надулась.

— Разве ты не рад, что мы вместе? Тонно, Халасаа и, конечно, Дэрроу. Такой необычный! Жаль, тут нет дорогой Калвин! Но я должна радоваться лорду Черного дворца в моем доме. Какая часть!

— Хватит, — холодно сказал Дэрроу.

Халасаа покачал головой.

Мы не рады тебе.

— Но я помогла! Разве я не сказала, как спасти дорогого Дэрроу? Разве не одолжила лампу? Кстати, где она? Вы же ее не потеряли?

— Это ты так шутишь? Ты послала нас ползти по канализации, как крыс! — ревел Тонно.

Кила вскинула голову, ее веселая манера пропала. Она помрачнела.

— Половина Гильдии — как там говорят гелланийцы — в моем кошельке. К счастью, я смогла забрать с собой пару камней, когда мне пришлось убежать после вашего маленького мятежа в Меритуросе. Этого хватило. Мои шпионы следили за вами с вашего прибытия.

— Не верю, — прорычал Тонно.

— Разве Дэрроу не арестовали, когда я подала сигнал? — сказала Кила. Она щелкнула пальцами. — И потом добрая Матифа сказала, как пройти в лазарет. Как я могла устоять? Я так не веселилась еще с Дворца паутины!

Халасаа тихо заговорил в разуме Тонно:

Похоже, Кила послала нас по канализации ради своего веселья. И страж в столовой сделал вид, что не видит нас, а на лестнице нам не дали отпор.

— И все это время она сидела тут, как паук на паутине, — прорычал Тонно. — Жаль, она не рассказала стражам о своей хитрости. Тогда Дэрроу не заразили бы…

— Ой-ой! — Кила сжала ладони. — Как жалко!

— Ты! — Тонно ударил кулаком по стене. — Ты это придумала и приказала им!

— Нет, нет! — возразила Кила. — Клянусь жизнью отца.

Твой отец мертв, — Халасаа не показывал эмоции.

— Не важно, — Дэрроу был подавлен. — Ни один колдун не может попасть в лазарет и не заразиться, — он коснулся места на пальце, где было Кольцо Лионссара, но он оставил его в Меритуросе, так что не мог успокоиться так. Он поднес руки к огню, оглядел их, словно не видел раньше.

Кила изобразила сочувствие.

— Мне так жаль. Но твой умный друг всегда может исцелить тебя.

— Твои шпионы мало знают, Кила, — сказал Дэрроу. — Эту болезнь Халасаа не может исцелить.

Кила посмотрела на него, опустила ресницы и теребила чашки. Она могла изобразить удивление от новости или сделать вид, что не удивлена. Ее не удавалось понять.

Тонно хмуро смотрел на нее.

— А где твой брат? Или он — твой любовник? Я так и не разобрался в этом.

Кила вскинула голову.

— Мы — королевской крови, и простолюдинам нас не понять. У нас с Самисом уникальная связь.

— Да? — оскалился Тонно. — Если вы так близки, почему он не взял тебя с собой?

— Он… хотел защитить меня от тягот пути.

— Какого пути? Куда он ушел?

Глаза Килы были холодными и хитрыми.

— Я расскажу все, что знаю, при одном условии. Когда пойдете за ним — а вы пойдете, я знаю — вы возьмете меня с собой.

— Лучше взять собаку с площади рынка, — прорычал Тонно.

— Дэрроу? Что скажешь? — Кила развернулась, шурша юбками.

Дэрроу не поднял голову.

— Самис говорил о колесе? И что ты знаешь о колдуне Трэгге?

Кила фыркнула.

— О том скучном старике? День за днем они сидели, запершись, и не давали послушать, о чем они говорят. Но что-то было о колесе, — она добавила, спеша. — Да, помню, был пропавший кусок. Это волшебная вещь, да?

— Не слушай ее. Дэрроу, — Тонно с отвращением отвернулся. — Она говорит, что, как она думает, ты хочешь услышать. Я не верю ни единому слову этих красивых губ!

— Пусть Дэрроу решает, — надулась Кила. — Позволите помочь вам? Возьмете меня с собой?

Дэрроу смотрел на огонь.

— Это глупо. Кила, мы с твоим братом — заклятые враги. Если мы встретимся снова, один из нас умрет.

— О, я знаю, — отмахнулась Кила. — И ты веришь, что ты его убьешь. Но я знаю, что его не одолеть, особенно тебе, особенно с болезнью. Так что тут мы не согласимся и пока будем помогать друг другу. Я плачу за припасы, за все, что нам нужно, если возьмете меня с собой.

Дэрроу прошел к окну. Отодвинув тяжелую штору, он прислонился лбом к холодному камню. Улицы Геллана раскинулась внизу, узкие, извилистые, с нависающими зданиями, красной черепицей крыш, мокрой от грязного снега, дозорные башни у замерзшей гавани и кораблики, застрявшие там. Стоя спиной к комнате, он сказал:

— Нет смысла соглашаться, но куча поводов отказать.

— Прости, — шелково сказала Кила. — Боюсь, если вы не согласитесь, вас придется убить. В Геллане можно купить и убийц. Вы не покинете город живыми.

— С чего ты взяла, что будешь в безопасности с нами, принцесса? — спросил Тонно. Он направил на нее нож. — Что нам мешает перерезать тебе горло здесь и сейчас?

Кила пригладила свои широкие юбки.

— Я знаю, какие вы. Убери нож. Ты его не используешь.

Тонно хмуро глядел на нее. В комнате стало тихо. Тонно тихо выругался и убрал нож в ножны.

Вдруг Кила пробежала по комнате и сжала рукав Дэрроу.

— Ты должен меня взять! Никто не сделает этого, сколько бы я ни предложила. Не этой зимой. Я могла купить рабов в корабль, но толку от них? Вы — опытные, были на земле и в море. Вы уже были в Диких землях. Я сильнее, чем Самис думает, но одна я его не догоню!

— Дикие земли, — утомленно сказал Дэрроу.

Думаешь, он возвращается в Спарет? — спросил Халасаа.

Тонно сказал:

— Если у него есть некая вещь — хоть я ей не верю — там ее можно использовать.

— Если он идет в Спарет по суше, он пройдет близко к Антарису, — сказал Дэрроу.

— Там малышка Калвин? Я-то думала… вы же не поссорились? Она будет там в безопасности. Не нужно ее втягивать в это.

— Это нам решать! — прорычал Тонно.

Дэрроу сказал под нос:

— Я бы хотел проверить, что он не навредил ей.

Кила пригладила волосы с хитрым видом.

— Разве вам не пора голосовать?

— Твои мысли взболтаны как яйцо, что я ел на завтрак, — сказал Тонно. — Ты захочешь, чтобы мы грели тебе сапоги, завивали твои волосы и ждали на каждом шагу! Я не боюсь убийц. Ты не идешь с нами, и точка.

Погоди, — Халасаа вдруг поднял руку. — Нам стоит послушать ее.

Тонно повернулся к нему.

— Запахи в канализации лишили тебя разума?

Темные глаза Халасаа смотрели вдаль.

Судьба Тремариса на кону. А Кила… часть судьбы.

Тонно покачал головой.

— Теперь ты предсказываешь будущее и исцеляешь?

Нет, брат. У меня нет этого дара. Я вижу тени и сны, и все. Но часть рассказанного ею — правда.

Тонно фыркнул.

— Какая часть?

Халасаа виновато развел руками.

— Не знаю.

— Видимо, решать тебе, Дэрроу, — проурчала Кила.

Дэрроу медленно развернулся. Он посмотрел на Халасаа.

— Ты уверен в своих словах, брат?

Уверен.

Дэрроу кивнул. Он резко повернулся к Киле.

— У нас много дел, времени нет. Мы идем в Спарет. Мы заглянем в Антарис и заберем Калвин и остальных. Вы с Тонно и Халасаа продумаете, что нам нужно взять.

— И куда ты? — удивился Тонно.

— Отдохнуть, — Дэрроу потер шрам на брови. — Простите, — тихо сказал он. — Я… очень устал.

Оставшиеся в комнате смотрели на закрывшуюся за ним дверь, слышали его тяжелую и медленную поступь, пока он поднимался по лестнице.

Тонно покачал головой.

— Похоже, мы идем. Если ты платишь, принцесса, то можно не сдерживаться, — он потер руки. — Нам нужны новые сани, еда, палатки и покрывала, шкуры для сна. Запомнишь, Халасаа?

— Гребешок, моя шкатулка, зеркала… — Кила загибала пальцы. — Не надо так бояться, милые! Вы шуток не понимаете? Боюсь, путешествие будет очень скучным!

ШЕСТЬ

Замерзший лес

Как только брешь в Стене стала достаточно широкой, Мика бросилась в руки Тонно.

— Калвин собиралась уйти завтра, и что тогда? Антарис не такой, как я думала. Мне нужно столько тебе рассказать! Вы нашли Самиса? Он мертв? О, скажи, что он мертв!

— Как я могу говорить, если ты душишь меня? — прорычал Тонно, обнимая ее.

Траут подбежал к Халасаа, стукнулся о его ладонь, задал десяток вопросов об их путешествии и Геллане. Небольшая группа жриц, открывших Стену, отошли и кутались в зимние плащи. И Калвин держалась в стороне, выглядывала Дэрроу. Когда он миновал Стену, и его светлые волосы заблестели над темным плащом, ее сердце забилось в горле.

— Калвин, — сказал он.

Она кивнула, но не могла говорить. Халасаа заговорил в ее голове:

Сестра, с тобой все хорошо? Твои силы вернулись?

Калвин покачала головой. Халасаа и Дэрроу переглянулись, и Дэрроу шагнул к ней и обнял. Калвин прижалась щекой к грубой ткани его плаща. И поверх его плеча она увидела четвертую фигуру в стороне, укутанную в вишневый плащ с меховым подбоем. Она слабо улыбалась. Рот Калвин раскрылся.

Тонно бормотал Трауту и Мике:

— …увязалась за нами. Говорит, Самис ушел в Спарет. Он недалеко, мы видели места, где он ночевал. Но как же бесит эта женщина! Дэрроу подумал, что он зашел сюда…

Бывшая принцесса величаво прошла по снегу, поцеловала Калвин в обе щеки, будто они встретились на балу при дворе.

— Милая Калвин, как приятно тебя снова видеть! Разве Дэрроу не чудесный товарищ в пути? Такой забавный и умный! Мы ехали от Геллана на санях по льду, по рекам, день за днем, и он не дал мне пострадать от дискомфорта! — принцесса властно обвила рукой руку Дэрроу.

Калвин смотрела на них. Дэрроу стряхнул руку Килы. Он без слов кивнул жрицам и пошел к поселениям.

— Бедняга! — бормотала Кила. — Такой храбрый! Болезнь его беспокоит, конечно, но он не дает позаботиться о нем, решил петь весь путь… — она покачала головой, вздохнула и пошла за Дэрроу.

— Болезнь? — завопила Калвин. — Что за болезнь?

— Он подхватил чуму колдунов в Геллане, — Тонно обвил сильной рукой плечи Калвин. — Но Халасаа помогает ему, и он будет еще долго в порядке.

— Чума колдунов? Снежная болезнь? — лед заполнил тело Калвин.

Тут она тоже есть? — Халасаа был мрачен.

— Она тут началась. У сестер было Колесо. Тамен сломала его, и вылетела темная магия. У меня одна часть, другую украл Самис. Если мы его починим, отменим зло… — рассеянно говорила Калвин, глядя на худую темную спину Дэрроу и красный плащ Килы, что развевался, пока она бежала рядом с ним. До нее донесся музыкальный смех Килы.

Тонно присвистнул.

— Колесо? Дэрроу захочет услышать об этом. Кусочек, как и сказала Кила… Так она хоть раз в жизни не соврала?

— Дэрроу был не в себе, когда взял ее с собой! — сказала Мика.

— Я надеялась, что мы больше ее не увидим, — сказала Калвин.

Тише, сестра! — Халасаа обнял ее. — Мы еще успеем поведать истории. Идемте, втащим сани внутрь.

По пути к поселениям Калвин шла рядом с Микой на расстоянии за остальными.

— Кэл, — сказала девушка после долгой паузы. — Я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — Калвин едва слушала, выглядывала Дэрроу и Килу.

— Когда ты уйдешь, Кэл… — Мика глубоко вдохнула. — Я не пойду.

— Что?

— Я хочу остаться. Мне тут нравится. Я говорила с Джилли, и если мы объединим силы, то сможем растопить лед и отгонять снег. И тогда вырастет трава, козы поедят, дадут больше молока. Или можно выращивать овощи. Стоит попробовать.

Калвин была так напугана, что не знала, что сказать:

— Но ты нужна нам, Мика! Как мы отгоним бури и… очистим лед, сыграем на Горне?

— Теперь это может делать Дэрроу. Сестрам я нужна больше, чем вам, — Мика упрямо сжала губы.

— Но Дэрроу болен! — резко сказала Калвин.

— Он в порядке. Халасаа так сказал. Он хорошо выглядит. Он ходит быстрее нас! Даже если он пытается уйти от Килы, — пробормотала она.

— Мика! Как можно быть такой эгоисткой?

— Я устала, Кэл! — завопила Мика. — Я не рождена для льда и снега, как ты, и я ненавижу его! И я не пойду снова в лес, чтобы жить в палатке и мерзнуть день и ночь, страдать из-за замерзших пальцев!

Калвин побелела от гнева.

— Думаешь, нам нравится мерзнуть, жить на мясе землероек и сухарях? Ты не понимаешь, как важно найти Самиса и другую половину Колеса? Мы столько прошли вместе…

— Мы столько прошли, так что ты могла просто по-доброму отпустить меня! — завопила Мика. Они остановились посреди тропы и обе тяжело дышали.

— Вот в чем дело, — тихо сказала Калвин. Она очень злилась. — Ты думаешь, что я не была добра с тобой.

— Так и есть.

— Прости, если задела твои чувства, — выдавила Калвин.

Мика отмахнулась.

— Мои чувства не задеты, и мне все равно, что ты скажешь. Но ты изменилась, Кэл. Я будто тебя не знаю. Ты была мне как сестра. А теперь ты стала эгоисткой. Знаю, у тебя есть повод страдать, злиться. Но ты так себя ведешь, будто тебя никто не принимает.

— Злись на меня, если хочешь, — сказала Калвин после паузы. — Но остальные? Тонно, Траут и Дэрроу? Им тоже нужны твои чары. Ты навредишь им, наказывая меня.

— Я тебя не наказываю! — выпалила Мика. — Вот ты снова! Это не из-за тебя! Я же сказала, я устала. Я хочу отдохнуть. Траут не против.

— Ты говорила с Траутом об этом? — Калвин была потрясена, это казалось огромным предательством. Девушки стояли и молчали пару долгих мгновений, их дыхание уносил ветер.

— Заберите меня, когда закончите с Самисом, — неловко сказала Мика. — Я буду ждать.

— А если мы не вернемся? — сказала Калвин. Она сунула руки в карманы и ушла, оставив одинокую фигурку Мики позади.

* * *

Калвин казалось, что время в Антарисе пролетело быстро, и она проснулась в путешествии по тихим лесам. Но теперь они шли на юго-запад, вдоль реки, что текла к большой и неровной горе, которую люди Халасаа звали Пиком Саара, а потом к далекому морю, где лежал Спарет. Дэрроу и Тонно вели их, смотрели на дрожащую иглу прибора Траута, ожидая подсказок, и разглядывали звезды.

Дэрроу пел чары железа, и двое саней летели по льду. За ними тянулись на веревках ребята на коньках, старались не запутаться и не попасть на выбоины во льду. Мика сдула с их дороги обломки.

Первые пару дней было ясно. Ветки в снегу тянулись над головами, как балки крыши, и шумели только лезвия об лед. Сосульки сверкали с веток бриллиантами, и сугробы сияли в голубом свете.

Но потом собрались черные тучи, и они скучали по Мике, когда началась снежная буря. Они шесть лишних дней ждали, пока пройдет буря, грелись у Горна, пили бесконечно горячую воду.

— Видите? — сказала Кила. — Если бы вы дали мне взять безделушки, сейчас было бы лучше! Мы играли бы в кости или ели сладости, — она вздохнула и просияла. — Но мы можем устроить состязание поэзии! Я начну…

— Нет! — сказала Калвин.

Дэрроу едко сказал:

— Я думал, хуже быть не может, но Кила убеждает меня в другом. Только без поэзии. Если только Тонно не начнет.

— Я скажу, когда буду готов, — прорычал Тонно, и турнир закончился.

Понадеемся, что Самису тоже мешает снег, — Халасаа протянул руки к золотому сиянию Горна.

Трату дрожал под шкурой.

— Мы бы догнали его, если бы Мика… — он увидел лицо Калвин и замолк. — Или нет.

— Удивительно, что мы близко к нему, — сказал Тонно. — Он должен быть быстрее.

Кила вышла из палатки, и Калвин шепнула:

— Самис не должен знать, что другая половина Колеса в Антарисе. Он должен искать ее в Спарете.

— Чтобы соединить? — прошипел Траут. — Зачем ему это?

Дэрроу нахмурился.

— Может, в Колесе есть другие темные чары, о каких мы не знаем. Может, это Самис узнал в Геллане. Его можно починить сломать, и так снова и снова…

— Выпуская всякий раз разное зло! — Калвин в ужасе смотрела на него.

— Но Самис был в Спарете два года назад, и у него половина Колеса, — сказал Траут. — Почему он не ищет другую часть?

Калвин сказала:

— Но зима и снежная болезнь начались медленно. Прошлая зима была жестокой, но не такой, и колдуны не стали болеть, пока он не покинул Антарис. Самис не мог понять, что дело в Колесе, пока не попал в Геллан.

Трэгг мог поведать правду, — отметил Халасаа. — Судя по всему, он был колдуном.

— Мог ли Самис прибыть в Геллан для разговора с ним? — спросил Траут.

— Выжать из него все, что он знает, как сок из манго, — буркнул Тонно. — Пфф!

Калвин коснулась руки Дэрроу.

— Если мы починим Колесо, мы исправим мир.

— Надеюсь, ты права, — Дэрроу отвел взгляд и тихо сказал. — Не все сломанное можно исцелить. Не надейся на меня, Калвин.

Он опустил ладонь поверх ее, но убрал, когда Кила вошла в палатку, стряхивая с плаща снег.

Калвин пыталась поговорить с Дэрроу, но во время дней бури они вместе сидели в палатке, наедине остаться не удавалось. Он был бодрым, но Калвин знала, что его шутки и острые замечания скрывали гнев и горе, его чувства были тенью ее чувств.

Глядя, как Калвин заваривает шиповниковый чай для Дэрроу и чистит его ботинки, Траут вспомнил мелочи, которыми Мика старалась утешить Калвин. И он видел, как, прямо как Мика, Калвин старалась не обижаться на молчание Дэрроу.

Калвин утешала дружба с Халасаа, их личные беседы.

Нас так много! Будь у нас больше палаток, между мной и Дэрроу все было бы иначе, — призналась она одним днем, и Халасаа улыбнулся.

Но мы принесли лишь две. И если вы с Дэрроу займете одну, Кила не станет спать со мной, Тонно и Траутом!

Потому нужно было ее оставить! — Калвин скривилась. — Хотелось бы не зря потратить те два-три дня в Антарисе. Но Дэрроу был таким уставшим…

Наконец, бури прошли, но небо осталось тяжелым от туч, и их на день или два замедлил снег на льду. Но каждый день они видели следы Самиса — кольцо почерневших камней, сломанные ветви, а как-то раз — свежие останки пойманной землеройки, лишенной шкурки.

Той ночью, когда Кила ушла в маленькую палатку девушек, Калвин вытащила кусок Колеса в шелковой обертке, покрутила в руках. Было странно думать, что этот потертый кусок темного камня содержал в себе столько опасной силы, а еще был надеждой спасти весь Тремарис.

— Калвин!

Тонно звал ее из бреши в деревьях. Она осторожно замотала половину Колеса и спрятала в куртку, а потом забралась к нему.

— Ты зоркая, девочка. Видишь что-нибудь в следующей долине?

Калвин пригляделась. Через миг она сказала:

— Огонь.

— Его. Чей еще?

— Думаешь, он нас увидит?

Тонно покачал головой.

— Я всегда следил, чтобы мы были скрыты.

Они стояли, дыхание вылетало белым паром. Они смотрели на мерцание вдали, похожее на звезду. Они знали, что не скажут Дэрроу, они не хотели соблазнять его походом к Самису в ночи. Как единственный поющий среди них, он играл на Горне, вез сани чарами, и ему нужно было отдохнуть. Но огонь был близко, и Калвин с Тонно хотели скрыть знания и от Килы. Тонно отвернулся.

— Пора спать, девочка. Небо ясное, завтра долгий путь.

Но Калвин не спешила в палатку к Киле. Она вернулась к углям угасающего костра и смотрела на небо. Две луны были низко над горами на западе, звезды рассыпались среди тьмы на востоке, словно огоньки в темном океане.

Дэрроу ушел в лес опустошить котелок. Калвин видела его в свете луны. Он шел обратно, опустив голову, его следы были темными ямами в серебре снега. Она тихо сказала ему:

— Спокойной ночи, Дэрроу.

Он поднял голову, отвлекшись от мыслей.

— Спокойной ночи, любимая.

Он говорил от сердца. Даже в свете луны Калвин увидела его румянец. Она опустила голову, ощущая ответный жар на щеках. Она слышала хруст снега под его сапогами, он шел к ней, и она оказалась в его руках, его губы — на ее губах. Сердце Калвин билось в горле. Он шептал ей на ухо объяснения или извинения, она не могла разобрать слова.

— Калвин! — властно позвала Кила из палатки. — Скорее. Я хочу закрыть палатку. Тут холодно!

Калвин и Дэрроу отскочили друг от друга.

— Иди, — прошептал Дэрроу с печальной улыбкой. — Мы поговорим в другой раз.

Я не о разговоре переживаю! — жаловалась Калвин Халасаа, пока устраивалась рядом с Килой. — Уверена, Кила нарочно нам помешала.

Не вини Килу. Вы с Дэрроу со дня встречи по очереди отталкиваете друг друга, как дети.

Калвин улыбнулась в темноте.

Ты прав.

Голос Халасаа был серьезным.

Будет время помириться с Микой. Но не жди слишком долго, чтобы наладить дружбу с Дэрроу, сестра.

Калвин не ответила.

* * *

На следующий день, как обычно, они выманивали Килу из палатки. Она вышла на холод, ворча, сжимая плащ с меховым подбоем у горла.

— Почему я не могу поспать дольше? Еще даже не рассвело! Я не хочу завтракать.

— Тебе повезло, что мы вообще тебя разбудили, — прорычал Тонно. — Если бы решал я, я бы бросил тебя тут спать, а мы бы ушли.

— Милый, ты так не сделаешь. Ты будешь по мне скучать! — проурчала Кила.

Халасаа улыбнулся, глядя на горы и изгиб реки впереди.

— Что такое? — спросила Калвин.

Я знаю эти леса. Мы на землях Спиридреля.

— Но Спиридрель у моря! Мы далеко от места, где встретили тебя, Халасаа. Это не те же леса, верно?

Это зимние леса, — он показал ей картинку: Древесный народ укрывается в пещерах, ищет еду среди заснеженных деревьев. Она вспомнила, как он показал ей, что зима была сложной для его народа, и она стыдилась, что забыла об этом. Она коснулась руки друга.

— Мы с Тонно видели ночью огонь. Может, это был кто-то из Спиридреля, а не Самис.

Халасаа немного печально улыбнулся.

Думаю, это был Самис. Тут сейчас нет Древесного народа.

— Я не знала, что Древесный народ был так близко к Антарису, Халасаа. Я бы увидела их из своей башни!

И я не понимал, — признался Халасаа. — Но мы не заходили так далеко на север много лет. Теперь мы держимся южнее, чтобы старикам и детям было меньше идти. Нас стало меньше, чем когда я пришел сюда с отцом. С каждым годом все меньше. Все слабее.

Калвин молчала, не зная, как Древесный народ выживал этой зимой. Они жестоко обращались с Халасаа, но он был одним из них. Словно поняв ее без слов, он улыбнулся.

Я пойму, если рядом будет мой народ. Я скажу тебе, Калвин, когда они будут близко.

Спасибо, — но Калвин отвернулась с уколом боли, зная, что год назад сама ощутила бы Древесный народ в лесу. У Халасаа последнего остался дар к Силе становления, и он обрадовался, когда Калвин разделила этот дар. Хоть Силу становления выражали танцем, а не пением, Калвин утратила способность, как и всю магию, и она знала, что Халасаа печалится за нее, за то, что она потеряла, и горя добавляло то, что он снова был один.

Как и говорил Тонно, день был ясным. Когда встало солнце, они вышли на замерзшую реку. Ритмичное рычание чар Дэрроу сливалось с углом саней и шипением лезвий коньков. Утреннее солнце сделало сугробы на берегу ослепительными, и Калвин щурилась и моргала.

Никто не ожидал чар, что донеслись ревом из леса, ударили, как дикий кот. Первые сани с Дэрроу, Траутом и Килой дернулись в сторону и врезались во вторые.

Первые сани накренились, высыпая мешки и свертки. Дэрроу смог спрыгнуть, но Траут и Кила врезались в перевернутые сани, что упали так, что лед треснул. Калвин выдохнула, вылетела из провалившихся саней. Лед расколола щель, черная вода зияла внизу.

Тонно закричал:

— Это Самис! Осторожно!

Дэрроу вовремя схватил Калвин сильной рукой и вытащил. Низкая песнь железных чар доносилась не от Дэрроу, а с берега. Калвин заметила среди деревьев темную фигуру.

Но чары пропали за стоном льда и криками паники Килы. Она была из пустыни, и вода пугала ее. Лед обвалился, и первые сани погрузились в черную воду. Траут царапал пальцами лед, его тащило в воду с ними, его коньки запутались в веревке. Тонно бросился за ним.

— Нет! — крикнула Калвин и бросилась к ногам Тонно, ведь, если бы он добавил вес на ослабший лед, они все утонули бы. Она тихо крикнула Халасаа, растянувшемуся возле вторых саней:

Шест!

Дэрроу пел. Постепенно нос тонущих саней показался из воды, но Траут все еще был в холодной воде. Калвин помогла Халасаа отцепить длинный шест, что они взяли для таких целей, и она поискала взглядом Самиса на берегу, но темная фигура пропала.

Калвин и Халасаа легли на животы и протянули шест к Трауту.

Хватайся, брат! — кричал Халасаа. Траут без очков слепо сжал шест онемевшими руками, Калвин и Халасаа втянули его из воды. Понемногу Дэрроу поднял сани на толстый лед. Тонно сжал зубами нож, подполз к саням и отрезал веревку, в которой запутался Траут. Только тогда он крикнул:

— Где Кила?

Но Кила пропала.

Сжимая мокрого и дрожащего Траута, Калвин пыталась дышать, смотрела на берег.

Там!

Халасаа кивнул. Он тоже заметил вспышку красного плаща Килы среди черных стволов.

Она ушла с ним.

— Пускай! — рявкнул Тонно. — Без нее лучше!

— Куда? — осведомился Дэрроу.

— Я не видел!

Поздно, — только Халасаа был спокоен. — Они ушли.

— Поздно? Конечно! Стоило свернуть ей шею, когда был шанс!

— Тише, Тонно, тише! Нам нужно обсохнуть и согреться, — Калвин дико озиралась. — Горн! Траут, где Горн?

Траут беспомощно похлопал по одежде, щурясь.

— Н-не знаю.

— Он забрал Горн, почти утопив нас? — ревел Тонно.

Плечи Траута опустились.

— Я мог выронить его в реке.

Калвин полезла в свою куртку. Кусок Колеса остался в кармане, шелковая обертка даже не промокла.

— Если Горн на дне реки, я его найду, — мрачно сказал Дэрроу. — Даже если придется перебрать все камешки на дне.

— Нельзя! — закричала Калвин. Дэрроу хмуро посмотрел на нее.

— Я еще не потерял чары.

— Я не… — Калвин замолчала. — У нас нет времени. Тонно и Траут промокли.

— Ты и сама мокрая, — нахмурился Дэрроу. — И что это? — он указал на ее руку.

Кровь капала на снег. Она порезала руку о лезвие коньков. Она даже не замечала боль, но при виде красной текущей крови ей стало плохо.

— Ждал нас, пес, — мрачно пробормотал Тонно.

— Мы видели огонь прошлой ночью, — Калвин ослабела и прислонилась к Дэрроу, но он зло сжал ее плечи.

— Ты знала, что он близко, и не сказала мне? Ты не подумала? Как бы мы догнали его, если бы он не ждал нас? Ты же знаешь, что он все делает по плану! — Дэрроу тряхнул Калвин и оттолкнул от себя.

Халасаа поймал раненую руку Калвин, и она ощутила тепло его прикосновения, он начал танец исцеления, его пальцы соединяли ее плоть.

Это остановит кровотечение. Я закончу исцеление позже. Подождешь, сестра?

Калвин кивнула. Ее рука опухла, красный след на ладони болел, но порез был закрыт. Настоящая боль была от ярости Дэрроу.

Халасаа опустил теплые ладони на ее плечи.

Неподалеку убежище. Идем. Быстрее, — он вытащил из сухих саней спальные шкуры, укутал Траута и поманил их забираться туда. — Остальные потянут — это нас согреет. Сюда, — он уже взял веревку и потянул сани на берег реки. Тонно и Калвин прыгнули помочь ему, Калвин скривилась, когда веревка впилась в ее раненую руку.

Дэрроу крикнул им:

— Я поищу Горн.

Мы оставим след, брат. Мы не будем далеко, — Халасаа двигался со склона, покрытого лесом. Порой сани едва пролезали между деревьев. Ветки ломались, на них сыпался снег.

— Ты в порядке? — выдохнул Тонно.

— Д-да, — зубы Траута стучали. — Н-но я хотел бы попросить Д-Дэрроу поискать мои л-линзы.

Я попрошу его, брат.

Рука Калвин пульсировала болью, хоть она обмотала ее плащом. От каждого шага ее кости сотрясались, словно были изо льда.

Халасаа вел их в овраг, там были скрыты несколько пещер. Ближайший был отчасти скрыт мертвым плющом. Халасаа отодвинул занавес гордо, словно привел их в замок.

Идемте. Тут хватит места для всех.

Калвин нырнула под замерзший плющ, робко выпрямилась. Хоть вход был низким, потолок поднимался, и места было много. Пещера тянулась в глубину холма, она не смогла сразу увидеть дальнюю стену, но ее глаза привыкли к теням, и она увидела места для сна с сухой травой, вырезанные в камне. Там были полки поменьше, где стояли глиняные горшки и тарелки, лежали сложенные шкуры зверей, вязаная одежда, как когда-то была на Халасаа. Там был очаг, окруженный большими камнями, близко к выходу. Хворост лежал у края пещеры. Калвин подняла что-то с пола. Брошь из кости, на ней были вырезаны цветы.

Вошли Траут и Тонно. Халасаа быстро ходил по пещере с привычной грацией.

Помоги с огнем, Калвин. Нам нужно согреться.

Калвин неловко опустила хворост в почерневший круг среди камней.

— Но как нам зажечь его без Горна?

Даже в тусклом свете его зубы сверкнули в улыбке.

Думаешь, Древесный народ столько лет прожил без огнива? — он без колебаний подошел к одной из полочек, нашел приборы для огня. Он присел у очага, вскоре огонек засиял на хворосте.

Это твое место, Халасаа? — она невольно заговорила мыслями.

Мое? Нет. Я приходил сюда с отцом. Но оно не мое, это не ваш с Микой дом в Равамей и не корабль Тонно. Пещеры принадлежат всему Древесному народу.

Халасаа принес из другой пещеры деревянные рамки, чтобы развесить одежду, принес и плащи из шкурок землероек. Плащи были старыми, поношенными, не очень теплыми. Но они помогали. Он сел, скрестив ноги, рядом с Калвин, взял ее раненую руку, чтобы закончить исцеление.

Тонно принялся готовить суп из вяленого мяса, пары сморщенных овощей, что остались в их запасах. Траут устроился рядом с ним, укутанный в шкуры. Порой он касался переносицы, забывая, что его очки были утеряны.

Калвин сонно отклонилась и смотрела на рисунки на стенах пещеры.

— Кто эти люди, Халасаа? Я еще не видела такие рисунки.

Не знаю. Это рисунки на стенах, как резьба во Дворце паутины.

— Эти мне нравятся больше, — сказала Калвин. — Они выглядят живо.

В дрожащем свете огня фигурки будто топали и кружились под крышей пещеры. По сравнению со сложными украшениями Дворца паутины, эти рисунки были простыми, но тонкие энергичные фигуры были полны жизни, чего не было у резьбы Меритуроса. Пальцы Халасаа гладили и давили на ладонь Калвин в тихом настойчивом ритме, пока она не услышала бой барабанов в такт с биением ее сердца. В пещере было уютно, ее словно укачивал Тремарис. Бесконечная зима не давала ей ощутить тепло земли, увидеть зеленые ростки, услышать шепот всего, что растет… Калвин сидела тут и дремала.

Наконец, снаружи стукнули другие сани, Дэрроу прошел в теплую пещеру. Все с надеждой посмотрели на него, но он покачал головой.

— Горн пропал.

Траут прошептал:

— Простите.

— Ты не виноват. Он использовал чары, ты ничего не мог сделать. Мы выживем без него, — Дэрроу посмотрел в глаза Калвин. — Мне не стоило так с тобой говорить, — тихо сказал он. — Прости.

Калвин кивнула без слов, и Дэрроу выдохнул. Он оглядел пещеру, золотую от света огня, полную запаха горячего и вкусного супа Тонно. Он утомленно улыбнулся.

— Тут и Горн не нужен. Прямо как дома.

Тонно поднял голову.

— Ты как раз успел к ужину. Неси миски, Калвин. Пора поесть.

— Вот, Траут, — Дэрроу вручил ему потрепанные линзы в тонкой оправе. Траут просиял. — Они были поцарапаны, но я починил их.

Тонно разделил суп, и они говорили, пока ели, обсуждали пропажу Горна и побег Килы.

Калвин думала о другом. О каком месте думал Дэрроу, говоря о доме? О Черном дворце Меритуроса, где провел детство, где теперь был лордом? Точно не об острове Равамей, где он прожил меньше половины года, лишь одну зиму с ней и остальными. Может, он думал об уютной каюте «Перокрыла», где узнал настоящую дружбу?

Она ощутила вопросительный взгляд Халасаа.

Я думала, где дом для Дэрроу?

Ответить просто, — Халасаа спокойно ел суп. — Там, где ты, Калвин, там и его дом.

Думаешь? — Калвин взглянула на Дэрроу, но его голова была склонена над миской, он не поднимал взгляда.

СЕМЬ

Время одного яйца

Попав в лагерь Самиса, Кила увидела, что там куда роскошнее, чем у других путников. Его куполообразная палатка была из двойного слоя ткани, спальные шкуры были мягкими и толстыми, он носил огонек в медном котелке. Кила подняла край брезента и посмотрела на странную груду больших серебряных контейнеров странной формы под ним.

За ней зазвучал низкий и сильный голос:

— Ничего не трогай, — Кила отскочила и отпустила брезент.

— Милый, ты никогда не даешь мне свои игрушки! Я уже не ребенок. И я была так хороша, да? Разве я не заслужила маленькую награду? — она накручивала золотую прядь волос на палец, глядя на него. Ее глаза сияли синевой, ее щеки были румяными. — Дай взглянуть на те ящики хоть раз!

Самис был непреклонен. Свет костра трепетал на его лице: высокий лоб с густыми седеющими волосами, глаза с тяжелыми веками, умные и хитрые, крючковатый нос, широкий беспощадный рот. Он был в сером плаще, цвета потускневшего серебра, скрывающего блеск в складках.

— Там ничего интересного для тебя.

Кила вскинула голову.

— Так не честно! Я сделала все, как ты просил. Принесла чертов рог, Горн оленя, или как там они его зовут, я отправила Дэрроу за решетку, заманила их и убедилась, что они заберут девчонку, — Кила надула губы, за это ее выражение лица поклонники во Дворце паутины бились на дуэлях. Но ее взгляд пронзал. — Поверить не могу, что тебя волнует эта мелкая ворчунья. Поющая все песни, как же! Я тебе еще в Геллане сказала, что магии в ней теперь столько же, сколько во мне. И признай, милый, я куда красивее…

рука Самиса, как змея, впилась в ее волосы и потянула. Кила вскрикнула.

Самис оскалился.

— Ты согласилась в Геллане не задавать вопросы, разве нет? Эта хмурая жрица станет Поющей все песни, — он сжал крепче. — Скажи это.

— Она… станет… — выдавила Кила. — Как ты там сказал…

Самис отпустил ее. Пару мгновений звуков не было, только Кила сдавленно всхлипывала под треск огня. А потом Самис сказал скучающим тоном:

— Ты получишь свою награду, как и было обещано, — он повернулся к маленькому Горну, погладил пальцами резьбу на золотой поверхности.

Кила вытерла глаза.

— Я так долго ждала.

— И страдала! — насмешливо протянул Самис.

— Не злись на меня, милый.

— Я не злюсь, милая. Слушай. Вот, что ты сделаешь дальше.

* * *

После супа Калвин уснула. А потом она оказалась на боку, под спальной шкурой, выглядывала из пещеры на небо, усеянное звездами.

Кто-то коснулся ее руки, и она села. Халасаа прижал палец к губам и указал на пещеру с веселым блеском в глазах. Все спали, устав после событий дня, убаюканные теплом пещеры. Тонно храпел, большие сапоги торчали из-под груды шкур. Траута едва было видно под шкурами, Дэрроу спал, сидя, как делал часто, хмурясь из-за мыслей, что не давали ему покоя. Калвин вдруг захотелось разгладить складку меж его бровей.

Но Халасаа манил рукой.

Идем. Ты и я.

Калвин укуталась в плащ и пошла за его силуэтом из пещеры. Они хрустели по снегу, их тени вытянулись, четкие и синие, в свете одной восходящей луны.

Время Одинокой девы, — сказала Калвин мысленно, не желая нарушать тишину ночи.

У моего народа это время Одного яйца, — сказал Халасаа. — Среди Древесного народа нет одиноких дев.

Но ты был одинок среди них, Халасаа. Одинокий юноша.

Да. После смерти моего отца, — он указал вперед. — Я покажу тебе, где жили мы с отцом зимой.

Пещера была меньше, чем та, в которой они ночевали, в стороне от остальных.

Вы и тогда были в стороне?

Да. Многие из Древесного народа не доверяли тем, у кого есть дар Становления, моему отцу и мне, — Халасаа бросил на нее взгляд. — Как Голоса не доверяли тем, у кого есть дар пения чар.

Калвин вздохнула.

Печально, что только это схоже у двух народов Тремариса.

Халасаа протянул руку, чтобы помочь ей взобраться на каменистую тропу к пещере.

У людей Тремариса куда больше общего. Все мы рождаемся. Все мы умрем. Это тоже сходство.

Калвин рассмеялась.

Но в этом мы похожи и на коз, и на рыбу, и на пчел с травой!

Так и есть, — серьезно ответил Халасаа.

Калвин покачала головой, они подходили к входу в пещеру.

У людей Тремариса связь сильнее друг с другом, чем с другими существами мира. Есть Сила языка.

У моего народа нет этого дара. Мы говорим мыслями, а не языком.

Халасаа, это одно и то же!

Нет, это разное.

Он был непреклонен. Калвин улыбнулась, прошла в пещеру, где ее друг и его отец жили зимой в детстве Халасаа. Лунный свет лился в проем, озаряя пещеру серебром. Халасаа нашел огниво, маленькую лампу. Он водил рукой по стенам.

В этой нише мы хранили еду. Тут спал мой отец. А тут была моя кровать.

Калвин расчувствовалась, коснулась низкой ниши размером для ребенка, где еще лежала сухая трава.

Тут и другие полки для сна. Вы делили пещеру?

С мамой и моей сестрой-близнецом.

— Я не знала, что у тебя была сестра-близнец! — Калвин от удивления закричала вслух. — Или мама! — она замерла. Конечно, у Халасаа была мама. Но он никогда не говорил о ней.

Как он часто делал, Халасаа ответил на ее вопрос раньше, чем она его задала.

Я их не помню. Мне был лишь год, когда они умерли.

Год, — повторила Калвин. — Мне был лишь год, когда умерла моя мама, — ее ладони покалывало, как не было с тех пор, как она утратила чары.

Халасаа порылся в глубоко полке, скрытой в тенях.

Тут мы хранили вещи, что напоминали о маме. Гребень, тарелку, что она сделала. Мелочи, — он вытащил сверток и развернул его на полу пещеры.

Калвин опустилась на колени и коснулась красивой деревянной тарелки и изящного гребня. Она отложила их и взяла тонкую заколку из кости. Она побледнела, медленно вытащила одну из заколок из своих волос, поднесла обе к свету.

Халасаа.

class="book">Что такое?

Его лицо появилось перед ней в свете лампы. Калвин хотелось смеяться и плакать, она укутала вещи в ткань.

Эти заколки и… желтая ткань. Откуда это?

Это было мамино, — ответил Халасаа. — Я не знаю, откуда она их взяла.

Слезы полились по лицу Калвин.

Халасаа, ты не узнаешь это? Это туника жрицы Антариса! Твоя мама пришла из Антариса!

Как ты? — лицо Халасаа было пустым, а потом его озарило понимание.

Твоя мать и сестра не умерли, — Калвин сжала его руки. — Они вернулись в Антарис, — она перевернула их руки, чтобы свет озарил их запястья. Метки у нее на коже выдавали в ней дочь Тарис, три луны — серп, половина и полная. Такие знаки были вытатуированы на запястье Халасаа, почти скрытые за завитками, что змеились по его руке и груди.

Отец выбрал мне эти знаки, — тихо сказал Халасаа. — Их не знают среди Древесного народа.

— Он выбрал их в память о твоей матери, — прошептала Калвин. — Нашей матери…

Сестра.

Брат.

Калвин и Халасаа смотрели друг на друга, будто видели впервые. Калвин спросила:

Как звали твоего отца?

Халви. А твою маму?

Калида.

Одинокая луна плыла по небу, их тени двигались по полу пещеры, а они сидели, глядя друг другу в глаза, словно там были ответы на все вопросы. Наконец, не говоря, они встали, взяли друг друга за руки и закружили по комнате в радостном танце.

* * *

— Вы абсолютно уверены? — спросил Траут. Они с Калвин сидели на шкурах у костра.

Калвин была даже рада повторить историю, хоть уже рассказала ее Дэрроу и Тонно.

— Моя мать Калида убежала из Антариса, когда ее сделали жрицей. Годы спустя она вернулась с ребенком.

— С тобой.

— Да. Но она заболела по пути и умерла в ту же ночь. Она не сказала, где была, и кем был мой отец.

— И ты думаешь, что это отец Халасаа?

— Халви сберег тунику и заколки, и они из Антариса. Наверное, принадлежали Калиде. И Древесный народ избегал Халасаа еще и потому, что его мама была из Голосов. Это не должно быть причиной, но… — голос Калвин стал тверже. — Мой народ тоже остерегался меня, потому что мой отец был Чужаком.

— Но почему она ушла? Почему принесла тебя туда?

— Нам с Халасаа было около года. Калида и Халви понимали, что я родилась с Голосом, а Халасаа — нет. Мы думаем, что я всегда могла говорить мыслями, просто вспоминал об этом только при встрече с Халасаа. Калида и Халви, наверное, хотели, чтобы меня растили среди поющих. Я не могла выучить все песни среди Древесного народа, — Калвин слабо улыбнулась. — Лиа сказала, что Калида была одарена многим, но не чарами. И она понесла меня в Антарис. Но цена была высокой.

— Это еще Мика не знает! — завопил Траут. — Калвин, если бы твоя мама не умерла, она вернулась бы в Дикие земли?

Калвин опустила взгляд.

— Не знаю. Решение было ужасно сложным. Ей пришлось бы бросить меня или Халасаа с Халви.

«И все ради того, чтобы я изучила чары, — подумала она. — А теперь мой дар пропал, и все было зря. Если бы мы с ней остались в Диких землях, я не была бы разлучена с Халасаа, и родители были бы живы, и все мы были бы вместе».

Эти мысли вызывали боль в сердце. Но она не жалела, что выросла в Антарисе, узнала ритуалы сестер и их уважение к чарам. Если бы она не жила там, то вряд ли встретила бы Дэрроу и других друзей, не побывала бы в приключениях, не научилась бы другой магии.

Калвин с шоком поняла, что воспоминания о чарах уже не причиняли боль. Робко, словно трогая больной зуб, она задела свои чувства. Боль еще была, но там была и радость, и благодарность. Траут, Тонно и даже Кила никогда не узнают того, что знала она: ярость и силу в ее голосе и теле, чистую радость, ощущение правильности, когда она была едина с песней, и их соединяли чары, песнь Великой силы, Богини.

«Мы поем, но поют и о нас», — вспомнила она слова Марны, и она впервые начала понимать значение.

Она пошевелила поленья в костре.

— Халви всегда говорил о нашей маме и обо мне с любовью и печалью. Он понял, что она умерла, и решил, что умерла и я. И лишился радости жизни. Как только он научил Халасаа всему, что знал о Танце Становления, он умер. Халасаа не смог ему помочь.

Калвин притихла, думая об отце, умершем от горя, о матери, которую не знала, которая пожертвовала жизнью ради нее.

— Так в тебе кровь Древесного народа, — Траут робко посмотрел на нее. — И всю ту магию ты могла делать… поэтому?

— Наверное, — просто сказала Калвин. — Стоило понять раньше, когда я заговорила мыслями с Халасаа и исцелила… — она замолчала и отвернулась.

Траут поспешил выпалить:

— Главное, чтобы вы с Халасаа не стали как Самис и Кила!

Калвин с дрожью рассмеялась.

— Такого не будет! — она подняла голову, Дэрроу вышел из теней в глубине пещеры на участок, озаренный бледным солнцем. — Ты спал?

— Да. Вчерашняя рыбалка утомила меня сильнее, чем я думал, — он говорил бодро, но желудок Калвин сжал кулак страха.

Она сказала:

— Ты должен быть осторожен Дэрроу. С каждой чаропесней ты лишаешь себя части сил.

— Но если я не буду петь, мы не успеем за Самисом, — резко сказал Дэрроу. — Прошу, не говори со мной, как с ребенком, Калвин. Я знаю риск и принимаю его.

Калвин отвела взгляд, глаза покалывало.

Дэрроу сжал ее ладонь.

— Я очень рад, что вы с Халасаа нашли друг друга. Я не хочу портить ваше счастье, — он скованно поднялся на ноги и вышел из пещеры, Халасаа и Тонно чинили у входа сломанные сани.

Калвин проводила его взглядом. Она боялась за Дэрроу, которого любила, но и за них всех. Как им одолеть Самиса? Теперь у него был Горн и половина Колеса. Дэрроу пытался отрицать болезнь, но он устал. Она была бесполезной, а Мика — далеко. В прошлый раз они напали на Самиса силой трех певчих, Халасаа, ума Траута и смелости Тонно, но этого не хватило.

Халасаа! — тихо позвала Калвин брата. — Дэрроу плохо, но он не признает этого. Ты ему поможешь?

Да, сестра. Не бойся. Он устал, но не умирает.

Но даже убеждения Халасаа не могли рассеять страх в душе Калвин.

* * *

Той ночью Калвин спала на полу пещеры, сжимая в руке гребень матери. Халасаа лежал с одной стороны от нее, Дэрроу — с другой. Дэрроу повернулся во сне, его ладонь опустилась на руку Калвин и сжала. Его пальцы были холодными. Калвин накрыла его ладонь краем спальной шкуры, она ощущала успокаивающий вес его руки, будто якорь соединял ее с землей, пока он спала.

Она подумала сначала, что проснулась. Она все еще лежала в теплой и безопасной тьме пещеры. Пахло дымом, жареным мясом, сухой травой в нишах для сна. Но три луны сияли в проеме пещеры, а не одна. Пещеру заливал серебряный свет, и было странно пусто, без сумок и спящих тел.

Огонь горел низко, лишь горсть сияющих углей. Два человека сидели неподалеку спинами к Калвин. Они были укутаны в серо-белые плащи из шкурок землероек, в их длинные темные волосы были вплетены лозы. Это был Древесный народ.

Молодая женщина с темными смеющимися глазами повернулась к огню.

— Спи, кроха, — прошептала она.

Другой человек повернул голову. Он выглядел как Халасаа, с высоким лбом, а брови были прямыми, как у Калвин. Он не говорил, но покачал головой с шутливым упреком, его глаза улыбались. Калвин глядела на них. Она хотела вскочить и обнять их, ощутить их руки вокруг себя, быть в безопасности и тепле между ними, но она не могла пошевелиться. Она поняла, что спит, и заплакала.

— Тише, милая, — прошептала мама. — Не разбуди братишку.

Рядом с ней был теплый дышащий сверток: ее близнец, с которым их скоро разлучат. Калвин плакала, словно сердце разрывалось пополам.

Темный силуэт подхватил ее, она оказалась в сильных руках отца, ее качали и утешали. На другой стороне пещеры ее мама пела древнюю песню, которую Калвин хорошо знала. Тьма окутала ее, и она уснула.

* * *

Калвин проснулась до рассвета в тишине.

Халасаа, — она знала, что он тоже только проснулся и собирался развести костер.

Доброе утро, сестра.

Халасаа часто звал ее сестрой, но теперь это звучало особенно мило.

Халасаа, мне снилось, что мама пела нам, — Калвин приподнялась на локте.

Никто не говорил мне, что мама была певчей, — голос Халасаа был печальным. — Отец не делился воспоминаниями о ней. Я никогда не видел ее в своих снах.

Калвин протянула руку к брату.

Погоди, я покажу тебе.

Они лежали бок о бок, пока остальные спали, и смотрели вместе сон Калвин.

* * *

Без Горна у них мерзли пальцы рук и ног, покраснели носы и уши. Чары Дэрроу стали слабее, и теперь ребята на коньках тянули сани с его помощью, а не ехали следом.

— Сядь на сани и отдохни, пока поешь, — сказал ему Тонно. — Твой вес нам не помешает.

— Я в порядке, — Дэрроу поджал губы.

— Давай! Будешь приглядывать за огнем, — сказал Тонно.

До этого они горном топили лед, когда нужно было. Они взяли огниво и прутья из пещер, Траут соорудил котелок для огня из одной из их сковород с крышкой. Но сохранять огонь горящим было сложно, и они теряли время, суетясь у огня, бросая в него мох и возмущаясь, когда пламя угасало.

Около полудня Халасаа вдруг остановился.

Кто-то идет.

Они замерли и прислушались. Слабый голос донесся из-за деревьев, бормотал с усталостью:

— Боги, помогите. Есть тут кто? Меня кто-нибудь слышит?

Бледная фигура вышла из леса, вытянув руки, вишневый плащ печально свисал. Бывшая принцесса Меритуроса теперь была почти неузнаваема.

Тонно шагнул вперед.

— Кила?

Грязная и мокрая фигурка бросилась к нему с всхлипом, чуть не сбила с ног. Тонно никогда не обнимал принцессу. Он похлопал ее по спине, сначала ведя себя робко. Но она сомкнула руки вокруг него, и он уже охотнее обнял ее в ответ.

— О, Тонно, Тонно! — стонала она. — Я еще никогда не была так рада видеть людей!

— Ерунда, — буркнул Тонно, но был польщен.

Их окружили остальные.

— Этот гад пытался убить меня! — Кила дрожала, прижимаясь к Тонно. — Я столько лет продумывала, как сделать его императором, была милой с отвратительными людьми ради него! Я пересекла пески Хатары, переплыла то проклятое озеро миновала четыре океана в вонючем мелком корабле и жила в той дыре в грязном городе! Знаешь, как он меня назвал? Жалкой и скучной нюней!

— Какой бы ты ни была, ты точно не скучная, — неожиданно сказал Тонно. — И не нюня, — сказал Тонно. — Тебе хватило силы воли сделать все это, а потом еще и найти в одиночку нас в лесу.

Кила улыбнулась ему с дрожью.

— Как ты сбежала? — резко спросила Калвин.

— Он спал, — отмахнулась Кила. — И я принесла это… — она вытащила что-то золотое из-под плаща: Горн. — Я не могу его использовать, но знала, что вы хотели бы его вернуть, — в ее глазах вдруг появились слезы.

— Расскажи нам о его плане, — резко сказал Дэрроу. Калвин видела, что и он подозревает Килу. — Теперь тебе нет смысла молчать.

Кила с мольбой посмотрела на них.

— Он… не рассказал мне. Я знаю лишь, что он идет в Затерянный город. Клянусь! — Кила уткнулась лицом в куртку Тонно.

Калвин и Дэрроу переглянулись, Тонно пронзил их взглядом.

— Чего пялитесь? — рявкнул он. — Принесите ей чашку чая с шиповником! Не видите, что она замерзла?

— Спасибо, — прошептала Кила, и руки Тонно сжались вокруг нее.

ВОСЕМЬ

Закружилась вода

На следующий день они пришли к подножию Саар. Это была одинокая неровная скала, окруженная туманом и каменной пустошью. Ветер носил снег над камнем. Кривые каменные столбы поднимались вдоль реки, как обломки большого разрушенного города, в воздухе пахло камнями.

Халасаа становился все тревожнее.

Это Туманные земли. Только старейшины Древесного народа могли ступать сюда.

Волоски встали дыбом на шее Калвин. Она спросила у брата:

Может, нам вернуться?

Халасаа был обеспокоен.

И я задаюсь этим вопросом. Но я не знаю. Часть меня сдерживается, но другая хочет идти дальше.

Халасаа обычно был уверен в себе, от его нерешительности Калвин было не по себе. Она сказала вслух:

— Может, нам стоит обойти Туманные земли пешком.

— Так будет медленнее, чем вдоль реки, — Дэрроу возился с перчатками и ругался под нос.

— Ты становишься неуклюжим, Дэрроу! — рассмеялась Кила, и тревога Калвин сменилась страхом. Дэрроу понемногу переставал ощущать конечности.

— Нет. Нужно идти дальше! — заявила она и отбросила несъеденный сухарь. Но, пока они огибали жуткие кривые колонны камня, Калвин пожалела о спешке. Холодная хватка страха становилась все крепче с каждым движением коньков.

На закате они прибыли в закрытый овраг у основания горы. У одного берега была небольшая плоская зона, заваленная снегом, там можно было устроиться на ночлег. Они с трудом, но убрали оттуда снег.

— Мика сделала бы это за секунду, — Тонно вытер лоб. — Да, а еще согрела бы ветром. Траут, помоги с палатками. Хвороста для костра нет, придется использовать Горн. Нет, Дэрроу, не вставай. Калвин, где твой брат?

Несмотря на тревогу, Калвин невольно улыбнулась, услышав о брате.

— Уже идет.

Халасаа ушел до этого за изгиб реки, а теперь быстро ехал обратно. Его темные глаза странно горели, пока он ехал к лагерю.

Как я и думал. Мы почти добрались до пещер.

— Таких, как прошлые? — взбодрился Траут. — Мы там заночуем?

Халасаа покачал головой.

Те пещеры — тайное место жителей Спиридреля. В них течет река, уходя глубоко в брюхо Тремариса. Я слышал о них, но мне не разрешали приходить сюда.

— Пещеры? — Кила придвинулась к Тонно. — Нам же не придется ползать по гадким пещерам? Жуткие, грязные места!

Калвин ощутила укол нетерпения, Кила всегда вызывала у нее такую реакцию.

— Там не опасно, да, Халасаа? Если это быстрый путь, мы не будем терять время.

Глаза Килы расширились.

— Милая, я хочу услышать все мнения, даже если тебе все равно. Мы ведь не твои рабы? Траут? Что скажешь?

Траут переминался с ноги на ногу.

— Если Халасаа говорит, что пещеры под запретом, то на то должна быть причина, — пробормотал он.

— Согласен, — сказал Тонно. Его ладонь лежала на плече Килы. — Нет смысла заплывать в камни.

Нетерпение Калвин стало гневом; ее страх был таким сильным, что было сложно говорить спокойно:

— В Антарисе тоже есть тайные места. То, что они тайные, не значит, что они опасны.

— Халасаа не хочет идти, это заметно. Боюсь, ты в меньшинстве, милая, — Кила вскинула голову. — Вы так любите голосовать. Ты же не расстроишься из-за того, что голосование сработало против тебя?

Калвин хотелось рыдать от ярости. Халасаа колебался. Дэрроу хмурился, грубо потирая руки, словно пытаясь вернуть в них чувство. Калвин была уверена, что он хотел идти вперед, но он молчал.

Впервые ей пришлось признать то, что она так долго игнорировала. Несмотря на помощь Халасаа, несмотря на его слова, Дэрроу был серьезно болен. Если у него не было сил на спор, как он мог вести их? Его руки и ноги немели, а потом он потеряет возможность петь. Без его помощи они застрянут на льду. А если они не догонят Самиса вскоре и не починят Колесо, Дэрроу умрет.

Дрожа, Калвин забрала сумку Халасаа со вторых саней. Остальные ошеломленно смотрели, как она прошла к главным саням и начала сбрасывать багаж на лед.

— Что ты делаешь? — закричал Траут. — Осторожно! В той сумке все мои инструменты!

— Нам придется разделиться, — заявила Калвин. — Дэрроу, Халасаа и я пойдут через пещеры. Если остальные боятся идти с нами, обходите гору сами. Встретимся в Спарете.

— Ты с ума сошла? — голос Траута стал писком от возмущения. — Дэрроу, скажи ей! Мы не можем разделиться посреди пустоши!

Тонно схватил Калвин за руку.

— Не глупи, девчушка! Халасаа знает путь. И нам нужен Дэрроу, чтобы толкать сани играть на Горне, без чар мы не протянем.

— Должны, — Калвин стряхнула его, сбросила сумки Килы и Тонно со вторых саней.

— Мы останемся вместе! — Тонно развернул Калвин за плечи. Калвин попыталась оттолкнуть его, и они боролись на льду, ноги скользили под ними. Они упали. Калвин с силой стукнулась затылком об лед.

Хватит!

Халасаа стоял, властно раскинув руки.

Нельзя тут ссориться. Духи Туманной долины, духи, что охраняют пещеры, кормятся гневом и страхом.

— Бред! — сказала Кила, тряхнув головой.

Халасаа повернулся к ней.

Ты должна молчать. Ты это начала. Если не замолчишь, я сам завяжу тебе рот.

Угрозы от спокойного Халасаа так поражали, что Калвин засмеялась. Кила раскрыла рот, а потом отвернулась, фыркнув, взмахнув плащом.

Тонно с виноватым видом помог Калвин встать на ноги, отряхнул ее.

— Прости, девчушка, — буркнул он. — Не знаю, что на меня нашло.

И ты, сестра, — слова звучали только в голове Калвин. — Все идет своим чередом. Спокойнее.

Калвин вспоминал слова Марны: «Ты должна научиться слушать…». Они больше не спорили. Почти в тишине, будто от смущения, они делали лагерь. Они ставили палатки, и Дэрроу коснулся руки Калвин и улыбнулся. Калвин опустила голову, глаза жгло от не пролитых слез.

Позже Халасаа встал за Дэрроу, прижал ладони к склоненной светлой голове. Напряженные плечи Дэрроу расслабились, в нем текла Сила Становления.

Халасаа, не забывай о себе, — сказала Калвин только ему. — Не используй всю свою силу, — танцы становления черпали энергию у исполнителя, и если Халасаа перетрудится, он сам станет слабым и больным.

Мне помогает родная земля. Леса дают мне силы.

Калвин поверила лишь отчасти.

Тут нет лесов, брат.

Мы близки к месту, где силы больше, чем в лесах. Те пещеры зовутся Сердцем Исцеления. Может, они помогут Дэрроу.

— Хватит болтать между собой, — вдруг сказал Дэрроу.

Калвин испуганно посмотрела на него.

— Как ты понял?

— По вашим лицам. Это хуже, чем шептаться за углом.

— П-прости.

Дэрроу улыбнулся, шрам на брови придавал ему вопросительный вид, и она полюбила это. Он тихо сказал:

— Хотел бы и я уметь говорить с тобой в тайне.

Калвин покраснела.

Но я могу говорить с тобой, — напомнила она ему.

Дэрроу пару мгновений сидел неподвижно и с сосредоточенным видом, какой был у Халасаа, когда он слушал.

Молодец, сестра! — улыбнулся ей Халасаа. — Ты помогла ему больше, чем я могу.

Да? — удивилась Калвин. Может, она не была бесполезной.

* * *

Калвин представляла вход в пещеры высокой и зияющей черной дырой, но замерзшая река текла сквозь узкую трещину, полоску тьмы, и пропадала.

Чары Дэрроу резко оборвались, сани застыли.

— Сани туда не пролезут, — сухо сказал Траут.

Халасаа посмотрел на Дэрроу.

Нам нужен свет Горна.

Дэрроу вытащил рожок, что сиял золотом, напоминая весь зимний свет, собранный в комок.

Кила вдруг закричала:

— Поймайте, если сможете! — и бросилась на живот, поехала головой вперед в щель в камне. Калвин охнула, коньки Килы вспыхнули, подражая Горну. Она пропала.

— Кила! — закричал Тонно. — Вернись!

— Я всегда знал, что она сумасшедшая, — удовлетворенно сказал Траут.

Нужно за ней, — но Халасаа застыл на месте.

Калвин замешкалась. А потом и она бросилась на скользкий лед и покатилась к трещине. Проем был больше, чем выглядел, и там хватало места саням. Река резко уходила вниз после бреши, летом тут был быстрый поток. Задержав дыхание, Калвин поехала головой вперед по ледяной горке в черную пещеру. Она еще не встречала такую тьму, даже в безлунные ночи, и она не могла понять, открыты ее глаза или закрыты.

Она вдруг закружилась, быстро полетела по гладкой плоскости льда. Она отчаянно размахивала конечностями, чтобы замедлиться. Наконец, она остановилась и тяжело дышала. Калвин не понимала размера пещеры, направление.

— Ау! — крикнула она. Ее голос был тихим, эха не было.

Она села, ощупала вокруг руками. Ничего.

— Ау? Кила? — позвала она, пытаясь не пускать панику в голос. Она заметила сверху точку света, там был вход. Свет потух, вернулся, кто-то еще полетел в пещеру.

К радости Калвин, засиял Горн, но ужасно далеко. Низкий гул Горна становился все громче, пока Дэрроу играл, и свет разгорался. Калвин пришлось отвести взгляд, и она впервые увидела пещеру.

Она была гигантской. Потолок был так высоко, что все поселения Антариса влезли бы внутри. Река расширялась в пруд, что заполнял огромную пещеру от стены до стены, пол из черного льда отражал далекие стены и потолок с большими сосульками. Дэрроу вдохнул, свет Горна затрепетал, и Калвин поняла, что это были не сосульки, а камни медового цвета, что сияли янтарем в угасающем свете.

Она услышала крик Килы, смесь восторга и ужаса, с другой стороны пещеры.

Дэрроу снова вдохнул, и их на миг охватила тьма, пока новая нота Горна не рассеяла золотой свет. Калвин попыталась встать на черном льду. Из тьмы появился Тонно, он двигался на свет, как насекомое. Потом прибыл Траут, а за ним настороженный Халасаа.

Кила подъехала к ним с улыбкой.

— Видишь, Халасаа? Не так и плохо, да? Нечего бояться!

Калвин сказала:

— Стоило дождаться нас, а не срываться вот так.

— Никто не пострадал, — сказал Тонно.

— Пока что, — Траут указал вперед. — Сани там. Они полетели так быстро, что я думал, что они не остановятся.

— Лучше свети дальше, — прорычал Тонно. — Факелов у нас нет, а я не хочу быть во тьме. Только если Дэрроу…

— Я смогу. Возьмите сани, — голос Дэрроу был тихим, но решительным.

Они потянули сани, следуя за Халасаа по льду, мимо колонн из янтарного камня, что возвышались во тьме. В дальнем конце пещеры были проемы нескольких темных туннелей, черная лента реки уходила в нижний.

— Куда? — Тонно щурился над указателем направления.

Мы пойдем за водой, — Халасаа теперь звучал спокойно, словно был в этих пещерах десяток раз. Но Калвин ощущала покалывание на шее и кончиках пальцев.

Халасаа вел их по лабиринту пещер, и каждая поражала сильнее предыдущей: радужные стены, похожие на крыло жука, темно-зеленые или мерцающие темным огнем опалов. Без солнца было сложно понять, сколько времени прошло. Урчание в животе Тонно надежно указывало на полдень, а потом на закат, но под землей не было видно, прошло лишь полдня, или они ехали по льду день и ночь без остановки.

Они пришли в пещеру, вырезанную из рубина. Кроваво-красные капли отражали свет Горна, и они словно шли в сердце огня. Но было очень холодно.

Калвин отстала от остальных. Камень напоминал ей рубиновое кольцо Дэрроу, Кольцо Лионссара, кольцо магов Меритуроса. Вдруг она поверила, что камень на кольце вырезали из этих стен. Это могло быть место силы…

Она рассмеялась. Ее не покидало странное чувство, пока они были в Туманных землях. Теперь она поняла, что это был не страх, а ощущение магии. Оно вернулось к ней здесь — не такое сильное, как раньше, лишь капля. Но это было, и она снова обладала этим. Сила окружала их, была в глубинах этих пещер, и она ощущала ее покалыванием на ладонях и гулом за глазами. Если бы не коньки, она бы подпрыгнула от радости.

Кила была ближе всех к ней и обернулась.

— Расскажи и нам шутку, дорогуша.

— Пустяки, — Калвин не собиралась делиться находкой даже с Халасаа, тем более, с Килой. А если Халасаа прав, и в этих пещерах были тайны исцеления? Вдруг Дэрроу вылечится здесь? Вдруг к ней вернутся силы? Она задела красные стены пальцами. Калвин почти позволила себе надеяться.

Закат не мог сообщить им о конце дня, и они шли дольше обычного. Но когда Кила сбросила веревку и заявила, что не сделает больше ни шагу, Калвин в тайне обрадовалась. Ее тело было тяжелым от усталости, и остальные тоже двигались вяло, готовясь к ночлегу.

Они расставили палатки на широком сухом выступе рядом со стеклом реки, укутались в плащи и шкуры. Дэрроу растопил и вскипятил Горном кусок льда для чая из шиповника.

— Это лучший чай в мире! — воскликнул Траут.

— Это от усталости, — буркнул Тонно. — Хоть вкус не хуже моего медового настоя.

В этой воде сила исцеления, — благоговейно сказал Халасаа. — Она поможет нам.

Калвин взглянула на Дэрроу. Он стал не таким бледным? Он поймал ее взгляд, его серо-зеленые глаза блестели улыбкой.

— Мы все сегодня будем хорошо спать.

Калвин пила ароматный чай, и питательное тепло растекалось по ее телу. Она легла рядом с Дэрроу, оказалась будто на перине под грудой одеял, а не на слоях ткани поверх твердого льда в холодной темной пещере под горой вдали от свежего воздуха и света.

Но она не боялась. Никто не боялся. Калвин ощущала безопасность, как в пещерах Халасаа, словно Тремарис закрывал их руками, защищал от опасности. Она слушала ровное дыхание Дэрроу рядом, ощущала тепло его тела и вес его руки на ней и засыпала.

* * *

Рассвет не разбудил их, но они проснулись вместе во тьме. Калвин часто в этом путешествии хотела поспать дольше, пыталась оттянуть миг, когда подвинет теплые одеяла и выйдет на холодный воздух. Но этим утром она кипела энергией, хотела идти дальше. Вокруг гудел смех и разговоры. Палатки были свернуты и лежали на санях, Тонно шутил, пока раздавал сухари, а Кила была такой очаровательной, что даже Калвин поддалась. Дэрроу заточил лезвия коньков с легкостью, развеяв все страхи, что его чары угасают.

— Не думал, что внизу может быть так красиво, — признался Тонно.

— Я бы могла остаться тут навеки, — согласилась Калвин. — Даже без лун и солнца.

В полдень они вошли в самую необычную пещеру из всех. Халасаа был во главе, Дэрроу с Горном шел за ним и озарял путь. Остальные следовали, болтая и шутя, были бодрыми, как никогда. Но бодрый шепот утихал, когда они входили по одному в пещеру.

Комната была высокой, почти такой же большой, как янтарная. Но Дэрроу поднял Горн, посветил, и они увидели, что пещеру обрамляет сверкающий белый кварц, похожий на снег на земле сверху. Калвин прикрыла глаза, свет слепил, отражаясь от стен.

Черный лед их реки вился вперед и пропадал, словно лента размоталась на прялке. Она спускалась тремя замерзшими водоворотами, обрамленными белым камнем в центре комнаты. Края водоворотов пересекались, лед сталкивался, напоминая застывшую в воздухе веревку. Каждый водоворот был разного цвета. Один был ярко-бирюзовым, второй — бледно-зеленым, как новая листва, а третий сиял багровым, словно его испачкали шелковицей.

Калвин сняла коньки. Она знала, что это было место священной силы, и коньки по льду навредят ему. Она на носочках подобралась к краю бирюзовой воронки.

Траут шепнул за ней:

— Когда вода не замерзшая, тут точно стоит ужасный шум.

Калвин не подумала об этом. Она представила оглушительный грохот от столкновения трех водоворотов, разносящийся по пещере. Но сейчас было зловеще тихо, звучало лишь их дыхание и тихий стук лезвий коньков.

— Халасаа, что это за место? — спросил Дэрроу. Хоть он говорил тихо, слова казались ужасно громкими.

Это сердце Туманных земель, самое священное место Трех народов.

Дэрроу кивнул.

— Всего Тремариса.

— Даже выше Спарета? — спросила Калвин. Говорили, за всеми чарами есть дыхание Спарета.

Это место было тут задолго до того, как чаропесни прибыли в Тремарис, — ответил серьезно Халасаа.

Траут поежился.

— Не думаю, что нам стоит тут задерживаться, — обычно Траут не верил тому, что он звал «суевериями».

Дэрроу оторвал губы от Горна и сказал:

— Тут что-то есть. Какой-то дух, и он холоден к нам.

— Да-а. Я ощущаю это, — сказала Калвин. — Но мне он врагом не кажется.

Тонно улыбнулся с тревогой.

— Ты же из Древесных, да? Вам с Халасаа можно тут быть. Остальные не отсюда.

— Тонно прав. Нам нужно идти, — Дэрроу потянул веревку саней, чтобы вытащить их на каменистый выступ у края пещеры, в стороне от трех прудов. — Куда теперь, Халасаа?

Халасаа огляделся. Их река вела к пересекающимся воронкам, другие ручьи разбегались в стороны, и из пещеры вело шесть туннелей. Халасаа растерялся.

Не знаю.

Тонно и Траут склонились над прибором-указателем.

— Иголка не замирает! — прорычал Тонно. — Крутится, как флаг в шторм.

— Может, мы слишком глубоко под землей, — нахмурился Траут.

Кила молчала. Она отстала, переминалась с ноги на ногу. Вдруг она взглянула на Калвин, и их взгляды пересеклись.

Странное хитрое и испуганное выражение мелькнуло на лице Килы.

— Поймай меня, Калвин! — закричала она. Она развернулась на коньках, схватила еще теплый Горн из руки Дэрроу и понеслась по льду к центру бирюзового пруда.

Сияние Горна угасало. Свет мигал, Кила размахивала рожком, чтобы Калвин захотела забрать его. Калвин замешкалась на миг и побежала за ней. Кила повернулась к ней, взмахнула Горном с вызовом.

Дэрроу крикнул:

— Отдай! — вопли и топот разносились по пещере.

Калвин прыгнула на Килу, они упали на лед, запутались коньками и плащами. Калвин ощущала, как сильная ладошка Килы отталкивает ее, а потом вспыхнула боль — Кила ударила ее по ногам острыми лезвиями коньков. Что-то ударило по костяшкам Калвин: Горн. Ногти Килы терзали лицо Калвин, и она охнула, пытаясь забрать Горн. Кила вырвалась и отъехала назад. Убегая, она бросила Горн как можно сильнее, и он улетел в центр пересекающихся воронок — в сердце льда.

Как горящий уголек в масле, Горн прорезал аккуратную дыру в толстой корке льда. Золотая вспышка озарила три воронки, рожок тонул, и Калвин с Килой оказались на парящем слое золота. А потом в тишине лед растаял от места, где пропал Горн. Лед под Калвин провалился, и Кила закричала, тоже падая в воду. В тот миг свет погас, и пещера погрузилась во тьму.

«Вот и смерть», — подумала Калвин. Вода была такой холодной, что ее сердце перестало биться. Она была в ледяной черной пустоте. Она заткнула ее уши, ослепила глаза, заполнила рот. Все пропало: пещера, Кила, лед, Горн. Ее руки и ноги двигались в воде, но ухватиться было не за что.

Не было времени сожалеть, думать о Дэрроу, Халасаа, ссоре с Микой. Она страдала из-за пузырей, что вырывались из ее легких. Она двигалась от течения в воде. Волосы обвили ее голову, серебряная цепочка дергалась на шее. Воронки не были замерзшими. Под коркой льда вода бушевала.

Вдали, на глубине, был зеленоватый свет, тусклый, как звезды во время полнолуний, едва заметный. Калвин смотрела на слабый свет, погружалась к нему, и сияние становилось ярче. Горн был золотой искрой, звал ее. Звезды падали вокруг нее как снег. И бирюзовый свет пел ей, и она хотела остаться в этой яркой песне.

А потом Калвин увидела обмякшее тело Килы над собой, озаренное свечением снизу, волосы развевались в воде. Кила не падала к свету. Кила тонула.

Калвин расстроилась. Ей придется оставить свет и песню, чтобы помочь Киле.

Калвин открыла рот в крике горя, и вся ее печаль и потеря полились из нее, а сине-зеленый свет наполнил ее, и она смогла легко дышать в воде, сила гнала ее вверх. Ее сердце снова забилось. Оно колотилось так сильно, будто хотело вырваться из груди. Ее сердце тянуло ее наверх, пробкой неслось к поверхности.

Руки Калвин, а потом и голова, вырвались на воздух, и она охнула, двигая руками в воде в ледяной чаше света. Кила покачивалась рядом с ней, кружила в потоке лицом вниз. Калвин точно снилось это, и во сне все было возможным. Она вдохнула воду, но это не убило ее, а наполнило сияющей силой. Было проще всего подхватить Килу рукой и держать ее лицо над бушующей водой. Кила казалась невесомой. Калвин ощущала яростное движение воды, но легко и изящно отбивалась от этого.

Свет со дна прудов устремился вверх, озарил всю пещеру. Несколько мелких темных фигурок махало на краях воронок. Калвин медленными толчками подплыла к краю, поддерживая Килу, и осколки льда пропустили ее.

Другие были там, вытащили тело Килы из воды. Калвин не нуждалась в их помощи, она уперлась руками в камень и без усилий выбралась из пруда. Свет и вода полились из нее. Она была из звезд, она смеялась, пока стояла там, мокрая и довольная. Бирюзовый свет исходил от ее пальцев, от ее волос, она стояла в луже звёздного света. А потом лужица ушла к пруду, и свет погас, вернулась тьма.

Прошло лишь десять секунд с момента, как лед провалился.

И все заговорили во тьме:

— Что это было? Откуда свет?

— Девчушка в порядке?

— Кила не дышит… Халасаа, скорее!

— Калвин?

— Где Горн? Дэрроу, сыграй на Горне!

Калвин не замечала этого. Она не мерзла, ей было тепло, тело покалывало. Ее дыхание было заряжено жизнью, чувства обострились. Она ощущала холодную половину Колеса под туникой. Она слышала дыхание каждого, шорох ткани и шкур, слышала и треск льда, вода снова замерзала. Еще миг, и она сможет видеть в темноте.

Халасаа повернул голову.

Там…

Факел появился в одном из проемов, белый кварц неподалеку засиял миллионом искр, золотых и алых, желтых и оранжевых. Они отличались от зловещего бирюзового свечения воды. Путники притихли.

Шестеро стояли в свете факелов на входе в туннель. Они были в серо-белых шкурах. Их длинные темные волосы были заколоты деревянными гребнями. Как и у Халасаа, на их руках, грудях и лицах были татуировки. Калвин услышала, как резко вдохнул Дэрроу. Когда они в прошлый раз столкнулись с народом Халасаа — и ее народом! — их прогнали. Голоса тут не любили.

Траут прошептал:

— Мы их видим, но они не видят нас, им видно лишь то, на что попал свет.

— Боги, где Горн? — прошипел Тонно.

Но Горн Огня остался в воронке воды.

Халасаа шагнул вперед.

Приветствую, сестры и братья.

Факел озарил их, столпившихся вокруг Килы. Старушка прошла и ответила Халасаа:

Меня зовут Брайали. Мы заберем вас отсюда.

Тонно сказал:

— Один из нас… похоже, утонул.

Крохотная женщина мрачно покачала головой.

Запрещено заходить в Воды. Они тушат огонь жизни.

Калвин невольно заговорила мыслями:

Я была там тоже. И… — стоило ей подумать, как она поняла, что это было правдой, и она ощутила трепет радости, пока говорила. — Кила тоже жива! — Калвин снова ощущала жизнь в других. Кила была слабой, ее пульс был едва заметным, но она не утонула.

— Слава богам! — выдохнул Тонно.

Старушка разглядывала Калвин.

Тому, кто отдает жизнь за другого, Узел вод дает новую жизнь. Ты спасла ее?

Да.

Брайали кивнула.

Теперь у тебя редкий дар, дочь, — она вдруг нетерпеливо хлопнула руками и поманила. — Вам нужно наружу.

— Наружу? — воскликнул Траут. — Но мы далеко под землей!

Брайали покачала головой.

Не далеко. Твоим друзьям нужны тепло и забота.

Тонно поднял Килу, и в подавленной тишине путники двигались у стены пещеры. Лед стал тверже у прудов, но туда никто не пошел — те, кто не снял коньки, сделали это сейчас. Траут и Халасаа забрали сани, Дэрроу спел чары железа, чтобы подвинуть их к туннелю, где ждал Древесный народ.

Калвин незаметно опустилась у края бирюзового пруда. Ее сердце колотилось, билось о разбитое Колесо в тунике. Тонкая корочка льда появилась на поверхности. Калвин разбила ее, зачерпнула немного воды. Она шепотом и быстро спела простые чары, которым научилась еще девочкой в Антарисе.

Она пела, и лужица в ладони затвердевала. Едва дыша, Калвин взяла прозрачный диск пальцами и подняла. Свет факела послал сквозь него радугу. Калвин бездыханно рассмеялась, и это звучало как всхлип потрясения.

Дэрроу! Дэрроу! — она побежала к нему по пещере, еще держа маленький диск. — Я могу петь! Могу петь!

Она хотела обнять его, но он резко выставил руку в варежке и оттолкнул ее так, что чуть не сбил с ног.

— Калвин, глупая! Если ты можешь петь, то тебе нельзя меня трогать!

Калвин уставилась на него большими глазами. А потом закрыла лицо руками. Диск льда разбился на тысячу кусочков о белый камень.

Идемте! — голос Брайали был строгим. — Долго находиться рядом с Водами запрещено.

Калвин замерла, скрывая лицо, пока все шли мимо нее в узкий туннель. Халасаа был последним. Не говоря ни слова, он обвил рукой ее плечи и повел ее вперед.

ДЕВЯТЬ

Прибытие Голосов

В тишине они шли за Брайали по наклонному туннелю. Проход был таким узким и извилистым, что не впускал свет солнца, но они вскоре вышли из пещеры в снежный лес.

Калвин увидела, что лицо Дэрроу было серым, руки дрожали. Он посмотрел в ее глаза.

— Я пытался песней вытащить тебя из воды, — тихо сказал он. — Пытался, но… — его голос оборвался, Калвин шагнула к нему, но он вскинул руку.

Тонно уложил Килу рядом с одним из трещащих костров под навесом из ветвей. В лагере было около сорока человек, они смотрели на незнакомцев с голосами с опаской, но не враждебно. Все путники видели, что их лица были сосредоточены, как Калвин и Халасаа, когда говорили мыслями.

Брат и сестра опустились рядом с Килой. Она дышала, но сильно замерзла. Халасаа повернул ее голову и помог откашлять воду. Они с Калвин вместе вернули кровь в ее конечности, тепло укутали ее. Халасаа серьезно сказал:

Не знаю, выживет ли она.

Калвин убрала мокрые золотые волосы со лба Килы.

Она была близко к смерти. Может, слишком близко, чтобы вернуться.

Ты спасла ее, сестра. Хоть она пыталась убить тебя.

Она это хотела сделать? — Калвин смотрела на бледное и красивое лицо Килы. — Не знаю.

Брайали следила, как их руки двигались по Киле. Она была старой, как Марна, а то и старше. Но Марна была нежной, а Брайали — острой и сияющей. Ее маленькое лицо было в глубоких морщинах, но ее волосы были черными, сияли, серебра на них было очень мало. Ее черные глазки были яркими и проницательными.

Вы — целители?

Халасаа встал, тело было напряжено, ведь он готовился к оскорблениям.

Да.

Мы оба — целители, — Калвин встала плечом к плечу с братом, готовая защитить его.

Вам тут рады, — Брайали вдруг улыбнулась. — Нам нужно многое обсудить.

У большого костра Тонно обнял Калвин.

— Девчушка, Дэрроу не врал? Ты вернула магию?

— Да! — Калвин рассмеялась, обнимая его в ответ. — В той воронке была магия, и она глубже моего понимания.

Услышав голос Калвин, Брайали прищурилась.

Ты — Голос, сестра? Но у Голосов нет дара исцеления.

Мы родились вместе, — ответил за них Халасаа. — Наша мама была поющей, а отец — целителем из Спиридреля. Калвин унаследовала способности наших родителей.

Брайали медленно кивнула.

Ты невероятно одарена.

— Да, — просто сказала Калвин. В прошлом она боялась петь столько видов чар. Но теперь она сияла после погружения в Воды, и она была уверена, что понесет это бремя изящно. С ней осталась уверенность, что она все может. Ей казалось, что она пробудилась от долгого сна. Онемение, что полгода сковывало ее коконом льда, разбилось. Она вдохнула свежий холодный воздух, сердце трепетало.

Ваш отец был целителем? — Брайали разглядывала Халасаа. — Халви?

Халасаа впервые был испуган.

Вы знали его?

Брайали кивнула.

Мы дружили. Он делился со мной старыми знаниями, но у меня нет дара Становления, и я не могла использовать эти знания, — она указала на пещеру с ее товарищами. — Мои братья и сестры тут хотят сохранить старую мудрость. Мы страдали среди своего народа за эту веру, — она опустила морщинистую ладонь на руку Халасаа, другую — на руку Калвин. — Я рада, что у Халви есть дети. Его дар не утерян.

Я теперь я должен использовать дар, — Халасаа прошел к костру. — Дэрроу долго ждал.

Слезы выступили вдруг на глазах Калвин.

— Горн! Горн утерян! Я думала, что спасу его… а помогла Киле.

— Может, мы еще сможем выудить его, — предложил Тонно, но Древесный народ отпрянул, недовольно хмурясь.

— Все хорошо, Калвин, — сказал Траут. — Не плачь.Горн стоит того, чтобы ты пела.

— Горн стоит того, чтобы ты жила, — прошептал Дэрроу. — Поющая или нет.

Калвин снова захотелось обнять Дэрроу, поцеловать его губы и руки. Ей было плевать на болезнь, она ощущала себя неуязвимой.

— Воды исцелили меня — они исцелят и тебя! Попробуем! — она хотела коснуться его, но Дэрроу отпрянул.

Брайали загремела в их головах:

Не ждите, что дар будет выдан дважды, — она повернулась к Дэрроу. — Если ты болен, выпей из Вод, и сил прибавится. Но не более.

— Переоденься, Калвин, — тихо сказал Дэрроу. — Пока не заболела.

Пока Калвин натягивала в спешке сухую одежду, Халасаа прижал ладони к плечам Дэрроу, вливал исцеляющую силу в его тело. Другие стали знакомиться, передавать сладкое цветочное вино. Древесный народ подобрался по одному ближе, сел на камни. Калвин вернулась в круг, ощутила нетерпение Брайали. Старейшина словно прочла ее мысли, посмотрела сияющими глазами на Калвин.

Я стара, мое время скоро закончится. Я не могу ждать, — свет в ее глазах угасал. — Беда, что нависла над нами, слишком опасна.

— Эта бесконечная зима… — Дэрроу поднял голову.

— И снежная болезнь! — перебила Калвин.

Брайали склонилась к ним.

Снежная болезнь?

— Болезнь, что поражает колдунов, — сказал Дэрроу и отвел взгляд. — Я заражен.

Мне жаль, друг.

Я не могу исцелить ее, — сказал Халасаа. — Я не понимаю ее.

Брайали кивнула.

Что-то гложет ткань мира. Эта болезнь может быть частью…

Калвин что-то смутно вспоминала, но так спешила перебить Брайали, что воспоминание рассеялось:

— Мы знаем причину болезни и зимы! Колесо, хранящее темную магию, чары Десятой силы. Колесо было сломано два года назад, и чары вылетели…

Десятая Сила? Что это за магия? — Брайали заглушила Калвин.

— Мы не знаем… Но чары очень сильны, раз изменили времена года и принесли чуму для колдунов Тремариса! — слова Калвин вылетали все быстрее. — У меня половина. Другая — у колдуна Самиса. Мы его как раз ищем. Нам нужно остановить его, пока он не выпустил больше темной магии. Если мы соединим Колесо, вред рассеется. Придет весна. Колдуны будут исцелены! — едва дыша, она улыбнулась мрачному Дэрроу, уверенная, что их задание будет выполнено, а Дэрроу будет спасен.

Сильный предмет, — Брайали протянула руку. — Можно посмотреть на него?

Калвин вытащила половину и передала ей. Брайали осмотрела Колесо, но через миг покачала головой.

Может, там и есть магия. Но Тремарис страдает не из-за Колеса. Беды начались давно.

Калвин забрала половину Колеса и прижала к себе.

— Но… Марна сказала… в Колесе и Десятой Силе ответ! — завопила она. — И Тамен… они были правы! Когда мы починим Колесо, мы починим мир. Я знаю!

Брайали холодно смотрела на нее.

Ты — дитя двух народов, поющая песни, танцующая исцеление. Воды даровали тебе новую жизнь. Не трать ее на сломанные камни и глупые пророчества.

Калвин упрямо поджала губы, как Мика. Брайали была старейшиной, заслужила уважение, но ошибалась! Брайали тратила время на разговоры, пока Калвин хотела вернуть другую половину Колеса и соединить части. Это был ответ, что бы она ни говорила!

И Самис знал это.

Она поняла. Весь путь они говорили, что нужно помешать Самису навредить миру. Но зачем ему вредить миру, которым он хотел править? Разве его задачей не было убрать вред, нанесенный Тамен, как делали и они? Самис желал власти, а не разрушения. Может… может, они могли работать сообща? Она хотела поделиться открытием с остальными, но Брайали еще говорила:

Я стара. Вы все юны. Слишком юны, чтобы помнить. Плоды висят на деревьях, и весной появляются новые листья. Но с каждым годом жизнь в лесу ослабевает. Деревья уже не такие высокие, листья желтеют раньше времени. А теперь эта ужасная зима. Но это не начало беды. И не вся беда. Это началось давно.

Вмешался Тонно:

— Когда мой дед был юным, в океанах было столько рыбы, что он мог наловить ее руками. Сейчас не так.

Дэрроу сказал:

— Растения и звери стали слабее, как и сила чар. Магия увядает во всем Тремарисе. Я видел это. В Меритуросе стало меньше колдунов с того времени, как я впервые попал туда двадцать лет назад.

Траут сказал:

— Мика всегда говорит, что, когда ее бабушка была девочкой, все женщины Островов могли петь чары ветра. Теперь не так.

Халасаа посмотрел на Брайали.

Только мы с сестрой знаем танец исцеления. Это тоже часть беды?

Да, — Брайали была мрачной. — Это все связано. Пруд жизни и магии еще не высох, но становится с каждым годом все мельче.

— Это работа Десятой Силы! — настаивала Калвин. — Это точно!

Брайали вскинула руку.

Эти беды ужасны, да, но есть опасность, что касается нас сейчас. Мы пришли сюда, как Мудрые в старые дни, чтобы найти совет. Узел Вод хранит ответ на все загадки и результат каждого танца.

— Другая опасность? Что? — нахмурился Тонно, потянувшись за ножом.

Многие юноши моего народа верят, что беды появились, когда пришли нарушители.

— Нарушители? — растерялся Траут.

Голоса, — заявила Брайали. — Ваш народ!

— О, — сказал Траут. — Конечно.

Юноши зовут себя воинами. Они верили, что вернуть жизнь нашему миру, можно лишь изгнав Голоса из Тремариса.

— Война? — выдохнул Дэрроу. — Они хотят войны?

— Как они победят Голоса? — завопил Траут. — Шансов нет! У нас лучше оружие… я-то знаю, я его строил! И там армии. Меритурос, Ренган, Балтимар сражались годами.

Тонно покачал головой.

— Ваши воины сошли с ума. Мы сотрем вас, не пройдет и месяца.

Глаза Брайали опасно вспыхнули.

Вы говорите «вы» и «мы», будто вы сами были воинами! Я не говорю, что воины правы, — она выпрямила крохотное тело. — Но спиридрельцев выгнали с их земель, заставили жить скрытно. Наши леса истребляют. Древесному народу нечего терять в войне с Голосами, а выиграть можно многое.

— Наша задача стала сложнее, — тихо сказал Дэрроу. — На кону больше, чем мы думали.

Да. Если мы их не остановим, воины нападут на земли за льдом до следующего затмения лун.

Калвин в ужасе смотрела на Брайали.

— Вы про Антарис и Стену? — комок ужаса застрял в горле. Ее словно рвали на клочки. Конечно, Древесный народ не должен был жить скрыто, страдая и печалясь. Но бой с народом Антариса им не поможет. Они жили не без ошибок, но мирно, за Стеной. Ее радость резко стала отчаянием. Зачем было получать чары, если вокруг столько страданий?

Халасаа сжал ее руку.

Мы найдем способ помешать этому, — ее брат был спокоен, как всегда, но Калвин подавляла истерические всхлипы.

Помешаем войне. Найдем Самиса и починим Колесо. И все до следующей лунотьмы! О, брат, как мы сможем?

Мы должны попытаться, — просто сказал Халасаа.

— Не понимаю, почему Спиридрель ненавидит нас, — сказал Траут. — Не мы убивали Древесный народ. Это было сотни лет назад. Это не наша вина.

— Прошлое пусть остается в прошлом, — буркнул Тонно.

Брайали пронзила их взглядом.

Дерево хранит следы прошлого, лес меняет форму от потопов, бурь и огня. Форма настоящего создана прошлым. Вы не знаете историю своего народа, но учите мой, пострадавший от рук ваших предков? Научись слушать, юноша.

Траут устыдился.

— Расскажите мне историю моего народа.

Брайали опустила ладони на колени и закрыла глаза. Покачиваясь, она тихо рассказывала, в головах слушающих мелькали картинки.

Эту историю рассказал мне Халви из народа Пылающего дерева, а ему — его мать, Иаана. Я передаю ее сыну и дочери Халви.

Калвин и Халасаа переглянулись.

Давно, когда самые высокие деревья были ростками, Древесный народ жил в бесконечном лесу. Мир танцевал рука об руку. Люди с деревьями, деревья с землей. Земля с морем, море с лунами, а луны со звездами. Музыка и танец кружили без начала и конца. И в ночь кровавой луны…

— Древесный народ тоже зовет это кровавой луной! — громко прошептал Траут.

— Шш! — хмуро взглянул на него Тонно.

…кровавой луны из тьмы меж звезд приплыл серебряный корабль. Древесный народ собрался, чтобы посмотреть на это чудо. Дверца корабля открылась, и вышли люди: маленькие, бледные, с волосами разных цветов. Люди открыли рты, вылетел шум, как звуки зверей. То были Голоса, и Древесный народ боялся, — Древесный народ у костра закрыл глаза, они словно вспоминали древнюю сцену. Калвин ощущала в их телах шок и страх предков, испытанные в тот миг. А ее предки из Голосов? Наверное, и они боялись, увидев тихих незнакомцев в лесу. Но Брайали не поведала эту часть истории. — Древесный народ и незнакомцы смогли понимать друг друга. Тогда был мир. Голоса пели магию. Голова повелевали льдом и огнем, камнями и воздухом. Их слушались звери, они создавали картинки, но не как мы, в разуме, а в воздухе…

— Сила Видимости, — едва слышно выдохнул Дэрроу, и уловила только Калвин.

Но чужаки не могли помочь растениям леса расти, не понимали речь зверей. Они не могли исцелить живых существ, ничего не знали о великой реке, не могли изменить ее поток. Волшебные песни Голосов были наглой силой. Они гнули мир по воле поющего. Голоса много знали о пении, но они не знали, как слушать…

— Это не правда! — выпалила Калвин, рыдая от обиды и гнева, будто история Брайалы была направленным против нее обвинением. — Если это рассказал мой отец, то это было до того, как он встретил мою маму, до того, как познал чары Антариса. Жрицы учат нас уважать силу, которую мы призываем. Нас учат слушать голос Богини перед песней, ничего не делать в спешке… — она замолкла. Впервые уроки сестер задели ее сердце. Она увидела мудрость в дисциплине, с которой у нее всегда были проблемы. Она склонила голову и не могла продолжать.

Брайали задумчиво смотрела на нее мгновение, а потом продолжила:

Танцы Становления не выгодны исполнителю, и они не для изменения, а для исправления поврежденного, для помощи целому. И было решено не делиться танцами становления с чужаками. Но девушка из Древесного народа полюбила мужчину из Голосов, и она выдала тайну. И когда Голоса узнали о магии Древесного народа, они испугались, что Древесный народ прикажет лесу уничтожить Голоса и их город. И Голоса сожгли деревья, оставили землю пустой, чтобы лес не мог навредить им. Древесный народ сильно горевал, некоторые хотели отомстить. Как и теперь, — Брайали притихла, не показывала им картинки. Но все у костра молчали. — Древесного народа было много, а Голосов — мало. Много месяцев шли ужасные сражения, землю пропитала кровь. Голоса пением обманывали и разрушали, и Древесный народ страдал сильнее. Когда последний бой кончился, выжившие из Древесного народа убежали, поклявшись скрываться от Голосов вечно. Но и Голоса пострадали. Они рассорились. Они разделились по видам чар и не делились магией, как делали раньше. Группы друг за другом покидали первый город, строили себе свои поселения…

Калвин заинтересованно склонилась вперед:

— Колдуны железа ушли в Меритурос, а маги ветра — в Дорьюс и на острова. Те, кто с Силой Видимости, построили на севере Геллан…

— А с Силой Зверей поселились в долинах Калисонс, — сказал Дэрроу.

— Колдуны огня ушли в Митатес, — сказал Траут. — Так ведь?

Брайали кивнула.

Колдуны с песнями огня были воинами Голосов. Они строили машины, что убивали наш народ.

— Солдаты и строители военных машин, — сказал Дэрроу. — Без войны их силы были брошены и забыты.

— И они оставили Горн, — сказала Калвин. — А теперь и его нет.

— Может, из-за войны с Древесным народом чары перестали уважать — Дэрроу смотрел на костер. — Чары испорчены тем, что ими убивали.

Калвин подняла голову.

— Итак, в начале все чары были смешаны, пересекались и усиливали друг друга. Но теперь они разделены, и силы ослабели, связи были забыты. Мы должны снова объединить их!

— По одному заданию за раз, Калвин! — Дэрроу хотел сжать ее колено и успокоить, но отдернул руку.

Халасаа повернулся к Брайали.

Мудрая, как потеряли танцы Становления? Если вели войну, чтобы сохранить их, почему танцующих сторонились? Почему запрещали изучение танцев исцеления?

Брайали опечалилась, она обхватила ладонь Халасаа руками.

Сын, это печаль нашего народа. Те, кто поверил, что танцы принесли смерть нашего народа, запретили изучать их. Но были смелые, как твой отец, которые учили тех, кто хотел учиться.

Как вы, — сказала Калвин мыслями. — И вы были смелыми.

Брайали улыбнулась.

Мы изучали старую мудрость, надеясь передать ее, хоть никто из нас не обладал силой исцеления. Эта сила — ценный дар, сын мой. Оберегай ее.

Мы с сестрой будем оберегать ее вместе, — Халасаа вдруг просиял, и Калвин покраснела от радости и гордости.

Брайали посмотрела на нее.

Говорили, женщины, что пели магию льда, были в ужасе от кровопролития. Они ушли в горы и построили мирное, безопасное место.

— И теперь воины хотят напасть на них! — завопила Калвин. Она печально добавила. — Мирное место. Но Антарис отделен от остального Тремариса, как Древесный народ, скрытый в лесу.

Когда женщины льда ушли, лес захватил город, и его больше нет.

Калвин и остальные переглянулись

— Это не так, — сказал Дэрроу. — Мы были в городе всего два года назад. Он заброшен и разрушен, но еще стоит.

Брайали сморщилась.

Я не знала этого. Может, Затерянный город — семя этих бед, и оттуда яд разошелся по землям. Может, его стоит уничтожить, а потом попробовать исцелить Тремарис.

— Мы идем в Спарет, — сказал Дэрроу. — Как и Самис…

— Погоди-ка! — перебил Тонно. — Мы не идем в Спарет, так ведь?

Дэрроу нахмурился.

— Почему?

— Почему? — рявкнул Тонно. — Древесный народ хочет воевать с Антарисом! Мы должны остановить их!

— Там Мика, — слабым голосом сказал Траут.

— Да, и не только это. Мы не знаем, что задумал Самис, — Тонно хмуро оглядел круг, будто бросая вызов поспорить с ним. — Но этот бой — настоящая опасность. И мы можем повлиять. Должны. Обязаны!

— Нет, Тонно! — закричала Калвин. — Мы должны идти в Спарет! Колесо…

Дэрроу утомленно сказал:

— Что бы он ни затевал, Самис для Тремариса куда опаснее группы Древесных людей с острыми копьями.

Траут покачал головой.

— Тонно прав. Мы даже не знаем, поможет ли соединение Колеса. Но мы можем вернуться в Антарис за две недели, а то и быстрее, если повезет с погодой. Я знаю про оружие и защиту. Я могу помочь.

Брайали с одобрением посмотрела на него.

Мы пришли сюда в поисках ответов. Нам послали вас. Вы поможете нам остановить войну.

Калвин вскочила на ноги.

— Если бы я могла, я бы вернулась в Антарис — я не меньше вас хочу остановить их! Но все зависит от Колеса, я это знаю! Я пойду в Спарет, даже если я пойду одна!

Ты не пойдешь одна, сестра, — тихо сказал Халасаа. — Я пойду с тобой.

— И я, — сказал Дэрроу. — Хотя сейчас я скорее обуза, чем помощь.

Это не так, — сказала ему Калвин, и он криво улыбнулся.

Траут растерянно оглядел круг.

— Так мы все-таки разделимся? А Кила? И как вы справитесь без Горна?

Не спешите, — Брайали встала, маленькая, но величавая фигурка в длинном серо-белом плаще из шкурок. — Ешьте, общайтесь, спите. О решении сообщите утром.

Калвин не хотела болтать. Она приняла решение, в ней кипела энергия. Пока остальные спорили у костра, она пошла по лесу среди синих теней. Было приятно устойчиво ступать по земле. Жуткое онемение пропало, и пришла буря эмоций: надежда и отчаяние, ярость и радость, и они сплетались, а у нее кружилась голова. Ее мысли путались, поющие огни Узла вод будто пульсировали в ее венах, и она боялась, что больше не уснет.

С наступлением ночи взошли луны, снег засверкал серебром, а Калвин вернулась к пещере. Древесный народ готовил ужин — овощные пироги и ароматный бульон из сушеных трав.

— Сядь, Калвин, поешь, — Дэрроу смотрел на нее с тревогой.

— Нет, я не голодна… Я хочу проведать Килу.

Девушка, что раньше была Третьей принцессой Меритуроса, мирно спала под шкурами, ее щеки были розовыми, золотые волосы завились возле ее горла.

В голове Калвин прозвучал голос Брайали:

Вы с ней теперь связаны. Вы переродились в Узле вод. Вы теперь сестры.

— Не такую сестру я бы хотела, — сказала Калвин и подумала с вспышкой тоски: «Я бы выбрала Мику!». Она скажет ей это, как только увидит снова.

Калвин пила горячий бульон, и запах трав пел в ее носу, плясал на языке. Может, суп тоже был на целебной воде из пещеры. Она прислонилась к стене пещеры. На поверхности были нарисованы фигурки, но выцветшие.

Брайали проследила за ее взглядом.

В старые дни тут проводили великие танцы. Но не теперь, — старушка коснулась головы Калвин на миг и пошла прочь. — Постарайся отдохнуть, дитя.

Калвин не надеялась на сон, но завернулась в шкуру и попыталась успокоить кипящий разум упражнениями дыхания из Антариса.

— Можно? — спросил у нее Дэрроу с вежливостью незнакомца. Он сел, стараясь не задевать ее даже краем одеяла. Его лицо было бледным, он закрыл глаза и прислонился к стене.

Калвин выпалила:

— Дэрроу, позволь мне исцелить тебя! Я сейчас сильна, я не пострадаю! Снежная болезнь не вредит Халасаа. Может, она не заденет и меня.

— Но Халасаа — не поющий, — терпеливо сказал Дэрроу. — Нет, Калвин. Мы не можем так рисковать, — он коснулся кончиком пальца деревянного сокола на ее шее. — Это не только ради тебя, но и ради всего Тремариса. Ты могла утонуть сегодня, но не утонула. Воды спасли тебя. Если тебе суждено быть Поющей все песни — а такое возможно, Калвин, признай это — то ты слишком ценна для судьбы мира.

Полгода назад Калвин принялась бы спорить, что не была Поющей все песни, не хотела этого. Но теперь она тихо сказала:

— Я не смогу быть Поющей все песни. Без Горна чары огня утеряны навеки.

— Да, — медленно сказал Дэрроу. — Наверное, — он притих на миг. — В Меритуросе, когда ты потеряла чары, ты боролась с землей, с глубинными силами магии. В этот раз было иначе?

Калвин задумалась.

— На глубине воды был свет, и я поплыла к нему. И я дышала в воде.

— Воды приняли тебя, а ты — их, — Дэрроу снова закрыл глаза. — Я рад, что ты вернула силы. Я теперь… не так силен. И без Горна мы… — он притих.

Калвин сглотнула. Она прошептала:

— Я хочу… — но Дэрроу склонил голову, уснув между словами. Калвин осторожно укрыла его ноги одеялом и с тяжелым сердцем отодвинулась от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки.

ДЕСЯТЬ

Корабль в облаках

Траут резко проснулся. Казалось, Мика снова посылала холод в его лицо… но Мика была далеко, в Антарисе. Спальная шкура Траута сдвинулась, и ледяной ночной воздух щипал его за нос. Он сонно сел. Поправляя шкуру, он заметил тень, расхаживающую у костра, склоняясь над каждым телом.

Траут резко выпалил:

— Кто там?

Сильная и высокая фигура выпрямилась, направила руку на Траута, растопырив пальцы. Траут вскочил.

— Не пой мне песни видимости, Самис, я их не слышу! — закричал он. — Дэрроу! Вставай! Калвин, Тонно! Он здесь!

Самис сгорбился и сдвинул спальную шкуру, чтобы посмотреть на ближайшее тело. Ребята ворочались, ошеломленно моргали.

Калвин сонно села, голова гудела от искусственного сна, что навеял на них колдун. Кила вырывалась из хватки Самиса, вереща:

— Нет! Нет! Я не пойду с тобой!

Но теперь Самис увидел Калвин. В три шага он добрался до нее, рыча чары железа. Калвин попыталась отодвинуться, но ее конечности были тяжелыми, ноги запутались в спальной шкуре. Сильные руки Самиса с длинными пальцами без проблем подняли ее, словно они танцевали. Его ладонь зажала ее рот. Дэрроу рядом с ней издал сдавленный звук, и Самис повернул Калвин, чтобы она увидела серебряную веревку, обвившую горло Дэрроу.

Калвин впилась зубами в ладонь Самиса, чуть не подавилась из-за того, что кровь хлынула в ее рот. Самис не отпускал. Он покачал головой, словно говоря: не глупи! Он потащил ее по каменному полу пещеры. Он все еще рычал чары; Калвин знала, что если хоть одна нота дрогнет, горло Дэрроу будет раздавлено. Древесный народ бежал отовсюду. Кила еще визжала:

— Нет, нет!

Не боритесь с ним! — закричала Калвин мыслями. — Я в порядке. Я буду в порядке!

Самис тащил Калвин по снегу в лес, под деревья. Она не могла дышать, ладонь Самиса была железным обручем на ее рту и носу. Они добрались до края рощи, и она рухнула, задыхаясь.

У поляны ждал необычный корабль, соединенный сильными серебряными кабелями с большим, почти прозрачным шаром, парящим высоко над деревьями. Это было скрыто в ящиках, которые Кила видела в лагере Самиса. Калвин узнала мягкий сияющий металл, из которого Древние построили город. Самис развернул ее в руках и бросил на корабль.

Быстрыми и грубыми движениями Самис завязал шелковым шарфом рот Калвин. Он запел чары железа, и больше серебристых кабелей заскользило по палубе, обвило ее запястья и лодыжки. Она была беспомощной, прислоненной к борту корабля, но смогла выглянуть за край.

Халасаа! — позвала она. — Я не ранена. Но он уносит меня. Дэрроу… все в порядке?

Да, сестра, — слова Халасаа были растерянными. Он послал ей картинку, веревка еще обвивала горло Дэрроу. — Мы последуем за тобой… говори…

Самис откинул большую голову и властно прорычал чары железа. Серебряные кабели отпрянули в лодку, та опасно раскачивалась. Пузырь медленно поднялся в воздух, увлекая лодку все выше и выше, до верхушек деревьев.

Мы летим! — закричала Калвин.

Халасаа, Тонно и Древесный народ успели увидеть, как дно серебряного корабля пропадает над деревьями. Летящий корабль выбрался из леса, Калвин различила покров заснеженных деревьев внизу и облака вверху. Белое море леса набегало на Саар, голая и неровная скала пронзала облака. Пузырь все поднимался, и вдруг корабль окутал влажный белый туман. И так же резко корабль покинул слой облаков.

Луны и звезды сияли в ясном темном небе, и шар над кораблем сиял серебром, его нес ветер, как большое зернышко одуванчика. Воздух был ледяным. Калвин не слышала чар Самиса. Он управлял рычагами рядом с собой, направлял пузырь не с помощью магии. Из звуков был лишь свист кабелей, что удерживали покачивающийся корабль под пузырем.

Ветер уносит нас, — сказала она Халасаа.

Да, мы видели — вы летите на юг, к морю.

В Спарет, — Калвин ощущала, что связь с Халасаа уже ослабевает. — Брат, позаботься о Дэрроу! Не переживай за меня. Я теперь сильная, — ветер быстро уносил их, и она пыталась думать, что полезного сказать. — Помоги Древесному народу! Дэрроу, я люблю тебя!

Но ответа не было, и Калвин не знала, услышал ли ее Дэрроу.

Теперь они были над облаками, лунный свет залил корабль, и Калвин впервые четко увидела Самиса.

— Итак, — пробормотал он, и Калвин сжалась, его холодная изящная ладонь гладила ее щеку. — Ты уже не ребенок, маленькая жрица.

Калвин посмотрела на него со всем возможным презрением. Благородные идеи о сотрудничестве с ним пропали.

— Идем, маленькая жрица. Тебе не идет мрачный вид.

Калвин хотела плюнуть ему в лицо. Самис легонько похлопал по ее лицу.

— Милая, ты должна благодарить мое любопытство. Разве мой план не вернул тебе силы?

Глаза Калвин расширились от потрясения, и это дало ему нужный ответ. Колдун удовлетворенно рассмеялся, и Калвин проклинала себя за то, что быстро выдала свою тайну. Корабль покачнулся, он вернулся на место, а Калвин не шевелилась, разум кипел.

Самис все продумал! Кила привела их к пещерам, Кила выманила Калвин на лед. Самис обманом заманил ее в целебные воды. Он знал, и было ли ему дело, что Кила тоже упала и чуть не погибла? Он явно ждал в лесу, когда они выйдут.

Ее поражало то, что она была в долгу перед Самисом за возвращение сил. Зачем он это сделал? Он хотел использовать ее таланты для своей темной цели. Но она все равно была в долгу перед ним. Благодаря ему, она снова была поющей…

Она снова была с магией. И сильнее, чем при их прошлой встрече с Самисом. С тех пор она узнала песни железа, танцы исцеления. Она была сильной. Погружение в Воду не просто восстановило ее дар, но и сделало неуязвимой…

И на миг огоньки Вод снова запульсировали, запели в ее венах. Но потом она вспомнила кое-что страшное. Она выучила кое-что еще с той встречи с Самисом. Темные чары.

Нет. Она не могла, не станет петь те жуткие песни. Но против ее воли простые части тех песен уже разворачивались в ее голове. Песнь, что парализовала, что могла заморозить его кровь. Был десяток способов погубить его.

«Не повтори мою ошибку», — Марна хотела, чтобы она использовала темные чары на Самисе? Сердце Калвин колотилось. Самис не сможет держать ее связанной вечно. Ей нужно есть и пить, и если он хотел, чтобы она пела для него, ему придется довериться ей. Они были слишком далеко, чтобы она мог навредить Дэрроу или кому-то еще чарами. Она не видела причины медлить.

Но с потоком облегчения она поняла, что не могла убить Самиса. Она не знала, где он прятал вторую половину Колеса. Может, носил с собой, но скорее всего он спрятал обломок в Спарете, где на поиски среди развалин уйдет вечность. Ей придется подождать.

Самис сказал:

— Ты, конечно, хочешь знать, куда мы летим, и зачем я забрал тебя, — Калвин смотрела на него поверх кляпа. Кабели хлопали у краев корабля. — Я хотел поговорить с тобой. Жаль, что приходится идти на такие меры, чтобы твои друзья не помешали.

Калвин сдерживалась, чтобы не накричать на него мыслями. Инстинкт говорил ей молчать.

Самис смотрел на залитые луной облака внизу, словно говорил с собой.

— У нас с тобой много общего. Уникальные силы. Ты — сильная колдунья, милая, но ты юна. Тебе нужна мудрость опытного наставника, что направит тебя, — он улыбнулся. — Дэрроу — приятный спутник, но и он юн, он не подходит для этого задания. Особенно с болезнью… Он ведь болен? Кила так сказала, — он посмотрел на Калвин с вопросом, и она покраснела от гнева. Конечно, Дэрроу был болен; Самис постарался. Самис и Кила подстроили, чтобы Дэрроу арестовали в Геллане и увели к больным. — Как жаль, — уголки широкого рта Самиса опустились. — Я буду скучать по своему Герону… хотя, полагаю, ты теперь считаешь его своим.

Калвин отвела взгляд, не доверяя себе.

— Конечно, ему не придется умирать, — сказал Самис. — Если ты поможешь мне.

Это была ее идея. Но то, что казалось логичным и полным надежды в пещерах Вод, теперь ужасало ее.

Помочь! С чего бы? Ты связал меня как собаку, дважды пытался убить Дэрроу, чуть не уничтожил Антарис. Столько зла в Тремарисе по твоей вине! И ты хочешь сделать все хуже!

Самис уставился на нее.

— Т-ты говоришь мыслями! Вот так чудо. У тебя больше даров, чем я знал, маленькая жрица. Но ты ошибаешься, дорогуша. Зачем мне вредить Тремарису еще сильнее?

Снежная болезнь… когда колдунов не останется, ты сможешь делать все, что пожелаешь!

Самис фыркнул.

— Зачем мне убивать колдунов, что нужны мне на службе? Знаю, ты плохого мнения обо мне, но не лишай меня ума. Я не хочу быть императором мертвого мира, лишенного жизни и магии. Потому я беру тебя в Спарет, ты поможешь мне найти ответ к этой загадке. Если мы не разгадаем ее вместе, Тремарис обречен.

Калвин усиленно размышляла. Мог ли он говорить правду?

— Подумай о моих словах, — тихо сказал Самис. — Спи.

Жужжание чар зазвучало в ее ухе, Самис запел высокую, едва уловимую песнь видимости. Глаза Калвин закрывались. Она не сдастся! Она должна оставаться бодрой, думать. Но тщетно. Ее уносило в искусственный сон, которым он обездвижил весь лагерь. Голова Калвин опустилась, тело обмякло. Самис смотрел на нее, щурясь, покачиваясь с кораблем, что летел высоко над деревьями. А потом он накрыл ее спящее тело краем одеяла.

* * *

Кила сидела прямо, ее волосы были стянуты в косу на спине, ее бледное лицо было решительным. Гнев и ошеломление других били ее, как волны камень. Она тихим и ровным голосом сказала:

— Он сказал, если Калвин погрузится в Узел вод, то может восстановить силы. Это оказалось правдой.

— А если бы она утонула? А если бы ты утонула? — рычал Тонно. — Он об этом подумал?

Кила опустила взгляд.

— Он сказал, что без магии она ему живой не нужна.

— Он лишился Горна при этом, — тихо сказал Дэрроу. Он протирал шею окровавленным платком.

— Он сказал, что Горн ему уже не нужен, — Кила сжимала руки на коленях. — Думаю, он хотел сказать, что с Калвин ему уже ничего не нужно.

Халасаа коснулся плеча Дэрроу.

Ты знаешь, что Калвин ему не поможет. Она будет бороться, пока дышит.

Лицо Дэрроу стало маской.

— Этого я и боялся.

Посмотри на меня, дитя, — Кила послушно посмотрела в черные бесстрастные глаза Брайалы. — Узел вод — тайное место, священное место. Откуда твой друг знал о нем?

Кила пожала плечами.

— Он знает много того, что никто не знает. Если он не знает, то догадывается, — она слабо улыбнулась. — И догадки почти всегда верные.

— Нужно идти за ним, — сказал Дэрроу. — Они движутся быстрее нас, но мы хоть знаем, куда они летят.

— Он возвращается в Спарет, — Кила заглянула в глаза Дэрроу. — Клянусь, это было правдой. Не все было ложью, — она посмотрела на Тонно и прошептала. — Прости.

Тонно нахмурился.

— Почему ты не ушла с ним прошлой ночью?

— Я хотела уйти, когда он пришел за Калвин. Но когда я проснулась, я не захотела уходить… — тихий голос Килы дрогнул.

Воды изменили тебя, — морщинистая ладонь Брайалы легла на колено Килы.

Дэрроу, опираясь на Халасаа, поднялся на ноги.

— Нужно уходить, как только рассветет.

— Не спорю, — Тонно тоже встал.

Брайали подняла руку.

Погодите. Война Спиридреля не будет ждать возвращения вашей подруги, — Древесный народ тихо собрался за ней.

— Мы не можем бросить Калвин одну с Самисом, — серо-зеленые глаза Дэрроу вспыхнули прежней сталью.

Сын, я не заставляю тебя бросать любимую. Но все воины Спиридреля, все, кто живет за толщей льда, кем-то любимы. Их можно принести в жертву ради твоей любви?

— Я люблю Калвин, — заявил Дэрроу. — Но дело не только в этом. Она может спасти Тремарис.

Тогда ей по плечу любой колдун, — Брайали посмотрела на каждого по очереди, черные глаза вспыхивали. — Я прошу вас, Голоса. Вы нужны нам. Ваш народ принес неописуемый вред этому миру. Вы нам не поможете?

На миг повисла тишина.

— Калвин сильная, — неловко пробормотал Траут. — И у нее есть то Колесо. Если она получит половину Самиса, то сама починит его.

Тонно почесал голову.

— Мне не нравится думать о Мике, заточенной в Антарисе, не знающей, что грядет.

Я не прошу вас бросать девушку или ваше задание. Просто сначала помогите нам.

— Хорошо, — сухо и утомленно сказал Дэрроу. — Тонно, Траут, если вы хотите идти в Антарис с Древесным народом, я не буду вам мешать. Но мы с Халасаа пойдем в Спарет.

— Можно с вами? — слабым голосом спросила Кила.

— Как хочешь, — сухо сказал Дэрроу. Но Халасаа тепло посмотрел на нее, и Кила улыбнулась ему искренне, что было впервые в ее жизни.

* * *

Калвин проснулась от слепящего утреннего солнца. Темный силуэт перекрыл свет, над ней возник Самис. Калвин инстинктивно отпрянула, но колдун протягивал горячий и вкусно пахнущий пирожок.

Калвин подумала, что еще спит. Серебряный корабль еще покачивался под пузырем, сверху был бледно-голубой купол неба. Внизу облака скрывали лес. Даже Саар пропал. Было очень холодно. Откуда Самис взял горячий пирожок?

Мне нужна вода.

Одной рукой он отвязал шелковый шарф, ослабил путы на ее запястьях, и потом дал ей оловянную чашку холодной воды.

— Ешь! — приказал он. — Быстро, маленькая жрица.

Калвин ослабела от голода. Как давно она не ела? Она попробовала пирожок. Он был вкусным. Хрустящая корочка таяла во рту, начинка была горячей и пряной.

— Как…?

Самис вскинул бровь.

— Ты меня удивляешь, дорогуша. В долгом пути ты ни разу не улучшала вкус сухаря?

Конечно. Чары видимости. Пряный вкус мяса уже пропадал, Калвин держала в руке старый сухарь. Она сказала:

— Я не знаю чары видимости.

— Да? — удивился Самис. — Ты их не учила? Или они для тебя слишком сложные?

— Я даже не пробовала, — Калвин невольно злилась.

— Может, ты не можешь сделать голос… таким? — он спел ноту пронзительным фальцетом. — Говорят, женщинам почти невозможно исполнить такие ноты.

Калвин возмущенно открыла рот, чтобы доказать, что могла спеть любую его ноту. Она увидела ленивую улыбку Самиса. Ее не заставят изучить другую силу обманом. Она выберет это сама.

— Спой медленно, — сказала она. — Чтобы я смогла повторить.

Самис вскинул бровь и спел десяток скулящих нот, делая паузу после каждой, чтобы Калвин расслышала их. Калвин собрала песню еще до того, как он допел последнюю ноту. Чары покалывали ее губы, крохотная яркая бабочка слетела с ее руки. Она сверкнула в свете солнца и пропала, как лопнувший пузырь.

Самис посмотрел на нее из-под тяжелых век.

— Ты знаешь теперь песню Видимости.

Калвин радовалась, но не показывала ему.

— Простая иллюзия не сделает меня мастером видимости.

— Поющей все песни не нужно знать все когда-либо спетые песни! Если бы так было, Поющая не существовала бы, — Самис вытянул удобнее ноги. — А другие чары? Сила языка у тебя есть. Сила Зверей — да, я слышал сам. И Силу Ветров. Ты побывала в Меритуросе. Изучила там Силу Железа?

Калвин покачала головой.

— Только мужчины могут исполнять чары железа, — сказала она и без предупреждения запела быструю песню железной магии. Чашка полетела с пола к голове Самиса.

Но он был быстрым. Он бросился на Калвин. Чашка улетела за край и пропала в облаках. Рычание железных чар закрутило цепочку на ее шее, Калвин задыхалась и видела звезды.

Самис грубо вернул кляп и крепко затянул его. Он прижал ее, почти обнимая. Его мускулистая рука обвила ее плечи, и она ощущала запах его тела. Холодный плащ задевал ее щеку. Самис затянул тросы на ее запястьях, но в этот раз он не стал причинять боль.

Самис сел, снова вытянул ноги, словно ничего не произошло.

— Сила Железа. А Сила Становления?

Калвин отвернулась, чтобы скрыть слезы гнева и унижения. Она ругала себя за эту глупую уловку. Она даже не знала, пыталась ему навредить или показать силу.

— Я не хочу вредить тебе, маленькая жрица, — он склонился и коснулся ее щеки пальцем, разворачивая ее голову. — Но без глупостей. Ты хочешь, чтобы Дэрроу жил или умер? Мы должны работать вместе. Другого пути нет. Понимаешь?

Калвин сглотнула. Самис молчал о Колесе. Он искал ответ в Спарете. Она тут же приняла решение.

Я тебе помогу.

Самис сдвинул густые брови.

— Ты меня удивляешь, маленькая жрица. Я думал, ты будешь сопротивляться сильнее. Признаюсь, я разочарован.

При одном условии.

Колдун расслабился и рассмеялся.

— Так-то лучше. Назови свою цену, дорогуша.

Калвин замешкалась. Теперь ей нужно быть осторожной. Что бы ни случилось, он не должен понять, что у нее другой кусок Колеса.

Ты украл из Антариса священную реликвию Богини. Если отдашь ее мне, я помогу тебе.

— Ах! — протянул Самис. — Твои желтые дамы были так щедры… отдали много подарков. Реликвия, говоришь? Статуя или камень?

С-сломанное Колесо, — Калвин решительно посмотрела в его глаза.

— Было что-то такое, — сказал Самис после паузы. — Среди моих вещей в Спарете. Придется поискать, — он улыбнулся.

Калвин смотрела на него. Это было слишком просто. Она подозревала, что Самис обманывал ее.

— А теперь скажи, — заговорил колдун, — у тебя есть Сила становления?

Да, — сказала Калвин через миг.

— Конечно, Сила Льда, — он оскалился в улыбке. — Осталась Сила Огня, и ты будешь Поющей все песни.

Калвин ощутила прилив хищного наслаждения.

Из-за твоих игр Горн Огня утерян. Утонул в Узле вод. Поющей всех песен теперь не будет. Тайны Силы Огня утеряны навеки.

— Да? — Самис странно улыбнулся ей. — Неужели? — он взглянул на солнце и поднял в воздух влажный палец. — Далеко на запад, — буркнул он. — Я угостил тебя завтраком. Не хочешь отплатить услугой?

Чего ты хочешь? — но Калвин уже догадывалась.

— Спой ветер, чтобы он понес нас на юг, дорогуша.

Разве ты не управляешь чарами?

— Не изображай неведение, маленькая жрица. Мы должны быть честными друг с другом. Магия железа не работает на таком расстоянии от земли, и ты это прекрасно знаешь. Не все, что строили Древние, работало от чар, но ветер будет полезным.

Калвин кивнула. Самис зарычал магию железа, и тросы отпустили руки и ноги Калвин, шелковый кляп упал.

— Пой, маленькая жрица! — завопил он. Калвин с болью сглотнула, но ее уверенность вернулась. Все будет хорошо. Самис отдаст ей украденную половину Колеса. Она как-то справится с ним, а потом соединит два куска чарами, и мир исцелится. Она вернется к остальным, наступит весна, и Дэрроу будет здоров. Ее голос был сильным и радостным, она пела переливчатые чары ветра, что уносились к облакам. Она подумала о Мике, научившей ее песням ветра, помолилась, чтобы она была в безопасности в Антарисе.

Ветер Калвин весь тот день нес их на юг. Облака внизу были такими густыми, что корабль будто парил над еще одним снежным пейзажем с горами и ущельями, что менялись от движения воздуха.

Вечером Самис чарами видимости изменил чашки холодной воды на пряное вино.

Калвин вскинула руку.

— Я не пью вино.

— Не бойся, дорогуша, это тебе голову не вскружит.

Калвин скривилась, сделав глоток.

— Теплым было бы вкуснее. Жаль, Горна нет.

Она поразилась яростному оскалу на лице Самиса.

— Ты и твои друзья были недостойны хранить Горн, — прогремел он. — Кила рассказала, как вы его использовали — грели постели, а еще как фонарь! Где же уважение к предметам силы? Лучше ему лежать забытым в Узле вод.

Глаза Калвин жгло; но разве ей было дело до мыслей Самиса?

— Без огня мы бы умерли, — проворчала она.

Самис фыркнул, но опустил тему.

— Что хочешь съесть? Назови, и твое желание будет выполнено.

Калвин замешкалась.

— Жареную форель, — сказала она. У нее было скрытое и счастливое воспоминание, как они с Дэрроу ели форель у ручья.

— Не голубь в ягодном соусе? Не устрицы в масле? Не манго?

— Что бы я ни попросила, питать это будет как сухарь, — сказала Калвин. — Так что разницы нет, да?

— Твоя логика восхищает. Если хочешь жареную форель, так тому и быть.

В этот раз Калвин оказалось сложнее поверить иллюзии, и ее рыба была жестче, чем должна была.

— Теперь мне, — сказал Самис, когда она доела. — Сегодня я хотел бы гиберанский пирог.

— Я никогда не ела гиберанский пирог. Я не знаю его вкус. Не знаю, что петь.

Самис взмахнул рукой.

— Я тебя научу. Пока не думай об облике вещи. Начнем с запаха, — он спел четкую высокую песню, и в воздухе появился сильный запах дичи. — Попробуй.

Калвин вдохнула и повторила пронзительную песню.

— Выше! — рявкнул Самис. — Выдыхай со дна легких! Боги, девчонка, тебя не учили, как использовать дыхание?

Калвин пела снова и снова, повторяя песню Самиса, что вызывала запах пирога, а потом вкус, а потом вид нежных кусочков мяса цапли в пряном соусе, укутанных в сваренные на пару листья кувшинки.

Видимость была самой сложной силой из всех, что Калвин пела; там были вариации нот, ударений, высоты, а сила дыхания меняла иллюзию кардинально. Если Сила ветров была как взмах кружкой с краской, Сила Видимости была как рисование мелкой картинки волоском.

— Неплохо, маленькая жрица, — сказал Самис. — Повара Гиберы не подали бы лучше.

class="book">Небо было темным, и Калвин поняла, что устала.

— Не знаю, как столько гелланийцев поют песни видимости. Это так сложно. Они все, видимо, с редким даром.

Самис сморщил нос.

— Многие из них учат — или покупают — лишь один трюк, и им этого хватает. Они знают одну песню, чтобы сделать ярче выцветшую ткань или заставить тусклые камни сиять. А потом они оберегают эту песню, как драгоценный камень. Чары фальшивого сна стоят больше года моего проживания в Меритуросе. Так называемые, колдуны Геллана — просто коробейники, не достойные их мастерства.

— Мне не нравится Сила Видимости, — сказала Калвин. — Она не честная.

Она ждала, что Самис рассмеется, но он не стал.

— Как и все остальное в мире, ее можно использовать для добра или зла, — он проверил пальцем ветер. — Ночью нам зачарованный ветер не нужен. Поток изменился. Если он продержится, мы доберемся до Спарета к утру.

— Так скоро? — воскликнула Калвин.

Самис вытянул ноги в тесной лодке, заставляя ее подвинуться.

— Хочешь снова увидеть Заброшенный город? Ах, великие были дни, дни нашей охоты, да?

— Ты убил моего друга Занни, ты чуть не убил всех нас!

Самис пожал плечами.

— Ты не охотник. Думаю, Дэрроу видит это иначе, — он скрестил ноги, его плащ сдвинулся, открывая кожаные сапоги до колен. — Когда вы бросили меня умирать в Спарете, я долго оставался там. Я сделал много открытий. И одним из них я очень хочу с тобой поделиться.

— Полагаю, новым способом убийства.

Самис рассмеялся.

— Дразнишь меня, маленькая жрица? Отлично! Мы подружимся.

— Как вы с Дэрроу когда-то?

Она говорила с сарказмом, но Самис ответил печальным тоном:

— У меня больше не будет такого друга, как Дэрроу.

Калвин снова ощутила запах, как специи Меритуроса, и сильное здоровое тело подвинулось под складками его плаща.

— Спи, кроха, — тихо сказал он. — Завтра будет знаменательный день.

ОДИННАДЦАТЬ

Серебряный корабль

Калвин проснулась от естественного сна, а не насланного чарами видимости. Она села, закоченев от холода, и укутала плечи в полосатое гелланское одеяло. Луны пропали на западе, и слабый свет на востоке сулил наступление рассвета.

Самис навис над ней, черный силуэт. Он указал вниз. Облако внизу рассеялось, и Калвин увидела неровную поверхность заснеженного леса. Ее сердце ёкнуло, она заметила гладкий лед на горизонте: море.

Самис присел рядом с ней.

— Спарет.

Корабль покачнулся, когда они склонились у борта. Восходящее солнце было видно за паутиной серебряных шпилей и куполов, они становились розовыми, золотыми и аметистовыми. Это был заброшенный Спарет, виднелся среди леса.

Самис подвигал рычаги, и серебряный шар опустился к руинам. Башни и крыши становились все больше, город окружил их, пока Самис направлял корабль к пустой площади со шпилями по углам. Он пел чары железа, чтобы придержать корабль, пока Калвин вылезала. Она устала, тело болело, и она была рада твердому серому камню под ногами.

Самис сошел с корабля и сменил рычание чар. Серебряный шар полетел в бледное небо, на нем сверкало солнце.

— Что ты делаешь? — закричала Калвин.

— Нам это уже не понадобится, — улыбнулся Самис. — А здесь это будет лишний раз соблазнять тебя, дорогуша, — его плащ развевался за ним, он развернулся и пошел прочь.

Калвин поспешила за ним по пустым улицам. Рушащиеся стены и голые деревья покрывал иней. Даже нежные изгибы серебряных куполов и тонких башен выглядели так, словно их вырезали изо льда.

Самис прошел мимо места их последней встречи полтора года назад. Длинные куски оторвались от башни, когда магия Самиса не сработала, и они остались на месте. Самис шагал, не оглядываясь, а Калвин невольно смотрела туда, где они оставили тело Самиса, безжизненное, в сером плаще.

— Ты много думаешь о прошлом, дорогуша, — едко сказал Самис, словно читал ее мысли. — Ты должна научиться смотреть вперед, как я.

Они забрались на холм и попали на небольшую площадь, залитую утренним светом, с видом на город сияющих шпилей и куполов. Неглубокий фонтан на площади города был покрыт льдом, в нем замерзли мертвые листья.

Самис взмахнул плащом и сел на край фонтана.

— Это место подойдет. Пора начать наши уроки.

— Еще чары железа и видимости? — Калвин осталась стоять. — А как же обещание? Ты сказал, что отдашь мне… реликвию Богини.

— Да, да. Всему свое время, дорогуша, — его глаза сияли. — Но сначала, маленькая жрица, я научу тебя тому, что забыл другой мир. Десятой Силе.

— Десятой Силе! — Калвин уставилась на него. — Сила в… — она заставила себя замолкнуть. Самис не понимал магию Колеса? Он хотел научить ее темным и сильным чарам?

— Сядь, кроха, — Самис вытащил из кармана серебряный диск и показал ей. Он был размером с его ладонь, покрытый резьбой, что сияла золотом на солнце. Он тихо сказал. — Десятая Сила — это Сила Знаков.

Калвин моргнула в смятении. Этого она не ожидала.

— Знаков?

— Каждый символ представляет звук, — Самис указывал на мелкие значки. — Этот в форме яйца — «а-ах», а эта вилка — «и». А эта горка — «ллл». Понимаешь?

— Н-наверное, — Калвин невольно заинтересовалась, подошла к серебряному диску.

— Комбинация знаков создает чары, — рука Самиса прижалась к руке Калвин.

— Так эта горка и яйцо вместе — это «лаа»?

— Браво, маленькая жрица! Тут всего три десятка знаков. Как только выучишь их, сможешь читать все чары.

Она хмуро посмотрела на ряды знаков. Калвин пронзило воспоминание о бледном лице Марны на соломе. Она прошептала:

— Марна знала об этом. Она пыталась сказать. Но я не слушала. Я задавала вопросы.

Самис тряхнул головой.

— Вряд ли эти знания попали в Антарис. Я нашел лишь одного человека в Геллане, где магия сильнее всего в Тремарисе, который знал о Десятой Силе. Я не увидел у твоих желтых дам, что они знали об этой силе.

Калвин молчала. Ее уверенность рушилась. Десятая Сила не была темной, как она думала. Но даже если не Десятая Сила была виновата в бедах, Колесо содержало какую-то темную силу. Марна сказала, что ответ в Колесе, Калвин помнила это. Она все еще верила, что целое Колесо спасет мир.

Мысли Калвин кипели, она разглядывала знаки.

— Эти метки отмечают только звуки. Как понять, как их петь? Высоко или низко? Долгая ли нота?

— Видишь знаки над строкой или под ней? Это высота. Высокие, где линия сверху, и низкая, где линия снизу. Бреши между символами — длина ноты. Читать знаки сразу не выйдет, но я тебя научу.

— Это… невероятно! — Десятая Сила была не разрушением, а способом хранения чар. На миг она вспомнила о мечте в виде колледжа певчих в Равамей, она представила комнаты с серебряными дисками, где были записаны чары, собранные со всего мира. Ничто не будет забыто, чары больше не потеряются. Она не изображала восторг. — Как ты узнал об этой силе?

— Ходили слухи об утраченной силе среди ученых Меритуроса, но никто не знал, что это за сила. А в Спарете я нашел много таких дисков, покрытых знаками. Кстати, спасибо тебе за открытие, — он посмотрел на нее с тяжелыми веками. — Я взял пару дисков в Геллан, где я нашел Трэгга, о котором рассказывал тебе. Мы с ним разгадали код. Почти все сделал я, — добавил он с улыбкой. — Думаешь, я наглый? Возможно. Со знанием этих знаков, я раскрыл все тайны, что оставили Древние.

— Дэрроу рассказал мне о твоем друге в Геллане. Он сказал, что ты убил его.

Самис мрачно посмотрел на Калвин.

— Он был заражен чумой певчих. Ужасная потеря.

— Ты обещал рассказывать правду.

— Ах, маленькая жрица, — Самис покачал головой. — Некоторые вопросы лучше не задавать, — он постучал пальцем по диску. — Смотри. Я списал знаки с Горна Огня, который мне одолжила Кила. Чары огня не утеряны, маленькая жрица, пока есть знаки.

Она посмотрела на серебряный диск.

— Они все тут? Ты уверен? Ты пел их?

— Пытался. Но дар огня закрыт для меня, — Самис прищурился, отвел взгляд на холодный пустой город. Калвин ощутила пуль сочувствия. Самис повернулся к ней. — Думаю, тебе эта сила открыта, — он подвинул к ней серебряный диск.

Калвин отпрянула.

— Но… Силу Огня могут петь только мужчины.

— О, и кто это сказал? Мужчины, конечно, как и с чарами железа. Эти огненные песни низкие, но не слишком низкие для тебя. Давай, попробуй. Разве ты не поняла, что с каждой новой силой следующую учить проще?

Это было правдой: новые силы приходили проще предыдущих. Но Калвин медлила, сжав холодный камень фонтана. Если она споет чары огня, она станет Поющей все песни.

Самис сказал:

— Ты боишься.

— В пророчестве говорится, что Поющий будет силен, как бог, — прошептала Калвин.

— Не переживай, дорогуша, — сухо сказал Самис. — Если бы я верил, что ты можешь стать богиней, я не дал бы тебе эту силу. Но бери ее! — Калвин с неохотой взяла серебряный диск и провела пальцем по ряду мелких символов. Она едва слышно прошептала те, что уже знала, догадываясь, как они пелись. — А это? А что это?

Самис рассказывал. Калвин было просто запомнить символы. Казалось, ее память, ее чувства обострились вместе с восстановленной магией. Она повторила отрывок чар, соединила звуки в робкую низкую песню. Она спела ее еще раз, и ноты звучали увереннее, она ощутила покалывание магии на коже. И в бледном зимнем небе вспыхнуло сине-оранжевое пламя.

Калвин охнула, Самис сжал ее руку.

— Молодец, Калвин! — завопил он с радостью. Он впервые назвал ее по имени. — Сила Огня! — он обвил ее руками. — Сила Огня спета человеком впервые после смерти магов Митатеса!

Калвин с радостью обняла его в ответ, ощущая пряный аромат его серого плаща. Его ладони прижались к ее пояснице. Они были крупнее ладоней Дэрроу. Она неловко отпрянула, избегая взгляда Самиса.

«Я теперь — Поющая все песни?» — удивилась она. Ощущения не изменились. Она сказала:

— Как это поможет нам покончить с зимой и излечить снежную болезнь?

— Все спетые чары записаны и хранятся где-то в кладовых Спарета, — сказал Самис. — Я уже много нашел, но вдвоем мы должны отыскать чары, что прогонят ущерб. Но ты должна тренироваться, маленькая жрица, чтобы знать, что споешь чары, когда мы найдем их. Теперь спой больше песен огня!

Калвин одну за другой исполняла чары, что были на Горне Огня: песни создавали пруды света, вызывали жар, колонны огня и вспышки. Если бы они с друзьями поняли символы раньше, то использовать Горн было бы проще. Чары были изящными, она раньше этого не понимала.

— Хватит, — сказал Самис. — Пора заняться Силой Видимости. Ты зажимаешь рот, дорогуша, раскрой его шире, вот так.

Остаток дня два колдуна создавали иллюзии. Поднимались большие деревья, цветущие огнем, бриллианты покрывали маленькую площадь. Самис показал Калвин, как замедлить время, чтобы путь муравья на ее ладони длился день. Он заставил солнце пронестись по небу за секунду. Он пел, а они оказались на плоту в зеленом океане, а потом с рыбами в глубинах.

А потом Самис встал. Солнце садилось, озаряло его золотом, темный плащ мерцал. Калвин поняла, что прошел день. Она виновато подумала о Дэрроу. Но Брайали сказала, что целебный Воды удержат его болезнь, пока что он был в безопасности.

Самис сказал:

— Хватит на сегодня. Завтра мы займемся Силой Железа.

Калвин подавила зевок. Она не посмела спросить о Колесе, не хотела выдать рвение, чтобы он понял, как оно важно. Если он не отдал его ей сегодня, она сама отыщет его завтра.

— Почти ночь. Где мы заночуем?

Самис широко улыбнулся.

— У меня есть история, что удивит тебя. Я расскажу по пути.

Он протянул большую ладонь, и Калвин с усталостью обхватила его руку. Он придерживал ее на холодных темных улицах и сказал:

— Ты точно веришь, что наш народ жил в Тремарисе с начала времени.

Ей хотелось ответить, что ее Древесный народ жил тут вечно!

Самис посмотрел на небо:

— Наши предки прибыли в этот мир на серебряном корабле, — в его голосе была тоска. — Они парили среди звезд, словно небо — океан. Этот корабль еще тут, Калвин.

— Тут? Ты нашел его? Он в Спарете?

Самис откинул голову и рассмеялся.

— Спарет — корабль! — он махнул на серебряные башни и купола. — Корабль вокруг нас и под нами. Ты видишь лишь часть того, что лежит внизу. Древние построили первый город на корабле, что принес их в этот мир. Ты увидишь! Ты думаешь, что Спарет пустой, но тут склады одежды, инструментов, лекарств и приборов, даже летающих лодок. Все, что нам понадобится.

Калвин смотрела новыми глазами на здания вокруг них, стоя рядом с Самисом. Те башни были мачтами? Купола были парусами, вышками и мостиком капитана?

Она поежилась.

— Представь, если корабль полетит снова!

Самис посмотрел на нее.

— Но он мог, дорогое сердце. Поющий все песни мог заставить его лететь как большую серебряную птицу. Когда корабль полетит снова, мы завоюем Тремарис так просто, как сорвать яблоко с дерева.

Калвин вырвала руку из хватки Самиса и замерла посреди пустой улицы.

— Ты говорил, что хотел спасти Тремарис! Но тебе на это плевать! Ты соврал мне.

Самис замер. Ветерок трепал его плащ, напоминающий тучу.

— Нет, маленькая жрица. Я сказал правду. С твоей помощью я остановлю чуму певчих, верну весну в Тремарис. А после… — его зубы сверкнули, он оскалился. — У меня большие планы на нас, дорогое сердце.

— Мне хватило твоих планов, — сказала Калвин, но слова были пустыми, на гнев не было сил. Все же Самис хотел мирный процветающий Тремарис. План не был ужасным. — И не зови меня дорогим сердцем, — добавила она.

Самис ушел, и Калвин последовала через миг. Он чарами железа открыл дверь в низком неприметном доме, повел ее наверх по пустым коридорам, озаренным нежным сиянием, какое она помнила с прошлого визита.

Она вышла за ним в круглую проветриваемую комнату с окнами с видом на город. Небо окружало комнату, всеянное звездами, и было видно три луны, маленькие и белые, как жемчуг.

В комнате стояли диваны и длинные столы с серебряными дисками. Спиральная лестница в центре вела в комнату наверху. Самис открыл панели и показал Калвин полки с банками и коробками.

— Еда. Этого хватит нам на века, — он выбрал интересные угощения для них: кусочки пирога из пряных бобов, печенье со вкусом соленого мяса, незнакомые сушеные розовые фрукты.

Самис насыпал порошок во флягу воды, попросил Калвин подогреть ее новой силой. Получился горячий пенный напиток с запахом корицы и шоколада. Он поднял чашку.

— За Поющую все песни! — протянул он.

Калвин сжала чашку обеими руками, пока не ощутила жжение. Поющая все песни. Она ушла далеко с того весеннего дня, когда они с Марной шли среди яблонь в саду в Антарисе, и Марна рассказала ей о пророчестве. Марна не верила, что кто-то мог овладеть Девятью Силами. Что она сказала бы, увидев, как Калвин призывала огонь сегодня и ткала сны на небе? Конечно, Калвин еще не была Поющей. Ей нужна была практика. Она в тайне улыбнулась и посмотрела на Самиса.

— Откуда ты знал, что Узел вод восстановит меня?

Самис махнул на груды серебряных дисков.

— Истории, легенды. Я рискнул, дорогуша. Но разве ты не рада?

— Рисковала я… — возмутилась Калвин и замолчала. — Я и Кила.

Стало тихо, Самис потягивал напиток, смотрел на нее поверх чашки.

Калвин взяла серебряный диск и прочла его: одежда из шкур и сплетенных лоз…

— Там записывали не только чары?

— Наши предки делали записи о новом доме. Они записали информацию о примитивных, их верованиях и обычаях.

— Примитивных? Ты про Древесный народ? — Калвин побелела, голос стал выше. — Спиридрельцы — мудрый и древний народ. Они жили тут задолго до прибытия Голосов с их оружием и… напитками из порошка!

Самис рассмеялся.

— Ты сентиментальна, милая, как все желтые дамы Антариса, — его голос стал жестче. — Древесный народ обречен.

— Ошибаешься, — руки Калвин дрожали. Она укутала плечи плащом, легла на диван спиной к Самису.

— Спокойной ночи, маленькая жрица, — комнату заполнило тихое пение, огонь стал тусклым. Двери с шорохом закрылись, и Самис тихо поднялся по спиральной лестнице. Калвин знала, что осталась одна. Она могла искать Колесо или читать диски на столе. Но она так устала, что сразу уснула.

* * *

Тонно, Траут и Брайали шли на север. Древесный народ ходил по своим тропам по лесу, и они быстро приближались к Антарису.

— Мы шли два дня, — пробормотал Траут. — Сколько еще до лунотьмы?

Тонно мрачно сказал:

— Времени хватит, чтобы предупредить сестер и помочь им защититься.

Нет. Нужно убедить братьев бросить идею атаки, — слова Брайали были стальными. — Боя быть не должно.

— Но вы уже пытались спорить с ними, — сказал Траут. — Без оружия…

И тут копье пронеслось мимо его носа и вонзилось в ствол дерева. Траут с воплем упал на снег. Древесный народ развернулся, Тонно выхватил нож из-за пояса с криком:

— Кто тут? Покажись!

Это воины! — закричала Брайали. — Мир, братья! Мы не навредим вам!

Но другой голос закричал в головах:

Смерть Голосам!

Воины выбежали из-за деревьев с копьями, их лица были в красно-белой краске.

Траут схватил ветку, крича:

— Назад! — а Тонно вопил:

— Держитесь! — пока махал ножом. От их голосов нападающие отпрянули, скаля зубы от страха. Но они не долго медлили.

Воинов было больше сотни, у них было преимущество в количестве и оружии. Вскоре стало ясно, что воины победят. Бой был удивительно тихим. Плечо Траута ранили каменным ножом, его быстро обезоружили. Брайали свернули запястье, ее последователи тоже пострадали, сдались, чтобы их не ранили страшнее. Тонно бился один, но группа воинов окружила его, и его повалили ударом по голове, что лишил его сознания.

Лидером воинов был юноша по имени Сибрил, он был не старше Траута. Он схватил нож Тонно и сунул за свой плетеный пояс. Он удовлетворенно смотрел, как путников с голосом связывают, затыкают им рты кляпами, как связывают других пленников.

Мы впервые победили! — заявил он. — А теперь к землям за льдом!

Траут извивался, пока ему завязывали запястья, хоть он был рад, что Тонно пришел в себя и сонно сел. Воины сунули кляп в его рот, и рыбак издал рев. Несколько древесных людей отпрянули.

«Те еще воины!» — с презрением подумал Траут. Но потом пленников подняли на ноги, рана на его плече заболела, и он отвлекся от этих мыслей.

* * *

Дни после этого были для Калвин сном. Если бы не знания, что Дэрроу набрался сил из Узла вод, и Халасаа помогал ему, она бы не задерживалась надолго. Они с Самисом оттачивали чары, и она научилась легко менять голос от льда до огня, железа, от ветра до иллюзии и обратно. Самис был строгим учителем, но Калвин выучила за короткое время больше, чем когда-либо. Самис помог ей увидеть связи между разными видами чар, которые она не понимала, пересечения сил, о которых Марна говорила, но не объясняла.

Каждый день Калвин спрашивала о Колесе, и Самис находил отговорку: он искал, но не нашел, он был уверен, что оно в том погребе или в той кладовой. Завтра — она получит реликвию завтра.

И каждую ночь Калвин клялась, что скоро использует темные чары, чтобы заставить Самиса сказать ей, где его половина Колеса. Она слышала слова Марны в голове: «Мне не хватило смелости. Не повторяй мои ошибки».

А потом она услышала голос Мики: «Так ты будешь его пытать?» — Калвин знала, что должна это сделать, и она медлила день за днем. Тамен или Самис назвали бы это слабостью. Но если это было слабостью, хотела ли Калвин быть сильной?

В один из дней она сказала Самису:

— Ты хотел быть Поющим все песни. Почему тогда радостно учишь меня?

— Думаешь, я рад? — сказал Самис.

— Нет, — сказала Калвин после паузы. — Думаешь, я буду тебе служить?

— У тебя робкий дух.

Его слова звучали так схоже с ее мыслями, что она вздрогнула. Самис улыбнулся.

— Я направлю тебя, кроха. Или… — он посмотрел на нее темными глазами с тяжелыми веками. — Я могу повторить предложение, что уже делал тебе. Ты можешь быть моей королевой. Моей императрицей.

Во рту Калвин пересохло, она едва смогла держать голос бодрым:

— Кила будет рада стать твоей императрицей.

— Бедная Кила! Как она ревновала бы, если бы слышала нас сейчас! — улыбка Самиса увяла, он помрачнел. — Последние годы, когда Дэрроу меня бросил, у меня не было друга, спутника, не с кем поделиться мыслями и планами. Кила думала, что станет моей спутницей. Но ей есть дело только до камней, слуг и комплиментов — это для нее власть, вся лесть и хорошие наряды.

Калвин сказала:

— Но она не так глупа.

— Верно, — согласился Самис. — Но ее не интересуют знания, их мудрое использование… — он вдруг умолк, словно сказал больше, чем хотел. Он буркнул под нос. — Сложно быть одному.

— Знаю, — прошептала Калвин. — Я была одинока, пока росла в Антарисе.

— Я не жду ответа сейчас, — сказал Самис. — Обдумай это, маленькая жрица.

Они замолчали, а потом вернулись к работе.

Вечерами Калвин и Самис были в круглой башне. Они готовили еду из странных припасов, а потом говорили. Самис рассказывал ей о своем детстве при дворе Меритуроса, и одной ночью Калвин рассказала ему о приключениях ее друзей в Меритуросе год назад.

Самис слышал версию событий от Килы, но слушал ее с интересом. Когда она дошла до части, где Дэрроу стал лордом Черного дворца, а с тем и правителем Меритуроса, Самис расхохотался. Но тепло, а не с насмешкой.

— Мой Герон, что всегда избегал власти, правит империей!

— Это теперь республика, — Калвин опустила голову. Где был Дэрроу? Насколько ему помогли целебные воды? Он был слабее, чем раньше? Она вдруг ощутила жуткую панику. Сколько дней прошло, пока она пела? Сколько времени она потеряла?

Самис что-то сказал. Он смотрел на Калвин и ждал ответа.

— Прости. Я н-не услышала.

Он прошептал:

— Спой для меня, Калвин.

Калвин прошла к окну. Пустые улицы и площади залитого луной города тянулись внизу, остров серебра, обрамленный белым морем леса: холодным, тихим, красивым.

Калвин закрыла глаза и вдохнула. Сила затрепетала в ней, от пяток к голове. На миг она замерла, магия заполнила ее, и она запела.

Развернулась песня видимости, улицы пустого города стали яркими, полными людей, как во времена Древних. Яркие стены, зеленые сады, журчащие фонтаны появлялись от ее чар, звучали музыка и смех. Внизу Мика подняла голову и помахала, Марна шла, держа за руку Лию. Хебен из Меритуроса болтал с веселым Занни, который давно умер, и дети с острова Равамей кричали, бегая по площади. И Дэрроу с Халасаа улыбнулись ей, пока шли в толпе.

Тело Калвин гудело от магии, что без усилий слетала с ее губ. Смесь чувств кружила в ней, радость и печаль, ведь тут были призраки людей, которых она знала, призраки друзей, которых она уже не увидит, ведь тут были Древние, что изучали новый мир, не зная, что вредят ему. И она ощущала надежду и страх.

Чары утихли, и шумная яркая площадь расплылась перед ее глазами. Гул голосов и музыки утих. И картинка пропала. Площадь снова была пустой. Снежинки тихо падали на улицы. Калвин поежилась, хотя в башне было тепло, она укуталась в плащ.

Самис оказался рядом. Калвин протянула руку, и он сжал ее ладонь. Ее удивила прохлада его пальцев. Он поднял ее ладонь к губам.

— Готова, маленькая жрица? Готова назвать себя Поющей все песни?

Калвин открыла рот, но не было ни звука. Поющая все песни. Она два года убегала от этого момента. Но если это была ее судьба, было трусостью отворачиваться. А если спасение Тремариса было в ее руках, в ее голосе, и от лживой скромности, из-за робости сердца она позволяла миру увядать и умирать? Что было опаснее: много гордости или ее отсутствие? Может, она узнала от Самиса больше, чем поняла. Она стала Поющей все песни или всегда была ею? Не важно: ответ был одним.

Ее сердце колотилось. Самис пристально смотрел на нее, словно она была диким опасным зверем, которого он держал на тонком шнурке.

— Моя королева, — тихо сказал он. Она ожидала его улыбку, но его глаза были печальными. — Есть еще один урок.

— Нет, — прошептала Калвин. — Нет…

— Ты должна, — он сжал ее пальцы. — Думала, это будет вспышкой света? Думала, богиня склонится и поцелует тебя? Нет, маленькая жрица. Становление Поющей все песни — это не один шаг. Это шаги в свете и тьме. Калвин, пора пойти во тьме. Хочешь свое Колесо? Да? Я его тебе не отдам. Ты должна забрать его. Забери то, что твое, Калвин. Давай!

Калвин издала тихий стон протеста и быстро притихла. Она повернулась к нему, потянулась к его губам. Она никогда не целовала никого, кроме Дэрроу. Губы Самиса были сухими и холодными, его спина напряглась, когда их рты встретились, а потом он расслабился. Сердце Калвин колотилось в груди, она обвила руками его шею. Ее губы задели его ухо.

Она запела шепотом.

ДВЕНАДЦАТЬ

Тайна Колеса

Самис закричал и отпрянул от боли, сжимая глаза.

Калвин запнулась, но заставила себя петь. Темные чары шипели и плевались, ее губы онемели, словно с них капал яд. Самис упал на колени, вдавил кулаки в глаза. Его рот растянулся от боли.

Калвин мысленно, не переставая петь, сформировала слова:

Где Колесо?

Самис застонал и покачал головой.

Где оно? — требовала Калвин.

Слезы лились по ее лицу; весь самоконтроль уходил на ровное дыхание. Ее сердце колотилось в груди.

Самис теребил рукой застежки на жилете, другая рука прижималась к глазам. Калвин шагнула вперед, отпрянула, не зная, стоит ли помочь ему. Темные чары окружали их. Калвин ощущала тошноту и головокружение, она сжала подоконник, чтобы не упасть.

Наконец, Самис вытащил что-то из жилета. Кусок темного камня казался маленьким в его большой ладони. Он бросил его на пол, сжался от боли. Калвин слышала лишь его стоны:

— Прошу… прошу…

Она бросилась и схватила половину Колеса. Как только она оказалась в руках Калвин, она перестала петь. Из шума в башне осталось только дыхание Самиса. Он прижимал ладони к глазам, меж его пальцев текла кровь. Калвин сползла по серебристой стене. Она склонилась, ее стошнило меж колен, ее тошнило до тех пор, пока в ней ничего не осталось.

* * *

Дэрроу, брат? Ты проснулся?

— Пусть спит, — взмолилась Кила тихим голосом. — Ему нужен отдых.

Но нужно и услышать это. Дэрроу, брат мой, проснись!

Дэрроу глубоко дышал, укутанный спальными шкурами. Он уснул за жалким ужином, пока за палаткой бушевала снежная буря, и Кила с Халасаа укрыли его шкурами. Но теперь он резко проснулся, взгляд был встревоженным. Он прохрипел:

— Что такое?

Я услышал ее.

— Калвин? — Кила смотрела то на одного, то на другого. — Калвин говорила с тобой?

Халасаа покачал головой.

Она не кричала нам. Ей больно.

— Больно? — резко сказал Дэрроу. — Где она? Что происходит? Ты ее еще слышишь?

— Она с Самисом? — спросила Кила.

Не знаю. Я звал ее, но она не слышит меня, она далеко. Но боль… боль была в ее сердце, не в ее теле.

Дэрроу провел рукой по глазам.

— Как далеко мы дошли? Долго еще до Спарета?

Еще далеко. Но эта река ведет в разрушенный город.

— Вот, выпей, — Кила вложила в его немеющие ладони чашку с отваром. — Халасаа грел у костра.

Мы зайдем завтра дальше, когда буря пройдет, — Халасаа коснулся плеча Дэрроу. — Ветер уберет снег со льда.

— И чары Мики не нужны, — руки Дэрроу дрожали, пока он пил отвар.

— Нам пора спать, — сказала Кила. — Но нужно больше топлива для огня. Твоя очередь или моя, Халасаа?

— Не выходи, — Дэрроу опустил чашку. — Я спою больше дерева в палатку, — он уже так делал, притягивал дерево, чтобы им не нужно было ходить по снегу.

Как обычно, Дэрроу раскрыл рот, чтобы прорычать песню магии железа. И хотя он пел слова и ноты, чары не работали. В тот миг Дэрроу понял, что потерял остатки сил. Он не говорил, но что-то изменилось на его лице. Он за миг будто стал на десять лет старше.

Кила сглотнула.

— Я схожу, — прошептала она. — Мне нужно провериться.

* * *

Калвин не знала, сколько сидела над разбитым диском из черного камня. Она заметила, что Самис перевернулся и наблюдал за ней сквозь опухшие веки, обрамленные темной корочкой крови. Он моргнул, медленно закрыл глаза, кривясь, судорожно дыша от боли.

Калвин не могла на него смотреть. Она вытащила свою половину Колеса из-под туники, где в кармане она пролежала с отбытия из Антариса. Ее ладони дрожали, пока она сдвигала две половины.

Самис прошептал:

— Ты не была готова. Когда ты спросила… я догадывался, что у тебя есть вторая часть. Та, что отдала мне это, верила, что Колесо — предмет силы. Вот и увидим правду… Сделай его целым, моя королева!

Калвин удерживала половинки вместе, по руке на каждой, и спела песнь железа, чтобы соединить два куска. Трещина посреди маленького диска срасталась и пропала. Когда Колесо стало целым, Калвин сжала его, погладила камень пальцами, посылая в диск исцеляющую магию Становления. А потом она опустила Колесо на колени и убрала руки.

Она смотрела на предмет силы, жуткий секрет, который Высшие жрицы Антариса оберегали поколениями, камень, что остановил весну и выпустил на Тремарис снежную болезнь.

Колесо лежало безжизненно на ее коленях. Оно было мертвым. Горн пульсировал жизнью и силой, даже когда на нем не играли; он всегда был заряжен магией. Но Колесо таким не было. В нем не было силы. Починка ничего не изменила. Там не было магии.

Крепко сжимая Колесо, Калвин подбежала к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Снег сыпался сильнее, чем раньше, скрывал серебряные шпили и купола. Тяжелые тучи закрыли небо. Пока она смотрела, иней покрыл окно. Мир погружался в зиму; колдуны все еще болели. Дэрроу умирал. Она слепо направила все надежды на простой кусок гранита. Она была Поющей все песни, но ничего не могла сделать.

Звук позади заставил ее обернуться. Самис сел, убрал руки от лица, и Калвин увидела, что он не всхлипывал, а тихо посмеивался.

— Молодец, маленькая жрица! — его низкий голос гудел гордостью. — Я думал, ты испугаешься. Но Поющая все песни должна принимать и тьму, и свет. Не бойся тьмы, Калвин. Во тьме есть сила.

— Но в Колесе нет силы! — завопила Калвин. — Ничего не изменилось! Ничего! — она повернулась к стеклу. Тени снежинок плясали на ее глазах, ее голова была тяжелой. Она убрала бесполезное Колесо в карман.

Голос Самиса разочарованно зазвучал за ней:

— Так твои жрицы ошибались. Камень без силы, — он подошел и поцеловал ее в лоб. — Но ты проявила себя сегодня, моя королева, моя императрица! В тебе течет сила. День за днем я наблюдал, как она растет, но теперь она наполнила тебя, — он понизил голос. — Я едва могу на тебя смотреть. Ты все-таки Поющая все песни, — он сжал ее ладони и закружил. — Это новый рассвет Тремариса! Старые боги мертвы. Мы — новые боги!

Они кружили по башне, пока у Калвин не закружилась голова, пока не слились звезды и луны. Ее длинная коса распустилась, волосы рассыпались по плечам. Самис остановился, и она врезалась в него, тяжело дыша, и он обвил ее рукам и прижал к себе. Она подняла голову, его сердце бешено колотилось под ее ладонями. Белки его глаз были желтыми с красными точками, где их пронзили кусочки льда. Он убрал волосы с ее лица ладонями в крови и прошептал:

— С тайнами Десятой силы и нашим могучим кораблем нам все будет подвластно. Забудь Тремарис! Мы сможем бросить замерзший, пустой и больной мир гнить. Вместе, моя Калвин, мы с тобой… — прошептал он, — будем править мирами за звездами.

Калвин не могла отвести от него взгляда. Она подумала, что он безумен. И вдруг она притянула его лицо к себе, целовала его окровавленные глаза снова и снова, его лоб и губы. Она ощущала соль. Кровь Самиса. Слезы Самиса. Одна его ладонь оказалась в ее волосах, другая сползала по ее телу. Калвин прижалась к нему.

— Моя королева, — прошептал он. — Моя маленькая императрица, — он вскочи, сжимая ее ладонь, и потянул ее по спиральной лестнице в комнатку, где она еще не была. — Я покажу тебе величайшую тайну…

Комнатка на вершине башни была окружена бесшовным окном с низкой полкой под ним. Группа стульев с высокими спинками стояла кольцом лицами к изогнутому окну.

Самис широко раскинул руки, словно пытался обнять комнату и все в ней, его темный плащ развевался вокруг него.

— Тут Древние управляли кораблем! Подними его для меня, Калвин, моя королева! Пусть Спарет взлетит!

Он усадил ее в кресло с высокой спинкой. Калвин сжала подлокотники. Ее ладони глубоко погрузились в мягкий металл и застряли там. Ощущение было странным, но не неприятным, она словно оказалась в холодном желе. Она ощутила слабое покалывание магии на кончиках пальцев, прохладный материал кресла воспринимал магию. Она интуитивно поняла, что эти кресла работали как усилитель, сплетая и увеличивая силу певчих, что сидели там.

Самис сел в кресло рядом с ней, и материал сковал его руки до локтей. Он посмотрел на Калвин кровавыми слезящимися глазами.

— Пусти меня, — прошептал он. — Пусти.

Калвин смотрела на него, ощущала его кровь на языке. Туман горя в ее голове рассеялся, словно подул холодный ветер.

— Самис? — прошептала она, но он отклонился в кресле, на лице была маска транса. Он загудел ровную песню, и со странным спокойствием Калвин присоединилась к нему.

От заряда силы кресла и пол комнаты задрожали, трепет дошел до основания башни. Двое певчих исполняли магию, что освобождала нечто застрявшее, и Калвин ощущала, как магия накапливается под ней, словно она была на вершине вулкана Дорьюса, и он собирался извергаться. Она пыталась сжать подлокотники, но пальцы лишь погрузились глубже в мягкий металл.

Башня содрогалась, их окружил гул, словно фундамент города пытался освободиться. Город, серебряный корабль, словно дерево, вырывали из земли с корнями. Калвин видела в окно, как падают деревья, поднимаются клубы пыли, пока корабль отрывался от земли, где пробыл так долго.

Голова Самиса откинулась, его закрытые глаза были кровавыми щелями. Калвин сидела прямо на краю кресла, нервы покалывали. Гул стал ревом, что заглушил их пение. Зубы Калвин стучали, волосы упали на лицо. Но они с Самисом пели, и сила накапливалась. Как-то раз Калвин призвала чары, которыми не могла управлять, и это чуть не уничтожило ее. Эта магия была близка к той силе, и она молилась, чтобы Богиня защитила ее.

Дрожь стала такой, что казалось, что Спарет развалится на куски, и корабль вырвался. Калвин вжало в кресло, но она сразу ощутила невероятную легкость, большой серебряный корабль поднялся в воздух. Все чудом утихло. Гул и стоны пропали, осталась их горловая песня железа. Калвин склонилась вперед. Огромный серебряный корабль оторвался от земли, повис над лесом. Внизу был огромный кратер взрыхленной земли, где раньше был город, белое море заснеженного леса окружало его. Снег падал в кратер, буря угасала.

Глаза Самиса были зажмурены, лицо было серым. Он не разделял восторга Калвин. Она поняла, что его голос пропал, она пела одна. Корабль был в ее власти.

Она немного изменила песню, и корабль спикировал к земле и пронесся, почти задев верхушки деревьев. Плоская серебристая извилистая река оказалась под ними. Калвин плавным движением вырвалась из кресла и бросилась к низкой полке под изогнутым окном. Продолжая петь, она сжала часть серебряной полки. Она снова изменила чары, и полка оторвалась и полетела в окно. Калвин пригнулась, ожидая осколки стекла, но окно раздвинулось и соединилось, как мыльный пузырь.

От ледяного воздуха снаружи она охнула. Длинная серебряная полка повисла, и Калвин сжимала ее, волосы развевались. Она замолчала, и полка оторвалась от корабля и полетела к деревьям. Ноги Калвин задели снежные ветви, и полка замерла. Калвин повисла в воздухе на миг, а потом рухнула, сбивая снег с ветвей по пути.

Ее поймал высокий сугроб. Она прижалась к стволу дерева, в ушибах и синяках, но без серьезных ран. Она тут же поднялась. Лишь мгновение назад она сидела в кресле с высокой спинкой. Корабль парил над головой Калвин, большая и круглая серебряная тарелка. Казалось, одна из лун склонилась, чтобы поцеловать Тремарис. Неровное дно корабля было низко и медленно опускалось к ней. Калвин откинула голову и запела изо всех сил.

Сила чар поднялась в ее теле, словно за ней был весь Тремарис. Ее голос был сильнее и увереннее, чем когда-либо, двойные ноты железной магии слетали с ее губ гудением. Магия трещала на ее поднятых ладонях, слетел а с пальцев, чтобы помешать Спарету, кораблю, что принес Древних из-за звезд.

Серебряная тарелка замерла и принялась медленно отступать. Темная бахрома ночного неба появилась по ее краям, и просвет увеличивался, серебряный диск поднимался все выше. Когда он стал размером с ее ладонь, Калвин ощутила укол сомнений. Магия железа толкала от земли. Если корабль подвинуть дальше, он не рухнет без чар? Может, чары ветра будут безопаснее?

Но магия в ней оставалась сильной, и она пела, толкая корабль выше. Теперь он был размером с самую большую луну в сезон урожая, а потом размером с ноготь на ее большом пальце. И вдруг связь оборвалась. Сила магии железа натянулась до предела. Калвин задержала дыхание и смотрела сквозь кружево прутьев.

Но корабль не падал. Крохотный серебряный шарик окружил синий огонь. Самис исполнял чары? Он помогал ей убрать корабль подальше? Калвин не знала такие тайны Спарета, Самис не показал ей другие приборы.

Маленькая яркая сфера не стала больше. Кольцо огня вокруг нее вспыхнуло на миг. А потом огонек унесся в ночи с хвостом бирюзового пламени. Через миг все пропало во тьме меж звездами, оставив лишь давний мрак.

Калвин смотрела на небо. Она подумала о Самисе, одном в большом корабле, несущемся мимо лун и океана звезд. Он мог смотреть из окна круглой башни опухшими глазами, как сине-зеленый шарик Тремариса становится все меньше, зная, что не вернется. Он останется в том пустом океане навеки, будет одиноко бродить по комнатам и кладовым пустого корабля. Она правильно поняла, что он от нее просил? Если он еще не обезумел, такая жизнь точно сведет его с ума.

Калвин поежилась. «Одному быть непросто… моя королева, моя императрица…». Она закрыла лицо руками.

А потом стерла слезы с лица. Ее рука болела, она ушибла ее при падении. Она прижала ладонь к ушибленному месту. Она даже не старалась призвать силу Становления, а магия уже покалывала на пальцах, ее рука согрелась. Боль быстро прошла. Царапины не страшили ее, но она помогла опухшей лодыжке и закрыла глубокий порез на голени.

Она заметила темный силуэт на снегу. Колесо выпало из ее кармана, и она склонилась к нему. Марна ценила его, и только поэтому она должна была относиться к нему с уважением. Она стряхнула снег с поверхности, и словно в ответ на краю диска расцвели символы. Она не заметила резьбу до этого, а потом вспомнила царапины, что были на поверхности Колеса. Но раньше в них не было значения. Было слишком темно, чтобы разглядеть их, и резьба с трудом ощущалась под пальцами.

Калвин спела гулкую песнь огня, которую выучила с Самисом, и желтая сфера света вспыхнула у ее плеча. Она осторожно склонила Колесо, чтобы различить резьбу, и свет упал на край диска. Она увидела метки Десятой Силы.

Калвин провела по символам пальцем, озвучила знаки. То были не чары, а слова:

«Когда Поющая все песни станцует, а танцующие запоют, явится Богиня и исцеление мира. Этот мир дышит песнями, как мы — воздухом, и пьет танцы, как воду, а песня и танец — единая музыка».

Калвин опустила Колесо. Это была тайна! Послание, скрытое знаками Десятой силы, Марна знала, что тут был ответ. Но что он означал? Танцующие споют… Танцевать могли лишь целители Древесного народа. А у них не было голосов. В этом не было смысла.

— Тарис, помоги! — прошептала Калвин. Но Богиня не ответила.

Ладони Калвин онемели от холода, она чарами сделала из шара огня плащ тепла, укуталась в него. Поющая станцует, а танцующие споют. Тот, кто сделал Колесо, знал о поклонении Богине и Силе становления Древесного народа. Послание просто просило о гармонии между народами Тремариса? Но Калвин была уверена, что слова нужно было понимать буквально.

Она слабо улыбнулась, вспомнив, как Брайали говорила ей не тратить время на пророчества… Брайали.Воспоминание эхом донеслось до Калвин. Брайали сказала кое-что еще в ту ночь. Калвин тогда не внимательно слушала, а теперь пыталась вспомнить слова мудрой женщины.

Ночь была холодной и ясной, и Калвин посмотрела на кусочек темного неба за деревьями. Она узнала созвездие Колокола, что сияло весной. Хоть внизу еще была зима, звезды танцевали в правильном темпе.

Раньше там проходили танцы. На стенах пещеры у Узла вод были фигурки.

Танцующие кружились и топали, озаренные огнями. Гул барабанов, мелодия флейт. И голоса вдали — все сестры Антариса пели вместе.

Пение и танец были одной музыкой, магией, в которой сплетались лед и огонь, ветер и железо, искра жизни и холод камня.

Три воронки, три потока воды становились одним целым.

Свет звезд в глубинах Узла вод, живой свет в сердце Калвин.

Зазвучал голос Брайали:

«Мир танцевал рука об руку: люди, деревья, земля, море, луны, звезды… без начала и конца… Мир дышит песнями и пьет танцы».

И старая песня Мики с островов, где она родилась: «Из реки — в море, из моря — дожди, из дождей — река…».

Ее мать и отец создали новую жизнь, соединив две воронки. Потому у Калвин было две нити магии.

Ясная нота вдруг прозвенела в небесах, словно по наковальне стукнули серебряным молоточком. Калвин лежала на спине в снегу, но не ощущала холод, пока глядела вверх огромными глазами. Самая яркая звезда на вершине Колокола, звезда под названием Ленари, вспыхнула бело-голубым, а потом стала золотой, когда нота утихла. Звезды зазвенели, каждая вспыхивала, пока пела. Калвин лежала и едва дышала, внимая песне звезд, глядя, как их пение разносится по темному небу, каждая нота была золотым знаком в серебре.

Калвин раскрыла руки, и музыка звезд укутала ее и понесла в свет.

* * *

Когда она проснулась, мир кружился. Она встала, стряхнула с одежды снег. Она не замерзла, уснула на миг. Она откинула голову и закричала от радости посреди леса:

— Дэрроу! Халасаа! Дорогие, я знаю, что делать — она знала, что они были далеко и не слышали, даже мыслями, но слова сами вырвались из ее тела.

Она знала, как спасти Тремарис и его певчих. Она знала это с той же уверенностью, что и чары льда, знания были в ее костях, вырезаны в ее душе золотым огнем. Говорила с ней Богиня, духи Узла вод или древние чары Колеса, она не знала, но значения не было.

Калвин осторожно убрала Колесо в карман туники, заплела волосы и обвила косой голову. Гребень мамы еще был в ее кармане, и она закрепила им волосы. Она высоко подняла голову. Как и сказал Самис: она уже не была девочкой.

Пора идти. У нее не было еды, плаща или коньков. Ни лодки, ни саней…

Она развернулась. Кусок серебряной полки лежал в стороне. И она была недалеко от реки.

С чарами на губах Поющая все песни отправилась в путь.

ТРИНАДЦАТЬ

Полет Богини

Пленники шли по глуши, связанные длинной веревкой, идущие в ряд за торжествующими воинами. Траут и Тонно были с кляпами, к ним относились с опаской. На второй день Брайали потребовала, чтобы Сибрил убрал кляпы.

Как они могут есть и пить с заткнутыми ртами?

Сибрил не сдавался.

Я не могу так рисковать.

Юный дурак! Не все Голоса колдуют… Это обычные люди.

Ты — дура, раз веришь их лжи, старушка. Певчие должны умереть.

Брайали сорвалась.

Если бы это были певчие, они бы ударили магией, когда у них был шанс. Но этим двоим не за что голодать.

Тихо, старуха! У тебя тут нет власти. Я — лидер!

Брайали вскинула руки и замолчала, но следующим утром один из воинов снял кляпы. Тонно и Траут смогли поесть и попить, но стоило Тонно заговорить, как встревоженный воин ткнул его копьем в ребра и грубо вернул кляпы на место.

Траут подавленно думал, что все остальные сложности — поход по лесу, нехватка еды и тепла, давящие веревки — не вызывали у него такой беспомощности, как кляп. Если бы он хоть немного поговорил с Тонно, все остальное можно было бы стерпеть.

Через семь дней после поимки, раньше, чем ожидали Тонно и Траут, они пришли к Стене льда. Когда лед возник перед ними, возвышаясь над лесом, все спиридрельцы, воины и последователи Брайали, отпрянули в ужасе и потрясении. Траут поежился, а Тонно еще надеялся. Древесный народ с одними копьями не заберется на такой барьер.

Несколько воинов подошли к Стене и уставились на нее. Траут и Тонно переглянулись с ужасом и дернули за веревку, стали топать ногами, чтобы привлечь внимание Сибрила.

Голоса хотят что-то сказать! — завопила Брайали мыслями, но воины игнорировали и ее.

Тонно и Траут могли лишь беспомощно смотреть, как один из воинов тыкает копьем в Стену. Его тело тут же затвердело, поток защитной магии хлынул в него. Он безжизненно упал на землю, его кровь замерзла в венах. Другие воины отскочили. Некоторые с обвинением посмотрели на Брайали и ее друзей.

Они пытались вас предупредить! О, братья, вы не видите безумия этой атаки? — возмущалась Брайали, и она не унималась весь день, пока воины рубили деревья на поляне. В лесу звенели каменные топоры и хрустели ветки. — Что вы делаете, братья? — возмущалась Брайали. — В чем смысл этой резни? Как можно винить Голоса в убийстве лесов, а самим убивать деревья без причины?

У нас есть причины, старушка, — мрачно ответил Сибрил.

Поваленные деревья собирали у Стены, не касаясь ее. Вскоре стало ясно, что воины собрались сделать большой костер и растопить лед. Дерево было слишком зеленым и влажным, чтобы быстро загореться, и когда Древесный народ поджег палку от своего котелка с огнем и сунул ее в груду бревен, результатом было лишь облако дыма. Но воины не сдавались. Они добавляли прутья, и огонь разрастался ветка за веткой.

Траут недовольно покачал головой, и Брайали сказала ему:

Если они будут терпеливы, то растопят лед. Мы не сможем их остановить.

Глаза Тонно расширились, он кивнул на Стену. Брайали поняла его.

Да. Я сказала вашей подруге внутри и другим певчим рядом с ней. Не знаю, поняли ли они меня, и это не помешает сражению. Но мы можем только это.

* * *

Весь день и всю ночь воины валили деревья и бросали бревна в костер, пока пламя не заревело. Пленники отпрянули в лес, защищаясь от жара. Ноги и бревна превратили поляну в грязь, а Стена блестела, пока огонь взвивался до небес.

Брайали предупредила Мику и дочерей Тарис, но не было заметно, что они ее услышали. Пленники жались друг к другу ночью в отчаянии, пока воины таскали бревна в костер. Брайали смотрела вперед, ее морщинистое лицо было как из камня в свете огня.

Глупые дети! На что вы надеетесь? Вы успокоитесь, когда с грязью смешается ваша кровь и кровь Голосов? — но ее слова теперь были печальными, а не злыми, ее последователи били кулаками по грудям с медленным ритмом горя.

Сибрил вскинул руку, его радостные слова загремели в их головах:

Видите, воины? Ледник тает!

Со Стены стекали ручьи, над поляной поднялся пар, лужи возникли у Стены, смешивались с тающим снегом, добавляя грязи. Стена медленно таяла от жара костра.

Готовьтесь, воины! — кричал Сибрил. — Готовьтесь забрать нашу родину у Голосов! Готовьтесь к бою!

Воины оставили костер, а сами мазали лица белой и красной красками, точили копья и каменные ножи для сражения.

Траут ткнул Тонно в ребра. Слабый шум было слышно поверх рева костра: звук голосов. Сибрил тоже услышал, обернулся, и воины застыли и вслушивались.

Слова Брайали зазвучали в головах пленников и приближающихся певчих.

Внимание! Воины Древесного народа ждут вас! Берегитесь! — она показала им картинку костра и приготовлений на поляне. — Этот бой нужно остановить!

Пение запнулось, а потом зазвучало сильнее. Порыв ветра пронесся над поляной; костер стал дымить, ветер сбивал его, и воинам приходилось уклоняться от огня. Тонно показал Трауту большие пальцы, ведь это было вмешательство Мики, и Траут кивнул, кривясь из-за кляпа.

Воины подняли копья на плечи, готовясь броситься к Стене, где появилась брешь. Но песня жриц заделала брешь, укрепила лед. Две группы боролись, незримые друг для друга: воины спешили бросить бревна в костер, а сестры пели и чинили Стену. Траут боролся с веревкой на запястьях. Почему сестры не могли потушить огонь, а не укреплять Стену? Тонно расхаживал, два шага туда, два — обратно, насколько позволяла веревка.

И вдруг раздался вопль в головах каждого. Брайали кричала с эмоцией, с приказом, который не удавалось игнорировать.

Смотрите! Это знак! Звезда Новых дней!

Воины замерли один за другим, посмотрели наверх, раскрыв рты. Пленники выбежали из-под деревьев, посмотрели на небо.

Огромная белая звезда неслась по небу с бирюзовым огненным хвостом. Огонь обжигал глаза, и им виделся призрак звезды на небе.

Древесный народ, воины и пленники, жрицы Антариса, певчая ветра, рыбак и юноша застыли, словно их вырезали из камня, лица были задраны к небу. Песня жриц утихла. Пару мгновений было слышно только рев огня и шипение пара. А потом певчие зашептались за Стеной:

— Звезда Богини… явление Тарис… Богиня летит по небесам…

Стыдно лить кровь в этом месте и под этим знамением! — слова Брайали были шепотом. — То, что случится под светом этой звезды, разнесется по всему Тремарису…

Воины замешкались, оглянулись в смятении на Сибрила. Тонно сжимал кулаки в надежде. Может, Брайали все же убедит их прекратить атаку…

А потом слова Сибрила зазвенели в его разуме:

В атаку, братья! — воин-лидер запрыгнул на пень, размахивая ножом Тонно, его лицо было в бело-красных полосках. — Убейте певчих!

Слова еще не вылетели, а копья и стрелы уже полетели над Стеной, попали в гущу жриц, собравшихся на другой стороне. Женщины кричали от боли и страха. Некоторые пели чары в ответ, и град из больших кусков льда полетел на напавших, сбивая некоторых на землю. Но стройное пение жриц сменилось хаосом.

Но зато случилось то, чего Траут ждал всю ночь, — кто-то песней потушил огонь. С оглушительным шипением и облаком пара, пламя потухло.

Но, как только огонь погас, Траут понял, почему этого не сделали раньше: теперь ничто не мешало воинам бежать в брешь в Стене, и сестры не могли заделать брешь достаточно быстро, чтобы остановить их. Высокие и тихие воины Спиридреля перепрыгивали через угли и попадали за Стену, сестры кричали от ярости и ужаса. Началась война с Древесным народом.

* * *

— Халасаа!

Голос Килы был тихим и тревожным. Халасаа пытался проснуться, пока Кила трясла его за плечо.

— Халасаа, я увидела кое-что, пока собирала хворост. Это была падающая звезда, но… большая и яркая! Такой звезды я еще не видела!

Халасаа знал легенду о Звезде Новых дней, знамении перемен в мире. Но он был уверен, что Самис или Калвин, а то и оба, были в ответе за то, что увидела Кила. Ее глаза были огромными, она смотрела на него в тусклом свете котелка с огнем. Она прошептала:

— Думаю, надо разбудить Дэрроу.

Халасаа замешкался.

Нет, пускай спит.

Кила прикусила губу.

— Хорошо. Но, Халасаа, это было нечто чудесное. Это должно что-то означать… жаль, ты не видел, — она вернула крышку на котелок, скрыв огонь. В темноте она устроилась под грудой шкур, и вскоре ее дыхание стало медленным и глубоким.

Но Халасаа лежал в темноте и ждал. Время шло, он задремал. А потом шепот в голове заставил его встрепенуться.

Сестра? Это ты?

Халасаа, брат! — слова Калвин были тихими, но понятными.

Сестра, ты ранена? Что случилось?!

Я в порядке, — ее слова гудели диким счастьем. — Где ты?

Мы с Дэрроу и Килой шли вниз по течению реки, что течет в Спарет.

Да, я как раз двигаюсь по ней вверх по течению. Я скоро доберусь до вас, — голос Калвин уже становился сильнее, словно она быстро приближалась к ним.

А Самис? Он с тобой?

Нет, — какая-то сильная эмоция была за словами Калвин, и Халасаа было сложно понять ее. — Самиса нет. Как Дэрроу?

Халасаа хотел пощадить ее, но должен был говорить правду.

Стал слабее, сестра. Он уже не может петь чары, — Халасаа запнулся. — Поспеши.

Тишина, и он подумал, что связь между ними оборвалась. А потом он снова услышал голос Калвин, уже не такой радостный и дрожащий:

Говори со мной, Халасаа. Это поможет мне найти вас.

Да, если ты будешь говорить со мной. Расскажи, что случилось.

Калвин неслась по замерзшей реке на обломке корабля, пела чары, что тянулись за ней белым туманом, и рассказывала Халасаа мыслями все, что произошло в Спарете. Она рассказала ему, как стала Поющей все песни. Как починила Колесо, как увидела исцеление Тремариса. Но она не рассказала ему о поцелуе с Самисом, о странной связи между ними. Если Халасаа и ощутил бреши в ее истории, он не стал спрашивать. И пока Дэрроу и Кила спали, он рассказал ей, как Тонно, Траут, Брайали и остальные пошли к Антарису, и как изменился характер Килы.

Слова Калвин становились четче, и Халасаа вскоре ощутил огонь ее присутствия в лесу. Она двигалась так быстро, что он подумал, что ошибся. Когда Дэрроу ускорял сани магией железа, они не катились так быстро. Он выбрался из палатки и посмотрел на реку. И она была там, тонкая и темная фигурка в ночи, тень неслась по льду. Она подняла руку в приветствии, и он услышал гул чар, что несли ее.

Через миг она спрыгнула с серебряных салазок и побежала к нему, вытянув руки. Кила выглянула из палатки.

— Дэрроу проснулся, — прошептала она.

— Хорошо, — сказала Калвин, ее глаза сияли. — Нам нужно отправляться в Антарис.

Халасаа покачал головой.

Сестра, мы десять дней шли вдоль этой реки. Даже если ты разгонишь наши сани чарами, мы не доберемся до Антариса намного быстрее.

Калвин рассмеялась.

— Мы будем в Антарисе к утру, брат!

— Калвин? — Дэрроу стоял за ней, сжимал спальную шкуру вокруг плеч. Она повернулась, он инстинктивно вскинул руки, отгоняя ее. Она смотрела ему в глаза. Она отчаянно обняла его поверх шкуры.

Любимый, — сказала она ему мысленно. — Будь смелым, сильным. Я знаю, как нам излечить тебя.

— Мое сердце… — Дэрроу поднял руку, чтобы коснуться ее роскошных волос, но опустил ее. Он криво улыбнулся. — Думаю, уже поздно.

— Нет, — сказала Калвин. — Еще не поздно. Я бы так не говорила, не будь это правдой.

Кила вскинула бровь.

— Антарис к утру? Это тоже правда?

— Забирайтесь в сани и крепко держитесь, — Калвин вскинула голову, глаза пылали. — Оставьте палатку, мы полетим.

* * *

Тонно не мог закрыться от шума боя, хоть и хотел: крики и всхлипы, стук копий по плоти; высокое паническое пение, бульканье крови на шеях умирающих. А потом он услышал голос Мики, вой боли и гнева. Не думая, Тонно побежал, забыв, что тащил других пленников на веревке за собой. Он не знал, что хотел сделать, или как он мог помочь Мике, ведь был связанным и в кляпе, но он знал, что должен найти ее.

Стойте! — крикнула Брайали. — Огонь… мы можем освободиться!

Траут тоже слышал голос Мики, и он сразу понял Брайали. Он склонился у углей, оставшихся от костра, поднес связанные запястья к ним так близко, как только мог вынести. Огонь вспыхнул, и лозы скорчились и рассыпались, Траут сорвал кляп.

— Мика! — крикнул он. — Мы идем!

Тонно упал на колени, повторил за Траутом, а потом вскочил, шатаясь, и бросился через брешь в Стене в гущу боя.

Схватка была яростной и кровавой. Жрицы бились чарами. Мика ветром разносила снежинки, слепя ими глаза, а град осколков льда сыпался с неба. Даже сквозь снег воины бросали камни и копья ужасно метко. Раненые женщины стонали на земле, запутавшись в темных плащах; раненые воины извивались в грязи, пострадавшие от острых кусков льда. Воины наступали, отгоняли сестер в лес, дальше и дальше от Стены.

— Мика, где ты? — кричал Траут, схватив брошенное древко копья. Темный силуэт бросился на него из снега, и он ощутил жгучую боль в плече, рана, полученная до этого, открылась. Траут слепо ударил; противник выхватил у него копье, и они сцепились в рукопашном бою, спотыкаясь на неровной земле.

Рука Тонно потянулась к пустым ножнам на поясе. Он недовольно зарычал и схватил ветку, яростно крутил ею вокруг головы.

— Пойте лед под их ногами! — завопил он. — Морозьте им руки!

Несколько сестер послушались его, и воины замедлили наступление. Из леса за ними донеслись крики: Тонно развернулся и увидел жителей Антариса с вилами в их руках, бегущих на помощь к жрицам, гневно крича на напавших. Тонно преградил им путь веткой.

— Стойте! Стойте!

Один из жителей оскалился, побежал с вилами на Тонно. Тонно с ревом отбил удар, но отшатнулся в одну из сестер. Она развернулась с диким от паники взглядом, растопырила пальцы и дрожащим пением пыталась сковать ладони Тонно льдом.

— Не меня, дура! — заорал Тонно, но было поздно. Его ладони замерзли, закованные в лед, и кто-то еще побежал на него. Тонно отбивался, он перекатился, ударил куском льда по чьей-то голове. Он уже не знал, с кем бился. Это больше не имело значения. Теперь он бился за свое выживание.

Траут потерял врага, они как-то разделились в снегу и не нашли друг друга снова. Его раненое плечо пылало от боли, одежду пропитала кровь, и его левая рука висела плетью, он шагал и уклонялся от ударов.

— Мика! Мика!

Он смутно понимал, что если идти в ветер, он найдет ее…

Что-то хлюпнуло под его ногой. Он поднял ногу и увидел в грязи отрубленную ладонь.

Желудок сдавило, он пошатнулся. Среди снега стало видно рощу деревьев, и он пошел к ней. Всхлипывая, едва дыша, он прислонился спиной к тонкому стволу. Сильные пальцы сжали его лодыжку, и он вскрикнул от ужаса.

— Это я, балда! — крикнула Мика, горячее дыхание обожгло его ухо, и она оказалась рядом с ним, один глаз был опухшим и закрытым, в густых волосах медового цвета была кровь.

— Что случилось? — простонал Траут, касаясь головы. Но Мика пожала плечами. Она спела, и порыв ветра чуть не согнул деревья пополам. Она прислонилась к Трауту, и копье стукнуло по ветке рядом с их головами.

— Тут опасно! — крикнула Мика, забираясь дальше под деревья. — Где Тонно?

— Я не… — начал Траут. Раздался свист, и стрелы вонзились в землю рядом с ними. Траут ошеломленно посмотрел на свой бок; из его ребер торчала стрела. — Ой, — слабо сказал он. — Ох…

Мика побелела.

— Н-не двигайся, — пролепетала она. — Мы вытащим это из тебя, — она дико озиралась, но помощи не было. Между Стеной и лесом царил хаос. Всюду появлялись люди, шли или падали, скулили от боли. Мимо пробежал крестьянин в зеленой одежде, сжимая нож, разъяренно скалясь. Женщина шагала по полю боя, прижав окровавленные ладони ко рту. Древесный житель с раскрашенным лицом растянулся рядом с Траутом и Микой, слепо глядя на небо. Неподалеку кто-то кричал, прячась в деревьях, пронзительная нота повторялась по кругу. И во все стороны летали копья, стрелы и куски льда, опасные, непредсказуемые.

А потом в их голосах прозвучал голос Брайали. В этот раз она отчаянно шептала, а не приказывала:

Хватит… Посмотрите наверх, братья и сестры. Посмотрите наверх.

Трат и Мика сжали друг друга. Слева от них кто-то потрясенно закричал:

— Это правда, правда! Тарис идет!

На фоне лун, высоко на спине темного орла, Богиня летела по небу. Она была высокой и худой, озаренной серебром. Ее волосы были черными, как ночь затмения лун, глаза сияли как звезды. Комета пролетела, а теперь летела Богиня, опасная, красивая. Она летела над выжженной землей, над хаосом боя, над дымом и снегом.

Мика ущипнула руку Траута.

— Это не старая богиня! Смотри, Траут! Это Кэл, там наша Кэл!

Калвин направила сани над брешью в Стене, черным шрамом, где был костер, и боем на поляне. Некоторые испуганно смотрели наверх, но многие все еще брели или поднимали руки, чтобы вызвать град или бросить копье, остальные лежали без движения на земле.

Друзья Калвин держались за сани за ней, смотрели вниз. Голос Халасаа прозвучал в ее разуме:

Они не перестали сражаться.

Кила тихо сказала:

— Я думала, увидев тебя…

Те, кто посмотрел на небо, онемели от восхищения и ужаса. Но многие не смотрели туда.

Дэрроу прошептал:

— Делай, что должна, Калвин. Покончи с этим.

Она кивнула.

Держись.

Калвин немного изменила пение ветра, и сани полетели над Стеной, над раскидистым деревом. Даже с новыми силами она не могла петь сразу две песни. Но когда сани опустились на замерзшие ветви, и она поняла, что дерево их выдержит, она запела другие чары.

Она пела высокую и горькую песнь, которой ее научила Марна. Парализующую песнь. Темные чары сковывали губы и язык, разворачивались над полем и трепетали как черный туман ядовитого газа. Сражающихся одного за другим останавливала темная магия, они застывали и падали в грязь, закоченев. Калвин подавляла волну тошноты, пока пела, и она обвила веревки вокруг запястий, чтобы удержаться.

Начинался рассвет. Слабый свет и жуткая тишина окутали долину. Дым и пар поднимались от останков огня. Последние снежинки чар жриц опустились на грязь, последние куски льда упали с неба, и осталась только высокая хаотичная песня. Калвин дала ядовитой песне утихнуть, а потом заговорила в головах с тихой и жуткой властью.

Услышьте меня. Все кончено.

Никто не мог поднять голову и посмотреть, никто не мог дрожать, но она знала, что ее голос запугал их, и она ощущала трепет этой власти. Она на миг подумала о Самисе. С ее места на вершине дерева она разглядывала море тел, а потом нашла ту фигуру, что искала.

Брайали. Встань, — используя навыки, которым ее научил Самис, она спела чары освобождения для старушки. — Найди свой народ. Вы соберете оружие и сожжете его.

Брайали пошла среди павших, касалась плеч, и Калвин освобождала тех, кого она касалась. Не сводя взгляда со сцены снизу, она освободила и трех товарищей за ней. Сани покачнулись, когда Кила и Халасаа сели. Древесный народ ходил по полю, забирал кинжалы, копья и вилы из онемевших рук, складывал оружие в груду на углях костра. Калвин спела звенящую песнь, и огонь вспыхнул ярко, поднялся черный дым, пока горело оружие.

Я отпускаю всех. Боя больше не будет.

Калвин запела, и все на поле боя медленно сели.

Теперь Калвин заговорила вслух, и ее голос легко разносился:

— Где Высшая жрица?

— Я тут, — донесся тихий, но ясный голос. Лиа шагнула вперед, ее волосы были растрепаны, бледное лицо покрывали грязь и кровь. Она вскинула голову, крепко сцепила руки перед собой. Если ей было суждено встретить Богиню и ответить за свои действия, она собиралась сделать это храбро.

Богиню теперь было видно лучше, ведь свет усиливался, и она опустила голову к ней.

— Лиа, Матушка.

Рот Лии открылся, но звука не было. Это была не Богиня, но и не Калвин. Эта девушка сияла, словно ее пропитал звездный свет.

Калвин заговорила:

— Люди Антариса, люди деревьев, будьте в мире. Раненым нужно помочь. Высшая жрица примет всех в своих поселениях.

— Но… столько людей… — пробормотала Лиа.

— Высшая жрица примет всех, — сказала Калвин.

Лиа прохрипела:

— Стена… ее нужно починить.

Калвин строго посмотрела на нее.

— Оставь! Вред уже нанесен. У меня есть работа важнее для тебя.

Лиа потрясенно сглотнула, а потом закричала:

— Сестры, вы слышали? Помогите раненым дойти до поселений. Возьмите телеги для тех, кто не может ходить. Джилли, беги вперед. Скажи Урске, что мы идем.

Хромающие люди в крови начали двигаться, поддерживали друг друга. Кила оглянулась.

— Вы в порядке?

Кила кивнула. Халасаа поддерживал Дэрроу, прильнувшего к его плечу, слабо дыша.

Ему нужно тепло, сестра.

— Я отнесу нас в поселения, — сказала Калвин. Она вдохнула, чтобы запеть, но услышала слабый голос снизу.

Траут? — Калвин взглянула на Халасаа и запела. Сани бросились к земле. Калвин и Халасаа спрыгнули и побежали к маленькой группе, скрытой от них под деревьями: Траут едва дышал, грязное лицо было с бледными следами слез, Тонно сидел на коленях спиной к ним.

— Траут, ты ранен! Замри, мы с Халасаа вытащим стрелу…

Но Траут яростно оттолкнул ее.

— Не я! Мика! — Мика была на коленях Тонно. Халасаа и Калвин подбежали к ней.

Слова Траута вылетали все быстрее.

— Она не смогла… раздались чары, и копье летело. Мы видели, но не могли пошевелиться, она не смогла уйти с дороги…. — Траут всхлипывал. — Но она будет в порядке, да, Халасаа? Она будет в порядке, ты исцелишь ее, да? Рана чистая, это ведь можно исцелить, да? — последние слова были почти криком.

Древко копья стояло прямо в груди Мики, как саженец, что тянулся к солнцу. Ее глаза были открытыми, рот удивленно приоткрылся. Халасаа прижал ладони по бокам от раны, его ладони покрыла ее кровь.

Калвин заглянула в его глаза.

Да. Знаю, — Халасаа смотрел на нее. — Она умерла. Но порой мы танцуем ради тех, кто остался.

Они опустились под деревьями, двигали ладонями над ней, пока безумные слова Траута не стали всхлипами, а Тонно не закрыл лицо. Калвин онемела, ее словно сковали ее же чары. Она смотрела сухими глазами на свои тонкие ладони, белые от холода, и на смуглые ладони Халасаа рядом с ними, с темными спиралями татуировок на коже. Онемение растекалось по телу, она улетала далеко, высоко над лесом, прочь отсюда.

Кто-то коснулся ее плеча, и она вернулась в тело. Это была Кила.

— Иди в поселения. Там многое нужно сделать, — она обвила рукой Тонно, он прижался к ней, лицо все еще было за ладонями. Кила посмотрела на Калвин яростными голубыми глазами. — Я о них позабочусь. Иди.

Халасаа поднял голову.

Погоди, сестра. Я помогу Трауту, а потом приду.

Телеги катили по тропе из ближайшей деревни. Солнце поднялось в ясном небе, залило деревья светом, показав грязное поле боя. Дым и туман смешивались в холодном воздухе. Раненые двигались к поселениям, опираясь друг на друга, с их тел соскальзывали наспех сделанные повязки. Но многие не встали после того, как пение Калвин утихло. Землю усеивали тела и части тел.

Калвин стояла. Снег, где она сидела, был в крови. Ее сердце было холодным и тяжелым камнем в груди, парой Колеса. Калвин медленно забралась в сани. Через пару мгновений Халасаа присоединился к ней, сжимая Дэрроу. Но Калвин сидела в тишине, не могла думать, что делать дальше.

Халасаа подсказал ей:

Пой, сестра. Пой.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Одна музыка

Огонь сиял в камине в комнате Высшей жрицы, и утренний свет проникал в узкие окна, смягчая серый камень бледным золотом. Мебели было мало, но стулья с высокими спинками и стол были натерты воском и руками. Ковры на полу и гобелен на стене протерлись от времени, их цвета стали бледными. При виде знакомой комнаты, где она сидела у ног Марны и училась песням, Калвин ощутила тоску. Это место было домом больше остальных мест в поселении.

Это был день после боя, и все приходили, искали место, чтобы сесть или встать. Брайали и Дэрроу были ближе всех к камину, но внутри было столько тел, что вся комнатка скоро согрелась. Тонно сидел на подоконнике, Кила — на стуле рядом с ним, а Траут прислонился к стене, кусая губу. Древесный народ обеих фракций сидел на полу, скрестив ноги. Главные женщины деревень Антариса робко сгрудились, опасаясь чужаков. Лиа и несколько старших жриц были перед толпой. Урска и Джанир среди них. Халасаа и Сибрил стояли, высокие и тихие, у двери.

Сибрил опирался на палку: его сильно ранили в бою. Его колено было разбито, а лицо — перемотано. Один из жителей выбил из его руки нож Тонно и порезал его лицо, лишив его половины уха, разорвав его щеку до уголка рта. Калвин и Халасаа еще не исцелили всех, и Сибрил отказывался от их помощи, пока другие его воины были ранены. Он хотел поступить благородно, но Калвин видела упрямство мальчишки. Он был побежден, но не мог признать этого.

Она смотрела на хмурое лицо Сибрила, наполовину скрытое под бинтами, и Калвин поняла, что с тех пор, как она спела темные чары, она стала лучше осознавать гнев и страдания других, их жестокость и горе, как ощущала жизнь и магию после Узла вод. Она видела упрямство Сибрила, сомнения Лии, нетерпение Брайали, как символы на Колесе. Она посмотрела на Дэрроу и увидела теплую поддержку. Но она не стала смотреть в глаза Траута и Тонно, ведь боялась увидеть обвинения на их лицах и сильное горе.

Калвин стояла в центре комнаты с Колесом в руке.

— Мы все горюем в этот день, — сказала она. — Все в комнате потеряли кого-то дорогого. Но я прошу вас отложить гнев и вину и послушать меня. Если мы не будем действовать быстро, нам придется скорбеть по всему Тремарису, а потом некому будет оплакивать нас.

Все притихли, и Калвин знала, что заполучила их внимание.

— Не время хранить тайны. Ради нас я расскажу то, что скрывали, тайны Древесного народа и Голосов. Если кто-то против, говорите, — она оглядела комнату, и, хоть видела сомнения на нескольких лицах, никто не говорил. Калвин глубоко вдохнула. — Хорошо.

Она вкратце поведала им о Силе Знаков, Десятой силе. Она прочла для них послание на Колесе, рассказала о видении, что пришло к ней в лесу.

Она произносила слова, знала, что убеждала слушателей. Но для нее слова звучали пусто: хоть она пыталась говорить с убеждением и пылом, она уже не была уверена, что верит в свои слова. Она читала эмоции всех в комнате, но не своего сердца — оно было куском льда, замерзшим камнем. Она еще не оплакала Мику.

— «Мир дышит песней, как мы — воздухом, и пьет танец, как воду», — написано на Колесе, — Калвин смотрела на лица по очереди. — Тремарису нужна наша магия, чтобы жить, питать себя. Но много поколений магию подавляли, а танцы забывали. Это мы убиваем свой мир неведением и глупостью.

Они не понимали ее. В комнате были пустые лица. Калвин посмотрела в глаза Брайали.

— Наша магия вплетена в этот мир, и мир сплетен из нашей магии. Это как лес. Деревья питаются в почве, а потом умирают и обогащают почву. Мы, народы Тремариса, питаемся этим миром, но не обогащаем его в ответ.

Глаза Брайали были как кусочки черных бриллиантов, и она укуталась плотнее в плащ из шкур землероек. Ее слова были задумчивыми, она говорила медленно:

Древесный народ родился в Тремарисе. Наша магия, наши танцы становления, родились тут. Но Голоса прибыли из тьмы меж звезд, принесли с собой поющую магию. Как ваши чары могут питать наш мир?

— Услышь меня, мудрая. И все вы, — слова Калвин были твердыми. — Колесо говорит, танец и песня — одна музыка. Одна музыка, одна магия. Марна говорила как-то, что все виды магии — как разные грани одного камня, — она подняла пальцы и сосчитала их. — Сила языка позволяет говорить и петь. Сила зверей приручает животных. Сила видимости прячет реальность за иллюзиями. Сила ветра повелевает ветрами и погодой. Сила железа двигает все предметы, кроме огня, воды, воздуха и живых существ. Сила становления — магия жизни, исцеления. Сила огня дает жар и свет. Сила льда — темная и холодная магия. И Великая сила, тайна за всеми нами, за каждой магией, — она сделала паузу, чтобы ее слова обдумали. — У меня есть дар становления и сила пения, и в них одна магия. Певчие и танцующие одинаковы. Тремарис умирает. Этот мир просит нашу магию.

Пару мгновений было тихо. А потом Дэрроу тихо сказал со стула:

— Что нам нужно делать, Калвин?

Она глубоко вдохнула.

— Брайали, Халасаа, и все, кто бывал в Узле вод, помнят фигуры на стенах пещеры. Они танцуют. Думаю, там собирался Древесный народ, может, раз в год, может, чаще, и исполнял танец исцеления, танец становления, — она огляделась, надеясь, что ее слова понятны. — Мы должны сделать это же. Мы должны станцевать, певчие и танцующие. Сплести нашу магию в целое, чтобы спасти Тремарис.

Танец исцеления? — Халасаа нахмурился и переглянулся с Дэрроу.

— Не нужно снова, девчушка, — пробормотал Тонно, его голос дрогнул, он тихо добавил. — Нельзя потерять и тебя.

Калвин твердо сказала:

— Да, я уже пробовала танец исцеления, в пустыне, и он пошел не так. Я знаю причину. Нельзя было делать это одной. В этот раз будет иначе. Танцующие будут работать вместе, и магия не будет слишком сильной для них.

Лиа сказала:

— Жрицы в Антарисе поют вместе. Магия сильнее, когда много голосов поют одну песню.

— И сильная магия не вредит тому, кого защищают голоса, — сказала Калвин. — Так и с этим великим танцем.

Халасаа повернулся к Брайали.

Мудрая, ты знаешь старые обычаи. Ты слышала о танце с множеством людей?

Мои знания — как сеть, больше дыр, чем нити, — сказала Брайали. — Но Халви, твой отец, знал больше, но никогда не говорил о таком ритуале. Танец исцеления исполняет один, а не несколько.

— Но на стенах пещеры много танцующих, — возразила Калвин.

Дитя, есть танцы рождения и смерти, праздников. В те моменты мы танцуем вместе. Эти танцы нарисованы на стенах.

Калвин открыла рот и закрыла его. Она была уверена, что Брайали права. Ее видение было пустой мечтой, послание Колеса было лишь просьбой о мире. Она опустила взгляд, ощущая вес Колеса, и молчала.

А потом Дэрроу прошептал:

— Порой форма ритуала сохраняется, а цель теряется. Танцы праздника могут быть эхом этого великого исцеляющего танца, который описала Калвин.

— Она видела их во сне, — скептически сказала Лиа.

— У нее было видение правды, — Дэрроу кашлянул и прошептал. — Может, с ней говорила ваша Богиня.

Его голос был слабым, но серо-зеленые глаза сияли, яркие и пронзительные, как всегда, и по комнате пробежался уважительный шепот. Калвин хотела схватить его за руки и поцеловать.

Спасибо, — шепнула она в его голове и вслух сказала:

— Может, это была Богиня. Может, пещеры, Узел вод и тот лес говорили со мной.

Брайали медленно кивнула.

Я часто говорила, что нам нужно научиться слушать. Но зачем слушать, если никто не подчиняется сказанному? — ее глаза блестели. — Только ты и твой брат обладаете даром старой магии. Кто еще станцует этот танец становления?

— У сестер есть дар пения, и Дэрроу… — Калвин не сдержалась. Она увидела, как он вздрогнул, и пожалела, что не смолчала. Она поспешила продолжить. — Брайали, если ты и твой народ научат нас движениям, а Высшая жрица и сестры присоединятся к Танцу становления, магия сработает. Я знаю, — она посмотрела на главных женщин деревень. — Жители тоже могут присоединиться к ритуалу. У вас есть свои танцы, своя музыка и фестивале. Приводите своих танцующих и музыкантов.

Жрицы заворчали. Дэрроу четко сказал:

— Это работа для всех, а не только для певчих! Жители могли сражаться и умирать за Антарис. Разве они не могут помочь музыкой и спасти Тремарис?

Шепот возражений утих. Брайали склонила голову.

Мы вас научим. Пусть Танец становления станет дождем, что утолит жажду нашего мира.

Траут прошептал:

— Из дождей — река, из реки — море, из моря — дожди… — его голос был сдавленным от сдерживаемых слез. Тонно закрыл глаза рукой.

Калвин сказала.

— Да. Чары движутся по кругу… колесу, — она сжала Колесо ладонями, впервые осознав значение формы.

Лиа сухо сказала:

— Должна признать, что мне сложно поверить, что танцы помогут нам. Но хуже не станет, — она посмотрела на старших жриц. — Мне нужно обсудить это с сестрами. Ты предлагаешь пойти за Стену в ту пещеру и танцевать там?

Калвин покачала головой.

— Не нужно. Долина пылающего дерева — священное место, как и Узел вод. Через шесть дней три луны будут полными. У нас мало времени на подготовку. Надеюсь, мы успеем.

Одна из жриц крикнула:

— Матушка, время полных лун — для укрепления Стены! И долина священна для Богини. Мы уже впустили чужих в Антарис. Но туда хищников вести нельзя!

Лиа не успела ответить, Калвин резко сказала:

— Хищники, как ты сказала, жили на этих землях задолго до дочерей Тарис. Долина водопада была священной для них еще до того, как мы ступили туда. И как можно сравнить укрепление Стены и Тремариса?

Лиа тихо сказала:

— Если жрицы считают ритуал — оскорблением Богини, можете не присоединяться. Н я станцую.

— Сибрил? Что ты скажешь? — Калвин повернулась к лидеру воинов.

Я не буду танцевать, — он смотрел на пол, выдавливал слова. Он казался мальчишкой, что играл во взрослого. — Мои воины не будут танцевать.

Не будь так уверен! — глаза Брайали вспыхнули, она послала слова в разум Калвин. — Не злись на мальчишек. Они юны и глупы, но другого не видят.

И вдруг встал лейтенант Сибрила, прямой, как копье, и с высоко поднятой головой.

Мы ощутили вкус войны, Сибрил. Ты обещал не такое, и больше мы не хотим. Мы посоветовались. Ты больше не наш лидер.

Сибрил все еще смотрел на землю, но вздрогнул, словно его ударили. Юный лейтенант кивнул Калвин.

Люди согласились идти за этой дочерью Древесного народа.

Калвин попыталась поймать взгляд Сибрила, но он не смотрел на нее.

Я уважаю традиции Древесного народа. Как и все мы. Мы хотим использовать магию Древесного народа, чтобы исцелить Тремарис. Ты же не будешь против этого?

Сибрил молчал.

Юноша! — рявкнула Брайали. — С тобой обходятся мягче, чем ты заслуживаешь. В другом месте тебя пленили бы, а то и хуже, за те беды, что ты устроил. Подними голову! Покажи Поющей вежливость.

Сибрил поднял голову и взглянул на Калвин. А потом отвел взгляд.

Калвин повернулась к лейтенанту и мрачно сказала:

Благодарю тебя и твоих людей. Надеюсь, я буду достойна оказанного доверия.

Юноша покраснел, алое проступило на меди, он резко сел.

Брайали встала.

Мы все станцуем, Древесный народ и Голоса. День, который ты предлагаешь, был бы самым долгим в году, если бы времена года были в порядке. Мы станцуем той ночью под вашим священным деревом.

Юный лейтенант и его друзья ушли из комнаты Лии раньше, чем жрица и жители деревни успели пошевелиться. Сибрил хромал с болью, низко опустив голову, другие воины не дожидались его.

Дэрроу тихо сказал Калвин:

— Они обвинят его во всем, чтобы очистить себя от стыда и начать заново. Это для него хуже ран, ведь он гордый.

Калвин смотрела им вслед.

— Уж очень они смущенные, как для военного отряда.

В сражении они такими не были, — Брайали стояла за ней. — Они такие из-за тебя.

С чего им смущаться меня?

Брайали пронзила ее взглядом.

Дитя, ты себя не видишь. В тебе кипит магия с такой силой, что даже концы твоих волос, твоя тень и отпечатки ноги наполнены ею.

Калвин вспомнила слова Самиса. Ему было сложно на нее смотреть. Она сглотнула, в горле был камень. Она была жива, даже более, но Мика была мертва. Но и эти слова казались пустыми и лишенными смысла.

Брайали взяла Калвин за руку и заговорила только с ней:

Ты станешь еще сильнее, дитя. Сила женщины превышает силу девы. Понимаешь? Сила матери еще больше, а величайшая из них — сила Старейшины, — она улыбнулась. — В моем возрасте ты будешь сильной.

Калвин посмотрела на Дэрроу, который пытался встать, отмахиваясь от Халасаа с кривой улыбкой. Он еще мог улыбаться. Если Дэрроу не вылечат, она останется девой навеки. Она не могла полюбить другого.

Непрошенное воспоминание о Самисе всплыло в ее голове: вкус его губ, его руки на ее теле. Она закрыла глаза. Брайали похлопала ее по руке.

Идем, дитя. Нам с тобой и твоим братом нужно понять, каким будет великий Танец. У нас много работы.

* * *

Сестры собрались в большом зале, шептались с любопытством и нервным смехом. Несколько жителей присоединились к ним, но их было меньше, чем рассчитывала Калвин. Может, завтра будет больше. Древесный народ сидел у стен и наблюдал, почти все среди них были юными воинами. Кила вызвалась учить.

— Я не знаю ничего о магии, — сказала она. — Но умею танцевать.

Жрицы Антариса не привыкли танцевать. У жителей деревни были пляски на праздниках, после урожая и в начале весны. Но жрицы не отмечали с ними смену времен года. Все праздники сестер были сосредоточены на Богине, на лунах.

«Мы были отделены от земли, — подумала Калвин со вспышкой озарения. — Потому сбились с пути».

Этот великийТанец Становления соединит луны и смену времен года, самый длинный день и самую короткую ночь. Если ритуал сработает, ритмы снова будут в гармонии.

Разувайтесь! — приказала Брайали. — Ощутите землю босыми ногами, — она сбросила меховой плащ и встала перед ними с босыми ногами и голыми руками, крохотная, худая фигурка, упершаяся ногами в пол. — Я покажу вам танец женщин, танец рождения ребенка. Это будет серединой нашего великого Танца, — она кивнула двоим из Древесного народа, сидящим в углу. У одного была дудочка, другой занес руки над барабаном. — Начинайте, братья.

Древесные женщины танцевали, не отрывая ноги от пола. Их тела качались под простую музыку, изящно и чувственно.

Покачивайтесь, как волны моря, — сказала Брайали жрицам, ее тело легко трепетало, как огонек свечи. Сестры переглянулись в смятении, ведь не видели моря. Брайали покачала головой. — Как деревья под ветром.

Сестры не танцевали с детства, когда они девочками кружились у костра. Они умели использовать голоса, но тела — лишь для работы, и их движения были скованными и неловкими.

— Брайали сказала быть как деревья, а не так, будто вы сделаны из дерева! — завопила Кила, и все рассмеялись.

И с этим смехом напряженные тела стали расслабляться.

— Так лучше! — Кила сжала руки двух деревенских девушек, которые двигались грациознее сестер, и встряхнула их. — Трясите руками, ногами, расслабьте их! Да, смейтесь, смейтесь друг над другом, над собой! Наслаждайтесь этим!

Движения начинаются в коленях! — вопила Брайали. — Пусть поднимется к вашим бедрам и животу, — танцующие беспомощно смеялись, пытаясь повторить плавные движения Брайали. Кила легко покачивалась, но не могла удержать ноги на месте.

Потом Халасаа показал им танец мужчин после чьей-то смерти, дикое топанье горя с раскинутыми, как крылья птицы, руками, они будто изображали улетающий дух. Это будет началом их Танца — горе по умирающему году.

Халасаа и Брайали показали танец мужчины и женщины во время брачного ритуала, сложное сплетение двух форм, неподвижность и кружение. Это будет кульминацией Танца. Вскоре зал заполнили топающие танцующие, что старались не столкнуться друг с другом.

После этого Древесный народ слушал, пока Лиа объясняла простыми словами, как для новеньких, как через певчих дышит Богиня, пока они поют Ее песни. Тогда ладонь Богини касается священной долины, опускаясь из Ее царства меж звезды, и магия усиливается. Если Калвин была права, эту силу они призовут танцем, и музыка с магией пения сплетутся в одно. Воины подавленно слушали. Последователи Брайали слушали и кивали, словно вспоминали нечто полузабытое.

Жители деревни восхищенно слушали, и Калвин поняла, что возвращение чар в Тремарис нужно начинать отсюда, с Антариса. Она всегда верила, что тут чары берегли и уважали, что тут работа не нужна. Но вне поселений чаропесни были загадочными и жуткими, как во всем Тремарисе. После первой репетиции Калвин нужно было многое обдумать.

* * *

После первого дня Калвин пропускала некоторые тренировки. Много раненых после боя еще нуждались в лечении, и Калвин хотелось использовать свои силы, чтобы помочь им, особенно пока Халасаа был занят танцами.

Но сегодня Урска отругала ее и прогнала.

— Многие из них выздоровеют и с чистой повязкой, травяным настоем и отдыхом. А ты должна быть полной сил! Иди лучше к своему милому. Он лежит тут день за днем и пытается откусить мне всякий раз голову, когда я заглядываю, потому что это не ты!

И она пошла к Дэрроу. Он пытался быть бодрым, но был слабее, чем раньше. Смерть Мики стала ужасным ударом, и снежная болезнь быстро прогрессировала. Калвин испугалась, узнав, что он уже не может держать ложку или расчесывать свои волосы. Его голос был очень слабым.

— Приготовления идут хорошо? К танцу? — прошептал он.

— Да. Да, очень хорошо, — механически ответила Калвин.

— Я должен быть там… правда… даже если Тонно придется нести меня в долину.

— Мы могли бы привезти тебя в кресле Лии, если бы ты не был таким тяжелым!

Шутка была слабой, и она попыталась улыбнуться, но казалось, что камень ее сердца покрывался трещинами, пока она сидела там.

Он прошептал после паузы:

— Ты должна быть дальше осторожной, Калвин. Новые знания принесут большие изменения в Тремарис.

— Надеюсь, — растерянно сказала Калвин. Они и затевали Танец Становления ради изменений.

— Я не про Танец. Я про Десятую силу. Сила знаков изменит весь наш мир, может, даже сильнее Танца Становления, — Дэрроу закашлялся. Он указал рукой на чашку, и Калвин поднесла ее к его губам. Он быстро зашептал. — Силу знаков могут выучить все, как и Силу языка. Но тут есть разница. Пока я говорю с тобой, мои слова влетают в твою голову или уносятся с ветром. Как только ты забудешь мои слова, они пропадут навеки.

— Я не забываю твои слова, — улыбнулась Калвин, но Калвин нетерпеливо махнула рукой.

— Это важно, Калвин! Слушай. Если я запишу послание Силой знаков, оно останется для тех, кто будет после тебя. Понимаешь? Если бы все знали, как читать знаки, послание Колеса не потерялось бы.

— И знания Марны, утраченные с ее смертью, можно было бы спасти, — медленно сказал Калвин. — Сила знаков не должна быть секретов. Все должны научиться читать и писать знаками, чтобы знания больше не терялись. Чаропесни — нужно записать их… — в голову пришла мысль. — И все, кто сможет читать, смогут выучить чары самостоятельно. Им не нужно будет для этого прибывать в Равамей. Чары разнесутся по всему Тремарису, как мы и мечтали.

— Не только чаропесни, — Дэрроу снова закашлялся, а потом заговорил хриплым голосом. — Песни и рассказы, история, послания, советы и указания… Рецепт медовухи Тонно…

— Тонно это не понравится, — сказала Калвин. Она попыталась представить измененный мир. — Ты сможешь написать Хебену и Фенну в Меритуросе, — сказал она. — Можно будет доставлять послания с торговцами, и не придется полагаться на Тонно или Траута, что они запомнят слова.

— Да, — прошептал Дэрроу. Его глаза почти закрылись. — Да. Я сделаю это. Я должен кое-что рассказать им, пока…

Ты не умрешь! — яростно сказала Калвин в его голове. — Слышишь меня?

Но Дэрроу уснул. Калвин оставалась у его кровати, дышала в такт с движением его груди. Из окна она видела каменные стены огородов. Лиа сказала, что Джилли и Мика без устали работали над ними.

— Еще немного, — сказала Лиа, — и у них получилось бы, — но снег снова засыпал все, и ростки замерзли, едва выбравшись из земли.

Калвин стояла, смотрела, а потом побрела мимо комнат, где лежали другие со снежной болезнью, она не думала о том, куда ее несли ноги.

Потом она поняла, что пришла на балкон большого зала и смотрела на тренировку внизу. Сестры раскачивались, закрыв глаза, ладони висели, забытые, по бокам или неловко дергались в воздухе. Кто-то кружился на месте и задевал соседей, и все падали, смеясь.

Калвин отпрянула в отчаянии. Это было безнадежно. Певчие не могли танцевать, а танцующие — петь. Она была среди лучших танцующих, но оставалась неуклюжей рядом с Брайали и Древесным народом.

Она заметила дико кружащуюся Джилли внизу. Ее круглое лицо раскраснелось, желтая туника развевалась у колен. Калвин видела, как она плакала по Мике, скрыв голову фартуком. Калвин ощутила вспышку гнева. По какому праву Джилли скорбела по Мике? Она знала ее всего два месяца. Внизу должна быть Мика, а не неуклюжая Джилли: Мика справилась бы! Калвин помнила, как она скользила по льду в меховой накидке. Почему Джилли не оказалась на пути того копья? Мика могла петь и плясать, была верной и храброй…

Калвин закрыла глаза руками, но даже так не могла плакать.

Танцы внизу прекратились. Брайали призвала к вниманию; все стояли и ерзали, пока она показывала быстрые движения ногами. Калвин без эмоций смотрела, как сестры пытались повторить за ней. Правильно не получилось ни у кого, даже у Килы. До полнолуния оставалось три дня, она должна была ощущать надежду. Но она ощущала лишь отчаяние.

По пути вниз она столкнулась с Траутом. Его глаза были красными.

— Почему ты не на танцах? — спросил он.

— А ты? — Калвин завидовала его слезам.

Траут пожал плечами.

— О, я лишь буду позориться. Танцую я плохо. Если бы Мика была тут…

— Она хотела бы, чтобы ты помогал, — она сказала резче, чем хотела. Траут дернулся, словно ударила его по лицу. Калвин казалось, что все идет наперекосяк.

— Ладно, ладно, — буркнул Траут. — Я пойду, — он отвернулся.

— Траут, погоди. Пожалуйста, — Калвин вытянула руку, и через миг Траут сдавил ее пальцы.

— Прости, Калвин. Я не могу…

— Не надо. Не говори. От слов нет толку.

Траут скривился, стараясь не плакать, а потом вдруг обнял ее с пылом. Он долго сжимал ее, и Калвин обнимала его, прижавшись лицом к его плечу. Но она все равно не смогла заплакать.

* * *

Безнадежность Калвин не отступала до вечера великого Танца. Как и предсказывала Урска, долгие дни среди раненых сделали ее уставшей.

— Повезло, что Халасаа исцелил твою спину, когда впервые пришел сюда, — сказала она Лие.

— Я могла бы и подождать, — сказала Лиа. — Мне не было больно, — она улыбнулась и коснулась руки Калвин. — Но я рада, что смогу танцевать в ритуале, что исцелит мир.

Сомнения Калвин усиливались, а все становились увереннее. Последние пару дней поселения кипели от волнения. Калвин хотелось бы разделять уверенность Лии, но Танец казался ей глупостью. Она пыталась поспать днем, но без толку, и ее ноги волочились, пока она шла по тропе к священной долине. Что им делать, если это не сработает?

Сестры, Древесный народ и жители деревни бежали в долину, обменивались улыбками и кивками. Одна из новеньких двигала руками в воздухе, показывая движения женщине из деревни. Традиционно, как перед церемонией, жрицы не говорили, от них слышалось лишь шарканье ног и треск прутьев, лежащих на земле. Они не взяли факелы. Луны были полными, долину заливал свет, и она напоминала серебряное блюдо. Замерзший пруд и колонна водопада были черным стеклом, и пылающее дерево без листьев тянуло голые ветви к небу.

Тонно и один из парней из деревни везли Дэрроу в долину в кресле Лии на колесах, Калвин слышала, как он шептал им благодарности. Его голос увядал, как было с Марной перед концом. Калвин прикусила губу до крови.

Калвин и Лиа стояли рядом с Дэрроу под пылающим деревом, смотрели, как безмолвные танцующие приходят в долину: два десятка жителей деревни, полсотни жриц, вдвое больше Древесного народа. Почти все воины решили присоединиться к танцу. А Сибрил зализывал раны в поселениях.

Как только все собрались на поляне между застывшим прудом и пылающим деревом, Лиа подала сигнал. Не говоря, все встали кругом на краю поляны, где были разложены горки хвороста через промежутки. Земля в круге была голой и замерзшей, вытоптанной поколениями жриц, проводивших там ритуалы.

Калвин встала в центр круга. Первыми чарами ночи была песня огня, исполненная ее ясным и сильным голосом. Все костры загорелись, и черный лед отражал огонь.

Среди толпы стояли музыканты, Древесный народ, дочери Тарис и жители деревни смешались, держали барабаны, дудки и колокольчики. Тонно стоял наготове с флейтой у губ.

— Я играл на такой в детстве, — сказал он Калвин. — Удивлена? — он рассмеялся. — То, что я — не певец, не значит, что я не могу создавать музыку.

Момент настал, и Калвин ощущала себя маленькой, напуганной и глупой. Когда она летела над полем боя, она была сильной и храброй, уверенной в своей силе. То ощущение легкости управления пропало. Все лица повернулись к ней. Они собрались из-за нее, ждали начала выступления, которое могло оказаться бессмысленным. Калвин держала барабан в руке, и вдруг она стала сомневаться, что с ним делать. Она оглядела круг, не ощущая неуверенности у ждущих танцующих. Они натянулись, как струны, готовые для игры на них.

Три луны парили над деревьями. Облака плыли по небу, серебряный свет мерцал, смешивался с золотым светом костров. Калвин глубоко вдохнула, холодный воздух обжигал ее горло. Брайали посмотрела на нее, торжествуя.

Давай, дочь!

Калвин подняла руку и опустила ее на барабан, эхо разнеслось в ночи. Шум испугал ее, и ладонь саднило. Она опускала руку на барабан снова и снова, пока не зазвучал ритм, сильный и уверенный, как биение ее сердца. Барабанщики Древесного народа застучали более сложный и мягкий ритм.

Халасаа топнул ногой раз, второй, в такт с барабаном Калвин, он медленно пошел по кругу поляны, в круге зрителей, его колени были согнуты, а глаза сияли. Он исполнял танец скорби, праздник смерти, что приносила жизнь, и земля дрожала под его топающей ногой. Калвин ощущала напряжение ждущих, оно усиливалось, будто Халасаа заводил их, кружась.

Колокольчики и флейты плели нежную нить звука в ритме барабанов, и Брайали затанцевала. Калвин поняла, что била по барабану быстрее, вед ее сердце ускорило биение. Никто из тех, кто видел Брайали, не посчитал бы ее старушкой: она двигалась с грацией девушки. Сестры и женщины деревни начали хлопать в ладоши, прыгнули в круг. Вдруг поляну наполнили веселые, раскачивающиеся и грациозные женщины, оживляющие землю под ногами, ведь их тела давали жизнь, и она мерцала на их пальцах, пока они танцевали.

На краю круга мужчины деревни и Спиридреля топали ритмично босыми ногами по замерзшей земле. Один за другим, они кружились, выходили на поляну, раскинув руки, мужчины и женщины танцевали вместе.

Калвин стояла в центре круга танцующих, точка, ось танца. И она запела. В этот день сестры укрепляли Стену льда. Но Калвин пела чары отмены, песню, что рассеивала лед. Это была песнь открытия, чары, что топили барьеры и выпускали запертое. Магия поднялась в ней, теплая и покалывающая, как огонь, и онемевшее сердце ее оттаяло. Слезы, что были замерзшими в ней, полились по лицу, и она ощущала их соль, пока пела.

Одна за другой, сестры присоединялись к Калвин, и песня с музыкой, дудочки, колокольчики и барабаны, сплетались в единое целое. Все были теперь частью танца. Калвин заметила сильное пение Лии. Тонно топал ногой, играя простую мелодию. Джилли хлопала в ладоши, ее щеки были румяными. Они вскидывали головы, по коже лился пот, танцующие кружились, плели узор, такой же сложный, как музыка. Поляну наполнили летающие фигуры, но, в отличие от тренировок, никто не сталкивался, даже не задевал друг друга пальцами.

Костры трещали, огонь плясал, тени мелькали над танцующими, чьи движения подражали огню. Сверкнули золотые волосы Килы, мелькнули ее ноги, зазвучал ее смех среди музыки. Лицо Дэрроу было бледным в тенях. Он склонялся вперед, его серо-зеленые глаза пристально следили за танцем, за Калвин. Ее ладонь била по барабану, но ей уже не было больно. Она пела, голос затерялся среди множества голосов; она неосознанно двигалась под музыку, плакала и смеялась.

По краю поляны были те, кто отошел перевести дыхание. Но они хлопали или играли на барабанах и флейтах. Он пели или кричали в поддержку, кивали и покачивались под переливы чаропесни. Калвин вдруг поняла, что наблюдение было так же важно, как и танец, движения и пение.

За кругом огней на ветру трепетали деревья, озаренные луной, словно присоединились к танцу. Калвин с радостью поняла, что жизненная сила земли, замерзшая надолго, затрепетала, откликнулась на зов танца. Из-под толстого льда водопада доносился гул, смешивался с пением — вода пробуждалась ото сна.

Кто-то забрал барабан из рук Калвин, и она смогла свободно присоединиться к танцу. Запах дыма и пота наполнял ее ноздри, а еще был холодный запах леса и льда. Знакомые лица расплывались. Траут, Джилли, Тонно, Урска, Халасаа. Там пронеслась Мика, кружась, сверкая золотыми глазами?

Мика, прости! — крикнула Калвин мыслями. Слезы лились по ее лицу, музыка становилась все быстрее. Кила схватила ее за руки, и девушки танцевали вместе. Кила взмахивала ногами, вытягивая носочки, и Калвин подражала ей, смеясь сквозь песню. Лицо Килы сияло от радости, ее волосы летали золотым облаком, и на миг девушки обнялись, сердца стучали рядом друг с другом, а потом Кила пропала в танце.

Но теперь музыка, как по беззвучному приказу, стала замедляться; дикий ритм успокаивался. Барабаны и колокольчики были брошены, все бросились к середине поляны. Костры догорали, угли сияли красным. Танцующие медленно кружились, взявшись за руки; жрицы еще пели, но другой музыки не было.

Калвин вернулась в центр круга, медленно кружилась, раскинув руки. Она смотрела на лица, читала эмоции, и там были и радость, и усталость, и горе. У многих танцующих на глазах блестели слезы. Они волочили ноги, волосы обвисли, одежда помялась, и хоровод двигался все медленнее.

Чары угасали в конце каждого ритуала. Калвин ощутила, как собрала внимание поющих, как нити в руке. Конец был близко, и они последуют за ней. Калвин довела их до последней фразы, последняя нота зазвенела в воздухе. И — тишина.

В тишине, будто поднималась волна, магия достигла пика. Рука об руку, сила текла по кольцу. Она исходила от земли под ними, согретая их ногами, и от ледяного воздуха, что они вдыхали в свои легкие. Певчие и те, что были без дара, Древесный народ и Голоса — все были звеньями в большой цепи живой магии, что становилась все сильнее. Хоровод медленно двигался, сила росла, закручивалась. Это была ось, вокруг которой вращался весь Тремарис, весь мир.

Как тепло от горячего огня, целебная магия разнеслась по долине. Она легко миновала Стену льда и растопила ее. Она пробежала по лесам и горам, по долинам, все шире от круга танцующих. Калвин, Поющая все песни, была в центре колеса. И ее рука крутила его.

Калвин была заполнена светом, как в тот раз, когда выбралась из Узла вод. Вся усталость пропала. Она не хотела прекращать, она хотела танцевать до утра. А потом она увидела бледно-голубое небо за деревьями. Утро! И раздался звук, который она давно не слышала: пение птиц. Они танцевали всю ночь.

С рассветом сила, что соединяла танцующих, рассеялась, отпустила их. Только потом Калвин с уколом боли вспомнила о Дэрроу. Она повернулась туда, где он сидел в тени пылающего дерева. Но стул Лии был пустым. Дэрроу пропал.

— Калвин!

Она обернулась. Дэрроу вырвался из круга танцующих и побежал к ней по поляне. Он высоко держал голову, глаза искрились. Он кричал, радостно и четко, и он бежал, бежал… Калвин заплакала. Она одним прыжком оказалась в его руках, и он уткнулся лицом в ее шею и черные волосы.

Круг быстро рассеялся. Люди опускались у углей. Другие обнимались, целовались и плакали в объятиях друг друга. Халасаа ушел за деревья. Кто-то принес чайники из поселения и стал варить чай с шиповником на углях. Кила сидела рядом с Тонно с головой на его плече. Траут почти спал, прислонившись к стволу дерева. Одну за другой приветствовали радостно жриц, что болели, а теперь покинули кровати и прибежали на долину, исцеленные, как Дэрроу.

Дэрроу выбрался из рук Калвин и тихо сказал:

— Мы можем где-нибудь уединиться?

Калвин замешкалась. Она ощущала нетерпеливый взгляд Брайали спиной. Она взяла его за руку.

— Идем.

Она увела его с поляны, вокруг черного пруда и по склону меж голых деревьев. Ее тело гудело от магии: весь мир гудел от чар. В долине внизу стоял тихий гул разговоров, треск костра, свист кипящего чайника и журчание водопада.

Она привела его в тайное место, что нашла в детстве. Ветви дерева были низко склонены, и Калвин с Дэрроу забрались под них, попали в сухое закрытое место. Под деревом не было снега, землю покрывал мягкий мох. Они сели рядом друг с другом под крышей из веток. Дэрроу начал что-то говорить, но Калвин коснулась пальцем его губ, и он поцеловал ее палец. Он нежно перевернул ее ладонь, начертил пальцем знаки. Смех задрожал на ее губах, и они голодно поцеловались, будто никогда раньше этого не делали.

Дэрроу сорвал резной гребень, и Калвин тряхнула волосами. Они замерцали, как темный опал, как в священных пещерах. Дэрроу провел пальцами по шелковистым волосам и притянул Калвин к себе на землю, и ее волосы ниспадали вокруг них водопадом.

ПЯТНАДЦАТЬ

Поющая все песни

Нежный весенний ветерок пах цветами и солнцем. Калвин глубоко дышала им, пока шагала по тропинке к деревне Анари. Бледное небо раскинулось над новой зеленью долины, и обычно сонная река разлилась от растаявшего снега и льда и грохотала. Траут предупреждал, что, когда они дойдут до Калисонс вниз по течению, каналы будут переполнены, и улицы будут по пояс залиты водой.

В похожий день в начале весны Калвин нашла раненого Дэрроу у Стены. Она помнила, какой неловкой и непослушной была, не уверенной в себе, полной страхов. Больше двух лет прошло с того дня, и она изменилась. Мир изменился.

Сегодня был ее последний день в Антарисе. Калвин не знала, когда вернется. Она шла попрощаться с Микой и Марной. Она была в голубой тунике, цвета весеннего неба, и она сняла башмачки с мягкой подошвой, чтобы ощутить траву под ногами. В ее темных заплетенных волосах были маленькие белые цветы. И, хоть она не замечала этого, ее окружала аура сильной магии.

Калвин босиком пробежала по деревянному мосту над рекой. Вода бурлила, полная белой пены, почти доставала до поста, и на ее ноги попадали брызги. Когда-то это напугало бы ее, но теперь она радовалась прохладе воды на коже.

Завтра до рассвета они отправятся в Меритурос. Дэрроу долго отсутствовал, и они договорились, сидя в главном зале прошлой ночью, что Меритуросу больше всего требовались новые знания.

Будет приятно увидеть жизнь в той сухой земле, — улыбнулся Халасаа.

— Я рада, что ты идешь, — ответила Калвин. — Я думала, ты вернешься на Дикие земли с Брайали и остальными.

Я не могу так скоро оставить сестру. Надеюсь, я не буду вам мешать, — он улыбнулся шире.

— Ни за что, — сказал Дэрроу. — А если будешь, это поправимо, — он песней магии железа надвинул соломенную шляпу Халасаа ему на глаза.

— Мешай им, Халасаа, — прорычал Тонно. — Я не хочу видеть, как они обжимаются по всему «Перокрылу», спотыкаясь о канаты и глядя друг другу в глаза. Нет ничего хуже пары влюбленных на корабле.

— Тогда и ты будь осторожен, — сказал Дэрроу, посмотрев на Килу. Она болтала с Лией в дальнем углу, обсуждала тонкости управления. Будто услышав свое имя, она оглянулась и просияла.

— Не знаю, о чем ты, — буркнул Тонно, но румяней покрыл его шею и уши.

Хватит! — быстро предупредила Калвин, но было поздно. Траут вскочил и ушел из зала.

Тонно покачал кудрявой головой.

— Проклятый язык!

— Я не представляю, как ощущал бы себя, если… — Дэрроу замолк. — Я не знал, что он так сильно любил Мику.

— Он сам не знал, — тихо сказала Калвин.

Время ему поможет, — серьезно сказал Халасаа. — Это не уберет горе, но поможет ему нести горе дальше. Поможет всем нам.

Калвин молчала. Но она знала, ощущала, ступив на кладбище Анари, что ее скорбь по Мике была раной, что никогда не заживет. Она застряла в ней темным камнем.

Они похоронили Мику рядом с Марной под шелестящими деревьями с белыми цветами и новой листвой. Пчелы гудели у цветов, словно спешили наверстать упущенное. Казалось, оставлять тут Мику неправильно, ведь она была далеко от океана, который любила. Но Калвин посмотрела на долину, увидела там волны полевых цветов, темно-синих, белых и зеленых. Каждую весну Мика будет рядом с морем. И, чтобы отметить ее могилу, Траут построил особый указатель, что всегда стрелкой показывал на острова, где она родилась.

* * *

Калвин сидела на нагретой солнцем траве. Полевых цветов было много, но только козы могли их есть. Тяжелые времена в Тремарисе еще не кончились, многие люди будут голодать до следующего урожая. Но урожай будет хорошим. Они провели еще два Танца Становления в священной долине, и с каждой церемонией земля будто вытягивалась и урчала, как кот на солнце. Калвин смотрела и всюду видела жизнь, вырывающуюся из почвы, побеги тянулись вверх, разворачивали листья. Лиа продолжит Танцы, когда они уйдут, добавив этот ритуал в календарь Богини.

Брайали теперь унесла знания о Танце к Древесному народу, и ритуалы будут проводить там, в пещере возле Узла вод. Несколько жриц ушло с ними, чтобы вызывать целебную магию.

Может, у наших детей будет дар Становления, — глаза Брайали сияли, когда она прощалась с Калвин. — Или можешь отправить к нам свою дочь или своего сына, — она коснулась живота Калвин, ее глаза мерцали. — Но со временем, дитя!

Калвин вытянула ноги на мягкой траве.

— Мы назовем нашу первую дочь в твою честь, Мика, — прошептала она, глядя на море цветов и горы на горизонте.

Дел еще было много. Нужно было срочно разнести весть о Танце становления во все уголки Тремариса. А еще нужно было вернуть чаропесни всех видов в повседневную жизнь, отыскать певчих на всех землях, где их презирали и боялись так долго. Их нужно было научить гордиться, научить их песням, что были почти забыты. И всех, не только певчих, нужно было научить новой силе — Десятой, Силе Знаков. Как Дэрроу сказал прошлой ночью:

— У Поющей все песни работы на всю жизнь.

Все ушли, и они остались одни. Калвин прислонилась к его плечу.

— Я думала… когда я стану Поющей, все будет проще. Но с каждым шагом только сложнее. Лиа не скажет этого, но она злится на меня. Она думает, что я должна остаться в Антарисе и быть Высшей жрицей, как хотела Марна. И Сибрил все еще не верит, что мы правы! Он вернется в леса и расскажет спиридрельцам, что я — наглая лгунья, что использовала магию Древесного народа, не имея на то права.

— На каждого Сибрила есть Брайали и сотни других. Не переживай из-за него.

— Я уже сделала столько ошибок, — она замолчала, уточнять про Мику даже не требовалось. Она тихо сказала. — Думаю, я зря отослала Самиса… корабль. Там было столько записей, чаропесен и истории, столько знаний, что пригодились бы нам.

— Мы сделаем свои записи, заменим утерянное. Траут должен изобрести до нас способ письма, что лучше резьбы по камню или дереву. Мы будем путешествовать по миру, записывать знания всех земель, делиться тем, что знаем. Звезда не врала. Это новая эра Тремариса.

— Но…

Дэрроу покачал головой.

— Все ошибаются, любимая. Даже Поющая все песни. Если ты будешь отступать, боясь ошибиться, то никогда не достигнешь того, что должна. И с каждым вызовом ты станешь сильнее. Я буду тебе помогать, мы все тебе поможем. Даже Кила, и у нее есть своя мудрость. После стольких лет планов против Меритуроса она научилась судить характеры. Ты увидишь, — он пригладил прядь ее волос. — Знаешь, что Джилли рассказывает младшим? Что ты — Богиня, что сошла с небес, чтобы жить со смертными.

Калвин села.

— Что за глупости! Как Джилли может такое говорить, когда мы росли вместе? Мы делились чашей с водой, бросали в коз гнилыми яблоками, и Тамен нас ругала! Из меня такая же Богиня, как и из нее!

Дэрроу криво улыбнулся и поднял ее ладонь к губам.

— Может, немного Богини есть в каждом. Просто в тебе это проще видеть.

— Быть Богиней одиноко, — сказала Калвин.

— Но ты не одна.

— Знаю, — Калвин отклонилась, и они долго сидели в тишине.

Но этим утром она была одна, и только ветер шумел, шурша травой. Это было последнее тихое утро в ее жизни. Она видела, как Дэрроу, став лордом Черного дворца Меритуроса, был окружен людьми, что хотели от него чего-то, что хотели что-нибудь для него сделать. Так будет и у Поющей все песни. Она сжалась, ведь ей всегда было неловко в толпе. Ей придется научиться многому.

Все люди Тремариса были теперь ее народом: Древесные и Голоса, поющие и те, кто не пел. Те, кто пел, станут и танцевать. Те, кто не мог ни петь, ни танцевать, будут смотреть и слушать. Все смогут играть роль в сплетении здоровья Тремариса, если пожелают. Но Калвин знала, что на ней лежит самая важная задача. Она встала и сорвала с дерева белый цветок, опустила на могилу Марны.

— Я постараюсь, Матушка, — прошептала она.

Самис отмечал, что новые чары ей было проще учить, чем предыдущие. Она знала, что ее ждало еще много уроков: уроков осуждения, сострадания, убеждения и рассуждения. Она не дошла до конца пути — он лишь начался. Она захотела на миг, чтобы всегда была весна, начало всего, свежее и новое, не испорченное… Но желание улетело от нее лепестком, который подхватил теплый ветерок.

Воспоминание о Самисе принесло и то, что беспокоило ее. Он знал, чем закончится та ночь? Даже сейчас она едва понимала, почему отослала корабль: отчасти это было жестокостью, отчасти — жалостью. Может, она сделала то, чего он хотел. Может, он в последний раз обманул ее. А если он научился управлять серебряным кораблем? Она заговорила вслух, словно Марна могла ответить:

— А если я ошиблась? А если он вернется?

И в голове она будто услышала эхо голоса Марны:

«У тебя есть темные чары, дочь. Если нужно, ты защитишь себя, все чары и благо мира».

Калвин не могла сказать, что не использует больше те чары, что тайны умрут с ней. Ту тёмную магию с каждым разом было все проще использовать. Это был еще один урок. Тьма теперь была ее частью, как и свет.

Порой, когда Дэрроу целовал ее, она ощущала губы Самиса, призрак его руки в ее волосах. Те воспоминания тоже всегда будут частью ее, но она хотела забыть их.

Что-то привлекло ее взгляд наверху: белая вспышка. Она не успела сосредоточиться, вспышка пропала. Калвин встряхнулась. Поющая все песни не могла пугаться каждой птицы. Конечно, это было солнце на облаке или белое брюшко птицы, летящей к долине. Но она знала, что будет оглядываться на небо всю жизнь.

А если Самис смог приплыть в дом Древних меж звезд? А если он вернет корабль в Тремарис вместе с чужаками из другого мира для второго вторжения?

Они будут чужаками: Древние, что прибыли сюда давным-давно, были не теми же людьми, что Голоса, жившие в Тремарисе сейчас. Голоса принадлежали этому месту, как и Древесный народ: Тремарис изменил их, принял их. Отныне народы Тремариса будут искать свой путь вместе.

Калвин увидела, как по широкой долине к ней идет фигура. Она встала и помахала Халасаа, он поднял руку, приветствуя ее. Его руки были широко раскинуты, он касался пальцами белых и голубых цветов. Он посмотрел на сестру, стоящую под деревьями, на зеленые почки, что плясали над ее головой, на серебряные тени луны на широком синем небе. Он шел по океану полевых цветов, и ветер принес звук, что Калвин еще не слышала и не мечтала услышать. Она побежала вниз по склону, быстрее и быстрее, к нему.

Хрипло, неумело, но удивительно четко Халасаа пел.