Рассказы [Эдвард Станиславович Радзинский] (fb2) читать постранично

Эдвард Радзинский Рассказы

О первой любви

Редактор толстого журнала X. был приглашен на юбилей литературоведа С. Как-никак человеку стукнуло семьдесят пять, и за это время С. повидал немало: говорят, в молодости его бил Есенин. После этих побоев он и стал историком литературы. Его первая работа была на модную тогда тему «Руководитель национально-освободительной борьбы на Кавказе в девятнадцатом веке — Шамиль». Но взгляды переменились — и в конце тридцатых Шамиль стал считаться агентом империализма. С. признал свою ошибку. Во время Отечественной войны Шамиль возник из небытия, и С. признал ошибкой, что он признал ошибку. В сорок девятом году с Шамилем опять случилась метаморфоза, и С. признал ошибкой то, что он признал ошибку в том, что он признал ошибку… После истории с Шамилем С. посвятил себя уже чистому литературоведению. Он даже стал директором института, где под его руководством и начал свою деятельность наш редактор X. Вот почему редактору X. пришлось идти на его юбилей.

Редактор X. был мужчина мрачный. Сборищ в ресторанах он не любил, потому что все вокруг пили, а ему пить было нельзя — он был мужчина запойный. И еще потому, что он ненавидел людей. Ненавидел всех: жену, сотрудников и даже самого себя. Рассказывали, что в конце рабочего дня X. выходил из своего журнала, переходил на другую сторону улицы и, злобно глядя через дорогу на покидающих журнал сотрудников, топал ножкой и произносил только одно слово: «Ненавижу!»

Так это, не так, точно не знаю, а врать не хочу. Одно знаю: в день юбилея С. наш редактор X. был в большой лихорадке.

Дело в том, что спецрейсом из Крыма доставили в его журнал красную сафьяновую папку, где лежала статья очень и очень большого человека. Честь для журнала, сами понимаете, какая, но и ответственность — тоже! Наш герой ознакомился с замечательной статьей, после чего можно было и запереть ее в сейф. Но оставить в пустой редакции, пусть даже в сейфе, ТАКУЮ статью! Дудки! И он решил взять статью с собой.

Он аккуратно уложил статью в сафьяновом переплете в японский портфель-дипломат, купленный на последнем писательском съезде, и отправился в ресторан «Арагви» на юбилей прохвоста. Так он именовал юбиляра, как, впрочем, и всех остальных.

У «Арагви» он отпустил шофера. Из дверей ресторана высунулось лицо швейцара. «На банкет», — сказал X. и мимо очереди проследовал в ресторан. «Надо дать ему какую-нибудь мелочь», — подумал он о швейцаре, но рука сама сунулась в тот карман, где мелочи не было. «Обойдется, прохвост!»

За банкетным столом было людно: масса ненавистных знакомых. Его усадили рядом с жирной подлюгой поэтессой Б. Напротив него сидел другой негодяй — критик А. Этот развратный мерзавец А. все время перемигивался с толстой и тоже развратной поэтессой Б., а потом вообще не нашел ничего лучшего, как, дыша водкой, втиснуться между X. и жирной тварью Б. От злобы наш X. не выдержал, вскочил со стула и умчался в туалет.

По дороге в туалет он похолодел: вспомнил, что в бешенстве забыл портфель.

Бегом X. вернулся в зал — и увидел, как ненавистный критик А., сдвинув его драгоценный портфель на соседний стул, полуобнимал развратную поэтессу Б.

В бешенстве X. схватил свой портфель со стула — и отправился восвояси.

Для очистки совести он вяло «проголосовал» такси. Денег он тратить не любил. Когда такси не остановилось, с удовольствием поехал в метро.

Придя домой, он долго грохотал стульями, чтобы разбудить спящую жену. Жена назло ему не проснулась. Он прошел в кабинет.

В кабинете он зажег лампу, открыл портфель, чтобы еще раз насладиться зрелищем красной сафьяновой папки, и…

Сначала он даже не понял. Он тупо уставился в портфель, но прекрасного алого сафьяна в портфеле не было. Вместо него в портфеле покоилась какая-то зеленая целлофановая гадость: в зеленой целлофановой папке лежала статья ненавистного критика А.!

…Он все понял! Проклятие! У критика А. был тот же самый портфель, купленный на том же самом съезде. И, видимо, когда он пересел к похотливой поэтессе…

Обменялись портфелями! От бешенства X. укусил занавеску и бросился к телефону. Он набрал номер:

— Позовите A.!

— Во-первых, следует говорить «пожалуйста», — раздался неприятным голос жены А., — коли вы звоните в первом часу ночи! А во-вторых, Иван Иванович на юбилее Дмитрия Дмитриевича… А кто, собственно, спрашивает?

Он назвался и объяснил, что звонит по важнейшему делу. Голос жены помягчел.

— Я передам ему, когда вернется. И он вам срезу отзвонит.

X. нервно расхаживал по комнате и через пятнадцать минут не выдержал, позвонил снова.

— Нету дома, — уже сурово ответил голос.

В кабинет вошла его жена.

— Что случилось?

— Перепутал портфели, — злобно сказал X.

— И, конечно, в портфеле что-то было, — торжествовала жена.

— Было! Было! — заорал он.