Не называй меня майором... [Леонид Семёнович Словин] (fb2) читать онлайн

Леонид Словин
Не называй меня майором...

Своим бывшим коллегам — российским ментам.

Автор.

Если мы не за себя, то кто за нас? А, если мы только за себя, кто мы? И, если не сейчас, то когда?

Гилель, религиозный законоучитель, I в. до нашей эры. Перефраз.

Звонок о начавшейся у платформы уголовной разборке поступил в дежурку в начале третьего ночи. Звонила торгашка одной из коммерческих палаток с привокзальной площади. У них там работали всю ночь.

— Милиция… — Голос сорвался. — Тут страшно, что творится! Рядом со станцией…

— Что конкретно?..

Женщина уже бросила трубку.

— В машину!..

Домодедовцы запрягли быстро. И ехали тоже. Но, как водится, пригнали уже к трупу.

За опорами переходного моста снег оказался полностью вытоптан. Всюду виднелись следы крови. В стороне валялась яркая трехцветная куртка…

— Вон он!..

Менты на ходу разделились. Часть тут же оцепила место происшествия и труп, остальные устремились дальше вдоль тротуара.

Было по-ночному безлюдно. Глухой милицейский час. Тускло горели огни.

Далеко бежать не пришлось.

Метрах в пятидесяти впереди виднелись отпечатки шин.

Недавно тут стояла машина.

— Ушли!..

— Не тебя же дожидаться…

Небо ещё больше потемнело — дело шло к рассвету.

Все возвратились назад, к переходному мосту через Главные пути. К осмотру не приступали — ждали эксперта со следователем прокуратуры. Руководство. Речь шла все-таки не о краже — об убийстве…

Убитый — корпусной, полнотелый мужчина — лежал на спине . Без куртки. С короткой сильной шеи свисала золотая цепь. Сорочка на груди была разорвана: рану пытались перевязать.

Смертельное ранение оказалось огнестрельным. Слева над соском аккуратное пулевой отверстие окружал серый ободок — след пороховых зерен и копоти.

Стреляли с близкого расстояния…

1.

Борька Качан — коренастый, накачанный молодой мент, в кожаной куртке, в очках, похожий на школьного преподавателя физкультуры — открыл глаза, с тру-дом оторвал голову от промерзшей перронной скамьи.

Электрички уже не ходили.

Близко сбоку нависал переходной мост через пути, он был пуст. В дальнем конце платформы негромко постукивал скребком высокий мужик-уборщик, очищавший асфальт.

Стрелки часов под черным трафаретом «Домодедово» показывали конец вто-рого часа. Выходит, он пробыл в отключке не менее сорока минут.

Неистребимый густой запах креозота, оставшийся от ушедших в небытие де-ревянных шпал, стоял в воздухе.

Качан нагнулся, содрал смерзшуюся корку снега, приложил к вискам. Снег таял между пальцами — колкий, в черной ледяной копоти…

Тошнило. Виски стянула боль.

Неожиданно он коснулся куртки на груди. «Молния» была расстегнута.

«Господи! Это ещё что?!»

Полы оказались разъединены. Между тем он хорошо помнил, что ничего не доставал из карманов. Кто-то сделал это за него.

«Только не это!..»

Рука с хода скользнула вверх, под мышку.

Наплечная кобура была пуста.

Пока он беспомощно лежал на скамье, кто-то расстегнул куртку и выта-щил из кобуры его табельный «макаров».

Милицейское удостоверение в верхнем кармане тоже отсутствовало…

Качан поднял голову.

Ночь стояла морозной, бездонно-ясной.

Самое страшное, что всегда подстерегало и рано или поздно должно было с ним непременно произойти, от чего Всевышний снисходительно и терпеливо его оберегал, в конце концов, все же случилось.

Неотвратимость происшедшего предстала перед Качаном со всей очевид-ностью.

Конец его недостоверной ментовской жизни, которой он жил все эти годы, которую, бывало, клял на все корки за то, что работает без выходных и проход — ных, за гроши, с утра до ночи, и с которой успел сродниться так, что другой уже не мог себе представить, теперь был предрешен.

Закрепленный за ним 9-миллиметровый «макаров» с двумя полными обоймами находился сейчас в чужих руках, и каким образом, и против кого могли использовать с этой минуты его оружие было невозможно представить.

Качан жестко со лба вниз провел рукой по лицу, черная вязаная шапка-»бандитка» легла на глаза…

«Все, Борька! Приплыли… Сливай воду!»

***

Старт ночной поездке дал начальника розыска, он определил и её темп. Игум-нов позвонил Качану из дежурки:

— Едешь в Домодедово. Прямо сейчас. Все оставь…

Игумнов был не только начальник. «Крестный». «Большой брат». «Пахан.» На ветер слов не бросал.

— Готов.

Задание оказалось несложным: проверить сообщение агента, полученное Игумновым минуту назад:

— Звонил Никола. Он видел там нескольких наркодельцов. Прошлой ночью. Возможно это была только пристрелка. Никола тоже едет. Встретишься с ним у платформы. Расспросишь, оценишь обстановку…

— Понял.

Место начальника отделения по борьбе с незаконным оборотом наркотиков пустовало. Качан считался одним из кандидатов. Естественным было направить именно его…

Какое-то движение у соседней скамьи привлекло внимание.

Серая, средней величины крыса подбирала куски чего-то съестного, вмер-зшего в ледяное покрытие. Вокруг было по-прежнему пустынно.

Высокий мужик — уборщик на каширском — конце платформы закончил ска-лывать лед, взялся за лопату. По ту стороны была темень… С московского тор-ца, напротив, сияла привокзальная площадь. Светились огни коммерческих па-латок…

Суетливая ночная жизнь, которую Качан застал по приезду в Домодедово, тут продолжалась. Пассажиры ждали электрички, которые приходили все реже. Еще тусовались заезжие проститутки. То одна, то другая иномарка с крутыми накачанными парнями тормозила у освещенных витрин…

Качан приехал раньше — Николы на платформе ещё не было. Обычно он добирался последним электропоездом.

Потолкавшись у переходного моста , Качан заглянул к знакомым в ком-мерческую палатку. Называлась она коротко и непонятно:

«АОЗТ „Азас“.

Палатка торговала всю ночь.

— Привет! Не спите еще?!

— Мы?! Ну ты даешь! — Охранник у двери признал Качана, успокоился: — Входи, сыщик! — При знакомстве Борька отрекомендовался им частным детективом. — Каким ветром?

— Служба…

— Знаем вашу службу. Все берете неверных жен на горяченьком?!

— Это как заказчик решит…

Кроме охранника в смену заступали ещё две «торфушки» — совсем молодые девчонки из торфяной «столицы» — Шатуры, обе миниатюрные , с аккуратны-ми, с челочками на лбу, похожие друг на дружку, как две ухоженные домаш-ние собачонки.

С обеими у Качана установились необременительные приятельские отно-шения.

— А неверных мужей? Их тоже ловите?! — с намеком спросила одна из «тор-фушек», побойчее.

. У неё разворачивался бурный роман с охранником, другая была свободной. Качан с начала знакомства сразу же положил на неё глаз — светленькую, с кро-шечной грудью.

— Тоже ловим. Особенно, если обижают маленьких…

— Маленькие женщины для любви! — находчиво объяснил охранник. — Боль-шие — для работы! Садись. Будь проще, братан…

Качан продолжил:

— «И люди к тебе потянутся…»

— Именно…

Недолго поболтали ни о чем.

— Главное, чтобы все в кайф, братан! — Охранник запер за ним дверь.

— Тут ты прав, конечно.

Качан и сам давно уже жил по понятиям.

Ловить бандитов. Приказывать и подчиняться. Поддавать. Снимать телок…

Привычный кодекс пристрастий. Всех новых мужиков делать приятелями. Каждую новую девчонку постараться уложить к себе в постель. Потом видно будет, зачем тебе ещё один новый приятель, ещё одна новая телка…

Собственная его семейная жизнь давно шла через пень колоду. Дни понима-ния и общего языка с женой канули в прошлое. Последнее время он практиче-ски обитал в милицейском общежитии, переходя с койки одного отпускника на другую.

Постоянной подруги у него не было. Нынешнее состояние Качана можно было охарактеризовать как перманентное ожидание женщины.

— Останешься, поужинаем?..

Он взглянул на часы: время до последнего поезда ещё оставалось.

— Не откажусь.

— Знаешь че… — Охранник мигнул. — Пока ты тут… Посиди , поохраняй. А мы с Верой ненадолго уединимся. Надо остатки записать в подсобке…

Качан понял:

— В чем проблема?!

Он и вторая торфушка остались одни.

Оба делали вид, что в палатке ничего не происходит.

Между тем из подсобки сразу же донеслись безудержные стоны, в происхо-ждении которых было трудно ошибиться

Покупателей ждали недолго. Сразу же у палатки тормознула «тойота» с ка-вказцами. К окошку подошли двое — медлительные, пластичные, не смотрящие в глаза. Даже через стекло от них веяло опасностью.

Один вежливо спросил:

— У вас не перерыв?

— Да нет, пожалуйста. Хотели чего-нибудь?

— Вон там…

Взгляд за стекло, был короткий, стремительный — чтобы сразу все вы-смотреть.

Может, проверяли, есть ли охрана. Качан оказался на виду, сунул руку глубже под куртку. К пистолету.

Кавказцы перекинулись несколькими словами на своем.

Взяли «абсолют» и бананы. Также медленно вернулись в «тойоту». Быстро укатили.

После их отъезда заскочили ещё два знакомых домодедовских оператив-ника — уже поддатые, смешливые, в одинаковых джинсовых куртках.

Милицейский «газик» ждал их у тротуара.

— Привет. А Вера где?

— Отдыхает…

Они понимающе засмеялись:

— «Гжелки» нам… Пару бутылок. Вере, когда отдохнет, скажи: завтра заско-чим, рассчитаемся…

Пока «торфушка» их обслуживала, незаметно мигнули Качану в её сторо-ну:

«Давай, братан. Не теряйся…»

— Отдадут? — полюбопытствовал Качан, когда «газик» отбыл.

— Вряд ли. Но, бывает, отдают.

— И как же вы?

— За ментами не пропадет. Это как бартер.

— А что хозяин?

— Ерунда. Спишет.

Короткие всхлипы за стенкой постепенно стихли.

«Торфушка», остававшаяся с Качаном, поднялась к электроплите. Картофель в мундире успел развариться, помещение было небольшое. Прилипчивый дух снеди ударил в ноздри.

Охранник с подружкой вернулись из подсобки как ни в чем не бывало:

— Не заскучали?

«Торфушки «быстро накрыли стол.

— Мойте руки, ребята…

В палатку вошел строй ясных привычных звуков — вспарывания консервов, откупоривания пробок, заполнения емкостей…

За ужином поболтали.

«Торфушки» зацепили в разговоре челночный бизнес. Обеим не терпелось развернуть свое дело. Их уже несколько раз подбивали съездить в Турцию, в Пакистан…

— Заработок верный!..

— Да! Слушай, сыщик!.. — Охранник вдруг вспомнил, обернулся к Качану. — Есть дело. Можешь узнать про одного мужика?

— В смысле?..

— Ничего особенного. Фамилия, имя, отчество — все есть. Но боюсь, как бы не фраернуться ! Сам знаешь. Сейчас в бизнесе полно гниляка..

Качан пожал плечами:

— А кто, чего? Попробую…

— Я пытался — у меня не получилось… — Охранник достал из под прилавка блес-тящую, с золотистым теснением карточку. — Вот! Крутой мужик…Вроде серьез — ный. Из «новых русских»…

— И чего он?

— Да ничего особенного. Обещал насчет работы…

— Где ты с ним общался?

— Да тут в палатке. Ночью тоже. Странно получилось… Ты слушаешь?

— Ну!

Ночной гость действительно повел себя необычно. Подошел не к окошку, а сразу к двери — с хода дернул на себя. Охранник перед тем только переступил порог — не успел набросить накладку. Мужик это видел…

— Вошел и сходу запор за собой на дверь: «Чего же вы?! Такое стремное вре-мя?!» Показалось, он, вроде, как уходил от кого…

— Да… — Качан слушал невнимательно.

— Спрашиваю: «Чего вам?» Он вроде замялся. Потом: «Хочу, чтобы об-служили по высшему разряду…» Взял две бутылки коньяка «Наполеон». Боль-шую коробку «ассорти» «Красный Октябрь». Конфеты сразу девчонкам: «Это дамам…» Вторую бутылку «Наполеона» — мне… «Будет время — как-нибудь по-сидим…»

Охранник затянул рассказ. Девчонки шушукались.

— Разговорились. Узнал про меня, что мастер спорта. Третье место России. «Сколько здесь получаешь?» Узнал: «Да разве ж это деньги для бронзового призера?!

— Это уже неделя прошла, — подружка охранника существенно сократила повествование.

На верхней губе у неё чернел след прикуса, впрочем, искусно закрашен-ный. Охранник и сам заметил, что заболтался.

— Короче, оставил эту визитку. Обещал утром зайти. Но что-то мне подсказы-вает, что уже не появится.

— Можно попытаться, — Качан мельком взглянул — «Коржиков» или «Каржин-ков» — сунул визитку в карман.

— Взбодрись… — Охранник открыл бутылку. — А, узнаешь, — с меня коньяк. «Наполеон».

Качан взглянул на часы. Время уже поджимало. Электричек из Москвы не было уже минут двадцать. Никола должен был вот-вот подъехать. Надо были идти.

— Ну, на посошок… — Охранник достал из-за полки стакан.

— А сам?

— Нас проверяют… Если перебор хозяин сразу выбросит. Ты че, Вера?!

Подруга за спиной Качана подавала ему какие-то знаки.

— Уж сразу «че!» — Торфушка заулыбалась, показала на его джинсы — «мол-ния» на гульфике была расстегнута. — Ничего не потеряешь?

— А что каждую минуту дергать туда-сюда… — Он и его подруга были уже поддаты. — Только «молнию» ломать!

Парочка засмеялась.

После ухода Качана у них предполагалось повторение пройденного, но уже по полной программе.

— За вас…

Водка была ледяной. Пошла прямо в душу.

Только потом распробовал:

— Из «левых «что ли?

Торгаши засмеялись.

«По-видимому, „осетинка“… — По ночам, пользуясь бесконтрольностью, в палатках приторговывали фальшивой осетинской водкой.

— Не забудь про визитку…

Мутить начало, едва Качан вышел из палатки.

Фальшивая водка, хронический недосып, «усиленный» вариант несения службы, в котором вся столичная к о н т о р а пребывала беспрестанно. Сначала в связи со взрывами на Каширке, потом всякий раз, когда в Москве гремело и затем снова и снова, когда министру надо было успокоить общественность, Государственную Думу, президента…

Каждый опер к ночи ходил, как во хмелю…

На платформе Качан почувствовал себя и вовсе хреново.

Опустился на скамью. Последнее, что слышал, — свист электропоезда за деревьями впереди. Электричка шла из Москвы. Судя по времени, предпоследняя, отправлявшаяся до ночного технического перерыва. Следующую он уже не слышал…

Крыса под соседней скамьей юркнула в щель…

Качан поднялся, сделал несколько шагов. В висках колотило Его снова вырвало. Тут же, у скамьи. Он почувствовал себя легче.

Вдалеке снова постукивал скребок уборщика…

Электрички до утра не ходили.

Все было похоже на тяжкий сон.

«Вот и кончилось все…»

Обозримое будущее было легко предсказуемым.

«Утром — рапорт начальнику Управления, отстранение от должности, инс-пектора Службы собственной безопасности…»

В заключении особистов можно было не сомневаться.

«Связь с сомнительными лицами из коммерческих структур, пьянка, жен-щины легкого поведения и как результат потеря бдительности и утрата табель-ного оружия и удостоверения личности…»

Классическая этиология ментовского преступления!

Утром на его службе можно поставить крест.

«То-то жена будет рада!»

Впереди предстоял ещё суд чести среднего и младшего начальствующего состава. Увольнение с передачей материала в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.

В реакции прокуратуры можно было не сомневаться.

У транспортного прокурора на оперативников уголовного розыска был давний зуб.

«Полный облом…»

Закончивалась другая жизнь, о которой не расскажешь никому, кто ею не жил…

Легкий с вечера морозец усилился. Сбоку послышались голоса.

По другую сторону путей за высокой платформой прошли двое работяг. Качану видны были только их шапки.

«Ночная смена..».

Один из путейцев отбросил окурок. Сигарета прочертила в воздухе огненную петлю, упала, рассыпав искры на междупутье.

Работяги из Дистации пути трудились где-то поблизости, могли что-то ви-деть.

Качан помедлил. В конце концов отвернулся.

Не бежать же вслед: «Мужики, вы тут давно? Пистолет „макаров случайно не видели?!“

Уборщик, скалывавший снег в конце платформы, прошелся ещё метлой по кромке, сложил орудия труда. Он уходил на перерыв, остановился. Качана поймал неожиданный поворот головы — тот смотрел в его сторону.

«А вдруг?!» — отдалось в груди.

Качан двинулся к нему.

Еще кружилась голова, но слабость понемногу проходила.

Уборщик не уходил. Ждал его. Встретил вопросом:

— Что? Пооблегчили?

— Есть немного.

Качан узнал его.

«Пенсионер-подполковник, бывший начальник патрульно-постовой службы …»

Качан ещё застал его действующим:

«Бравый строевик — хохол из правофланговых…»

Сейчас перед ним был худой высокомерный старик. Он не стал прираба-тывать по месту прежней службы. В Совете ветеранов… Работал физически по ночам, с коллегами почти встречался .

Качана он не помнил. Спросил, как обрадовался:

— Сняли часы — то?!

— Ну! — Старший опер не стал разочаровывать:

Отставник был удовлетворен. Предположил уверенно:

— Еще и бумажник, наверное… — Его радовала собственная сметливость. — Кошелек — это они берут обязательно! Денег, наверное, много было?! — Он быстро смекнул. — Вчера на ЗИЛе получка … До рубля взяли или чуть оставили?..

— На метро осталось… Вы все видели?

Бывший милиционер осклабился:

— А как же! — Он плохо слышал, потому почти кричал. Голос разносился далеко по платформе. — Двое. Оба высокие, в коротких куртках. Знаешь, какие сейчас носят. И без головных уборов… Тут как раз электричка отправлялась…

— Из Москвы?

— Да.

— Откуда они подошли? С электрички?

— Этого не скажу… Когда мне смотреть? — Отставник кивнул на расчищенный прямоугольник платформы. — Да и наблюдать-то?! Сам понимаешь… Запросто голову оторвут!

— Ушли они через мост?

— Не знаю, куда делись… — Розыскная сторона дела его уже больше не интере-совала. — Может на мост ушли или туда, к палаткам, чтобы сразу пропить. Может в электричку сели…

— Электричка была последней?

— Последняя, — он снова засобирался уходить.

Сочувствия в его голосе Качан не почувствовал.

В глазах отставника он был потерпевшим. Таких — фуцанов, фраеров, лохов , терпил — надо было учить и учить, чтобы знали!..

Качан все понял.

— Последний вопрос. Вы их узнаете?

— Чего я узнаю?! — Бывший начальник отделения даже возмутился — ему быть свидетелем! — Чего я видел? Высокие молодые… Подходили… А взяли или нет… Меньше пить надо!

Он позорно бежал.

Качан снова на секунду прикрыл «бандиткой» глаза. Но слезы не было.

«Японский бог!..»

Дальнейшее пребывание его в Домодедове было бессмысленным и ненужным. О случившемся следовало немедленно поставить в известность руководство. Игумнов как ответственный и майор — дежурный должны были, не откладывая, протрубить общий сбор. По горячим следам всем составом тут же начать поиск…

«А как быть с Николой?!» — Игумнов поручил ему встретить своего агента, проверить его сообщение о встречающихся в Домодедове наркодельцах.

С места, где Качан стоял, был виден телефон — автомат. Старший опер собрался с мыслями. Подошел, набрал номер. Игумнов не отвечал. Качан позвонил в дежурку.

— Слушаю… — У телефона был помощник. — Дай трубку дежурному… — Не могу. — А Игумнов? — Он тоже вышел. Пожар у нас…

***

Огонь на перроне вспыхнул сразу после полуночи. Как раз против дежурной части Линейного Управления внутренних дел

Загоревшийся фирменный магазинчик — чистенький, аккуратный — был сверху донизу набит теле-фотоаппаратурой, микрокалькуляторами, фотопленкой. Причиной возгорания мог быть и поджог, и неисправная электропроводка.

Пожар заметили своевременно, в первые же минуты. Его нельзя было не заметить.

Горело лихо, в двух шагах от дежурки. Трещала пластмассовая обшивка, искры летели во все стороны.

Немедленно сообщили по «01».

Пожарные прибыли почти сразу, но огонь распространялся с пугающей быстротой. Были приняты все меры. Пожарные рукава подсоединили где могли и к гидранту в помещении Управления. Бойцы в робах бесстрашно пробивались внутрь, к очагу возгорания.

Начальник розыска Игумнов — тяжелый крепко сбитым молодым телом, с искривленным в юности носом и металлическими фиксами в верхней челюсти — к началу действа опоздал — он проверял посты на Москве-Товарной. Пригнал на вокзал, как оказалось, почти что к шапочному разбору.

Пожар он и водитель увидели ещё издалека, раньше чем машина свернула на привокзальную площадь. Огромное красное зарево в ночи…

Пламя поднялось на полнеба. Искры разносило по перрону. На деревьях в парке по другую сторону ограждения у музея, носившего длинное название — «Павильон-музей „Траурный поезд В.И. Ленина“, уже вспыхивали ветки.

Пока подъезжали, и оттуда, от музея, тоже ударили мощные струи. Там тоже появились пожарные.

Игумнов выскочил ещё на ходу, кинулся по пандусу вверх, к платформам. Картина, представшая ему, напоминала военную хронику. То ли Афган, то ли Чечня…

С открытым огнем, правда, было покончено.

Пассажиры с вокзала, все, кто не спал, высыпали из залов на перрон. Менты с трудом сдерживали любопытных.

Платформу перекрыли.

Огонь начал сдавать позиции.

Первый, с кем Игумнов столкнулся на перроне, был дежурный — высокий, в майорских погонах шкаф. Он стоял на ступеньках у входа в Линейное Управление с сигаретой в зубах — любовался огнем. Позади хлопал глазами постовой, охранявший вход, — в бронежилете, с автоматом. Напротив в нескольких десятках метров пылал догоравший магазин. Вокруг суетились брандмейстеры.

Игумнов мгновенно оценил обстановку.

Мордастый пожарник, выскочивший из горящей палатки, согнул руку колесом — под мокрой робой у него было засунуто что-то громоздкое.

Игумнова как ветром подхватило. Он догнал брандмейстера, дернул сзади. — Ты что делаешь?! Неси сюда!

Тот обернулся. Увидев гражданского, попер буром:

— Ты кто такой?!

— Начальник розыска…

— Документ покажи!

— Ах, ты…

Игумнов схватил его за ворот, потащил в сторону.

— Что за народ!?

Пожарные даже в воровстве не хотели себя затруднить: «Взять на хапок и все!»

Краем глаз заметил: у пробегавшего второго пожарника роба тоже оттопырена…

— Крысы, мать вашу…

Не отпуская первого брандмейстера, Игумнов достал пробегавшего ногой.

— Куда?! Клади!

— Перебьешься…

Игумнов взорвался:

— Дежурный! Давай понятых! Где следователь?!

Майор — дежурный, наблюдавший до того благодушно, тотчас дал задний ход.

— Вы че, козлы?! Рехнулись?!

Грабеж прекратился.До пожарников дошло, наконец: тому, что они делают, есть четкое определение: «подсудное дело»!

Брандмейстеры пошли на попятный.

— Капитан! — Пожарники сменил тон. — Извини!

Молоденький лейтенант-пожарник тоже подскочил.

— Ребята, тут какое-то недоразумение…

— Какое недоразумение?! Кладите здесь…

Брандмейстеры не стали скандалить, молча сложили добычу . У обоих под робами оказались японские цветные телевизоры.

Игумнов обернулся к дежурному:

— Пошли помощника и пару ребят, пусть осмотрят машину! Кто знает, сколько они успели перетаскать… Прикажи, чтобы все складывали здесь у дежурки. Выставь охрану, пусть все перепишут. Сам проверь…

Дежурный заметил кротко:

— Их можно понять, Игумнов, ребята жизнью рискуют. Так хотя бы знать за что! — Майор цыкнул зубом. Пахнуло добрым коньячком. — Опять же зарплату им задержали…

Игумнов вскинулся:

— Ты понял меня?!

— Понял. Сейчас сделаем…

— Хозяину магазина позвонили?

— Да — он трубку не берет. У него таких магазинов, как у сучки блох…

— Ты мне персонально отвечаешь!

Дежурный зажевал карамельку.

— Будет порядок, начальник!

Игумнов отвернулся. Относительно майора-дежурного он ни секунды не заблуждался:

«Ничего делать не станет. Пожарники сунут наряду пару фотоаппаратов, а остальное оставят себе… Спрячут назад в машину…»

— Можешь быть спокоен, Игумнов!

— Я дам «можешь быть спокоен!» — Игумнова даже затрясло. — Иди, занимайся! Кого поймаю — жаловаться не пойду… Разберусь сам. Прямо тут в тамбуре… Предупреди своих архаровцев. — Автоматчик в дверях — молоденький милиционер, студент-заочник — услышав разговор на басах, сразу убрался . Дежурный козырнул.

— Слушаюсь, господин капитан…

За ерниченьем скрывалась опаска. Игумнов знал многие его грехи.

После дежурства в портфеле у него всегда лежала бутылка хорошего коньяка. Кто ему покупал? За что? Дежурный наряд? Отпущенные на свободу задержанные?! Мзда могла не ограничиться только спиртным…

— Начинай!

— Есть, господин капитан!

Майор надул щеки, глазки-пуговицы его ещё больше округлились.

Он уже не шутил. Громко заорал по-боцмански:

— Мать вашу!.. Кого ещё увижу с ящиком, пусть пеняет на себя!.. — Он поднял жирный кулак.

Приказ подействовал. Пожарники оставили залитую водой электронику, отошли в сторону.

Игумнов заговорил спокойнее.

— Качан не звонил еще?

— Нет пока…

— Если прорежется, пусть его сразу соединят со мной…

Игумнов отстранил автоматчика, он уже входил в Управление.

***

Громкие крики за окном известили: на пожарище прибыл кто-то из хозяев.

Игумнов выскочил из кабинета.

Магазин принадлежал кавказскому бизнесмену. Как потом оказалось, собственника вызвал вокзальный носильщик. Он же сообщил владельцу некоторые особенности национального тушения пожаров.

Носильщик стоял напротив. Он видел, как один из борцов с огнем сунул под робу несколько коробок с импортными фотоаппаратами — «мыльницами». Дальнейшее воровство тоже происходило у него на глазах.

Пока остальная команда боролась с пламенем, двое или трое бойцов тащили все, что попадало под руку: телевизоры, плейеры, аппараты. Ворованное уносили в машины.

Носильщик ходил в доверенных лицах бизнесмена, знал его сотовый. Быстро связался. На том конце провода его сразу оценили сообщение:

— Спасибо, дорогой. Еду!

— А то остатки растащут. Это уж верняк! Такие дела.

Владелец магазина — приземистый молодой «новый азербайджанец» — прибыл на вокзал вместе с несколькими приятелями и телохранителями прямо из-за стола.

Побросав машины на водителей, вся команда вихрем пронеслась на перрон. Еще выбегая из цокольного этажа, собственник поразился, увидев морозное звездное небо в верхней части арки, просвет которой вчера ещё перекрывал высокий шатер магазина. Вокруг колыхалась толпа.

— Пропустите…

— Дай пройти, мужик.

Экипажи борцов с огнем уже уехали. Пара молоденьких охранников и милиционер болтали о своем. Два оставленных лейтенантом пожарника ждали посланную за ними машину.

Зрелище грязного пепелища на месте чистенького, набитого дорогой аппаратурой магазина подействовало ошеломляюще. Однако, не меньше, чем пожар, хозяина взволновали обстоятельства тушения, услышанные им от носильщика.

Подступы к пепелищу заливала вода. Снег растаял, вокруг стояли лужи. Черпая ледяную жижу туфлями, владелец уничтоженного имущества растолкал круг любопытных…

— Вай…

На дымящихся досках тлели обгоревшие платы, оплавившиеся корпуса радиотоваров. В беспорядке валялись оставшиеся металлические детали, коробки, стекло. Все было черно от пепла и копоти.

В ярости предприниматель бросился к двум ни о чем не подозревавшим пожарным, но один из телохранителей — рослый кавказец — обогнал его, подскочил первым, рванул за робу того, что шел сзади.

Спецодежда оказалась расстегнутой. Подскочивший собственник вцепился в оттопыренный карман униформы.

— Сволочи…

Из кармана показалась обгоревшая японская «мыльница» — «Аkica» на шнурке…

Кавказец выхватил фотоаппарат, замахнулся. Брандмейстер едва успел подставить локоть. Азер — телохранитель сбил с ног второго пожарника. Прибывшая с хозяином команда бросилась избивать обоих, а заодно всех, кто попадался под руку.

Народ шарахнулся в сторону. Никто и не подумал оказать сопротивления.

Кавказцев побаивались.

Подоспевший Игумнов бросился в самую гущу дерущихся:

— Прекрати! Милиция! Уголовный розыск!

Старт оказался неудачным. Игумнов с ходу получил сбоку по почкам. Охнул. Второй удар обрушился на него сверху. Он чудом сохранил равновесие, а через секунду сам уже врезал ногой по подбородку кому-то из ч е р н ы х.

— Назад, милиция!

Надо было продержаться ещё несколько минут.

Автоматчик у входа в Управление растерялся, закричал. Выскочивший из помещения дежурный, сноровисто вырвал у него автомат:

— Назад, сволочь! — Он дал очередь поверх голов.

Десятки ворон, облюбовавших соседний парк, поднялись в воздух.

Тревога передалась смежникам по «Траурному поездуЛенина». Из караульного помещения, топая сапогами, выскакивали толстомясые сонные ВОХРовки, охранявшие музей.

Кавказцы уже бежали к машине. Преследовать их не стали.

Майор вернул автомат.

— Сходи, почисть…

Он обернулся к Игумнову:

— Сейчас звонил т в о й ч е л о в е к. Ну, ты знаешь!

«Никола! «— Он уже звонил Игумнову. Его сообщение заслуживало интерес.

— Передал что-нибудь?

— Сказал, что поехал в Домодедово. Он с тобой ещё свяжется…

***

Бывший вор в законе, бывший авторитет, бывший сука, а ныне негласный помощник начальника розыска первый раз звонил до полуночи.

Звонок Николы прозвучал неожиданно.

— Ты где? — только и спросил Игумнов.

До этого тот не звонил несколько дней.

— В Домодедово?

— Пока ещё по дороге…

— Живой?

— Вроде да…

Загулы бывали у старого вора и прежде. В такие дни от него можно было ждать всего. Игумнову не раз приходилось вытаскивать своего агента, считай, что с тюремных нар.

Когда у Николы наступал отходняк, он к ночи любыми путями добирался до Домодедова, где прошло его воровское сиротство — иногда один, иногда вместе со знакомыми старыми ворами, а то и просто с попутными бомжами, накатывавшими сюда с последними электричками.

Сообщение, которое Никола тут же сделал куму, было столь же непредвиденным, как и его звонок.

Накануне ночью на платформе он встретил двоих …

— Ты ими как-то интересовался… Помнишь?

Никола звонил через коммутатор МПС с одного из многочисленных железнодорожных предприятий, разбросанных вдоль линии.

— Не понял тебя…

— Ну те, которые приезжают…… — Никола продолжал темнить. Говорить приходилось в присутствии посторонних. Он перемежал разговор всякой мутотой, чтобы повесить тем, кто его слушал лапшу на уши. — Как ты вообще-то… Ничего?

В отличии от своего помощника Игумнов мог спрашивать обо всем прямым текстом.

— Ты имеешь в виду ориентировку о розыске. Какую именно, помнишь?

— Недавно разговаривали. И с ними был м а к с и м к а …

«Африканец…»

— Какой ?

— Высокий, симпатичный…

С трудом разобрались.

Никола видел вблизи платформы двух находившихся в разработке наркодельцов, сопровождавших высокого красивого африканца, в котором Никола узнал нигерийца. Фото всех троих ему показывали в Линейном Управлении.

«Мосул Авье…»

Выходило, что он оказалсял свидетелем встречи наркобаронов, выбравших накануне для встречи пустую платформу.

«Качан под рукой… — Игумнов уже набирал телефон старшего опера. — Надо срочно посылать в Домодедово…»

— Не померещилось?!

— Обижаешь, начальник…

Вообще-то, сообщения Николы всегда, в конце концов, подтверждались.

Главной удачей были задержанные по его наводке подмосковные таксисты-убийцы, ночные охотники на одиноких-женщин. На их счету было не меньше десятка трупов, прикопанных в лесистых частях Подмосковья.

— Значит так. Туда сейчас едет Качан. Свяжись с ним.

— Понял. Я ещё позвоню. Осмотрюсь и позвоню…

***

Никола осмотрелся около часа ночи.

Телефон Игумнова не ответил. Поэтому он перезвонил в дежурку.

— Линейное управление… — У коммутатора был майор-дежурный.

— Командир, дай трубку Игумнову…

— Он вышел… — Тот сразу узнал его. — Может что передать?

— Скажи: «Поехал в Домодедово. Будет звонить.»

— Понял. Что-нибудь еще?

Никола повесил трубку, двинулся неубранным к ночи безлюдным туннелем дальше по переходу. Сверху дробно грохотал проходивший товарняк.

К Нижним Котлам Никола добрался без приключений. Он любил наезжать в Домодедово отсюда и, как правило,последними поездами.

Платформа была расположена в стороне от жилой зоны, вблизи пустырей за речушкой Котловкой. Работяги с ЗИЛа, с других крупных предприятий на Варшавском шоссе, пересаживались тут на электрички.

Железнодорожная платформа и линия метро были удачно сопряжены.

К ночи, после окончания смен и «часа пик», в подземке и на платформе народу бывало немного. Николу это устраивало. Он избегал толпу.

И на этот раз тут было почти пусто. Тишина, десяток молчаливых пассажиров — обычная картинка бомжующего ночного Подмосковья.

Никола прошел к одной из колонн и сразу вписался в обстановку, застыл, уткнув лицо в воротник…

Бесцветная личность — мелкие черты безбрового узкого лица, взгляд, устемленный в сторону, бледные вытянутые скулы. Подстать был и прикид — старое пальто, кепка. Худые плети рук, которые знали и финку, и лезвие. Заточка и сейчас грела ему ладонь…

***

Последняя электричка уже показалась на дуге. Вскоре её уже было видно всю — черную, похожую на развернутую кинопленку с огоньками в квадратных окошках перфорации.

На платформе её заметили. Среди пассажиров произошло движение.

Никола не поднимал головы, но все видел.

Двое — молодых, спортивного вида, в одинаковых куртках, без головных уборов — показались из подземного перехода неожиданно. Всматриваясь в ожидавших поезд, быстро пошли по платформе — они кого-то искали.

Оба были не из тех, кто мотается ночью по пригородным электричкам. Никола обратил внимание на их обувь: подошвы и каблуки выглядели абсолютно новыми, несношенными…

«Только что вышли из своих тачек… Не менты!»

У ментов таких возможностей не было.

«Но тоже прошли подготовку. Обученные… — Никола продолжал д о г о н я т ь. — И платит им не власть, а кто-то по-богаче…»

Оба направлялись в сторону головного вагона.

Они поравнялись с Николой, когда у одного в руке протарахтел сотовый. Белесый, с прямо — угольным лицом поднес трубку ко рту:

— На связи…

Никто из блатняков не стал бы так отвечать.

«Тебе бы ещё руку к козырьку…»

— Мы сейчас на перроне в Нижних Котлах… — Тот четко отчитался перед кем-то выше по званию. — Начинаем зачистку…

Словечко было знакомое, но из чужой «фени» — не тюремной, не блатной.

Эти тоже были бандиты.

«Но не блатняки. Бывшие менты или фээсбэшники…»

Нынешние авторитеты, их бойцы устроили на воле полный беспредел . Дергались, как хотели. Ни с кем не считались.Только в тюрьме начинали понимать: главная-то власть в зоне не у них — у в о р о в. На воле по-скромнее бы…

Никола, не подняв головы, сделал несколько шагов по платформе. Было интересно.

До него долетело несколько фраз. Белесый продолжил:

— Сейчас оттуда звонили. О н и уже в Домодедове н а п а р к е. Ждут остальную команду…

Никола не удивился, когда он закончил по-военному:

— Да, товарищ подполковник…

Разговор оказался короткий, сухой.

Никола заметил: куртки у обоих были надеты поверх одинаковых добротных костюмов. Похоже, это было формой одежды…

Он, наконец, в ъ е х а л по-настоящему:

«Частные охранники под чьей-то сильной крышей… Бывшие офицеры спецслужб!»

Теперь все стало понятно.

На всякий случай Никола быстро направился в обратную сторону — дальше от них по перрону.

Приближавшийся со стороны Москвы сцеп уже тормозил.

Почти все садились в первые вагоны — ближе к поездной бригаде: время ночное, серьезное…

Посадку не затянули. Машинист дал свисток…

В ближайшем от Николы тамбуре свет не горел. Несколько молодых парней, по виду поддатых, задиристых, в поисках потехи, поглядывали на платформу

Эти были опаснее всех.

Старый вор миновал тамбур и оказался в соседнем вагоне — моторном, обшарпанном, дребезжащем. Пассажиров в нем было мало — четыре человека, все в разных углах.

Никола прошел в конец вагона. Сел лицом по ходу. Сзади была стенка. Отсюда ничего не грозило. Секретный агент к о н т о р ы не мог об этом не заботиться постоянно. Впереди он наблюдал тех, кто мог идти по составу от головы, сбоку косил глазом в ближайший тамбур.

Появление частных охранников неизвестного агентства в электричке насторожило. В любом случае следовало быть настороже.

«Кто знает, что у них на уме, у этих к о з л о в…»

Свою жизнь Никола прожил как человек вне общества, вне закона. Про воровские годы не сле — довало и говорить — вышел, подсел, снова вышел, снова зона… Но даже в последние годы. Несмотря на работу с Игумновым, а, может, и благодаря ей…

В любой момент — на улице, у ларька, в электричке его мог окликнуть кто-то, кто сидел с ним в камере, по чьим расчетам он сейчас давно в к р ы т о й, на усиленном режиме и неизвестно когда освободится. А он вот он…

«Не объяснишься…»

Все заказано: ни знакомств, ни друзей, ни откровений.

Менты охранять не станут.

«У них и на себя-то нет сил… Только сам. Смотреть и смотреть в оба…»

Загул не решил ни одной из проблем. C отходняком они возвращались. И даже добавились новые.

Предстояло помириться с сожительницей. Явиться к Куму. С повинной, с пустыми руками…

Игумнов, конечно, разыскивал его. И в Истре, и в Домодедове. Должно быть, послал за ним своего старшего опера — Качана.

Никола не любил ментов, хотя и работал на них. Его подписали на сотрудничество с ментами против желания. В зоне. Выхода не было — впереди корячились вилы: новый срок. Тут на все пойдешь. Исключение он делал для Игумнова. На кума можно было положиться. Никола в том убедился…

Впереди на межвагонной площадке стукнула дверь. Кто-то шел вдоль состава. Потом со стуком отъехала вторая — малого тамбура …

«Они…»

Частные охранники, которых Никола видел в Нижних Котлах, показались в проходе. Они шли гуськом — кого-то разыскивали.

Никола смежил веки — вроде дремал. Украдкой привычно наблюдал за окружающим. Когда бандитского вида стражи были совсем близко, прикрыл глаза вовсе.

У его скамьи они остановились. Что-то подсказало, что бесцветный мужичек на последнем сиденье — не прост, как кажется.

— Эй, отец…

Тот, что с прямоугольным лицом, белесый — дернул его за рукав.

— Деревню свою не проехал?!

— А? — Никола с понта только проснулся.

— Я говорю: выходить не пора?

Никола поморгал маленькими бесцветными глазками, какие бывают у беспородных дворовых кобельков на первых днях их жизни. Глянул непонимающе.

— Че?

— Не понял?! Делай ноги, говорю…

Никола поднялся. Стараясь не встречаться глазами, снова быстро срисовал обоих. Лица были ему совершенно незнакомы. Он не мог вспомнить ни одного.

«Кажется не встречались. Просто так пристебываются…»

Впрочем, через него прошли сотни людей. Многих уже никогда не вспомнить.

Электричка притормаживала. Сбоку за окном смутно светились огни.

Платформа была безлюдной, на ней и днем-то садились обычно всего несколько человек. Сейчас, ночью, она и вовсе выглядела глухой…

— Не понял?!

Никола кивнул.

Спорить было бесполезно.

«Все равно выкинут…»

Он догадывался о причине, по которой к нему подошли.

Подполковник, звонивший на сотовый в Нижних Котлах, отдал приказ зачистить последний электропоезд от «братков». В Николе оба безошибочно определили последнего…

Охранники действовали в рамках общего плана действий своей фирмы, в него входила не только зачистка электропоезда. Главное как раз находилось вне его.

«О н и уже в Домодедове н а п а р к е. Ждут остальную команду…» — доложил Белесый.

«В Домодедове что-то готовится…»

Бывшие менты или фээсбэшники, или кто они там, расступились, давая дорогу. Никола поднялся, быстро пошел по проходу в сторону дальнего тамбура.

Сидевшие в вагоне пассажиры все видели. Отвернулись, чтобы не впутываться. Все тот же белесый охранник — видимо, старший из них — сделал несколько шагов следом. За Николой.

— Давай…

Пневматические двери открылись ещё на ходу. Не оглядываясь, Никола шагнул в ночь на безлюдную платформу. Он уже все решил.

Соседний тамбур шел без света.

Поддатая компания, из-за которой Никола с самого начала на Нижних Котлах миновал этот вагон, все не успокоилась.

— Мужик. Такая мать…

Выбора не было.

Никола сделал шаг и был снова в поезде. Двери за его спиной сомкнулись.

Состав уже двигалась.

— Гляди! Да у нас пополнение!

Несколько отморозков — поддатые или обкуренные — шумно толкали друг друга, мотались по тамбуру. Одного сразу толкнули на Николу, с другого угла тамбура на них налетел второй…

Никола схватился за ручку двери, главным сейчас было пробиться в темный салон. Это ему на первых порах удалось. В последний момент, видя, что жертва уходит, один из парней сзади с силой схватил его за плечо.

— Мужик! Дай огонька!

Требование «дать огонька» была лишь поводом. Парням требовалось размяться, сбросить в кровь адреналин…

С тех пор, как линейные менты перестали сопровождать последние электропоезда, мелкая шпана творила в них беспредел, шустрила до тех пор, пока кто-нибудь жестко-безжалостно не указывал ей её место.

— Не курю…

Никола до последней решительной секунды при любых обстоятельствах всегда держался в рамках. Особо-опасный рецидивист должен быть особенно сдержанным…

— Тогда я дам тебе, сука. Держи…

Резкий удар пришел ему сбоку. В скулу. Но Никола не обернулся. Он был уже в салоне.

Кепка слетела с него, он подхватил её на лету.

Вагон был пуст. Все пассажиры покинули его, опасаясь рискованного соседства. На помощь пассажиров рассчитывать не приходилось.

Сзади его снова прихватили, но Николе удалось вырваться.

— Не спеши! Куда ты?!

Впереди был второй темный тамбур.

Никола наметил его для себя как последнюю опорную точку. Бежать дальше он не собирался. В поле пальто у него была спрятана заточка. Достать её было секундным делом.

Ему снова удалось вырваться. В дверях второго тамбура он обернулся. Его преследовали только двое.

— Надо поговорить, мужик! — первый — совсем молодой, с бледным бескровным лицом — чуточку прихрамывал.

В свете проплывшего за окном светильника Никола сразу вспомнил, где его видел.

«Ласковый летний день, обносившиеся, как портянки, спортивные стяги, пустой запущенный стадион….»

Молоденький баклан хотел посмотреть, как поведет себя пьяный Никола, в одиночестве приторчавший у бутылки на траве за воротами, если над ним слегка подшутить. Озорник подвел мяч совсем близко и поддал ногой не по мячу, а по бутылке. У Николы потемнело в глазах. Он поднялся и почти не шатаясь двинулся к дыре в заборе. А баклан спокойно, не обернувшись, погнял дальше к приятелям, которые все видели, заорали:

— Беги, беги, мужик! Пока магазиныоткрыты…

Никола вернулся скоро. О нем уже успели забыть. С ним был нож. Удар пришелся хулигану чуть выше паха. Снизу вверх. Озорника спасло чудо. На несколько месяцев он превратился в инвалида. В дело вмешался Игумнов. Николе пришлось подарить молодому наглецу цветной телевизор, чтобы замять дело…

В тамбуре Никола обернулся, поднял заточку :

— Забыл меня?!

Баклан отпрянул. Узнавание было мгновенным.

Никола быстро прошел вперед — дальше по составу.

В Домодедове он выскочил из головного вагона одним из первых. Спрыгнул на рельсы. Перед кабиной машиниста перебежал через пути.

Примыкавшая к маневровому парку эта сторона станции была темнее и глуше.

Электричка глухо свистнула, что-то задержало её. Потом отправилась.

Никола подождал, пока поезд ушел. Еще через минуту ему открылась платформа, с которой он только что спрыгнул. Прибывшие пассажиры быстро удалялись, а все, кто ждал электричку, уехал с ней.Платформа быстро пустела.

Прямо напротив себя вор неожиданно увидел бывшего мента-подполковника.

Теперь бывший мент прирабатывал уборщиком — счищал скребком лед .

Вор постарался не попасть ему на глаза. Отвернулся. Вражда была взаимной.

Никола не взлюбил его. По-пьянке не раз бывало пытался свести счеты. Прямо в дежурке.

Не оборачиваясь, Никола двинулся дальше к переходному мосту. Цепким взглядом жулика мгновенно заметил: в дальнем конце платформы кто-то лежал неподвижно, закинув голову далеко за спинку скамьи.

«Ошмонали?!»

От лежавшего быстро удалялись уже знакомые Николе оба бандитского вида частные охранники, которые наехали на него в поезде. Высокие, в одинаковых куртках, без головных уборов, несмотря на морозец…

2.

Негромкий телефонный звонок разбудил начальника Московского Управления.

Это было уже после полуночи.

Генерал Скубилин чертыхнулся, сел, спустил ноги на ворсистый ковер.

— Слушаю, Борис Иванович…

Звонил — заместитель министра генерал Жернаков.

Он курировал органы транспортной милиции.

Мучимый бессонницей замминистра обычно звонил начальникам управлений Дорог по нескольку раз за ночь. Расспра шивал, распекал, давал указания.

Из-за разницы в часовых поясах в выигрыше оказывались отдаленные Дороги — Дальневосточная, Западно-Сибирская, Забайкальская. Их руководители успевали выспаться…

Генералу Скубилину на столичном железнодорожном Узле — приходилось хуже всех. Московские вокзалы обслуживали тысячи поездов, электричек, миллионы пассажиров — тут постоянно возникали проблемы.

— Спишь, Василий? — спросил замминистра.

— Где уж тут уснешь, Борис Иванович…

Скубилин знал, как разговаривать с руководством. В голосе послышались скорбные нотки.

***

— Ездил в подразделения?

— Только — только вернулся. Все приходиться самому, Борис Иванович…

— Правильно. Надо держать руку на пульсе…

— Если бы только это!

— Я понимаю…

Источником тревог обоих руководителей был другой заместитель министра — давний соперник , он использовал в своих целях любой промах подчиненных Жернакову транспортников и, в первую очередь, столичных…

— Кублатый … — Под этой кличкой фигурировал у них злокозненный министерский Князь Тьмы. — Опять накляузничал. Словно с цепи сорвался…

— Он и мне подложил свинью…

С подачи Кублатого информация о любом промахе железнодорожной милиции шла сразу на самый Верх. А недавно интригану удалось одержать победу по крупнее. Вопрос о работе столичной ж е л е з к и был вынесен на очередное заседание Коллегии. Тема Коллегии была обозначена достаточно иезуитски: «оказание помощи органам милиции на Московской ж.д. по работе с жалобами и заявлениями граждан «. Об этой мине замедленного действия, заложенной под обоих генералов, и пошла речь в ночном звонке замминистра.

— На вокзалы уже послали проверять. Задание — собрать как можно больше жареного…

— Могу представить…

Финал Коллегии был предсказуем

Жестко разобраться со Скубилиным, который должен был принять на себя главный удар, а затем рикошетом вломить курирующему его заместителю министра. Жернакову.

— Такие вот дела, Василий…

Противостоянию первых лиц шел не первый год. Жернаков едва успевал разрушать интриги, которые день за днем плели против него люди Кублатого. Менялись министры, а непрекращающаяся война их замов ко всеобщему удовольствию все продолжалась.

На этот раз Жернаков звонил полный мрачных предчувствий.

— У меня точные сведения. Кублатый готовит бо-о-льшую провокацию…

— Догадываюсь, Борис Иванович… — Скубилин подпустил порцию патоки вместе с елеем. — У нас ведь всегда так — кто больше трудится, отдает себя целиком работе, того и больше долбают. Взять вас, к примеру…

— Не в том дело… — На этот раз Жернаков не был склонен к лести.

Скубилин это сразу почувствовал.

— Безусловно…

Жернаков был ощутимо перевозбужден.

Во время своих ночных бдений замминистра обычно заправлялся хорошим марочным коньяком, запас которого обновлялся обычно начальниками подчиненных управлений.

— Каждому проверяющему дан личный план-задание. В них все. Регистрация жалоб и заявлений. Наблюдение за потерпевшими на подходе к дежурке…Да! Сохранность табельного оружия у личного состава…

— Круто…

— Для Кублатого это беспроигрышный вариант. Потом хоть сам пиши рапорт об увольнении, хоть жди, пока выгонят. Один хер… — Оба любили крепкое словцо. — Ведь так?!

Скубилин для вида поупирался:

— Ну что вы, Борис Иванович! Пусть приходят, следят… И насчет табельного оружия тоже.Не все так плохо на деле…

— Уверен?!

— Мы разослали распоряжение. Начальники лично за все отвечают. Инспекция будет контролировать…

— «Лично»… «Контролировать…» — Скубилин переборщил и замминистра сразу это заметил. — И ты мне лапшу на уши вешаешь?! У тебя раскрываемость преступлений под девяносто процентов! Откуда?!

Скубилин задержался с ответом.

— Молчишь?! А я тебе скажу! Что раскрыть не можете — летит в корзину…

— Борис Иванович! Обижаете!

— Обижаю?! Что у тебя сегодня?

Скубилин был готов к докладу.

— По первой позиции три, Борис Иванович… Раскрыто два. Вторая позиция: восемь — пять…Третья …

Успокоившийся было Жернаков взорвался:

— Да что ты мне все цифры, Вася. Разве об этом речь! Мне верный человек позвонил…У тебя на домодедовском направлении ЧП! Дерзкий разбой! Под угрозой ножа отобрали документы, деньги…

— На вокзале?

— В электричке. Двое.

— Сейчас проверю…

— Можешь не проверять. В министерстве уже известно. Заявление не зарегистрировали! Ориентировку по вокзалам не дали! Линию не оповестили. Нет ни примет преступников, ни описания похищенного…

— Сейчас дам команду…

— На твоем месте я бы лично разобрался. Раньше, чем вмешается министерство. Тем только зацепиться, дальше уж пойдет. Полезут и в заявы, и в ружейку…

— Понимаю, Борис Иванович…

— Даже укрыть не могут!.. Жернаков был удовлетворен. — Чем жестче мы будем, тем больше у нас шансов устоять. Иначе на нас повесят всех собак …Разберись и сразу прими меры. В шею. Сразу. Грязной метлой…

***

Игумнов поднял голову.

В коридоре послышались шаги. Кто-то быстро шел от дежурки.

Низкий мужской голос за дверью прозвучал глухо:

— Мне к начальнику розыска. Срочно…

То же он произнес, видимо, и при входе.

«Потому и пропустили…»

Посетитель уже входил — в коротком, на «молнии» пуховике, вязанной шапочке с козырьком — осанистый, чисто выбритый, с намечающимся вторым подбородком.

— Я тут принес заявление… — В руке он держал бумагу. — Меня ограбили. В электричке…

Он подвинул стул. Продолжил, уже сидя:

— Двое. Наставили ножи… «Не отдашь — отправишься на тот свет!»

— На вокзале?

— В электропоезде. На посадке.

Ночь началась с неприятностей. Никола не звонил, Качан исчез. На перроне — пожар.

«Теперь ещё разбой…»

— Пойдемте, покажете… — Игумнов уже закрывал сейф.

Посетитель не понял:

— Что показывать?! Электричка ушла… — Он нехотя поднялся. — Я написал заявление…

Вариант был известный.

«Я написал заявление. Оставляю и еду спать. А вы бросайтесь в погоню… Ищите, стреляйте, лезьте под пули. И не забудьте про Уголовно-процессуальный Кодекс…»

— Мы теряем время, — Игумнов был уже на пороге.

Посетитель пожалплечами.

Почти бегом проскочили мимо дежурки.

Место майора за пультом занимал помощник. Дежурный, скорее всего, вышел в ресторан или в медкомнату. Помощник составлял протокол. Двое дюжих носильщиков — понятых, не читая, подписывали бланки, .

— Я на вокзал. Если Качан будет звонить, найди меня по сотовому.

Молоденький помощник проводил Игумнова внимательным взглядом . Он все видел. Тайны общения с посетителями для посвященных всегда шиты белыми нитками.

— Понял, товарищ капитан…

Игумнов выскочил за дверь. С хода налетел на цыганок, организовавших пикет у пепелища. Кто-то из их сородичей был задержан. Гадалки требовали справедливости — последними словами нецензурно несли всех подряд — ментов, власть, систему.

Игумнов на ходу шуганул их по-цыгански.

Женщины смутились. Одно дело — откровенно послать матом на чужом языке, другое — услышать подобное на своем родном.

— Нехорошо, начальник…

Игумнов окинул глазами перрон.

Поставленные на прикол сцепы. Опущенные до утра токоприемники, темные окна вагонов…

Вечерний поток пассажиров заканчивался. Прерывистый ручеек сочился от метро сквозь нижний цокольный вокзальный этаж, открытый с обеих сторон и занесенный снежной крупой.

Не умолкало радио.

Игумнов и потерпевший быстро шли вдоль перрона.

Начальник розыска спросил на ходу:

— Все произошло в вагоне?

— Именно.

— Они вошли после вас? Или уже были внутри?

— Я только успел войти, тут они и возникли… — Он держался с плохо скрываемым вызовом.

— Выходит, что в тамбуре?

— Это уж вы делайте вывод!..

Быстро пересекли перрон.

На справочном указателе, в начале платформы, когда они проходили мимо, что-то щелкнуло — на табло появилось время отправления первых утренних электропоездов.

— Что у вас взяли?

— Бумажник…

— Извините!.. — Шедшая навстречу пара заметалась, уступая дорогу. Игумнов её и не заметил.

— А что внутри?

— Обычное: документы, деньги.

— Много денег?

— Немного, — Потерпевший подумал, — Половина зарплаты. Главное — заграничный паспорт.

Остановились у срединной платформы.

— Здесь…

— Сейчас тут уже другая электричка.

— Я предупредил, что поезд ушел…

На междупутье повсюду валялись окурки, вмерзшие в снег молочные пакеты.

— Почему вы не пришли сразу?

— Подумал, все равно бесполезно… — Причина выглядела стандартной. — Сходил купил сигарет. Еще раз подумал. «А вдруг паспорт подкинут?» Тогда написал заявление…

— Где вы писали?

— На почте.

«На почте ты бы писал на бланке телеграммы и их ручкой…»

Потерпевший словно прочитал его мысль:

— У меня была бумага. И ручка тоже.

Можно было возвращаться в дежурку.

Игумнову важна была платформа. Теперь можно было установить отправлявшийся от неё сцеп.

Быстро свежело. Несколько женщин с детьми пробежали мимо к парку прибытия. Там тормозил опаздывавший волгоградский скорый.

— Куда вы ехали?

— В Барыбино… — Потерпевший натянул ниже на лоб вязаную шапочку.

— Вы там живете?

— Нет, я ехал к знакомым.

Игумнов уточнил:

— Адрес их вы знаете?

— Они должны были меня встретить на станции.

— Вещи при вас?

— Какие вещи? Газета вот только. Завтра я возвращаюсь…

Назад, к дежурному, шли уже медленнее.

Игумнов продолжал задавать вопросы:

— А электропоезд барыбинский? Или дальний?

— Я не обратил внимания.

— Это как же?!

— В случае чего пересел бы на следующий …

— Но движение — то заканчивалось!

Все выглядело более, чем странно.

«Что-то не то…»

— В крайнем случае взял бы такси…

— Ночью?! До Барыбино?!

— Это мои проблемы…

Возразить было нечем. Тем не менее ложь оставалась ложью.

Он уже решил для себя:

«Этого заявления не будет…»

Тем более с его подачи — начальника вокзального розыска.

«Иначе уголовное дело. Верняк. Искать кошку в комнате, где её не было…»

— Я понимаю…

Отбиться от заявления выглядело делом непростым.

«Мужик серьезный. Бог знает, кому направит свою телегу…»

Вернулись в Линейное Управление. Тут все оставалось по-прежнему. Дежурный отсутствовал, телефоны молчали.

— Что Качан?

— Не звонил, — помощник все ещё занимался протоколом.

Отсутствие известий от Качана настораживало.

«Что-то произошло…»

Прошли в кабинет. Потерпевший подвинул все тот же стул, напротив Игумнова, сел:

— Заявление я должен отдать на регистрацию дежурному? Или вам?!

Он знал или догадывался о главном смертном грехе милиции — те не регистрировали преступления, которые не в состоянии были раскрыть. Боролись за высокий процент раскрытия.

Если они делали это грубо и неосторожно, их выгоняли как нарушителей законности а, если регистрировали все подряд, но не могли обеспечить процент, от них рано или поздно все равно тоже освобождались.

«Уже во всем мире отказались от игры в цифры. А мы…»

Недавно вновьназначенный министр — без года неделя в милиции — с чьей-то подачи снова провозгласил — «существенно повысить процент раскрываемости преступлений…»

— Или послать по почте?

— Можете отдать мне. Я проверю. Кстати, билет на электричку у вас с собой?

— Наверное. Надо поискать…

— Поищите, пожалуйста.

Игумнов по диагонали просмотрел заявление, составлено оно было грамотно, исполнено аккуратным разборчивым почерком…

Внизу стояла приписка:

«Об ответственности за ложный донос предупрежден».

Подписи не было.

«На почте он будто бы составлял…»

Игумнов отложил бумагу.

— Что вы скажете о нападавших?

Потерпевший пожал плечами.

— Молодые ребята. Я там все написал. Один — брюнет, симпатичный парень, другой — тот что, по выше, блондин. Он грубее…

— Вы забыли подписать, — Игумнов снова вернулся к бумаге.

— Это мы сейчас… — Потерпевший достал ручку. Вернувшись с перрона в помещение, он почувствовал себя много увереннее. — Пожалуйста… — Он вроде даже повеселел. — Преступников можно будет перехватить.Оба заметные…

— Считаете?

— Без сомнения. Оба высокие, без головных уборов. В коротких куртках. Куртки темные, похожи на мою…

Он потряс полой.

«Как перед ищейкой оброненным преступником платком или перчаткой…»

Игумнов все не готов был взять след. К тому же подпись под заявлением явно отличалась по цвету от остального текста.

— Вы собирались показать билет…

— Это важно? — Заявитель явно чувствовал себя хозяином положения. — А если ограбят безбилетника?! Вы преступников не ловите?!

Он для вида поискал по карманам.

— По моему, я выбросил.

— А сколько он стоил?

— Не помню. Это все?

— Минутку.

Игумнов набрал номер пункта оборота электропоездов.

— Что за электричка стояла… — Он назвал путь и примерное время. — Дальняя?

— Нет, до Расторгуева. Перегоняли вне расписания…

— Спасибо, — он положил трубку. — Вы садились в голову? В хвост?

Потерпевший почувствовал недоброе — насторожился.

— В средину… —

— В тамбуре, кроме вас, были ещё пассажиры?

— Ни единого человека.

— А, вообще, на платформе?

— Со мной, по-моему, мало садились…

«Вранье…»

В Расторгуевской электричке, пассажиры занимали как раз всю средину поезда — чтобы на конечной быть ближе к остановке видновского автобуса. Заявитель этого не знал.

«И вообще…Да никуда он не собирался, на ночь глядя!..»

Перед Игумновым сидел чиновник, из неплохо оплачиваемых. Возможно даже из одной из структур исполнительной власти. Целью его прихода было сделать ложное заявление о разбое.

«Только вот подготовился он недостаточно. А, может, не рассчитывал напороться на начальника розыска.

— Долго еще?

Лже-заявитель взглянул на часы.

От Игумнова не ускользало ни одно его движение.

«Сейчас он свалит, а я должен либо зарегистрировать его фуфло, либо бросить в корзину»…

В первом случае вокзальный розыск был бы обеспечен работой, лишенной смысла, в ущерб раскрытию действительных преступлений. Процент раскрываемости и без того стоял на самой низкой из допустимых отметок. Дальше обычно следовал разгром с вызовом на коллегию. И такую коллегию уже готовили. С треском, с оргвыводами на самом высоком уровне…

Не регистрируя заявление, он, Игумнов, становился заложником в неизвестно чьих руках .

«В любой момент отправит в отставку, а то и под суд..».

— Чего ждем? — Потерпевший двинул стул.

— Сейчас закончим… — Игумнов снова взял заявление.

Можно было проверить заявителя по Центральному адресному бюро. Но с этим все могло обстоять благополучно. Заявление, скорее всего, было оформлено от действительно существующего лица.

— Вы не написали, где работаете…

— Название вам ни о чем скажет.Это закрытое учреждение… — Игумнов уловил скрытую насмешку.

— Пропуск у вас тоже похитили…

— Он лежал вместе с паспортом.

— Иначе говоря, у вас при себе ни одного документа…

— Нет…

— Жестом, знакомым каждому менту, тот машинально дотронулся до куртки слева, на уровне нагрудного кармана, словно проверял. Игумнов немедленно уловил жест.

— Может посмотрите ещё раз?

— Я и так знаю.

— В этом кармане… — Игумнов показал.

Заявитель не выдержал.

— Мне это уже надоело!

— Мне тоже.

Игумнов снял трубку прямой связи. У телефона был помощник дежурного.

— Там у тебя носильщики. Пусть зайдут. Нужны понятые…

— Что вы задумали?! — Потерпевший вскочил. Это был крупный осанистый мужик.

Два дюжих носильщика уже входили.

— Будете понятыми!..

Игумнов вышел из-за стола. Металлические фиксы в верхней челюсти по-блатному блеснули. Они стояли друг против друга под люстрой, в центре кабинета.

— Я предложил этому гражданину показать, что у него при себе… Он отказался…

Носильщики отводили глаза. Одно начальство хотело силой обыскать другое. Им не хотелось встревать . Заявитель отстраняюще выставил вперед руку.

— Только посмей! Я помощник депутата Государственной Думы… — Он уже грозил прямым текстом. — не думай! Я все о тебе знаю. Ты — Игумнов, начальник розыска. Дежурный сегодня — майор Масловский. Если посмеешь поднять на меня руку — вас просто уберут отсюда! — Я хочу посмотреть, что у тебя в том кармане..

— Это будет твой самый гибельный шаг, капитан. — Заявитель все ещё держал правую руку выставленной , как бы отстраняя его. — Не ухудшай положения, в которое ты попал. Вылетите оба ! Без пенсии!

— Ты ещё будешь меня л е ч и т ь?!

Игумнов прихватил вытянутую руку, подал на себя и тут же привычно завернул. Перегиб в локте был из самых простых приемов и наиболее болезненных. Менты н а з е м л е пользовались им по десятку раз на день.

Заявитель сделал попытку вырваться.

— Не дергайся. Могу нечаянно сломать… — — Игумнов был не из боязливых.

Свободной рукой он огладил куртку потерпевшего на груди — под ладонью знакомо возник прямоугольный объем.

— Бумажник, выходит, на месте?.. — Рука его нырнула в верхний карман пиджака. — А что это?!

Он отпустил заявителя. В руке он держал удостоверение.

— «Министерство внутренних дел Российской Федерации…» Понятно. А это? — Вместе с удостоверением лежал сложенный несколько раз листок папиросной бумаги. — «для служебного пользования»….

Игумнов раскрыл корочки.

— «Черных… Старший инспектор, подполковник милиции…» Ясно! — Он обернулся к понятым. — Все свободны. Спасибо.

Носильщики вышли.

Игумнов развернул напечатанный на тонкой папиросной бумаге документ:

— «План-задание»… «С целью проверки выполнения „Инструкции о регистрации преступлений…“ „Сохранность табельного оружия на момент проверки…“ Так вот как вы нас проверяете, козлы!..

Все укладывалось в одну понятную схему: в ближайшую неделю предполагалось заслушивание на Коллегии МВД. Проверяющие приступили к работе…

Игумнов вернулся к столу. . Заявление о разбое вместе со служебным удостоверением старшего инспектора МВД Черныха и «план-задание» легло на полку в сейф.

— Все, подполковник, свободен!

— Послушай…

— Бай!

Маски были сорваны.

Черных тоже возвратился на место, ногой подтащил стул.

— Верни удостоверение, Игумнов! — Он сел. — Мне теперь и в министерство не войти!

— Твои проблемы.

Старший инспектор полностью сменил тон.

— Завтра тебе прикажут и ты тоже пойдешь! Ты ведь понимаешь, это не моя инициатива…

Причина была не в нем. И даже не в том, кто его послал. Все начиналось выше. Внизу это знали.

— А как насчет твоего ложного заявления?! — Игумнов кивнул на сейф. — Это уголовное преступление. Статья…

Черных заговорил по-человечески:

— Ты режешь меня…

— А что бы со мной было, если бы я тебя не поймал, суку! Если бы бросил в корзину то, что ты там намарал?! Что бы со мной вы сделали?!Думал?!

— Прости! Я понимаю.

— Ни хера ты не понимаешь…

— Я тебе клянусь…

Черных открыто унижался.

— Мы пригодимся друг другу! Тебе когда майора получать?

Звания старших офицеров, начиная с майорских, раньше присваивались приказами по министерству. Там все ещё этим козыряли.

— Я по корешам с вашим кадровиком …

Старший инспектор был прохиндей и не собирался это скрывать.

— И с обоими замминистрами по корешам!Вместе охотимся, поддаем…

«Крутит всеми, хитрец. Привык — все сходило с рук…»

— Ладно! — Игумнов швырнул чистый лист. — Пиши. «Рапорт…» То-се… «Сего числа я согласно вашему указанию подал ложное заявление о разбое…» И так далее…

Черных опешил:

— Ты чего?! Думаешь, я это напишу?! — Оба подбородка его затряслись. — На себя?!

— А ты как хотел?!

— Мне же уберут сразу!

— Не уберут! Я буду держать бумагу у себя. Никто и знать ничего не будет.

— Тогда зачем ?!

Игумнов не унизился до вранья.

— Так будет спокойнее. Завтра тебе могут ещё задание дать… По-хлеще! Приходится быть на страже…

Черных упорствовал недолго. Он оказался авантюрного склада.

— А… Была — не была! Только смотри, капитан, а то никогда ты не будешь майором… Как в песне.

Черных со стулом придвинулся к столу, достал ручку. Начал писать. Ручка скользила легко. В министерстве своем они только и делали, что писали.

— Готово. Все?

— Теперь расписку.» Я такой-то получил в Линейном Управлении удостоверение личности…»

Черных подумал, махнул рукой.

— Держи…

В расписке был с десяток слов.

— Еще номер удостоверения и твой номер телефона…

— Да он есть в справочнике! — Черных уже убрал ручку.

— Допиши домашний и сотовый. Вдруг придется…

— А… Семь бед — один ответ…

Черных дописал.

— Вот. Только сунь подальше…

— Это уже моя забота.

Игумнов снова прочитал расписку, остался удовлетворен.

— Держи… — Он достал из сейфа удостоверение. — Теперь свободен!

— Спасибо. — С документом к старшему инспектору вернулся привычный имедж. Он перегнулся через стол, подвинул телефон. — Я должен доложить в Главк…

— Давай, не стесняйся…

— Чего уж… — Он вздохнул.

Предстоящий разговор с дежурным по Главку не сулил Черныху ничего приятного. набрал номер.

— Кузьмич! — Доклад был полу-официальный, полу-приятельский. Все они там давно уже дружили — вместе пили и стучали друг на друга. — Черных д о к л а д а е т..

— Черных! — Дежурный по Главку ждал его звонка. — Ты где? Как там, по Каширскому ходу? Был у них?

— Был. — Старший инспектор мигнул Игумнову. — У них все в порядке.Молодцы. Приеду объясню…

— Ну, ты даешь, блин!.. — Дежурный даже выругался. — Я уже стружку снял с ответственного по московскому Управлению. «Почему ему не доложили о разбое…» Замминистра в курсе. А ты докладываешь: «молодцы!».. Ты чего должен был привезти?! Компромат!..

— Я знаю.. Была причина, Кузьмич.

— Это ты сам е м у объяснишь.

— О н звонил?!

— То-то…

Предстоявшее объяснение с руководством обещало быть серьезным. Дежурный по Главку все хорошо себе представлял, поэтому даже не позлорадствовал. — Тебе куда машину? — Подсылай прямо к вокзалу….

Разговор был закончен.

Черных положил трубку. Он выглядел по-прежнему беспечным, хотя явно играл с огнем.

— Выкручиваться придется? — Игумнов взглянул на него не без любопытства.

— Отмажусь… — Старший инспектор кивнул на расписку и рапорт на столе. — Поосторожнее с этим…

— Не волнуйся. Вы нас к этому приучили…

***

Очень быстро, сразу после отъезда министерского проверяющего объявился неизвестно где обретавшийся все это время дежурный. Обостренное чувство самосохранения выручило и на этот раз. Без него дежурные бы не продержались на этой работе и месяца.

Он позвонил Игумнову по прямому телефону.

— У нас все в порядке, Игумнов? — Майор уютно перекатывал во рту леденец.

— Вроде да.

— А то мне позвонили сверху. «У вас на вокзале тяжелый нераскрытый разбой. В электропоезде. „Двое под угрозой ножа отобрали документы и деньги…“

Он выждал, но Игумнов не пожелал объяснить.

— Все-то они знают и даже раньше нас! — Дежурный вздохнул.

Игумнов не поддался на провокацию. Сказал только:

— Нас проверяют. На регистрацию заявлений и на сохранность оружия. Качан не объявился?

— Не было. И, кстати, пистолет не сдал. Он на линии?

— В Домодедове. Подожди! Мне звонят по прямому!.. Может он?!

Телефонный звонок прошел на городской номер.

На другом конце провода был Никола.

— Ты где?

— В Домодедово. Тут, похоже, готовится разборка…

— Качана встретил?

— Нет.

— Ладно. Объясни, что там…

***

Частные охранники, в которых Никола заподозрил офицеров спецслужб, отдалялись от спавшего на скамье. Потом оба спрыгнули с платформы, перебежали пути.

Никола не оставлял их без внимания.

Теперь они быстро уходили впереди к маневровому парку. В глубине станции разбегались по путям синие и красные сигнальные огни.

Никола двигался бешумно.

Это была его стихия — ночь, бесшумное скольжение теней в перекрестках света. Две серые тени и крадущаяся за ними третья…

Удалось ли охранникам произвести зачистку поезда, о которой они докладывали своему начальству? Нашли ли кого искали?!

Оба охранника двигались в нескольких десятках метров впереди по междупутью. Никола видел, как один из них то и дело приподносит к уху мобильник.

Несколько раз Николе пришлось пролезать под грузовыми вагонами.

Те двое впереди по-прежнему двигались быстро, не оглядываясь. Их, похоже, наводили на цель по мобильнику…

На маневровом парке должно было что-то произойти.

«Ищут кого-то…»

Охранники были недалеко от переходного моста через пути. Здесь у них произошла заминка. Они приостановились, зашли за стоявший рядом рефрижераторный состав.

Никола наблюдал.

Нет, они не полезли в морозильник.

Просто стояли в тени состава.

У переходного моста внизу слышались приглушенные голоса. Там тоже кто-то стоял. Поодаль чернела иномарка с зажженными подфарниками. В ней могли находиться люди.

Двое впереди, производившие зачистку электропоезда, молча следили, не делая попытки двинуться дальше.

Люди внизу у опор моста и были их конечной целью.

Держась в тени рефрижератора, Никола осторожно приблизился.

Обе компании принадлежали двум разным группировкам.

Стоявших у моста было трое. Кроме того один из их сообщников находился вверху на переходном мосту. Они кого-то ждали, негромко перебрасываясь короткими репликами. По доносившимся словечкам, знакомой манере поведения Никола сделал вывод:

«Братва. А эти двое — спецслужбы…»

Вторые были менее понятны. Спортсмены и контрактники, занявшиеся охраной, вымогательством, рэкетиры, ушедшие в киллеры…

«У этих на уме один беспредел…»

За последней ниткой пути впереди виднелась дорога. Она была пуста. Вся эта сторона до самого шоссе и днем всегда была тише, тут была ниже этажность застройки, шире деревенские огороды. Тут проходила граница станции. Заснеженные деревья вдали, дома, уснувшие дворы все казалось выключенным из жизни…

***

Потянулись долгие минуты. Блатняки у опоры переходного моста продолжали оставаться на своих местах. Недавние попутчики Николы тоже не собирались менять наблюдательный пункт.

К братве кто-то должен был подъехать. Поскольку электричкине ходили, тут могли ждать только машину.

Увидеть её с облюбованной им точки Николе не пришлось. К рефрижераторному поезду подцепили тепловоз. Громкий стук металла пронесся из конца в конец состава.

Николе пришлось срочно отходить.

Новое место нашлось у стоявших особняком сцепа полувагонов. Отсюда даже все было лучше видно.

Двое, следившие за всем по другую сторону рефрижератора, тоже переместились. Никола присел.Теперь ему были видны только их ноги.

Стоявшие у моста время от времени окликали кого-то, кто стоял вверху, на переходном мосту. Никола понял, что они входят в его бригаду, которая должна подняться на мост не раньше, чем возникнет в том необходимость.

Прошло около получаса.

Никола смог даже перекурить.

По другую сторону между составами была видна освещенная привокзальная площадь с иномарками, коммерческими палатками, киосками. Основная и престижная часть Домодедова тоже находилась там. На площади в любой час ночи всегда можно было взять бутылку водки или пивка, Никола вскоре и намеревался это сделать…

Но вначале разобраться с этими двумя впереди — для к у м а они наверняка представляли интерес.

Впереди на отвороте шоссе неожиданно мелькнули огни. Оттуда правили две машины. Первым шел квадратный «джип», похожий на железнодорожный вагон. Вторая была тоже иномарка — блестящая, длинная. Обе машины на скорости повернули к переходному мосту. Тормознули…

Захлопали дверцы.

Николе удалось рассмотреть одного — вышедшего из машины первым. Он был плечистый в трехцветной куртке с наброшенным на голову капюшоном. Цвета напоминали российский флаг.

На его появление первыми отреагировали попутчики Николы, следившие за всем от дальних сцепов, они сразу ломанулись назад к станции.

Очень скоро они были уже по другую сторону Главного пути.

Никола рванул за ними. Но ему сразу пришлось отстать. По этой стороне привокзальной площади следовало двигаться осторожно. С этим ничего нельзя было поделать.

Патрульная машина ментов на скорости прошла мимо по направлению к платформе.

Никола отвернулся к ближайшей витрине. Менты не тормознули.

Бандитского вида частные охранники скрылись за коммерческими палатками. Никола не стал туда соваться. Отошел. Осмотрелся.

Прямо перед ним был переходной мост и одинокая фигура наверху.

Это был человек, которого внизу у опоры моста подкрепляла братва — высокий, в шапке с завязанными под подбородком наушниками.

«Тоже кого-то ждет…»

На секунду он попал в поток неяркого света — по каширскому пути двигался товарняк.

Никола увидел его лицо.

«Епонский бог! Негр!»

К его удивлению телефон-автомат на площади работал. Никола дозвонился до Игумнова.

— Здесь две группы. Одна на маневровом парке. Это братва. К ним подъехало пополнение… — Никола обрисовал плечистого в трехцветной куртке с капюшоном. — А ещё вторая. Эти их пасут. С ними я ехал в электричке от Нижних Котлов. ..

— Тоже братва?

— Думаю, частные охранники. Бывшие менты или фээсбэшники. Звонили подполковнику. По сотовому… Кого-то ждут…

Игумнов внимательно слушал.

— Да! И этот на мосту… Негр! Ты мне показывал его фотку…

— Мосул Авье.

— Ну, высокий, в шапке с наушниками…

— А что милиция?

Никола объяснил:

— Тут патрульная машина, я видел.

— Держи меня в курсе. Качан нашел тебя?

— Пока нет.

***

Сотрудник милиции подошел неожиданно.

Качан не заметил, как мент появился из-за здания станции, обратил внимание, когда тот уже поднялся на платформу.

«Тоже старший лейтенант! Как я!»

Вот в ком он сейчас нуждался!

— Ваши документы…

Старший лейтенант остановился против света.

Качан его хорошо рассмотрел.

Старлей оказался незнакомым. Приятное чуть вытянутое лицо. Длинный правильный нос. Светлые виски, отдающие в рыжину. Веснушки.

— Чего, друг? Домой жена не пускает?!

— Почему?! — Качан поднялся навстречу.

Старлей не спускал с него испытующих глаз.

— Заснул в электричке?! А потом проехал в отстойник… — Все вопросы носили отвлекающий характер. — Дело известное…

Правую руку патрульный из кармана не вынул — там у него был пистолет.

«Осторожничает…» — сам Качан поступил бы так же…

— Ну-ка кру-гом! Не забыл?!

С шутками-прибаутками старлей заставил Качана повернуться спиной, обхлопал по бокам. Провел руками вдоль брюк.

«Пусто…»

Тем не менее продолжил отвлекать:

— П у ш к у не носишь?

Старлей дернул «молнию» на куртке , сунул руку в верхний карман пиджака. На свет появилась бело-атласная визитная карточка, которую Качану вручил в палатке охранник.

— Так…

На минуту его отвлекла рация. Послышались позывные…

Откуда-то появившийся милицейский «жигуль» притормозил рядом с крутой высокой лестницей на переходной мост через пути. С платформы был хорошо виден его бортовой номер.

— Командир…

Качан запнулся — его снова мутило.

Старлей заметил вещественные знаки на снегу.

— Ну?! — С вытянутого, в веснушках лица смотрели светлые незлые глаза.

Качан спросил для начала.

— Курить найдется?

Старлей достал «мальборо».

— Держи. Огонь есть?

— Да, спасибо…

Был самый момент назвать себя — Качан не успел.

У ментов что-то случилось. Опять заработала рация. Патрульная машина снова двинулась с места. Изнутри открыли дверцу. Легкий парок выхлопа окутал стоп-сигнал…

— Слушаю… Да… — Разговаривая, старлей крутил в руках визитную карточку. — Еду… — Он, наконец, рассмотрел визитку, поднял глаза на Качана. — «Коржаков Евгений Иванович, Фирма „Освальд“. Старший консультант по менежменту. Факс…»

Качану показалось — он как-то странно на него посмотрел, но ничего не сказал. Не обращая больше внимания на Качана, быстро пошел к машине. Патрульные умчали.

«Коржаков Евгений Иванович… — Качан испытал настоящее потрясение. — Фирма — „Освальд“…

Коржакова он видел. Этой зимой они оба участвовали в задержании нигерийских наркокурьеров в международном аэропорту «Шереметьево». Коржаков занимался борьбой с международной контрабандой наркотиков по линии одной из спецслужб.

Какой именно Качан не знал. Спецслужба эта была из глубоко законспирированных и реализовывала свои агентурные данные через линейную и воздушную милицию.Этим объяснялось участие в операции Качана и начальника уголовного розыска другого аэропорта — «Домодедово» — Желтова…

«Коржаков был в Домодедово неделю назад. У него интерес к станции… Он странно вел себя в коммерческой палатке. Сделал подарки торфушкам, обещал работу охраннику. Потом исчез… Тут все со значением… После Никола видел на станции наркодельцов, опознал нигерийца Мосула Авье… Тут цепочка…»

Об этом стоило подумать.

«Если бы не пистолет…»

С пропажей «макарова» все остальное теряло смысл…

Держало только поручение Игумнова:

«Никола…» — Того нигде не было.

С отъездом патрулей на платформе ничего не изменилось. Тускло горели огни.

Между тем ночная жизнь продолжалась.

Где-то близко на парке вдоль состава пробежала громкая дрожь сцепки. Там подцепили тепловоз. Холодная искра вверху обозначила контактную сеть, там, где её касался поднятый токоприемник. Еще через несколько минут невидимый в темноте состав двинулся к выходному светофору.

Качан проследил убегающий проблеск. Поднял глаза.

Плечистая фигура на переходном мосту возникла неожиданно.

Высокий, молодой африканец в пальтишке, в светлых брюках, в шапке-ушанке, завязанной под подбородком, молча смотрел а него сверху…

«Мосул Авье тут?!»

Качан видел африканца месяц назад на суде над нигерийскими наркокурьерами, задержанными в международном аэропорту «Шереметьево».

Московских нигерийцев сопровождали крепкие парни из братвы. Они ни во что не вмешивались — только присутствовали. И этого было достаточно.

Африканцы в суде вели себя шумно. Что-то кричали на своем подсудимым, которых арестовали при попытке кокаина в Нигерию…

— Чего они? — спросил Качан студента-переводчика.

Тот объяснил:

— Интересуются, кто тех сдал в «Шереметьево «…

Удалось ли московским нигерийцам получить ответ на свой вопрос, Качан не узнал. У него-то был на него совершенно точный ответ:

«Коржаков…»

***

Мосул Авье на переходном мосту продолжал наблюдать.

Кроме платформы он видел плоский участок пути за переходным мостом, площадь, коммерческие палатки… Острый взгляд привычно выхватил среди деталей ночного пейзажа припарковавшиеся иномарки.

Час машин, которых он ждал, ещё не наступил…

Родом из нигерийской провинции, обучавшийся в Москве в институте русского языка Мосул Авье легко ориентировался в чужом пригороде.

Время от времени ему приходилось приезжать сюда по своим делам то одному, то со своей русской подружкой, которую он брал обычно с собой, чтобы поездки не выглядели особенно подозрительно.

Но, когда наступал «день икс» — такой, как сегодня, — его сопровождала охрана. Она входила в крупную подмосковную группировку, которая давала «крышу» нигерийцам.

Бойцы прибыли сюда ещё до полуночи, своим ходом, и все это время вели наблюдение за местом, где должна была произойти встреча на высшем уровне.

Последним появился один из авторитетов группировки — плечистый, в куртке с наброшенным на глаза капюшоном…

Мосул Авье перевел взгляд на платформу внизу.

Человек у скамьи по-прежнему не уходил, ждал первого поезда на Москву.

Он не внушал опасения.

«Одинокий пассажир . Ночные русские дела…»

Нигериец подозревал о его проблемах.

Там, на родине, были тоже похожие ситуации.

Если моделировать на Нигерию — это как если бы бомж из народностей фeльбе или ибо поддал в поезде, заснул и проснулся за Лагосом или Ломе, в локомотивном депо, а потом маялся. Ждал утреннего поезда…

Мосул на мосту рассматривал сверху ночную картину подмосковной глубинки. Видел он и подъехавший милицейский патруль и сцену личного обыска.

Что-то все-таки ему не нравилось.

Он отошел от перил. Обтянутая подвязанной внизу ушанкой, круглая, как футбольный мяч, голова нигерийца отбрасывала на платформу овальную тень.

***

Качан отошел от скамьи.

Мосул Авье был здесь, в Домодедово.

«Значит, можно не сомневаться: Коржаков неделю назад приезжал сюда именно в связи с этим — по делам нигерийских наркодельцов. Что-то готовил… А, впрочем, Бог с ними, с африканцами, с кокаином…»

Никакое самое сверхуспешное задержание наркокурьеров не могло уже его спасти.

Требовалась воля, чтобы осознать это, поставить на всем крест.

«Меня все равно выгонят…»

Позади оставалась ментовская жизнь, о которой никому не расскажешь, которую сможет оценить только тот, кто ею жил. Впереди — остаток последней его ментовской ночи

С платформы была видна та же картина, что и африканцу на мосту — притихшая вокзальная площадь, витрины, разноцветные бутылки, коробки, отсвечивающие на снегу елочным золотом…

Ночная жизнь на площади шла своим чередом.

Рядом с коммерческой палаткой «Азас», где Качан недавно тусовался с афганцем и «торфушками», снова остановилась иномарка — на этот раз «джип».

Несколько покупателей на фоне освещенной витрины выглядели как плоские одномерные силуэты.

«Накануне Мосул Авье и его партнеры приезжали „пустые“ — проверяли… Они убедились, что слежки нет. Сегодня все должно повторится, но уже по настоящему…»

Тут наверняка готовилась с т р е л к а.

Перед тем, как встречаться, охрана наркодельцов и той, и другой стороны обычно проводила серьезную работу. Бойцам — охранникам поручали зачистить само место встречи и все вокруг. Подъезды к станции, последние электрички…

«Платформа постоянно находилась под наблюдением… — Качан машинально потянулся к пустой наплечной кабуре. — Кто-то обязательно должен был видеть, что произошло со мной. Может тот же Мосул Авье…»

Додумать не пришлось. Из-за вокзала показался патрульный «жигуль». Качан снова увидел грубо раскрашенный герб и все тот же бортовой номер.

Это возвращался давешний старший лейтенант.

Все это время «жигуль» , видимо, кружил где-то в районе станции.

Появление патрульных было кстати.

«Три мента — это уже сила…»

Отсутствие у него милицейского удостоверения Качана не могло смутить: то, что он человек из к о н т о р ы, можно было быстро проверить. Задать пару-тройку вопросов. Хотя бы — кого он знает в Домодедовском управлении?.. Двух оперов, бравших перед полуночью «гжелку» в коммерческой палатке «Азас» было бы достаточно…

Уже знакомый Качану старлей вышел из патрульной машины, двинулся к платформе. За ним из «жигуля» показался ещё сотрудник в форме, пошел рядом.

. На секунду оба попали под мерцание светильника

Внешность старлея снова показалась Качану приятной. Правильные черты лица, деревенские веснушки.

Мент шел легко. Правая рука покоилась глубоко в кармане шинели. Его напарник был в сержанских погонах — кряжистый угловатый. По тому, как он двигался — тяжело, вразвалку — можно было предположить в нем мрачноватую ленивую силу. Сержант не проявлял инициативу, смотрел куда-то в сторону. Старлей, напротив, выглядел озабоченным.

На этот раз их интересовал Качан. Других людей вокруг не было, если не считать африканца на переходном мосту, вверху.

— Поедешь с нами! — объявил старлей. — Пошли.

Качан не возражал. Заметил только:

— Погоди, командир…

— Без шума!

Тон патруля исключал малейшее возражение. Правую руку старлей по-прежнему держал в кармане.

Все же Качан сделал ещё попытку снять напряжение:

— А, может, здесь разберемся, ребята?! — У него было что им сказать.

Вместо ответа старлей вытянул из кармана руку. В ней был «макаров».

Качан на секунду впился глазами в пистолет. Брат-близнец пропавшего у него «макарова». Клонированный экземпляр.

Ствол уперся Качану в грудь.

— Давай в машину! Живо!

Сержант сделал шаг за спину задержанного. — Ребята…

Качан поднял глаза.

Африканец на мосту спокойно наблюдал за действиями патрулей внизу. Может вспоминал родную нигерийскую ментуру.

— Руки! — скомандовал сержант.

Выхода не было.

После того, как он враз лишился пистолета и служебного удостоверения, ничто больше уже не могло его особенно расстроить.

Качан протянул руки. Он не был напуган. Своих коллег, в том числе и незнаколмых, он знал, как облупленных. «При исполнении» перечить им былобесполезно и небезопасно.

Старлей присовокупил:

— Иди и молчи.

Качан продемонстрировал им спокойное, даже ироничное восприятие происходящего.

— К вашим услугам…

Сержант проворно обхватил дужками металлических браслетов обе его кисти. Запорные устройства щелкнули. Качан скосил глаза: наручники были стандартные милицейские.

«Это ты зря, между прочим…»

У него было с собой чем их открыть.

— Шевелись…

— Как скажешь, командир…

Все приказания коллег и их действия были знакомы. Оригинальностью не отличались. Теперь старший опер мог на себе ощутить их давящую бессмысленную тупость.

Втроем спустились с платформы. Старлей и сержант вышагивали, как и положено, по бокам. Старлей снова сунул руку с пистолетом назад в карман.

«Крутые ребята… — Качан не мог не признать. — Интересно, откуда они…»

Таких тут сроду не водилось.

«Может гастролеры? Заехали в чужой район, на бутылку сшибают..»

При случае следовало расспросить о них коллег. Домодедовские опера должны были тут всех знать.

Патрули подвели его к машине.

Со стороны все выглядело обычно: стражи порядка отконвоировали бомжа или пьяного, а, может, и находящегося в розыске опасного преступника…

Сержант открыл заднюю дверцу.

— Забирайся…

Качан мельком оглядел машину.

Обычный патрульный «жигуль».

На водительском месте никого не было. Машину вел один из этих двоих. Рация была включена, оттуда, не переставая, выдавалась текущая оперативная информация. Патрули находились на дежурном приеме и были в курсе всех криминальных новостей и передвижений соседних постов..

Качана сунули на место позади шофера. Старлей отстегнул браслет на левой кисти Качана, замкнул на металлической ручке под крышей салона. В каждом экипаже придумывали свое. В их Линейном Управлении до этого пока не додумались.

«Чтобы обычного задержанного?! Это уж слишком круто!»

— Ни к чему, командир?..

— Помолчи, целее будешь…

Качан впервые взглянул на происходящее серьезно.

«Непонятно, что у них на уме…»

С такими следовало быть осторожнее. Качан представлял себе эту публику. Они вполне могли вывезти из города и высадить где-нибудь в лесу. «Пусть выбирается на своих двоих…»

Наиболее оборзевшие так и поступали в отношении бомжей, цыган, проституток…

Теперь он рад был, что не сказал им, кто он.

Убоявшись ответственности, такие могли пойти на все.

Патрули вели себя странно. У них явно были какие-то планы в отношении его.

— Будешь шуметь… — старлей, стоя у открытой дверцы, ткнул его стволом в висок. — Замочу и тут брошу, на пути…

Угроза выглядела серьезной.

— И в жизни никто ничего узнает. Так?

Качан не ответил.

Как розыскник он не мог не признать его правоту:

«Глухой час. Труп под платформой. Сотня версий. Наши пути — мои и старлея с сержантом — нигде раньше не пересекались. Никаких причин для убийства: ни месть, ни ревность… На них никогда не выйдут…»

Очередной висяк к предстоящей Коллегии по нераскрытым убийствам…

— Д о г н а л?!

— Да..

Он был нужен им для серьезного разговора.

Старлей опустил пистолет, свободной рукой что-то достал из кармана.

Сержант стоял тут же, оба не сводили с Качана глаз. Старлей протянул руку:

— А ну! Быстро! Откуда у тебя это?

— Не вижу!

Старлей сунул ему к лицу прямоугольный листок плотной бумаги.

— Как к тебе это попало?

Одной рукой он все сжимал «макаров», во второй белела визитная карточка.

На этот раз Качан прочитал ее:

«Коржаков Евгений Иванович»…

— Говори быстро! — старлей бросил визитку на сиденье рядом, свободной рукой передернул затвор.

Качан бросил взгляд на площадь. Несколько одиноких прохожих тянулись к ларькам.

Борьке показалось, он узнал Николу.

«Никола, наверняка, сообщил, что мы не встретились… Меня уже ищут!»

— Хочешь по-плохому?! — Старлей приблизился к нему вплотную.

3.

После звонка Николы Игумнов первым делом связался с Домодедовской милицией.

Подполковник Черных — фальшивый заявитель из МВД и его неудачная попытка подставить ночной наряд под удар Коллегии на время ушли в сторону. Игумнов сразу забыл о них.

— Алло, дежурный…

Поговорить с дежурным ему не удалось. Трубку снял помощник, ничего вразумительного о готовящейся на станции разборке он сказать не мог.

— Я доложу ответственному…

— И еще. Там, на станции, наш старший опер. Качан… Пусть его объявят по перронному радио.

— Это мы сейчас.

Прошли ещё полчаса. Качан так и не объявился.

Оставалось ждать и одновременно готовиться на случай, если старший опер оказался в гуще начинающейся в Домодедове разборки.

Следовало уже сейчас определить возможный состав её участников.

Игумнов задумался.

Никола сообщил про две бригады. Одна была связана с нигерийскими наркокурьерами, вторые — частные охранники неизвестной фирмы. Сюда входили и те двое, с которыми Никола ехал от Нижних Котлов…

Мосул Авье на переходном мосту, скорее всего, ждал третью команду — партнеров по наркобизнесу…

Впрочем, у Игумнова были и ещё сообщения на Африканца. Они поступили от другого его помощника, точнее помощницы.

Агент Игумнова — Ксения работала «по иностранцам.» Еще в январе, беседуя с соотечест-венниками, Мосул Авье в её присутствии вставил в разговор название знакомой станции. Он упомянул «Домодедово»…

Из осторожности Игумнов не вписал его в сообщение. Также, как и подозрения Ксении по поводу пистолета и наркотиков, находившихся в тот момент у её нигерийских приятелей в общежитии.

Компания тусовалась в Конькове — на пересечении Островитянова и Академика Волгина — в студенческом общежитии нигерийцев. Там в тот раз языки развязались полностью.

Игумнов записал лишь пятую часть.

Предосторожность шла от его, Игумнова, опыта.

Стоило упомянуть в сообщении наркобизнес или огнестрельное оружие, как бумага немедленно попала бы на контроль Вверх. Потом уже ни с Игумнова, ни с его помощницы уже не слезли бы…

Сегодня ночью данные его помощницы неожиданно получили подтверждение. Никола тоже говорил об Африканце и о Домодедове.

Данные агентов совпали.

Ни о чем не подозревавший Карпец оказался в самом эпицентре схватки…

Игумнов взглянул на часы, набрал номер телефона.

— Алло!

— Я слушаю… — У телефона была Ксения, она уже спала: — Чего так поздно, начальник?!

Они работали вместе несколько лет. Сотрудничество их началось почти сразу после её совершеннолетия.

— Как ты?

— Я в порядке… — У Ксении был молодой свежий голос.

— Догадываюсь.

Отношения их за все это время претерпели различные изменения — от наиболее близких до чисто служебных. Сейчас в них снова заметно наступало потепление. Дело шло к весне.

— Что-нибудь срочное?

— Ты как-то говорила об Африканце и Домодедово…

— Да. Это Мосул…

— Напомни ещё раз, как он выглядит…

— Высокого роста, стройный. Правильные черты лица…..

— Одет?

— По разному. Иногда в длинное пальто до пят. Знаешь? Иногда , как наши, в куртке или даже в пальтишке…..

— На голове шапка…

— С наушниками. Обычно он их завязывает под подбородком. У него отморожено ухо.

«Точно он..».

— Что-нибудь еще, Игумнов?

— Я хочу, чтобы ты срочно перебралась к ним в общежитиие.

— Прямо сейчас?! — Она подумала. — А что? Это мысль…

Ксения была авантюрного склада. В её лице Федеральная Служба Безопасности наверняка потеряла разведчицу экстра — класса, российскую Мата Хари…

— Возьми такси. Придумай причину. Самого Мосула Авье в общежитии сейчас нет. Он в Домодедово в интересной компании. Будет лучше, если ты подождешь его возвращения. Может удастся что-нибудь узнать.

— А что там, в Домодедове?

— Похоже готовится разборка. Там Качан. Для него это может оказаться… ф а ш л о й!..

Игумнов привез словцо из Афгана: так н е п р у х у называли арабы.

— Что ж! — Задание оказалось ей по душе. — я сейчас выезжаю…

— Если какие-то осложнения, по первому твоему звонку мы сразу подъедем…

— Ребята живут на шестом, так что прихвати пожарную лестницу…

— Мы выстелим внизу коробки, чтоб мягче…И вот еще. Помнишь? Ты приезжала в суд, когда судили нигерийцев-наркокурьеров…

— Задержанных в «Шереметьево»…

— Да.

О посещении его помощницей судебного заседания в рабочем деле тоже не было ни слова. И это тоже Игумнов сделал намеренно. Иначе Ксению наверняка захотело бы использовать по линии борьбы с незаконным оборотом наркотиков.

Это было опасно и хлопотно. Неизвестно в чьи руки она могла попасть.

«Чужой агент, а оперативники, они разные…»

Ради карьерного успеха кто-то мог послать девчонку в самое пекло. Подставить, спалить.

— Я сказала тогда, что хочу попрактиковаться в синхронном переводе.. — Ксения усиленно зубрила на своих курсах английский.

— Мосул Авье и наркокурьеры, которых судили, знали друг друга?

Ксения ни минуты не сомневалась:

— И очень хорошо. Они все из Ломе.

— А кто ещё был тогда на суде? Наших, российских, много ?

В сегодняшней ночной разборке, судя по сообщению Николы , участвовали уголовники. Надо было узнать о них как можно больше.

— Человек пять. По-моему, это братва… Кстати, Игумнов: Качан тоже тогда был на суде…

— Его сейчас нет.

— Я скажу, кто ещё в курсе! Начальник розыска с в о з д у ш к и!.

— Желтов?!

***

Игумнов набрал номер.

— Слушаю… — У телефона оказался их дежурный.

— С ж е л е з к и беспокоят…

— Наконец-то… — иронически пропел тот. У них были нормальные отношения с коллегами. — Ты-то чем обрадуешь, друг?

— Это зависит от запросов. Начальник розыска ваш, конечно, второй сон досматривает…

— Желтов-то?

— Ну да.

— Обижаешь, начальник…

— Неужели здесь?! Ну-ка покличь его …

Игумнов представил, как закадычный дружбан Желтов — тяжелый, лысый, с грубым в серых щербинках лицом — ещё не зная, кто звонит, грозит дежурному кулаком.

Ему-то что ждать хорошего от ночного звонка?!

— Слушаю, Желтов…

— Игумнов. Ты чего злишься? Может голоден?

— А что — у меня на лице написано?!

— Просто представляю. Чего не дома?

— Да тут…

Желтова задержали неожиданно возникшие обстоятельства — грабеж в центре площади. Прямо у поднятого на пьедестал самолета-памятника «ТУ-104»…

— Сумку выхватили…

Грабителей было трое. Им помешал случайно вмешавшийся миллиционер — пассажир. Заорал, бросился следом. Один из преступников, спасаясь, побежал в сторону находившейся в отстое электрички. Двое других бросились в залы. Желтов вместе с потерпевшим обследовали электропоезд, но никого не нашли. Видимо, в последнюю минуту тот изменил маршрут.

— Все закоулки, урны… Хоть бы билеты выбросили! Зачем им?! А у потерпевших через полтора часа самолет. Скоро посадку объявят…

— Пойдешь уговоривать пассажирскую службу…

— А че делать?!

Для порядка перебросились ничего незначащими фразами.

— Говори, зачем звонил, — потребовал Желтов.

— Ты был вместе с Качаном свидетелем по делу нигерийских наркокурьеров…

— Это Качан был со мной.

— Точно. Меня интересуют некоторые данные…

— На нигерийцев ?

. — В основном, на их московские связи. Найдешь?

— Для этого мне надо зайти к себе, поднять записи. А что за спешка? Скажешь?

— Качан, как сквозь землю провалился.

— Послал куда-нибудь?

— В Домодедово, на станцию. А там нигерийцы. Готовится разборка…

***

Никола ещё не успел повесить трубку после звонка Игумнову, как ситуация на площади начала быстро меняться.

Издали раздался шум приближающихся машин. Первым шел «мерседес», он быстро правил к платформе. У переходного моста водитель резко тормознул.

Никола передвинулся к ближайшей витрине, чтобы ничего не упустить.

Из машины никто не выходил, за тонированными окнами все было глухо.

Так прошло несколько минут

Была уже глубокая ночь. Людей вокруг видно не было. Только освещенные витрины палаток, светильники. Африканец на переходном мосту внимательно следил за происходящим.

Никола ждал.

Дверцы «мерседеса» захлопали неожиданно и одновременно.

Из машины показались четверо — накачанные, крутые — двинулись к мосту. Появившийся первым — в длинном пальто, видимо, старший, держался в средине. Двое других были телохранители. Лиц их Никола не видел. Сзади справа шел ещё один — коренастый, в незастегнутой куртке — в руке он нес кейс.

Приехавших в «мерседесе» на переходном мосту ждали. Увидев их внизу, высокий негр в ушанке с опущенными наушниками приветственно поднял руку…

Тот , что шел впереди, в черном пальто, тоже посигналил рукой. Шедший позади — в незастегнутой куртке, с кейсом, ускорил шаг, он, несомненно, нес, валюту.

Это были те, кого тут ещё с ночи желали видеть.

Обе бригады встречались в соответствии с намеченным ими же уговором для передачи товара.

Вновьприбывшие уже поднимались по скользким обледенелым ступеням, когда на площадь вылетела ещё машина — черный «джип-»чероки».

На полном ходу он поскочил к опорам переходного моста и замер. Машина, показалось Николе, словно взбрыкнула, останавливаясь. К выскочившим из неё пассажирам — высоких, в камуфляж-ной форме, в высоких ботинках, в омоновских черным масках — примкнули ещё двое, появив — шихся откуда-то из-за палаток. Никола увидел уже знакомых охранников, ехавших вместе с ним в электричке из Нижних Котлов. Теперь вся команда бросились наверх, вслед за прибывшими в «мерседесе».

Появление «третьей силы» произвело наверху впечатление разорвавшейся бомбы.

Увидев их, высокий, в ушанке, африканец на мосту что-то крикнул своим внизу. С другой стороны пешеходного моста уже поднималась братва…

Прибывшие в «мерсе» повернули назад.

Старший — в длинном пальто обернулся, что-то крикнул. Телохранитель справа от него поднес ко рту сотовый телефон.

На всем протяжении лестницы и вверху уже шла разборка…

Разговор сразу пошел громко, на повышенных тонах. Разбирались быстро. Никола не мог уяснить смысл. Негра взяли в кольцо охранники в камуфляжах. Братву оттеснили. Никола снова вернулся к телефону. Набрал номер Игумнова.

— Началось…

Он быстро обрисовывал ситуацию. Отсюда можно было разглядеть происходящее на мосту только отчасти.

Над путями сбилось в кучу человек пятнадцать.

Все три группы сошлись посредине. Можно было догадаться, что разговор идет крутой.

Охранники в камуфляжах — «третья сила» — все больше оттесняли африканца в сторону.

Каждую минуту можно было ожидать начала стрельбы.

Однако, выстрелы прогремели с другой стороны.

Стреляли патрульные. Их машина все это время находилась на площади. Там что-то произошло. Но Никола этого не видел. Внимание его было привлечено к тому, что происходило на мосту.

— Я ещё позвоню! Все!

— Качана не видно?

— Нет!

***

Ствол уперся Качану в висок.

— Ну! Откуда она у тебя?

— Тебе визитка нужна, командир? — Качан попробывал отойти дуриком. Тем временем, улучив момент, убрал очки и, как потом оказалось, во время. — Забирай и разойдемся!

— Знаешь, о чем говорю! Саша, напомни!

Старлей посторонился. Сержант возник сбоку.

Качан поднял плечо под удар, но сержант оказался левшой — удар пришел с другой стороны, откуда Качан не ждал.

— Вы че, ребята?!

— От кого ты её получил? Откуда она у тебя?

Отмалчиваться дальше было нельзя. Подставлять «торфушек» из «Азаса» и охранника , которому Коржаков оставил визитку, ему как менту было западло. Да старлей и не поверил бы.

— Я её тут и подобрал. На платформе…

Сержант — угрюмая скотина — не стал ждать. На этот раз он двинул правой. Оказалось: одинаково бьет с обеих рук.

«Левша хренов…»

Качан не успел защититься. Сержант разбил ему губу.

Старлей продолжил допрос:

— Откуда ты знаешь Коржакова? Работаешь на него?

Качан бросил взгляд на дорогу. Помощи ждать было неоткуда. Впереди было пустынно. Тылы палаток, закрытые двери. Тусклый свет на снегу. Если съежиться — в верхней части лобового стекла возникала ещё часть переходного моста и начало пустой платформы.

— Давай быстро! Говори!

— Спрашивай!..

— Ты был с ним в тот день в Домодедово?!

Сержант готовил очередной удар. Неожиданно старлей вернулся к началу разговора:

— Слышь… Как тебя кличут?

Качан мог назвать любую первую попавшуюся фамилию. Но он предпочел комбинационный вариант. Тут оставалось место для маневра.

— Такая же как у него, командир… — Качан кивнул на визитку.

— Коржаков?! — Старлей замолчал, обдумывая. — Так ты ему свой?

— Ну!

Качан воспользовался паузой.

— Угости сигареткой, командир!

Старлей полез за сигаретами.

Опыта в дознании у него, похоже, не было. Скорее всего он действительно нес постовую службу по охране порядка.

«Небось обираешь водителей да азеров… Грабишь коммерческие палатки…»

Старлей посчитал, что задержанный вроде пошел в раскол. Достал сигарету, сам дал прикурить.

— Он брат тебе?

Качан глубоко затянулся.

— Троюродный … — Он пожалел, что назвал себя Коржаковым.

«Всю жизнь ты был легкомысленным, Борька. С детства еще. Таким и помрешь. И не своей смертью…»

— Наши деды были родные братья…

Откуда-то со стороны Каширского конца платформы двигалась мотодрезина. Негромкий ритмичный стук словно выделил тишину на площади. Качан прислушался. Потом звук так же неожиданно пропал, дрезина остановилась, где-то недалеко, за входным светофором.

Старлей не дал ему времени собраться с мыслями.

— Когда ты последний раз его видел? — он поспешил развить успех.

— Сейчас вспомню…

Тут следовало придерживаться фактов — свидетельства охранника коммерческой палатки и «торфушек».

— Примерно неделю назад…

— Один он был?

— Не один, он собирался сюда, в Домодедово.

Старлей переглянулся с сержантом.

— Похоже на правду. Я знал, что Коржаков тогда приезжал не один! — Это относилось уже к сержанту. И тут же последовал новый вопрос Качану:

— У тебя с ним дела?

— Какие дела… — Качан подумал. — Я его охраняю.

— Л и ч к а, что ли?!

— Ну! — Качан незаметно скосил глаза на наручник.

Браслет был обычный — его открывал стандартный ключик. Один такой Качан постоянно держал в подкладке рукава, приклеенный скотчем. Скоро он должен был понадобиться.

— Где вы с Коржаковым виделись в последний раз? — старлей начал новый заход.

— На Арбате, — с равным успехом он мог назвать любое другое место:.

«На Плющихе», «В Химки — Ховрино…»

— В ресторане что ли?

Качан кивнул.

— В «Метелице»! — уверенно заметил старлей.

— Да.

— А ещё в «Шереметьево»! В международном аэропорту! Так?!

Странным образом старлей попал в точку: их тогдашняя с Коржаковым поездка в Международный аэропорт Шереметьево была в связке с по делами нигерийских наркокурьеров. Сегодня на переходном мосту тоже был нигериец — Мосул Авье.

Качан не сразу решить этот кроссворд.

Если нигерийцев разрабатывало — Региональное управление по борьбе с организованной преступностью или Федеральная Служба Безопасности — они не стали бы поручать наблюдение патрулям…

Внезапно он д о г н а л:

«Эти патрули… Это — же пятая колонна! Оборотни! Днем они трутся среди нас, а ночью служат наркомафии!..»

Старлей снова взглянул на своего напарника. Лицо сержанта было малоподвижно, ничего не выражало. До него все доходило медленно.

— Так как насчет «Шереметьева»?! Были вы там?!

— Приходилось…

Старлей поправил переносную рацию, попросил связь. Теперь у него было что доложить начальству или ещё кому-то, на кого они работали.

— Второй! Прошу связи с Первым…

Патрульные чуть отошли за машину, чтобы Качану не было слышно.

Неожиданно старлей замолчал. На площади за их спинами что-то происходило.

Качан на заднем сидении пригнулся, чтобы видеть.

Площадка и лестничные марши на переходном мосту оказались вдруг заполненными бегущими людьми. С обеих сторон стенка на стенку сошлось не менее двух десятков.

«Вот так номер…»

Патрульные на миуту оставили его без внимания, замерли, глядя на площадь.

Нельзя было терять ни секунды…

Чтобы достать подклеенный скотчем ключ и открыть наручник потребовалось меньше секунды. Еще он схватил визитку, сжал в кулаке..

В следующую секунду Качан был уже рядом с сержантом. С устрашающим «хой!», как на тренировке в зале, выбросил руку вперед и вверх и одновременно нанес удар ногой.

Прием был из стандартных. Тем не менее действовал безотказно.

Сержант на долю секунды потерял контроль. Удар пришелся по подбородку.

В тот же момент Качан переместился к старлею. Тот не ждал нападения, симпатичное, в веснушках лицо было напряжено — он ждал связи с начальством …

Качан слета резко врезал ему прямым. Удар пришелся на ключицу. Одновременно локоть Качана двинулся вперед, оказался ниже грудной клетки — все было отработано — стремительно влетел старлею под дых…

Качан бросился к платформе.

На ходу заметил. По крайней мере три группы сошлись на переходном мосту. Африканцы, российские крутые, появившиеся с обеих сторон, люди в камуфляжах, в омоновских черным масках с прорезями. Посреди площадки моста уже выясняли отношения.

Издалека снова донесся ритмичный стук. Стоявшая в отдалении дрезина тронулась с места, плавно набрала скорость.

. Хлопнул выстрел. Но уже позади. Качан не обернулся.

«Старлей? Сержант?»

Он выскочил на платформу.

Дрезина была уже рядом. Водитель раскусил его намерения.

Над станцией взвыл тревожный гудок.

Качан пропустил первый поручень автомотриссы. Схватился за второй. Водитель прибавил скорость. Качана потащило. Чтобы забросить ноги вперед, на ступеньку, его борькина собственная скорость и скорость электрички должны были хоть на мгновение сравняться. Качану это не удалось. Центростремительная сила тут же неодолимо прибивала его к дрезине.

Автомотрисса продолжала разгоняться. Сжимавшую поручень ладонь было уже невозможно разжать. Ноги запаздывали. Впереди была оградка и конец высокой платформы. А там…

В последнее мгновение Качан упруго бросил тело вперед, подтянулся.

Ноги почувствовали под собой опору ступени.

В окне дрезины мелькнуло бледное едва различимое в тусклом свете лицо машиниста.

Качан на секунду почувствовал усталость и даже безразличие.

Сзади прогремели ещё выстрелы.

Стреляли на пешеходном мосту…

Качан был уже в безопасности.

Протяжный долгий гудок разнесся вдоль железнодорожного полотна, едва заметных в ночи темных домов, лесной полосы…

Дрезина мчалась без остановок

Мелькали дачные поселки, безлюдные с поднятыми полосатыми шлагбаумами переезды, пустыри.

Качан пришел в себя. Выстрелы, ощущение своих не поспевающих за дрезиной по платформе ног, рука, онемевшая на поручне — все было уже позади…

На этот раз снова все обошлось.

А что, если бы его поволокло?! Край высокой платформы был уже рядом…

Так не могло продолжаться всегда. С каждым счастливым случаем удача сжималась, как шагренева кожа…

Сегодняшняя история с пистолетом, была тоже про это.

Сколько раз все сходило ему с рук?!

Автомотриссе дали зеленый путь.

Водитель заперся изнутри, он так и не показался. Ни о чем не спросил — гнал сколько мог, пока впереди, поперек путей, огромным многопалубным кораблем, не возник вокзал, с освещенным перроном внизу и растянутыми по фасаду вверху почти трехметровыми буквами:

М О С К В А

Дрезина сбавила ход.

Качан занял место на лесенке.

Он спрыгнул с автомотриссы в начале восьмого пути, как и взошел на неё — на ходу, не представившись, ничего не объясняя.

***

Высвеченный пронзительным светом перрон впереди, несмотря на ночь, не был безлюден. По нижней палубе корабля — вокзала сновали пассажиры и команда. Светились витрины киосков. В них круглосуточно торговали всем крайне необходимым в пути — дорожной снедью, аудикассетами, детективами.

Он машинально дотронулся до пустой наплечной кабуры — нет, все происшедшее не было сном. Возвращение на родной вокзал было бесславным.

Качан замедлил шаги.

В Управление идти было стремно.

Дежурный мог встретить уже в дверях.

«— Давай сразу в ружейку. Сдай пистолет.»

Им было всегда спокойнее, когда все пистолеты и автоматы лежали в ружейке, у них под замком. Сегодняшний майор-дежурный ещё не представлял, какое потрясение его ждет очень скоро.

«Как и Игумнова…»

Начальник розыска был эту ночь ответственным за работу наряда.

Случившееся ударяло сразу по многим.

Игумнову и майору-дежурному за плохое руководство суточным нарядом грозило как минимум по выговору. Рикошетом — задевало начальника Линейного Управления и зама по воспитательной работе — бывшего комиссара…

Штатный райкомовский инструктор — комиссар начал сразу с майора, как им и пообещали при переводе в МВД, теперь работал уже на папаху.

«Хрен ему теперь, а не папаха…»

Тот завтра будет требовать его крови.

С самим Качаном тоже все было ясно:

«Дело подсудное..».

***

Качан прошел в вокзал недалеко от дежурки.

Вестибюль цокольного этажа в этом месте был открытый — с выходом на площадь. Где-то поблизости ощущался сильнейший запах гари…

«Что-то сгорело… Если бы это ружейка!..» — он не додумал до конца.

Телефоны-автоматы тянулись вдоль стены. Даже по виду они выглядели неисправными. Качан снял подряд несколько трубок, послушал.

«Глухо, как в танке…»

Наконец он нашел одну — с сигналом, нашарил в кармане пару жетонов. Набрал номер. Результат был тот же. Первый жетон проскочил, словно его и не было вовсе.

Качан врезал ладонью по ящику. На короткий миг жизнь там, внутри, проснулась.

Он опустил ещё жетон.

— Алло… — У телефона был Игумнов. — Алло!

— Это я…

— Алло! Говорите!

Аппарат тоже оказался с дефектом.

— Желтов?! Перезвони! Не слышу…

***

Телефонный аппарат на столе у Игумнова ещё несколько раз отзывался на чей-то призыв мелкими рассыпчатыми звоночками.

Кто-то упорно порывался до него дозвониться.

«Желтов?..»

Игумнов дважды ещё хватал трубку.

— Алло!..

Звонили, по всей видимости, из телефона-автомата.

Это убедило, что звонит не Желтов.

«Ксения?!»

Наконец, чей-то голос прорвался сквозь помехи и треск. Игумнов в первую секунду его не узнал.

— Качан?! Ты где?

Связь наконец установилась.

— Я здесь, на вокзале. Рядом с настенными автоматами… У меня неприятность…

— Стой там…

***

Игумнов выскочил на перрон без куртки — тяжелый, крепкий, на голову выше всех. Пробежал сквозной вестибюль. Качан все ещё стоял рядом с поломанными автоматами. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять:

«Беда…»

Несколько лет назад вот так Качан, тогда ещё совсем молодой опер, под конец ночи пришел к нему в кабинет. Долго возился с очками.

В кабинете, как всегда вертелся кто-то из посторонних. Требовались какие-то графики, сведения… Инспектор службы принес очередную липу. Наконец, и он убежал. Они остались вдвоем. Игумнов уже догадывался о чем пойдет речь.

«Жена!»

Жена Качана — смазливая разбитная бабенка — работала на контейнерной площадке. О ней уже ходили разговоры…

— Сейчас позвонили с контейнерной, Игумнов. Там есть молодой мужик, стропольщик… — У него вдруг сломался голос.

Жену Качана вспоминали именно в связи с молодым стропалем…

— Их застали в пустом контейнере. Вдвоем…

Игумнов не дал ему продолжить.

— Молчи!

— Я должен выговориться…

— Не надо! Молчи!

— Мне некому сказать, Игумнов! Ты мне как старший брат!

— Я ничего не слышал! — Игумнов заорал: — Ты мне ничего не говорил, слышишь!.. Где Цуканов?! Пусть зайдет! Пойми! Вы помиритесь, а я останусь для тебя постоянным напоминанием… И вообще! Никому ни слова! Слышишь? Иди, работай!

И вот теперь…

Качан, надвинув «бандитку» на глаза, тщательно протирал очки. Куртка на нем была расстегнута. Он начинал протирать очки особенно аккуратно, когда у него щемило на сердце…

Игумнов знал Качана лучше, чем тот себя сам.

— Что случилось?

— Пистолет…

Игумнов понял.

— Где? — Все в нем оборвалось.

— В Домодедове на перроне. Получилось так…

Вскоре Игумнов уже представил себе всю картину.

Коммерческую палатку «Азас» в ночном длинном ряду таких же — с красочными корбками и экзотическими бутылками снаружи; с «торфушками», левой водкой — «осетинкой» внутри.

Обледенелую — сколько её не чисть — платформу перед прибытием последнего электропоезда из Москвы; прикорнувшего на скамье Качана. Потом патрулей, начавшуюся разборку российско-нигерийской наркомафии…

— … Водитель дрезины ещё позвонит. Не знаю, что он подумал. Это все.

— Теперь о краже пистолета, кроме самого Качана, знал старший наряда и его непосредственный начальник.

«Процесс пошел…»

***

В обязанность Игумнова входило — немедленно поставить в известность вышестоящее начальство. Транспортное Управление внутренних дел на Московской дороге в течение часа должно было проинформировать МВД России.

Инструкция об этом была одной из краеугольных в системе.

Нарушителей — в назидание другим — ожидало примерное наказание — вплоть до увольнения со службы…

— На мне можно ставить крест…

От «пахана» сейчас ничего не зависело.

Утрата табельного оружия никому ещё не сошла с рук.

Финал мог быть только один — позорное изгнание…

— Идем ко мне, — Игумнов повернул в отдел.

— Там дежурный…

— Молчи.

С этой минуты Игумнов брал вину за задержку информации Вверх на себя.

Качан ничего не сказал. Любая благодарность выглядела бы сейчас оскорбительно ложной.

— Все равно из этого дела мне не выпутаться, Игумнов…

При сдаче дежурства тайное так или иначе должно было стать явным.

— Только тебя подставлю

— Пошли.

***

Поиск оружия всегда был делом муторным, заканчивавшимся чаще ничем.

По каждому пропавшему стволу составляли планы оперативно-поисковых мероприятий, рассылались формальные ориентировки и отдельные поручения.

В конце каждого квартала писали справки о выполнении и намечали мероприятия на следующий…

Списки объявленных в розыск «макаровых», составленные Главным Научно — исследовательским Центром управления и информации, занимали сотни страниц. Они начинались номерами пистолетов, похищенных ещё полсотни лет назад и все ещё числящихся в розыске.

В последние годы с завода-производителя под видом продажи спортивного оружия аналог «макарова» отправляли тысячами, большинство стволов прямым ходом попадали на Кавказ в театр боевых действий…

С этим успели смириться.

Страшнее, когда похищенный «макаров» неожиданно заявлял о себе там, где этого меньше всего ждали — при вооруженном налете на обменный пункт или на месте заказного убийства…

В кабинете уточнили детали:

— Милицейский патруль — старлей и сержант… Что им все-таки надо было от тебя?

— Их интересовал он… — Качан достал визитную карточку.

Игумнов прочитал вслух:

— «Коржаков Евгений Иванович, Фирма „Освальд“. Старший консультант по менежменту. Телефон. Он же факс». Абонементный ящик…

— Он сообщил данные на нигерийских курьеров, которые прилетели из Бразилии. Я и Желтов ездили с ним в «Шереметьево». Будто данные эти от нас…

Игумнов повертел в руках визитку. Он вспомнил этот случай .

— Откуда она у тебя?

— Охранник из палатки… Просил узнать. Коржаков обещал ему работу и хорошие бабки. Патрули, когда обыскивали, нашли у меня. И сразу как оборзели…

Игумнов внимательно слушал. Затем вернулся к началу.

— Как Коржаков оказался в коммерческой палатке?

— Случайно… — Качан на секунду задумался. — Тут все непонятно. Охранник тоже не знает. Вошел, познакомился. Что-то купил. Сделал всем подарки. Коньяк, конфкты…

Все выглядело странно.

— Почему ему открыли в палатке, где его никто не знал ?

— Дверь оказалась незаперта…

Игумнов предположил:

— Может от кого-то уходил?! — Он снова вернулся к патрулям. — Непонятно. Патрули видели Африканца?

Качан был в этом уверен:

— Мосул Авье стоял на мосту, над нами. Не могло быть, чтобы патрули его не заметили…

— Ты считаешь, они — менты?

— Думаю, да. Но не домодедовцы. Я бы узнал. Крупные ребята, рукастые… — Качан провел пальцами по лицу. Губа уже не кровоточила. Второй удар сержанта пришелся ему в скулу.

— Менты, работающие на наркомафию… В этом случае они до конца смены останутся на линии.

Качан думал об этом:

— Не исключено, что где-то в ближайшем районе…

— Их надо найти. Они могут знать про «макаров».

— Может мне вернуться в Домодедово?..

— Туда поедет другой… — Игумнов подвинул к себе телефон, снял трубку. — Надо точнее все узнать В том числе про Коржакова. Он понадобится…

Игумнов набрал номер, сходу поднял с постели зама.

— Цуканов! Ты здесь нужен. Быстро! Одна нога там, другая здесь…

— Случилось что-нибудь?!

— Случилось.

Заместитель Игумнову попался неплохой, но из выработавшихся — заканчивавших службу. Цуканову требовались постоянные подталкивания, иначе он сразу останавливался. Игумнов не давал ему спуску, хотя и ценил как опытного надежного розыскника.

— На месте узнаешь. Возьми такси. Без тебя не обойтись. Все!

Он снова вернулся к Качану:

— Выходит патрулю-старлею известно о Коржакове…

Качан вспомнил:

— Он спросил: «Приезжал ли я вместе с Коржаковым в „Шереметьево“…

— Прямо в цвет!..

— Поэтому я подумал, может их тоже привлекли к разработке…

Все находившиеся ночью в Домодедово так или иначе имели отношение к обороту наркотиков и нигерийскими наркокурьерам — обслуживали, охраняли, разрабатывали…

«Бандиты, секьюрити, менты… Качан попал в самую гущу интриг вокруг международного наркокартеля:…»

Но сейчас наркобизнес Игумнова не интересовал. Главным было найти исчезнувший пистолет…

— Когда ты увидел Мосула Авье? Это было до того, как ты обнаружил…

— После. Поезда уже не ходили. Определенно.

— То-есть, пистолета уже не было.

— Нет.

Под избранным углом зрения все эти наркокурьеры, братки, частное охранное агентство, зачищавшее электричку — все они были свидетели. Они наблюдали за платформой, могли видеть, случившееся с Качаногм..

— Я послал Ксению в общежитие на Островитянова. Может там что-то известно…Он потер глаза. — Что утешает? «Макаров» пропал не в толчеегде-нибудь на оптовом рынке в «Тушенском», где полно народу. Вокруг тебя были только преступники и менты…

— Слабо утешение.

Игумнов так не считал.

— Мы всех их просеем. Кого-то ты видел. Еще есть Никола, он захватил начало действия. Наконец, Желтов…

***

Желтов перезвонил быстро, скорее, чем Игумнов ожидал.

Домодедовцам полегчало: на телеграф подбросили сумочку с билетами потерпевших.

— Успели на регистрацию?

— Сейчас проводили на посадку…

Желтов был доволен: потерпевшие улетали, заявление о разбое можно было порвать.

Статистика осталась прежней.

— Теперь займемся твоим случаем. Открываем потайную тетрадь…

При такой постановке дела , как все начальники розысков, он вел двойной учет преступлений.

— Итак…

Желтов был известен как аккуратист. В Академии МВД в свое время его конспектами пользовался весь курс. Сейчас его аккуратность служила созданию видимости благополучия, которого желали видеть Вверху.

— Наркокурьеры из Бразилии». «Иса Раки Зария и Моди Ибрагим Бари»…

— Меня интересуют московские связи. Суд…

— Вот…. «На суде присутствовали несколько нигерийцев — студентов московских ВУЗов в сопровождении блондинки-переводчицы с английского»… — Желтов наверняка имел в виду Ксению.

— Уголовники были?

— Видновцы…

Игумнов их хорошо знал. Бригада уголовников подмосковного города Видное, называвшая себя видновской братвой, держала часть каширской ветки Дороги, включая станцию Домодедово.

Игумнов взял быка за рога.

— Ты их верхушку представляешь? Кто из них мог сам приехать на разборку. Плечистый, в куртке цветов российского флага…

Желтов подумал.

— Я думаю: это Соха… Вторая перчатка России в полутяжелом весе. Мы когда-то вместе в футбол играли. Сосед по даче. Такую там махину себе отгрохал… Мы называем её «Бастилия». Он любит как раз поиграть мускулами.

— У тебя есть к нему подходы?

— Я и сам с ним поговорю.

На стыке полярных сфер всегда существовала тайная калитка, у которой встречались и мирно беседовали полицейский агент и авторитет преступного мира, объявленный в розыск бандит и .представитель органов безопасности…

— Что у тебя к нему, Игумнов?

— Твой сосед сейчас на платформе в Домодедове… — Игумнов тоже знал «Соху» и его связи. На каждого из них имелась оперативная разработка. — Там стрелка…

— К утру-то, надеюсь, он вернется…

— Соха был на суде над нигерийцами?

— Нет. Там был другой. Пиши…

— Спасибо… — Разговор о криминальном авторитете был лишь прелюдией. — Как ты вообще попал тогда в ту историю с африканцами?! «Домодедово» тогда ещё не был международным аэропортом…

— Вот именно. «Еще»!

— У тебя бразильская агентура?!

Игумнов сделал Качану знак — он снял вторую трубку. Данные начальника розыска в о з д у ш к и и Качана следовало стыковать и дополнить одно другим.

— — Агентура была чужая… — Желтов усмехнулся. — Тут я не располагаю информацией. А на суд нас с Качаном вызвали в качестве свидетелей, поскольку оба мы во время задержания находились в транзитной зоне «Шереметьева»…

— А Коржакова ?! — шепнул Качан.

Игумнов уже спрашивал:

— А инициатора не вызвали! Я имею в виду третьего!

— Естественно, чтобы не засвечивать. У тебя что-нибудь случилось?

— Я думаю, кто-то из этих нигерийцев и видновской братвы сейчас тоже в Домодедово на платформе.

— Это возможно… — Желтов с секунду посомневался, потом предложил. — А что если тебе напрямую обратиться к тому мужику… К третьему!

— Откуда он?

— Этого тебе, по-моему, и мой шеф не скажет. Ему позвонили. Откуда, он мне не сказал. Из министерства ли, ФСБ или из Регионального управления… А, может его старые, личные связи. После этого их представитель выехал со мной и Качаном в Шереметьево…

— Я понял.

— Думаю, они хотели обезопасить своего источника. Проследить, чтобы случайно его не спалили…

— У тебя есть сведения о нем?

— Фамилия, имя-отчество. По-моему, телефон.

— Пишу.

— Сейчас… Он у меня в другом блокноте… — Желтов поискал . — Вот! «Коржаков Евгений Иванович…»

***

Времени, чтобы что-то предпринять, оставалась мало.

Хотя у платформы в Домодедово этой ночью было не менее трех бригад, участвовавших в разборке, двое, подходившие к Качану, — в куртках, без головных уборов — о которых рассказал мент — уборщик, могли принадлежать только к двум.

В первую входили нигерийцы. После полуночи они появились на маневровом парке Домодедово, а один из них — Мосул Авье — задолго до назначенного часа занял наблюдательный пост на переходном мосту. С нигерийцами в машинах располагалась их к р ы ш а — бойцы из видновской преступной группировки. А по другую сторону переходного моста на площади нес службу работавший на наркодельцов милицейский патруль: старлей и сержант, поддерживавшие радиосвязь с дежурным и располагавшие всем объемом оперативной информации.

Кто-то из этой бригады должен был обязательно, если не участвовать, то видеть происшедшее с Качаном…

Мысль Игумнова несколько раз добегала до этой точки и тут терялась. Ей словно не хватало ресурса, чтобы преодолеть некий барьер.

Оптовых покупателей наркотиков, четверых, которых видел Никола, телохранителей, их босса, в длинном пальто, и ещё одного — с кейсом, прибывших в «мерседесе», повидимому, следовало исключить…

«Эти прибыли к платформе с опозданием. На них как на очевидцев похищения пистолета надежды меньше…»

Наибольший интерес вызывала бригада, в которую входили попутчики Николы по электричке. Два охранники неизвестного агентства. Оба были именно в коротких куртках, без головных уборов. ..

Оба следили за нигерийцами и потом присоединились к группе, прибывшей в «джипе-»чероки». Эти не были уголовниками.

«Бывшие сотрудники спецслужб…»

Их действиями руководили по мобильнику. На платформе в Нижних Котлах они звонили своему начальству:

«Товарищ подполковник»…

Игумнов щелкнул зажигалкой.

— А ты знаешь, вот мы и вышли на Коржакова… Он и есть подполковник, который им звонил. Подумай, как все сходится. Ведь он охотился на нигерийских наркокурьеров в Шереметьево…

Он ночью приезжал в Домодедово…

— Пожалуй…

— Обстоятельства, о которых мы не знаем, загнали его в палатку…

Качан кивнул скорее механически:

— Да.

— Тогда становится известным охранное агентство, которое участвует в разборке… Оно указано в визитке Коржакова. Это «Освальд»!..И эти двое в электричке, они оттуда…

Игумнов убрал зажигалку. Он знал, кто сейчас может помочь.

«Рэмбо»!

Лучший друг, бывший муровец, возглавлял крупнейшую в России Охранно-Сыскную Ассоциацию — «Лайнс».

— Сейчас… — Он потянулся к телефону, набрал номер офиса.

Уныло потянулись гудки. Номер президента Ассоциации не отвечал.

«Может дома… Может где-нибудь в дороге…»

На всякий случай набрал номер мобиля.

— Алло…

Рэмбо действительно оказался в машине.

Частные охранники «Лайнса» несли службу в нескольких престижных банках. Время от времени по негласному графику Рэмбо по ночам лично контролировал и охранников, и проверяющих.

— Это Игумнов. Не помешал?..

Игумнов представил, как его дружбан, похожий на «нового русского» , каким их рисуют в журналах — накачанный, с близко по-медвежьи посаженными к носу глазами — гонит в «джипе» под незатейливую мелодию очередного «блатняка»

— Добрые люди все спят. Это вы там по ночам колобродите, начальник…

Рэмбо был рад звонку. Игумнов ещё оставался частью его ментовского прошлого.

— Мне надо тебя срочно увидеть.

— Повидиму, время не ждет, раз ты звонишь…

— Нет. Это возможно?

— Видишь ли, сейчас я повернуть не могу. Но через час постараюсь быть. Может ты как-то обозначишь, что тебя интресует. Чтобы все было быстрее. — Это, скорее всего, охранная фирма… — А название? — «Освальд»…

***

Телефонный звонок прозвучал сразу, едва начальник розыска положил трубку.

Игумнов успел подумать:

«Кто же это? Ксения? Она только ещё прибыла в общежитие…»

— Слушаю, Игумнов…

— Доброй ночи! — голос старчески дребезжал. — Узнали? Это Витенькина мама…

Звонила мать Виктора — его агента, долгие годы состоявшего на содержании МВД, погибшего случайно, по небрежности медиков, несколько лет назад.

— Не забыли про нас?

«Конечно же, забыл. Каждый день тут такое!..»

— Ну что вы?!

— А мы тут. Сидим, поминаем… Может заедете? А?

Сегодня была годовщина витькиной гибели. Ее единственного, её непутевогосыночка…

— Вот и ещё год пролетел…

«Мать есть мать…»

Витькина мать — отмечала тяжелый этот день всегда на работе, в проходной Механического завода, недалеко от вокзала. Домой — куда-то на край города, в Выхино, люди, помнившие Витьку, едва ли бы приехали.

Да и были ли они, эти люди?!

Менты, выплачивали ему содержание и не общались с ним вне службы, соседи, которых он вынужден был обходить стороной…

На задней половине проходной, когда завод не работал, во время дежурства мать собирала скромный небольшой стол. Все, кроме водки, было свое домашнее: огурцы, грибы, квашеная капуста.

— Тут у нас все свои…

Игумнов представлял всю компанию: сослуживцы-сторожа, патрули — постоянные посетители ночных проходных…

— Может и Ксеня приедет… — Ксения начинала когда-то в администрации завода. Игумнов нередко использовал проходную для встречи со своей помощницей. — Приезжайте…

— А что?! — Он снова взглянул на часы. — Мне тут до утра… Если удастся — обязательно…

— У других хоть с производства навещают… Как, мол, там мать одна живет без кормильца…

Она так и не знала, чем в действительности Витька занимался, что делал… Все документы — трудовая книжка завода, где он будто бы работал — все было легендировано.

— К одной так сам директор приехал… А тут: «умер Максим, и хрен с ним!» Так что давайте! По граммулечке за упокой души…

— Я постараюсь…

— Спасибо. Директора уж я, конечно, не жду, хотя, кто знает…А вдруг?! — Она замялась. — На всякий случай я оставила на двери записку…

— Что ж разумно…

Генерал Скубилин , наносящий визит матери агента уголовного розыска…

«Скорее мир перевернется…»

Николе, валявшемуся на грязных нарах, выкручивавшемуся в сложных ситуациях, презираемому своими и чужими, время от времени напивавшемуся в одиночку, была доступна высокая светлая радость — знать, что он разыскал очередного убийцу, успевшего поверить в свою безнаказанность, и перехитрил его !..

«А, собственно, почему бы и нет ?! Могли бы прислать венок и цветы… — Игумнов раньше не думал об этом. — Кто, собственно, такой, Скубилин, что не может позвонить матери агента и выразить соболезнование?!»

***

Настроение генерала Скубилина был напрочь испорчено поздним звонком заместителя министра. Приказ, отданный в форме дружеского совета, следовало неуклонно выполнять.

«Самому разобраться с разбоем в электропоезде…»

«Даже укрыть не могут!.. — Жернаков был предельно откровенен. — Чем жестче мы будем, тем больше у нас шансов устоять. Иначе на нас повесят всех собак …Разберись и сразу прими меры. В шею. Сразу. Грязной метлой…»

Было непонятно, как в Министерстве узнали о незарегистрированном разбое по Каширскому ходу… Какие грядут последствия…

Едва замминистра положил трубку, генерал Скубилин связался со своим дежурным.

— Что у тебя на вокзалах?

Начальник Московского транспортного Управления не здоровался, не представлялся. Резкий высокий фальцет нельзя было спутать.

Дежурный от неожиданности как обычно на секунду потерял дар речи, потом принялся частить:

— Пока все тихо, товарищ генерал! Небольшой пожар в магазине с электроникой на Каширском направлении… Сейчас он ликвидирован. В Рязани на перроне взломали палатку. На место вышла оперативная группа…А так по большому счету …

Скубилин коротким вопросом сразу поставил его на уши:

— Ты обстановкой владеешь?!

Дежурный замялся.

— Да или нет? Не слышу!

Мучитель был опытный.

— Да.

— «По большому счету…» Оно всегда тихо, если уши заткнуть! Ты на службе и ничего не знаешь! А я дома и знаю!

— Слушаю вас, товарищ генерал!

— Укрытый от регистрации разбой у тебя! В курсе?

— Нет…

— В электропоезде!

— Я сейчас узнаю…

— Ничего не надо узнавать! Бери машину и срочно гони сюда . Хотя нет, не надо. Я сам. А ты — на телефон… Еще раз срочно обзвони вокзалы. Накрути хвосты! Министерство уже начало проверку. Если что найдут — я тебе первому голову оторву! Понял?

— Есть, товарищ генерал!

— Что ты понял?

— Мне первому головы не сносить…

— Всех обзвони и транспорт к подъезду. Прямо сейчас.

Машина за Скубилиным пришла быстро.

Генерал уже дожидался её у подъезда.

— Давай по вокзалам… — Он сел рядом с водителем.

— Понял…

Водитель был обстоятельный, немногословный. Умел держать язык за зубами. На долгом веку своем перевидал много начальства, понимал с полуслова. Сразу погнал на Белорусский.

Вокзал был к дому ближе других.

Ехать было недалеко.

Ночной Ленинградский проспект был почти пуст. Доехали быстро.

Скубилин вышел из машины недалеко от входа в уже закрытую станцию кольцевого метро, дальше пошел пешком.

На тротуаре, несмотря на поздний час, не прекращалась мелочная торговля. Торговали водкой, свежим хлебом, дешевой дорожной снедью. Неумолкавшее вокзальное радио передавало сообщения о поездах…

Высокий, холеный, в щегольской куртке Скубилин прокладывал себе дорогу среди многочисленных бомжей, таксистов, людей кавказской национальности. Тут и там мелькали испитые физиономии дешевых вокзальных девок.

Скубилин прошел в вокзал.

Внутри был полный порядок. В зал для транзитных пассажиров впускали по билетам. Сержант — средних лет, энергичный здоровяк с медалью — ветеран Чеченской войны находился здесь же.

Едва Скубилин появился, сержант мгновенно его заметил, замер по стойке «смирно».

Приблизившись строевым, отрапортовал по форме. Охранник сбоку тоже вытянулся.

Скубилин не заблуждался на их счет — его тут ждали.

Дежурные по Управлению, посылая машину начальству, сразу оповещали Белорусский.

— Приготовь постовую книжку…

Сержант уже держал её в руке.

— Вот, товарищ генерал.

Скубилин сделал отметку о проверке несения службы.

Холодно кивнул, прощаясь.

Идти по залам не имело смысла. Дальнейшее было вполне предсказуемо.

Пока он выйдет на перрон, сержант поставит в известность соседние посты и командира отделения. Через несколько минут о его прибытии будет оповещен весь дежурный наряд. А сам дежурный тут же сообщит о визите соседям на Киевский , Савеловский, Рижский…

Садясь в машину, Скубилин приказал водителю:

— Давай по Садовому Кольцу прямо…

***

Мимо Министерства внутренних дел махнули дальше, на Валовую. К Павелецкому.

Скубилин высадился на площади, пустынной улицей, у музея «Траурный поезд В. И. Ленина», не заходя ни в какие залы, открытым полуэтажом прошел на перрон.

Он так и не нашел ответа на мучивший его вопрос.

«Кто мог сообщить в Министерство, что на вокзале разбой… И что именно в электричке. И что его не зарегистрировали! Кто же этот верный человек, что сообщил Жернакову…»

Генерал Скубилин не долюбливал Линейное Управление по Каширскому ходу. О его ссоре с тамошним начальником ходили скандальные сплетни.

Все было известно всем в мельчайших подробностях.

Нынешний начальник много лет назад был у него, у Скубилина — личным шофером, адъютантом, денщиком.

«Пацан прибывший в столицу откуда-то из глухомани — со станции Поназырево, только что демобилизовавшийся из Армии…»

Долгое время тот входил в генеральскую семью как свой человек.

Возил дочку шефа сначала в школу, потом в институт. Оказался способным: между дел заочно закончил с красным дипломом Академию МВД. С помощью генерала сделал стремительную карьеру. Получил отдел, а затем и Линейное Управление. Подполковника…

Однако стоило креслу под Скубилиным зашататься, как его протеже немедленно поменял свои привязанности. За предательство соперник пообещал ему место своего заместителя и тот согласился.

Теперь он был вместе с врагами Скубилина и Жернакова.

«Мог и нарочно свинью подложить… Например, дал команду не регистрировать разбой и сам же стукнул в Министерство. Подчиненные его не выдадут. Их, конечно, накажут. А он к ближайшему празднику не только снимет взыскания, но ещё и выпишет материальную помощь…»

Несколько мрачных личностей — обычная публика железнодорожных станций и морских портов — потянулись навстречу, скользнули по нему обостренными взглядами.

Менты и воры быстро находили здесь друг друга.

Скубилин был без вещей и, следовательно, не был пассажиром.

Из осторожности участники ночной вокзальной жизни ускорили шаги.

Мимо висевших на стене телефонов-автоматов с оборванными трубками, генерал направился повернул в сторону дежурки.

«Интересно, кто у них дежурит из розыскников?..»

В технике укрытия заявлений существовало четкое распределение обязанностей. Непосредственно этим занимались сотрудники уголовного розыска. Дежурных старались не вмешивать. Те были людьми официальными, потом заявители всегда могли на них указать…

Внезапно шагах в десяти впереди Скубилин увидел своих подчиненных : начальник розыска Игумнов — тяжелый, без куртки, быстро, не глядя по сторонам, направлялся к дежурной части. Рядом вышагивал один из розыскников — в вязаной шапке-бандитке, коренастый, в очках.

Кто стоял за укрытым разбоем в электричке, генералу уже не надо было объяснять. Все стало ясно.

«Пусть чуть расслабяться, надо застать врасплох…»

Скубилин резко свернул в сторону. Спустился в подземную часть вокзала.

Рейд по тылам — мимо камер хранения ручной клади — оказался удачным, никто из дежурного наряда его не опознал.

Скубилин мог себя поздравить не только с этим.

То, что виновным в укрытии разбоя оказался сам начальник розыска было наруку.

«Ударить, как следует, и материалы отправить в Транспортную прокуратуру. Чтобы мало не показалось…»

То, что советывал замминистра.

Крутые меры к начальнику розыска должны в полной мере быть оценены Наверху.

За верность, поддержание дисциплины железной рукой, точное следование указаниям руководства министр прощал многое.

«Авось и эту Коллегию переживем…»

Прежде чем вернуться назад на перрон Скубилин ещё постоял у киосков с сувенирами — днем это и в голову бы не пришло да и не было времени.

Покрутившись на перроне с четверть часа, Скубилин снова двинулся на перрон.

Вокзал он знал хорошо. Мимо киосков, заполненных газетами, женскими детективами, видео и аудиокассетами он напрямую быстро вышел к дежурной части.

Еще подходя, почувствовал запах гари. Вспомнил:

«Пожар в магазине с электроникой!..»

В нескольких метрах напротив Линейного Управления ещё дымилось свежее пепелище. Молоденький милиционерик с автоматом, охранявший вход, чему-то улыбался , созерцая мокрые угли.

Генерал обратил на него внимание:

«Телок…Уведут вместе с автоматом. Нашли кого поставить на подъезд…»

Тут же рядом с пепелищем ещё стояло несколько зевак.

Скубилин, не раздумывая, решительно двинулся вперед.

Молоденький автоматчик попытался преградить ему путь, но в последний момент узнал.

От неожиданности перешел на шепот:

— Здравия желаю, товарищ генерал!

Скубилин вошел в коридор, и первым, кого он увидел, был дежурный.

Майор-дежурный по-домашнему — с полотенцем на плече, в расстегнутой форменной сорочке — рукава засучены, без галстука — нес чай в кружке. Скубилину показалось, что он даже насвистывает в избытке благодушия.

Увидев генерала, майор на мгновение замер.

— Где Игумнов сидит? — спросил Скубилин, проходя.

Дежурный молча показал. На секунду он потерял дар речи. Генерал бывал здесь ночью раз в сто лет.

— Кто там с ним?

— Качан, старший оперуполномоченный…

***

Скубилин вошел без стука.

Качан, сидевший лицом к двери, увидел начальника Управления первым.

Вскочил:

— Товарищ генерал!

В голове пронеслось:

«Скубилину известно про пистолет!»

Ночной приезд начальника Московского Управления объяснялся только этим.

Игумнов, заканчивавший разговор с матерью Витеньки, успел крикнуть в трубку:

— Постараюсь быть!

Он вышел из-за стола.

Не здороваясь, Скубилин проплыл на хозяйское место — крупный фигуристый мужчина, с ухоженным лицом, с манерами актера или театрального деятеля.

— Садитесь, орлы… — пронзительный фальцет словно принадлежал другому.

Если закрыть глаза, казалось, говорит кто-то другой — худой, дерганый. Но с этим уже ничего нельзя было сделать.

— Ничего не скажешь, отличились…

Начало не обещало ничего хорошего.

— . Мне все известно. Поэтому я здесь.

Оперативники молчали.

Лицо Качана пошло пятнами. .

«Кто мог дознаться?!»

Кроме него и Игумнова никто не знал о пистолете.

Скубилин сразу заметил: .

«Старший опер менжуется. Значит, в курсе…»

Сейчас нельзя было давать им время, чтобы собраться с мыслями. Наступать и наступать. Главное — заполучить незагеристрированное заявление о разбое.

Как он поступит с виновными, он уже решил.

— Вы оба попали в скверное положение… Давай разбираться, Игумнов. Ты ведь, по — моему, у нас капитан. Когда у тебя выходит срок званию? Кажется, осенью?

Игумнов помедлил с ответом. Начальник Управления его не долюбливал. На этот счет у Игумнов не заблуждался. В прошлом между ними произошло неприятное для Скубилина объяснение. Генерал делал вид, что не помнит. Но это ничего не меняло.

— В октябре.

— Так, что, товарищ без пяти минут майор…

Игумнов предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Прямо переходить к делу.

Он сразу понял, что речь идет о министерском проверяющем и его ложном заявлении. Кто-то, не дождавшись, чем закончится визит Черныха в дежурную часть, поспешил отрапортовать об успехе комбинации…

Скубилин перевел взгляд на другого:

— Итак, Качан…

«Все сообщили, даже фамилию…» — Скубилин до этой ночи и не слышал о нем.

— Я хочу знать, как все было, друзья. Потом решим, что делать. Так будет лучше для всех… — Скубилин мельком оглядел стол, но никаких бумаг не увидел. — Мне все известно, поэтому я здесь. Я не враг никому из вас. Кстати, у тебя какая выслуга, Игумнов? На пенсию, по моему, ты не заработал. Ведь так?

Скубилин добивался их признания примитивно:

«Колет, как карманных воров… Пряник и кнут»

Впрочем других приемов раскола не существовало в природе.

— Как все произошло, орлы?!

Генерал обернулся к Качану:

— С тобой у меня разговор особый…

— Понимаю…

Старший опер ни секунды не сомневался: речь идет о похищенном оружии.

«Рассказать все равно придется. Зажигалку вместо „макарова“ не сдашь …»

Игумнов горел из-за него.

«Выслуги у него нет, уйдет без пенсии…»

Скубилин снова почувствовал, что попал в точку.

— Давай, Качан. Смелей.

Качан вздохнул…

Но «пахан» не позволил ему открыть рот:

— У нас все в ажуре, товарищ генерал! О чем вы?!

Скубилин разгадал его маневр. Взглянул неприязненно. Начальник розыска

Все испортил…

— Ты подумай лучше…

— Я знаю!

Игумнов держался откровенно грубо.

Работягам, как он, обеспечивавшим начальству липовый процент раскрываемости, многое прощалось. С ними рассчитывались потом, когда их ловили на укрытых заявлениях с поличным и их нельзя было использовать дольше. Тогда их гнали сряной метлой и материалы передавали в прокуратуру. Их изгоняли, система продолжала работать и другие шли следом по тому же пути….

— Я говорю: подумай хорошо…

— Что вы имеете в виду, товарищ генерал?

Скубилин не унизился до ответа.

Он почувствовал, что упустил шанс. Взглянул на часы.

Шел третий час. До утреннего приема дежурства было достаточно времени. Начальник Управления ещё надеялся заехать домой — поспать.

Он изменил тон.

— Вызови дежурного…

Через минуту майор уже стоял рядом .

— Слушаю, товарищ генерал… — Тот успел надеть фуражку и китель, держал во рту что-то ароматическое, отбивавшее запах.

Скубилин свел брови у носа.

— Мне сейчас звонили из Министерства о ваших делах…

Качана отпустило. Словно в детской игре: «тепло-горячо» сменилось на «холодно — очень холодно». Но только на время. Холодок снова прошел под сердцем. Суд над ним — утратившим табельное оружие и примерное наказание только откладывались…

«У Скубилина ещё будет шанс! Всего через несколько часов!,,»

— Где заявление о разбое ?! — раздалось пронзительное.

— О разбое? — Майор держался с невозмутимостью бравого солдата Швейка. — Первый раз слышу, товарищ генерал…

Дежурный был уверен, что играет обычную, хорошо известную обоим игру.

Вокзал запросто давал процент раскрываемости, о котором могли только разве мечтать передовые европейские страны, оснащенные первоклассной полицейской техникой. Добиться этого можно было лишь укрывая, большую часть заявлений о совершенных разбоях и кражах.

Оба хорошо это знали.

Скубилин вроде требовал полной регистрации преступлений, грозил страшными карами, а дежурный делал вид, что убоялся и с чистым сердцем отшивал потерпевших, за что начальник Управления в душе был ему благодарен.

«Не для себя же я рискую погонами, пенсией, а то и свободой!»

За месяц, если следовать тому, что им внушалось вслух, дежурные московских вокзалов могли похоронить всю официальную статистик — каждый не регистрировал в день от одного до трех десятков заявлений.

— Значит, не было разбоя?

— Нет, — майор ничего не знал о Коллегии, к которой готовился Скубилин.

Игумнов не мог им не залюбоваться:

«Сама невинность. Рот дудочкой. Круглые выпученные бельма известной телеведущей…»

— Тогда я тебе скажу…

— Слушаю вас, товарищ генерал…

— Как у тебя со слухом?

— Пока не жалуюсь…

— Разбой в электричке! Двое… Под угрозой ножа…

Скубилин уже еле сдерживался.

— Ничего не слыхал… Слово офицера!..

— «Слово офицера» ! Да в министерстве уже все знают! Замминистра звонил мне домой . Куда вы после этого?!

— А у нас все в ажуре, товарищ генерал… — Дежурный перекатил во рту леденец.

Так уже случалось не раз. Приедут, наругают, насуют матюков, а сами довольны: молодец, дежурный, этого не расколешь! Сказал «нет!» и на этом стоит! А одним незарегистрированным разбоем меньше!

На этот раз было по-другому: Скубилину необходимы были виновные!

Майор так ничего и не уловил — играл все ту же игру.

— Им там наверху и не такое привидится… Знаете, когда коту делать нечего… — Он не волновался. За дежурство в него было влито не менее поллитра разного сорта спиртного в пересчете на водку.

— Заместителю министра привидилось?!

Скубилина понесло:

— Где заявление потерпевшего?!

— Ничего не знаю, товарищ генерал!

— Я тебе дам «не знаю»…

Укрытые заявления обычно прятали не в дежурке, Скубилин обернулся к начальнику розыска:

— Игумнов!

Тот блеснул блатными фиксами:

— Слушаю….

— Ключи от сейфа. Живо! — Начальник Управления больше не сдерживался. — Службой тяготитесь, а не один не подал сам рапорт об увольнении…

«Прямо не в бровь, а в глаз!»

— Открывай!

Игумнов молча шагнул к сейфу.

Замок щелкнул.

— Бумаги на стол…

Это был акт бессилия.

— Все? — Игумнов не был напуган.

— Все до одной!

— Вот…

— Клади сюда!

Как и следовало ожидать, все бумаги — входящие и исходящие , все заявления — были официальные, надлежащим образом зарегистрированые. Заявления подполковника Черныха о разбое в электропоеде и его расписки среди них не могло быть.

Скубилин лично просмотрел каждую бумагу, перекочевавшую из металлического шкафа на стол. Потом перешли к содержимому самого письменного стола.

Игумнов был невозмутим. Ни один стоящий оперативник за последние лет сорок — после усиления борьбы за высокую раскрываемость преступлений — никогда не не стал бы хранить компрометирующие документы и записи у себя в сейфе.

Тем более в столе.

Не дожидаясь, пока Игумнов уберет последние бумаги, Скубилин круто выматерился, не прощаясь, пошел к двери.

4.

Следы патрульной машины, помотавшей Качану нервы в Домодедово, так и не обнаружились.

Качан бросил трубку.

«Никаких концов. Как призрак. „Летучий голландец…“

Игумнов взглянул вопросительно.

— Машины с таким бортовым номером никто не видел… — Качан покачал головой. — Старшего лейтенанта с конопушками и сержанта тоже никто не вспомнил…

— Может они из ГУВД Московской области?

— Сейчас проверяют…

— Как у них вообще проходит ночь ?

— В области? Более или менее спокойно. Пьянь, бомжи. Семейные скандалы…Все обычное.

Он невольно представил:

«Меня выгонят, а служба все также будет катиться дальше. Но без Качана. Та же пьянь, бомжи. Семейные скандалы…»

— А что Коржаков?

С Коржаковым было тоже неясно. В компьютере адрес не значился.

По второму аппарату — через коммутатор — чтобы не занимать линию, Качан вызвонил Центральное адресное бюро, старшую. Представился, назвал пароль.

— Линейное управление… «Коржаков Евгений Иванович»…

Обычное «Ждите» зафиксировало то, что заказ принят.

Сотрудница картотеки на минуту-другую исчезла, потом раздался её сонный голос:

— «Коржаков…» Записывайте адрес… Она назвала улицу, дом…

— Спасибо. Где работает ?..

— Сейчас… — Внезапно она запнулась. — Ваша фамилия?

— Качан.

— Ваш телефон?..

Качан удивился, но продиктовал.

— Что насчет работы Коржакова?

— Сведениями не располагаю…

— Сторожевого листка нет на него? Не разыскивается?

— Нет сведений.

Они положили трубки одновременно.

Качан остался озадачен. В ответах сотрудницы Адресного чувствовалась поспешность и растерянность.

«Попросила почему-то повторить мой телефон…»

Причина могла быть одна.

На переломе бессонной ночи старшая расслабилась, на минуту потеряла контроль. Звонок застал её врасплох. Коржаков не был рядовым гражданином. Давать сведения о нем она не имели права.

«В конце решила подстраховаться. Уточнила телефон. На случай, если начальство узнает о промахе..».

Качан повторил адрес для Игумнова:

— Варсонофьевский переулок…

— Самый Центр.

— Очень странно. У меня попросили номер телефона…

— В Адресном?! — Игумнов тоже удивился.

Качан привел объяснение, показавшееся ему наиболее вероятным.

— Пожалуй, — Игумнов по-другому взглянул на роль, которую Коржаков играл во время задержания нигерийских наркокурьеров в международном аэропорту «Шереметьево». — Повидимому, в прошлом большая шишка из спецслужб.

Это наводило на размышления.

Тем временем в коридоре раздались шаги. Потом громкие голоса.

Это примчал заместитель Игумнова. Дежурный вышел в коридор его поприветствовать.

— Цуканов… — Майор не был обескуражен разносом, который устроил генерал. Редкое дежурство заканчивалось мирно. — Вот кто мне сегодня поставит бутылку!..

— Только за этим меня вызвали! А мокруха?!

— Наговоришь еще!

Шуточки были одного толка.

Оба возвращались с ярмарки «в проженных кафтанах» — с многочисленными выговорами и последними предупреждениями. Оба — кандидаты на «выкинштейн», которых как «штрафнков» использовали в самых сомнительных и явно противозаконных ситуаиях.

— Ладно…

— Давай… — они, наконец, оторвались друг от друга.

В следующую минуту Цуканов уже входил в кабинете Игумнова.

— Привет…

Изрядно обрюзгший, с выкатившимся из под куртки брюшком, Цуканов был свеж, жизнерадостен — ему хватило времени, чтобы выспаться.

— Я уж думал, тут вас положили всех… — Он бросил на стол свернутую трубкой газету. Подтащил себе стул.

— Пока нет… — Игумнов подвинул к нему чайник с заваркой. Стакан. — Пей. И сейчас поедешь. Времени нет рассиживаться…

— Уже пью…

Чай был не самый горячий, не самый крепкий.

— «Чай жидок, хозяин — русский»… — Сострил Цуканов. — Ладно. Куда ехать?

— В Домодедово.

— Чего там?

— Дело стремное…

Цуканов ничего не записывал. У него была цепкая память оперативника.

Он достал ручку только когда речь дошла до номера патрульной машины.

— Выходит, милицейский патруль в связке с нигерийцами и видновской группой. Я правильно понял?

— Да.

— Нападавших мы тоже не знаем?

— Нет. Они приехали вчетвером в «джипе». На станции их уже ждали. Двое. Похоже, частные охранники. Перед тем они чистили последнюю электричку…

Цуканов запыхтел.

— А чего сами домодедовцы не займутся? Им чего? Не судьба?

— Нам судьба.

Отвертеться не удалось.

— У них всегда не понос, так золотуха…

— Теперь конкретно. Там есть коммерческая палатка на площади…

— Я вроде все знаю.

— «Азас».

Цуканов её знал.

— Торгашки там из Шатуры. Торфушки. Сама палатка под крышей кавказцев. Азербайджанцы держат…

— Запиши. Неделю назад к ним заходил некто Коржаков… — Игумнов познакомил его с подробностями. — Оставил эту карточку…

Цуканов переписал:

— «Старший консультант по менежменту фирмы „Освальд“… — Поднял плечи. — Впервые слышу…

— Я звонил в «Лайнс». Рэмбо обещал узнать.

— Моя задача…

— Все узнать. Как Коржаков попал к ним. Как себя вел. Что рассказал о себе. Причина визита. Ведь не из-за красивых же глаз он сделал подарки «торфушкам»?! Кстати… — Он знал своего зама. — Не советую что — нибудь в палатке пробывать. Особенно левуюй водку! В госпиталь загремишь!

Цуканов отмахнулся.

— Да, ладно, Игумнов! Учи своего отца морковку дергать…. И для этого ты меня вызвал?!

— Почти… — Игумнов продолжил вроде беспечно. — Если услышишь, что у кого-то ночью появился пистолет, с меня ящик коньяка…

Зам насторожился. Самого его учить дергать морковку не надо было, он сам мог научить кого-угодно. Настроение у Цуканова сразу упало.

Он перевел взгляд на Качана. За время инструктажа тот не сказал ни слова.

— Что за пистолет?

— Табельный «макаров».

«Так и есть…» — А как?

Игумнов рассказал.

— Ясно… — Шансов найти пистолет до утра не было никаких.

«Завтра грядут крупные неприятности. Качана выгонят. Игумнову объявят служебное несоответствие. Это в лучшем случае. На него у начальства большой зуб…»

— Вот номер пистолета…

Цуканов взглянул мельком. Номер записывать не стал:

— Вряд ли мне попадется много стволов. Дежурный знает?

— Нет. Пока только мы трое… Теперь еще: тебе может позвонить Ксения, я послал её в общежитие к африканцам…

— Я один еду?

— Возьмешь с собой старшего опера…

— Кого же это?

— «Штирлица».

Подполковник какого-то хитрого подразделения был прикомандирован к Линейному Управлению временно, пока ему подыскивали должность.

О прежней его работе ничего не было известно. За новичком тянулся шлейф загадочных слухов. Причиной его появления на вокзале называли прокол. Он то ли замочил кого-то по заданию высокого начальства, то ли, наоборот, организовал побег осужденному …

Сведения об этом просочились в печать. Возник громкий скандал. В деле оказались замешаны известные лица. Руководство Штирлица сразу от него открестилось, штрафника на время убрали подальше с глаз, оформили на вокзале старшим опером.

— Только не вводи в курс дела… — Менты ему не доверяли.

С коллегами новый сотрудник не сходился. Был известен среди них как «Прикомандированный» или «Штирлиц». Без имени и звания. Иногда к нему приезжали на вокзал друзья по прежней службе — в черных «волгах», спортивного вида, явно офицеры спецслужб.

— Пока будешь в палатке «Азас», пусть он сходит на станцию. Надо переговорить с монтерами пути…

Цуканов вздохнул.

— Думаешь он сможет?

— Хотя бы перепишет. С уборщиком на платформе Домодедово поговори сам. Ты его знаешь…

— Кириллыча-то?! Заместителя по строю?! Да как облупленного!

— И договоримся. На наркотики не отвлекайся. Нигерийцы, Коржаков, патрули… Нас они интересуют лишь постольку — поскольку. В связи с «макаровым».

Инструктаж был закончен.

— Вооружись: там все может быть.

— Понял. Как у нас с машиной?..

— Возьмешь дежурную. Мы тем временем махнем на Варсонофьевский. К Коржакову. И, может, в Охранно-Сыскную Ассоциацию. К Рэмбо.

— А транспорт? Вызовешь Карпеца? — Цуканов догадался. Свободных машин в дежурке не было. Карпец был младший инспектор розыска, он жил рядом, на Москве — товарной.

— Придется. Другого не придумать…

Игумнов набрал телефон младшего инспектора.

— Слушаю… — Карпец спал чутко — снял трубку уже на втором гудке.

— Доброе утро… — Игумнову было жаль его поднимать, но выхода не было.

— Твои «Жигули» на ходу?

— С вечера бегали, товарищ капитан.

— Запрягай. Есть дело.

Карпец был безотказен. Спросил только:

— Случилось чего?

— Ты нужен.

— Еду.

***

В дверях появился майор-дежурный.

— Извини, Игумнов: я без стука… Можно?

Это была шутка.

Стучать полагалось только входя к начальнику и к его первому заму.

— Ничего, ничего. Валяй.

— Спасибо. Я вошел.

В руке он держал тонкостенный стакан в фирменном подстаканнике МПС, знакомом каждому пассажиру дальнего следования. Проводницы подавали в нем чай. Майор предпочитал портвейн, приправленный «боржомом».

— Я все думаю, Игумнов, чего вдруг он взъелся, Скубилин?!

Дежурный хлебнул из стакана, предварительно помешав в нем ложечкой.

— Может какая злая муха укусила?! Все тихо, служба идет нормально. Вдруг ворвался, всех облажал… Как ты считаешь?

Начальник розыска не ответил. Приход дежурного был некстати.

Майор не смутился.

— Бог с ним, со Скубилиным… Тут вот какая история…

Свое сообщение дежурный приберег на конец.

— Удивительные случай… — Он даже не рассчитывал, что ему поверят. — Прямо «Тысяча и одна ночь»… Сейчас позвонил машинист дрезины. В Домодедове, на переходном мосту , была настоящая схватка. С пальбой… Он стоял на ветофоре, все видел…

Игумнов и Качан слушали молча. Не удивились, Дежурный поначалу не обратил на это внимания.

— Как в гангстерском фильме. Сразу несколько групп. Со стрельбой, с нападением на патрулей…

Ни для Игумнова, ни для Качана его сообщение не стало сенсацией. Дежурный не подал вида, договорил:

— …И вдруг некто… Выскочил из патрульной машины. Вырубил мента, который его охранял… И бегом к платформе…Водитель дрезины отправлялся, дал гудок. Хотел отогнать. Куда там! — Дежурный достал леденец.отправил в рот. — Интересно?

— Очень… — Игумнов блеснул фиксами. — Что там дальше?

— Патрульные его не догнали. Парень на полном ходу вскочил в дрезину… Такая стрельба началась. — Майор скомкал конец рассказа. Он рассчитывал на большее. — На всякий случай я проинформировал Домодедово… — Он помолчал. — Ты ведь в курсе?..

— Да.

— Я так и понял.

Дежурный привычно анализировал.

— Что-то случилось. Правда, Игумнов? Сначала генерал. Теперь приехал из дома Цуканов, взял машину. Вы с Качаном тоже куда-то собираетесь. Вы оба едете?

— Оба. И с нами Карпец.

— Какие-то дела… — Майор хлебнул из стакана. — А дежурный обо всем узнает последним… Хочешь что-то сказать?

— Да. Вооружишь меня и Карпеца…

— Ясно. А еще? Может я тоже смогу поучаствовать?…

— Поищи экипаж этой патрульной машины… — Игумнов подал бумагу с номером.

— Это мы мигом. А когда, по-твоему, я узнаю обо всем остальном?

— Ты? — Начальник розыска щелкнул зажигалкой, полюбовался пламенем. Потом загасил вовсе. — Ты узнаешь все утром перед сдачей дежурства. Я обещаю. Когда у нас край?

— В восемь. Я должен дать сводку в Управление.

— Без десяти восемь я тебя во все посвящу.

Игумнов поднялся, захлопнул сейф. Взглянул на часы: младший инспектор уже должен был находиться на месте вместе с машиной.

— Без меня может позвонить Ксения. Все запиши и поставь в известность меня или Цуканова… — Он переждал, подытожил. — А до этого ты ничего не слышал, не знаешь…Большие знания преумножают печаль.

— Я знаю, Игумнов. Особенно на нашей службе.

***

Младший инспектор Карпец — вальяжный, обманчиво спокойный и добродушный — в своем «жигуле» на площади с трудом перемогал сон.

Площадь была пуста. В тусклых огнях за палатками перед музеем «Траурный поезд В.И. Ленина» свора бездомных собак облаивала припозднившегося бомжа.

По звонку Игумнова Карпец собрался в минуту:

На этот счет у него была собственная теория субординации.

«Прикажет начальник розыска — выполняй! Он — пахан! Скажет: „ты ничего не видел, не знаешь!“ В точности повторяй. Стой на своем, как велел! Потому что он знает полный расклад вокруг лучше тебя…»

Бывший ковылковский лимитчик из Мордовии, Карпец изучил эту систему досконально сам и тому же учил новичков.

«Скажет пахан: „Бери вину на себя ! Говори, что ты там был! Или, наоборот, не был…“ Делай, как он говорит. Может потом он же и взыщет с тебя за это — молчи! Не сомневайся, никого не выдавай. Ты не знаешь всего. Может у него не было другого выхода. Ты помог ему, потому что взял все на себя. Через месяц взыскание с тебя снимут. А потом, смотришь, уже велели написать рапорт на материальную помощь, подкинули бабок, а там уже и премию…»

Тонкости службы имели практический смысл.

«Кто, кроме пахана, замолвит за тебя слово, когда ты следующий раз снова погоришь?! Не удержишься — поддашь на дежурстве с земляком. Или, скажем, носильщик или кладовщик в камере хранения поставят тебе бутылку…»

«Идут!»

От вокзала показались Игумнов и старший опер.

Карпец сразу понял: произошло что-то серьезное.

Начальник розыска поздоровался молча. Качан буркнул неразборчиво.

— Сходи, получи оружие… — сказал Игумнов.

— Есть…

Карпец вернулся быстро. В его отсутствии, похоже, начальник розыска и старший опер так и не сказали ни слова друг другу. Обдумывали положение.

Младший инспектор сел за руль.

— Куда нам?

— Сначала в Варсонофьевский переулок…

Карпец и не слышал такого.

— Давай в Центр… — Игумнов взглянул на часы.

В случае, если руководителя менежмента «Освальд» не окажется на месте, они ещё успевали в офис Охранно-сыскной Ассоциации. Игумнов не сомневался: в «Лайнсе» у Рэмбо наверняка есть материалы на Коржакова и его фирму .

Гнали с ветерком. На Садовом кольце особенного движения не чувствовалось. Тусклоосвещенные тротуары были пусты.

Игумнов думал о патрулях.

«Старлей и сержант, задержавшие Качана в Домодедово… Качан теперь их и через сто лет опознает… Они упустили его и оттого им сейчас неспокойно…»

Фактически Качан знал про предательство патрульных и мог сдать обоих ментов-оборотней их начальству. И не только их.

Получалось, что за нигерийской преступной бригадой наблюдал с платформы телохранитель Коржакова, а, значит, — в прошлом мент или сотрудник другой спецслужбы. Он представлял серьезную опасность: видел в деле всю банду…

Выстраивалась логическое продолжение.

Оплошность старлея с сержантом могла стоить жизни обоим. Выход был один — физически устранить Качана.

Проштрафимся патрульным видновская к р ы ш а могла поставить задачу и определить срок — до утра! Утром будет уже поздно…

«Но как найти Качана? Искать через „Освальд“?! Но это уже только завтра!»

Внезапно Игумнов д о г н а л:

Зацепка у патрулей была одна. Та же самая, что и у ментов:

«Адрес Коржакова… Рано или поздно они наверняка тоже приедут в тот же адрес, на Варсонофьевский, чтобы перехватить Качана!..»

Заехали с Рождественки.

В исконных московских переулках, здесь, чувствовалась близость соседней Большой Лубянки — вотчины бывшего Комитета Государственной Безопасности, перешедшего под крышу Федеральной Службы Безопасности.

Среди истых москвичей переулок пользовался дурной славой — в тридцатые тут прямо днем в подвалах, соединенных тунелем с главным зданием — Домом Номер Один — чекисты расстреливали свои жертвы.

Менты не любили бывать во владениях «смежников».

«Жигуль» оставили на углу, далеко от дома Коржакова.

Не особо быстро, чтобы не привлекать внимания натыканной всюду наружной охраны ФСБ, двинулись по переулку.

Откуда-то из подъезда появился милиционер. Взглянул сквозь них.

Морозец неожиданно ослаб. К утру предполагалась оттепель. .

Было почти безлюдно. Встречный мужчина в штатском, явный «топтун», проводил их внимательным взглядом.

В дело нигерийской наркомафии можно было, в принципе, втравить ФСБ. «Иностранцы все-таки!» Но тогда, если бы «макаров» Качана нашелся, сохранить тайну уже точно бы не удалось…

Впрочем, ждать много от чекистов в течение оставшихся часов не приходилось. Они долго запрягали и ещё дольше ехали. Кроме у них были другие приоритеты. Еще вчера они в упор не замечали уголовников. Рот был забит своими заботами. То это были баптисты, то «Память», то евреи. Теперь кавказцы… Менты их интересовали лишь постольку-поскольку. Когда-то они собирали данные на сотрудников, у которых завелись собственные иномарки. Их владельцы считались заведомо коррумпированными.

Теперь у фээсбэшников снова начиналась звездная пора…

— Сюда, — Игумнов вошел во двор.

В другое время он бы основательно подготовился, прежде чем среди ночи бесцеремонно вломиться в квартиру.

Сейчас было не до этого.

В проеме высокой арки им пришлось остановиться.

Начальника розыска неожиданно вызвали по «сотовому».

— Игумнов? — голос был молодой, самоуверенный. — Старший лейтенант Самарский. Управление МУРа…

Звонивший подражал грубоватой манере легендарных муровских сыскарей.

Разница была одна — когда те называли себя , оказывалось, что их имена на слуху в мире розыскников. О старшем лейтенанте Самарском Игумнов слышал впервые.

— Привет Игумнов… — Ломкий продолжил фамильярно продолжил . — Качан у тебя работает?

— Ну…

Игумнов сразу подумал о похищенном пистолете. Существовало несколько вариантов.

«Макаров» сдали в МУР, дежурный сразу принял меры: установил принадлежность…»

Могло быть и по-другому:

«Кого-то задержали с пистолетом… По номеру установили владедьца. Далее тот же результат…»

Наконец, могло произойти самое худшее: произошло преступление, киллер бросил пистолет на месте преступления…

«Макаров» идентифицировали по стреляной гильзе…»

— Он сейчас проверял по Адресному одного человека…

Игумнов понял: никакого чуда не произошло.

— Коржакова Евгения Ивановича. В курсе?

— Да.

— Он у вас что ли, Коржаков?! — Голос зазвучал мягче.

Игумнов понял: старший летенант тоже строил воздушные замки, прослышав про звонок Качана.

— Как ты узнал сотовый? — Игумнов хотел убедиться в том, что с ним действительно говорит сотрудник.

— Ваш дежурный дал. Качан оставил в Адресном свой номер. Я перезвонил. Вот сегодняшний пароль. Все путем… Что у тебя на Коржакова?

Минуту-другую они прощупывли друг друга.

Качан ничего понять, волновался. Разговор шел явно о нем.

Младший инспектор Карпец не вникал в суть, он хотел есть, рука его то и дело касалась бутерброда, который в последнюю минуту жена сунула ему в карман.

— Разговор не телефонный. — Могло статься, что старший лейтенант мог сильно облегчить их поиски. — Ты где сейчас?

— На Петровке. Но я должен отъехать в 108-е. А чего?

Игумнов взглянул на часы. Езды от Варсонофьевского до МУРа было всего-ничего. Тем более ночью…

— Я еду домой через Центр…

— Отлично. Ты мог бы сейчас подскочить на Петровку?!

— Запросто.

— Тогда давай. Я буду ждать на воротах…

— Договорились.

Игумнов обернулся к младшему инспектору, протянул ладонь. Карпец положил ключи от машины.

«Пахан, он и есть пахан… За паханом не пропадет…»

Игумнов закрыл ладонь с ключами..

— Пойдете без меня. Горячку не пороть. Попробовать найти с Коржаковым общий язык… Главная опасность сейчас для него и для нас — два патруля-отморозка. Эти церемониться не будут. Минутку!..

Он вспомнил, достал из наплечной кобуры «макаров», передал Качану.

— Держи.

— Может не надо? — Качан слабо запротестовал. — Мало как обернется…

— Как бы не обернулось!.. — Они и так были повязаны. — Контакты по мобильнику и через дежурного. Разбежались…

***

Дом на Варсонофьевском выглядел старым, с широкими пролетами чистейших, отмытых до белизны каменных лестниц, с высокими дверями одна против другой на каждой площадке.

В подъезде стояла полная тишина. На всех этажах, кроме первого, горел яркий свет.

— Здесь…

Квартира Коржакова оказалась на пятом — с новой стальной дверью, с «глазком» в средине.

— Начинаем…

Качан встал сбоку — на случай, если бы пришлось подставить и не дать закрыть дверь изнутри. Кроме того он не хотел, чтобы старший консультант по менежменту «Освальда» увидел его раньше времени.

Младший инспектор, наоборот, встал напротив «глазка» — невысокий, с загадочной улыбкой, из-за которой многие ему не доверяли.

— Давай! — Качан снял очки — как всегда перед задержанием или просто дракой.

***

Карпец позвонил. Звонок, оказался пронзительным, казалось, разбудит весь дом. Открыть, однако, не спешили.

Карпец выждал и позвонил снова.

Звонки были неспешные, длинные. За вторым звонком последовал третий.

К двери никто не подошел, зато в квартире по другую сторону площадки залаяла собака. Судя по тембру пес был серьезный. В квартире напротив не спали. Было слышно, как там работает телевизор.

Через минуту-другую в ней защелкали запоры.

Карпец и Качан отошли от двери.

— Вы к Евгению Ивановичу?

На лестничной площадке показался мужчина спортивного вида — высокий, чисто выбритый, в спортивном костюме, во «въетнамках» на босу ногу.

Звуки телевизора сквозь приоткрытую дверь стали ещё явственнее. Напротив, собака, услышав щелчки замка, сразу замолчала.

Переговоры взял на себя Качан:

— Не знаете, он дома?

— Нет вроде. — Мужчина не ложился спать, во всяком случае вид у него был абсолютно не сонный, голос тоже. — Вы звонили?

— Никто подходит.

— Значит нет. Я бы слышал, если бы он приехал. Собака сразу бы залаяла…

Появление незнакомых людей на лестнице ночью его не очень встревожило.

— Обидно… — Качан вздохнул.

— Договаривались?

— Мы предупредили, что заедем…

— Я, между прочим, его уже несколько дней не вижу… — Сосед не спешил закрыть дверь. — Может уезжал … Вы когда с ним разговаривали?

— Сегодня. Он заезжал на фирму.

Сосед удивился:

— Утром?

— После обеда… — Качан наугад выбрал второй вариант. Принялся легендировать. — Мы должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом. И вот. Просто не знаю, что думать…

— Я скажу, если дождусь… — Сосед пояснил. — Я приехал с Камчатки. Ложусь, когда все встанут выключат…

— Я думал, просто сова…

— Что ему передать, кто был…

— Он знает. Из «Освальда».

— Коллеги, значит…

— Да. А вы сами…

— Профессия моя мирная. Я психолог…

Прощались, сдружившись.

— Да! — Качан вроде вспомнил. — Никто к нему не приезжал из наших?

— Нет. Из милиции, правда, были, — Сосед придержал дверь, которую было открыл.

— Из милиции?!

— Двое. С час назад. Старший лейтенант и второй. По-моему, сержант…

Качан кивнул:

— Они и в офисе были. Старлей, он рыжеватый…

— Да. В конопушках. А сержант — мордастый, угрюмый…

Игумнов не ошибся: патрули действительноприезжали — им нужен был он — Качана…

— У них какие-то дела к Евгению.

— Я так и понял.

Сосед сказал напоследок:

— Заезжайте. Было приятно…

— Нам тоже.

Они направились к лифту. Дверь позади захлопнулась.

Качан вызвал кабину, мигнул младшему инспектору. Тот вошел в лифт.

Начал спускаться. Качан остался на площадке. Подождал.

На площадке было тихо. Так продолжалось несколько минут. Потом в квартире соседа раздался телефонный звонок. Трубку сняли.

Сам разговор слышен не был…

Качану это не понравилось. Получалось, будто кто-то наблюдал за лестничной площадкой и позвонил соседу сразу, как только они ушли…

Он неслышно спустился вниз. Карпец ждал его на выходе. Он сунул половик под входную дверь — теперь они могли вернуться в дом без особого шума в любую минуту.

— Перекусишь? — Карпец мог, наконец, приняться за бутерброд.

Качану ничего в рот не лезло. Он покачал головой.

— Поднимешься наверх. Будешь внутри, на лестнице… — Старший опер щелчком отбросил сигарету.

«Ну и дела…» — Так скверно ещё никогда не было.

— Про патрулей не знаю, а Коржаков ещё может объявиться. Приметы у него хорошие — коренастый, темноволосый, приятные черты лица…

5.

Сам Качан видел Коржакова только однажды, но в течение целой ночи.

Времени присмотреться было предостаточно.

В тот день предупредили из Транспортного Управления:

— В ноль часов быть в «Шереметьеве». В транзитной зоне у них два нигерийских наркокурьера, летят из Рио-де-Жанейро. Ты выступишь в роли инициатора. Это оперативная комбинация. Вроде все данные пошли от тебя. С тобой едет один человек и ещё начальник розыска домодедовского Аэропорта Желтов…

Желтова Качан отлично знал — закадычный дружбан Игумнова, заканчивавший вместе с ним Академию — тяжелый, лысый, с грубым в серых щербинках лицом. Он был идеальныим напарником.

Поездка обещала быть легкой и приятной.

— Теперь детали…

Наркотики обоих курьеров были спрятаны в багаже. Вещи следовали отдельно.

— Разобрался?

— Сто процентно.

При успешной реализации Качана и начальника розыска в о з д у ш к и ждали поощрения: Качан мог рассчитывать на снятие раннее наложенного на него взыскания. Примерно так же обстояло дело и у Желтова.

— Действуй…

Оперативная группа со своим сообщением о наркокурьерах из Бразилии свалились к дежурному в «Шереметьево», как снег на голову.

Вместе с Желтовым прибыл и человек, добывший в действительности всю информацию о наркокурьерах. Представитель какой-то фирмы, носившей незапоминающееся малозвучное название. Теперь Качан уже знал его — «Освальд». Сотрудник фирмы — коренастый, представительный мужик — держался по-армейски, просто.

— Коржаков Евгений Иванович… — Представившись, сразу перешел на ты. — Можешь просто Евгений…

Он был явно из старших офицеров спецслужб, по виду и манерам тянул в звании на полковника. Было ясно: в случае успеха Евгений может рассчитывать на реальное поощрение — процент от стоимости конфскованного товара.

В тот вечер полковничьего вида представитель и его проблемы Качана не интересовали. О чем он теперь сильно сожалел. А тогда…

Дежурный аэропорта передал их молодой женщине — старшему инспектору контрабандного отдела. Коржаков в соответствии со своей легендой сразу ушел в тень. Все чары таможенницы достались на долю Качана…

— Постараемся, чтобы все на высшем уровне…

Старший инспектор задержала в руке его ладонь, рука оказалась ухоженной, теплой.

Качан — нормальный мужик — ответил рукопожатием и улыбкой.

Он уже попал под обаяние молодой таможенницы.

Неожиданная приязнь показалась ему взаимной, могущей иметь последствия.

«Интересно, где они тут уединяются в таких случаях…»

Не могло быть, чтобы в огромном аэропорту не было ни одного укромного места.

«Может в одном из бортов. В каком-нибудь из „боингов“…

— Идемте …

Таможенница пошла впереди. У неё были идеально округлые бедра — две долгие рыбины. По внутренней лестнице они поднялись на следующий этаж. Желтов и Коржаков остались в дежурке.

— Сюда…

Она толкнула обитую серым дерматином дверь.

Внутри оказалась служебка непонятной фирмы: высокий барьер, развешанные по стенам схемы. Двое амбалов за столами у окна подняли головы.

По комплекции каждый из них мог сойти за вышибалу. Один из них поднялся к барьеру. Это был сотрудник ФСБ.

Ему, по-видимому, позвонили снизу.

— Данные на наркокурьеров у вас?

— Вот…

Качан передал заранее подготовленную записку.

— Иса Рака Зария… И еще…

Второй ФСБшник за клавиатурой быстро вывел на экран компьютера списки летящих транзитом . Поднял голову:

— Вот они. Летят по маршруту Рио-де-Жанейро — Москва — Ломе.

Скоро у них посадка в самолет на Лагос…

Через несколько минут они уже знали:

— Сейчас они в транзитной зоне. Сидят отдельно друг от друга .

Делают вид, что незнакомы . С прибытием самолета начнется погрузка багажа…

***

Тридцатитрехлетний Иса Рака Зария — коренастый угрюмый африканец, не вступал в общение с другими пассажирами. Его самолет прибыл ещё с вечера, нигериец ждал свой рейс, прохаживаясь вдоль зоны для транзитников, не подозревая , что находится на крючке спецслужб.

Качан незаметно наблюдал.

Нигериец выглядел внешне весьма уверенно, хотя Качан сразу угадал в нем глухое тревожное волнение.

В какой-то момент он заметил, как африканец поймал на себе неосторожно брошенный взгляд одного из таможенников — волнение его сразу стало заметным. Африканец, как опасный хищник, взад и вперед двигался в своей запертой клетке.

К тому моменту, когда старший инспектор контрабандного отдела таможни — назвала его фамилию, это был уже другой человек.

Иса Рака Зария мгновенно вспотел, почти на глазах превращаясь в растерянного юнца, у которого опустились руки. Однако, инспектор словно ничего не замечала. Переговаривалась с проходившиими мимо коллегами, отвлекалась на пустяки.

Тут играли ту же игру, что и менты, когда обнаруживали наркотики либо оружие, либо другое недозволенное вложение где-нибудь в камере хранения ручной клади.

Как ни в чем не бывало, инспектор спокойно предложила ему собственноручно заполнить таможенную декларацию.

Иса Рака Зария должен был подтвердить наличие одного места ручной клади и одного места багажа.

— Please…

Нигериец подтвердил следуемое. У него был неровный плохо разработанный почерк. Он ответил утвердительно на вопрос об отсутствии у него с собой наркотических средств, вещей и предметов, не принадлежащих ему. С каждой минутой он волновался все больше. Качану по-человечески было жаль его. На вопросы тот отвечал невпопад, руки его дрожали. По лицу стекали струйки пота.

Сразу вслед за этим инспектор пригласила понятых и предложила нигерийцу пройти в зал комплектации транзитного багажа — опознать свои вещи.

На короткое время наркокурьер воспрянул духом.

Войдя в зал, он сразу уверенно показал на грязно-коричневатую сумку, лежавшую среди других сумок и чемоданов.

Сумка была закрыта на металлический замок. К ручке была прикреплена багажная бирка, номер её совпал с номером отрывного талона, который предъявил нигериец…

На сносном английском инспектор предложила нигерийцу открыть замок.

Нигериец держался из последних сил. Пот застилал ему глаза. Безумным взглядом он окинул инспектора и державшегося с ней рядом сотрудника…

— Там только книги… Подарок .

— Прекрасно. Вот и покажите.

Сумка уже находилась на столе для досмотра.

Нигериец повиновался. Щелкнул замок.

Книги оказались научными, в отлично сделанных переплетах с золотыми тиснениями, с весьма мудреными названиями на английском.

На помощь таможеннице подошел ещё один старший инспектор контрабандного отдела — полный подвижный служака, проработавший в таможне, должно быть, не менее четверти века. Он трубно высморкался в большой клетчатый платок, прежде, чем взяться за дело.

Тут же в присутствии снова растерявшегося наркокурьера таможенник вскрыл полиэтиленовые пакеты, в которых находились книги.

Гром грянул, когда наступил черед самих книг.

Добрая половина изданий оказалась снабжена специальными тайниками. В вырезанные с внутренней стороны обложек пространства, были помещены другие полиэтиленовые пакеты, заклеенные липкой лентой.

Поверх каждого тайника был наклеен лист бумаги по формату обложки.

Пакеты тут же вскрыли.

Нигериец словно впал в состояние прострации.

В пакетах оказался порошок белого цвета. Тут же на месте был проведен экспресс-анализ.

— Кокаин…

— Что и требовалось доказать, — заметил державшийся в тени Коржаков и подмигнул Качану.

Иса Самба Зария объяснял путанно:

— Часть книг не моя. Мне передал знакомый в Бразилии, попросил отвезти в Ломе. Там его знакомые должны были их взять у меня…

— Кто он?

— Я его плохо знаю.

Глаза африканца рыскали по сторонам. Он на что-то ещё надеялся. В десятках тысячах километров от Бразилии и от Ломе…

— Где он сам?

— Не знаю.

— Может здесь, в Москве?

— Я ничего не знаю.

Припереть нигерийца было ничем. И тогда Коржаков на хорошем английском неожиданно осведомился:

— Может его зовут Мосул Авье?!

***

Вслед за Иса Рака Зария был задержан и второй нигериец — Моди Ибрагим Бари. Старавшийся держаться по возможности в стороне Коржаков тем не менее переговорил с каждым из них. Он ничего не записывал, но ничего и не упускал…

«Не было ли у него при себе записывающего устройства?!»

Преступление обоих нигерийских наркокурьеров имело все основания считаться хрестоматийным.

В будущем предстояло доказать, что оба являются членами одной организованной преступной группы, поставляющей наркотики из Бразилии в государства Африки через Москву.

Это не представляло особого труда.

Российская милиция тесно сотрудничала с бразильской полицией, обе давно уже обменивались агентурными данными. От Качана и прибывших вместе с ним тайн делать не стали.

Первоначальный опрос подозреваемых не занял много времени.

ФСБшники и старший инспектор Контрабандного отдела сносно говорили на английском. Перевозчики наркотических средств, как водится, вначале давали одинаково путанные показания. Друг друга они не знали и никогда не видели один другого ни в Нигерии, ни в Бразилии..

Никто из них в Сан-Пауло наркотические средства в тайники не упаковывал и не знал, что в обложках книг спрятан кокаин. Наркотики не потребляет и к их перевозке отношения не имеет.

Качан вначале не особо прислушивался, поглядывал на симпатичную инспекторшу. Желтов и вовсе дремал. В какой-то момент Коржакову пришлось отказаться от своей роли стороннего наблюдателя:

— А как насчет его проживания в «Полиста-Центре»? — спросил он у инспектора, разговаривавшего с Иса Рака Зарией. — Что там?

Он не скрывал, что имеет доступ к неким каналам информации.

По ним к нему поступило сообщение, что оба задержанные жили в Рио в одной гостинице .

Задержанные понемногу сдавали свои позиции, выдвигали новые версии, теперь уже приближенные к истинным. Иса Рака Зария, потный, словно на съемках, под жаром осветительной аппартатуры, попытался дать всему новое объяснение:

— Я познакомился с Моди Ибрагимом Бари как с земляком в «Полиста — Центре». Мы проживали в разных номерах, встречал его только за завтраком. Как — то разговорились…

— Дальше…

— Через несколько дней после знакомства Моди Ибрагим Бари позвонил мне в номер, попросил отвезти в Нигерию книги…

Один из ФСБшников перехватил инициативу — попросил уточнить:

— Чем он объяснил свою просьбу?

— Книги забыты будто бы другим нашим земляком у стойки администратора гостиницы…

— Потом?

— Я согласился. Взял. И вот результат. В обложках оказался кокаин…

Коржаков мигнул Качану , в руках он держал телекс. Качан в роли инициатора передал бумагу ФСБшнику. Текст телекса подтверждал: Иса Рака Зария и Моди Ибрагима Бари вместе бронировали два места на самолет, следовавший рейсом «Аэрофлота» из Нигерии в Бразилию.

У задержанного опустились руки.

Тем временем в вещах нигерийца среди платежных чеков — на покупку в Сан-Пауло галстука, рубашки и брюк, нашли три других — на приобретение книг — тех самых, что оказались в багаже.

Прокомментировать этот факт Иса Рака Зария не смог.

Успех спецслужб был налицо.

Даже беглый анализ реакций Иса Рака Зарии и его сообщника свидетельствовал, что ни тот, ни другой сами не являются потребителями наркотиков. У обоих не было заметно признаков наркотического одурманивания.

В дальнейшем отсутствие хронических признаков наркомании должны были подтвердить судебно-психиатрические экспертизы. Это означало бы, что нигерийцы имели контакт с кокаином не в связи с его потреблением, а в процессе транспортировки.

«Самые настоящие наркокурьеры-профессионалы…»

Второй нигериец Моди Ибрагим Бари был более крупной птицей.

Оказалось, что Коржаков имеет и о нем достаточно сведений. По данным Генерального Секретариата Интерпола, Моди Ибрагим Бари четыре года назад уже задерживался за контрабанду в аэропорту «Заветнем» в Бельгии. Тогда при нем находилось больше полутора килограммов кокаина…

ФСБшники и с ними Коржаков переключились на курьера — рецидивиста. Действовали они слаженно как профессионалы.

«Волки тоже не сговариваются, кому с какой стороны, под каким углом нападать… Чувствуют друг друга…»

Качана на время оставили с Иса Рака Зариа и старшим инспектором контрабандного отдела в её кабинете. С этого момента он практически Коржакова уже не видел до самого отбытия из «Шереметьева».

Он включился в гонку и даже смог записать кое-что на свой счет. Виной тому отчасти была симпатичный инспектор. Оставшись с Качаном и наркокурьером, она повела себя сочувственно-мягко, по-женски. Предложила:

— Cafe?

Иса Рака Зария рассеянно кивнул.

Она собралась в пищеблок. Когда Качан полез за бумажником, тактично отвела его руку. Он снова ощутил её ладонь.

— Вчера зарплату получила…

Качан остался вдвоем с нигерийцем.

В углу негромко работал телевизор. Транслировали концерт популярного эстрадного певца. Известная звезда эстрады в промокшей от пота робе без устали носилась по сцене.

Качан подошел, уменьшил звук.

В Высшей Школе МВД на улице Академика Волгина он учил английский, как все — спустя рукава. Никто из них не верил, что когда-нибудь в этой жизни язык им понадобится.

— Ты женат?

Иса Рака Зария понял вопрос.

— Женат. Двое детей…

— Большие?.

Нигериец показал на уровне стола. Потом неожиданно принялся объяснять:

— У меня возникла финансовая проблема… Я обратился за советом к Моди Ибрагиму Бари. — Он вытер потный лоб рукой. — Наши родители были знакомы. Он закончил технический колледж. Работал супервайзером …У него есть знакомый. Тот взялся помочь. Оплатил мои счета… Пятьдесят тысяч наира.

— Это много?

— Три тысячи долларов… За это, он сказал, я должен слетать с другом в Бразилию. Привезти кое-что… Всю подготовку он провел сам, получил заграничные паспорта и визы, сам купил нам билеты…

Ису Рака Зарию угнетали размеры изъятого у них в багаже. Количество приобретенного кокаина подходило под определение «крупное»…

Качан смог его успокоить.

— Вы покупали в Бразилии, не в России…

Иностранные граждане подлежали ответственности за преступления, совершенные вне пределов России, лишь в случаях, предусмотренных международными договорами.

— Между Россией и Бразилий такого договора не существует.

— Правда?! — Для нигерийца это явилось открытием.

— Уголовное преследование по приобретению кокаина в крупных размерах в Бразилии подлежит прекращению…

Нигериец даже повеселел.

Качан не приминул этим воспользоваться: Иса Рака Зария мог знать кого-то из живущих в Москве земляков.

— Может ты видел кого-то из них в Рио…

Иса вспомнил:

— Один человек. Из Ломе. Студент. Он скоро должен прилететь…

— А приметы?

— Ты его узнаешь! Над виском родимое пятно…

— С грузом?

На лице Иса Самба Зария мелькнуло подобие улыбки. Он постучал себя по животу.

Качан понял:

«Курьер с кокаиновой начинкой…»

В кабинете уже входили. Коржаков шел последним, он не слышал их разговор. Больше не говорили.

Коржаков пожал руку Качану, Желтову. Операция удалась.

По ценам «черного рынка» стоимость контрабандно доставленного из Бразилии наркотика составила свыше двух миллионов долларов США. Процент от этой суммы шел фирме-инициатору…

***

Варсонофьевский был по-прежнему пуст. Качан отошел к соседнему зданию — такому же заслуженному пенсионеру столичного градостроительства, как и первое, вошел в темноту. Отсюда он мог наблюдать за подъездом в котором скрылся Карпец.

Мысль его снова переключилась на Коржакова.

«На чем он тогда приехал в „Шереметьево“? — И внезапно вспомнил.

— «Фиат»! Серебристого цвета…»

Он и начальник розыска воздушки Желтов простились с ним у машины.

Коржаков опустил стекло, пригнулся к окну. Над рулем висела какая-то безделушка…

«Какая?..»

Вспомнить он не смог, но наверняка узнал бы, если бы вдруг увидел…

«Надо посмотреть вокруг…»

По-прежнему стараясь держаться в тени домов, Качан вышел в переулок.

Тишина была абсолютной, даже не верилось, что он идет по самому центру Москвы. Коржаков не обязательно мог оставить машину у самого дома и даже, наоборот: скорее всего, припарковался где-то дальше, чтобы не светить номер. Качан прошел в сторону Рождественки…

По такой же безлюдной Рождественке он дошел до Большого Кисельного, повернул назад.

«Фиат» Качан заметил в ближайшем от Варсонофьевского — Сандуновском переулке. Качан нагнулся к лобовому стеклу. Над рулем болталась желтая маленькая кукла.

«Пиккачо». .. — Качан узнал её. — Он!»..

***

Проводив розыскников, майор — дежурный ещё постоял у входа в Линейное Управление. Он только что он вооружил младшего инспектора и теперь смотрел, как тот сбегал с перрона к машине, где его ждали Игумнов и Качан.

До этого он видел отъезд Цуканова вместе с прикомандированным к Управлению спецназовцем — подполковником Штирлицем , которого все опасались.

Машина стояла тут же у входа.

Заместитель Игумнова протиснулся на второе сидение, расстегнул куртку. В руке он держал скрученную в трубку газету, которую так и не раскрыл.

Дежурный видел еще, как Цуканов достал пистолет, вогнал патрон в патронник. Поездка, похоже, была непростой. Еще через минуту, отъезжая, машина, уже проурчала на пандусе.

Майор почесал затылок. С пепелища ещё тянуло гарью, но зеваки уже не толпились. От стоянки такси тянулся жидкий ручеек встречавших. Радио как раз объявляло о прибытии новороссийского пассажирского…

Он отбросил окурок.

Игумнов, Качан и Цуканов перед тем, как отбыть, выглядели озабоченными.

Определенно, что-то произошло, о чем он — дежурный — узнает самым последним, когда надо будет докладывать Наверх.

«Что за дела?!»

Его не привлекала роль польского болвана в игре, даже если она была спасительной, как сегодня.

Он позвонил в Домодедово насчет патрульной машины, которой интересовался Игумнов. Домодедовский коллега уклонился от прямого ответа, темнил. Патрули вроде заезжали в дежурку, но никто не поинтересовался, чьи они, откуда.

«Потолкались и уехали…»

Было о чем задуматься.

«Патрульная машина неизвестной приписки… Разборка на переходном мосту в Домодедове, про которую рассказал машинист дрезины… Человек, который вскочил к нему на ходу…»

На вокзале — слава Богу — было тихо. В здании Линейного Управления тоже не чувствовалось тревоги. В изоляторе временного содержания ни одного задержанного — пустые камеры…

И тем не менее происходившее в Домодедове, каким-то образом было связано с отъездами и Цуканова со Штирлицем, и Игумнова, и Качана…

Кто-то тяжело протопал в коридоре.

— Товарищ майор!

Это был помощник.

— Из Домодедова звонят! У них перестрелка…

***

Первый звонок о разборке на станции поступил в милицию ещё в начале третьего. У телефона была торгашка одной из коммерческих палаток.

— Можете срочно подъехать?.. Тут такое творится!..

— Что творится-то?! Кто звонит?

Она не назвала себя.

— Подъезжайте, увидите… — Торгашка бросила трубку.

Тем не менее домодедовские оперативные группы выехали быстро.

Ничего криминального не обнаружили. На всякий случай прочесали прилегающий район. Между дел подобрали всех, кто имел несчастье попасть на глаза. Вернулись.

И тогда снова позвонили:

— Убивают! Срочно… — снова звонила женщина, но уже другая . По мобильнику.

Пришлось ехать во второй раз. К этому времени разборка на переходном мосту уже закончилась. Свидетели попрятались. Ни одной припаркованной иномарки. Гнетущие признаки недавно совершенного тут преступления…

«И прихожу то слишком рано, то слишком поздно прихожу…» — писал поэт. Правда, по другому поводу…

Кровь обнаружили сразу. Недалеко от лестницы, ведущей на переходной мост со стороны площади. Мазки вели со ступеней. Кто-то раненный покинул поле сражения отсюда, со стороны площади. Внизу виднелись отметины протекторов. Там стояли машины…

Стараясь не оставить следов оперативная группа поднялась наверх.

Несколько стреляных гильз бросились сразу в глаза. Они были разбросаны на смерзшемся снегу настила вокруг большого кровавого пятна.

***

Другой участник разборки был серьезно ранен именно здесь.

В него стреляли почти в упор. Картина случившегося поддавалась расшифровке. Раненый упал на колени — на обледеневшем покрытии остались отпечатки окровавленных ладоней. Потом ему помогли подняться. Судя по формам капель, он не мог двигаться самостоятельно. Сообщники унесли его на руках ко второй лестнице — по другую сторону путей, к маневровому парку. Где-то там стояла машина…

Кинолог с собакой рванул вниз. За ним потопали оперативники. Внизу ждала их привычная страшная жатва. Не исключено, что братки ещё издалека заметили круговерть огня над кабинами приближавшихся к станции милицейских «газонов».

Труп оставили, забросали снегом …

***

— Привет! Слышал уже что у нас?

Домодедовский дежурный заговорил с коллегой на вокзале в Москве как об уже решенном, про труп умолчал, чтобы не пугать:

— Подсылай свою оперативную группу…

— Сейчас?

Майор-дежурный любил прикинуться фраером. Так было веселее. Перебросил леденец во рту.

— Конечно!

— Это запросто…

— Сможешь?!

Домодедовец ожидал всего, кроме согласия. Подумав, он заподозрил, что отказ последует в завуалированной форме.

— У тебя как с транспортом?

Но он и тут ошибся.

— Нормально. Машина тут. — Вот и хорошо. — Домодедовец успокоился. — Давай…

Майор спросил небрежно:

— А че там ?

— Разборка. На мосту над путями…

— Постой… — Майор вроде бы даже подосадовал. — «На мосту над путями…» Мы ведь мосты не обслуживаем!..

— Ты не понял! Переходной мост над железной дорогой! Над Главными путями!

— Я все понял! В черте города мы обслуживаем только рельсы и шпалы… Майор принялся компостировать мозги. — У вас ведь город, по-моему…

— Полвека с лишним!

— Ну вот! Есть бумага о разограничении территории. Начальство подписало.

Домодедовский дежурный задумался. Москвич, похоже, говорил дело. Про бумагу о разграничении территории обслуживания он действительно слышал краем уха. На всякий случай спросил:

— У тебя нет её под рукой?

— Надо поискать. А чего там на мосту? Чего-нибудь серьезное?

Домодедовец быстро попрощался.

— Пока точно не знаю. Мое дело поставить в известность…

Майор перекатил конфетку во рту. Он уже знал от кого надо ждать самую точную информацию…

Заместитель Игумнова Цуканов и перемогавшийся в ожидании назначения подполковник по прозвищу «Штирлиц» пригнали на привокзальную площадь в Домодедово довольно быстро — по почти пустому в этот глухой час ночи скоростняку.

У станции Цуканов сразу заметил сотрудников домодедовской милиции в штатском, они перекрыли подход к пешеходному мосту. Тут же поблизости толпились нивесть откуда-то появившиеся в такое позднее время зеваки.

Для начала Цуканов сразу освободился от своего спутника, которому откровенно не доверял. Штирлиц прямым ходом отправлялся к монтерам пути. Работяги могли многое рассказать о событиях этой ночи, если бы захотели.

— Перепишите всех, кто работал в ночную смену…

Предварительный инструктаж подполковника он произвел ещё в дороге, теперь только напомнил:

— И не забудьте насчет милицейских патрулей… — В качестве чужого подполковник был для всех только на «вы».

— Я понял, — Штирлиц — типичный внешне сотрудник Комитета Глубокого Бурения — поджарый, вроде неловкий, с мелкими чертами лица и отличной пластикой собранного мускулистого тела, поправил воротник куртки. Внимательно взглянул на Цуканова. — Что-нибудь еще?

Он постоянно напрашивался на поручения.

Это настораживало.

Не меньше чем тянувшийся за Штирлицем скандальный шлейф — слухи о принадлежность к таинственным спецслужбам, обрывки недвусмысленных разговоров.

«Кто его знает, чем они там занимались у себя? Если засекали мобильник Джохара Дудаева — черт с ним… А если закладывали гексаген или подрывали собственные блокпосты под видом вахабитов?!»

— Я буду там… — Цуканов кивнул на мост.

— Там вроде оцепление…

Зам только махнул рукой, — Закончите с монтерами — возвращайтесь сюда…

«Выканье» давалось Цуканову с трудом. Нормальные люди все были друг с другом на «ты». Если, конечно, человека не собирались арестовывать. Тогда закон обязывал соблюдение ненужного этикета…

— И здесь ждите…

У ближайшей милицейской цепочки Цуканова действительно притормозили. Правда, тут же разобрались. Не понадобилось даже милицейского удостоверения. Свернутая газета, грубоватое запанибратство выдавало своего. Кроме того сразу нашелся и знакомый мент — не раз приезжавший на вокзал за билетами. ..

— Что тут было? — Они поздоровались.

— Разборка…

Цуканов накоротке выспросил подробности:

— Есть убитые?

— Один. Прямо в сердце засадили. Огнестрельное…

— А оружие?

— Не нашли. Но есть гильзы.

— Отечественные?

— Да. Я думаю, стреляли из «макарова»…

— Ладно. Еще поговорим. Я здесь… — Цуканов отошел.

Настроение у него сразу ухудшилось. Похищенный у Качана пистолет мог быть пущен в дело. Причем немедленно. И прямо тут, недалеко от места, где был похищен…

«До пенсии не дадут доработать…»

Все должно было разъясниться очень быстро .

Каждая пуля, каждая стрелянная гильза несли на себе следы оружия, из которого выпущены. Их сравнивали с другими, с мест нераскрытых преступлений, проверяли по соответствующим картотекам. Светился ли данный пистолет раннее, когда , где — эксперты должны были это узнать уже к утру.

Использование милицейского ствола тем более не могло остаться незамеченным. С ментовским оружием дело обстояло проще — все оно было зараннее отстреляно. За каким подразделением оно значится, должно было стать известным ещё быстрее.

Пока домодедовцы возились с протоколом, начал идти небольшой снежок.

Цуканов прошел ближе к вокзалу: где-то вблизи должен был находитьс бывший коллега — уборщик станции, о котором говорил Игумнов.

«Так и есть!»

Вскорости Цуканов увидел его. Экс-подполковник оставил скребок, возил по асфальту широкой фанерной лопатой, отделанной внизу металлической блестящий лентой.

— Привет, командир!

Они знали друг друга давно. Вместе начинали постовыми на Курском. Кириллыч был старше, удачливее. Выправка, рост, десятилетка. К тому же хохол, с начальством услужлив… Язычка его, правда, боялись. Мог съесть любого. Карьеру сделал быстро. Теперь, правда, здесь, на платформе… А у него, у Цуканова кафтан прожжен, выговор на выговоре, а все держат…

— И ты здесь!

Они отошли к ограждению платформы. Пообрюзгший, с брюшком, розыскник и отставник, согнавший жирок на физической работе.

— Курить не начал? — Цуканов поискал по карманам. — Как здоровье, Кириллыч?

— А чего здоровье?! Все время на воздухе… Как вы там?

— А у нас чего? — Безраличный тон, каким был задан вопрос, Цуканова не обманул. — Все одно…

Отставник был в курсе всех внутренних интриг, козней, подсиживаний. Держаться с ним следовало осторожно.

Цуканов достал сигареты. Экс-подполковник потянулся к пачке.

— И я одну испорчу…

— Давай, — пора было приступать к делу . — Тут у вас жарко, — он кивнул в сторону моста. — Передали: чуть ли не бой произошел…

— Ты разве не участвуешь?!

— В осмотре ? Неясно пока чья территория…. Надо взглянуть в схему разограничения обслуживания…

Кириллыч разогнал дым рукой:

— Территория моста наша. Я помню. Сам подписывал…

— Это когда было? Наверное, при министре Бакатине…

— Сказал! После Куликова. — Подполковник оперся на лопату. — Ты того… имей в виду. Дело все равно вам передадут…

У Цуканова были более важные заботы.

— Только один труп?

— Один. Могло быть и больше. У нас тут обстановка серьезная…

— А как началось?

Уборщик задумался.

— Сначала молодого мужика обшарили. Прямо тут, на платформе. Это ещё до последней электрички…

— А кто?

— Двое. Он на лавочке заснул. Ты в курсе?

— Впервые слышу…

— Ну!

Цуканов заверил:

— Никто не говорил.

— Ну там сегодня на дежурстве этот… Майор … — Отставник въедливо следил за коллегами. — он кого угодно сплавит…

— Что у него взяли?

— Бумажник, деньги. Он ко мне подходил. Спросил, кого я видел…

— Ясно. Ты посоветовал меньше пить…

— Точно.

— Приметы рассмотрел?

— Они далеко были. Считай, на другом конце платформе…

Ничего нового узнать не удалось. Кириллыч повторил все, что Цуканов уже знал от Игумнова:

«Двое… То ли к электричке бежали, то ли только что из неё выскочили…»

— … Не видно из-за пассажиров. Тут ещё помощник машиниста окликнул. Поздоровкался… Электричка была последняя, на Каширу…

— А что потерпевший?

— Как был на лавочке, так и остался..

— Молодой?

— Молодой. В очках, коренастый. В вязанной бандитке на голове. Он подходил потом.

— Откуда он?

— Не сказал. И я его не видел…

Цуканов погасил сигарету .

«Верно, Качан при нем мало работал…»

На всякий случай спросил:

— Ты Качана знаешь — старшего опера?

— Нет. Пришел, наверное, когда меня уже не было… — Коллега не придал значения вопросу, думал уже о другом. — Тут такие вещи происходят… Раньше, когда был начальником, только по ориентировкам и представлял…

— Сейчас на тебя внимания не обращают…

— Именно! Потому и творят…

— Тут недавно мужика похитили. Веришь?! — Кириллыч неожиданно разговорился. — С площади. Прямо при мне…

— Во дают… Давно?

— Неделю назад… Вот там, — он показал на крайние освещенные палатки вблизи платформы. — Там хлебная, а рядом эта… «Азас»!

«Палатка, в которую с вечера заходил Качан!..»

— Рядом «фиат» — серебристый, навороченный…

Цуканов не пропускал ни одного слова.

— Я как раз хлеба купил, возвращаюсь… Мужик этот впереди меня шел. Подошел к «фиату», достал ключи…

— Надо же…

— Впереди стоял черный «джип»»… Знаешь, похож на сундук, стекла затемненные … Смотрю: из него с двух сторон. Четверо…

— В какое это время? Ночью?!

— Ночью! Как сейчас. Наставили пистолеты… Мужик и пикнуть не успел. Схватили, сунули в «джип» и…

Цуканов был весь внимание:

— Ну дела…

— А теперь самое интересное, Цуканов! Рядом с «джипом» стоял ППГ милицейский патруль! Патрули-сволочи! Все видели! И ни один не вышел…

***

Палатку Цуканов нашел быстро.

«Азас» не отличался от десятка других таких же. Освещенные витрины.

Яркие коробки, бутылки, свежие южные фрукты. Иллюзия новогоднего праздника…

Цуканов вспомнил. Как-то летом брал здесь ящик пива «Карлсберг». Торфушки — молоденькие девчонки с острыми язычками — понравились.

— Дядечка, а менты тоже любят «Карлсберг»? — Та, что по-бойчее, наблюдала, как Цуканов — одышливый, с брюшком — грузит коробки в милицейскую машину.

— Менты-то и должны пить пиво, дочка. Пиво ударяет менту не в голову, а в…

— В мочевой пузырь…

— В ноги. Чтобы бегать резвее…

Для начала Цуканов постучал в ставень. Окошко открылось. Первым Цуканов разглядел охранника, он стоял у полки. За прилавком сидела девица, с которой они говорили о свойствах «Карлсберга».

Она узнала его:

— А пива вашего не завезли, дядечка…

— «Карлсберг» потом. Поговорить надо. Открой дверь, пожалуйста.

Послышался шелчок поворачиваемого ключа.

Цуканов вошел. Внутри было тесно. Впереди, против двери, виднелся завешенный одеялом закуток.

Пахло горячим разваренным картофелем.

— Как торговля?

— По разному… — Вторая девица освободила застеленный газетой стул. — Этой ночью вообще ничего не наторговали. Стрельба была. Слышали?

Человека убили…

Торгашки оказались словоохотливы:

— Такое творилось. Мы все повыскакивали!..

— Патрули кого-то задерживали…

— Оказывается, тут по ночам народ ещё ходит! — подбросил Цуканов.

— Как сказать. Больше ездит.

Постепенно он вышел на заходившего после полуночи «частного детектива».

— Еще Борька был!. Молодой симпатичный…

— В очках…

Речь, несомненно, шла о Качане.

— Наверное, у вас какое-то дело к нему?

Продавщица кивнула на охранника.

— Узнать об одном бизнесмене…

— А что за бизнесмен? Может я знаю?

— Коржаков, — охранник вошел в разговор. — Я дал Борьке его визитную карточку…

Цуканов предпочел изучить проблему основательно.

— Принеси мне, милая, баночку чешского…

— Может чего по-крепче? Водочки?.. — Левая водка обходилась недорого. Хозяева учили привечать ментов. — Нина, дай ту початую…

Цуканов остановил.

— Лучше пивка.

— Вот, пожалуйста…

Цуканов с треском сорвал пряжку. Припал к отверстию.

— Клево…

Торфушки засмеялись.

Цуканов обнадежил:

— Я знаю одного Коржакова. Может тот?

— Евгений Иванович… — подсказала все та же торфушка. — Он солидный мужик…

Цуканов слушал, не перебивая: никогда не знашь, что потом пригодится.

— Из новых русских. Одет модно. Длинное английское пальто, галстук со «свинками». Стрижка…

— Он был с машиной?

— «Фиат». Я видела, стоял у палатки. Иначе, как бы он попал?! Электрички не ходили. Пешком?! Не похоже!

— Цвет «фиата» не помнишь?.

— Серебристый…

Цуканов сделал ещё пару глотков из банки. Миссию свою он мог считать законченной. Оставалось, правило, которое никогда не подводило:

«ещё чуть-чуть сверх того, что уже есть!»

Он продолжил:

— Зачем Коржаков приезжал? Влюбился в тебя… А? .

— Скорее в Нинку…

— Конфеты обеим подарил… — вставил охранник.

— А тебе коньяку…

— Он не звонил от вас?

— Звонил. Но не от нас…Телефон у него с собой был…

— Женщине, мужчине?

— Без понятия…

С очередным неторопливым глотком пива неожиданно пришла догадка:

— Что он ещё оставил, кроме визитки?

Цуканов попал в точку. Охранник объяснил:

— Спросил: «Конверт есть?» Я нашел. «Оставлю у вас несколько своих бумаг. Здесь они будут целее. Вы народ честный, порядочный. Завтра заеду, постараюсь отблагодарить… «И так с концами….

Цуканов отставил банку.

— А бумаги? Целы?

— Куда они денутся?! — Охранник достал из под стойки заклеенный плотный конверт.

— Покажи, — Цуканов протянул руку.

Охранник забеспокоился:

— А если Коржаков явится?!

— Скажешь милиция изъяла. Направишь ко мне… — Цуканов уже завладел конвертом. — Посмотрим, что в нем. Составим протокол … Так?

— Так… — Обеим торфушкам было тоже интересно.

Цуканов надорвал конверт, выложил на прилавок содержимое.

В конверте оказались документы. Первым бросился в глаза новый заграничный российский паспорт. Вместе с ним лежала ещё потрепанная книжка незнакомого Цуканову подмосковного санатория. Еще заместитель Игумнова кредитную карточку «Альфа-банка»…

«Оставил все, что удостоверяло его личность…»

Коржаков словно собирался идти в разведку в тыл врага.

«Или в баню…»

После разговора с Кириллычем Цуканов знал, что все это могло означать.

«Коржаков заметил, что его п а с у т, заскочил в ближайшую палатку…»

— Он долго пробыл у вас?

— Да нет. Это все быстро.

— Еще конверт найдется? — спросил Цуканов.

— Вот, последний…

— Конверт за мной… — Он аккуратно запечатал документы.

Мысль его не прекращала работать:

«Преследователи потеряли Коржакова на площади. Не знали, где он. Поэтому установили наблюдение за „фиатом“ и по периметру. Как только Коржаков подошел к машине, его взяли…»

— Еще пивка? — спросила все та же торфушка.

— Нет, спасибо.

Пора было уходить.

Оставалось замаскировать свой интерес к Коржакову.

— Я постараюсь найти его и все вручить. Не это сейчас главное. Главное — это убийство, что сегодня на платформе…

Ему удалось переключить их внимание с Коржакова на недавние события.

— Так вы говорите, народу ночью было немного…

— Считай никого…

— Так уж и никого…

Торгаши принялись вспоминать.

— Детектив этот Борис… Потом два кавказца. ..

— Молодая пара, что купила ананас…

— Всего пять человек?!

Все та же энергичная торгашка напомнила:

— Еще два мента. Как обычно. Взяли бутылку «Гжелки»… Это наверное уже около часа ночи…

— Знаете их?

— Здешние домодедовские опера. На линии живут… Вы уходите?

***

Туповатый сержант на подходе к мосту ничего не пожелал слышать, показал Цуканову куда-то в сторону. Зам не стал спорить. Опытным глазом он приметил бурое пятно на снегу, рядом с тротуаром, потом у лестницы. Кто-то сбегал тут сверху, оставляя вокруг кровавые брызги…

Цуканов оставил в стороне ментовскую цепочку, перешел пути. Впереди был маневровый парк с разбросанными в ночи как попало синими и красными сигнальными огнями. Рассвет ещё не чувствовался в прозрачной черноте неба.

Место происшествия можно было узнать издалека: длинные тени на фоне мощных зажженных фар передвижной криминалистической лаборатории.

В оперативной группе было человек восемь. Цуканова тут знали.

Осмотр подходил к концу.

Тело убитого уже лежало на носилках, прикрытое новой трехцветной курткой. Цуканов поднял край, чтобы взглянуть. Убитый был мужик до тридцати, коренастый, лотный, с толстой золотой цепью на шее.

Цуканов поправил куртку. Большинство пострадавших в разборках выглядели примерно одинаково: молодые, накачанные. Возраст жертв в последние годы сильно понизился. К этому уже успели привыкнуть.

Домодедовский начальник розыска взял быка за рога:

— Стреляли в него на в а ш е й з е м л е — на переходном мосту… Мы все зафиксировали. Так что пусть твой майор-дежурный сунет схему разограничения себе в…

Внешне он был мало походил на коллегу — высокий, с блестящими глазами на выкате, с усами подковой. В деле — такой же продукт «борьбы» за раскрываемость — их можно было запросто менять местами.

— Это как начальство решит. Нам-то что с тобой?! — Цуканов рассудил мудро — достал сигареты. — Ты как сейчас? В завязке?

Тот постоянно бросал и тут же снова начинал курить. Накануне он снова завязал.

— Одну можно. Одна роли не играет.

От него Цуканов узнал последние самые свежие новости.

— Убитый, его кличка Соха. Видновский авторитет. В прошлом чемпион по боксу… Документов, правда, при нем никаких. Только пачка сигарет и зажигалка… Но я уверен, это он… — Он несколько раз подряд затянулся. — Представляешь, что предстоит ?! Какая разборка должна начаться… Братва ведь это так не оставит! Убийцу достанут из под земли…

Цуканова интересовало свое:

— Оружие нашли?

— Нет. Только гильзы. Эксперт повез их к себе.

Они ещё поговорили.

— Я сейчас… — Цуканов направился к переходному мосту.

Наверху он увидел «Штирлица». Подполковник наверняка воспользовался документом прикрытия, каких всегда полно в спецслужбах. Менты разглядывали его откровенно враждебно.

«Чуют волка…»

Но милицейское оцепление его пропустило.

Цуканов принялся осторожно взбираться навстречу.

С этой стороны на лестницы были тоже кровавые потеки, здесь тащили смертельно раненного Соху. На самом переходном мосту ничего уже нельзя было рассмотреть, кроме такого же бурого пятна но уже на настиле. Размеры позволяли предположить, что ранение было очень серьезным. Соха после него уже не смог оправиться…

— Смерть мгновенная… — констатировал «Штирлиц». Он был уже рядом, поднял воротник, на мосту тянуло прилично.

— Пропустили? — поинтересовался Цуканов.

— А куда они денутся?! «Поступаете в распоряжение предъявителя данного документа». И подпись вашего заместителя министра и печать… — он взглянул на Цуканова. Глаза его ничего не выражали, кроме безучастного внимания.

— Да-а…

«С такой бумагой, смотришь, он и нас с Игумновым к себе пристегнет…»

Цуканов поспешил перейти к делам:

— Как с монтерами пути?

— Там порядок…

Оказалось, домодедовцы ещё раньше переписали работавших ночью монтеров пути и с некоторыми успели даже побеседовать. Из результатов опроса они не делали тайны.

— Ночью на парке никого и ничего не видели.

— А как со списками?

— Тоже. Завтра к вечеру обещали прислать…

Цуканов вздохнул:

«За этими списками мы ещё наездимся…»

Но комментировать не стал: знал — через месяц, не позже, сегодняшний «Штирлиц» объявится в новой должности.

«А уж должность эта низкой никому не покажется…»

Высокое начальство не забывало, что погорел он, выполняя его приказ, а потом, когда изгнали из элитного подразделения и при всех проверке, никого не назвал, не сдал, как бы не хотели недоброжелатели.

Работу подполковнику подыскивали на самом верху. Но сразу назначить на неё было нельзя — только с несколькими короткими остановками. Первая и самая короткая должна была стать эта — в Линейном Управлении…

— Ко мне что-нибудь ещё есть? — спросил «Штирлиц».

Цуканов обрадовал:

— Вам придется съездить в Москву…

— Сейчас?!

«Штирлиц» был непротив слинять. Он тоже понял: домодедовцы не оставили мысль передать ж е л е з к е ночное убийство. Вопрос решается на Верху. Если это произойдет, тут можно было застрять на сутки…

— Надо срочно отвезти документы…

— Всегда готов…

Цуканов передал конверт.

— А транспорт?..

— В том и загвоздка…

Получалось неудобно с подполковником, может , с завтрашним начальником Управления.

Цуканов заменжевался . Но выбора не было.

— К сожалению, транспорт только попутный. Водитель подбросит вас до поста, переговорит с инспектором ГИБДД. Тот поможет… В Москве надо будет сразу отдать это начальникурозыска. Игумнову.

— Ясно. Что-нибудь передать на словах?

— Ничего. Он знает.

— Что-нибудь еще?

— Нет, езжайте.

«Штирлиц» пошел к машине.

— Цуканов!.. — зама окликнул домодедовский начальник розыска — он тоже поднялся на мост. — Качан с тобой?

— Нет. Он тебе нужен?

— Не мне… — Он провел по усам. — Звонил старший опер. Спрашивал …

— А что? Как с ним связаться? — Цуканов сразу заинтересовался.

— Да никак! — начальник розыска осторожно взял из пальцев Цуканова зажженную сигарету, затянулся. — Теперь только завтра. Старший опер, он, живет за разъездом Белопесоцким, в деревне. И так непонятно, как дозвонился. С ним до утра никакой связи…

— Жаль…

Цуканов достал ещё сигарету, прикурил. Домодедовец снова глубоко затянулся. Несколько секунд кайфовал .

— Так хорошо квартал начали… И на тебе! Убийство. И к тому же авторитета!

— От криминалиста не поступало ничего больше? — Цуканов кивнул в сторону места происшествия. — Насчет оружия…

— Только предварительно. Это «макаров»…

— Подозреваемые хоть есть?

— Трое. Я только из дежурки, всех видел.

— Местные?

— Один. Двое — москвичи. Частный охранник и ещё третий. В годах. Старый вор…

Цуканов что-то заподозрил:

— Фамилии помнишь?

— Вот… — Коллега показал вырванный из блокнота листок .

Третьей в списке стояла фамилия «Анчиполовский…»

«Никола!..»

При задержании тот всегда называл фамилию мужика, по многу лет не выходившего из психушки.

Цуканов ткнул в список.

— Отпусти вот этого. Он не при чем и на воле будет полезнее…

— Твой человек? — Домодевский начальник поднял глаза. — Тогда сделаем так. Приехал следователь прокуратуры, я через него оформлю.

— Возражать не станет?

— Он?! Да ещё рад будет. Охота ему тут всю ночь гнить. Он и тех двоих освободит…

***

Cтарший опер МУРа, позвонивший Игумнову на Варсонофьевский насчет Коржакова, ждал на Петровке, 38. Игумнов уже подъезжал, когда по мобильнику объявился «Штирлиц»:

— У меня пакет от майора Цуканова.

— Что за пакет?

— Майор Цуканов просил срочно передать. Я только что из Домодедова.

«Штирлиц» доехал быстро. Он был из удачливых. Недаром сделал карьеру в спецслужбах. И даже последний его неуспех обещал обернуться новым взлетом. Правда, в смежной службе — в ментуре…

Инспектор ГИБДД Домодедова подсадил его в «мерс» к крутым новым русским — через полчаса он был уже в Москве, в самом Центре.

— Ты где сейчас? — Игумнов тоже обращался на «вы» только к задержанным, к тем, кого собирались арестовывать. И ещё к высокому начальству. Зловещее прошлое «Штирлица» и его недалекое блестящее восхождение он намеренно игнорировал. — Далеко?

— У площади Восстания. На углу. Справа от меня высотка. Знаете?

— Отлично. Переходи на другую сторону, на угол Большой Никитской…

Все находилось в Центре, довольно близко друг от друга.

— Стой там, я сейчас подъеду…

Игумнов любил высокие скорости, когда-то недолго был гонщиком, а начинал службу в ГАИ на спецтрассе.

Уже через несколько минут на углу Садового Кольца и Большой Никитской он заметил одинокую фигуру в куртке с поднятым воротником.

«Штирлиц!..»

Подполковник приглядывался к редким машинам, гнавшим в направлении Театральной. Искал отечественные марки. Игумнова тем не менее он прозевал. Заметил лишь, когда тот затормозил, опустил стекло.

— Вот! — «Штирлиц» передал конверт. — Мне ехать?

— Нет, — тот не входил в их команду. — Бери такси. И на вокзал. Скорее всего, ты будешь нужен Цуканову…

— Опять в Домодедово?!

— Да, дежурный отправит тебя тепловозом…

— Все?

— Да, разъезжаемся.

На светофоре Игумнов вскрыл конверт.

Исполненное калиграфическим почерком второгодника-школьника послание Цуканова содержало несколько отдельных сюжетов, не отделенных друг от друга знаками препинания.

«Убить нельзя помиловать…»

Тем не менее Игумнов разобрался:

«Коржакова похитили…»

Причем в ту самую ночь, когда он заходил в палатку «Азас».

Там он оставил личные документы, которые Цуканов изъял. В похищении Коржакова участвовали оборотни-патрули…

Сегодняшняя ночная разборка в Домодедове закончилась мокрухой. За переходным мостом обнаружен труп. Убитый оказался видновским авторитетом — Сохой…

«Соседом по даче начальника розыска в о з д у ш к и …С которым Желтов обещал переговорить…»

Он порвал записку

Еще в конверте лежали документы. Игумнов раскрыл заграничный российский паспорт:

«Коржаков Евгений Иванович…»

Лицо на фотографии показалось на кого-то похожим, хотя Игумнов был уверен, что видел его впервые…

«Комитет Глубокого Бурения…» Такое, чтобы увидел и тут же забыл…»

Тут же находилась карточка «Альфа-банка», лечебная книжка военного санатория. Последняя была вообще не заполнена.

«Непонятно…»

Он переложил паспорт в карман.

«Все. Погнал…»

Последняя мысль пришла как бы вдогонку:

«Если Коржакова похитили неделю назад, а теперь ищут… Значит…Коржаков бежал!..»

***

Петровка, 38 была рядом.

Cтарший опер Самарский уже ждал — высокий вихрастый живчик, коротко подстриженный, с треугольным узким лицом. На нем была спортивная куртка, кроссовки, джинсы. Так теперь ходили сыскари во всей Европе. И ещё в Израиле.

— Игумнов?.. — он открыл дверцу, сел рядом. — Привет…

Старший опер МУРа и внутренне тоже поддерживал корпоративный дух розыскного братства, Игумнов это сразу почувствовал, узнав знакомую манеру.

— Ты чего припозднился? — спросил он, словно они знали друг друга сто лет. — Дежуришь?..

— Домой еду, — Игумнов не стал говорить про дом в Варсонофьевском , у которого он недавно стоял. Ни о чем, что его в действительности заботило.

— Живешь поблизости?

— У Белорусского. — Счев этикет соблюденным, предложил. — Давай к делу, старшой…

— Что у тебя на Коржакова? — Самарский поправил надплечную кобуры под курткой, подвинулся ближе на сиденьи.

— Простой интерес…

— Так не бывает, Игумнов, — Муровец недоверчиво засмеялся.

— Бывает. — Игумнов достал визитную карточку. — В одном месте мы изъяли это… Тебе она нужна?

— Нет. Вот если бы документы!

— Держи! — Игумнов приложил к визитке российский заграничный паспорт.

Самарский глянул:

— Коржакова?! Ну ты щедр! — Старший опер обрадовался, как ребенок. — Где же он находился?

— На линии по Каширскому ходу…

— А точнее…

— Всему свое время…

Старший оперуполномоченный успокоился, но тут же спросил:

— Почему ты все-таки им заинтересовался?

— Документы лежали в одном месте, а человек за ними не приходил. Подозрительно, согласись…

Очередь задавать вопросы перешла к Игумнову:

— Как ты узнал про Качана? Тебе позвонили из Адресного?

Старший опер засмеялся.

— Там у меня жена…

— Ну, ты ценный кадр для начальства… Зеленая улица постоянно.

— А сеструха в первом спецотделе! В Главке области…

— Вот это связи, ничего не скажешь… Коржаков в розыске?

— По моей записке. Жена положила её в картотеку. «Позвоните Самарскому» и телефон… Извини, Игумнов! — Его мобильник внезапно проснулся. Старший опер прильнул к сотовому. — Да… Понял. Повтори…

Игумнов перевел взгляд.

На нескольких этажах Московского Главка горел свет. Там находились кабинеты МУРа, вся остальная часть здания была затемнена. Сбоку со Второго Колобовского выезжали машины.

«Оперативники? Начальство? Что-то произошло?!»

— Извини…

Самарский вернулся к разговору.

— У меня появились данные, что Коржакова похитили. Был анонимный звонок в МУР дежурному.

— Установили, откуда звонили?

— Из Одинцовского района.

— Давно?

— Неделю назад…

Все совпадало.

— Стали проверять. Дома его не видели. Мы связались с его фирмой… — Старший опер приоткрывал свои карты. — Я под благовидным предлогом позвонил туда. Земляк, мол. То да се… Там он тоже не появлялся…

— Живет один?

— Прописан один…

— Как у вас считают, что с ним?

— Наверное все же похитили… — Муровец подумал. — Но теперь меньше версий… Заграничный паспорт здесь, значит и сам Коржаков в России… В любом случае с меня бутылка…

Игумнов пожал плечами.

Снова прозвонил мобильник. На этот раз звонили ему.

Это был Цуканов.

— Слышишь? Николу задержали в Домодедове… — Он успокоил. — Нет, ничего такого. По подозрению. Как участника разборки… Тонкость вот в чем: среди задержанных частный охранник … Понял?

— Пока нет…

— Из той фирмы..

— Из «Освальда»?..

— Да. Ты собирался узнать о них в «Лайнсе».

— Сейчас я туда еду.

***

Коттедж, арендованный Охранно-Сыскной ассоциацией , был освещен.

Окна соседних зданий, принадлежавших крутым строительным боссам были темны. Угрюмый секьюрити на воротах, пропуская внутрь, что-то пробурчал. У коттеджа в ряду других машин Игмнов увидел красный «джип» Рэмбо. Президент «Лайнса» был уже на месте.

Игумнов припарковал машину, прошел к дверям. Подождал, пока дежурный на мониторе удостоверится в его личности. Рэмбо наверняка поставил в известность о ночном госте.

Ждать пришлось недолго. Запорное устройство сработало. Игумнов оказался внутри. Мимо дежурного и второго секьюрити прошел наверх.

Рэмбо уже вышел ему навстречу — двухметровый, рукастый, одетый дорого, но без притензий: белая сорочка с галстуком, брюки. Все от первоклассных западных фирм.

— Ну чего?! Задумал переходить к нам, Игумен?!

Он давно и пока безуспешно переманивал его в «Лайнс».

— Только ещё думаю…

— Смотри, потеряешь место! Когда тебя ждать?

— Сразу, как только выгонят. Тут уже недолго…

— Непруха?.. Как арабы называли, помнишь…

— Ф а ш л а.

Через тихую по-ночному приемную прошли в кабинет. По дороге Рэмбо включил чайник.

— Кофе? Садись…

Пока хозяин кабинета занимался кофе, Игумнов привычно огляделся.

На стене — дицензии, Диплом Всемирной Детективной Сети «Лучшему Региональному Управлению России — 2000 «. За стеклом в шкафу — переплеты Справочников. Бизнес, охрана, оружие…

«Однажды придется снять форму, придти в „Лайнс“. Рэмбо предложит деловую разведку…»

— Прошу…

— Спасибо. — Игумнов мельком взглянул на часы на стене.

Стрелки показывали три ровно.

— Сейчас поедешь… — От Рэмбо ничего не ускользало. — У меня ещё тоже дела. Так что там с «Освальдом»?

— «Освальд» — лишь постольку-поскольку…

Кофе пах ароматно.Игумнов сделал короткий глоток.

Кофе был у Рэмбо отменный, хозяин «Лайнса» подал его в большой фирменной чашке «классик». Игумнов отставил «классик»

— Коржаков… Фамилия говорит что-нибудь?

Рэмбо не отказал себе в удовольствии — заметил:

— Я знал одного Коржакова. Бывший президентский охранник. Писатель..

Депутат. Это, очевидно, не тот.

— Очевидно.

— А твой Коржаков у меня здесь… — Он показал на компьютерную распечатку. — Но вначале все-таки фирма…

Рэмбо прошуршал страницами.

— Если не вникать в подробности… Рядовое охранное агентство. Появилось недавно, на рынке охраны почти неизвестно. Рекламы нет. Штат, в основном, из бывших сотрудников спеслужб. Деньги большие. Но все согласно устава: охрана, сопровождение, личка…

— А главный?

— Ткачук.

— Большие звезды?..

— Генерал. Вотчина его — Средняя Азия: Афган, Таджикистан… Офис на Дмитровке. Но там обычно никого, кроме дежурных. Его резиденция в Подмосковьи…

— В санатории…

— Точно. Твой Коржаков при нем в качестве начальника оперативного отдела… — Рэмбо отставил распечатку. — Тут его установочные данные. Вот его адрес..

— Варсонофьевский переулок…

— Да, Варсонофьевский.

— Он у меня есть… Собственно, и Коржаков меня интересует сегодня лишь постольку-поскольку…

— Загадки загадываешь, начальник… А если напрямую?

Игумнов подвинул чашку, сделал пару коротких глотков.

— У моего старшего опера на платформе вытащили пистолет…

Рэмбо — другану и в прошлом крутому сыскарю МУРа — можно было доверять, как себе.

— В Домодедове была разборка, связанная с Коржаковым, с «Освальдом», но там свои дела… — Игумнов перевернул распечатку, достал ручку. — Здесь Главные пути. Это переходной мост… — Он расставил стрелки. —

Тут нигерийцы, уголовники. Это сотрудники «Освальда», их «джип-чероки». Это скамья, тут сидел Качан. Партнеры нигерийцев приехали позже. Они могли всего не застать…

Игумнов подвел итог.

— Кто-то должен был все видеть.

— Тебя интересуют люди из «джип-»чероки»…

— Кроме того нигерийцы. И братва. Охранники «Освальда» предварительно провели зачистку электропоезда. Три группы. Трое, кто ими руководил, могут быть в курсе. Точнее уже два. Соху убили…

— Видновского авторитета…

— Да. Остались Коржаков и Мосул Авье…

Рэмбо внимательно слушал.

— Твоя цель пистолет…

— Да. «Макаров» не мог уйти далеко. Посторонних на платформе не было.

Ну кто ещё ночью?! Только преступники и менты.

— Я понял.

— Только вот времени остается мало…

— Во сколько у тебя сдача дежурства?

— В восемь.

Рэмбо взглянул на часы:

— Четыре часа, двадцать три минуты…

Игумнов объяснил:

— Цуканов и мой помощник — сейчас в Домодедове. Там, в камере охранник из «Освальда». Может что выйдет… К нигерийцу в общежитие я уже послал своего человека. Коржаков неизвестно где. Неделю назад его похитили, но ему удалось бежать. На него я могу выйти только через фирму… В начале года Коржаков приезжал в Шереметьево с данными на нигерийских наркокурьеров…

Рэмбо прикурил от тяжелой настольной зажигалки:

— Генерал Ткачук пойдет на контакт с тобой только, если поймет, что ты достаточно информирован…

— Да. Поэтому надежда все на тебя.

Рэмбо достал из стола небольшой листок.

— Пожалуй, это тебе пригодится… «Фирма занимается отслеживанием конкурентной торговли кокаином на деньги крупного наркобизнеса…» То-есть генерал ведет ту же борьбу с незаконным оборотом наркотиков, но с другим знаком. Им платят за то, что они сдают конкурентов. Кроме того они тянут за это с государства…

— Понимаю.

— У Ткачука крепкие старые связи. ГРУ, Внешняя разведка…

— Ясно.

— Ты упомянул Шереметьево…

— Коржаков сдал двоих — Иса Раки Зария и Моди Ибрагима Бари.

Рэмбо прочитал:

— «Получено вознаграждение за конфискованный в Шереметьево с помощью фирмы груз кокаина… — Он поднял голову. — Приз довольно крупный. — Сто тысяч. В баксах. Я думаю, для начала разговора тем у тебя предостаточно…

Игумнов достал санаторную книжку

— Это, повидимому, пропуск в резиденцию. Он был у Коржакова…

— Да. Там все их бригада. В первом корпусе…Генерал Ткачук, его правая рука — полковник Хохлов… Тут недалеко…

— Одинцовский район?

— Точно.

— Оттуда был анонимный звонок о том, что Коржакова похитили…

— Послать с тобой?

— Нет, нет. Тебе не надо ввязываться.

— Хорошо. Я позвоню попозже. Если от тебя ничего не будет, я беру людей и еду к ним на п р о ц е д у р ы…

6.

Санаторий располагался в месте, известном как «Подмосковная Швейцария». Мягкие погодные условия, неповторимые по красоте живописные перелески…

Всероссийская здравница всего в часе езды от столицы.

Место паломничества многочисленных туристов…

Игумнов однажды приезжал сюда вместе с первой женой.

С обрыва открывался вид на российскую глубинку.

Сбоку по гребню вереницей тянулись храмы, заканчивавшиеся у стен древнего монастыря. Осенью городок был полон гулом звонниц и запахами яблок, которые неслись из каждого сада…

Вдали виднелась станция Окружной железной дороги.

Пассажирский поезд тут ходил едва ли не два раза в сутки.

Санаторий был изестен далеко за пределами области.

Все доступные в условиях средней полосы виды лечения. Бальнеология, физиотерапия, спортивная медицина.

Господа офицеры брали в библиотеке журналы, ходили на дискотеку, в кино. Пили по номерам «абсолют». Он был тогда внове. Как и датский спирт…

Игумнов подъехал в полной темноте. Половина светильников вокруг не горела. Он припарковался по-дальше от ворот, у знаменитого монастыря. К санаторию прошел пешком.

В проходной не спали. Солдату с повязкой на рукаве Игумнов издалека махнул санаторной книжой.

— Закурить найдется? — спросил тот.

Игумнов зацепил из пачки несколько сигарет, молча рассыпал на стойке.

Толкнул дверь.

На аллеях не было ни души. Игумнов двинулся вдоль осевой.

Впереди сбоку виднелось центральное здание, в нем размещались клуб, столовые, библиотека…

***

Первый корпус санатория располагался неподалеку. Мрачный прямоугольник , ушедший по первый этаж в сугробы. В нескольких окнах на третьем — генеральском — этаже горел яркий свет. Тут по-прежнему ложились спать уже под утро…

За сотню метров до корпуса неожиданно сотовый Игумнова подал признаки жизни. На мобильный позвонила Ксения.

— Привет, Игумнов! Как настроение?

— Отличное… — Игумнов сошел с аллеи, остановился у большого закрытого подъезда то ли столовой, то ли клуба. — Ты где? На Островитянова?

— Да. Тут у них дискотека. Народ живет, веселится… Это ты, как монах…

Ксении беззастенчиво кокетничала. Игра была знакома каждому резиденту, работающему с женщиной-агентом. Раскрепощенность, ни к чему не обязывающий обоих флирт, взаимная влюбленность приносили результаты. Наставление же по работе с агентурой, напротив, требовало полной официальности отношений.

— Как там наши друзья? — Его интересовали нигерийцы, приезжавшие в Домодедово на разборку.

— Вернулись какие-то озабоченные. И снова уехали… А меня и ещё одну девчонку оставили…

Послышался шум сливного бачка. Ксения звонила из студенческого туалета в общежитии. Ее никто не слышал. Она находилась в самом пекле. Нигерийские наркодельцы постоянно проверялись. Им помогали в этом кадровые разведчики Ткачука, слежку за всеми подозрительными вели профессионалы.

В последнее время Игумнову все труднее становилось находить укромное место для встречи. Явочная квартира была неблизко, а надолго уезжать с вокзала…

— В чем у них дело?

— Я спросила: «Куда вы? Девочки вас ждут?!» «Нет, деловая встреча…»

Мне показалось у них неприятности и они поехали к кому-то советоваться.

Да! Вот еще! Мосул исчез! С ними его не было!..

— Дождись их. Если Мосул не приедет, постарайся узнать, где он…

— Насчет этого мог и не напоминать… Обижаешь, начальник!

Ксения была авантюрного склада. Еще девчонкой в школе в сочинении «Делать жизнь с кого»? написала, что хотела бы стать валютной проституткой. Сочинение прорабатывали на всех педагогических советах, совещаниях. Несколько строк ей посвятил знаменитый главред газеты «Первое сентября».

По мере взросления Ксения все больше склонялась к идеям свободного предпринимательства. Теперь она меньше стремилась в путаны, учила английский и, как могла, искала связи в мире бизнеса.

В интервью, которое Ксения разослала главам нескольких частных фирм она без ложной скромности указала :

«Сильная личность, коммуникабельна, умею работать с людьми, активна и полна энергии, готова начать новые проекты…»

В качестве причины ухода с прежней работы Ксения назвала — «отсутствие перспективы роста».

Приписка в конце интервью гласила:

«Уровень оплаты: не заинтересована в предложениях с оплатой ниже 500$ в месяц…»

Сейчас, в ожидании ответа на свои предложения, Ксения была абсолютно свободна.

— Мне кажется, с Мосулом что-то произошло. Думаю: будут новости.

Готовь премию, Игумнов… — У неё было легкое настроение.

— Принято. Звони. Если не сможешь связаться со мной, поставь в известность дежурного. Или Цуканова. Оба в курсе.

— Поняла. Кстати, Игумнов! Не забыл, какое сегодня число?

— Ты насчет Витеньки?

— Сегодня его поминают. Они сейчас там, в проходной. На фабрике. Мне звонила его мать…

— Мне тоже.

— И как?

— До рассвета я вряд ли выберусь.

— Не стыдно, Игумнов! — Она снова громыхнула сливным бачком. — Если уж ты, мент, не помянешь, то кто?! Витька и живой был один, а теперь и мертвый один! Ты и ко мне тоже бы не пришел?!

В том, что она говорила, был обидный, но справедливый резон.

— Постараюсь. Посмотрим, как будет…

— Я тоже приеду.

От корпуса уже шел кто-то из часовых. Игумнов заставил себя собраться — его приезд к Ткачуку был, безусловно, поступком опрометчивым, времени на раздумья уже не оставалось.

Он свернул к корпусу. Вход внизу охранял наряд охранников «Освальда» в новеньких камуфляжах. В караульной тоже не спали. Играли в домино.

— Вам кого? — Старший — без знаков различия на куртке — поднялся над столом с костяшками. Он был одного роста с Игумновым, тоже длиннорукий, поджарый.

«Все они из спецслужб…»

— Мне нужен полковник Хохлов…

— Как доложить?

Игумнов достал милицейское удостоверение.

Старший взглянул пристально, поднялся к телефону.

— Тут к вам… — Он отвернулся, чтобы Игумнов не слышал. Потом, ни слова не говоря, сунул трубку Игумнову.

— Слушаю… — голос на другом конце провода был официален.

— Начальник отделения уголовного розыска капитан… — Игумнов назвал себя. — Я по поводу вашего человека, который исчез…

В трубке наступила пауза.

— Подождите минутку…

Пауза продолжилась. Наверху совещались.

— Передайте трубку дежурному…

Трубка переместилась.

— Слушаю, товарищ полковник… Есть. Понял… — Дежурный водворил трубку на место. Его отношение к прибывшему и тон мгновенно изменились. Теперь они были одновременно и официальными, и уважительными. — Извините, товарищ капитан, вы на территории воинской части. Необходимо сдать оружие…

Это было явное нарушение правил: менты сдавали оружие только в следственных изоляторах и на зонах.

Игумнов скорее почувствовал, чем увидел, как с обоих сторон за его плечами сгруппировались караульные…

«Даже лучше, что я без „макарова“… — Подумалось. — Могло случиться, в одну ночь потеряли бы сразу два пистолета. Выгнали бы обоих…..»

— При мне нет оружия.

— Извините: необходимая формальность.

Стоявший сзади прапорщик провел по одежде Игумнова металлоискателем. Мотнул головой: «чист!»

— Сюда, товарищ капитан. Проходите…

Один из охранников поднялся его проводить.

***

Аккуратный, со строевой выправкой офицер в штатском выглядел слишком молодо, чтобы оказаться правой рукой Ткачука. Тем не менее было именно так.

Он пригласил Игумнова войти. Представился.

— Полковник Хохлов Александр Александрович, советник президента фирмы… — Чтобы предупредить вопросы, он сразу сообщил. — Генерал уже знает, что вы здесь. Садитесь.

Номер был генеральский, с просторным холлом и огромной гостиной.

Игумнов присел в кресло, так чтобы видеть обе двери.

— Да, да… — Когда Игумнов вошел, советник президента фирмы разговаривал по телефону и поглядывал на дисплей включенного компьютера. — Не волнуйтесь…

Хозяин номера появился неслышно из глубин аппартамента.Энергичный, с квадратным торсом. В отлично пошитом фирменном пиджаке.

— Генерал Ткачук…

Несмотря на поздний час в номере никто не спал

Это не могло быть случайностью.

Игумнов был совершенно уверен: между бодрствованием хозяев номера и наездом на нигерийцев на переходном мосту в Домодедово существовала связь…

В номере знали и об убийстве преступного авторитета, и об исчезновении лидера нигерийских наркокурьеров в Москве Мосула Авье, и о задержании одного из сотрудников…

***

Никола откинулся к стенке палатки. Он сразу понял: «Наезд!..»

Четверо в камуфляжной форме из «джипа-»чероки», проскочившего на полном ходу к опорам переходного моста, и ещё двое в куртках — ехавшие в последней электричке вместе с ним, действовали как истые профессионалы…

Нигерийцев и их прикрытие из видновской братвы сразу отсекли от покупателей. Последние их не интересовали. Ни босс, ни другой с кейсом…

Один из телохранителей не врубился — выхватил газовый пистолет… Его укротили немедленно. Самым жестким образом… Кровавый след потянулся по ступеням лестницы к «мерседесу»…

С другой стороны моста на помощь нигерийцам бросилась братва. Негра в шапке с завязанными наушниками под подбородком нападавшие взяли в кольцо. На всем протяжении лестницы и вверху уже шла разборка. В самой гуще Никола снова увидел плечистого, в трехцветной куртке с капюшоном, которого видел внизу, у опор моста…

Никола не мог ничего понять.

«Может наскочил ОМОН?»

Ментовская патрульная машина, стоявшая поодаль, не двигалась.

«Что там? Группа поддержки?!»

На лобовом стекле тормознувшего «джипа-»чероки» белела бумажка.

«Проверке не подлежит»? ! Или «разгонщики» под видом ментов?! Сейчас хрен разберешь!»

Неожиданно раздались выстрелы. Николе показалось: стреляли из патрульной машины. На мосту им отозвалось несколько громких хлопков…

Внезапно сразу вся кодла бросилась с моста к лестницам по разные стороны, к Ожидавшим внизу машинам.

Общая картина мгновенно разбилась на отдельные кадры.

В какой-то момент один из нападавших вверху вдруг вылетел из груды тел, покатился по ступеням. Никола узнал своего знакомца по электропоезду — белесого, в куртке, без головного убора. В конце первого пролета ему удалось зацепиться ногой за перила…

Вверху быстро удалялись в сторону маневрового парка братки и нигерийцы. Они кого-то несли. На миг Николе показалось — он снова увидел знакомую трехцветную куртку… Нигерийца в ушанке, напротив, потащили к «джипу — „чероки“ камуфляжники, сунули на заднее сиденье…

В этот момент со стороны города внезапно послышались звуки ментовской сирены, показались огни проблесковых маяков. Это гнала домодедовские менты. В сторону Москвы по Главному пути на полной скорости проскочила путевая дрезина. Одновременно патрульная машина, стоявшая в центре площади, неожиданно развернулась, начала быстро удаляться…

У бандитских машин произошла толкучка.

К отъезжавшему «джипу-»чероки» бросилось сразу несколько собровцев. Водитель «джипа» оказался опытным — дал задний ход, чтобы не дать ментам отрезать его от шоссе.

Дверцу изнутри захлопнули уже на ходу, рванули в ночь.

Маневр принес успех. Но не полный.

Один из команды не успел вскочить. Это был все тот же белесый знакомец Николы по электричке. Повезло домодевским ментам. Белесого взяли в кольцо. Раздались предупредительные выстрелы…

Знакомец Николы бросился за палатку — Николе с его места все было хорошо видно. За палаткой тот с маху сел на снег. Похоже посчитал, что сидящего не подстрелят…

Когда менты забежали за палатку, он уже поднял руки над головой.

На него обрушились удары дубинок. Досталось и от ботинок. Но это продолжалось минуты две. Не больше. Менты выпустили адреналин, обыскали, потащили в машину…

«Джип» с остальными заккамуфляженными уже гнал на приличной скорости. Менты и не пытались его преследовать. Через минуту в той стороне видны были лишь красные сигнальные огни. Потом и они исчезли.

Николе в самую пору было побеспокоиться о собственной судьбе. Но момент был упущен. Сзади уже набегали двое.

— Руки!

Никола увидел направленный на него ствол. Не удивился и не испугался.

Это были менты. С ними все было предсказуемо. Для порядка ему пару раз врезали по шее, хотя и не особо сильно. Потом закрутили руки, подвели к той же машине, куда посадили Белесого.

— Давай, — подтолкнул один из сержантов.

— Телись… Руки!

Вслед уже толкали кого-то третьего. Этот был местный, молодой, в импортном пальто, дорогих туфлях. Принадлежал ли он тоже к участникам раборки? Его притащили из-за палаток.

— В горотдел, — скомандовали сзади.

***

В машине Никола осмотрелся.

Оба его спутника были молодые, модно и дорого одетые, явно борзые.

Неужели ментам, прихватившим его, не приходило в голову, что он никак не мог входить в одну с ними компанию?!.

Впрочем, он не заблуждался: менты прихватили его для счета.

«Не было выбора…»

Теперь начальство могло доложить: «принятыми по горячим следам мерами задержано трое подозреваемых. Ведется проверка…»

По дороге оба борзых громко несли ментов, всю их контору, кончая министром…

Ехать было недалеко. Никола помалкивал. Заталкивая в машину, менты обыскали его довольно поверхностно. В поле пальто находилась заправленная во внутренний шов заточка, с которой он практически не расставался. Теперь настало время от неё освободиться. Осторожно, почти не двигаясь, одной рукой он по-тихому выпростал острое стальное жало. Никто в его сторону не смотрел. Теперь заточка была уже у него в рукаве.

Оставалось решить, как от неё освободиться.

Можно было оставить под сиденьем.

«В этом случае её сразу обнаружат. Свидетелей у ментов не будет. Но от них можно ожидать,что угодно..»

Заточку могли в наглую засунуть назад в карман, а потом обнаружить снова, но уже с понятыми.

«А это, считай, новый срок..».

Когда дело касалось особо-опасного рецидивиста, менты всегда действовали по понятиям, а не по закону…

Наконец, можно было попытаться сбросить улику в снег, когда их поведут в здание…

«И все-таки…»

Никола осторожно опустил руку с заточкой. Теперь он ожидал очередного толчка. Дорога была с выбоинами…

Водитель заложил короткий вираж. Никола разжал пальцы. Заточка негромко стукнула о днище кузова. Никто не обратил внимания. Теперь по ходу движения тюремный ступер должен был постепенно сместиться к заднему борту…

Они уже подъезжали. Водитель притормозил.

У здания городской милиции их уже встречали.

— Выходи по одному. Руки за голову…

Никола мог себя поздравить: тут ему не удалось бы избавиться от заточки. Их встретили тычками.

— Быстрее..

Никола выходил вторым. На его долю пришлось несколько ударов по голове и сзади по почкам. Последнему досталось ещё сильнее… Потом всех троих усадили в дежурке. Тут уже обыскивали дотошно, как в тюрьме — раздели до нага, поверили каждый шов…

Когда обыск заканчивался, в дежурке появился коренастый усатый мужик — начальник домодевского уголовного розыска. Задержанные уже одевались.

— Ну — ка сейчас мне, как на духу… — Он держал руку за спиной. — Кто выбросил? Быстро!

Он внимательно всматривался в каждого.

Никола его интересовал меньше, чем остальные: он и по возрасту, и по одежде выпадал из числа предполагамых участников разборки.

Вор смотрел перед собой бесцветными, как у недельного кобелька, глазками, он-то точно знал, что могло быть там, у него за спиной. Кроме того он видел: начальник розыска откровенно гонит туфту.

— Ты ведь знаешь! Я тебе говорю!

Он обращался к недавнему знакомцу Николы по электропоезду, и тот — Никола видел — смешался. Вопрос застал врасплох.

— Там отпечатки пальцев. Куда ты денешься?! — Усатый коротко взглянул на стоявшего рядом оперативника. Тот понял — передал ему сигарету, которую перед тем прикурил.

— Как фамилия? — Мент усилил нажим. — Быстро!

Задержанный назвался. Фамилия была редкая — Никола её не запомнил. В памяти задержалось только имя:

«Руслан»

С самим Николой разбирались в последнюю очередь:

— Фамилия, имя…

— Анчиполовский Ефим…

— Отчество? Год рождения, адрес?

Никола ответил на все вопросы. Точно назвал он и день и месяц рождения, на чем обычно ловится половина всех, кто идет под чужим именем.

Проверка по компьютеру все подтвердила.

— Есть. Прописан…

Теперь он мог качать права. Хотя и не особо круто:

— За что задержали, начальник?! Завтра с утра на работу…

— Хочешь сказать, что трудишься?!

— Как же начальник…

— Кого ты паришь, дед! Давай его на оправку! Утром разберемся!

«Значит в камеру…»

Самым важным теперь — было передать Игумнову, где он находится.

«Что-нибудь придумаю…»

Сзади уже кричали:

— Пошли, дед. Руки! Небось наученный уже?

— Гнилой насквозь.

— Да уж видно! Бывал у нас…

— Неужели нет…

Домодедовское КПЗ, а по-нынешнему ИВС или и в а с и, могло считаться родным. Первый раз он сидел в нем много лет назад во время переследствия, тогда ещё честным пацаном.

— Заходи…

В камеру он попал к уже знакомому Руслану, который дернул его из электрички. Когда Никола поздоровался, охранник не ответил — молча мерял шагами камеру. Мысли его были далеко.

Одного взгляда на него Николе было достаточно, чтобы понять его состояние. Нынешние крутые куражились на воле, но не имели опыта выживания ни в тюрьме, ни на зоне.

Не обращая больше внимания на напарника, Никола нашел себе место дальше от двери, чтобы не дуло. Снял пальто, свернул. Неспешно разделся. В камере, если бывало тепло, он спал обычно в кальсонах, на аккуратно сложенных шкерах. Пальто клал под голову. Свет ему не мешал…

Свободное его поведение объяснило соседу, кто есть кто.

Охранник д о г н а л.

Он перестал ходить. Нагнулся к Николе.

— Слышь? — прямоугольное с белесыми ресницами лицо возникло совсем близко. — Я вспомнил. Ты ведь был в электричке. Мы тебя… — Он поискал слово. Не нашел.

— Ну, — Никола зевнул.

— Ты прости…

Никола не ответил. Было уже поздно.

Сокамерник продолжал ходить от стены к стене. Он нуждался в разговоре. Никола понял:

«Первая его первая ходка…»

Внезапно Белесый остановился:

— Может ты знаешь: статья 126… Что там?

Статья была новая. Но Никола слыхал о ней.

— Похищение человека.

— А срок?

— Там три части… Организованная группа?

— Да. С применением оружия…

Тот перестал ходить, оглянулся на очко в двери.

— Если тяжкие последствия или смерть от пяти до пятнадцати.

Белесый сразу скис.

— Тут ещё важно вот что… Где это? Чечня?

— Здесь. На станции…

Никола проследил известные ему передвижения сокамерника.

«Зачищал электричку… Следил за африканцами и братвой на мосту. Когда началась разборка, бросился на мост вместе с бригадой, приехавшей в „джипе“ . А тут домодедовские менты… Уехать вместе со своми не успел…»

Само задержание происходило у Николы на глазах. Белесый вел себя с опаской, нервно…

«Забежал за палатку, сел на снег… И в дежурке тоже. Когда мент принес заточку, держал за спиной заточку, весь задергался… Он ведь не знал о ней?!»

Поговорить не удалось. Снаружи с силой громыхнул засов.

— Анчиполовский, с вещами!..

Сокамерник вперился Николу откровенно завистливым взглядом. Ничего не сказал.

— Выходи, пока не передумал… — Мент остановился на пороге. — То сажают, то отпускают… Сам оденешься, дед? А то, может, помочь?

— Сам.

Этому могло быть только одно объяснение…

«Игумнов…»

Никола ошибся. В Домодедовский горотдел приехал Цуканов.

***

Появлению заместителя Игумнова в домодедовской дежурке предшествовала цепь телефонных переговоров. Начало им положила Ксения своим звонком дежурному на вокзал…

— Срочно разыщи Игумнова или Цуканова…

Они разговаривали не более десятка секунд.

На большее у Ксении не хватило времени. В каждое следующее мгновение нигерийцы могли застать её с телефонной трубкой в руке. Кому она звонит около четырех утра ей было бы трудно объяснить.

Своим стремительным звонком Ксения задала темп.

— Я перезвоню в четыре ровно…

Предупрежденный Игумновым дежурный понял: речь пойдет о наркокурьере. Цокнул леденцом во рту.

— Будет сделано, дочка…

Времени оставалось меньше получаса. Игумнов был по дороге к военному санаторию на Минском шоссе, Цуканов — в Домодедове.

— И смотри не занимай телефон, блин!.. — Ксения не церемонилась.

— Ё-кэ-лэ-мэ — нэ… — Майор перебрал известную половину алфавита, но она уже бросила трубку.

Ничего не оставалось. Когда надо было, майор соображал быстро. С ходу связался с домодедовским дежурным:

— У меня дело. Там сейчас наш Цуканов… — Он сразу ухватил быка за рога.

— Пока не видел…

— Он на месте происшествия. Наверняка с начальником розыска. У тебя рация. Передай, чтобы срочно мне перезвонил. Тут такая лажа. Начальника Управления ждем. Генерала Скубилина…

Домодедовский дежурный попался на удочку:

— Чего ему не спится?!

— По воводу вашего убийства. Хочет знать детали… Так что сделай! По-быстрому. При встрече рассчитаюсь.

Посулы сыграли свою роль. В Домодедове тут же была задействована рация с позывными начальника уоловного розыска.

— «Воркута-10»…

— Вас слушаю…

Цуканов действительно оказался на месте происшествия вместе с Усатым. Сообщение об интересе генерала Скубилина к домодевскому убийству произвело желаемый эффект. Через несколько минут оба были уже в городском Управлении. Из дежурки Цуканов сходу позвонил на вокзал.

— Ну чего там ещё за прикол? Кто едет? Рушайло?!

— Никуда не отходи. Сейчас тебе перезвонит игумновская помощница…

— Понял…

Цуканов положил трубку. Зная дежурного, он и не ожидал другого.

Между тем домодедовцы не сводили с него глаз, пытались узнать свою судьбу.

— Чего там со Скубилиным?

— Пока неясно. Будет звонить…

Неожиданно увидел: на столе у дежурного лежала заточка.

— А это откуда?!

— В машине нашли…

Цуканов был уверен, что знает, чья она , но промолчал. В такие дела чужих не посвящали.

— Да! — Он словно только что вспомнил. — Распорядись насчет «Анчиполовского»…

Он достал сигареты.

— А может оставить до утра? — Начальник розыска уже тянулся к зажигалке. В результате недолгого воздержания у него словно развилось острое никотиновое голодание. — Все-таки он в камере с подозреваемым. Вдруг разговорятся…

Что-то подсказало Цуканову не согласиться:

— Пусть выводят, пока я здесь.Может что-нибудь прояснилось… Сколько они уже вместе?

— Полчаса не больше…

— Давай. Я пока останусь в дежурке.

Звонок раздался через пару минут.

В связи с тяжким преступлением в Домодедово то и дело звонило начальство разного уровня. Помня об этом , дежурный каждый раз представлялся по форме, позволяя себе единственное послабление — пропускал половину слов.

Так было и на этот раз:

— Ответ…дежу.. домодедовск… вэдэ капитан мили…

В ответ свежий женский голос удостоверился:

— Малыш! Ты?

— Послушайте, вы кому звоните!?

Цуканов едва успел перехватить у него трубку.

— Это мне… Слушаю, Цуканов!

У телефона была Ксения.

— Малыш! Мы может приедем с подружкой… — Фраза предназначалась для чужих ушей там, откуда она звонила.

Обращение можно было опустить.

Ксения на несколько секунд замолчала. Послышался скрип двери. Продолжила она спокойно, даже весело. На секунду ей удалось остаться одной.

— Мосул так и не появился. С ним что-то случилось…

— Понял…

— И еще. Тут оставили сотовый аппарат. Кто-то позвонил. Я взяла трубку… это был курьер. Он только прилетел в Москву…Минуту! Кто-то идет… — Она что-то ответила на английском, снова дважды скрипнула дверь.

Разговор сразу стал конкретным.

— Курьер едет сюда. Скоро будет. Никто не будет ничего знать и не выйдет на встречу. Он будет торчать внизу. У магазина «Мишель». Вы можете взять прямо у входа…

— Как я его узнаю?

— Ты его знаешь! Пятно на виске. Качан узнал о нем в Шереметьеве… Он с летел с «начинкой»…

«Челнок»!

Она имела в виду уже известного курьера, провозившего наркотики внутри, в желудке. В последний раз тому удалось ускользнуть…

— А ты не спалишься…

— Все!

В следующую минуту рядом с Ксенией кто-то появился. Закончила она неожиданно:

— Меня сегодня не жди. Я ночую у подруги. Целую.

***

Подходивший к Игумнову из глубины санаторного номера генерал Ткачук смотрелся хорошо — худощавый, высокий,с энергичным лицом, с квадратным подбородком. Последний чуть портил намечающийся второй, в котором уже угадывались будущие мешочки, по-стариковски легкие и дряблые.

Безупречно сшитый фирменный пиджак Ткачука в интерьере спокойных тонов военной здравницы выглядел как яркий лоскут.

— Ты из линейной милиции, капитан… Так? Какой же это участок?

Игумнов сузил объект обслуживания до интересующего.

— Каширский ход… Точнее, Домодедово.

Аккуратный полковник — советник главы фирмы тотчас проявил интерес, оставил компьютер.

Генерал хотел что-то сказать, его прервал тихий стук в дверь.

— Да… — Ткачук подал знак.

Гладкая высокая официантка в шортах вкатила сервированный на колесиках столик. Поставила перед Ткачуком.

Генеральский стол выглядел заманчиво.Осетрина, балычок. Красная икра.

Ткачук тоже остался доволен. Уверенно подвинул себе кресло. Пригласил Игумнова:

— Наверняка не ужинал. Знаю вашу собачью работу…

Игумнов не заставил себя упрашивать. Полковник Хохлов сел третьим.

Генерал объяснил:

— У меня, понимаешь, дробное питание…Врачи заставляют есть через каждые два часа. Днем ли, ночью…

Последствия кровавой разборки в Домодедово как бы не имели отношение к ночному бдению в «Освальде».

«Дробное питание…»

Водке тут предпочитали хорошие коньяки.

Официантка обошла стол, разлила по рюмкам «Армянский». Перед каждым поочередно возник для обозрения её сытый лошадиный круп.

Потом она тихо удалилась.

— Пододвигайся. Как тебе это? — Ткачук оглядел стол, ткнул салфетку за ворот.

— Отлично, — Он кивнул на круглые часы над компьютером. — К сожалению, надо возвращаться. Мало времени.

— А много и не надо. Мы на коротке… Дай я за тобой поухаживаю… —

Ткачук перегнулся через стол, положил на тарелку Игумнова балычок. Добавил грибки. — Капитанство — лучшая пора службы. Майор это как долговременная точка. Четыре года ходишь и никакого передвижения. Если, конечно, нет руки… У вас кто н а Управлении?

— Генерал Скубилин.

— Вася?!

— Василий Логвинович.

Рэмбо был прав: сюда, в «Освальд», тянулись старые дружественные каналы связи. Не исключено, что у Ткачука существовал выход и выше — на Министерство. И не только на МВД.

— Старый мой дружбан!.. — Ткачук приподнял над столом хрустальную рюмку. Игумнова коснулся благородный запах.

— Ну! За твою первую большую звезду, капитан!

К коньяку были нарезанные ломтиками дольки лимона, обсыпанные сахаром и натуральным кофе.

Ткачук не стал тянуть. Выпил.

— А теперь давай, капитан. Что конкретно тебя привело?

Игумнов пригубил рюмку, вернул на место.

— Мне нужно переговорить с Евгением Ивановичем…

— Коржаковым?!

Ткачук и его ближайший помощник словно наткнулись на установленную для них растяжку. Генерал взглянул на замершего советника, словно в том, что мент интересуется референтом фирмы по менежменту, была его, полковника Хохлова вина. Сделано это было для него, для Игумнова. Ткачук был обо всем осведомлен и не нуждался в консультации.

— Увы, капитан! Коржакова я представить тебе не могу. Исчез Евгений Иванович. Ты знаешь это не хуже меня…

Игумнов не подтвердил, не опроверг.

— Накануне мы вот так же посидели, а утром он уехал. Как всегда. И больше не появился.

— Он сообщил, куда едет?

— Нет.

— Коржаков былвооружен?

— Я своих сотрудников не обыскиваю, как ты понимаешь. Бывший боевой офицер. Подполковник. Он оформлен как частный охранник, значит есть лицензия на оружие… Дальше пусть тебе мой советник расскажет…

Тот сразу вошел в разговор.

— Вечером, когда он не вернулся, мы не придали значения. Подумали — к кому-то заехал. Дело молодое. На второй день он на службе не появился.

Тогда уже забеспокоились…

— Фирма обращалась в милицию с заявлением о розыске?

— Нет, не видели надобности.

Игумнов задумался.

— Перед тем заметили что-то настораживающее?

— Сослуживец говорил, что Коржакова пасли какие-то двое…

— Он видел их?

— Да. Молодые, высокие. В куртках. Таких сейчас много. Правда?

Разговор получался клочковатый, неровный.

— Какая у него машина, у Коржакова?

— «Фиат», серебристый, последняя модель. Про неё пока ничего неизвестно.

Тяжесть обсуждения, как в хорошем романе, была перенесена на самый конец. Советник взглянул хитро:

— Я думаю, этих двоих вы должны их лучше знать…

— Почему?

Слово снова взял Ткачук:

— Это твои коллеги. Не знал?..

— Нет. А откуда известно, что это менты?

— Они, собственно, не скрывали…

— Их проверили?

— Конечно. Это — работники подмосковной милиции. Патрули…Кто именно я уже не помню. Это и неважно… — Он оглянулся на советника.

Полковник разлил по рюмкам коньяк.

— Давай, — Ткачук поднял рюмку. — Ты за рулем?

Игумнов отрицательно качнул головой:

— Молодец. Значит, мыслишь глобально. Давай по граммулечке…

И закуси яичком. В яйцах чудесная сила. Знаешь об этом?

— Догадываюсь…

— Я не о том. Объясняю: яйцо — единственный натуральный продукт, что при варке твердеет! Так что…

Они выпили.

— На что тебе Коржаков?!

Игумнов взглянул на часы. Было начало пятого. Времени осталось мало. Очень скоро с последним боем часов, как в сказке про Золушку, в жизни, которой они жили все последнее время, многое могло измениться и обесцениться…

Пора было приступать к делу.

— Он причастен к тому, что произошло сегодня ночью в Домодедово. Фирма не только проводит информационную разведку, но и берет закон в свои руки…

— «Освальд» не имеет к этому отношения, поверь…

Ткачук поправил салфетку.

— Я создал фирму для консультаций по защите от криминала. Кто обращается, того я и снабжаю информацией. Понимаешь? Я не клиента своего проверяю, а тех, кого он заказывает. Презумпция порядочности. А ещё тайна заказчика. Это главное. А кто он, заказчик? Наркоман или «голубой»? Или ещё кто… Меня не касается.

Игумнов не комментировал.

Проверить, чем в действительности занимался «Освальд», было невозможно, поскольку консультации считались абсолютно конфиденциальными и материалы могли сразу уничтожаться по просьбе клиентов. Да и задача Игумнова была иной.

— Выходит, все данные самого Коржакова?

— А вот у него и спроси. Он мужик самостоятельный…

— Между тем в международном порту «Шереметьево» он выступал от имени фирмы…

— Ты мне веришь, капитан?!

Советник был на чеку, чтобы вступить. Но генералу помощь не понадобилась. Он потянулся, положил себе на тарелку грибки, добавил и гостю.

— Гляди, какие мелкие опята. Между прочим, тут собирали… — Он поднял вилку. Перевел разговор. — Горячность — плохой советчик, капитан. Понимаешь: я сам до всего не дохожу. Рук не хватает…

— Понимаю.

— Нужны умные соратники. Сейчас, например, требуется человек, вести переговоры с клиентами. И лучше, чтобы этот человек был из ваших, из ментов. Не военный. Деньги плачу приличные. Может предложишь такого?

Намек был прозрачен.

Игумнов покачал головой.

Из его друзей никто бы не пошел бы служить в криминальный бизнес.

Да и не об этом он сейчас думал.

Функции «Освальда» были весьма специфические.

Люди генерала охраняли команду Мосула Авье и одновременно сдавали других прилетающих в Москву нигерийских наркокурьеров, о которых узнавали от своего клиента. Так не могло продолжаться вечно.

«Неделю назад нигерийцы с помощью видновских уголовников и двух коррумпированных ментов — патрулей, похитили Коржакова в Домодедово. Но ему удалось бежать…»

Ткачук отложил вилку.

— А теперь по существу! Ведь не Коржаков же тебя в действительности интересует! А твой старший опер, что дежурил на платформе, Качан…

А ещё точнее — т о, ч т о у н е г о п р о п а л о…

Ткачук знал про «макаров»!

Игумнова испытал настоящее потрясение.

Удар был нанесен точно Генерал и его советник не спускали с него глаз..

Выручил звонок на сотовый. Звонил именно Качан:

— Я нашел «фиат» Коржакова. Он в Сандуновском переулке. Недалеко от его дома. Еще теплый…

Игумнов хватило выдержки, чтобы спросить:

— Ты один?

— Да. Карпец остался в Варсонофьевском. В доме…

***

Расставшись со старшим опером, Карпец поднялся в лифте наверх.

На шестом он вышел, присел на ступеньку. Здесь можно было временно обосноваться. Карпец достал из куртки хлеб с «рамой» и колбасой.

Начал есть.

Бутерброд успела сунуть жена, пока он собирался — быстрая на руку хохлушка. Такая же лимитчица, как и он. Она работала кассиршей в предварительных кассах, химичила на билетах. На ней держалось все.

Он, Карпец, только нес свою бесконечную ментовскую вахту, смысл которой был неясен ему самому…

Задремал он сразу.

Разбудил тихий металлический звук.

По решетке лифтного заграждения поднималась большая серая крыса.

Внезапно внизу хлопнула дверь. Черневшая сбоку кабина лифта просигналила о том, что в подъезде появились люди. Раздался громкий стук.

Кабина тронулась с места. Растерявшаяся крыса кинулась поперек решетки, спрыгнула. Быстро побежала вниз. Конец длинного хвоста тянулся по ступенькам. Младший инспектор тихо поднялся. Подошел к перилам, заглянул в лифтную шахту.

Подсвеченная изнутри кабина быстро опускалась.

Внизу никого не было видно. Карпец прислушался.

Лифт снова двинулся. На этот раз вверх. Карпец встал сбоку.

Кабина, не останавливаясь, миновала пятый этаж… Шестой… На верхнем этаже громко сработало тормозное устройство.

Больше Карпец ничего не услышал. Дверь не открылась. Из лифта никто не вышел. Кабина пришла пустой. Кто-то запустил проверку на вшивость…

Карпец снова бесшумно переместился к перилам, заглянул вниз.

Было возможно всякое. Карпец ждал от противника такой же хитрости, на которую был способен сам.

Он прислушался.

«Так и есть…»

Те, кто послали на разведку вверъ пустой лифт, поднимались пешком. Это было подозрительно.

Карпец снял туфли. В носках, бесшумно двинулся наверх.

Дом был девятиэтажный. Карпец все не слышал звуков отпираемой внизу двери. Его и поднимавшихся следом разделяли всего три лестничных марша.

Было ясно, кто-то намеренно не воспользовался лифтом…

На последнем этаже свет не горел. Карпец подскочил к чердачному люку.

«Ф а ш л а „, как любил говорить Игумнов, непруха!..“

На люке висел замок. Пути дальше не было.

Карпец заглянул в лестничный пролет, снизу поднимались двое в камуфляжах. Надо было что-то предпринимать…

Карпец опустился на ближайший лестничный коврик у двери, туфли поставил сбоку. Прилег, положил руки под голову, смежил веки…

«Стоп!»

Секунду подумав, он выташил пистолет и удостоверение сунул под коврик ближе к двери.

«Пьяный муж под дверью собственной квартиры… „Жена не пускает…“

Поднимавшиеся остановились ниже полуэтажом. Яркий луч фонарика ударил в лицо. Карпец сделал вид, что просыпается. Зажмурился. Поднял голову.

— Не он, — сказал тот, что был с фонариком.

Они поднялись на площадку.

— Милиция… — Тот же человек коснулся Карпеца ботинком.

Младший инспектор потер лицо руками. Ничего не сказал. У него не было инструкций на случай появления коллег. Проявлять инициативу было не в его правилах.

— Чего домой не идешь? Баба не пускает?

Карпец поднялся осторожно, стараясь не сдвинуть ногами коврик.

— Протрезвел?!

— Я и не пьяный… — Он держался естественно. — Ключ потерял…

— Обшмонай его, — сказал тот, что с фонариком.

Мордастый плотный, стоявший сбоку, придвинулся. Вблизи он выглядел тяжелым, остойчивым. Казалось, центр тяжести у него, как у японских борцов сумо, находится где-то низко.

Он провел руками вдоль одежды Карпеца.

— Чистый…

— Давно тут живешь? — первый заговорил уже миролюбиво.

Карпец кивнул.

«Вот бы Качан сейчас появился…»

На это было мало надежды.

— Коржакова знаешь? С пятого этажа… — спросил тот, что с фонариком.

Карпец кивнул.

— Пошли. Покажешь. — Он посветил Карпецу в лицо.

Тон исключал любое возражение. Карпец не возражал:

— Сейчас. Можешь убрать фонарь?

Карпец нагнулся к туфлям. Фонарь погас. На мгновение наступила полная тьма. Карпец успел вытащить из под коврика пистолет, сунул в куртку. Второй рукой прихватил милицейское удостоверение.

Не глядя, кое — как натянул туфли.

— Пошли! — Тот больше не включал фонарик.

Карпеца пустили впереди.

Двое, назвавшиеся ментами, шли чуть позади.

Они контролировали каждое его движение.

— Тут он живет, — Карпец указал на дверь.

— Звони!

— А чего я скажу?!

— Скажешь, ключ забыл… — Они, как давече он и Качан встали по обе стороны двери. Второй — мордастый, в куртке, точно, как до этого Качан приготовился сунуть ботинок в дверную щель.

Карпец сделал ещё одну попытку уклониться:

— Да я звонил ему. Никого нет.

— Делай, что тебе говорят!

Младший инспектор пожал плечами.

— Быстро!

Он позвонил. В квартире Коржакова была полная тишина.

— Давай еще…

Результат был тот же. Пес за дверью соседа напротив громко залаял.

— Еще!

Карпец снова позвонил.

Сзади, у соседа, загремел замок. Милиционеры обернулись.Карпец отошел, обеспечивая пространство для будущего маневра.

Сосед в спортивном костюме осторожно, чтобы не выпустить пса, протиснулся на площадку.

— А Евгения Ивановича все нет… — Всех троих он сразу узнал. — Так и не пришел.

Тот, что был с фонариком, переключил свое внимание с Карпеца на соседа — психолога. Бедолага с верхнего этажа сделал свое дело и мог отправляться досыпать назад на свой коврик под дверью. Напарник тоже потерял к нему интерес.

— Как же нам с ним встретиться…

Качан осторожно покинул опасную зону.

Дальнейший путь его мог быть только вниз.

Менты задали соседу точно те же вопросы, что и Качан. В ответах соседа не содержалось ничего нового. Он это почувствовал, потому что показал в сторону сваливавшего по-тихому Карпеца:

— Они тоже интересовались. Я и им то же говорил…

Конец фразы застал младшего инспектора маршем ниже. Карпец получил фору — оба мента замешкались. Но через пару секунд лестница загудела под ударами тяжелых ботинок.

Оставшиеся лестничные марши Карпец словно пролетел по воздуху. Броском, всем телом, ударил в дверь.

Теперь он мог отбежать в сторону, наставить пистолет на тех, кто выбегал за ним из подъезда:

«Стой! Стрелять буду!»

Но делать это было нельзя. Случай не подпадал ни под один из пунктов, разрешавших применять оружие. Напротив, увидев его — выдавшего себя за жильца, в гражданском, с пистолетом в руке против входа — в него мог стрелять каждый…

Дом стоял в глубине переулка, бежать можно было в любую сторону.

Чуть вдали у другого подъезда стояла припаркованная патрульная машина.

Карпец туда не побежал. Бросился под арку — за угол. Между контейнерами с мусором, с картонными коробками из под сигарет пробежал в глубь двора.

Впереди был темный участок — сараи, деревья….

Карпец с ходу нырнул за контейнер. Он успел в последний момент. Сзади уже гнались. Один из ментов, бросившийся за ним под арку, что-то заподозрил. Протопал почти рядом. Второй не появлялся. Карпец слышал, как заработал мотор. Патрульная машина двинулась в объезд .

Младший инспектор достал пистолет. Но патрон в патронник не дослал.

Ждал.

Снова раздались шаги. Тот же мент возвращался. Теперь он не мог миновать мусорные контейнеры. Тропинка огибала их именно тут.

Карпец переместился, пропустил мента вперед. Тот пробирался бесшумно. Заглядывал за каждый выступ. Когда темный силуэт возник над коробкой из под сигарет совсем рядом, Карпец прыгнул вперед, рукояткой пистолета врезал сзади по голове. Человек подогнул колени, ткнулся лицом в снег.

Карпец нагнулся, быстро обыскал:

«Макаров!»

Одним движением он переложил пистолет к себе в куртку, затем сунул руку в нагрудный карман лежавшего. Вынул удостоверение:

«Старший лейтенант милиции Залетнов… „Имя-отчество. Владелец имеет право… Ношение и хранение… Инспектор патрульно — постовой службы…“

Карпец подхватил старлея за куртку, потянул за контейнер.

Обмякший мент зацепил ногой за брошенное кем-то дырявое ведро — оно с грохотом покатилось. Стук, казалось, разбудит весь дом.

Положение Карпеца выглядело катастрофическим:

«Напал на своего брата мента и разоружил! Что теперь?! Отстреливаться от второго?! Сваливать?!»

Старлей вот-вот должен был придти в себя.

Карпец тоскливо подумал :

«Хоть бы кто-нибудь появился! Качан, Игумнов!..»

***

В номере генерала Ткачука нарисовался ещё гость — сухощавый, скуластый азиат — средних лет, с тонкими усиками.

— Здравия желаю, товарищ генерал…

— Здравствуй. Садись…

Генерал его не представил. Гость подтянул кресло, устроился по правую руку Ткачука. Советник главы фирмы потянулся к коньяку, чтобы наполнить ему рюмку, но тот мягко отвел руку.

— Я за рулем.

— Значит, мыслишь не глобально, — заметил Ткачук. — Как же ты говорить со мной собрался?!

Ночной разговор планировалось зараннее.

Дело, конечно, было не в дробном питании Ткачука. За столом в генеральском номере собирался синклит фирмы. Предполагалось что-то вроде разбора полетов…

— Ну как, капитан? — Ткачука не отвлек ни телефонный звонок на мобильник Игумнову, ни приход азиата с усиками. — Что там со старшим опером?! С Качаном?

Главе «Освальда» было известно, что человек на платформе был его старший опер. И даже знал фамилию — «Качан».

— Что с ним? Может я могу помочь?! — Генерал ждал ответа.

Первая мысль Игумнова была короткой и самой продуктивной.

«Ткачук не держал в руках удостоверения Качана… И тот, кто ему докладывал, тоже не видел исчезнувшего документа…»

Удостоверение было старым: там Качан значился «оперуполномоченным».

Но короткая эта мысль потянула следующую:

«Значит Качана узнали…»

Из участников ночной разборки на переходном мосту Качана видели раньше и могли знать его должность только двое.

«Коржаков и Мосул Авье…»

С первым Качан виделся в международном аэропорту «Шереметьево». Второй — в суде над нигерийцами-наркокурьерами, где Качан давал показания как свидетель…»

— Такие дела, капитан… — генерал осторожно разбил крутое яйцо, посолил.

— Извините…

Сотовый телефон Игумнова, проснувшийся для того, чтобы сообщить о «фиате» Коржакова, который Качан обнаружил в Сандуновском переулке, теперь неусыпно бодровствовал.

— Слушаю…

Игумнов не назвал звонившего, не задал ни одного вопроса. В номере воцарилось молчание.

Тут знали не только о том, что старшего опера застали спящим на платформе и ошмонали… Это была проблема Игумнова и самого Качана.

Игумнову могли звонить с места происшествия с последними новостями.

— Да, да… — Игумнов не дал понять, о чем идет речь.

Звонил Цуканов. Сообщение касалось нигерийской группировки. Вся компания вернулась в общежитие на Островитянова без Мосула Авье. Местопребывание лидера нигерийской наркомафии до сих пор оставалось неизвестным…

— Мосула Авье увезли в «джипе-»чероки»…

— Точно?

Это был прорыв:

«Нигерийца захватили люди Коржакова!..»

Цуканов договорил:

— Кроме того наркокурьер — «желудок» пасется у общежития на Островитянова. Ксения сообщила. Кроме Мосула Авье, встретить его некому. Я решил подъехать туда вместе со «Штирлицем»… — Он быстро перечислял новости. — Еще Никола. Его сейчас отпустят. Да!.. — Он вспомнил. — В Домодедово звонил их опер с линии. Спрашивал Качана. В связи с чем, почему — ничего не сказал. Все. Отключаюсь…

Игумнов спрятал мобильник в куртку.

«Происшедшее на платформе с Качаном видел Мосул Авье. Ткачук знает обо всем от тех, кто р а б о т а е т с нигерийем. Он сейчас у них в руках! Нам необходим Мосул Авье. А не наркокурьер с его полным желудком…»

Дать Цуканову другой приказ не позволяли обстоятельства.

В обстановке номера чувствовалась нервозность.

В дверь неожиданно постучали.

— Позже! — рявкнул Ткачук.

В каридоре послышались удаляющиеся шаги.

Спокойным за столом оставался лишь пришедший последним гость.

Азиат ел с аппетитом. Маловыразительное лицо его тем не менее четко фиксировала малейшие повороты темы за столом. Игумнов внимательно следил за ним: генерал не пригасил бы на ужин неизвестно кого. Человек этот мог в равной степени оказаться и начальником службы безопасности, и киллером.

Генерал обернулся к Игумнову:

— Cвежие новости?

— На нигерийцев и их партнеров наехали. В Домодедове была разборка. Убит видновский авторитет Соха…

— Безобразие…А кто наехал? Известно?

— Домодедовцы разберутся. Действовали грамотно. Вначале зачистили последний электропоезд, платформу… Маленькая Чечня!

— И кто же это?! — В голосе прозвучал металл.

Игумнов продемонстрировал тусклый блеск нержавейки в верхней челюсти.

— Там были и люди — из «Освальда»!

Ткачук мельком взглянул на азиата. Тот ел, не поднимая глаз, от него ничего не ускользало.

В номере снова раздался звонок. На этот раз звонили на аппарат, установленный сбоку на тумбочке. Трубку снял советник.

— Сейчас узнаю… — Полковник обернулся к Ткачуку. Игумнову показалось: он растерялся. — Просят капитана Игумнова… — Советник отнес руку с трубкой в сторону. — Что передать?

Ткачук на секунду задержался с ответом, потом махнул рукой. Трубка перешла к Игумнову.

Звонил Рэмбо.

— Как дела? Послать несколько человек на выручку?

— Обойдется.

— С Ткачуком познакомился?

— Да. Я перезвоню.

— Давай.

Игумнов вернул трубку..

— Беспокоится? — Генерал усмехнулся.

— Есть ещё добрые души.

— Я понимаю, что это не Вася Скубилин… — Ткачук потянулся за коньяком, плеснул себе. Выпил, не чокаясь.

Игумнов оказался крепким орешком — приходилось менять тактику.

— Мне надо увидеться с Мосулом Авье. Его клиентом…

— Это ему решать, капитан.

Мент, в принципе, выдвинул вполне приемливое условие.

— Позвоните нигерийцу… — Игумнов протянул мобильник советнику. — С вами он будет говорить.

Холин кивнул в сторону генерала: ему требовалось указание руководства.

— Кроме того у меня нет его номера…

— Вот он… — Номер Игумнов получил от Ксении, пользовавшейся им для связи с африканцами.

Генерал кивнул. Адъютант нажал кнопки.

В комнате стало тихо.

За Мосула Авье ответил автоответчик. Незнакомый, мужской голос заговорил сначала по-английски, потом по-русски, с акцентом:

«— Вы звоните по номеру… К сожалению мы не можем сейчас вам ответить. Пожалуйста, оставьте информацию после гудка…»

— Morning! — Советник заговорил свободно. Игумнов с его скверным английским тем не менее уловил общий смысл.

— «Информация для господина Мосула Авье… С вами Александр Александрович. Вам позвонит господин Игумнов… Мы просим вас дать нужную ему информацию…»

— Дай-ка я припечатаю… — Ткачук поманил советника рукой. Полковник придвинулся, подал мобильник. Генерал прокашлялся.

— «Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй! Бай!»

Он оттолкнул руку с сотовым . Дружески мигнул Игумнову.

— Вот так, капитан. Теперь оно надежное…

Советник продублировал сообщение африканцу на пейджер. Но Игумнов не заблуждался. Легкость, с которой Ткачук согласился выполнить его просьбу, объяснялась одним:

«Африканца держат взаперти и вне связи…»

Африканец был идеальный заложник, лучше не бывает: обратиться за помощью в милицию он не мог…

Оставалось ждать, когда «Освальд» назначит за него сумму выкупа…

Ткачук счел вопрос решенным:

— Обдумай предложение насчет работы. Особо не тяни. На носу выборы губернатора. А там и думские… Запиши мой сотовый…

— Я запомню.

— Здесь ты прав: бумага она и есть бумага. Запоминай…

Прощаясь, Ткачук заметил благодушно:

— А Коржаков… Что же?! Отдыхает сейчас где-нибудь на Женевском озере…

Игумнов промолчал: заграничный паспорт Коржакова находился у старшего опера МУРа Самарского.

Теперь он был ещё более уверен:

«Мосула Авье похитил Коржаков! Возможно перевез его на Варсонофьевский — там никто не станет его искать. Не зря „фиат“, у которого сейчас Качан, ещё теплый!»

Ткачук по его лицу догадался, что мент остался при своем мнении. Аудиенция закончилась. Генерал подал руку:

— Большие знания умножают печаль, капитан… Звони. — он обернулся к советнику. — Проводи капитана…

***

Игумнов и полковник были ещё на лестнице, а трескавший за генеральским столом азиатского вида телохранитель поднялся следом, на ходу вытер губы салфеткой, легко, словно в бесшумных ичигах, скользнул к двери.

Сспустившись на этаж ниже, Азиат прошел коридором в соседний подъезд, чтобы первым оказаться внизу.

Ткачук не поднял головы.Он ничего никому не приказал. Каждый поступал самостоятельно и из их автономных действий складывался общий, согласованный сценарий действий «Освальда».

Управление сотрудниками фирмы можно было сравнить с выездкой. Генерал не отдавал приказов. В одном случае молча кивнул, в другой раз пожал плечами или просто промолчал…

Это и было приказом.

И никаких следов. Ни на аудиокассете, ни на бумаге.

Когда один из эфэсбэшников как-то сообщил прессе, что приказ физически уничтожить олигарха он получил от начальства то ли на лестнице, то ли по дороге из туалета в кабинет, его подняли его на смех. «Такое важное указание… Начальник наверняка идел бы за столом!..» А между тем это и был естественный стиль отдания приказов такого рода. И соответствнные формулировки — ни в коем случае не «замочить», «прикончить» или «убрать», а только — «разобраться», «посмотреть по-пристальнее…»

Приезд Игумнова в санаторий был неприятным предвестием для фирмы.

«Освальд» нигде себя не рекламировал. Не было его и в только что изданном сборнике «Созвездия безопасности», включавшем всех главных лидеров Российского охранного бизнеса.

Ниша, занимаемая фирмой, была незаметной и насквозь криминальной: обеспечение охраны нигерийского наркобизнеса в Москве и блокирование действий конкурентов.

До этого Ткачук разрабатывал таджикско-афганские связи официально — по линии всем известного могущественного и весьма осведомленного ведомства. Все тамошние наработки оттуда пришлись весьма кстати «Освальду». Форватер был проложен. Фирма не без выгоды для себя смогла сдать большую часть своих клиентов и перейти на сторону их противников.

И теперь оказывалось, что это не осталось незамеченным.

До этого менты появлялись в фирме всего дважды. И оба раза в связи с исчезновением Коржакова. Старший опер МУРа , приезжавший первым, был плохо информирован, он собирался искать Коржакова — профессионального контрразведчика так же, как искал бы любого отдыхающего санатория, который ушел вечером и не вернулся к завтраку…

Сегодняшний гость оказался опасно осведомленным.

Капитану из линейной ментуры располагал сведениями из какого-то тайного источника, отслеживавшего охранный бизнес. Генерал Ткачук ничего не знал о «Лайнсе» и его девизе «Мы никогда не спим…»

«Большие знания умножают печаль, капитан…»

Сегодня слова иудейского царя знал каждый…

«Не надо совать нос не в свои дела…»

Поднявшийся вслед за ментом телохранитель должен был надолго отбить у ночного гостя охоту совать нос в дела генеральской фирмы.

Дверь в номер отворилась — это возвращался советник.

— Проводил?

— Да. Все в порядке.

***

Спускаясь с Игумновым в подъезд, полковник не проронил ни слова. Охранники внизу, заслышав шаги, побросали костяшки — имитировали служебное рвение.

— До свиданья, товарищ капитан… — У дверей внизу советник повернул назад:

***

Игумнов вышел на аллею, прошел вдоль здания.

Территория санатория была по-прежнему пустынна. Заснеженные газоны, темные окна корпусов, редкие светильники вдоль дорожек…

Выждав минуту-другую, Игумнов вернулся в здание — дверь за ним не закрыли. В караульном помещении уже сели за домино. Обернулись.

Игумнов предупредил возможные вопросы:

— Я оставлю записку Коржакову…

Старший — не посвященный в высокую политику начальства — был, если не доброжелателен, то по крайней мере нейтрален. Возражать не стал.

— Оставляйте… — Игра преостановилась.

Игумнов достал чистый листок. Разборчиво вывел:

«Позвони мне. Игумнов»

Старший смягчился, увидев, что мент не злоупотребил временем. У него на руках были отличные кости.

— Я передам.

— Ты видел его сегодня? — спросил Игумнов между прочим , подавая записку.

Старший подумал:

— Утром, когда заступили. Потом он сразу уехал.

— Ну давай, старшой.

— И ты тоже.

***

В центральной проходной у ворот по-прежнему горел свет, там не спали, но Игумнов туда не пошел, повернул вдоль забора. Дальше был лес. Рядом с каким-то сараем или складом несколько досок было выломано — зияла дыра.

Отсюда уходила через лес темная тропа в другой большой санаторий — МВД.

Игумнов дошел по ней до опушки. Вокруг лежал нетронутый снег. Выбрав место, где деревья подходили вплотную, Игумнов оттолкнулся — прыгнул в невысокие кусты, встал за дерево. Между ним и тропой, которую он только что оставил, снежный покров осталось по-прежнему чист, без единого следа…

Потянулись томительные секунды.

Генерал Ткачук не был первым, кто теперь делал деньги вместе с теми, кого только вчера ещё разрабатывали и преследовали — со своими вчерашними противниками. В криминальный бизнес пришли высоко профессиональные кадры, наисовременнейшие технические средства…

Данные о наркоструктурах, специализировавшихся на перевозке кокаина через Россию, поступали к генералу Ткачуку от его бывших коллег, остававшихся в спецслужбах.

Контрабандные поставки направлялись из Нового Света в государства Африки, а потом вновь возвращались в Россию с наркокурьерами, которые провозили свой опасный груз в обход шереметьевской таможни в капсулах у себя в желудке. Отсюда наркотики перемещались уже наземными видами транспорта. Для этого наркокурьеры использовали своих земляков — туристов и студентов. Один из их числа, о котором Ксения сообщила Цуканову, сейчас маялся вблизи студенческого общежития на Островитянова в ожидании Мосула Авье. Но встрече по известной причине не суждено было состояться…

Игумнов порежидал.

Вокруг все было так же тихо. Он уже решил, что ошибся в предположениях, как вдруг услышал легкие шаги. По привычке потянулся к наплечной кабуре…

Ночью в лесу после откровенного разговора с генералом, вошедшим в преступный бизнес, всегда лучше передернуть затвор и загнать патрон в патронник, чтобы в любую секунду быть готовым открыть огонь на поражение…

Через минуту со стороны военного санатория на тропинке показалось несколько бегущих — молодые в черных «бандитках», в камуфляжах, в кроссовках .

Он узнал бежавшего первым:

«Азиат, что сидел за столом…»

Генерал знал, на кого опереться. Не зря служил в Таджикистане.

Охранники потеряли время — вначале искали за воротами ментовскую машину — никто не предполагал, что капитан мог приехать один, за рулем.

Сейчас они перемещались к санаторию МВД, машина могла его ждать там.

Едва их шаги затихли, Игумнов вернулся на тропу.

Теперь следовало вернуться через ту же дыру в заборе, пересечь сонаторий в обратном направлении, миновать центральные ворота.

За забором Игумнов снова оказался на свету.

«Полный обзор. Не свернуть, не укрыться…»

Первый этаж одного из зданий был ярко освещен, там что-то происходило.

Когда Игумнов поравнялся с корпусом, позади снова послышались быстрые шаги. Кто-то шел. Мент шагнул за водосточную трубу у ближайшего окна. Здесь его не было видно с тропинки.

Штора окна напротив была чуть-чуть приподнята.

Внутри был небольшой уютный зал. За столиками отмечали какое-то торжественное событие. Состав был чисто мужской.

Игумнову было все отчетливо видно. Он разглядел водку в обледенелых бутылках, кубики холодного масла, белейший рассыпчатый картофель…

«Офицерский мальчишник…»

Неожиданно там отворилась дверь. Несколько милых дивчин в красных сафьяновых сапожках, с венками на головках, в коротких передничках на голое тело впереди, двинулись к гостям. Девицы обносили гостей чаем в тонкостенных стаканах…

«А у нас витенькины поминки в проходной завода у его мамы… Рапорт о пропаже пистолета, если не найдем…»

Чувство собственной уязвимости дошло до края. Ножиданно начался откат. Его вдруг отпустило.

«Да пошли вы все — Ткачук, Скубилин, Черных…»

Проход из санатория нашелся быстро.

Также быстро Игумнов вышел к древним стенам знаменитого монастыря.

У входа стоял туристический автобус с иностранцами. Почему они выбрали для экскурсии ночные предутренние часы? Меньше посетителей, машин на Минском шоссе?!

Вокруг слышалась незнакомая речь. Жители небольшой европейской страны — финны? норвежцы? датчане? — любовались жизнью глубинной России, которая представлялась им мирной и очень чистой, как каждому, кто смотрел на неё со стороны.

Мысли шли параллельно.

«Захочет ли Африканец обо всем рассказать, если мы вытащим его?!»

О послании Мосулу Авье,оставленном на автоответчике, можно было забыть:

«Коржаков вряд ли познакомит с ним Африканца…»

Генерал все учел. Пора было записать его сотовый телефон — освободить память…

Игумнов поискал по карманам. Во внутреннем нашлось несколько сложенных вчетверо листков. Он развернул:

«Расписка подполковника Черныха, липовое заявление о разбое в электропоезде, министерский план-задание… Это пригодится.»

Он спрятал бумаги. Записал номер на сигаретной пачке. Прошел к машине. Тут все оказалось в порядке — люди Ткачука её не нашли. Игумнов включил зажигание, осторожно повел мимо автобуса с туристами…

Где-то далеко на Окружной прокричал электровоз.

До утра времени оставалось совсем немного.

7.

Цукановым с водителем гнали из Домодедова на Юго-Запад.

Заместитель Игумнова знал эти места. Иногда они подбрасывали сюда Ксению в общежитие иностранных студентов, а иногда забирали её из гостей. Район был сравнительно недавно освоенный, зеленый.

Нигериец-курьер с наркотической начинкой в желудке был уже по дороге к общежитию на Островитянова, где его никто не ждал. Ксения передала все открытым текстом..

Приметы наркокурьера Цуканов отлично знал: пятно на видном месте — у лба.

«Как у последнего советского президента, у Горбачева…»

С этим все было просто. Останавливало другое:

«Игумнов не поручал заниматься наркокурьером. Он послал искать пистолет Качана. А не наркотики…»

Надо было решать самому.

«В коммерческой палатке нечего больше делать. Документы изъяты. Я переговорил с уборщиком. Разобрался со „Штирлицем“… — тот остался на станции в Домодедово. — Освободил Николу…»

***

Николу передали ж е л е з к е официально.

Домодедовский начальник розыска подошел к ИВС, чтобы им полюбоваться. Ничего необыкновенного он, впрочем, не увидел.

Выведенный из камеры Никола стоял на выходе, прикованный наручником к водителю — безцветный, останавливающий на себе взгляды разве только розыскников и уголовников, чуявших в нем неистребимый воровской дух. При обыске у него отобрали шнурки. Теперь их ему возратили.

— В машину! — Цуканов махнул рукой водителю.

— Пошли!

Никола сунул шнурки в карман.

«Штирлиц» изображал из себя второго мента.Вдвоем они отконвоироали задержанного к машине. Цуканов вышел следом.

— Я сейчас вернусь…

Он должен был накоротке расспросить Николу о задержанном, оставшемся в камере.

— Я покурю пока… — Начальник розыска Домодедова не мог докурить ни одной сигареты до конца. Бросал, закуривал снова.

Цуканов с Николой разговаривали в машине. Водитель уже снял с Николы наручник, приготовился отъехать. «Штирлиц» устроился рядом с ним.

Цуканов занял место рядом с Николой на заднем сиденьи.

— Давай к платформе. — скомандовал он. — И сразу назад!.. — Он обернулся к Николе. — Ну чего он базарит п о к а м е р е?

Никола показал глазами на Штирлица впереди. Цуканов мигнул:

«Свои…»

— В основном молчит…

Никола недолюбливал Цуканова. Тот был для него «мусором» — со всеми пороками, приписываемыми молвой ментам.

«Крысятник…»

Воровской глаз — ватерпас…

У Цуканова были грешки. Однажды, после комиссионной выгрузки вагона на холодильнике, охрана задержала его с несколькими банками мясных консервов в портфеле. В то время это был дефицит. Зам уверял, что консервы были в портфеле, когда он ехал на выгрузку. Охрана холодильника была уверена, что кладовщик дал ему их при выгрузке…

Дело было темное. Но последствий не имело.

Цуканов чувствовал отношение Николы, но всерьез не принимал.

— Что-нибудь-то его интересовало?

— Сто двадцать шестая статья…

— Похищение человека? — Цуканов спросил, как и сам Никола:

— Где? В Чечне?

— Здесь, в Домодедове. Это все.

Цуканов ни о чем больше не спросил.

Водитель снова подъехал к дежурке. Цуканов вышел. Он и домодедовский начальник обменялись короткими репликами. Время, указанное Ксенией, поджимало. Цуканов уже принял решение:

«Теперь на Юго-Запад. Брать наркокурьера…»

Он вернулся к машине, открыл дверцу. Спросил у Николы:

— Мы едем в Москву.Ты с нами?

Тот цыкнул зубом.

— Остаюсь.

— Ну давай.

Никола исчез, как растворился в темноте.

Неподалеку , к удивлению Цуканова, неожиданно покинул машину и «Штирлиц»…

— Пожалуй, мне лучше на электричке…

Несмотря на то, что их осталось двое — он и водитель — Цуканов был доволен. «Штирлиц» был чужой человек. А особенностью национального сыска уже давно было балансирование на грани нарушения закона.

Довериться можно было не каждому…

***

Они уже подъезжали.

Общежитие иностранных студентов находилось на оставшемся невырубленным крохотном островке Тропаревского леса, который подходил вплотную с другой стороны улицы. Здесь же, за коммерческими киосками, виднелось высокое крыльцо с вывеской «Мишель», о котором предупреждала Ксения. Тут Мосул Авье назначил встречу наркокурьеру.

Африканцы питали нежные чувства к маленькому магазину с французским звучанием известного имени. Как, впрочем, и слушаки ментовской Академии МВД , чья круглосуточно охраняемая общага находилась через дорогу. Между сохранившимися деревьями от «Мишеля» к подъезду студенческого общежития иностранцев в сугробах была протоптана узкая тропинка.

Вокруг было пусто. Осмотревшись, Цуканов поднялся по крутым Ступеням, рванул тяжелую на пружине дверь и попал в другой мир.

Внутри был чисто, тепло и сонно. Одинокий продавец за прилавком тщетно боролся с дремотой. Какой-то человек в в глубине, в куртке, в вязаной апочке, спиной к дверям, рассматривал витрины с молочными продуктами. Он был единственным покупателем и видимо, находился в магазине достаточно долго.

Звук хлопнувшей двери заставил его обернуться.

Цуканов увидел африканское темное лицо, приплюснутый нос. Вязаная шапочка скрывала верхнюю часть лба и виски…

«Он? Не он?..»

Цуканов шагнул к сонному продавцу, на ходу, не раскрывая, махнул милицейскими корочками.

— Шугани-ка его… — Он незаметно показал на африканца. — Он нам нужен.

Продавец — молодой простоватый парень — сразу проснулся:

— Я уж пробывал. Не уходит…

— Когда я выйду, ты выключи свет!

Африканец показался снаружи уже через несколько минут вслед за Цукановым. Спустился с крыльца.

Цуканов махнул рукой водителю. Тот подошел — молодой парень из Сасова. Зам взглянул с надеждой:

— Английский знаешь?

— Учил когда-то…

— Будешь на подхвате, — Цуканов учил немецкий. Ничего не помнил. На всю жизнь сохранилась только первая строчка из учебника — «Анна унд Марта баден»

«Анна и Марта купаются…»

— Это, должно быть, он… У нашего хорошая примета. Я сейчас посмотрю.

— Мне идти с вами, товарищ майор?

— Погоди…

Цуканов достал сигарету. Прикуривать не стал. Подошел к африканцу.

Тот стоял, опершись рукой о ствол, его словно рвало. Цуканову показалось, что африканец застонал. Отставив сигарету, зам спросил по-русски:

— Тебе плохо? Помочь?

Африканец что-то пробормотал на своем.

Цуканов оглянулся. Между деревьями ближе к киоскам мелькнула чья-то тень.Он решил переждать. Так они постояли несколько минут…

Африканец клонился все ниже, голова его едва не касалась сугроба. Ему было совсем плохо. Словно желая помочь, Цуканов, улучив момент, сдернул с него шапочку…

Слева над виском мелькнуло что-то темное…

«Родимое пятно… Он! Наркокурьер!..»

Зам обернулся к водиле:

— Машину. Быстро!..

Машина была припаркована на другой стороне улицы, у ворот ментовской общаги.

— Есть… — Водила потопал назад.

— Быстрее! — Цуканов нагнулся над африканцем. — По русски говоришь?

Инглиш?

Тот слабо кивнул. Он не говорил по-русски.

— Тебе плохо?

Наркокурьер на его глазах оседал на снег.

В магазине «Мишель» снова хлопнула дверь. Возникший на крыльце парень был в форме, слушатель милицейской академии. Африканец оглянулся. Увидев полицейского в форме, он весь сжался.

С л у ш а к ничего не заметил, занятый своими мыслями. В руках он нес длинный французский багет, банку консервов и двухлитровую бутылку «колы». Из вежливости он сошел с тропинки, уступив её Цуканову с его спутником.

— Эй. друг! — Цуканов махнул рукой менту. — Английский знаешь? Спроси, что с ним… — Тот был уже рядом со сползшим в снег африканцем. Состояние курьера свидетельствовало за себя.

— Минуту!

Слушак поставил бутылку в снег, нагнулся над африканцем. О чем-то спросил. Нигериец вяло забормотал, он не спускал глаз с багета.

— Вроде чего-то с животом?! — Слушак скривился. — Может жрать хочет?

— Наерное!..

Наркокурьеры с наркотической «начинкой», отправляясь в дорогу, обычно начинали голодать за два дня, ничего не ели и лишь потом заглатывали капсулы с наркотиками. Затаренные в резиновые контейнеры, чаще в презервативы, опасные грузы распределялись в желудке.

. В дороге такие гонцы питались только витаминами, но и в этих случаях как сообщали в ориентировках — в результате внешнего воздействия нитка, которая связывала контейнер, разъедалась, и курьер нередко умирал от передозировки. В России от этого уже погибло несколько наркокурьеров, которые перевозили наркоту в презервативах внутри себя.

Надо было срочно принимать меры.

— Переведи ему, чтоб держался. Мы отвезем его к врачу…

Слушак перевел. Курьер помотал головой.

— Чего он?

— Пусти, говорит. «Я пойду…»

Африканец сделал несильную попытку освободиться, но Цуканов удержал его. Достал наручники. Задержанный оказался коренастым жилистым.

В другое время Цуканов давно бы лежал у него в сугробе. Но сейчас нигериец был слишком слаб.

— Давай сюда…

Африканец несколько раз громко рыгнул.

Наркокурьеров из Нигерии обучали перевозить и героин, и кокаин на специальных курсах. На экзаменах им приходилось глотать крупные виноградины, а потом их отрыгивать.

— Потерпи. Сейчас…

Сбоку под деревья уже выруливала машина…

— Погнали. В Первую Градскую…

***

До больницы добирались недолго, но нервно. Гнали через пустые перекрестки. На Ленинском проспекте транспортный поток только просыпался.

На всякий случай с африканца не сняли наручники. Тот чувствовал себя плохо, с трудом открывал глаза, что-то просил…

Цуканов реагировал вяло. Африканца он рассматривал, в первую очередь, как наркокурьера то-есть преступника. Потому привычно старался втянуть в разговор, чтобы не дать собраться с мыслями, сконцентрироваться — опасался внезапной подлянки с его стороны…

— Слышь, как тебя зовут?

Зам ткнул себя в грудь точно, как Робинзон, когда обучал на острове дикаря Пятницу.

— Иванов. Я — Иванов…

В отличии от Робинзона, настоящее имя свое Цуканов из осторожности не назвал:

«Еще накатает т е л е г у. Куда-нибудь в Страсбургский европейский суд…»

Африканцу было все безразлично. Главное все же он уразумел, назвал себя:

— Уши Бат Сантес…

«Небось такой же „Уши“, как я „Иванов“, — документов у задержанного не было. — А вдруг он никакой не курьер. Мало ли негров ошивается тут в Конькове»?!

— Ты понимаешь меня? Да или нет?

Африканец жалобно забормотал свое.

Цуканов встревожился. Теперь он следил за нигерийцем, как за ребенком. Подозрительность уступила место опаске…

«Если что — за него голову снимут! „Штирлиц“ как чувствовал слинял…»

***

В приемном покое Первой Градской царило обычное для этого часа затишье перед утренним всплеском срочных доставлений. Врачи расползлись по кабинетам — отдыхали.

Цуканов — в расстегнутой куртке, с опустившимся книзу брюшком, с неизменной «Советской Россией» в руке — дергал все двери подряд. Наученные горьким опытом врачи под утро запирались изнутри, не спешили ни откликаться, ни отпирать.

Цуканов объяснял положение через дверь. В конце концов нашелся молодой чудик — врач, заинтересовавшийся необычной задачей.

— Где он? Давайте его сюда…

Цуканов сходил в машину за африканцем, тот еле двигался. .

Врач знал язык. Задал несколько вопросов на английском.

Цуканов снова расслышал то же имя:

— Уши Бат Сантес…

Заместитель тут же подоспел с просьбой:

— Доктор, спросите вы — у меня не получается.Узнайте: он понял, какая опасность ему угрожает…

Врач приемного покоя перевел вопрос и затем ответ нигерийца:

— Он говорит, что в нем нет никаких наркотиков…

— Обрисуйте последствия, которые его ждут…

Врач снова перевел. Уши Бат Сантес помотал головой. Со стены на него смотрела красочная схема внутренних органов человека — здоровый жлоб со снятым скальпом и без кожи…

— Он полностью отрицает наркотики внутри…

— Мы можем сделать ему рентген?

Теперь уже врач приемного покоя отрицательно покрутил головой:

— Рентген может ничего не показать. Нужен ультразвук или компьютерное исследование… У нас в эту минуту нет ни того, ни другого….

— А что делать?!

— Везите его в Боткинскую …

Цуканов не собирался брать на себя такую ответственность.

— А если по дороге что-то произойдет? Вы дадите справку?! Это гражданин другойстраны. Они предъявят иск к вашей больнице. И к вам лично! На сотню тысяч…

— Я-то причем?!

— При том! Вы должны сделать все возможное…

Врача удалось основательно напугать. На ноги был поставили не только приемный покой.

Рентген сделали без особой проволочки.

На ренгеновском снимке были хорошо видны какие-то инородные тела по всему ходу пищевода и в желудке.

Врач-рентгенолог — армянин или грузин — тоже на английском поинтересовался:

— Что у вас там внутри?

— Я наелся хог-догов… — Уши Бат Сантес отверг любую помощь.

Цуканов рискнул предложить:

— Доктор, а что, если слабительное…

Дежурный врач категорически отказался:

— Ни слабительного, ни клизьмы! Иначе можно повредить упаковку наркотика. Вы этого хотите?!

— Может показать токситологу?

— Его нет сейчас…

Цуканов не знал, что делать.

— Это городской телефон ? — Он показал на аппарат.

— Городской в соседнем кабинете.

Цуканов позвонил Игумнову на сотовый — тот не ответил. Дозвонился до дежурного:

— Игумнов далеко?

Дежурный что-то почувствовал, не стал томить.

— За городом. Скоро будет. Тебе очень нужен?

— Да.

— Пиши: Варсонофьевский переулок, дом….

***

Коржаков дремал.

Около пяти утра на Варсонофьевском, наконец, установилась относительная тишина. В течение нескольких часов после их приезда сюда из Домодедова вокруг все время что-то происходило.

На диване во второй комнате с заклеенным скотчем ртом, с металлическими браслетами на руках и ногах, как совсем недавно и он сам, Коржаков, томился Мосул Авье , которого они отбили на переходном мосту.

В квартире их было трое. Еще один сотрудник «Освальда» бывший офицер — десантник набирался сил перед сменой — лежал на тахте одетый. Коржаков на всякий случай поднял его, когда у двери на площадке послышался голоса, а потом топот нескольких пар ног вниз по лестнице.

Ночь выдалась беспокойной. В дверь несколько раз звонили. Все чужие. Раздавался собачий лай.

Искали его и нигерийца.

Несколько раз Коржаков безмолвно приникал к дверному глазку.

Вторая группа — поддержки, для которой временно сняли квартиру напротив, тоже бодрствовала, сотрудник «Освальда» — бывший десантник — выходил на лестничную площадку, разводил стрелки…

Двоих из приезжавших Коржаков узнал сразу, хотя оба были в камуфляжах, а он видел их в ментовской форме — старлей и сержант, которые кормились у нигерийцев…

Еще неделю назад он в первый раз познакомился с ними совсем близко — ночью в Домодедове, когда он убедился, что они сидят у него на хвосте. Ощущение ведущейся слежки он почувствовал ещё выезжая из санатория. Но удостовериться не мог, его вели профессоналы — несколькими машинами.

В Домодедове к топтунам подключили двух купленных ментов.

Эти повели его плотно, едва он вышел из «фиата». Несколько минут он еще походил по привокзальной площади — проверялся. Подозрения подтвердились. Ускользнуть от наружного наблюдения было невозможно. Едва патрулям начинало казаться, что они теряют объект из вида, топтуны тут же рассходились по сторонам — перекрывали обзор.

Профессионалы-филеры исчезли, когда их работа была выполнена. Как потом оказалось, Коржакова заказали троим азерам — небритым молчаливым дзюдоистам, мастерам спорта, прилетевшим в Москву на заработки.

Судьба поначалу мирволила к Коржакову. Он выскользнул из капкана, заскочил в ближайшую палатку. Тут его тоже ждала удача. Спортсмен-охранник и две девчонки из Подмосковья показались ему заслуживающими доверия. Впрочем, выбора у него не было. Совсем чужим людям он доверил имевшиеся при нем документы. В том числе заграничный паспорт. На этом ресурс везения его закончился.

Скрутили его сходу, недалеко от «Азаса». Сразу сунули в машину.

Спеленутого, с шапкой на глазах Коржакова увезли в подмосковную Тьму-Таракань. Попытались запугать. Назначили крупный выкуп за освобождение.

Раздетый до трусов, с закленным ртом, скованный по рукам и ногам, целую неделю, пока ему не удалось бежать, он маялся в сельском доме, вспоминая прошлую свою жизнь .

Как назло, вспоминалось все нелегкое, стыдное…

Казус в ночь под Новый год в Доме офицеров в Моздоке в первую чеченскую, с которого все началось…

С вечера все шло хорошо. На стол поставили две бутылки — «боржоми» и «Шампанское» и все подливали водку в бутылку из под «боржоми», а «Шампанское» всю ночь так и стояло нетронутое. Этой бутылкой он и разбил голову наглецу — из тех, кто этого заслуживает…

Коржаков попал под горячую руку. О пьянках, о беспределе в войсках ходили ужасающие слухи. Общественность требовала крови. Военной прокуратуре пришлось вмешаться. Командование не в силах было помочь…

Одни сутки напрочь изменили всю его жизнь. Его взяли под стражу. На г у б е пьяный г у б а р ь выводил содержавшихся на гауптвахте офицеров во двор, глумился, как мог.

— Гоните уродов из камер! — кричал он своим костоломам. — Дрочите, чтоб помнили!

Коржаков был рад, когда его этапировали в Москву в Следственный Изолятор 2, где он провел почти год, чтобы потом его освободили за отсутствием состава преступления прямо на заседании военного трибунала.

Своим освобождением он был обязан не только Трибуналу.

Помогло Руководство. После освобождения ему выделили квартиру на Варсонофьевском, оставшуюся после смерти одинокого старика — полковника в отставке…

Тут, в Тьму-Таракани, куда его увезли, в обшарпанном совхозном доме воспоминания об этом были особенно остры. Сменялись конвоиры, Коржаков не доставлял им беспокйства. В конце — концов на него вовсе перестали обращать внимание…

Новая служба в Москве нашлась для него очень быстро. Вскоре после получения жилплощади ему позвонили:

— Полковник Холин, если вы меня ещё не забыли…

— Что вы!

Холин был советником генерала Ткачука. Какое-то время все трое контактировали в Таджикистане оперативные мероприятия двух своих могущественных ведомств..

— С приездом…

— Спасибо, товарищ полковник.

— Мне поручено сообщить приятную новость. Генерал Ткачук приглашает вас к себе. У него интересное предложенение. Перезвоните минут через десять. Я уточню. Запишите телефон…

Через десять минут Коржаков набрал номер. Холин уже ждал его.

— Все в порядке, товарищ подполковник. Генерал просит вас подъехать к нему в санаторий. Это недалеко. Вот адрес. Его чуточку прихватил радикулит…

Все была сплошная игра. Коржаков не был больше подполковником, а Холин и Ткачук были отправлены в отставку по компрометирующим основаниям. Уголовное дело, которое было возбуждено против них, едва не дошло до суда — помогли старые связи.

— Вот адрес. Машина у вас на ходу?

— Пока не обзавелся.

— Тогда электричкой с Белорусского. На станции вас встретят. Я распоряжусь…

Коржакова действительно встретили, сопроводили к Ткачуку.

Главной новостью для него оказалось то, что генерал снова попал Наверх. Ткачук в санатории занимал значительную часть большого корпуса, здесь у него располагалась собственная зона.

Подполковника уже ждали. Коржакова и ещё нескольких гостей вместе с Ткачуком и Холином, первым делом, проводили на контрастные ванны — снять усталость. Потом всей капеллой отправились в парную. Оттуда плавно перешли за стол. Легкий парок поднимался над головами.

В течение застолья Коржаков несколько раз ловил на себе испытующий взгляд хозяина. Держался спокойно. Никто, впрочем, не собирался проверять его на спецпригодность. И, вообще, не говорил о делах. Все происходило непринужденно. Засиделись далеко за полночь.

Пили профессионально.

Под утро, когда ни у кого уже не было сил, генерал произнес последний тост:

— Хай жэвэ… — Господа офицеры, как могли, подтянулись. Думали, Ткачук вспомнит президента или министра обороны. Но нет. генерал подождал. — Хай жэвэ… хто с кем можэ…

Уже уходя к себе, перед разъездом, генерал поманил Коржакова:

— Создается охранная фирма — «Освальд». Считай, что ты приглашен.

Оклад… — Он назвл четырехзначную сумму . — З е л е н ь ю. Завтра тебя познакомят с твоими обязанностями. Кроме того я дал команду — ты включен в число учредителей… Подумай.

— Я согласен.

Коржаков ни разу потом не раскаялся в своем выборе.

«Освальд» предоставлял к р ы ш у бывшим офицерам, начавшим собственное дело и впервые почувствовавшим искус шальных денег.

Но было и много других направлений.

В его задачу входило ограждение нигерийских наркодельцов на случай рэкета и ведение деловой разведки в отношении конкурентов.

«Освальд» охранял Мосула Авье и его команду, а также время от времени сдавал прилетающих в Москву нигерийких наркокурьеров.

Настал день, когда закулисная деятельность фирмы и, в частности, его Коржакова, стала явной.

За неделю до предполагавшейся сделки в Домодедово за ним установили слежку. А потом и похитили, когда он вышел из палатки «Азас»…

В бесплодных размышлениях, замешанных на воспоминаниях прошла неделя…

Бежать из Тьму-Таракани ему удалось ночью, перед самым рассветом, когда его сонный страж снял с него наручники и кивнул на помойное ведро-парашу в углу…

Конвоиром, кстати, оказался все тот же старлей — мент, подрабатывавший после дежурства у видновской братвы, дававшей крышу нигерийцам. Старлей не догадывался, с каким профессионалом он имеет дело: в свое время Коржаков прослушал полный курс «Организации побега заложника» с практическими занятиями на местности…

Старлей оценил это в полной мере потом, когда Коржаков надел ему помойное ведро на голову — потому тот должен быть на него особенно зол. Можно было себе представить, как он поступит, окажись Коржаков снова в его руках…

Из Тьму-Таракани Коржаков бежал на собственном «фиате», который бандиты отогнали с Домодедова на территорию бывшего совхоза…

Дороги были пустынны. Еще через час Коржаков был уже в санатории у генерала Ткачука, а ещё через час уже в другой части города — готовил ночной наезд. Мосул Авье и его комнда должны были дорого заплатить за нанесенный моральный и физический ущерб «Освальду».

Ночная операция в Домодедове была задумана и проведена профессионально: бандиты, наркобароны и люди генерала Ткачука вполне могли все развести между собой, не привлекая милицию…

Если бы…

Видновский авторитет Соха — в прошлом вторая перчатка Европы приехал обкуреный, предпочел разбираться с позиции силы. Бывший контрактник ВДВ — ныне охранник «Освальда» Руслан видел авторитета Соху впервые, забыл, что он не на Кавказе, выхватил «макаров»…

Люди Ткачука потащили Мосула в «джип». Надо было срочно линять. К станции уже устремились ментовские машины…

Охранник Руслан прокололся снова — его схватили менты. И, видимо, с пистолетом. Теперь приходилось ломать голову — как вытаскивать и его, и оружие. «Макаров», зарегистрированный как принадлежащий «Освальду» теперь наверняка должен был фигурировать как вещественное доказательство…

Полученные от операции плюсы не шли ни в какое сравнение с минусами.

Генерал приказал перевезти Мосула Авье на Варсонофьевский. Тут помогали и родные стены…

С африканцем, прежде, чем заклеить ему рот скотчем, они выпили по чашке кофе, переговорили. Нигериец был уверен, что на платформе его пасли:

— Кто же это?

— Мент, который давал показания на суде… — Африканец пристально вглядывался в своего визави — искал подтверждения. Видя, что Коржаков не врубился, он пояснил. — Мент этот был в «Шереметьеве» когда арестовали Ису Раки Зария и Моди Ибрагима Бари…

«Качан!» — Мосул Авье говорил о старшем опере с вокзала.

— И что ?

— Он притворился пьяным …

— Не понял!

— Вроде заснул на платформе. Его, пьяного, вроде обыскали. Вытащили все из карманов… — Мосул Авье неплохо объяснялся по русски. — Комбинация твоя и генерала…Так?

Все было не очень понятно. На всякий случай Коржаков тут же передал сообщение о старшем опере в «Освальд». Безусловно, это не было никакой комбинацией фирмы…

Коржаков неожиданно отвлекся. Поднял голову.Во дворе что-то произошло. Чем-то тяжелым ударило по металлу. Потом послышался грохот катящегося по асфальту пустого ведра…

Он продолжал вслушиваться. Час мусоросборочных машин ещё не настал. Время мартовских котов не пришло…

Внезапно послышался шум подъехавшей машины.

«Что-то происходит во дворе…»

«Освальд» действовал в криминальной сфере. В ней могло произойти что угодно. Внезапно Коржакова отвлек телефонный звонок. Звонили на номер африканца.

Через минуту он уже слушал сообщение на автоответчике.

«— Morning!..»

Коржаков узнал голос советника. Холин обращался к Мосулу Авье с просьбой дать необходимую информацию господину Игумнову.

Трубку взял и Ткачук:

«— Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй!»

Коржаков ничего не понял. Генеральская игра была слишком тонкой. Фамилия «Игумнов» ни о чем не говорила…

Оставалось ждать разъяснений.

Звонок начальства последовал через несколько минут. На определителе был номер санатория. Коржаков поднял трубку. Звонил Холин. Он тоже не все уразумел. Понял главное:

— Разборка на мосту — ментов не интересует. По крайней мере того, что сейчас приезжал…

Дальнейшее выглядело как одна из версий:

— Что-то действительно у них произошло со старшим опером … С Качаном. Поэтому начальник розыска был у генерала… Как там твой гость?

Коржаков поднял голову. Во второй комнате было тихо.

— Все спокойно…

— Произошла досадная случайность: мы оказались замешаны в чужую историю. Со старшим опером на платформе…

Постепенно Коржаков в ъ е х а л:

«Им нужен Мосула Авье. Он стоял на мосту и все видел …»

— Действуй с учетом обстоятельств… — Холин прервался — на том конце провода генерал Ткачук давал последнее указание. Через секунду он продолжил. — Аккуратно переходите на вторую позицию… — Советник имел в виду квартиру напротив. — Мы не можем заключать сделку с ментами. Мы вам, вы — нам… Опасно. В случае чего уходите черным ходом…

***

К утру стало ещё темнее. Но край неба с той стороны, где находилась столица, был высветлен едва ли не сразу, как только Игумнов отъехал от военного санатория.

Игумнов гнал гудящим от машин Можайским шоссе.

Вокруг мелькали приметы ночи. Редкие огни в домах, безлюдье, нервозность гаишников…Рядом гнали автопоезда, рефрижераторы, треллеры. В ночное время всегда больше шансов проскользнуть мимо постов. Не заплатить. Провести…

После четырех неожиданно запорошило.

Игумнов гнал занятый своими мыслями. Они тянулись словно несколькими слоями одновременно.

«Патрулям-оборотням в Домодедове был нужен Коржаков. Поэтому они накинулись на Качана. Старлей был уверен, что Качан знает, где тот должен находиться…»

Сбоку ему едва не подрезал дорогу какой-то чайник. Погруженный в свое Игумнов даже не обратил на него внимания…

Жилые здания в темноте по обочинам видны не были. Перелески вдоль шоссе значились за военными, были напичканы сложной современной техникой.

Игумнов был уже у Кольцевой автодороги, у гостницы «Можайск», когда раздался звонок мобильника.

— Я слушаю…

Снова звонила мать Витьки. Они там, на поминках, успели основательно поддать. Голос у неё был нетверд.

— Извините. А мы все-таки ждем вас… А-то ни одного человечка с его работы! Вы были его непосредственный начальник. Он вас всегда вспоминал… Придете?

Что он мог ответить?

— Я постараюсь.

— Скоро?

— Пока не знаю.Тут у меня ещё одно дело…

— Мы будем ждать…

Простившись, Игумнов набрал номер дежурного:

— Что там нового…

— Игумнов! Ты где?

— По дороге в Варсонофьевский…

— Я искал тебя…

— Мне пришлось выключить сотовый…

— Сейчас позвонили. У домодедовцев есть данные об убийце…

— Он не задержан?

— Нет, скорее всего, выбирается сейчас первыми электричками…

— А пистолет?

— «Макаров»… Сейчас у них несколько версий…

— Это потом…

Игумнов знал об этой разборке больше, чем домодедовские менты, которые вели розыск по горячим следам.

Только он полностью владел информацией. Все, с кем он встречался этой ночью — Качан, Никола, Ксения, Цуканов, генерал Ткачук — каждый внес свою лепту в понимание случившегося. Игумнов представлял себе планшет, на котором были обозначены позиции противоборствующих сторон. Мосул Авье. Коржаков… Патрули, ушедшие в криминал. Убитый видновский лидер бывший чемпион Соха…

Если бы дело передали ж е л е з к е, Цуканов и Качан под его началом вдвоем могли за сутки размотать это убийство на переходном мосту.

Впрочем…

«О чем я?! Какой Качан, если мы не найдем пистолет…»

***

Качан ждал в одном из подъездов на Сандуновском, недалеко от серебристого «фиата». Игумнову не пришлось его искать. Старший опер появился сразу, едва машина с Игумновым заехала в переулок — коренастый, в кожаной куртке; очки в сочетании с накачаным торсом и шеей делали его похожим на школьного преподавателя физкультуры.

— К утру знобко… — Первым делом он расстегнул куртку, вынул из наплечной кобуры «макаров». Протянул Игумнову. — Спасибо. Он не понадобился…

Качан бодрился, но и одного взгляда на Игумнова ему было достаточно, чтобы понять: надежд на возвращение его табельного пистолета не прибавилось.

Игумнов сказал только:

— Тебя искал кто-то из домодевских оперов. Он звонил к ним в дежурку. Там в это время был Цуканов…

Качан поднял голову.

— И что сказал?

— Ничего. Просто спросил тебя… Что там может быть?

Качан пожал плечами:

— Не знаю… — Он подумал. — Может это… Я видел, как они ночью заправлялись в палатке «гжелкой»…

— В «Азасе»?

— Да. Может их засекло начальство и он хотел предупредить…

— А если… — Игумнов не договорил.

Старший опер качнул головой:

— Исключено. Если бы он узнал про пистолет, он поставил бы в известность Цуканова или своего дежурного… — Он незаметно вздохнул. — Как там, в Домодедово?

— Звонил дежурный. Домодедовцы дали приметы подозреваемого в убийстве Сохи….

— Вооружен?

— Да, — он не стал уточнять марку оружия. Кивнул на «фиат»:

— Коржаков не появлялся?

— Нет. Но мы можем спокойно отъехать…

— Устроил подлянку с шиной?

— Да. Теперь никуда не денется.

Качан забрался на переднее сиденье к Игумнову. По дороге рассказал о визите к Коржакову:

— Напротив в квартире залаяла собака. Вышел сосед. «Чё? Нет дома?!» Мы с понта договорились с ещё на службе, что заедем: «Должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом…»

Из рассказа Качана можно было сделать вывод, что сосед не видел Коржакова уже несколько дней — «Может куда уезжал….»

— Сам-то он почему на ногах?! — Игумнов не склонен был доверять.

— Я спросил. Говорит: «Сова! Ложусь спать наутре, когда телевизор выключают…» Коржаков будто бы к нему всегда заходил по ночам, когда бы не приехал. «И в час и в два ночи…» «Я, говорит, психолог. Профессия моя мирная…» Да. И вот еще! Он рассказал, что приходила милиция…

— Он сам заговорил с вами о ментах?

— Я спросил: «Никто не приезжал из наших?» «Да нет, из милиции, правда, были. Двое. Еще днем. Старший лейтенант и второй — сержант…»

Я ещё уточнил : «Рыжеватый?» — «Да, да…»

Они уже подъезжали. Варсонофьевский переулок был пуст. Как, впрочем, и Сандуновский. Но только на въезде.

Со двора дома Коржакова впереди сдавала назад милицейская машина. Но она не уехала, а только продвинулась метров на сто, вильнула к арке…

— Патрули!

Качан сразу узнал номер:

— Это они!

В патрульной их тоже заметили. Патрульная попятила, сохраняя дистанцию. Внезапно со двора донесся громкий стук. Там что-то происходило…

— Что-нибудь с Карпецом!..

Шум подействовал на водителей обеих машин по разному. Игумнов рванул вперед, сидевший за рулем патрульной водитель напротив продолжал быстро подавать назад по переулку к Большой Лубянке…

У дома Коржакова Игумнов резко затормозил, выскочил почти одновременно с Качаном. Бегом устремились под арку…

Внутренний двор оказался неосвещен. Тень от здания закрывала въезд и дальний угол с мусорными контейнерами. Кроме бродячих кошек и крыс там мог скрываться кто угодно. Игумнов на ходу подхватил старое худое ведро, издалека метнул в темноту…

Качан в это время уже подбегал с другой стороны.

— Милиция!..

— Свои! — Навстречу из-за контейнера с корточек поднимался Карпец.

У ног его за мусоркой кто-то лежал. Качан разглядел человека в камуфляже. Он не двигался.

— Ё-мое! Карпец! А это кто?!

Качан нагнулся над лежащим. Правильные черты лица, симпатичные конопушки…

— Старлей…

— Точно! Старший лейтенант Залетнов, — Карпец протянул удостоверение.

Раненый уже приходил в себя, негромко постанывал.

— Вызови скорую… — Игумнов передал Качану мобильник. — И звони в Восемнадцатое. Это их з е м л я. Скажи: нападение на сотрудника. Они тогда скорее приедут.

Восемнадцатое было занято. Качан вызвал скорую.

Он все не мог придти в себя.

— Ты меня напугал, блин! Благо без оружия! А то бы стрелял!

— А я тебя вооружу! — С хитроватой улыбочкой, за которую многие в Линейном Управлении его недолюбливали, Карпец полез рукой во внутренний карман. — Держи…

Он вытащил из куртки «макаров».

Игумнов замер.

Качан взял в руки ствол. Все «макаровы» были похожи друг на друга, как клонированные овечки, но Качан сразу почувствовал:

«Не мой…»

И не ошибся. Незнакомая цепочка цифр, рассыпавшаяся сбоку ни о чем не говорила памяти. Он цокнул цокнул языком.

— Чужой. Куда его?

Игумнова пистолет больше не интересовал.

— Карпец, протри его. Сунь в куртку к старлею. И удостоверение тоже.

Младший инспектор принялся исполнять. Качан вернулся к мобильнику.

— Восемнадцатое все ещё занято. Что им сказать: как мы сюда попали?!

— Нам-то с тобой врать нечего… Все, как было! «Едем. Слышим шум, остановились. Вбежали во двор…» — Игумнов прикинул. — Оружие старлея цело, Вомсемнадцатое шум поднимать не станет…

***

Пока старший опер вызывал ментов, Карпец успел рассказать, что произошло после того, как патрули оказались внутри дома.

Поведение соседа снова показалось Игумнову странным.

«Всю ночь, как на часах…»

Каждый раз, когда звонили в дверь напротив, начинала лаять собака и сосед появлялся на площадке.

— А, когда приехали менты…

Карпец подумал.

— Со старлеем и сержантом?! То же самое, тот же текст. Ни о чем особенном не они спросили, сосед тоже. Потом показал на меня: «Я им тоже самое говорил…» Ну, тут и понеслась. Я сразу вниз по лестнице. Они за мной…

***

Игумнов подвел мысленно итог:

«Сосед рассказал Качану и Карпецу о патрулях, а потом сержанту и старлею сдал и самих…»

Издалека в переулок донесся звук милицейской сирены.

— Едут!..

Обе машины — ментов и скорая — заехали с Рождественки.

Было, как Игумнов и предвидел. Восемнадцатое прислало своих быстро. Одного в форме и двоих в гражданском. Мощным фонарем они осветили лежащего у мусоросборника старлея. Тот пришел в себя, но встать не рискнул.

Сотрудник, что был в форме, нагнулся над ним:

— Что случилось?

— Неожиданное нападение… — Он снова застонал. — Стал проверять документы. А в это время… Трое. Сзади…

— Приметы помнишь?

— Не шибко.

Качан и Карпец на всякий случай держались поодаль, старались не попасть на глаза…

— А что с оружием?

— Не знаю. Не проверял…

— Обшмонай его, — приказал один из штатских другому. Повторять не пишлось.Привычные руки заскользили по одежде. — Есть! И удостоверение… Вот! «Старший лейтенант…» Все на месте.

— Что-то им помешало…

Коллеги из Восемнадцатого сразу повеселели, заговорили о своих делах.

Примчавшаяся скорая была представлена машиной реанимации.

Старлея внесли внутрь. Реаниматоры начали процесс священнодействия.

Восемнадцатое могло уезжать. В последнюю минуту притормозили:

— А это кого ещё несет?!

С Варсонофьевского донесся звук подъезжавшей машины, под аркой мелькнули огни…

Игумнов узнал машину Линейного Управления.

«Дежурный прислал …»

Тот знал, где они находятся.

Из припарковавшей машины показался Цуканов, одной рукой он поддерживал брюшко, во второй держал неизменную газету. Игумнов сразу понял, что его зама привели в Центр серьезные проблемы. Цуканов приехал не один.

Все решил вопрос одного из оперативников Восемнадцатого, который заглянул в машину:

— Японский бог! Чего это за обезьяна у тебя там, командир? В Африку что ли собрался?

Все подошли к машине. На заднем сидении Игумнов увидел темное скуластое лицо. Цуканов захватил с собой на Варсоновьевский задержанного нигерийца. Он пояснил:

— Это — привет от Ксении. Наркокурьер…

Игумнов ругнулся. Именно в эту ночь он был удивительно некстати.

— Медики смотрели?

— Мы ездили на рентген: у него в желудке целая аптека. Никто не хочет заняться…

Игумнов выругался.

— Он свяжет нам руки…

— Я сам доведу все до конца. Что у вас тут?

— Засор…

Игумнов вернулся к разговору с младшим инспектором: что-то в рассказе Карпеца от него ускользнуло.

— Вы представлялись соседу? Что он знает о вас?

За младшего инспектора ответил Качан:

— Я сказал: «мы из „Освальда“. Сослуживцы…»

— Он спросил, что это за фирма?

— Нет.

— Выходит, знает её.

— Да. Он, кстати, спросил, когда мы видели Коржакова: «Утром?»

Игумнов насторожился:

— А вы что?

— «После обеда…»

Прозрение было немедленным:

— Падла! После обеда Коржакова не было на службе! Он уехал из «Освальда» утром…

Качан хрустнул переплетенными пальцами.

— Выходит, сосед проверял! А я ещё ломал голову: «Почему он спросил, когда я видел Коржакова?!»

— Мосула Авье увезли люди из «Освальда»… — Игумнов не сомневался. — Нигериец тебя узнал. Он видел, как к тебе подходили на платформе. Думал, что ты и Коржаков работаете вместе…

— Он все ему рассказал…

— Ну! А тот — начальству. Генералу Ткачуку.

Качану это ни о чем не говорило. Зато он мог теперь спросить о главном:

— Почему ты думаешь, что нигериец и Коржаков здесь, в доме?

— Коржаков недавно прибыл. «Фиат» тут. Сосед всю ночь на стреме…

— И…

— Будем брать. Прямо сейчас.

Выбора не было.

Качан занервничал. Ему не хотелось никого подставлять.

— А, может, послать все по-дальше?! — У него словно перехватило в горле. — У нас ни санкции прокурора, ничего… Коржаков и этот сосед тоже — народ непростой… Пересажают к черту!..

— Что ты предлагаешь?

— Ничего. Меня уволят. Если не посадят, попрошусь в «Лайнс». Может Рэмбо возьмет частным охранником…

Игумнов как отрезал:

— Тебя выгонят с волчьим билетом. Никакой «Лайнс» тебя не лицензирует…

— А здесь ребята продвинутся. Карпец из младших придет опером…

Игумнов прервал его:

— Когда кончится время, я сам скажу: «Это конец «.

Цуканов и Карпец слушали молча. Качан привел последний довод:

— А как с дверью?! Она же стальная!..

— Возьми врача… — Цуканов показал Игумнову на машину реанимации. — Скажем: «Надо оказать первую помощь…» Врачу они откроют. В глазок видно: белый халат…

— Ну ты прямо Жеглов! — Игумнов покачал головой. — Навесить знаки Красного Креста!.. — Со стороны Игумнова это выглядело прямым чистоплюйством.

— А если там отморозки?! И вооруженные?!

Цуканов подумал не о жене, не о дочери с мужем — о внучке, тоненькой хитрющей змейке…

Если Коржаков или кто он там положит его — брюхатого — на пороге своей квартиры, останется ли он в её памяти, когда она вырастет?!

— Не через такое переступаем, а тут… Подумаешь, две полоски крест на крест на белой тряпке… И вообще. Может вызвать с Петровки?! Коржакова-то ищут они!

Но Игумнов уже решил.

— Брать будем мы. Без посторонних. Надо надо переговорить с Коржаковым и нигерийцем наедине… Потом передадим.

— Может им? — Цуканов кивнул на отъезжавшую машину.

— Нельзя. Этих мы не знаем. И неизвестно, как они поступят с нигерийцем.

Может к и н у т их на сотню — другую баксов тут же в Варсонофьевском. И выпустят…

— От сотни-другой и я бы не отказался… — Цуканов подмигнул.

Игумнов уже не слушал его, набрал номер на мобильнике.

— Алло… — Ему повезло. Старший опер МУРа Самарский оказался на месте. — Кто это?

— Это Игумнов. По поводу Коржакова…

— Что-нибудь новое?

— Я думаю, Коржаков сейчас у себя, на Варсонофьевском. Можешь подъехать?

— Считай: я уже в машине, Игумнов… — Старшему оперу нравилась грубоватая мужественная риторика — С одним условием: вы блокируете здание. Берем его мы…

***

Реанимобиль с раненным старлеем-оборотнем и медиками отъехал.

Сразу вслед, поблагодарив ментов с ж е л е з к и, попрощавшись, отбыло Восемнадцатое. Вновь стало тихо.

Медленно потянулись минуты.

Самарский со своей группой отсутствовал. Что-то ему помешало. Он даже не позвонил. Зная условиях работы не исключалось, что старший опер МУРа едет куда-нибудь на задание и совсем в противоположную сторону от Варсонофьевского.

Между тем время не ждало.

Что-то вокруг все время напоминало о приближении рассвета, хотя небо оставалось по-прежнему темным. Пара бродячих псов, привлеченных появлением людей, возникли поодаль в надежде поживиться.

Машина с Петровки все не появлялась.

Игумнов прошел в ночной подъезд.

— Я поднимусь посмотрю. Где его квартира?

— Я покажу.

Вдвоем с Карпецом, не вызывая лифт, они тихо поднялись на пятый.

Назад Игумнов вернулся с готовой схемой.

— На лестничной площадке нигде не укрыться. Все, как на ладони. Придется задействовать лифт… — Он кивнул заму. — Давай своего африканца.

— А он зачем?

— Подойдет к двери. Только не с врачем. С тобой…

Заместитель вздохнул.

— Может лучше мне?! — Качан как виновник предпочел бы видеть себя в главной и рискованной роли.

— Тебя знают. Пойдут Цуканов с курьером. Готов?

— Погоди…

Зам все делал основательно. Достал пистолет, обтер, передернул затвор. При солидном брюшке и бросающейся в глаза неповоротливости, Цуканов слыл отличным стрелком.

— Давай африканца…

Цуканов убрал пистолет в куртку, вернулся к машине..

Коренастый жилистый Уши Бат Сантес не мог понять, что от него требуется. Самочувствие его стабилизировалось, он больше не качался, не рыгал. Цуканов пристегнул его наручником за руку. Стараясь идти в ногу, повел к подъезду.

Игумнов взглянул на часы:

— Пошли…

В лифте поднялись все вместе.

Лифт был старенький. Останавливаясь, подъемник оглушительным по-ночному времени стуком известил весь дом о своем прибытии.

Медлить было нельзя. Цуканов с африканцем сразу вышли.

Поддерживая нигерийца, зам свернул к двери в квартиру Коржакова.

Вторая рука лежала на пистолете. Игумнов , Качан и Карпец остались в кабине.

— Звони! — Цуканов показал нигерийцу на кнопку звонка.

Уши Бат Сантес удивленно взглянул на него.

— Звони, звони…

***

Из ночной поездки генерал Скубилин не вернулся домой, приехал в Управление разъяренный. Он даже не заскочил на Комсомольскую — Площадь Трех вокзалов, как это обычно делал. В Управлении сразу поднялся к себе.

Подполковник-дежурный — худощавый, самолюбивый, в прошлом ответственный сотрудник Секретариата, переведенный из министерства — знал о приезде начальника. Сидел, как на иголках.

Характер генерала был хорошо известен. Как и его манера срывать зло на подчиненных.

То, что Скубилин не заглянул в дежурку, было плохим знаком. Выждав несколько минут, дежурный позвонил сам:

— Докладываю, товарищ генерал. Происшествий в ваше отсутствие не зарегистрировано. Замминистра генерал Жернаков просил позвонить ему домой, когда приедете…

Ответом было молчание.

Дежурный подождал, пока начальник Управления положит трубку, нажал на рычаг.

Генерал тем временем набрал номер замминистра.

— Борис Иванович… — Начальственный фальцет, каким он разговаривал у себя в Управлении, сразу исчез. — Скубилин. Просили позвонить…

— Да, Василий. Что там по Каширскому ходу? Что тебе докладывают?

— Я сам ездил. Там все по-другому…

— Я знаю. Дежурный по Главку обрадовал… — Жернаков несколько секунд находился в задумчивости.

— Что — нибудь случилось?

— Как тебе сказать, Вася…

Жернакову не хотелось до конца приоткрывать министерские карты.

Начальство Наверху вроде не знало, каким образом менты Внизу, н а з е м л е, могут держать установленную планку высокой раскрываемости.

В конце концов, замминистра вынужден был объяснить:

— Заявление об этом разбое должен был сделать старший инспектор Черных. Они там в Главке так решили с подачи… этого хрена . Кублатого…Тут ничего нельзя было поделать. А уж вокзал выбрал я…

Скубилин уже догадался об этом.

«Если уж подставлять кого, так лучше друзей своего конкурента…»

— Но Черныха будто бы сразу засекли, едва он появился на перроне. Подошли, проверили документы. И все, естественно, пошло насмарку. Куда после этого заявлять?!

Скубилин подыграл:

— Я говорил. Они сейчас бдительнее…

— Ты-то хоть не крути мне яйца, Василий… — Жернаков вспылил. — Ты Черныха себе хорошо представляешь?! Чтобы к нему подойти проверить документы! Да он сам у кого хочешь проверит… Да и с какой стати к нему подходить?!

— Вы считаете, Борис Иванович…

— Там сделка у тебя на вокзале! Водят за нос!

— Может бутылку ему пообещали?!

— Черныху ?! Да ты что?! — Жернаков и сам ломал голову, не зная, чем все объяснить. — Черных рвался на Каширский ход… — Неприязнь замминстра к «каширянам» была известна. — Хотел мне услужить…

Скубилин поддакнул:

— Естественно…

— Выходит, кто-то был заинтересован отвести удар от Каширского хода…

— Змеиный клубок…

— Кто-то за спиной Черныха мог стукнуть на вокзал.. . «Так и так, мол … Едет…» Я хочу знать, откуда растут ноги… — Жернакова, когда ему что-то втемяшивалось в голову, свернуть было уже невозможно. — Там твой сегодняшний дежурный… — Его уже повело. — Это ты там у себя сидишь, ничего не знаешь… Не обижайся, Василий. А я здесь и знаю, что у тебя творится на вокзале… — Он разразился целой филиппикой. — Он с дежурства меньше сотни долларов не приносит. Мне докладывали. Машина, дача… Ему все платят. Носильщики, охрана, таксисты. Он там их к р ы ш а на вокзале. Разводит стрелки. Этот и Черныха мог запросто купить…

— Вы считаете…

— Значит так… Придержи утром дежурный наряд и розыскника, кто ночью разбирался…

— Это Игумнов. Начальник отделения розыска. Но… — В интересах Скубилина было спустить дело на тормозах. Рикошетом скрытый на вокзале разбой бил по нему. — Может, в плане-задании Черныху чего-то напутали…

Жернаков щелкнул зажигалкой.

— Я думал об этом. Сейчас Черных поехал домой. Утром он будет у меня. Я приказал, чтобы он представил мне план-задание…

На том и закончили.

Скубилин снял трубку прямой связи с дежурным .

— Скажи, чтобы подали машину и зайди ко мне. Сейчас поедешь.

***

Подполковник — дежурный, проинструктированный лично генералом Скубилиным, появился на вокзале около пяти.

Было ещё темно. Но уже шла большая предутренняя чистка перрона.

Вокруг разносился стук мусорных контейнеров. Пользуясь затишьем в перерыве движения поездов, носильщики ночной смены разбрелись с метлами и скребками. На ближайшей платформе тарахтел снегоуборщик…

Воспитанник Секретариата Министерста подполковник не стал ловчить.

Черная «волга» тормознула прямо у входа в дежурку.

Автоматчик в дверях взял под козырек.

— Сюда, товарищ подполковник…

На секунду высокопоставленному гонцу генерала предстала пустая дежурка с помощником у пульта. Тот сразу вскочил, ловко отрапортовал. Подполковник остался доволен.

— А что дежурный?

— Одну минуту…

Дежурный — майор ночные бдения переносил с трудом, за многие годы он так и не смог к ним привыкнуть. На каждом суточном дежурстве ему необходимо было хотя бы чуть покемарить перед рассветом. Наряд это знал.

«Хоть минуту! В машине, на корточках рядом с сейфом, даже в туалете. Все равно!»

Приезд поверяющего застал его на этот раз в неосвещенном помещении оружейной комнаты на стуле…

Разбуженный помощником он, ещё не проснувшись, на автопилоте, начал движение. Левая рука ещё проверяла галстук-регату и верхнюю пуговицу, а правая уже зацепила со стола форменную фуражку , на ходу водрузила и… Ноги уже двигались в верном направлении. Еще минута и он уже входил в дежурку — оживленный, насмешливый, словно и не спал вовсе…

— Наряд, смирр-но!.. — Заорал он на полном серьезе.

Его хобби было дурить головы начальству.

С места ударил строевым навстречу.

Подполковника из Управления он видел насквозь. В редкие свои приезды тот держался с большим достоинством, соблюдал дистанцию и обожал лесть.

— Здрр-равия желаю, товарищ пол-ковник…За время несения службы…

— Ладно, ладно… — подполковник остался доволен. — Я к тебе не проверять. Просто так завернул…

— Вот и хорошо… — Майор сразу насторожился. — Может чайку, Виктор Васильевич? Тут «эрл грэй» с бергамотом. Как раз заварили. Вам с сахаром? Там ведь у вас и чайку попить некогда… — Он крикнул в коридор. — Быстро! Чашку помыть и как следует! Для господина полковника. А пока вот… Рапорта, суточная ведомость…

— Да оставь ты это… — Подполковник устроился за пультом, он был по-особому приветлив.

Все подтверждалось.

— Давай просто поговорим…

— С удовольствием.

— Как жизнь идет?

— Разве это жизнь. Между нами говоря…

— Начальник ничего относится?

— Наш? Да он как отец родной.

— Серьезно?

— Вполне.

— А как у тебя с этим…

Орешек был ему не по зубам, но посланец Скубилина этого не замечал. Вокзальный дежурный представылялся ему мелкой сошкой, которой должно было льстить внимание сиятельного управленца. Посчитав подготовку законченной, схода перешел к заданию генерала.

— С Черныхом?

Подполковник явно что-то напутал. Дежурный был озадачен.

— А кто это?

— Из министерства! Старший инспектор…

— А, Черных… — Майор не знал, как лучше ответить:

«Сказать „не знаю“? Или „мой лучший друг…“ Выбрал неопределенное:

— Нормально…

На всякий случай он имитировал оживленность: глазки у него округлились, на щеках заиграли сипатичные ямочки.

— Он сегодня вроде заезжал к вам… — Подполковник взглянул испытующе.

Дежурный не знал, что ответить.

«Может пока я был в ружейке…»

Пришлось признать:

— А я и не видел!

— Его не было?!

Для подполковника это был момент истины.

«Черных на вокзале не приезжал!»

— Может, когда я выходил на вокзал. Подожди, я спрошу помощника… Ты послушай пока, вдруг позвонят… — он кивнул на пульт, пошел к двери. Подполковник и не заметил, как дежурный быстро перешел с ним на «ты».

Открытие его потрясло:

«Черных тут не появлялся! Обманул руководство!»

Он и не думал, что так легко и, главное, успешно выполнит поручение Скубилина. Пользуясь тем, что в дежурке никого не было, он набрал номер начальникаУправления:

— Товарищ генерал…

— Слушаю, — Тот ответил недоводльно.

«Наверно, прилег…»

Подпорлковник коротко отчитался.

Скубилин внимательно выслушал. К концу сообщения настроение у него поднялось.Отчет его устроил.

— Молодец. Возвращайся!

— Есть возвращаться!

Подполковник приободрился. На секунду его отвлек вспыхнувший огонек на пульте. Он снова поднял трубку.

— Слушаю, подполковник… — Теперь он уже выступил в качестве дежурного.

— Привет! — Голос в трубке был молодой, настырный. — Как там Качан.

Вернулся из Домодедова?..

— Качан?!

— Ну! У меня к нему дело. Давай, командир, по-быстрому! Нам надо с ним побазарить…

Звонивший явно не представлял себе, с кем разговаривает.

— В темпе. А то меня сейчас отключат, а отсюда никакой связи… Давай, друг!

Фамильярное «друг» явилось последней каплей.

Подполковник надулся, как индюк:

— Советую сначала научиться разговаривать, когда звоните в официальное учреждение!

— Ты че, старик, не доспал?!

— Молокосос! — он уже швырнул трубку.

Дежурный появился радостным чуть хмельным чертиком, несомненно, успел хлебнуть. Во рту у него уже болталась конфетка.

— Что там? — показал на трубку.

Подполковник полон был желчи, однако, сдержался:

— Звонят будто не в милицию, а в бордель! Спрашивали какого-то Качана…

— Это старший опер…

— Какая разница?! Предупреди его! И крепко! А то я ему прочищу мозги! Насмотрелись сериалов…

— Конечно! — Майор поддакнул. — Пусть фильтруют базар!..

Звонок был необычный — ни по времени, ни по месту, где Качана искали, — «в дежурке…». Майор сразу это заметил.

— Ему перезвонят?

— Нет.

— А по какому аппарату звонили?

— По этому вот, справа…

«Через коммутатор МПС…»

— С линии?

— Он что-то спросил про Домодедово… Где он сейчас, Качан? — Подполковник был не против лично снять стружку с виновного. — На вокзале?

Дежурный цыкнул зубом.

— Отъехал. В Домодедово вагон пришел без пломбы … Они и кинулись все. Игумнов, Цуканов… Ну и Качан…

8.

— Звони! — Цуканов перекрестился, показал Африканцу на дверь.

За дверью могло ждать всякое. За тридцать лет в ментовке насмотришься и наслушаешься. Об этом чего говорить?!

Уши Бат Сантес обреченно взглянул на своего мучителя, но руку к звонку поднял .

Легкое треньканье прозвучал где-то далеко.

Квартиры тут были огромные, большинство имели комнаты для прислуги, черный ход. Потом их превратили в коммунальные. Жило по семь — десять семей в каждой. Недавно их выкупили, отмыли, произвели евроремонт…

— Еще звони!

Звонки звучали словно в пустом вымершем мире.

Все происходило, как они и полагали.

В квартире у Коржакова все было тихо. Зато по другую сторону площадки, за запертой дверью, за спинами Цуканова и нигерийца, громко запрыгал, залаял большой злобный пес. Потом там защелкали запоры.

Крупный мужчина в спортивном костюме появился на площадке:

— Вы к Евгению Ивановичу? — Несмотря на бессонную ночь он выглядел бодро. — А его нет…

Уши Бат Сантес повернул голову.

Сосед в первое мгновение растерялся, когда от дверей напротив на него глянуло черное, как смоль, лицо натурального нигерийца. Самое черное среди африканцев…

— Может могу помочь?

В отличии от Уши Бат Сантеса Цуканов не оглянулся, напротив, сделал попытку заглянуть в дверной глазок. На секунду-другую лицо его закрыло обзор изнутри.

Игунов в лифте точно уловил момент.

— Пошли…

Все трое устремились из лифта вперед — на голос соседа…

Качан вылетел первым — он занимался восточными единоборствами. Именно это было решающим в выборе очередности. Начальнику розыска не нужна была Большая Драка на лестничной площадке. Качан надеялся снести противника в секунды, пока Цуканов прикрывает дверной глазок. По тем же причинам вторымИгумнов пропустил Карпеца. У того вечно чесались руки.

Зачистку он оставил себе.

Громкий собачий лай заглушил шум борьбы на лестничной площадке. Пес, кстати, не выскочил и даже не проявил большей агрессивности.

Качан буквально снес мужика с подсечкой и крутым разворотом на себя. В конце ночи ему, наконец, представилась хоть какая-то возможность приблизить возвращение пистолета… Карпец, тот вообще не пропускал ни одной силовой разборки… Вместе с Игумновым все трое ворвались в квартиру, увлекая с собой тяжелое тело…

Сосед повторял машинально:

— В чем дело?! — Однако негромко, почти неслышно.

— Милиция!

— Милиция так не врывается…

Где-то совсем рядом надрывно-тяжело продолжала лаять собака — крупный злобный пес — ротвейллер или московская сторожевая, но на дверь не бросалась и в коридор не выскочила.

«Наверное, привязана…»

Игумнов захлопнул за ними дверь. В прихожей было темно.

Внезапно оказалось, схватка ещё не закончена. К соседу пришло подкрепление.

У Игумнова на шее сошлись две чьи-то крепкие руки. Он почувствовал врезавшуюся у подбородка кромку металлической пластины…

Ни Качан, ни Карпец не носили браслеток. Железки с именами и группой крови на запястьях ушли в прошлое…

«Видно, кто-то из братков…»

В темноте нельзя было ничего разобрать:

«Бой в Крыму, все в дыму…»

Игумнов ударил коленом туда, где должен был находиться пах нападавшего.

Раздался короткий всхрап. Кто-то метнулся в сторону…

Откуда-то сверху на головы полетели коробки с одеждой. Передняя оказалась заставленной вещами…

— Выключатель! Мать…

Раздался щелчок, но свет не врубился — в патроне под потолком лампочка была вывернута. Цепляясь за чьи-то вытянутые руки, колени, острые углы мебели, Игумнов прорвался дальше — коридор здесь круто уходил в сторону. Впереди была дверь. Кто-то бросился навстречу, Игумнов с силой отшвырнул его. Нападавший всем телом влетел в буфет. Тонко прозвенело стекло. Что-то покатилось под ноги. Послышался звон разбитой посуды…

На помощь Игумнову никто не подоспел. Его подчиненные все ещё возились в прихожей с хозяином. Тот успел оправиться от неожиданности и теперь мотал их, как щенят, используя разницу в весе и уровень спортивного мастерства, Игумнов метнулся дальше вдоль стены, нащупывая выключатель.

Кто-то сзади схватил его за куртку, Игумнов двинул локтем.

Понял:

«Попал!..»

Раздался сдавленный стон…

Впереди хлопнула дверь.

«Черный ход…»

За очередным поворотом стены Игумнову под руку попал выключатель.

Вспыхнул свет.

Он находился в маленькой боковухе — «комнате для горничной». Дальше была кухня с выходом на черную лестницу. Игумнов с хода врезал по ней ногой, дверь не поддалась. Выбежавшие закрыли её на замок…

«У них все было подготовлено…» — Игумнов повернул назал.

В глубине квартиры по-прежнему злобно лаяла собака.

Из передней показался Качан, он вел мужика в спортивном костюме, которого им с Карпецом удалось все-таки сломать. Игумнов с хода двинулся на него:

— Где африканец?!

Сосед молча взглянул на него — на обоих висках спортсмена краснели ссадины — результат столкновения со стенами коридора, которых он коснулся одновременно. В углу.

— Я говорю про Мосула Авье!

Мужик кивнул на черный ход.

— А Коржаков?..

Он разлепил набухшие губы.

— Коржаков с ним…

Из комнат появился Карпец, он успел пробежать по квартире. Младший инспектор вел с собой человека, соединенного с ним наручником.

Карпец успел его обыскать — в руке он нес пачку документов.

— Этот — тоже из «Освальда», майор, служил в морском десанте… — Карпец успел заглянуть в бумаги. — Имеет лицензию частного охранника…

Он кивнул Игумнову на комнату, из которой только что появился . Оттуда все ещё доносился собачий лай — Посмотрите, что у них там!

Игумнов заглянул за дверь. В небольшой уютной гостиной на столе работал обычный портативный магнитофон. Не оставляя задержанного Карпец подошел к столу, нажал на клавиш — собачий лай прекратился.

«Конечно! Откуда у них время возиться с псом! Выводить, кормить…»

Игумнов убрал документы бывшего десантника в карман, туда же пошли оба — внутренний и заграничный паспорта — хозяина квартиры. Больше он не собирался тут задерживаться.

— Разберемся…

Ночной налет на квартиру не принес ожидаемого результата…

Игумнов забыл, что кое-где в домах черные лестницы ещё работают. Иначе бы этого не случилось. Коржаков успел бежать и захватил с собой Мосула Авье.

Оставалась, правда, небольшая надежда на то, что вызванная Игумновым оперативная группа МУРа все-таки успела прибыть и блокировать двор.

— Уходим! — переступая через разбросаные на полу осколки посуды, Игумнов пошел к дверям. Болел затылок — видимо, он все-таки получил по голове.

— Цуканов…

— Здесь.

Заместитель уже вел наркокурьера, они были по-прежнему соединены наручниками.

Хозяин квартиры позади потянул с вешалки куртку.

— Я должен одеться…

Игумнов, не оборачиваясь, махнул рукой:.

— Cвободен… — то же относилось и к бывшему десантнику.

После этих слов Карпец аккуратно отсоединил соединявший их металлический браслет.

Оба могли только связать им руки.

«Сейчас у нас одна цель — пистолет!»

Завтрашний, точнее уже сегодняшний, день мог полностью смешать все фигуры на доске…

***

Было ещё темно. Вертикали зажженных окон высвечивали линии лестничных колодцев. Подъезды были безлюдны. Но в двух-трех квартирах по фасаду уже горел ранний свет. Приближение утра было разлито в воздухе.

Цуканов со своим наркокурьером-»желудочником» сразу прошел к машине. Игумнов остановился перед аркой — там виднелись двое незнакомых в камуфляжах:

— Кто это?

Водитель, приехавший с Цукановым, объяснил:

— Из МУРа… — Они уже успели проверить его документы

Со двора появился ещё кто-то в милицейском. Вгляделся.

— Игумнов! Ты?!

Игумнов узнал давешнего старшего опера — вихрастого с треугольным узким лицом. Теперь Самарский был в форме капитана милиции. С опозданием, но все — таки привез своих людей.

— Ерунда получается, Игумнов… — Старший опер выглядел озадаченным. — Едва мы блокировали здание, как мне позвонил на сотовый дежурный по МУРу…

— Ну!.. — Игумнов спешил.

— Вот наш разговор дословно… — Чувствовалось, что он серьезно обеспокоен. — «Самарский, ты сейчас на Варсонофьевском?» — «Точно…» — «Кого-то там задерживаешь, я не знаю…» — «Да…» — «Так вот: немедленно оставь все, как есть. Извинись и возвращайся!..»

Игумнов все никак не догонял.

— Ничего не понимаю!..

— Я тоже. Говорю: «Какого хрена, командир?! У меня заява о без вести пропавшем, о Коржакове… А , кроме того, тут наркодела!» — «Ты меня слышал, Самарский?!» — «Ну!» — «Вот и выполняй!»

— Полный бардак…

Старший опер продолжил:

— У меня там друг сегодня на подхвате, я связался. «Что? Почему?» Он объяснил: дежурному позвонил начальник Главка. Из дома. Представляешь? Снял трубку ночью и позвонил! «Кто у тебя сейчас на Варсонофьевском? Срочно дай отбой!..» Вот и все! А уж кто там поднял на ноги генерала ни свет, ни заря, можно только догадываться.

— Президент, что ли?!

— Звонил-то? Не президент, конечно. Но кто-то из его прежних коллег.

Это точно. Так что… — Самарский развел руками. — Мы снимаемся, Игумнов. Успеха! Надо уносить ноги…

Игумнов с секунду молчал. Это было серьезное предупреждение.

Менты с ж е л е з к и вторглись на территорию чужой грозной епархии.

Поэтому кто-то, имеющий власть, поднял с кровати начальника Московского Главка, и тот отдал приказ — не оказывать помощи тем, кто атаковал генеральскую фирму «Освальд».

«Спустить все на тормозах…»

«Следствие закончено: забудьте»… — так назывался старый итальянский фильм. Там комиссар полиции тоже пассовал перед мафией, связанной с политиканами…

Игумнов спросил все же:

— А как же Коржаков?! Наркомафия?!

— Комментариев не будет, Игумнов. Если прикажут — мы снова его найдем. Будь здоров…

Игумнов взглянул в глубь двора. Опергруппа Самарского уже снялась.

— Вы давно подъехали?

Старший опер взглянул на часы.

— Минут двадцать назад. Ты остаешься?

— Да.

Получалось, что опергруппа МУРа была во дворе, когда Коржаков и Мосул Авье выскочили из квартиры через вторую дверь…

— Можешь дать мне фонарик?

— Держи…

— Спасибо. Я верну.

***

Под ногами хрустело раздавленное стекло.

Черный ход оказался действительно черным: на лестницах все лампочки были или перебиты, или вывернуты.

Света не было. Подъезд не убирался. Игумнов и Качан поднимались, освещая дорогу фонариком.

Каждый из них служил сейчас отличной мишенью для стрельбы на поражение. Длинные тени ползли по стенам. Но выхода не было. Выключив фонарик — они становились ещё более беспомощными и уязвимыми…

Качан дергал ручки дверей. Все они оказывались заперты. Все ближе был последний этаж. Дальше воспользовавшимся черным ходом отступать было некуда. Внизу выход перекрывали люди Самарского, ещё не получившие приказ уходить. Коржакову представлялся жесткий набор дальнейших действий…

Шальной выстрел сверху мог оказаться роковым…

Ближе к последнему этажу Игумнов поднял пистолет.

— Милиция! Руки!

Неяркий светлячок побежал вверх, к чердаку. Десятки лет не знавшие ремонта стены были расписаны названиями модных групп…

— Кладите оружие!

Свет фонарика сместился ниже. И вдруг:

«Руки…»

Двое стояли с поднятыми руками. Белый и черный…

«Коржаков и Мосул Авье…»

— Лицом к стене! Быстро!

Повторять не пришлось.

Оба задержанных придвинулись вплотную к стенам.

Игумнов кивнул Качану:

— Посмотри их!

Качан переступая через ступени рванулся вверх.

В любую секунду он готов был ощутить конфигурацию и тяжесть родного «макарова». Качан ощупал одежду каждого, провел руками вдоль тел. Увы!..

— Ничего нет…

Игумнов показал Коржакову пистолетом:

— Спускайся. Жди нас внизу…

Ему нужен был африканец.

— Есть…

Коржаков испытал облегчение: на темной лестнице, в отсутствии свидетелей, когда один из противников вооружен, у него свободно может возникнет соблазн посчитаться физически.

Он начал быстро спускаться.

Игумнов подождал, пока под тяжелыми шагами внизу замер скрип раздавленного стекла.

Теперь они остались на лестнице втроем.

Мосул Авье оказался похожим на свою фотографию из ориентировки:

низкие брови, широкие скулы, уплощенные крупные крылья носа… Игумнов всмотрелся в темное лицо:Чужой тип внешности не давал никаких подсказок для характеристики…

«Как с ним говорить?!»

Был, конечно, и верный способ результативного и быстрого допроса — ему обучали ребят из диверсинных групп.

Красивого этого породистого нигерийца ничего не стоило превратить в комок дикой боли и страха…

«Сломать кость и чуть постучать по ней…» — говорили те, кому приходилось к этому прибегать.

— Мосул Авье?

— Да, сэр… — Нигериец сверкнул белыми крупными зубами. — Это я.

Игумнову не пришлось вспоминать уроки английского, нигериец знал русский. Можно было приступить сразу.

— Мы тут трое. Я и мой друг. У нас личный вопрос… Чтобы задать его, мы искали тебя всю ночь. Тебе придется нам ответить. Как ты хочешь говорить? По-хорошему? По-плохому?

Голова в шапке-ушанке с опушенными наушниками качнулась:

— Да, сэр… По-хорошему.

Игумнов направил свет на Качана.

— Ты видел его ночью?

Он отвел фонарь чуть в сторону, чтобы свет не бил африканцу в глаза. Скуластое большелобое лицо нигерийца теперь ему было хорошо видно. Мосул Авье несколько секунд вглядывался в Качана, потом покачал головой. Он нервничал.

— Нет!

— Смотри ещё раз! — Игумнов снова повел фонарем.

Качан присел на ступеньку, раскинул руки по сторонам. Закрыл глаза.

Потом, подумав, расстегнул куртку…

Игумнов подсказал:

— Домодедово. Платформа…

Мосул Авье уже кивал: он вспомнил.

— Да, да. Видел.

— Он сидел?

— Да. На платформе

— Спал?

— Спал.

— Твои друзья подошли к нему, обыскали… Они осмотрели его карманы!

Нигериец живо мотнул головой:

— Нет, сэр! Это не мои друзья…

— А чьи? Коржакова?!

— Не знаю. Двое. Высокие, б е з к э п и… В куртках… Они стали его трясти. Потом расстегнули куртку. Обыскали…

— И…

— Сразу уехали.

— Марку машины запомнил?

— Это не машина. Электричка. Они уехали на последней электричке. Когда они садились, она уже отправлялась,…

— На Москву? — Нет, сэр… — Африканец был сама покорность.

«Прямо роман. „Хижина дяди Тома…“

Нигериец покосился на пистолет, который Игумнов все держал в руке.

— Электричка была из Москвы…

— Ты хочешь сказать… Уехали в сторону Каширы?!

— Да, сэр…

Этому не было объяснений.

Все вернулось на круги своя.

Мосул Авье обрисовал все так же, как и уборщик — отставник. Только тот не заметил, что похитители сели в поезд.

Они второй раз за эту ночь добрались до того же истока.

Игумнов убрал пистолет.

Видимо, все было так, как как говорил нигериец.

Во двор спустились вместе. Все трое. Внизу их ждал Коржаков.

Он никуда не ушел, с ним рядом стоял вооруженный Карпец.

— Уезжаем…

Игумнов, за ним Качан направились к машине. Мосул Авье и Коржаков двинулись следом в сопровождении Карпеца.

У машины Игумнов обернулся к задержанным.

— Свободны…

***

Он включил мобильник.

Все это время — пока они врывались в квартиру и потом, когда казалось — «вот-вот прорвемся!» — сотовый его оставался отключенным.

Установившуюся во дворе тишину сразу нарушил звонок.

— Слушаю…

Непонятно, кто, кроме дежурного, мог его сейчас разыскивать.

О доме он не подумал — звонить в этот час там было некому. Другие, кто работал с ним ночью, — Качан, Карпец, Цуканов — все были тут, рядом.

У телефона был советник генерала Ткачука полковник Холин.

— Доброе утро…

Он предпочел не называть ни имен, ни фамилий.

— Если позволите, я сразу перейду к делу…

— Да, так лучше… — Игумнов был весь внимание.

Разговор состоялся странный — повидимому, в санатории предполагали воззможное развитие событий и даже сделали единственный логически напрашивавшийся вывод.

— Я насчет пистолета Качана, который вы сейчас тихо разыскиваете…

Советник помолчал, выжидая ответную реакцию. Игумнов промолчал и Холин понял, что не ошибся.

— Хотим по-дружески предупредить. Его использовали в сегодняшней разборке. Из него застрелили лидера Видновской группировки. Никто пока об этом не знает… — Советник снова прислушался, Игумнов никак не реагировал. — Вы слушаете?

— Да.

— Все между нами. Просто хотели предупредить…

Игумнов не ответил. Это было бы настоящей бедой для Качана, для него самого.

Советник главы «Освальда» присовокупил пару ничего не значащих фраз. Закончил главным — для чего звонил:

— Мы надеемся на ответный жест и сотрудничество. Кстати, меня просят напомнить. Все обещанное за столом остается в силе, т о в а р и щ м а й о р. Прощаюсь…

И сразу раздался второй звонок.

Звонил дежурный. Он сообщал последние новости:

— Генерал Скубилин присылал на вокзал своего человека. Только-только спровадил…

— И чего он?!

— Не знаю. Чего-то выспрашивал насчет старшего инспектора МВД. Я и не слыхал такого…

— Может Черныха?

— Точно.

— И что там?

Дежурный почувствовал интерес, припомнил:

— Пристал: «Был ли ночью Черных на вокзале?»

— И что ты?

— «Не видел, не знаю!»

Игумнов чувствовал непонятную пока чужую интригу. Он машинально коснулся кармана, в котором лежали компроматы на Черныха — министерское план-задание, заведомо ложное заявление о придуманном разбое, расписка о получении удостоверения…

Все это следовало обдумать.

«Но не сейчас…»

— Мне никто не звонил?

— Звонили Качану. С линии. Но это без меня…

— А в связи с чем? Кто?

— Ничего не знаю. Может перезвонят…

— Может… — Игумнов почувствовал досаду.

«Закон подлости… Снова звонок Качану. Снова с линии. Неизвестно чей, неизвестно о чем. И этот тоже исчез в сливе…»

— Из Домодедова было что-нибудь?.

— Да. Они уточнили приметы…

— Нашлись свидетели?

— Преступник угрожал пистолетом Кириллычу. Бывшему нашему начальнику службы. Ты его помнишь. Он сейчас уборщиком…

— А приметы?

— Не ахти! За сорок, среднего роста. В пальто. Уголовник. В глаза не смотрит… Домодедовцы задействовали план «Перехват». У нас весь наряд уже в курсе. Закрыли платформы прибытия. Метро…

— Что за пистолет у него был ?

— Кириллыч видел близко. «Макаров»…

Игумнов достал сигареты. Дежурный только то, о чем ему звонил советник генерала Ткачука. Мосул Авье либо со своим сообщением о двоих б е з к э п и уехавших в электричке, что-то либо напутал, либо обманул.

«Пистолет попал в руки кого-то из участников разборки. И тот пустил его в дело…»

В этом случае в действиях Качана был состав преступления:

«Небрежное хранение, создавшее условия для использования другим лицом, если это повлекло тяжкие последствия…»

При таком раскладе, даже если пистолет найдется до утра, просто так поставить его на место, в пирамиду, уже не придется.

Дежурный мягко продолжил без перехода:

— Слушай, Игумнов…

Его занимало другое, близко касавшееся, — он потому и звонил Игумнову каждые несколько минут.

— Скоро мне передавать суточную сводку. Не забыл?

— Все будет. — Игумнов думал об этом не меньше, чем он сам.

— Да, Игумнов! Еще тебе звонила т в о я…

Речь зашла о Ксении.

— Она будет ждать в проходной на заводе. Ты в курсе?

— Знаю…

«Витенькины поминки…»

Игумнов посмотрел на часы.

Ночь закончилась. А с ней и погоня, и версии. Преследовать было некого.

«Все свободны. „Следствие закончено: забудьте…“

***

Почти не менявшаяся с годами, витькина мама — грубо размалеванная крупная блеклая женщина в пестром платье, с тонкими палками-ногами была уже на взводе. Душе её хотелось плакать, а хмель привычно тянул на средину — то ли дробить, то ли петь…

Ксения опаздывала.

— Пейте-ешьте, гости дорогие…

Как Игумнов и предполагал, за столом собралась разношерстная компания. Вахтерша-сменщица, дежурный электрик. Охранник из соседней проходной. К утру, как обычно, заехали несколько патрульных ментовских экипажей — молодые парни, постоянные ночные гости заводских проходных.

У сторожей и вахтеров для них наготове всегда был горячий чаек и продавленное кресло, чтобы подремать…

— Царствие ему небесное…

Игумнов выпил, не чокаясь.

По дороге они завезли Цуканова с африканцем в Склиф и там оставили.

Пока его заместитель объяснялся с токситологом , он и Качан прошли к знакомому врачу. Тот зарегистрировал их в реестре обратившихся в Институт Скорой помощи имени Склифосовского и прошедших тест. Теперь у обоих на руках были официальные справки. В них оба они значились абсолютно трезвыми.

Игумнов знал порядок: утром первым делом начнут с их проверки на наличие алкоголя …

— Пусть Земля будет ему пухом…

Из помнивших Витьку приехал только он и ещё Качан.

Да и кто, кроме них, знал, кто он был, Витька, на самом деле…

Для соседей — блатняк, ворина. Сидел за кражи, что совершал по-пьянке. Освобождался всегда «по половинкам» за примерное поведение.

Так все выглядело со стороны.

В действительности, с тех пор, как Игумнов положил на него глаз, Витька давно уже резко изменил жизненный маршрут.

Помогал ментам.

Валялся на нарах в КПЗ, а потом в ИВаСи, вслушивался, хитрил. Менты ставили перед ним серьезные задания. «Установить, куда выбросили п у ш к у, кому сдали темное…» Витька жил с чужими документами, неделями г н и л в притонах, ставил на карту жизнь…

Свой грех перед обществом, если такой действительно был тяжелее, чем вина общества перед малолеткой, он давно искупил.

С Витькиной помощью менты размотали десятки нераскрытых убийств, разбоев, изнасилований, давно списанных в архив, признанных прокуратурой заведомо бесперспективными…

«Источнику стало известно… — писал он. — о том, что убийство на перроне совершил имя-рек…»

«Безымянный источник»!

В конце листа псевдоним — фамилия, взятая в кавычки.

Вот только похоронили его под настоящим именем, в точности неизвестным, никому, кроме матери и нескольких старших оперов, знавших его личное дело. Да ещё жене, к у р в е, которая его бросила, не выдержав их сумасшедшей жизни.

«Источник». Жил и не жил…

Игумнову стало тоскливо.

«В вечной командировке. Без биографии. В папке под грифом „совершенно секретно“ …

Без друзей, всегда один. Приговоренный к смерти строгим законом Тюрьмы. Вынужденный молчальник, пивший в одиночку в четырех стенах, запершись на ключ; обходивший стороной всех, чтобы не быть случайно опознанным; неотблагодаренный ни одним из потерпевших — для которых старался.

«А что дальше?!»

Жизнь, как шла так и идет.

Вместо раскрытых Витькой убийств и разбоев давно уже совершены новые. В сейфах полно таких же «висяков». И те братки, кого Витька сдал, давно уж либо полегли в непрекращающихся воровских разборках, либо отсидели срока и снова подсели по-новой…

Вопрос этот был к ним ко всем — и к ментам, и к агентам.

Стоило ли все того, чтобы коверкать свои жизни, мотаться ночами, не спать, рисковать, жить в состоянии непроходящего напряжения?!

«Сейчас вот Качан…»

Все, что было сделано этой ночью, чтобы найти пистолет, все коту под хвост…

«Фактически, все время раскрывали обстоятельства убийства Сохи на переходном мосту в Домодедово. Роль фирмы „Освальд“ в предшествовавшем похищении Мосула Авье….»

— Давайте, ребята, ещё по граммулечке, — витькина мать держала стопку косо, расплескивая водку. — Помянем его…

На неё нахлынули воспоминания.

— В детстве пришел раз из школы. Говорит, больше, мам, не пойду. Всем учителька дала лыжи на физкультуре, а у него лыжи с креплениями отобрала, отдала другому ребятенку — у того отец где-то. Большая шишка… И так и не ходил. Не могла заставить…

Дверь громко хлопнула.

Помощница, наконец, появилась.

— Привет…

Ксения прошла к столу, на ходу показала длинные, меж полами распахнувшейся дорогой шубы, стройные ноги. Села рядом с Игумновым — он держал ей место — откинула на плечи волосы. Она знала Витеньку. П л а т н и к начальника розыска приглядывал за нею, когда им обоим приходилось работать в транзитных залах на вокзале.

Витькина мать тоже её знала.

— Милая, не забыла!..

Она не связывала приезд Ксении с Игумновым. Впрочем, и должность его она все равно не знала. Как и название предприятия, на котором работал сын. Витька говорил, да она забыла:

«Какой-то почтовый ящик…»

— Небось набегалась за день, Ксения. Садись. Помянем светлую душу Витеньки. Царствие ему небесное…

— Спасибочки…

Ксения знала, как себя вести. Кивнула ментам, Качану. В прошлый раз она тоже сидела на том же месте. Подвинула тарелку.

Улучив минуту, когда её оставили без внимния. быстро шепнула:

— Мосул вернулся в общежитие. В курсе? Ему заказали билеты на ближайший рейс в Лагос. Днем он улетит…

— Вполне объяснимо…

— Сейчас ищут курьера с «начинкой». Никак не найдут. У него скоро критический срок. Он у вас?

— Его завезли в Склиф. Как ты сама?

— Perfect! Совершенно!

Она вернулась из общежития в отличном настроении. Ей можно было позавидовать: впереди вся жизнь и каждый день — новые надежды и свежие впечатления. Фортуна к ней пока благоволила.

— Молодец…

Ксения благодарно прижалась к нему коленом. Потом и вовсе заплела Его ногу. Так уже бывало.

— На тебя не накатили, когда ты звонила?

— Нет, никто даже не обратил внимания…

Витькина мама наполнила стопки. Все снова пригубили.

— Ты чего? Завязал? — Ксения обратила внимание — Качан поставил рюмку нетронутой.

— Да нет. — Он улыбнулся. — Просто завтра меня кинут…

— Кто?!

— Начальство…

— Да ладно! — Путана показала ослепительно белые зубы.

— Честно. Это и по мне тоже поминки…

Он недоговорил. У Игумнова прозвонил сотовый. У телефона был Карпец . Он звонил с вокзала. Был хорошо слышен голос дикторши, объявлявшей об отправлении очередного сцепа. Пухлогубая, она их едва размыкала и в конце почти каждого слова у неё слышалось явственное «м».

— … Отправляетися-м… со второго… пути-м…

Уже вовсю ходили электропоезда.

— С вами поговорят… — Карпец обращался к Игумнову всегда только на «вы».

Трубку взял Никола.

— Это я…

— Что-нибудь случилось?

— Я на вокзале. У меня… п л е т к а, Игумнов…

Он выбрал совсем новое словечко.

«Может, чтобы Карпец не понял…»

На ф е н е последних лет п л е т к о й называли оружие!

— «Макаров»?!

— Да. Из Домодедова. Он был у этих к о з л о в…

***

В отличии от молодых нынешних воров Никола вел краховый образ жизни — без машины, одетый посто, как многие вокруг; в ресторанах почти не бывал: «пить — это да, а жрать — дело свинячье»!

Ментов он по-прежнему презирал.

В машине, когда Цуканов снял с него наручники, Никола сразу решил, что останется в Домодедово. Ехать с Цукановым, со вторым ментом, сидевшим рядом с водителем — скользким, с быстрым присматривающимся взглядом — ему было ни к чему. Кроме Игумнова у него не было среди них ни одного, кому он доверял или сочувствовал.

«Все продажные суки…»

Он отрабатывал им разрешение прописаться в столице, прекращение унизительного надзора, тасканий, преследований…

— Я выйду у станции…

— Сам доберешься? — Цуканов по обыкновению спешил. Никола это видел. У воров Цуканов не мог бы стать авторитетом. — А то подбросим…

— Езжайте…

До станции было ещё не меньше километра.

Скользкий тип, сидевший с водилой, вновь коснулся Николы холодными цепкими глазами.

Никола окунул подбородок в воротник.

У него не было дел ни в Москве, ни в любом другом месте. Дела возникали внезапно сами по себе. Так было сызмала.

Острый воровской взгляд вдруг засекал едва заметные складки взбугрившегося перед входной дверью половика, где хозяева, уходя, оставляли ключи. Или замечал форточку в окне — прикрытую, но не запертую…

Или как этой ночью…

Когда домодедовский начальник розыска ввернул в разговоре, что нашел отпечатки пальцев, сокамерник Руслан, сразу заменжевался. А речь-то шла всего лишь о заточке, которую Никола сбросил в машине…

«Руслан не знал о ней! О чем же тогда он забеспокоился?!»

Потом, когда мент в дежурке держал за спиной заточку, это снова застало частного охранника врасплох…

«Почему? Он ведь не знал о ней?!»

Никола не мог рассказать Цуканову о своих подозрениях. К чему? Тем более при постороннем. Своими бесцветными глазками недельного кобелька Никола замечал многое вокруг…

Волноваться Руслан начал ещё раньше…

Когда менты у переходного моста не смогли задержать «джип-» чероки» и бросились к замешкавшемуся охраннику, Руслан бросился за ближайшую коммерческую палатку, хотя у него не было никаких шансов.

Схватили его уже по другую сторону торгового ряда…

В машине, когда их доставляли, Руслан тоже нервничал. Не углядел, как Никола рядом незаметно сбросил из рукава заточку. Когда домодедовский начальник в дежурке брал его на пушку, он тоже не знал, как быть.

«Он решил, что менты все осмотрели там, в снегу за палаткой…»

— Значит, выходишь? — удостоверился Цуканов рядом с платформой.

— Да, притормози…

Никола оставил Цуканова с его операми в машине, направился к к переходному мосту.

Еще не светало. На противоположной платформе — на Москву — было черно от людей, ожидавших первую электричку. Молчаливый невыспавшийся люд, привыкший досыпать в поездах…

Где-то далеко послышался долгий гудок.

Никола подождал, пока Цуканов отъехал, сходу повернул в сторону коммерческого торжища. Покупателей все ещё было мало, но они уже появлялись по — одиночке, то тут, то там…

Внезапно Никола остановился. Навстречу шел его старый ненавистник — мент-уборщик, которого он давече видел на платформе.

В недавнем прошлом Никола спьяна не раз бросался на начальника постовой службы. Он и сам не знал, почему не взлюбил его больше чем других ментов.

«Из-за формы?!» — Тот все время ходил при погонах…

Мусор не оставался в долгу. Вызывал наряд. В дежурке Николе делали «ласточку» — руки привязывали за спиной к ногам, били, бросали в гадюшник.

Наутро подполковник подписывал на него административные протоколы, которые Игумнов потом отправлял в корзину…

«Надо же: не повезло!..»

Уборщик не узнал вора. Но в ментовской его голове что-то мелькнуло. Хотя он постарался не подать вида.

Никола тоже не реагировал.

Пропустив мента, он свернул за следующую коммерческую палатку. Именно туда забежал Руслан, когда его задерживали…

За палатку уходило несколько тропок, Никола выбрал ближнюю. Совсем короткую дорожку следов. Она кончалась вытоптанной площадкой, где все произошло. Небольшой сугроб оставался только у самой палатки, тут было наметено больше снега.

Перед тем, как его проверить, Никола повернул назад, на тротуар, и сразу наткнулся на уборщика. Мент никуда не ушел. Вернулся, следил за подозрительным знакомцем.

Теперь Николе уже нельзя было отступать.

«Он приведет ментов и они тут все разроют…»

Никола вернулся за палатку. Часть сугроба у дальнего угла оказалась более рыхлой.

«Наверное там…»

Вор подошел к углу палатки, сел на снег. Тотчас из-за угла выглянул уборщик — интересовался… Никола снял ботинок — вроде начал переобуваться. В тоже время свободная рука его нырнула в снег. Холодный металл обжег кожу…

«Пистолет!..»

Бывший мент-уборщик выглянул снова.

Что-то засело в дурьей его башке, но ему не хватало ума, чтобы оценить обстоятельства и сделать верный вывод.

Николе удалось незаметно переправить «макаров» снизу в брючину, шнурками примотать к щиколотке. Отделавшись от мента-уборщика можно было переправить пистолет в карман…

Вор поднялся. Тяжелый ствол тянул ногу. Чуть хромая, он подошел к углу — с п о н т а, отлить. Сбоку, на дорожке, хрустнул снег.

«Уборщик…»

Отставник решил его не отпускать.

«Ну, все… Сдаст меня первому же менту…»

А это было уже серьезно.

Оборачивалось новым сроком…

К его ноге шнурком от ботинка была привязана соответствующая статья Уголовного Кодекса. Точнее, первая её часть — «незаконное хранение, перевозка или ношение огнестрельного оружия, боеприпасов».

Для него — особо-опасного рецидивиста — верный трояк.

«И никакие объяснения не помогут… Да и что он скажет домодедовским ментам, если задержат — „Несу п л е т к у, чтобы передать вашим коллегам с ж е л е з к и …“

Прихрамывая, он двинулся к станции.

Электрички уже пошли в обе стороны, Скучные, переполненные сонными работягами — в Москву и пустые, разболтанные — в обратную сторону.

Утренний час пик был уже в разгаре.

Впереди у переходного моста виднелось несколько ментов в форме.

Как всегда в первые дни вблизи места, где было совершено тяжкое уличное преступление, здесь были уже выставлены усиленные милицейские наряды.

Прежде, чем выйти на площадь, Никола оглянулся.

Отставник — уборщик следовал за ним, как привязанный.

Отработав в ментовской конторе, подполковник так и не узнал уголовный мир. На службе в последнее время, он, в основном, занимался инструктажами, проверками службы постовых. Административных нарушителей к нему приводили в кабинет — он подписывал протоколы. Вечером после работы переодевался в штатское и шел домой. Теперь, на гражданке, он терялся перед крутыми, накачанными. Николу — тихого, с пустыми глазами — он не испугался…

Никола замедлил шаг:

«Сдаст меня, как только подойдем к платформе…»

Впереди оставались последние коммерческие палатки. За ними начиналась станция.

Никола снова повернул — теперь уже за следующую палатку.

Он рассчитал элементарно — уборщик за ним не свернет — побоится темноты, поэтому обогнет её и появится со стороны, откуда Никола его не будет ждать.

Отставник так и сделал.

Этой минуты хватило: Никола быстро отвязал ствол…

Тем временем уборщик прошел вдоль витрины, осторожно выглянул. Площадка за палаткой была пуста — слежавшийся снег, желтые комья смерзшейся мочи. Мужика, за которым он следил, не было. Тротуар позади тоже был пуст…

«Убежал?!»

Заподозрив неладное, отставник свернул за палатку. высунулся из-за угла и…

Он едва не наткнулся на дульний срез. Никола держал пистолет на уровне его виска.

— Тихо!..

Они были вдвоем.

Ствол медленно переместился и замер. Теперь черное отверстие заглядывало ему в глаза. Он обмер, с ясностью почувствовав:

«Это моя смерть…»

Страшная его мысль мгновенно передалась Николе — до этого он и не думал стрелять. За одно умышленное убийство — в зоне — он свое отсидел…

Секунду — другую длилась неопределенность.

Никола превозмог себя — убрал палец с крючка.

— Хочешь жить — иди назад. И не оглядывайся. Подойдешь к ментам или позвонишь — убью…

***

Электричка была дальней, шла почти без остановок. Приближаясь к очередной платформе машинист включал сигнал. Тревожный гудок оглашал лесопосадку и ближайшие окрестности.

Состав качало. В тамбуре люди стояли вплотную друг к другу.

Никола в вагон не входил, держался недалеко от дверей за спинами.

«Сейчас уже ищут…»

Он не доверял отставнику — уборщику: мент непременно сообщил о нем, как только электричка отправилась из Домодедова. Теперь из неё следовало срочно линять.

Ближайшей большой станцией было Расторгуево — с переходным мостом, с платформой посредине, между Главными путями.

Никола протиснулся к двери.

Они уже подъезжали.

По другую сторону срединной платформы ждал второй электропоезд на Москву — здешний, расторгуевский. Он стоял с поднятыми пантографами. Расторгуевский электропоезд отправлялся сразу вслед за прибывавшей электричкой…

Никола выскочил на платформу одним из первых. Его целью был стоявший напротив электропоезд. Пассажиров в нем было немного — все, кто спешил уехать в Москву, перебежали в только что прибывшую электричку. Она уходила первой и шла почти без остановок…

А дальше произошло, чего никто не ожидал.

Автоматические двери с шипением закрылись за его спиной. Дальняя электричка осталась у платформы. Отправление дали расторгуевской!..

Никола сообразил:

«Ищут! Дальнюю задержали потому что готовятся зачистить. А расторгуевскую отправили — она не проходила через Домодедово…»

Электричка уже двигались, а вдоль перрона к остановленному сцепу из Домодедова уже бежали люди в штатском и в форме. Оперативная группа соседнего — Видновского Управления — получила задание перехватить электропоезд с убийцей.

Такую же операцию — но уже транспортные менты — наверняка готовили на вокзале в Москве. А ещё при входе в метро на Павелецком…

Никола не стал рисковать. Не доехал до любимых «Нижних Котлов», выскочил на «Коломенском» из электропоезда, перебежал в метро.

Чутье и опыт его не подвели.

Когда он приехал на Павелецкий вокзал, в метро уже вовсю действовал план операции по задержанию особо-опасного преступника по горячим следам.

У эскалаторов несколько ментов в штатском цепляли глазамси пассажиров. Но, как Никола и предполагал, их интересовали только те, кто прибывал в Москву электричками, с линии, и направлялся в метро. На прибывавших из города на вокзал они не обращали никакого внимания…

Никола тем не менее отвернулся, проходя мимо них, глянул вниз, словно ехал не один. Ниже, на эскалаторе, заметил, как ещё человек тоже быстро спрятался за спинами.

Никола его мгновенно узнал:

«Мент, который ехал вместе со мной и Цукановым в машине в Домодедове…»

Выскочив из метро, Никола больше не вспомнил о нем, прямиком через перрон двинулся к ряду телефонов-автоматов на стене. Снял трубку с одного, показавшемуся ему по-новее, чем остальные.

Только тут вспомнил:

«Кончилась карточка…Епонский бог!..»

Его выручил появившийся из сквозного вестибюля младший инспектор. Карпец спешил в дежурку.

— Помочь что ли?!

— Ну!

Карпец снял трубку, приложил к уху, потом пару раз с протяжкой двинул ладонью по телефонной коробке. Прислушался. Снова двинул. Удовлетворенный передал трубку Николе:

— Звони !

Никола набрал номер мобильника.

— Слушаю… — У телефона был Игумнов.

— Я на вокзале. У меня… п л е т к а, Игумнов.

— «Макаров»?!

— Да. Из Домодедова. Он был у этих к о з л о в…

***

— Надо ехать… — Игумнов и Качан поднялись.

— Я с вами — уже поздно! — Ксения тоже встала.

Витькина мать словно очнулась. Кончалась ночь, за которую она бессознательно цеплялась, единственная в году — короткая ночь поминовения…

— Ну ещё по граммулечке!.. — Мать потянулась к бутылке. Там ещё оставалось.

— Спасибо. Нам пора…

Простились, вышли на улицу и будто перешли в другую жизнь.

На тротурах было уже полно людей.

На Кожевниках их догнал зеленый огонек. Ксения замахала рукой.

Из всех городских средств передвижения она признавала только такси.

— На Таганку, шеф… — Она ехала ещё куда-то. Не домой. — Обижен не будешь…

До вокзала Игумнов и Качан доехали вместе с ней.

Ехать было недолго — рукой подать.

У сквера все того же музея «Траурный поезд В.И. Ленина» Ксения прижалась к Игумнову — заставила повернуть голову.

Там, ночью, они единственный раз за время их агентурной связи были близки…

«И тоже, кстати, возвращаясь с витькиных поминок…»

— Приехали…

Прощаясь, она чмокнула его в щеку. Кивнула Качану :

— Не умирай раньше смерти…

***

По вокзалу Игумнов и Качан шли молча.

От прибывшей электрички густой толпой валили пассажиры.

Никола ждал недалеко от входа в метро. Тут они постоянно встречались. В витрине книжного киоска он рассматривал цветные обложки женских детективов. Игумнов подошел сзади:

— Отойдем в вестибюль…

Никола не ответил, не обернулся. Двинулся под своды открытого вестибюля. Нашел более или менее уединенное место за колонной.

Игумнов подошел один, Качан прикрыл их, смотрел, чтобы никто не подошел. Игумнов спросил:

— Где он у тебя?

Качан выгнулся, чтобы ничего не упустить.

Никола кивнул на карман.

— Постой! — Игумнов достал из куртки платок, сунул Николе в карман.

Назад он вынул платок уже с пистолетом, переложил к себе в куртку

— Как он к тебе попал?

Никола объяснил: поведение Руслана при задержании, нервозность, рыхый снег за палаткой. Все сразу показалось подозрительным…

О том, что произошло между ним и уборщиком на площади, Никола умолчал вовсе.

— С т р е м н о. Я, пожалуй, поеду… — Светиться на вокзальной платформе рядом с ментами было рискованно.

— Давай, отдыхай…

— Постой! — Качан обернулся, поискал по карманам. Мелких денег не было, он сунул сотенную. — Дерни за меня…

С Качаном творилось невообразимое.

«Макаров» побывал в чужик руках. Из него убили человека. С этим уже ничего нельзя поделать…»

Советник генерала Ткачука звонил как раз об этом.

Игумнов все это хорошо чувстствовал. Отпуская Николу, спросил:

— Кто-нибудь видел тебя на вокзале?

— Нет, пожалуй. В метро только… Ваш новый мент, он был в Домодедово вместе с Цукановым…

«Штирлиц?! — Игумнов удивился. — А этот как попал сюда?!»

— Я позвоню…

Никола убрал сотенную, поднял воротник. Вскоре он уже растворился в толпе.

Игумнов и Качан отошли дальше в вестибюль.

Каменный настил под открытыми сводами замело снегом. Особенно со стороны площади. Там ночью никто его не убирал. Ранние пассажиры успели протоптать узкую сквозную тропинку…

— Прикрой!

Игумнов встал боком к стене, достал платок с пистолетом. Оглянулся.

Вокруг никого не было.

Он развернул платок. Новенький вороненный ствол, красные щечки рукоятки…

Качан снял очки, нагнулся к стволу.

— Покажи… — Его трясло.

Номер был выбит четко. Четыре цифры…

— Игумнов, это не мой пистолет!

— Посмотри внимательнее. Спокойно…

— Это не он

Лучше это или хуже Качан ещё не мог сообразить.

«Из этого ствола совершено одно единственное убийство… Из него никого уже не замочат. А сколько положат из того, что ещё не найден?!»

Этого никто не мог предугадать…

. — «Макаров» чужой…

Игумнов подвел черту:

— Нигериец прав. Т в о ю п у ш к у у в е з л и в э л е к т р и ч к е…

***

Косо протоптанной через сугроб тропинкой они вернулись к себе.

Находка Николы все упростила только для домодедовцев.

С этой новой уликой убийство Сохи могло считаться раскрытым.

Для этого ценнейшее доказательство — пистолет, из которого оно было совершено — оставалось лишь легализовать.

Способы для этого существовали традиционные.

«Снова положить „макаров“ в снег за коммерческой палаткой. Обеспечить охрану места до того, как приедет следователь… Договориться с начальником розыска Домодедова и найти пистолет снова. В присутствии понятых. Оформить протокол…»

Игумнов ещё на ходу все продумал.

«Но прежде криминалист-эксперт должен убрать отпечатки Николы со ствола. Если этого не сделать его как раннее судимого мгновенно отыщут по картотеке пальцевых следов…»

Имя Николы не должно было появиться в уголовном деле ни в коем случае. Игумнов это гарантировал…

«По другому им его не найти…»

Даже, если кому-то и пришла бы в голову шальная мысль — проверить «Анчиполовского», сидевшего в камере с Русланом, его ждала бы неудача. Никола находился там под фамилией мужика, которого никогда не видел и который годами не выходил из дурдома…

9.

Как и люди, оружие проходило регистрацию.

За каждым стояла своя история. Читать её было интересно, как искусную агентурную разработку. Как и у людей, у оружия могло быть преступное прошлое.

«А может и настоящее…»

Но что за этим конкретным?

Игумнов вгляделся в четко выбитый номер на затворе.

Первым делом, пистолет следовало проверить по картотеке разыскиваемых стволов. «Макаров» мог принадлежать кому-то, имеющему право на ношение огнестрельного оружия. Например, кому-то из ФСБшников или другому менту…

Неожиданная мысль пришла вдруг в голову:

«Советник генерала Ткачука принимает все случившееся слишком близко к сердцу… Не потому ли, что пистолет значится за их фирмой?!»

Игумнов не успел додумать мысль до конца, как ему позвонили. На всякий случай он убрал пистолет в сейф, потом снял трубку.

— Слушаю, Игумнов…

Звонили из «Освальда».

— Минуточку! С вами будут говорить…

У телефона был все тот же советник генерала Ткачука полковник Холин.

«Вот уж воистину: не произноси имя дьявола к ночи…»

— Доброе утро. Это снова я… — Холин был настроен благодушно. Пошутил. — То никогда, то по нескольку раз за ночь…

— Видимо тому есть причина…

— Да. Сейчас вам должны передать или уже передали пистолет«Макарова»…

Скрипнула дверь. На пороге показался Качан. Он слонялся по зданию, не знал, куда себя деть.

Игумнов сделал предупреждающий жест.

Старший опер молча сел.

— Пожалуйста, ничего не опровергайте, пока я не договорю. Чтобы потом ничего не усложнять…

Опровергать и в самом деле было бесполезно и глупо.

Генеральская фирма не сидела сложа руки. Можно было лишь удивляться: информация о доставленном Николой пистолете поступила в «Освальд» уже через несколько минут…

«Откуда? Кто?! Из Линейного Управления?!»

Советник генерала Ткачука тем временем уточнил.

— Мы просим временно не докладывать о пистолете. Просто придержите сведения. Вы знаете, как это делается…

Игумнов поглотил намек.

— Подождите указаний руководства. Оно поступит быстро. Думаю, уже в ближайшие пол-часа — час… — Советник, скорее, приказывал, чем просил. — Вы отвечаете за это , т о в а р и щ м а й о р…

Игумнов не стал поправлять. Высоцкий высказался об этом лаконично и точно:

«Капитан, никогда ты не будешь м а й о р о м…»

Холин что-то почувствовал:

— Генерал Ткачук вам пообещал. А он слов на ветер не бросает…

Игумнов не ответил. Разговор был недолгий. Советник положил трубку.

Качан спросил. Без особой, впрочем, надежды:

— Чего он?

— Все тоже.

Теперь Игумнов был уверен:

«В Домодедове стрелял один из их людей. К ним поступили данные, что пистолет у нас. Сейчас они хотят его заполучить. „Макаров“ значится за кем-то из „Освальда“…

Был понятен и общий рисунок их оперативной легенды.

«Если им удастся заполучить свой пистолет, из которого убит Соха, Ткачук и его советник дадут уголовному делу „вокзальный след“.

Происшедшее с Качаном было для них удивительно кстати…

«Преступник использовал пистолет, который был похищен у старшего оперуполномоченного Линейного Управления…»

До восьми оставались считанные минуты.

Качан отстегнул браслет часов, показал Игумнову на циферблат.

Тут же раздались быстрые шаги в коридоре.

Это был дежурный. Он начал прямо в дверях:

— Все, Игумнов! Начало девятого! Я отправляю сводку. Давай свою лажу! Иначе погорим. Пришла беда — открывай ворота!..

— Сейчас…

Игумнов подвинул чистую страницу, быстро набросал ориентировку:

«Утрачен при невыясненных обстоятельствах … Пистолет „ПМ“ ЛО-1536… Ведется проверка…» — Подал майору.

Дежурный пробежал глазами текст, смачно выругался.

Погнал к себе…

Потянулись минуты.

Поступившее сообщение должны были немедленно доложить начальнику дежурной части, потом генералу Скубилину, затем, не задерживаясь, оно уходило дальше наверх — в Главное Управления внутренних дел на транспорте МВД и параллельно другому генералу — Гетману. Тот уже обстоятельно докладывал обо всем курирующему заместителю министра…

Затем очень-очень скоро все должно было покатиться сверху вниз в обратном направлении…

***

Звонок начальнику Московского Главка раздался уже через несколько минут — в начале девятого.

Генерал Скубилин знал, кто ему звонит и по какому поводу. Многое бы он отдал, чтобы избежать предстоящего объяснения.

Жернаков заговорил тяжелым свистящим шопотом:

— Отличились. Такая мать… — Заместителю министра успели обо всем доложить.

Скубилин завел жалостливое:

— Темная полоса, Борис Иванович. Все — полосами…

— А мне хер с ним! Министр уже знает! Сейчас звонил.

— Ругался?!

— Лучше бы ругался… — Жернаков знал характер своего шефа, знал, что может означать каждый жест, что чем грозит. — И вообще… — В голосе зазвучали металлические нотки. — У тебя дня не проходит без ЧП. И вообще… Ты владеешь обстановкой?

— Думаю, да, Борис Иванович…

— Что у тебя вообще с оружием?

Это была удача. Скубилин оказался полностью информированным:

— В этом году первый случай. В прошлом ни одного. И в позапрошлом тоже один.

— Тоже утеря?

— Несохранность. На линейном пункте постовой пошел в сортир. Извиняюсь, посрать… Пистолет из кобуры переложил в карман… Ну и как результат…

— Обронил и не заметил?! В туалете?!

Скубилин почувствовал, замминистра не врубился.

— Удобств там никаких. Понимаете… Короче, выронил прямо в выгребную яму. Там метра два на три. И глубина…

— А дальше? — Замминистра заинтересовался.

— Вызвали ассенизационную машину. Дерьмо там сто лет не выгребали.

А тут… Не было счастья, так несчастье помогло. Вычистили полностью…

— Нашли? — Жернаков слушал, как ребенок.

— На дне лежал… — Скубилин привел экзотические подробности. — Правда, за два часа, пока пистолет доставали, металл оказался полностью изъеденным мочой …

— Я расскажу с а м о м у… — Жернаков понял, чем сможет заинтересовать министра. — Иногда мы забываем, в каких условиях люди работают…

«Кажется, пронесло», — подумал Скубилин и ошибся.

— А что решили с этим постовым?

— Строгий выговор с предупреждением…

Жернаков едва не потерял дар речи.

— Вот он, либерализм твой гнилой, Василий. Теперь дерьмом этим с линейного поста они нас с тобой вымажут с головой на Коллегии. Да так, что не отмоемся. Представляешь, как от нас запахнет?! Два этих случая они сразу свяжут — и того милиционера и Качана…

— Постовой оказался примерным, Борис Иванович. Ни одного взыскания…

— Значит так. Все переиграй. Немедленно. Милиционера выгнать. Дело передать в прокуратуру… Ты меня понял?!

— Да, Борис Иванович.

— С Качаном уже решили?

— Пока нет. Там все ещё неясно. «При невыясненных обстоятельствах …» Что это? Надо разобраться! Звоню начальнику розыска — там тог занято, то трубку не берут…

У Жернакова все было решено.

— Езжай сам.Сейчас весь наряд на Раппопорт — проверить на трезвость. К обеду должен быть готов приказ. Начальнику Линейного Управления — неполное служебное. Строгача — дежурному и ответственному, кто работал ночью…

— Начальник розыска. Этому — срок получать очередное звание…

— Он его не получит! Мать его…

Скубилин сообразил: замминистра успел с утра поправиться.

— Качана выгнать с хлоп-стосом! Переговори с прокурором. Надо ударить по-сильнее!

— Обязательно…

Сам он так не считал. Для Московского Главка лучше было бы спустить дело на тормозах, не привлекая внимания.

«Лучше — когда меньше шума…»

— … Ничего нельзя доверить — или потеряют, или пропьют. А ты уверен, что он его не продал чечензам…

— Будем проверять, Борис Иванович…

Замминистра надо было дать выговориться.

Скубилин давно бы уже сменил патрона, если бы кто-то из заместителей министра предложил ему покровительство.

— Если прокуратура на это не пойдет, Василий… Собери суд младшего и среднего начальствующего состава. Пусть суд ходатайствует перед тобой об увольнении мерзавца. И ты удовлетворишь их ходатайство…

— Сделаем, как вы сказали…

— Лично доведи все до конца…

— Так и будет, Борис Иванович…

Жернаков смягчился:

— Потом отоспимся, Вася…

— Я сейчас уже не о том, Борис Иванович… — Скубилин воспользовался минутой расслабления. — Почему такая несправедливость? Одним фортуна мирволит, а других то и дело по голове… Взять вашего Черныха… — Скубилин осторожно подбросил наживку. — На рассвете я посылал к дежурному по Каширскому ходу, интересовался… Черныха на вокзале никто ночью и в глаза не видел…

Замминистра сразу клюнул:

— Я же говорил: там сделка! Чувствуешь?! Его послали набрать компромат, а он… Наплел с три короба… Я проверю, Вася. Спасибо, что подсказал. А ты езжай. И никакой жалости. Иначе самого не пощадят…

— Я уже вызвал машину…

***

Звонок в кабинете Игумнова тоже раздался сразу после восьми.

— Игумнов? Привет… — на связи был коллега — домодедовский начальник уголовного розыска. Того не зная, он занял телефонную линию, по которой Игумнова уже доставали сверху.

Первый же вопрос заставил Игумнова насторожиться…

— У тебя Качан сейчас на службе?

— Да… — Домодедовец был свойский мужик, живший одними с ним проблемами. — Ты чего хотел?

— Да тут одно дело… — Замнач замялся. — Ты один?

Игумнов не стал темнить.

Все происшедшее очень скоро все равно станет известным.

— Давай прямым текстом, я в курсе.

— Такая петрушка… — Трудности были у его абонента. — Потом объясню. Мне неудобно отсюда… Короче: ему уже везут, чего он ищет…

— Не понял тебя!

— Понял, понял… Именно. Вот номер. ЛО-1536… Минут через сорок будут у вас. Между прочим Качану ночью звонили. С линии… Сначала в нашу дежурку, потом к вам. У вас какой-то мудак снял трубку…

Игумнов выскочил из кабинета, бегом пробежал в дежурку:

— Ориентировка ещё у тебя?..

— Только сейчас ушла…

***

На вокзале машину Скубилина уже ждали.

Дежурный — в фуражке, при галстуке, в кителе застегнутом на все пуговицы, не отходил от окна. Начальник Московского Главка не должен был за одну ночь дважды застать его врасплох.

«Это будет явный перебор…»

Едва черная «волга» появилась на пандусе вокзала, майор крикнул в глубь коридора Игумнову:

— Ответственный! Рапорт…

Но Скубилин уже входил. Рапортовать пришлось самому тут же, в коридоре. Благо: глотка луженая…

— Товарищ генерал! За время несения службы…

В ту же минуту позади Скубилина хлопнула входная дверь.

Появившийся с перрона маленький милиционер, не узнавая генерала, топал прямо в дежурку. Милиционерик был не один. Молодой, но уже успевший изрядно обрюзгнуть парень — выше его на две головы держался рядом. Он был без шапки, под глазом у него красовался абсолютно свежий синяк.

Ни генералу Скубилину, ни дежурному с Игумновым, который успел присоединиться к честной компании в коридоре, не надо было объяснять, почему эти двое здесь и что произошло.

«Нераскрытый грабеж. Преступник скрылся. Потерпевший у нас…»

Дежурный прервал рапорт:

— Стой, солдат! Куда ты его такого тянешь?! Не в курсе?! Сначала — в медкомнату!

— А если ограбили?!

Крамольное слово было произнесено в присутствии генерала — «грабеж»!

Потерпевший отвернулся. Он, похоже, не проявлял обычной в таких случаях активности…

— Шапку ондатровую с него сняли, кольцо с алмазными гранями… — Маленький солдат правопорядка тут же дополнил сообщение живыми подробностями. — В электричке его обшмонали…

Милиционер был из новичков. Вместо того, чтобы сплавить потерпевшего, он притащил терпилу к дежурному, который к тому же был в это время не один.

— Ну ещё в глаз ему дали. Это уже как водится…

Дежурный только руками развел:

— Вот и поработай с такими мудаками…

Генерал окинул презрительным взглядом обоих:

— Разберитесь… — Вошел в дежурку.

Нераскрытое преступление ухудшало и без того безрадостную картину результатов раскрываемости по Дороге. Но рисковать своим положением Скубилин не собирался.

Грабеж, о котором заявили в его присутствии, следовало обязательно зарегистрировать.

— Ну что тут можно сказать… — дежурный так и остался с разведенными по сторонам руками. — Полная клиника! Медицинский случай!

Милиционер стоял в растерянности. Он так ничего и не понял.

Майор-дежурный быстро пришел в себя:

— Поступим так … — Он обернулся к потерпевшему. — Сейчас вы выйдете на перрон с нашим сотрудником… — Майор говорил громко, чтобы Скубилин в дежурке его слышал. — Потом вернетесь и напишете заявление. Я предупреждаю об ответственности за ложный донос. Ясно? За вранье там лишение свободы до двух лет… Все! — Он оглянулся на Игумнова.

Дальнейшее было за работниками розыска. Им надлежало либо найти преступника, либо спровадить заявителя…

Игумнов крикнул в коридор:

— Качан!

Генерал подошел к двери.

Качана следовало немедленно отстранить от работы.

Но Скубилин подумал:

«Сначала пусть отошьет заявителя. В случае чего на него и спишем. Все равно выгонять. А, смотришь, одним „висяком“ меньше…»

На подошедшего Качана он не смотрел. Подошел к окну.

Снаружи было глухо и стыло. Из окна был виден сквер музея «Траурный поезд Ленина». Там тоже чувствовалось запустение. За спиной Скубилина сговаривались его подчиненные…

«Ну и работничков Б-г дал…»

***

— Пошли, показывай… — Качан кивнул потерпевшему на платформу. — Где все произошло?

— Там…

Парень неуверенно пошел впереди. От него несильно попахивало спиртным. Качан критически к нему присмотрелся: округлый, с ранним жирком, брючки облекали полный, похожий на девичий, задик…

Еще на ходу Качан начал расспрашивать:

— Выпивал с вечера?..

— Да, немного.

— С кем?

— Я их не знаю, — потерпевший чуть заметно смутился. — Вернее, знаком, но только так… Шапочно.

— Собрались, выходит, случайно.

— Да.

— Далеко?

— Тут, на Дубининской.

Парень зябко поеживался, выше подтягивал воротник. У него мерзла голова. Синяк под глазом стремительно наливался сине-лиловым смородиновым цветом.

— Дом сможешь показать?

— Вряд ли… — бедолага до красна растер уши.

— Женат?

— Женат…

Качан полюбобытствовал:

— Жена не будет тебя искать? Все-таки всю ночь отсутствовал…

— Она думает — я на свадьбе…

Качан всмотрелся пристальнее: обычно бывало наоборот.

— Не сказал, что ты у знакомых?

— Не, она не любит, когда мы встречаемся.

— А-а…Сколько вас было?

— Четверо.

— Все мужики?

— Да. Вон тот сцеп… — Потерпевший показал на крайнюю электричку впереди. — Последний вагон…

— Сколько их было в вагоне?

— Один… — Он незаметно напрягся. — Думаете, он там ещё ?

— Посмотрим.

— Я здесь подожду.

Двери тамбура были открыты с обеих сторон — на две смежные платформы. Внутри было темно. Качан прошел по пустому составу.

Электричка стояла давно, вагоны успели основательно промерзнуть.

«Чего тут было ему стоять? И кого ждать? Если только с девкой, если негде больше. Тогда другое дело…»

Искать удачи в пустой электричке не имело смысла. Старший опер отсутствовал недолго. Потерпевший ожидал его на перроне. На обратном пути Качан возобновил расспросы:

— Ты собирался ехать?

— Нет… — Время от времени тот осторожно дотрагивался до заплывавшего подглазья.

— А чего же подошел?

Потерпевший путанно объяснил. Он шел пешком с Дубининской улицы, у углового дома свернул — решил пройти к остановке кратчайшим путем — через перрон.

— Думал, быстрее. А вышло вон как… — Оставив подглазье, он снова принялся тереть уши.

— На чем тебе ехать?

— На автобусе.

— С Дубининской там прямой путь! Ладно. И вот ты оказался на перроне…

— Мужчина этот… Стоял в тамбуре. Я спросил, как пройти к автобусу?

— Так.

— Он схватил меня за руку — втащил в тамбур…

Качан взглянул с сомнением:

— Ты же здоровый! Килограмм под девяносто?

— Восемьдесят два. Тут он сразу нанес удар… — потерпевший ткнул себя пальцем в синяк. — Снял кольцо с пальца, шапку…

— Запомнил его?

— Высокого роста, смуглый. На голове шапочка. У носа маленькая родинка….

— Ты и родинку рассмотрел?!

Качан уже знал конец этой истории.

Криминальные ситуации повторялись. Что-то похожее уже встречалось.

«Обидно, что уходишь из к о н т о р ы именно сейчас… — прорвалось вдруг сквозь плавный строй логических умозаключений. — Когда чему-то уже научился и что-то можешь…»

Он отчетливо представлял себе случившееся.

Потерпевший действительно лишился и шапки, и кольца. И как раз в этом тамбуре. Он не врал. Да и постовой, увидел его без шапки с синяком под глазом тут, у электрички…

«Дело только в том, что он не собирался обращаться в милицию. Оба они знают друг друга ..».

Все было логично.

Жена была в курсе его нетрадиционной ориентации, поэтому смотрела сквозь пальцы на то, что муж отправляется без неё на свадьбу, зато была категорически против, когда он уходил в мужскую компанию. Знала, чем это обычно кончается…

После встречи на квартире потерпевший и тот — с родинкой — ушли вместе. По пути зашли на вокзал. Уединились в темной электричке…

Потерпевший предпочел скрыть детали. Партнеры такого рода не любили, когда милиция совала нос в их дела. Они обделывали их сами. Между собой. В своем кругу. Так было бы и в этом случае, если бы не усердие новичка-постового…

Парень не собирался заявлять в милицию. Он и сейчас думал, как избавиться от непрошенной опеки…

Качан облегчил ему задачу:

— Если ты считаешь, что разберешься без нас…

Терпила сразу за это ухватился:

— Шапка была неновая… А кольцо… Я поеду домой, пожалуй…

— Но сначала зайди к дежурному… — Качан был уверен, что тот и не подумает это сделать.

— Обязательно… — Потерпевший ускорил шаг.

Качан машинально его замедлил.

«Вот и конец! „Моя последняя футбольная игра…“

Сколько раз он ругал все! Переработку, игру с процентами, начальство…

«А сейчас вышибают — должен бы вроде радоваться! А у самого першит в горле…»

***

— Качан! Борька!

От только что прибывшей электрички двигалась толпа вновьприбывших. От неё отделились двое — высокие, в куртках, без шапок. Один, впрочем, был с красным шарфом вокруг шеи. На манер питерского мента из телесериала.

Качан узнал двух домодедовских оперов, которых он видел ночью у коммерческой палатки.

— Привет… — Он с хода предупредил вопросы о себе, сразу захватил инициативу. — Как там с ночным убийством?..

— Шум идет… Начальство, телекамеры… Убитый — уголовный авторитет…

Но наши вроде спихнули вам. По территориальности… — Тот, что с шарфом, поправил его на груди. — Мы, собственно, к тебе…

Сейчас это было совершенно некстати. Силы его были на исходе. Все мысли вертелись вокруг прибывшего на вокзал Скубилина.

— Только быстро. Там начальство…

— Да чего тут долго… — Тот, что в шарфе, достал из куртки удостоверение. — Держи. И ещё это… — Из внутренноего кармана появился… «макаров». — Твой?

Качан сразу увидел знакомые цифры.

Перрон, контактная сеть над головой, черные мачты на мгновение качнулись у него перед глазами, показалось, что произошло землятрясение. Но тут же все снова стало на свое место.

— Откуда?! Там генерал… Меня сейчас за него как раз вышибают со службы…

— Ладно. Потом… Беги!

***

Качан рывком проскочил мимо дежурки.

Успел лишь заметить — там полно начальства. Потерепевший, как он и предполагал, сделал ноги. Кроме генерала Скубилина приехало и свое руководство — начальник с заместителем по работе с личным составом — бывшим «замполитом». Особняком сидели сановного вида проверяющие, в которых легко было узнать министерских…

В коридоре его никто не увидел. Качан слета как впечатался всем телом в дверь кабинета.

— Смотри, Игумнов!

Он вынул руку из куртки. На ладони, как совершенное произведение искусства, лежал вороненный новенький «макаров».

— Куда его теперь?!

— Е-моё!

Их прервал звонок. Домодедовский начальник уголовного розыска звонил снова:

— Сейчас я могу говорить, Игумнов… Слушай.

История оказалась простой, как сказка

Два домодедовских опера, которых Качан видел несколько минут назад на перроне, возвращались вчера последней электричкой. Когда выскочили на платформу, электричка уже отправлялась.

— Смотри!..

Один из них увидел на скамье отключившегося Качана.

Вокруг была подозрительная публика, обитатели последних электричек. Один из оперов подскочил к скамье. Принялся будить. Второй как мог тянул отправление…

Качан не реагировал.

Электричка уходила. Последняя…

— Оба опера эти, они из деревушки за Белопесоцким. Что было делать? Они вытащили пистолет, удостоверение. Когда садились, двери уже закрывались…

Дальнейшее было ясно. Открыться никому из начальства они не хотели, только Качану.

«Солидарность оперов. „Если мы не за себя, то кто за нас…“ Звонить? Из глухой деревушки?! Как?!»

— Все-таки умудрились связаться… — Домодедовец посчитал разговор законченным. — Цуканов не у тебя?

— Нет, я скажу, чтобы он тебе перезвонил…

***

Цуканов продолжал свой путь .

Известный любому москвичу Институт скорой помощи имени Николая Васильевича Склифосовского, на сленге — просто Склиф, был полон людей…

«Как на вокзале…»

Подъежали амбулансы, такси, ментовской транспорт…

В коридорах кипела жизнь персонала.

Цуканова, мента-водителя, который его сопровождал, и африканца сразу отрядили в отделение токсикологии. Уши Бат Сантес — нигерийский наркокурьер снова затосковал — еле волочил ноги.

В токсикологии лежали люди с отравлениями — нечаянными и умышленными, суециды.

Цуканов показал врачу рентгеновский снимок.

Тот развел руками:

— Я не могу вам помочь…

Пригласили хирурга. Он появился уже через несколько минут молодой, плечистый, с сильными руками, в зеленой одежке.

Хирург оказался с юмором:

— Если хотите, товарищ майор, я вскрою ему живот. Конечно, под вашу ответственность…

Он подмигнул хорошенькой медсестричке. Ушел.

Токситолог развел руками:

— Лучше начать с приемного покоя…

«Снова здорово!..»

Цуканов кивнул водителю: «Уходим!»

— Что будете делать? — поинтересовался токситолог.

— Возвращаемся на вокзал…

— А что там?

— Посоветуемся…

Токситолог только пожал плечами.

В медкомнате дежурил приятель Цуканова, военный врач — бывший начмед дивизии, воевавший в Афгане. Иногда они устраивали тут свои посиделки. При случае к ним присоединялся Игумнов. Медик воевал в десантно-штурмовой бригаде недалеко от Игумнова. Цуканов ему верил.

На вокзал он вместе со своим пленником попал уже под утро .

К счастью, больных в медкомнате не было. Приятель никуда не спешил.

Задача вытащить из нигерийца его наркотический груз немедленно вдохновила медика. Проблемы брюшной полости, как и военно-полевая хирургия, были его несостоявшейся любовью.

— Будем промывать желудок. Давай сюда, брат…

Африканца водрузили на белый табурет посредине.

— Держите его.

Цуканов, водитель и медсестра облапили сидящего нигерийца. Внизу штаны Уши Бат Сантеса перевязали бинтом повыше щиколоток, а также перепоясали. В рот ему просунули шланг с воронкой снаружи.

— Ну, начнем, благославясь…

В воронку полилась какая-то жидкость.

Нигериец несколько раз дернулся, потом застыл, прикрыл глаза.

Бывший военврач подносил к воронке пузырь за пузырем. Это длилось довольно долго. Наконец, процедура была закончена.

Хирург салфеткой вытер пот со лба. Предупредил:

— У вас есть полчаса, ребята. Потом тут начнется что-то такое, чего я не могу в точности описать…

Было уже утро. Цуканов посмотрел на часы:

— И долго оно будет — это «что-то»?

— Трудно сказать. В твоем дружке, Цуканов, под сотню капсул героина величиной в сливу каждая…

***

Игумнов подержал в руке «макаров», но Качану не вернул.

Сейчас, когда пистолет был на месте, после всего, что предпринято за ночь, глупо было как страусу прятать голову в песок. Надо было действовать.

Он приказал:

— Проследи, чтобы сюда не входили…

Качан посмотрел вопросительно, но пистолет оставил. Пошел к дверям. Пахану он мог доверять, как себе.

***

Игумнов достал из куртки бумаги министерского проверяющего.

Он так и не переложить их в сейф.

«Я, старший инспектор подполковник милиции Черных получил служебное удостоверение….»

Тут же было и липовое заявление о разбойном нападении на него в электричке и «план — задание»…

Наступало время компроматов.

«Рисковать — так до конца…»

Игумнов позвонил в дежурку не по местному телефону. Не по линии МПС. Звонок должен был прозвучать так, словно звонили из города, а не из соседнего кабинета.

— Слушаю… — В голосе майора Игумнов не услышал обычной развязности.

В присутствии высокого начальства дежурный ходил по струнке.

— Игумнов. Не называй меня…

— Вас понял.

— Подполковник Черных там? Из МВД. Дай ему трубку.

— Сейчас…

Старший инспектор был удивлен звонку.

— Слушаю, Черных…

— Игумнов…

Черных промолчал. Игумнов спросил в лоб:

— Документы свои взять хочешь?

— Безусловно… — Черных тут же принялся умело темнить. — Бумагу я видел в почте…

— Я здесь, в кабинете…

— Да, журнал исходящих. Пожалуйста…

Черных появился в кабинете уже через несколько минут. Улыбчивый, спокойный, осанистый. Безмерно уверенный в себе.

— Привет, командир…

Он подвинул ногой тот же стул, на котором сидел ночью в качестве лжезаявителя. Сел. Старший инспектор не испытывал ни неловкости, ни паники.

— Ну что же вы так оконфузились?! — Он взял со стола сигареты, нашарил в кармане зажигалку. — Скубилин там спустил собаку на твоего начальника. Сейчас и до тебя дойдет очередь. Боюсь, майора тебе не видать…Хоть бы создали сразу оперативную группу, своевременно дали ориентитировку…

— Ты о «макарове» Качана?

— Да.

— Тяжелая ночь… Игумнов закурил. — Мы задержали нигерийского наркокурьера. Он сейчас в медкомнате, полные штаны героина. Там работы — на сутки. Cемьдесят восемь зарядов… Что же касается оружия…

Игумнов поднялся к сейфу, достал пистолет.

— Это Качана. Он здесь…

— А ну? — Черных заинтересовался, достал из куртки блокнот. — Точно. — Он сверил цифры. Посмотрел на Игумнова. — Черт возьми! Как же это…

— Потом. Сейчас надо как-то понизить волну. Расставить все по местам. Возьмешься?

Игумнов достал бумаги, Черных узнал почерк. Это была его расписка.

— Пусть полежат… — Игумнов снова сунул бумаги в карман.

В коридоре то и дело слышались шаги. Начинался рабочий день.

Игумнов не боялся, что их потревожат. Качан в коридоре следил, чтобы к ним никто не зашел.

— Попробовать можно…

Черных неспеша докурил сигарету. Стряхнул невидимые соринки с пуховика. Он размышлял.

Здесь, в Линейном Управлении, подполковник никому не подчинялся. Да и генерал Скубилин был по большому счету для него никто. На охоте, случалось, он общался с людьми из самого высшего окружения.

Наконец, на выбритом до синевы, холеном лице что-то мелькнуло он принял решение.

— Рискнем…

Черных потянулся к телефону. Набрал номер.

С каждой секундой он действовал все увереннее, задача увлекла его.

— Здравия желаю. Черных докладывает. Искали?..

Игумнов понял: старший инспектор звонил своему непосредственному начальнику. Тот уже успел получить разгон от заместителя министра, поэтому сразу выпустил весь скопившийся в нем пар на позвонившего..

Телефонный аппарат был новый, Игумнову было все отлично слышно. Начальство не скрывало своего раздражения:

— Тебе придется срочно приехать. Отчитаться за ночную поездку. Сейчас звонил генерал Жернаков. Ему доложили, что тебя на вокзале вообще не было!

— Не было?! — Черных мигнул Игумнову. — Хорошо, что сказали. Теперь я знаю, кто мутит воду. Тот, кому вы так доверяете…

Игумнов не жалел, что прибег к его помощи: перед ним сидел опытный мастер интриги, прирожденный авантюрист.

— Любимчик ваш. А сам продает вас…» Меня не было на вокзале!»

— Я это не утверждаю… — Собеседник дал задний ход. Обширные охотничьи связи Черныха были многим известны. — Это тебя надо спросить!

Ты должен был привезти компромат и…

— Да я сейчас такой компромат на них укажу! — Черных окончательно вошел в роль. — Мало никому не покажется!..

— Точно?! — На другом конце провода очень хотели, чтобы все обвинения заместителя министра в адрес их подчиненного оказались напрасными. — Каким же образом?!

— Так вот… — Это был момент истины. — Пусть они, на вокзале, доложат, куда делся у них пистолет! Номер… — Он заглянул в блокнот.

— Пистолет?!

— «Макаров».

— Тебе известно, где он?!

— Еще бы ! Пусть посмотрят в кабинете Качана. На сейфе под бумагами! Это и будет доказательством, был я на вокзале ночью или нет… — Черных врал легко и вдохновенно. И получал удовольствие. — Я приехал туда. Пошел по коридору. Опер куда-то выскочил… Смотрю: кабинет раскрыт, кобура с пистолетом на стуле…

На том конце провода охнули:

— А тут такой х и п е ш стоит!

— Они сообщили?!

— В том-то и дело! Министра поставили в известность. Старшего опера выгоняют… Так это ты?!

— Ну!

— И молчишь!

— Я же был под видом потерпевшего! Как в плане-задании…

— Я сейчас перезвоню Жернакову…

— Еще минуту! Жернаков обязательно спросит: почему старший опер выскочил из кабинета и все бросил?

— Да. А в чем там дело?!

— Такое творилось! Ночью взяли африканца с капсулами. Полный желудок героина…

— Об этом ни слова в сводке…

— Значит скоро сообщат. Сейчас из него выводят всю эту аптеку через задницу! Семьдесят восемь зарядов, в сливу каждый. В дерьме, в вони… Так что они вроде даже отличились…

Они ещё переговорили. Черных бросил трубку.

— Уф! Где мои бумаги?

Игумнов выложил на стол компроматы:

— Тут все. Расписка, план-задание…

Черных поднялся к подоконнику, чиркнул зажигалкой.

Бумаги горели душным желтым пламенем.

***

В кабинет позвонили:

— Игумнов, к начальнику!

«Началось…»

Из дежурки все руководство переместилось в кабинет начальника Линейного Управления.

Когда Игумнов вошел, там весь синклит был уже в сборе.

К генералу Скубилину присоединился его заместитель — тоже генерал, высоченный, круглолицый, обманчиво простодушный Торквемада, великий инквизитор, курировавший кадры. Он приехал карать, но дело вроде как застопорилось…

Был тут и хозяин кабинета со своими замами — все готовые принять любую кару, которая обрушится на их головы. Несколько начальников отделений.

В углу Игумнов увидел неизвестно как затесавшегося в эту компанию временно прикомандированного к розыску «Штирлица».

Старший инспектор Черных, единственный представитель Министерства внутренних дел, в центре, за приставным столом, загадочно посмеивался. Теперь, когда компроматы на него были уничтожены, он никого не опасался и ни от кого тут не зависел.

К приходу Игумнова обстановка разрядилсь.

После объяснений Черныха с начальником Главка решено было спустить все на тормозах. Остроумная шутка, подстроенная проверяющим! Замминистру уже доложили, он вроде только посмеялся. Что ж… Начальству наверху виднее.

Игумнов заметил следы наспех стертых улыбок, которые, впрочем, никто особенно и не скрывал.

— Н у ш о, Ихумнов… — Заместитель Скубилина осклабился, повел крупным округлым тазом на узком сидении. — Расскажи з а р а з, я к в ы с К а ч а н и м у с ю н и ч ь… — За годы жизни в столице он не расстался с хохлацким акцентом, и даже любил его подчеркнуть. — п ы с т о л ь ш у к а л ы у с э й х ф е…

Все заулыбались.

Истинных событий никто не знал и, главное, не был заинтересован знать. Такой финал всех устраивал больше, чем обший шахсей-вахсей, который вначале предлагал Жернаков…

— Н а й ш е л у с е ж?!

Смешно!

«Пистолет у них на сейфе, под бумагами, а они, не разобравшись, сразу — бух во все колокола! Вплоть до Грызлова!»

Свои, вокзальные, что пониже рангом, вроде давились от смеха.

Переводили взгляды с Игумнова на виновника его конфуза — на Черныха, но тот делал вид, что происходящее его не касается.

— Суд чести собрать прямо завтра… — Скубилин резким фальцетом разом восстановил вертикаль власти. — Качану вкатить по завязку. В другой раз станет умнее. Сейчас разговор с начальником уголовного розыска о другом…

Сразу наступила тишина.

Скубилину снова звонил замминистра. Предметом разговора на этот раз было ночное преступление на переходном мосту в Домодедове.

— Убийство преступного авторитета передали нам, Игумнов. За Сохой стояла славянская группировка… С часу на час можно ожидать кровавые разборки с приезжими. Министр распорядился взять раскрытие на личный контроль…

Сидевшие зашелестели страницами блокнотов.

— Дело там непростое… — Скубилин коротко обрисовал обстоятельства убийства Сохи. Он не упомянул ни наркокурьеров, ни генерала Ткачука с его фирмой…

«Не знает?! Или генерал Ткачук успел предупредить события?!»

— У домодедовцев были подозреваемые… — Скубилин продолжил. — Домодедовская прокуратура приказала их отпустить. Двое — случайные люди. Один — частный охранник, в прошлом офицер, морской десантник…

Все повторялось. С одним морским десантником они уже встречались этой ночью в доме на Васонофьевском. Он охранял похищенного Коржаковым нигерийца…

«Интересно, откуда они в „Освальде“ навербовали их?! Ткачук вроде командовал в Центральной Азии…»

— А вот третий освобожденный… Видимо, это и был душегуб. В годах, матерый… — Скубилин обрисовал приметы Николы. — Вооружен пистолетом. «Макаровым». Его видел бывший сотрудник, уборщик станции…

— Он мог кому-то ещё попасть на глаза, Игумнов… — Непосредственный начальник — круглый, как перекачанный баллон, хомячек — воспользовался паузой. Показал: зарплату зря не получает. — Надо все проверить. Возможно, там ещё что-то происходило…

«Это ты м н е объясняешь, мудила?!»

Фактически, он с Цукановым и Качаном всю ночь только и занимались всем, связанным с домодедовским убийством.

Скубилин подвел итог:

— Короче, есть зацепки, есть над чем работать.Общее руководство возьмет на себя мой заместитель. — Начальник Управления повел головой. Второй генерал на секунду замер — корпусной, с огромными кулачищами на коленах. — Но он нужен мне в Москве. Ты заменишь его на месте…

Игумнов кивнул.

— Мы должны быть готовы к тому, что видновская братва ответит серией разборок с применением автоматического оружия. Поэтому создаем оперативную группу. Кто у тебя под рукой…

— Цуканов, заместитель. Старший опер Качан, Карпец — младший инспектор… Потом подберем из утренней смены.

Отводов не прозвучалоо.

— Выезжайте прямо сейчас. Дежурный пусть всех вооружит… — Скубилин ни к кому не адресовался. За его спиной заместитель тут же указал исполнителя. Тот бесшумно поднялся.

Игумнов снова кивнул.

К утру пошла масть! Скромная их победа этой ночью. Никто не мог её оценить, кроме своих. Этого, впрочем, не требовалось.

Потерявший тормоза в непрекращающихся разборках попеременно то с бандитами, то с начальством, начальник розыска смотрит в будущее оптимистически, хотя воюет по привычке. Без веры в победу.

Просто выполняет присягу.

Скубилин уже говорил о другом. И вроде даже уважительно. Почти дружелюбно.

Вроде и не было их первой ночной встречи . Обыска, поисков укрытой бумаги. Посрамления начальства. Просто, все откладывалось. Переносилось на в связим со вновь открывшимися обстоятельствами.. Можно было не сомневаться: придет день и счет будет предъявлен.

«С процентами…»

— Вам будет помогать подполковник… — Генерал Скубилин кивнул на «Штирлица» в углу. — Вы его знаете как сотрудника… Кстати, с понедельника подполковник приступает к своим новым обязанностям. Приказом он назначен начальником Инспекции по собственной безопасности. Будет наблюдать за чистотой наших рядов…

Все обернулись к удачливому кандидату.

— Мы все его от души поздравляем…

По кабинету внвь запорхали улыбки.

Кто-то по-бойчее осмелился даже:

— Отметить надо…

Второй генерал поймал взгляд Игумнова, показал на дверь. Тем не менее Игумнов, как положено, испросил разрешение старшего.

— Могу идти?

— Да, т о в а р и щ м а й о р!

Игумнову показалось он ослышался:

«М а й о р». Ошибка? Намек?»

По дороге к себе он обдумал эту мысль.

Генералу Ткачуку нужна была основная улика против его частного охранника — пистолет, который Никола привез из Домодедова. Об этом уже звонил его советник. За эту маленькую услугу маячили майорские погоны. Подписать приказ об очередном звании должен был генерал Скубилин, который для Ткачука был просто «Васей». Ткачук уже возвонил…

Большие звезды легко оказывали друг другу подобные небольшие ни к чему не обязывающие одолжения. Просто как члены общего генеральского пула…

Что же касалось убийства преступного авторитета, которое при этом осталось бы нераскрытым…

«Обществу это только на пользу! Мафия истребляет саму себя!»

Игумнов был уже рядом с кабинетом, когда его окликнули:

— Т о в а р и щ м а й о р…

Он уже не удивился.

Его догнал «Штирлиц», все такой же улыбчивый, вроде неловкий. «Свой в доску». В глаза не смотрел.

Кроме них в коридоре не было никого.

— Вам недавно звонили об одном деле…

Подполковник осторожно подбирал слова: прошлые задания, которые он выполнял для других генералов и на которых крупно погорел, так что вылетел из родного ведомства с волчьим билетом, сделали его осмотрительнее.

— Вы знаете о ком речь… — Он намекал на советника генерала Ткачука, — Ну вот… Я как раз еду в их сторону и могу захватить то, о чем он просил… — «Штирлиц» старательно обходил острые углы. — Мне как раз по дороге…

Игумнов остановился.

Он понял теперь, откуда растут ноги.

«Рыцарь плаща и кинжала» не терял времени зря, следил за Николой в Домодедове…

«Проверял чистоту наших рядов!» Ну, ясно!»

«Штирлиц» видел, как агент нашел пистолет. Следил за ним в расторгуевской электричке, затем в метро… Наконец, сдал их всех с потрохами своим коллегам…

«Из „Освальда“!..

— Прикажите пусть кто-нибудь завернет эту штуку… — Подполковник говорил тихо, одними губами. — и положит мне в машину. Багажник будет открыт…

«И снова никаких имен…»

Дальнейший путь пистолета было нетрудно проследить.

В «Освальде» кто-то, тоже анонимный, возьмет «макаров» из багажника, доставит ружейному мастеру…

Потом небольшие замены в механизме, и вот уже по гильзам вместе с пулей, изъятым на месте преступления в Домодедове, ствол, из которого совершено убийство, никогда невозможно будет идентифицировать…

При том, что «Штирлиц» в любом случае всегда останется не при чем.

— Нет, так не пойдет…

Игумнов не собирался предоставить ему этот шанс.

— Пиши расписку на пистолет и я его отдам…

Он невольно вспомнил Черныха: этой ночью одна расписка уже спасла их от позора и увольнения…

— «Макаров» этот, он ведь из Домодедова… — Игумнов блеснул блатными металлическими фиксами.

— Так решаешь, к а п и т а н…

Подвижный, с мелкими приятными чертами лица «Штирлиц» неожиданно снова оказался перед выбором: получить пистолет любой ценой… Снова прикрыть грудью начальство?! А если всплывет…

Позади хлопнула дверь. Начальник розыска обернулся.

Старший опер — без пиджака, с наплечной кобурой поверх сорочки выскочил в коридор. Качану только что позвонил дежурный:

— Ты в опергруппе. На нас повесили домодедовское убийство. Поедешь с Игумновым…

— А ствол?!

Тот не понял:

— Конечно!Генерал приказал. Взять обязательно!

«Взять ствол!»

Это означало суд чести, выговорешник, Может понижение в должности. Но, в конце концов, его оставляли!

«Штирлиц» не был готов повторить весь свой путь от увольнения из родного ведомства сначала.

Спросил только:

— А не пожалеешь?! Знаешь против кого идешь?!

— Пошел ты!..

Качан ничего не понял. C тяжестью кабуры к нему вернулось ментовское привычное чувство защищенности.

— Едем! Я самый счастливый человек, Игумнов!

Качан не представлял, каких врагов они себе нажили.

«Штирлиц», не оборачиваясь, пошел к выходу.

Война была объявлена.

Продолжение Следует...

Оглавление

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.