«Все остальное в пределах текста» [Поль Верлен] (fb2) читать постранично, страница - 2

- «Все остальное в пределах текста» (пер. Михаил Давидович Яснов) (и.с. Иностранная литература, 2017 № 4-4) 120 Кб, 7с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Поль Верлен

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]

Искусства, человек, поэзия, в церквях

Витые лестницы, подобие спиралей,

Что пустоту небес издревле подпирали,

Добро и зло — мне всё посмешище и прах.

В Творца не верую и вовсе не скрываю,

Что мыслить и любить от века презираю

И слышать не могу о пошлости страстей.

Устав от жизни, я, страшась, бегу от смерти;

Как жалкий парусник, под ветром, без снастей,

Душа моя вот-вот исчезнет в круговерти.

Призраки ночи

Темнеет. Льет и льет. Готические шпили

На тусклых небесах сквозь ливень проступили,

И стены с башнями, и острия зубцов.

Развилка. Виселица с кучей мертвецов.

Так жадно воронье слетается к приманке,

Что в пляске бешеной заходятся останки,

Покуда волки обгрызают им ступни.

Кругом лишь остролист да чахлый терн, одни,

И те от ужаса трясутся всей листвою,

И, словно сажею, земля покрыта мглою.

Трех жалких узников, синюшных и босых,

Ведут копейщики, и протазаны их,

Как зубья бороны, ощерены и гладки, —

И с копьями дождя сошлись в смертельной схватке.

Сентиментальная прогулка

Закат сгорал, но горизонт был светел,

Кувшинки на пруду баюкал ветер,

Тяжелые кувшинки в камышах

Мерцали на безжизненных волнах.

Я брел один, залечивая рану,

Брел вдоль пруда, под ивами, туману

Поведав тайну горестей моих;

И он, как призрак всех скорбей земных,

Мне отвечал, тоску мою усилив,

Утиным криком и биеньем крыльев

Под ивами, где я под вечер брел,

Залечивая рану; в темный дол

Спускалась ночь, но горизонт был светел,

Закат сгорал, пока баюкал ветер

Кувшинки на безжизненных волнах,

Тяжелые кувшинки в камышах.

Час свиданий

Краснеет лунный диск почти впотьмах,

Туман дымится по низинам, пряча

Во мгле округу, песня лягушачья

Слышна в зеленых зыбких тростниках.

Кувшинки на воде спешат закрыться,

А призраки высоких тополей

Уходят вдаль, чем дальше — тем черней,

И светлякам в кустах давно не спится.

Тяжелокрылый, улетая прочь,

Бесшумный филин сумрак созерцает,

И в небе все отчетливей мерцает

Всходящая Венера. Это — Ночь.

Лунный свет

Твоя душа похожа на пейзаж,

Здесь маски бергамаскам строят глазки,

Здесь и поют, и пляшут, но не дашь

И медного гроша за эти пляски.

Напев их грустен, грустен он и тих,

Поют любовь, властительницу юных,

Но так, как будто счастье не для них,

И музыка, в лучах мерцая лунных,

Таких же грустных, как напев струны,

Укачивает птиц и усыпляет,

И рвется водомет на свет луны,

И падает на мрамор, и рыдает.

Шествие

В парчовой курточке зверек,

У ног ее мартышка скачет,

Пока она искусно прячет

В перчатку кружевной платок;

От напряжения краснея,

Шуршащих юбок чуткий страж,

Переступает черный паж,

Тяжелый шлейф неся за нею;

Мартышка с ревностью глядит

На груди пышные хозяйки,

Что возбуждают без утайки

Любой досужий аппетит;

А черный плут спешит украдкой

Шлейф приподнять чуть-чуть — и там

Увидеть то, что по ночам

Его терзает лихорадкой.

Ей все одно, что плутовство,

А что — слепое обожанье:

Идет, оставив без вниманья

Восторг зверинца своего.

«Вся грация и все уловки…»

Вся грация и все уловки,

Всё, что пленит в шестнадцать лет,

Любовь и нежность без рисовки —

С ней всё является на свет.

Очами ангела взирая,

Не взяв ни помысла в расчет,

Она внушает мысль о рае

Тому, кто поцелуя ждет.

Рукою, маленькой такою,

Что и колибри негде сесть,

Любое сердце за собою

Уводит, а куда — Бог весть!

Чуть что — к душе ее стремится

На помощь трезвый ум; она

Провидит все, что совершится,

И непорочна, и умна.

Сочувствие ни в грош не ставит,

И веселится без забот,

И, если