А поутру они проснулись… [Василий Макарович Шукшин] (fb2) читать постранично

- А поутру они проснулись… 51 Кб, 27с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Василий Макарович Шукшин

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Василий Шукшин А поутру они проснулись…

Повесть для театра

Повесть осталась незавершенной.


Рано-рано утром, во тьме, кто-то отчаянно закричал:

– Где я?! Э-эй!.. Есть тут кто-нибудь?! Где я?..

И во тьме же, рядом, заговорили недовольные голоса, сразу несколько.

– На том свете. Чего орешь-то?

– Где я? Где мы?..

– На том свете. Чего орешь-то?

– Ну чего зря пугать человека! Не на том свете, а в морге пока. У меня вон номерок на ноге… вот он – болтается, чую. Интересно, какой я по счету?

– А где мы? Чего зубоскалите-то? Где, я спрашиваю?!

– Не ори, а то я подумаю сдуру, что ты моя жена и полензу целоваться; она всегда орет с утра. Она орет, а я ей – раз – поцелуйчик: на, только не вопи.

– Ну и как? – поинтересовался хриплый басок. – Понмогает?

– Слабо…

– Если б ты ей четвертным рот залепил, она бы замолкла.

– Четвертного у меня с утра… Я за четвертной-то сам занреву не хуже слона… А ты мне лепи четвертные.

– Где мы находимся, я вас спрашиваю?! – опять закринчал тот, истеричный.

Тут вспыхнул свет… И видно стало, что это – вытрезвинтель. И лежат в кроватках под простынями восемь голубчинков… Смотрят друг на друга – век не виделись.

Открылась железная дверь, и в комнату вошел дежурный старшина.

– Чего кричите? – спросил он. – Кто кричал?

– Я, – сказал человек довольно интеллигентного вида. Он хотел встать с кровати, но, обнаружив, что он почти гонлый, запахнулся простыней и тогда только встал. И подошел к старшине… – У меня к вам вопрос: скажите, пожалуйста, где я нахожусь? – он стоял перед старшиной, как древний римлянин, довольно знатный, но крепко с похмелья. – Я что-то не могу понять – что это здесь?

– Санаторий "Светлые горы".

– Что за шуточки! – повысил голос интеллигент. – Я вас серьезно спрашиваю.

– Ложись, – показал старшина, – и жди команды. Серьезно он спрашивает… Это тебя счас будут серьезно спрашивать.

Интеллигент струсил.

– Простите… Вы в каком звании, я без очков не вижу? Где-то потерял очки, знаете…

– Генерал-майор.

Древний помятый римлянин стоял и смотрел на старншину.

– Я вас не понимаю, – сказал он. – Вы всегда с утра остнрите?

– Чтоб тишина была, – велел старшина. И пошел к двери.

– Товарищ старшина!.. – вежливо позвал его здоровеннный детина, сосед очкарика по кровати. – У вас закурить не будет?

– Не будет, – жестко сказал старшина. И вышел. И занкрыл дверь на ключ.

– Опять по пятницам, – запел детина, качая голос; он был, наверно, урка, – пойдут х-свидания-а, и слезы горькие моей… Ложись, очкарь. Что ты волну поднял? Мы находимнся в медвытрезвителе… какого района, я, правда, не знаю. Кто знает, в каком мы районе?

– Районе!.. – сказал мрачный человек. – Я город-то не знаю.

Очкарик ринулся взволнованно ходить по комнате.

– Слушай, ты мне действуешь на нервы, – зло сказал урнка, – сядь.

– Что значит действую на нервы? Что значит сядь?

– Значит, не мельтеши. А то я гляжу на тебя – и мне всянкие покойники в башку лезут.

– Но что я мог такого сделать? – все не унимался очканрик. И все ходил и ходил, как маятник. – Почему меня… не домой, а куда-то… черт его знает куда? Что они, озверели?

– Ты понял! – воскликнул урка. – Убил человека и еще ходит удивляется!.. Во, тип-то.

Очкарик остановился… и даже рот у него открылся сам собой.

– Как это? Вы что?..

– Что?

– Человека?..

– Нет, шимпанзе. Что ты дурачка-то из себя строишь? Ты же не на следствии пока. Перед следователем потом ванляй ваньку, а перед нами нечего.

– Да-а, милок, – сочувственно протянул маленький сунхонький человечек, – вляпают тебе… Но ты напирай, что – неумышленно. А то… это… как бы того… не это…

– Он же выпимши был, – заспорил с сухоньким некто курносый, с женским голосом. – Чего ты намекаешь тут – "того", "не того"?.. Человек был выпимши. Вишь, он даже не помнит, как попал сюда.

– Теперь это не считается, – приподнялся на локте сунхонький; видно, любитель был поспорить. – Теперь что был выпимши, что не был – один черт.

– Наоборот! – воскликнул урка. – Отягчающее мешок обстоятельство. За что ты его под трамвай-то толкнул?

Очкарик стоял белый, как простыня… И вертел головой то туда, то сюда, где говорили.

– Вы что? – сказал он трагическим голосом, тихо.

– Что?

– Какого человека?

– Это тебе лучше знать. Шли, спорили про какие-то уравнения… – стал рассказывать урка. – Как раз ехал трамнвай, этот – чух его под трамвай!.. Того – пополам. Жутко смотреть было. Народу сразу сбежалось!.. Седой такой ленжал… он головой к тротуару упал, а вторая половина под трамваем. И портфель так валяется…

– Ты видел, что ли? – спросил сухонький.

– Я видел!.. – повторил по-одесски урка. – А почему я здесь? А потому что я сзади шел. А когда стали свидетелей собирать, я заартачился… нагрубил милиционеру…

– Тьфу!.. Из-за какого-то уравнения – человека под трамвай! – искренне и глубоко возмутился человек с женнским голосом; он был очень нервный человек, даже канкой-то сосредоточенно-нервный.