Вижу зелёный! [Федор Андрианов] (fb2) читать постранично

ФЁДОР АНДРИАНОВ

«ВИЖУ ЗЕЛЁНЫЙ!»

Издание 2-е, дополненное

Отсканировано и обработано: https://vk.com/biblioteki_proshlogo

Внукам Фёдору и Ивану

посвящаю

А в т о р

—      Слушай, Коваленков, ты, может быть, объяснишь, что с тобой творится?

Странно, что даже мягкий девичий голос может так громко стучать по барабанным перепонкам: бум-бум-бум!

Толик нехотя поднял тяжелую голову. Возле его парты стояла Людмила Голованова, или попросту Мила, как он обычно звал ее, их комсорг. Она требовательно глядела на него, ожидая ответа.

—      В смысле? — спросил он.

—      В том смысле, что за эту неделю ты получаешь уже третью двойку.

—      И?

—      И больше не «и». Может быть, ты позабыл, что наша группа взяла обязательство закончить учебный год без неуспевающих?

—      И рад бы позабыть, да ты не даешь.

— Вот и объясни, Коваленков, что с тобою происходит?

«Второй раз по фамилии назвала, — отметил про себя Толик. — С пятого класса все по имени, а тут...»

—      Слушай, Мила, — не выдержал он. — Что это ты со мною больно уж по-приятельски: Коваленков, Коваленков! Называй просто: гражданин такой-то. И — на скамью! И двенадцать присяжных заседателей. Или сколько вас там в бюро?

Ах, как болела голова! Она была такая тяжелая, что было странно, как это шея удерживает ее. Казалось, вот-вот надломится, и голова с чугунным звоном ударится о крышку парты.

Мила немного смутилась, но тон решила выдержать.

—      Если так и дальше будет продолжаться, придется и на бюро разбирать, и на комитет вызвать. А пока вот решили поговорить с тобой. — Немного смягчив тон, закончила: — Может быть, тебе помощь нужна?

Но это только больше разозлило Толика:

—      У вас что, недовыполнение по графе «чуткость»? Еще одна палочка в плане нужна? Так вон иди с Серегой побеседуй, ему эта твоя чуткость страсть как нравится!

Намек был несколько грубоват. В классе все знали, что Сергей Ивашин давно, но безуспешно оказывал Миле знаки внимания. Сначала над этим шутили, а потом стали даже несколько сочувствовать ему. И в другое время Толик так бы не сказал. Но сейчас... Ах, как болела голова! И от этой боли в глубине души поднималась злость и на отца, и на себя, и на всех окружавших его, счастливеньких и довольненьких и даже заботящихся о других, вот как эта Мила. Трещит тут над ухом о совести, об обязанностях. Только и заботы у нее — успеваемость да поведение комсомольцев. Пристала: что с тобой творится? Да разве можно об этом рассказать? Как расскажешь такое о самом близком человеке — об отце? Горечь и злость поднялись со дна души и захлестнули его.

—      Ну так что же, Коваленков, ты мне скажешь? — донесся до него настойчивый голос Милы.

Он вскинул голову.

—      А пошла бы ты... — зло начал он, но, заметив, как испуганно дернулся живчик на ее щеке и в то же время презрительно-гневно прищурились глаза, неожиданно закончил: — Пошла бы ты домой, Пенелопа.

Мила секунду поколебалась, но потом, видимо, решила, что его, и правда, сейчас лучше не трогать.

— Мы с тобой потом поговорим, — пообещала она и отошла.

Толик криво усмехнулся: тоже еще пугает! Чихать он хотел и на ее угрозы, и на ее бюро! Все равно хуже того, что он пережил прошедшей ночью, вряд ли придумаешь. В висках снова застучали тяжелые молотки, и он опять уронил голову на руки.

—      Хелло, милстив государь, — раздался над ухом голос Сергея Ивашина, — вы, часом, не перепутали школьную парту с персональной лежанкой?

—      Отстань, — не поднимая головы, буркнул Толик.

—      Все ясно. Мы не в духах-с по поводу непонятости гения бездушными учителями, и как следствие — оскорбление возвышенной души примитивной двойкой.

—      Сказал — не трещи. Башка болит.

—      С похмелухи? Перебрал вчера? — сразу сменил тон Сергей. — Бывает! Так бы сразу и сказал! Благодари бога, что у тебя есть друг Сергей Ивашин. О, уже звонок. До конца урока дотерпишь?

— Ладно, —