Дорогу преграждала решётка из толстых металлических прутьев. Сашка минут десять пыхтел, напрасно пытаясь выломать арматуру из гнезда или хотя бы её согнуть, но отступил, потный и злой.
— Нужно идти в обход, — сказал он сбитым дыханием, — здесь не пробиться.
Я кивнул. Мне это пришло в голову за минуту до того, как мы подошли к решётке. Но издалека в сумерках Сержу показалось, что одна из колонн упала на препятствие и смяла его. Очень жаль, что он ошибся.
— Давайте поищем ломик, — неуверенно предложила Настя. — Длинный прочный прут. Может, Сашка сумеет…
— Не сумеет, — возразил Сашка, показывая царапину на ладони. — Решётка стоит как мёртвая. Нужно что-то более радикальное.
— Ой! — всплеснула руками Настя. — А я как раз йод из санчасти прихватила…
Она закопошилась в своей сумке с красным крестом на белом круге, вытряхивая из неё бесчисленные пузырьки и коробочки.
— Вот, нашла! А хочешь, перекисью промоем?
Сашка что-то недовольно проворчал, в том смысле, что и йода не нужно, а Серж с невесёлым смешком подвёл итог мнениям:
— Что может быть радикальней другой дороги? Двинемся вправо. Там завалы кажутся не такими страшными.
— Не страшнее тех, через которые мы уже прошли, — кивнул Сашка, вздрагивая от Настиной помощи. — Не спеши, сестричка. Береги раствор.
— Будет нужно, ещё намешаю, — отмахнулась «сестричка».
— Нужно повалить решётку, — сказал Тихоня. — Или выломать один из узлов.
Мы удивились. Не самому предложению, конечно, а его наличию: это были первые слова Тихони за время нашего короткого знакомства. Его голос соответствовал прозвищу, которое мы ему придумали: звучал негромко, но как-то твёрдо и несгибаемо. Человеку с таким голосом не хотелось перечить. Но Серж всё-таки спросил:
— Какая разница, куда идти?
Тихоня поднял руку и указал пальцем на темнеющий за решёткой люк.
— Единственная дорога к Мостику. Идти в обход бессмысленно, потому что нет никакого «обхода». На корпусе протыкателя множество «карманов» для самых разных служб. Но дорога от лазарета к мостику, — одна, прямая. Мы всё время шли по ней.
— И эта дорога закончилась решёткой, — напомнила Настя, пряча медикаменты в сумку. — Если такой умный, покажи, как пройти дальше.
Она отодвинулась в сторону, шутливо предлагая Тихоне шагнуть сквозь прутья. Но тот не сдвинулся с места. И не улыбнулся.
— Решётку пройти несложно, если вернуться в лазарет и принести жидкий азот. Я там приметил батарею дюаров. Низкая температура в два счёта справится с арматурой.
— Мы идём третий час, — сказал Серж. — Дорога туда и обратно займёт шесть часов. И не факт, что жидкий азот проломит решётку. А если двинуться в обход, может, уже через десять минут подвернётся что-нибудь путное.
Тихоня посмотрел на него, и мне вдруг подумалось, что для него криоусталость металла — как раз именно факт: непреложный, как математика.
— «Путное»? Например?
Серж развёл руками. Если бы спросили меня, я бы ответил так же. Мы не знали, куда идём и что ищем. Просто так получилось, что, выбравшись из автоклава, мы встретились в фойе лазарета и после часового ожидания решили самостоятельно пробираться к своим вахтенным местам. Правда, по дороге выяснилось, что никто не помнит своего места. Потом пошло ещё хуже: никто не смог вспомнить ни должности, ни звания… с именами тоже оказалось непросто.
Не дождавшись ответа, Тихоня сказал:
— Сейчас мы на главной оси: от штопала к острию… хотя бы основные узлы звездолёта вы помните?
Мы дружно подняли плечи, поджали губы и сделали круглые глаза. Тихоня горестно вздохнул и продолжил:
— Трансгалактический переход превращает организмы в студень. Единственный выход: разборка людей на атомы до перехода и сборка после прыжка. Так же с питанием, оранжереей и виварием. Каждый субъект обслуживается отдельным компьютерным терминалом и молекулярным 3D-принтером. Судя по всему, что-то сломалось.
— Да уж! — ухмыльнулся Серж, демонстративно озираясь, — «что-то сломалось», и как это ты заметил?!
Я тоже осмотрелся: лохмотья пластика, когда-то украшающего стальные внутренности звездолёта, были не самым устрашающим элементом окружающей свалки.
— Если свернём, то окажемся во вспомогательных коридорах, — стоял на своём Тихоня, — склады, цистерны, взлётные палубы. Путь только один, туда! — и он снова решительно указал пальцем на люк по другую сторону решётки. — Там рубка, камбуз и жилые отсеки. Нужно искать способ пройти решётку, а не искать приключения.
— Даже если там молочные реки в мармеладных трубопроводах, — вздохнул Сашка, — что толку, если недоступно? Кроме того, решётку не просто так поставили?
— А вот это правильный вопрос! — сказал Тихоня. — Кто и с какой целью отгородил нас от мостика?
— Отгородил?
— Разумеется, отгородил. Зачем на космическом корабле решётка? Какой в ней физический смысл?
— Подумаешь! — фыркнул Серж, задумался и покраснел.
Ему на помощь пришла Настя:
— Решётка похожа на ограждение трапа для биологически активных планет. И я не думаю, что её кто-то специально устанавливал.
— Вот как? — заинтересовался Тихоня. — Почему?
— Во-первых, потому что криво. Горизонтальные брусья не параллельны полу…
— Палубе, — мрачно поправил Тихоня.
— Криво! — обрадовался Серж. — Поэтому мне и показалось, что она повалена.
— А во-вторых, потому что она не приварена к палубе, а будто выросла из неё. Я действительно мало помню, но разве мы обладаем такими технологиями?
Тихоня внимательно осмотрел основание решётки и признался:
— Такого я тоже не помню.
— В-третьих, — сказала Настя. — Не могу представить, чтобы другие уцелевшие вместо того, чтобы организовать дежурство в лазарете, тащили сюда решётку.
— Что значит «другие»? — удивился Тихоня. — Мы-то как раз не уцелели. Если вахта началась с автоклава, то наши предтечи погибли. Компьютер не даст команду на воспроизведение, пока не убедится в гибели космонавта.
— Нас должны были встретить, — заупрямилась Настя.
— Может, мы в аду? — пошутил Серж. — Специальный ад для космонавтов?
Тихоня строго посмотрел на него:
— Это ничего не меняет. Действия личного состава определены Уставом. Где бы корабль ни находился, задача экипажа привести судно в порт. В любом состоянии и откуда угодно… даже из ада! У экипажа нет других задач. Экипаж только для этого.
Настя покачала головой: то ли сожалея по несостоявшейся шутке, то ли скорбя о малости шансов осуществить такую задачу своими силами.
Мне стало обидно. Захотелось поставить разговорившегося Тихоню на место. «А ведь пока молчал, казался симпатичным парнем», — подумал я и сказал:
— Что ж, отличная идея! Тогда беги за азотом, а мы тебя подождём.
Тихоня обвёл нас взглядом, и я удивился его спокойствию: ни тени улыбки, ни намёка на негодование. Только в глубине его чёрных глаз можно было разглядеть что-то похожее на печаль. Или на сочувствие?
— Разумеется, — согласился он. — Но в таком случае в следующий раз, когда для нашей компании нужно будет что-то сделать, исполнение на тебе. В порядке очереди. Обещаешь?
Я растерялся и кивнул.
— Кто со мной? — спросил Тихоня. — Мне одному не пройти. Нужен доброволец.
Как-то у него это чересчур оптимистично прозвучало. Там есть места, которые вообще непонятно, как проходить в обратную сторону. Как та дверь, которую мы открывали в прыжке через провал в машинное отделение, а потом катились вниз по крутому пандусу. Подобраться к двери, конечно, можно. Но прыгать через пропасть придётся с места, без разбега…
И вдруг я понял, что все молчат, а Тихоня пристально смотрит мне в переносицу. «Шах и мат!» — подумал я, но делать было нечего, минуты не прошло после моего обещания быть первым в очереди на добрые дела.
Я только кивнул и сделал шаг от решётки.
— Погоди! — велел Тихоня и обратился к остающимся: — Пока нас не будет, попробуйте осторожно исследовать окрестности. Особое внимание препятствиям: стихия или умысел? А также следам. У меня такое чувство, будто мы тут не первые и что за нами наблюдают.
— Наблюдают? — изумилась Настя. — В такой темени заметить наблюдателей трудно, но мы бы их слышали. Это точно!
— Микрокамеры. Наблюдение и видеозапись… эти технологии я хорошо помню. Так что не удивляйтесь, если найдёте парочку. Заодно ищите тряпки. Нарежьте полосы и обвяжите несколько соседних узлов крест-накрест.
Упоминание о крестах всколыхнули какие-то зыбкие воспоминания. Я подумал, что это как-то связано с «адом», о котором говорил Серж. А ещё припомнилось слово «библия»…
— А тряпки зачем? — удивился Сашка.
— У тебя будет возможность самому ответить на этот вопрос, — недовольно сказал Тихоня. — Прольёшь несколько капель жидкого гелия на голую руку, а потом — на ногу в носке… сравнишь ощущения.
— Лучше не надо, — не выдержал я. — Если капля быстро не скатится, ожог руки неминуем. Получим однорукого и хромого.
— Колян прав! — строго сказала Настя. — Лучше воздержаться от подобных экспериментов.
— Выходит, школу вы помните? — обрадовался Тихоня.
Я видел, что Сашка еле сдерживается, чтобы не спросить, как можно обжечься лютым холодом, и подумал, что радость Тихони преждевременна.
А вот Серж сдерживаться не стал:
— Смутно! Но жалеем не об утрате начального образования, а об отсутствии специальных знаний. Мы — космонавты, а не школьники!
— Специальные знания вряд ли помогут повалить решётку, — возразил Тихоня. — Решётка сейчас самое важное!
— Самое важное — понять, что тут происходит, — горячо вмешалась Настя. — Если мы действительно не первые, то почему аварийное освещение, эта дурацкая решётка и нас никто не встретил в лазарете?
Она стремительно повернулась к Тихоне:
— Почему тебе кажется, что мы не первые? Ты видел какие-то следы?
Тихоня задумался, а потом вместо ответа сделал приглашающий знак следовать за ним. Мы двинулись от решётки в обратную сторону и через две сотни шагов подошли к длинной полосе профнастила, тянущегося вдоль плотного жгута кабелей с десятком распредщитов и пакетников. Галерея возвышалась в метре над палубой, сверху на неё непрерывно капало, и настил казался мохнатым от густых зарослей ржавчины. Я направил фонарь на потолок, покрытый частыми каплями конденсата.
— Третий контур реактора, — похвастался «специальными» знаниями Серж. — Главная отопительная артерия корабля. Где-то пробой, профнастил под током. Поэтому такая коррозия.
— А следы где? — недовольным тоном спросил Сашка.
— Да вот они, — упавшим голосом сообщила Настя, уперев луч фонаря в лист металла рядом с собой.
Я подошёл ближе и удивился: это место оказалось чистым от ржавчины. Кто-то смёл окислы в сторону и то ли присел, то ли прилёг. Судя по размерам очищенного участка, всё-таки первое.
— Здесь кто-то обедал, — сказал Тихоня. — Видите круг? А вот ещё один побольше…
— Маленькое пятно от кружки, — предположила Настя, — а большое от тарелки.
Сашка порылся в вещмешке, достал кружку и приложил к маленькому кругу. Сходилось. Мне стало интересно: тарелку он тоже достанет?
Серж показал на чёрную латку изоляции силового кабеля:
— Он перерубил кабель и замкнул его на металлической кружке, чтобы вскипятить воду…
— … которую собрал с потолка, — с завистью к чужой изобретательности сказал Сашка. — Но что он жарил на тарелке?
— И как он отыскал жилу под током? — подсказал следующий вопрос Тихоня. — Этот парень с первой попытки отыскал силовой кабель. А потом отремонтировал его!
— А чем рубил? — спросила Настя.
Серж достал из своей сумки разделочный тесак из лазарета.
— Он мог приставить нож и ударить железкой. Тут до фига всякого лома валяется…
— Если он сумел починить кабель, почему не запустил киберуборщиков? — удивился я. — Несмотря на разрушения, работы здесь на месяц, не больше…
— А что если они не дошли? — напряжённым шёпотом перебила меня Настя. — Только представьте: принтеры раз за разом восстанавливают вахтенные пятёрки, люди приходят к решётке, поворачивают в обход, а там…
Она в волнении прикрыла ладонью губы.
Тихоня кивнул:
— О том и речь. Мы не пойдём по кривой дорожке. Мы сломаем решётку и двинемся по главной оси…
* * *
По дороге из лазарета Тихоня шёл последним, поэтому я не особенно удивился, когда он свернул не туда. Люди плохо запоминают дорогу, если следуют за кем-то.
— Ты не туда повернул, — крикнул я, останавливаясь.
Но он не замедлил шага, только поднял руку и сделал непонятный жест: то ли поманил за собой, то ли посоветовал оставаться на месте.
Немного подумав, я нагнал его и тронул за плечо:
— Ты не туда идёшь, Тихоня! Лазарет в другой стороне.
— Тихон! — бросил он вполоборота, не прекращая движения. — Меня зовут Тихон. А тебя — не Коля, а Толя. Анатолий Леонидович, мой второй помощник, штурман. И в лазарет мы не пойдём.
— Но ведь жидкий азот…
— …давно испарился из дюара, — безжалостно закончил он.
— Зачем же ты говорил об азоте? А ещё просил ленточками узлы обвязать…
— Не просил, а приказал, чтобы чем-то занять экипаж. Мне нужно время, чтобы подумать. Мы сломаем на хрен эту решётку. Обязательно сломаем!
«Ну и сказал бы: «пойду, погуляю»… — задумался я, — впрочем, тогда бы никто не послушался».
Неожиданно Тихон хлопнул меня по плечу и сказал:
— А идём мы с тобой, штурман, к грузовому тоннелю. Какие-то шутники поставили решётку на пути к рубке. Но не думаю, что им хватило ума заблокировать ход киберуборщиков. Я все эти нычки и шхеры бичей из младшего комсостава назубок знаю. Отыщу мерзавцев — головы оторву!
Он обернулся ко мне и улыбнулся. Я поразился жестокости в его взгляде. Улыбка показалась злой, а лицо отталкивающим. Я споткнулся, а когда рванулся вперёд, чтобы удержать равновесие, ударился ему в спину.
Мы стояли перед изодранной в клочья металлической стеной, которая в одних местах была смята в газетный лист, а в других пузырилась, как застывшая пенка над вскипающим молоком.
— Ничего себе! Это что же такое с переборкой сделалось?
— Это палуба, — неохотно уточнил Тихон. — Палуба слесарного цеха. Видишь, слева вверху ряд кронштейнов? Специально для фрезеров. А вон и они сами…
Он осветил фонарём лежавшие вповалку части механизмов.
— Но как палуба стала вертикально?
Мой голос прозвучал жалобно, почти плаксиво. Пришлось откашляться, но Тихон, кажется, ничего не заметил:
— Теперь понятно, что произошло. В момент прокалывания пространства попали под гравитационную раздачу сверхновой. Вероятность ноль целых ноль десятых… но всё равно не ноль. Нас скрутило в шнек от мясорубки. Так что решётка, блокирующая проход на мостик, и в самом деле следствие стихии — ограждение пандуса перенеслось в другую часть корабля. Ну и ну! Надо же, как не повезло. Неудивительно, что сервер глючит: недоливает инфу новорожденным. Люди выходят из медотсека, приходят к решётке, поворачивают и, скорее всего, гибнут.
Я молчал, а он, в крайней задумчивости, продолжал рассуждать о том, что на корабле всё равно кто-то есть, «кто-то же отремонтировал кабель». О том, что катастрофа могла привести к возникновению нового прохода на мостик, в обход решётки…
Он много чего говорил, но я не слушал. Мне было страшно.
По дороге из медотсека катастрофа как-то не воспринималась. Казалось, всего минуту назад лёг под сканер биозаписи… но оригинал как лёг, так и встал. Встал и вышел. И сейчас он на далёкой Земле занимается какими-то важными, надеюсь, приятными делами. А я, ушибленная катастрофой копия, пробираюсь сквозь завалы в разбитом космическом корабле за тридевять галактик от родного дома. И никому не приходит в голову меня успокоить и ободрить: «Не мохай, паря, вот только прикрутим эту хреновину к этой фигнюшке и полетим домой»… Нет. И хреновин, и фигни вокруг валялось немало. Но то, что они друг к другу никогда уже не прикрутятся, мне было понятно и без школьного курса физики.
— Смотри-ка, сверлялка уцелела, — сказал Тихон.
В полуобморочном состоянии я нашёл силы кивнуть, подойти и даже изобразить заинтересованность.
— Сверлильный станок поможет нам починить корабль и добраться до ближайшего порта? — с надеждой спросил я, разглядывая устройство, прикрученное к стене.
— Ага. А также исполнит все твои самые заветные желания…
Он нажал кнопку «пуск», и станок отозвался мягким гулом, а через секунду раскрученный двигателем патрон завизжал и превратился в размытое пятно.
— Замечательно! — обрадовался Тихон и выключил установку.
«Как мало ему нужно для радости, — подумал я. — У него заработал станок, от которого никакой пользы. Но ликует, как от встречи со знакомой девчонкой в далёком чужом порту». Я задумался, есть ли у меня хоть в одном порту девчонка, но свирепый толчок Тихона вернул к неприветливой действительности:
— Не стой под бедой, штурман! Действуй!
Я тупо посмотрел на станок, потом на Тихона. Увязать команду «действуй» со «сверлялкой», нелепо торчащей из стены, с первого раза не получилось. Я поднапрягся, но и вторая попытка понять, что от меня требуется, закончилась неудачей.
Тихон неожиданно смягчился:
— Возьми себя в руки, парень. Ты справишься. Всего-то дел: собирать стружку. Заготовку я закрепил, программу станку составил. Приступай! Собери стружку и хорошенько её измельчи.
Он сунул мне в руки сложенный в несколько слоёв кусок брезента, запустил «сверлялку» и ушёл.
— Не оставляйте меня, — взмолился я. — Куда же вы?
Но станок уже набрал обороты, и Тихон ничего не услышал. Ушёл. Тонкая серебристая змейка поползла по сверлу, отломилась, упала на пол, но уже следующая тянулась к патрону. Автомат деловито шевелил суппортом, каретка с патроном дырявила металл, а я стоял и смотрел, как заготовка превращается в сито. Я нагнулся, поднял щепотку стружки и растёр её. Похоже на алюминий. Хотелось кричать и топать ногами. Какой-то псих дал мне совершенно идиотское задание. Чем эта стружка может мне помочь? Зачем она мне? Почему я? Эй, кто-нибудь, вытащите меня из ада!
Я осмотрелся. Тусклое освещение делало плачевное состояние отсека зловещим. Воображение рисовало силы, которые безжалостно обошлись с кораблём, и становилось настолько невмоготу, что хотелось посоветоваться «Как быть?» со сверлильным автоматом. Уж он-то знает, что делать. Вон как работает. Изо всех сил. Без остановок. Да. Я завидовал сверлильному станку.
Мысли стали вязкими и приходили в такт ударам сердца. Посмотрел на руки: грубый брезент в левой, правая измазана серебристой пылью. Припомнилась строка из Библии: «Если не знаешь, что делать, выполняй последний из полученных приказов». Я засомневался: разве в Библии есть приказы? Память молчала. О Библии, кроме самого слова, я по-прежнему ничего не помнил.
«Капитан обмолвился об Уставе, — подумал я. — Может, эти слова из Устава»?
Опустившись на колени, начал собирать стружку. Но ведь чтобы стружка попала на брезент, стоять рядом со станком необязательно? Я расстелил материю под установкой так, чтобы опилки сами на неё падали. Присмотревшись, понял, что станок сверлит не как попало, а фрезерует в боковой грани бруска половину стакана. «Похоже, Тихоня думает на два шага вперёд. Очень жаль, что я ничего не помню из прошлой жизни. Наверное, такая память могла бы помочь понять его планы. А пока что — неисповедимы шаги его… интересно, эта фраза тоже из Устава?»
* * *
Тихон с удовлетворением кивнул:
— А сейчас мы увлажним запалы и пройдём через решётку.
— Увлажним? — переспросил Серж. — Мне казалось, влагой тушат, а не поджигают!
— Тушат, — согласился Тихон. — Но бывает и по-другому. Жизнь она такая… сложная.
Его правота была очевидной. Проделанная работа казалась немалой, цель близкой, а способ, которым Тихон решил справиться с препятствием, непростым.
Стеллаж профнастила теперь поражал чистотой. Ржавчину ножами соскабливали в чашки, старательно измельчали и жарили. Потом мешали с тёртым алюминием в подсказанных капитаном пропорциях и прессовали кружкой в форме, изготовленной на сверлильном станке.
Термитными шашками обложили два соседних прута решётки, растущих прямо из палубы, и посыпали сверху смесью йода и алюминия. Тихон уверял, что остаётся добавить несколько капель воды, чтобы безобидная труха вспыхнула и пережгла арматуру.
Зарядов хватило бы на всю решётку, но Тихон настоял на экономии:
— Не баре, отогнём прутья и проползём под ними. А термит ещё пригодится. Мы же не знаем, что там дальше, за люком?
Настя забеспокоилась:
— А что выделяется при горении? Мы не отравимся?
— А ведь верно! — воскликнул Серж. — Я точно помню, что костёр всегда с дымом.
Тихон в очередной раз горестно покачал головой.
— Термит не дымит. А вот запал — обязательно. Это будут пары йода, едкие и ядовитые. Вентиляция понесёт дым вдоль решётки, так что опасности никакой. Мы просто отойдём подальше. И ради Бога, берегите зрение! Не смотрите на пламя!
Мы снова понадеялись, что он знает, о чём говорит, и промолчали.
Со словами «к делу!» Тихон окунул пальцы в чашку с водой и прокапал каждый из зарядов. Мне очень хотелось заметить начало реакции, но «пожарник» был неумолим:
— Немедленно уходим!
Он буквально протащил нас шагов двадцать — двадцать пять. Разумеется, мы не шибко упирались, но ведь нас было четверо!
Когда я повернулся к решётке, из-под неё уже валил густой фиолетовый дым. На полу у оснований приговорённых прутьев искрило что-то ослепительно белое. «И ничего страшного», — подумал я. Но тут полыхнуло так, что глаза закрылись сами собой. Рядом охнула Настя, и замысловато выругался Серж.
Когда тёмные пятна в глазах рассеялись, я увидел грустное лицо Тихона:
— Неужели так интересно? — спросил он. — Почему не поверить и не отвернуться?
— Получилось? — крепко зажмурившись, спросил Серж. — Прутья испарились?
— Пойди сам посмотри, — съехидничал Тихон, но тут же смягчился: — Я припас воду и ветошь. Положите на веки мокрый платок и поморгайте. Сейчас пройдёт.
Но прошло минут десять, прежде чем мы пришли в себя и вернулись к решётке. У Тихона получилось: два прута сосульками смотрели в пол, а под ними лежали лепёшки расплавленного металла.
— Ну, теперь моя очередь! — сказал Сашка и протянул руки к уцелевшей арматуре.
Он хотел разогнуть прутья, но Тихон его ударил. Ударил и оттолкнул.
— Ты представляешь, какая сейчас температура у стального прута? — спросил он.
Сашка, недовольно ворча, встряхнулся и приблизился. Выражение его глаз мне не понравилось, а когда он подхватил огрызок трубы, неудачно оказавшийся под ногами, я просто испугался.
Но Тихон только вздохнул и плеснул на прутья из кружки. Казалось, вода с коротким шипением испарилась, даже не долетев до решётки.
— Принесите ещё воды, — распорядился он. — Несите все кружки!
Мы носили воду и поливали прутья. Когда они перестали шипеть и только парили, Тихон сказал: «Хорошо» — и указал Сашке на брошенный огрызок трубы:
— Попробуй им разогнуть огарок, — сказал он и направил палец на ячейку нижнего ряда между целым прутом и «сосулькой». — Здесь.
Сашка покорно просунул трубу в ячейку, упёр её в целый прут и надавил на рычаг. «Сосулька» немного приподнялась, а труба согнулась.
— Прекрасно! — оценил Тихон.
Он отобрал у Сашки трубу, насадил её на приподнятый конец «сосульки» и скомандовал:
— Ну-ка, вместе!
Мы ухватились за трубу и легко отогнули «сосульку» кверху.
— Повторяем процедуру…
Когда освободили проход, Тихон протолкнул через лаз свой мешок с термитными шашками, прополз на ту сторону и тут же направился к люку. Мы поспешили за ним. То, что произошло дальше, будило зыбкие воспоминания о поздравлениях в день рождения. Тёмное помещение, в которое привёл нас люк, осветилось множеством люстр и настенных светильников. Нам аплодировали человек десять. Они изо всех сил изображали радость, но я видел их смущение. Немудрено, мы ведь тоже обалдели от прыти Тихона: спрямить дорогу мусором, случайно подвернувшимся под руку, не всякому по плечу…
— Молодцы! — воскликнул усатый дядька, — вы установили сразу несколько рекордов прохождения лабиринта. По нашим правилам, ваш лидер становится Админом.
— Я — капитан, — веско сказал Тихон.
Новое слово показалось тревожным. У меня подкосились колени, и почему-то припомнились слова о шхерах и нычках. Нарочитая радость встречающих моментально сменилась внимательным сочувствием.
— Я — капитан, — повторил Тихон. — Доложите обстановку!
— Не горячись, друг, — сказал высокий блондин, кладя руку на плечо Тихону. — «Капитан» — это жестокий, не терпящий возражений персонаж из сказочной книги под названием «Вахтенный журнал». Мы же стараемся жить цивилизованно, что значит — в тепле, роскоши и терпимости к суевериям друг друга.
Тихон строго глянул на Блондина, и тот немедленно убрал руку.
— Чем рассказывать, мы лучше покажем! — широкой улыбкой Усатый попытался сгладить неловкость. — Кино в качестве доклада подойдёт?
— Только фильм о походе вашей группы получился не очень зрелищным, — с сожалением добавил Блондин, — но можем посмотреть кино про другие группы. Что выбираете: кино или сперва пообедаем?
— И много их было? — звонко спросила Настя. — Других групп?
— Полсотни, — гордо ответил Усатый. — Но, сами понимаете, дошли далеко не все. Только лучшие из лучших.
— В полном составе вы первые, — уточнил Блондин. — Бывает, кто-то находит дорогу. Но только один. И, конечно, не в первые сутки. Я, к примеру, две недели плутал.
— А вы, значит, наблюдали? — поднял бровь Тихон. — Снимаете кино про то, как гибнут люди?
— Так ведь естественный отбор… — пояснил Усатый, — теорию эволюции помните?
— Здесь все? — спросил Тихон и откашлялся. — Это весь экипаж?
Мне показалось, что его голос дрогнул.
— Да, — важно ответила статная женщина с длинными чёрными волосами. — Это все победители.
Только сейчас я понял, что мы, новички, совершенно лишены волос. Я провёл ладонью по лысой макушке и встретил одобрительный взгляд Усатого:
— Не волнуйся. У вас тоже вырастет.
— Раса победителей, господа олимпийцы… — с непонятной интонацией сказал Тихон. — Полсотни групп — это двести пятьдесят человек. Но я вижу только восьмерых. Шестеро мужчин и две женщины. Остальные погибли?
— Да, — с достоинством кивнул Усатый. — Господь нам дал равные шансы. Он не виноват, что кто-то сумел воспользоваться и выжил. А у кого-то не получилось.
— Господь не виноват, — с усмешкой повторил Тихон. — А ты?
— Как же мы можем вмешиваться в дела Создателя? — удивилась женщина. — Пусть уж он сам решает, кому жить, а кому умирать.
— Удобная позиция, — согласился Тихон, — ни к чему не обязывает, и всяко оправдывает. Последний вопрос: почему не запустили киберуборщиков?
«Олимпийцы» снисходительно заулыбались.
— Если запустить киберов, они уничтожат лабиринт, — с коротким смешком сказал Усатый. — Решётка, препятствия, пропасти и озёра с кипящим машинным маслом…
— Если не будет лабиринта, что останется из развлечений? — крикнул кто-то из второго эшелона встречающих.
— Только секс, — не оборачиваясь, ответила ему женщина с волосами до пояса.
— А новенькая ничего… — послышалось из задних рядов.
Настя нахмурилась.
— Здесь есть неподалеку небольшое уютное помещение, в котором можно присесть и продолжить беседу? — учтиво спросил Тихон.
— Разумеется, простите! — засуетился Усатый. — Экие мы невежи… извинением может служить только растерянность. Понимаете, вы первые, кто пришли в полном составе. Мы даже праздничный обед не успели сготовить. Ваше прохождение решётки оказалось таким стремительным… теперь придётся ломать голову, как её восстановить.
Мы двинулись сквозь ярко освещённый зал к одной из комнат. Я обратил внимание, что Серж с Сашкой обмениваются улыбками с «олимпийцами», а вот Настя хмурилась и кусала губы. Я тоже пока не мог определиться со своим настроением. С одной стороны, вроде бы, радостно, что всё благополучно закончилось. С другой, как-то непонятно: как можно снимать кино про то, как гибнут люди? Надо бы спросить у Тихона…
Но Тихон был занят: он стоял возле открытой двери и пожимал руку входящим в неё людям. Каждый называл своё имя, Тихон важно кивал и повторял своё: «Очень приятно, Тихон», «Тихон, очень приятно»…
Когда все олимпийцы прошли, я сунулся было следом, но Тихон схватил меня за воротник и грубо отшвырнул от комнаты.
— Куда это ты собрался? — прошипел он.
На этот раз его лицо не показалось злым. Скорее испуганным. Оно было белым и мокрым от пота.
— Ваша цель — мостик, — прошептал Тихон. — Прежде всего, устройство для восстановления памяти. Не ошибётесь: на входе надпись «аккомодация», глубокое кресло, шлем с проводами. Потом киберы! Немедленный ремонт. Настя! Особенно на тебя надеюсь, встреча новорожденных!..
— Эй, Тихон! — крикнули из комнаты, — ждём!
— Валите сюда, ребята, — подхватил другой голос, — и новенькая пусть войдёт!
Я заметил, как Настя отпрянула. Это не укрылось от внимания Тихона:
— Молодец, девочка. Правильно. А вам, бойцы, приказываю заглянуть в эту дверь часа через два. И запомните: я вернусь! Приду обязательно! И если сделаете что-то не так, поступите не по Уставу, гореть вам в геенне огненной…
«Геенна? — подумал я. — Это что за зверь?»
— А что такое «гиена»? — спросил любопытный Сашка.
— Через два часа! — повторил Тихон. — Заглянешь в эту дверь и узнаешь. А теперь, как только я войду, задраивайте люк наглухо. Вот этим штурвалом…
Он постучал пальцем по огромному, в половину двери колесу и ушёл в комнату.
Мы переглянулись, пожали плечами, и Сашка закрутил штурвал до упора.
* * *
— Ничего не понимаю, — ворчал Сашка. — Они, значит, празднуют, а мы должны искать мостик?
— Они не празднуют, — высоким голосом сказала Настя и вдруг разревелась.
Мы остановились и собрались вокруг неё.
— Ты чего? — удивился Сашка. — Дошли же. Радоваться нужно!
— Нас даже в олимпийцы приняли, — гордо сказал я. — И у нас теперь волосы вырастут…
— Дураки вы все, — всхлипнув, сказала Настя. — Ох, и дураки!
— Не все, — покачал головой Серж. — Но почему он с ними остался? Мы же могли увлажнить запалы и просто забросить мешок с термитом в комнату.
— Тогда это было бы наказанием, — сказала Настя, вытирая слёзы. — А капитан их не наказывал. Он просто хотел всё измени-и-ить.
Она запрокинула к потолку голову и заревела во весь голос.
— Эй! — строго сказал Сашка. — Вы это о чём толкуете?
— Так он их что, спалил нахрен? — выдохнул я. — И сам спалился?!
— Спалил?! — ахнул Сашка.
Он круто повернулся и побежал назад. Не ожидая такого поворота, мы немного замешкались. И когда подбежали к двери, в которую ушёл капитан, Сашка сидел на палубе и кривил рот от боли. Он протянул нам обожжённые руки и пожаловался:
— Больно!
Мы с Сержем покосились на штурвал, на котором пузырилась краска, а Настя присела на корточки и расстегнула сумку с красным крестом.
— У меня тут облепиховое масло, — её голос всё ещё дрожал, но теперь она была занята делом. — Должно помочь.
— Но это же неразумно! — сказал Серж. — Если для него важнее всего Устав, то почему самоспалился? Он же сам говорил: главное привести корабль в порт. Почему сам не запустил киберов? Почему сам не встречает новорожденных? Он должен был остаться с нами! Почему ушёл?
— Может, он и думал об Уставе, но поступал по совести, — сказала Настя, разламывая ампулу с маслом. — Он убил людей. Разве можно с этим жить? Даже капитану?
Сашка заскулил, когда она принялась втирать ему масло в ладони.
— Сам растирай, — теряя самообладание закричала на него Настя.
— Армагеддон, — сказал я севшим голосом. — В Уставе говорится о неминуемом конце света, если корабль сойдёт с курса.
— Это в Библии, Колян, — важно поправил Серж. — У тебя в башке вообще всё перепуталось. Библия и Устав — разные вещи.
— Может, и спуталось, — согласился я, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться в крик, как Настя. — Но зовут меня Анатолий. Я — штурман этого корабля. И будь я проклят, если это корыто сегодня же не направится к ближайшему порту!
— Не клянись в том, над чем не властен, — устало сказала Настя. — Пойдёмте, что ли? Надо же осмотреть своё хозяйство…
Последние комментарии
4 часов 2 минут назад
12 часов 53 минут назад
12 часов 56 минут назад
2 дней 19 часов назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 1 час назад