Черный Страж [Э. Дж. Смит] (fb2) читать онлайн

- Черный Страж (пер. Ольга Ратникова) (а.с. Долгая Война -1) (и.с. Лучшее зарубежное фэнтези) 2.85 Мб, 609с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Э. Дж. Смит

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Э. Дж. Смит Черный Страж

Посвящается моему отцу

Книга первая Черный Страж

Легенда о Гигантах

Давным-давно, за много тысячелетий до появления людей, в этом мире господствовала раса Гигантов.

Континенты двигались, горные хребты возникали и разрушались, а Гиганты вели Долгую Войну за право владеть родной землей. Некоторые Гиганты – смертные существа, обладавшие самой неимоверной силой и огромным ростом, – жили очень долго, сражались отчаянно и в конце концов накопили достаточно мудрости, чтобы превратиться в богов.

Рованоко, Ледяной Гигант, объявил себя властителем холодных северных земель, и его почитал народ под названием ранены.

Джаа, Огненный Гигант, правил раскаленными пустынями, лежавшими на юге, и почести воздавали ему каресианцы.

Каменный Гигант, известный под именем Один Бог, господствовал над зелеными равнинами и высокими горами Тор Фунвейра, и его почитатели, народ ро, верили, что они имеют право владеть всеми обитаемыми землями.

Существовали и другие Гиганты, хотя их имена и имена их почитателей считаются давно забытыми, а их империи, побежденные в Долгой Войне, давно исчезли с лица земли.

Гиганты много лет назад оставили свои земли людям, но люди по-прежнему верят в них и поклоняются им, каждый день взывают к ним и строго придерживаются установленных ими законов. Сами Гиганты живут в своих дворцах за пределами мира людей и недоступны для простых смертных, а их самые верные последователи продолжают начатую ими Долгую Войну.

Пролог

Лорд Бромви из Канарна – или попросту Бром – стоял неподалеку от одной из пристаней Ро Тириса, плотно закутавшись в тяжелый дорожный плащ. В городе были две главные пристани, одна использовалась в основном для торговых кораблей и частных галеонов, а вторая, поблизости от которой сейчас находился лорд, предназначалась исключительно для судов короля и его рыцарей. Несколько дней назад Бром прибыл в город, причалив именно к этой, меньшей пристани, из владений своего отца в Ро Канарне. Только длинный меч, точнее, искусно выкованный клинок и эфес с литым изображением ворона, указывал на высокое происхождение лорда Бромви. Он был облачен в простые кожаные доспехи и походил скорее на какого-нибудь бандита, чем на аристократа; волнистые черные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, и небольшая бородка придавали ему довольно свирепый вид. Молодому лорду часто приходилось путешествовать по землям, заселенным людьми, и он предпочитал передвигаться инкогнито. Герцогство Канарн было отделено от остальной территории Тор Фунвейра широким заливом; между ним и владениями других надменных герцогов лежал целый мир. Бромви и его сестру Бронвин воспитал отец, герцог Эктор, постаравшись привить своим детям практичность и житейскую мудрость, и для Брома это означало как можно меньше времени проводить дома. Ему недавно исполнилось двадцать четыре, и сейчас, глядя на пустынную пристань, Бром вдруг обнаружил, что единственное его желание – это вести простую жизнь вечного странника.

Большая часть кораблей вышла в море несколько часов назад. Бром наблюдал за тем, как они отплывали на север, в сторону его дома, города Ро Канарн, окруженного крепостными стенами. Он не знал числа рыцарей Красного ордена, находившихся на борту, но скопление кораблей выглядело как боевой флот, способный уничтожить целый город. На плащах рыцарей Бром заметил символы в виде скрещенных мечей над рукой, сжатой в кулак, и он знал: это означает, что воины отправляются на битву. Но еще сильнее его беспокоили корабли наемников сэра Халлама Певайна, которые сопровождали рыцарей. Эти наемники пользовались репутацией безжалостных убийц; Брому пришлось сделать над собой усилие, чтобы не крикнуть вслед отплывавшим негодяям что-нибудь вызывающее.

Король Себастьян Тирис все еще стоял на высоком балконе, выходившем на гавань, гордо наблюдая за своими военными кораблями. Он не видел Брома, который находился далеко внизу, и молодой лорд, в свою очередь, старался не попадаться королю на глаза. Ему приходилось однажды встречаться с королем, и сейчас он не хотел рисковать – ведь этот высокородный кусок дерьма вполне мог узнать его и послать за ним гвардейцев. Если король собрался напасть на Канарн, это означало, что дети герцога Эктора уже попали в список Черных Стражей – предателей и врагов короны.

Бром мысленно упрекнул отца за оплошность, предоставившую королю шанс свергнуть правящий дом Канарна и присоединить герцогство к остальным владениям людей ро. Их герцогство всегда считалось глухой провинцией, оно было расположено за морем и слишком близко к Свободным Землям раненов для спокойствия его правителей. Тем не менее король часто выражал желание «вернуть свою землю», отнятую у него свободными жителями Канарна, и герцог Эктор наконец дал ему повод к нападению.

Бром был зол, но поделать ничего не мог; тогда он начал размышлять над тем, где бы раздобыть помощь. Мысли его в основном занимала женщина, стоявшая рядом с королем; изящной рукой она придерживала блестящие черные волосы, которые норовил разметать ветер. Она была родом с юга, из Каресии, и Бром знал, кто она такая: чародейка, одна из Семи Сестер, способная подчинять себе волю мужчин. Он видел, как она усмехалась, когда король Тор Фунвейра объявил о своем намерении захватить Ро Канарн и корабли отчаливали от пристани. Ликующее выражение лица монарха и взгляд, брошенный им на женщину, навели Брома на мысль, что колдунья была не просто королевской любовницей. Это вдвойне обеспокоило его, потому что перед отъездом, в Ро Канарне, Бром видел еще одну из Семи Сестер, волшебницу с татуировкой в виде паутины на лице – Амейру, Повелительницу Пауков. Неясно было, по какой причине каресианские волшебницы заинтересовались его родиной, но Бром покинул пристань с твердым намерением выяснить это. Шагая в сторону города, где он рассчитывал найти какую-нибудь таверну и выпивку, он начал мысленно перебирать людей, к которым мог обратиться за помощью. Список был коротким и состоял главным образом из убийц, преступников и прочих негодяев – людей, с которыми Бром вместе путешествовал, когда учился жизни и отвыкал от замашек аристократа. Однако ни один из них не имел в своем распоряжении войска, и Бром совсем отчаялся, шагая в гору по дороге, которая вела прочь от побережья.

Бром любил отца и сестру и старался не представлять себе их в бою, в тюрьме или же мертвыми. Стражники его отца были прекрасно обученными, преданными воинами, но не могли противостоять боевому флоту рыцарей Красного ордена, священнослужителям, которые воплощали боевой образ Одного Бога и составляли армию Тор Фунвейра. По своей подготовке и боевым навыкам они далеко превосходили воинов остальных стран, и их верность долгу граничила с фанатизмом. Бром не знал никого в своей стране, Канарне, куда сейчас направлялся флот захватчиков, кто мог бы противостоять этим рыцарям. Его друг, Магнус Вилобородый, раненский жрец из далеких северных земель, находился в городе вместе с герцогом Эктором и, возможно, являлся единственным человеком, равным рыцарям по воинскому искусству и свирепости. Но Магнус был всего лишь человеком, одним-единственным, и он не мог выиграть эту битву в одиночку.

Сердце Брома разрывалось на части от тревоги и противоречивых чувств. С одной стороны, ему хотелось найти корабль и поспешить на помощь отцу. Однако голос разума подсказывал ему, что его меч не изменит исхода битвы, что его бездыханное, никому не нужное тело вскоре будет валяться на булыжной мостовой его родного города. Если он и мог чем-то помочь, только не появлением дома, рядом с отцом, и не боевыми выкриками в адрес красных воинов. Тот простой факт, что один из детей герцога Эктора останется на свободе, уже был самой большой победой, на которую Бром мог надеяться. И, проходя мимо северных ворот Ро Тириса, Бромви из Канарна усилием воли взял себя в руки и приготовился скрываться в трущобах Тор Фунвейра и еще некоторое время оставаться на свободе.

Для того чтобы войти в город со стороны пристани, ему не нужен был пропуск или какие-либо документы, хотя ворота эти охранялись более тщательно, чем остальные: здесь дежурили отряды стражи, отлавливавшие преступников, и патрули королевских гвардейцев, которые следили за тем, чтобы нежелательные лица не проникали в город. Бром улыбнулся, подумав, что он в некотором смысле является одним из этих нежелательных лиц; сейчас ему следовало постоянно быть настороже и постараться найти сговорчивого изготовителя поддельных документов.

Ро Тирис производил сильное впечатление на людей, которые прежде не видели устремлявшейся к небесам Белой Королевской башни и огромного Красного собора. Гордые жители королевства ро часто называли свою столицу самым большим городом на земле. Бром знал, что если это и не намеренная ложь, то, по крайней мере, заблуждение, потому что город не являлся даже крупнейшим в Тор Фунвейре. Можно было назвать его самым густонаселенным, самым чистым, самым богатым и, вероятно, городом с самым низким уровнем преступности; однако по площади Ро Тирис уступал Ро Вейру, расположенному на юге. И, несмотря на то что в этом южном городе было грязно, жарко, жители его страдали от вредоносных испарений, что его буквально переполняли преступники всех мастей и иностранные лазутчики, по мнению Брома, в нем, в отличие от Ро Тириса, жизнь кипела. Чопорные, строгие порядки столицы, многочисленные священники и рыцари, обитавшие здесь, действовали ему на нервы.

И все-таки даже в столице Тор Фунвейра существовали кое-какие возможности для людей, находившихся не в ладах с законом; Брому были известны несколько торговцев краденым и мошенников, которые могли бы помочь ему выбраться из города и отправиться на юг. В голове появилась смутная идея: нужно найти одного несколько раздражавшего его знакомого, кирина, по имени Рам Джас Рами. Этот человек обладал некоторыми навыками, необходимыми Брому, и был кое-чем обязан молодому лорду. Он знал: если ему удастся раздобыть фальшивую церковную печать и пройти через ворота Тириса незамеченным, его шансы сохранить свободу сильно возрастут. Найти человека в диких землях Тор Фунвейра нелегко, а Пурпурные священнослужители, которых отправят за ним на охоту, непривычны к походным условиям.

Часть первая

Глава первая Рэндалл из Дарквальда в городе Ро Тирис

– Рэндалл, если мне еще раз придется самому выливать свой ночной горшок, я откушу тебе ухо. Иди сюда, парень.

Лучшие дни престарелого рыцаря давно остались позади, в бою он уже никуда не годился, и сейчас его способны были взволновать только женщины и спиртное. Он проводил дни в компании бутылок и проституток, эксплуатируя свою былую славу. В Ро Тирисе было немало содержателей таверн, готовых поставить человеку выпивку в обмен на истории о боевых подвигах и выигранных сражениях. Имя сэра Леона Большой Клык было пока еще достаточно хорошо известно и привлекало немало благодарных слушателей. Только его юный оруженосец, Рэндалл, знал правду: сэр Леон – просто пьяница, неспособный застегнуть собственные доспехи и по многу раз за ночь вынужденный наведываться к ночному горшку.

Когда Рэндалл появился в грязном гостиничном номере, его обдало волной отвратительного запаха, и две шлюхи, составлявшие компанию старому рыцарю, вышли, напоследок осыпав сэра Леона оскорблениями.

– Надо было с него спросить дополнительную плату за то, что мы терпели эту вонь… Он же обделался, пока мы работали.

Рэндалл мысленно посочувствовал девушкам, но, с другой стороны, он знал, что им повезло: их хотя бы не избили. Сэр Леон был не склонен к мягкому обращению с женщинами, которым он платил, и постоянно жаловался – а жаловался он буквально на все, – что «сейчас никто не знает, как сделать приятное рыцарю».

– Где ты шлялся, парень? Хочешь, чтобы я целый день так и провалялся в собственном дерьме?! – прорычал сэр Леон.

– Вовсе нет, милорд, но хозяин таверны не очень доволен разгромом, который вы учинили вчера вечером, и мне пришлось выполнить кое-какую работу по хозяйству, чтобы ублаготворить его.

Рэндалл привык к тому, что хозяин постоянно напивается и начинает буянить, но вчера он переломал больше стульев и столов, чем обычно.

– Разгром? Проклятье! Я рассказывал историю, а когда я рассказываю, то люблю делать это с выражением. – И словно для того, чтобы наглядно проиллюстрировать свои слова, сэр Леон замахал руками.

– Это просто замечательно, милорд, но вы еще к тому же стукнули служанку и порубили мечом немало мебели. – Рэндалл отвел глаза и придал лицу смиренное выражение, чтобы не обидеть господина.

– Я просто перенесся в прошлое, мальчик мой. Для меня это были не столы, а воины Каресии, и я шагал по колено в их крови – как тогда, в битве при Кабрине.

Битва при Кабрине произошла двадцать лет назад, когда сэр Леон воевал вместе с рыцарями Красной церкви против Псов Каресии. По подсчетам Рэндалла, старый рыцарь рассказывал об этом эпизоде уже несколько сотен раз, и всякий раз его повесть обрастала новыми подробностями. Рыцари Красного ордена давно забыли о нем, и он вынужден был смириться с тем, что Один Бог больше не нуждается в его мече.

– Убери это и принеси мне вина. – Сэр Леон пнул ногой ночной горшок и тяжело рухнул на вонючие простыни.

– Сию минуту, милорд, – быстро отозвался юноша.

Рэндалл был высоким для своего возраста, но еще не вырос окончательно, передвигался он вприпрыжку и со стороны казался весьма неуклюжим. Ему уже исполнилось семнадцать, и, по местным представлениям, он считался взрослым мужчиной, но окружающие продолжали называть его мальчишкой, а он никак не мог набраться смелости поправить кого бы то ни было. По требованию сэра Леона он коротко стриг свои темные волосы и часто брил пробивавшуюся на подбородке щетину. Рэндалл считал, что длинные волосы и борода сделали бы его старше, но знал, что сэру Леону по каким-то причинам нравится, что его слуга выглядит зеленым юнцом. Рэндалл поднял горшок и, задержав дыхание, быстро направился к окну, выходившему в переулок позади гостиницы. В раскрытые окна на втором этаже противоположного дома можно было видеть, как различные подозрительные типы пьют вино или расплачиваются с женщинами или мужчинами, с которыми провели ночь.

Да, эта таверна сильно отличалась от тех богатых гостиниц, где прежде останавливался сэр Леон. Рэндалл находился у него в услужении три года, и ему пришлось наблюдать, как его господин постепенно беднеет. В последний их визит в столицу они останавливались в «Королевском Гербе», гостинице, предназначенной для самых высокопоставленных рыцарей и богатых аристократов Тор Фунвейра. Однако на сей раз им пришлось вместо парадной стороны Ро Тириса наблюдать его кишащие крысами задворки. Не то чтобы это особенно беспокоило сэра Леона. Он воспринимал свой упадок одновременно прагматично и воинственно, и Рэндалл почти восхищался этим, хотя и считал, что воинственность лорд в основном находит на дне бутылки.

Под окном проходила частично открытая сточная канава, по которой отбросы стекали из старого города Тирис в сторону королевского дворца, расположенного в гавани. Рэндалл выставил вонючий горшок сэра Леона на карниз и перевернул его, затем как следует постучал по дну, чтобы избавиться от содержимого, набравшегося за ночь. Эта работа с годами становилась все более мерзкой, и Рэндаллу иногда казалось, что он начисто лишился обоняния.

Снизу раздался плеск, затем чей-то злобный крик, и Рэндалл, перевесившись через подоконник, выглянул в узкий переулок, куда только что опорожнил горшок.

– Ты что творишь, мальчишка, во имя Одного Бога?

Эти слова произнес закованный в стальные доспехи человек, который зашел в переулок, чтобы помочиться. У Рэндалла перехватило дыхание, когда он заметил плащ и ножны священника Пурпурной церкви; пурпурный цвет – цвет аристократов, избранников Одного Бога. На плаще человека красовалось изображение скипетра его ордена, и держался он как знатный воин.

– Прошу прощения, благородный лорд, я не посмотрел вниз, – как можно искреннее начал извиняться Рэндалл.

– Да тебя надо отколотить как следует, наглая ты крыса! Что за слуги сейчас пошли! – И священнослужитель погрозил молодому человеку огромным кулаком в латной перчатке; моча сэра Леона капала с его прежде безупречно чистого пурпурного плаща.

– Еще раз прошу меня извинить, и я не слуга, а оруженосец рыцаря Тор Фунвейра, – произнес Рэндалл более уверенно, чем собирался.

– Ты… оруженосец? Почему твой господин не научил тебя, как следует себя вести? Мы, Пурпурные рыцари, – воплощение благородства самого Бога. Ты и твоя жалкая жизнь принадлежите нам до того дня, как ты отправишься к Одному, а ждать этого тебе придется недолго, если ты еще раз оскорбишь меня! – разгневанно воскликнул священник.

– Господин, я с радостью почищу ваш плащ, с вашего позволения.

Несколько лет Рэндаллу приходилось выслушивать ворчание и брань сэра Леона по отношению к Пурпурным священникам. Предполагалось, что они воплощали лучшие и самые высокие идеалы Одного Бога, но Рэндалл за те несколько раз, что ему приходилось видеть Пурпурных рыцарей, не замечал в них особенного благородства. Они казались ему высокомерными, жестокими и нетерпимыми. Однако у него хватало ума держать свое мнение при себе.

– Тебе придется не просто отчистить мой плащ, мальчишка; ты немедленно отведешь меня к своему господину. – Рыцарь быстро зашагал прочь и повернул за угол, направляясь к дверям таверны.

Рэндалл сделал глубокий вдох и повернулся к сэру Леону. Обитатели Ро Тириса только начинали просыпаться, с улицы доносились утренние звуки: скрип открывавшихся дверей лавок, крики матросов. Тирис являлся королевским городом, и даже в бедных кварталах дома строились из камня, однако улицы были более узкими и грязными; чем дальше от дворца, тем опаснее становились трущобы. Появление Пурпурного священнослужителя в этих местах, пользующихся дурной славой, было совсем неуместно.

Рэндалл, приблизившись к кровати, остановился, не зная, что сказать. Он надеялся, что не натворил слишком больших бед. Сэр Леон распластался на кровати, его тучное тело было прикрыто лишь грязной ночной рубахой. Рэндалл кашлянул.

– Заткнись, мальчишка, я пытаюсь поспать, – раздраженно проворчал старый рыцарь.

– По-моему, там, внизу, один священник желает повидаться с вами, господин, – тихо произнес Рэндалл.

Сэр Леон перевернулся на бок и, удивленно прищурившись, посмотрел на оруженосца.

– Священник? – подозрительно переспросил он.

– Да, милорд, я только что говорил с ним через окно. – Рэндалл уже начинал нервничать.

– И какого цвета была его одежда?

Рэндалл ответил не сразу; он стоял, пристально разглядывая носки своих сапог.

– По-моему, пурпурного, господин, – пробормотал он, почти проглотив слово «пурпурный».

Сэр Леон издал утробное рычание.

– Ну что, Рэндалл, можешь наконец объяснить мне, зачем этому пурпурному ублюдку понадобилось меня видеть? – Старый рыцарь устремил на оруженосца долгий взгляд, и юноше захотелось съежиться и отступить.

– Мне кажется, я его оскорбил, хотя и не намеренно. – Рэндалл не стал объяснять, в чем заключалось оскорбление, потому что сомневался, что есть смысл вдаваться в подробности.

Сэр Леон сделал глубокий вдох, отчего снова закашлялся, и на этот раз ему пришлось поднести руку ко рту, чтобы поймать сгусток кровавой мокроты. Он сел на кровати и почесал внушительных размеров брюхо.

– Пожалуй, мне следует одеться прилично, чтобы не ранить нежные чувства его светлости. Он назвал тебе свое имя?

– Нет, мы как-то не дошли до представлений.

Рыцарь снова окинул юношу тяжелым взглядом:

– Хватит дерзить мне, парень. Принеси таз, нужно смыть с себя вонь поганых шлюх. Эта пурпурная сволочь, наверное, в обморок упадет, если узнает, что некоторые люди спят с женщинами.

Рэндалл вырос в Дарквальде и мало был знаком с обычаями священнослужителей разных орденов и с обетами тех, кто поклонялся Одному Богу.

– А разве им не дозволяется иметь дело с женщинами, господин?

Сэр Леон поднялся с кровати и, потягиваясь, ответил:

– Некоторым это разрешено, Черным и вроде бы Коричневым. Но рыцари Красного ордена и эти пурпурные сволочи дают обет целомудрия в тот день, когда получают свой плащ. Это одна из главных причин того, что они с таким удовольствием разъезжают на лошадях в доспехах. – Он злобно рассмеялся над собственной шуткой, и это едва не кончилось новым приступом кашля. – Золотая церковь – совсем другое дело; эти жирные мерзавцы не могут и шагу ступить без шлюх!

Оруженосец поставил на скамью перед рыцарем таз с относительно чистой водой, и тот начал с громким плеском мыть свое заплывшее жиром тело. Рэндалл уже давно перестал чувствовать отвращение при виде толстого старика, но все равно вынужден был каждый раз отворачиваться, когда сэр Леон совершал омовение.

– Доспехи! – приказал хозяин, не оборачиваясь.

Блестящие стальные доспехи рыцаря застегивались на поясе и на плечах. Рэндаллу за годы службы уже несколько раз приходилось переставлять застежки, и сейчас доспехи едва закрывали живот и спину сэра Леона. В случае если бы ему пришлось сражаться, рыцарь должен был бы стоять к противнику только лицом, иначе он рисковал получить смертельную рану в бок. Хотя старику уже давненько не приходилось брать в руки меч, Рэндалл хорошо помнил тот последний раз, когда его хозяин разъярился настолько, что бросился в драку. Это был не слишком-то приятный вечер, и закончился он смертью пятерых городских стражников, а хозяин таверны очень рассердился. Сэр Леон оставался опасным человеком, несмотря на годы и плохое здоровье, и насмешки стражников над его историями разозлили старого рыцаря. Но это произошло два года назад, и с тех пор сэр Леон поглотил огромное количество выпивки.

– Рэндалл, чтоб ты провалился, помоги мне одеться. Пурпурные священники терпением не отличаются! – рявкнул старик, расплескивая по полу грязную воду.

Вскоре доспехи были надеты и придали старому жирному пьянице какое-то подобие благородства. Он отличался высоким ростом, хотя постоянно сутулился, а борода и висевшие космами волосы, отброшенные назад, делали его похожим на дикаря, что ему самому, очевидно, очень нравилось.

– Господин, мне кажется, ваши доспехи нужно снова подогнать по фигуре… и мне не нравится, что у вас открыты бока.

– А мне нравится, как я выгляжу; сразу видно, что латы надеты не для красоты. Доспехи настоящего воина покрыты вмятинами и плохо сидят. – Сэр Леон повертелся на месте, согнул руки в локтях, затем шлепнулся на кровать, чтобы натянуть сапоги и наколенники. – Меч! – взревел он во весь голос.

Рэндалл протянул ему разукрашенный двуручный меч рукоятью вперед, отстегнув пояс с ножнами. Сэр Леон уверенно ухватился за эфес и, как всегда, прежде чем опоясаться мечом, бросил любовный взгляд на крестовину с изображением Большого Клыка.

– Ладно, парень, пошли, расцелуем в задницу его церковную светлость! – вызывающим тоном произнес сэр Леон.

Он размашистыми шагами вышел из комнаты, и грохот доспехов оповестил всех обитателей этажа о его появлении. Те, кто уже проснулся и решился выглянуть из-за двери, узрели пред собой величественного рыцаря с рукой на эфесе меча, готового к бою. Рэндалл следовал за господином, и вместе они спустились на первый этаж, в общую комнату. Рыцарь даже казался вполне трезвым, ему удавалось скрывать царивший в голове алкогольный туман, и ненависть к Пурпурной церкви служила ему щитом. Несколько человек обернулись и одобрительно оглядели рыцаря в полном вооружении. Хозяин гостиницы посмотрел на постояльца с неприкрытой злобой, вспоминая вчерашний погром. Гостиница, расположенная в старом городе, представляла собой заведение низкого пошиба, обставленное старой мебелью, да и обслуживание здесь было очень посредственное; предназначалась она для тех горожан, кому просто требовалось место для того, чтобы переночевать, выпить или переспать с женщиной. Все три услуги предоставлялись за небольшую плату и качества были самого низкого, какое только можно себе представить. Обломки дерева, которые вчера, до выразительных рассказов сэра Леона, являлись мебелью, были свалены в кучу у очага – свидетельство того, какой сильный ущерб имуществу может нанести вооруженный пьяный человек. Сэр Леон гордо выпрямился, окинул зал разгневанным взглядом и вскоре обнаружил Пурпурного священника, стоявшего у дверей.

Человек этот был высоким, широкоплечим, с темными волосами и жестким взглядом. Судя по внешности, ему было около тридцати пяти, и его пурпурный плащ, несмотря на пятна, представлял собой ясно видимый символ его ордена. Окружающие отводили взгляды, зная, что священник, воплощавший сторону сущности Одного Бога, представлявшую благородство, пользовался в Тор Фунвейре неограниченной властью. Пурпурные рыцари были известны во всем королевстве, об их высокомерии и доблести в бою ходили легенды. Большинство людей просто старались избегать встречи с ними, чтобы не навлечь на себя неприятности. Рыцари-священники отчитывались только перед королем, и немногие люди могли потягаться с ними в могуществе и влиянии.

При появлении сэра Леона священник выпрямился, и на его лице появилось надменное выражение. Он презрительно усмехнулся, взглянув на Рэндалла, и плотнее завернулся в плащ, словно желая продемонстрировать отвратительное пятно. Оно представляло собой явное доказательство ночных посещений горшка сэром Леоном. Рэндалл подумал: интересно, знает ли старик, сколько раз за ночь ему приходится вставать, и догадывается ли о том, что пьянство в некотором роде послужило причиной этого случая – того, что его оруженосец облил Пурпурного священника мочой.

– Ты, рыцарь… – Священник заговорил громким голосом, выпятив заросшую бородой нижнюю челюсть в сторону сэра Леона, и кивнул на Рэндалла. – …Этот парень – твой оруженосец?

Сэр Леон приподнял бровь и, медленно приблизившись к священнику, остановился вплотную к нему. Критическим взглядом окинул незнакомца с ног до головы. Рыцарь был на несколько дюймов выше противника и, несмотря на то что давно утратил физическую форму, все равно выглядел более чем внушительно.

– Меня зовут не «рыцарь», мое имя – сэр Леон Большой Клык, – четким голосом произнес он, пытаясь выглядеть и выражаться как аристократ.

– Я задал тебе вопрос, старик. Не заставляй меня повторять его. – На священника явно не произвели впечатления внешность и речь сэра Леона, и он даже не дрогнул, когда они смотрели друг на друга.

Рэндалл замер у лестницы в дальней части общего зала. Он надеялся на то, что сэр Леон разберется с этой проблемой без лишнего шума и им удастся покинуть город, не вызвав гнева Пурпурной церкви. Однако надежды его не оправдались: сэр Леон не раз выражал желание сразиться с каким-нибудь Пурпурным священником.

– Неужели мой оруженосец каким-то образом оскорбил тебя, милорд? – Слова эти были произнесены презрительным тоном, и рука рыцаря угрожающе сжимала рукоять меча. – Он еще молод, ему предстоит многому научиться, твоя Пурпурность. Видимо, я забыл преподать ему урок насчет того, как следует обливать священника мочой в соответствии с этикетом.

Церковник даже бровью не повел:

– Если ты пытаешься посмеяться надо мной, старик, я должен тебя предупредить: еще одно оскорбление, и мне придется проткнуть мечом твое жирное брюхо.

Посетители таверны в один голос ахнули, и Рэндалл задержал дыхание. Несколько человек быстро и бесшумно покинули зал, не желая оказаться в одном помещении с разъяренным священником. Остальные сидели с разинутыми ртами; их явно занимал вид двух воинов, готовых схватиться друг с другом.

После небольшой паузы сэр Леон запрокинул голову и от души расхохотался. Однако веселого в этом смехе было мало, и оба воина не сдвинулись с места. Сэр Леон спокойно спросил:

– Как твое имя, молодой священник?

– Я брат Ториан из Арнона, странствующий священнослужитель и воплощение аристократизма Одного Бога, – гордо произнес тот с глубоким убеждением в собственном превосходстве.

– Какое длинное имя для такого маленького человека. – Сэр Леон остался весьма доволен собственным замечанием; он зловеще ухмыльнулся, глядя на брата Ториана, словно вызывая его на бой.

Но священник ответил без гнева в голосе:

– Твой оруженосец оскорбил меня, сэр Леон. Я пришел к тебе для того, чтобы требовать возмещения ущерба, и все, что я получил, – это новые оскорбления. – Прищурившись, он продолжал: – Ты понимаешь, что не оставил мне выбора, старик? Мне придется убить тебя.

Сэр Леон съязвил:

– Думаю, тебе лучше было бы сразиться с теми двумя бабами, с которыми я развлекался вчера ночью… Бой будет равный… От них тоже воняло мочой.

Внезапно один из посетителей невольно издал громкий смех, и все взгляды обратились к нему. На лбу у несчастного выступили капли пота, он поспешно отвернулся от споривших, уткнулся носом в свою кружку и постарался сделаться как можно меньше, насколько ему позволяли стул и стол. Смех отнюдь не помог разрядить обстановку, и, когда присутствующие снова обернулись к воинам, сэр Леон и брат Ториан уже стояли буквально нос к носу.

Ториан заговорил первым:

– Ты жирный старый вонючий пьяница, – он оглядел рыцаря с ног до головы, – в нелепых доспехах, с древним мечом, видно, не питаешь никакого уважения к тем, кто стоит выше тебя.

Его правая рука стремительно взлетела и ударила сэра Леона в челюсть. Рука была в железной перчатке, и у старика перехватило дыхание, а на губах выступила кровь. Прежде чем сэр Леон успел выпрямиться, священник сделал движение закованным в сталь плечом и толкнул рыцаря назад. Тот тяжело рухнул на деревянный пол, и его нагрудная пластина зазвенела на весь зал, а над старыми досками поднялся столб пыли. Сэр Ториан отступил назад и быстро выхватил меч.

– У тебя есть один час, сэр Леон. – Он прикоснулся острием меча к горлу упавшего. – Я буду ждать тебя позади таверны. Если ты опоздаешь, я войду сюда и убью тебя, как собаку.

Рэндалл подбежал к своему господину и помог ему сесть. Губы и борода старика были в крови. У него, видимо, кружилась голова, изо рта вырывалось хриплое дыхание. Пурпурный священник поднес острие меча к лицу Рэндалла:

– А что касается тебя, молодой человек, может быть, вид твоего умирающего господина научит тебя подобающему смирению.

Он ловко спрятал меч в ножны, развернулся и размашистыми шагами вышел из таверны; теперь он выглядел более высоким и могучим, чем его противник. Оставшиеся завсегдатаи испустили вздох облегчения, когда стало ясно, что им удастся допить свое вино, не видя, как умирает человек. Поединки были запрещены для простых граждан, но часто происходили между аристократами и церковниками. Сэр Леон издал хриплый, неестественный смех.

– Интересно, чем я умудрился оскорбить этого негодяя. – Опершись на Рэндалла, он шумно втянул воздух и поднялся на ноги. – Так, по-моему, мне нужно выпить. – По-прежнему опираясь на плечо оруженосца, он с трудом прошаркал к бару. – Дальше я сам справлюсь, парень. Просто мне нужно немного отдышаться. – Он с шумом опустился на табурет, который затрещал под его весом, и стукнул одетым в железо кулаком по стойке. Указав пальцем в сторону хозяина, он гаркнул: – Выпить… давай сюда, быстро!

Несмотря на только что произошедшую сцену, хозяин таверны был не настолько уверен в себе, чтобы отказать в просьбе, и поставил перед сэром Леоном большой кубок с вином. Затем неуверенно пробормотал:

– Э-э, могу я ожидать, что ваш оруженосец заплатит за вино, сэр рыцарь?

Сэр Леон окинул хозяина яростным взглядом и, перегнувшись через стойку, схватил его за горло.

– Я могу ожидать, что меня отправят на тот свет через час, ты, вошь несчастная. Так что извини, но этот кубок я выпью за счет твоего поганого заведения. – Он смолк, отдышался, затем разжал пальцы и оттолкнул хозяина таверны.

Рэндалл подождал несколько минут, пока старый рыцарь большими глотками пил из своего кубка. Он хорошо знал своего хозяина и не хотел мешать ему. Наконец, решив, что рыцаря уже можно отвлечь, Рэндалл медленно приблизился.

– Господин…

Сэр Леон печально улыбнулся, взглянув на юношу:

– Рэндалл, сколько тебе лет, семнадцать?

– Да, господин, я у вас в услужении уже три года.

Улыбка стала шире:

– Ты был хорошим оруженосцем, парень. Никогда не жаловался, всегда делал то, что тебе было велено.

– Господин… если вы знали, что он вызовет вас на поединок, зачем вы разозлили его? – Рэндалл понимал, что задает дерзкий вопрос, но в данных обстоятельствах можно было забыть об этикете.

Прежде чем ответить, сэр Леон добродушно рассмеялся:

– Я старый человек, Рэндалл. Я знаю, что иногда мне удается это скрывать, но я ощущаю свой возраст каждый день. – Он сделал очередной большой глоток. – Мне хотелось нагрубить какому-нибудь Пурпурному священнику с тех пор, как я впервые встретил одного из них. Прожитые годы и приближение старости делают человека по-настоящему свободным. Я стыжусь лишь того, что у меня не хватило смелости сделать это, когда я был моложе и мог бы прикончить врага.

– Но сейчас он ведь убьет вас, милорд! – воскликнул Рэндалл.

Но сэр Леон по-прежнему улыбался:

– Вполне возможно. Да, очень даже возможно. Я настоятельно советовал бы тебе поставить на него, если тебе предложат. – Он рассмеялся над собственной шуткой и осушил кубок, затем крикнул, обращаясь к хозяину: – Принеси мне наконец целую бутылку, чтобы мне не приходилось разговаривать с тобой каждый раз, когда мне захочется выпить.

Хозяин повиновался, и перед рыцарем на стойке появилась бутыль красного вина. Сэр Леон вытащил пробку зубами и налил себе добрую порцию. Рэндалл знал: предупреждать господина о том, что пить перед поединком нельзя, бесполезно, и в любом случае это не изменило бы исхода сражения. Сэр Леон выглядел сейчас очень старым и усталым. Он неловко поерзал на табурете – плохо подогнанные стальные латы натирали его ожиревшее тело.

– Не волнуйся, юный Рэндалл, даже у никчемного старого пьяницы имеется про запас пара трюков.

Он расстегнул пояс с мечом и испустил вздох облегчения – пояс явно был неудобным и туго стягивал его живот. Сэр Леон протянул пояс оруженосцу, который ловко подхватил меч и обмотал кожаный пояс вокруг ножен. Рэндалл, питавший большую привязанность к своему господину, подумал было, что следовало бы смазать клинок и сделать что-то с доспехами, прежде чем сэр Леон выйдет на бой с Пурпурным священником.

– Господин, может быть, вы снимете латы, и я вставлю несколько пластин на боках, прежде чем…

Сэр Леон рассмеялся.

– Как, по-твоему, насколько хорошо я умею обращаться с этой штукой? – Он указал на меч.

– В последний раз, когда я видел вас с мечом в руках, вы показались мне очень опасным, господин.

– Возможно, когда-то я и был неплохим бойцом, но этот паршивец – прекрасно обученный убийца, и на его стороне молодость и быстрота движений. – Старик снова отпил из кубка. – Возможно, мне повезет нанести удачный удар, и я одержу верх, могу я также полагаться на свою силу; но в любом случае доспехи мои имеют мало значения. Они будут только мешать мне, сделают меня неповоротливым… – Он хмыкнул. – А я и без того уже неповоротлив.


Следующие двадцать минут или около того прошли в молчании; сэр Леон пил вино, а Рэндалл не знал, что сказать. Таверна постепенно опустела; люди, которые остановились здесь на ночь, расходились по своим делам. На улицы вышли уборщики и городская стража, и Рэндалл подумал насчет законов, запрещающих дуэли. Он решил, что, поскольку оба противника были благородного происхождения, стражники вряд ли сочтут нужным вмешиваться.

В мозгу Рэндалла проносились весьма неприятные мысли. Он размышлял о том, что будет делать, если у него на руках окажется тело убитого господина; может быть, ему придется позаботиться о похоронах или же у городских властей что-то предусмотрено на такие случаи? Также он волновался за меч и доспехи господина; заберет ли их Пурпурный священник в качестве трофея или же оставит их на улице, где их тут же украдут?

А еще Рэндалла тревожила собственная судьба. Он был родом из небольшой деревушки в Дарквальде, расположенной за много лиг от столицы, и юноша даже представить себе не мог, как снова отыскать свой затерянный в глуши дом. Вместе с сэром Леоном он много путешествовал, посетил несколько крупных городов Тор Фунвейра, и мысль, что ему придется вернуться к жизни простого крестьянина, вызывала у него отвращение.

Время тянулось медленно; сэр Леон пил вино и что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Он изредка поднимал голову и шевелился лишь для того, чтобы почесать тело под доспехами или устроиться поудобнее на табурете.

Солнечные лучи добрались до окон таверны, и Рэндалл решил, что день будет жаркий. Ро Тирис находился на северном побережье Тор Фунвейра, и ветер, дувший с противоположного берега пролива Канарн, обычно приносил в столицу холодную погоду. По ту сторону пролива жили подданные Канарна. Рэндаллу никогда не приходилось бывать в Ро Канарне, но после приезда в Тирис он слышал много разных сплетен и сделал вывод, что в этом городе сейчас не очень-то безопасно. Рэндалл даже вздрогнул, когда сэр Леон грохнул кулаком по стойке и объявил:

– Отлично, настало время прикончить священника. – Он поднялся и выпятил грудь. – Меч! – обратился он к оруженосцу.

Рэндалл вернулся к реальности и протянул господину меч в ножнах, аккуратно обмотанный поясом. Сэр Леон не торопился; он любовно оглядел свой герб прежде, чем застегнуть пояс.

Затем обернулся к своему оруженосцу, обдав его тяжелым запахом дрянного вина:

– Ты не тревожься, мальчишка. Не стоит тебе расстраиваться из-за жалкого старика вроде меня. – Улыбнувшись, он положил руку на плечо Рэндаллу. – А ты уже стал высоким парнем. Может быть, пришло для тебя время раздобыть себе меч и найти кого-нибудь, кто покажет тебе, как с ним обращаться. – Сэр Леон уже говорил об этом прежде. Обучать оруженосца искусству владения мечом входило в обязанности рыцаря, но сэр Леон так и не собрался взяться за это дело. Он научил Рэндалла парочке боевых позиций, показал, как правильно делать выпады полутораручным мечом, но его оруженосец пока еще не в состоянии был сражаться, и собственного оружия у него не имелось.

– Ну что ж, – ухмыльнулся рыцарь, – можешь считать, что это твой первый практический урок.

Внезапно он швырнул пустую винную бутылку в ряд стаканов, которые были выставлены на стойке. Звон бьющегося стекла разнесся по пустому залу, во все стороны полетели осколки, и несчастный хозяин нырнул под стойку. Сэр Леон, не дожидаясь реакции на свою вспышку, просто встал с табурета и двинулся к двери.

Рэндалл последовал за ним на расстоянии нескольких шагов, смущенно улыбнувшись содержателю таверны. Двери были распахнуты, а улица пуста. Узкую проезжую часть, вымощенную булыжниками, подметали городские уборщики – люди, работавшие за пищу, одежду и койку. Трудились они спустя рукава, и мостовая была отвратительно грязной. Сэр Леон, не обращая внимания на уборщиков, резко свернул налево. Он втянул носом городской воздух, словно наслаждаясь смесью запахов вина, блевотины и грязи. Рэндалл вынужден был ускорить шаги, чтобы не отстать от рыцаря.

Сэр Леон остановился, дойдя до угла здания, и бросил долгий взгляд на улицу. Здания в бедном квартале жались друг к другу, и солнечный свет с трудом достигал мостовой из-за нависавших верхних этажей. Мусор, оставшийся после сотен разгульных ночей, загромождал узкий боковой переулок, и Рэндаллу, спешившему следом за господином, приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступать на бутылки, ящики и обломки мебели. Позади таверны находился тот самый переулок, куда Рэндалл час назад вылил горшок сэра Леона, нанеся тем самым оскорбление брату Ториану. Дальше располагались конюшни, предназначавшиеся для лошадей посетителей соседних таверн и публичных домов.

Сэр Леон перешагнул через открытую сточную канаву и остановился. Подойдя, Рэндалл заметил могучего гнедого коня сэра Леона и своего собственного черного с серым пони, которые в компании нескольких облезлых старых лошадей жевали сено. Посередине конюшни стоял Пурпурный священник в полных доспехах, с мечом в руке. Его нагрудная пластина, поножи и рукавицы ослепительно сверкали. Он уже снял плащ, приготовившись к поединку, но в облачении его присутствовали и другие предметы пурпурного цвета. Ножны и пояс украшал замысловатый пурпурный узор, и видно было, что одежда его под латами тоже пурпурная.

Сейчас на голове у брата Ториана красовался стальной шлем, и священник, подняв забрало, заговорил:

– Приветствую тебя, сэр Леон. Насколько я помню, нам предстоит уладить одно небольшое дельце.

Старый рыцарь выступил вперед и сделал вид, будто напряженно размышляет над услышанным, затем выпятил грудь.

– Прошу прощения, я забыл твое имя. – И губы его медленно растянулись в вызывающей ухмылке.

Брат Ториан ответил ледяной улыбкой. Сжимая в пальцах рукоять меча, он сделал шаг назад, его клинок угрожающе просвистел в воздухе. Рэндалл начал лихорадочно размышлять о том, каким образом удача может улыбнуться его господину в этой схватке. Он подумал было, что сэр Леон крупнее противника и может победить благодаря физической силе. Священник выглядел как опытный боец, но это впечатление могло оказаться обманчивым, ему могло и не хватить опыта в схватке с таким искусным воином, как сэр Леон. В любом случае Рэндалл счел, что, если боевые навыки, молодость и выносливость противника не изменят ему, господин будет убит.

Брат Ториан, не сводя взгляда с рыцаря, проворно двигался по конюшне, выполняя хорошо отработанные приемы, но пока не нападая на противника. Сэр Леон стоял неподвижно, не принимая боевой позиции, не демонстрируя своей ловкости; он лишь вытащил из ножен свой драгоценный клинок.

– Я ошибся, сэр Леон, когда назвал твой меч барахлом. Ясудил об оружии по виду его владельца. – Брат Ториан посмотрел на меч рыцаря, затем на свой. – Но сейчас я вижу, что и твое, и мое оружие побывало во многих сражениях, хотя твой клинок принадлежит более благородному семейству.

Сэр Леон не стал отвечать на это одной из своих привычных шуточек. Он поднял меч и взглянул на священника из-за крестовины.

– Это меч рода Большой Клык, древнего благородного дома родом с Востока. Мой отец носил его до меня, и клинок этот отправил на тот свет людей, принадлежавших к народам киринов, раненов, жителей Джекки, Каресии… и даже ро. – Сэр Леон гордился своим мечом и величием, которое придавало ему обладание благородным клинком. Конечно, он был старым пьяницей, но это не мешало ему оставаться рыцарем Тор Фунвейра, и ему суждено было остаться рыцарем даже в том случае, если бы он умер на конюшне. – Я не собираюсь извиняться перед тобой или просить пощады, священник.

Ториан принял боевую позицию.

– Время для извинений прошло, а пощады я никому не даю. Я намерен убить тебя, старик.

Сэр Леон напал первым, кряхтя от непривычного физического усилия; сделав неуклюжий выпад, он хотел было обрушить меч сверху на голову противника. Громко зазвенела сталь – Ториан быстро поднял меч и легко парировал выпад. Ответил он мощным толчком, и рыцарь, который находился в этот момент в неустойчивом положении, вынужден был отступить на несколько шагов, тяжело дыша.

В полном молчании противники начали кружить по конюшне; Ториан размахивал мечом, сэр Леон держал оружие наготове, острием вниз. Рэндалл отбежал как можно дальше от сражавшихся и остановился около коня сэра Леона. Выглядели оба воина угрожающе. Пот, струившийся по лицу сэра Леона, придавал ему свирепый вид, а брат Ториан двигался с грацией хищного зверя.

И снова старый рыцарь напал – на сей раз это был колющий удар, нацеленный в грудь священнику. Ториан шагнул в сторону и отразил выпад; еще немного, и сэр Леон потерял бы равновесие и упал на землю лицом вниз. Однако ему удалось удержаться на ногах, и он вовремя успел поднять клинок и отбить ответный удар, нацеленный ему в голову. Брат Ториан на сей раз не попятился, но продолжал наступать, стремительно размахивая мечом. С каждым оборонительным ударом сэр Леон терял силы, и Рэндалл решил, что священнику нужно просто измотать врага, и тогда он победит. Он атаковал непрерывно, яростно, демонстрируя свое физическое превосходство.

Оруженосец беспомощно наблюдал за тем, как поединок превращался в убийство; брат Ториан оттеснил старого рыцаря в дальнюю часть конюшни, и тот оказался прижатым к одной из паршивых лошадей. Сэр Леон тяжело дышал, лицо его побагровело, пот струился со лба. Ему удалось парировать все выпады противника и продемонстрировать остатки боевых навыков, но он так и не смог найти слабое место в обороне священника и атаковать сам.

В дверях конюшни начали мелькать любопытные лица; местные жители, услышав звон стали, пришли посмотреть поединок. Несколько неумытых детишек вскарабкались на крышу соседнего дома и глядели на сражавшихся сверху. У входа в переулок появились четыре городских стражника, которые пришли разобраться, что происходит. У Рэндалла возникла надежда на то, что они вмешаются и прекратят поединок, но надежда эта разлетелась в прах, когда те заметили пурпурные одежды брата Ториана. Стражники лишь отогнали зевак подальше и встали на страже у входа на конюшню. Аристократам и церковнослужителям было позволено не только носить оружие, но и применять его.

Сэр Леон взревел от раздражения и даже не заметил появления стражников, а Ториан продолжал свою методичную атаку. Несколько ударов уже не встретили сопротивления, и на нагрудной пластине старика появились вмятины. Брат Ториан был бодр и полон сил, но при этом явно старался не тратить энергию зря. Он снова прибегнул к прежней тактике, отступив назад на несколько шагов, и опустил меч, предоставив сэру Леону бушевать.

– Иди сюда, ты, пурпурный болван! – кричал тот, осыпая его оскорблениями.

Брат Ториан ничего не ответил, лишь жестом пригласил рыцаря снова выйти на середину конюшни.

Сэр Леон, согнувшись вдвое, пытался перевести дух; изо рта его вырывался хрип, пот капал на грязный пол конюшни. Он снова взглянул на свой меч, на губах его промелькнула усмешка, которую заметил только Рэндалл, и затем рыцарь с ревом устремился на священника.

У Рэндалла перехватило дыхание; его охватило отчаянное желание попросить своего господина попробовать помириться со священником, но юноша не стал этого делать. Рыцарь понимал, что этот поединок означал его смерть, несмотря на надежды Рэндалла на то, что удача или чудо поможет господину победить.

Брат Ториан сделал мощный взмах мечом, решительно выступив вперед. Беспомощный выпад сэра Леона был легко отбит, старый рыцарь рухнул на колени, а священник уклонился от удара и поддал ногой клинок врага. Меч рода Большой Клык вылетел из пальцев сэра Леона и упал на пол в нескольких футах от него.

Казалось, время остановилось; городские стражники молчали, дети с широко раскрытыми глазами смотрели вниз, Рэндалл затаил дыхание. Последний выпад лишил сэра Леона остатков сил, и брат Ториан стоял над ним с победным видом. Пурпурный священник прикоснулся лезвием меча к затылку рыцаря и громко произнес:

– Сэр Леон Большой Клык, рыцарь Тор Фунвейра, я отсекаю тебе голову и тем самым отвечаю на нанесенное мне оскорбление.

В свой последний миг на земле перед встречей с Одним Богом сэр Леон взглянул на оруженосца и широко улыбнулся ему. Брат Ториан с силой взмахнул мечом и одним ударом отрубил противнику голову.

У Рэндалла не вырвалось ни звука, но на глазах его выступили слезы, когда он взглянул на обезглавленное тело господина. Сэр Леон был, можно сказать, единственным членом его семьи в последние три года, и вот теперь он мертв, убит в грязной конюшне, убит за оскорбление, которое Рэндалл нанес Пурпурному священнику.

Ториан, не обращая внимания на Рэндалла, опустился на одно колено у тела поверженного противника и произнес молитву, обращенную к Одному Богу:

– Мой меч и моя жизнь принадлежат тебе. Я сражаюсь за тебя, я убиваю за тебя и готов умереть за тебя.

Он поднялся на ноги, вытащил из латной рукавицы бурую тряпку и тщательно вытер свой клинок. Городские стражники все еще топтались в дверях конюшни; через какое-то время они, перешептываясь, в явном страхе приблизились к закованному в железо воину. На них были кольчуги с поясами и плащи с символом короля – летящим белым орлом. Будучи людьми низкого происхождения, они не имели разрешения носить мечи и были вооружены только арбалетами и длинными ножами.

– Милорд, меня зовут сержант Люкс, – поклонившись, заговорил старший из четверых.

Брат Ториан молчал. Рэндалл понял: несмотря на неравенство поединка, священник, по крайней мере, серьезно отнесся к убийству сэра Леона, и ему нужно было несколько мгновений для того, чтобы взять себя в руки.

– Да, сержант, – кивнул он наконец.

На конюшне появились еще несколько зевак – простой народ Ро Тириса был заворожен зрелищем поединка благородных людей. Сержант Люкс махнул одному из своих подчиненных:

– Убери отсюда этих крыс.

Повинуясь грозным окрикам стражников, зеваки быстро разошлись, и на конюшне снова стало относительно спокойно.

– А он с вами, ваша светлость? – Люкс указал в противоположный угол конюшни, где стоял Рэндалл, привалившись к боку коня сэра Леона, чтобы не упасть.

– Да, можно сказать и так, хотя и не в том смысле, что вы думаете, сержант. – Стражники недоуменно смотрели на священника, но Ториан продолжал: – Он может остаться здесь. Этот поединок произошел частично и ради его блага.

Брат Ториан вложил меч в ножны, снял шлем и взял пурпурный плащ, брошенный на спину стоявшей поблизости лошади.

– Это мой первый визит в столицу, сержант; предполагаю, у вас предусмотрены процедуры на такой случай… – Он указал на обезглавленное тело сэра Леона.

Стражники переглянулись, и Люкс ответил:

– Разумеется, милорд, но, если нам придется доставить тело в его поместье, нам нужно знать, к какому дому он принадлежит.

Ториан с высокомерным видом поднял голову и, прежде чем заговорить, бросил быстрый взгляд на Рэндалла:

– Он принадлежал к дому Большого Клыка… очевидно, замок его находится где-то на Востоке. – Он хлопнул руками в стальных рукавицах, и шум вывел Рэндалла из транса. – Оруженосец… где расположены поместья этого человека?

Рэндалл, едва передвигая ноги, вышел на середину конюшни. Стараясь не смотреть на труп, он остановился за спиной одного из стражников.

– У него не было земель. – Голос Рэндалла предательски задрожал, руки его тряслись.

Ториан, прищурившись, произнес:

– У него должны быть родственники или друзья, которые могут позаботиться о теле.

Стражники начали переворачивать труп сэра Леона и подобрали его голову, стараясь не запачкаться в крови, растекшейся по полу конюшни. Рэндалл, сам не понимая, что говорит, воскликнул:

– Оставьте его в покое!

Он упал на колени рядом с телом и начал расправлять неловко вывернутые конечности. Сержант Люкс на миг замер, изумленный дерзостью Рэндалла, затем ударил оруженосца по лицу:

– Молчи, если тебе не приказывают говорить, мальчишка!

Рэндалл упал на пол; пощечина оказалась весьма болезненной.

– У моего господина не было ни семьи, ни земель. Его жена умерла четыре года назад, а детей у него нет… – На глазах Рэндалла снова выступили слезы. – Он хотел бы, чтобы его тело сожгли на костре.

Брат Ториан одобрительно кивнул. Это был почетный путь для благородного человека, направляющегося на встречу с Одним Богом. Однако сержант Люкс рассмеялся:

– Погребальный костер – дорогое удовольствие, парень… и кто этим займется? – Он оглянулся на своих людей с таким видом, словно Рэндалл сказал невероятную глупость. – Если у него нет ни земель, ни родичей, готовых заняться его похоронами, придется нам бросить его в известковую яму вместе с остальной швалью, которая дохнет в этом квартале Тириса.

Горе Рэндалла сменилось гневом, и только рука брата Ториана, опустившаяся на его плечо, помешала ему броситься на сержанта.

– Довольно, мальчишка. – Ториан легонько оттолкнул Рэндалла от стражников. – Побольше уважения, сержант, – покойный был рыцарем Тор Фунвейра, – обратился священник к Люксу. – Возможно, он и превратился под конец жизни в жирного, наглого пьяницу, но все же остался рыцарем. – Ториан сунул руку в карман и, вытащив небольшой коричневый кошелек, швырнул его к ногам Люкса со словами: – Сожгите его тело с подобающими обрядами, и пусть Черный священник произнесет над ним молитву.

Сержант Люкс подобрал кошелек; казалось, он был удовлетворен.

– Очень хорошо, милорд, все будет сделано так, как вы сказали.

Стражники приблизились к трупу сэра Леона и остановились за спиной Рэндалла.

– А теперь отойди, парень, о нем позаботятся другие, – велел священник.

Рэндалл словно его не слышал. Он распрямил лежавшее на земле тело, сложил руки мертвеца на покрытой вмятинами нагрудной пластине. Он по-прежнему не мог заставить себя посмотреть на отрубленную голову; ему хотелось, чтобы в памяти его вместо бессмысленного взгляда мертвых глаз осталась добродушная ухмылка старика.

– Хватит! – крикнул брат Ториан, оттащил Рэндалла на другой конец конюшни и швырнул к дощатой стене.

Рэндалл хотел было заглянуть ему через плечо, убедиться в том, что стражники почтительно обращаются с телом сэра Леона, но закованная в железо фигура священника загораживала ему вид.

– Как тебя зовут, молодой оруженосец? – мягко спросил Ториан, когда Рэндалл перестал вырываться и взглянул ему в лицо.

– Рэндалл… Я из Дарквальда, – неуверенно ответил юноша.

– Очень хорошо, Рэндалл из Дарквальда, я думаю, что Один Бог уготовил тебе иную судьбу. – Он отступил назад, но его широкоплечая фигура все равно загораживала тело сэра Леона.

Один из стражников подобрал с земли клинок рода Большой Клык, взвесил его в руке и кашлянул, чтобы привлечь внимание Ториана:

– Милорд… а что делать с мечом этого рыцаря?

– Стражник, – рявкнул Ториан, – это меч аристократа, и такие, как ты, не имеют права трогать его! – Священник быстро подошел к стражнику и протянул руку. – Дай его сюда! – властно приказал он.

Человек протянул ему длинный меч рукоятью вперед. Прежде чем обернуться к Рэндаллу, брат Ториан осмотрел клинок, оценил его состояние и одобрительно кивнул:

– Полагаю, что твоей главной обязанностью как оруженосца был уход за клинком господина, так?

Рэндалл сделал глубокий вдох.

– У сэра Леона были другие потребности, которые занимали у меня много времени, но… Да… Можно сказать и так, я ухаживал за его мечом. – Он не испытывал враждебных чувств к брату Ториану, но горе, в которое повергла его смерть сэра Леона, заставило его ощутить себя ничтожным и беспомощным. – Я собирался смазать клинок перед поединком, но он не позволил мне… Я подумал…

Ториан перебил его:

– Этот меч находится в хорошем состоянии. Не думаю, что новый слой масла помог бы твоему господину победить.

– Так думал и сэр Леон… – На глазах Рэндалла снова выступили слезы. – Он знал, что умрет сегодня.

Ториан посмотрел сначала на меч, затем на Рэндалла, игнорируя попытки оруженосца заглянуть ему через плечо. Поразмыслив несколько мгновений, он заговорил:

– У меня никогда не было оруженосца. Это обычно считается неподобающей роскошью для Пурпурного священника… – Он оглядел Рэндалла с головы до ног, покачал головой, очевидно, сочтя его внешность слишком простецкой. – Однако я странствующий священник и не всегда соблюдаю традиции своего ордена.

Слова эти не доходили до сознания Рэндалла; вместо этого перед его мысленным взором мелькало лицо сэра Леона. Вот рыцарь хохочет, отпускает шуточки, вливает в себя вино кубок за кубком, рассказывает неправдоподобные истории о собственной доблести…

– Ты слушаешь меня, парень? – резко произнес Ториан.

– Боюсь, что не слушаю, брат Ториан… я думаю о другом и, к сожалению, еще какое-то время не смогу сосредоточиться на том, что мне говорят. – Только что на глазах у Рэндалла убили его господина, и он был не в настроении проявлять вежливость.

– У тебя острый язык, мальчишка… Впрочем, твоя преданность господину достойна уважения. А сейчас я приказываю тебе… – Он схватил Рэндалла за подбородок и повернул его лицо к себе. – Ты станешь моим оруженосцем, и я обучу тебя, как следует правильно себя вести и разговаривать, – заявил он.

– Милорд?.. – На лице Рэндалла отразилось недоумение.

– Ты слышал, что я сказал, мальчишка?

– Э-э… я слышал вас, милорд, но, увы, не совсем понимаю…

Рэндалл ужасно устал, чувствовал себя больным, ничего не соображал. Слова священника казались ему лишенными смысла.

– Рэндалл, несмотря на то что я священник, я еще не забыл, что только что убил твоего господина. Я не жесток, что бы ты ни думал обо мне. – Сейчас голос его звучал мягко.

Рэндалл тряхнул головой и постарался сосредоточиться.

– Сомневаюсь, что это вас интересует, но я не испытываю к вам ненависти, милорд. Мой господин хотел умереть… он был старым и усталым человеком, и на вашем месте мог оказаться любой другой. – Снова слезы застлали ему глаза. – Мне кажется, он просто хотел умереть, сражаясь.

Ториан понимающе кивнул:

– Это смерть, достойная рыцаря… Сегодня он преподал тебе ценный урок, парень.

Стражники собрались уносить тело сэра Леона.

– Люкс… Если с телом этого человека обойдутся не так, как положено, я об этом узнаю, – предупредил Ториан.

Сержант поклонился:

– Не сомневайтесь, милорд, я сам прослежу за тем, чтобы ему приготовили достойный погребальный костер.

Стражники покинули конюшню, бережно унося тело сэра Леона. Один из них нес голову на вытянутой руке, стараясь не смотреть на мертвое лицо.

Брат Ториан снова обернулся к Рэндаллу:

– Ну что ж, оруженосец, вот что тебе нужно знать о своем новом господине. Я странствующий священник из Ро Арнона и прибыл сюда на поиски Черного Стража по имени Бромви из Канарна.

Рэндалл постарался распрямить плечи.

– Да, мой господин… я понимаю. Что сделал этот человек?

Ториан с озадаченным видом взглянул на своего нового оруженосца:

– Тебе не знакомо значение слов «Черный Страж», парень?

– Нет, сэр, – покачал головой Рэндалл.

– Что ж, по-видимому, твое обучение следует начать прямо сейчас. – Он протянул Рэндаллу меч рода Большой Клык. – Вот, возьми свой новый меч, и уходим отсюда. У нас много дел.

Рэндалл не тронулся с места, глядя на протянутое оружие.

– Милорд, я простой человек, мне запрещено носить меч.

Брат Ториан вздернул подбородок и выпятил грудь:

– Отныне ты оруженосец Пурпурного священника, и, если я говорю, что ты имеешь право носить меч, значит, ты имеешь право носить меч. Давай же, застегни пояс и не медли. – Священник двинулся к выходу из конюшни. – Ах да, и еще – вместе с мечом сэра Леона тебе лучше прихватить его коня, – бросил он и повернулся к выходу.


Первые несколько дней, проведенных на службе у брата Ториана, показались Рэндаллу странными. Священник по сравнению с сэром Леоном был нетребовательным. Он часто принимался о чем-то рассказывать, и вроде его даже не интересовало, слушает Рэндалл или нет, и в голове молодого оруженосца образовалась настоящая каша из обрывков сведений о церковных обрядах и служении Одному Богу.

Ториан был родом из местности под названием Водопады Арнона, и ему никогда прежде не приходилось бывать в столице. Он не обращал внимания на то, что вид его внушает страх горожанам; он относился к большинству окружающих с презрением, как к простонародью. Рэндалл быстро научился помогать своему новому господину с его отменными доспехами, за которыми почти не нужно было ухаживать, разве что ежедневно полировать. Когда Рэндалл прислуживал ему, приносил обед, чистил его одежду, Ториан, казалось, чувствовал себя неловко и принужденно улыбался. Они остановились в тихой таверне неподалеку от часовни рыцарей Красного ордена. Эта часть города была ничем не примечательной, здесь не случалось ни убийств, ни краж, ни дебошей. Таверна представляла собой низкое каменное здание, без особенных удобств, однако комнаты здесь были чистыми, а слуги держались почтительно. Рэндаллу разрешили спать на кровати вместо грубого матраца, к которому он привык, и Ториан даже предоставлял ему каждый день свободное время. Ториан не брал Рэндалла с собой, отправляясь в бедные кварталы на поиски Бромви, объясняя, что оруженосец будет только мешать ему. В свободное время Рэндалл практиковался в обращении со своим новым мечом и читал книги, имевшиеся у господина. Оруженосец начал узнавать больше об Одном Боге и даже кое-что о чужих странах. Ему приходилось и раньше встречать каресианцев и уроженцев северных земель раненов, но он всегда считал их странными и непонятными людьми. В книгах брата Ториана о них говорилось, что это дети других богов, уступавших в могуществе Одному, но они были достойными противниками.

Оруженосец и господин поднимались с рассветом, и Ториан посвящал несколько часов боевым упражнениям. Священник был человеком с могучими мускулами, покрытым шрамами и отметинами от арбалетных дротиков и стрел. Он не желал разговаривать о своих ранах, и Рэндалл решил, что настоящие воины обычно не обсуждают свои приключения. Истории сэра Леона постепенно начинали приобретать для него смысл, и Рэндаллу вдруг пришло в голову, что старый рыцарь намеренно рассказывал их с разными подробностями – просто потому, что реальность была совсем не славной и не интересной.

– Рэндалл… опять мечтаешь о чем-то, парень? – Ториан сидел на кровати, ожидая, когда оруженосец подаст ему доспехи.

– Прошу прощения, господин, я задумался о сэре Леоне.

Рэндалл быстро подошел к деревянному стулу, служившему стойкой для доспехов.

Ториан потянулся, согнул руки, прогоняя боль в мышцах после утренних упражнений.

– Старик был для тебя хорошим господином, парень. Он требовал многого и научил тебя держаться с более или менее подобающей скромностью.

Рэндалл взвалил на себя массивные латы и, шатаясь под их тяжестью, пересек скудно обставленную комнату.

– Я просто думал о том, что вы с ним могли бы поладить… Если бы…

– Если бы в день нашего знакомства его оруженосец не облил меня мочой? – перебил его священник.

– Да, господин, – покраснев, пробормотал Рэндалл.

Ториан лишь рассмеялся в ответ и вытянул руки, чтобы Рэндалл надел на него нагрудную пластину. Пурпурная одежда была сшита таким образом, чтобы края ее виднелись из-под доспехов. Пластина, защищавшая спину, пристегивалась толстыми кожаными ремнями на талии, а также соединялась с металлическими частями лат, защищавшими руки.

– Как продвигается твое чтение? – спросил Ториан, пока оруженосец помогал ему одеваться.

– Хорошо, господин. Я как раз читаю о разных других народах.

Священник приподнял брови:

– Так расскажи мне, что нового ты узнал.

Рэндалл поразмыслил немного, застегивая ремни доспехов:

– Люди-ранены поклоняются Ледяному Гиганту по имени Рованоко и живут к северу отсюда.

Господин кивнул:

– Все правильно, парень; они носят кольчуги и обычно вооружены топорами. Это народ жестокий, коварный.

– А разве те земли не входили когда-то в состав королевства ро, господин?

Ториан снова кивнул:

– Да, такое было, хотя и очень давно. Красные рыцари насильно заставляли раненов работать. – Судя по выражению его лица, подобные обычаи вызывали у него отвращение.

– Вы не одобряете этого? – спросил Рэндалл.

– Нет, не одобряю, парень. Эти люди – существа примитивные, но они были нашими противниками, хотя и проиграли, и к ним следовало относиться с уважением. – Он взглянул в лицо оруженосцу. – К тому же, если бы рыцари не создали бригады рабочих, ранены никогда не смогли бы образовать Свободные Отряды и поднять восстание.

– Как вы сказали, господин? – Рэндалл никогда не слыхал такого названия.

– В бригады рабочих, само собой, отбирали самых сильных мужчин, и они подняли мятеж, использовали топоры лесорубов в качестве оружия и напали на хозяев. Они называли себя Свободными Отрядами и оказались на удивление стойкими воинами. – Он поднялся, расправил плечи, согнул руки в локтях, чувствуя тяжесть доспехов. – Страна Ро Ранен превратилась в Свободные Земли раненов, и рыцари отступили на юг, на земли Канарна… Это случилось примерно двести лет назад, но Свободные Отряды по-прежнему остаются таким же опасным и упорным противником.

Рэндалл пристегнул меч к поясу господина. Священник положил ногу на невысокий деревянный табурет, и оруженосец принялся укреплять на ней стальные поножи.

– А как насчет Каресии, господин?

– Ну, нельзя сказать, что мы когда-либо по-настоящему воевали с ними, парень. Они поклоняются Джаа, Огненному Гиганту. В основном занимаются своими делами и не суются в чужие. Большинство каресианцев, которых ты можешь встретить в Тор Фунвейре, – это торговцы или содержатели кабаков. – Очевидно, люди пустынь мало интересовали Ториана.

– Сэр Леон часто говорил о Псах Каресии.

– Ах да, Псы… эти ужасные Псы. – Он усмехнулся каким-то своим мыслям. – Каресианцы не слишком искусны в ведении войны, и они полагаются на численное превосходство. Эти Псы – преступники, которых каресианцы используют в качестве воинов. – Он положил на табурет вторую ногу. – Очевидно, Джаа учит, что аристократам негоже сражаться… а умирать на поле боя – участь, достойная лишь отбросов общества, преступников и людей, стоящих вне закона. – Он повернулся к оруженосцу. – Однако их немало, несколько сотен тысяч.

Рэндалл закончил облачать господина в доспехи и отступил на шаг, чтобы полюбоваться результатом своей работы. Священник в полных доспехах выглядел очень внушительно и благородно. Оруженосец знал, что он искусно владеет мечом, однако подумал, что большинство людей, заметив пурпурную одежду под латами, все равно не рискнут связываться с ним.

Брат Ториан внимательно осмотрел себя, отметил несколько небольших недостатков в своем облачении, которые следовало исправить позднее, и указал на них оруженосцу.

– А кто такие кирины, господин? – спросил Рэндалл.

Он знал нескольких человек, которые называли себя киринами, и не раз слышал, как так называли кого-то, но до сих пор толком не понимал, что означает это слово. Это были люди со смуглой кожей, но явно не уроженцы Каресии или страны ро; и к тому же подразумевалось, что большинство из них – преступники.

Ториан, услышав эти слова, в удивлении приподнял брови:

– У вас в Дарквальде нет киринов?

– Насколько я помню, нет. В основном у нас живут люди ро, но есть и ранены.

– Ну что ж; скажу тебе, что кирины – это раса, не поклоняющаяся богам, а появляются они на свет, когда мужчина и женщина из народов Каресии и ро по каким-то причинам ложатся вместе. – Мысль об этом явно вызывала у священника отвращение. – Большинство из них живут в лесах на северном побережье пролива Кирин-Ридж, хотя некоторых можно встретить в Тор Фунвейре; здесь они занимаются торговлей рабами, а также торговлей «радужным дымом», то есть такими снадобьями, которых ни тебе, ни мне лучше не пробовать. – Он взял с кровати пурпурный плащ, который рыцари носили поверх лат, и надел его через голову, и символ его благородного происхождения оказался поверх нагрудной пластины. – По природе они не злы, но из-за смешанного происхождения им трудно заниматься честным ремеслом.

Сэр Леон всегда весьма злобно высказывался о киринах, бранил их самыми последними словами. Теперь это показалось Рэндаллу не совсем справедливым, ведь они были не виноваты в том, что их родители решили когда-то лечь в одну постель.

Рэндалл подошел к окну и отпил воды из стоявшего на подоконнике кувшина. Он и раньше знал, что Дарквальд – это самое унылое и забытое всеми богами место в Тор Фунвейре, но сейчас внезапно понял, что за время службы у сэра Леона он практически ничему не научился, и это вызвало у него неприятное чувство. Он гораздо больше узнал о землях, населенных людьми, за последние несколько дней, чем за предыдущие три года.

– Боюсь, что сегодня, юный Рэндалл, тебе придется повременить с чтением. Мне нужно, чтобы ты сопровождал меня в город. – Ториан указал на меч рода Большой Клык, висевший на крюке за дверью. – Возьми с собой оружие, парень…

Задумавшийся Рэндалл прослушал, что сказал ему священник.

– Прошу извинения, я на минуту отвлекся. Что вы сказали? – спросил он.

Ториан с улыбкой произнес:

– Иногда я завидую юношам и их способности предаваться грезам. Однако я должен упрекнуть тебя за рассеянность. Я сказал, что сегодня ты отправишься со мной в город и что тебе следует взять с собой твой меч.

Рэндалл покраснел; он все еще не привык к тому, что владеет таким оружием.

Ториан догадался о его опасениях, со снисходительной улыбкой подошел к двери и снял с крюка пояс с мечом.

– Подойди сюда, парень. Посмотрим, как это будет выглядеть.

Рэндалл остановился перед господином и едва не отшатнулся, когда священник наклонился и опоясал его мечом.

– Господин, – запинаясь, выговорил Рэндалл. – Это же моя обязанность.

Ториан, дружелюбно улыбаясь, сдвинул пояс так, что ножны оказались у левого бедра Рэндалла.

– Я разрешил тебе носить пояс с мечом, так что мне кажется логичным, что я надел его на тебя. – Он отступил назад и осмотрел вооруженного юношу. – Вот так. Теперь тебе остается только обзавестись доспехами, и ты будешь выглядеть великолепно.

Рэндалл втянул воздух сквозь зубы и посмотрел на рукоять меча. Тот оказался на удивление легким и не стеснял движений, как это представлял себе раньше оруженосец. Несмотря на свои опасения, он почувствовал себя старше и сильнее просто потому, что теперь у него был такой меч. Меч рода Большой Клык являлся гордостью и святыней сэра Леона, и Рэндаллу прежде всего хотелось оказаться достойным этого клинка.

– Сэр Леон хотя бы научил тебя, как правильно держать такое оружие, Рэндалл?

– Ну… не совсем, господин. Он показал мне несколько основных позиций, но в тот момент он был пьян, так что я не очень-то понял…

– Надеюсь в таком случае, они тебе не понадобятся, – сухо сказал священник, подошел к окну и взял свой пурпурный плащ.

Рэндаллу запрещалось прикасаться к этой одежде, за исключением тех случаев, когда он ее чистил, и брат Ториан относился к своему плащу почти с таким же благоговением, как сэр Леон – к своему наследственному мечу.

– А куда мы направляемся, господин? – спросил Рэндалл, когда Ториан накинул плащ на плечи и застегнул его на шее.

– Тебе предстоит сопровождать меня в Касбу Хак, за пределы городских стен. Ты недавно читал о чужестранцах, так что будет вполне уместно, если ты пойдешь со мной в место, где они собираются. Однако будь настороже, эти люди недружелюбно относятся к гражданам страны ро, особенно к священникам, и вряд ли по доброй воле предоставят мне сведения, которые я ищу.

Не успел Рэндалл задать следующий вопрос, как за дверью раздалось характерное бряцанье железа – по коридору шел какой-то рыцарь. Ториан тоже услышал шаги, но, казалось, это его не обеспокоило, и он лишь жестом велел Рэндаллу отойти от двери.

Оруженосец попятился и застыл у открытого окна. Звук стал громче, однако, судя по всему, там, за дверью, находился всего один человек. Рэндалл открыл было рот, чтобы заговорить, но хозяин поднял руку, приказывая ему молчать.

Неизвестный в доспехах остановился прямо у их порога, и мощный удар в дверь заставил Рэндалла подскочить на месте.

– Не тревожься, парень, я жду этого человека. Дверь не заперта, брат, – громко произнес Ториан.

Круглая дверная ручка повернулась, и в проеме показалась рука в латной перчатке. Дверь отворилась, и Рэндалл увидел дюжего человека, явно по национальности ро, с белым как мел лицом. Человек был облачен в доспехи, похожие на доспехи Ториана, но сильно потускневшие. За спиной у него покачивался огромный двуручный боевой топор, но взгляд Рэндалла приковал к себе надетый поверх лат черный плащ – перед ним находился служитель смерти. На черной ткани была вышита рука скелета, державшая кубок.

Неестественно бледный человек с совершенно белыми волосами был среднего возраста, возможно, лет тридцати семи – тридцати восьми. Когда он шагнул в комнату, юноше почудилось, что перед ним призрак. Рэндаллу никогда прежде не доводилось видеть альбиносов, и красные глаза незнакомца напугали его еще больше, чем герб смерти. Вошедший скупо улыбнулся брату Ториану и протянул ему руку. Рэндалл заметил совершенно жуткий широкий шрам у него на шее, ближе к затылку, частично прикрытый сплетенными в косу волосами, которые спускались ниже плеч. Шрам казался старым, но Рэндалл подумал, что рана эта должна была бы стать смертельной.

Ториан пожал руку священнику, но не улыбнулся; вместо этого он склонил голову в знак глубокого уважения.

– Брат Ута… как давно мы не виделись, – произнес Ториан, отводя взгляд от лица альбиноса.

– Подними голову, Ториан, мы сейчас не в Ро Арноне, и уже много лет прошло с тех пор, когда ты обязан был кланяться хоть кому-нибудь, – отвечал Черный священник, и в голосе его прозвучало искреннее дружелюбие. – А кроме того, если будешь отворачиваться от такого коротышки, как я, у тебя шея заболит.

Ториан рассмеялся, и напряженное выражение исчезло с его лица.

– Входи же, брат. У меня нет вина, но, по крайней мере, здесь имеются стулья, и воздух свежий…

Рэндалл знал, что большинству священнослужителей запрещено пить спиртное, но о Черных священниках ему было ничего не известно – кроме того, что они служили смерти и их окружал страх. Они посвящали себя служению самым темным сторонам Одного Бога и присутствовали на похоронах и на крупных сражениях, где гибло много народу.

Ута осмотрел комнату:

– Насколько я помню, в последний раз, когда мы с тобой встречались, я кое-как примостил свой зад на единственный мягкий предмет, который не причинял особой боли ране от стрелы.

Ториан снова расхохотался:

– Насколько я помню, ты тогда сидел на мертвом наемнике на окраине какой-то деревни поблизости от Ро Лейта.

Ута обернулся к Рэндаллу, несмотря на то что по-прежнему разговаривал с Торианом.

– Да уж, этот поганец угодил стрелой из лука в то место, которое я особенно стараюсь беречь от ран. То, что я разрубил ему череп пополам, было лишь справедливо. Он был всего-навсего киринским бандитом; сомневаюсь, что с тех пор, как я швырнул его тело в костер, хоть одна живая душа в мире вспоминала об этой вонючке.

Рэндаллу показалось, что под пристальным взглядом священника он сделался ниже ростом; он опустил глаза и уставился себе под ноги.

– По-моему, мальчишка нервничает, Ториан. Возможно, лучше будет, если ты отправишь его за вином, чтобы я не сдох тут от проклятой жажды, пока он разглядывает пол.

Ториан кивнул Рэндаллу:

– Да, разумеется. Сходи, принеси пару бутылок, Рэндалл, – приказал он.

Ута следил своими красными глазами за молодым оруженосцем, а Рэндалл быстро направился к двери и выскользнул в коридор. Закрыв за собой дверь, он испустил вздох облегчения; вид и пристальный взгляд Уты внушали ему страх. Рэндалл слышал, что простые люди считают само появление Черных священников дурным знаком. Говорили, что эти Черные чуют приближение смерти, так же как обычный человек чувствует запах пищи или ощущает прикосновение красивой женщины. Рэндалл не стал задерживаться у двери и быстро направился вниз. Таверна эта хорошо содержалась, ее было не сравнить с заведениями, к которым юноша привык в последний год своей службы у сэра Леона. Пол всегда чистый, пыли нигде не видно, на всех дверях имелись замки, и даже в окна были вставлены хорошие стекла, тогда как в дешевых гостиницах они просто закрывались деревянными ставнями.

Рэндалл начал гадать, что могло привести Черного священника в гостиницу к брату Ториану, но быстро решил, что подобные дела выше его разумения. Он дошел до конца коридора и спустился по лестнице, забыв о том, что на поясе у него висит меч. Лестница вела в общий зал с высоким потолком и деревянными сводами, на стенах висели церковные символы. Самым внушительным был символ Красных рыцарей – скрещенные мечи и рука, сжатая в кулак; рядом красовались пурпурные гербы благородных священников и голубь Белой церкви. Рэндалл чувствовал себя в этой таверне не слишком уютно, потому что ее часто посещали Красные рыцари и городские стражники. Даже этим утром несколько групп стражников в доспехах сидели за завтраком – перед ними на блюдах лежали большие куски хлеба из грубой муки, толстые ломти свинины, в кружках дымился крепкий черный кофе. На кухне, расположенной за отполированной до блеска стойкой бара, кипела работа; Рэндалл услышал, как перекрикиваются слуги и повара. Рэндалл прошел вдоль стойки и остановился перед молоденькой барменшей.

– Э… вина, пожалуйста… красного, наверное, – произнес он.

Она, казалось, была удивлена его просьбой и, облокотившись на стойку, оглядела молодого оруженосца.

– Это ты, мальчик, привел в таверну моего отца человека, по пятам за которым ходит смерть?

Рэндалл решил, что девушка моложе его самого, и мысленно возмутился, услышав обращение «мальчик», но промолчал. Несколько слуг, до которых донеслись слова девчонки, смотрели на оруженосца с любопытством. Похоже было, что брат Ута вызвал немалое замешательство, когда несколько минут назад проходил через зал.

– Вообще-то не совсем я… он пришел поговорить с моим господином, – отвечал Рэндалл.

Один из стражников, сидевший за столом неподалеку от бара, заметил:

– Это был Ута Призрак, парень… лучше не говорить с такими существами. Черных священников едва ли можно называть людьми.

Спутники его закивали, и Рэндалл почувствовал себя маленьким и ничтожным. Стражник подошел к бару, бросил на стойку несколько монет и повернулся к Рэндаллу:

– Говорят, что Призрак может узнать день и час твоей смерти и улыбается, когда твоя смерть близка. Он носит боевой топор, потому что Один не разрешил бы ему носить оружие благородного человека. – Стражник взглянул на меч Большого Клыка, висевший на поясе Рэндалла. – И не разрешил бы носить меч жалкому оруженосцу, который якшается со слугами смерти. Я знаю, что ты служишь Пурпурному священнику, мальчишка, но все равно я против того, чтобы ты носил такое оружие. – Человек был высокого роста и смотрел на оруженосца сверху вниз.

К нему подошел второй стражник, помоложе, лет девятнадцати-двадцати; в ножнах у него за спиной висели два коротких меча.

– Оставь его в покое, Робин, у парня и без тебя хватает забот. Теперь ему придется прислуживать уже двум священникам.

Старший стражник рассмеялся и вернулся к своему столу. Тот, который пришел на помощь оруженосцу, остался и прислонился к стойке бара.

– Принеси мне еще кофе, Лидия, – обратился он к дочери трактирщика, затем повернулся к Рэндаллу. – Не обращай на моего приятеля внимания, парень; вид Черного священника лишает людей спокойствия… особенно вид того, кто пришел сюда сегодня.

Рэндалл криво улыбнулся стражнику.

– Я не слышал о нем до сегодняшнего дня. Однако прозвище ему подходит, – сказал он, вспомнив лицо альбиноса.

– Клянусь, больше подходит, чем ты можешь себе представить. Призрак – крестоносец… он охотится за восставшими из мертвых.

Рэндалл ошеломленно посмотрел на собеседника. Ему приходилось раньше слышать о восставших из мертвых, но он считал, что все это просто небылицы. Говорили, что эти существа прежде были людьми, но при жизни совершили страшные преступления, предали своих родных и близких и умерли мучительной смертью; после этого они превратились в чудовищ, которые боялись людей и испытывали к ним отвращение. Еще болтали, что в глухих лесах Дарквальда существовала целая деревня таких тварей, но слухи эти были весьма неопределенными, никто не видел деревню своими глазами, и Рэндалл никогда не задумывался о восставших из мертвых.

– Неужели они на самом деле существуют? – воскликнул он.

– На землях, населенных людьми, есть немало мрачных уголков, парень. Например, на Джекканских пустошах, к востоку отсюда, обитают не только племена кочевников-каннибалов, – сказал воин.

– Кончай языком молоть, Элиот, ты до смерти перепугал мальчишку, – вмешался воин постарше, со значком начальника дозора.

– Да я просто предостеречь его хотел, вот и все, сэр. Если ему придется общаться со служителем смерти, ему следует узнать о них как можно больше, – объяснил Элиот.

– А ты у нас знаток, насколько я понимаю, да? – поддразнил его командир.

Элиот слегка покраснел и улыбнулся Рэндаллу:

– Ладно, ты не слушай меня, оруженосец… все это просто сплетни… сплетни, слухи.

Рэндалл чувствовал себя несколько не в своей тарелке; обернувшись к Лидии, стоявшей за стойкой, он повторил:

– Вина…

У нее был такой вид, словно она собиралась ему отказать, но не смогла найти предлог для отказа. После небольшой паузы она поставила на стойку непочатую бутылку красного вина.

– Я запишу это на счет твоего господина, – презрительно бросила она.

– Благодарю, вы очень любезны, – саркастически произнес Рэндалл.

Он схватил бутылку и направился прочь, к лестнице. Элиот, молодой стражник, подошел и положил руку ему на плечо; оруженосец обернулся.

– Послушай меня, оруженосец. Я не знаю, какие дела у Призрака с твоим хозяином, но попомни, это не к добру. – Слова прозвучали мрачно, но Рэндалл вежливо кивнул.

Он медленно попятился, пытаясь изобразить на лице улыбку. Затем развернулся и быстро пересек общий зал. Он не знал, что думать: скорее всего, слова стражника были лишь суеверной чепухой, но вдруг Черный священник действительно приносит несчастье? В любом случае он был рад тому, что ему наконец удалось уйти и вернуться в комнату брата Ториана. Однако, вспомнив о неприятном госте, он тяжело вздохнул.

Поднимаясь по лестнице, Рэндалл вспоминал о родном доме и простой жизни, которую вели его родные и соседи. Скорее всего, оставшись в Дарквальде, он стал бы крестьянином или кузнецом и никогда в своей жизни не встретил бы ни одного священника, ни Пурпурного, ни Черного. Рэндалл не отличался ни глупостью, ни наивностью; он знал, что он всего лишь простой парень низкого происхождения и не может надеяться занять в жизни положение выше нынешнего. Священник, которому он служил, был неплохим господином, человеком чести, несмотря на свое высокомерие, и Рэндалл благодарил судьбу за то, что ему повезло, несмотря постоянную необходимость быть готовым бежать выполнять приказания. По крайней мере, теперь у него появились в жизни другие заботы, нежели ночные горшки и переломанная мебель.

Глава вторая Брат Ута Призрак в городе Ро Тирис

Ута Призрак терпеть не мог свое прозвище. Ему приходилось неоднократно слышать это слово с тех пор, как он покинул Ро Арнон и направился на запад. Очевидно, столичные жители были более суеверны, нежели люди герцогства Арнон, и в городе до него доходило множество странных, откровенно нелепых слухов о Черной церкви. Ута привык к тому, что простой народ боится его, служителя смерти, – однако разговоры о том, что он властвует над смертью, являлись некоторым преувеличением.

Он часто задумывался о том, что если бы родился с обычной внешностью, то стал бы Белым церковником, а может быть, вступил бы в ряды Красных рыцарей. Но он появился на свет альбиносом, и кардинал Черной церкви, узнав об этом, тут же потребовал его к себе.

Ута не помнил своих родителей, и ему в голову никогда не приходила мысль об ином занятии в жизни, кроме служения Одному Богу. Его отдали церкви Ро Арнона новорожденным ребенком; бледная кожа и розовые глаза казались старшим Пурпурным священнослужителям благословением Гигантов, и в день, когда Уте исполнилось шестнадцать лет, он вступил в ряды Черных священников.

Черная церковь рассматривала смерть как священное состояние, ее уважали и боялись во всех ее многочисленных проявлениях. Черные присутствовали при сожжении умерших, и ни одна армия Красных рыцарей не отправлялась в бой без Черного капеллана.Среди простонародья появление их считалось предвестием беды, и недаром, поскольку они служили Одному Богу также в качестве палачей; они были искусны не только в почитании смерти, но и в убийстве.

В отличие от членов других орденов, Уте разрешалось пить вино и спать с женщинами сколько душе угодно; он был благодарен судьбе за то, что состоит в рядах священников, в которых было меньше всего священного.

– Не хочу, Ториан, жаловаться, но я просто подыхаю от жажды, – произнес Ута, когда юноша вышел из комнаты, чтобы принести вина, – а с другой стороны, мы можем поговорить спокойно, пока нас не подслушивает слуга.

– Это мой оруженосец. Я убил его господина на поединке и взял на себя его обучение.

Ута приподнял брови и, помолчав какое-то время, скептически хмыкнул:

– Просто представить себе не могу, на кой тебе сдался оруженосец.

– Должен признаться, он парень неплохой, и я вовсе не рад, что мне пришлось прикончить его хозяина… Однако этот рыцарь был старым дураком. Он просто загнал меня в угол, я не мог позволить ему уйти безнаказанным, – серьезно объяснил Ториан.

Уте нравился Пурпурный священник, однако излишняя щепетильность раздражала его. «Благородные» священники все, как один, чрезвычайно беспокоились о своей чести, и в этом отношении Ториан превзошел их всех. Да, порядочный человек, на него можно положиться в трудную минуту, но плохой товарищ для человека, ищущего развлечений.

– А что такого он тебе сделал? – поинтересовался Ута.

– У нас возник небольшой конфликт, и все, что мне от него было нужно, – это проявление хотя бы минимального уважения. А вместо этого он начал меня оскорблять, и поэтому я убил его в честном бою.

– Для честного боя этот человек должен был быть таким же опасным, как ты… а это мне кажется маловероятным. Ты сказал, что рыцарь был стар, и я считаю, тебе следовало оставить его в покое, – неодобрительно произнес Ута.

– Он был стар, верно, но вооружен мечом, облачен в доспехи и имел претензии на благородное происхождение. Если у него хватило мужества оскорблять меня, то я считаю, что должно было хватить мужества сражаться с человеком, которого он оскорбил.

Ута понял, что дальнейшие комментарии Ториан воспримет как личную обиду.

– Допустим, это справедливо. А его оруженосец, он не затаил на тебя злобу за то, что ты прикончил его бывшего господина?

Ториан покачал головой:

– Рэндалл считает, что рыцарь хотел умереть и я всего лишь послужил орудием судьбы. Я же сказал, он хороший парень.

Ута решил оставить этот разговор и, усевшись на небольшой деревянный табурет, вытащил топор из петли на спине и повертел головой из стороны в сторону.

– Никогда не привыкну ездить на лошади. Мне кажется, эти твари нарочно стараются причинить мне боль всякий раз, когда я сажусь в седло.

Ториан сел напротив и одобрительно взглянул на оружие.

– Хорошо ли тебе служит «Объятие Смерти»?

Ута при упоминании своего топора любовно похлопал по рукояти:

– Я уже довольно давно им не пользовался… но я не сожалею о своем выборе, если ты это имеешь в виду. Сражаться длинным мечом мне почему-то неудобно. Взмахнешь как следует, а тяжести не чувствуется.

Черным священникам разрешалось носить любое оружие, и, несмотря на то что большинство из них были вооружены мечами, иногда служитель смерти выбирал более экзотический клинок.

– Давай-ка отвлекись от поединков и мечей, Ториан, мы еще успеем рассказать друг другу свои истории. Сейчас у меня имеются для тебя приказания, и я хотел бы передать их прежде, чем вернется твой мальчишка.

Ториан нахмурился:

– А разве ты не объяснишь мне, почему именно тебя послали ко мне?

Ута надеялся, что Ториан не станет задаваться вопросом, почему Черный священник бросил охоту на восставших из мертвых.

– Я попросил, чтобы мне дали последнее задание, прежде чем…

Лицо Ториана приняло озабоченное выражение, и он нетерпеливо повторил:

– Прежде чем… что?

– Я обязан явиться в Черный собор в Тирисе после того, как мы с тобой расстанемся. Похоже, моя недавняя деятельность вызвала вопросы относительно моей преданности ордену. – Ута не собирался рассказывать Ториану все, частично потому, что он не хотел вообще об этом думать, но в основном потому, что знал: правда его другу сильно не понравится. – Я знал, что тебя отправили на поиски Черного Стража, и подумал, что смогу тебе помочь. В конце концов, ты один из немногих Пурпурных священников, с которым я могу хоть как-то общаться.

Ториан рассмеялся, и Ута подумал, что на сей раз ему удалось избавиться от расспросов.

– Ну, хорошо, – улыбнулся Ториан, – однако прежде, чем мы расстанемся, тебе придется рассказать мне о том, что ты натворил, и я буду очень разочарован, если это всего лишь байка, в которой фигурируют бутылка вина и какая-нибудь шлюха.

– А что, если это были… две бутылки вина и целая комната шлюх? – пошутил Ута.

– Просто обещай, что со временем расскажешь мне. – Ториан снова стал серьезным.

– Обещаю. Только не здесь и не сейчас, – честно ответил Ута.

Ториан немного повеселел, и мысли Уты обратились к основной причине его появления в Ро Тирисе: он должен был сообщить брату Ториану новости о ходе кампании в Ро Канарне и передать приказы из Арнона.

– Могу я теперь перейти к официальным церковным вопросам? – осведомился он.

Ториан кивнул и наклонился вперед.

– Какие новости из Канарна?

– Город пал четыре дня назад, сразу после того, как ты приехал в Тирис. Герцог Эктор взят в плен, и я уверен, что рыцари Красного ордена благородно обращаются с побежденными противниками, – иронически произнес Ута.

Ториан покачал головой:

– Кто командовал флотом?

– Сэр Мортимер Риллион, – ответил Ута тоном, выражавшим глубокую неприязнь к упомянутому рыцарю.

Ториан, судя по всему, разделял мнение Уты – он гневно ударил кулаком по металлическому наколеннику.

– Значит, люди Канарна?..

– Риллион взял с собой отряд рыцарей и кучку наемников. Мне кажется, с ним был еще сэр Певайн, и они не дали защитникам города даже возможности сдаться. Я знаю, что они взяли крепость после нескольких часов осады, и, основываясь на их прошлых подвигах, могу себе представить, что, войдя в город, они перебили всех, кто попался им под руку. Там был еще один Свободный Отряд раненов, но эти люди ушли еще до начала битвы, а те, кто остался, были слишком малочисленны.

Ториан близко к сердцу принимал сведения о бесчестном поведении своих собратьев-церковников, и, когда он заговорил, лицо его покраснело от гнева.

– Герцог был еретиком, но я твердо уверен: остальные граждане заслуживали лучшей участи, чем быть разрубленными на куски наемниками. Нет ничего почетного в том, чтобы убивать людей, защищающих свои семьи и свою страну, – произнес он, скрежеща зубами.

– А как ты представлял себе завоевание Канарна, когда услышал об отплытии флота? Хватит уже, чтоб тебя, быть таким наивным, – без околичностей возразил Ута.

– Но брат… – Ториана эти слова явно шокировали.

– Давай рассуждать как взрослые люди. Красных рыцарей отправили туда для того, чтобы убивать любого, кто встанет у них на пути. Герцога, скорее всего, обезглавят, а Риллиона назначат рыцарем-протектором. – Ута не собирался смягчать жестокую реальность жизни.

Так было всегда. Рыцарей Красного ордена отправляли в бой по приказу короля. Они воплощали ту сторону сущности Одного Бога, которая представляла собой войну и захват чужих земель, и являлись всего лишь грубым орудием. Десять дней назад их отправили захватить город Ро Канарн и семью герцога Эктора. Люди этой страны уже в течение многих веков поддерживали дружественные отношения с соседями-раненами, и, по-видимому, герцог решил отделиться от Тор Фунвейра и попросил у лордов раненов убежища на Свободных Землях.

Уте говорили, что у короля Себастьяна имелась шпионка при дворе герцога Эктора, каресианская волшебница по имени Амейра, а это означало, что рыцари напали внезапно и застигли защитников Канарна врасплох. Неприязнь короля к Эктору и его союзникам из страны раненов в конце концов заставила его организовать эту быструю и жестокую кампанию.

Однако простым священникам негоже обсуждать волю короля, а Ута был прежде всего законопослушным священником.

– Ториан, у нас по-прежнему есть приказы, и эти приказы не изменятся от того, что ты думаешь о завоевании Канарна, – произнес Ута.

– Брат, мы знаем друг друга давно, но иногда мне все же бывает трудно с тобой разговаривать. Мы разные люди, и у нас разные понятия о добре и зле… – Он откинулся на спинку стула и взял себя в руки. – Очень хорошо, брат, каковы же приказы из Арнона?

– Вот это уже лучше, – улыбнулся Ута. – Сын герцога по-прежнему на свободе, и местонахождение его неизвестно; и, поскольку никто из вас пока не сумел его найти, мне велели отправиться с тобой и помогать тебе.

– Ута, когда я покидал Арнон, я отправлялся на охоту за преступником, отца которого называли предателем, а теперь мне придется выслеживать человека, родной город которого разрушен, народ перебит… Ситуация несколько изменилась, и я уверен, ты согласишься со мной.

Приказ пришел в церковный город одновременно с отплытием Красного флота; следовало как можно быстрее найти Бромви из Канарна и захватить его. Его назвали Черным Стражем и вычеркнули из списков аристократов; теперь он находился вне закона. В разные концы Тор Фунвейра отправились священники, занимающиеся поисками беглецов, и целью их было взять в плен молодого лорда; но до сих пор найти его не удалось, и лишь Ториан сообщил о том, что он, кажется, напал на след Бромви.

– Вообще-то, я не могу с тобой согласиться. Его по-прежнему нужно найти, и поиски его остаются твоей задачей. Что, собственно, изменилось? – сурово спросил Ута.

– Теперь ему незачем жить… а это делает человека очень опасным, – ответил Ториан.

Ута положил руку на плечо Ториану:

– Бромви двадцать четыре года, он повидал мир и умен для своего возраста, и тем не менее он еще молодой человек.

Раздался стук, и молодой оруженосец робко просунул голову в приоткрытую дверь.

– Могу я войти, господин?

Ториан еще несколько мгновений смотрел на Уту.

– Да, Рэндалл, входи.

Оруженосец повиновался и закрыл за собой дверь. Поставив бутылку красного вина на низкий деревянный стол, он быстро отошел в угол.

Ута взял бутылку и вытащил пробку.

– За твое здоровье, мой юный друг Ториан.

И сделал большой глоток. Вино сильно отдавало какими-то фруктами – не очень высокого качества, – но вполне подходило для того, чтобы утолить жажду.

– Ну а теперь все, что нам нужно, это парочка продажных женщин, и будет настоящая вечеринка. – Ута ухмыльнулся, но затем решил вести себя более серьезно. – Скажи, брат, что это за след, который должен привести нас к молодому лорду?

На суровом лице Ториана появилась едва заметная улыбка:

– Как раз сегодня я собирался встретиться в Касбе с одним человеком, который, судя по сведениям из надежных источников, помог Бромви бежать из Тириса. Это человек из Ро Лейта по имени Гленвуд – очевидно, изготовитель поддельных документов.

Ута кивнул; он был доволен успехами Ториана. Несмотря на все свои речи, мысленно он соглашался с тем, что Красные рыцари действовали с бессмысленной жестокостью. Тем не менее Ута вел себя прагматично по отношению к другим священникам и считал гнев, раздражение и недовольство ими напрасной тратой сил и времени.

– Что привело тебя к Гленвуду? – продолжал Черный священник.

– Я заплатил одному нищему в бедном квартале – он видел, как молодой лорд верхом направлялся на юг. Это привело меня к стражнику, вспомнившему его богато украшенный меч и головку эфеса с литым изображением Бритага, Мирового Ворона. Всех, кто покидает город через южные ворота, обыскивают, но этого человека не обыскивали. Есть не так уж много способов выехать из города в южном направлении, не подвергаясь досмотру. И наш молодой лорд, судя по всему, нашел один из таких способов.

Бритаг был древним богом раненов и покровителем правящего дома Канарна. Говорили, что он сидит на плече Рованоко и воплощает одновременно удачу и мудрость – многие ранены не видели разницы между первым и вторым.

– Стражник вспомнил, что у этого лорда была официальная печать Красной церкви. Поскольку он не мог раздобыть настоящий документ, я отыскал единственного мошенника в этом городе, который оказался настолько глуп, что связался с Черным Стражем.

Ториан не терял времени зря всю неделю после отъезда из Ро Арнона, и на Уту произвели должное впечатление результаты его работы.

– Итак, я допиваю бутылку, и мы отправляемся на свидание с господином Гленвудом, верно? – спросил Ута.

– Таково было мое намерение, – ответил Ториан.

Ута сделал очередной глоток из горлышка, не заботясь о том, что красная жидкость потекла по его подбородку. Затем он поднялся и обернулся к молодому оруженосцу. Рэндалл был высоким парнем, и Ута подумал, что через год-другой тот еще прибавит в росте и многим придется смотреть на него снизу вверх.

Как это было у него в обычае, Ута решил проверить, насколько оруженосец умен и умеет ли он владеть собой. Он пересек помещение и жестом велел Рэндаллу подняться. Тот быстро вскочил, испуганно глядя на альбиноса.

– Ториан рассказал мне о том, что твой бывший господин повел себя не как человек чести, парень. Надеюсь, ты понимаешь, что это выставляет тебя в довольно-таки невыгодном свете. Пусть Ториан слеп и не видит, что ты являешь собой потенциальную угрозу, но я буду приглядывать за тобой.

Уте не нужно было оборачиваться: он знал, что при этих словах Ториан покачал головой.

– Итак, парень, ты считаешь себя подходящим оруженосцем для Пурпурного священника? – спросил он.

Мальчишка нервничал, но Ута заметил в его взгляде проблеск ума. Рэндалл ответил:

– Я даже не знал раньше, что священникам позволено заводить оруженосцев, милорд. Поэтому мне не с кем себя сравнить, и я не могу сказать, подхожу я на это место или нет. А у вас когда-нибудь был оруженосец, брат Ута?

– Ты за словом в карман не лезешь, парень, – произнес Ута, усмехаясь.

Рэндалл, казалось, немного смутился:

– Вы не первый говорите мне это, сэр. Я не хотел бы показаться невежливым.

– Отвечаю на твой вопрос: нет, у меня никогда не было оруженосца. Обычные люди не годятся в спутники человеку, выполняющему такие… – он помедлил, подбирая слово, – обязанности, как мои. Скажи мне, мальчик, откуда ты родом? Без сомнения, из какой-нибудь глуши, населенной шлюхами и крепостными, где свирепствует оспа.

Рэндалл, прищурившись, посмотрел на священника:

– Э-э… не помню, чтобы у нас были шлюхи, сэр, но в любом случае коровы и фермеры вряд ли оказались бы их хорошими клиентами. Я родился в небольшой деревне в Дарквальде, это в ста лигах к северу от Арнона. Думаю, там было некоторое количество крепостных, милорд, но лорд Дарквальда никогда никого не притеснял. Мои родные и односельчане жили за счет своей земли, и у них не было нужды становиться крепостными у благородных людей.

Ута часто быстро составлял мнение о людях, особенно о тех, кого обижали его манеры; однако на сей раз он решил, что оруженосец держится неплохо. Черный церковник не раз заставлял людей сжиматься от страха и рыдать при помощи язвительных оскорблений или резких слов, но Рэндалл не дрогнул под пристальным взглядом Уты.

– Ну что ж, Рэндалл, ты собираешься сегодня сопровождать своего господина? – спросил Ута.

Рэндалл бросил быстрый взгляд на Ториана, и тот кивнул. Пурпурный священник не мешал Уте запугивать парня, потому что знал: так он ведет себя со всеми, кто не является служителем церкви.

– Да, я иду с господином, милорд. – Юноша опустил взгляд на меч с богато украшенным эфесом, висевший у него на поясе. – Хотя я думаю, это скорее вызовет новые проблемы, чем поможет ему достичь его целей.

Он похлопал рукой по эфесу. Ториан встал и отстранил Уту. Он положил руку на плечо Рэндалла и дружелюбно заговорил:

– Я сказал, что тебе разрешается носить это оружие. Любой человек, возражающий против этого, ставит под сомнение мою правоту, а это серьезное оскорбление для меня.

Ута рассмеялся:

– Ах, оскорбили благородного человека… Нет хуже проступка в этом мире!

Ториан оставил его насмешку без ответа.

– Рэндалл, когда ты научишься пользоваться оружием правильно, оно перестанет тебя стеснять, поверь мне. – Затем он обернулся к Уте. – Если ты закончил развлекаться, брат, тогда нам пора за работу, – произнес он совершенно серьезным голосом.

– Вот уж действительно, надо поспешить, пока наш юный Рэндалл не наложил в штаны, а то ведь придется тратить время на переодевание. – Ута прекрасно сознавал, что ведет себя отвратительно, но его чрезвычайно забавляло раздражение Ториана.

Пурпурный священник поджал губы; он был крайне недоволен поведением друга, но, как всегда, сделал вид, что ничего не замечает, и не снизошел до ответных резкостей.

Ута широко ухмыльнулся, глядя на Рэндалла:

– Ты не волнуйся, парень, просто у Пурпурных начисто отсутствует чувство юмора. – И он подмигнул оруженосцу.

Ута наслаждался про себя смущенным выражением лица молодого оруженосца, когда все трое выходили из комнаты.

– В этом кабаке я заметил у бара отряд стражников; пожалуй, нам следует заручиться их помощью, – заметил Ута, когда они подошли к лестничной площадке.

– Но зачем, брат? – удивился Ториан.

– Только для виду. Никогда не помешает иметь поблизости подчиненных, которым можно раздавать приказания.

– Значит, больше никакого тайного расследования? – задумчиво произнес Ториан.

Ута остановился на верхней ступени и с насмешкой взглянул на Пурпурного священника:

– Ты действительно считаешь, что расследование, которое ты до сих пор проводил, было тайным? Ты вооружен огромным мечом, носишь пурпурные одежды, брат, и никакие твои действия не ускользают от глаз простого народа. Мы с тобой – служители Одного Бога, и даже без кучки стражников мы с тобой выделяемся в любой толпе.

Ториан поразмыслил над этими словами и возражать не стал.

– В Касбе в любом случае нас встретят недоброжелательно, независимо от того, сколько людей мы приведем с собой. Возможно, что поддержка в виде стражи – это здравая мысль, – согласился он.

– Разумный ответ, брат, очень разумный, – произнес Ута.

Они спустились по деревянным ступеням и вошли в общий зал. Стражники, мимо которых прошел Ута, направляясь в комнату друга, еще сидели за своим столом. Блюда с остатками завтрака уже убрали, и люди собирались уходить. Расположившись вокруг круглого деревянного стола, стражники смеялись над какой-то шуткой, которую только что отпустил младший из них. Сначала они не обратили внимания на появление священников, но, заметив их, наклонились друг к другу и начали едва слышно перешептываться.

– Позволь мне, брат, – произнес Ута.

– Не нужно пугать их до смерти. Давай обойдемся без твоих обычных методов убеждения, – сказал Ториан.

Ута хотел было что-то ответить, но вместо этого лишь зловеще ухмыльнулся. Он быстро пересек пространство, отделявшее лестницу от стола стражников, и прочел про себя молитву, проходя под знаменем Черной церкви, свисавшим с потолка. Знамя, украшенное рукой скелета, сжимавшей кубок, уступало по размеру остальным и висело, как это было принято, в стороне от других штандартов. Считалось дурной приметой вывешивать знамена всех шести священных орденов подряд, и именно Черное знамя традиционно отделялось от остальных.

Когда Ута приблизился к стражникам, те опустили головы и уставились на столешницу, не осмеливаясь смотреть на человека в черном. Уте нравилось наблюдать этот иррациональный страх, и он решил постоять над людьми несколько мгновений, прежде чем говорить. Он знал, что за это время они успеют вспомнить тысячи баек, которые слышали о Черных священниках, и вообразить себе еще тысячу ужасов. Ута подождал, пока они не дойдут до нужного состояния, затем обратился к стражникам.

– Вы пойдете со мной, – негромко произнес он.

Старший из стражников, человек лет сорока, нервно возразил:

– Милорд, сегодня утром мы дежурим на улицах.

– Как твое имя, сержант?

– Клемент, милорд, – ответил тот.

– Так вот, сержант Клемент, ваше уличное дежурство подождет. Вы мне сегодня нужны. А сейчас собирай своих людей, мы отправляемся в Касбу Хак, за городские стены, – строго произнес Ута и, не давая Клементу возможности возразить, развернулся к Ториану.

Тот терпеливо улыбался, но Ута понимал, что ему не нравится весь этот спектакль.

– Не лучше ли было попробовать объяснить им их задачу, брат? – спросил Ториан.

– Не надо никому ничего объяснять, страх – лучший побудитель, – возразил Ута.

Пятеро стражников медленно поднялись, переглядываясь и перешептываясь между собой; поправили кольчуги, проверили оружие. Клемент был вооружен тяжелой булавой, которая висела у его бедра, и небольшим арбалетом, а у самого младшего стражника за плечами были укреплены два коротких меча. У остальных имелись арбалеты и длинные ножи. Поверх тусклых кольчуг на груди у воинов были надеты гербы с белым орлом Тириса. Ута прошелся перед людьми, осмотрел их, явно остался доволен и одобрительно кивнул.

– Господа, следуйте, пожалуйста, за нами, – приказал он, улыбнулся Ториану и направился к выходу из зала.

Уте не нравилось в столице. На улицах толкалось слишком много народу, и, хоть большинство зданий были каменными, содержались они дурно. Люди, обязанные поддерживать в чистоте булыжные мостовые, работали плохо; в основном они просто сгребали мусор и грязь в боковые улочки. Здание капитула ордена Красных рыцарей возвышалось над остальными домами в квартале, и скрещенные мечи видны были почти с каждой улицы. Ториан поступил предусмотрительно, выбрав для ночлега таверну, обслуживавшую людей, которые привыкли к дисциплине и уважению к вышестоящим. Ведь город кишел другими заведениями, гораздо более низкого пошиба. Несмотря на то что Тирис был столицей Тор Фунвейра, город этот являлся опасным местом, и человеку следовало постоянно быть настороже.

Ута посещал столицу еще мальчишкой, город с тех пор мало изменился. Сейчас точно так же, как и раньше, в воздухе витали самые разнообразные запахи. Он чуял запахи вина, табака, мяса, рыбы – как свежих, так и тухлых, – а кроме того, неизменную вонь блевотины и фекалий. В отличие от этого города, улицы Ро Арнона убирали служители Коричневой церкви, и мостовые были безупречно чистыми. Два священника, оруженосец и пятеро стражников прошагали по людной улице, на которой располагалось здание крестьянской гильдии, и вышли на просторную площадь. Она была вымощена восьмиугольными камнями, и уборщики, очевидно, приложили кое-какие усилия, чтобы поддерживать ее в чистоте. В центре возвышалась огромная конная статуя Красного рыцаря со знаменем Одного Бога в руке, и Ута почувствовал некоторое облегчение – на узких улочках он испытывал приступы клаустрофобии.

На площади располагались дома различных гильдий, и множество людей, местных и приезжих, толкались у дверей, надеясь получить работу. Гильдия торговцев занимала самое большое здание, дальше находились казармы, где набирали людей в городские стражники. У дверей обоих домов стояли наемные охранники, отгоняя прочь большую часть людей, пытавшихся войти.

К востоку от гильдейской площади Ута разглядел Белую Королевскую башню – древнюю сторожевую башню, которая символизировала бдительность правящего дома Тирис. Башня вздымалась высоко над крышей королевского дворца, видна была из любой точки города и по высоте превосходила даже Красный собор, знамена которого развевались к западу от площади.

При виде священников отряды городской стражи отдавали честь, а простые люди опускали глаза. Ута заметил, что некоторые горожане указывали друг другу на Черного священника, кое-кто суеверно складывал пальцы, отгоняя зло. Ута давно привык к подобной реакции, она ему даже нравилась, и он обращал свирепый взгляд на тех, кто смотрел на него, чтобы вселить в людей еще больший страх.

До него доносились произнесенные шепотом слова: «Призрак явился» и «восставшим из мертвых несдобровать», но ничего необычного он не услышал, никаких оскорбительных слов не было направлено лично против него. В северном углу площади начиналась Большая королевская дорога; она вела к внешним стенам города и скоплению жалких хижин, которые находились за пределами стен. Это была широкая, вымощенная камнем улица, ее патрулировали стражники, а ездили и ходили по ней люди, которые могли себе позволить заплатить пошлину у ворот. С держателей для факелов, укрепленных на стенах домов, свисали разноцветные вымпелы; сами металлические кронштейны были искусно выкованы и демонстрировали геральдические символы аристократических домов Тор Фунвейра. Черный Ворон Ро Вейра помещался рядом с Белым Орлом Тириса и Серой Птицей Рух, символом Ариона. Ута считал эту дорогу одним из самых приличных мест города и вздохнул, оставив позади гильдейскую площадь. Ториан и остальные следовали за ним, не отставая ни на шаг. Ута заметил, что мальчишка-оруженосец поглощен разговором с самым младшим из стражников. Они были ближе всех друг другу по возрасту, и Ута подумал, что оруженосец мог бы многому научиться у человека, который умеет владеть клинком. Однако он подозревал, что стражник просто пересказывает Рэндаллу страшные истории о Черных священниках; Уте оставалось лишь надеяться на то, что у юноши имеется достаточно мозгов и он не поверит большей части этих россказней.

Они шагали по ровной, довольно чистой мостовой, а мимо проезжали Красные рыцари верхом на лошадях, шли стражники в кольчугах и обычные горожане, принадлежавшие к самым различным группам и гильдиям. Сейчас в Тирисе в моде были светлые, яркие ткани; как мужчины, так и женщины носили длинные одежды, перехваченные поясами. Некоторые мужчины были облачены в доспехи, явно выбранные в соответствии с модой и бесполезные в бою. На нагрудных пластинах виднелись выгравированные фамильные нашлемные фигуры или гербы, некоторые аристократы демонстрировали длинные мечи – семейные реликвии из самой лучшей стали с уникальными эфесами.

Ута рассеянно разглядывал женщин. Здесь имелись и дамы благородного происхождения – их лица затеняли полупрозрачные вуали, скрывающие черты от посторонних взглядов; были и продажные женщины, и служанки. Очевидно, в городе царила также мода на весьма скудно одетых служанок – две-три такие полуодетые девушки сопровождали многих торговцев и аристократов. Ута подмигнул одной из служанок, проходившей мимо, и на лице ее появилось странное выражение – нечто среднее между страхом и возбуждением; хозяин быстро потащил ее прочь. Девушка была одета в довольно открытый кожаный корсет, и священник весьма одобрительно уставился на ее прелести.

– Брат, сейчас не время отвлекаться на баб, – заметил Ториан, поравнявшись с Утой.

– Ты просто мне завидуешь, сам-то и мечтать не смеешь о бабах с того дня, как надел Пурпурный плащ, – возразил Ута, поворачивая голову, чтобы проводить девчонку взглядом.

– Странный ты человек, брат; только что ты был настроен внушать прохожим страх, а в следующую минуту уже думаешь о женщинах.

– А может быть, у меня внутри слишком много любви, и, если бы не женщины, я бы просто взорвался, – ответил Ута. – В таком случае, разумнее было бы поблагодарить дам за то, что они дают мне возможность остаться в живых и выполнять обязанности, возложенные на меня Одним Богом.

Ториан покачал головой и молча зашагал вперед по Большой королевской дороге. Ута считал своим долгом сбивать спесь с «благочестивых» Пурпурных священников, и Ториан был самой подходящей мишенью. Он воспринимал все слишком серьезно; его учили воздерживаться от удовольствий с самого юного возраста. Черные священники, наоборот, имели право получать от жизни все, а это «все» традиционно включало выпивку и женщин. Если смерти следовало бояться и уважать ее, то жизнью следовало наслаждаться и воспринимать ее как праздник. Ута никогда не стеснялся своих воззрений и знал, что Ториан его не одобряет – как могли два священника, служителя одного и того же божества, смотреть на мир столь различно? Ториан пока не понимал, что Один Бог требовал служения одновременно всем сторонам своей сущности для того, чтобы сохранять собственную целостность.

Они приблизились к внешней стене города. Ро Тирис располагался на северном побережье Тор Фунвейра, и людей ро отделяли от Свободных Земель раненов только широкий морской пролив и герцогство Канарн. За высокими каменными стенами Ута заметил мачты кораблей, пришвартованных в гавани; здесь чувствовался сильный запах соленой воды. Огромная решетка была поднята, и две сторожевые башни высились по обе стороны ворот.

Ута и Ториан остановились, и стражники вместе с Рэндаллом окружили священников. Сержант Клемент по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись под командованием священника, но Ута знал, что старый воин выполнит все, что ему прикажут.

– Куда теперь? – спросил Ута у Ториана.

– В Касбу Хак. Это каресианский рынок, находится вон там. – Он указал на дорогу, которая извивалась вокруг внешней стороны городской стены. – Насколько я слышал, на нем очень странно пахнет, там торгуют всевозможными каресианскими дурманящими снадобьями и ядами.

– Гм, а я‑то думал, что стража уже давно разобралась со всеми этими одуряющими снадобьями. – Ута вопросительно посмотрел на сержанта Клемента, и тот, запинаясь, ответил:

– Милорд… стража не обладает реальной властью за стенами города… мы… э-э… обычно стараемся держаться подальше от каресианских разбойников… с этими негодяями не так просто справиться.

– Спокойно, сержант, брат Ута просто не любит чужеземцев, – спокойно произнес Ториан и обернулся к Уте. – Прекрати, пожалуйста, этот балаган. В Касбе имеется несколько заведений, предоставляющих женскую компанию тем, кто склонен…

– Ты имеешь в виду дома терпимости? – перебил его Ута.

– Так их обычно называют. Но не важно; Гленвуд, изготовитель поддельных документов, в основном проводит ночи в одном из таких заведений. Скорее всего, сейчас он только просыпается.

– В таком случае идем и преподнесем ему приятный утренний сюрприз, – произнес Ута со своей обычной зловещей ухмылкой.

Нестройной группой они вышли из ворот, отдав честь королевским гвардейцам, которые патрулировали городские стены. Гвардейцы были вооружены длинными мечами, носили богато украшенные золотом латы и подчинялись исключительно королю. Они несли службу в пределах Ро Тириса, а также в королевском дворце, защищая от врагов город и корону. Ута относился к ним с гораздо большим уважением, чем к стражникам, потому что это были настоящие воины, с рождения посвятившие свою жизнь служению королевскому дому.

Гвардейцы останавливали тех, кого не узнавали в лицо, и взимали небольшую пошлину с людей, желавших пройти через ворота. Большинство простых людей гвардейцы возвращали обратно и не разрешали им покидать город. Ута знал, что это одна видимость; если человек действительно хотел уйти, существовало множество потайных путей, а также ворота, которые не так строго охранялись.

За стенами, по обе стороны Большой королевской дороги, до самого побережья раскинулся внешний город, скопление домов и узких переулков. Именно там каресианские торговцы «радужным дымом» продавали свои запрещенные товары, и сюда бедняки ро приходили затем, чтобы на время забыть о своей жалкой жизни. Сойдя с дороги, Ута сразу же почуял сильный запах специй и какой-то другой зловонной бурды. Он задержал дыхание, чтобы не чувствовать его, и поднес руку к лицу.

Дома здесь, в отличие от города, были почти все одноэтажными и теснились вплотную друг к другу. Их яркие цвета Ута счел вульгарными и безвкусными. Люди из Каресии и народа ро, завидев прохожих, выкрикивали цены на свои товары; повсюду были выставлены на всеобщее обозрение специи, продукты, оружие и одежда. Ута заметил экзотических животных с юга; эти грязные, тощие существа томились в клетках в ожидании богатого покупателя, который мог позволить себе необычного домашнего питомца или охотничье животное. Здесь были пустынные пауки размером с собаку, многоголовые птицы, огнедышащие драконы.

Ута выпятил грудь, чтобы все окружающие видели, что идет Черный священник. Ториан, который был выше ростом, откинул за спину пурпурный плащ и гордо выставил на всеобщее обозрение полные доспехи. Стражники, шагавшие следом, выглядели неуверенно и нервничали; по их лицам было видно, что здесь, за городскими стенами, они практически никто. Но и к священникам местные жители испытывали мало уважения и страха; большинство людей, окинув пришельцев безразличными взглядами, просто отворачивались и продолжали заниматься своими делами. Лоточники и торговцы по-прежнему пытались завлечь покупателей, не обращая внимания на Уту и Ториана.

Касба Хак походила на дюжину других рыночных площадей внешнего города; это был расширенный участок одной из улиц, пестревший цветастыми навесами и наставленными вплотную друг к другу лотками.

Ториан указал на ничем не примечательный домик на краю рыночной площади:

– Вот этот. По-моему, он называется «Голубое перо».

– Как правило, чем изысканнее название, тем поганее бордель, – пробурчал Ута.

– Видишь ли, мне не часто приходится бывать в таких заведениях, так что придется положиться на мнение знатока, брат, – высокомерно ответил Ториан.

– Но ты же можешь смотреть, только трогать нельзя… ни женщин, ни себя, – грубо произнес Черный священник. – В любом случае хватит болтать о том, чего ты делать не можешь. Этого твоего жулика зовут Гленвуд, я правильно запомнил?

Ториан кивнул:

– Он подделывает документы и известен в определенных кругах, хотя многие из его собратьев считают его ненадежным и беспечным.

Ута вопросительно посмотрел на друга:

– А что, ты вращался в преступных кругах, брат?

– Не по своей воле, однако мне пришлось до некоторой степени погрузиться в эту среду, чтобы раздобыть информацию. Преступники обычно прежде всего озабочены тем, как остаться в живых, и вид рассерженного Пурпурного священника вызывает у подобных людей мысли о скорой смерти. Если им пригрозить, они легко идут на сотрудничество.

– И ты еще высмеиваешь мой, как ты выражаешься, «балаган», – расхохотался Ута.

– Я пользуюсь дарами, которыми наделил меня Один Бог, точно так же, как и ты, – с еще большей надменностью в голосе, чем прежде, произнес Ториан.

– Ладно, в таком случае говори с Гленвудом сам. Просто кивни мне, если понадобится помощь, – сказал Ута.

Ториан сделал глубокий вдох и зашагал по направлению к «Голубому перу», положив руку на эфес меча. Ута жестом велел стражникам следовать за ним и медленно пошел за Пурпурным священником.

– Милорд, как вы считаете, нас здесь ждут неприятности? – спросил Рэндалл, поравнявшись с Утой.

– О, скорее всего, да. Вряд ли дойдет до смертоубийства, но кое-кто получит пинка под зад.

Рэндалл вежливо улыбнулся в ответ, но Ута чувствовал, что оруженосец не видит в ситуации ничего забавного.

– Успокойся, парень, здесь не найдется настоящего мужчины, чтобы заставить твоего господина попотеть, – произнес он, очевидно, желая успокоить Рэндалла.

Ториан зашел под темно-синий навес и приблизился к небольшой группе каресианцев, сидевших на низких деревянных табуретах. Все пятеро были вооружены короткими кривыми мечами и облачены в широкие черные одежды каресианских воинов. На руках виднелись многочисленные татуировки, головы у этих людей были выбриты.

Ута остановился за спиной Ториана, за пределами навеса, однако его было хорошо видно. Сержант Клемент по-прежнему нервничал и держал арбалет наготове. Рэндалл топтался позади, и по виду его сразу можно было сказать, что он совершенно не готов принимать участие в стычке, если таковая начнется.

– Да пребудешь ты в страхе перед Джаа, – заговорил один из каресианцев с напыщенным поклоном. В речи его слышался сильный акцент. – Что нужно от нас служителю Одного? – с уважением спросил он Ториана, который в свою очередь слегка поклонился.

– Мы ищем человека по национальности ро, по имени Гленвуд. Я слышал, что он часто посещает это… заведение. – Последнее слово было произнесено презрительным тоном, и Ута покачал головой.

Каресианец поднялся и улыбнулся Ториану, обнажив несколько золотых зубов. Это был высокий мужчина, и он смотрел на Пурпурного священника сверху вниз.

– Наши клиенты, как ты понимаешь, милорд, это люди, не желающие огласки, и, к моему огромному сожалению, я не могу тебе ответить, кто именно посещает или не посещает это… заведение. – Он говорил по-прежнему вежливо, но Ута различил в его голосе вызывающие нотки.

Ториан цепко оглядел человека с головы до ног, оценил его меч и военную выправку.

– Кто именно еще тут есть, меня не интересует, но ты скажешь мне, здесь или не здесь находится человек, которого я ищу. – Это было произнесено властным тоном, и пятеро каресианцев выпрямились и настороженно оглядели двух священников и отряд стражи.

Человек, который заговорил с Торианом, прищурился:

– Милорд, мы люди простые, непривычные к присутствию служителей бога. – Он снова поклонился. – Я не хотел причинять тебе обиду.

– Значит, ты отведешь нас к Гленвуду? – спросил Ториан.

Каресианец подумал некоторое время и посмотрел на своих спутников, на лицах которых отражалась тревога. Ута заметил признаки страха и с оптимизмом решил, что Ториан ведет себя достаточно угрожающе, чтобы их быстро пропустили внутрь.

– Милорд священник, я проведу тебя к человеку, которого ты ищешь, за небольшую… плату. – Он выразительно потер палец о палец. – Можешь думать об этом как о пожертвовании служителям Джаа. – На лице его появилась неприятная ухмылка, и золотые зубы сверкнули в лучах солнца, пробивавшихся сквозь щель в навесе.

Но Ута уже стоял рядом с Торианом, нацепив свою самую внушительную гримасу праведного негодования, сходную в чем-то с выражением лица Ториана. Каресианец по-прежнему улыбался, явно надеясь на то, что два священника согласятся заплатить ему. Однако через несколько мгновений до него дошло, что денег не будет, и ухмылка медленно сползла с его лица; он попятился и опустил взгляд на пыльную землю.

– Я задал тебе вопрос дважды. Если мне придется задавать его в третий раз, то я буду гораздо более настойчивым, – бесстрастно произнес Ториан.

Ута беззастенчиво оглядел четверых каресианцев с головы до ног. Несмотря на то что люди эти являлись, без сомнения, опытными воинами, они были плохо вооружены и не могли надеяться одолеть в схватке двух священников.

Каресианец развел руками, в знак того, что не собирается сопротивляться, и отвесил глубокий поклон.

– Прошу прощения, если я невольно оскорбил тебя, обычаи ро пока еще плохо знакомы мне, милорд, – произнес он, не поднимая глаз.

– Я собираюсь спросить у тебя насчет нужного мне человека в третий раз… Думаю, для тебя это уже лишнее! – рявкнул Ториан.

Каресианец поднял глаза, всей позой продемонстрировал безоговорочное послушание и жестом пригласил Ториана следовать за собой.

– Тебе придется поговорить с хозяйкой, – произнес он, заходя внутрь.

Ториан, пригнувшись, переступил порог публичного дома. Не оборачиваясь, Ута сделал знак стражникам идти следом, а сам вошел после них.

Внутри было грязно и убого, не слишком приятно пахло какими-то благовониями; Ута заподозрил, что благовония жгут для того, чтобы замаскировать запах мужского пота. Посередине небольшой комнаты располагалось нечто вроде прилавка, а за прилавком восседала женщина, уроженка страны ро; на вид ей было далеко за сорок. Она показалась Уте довольно привлекательной, но у нее был жесткий взгляд, а судя по загару, какое-то время она жила на юге. Справа и слева от стойки находились дверные проемы, закрытые желтыми шелковыми занавесками; четверо каресианцев весьма подозрительного вида с небрежным видом подпирали стены.

Когда Ториан вошел, все присутствующие посмотрели на него. При появлении отряда стражи каресианцы насторожились, но тот человек, который привел Ториана, поднял руки, давая знак, что затевать драку будет неразумно. Для того чтобы это окончательно дошло до негодяев, Ута вошел в бордель и принял грозный вид. Его бледное лицо, розоватые глаза и белые волосы привлекли внимание разбойников из Каресии, и ему показалось, что один из них беззвучно произнес имя «Ута Призрак».

– Чем мы можем быть полезны таким высокородным господам? – заговорила женщина.

– Вот этот твой человек привел нас сюда, чтобы мы могли поговорить с одним твоим клиентом. Тебе не о чем беспокоиться, – небрежно махнул рукой Ториан.

– Они хотят видеть Гленвуда… очень хотят, – пробормотал каресианец, с которым они разговаривали на улице.

Вышибалы окинули священников оценивающими взглядами и, точно так же как и те, кто сидел снаружи, решили, что воины слишком опасны и связываться с ними не стоит. Женщину, казалось, возмутило то, что никто из ее охранников не собирается остановить незваных гостей.

– У нас здесь имеются правила, господин, – сказала она. – Наши посетители платят за то, чтобы переспать с мужчиной или женщиной, а не за то, чтобы им мешали в это время священники. Вид такого лица, как у вас, у любого сразу же отобьет охоту к плотским утехам. – Она изобразила гримасу отвращения.

Один из каресианцев рассмеялся при этих словах, и уверенность хозяйки несколько взбодрила охранников. Ута издал низкое рычание, означавшее, что происходящее его развлекает, и вышел вперед. Он с небрежным видом облокотился на прилавок и, нарочно повернувшись спиной к вышибалам, посмотрел на женщину в упор.

– Только у меня здесь имеется чувство юмора. А вот мой благочестивый друг считает тебя кем-то вроде речной крысы, если учесть твое занятие. Поэтому я посоветовал бы обращаться с шуточками исключительно ко мне, – довольно агрессивным тоном произнес он. – Ну что, может, хочешь пошутить насчет моего лица? – Он уставился на нее сверху вниз своими пронизывающими розовыми глазами.

Хозяйка борделя несколько мгновенийсмотрела ему в лицо, затем перевела взгляд куда-то за спину Уты и кивнула одному из охранников. Священник почувствовал, как на плечо ему легла чья-то рука – три каресианца окружили его.

– Нам не нужны неприятности. Все можно решить мирным путем, правда? – Тот, который узнал Уту, поднял руки вверх.

Он не стал приближаться к священнику и пристальным взглядом следил за Торианом и городскими стражниками.

Ута не стал ждать, чтобы выяснить, прислушаются ли к нему товарищи, и решил, что в данных обстоятельствах наглядная демонстрация силы приведет к скорейшему разрешению проблемы. Согнув руку, он ударил локтем в лицо человека, который схватил его за плечо, и, когда стальная пластина соприкоснулась с челюстью, раздался неприятный хруст, а потом каресианец мешком рухнул на пол. Двое других, казалось, собирались уже напасть на Уту, но вид Ториана, демонстративно извлекающего из ножен меч, заставил их передумать.

– Я же сказал, что, если мне придется спрашивать снова, я буду очень настойчив. – Он направил клинок в грудь ближайшему вышибале.

Женщина вскочила, попятилась и больше не возражала. Она махнула рукой в сторону правой занавески и прошептала:

– Он в четвертой комнате по коридору.

Ута подмигнул хозяйке борделя и обернулся к Ториану:

– Ты с ними тут разберись, если что, а я вернусь через минутку.

Он отбросил занавеску и вошел в коридор. Из-за разноцветных занавесок высунулись перепуганные лица, в основном мужские – люди бросили свои развлечения, услышав шум на входе. Ута окинул их испепеляющим взглядом, после чего они сразу убрались прочь, и шагнул к четвертой комнате; оттуда доносился какой-то шорох. Откинув ярко-красную занавесь, он увидел тощего человека, который пытался протиснуться в узкое окошко. Он был полуодет, в руках держал сапоги и длинный меч в ножнах. На деревянной койке, стоявшей посередине каморки, лежала голая женщина; похоже, ее нисколько не заинтересовало вторжение незнакомца, и она с безразличным видом смотрела, как Ута мгновенно пересек комнату и схватил Гленвуда за ногу.

– Я совершенно уверен в том, что в последнее время ничем не оскорбил Одного Бога, – воскликнул человечек, когда Ута грубо втащил его обратно.

Лицо его еще не приобрело нормальный цвет после «упражнений» на кровати, и он сопротивлялся только для виду.

– Для начала застегни штаны. Нам нужно кое о чем поговорить, – сказал Ута, сжимая шею Гленвуда рукой в железной перчатке.

Он легко поднял человечка и, подержав его так несколько секунд, поставил на пол.

Гленвуд оглянулся на женщину, которая продолжала наблюдать за происходящим.

– Что, пропало всякое желание лечь со мной? – слабо улыбнулся он.

Женщина презрительно фыркнула и отвернулась к стене.

– Когда здесь нахожусь я, Гленвуд, тебе даже не стоит надеяться, – хмыкнул Ута и выпихнул мошенника в коридор.

Тот споткнулся и рухнул на деревянный пол, уронив при этом сапоги и меч. Снова из-за занавесей высунулись встревоженные лица, но быстро исчезли – никто не желал вмешиваться в события, в которых участвовал Черный священник.

– Это очень похоже на длинный меч, Гленвуд, – будто бы вскользь заметил Ута, выходя в коридор. – Предполагаю, что, как человек низкого происхождения, ты просто присматриваешь за этим предметом, который принадлежит какому-нибудь благородному господину.

Преступники часто считали, что могут безнаказанно носить оружие аристократов – если при этом держаться подальше от священников.

– Вообще-то нет, брат священник, мой отец был… в некотором роде благородным человеком.

Ута рассмеялся и как следует поддал мошеннику. Гленвуд издал странный звук, похожий на визг собаки, неуклюже прокатился по коридору и вывалился в переднюю комнату. Все люди, находившиеся за желтой занавеской, обернулись посмотреть на того, кто появился с таким шумом. Стражники натянули тетивы арбалетов, сержант Клемент угрожающе взмахнул тяжелой булавой. Ториан еще не спрятал меч в ножны, и Ута подумал, что его собрат-священник выглядит весьма внушительно; он гневно смотрел на охранников из борделя, и пурпурный символ ордена сверкал у него на груди. Гленвуд находился в самом унизительном положении; выкатившись из коридора, он оборвал желтую занавеску, и тряпка обмоталась вокруг его тела. Ута схватил его за шиворот.

Взгляды хозяйки «Голубого пера», обращенные на священников, метали молнии.

– Отлично, вы нашли того, кто вам нужен, а теперь убирайтесь из моего заведения.

Ториан направил острие меча на женщину.

– Мы оставляем тебя и дальше погрязать в безнравственности, женщина. Но будь уверена: позже я вернусь, чтобы научить твоих слуг, как следует правильно обращаться к служителям Одного Бога.

У женщины был такой вид, словно она готова разразиться площадной бранью, но она прикусила язык и велела своим людям не двигаться. Ута грубо протащил Гленвуда мимо каресианцев, держа его за шиворот, и для скорости время от времени поддавал ему железным башмаком.

– Брат, по-моему, мы раздобыли то, за чем пришли, – произнес Ута. – Может быть, покинем это место?

Ториан позволил себе слегка улыбнуться в знак согласия, но тут же его лицо снова приняло мрачное выражение, и он медленно отступил к выходу, окинув каждого каресианца по очереди тяжелым взглядом.

Когда Ута появился на улице, те, кто сидел под навесом, куда-то исчезли, а солнце скрылось за облаками. Погода в Ро Тирисе была переменчивой; очевидно, приближалась гроза.

Ториан и стражники, пятясь, вышли из борделя, и Ута вдруг заметил Рэндалла, о котором совсем забыл. Молодой оруженосец с самого начала спрятался за спиной сержанта Клемента и во время переругивания в борделе изо всех сил старался не попадаться никому на глаза.

– Элиот, – обратился Ута к самому младшему стражнику, – возьми-ка этого мелкопоместного аристократа и не позволяй ему делать лишние движения. – Он швырнул Гленвуда стражнику, который стоял, держа в руках короткие мечи.

Подтащив Гленвуда к себе, Элиот прикоснулся острием меча к горлу мошенника.

– Пошел! – с привычной властностью в голосе приказал он.

– А что, с сегодняшнего дня Один Бог запрещает спать с бабами? – пискнул Гленвуд.

Вместо ответа он получил мощный пинок от Элиота и снова шмякнулся на пол.

– Видимо, да. – Лицо жулика исказила гримаса боли.

– Нам следует отвести Гленвуда в какое-то более… подходящее место, – недобрым голосом произнес Ториан.

– Подходящее для чего? – спросил пленник, поднимаясь на ноги.

Ута подошел и взглянул ему в глаза.

– Могу побиться об заклад, что в своей жизни ты совершил множество глупостей, но нас интересуют только самые недавние. А теперь веди себя пристойно и делай, что велят, иначе я откушу тебе нос. Это понятно? – холодно спросил он.

Гленвуд с испуганным видом кивнул, не осмеливаясь произнести ни слова, когда Элиот, молодой стражник, спрятал мечи в ножны.

– Хорошо, я готов, пошли в другое, более… подходящее место, – нервно ухмыляясь, пробормотал пленник.

Они по-прежнему находились под навесом «Голубого пера», но Ута заметил, что несколько человек уже увидели изготовителя фальшивых документов в плену у священников. Один из них, по виду воин ро, особенно заинтересовался этой сценой и даже на миг встретился взглядом с пленником, а затем исчез в боковом переулке.

Ута решил, что возвращаться пешком через Касбу не стоит, потому что у Гленвуда, без сомнения, имелись здесь друзья и эти друзья по глупости могли попытаться освободить его. Вместо этого он повел Ториана и стражников в переулок, который отделял «Голубое перо» от соседней лавки торговца пряностями. Переулок оказался настолько узким, что передвигаться по нему можно было только цепочкой, и Гленвуд занервничал еще сильнее, когда понял, что окружен со всех сторон, выхода нет и что его, скорее всего, убьют, если он попытается бежать.

А Ута вел свой отряд дальше, во вторую узкую улочку, которая проходила позади борделя и заканчивалась небольшим двориком, примыкавшим к внешней стене; в этом укромном месте хранились запасы выпивки. Служебные двери нескольких домов выходили во двор, повсюду были расставлены ящики с вином и пивом. Ута отвернулся от своих спутников, внимательно осмотрел ближайший ящик, извлек оттуда бутылку каресианского красного вина и сел. Ториан, убрав меч в ножны, остановился рядом с ним, а стражники тоже расположились на ящиках. Элиот подвел Гленвуда к двум священникам и сел рядом с Рэндаллом.

– Ну а теперь, если вы не против, давайте немного отдохнем и расслабимся, – произнес Ута, открыл бутылку и сделал большой глоток. Поморщившись – вино было отвратительное, – он поставил открытую бутылку на землю. – Наверное, нужно, чтобы оно немного проветрилось. – Он сплюнул остатки кислой, как уксус, жидкости.

– Опять комедию ломаешь, брат? – обратился к нему Ториан.

– У тебя меч, у меня комедия; ты же не будешь отрицать, что и то и другое нам очень пригодилось в последний час?

Ториан покачал головой и, шагнув вперед, взглянул на Гленвуда сверху вниз. Рост мошенника составлял примерно шесть футов, но сам он был тощим и болезненным. Пурпурный священник в полных доспехах выглядел рядом с ним как гора.

– Как у тебя идут дела с изготовлением печатей Красной церкви, Гленвуд? – спросил Ториан.

Жулик, казалось, несколько удивился, но быстро взял себя в руки и заговорил невозмутимым тоном профессионального преступника.

– А сколько вам нужно? – спросил он, по-дурацки ухмыляясь, но, сообразив, что взял неверный тон, постарался загладить оплошность. – Я просто шучу, это шутка такая, господа… А разве кто-то занимается такими делами? В любом случае бизнес убыточный, денег мало, а риск весьма велик.

– Ты признаешься, что занимаешься подделкой официальных документов? – спросил Ториан.

– Что ж, признаюсь… В Тирисе найдется тысяча человек, которые могут это подтвердить, и еще тысяча могут вам сказать, где меня можно найти. – Он смолк и покачал головой. – Но я не дурак, у меня имеются друзья в нужных местах, и я знаю, что подделка документов – относительно мелкое нарушение по сравнению с многими другими и что два члена церковных орденов вряд ли будут интересоваться такой ерундой. – Он говорил с развязностью человека, привыкшего к общению с представителями властей. – Хотите взять меня под стражу? На здоровье, я вам гарантирую, что меня выпустят из тюрьмы через час… найдут какую-нибудь ошибку в процедуре ареста.

Ута прищурился:

– Ты так и не ответил на заданный тебе вопрос…

– Возможно, но я не собираюсь отвечать на твои вопросы, поэтому возьми под ручку свою подружку в пурпурном плаще и убирайтесь отсюда к чертовой матери! – нагло произнес мошенник.

Ториан быстро вытащил меч и прорычал нечто неразборчивое.

– Следи за языком, мразь! – послышался голос сержанта Клемента. Он шагнул вперед и замахнулся булавой на Гленвуда. Ута улыбнулся жулику, но его улыбка заставила человечка втянуть голову в плечи.

– Я сам разберусь с этой падалью, оскорбившей меня, – произнес Черный священник и ударил Гленвуда кулаком в переносицу.

Мошенник с громким воплем, в котором слышались боль, ярость и изумление, упал на землю.

Ториан, казалось, был изумлен не меньше Гленвуда. Ута схватил его за горло и приподнял над землей на вытянутых руках. Затем ударил кулаком в грудь, так что несчастный закашлялся и выплюнул кровь на пыльную землю. Затем Ута грубо тряхнул свою жертву.

– Я не стражник и не судья, и меня не интересует твое мнение обо мне, – процедил Ута сквозь зубы. – Ты продал поддельную печать Красной церкви человеку с мечом, разукрашенным узорами, так?

У Гленвуда, судя по всему, кружилась голова, лицо было залито кровью, в глазах застыло бессмысленное выражение, но вид могучего Черного священника, готового разорвать его на куски, быстро привел его в чувство.

– Да… Да, продал… – едва выговаривая слова, пробормотал он.

– Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты рассказал нам все, что тебе известно об этом человеке с дорогим мечом. Понял, что я сказал? – рявкнул он.

Гленвуд убрал руку от сломанного носа, как будто слова Уты заставили его забыть о нестерпимой боли. Он снова кивнул в знак согласия, и тут его начало тошнить. Ута выпустил пленника, Гленвуд упал на землю, согнулся пополам, и его вырвало.

Звуки, издаваемые оруженосцем Ториана, заставили всех обернуться. Рэндалла не тошнило в буквальном смысле, но ему явно стало плохо при виде крови и скрючившегося среди блевотины Гленвуда.

– Не волнуйся, парень, – успокоительным тоном произнес Ториан. – Этот поганец не стоит того, чтобы волноваться о его самочувствии.

– Вот это мудрое высказывание, брат, – поддержал его Ута, хватая Гленвуда за плечо и заставляя сесть.

Мошенник выглядел ужасно, вместо носа у него на лице была какая-то кровавая каша, губы приобрели странный голубой оттенок. Клемент, стоявший рядом с ним, пнул его, чтобы заставить выпрямиться. Остальные стражники не трогались с места, видя, что в данной ситуации их помощь не требуется.

Ута снова уселся на свой ящик и взялся за бутылку. Сделав глоток, он произнес:

– Да, постояло в открытом виде и стало гораздо лучше. Ну а теперь, Гленвуд, давай, будь добр… – Он махнул рукой в сторону сжавшегося в комок несчастного.

Гленвуд выпрямился, скрестил ноги.

– Я не торгую церковными печатями, но я был кое-чем обязан этому человеку, так что…

– Расскажи о нем все, что знаешь, – приказал Ториан, пряча меч в ножны и отступая в сторону.

Гленвуд выплюнул сгусток крови.

– Он заплатил три сотни золотых крон за глиняную печать, чтобы свободно выйти из города через южные ворота. Я знаю его много лет и был не против помочь ему.

– Как его имя?! – заорал Ута.

Гленвуд обвел взглядом окружавших его людей, сначала двух аристократов, затем пятерых стражников, и безнадежно вздохнул:

– Его имя Бромви, люди называют его Бром. По-моему, он из благородных… может, из Канарна, откуда-то из тех краев.

Ута откинулся назад и посмотрел на Ториана:

– Ну вот видишь, моя комедия имеет успех… Я это доказал. – И снова повернулся к Гленвуду. – И куда же собирался направиться этот лорд Бромви из Канарна?

– По-моему, он искал какого-то своего друга. Спросил меня, не знаю ли я, где этот друг находится. Еще он спросил, через какие ворота лучше покинуть город, – тихо произнес он, стыдясь того, что выдает своего приятеля.

– И что… это за друг, как его имя, где он живет? – спросил Ториан.

– Этот друг – кирин, наемный убийца, совершенный негодяй, ублюдок, убьет кого хочешь, только заплати… когда я о нем в последний раз слышал, он находился в Ро Вейре. Его зовут Рам Джас Рами, они с Бромом давние знакомцы. Когда-то путешествовали вместе, с двумя другими негодяями.

Услышав это, Ута нахмурился. Ему было кое-что известно насчет Бромви, он знал, что тот в свое время имел дело с несколькими опасными личностями. Ходили даже слухи, будто сын герцога Эктора подался в наемники, но новость о том, что он водится с убийцей, удивила даже Уту.

– Вейр на юге, туда по меньшей мере три недели пути, – обратился к Уте Ториан.

Гленвуд, несмотря на терзавшую его боль, хмыкнул:

– Сомневаюсь, что у Брома путь займет хотя бы две недели. Он не такой нежный, как вы, горожане избалованные, он из Канарна, а там народ крепкий. Если не беречь лошадь и спать как можно меньше, можно добраться туда менее чем за четырнадцать дней.

Рэндалл в волнении поднял руку и заговорил:

– Сэр Леон рассказывал мне об этом, господин. Если я правильно помню, это называется Киринская тропа. Таким образом преступники перебираются с одного побережья Тор Фунвейра на другое.

Ута и Ториан переглянулись и кивнули друг другу. Оба слышали, что кирины умеют быстро преодолевать большие расстояния, но не ожидали, что тропы преступников знакомы аристократу из Тор Фунвейра.

Гленвуд посмотрел на Рэндалла:

– Ваш парень прав; если воспользоваться Киринской тропой, можно сократить путь вдвое. Если держаться подальше от Козза и Большой королевской дороги… – Он снова испытал рвотные позывы, но кое-как совладал с собой. – И если не боитесь огромных пауков, которыми кишат Нарланд и Жуткий лес… – Он с жалким видом улыбнулся. – И, естественно, если вы знаете дорогу, а я сразу скажу, что я не знаю.

Ута отвернулся от Гленвуда, жестом подозвал к себе Ториана и заговорил негромко, чтобы его не расслышал Гленвуд:

– Мы никогда не пройдем через Нарланд. Лучше добираться долгой дорогой; остается только надеяться, что он еще будет там, когда мы приедем.

– Когда я покидал Арнон, мне ничего не говорили о его связях с преступниками, – произнес Ториан, качая головой. – Насколько мне известно, священники, которых разослали на поиски Бромви, ищут в поместьях его родичей, всяких там мелких аристократов.

Ута поразмыслил несколько мгновений, рассеянно постукивая пальцами по черному гербу на груди.

– Я знаю, что на юг отправили нескольких наемников… хотя вряд ли в такую даль, как до Ро Вейра.

Ториан внезапно выпрямился, и на губах его промелькнула редкая улыбка.

– Ну что же, брат, по-видимому, мы получили необходимые сведения. Едем в Ро Вейр.

Ута улыбнулся ему в ответ и посмотрел через плечо друга на стражников, окруживших Гленвуда.

– Сержант Клемент, – громко произнес он, – пойдите сообщите лорду-маршалу, что вы будете сопровождать братьев Уту и Ториана в их путешествии в торговый анклав Козз и далее в Ро Вейр.

Клемент не знал, как на это реагировать, и Ута едва не расхохотался при виде беспомощного выражения лица сержанта.

Глава третья Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн

В камере было холодно и сыро, вместо постели на шаткой деревянной раме лежал грубый соломенный тюфяк. Магнус подумал: интересно, знали ли рыцари Красного ордена, которые посадили его в тюрьму, насколько серьезным оскорблением это является по отношению к священнику ордена Молота – бросить его в темницу без суда и следствия. Рыцари в основном были истинными воинами, и Магнус не мог не уважать их за это; но кроме уважения он испытывал лишь ярость при воспоминании о том, как вероломно они захватили Ро Канарн.

Он выглянул из узкого тюремного окошка и сжал руку в кулак, представляя, что держит Скельд, свой боевой молот. Конечно, это было по-детски – утешать себя мыслями о том, что он чувствует в руке медную рукоять, обмотанную кожаными ремнями, но он позволил себе ненадолго предаться этим мыслям. Принять то, что ты сидишь в тюрьме, было тяжелее всего.

Люди народа ро, которые захватили внутреннюю башню замка, наверняка забрали его молот и выбросили, как непонятный, чуждый предмет, а может быть, забрали с собой, чтобы показать, что они одолели воина ранена. Но на самом деле Магнус понимал, что его еще далеко не одолели. Рыцари в бою полагались не на воинское искусство, а на численное превосходство, и Магнус мог утешать себя воспоминаниями о пятнадцати убитых врагах – а затем дротик из арбалета какого-то труса пронзил ему плечо, и тогда рыцари сумели взять его в плен. Он напряг мышцы и потрогал повязку на ране. Рана оказалась не очень серьезной, а раненский жрец был достаточно искусен во врачебном ремесле; он сделал все, чтобы рана не загноилась.

Ростом Магнус был примерно семь футов, он был высоким человеком для уроженца севера, и, несмотря на то что ему только недавно исполнилось тридцать, длинные светлые волосы, густая борода и покрытое шрамами тело делали его старше. У него отняли кольчугу, и сейчас он стоял в своей камере в простых шерстяных штанах и черной рубахе. Одежда едва защищала от холода, но Магнус происходил из Фьорлана, и холод был для него скорее чем-то привычным, чем неприятным. Его родина, расположенная далеко на севере, дольше всех принадлежала раненам, жителям Свободных Земель, и была единственной провинцией раненов, на которую никогда не ступала нога завоевателей, южан ро.

Магнус много путешествовал по северным землям. Подобно всем членам ордена Молота, он был обязан вести бродячую жизнь и завел друзей во многих далеких краях. Он обнаружил, что чужую культуру лучше всего изучать за выпивкой, распевая песни, а также в компании женщин, и даже суровые и высокомерные жители страны ро становятся вполне приятными людьми после бутылки-другой. Хотя Красные рыцари, судя по всему, вовсе не пили и даже никогда не смеялись. Это были суровые люди, которые существовали на свете только затем, чтобы выполнять приказы и следить за соблюдением законов Одного Бога.

Откуда-то сверху донесся крик боли, и Магнус наклонил голову, чтобы разглядеть хоть что-нибудь из крошечного окошка. Наемники, которые пришли с Красными рыцарями, отнюдь не отличались добротой по отношению к побежденным, и за последние несколько часов Магнус едва не оглох от пронзительных воплей и криков о помощи. Немногочисленные воины-ранены, оставшиеся в городе вместе с Магнусом, уже были казнены по приказу сэра Мортимера Риллиона – по весьма сомнительному обвинению в «предательстве по отношению к королю Тор Фунвейра». Несколько раз Магнус слышал, как умирающий человек ранен упрямо произносил последнюю молитву Рованоко, прежде чем присоединиться к Ледяному Гиганту в его палатах, лежавших за пределами этого мира.

Магнус горевал о гибели соотечественников, но не забыл о том, что у них имелся выбор – уйти или остаться, как это было в обычае у Свободных Отрядов. Несколько человек из Отряда Призраков, которые решили не уходить, по крайней мере, перед смертью получили возможность обагрить свои топоры кровью рыцарей.

В небольшой тюрьме очутились меньше сотни заключенных, в основном стража герцога Эктора, люди, которые вместе с ним защищали внутреннюю башню после того, как пал город. Магнус подумал, что, наверное, теперь они сожалеют о своем решении сражаться, принятом в тот миг, когда вражеский флот показался на горизонте.

Для раненов это была совсем другая история. Они не защищали свой дом, семьи или дело, в которое верили. Магнус подозревал, что люди из Отряда Призраков, которые остались в городе, всего-навсего хотели хорошенько подраться. Воинам Канарна, напротив, было что терять, и теперь они превратились в военнопленных.

Раненский служитель Рованоко, Ледяного Гиганта, покачал головой, вспомнив герцога Эктора. Магнус считал властителя Канарна хорошим человеком, человеком чести, заслуживающим уважения, и при мысли о том, что сделают с ним рыцари, Магнусу стало нехорошо. Простые люди Канарна и их герцог хотели лишь одного: свободы от церкви Тор Фунвейра; эту цель Магнус считал достижимой и, будучи раненским жрецом, совершенно разумной. Однако, видимо, Красных рыцарей Ро Тириса кто-то предупредил, поэтому они и напали на город.

Если Эктор еще жив, размышлял узник, то, скорее всего, позднее они устроят показательную казнь, проведут его по улицам, осыпая насмешками и ударами кнутов. Магнусу нравился герцог Эктор, и он надеялся, что у людей ро запрещено убивать благородных. Он мало что знал об их обычаях, кроме того, что почерпнул из рассказов сына герцога в те времена, когда им случалось путешествовать вместе. Хотя большую часть времени они с Бромви проводили не за познавательными рассказами, а за бутылкой, Магнус все же решил, что герцог – слишком важная персона, чтобы казнить его на месте, как прочих пленников.

Капеллана Эктора, Коричневого священника по имени Ланри, оставили в живых, и Магнус от души надеялся, что это редкое среди рыцарей проявление благородства распространится и на герцога.

– Ранен!.. – проорал Кастус, Красный рыцарь самого низшего ранга, который сейчас присматривал за заключенными.

Магнус не пошевелился. Голос Кастуса казался ему скрипучим и неприятным.

– Я с тобой говорю, жрец! – рявкнул рыцарь, приблизившись к тесной камере, в которой стоял Магнус. – Главнокомандующий Риллион говорит, что я обязан тебя кормить. Лично я считаю, что ты должен гнить в канаве, как и остальные варвары; все вы друг друга стоите. – Он поставил небольшую миску с дымящейся жидкостью на холодный каменный пол и поддал ее ногой через небольшой люк в нижней части двери. Половина содержимого миски выплеснулась на камни. – Приятного аппетита, дружок. Скорее всего, сегодня ты лишишься головы.

Магнус сделал шаг к двери и посмотрел на Кастуса сверху вниз через решетку. Между ними была огромная разница в росте – Магнус более чем на фут возвышался над человеком ро.

Когда Кастус развернулся, чтобы идти прочь, Магнус заговорил:

– Рыцарь… Сразу же, как только я увидел тебя, я решил тебя убить. Но теперь я думаю, что мне стоит найти твоего отца и убить его тоже. – Он произносил слова тягуче с сильным акцентом, голос у него был низкий.

Вражеский воин вытащил меч и направил его острие на ранена.

– Я плюну на твое обезглавленное тело и помочусь на твоего бога, – прошипел он.

Магнус со зловещей ухмылкой произнес:

– Единственная часть его тела, до которой ты сможешь дотянуться, малявка, будет его ступня, прежде чем он раздавит тебя.

Кастус проворчал что-то про себя и, грохоча сапогами, вернулся на свой сторожевой пост, а жрец ранен продолжал насмешливо улыбаться, глядя ему вслед.


Прошло несколько часов, а Магнус так и продолжал стоять в своей камере. Он знал, что еще до вечера его отведут к Риллиону, и отказ сидеть был единственным проявлением непокорности, которое он мог себе позволить. Через узкое оконце он кое-как мог разглядеть, какое сейчас время суток, и Кастус вернулся незадолго до захода солнца.

– Можешь радоваться. Сэр Риллион желает насладиться твоим обществом.

Красный рыцарь широко ухмылялся, и Магнус представил себе, как отрезает ему уши. Тогда он точно перестанет улыбаться.

– Ни последнего ужина, ни последнего слова тебе не положено. Надеюсь, тебе просто отрубят голову, да и все.

Тюремщик приблизился к двери и продолжал:

– Знаешь, что произошло с другими людьми из вашего народа? Их раздели догола, отрезали… сам знаешь что и оставили истекать кровью. Они истекали кровью, вопили, а мы просто… просто смеялись. Но, когда они начали кричать слишком громко, сэр Риллион приказал, чтобы им отрубили головы; а потом мы сбросили эту падаль за стены, в море.

Магнус поразмыслил над его словами. Человек ро, стоявший по ту сторону двери, был гнусным червем, безмозглым и наглым, и в нем полностью отсутствовала честь, которую Магнус надеялся найти во вражеских воинах.

– Я принадлежу к ордену Молота. Я не жду от тебя понимания того, что это означает, потому что твоему богу есть дело только до соблюдения законов и он не знает ничего ни о чести, ни о храбрости. – Магнус приблизил лицо к решетке; между ним и тюремщиком оставалось всего несколько дюймов, и он продолжал: – Если меня будут убивать, то я умру громко. А жалкий коротышка вроде тебя стал бы только позорно хныкать. – Он смолк. – Я хочу тебя убить и молюсь Рованоко, чтобы он дал мне прожить достаточно долго и исполнить это желание.

Кастус развернулся в сторону коридора и проревел:

– Этот болван думает, что его бог поможет ему!

Смех стражников, разнесшийся по коридору, оскорбил чувства Магнуса, и он сделал глубокий вдох. Эти люди просто не понимали, как сильно им повезло. Если бы у него в руках имелся молот, они бы даже не попытались сражаться с ним и обратились бы в бегство. Но сейчас, когда он в кандалах, а они вооружены арбалетами, они изображали из себя храбрецов. Это были не настоящие воины, и Магнус подозревал, что им велели охранять заключенных потому, что от них мало толку на поле боя.

В коридоре показались еще два Красных церковника с самодовольными ухмылками победителей, в руках они держали заряженные арбалеты. Церковники были облачены в стальные нагрудники с такими же красными гербами, как и у Кастуса, – два скрещенных меча на фоне стиснутой в кулак руки. Прицелившись в Магнуса, они встали по обе стороны двери камеры.

Кастус вытащил из ножен меч и произнес:

– Отойди на шаг назад, жрец.

Магнус, сдерживая ярость, отступил дальше в камеру. Он не привык иметь дело с врагами, вооруженными арбалетами и луками; никому из раненов и в голову бы не пришло пользоваться ими в бою, их брали только на охоту. Арбалет считался оружием трусливых и бесчестных.

Кастус достал тяжелый металлический ключ и начал открывать дверь камеры. Движения его были неторопливыми, точно рассчитанными, и все это время он не сводил взгляда с Магнуса. Щелкнув, замок открылся, и Кастус знаком велел своим людям прикрыть его, а сам вошел в камеру.

Когда тюремщик сообразил, что от могучего воина его больше не отделяет толстая железная дверь, в его глазах промелькнул страх.

Магнус гневно глядел на двух стражников с самострелами, стоявших по обе стороны от Кастуса. Он подумал, что, скорее всего, сможет даже с двумя арбалетными стрелами в теле продержаться достаточно долго для того, чтобы разорвать этих троих на куски, но решил, что в этом мало смысла. Он все равно не сможет бежать из тюрьмы и не узнает, что произошло с тех пор, как его швырнули сюда. Лучше пусть его отведут к сэру Риллиону.

– Медленно повернись ко мне спиной, ранен. А вы двое глаз с него не спускайте.

Магнус развернулся; руки его были скованы тяжелыми стальными наручниками. Кастус открыл замок на цепи, соединявшей наручники со стеной, и надел узнику на ноги кандалы. Затем наручники и кандалы были надежно скреплены очередной стальной цепью.

Кастус с силой потянул за цепь и заставил Магнуса выйти из камеры спиной вперед. Один человек с арбалетом встал впереди, второй – за спиной пленника. Все трое были напряжены, словно ожидали, что Магнус в любой момент набросится на них.

Так его провели по коридору темницы. Остальные узники бросали мрачные взгляды на Кастуса, несколько человек молча кивнули Магнусу в знак уважения. Тяжелая деревянная дверь распахнулась, и они начали подниматься по лестнице на верхние этажи сторожевой башни.

Мысли у Магнуса были одна мрачнее другой. Он знал, что люди ро не придавали никакого значения чести, и сомневался, что его слова, обращенные к сэру Риллиону, изменят положение. Магнус понимал: для того чтобы бежать из города, ему придется убить много народу. Он убил бы их всех без малейшего сожаления, но знал, что это не поможет герцогу Эктору и гражданам Канарна. Им придется теперь терпеть боль и унижение, какие всегда испытывает побежденный народ. Красная церковь не проявляет милосердия к тем, кого только что одолела в бою.

Магнусу не нравилось, что сейчас ему следовало не действовать, а проявлять терпение и шевелить мозгами. Он не привык к такому и надеялся, что Рованоко не покидает его; он верил в то, что мудрость его бога поможет ему и вложит в его уста нужные слова.

Каменная лестница заканчивалась у очередной огромной деревянной двери, а за ней он увидел темнеющее небо. Хлестал ливень, и Магнус ощутил сильный запах крови и соли.

Молодые люди из Канарна прибирались во дворе замка, сгребали мусор и обломки, чинили различные деревянные постройки, которые были разнесены в щепки во время битвы. Красные рыцари, по-прежнему в полных доспехах, патрулировали стену с бойницами, и высоко над головой, на верхушке башни, развевался штандарт Одного Бога.

Магнус с радостью увидел небо над головой и подставил лицо дождю. В камере ему не позволяли умываться, и сейчас, когда струи дождя смыли с него грязь, он сразу же почувствовал себя лучше.

В те дни, что он сидел в темнице, Красные рыцари не теряли времени даром. Хотя они не восстановили разрушенные участки городской стены, они убрали трупы, валявшиеся в башне и во дворе, и вдалеке, в городе, Магнус заметил несколько погребальных костров.

Один покрытый многочисленными шрамами Красный рыцарь, который был старше прочих, поднялся со своего места у костра и подошел к Кастусу. Выбритая голова и острые глаза делали его немного похожим на хищную птицу. Прежде чем заговорить, он с любопытством оглядел Магнуса.

– Кастус, неужели это сам знаменитый Магнус Вилобородый?

Кастус с почтением отдал честь:

– Да, милорд. Его вызвали к главнокомандующему Риллиону.

– У меня имеются сведения о том, что этот гигант из Фьорлана убил около тридцати рыцарей. – Он шагнул мимо Кастуса и остановился перед Магнусом. – Ты крупнее, чем я ожидал, воин из страны раненов… скажи мне, этот недостойный полудурок хорошо с тобой обращается? – Он кивнул на Кастуса, который нахмурился, услышав неожиданное оскорбление.

Магнус, прежде чем ответить, ухмыльнулся своему мучителю:

– Я собираюсь его убить, так что за все его оскорбления я отплачу. Это червь, недостойный того, чтобы жить, а уж тем более сражаться в бою.

Красный рыцарь хмыкнул и кивнул в знак согласия. Магнус испытал удовлетворение при мысли о том, что его мнение о Кастусе разделяет другой человек, а тем более ро.

– Милорд… – запинаясь, начал Кастус.

– Молчать, воин! – оборвал его рыцарь. – Этот человек наш враг, но он достоин уважения за свою храбрость в бою. Я с радостью убил бы его на поле боя, но в качестве пленного врага в цепях он заслуживает пристойного отношения.

Кастус отвел взгляд, не осмеливаясь противоречить старшему.

– Да, милорд Вереллиан. – Он бросил взгляд на двух людей с самострелами, охранявших Магнуса, и жестом велел им опустить оружие.

– Вот так-то лучше. – Вереллиан говорил негромко, но в тоне его чувствовалась привычка командовать.

Магнус решил, что перед ним настоящий воин, и это подтверждали вмятины на его латах. Он был вооружен длинным мечом, подобно всем Красным рыцарям, но его старое оружие, очевидно, содержалось в лучшем состоянии, чем у остальных.

– Кастус, забирай своих людей и возвращайся в темницу. Я отведу пленного в большой зал. Человека в цепях не следует подвергать дополнительным мучениям в виде вашего общества. – Вереллиан протянул руку тюремщику, и тот после небольшой паузы передал ему цепь. – А теперь уходите, немедленно; наверняка там еще немало заключенных ждут ваших издевательств.

Магнус почувствовал, что подходящий момент настал, и резко развернулся; его могучее плечо врезалось в голову Кастуса. Тюремщик рухнул лицом вниз в грязную лужу. Два других солдата прицелились в Магнуса из арбалетов, а Вереллиан отступил на шаг, схватившись за рукоять меча.

Магнус стоял, глядя сверху вниз на человека, который уже несколько дней ради собственного удовольствия оскорблял и унижал его. Когда стало ясно, что пленный не собирается бежать, остальные рыцари несколько успокоились.

– Я уверен, что ты это заслужил, воин. – Вереллиан протянул руку и помог Кастусу подняться на ноги.

Тюремщик был покрыт грязью с ног до головы и злобно рычал. Однако Вереллиан покачал головой, лишив его возможности отплатить за обиду, и тот, тяжело ступая и бранясь про себя, побрел обратно через двор крепости и махнул своим помощникам, чтобы они следовали за ним.

– Мне кажется, это был не слишком умный поступок, жрец. Скорее всего, сегодня вечером ты снова окажешься в его власти.

– Оскорбление нельзя оставлять безнаказанным, господин рыцарь, – с убеждением заговорил Магнус.

– Я знаю, что этому человеку… присущи отвратительные качества, но толкать его в грязь… это было немного слишком.

Магнус повернулся лицом к рыцарю и произнес:

– Человек, который называет себя тюремщиком, не имеет чести. Посадить в клетку ранена – самое тяжкое оскорбление для Рованоко. Лучше бы твои рыцари убили меня, чем взяли в плен… Хотя я толкнул его в грязь потому, что у вас, людей ро, совершенно нет чувства юмора, – добавил он с улыбкой.

Вереллиан усмехнулся:

– Это, по крайней мере, близко к истине. Идем, не будем заставлять командующего ждать. – Он повел было Магнуса прочь, затем остановился. – Ты ведь из Фьорлана. Верно, ты родом из Нижнего Каста?

Магнус покачал головой:

– Я и мой брат появились на свет в Фредериксэнде. Это столица, она находится на берегу Фьорланского моря. Нижний Каст расположен дальше от побережья.

– Прошу прощения, я мало что знаю о землях раненов. – Рыцарь говорил с неподдельным интересом. – И все люди из ваших мест так хорошо говорят на нашем языке?

– Я говорю лучше остальных. Меня научил сын герцога Эктора.

Магнус по-прежнему говорил с сильным акцентом жителей Фьорлана, но за время, проведенное в Канарне, он научился выражаться так, что его легко понимали. Большинство людей из его краев владели языком ро в достаточной мере, чтобы общаться на бытовые темы, однако они отказывались называть его «всеобщим языком», как сами граждане королевства ро.

Рыцарь двинулся дальше.

– И как следует правильно обращаться к человеку твоего положения – лорд, жрец, брат?

– Я отец Магнус Рагнарссон Вилобородый из ордена Молота, жрец Рованоко. – Он знал, что его титулы мало что значат для этих людей с юга, однако на Вереллиана они произвели впечатление.

– Ну что ж, отец Магнус, а я – сэр Уильям из Вереллиана, Красный рыцарь, капитан и воин короля. – Представляясь, он поклонился.

– Ты самый вежливый человек из всех граждан ро, которых мне приходилось встречать на этой странной земле. А я уже начинал думать, что у вас только женщины умеют себя вести.

Вереллиан снова улыбнулся; видимо, он действительно был приличным человеком.

– Люди, подобные Кастусу, с рождения являются собственностью церкви. Им не нужна честь – от них требуется лишь наводить порядок после битвы, в которой участвовали настоящие воины.

Они пересекли двор замка и начали подниматься по винтовой деревянной лестнице, которая шла вокруг стен южной башни. Когда они добрались до второй лестничной площадки, Магнус взглянул через плечо на город – на главной площади горело несколько погребальных костров. За ними присматривали наемники Халлама Певайна, хотя отсюда не видно было, чьи тела они сжигали. Магнус догадывался, что топливом для костров служат тела мужчин и женщин Канарна.

На краю площади стояла небольшая часовня Коричневого ордена, она была цела, и в душе Магнуса зародилась надежда, что брату Ланри позволили вернуться к его прихожанам.

Когда они подошли к двустворчатым дверям, Магнус подумал, что в последний раз он входил в тронный зал Канарна вместе с братом Ланри в качестве союзника и советника герцога Эктора. А сейчас он узник, и перемена эта не слишком приятна. Магнус был наслышан о лорде Мортимере Риллионе и понимал, что ждать хорошего обращения не придется. Он приготовился терпеть новые оскорбления.

Перед богато разукрашенными резьбой двустворчатыми дверями стояли два королевских гвардейца из элитного отряда, в задачу которого входила охрана членов королевской семьи. Гвардейцы имели весьма надменный вид и на Вереллиана глядели так же презрительно, как и на Магнуса.

Один из них поднял руку в латной рукавице, и Вереллиан остановился.

– Это отец Магнус, его велено привести в главный зал.

Гвардейцы отступили в стороны с военной точностью и одновременно протянули руки, чтобы взяться за огромные дверные ручки. Высокие деревянные двери со скрипом отворились, и из помещения повеяло теплом. Магнус почувствовал запахи жареного мяса и пива. То, что он все это время глотал тошнотворное месиво, в то время как люди ро пировали, привело его в сильное раздражение.

Вереллиан сделал шаг, слегка потянув за цепь, чтобы Магнус шел позади.

– Иди за мной, отец; командующий ждет.

– А они мне дадут мяса и пива? – Магнуса мучили голод и жажда, и он считал гостеприимство добродетелью, достойной рыцарей.

Услышав его слова, Вереллиан изумленно приподнял брови и ответил:

– Мне кажется, у тебя сейчас есть более насущные заботы, чем набить живот, отец.

Магнус вошел в плохо освещенный пиршественный зал герцога Эктора. По обеим сторонам от входа от пола до потолка высились деревянные колонны, украшенные знаменами Канарна. Геральдические изображения были выполнены в тускло-зеленых и коричневых тонах, что резко контрастировало с видневшимися повсюду кроваво-красными плащами завоевателей. Красные рыцари выстроились по обеим сторонам от центрального прохода, подняв мечи в церемониальном жесте. Каждый глядел прямо перед собой, и никто не поддался любопытству и не посмотрел вслед раненскому гиганту, который прошел мимо них. У нескольких человек в руках были арбалеты, и Магнус опять подумал, что честный воин все же не должен брать в руки подобное оружие.

Когда они приблизились к концу прохода, он посмотрел вперед, на пиршественный зал. Люди обычного роста чувствовали себя в парадном зале, с его сводчатым потолком, скрывавшимся в полумраке, неуютно. Магнус, в отличие от остальных, провел здесь немало часов, обсуждая с герцогом, каким образом лучше всего сохранить жизнь его людям и одновременно завоевать независимость, и еще больше времени они, разговаривая и смеясь, провели здесь за кубком вина. Сейчас в зале было холодно и неуютно.

Пара десятков Красных рыцарей окружали возвышение, расположенное у дальней стены зала. В клетках, подвешенных к потолку, сидели люди, покрытые синяками и кровоточившими ранами. За спинами рыцарей виднелись столы с остатками обильного пира, и Магнус снова предался мыслям о мясе и пиве.

– Войди, и да свершится над тобою суд! – раздался громовой голос с возвышения. – От имени Себастьяна, короля Тириса, и от имени Одного Бога я объявляю, что имею право судить тебя.

Рыцари одновременно встали по стойке «смирно», и громкий звон стальных доспехов наполнил зал. Уильям из Вереллиана расправил плечи и провел раненского воина в цепях по центральному проходу, устланному алым ковром, к возвышению.

В кресле герцога Эктора сидел человек средних лет с высокомерным лицом, облаченный в богато украшенные алые доспехи. Это был лорд Мортимер Риллион, знаменитый на весь Тор Фунвейр рыцарь. О его многочисленных подвигах рассказывали истории среди молодых людей ро, и его манера держаться произвела на Магнуса впечатление. Что бы он ни думал об этом Красном рыцаре, он не мог не признать, что перед ним настоящий воин. У рыцаря была короткая, тщательно подстриженная борода; проблески седины добавляли ему благородства. Покрытое морщинами лицо загрубело от непогоды, и взгляд у него был жесткий, как у человека, уверенного в своем могуществе.

Слева от командующего сидел одетый в белое с золотом толстый священник Золотого ордена, служившего той стороне сущности Одного Бога, которая быласвязана с богатством и алчностью. Магнус не узнал его, но ему не понравилось, что этот человек был увешан золотыми украшениями и драгоценными камнями, явно награбленными в сокровищнице Канарна. У священника не было ни доспехов, ни меча. Лицом он напоминал свинью, и Магнус решил, что этот человек – ничтожество по сравнению с рыцарями.

Рядом с Золотым священником стоял седой Красный рыцарь, человек преклонного возраста, но могучего телосложения. За спиной у него висел боевой топор, и Магнус узнал сэра Рашабальда, палача главнокомандующего, который обезглавливал пленных воинов раненов. Он приближался к пятому десятку, но по-прежнему участвовал в сражениях, и его алые доспехи были покрыты зазубринами и вмятинами.

У подножия платформы, в тени, стоял человек ро огромного роста, в черных латах – рыцарь-наемник сэр Халлам Певайн; Магнус хорошо его знал, но не ожидал здесь увидеть. Он не принадлежал к членам Красной церкви, не имел ни земель, ни семьи; его тяжелый двуручный меч служил тому, кто платил достаточно. Халлам Певайн выглядел потрепанным, черные волосы были в беспорядке, борода не подстрижена. Магнус не видел его уже три года, с тех пор как тот нанялся к одному жестокому раненскому военачальнику за много миль к северу отсюда. Певайн был склонен к неоправданной жестокости, подвержен вспышкам гнева, и Магнусу уже приходилось сражаться с ним. Меч, висевший на поясе наемника, нанес раненскому жрецу удар, шрам от которого остался у него на правом бедре, и Магнус знал, что на теле рыцаря осталось несколько отметин от Скельда.

Однако больше всего заинтересовали Магнуса две присутствовавшие в зале женщины. Одна из них – Бронвин, дочь герцога Эктора, к которой Магнус чувствовал большое расположение, – не была связана и скована кандалами, однако ее окружали четыре Красных рыцаря. Обычно девушка ходила в кожаных доспехах, но сейчас она была одета в простое темное шерстяное платье. Она была высокой и стройной, длинные каштановые волосы заплетены в косу. Магнус считал ее необыкновенной красавицей.

Вторая женщина являлась уроженкой Каресии, страны Джаа. Она стояла рядом с командующим и выделялась среди остальных присутствующих. Одежды ее были черными, и татуировка на лице в виде паутины встревожила Магнуса. Он слышал рассказы о Семи Сестрах и мог лишь надеяться, что эта женщина не одна из них. Ему было известно, что волшебницы из Каресии обладают способностью околдовывать мужчин, и он уже встречался с такими женщинами. Рованоко одарил его некоторой способностью сопротивляться колдовству, но все же он считал Семь Сестер опасными противницами.

Вереллиан велел Магнусу остановиться перед возвышением, и теперь его отделял от командующего ряд Красных рыцарей, опустившихся на одно колено перед троном.

– Милорд Вереллиан, вы можете быть свободны, – небрежно махнул рукой Риллион.

– Я хотел бы остаться, милорд. С отцом Магнусом плохо обращались в тюрьме, – громко произнес Вереллиан.

Золотой священник рассмеялся, и рыцари подхватили этот смех, выражая свое презрение к раненскому жрецу. Риллион даже не улыбнулся, он явно не разделял чувств Вереллиана.

– Сэр рыцарь, приказываю вам возвращаться во двор, к вашему отряду.

Вереллиан шагнул к Магнусу и прошептал:

– Приношу свои извинения, отец, мое слово здесь ничего не значит.

Он повернулся к трону, отдал честь, попятился, затем развернулся и военным шагом направился к выходу из зала.

Магнус остался один, безоружный, в цепях, окруженный врагами. Он вынужден был признаться себе: даже если бы ему удалось разорвать цепи, выйти отсюда живым оказалось бы очень трудно. Он внимательнее оглядел зал в надежде найти свой боевой молот Скельд, забытый в каком-нибудь темном углу. Магнус несколько раз сжал руки в кулаки; как не хватало ему сейчас чувства надежности, которое давала обмотанная кожей рукоять оружия. Однако Скельда нигде не было видно, и эти люди, поклонники Одного Бога, не могли знать о его важности. Магнус повернулся к возвышению, выпятил грудь, чтобы все собравшиеся видели: несмотря на то что его взяли в плен, отец Магнус Вилобородый по-прежнему остается гордым уроженцем земель раненов.

Командующий, рыцарь Риллион, заговорил первым:

– Мы убрали много трупов, смыли с улиц множество галлонов крови и посеяли семена порядка… однако на душе у меня по-прежнему неспокойно. – Он поднялся с кресла, сделал несколько шагов к Магнусу, однако не вышел из-за цепочки Красных рыцарей. – Ты чужестранец, родом из далекой страны, и вот ты здесь, строишь козни вместе с герцогом-изменником, чтобы отнять у короля принадлежащие ему земли. – Он вытащил из ножен меч. – Что бы сделал этот северянин, если бы мы поменялись местами? – Обернувшись, он обратился с этим вопросом к соотечественникам. – Он не стал бы брать нас в плен, сажать в тюрьму. Нет, нас убили бы, убили жестоко, как это принято у раненов. Мы, последователи Одного Бога, должны стараться быть лучше, чем эти низшие существа.

Несколько рыцарей, стоявших на коленях у подножия трона, постучали кулаками в железных рукавицах о нагрудники в знак поддержки и согласия со словами командира.

Затем заговорил Рашабальд, палач:

– Милорд, этот ранен убил много Красных рыцарей. Он слишком опасен, его нельзя отпускать на свободу. Мой топор и рука, что держит его, жаждут крови этого варвара.

Эти чувства разделял Золотой священник; хмыкнув про себя, он заговорил высоким голосом, похожим на женский:

– Вы, люди Красной церкви, цените силу и доблесть в бою, так давайте развлечемся, раз уж нам попался в руки этот язычник. Пусть сражается с дикими зверями; его предсмертные вопли будут музыкой для наших ушей.

Магнус яростно воззрился на жирного церковника, надеясь на то, что здесь присутствует достаточно людей чести и, если уж ему, Магнусу, суждено умереть, смерть эта будет быстрой.

Риллион повернулся к женщине из Каресии и обратился к ней:

– Благородная сестра, чьи советы до сих пор были мудры, скажи нам, что бы ты сделала с этим пленником.

Она заговорила с сильным каресианским акцентом, но слова ее звучали подобно соблазнительной любовной мелодии:

– Этот человек храбр и силен. – Она осмотрела Магнуса с ног до головы и остановила взгляд на его лице. – Он ненавидит вас, милорд, и с радостью убил бы всех, кто сейчас присутствует здесь. – Она на миг прикрыла глаза, сделала вдох и улыбнулась. – Он не боится никого и не боится смерти.

Как и опасался Магнус, эта женщина действительно оказалась одной из Семи Сестер, могущественной колдуньей, по слухам, жестокой и беспощадной. Он не знал, зачем такой женщине, как она, сопровождать армию Красной церкви, но решил, что это дурной знак.

Она уловила его мысли и снова улыбнулась:

– Я вижу, ты слышал о моем ордене. Я Амейра, Повелительница Пауков, – она смолкла на миг, и на лице ее появилось зловещее выражение, – и я знаю твоего брата.

Никто из окружающих не понял, что означают эти слова, и Магнус испытал некоторое облегчение оттого, что врагам ничего не известно о его семье. Его брата звали Алдженон Рагнарссон, из рода Слеза, он являлся верховным вождем раненов и командующим флотом драккаров.

– Если собственная жизнь ему безразлична, скажи, кому он поклялся в верности? – спросил Риллион у колдуньи.

– Ему небезразличны дети герцога Эктора, особенно его дочь, хотя и сын его – старый, верный друг этого человека. – Она пристально взглянула в глаза Магнусу и продолжала: – Также его волнует судьба брата Ланри, Коричневого священника… но больше всего он тревожится о судьбе самого герцога. Он беспокоится о том, что его друг уже мертв, и эта мысль причиняет ему боль.

Золотой священник рассмеялся:

– Ха, выглядит он закаленным воином, однако оказывается мягче воска, когда речь заходит о его женщине или его друзьях. Никогда я не пойму, как этому отсталому народу удавалось столько времени сопротивляться нашим рыцарям.

Магнус молчал и осматривался, считая рыцарей. По меньшей мере сто человек, закованных в латы и вооруженных до зубов, стояли в огромном зале герцога Канарна, а Скельда Магнуса нигде не видно. В такое невыгодное положение ему еще никогда не приходилось попадать, и он попытался успокоиться, вспоминая о своих прошлых приключениях и о тех, кто пал под ударами его молота. У Магнуса имелись друзья, которые засмеялись бы, увидев его сейчас, друзья, которые показали бы этим людям ро, что несколько человек могут в час нужды одолеть даже сотню воинов.

Лорд Риллион поднял руку:

– Довольно, я принял решение.

В зале воцарилась тишина, и Риллион медленно вернулся в свое кресло. Рашабальд и Золотой священник внимательно следили за командующим, и на их лицах явственно читалось желание увидеть смерть раненского воина. Магнус оглядел других Красных рыцарей и остался доволен увиденным; они не испытывали ненависти к нему. Сэр Певайн, рыцарь-наемник, пристально наблюдал за пленным, взгляд его был кровожаден. Магнус считал его одним из самых опасных людей в зале; он сомневался, что наемник сохранит нейтралитет, поскольку Красная церковь оплатила его услуги.

Затем Риллион заговорил, громко и четко:

– Этот человек – чужестранец, и только его неведение останавливает меня от того, чтобы отрубить ему голову. – Окружающие командующего люди явно остались недовольны этим приговором, но молчали и ждали, что он скажет дальше. – Тем не менее его друг, герцог, недостоин подобного милосердия. Я думаю, что зрелище правосудия, вершимого от имени Одного Бога, будет достаточным наказанием для этого человека за его глупость. – Он махнул рукой куда-то в сторону. – Сэр Певайн, сходите за герцогом и приведите его к нам.

Магнус проследил взглядом за могучим рыцарем-наемником, который прошел мимо возвышения и скрылся за боковой дверью.

Затем Риллион поднялся и обратился к Магнусу:

– Дети его, Бронвин и Бромви, будут подвергнуты бесчестью и будут называться Черными Стражами до конца своей жизни.

Бронвин взглянула из-за спин Красных рыцарей на Магнуса, и могучий северянин увидел в ее глазах страх. Они с Бромом, наследником герцога Эктора, были близнецами, и Магнус за короткое время, проведенное в Ро Канарне, сильно привязался к ней. Было невыносимо представить себе, что на ее лице появится клеймо бесчестья, и в душе его зародился гнев.

Женщинам ро редко позволяли носить доспехи или учиться владеть мечом, но Бронвин в своем возрасте уже была искусным воином; герцог настоял на том, чтобы его дети научились воинскому искусству и сумели сражаться за свою землю в час нужды.

Сэр Певайн вернулся; в руке он сжимал тяжелую стальную цепь, к которой был прикован несчастный, сломленный, окровавленный пленник. С герцога Эктора сорвали почти всю одежду, кровь струилась из нескольких ран на груди и лице, и Магнусу показалось, что его избивали кнутом.

Певайн с силой потянул за цепь, герцог упал, и наемник буквально подтащил его к возвышению. Следом шел перепуганный насмерть брат Ланри, капеллан Ро Канарна. Коричневый священник был человеком плотного сложения, он представлял сторону сущности Одного Бога, связанную с бедностью и милосердием, и Магнус считал его честным и достойным человеком. Капеллан сражался своей палицей с железным наконечником против Красных рыцарей, и ему оставили жизнь только потому, что он принадлежал к служителям церкви.

Магнус невольно шагнул вперед, и его охватило непреодолимое желание расшвырять Красных рыцарей и помочь другу. Заметив это движение, палач схватил свой огромный топор.

– Милорд Риллион, если этот деревенский жрец снова пошевелится, могу я отрубить ему руку? Пусть истечет кровью.

Охваченный гневом Магнус наконец нарушил молчание и, почти не думая о том, что говорит, крикнул на весь зал:

– Ты трус!..

Наступила полная тишина.

– Снимите с меня оковы, дайте мне мой молот, и ни один из вас не выстоит против меня. – Он снова сделал шаг вперед, и теперь от цепочки рыцарей его отделяло всего несколько дюймов.

Брат Ланри смотрел на Магнуса из-за спин рыцарей, они обменялись едва заметными кивками в знак приветствия. Священник выглядел крайне утомленным, однако, судя по всему, вреда ему не причинили. Риллион сидел все так же спокойно, Рашабальд и Золотой священник, казалось, кипели от ярости, а на губах сэра Певайна появилась отвратительная ухмылка. Краем глаза Магнус заметил, что люди, охранявшие Бронвин, придвинулись к ней ближе; они теперь практически держали ее за руки, и она была в явном смятении оттого, что не могла видеть отца из-за толпившихся вокруг него рыцарей.

– Мне говорили, что у рыцарей Красного ордена есть честь… но я этого не вижу! – Магнус проревел последние слова на весь зал, напряг свои огромные ручищи, и тяжелые стальные цепи впились ему в тело.

– Рыцари, мечи из ножен, приготовьтесь! – приказал Риллион, и Красные рыцари, стоявшие на коленях перед троном, поднялись и четкими, отработанными в бою движениями вытащили клинки. – Еще одно угрожающее движение со стороны этого человека, и вам придется его усмирить. Ранить, но не убивать.

Бронвин, окруженная врагами, крикнула:

– Отец!.. – Она зарыдала, и один из рыцарей с силой ударил ее по лицу.

– Рыцарь, – прошипел Магнус, обращаясь к человеку, ударившему ее, – если ты еще раз прикоснешься к этой женщине, я перегрызу цепи зубами, чтобы убить тебя.

Магнус не сводил со стража горящего ненавистью взгляда, чувствуя, как кандалы врезаются в тело. Он взмолился про себя своему богу: «Рованоко, не допусти, чтобы эти бесчестные люди отняли жизнь у моих друзей; а если это не в твоей власти, даруй мне силу для того, чтобы отомстить за их гибель или встретить почетную смерть. Прошу тебя, не позволяй им снова отправить меня в холодную каменную темницу».

Рыцари, только что склонявшиеся перед троном, окружили Магнуса, отрезав всякую возможность борьбы. Риллион и Рашабальд спустились с возвышения и остановились над поверженным герцогом Канарна.

Певайн потянул за цепь, прикованную к стальному ошейнику, надетому на Эктора. Его заставили повернуться лицом к командующему вражеской армии, и стало видно, насколько серьезно его покалечили. Ему выкололи глаз острием меча, и рана была свежая, то есть нанесенная уже после окончания сражения. У него не хватало половины зубов, и он дрожал всем телом. Магнус решил, что его друг не в себе и даже не понимает, где находится.

– Посмотри хорошенько на этого предателя, ты, раненский пес, – громко сказал Риллион.

– Милорд, позвольте мне отрубить ему голову? – Это произнес Певайн, и в голосе его слышалась злобная радость.

Сэр Рашабальд явно остался недоволен этим вмешательством и вопросительно посмотрел на командира. Риллион немного подумал, но затем покачал головой и молча дал знак палачу. Рашабальд улыбнулся и несколько раз взмахнул топором, пока Певайн снимал с жертвы металлический ошейник.

Магнус, глядя на это, почувствовал, что у него перехватило дыхание, и окинул яростным взглядом людей ро, стоявших перед ним, людей, которые собирались убить его друга. Он слышал рыдания Бронвин, но не оглянулся на нее. Он поблагодарил своего бога за то, что она из-за спин стражей не увидит, как убивают ее отца.

Герцог Эктор был человеком некрупного телосложения и сейчас, почти без одежды, покрытый ранами, выглядел жалким и сломленным; он даже не пошевелился, когда Рашабальд приложил лезвие топора к его шее. Риллион поднял руку над головой, и все присутствующие замерли, ожидая, когда он опустит ее, давая знак палачу нанести удар. И, когда это произошло, Магнусу показалось, что время замедлило ход. Рашабальд поднял топор высоко над головой, Риллион опустил руку, и топор упал.

Раздался звук, какой обычно слышен, когда сталь разрубает плоть и кости, палач закряхтел от усилия, а герцога Эктора, властителя Канарна, не стало. Голова его стукнулась о каменный пол, тело обмякло и упало к ногам Певайна.

На несколько мгновений воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь всхлипыванием дочери герцога, а сэр Риллион наклонился и поднял отрубленную голову, чтобы продемонстрировать ее своим рыцарям. На лице герцога застыла маска гнева и мучительной боли. Когда голову его повелителя пронесли мимо брата Ланри, священник заплакал.

Амейра, каресианская волшебница, злобно хихикнула. Ее зрачки даже расширились от радостного возбуждения при виде мертвого тела герцога.

При виде отрубленной головы друга сила Рованоко снизошла на Магнуса, и он взревел так, что голос его наполнил весь зал. Он вцепился в свои кандалы с силой, подобной которой люди из царства ро не видели, и стальные звенья начали гнуться и подаваться. Гнев взял верх над разумом, и Магнуса было больше не сдержать железными оковами. Стражи, окружавшие его, с потрясенными лицами смотрели на то, как огромный северный воин, резко дернув плечами, разорвал цепи. Рованоко сильнее всего ненавидел, когда людей его народа сажали в клетку, и он дал своему жрецу сверхъестественную силу.

Все взгляды обратились к Магнусу; его окружало больше сотни вооруженных людей в доспехах, с мечами наготове. Он взглянул на лица командиров и старого палача, затем снова обернулся к воинам, окружавшим его. Глаза его стали совершенно черными, в уголках рта показалась пена.

– Воины, обуздайте пленного, – запинаясь, произнес Риллион; даже он ощутил страх перед лицом человека, воплощавшего ярость и силу Рованоко.

Каресианская волшебница быстро подошла к командующему и прошептала ему что-то на ухо, затем легко прикоснулась к его руке.

Первый рыцарь, бросившийся на Магнуса, умер мгновенно; зазубренный конец цепи вонзился ему в горло. Магнус подхватил его труп и швырнул в следующего нападавшего. Магнус без труда отразил неуверенный выпад одного из рыцарей, схватил его меч и, развернув рукоятью к себе, вонзил прямо в лицо врагу и убил его на месте.

В зале началась суматоха, люди старались пробраться ближе к месту боя. Риллион отдал приказ нескольким рыцарям, и Золотого священника быстро увели прочь. Певайн приближался к Магнусу, вытаскивая из ножен огромный двуручный меч, а сэр Рашабальд встал перед командующим, приняв оборонительную позу.

Магнус завладел длинным мечом и быстро прикончил еще двух рыцарей могучими ударами сверху вниз. Остальные Красные рыцари, окружившие его кольцом, держались несколько поодаль.

Магнус стоял в луже крови, над четырьмя трупами.

– Ну, сразитесь со мной теперь, трусы! Я – ваша смерть…

В одной руке он держал разорванную цепь и вертел ею над головой, удерживая врагов на расстоянии, другой угрожающе размахивал добытым мечом. Риллион скрылся за спинами своих людей; теперь, когда Магнус был окружен, он несколько успокоился и сделал знак Певайну, чтобы тот выступил против Магнуса, а также позвал с другого конца зала людей с арбалетами.

Магнус шагнул к окружавшим его рыцарям и взмахнул цепью, целясь в ближайших врагов. Рыцари отступили, побоявшись ввязываться в схватку. Опустив мечи, они лишь плотнее окружили его.

Он пригнулся, опустив цепь и меч. Воинственная ярость Рованоко сменилась желанием вырваться на свободу. Он поддался инстинкту выживания, словно загнанный в клетку зверь, и едва заметил могучую фигуру сэра Певайна, появившегося из-за спин рыцарей.

– Певайн, он нужен мне живым! – приказал Риллион из своего безопасного укрытия.

Колдунья стояла рядом с ним и продолжала шептать что-то ему на ухо.

Воины с арбалетами протолкались внутрь круга рыцарей, и оружие трусов было готово к бою и нацелено на Магнуса. Рыдания Бронвин были единственными звуками, доходившими до сознания Магнуса, но этого оказалось достаточно для того, чтобы у него несколько прояснилось в голове, и он сумел парировать удар Левайна, когда тот, подняв меч над головой, обрушил его на пленника. Магнус даже согнулся от напряжения, но у него хватило сил отразить удар.

– Я же сказал, что он нужен мне живым. Не вздумайте нарушить мой приказ, Певайн, – повторил Риллион.

Магнус, развернувшись, нанес удар ногой по бедру Левайна, закрытому стальными пластинами. Наемник покачнулся, но не упал, а Магнус, бросившись на пол, перекатился и избежал второго, колющего удара.

Рыцарь-наемник зарычал, схватил меч двумя руками и снова замахнулся, целясь в незащищенное плечо северянина. Выпад был мощным, но цели не достиг; Певайн в бою полагался на стальные латы и гигантский меч, а не на искусство во владении оружием.

Магнус умел действовать быстро и ловко и знал, как вести себя в поединке с человеком, чьи движения стесняют стальные доспехи. Он не пытался парировать удар, вместо этого он бросился влево, и меч врага чиркнул о каменный пол. Во все стороны полетели каменная крошка и пыль, и каменная плита треснула; при виде этого Риллион поднялся, протиснулся сквозь заслон рыцарей и рявкнул на Левайна в третий раз:

– Сэр рыцарь, если вы убьете его, то последуете за ним сами.

Амейра, Повелительница Пауков, оставалась в стороне, но мысль о том, что Певайн может убить Магнуса, явно встревожила ее.

– Милорд, мы должны избавиться от этого дикого животного, – скрежеща зубами, ответил Певайн. – Позвольте мне убить его… Позвольте мне убить его прямо сейчас. – Он не сводил взгляда с Магнуса, который снова пригнулся, держа наготове меч.

Риллион тоже вытащил меч и вошел в круг, а Рашабальд поспешил за ним.

– Певайн, я не буду говорить в четвертый раз, – тихо произнес командующий, внимательно следя за наемником, но не поднимая меча.

Боевая ярость оставила Магнуса, и он теперь искал возможность бегства. Его окружало плотное кольцо Красных рыцарей – почти никаких шансов прорваться сквозь него. Плача Бронвин было уже не слышно.

Певайн издал тяжелый вздох, явно разозлившись, что его лишили возможности сразиться с Магнусом. Он опустил меч и, по-прежнему глядя прямо в глаза раненскому воину, попятился к краю площадки. Из-за спин Красных рыцарей появились арбалетчики и прицелились, ожидая знака стрелять. Риллион отступил, однако в его движениях чувствовалась уверенность опытного воина.

– Я принял решение, и этот жестокий воин останется в живых, – произнес он, глядя на четырех убитых рыцарей Красной церкви. – Но несколько ран от стрел в ногах не убьют его.

Он кивнул ближайшему лучнику, и тот выстрелил. Дротик пронзил ногу Магнуса выше колена, и воин вскрикнул от боли и рухнул на пол. Прежде чем он смог прийти в себя и хотя бы сесть, сэр Певайн с силой ударил его по лицу ногой в железном сапоге, и Магнус потерял сознание.

Глава четвертая Госпожа Бронвин в городе Ро Канарн

Госпожа Бронвин из Канарна стояла в стороне от трона своего отца в его парадном зале. Она потеряла из виду отца Магнуса за спинами многочисленных рыцарей, больше не слышала его вызывающего рева, рева дикаря. Четверо ее стражей отвлеклись, поскольку они были единственными, кто не участвовал в происходящем, и девушка взяла себя в руки и приготовилась действовать.

Слезы, вызванные сценой убийства отца, были искренними, и все решили, что дочь герцога – слабая женщина. Она решила сыграть на этом и изобразила сломленное горем хрупкое существо. Бронвин опустилась на колени и закрыла лицо руками. Однако, поглядывая между пальцев, она внимательно следила за теми, кто окружал ее. Они смотрели на возвышение с троном, наверняка желая тоже поучаствовать в схватке с северянином. Один из рыцарей, тот, кто стоял у нее за спиной, инстинктивно выхватил меч из ножен в тот миг, когда Магнус разорвал свои цепи, но остальные в этот момент не были вооружены.

Бронвин видела женщину из Каресии, Амейру; внимание колдуньи было приковано к схватке с пленником. На лице чужестранки читалось извращенное удовольствие, словно она была пьяна или накурилась одуряющей травы.

Бронвин сделала глубокий вдох и напрягла все мышцы. И как раз в тот миг, когда она собралась действовать, каресианский кинжал-крис скользнул по полу и остановился около ее левой руки. Четыре рыцаря, окружавшие ее, не смотрели себе под ноги, шум в зале заглушил звон металлического лезвия о камень. Девушка улыбнулась про себя, узнав нож с инкрустированной рубинами рукоятью, и протянула к нему руку. В тот миг, когда рыцарь, стоявший у нее за спиной, заметил ее движение и хотел было предупредить остальных, чья-то рука обхватила его за шею, и нападавший полоснул по горлу кривым мечом.

Смуглый мужчина, появившийся за спиной умиравшего рыцаря, успел подмигнуть Бронвин, прежде чем пинком отшвырнуть труп на пол и прикончить второго стражника движением ятагана снизу вверх. Бронвин мгновенно пришла в себя и вонзила крис в бедро стоявшего слева от нее рыцаря сквозь щель в доспехах. Он упал на пол, громко вскрикнув; из раны хлестала кровь. Последний из стражников машинально обернулся к Бронвин, и смуглый человек рубанул его своим страшным мечом.

За несколько секунд четверо стражей были убиты или выведены из строя, и Бронвин стремительно вскочила на ноги; ее простое бурое платье было залито кровью. Убийца улыбнулся и взял ее за руку.

– Пора уходить, красавица, – произнес он со слабым каресианским акцентом.

Она не стала выдергивать руку и, бросив последний быстрый взгляд через плечо, побежала следом за мужчиной к боковой двери. Ее бегство заметила Амейра и еще человек шесть рыцарей, дежуривших у главного входа, но Риллион и остальные были поглощены схваткой. Рыцарь, которого Бронвин ранила в ногу, кричал все громче; но девушка вместе с каресианским убийцей стремительно бежала прочь.

Это был человек по имени Аль-Хасим, друзья называли его Принцем Пустынь. Бронвин знала, что он находился в Ро Канарне перед битвой, но считала, что он убит вместе со многими другими. Он был родом из Каресии и время от времени служил наемником у разных людей, но в Канарн приехал по просьбе Алдженона Слезы, раненского боевого вождя, старшего брата Магнуса.

Ее отцу Аль-Хасим не нравился, но Бронвин забавляли его постоянные заигрывания с ней, и сейчас она благодарила судьбу за то, что он умел так неслышно передвигаться и ловко обращаться с ятаганом. Среднего роста, жилистый и проворный, он молниеносно действовал как мечом, так и кинжалом. Свои черные как вороново крыло волосы он небрежно собирал в пучок на затылке, и было в его манере держаться что-то экзотическое, как у принца из заморской страны. Бронвин знала, что он отнюдь не благородного происхождения, но он часто упоминал о своих аристократических корнях.

Беглецы покинули главный зал. Коридоры башни герцога Эктора были узкими и запутанными для того, чтобы сбивать с толку возможных захватчиков, но Бронви прекрасно в них ориентировалась. Она вырвала руку у Хасима и бросилась налево.

– Э… выход в той стороне. – Хасим указал на сводчатый коридор.

– Да, но я знаю, куда иду, – отозвалась Бронвин, распахнула ближайшую дверь и быстрыми шагами приблизилась к стойке с оружием, находившейся у дальней стены.

Комната являлась частью арсенала, и три его уровня были соединены деревянными лестницами.

На лице Хасима появилось озабоченное выражение, однако, помедлив немного, он последовал за девушкой.

Судя по звукам, доносившимся из главного зала, Магнуса все-таки усмирили, и побег Бронвин был замечен. Она взяла со стойки легкий короткий меч и нажала на одну из панелей на стене; открылась дверь, ведущая в потайной ход.

– Почему мне никто не сказал, что здесь имеются потайные двери? Тогда спасти тебя оказалось бы гораздо легче, – проворчал Хасим, следуя за Бронвин в узкий коридор, и добавил: – Однако это было бы не в моем стиле.

Бронвин испустила тяжелый вздох и постаралась временно не думать о смерти отца. Она пожалела, что у нее отобрали латы. Коричневое платье, которые выдали ей тюремщики, плохо подходило для быстрого передвижения по тесному, пыльному туннелю.

Ее доспехи, подарок отца, грубо сорвали с нее Красные рыцари, относившиеся к ней безо всякого уважения, и бросили в какой-нибудь чулан. Рыцари не причинили ей вреда, только разоружили и связали ее, и теперь она мечтала о новой возможности доказать, что способна выстоять против мужчин, закованных в железо.

Несколько минут они шли по коридору, который поворачивал то налево, то направо, время от времени им попадались грубо вырубленные ступени, ведущие вниз, – судя по всему, они удалялись от главной башни. Эти туннели были вырублены по приказу ее деда задолго до ее рождения, и отец часто рассказывал Бронвин и ее брату, как однажды в детстве заблудился в темных переходах.

– Бронвин, куда именно ведет этот туннель? – Хасим протиснулся мимо нее и вгляделся во тьму. – Да, и еще мне бы хотелось получить обратно свой нож.

Он протянул руку, и Бронвин вложила в его ладонь окровавленный крис рукоятью вперед. Такие кинжалы имели все каресианские воины – кинжал с волнистым лезвием, острый как бритва, предназначенный для того, чтобы наносить незаживающие раны.

– Может, выйдя отсюда, мы окажемся посреди вражеской армии? Мне что, придется снова тебя спасать? – спросил он.

– По-моему, этот туннель ведет к скале над внутренней гаванью. – Бронвин не была вполне в этом уверена, но она помнила кое-что с тех пор, как в детстве играла здесь с братом. – В конце должна находиться деревянная дверь, спрятанная за большим камнем.

Хасима, очевидно, это не убедило.

– Ну ладно, только я иду первым.

И он, словно желая защитить ее, преградил ей путь.

– Я не слабая девчонка, чужестранец, – возразила она.

Хасим нахмурился:

– Я знаю. Слабая не сумела бы вонзить кинжал в ногу мужчине… но ты ни секунды не колебалась. Сейчас ты, конечно, похожа на служанку, но в тебе сила твоего отца… и резкость твоего брата.

Во время нападения на город ее брата Бромви здесь не было. Когда на горизонте появился вражеский флот, молодой лорд находился в Ро Тирисе. Бронвин надеялась на то, что отец успел с ним связаться и предупредить, чтобы он не возвращался на родину, но она понимала, что брата все равно, скорее всего, найдут и заклеймят знаком Черного Стража.

Впереди показался слабый свет. Бронвин знала, что скоро совсем стемнеет, и хотела выбраться из города до захода солнца. Хасим жестом велел ей держаться позади и, осторожно ступая, зашагал по направлению к источнику света. Пройдя несколько ярдов, он остановился.

– Что там? – спросила Бронвин.

Он медленно повернулся к ней:

– Похоже, что флот Красных рыцарей при помощи катапульт пробил бреши в городских стенах… В отверстие виден город.

Бронвин шагнула было к нему, но он поднял руку и остановил ее.

– Ты уверена в том, что хочешь видеть это, госпожа? – На смуглом лице Хасима появилось суровое выражение.

– Мой отец мертв, брат бежит, спасая свою жизнь. Мне кажется, это делает меня герцогиней Канарна. – Она твердо отстранила руку Хасима. – У тебя есть выбор: или делай, что тебе приказывают, или оставь меня и уходи.

Каресианец не тронулся с места.

– Послушай меня, женщина, я пришел сюда не затем, чтобы спорить и ссориться с тобой, и я не твой подданный… так что лучше заканчивай со всей этой чушью насчет герцогинь. – При этих словах он взглянул ей прямо в глаза. – Ты можешь посмотреть на город, если хочешь, но там только кровь и смерть. – Он отступил в сторону. – Воля твоя, госпожа. – Он слегка поклонился с насмешливым видом.

Бронвин шагнула вперед. Потайной ход был прорублен в одной из внешних стен крепости, и огромный камень, выпущенный из катапульты. пробил ее насквозь. На высоте чуть ниже человеческого роста, там, где камень снес зубчатую верхнюю часть стены, образовался пролом, и Бронвин поверх крыш домов видна была главная городская площадь Канарна.

Действительно, там были лишь смерть и кровь, и Бронвин холодным взглядом наблюдала за тем, как Красные рыцари и наемники складывали в кучу тела убитых. Несколько домов было разобрано на дрова, и на погребальных кострах горели тела павших граждан Канарна. Рыцари везли деревянные тележки с трупами со всех концов города. Тела сваливали в кучу на главной площади, где они ожидали встречи с Одним Богом в пламени костра, и старый Черный священник нараспев произносил над погибшими свои молитвы.

Красных рыцарей было около тысячи человек, и такой сравнительно небольшой армии оказалось более чем достаточно для того, чтобы справиться с плохо обученными защитниками города, людьми, защищавшими свои дома и семьи. Бронвин показалось, что она узнала одного фермера по имени Хобб, человека, который выращивал капусту к северу от города и который тоже погиб в этой битве.

Она не плакала, хотя и подумала, что это, наверное, плохо. Больше всего сейчас ей хотелось повернуть время вспять и упросить своего отца бежать, вместо того чтобы остаться и биться с Красными рыцарями.

– Бронвин, надо уходить. – Хасим положил руку ей на плечо. – Нас ищут. – Он встал перед ней, загородив вид на город. – По крайней мере, ищут тебя.

Она оттолкнула его в сторону. Она не знала, зачем смотрит на это кровавое зрелище, но Бронвин была госпожой Канарна и чувствовала глубокую любовь к своему народу и ответственность за него.

Хасим крепко схватил ее за плечи, оттащил от пролома и прижал к противоположной стене туннеля.

– Слушай меня, женщина… – процедил он сквозь зубы, – эта ведьма из Каресии, с меченым лицом…

Бронвин, извиваясь, пыталась высвободиться из его рук.

– Да как ты смеешь?!

– Слушай… она из Семи Сестер, и, если ты будешь медлить, она обязательно найдет тебя. – Он отпустил девушку и отступил на шаг. – Нам нужно двигаться на север, в Травяное Море. Эта ведьма не осмелится последовать за нами на земли раненов.

Бронвин привалилась к стене и опустила голову; на ее глазах выступили слезы.

– Почему это случилось с нами? Что им сделал мой отец? – Она не подняла голову, она не ждала ответа, но у нее подкосились ноги при мысли о том, какие ужасные события произошли за эти несколько дней, как они перевернули всю ее жизнь.

Хасим подхватил ее, на этот раз осторожно, не дал ей упасть, взглянул ей в лицо.

– Риллион слаб. Он крепко держит в руке меч и умело владеет им, но сам он превратился в раба каресианской колдуньи. – Наемник вытащил из ножен кинжал-крис и поднял его острием вверх. – Именно поэтому я появился здесь. Алдженон Слеза знал, что она в Канарне… понятия не имею откуда… и он послал меня сюда, чтобы выяснить, что она здесь делает. Я отправил ему сообщение сразу же после окончания битвы.

До Бронвин не сразу дошло, о чем идет речь; она покачала головой и вытерла слезы.

– А я думала… – начала она, но Хасим перебил ее:

– Ты думала, что я прибыл сюда, чтобы приглядывать за Магнусом. – Он улыбнулся. – Поверь мне, он сам прекрасно может позаботиться о себе. А волшебница держит в своих изящных ручках сердце и голову Риллиона. Алдженон не стал мне всего рассказывать, но он знал: происходит что-то странное. Я обычно стараюсь не волноваться по поводу вещей, о которых мне не рассказывают, но последние события – это нечто большее, чем опрометчивые поступки твоего отца и гордыня короля.

Какой-то звук, донесшийся сверху, заставил их поднять головы; с деревянного потолка посыпалась пыль. Несколько человек шли по верхнему параллельному туннелю.

– Проклятье… рыцари нашли потайные туннели. – Хасим посмотрел в ту сторону, куда они направлялись, и спросил: – Далеко до выхода?

Бронвин подумала несколько мгновений, прежде чем ответить.

– Скоро туннель повернет направо, а потом нужно будет спуститься в пещеру. Чтобы выбраться отсюда, надо пройти через эту пещеру.

Хасим спрятал в ножны кинжал и вытащил ятаган.

– Значит, надо пошевеливаться, госпожа.

Они пустились бежать по темному туннелю. Хасим двигался впереди и держал ятаган наготове. Когда они приблизились к повороту, какой-то звук, на этот раз донесшийся со стороны выхода, заставил его насторожиться. Хасим резко остановился и прижался спиной к стене, жестом велел Бронвин держаться подальше и приложил палец к губам. В этот момент за поворотом мелькнул отсвет факела.

Хасим кивнул на короткий меч, который Бронвин заткнула за пояс.

– Ты хорошо умеешь с ним обращаться? – прошептал он.

Она хотела было улыбнуться, но не сумела, страх исказил ее черты.

– Бром учил меня, но мне никогда прежде не приходилось сражаться в платье.

Послышались шаги людей, звон железа, и Хасим произнес:

– Ну что ж, вероятно, скоро у тебя появится возможность применить на деле уроки твоего брата.

Он прижался к стене; вертикальная деревянная опора служила им прикрытием. В туннеле царила темнота, Бронвин и Хасим были в темной одежде. Возможно, враги их не заметят…

Свет факела становился ярче, шаги рыцарей приближались. Хасим вытащил крис и прижал оба клинка к груди.

– Пусть подойдут поближе. Людям в доспехах тяжело сражаться в узком пространстве.

Девушка тяжело дышала, на ее лбу выступили капли пота.

– Бей в лицо и по шее, вряд ли на них сейчас шлемы, а латы ты таким клинком ни за что не пробьешь. Или падай на колени и целься в бедра и пах.

Она едва слышала, что он говорит, перед глазами возникла какая-то пелена.

– Бронвин, – тихо произнес он. – Ты должна сосредоточиться. Иначе эти люди тебя убьют.

Ей захотелось очутиться где-нибудь в другом месте, подальше от этого тесного потайного хода, подальше от человека из Каресии, который стоял рядом…

Тогда Хасим резко ударил ее по щеке.

– Госпожа, я не смогу перебить их всех, если ты будешь стоять и трястись от страха.

Бронвин взглянула на него без гнева, на лице была решимость сражаться до конца. Она сделала несколько глубоких вдохов и кивнула человеку, который вызволил ее из плена.

Сжимая в руках меч, она ждала. Хасим не смотрел в ту сторону, откуда приближались враги; он уперся взглядом в противоположную стену. Девушка услышала, как он шепчет молитву Джаа, Огненному Гиганту.

Они уже различали голоса приближавшихся людей; воины говорили на языке ро – это были Красные рыцари. Бронвин по голосам поняла, что врагов человек пять, и прикусила губу. Бой будет неравным.

Люди говорили между собой небрежным тоном, и она решила, что это просто один из многочисленных патрулей, которые отправили обследовать потайные ходы. Они вряд ли ожидают встретить здесь вооруженных врагов, и девушка несколько приободрилась, сообразив, что преимущество неожиданного нападения на ее стороне. Хасим закончил молитву и прикоснулся губами к клинку криса, затем снова прижался к стене и напряг зрение.

Люди с факелом вышли из-за поворота, и перед беглецами появился рыцарь в доспехах. Он всматривался вперед, за ним следовали еще четверо воинов. Все пятеро были облачены в полные латы, на красных нагрудных плащах виднелся символ Одного Бога.

Бронвин постаралась слиться со стеной за деревянной балкой, скрывавшей ее. Хасим слегка обернулся и улыбнулся девушке, пытаясь успокоить ее. Она вдруг обнаружила, что ей хочется ударить его по лицу, так же как он только что ударил ее, но она лишь слабо улыбнулась в ответ.

Рыцари были совсем близко.

– Воин, ты видишь что-нибудь? – спросил тот, что шел в хвосте цепочки.

Человек с факелом продолжал вглядываться вперед.

– Нет, милорд, похоже, что туннель идет вдоль стены.

Рыцари уже находились совсем рядом, так что Хасим мог был достать до ближайшего из них ятаганом. Человек с факелом поднял руку выше, и пламя едва не опалило лицо Хасима.

– Посмотрим, куда он ведет, – сказал начальник патруля, и рыцари, громыхая железом, двинулись дальше.

Воин с факелом шагнул мимо Хасима, но в следующий момент повернул голову и в изумлении отшатнулся, заметив притаившуюся во мраке Бронвин.

– Милорд… – И больше он ничего не успел сказать, потому что та ударом меча рассекла ему горло.

Кровь брызнула ей в лицо, и рыцарь рухнул на пол. Она рванула из раны свой клинок, но покачнулась вперед – падавшее тело увлекло ее за собой. Четверо оставшихся в живых были застигнуты врасплох и на секунду замерли, когда Бронвин неуклюже повалилась на труп.

Хасим не сразу покинул свое укрытие, подождал, пока второй рыцарь шагнет вперед и окажется напротив него. Тот смотрел на Бронвин и не успел отразить удар криса, зловещее острие вонзилось ему в глаз. Оставшиеся в живых закричали: «Они здесь!» Туннель наполнился шумом, грохотом железных башмаков по дощатому полу.

Хасим, не выпуская рукоять кинжала, толкнул мертвеца назад. Тело убитого с силой врезалось в следовавшего за ним воина, и тот рухнул на пол. Хасим рванул на себя кинжал, кровь фонтаном брызнула из глаза жертвы; Хасим, пригнувшись, бросился вперед. Он перепрыгнул через упавшего и толкнул находившегося перед ним рыцаря на пол, но тот успел задеть каресианца мечом по ноге.

Бронвин увидела, как Хасим, наступив коленом на горло одному рыцарю, взмахнул ятаганом, чтобы отразить выпад второго, направленный сверху вниз. Рыцарь, который повалился на пол под тяжестью тела своего товарища, поднимался на ноги за спиной у Хасима… Он, по-видимому, не заметил Бронвин и уже занес меч.

Она стремительно шагнула к нему сзади, вонзила меч в затылок. Враг рухнул на пол у ее ног.

– Стой на месте! – приказал Хасим, не оборачиваясь.

Ему потребовалось собрать все силы, чтобы удерживать одного из рыцарей на земле и одновременно отбиваться от второго. Только то, что они находились в тесном туннеле, помешало рыцарю как следует размахнуться и нанести каресианцу сокрушительный удар. Тот, который лежал на полу, выпустил из руки меч и попытался сбросить колено Хасима со своего горла.

Последний рыцарь снова взмахнул мечом и хотел пронзить Хасиму грудь. Выпад оказался мощным, но Хасим был человеком ловким, и его, в отличие от рыцарей, не стесняли тяжелые стальные доспехи. Он убрал колено с шеи лежавшего на полу рыцаря, откатился в сторону и врезался в деревянную обшивку стены. Хасим сделал выпад в сторону рыцаря, и ятаган рассек тому ногу.

Вскрикнув от боли, рыцарь замахнулся снова, но потерял равновесие, когда его меч задел деревянную балку на потолке. Острие меча глубоко вошло в дерево, и рыцарь ничего не смог поделать, когда Хасим проскользнул мимо него. Оказавшись за спиной врага, каресианец обхватил его рукой за шею и с почти хирургической точностью вонзил нож в бок человека сквозь щель в доспехах.

На губах рыцаря выступила кровь, Хасим повернул нож в ране и резким движением выдернул его.

Тот человек, которого Хасим придавливал коленом к полу, кашлял, пытаясь перевести дух, иодновременно шарил по полу в поисках своего меча. И в тот миг, когда его рука в железной рукавице нащупала рукоять оружия, Бронвин выступила вперед, и человек поднял голову.

– Рыцарь! – взревел Хасим, и тот отвернулся от Бронвин и уставился на каресианца.

Хасим поднял руку, давая Бронвин знак стоять на месте, а сам шагнул к Красному рыцарю.

Тот проскрежетал:

– Пришло время тебе умереть, каресианский еретик.

– Мне еще не исполнилось ста лет, и гарема с прекрасными женщинами что-то тоже не видно, поэтому если кому-то и пришло время умереть, то только не мне, – резко произнес Хасим.

Рыцарь сделал мощный выпад. Хасим отразил его ятаганом и атаковал противника крисом. Рыцарь схватил врага за запястье и нанес ему сильный удар ногой в грудь. Каресианец отлетел в глубь туннеля.

У Бронвин перехватило дыхание, когда Хасим упал, споткнувшись о труп одного из воинов. Ее короткий меч показался ей таким жалким оружием сейчас, когда перед ней стоял рыцарь с тяжелым клинком, в полном вооружении.

Хасим попытался подняться на ноги, но рыцарь отреагировал мгновенно и снова пнул каресианца в бок. Тот задохнулся, хватая ртом воздух; удар был настолько силен, что он даже выпустил из руки ятаган.

Бронвин показалось на миг, что она увидела в глазах Хасима страх, но он бросился вперед и вцепился в ноги рыцаря. Тот рухнул, и они покатились к стене. Рыцарь выругался и рубанул каресианца мечом по спине; из глубокой раны хлынула кровь. Хасим издал лишь едва слышный возглас, продолжая цепляться за рыцаря руками и ногами, а тот раздраженно рычал, пытаясь высвободить руку для очередного выпада.

Хасим нашел щель между пластинами, защищавшими ногу рыцаря, и, словно дикарь, впился в нее зубами; противник вскинул голову и закричал от боли. Бронвин бросилась к дерущимся; внезапно она испугалась, что Хасим не сможет одолеть этого рыцаря сейчас, когда элемент неожиданности уже был утрачен, однако, когда она наносила удар, рука ее дрогнула, и меч лишь оставил едва заметную зазубрину на нагрудной пластине.

– Я сказал, стой на месте! – заорал Хасим, вонзая свой крис в пах рыцаря.

Тот издал пронзительный вопль, затем вопль резко прекратился, сменился бульканьем, и взгляд воина остекленел.

Хасим оттолкнул убитого в сторону и распростерся на полу; он был весь в крови. Бронвин подбежала к нему и помогла сесть; он привалился спиной к стене туннеля. В основном это была кровь его жертв, однако раны на спине и на ноге оказались глубокими, рваными.

Хасим сделал глубокий вдох.

– Не так уж это легко – убивать людей, правда? – Он улыбнулся и, обхватив Бронвин за плечи, поднялся на ноги, но при этом поморщился от боли.

– Мы живы, а они – нет, так что… ничего трудного в этом не вижу, – произнесла Бронвин.

Он хихикнул и снова поморщился:

– Не смеши меня, госпожа. Мне больно смеяться.

Он осмотрел тела пятерых убитых и прислушался. Стояла полная тишина, однако, глядя на выражение лица Хасима, Бронвин решила, что им следует как можно быстрее убираться отсюда.

– Ты держалась хорошо, милая моя… тот первый рыцарь прямо обделался, когда увидел женщину, тычущую в него мечом.

– Не называй меня так! – отрезала она.

– Мои извинения, госпожа, от потери крови у человека размягчаются мозги, и он начинает говорить то, что думает. – Хасим попытался изобразить улыбку. – Надо идти.

Несмотря на серьезные раны, он двинулся вперед со всей быстротой, на которую только был способен. Бронвин помогала ему, несла его оружие; иногда он опирался на нее.

Завернув за поворот, из-за которого появились рыцари, они увидели лестницу, уходящую вниз, а на нижней площадке – открытую дверь.

– Куда ведет эта дверь? – спросил Хасим.

– Не уверена, наверное, на первый этаж одной из башенок, – ответила Бронвин.

– Ну что ж, у нас нет иного пути – только вниз.

Бронвин помогла Хасиму спуститься, и они остановились в нескольких футах от двери. С помощью девушки он кое-как добрался до стены и тяжело опустился на пол, а она беззвучно приблизилась к дверному проему, чтобы взглянуть, что там.

Дверь выходила в один из переулков, тянувшихся вдоль дальней части городской стены, а дальше Бронвин заметила вымощенные булыжником улицы, ведущие к главной башне. Над городской площадью поднимался дым; там горели погребальные костры. Бронвин огляделась и примерно сообразила, где находится. Поблизости возвышалась башня Бритага Мирового Ворона, бога-покровителя Канарна, а также виднелась эмблема Стальной улицы – скрещенные мечи. В переулке никого не было, и девушка решила, что они, вероятно, недалеко от того места, где потайной ход соединялся с пещерой. Быстро посмотрев направо, налево, она отступила в туннель и закрыла за собой дверь.

Хасим сидел у стены и тяжело дышал. Когда он пошевелился, лицо его исказилось от боли.

– Бронвин… похоже, что этот Красный рыцарь ударил меня как следует. Не думаю, что мне удастся двигаться быстро, кровь хлещет… – Он слабо улыбнулся. – А твое платье уже и без того пропиталось кровью.

Бронвин склонилась над ним и постаралась помочь ему встать на ноги. Он был тяжел, и у нее ничего не получалось.

– Если мне запрещается плакать, тогда тебе запрещается жаловаться… вот так-то, милорд каресианец.

– Во имя Джаа, Бронвин, я ранен, истекаю кровью, ты со мной далеко не уйдешь, – превозмогая боль, пробормотал Хасим.

Она заставила его обхватить себя за плечи и, напрягая все силы, подняла его на ноги. Хасим постарался не вскрикнуть от боли, но рана на спине продолжала кровоточить, и силы его были на исходе.

– Послушай, госпожа, я еще жив, но я в таком виде не смогу тебе помочь. У тебя еще есть возможность выбраться отсюда, если ты будешь двигаться быстро, но со мной… – Он снова привалился к стене.

Бронвин не сумела удержать его, и они оба соскользнули вниз, на землю.

– Я останусь в живых, поверь мне, я выкарабкаюсь… но у тебя и без меня есть о чем подумать, госпожа. К северу от города стоит засохшее дерево, в которое ударила молния. Найди это дерево и иди от него по тропе на запад.

– Заткнись, Хасим. Нам нужно всего лишь отыскать для тебя лошадь, и ты сможешь ехать верхом не хуже меня.

Мысль о том, что ей придется бежать из города одной, приводила Бронвин в ужас, так же как и мысль о том, что Хасим умрет. Он спас ей жизнь тронном зале ее отца, а потом снова, в потайном ходе. Союзники ее семьи либо погибли, либо сидели в тюрьме, либо бежали, и она не могла себе позволить потерять последнего друга.

– Послушай меня, женщина, мне уже приходилось получать серьезные раны, но я до сих пор еще жив, однако помру, если мне придется снова бегать по туннелям. Тебе нужно отправляться на север, а мне нужно найти лекаря; как видишь, сейчас наши дороги расходятся. – Он говорил холодным тоном, словно уже твердо решил про себя, как следует действовать.

Бронвин взглянула на него, пытаясь придумать какое-нибудь возражение, которое бы заставило его уйти из города вместе с ней. Но ничего не приходило в голову. Хасим был человеком умным, обладал развитым инстинктом самосохранения, и она знала: он прав. За свою жизнь ей пришлось видеть мало подобных ран, однако она понимала, что без помощи врача каресианец умрет.

– А потом?.. – спросила она.

– Что значит «а потом»? Говори яснее, женщина. – Глаза его были закрыты, по лицу градом катился пот.

– Я должна найти расщепленное молнией дерево, оттуда двигаться по тропе на запад, а потом? – уточнила она.

Он рассмеялся, но смех сменился кашлем, и в углу рта выступила капелька крови.

– Бронвин, ты хладнокровна, подобно твоему брату. Но сейчас я этому рад. Пересечешь реку, которая служит границей Свободных Земель, а дальше, в нескольких лигах, лежат руины Ро Хейла. Дорога туда занимает две недели, и я не могу обещать, что тебя там ждет теплый прием, но руины эти принадлежат Отряду Призраков. Найди капитана Хоррока по прозвищу Зеленый Клинок и расскажи ему о том, что видела в тронном зале… особенно насчет каресианской волшебницы, не забудь, расскажи все подробно.

Бронвин кивнула и постаралась успокоиться. Одна она могла передвигаться быстро, но без ятагана Хасима и без руки, что держала ятаган, она была уязвима. Бронвин знала, как выбраться из туннелей, и надеялась на то, что Красные рыцари еще не нашли ни пещеру, ни выход во внешнюю гавань. Если они еще ищут ее в переходах вокруг главной башни, у нее остается шанс спастись. Самым трудным делом, она знала, будет найти лошадь; она подумала о конюшнях, расположенных у пристани, – не сгорели ли они во время боя? Если она удалится от города на приличное расстояние, возможно, на одной из дальних ферм ей удастся раздобыть лошадь. Это будет наверняка вьючное животное, не привыкшее к седоку, но ей придется удовольствоваться этим.

– Поторопись, Бронвин. Пока что у рыцарей нет причин пристально наблюдать за северными окраинами, но если они тебя не найдут, то решат, что ты бежала из города. Если они расставят людей с арбалетами на северном крепостном валу, ты не продержишься и получаса, тебя пристрелят или захватят в плен. – У него начинал заплетаться язык, он закашлялся, сплюнул кровь. – Иди, женщина, не раздражай меня своей болтовней.

– Я надеюсь на то, что ты останешься в живых, каресианец, – сказала Бронвин, положив на землю рядом с раненым его кинжал и ятаган.

Она не оглянулась и не услышала ответа, удаляясь по туннелю быстрыми шагами.


Аль-Хасиму, Принцу Пустынь, случалось получать раны и прежде, но он редко оказывался в таком положении, когда найти лекаря было невозможно. Он посмотрел вслед Бронвин, скрывшейся в темноте; он убедил ее в том, что ей удастся покинуть город, однако сам был в этом совершенно не уверен. Эта каресианская ведьма, Амейра, Повелительница Пауков, скорее всего, уже воспользовалась своей темной магией, чтобы выследить молодую женщину, и в таком случае ее схватят через час.

Он сделал все, что мог, чтобы спасти ее, сам чуть не умер, но он многим был обязан ее брату-близнецу и считал его своим другом. Хасим верил, что Бром поступил бы так же, если бы они поменялись местами. И когда он полулежал, привалившись спиной к стене и истекая кровью, ему пришло в голову, что смерть в потайном переходе, в небольшом городе на задворках Тор Фунвейра – совершенно недостойный способ встретить Джаа. Но он улыбнулся при мысли о том, что только что уложил пятерых Красных рыцарей, отделавшись всего парой ран. Они прекрасно демонстрировали свое легендарное боевое искусство на полях сражений, но им не хватало хитрости и коварства людей, которые с детства привыкли полагаться только на свою смекалку.

Отчаяние – сильный стимул к действию… Впрочем, в данный момент, сидя в луже собственной крови, Хасим больше всего сожалел о том, что не сообразил сказать что-нибудь остроумное последнему Красному рыцарю, прежде чем вонзил меч в его мужское достоинство. Хасим гордился тем, что всегда вел себя с определенным изяществом, но сейчас, для того чтобы выжить, ему необходимо было временно забыть об этой своей черте характера.

– Ну, сукин ты сын, давай отрывай свою задницу от пола, посмотрим, как долго тебе удастся остаться в живых, – сказал он себе, уперся руками в стену и медленно поднялся на ноги.

Боль была невыносимой, и при малейшем движении он морщился и охал от напряжения. Хасим давно уже приучил себя терпеть боль, умел переносить ее молча, но сейчас кровотечение еще продолжалось, и он ощущал слабость. Взглянув себе под ноги, он увидел такую огромную лужу крови, что даже пришел в замешательство.

Сняв пояс, он туго обмотал ногу, чтобы остановить кровь. Хасим почти не чувствовал боли, потому что сильно кружилась голова; к тому же наконец-то проснулся присущий ему инстинкт самосохранения. Он сделал несколько неуверенных шагов, держась за стену; наступать на ногу было почти невозможно. С трудом он доплелся до ведущей на улицу двери, которую закрыла Бронвин, и остановился передохнуть. Хасим зажал крис в зубах, однако, к его глубокому сожалению, тяжелый и неудобный ятаган пришлось оставить – он не смог бы унести его с собой.

Он потверже встал на ноги, ухватился за ручку двери, медленно потянул ее на себя. В туннеле было темно, но снаружи светила луна. Хасим услышал треск пламени, но, пригнув голову, чтобы пройти в низкий проем, и оглядевшись, он не увидел, где горит. Он знал, что ему потребуется необыкновенное везение для того, чтобы не наткнуться на какой-нибудь из патрулей рыцарей, заполонивших город.

Как и говорила Бронвин, улица была пустынна. Рыцари занимались своими делами, а оставшиеся в живых жители Канарна, те, кто не участвовал в битве, забаррикадировались в своих домах или забились в церковь брата Ланри.

Хасим сразу сообразил, где находится, узнал Стальную улицу, башню Мирового Ворона и таверну, принадлежавшую человеку по имени Фултон. У Хасима имелись в городе два сообщника; они, скорее всего, где-то скрывались, и где их искать, было непонятно. Он знал, что Коричневую часовню рыцари не тронут и в этом безопасном месте он сможет позаботиться о своих ранах, однако она находилась рядом с внутренней сторожевой башней и наверняка охранялась. Медленно продвигаясь вдоль стены, Хасим оставлял за собой на камнях кровавый след.

Улица не была освещена, и, добравшись до ее конца, он постарался скрыться среди теней и осмотрел перекресток. Посередине рос дуб, огороженный забором, – единственное дерево среди этого каменного лабиринта. Рядом с дубом стояла деревянная тележка, в которой лежало полдюжины трупов жителей Канарна. Хасим осмотрел невысокие каменные дома, окружавшие перекресток; нигде не горел свет, двери и ставни были наглухо заперты. Если в домах и находились люди, то они сидели в темноте.

Ро Канарн еще недавно являлся оживленным прибрежным городом, днем и ночью в нем кипела жизнь, никогда не смолкал шум. Хасим провел здесь немало веселых ночей за бутылкой в компании Магнуса, до того как герцог Эктор совершил роковую ошибку и попытался отделиться от короля Тор Фунвейра. Никто не знал о том, что Хасим находится в городе, когда с южной городской стены раздался тревожный сигнал горна и боевой флот Красных рыцарей появился на горизонте. Четыре дня спустя город казался вымершим и стал похож на склеп; вокруг царила могильная тишина, которую нарушали лишь Красные рыцари и их союзники.

Хасим не предвидел появления флота, однако знал о прибытии каресианской волшебницы. Она незаметно проникла в город за несколько недель до нападения и сообщила в Ро Тирис о планах герцога. Хасим не знал об этом в день, когда услышал сигнал тревоги, он понял это лишь в тот момент, когда увидел их с Риллионом после битвы – они сжимали друг друга в страстных объятиях. Волшебница околдовала Риллиона точно так же, как ее сестра околдовала короля, и теперь, по-видимому, они получили то, что им было нужно, – внимание Алдженона Слезы.

Старший брат Магнуса заплатил Хасиму немало золота, чтобы тот нашел ведьму, но его планы нарушило появление боевого флота Красной церкви. Неясно было, почему именно раненский вождь и каресианская ведьма так ненавидели друг друга, но Хасим после битвы подслушал несколько разговоров, из которых ему стало ясно: Риллион оставил Магнуса в живых потому, что колдунья хотела отправить Алдженону послание.

Сначала Хасим хотел ее убить, но не знал как. Предполагалось, что ни одну из Семи Сестер невозможно убить с помощью железа. Он видел, как его соотечественники пытались прикончить этих женщин мечами, стреляли в них из луков, даже обрушивали на них огромные камни, но все это было бесполезно. Джаа редко наделял людей силой, но Сестрам он даровал способность избегать смерти, даже если они не подозревали о приближении убийц. Аль-Хасим слышал истории о том, как люди прятались на крышах домов, нападали из-за угла, приближались к жертвам неслышно. Но все же ни один удар не попал в цель, и все нападавшие, без исключения, вскоре находили свою смерть.

Лишь одну из Сестер удалось убить: в тот день старый друг Хасима, негодяй-кирин по имени Рам Джас Рами, выстрелил в волшебницу из своего огромного лука и угодил ей прямо в лоб. До сих пор ни Хасим, ни Рам Джас не могли понять, как ему это удалось.

Хасим многого не знал, хотя говорил себе, что осведомленность сейчас имела второстепенное значение. Какая бы игра здесь ни велась, Хасим участвовал в ней против воли, и он позволил себе усмехнуться сквозь стиснутые зубы при мысли о затруднительном положении, в котором оказался.

Он дополз до угла и несколько раз глубоко вдохнул. Брошенная без присмотра тележка была лучшим, на что он мог рассчитывать, хотя Красный рыцарь, которому она принадлежала, наверняка находился где-то неподалеку. Но для того чтобы до нее добраться, требовалось пересечь улицу, а опереться было не на что.

Каресианец постарался собрать последние силы, преодолеть слабость и тошноту и оторвался от стены. Он пошатнулся от боли, и ему снова пришлось привалиться к углу дома. Хасим прикинул, не сможет ли допрыгать до тележки на одной ноге, чтобы не опираться на раненую, но потом решил не рисковать и попробовал снова встать на обе ноги. На сей раз он тоже покачнулся, но не упал и, прихрамывая, двинулся вперед.

Внезапно откуда-то слева донесся звон металла, и Хасим замер, потом упал на мостовую, пытаясь слиться с землей. Каресианец находился как раз на середине улицы, но город был полностью погружен во тьму, и он не сомневался, что беглый взгляд не позволит обнаружить его присутствие.

Оказалось, это лязгали доспехи какого-то Красного рыцаря; человек с пылающим факелом осматривал разрушенное деревянное здание по другую сторону площади, и Хасима загораживал от него дуб. Хасим пополз вперед, стараясь не тревожить свои раны. Рыцарь стоял к нему спиной; он воткнул факел в землю и, наклонившись, копался в обломках досок.

Хасим полз к тележке, подтягиваясь на руках, напрягая остатки сил. Пахло ужасно; он подумал, что трупы лежат здесь уже несколько дней. В основном это были сильно изувеченные тела; судя по размеру и характеру ран, Хасим решил, что эти люди были убиты не мечами, а камнями, выпущенными из катапульт, или погибли под обломками зданий.

Спрятав кинжал-крис под рубаху, Хасим подтянулся на руках, забрался в тележку и улегся на какое-то обезглавленное тело. Он расслабился, изображая мертвеца, и попытался дышать как можно тише.

Через несколько мгновений он почувствовал, что вот-вот лишится чувств, в глазах темнело, голова кружилась от потери крови.

Каресианец пришел в себя, когда закованный в железо Красный рыцарь схватился за ручки тележки и покатил ее. Хасим потерял сознание всего на несколько секунд, однако понял, что никогда еще не находился так близко к смерти. Оставалось надеяться лишь на то, что рыцарь, сам того не подозревая, привезет тележку туда, где Хасим сможет получить помощь. Тележка двигалась медленно, покачиваясь из стороны в сторону, подскакивая на неровной мостовой. Хасим слегка повернул голову и смотрел на город из-за чьей-то распухшей, окровавленной руки, лежавшей сбоку.

Он видел столбы дыма, поднимавшиеся над главной площадью города, они приближались, он чувствовал жар, исходивший от костров. Площадь окружали руины деревянных зданий; лавки и лотки были разобраны на дрова, уцелели лишь каменные дома.

Хасим видел отряды Красных рыцарей и наемников, которые подбрасывали дрова в костер, и группы закованных в цепи немногочисленных пленных. Это были мужчины, женщины и дети – судя по их виду, никто из них не участвовал в сражении, и все они были раздеты до нижнего белья. Наемники хохотали и издевались над пленными, размахивая руками, ногами и головами мертвых, как военными трофеями.

Один из них выкрикнул: «Это был твой брат?» – и какая-то женщина разразилась рыданиями.

Рыцари, занимавшиеся кремацией тел, не обращали внимания на поведение наемников, некоторые из них даже присоединялись к издевательствам. Несколько наемников разглядывали молодых пленниц и громко спорили, кому достанется та или иная девушка. Это были ублюдки из отряда сэра Халлама Певайна, самые низкие и отвратительные негодяи.

Несколько рыцарей, которых Хасим принял за командиров, стояли на опущенном подъемном мосту, который вел в сторожевую башню. Они смотрели на то, что творилось внизу, и на их лицах застыло неодобрительное выражение. Многие из тех, кто занимался кострами, были не солдатами, а, так сказать, рабами Красной церкви, отданными в услужение после рождения, и поведение их отнюдь не радовало настоящих рыцарей.

Хасим заметил одного человека в кожаных доспехах – он насиловал молодую женщину, и Красный рыцарь-лейтенант, застав его за этим, перерезал ему горло. Другой солдат выбил зубы старику, и рыцарь швырнул его на мостовую и проломил ему череп железным башмаком.

– Не сметь оскорблять пленных! – крикнул старший рыцарь с подъемного моста.

Хасиму за свою жизнь приходилось видеть много боли и смерти; он бывал и наемником, и бандитом, и даже вором, но то, как завоеватели обращались с жителями Канарна, вызвало негодование даже у него. Командиры, пытавшиеся остановить насилие, судя по всему, обладали какими-то остатками чести, но Хасима это не слишком трогало; того, что он увидел, было достаточно, чтобы он пожелал истребить их всех до единого.

Телега ехала вдоль края площади, и Хасим обратил внимание на лучников, которые расхаживали по крепостной стене внутренней башни. Они разошлись в разные стороны, а потом снова появились на парапете городской стены; он сообразил, что они собираются патрулировать укрепления с северной стороны и могут заметить Бронвин, когда она поскачет по направлению к равнинам. Она была отличной наездницей, но арбалетная стрела летит быстрее любой лошади, и рыцари наверняка схватят девушку.

Хасим испустил тяжкий вздох и сплюнул отвратительную на вкус кровь. Он не мог ничем помочь Бронвин, однако при мысли об угрожавшей ей опасности у него учащенно забилось сердце и боль, причиняемая ранами, отступила. На несколько кратких мгновений у него прояснилось в мозгу. Рыцарь катил тележку мимо высоких стен внутренней крепостной башни, и Хасим мог видеть окна тюремных камер, располагавшиеся в нескольких футах над мостовой. Стены были толстыми, и в башне имелось три уровня подземных камер. Каждое окошко, забранное решеткой, находилось в нижней части неглубокого желоба, куда бросали еду. Так кормили заключенных раненские лорды, которые владели этой крепостью много лет назад.

Хасим моргнул; воздух дрожал от жара костров и запаха смерти, но он сквозь эту пелену различил ряд тюремных окошек. В некоторых виднелись вызывающие лица узников, сохранивших остатки своих доспехов. Другие камеры, судя по всему, были пусты, а может, пленники умирали или уже умерли. У Хасима появился шанс; если бы он сумел определить, в какой камере содержится отец Магнус, тогда раненский жрец призвал бы на помощь Рованоко, чтобы исцелить раны Хасима.

Но телега удалялась от главной площади; Красный рыцарь направлялся в южную часть города, чтобы продолжать собирать мертвых. Хасим выпутался из кучи тел спиной вперед и замер на краю тележки. Никто не обращал внимания на груду мертвецов, и он напряг все тело, приготовившись броситься на булыжники мостовой. Он решил, что упадет на землю на противоположной стороне городской площади, и, если будет двигаться быстро, у него окажется шанс остаться незамеченным.

Хасим задержал дыхание и скатился с повозки, прикусив губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Красный рыцарь продолжал идти дальше, не заметив, что одно из мертвых тел подало признаки жизни. Хасим очень медленно пополз по направлению к тюремным окошкам. Он уже не чувствовал раненую ногу, и вообще большая часть тела у него онемела. Ему было очень холодно; он понимал, что это приближается смерть.

Очутившись у подножия стены, он заполз в тени и, цепляясь руками за камни, подтащил тело к небольшому зарешеченному окну. В камере сидел один из герцогских стражей, без доспехов, весь в ранах и ссадинах. Хасим узнал этого человека, его звали Хааке, и он служил сержантом в крепости.

– Сержант Хааке, – прошептал каресианец, превозмогая боль.

Воин герцога вздрогнул от неожиданности и взглянул на окровавленное лицо, появившееся в окне его камеры.

– Кто ты? – тихо спросил он.

– Я друг отца Магнуса, меня зовут Хасим… Я угостил тебя кружкой раненского пшеничного пива в день рождения герцога.

– Я помню… Но ты ранен, господин, – озабоченно произнес Хааке.

– Да уж, похоже, что так. У меня уже половина крови вытекла из тела, и мне срочно нужен священник. Магнус сидит на этом уровне? – спросил он.

Хааке подошел к окну.

– Ага, только дальше, в конце коридора. Его притащили обратно около десяти минут назад. Он был в обмороке и сам выглядел не лучше твоего.

Хасим поморщился от боли и едва снова не потерял сознание.

– Как добраться до его камеры? – спросил он.

Сержант Хааке приложил ладонь к груди и направил указательный палец налево.

– Только будь осторожен, Хасим, тюремщик – редкий мерзавец, – предупредил он.

– Песни будут спеты, Хааке, их будут петь громко и их будут петь часто, – произнес раненый в знак благодарности.

Воин герцога кивнул.

– Да пребудет с тобой Бритаг, брат, – произнес он и отвернулся от окна.

Хасим повернул голову влево, осмотрел длинный ряд окошек и пополз. У него едва хватало сил на то, чтобы передвигаться по дну каменного желоба, хватаясь за оконные решетки. Ему предстояло миновать шесть или семь окон, и, когда он проползал мимо третьего, у него закружилась голова. В камере, на грязном каменном полу, истекал кровью смертельно раненный человек. Следующая камера была пуста. Хасим понял, что сейчас опять лишится чувств, и, протянув руку, из последних сил вцепился в прут решетки. Он уже не верил, что сможет пошевелиться, и надеялся лишь на то, что Магнус где-то рядом.

Голова Хасима упала на камни перед последним окном, и, несмотря на то что в глазах у него потемнело, он все же успел различить в тюремной камере чью-то огромную фигуру.

Отец Магнус лежал на полу ничком и явно был ранен. Из его правой ноги торчал арбалетный дротик. Хасим не успел узнать, чем закончилась сцена в главном зале замка несколькими часами ранее, и взмолился, чтобы его друг был жив.

– Вставай, ты, раненский дурень… Я ранен серьезнее, чем ты, – задыхаясь, выговорил он.

Магнус повернул голову; на лице его застыла угрожающая гримаса, к тому же на виске виднелся темно-красный синяк. Он моргнул несколько раз и приподнялся с пола.

– Хасим? – произнес он с сильным северным акцентом.

– Ага, вроде так меня звали… я сейчас… сдохну… – просипел его друг.

Магнус выглянул в окошко двери и, не заметив поблизости тюремщика, подошел к окну. Хасим улыбнулся старому другу, но затем все же потерял сознание, и тело его обмякло.


Магнус, стараясь вести себя как можно тише, просунул руки через решетку и ощупал раны Хасима. У каресианца на левом бедре оказалась глубокая резаная рана, и, хотя ему удалось немного остановить кровь с помощью пояса, выглядела она плохо. Резаная рана на пояснице выглядела еще хуже и продолжала кровоточить. Магнус знал, что Хасим – человек сильный, что он так просто не расстанется с жизнью, но тем не менее раненский жрец был поражен тем, что его друг до сих пор еще дышит.

Магнус прикрыл глаза и постарался изгнать из сознания все тревожные мысли. Ему никогда не приходилось в один и тот же день просить у Рованоко боевой ярости и исцеляющей силы, и он знал: для того чтобы вылечить раненого, ему необходим душевный покой.

Они с Хасимом были старыми друзьями, еще с тех дней, когда Магнус путешествовал вместе с Бромом, и, несмотря на то что он не знал о присутствии каресианца в городе, он нисколько этому не удивился. Вообще-то он считал, что Хасим находится во Фьорлане, пьет местное пшеничное пиво и бесстыдно лжет раненским женщинам насчет своего благородного происхождения.

Хасим хорошо ладил с Алдженоном, старшим братом Магнуса и вождем Фредериксэнда, и Магнус понимал, что Хасим – самый подходящий человек, которого его брат мог отправить с поручением на юг. Магнус не стал задумываться о миссии Хасима. Он был человеком простым, не привык занимать свои мысли проблемами, которые находились выше его понимания, и сейчас главным для него было сосредоточиться и призвать на помощь своего бога.

Просунув руку между прутьями решетки, он приподнял лохмотья рубахи Хасима и прикоснулся к ране на спине.

– Рованоко, земля дрожит, когда ты идешь. Прошу тебя, исцели эту рану своим голосом.

Рука его лежала на ране, но голос не прозвучал.

– Рованоко, выслушай меня, прошу. Я твой сын, я твой слуга, моя рука повинуется тебе и творит твою волю. Этот человек – мой друг, я желаю, чтобы он остался в живых. Обратись к нему со словами, пусть он услышит твой голос, и пусть жизнь и сила вернутся к нему.

При этих словах на его глазах выступили слезы: он позволил себе поддаться боли, горю и сожалениям о дорогих друзьях, с которыми так жестоко обошлись сегодня враги. Рованоко даровал своему жрецу силу только в случае крайней нужды, и Магнус знал, что для этого ему нужно смягчить свой стальной характер и поддаться эмоциям.

– Рованоко, отец всего сущего, властелин Нижнего Каста, Плато Медведя, замерзших пустошей, снизойди к нам сейчас и исцели этого человека… умоляю тебя.

Последние два слова раненский священник произнес медленно и почувствовал, что рука его стала горячей. Где-то в глубине сознания возник далекий рокот, походивший на эхо землетрясения. Голос Рованоко, Потрясателя Земли, бога раненов, наполнял его.

На его глазах снова выступили слезы, и бог его снизошел до него и заговорил с ним. Он ощутил мир, покой, безмятежность при звуке голоса Гиганта, и, несмотря на то что он даже не мог надеяться понять то, что было ему сказано, он ощутил в себе такую силу и целеустремленность, какая редко посещала его. Рука его начала буквально светиться; он превратился в проводник силы своего бога.

Рованоко, Ледяной Гигант, протянул к нему руку сквозь множество миров, отделявших их друг от друга, и одарил жреца своей силой. Магнус осторожно провел ладонью по спине Хасима, и рана начала закрываться. Сначала медленно, но потом быстрее кровотечение останавливалось, и края раны соприкоснулись, как будто ее зашивала невидимая игла. Он почувствовал, как сердцебиение Хасима учащается, и глубокий порез превратился в шрам, а кровь, пропитавшая одежду, исчезла.

Магнус немедленно положил свою светящуюся руку на ногу Хасима, и одно лишь это прикосновение исцелило вторую рану; осталась лишь отметина, которой, казалось, было уже много лет.

Хасим закашлялся, а Магнус повалился обратно на пол своей темницы. Северянин огляделся и с радостью понял, что не издал ни звука и не потревожил Кастуса, своего тюремщика.

Он тряхнул головой, чтобы прогнать остатки головокружения. Взглянув в окно, он увидел, как Хасим медленно открыл глаза и поморгал – лицо его все это время было прижато к прутьям решетки.

Каресианец застонал и осторожно пошевелился; он не сразу пришел в себя и сообразил, где находится. Затем Хасим с улыбкой повернулся и сквозь решетку взглянул на Магнуса. Жрец улыбнулся в ответ, друзья некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом каресианец заговорил:

– Я думаю, что Бронвин сейчас в безопасности, я вывел ее из замка настолько далеко, насколько смог, – слабым голосом произнес он. – Остается надеяться лишь на то, что Бром еще жив.

Глава пятая Рам Джас Рами в городе Ро Вейр

Вейр был единственным городом на землях ро, где представители расы киринов могли жить спокойно, не опасаясь постоянного преследования со стороны священнослужителей. Кирины были полукровками, отпрысками граждан Каресии и ро, и обычно оба народа считали их либо преступниками, либо работорговцами и испытывали к ним презрение. Рам Джас не имел отношения к работорговцам и в некотором смысле считал себя хорошим человеком; однако нельзя было отрицать, что в настоящее время он являлся наемным убийцей.

Вейр лежал на берегах Кирин-Риджа, узкого морского пролива, отделявшего Тор Фунвейр от обширных пустынь Каресии, расположенных на юге. Это был жаркий, грязный и опасный город; киринские преступники и каресианские бандиты контролировали по меньшей мере треть его территории. Рам Джас презирал большую часть этих людей, но он был достаточно умен для того, чтобы не отвергать братские чувства, которые они почему-то демонстрировали по отношению к нему. Он знал, что ему не угрожает опасность, пока кирины ненавидят людей ро сильнее, чем друг друга.

Подобно всем киринам, Рам Джас был человеком смуглым, хотя и более светлокожим, чем люди Каресии, но темнее, чем люди ро. Он был высок ростом, но гибок, от его глаз ничего не ускользало, а губы почти всегда кривились в усмешке. Его редкие волнистые волосы свисали до плеч жидкими прядями. Скоро ему должно было исполниться тридцать шесть, но он ощущал себя гораздо старше и наслаждался моментами, когда проявлялась его молодость, которые напоминали ему о том, что возраст – это не слишком хорошая штука.

В данный момент он сидел среди теней на крыше особенно мерзкой гостиницы под названием «Грязный нищий». Он сидел здесь уже примерно полчаса и начинал подозревать, что ему дали неверную информацию. Рам Джасу заплатили довольно много золота за то, чтобы он убил одного пьяницу по имени Лайл. Судя по всему, Лайл задолжал денег не тем людям, и они желали закрыть его счет. В Вейре это обычно означало смерть или что-то вроде пожизненной инвалидности. Рам Джаса не раз в прошлом нанимали, чтобы отрубить человеку ноги.

Он почти десять лет зарабатывал себе на жизнь заказами от бандитов Ро Вейра и других подозрительных личностей. За это время он обнаружил у себя дар наемного убийцы. Раньше, давно, он был охотником, семейным человеком, жил в небольшой деревне в безлюдном месте на побережье Кирин-Риджа, сейчас он был уверен в том, что большой лук – это не только орудие охоты, но и прекрасный способ убивать людей.

Рам Джас также носил на поясе катану. Это был подарок его жены, и, хотя он редко пользовался клинком, все же считал, что полезно носить с собой холодное оружие. К тому же, глядя на катану, он испытывал определенные сентиментальные чувства.

Он плотнее закутался в плащ и, свесившись с крыши, оглядел улицу. «Грязный нищий» был набит народом, в ночном воздухе разносились пьяные голоса. Снаружи топталась кучка громил в кожаных доспехах, местная банда, которой платили за то, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок на улице. Время уже было позднее, но Рам Джас надеялся, что ему все же удастся закончить работу сегодня. Его раздражала мысль о том, что придется возвращаться сюда завтра, чтобы убить этого пьяницу Лайла.

Легкий ветерок донес до него запах, который говорил, что поблизости находится другой человек. У Рам Джаса было превосходное обоняние, и он решил, что кто-то пытается подобраться к нему по крыше. Он резко развернулся и с молниеносной скоростью прицелился в темную фигуру, застывшую в нескольких метрах от него.

– Говори или сейчас умрешь.

Неизвестный развел руки в стороны в знак того, что не собирается нападать, шагнул ближе и отбросил капюшон с лица. Это оказался молодой мужчина, не более двадцати четырех лет от роду. У него были волнистые черные волосы, на боку висел богато украшенный длинный меч. Рам Джас узнал его и опустил лук.

– И что же я должен тебе сказать, ты, киринское отродье? – Молодой человек улыбнулся; выглядел он молодым и красивым, несмотря на густую бороду.

– Скажи хотя бы, что ты, негодяй ро, здесь делаешь.

Рам Джас сел, прислонился спиной к выступу крыши и расслабил пальцы, державшие лук. Он пристально рассматривал пришедшего. Они не виделись по меньшей мере год, и на убийцу произвела впечатление манера молодого человека держаться. Он всегда был опасен, несмотря на возраст, но теперь от него исходила угроза, и Рам Джас решил, что это хорошо сочетается с его внешностью.

– Я рад, что ты еще жив, Бром. Я слышал о том, что произошло в Канарне, – сказал кирин.

Молодой человек опустил взгляд, и на лице его отразилось глубокое горе.

– Можно мне сесть?

Рам Джас взялся за бутылку вина, которую носил с собой на задания, требовавшие долгого ожидания, и указал на место рядом с собой:

– Пожалуйста. Но не высовывайся, я на работе.

Лорд Бромви из Канарна, сын герцога Эктора, уселся на грязную крышу таверны рядом со старым другом и привалился к каменному выступу, который скрывал их от людей, находившихся на улице.

Они с минуту сидели молча, передавая друг другу бутылку, пока Рам Джас не решил, что настало время поговорить.

– Ты знаешь что-нибудь о своем отце? – спросил он.

Бром передернул плечами:

– Последнее, что я слышал, это то, что Красные рыцари захватили главную башню и взяли его под стражу. Я об этом узнал, когда находился в Ро Тирисе. Мне ничего не оставалось, кроме как бежать сюда. – Он сделал большой глоток вина. – За мою поимку назначена цена, и треклятые Пурпурные священники завербовали всех паршивых наемников в этой части Каресии для того, чтобы выследить меня.

– Наконец-то выяснилось, что ты дорого стоишь. Я бы на твоем месте был польщен, Бром, – усмехнулся Рам Джас.

– Это потому, что ты ничтожный кирин-полукровка, – безо всякого веселья в голосе ответил его друг.

Ухмылка Рам Джаса стала еще шире:

– Это верно, но все же я пока не превратился в Черного Стража.

Этим словосочетанием называли тех, чья семья совершила предательство по отношению к короне. На щеке такого человека ставили клеймо, чтобы сразу можно было узнать, что он принадлежит к дому, лишенному чести. Брома внесли в список Черных Стражей, но до сих пор не поймали и не заклеймили. Внимание кирина привлекло движение внизу, на улице, и он приложил палец к губам. Медленными, тщательно отработанными движениями Рам Джас поднялся и привалился к каменному выступу. Натянув тетиву, он осмотрел улицу. Он заметил толстого человека, одетого в ярко-зеленые одежды, которого сопровождали две продажные женщины. Лайл выглядел спокойно, и Рам Джас понял, что тот не подозревает о смертельном оскорблении, которое нанес местному бандиту, а также о том, что сейчас его жизнь подойдет к концу.

– А что конкретно сделал этот человек? – прошептал Бром.

Не отводя взгляда от мишени, Рам Джас произнес:

– Точно не знаю, – а затем выпустил стрелу из охотничьего лука.

Стрела попала в цель, чуть выше правого уха Лайла. «Хороший выстрел», – подумал кирин, когда из раны хлынула кровь. Женщины завизжали, в ужасе глядя на мертвого кавалера.

– Отлично, а теперь уходим, – весело произнес Рам Джас.

Он подмигнул Брому, схватил свой заплечный мешок и нырнул в тени дальней части крыши, где находилась деревянная лестница, которая огибала угол здания. Рам Джас не оглянулся, чтобы посмотреть, последовал ли за ним друг, и начал проворно спускаться по ступеням. Он слышал далекий шум с соседней улицы и понял, что нужно убираться отсюда как можно быстрее.

Он услышал за спиной торопливые шаги Брома, который топал так, что Рам Джас остался не очень этим доволен; они спрыгнули с лестницы и очутились на крыше невысокого здания, расположенного напротив.

Рам Джасу нравилось ощущение безнаказанного совершения убийства. Также ему нравилось чувство, которое он испытывал, пронзая стрелой голову человека ро. Он редко брался за работу, предполагавшую убийство каресианца или ранена, и присущая ему ненависть к ро создала ему в Ро Вейре определенную репутацию. Когда дело касалось наемных убийц, предрассудки ценились высоко.

Двое друзей быстро пересекли вторую крышу и остановились под окном примыкавшей башни. Рам Джас заранее вставил клин, чтобы окно не закрывалось, и теперь он ловко подпрыгнул и схватился за веревку, которую привязал к балке внутри помещения.

На Брома явно произвело впечатление то, с какой ловкостью и быстротой кирин проник в открытое окно. Он на мгновение скрылся внутри, затем высунулся наружу.

– Вы нуждаетесь в приглашении, ваша светлость? – обратился он к Брому.

Человек, стоявший внизу, улыбнулся и начал взбираться вверх по веревке. Как только Бром оказался в башне, Рам Джас втянул веревку и закрыл окно.

Они очутились в помещении, похожем на кладовую; здесь стояло несколько вешалок с одеждой и лежали какие-то мешки. Бром с любопытством огляделся, а Рам Джас снял доспехи и облачился в заранее подготовленную одежду простолюдина.

– Рам Джас, куда это ты меня привел? – спросил он.

– Это нижний этаж приюта для пьяниц, где оказываются люди, которым некуда больше идти, когда Коричневые священники находят их пьяными в переулках. Здесь жрецы держат всякую дрянь, которую раздают бездомным. Пища стоит денег, но иногда и у пьяного находится несколько монет.

– И зачем мы сюда пришли? – продолжал спрашивать Бром.

Рам Джас снял пояс с мечом и повесил его на стойку, спрятав под за одеждой.

– Ну, я подумал, что если я пьян и нахожусь в приюте, то это хорошее алиби, когда придут стражники и спросят меня, не я ли выстрелил человеку в голову. Я заранее принес сюда доспехи и оружие, затем вышел на улицу и наблевал в переулке. Коричневые священники затащили меня в приют. – Его обычная ухмылка стала еще шире, когда он посмотрел на своего друга. – Я оставался здесь примерно час, затем спустился на нижний этаж, забрал свое барахло, пошел и убил того человека. – Он сунул руку под одну из вешалок и извлек бутылку крепкого раненского виски. – Выпьем? – добродушно предложил он.

Бром покачал головой:

– Не думаю, что мне стоит присоединяться к тебе в приюте для пьяных, к тому же не хочу видеть никаких стражников, кого бы они ни искали – тебя или меня.

– Да, тебя вовсю ищут. Что именно произошло в Канарне?

Бром отнюдь не хотел вспоминать происшедшее с его родным городом, но он взял себя в руки и взглянул в лицо Рам Джасу.

– Магнус снова пришел на юг, и мой отец пожелал заключить с ним союз. Представь тебе, он хотел присоединиться к Свободным Землям раненов. – Лорд попытался улыбнуться, но глаза его были холодны, и Рам Джасу показалось, что он сейчас разрыдается.

Он выглянул из окна, взглянул на шумный ночной Ро Вейр и продолжил:

– Кто-то их предал, и на город напал боевой флот Красных рыцарей. Риллион и этот ублюдок Певайн перебили всех, кто попытался защищать Канарн, и рыцари захватилиглавную башню крепости.

Рам Джас понимал, как сильно подействовало падение Ро Канарна на молодого лорда, и его охватила тревога за судьбу Магнуса. Этот раненский дурак был слишком горд, чтобы бежать из города и остаться в живых.

– Могу побиться об заклад, что Магнус поотрубал им немало рук и ног, прежде чем его самого убили.

Бром поднял взгляд:

– Я не знаю, что с ним произошло. И мне до сих пор толком не известно, что случилось после окончания битвы. Знаю только, что отца моего взяли живым.

– А твоя сестра?

– Если отец разрешил ей, она наверняка взяла в руки меч и сражалась тоже… – Он покачал головой. – Но я не знаю, убили ее или нет.

– Рыцари Красного ордена не слишком щепетильны и не брезгуют убивать женщин, – сказал Рам Джас, что было не слишком тактично; Бром жестко взглянул ему прямо в глаза. – Что? Если ты ждешь, что я сейчас заключу тебя в объятия и помогу все исправить, то ты пришел не к тому кирину. – Рам Джас сочувствовал потере друга, но у него были собственные заботы. – Послушай, Бром, я хотел бы тебе помочь, но мне действительно уже пора подниматься наверх и притворяться пьяным. – Он закончил переодеваться и выпрямился. – Ну что, как я выгляжу?

– Как грязный киринский мешок с дерьмом, – не улыбаясь, произнес Бром, и Рам Джас ощутил укол совести.

Он подумал несколько мгновений и снова заговорил:

– Бром, я многим тебе обязан… ты об этом знаешь, но отсюда до Ро Канарна очень далеко, и я не вижу, каким образом я могу тебе помочь. Если Магнуса и твоего отца схватили или убили, тогда нам с тобой остается только благодарить судьбу за то, что нас там в тот момент не было. – Он положил руку на плечо Брома, пытаясь его утешить. – Я думаю, что ты прекрасно сможешь заработать себе на жизнь с помощью этого сверкающего узорчатого клинка.

– Иди прикидывайся пьяным, Рам Джас. Наверное, я сделал глупость, когда отправился тебя искать. – Бром поднялся и пожал руку старому другу. – А теперь скажи мне, как лучше отсюда выбраться: выйти через дверь или опять через окно?

Рам Джасу редко приходилось испытывать чувство вины, но он был человеком достаточно прагматичным и не склонным к глупой демонстрации храбрости. Ему удалось оставаться в живых на протяжении более тридцати лет благодаря смекалке, ловкости в бою и неизменному хорошему настроению, и сейчас он не желал совершать неразумных поступков.

– Через дверь. Поднимись по ступеням на улицу, окажешься в темном переулке позади борделя. Никто тебя не заметит.

Бром некоторое время смотрел ему в глаза, затем отвернулся и направился к выходу из кладовой.

– Бром, – окликнул друга Рам Джас, когда тот открыл дверь. – Чего ты хотел от меня?

Молодой лорд из Канарна оглянулся, но ничего не сказал и ушел, аккуратно прикрыв за собой деревянную дверь.

Рам Джас перестал улыбаться и в раздражении поддал ногой кучу какого-то тряпья. Несколько минут он расхаживал взад-вперед около окна, пытаясь убедить себя в том, что поступил правильно и помогать Брому ему совсем невыгодно. Однако Рам Джас был обязан молодому лорду жизнью.

Три года назад тот спас его от виселицы. Рам Джас и один каресианский негодяй по имени Аль-Хасим совершили глупость, вломившись в Пурпурную церковь в Ро Тирисе. Они были пьяны и услышали от кого-то, что церковь плохо охраняется и что там держат большие запасы золота.

Хасим не был вором, а Рам Джас не был глупцом, но они в тот день сильно нагрузились спиртным и поэтому пришли к выводу, что ограбить храм – замечательная мысль. И вот эти двое, больше со скуки, чем из нужды в золоте, забрались на крышу соседнего здания и прыгнули в застекленное окно церкви.

Рам Джас уже давно не вспоминал о том происшествии и сейчас обнаружил, что не очень хорошо представляет себе последовательность событий. Они уже находились в церкви, когда раздались гневные крики неожиданно появившихся там Пурпурных священников.

Затем, определенно, последовала драка. Рам Джас взглянул на едва заметный шрам на груди и подумал, что ему повезло и его не убили прямо там, в храме бога, которому он не поклонялся. Пурпурные священники, наверное, были настолько потрясены видом двух хохочущих чужестранцев, которые мочились на статую Одного Бога, что сражались не в полную силу.

Рам Джас отхлебнул из бутылки раненского виски и сел на пол, временно забыв о том, что он только что убил человека и что его наверняка ищет городская стража. Мысли его были далеко, он вспоминал о том, как его, окровавленного, выволокли из церкви, как он едва сдерживался, чтобы не начать блевать.

Священники избили их обоих до бессознательного состояния, и он практически не помнил, как ему на шею накинули петлю. Он был уверен, что Хасим так и не пришел в себя, и смутно помнил, как им зачитывали список обвинений. Позднее ему сказали, что священники не захотели ждать официального суда и просто собирались повесить их на деревянной балке в церковной конюшне.

О дальнейшем ему рассказывали Бром и Магнус, причем не раз, и он до сих пор не знал толком, какая версия соответствует истине. С уверенностью можно было только сказать, что молодой лорд пригласил своего раненского друга посетить столицу, чтобы помочь ему понять характер и обычаи людей ро. Они тоже были не слишком трезвы, хотя и не напились так сильно, как Рам Джас и Хасим, и выбрались на улицы Ро Тириса, привлеченные бранью и шумом около Пурпурной церкви.

Бром всегда утверждал, что, считая своей обязанностью как аристократа остановить казнь без суда, пытался убедить священников не вешать нечистивцев. Магнус, напротив, говорил, что драка началась почти сразу. В любом случае Магнус и Бром, сражаясь плечом к плечу, одолели четверых членов Пурпурной церкви и спасли двоих пьяниц от жалкой смерти.

Первым ясным воспоминанием Рам Джаса о Броме было то, что лорд вылил на него ведро ледяной воды, а Магнус рявкнул что-то насчет Рованоко. Четверо новых друзей покинули Ро Тирис на следующий день и спрятались в городе Козз на несколько недель, до тех пор пока Бром не убедился, что потасовку у церкви никто не видел и их не ищут.

Рам Джас сразу же проникся благодарностью к Брому, а молодой лорд оценил чувство юмора кирина. Магнуса и Аль-Хасима объединяла любовь к выпивке и женщинам, и они почти сразу стали друзьями. Каресианец, кирин, ранен, ро – такую компанию можно было редко встретить на землях, населенных людьми, но эти четверо быстро подружились; все они испытывали ненависть к законам Тор Фунвейра.

Четверо искателей приключений путешествовали вместе больше года, Магнус узнавал больше о культуре Тор Фунвейра, Рам Джас вовлекал Брома в различные неприятности, а Аль-Хасим исследовал страну – в основном местных шлюх и вина. Они дразнили Брома тем, что он – гражданин страны ро, заставляли Магнуса множество раз ввязываться в бессмысленные драки в тавернах, но по-прежнему оставались друзьями.

У Рам Джаса имелось немного настоящих друзей, и он считал Брома одним из лучших. Киринский наемник и лорд ро были странными спутниками, но после их знакомства они встречались еще при различных обстоятельствах, и он убедился в том, что Бром – человек чести, один из немногих, кому Рам Джас мог полностью доверять.

Какой-то шум отвлек его от воспоминаний; он быстро поднялся, различив звон кольчуг и стук железных башмаков по улице, которая располагалась тремя этажами ниже.

Он выругался про себя, когда сообразил, что слишком долго задержался в кладовой. Быстро убедившись в том, что все его снаряжение хорошо спрятано, Рам Джас открыл дверь и посмотрел вниз, на узкую деревянную лестницу. И снова выругался: по ступеням поднимался отряд городской стражи.

Убийца плеснул спиртным на свою одежду, чтобы от него несло, как от пьяницы, и вышел из комнаты. Прикрыв дверь, он бесшумно побежал вверх по лестнице, перескакивая через три ступени. Его босые ноги почти не производил шума.

Двумя этажами выше Рам Джас снова вошел в башню. Внутри помещения находилось пять длинных деревянных скамей, на каждой сидели примерно по десять пьяных мужчин; их удерживали в вертикальном положении толстые веревки, обхватывавшие их туловища. Рам Джас с удовлетворением увидел ряд тупых рож; люди либо спали, либо находились в невменяемом состоянии.

Место, которое кирин покинул два часа назад, по-прежнему пустовало, и Рам Джас надеялся, что его отсутствие не было замечено. Коричневые священники, содержавшие приют, обычно возвращались только на рассвете, чтобы разбудить обитателей башни.

Рам Джас плеснул виски себе в лицо и влил в себя столько, сколько смог, пока не почувствовал, что его сейчас вырвет. Он швырнул бутылку в угол и на цыпочках приблизился к своему месту. С большой ловкостью он накинул на себя веревочную петлю и занял свое место среди безликих пьяниц Ро Вейра. Наклонившись вперед так, что канат натянулся, он уставился в пол, и волосы упали ему на лицо.

Он не пошевелился, когда дверь отворилась и в комнату вошли пятеро стражников в кольчугах. Шумно топая, они разбрелись по помещению, принялись трясти людей, стараясь кое-как привести их в сознание, и заглядывали каждому в лицо.

Рам Джас сохранял спокойствие и помотал головой, изображая в стельку пьяного, которого зачем-то разбудили. Он почувствовал, как чья-то рука схватила его за волосы, запрокинув голову. Затуманенный взгляд его уперся в лицо стражника в кольчуге с гербом Ро Вейра на груди – летящим черным вороном.

– Сержант… сюда, – произнес стражник, не отпуская волосы Рам Джаса.

Два стражника остались у двери, двое других подошли и остановились перед Рам Джасом. Несколько пьяных проснулись. Кто-то неразборчиво бранился, кто-то требовал тишины, и стражники отвечали им пинками и пощечинами.

– Ну что ж, будь я проклят, если это не наш киринский друг, – со зловещей ухмылкой произнес сержант, прицеливаясь в Рам Джаса из арбалета.

В ответ кирин застонал и вновь помотал головой, изображая, будто пытается поднять руки и протереть глаза. Однако ему мешала веревка, и Рам Джас притворился, что только что проснулся и не понимает, что происходит.

– Выпрямись, ты, киринская мразь. – Сержант ударил Рам Джаса по лицу. – Где твой лук?

Рам Джас несколько раз быстро моргнул и почувствовал вкус крови – ему разбили нижнюю губу.

– Я не понимаю, чего вам… – Он заговорил с сильным киринским акцентом и прикинулся невежественным чужестранцем.

Сержант обернулся к одному из своих людей:

– Подними его, солдат.

Стражник схватил Рам Джаса за горло и заставил сесть прямо, но канат, обмотанный вокруг его живота, не позволил ему встать на ноги. От него так сильно пахло виски, что стражник, содравший с него петлю, держал Рам Джаса на расстоянии вытянутой руки.

– От него несет дешевым раненским пойлом, господин.

Сержант наклонился и тут же отшатнулся.

– Рам Джас, от тебя воняет так, будто ты плавал в этой сивухе.

Кирин притворился, что сейчас начнет блевать. Все трое отступили, и Рам Джас с театральным видом повалился на пол лицом вниз.

– Тысяча извинений, мои благородные господа… Похоже, я сейчас в таком состоянии, что мне не подобает находиться в обществе таких достойных людей, как вы… – Он сплюнул на пол и снова изобразил рвотный позыв.

– Кирин, посмотри на меня, – сказал сержант. – Меньше чем полчаса назад одному человеку в голову угодила стрела из лука. – Он продемонстрировал окровавленное древко одной из стрел Рам Джаса. – Тебе что-нибудь об этом известно, парень?

Рам Джас поднял голову, изобразив на лице беспомощное, жалкое выражение.

– Прошу прощения, милорд, я продал свой лук, чтобы купить той дешевой сивухи, в которой искупался… виски – это гораздо лучше, чем смерть. – Он широко, но бессмысленно улыбнулся, затем снова сделал над собой усилие и наблевал немного, едва не угодив на башмаки сержанта.

– Отвали от меня, грязный кирин. – Сержант грубо пихнул Рам Джаса обратно на скамью и повернулся к своим людям. – Это ничтожество едва может стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы стрелять из лука. Нагадить на человека так, чтобы тот захлебнулся в блевотине, он, может быть, и сумеет, но вряд ли это наш убийца.

Рам Джас в шутку отдал честь и снова упал на пол лицом вниз, пуская слюни и издавая низкие стоны.

Стражники расхохотались и принялись осыпать его громкими насмешками, а затем направились к двери. Еще пару минут в помещении стоял шум от брани разбуженных пьяниц, но вскоре наступила тишина, а стук железных башмаков стражников затих внизу.

Рам Джас позволил себе улыбнуться, но поднялся с пола не сразу, подумав, что несколько минут отдыха ему не повредят.


Несколько часов спустя Рам Джас уже сидел у дверей одной таверны в совершенно противоположной части города. Он забрал свое оружие и доспехи, когда Коричневые священники пришли будить пьяниц, и затем кирин вместе со своими пожитками быстро переместился в относительно безопасное место.

Солнце встало меньше часа назад, и Рам Джас любовался картиной того, как день сменяет ночь, сидя на деревянной скамье с видом на порт. Таверна еще была закрыта, но ему нравилось смотреть на каменные дома, корабли с высокими корпусами и мачтами, нравилось наблюдать за тем, как медленно оживают городские улицы.

Ро Вейр был выстроен на холме, и все городские улицы шли под уклон, по направлению к просторной гавани и заливу Кирин-Ридж, лежавшему за нею.

Его родина находилась там, за морем, в глуши девственных лесов, которые тянулись по берегам залива. Там был водопад, узкая, поросшая лесом долина, по дну которой струилась река со сверкающей водой. Его хутор был одним из немногочисленных дворов, расположенных в южном конце долины. Жители называли эту местность Ослан, каресианцы – Лислан, а люди ро – просто Киринскими лесами.

Рам Джас не бывал на родине уже много лет и сомневался в том, что от его дома хоть что-то осталось. Его жену, как и всех его друзей и соседей убили Пурпурные священники, когда напали на деревню в поисках восставших из мертвых. Детям его удалось остаться в живых, но после битвы, когда дети пытались найти в лесу отца, их захватили каресианские работорговцы. За Пурпурными священниками часто следовали подобные люди, они считали, что нападение жрецов на беззащитных крестьян – отличная возможность раздобыть новых рабов.

Рам Джас находился далеко в глуши лесов Ослана, охотился на Горланских пауков, когда заметил столбы дыма в долине. Он понял, что это означает, поскольку сам помогал отражать подобные атаки в прошлом, но, вернувшись в родную деревню, увидел лишь колеи от телег работорговцев и руины собственного дома.

Священники-аристократы терпеть не могли людей, которые поклонялись мертвым богам, а диковинное дерево с темной древесиной, которое лежало посередине долины, давно служило местом поклонения для живших здесь киринов. Никто не знал имени бога, которого символизировало это дерево, но простым людям Ослана не нужны были ни Один Бог, ни Рованоко, ни Джаа, для того чтобы помогать им сеять пшеницу и молиться о том, чтобы зимы не были слишком жестокими. В долине обитали и восставшие из мертвых, они называли себя доккальфарами. Давние союзники киринов позволяли им творить молитвы возле своего священного дерева.

Во время первого нападения Пурпурных, за несколько лет до того, как Рам Джас стал отцом, его самого пригвоздили к священному дереву стрелой из арбалета. Он провисел там несколько часов, пока остальные крестьяне защищали деревню, и оборона их слабела с каждой минутой. Однако тот день изменил Рам Джаса. Кровь его смешалась с соком магического дерева, и этот странный союз дал ему более быструю реакцию, сообразительность, а также знание того, что когда-то давно существовали и другие боги. И даже сейчас, тринадцать лет спустя, он все еще ощущал в себе силу, которую даровало ему дерево. Раны его заживали быстро, и не раз он оправлялся после таких ударов, которые свели бы в могилу обычного человека.

Поразмыслив о прошлом, Рам Джас тряхнул головой, словно это могло помочь ему отогнать воспоминания. Он не любил думать о доме, потому что перед его мысленным взором сразу же возникала картина горящего дома и окровавленного тела жены. Ее звали Элис, и он тосковал по ней сильнее, чем сам мог бы выразить. После ее смерти в его жизни было много женщин, имелись у него и верные друзья, но он всегда чувствовал, что теперь, когда ее не стало, никто не сможет по-настоящему понять его.

Рам Джас улыбнулся, подставляя лицо утреннему бризу, и представил себе прекрасное лицо Элис. Горе его по детям было иным, в его душе как будто образовалась пустота. Он тогда проследил путь работорговцев до города Кессия, столицы Каресии, но не спас детей, а позволил своей ненависти к священникам взять верх и ушел из города. Когда Рам Джас вернулся, чтобы найти их, дети его давно уже сгинули на рынках рабов, а они с Аль-Хасимом попали в такую переделку, что их нахождение в Каресии стало невозможным.

Аль-Хасим прежде пытался вызвать Рам Джаса на разговоры о его горе, как будто это могло ему помочь справиться с потерей. Но друг его не понимал, что Рам Джас уже с ней справился. Шесть лет он провел, выслеживая Пурпурных священников, которые пришли тогда в его деревню, и убил их всех до единого. Рам Джас не мог точно сказать, сколько служителей церкви погибло от его стрелы или удара его катаны, но их было по меньшей мере двадцать.

Одного он выслеживал в глуши Фелла три дня, загнал в волчий капкан и затем убил голыми руками – задушил. Другой спал в таверне в Ро Арноне, когда Рам Джас зажал ему рот ладонью и перерезал горло. Он заплатил нескольким наемникам, и они напали на отряд городской стражи, чтобы он получил возможность добраться до священника, которого они сопровождали. И в конце концов он нашел их командира, трусливо скрывавшегося в старой церкви на равнинах Лейта. Командир отряда, который сжег деревню Рам Джаса, понял, что пришла его смерть, и умолял кирина о милосердии, говорил, что отказался от насилия, что каждый день просит Одного Бога о прощении. Рам Джас помнил в мельчайших деталях, как отрубил ему руки и ноги и смотрел, как тот истекал кровью.

Священник сказал ему, что Один Бог смотрит сейчас на них и что он простит Рам Джасу его языческое суеверие и поклонение Мертвому Богу. Рам Джас просто ответил:

– Твой бог любит, когда льется кровь, так что ему это понравится.

После того как последний священник испустил дух, Рам Джас превратился в другого человека, это был уже не тот крестьянин, который лишился жены и двух детей. Он стал киринским наемным убийцей по имени Рам Джас Рами и не нуждался больше в задушевных разговорах, излияниях и мягких словах утешения. Он забыл о том, что такое доброта, ведь никакое количество добрых дел не сможет ничего изменить в этом мире.

Самыми счастливыми его воспоминаниями после вечного расставания с женой были воспоминания о тех временах, что он провел в странствиях с Аль-Хасимом и, позднее, с Бромом и Магнусом. Сначала он познакомился с каресианцем, это произошло через несколько месяцев после того, как он убил командира отряда, и они быстро стали друзьями. Оба ненавидели церковь ро, и у обоих имелись причины никогда не возвращаться на родную землю.

Много месяцев они провели, путешествуя по Тор Фунвейру, делясь рассказами, бутылками вина и женщинами. Им приходилось быть и ворами, и разбойниками, и мошенниками, они никогда надолго не задерживались на одном месте, и за каждым углом им постоянно чудились призраки священников.

Рам Джаса никогда не обвиняли в многочисленных убийствах, которые он совершил, и через семь лет он решил, что его ловкость, скрытность и умение убивать не дадут Пурпурным священникам никакого шанса арестовать его. Он считал, что, поскольку с убийцами жены он расправился разными способами и не подряд, а через некоторые промежутки времени, этого было достаточно, чтобы сбить со следа тех, кто расследовал убийства.

Ни один человек не знал о том, что он сделал; даже Аль-Хасиму было известно только то, что он блуждал по землям людей после того, как сожгли его деревню, но не догадывался об истинной цели его странствий. Когда они вместе вернулись в Каресию на поиски его детей, Рам Джас солгал насчет того, чем занимался в это время, вместо того чтобы разыскивать детей.

– Бром, ты собираешься все утро прятаться в этом переулке и подсматривать за мной? – Рам Джас уже несколько раз замечал молодого лорда Канарна после того, как покинул приют для пьяниц.

Бром был человеком опасным, однако искусство сливаться с окружающей обстановкой не являлось его сильной стороной. Он выступил из ниши, в которой скрывался, и, подойдя, уселся на скамью рядом с Рам Джасом и тоже окинул взглядом впечатляющий пейзаж, раскинувшийся внизу.

– У тебя на сапогах стальные пряжки гораздо более дорогие, чем могут себе позволить местные жители. Они звенят при ходьбе, издавая чистый звук, и не скрежещут, в отличие от дешевых, – объяснил Рам Джас, оборачиваясь к своему другу. – У тебя усталый вид. Может быть, тебе следует поспать несколько часов, прежде чем объяснить мне, чего ты от меня хочешь. Сейчас твои мысли могут путаться от переутомления.

Бром не улыбнулся, не повернул голову. Он прикрыл глаза рукой от солнца и продолжал смотреть поверх крыш каменных домов на огромные корабли, пришвартованные в гавани. Кирину показалось, что он заметил слезы на глазах друга, но, возможно, это была просто игра света. Бром умел владеть собой и терпеть не мог демонстрировать эмоции, и Рам Джас решил, что он старается успокоиться. Рам Джас терпеливо ждал; сейчас как раз был такой редкий момент, когда у него не имелось никаких срочных дел и он мог уделить Брому сколько угодно времени.

– Это самая южная точка, в которой когда-либо бывали Красные рыцари. Ты знал об этом, Рам Джас? – спросил Бром.

Кирину мало что было известно об истории Тор Фунвейра, но он точно никогда не слышал о том, чтобы рыцари пересекали пролив Кирин-Ридж.

– Наверное, людям в стальных латах несподручно сражаться в пустыне, – заметил он.

– Когда становится слишком холодно или слишком жарко, они убираются домой. Удивительно, но их предполагаемая воинская доблесть зависит от погоды. Они также никогда не заходили дальше Фьорлана… слишком там морозы сильные, – сказал Бром.

Рам Джасу пришлось в свое время вытерпеть много вечеров, выслушивая бесконечные рассказы Магнуса о том, что на его землю никогда не ступала нога завоевателя. Ранены очень гордились тем, что северная часть Свободных Земель никогда не была захвачена ро.

– Мне тоже не нравится, когда холодно, – сказал Рам Джас, – но, с другой стороны, я не армия завоевателей… так что пример неудачный.

Бром не улыбнулся.

– Даже Киринские леса и иссушенные солнцем плато – слишком жаркое место для них. Я поражаюсь, как им вообще удается удерживать Ро Вейр столь долгое время… хотя, возможно, морской бриз приносит им прохладу, – сказал он.

Рам Джас на собственной шкуре испытал последствия небольших набегов Пурпурных священников на Ослан, расположенный на противоположном берегу пролива, но они никогда не отправлялись туда с крупными силами. Бром, скорее всего, был прав – насаждение учения Одного Бога зависело от температуры на местности.

– А ты не собираешься бежать дальше на юг? – спросил Рам Джас.

Бром откинулся на спинку скамьи, и лучи утреннего солнца упали ему на лицо.

– Я не спасался бегством. Я искал тебя, – ответил он.

Рам Джас почувствовал при этих словах неловкость и подумал, что друг его находится сейчас в смятении и не способен мыслить ясно. Он решил попробовать превратить все в шутку.

– Как насчет того, чтобы пойти и напиться как следует, возьмем женщин, пусть они нам расскажут, какие мы замечательные в постели? – весело предложил он. – Здесь где-то живет одна шлюха по имени Хасинта… серьезно, когда она своим нежным голосом произносит мое имя, я просто таю. Думаю, потренировавшись несколько раз, она сумеет так же ласково выговаривать «Лорд Бромви из Канарна», а?

И снова Бром никак не отреагировал на попытку друга пошутить. Он глубоко вздохнул, вытащил длинный меч и положил его на колени.

– Сколько золота ты заработал вчера вечером за убийство? – спросил он.

– Достаточно для того, чтобы каждому из нас взять по женщине, как в старые добрые времена… м-да, жаль, Магнус уже не будет развлекать полдюжины других в соседней комнате, впрочем, на это у меня не хватило бы денег.

Бром наконец решил улыбнуться и повернулся лицом к другу:

– Рам Джас, я очень ценю твои попытки найти положительные стороны абсолютно во всем, но мне не нужна женщина, и мне не нужно, чтобы мне поднимали настроение. Отправляйся и навести Хасинту, если хочешь, а я подожду тебя снаружи.

Рам Джас внезапно поднялся:

– Тогда, прах тебя возьми, что тебе нужно, Бром? Ты добрался сюда за тридевять земель не для того, чтобы пить, трахаться и веселиться, и уж наверняка не для того, чтобы проводить время в моем обществе, – сердито проговорил он с сильным киринским акцентом.

На мгновение Бром смутился, словно не мог понять смысла слов друга.

– Рам Джас, сядь, злоба тебе не идет, – спокойно велел он, – и ты никогда не умел выразительно сквернословить.

Рам Джас на миг ощутил раздражение из-за того, что его отчитали, но тем не менее уселся обратно. Скрестил руки на груди и придал лицу довольно комичное выражение недовольства. У него никогда не получалось как следует изображать тревогу или серьезность, и он мысленно пожелал, чтобы Бром поискал себе в помощники кого-то другого. Рам Джасу нелегко было сочувствовать горю друга; он уже давно смирился, забыл собственную боль и не любил видеть страдание на лицах других.

– Бром… Я не знаю, что тебе сказать, – произнес он как можно более искренне. – Твой отец, твоя сестра, твой народ… Я не знаю, что сказал бы им тоже… именно поэтому я не принимаю участия в славных битвах и безнадежной обороне крепостей. Я просто одиночка с луком и дурной репутацией. Я убиваю за деньги… Я бы и тебя убил, если бы мне заплатили достаточно.

Бром приподнял бровь.

– Можешь попробовать, – произнес он, похлопав по эфесу своего меча. – Рам Джас, я не уйду, пока ты не согласишься помочь мне. Вообще-то, если понадобится, я готов следовать за тобой по всему Вейру, но предпочел бы, чтобы ты согласился прямо сейчас.

Рам Джас задумался. Друг так и не сказал, что ему нужно, да кирин на самом деле и не желал этого знать. Бром был храбр, умен и импульсивен – эту смесь черт характера Рам Джас знал хорошо, и она ему очень не нравилась. Он сидел молча, представляя себе лица своих немногих оставшихся в живых друзей. Магнус, скорее всего, мертв, Аль-Хасим оправляется от ран в Фредериксэнде, а Бром сидит рядом с ним. Первому ничем нельзя было помочь, второму помощь была не нужна, а третий просил о помощи. Как ни хотелось Рам Джасу верить в то, что он – холодный, бессердечный наемник, это было неправдой.

– Скажи, чего ты хочешь от меня, – произнес он.

Взгляд Брома немного смягчился:

– Я хочу узнать, как тебе удалось убить одну из Семи Сестер.

Рам Джас приподнял брови:

– Э-э… Я пустил стрелу ей в лоб… это было… может, года четыре назад, незадолго до нашей с тобой встречи, – ответил он.

– Я знаю, что ты выстрелил ей в голову, но каким образом это у тебя получилось? Насколько мне известно, никому и никогда не удавалось убить одну из этих колдуний, ни до, ни после тебя. Любой, кто замахивается на нее мечом или натягивает тетиву, промахивается. Джаа даровал им способность избегать смерти, – сказал Бром.

Рам Джас несколько растерялся. Он ожидал, что Бром попросит его помощи, чтобы отомстить за отца, или чего-то в таком духе. Но, услышав о том, что он хочет убить каресианскую волшебницу, Рам Джас очень встревожился.

– Послушай, меня спрашивали насчет этого и прежде, ты сам знаешь. Все, что я могу сказать, это то, что я стоял… ну, может быть… в десяти футах от нее. Она улыбнулась мне, не знаю почему, возможно, подумала, что сейчас околдует меня и я не смогу выстрелить… а потом я просто выстрелил ей в лоб, и она умерла, – сказал он. – Бром, какое тебе дело до Семи Сестер?

– Именно из-за них меня не было в Канарне во время битвы. Я увидел в городе Повелительницу Пауков и отправился в Тирис, хотел найти тебя или Аль-Хасима. – Он потер лицо руками. – Когда я стоял на берегу и смотрел, как Красный флот отправляется в поход, я заметил другую каресианскую ведьму рядом с королем, – объяснил он. – Понимаешь, две из Семи Сестер каким-то образом замешаны в нападении на мою родину.

Рам Джас нахмурился. Людям было очень мало известно насчет этих колдуний и их замыслов, но Рам Джас и Хасим как-то раз разозлили одну из них в Кессии. Это была очень красивая женщина, несмотря на татуировки на лице, и Аль-Хасим сделал ей непристойное предложение. Они не знали, кто она такая, и оба были поражены, когда она произнесла несколько слов, и кровь выступила из глаз и рта Хасима. Рам Джас велел ей отменить заклинание и, когда она отказалась, выстрелил в нее. Только потом они узнали, кто эта женщина и каким невероятным чудом оказалась ее смерть. Рам Джасу мало было до этого дела, разве что только теперь он не мог вернуться в Каресию. Аль-Хасим, напротив, с того дня не смог смириться с тем, что возвращение на родину стало для него из-за Сестер невозможным. Отцу каресианца велели казнить Аль-Хасима, но, поддавшись неожиданному приступу отцовской любви, он позволил сыну бежать в Тор Фунвейр.

– Какую из них ты видел в Тирисе? – спросил он у Брома.

Семь Сестер, следуя только им известной логике, называли себя несколькими одинаковыми именами и периодически их меняли. Та, которую убил Рам Джас, звалась Лиллиан Госпожа Смерти, и он слышал о другой, носившей то же имя.

– Мне не удалось подойти достаточно близко для того, чтобы представиться, я просто разглядел татуировку у нее на лице и увидел, как король по-идиотски улыбается ей, – ответил Бром.

– Я не понимаю, почему Семь Сестер вдруг заинтересовались Ро Канарном, за который раньше не дали бы и медного гроша, ведь это очень далеко от Каресии, – сказал Рам Джас, покачав головой.

– Это верно, но они не настолько боятся холода, как Красные рыцари. Я не понял, зачем Амейра приехала в Канарн. Мне даже в голову не могло прийти, что город будет уничтожен в мое отсутствие. Магнус был там, и я думал… не знаю, о чем я думал. – Он потер глаза, лицо его выражало крайнюю усталость. – Я должен был сказать кому-нибудь…

– Бром, не вздумай мне тут устраивать нервный срыв. Только что ты так прекрасно изображал холодность и безразличие. Хлюпающий носом Бром нравится мне гораздо меньше. Если бы ты сказал кому-то об этом и этот человек попытался бы что-то выяснить, она околдовала бы его. Если бы ты приблизился к ней сам, она околдовала бы и тебя. Насколько мне известно, раньше они не участвовали в подобных интригах. Ты не мог заранее знать о том, что произойдет. – Он подумал секунду. – В любом случае у тебя хватило ума остаться на свободе. Теперь ты, возможно, сумеешь получить помощь.

Бром повернулся к другу и кивнул, и тут Рам Джас понял, что позволил загнать себя в угол и теперь просто обязан помочь.

– Это от меня ты хотел помощи, так, что ли? – покорно спросил он.

Бром снова кивнул:

– Мы двое – это уже целая армия, Рам Джас.

– Что ж, допустим, мы армия из двух человек, – буркнул Рам Джас, и они с Бромом обменялись крепким рукопожатием. – Итак, каковы наши дальнейшие действия, милорд?

– Моя страна захвачена, мой дом пал, моя семья в тюрьме… мы должны сделать то, чего хотел мой отец: добыть свободу для народа Канарна, – торжественно произнес Бром.

– А после этого? – улыбнулся Рам Джас. – Можно нам, по крайней мере, будет провести несколько дней с бутылкой или в постели с женщиной, чтобы отметить победу?

– Помоги мне вернуться в Канарн и убить ведьму, а потом мы сможем делать все, что угодно, – ответил лорд.

– Нам придется возвращаться через Козз, – сказал Рам Джас, глубоко задумавшись, – там есть один кузнец, который неплохо зарабатывает на стороне, изготовляя поддельные дорожные документы. Если ты, конечно, не желаешь воспользоваться услугами Гленвуда, но я не доверяю этому змеенышу.

Бром хмыкнул.

– Он помог мне выбраться из Тириса, – сообщил он, сунул руку в карман туники и достал поддельную печать Красной церкви, которой воспользовался, чтобы покинуть столицу. При ближайшем рассмотрении стало видно, что глиняная табличка была плохого качества, и Гленвуд забыл отштамповать два из шести церковных знамен, которые обычно изображались на официальных печатях.

– У этого недотепы обе руки левые, – фыркнул Рам Джас, покачивая головой и рассматривая фальшивую печать. – Тебе просто повезло; стражники у ворот в Тирисе, скорее всего, были пьяны. Нет, уж если мы собираемся путешествовать по морю, мне нужна такая глиняная печать, которая не превратится в кусок грязи через двадцать минут. – И, словно для того, чтобы подчеркнуть свою правоту, он отломил кусок от фальшивки Гленвуда и раскрошил его в пальцах, превратив в красноватую пыль.

– Ну хорошо, значит, мы пойдем в Козз по Киринской тропе, – ответил Бром.

– Давай только сразу договоримся: мы убиваем любого, кто попытается нас остановить, так? – Рам Джас знал, что его друг может легко убить человека и рука у него не дрогнет, но знал также, что Бром склонен проявлять милосердие. А если за ними охотятся Пурпурные священники, вряд ли им удастся договориться с ними без боя. Служители Одного Бога были людьми упрямыми, и Рам Джас покачал головой при мысли о том, что придется убить еще парочку из них.

– Надеюсь, они нас не найдут, и нам не придется решать, убивать их или нет, – ответил Бром.

Рам Джас кивнул и попытался смириться с тем, что он в любом случае помог бы своему другу. Ему просто нужно было немного времени на то, чтобы это понять.

Тут в голову ему пришла одна мысль, и он, наклонившись вперед, с заговорщическим видом спросил:

– Как ты считаешь, им известно, кто брат Магнуса?

– Понятия не имею, – сказал Бром, – но из того, что я помню об Алдженоне, с ним лучше не связываться.

Рам Джас лишь раз в жизни встречался с вождем раненов и не сомневался, что не понравился Алдженону Слезе; но это был сильный человек, и он горячо любил своего младшего брата Магнуса.

Часть вторая

Глава шестая Алдженон Рагнарссон из рода Слеза в городе Фредериксэнд

Раненские вожди собирались на берегу Фьорланского моря. Дом собраний представлял собой одно из двух каменных зданий во Фредериксэнде; вторым была часовня, посвященная Рованоко, Ледяному Гиганту. Алдженон стоял на пороге дома собраний, закутавшись в плащ из медвежьих шкур. Морозы в этом году пришли рано, крыши деревянных домов его города были уже покрыты слоем снега, и на белом фоне выделялись лишь печные трубы да столбы дыма. Город простирался от самого побережья фьорда, и улицы его поднимались вверх по скалистым берегам Фьорлана.

Алдженон носил титул верховного вождя. Он принадлежал к роду Слеза и унаследовал имя своего отца. Рост Алдженона составлял свыше семи футов, и ему часто приходилось наклоняться, чтобы пройти в двери; из-за старой раны в плече он не мог без боли выпрямиться во весь рост. Волосы у него были черные, как и у его отца, ухоженные, длинные, заплетенные в косу. Ранены носили бороды для защиты от холода, и у Алдженона борода была густая, тоже заплетенная в косу, и в ней серебрилась седина.

Его младший брат, Магнус Вилобородый, унаследовал золотистые волосы от матери, третьей жены Рагнара Слезы, женщины, которая была лишь на несколько лет старше самого Алдженона. Братья были непохожи друг на друга, за исключением роста и фигур, но тем не менее вождь буквально души не чаял в своем младшем брате.

Их дороги в жизни также резко различались; Магнус еще в молодом возрасте услышал зов Рованоко и присоединился к ордену Молота. Алдженон остался с отцом; он знал, что станет правителем, когда придет его время. Магнус был ребенком не по годам развитым, он спорил с детьми и взрослыми, постоянно затевал драки. Алдженон пытался приглядывать за мальчишкой, но после смерти их отца его поглотили заботы вождя, и у него совсем не оставалось времени на брата. В результате Магнус стал сильным и независимым. Он много путешествовал по стране раненое, но мало времени проводил в Свободных Землях после своего первого посещения Канарна – то есть примерно последние восемь лет.

Алдженон, напротив, всегда был человеком спокойным, тщательно обдумывал свои слова, прежде чем что-то сказать, и не отличался жестокостью, которая являлась характерной чертой его народа. Сражаясь, он стремился убить врага, но никогда не чувствовал необходимости хвастаться, вести себя вызывающе, производить впечатление своими деяниями или умениями. С топором в руке он по-прежнему был самым опасным человеком во Фредериксэнде, но чем старше становился, тем меньше думал о сражениях и склонялся к мысли, что затруднения лучше всего разрешать путем переговоров.

– Мой господин, вождь, – раздалось у него за спиной, и Алдженон узнал голос Вульфрика, одного из его братьев по оружию и дорогого друга.

Вождь не обернулся, продолжая пристально смотреть на скованное льдами Фьорланское море; перед его мысленным взором стояло суровое лицо брата. Алдженон не видел Магнуса почти год, но часто получал сообщения о его глупом поведении на юге и теперь сожалел о том, что много лет назад позволил ему покинуть Фредериксэнд.

– Алдженон, – снова заговорил Вульфрик, на сей раз более настойчиво.

– Что тебе нужно? – спросил вождь, не оборачиваясь.

– Собрание ждет тебя, мой вождь, – произнес Вульфрик, склонив голову.

Алдженон бросил последний долгий взгляд на море и тяжело переступил через порог, войдя в огромные деревянные двери дома собраний раненских вождей. Поверх кольчуги на нем были надеты кожаные доспехи с вшитыми стальными пластинами, и, когда он вошел в зал, раздался громкий звон металла.

Раненский дом собраний представлял собой круглое здание с высоким, в пятьдесят футов, потолком, выстроенное из белого камня, в потолке был проделан световой люк. Лорды раненов сидели на каменных скамьях, а на возвышении стояло единственное кресло, предназначенное для вождя Фредериксэнда.

Бородатые, закаленные в боях люди были одеты в плащи из мехов и шкур, большинство в присутствии вождей и боевых командиров Фьордана чувствовали себя жалкими и ничтожными. Алдженон созвал их сегодня по двум причинам, одна из которых, как он считал, вряд ли вызовет одобрение. Направляясь к своему креслу, он надеялся на то, что новости о пленении Магнуса окажется достаточно для того, чтобы лорды согласились отправить в поход флот драккаров.

Две сотни раненских лордов одновременно поднялись и высоко подняли сжатые кулаки в знак уважения. Единственным, кто остался сидеть, был Торфан, хранитель знаний и традиций; ему было почти восемьдесят лет, и его обязанностью было читать и трактовать книги Потрясателя Земли – несколько текстов, которые содержали волю Рованоко.

Вульфрик прошел мимо Алдженона и сел перед возвышением. Будучи вторым после Алдженона воином в стране, его заместителем, он единственный имел право сидеть лицом к лордам, подобно самому вождю. Он занимал среди раненов высокое положение, которое никто не осмеливался оспаривать.

Лорды продолжали стоять, пока Алдженон не сунул руки за пояс и не вытащил два небольших метательных топора, висевшие у него на бедрах, и не положил их на пол перед своим креслом. После этого каждый из собравшихся лордов положил свой топор на белый каменный пол. Громкий звон металла о камень заглушил все другие звуки, кроме воя холодного ветра за стенами.

Когда ритуал начала собрания был завершен, Алдженон занял свое место и поднял взгляд на раненских лордов, которые полукругом расположились перед ним. Вульфрик снял с плеча двуручный топор и дважды стукнул древком о каменный пол. Он был самым сильным среди собравшихся, и в его обязанности входило следить за соблюдением ритуалов и законов Рованоко.

– Милорды, – начал Вульфрик, – наш вождь потребовал этого собрания. – Он говорил громко и четко, на архаическом раненском языке, которым пользовались только в официальных случаях. – Мы услышим его слова с топорами в руках, в незримом присутствии нашего бога. – Заключительные слова его сопровождались третьим ударом древка. – Рованоко, взгляни на свой народ с гордостью и дай нам силы не разочаровать тебя.

Алдженон обвел лица собравшихся холодным взглядом. Он еще некоторое время молчал; стояла тишина, и лишь свист холодного ветра нарушал ее. Затем он заговорил:

– Братья, далеко к югу отсюда находится город Ро Канарн. – Судя по лицам людей, многим из них было знакомо это название. – Правитель этого города, человек чести, из народа ро, по имени Эктор, заключил с моим братом союз, желая отделиться от своего короля.

Алдженон помолчал; лорды ахали и охали, шепотом выражая изумление при этой поразительной новости. Очередной удар древка топора Вульфрика заставил всех замолчать.

Алдженон осмотрел зал, и взгляд его задержался на фигуре лорда Алефа Летнего Волка, старого, уважаемого вождя из древнего города Тиргартен. Алеф не ахал и не перешептывался ни с кем, но с любопытством смотрел на своего господина. Алдженон хорошо знал Алефа и улыбнулся, увидев выражение его лица. Если бы он так же смог заинтересовать всех остальных, то его слова убедили бы собрание.

Алеф встретился взглядом с вождем и после секундного размышления ответил скупой улыбкой. Затем поднялся и протянул руку к своему топору. Высоко подняв голову, он стукнул древком топора по белому камню. Вульфрик поднял голову и кивнул.

– Милорды, вы все меня знаете… – Алеф говорил громким, скрипучим голосом. – Лорд Алдженон мудр, но иногда на него находит настроение играть комедию. Я прошу его рассказать всю историю от начала до конца и разрешаю останавливаться ради драматического эффекта не более двух раз. – Он улыбнулся, и по рядам пробежали смешки.

Алдженон хмыкнул, и Вульфрик снова призвал лордов к порядку. Раненские лидеры повернулись к верховному вождю в ожидании речи.

– Итак, – выпрямился в кресле Алдженон. – Алеф высказывает свою точку зрения с изяществом, подобным удару топора в лицо, однако он мудрее меня. – Вождь поднялся и, перешагнув через свои два метательных топорика, начал расхаживать передсобранием. – Магнус – молодой человек, обладающий силой горного волка, но он не глуп и никогда не поднимет оружие ради дела бесчестных людей.

Алдженон смолк на мгновение, чтобы понять как реагируют на его слова люди, сидящие в зале. Перед ним было море лиц, и все кивали, подтверждая свое согласие с тем, что Магнус – человек чести.

– И поэтому то, что произошло, кажется мне еще более возмутительным. – Эти слова заставили лордов насторожиться. – Магнус предложил герцогу Эктору благословение Рованоко, и они назвали друг друга братьями. – Усевшись в свое кресло, Алдженон буквально прорычал последнее предложение: – Затем рыцари Одного Бога напали на город и перебили почти всех жителей Канарна!

Реакция последовала мгновенно. Собравшиеся лорды вскочили с мест и начали выкрикивать проклятия, обращенные к богу людей с юга. Когда-то Свободные Земли раненов находились под властью Одного Бога и его служителей. Все лорды знали историю этого завоевания: как Пурпурные священники разрушили храмы Рованоко, как Черные священники оскверняли погребальные насыпи, и как Красные рыцари обратили в рабство всех здоровых раненских мужчин. Свободные Отряды образовались двести лет назад и вернули свои земли ценой крови и смерти, но ранены ненавидели священников и рыцарей точно так же, как и в далекие времена.

Алеф вытянул руки вперед:

– Братья, прошу тишины. Не позволяйте гневу взять верх над разумом. В этих стенах не произносят проклятий без причины, и мы не должны нарушать эту традицию. У лорда Слезы, я уверен, еще найдется, что сказать нам. Займем свои места и выслушаем его; вероятно, мы услышим, почему произошла эта трагедия. – Это были мудрые слова, но Алдженон понимал, что Алеф является его потенциальным соперником.

Он подобрал один из своих топориков и опустил голову.

– Мой брат находится в тюрьме. Это вызывает во мне гнев. Это вызывает гнев Рованоко. Магнус принадлежит к ордену Молота и достоин большего, нежели каменная камера и запертая дверь.

Лорды снова продемонстрировали свое недовольство. Тюрьма была ужасным унижением для любого ранена, а заключение в камеру жреца – самым тяжким оскорблением, какое только можно было себе представить. Смерть являлась событием, которое праздновали, о котором слагали песни, в то время как попасть в плен и в тюрьму означало лишиться чести в глазах Рованоко. Люди ро ничего не знали о том, что такое честь, и, не ведая того, совершили одно из самых гнусных преступлений.

– Милорды, есть еще кое-что…

Алдженон долго думал о том, как подойти к вопросу о Семи Сестрах, и до сих пор не был твердо уверен в том, поймут ли его. АльХасим, его шпион и лучший друг его брата, мало сказал ему в своем последнем сообщении, кроме того, что ведьма околдовала по крайней мере одного из командиров Красных рыцарей.

– Среди Красных рыцарей находится каресианская ведьма, одна из Сестер Джаа, и ее воля направляет слабый разум людей ро. Все это произошло благодаря ее злым замыслам, – произнес он негромко, но достаточно для того, чтобы его услышали.

Один из лордов, сидевший слева, поднялся и стукнул древком топора о пол, требуя, чтобы его выслушали. Вульфрик дал ему слово, и все обернулись в его сторону.

Этого человека звали лорд Рулаг Медведь, он являлся вождем Джарвика. Он не был верховным лидером, но все знали о его доблести в бою и опасались его. Рулаг командовал флотом драккаров и пятнадцатью тысячами воинов. Он обвел взглядом комнату, вглядываясь в лица своих собратьев-лордов.

– Я разгневан обращением со жрецом не менее, чем любой человек в этом зале, – начал он, – но меня сейчас волнуют намерения лорда Слезы. Если он собирается начать войну из-за оскорбления, нанесенного ему ведьмой… – несколько человек закивали в знак согласия, – тогда, может быть, он отправится туда сам и вызовет ее на бой. Неужели нужно теперь созывать ради этого собрание? – Чем дольше он говорил, тем громче становился его голос.

Несколько человек встали на защиту Алдженона, и раздались громкие крики, а те, кто сидел вокруг Рулага, поднялись и начали вызывающе отвечать им, крича на весь зал.

Люди размахивали топорами, осыпали друг друга оскорблениями, а Алдженон сидел молча и ждал. Он боялся именно такой реакции и понимал, что не все лорды раненов серьезно относятся к разговорам о колдовстве. Многие были простыми воинами и верили лишь в существование того, что могли увидеть, услышать и убить. Орден Молота был наделен некоторыми божественными дарами, но ранены воспитывались в понятиях о гневе и голосе Рованоко, и для большинства из них это не имело никакого отношения к колдовству.

Вульфрик позволил спорам продолжаться, потому что люди размахивали топорами, а по закону Рованоко метание топора с целью уладить разногласия было почетным способом решения проблем. Пока никто ничего не метнул, но Алдженон видел, что собрание разделилось; половина людей хотела, чтобы Рулаг извинился за свои слова, а другая половина была с этим не согласна.

Вульфрик бросил взгляд через плечо, на Алдженона. Оба понимали, что призвать лордов к тишине можно было, лишь бросив топор или же если бы Алдженон заговорил. Топоров никто не бросал, и верховный вождь подождал еще несколько минут, оценивая силы своих сторонников и противников.

Сделав глубокий вдох, он поднялся с кресла и взял в руки оба своих метательных топора. Вульфрик, слегка улыбнувшись вождю, стукнул древком топора по белому каменному полу, и все лорды моментально затихли. Основная часть осталась стоять, Рулаг выпятил подбородок и взглянул на Алдженона, демонстрируя свое нежелание отказываться от оскорбительных слов.

– Милорды, – громко начал Алдженон. – Мы услышали справедливые слова, хотя мысль могла быть выражена и получше. – Его слова вызвали у некоторых смех. – Не важно, хочет признавать это милорд Медведь или нет, но к последним событиям приложили руку ведьмы Джаа… Они нарушили закон, высказанный самим Рованоко. – Алдженон намеренно упомянул имя Ледяного Гиганта, зная, что лорды, поддерживавшие его, теперь твердо встанут на его сторону, а те, кто поддерживал Рулага, начнут сомневаться в своей правоте.

Вульфрик трижды стукнул деревяшкой об пол, прежде чем заговорить:

– Слово Рованоко было произнесено. Сейчас будет зачитан закон Рованоко.

Торфан, хранитель законов, который уже уснул в своем кресле, резко выпрямился и протянул руку к тяжелой книге в кожаном переплете, покоившейся на подставке слева от него.

Он откашлялся и положил книгу на колени. Открыв ее, старик провозгласил:

– «Слово Рованоко, переданное нам Калаллом из Легиона, первым хранителем знаний во Фредериксэнде, сейчас будет услышано. – Он не торопясь полистал книгу в поисках нужного фрагмента, затем прищурил свои узкие глаза, чтобы прочитать древний шрифт. Пробормотав что-то про себя, он снова откашлялся и продолжал: – Закон Ледяного Гиганта гласит, что ранены, свободные люди севера, люди Нижнего Каста, кланы Плато Медведя, люди Глубокого Перевала, жрецы и лорды Хаммерфолла… – Он резко втянул воздух, закашлялся, снова продолжал: – …никогда не должны позволять, чтобы мужчина или женщина – орудие другого бога заключали в тюрьму кого-то из народа раненов, или благодаря хитрым замыслам или открытому нападению начинали против них войну, или порабощали их братьев».

Эти слова были прекрасно известны большинству из присутствующих. Они были перефразированы сотню раз за долгие годы и использовались как предлог для всяческих необдуманных предприятий и по меньшей мере во время одного по-настоящему справедливого дела. Этот закон Рованоко был толчком к образованию Свободных Отрядов, что в конце концов привело к изгнанию людей ро обратно за море, в Тор Фунвейр.

Законы Ледяного Гиганта можно было толковать по-разному, они с равным успехом служили как благородному вождю, так и жестокому военачальнику. Алдженон понимал, что пользоваться этим законом Рованоко – опасно, но также знал, что в противном случае ему придется убить Рулага.

Алеф Летний Волк поднялся и нарушил тишину, снова ударив древком топора по полу. Рулаг Медведь по-прежнему стоял, как и полдюжины других военачальников из областей вокруг Джарвика. Алдженон заметил сына Рулага, Калага, который злобно сжимал в пальцах метательный топорик, очевидно, ожидая возможности швырнуть его. Лорды Джарвика были достаточно могущественны, и несколько окружавших его областей заключили с ними союз исключительно из страха. Алдженон насчитал пятнадцать лордов, поддерживавших Рулага. Алеф посмотрел на мужчин, которые стояли, затем бросил на Алдженона многозначительный взгляд; он тоже понимал, что противники верховного вождя сильны.

– Мы знаем этот закон, братья, – начал Алеф. – И мы знаем, как им пользовались в прошлом и с какими целями, хорошими и дурными. – Он бросил очередной взгляд на Алдженона, словно извиняясь за то, что собирался сейчас сказать. – Лорд Алдженон, кажется, думает, что мы все здесь настолько же простодушны, как лорд Ганек из Тиргартена, мой прежний вассал… Он вспоминал этот закон лишь для того, чтобы убить лорда-соседа за то, что тот захватил его откормленных на зиму свиней, – произнес он со смешком, и по меньшей мере половина собравшихся раненских лордов разразилась смехом. – Очевидно, по причине того, что свиньи обеспечивали пищей его жену и двоих прекрасных дочерей, он считал их членами семьи и своими братьями.

Смех стал громче, и Алдженону показалось, что эта история позабавила даже Рулага.

– Мой господин и вождь, – прямо обратился Алеф к Алдженону. – Я очень привязан к твоему брату. Я сомневаюсь в том, что здесь находится хотя бы один человек, который не чувствует себя лично оскорбленным обращением, которому он подвергается в руках рыцарей Одного Бога. – Он обратился к другим лордам: – Но если наш вождь желает отправить флот драккаров против города Ро Канарн и рыцарей Одного… – в этот момент все затаили дыхание, – тогда я должен высказать свое тщательно продуманное возражение. Спасение одного жреца Молота не стоит жизней сотен воинов. – Он сел, а остальные ранены разразились криками.

Алдженон тоже сел, слушая, как две сотни раненов кричат друг на друга. После слов Алефа противники Алдженона ощутили себя сильнее его сторонников, и Рулаг Медведь почувствовал, что правда и мудрость на его стороне.

Вульфрик молчал, но во взгляде, брошенном им на вождя, видна была тревога; судя по всему, в споре Алдженону Алефа не одолеть.

Верховный вождь Фредериксэнда тщательно взвешивал следующий шаг. Придя к выводу о том, что выбора практически нет, он с решительным видом поднялся, взял свои топорики и уставился себе под ноги.

Вульфрик дважды громко стукнул древком топора о пол; тишина наступила не сразу, но, когда люди смолкли, он громовым голосом произнес:

– Верховный вождь желает говорить.

Алдженон обрадовался его поддержке, несмотря на то что она была скорее данью церемониалу и не могла принести ощутимой пользы. Держа свои метательные топорики в опущенных руках, он выступил вперед и остановился перед возвышавшимися рядами сидений.

– Лорд Алеф снова показал нам, что обладает хитростью, смекалкой и немалой мудростью. Это похвально, милорд, однако я твердо намерен собрать флот драккаров и отправить его на помощь своему брату.

В собрании на сей раз воцарилась мертвая тишина; все понимали, что если Алдженон принял решение, то это уже серьезно. Те, кто стоял, уселись на свои места, когда верховный вождь поднял голову и обвел взглядом лица тех, кто выступил против него. Рулаг выдержал его взгляд лишь мгновение, затем отвернулся и сел на скамью, положив топор на пол. Калаг Медведь, судя по его виду, удивился поведению отца, но последовал его примеру и тоже сел.

Алеф, который уже занял свое место, внимательно посмотрел на Алдженона, потом опустил глаза на собственный метательный топорик, лежавший на полу у его ног. Алдженон взглянул на старого лорда и на мгновение почувствовал укол сожаления; затем он сделал шаг вперед и швырнул один из своих топориков в Алефа. Топор, вращаясь, пролетел над рядами скамей, Алеф едва успел широко раскрыть глаза от изумления, и лезвие вонзилось ему в грудь. Это был хороший бросок, и Алеф испустил лишь один, последний, вздох, прежде чем его бездыханное тело повалилось вперед, на пол.

Одежда его была темно-коричневого цвета, плечи прикрывала медвежья шкура, и поэтому кровь, заливавшая его тело, стала видна, только когда алая лужа растеклась по белым камням. Лорды, сидевшие рядом, отодвинулись, но только для того, чтобы не испачкаться в крови, и все присутствующие закивали, молча выражая уважение мертвому. Алдженон крепко стиснул в пальцах второй топорик и медленно покачивал им взад-вперед, таким образом, словно позволяя любому, кто хотел нанести ему удар, сделать это беспрепятственно. Но никто не пошевелился, и через минуту Вульфрик снова стукнул по полу.

Торфан, хранитель закона, произнес привычным официальным тоном:

– Один топор брошен в пользу предлагаемого действия, и ни одного – против. Будет сделано так, как сказал лорд Слеза.

Алдженон постарался не показывать своей растерянности, но он чувствовал себя глупо из-за того, что пришлось прибегнуть к убийству Алефа. За те восемь лет, что он являлся верховным вождем Фредериксэнда, это был всего лишь третий раз, когда он швырнул топор, и верховный вождь решил, что лорды теперь боятся его даже больше, чем прежде. Он тщательно поддерживал образ непроницаемого и безжалостного вождя, но ему редко приходилось поднимать оружие против своих людей.

Но люди не осознавали сути происходящего, и он никогда не смог бы заставить их понять, что Алдженон говорит от имени Рованоко, а Ледяной Гигант попросил его отплыть в Ро Канарн и вступить в борьбу с каресианской колдуньей.

Он не принадлежал к ордену Молота, но с тех пор, как он занял пост верховного вождя, у него появилась возможность общения со своим богом.

Алдженон сел в кресло.

– Все вожди, воины и капитаны флота должны собраться в моем доме еще до утра. – Он повернулся к человеку, который сидел справа от Алефа. – Лорд Боррин Железная Борода, – обратился он к церемониймейстеру Тиргартена, – ты будешь говорить от имени своей страны вместо своего господина.

Боррин был намного моложе Алефа, ему еще не исполнилось тридцати, но он выглядел опытным воином.

– Твое слово для меня закон, – спокойно произнес Боррин, – и топор Тиргартена в твоем распоряжении, милорд.

Больше никто не произнес ни слова. Алдженон поднялся и повернулся к огромным деревянным дверям зала. Стук церемониального топора Вульфрика, означавший конец собрания, породил эхо в просторном каменном помещении, когда Алдженон уходил прочь от раненских лордов.

На улице колючий ледяной ветер снова подул ему в лицо, и он позволил себе спокойно поразмыслить несколько мгновений, глядя на море, прежде чем вернуться к своим обязанностям.


Дом Слезы представлял собой длинное деревянное сооружение с высокими сводчатыми потолками и с десятком дымоходов, через которые уходил дым от очагов. Древнее оружие – топоры, копья, фальшионы и молоты – было развешано по стенам, и еще зал украшали черепа троллей, Горланских пауков и других, менее известных чудовищ. Ни оружие, ни трофеи не принадлежали Алдженону, но он держал здесь все эти вещи из уважения к прежним лордам Фьорлана, которые сражались на всей этой земле, от одного края Нижнего Каста до другого, чтобы освободить ее для людей Рованоко.

На стенах висели гобелены, изображавшие битвы Гигантов и кракенов Фьорланского моря, пожиравших корабли. Дом использовался для собраний, пиров и ритуальных поединков, здесь Алдженон Слеза вершил суд. Его собственное жилище представляло собой небольшой смежный домик, и сейчас, когда он сидел в кресле своего отца в большом зале, Алдженон мечтал о том, чтобы у него появилось время пойти и провести несколько беззаботных часов с детьми. К несчастью, он бросил свой топор, и дальнейший путь его теперь был высечен на камнях Фьорлана.

Вульфрик стоял справа от него, а раненские лорды подходили по одному для того, чтобы заверить верховного вождя в своей поддержке. Каждый из них с небольшой свитой шел от открытых дверей к креслу Алдженона. Кроме этих людей, в зале никого не было, и лордам на пути к трону вождя приходилось миновать семь длинных пиршественных столов. Вульфрик часто говорил, что предки Алдженона специально построили дом так, чтобы приводить в смущение своих братьев по оружию; идти нужно было долго, и все это время они находились на виду у верховного вождя.

Рулаг Медведь и лорды Джарвика, судя по всему, примирились с необходимостью предстоящего похода и теперь рвались в бой. Боррин Железная Борода, церемониймейстер Алефа, держался сухо, но уважительно и обещал предоставить три драккара и пять сотен воинов.

Лорды Нижнего Каста и Хаммерфолла были отнюдь не склонны отправлять в поход все свои войска, но угрозы и напоминание о долге сделали свое дело, и они отдали вождю еще тридцать кораблей с закаленными в боях экипажами.

– Сколько всего у нас человек? – спросил Алдженон своего церемониймейстера.

– Пятнадцать лордов со своими братьями по оружию, мой вождь. – Он взглянул на кусок пергамента, лежавший перед ним на столе. – У нас имеется сто двенадцать кораблей и немалая жажда крови.

Алдженон бросил на Вульфрика мрачный взгляд:

– Ты считаешь, я совершаю ошибку?

– Да, милорд, ты совершаешь ошибку, – серьезно ответил тот, – но ты и сам понимал это с самого начала. – Вульфрик и вождь знали друг друга с детства, и помощник Алдженона мог высказывать свое мнение свободно. – Я не знаю, чего тебе наговорил Самсон Лжец и что толкнуло тебя на это, но сейчас мы затеваем войну с рыцарями Одного Бога. Ты можешь уверять всех, что это воля Рованоко, можешь даже говорить, что мы собираемся убить бессмертную каресианскую ведьму, но реальность такова: мы отправляемся на войну с этими Красными ублюдками.

Алдженон опустил взгляд:

– Самсон ближе Рованоко, чем любой другой жрец Молота, и его советы… по некоторым вопросам… не имеют цены.

Возможно, он и вовлек лордов в войну, но он сделал это не по собственной прихоти. Он следовал воле своего бога; никогда в жизни он не осмелился бы оспаривать приказ бога. Ему очень хотелось рассказать Вульфрику о своем долге, но ему было запрещено это делать. Единственным раненом, который знал о тайных способностях верховных вождей Фредериксэнда, передающихся по наследству, был старик Самсон. В жилах его текла кровь Гигантов, и он мог считать себя прямым потомком древних Ледяных Гигантов, которые когда-то ходили по этой земле. Он был наполовину сумасшедшим, и большинство местных считали его бесчестным старым лжецом. Однако в день смерти Рагнара Слезы он пришел к Алдженону и рассказал ему о его наследственном долге: о том, что верховный вождь раненов является как бы воплощением Рованоко и обязан принимать участие в Долгой Войне, бесконечном сражении между Гигантами.

– Скажи остальным лордам, пусть придут завтра. – Алдженон потер глаза. – Я устал, уже очень поздно. – Он медленно поднялся. – Ты мой друг, но сейчас я больше нуждаюсь в доверии, чем в дружбе, – обратился он к своему помощнику и церемониймейстеру.

– И моя дружба, и мое доверие навсегда принадлежат тебе, мой господин, – просто сказал Вульфрик, – но друг говорит другу о его ошибках, так что, я думаю, давай еще на какое-то время останемся друзьями. – Он протянул руку Алдженону, и тот горячо пожал ее. Затем Вульфрик вновь заговорил: – Насколько я понимаю, ты хотел бы поговорить с дочерью Алефа?

– Да, я собирался, это тоже может подождать до завтра, – ответил ему Алдженон.

Вульфрик прошел весь длинный путь до выхода и покинул зал, оставив верховного вождя у его кресла в глубокой задумчивости. У Алдженона оставалось еще немало дел, которые нужно было переделать до отплытия к землям ро, и большую часть этих дел следовало скрыть от посторонних глаз.

Поговорить с Халлой Летней Волчицей было необходимо, и вряд ли этот разговор закончится кровопролитием. Дочь Алефа – закаленный воин и обладает твердым характером; она знает, как делаются такие дела, потому что участвовала во многих столкновениях между соперничавшими лордами. Алдженон надеялся, что она отправится на войну вместе с его флотом и не посрамит имени своего отца. Он снова потер глаза, пытаясь отогнать усталость, но был уже не в силах сосредоточиться; поэтому Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь раненов и земное воплощение Рованоко, решил отправиться спать. Он прошел от середины длинного зала к высокой деревянной двери, находившейся за его креслом. Дверь была прикрыта, но не заперта, и Алдженон помедлил секунду, прислушиваясь, прежде чем осторожно постучать. Он отступил, когда круглая ручка повернулась и дверь медленно отворилась. Из-за двери выглянул маленький ребенок.

– Надеюсь, твой брат знает о том, что ты еще не спишь и подслушиваешь под дверью? – обратился вождь к дочери.

Ингрид Слезе было девять лет, и с каждой зимой она становилась все более шаловливой и непослушной. У нее были черные волосы отца и темно-синие глаза матери, но улыбка – ее собственная.

– Мм, Алахан спит, и я подумала, что мне следует послушать, что у вас происходит. Чтобы узнать о таких вещах, – сказала она, потупившись.

– О каких вещах? – удивился Алдженон.

– О таких. Потому что когда я стану верховным женщиной-вождем… – гордо начала девочка.

– Я уже говорил тебе, Ингрид, женщина не может стать верховным вождем. У нас может быть только вождь-мужчина, как я уже повторял тебе тысячу раз, но не женщина.

– Но это же глупо. Я умнее Алахана, я проворнее и, когда я вырасту, клянусь, буду лучше него обращаться с топором. – На ее лице появилось притворно обиженное выражение, и Алдженон, открыв дверь пошире, обнял девочку.

В одежде, доставшейся ей от брата, которому уже исполнилось двадцать четыре года, и она пыталась выглядеть как мужчина. Ингрид была в одних носках, наверняка для того, чтобы двигаться бесшумно. Она обладала неимоверной быстротой и проворностью, и Алдженон давно перестал пробовать разыскивать ее, чтобы наказать, когда она плохо себя вела.

– Волчонок, – с любовью в голосе проговорил он, – ты вырастешь сильной и высокой, ты произведешь на свет могучих раненских мужчин.

Ее лицо выразило отвращение.

– Ни за что. Я стану первой женщиной-вождем Фредериксэнда.

– Ингрид, – серьезно произнес он, – неужели ты считаешь, что битва и смерть более почетны, нежели рождение детей, новых живых существ, и любовь к этим детям?

Ингрид, казалось, готова была рассмеяться над серьезностью отца, но вместо этого вывернулась из его рук.

– Если ты снова встанешь с кровати, завтра я не расскажу тебе историю перед сном, – мягко пригрозил он дочери.

Она, казалось, была уязвлена недовольством отца и неуверенно прошептала:

– Но ты же начал рассказывать мне про кракенов.

– И если ты хочешь услышать продолжение про кракенов, волчонок, то делай, как я велю.

Дом Алдженона был простым строением, совершенно не соответствующим огромному, словно пещера, пиршественному залу. Всего три комнаты располагались вокруг центрального помещения, используемого в самых различных целях – от приготовления пищи до мытья. В двух маленьких комнатах спали Ингрид и Алахан; однако комнаты эти были достаточно большими, чтобы дочь могла устраивать там беспорядок. А сын редко проводил время в своей спальне. Спальня, которую хозяин дома когда-то делил с женой, сейчас представляла собой голую комнату с единственным предметом мебели – кроватью. После смерти жены Алдженон убрал все вещи, украшавшие спальню, и проводил здесь только ночь.

Ингрид ушла в свою комнату, но затем снова приоткрыла дверь и высунула голову в щель.

– Отец, а тот ужасный человек снова приходил, чтобы увидеть тебя, – сказала она, имея в виду Самсона Лжеца. – Он разговаривал о чем-то с Алаханом, потом ушел. Думаю, разозлился, что не застал тебя. Я скучаю по Хасиму, он скоро вернется?

– Иди спать, волчонок.

В последние годы Аль-Хасим был здесь редким гостем, но постепенно он стал для нее кем-то вроде доброго дядюшки. Он рассказывал ей возмутительно лживые истории о своих приключениях и не раз получал за это тумака от Алахана.

Она ухмыльнулась и закрыла дверь, но Алдженон сомневался в том, что девочка отправилась спать. Он хотел сначала разбудить сына и обсудить с ним обязанности, которые тот должен будет выполнять в отсутствие отца, но снова зевнул и решил отложить этот разговор на завтра.

Небольшой очаг в центральной комнате горел весь день и всю ночь для того, чтобы в дом не проникал холод, и Алдженон несколько минут погрелся у огня, затем принялся снимать доспехи. Внешние кожаные доспехи были тяжелыми, вшитые в них металлические пластины мешали сложить их как следует, и он взгромоздил доспехи на табурет. Расстегнув пояс кольчуги, он просто стряхнул ее с плеч, и она с громким звоном упала на пол, покрытый медвежьей шкурой. Алдженон, оставшись в простой черной рубахе, посмотрел на себя в небольшое зеркало. Из зеркала на него глядело бородатое лицо, покрытое шрамами, лицо обычного усталого старика; он отвернулся, быстро пересек комнату и закрылся в своей спальне.


Было ясное, холодное утро, когда Халла Летняя Волчица, воительница Рованоко и наследница имени своего отца, явилась в тронный зал Фредериксэнда на встречу с лордом Алдженоном.

Высокая, шести футов ростом, она стояла у дубовых дверей, плотно закутавшись в плащ из медвежьих шкур; рыжие волосы спадали ей на плечи и достигали талии. Тридцатилетняя Халла никогда не расставалась с кольчугой и боевым топором и относилась к своей роли воительницы очень серьезно.

Несколько лет назад в бою Халла лишилась левого глаза и с тех пор носила на пустой глазнице черную повязку. Ее по-прежнему время от времени называли «одноглазой женщиной с топором», но она довела до совершенства яростный взгляд, благодаря чему оскорбления стали очень редкими.

У ее отца не было сыновей, и в результате Халла остро чувствовала бремя своего родового имени. Она с готовностью бросалась в бой и заработала репутацию жестокой женщины со вспыльчивым нравом.

Тронный зал располагался на холме, с которого открывался вид на город, он стоял в стороне от низких деревянных строений, ряды которых тянулись вниз до самого Фьорланского моря. Вчера вечером Боррин сообщил ей о смерти отца. Она приехала с ним во Фредериксэнд из их дома в Тиргартене три дня назад, потому что их призвал верховный вождь. Они путешествовали вдоль побережья с небольшим отрядом воинов и понятия не имели о том, что ждало их впереди. Алеф Летний Волк приказал дочери не появляться в собрании, он понимал, что многих лордов разозлит присутствие женщины. В собрании Тиргартена, хотя оно было в два раза менее многочисленным, чем собрание Фредериксэнда, участвовала не только Халла, но и еще несколько женщин, которых можно было по праву называть самыми храбрыми воинами Фьорлана. Тем не менее большинство людей по-прежнему смотрели на Халлу как на диковинку, а не как на настоящего воина.

Ей уже приходилось встречаться с Алдженоном Слезой, и его непроницаемое лицо приводило ее в замешательство. Казалось, будто он умеет читать чужие мысли, и ее отец часто говорил, что верховный вождь – самый опасный человек во Фьорлане.

Дверь зала отворилась, и Вульфрик, церемониймейстер Фредериксэнда, шагнул через порог навстречу морозному утру. Он приподнял брови, увидев Халлу в такой ранний час. Вульфрик медленно подошел и остановился перед ней, закрыв за собой дверь.

– Холодно сегодня, а? – Он плотнее закутался в тяжелый плащ. – В этом году лед появился рано. Думаю, нас ждет тяжелая зима. – Он не смотрел на Халлу, взгляд его был устремлен поверх городских крыш на Фьорланское море.

Вульфрика из-за его телосложения иногда в шутку называли наполовину Гигантом. Он не намного превышал ростом остальных раненов, но у него были необыкновенно широкие плечи, а руки – толщиной со ствол дерева. Потомком Гигантов он тоже не был, но Халла в жизни не видела такого внушительного мужчины. Он никогда не завязывал в узел взлохмаченные темные волосы, носил доспехи из шкур троллей, которые издавали характерный запах.

– Мне нужно поговорить с лордом Алдженоном, – сказала она.

Прежде чем заговорить, он улыбнулся.

– А я думал, мы заведем с тобой приятную беседу о погоде, – ответил он, не глядя на Халлу. – Я так понимаю, Боррин уже рассказал тебе…

Халла кивнула и опустила голову, не желая, чтобы он видел горестное выражение ее лица.

– Я хотела поговорить с вождем…

– Зачем? – перебил ее церемониймейстер. – Тебе известно, что произошло, так что, пытаясь узнать подробности, ты только причинишь себе боль. – Он повернулся к ней лицом. – Тебе уже приходилось прежде заседать в собрании, и ты видела, как умирали люди по более ничтожным поводам. – Вульфрик говорил резким голосом, но Халла заметила в его глазах озабоченное выражение. – Он собирался поговорить с тобой сегодня, но тебе неприлично появляться здесь.

– Я не собираюсь спрашивать его о том, зачем он убил моего отца. Я знаю, зачем он это сделал. Я хотела только… не знаю… просто взглянуть ему в глаза.

Халла не думала о том, что скажет, оказавшись лицом к лицу с убийцей своего отца. Она знала одно: с восходом солнца сон покинул ее, и она почувствовала, что должна увидеть верховного вождя.

– У моего отца не было сыновей, а Тиргартену нужен вождь. Может быть, ты сможешь сказать мне, что будет дальше? – сухо спросила она.

Вульфрик взглянул на нее сверху вниз:

– Лорды владений Летнего Волка будут сражаться между собой до тех пор, пока не победит сильнейший, – он и станет вождем. Боррин Железная Борода – хороший человек и прекрасно знает обычаи, он проследит за тем, чтобы все делалось по правилам, – несколько официальным тоном произнес Вульфрик.

Халла некоторое время смотрела прямо в глаза гиганту.

– А что будет со мной? Мне придется стать боевой сестрой нового вождя и вечно жаловаться на то, что я родилась женщиной?

Он снисходительно улыбнулся:

– Ты говоришь прямо как дочь Алдженона – Ингрид считает, что «женщина-вождь» звучит лучше, чем просто «вождь». – Напряженность исчезла из его взгляда. – Юность иногда бывает мудрее старости, а традиции часто являются глупостью, однако в своих действиях мы связаны именно традициями. Я знаю, он хотел бы, чтобы ты присоединилась к флоту драккаров.

Халла несколько мгновений поразмыслила над словами церемониймейстера, затем обошла его и взялась за ручку двери.

– Тогда позволь мне самой сказать ему об этом, – вызывающим тоном произнесла она.

Вульфрик не стал ее останавливать, просто последовал за ней, когда она потянула на себя ручку высокой деревянной двери и открыла ее.

– Это плохо закончится, Халла. Тебе сейчас следует вернуться домой и ждать его.

Она не ответила и размашистыми шагами вошла в огромный зал; стук ее сапог о каменный пол порождал эхо в просторном помещении. Она была здесь однажды, еще девочкой, и зал тогда представлялся ей невообразимо огромным. Сейчас она поняла, что он лишь немного больше пиршественного зала ее отца в Тиргартене.

Какой-то старик в серых одеждах разжигал огонь в трех очагах, которые через равные промежутки располагались посередине зала. Тепло очагов еще не изгнало ночной холод из помещения, и здесь было ничуть не теплее, чем на улице. Старик явно встревожился, когда Халла прошла мимо него, но успокаивающий жест Вульфрика предотвратил возможные возражения. Воительница миновала пустые пиршественные столы, бросила лишь мимолетный взгляд на огромные черепа троллей, подвешенные к потолку, и замедлила шаг лишь тогда, когда приблизилась к трону верховного вождя.

Три раненских воина сидели за небольшим столом в стороне от трона, и все подняли головы, услышав шаги гостьи. Она узнала двоих: это были Рулаг Медведь из Джарвика и его сын Калаг. У третьего за спиной висел огромный топор, и Халла предположила, что это их распорядитель собраний. У Рулага и Калага были темно-зеленые глаза, напоминание о старом верховном вожде Джарвика, Голаге Изумрудные Глаза, которого Рулаг повесил на мачте его собственного драккара, захватив власть в городе. Орден Молота приговорил род Медведя вечно производить на свет детей с темно-зелеными глазами, тем самым отметив их как убийц верховного вождя.

Незнакомый распорядитель шагнул навстречу Халле:

– Здесь не место женщине, одноглазая. Можешь подождать снаружи, а то вдруг нам понадобится служанка, чтобы подавать мясо.

Вульфрик подошел и встал рядом с Халлой.

– Видишь, ты пришла сюда сегодня утром не первая, и не тебе первой было приказано подождать.

На человека из Джарвика он не обратил ни малейшего внимания. Халла тоже взглянула мимо незнакомца на Рулага и его сына.

– Когда сюда придут мужчины, я с радостью подам им на стол, – усмехнулась она. Оскорбление было намеренным.

Калаг, которому было всего двадцать с небольшим, в гневе вскочил с места:

– Я вырежу тебе второй глаз, рыжая, и тогда посмотрим, настолько ли острым будет твой язык.

– По-моему, молодой лорд забыл о том, как следует прилично себя вести. С разрешения его отца я охотно научу его подобающему обращению с воительницей Рованоко, – произнесла она, небрежно снимая с плеч боевой топор.

Вульфрик рассмеялся, слушая эту перебранку, но положил руку Халле на плечо, давая ей знак успокоиться.

– Довольно; еще слишком рано и слишком холодно, чтобы убивать отпрысков благородных лордов, – произнес он и небрежно махнул рукой в сторону Калага; этого оказалось достаточно, чтобы юноша взял себя в руки.

Рулаг, лорд Джарвика, улыбался; его не слишком задели слова Халлы. Он поднялся и, взяв сына за руку, заставил сесть на место.

– Прошу прощения, мастер Вульфрик, мой сын теряет над собой контроль, когда речь заходит о битвах. Мы как раз обсуждали развертывание наших кораблей вдоль побережья Фьорлана, и женщина, которая пришла с тобой, помешала нам в довольно напряженный момент. Калаг несколько расстроен тем, что ему не придется идти в авангарде флота, по крайней мере до тех пор, пока мы не пройдем Самнию.

С лица Калага не сходило раздраженное выражение.

Отец похлопал его по спине.

– Веселее, сынок; вот эта одноглазая успела бы отрубить тебе кое-что ценное еще прежде, чем ты взялся бы за свой топор,’ – добродушно произнес он.

Распорядитель собрания из Джарвика по-прежнему стоял совсем близко к Халле, и его взгляд был враждебным. Когда Рулаг уселся на свой стул, Халла сделала шаг вперед и очутилась нос к носу с неизвестным.

– Твой лорд может называть меня так, как пожелает, – отчеканила она, пристально глядя ему в глаза сверху вниз, – но ты, мелкота, должен обращаться ко мне «госпожа Халла» или «воительница». – Она нарочито медленно окинула его взглядом с головы до ног. – Если ты снова назовешь меня одноглазой, я тебя убью… без малейших усилий, запомни.

Рулаг и Вульфрик при этих словах рассмеялись, но человек из Джарвика, казалось, готов был разразиться яростной тирадой. Халла, по-прежнему жестко глядя на него, продолжала:

– Ну давай, назови меня одноглазой…

Халла не могла по силе сравниться с этими людьми, но знала, что она более ловка и искусна в обращении с топором, чем любой из них.

Рулагу это тоже было известно, и он прикрикнул на своего помощника:

– Джалек, сядь. – Затем лорд Джарвика обернулся к Вульфрику. – Конечно, забавно сидеть здесь и наблюдать за молодежью, однако хотелось бы узнать, когда вернется лорд Алдженон?

Халла бросила на Вульфрика мрачный взгляд:

– Его что, здесь нет?

– Я же велел тебе подождать, но ты, Халла, не из терпеливых.

– Отец ушел на встречу с этим ужасным стариком, – раздался детский голосок откуда-то из угла, и появилась Ингрид Слеза, которая направилась к сидящим мужчинам.

Халла почувствовала себя несколько неловко в присутствии девочки, потому что Ингрид просто боготворила женщину-воина. Они встречались всего несколько раз, но девочка всегда засыпала Халлу вопросами о сражениях, о традициях Рованоко.

Ингрид подошла к Вульфрику и радостно улыбнулась Халле. На ней была простая одежда из грубой шерстяной ткани и тесный плащ с воротником из волчьего меха. Обуви на ней, как и почти всегда, не было, и Халла подумала, что у ребенка, наверное, ужасно мерзнут ноги.

– Похоже, придется мне привязать к твоей ноге троллиный колокольчик, волчонок, – тогда тебе не удастся незаметно подкрадываться к людям, – произнес Вульфрик со строгим выражением лица любимого дядюшки.

Ингрид в замешательстве опустила взгляд:

– Но когда вы знаете, что я поблизости, мне труднее слушать ваши разговоры.

Рулаг Медведь расхохотался во все горло.

– У Алдженона имеется многообещающий шпион, – сказал он, жуя ломоть хлеба. – Она может вместе с этим каресианцем, троллиным… – тут он произнес непристойное слово, – отправиться шпионить за людьми ро.

Вульфрик и Ингрид злобно воззрились на лорда Джарвика, и Халла решила, что им обоим нравился этот каресианец, кем бы он ни был.

Ингрид обернулась и взглянула снизу вверх на гиганта Вульфрика:

– Но он же хороший, правда? Ведь мы с тобой любим Хасима?

– Любим мы его или нет, не важно; нужно следить за языком в присутствии детей, – сказал Вульфрик, не сводя сердитого взгляда с Рулага.

Халла улыбнулась ему и положила руку на плечо; но Вульфрик отвернулся.

– Как я уже сказала, сейчас, на мой взгляд, в этом зале маловато мужчин, – произнесла она негромко, так чтобы лорды Джарвика не расслышали ее слов.

Ингрид протиснулась между Халлой и Вульфриком и с вызывающим видом посмотрела на Рулага.

– Так вот, мы любим Хасима, и мой отец тоже его любит.

На лице Рулага появилось оскорбленное выражение, а сам он нахмурился, глядя на этих троих, швырнул недоеденный кусок хлеба на карту побережья Фьорлана и поднялся со стула.

– Мастер Вульфрик, я могу выражаться так, как мне нравится, в присутствии кого угодно, и ни ты, ни твои… – он посмотрел сначала на Халлу, потом на Ингрид, – твои женщины ничего не смогут с этим поделать. Еще раз спрашиваю, где лорд Алдженон? Я уже устал от этого дурацкого ожидания.

Вульфрик слегка поклонился в знак уважения к Рулагу, а Халла подумала: наверное, он считает, что его положение распорядителя все же не дает ему права спорить с лордом-военачальником. Вульфрик обернулся и посмотрел на Ингрид.

– Под «ужасным стариком» ты подразумеваешь Самсона? – спросил он у девочки.

Ингрид кивнула.

Лорды Джарвика переглянулись при упоминании имени безумного старика, и Калаг поднялся на ноги.

– Он пользуется советами лжеца? Неужели ему недостаточно мудрости ордена Молота?

– Он скоро вернется, мои господа. А до его возвращения вы должны ознакомиться с его приказаниями насчет развертывания флота, – сказал Вульфрик, высвобождаясь из рук Ингрид. – Волчонок, пожалуйста, возвращайся в спальню и больше не подслушивай разговоры взрослых. – Он осторожно подтолкнул ее в сторону дальней стены зала, и она с обиженным выражением лица побежала к двери, ведущей в ее дом.

Вульфрик обернулся к Халле.

– Боюсь, тебе придется все-таки подождать снаружи, – просто сказал он. – Ты еще даже не дала согласия отправиться в поход вместе с нами.

Халла сначала собиралась сказать резкость или даже возмутиться и обвинить Вульфрика в оскорблении, но лишь прикусила губу и решила приберечь гнев для другого случая.

Едва заметно кивнув Рулагу и его сыну, она размашистыми шагами вышла из пиршественного зала.

Ее отец был мертв, и Халла понимала, что не получит ответов на вопрос, почему его убили, как бы настойчиво она ни спрашивала. Когда она отворила тяжелые деревянные двери и ледяной ветер ударил ей в лицо, в душе у нее осталась лишь надежда на то, что ее отец погиб достойно и что лорд Алдженон заслуживает того, чтобы она и ее оружие служили ему. Путь на юг, в Ро Канарн, был долгим и опасным; их поджидали подводные скалы, покрытые льдом участки воды, непроницаемый туман. Если она должна провести своих людей и корабли через такие опасности, ей нужно было знать, что дело стоит риска. Она неоднократно рассматривала морские карты своего отца, но в мореплавании разбиралась плохо; ей понадобится помощь Боррина, если она действительно собирается присоединиться к флоту.

В глубине души Халла находила мысль о таком путешествии очень заманчивой. Она никогда не плавала дальше Пучины Калалла, не видела скованных льдами проливов Самнии, где, если верить передающимся шепотом рассказам, по-прежнему обитали кракены – Слепые Безумные боги – остатки века Гигантов, встречи с которыми боялся каждый раненский моряк.


У Алдженона Слезы, верховного вождя раненов, был хозяин. Для народа Свободных Земель вождь Фредериксэнда являлся главнокомандующим флота драккаров и властелином всех свободных раненов. Но в действительности сам Алдженон не был свободным человеком и был обязан служить Рованоко таким образом, чтобы никакой жрец ордена Молота не сумел бы догадаться о его связи с божеством. Он не мог призывать боевую ярость, не мог исцелять раны, говоря голосом Рованоко, но Алдженон являлся смертным воплощением бога на земле людей.

Он поднялся рано, еще до рассвета, и отправился в город. Лицо его скрывал черный капюшон, и Алдженона невозможно было узнать на безлюдных заснеженных улицах. Он прошел мимо кузнечных мастерских, где уже горел огонь в горнах. Он ненадолго остановился на горе Альгуина, где, как говорили, Ледяной Гигант впервые явился раненам.

Первые лучи солнца показались над плато и позолотили заснеженные кроны лесов, простиравшихся вдали. Фредериксэнд был прекрасен в осенние месяцы, прежде чем лед сковывал море полностью. Алдженон, стоящий у дверей часовни Рованоко, знал, что через несколько месяцев никто уже не сможет отплыть от побережья Фьорлана и только суда – «ледоколы» из Волька способны будут пройти по морю. Лед, покрывавший море зимой, служил самой надежной защитой его государства; а после того как замерзал Глубокий Перевал, ни одна армия не могла проникнуть на север. Алдженон счел, что ожидает уже достаточно долго, и постучал кулаком по небольшой деревянной двери, ведущей вниз, в часовню. Помещение было вырублено в скале, и лишь маленькийбелый купол виднелся над землей. Все часовни Рованоко походили на эту – пещеры безо всяких украшений, уходившие в глубь земли. Единственным признаком святости этого места был невысокий каменный рельеф, изображавший молот, вырубленный на поверхности купола. Низкие дверные проемы заставляли любого входящего пригнуться, и лестницы, ведущие вниз, были крутыми, с истертыми ступенями.

Алдженон стукнул еще раз, а потом для верности как следует пнул дверь ногой. Ему оставалось лишь предположить, что старик намеренно заставляет его ждать. Алдженона разозлила мысль о том, что Самсон обращается с ним как с мальчиком на побегушках.

Двойные двери грубо толкнули наружу, выпавший за ночь снег полетел во все стороны, и из темноты показалась огромная голова. Алдженон удивился, как это Самсону удалось так беззвучно подняться по ступеням.

В жилах Самсона Лжеца текла кровь Гигантов; народ раненов считал это одновременно великим даром и ужасным проклятием. Через тысячу тысяч поколений Самсон мог проследить свое родство с Ледяными Гигантами, которые населяли земли Фьорлана до людей народа раненов. Высокий, невероятно сильный старик ростом почти девять футов двигался нескладно и неловко, и конечности его были непропорционально большими. На лоб Самсона падали седые космы, а лицо и шею скрывала борода, и сейчас, когда он заговорил ворчливым голосом, он показался Алдженону похожим на дикаря.

– Воплощение бога здесь, – произнес он таким низким голосом, какого не могло быть у другого человека, и махнул гигантской рукой в сторону вождя. – Он входит внутрь, с холода.

Самсон вприпрыжку побежал вниз по ступеням, задевая при этом плечами за стены. Создавалось впечатление, будто он протискивается вниз по туннелю, слишком узкому для него. Алдженон, наклонив голову, вошел, оперся о стену, чтобы не потерять равновесия, затем осторожно последовал вниз по лестнице за стариком.

– Самсон, почему ты так долго не открывал?

Самсон остановился и посмотрел на вождя.

– Он в дурном настроении, – произнес старик и вновь ринулся вниз с проворством, удивительным для человека его телосложения.

Алдженон относился к Самсону с большим терпением, чем многие другие, но и его раздражали странные манеры старика. Насколько он знал, на севере Свободных Земель не более пяти человек могли с полным правом называть себя потомками Гигантов, и у всех были такие же большие руки и ноги и странная манера выражаться. Самсон был самым старым из них – он утверждал, что ему несколько сотен лет от роду, – и единственным, кто имел разрешение жить в городе. Алдженон знал о другом старике, который когда-то обитал в лесах Хаммерфолла; это одичавшее существо было известно под именем Лухи Зверя – скорее дикое животное, чем человек. Аль-Хасим когда-то рассказывал о каресианском потомке Гигантов, которого он встречал около города Рикара, на юге. Дальний потомок Огненного Гиганта был еще более диким и безумным, он подстерегал путников и пожирал их, пока наконец его самого не сожрали Псы Каресии. Насколько было известно вождю, люди ро уже очень давно выследили и поубивали у себя всех людей, происходивших от Гигантов, и Самсон со своими раненскими родичами представлял собой единственное зримое наследие Долгой Войны.

У подножия узкой лестницы, в часовне, было тепло; она обогревалась жаровней, в которой Самсон постоянно поддерживал огонь. Стены каменной пещеры были гладкими, несколько коридоров с низкими потолками отходили от главного помещения, образуя подземный лабиринт. Немногие люди имели разрешение входить сюда, большинство предпочитали просто стоять вокруг купола, если они хотели вознести молитву. Рованоко не был суров к тем, кто поклонялся ему, более того, он требовал, чтобы его последователи тратили сколько угодно времени на пиры и песни – как это и принято среди раненов. Лишь жрецы ордена Молота соблюдали хоть какие-то религиозные правила, но даже они в основном занимались тем, что без конца пили, ели и распевали песни, только еще больше, чем простые смертные. Рагнар Слеза еще пятьдесят лет назад позволил Самсону жить в этой часовне, но он не появлялся в городе и общался только с Алдженоном.

Верховный вождь остановился перед очагом и погрел руки, давая Самсону время удобно устроить свое огромное тело. Из мебели у старого потомка Гигантов имелись лишь простая постель и деревянный стол, на котором разложены были скудные пожитки: небольшие песочные часы, книга стихов и рубиновая подвеска. Все эти вещи имели для Самсона большое значение. На полу лежал огромный боевой молот, богато украшенное оружие, с полустертыми изображениями сражающихся Гигантов, а слева от постели на полу стоял простой горшок для приготовления пищи. Это было скромное жилище для такого могучего существа, но Алдженон знал, что Самсон не нуждался в удобствах и более всего был счастлив, отдыхая на своем матраце.

– Воплощение бога поступил хорошо, – проворчал Самсон, усаживаясь на каменный пол.

– Может быть, ты расскажешь мне больше? Или мне придется вести людей на смерть, даже не сообщив им, ради чего они будут умирать? – Алдженон произнес это без горечи, но он понимал, как важны могут быть подобные сведения.

– Ледяной Отец пожелал этого… и ты это сделал, – загадочно ответил потомок Гигантов.

– Ничего еще не сделал, Самсон; прежде чем это будет сделано, прольется очень много крови, – возразил вождь. – Флот драккаров отправится в поход. Сто кораблей и более пяти тысяч воинов нападут на Ро Канарн.

Самсон ухмыльнулся во весь рот и захлопал в ладоши, как обрадованный ребенок.

– Это хорошо, это хорошо. Ледяной Отец желает этого. И ведьма должна подчиняться закону. Ты покажешь ей.

Алдженон вздохнул. Старик был подвержен приступам истерии и часто казался совершенно безумным. Тем не менее нельзя было игнорировать его связь с Гигантами, и в нескольких случаях, когда он делился своими видениями с Алдженоном, он казался мудрейшим человеком во всех Свободных Землях. Он прекратил аплодировать, и на его огромном лице выразилась озабоченность.

– Воплощению требуется большее? – спросил он с хитрым блеском в глазах.

Алдженон подумал и ответил, кивнув:

– Да, мне нужно больше.

Самсон посмотрел сквозь мигающее пламя жаровни на вождя. Оперся на одну руку, другую протянул Алдженону. Вождь помедлил мгновение, затем вложил свою руку в ладонь старика.

Самсон не умел слышать голос Рованоко, как и Алдженон. Вместо этого он умел постигать волю Рованоко. Этим даром обладали только потомки Гигантов, и большинство из них сходили с ума после первого общения с божеством. Кровь Гигантов, которая текла в их жилах, позволяла им проникать сквозь бесчисленные уровни этого мира и вступать в контакт с самими богами.

Алдженон закрыл глаза и почувствовал, как расслабляется его тело; Самсон увлек его за собой в ледяные чертоги за пределы мира людей, где восседал Рованоко, Потрясатель Земли.

Ему показалось, что душа его рассталась с телом, что он падает куда-то вниз, сквозь толщу камня и земли, следом за Самсоном, в царства, недоступные людям. Могущество Самсона защищало его сознание от влияния божества, но Алдженон чувствовал себя все более жалким и незначительным с каждым разом, когда он ощущал это могущество. До сегодняшнего дня он путешествовал за руку с Самсоном четыре раза и всякий раз узнавал больше о природе Рованоко. Каждый из трех высших богов имел свое земное воплощение, и эти люди служили военачальниками богов в Долгой Войне.

Верховный вождь не интересовался мотивами Рованоко, когда через Самсона Ледяной Гигант передавал ему свою волю, но за долгие годы Алдженон привык считать расы людей простыми марионетками в войне, которую вели на их землях Гиганты. Алдженон даже перестал думать о мире как о «землях людей» и теперь придерживался мнения, будто они просто присматривают за этими землями, принадлежащими другим хозяевам.

Алдженон почувствовал холод, словно сознание его, расставшись с телом, не могло больше согреться. Он не мог различить ни формы, ни цвета, просто чувствовал себя крошечным в присутствии чего-то невообразимо огромного, как будто его окружали какие-то фигуры, размер которых он даже не мог себе представить. Он понимал, что Самсон все еще с ним и что только благодаря мощи старика он остается живым и сохраняет рассудок, но все равно казался себе самому уязвимым и беспомощным.

И когда голос раздался, он скорее почувствовал, чем услышал его, и это был голос Самсона.

– У тебя есть вопросы? – Голос звучал ясно и четко, словно старик стряхнул с себя безумие, одолевавшее его на землях людей.

– Я хотел бы узнать, зачем веду своих братьев по оружию на войну, – мысленно произнес Алдженон.

Он чувствовал, как шевелятся его губы, но не был уверен в том, что на самом деле говорит.

– Был нарушен закон, и ты восстановишь равновесие, – сказал Самсон, голос Рованоко. – Никто не думал, что такое возможно, но это произошло.

Вождь ощутил страх и еще какое-то чувство, граничившее с раздражением. Это были необычные для него эмоции, и он сомневался в том, что Самсон когда-либо испытывал нечто подобное.

– Тогда мне хотелось бы узнать, что произошло на землях людей такого, что вызвало подобное возмущение среди Гигантов. Я знаю только, что служанка Джаа склонила на свою сторону слуг Одного, хотя и не понимаю зачем… зачем Сестры сделали это и почему это заботит моего бога. – Теперь Алдженон ощущал гордость, смешанную с любопытством.

Неожиданно для себя самого он сказал нечто умное и произвел впечатление на Рованоко.

В голосе Самсона прозвучала шутливая нотка:

– Твои слова остры как лезвие топора, воплощение, и проникают до самого сердца.

Сквозь голос, звучавший в голове Алдженона, пробивался какой-то другой голос, словно не все звуки исходили из уст Самсона:

– Земное воплощение Одного получило приказ остановить это вмешательство, точно так же, как ты получил приказ остановить слуг других богов, пытающихся влиять на мой народ. Это важнейший закон: Долгую Войну следует вести честно. Если ведьмы Джаа принуждают к чему-либо священников Одного, это плохо для воплощения… и означает, что последователи Джаа отвергают его волю.

Алдженон подумал над этим несколько мгновений. Ни разу за всю его жизнь не случалось такого, чтобы Семь Сестер приобретали влияние над священниками или же наоборот, и он не мог вспомнить рассказов о таких случаях. Ранены, каресианцы и люди ро множество раз воевали друг с другом; рыцари ро однажды подчинили себе раненов, и еще, очень давно, каресианцы едва не завоевали королевство ро, но это всегда происходило в честном бою.

В ледяных чертогах боги читали его мысли, и он снова почувствовал гордость. Алдженон ощутил себя еще более ничтожным, когда сокрушительное ощущение того, что бог одобряет его мысли, обрушилось на него. Каждый жрец ордена Молота всю жизнь пытался достичь этого ощущения, но Алдженон находил его неприятным, трудным для понимания.

Он негромко произнес про себя следующую фразу:

– Это невозможно, и все-таки это происходит… значит, тот, кому приказали остановить вмешательство, не способен… – Он смолк, подбирая слова. – Или ему мешают выполнять волю божества.

Самсон рассмеялся, и Алдженон едва не вскрикнул, настолько трудно было его сознанию постичь смех его бога.

Алдженон почувствовал, что Самсон стоит над ним, пытаясь защитить его сознание. Он попытался задать два последних вопроса. Мысли его путались, он едва бормотал слова, но все же ему удалось спросить:

– Что произошло с земным воплощением Одного? И как могут Сестры пойти против Джаа?

Погружаясь в глубокий сон, не видя и не слыша ничего вокруг, Алдженон подумал о своем брате, надеясь на то, что мир еще не настолько изменился, чтобы честь потеряла свое значение. Магнус отдал бы жизнь за Рованоко, как и любой истинный ранен, но их судьбой манипулировали другие, и Алдженон боялся, что люди ро теперь запутались в сетях Семи Сестер и что события в Ро Канарне – это только начало.

Глава седьмая Сэр Уильям из Вереллиана в городе Ро Канарн

Уильям провел в Канарне пять дней. Он двигался в авангарде наступавшей армии рыцарей и одним из первых проник во внутреннюю сторожевую башню. С того момента, как он вступил в город, ему пришлось видеть много смертей и убить немало людей. Он участвовал во многих кампаниях и видел Красных рыцарей как с лучшей, так и с худшей стороны. Стоя на тяжелом деревянном подъемном мосту, ведущем во внутреннюю башню, Уильям из Вереллиана думал, что день разграбления Ро Канарна был одним из самых черных дней за всю его жизнь.

Красные рыцари посвящали свою жизнь Одному Богу и служили ему как воины. Они представляли собой ту сторону сущности, которая воплощала войну, и король призывал их в тех случаях, когда требовалось военное решение вопроса. Уильям происходил из благородного дома Тириса и присоединился к ордену в возрасте двенадцати лет. Его семья служила Одному в течение многих поколений, хотя Уильям первый из своего рода имел на доспехах красный герб.

Ему было около сорока лет, и его лицо закаленного в боях воина покрывали шрамы. Он брил голову и не носил бороды, что отличало его от остальных Красных рыцарей.

Когда он смотрел с моста на городскую площадь, видневшуюся внизу, его охватывало чувство стыда, которое посещало его весьма редко. Он видел на булыжных мостовых погребальные костры, в которых корчились сотни обожженных, раздутых тел. Наемники сэра Певайна вели себя безобразно, насиловали, грабили. Город был погружен в темноту, и жизнь замерла на всех улицах, кроме центральной площади.

Уильям считал себя настоящим воином, он вступил в ряды Красных рыцарей по собственной воле, в отличие от людей, возившихся внизу, – простых рабов. Он считал их поведение позорным, считал, что красные гербы, которые они носили, обязывают ко многому.

Лейтенант Фэллон, стоявший поблизости, положил руку на рукоять длинного меча и гневно смотрел на наемников, сновавших внизу.

– Фэллон! – резко окликнул его Уильям.

Рыцарь отдал капитану честь:

– Да, милорд?

– Держите себя в руках, – велел Уильям, указывая на меч. Затем он повысил голос, обращаясь к человеку, стоявшему слева от него: – Сержант Каллис, проследите, чтобы эта мразь больше не трогала женщин. И чтобы не смели оскорблять пленных.

Каллис кивнул и повернулся, чтобы отдать приказания воинам:

– Итак, ребята, капитан хочет, чтобы мы научили этих наемников правилам хорошего тона. Давайте, ноги в руки, сейчас пустим кое-кому кровь, – произнес он бесстрастно, отработанным командным тоном опытного воина.

Пятеро рыцарей вытащили мечи из ножен и направились по подъемному мосту вниз, на площадь. Когда они добрались до места, сержант Каллис начал выкрикивать приказания, обращаясь к наемникам. Уильям с угрюмым выражением лица смотрел на их черные силуэты, вырисовывавшиеся на фоне пламени.

Фэллон одобрительно кивнул капитану и выпустил рукоять меча. Он был хорошим солдатом, служил адъютантом Уильяма шесть лет, но, если бы Уильям отправил Фэллона на площадь, тот бы, скорее всего, просто переубивал бы всех наемников, а Каллис будет четко выполнять приказ и остановит самые возмутительные зверства.

Наемники пытались возражать рыцарям, утверждая, что женщины – это военные трофеи и принадлежат им по праву. Каллис не обратил на это внимания и просто пнул ближайшего наемника в пах.

– Слушайте меня, грязные ублюдки: или вы сейчас же прекращаете вести себя как языческие скоты, или вам отрежут уши. – Он приказал своим рыцарям объяснить это на практике тем наемникам, которые не поняли его с первого раза, а сам стоял неподвижно, выпятив подбородок.

Уильям наблюдал за происходящим: нескольких наемников избили, одного прикончили, и на площади воцарился относительный порядок, но ему почему-то не стало лучше. Он был капитаном армии Красных рыцарей и верил в то, что к побежденному врагу следует относиться с уважением. Многие его товарищи по оружию считали его старомодным, но его не интересовало их мнение, он предпочитал просто вызывать на поединок и убивать тех, кто слишком настойчиво выражал свое неодобрение.

Капитан Нейтан из Дю Бана появился у правого плеча Уильяма и тоже взглянул вниз, на городскую площадь.

– Вы же понимаете, что не сможете это остановить?

– Смогу, – ровным голосом ответил Уильям.

– Наемникам была обещана военная добыча. Это означает, что они могут насиловать, пытать пленных и грабить дома горожан, пока им это не надоест.

– Они гнусные стервятники, клюющие кости поверженного противника! – Уильям был в гневе, поэтому позволил себе подобные слова.

– Вереллиан, вы бы безо всяких угрызений совести перебили пленных, если бы они поднялись на вас с мечом. Почему вы так щепетильны насчет обращения с побежденными?

– Если бы вы командовали гарнизоном, в вашей воле было бы потворствовать этим мерзавцам. Но солдатами командую я, и я это безобразие терпеть не собираюсь. Все просто. – Уильяму не нравилось, когда люди страдают без нужды.

Нейтан улыбнулся, отказываясь от продолжения спора.

– Сколько убитых у противника? – спросил он.

– Двести пятьдесят убито во время штурма города, сто в башне замка и еще примерно две тысячи за последние четыре дня, – ответил Уильям. – Нам не составило труда взять город. Против нас выступили не воины, а крестьяне и торговцы. Люди, защищавшие замок, сражались хорошо, но мы превосходили их по численности. Единственным, кто доставил нашим рыцарям кое-какие неприятности, был отец Магнус.

Услышав имя раненского жреца, Нейтан насмешливо улыбнулся:

– Он, конечно, парень здоровенный, но я не верю, будто он убил десять рыцарей.

– Магнус убил двадцать три рыцаря и четырнадцать наемников. Он размахивал огромным боевым молотом, и глаза у него сделались совершенно черными. Этот дар присущ раненским жрецам, когда они просят, их бог дает им невиданную силу.

Уильям видел сам, как бился гигант-ранен, и после короткого разговора с Магнусом, который произошел перед тем, как Уильям привел его в тронный зал, рыцарь уже не сомневался в рассказах, ходивших насчет северянина.

– Сейчас это уже не имеет значения; Риллион, скорее всего, прикажет замучить его до смерти после того, что произошло в большом зале.

– Сомневаюсь, – заметил Нейтан.

Уильям вопросительно взглянул на собеседника:

– Что вам известно, капитан?

– Только то, что каресианской ведьме, похоже, хочется, чтобы гиганту оставили жизнь… Риллион сделает все, о чем она ни попросит.

Уильям покачал головой. Рыцарям Красного ордена было запрещено спать с женщинами, и, хотя ни один командир, с которым ему приходилось служить, не соблюдал этого правила, он был разочарован, не ожидая от Риллиона подобного бесстыдства. Это оскорбляло Одного Бога, который повелевал рыцарям направлять всю энергию на воздание почестей и исполнение воли своего бога. Священники Золотой церкви были печально известны своим пристрастием к шлюхам, Черные тоже старались взять от жизни все, но от Красных рыцарей требовалось соблюдение обета целомудрия.

Хуже всего было то, что Риллион связался именно с этой женщиной. Уильям мало что знал о возможностях каресианских волшебниц, но слышал о Семи Сестрах Каресии множество самых неправдоподобных историй и поэтому боялся и ненавидел их. Амейра приобрела неограниченное влияние на Риллиона, и Уильям подумал, что честь главнокомандующего теперь под большим вопросом. Если бы армия сейчас по-прежнему находилась в Ро Арноне, Уильям отправился бы к аббату и обсудил бы с ним поведение своего командира; но сейчас, когда они были так далеко от дома, в разоренном городе, Уильям ничего не мог с этим поделать.

– Вы собираетесь отправить Каллиса навести полный порядок во всем городе, или вам довольно и того, что он проломит несколько черепов на площади? – с насмешкой спросил Нейтан. – Предлагаю устроить сражение с наемниками, поскольку воинов из Канарна уже никого нет в живых… возможно, с наемниками драться будет интереснее.

– А аббат еще не узнал о том, что у вас есть незаконнорожденный сын, Нейтан? – ядовито осведомился Уильям.

Второй рыцарь нахмурился и встал перед Уильямом, загородив собой вид на площадь.

– Благочестие сейчас не в моде, Вереллиан. У половины людей вашего отряда имеются незаконные отпрыски, а остальные еще не заделали никому детей исключительно потому, что боятся вас, как огня. Ваш отряд служил бы вам более преданно, если бы вы сами время от времени позволяли себе нечто в подобном роде. – И Нейтан злобно ухмыльнулся в лицо Уильяму.

Они были равны по званию, только Нейтан командовал другим отрядом. Его люди находились в тронном зале, охраняли командующего армией, а во время битвы за главную башню находились в городе. Родина Нейтана, город Дю Бан, располагалась в нескольких лигах к северо-западу от Арнона и славилась тем, что оттуда происходили самые заносчивые и жестокие Красные рыцари.

Рыцарь-лейтенант Фэллон, который слышал этот разговор, приблизился и бросил на Нейтана нехороший взгляд.

Уильям продолжал смотреть прямо в глаза другому капитану, стараясь справиться с гневом. Этот человек был глупцом, а Уильям считал, что глупость – недостаточная причина для того, чтобы переломать человеку ноги.

Он шагнул вперед.

– Если вы снова перепутаете рыцарскую честь и религиозное благочестие, брат рыцарь, я вызову вас на поединок и убью на глазах у ваших воинов. Возможно, вы сумеете даже умереть с честью.

Фэллон выхватил меч из ножен и встал рядом со своим командиром. Пристально глядя на Нейтана, он произнес:

– Я бы с радостью сразился на дуэли вместо вас, милорд. Мне кажется, я в состоянии научить моего брата рыцаря уважению и преданности Одному Богу. – С этими словами он многозначительно взмахнул мечом.

Нейтан был не первым, кто наносил Вереллиану оскорбление, и Фэллон считал его подонком, а не настоящим воином.

Нейтан презрительно усмехнулся и попытался принять высокомерный вид. Он хотел было бросить на прощание какую-нибудь ядовитую фразу, но при виде уверенной улыбки Уильяма передумал и быстро ушел, грохоча стальными башмаками по доскам моста.

Фэллон спрятал оружие в ножны и хмыкнул, глядя вслед Нейтану. Затем обернулся к своему капитану и стукнул кулаком по красному гербу, красовавшемуся у него на груди.

– Можно мне пойти и перерезать ему глотку, милорд?

– В следующий раз, – ответил Уильям.


Прошло несколько часов. Уильям наблюдал за происходившим на главной городской площади и приказывал Каллису вмешиваться всякий раз, когда наемники переходили известные границы.

Ему было приказано в полночь явиться в тронный зал, но он решил немного опоздать. Уильям не считал своего командира человеком чести и подумал, что уж тот может и подождать десять минут.

– Фэллон, вы идете со мной, Каллис справится здесь один, – произнес он, развернувшись и направившись по подъемному мосту в крепость.

Большая часть воинов из отряда Уильяма расположилась вокруг небольших костров во дворе замка; они грелись и готовили пищу. Ветер с залива Канарн не останавливали даже каменные стены, и по ночам в городе было очень холодно.

Эти люди не унижались до того, чтобы грабить павший город, в основной массе они просто ожидали приказа возвращаться в Ро Арнон. Уильям гордился тем, как его воины вели себя здесь. Они сражались мужественно, безжалостно и искусно, но относились к побежденным с уважением.

– Капитан Вереллиан, сэр, мы еще не получали приказа? – спросил один старый рыцарь, сержант по имени Брача.

– Пока еще нет, сержант; похоже, мы еще не скоро отправимся домой. Хотя у командующего могут быть какие-нибудь приказания лично для меня.

Он оглядел лица своих людей. Воины были мрачны, и Уильям подумал, что они тоже находят отвратительным обращение наемников с жителями Канарна.

– Если кто-нибудь из этих наемников или рабов ордена сунет нос в замок, напомните им о том, что здесь командуем мы, а не этот окаянный Певайн. Ясно, сержант?

Брака улыбнулся, отдавая честь:

– Яснее некуда, сэр, будьте спокойны, мы им напомним о том, как следует себя вести.

Под началом Уильяма находилось сто человек, хотя в Ро Канарн вместе с ним приплыли только двадцать пять воинов. Остальные находились в Арноне и, скорее всего, радовались тому, что получили приказ сидеть в казармах. Четверо из отряда погибли во время атаки на главную башню замка, их тела уже сожгли на погребальном костре. От этого костра осталась небольшая кучка пепла. Рыцари собрали его и развеяли со стен крепости.

– Долго ли еще мы обязаны оставаться здесь? – спросил Фэллон, когда они шли через внутренний двор. – Мне очень не нравится смотреть на то, как люди гибнут зря.

– Гибнут зря? – переспросил Уильям.

– А как еще назвать это, милорд, стратегической кампанией?

Уильям позволял своему лейтенанту выражать свое мнение откровенно, если он не оспаривал приказаний своего капитана публично, и терпел любые его резкие слова, если они были сказаны наедине.

– Я назову это так, как это было на самом деле… мы захватили и разграбили Ро Канарн, потому что нам это приказали, – ответил Уильям. – Если бы у нас имелась возможность выбирать, где и когда сражаться, мы стали бы не очень хорошими рыцарями, верно?

– Сэр, я рыцарь Красного ордена и готов сражаться и умереть там, где мне прикажут, но большинство защитников крепости не смогли бы справиться и с ребенком, вооруженным тяпкой. А мирные жители нам ничего не сделали и не заслужили такого варварского обращения. Я пока еще не превратился в законченного негодяя и не получаю удовольствия, убивая тех, кто слабее меня. – Он помолчал. – Хорошо, допустим, я законченный негодяй, но…

– Фэллон, давайте пока оставим этот разговор. Боюсь, мы еще на какое-то время задержимся здесь, и, не сомневаюсь, мне еще не раз придется услышать ваши стенания насчет несправедливости этого мира.

Уильям давно привык к жалобам своего лейтенанта и в большинстве случаев был с ним согласен. Фэллон умел обращаться с мечом лучше всех, кого знал Уильям, и редкий человек осмеливался нанести ему обиду, когда лейтенант сжимал в руках меч. А сейчас он был оскорблен тем, что несколько дней назад на его глазах произошел неравный бой и к этому добавились зрелища насилий и пыток, которые совершали наемники над беззащитными, безоружными пленными.

– Почему нам не дозволяют сражаться с мужчинами, достойными наших клинков? Неужели я прошу слишком многого, неужели желание проверить свои силы дурно? – спросил он, подняв голову и обращаясь к небесам, к Одному Богу.

– Если подождете достаточно долгое время, возможно, он и подаст вам знак, – саркастически произнес Уильям. – А сейчас просто заткнитесь и помолчите.

Фэллон нахмурился с таким видом, словно ему действительно предлагали выбор.

– По зрелом размышлении я решил все-таки заткнуться, милорд.

– Наконец-то хоть одна добрая новость; возможно, главнокомандующий Риллион повысит вас в звании за подобное проявление мудрости, – фыркнул Уильям, когда они поднимались по деревянной лестнице, ведущей из внутреннего двора в главный зал.

Уильям ходил в доспехах уже четыре дня, снимая их только тогда, когда умывался и ложился спать, и его туника и штаны буквально прилипли к коже от пота и грязи. Он взглянул на потускневшую нагрудную пластину и свой красный плащ с гербом, покрывавший латы, – все отчаянно нуждалось в чистке и ремонте. Фэллон выглядел точно так же. В официальных случаях, а также тогда, когда требовалось предстать перед командиром, рыцари старались принять наилучший вид. Но в настоящее время те, кто мог появиться при полном параде, находились в нескольких сотнях лиг отсюда, в казармах Ро Арнона.

На плечи Уильяма был наброшен алый плащ, покрытый пятнами и порванный в нескольких местах. Фэллон потерял свой плащ после битвы и не подумал о том, чтобы найти замену. Когда они поднялись по ступеням и достигли первой из трех лестничных площадок, Уильям остановился и критически оглядел своего лейтенанта с ног до головы.

В ответ Фэллон развел руки и спросил:

– В чем дело, я одет неподобающим образом для того, чтобы предстать перед очами сильных мира сего?

– Вы никогда не бываете одеты достаточно хорошо, чтобы появляться перед очами сильных мира сего, но в данный момент мы оба выглядим не лучше обычных городских стражников.

– Я принимаю парадный вид только для встречи с людьми, которые заслуживают уважения, милорд. Даже если бы я не потерял свой церемониальный плащ, я бы нашел причину явиться без него, – проворчал Фэллон.

– Довольно… я тоже считаю его подлецом, но мы обязаны выказывать ему положенное уважение. Это ясно? – сурово сказал Уильям.

– Ясно, как раненское небо зимой, милорд.

Уильям хмыкнул и продолжал подниматься по лестнице. Уже второй раз за время, прошедшее после захода солнца, он шел по этим ступеням. В первый раз он сопровождал отца Магнуса, раненского жреца, который убил двух воинов из его отряда. Сейчас ему предстояло выслушать распоряжения командующего армией рыцарей Риллиона, и он сомневался в том, что его встретит то же живописное сборище рыцарей в церемониальных одеждах, что и ранена. Риллион был склонен к показной роскоши при встрече с побежденными, он не сомневался, что это зрелище лишает их желания в будущем ввязываться в войну. Но на самом деле подобные «представления» лишь еще больше злили и раздражали людей, ненавидевших народ ро и его Одного Бога.

Те же двое стражников стояли у дверей главного зала, и Уильям снова подумал: непонятно, что королевская гвардия делает в Ро Канарне? А вдруг сюда собирается приехать король, и, возможно, сейчас Уильяму сообщат об этом. Король Себастьян был человеком хитрым и коварным, и втайне покинуть Ро Тирис для него не являлось чем-то из ряда вон выходящим.

– Знаете, что думает Брака? – спросил Фэллон, когда они приблизились к дверям.

– Нет, лейтенант, просветите меня, – со стоном произнес Уильям.

– Он клянется, что королевская гвардия присутствует здесь потому, что король ведет огромную армию в Травяное Море. Говорит, слышал, как один из сержантов Нейтана болтал о самом настоящем вторжении, – заговорщическим тоном отвечал Фэллон.

Стражники отдали честь, заметив двух рыцарей, – с силой ударили кулаками по золотым нагрудным пластинам. Уильям и Фэллон ответили таким же образом, и двери отворились.

Когда воины вошли в главный зал замка, Уильям наклонился к Фэллону и тихо произнес:

– А вам не кажется, что мы бы с вами и безо всяких сержантов узнали о готовящемся вторжении в Свободные Земли?

Фэллон вместо ответа скептически посмотрел на капитана с выражением простого воина, который всегда ожидает от командиров самого худшего.

В зале было холодно и темно, его освещали лишь несколько мигавших факелов, воткнутых в подставки из темного металла. Отряд воинов с арбалетами ушел, и Уильям медленно шагал по темному каменному полу. Знамена Канарна выглядели безрадостно и мрачно: темные изображения Бритага, лошадей и мечей были выполнены в зеленых, черных и коричневых цветах. Три ряда деревянных колонн возвышались по обе стороны от центрального прохода, а за ними в темноте ничего не было видно.

– Я слышал, что до нашего появления зал герцога Эктора слыл одним из самых веселых и гостеприимных мест в Тор Фунвейре, – скривился Фэллон.

– Здесь было гораздо светлее несколько часов назад. Риллион устроил для ранена небольшое представление, – ответил Уильям.

– Значит, мы с вами представления не заслужили?

– Очевидно, мы даже освещения не заслуживаем, – рассмеялся Уильям.

– Капитан Вереллиан, – прогремел голос из глубины зала, – сейчас не время для смеха. – Это произнес какой-то старик, сидевший за одним из пиршественных столов. – Погибли люди, и Один Бог недоволен. – Прежде чем продолжить, он пробормотал нечто неразборчивое. – Хотя, по-видимому, он многим недоволен в последнее время… и, возможно, как раз самое время посмеяться. – Он махнул худой рукой двум рыцарям и поманил их к себе.

Старику было по меньшей мере семьдесят лет, и облачен он был в простую белую одежду без знаков какого-либо из церковных орденов. Если этот человек и являлся служителем церкви, то сейчас он явно находился не на службе.

Уильям приподнял брови и бросил взгляд на Фэллона, прежде чем подойти к незнакомцу. Тот сидел один в огромном зале, окруженный остатками обильного пира. В центральном очаге осталось лишь несколько тлеющих углей, и все рыцари разошлись по своим делам. Высокий сводчатый потолок делал зал похожим на темную пещеру, ее освещали лишь несколько факелов, балки терялись во тьме.

– Я не вижу у вас никаких знаков различия, господин, с кем мы имеем честь говорить? – вежливо обратился Уильям к старику.

– Вы ведете себя как человек, занимающий довольно высокое положение, молодой господин, – сказал старик, прищурившись и оглядывая Уильяма. – Вы сын Маркуса Вереллиана?

– Да, сэр, хотя я уже много лет не видел отца, – ответил Уильям довольно сухо.

Старик так и не назвался, а Уильям с подозрением относился к неизвестным, сколько бы им ни было лет.

От старика пахло вином, и Уильям решил, что тот немного пьян.

– Я слышал, что вы и ваши рыцари здесь, и теперь вижу, что меч, который вы носите, лучше смотрелся на поясе вашего отца. – Он снова прищурился, рассматривая Уильяма. – Да, вам с ним не равняться, – ядовито добавил он.

Фэллон прыснул от смеха, и Уильям бросил на своего лейтенанта сердитый взгляд, затем снова повернулся к старику:

– Нет, сэр, ведь у меня обе ноги пока на месте, к тому же мой отец не произнес ни слова и уж тем более не брал в руки меча примерно десять лет.

– Ну что ж, теперь вы лорд Вереллиана, независимо от того, заслуживаете ли вы этого или нет. А теперь соберитесь с мыслями, воины, лорд Мортимер Риллион ожидает вас. – Он глянул на потускневшие и покрытые вмятинами латы рыцарей. – Надеюсь, он вспомнит о том, что он благородный господин, когда будет оценивать ваш вид.

Ни Уильям, ни лейтенант не улыбнулись при этих словах, а старик, казалось, не замечал выражения их лиц – обоим явно хотелось наподдать ему как следует. Он усмехнулся каким-то своим мыслям и протянул руку к кубку с вином.

Фэллон шагнул вперед и посмотрел на сидевшего старика сверху вниз:

– Скажи нам, кто ты такой, старик, не то я забуду о хороших манерах. Тот с шумом отхлебнул вина и хихикнул:

– Умерь свою прыть, мальчик, не пристало тебе сражаться со мной. Меня зовут Родерик, я священник Черной церкви, и у меня полно свободного времени на то, чтобы пить вино и оскорблять рыцарей.

Фэллон отступил на шаг.

– Я видел вас недавно на городской площади, вы читали заупокойные молитвы у погребальных костров. – Голос его смягчился.

Черный священник опять захихикал, отхлебнул вина и, не успев поставить кубок обратно на стол, разрыдался.

Обоим Красным рыцарям уже приходилось наблюдать подобные сцены: служители Черной церкви обладали даром ощущать пустоту смерти и утрачивали равновесие, сталкиваясь с большим количеством смертей. Большинство из них старались избегать военных походов или же служили в церквях, и для Черного служителя такого возраста сопровождать боевой флот было необычным поступком.

– Брат Родерик, вам, наверное, следует отправиться отдыхать. Уже поздно, и я уверен, что спать лучше в собственной постели, чем в пустом тронном зале, – осторожно произнес Уильям.

Он кивнул Фэллону, давая знак помочь, и они вдвоем помогли старику подняться на ноги и увели его прочь от стола.

– Я сам справлюсь, я еще достаточно крепок для того, чтобы одолеть любого воина посильнее вас. И уж наверняка мне не нужна помощь для того, чтоб добраться до кровати! – раздраженно бросил он, отталкивая Уильяма и Фэллона.

Спотыкаясь, он прошел несколько шагов по направлению к одной из боковых дверей.

Прежде чем Уильям успел ответить, брат Родерик остановился и сказал:

– Главнокомандующий ожидает вас вон там, в задней комнате. – Он театральным жестом указал на открытую дверь, видневшуюся за возвышением для трона.

Уильям посмотрел на Фэллона, приподняв брови, и направился к указанной двери. Брат Родерик добрался до бокового выхода и тяжело привалился к косяку, затем, едва передвигая ноги, скрылся.

– Не уверен, что возможность спать с бабами и напиваться до бесчувствия стоит покупать такой ценой, – угрюмо произнес Фэллон.

– Ему давно следовало уйти на покой и служить при какой-нибудь небольшой уютной церкви, – ответил Уильям. – Хотя погодите, я слышал о нем, если это тот самый сэр Родерик из Водопадов Арнона…

– Правда? И что он такого сделал в жизни?

– По-моему, он был какое-то время крестоносцем, потом аббатом Серой Твердыни, и, судя по тому, что мне рассказывали, отказался продолжать убивать восставших из мертвых.

Это было необычным поступком, однако такое встречалось – иногда Черный священник видел что-то человеческое в лицах восставших из мертвых и отказывался участвовать в «крестовом походе».

– Именно этот человек заявил, что увидел свет Мертвого Бога в глазах последнего убитого им, – добавил Уильям.

– Да, слыхал я эти пьяные бредни. Я предоставляю размышления о серьезных вопросах вышестоящим, сэр. Предпочитаю просто считать эти существа неумирающими чудовищами и не думать о них лишний раз. – Фэллон был человеком простым и не интересовался делами других церковных орденов. – С другой стороны, это объясняет, почему они заставили его приехать сюда и читать молитвы над мертвыми, в его-то возрасте… ведь он ослушался приказа.

Два Красных рыцаря пересекли зал и приблизились к отворенной двери. Возвышение, на котором когда-то восседал герцог Эктор, было теперь лишено всяких украшений. Кровавые пятна совсем недавно смыли с каменных плит в том месте, где казнили герцога и где отца Магнуса охватила боевая ярость.

– Говорят, он убил четырех рыцарей, – обратился Уильям к своему лейтенанту. – Разорвал цепи, когда Рашабальд обезглавил герцога.

Фэллон покачал головой:

– Рыцарь, который согласился быть палачом, недостоин того, чтобы казнить настоящих мужчин.

Уильям знал, что его лейтенант испытывает крайнюю неприязнь к сэру Рашабальду и не раз пытался вызвать его на поединок, чтобы убить. Но Риллион всякий раз вмешивался и защищал старого палача: ему он нравился, потому что в его характере были садистские черты, как и у самого командующего.

Дверь вела в личные покои герцога, где теперь расположился сэр Риллион. С письменного стола из темного дерева убрали вещи прежнего владельца, и сейчас он был завален грудами бумаг, графиками дежурств, картами и сводками о числе погибших. Два человека из отряда Нейтана стояли на страже; судя по их блестящим доспехам, им не приходилось участвовать в бою или спать во дворе под открытым небом. Фэллон с ненавистью взглянул на них и стряхнул с нагрудной пластины одного из воинов воображаемую пылинку.

В комнате присутствовали Риллион, брат Анимустус, служитель Золотой церкви, и Амейра, каресианская ведьма; Уильям слышал, что ее называли Повелительницей Пауков. Еще два стражника в церемониальных доспехах стояли за спиной главнокомандующего, с потолка свисали штандарты Красной церкви с изображением скрещенных мечей и сжатой в кулак руки.

Командующий Риллион по-прежнему был в латах; он взглянул на Уильяма и Фэллона поверх нескольких свечей, горевших на столе, помимо них комнату освещали четыре пылающие жаровни, расставленные по углам. Видимо, Риллион изучал какие-то бумаги; подняв голову, он сощурился, чтобы разглядеть их в полумраке.

– Вереллиан, заходите, пожалуйста, – махнул он рукой. – Постараюсь не обращать внимания на опоздание, спишем это на удар по голове, полученный во время боя, – насмешливо сказал он.

Уильям и Фэллон вытянулись по стойке «смирно» перед письменным столом и стукнули кулаками по нагрудным пластинам, отдавая честь. Анимустус, Золотой священник, пил вино из объемистого латунного бокала и даже не взглянул на вошедших.

– Милорд, мы были заняты, присматривали за наемниками в городе. Это оказалось несколько сложнее, чем мы предполагали, – объяснил Уильям.

– Да, капитан Нейтан недавно вломился сюда и жаловался на ваши методы «присмотра». Он считает вас излишне мягкотелым, – произнес Риллион, откидываясь на спинку стула.

– Капитану Нейтану следовало бы следить за языком. У меня и без того уже имеется несколько причин вызвать его на бой. – Краем глаза Уильям заметил, что Фэллон насторожился.

Риллион фыркнул, Золотой священник усмехнулся с таким видом, словно происходящее казалось ему очень занятным, продемонстрировав тем самым, что все-таки слушает разговор.

– Ну что ж, в таком случае думаю, что капитан Нейтан должен поблагодарить меня за тот приказ, который я сейчас отдам вам. – Командующий поудобнее устроился на стуле, повертел головой, распрямил затекшие плечи. – Дочери герцога удалось ускользнуть от нарядов рыцарей, отправленных следом за нею в туннели. – Он обернулся к каресианской волшебнице. – Благородная госпожа Амейра считает, что Бронвин, Черный Страж, уже находится за пределами города.

Уильяму очень не понравился взгляд, брошенный командиром на Амейру, и снова он почувствовал, что она приобрела над Риллионом гораздо большее влияние, чем считали его рыцари.

Амейра выступила вперед, и на миг Уильяму почудилось, что она прочитала его мысли. У ведьмы были блестящие черные волосы и темно-зеленые глаза. Она была одета в черное платье, подчеркивавшее стройность ее фигуры, и, очевидно, нарядилась таким образом намеренно. Уильяму не нравилась татуировка в виде паутины и не нравилось, что ведьма стояла так близко от него. Он не был настолько наивным, чтобы верить всем историям, которые слышал насчет Семи Сестер, но не сомневался, что Джаа наделил их способностью гипнотизировать людей.

Взгляды их на миг встретились, и Уильям быстро отвел глаза.

– Милорд, я чувствую себя неловко в присутствии волшебницы, – произнес он.

Амейра рассмеялась, и этот мелодичный звук вызвал на губах Риллиона счастливую улыбку. Она сделала еще шаг вперед и остановилась перед письменным столом главнокомандующего, и теперь Уильяму ничего не оставалось, кроме как смотреть на нее.

– Сэр Вереллиан, яуверена, вы не считаете меня настолько опасной.

– Довольно! – внезапно перебил ее Риллион. – Амейра, пожалуйста, не дразни капитана. Уильям, ваше задание – отправиться на север и схватить девчонку. Все ясно?

Колдунья улыбнулась и отступила, вернувшись на свое место у плеча главнокомандующего.

– Мне все ясно, милорд, – произнес Уильям. – Нам известно, куда она направилась?

– Ей помогли бежать. Некий каресианский шпион по имени Аль-Хасим убил восемь рыцарей, затем затерялся где-то в городе. Когда Певайн его найдет, мы узнаем, куда поехала девчонка.

– А почему вы так уверены в том, что он не покинул город вместе с Бронвин? – вмешался Фэллон.

Сэр Риллион взглянул на лейтенанта с таким видом, будто его привело в раздражение, что к нему обратился воин такого низкого звания, на его губах заиграла обычная хищная усмешка:

– Я вижу, лейтенант Фэллон из Лейта, что вы считаете нас очень глупыми людьми. Хасима видели вскоре после того, как отец Магнус его исцелил. Кастус, тюремщик, заметил, как шпион уползал по канаве для пищи, но не смог вовремя прицелиться, чтобы убить эту собаку. Видимо, целительные силы раненов порождают вокруг больного довольно яркое свечение, когда ими пользуются, и это насторожило Кастуса. Сэру Певайну час назад был отдан соответствующий приказ, он схватит Аль-Хасима и получит от него нужную информацию. А тем временем вы отправитесь верхом на север по направлению к Травяному Морю. – С этими словами командир погладил свою бороду. – Когда мы узнаем о местонахождении девушки, мы пошлем вам вслед курьера с этим известием. У Певайна есть люди, искусные в… добывании сведений у упрямых шпионов.

Этот эвфемизм, означавший пытку, не понравился Уильяму. Он знал, что к пыткам относились безразлично, если подобными делами занимались люди, состоявшие под командованием рыцарей, и если самим рыцарям не приходилось пачкать руки, но вообще среди служителей церкви об этом старались не говорить.

– Это все, милорд Риллион? – спросил Уильям. – Отправиться на север и попытаться найти девушку?

Прежде чем ответить, командир бросил быстрый взгляд на Амейру.

– И еще вам следует убивать всех членов Отряда Призраков, которые попадутся вам по пути.

Уильям несколько секунд подумал над этим приказом, прежде чем заговорить:

– Милорд, я не знал, что мы находимся в состоянии войны со Свободными Отрядами.

– Мы не находимся, и, если вы сделаете так, чтобы беглецы не совались в этот город, я надеюсь, никакой войны не случится.

– Как прикажете, милорд. – Уильям, как бывалый воин, не собирался спорить с командиром. – Я соберу людей, и мы отправимся в течение часа.

Риллион взмахнул рукой, давая рыцарям понять, что они свободны. Уильям и Фэллон снова отдали честь и развернулись, чтобы уйти.

Однако, когда Уильям приблизился к двери, его все же одолело любопытство, и он обернулся к главнокомандующему:

– Милорд, я правильно понял, что сюда вскоре прибудет король?

Риллион раздраженно нахмурился и, бросив очередной взгляд на Амейру, произнес:

– Да, Вереллиан, он будет здесь в течение следующих двух недель. Смерть предателя Эктора была только началом нашей деятельности в Ро Канарне. У короля Себастьяна есть для нас другие поручения. – На его лице появилось какое-то странное выражение. – Не беспокойтесь, капитан Вереллиан, к тому моменту, когда вы вернетесь из Травяного Моря, эти новые задачи станут ясны.

– Так точно, сэр, – устало выговорил Уильям и повернулся к двери.

Когда рыцари отошли на приличное расстояние, Фэллон повернулся к своему капитану.

– Ему тоже следовало бы перерезать глотку, – гневно заявил он. – Не уверен, что потом мы сумеем как-то оправдать убийство нового рыцаря-протектора Ро Канарна.

Уильям глубоко задумался; его сильно беспокоило, что слова последовательницы Джаа были законом для рыцаря Красного ордена. Еще больше его встревожило то, что слухи, о которых рассказал ему Фэллон, могли оказаться правдой и что король и вправду собирается напасть на Свободные Земли.

– Итак, каковы будут наши действия, сэр? – спросил Фэллон.

– Мы подчиняемся приказам, мой мальчик, – ответил капитан. – Мы подчиняемся приказам и умираем там, где нам приказано умирать.


Аль-Хасим видел, как два рыцаря вошли в бывший кабинет герцога, и ждал их появления в потайном переходе. Он слышал почти все то, о чем они говорили с главнокомандующим, и был в тревоге по нескольким причинам. Он надеялся на то, что двух часов форы, которые получила Бронвин, окажется достаточно и что Отряд Призраков найдет ее прежде рыцарей. До Ро Хейла было почти две недели пути, и Бронвин не могла знать, что ее преследуют. В любом случае Хасим мало чем мог ей помочь, и для того, чтобы остаться на свободе, ей придется проявить всю свою выносливость и смелость.

Потайные переходы представляли собой превосходный способ скрытно передвигаться по главной башне замка, и Хасим провел примерно полчаса, свернувшись в клубок и подглядывая в потайной люк, забранный деревянной решеткой и скрытый среди стропил большого зала. Магнус исцелил его как раз вовремя; всего лишь несколько мгновений спустя появился этот подлец Кастус и выстрелил в него из арбалета. С того момента Хасим прятался, раздумывая, как найти Коли и Дженнера, братьев-каресианцев, которые помогли ему тайно проникнуть в город.

Сэр Халлам Певайн был упрямым преследователем, и Хасима дважды чуть не поймали. В первый раз это произошло, когда он выполз из желоба, тянувшегося вдоль тюремной стены, – это крик Кастуса предупредил наемников о его появлении. Хасим не остался драться с ними, бросился в ближайшую сточную канаву, тянувшуюся вдоль стен замковой башни, и одного запаха оказалось достаточно, чтобы наемники отстали от него. Примерно через час после этого, когда он вынырнул из канавы в какой-то конюшне поблизости от здания гильдии кузнецов, его снова засекли подручные Певайна, и ему пришлось спасаться от них бегством по погруженным во мрак улицам Канарна.

Лишь позднее он узнал, что Певайн преследует его по личным мотивам – когда он прятался в потайных ходах в стенах башни и подслушал, как Риллион грубо накричал на рыцаря-наемника за то, что тот не в состоянии найти какого-то паршивого шпиона.

До сих пор ему некогда было волноваться из-за Повелительницы Пауков. Алдженон мало рассказывал ему о колдунье. Хасим считал, что она манипулирует Риллионом – уж это было очевидно любому, – но с какими целями, он не понимал.

Верховный вождь Фредериксэнда всегда был человеком непроницаемым, а когда дело касалось Семи Сестер, он вел себя прямо-таки загадочно. Тем не менее Хасим, давно зная Алдженона, догадывался, что следующим его шагом станет освобождение брата из тюрьмы.

Ну а Коли и Дженнер наверняка нашли себе где-то тепленькое местечко с большим количеством выпивки. Братья были родом из Тракки, этот город находился в нескольких лигах от Кессии, родного города Аль-Хасима, и они принадлежали к такому сорту каресианской швали, который ему нравился. Они работали за деньги, а деньги тратили на спиртное и женщин, и в глазах Хасима это делало их очень предсказуемыми. Также у них имелась лодка, и она могла очень пригодиться для побега после освобождения Магнуса.

Хасим попятился прочь от люка в потолке тронного зала и пополз обратно по тесному туннелю. Интересно, кто соорудил эту дыру для подслушивания, подумал он; однако не важно, сейчас она ему очень пригодилась. Он обнаружил несколько таких люков в главной башне замка – к ним вели узкие коридорчики, в которые едва можно было протиснуться, и таким образом можно было наблюдать за происходящим в большинстве помещений. Он даже нашел несколько отверстий в стенах, через которые можно было подсматривать за тем, что творится в параллельных туннелях, и не раз наблюдал за искавшими его наемниками Певайна. Пока что ему удавалось остаться незамеченным, однако с каждой минутой он все сильнее раздражался из-за невозможности свободно передвигаться. Хасим не привык быть объектом охоты и сейчас обнаружил, что это весьма неприятное ощущение.

Когда он отполз прочь от своего наблюдательного пункта, перед ним появилась крутая лестница, ведущая вниз, обратно в основной лабиринт потайных переходов. Дальше находилась незаметная низкая деревянная дверь, высотой не более пяти футов. В каждой из дверей, ведущих к отверстиям для подслушивания, имелся небольшой глазок; взглянув в него, Хасим мог убедиться в том, что путь свободен.

Спускаясь по узкой лестнице, он думал о том, что нелегко будет вырвать Магнуса из темницы, и, даже если Хасим сумеет освободить старого друга, они окажутся в весьма сложном положении. Ему следовало бы покинуть город, но каресианец не мог уйти без раненского жреца. Он был очень привязан к Магнусу и считал его своим другом. Да, ему будет не хватать пьянок, разговоров о женщинах, о выигранных битвах. За исключением Брома и Рам Джаса Рами, Магнус был единственным человеком, которого Хасим называл братом, а это понятие еще что-то значило для него.

Он глянул в глазок, но, кроме темноты, ничего не увидел. Аль-Хасим провел в лабиринте уже несколько часов и успел отметить самые удобные выходы и места, которые, скорее всего, должны охраняться. Прежде всего следовало отыскать Коли и Дженнера, а это означало, что нужно найти выход поблизости от порта. Каресианцы, скорее всего, скрывались на своем суденышке в надежде на то, что рыцари не станут слишком тщательно обшаривать гавань. Хасим полагал, что вряд ли им удалось покинуть порт после сражения. Скорее всего, они прятались на нижней палубе в компании нескольких бутылок вина.

Хасим начал медленно приотворять дверь и вдруг почувствовал, что кто-то налег на нее с другой стороны, и, когда ее внезапно распахнули, его отшвырнуло назад. Этот кто-то прятался под глазком, ждал, пока он приблизится к двери.

Хасим крепко стукнулся головой о деревянные ступени, и на мгновение у него потемнело в глазах, а затем он услышал крик:

– Сержант, я нашел этого каресианца!

Стук железных башмаков по деревянному полу коридора стремительно приближался.

Он попытался подняться на ноги, но снова упал – закованный в латы Красный рыцарь распахнул пресловутую дверь и напал на него. За ним следовали другие, это Хасим понял, пытаясь отползти обратно к наблюдательному люку, вытаскивая крис и стараясь сосредоточить взгляд на наступавшем рыцаре.

– Попался, дружок, – произнес тот, извлекая из ножен меч, и пригнул голову, чтобы пройти в низкий дверной проем.

Хасим покачал головой и, подтягиваясь на руках, быстро полез по лестнице обратно. У него еще стоял туман перед глазами, и он лишь в последнее мгновение заметил, что рыцарь пытается схватить его за ногу. Он пнул врага изо всех сил и услышал громкий стук металла; рыцарь резко втянул в себя воздух. Латы и длинный меч мешали ему передвигаться в узком пространстве.

Хасим выругался и потер глаза. Затылок болел довольно сильно. Каресианец развернулся и устремился вверх по лестнице.

– Я тебе за это кровь пущу, паршивец! – крикнул рыцарь, следуя за ним к потайному люку.

Хасим хотел швырнуть свой кинжал и заставить рыцаря замолчать, но, добравшись до верхней ступени лестницы, передумал. Туннель заканчивался зарешеченным люком в потолке главного зала, вниз спуститься было невозможно. Следовало немедленно что-то придумать, поскольку у подножия лестницы уже появились остальные воины.

– Он взобрался туда, наверх. Эта дрянь в ловушке, сэр, – доложил рыцарь, который обнаружил шпиона.

– Тебе некуда бежать, каресианец, сдавайся, может, еще и выживешь, – послышался голос старшего воина.

К злополучному люку подбирались остальные рыцари, Хасим слышал их крики и приказы командиров. Он тяжело вздохнул. Удар головой оказался не слишком серьезным, и Хасим с доступной ему скоростью двинулся к люку с решеткой. Рыцари, собравшиеся внизу, по одному проходили в дверь, он слышал топот множества ног. Держа кинжал в зубах, Хасим добрался до люка, прорубленного в потолке тронного зала Ро Канарна, и остановился.

– Мы идем за тобой, козявка, – окликнул его первый рыцарь, начиная подниматься по узкой лесенке.

Хасим не смог бы силой пробиться через толпу рыцарей. Он был реалистом и понимал, что в тесном проходе их чересчур много, и на этот раз элемент неожиданности не на его стороне. На верхней ступени лестницы показалось множество теней, и он различил голоса по меньшей мере десяти преследователей. Каресианец рассмеялся, но это был отчаянный, истерический смех.

Хасим взглянул вниз, через наблюдательный люк, взял крис и вонзил его в деревянную решетку. Дерево оказалось твердым, но Хасим был силен и быстро отколол кусок. Ударил снова, и, когда первый из рыцарей достиг верхней ступени лестницы, шпион уже яростно рубил деревянную решетку. Но отверстие по-прежнему было слишком маленьким. Он с силой ударил по остаткам решетки ногой. Сапог пробил ее, и вниз посыпались щепки.

– Сержант, каресианец пытается пробить дыру в главный зал.

Дерево трещало довольно громко, и Хасим не мог понять, все ли из его преследователей здесь. Он бросил быстрый взгляд назад и увидел двоих людей ро, которые пытались протиснуться в узкий проход, начинавшийся после лестницы. Они неуклюже поползли к Хасиму, он пригнулся, собрался с силами и врезался плечом в сломанную деревянную решетку. Его веса оказалось достаточно для того, чтобы закончить работу, начатую кинжалом, и с громким криком он, кувыркаясь в воздухе, полетел в тронный зал.

Хасим с глухим стуком рухнул на спину на один из пиршественных столов герцога. Во время полета у него перехватило дыхание, и ему показалось, что плечо вывихнуто. Высоко над головой он увидел лицо рыцаря, просунувшего голову в дыру.

Хасим скатился со стола, поднялся на ноги и огляделся. Главные двери были открыты, за ними виднелся погруженный во тьму двор. Дверь, расположенная позади бывшего трона герцога, отворилась, и из кабинета появились несколько человек.

– Ты… каресианец, – крикнул кто-то, – стой!

Обернувшись, Хасим увидел Риллиона и трех рыцарей с обнаженными мечами. Он быстро развернулся и бегом устремился к выходу. Главные двери были все ближе, и на миг он уже решил, что ему действительно удастся ускользнуть, но в этот момент в дверном проеме появилась какая-то фигура.

Сэр Халлам Певайн медленно вошел в тронный зал, небрежно держа перед собой двуручный меч.

– Ты мой, Хасим! – провозгласил он.

Раздался звон колокола, и Хасим услышал топот железных башмаков; рыцари сбегались в зал через несколько боковых дверей, из соседних помещений. Ему стало ясно: это конец.

За спиной у него стояли главнокомандующий Риллион, три Красных рыцаря и каресианская колдунья Амейра. Рыцари стояли на возвышении, у кресла герцога, и никуда не торопились; с них достаточно было и того, что они могли отрезать Хасиму отступление. Перед ним, загородив ему путь к главному выходу, стоял Певайн с дюжиной своих наемников. По обеим сторонам центрального прохода мелькали другие Красные рыцари, окружая беглеца. Хасим решил, что его наконец поймали.

Риллион вытащил меч, подошел и остановился в десяти метрах от каресианца.

– Аль-Хасим, сдавайся, и тебя будут судить по законам короля, – властно произнес он.

– А если я не сдамся? – вызывающе спросил Хасим.

– Тогда я отрублю тебе обе руки, – бесцеремонно вмешался Певайн.

Вокруг него, зловеще ухмыляясь, стояли наемники.

– Певайн, нам нужно получить от этого шпиона кое-какие сведения, – возразил Риллион, и рыцарь-наемник раздраженно кивнул и уставился в пол. – Не надо его сразу убивать. Сначала следует узнать у него, куда направилась девчонка. Понятно?

Певайн направился к Хасиму, держа меч острием вниз, и лицо его исказилось в гротескной ухмылке. Из оружия у Хасима имелся только один кинжал-крис.

– Сдаешься? – насмешливо спросил Певайн.

– А ты? – ядовито ответил Хасим.

Он увидел еще одну группу из пяти Красных рыцарей в дверях зала, за спинами людей Певайна; они остановились на пороге, заглядывая наемникам через плечо.

Не прошло и пары секунд, а Певайн бросился вперед и сделал мощный выпад, целясь в грудь каресианца. Он был человеком могучего телосложения, искусным в обращении с мечом, но Хасим оказался проворнее и просто прыгнул вправо и перекатился через деревянный стол, на который только что упал.

Два наемника двинулись вперед, чтобы отрезать ему путь, и Певайн крикнул:

– Мы можем бегать по залу хоть всю ночь, Хасим, но ты никуда от нас не денешься.

Хасим вскочил на ноги по другую сторону стола, пригнулся и быстрым, как молния, движением пнул одного из наемников. Нога у того подогнулась, и он упал, а длинный меч, вылетевший из его руки, зазвенел о пол. Второй преследователь рубанул клинком сверху вниз, целясь в Хасима, но промахнулся – шпион бросился обратно под стол, прихватив по пути оброненный наемником меч.

Певайн рассмеялся и сказал:

– Чем дольше ты будешь упираться, тем злее станут мои люди… а когда они разозлятся, они ведут себя грубо.

Хасим быстро полз по полу, а наемники начали окружать стол. Повсюду мелькали мечи, но клинки либо врезались в деревянные стулья, либо просто со свистом рассекали воздух. Хасим не обманывался насчет возможности побега, но не собирался сдаваться без боя. Он выкатился из-под стола ногами вперед и сбил очередного наемника на пол.

Певайн взревел от напряжения и своим огромным мечом разрубил стол, отделявший его от Хасима. Хасим не стал оборачиваться, чтобы вступить в бой с могучим наемником, а вместо этого нырнул обратно под сломанный стол и прокатился по полу. Его встретила кучка рыцарей, которые вбежали в зал через боковую дверь.

Хасим остановился – все возможности были исчерпаны. Наемники и рыцари окружили его, и у него даже не оставалось пространства для маневра; круг сужался. Он держал в одной руке длинный меч, в другой – крис, но ему противостояли примерно двадцать Красных рыцарей и несколько дюжин наемников.

Он обернулся и получил сильный удар кулаком в лицо от сэра Певайна. Почувствовал, что из носа и изо рта потекла кровь, колени у него подогнулись, и он безвольно рухнул на пол.

Хасим поднял глаза, вытер кровь с лица и увидел над собой жестокие лица. Пинок в солнечное сплетение – и у него перехватило дух, пинок в спину – и оружие выпало у него из рук, пинок в пах – и он резко выдохнул и инстинктивно свернулся на каменном полу, защищая живот.

– Не убивайте его, вы, собаки, нам нужна информация! – приказал Риллион. Голос его раздался совсем близко, и Хасим, не видевший ничего вокруг, догадался, что главнокомандующий отталкивает наемников прочь. – Певайн, следите за своими ублюдками.

Хасима рывком поставили на ноги, Певайн снова ударил его кулаком в лицо, но на сей раз пленного держали, поэтому он не упал. Несколько минут наемники швыряли его друг другу, били, пинали ногами, оскорбляли, угрожали, рассказывали, что сделают с ним потом. Затем его толкнули на какой-то стол, и он согнулся, хрипло, тяжело дыша и сплевывая кровь.

Певайн схватил его за горло и заставил взглянуть себе в лицо.

– Где эта шлюха, дочь герцога? Куда ты отправил ее?

Хасим слабо засмеялся и выплюнул сгусток крови в лицо Певайну.

– Нескольких пинков и тычков недостаточно, чтобы заставить меня разговориться, ты, жалкое подобие рыцаря! – сказал он, вложив в эти слова столько бравады, сколько сумел.

После очередного могучего удара в лицо Хасим выплюнул зуб и почувствовал, что его губы и челюсть начинают опухать.

Певайн, обернувшись к Риллиону, произнес:

– Милорд, к этому каресианскому негодяю надо применить более сильное давление.

Риллион кивнул.

– Сломайте его, – просто приказал Певайн.

Хасим пытался сопротивляться, но множество рук удерживало его, а он ослабел, голова кружилась, и все плыло перед глазами после полученных многочисленных ударов по голове. Он беспорядочно размахивал кулаками, стараясь попасть в лицо кому-нибудь из палачей, но руки его быстро скрутили за спиной, и кто-то грубо схватил его за горло. Риллион и его рыцари спокойно стояли и смотрели на это.

Хасим не переставал отбиваться, но понимал, что шансов спастись у него нет; его несколько раз ударили в живот и швырнули лицом вниз на пиршественный стол, и чья-то рука больно вцепилась ему в волосы.

И в тот момент, когда он взмолился Джаа с просьбой о быстрой смерти, кто-то вдруг закричал:

– Отпустите его!

Хасим повернул голову и узнал Уильяма из Вереллиана. Капитан с орлиным профилем стоял в дверях тронного зала в сопровождении пяти рыцарей, которые с отвращением смотрели на людей Певайна.

– Это не твое дело, Вереллиан, – ответил Певайн.

Капитан шагнул вперед и гневно воззрился на наемника:

– Так обходиться с пленными низко. Я говорю о тебе и твоих людях. Посадите его в клетку, в тюрьму, допрашивайте его, но, если ты снова позволишь им учинять насилие над пленным, я тебя убью! – угрожающе произнес он, глядя Певайну прямо в глаза.

Люди Вереллиана вытащили мечи и встали напротив наемников, большинство из которых явно перепугались при виде Фэллона из Лейта, человека, лучше всех Красных рыцарей владевшего мечом.

– Капитан! – рявкнул Риллион. – Вы переходите все мыслимые границы! Нам нужна информация, которую может дать только этот человек. Это преступник, и ваш рыцарский кодекс чести на него не распространяется.

На лице Вереллиана появилось оскорбленное выражение, но он сохранял спокойствие:

– Прошу меня извинить, милорд, но мой кодекс чести распространяется на все ситуации и на всех пленных. Я не собираюсь игнорировать прямой приказ моего командира, но я также не собираюсь спокойно смотреть, как эти животные издеваются над беспомощным человеком, и не важно, преступник он или нет.

Фэллон и Вереллиан выглядели весьма угрожающе с клинками в руках, и люди, сопровождавшие их, явно были готовы, не моргнув глазом, по приказу командира перебить всех наемников. Певайн в ярости смотрел на капитана, но его подчиненные неуверенно топтались на месте, словно боялись сражаться с настоящими воинами.

Хасим стоял неподвижно, но ему удалось бросить быстрый взгляд на Амейру. Она держалась позади Риллиона, и ситуация явно доставляла ей удовольствие. Впервые после появления в Ро Канарне ему удалось подобраться к ней так близко, и в голове у него промелькнула мысль: интересно, догадалась ли она о том, что он работает на Алдженона Слезу?

Риллион сделал несколько шагов вперед, остановился рядом с Певайном, обдумывая, что сказать Вереллиану. Затем прищурился, и губы его медленно растянулись в ухмылке:

– Скажу откровенно: не знаю, кто победит, если я позволю вам двоим сразиться на поединке. – Он окинул двух закованных в латы рыцарей оценивающими взглядами.

Певайн возвышался над противником почти на фут, но Уильям из Вереллиана был человеком сильным и ловким, и о нем говорили, что он мастерски действует мечом. Певайн несколько моложе, так что их силы были приблизительно равны.

Уильям шагнул к наемнику и пристально посмотрел ему в лицо снизу вверх. Лейтенант Фэллон обвел ненавидящим взглядом остальных.

Вереллиан, не отводя глаз от Певайна, обратился к своему командиру:

– Милорд Риллион, я с радостью прикончу этого человека и всех ублюдков, которые подчиняются ему, если это поможет мне убедить вас в том, что с каресианцем следует обращаться по-человечески.

Певайн злобно подмигнул Красному рыцарю, желая показать, что ничуть не испугался.

– Командир, позвольте этому зачуханному недоумку сразиться со мной, и я размажу его по стенке, как клопа.

Выражение лица Вереллиана не изменилось, но в тот же миг он с силой ударил Певайна лбом в переносицу. Для этого ему пришлось приподняться на носки, но удар попал в цель, и Певайн рухнул на колени, прижимая руки к сломанному носу.

Двое наемников, стоявших ближе остальных, инстинктивно двинулись вперед, чтобы напасть на Вереллиана; они угрожающе подняли мечи. Фэллон схватил одного из них за горло и, казалось, без малейших усилий выбил у него из рук меч. Второй хотел сделать выпад, но лейтенант мгновенно парировал удар и рубанул противника мечом по шее. Рана была явно смертельной, и все присутствовавшие замерли и уставились на умирающего, который медленно опустился на пол.

Певайн, тяжело дыша, поднялся на ноги. Фэллон перешагнул через труп и приблизился к оставшимся наемникам, небрежно поигрывая своим длинным мечом. Вереллиан не сдвинулся с места ни на дюйм, когда Певайн остановился буквально вплотную к нему.

Главнокомандующий расхохотался, нарушив зловещую тишину.

– Певайн, если вы ударите капитана Вереллиана, он вас прикончит. А Фэллон и его подчиненные перебьют всех ваших людей, и никакие мои приказы их не остановят, – негромко, но отчетливо произнес он. – Спрячьте меч в ножны и уберите вашего мертвеца из моего зала. Сегодня здесь и без того уже довольно долго вытирали кровь с пола.

– Советую тебе подчиниться приказу, – очень тихо произнес Вереллиан.

Фэллон просто улыбнулся наемникам, а остальные солдаты из его отряда так и стояли с клинками наготове.

Человек, державший Хасима, отстранился, и каресианец неловко сполз на пол, привалившись к деревянному стулу. Он даже невольно улыбнулся при мысли о том, что его защищают Красные рыцари.

Все наемники уставились на сэра Певайна, и Хасим почувствовал, что им очень хочется убраться отсюда подальше. Это были крепкие парни, однако не чета группе опытных воинов Красного ордена, особенно людям из отряда Вереллиана. Хасиму доводилось слышать об этом рыцаре еще до того, как он подслушал его разговор с командиром. Он был хорошо известен в Тор Фунвейре как человек чести и непобедимый воин.

Певайн едва слышно пробормотал что-то непристойное и, без сомнения, представлял себе, каким пыткам подверг бы Вереллиана, если бы это было в его власти, но повернулся к своим людям и жестом велел им покинуть тронный зал. Затем кивнул главнокомандующему Риллиону и ушел, осторожно прикасаясь к сломанному носу.


Хасима привязали к лошади; он сидел и ждал, когда они отправятся в путь, в сопровождении двух Красных рыцарей, около помещения для стражи, располагавшегося рядом с северными воротами города Ро Канарн. Только что начался дождь, и его тело еще болело после побоев.

Главнокомандующий, рыцарь Риллион, был очень недоволен вмешательством Уильяма из Вереллиана, и в качестве наказания велел ему и его рыцарям взять Хасима с собой на север, в погоню за Бронвин. Риллион, очевидно, считал, что, угрожая убить Хасима, они сумеют заставить Бронвин сдаться. Но он не понимал, что Вереллиан настоящий рыцарь и никогда не прибег бы к шантажу.

Хасим привык к тому, что судьбу его определяют другие люди, но ему не нравилась мысль, что конкретно этими людьми манипулирует каресианская волшебница. Сидя верхом на лошади, Хасим размышлял о том, где сейчас могут находиться остальные из Семи Сестер и по какой причине их так заинтересовал Ро Канарн.

Глава восьмая Зелдантор в городе Кессия

Рабство являлось реальностью для многих каресианцев. Зел был рабом с детства и никогда не роптал на судьбу. Его мать происходила из народа киринов, что жили в лесах Лислана, и, очевидно, ее убили церковники из страны ро. Работорговцы, которые обычно следовали за священниками, забрали Зела, а он тогда был еще так мал, что ничего не помнил. Зел не горевал из-за этого, во-первых, потому, что совершенно не помнил мать, а во-вторых, потому, что находил жизнь раба относительно приятной. Работорговцы в знак уважения подарили его одному бандиту из Кессии, и он несколько лет преданно ему служил.

Сейчас он являлся собственностью женщины по имени Саара, которую часто называли Госпожой Боли. Она являлась одной из Семи Сестер и купила Зела у бандита незадолго до того, как мальчику исполнилось двенадцать лет. Сейчас ему было пятнадцать, и он по большей части находил свои обязанности необременительными и даже приятными. Раньше ему приходилось прислуживать старому толстому разбойнику, чинить его рваную одежду, приносить ему еду. Время от времени хозяин даже приказывал ему мыть себя, тереть ему спину и плечи и при этом петь какие-нибудь протяжные благозвучные песни или читать стихи. В свободное от выполнения обязанностей личного слуги время Зел обучался обращению с ятаганом, и ему говорили, что когда он подрастет, то присоединится к многочисленному отряду телохранителей хозяина.

Зел радовался тому, что Саара не требовала купать ее и чинить ее одежду. Ей нравилось, когда раб будил ее мелодичным звоном колокольчика и приносил завтрак в постель, но днем он буквально бездельничал. Зел сопровождал хозяйку повсюду; она доверяла ему, поскольку он умел держать язык за зубами. Доходило даже до того, что она спрашивала его мнения по некоторым вопросам, когда они оставались вдвоем. С тех пор как Зел попал к Сааре в услужение, ему случалось стоять рядом с ней во время самых разнообразных собраний и встреч.

Семь Сестер являлись волшебницами, служанками Джаа, и все простые каресианцы испытывали перед ними страх. В их власти находилась жизнь и смерть любого, кто называл Джаа своим богом, и они имели право требовать чего угодно практически от любого жителя Каресии. Даже в Кессии, управляемой принцами-торговцами, к Сааре относились с боязливым почтением.

– Раб! – Голос принадлежал одному из двоих так называемых черных воинов – людей, посвятивших свою жизнь служению Джаа, – стоявших у дверей, которые вели в покои Саары.

Госпожа Боли выбрала в качестве резиденции роскошный дом в южной части города, в тихом районе; здание представляло собой комплекс из трех башен, окружавших три сада для медитации. Саара облюбовала верхний этаж одной из башен и теперь проводила важные встречи в зале с видом на прекрасный фонтан и искусно разбитый и ухоженный сад с яркими цветами.

Хозяйка Зела только что закончила беседу с принцем-торговцем по имени Замам и захотела отдохнуть. Сегодня утром она уже успела переговорить с несколькими принцами, а вчера вечером – с бандитами, и немудрено, что все это ее утомило. Зел проводил Саару в ее спальню, отделанную мрамором, затем у него выдалось свободное время. Сейчас он находился на террасе, которая соединяла верхний этаж и лестницу, ведущую на десять нижних этажей.

Во внутренних стенах башни были прорублены большие окна, чтобы гости могли любоваться садом, и Зел считал, что журчание фонтана очень успокаивает.

– Раб, ты меня слышишь, эй, парень? – снова окликнул его воин.

Зел вздохнул, недовольный тем, что его отвлекли он созерцания фонтана, развернулся и низко поклонился стоявшему перед ним человеку. Каресианские воины были высокими, носили просторные черные одежды, принятые в их ордене, и у обоих на поясе висели кинжалы-крисы с волнистыми лезвиями. У человека, который заговорил с Зелом, были длинные черные волосы, собранные на макушке и заплетенные в косу.

– Прошу прощения, господин, я задумался, – произнес раб.

– Раб волшебницы все равно остается рабом, парень. Веди себя соответственно, иначе я тебя изобью.

Подобная угроза не слишком подействовала на Зела, она испугала бы раба несколькими годами моложе. Побои были ерундой, он переносил их легко и быстро забывал, но все же аристократы Каресии, очевидно, находили какое-то удовольствие в избиении рабов.

– Я не хотел оскорбить вас, благородный господин, – сказал Зел, склоняясь еще ниже и разводя руки в любезном жесте. – Вы ждете мою госпожу?

– Гм, я собирался повидаться с ней, но, увидев целую процессию принцев-торговцев, которые поднимались по этим ступеням, подумал, что мое общество покажется ей скучным по сравнению с обществом этих людей, – ответил воин, явно погруженный в какие-то размышления.

– Если вы назовете мне свое имя, господин, я обязательно сообщу хозяйке, что вы ее ждете. Сейчас она отдыхает, но вскоре выйдет снова.

Воин в черном посмотрел на раба, прищурившись, и в голосе его послышались недоверчивые нотки:

– Меня называют Далиан, по прозвищу Охотник на Воров. Она меня знает.

Зелу приходилось слышать это имя. Охотник на Воров был печально известен в Кессии, он являлся одним из тех, кто насаждал волю Джаа, и чаще всего с жестокостью. Огненный Гигант не наделил его своими дарами, в отличие от Семи Сестер, но Далиан сам выбрал свой путь, служил богу преданно и часто выражал сомнения насчет волшебниц и того, как те применяют сверхъестественные способности. Он был самым могущественным в своем ордене – ордене, члены которого следили за тем, чтобы простые каресианцы придерживались в жизни законов Джаа.

– А вот это Ларикс, по прозвищу Путник, – продолжил Далиан. – Он только что вернулся из Тор Фунвейра с посланием для твоей госпожи от Катьи Руки Отчаяния.

У более молодого второго воина черные одежды блистали новизной, и Зел решил, что тот давно не надевал их.

– Я обязательно передам ей, что вы ожидаете ее, господа, – почтительно произнес Зел.

Ему приходилось и раньше встречать черных воинов, но он никогда не видел самого Охотника на Воров, и этот человек произвел на него изрядное впечатление.

Раб, не переставая кланяться, попятился прочь от Далиана и Ларикса и приблизился к богато украшенным белым дверям, ведущим в личные покои Саары, медленно, не оглядываясь, чтобы узнать, не хотят ли черные воины еще что-нибудь сказать ему, отворил двери. Вообще-то Зел обычно вел себя довольно независимо, поскольку являлся рабом одной из Семи Сестер, но, столкнувшись лицом к лицу с человеком, пользовавшимся нехорошей репутацией, он ощутил, что самоуверенность его куда-то испарилась.

Охотник на Воров совсем недавно убил потомка Гигантов, безумного каресианца, который терроризировал расположенную неподалеку деревню. Об этом его попросила одна из Семи Сестер, и, если верить слухам, Далиан сжег старика заживо. Очевидно, подобная жестокость была для него привычной, и Зел вздохнул с облегчением, убравшись от него подальше.

Он прошел через гостиную, отделанную белым с золотом, и остановился перед дверью спальни. Покои были обставлены с большой роскошью, здесь царили безукоризненные чистота и порядок, посередине стоял круглый стол, вокруг него – четыре стула со стеганой обивкой. Зелу было запрещено сидеть на стульях, и, появляясь в гостиной, он всегда только стоял за спиной у своей госпожи.

Он разгладил свою голубую тунику и осторожно постучал в деревянную дверь. В пятнадцать лет Зел мог считаться в Каресии почти взрослым мужчиной, хотя из-за смешанного происхождения к нему по-прежнему относились как к ничтожному мальчишке. Помимо того что он был рабом, происхождение от киринов означало, что всю оставшуюся жизнь на него будут смотреть свысока. Он был невысок ростом и тщедушен после многих лет недоедания, но обладал острым умом, и годы, проведенные в услужении у Саары, расширили его кругозор.

Зел снова постучал и услышал, как хозяйка пошевелилась в постели. Откашлявшись, она произнесла:

– Зел, знать не хочу, что у тебя там, все это не важно, мне нужно отдохнуть.

– Прошу прощения, госпожа, но два черных воина ждут у ваших дверей, и одного из них зовут Далиан Охотник на Воров.

Последовала короткая пауза.

– Ладно, входи.

Зел открыл дверь и заглянул в спальню. Увидев Саару, лежавшую на кровати, застланной белыми простынями из дорогих тканей, он перешагнул через порог и остановился.

– Второго человека зовут Ларикс, у него имеется послание от вашей сестры, которая находится в Тор Фунвейре, госпожа.

Саара слегка улыбнулась с сонным выражением лица.

– Превосходно, – сказала она, – я думаю, Путник должен принести нам хорошие новости.

– Госпожа… – заговорил Зел, не трогаясь с места, – я в смущении. Саара потерла глаза и села на постели; простыни упали, открыв ее обнаженную грудь.

Она ласково улыбнулась рабу:

– Ты часто пребываешь в смущении, юный Зелдантор. Подойди, помассируй мне плечи и расскажи, что смутило тебя на этот раз.

Раб обошел вокруг огромной кровати и взял с туалетного столика Саары небольшой флакон с ароматическим маслом. Волшебница отбросила в сторону простыни и уселась посередине кровати, скрестив ноги. Зел, сняв сандалии, забрался на постель и опустился на колени за спиной у госпожи. Кожа у нее была нежной и гладкой, светлой для уроженки Каресии, блестящие черные волосы она перебросила на грудь, чтобы не мешать Зелу. Молодой раб-кирин множество раз видел свою госпожу обнаженной и давно перестал стесняться ее наготы; напротив, ему очень нравилось смотреть на нее, когда она была без одежды, – Саара являлась для него идеалом женской красоты. Впрочем, все Семь Сестер были прекрасными женщинами. Даже те, кто вначале не отличался особой привлекательностью, после того как бог избирал их, постепенно, через несколько лет, становились красивыми. Это была часть божественного дара, и Зел решил, что красота нужна для того, чтобы легче соблазнять и околдовывать мужчин, – именно так действовали Семь Сестер.

Зел вытащил пробку из флакона, налил немного масла на ладонь и начал старательно втирать его в обнаженные плечи Саары. Она немного наклонилась вперед и закрыла глаза, когда раб начал массировать ее спину.

Через несколько минут госпожа выпрямилась.

– Итак, давай поговорим о причине твоего смущения, Зел.

– Это может подождать, если вы собираетесь искупаться и подготовиться к встрече с воинами, госпожа.

Она повернула голову и снисходительно улыбнулась:

– Напротив, Далиан может подождать. Мне хотелось бы развеять все сомнения своего личного раба, прежде чем я встречусь еще с какими-нибудь людьми.

– Как скажете, хозяйка. Благодарю вас. – Он склонил голову.

– Если ты способен одновременно делать массаж и говорить, – негромко хмыкнула она, и эта негромкая мелодичная усмешка напомнила Зелу песню, которой самец певчей птицы призывает самку.

– Разумеется, госпожа, я сделаю, как вы приказываете, – несколько формально ответил он, продолжая массировать ее спину и плечи. – Меня смущают некоторые события, происшедшие после нашего переезда в Кессию, госпожа, – начал он. – Я понимаю, что ваша сестра приказала Далиану и черным воинам убить Дженнека, потомка Гигантов, и я помню вашу встречу с Лиллиан Госпожой Смерти, вы говорили, что хотите заставить визиря Джаа покинуть город… – Он смолк, потому что Саара повернулась и посмотрела ему в лицо.

– И что?.. – спросила она.

– Я не понял, зачем вы хотели, чтобы визирь Джаа покинул Кессию, – продолжал Зел.

Зел присутствовал на совещании, на котором Саара приказала своей младшей сестре Лиллиан околдовать Далиана Охотника на Воров, чтобы тот выследил Дженнека, странного старого каресианца, в чьих жилах текла кровь Огненного Гиганта. Целью волшебницы являлось вынудить духовного лидера Кессии уехать, отправиться на поиски другого потомка Гигантов, но Зел никак не мог понять, зачем это нужно его хозяйке.

Визиря звали Вун из Рикары. Он был главным советником императора, человеком, слово которого являлось законом для всех, кроме Семи Сестер. Вун покинул Кессию вскоре после убийства старика, и в городе считали, что с ним произошел какой-то нравственный кризис, но Зел знал, что его отъезд был результатом махинаций волшебницы.

Саара терпеливо улыбнулась и нежно погладила Зела по щеке:

– Все очень просто, юный Зел. Оставшись без советов потомка Гигантов, Вун не может узнать волю Джаа. Ты помнишь, что я рассказывала тебе о воплощениях богов на земле?

Зел кивнул:

– Да, госпожа, они являются военачальниками Гигантов в Долгой Войне. Личность и намерения этих избранных скрыты от большинства людей, потому что боги не любят, когда их намерения становятся известны. – Зел произнес эти слова наизусть, он помнил их с тех пор, как хозяйка наставляла его насчет природы богов. – Но, если мы все служим Джаа, зачем нужно было убирать единственного в Каресии человека, способного связываться прямо с Огненным Гигантом?

– Ты еще молод, Зел, и, несмотря на то что я доверяю тебе так, как только хозяйка может доверять своему рабу, я не могу рассказывать тебе всего. Если бы у тебя появился шанс жить жизнью свободного человека и не подчиняться влиянию тех, кто хочет использовать тебя, ты бы обрадовался этому шансу?

– Я не очень вас понимаю, госпожа. – Зел в недоумении покачал головой и наморщил лоб. – Я ваш раб и существую лишь для того, чтобы выполнять ваши приказания, – произнес он убежденно.

– Но я – свободная женщина и живу на землях, принадлежащих людям. Существа, которые пытаются нас контролировать, – это не люди. Это Гиганты, у них есть свои царства, они плохо понимают, что происходит в нашем мире.

Саара уже говорила об этом, и Зел в конце концов уразумел, что Семь Сестер смотрят на богов иначе, нежели простые смертные. Саара обычно называла их Гигантами и с большой неохотой признавала их божественную сущность. Зел всегда считал, что эта роскошь доступна лишь высшим в иерархии последователей Джаа, но не знал, откуда взялись подобные взгляды. Семь Сестер были жрицами Джаа, примерно так же, как священники ро или жрецы ордена Молота – слугами других богов.

Саара догадалась о смятении Зела и снова погладила его по щеке, на сей раз более ласково:

– Мой дорогой Зел, возможно, придет день, когда мир станет вовсе не таким, каким ты его себе представляешь. И в этот день ты все поймешь; но до тех пор должен слушать внимательно, узнавать и запоминать как можно больше.

Зел оставил дверь спальни открытой, и, когда кто-то изо всех сил заколотил во внешние двери покоев Саары, хозяйка и раб буквально подскочили на месте от неожиданности.

– Наверное, это Охотник на Воров уже теряет терпение, госпожа, – сказал Зел, слезая с кровати.

– Ну что ж, пусть подождет еще; может быть, это научит его знать свое место, – с насмешливой улыбкой произнесла Саара.

Она изящно поднялась с кровати, потянулась всем телом, наклонилась вперед и приняла такую позу, что многие мужчины Каресии при виде этой картины испытали бы определенные ощущения. Ее тело было упругим, стройным, на спине, в районе талии, виднелось родимое пятно в форме дерева. Зел уже спрашивал Саару, откуда взялся этот шрам, и она ответила, что это темное дерево и что у всех Семи Сестер имеется подобная отметина.

Далиан снова замолотил во внешние двери, и Саара гневно взглянула всторону гостиной:

– Зел, пожалуйста, пойди и скажи этому черному воину, что я вскоре выйду к нему и что его нетерпение начинает меня раздражать.

Зел подошел к дверям покоев, собрался с духом, изобразил на лице привычное безмятежное выражение и открыл дверь. На лицах воинов было написано раздражение, но Ларикс стоял немного позади, наверняка это не он стучал в двери к волшебнице.

Далиан, однако, сердито посмотрел на Зела сверху вниз:

– Мы что, должны ждать здесь целый день, кирин?!

– Не весь день, ни в коем случае. Насколько мне известно, вам осталось ждать совсем немного, – вежливо поклонившись, ответил Зел.

Далиан шагнул к нему, пытаясь подавить раба своим грозным видом. Зел лишь улыбнулся; он совершенно не испугался воина.

– Далиан, тебе вообще ждать не нужно, я могу сам встретиться с волшебницей, – заговорил Ларикс, пытаясь успокоить своего спутника.

Охотник на Воров, не отрывая взгляда от лица Зела, заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

– Твоей хозяйке следует помнить, что она обязана относиться к Лариксу так же почтительно, как относилась бы ко мне. Это понятно?


Ларикс Путник сидел в низком кресле. Он не откинулся на спинку, просто присел на край, и на лице его застыло непроницаемое выражение. Зел поставил на стол кувшин сладкого пустынного нектара и два стеклянных бокала и, отойдя, остановился позади Саары. Ларикс старался не смотреть в глаза волшебнице и сидел, уставившись в пол. Так обычно поступали те, кто беседовал с одной из Семи Сестер, потому что в народе говорили, будто Сестры могли околдовать человека, глядя ему прямо в глаза. Зел знал, что дело обстоит несколько иначе, но также знал желание Саары поддерживать это суеверие.

– Моя госпожа, я принес новости с севера, – начал Ларикс.

– Правда? Новости с севера. Понятно, – ответила Саара с издевательской ноткой в голосе. – Прошу тебя, поведай мне твои новости с севера.

Ларикс прикусил губу, на миг поднял голову, но затем снова опустил ее.

– Твоя сестра Амейра велела передать тебе, что ее работа в Ро Канарне близка к завершению, а Катья сообщает из Ро Тириса, что они начали захватывать в плен восставших из мертвых и установили местонахождение Призрака. Судя по всему, твои планы насчет Тор Фунвейра осуществляются так, как было тобой задумано. – Ларикс произнес эти слова безразличным тоном, словно не понимал, что говорит, и просто передавал слова, которые ему велено было запомнить.

– Я чувствую твое недоумение, мой дорогой Ларикс, – произнесла Саара низким, глуховатым голосом. – И, как мне кажется, я также чувствую твое неодобрение.

Путник покачал головой и, внезапно, казалось, почувствовал себя неуютно. Зел заметил, что Саара улыбнулась и тонкой рукой начала чертить в воздухе между собой и собеседником какие-то узоры. Ларикс стиснул голову руками, невольно поднял взгляд и в первый раз посмотрел Сааре прямо в глаза. Волшебница открыла рот и выдохнула, и было заметно, как дрожит воздух, словно некая волна прошла от ее губ, над низким столиком, к Лариксу. И когда она продолжала едва заметно колдовать, Зел подумал: интересно, понимает ли Ларикс, что сейчас он превратился в раба одной из Семи Сестер?

– Ларикс Путник, воин Черного ордена, ты преданный и усердный слуга Джаа… – Она прикрыла глаза и испустила негромкий стон наслаждения, – и тебя следует вознаградить за верную службу. Из моего окна открывается волшебный вид на сад; прошу тебя, подойди и посмотри.

Теперь Ларикс смотрел на Саару бессмысленным взглядом. Руки его безвольно повисли вдоль тела, он находился в трансе. Поднявшись, он направился прямо к открытому окну десятого этажа, выходившему на сад для медитаций. Положив руки на подоконник, он посмотрел вниз. Саара не поднялась, не повернула головы, лишь продолжала страстно стонать, словно ощущения, которые она испытывала, околдовывая человека, доставляли ей наслаждение.

Затем она слегка поерзала на своем стуле и выдохнула:

– Сад так прекрасен, мой дорогой, милый Ларикс. Ты должен взглянуть на него поближе.

Ларикс Путник не оглянулся, просто залез на подоконник и шагнул вниз, даже не крикнув, и только звук удара тела о землю, означавший его смерть, раздался снизу. Зел услышал из сада пронзительные вопли и подбежал к окну. С высоты десятого этажа он увидел разбившееся в лепешку тело воина, свисавшее с барьера бассейна, посередине которого бил чудесный фонтан. Кровь смешивалась с водой, и темно-красная жидкость образовывала чудовищный контраст с белыми, желтыми и розовыми клумбами.

Звук, который издала госпожа, заставил его обернуться, и он увидел, что она буквально корчится от наслаждения на своем стуле, закрыв глаза, в полном экстазе. Зел опять повернулся к окну. Вокруг тела Ларикса собралась небольшая группа людей, несколько стражников пытались выяснить, что произошло.

– Зел, отойди от окна, – велела Саара в промежутке между глубокими, сладострастными вздохами.

Она истратила на колдовство немало сил, лицо ее покраснело.

Раб подбежал к ней и опустился на колени.

– Как вы себя чувствуете, госпожа? Может быть, вам следует еще немного отдохнуть? – озабоченно спросил он.

Она бессильно улыбнулась:

– Хорошо, но спасибо за заботу. Возможно, действительно стоит передохнуть час-другой.

В мозгу Зела теснилось множество вопросов, но прежде всего он думал о своих обязанностях. Его долгом было следить за тем, чтобы Саара была здоровой и отдохнувшей; вопросы насчет смерти Ларикса могли подождать. Госпожа расскажет ему все в свое время, подумал он, наливая ей бокал пустынного нектара. Саара большими глотками выпила его, позволила Зелу взять себя под руку и, пошатываясь, направилась в спальню.

Саара легла в постель, а Зел бесшумно закрыл за собой дверь. Раб знал, что применение волшебства истощает ее силы и она не сможет подняться с постели еще несколько часов. Однако его тревожило то, что Далиан Охотник на Воров мог вернуться, увидеть, что произошло с Лариксом, и что волшебнице придется прервать отдых для встречи с воином.

Саара уже сказала Зелу, что в зависимости от новости, которую они получат, им, скорее всего, в ближайшем будущем придется предпринять путешествие в Тор Фунвейр. Раб даже слышал, как хозяйка давала указания погонщику Псов относительно его солдат, которые должны были их сопровождать. Неясно, правда, зачем именно Саара собиралась переплывать пролив Кирин-Ридж и высаживаться в Ро Вейре с десятью тысячами Псов. Зел не думал, что это вторжение, не думал также, что они займут город. Из обрывков разговоров он сделал вывод о том, что король Тор Фунвейра дал Псам разрешение пересечь пролив, и погонщик начал готовить свой отряд уже несколько недель назад. Из Семи Сестер две волшебницы в настоящее время находились в Тор Фунвейре, а остальные четыре – в Кессии, в ожидании приказаний Саары. Новость, доставленная Лариксом, очевидно, была благоприятной, и на землях людей сейчас разыгрывались последние партии долгой игры.


Прошло несколько часов, прежде чем Саара поднялась с постели. Зел все это время сидел на балконе и наблюдал за тем, что происходит внизу. Почти сразу же прибыли стражники и оттеснили прочь пеструю толпу зевак; жители дома – в основном богатые торговцы – начали расходиться, когда поняли, кто именно погиб. Смерть черного воина являлась из ряда вон выходящим событием, и люди не хотели иметь с этим ничего общего.

Через час тело убрали. Несколько стражников робко спрашивали разрешения поговорить с Саарой; большинство же просто стучали в дверь и уходили, потому что Зел не отвечал. Он подумал, что его госпожа была единственной, с кем не успели побеседовать стражи порядка. Он видел, как допрашивали остальных жильцов; однако это делалось без особого интереса, словно стражники заранее знали, что рано или поздно им придется говорить с волшебницей.

Далиан Охотник на Воров так и не появился, и Зел надеялся, что он не сразу узнает о гибели своего спутника; тогда у Саары будет время хорошенько отдохнуть перед неизбежным столкновением. Зел вынужден был признаться себе в том, что он боится этого черного воина, и ему не хотелось бы лично объяснять ему, каким образом Ларикс разбился насмерть.

– Зел, суматоха уже улеглась? – спросила Саара, входя в гостиную и устраиваясь на роскошном диване.

Она была одета в халат из тонкого шелка, и лицо и фигура ее сияли естественной красотой.

– Пока еще нет, госпожа, по-моему, стражники просто убивают время, допрашивая жильцов, и дожидаются того момента, когда можно будет побеседовать с вами. Я до сих пор не отвечал на стук в дверь, – ответил раб кирин, широко улыбаясь Сааре.

– Правильно. А теперь сходи и позови ко мне командира стражников, и тогда мы разберемся со всем этим до того, как… – Она смолкла, взглянула на солнечные часы, располагавшиеся рядом с Зелом на балконе. – До того как я отправлюсь на встречу в Колодце Заклинаний.

– Сию минуту, госпожа, – произнес Зел и склонился в глубоком поклоне.

Он попятился прочь от Саары и открыл дверь, ведущую в ее личные покои. Когда он вышел на лестничную площадку, его приветствовали четыре стражника, которые с нервным видом ожидали под дверью. Они стояли совершенно тихо, и Зел подумал, что они топтались здесь просто на всякий случай – а вдруг волшебница согласится уделить им минуту-другую? Когда раб появился на пороге и безмятежно улыбнулся им, они подняли головы.

– Моя хозяйка желает поговорить со старшим из вас, – произнес он, небрежно поклонившись.

Стражники переглянулись, затем один из них подошел к балкону, выходившему на сад, и крикнул своему командиру:

– Мастер Лоркеш, волшебница хочет вас видеть!

Остальные явно почувствовали облегчение, сообразив, что им не нужно будет входить к Сааре, и Зелу показалось, что один из них едва слышно пробормотал молитву Джаа. Простые жители Кессии были крайне суеверны, и склонность к суеверию поддерживалась черными воинами и Семью Сестрами; и те и другие понимали, что Джаа превыше всего ценил в людях страх.

Человек по имени Лоркеш медленно поднимался по лестнице на десятый этаж, где его ждал Зел, продолжая спокойно улыбаться; ему нравилось нервировать стражников, по очереди глядя в глаза каждому из них. Зел гордился своими устрашающими манерами, которые он выработал с тех пор, как оказался в услужении у Саары.

Лоркеш с трудом добрался до десятого этажа. Он был старше простых воинов, и подъем дался ему нелегко. Ступив на верхнюю ступень пролета, он задал риторический вопрос:

– Почему люди высокого положения всегда стараются поселиться как можно выше? Неужели близость к земле оскорбительна для важных персон?

Один из воинов отдал ему честь и указал на Зела.

– Этот раб говорит, что волшебница готова поговорить с вами, сэр, – сказал он, с явным облегчением отводя взгляд от лица Зела.

Лоркеш стоял, прислонившись к перилам балкона, и тяжело дышал после долгого подъема. Судя по тому, что он старался не смотреть вниз, Зел понял, что он боится высоты. К тому же Лоркеш был человеком довольно полным, не настолько ловким и воинственным, каким следовало быть стражнику, а его усталое лицо принадлежало человеку, скорее созданному для размышлений, чем для сражения.

– Ты раб этой волшебницы? – спросил он. – Но ты же кирин. – Разглядывая полукровку, он приподнял брови.

– Совершенно верно, сэр, – ответил Зел. – Я вижу, что стражники Кессии безжалостны, когда преследуют истину.

Лоркеш, видимо, был не уверен, шутка ли это; он проворчал что-то про себя и пропустил замечание мимо ушей.

– Очень хорошо, проводи меня к своей хозяйке. – Он наклонился к уху одного из своих подчиненных. – Как ее называют?

– Саара, Госпожа Боли, сэр, – ответил воин.

– Замечательно, – саркастически заметил Лоркеш, следуя за Зелом в покои Саары; он наконец отдышался и приобрел нормальный вид.

Саара по-прежнему сидела на диване, скрестив ноги; складки ее халата располагались так, что видно было несколько дюймов бедер. Она улыбнулась, когда вошли Зел и Лоркеш, и знаком велела стражнику подойти ближе и сесть напротив. Зел остался у двери, захлопнул ее с таким громким стуком, что Лоркеш даже подпрыгнул на месте.

– Прошу, садитесь, – заговорила Саара чувственным, мелодичным голосом.

Лоркеш старался не смотреть на волшебницу; с неловким видом он пересек комнату и сел.

– Благодарю, ваша… милость… госпожа… э-э… приветствую вас. – Он натянуто улыбнулся. – Человек, которого, как мы считаем, звали Ларикс Путник, из ордена черных воинов, некоторое время назад был найден мертвым под вашим балконом. Очевидно, мне придется задать вам несколько вопросов, – заявил он.

Стражники Кессии были профессионалами, они не принадлежали ни к касте аристократов, ни рабов, и они поддерживали порядок в этом опасном городе. Лоркешу явно не очень хотелось беседовать с Саарой, но он принес присягу визирю и обязан был расследовать смерть черного воина, происшедшую поблизости от жилища волшебницы.

– Вы нуждаетесь в ответах, и я дам вам все ответы, которые вам нужны, – негромко произнесла волшебница.

Зел заметил, как она пошевелила руками и начала колдовать. Лоркеш как будто против воли поднял взгляд, и на его лице появилось отсутствующее выражение. Поскольку он не был черным воином, Саара смогла мгновенно подчинить его волю своей, хотя изменения в его внешности и поведении оказались едва заметными.

Саара наклонилась вперед и произнесла:

– Человека, который тебе нужен, зовут Далиан Охотник на Воров; он предал своего собрата и выбросил его из окна этой башни, а затем бежал в город.

Зел, услышав эти слова, несколько удивился, но с любопытством ожидал продолжения.

– Ты соберешь отряд необходимой численности и арестуешь Охотника на Воров; если он будет сопротивляться, вы убьете его; если его собратья, черные воины, захотят вмешаться, вы убьете их тоже, – произнесла она, прикрыв глаза и почти не разжимая губ. – Ты говорил с несколькими обитателями этой башни, и все они подтвердили, что Охотник на Воров побывал здесь вместе с Лариксом незадолго до его прискорбной гибели. – Саара открыла глаза и улыбнулась Лоркешу, на лице которого застыло покорное выражение. – Это ясно? – спросила она, уже не соблазнительным, а властным тоном.

– Ясно, – чужим голосом ответил стражник.

– Теперь ты можешь идти и приступить к своим обязанностям, – закончила Саара и взмахнула рукой.

Стражник резко поднялся и с таким же отсутствующим выражением лица направился к двери, прочь от волшебницы. Затем Лоркеш медленно заморгал, и Зел подумал, что разум постепенно возвращается к нему; он открыл двери и вышел на лестницу.

Зел подошел к хозяйке и остановился рядом.

– Какое одеяние прикажете приготовить для вашей встречи в Колодце Заклинаний, госпожа?

Она подумала несколько мгновений, затем ответила:

– Думаю, сегодня я надену что-нибудь синее.


В центре Кессии находились дворец правителя и Башня Визирей, окруженные стеной; далее, начиная от дворца и заканчивая самыми окраинами города, было выстроено несколько концентрических стен. За первыми двумя стенами располагались жилища самых богатых принцев-торговцев и наиболее влиятельных бандитов, отделанные и обставленные с небывалой роскошью; эти люди жили в окружении сотен рабов и армий наемных телохранителей. За третьей и четвертой стенами селились менее богатые люди, а за последней стеной, на засушливой равнине, раскинулись пестрые трущобы.

Главным в Кессии являлась принадлежность к определенному классу, и местные каресианцы половину времени проводили за сколачиванием состояния, а вторую половину – оглядывались через плечо в страхе, что кто-нибудь отберет это состояние. Это был город параноиков; здесь не существовало ни суровых законов, как в Тор Фунвейре, ни традиций и кодекса чести, как в Свободных Землях.

Зел старался поменьше думать и не иметь собственного мнения, предпочитая полагаться на указания и мнения своей госпожи; тем не менее ему не нравилась столица и царившая здесь атмосфера страха. У горожан не было времени на то, чтобы радоваться жизни. Поэтому они не могли воспитывать детей в сколько-нибудь спокойной мирной атмосфере. С утра до вечера каждый человек в Кессии думал только о своем положении в кастовом обществе и боялся, что кто-нибудь может выпихнуть его с занимаемого в иерархии места.

Колодец Заклинаний располагался в центре этой круговерти статуса и страха. Это было одно из трех зданий, которые господствовали над центральной площадью Кессии, помимо дворца императора и Башни Визирей. Колодец служил жилищем Семи Сестрам, и только волшебницам и их слугам разрешено было входить сюда. Колодец представлял собой средоточие власти в Кессии, но Саара часто напоминала своему рабу о том, чтобы он не болтал об этом; обычные горожане предпочитали верить, что городом правят черные воины и высший визирь. Но на самом деле ни одно событие на бескрайних просторах Каресии не происходило без разрешения одной из Семи Сестер.

Колодец по размерам уступал огромному дворцу из белого мрамора и высокой башне, но, несмотря на свой более чем скромный внешний вид, внушал страх. Это было странное здание, отличавшееся по архитектуре от традиционных каресианских построек с чистыми, плавными очертаниями; здесь не было балконов, минаретов, открытых террас. В плане оно представляло собой семиугольник с ровными серыми стенами, без окон и дверей. Глядя вверх, Зел всегда думал, что зубчатая крыша, находившаяся на высоте пяти этажей над землей, скорее напоминает форт людей ро, чем каресианское здание, и что Колодец, хотя и является примитивным зданием, гораздо прочнее соседних домов.

На Сааре были ее обычные черные одежды, которые она надевала, чтобы ее не узнали в городской толпе. Она любила расхаживать инкогнито, и Зел часто видел, как она улыбается сама себе, проходя мимо стражников, черных воинов и простых людей, которые были бы потрясены до глубины души, если бы увидели волшебницу в непосредственной близости от себя.

Она не остановилась, когда они приблизились к Колодцу Заклинаний, и прохожие с любопытством оглядывались на женщину, которая подошла к загадочному зданию ближе, чем осмеливались простые горожане. У стен Колодца всегда было пусто, потому что люди не подходили к ним, боясь вызвать гнев Сестер. Саара в сопровождении раба быстро пересекла свободное пространство и остановилась в нескольких футах от сплошной стены.

На глазах у десятка зевак волшебница взяла Зела за руку и крепко сжала ее, затем закрыла глаза и силой мысли перенесла их обоих внутрь.

Зела уже переносили внутрь здания несколько раз, и ему всегда было жаль, что он не видел реакции горожан, на глазах у которых Саара и ее раб растворялись в воздухе.

Интерьер Колодца Заклинаний резко отличался от его внешнего вида. Сверкающие белые колонны, украшенные сложными символами, окружали открытый центральный двор, и темное дерево, росшее посередине, выглядело ухоженным – о нем заботился каменный голем. Голем был огромным, больше семи футов ростом, со сверкающими красными глазами. Он был создан так, чтобы напоминать человека, но из черт лица у него имелись только глаза и примитивный рот, конечности были слишком массивными, а суставами служили каменные шарниры. В просторном помещении, где он жил, не было внутренних перегородок, и откуда-то издалека постоянно доносилась едва слышная приятная музыка.

Голем, сидевший на корточках у подножия дерева, поднялся и, двигаясь рывками, направился навстречу Сааре. Это существо было создано много лет назад первой из Семи Сестер для того, чтобы служить всем, кто придет после нее. Зел находил это создание занятным и любил при случае поговорить с ним.

– Госпожа Боли, добро пожаловать. Зелдантор из Лислана, добро пожаловать, – произнесло искусственное существо громким голосом, эхо которого разнеслось по всему двору. – Вас ожидают. – Каменный голем медленно повернулся, тяжело ступая, направился обратно к дереву и снова сел под ним на корточки.

Саара и Зел, пройдя вдоль внешнего ряда колонн, приблизились к возвышению, расположенному у одной из семи стен. Госпожа Боли была самой старшей сестрой и поэтому сидела выше остальных и несла ответственность за исполнение замыслов всех волшебниц.

Когда они поднимались по белым ступеням к креслу с высокой спинкой, Зел услышал, как голем разговаривает сам с собой:

– Сестры встречаются. О чем они будут говорить? Сестры встречаются. Мы будем ухаживать за деревом, пока Сестры встречаются. Мы будем молчать и хорошо ухаживать за деревом.

– Госпожа, – заговорил Зел, когда Саара заняла свое место, – что известно голему… я имею в виду, о внешнем мире?

Саара ласково улыбнулась своему рабу:

– Голем живет здесь с того дня, как был построен Колодец Заклинаний, и за все прошедшие сотни лет он никогда его не покидал. Мне кажется, ему вообще не известно о существовании земель, населенных людьми. Он существует только для того, чтобы заботиться о дереве и охранять Колодец от тех, кто захочет войти, не имея на это права.

Зел часто размышлял о значении этого темного дерева, которое возвышалось в центре Колодца Заклинаний. Он даже спрашивал о нем у Саары, кроме того, он не знал, что думать о ее родимом пятне в форме дерева. Вместо ответа она всегда начинала туманные разговоры насчет какого-то Мертвого Бога; дерево было последним остатком утраченного божественного могущества – жрец и алтарь, – часто повторяла она. Однажды она даже рассказала Зелу, что место его рождения, деревня, затерянная в глуши Лислана, была населена киринами, которые поклонялись точно такому же дереву. Зелу было известно, что отчасти по этой причине его выбрали в качестве раба Госпожи Боли, но ему так ничего толком и не объяснили насчет дерева и бога, которого оно символизировало.

Дерево было черным, искривленным, с толстым стволом, имело странный приземистый вид. Несколько ветвей разной длины торчало во все стороны прямо из верхушки ствола; они походили на черные, извивающиеся щупальца.

Голем снова поднялся на ноги; воздух около внешних стен Колодца задрожал. Словно из ниоткуда появились еще две из Семи Сестер, и голем приблизился к ним.

– Изабель Соблазнительница, она желанная гостья в Колодце Заклинаний, – обратился голем к младшей из двух волшебниц. Затем неловкими шагами подошел ко второй и произнес: – Шильпа Тень Лжи, она тоже желанная гостья в Колодце Заклинаний.

Изабель и Шильпа с глубоким почтением поклонились сначала голему, затем сидящей Сааре. У них не было рабов, и Зел снова вспомнил о том, что он единственный человек, который за всю историю Семи Сестер являлся рабом одной из них.

Саара поднялась с кресла и пересекла помещение, чтобы поздороваться с младшими сестрами. Сначала они обменялись формальными приветствиями – каждая из них поклонилась Сааре с почтением, но церемонии были быстро отброшены, все трое заулыбались и начали обниматься с искренней теплотой.

– Сколько уже прошло – три года, с тех пор как мы встречались? – спросила сестер Саара.

– По-моему, четверо из нас виделись прошлой зимой, – заметила Изабель, – хотя, возможно, память изменяет мне.

Шильпа кивнула и сказала:

– Да, верно. Именно прошлой зимой Амейра и Катья отправились в Ро Тирис.

Саара весело рассмеялась, и смех ее походил на звон серебряных колокольчиков.

– Ах да, я припоминаю, как Катья не особенно хотела ехать в такую холодную страну.

– А мне жалко Амейру, которая находится среди людей Канарна. Эта страна холодная и дикая. По крайней мере, Катья наслаждается гостеприимством короля Себастьяна в цивилизованном городе, – ответила Шильпа, засмеявшись вслед за сестрой.

Зела поразило сходство между тремя высокими, с блестящими черными волосами и роскошными формами женщинами. Изабель была несколько моложе остальных, и на лице ее часто мелькала лукавая улыбка; у Саары были темно-зеленые глаза, чем она отличалась от своих синеглазых сестер, а в движениях Шильпы чувствовалась ленивая грация, словно она постоянно исполняла фигуры некоего танца. У Саары татуировки на лице отсутствовали – привилегия старшей сестры – у двух других на левой щеке красовались сложные черные узоры. У Шильпы были несколько летящих птиц, у Изабель – свернувшаяся змея. Татуировки как будто светились изнутри, и Зел не мог оторвать взгляда от прекрасных изображений. Несмотря на то что изображения различались, Зел заметил в них много похожих элементов, и издалека трудно было отличить одну татуировку от другой.

– И как у нас поживает юный Зелдантор? – с благодушной улыбкой спросила Изабель.

– Отлично, – ответила Саара. – Зел, подойди и поклонись Изабель и Шильпе.

Раб-кирин склонил голову и приблизился к трем колдуньям.

– Для меня неслыханная честь видеть вас обеих, благородные сестры моей госпожи, – произнес он формальное приветствие.

Все трое рассмеялись, и Зел на миг прикрыл глаза, наслаждаясь этими звуками. Голоса их составляли гармоничное целое, смех этот был громче обычного, и рабу эти звуки показались магическими.

– А другие твои сестры присоединятся к нам сегодня, госпожа? – спросил он у Саары.

– Да, я призвала сюда двух сестер, которые останутся в Каресии. Катья и Амейра заняты своими делами, и, если верить новостям, которые я получила сегодня от Ларикса, похоже, что в своих предприятиях они достигли успеха.

Шильпа и Изабель еще не слышали этой новости, и на лицах женщин появилось радостное, возбужденное выражение. Зел понимал: что бы ни происходило в Ро Канарне, это случилось по воле Сестер, и события, каковы бы они ни были, развивались по плану.

Вскоре воздух у стен Колодца снова задрожал, и еще две прекрасные женщины появились в противоположных его концах. Голем поднялся, чтобы приветствовать сначала одну волшебницу, потом другую.

– Лиллиан Госпожа Смерти, она желанная гостья в Колодце Заклинаний, – произнес он своим раскатистым голосом, затем пересек центральный двор и остановился перед последней из прибывших Сестер. – Саша Иллюзионистка, она также желанная гостья в Колодце Заклинаний.

Голем вернулся к работе – он выдирал мох и лишайники, росшие у подножия священного дерева, а Саша и Лиллиан приблизились и заняли два из семи мест.

Саара, сидя на своем возвышении, с любовью смотрела на четырех сестер. Зел стоял у ее левого плеча; впервые за несколько лет столько Сестер собрались вместе, и определенно это была первая встреча в присутствии юноши-раба. Во время предыдущих визитов в Колодец, когда Зел сопровождал свою хозяйку, она приходила сюда для того, чтобы предаваться размышлениям, но сейчас он в полной мере ощутил могущество волшебниц и почувствовал себя жалким и ничтожным.

Две сестры, пришедшие последними, выглядели почти так же, как и остальные, хотя Лиллиан была самой высокой, а Саша несколько смуглее остальных. Как и татуировки Шильпы и Изабель, узоры на их лицах выступали четче в Колодце Заклинаний, и Зел не мог оторвать от женщин глаз. Лиллиан сидела к нему ближе всех, справа от кресла Саары. Татуировка ее изображала руку, которая как будто хватала ее лицо, – она казалась самой зловещей по сравнению с прекрасными цветочными узорами на щеке Саши.

– Сестры, – начала Саара, – нас здесь пять. Давайте взглянем на пустые кресла, и пусть тени наших отсутствующих сестер тоже участвуют в нашем разговоре.

Пять волшебниц повернулись к свободным местам, и Зелу показалось, что он заметил на их лицах нежное, ласковое выражение при воспоминании о сестрах, словно все они представляли себе какие-то приятные сцены с участием Катьи и Амейры.

Сестры закрыли глаза, и Саара помолчала несколько минут. Зелу показалось, что все они сейчас вместе колдуют, хотя и не мог уловить никаких результатов этого колдовства. Когда Сестры открыли глаза, стало ясно, что они общались между собой на таком уровне, который был недоступен рабу, и их улыбки озарили комнату. Зелу стало немного не по себе, когда некоторые из Сестер взглянули на него с интересом, и Саара кивнула, словно подтверждая какие-то свои слова, обращенные к младшим волшебницам.

– Прошло пять лет, – заговорила Саара, – пять лет с того дня, как мы выяснили истинное значение этого дерева и других подобных деревьев; пять лет с того дня, как мы вскрыли гигантский обман нашего бывшего господина. – При этих словах улыбки погасли, и на лицах женщин появилось одинаковое жесткое и решительное выражение. – И теперь, – повысив голос, продолжала Саара, – наш план близок к завершению.

– А каковы новости, сестра? – с любопытством спросила Шильпа. – Каковы новости с севера?

Саара с улыбкой ответила:

– Хорошие новости, да, поистине добрые новости. Амейре удалось околдовать Красных рыцарей ро, и сердца их принадлежат ей. Катья завладела сердцами короля и его глупого сына; теперь эти слабые люди выполняют ее приказания. А Бартоломью из Тириса, земное воплощение Одного, пойман в ловушку Темным Отпрыском. Он больше не может служить своему богу. Его сын, король Себастьян, лично подписал приказ посадить Бартоломью в клетку. Дом Тириса принадлежит нам.

– А что насчет последнего из потомков Одного? – спросила Шильпа, и на лице ее отразилась настоящая эйфория.

– Потомок Каменного Гиганта, которого Бартоломью держал в цепях в подвалах дворца Тириса, казнен по приказу короля. Но даже если бы этому человеку удалось освободиться, его связь с Одним была уничтожена.

Со всех сторон раздались смех, хихиканье, радостные восклицания. Кое-что прояснилось, но Зел по-прежнему не понимал, зачем сестры устроили заключение одного божественного воплощения и заставили другого отправиться в изгнание. Теперь на свободе оставался только земной слуга Рованоко, Ледяного Гиганта.

Вун из Рикары был воплощением Джаа, предположительно отца Семи Сестер. Однако после смерти потомка Гиганта, его советчика, визирь вынужден был предпринять путешествие на юг и сейчас не мог ничем помешать Сестрам. Это означало, что двое из трех Гигантов потеряли возможность общаться со своими последователями, хотя простые люди пока еще этого не понимали.

Зела все это несколько обеспокоило. Сестры явно преследовали некую цель, но цель эта оставалась для него загадкой.

– Король Тор Фунвейра скоро лично прибудет в Ро Канарн во главе армии Красных рыцарей, достаточной для вторжения в Свободные Земли, – продолжала Саара.

Эти слова встревожили нескольких сестер, и Зелу показалось, что в глазах Изабель промелькнул страх.

– Моя дорогая сестра, – заговорила Изабель, – но как же Слеза и его немытые берсерки? Наверняка они будут сопротивляться.

Она говорила о человеке по имени Алдженон Слеза; его имя Зел хорошо знал; этот воин был одним из немногих, кто пользовался уважением Семи Сестер. Он являлся воплощением Рованоко на земле и, судя по всему, был исключительно опасным человеком.

Саара кивнула Лиллиан Госпоже Смерти:

– Сестра, прошу тебя развеять страхи нашей дорогой Изабель.

– Разумеется, моя возлюбленная сестра, – начала Лиллиан. – В прошлом году мне представился случай посетить особенно неприятного рыцаря-наемника по имени Халлам Певайн. В прошлом сэру Певайну случалось служить различным раненским военачальникам, и мы можем быть уверены в том, что один из собратьев Алдженона по оружию, варвар Рулаг Медведь, – наш человек. – Последние два слова были произнесены с удовольствием, и Зел заметил выражение гордости на лице Лиллиан.

– Я уверена в том, что, если флот драккаров отплывет из Свободных Земель, он никогда не доберется до места назначения. Насколько я понимаю, Медведь собирается разбудить кракенов Фьорланского моря, – с радостным предвкушением проговорила Лиллиан.

Зел читал об Иткасе и Аквасе, слепых безмозглых кракенах, обитавших в глубинах Фьорланского моря; Саара не раз говорила ему, что они не выдумка и что они просыпаются раз в несколько лет и пожирают всех и вся, что попадается им на пути. Он содрогнулся, вспомнив картинки с изображением чудовищных существ, поднимавшихся со дна морского.

Лиллиан, широко улыбаясь, продолжала:

– Когда Алдженон и его флот погибнут от топоров врагов или в щупальцах кракенов, Красным рыцарям останется лишь преодолеть сопротивление нескольких жалких Свободных Отрядов. Медведь требует лишь одного: чтобы мы помогли ему стать новым верховным вождем раненов. Его гордыня и амбиции делают его выгодным союзником.

Все пять Сестер были очень довольны, и Саара радостно кивала, слушая Лиллиан. Затем она взглянула на Изабель Соблазнительницу и жестом велела ей говорить.

– Сестры мои, я закончила все необходимые приготовления к захвату Ро Вейра. Псы собраны, их погонщикам известно, чего от них ждут. Герцог Лиам, повелитель Ро Вейра, – она широко улыбнулась, – с огромной радостью примет наши войска.

Зел понимал, что это значит: Изабель околдовала герцога, и он согласился пропустить армию Псов и позволить им переплыть пролив Кирин-Ридж. Добровольная сдача одного из крупнейших городов Тор Фунвейра казалась Зелу весьма остроумным ходом, достойным Семи Сестер.

Саара прикрыла глаза и погрузилась в себя. Остальные волшебницы тоже предались медитации; Сестры одновременно запрокинули головы и заговорили нараспев:

– Мы не принадлежим Джаа. Мы наделены силой Гиганта, убитого другими Гигантами.

Теперь Зел просто испугался. Семь Сестер являлись жрицами Огненного Гиганта, Джаа. По крайней мере, так всегда думал раб, так думали люди Каресии и жители всех остальных стран.

– Мы клянемся в верности Мертвому Богу, Лесному Гиганту, повелителю боли и наслаждения, отцу тысячи детей. Мы твои служанки в Долгой Войне, и мы отвоюем все эти земли для тебя.

Когда Саара с Сестрами закончила свою молитву Мертвому Богу, Зел ахнул: черное дерево зашевелилось. Голем отступил и стоял молча, а волшебницы так же молча, с ликующими лицами, наблюдали за этой сценой.

Кора дерева затрещала, раскололась, зашевелилась, подобно плоти, и ветви начали извиваться. Эти движения сопровождались низким рокотом, подобным рычанию чудовища, неразборчивым, но явно принадлежащим живому существу.

– Поскольку Джаа украл твою силу и подарил ее нам, – объявила Саара, – теперь мы воспользовались ею для того, чтобы разбудить твоего Темного Отпрыска и поклоняться ему… жрец и алтарь… жрец и алтарь…

Зел словно прирос к месту, когда Темный Отпрыск Мертвого Бога стряхнул с себя оцепенение и поднялся, размахивая множеством толстых щупалец, похожих на ветви; затем он уперся щупальцами в мраморный пол и медленно извлек ствол из земли.

«Дерево» стряхнуло с себя землю, и Зел увидел массу более тонких щупалец, похожих на усики, а посередине основания дерева оказалась раскрытая пасть. Пасть и усики были все это время скрыты в земле, обеспечивая существо пищей и поддерживая его существование.

Ствол покачнулся и принял горизонтальное положение, теперь щупальца служили ему ногами. Темный Отпрыск теперь едва ли напоминал дерево, и Зел видел перед собой лишь чудовище со щупальцами. Во рту не было зубов, но на конце каждого «усика» виднелась тонкая, острая игла.

До Зела только начинало доходить, что он предназначен в жертву монстру, когда Саара с искренней нежностью посмотрела на своего раба.

– Ты сын человека по имени Рам Джас Рами, мой дорогой Зелдантор, – произнесла она. – Ты хорошо служил мне, но мы больше не нуждаемся в заложнике. Твой отец уже не сможет причинить нам вреда, а Темный Отпрыск голоден.

– Жрец и алтарь… жрец и алтарь… – нараспев произносили остальные Сестры.

Зел постарался сохранить безмятежное выражение лица, когда страшное существо направилось к нему, разинув пасть; щупальца его извивались в воздухе. Он не почувствовал боли, лишь сладкий привкус во рту, когда иглы вонзились в его тело, парализовали его, и он медленно начал растворяться.

Глава девятая Рэндалл из Дарквальда в торговом анклаве Козз

Неподалеку от городских стен Козза находилась странная местная достопримечательность, которую давным-давно купил один богатый торговец шелком, по национальности ро. Говорили, что это последнее во всем Тор Фунвейре темное дерево; долгие годы владелец боролся за то, чтобы обезопасить его от Пурпурных священников, желавших его уничтожить. Рэндалл никогда в жизни не видел темных деревьев, но слышал рассказы людей, якобы встречавших такие в глуши Дарквальда. Оно не походило на обычные деревья: у него были короткий толстый ствол и странные ветви без листьев, цветов и плодов.

– А знаешь, люди платят деньги за то, чтобы забраться на это дерево, – заметил Элиот, подъезжая к Рэндаллу и останавливая лошадь рядом с ним.

– Но почему? – У Рэндалла растение вызывало отвращение, и он даже представить себе не мог, зачем кто бы то ни было по доброй воле пожелал приблизиться к нему.

– Думаю, потому, что это запрещено. Священники говорят, что ты совершаешь кощунство, всего лишь посмотрев на это дерево. – Он махнул рукой в сторону Ториана и Уты, которые ехали во главе отряда.

Ни один, ни второй не остановились, чтобы взглянуть на дерево; они смотрели вперед, на город Козз, расположенный за следующим холмом.

Дорога до Козза заняла у них две недели, и у Рэндалла все тело болело от верховой езды. Торговый анклав располагался на полпути между Ро Тирисом и Ро Вейром, и Ута настоял на том, чтобы остановиться здесь на ночь. Стражники оказались хорошими компаньонами, каждый вечер они помогали Рэндаллу установить палатку для брата Ториана и развести костер, но ему ужасно хотелось поспать наконец в нормальной постели.

Элиот, самый молодой из стражников, большую часть пути скакал рядом с Рэндаллом, и они сделались в некотором роде друзьями. Молодой человек для своего возраста умел хорошо владеть мечом и с удовольствием изображал опытного воина перед юным оруженосцем, которому никогда не доводилось сражаться.

Сержант Клемент целыми днями жаловался на то, что священники дурно с ним обращаются. Иногда он обзывал их разными нехорошими словами, но всегда шепотом, боясь, что его могут подслушать. Клемент особенно опасался брата Уту и всегда за глаза называл его «Призраком».

За эти две недели Рэндаллу пришлось выслушать множество историй, в основном о восставших из мертвых и легендарных подвигах Уты. Странно, но стражники не могли прийти к единому мнению насчет того, в чем же заключались эти подвиги. Элиот утверждал, что Ута был крестоносцем Одного Бога и выслеживал восставших из мертвых по всему Тор Фунвейру. Другой человек, по имени Робин, уверенно говорил, что Ута два года прожил среди восставших из мертвых, изучая их повадки и обычаи, для того чтобы более успешно охотиться на них. Самой правдоподобной выглядела история о том, что брат Ута как-то подружился с восставшим из мертвых во время осады Кабрина, когда его ранил каресианский конный лучник.

Рэндалл слышал этот рассказ в нескольких вариантах, но общий смысл сводился к следующему. Уту подстрелили, когда он сидел в наблюдательной башне поблизости от города, и он свалился вниз, в густую чащу. Каресианцы его не заметили, но какой-то восставший из мертвых оттащил его дальше в лес, излечил его раны и выходил его. Элиот считал, что белые волосы и мертвенно-бледная кожа священника – результат этой встречи. Любопытно, но когда Ута однажды вечером подслушал этот рассказ о себе, он отрицал только одно: выводы насчет волос. Очевидно, Черный священник родился альбиносом и обижался, когда кто-то предполагал иное.

Рэндаллу не нравился Черный священник. Ута получал удовольствие, высмеивая людей, пользовался тем, что большинство окружающих боялись его и не осмеливались отвечать на издевки. Также он считал, что Рэндалл должен прислуживать не только брату Ториану, но и ему. Естественно, Ута прекрасно знал, каковы обязанности оруженосца, и что служить он должен только своему хозяину, но пользовался любой возможностью привести Рэндалла в смущение.

– Насколько я помню, там у реки имеется уютное небольшое заведение, не помню названия, но хозяйку определенно зовут Беатрикс, – сказал Ута, когда они приблизились к городу.

– Надеюсь, это заведение содержится в чистоте и там не поощряется разврат, – ответил Ториан, – или же ты предлагаешь мне делить кров со шлюхами и пьяницами?

– Это Козз, брат, а не грязные переулки Ро Тириса. Когда я говорю «уютное», я подразумеваю симпатичную террасу со столиками и жаркий огонь в камине, а не толпу продажных женщин.

Ута и Ториан всегда держались впереди, стражники за ними. Рэндаллу позволялось ехать там, где он хотел; обычно это означало хвост отряда, потому что его в лучшем случае можно было назвать сносным наездником.

Священники придержали лошадей, достигнув вершины поросшего травой холма, с которого открывался вид на торговый анклав Козз. Это был относительно небольшой город, здесь не было ни герцога, ни церкви, его основала гильдия торговцев примерно пятьдесят лет назад. Город служил промежуточной станцией и местом отдыха для большинства караванов, которые проходили через западные герцогства Тор Фунвейра. Торговцы Козза устанавливали цены на товары по всей стране, и купцы из других городов, от Ро Лейта до Ро Тириса, вынуждены были поддерживать цены на таком же уровне. Рэндалл приезжал сюда несколько раз с сэром Леоном, и Козз ему не нравился, алчные торговцы раздражали его.

Город был обнесен стеной, и с четырех сторон света имелись ворота. Указатели у северных ворот гласили, что от Козза не более двух недель пути до крупнейших городов Тор Фунвейра: Ро Арнона на востоке, Ро Хейрана на западе и Ро Вейра на юге. Рэндалл, стражники и два священника прибыли сюда по Большой королевской дороге из Ро Тириса, и до места назначения оставалось ехать еще две недели.

Отряд медленно двигался по направлению к северным воротам Козза; дорога была забита повозками, торговцы всевозможными товарами устремлялись в анклав и из него. Ториан и Ута скрывали доспехи под плащами, и в них нельзя было сразу угадать священнослужителей, поэтому обычные люди не расступались перед ними, не складывали из пальцев знаки от дурного глаза, как обычно бывало при виде Черного священника. Однако белые волосы и розовые глаза Уты привлекали внимание проезжих, некоторые даже показывали на него пальцем и смеялись над альбиносом со своими друзьями. Ута, казалось, ничего не замечал, но оруженосец ужедостаточно времени провел в компании Черного священника и знал, что тот все видит и все слышит.

Рэндалл с удивлением увидел людей многих рас и народов на дороге, ведущей в Козз. Здесь были и раненские торговцы стальными изделиями с севера, и каресианские торговцы пряностями, и ремесленники, люди ро. Он видел телеги, нагруженные мечами и кузнечными принадлежностями, выстроившиеся в очереди, чтобы получить разрешение на торговлю в Коззе. Бо́льшая часть этих повозок принадлежала раненам, и стражники ро нарочно медлили, прежде чем пропустить северян в город. Купцам ро, прибывавшим в основном из Тириса, позволяли проезжать, их товар окидывали лишь беглым взглядом. Рэндалл сделал вывод, что иноземцев не слишком жаловали в Коззе. Стражники брали у граждан ро деньги; взяточничество ничуть не скрывалось, и юноша подумал: не оскорбит ли брата Ториана столь явное нарушение закона?

– Сколько тебе лет, Рэндалл? – спросил Элиот, когда они подъезжали к северным воротам.

Рэндалл подумал несколько мгновений и вдруг понял, что из-за событий последних нескольких недель совсем забыл о приближавшемся восемнадцатилетии.

– Еще до наступления зимы мне исполнится восемнадцать, – ответил он, догоняя молодого стражника. – Иногда я чувствую себя старше.

Элиот заговорил громче, чтобы остальные стражники смогли услышать его.

– Что, тебе никогда прежде не приходилось брить бороду? – добродушно спросил он, и остальные рассмеялись.

Ута и Ториан ехали от них на некотором расстоянии и были поглощены разговором, но Ута бросил на стражников быстрый взгляд, дав понять, что все слышит.

Рэндалл хмуро улыбнулся, ему вовсе не нравилось, когда над ним смеялись. Он отвернулся от Элиота и посмотрел вперед, на дорогу, прежде чем заговорить.

– Мой прежний хозяин не разрешал мне отращивать бороду, а до этого я был еще слишком молод.

– Не волнуйся, парень, – сказал сержант Клемент, – за это путешествие мы сделаем из тебя мужчину. А вдруг после доброго сражения у тебя вырастет окладистая борода?

Рэндалл содрогнулся при мысли о необходимости сражаться. Он понимал, что Клемент не хотел напугать или обидеть его, однако ему еще не приходилось обнажать меч рода Большой Клык против врага, и он боялся.

Воины продолжали беззаботно болтать, и отряд следом за священниками, свернув с главной дороги, проскакал мимо повозок с товарами и въехал в город.


Рэндалл вышел из таверны и очутился на пыльных улицах Козза. Он очень устал, в голове крутились мысли о самых разнообразных предметах: о священниках и стражниках, о Черных Стражах и восставших из мертвых. Следовало бы пойти и отдохнуть, но спать в одной комнате с пятерыми другими мужчинами было непривычно, а он жаждал покоя. Ему хотелось побыть какое-то время одному, пройтись, подумать и, может, даже вспомнить своего старого хозяина сэра Леона Большого Клыка.

Ута и Ториан уединились в комнате на верхнем этаже таверны, а стражники, заняв несколько столов в общем зале, уселись пить и отдыхать. Быстро темнело, и Рэндаллу захотелось провести сумерки на улицах Козза, прежде чем возвращаться к своим обязанностям.

Официальная рыночная площадь была наполовину пуста, большинство торговцев уже свернули свои палатки и увезли товары на склады, в дома или таверны. Оставалось лишь несколько лотков; Рэндалл подумал, что это мелкие торговцы, которые надеялись получить еще хоть какую-нибудь прибыль от поздних покупателей.

Шагая вдоль рядов палаток, оруженосец решил, что вечером дела идут из рук вон плохо, и заметил, как некоторые торговцы с недовольным видом пересчитывают дневную выручку. Кое-кто поднимал на него взгляд в надежде что-нибудь продать, но большинство сидели за прилавками и жаловались на неудачный день.

Торговать на официальном рынке было делом непростым, потому что цены на все товары устанавливала гильдия торговцев, и здесь царила жестокая конкуренция. Чем ближе к центру рынка располагалась палатка, тем лучше шли дела у ее владельца. Тем, кто изнывал во внешнем ряду, оставалось полагаться на удачу и случайных покупателей. Существовал и другой вариант, неофициальный рынок, располагавшийся ближе к южным воротам. На нем не регулировались ни цены, ни ассортимент товаров, и там часто попадались недобросовестные продавцы.

Рэндалл ускорил шаг, покинул рыночную площадь и нашел более приятное место для прогулки. В глубине души он оставался простым крестьянским парнем и в первый раз за несколько недель признался себе в том, что нуждается в отдыхе.

Центральную часть города окружали невысокие зеленые холмы, на вершине каждого из них виднелся большой особняк. Здесь не отсутствовала роскошь Ро Тириса, потому что здесь делали деньги не аристократы, а обычные люди, а у них были иные взгляды на то, как и на что тратить состояние.

Рэндалл остановился на какой-то улице, огибавшей довольно крутой холм, в тени раскидистых деревьев. Уличные фонари горели, об этом заботились городские фонарщики, и булыжная мостовая, как ни странно, была относительно чистой. На улице, кроме юноши, никого не было, и он глубоко вдохнул ночной воздух, наслаждаясь прогулкой. Рэндалл уселся на парапет, огляделся, полюбовался темнеющим небом; издалека донесся звон колокола, означавший конец торговли на официальном рынке. Несколько лавок в квартале кузнецов еще было открыто, но рыночные торговцы обязаны были сворачивать палатки.

Когда смолк звон колокола, в торговом анклаве Козз воцарилась тишина и шум исходил только из таверн. Несколько городских стражников, облаченных в грубые кожаные доспехи и вооруженных арбалетами, патрулировали улицы. Кроме этих людей, на улицах не было ни души.

Рэндалл поднял ноги, обхватил руками колени – за сидение в подобной позе он получил бы замечание от Ториана: Пурпурный священник настаивал на том, чтобы его оруженосец держался прямо в любое время дня.

Меч немного мешал ему сидеть на парапете, но он повернул пояс и положил ножны на колени. Над ним мерцал уличный фонарь – толстая свеча в стеклянном шаре – множество таких фонарей освещали окрестности. Место, где устроился оруженосец, находилось между рыночной площадью и кузнечной улицей, на извилистой дороге, обсаженной аккуратно обстриженными кустами и высокими деревьями.

Рэндалл был слишком утомлен, чтобы разглядывать окружающий пейзаж, он просто радовался возможности побыть в одиночестве, на время избавиться от насмешек стражников, оскорблений Уты и своих обязанностей оруженосца.

Он потер подбородок и тупо уставился в серые сумерки. Веки его начали смыкаться, и он понял, что надо побыстрее возвращаться в таверну.

В тот момент, когда Рэндалл пошевелился и хотел было слезть с парапета, он услышал неподалеку какой-то звук. Он выглянул из-за высокого куста ежевики и увидел двор какой-то кузницы, очевидно еще не закрывшейся на ночь. Под деревянным навесом в укромном углу двора спиной к Рэндаллу стояли и разговаривали трое мужчин.

Один из них был толстым кузнецом в грязном фартуке; он рассеянно поигрывал огромным молотом, который лежал на наковальне. Двое других были явно не торговцами и не ремесленниками. Один был из народа киринов, на спине у него висел большой лук, а на боку – кривой меч-катана. Третий, высокий уроженец страны ро, имел волнистые черные волосы; борода придавала ему мужественный вид. Он был относительно молод, но Рэндалл успел заметить его кожаные доспехи, укрепленные стальными пластинами, и богато украшенный длинный меч. На рукояти виднелась гравировка силуэта ворона, и выглядел меч как оружие благородного человека. Кирин оглядывал двор, и что-то в выражении его глаз, непрерывно бегавших из стороны в сторону, заставило оруженосца подумать, что перед ним опасный человек. Молодой человек ро был занят оживленным разговором с кузнецом, и Рэндалл ахнул про себя, услышав имя Бром.

Оруженосец наклонился вперед и постарался расслышать как можно больше; от незнакомцев его отделяли только узкая полоса травы и двор.

Кузнец был чем-то рассержен:

– Я тебе не папаша, не брат и не друг, скажи-ка мне, почему я должен помогать тебе… за такую низкую плату?

Человек ро подумал мгновение над этими словами, и Рэндалл увидел у него на лице юношескую улыбку.

– Потому, что ты ненавидишь Красных рыцарей не меньше, чем я, и знаешь, что у нас нет иного выхода.

Кирин вмешался и заговорил с сильным акцентом:

– А если ты нам не поможешь, Тобин, я намну тебе бока.

Рэндалл пригнулся и подумал над услышанным. Он был уверен, что эти люди не заметили его и что в темноте он сумеет подобраться к ним ближе. Однако он будет выглядеть очень глупо, если его обнаружат и Черный Страж успеет скрыться. Взвесив все «за» и «против», он решил бежать обратно, в таверну, и сообщить священникам о том, что только что видел в городе лорда Бромви из Канарна.


– Как, пропади все пропадом, он сумел добраться сюда так быстро?! – раздраженно орал Ута, торопливо натягивая свои черные доспехи. – Мы ехали из Тириса две недели, а этот ублюдок успел тем временем сгонять в Вейр и обратно.

– В преступной среде имеются свои способы передвижения, брат, – ответил Ториан.

Когда Рэндалл вошел в комнату на верхнем этаже, он застал священников за серьезным разговором о каких-то событиях из прошлого Уты. Оруженосец перебил их и за это выдержал град оскорблений от Черного священника, прежде чем получил возможность рассказать, что видел.

Стражникам не пришлось долго собираться, достаточно было только надеть кольчуги. Впрочем, половина стражников после попойки выглядела не лучшим образом.

– Двор на улице кузнецов, так? – переспросил Ториан.

Рэндалл кивнул:

– Немного пройти после рынка. Я видел их с дороги.

– И ты уверен, что тебя не заметили? – допытывался Ториан.

– Вроде бы нет. Я не стал там задерживаться, боялся, что кирин может меня засечь.

– В таком случае это наверняка Рам Джас Рами! – воскликнул Ута. – Одним наемным убийцей на свете станет меньше – неплохо. – Черный священник взял свой топор и укрепил за спиной. – Итак, убьем кирина и захватим в плен молодого лорда?

Пурпурный священник подумал.

– Давай просто надеяться, что они еще там, брат.

Рэндалл вмешался:

– Они спорили с кузнецом, наверное, они там еще ненадолго задержатся – по крайней мере, пока не заключат сделку.

Священники закончили приготовления, нацепили знаки отличия, по которым можно было узнать людей Одного Бога, и вышли из комнаты.

Клемент, Элиот и стражники последовали за ними; спустившись, они очутились в общем зале таверны и затем вышли на темные улицы Козза. Рэндалл робко улыбнулся воинам, но чувствовал, что они весьма недовольны – ведь их оторвали от выпивки и заставили тащиться неизвестно куда. Клемент определенно был пьян и очень неохотно сопровождал священников, бросая тяжелые взгляды на оруженосца, из-за которого ему пришлось покинуть теплую таверну.

– Рэндалл, иди сюда, – приказал Ториан, возглавлявший отряд.

Оруженосец быстро обошел стражников и зашагал рядом с хозяином; они направлялись в сторону рынка.

– Скорее всего, прольется кровь. Бром – опасный человек, а киринский убийца без малейших колебаний зарубит любого, кто попадется ему под руку, так что не делай глупостей, – ровным голосом произнес Ториан; услышав это, Ута хмыкнул себе под нос и еще быстрее зашагал по булыжной мостовой.

– И каких же глупостей вы ждете от меня, господин? – спросил Рэндалл несколько более нахально, чем следовало.

Ториан приподнял брови, но сделал вид, что не обратил внимания на вызывающий тон оруженосца:

– Ты носишь меч и путешествуешь с опытными воинами. Однако не вздумай вообразить, что это сделало воином тебя самого!

Это было сказано резко, но Рэндалл понял, что хозяин хочет ему добра. Если начнется бой, оруженосец будет просто мешать.

– Я постараюсь не делать глупостей, господин, – произнес оруженосец как можно более смиренным тоном.

– Однако мозгами не переставай работать, парень, – сказал Ута. – У тебя ума побольше, чем у всех этих обалдуев, вместе взятых. – Он указал назад, на пятерых стражников, бормотавших сквозь зубы ругательства. – И без сомнения, скоро ты получишь возможность это доказать. Битву так же легко выиграть словами, как и клинком.

Черный священник по-прежнему оставался загадкой для Рэндалла. Иногда он хвалил Рэндалла за быстрый ум и острый язык, но бывали дни, когда оруженосец сильно раздражал его.

Группа мужчин поспешила вдоль внешней границы рынка и быстро достигла улицы, по которой меньше двадцати минут назад прогуливался Рэндалл. Ториан сделал знак остальным остановиться и жестом велел нескольким городским уборщикам, возившимся поблизости, уходить прочь. При виде двух священнослужителей, закованных в латы, уборщики несколько удивились, но немедленно повиновались и исчезли в боковом переулке.

– Покажи мне, где ты видел его, Рэндалл, – прошептал Ториан едва слышно.

– Впереди, около четвертого фонаря отсюда, есть куст ежевики, и сквозь него виден двор кузнеца.

Ториан обернулся к сержанту Клементу.

– Вместе со своими людьми обогните дом с той стороны, – велел он, указывая на улицу, тянувшуюся вдоль рынка. – Зайдите в нужный нам двор с севера. Мы пойдем по этой улице и приблизимся с юга. Не вступайте в бой, вам это понятно, сержант?

– Разумеется, сэр, – ответил Клемент. – За мной, ребята.

– Клемент, – окликнул его Ута. – Я знаю, что вы все накачались элем; просто стойте, загораживая выход, и постарайтесь принять угрожающий вид.

Клемент явно смутился, но кивнул и вместе с подчиненными быстро зашагал по направлению к северной части рынка.

Ториан, Ута и Рэндалл медленно двинулись вперед по вымощенной булыжником улице, и Рэндалл почувствовал, как бешено бьется сердце. Он на мгновение остановился у пресловутого ежевичного куста и указал на лужайку и двор кузнеца. Ута и Ториан присели на корточки и вгляделись во тьму. Кузнец, Тобин, был еще здесь, он сидел, время от времени делая глоток вина из бутылки, а лорд Бромви стоял, прислонившись к столбу, который поддерживал навес.

– Этот красавчик действительно здесь, – с нескрываемым изумлением произнес Ута. – Но где же кирин?

– Не вижу его, – ответил Ториан. – Но это не важно; давай приблизимся бесшумно, и еще, Рэндалл… смотри в оба, найди наемника.

Рэндалл молча кивнул, не зная, каким образом в почти полной темноте он сумеет найти человека по имени Рам Джас Рами.

Ута и Ториан, переглянувшись, почти не производя шума, двинулись в сторону двора. Рэндалл прислушался. Он не слышал шагов Клемента и его стражников и уже начинал думать, что лорд Бромви, скорее всего, сдастся в плен при виде восьмерых вооруженных мужчин – хотя с трудом мог причислить к вооруженному отряду себя.

Он пригнулся как можно ниже, стараясь не высовываться из-за стены, и последовал за священниками; те добрались до конца улицы и повернули направо. Вход во двор кузницы был освещен двумя фонарями; внутри виднелось несколько горнов, в которых еще горел огонь. Ута двигался впереди; держась в тени, он проскользнул к одному из столбов, высунул из-за него голову и заглянул во двор.

– Он стоит там, где мы его только что видели, – шепотом сообщил Ута Ториану.

Пурпурный священник бросил взгляд в сторону двора и спросил:

– Ну что, дадим время Клементу занять позицию?

Ута улыбнулся. Прежде чем Пурпурный священник успел возразить, Ута выпрямился и размашистыми шагами вошел во двор, больше не пытаясь остаться незамеченным. Ториан покачал головой, но быстро поднялся и последовал за собратом-священником.

Рэндалл шел немного позади и оглядывался, пытаясь найти убийцу кирина. Двор был окружен несколькими деревянными навесами; под навесами располагались наковальни, стойки с оружием и принадлежности кузнечного ремесла. Во дворе находились только хозяин и лорд. Крыши навесов были плоскими, и Рэндалл отметил несколько мест, где человек с большим луком мог бы притаиться и перебить немало воинов.

– Бромви из Канарна! – проревел Ториан, приближаясь к лорду.

Бром и кузнец буквально подскочили на месте при виде священников, но молодой лорд быстро взял себя в руки и вышел из-под навеса во двор.

Кузнец попятился со словами:

– Извини, Бром, но мне такие неприятности ни к чему.

Дорогу ему внезапно преградили Клемент, Элиот и три стражника из Тириса, которые неслышно приблизились к кузнице с другой стороны. Кузнец выругался сквозь зубы и, обернувшись, с жалобным видом посмотрел на Брома и рыцарей.

– Кузнец может идти, – спокойно произнес Ториан.

Клемент отступил в сторону и жестом велел человеку убираться. Тот бросил извиняющийся взгляд на Брома и побежал прочь; Рэндалл заметил выражение облегчения на его лице.

Ута и Ториан вышли на середину двора, и Бромви с угрожающим видом медленно направился им навстречу, держась уверенно, как опытный воин. Его черные волнистые волосы были небрежно отброшены за спину, борода коротко острижена. Меч, висевший у него на поясе, явно был оружием благородного господина; он небрежно положил правую руку на эфес и остановился в нескольких футах перед Торианом.

– Где твой друг, Черный Страж? – презрительно бросил Ута.

– У меня много друзей, священник, так что тебе придется уточнить свой вопрос, – вызывающе ответил Бром.

Он не выразил никаких признаков страха при виде Уты, но Рэндаллу показалось, что ему не понравилось, когда его назвали Черным Стражем.

Ториан не вытаскивал из ножен меч и с бесстрастным видом обвел рукой двор, давая Брому понять, что он в ловушке.

– Вам некуда бежать, милорд, отдайте свое оружие, и вам не причинят вреда, – медленно, четко, тщательно подбирая слова, заговорил он.

Бром бросил быстрый взгляд на стражников, застывших у него за спиной, и отметил их вооружение. Его не испугали ни булава Клемента, ни короткие мечи Элиота. Однако он нахмурился при виде трех заряженных арбалетов.

Затем снова повернулся к священникам, оценивая свои возможности. Рэндалл обрадовался тому, что Черный Страж не заметил его – а если заметил, явно не счел его достойным внимания.

Молодому оруженосцу положение Брома казалось безнадежным: один человек против отряда хорошо обученных стражников и двух священников, смертельно опасных в бою. Рэндалл видел, как Ториан сражался с сэром Леоном, и понимал, насколько серьезным противником является его хозяин с мечом в руке. С Утой тоже явно были шутки плохи, и Бром заметил топор Черного священника; он висел за спиной, но его можно было вытащить одним движением руки.

– У меня нет желания сражаться с двумя церковниками, но и сдаваться в плен я тоже не собираюсь, – с некоторым сожалением произнес Черный Страж. – Рыцари Красного ордена разрушили мой город, и я не могу оставить своего отца и свой народ на произвол судьбы.

Священники переглянулись, и Рэндалл подумал, что Брому еще неизвестно о казни герцога Эктора. Ториан покачал головой, приказывая Уте молчать, и шагнул вперед, к Черному Стражу.

– Ваш отец, герцог Эктор из Канарна, казнен за измену, – официальным тоном произнес он.

Молодой лорд ничего не ответил, лишь опустил глаза. Рэндаллу показалось, что он заметил у Брома на ресницах слезы, но больше никаких признаков горя и смятения он не видел. Когда Черный Страж поднял голову, на губах его появилась едва заметная улыбка, а взгляд стал жестким.

– И я никак не могу убедить вас забыть о том, что вы меня нашли? – спросил он, заставив Уту усмехнуться.

– Ни малейшего шанса, милорд, – ответил Ториан. – Однако мы не собираемся причинять вам вреда, если вы сдадитесь без боя.

Бром кивнул и осмотрел двор. Рэндаллу, который проследил за его взглядом, почудилось, что он заметил какую-то фигуру, двигавшуюся по крышам, хотя это мог быть и обман зрения – он не слышал шагов.

Бром повернулся к Ториану:

– Как вас зовут, священник?

– Я брат Ториан из Арнона, странствующий священник и благородный служитель Одного Бога, – гордо ответил он.

– Что ж, брат Ториан, очень жаль, что вам придется умереть, – спокойно произнес лорд, и в этот миг Рэндалл увидел напротив, на крыше деревянного дома, какого-то человека.

– Господин!.. – вскрикнул он, и одновременно раздался звон тетивы и свист стрелы.

Ториан услышал предупреждение Рэндалла, но было слишком поздно: стрела пронзила ему горло. Бром не отвернулся и без малейшего удивления смотрел на Пурпурного священника, который, хватая ртом воздух и широко раскрыв глаза, рухнул на пыльную землю.

– Господин… – с отчаянием повторил Рэндалл.

Ута и стражники машинально уставились на убитого, происшедшее на мгновение ошеломило их.

Бром явно заранее знал, где устроит засаду Рам Джас, потому что сразу начал действовать: нанес удар локтем в лицо Уте и сломал ему нос. Черный священник пошатнулся и упал на колени.

Два стражника принялись беспорядочно стрелять в сторону крыши, но их дротики летели мимо, и Рэндалл увидел, как темная фигура перекатилась назад, в тень. Третий стражник выстрелил в Брома, но промахнулся: лорд бросился в сторону и, перепрыгнув через наковальню, тоже покатился и спрятался под навесом кузнеца.

Ута, прижимая ладонь к сломанному носу, из которого хлестала кровь, попытался сфокусировать взгляд. Когда глаза Черного священника остановились на теле брата Ториана, он взревел и схватился за боевой топор.

Повернувшись к арбалетчикам, он рявкнул:

– Убить кирина!

Три стражника быстро зарядили арбалеты и, выстроившись в цепочку, начали наступать в сторону дома, откуда стреляли. Наемный убийца, Рам Джас, исчез, и воины явно нервничали, оглядываясь на труп Пурпурного священника, распластавшийся на земле.

Клемент и Элиот, держа наготове оружие, двигались к Брому, который поднялся на ноги под навесом и стремительно вытащил свой прекрасный меч. Клемент взмахнул тяжелой булавой, целясь молодому лорду в голову, но, несмотря на немалую силу стражника, удар был плохо рассчитан, и Бром успел отразить его и врезался плечом в грудь сержанта; тот отлетел назад и угодил в деревянную подпорку. Теперь Элиот напал на Черного Стража, и, поскольку он был молод и ловок, противник на мгновение отступил.

Рэндалл, затаив дыхание, в ужасе смотрел на эту сцену; Элиот сразу же понял, что ему не справиться с молодым лордом из Канарна. Он действовал двумя короткими мечами, не давая возможности Брому нанести ответный удар, но внезапный пинок в пах заставил стражника скрючиться, а затем лорд нанес мощный удар мечом сверху вниз и отрубил Элиоту правую руку пониже локтя. Стражник вскрикнул от боли и привалился к стене, размахивая кровоточившим обрубком.

Остальные обернулись, чтобы взглянуть, что произошло, и неизвестно откуда взявшаяся вторая стрела угодила в живот человеку по имени Робин; тот завопил, уронил арбалет и, согнувшись пополам, упал за землю.

Рэндалл не видел, откуда был произведен второй выстрел, но лучник явно находился на земле; очевидно, этот кирин умел мгновенно перемещаться из одного места в другое. Последние два боеспособных стражника стреляли наугад в темноту между двумя деревянными зданиями, и Рэндаллу показалось, что он услышал болезненный стон.

За несколько минут Ториан, Элиот и Робин были выведены из строя. Рэндалл почувствовал, что близок к панике. Машинально он вытащил из ножен меч Большой Клык, но не пытался атаковать ни Брома, ни невидимого убийцу кирина. Он посмотрел на тело своего хозяина и затем на Уту; Черный священник поднялся с земли и тряхнул головой.

Клемент снова бросился на Брома; сержант рычал от гнева, обрушивая на молодого лорда серию неистовых ударов. Бром парировал некоторые из них, однако он был достаточно ловок и чаще всего уклонялся. Каждый выпад требовал значительного усилия, и Клемент быстро устал.

Стражник, бросив взгляд через плечо Брома, заметил Уту, который, покачиваясь, приближался к сражавшимся. Бром тоже сообразил, в чем дело, и яростно атаковал Клемента. Молодой лорд был страшен в бою, и Рэндалл даже не мог сообразить, как он наносит удары, – его меч сверкал, словно молния. Пожилой стражник занес булаву над головой в отчаянной попытке продержаться до того, как вмешается Ута, но, видно, Бром твердо решил прикончить его. Ловкое движение – и меч его скользнул под булавой Клемента и глубоко вошел в бок воина. Клинок со скрежетом прорвал кольчугу стражника; Рэндалл заметил, как кровь выступила на губах Клемента и лицо его превратилось в безжизненную маску.

– Черный Страж, настало время тебе умереть! – проревел Ута.

Он поднял топор и одним пинком отшвырнул в сторону железную наковальню. Шагнув мимо потерявшего сознание Элиота, он принял оборонительную позицию. Двое оставшихся в живых стражников скрылись в проходе между зданиями, намереваясь найти кирина, и Рэндалл потерял их из виду. Резкий звон металла о металл дал ему знать, что наемник был обнаружен.

Оруженосцу ничего не оставалось больше, кроме как стоять на месте с мечом в руке и наблюдать за поединком. Он знал, что ничем не может помочь Уте; он не мог оторвать взгляда от безжизненного тела брата Ториана, и колени его подгибались. Рэндалл сомневался в том, что сумеет сделать хотя бы несколько шагов.

Затем оруженосец заставил себя повернуть голову и сосредоточиться на Уте. Тела Клемента и Элиота были распростерты под навесом кузнеца, и Рэндалл с ужасом смотрел на окружавшее их море крови. Он подумал, что Бром, ожидавший нападения Черного священника, может споткнуться о тела или поскользнуться в луже крови.

В приступе дикой ярости Ута вскричал:

– Ториан был моим другом, а ты убил его.

На лице Брома отразился гнев, но он держал себя в руках; наконец Ута приблизился к нему, и их оружие зазвенело. Боевой топор обрушился с большой высоты, и Бром даже прогнулся под тяжестью удара, и его длинный меч едва удерживал топор. Рэндалл, приоткрыв рот, смотрел на жестокий поединок. Бром действовал быстрее, но Ута был сильнее, оба воина искусно владели оружием.

Поединок продолжался некоторое время, и противники не уступали друг другу; Ута продолжал осыпать Брома оскорблениями, а тот напрягал все силы, постоянно находился в движении и старался избежать удара зловещего топора.

Рэндалл заметил в противоположной стороне двора какого-то человека, который, двигаясь неуверенно, возник из узкого прохода между зданиями. Это был кирин; в руке он держал окровавленную катану острием вниз. Рэндалл увидел арбалетный дротик, торчавший из его бока; казалось, наемника терзает нестерпимая боль.

Не успев подумать, что он делает, Рэндалл выскочил на середину двора и взмахнул длинным мечом; призвав на помощь всю свою храбрость, он решил помешать Рам Джасу напасть на Уту. Сражаться могли теперь только они четверо, и юноша чувствовал, что у него нет иного выбора. Кирин был ранен, и оруженосец подумал, что ему удастся хотя бы задержать его до того момента, когда Ута разберется с Бромом.

Кирин был смуглым человеком с редкими черными волосами, свободно падавшими на плечи. На коже его выступили капли пота, и при каждом движении он морщился от боли. Рэндалл повернулся спиной к Брому и Уте и, не обращая внимания на крики и звон стали, постарался отвлечься от поединка и сосредоточиться на кирине. Он заметил тела двоих стражников в темном проходе между сараями – свидетельство того, с какой скоростью умеет убивать этот наемник.

Рам Джас шагнул в сторону молодого оруженосца и, с недоумением посмотрев на него, сосредоточился на яростном бою между Бромом и Утой. Рэндалл, глядя на кирина широко распахнутыми глазами и держа наготове меч, заставил себя сделать шаг.

– Рэндалл… отойди, мальчишка, – крикнул Ута; болезненный стон Брома дал оруженосцу понять, что перевес на стороне Черного священника.

– Послушайся его, парень, – произнес кирин. – Я не стану убивать мальчика, у которого так дрожат руки, что он не может держать длинный меч.

Рэндалл посмотрел на собственные руки и обнаружил, что они действительно заметно дрожат и что вряд ли ему удастся даже взмахнуть оружием. Оглянувшись, он увидел, что Ута загнал Брома в угол, а Черный Страж пытается защититься от сыпавшихся на него ударов топора. Лорд был одет в легкие кожаные доспехи, которые не смогли бы выдержать и одного удара оружия Уты. Когда Рэндалл отступил в сторону, выронив меч Большой Клык, Ута начал серию выпадов, и Бром был вынужден пригнуться, чтобы поднять меч и парировать их.

Рам Джас пробежал мимо Рэндалла, морщась от боли и схватившись за дротик, торчавший в боку. Не успел он добраться до навеса, как Ута сделал ложный выпад и, ударив рукоятью топора прямо в подбородок Брома, выбил ему несколько зубов. За этим последовал пинок в грудь, и Черный Страж полетел на землю как раз в тот момент, когда подоспел Рам Джас. Бром потерял сознание, и Ута обернулся – лицо его по-прежнему было искажено гневом.

– Ты убил моего друга, – обратился он к Рам Джасу, скрежеща зубами.

– Уверен, он это заслужил, – ответил кирин с насмешливой ухмылкой, способной свести противника с ума. – Когда носишь на груди пурпурный герб… обязательно найдется кто-нибудь, кто снесет тебе башку, это лишь вопрос времени.

Рэндалл снова взглянул на тело хозяина, и ему стало стыдно из-за того, что он не смог сразиться с кирином. Но его по-прежнему трясло, когда Ута и Рам Джас начали кружить напротив друг друга. Катана в руке кирина выглядела весьма зловеще – это был меч с длинной рукоятью и узким изогнутым клинком. Движения кирина были грациозны; он ступал легко, не сводя взгляда с Черного священника.

– Никто не должен был умереть здесь сегодня, ты, киринская свинья! – рявкнул Ута. – Нельзя нести смерть так легко.

Рэндалл заметил во взгляде Уты настоящую боль, но не от ран, а оттого, что погибло столько народу. На миг перед молодым оруженосцем вместо насмешливого, грубого человека, который постоянно издевался над ним, возник охваченный скорбью служитель смерти.

– Скажи это своему Одному Богу, потому что меня не интересует ваша тупая болтовня, – ответил Рам Джас и выдернул из своего тела дротик.

Ута не стал нападать на наемника с такой яростью, как в поединке с Бромом, он рассчитывал свои движения, словно считал кирина более опасным противником. К тому же в сражении с человеком, вооруженным катаной, требовалась иная тактика, и Ута принял оборонительную позу.

Они продолжали кружиться на месте, и в какой-то момент лицо священника оказалось на свету; Рэндаллу показалось, что наемник смутился.

– Ты же Ута, по прозвищу Призрак! – воскликнул кирин. – Я знаю о тебе, ты друг доккальфаров.

Это слово ничего не говорило Рэндаллу, но Ута отреагировал немедленно. Он занес топор над головой кирина и крикнул:

– Где ты слышал это название?

Рам Джас не ответил и проворно, с грацией танцора, устремился вперед. Ута успел подставить свой топор как раз вовремя для того, чтобы отразить удар катаны, которая просвистела в нескольких дюймах от его лица, а Рам Джас снова отпрянул и принялся кружить вокруг противника.

– Им не понравится, если я убью тебя, священник… но я очень сомневаюсь в том, что ты позволишь мне уйти и забрать Брома, поэтому, боюсь, придется вывести тебя из строя, – сказал он, снова ухмыляясь.

Рэндалл не верил своим глазам; он никогда не видел, чтобы человек так быстро двигался; Рам Джас буквально переносился с одного места на другое в мгновение ока, при этом атакуя Уту. Никаких комбинаций, просто серия быстрых, невероятно быстрых прыжков с одной стороны в другую. С каждой атакой Ута терял равновесие, и теперь казалось, что его топор – тяжелое, неудобное оружие, не подходящее для поединка с кирином.

– Стой на месте, чтоб ты провалился, проклятый трус! – крикнул священник в раздражении, и в этот момент Рам Джас полоснул его по левой щеке.

– Неплохая идея. Может, я и последую твоему совету, – издевался кирин.

Он прижал руку к боку, чтобы проверить, кровоточит ли рана. Но крови не было видно, и Рэндаллу показалось, что рана от дротика начала закрываться.

Рам Джас, не переставая улыбаться, снова атаковал священника, на сей раз он развернулся в последний момент и с силой рубанул противника по спине. Доспехи выдержали удар, но Уту швырнуло вперед, он потерял равновесие, неловко споткнулся и упал.

Кирин стремительно бросился за ним, пинком отшвырнул в сторону топор противника, и рукоять выскользнула из руки Уты. Затем катана опустилась, проткнула плечо священника и пригвоздила его к земле.

Ута содрогнулся всем телом, затем замер и, медленно повернув голову, взглянул на клинок, торчавший у него из плеча.

– Сделай это по-человечески, ты, грязное киринское отродье.

– Как я уже сказал, обитателям лесов не понравится, если я тебя убью. По-видимому, они считают тебя достойным жизни. Лично я думаю, что ты – грязное троллиное отродье, но, в конце концов, что я могу знать? Я всего лишь человек.

Рам Джас схватился за рукоять своей катаны и быстро выдернул ее из тела Уты, а Черный священник вскрикнул от боли и прижал руку к кровоточившей ране между стальными пластинами.

– Мальчик, – окрикнул Рам Джас Рэндалла, – лучше бы ты помог ему снять доспехи и промыл рану.

Рэндалл словно прирос к месту от ужаса, он был не в силах пошевелиться. А киринский убийца спокойно спрятал катану в ножны, пересек двор и подобрал с земли свой длинный лук и колчан.

– Пошевеливайся, парень, мы же не хотим, чтобы знаменитый Ута Призрак умер такой бессмысленной смертью, верно?

Рэндалл медленно приблизился к трясущемуся от боли Уте. Стараясь не смотреть на труп Ториана, он вытер пот со лба, опустился на колени и подобрал меч Большой Клык. Он не мог сфокусировать взгляд, но все же заметил, как Рам Джас закинул лук и колчан за спину и пошел помочь лорду Бромви из Канарна, который как раз пришел в себя и сплевывал кровь.

– Ты убил Пурпурного священника, Рам Джас, – слабым голосом произнес Ута. – Один Бог этого не забудет.

Рам Джас помог Брому подняться на ноги.

– Один Бог может проваливать куда подальше. Передай ему мои слова, человек ро.

Рэндалл дополз до окровавленного Уты, опустился рядом с ним на колени, и Черный священник крепко схватился за его руку. Оруженосец сосредоточился на Уте, но слышал, как Рам Джас и Бром уходили, а Ута не отрывал от беглецов глаз, полных ненависти, и его кровь заливала пыльную землю. По-прежнему глядя куда-то через плечо Рэндалла, Ута Призрак потерял сознание.


Как только Рам Джас и Бром скрылись, во дворе, со стороны главного и черного входов, появились городские стражники. Люди эти держали в трясущихся руках арбалеты и были одеты в плохо подогнанные кольчуги и горшкообразные шлемы. Двоих при виде луж крови и изуродованных тел сразу же начало тошнить. Еще один быстро убрался прочь при виде трупа Пурпурного священника, а остальные нервно озирались по сторонам, пытаясь сообразить, при каких обстоятельствах священника-аристократа могли убить выстрелом в горло. Примерно десять стражников рассеялись по двору, но подобные сцены явно были редкостью в Коззе; прошло несколько минут, прежде чем они заметили, что четыре человека еще живы.

Рэндалл был цел и невредим, он осматривал рану Уты, лежавшего без сознания. Робин со стрелой в животе слабым голосом звал на помощь. Под навесом кузнеца сидел Элиот, привалившись к деревянной стене. Он пришел в себя, но был смертельно бледен от потери крови и изо всех сил старался снова не потерять сознание; он как мог зажал обрубок руки под мышкой, чтобы остановить кровь.

Рэндалл был уверен в том, что Клемент, Ториан и два других стражника из Тириса мертвы. Рам Джас разрубил одного из них буквально пополам, и тело его, бесформенная масса, лежало в узком пространстве между двумя зданиями. Второй погиб от удара мечом прямо в лицо, которое превратилось в кровавое месиво.

– Да сохранит нас Один, – пробормотал стражник, подходя к Элиоту, чтобы помочь ему. – Что здесь произошло, парень? – крикнул он через двор, обращаясь к Рэндаллу.

Оруженосец ответил не сразу. Несколько мгновений он оглядывал двор, затем произнес:

– А как ты думаешь, что здесь произошло? Погибли люди. Тебе следует помочь тем, кто остался в живых.

Он говорил гневным тоном, и властные нотки в его голосе удивили стражника.

Если бы Рэндалл в этот момент соображал нормально, собственные слова удивили бы его самого, но, увидев столько смерти и крови, он уже не заботился о пристойных манерах.

– Да… разумеется, сэр, – ответил стражник, не сообразив, что перед ним всего лишь оруженосец.

– Приведите сюда еще людей… и врачевателя. Быстрее! – распорядился он.

Несколько стражников отдали честь и побежали на улицу, другие помогли Элиоту и Робину принять более удобное положение. Ториана сначала не трогали; стражники явно не желали прикасаться к Пурпурному священнику, живому или мертвому, поэтому Рэндалл медленно приблизился к телу своего хозяина.

Брат Ториан из Арнона лежал в луже крови, натекшей из раны на шее. Длинная стрела пробила яремную вену и вышла ниже, между плечом и шеей. Рэндалл решил, что его господин умер сразу, потому что наконечник стрелы был широким – специально для того, чтобы входное и выходное отверстия были большими. Меч рыцаря так и остался в ножнах. Священник умер плохой смертью и даже не видел лица своего убийцы. Рэндалл подумал, что такой человек, как Ториан, заслуживал лучшего.

Два стражника помогли оруженосцу перетащить тело и аккуратно положить его рядом с другими погибшими. Затем Рэндалл переключил внимание на Уту. Раны Черного священника не были смертельными при условии, что о них как следует позаботятся. Он еще не приходил в сознание, после того как лишился чувств от боли, и рана у него на плече была широкой, с рваными краями.

– Эй, ты, – крикнул какой-то человек, появившийся в воротах, – немедленно объясни, что это за мясорубка.

Это был толстый человек, с виду ро, одетый в тяжелый войлочный плащ, – судя по гербу на груди, какой-то городской чиновник, – в руке он держал тонкую шпагу. У Козза не было традиционного герба, в отличие от крупных городов Тор Фунвейра, но власти торгового города взяли себе в качестве символа тугой кошелек.

Рэндалл раздраженно ответил:

– А какое объяснение вы хотели бы получить? Короткое объяснение, длинное объяснение? А может быть, вы скажете мне, почему ваши стражники все это время находились так близко и даже не осмелились сунуть сюда нос, чтобы помочь? – Голос Рэндалла постепенно становился все громче.

Толстяк, брызгая слюной, ответил:

– Я… э… мы… думали, что это не наше дело… вмешиваться, – произнес он уже гораздо менее уверенно. – В любом случае мы пришли уже к самому концу и ничем не могли бы помочь.

Рэндалл поднял голову и со злостью взглянул на человека:

– И вы даже не подумали задержать людей, которые это сделали? Людей, которые убили служителя Пурпурной церкви, чтоб вам провалиться! – Последние слова он буквально выкрикнул и тут же упрекнул себя за несдержанность.

Гнев его возымел нужный эффект, и чиновник рявкнул на своих подчиненных, чтобы те закрыли городские ворота и постарались помешать Рам Джасу и Брому покинуть Козз. Рэндалл подумал, что приказ этот был отдан слишком поздно.


Когда Ута пришел в сознание, давно рассвело. Рэндалл, после того как их разместили в гильдейском доме Козза, несколько раз пытался задремать, но постоянно просыпался. Несмотря на то что ему не досталось кровати, он ухитрился кое-как устроиться на двух деревянных стульях. Городской чиновник, который назвался маршалом Линчем, вел себя неуважительно, бестолково и, по мнению Рэндалла, являлся полным идиотом.

В городе не было ни Белой часовни, ни местного целителя. Горожанам, нуждавшимся в серьезном лечении, приходилось совершать неизбежное верховое путешествие в герцогство Вой, расположенное в нескольких днях пути к северу. Со всеми прочими ранами кое-как справлялись городские служащие, если только раненым не удавалось нанять собственного врача. В попытке найти врача, любого врача, который мог бы ухаживать за Утой, Рэндалл обрушил на ошеломленного Линча град непристойных оскорблений. Тому все-таки удалось разыскать одного человека, работника торговца лошадьми из Лейта, более привычного иметь дело с ранами, полученными при несчастных случаях на дороге или ударом подковой в лицо, нежели с ранами от клинков, но его искусства оказалось достаточно, чтобы не дать Черному священнику отправиться на тот свет.

Им предоставили небольшую комнату в доме торговой гильдии, где можно было остаться до выздоровления; обычно в этом помещении проводили частные деловые встречи, и Рэндалл приказал, чтобы сюда принесли кровать. Позже, поразмыслив, оруженосец пожалел о том, что не потребовал две кровати, потому что после ночи, проведенной на двух стульях, у него затекла шея. Элиот и Робин вернулись в гостиницу, и целитель заверил Рэндалла в том, что оба со временем полностью поправятся, хотя Элиот останется без левой руки.

Тела Пурпурного священника и стражников были размещены с подобающим почетом в единственной городской церкви – небольшой часовне Золотого воплощения Одного Бога. Тело Ториана должно было находиться там до того дня, когда они будут готовы забрать его и покинуть Козз.

– Похоже, я еще жив… видно, Один Бог пока не даровал мне места в его чертогах за пределами этого мира, – слабым голосом произнес Ута, и Рэндалл проснулся.

– Вы пришли в себя! – радостно воскликнул оруженосец.

– Где мои доспехи и оружие?

Рэндалл указал на кучу черных стальных пластин, сваленных в углу комнаты.

– Не знаю, можно ли их будет починить, нам пришлось их разрезать, чтобы снять с вас.

Ута выглядел бледнее обычного, если это вообще было возможно, и лежал на кровати в простой синей хлопчатобумажной рубахе. Когда врачеватель промывал и перевязывал его раны, Рэндалл не покидал комнату и несколько раз повторил ему, чтобы он не распространялся относительно репутации Уты и его специфической внешности.

– А где Ториан? – спросил Ута, и на лице его отразилось искреннее горе.

– Стражники поместили его тело в часовню до тех пор, пока мы не будем готовы уезжать. Эти люди не привыкли иметь дело со служителями церкви; между нами говоря, они не слишком обременены мозгами.

Ута рассмеялся и поморщился при этом.

– Я велел тебе смотреть в оба и соображать быстро, и похоже, что ты моим советом воспользовался. – Он прищурился. –Ну, за исключением того момента, когда ты хотел ввязаться в драку с кирином.

– Я не знал, что мне еще делать. Так получилось. – Рэндалл говорил неразборчиво, пытаясь придумать какое-нибудь оправдание своей смехотворной попытке напасть на Рам Джаса.

– Рэндалл, – перебил его Ута, – ты все сделал как надо. Я жив, а к Ториану относятся с уважением после смерти… – Он смолк на мгновение. – Хотя смерть Пурпурного священника – это серьезное событие, и попомни мои слова, мне придется ответить за то, что здесь произошло.

– Но вы ничего плохого не сделали! – выпалил Рэндалл.

– Разве? – приподняв брови, задал Ута риторический вопрос. – Из-за меня его убили. С какой стороны ни посмотри на это, я повел себя глупо, пожелал устроить представление, тем самым дал убийце возможность выстрелить… и он не промахнулся.

Рэндалл не думал о происшедшем в таком ключе, и внезапно его охватил гнев при мысли о том, что Уту будут обвинять в трагическом исходе боя. У него имелось немало причин не любить Черного священника – взять хоть его постоянные насмешки, – но он знал, что Ута и Ториан были близкими друзьями, почти братьями, и винить одного из них в смерти другого казалось ему несправедливым.

– Не волнуйся, юный Рэндалл, мне еще не скоро предъявят обвинения. Мне нужно поправиться и разработать план возвращения в Тирис, – сказал он, глаза его закрылись, и слабость вновь одолела его.

– Брат Ута… – начал Рэндалл вопросительным тоном.

– Да, Рэндалл, – устало произнес Ута, не открывая глаз.

– Что означает это слово? Которое Рам Джас сказал вам, доккаль… забыл, как дальше.

Ута открыл глаза и повернулся к оруженосцу. Рэндаллу показалось, что сейчас священник разразится градом своих обычных ругательств, но тот помолчал, раздумывая над ответом.

– Доккальфары… это очень старое слово из древнего языка. Такое слово ты не услышишь на улицах городов, где живут люди.

– Мне показалось, что это слово встревожило вас, – заметил Рэндалл, – однако мне также показалось, что именно из-за этого слова Рам Джас не убил вас.

Ута едва заметно улыбнулся и покачал головой, словно сдаваясь:

– Ты слишком умен для оруженосца, Рэндалл из Дарквальда, но ты должен пользоваться своим умом с осторожностью. – Ута по-прежнему улыбался, но взгляд его странных глаз был серьезным. – Иногда знание бывает опасным… настолько опасным, что из-за него могут даже убить.

– Он сказал, что вы их друг. – Рэндалл был уверен в том, что Уте не хотелось говорить, но природная любознательность взяла верх. – Кто они?

Черный священник повертел головой и приподнялся на подушках, чтобы смотреть прямо в лицо Рэндаллу.

– Разве Ториан не говорил тебе, по какой причине меня отправили сопровождать его? Тебе не показалось странным, что служитель смерти помогает выследить Черного Стража? Обычно мы не занимаемся такими делами.

Рэндалл действительно не задумывался об этом. Ута был первым встреченным им Черным священником, и большую часть времени юноша старался избегать неприятного спутника.

– Я не…

– Нет, я понимаю, простому оруженосцу мало что известно об обычаях церковных орденов, – негромко произнес Ута. – Меня сочли виновным и освободили от прежних обязанностей. Ториан был моим старым другом и нуждался в помощи, поэтому я попросил позволения сопровождать его в то время, пока Черный кардинал Тириса решает, что со мной делать. – В его взгляде появилось пристыженное выражение, и Рэндалл снова подумал, что священнику не хочется продолжать этот разговор.

– Я не хочу быть навязчивым. Не будем говорить об этом сейчас, если вы не желаете, – сказал оруженосец.

Ута улыбнулся, на этот раз искренне:

– Я не твой господин, Рэндалл, и подозреваю, что, когда я выздоровею, меня отправят выполнять погребальные обряды над свиньями в Ро Лейте, так что не волнуйся.

Рэндалл улыбнулся в ответ священнику и налил стакан воды из кувшина, стоявшего рядом на столе, поднес стакан к губам Уты и помог ему напиться.

– Целитель добавил в воду какой-то успокоительный настой из смеси корней. Он сказал, это поможет вам отдохнуть.

– Не помню, чтобы я сделал что-то, заслуживающее доброго отношения с твоей стороны, парень. Наоборот, я совершенно уверен, у тебя имеются все основания ненавидеть меня.

Рэндалл ничего не ответил на это, просто откинулся на спинку стула и ждал продолжения. Священник моргнул несколько раз, пытаясь сосредоточиться, и сел прямее.

– Я крестоносец, я охотился на восставших из мертвых. Это было мое призвание, моя… обязанность. С самого раннего возраста меня учили искать их и… убивать их. – Последние два слова он произнес с выражением глубокого сожаления, и впервые Рэндалл увидел перед собой не ядовитого, насмешливого церковника, а обычного человека. – У меня остались шрамы после этих походов, ожоги от убийств, – произнес он, показывая Рэндаллу обширную отметину от ожога на ноге.

– Но откуда у вас ожоги?

– Доккальфары взрываются и превращаются в огненный шар, когда их убиваешь. Из-за этого восставшие из мертвых кажутся существами иного мира, а Один Бог не любит тех, кто отличается от других.

Рэндалл внимательно слушал, и ему снова пришло в голову, что мир устроен гораздо сложнее, чем ему когда-либо представлялось.

– Видишь ли, я отказался подчиняться приказам и продолжать убивать их… – Он помолчал, словно погрузившись в воспоминания. – Я предал Одного Бога, предал свою церковь… – Он прикрыл глаза. – Но я знаю, что поступил правильно. – Последние слова были произнесены с упрямым выражением.

– Но почему? – удивился Рэндалл. – Восставшие – это монстры, которые охотятся на живых людей и пожирают их, разве не так?

Ута, не открывая глаз, потер онемевшее раненое плечо.

– Список людей, которые когда-либо спасали мне жизнь, очень короток. Ты можешь утверждать, что спас меня: промыл рану, привел лекаря, устроил так, чтобы за мной ухаживали как полагается. Но до сегодняшнего дня было только одно такое существо – мой спаситель – восставший из мертвых по имени Тир Веера.

Рэндалл не мог прийти в себя от изумления. Больше всего его поразило то, что у чудовищных существ были имена, и то, что одному из них пришло в голову помочь служителю Одного Бога.

– Я не понимаю.

– Пурпурные священники, подобно тебе, издавна считали, что восставшие из мертвых – это неумирающие чудовища, заслуживающие только казни. Это не ложь и не обман, потому что священники искренне в это верят. Таков закон Одного, служители соблюдают его, никто не осмеливается оспаривать его.

Эти существа называют себя доккальфарами… мне это известно только потому, что я некоторое время провел в их деревне в лесу Фелл, – сказал он таким тоном, словно открывал позорную тайну. – Я умирал. Меня ранили в шею… возможно, ты заметил этот шрам. – Он ткнул пальцем в зловещий шрам, который Рэндалл заметил еще во время первой встречи с Черным священником. – Каресианский Пес напал на меня сзади, едва не разрубил пополам своим ятаганом и бросил умирать на окраине Фелла, но Веера утащил меня в лес.

Рэндалл подумал над услышанным. О восставших из мертвых ходили рассказы и легенды, мало кто встречал их, но все их боялись, словно они были остатками некоего древнего зла. Даже в детстве Рэндалл не очень-то верил в истории о страшных существах, населявших Дарквальд. Но теперь оказалось, что они реальны, более того – они вовсе не бездушные монстры.

– Я не знаю, о чем спрашивать, – обратился он к Уте. – Похоже, многие люди думают о них неправильно. Но почему же вами были недовольны? Следовало обязательно рассказать обо всем Пурпурным, чтобы те перестали на них охотиться.

Ута открыл глаза и рассмеялся:

– Это было бы несколько наивно, тебе не кажется? Попытайся убедить Пурпурного священника в том, что слово Одного – неправда, и ты сам с ума сойдешь, но никого не переубедишь. Я пытался рассказать… пытался, поверь мне. Я даже нашел одного Черного священника, который думал так же, как и я, но его быстро выпроводили из Ариона и отправили на какое-то бессмысленное задание, чтобы не болтал лишнего. – Он опустил голову. – А теперь они сделают то же самое со мной. Смерть Ториана лишь даст им дополнительное основание для того, чтобы изгнать меня в какую-нибудь мерзопакостную деревню на краю света.

– А Рам Джас, что ему о них известно?

Ута пожал плечами:

– Я не знаю. Могу предположить, но точно не знаю. Скорее всего, он родом из Киринских лесов, что далеко на юге, а мне говорили, что кирины живут там бок о бок с восставшими из мертвых и даже водят с ними дружбу. По этой причине Пурпурные священники время от времени пересекают Кирин-Ридж и сметают их деревни с лица земли… Рэндалл, я ценю все, что ты сделал для меня, но сейчас мне надо отдохнуть. Уже скоро я вернусь в Черный собор в Тирисе, получу облачение священника и приказание отдать мой топор более достойному воину. – Он лег поудобнее.

– А со мной что теперь будет? – спросил Рэндалл и тут же понял, как это эгоистично прозвучало.

– Посмотрим, юный оруженосец… посмотрим, – пробормотал Ута и погрузился в сон.

Глава десятая Рам Джас Рами в лесах Тор Фунвейра

Рам Джас Рами устал. Несколько часов назад он, перекинув бесчувственное тело Брома через седло краденой лошади, выехал из Козза. Его собственная лошадь была неуживчивой старой дрянью, и выбрал он ее главным образом потому, что она принадлежала какому-то чиновнику, а кирин любил красть у официальных лиц. Стражники, которые принялись искать их после боя, плохо выполнили свою работу, и Рам Джасу легко удалось выбраться из города вместе с Бромом. Козз не настолько тщательно охранялся, как Тирис или Вейр, и существовали десятки способов незаметно выскользнуть отсюда, если человеку было очень нужно.

Сейчас Бром ехал следом за ним по неровной местности; они направлялись на северо-запад от торгового анклава. Молодой лорд молчал, и Рам Джас решил дать ему возможность спокойно поразмыслить о гибели отца. Кроме того, в лесу от Брома было мало толку. У него имелось много достоинств: умен, крепок духом и телом и безжалостен, но выживание в дикой местности не числилось среди его дарований. Однако любому терпению приходит конец, и Рам Джас с легким раздражением заметил:

– Я не возражаю против роли проводника, но, если ты так и собираешься ехать позади, мог бы, по крайней мере, поговорить со мной время от времени.

Перед ними лежала глубокая лощина, поросшая лесом и окруженная холмами; она вела прочь от Козза. Через два дня они должны были достичь Стен Ро, горного хребта, который тянулся на север и являлся частью Киринской тропы. Рам Джас прекрасно знал дорогу, и, по его оценкам, им предстояло добраться до Ро Тириса меньше чем через неделю.

– Мне не хочется. – Бром получил довольно сильный удар в челюсть и выговаривал слова с трудом. Конечно, повреждение не было серьезным, но Черный священник оказался сильным противником и выбил молодому человеку несколько зубов.

– Если ты будешь все время это повторять, нам предстоит долгое и тоскливое путешествие. – Кирин разозлился и не дал себе труда скрыть раздражение.

– Просто поезжай вперед, Рам Джас… езжай вперед. – Голос у Брома был усталый, и спутник его едва разбирал, что он говорит.

Рам Джас перестал настаивать и посмотрел вперед, на темнеющее небо, на фоне которого вырисовывались очертания Стен Ро. Он не считал, что их преследуют; впереди их также вряд ли ждали неожиданности, возможно, лишь за исключением парочки гигантских Горланских пауков или случайного бандита.

Прокручивая в памяти недавнюю схватку, Рам Джас упрекал себя за то, что сохранил Черному священнику жизнь. Он совершенно не испытывал угрызений совести по поводу того, что прикончил Пурпурного рыцаря, но он нарушил собственные правила и оставил свидетеля. Убийство Пурпурного священника в Тор Фунвейре было делом серьезным, и кирин про себя сокрушался о том, что через несколько дней его портрет с подписью «разыскиваемый преступник» будет украшать все столбы в королевстве.

Они скакали по направлению к лощине через редкую рощу, и убийца закатал правый рукав и взглянул на шрамы от порезов на локте; их было примерно двадцать, и каждый означал убитого Пурпурного священника. Он наносил себе эти порезы для того, чтобы никогда не забывать, кого он убил и за что. Зажав поводья в зубах, Рам Джас вытащил небольшой охотничий нож и медленно провел лезвием по свободному участку кожи ближе к запястью. Место на руке заканчивалось, и он подумал: интересно, сколько еще этих ублюдков ему предстоит убить? Он поразмыслил и решил, что, возможно, будет теперь ставить отметины на ноге, а может быть, даже и на груди, хотя последняя идея казалась менее привлекательной.

Потерев свежую царапину для того, чтобы избавиться от слабой боли, он опустил рукав. Рана должна была затянуться через несколько минут, и едва заметный шрам будет единственным доказательством смерти брата Ториана из Арнона – кстати, Рам Джас считал, что имя звучит глупо. Люди ро были помешаны на своих именах, добавляли к ним титулы, места рождения, названия профессий и прочую совершенно никчемную информацию. Даже Бром был подвержен тщеславию, когда дело касалось его имени. Лорд Бромви из Канарна, наследник герцогства Канарн – по мнению кирина, это была ничего не значащая вереница слов. Единственное слово, которое он сам добавлял к своему имени, было «Рами», означавшее «лучник» на древнем языке Каресии.

– Почему ты не убил того Черного священника? – спросил Бром, словно отвечая на беспокойные мысли Рам Джаса.

– Решили все-таки рот открыть, выше высочество?

– Он способен доставить нам массу неприятностей, не говоря уже о том, что мы так и не получили глиняный пропуск в Канарн.

Кузнец-мошенник все еще продолжал торговаться, когда Рам Джас отправился на поиски съестного, а когда вернулся, обнаружил Брома в обществе двух рыцарей. Теперь у беглецов не было необходимых документов, и кирин знал, что без них будет трудно выбраться из Тириса по морю.

– Я не убил его потому, что мы… у нас есть общие друзья, – ответил Рам Джас и тут же сообразил, насколько глупо это звучит.

Бром рассмеялся впервые с того момента, как они покинули Козз.

– Прошу прощения, я не знал, что ты свой человек на ежегодных вечеринках Черных церковников.

– Да не в этом дело, – пробормотал Рам Джас, снова не скрывая раздражения. – Я о нем слышал, вот и все.

– Ну и я тоже слышал, но убил бы без малейших колебаний.

– В таком случае мне кажется, что тебе следует тренироваться немного побольше, чтобы при вашей следующей встрече он снова не расквасил тебе губу. – Рам Джас произнес это с большим сарказмом, нежели намеревался.

Бром придержал коня и остановился в нескольких футах позади своего друга.

– Как я уже сказал, я не настроен разговаривать, но ты держи оскорбления при себе.

При встрече с Утой Призраком Бром получил не только телесные раны. Рам Джас, не останавливаясь, продолжал углубляться в лес и бросил через плечо:

– Я просто хотел сказать одно… Если ты считаешь себя вправе решать, кому остаться в живых, а кому умереть, тебе следовало бы научиться получше обращаться с этим блестящим мечом. Я одолел священника, поэтому имел полное право оставить его в живых.

Рам Джас услышал ворчание Брома – оно одновременно выражало гнев и означало согласие. Но затем раздался звук, определенно означавший ярость; Бром вонзил шпоры в бока лошади, и кирин едва успел обернуться, как Бром спрыгнул со своего коня и столкнул друга на землю.

Они полетели на заросшую травой тропу, и Бром оказался сверху.

– Я еще могу разбить морду такому недоумку, как ты, кирин! – заорал молодой лорд, стукнув Рам Джаса кулаком прямо в лицо.

Удар был неожиданным и мощным, и Рам Джасу пришлось перекатиться в сторону, чтобы избежать дальнейших тумаков. Он резко пнул Брома в поясницу, затем грубо отпихнул его в сторону.

– Больше ничего не можете, ваша светлость? – в бешенстве крикнул Рам Джас, вскочив на ноги; он снова поддал противника ногой, на сей раз в солнечное сплетение, и тот скрючился, хватая ртом воздух.

Отдышавшись, Бром бросился вперед, ухватил кирина за ноги и снова повалил его на землю.

– Для того чтобы стрелять из лука с крыши, большой смелости не нужно!

Бром яростно бил Рам Джаса руками и ногами. Большинство ударов попадало в цель, но не причиняло особого вреда. Кирин закрыл руками лицо, но тут же получил сильный удар коленом в бок, который заставил его поморщиться от боли. Тогда он вцепился в глотку противнику, и Бром прекратил драться и попытался высвободиться из захвата. За этим последовал сильный удар ладонью, и Бром отлетел назад; оба, тяжело дыша, поднялись на ноги.

Некоторое время они смотрели друг на друга. У обоих из многочисленных мелких ран текла кровь.

– Ты закончил? – спросил Рам Джас у молодого лорда Канарна. – Потому что проку от нашей потасовки никакой.

Бром, нахмурившись, дотронулся до челюсти. Рам Джас нарочно ударил его в то же самое место, что и Ута, и теперь поврежденная челюсть болела еще сильнее. В уголках рта герцога выступила кровь, кровь текла по бороде. Он еще некоторое время стоял с недовольным лицом, затем расправил плечи и сплюнул комок кровавой слизи.

– У тебя выпить что-нибудь есть? – спросил он.

Кирин обернулся к лошадям, которые, не обращая внимания на драку, щипали траву у подножия дерева.

– В седельной сумке есть бутылка дарквальдского красного, – ответил Рам Джас, и на губах его появилась обычная ухмылка. – Но это я ее украл, так что большая часть моя.

– Да плевать мне, просто мне нужно что-нибудь выпить, чтоб забыться. – Бром тяжело опустился на обочину.

Рам Джас покачал головой и пошел за лошадьми. Он отвел их прочь с тропы в глубину рощи, чтобы их не заметили другие путешественники. Затем обернулся к Брому, который так и сидел на земле, сплевывая кровь.

– Идем прочь отсюда, Бром. Когда собираешься напиться, нужно делать это в каком-нибудь укромном месте.

Рам Джас привязал лошадей к толстому дереву, и Бром поднялся на ноги. Он потирал бок в том месте, куда его пнул Рам Джас, и челюсть у него болела просто зверски. Рам Джас знал, что царапины и синяки, оставленные кулаками Брома, скоро исчезнут и он сможет с полным правом дразнить друга за его физическую слабость.

Они вскоре устроились под деревом, и Рам Джас почувствовал, что друг его предпочел бы не разговаривать, а просто выпить.

– Одной бутылки мало для того, чтобы забыть о серьезных неприятностях, Рам Джас, – заявил Бром.

– Верно, но добрый старый господин, у которого я спер вино, был подвержен и другим слабостям. – Кирин вытащил из седельной сумки небольшой кожаный мешочек. – Знаешь, что это такое?

Бром посмотрел на мешочек и покачал головой:

– Очень маленькая бутылочка виски из Волька?

Рам Джас открыл мешок, извлек бронзовую трубку и круглый сосуд.

– Это, мой дорогой мальчик, радужный дым. Похоже, наркотики в твоей стране – дело обычное, хотя священники и не желают этого признавать.

Бром рассмеялся, устроился поудобнее, привалившись спиной к стволу дерева.

– Итак, если нас поймают, мы будем лепетать, как идиоты? Мне это нравится.

– Не волнуйся, никто нас не поймает, – ответил Рам Джас, отвинчивая крышку контейнера. – В Коззе нет священников, а тупые стражники никогда не сумеют выследить нас здесь. Черному придется сначала вернуться в Тирис, а уж потом они смогут начать настоящие поиски.

Эти слова Брома явно не успокоили.

– Именно туда мы и направляемся. Прямо в пасть тролля, так, что ли?

Рам Джас очень любил своего друга, но молодой лорд иногда говорил ужасные глупости.

– Мы попадем туда несколькими днями раньше него, и, насколько я понимаю, ты не объяснил рыцарям, что собираешься делать. Они решат, что мы скроемся в глуши и, так сказать, заляжем на дно. Идея ехать в Тирис настолько невероятна, что подобное им и в голову не придет.

– Итак, именно благодаря собственной глупости мы останемся в живых? – Бром приподнял бровь.

– Именно… Я бы и сам не выразился лучше.

Рам Джас понял, что Бром, должно быть, находится в полном смятении, получив известие о смерти отца; однако, если шутки, наркотики или алкоголь могут принести другу хотя бы небольшое облегчение, пусть будет так.

Рам Джас осторожно засыпал в трубку щепотку яркого порошка и уселся рядом с Бромом.

– Знаешь, ведь мы умрем, – ни с того ни с сего сказал кирин.

Бром покосился на него:

– Что?

– Ну смотри, нас осталось только двое… твой отец мертв, значит, город разрушили и разграбили, и к тому моменту, когда мы туда попадем, спасать уже будет некого.

Бром наклонил голову.

– Это означает еще и кое-что другое, – негромко, торжественно произнес он. – Это означает, что теперь я стал герцогом Канарна.

Рам Джас протянул другу бронзовую трубку.

– Герцоги первые, милорд, – с ухмылкой произнес он.

Бром взял трубку и при помощи огнива, которое тоже нашлось в мешочке, разжег в сосуде огонь. Сделал глубокий вдох, и Рам Джас почувствовал знакомый запах высококачественного каресианского радужного дыма. Бром на мгновение задержал дыхание и едва не закашлялся. Затем медленно выдохнул облачко дыма со сладким ароматом, запрокинул голову и привалился к стволу дерева.

– Как ты думаешь, Бронвин?.. – начал Рам Джас, но Бром перебил его:

– Не надо, – сказал он. – Сейчас я еще могу представить себе, что она жива и прячется где-то в секретных туннелях. Может быть, ей даже удалось выбраться из города.

Рам Джас взял трубку.

– Тогда как я с присущим мне оптимизмом склонен рисовать себе гораздо менее радужные картины? – Он постучал трубкой о каблук, чтобы вытряхнуть сгоревшие остатки порошка.

– Именно так… просто дай мне ненадолго предаться радостным мыслям.

Рам Джас глубоко затянулся из трубки и погрузился в приятное беспамятство.


Курение каресианского радужного дыма считалось в Тор Фунвейре незаконным удовольствием, и наркотик можно было раздобыть только у бандитов и прочих темных личностей. Рам Джасу он нравился как средство забыться, и он находил отношение ро к порошку странным; возможно, это был очередной пример того, что священникам не нравится нечто только потому, что оно им чуждо и непонятно.

Радужный дым не сильно действовал на психику. Он давал ощущение покоя, уюта, мысли текли медленнее, обычно через несколько минут у человека поднималось настроение. Более сильный порошок давал приятный кайф, и, накурившись, человек мог долго сидеть, не думая ни о чем и бормоча нечто неразборчивое.

Рам Джас и Бром опустошили мешочек через час и, передавая друг другу бутылку с вином, успешно достигли некоторого душевного спокойствия.

Они как следует привязали коней, отошли подальше в лес и улеглись на поросшем травой холмике на довольно большом расстоянии от дороги. Целую ночь друзья скакали прочь из Козза, и теперь, глядя вверх, на затянутое облаками небо, Рам Джас решил, что, наверное, уже наступил полдень. Они говорили мало, просто отдавались ощущениям, приносимым наркотиком.

Рам Джас все же беспокоился за Брома. Когда тот приехал в Ро Вейр, несколько недель назад, он собирался вернуться домой в качестве освободителя. Теперь, узнав о казни герцога Эктора, молодой лорд оказался вынужден пересмотреть свой план. Рам Джас считал, что попасть в Ро Канарн будет не слишком сложно – они сумеют найти корабль, отходящий из Тириса, а до тех пор попробуют скрываться. Однако кирина тревожила мысль о том, что в Канарне им придется заручиться чьей-то помощью. Рам Джас был настоящим профессиональным убийцей, а Бром с мечом в руке являлся опасным противником, но их двоих никак нельзя было назвать армией.

– Что ты хотел этим сказать? – нарушил молчание Бром.

– Что я хотел сказать когда? – пробормотал Рам Джас, потирая глаза, чтобы сосредоточиться; его словно окутывал наркотический туман.

– Тот Черный священник… Ута Призрак. Ты сказал, что знаешь его.

– Вообще-то я сказал, что у нас есть кое-какие общие друзья, – поправил его Рам Джас.

Бром повернулся к нему и оперся на руку.

– Какие друзья?

– Это довольно долгая история… и я сейчас не в том состоянии, чтобы увлекательно рассказывать, – ответил Рам Джас с идиотской улыбкой.

Бром снова лег на спину и выдохнул дым.

– Хасим всегда говорил, что после радужного дыма ты приходишь в дурное настроение.

– Я бы на твоем месте не стал слушать мнения Хасима насчет… да насчет чего угодно. – Продолжая улыбаться, Рам Джас сел и тут же почувствовал головокружение. – Я не убил Уту потому, что отдельные люди, которых я уважаю, хорошо к нему относятся. – Кирин знал, что восставшие из мертвых живут в Глухом лесу в Канарне, но он сомневался в том, что Бром когда-либо сталкивался с ними. – Помнишь, как я рассказывал тебе про одно дерево? – спросил он.

– Про дерево с черной древесиной.

– Ну так вот, оно было… в каком-то смысле священным для моего народа… и для некоторых других существ, которые жили в Ослане.

– Других существ? Выражайся яснее, приятель, – раздраженно произнес Бром.

Рам Джас долгое время считал, что эти деревья вымерли в Тор Фунвейре, что Пурпурные священники вырубили или сожгли все, что сумели найти. Деревья еще можно было найти в некоторых областях страны раненов, но основная масса их росла в Киринских лесах.

– Обитатели лесов поклоняются этим деревьям. Они называют их Темными Отпрысками Мертвого Бога. Думаю, они их побаиваются, считают, что это не просто деревья, а нечто большее. Но мне лично казалось, что это просто очень старые, странного вида деревья.

Бром в недоумении смотрел на серое небо.

– А какое отношение все это имеет к Уте?

– Я же говорил, что слишком накурился для того, чтобы рассказывать связные истории, – отвечал кирин, жалея о том, что у них больше не осталось вина и наркотика. – Почти всю молодость я прожил бок о бок с восставшими из мертвых. Я даже выражения такого не слышал, пока не попал в Тор Фунвейр; мы всегда называли их доккальфарами.

Судя по выражению лица Брома, он, подобно большинству жителей королевства ро, верил в церковные истории насчет того, что восставшие из мертвых – чудовища.

– А я думал… – начал он.

– Да-да, ты думал, что это какие-то неумирающие монстры. Все в твоей тупоумной стране так считают. Возможно, за исключением лишь Уты Призрака.

Бром совсем перестал понимать друга.

– Он же крестоносец, Рам Джас, а это означает, что его миссия – выслеживать и убивать живых мертвецов.

– Я знаю только одно: они к нему хорошо относятся. Сколько угодно сомневайся в их хорошем вкусе, но они считают его человеком чести, и я не мог убить одного из немногих друзей народа доккальфар.

Рам Джас не знал, почему именно они считают Черного священника другом, но во время своего последнего путешествия в лес Фелл он слышал, как имя Уты Призрака произносили с любовью. Доккальфары боялись всего и всех, нелегко было завоевать их доверие и дружбу – отношение обычных людей научило их осторожности; но Ута совершил нечто такое, что заставило их забыть о десятках убитых им соотечественников. Рам Джасу не было нужды приобретать их дружбу, потому что первые двадцать лет жизни он провел рядом с ними и их необыкновенное дерево наделило его самого сверхъестественными способностями.

Его жена любила гулять в лесах Ослана, слушать пение странных неумирающих существ; Рам Джасу тоже не хватало этого пения, когда ему приходилось надолго покидать родные места. И даже теперь он старался не упускать ни одной возможности вернуться в глухие леса и провести время с доккальфарами.

– И что теперь? – спросил Бром. – Ты оставил его в живых, чтобы он продолжал охотиться на нас?

Рам Джас снова лег на траву.

– У меня есть какое-то предчувствие насчет этого священника, – загадочно произнес он. – Думаю, он больше не будет выслеживать нас.

– И все равно тебе следовало его убить… но я не хочу больше драться с тобой из-за этого. – Бром рассмеялся, и друг его понял, что радужный дым все-таки помог лорду расслабиться.

– Возможно. Но я этого не сделал, – сказал кирин.

Какая-то мысль пришла в голову Брому, и он снова озадаченно уставился на друга:

– Как же так получилось, что я совсем не знаю тебя?

– Ты знаешь меня много лет, идиот, – возразил Рам Джас.

– Но ничего из того, что ты сказал, я не знал. Сомневаюсь, что Хасим или Магнус знают это о тебе. А вообще кто-нибудь знает о тебе все, Рам Джас?

Бром задавал вопросы, которые не нравились кирину, но он не хотел его обидеть, поэтому Рам Джас решил ответить:

– Была одна женщина, но ее убили Пурпурные священники…

– О, прости, – негромко произнес Бром, закинув руки за голову.

Его немногие друзья знали, что существует граница, дальше которой расспрашивать Рам Джаса не следует. Он редко говорил о своей жене и привык к тому, что при одном лишь упоминании о ней его собеседники замолкали.

Рам Джас покачал головой, и в мозгу у него начала формироваться идея – одна из тех идей, которые приходили к нему только тогда, когда он был совершенно одурманен наркотиком.

– Бром… – вопросительно начал он.

– Да, Рам Джас.

– Мне кажется, я придумал, где нам получить помощь. – Кирин понимал, что идея не очень хорошая, но мысль о вступлении в крепость Канарн вдвоем была еще хуже.

– У тебя где-то здесь поблизости имеется дружественная армия ассасинов? – тупо ухмыляясь, спросил Бром.

– Нет, но я знаю одного… э-э… человека… хотя его нельзя в полном смысле слова назвать человеком, – ответил Кирин. – Его зовут Нанон, он живет в Глухом лесу Канарна.

– Странное имя. – На лице Брома внезапно появилось подозрительное выражение, он сел и посмотрел на Рам Джаса сверху вниз. – Кто он такой?

Кирин вздохнул:

– Он из народа доккальфаров… на их языке его зовут Тир, что примерно означает «воин».

Поскольку Бром находился под действием наркотика, он не слишком удивился и лишь посмотрел на друга с сомнением:

– И он живет в лесах у меня на родине?

– И не он один. Он рассказывал мне, что там существует большое поселение – может быть, несколько сотен жителей – в самых непроходимых чащобах.

– Уж наверняка мы бы знали, если бы деревня восставших из мертвых находилась так близко от Ро Канарна, – скептически произнес Бром, и Рам Джас понял, что молодой лорд не собирается ему верить.

– Они хорошо умеют скрываться. Ваш бог просто помешан на том, чтобы перебить их всех.

На лице Брома внезапно появилось оскорбленное выражение:

– По-твоему, я похож на священника?

– Нет, но ты все равно принадлежишь к народу ро. От тебя так и несет необоснованной гордыней.

Бром невольно расхохотался.

– Ну хорошо, так чем нам может помочь восставший из мертвых? – спросил он, прекратив смеяться.

– Допустим, если я сумею его уговорить, он может привести с собой нескольких друзей. – Рам Джас закрыл глаза, потому что солнце, выглянувшее из-за туч, светило очень ярко. День предстоял жаркий. – Это самый лучший план… если можно назвать это планом… больше ничего не приходит в голову.

– А зачем ему помогать мне возвращать мое герцогство?

– Этот народ не питает большой любви к церкви ро, поэтому их может привлечь возможность прикончить парочку-другую Красных рыцарей. – Рам Джас усмехнулся. – И будет очень хорошо, если ты пообещаешь, что, когда станешь герцогом, оставишь их лесную деревню в покое.

Бром покачал головой и потер глаза:

– Думаю, в ближайшее время мне не судьба стать герцогом. Канарн либо станет независимым государством, либо попадет под власть раненов.

– Значит, будешь верховным вождем.

– Мне кажется, я знаю, с кем нам следует поговорить, когда мы попадем в Канарн. Эта мысль засела у меня в голове с того дня, как мы покинули Вейр, и я совершенно уверен, что он еще жив, – произнес молодой лорд. – Рыцари обычно не убивают служителей других церквей, поэтому брата Ланри можно еще будет найти где-нибудь в городе.

– Коричневый священник? – переспросил Рам Джас, смутно припоминая этого человека; он встречал его, когда они в последний раз приезжали в Ро Канарн с Аль-Хасимом и Магнусом.

– Он был придворным капелланом моего отца и наверняка ненавидит Красных рыцарей не меньше тебя.

Бром по-прежнему улыбался, и Рам Джас решил, что благодаря действию радужного дыма он не впадет сейчас в гнев.

– Ну хорошо, если они его не убили, не сделали из него бабу или не посадили в клетку… – Рам Джас смотрел в небо. – Возможно, у него имеется… что, сведения о тайном проходе в крепость?

Бром бросил на друга мрачный взгляд и на несколько мгновений сбросил с себя наркотическую одурь.

– Рам Джас, в Ро Канарне жили пять тысяч мужчин, женщин и детей. Если ты не против, мне хотелось бы думать, что некоторые из них, в том числе и брат Ларни, все еще живы. – Он повысил голос, в глазах сверкнул гнев.

Рам Джас решил не развивать тему жителей Канарна. Они сражались с Красными рыцарями, и Рам Джас сомневался, что побежденных пощадили. Прежде это был оживленный город, с тавернами, лавками, и жители его отличались добротой и честностью – в отличие от остальных граждан Тор Фунвейра, которые думали только о деньгах и своем социальном положении, – и Рам Джас надеялся, что в ком-то из них еще сохранился боевой дух. Бром, как будущий правитель города, смотрел на дело с другой стороны – он считал, что население нуждается в спасении от захватчиков. Рам Джас подумал, что он уже во многом напоминает скорее раненского вождя, чем герцога ро.

– Ладно, прошу прощения за свое… идиотское бормотание, это все из-за… ты знаешь, наркотика и все такое. – Рам Джас поморщился, сознавая, как глупо звучит это извинение, но решил не останавливаться. – Когда доберемся до Канарна, поищем этого Коричневого священника. По крайней мере, он сможет сказать нам, скольких красных ублюдков нам предстоит прикончить и не разрубили ли еще на куски Магнуса.

Бром фыркнул, и Рам Джас обрадовался тому, что наркотический туман снова воцарился у него в голове.

– Если Магнус еще жив, мы освободим его из тюрьмы, а он стоит десятка Красных рыцарей.

– Если он еще жив… и если мы получим помощь… и если нас не убьют по дороге в Канарн. – Рам Джас был склонен к пессимизму во всех трех вопросах, но в эту минуту он уже не мог оставить Брома и вернуться в Ро Вейр. Он не мог не довести начатое дело до конца.

Бром довольно долго размышлял над последними словами кирина, глядя вниз с холма на редкий лес, тянувшийся на север.

– А ты не подумал о том, что, пока мы здесь валялись, наших лошадей наверняка давно сожрали Горланские пауки? – спросил он, видимо, пытаясь отвлечься от проблемы Канарна и сосредоточиться на чем-то более насущном.

– Вряд ли. Лошади ржут как сумасшедшие при виде этих маленьких мерзостных тварей… мы бы услышали, – не слишком убежденно ответил Рам Джас.

Бром приподнял брови, и они обменялись неуверенными взглядами, затем кирин сказал:

– Ну ладно, тогда пойдем лучше, посмотрим. Не хотелось бы топать до Ро Тириса пешком.

Он поднял с земли длинный лук и колчан.

Друзья с трудом встали на ноги и медленно зашагали вниз, к роще. Холм был невысоким, но даже на таком пологом склоне оба непрерывно спотыкались. Когда они спустились с холма, Рам Джас внимательно осмотрелся и только затем направился к тому месту, где они оставили лошадей.

Лошади были привязаны к стволу невысокого дерева, рядом с большим кустом ежевики, и, когда приятели приблизились к поляне, Бром опередил Рам Джаса и неловко вытащил из ножен меч.

– Вот дерьмо троллиное, – произнес молодой лорд; оба увидели дергавшееся в агонии тело лошади Брома, опутанное густой паутиной.

Второе животное было целым и невредимым; оно негромко пофыркивало и топало ногами; три крупных Горланских паука ползали по телу издыхавшей лошади. Каждый был размером с крупную собаку, а на раздутых черных животах виднелись ярко-красные пятна. Они были безволосыми и недостаточно крупными для того, чтобы напасть на человека; однако огромные клыки, которыми они терзали плоть лошади, могли нанести опасные раны. Для того чтобы излечиться от отравления их парализующим ядом, требовалось несколько дней пролежать в постели.

Самый крупный из трех монстров при виде Рам Джаса и Брома поднялся на задние лапы, две передние оторвал от земли и угрожающе выставил клыки. Существо издало громкое шипение и сделало вид, что собирается напасть, если люди подойдут слишком близко.

– Послушай, ты, восьминогий паршивец… вали отсюда, – с досадой произнес Рам Джас. – У нас и без тебя хватает проблем.

– Не думаю, что он говорит на нашем языке, – сказал Бром, не отрывая взгляда от паука.

Рам Джас подумал, что его друг побаивается пауков, и решил как-нибудь попозже припомнить ему это.

Рам Джас взмахнул руками, чтобы привлечь внимание всех трех пауков, хлопнул в ладоши, пытаясь их отпугнуть.

– Я не хочу убивать вас, пауки, – сказал он почти с сожалением, – но я перестреляю вас всех, если вы не уберетесь. – Он медленно вытащил из колчана стрелу и вложил ее в лук.

– Рам Джас, просто перестреляй пауков, и дело с концом, – бросил Бром.

Кирин не любил убивать животных, но Горланские пауки были кровожадными хищниками и ни за что бы не оставили без боя такое угощение, как взрослая лошадь.

Он медленно натянул тетиву и поджал губы, прежде чем выпустить стрелу прямо в пасть пауку. Тварь отлетела назад, поджала лапы и замерла. Два оставшихся быстро скрылись в кустах ежевики, и через несколько минут шуршание лап стихло.

Бром опустил меч и теперь, когда твари скрылись, явно почувствовал себя лучше.

– Я правда ненавижу этих уродцев.

– Они не так уж плохи. Волноваться надо при встрече с гигантскими тварями. Они водятся в Жутком лесу, и на каждого приходится тратить по три-четыре стрелы… но при этом пауки такие вкусные, – с улыбкой добавил Рам Джас.


Рам Джас обожал жареные паучьи лапы – хрустящие и на удивление мясистые. Брюхо обычно разрезали на тонкие полоски и жарили в масле, но у друзей не было необходимой посуды, и пришлось это мясо выбросить. Бром есть паука не захотел и налег на вяленую говядину, которая осталась в седельных сумках. Рам Джас посмеялся над другом – паука испугался! – зная, что волноваться не из-за чего – если не вернутся другие.

Рам Джасу в жизни не раз попадались эти существа, и ему приходилось видеть настоящих монстров. До него даже доходили слухи, будто некоторые из крупных пауков, обитавших далеко на юге, обладали примитивной способностью говорить. Было ли это правдой или нет, но кирины из Ослана давно уяснили себе: чем больше насекомые, тем они менее враждебны. Возможно, разум был привилегией самых огромных Горланских пауков.

Дальше они поехали на единственной оставшейся в живых лошади; Бром сидел на крупе. Поросшая деревьями лощина превратилась в густую чащу примерно через день пути. Рам Джаса не слишком беспокоила необходимость путешествовать по лесу Вой, потому что вряд ли они могли встретить здесь реальную опасность. С любым бандитом друзья смогли бы быстро справиться, даже обзавестись при этом второй лошадью, но у человеческих отбросов, которые охотились на Киринской тропе, обычно ничего ценного, кроме собственной жизни, не было. Встреча с такими разбойниками не представляла угрозы для Рам Джаса.

– Что ты вертишься, сиди спокойно, – угрюмо произнес Бром.

– Это моя лошадь, и я сижу на ней, как хочу. – И Рам Джас слегка двинул друга локтем в бок.

– Просто поезжай вперед и постарайся при этом молчать. – Бром снова впал в мрачное настроение и за те несколько часов, что они ехали от последнего привала, не произнес ни слова.

Ну а Рам Джасу хотелось болтать о чем угодно, лишь бы не думать о предстоящей встрече с доккальфарами. Ему не слишком обрадуются, когда он приведет в Глухой лес аристократа ро… Рам Джасу немного было известно об их образе мыслей, и он все же надеялся, что этот народ поможет им. Нанон, в частности, предпочитал драться и мстить, а не сидеть в лесу и ждать, когда его найдут священники. До сих пор его свирепость ограничивали шаманы – старейшие из населения деревни, – и советовали они всегда одно и то же: «Доккальфары просто должны терпеть все, пока не придет их время». У них имелись своеобразные взгляды на месть, и они были более терпеливыми, чем остальные народы, с представителями которых встречался Рам Джас. Он подумал, что, если Бром будет молчать, а он, Рам Джас, говорить, все закончится для них хорошо. Они могут даже получить возможность напасть на Канарн и убить небольшое число рыцарей, причинив тем самым некоторое неудобство церкви, прежде чем их самих изрубят на куски длинными мечами.


Дни тянулись медленно, а Бром и Рам Джас все еще ехали через предгорья Стен Ро, направляясь к поросшим лесом северным равнинам Тор Фунвейра. Киринская тропа была совершенно пустынна, и Рам Джас радовался, что они не встретили ни разбойников, ни крупных пауков. Путников, которые пользовались этой дорогой, вполне устраивало мнение о Киринской тропе как об опасной, враждебной местности. На самом деле, если у человека имелись необходимые сведения о тропе и если он был достаточно смелым и крепким, чтобы ими воспользоваться, то она была в основном безопасна. Рам Джас много путешествовал по Тор Фунвейру и не боялся остаться один в дикой местности. Он метко стрелял из лука, превосходно обращался с катаной и долго не размышлял, когда дело доходило до убийства.

Бром по-прежнему молчал и, хотя время от времени говорил что-то о своем отце или сестре, от самого Козза оставался все таким же замкнутым и угрюмым. Провизии у них осталось совсем мало, но молодой лорд из Канарна упрямо не желал дополнить свой рацион мясом Горланских пауков. Он даже отказался разделить с Рам Джасом вкусный суп из паучьего мяса и крапивы – густую похлебку, считавшуюся в Ослане деликатесом. Маленькие пауки, попадавшиеся им в лесу, как раз годились в пищу, но Бром испытывал к ним отвращение и начинал дергаться всякий раз, когда они с другом приближались к очередному гнезду.

– Рам Джас, что там? – И Бром указал налево, в сторону леса.

Приближались сумерки, и они как раз обсуждали, где остановиться на ночлег. Лес снова стал довольно редким, часто попадались каменистые овраги и высохшие речные русла.

Бром заметил какое-то свечение, источником которого, вероятно, являлся костер.

– Это что, чей-то лагерь?

– Скорее всего, только если мох не начал светиться, – легкомысленно ответил Рам Джас.

Огонь мерцал на земле, довольно далеко, и они не заметили никакого движения вокруг. Рам Джас придержал лошадь, наклонился и погладил ее по морде, чтобы она не ржала.

– Держи поводья, – бросил он Брому через плечо и спешился.

Очутившись на земле, Рам Джас попытался в серых сумерках разглядеть за деревьями костер. Небо быстро темнело, и Рам Джасу не удалось ничего толком увидеть; однако он услышал какие-то голоса и звуки шагов, говорившие о присутствии небольшой группы людей.

– Я подойду поближе, посмотрю, что там; но, скорее всего, это просто разбойничья шайка или кучка путешественников, – прошептал Рам Джас Брому. – Если мы хотим остановиться поблизости на ночлег, нужно знать, кто наши соседи.

Бром тоже спрыгнул с коня и привязал его к ближайшему дереву, как следует закрепил поводья, вытащил меч и присел на землю рядом с Рам Джасом.

– Я знаю, что незаметное передвижение – это не твоя сильная сторона, Бром, но ты все же постарайся не слишком шуметь… и лучше я пойду первым, – произнес Рам Джас со своей обычной ухмылкой.

– Ой, давай уже заткнись, да и покончим с этим, – ответил лорд, у которого явно не было настроения шутить.

Рам Джас быстро снял со спины лошади свой лук и достал из колчана стрелу, затем углубился в лес. Он ступал осторожно, медленно переставляя ноги, привычными движениями человека, который отлично умеет подкрадываться к людям в темноте. Бром следовал немного позади, и Рам Джас порадовался, что его друг идет через заросли относительно бесшумно.

Приблизившись к неизвестным, Рам Джас расслышал слова, произнесенные на языке ро. Несколько человек стояли вокруг костра, двое сидели. Сначала ему показалось, что он угадал и это действительно разбойничья банда, но, укрывшись за толстым древесным стволом и понаблюдав немного за людьми, он понял, что бандиты – только те, которые стояли, а сидевшие на земле – их жертвы.

Пятеро мужчин с арбалетами и короткими мечами окружали костер, держа на прицеле двоих сидящих.

Рам Джас решил подобраться немного поближе и поднял руку, давая знак Брому оставаться на месте. Киринский убийца ловко прокрался к большому валуну, из-за которого можно было слышать разговор у костра.

Бандиты пребывали в хорошем настроении, обнаружив в глухом лесу двух путников, и Рам Джас догадался, что жертвы не умеют обращаться с оружием. Один из разбойников стоял спиной к Рам Джасу, и кирин мог с трудом различить сидящего перед ним каресианца.

– Далеко от дома вы забрались, пустынные люди… может быть, в следующий раз дважды подумаете, прежде чем снова приходить в нашу страну, а? – грубо произнес один из уроженцев ро, демонстрируя гнилые зубы.

– Мотт, у них ничего нет. – Другой человек рылся в объемистых вещевых мешках, сложенных у костра. – Кроме вина, вот этого навалом.

– Где твои деньги, каресианец? – рявкнул человек, которого назвали Моттом.

Рам Джас понял, что каресианцы слегка пьяны, потому что они пялились в ночной лес, а не на людей, которые их грабили. Он не мог разглядеть их лиц, но подумал, что они слишком безмятежны для жертв ограбления – сидят перед костром, откинувшись на тюки, и не предпринимают ничего, чтобы отбиться от разбойников.

– Я с тобой разговариваю, – сказал Мотт, ударив одного из южан по лицу.

– Я знаю, что ты со мной разговариваешь, тупая скотина ро. А только мне не хочется отвечать. Видно, чтобы грабить людей на большой дороге, мозги без надобности, – заплетающимся языком произнес один из каресианцев, и Рам Джасу показалось, что он узнал этот голос.

Каресианец заработал вторую пощечину и повалился на одеяло.

– Думаешь, если будешь меня бить, это поможет тебе найти мои деньги, придурок? – ядовито произнес он, но оскорбление прозвучало неубедительно из-за опьянения и сильного акцента.

Того, кто это говорил, звали Коли, и Рам Джас понял, что его спутник, скорее всего, Дженнер. Братья-каресианцы были контрабандистами из далекого города Тракка, но что они делали здесь, оставалось загадкой. В последний раз, когда Рам Джас их видел, они вместе с Аль-Хасимом обманом выманили у кого-то лодку и незаконно ввозили в Ро Тирис каресианский пустынный нектар. Рам Джас довольно хорошо их помнил и знал, что умение драться не входит в число их достоинств, поэтому решил вмешаться.

Он махнул Брому, чтобы тот приблизился, затем подобрался к одному из бандитов и сжался в комок в темноте у него за спиной.

– Нам не нравится, что в этих лесах болтаются всякие убогие каресианцы, поэтому лучше отдавайте деньги добром, не то пожалеете, – объявил Мотт, обращаясь к сидящим каресианцам.

Рам Джас положил лук на землю и неслышно извлек из ножен катану. Все пятеро бандитов смотрели внутрь круга и были явно не готовы отражать нападение. Убийца сделал еще шаг вперед и затем бросился на ближайшего разбойника, обхватил его одной рукой за горло, а клинок прижал к его щеке.

– А как насчет киринов? – громко спросил он, когда все ошеломленно уставились на него.

– Чтоб тебя, откуда ты еще взялся? – воскликнул Мотт.

Коли с пьяным весельем захлопал в ладоши:

– Рам Джас, ты, как всегда, вовремя. Не присоединишься ко мне и моим друзьям-бандитам за бутылочкой вина? Больше всего их интересуют деньги, но я уверен, они одумаются и выпьют с нами.

Четверо бандитов прицелились из арбалетов в Рам Джаса и выстроились в линию напротив него.

– Отпусти его, кирин, и, возможно, мы оставим тебе жизнь.

– Дуйте отсюда и, возможно, вы останетесь жить, – быстро ответил Рам Джас.

Разбойники расхохотались, будучи уверенными в своем превосходстве, но из темноты внезапно появился Бром с мечом в руке. Он тоже попал под прицел арбалетов, и Рам Джасу показалось, что взгляд его стал холоднее обычного.

– Прислушайтесь к словам кирина, он не так глуп, как кажется, а вы не настолько опасны, какими себя воображаете, – произнес наследник Канарна.

– Какой замечательный меч. Думаю, я заберу его себе, когда ты будешь истекать кровью у моих ног, мальчик, – произнес Мотт, целясь из арбалета.

– Тогда приди и возьми его, ничтожество. – Из глаз Брома на разбойника смотрела сама смерть.

Эти героические разговоры начинали утомлять Рам Джаса.

– О, это уже просто глупо, – сказал он, сообразив, что его друга сейчас нашпигуют дротиками, если он не будет осторожнее.

Резкое движение, и он перерезал горло человеку, которого держал, и отшвырнул тело в огонь. Остальные отвлеклись на дым и искры, полетевшие в разные стороны, а Рам Джас нагнулся и, подняв пылающую ветку, ткнул ею прямо в лицо другому бандиту.

Бром также воспользовался суматохой, обогнул костер и выкрикнул вызов бандитам, что было совершенно излишне. Рам Джас, услышав это, неодобрительно покачал головой и нанес смертоносный удар сверху вниз в грудь какому-то разбойнику, проворно обернулся и изо всех сил пнул следующего в солнечное сплетение. Тот, задыхаясь, повалился на землю.

Разбойники успели выпустить из арбалетов два дротика, но их воинское искусство оставляло желать лучшего, и внезапное появление Рам Джаса и Брома огорошило их настолько, что ни один дротик не попал в цель.

Бром схватился с Моттом; лорд без малейших усилий взял верх над неумелым бандитом и через несколько мгновений выбил у него из рук короткий клинок. Мощный удар кулаком – и Мотт следом за мечом полетел на землю.

– Бром, это всего лишь разбойники. Небольшой выволочки с них достаточно. – Рам Джас заметил в глазах друга безумный блеск – видно, тот позволил себе дать выход гневу, копившемуся в душе несколько дней.

Мотт сидел, прижав ладони к лицу и морщась от боли. Двое оставшихся в живых преступников лежали на земле, в ужасе глядя на Рам Джаса.

– О, да хватит уже, – обратился он к трясущимся от страха грабителям. – Если бы ваш безмозглый командир не ляпнул, что хочет отобрать меч у моего друга, вы все могли бы уйти отсюда живыми.

Рам Джас не любил убивать без необходимости, а эти разбойники были обычными людьми, просто на жизнь зарабатывали не слишком честным образом.

– Ты… Мотт, или как тебя там, – приказал Рам Джас, – забирай своих людей и уходи… сейчас же. Если я тебя еще раз увижу, тебе не поздоровится. Понял меня? – Рам Джаса раздражало то, что ему пришлось спасать двух пьяных приятелей и одновременно препятствовать одному трезвому другу поддаться жажде крови.

Мотт кивнул, не отрывая взгляда от меча Брома, сверкавшего у его горла. Два других бандита поднялись на ноги, в очевидном потрясении подобрали тела погибших товарищей и потащили их прочь с поляны. Мотт отполз от Брома, забыв о своем мече, быстро пробежал мимо своих людей и скрылся в сумеречном лесу.

– Ты лорд Бромви? – спросил Коли, по-прежнему сидевший у костра.

Каресианцев не особенно взволновало побоище, развернувшееся у них на глазах. Дженнер в основном был поглощен стараниями не начать блевать.

Бром не ответил, злобно глядя в ту сторону, куда отступили бандиты.

– Да, он самый, – произнес Рам Джас. – Кстати, Коли, а вы что здесь делаете? Неужели поблизости какое-то несчастное дитя нуждается в наркоте?

Коли несколько раз моргнул. Он туго соображал после выпитого.

– Мы лишились своей лодки в Тирисе после того, как… – он бросил недовольный взгляд на брата, – кто-то потребовал, чтобы мы задержались в городе и пошли в бордель, а тем временем портовые власти конфисковали ее.

– Ту самую лодку, которую вы с Хасимом украли в прошлом году? – уточнил Рам Джас.

– Ага, по-моему, кто-то из конторы лорд-маршала узнал ее, и нам пришлось бежать из города. К счастью, эти людишки ро не слишком внимательно смотрят на поддельные глиняные документы.

– Вам их сварганил Гленвуд? – Кирин был поражен тем, что такой неумелый мошенник до сих пор на свободе.

– Мы там больше никого не знаем, а он сказал нам, что ты, скорее всего, сейчас в Вейре, поэтому мы решили, что надо пойти и поискать тебя, – ответил тот с пьяной благожелательностью, которая по неизвестной причине разозлила Рам Джаса.

– Вы решили, что надо пойти поискать меня? По Киринской тропе, по которой, судя по всему, вы вообще никогда не ходили? – спросил он неодобрительным тоном недовольного папаши.

Дженнера все-таки вырвало, и он сжал голову руками, потирая виски.

– А что тут творится? – невнятно произнес он. – Нас грабят?

Коли посмотрел на своего пьяного братца и улыбнулся:

– Спи, Дженнер, никто нас не грабит. Здесь Рам Джас.

У обоих каресианцев были красные глаза запойных пьяниц, и были они тощими, с костлявыми руками и ногами и покрытой пятнами кожей. В последнюю их встречу с Рам Джасом близнецы отмечали свой двадцать пятый день рождения в Ро Вейре. Год, прошедший с тех пор, не принес братьям улучшений в жизни. Одежда у них была дешевая, покрытая грязью после долгого пути, а имущество состояло в основном из вина. Рам Джас не заметил у них никакого оружия, и ни тот, ни другой не смогли бы защитить себя в случае нападения.

Дженнер выпрямился и сказал:

– Рам Джас, превосходно. Мы же сказали Хасиму, что найдем его. Это здорово, очень-очень здорово. – Последние слова были произнесены с идиотской радостью, а в следующее мгновение Дженнер повалился на землю ничком.

Бром устремил озадаченный взгляд на бесчувственное тело Дженнера. Рам Джас приподнял брови и остановился перед Коли, который с довольным видом раскачивался из стороны в сторону.

– О чем он говорит? – спросил Рам Джас, указывая на Дженнера.

– В Ро Канарне мы встретили Хасима, – ответил Коли таким тоном, словно это было самое обычное дело.

Бром чуть не выронил меч, спотыкаясь, пересек поляну, опустился на землю перед пьяным контрабандистом.

Схватив его за плечи, он настойчиво спросил:

– Когда?

– Мы уплыли оттуда пару недель назад, сразу после того, как Хасима поймали Красные рыцари. – Взгляд Коли сделался бессмысленным, и Рам Джас решил, что скоро тот отключится.

– Зачем вы туда поехали… зачем там появился Хасим? – Бром так торопился получить хоть какие-то сведения у пьяного, что запинался на каждом слове.

– Оставь его, Бром, от него никакого толку не будет, пока он не протрезвеет. – Рам Джаса тоже интересовала судьба их общего друга, но он хорошо знал Коли и понимал, что сейчас тот едва ли соображает, что говорит.

Слова его оказались пророческими, и Коли упал вперед, прямо в объятия Брома, глаза его остекленели, а на губах появилась пена – сейчас его должно было вырвать.

– Да очнись же ты, проклятый урод! – заорал Бром.

Рам Джас позволил другу еще немного поорать на Коли и пооскорблять его народ. Он подумал, что поскольку лишил Брома возможности перебить бандитов, по меньшей мере, надо дать ему выплеснуть гнев на пьяного контрабандиста. Киринский убийца просто сунул катану в ножны, взял с земли лук и уселся у костра.

Коли и Дженнер были человеческими отбросами – эти люди оказывались полезны, если требовалось сделать что-то тайно, но, в общем, Рам Джас их презирал. У них не имелось в жизни никаких целей, кроме денег и выпивки, и они были преданы только тем, кто им платил. Аль-Хасим часто пытался их защищать, говорил Рам Джасу, что это просто люди, стоящие вне закона и ненавидящие ро. Возможно, это и являлось правдой, но все равно они были бездарными пьяницами, которые почти ни на что не годились.

Через несколько минут Бром бессильно опустился на неровную землю. Он не отводил взгляда от двух пьяных в стельку каресианцев и тяжело, с трудом дышал, сжимая и разжимая кулаки. Рам Джас взял одну из бутылок вина Коли и зубами вытащил пробку. Вино было приличное, и, прежде чем передать бутылку другу, Рам Джас сделал большой глоток.

– Ненавижу это все… – угрюмо пробормотал Бром.

Рам Джас понимал, в чем дело, но все равно переспросил:

– Что именно?

– Вот это все, – ответил лорд, указывая на Коли и Дженнера, затем обвел рукой редкий лесочек, окружавший Киринскую тропу. – Воров, то, что надо бежать, скрываться, смерть, священников… все.

Рам Джас кивнул и понял, что если у Брома еще остались какие-то положительные эмоции от прежней бродячей жизни, то они быстро улетучивались. Молодой лорд Канарна немало лет провел в компании Рам Джаса, Магнуса и Хасима, практически вел существование преступника – они много путешествовали, искали неприятностей на свою голову и приятно проводили время. Но сейчас все было иначе. Бром наконец-то понял, что некоторые люди вынуждены вести такую жизнь. Прежде он был бродягой и изгнанником по собственному выбору, искал приключений или жил так для того, чтобы провести время со своими не похожими на него друзьями. Но теперь его называли Черным Стражем, его разыскивали священники, а от его родного дома остались одни руины.

– Ты к этому привыкнешь, друг мой, – мягко сказал Рам Джас.

– Не думаю, что мне так уж охота к этому привыкать.

Бром поднялся, ногой спихнул Коли с его одеяла. Отхлебнув вина, он улегся на спину и уставился на переплетение ветвей, сквозь которое виднелось небо.

– Просто потерпи немного, эти придурки очнутся через несколько часов и все тебе расскажут.

Рам Джас тоже удивился, когда услышал, что Аль-Хасим проник в Ро Канарн. Насколько ему было известно, этот каресианский негодяй сидел во Фредериксэнде, пользуясь гостеприимством Алдженона Слезы.

– Зачем бы Хасиму появляться там? – сказал Бром, не ожидая ответа.

– Не уверен, но, по крайней мере, мы можем выяснить, жива твоя сестра или нет.

Рам Джас говорил спокойно, стараясь не раздражать Брома. Он видел по его лицу и поведению, что тот буквально на грани срыва. Если произойдет еще что-то такое, что вызовет у него раздражение или горе, то кто знает, как это на него повлияет.

– Попробуй поспать немного, Бром, все вопросы могут подождать до завтра.


Рам Джас вообще не спал в ту ночь. Он сидел в одной позе несколько часов; Бром задремал, хотя и не сразу. Затем кирин решил прогуляться по лесу.

Сквозь кроны деревьев просачивался слабый свет луны, но вообще в лесу было темно. Рам Джас бесшумно скользил среди стволов, подобно призраку. Он никак не мог понять, как угодил в подобную ситуацию – сопровождает Черного Стража в город-крепость, занятую Красными рыцарями. Несмотря на внешнюю невозмутимость, Рам Джас больше всего хотел сейчас, чтобы его оставили в покое, хотел жить своей жизнью, бросить это глупое, отчаянное предприятие.

Бром ничего не знал о том, что произошло в Ро Канарне, кроме того, что отец его мертв, и Рам Джас подумал: вряд ли рассказ пьяных каресианцев поможет утишить гнев молодого лорда.

Эпилог

Бронвин прижалась как можно плотнее к стволу дерева, поросшему мягким мхом. Кроны деревьев немного защищали ее от дождя, но время от времени на нее все же попадали холодные капли и не давали ей уснуть.

Она расположилась довольно далеко от дороги, в чаще леса, и поэтому не слишком сильно опасалась, что ее обнаружат; однако погода и необходимость спать на земле, под открытым небом, довели молодую аристократку до того, что она почти желала, чтобы ее схватили. По крайней мере, в Канарне, в тюремной камере, не будет ни дождя, ни ветра.

Бронвин пока не заметила признаков погони, хотя и была уверена, что вслед за ней отправили рыцарей, и размышляла о совете, полученном от Аль-Хасима. Он велел ей повернуть на запад у расщепленного молнией дерева и отыскать Отряд Призраков в руинах Ро Хейла. Разумно это было или нет, Бронвин не знала, но в любом случае она с каждой минутой удалялась прочь от дома и с каждым шагом чувствовала себя все более несчастной.

Наступила ночь, между ветвей деревьев не проникал даже свет луны, и Бронвин из Канарна постепенно погрузилась в беспокойный сон.

Когда она была моложе, сны ее всегда были на удивление яркими и правдоподобными – и часто ее брату-близнецу снились такие же сны. Отец не раз говорил, что между Бромви и Бронвин существует не просто кровная связь, что Бритаг, Мировой Ворон, даровал им возможность делить тревоги и страхи. Девушка не знала, были ли это всего лишь пустые фантазии старика, или же между ними действительно существовала незримая связь, но ей всегда становилось лучше, когда они с братом видели один и тот же сон.

Она обнаружила, что смотрит на Ро Канарн с высоты – стоит на каменном утесе, затянутом дымом костров и примостившемся на склоне невысокого холма, омываемого морем. В темном и безжизненном городе невозможно было разглядеть отдельные здания, хотя для ее второго «я», существовавшего во сне, башня Мирового Ворона служила чем-то вроде маяка.

Она устремилась вниз, и шум волн превратился в рев, она различала каменные дома, людей на улицах родного города. Люди были закованы в доспехи, но ни одного плаща с символом Канарна – ворона с выставленными когтями – она не заметила, перед нею, очевидно, были чужаки. Они патрулировали пустынные улицы, ходили между полуразрушенными домами из дерева и камня, держа наготове мечи.

Затем Бронвин очутилась на улице, она словно парила над землей среди наемников и рыцарей, пытаясь определить, где находится. Если бы не Мировой Ворон Бритаг, сиявший наверху, подумала Бронвин, она бы сразу заблудилась, потому что Канарн сильно изменился. Полный жизни, дружелюбный город исчез – он был таким во времена мира, – вместо этого перед Бронвин возникло мрачное, зловещее место. Она решила, что город существовал еще только благодаря упрямству: упрямству брата Ланри, твердо намеренного охранять свою часовню и жителей; упрямству отца Магнуса, который отказался стать рабом Риллиона; и, прежде всего, упрямству Бронвин и ее брата, которые по-прежнему находились на свободе.

Двери, ведущие в главную башню крепости, были забрызганы кровью, и Бронвин вспомнила отчаянное сражение за подъемный мост. Тогда погибли десятки воинов, которые пытались выстоять против атаки рыцарей Красной церкви. Арбалеты, мечи и щиты были свалены в кучу рядом с мостом. На каждом виднелся ворон Канарна – наиболее ясно геральдический символ был различим на щитах, – но на большей части щитов она заметила следы ударов мечей и дыры, искажавшие изображение Бритага.

Центральная площадь осталась такой, какой Бронвин помнила ее с момента бегства вместе с Аль-Хасимом, хотя от погребальных костров остались лишь тлеющие угли, а согнанным в кучу жителям было позволено укрыться в священном месте, в Коричневой часовне.

Бронвин знала, что если бы она находилась в городе на самом деле, то разразилась бы слезами. Но сейчас сон лишь напомнил ей о том, зачем она должна оставаться на свободе.

– Это еще не конец истории. – Голос был ей знаком.

Она обернулась и узнала говорившего, это был ее брат, Бромви, он стоял рядом, на подъемном мосту.

– А мне кажется, что конец, – возразила она.

Бром был облачен в свои кожаные доспехи со стальными пластинами и выглядел так, как в то утро, когда уезжал в Ро Тирис, незадолго до нападения врагов, и Бронвин была рада его видеть.

– Тебе тоже снится этот сон, брат? – спросила она.

Он посмотрел наверх и улыбнулся при виде башни Мирового Ворона.

– Очевидно, да.

– Отец погиб, – бесстрастно произнесла Бронвин. – Теперь ты – герцог Канарна.

Бром склонил голову:

– Я не чувствую себя герцогом. Я чувствую себя преступником… и спина у меня болит оттого, что я сплю на голой земле.

– Но ты сейчас в безопасности? – в тревоге спросила она.

– В какой-то степени да. Я еще жив… и собираюсь остаться в живых.

Бронвин хотелось обвить руками его шею и долго, отчаянно рыдать, уткнувшись ему в плечо. Ей хотелось выплакать во сне свое горе, даже ощутить себя на какое-то время слабой, но это было исключено… она могла лишь смотреть на брата.

– А ты? – спросил он. – Прошу тебя, скажи мне, что ты не стала рабыней какого-нибудь наемника…

Они помолчали мгновение, затем одновременно рассмеялись.

– Дурацкая шутка, – устало произнесла Бронвин.

Оба они взглянули на Мирового Ворона, который смотрел на них сверху вниз. Башня, увенчанная небольшой статуей Бритага с расправленными крыльями и обнаженными когтями – он сидел высоко над землей на плоском постаменте, – была непритязательна на вид. В их сне башня казалась выше, очертания ее четко вырисовывались на фоне темно-серых и бурых домов Ро Канарна, и сам Бритаг был намного крупнее, он словно укрывал своими крыльями город и смотрел вниз на близнецов.

– А это действительно сон? – спросила Бронвин, сама не зная, к кому она обращается, к Брому или к Мировому Ворону.

– Он хочет, чтобы мы с тобой что-то увидели, – объяснил Бром. – Отец всегда говорил, что Бритаг любит близнецов.

Их словно кто-то направил к главной башне; ноги их едва касались окровавленной булыжной мостовой. Бронвин не ощущала морского бриза, не чувствовала холода, и поэтому город, где она родилась, казался ей чужим и далеким. Брат скользил рядом с ней, и вскоре близнецы очутились внутри крепости Канарн, в квадратном внутреннем дворе, окруженном высокими каменными стенами. Он был занят кострами для приготовления пищи и сложенным оружием – рыцари Красной церкви разбили здесь лагерь.

– Бронвин, – сказал Бром, указывая на погруженный в полумрак двор, – ты видишь эти фигуры?

Она взглянула в ту сторону, куда он указывал, и заметила несколько странных, расплывчатых фигур, двигавшихся вдоль стен внутреннего двора. Они шли с какой-то нечеловеческой грацией, а в руках у них были ножи с клинками в форме листьев. Она догадалась, что рыцари не видят этих существ, и их присутствие почему-то успокоило ее, хотя они были для нее чужими и странными.

– Я их вижу, – ответила она, – но не знаю, что это… кто это такие.

Картина как будто замерла. Бром и Бронвин попытались разглядеть неизвестных, но им это не удалось, потому что какая-то сила в мгновение ока перенесла близнецов из двора замка к Коричневой часовне. Они понимали, что этот сон – если это действительно был сон – направлялся какой-то силой, природу которой они не могли до конца понять.

Часовня уцелела, хотя цветы, окружавшие ее, были втоптаны в грязь сапогами патрульных-наемников. Они обменивались шутками и грязно ругались, ожидая приказа перебить всех, кто находился внутри, – близнецы понадеялись, что такой приказ никогда не будет отдан. Из своих наблюдений, сделанных в Канарне после битвы, Бронвин поняла, что главнокомандующий Риллион не собирается разрушать и осквернять скромную Коричневую часовню.

Бром посмотрел на наемников, и его руки задрожали от гнева и едва сдерживаемого желания выхватить меч и перебить их. Этого требовало чувство ответственности за свой народ, воспитанное в нем отцом. Бром был герцогом, и узы чести навсегда привязали его к Ро Канарну. Он мог жить как Черный Страж или же мог вернуть себе свой город – третьего было не дано.

– Успокойся, брат. Бритаг показывает нам это не для того, чтобы разжечь в нас ярость. – И снова ей страстно захотелось протянуть руку и прикоснуться к брату.

– Хотел бы я избавиться от ярости… хотя бы на минуту, она застилает мне глаза. Надеюсь, брат Ланри еще жив.

– Давай посмотрим, – предложила Бронвин.

Они проскользнули над затоптанными клумбами, мимо наемников. Часовня была достаточно просторна, чтобы вместить много людей – но это был не постоялый двор, и те, кто находился внутри, могли рассчитывать только на крышу над головой, но не на удобства.

При виде сцены, развернувшейся внутри, Бронвин невольно ахнула. Скамьи были сдвинуты к стенам, и на полу расстелены одеяла, на которых дрожали от холода люди. Горело несколько свечей, и кто-то в коричневой одежде двигался по залу, склоняясь над каждым по очереди и читая исцеляющие молитвы. У некоторых раны представляли собой лишь синяки и царапины, но большинство людей получили серьезные увечья, кое у кого были отрублены руки или ноги.

– Рыцари не позволили, чтобы их исцеляли должным образом, – сказал Бром, оглядывая ужасную картину, и глаза его наполнились слезами.

Вокруг скромного Коричневого алтаря собрались оставшиеся невредимыми граждане Канарна, а вниз вела лестница. Вероятно, в подземелье часовни тоже ютились люди.

– Это не война… Я не знаю, как это назвать, – прерывистым голосом произнес Бром.

В Ро Канарне прежде насчитывалось пять тысяч жителей, и еще больше на окружавших город хуторах. Число теснившихся в Коричневой часовне не превышало пятисот. Бронвин надеялась, что после битвы в живых остались еще люди, что они просто прятались где-то в другом месте.

Человек в коричневом одеянии поднял голову. Брат Ланри был стариком, но в свете единственной свечи он показался ей еще старше, морщины на его лице как будто сделались глубже, в глазах затаилась боль. На миг Бронвин решила, что он видит их, хотя знала, что это невозможно.

Раздался пронзительный крик ворона, и часовня исчезла.


Бром проснулся внезапно; мелкий дождь капал ему на лицо. Лицо сестры и ее голос не сразу покинули его сознание, и, вспоминая их, Черный Страж несколько мгновений сидел неподвижно.

Над головой у него качались ветви деревьев, рядом спал его друг, Рам Джас Рами и пьяные каресианские преступники. Где-то на севере, за морем, находился его дом, захваченный рыцарями и наемниками. Моргая, чтобы сфокусировать взгляд на окружавшем его лесе и Киринской тропе, лорд Бромви, Черный Страж из Канарна, знал, что он не сдастся, что он будет сражаться. Он не остановится до тех пор, пока не вернет свободу своему народу и пока Один Бог не заплатит за то, что натворили его рыцари.

Книга вторая Дочь Волка

Легенда о Водяных Гигантах

По мере того как боги постепенно набирали силу и образовывались наводящие страх могущественные империи, Гиганты продолжали воевать друг с другом.

Битвы шли в воздухе, в огне, на земле и в воде, и вскоре полем боя стали уже тени, леса, пыль и пустота, пока вся земля не превратилась в одно сплошное место сражения. Образовывались союзы, Гиганты побеждали и терпели поражения, и войны бушевали дольше, чем могли себе представить смертные люди.

Каждый Гигант считал себя богом, и каждый бог становился сильнее или умирал, пав жертвой неотвратимого Глубинного Времени.

Водяные Гиганты, еще более странные существа, чем остальные, которые сражались, применяя невообразимые уловки, выбрали Ледяных Гигантов в качестве своих главных противников; и между ними шла война, пока на земле возникали горы и поверхность меняла очертания.

Шли столетия, и Рованоко отправился в ледяные чертоги, лежащие за пределами мира, а Водяные Гиганты почувствовали, что близится их конец. Их раса, которая лишь на волосок осталась за той чертой, что отделяла Гигантов от богов, рыдала от отчаяния, и слезы их превратились в бурные северные моря. Их вожди, Гиганты-близнецы Иткас и Аквас, были повержены самим Рованоко и отправлены на дно самого глубокого моря, чтобы грызть там камни и рыбу.

Рованоко забыл о своих павших врагах, но близнецы были еще живы, хотя лишились разума, без конца плавая в море слез своих давно умерших родичей.

Пролог

Коричневая часовня Ро Канарна всегда имела довольно-таки обшарпанный вид, ремонтировали ее редко, и внутри она выглядела бедно. Это была единственная церковь во всем городе, просторная и функциональная. Часовня также много лет служила домом брату Ланри, но сейчас здесь собралось гораздо больше людей, чем когда-либо прежде.

Население города – те, кого не посадили в тюрьму или не убили рыцари Красной церкви и их союзники-наемники, – искало убежища в единственном здании, которое даже завоеватели не стали разрушать. Ланри был рад тому, что хоть что-то еще оставалось для них священным и что рыцари не тронули часовню и несколько сотен ее новых обитателей. Часовые, стоявшие снаружи, тщательно переписали всех, кто укрылся внутри, но не пытались войти и не спрашивали у священника, давшего обет бедности, почему он предоставил убежище в своем храме простым людям.

– Брат Ланри, – раздался рядом со старым священником детский голосок.

– Да, Родгар, – ответил тот с ласковой улыбкой.

– А когда мы пойдем домой? У моей мамы от каменного пола болят ноги. – Мальчику было не больше шести лет, и он еще не понимал, что происходило в его родном городе.

Вокруг старого священника расположилась примерно дюжина детей, от самых маленьких, которые едва умели говорить, до подростков. У многих родители были мертвы или сидели в тюрьме, и Ланри рассказывал детям разные истории, чтобы они не падали духом. Остальные взрослые в Коричневой часовне тоже держались хорошо, но в Ланри было что-то мирное и отеческое, и рядом с ним юные жители Ро Канарна чувствовали себя уютнее.

– Ты отправишься домой уже совсем скоро, мой дорогой мальчик, – ответил он, – и твоя мама сможет погреть ноги у хорошего жаркого огня.

Одна из старших девочек едва слышно презрительно фыркнула; не все дети были такими доверчивыми, как маленький Родгар. Дочь кузнеца звали Лисса; отец ее пропал и, скорее всего, был мертв. И теперь во взгляде ее появились жесткость и безразличие.

– Прошу прощения, юная Лисса, – мягко произнес Ланри. – Каждый из нас нуждается в утешении, но утешение бывает разное.

– Мы никогда не вернемся домой, – сказала девочка, скрестив руки на груди и гневно глядя на старого священника. – Мы превратимся в рабов… или в кого-нибудь похуже.

– Довольно, – сказал Ланри с ноткой упрека в голосе.

Родгар выпрямился и взглянул на Лиссу своими доверчивыми детскими глазами.

– Но ведь лорд Бромви и леди Бронвин еще живы. Они не оставят нас страдать… правда, брат Ланри?

– Правда, мальчик мой. – Священник взъерошил волосы Родгара и улыбнулся. – Дом Канарна никогда не оставит свой народ. – Он подумал несколько мгновений. – Дети, а я не рассказывал вам историю о лорде Буллви и леди Брунхильде?

Некоторые покачали головами. Маленькие дети уставились на Ланри, с нетерпением ожидая рассказа, а подростки подняли взгляды к потолку. Коричневый священник упрямо сохранял оптимизм, хоть это становилось все труднее по мере того, как дни оккупации превращались в недели, но он был твердо настроен действовать так, как этого хотел бы герцог Эктор.

– Лорд Буллви стал первым герцогом Ро Канарна. Очень давно, больше двухсот лет назад, король Тор Фунвейра правил Свободными Землями раненов. Кто-нибудь знает, как тогда назывались Свободные Земли?

– Тор Ранен, – ответил Родгар.

– Совершенно верно, мальчик, Тор Ранен. – Ланри по-прежнему улыбался. – Однако там никогда не было мира, и народу раненов не нравилось, что ими управляют чужаки… свобода очень важна для детей Рованоко. Пурпурные рыцари организовали из раненов рабочие команды, и, когда те восстали, эти команды стали первыми Свободными Отрядами, и сражались они до последней капли крови.

Несколько подростков смягчились и уже с интересом слушали рассказ старика.

– Могу поклясться, что Пурпурным это не понравилось, – сказала Лисса, считая, что сделала остроумное замечание.

– Конечно же нет, – ответил Ланри. – Они перебили сотни раненов и позвали рыцарей Красной церкви, чтобы те убили остальных. Многие лорды ро отправились в поход в поисках почестей и славы, и казалось, что ранены обречены на поражение.

Родгар и младшие дети с увлечением слушали повесть, особенно те места, где говорилось о крови и смерти. Ланри время от времени жаловался, что почти все истории и легенды говорят о кровавых сражениях и что он знает так мало рассказов о любви и мире.

– Лорд Буллви и его сестра-близнец были мелкопоместными аристократами из области неподалеку от Охотничьего Перевала, и они отправились на войну, когда командиры приказали им.

Лисса нарочито громко зевнула, и несколько девушек захихикали. Ланри тоже засмеялся, он был рад этой минуте веселья, несмотря на то что смеялись над ним.

– Я вас уверяю, дальше будет интереснее, – сказал священник. – В тот момент, когда раненов уже почти покорили во второй раз, священники и рыцари почувствовали, как с севера подул холодный ветер, и в битву вступили боевые братья Фьорлана. Все побережье заняли их драккары, берсерки хлынули через Глубокий Перевал, их жрецы и воины опрокинули штандарты Одного Бога.

Лисса фыркнула, услышав эти слова.

– И как они сумели одолеть рыцарей? – спросила она таким тоном, словно ни одна сила на земле не могла противостоять воинам, поклонявшимся Одному Богу.

– Думаю, они оказались сильнее, – ответил Ланри. – Красные рыцари слишком высокомерны и воображают, что их никто не может остановить… но в реальности, по-видимому, дело обстоит несколько иначе… Но не важно; на чем я остановился? – Старый священник иногда обнаруживал, что память изменяет ему. – Ах да, Красные рыцари были вынуждены отступить под натиском свирепых людей из Фьорлана. Они покинули Ро Хейл, и только никому не известный аристократ и его сестра остались в городе, защищать его против тысяч раненов.

– И это был лорд Буллви? – возбужденно воскликнул Родгар.

Ланри кивнул:

– Он и его сестра-близнец, которая могла отстрелить лапу Горланскому пауку с расстояния в сотню шагов; они отказались сдаваться. Они удерживали Ро Хейл тридцать дней, и было у них меньше сотни воинов. На тридцать первый день жрец Бритага, Мирового Ворона, приехал на место осады и приказал раненам прекратить атаки. Видите ли, у Бритага есть слабость к близнецам, и жрец потребовал, чтобы защитникам крепости позволили беспрепятственно проехать в Ро Канарн.

– И их оставили в живых? – спросил Родгар, кусая ногти от волнения.

– Да. Ранены проводили их на юг и отнеслись к ним с большим почтением. Священники и рыцари отступили в Ро Тирис и оставили близнецов и их воинов удерживать Канарн. Ранены отказывались нападать на город, пока там были Буллви и Брунхильда, поэтому у короля не осталось выбора, и пришлось назвать его герцогом.

Это была старая история, и Ланри любил вспоминать ее. Эктор был потомком Буллви, человека, который сражался много дней после того, как должен был сдаться, и тем заслужил уважение раненов. Правящий дом Канарна являлся основой мира между ро и раненами в течение двухсот лет, и каждый новый герцог способствовал укреплению добрых отношений. Ланри не знал, знает ли Бритаг, хитрый старый Ворон Рованоко, о важности жизни Буллви и Брунхильды, или же ему просто понравились близнецы. В любом случае мир был достигнут высокой ценой, и старый священник надеялся на то, что мир этот еще не нарушен.

Родгар радостно захлопал в ладоши:

– Бритаг позаботится о лорде Бромви, правда? И о леди Бронвин… Да?

– Я всегда стараюсь верить в Одного, но, как я уже сказал, Мировой Ворон любит близнецов. Бритаг считает, что удача и мудрость – это одно и то же, а дети Эктора, судя по всему, наделены и тем и другим.

Работы было еще много – требовалось исцелить множество людей, позаботиться о пище для них, и еще много историй ему предстояло рассказать, но священник взбодрился. Если несколько слов из уст старого Коричневого священника способны успокоить детей, может быть, их положение не так уж и безнадежно.

Часть первая

Глава первая Леди Бронвин в руинах Ро Хейла

Дождь начался через несколько часов после побега Бронвин из Канарна и продолжался уже две недели. Ее конь, крупное, но имевшее понурый вид животное, которое она выпрягла из брошенной повозки, продемонстрировало неудовольствие погодой и отказалось двигаться дальше.

Она остановилась на краю небольшой рощи, слишком маленькой, чтобы ее можно было назвать лесом, и слишком редкой, чтобы обеспечить надежное укрытие, но конь чувствовал себя спокойнее под ветвями. Бронвин села, привалившись спиной к стволу дерева, плотно закутавшись в плащ. Она не чувствовала угрызений совести из-за того, что забрала лошадь и продукты – в конце концов, животное погибло бы в одиночестве, – но ей было очень грустно при мысли о мертвых людях, с которых пришлось снять одежду. Она не знала их имен, не знала, почему они участвовали в сражении, но их убили и бросили у дороги. Рыцари Красного ордена убивали всех без разбора, и, скорее всего, убитые были простыми крестьянами.

Она взяла штаны, сапоги, плащ и арбалет. Доспехов у убитых, конечно, не оказалось, но тяжелый кожаный жилет оказался достаточно прочным, чтобы заменить нагрудник. От платья, в котором она бежала из города, она оторвала подол, верхняя часть служила ей рубашкой, а из остальной ткани получилось что-то вроде капюшона. Кровавые пятна напоминали Бронвин о том, благодаря какому событию она сумела сбежать из города. Она подумала, что Аль-Хасима, скорее всего, убили или посадили в камеру и что отец Магнус по-прежнему находится в тюрьме.

Она не собиралась признаваться даже самой себе в том, что надежды отвоевать город не было. Бронвин отличалась упрямством, и от отца она усвоила, что лучше умереть, чем сдаться. Когда убивали ее отца, Красные рыцари загораживали это ужасное зрелище, но все же кое-что она увидела.

Его убили. Ее отец, герцог Эктор, повелитель Канарна, был обезглавлен Красными рыцарями. Это воспоминание помогало ей продвигаться вперед по бесконечному Травяному Морю еще много дней после того, как ей впервые захотелось сдаться и бросить все.

Съестное у нее имелось, но черствым хлебом и фруктами невозможно долго поддерживать силы. Бронвин добралась до расщепленного дерева через неделю после побега и потом ехала еще неделю, но до сих пор не видела впереди развалин Ро Хейла, и ее поддерживало только убеждение, что указания Аль-Хасима верны. У нее появилась возможность совершенствоваться в искусстве обращения с арбалетом – теперь она могла стрелять кроликов и другую дичь. Однако пока что Бронвин не осмеливалась долго жечь костер, чтобы поджарить мясо. Для похлебки требовалось совсем мало времени и немного дождевой воды, но приготовление мяса могло привлечь внимание тех, кто преследовал ее.

За свое двухнедельное путешествие ей приходилось видеть небольшие гнезда Горланских пауков, но она не смогла найти в себе смелости, чтобы напасть на них. Аль-Хасим не раз говорил ей, что в Каресии жареные лапы Горланских пауков считаются деликатесом. Тем не менее размеры и злобный нрав пузатых арахнидов пугали девушку, и она не могла заставить себя приблизиться к гнезду. Даже в этой рощице, где она пряталась, виднелись нити паутины, и она подумала, что Горланские пауки расселились на большей части южных земель раненов и считают их своими охотничьими угодьями.

Бронвин почувствовала, как капля дождя упала ей на затылок, и вздрогнула всем телом от неприятного чувства, когда вода затекла под одежду. Ей приходилось и прежде ночевать в лесу; много раз она ходила в походы с Бромви, и оба наслаждались ощущением свободы, которое давало им бескрайнее Травяное Море. Однако на сей раз у нее не было ни палатки, ни сухой одежды, рядом не было брата, который мог бы подбодрить ее, и единственная ее цель заключалась сейчас в том, чтобы не попасть в плен к врагам и добраться до руин Ро Хейла. Но даже это была очень расплывчатая цель, и она понятия не имела, что делать дальше, если ей действительно удастся встретиться с Отрядом Призраков.

Способность таких людей, как Бром и Хасим, оставаться бодрыми буквально перед лицом смерти оставалась недоступной девушке. Когда-то мать дала ей на этот счет небольшой совет. Марлена из Дю Бана не была любящей и внимательной матерью. Ее не стало, когда Бронвин и ее брату еще не исполнилось и десяти лет, но она говорила о долге женщины так, словно считала, что это – единственное, что она может дать дочери.

«Жизненная цель благородной женщины народа ро – поддерживать мужчин и молчать, – говорила мать. – Женщины могут показывать свои чувства, но никогда не должны забывать о том, что их мягкость и нежность должны контрастировать с суровостью и воинственностью воинов Тор Фунвейра».

Бронвин тогда не понравились эти слова, и она никогда не смогла смириться с тем, что ее место в жизни определяется ее полом. Однако, несмотря на меч и арбалет, она чувствовала себя одинокой и беззащитной.

Когда небо начало темнеть, Бронвин все же закрыла глаза и внезапно ощутила неимоверную усталость. Адреналина, который помогал ей двигаться вперед после побега, постепенно становилось все меньше, и теперь преобладающимощущением была усталость. Конь тихо ржал, недовольно глядя на Бронвин, словно желая напомнить ей о том, как сильно ему не нравится дождь. Пока Бронвин пыталась устроиться у дерева поудобнее, так чтобы суметь уснуть, конь вдруг резко поднял голову и громко захрапел, разбрызгивая пену изо рта. Ноздри его дергались, он забил копытами по сырой земле; Бронвин выпрямилась. Конь уловил какой-то далекий звук или запах, а она прекрасно знала: не следует игнорировать обостренные чувства животного.

Бронвин натянула на голову капюшон и, обернувшись на юг, внимательно осмотрелась. Травяное Море представляло собой обширную открытую равнину, на которой кое-где попадались небольшие хутора, участки леса и холмы. Бронвин благоразумно держалась в стороне от главной дороги, пролегавшей с юга на север, и избегала поселений и более или менее людных мест. Ей казалось, что южная равнина никогда не кончится и что, кроме побережья и Ро Канарна, оставшихся позади, больше ничего на свете нет.

Конь волновался все сильнее. Бронвин дрожащими руками взялась за арбалет и осторожно вставила дротик. Она посмотрела на запад в надежде увидеть очертания Ро Хейла, который, по словам Аль-Хасима, находился именно там, хотя она не слишком надеялась, что найдет в крепости безопасное убежище.

Затем до нее донесся какой-то звук. Он был далеким и неясным, но заставил Бронвин вскочить на ноги; девушка начала быстро укладывать вещи, чтобы в случае необходимости двигаться дальше. Она была теперь уверена: где-то на юге, под темным небом и бесконечными дождевыми облаками, едут всадники. Кроме стука копыт слышались еще звуки, напоминавшие звон доспехов. Бронвин знала, что крестьяне герцогства не носят лат, и у нее появилось нехорошее предчувствие.

Она свернула одеяло и приторочила его к седлу. Короткий меч висел у нее на боку; она засунула провизию обратно в седельные сумки и крепко схватилась за поводья.

Девушка ждала, укрывшись за конем, прицелившись на юг из арбалета, который положила на седло. Прошло несколько напряженных минут, стук копыт приближался, и наконец показался небольшой отряд. Люди ехали медленно и, казалось, с трудом; они петляли, чтобы избежать болотистых участков.

У Бронвин перехватило дыхание, когда она заметила алые плащи всадников и услышала звон металла, говоривший о том, что люди вооружены. Это были рыцари Красного ордена, примерно двадцать человек. Она сжала руки в кулаки и попыталась успокоиться, попятилась обратно в рощу. Враги были еще далеко и, скорее всего, не замечали ее. Бронвин положила руку на морду коня, словно желая уговорить его не шуметь, и повела его обратно к деревьям. Конь повиновался, и они углубились в небольшой лесок. Бронвин решила, что рыцари, скорее всего, ищут именно ее, но, поскольку они ехали не торопясь и не пытались спрятаться, она сообразила, что те не подозревают, что жертва совсем близко.

Ведя коня через лес, девушка постоянно оглядывалась и, к своему облегчению, больше не видела рыцарей за стволами деревьев. Дождь превратился в настоящий ливень, земля размякла, и Бронвин, спускаясь с пологого холма, едва не поскользнулась и не покатилась вниз, но крепко вцепилась в поводья и не упала.

У подножия холма протекал мелкий ручеек, и стук дождевых капель заглушил жалобное ржание упрямого животного. Она заставила его войти в ручей и, ступая по камням и узким скользким берегам, повернула на запад и как можно быстрее двинулась вперед через лес. Она надеялась, что рыцари не видят западную границу леса; она больше не слышала их, но знала, что они направляются как раз к тому месту, где она находится. Бронвин подумала, что если враги не схватили Хасима, то вряд ли им известна цель ее путешествия и у нее еще остается возможность спастись.

Бронвин несколько раз едва не упала, пока вела коня вдоль ручья, и через пару минут уже заметила просвет между деревьями. Животное продолжало издавать недовольные звуки, и теперь, когда кроны деревьев больше не защищали их от дождя, и конь, и его хозяйка сильно промокли.

Она слышала далекие звуки – это люди в железных латах медленно пробирались по заболоченной почве, но ее отделяли от преследователей черные голые деревья и невысокий холм, по которому она спустилась к ручью. На западе, за лесом, Бронвин ничего не видела, лишь пелену дождя и бесконечное Травяное Море.

Ручей бежал дальше, и через несколько футов крутой берег сменился пологим каменистым склоном. Рыцари вряд ли заметят ее, пока она скрывается за холмом, думала Бронвин, надеясь на то, что Ро Хейл где-то неподалеку; возможно, его не видно из-за сильного ливня, холмов и темноты. Бронвин сделала глубокий вдох, вцепилась в поводья и направилась в сторону поля. Она осторожно вышла из леса, держа одну руку на морде лошади, чтобы та не вздумала заржать. Бронвин двигалась вдоль каменистого берега ручья, направляясь на запад; дождь все усиливался.

Она прищурилась, чтобы хоть что-то увидеть в темноте, и вытерла капли воды с лица, продолжая успокаивать недовольную лошадь. Девушка рассеянно подумала, что коню надо дать имя, и, осторожно поглаживая его морду, назвала его Унылым.

Дождь шумел довольно сильно, и Бронвин больше не слышала рыцарей. Она надеялась, что ей удастся просто ускользнуть, оставив преследователей позади, хотя оптимизм ее умерял страх быть пойманной и заклейменной как Черный Страж.

Из-за дождя впереди по-прежнему ничего не было видно, но, когда лес остался позади и Бронвин преодолела некоторое расстояние по Травяному Морю, ей показалось, что она заметила просвет в облаках, а под ним на холме смутные очертания, напоминавшие строения. Если руины Ро Хейла так близко, подумала Бронвин, она могла бы спрятаться там и даже найти укрытие от дождя. Девушка на мгновение остановилась, оглянулась, но не заметила никаких признаков приближения рыцарей. Затем поставила ногу в стремя, решив, что лучше передвигаться верхом – так намного быстрее, а может, и у Унылого улучшится настроение. По крайней мере, у него будет о чем подумать, кроме дождя. Она вскочила в седло и медленно поехала вперед, давая коню возможность находить дорогу на неровной, вязкой почве. Теперь, со спины коня, Бронвин могла видеть, что происходит за холмом, и с радостью отметила, что Красных рыцарей там нет.

Внезапно какой-то звук, раздавшийся с холма, заставил ее поднять голову. На фоне темного неба появилась мужская фигура. Металлические доспехи человека звякнули, но пелена дождя скрывала его до тех пор, пока он не оказался буквально над Бронвин. Унылый встал, фыркнул, а человек натянул поводья своей лошади и всмотрелся вниз, во тьму.

Бронвин замерла и взглянула на рыцаря, дождь заливал ее лицо. Она не была уверена в том, что он видит ее, но вдруг он махнул кому-то и крикнул, обернувшись:

– Капитан, по-моему, на берегу ручья прячется девчонка, промокшая до нитки.

Это было произнесено веселым тоном, и Бронвин не знала, что думать.

Через несколько секунд она увидела двух рыцарей Красного ордена, которые быстро спускались с каменистого холма.

– Бронвин из Канарна… – раздался голос из темноты. – Ты пойдешь с нами. – Бронвин показалось, что она узнала голос сэра Уильяма из Вереллиана.

На гребне холма появились еще люди, и Унылый снова фыркнул так громко, что его было слышно даже сквозь шум дождя. Бронвин, не теряя ни секунды, пришпорила коня. Унылый понесся прочь от отряда рыцарей.

Они что-то кричали ей вслед, и она слышала, как закованные в латы люди спускаются с холма, намереваясь догнать ее.

– Скачи быстрее! – крикнула она Унылому, направляя его в сторону от ручья.

Копыта коня скользили по сырой земле.

Бронвин на миг оглянулась и заметила, что ее враги находятся уже у подножия холма. У нее имелось перед ними небольшое преимущество, и Унылый был крупным конем, с длинными ногами, и вообще-то мог бы ускакать от преследователей. Болотистая земля Унылого не особенного затрудняла, и Бронвин даже показалось, что он обрадовался возможности скакать во весь опор. Вцепившись в гриву коня, она взглянула вперед – ничего, кроме угрюмой, однообразной равнины. Позади раздавались звуки погони; судя по всему, весь отряд спустился с холма, и теперь они гнались за ней.

Внезапно впереди, за пеленой дождя, Бронвин увидела какое-то темное строение и подумала, что следует до него добраться. Она поскакала к нему в надежде на то, что это не просто одинокое строение. Она даже улыбнулась, увидев полуразрушенные стены, выступавшие из мрака. Копыта коня застучали по камням, это была старая дорога, скрытая грязью и травой. Унылый, очутившись на более ровной и твердой почве, еще быстрее устремился в залитые дождем руины Ро Хейла.

Вокруг Бронвин высились темные, поросшие мхом кирпичные стены. Она направила коня к низкой арке; давно сломанные деревянные ворота висели на ржавых петлях. Дальше тянулись ряды разрушающихся зданий, на стенах еще сохранились остатки зубцов.

Бронвин никогда не бывала так далеко на севере, но зато слышала истории о Ро Хейле. Когда конь ее проехал под аркой, она вспомнила рассказы отца о людях ро, которые удерживали город еще много дней после того, как ранены изгнали оттуда рыцарей Красного ордена.

Хейл был последним городом, который пал после восстания Свободных Отрядов против рыцарей, и защитники сражались с такой самоотверженностью, что Отряд Призраков позволил им вернуться в Канарн и заключил с ними мирный договор.

Бронвин ехала по изрытым колдобинами улицам, когда-то вымощенным булыжниками, и смотрела по сторонам. Дома давным-давно превратились в развалины, уцелело лишь несколько строений. Бронвин оглядела залитый дождем двор замка в поисках какого-либо укрытия. У Унылого на этот счет были собственные мысли, и он, не останавливаясь, решительно двинулся к полуразрушенному зданию с более или менее целой крышей. Конь тряхнул головой, разбрызгивая капли воды по заросшей мхом земле, и Бронвин быстро спешилась. Она повела Унылого дальше, в темноту, и нашла какое-то укромное местечко за обрушившейся стеной, где можно было спрятаться.

Вереллиан и его рыцари тоже добрались до арки городских ворот, и девушка услышала звон металла и стук копыт по камням. Въехав во двор, они придержали коней, и Бронвин, глядя сквозь щель в древней кирпичной стене, увидела, что они рассеялись и остановились. Она насчитала двадцать рыцарей и человека, по виду похожего на пленника; он был связан, во рту торчал кляп, и его лошадь вел один из рыцарей. Когда люди приблизились, Бронвин в ужасе узнала в несчастном Аль-Хасима. Она заметила несколько ран на его лице и шее. В основном они зажили, хотя по виду каресианца можно было сказать, что на теле его наверняка появилось немало новых шрамов. Она обрадовалась тому, что Хасим жив, но решила, что его наверняка пытали, чтобы узнать о ее местонахождении.

– Госпожа Бронвин, вам не причинят вреда, – крикнул сэр Вереллиан, – но вы все же пойдете с нами. – Он кивнул человеку, сидевшему на коне слева от него. – Фэллон, налево. Каллис, направо. Чем скорее мы ее найдем, тем скорее сможем укрыться от дождя.

– Итак, вот до чего дошло, – произнес человек по имени Фэллон, – мы ищем женщину среди проклятой кучи камней…

– Довольно, – оборвал его Вереллиан. – Выполняйте приказ.

– Сэр, она может быть где угодно, – сказал другой рыцарь, медленно направляясь вправо.

– Возможно, но ее лошадь спрятать здесь трудно.

Бронвин погладила морду Унылого, пытаясь уговорить его вести себя тихо. Они прятались в развалинах, которые, вероятно, некогда являлись жилым домом, но сейчас от него сохранились лишь три стены и остатки полов двух этажей, судя по всему, некогда это было трехэтажное здание. Внутри все было завалено обломками, и Бронвин знала, что если какой-нибудь рыцарь заглянет сюда, то непременно заметит ее Унылого, пусть даже конь будет молчать.

Она повела коня дальше в темноту, но вдруг какой-то звук, раздавшийся с крепостной стены, заставил ее вздрогнуть. Рыцари тоже услышали этот звук, и теперь все настороженно оглядывались. И не напрасно: откуда ни возьмись появились какие-то люди, вооруженные и одетые в кольчуги и темно-синие плащи.

Ранены, люди из Отряда Призраков, защитники Травяного Моря приближались медленно, явно не собираясь сразу убивать Красных рыцарей. Один из раненов выступил вперед и решительным шагом направился к капитану рыцарей, Уильяму из Вереллиана. Жестом северянин велел своим людям, которых насчитывалось примерно человек двадцать, окружить рыцарей и не трогаться с места. Он словно оценивал боевые возможности противника. Вереллиан сохранял спокойствие; он тоже, очевидно, пересчитывал раненов, возникших перед ним, и рассматривал их оружие.

Человек приближался к Вереллиану, и, казалось, его совсем не волновало то, что рыцарь сидит верхом на коне. Из разных проломов и щелей появились еще люди, которые, оказывается, все это время прятались среди развалин сторожевых башен и крепостных стен. Бронвин подумала, что ранены, должно быть, увидели рыцарей издалека и ждали, пока те не окажутся в замкнутом пространстве двора. Северяне были вооружены топорами разных размеров, а некоторые, самые сильные, – тяжелыми боевыми молотами. Над головой лейтенанта Фэллона из сторожевой башенки появилось еще несколько раненов, державших наготове небольшие метательные топорики.

– Рыцари, ко мне, – спокойно приказал Вереллиан, и его люди образовали у него за спиной полукруг.

Ни один из них не вытащил из ножен меча, но атмосфера становилась напряженной.

Ранен, подошедший к капитану рыцарей, был крупным мужчиной, ростом свыше шести футов, без малейших усилий он держал двумя руками двусторонний топор. Нижнюю часть его лица скрывала спутанная темная борода, волнистые волосы падали на плечи, из-под густых бровей смотрели пронзительные синие глаза. Ему было, наверное, около сорока лет, и его плечи покрывал темно-синий плащ Отряда Призраков. Бронвин показалось, что она видела его раньше, в компании Магнуса, когда он впервые прибыл в Ро Канарн для переговоров с ее отцом.

Ливень не прекращался, по небу неслись черные тучи, но раненов погода, очевидно, беспокоила меньше, чем рыцарей, которые неловко ерзали в седлах.

Предводитель раненов, казалось, никуда не спешил; он медленно обвел своими синими глазами двадцать рыцарей, выстроившихся перед ним. Его заинтересовал Аль-Хасим, и он прищурился при виде каресианского пленника.

Вереллиан и ранен несколько мгновений пристально смотрели друг на друга, затем человек из Отряда Призраков заговорил.

– Хороший конь, Красный человек, – произнес он почти без акцента.

– Да, очень хороший. Но он принадлежит мне, – ответил Вереллиан.

Ранен усмехнулся и махнул рукой людям, находившимся у него за спиной, и во дворе появилась еще группа воинов. Бронвин уже перестала их считать: Отряд Призраков по численности превосходил рыцарей по меньшей мере в три раза.

– Ты больше не в своем поганом Тор Фунвейре, сэр… или как там тебя надо называть, – ядовито ответил ранен.

Еще один северянин, в тяжелой кольчуге, с огромным боевым топором в руках, выступил из дверей бывшей сторожки и замер за спиной Фэллона. К нему присоединились еще четыре человека, и каждый держал в руках по два метательных топорика. Лейтенант, заставив лошадь развернуться, увидел, что он окружен.

Человек с самым большим молотом казался старше своих товарищей; один глаз его был затянут бельмом, а глазницу пересекал глубокий шрам.

– Никто из жителей Травяного Моря не совершит такой глупости – прийти сюда без приглашения, Красный человек. Тебе жизнь надоела? – спросил он, осклабившись, и его товарищи разразились смехом.

Фэллон вытащил меч.

– Следи за языком, одноглазый! – рявкнул он.

– Фэллон, оружие в ножны, немедленно! – приказал Вереллиан.

Фэллон повиновался, но не сводил тяжелого взгляда с человека, вооруженного молотом. Остальные рыцари образовали нечто вроде круга, обратившись лицом к людям из Отряда Призраков. Некоторые, заметив многочисленные метательные топорики, отвязали щиты, притороченные к седлам, и держали их перед собой.

– С кем я говорю? – спросил Вереллиан все таким же уверенным голосом.

– Мое имя Хоррок. А еще меня называют Зеленый Клинок. Это моя земля, а это – мой народ, – громко произнес он, и Отряд Призраков разразился приглушенными одобрительными восклицаниями. – Тебе нечего тут делать, Красный человек. Ты на Свободных Землях раненов, и твой бог не имеет здесь власти.

Отряд Вереллиана был готов к бою. Бронвин скрючилась в своем укрытии, не желая участвовать в кровопролитии, если оно произойдет. Она знала, что рыцари не отступят, потому что не в обычаях Красного ордена было сдаваться; рыцари всегда принимали вызов, даже если противник превосходил их числом и мощью.

Унылый, укрывшись от дождя, несколько успокоился и стоял тихо, пока Бронвин наблюдала за разворачивающимися во дворе замка событиями.

Вереллиан с каменным лицом оглядел людей из Отряда Призраков.

– Мне было приказано выследить и схватить человека, бежавшего из Ро Канарна, и я намерен выполнить этот приказ. – Он бросил быстрый взгляд на Фэллона – словно они получили и другие приказы, которые не очень-то хотелось выполнять. – Я не желаю с вами сражаться, но мои дела вас не касаются.

Хоррок рассмеялся в ответ на это и угрожающе поднял топор.

– Твои приказы интересуют меня не больше, чем прошлогодний снег, человек ро. Ты находишься на землях Отряда Призраков, и у тебя есть два пути: развернуться и уехать или умереть. Очень простой выбор.

При этих словах Хоррока остальные ранены сомкнули кольцо вокруг рыцарей. Больше пятидесяти бородатых мужчин, облаченных в кольчуги, державших в руках оружие, окружили двадцать рыцарей Красного ордена. Еще тридцать раненов стояли на крепостной стене и на кучах каменных обломков, готовые метнуть топоры по приказу командира.

Дождь все лил, стучал по камням мостовой крепости Ро Хейл… Ранены зловеще улыбались, а люди ро были мрачны.

Хасим осматривал руины, не обращая ни на кого внимания, и Бронвин подумала, что он ищет взглядом ее. Она не могла подать ему никакого знака, не выдав своего местоположения, но надеялась, что, когда начнется схватка, он сумеет найти себе укрытие. Стальные браслеты, сковывавшие его запястья, были прикреплены к цепи, которую, словно собачий поводок, держал в руке один из сержантов Вереллиана.

Хоррок опустил топор и подошел ближе к Вереллиану. До него можно было теперь достать мечом, но он, казалось, не боялся этого; он взглянул прямо в глаза рыцарю, сидевшему на коне.

– Скажи мне вот что, рыцарь. Что произошло с людьми народа раненов, которые остались в Канарне с отцом Магнусом? – Голос его звучал негромко, но грозно. – По-моему, там их было человек пятнадцать; возможно, они решили, что с вами, Красными разбойниками, будет занятно сразиться. Если они погибли в бою, возможно, я сохраню вам жизнь. Если нет… – Он не договорил.

Бронвин было известно, что раненов, которые уцелели после боя, пытали и затем казнили наемники Певайна и простые воины Красного ордена. Она видела, как некоторым из них отрубили руки и ноги, чтобы показать народу Канарна: сопротивляться неразумно. Вереллиан тоже знал обо всем этом, и он помолчал, мрачно глядя в землю, пока обдумывал свой ответ.

Капитан рыцарей собрался было заговорить, но что-то, казалось, вызвало у него неудовольствие, и он повернулся к лейтенанту Фэллону.

– Фэллон, достойны ли эти люди… – начал он.

– …отведать моего меча? – закончил за него Фэллон. – Мы умираем там, где нам приказано умирать, капитан. Но это не означает, что мы должны умирать без боя.

Неуловимым движением лейтенант Фэллон выхватил из ножен меч, развернул коня к одноглазому ранену и нанес удар сверху вниз. Клинок рассек череп воина, раздался тошнотворный треск, и убитый повалился на землю.

– Рыцари, к бою! – крикнул Вереллиан и с воинственным криком устремился на Хоррока, который попятился от верхового рыцаря.

Начался хаос; ранены швыряли свои топорики; они явно не ожидали, что пришельцы их атакуют. Два Красных рыцаря погибли сразу же, потому что топоры угодили в незащищенные головы, но большинство метательных топоров оказались бесполезны; они отскакивали от щитов и тяжелых лат, не причиняя никакого вреда.

Два топора, брошенных одним из раненов, находившимся за спиной у Хоррока, вонзились в бока коня Вереллиана, конь громко заржал, ноги его подкосились, и он рухнул на землю, а всадник вылетел из седла головой вперед. Вереллиан тяжело упал на скользкие от дождя камни, и на него немедленно напали два ранена с молотами.

Рыцарь снова взревел, на этот раз от досады, и ему едва удалось избежать первого удара молота. Второй удар пришелся ему в плечо и отшвырнул его назад, на тело умиравшей лошади.

Бронвин заметила, что Хасим соскользнул с седла и увлек за собой человека, державшего его цепь. Затем каресианец с силой пнул рыцаря ногой в лицо и, перепрыгнув через кучу камней, бросился в укрытие.

Фэллон устремился к арке ворот и уже успел убить двоих раненов, которые там находились. Другой воин попытался стащить его с коня, но вместо этого получил смертельную рану в спину.

Основная часть рыцарей по-прежнему образовывала круг, они отбивались от Отряда Призраков, отчаянно парируя удары топоров, делая колющие выпады. Они безнадежно уступали противнику по численности, и, хотя Бронвин считала рыцарей искусными воинами, было похоже, что на сей раз они проиграют.

Очевидно, Вереллиан тоже это понимал, и Бронвин заметила тревогу на его лице, когда он вскочил на ноги и увидел, как его рыцарей стаскивают с коней и убивают люди из Отряда Призраков. Однако затем растерянность сменилась мрачной решимостью, и он направил острие меча на Хоррока.

– Мы рыцари Красного ордена, и мы заставим вас заплатить за каждого из наших убитых товарищей! – воскликнул он.

Хоррок, замахнувшись топором, бросился на него. Вереллиан отразил первую атаку и ответил опасным выпадом. Ранен развернулся, и удар не причинил ему вреда, он тут же рубанул топором по ногам Вереллиана. Рыцарь отпрянул и сделал собственную серию выпадов, которые ранену едва удавалось парировать. Вереллиан был опытным воином, и Хоррок быстро понял, что уступает ему в поединке.

Пока Фэллон продолжал сражаться у них за спиной, а другие рыцари, казалось, взяли верх в схватке, на них обрушился новый град метательных топориков, и воины целились теперь лучше, чем в прошлый раз. Трое рыцарей были убиты на месте, кровь текла по камням, смешиваясь с потоками дождевой воды. Еще двое свалились на землю, когда их лошади получили смертельные раны, и Вереллиану топор тоже угодил в спину, но удар оказался скользящим.

Бронвин приходилось видеть подобные схватки и прежде, но этот бой был слишком жестоким и почему-то показался ей нечестным и не благородным. Люди рубили друг друга топорами и мечами, кровь заполняла желобки между камнями, которыми был вымощен двор. Она видела, что оставшиеся в живых рыцари сражаются из последних сил, видела мертвые тела людей ро и раненов.

Раненый Вереллиан не прекращал атаковать Хоррока; однако доспехи его были помяты, и ему не всегда удавалось нанести удар нужной силы. Хоррок теперь парировал его выпады почти без труда и сам теснил рыцаря.

В Вереллиана попал очередной метательный топорик, ранил его в руку, и капитан с громким криком выронил меч: топор отрубил ему два пальца. Хоррок немедленно воспользовался этим и нанес удар противнику в грудь; нагрудная пластина лат погнулась, и Вереллиан полетел на землю.

Бронвин широко раскрытыми глазами наблюдала за тем, как Вереллиан поднял голову. На мокром от дождя лице отражались боль и отчаяние; он посмотрел через двор на Фэллона. Почти все его рыцари были мертвы, и ранены окружили его адъютанта. Фэллон встретил взгляд капитана и замер на мгновение, осознав, что они проиграли бой. Путь из города был свободен, и Вереллиан кивнул, давая Фэллону понять, что он должен спасаться бегством.

Нескольких оставшихся в живых Красных рыцарей окружили, стащили с коней и прикончили; один лишь Фэллон остался сидеть на лошади в воротах Ро Хейла.

– Беги, идиот! – крикнул Вереллиан.

Фэллон бросил последний взгляд на умирающих товарищей и людей Отряда Призраков, пришпорил коня, проскакал под аркой, сжимая в руке меч, и покинул руины города.

Ранены попытались преследовать его, но пешком это оказалось невозможно, и он быстро оставил их далеко позади. Из рыцарей только капитан Вереллиан остался в живых на покрытом лужами дворе крепости. Красный рыцарь был серьезно ранен, но топор Хоррока не смог пробить его доспехи, оставил на них лишь глубокую отметину, и, хотя на землю лилась кровь, рана была не смертельной. Больше волновала человека ро его рука: он посмотрел на окровавленные обрубки двух пальцев, затем перевернулся на спину и громко расхохотался. Потоки дождя заливали его лицо.

Аль-Хасим по-прежнему прятался за кучей камней, расположенной слева от укрытия Бронвин и Унылого. Он высунулся и внимательно огляделся. Бронвин показалось, что он говорит сам с собой, возможно, пытается придумать, как лучше обратиться к людям из Свободного Отряда. Наконец каресианец вылез из своего укрытия.

– Капитан Хоррок Зеленый Клинок, – раздался на весь двор его голос.

Ранены обернулись к нему, размахивая топорами и бормоча угрозы. Хоррок жестом утихомирил их и перешагнул через хохотавшего Вереллиана.

– Назови себя, поклонник Джаа, – с подозрением в голосе приказал Хоррок.

Хасим приподнял брови и указал на Уильяма из Вереллиана:

– По-моему, тебе сначала следует разобраться с ним. Убей его или прикажи ему заткнуться. Он человек неплохой, для рыцаря… у него есть понятия о чести и ум… однако он остается рыцарем Красного ордена.

Хоррок вытащил из-за пояса небольшой ручной топорик и с невероятной силой швырнул его в сторону Хасима. Топор со звоном вонзился в землю у ног каресианца.

– Я сказал, назови себя. Не заставляй меня повторять, – произнес он тоном, не терпящим возражений.

Хасим поднял руки и нервно улыбнулся:

– Я Аль-Хасим, меня называют Принцем Пустынь. Я друг Магнуса Вилобородого и лорда Алдженона Слезы.

Эти имена, очевидно, были известны Отряду Призраков, и все уставились на Хасима.

– Ты бросаешься громкими именами, каресианец, – сказал Хоррок. – Зачем ты приехал сюда вместе с этими людьми?

– Я помог бежать дочери герцога Эктора. Рыцари, занявшие Канарн, желают ее вернуть, поэтому они взяли меня с собой, думая, что я помогу ее найти. – Хасим говорил быстро, словно боялся, что его прикончат еще до того, как он успеет досказать.

Хоррок кивнул:

– Ну что ж, давайте укроемся от дождя и обсудим это? – Он поднял голову и взглянул на черное небо. – Каменный Пес, – обратился он к одному из раненов, – пойди, приведи девчонку и ее коня, они прячутся в бывшей пекарне.

Ранен, к которому обратился Хоррок, был молодым и проворным и по телосложению резко отличался от окружавших его могучих мужчин. За поясом у него виднелись два метательных топорика, которыми он не воспользовался во время схватки, а в руках он держал зловещего вида лохаберскую секиру с крючком на конце. Бронвин не пошевелилась, когда он направился к тому месту, где она сидела.

Каменный Пес подошел к дыре, через которую Бронвин наблюдала за боем, и, наклонившись, вгляделся в темноту.

– Привет, красотка, – обратился он к ней. – Ты как, будешь хорошей девочкой и выйдешь оттуда сама или мне придется тебя привести?

Унылый издал недовольное фырканье, и Бронвин окинула ранена сердитым взглядом.

– Приходи ко мне, мой мальчик, и отведаешь моего меча, – резко произнесла она.

Несколько раненов расхохотались.

Аль-Хасим посмотрел на Хоррока и хмыкнул:

– Боюсь, она не слишком похожа на настоящую леди.

– Очевидно, так, – ответил Хоррок. – Каменный Пес, хватит заигрывать с девицей, приведи ее к нам.

Хасим улыбнулся и подошел к молодому ранену.

– Позволь мне, – обратился он к Каменному Псу.

– Да на здоровье. – Молодого человека явно не обидели слова Бронвин.

Хасим небрежно прислонился к стене рядом с проломом.

– Бронвин, дорогая, выйди оттуда, пожалуйста, а то моя нежная кожа уже насквозь промокла от этого гребаного дождя.

Бронвин внезапно поняла, что ведет себя глупо; в этот момент кто-то стукнул Вереллиана ногой по голове, и смеявшийся рыцарь потерял сознание.


Для того чтобы убрать мертвые тела из крепостного двора, понадобилось больше часа, а дождь все не прекращался. В бою погибли двадцать Красных рыцарей и около десяти раненов, и еще несколько получили тяжелые увечья. Рыцарей – тех, кто еще дышал, – быстро прикончили, а раненых северян унесли под крышу, вниз по крутой лестнице, которая вела в уцелевшие подвалы, где Отряд Призраков устроил себе жилище.

Единственным оставшимся в живых рыцарем был Уильям из Вереллиана, и Хоррок понятия не имел, что с ним делать, и никак не мог решить. В конце концов бесчувственное тело забрали из двора вместе с ранеными воинами. Рыцарь уже меньше походил на хищную птицу сейчас, когда он не мог держаться прямо и гневно взирать на противника и его бритая голова была покрыта кровью.

Бронвин стояла в стороне в компании Хасима и ранена по имени Каменный Пес. Унылого привязали к деревянному столбу под остатками каменной крыши, около лестницы.

Бронвин и Хасим укрылись около сторожки у входа в крепость, пока люди Отряда Призраков произносили над павшими молитвы Рованоко. Бронвин поразило то, что они молились и над телами мертвых людей ро, и она различила несколько слов, которые дали ей понять: ранены считали этот отряд серьезными противникам и людьми чести.

– Видишь человека с бельмом на глазу? – обратился Каменный Пес к Хасиму, когда они пересекли двор, направляясь следом за Хорроком и его людьми в укрытие.

– Которого? Того, что этот Фэллон разрубил надвое? – переспросил Хасим, махнув рукой в сторону тела старика. Его бережно уносили в укрытие.

Каменного Пса задел легкомысленный тон каресианца, но мгновение спустя он улыбнулся. Люди его народа относились к смерти с юмором, и Бронвин обрадовалась тому, что они были не такими благочестивыми, как те, кто окружал ее с детства.

– Его звали Доррон Лунный Глаз, и он был нашим жрецом. Ваш Фэллон убил члена ордена Молота.

Хасим нахмурился; он понимал важность этого события.

Когда они приблизились к ступеням, ведущим вниз, Бронвин вмешалась:

– Он принадлежал к тому же ордену, что и Магнус?

Каменный Пес провел их вниз по лестнице и оглянулся, чтобы убедиться в том, что во дворе больше никого нет.

– Доррон отказался идти с нами в Канарн. Он сказал, что неразумно вступать в союз с герцогом из Тор Фунвейра. – Юноша обернулся к Бронвин. – А Магнус ответил, что он старый дурак, который живет прошлым.

Ступени уходили глубоко вниз под крепостной двор и вели в лабиринт коридоров и комнат с низкими потолками. Бронвин увидела, что помещения тут гораздо уютнее, чем она ожидала. Здесь были помещения с крепкими дверями, небольшие залы, и подземелье крепости походило скорее на процветающий постоялый двор.

Она увидела также множество людей, не участвовавших в схватке во дворе. Женщины и дети, одетые в основном в синие плащи Отряда Призраков, спешили к возвращавшимся воинам; слезы текли по лицам жен, сыновей и дочерей убитых. Раненых быстро унесли в комнаты, где о них должны были позаботиться. Воинам раздали кружки крепкого пива, и, осушив их, люди снимали кольчуги и осматривали раны, которые перевязывали лекари.

Посреди всей этой суматохи только Каменный Пес уделил внимание Бронвин и Хасиму; внимание его выразилось в том, что он велел им отойти и не мешать людям. Ни женщина, ни ребенок не пришли приветствовать молодого ранена, и Бронвин заметила в его глазах печаль, как будто в прежние времена кто-то все же спешил встретить его после боя. Но, когда какая-то пожилая женщина бросила на него быстрый взгляд, он кивнул в ответ, давая понять, что цел и невредим.

Уильям из Вереллиана был еще жив, но Бронвин видела, что кровь сочится из-под доспехов, из раны, нанесенной топором.

– Каменный Пес, а о его ранах кто-нибудь позаботится? – спросила она, указывая на рыцаря, лежащего у подножия лестницы.

Молодой ранен посмотрел на своих товарищей, вокруг которых суетились женщины.

– Позже. Он не такая уж важная личность, – бросил он; его явно не волновало, будет ли рыцарь жить или умрет. – Доррон мертв, а это означает, что исцеление наших людей займет долгое время, для выздоровления им потребуется отдых. Обычно нам это не нужно.

Бронвин обернулась к Хасиму и взглядом дала ему понять, что ее заботит жизнь рыцаря; он мог и умереть до того момента, когда до него дойдет очередь. Каресианец нахмурился и покачал головой, словно в душе у него шла какая-то борьба.

– Это рыцарь Красного ордена, Бронвин, лучше бы не оставлять его в живых. – Он смолк и подумал еще. – Однако…

Хасим пересек зал, пробрался через скопление людей Отряда, снимавших кольчуги и оружие. Некоторые косились на него, словно удивляясь, откуда среди них взялся каресианец, но большинство были утомлены битвой и не обращали на чужака внимания. Бронвин шла следом, стараясь не отставать.

Они приблизились к Вереллиану, и Хасим присел рядом с раненым рыцарем, затем негромко заговорил.

– Ты спас мне жизнь в Канарне, – обратился он к человеку, лежавшему без сознания, – поэтому я, хоть и человек с минимальными представлениями о чести, обязан теперь спасти тебя. – Он обернулся к Бронвин. – Помоги мне снять с него доспехи. Нужно взглянуть, насколько серьезна эта рана от топора.

Вместе они с некоторым трудом освободили Вереллиана от боевых доспехов. Латы были сильно помяты и повреждены, и оказалось, что на теле человека две раны, одна на груди, там, куда его ударил Хоррок, и вторая – на спине, от брошенного топора.

Бронвин немного разбиралась в боевом снаряжении и подумала, что теперь нагрудник можно выбросить. Рыцарь по-прежнему не приходил в себя, и стащить с него остальные части доспехов оказалось нелегко, он был тяжел. Хасим приподнял его, Бронвин расстегнула пряжки на плечах, отцепила нагрудную пластину, а Хасим снял пластины, защищавшие руки. Затем они положили рыцаря на спину и осмотрели рану на груди. Рана была нехорошей, с рваными краями, и тянулась от груди к животу; хоть и неглубокая, она сильно кровоточила, и Бронвин подумала, что Вереллиан умрет от потери крови, если не сделать что-нибудь.

– Похоже, ты еще поживешь какое-то время, бедолага, – пробормотал Хасим себе под нос, осматривая раненого.

Обернувшись к Бронвин, он сказал:

– Нужны вода и чистые тряпки для перевязки. У них должно быть что-то такое здесь, в подвале.

Бронвин поднялась и быстрыми шагами вернулась к Каменному Псу, который по-прежнему стоял у подножия лестницы.

– Мне нужны чистые тряпки, чтобы перевязать раны рыцаря, – торопливо сказала она. – Он умрет, если не остановить кровотечение.

– И мы должны тратить драгоценные материалы на то, чтобы спасти рыцаря Красного ордена? – недовольно ответил Каменный Пес. – Как бы не так. У нас их едва хватает для наших раненых.

– Рыцарь должен жить. – Голос принадлежал Хорроку, который стоял поблизости, пока какая-то женщина растирала ему плечи.

Каменный Пес помолчал мгновение, явно не желая делиться бинтами с человеком ро, но не стал спорить с капитаном. Он щелкнул пальцами, когда мимо пробегал мальчишка с ведрами воды.

– Парень, иди к рыцарю, когда закончишь с нашими, – неохотно произнес он.

Хоррок велел женщине отойти и подошел к Хасиму и Бронвин. Капитан Отряда Призраков остался цел и невредим после боя, и его пронизывающие синие глаза с интересом уставились на двух чужаков. Бронвин не могла разгадать его намерений.

– Мне кажется, нам нужно поговорить. Не возражаешь, госпожа? – обратился он к женщине.

Она бросила быстрый взгляд на Хасима, удивленная тем, что Хоррок обратился к ней первой. Каресианец успокаивающе улыбнулся и кивнул.

– Разумеется, капитан Хоррок, – ответила она, – хотя я бы предпочла сначала перевязать раны рыцаря. Он умрет, если никто о нем не позаботится.

Бронвин считала, что как аристократка из Тор Фунвейра она обязана присмотреть за Уильямом из Вереллиана и за тем, как с ним обходятся.

Хоррок издал какой-то звук, который мог выражать насмешку или раздражение.

– Мягкосердечные люди здесь не выживают, – сказал он, слегка кивая, отчего реплика его показалась двусмысленной.

– А также люди с ранами от топора на груди и спине, – резко ответила Бронвин, что вызвало искренний смех Хасима, а несколько раненов, стоявших поблизости, недовольно воззрились на южанина.

– Прошу прощения, – неловко произнес каресианец. – Как-то само вырвалось.

– Не стоит извиняться, каресианец, – сказал Хоррок, – но ты не должен забывать, что многие из моих людей сегодня потеряли братьев, мужей, сыновей и друзей. А в такие дни смех неуместен.

Бронвин на мгновение показалось, что действительно ее настойчивость относительно должного ухода за рыцарем – мелочь. На глазах многих людей она видела слезы. Эти люди не были ни аристократами, ни рыцарями, ни воинами. Это были простые мужчины и женщины, которые посвятили жизнь защите Свободных Земель.

– Каменный Пес, – приказал Хоррок, – ты отвечаешь за рыцаря. Проследи, чтобы он остался в живых.

Молодой ранен проворчал что-то, но не стал спорить и взял у мальчишки кусок влажной ткани.

– Эти раны нужно зашивать, Хоррок, – сказал Каменный Пес, опустившись на колени у тела раненого, по-прежнему не приходившего в сознание.

– Ты умеешь обращаться с иглой, парень. Давай, приступай к делу, – приказал капитан Отряда Призраков. – А вы двое, – он указал на Хасима и Бронвин, – ступайте за мной.

– Скромная аристократка, лишившаяся своих земель, идет первой, – негромко сказал Хасим, обращаясь к Бронвин, и преувеличенно вежливо поклонился.

Бронвин бросила на него суровый взгляд; она хотела дать ему понять, что не оценила его попытку пошутить. Хоррок провел их через просторный холл, мимо раненых людей, лежавших прямо на полу на тюфяках. Многие раны были легкими – неглубокие порезы и уколы длинных мечей Красных рыцарей. Несколько выглядело более серьезно – у несчастных были отрублены руки или ноги, виднелись глубокие, почти смертельные раны. Женщины Отряда умело ухаживали за ранеными, и на Бронвин произвела впечатление эффективность их действий. Они отдавали приказы по-военному четко, и здоровые мужчины, оставшиеся в подземелье, безотказно выполняли их и помогали перевязывать раны своих товарищей. Пожилые женщины готовили какие-то отвары и припарки, издававшие странный землистый запах. Бронвин поняла, что гибель жреца, способного быстро исцелять больных, создала для Отряда Призраков большую проблему.

Ранены едва замечали присутствие Бронвин и Хасима, лишь поднимали головы, чтобы кивнуть Хорроку, затем возвращались к своей кровавой работе. Капитан отряда раненов провел гостей через главный зал, затем по узкому каменному коридору, освещенному свечами в стеклянных шарах и украшенному всевозможными трофеями. Известно было, что Свободные Отряды забирают у поверженных врагов разные предметы в качестве напоминания о том, что следует всегда быть настороже; и женщине из народа ро этот коридор показался мрачным зрелищем.

На стенах висело множество сломанных длинных мечей, некоторые – невероятно древние. Несколько расплющенных комплектов доспехов было приколочено к стенам, и Бронвин пришла в смятение, разглядев их цвета. Очевидно, в свое время Отряд Призраков перебил немало служителей различных церковных орденов. Хотя чаще всего попадался красный цвет, Бронвин заметила пурпурные доспехи, коричневые одеяния и один комплект черных лат – даже служитель смерти когда-то пал под топором ранена.

Хоррок остановился у массивной двери, явно повешенной здесь относительно недавно, и, пошарив в кармане туники, извлек большой железный ключ. Когда он открыл дверь, Бронвин снова услышала шум дождя и увидела каменную лестницу, ведущую наверх, в руины крепости Ро Хейл.

– Некоторые вещи выглядят иначе, если взглянуть на них с большой высоты, – заметил Хоррок, не оборачиваясь, и начал подниматься по ступеням.

Бронвин и Хасим последовали за ним и вскоре очутились на полуразрушенном балконе огромного каменного здания; балкон выходил на тот участок, где когда-то возвышалась северная стена города. Дождь до сих пор не прекратился, но навес защищал балкон от потоков воды. Здесь с удобством могли бы расположиться больше десятка человек; виднелись несколько стульев, большой каменный стол и открытый буфет с бутылками.

– Что вы, южане, пьете: эль, вино или что-нибудь покрепче? – спросил Хоррок, усаживаясь на самый большой стул и пододвигаясь к буфету.

Хасим присел рядом с бутылками и начал выбирать среди различных напитков. Он взял большую бутыль, которая показалась Бронвин сделанной не из стекла, а из камня, и показал Хорроку.

– Это виски – «морозное пиво» из Волька. Такая бутылка в Ро Тирисе стоит небольшое состояние, – произнес он, и глаза его блеснули.

– Тогда я лучше его допью, пока ты его у меня не стащил, – сказал Хоррок, выхватил бутыль у Хасима и вытащил пробку.

Бронвин, усевшаяся напротив капитана, внезапно ощутила неимоверную усталость. Она потерла глаза, сделала несколько глубоких вдохов. Хасим положил руку ей на плечо, желая утешить ее, и сам занял место за столом.

– Мне кажется, госпожа, сейчас ты в большей безопасности, чем за последние несколько недель, – мягко произнес он. – Глоток спиртного не повредит. Здесь есть хорошее красное вино из Дарквальда.

– Эта бутылка – единственная из всех, которую я приобрел за деньги, – перебил его Хоррок, и Бронвин снова не поняла, шутит ли вождь раненов или нет.

Каждый выбрал себе напиток по вкусу, и через несколько минут дождь уже перестал раздражать их, а шум его представлял собой приятный аккомпанемент заслуженному отдыху. Бронвин медленно потягивала из бокала густое красное вино, Хасим пил каресианский пустынный нектар прямо из бутылки, а Хоррок потихоньку потягивал крепкое «морозное пиво» из Волька.

– Ну что, теперь мне, наверное, следует задавать вам вопросы? – неожиданно заговорил Хоррок. – Или мы просто сделаем вид, что я их уже задал, а вы расскажетемне свою историю от начала до конца?

Бронвин кивнула Хасиму, давая знак начинать.

– Вообще-то все очень просто; Алдженон Слеза отправил меня в Канарн с целью выяснить, зачем туда приехала каресианская волшебница. – Он опустил взгляд и продолжал: – Похоже, ее цель – руководить разграблением города, убийствами и заключением в тюрьму его жителей. – В голосе его прозвучала печаль. – Однако я выяснил это слишком поздно… и примерно в то же время понял, что эта шлюха соблазнила командира Красных рыцарей.

Хоррок прищурился. Бронвин решила, что он прекрасно знал о нападении на ее родной город, но не об участии Семи Сестер. Ранены считали колдуний своими врагами и поэтому были против их присутствия на своей территории. Давным-давно орден Молота запретил Сестрам переступать границы Свободных Земель. Один Бог, казалось, был не так скор на гнев, как Рованоко.

– И ты рассказал об этом Слезе? – спросил Хоррок.

Хасим кивнул.

– Он дал мне туманный камень. Я воспользовался им после битвы, так что ему в общих чертах известно, что произошло.

Раненские туманные камни изготавливались изо льда, добытого глубоко в недрах Фьорлана, и северные лорды часто пользовались ими для связи на дальних расстояниях. Бронвин приходилось видеть такие штуки, и Магнус объяснял ей, что они дают возможность словам проходить сквозь пустоту Гигантов и достигать ушей того, для кого были предназначены. Очевидно, он счел это достаточным объяснением. Добавил только, что эти камни очень могущественные и каждый мечтает завладеть таким камнем.

– А меня больше интересует, как это у отряда Красных рыцарей хватило наглости войти в Ро Хейл и отдавать здесь приказы. Согласны они с этим или нет, это не Тор Фунвейр. – Хоррока явно оскорбило появление людей ро на территории, контролируемой Призраками. – Сколько рыцарей захватили город? – спросил он.

– Рыцарь по имени Риллион привел с собой пару сотен Красных. Однако грязную работу выполняли наемники – один подонок по имени Певайн и его садисты.

Хоррок бросил на каресианца заинтересованный взгляд.

– Я слышал об этом Певайне. Он помогал Рулагу Медведю, когда тот захватил Джарвик… это не человек, а последний негодяй. – Хоррок сделал большой глоток пива и, глубоко задумавшись, посмотрел на руины Ро Хейла.

Бронвин воспользовалась паузой, чтобы поудобнее откинуться на спинку стула. Вино оказалось крепким, и усталость навалилась на девушку. Хасим тоже выглядел утомленным, но тем не менее был настороже, а у Бронвин уже не осталось сил. Все это было так ново для нее: побег, ночевки под открытым небом, жестокая битва… и сейчас ей хотелось только одного – спать.

Она посмотрела на капитана Отряда Призраков, сидевшего напротив. Это был закаленный в боях воин, высокий, широкоплечий, покрытый многочисленными шрамами, но Бронвин почудилась в его взгляде какая-то неуместная задумчивость. Он приказал оставить Вереллиана в живых, что возмутило до глубины души многих раненов, и она подумала, что капитан Хоррок Зеленый Клинок из Отряда Призраков достиг своего положения не только силой, но и умом.

– Итак, все мои люди, оставшиеся в крепости, мертвы… а отец Магнус? – спросил он, не глядя на гостей.

– Я подозреваю, что в этом и состоит причина нападения Вереллиана. Он знал, что все ранены, оставшиеся в Канарне, убиты людьми Певайна. Магнуса оставили в живых по какой-то причине – похоже, по настоянию волшебницы, – но, когда меня увозили оттуда, он был еще жив и здоров, – сказал Хасим.

– Надеюсь, этот красный, как его там, сумеет рассказать нам, что затеяли эти ублюдки… если… придет в себя. – Хоррок снова сделал большой глоток.

На сегодня разговор был закончен.

Глава вторая Сэр Уильям из Вереллиана в руинах Ро Хейла

Уильям приходил в сознание медленно, голова дико болела, перед глазами все плыло, временами он снова проваливался во тьму. Он ощущал привкус крови на губах, правая рука онемела, спина и грудь болели. Ему было холодно, и он понял, что с него сняли латы и поножи. Над ним висел какой-то фонарь, а рядом сидел молодой ранен и смотрел на большую белую повязку на груди Уильяма.

Поблизости виднелась другая фигура, и Уильям мог смутно различить, что это женщина и что она держит что-то в руках. Он хотел было заговорить, но смог издать лишь едва слышный стон, а затем на него накатила волна страшной усталости. Женщина подняла то, что держала в руках, и на голову раненого Красного рыцаря обрушилось ведро ледяной воды.

– Ну что, теперь я вижу, что наш красный еще жив, – произнес человек, сидевший на корточках рядом с ним.

Уильям выплюнул воду, попавшую в рот и нос, и перед глазами начало кое-что проясняться. Он находился в каменном подземелье, в окружении других раненых, и люди в синих плащах Призраков бегали туда-сюда с ведрами и кипами перевязочного материала. Насколько сумел разглядеть Уильям, он был здесь единственным рыцарем, и отчаяние охватило его при мысли о том, что все его воины погибли.

– Только не вздумай шевелиться, – предупредила женщина, – ты и без того весь пол кровью залил.

Это была женщина лет пятидесяти из народа раненов. В чертах лица у нее имелось что-то общее с молодым воином-Призраком, который сидел на корточках, и Уильям подумал, что они, наверное, родичи.

Он находился в стороне от других раненов, лежавших на полу, и поймал на себе их ненавидящие взгляды.

– Я хочу пить, – слабым голосом произнес он. – Из чашки, а не из ведра, если это возможно.

Услышав это, молодой ранен хмыкнул.

– Принеси ему воды, Фрейя. Лучше в золотом кубке или что там еще достойно рыцаря Тор Фунвейра.

Женщина ушла, и Уильям потерял ее из виду в толпе воинов.

– Не заблуждайся насчет меня, Красный человек. Я спас тебе жизнь только потому, что мне приказал капитан. Я бы с радостью отрубил тебе голову, – заявил молодой ранен.

Уильям попытался изменить положение и приподняться, опершись на локти. Он заметил, что его правая рука перебинтована, и смутно вспомнил, что брошенный топор отрубил ему несколько пальцев. Боль была тупой, и настоящий воин не обратил бы на нее внимания, но Уильям расстроился из-за того, что повреждена именно правая рука.

Он медленно пополз к стене, чтобы опереться на нее спиной. Ранен протянул ему руку, и Уильям подумал, что это странно, если вспомнить его недавние слова; очевидно, юноша просто решил выполнять приказ капитана.

– Как твое имя, человек-Призрак? – спросил Уильям, пытаясь показать, что он благодарен противнику за перевязку ран.

– Меня зовут Мика, по прозвищу Каменный Пес. А ты… кто-то там из Веллериана? – спросил он, неправильно произнося название поместья.

– Сэр Уильям из Вереллиана, капитан Красных рыцарей. – Он произнес это просто, обычным тоном, зная, что в Свободном Отряде его титулы ничего не значат. – Я буду жить?

– К сожалению, да. Похоже, я действительно неплохой врачеватель, хоть мне и стыдно за себя… Рана на спине неглубокая, но Хоррок разрубил твой нагрудник топором, и в ране остались осколки.

Уильям принялся прокручивать в памяти бой, начиная с атаки Фэллона и заканчивая ударом топором, который для него оказался последним в этой стычке. Он вспомнил, как сержанта Брачу стащили с лошади и обезглавили на каменных плитах двора, как Каллиса убили ударом топора по затылку. Он покинул Ро Арнон с отрядом из двадцати пяти человек, и все они, скорее всего, сейчас были мертвы, но Уильям все же сохранял надежду на то, что Фэллону удалось бежать. Его лейтенант был хитрой бестией, и Уильям сомневался в том, что тот ускользнул от противников.

– Зачем меня оставили в живых после того, как перебили всех моих воинов? – спросил он негромким, усталым голосом.

Каменный Пес подумал над ответом, разглядывая перевязанную правую руку Уильяма.

– Ты же был командиром, так? А значит, сможешь рассказать нашему капитану, почему ты решил нарушить мирный договор между нашими народами, заключенный двести лет назад.

Уильям хотел сразу же ответить, но неожиданно закашлялся, и снова неимоверная усталость навалилась на него.

После минуты мучительного кашля он проговорил:

– Я не нарушал никакого мирного договора. Мы приехали сюда в поисках беглянки, а ваши люди собрались нас перебить. Единственным шансом уцелеть было ударить первыми.

Каменный Пес усмехнулся.

– Значит, повезло тебе, что вы ударили первыми, – бесстрастно произнес он, напоминая Уильяму о том, что все его люди погибли.

Пожилая женщина вернулась с небольшой глиняной чашкой и подала ее Уильяму. Он взял чашку, но с трудом смог поднести ее ко рту и сумел отпить совсем немного. Посмотрел на свою уцелевшую левую руку и пожалел о том, что во время обучения в Ро Арноне не научился держать меч одинаково ловко в обеих руках. Теперь в его возрасте будет сложно приспособиться сражаться левой рукой. У него уже сложилась определенная манера боя, и он подумал, что, наверное, больше не будет таким серьезным противником, как прежде.

– Тебе повезло, Красный человек, – сказала женщина. – Этот мой мальчишка хорошо обучен врачеванию ран, и, поскольку твой воин убил нашего жреца, твоя жизнь висела на волоске, и мы едва смогли остановить кровотечение. – Она оглядела подземелье. – Большинство из наших оказались не такими везучими. Мы потратили драгоценные бинты на то, чтобы спасти тебе жизнь.

Уильям отпил еще глоток из чашки, чувствуя, как силы понемногу возвращаются к нему.

– Вам действительно так необходимо постоянно напоминать мне о том, что я ваш враг? О том, что мне повезло и обо мне позаботились? И о том, то вы оба предпочли бы видеть меня мертвым?

Каменный Пес и Фрейя переглянулись, затем расхохотались над словами Уильяма. Люди из Свободных Отрядов всегда славились своим особым чувством юмора и спокойным отношением к смерти. Можно сказать, они были печально известны способностью смеяться посреди кровавой резни.

– Разумеется, еще возможно, что Хоррок убьет тебя… если ему не понравится то, что ты скажешь, – фыркнул Каменный Пес.

– Я понятия не имею, каких слов он ждет от меня.

Уильям обладал определенным инстинктом самосохранения и, подобно любому Красному рыцарю, собирался дорого продать свою жизнь. Мысль о том, что его все-таки в конце концов казнят, беспокоила его, и он принялся обдумывать планы побега. Тем не менее многочисленные раны помешали бы ему сейчас передвигаться; он знал, что еще не скоро сможет ходить без посторонней помощи, а тем более бегать. Он смирился с тем, что попал в затруднительное положение, и успокоился на том, что пока, по крайней мере, ему предстояло остаться здесь.

Постепенно подвал опустел; мертвых уносили, тех, кого удалось спасти, уводили или уносили в другие комнаты обширного подземного лабиринта. У Уильяма не было ненависти к людям Отряда Призраков, и ему не нравилось то, что ему пришлось сражаться с ними. Его поставили в такое положение, что иного выбора не существовало. Да, эти люди были закаленными бойцами, но он понимал, что они не смогут выдержать организованной атаки, и, вспомнив событиях в Ро Канарне, он подумал, что им лучше бы бежать от армии Красных рыцарей. Эти люди явно не подозревали о предстоявшем вторжении на земли раненов, на которое смутно намекал командующий Риллион. Уильям начал размышлять о том, нужно ли рассказать об этом Хорроку или нет, и пришел к выводу, что это не будет предательством. Ведь если северяне уйдут без боя, то смертей будет меньше, а кампания закончится быстрее. Отряд Призраков не сможет удержать Травяное Море и выстоять под натиском королевской армии. Если они останутся и решат драться, дело закончится тем, что их всех перебьют.

Пока Уильям думал, он вдруг почувствовал, как веки его опускаются, ему отчаянно захотелось спать, несмотря на холодный пол и явно недостаточно укрывавший его плащ Отряда. Рыцарь настолько устал, что все это было ему безразлично.

Каменный Пес и Фрейя в последний раз осмотрели его повязки и вернулись к своим делам в руинах Ро Хейла. Уильяма оставили одного, но тяжелая деревянная дверь, ведущая к лестнице, была надежно заперта, и побег пока что исключался, и сэр Уильям из Вереллиана решил, что сейчас самое разумное – это поспать и попытаться восстановить силы.


Он внезапно проснулся от толчка; кто-то несильно стукнул его сапогом по ноге. Над ним с большим куском хлеба в руках стоял каресианский пленник, Аль-Хасим. Он был облачен в легкие кожаные доспехи, вероятно позаимствованные у людей Отряда, а также раздобыл где-то ятаган.

– Ешь, – сказал Хасим, бросая хлеб на колени Уильяму. – Он свежий, а тебе нужно, чтобы в животе было еще что-то, кроме кусков стали.

– Спасибо, – ответил Уильям, подняв взгляд на каресианца.

Он не знал, что думать об Аль-Хасиме. Он помешал наемникам пытать его в Ро Канарне и не видел от него никаких неприятностей во время путешествия на север, но все равно Хасим оставался преступником, а теперь еще связал свою судьбу с Отрядом Призраков.

– Мы в некотором роде поменялись местами, Хасим. – Он оторвал зубами кусок теплого хлеба.

Хасим указал на цепь, которую прикрепили к ноге Уильяма, пока тот спал. Цепь крепилась к стальному кольцу, вделанному в стену; это был прозрачный намек на то, что рыцарь теперь стал пленником.

– Я хочу еще раз поблагодарить тебя, Вереллиан. – Каресианец сел на каменный пол рядом с Уильямом. – Если бы ты и твои люди не взяли меня с собой на север, мне бы несдобровать.

– Ну а дальше что будет? – спросил Уильям у каресианца.

– Думаю, это зависит от тебя. Хоррок, как мне кажется, не торопится тебя убивать, однако ваше вторжение разозлило его. Это земли раненов, а не Тор Фунвейр.

Хасим, каресианец, находился еще дальше от родины, чем Уильям, и Красный рыцарь вдруг задумался о том, что побудило его совершить такое далекое путешествие на север.

– А ты каким образом замешан во все это, Хасим? – просто спросил Уильям.

Тот усмехнулся и предложил Уильяму бутылку с темной жидкостью:

– Это виски из Волька. Я стащил его у Хоррока. Выпей, тебе станет легче.

Уильям слышал о жителях Волька и их обычае изготовлять крепкие напитки в замороженных бочках, но, вступив в орден Одного Бога, он дал клятву не пить спиртного. Он слабо махнул рукой, отказываясь от предложенной выпивки.

– Ах да, вспомнил, твой бог предпочитает кровь спиртному, – сказал Хасим и сделал большой глоток из горлышка.

– Не надо читать мне мораль, каресианец. Мне приходилось драться с Псами, и мы оба знаем, что Джаа тоже обожает кровопролитие, когда у него бывает соответствующее настроение. – Уильям не склонен был мириться с лицемерием. – Отказ от алкоголя – это такая мелочь по сравнению с другими проблемами в этом мире.

– Ну ладно, ладно. Может, стоит поговорить о том, что у нас с тобой общего? Ни ты, ни я не принадлежим к народу раненов, и оба находимся в чужой стране, – доброжелательно сказал Хасим.

– Что верно, то верно, – подтвердил Уильям, не уверенный в том, к чему клонит каресианец.

– Итак, ты со своими воинами прискакал в Хейл и начал драку, – продолжал Хасим. – Тебе придется признать: у них не было выбора, точно так же как и у тебя.

– Больше двадцати моих людей убиты. Не жди, что я забуду об этом в ближайшее время. – Уильям был пленником, собирался бежать и по-прежнему считал раненов своими врагами.

– А как же жизни сорока или около того людей Отряда, которых вы изрубили своими мечами? Они что, не имеют значения? – возразил Хасим. – Ты один из немногих людей народа ро, от которых меня не тошнит, но перестань думать, что остальные по сравнению с вами пыль и прах. Все живут и умирают, Вереллиан: и ро, и ранены, и каресианцы, и даже… кирины. Наша кровь такого же цвета, как и ваша. – Он явно разозлился, и Уильям понял, что он, рыцарь, никогда по-настоящему не задумывался над тем, как смотрят на его народ другие народы.

Красный рыцарь оглядел подвал и увидел, как женщины смывают с пола кровавые пятна, оставленные ранеными. Около двери, которая вела наверх, во двор, сидела молодая женщина с окровавленными руками. Она просто сидела, глядя на свои багровые ладони широко раскрытыми глазами, и слезы катились у нее по лицу. В подвале находились и другие люди, они лежали или сидели, привалившись к стенам, и на их лицах застыло выражение боли и бесконечной усталости.

Уильям не впервые участвовал в битве, не впервые видел раненых и изувеченных людей, окровавленные повязки, крики и смерть, но никогда ему не доводилось видеть, как женщины горюют о смерти любимых или как люди пытаются спасти жизнь тех, кто вернулся из боя. Он видел только, как в его стране раненых исцеляют с божественной помощью Белые священники, как бережно обходятся с ранеными, давая им время полностью оправиться. Эти северяне обладали искусством врачевания, но их единственный жрец был мертв, а в случае серьезного ранения простая перевязка не всегда помогала спасти жизнь.

Он обернулся к Хасиму, слегка кивнул и негромко произнес:

– Ну хорошо, прошу прощения. Я просто не подумал. Все это так ново для меня.

– Ты никогда прежде не оказывался в плену? – удивился Хасим.

– Мне никогда не приходилось терпеть поражение в бою, не то что попадать в плен. Пару лет назад я получил несколько серьезных ран, но никогда не бывал в роли побежденного. – Уильям обнаружил, что положение пленного, потерявшего весь свой отряд, весьма и весьма неприятно.

– А я побывал в тюрьмах и подземельях не одной страны, так что попомни мои слова: сначала тебе станет еще хуже, но потом ты почувствуешь себя лучше. – Хасим снова протянул ему бутылку.

– Я пока еще не отказывался от своих обетов, каресианец, – ответил Уильям, снова отмахнувшись от спиртного. – Мой долг – попытаться сбежать отсюда и вернуться в Ро Канарн.

Хасим с любопытством посмотрел на Красного рыцаря:

– Оптимизм… я это уважаю, но только не наделай глупостей. Будет очень обидно, если тебя убьют по твоей же собственной вине после всех моих стараний сберечь твою жизнь.

Уильям снова привалился к стене и закрыл глаза. Он попытался вернуть себе хоть какую-то физическую силу, напрягая мышцы рук и ног, но по-прежнему ощущал усталость – Хасим слишком рано разбудил его.

– Где Хоррок? – спросил он.

– Скорее всего, спит, ведь он влил в себя половину этой бутылки, – ответил Хасим, показывая, что бутылка виски из Волька почти пуста. – Сейчас раннее утро, а вчера мы засиделись допоздна, обсуждая, как с тобой поступить. Может быть, ты будешь рад услышать, что Бронвин согласна со мной и считает, что тебе следует оставить жизнь.

– Она занесена в список Черных Стражей, как и ее брат. – Уильям понимал, что законы Тор Фунвейра здесь не действуют, но ему было легче, когда он мыслил как воин и думал о последнем приказе; смириться с поражением у него пока не получалось. – Если ничего не изменится, на землях ро она – преступница.

– Я уверен, что ей на это глубоко наплевать, Красный человек, – ответил Хасим и добродушно рассмеялся. – Оставлю тебе выпивку на случай, если ты вдруг передумаешь. – Он поставил бутылку виски на пол рядом с Уильямом. – А сейчас спи. Хоррок придет за тобой, когда ты ему понадобишься.

Он поднялся и, в насмешку отдав честь, оставил Уильяма одного.

С глубоким вдохом Красный рыцарь закрыл глаза и почувствовал, что погружается в сон. Он вынужден был взглянуть на последствия кровавого сражения глазами противника, и это заставило его о многом задуматься; сейчас Уильям ощущал себя ничтожным и униженным.

Он так и не пришел к решению насчет того, что следует рассказать Хорроку Зеленому Клинку. Если он сообщит капитану Отряда Призраков о готовящемся вторжении в Травяное Море, это ничего не изменит в его собственной судьбе, однако, возможно, поможет спасти немало жизней; с другой стороны, у него имелись вполне обоснованные подозрения насчет того, что ранены не станут уходить от армии рыцарей, останутся и будут сражаться.

Командующий Риллион, скорее всего, решит, что он убит. Если только Фэллон не доберется вовремя до Ро Канарна и не организует его спасение, в обозримом будущем он останется пленником. В конце концов Уильям пришел к некоему выводу. Он знал, что ему не придется в ближайшее время носить красные доспехи и идти в битву и никакая информация, полученная от него, не поможет раненам защитить свои земли от вторжения закаленных в боях рыцарей.


Уильям был рад тому, что Хоррок дал ему время отдохнуть. Пленник не питал иллюзий относительно милосердия человека из Отряда Призраков, но ему требовалось время для того, чтобы в голове прояснилось, чтобы немного вернулись силы, которых он лишился в результате полученных ран и большой потери крови.

Он просыпался каждые несколько часов и с каждым разом чувствовал себя бодрее. Все утро ранены ходили туда-сюда по залу, но, за исключением редких бранных слов или любопытных взглядов, обращенных в его сторону, капитана рыцарей оставляли в покое, хотя он был по-прежнему прикован цепью к стене, и, кроме Хасима, никто не принес ему никакой пищи. Несколько раз на глаза Уильяму попадался Мика Каменный Пес, который поднимался наверх, в развалины крепости, и Фрейя дважды приходила проверить его повязки.

Уильям сильно мерз, и он неустанно напоминал себе, что никогда не бывал так далеко на севере, в Травяном Море раненов, и что он чужак на Свободных Землях. Он вспомнил Ро Арнон, вспомнил ощущение уверенности в себе и безопасности, которое всегда принимал как должное, будучи Красным рыцарем. Он вспомнил Фэллона и своих павших товарищей; скорее всего, сейчас их тела свалены в кучу на погребальном костре. Он не желал признавать того, что потерпел поражение и попал в плен, и очень нелегко было рыцарю принять свое теперешнее жалкое положение после многих лет побед. Однако сильнее всего Уильяма тревожило возраставшее сочувствие к простым людям из Отряда Призраков. Уильям принадлежал к церкви Одного Бога, и ему никогда не приходило в голову задуматься о том, что происходит с врагами Красных рыцарей; и теперь вид окровавленных и умирающих воинов, вид несчастных женщин, пытающихся спасти мужей и братьев, потряс его до глубины души.

– Встать можешь? – раздался у него над ухом голос Каменного Пса. Уильям пошевелил ногами и ощупал рану на груди, затем ответил:

– Вроде бы да.

– Значит, вставай. Хоррок хочет с тобой поболтать, – сказал юноша, извлекая большой железный ключ и снимая замок с цепи Уильяма.

– А это ты не собираешься снимать? – Уильям указал на железный обруч, охватывавший его ногу.

– Нет, Если тебе позволить свободно разгуливать, ты можешь натворить глупостей, – добродушно усмехнулся Каменный Пес.

– Не волнуйся, я прекрасно могу натворить глупостей даже с цепью на ноге. Моему отцу каресианский Пес отрубил обе ноги, и он еще много лет после этого продолжал делать глупости. – Уильям не пытался проявить дружелюбие, однако, по своей воле или нет, Каменный Пес спас ему жизнь и поэтому был достоин хотя бы вежливого обращения.

– Значит, тупость у вас в семье передается по наследству, Красный человек… Возможно, у меня все-таки появится шанс тебя прикончить. – Эта мысль явно нравилась молодому воину.

Уильям тяжело поднялся на ноги, и его тут же вырвало прямо на пол, все тело пронзила острая боль. Это было не слишком приятно, но Уильям сразу же почувствовал себя лучше, несмотря на смех Каменного Пса.

– Это так у вас, могущественных церковников, принято бежать из плена – блевать на своих врагов? – ухмылялся он от уха до уха.

– Ага, это первый этап, – ответил Уильям, сплевывая на пол, чтобы избавиться от отвратительного привкуса во рту.

Каменный Пес взял конец цепи, прикрепленной к кандалам Уильяма, и подергал за нее.

– Давай, мой мальчик, пойдем прогуляемся. – Ему явно нравилось демонстрировать власть над Красным рыцарем.

– Не надо меня дразнить, ранен; пока что я не собираюсь делать глупостей, но могу передумать, если ты снова заговоришь со мной, как с собакой, – произнес Уильям с угрожающей усмешкой.

На мгновение во взгляде молодого ранена промелькнул страх, затем он отвернулся и повел Уильяма из Вереллиана прочь из подвала, в котором рыцарь пролежал, прикованный цепью, почти двенадцать часов.

Они шли по длинному коридору, стены которого были увешаны экзотическими и более привычными предметами оружия. Здесь имелись и комплекты доспехов, и геральдические плащи рыцарей, и Уильям нахмурился, заметив среди трофеев латы священнослужителей и рыцарей; очевидно, вчера был не первый раз, когда ранены сошлись в бою со служителями церкви Одного Бога.

Каменный Пес провел пленника по коридору, они открыли тяжелую дверь и начали подниматься по лестнице. Уильям услышал наверху чьи-то голоса и заметил дневной свет. Он довольно долго пробыл в подвале без окон, и глаза его отвыкли от света солнца.

Добравшись до верхней ступени лестницы и очутившись на каменном балконе, Уильям прикрыл глаза раненой рукой. Когда глаза его привыкли к яркому свету солнца, уже не дававшего тепла, он взглянул на развалины города Ро Хейл. Зрелище это было не из приятных.

Когда-то, очень давно, это была довольно большая крепость Красных рыцарей, и отсюда командиры руководили захватом земель раненов. Прошло несколько веков, и крепость удерживали предки герцога Эктора во время печально известной осады – тридцать дней им удалось выстоять против Свободных Отрядов.

Сейчас это были всего лишь каменные развалины, и уцелело только несколько полуразрушенных зданий. Уильяму стало понятно, почему Отряд Призраков жил под землей. Они хорошо знали город и могли появляться и исчезать среди руин в любой удобный момент.

На балконе в небрежных позах расположились капитан Хоррок, Аль-Хасим и леди Бронвин. Здесь присутствовали также два человека из Отряда, которых Уильям прежде не видел. Все были вооружены и облачены в доспехи. Синие глаза Хоррока показались Уильяму еще более проницательными при свете дня. Бронвин нашла себе кожаные доспехи и сейчас скорее походила на раненскую женщину-воина, нежели на аристократку из Тор Фунвейра. Аль-Хасим демонстративно зевнул, откинувшись на спинку стула.

– Садись, Красный человек, – почти дружеским тоном предложил Хоррок.

Каменный Пес бросил цепь Вереллиана одному из воинов и ушел. Вереллиан сделал вывод, что молодой ранен не принадлежал к верхушке Отряда Призраков, хотя до сих пор он не слышал упоминаний каких-либо званий, кроме капитана Хоррока.

Теперь цепью Уильяма небрежно поигрывал человек с топором, прислонившийся к перилам балкона. Он не натягивал цепь, не пытался ограничить движения рыцаря, просто жестом велел ему занять один из деревянных стульев.

– Мое имя – Уильям из Вереллиана, – произнес рыцарь, садясь осторожно, чтобы не потревожить свои раны.

– И что с того? – спросил Хоррок.

– То, что я предпочитаю свое имя, а меня постоянно называют «Красным человеком». – Уильям взглянул прямо в глаза командиру и постарался своим видом и выражением лица дать понять, что, хоть он и пленник, не собирается унижаться перед победителями.

– Справедливо, – сказал Хоррок без всякого намека на издевку. – Итак, Уильям из Вереллиана, как ты себя чувствуешь?

Красный рыцарь издал короткий смешок и расставил в стороны руки, чтобы продемонстрировать раны. Он по-прежнему был одет лишь в шерстяные штаны и плащ, и поперек его груди виднелась широкая повязка.

– Твой топор рассек мой нагрудник, но, если ты дашь мне время выздороветь, если не тревожить рану, я буду жить. – Затем он взглянул на свою изуродованную руку и закончил: – Хотя сомневаюсь, что в ближайшее время мне придется извлекать из ножен меч.

Раненский воин, которого Уильям не знал, насмешливо фыркнул, услышав эти слова, и сказал:

– Твой меч случайно разломился на куски, когда уносили мертвые тела из двора, Красный человек.

Ранены рассмеялись, но ни Хасим, ни Бронвин даже не улыбнулись, а Хоррок лишь мельком усмехнулся.

– Это Хаффен Краснолицый, мой заместитель. Он здесь для того, чтобы убить тебя в случае, если я сочту это необходимым. – Взгляд пронизывающих синих глаз был непроницаемым.

– И что я должен сделать для того, чтобы умереть? – с каменным лицом спросил Уильям.

Хасим и Бронвин одновременно посмотрели на Хоррока, и Уильям догадался, что ни чужестранец, ни девушка не желали смерти рыцаря.

– Ничего особенного. Возможно, я убью тебя, возможно, и нет, – спокойно произнес капитан Отряда Призраков, – я стараюсь не торопиться с решениями, имея дело с ро… но у Хаффена просто руки чешутся, так ему хочется отрубить тебе голову.

И, словно для того, чтобы подчеркнуть эти слова, Хаффен зловеще взглянул на Уильяма и позвенел цепью.

– Ну что ж, я собираюсь дожить до завтрашнего утра, – произнес Уильям, по-прежнему глядя в глаза Хорроку.

– Давайте, если никто не против, покончим с пустыми разговорами, – сказала леди Бронвин. – Сэр Вереллиан, я знаю, что вы получили приказ схватить меня, и, судя по словам Хасима, вы человек чести; однако вы, рыцарь Тор Фунвейра, находитесь на территории Свободных Земель раненов, поэтому… прошу вас, расскажите мне, что сэр Риллион собирается сделать с моим родным городом. – Голос ее слегка дрогнул, и Уильяму на мгновение стало жаль молодую женщину. Отец ее был мертв, брат стоял вне закона, и ее дом практически уничтожен.

– Дело не в Риллионе и не в Ро Канарне, – произнес Уильям, опустив взгляд. – Дело в короле.

Эти слова немедленно привлекли внимание всех присутствующих, даже Аль-Хасима, который, должно быть, уже подозревал о роли короля Себастьяна Тириса в последних событиях.

– Говори яснее, Вереллиан, – сказал Хасим. – Короля не было в городе, когда мы уезжали.

– Не было, но я знаю, что он скоро туда приедет. Прибыла его стража, и, если верить слухам, король собирается вторгнуться в Травяное Море. – Уильям не сомневался в своих словах, но у него не было неопровержимых доказательств, поэтому он сказал все, что знал, как можно проще и короче.

Хоррок подался вперед. С вечера битвы Уильям впервые увидел на его лице какие-то эмоции. Два других ранена не сводили с рыцаря глаз, а Бронвин ахнула от изумления.

– Он не может совершить такую глупость, – медленно произнес Хоррок. – Погибнет масса народа, вот и все. Какая ему от этого польза?

– Ни король, ни Риллион не посвящают меня в свои намерения, но я не удивлюсь, если в это дело замешана каресианская ведьма, – ответил Уильям.

Хоррок и Бронвин одновременно посмотрели на Хасима, а Уильям подумал, что каресианцу присутствие волшебницы нравится не больше, чем ему самому. Аль-Хасим слегка кивнул, затем обратился к Уильяму:

– Я знал, что она подчинила своей власти Риллиона, но завоевывать земли раненов… Какова в этом выгода? – спросил каресианец.

– Никакой выгоды, – ответил Хоррок, который не мог понять, зачем королю нарушать мирный договор. – С одной стороны у него будет Алдженон, с другой – Свободные Отряды. Даже если он победит, то потеряет тысячи воинов и все равно застрянет на Глубоком Перевале, когда придет зима.

Уильям решил рискнуть и перебил капитана.

– Если вы верите, что я человек чести, – заговорил он, бросив взгляд на Хасима и Бронвин, которые явно готовы были это подтвердить, – тогда поверьте моим словам. Король Тирис намерен напасть на вас, и, насколько я понимаю, он сам выступит во главе огромной армии, состоящей из рыцарей, священнослужителей и мелких землевладельцев из Дарквальда и Охотничьего Перевала; у него нет недостатка в людях, которых можно погнать на войну.

Уильям смолк, пока остальные обменивались различными замечаниями, спорили о том, как и почему король Тор Фунвейра собирался совершить подобное безрассудство. Уильям по позе Хасима и его молчанию, а также по встревоженному выражению его смуглого лица догадался: кроме него самого, только каресианец понимает, что за всем этим стоит Амейра, Повелительница Пауков.

Хоррок молчал, сидя на своем месте, пока Хаффен Краснолицый выкрикивал угрозы в адрес короля Себастьяна Тириса. Капитан Отряда Призраков позволил ему отвести душу, затем резким движением руки велел замолчать.

– Хаффен, довольно. У нас полно дел, нужно готовиться к обороне, – сказал он, очевидно, обдумывая что-то.

Как и боялся Уильям, похоже было, что Отряд Призраков не планировал отступать в безопасную восточную часть Свободных Земель или на север, в Хаммерфолл или Фьорлан. Хоррок явно не намерен был покидать руины Ро Хейла или земли Отряда Призраков и без боя оставлять их Красному ордену.

– Вы можете отступить, – неуверенно произнес Уильям.

Трое раненов замолчали и уставились на него.

– Заткнись, Красный человек! – взревел Хаффен. – Ты уже сказал все, что от тебя требовалось. – И он обернулся к Хорроку. – Что мне делать с ним, капитан: отвести его вниз и приковать или, может быть, все-таки раскроить ему череп?

К изумлению Уильяма, Хоррок поднялся и с силой ударил Хаффена по лицу, и в уголке рта воина выступила кровь.

– Успокойся, – ровным голосом произнес Хоррок, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Могучий ранен с пристыженным видом уставился в пол.

– Сожалею, Хоррок. Я разозлился и позволил себе не сдержаться. Этого больше не повторится. – Стоя так, со склоненной головой, Хаффен походил на ребенка, которого отругали старшие.

– Ладно, забудь об этом, просто держи себя в руках и делай, как я говорю. Ты меня понял?

Тот кивнул. Очевидно, люди Отряда Призраков питали большое уважение к своему капитану, и это было видно по их лицам всякий раз, когда они разговаривали с ним, но Уильям все равно не уставал поражаться организацией Свободного Отряда. Здесь не было званий, кроме капитанского, и дисциплина держалась на взаимном уважении и необходимости работать вместе. Эти порядки в корне отличались от насильственных методов, процветавших среди слуг церкви ро, а также от суровой жизни воинов Красного ордена, которым приходилось постоянно склонять головы и отдавать честь.

Хоррок повернулся к Уильяму и так же негромко ответил:

– Да, сэр Вереллиан, мы могли бы отступить. Но мы этого не сделаем до того момента, пока я не узнаю больше, чем знаю сейчас.

Он явно не собирался объяснять свои слова и действия Уильяму и, обратившись к Хаффену, сказал:

– Отправь гонца к Йохану Длинная Тень в Южный Страж. Он должен собрать Алый Отряд и скакать на запад. Расскажи ему о том, что мы узнали. Я буду ждать разговора с ним посредством туманного камня.

Хаффен стоял, слушая приказ капитана. Когда все стало понятно, он кивнул и быстро ушел, нарочно не глядя на Уильяма.

Затем Хоррок обратился к другому человеку и произнес таким же спокойным тоном:

– Это займет больше месяца, но скачи как можно быстрее в Ранен Гар, к Отряду Серого Леса. Остановись у Глубокого Перевала, пусть люди сообщат обо всем в Фьорлан. Иди.

Второй ранен отправился выполнять приказание, и Хоррок неторопливо уселся на стул. Хасим по-прежнему пребывал в глубокой задумчивости, а леди Бронвин, казалось, была в отчаянии, словно мир рушился вокруг нее.

Уильям, храня молчание, просто смотрел с балкона на развалины города. Ро Хейл был не слишком привлекательным и крупным призом, но захват его важен для армии. Это единственное место к северу от Канарна, откуда можно успешно руководить вторжением на север, и его завоевание будет иметь огромное символическое значение для обеих сторон.

Отряд Призраков мог причинить противнику огромный ущерб, если армия просто въедет в город, но ранены вряд ли победят, если крупные силы рыцарей окружат руины и начнут осаду. Если ро займут Хейл и хоть частично восстановят крепость, их будет очень трудно изгнать отсюда, даже если люди Фьорлана придут с севера, как это случилось двести лет назад, прежде чем Ро Хейл сменил хозяев. С тех пор на эту крепость нападали, ее обороняли много раз, но последние пятьдесят лет это место принадлежало раненам. Эктор, герцог Канарна, и его отец были мирными правителями, они поддерживали добрососедские отношения со Свободными Отрядами и соблюдали мирный договор.

– И что же нам с тобой делать?.. – внезапно произнес Хоррок, поднял голову и впился взглядом в лицо Уильяма, который рассеянно потирал бритую голову.

– Я ничего не прошу, если ты, конечно, не собираешься меня отпустить, – со слабой улыбкой ответил рыцарь.

Загадочного ранена не позабавило это замечание, и мгновение спустя он обернулся к леди Бронвин:

– Он пришел сюда за тобой. Возможно, именно тебе принадлежит последнее слово относительно его судьбы.

Бронвин чувствовала себя явно не в своей тарелке, когда на нее свалилась необходимость решать вопрос о жизни или смерти человека, и невольно посмотрела на Аль-Хасима; тот лишь развел руками, показывая, что от него в этом деле мало помощи.

– Я не хочу больше смертей, – тихо сказала она, – но отпустить его мы не можем. Ему просто дадут другой отряд, и вам все равно рано или поздно придется снова взять его в плен или убить.

– Мудрые слова, – заметил Хоррок.

– Итак, мы оставим его в качестве пленника? – неуверенно спросила она.

Хасим наклонился вперед и слегка покровительственным тоном произнес:

– Он же дал тебе право решать, госпожа. Тебе не нужно никого спрашивать.

– Мне не нужны твои комментарии, каресианец! – властно отрезала она.

Хоррок рассмеялся.

– Сразу видно, эта девушка – аристократка, – произнес он и посмотрел на Уильяма. – Госпожа Бронвин из Канарна сказала свое слово, теперь скажи ты, пленник Отряда Призраков.

Уильям покачал головой, слушая этот разговор:

– Это я уже понял, но спасибо за повторное разъяснение.

– Разница заключается в том, сэр Вереллиан, что теперь тебе не нужно бояться, что я или кто-либо из моих людей убьет тебя из минутной прихоти, – сказал Хоррок, словно это имело громадное значение для пленного.

– А если я дам вам слово, что не буду пытаться бежать, вы снимете с меня цепь?.. И, может быть, дадите мне какую-нибудь подходящую одежду? – спросил Вереллиан.

– Нет, не снимем, – серьезно ответил Хоррок.

– Ясно. – Уильям смирился с судьбой, хотя, разумеется, предпочел бы, чтобы с ним обращались с должным уважением к его рангу. – Не уверен, что вы представляете себе, как холодно здесь, на севере, а этот плащ совсем не греет.

Хасим вмешался:

– Я могу найти тебе внизу тунику или что-то вроде того, но никаких доспехов… хотя ты уже и сам наверняка об этом догадался, – добавил он.

Хоррок осмотрел рыцаря Красного ордена с головы до ног, отметил, что прежде он брил голову и бороду.

– Ты должен отпустить бороду, как настоящий мужчина, это поможет защититься от холода. – И снова по его тону Уильям не мог бы сказать, говорит капитан серьезно или шутит.

– Ну что ж, предполагаю, у вас тут не найдется бритвы, так что решение насчет бороды уже принято за меня, – криво усмехнулся рыцарь.

– Ты будешь меньше похож на ястреба, и мои воины перестанут обращать на тебя внимание. Большинство из них с детства усвоили, что нельзя доверять людям ро и людям, которые бреют бороду, поэтому тебе не доверяют вдвойне, – заявил Хоррок и взял бокал с каким-то напитком, стоявший рядом на низком столике. – Хасим, если ты не против выполнить мою просьбу, пойди с рыцарем и проследи, чтобы ему нашли приличную одежду. Мне нужно поговорить с ее светлостью наедине.

Хасим кивнул и, прежде чем подняться, положил руку на плечо Бронвин, желая успокоить ее; затем он поднял цепь, прикованную к ноге Уильяма.

Когда рыцаря вели обратно в недра разрушенного здания, он подумал, что следует помолиться. Его учили всегда в тяжелые минуты обращаться к Одному, но сейчас он не мог молиться. За последний день ему довелось наблюдать такие вещи, каких не должен видеть Красный рыцарь, и вера его была поколеблена.

Глава третья Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн

Магнус потерял счет дням, проведенным в грязной камере, но, судя по всему, прошло по меньшей мере недели две. Уильям из Вереллиана, прежде чем отправиться на север на поиски Бронвин, приказал приносить заключенному воду для мытья, и эта роскошь, чистая вода каждый день, делала жизнь Магнуса в тюрьме более или менее сносной.

Кастуса, тюремщика, не слишком волновало стремление Магнуса к чистоте, но синяк под глазом, полученный от лейтенанта Вереллиана, исчез только через несколько дней и служил для него мотивацией выполнять приказ. Тюремщик даже начал кормить заключенного по-человечески, а не просто швырял пищу на пол.

Магнус устал и ослабел, изнывая в тесной камере, где нельзя было заняться физическими упражнениями, нельзя было даже нормально спать, вытянувшись во весь рост. У него болели плечи, в горле першило от постоянного вдыхания пыли и пепла погребальных костров, горевших на площади прямо у него перед окошком. Сэр Риллион жестоко обращался с побежденными и пообещал мучительную смерть любому, кто вздумает попробовать сопротивляться. И теперь, спустя две недели после поражения, Ро Канарн изменился до неузнаваемости и превратился в город-призрак.

Коричневую часовню не тронули, и брату Ланри позволили выходить в город, чтобы помогать людям. Те, кто прятался в домах во время сражения, начали показываться на улицах, но продуктов катастрофически не хватало, поскольку все лавки и рынки были закрыты, склады разрушены и разграблены наемниками. Священник сразу же начал организовывать справедливое распределение оставшегося продовольствия. Возможно, при этом ему пришлось столкнуться с упрямством наемников, но даже эта мразь не осмелилась бы лишить жизни служителя Одного Бога.

Магнус многое видел из окна своей камеры и в целом представлял себе действия Риллиона. Тот предоставил наемникам сэра Халлама Певайна творить самые отвратительные мерзости, и Магнус считал, что командующий армией трус и мерзавец, если закрывает глаза на действия этого отродья. Сами рыцари не стали бы пытать, убивать и насиловать жителей захваченного города, но спокойно позволяли своим союзникам совершать все это.

Темница, в которой томился Магнус, за эти две недели опустела. В городе сражаться больше было не с кем, и от нечего делать наемники начали допрашивать, пытать и убивать стражников герцога, так что Магнус остался почти один на этаже, где находилось еще несколько десятков камер. Сначала забрали командиров стражи; люди Певайна выволокли их из камер и,привязав к деревянным столбам на площади, сожгли заживо. Последнего казнили несколько дней назад – без всякой причины, лишь для того, чтобы развлечь наемников. Командиров и рядовых воинов армии Канарна ждала та же участь, за исключением того, что их жгли по трое или четверо, и крики умирающих причиняли Магнусу невыносимую душевную боль. Он понимал, что теперь, когда отряд Вереллиана покинул город, Певайну и его наемникам нечего опасаться. Остальные рыцари Красного ордена постепенно перестали показываться на улицах. Магнус думал, что Риллион по какой-то причине приказал им не выходить за ворота замка и оставил город на растерзание наемникам; и теперь один лишь старый Коричневый священник защищал мирных жителей.

Размышления Магнуса были прерваны какими-то звуками, раздававшимися в начале коридора, и он различил уверенные шаги людей, закованных в железные доспехи. Там явно был не только Кастус со своими помощниками, и Магнуса охватило дурное предчувствие. Допрашивать здесь было больше некого, по-видимому, его час наконец настал. Магнус даже обрадовался возможности предстать перед Рованоко в его ледяных чертогах, лежащих за пределами мира людей.

Первым перед дверью появился рыцарь по имени Нейтан из Дю Бана, жалкий червь, насчет которого Вереллиан предупреждал ранена. Следом шел Рашабальд, палач, а за его спиной мелькали Кастус и его люди.

– Магнус Вилобородый из Фредериксэнда, брат Алдженона Слезы и вражеский жрец, – начал Нейтан, глядя на заключенного из-под светлых волос, развевавшихся на сквозняке, который постоянно гулял в тюремном коридоре. – Тебя желает видеть главнокомандующий лорд Риллион.

Магнус шагнул к зарешеченному оконцу и рассмотрел рыцаря. Тот был, без сомнения, настоящим воином, как и палач, но лица обоих выражали самодовольство, скорее всего, ни тому, ни другому не приходилось испытывать настоящих трудностей и сражаться за место под солнцем. Оба происходили из богатых семей, принадлежали к благородному классу рыцарей, и доспехи их были украшены множеством знаков отличия и геральдическими эмблемами. Они не принадлежали к служителям Пурпурной церкви, но по отношению к простым людям обладали почти такой же властью, и, вероятно, они пришли за ним лично не просто потому, что он был известен своей физической силой.

– Итак, сегодня мне предстоит умереть? – угрюмо спросил Магнус.

Нейтан ухмыльнулся, а Рашабальд рассмеялся. Кастус засмеялся было тоже, но суровые взгляды рыцарей заставили его замолчать. Магнус с удовлетворением отметил, что этого слугу Красного ордена презирает даже его собственное начальство.

– Я так не думаю, ранен. Хотя… лорд Риллион не делится со мной своими соображениями, поэтому все возможно, – ответил Нейтан. – Тебе предстоит сыграть роль военного трофея, символа нашей великой победы над предателями Канарна.

Магнус бросился вперед, вцепился своими могучими руками в прутья решетки и устремил ненавидящий взгляд на Нейтана. Рыцарь даже не вздрогнул, лишь улыбнулся, словно увидел нечто занятное, но Рашабальд и Кастус буквально подскочили на месте от неожиданности.

– Почему меня пытают эти рабы? Неужели я не заслужил достойной, почетной смерти? – Магнус обратил эти слова к небу, он буквально прокричал их в гневе.

Нейтан обернулся к Рашабальду:

– Видишь, брат, какая неустойчивая психика у этих северных варваров. Я часто недоумеваю, почему мы их уже давно не захватили.

Палач нервно улыбнулся в ответ. Магнус подумал, что перед ним лишь старик, выполняющий работу, подходящую трусу. Магнус считал, что жить Рашабальду осталось недолго; ведь он обезглавил герцога Эктора и множество других достойных людей. Магнус понятия не имел о том, что произошло в мире за последние две недели, кроме того, что Бронвин так и не схватили, а Хасим отправился на север вместе с Вереллианом, но он терпел тюремное заключение из последних сил и думать мог только о крови и мести.

– Отойди назад, ранен, – приказал Нейтан презрительным тоном, извлекая из ножен длинный меч.

Магнус не тронулся с места; напротив, он еще крепче вцепился в решетку, и костяшки его пальцев побелели. Он угрожающе зарычал, глядя на людей ро. Нейтан бестрепетно шагнул вперед и остановился в нескольких дюймах от гиганта ранена.

Нейтан был человеком высокого роста, и хотя и уступал Магнусу, но держался с такой уверенностью в себе, что северянин понял: его следует принимать всерьез.

– Я тебя не боюсь, отец Магнус. Если ты сделаешь хоть одно движение, которое мне не понравится, – любое движение, запомни, – я с радостью прикончу тебя, и пусть лорд Риллион демонстрирует королю других пленников, – с угрозой произнес рыцарь.

Магнус давно подозревал, что король Себастьян Тирис в какой-то момент прибудет в Канарн, так что он не удивился. Скорее всего, Риллион приказал рыцарям уйти из города и оставить его под надзором людей Певайна именно для того, чтобы те смогли подготовиться к прибытию своего монарха.

– Ваш король здесь? – спросил раненский жрец, слегка ослабив хватку.

– Он прибудет через час, во главе Красного флота, и тебя проведут перед ним как пленного в знак нашей победы, – сказал Рашабальд с ноткой гордости в скрипучем старческом голосе.

– Если у вашего короля так же мало чести, как у тебя, я, пожалуй, плюну ему в лицо! – вызывающе воскликнул Магнус.

Нейтан никак не отреагировал на эти оскорбительные слова и велел Рашабальду замолчать, когда тот начал осыпать заключенного бранью. Кастус шагнул вперед и наполовину вытащил из ножен меч.

– Милорд, прикажете отрезать его грязный язык? – спросил тюремщик; сейчас, в присутствии рыцарей, он осмелел.

– Не думаю, что это будет разумно, – бесстрастно произнес Нейтан. – Риллион желает, чтобы этот человек предстал перед королем целым и невредимым.

Магнус вышел из камеры, его провели по коридору опустевшей темницы, и вскоре он очутился наверху, в замке. Было раннее утро, но в чистом, морозном воздухе по-прежнему чувствовался запах смерти, висевший над двором крепости. Рыцари в парадных доспехах и красных плащах выстроились в шеренги от подъемного моста до дверей, ведущих в главный зал. Халлам Певайн и его наемники остались в городе.

Плащи рыцарей были недавно вычищены, доспехи починены и отполированы до блеска, на груди у каждого красовался геральдический знак с изображением скрещенных мечей и стиснутой в кулак руки. Магнус понял, что армия рыцарей готовится к новой войне.

Снова в его мозгу возникли мрачные мысли, почти как в тот день, несколько недель назад, когда его привели на казнь герцога Эктора, но сейчас, скорее всего, готовилось вторжение в Травяное Море. Магнус не мог представить себе иной причины, по которой рыцари оставались бы в полуразрушенном Ро Канарне и по которой сюда направлялся король Себастьян Тирис.

Двор выглядел почти так же, как в тот день, что Магнус был здесь в последний раз, и беспорядок и грязь сказали ему все о намерениях рыцарей. Они не пытались занять город, лишь подчинили и держали в страхе его население, и деревянные здания, руины которых были видны за крепостными стенами, никто не собирался восстанавливать. Если бы королю нужен был Канарн в качестве владения, они не допустили бы грабежей и насилий, творимых негодяями Певайна.

– Почему ваши рыцари не восстанавливают город? – спросил Магнус у капитана Нейтана, когда их небольшая группа двигалась через двор мимо строя воинов, по направлению к подъемному мосту, который соединял город и замок.

– А почему мы обязаны этим заниматься? Мы рыцари Красного ордена, а не плотники и не каменщики, – высокомерно заметил Нейтан.

– Сжечь бы все эти домишки, был бы урок местным, – добавил Кастус со злобной гримасой.

Нейтан бросил на тюремщика вопросительный взгляд, но затем улыбнулся, как будто соглашаясь с ним.

– Я по-прежнему намереваюсь тебя убить, тюремщик, – произнес Магнус, даже не оборачиваясь к этому мерзкому человечку.

– Прекратить! – приказал Нейтан, загородив дорогу закованному в цепи ранену и глядя ему прямо в глаза.

Рашабальд потянул за цепь, и Магнус тоже вынужден был остановиться.

– Оглядись вокруг, жрец. – Нейтан обвел жестом более сотни вооруженных до зубов рыцарей, выстроившихся во дворе. – Не сомневаюсь, ты страшен в бою, но сейчас ты один. Кастус – человек, состоящий на службе Красной церкви, и поэтому ему положено оказывать уважение. Еще одна угроза или оскорбление в его адрес, и мне придется тебя покарать.

Магнус в гневе уставился на Нейтана. Его угрозы звучали вполне правдоподобно, он не просто демонстрировал свое превосходство, и Магнус понял, что рыцарь искренен.

– Значит, в будущем я буду говорить подобные вещи про себя, – растягивая слова, произнес Магнус с северным акцентом.

Нейтан невольно усмехнулся:

– Вольному воля. Только не думай, что следующая дерзость останется безнаказанной. Я не могу позволить тебе вести себя нагло и не позволю. Я не Уильям из Вереллиана, и ты не производишь на меня такого неизгладимого впечатления. – Он резко развернулся и жестом велел Рашабальду вести Магнуса следом.

Посередине подъемного моста стояла небольшая группа рыцарей и других людей, которые ожидали прибытия короля. Выделялся среди них облаченный в богато изукрашенный красный нагрудник командующий армией Мортимер Риллион. Выглядел он впечатляюще, даже на взгляд Магнуса. Шлем Риллиона с высоким гребнем украшали древние геральдические символы: командующий был человеком более высокого происхождения, чем прочие. На его нагруднике тоже имелось изображение скрещенных мечей и кулак, как и у остальных, но над кулаком был вышит лавровый венок, знак высшей аристократии Тор Фунвейра и дальнего родства с королевским домом Тириса.

Слева от командующего стояла Амейра, Повелительница Пауков. Она держалась чуть в стороне от остальных, и на лице ее было написано нетерпение. Магнусу показалось, что он уловил ревность во взгляде Риллиона, брошенном на каресианскую колдунью. Это наблюдение снова заставило Магнуса задуматься о мотивах действий рыцарей; ведь Амейра занимала здесь равное положение с отцом Анимустусом, священником Золотого ордена, который стоял по другую руку от Риллиона. Еще два высокопоставленных Красных рыцаря, охранявших командира, обернулись и окинули Магнуса неприязненными взглядами.

Нейтан, приблизившись, отдал честь главнокомандующему, а Рашабальд вручил цепь одному из стражей Риллиона.

– Милорд Риллион, – начал Нейтан, – пленник до настоящего времени вел себя относительно прилично, хотя, повторяя слова Вереллиана, скажу, что Кастус не завел с ним сердечной дружбы. – Последние слова были произнесены с улыбкой, и Риллион с Золотым священником негромко рассмеялись.

– Очень хорошо, капитан, прошу вас, оставайтесь здесь, неподалеку. Мне не нужно повторение того спектакля, который он устроил нам в главном зале, – сказал Риллион, имея в виду убийство рыцарей, пытавшихся утихомирить Магнуса в последний раз, когда его выводили из камеры. – Проследите за тем, чтобы цепи и кандалы невозможно было разорвать. – Командир указал на ноги и запястья раненского жреца, и Рашабальд тщательно проверил стальные обручи и цепи.

Магнус не шевелился. Он был доволен уже тем, что его вывели из темницы, и уверил себя, что у Рованоко есть насчет него, Магнуса, некие планы, не включающие немедленную казнь. Рыцари поглядывали на него с опаской, и он расслышал, как несколько сержантов приказали своим людям смотреть перед собой и не пялиться на ранена гиганта. Он нашел это забавным, но ничем не показал своих чувств; также равнодушно он скользнул глазами по волшебнице, хотя и знал, что в этой игре она – самый опасный игрок.

Взглянув вдаль, мимо башни Мирового Ворона, Магнус смог различить высокие мачты могучих кораблей, стоявших в гавани Канарна, кораблей, которых прежде там не было. Знамя Тириса, летящий белый орел, развевалось на утреннем ветру, и пленник понял, что король Себастьян Тирис, правитель Тор Фунвейра, высадился в Ро Канарне.

Риллион велел Нейтану, Рашабальду и Магнусу отойти в сторону и, выпятив грудь, застыл на середине подъемного моста. Колонны Красных рыцарей встали по стойке «смирно», раздался какой-то металлический звон, и Магнус заметил, что со стороны южной гавани показались люди; они шли строевым шагом, и над их головами развевались вымпелы. Магнус прищурился, чтобы лучше видеть, и был поражен числом солдат, которые приближались к замку. Он догадался, что кроме больших кораблей где-то еще причалили войсковые транспорты. Улицы заполонили отряды воинов в красных доспехах; судя по всему, здесь высадилась немалая армия, возможно, тысяч пять человек, и еще несколько отрядов Красных рыцарей сопровождали короля. В арьергарде виднелись повозки с боеприпасами и провизией, кузнецы со своими молотами и наковальнями, переносными кузнечными горнами, стальными болванками и запасными частями доспехов. Все это было необходимо для многочисленной армии.

Это была армия вторжения, и Магнус беспокойно переминался с ноги на ногу, когда воины маршировали по направлению к замку. Теперь он мог различить отдельные фигуры Красных рыцарей: капитанов, лейтенантов, несколько военачальников более высокого ранга. Во главе колонны, верхом на белой лошади, облаченный в золотые доспехи, ехал один из двух людей, которым было позволено передвигаться верхом. Его нагрудник по краям украшали изображения белых орлов, а центр – искусно выгравированная корона, на бедре у него висели ножны, усыпанные драгоценными камнями. Человеку было около сорока лет, и на лице его не было видно ни шрамов, ни бороды, чтобы добавить ему мужественности и зрелости. Магнус счел, что он не настоящий воин.

С обеих сторон колонны подручные Певайна выглядывали из-за углов, чтобы полюбоваться на короля, и многих из них особенно интересовал Пурпурный священник, который ехал рядом с монархом. Рыцари, находившиеся в замке, уже рассмотрели лица всадников и начали перешептываться между собой; Магнус расслышал имя кардинала Мобиуса – очевидно, так звали священника. Кардинал был в простых стальных латах, но скипетра, символа аристократии, на нагруднике было достаточно, чтобы выделить Мобиуса среди прочих.

– А он что здесь делает? – обратился Риллион к Анимустусу.

Золотой священник был явно недоволен появлением Пурпурного кардинала, который стоял намного выше его в церковной иерархии.

– Понятия не имею, однако чувствую, что больше вам здесь не командовать единолично, Мортимер, – буркнул толстяк.

– Ваше величество, добро пожаловать в Ро Канарн, – произнес Риллион с глубоким поклоном.

Магнус с вызывающим видом прислонился к перилам моста, его цепь держал в руке сэр Нейтан, а рядом, не сводя глаз с пленника, стояли Рашабальд и еще два рыцаря. Раненский жрец не отвернулся, когда на него посмотрел король, не опустил головы, в отличие от большинства людей ро, но, не скрывая ярости, устремил на монарха ненавидящий взгляд темных глаз.

– Командующий Риллион, мой самый верный слуга, я рад видеть тебя снова, – сойдя с коня, величественно ответил король Себастьян, повысив голос, чтобы его было слышно во дворе замка. – Брат Анимустус, я надеюсь, что захват Ро Канарна принес прибыль твоему ордену? – С Золотым священником король говорил таким тоном, что Магнус догадался: король не слишком уважает Золотую церковь.

– Совершенно верно, ваше величество, золото и ценности предателя поступили в сокровищницу нашего Ордена, к вящей славе Одного Бога, – с явным удовольствием произнес Анимустус, потирая пухлые руки и принимая весьма самодовольный вид.

Кардинал Мобиус спешился, подал поводья своего коня какому-то Пурпурному священнику и подошел к королю. Риллион и Анимустус смотрели на кардинала со смесью недоверия и почтения, словно оценивая свое место в иерархии по отношению к главе Пурпурной церкви. Мобиус не обращал внимания на окружающих, просто стоял у правого плеча монарха.

– Мой король, прежде чем обмениваться любезностями, следует устроить наших людей, – негромко произнес он, затем обернулся к главнокомандующему Риллиону. – Мортимер, я надеюсь, ты выполнил то, о чем мы просили. – Судя по его тону, когда-то эти двое были хорошо знакомы.

Риллион кивнул, не отводя взгляда от кардинала.

– Разумеется, мы освободили место для построения ваших воинов… хотя я не ожидал прибытия такой большой армии.

Король рассмеялся. Это был заученный, фальшивый смех.

– Невозможно захватить страну, не имея армии, мой дорогой Мортимер, – нравоучительно произнес он.

Амейра тоже рассмеялась, и все, стоявшие на мосту, обернулись, чтобы посмотреть на нее.

– А вы, должно быть, госпожа Амейра.

Король Себастьян взял ее руку и страстно поцеловал ее, во взгляде его мелькнуло выражение эйфории – Магнус понял, что так смотрят на волшебницу те, кто подпал под влияние Семи Сестер.

– Вы совершенно правы, ваше величество, очень приятно наконец с вами познакомиться, – произнесла Амейра, не отпуская его руку и заливаясь девическим смехом.

Риллиона явно терзала ревность, но он молчал. Только Анимустус и Магнус заметили его реакцию, и Магнус негромко фыркнул: эта сцена забавляла его. Сэр Нейтан потянул за цепь и приблизился к ранену, настолько близко, насколько осмелился.

– Молчи в присутствии королевской особы, жрец, – произнес он сквозь зубы.

– А это что за гигант? – спросил король.

Изо всех сил стараясь выглядеть величественно, он осмотрел раненского воина.

Риллион жестом велел Нейтану вывести Магнуса вперед; рыцарь потянул за цепь, и пленный очутился в нескольких футах от короля Себастьяна.

– Это Магнус Вилобородый, раненский жрец, служитель их Ледяного Гиганта. Мы считаем, что он участвовал в заговоре вместе с герцогом Эктором, – сказал Риллион, мысли которого по-прежнему были заняты вниманием Амейры к королю.

Мобиус быстро подошел к королю и загородил его собой от Магнуса.

– Нам следует опасаться этого человека, мой король. Госпожа Катья предупреждала нас насчет него. – И он положил руку в латной рукавице на эфес меча.

Амейра улыбнулась при упоминании имени сестры.

– Моя возлюбленная сестра дала вам очень мудрый совет, ваше величество, хотя отец Магнус больше не представляет для нас реальной опасности, – загадочно произнесла она. – Возможно, нам следует обсудить, что с ним делать дальше. Лучше всего наедине. – Рука короля по-прежнему покоилась в руке Амейры, и Магнус заметил, что она легонько поглаживает его запястье.

Риллион явно собирался возразить, но ему оставалось лишь смотреть на то, как волшебница уводит Себастьяна Тириса прочь. Кардинал Мобиус приказал отряду гвардейцев сопровождать короля, и все они направились к дверям, ведущим в главную башню замка Ро Канарна.

Затем Мобиус снова взглянул на Риллиона.

– Итак, пока его величество занят другими делами, мы можем с вами обменяться фальшивыми любезностями, Мортимер.

– Что вы здесь забыли, Мобиус? Это дело Красной церкви. Разве в ваши задачи не входит охота за киринами или что-то вроде того? – ядовито произнес Риллион.

Пурпурный кардинал поморщился и обернулся к младшим священникам, ожидавшим у него за спиной:

– Брат Джакан, прикажите отрядам авангарда выстроиться в главном зале замка и приготовиться выслушать обращение короля к войскам. Остальные рыцари пусть отправляются на поле для построения во главе с командующим рыцарем Тристрамом.

Священнослужитель, к которому были обращены эти слова, был молодым человеком в пурпурном плаще и нагруднике со скипетром, символом аристократии; он официально отдал честь, затем развернулся к сопровождавшим рыцарям и стражникам и передал им приказ кардинала. Магнус подумал, что у этих людей какое-то странное понятие об иерархии – где это видано, чтобы Пурпурные священники командовали Красными рыцарями? Все они являлись служителями одной церкви и Одного Бога, однако до сих пор ему не доводилось видеть подобного. По его мнению, Пурпурные священники были каждый сам по себе могучими воинами, но не солдатами, и такой приказ более подходил для Красных рыцарей, которые уже присутствовали в городе.

Мобиус подождал, пока его подчиненные не отправятся к колоннам застывшей в ожидании армии, вошел во двор замка и приблизился к Риллиону и Анимустусу.

– До сегодняшнего для вы хозяйничали здесь, как вам вздумается, убивали, разрушали, сколько душе угодно, – произнес он, когда остальные не могли его слышать. – Но теперь я приехал, и положение дел изменится. Вы меня понимаете?

Риллион презрительно усмехнулся, глядя на кардинала, и покосился на Анимустуса, чтобы убедиться в том, что он не один.

– Вы не имеете никакого права командовать мной или моими рыцарями, Мобиус. Подумайте хорошенько, прежде чем раздавать приказы всем подряд! – сказал он с угрозой в голосе.

– Предстоящая кампания будет проводиться эффективно, – произнес Пурпурный кардинал, бросив быстрый взгляд в сторону разрушенного города. – И предпочтительно без участия наемников. У нас в распоряжении имеется более чем достаточно рыцарей, и теперь, имея точные данные, которые предоставили нам каресианские союзники, мы надеемся на удачное завершение кампании еще до наступления зимы. Если нам понадобятся дополнительные силы, лорд Коркосон из Дарквальда предоставит нам отряды своих вассалов.

Магнус издал возмущенный возглас при мысли о том, что армия намеревается вторгнуться в Свободные Земли раненов; звук был достаточно громким для того, чтобы кардинал его услышал.

Нейтан снова дернул за цепь.

– Молчи, жрец, повторяю в последний раз.

Мобиус отвернулся от Риллиона и взглянул в лицо Магнусу, состроив надменную гримасу. Будучи Пурпурным священником, он принадлежал к самой высшей аристократии ро, и слово этого человека было абсолютным законом для всех, в чьих жилах не текла королевская кровь.

– Катья рассказывала мне о тебе, жрец, и о твоем брате. Алдженон Слеза, если я правильно помню?

– Лорд Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь Фьорлана и командующий флотом драккаров, – поправил Магнус, с гордостью произнося титул своего старшего брата.

– Если уж мы начали хвастаться титулами, то, мне кажется, я должен представиться тебе как полагается. Я кардинал Мобиус из Арнона, рыцарь-священник и аристократ на службе Одного Бога, – с такой же гордостью произнес он. – Должно быть, ты унижен поражением и еще большее унижение чувствуешь, потому что тебя привели сюда как пленного.

Магнус нахмурился; кардинал, конечно, говорил ерунду, но, по меньшей мере, вел себя вежливо.

– Я уже давно научился не ждать надлежащего обращения от Красных рыцарей, – сказал Магнус. – Это трусы и убийцы, а их союзники – подлые насильники.

Кардинал Мобиус кивнул:

– Не беспокойся, жрец, во вторжении на твои земли наемникам участвовать не придется, и я тебе обещаю, что к побежденным будут относиться с подобающим уважением.

Магнус, услышав о вторжении, снова рассердился. Он никак не мог понять, что происходит. Рыцари Красного ордена однажды, очень давно, уже подчиняли своей власти южные владения раненов, но в течение многих веков Свободные Земли существовали спокойно, без вмешательства ро.

– Зачем вам столько крови и смерти? – обратился он к Мобиусу. – Мои земли не стоят того, чтобы захватывать их подобной ценой. Зачем они вам понадобились?

Магнус был разгневан, но, более того, он искренне недоумевал, зачем ро затеяли это вторжение. Война между раненами и ро должна была причинить громадный ущерб обеим сторонам.

Мобиус бросил на северянина понимающий взгляд.

– Дождись обращения короля к армии, и твоя вера в могущество твоих соотечественников будет поколеблена, – уверенно произнес он.


В главном зале герцогского замка Ро Канарна ни один человек из страны ро не осмеливался заговорить, прежде чем тишину не нарушит король. Он сидел в кресле герцога Эктора, осматривая собравшихся рыцарей. Большая часть воинов, прибывших вместе с королем, сейчас находилась на поле к северу от города, но в зале все равно собралось почти пятьсот рыцарей, они выстроились в шеренги вдоль главного прохода, обрамленного колоннами. Магнуса держали на виду у короля, и цепь его по-прежнему находилась в руках сэра Нейтана из Дю Бана. Ни одному из наемников Певайна не разрешили войти в зал, и Магнус решил, что им, вероятно, приказали поддерживать порядок в городе. Это была легкая работа, потому что те, кого еще не успели посадить в тюрьму или убить, прятались в домах, забаррикадировавшись изнутри, или теснились в часовне Ланри.

Вид такого количества красных, золотых и пурпурных доспехов произвел впечатление даже на раненского жреца, многое повидавшего на своем веку, и он подумал, что у некоторых из этих воинов в великолепных доспехах, возможно, имеются и мозги, и понятия о чести, подобно Вереллиану и в отличие от Риллиона и Нейтана. Тем не менее власть над ними находилась в руках короля Себастьяна Тириса и кардинала Мобиуса, который занял скромное место на низком стуле слева от монарха. Пурпурный церковник заслужил среди рыцарей репутацию сурового человека, и, глядя на их лица, Магнус догадался, что большинство боятся Мобиуса. Командующий рыцарь Риллион был равен ему по положению, и взгляды, которыми они обменивались, говорили о давнем скрытом соперничестве. Риллион стоял в стороне от возвышения, во главе колонны рыцарей и явно был недоволен тем, что ему пришлось уступить королю свое место.

И, как в прошлый раз, когда Магнуса приводили сюда, больше всего его тревожило присутствие Амейры, Повелительницы Пауков, каресианской волшебницы, которая руководила загадочными действиями завоевателей, преследуя при этом собственные неизвестные цели. Она сидела рядом с королем, обмениваясь с ним взглядами и едва заметными улыбками, пока рыцари ждали начала речи.

Когда Тирис поднялся, все рыцари отдали честь, громко стукнув кулаками по нагрудным пластинам, и Мобиус медленно склонил голову заученным почтительным движением.

– Мои рыцари, мои священники, – король быстро взглянул на Магнуса, – а также мой пленник. – Тор Фунвейр благодарит вас за вашу непоколебимую верность и усердие в захвате Канарна и его бывшего герцога, предателя Эктора, и за свершение правосудия.

Магнус нахмурился, но молчал; король продолжал:

– Тем не менее перед нами стоит еще немало задач. Раненские вожди вступили в заговор с бывшим герцогом-предателем с целью свергнуть меня с престола и захватить нашу страну, – произнес он, повысив голос, едва не перейдя на крик. – А мы не позволим северным варварам действовать безнаказанно. – Он спустился с возвышения и неторопливо направился к Магнусу. – Скажи мне, жрец, вы надеялись, что вам удастся вот так легко отнять у меня мое королевство?

Магнус, оглядевшись, увидел сотни глаз, устремленных на него, ожидавших ответа, который бы подтвердил заранее продуманные обвинения короля. Но Магнус не зарычал, не выкрикнул угрозы, не попытался высвободиться – именно этого ждали от него, – он просто наклонился и сказал как можно тише:

– Вы находитесь под влиянием каресианской волшебницы, ваше величество. Она заставит вас завоевать мои земли и отправить на бессмысленную смерть тысячи ваших рыцарей; но в результате вы ничего не достигнете и не приобретете никакой выгоды.

На мгновение король, казалось, растерялся, но быстро взял себя в руки и оглянулся на сидевшую в кресле Амейру. Они обменялись взглядами, какими обычно смотрят друг на друга влюбленные подростки, и затем Тирис заговорил, выставив вперед подбородок, приняв властную позу:

– Твои ядовитые слова не трогают меня, они лишь ухудшат твою участь, жрец, – сказал он достаточно громко, чтобы все могли его слышать. – На смерть отправятся тысячи твоих сородичей-варваров, которые осмелились бросить вызов могуществу Тор Фунвейра.

Он поднялся обратно на возвышение и начал длинную тираду, направленную против Свободных Земель.

Магнус выпрямился – он почувствовал, что кто-то чужой проник в его сознание, и явственно услышал женский голос.

– Ты ошибаешься, отец Магнус Вилобородый, – произнесла Амейра, и во всем зале ее мог слышать только ранен. – Смысл во всем этом существует, у нас есть вполне четкая и достижимая цель.

Магнус взглянул мимо разглагольствовавшего короля, и глаза его встретились с глазами волшебницы. Представив себя вне окружающего пространства, он сформулировал для нее вопрос:

– Зачем ты все это затеяла? Что ты надеешься получить? У вашего народа нет интересов в землях раненов, и Джаа не нужны наши земли, – произнес он в искреннем смятении; его воротило от всех этих политических интриг, плетущихся вокруг уничтожения Канарна.

Женщина улыбнулась, хотя в словах ее, звучавших в мозгу Магнуса, не было ничего веселого.

– Джаа? Твой кругозор настолько узок? Джаа – старый, дряхлый Огненный Гигант, оплакивающий потерю своего верховного положения. Рованоко – тупоумный метатель топоров, а что касается Одного, он уже давно потерял связь с этим миром, просто те, кто ему поклоняется, пока этого не поняли.

Магнус нахмурился, когда волшебница нелестно отозвалась о его боге и, что еще более удивительно, о своем собственном.

– Ты говоришь загадками, ведьма. Выражайся яснее.

Амейра снова улыбнулась, и Магнус почувствовал, что волшебница сочла его более достойным разговора, чем людей ро, слушавших хвастливые речи своего короля.

– Ты мне по сердцу. Если бы ситуация была иной, возможно, мы могли бы стать союзниками. Мы оба терпеть не можем этих наивных поклонников Одного; возможно, и тебе нашлось бы место в империи Мертвого Бога, империи наслаждений и крови.

– Ты больше не служишь Огненному Гиганту? – спросил Магнус, устремив холодный взгляд на волшебницу.

– Я считала тебя умнее, отец Магнус. Мы контролируем людей ро, и люди Джаа посвящены в наши замыслы. Остаются только ваши жалкие крестьяне и безмозглые воины с топорами. Помоги мне, и я клянусь тебе: в этой войне погибнет минимум раненов, ровно столько, сколько необходимо.

Магнус отвернулся и опустил голову. Вокруг него рыцари Красного ордена издавали восторженные крики и стучали по латам, соглашаясь со словами своего короля, словами, которые вложила ему в уста волшебница, чтобы оправдать нападение и подчинение народа Магнуса. Эти люди были преданы своему королю, и жрец не мог винить их в этом, но они не понимали, что Тирис находится под воздействием чар волшебницы, у которой имелись совершенно другие цели. Почти пять тысяч рыцарей, священников и гвардейцев собрались на равнинах вокруг Канарна, готовые к наступлению на Травяное Море, во владения Отряда Призраков, расположенные севернее. Люди Хоррока не смогут противостоять этой армии, и мысли Магнуса обратились к его брату и наводящим ужас воинам Фьорлана.

– В твоем плане имеется уязвимое место, ведьма, – бесстрастно произнес Магнус, мысленно обращаясь к женщине. – Возможно, ты и захватила власть над рыцарями и их королем, возможно, ты командуешь даже Псами Каресии и народом своей родины, но вы никогда не продвинетесь дальше Глубокого Перевала и не захватите Фьорлан, пока жив мой брат и флот драккаров держится на воде… Твоя империя крови и наслаждений никогда не захватит север, пока там властвует Рованоко. – Это была небольшая победа, но все же она помогла Магнусу несколько воспрянуть духом перед неизбежной войной.

– Прошу прощения, лорд Магнус, мы, должно быть, кажемся тебе совершенными тупицами, которые не принимают во внимание такого опасного противника, как Алдженон. – Это прозвучало издевательски, и Магнус похолодел, сообразив, что в его стране происходит еще что-то неизвестное ему. – У тебя на родине много амбициозных вождей, готовых на все для того, чтобы захватить власть. Твоему брату следовало бы более тщательно выбирать союзников.

Магнус почувствовал нарастающий гнев, но закрыл глаза и подавил эмоции. Он знал, что его убьют, если он продемонстрирует гнев Рованоко в присутствии короля, и он ничего не достигнет, прикончив горстку рыцарей перед смертью. Ранен лихорадочно размышлял над смыслом слов Амейры. Ясно было, что Семь Сестер спланировали это вторжение задолго до нападения на Канарн – уверенность ведьмы в ее положении в Каресии и Тор Фунвейре служила тому доказательством, – но он не понимал, каким образом она намеревалась убрать с дороги Алдженона. Если драккары вышли в море, то всего лишь через несколько дней они достигнут Ро Канарна, и король со своими рыцарями захлебнется в собственной крови. Если люди ро оставят город и отправятся в Травяное Море, их арьергард останется уязвимым для воинов Фьорлана, а опасение, что флот может развернуться и отправиться разорять Ро Тирис, быстро заставит их забыть о завоеваниях. Магнус знал, что в казармах Тириса сейчас осталась лишь горстка рыцарей. Если его брат найдет Ро Канарн опустевшим, а армия уйдет на север, он начнет морскую блокаду столицы Тор Фунвейра и будет поливать город огнем из орудий до тех пор, пока король не отступит на юг. Подобное тупиковое положение для обеих сторон существовало в течение веков: ро лучше воевали на суше, а ранены – на море. Однако, если флот раненов по какой-то причине будет нейтрализован, Свободные Земли окажутся крайне уязвимыми.

– Я могу оставить тебе жизнь на столько недель и месяцев, на сколько захочу, отец Магнус. Твоя судьба зависит от моей прихоти. Как это тебе нравится? – В глазах Амейры промелькнуло довольное выражение, которого не заметил никто, кроме Магнуса, и это еще сильнее разозлило его.

– У тебя нет надо мною власти, ведьма. Все, что ты можешь, – это убить меня, а смерти я не боюсь, – совершенно искренне ответил Магнус.

Взгляд Амейры беспокоил Магнуса. Она сумела проникнуть в его сознание, и, хотя жрец чувствовал себя сильным, он знал, что колдунья в состоянии подчинить его; однако на это требовалось время, а времени у нее не было. Его воля была сильнее воли слабых людей ро, и голос его бога звучал в его сознании, усиливая его решимость противостоять колдовству.

Он продолжил:

– Рованоко бросает тебе вызов, ведьма. Ты не сможешь вечно прятаться за спинами рыцарей, и я найду способ убить тебя.

– Нет, отец Магнус, ты меня не убьешь. Твоя рука не может причинить мне вреда, и если ты мне не поможешь, то сгниешь в камере.

Магнус подумал о Рам Джас Рами, киринском наемном убийце, которого он не видел больше года; Аль-Хасим уверял, что это единственный человек, способный убить волшебницу. Магнус понятия не имел, где сейчас находится кирин, но до тех пор, пока он жив и бродит где-то по землям людей, Семь Сестер остаются уязвимыми.

В его голове прозвучал смех, и Амейра заговорила снова:

– Твой друг кирин теперь потерял возможность причинить нам вред, об этом позаботился его сын, которого мы купили у каресианского работорговца. Мертвый Бог дает нам свежие силы и способность сопротивляться жалким попыткам убить кого-либо из нас.

Магнус знал, что когда-то у Рам Джаса были дети, но их считали пропавшими или погибшими после нападения на деревню киринов, расположенную где-то в Ослане. Без сомнения, если Рам Джас узнает о том, что Семь Сестер нашли его сына, это вызовет у него такую же ярость, как и радость.

– Возможно, тебе следует больше бояться его лука, чем моего молота, – произнося эти слова, Магнус слегка улыбнулся. – Он хитроумный негодяй, ведьма, более чем достойный противник для тебя.

– Возможно, прежде это было правдой, но теперь это не так. Пусть он выпустит свою стрелу, и ты увидишь, что он так же беспомощен против нас, как и прочие.

Магнус не переставал улыбаться, и это, казалось, привело волшебницу в бешенство. Раненский жрец достаточно хорошо знал Рам Джаса и понимал: действия этого человека нелегко просчитать; Магнус не раз за свою жизнь слышал, как кто-нибудь говорил, что не боится кирина, но на следующее утро его труп находили со стрелой в голове.

– Может быть, это заставит тебя замолчать, – произнесла она, обернулась и медленно вытащила из-за спинки своего кресла Скельд, боевой молот Магнуса. – Я собиралась отдать его командующему рыцарю Риллиону, но после твоих необдуманных оскорблений решила подарить его сэру Халламу Певайну.

Магнус перестал улыбаться. Мысль о том, что бесчестный негодяй завладеет его оружием, заставила его сделать несколько глубоких вдохов; он боялся, что иначе призовет боевой гнев Рованоко и его убьют.

Он взял себя в руки и сформулировал ответ как можно спокойнее:

– Отдай его кому хочешь, но я уверяю тебя: тот, кто его получит, умрет прежде, чем я заберу свое оружие обратно.

Амейра, Повелительница Пауков, ничуть не испугалась этой угрозы, и, повернувшись к королю Тор Фунвейра, продолжавшему свою речь, и восторженной толпе служителей церкви, она произнесла:

– Я прослежу за тем, чтобы убили как можно больше твоих сородичей, – чтобы ты мог полюбоваться потоками их крови.


Амейра ушла вскоре после того, как король закончил речь, а Магнус вынужден был несколько часов смотреть на то, как ро хлопают друг друга по спине, как простых солдат производят в сержанты, как воинов посвящают в рыцари и как раздают обещания высокого положения в новом герцогстве Канарн.

Командующий рыцарь Мортимер Риллион получил титул коменданта крепости, Нейтан из Дю Бана был назначен его заместителем. Король объявил, что его двоюродный брат, Иеремия Тирис, станет герцогом, а Мобиус подберет подходящего Пурпурного священника для надзора за духовной жизнью города. Анимустус из Воя, толстый Золотой клирик, должен был вернуться в Ро Арнон со всеми награбленными богатствами. Певайну пообещали новый ничего не значащий титул в веренице уже имеющихся у него званий. Рыцарю-наемнику также подарили Скельд в знак его особых заслуг перед Тор Фунвейром – и Магнус подумал, что этот подарок приблизил смерть Певайна сильнее, чем все его бесчестные действия.

Большинству Красных рыцарей предстояло отправиться на север с королем Себастьяном Тирисом, командующим армией рыцарем Тристрамом и кардиналом Мобиусом, а Риллион с пятьюдесятью рыцарями и сотней простых воинов должен был остаться в Ро Канарне в качестве оккупационных сил. Певайну и его ублюдкам обещали заплатить еще за месяц вперед; очевидно, они должны были помогать Риллиону поддерживать порядок в городе, но Магнус знал, что они остаются только потому, что тот еще не разграблен до конца. Итак, под командованием Риллиона оставалось жалкое число воинов, всего триста пятьдесят человек, и Магнус был поражен тем, что никто не подумал об опасности появления драккаров у крепости, где находилось так мало защитников.

Магнус был не настолько самонадеянным, чтобы счесть Риллиона, Мобиуса или короля глупцами. Вероятно, у них имелась некая информация, недоступная ему, жрецу Рованоко.

Странно, но Амейра, волшебница, также осталась в Ро Канарне и не собиралась сопровождать короля в Травяное Море. Магнус подумал, что древний закон Рованоко насчет того, что ведьма не может ступить на Свободные Земли раненов, еще действует и, возможно, Семь Сестер не так уж вольны в своих действиях и неуязвимы, как они считают.

Когда его вели обратно в камеру, Магнус снова вспомнил брата и произнес про себя: «Прошу тебя, будь осторожен, брат, у этих людей нет чести, и здесь творится нечто такое, чего я не могу разгадать».

Глава четвертая Халла Летняя Волчица на борту драккара

Все дети народа раненов выросли, слушая легенды о монстрах. Халла помнила, как каждый вечер приставала к матери с просьбойрассказать историю и только после этого соглашалась идти спать; и мать никогда не отказывалась, охотно сидела у ее постели, и девочка, затаив дыхание, слушала предания о страшных существах и раненских героях, которые побеждали чудовищ.

Жрецы ордена Молота поддерживали эту традицию. Дети раненов не должны были забывать, что они не одни в этом мире, и что люди здесь не хозяева, и что они не так уж давно получили свой кусок земли во владение. Халла помнила рассказы о троллях, Ледяных Людях Рованоко, которые населяли Нижний Каст, питались камнями, деревьями и неосторожными путешественниками. Она любила слушать о гигантских Горланских пауках, появлявшихся неизвестно откуда в летние месяцы и рывших потайные ходы, из которых вылезали и охотились на землях Хаммерфолла и на Глубоком Перевале. Она помнила, что пряталась под одеялом, когда мать описывала безобразных, покрытых шрамами каннибалов из Джекки, что находилась далеко на востоке; эти существа, которых нельзя было в полном смысле назвать людьми, нападали на деревни и поедали жителей. Любимыми историями матери были рассказы о восставших из мертвых, пугливых существах, живших на этой земле в глухих лесах дольше людей и которых священники ро изо всех сил старались уничтожить.

Халла обожала слушать эти занятные истории, но сильнее всего ей запомнились истории отца. Алеф Летний Волк, недавно погибший вождь Тиргартена, ждал, пока не уснет его жена, а потом рассказывал дочери об Иткасе и Аквасе, слепых безумных кракенах, обитавших во Фьорланском море. Кракены были не просто чудовищами, и поэтому мать Халлы не одобряла этих преданий. Однако будущая женщина-воин любила их слушать и часто притворялась спящей в надежде, что, когда мать уйдет, Алеф займет ее место и продолжит свое повествование о морских страшилищах.

Говорили, что кракены – это древние боги, Гиганты, которым поклонялись существа, давно исчезнувшие с лица земли и затерявшиеся в туманах Глубинного Времени. Они были повержены Рованоко, он заставил их питаться рыбой и камнями на дне самых глубоких пропастей океана, и гнев Ледяного Гиганта лишил их разума. Часто раненские моряки возвращались из плаваний с наводящими ужас рассказами о встреченных в море чудищах; мачты кораблей были сломаны, корпуса пробиты, половина команды погибла. Иногда эти катастрофы относили на счет кракенов, иногда – нет, но Халла любила играть у пристани в надежде увидеть входящий в гавань корабль и услышать еще что-нибудь о монстрах.

Самый страшный случай произошел однажды зимой, когда Халле было всего семь лет. Пять кораблей покинули Тиргартен, направляясь к гористым островам Самнии, но вернулся только один. Он едва держался на плаву, а моряки прятались в трюме – они сошли с ума, когда повстречались с кракенами. Ни один из выживших не смог внятно рассказать о том, что они видели, и всеумерли вскоре после возвращения; просто лишились воли к жизни и растаяли, до последнего вздоха выкрикивая предостережения насчет щупалец и смерти. Никто так и не узнал точно, что же произошло, но безумные речи моряков записал жрец, и они вошли в письменную историю Тиргартена. Говорили, что древний рог мог достичь слуха кракенов и вызвать живущих на глубине существ, и с древних времен этот медный рог постоянно охраняли члены ордена Молота, что входило в их обязанности. Им воспользовались только однажды. Безумный распорядитель собраний Хаммерфолла во время оккупации ро, чтобы добраться до рога, убил двух жрецов. Он разбудил кракенов, но те мало чем смогли помочь раненам в войне против ро, потому что просто сожрали распорядителя, потопили его корабль, а затем вернулись в свою подводную бездну.

Халла стояла, прислонившись к перилам на палубе корабля своего отца, и смотрела на волны Фьорланского моря. Теперь этот корабль принадлежал ей, и хотя она гордилась тем, что находится на его борту, все равно чувствовала себя как-то странно. Она всю жизнь боролась за то, чтобы ее считали равной мужчинам, но теперь, когда она командовала одним из боевых кораблей, могла думать только о старых детских историях.

Флот быстро собрался во Фредериксэнде, Алдженон Слеза велел своим лордам прибыть как можно скорее и взять с собой как можно больше людей. Они вышли в море больше недели назад и приближались к проливам Самнии; далее лежали воды Канарна и Тириса, служившие северной границей Тор Фунвейра.

Корабль Халлы назывался «Морской волк». Она знала, что, если бы Алеф был еще жив, воины Тиргартена находились бы впереди, но без вождя, который мог бы представлять их интересы, они оказались вынуждены занять скромное место. Под командованием Халлы находились триста двадцать пять воинов и три корабля. Они образовывали арьергард флота, хотя обычно моряки старались избежать попасть в «хвост». Боррин Железная Борода, распорядитель собрания Тиргартена, капитан судна, дал морякам понять, что одно лишь пренебрежительное слово в адрес Халлы, и виновного просто вышвырнут за борт. Он был хорошим человеком, преданным семье Летнего Волка, и знал женщину-воина с детства.

Далеко впереди она различала штандарт Слезы, черный флаг с изображением плачущего дракона. Туман еще не полностью окутал флот, и корабль Алдженона, «Молот Фьорлана», едва виднелся. Она знала, что Вульфрик, церемониймейстер Алдженона, пытался заступиться за нее перед вождем и обеспечить ей более престижное положение в построении для боевых братьев Тиргартена, но Рулаг Медведь и люди из Джарвика буквально заставили верховного вождя приказать ей плыть в арьергарде. Военачальник из Джарвика сильно оскорбился тем, что женщину-воина считали как бы наследницей вождя, и, как единственная наследница, Халла представляла свой народ – иного выбора не было. Тиргартен являлся вторым по величине городом во Фьорлане, и она не собиралась допустить, чтобы со смертью отца к ее людям и ее землям перестали относиться с подобающим уважением. Владения Летнего Волка кормили весь Фьорлан. Севернее Глубокого Перевала можно было выращивать зерно, потому что почва здесь была черной и плодородной. В лесах обитали также немногочисленные тролли, а это означало, что иногда хутора и селения просто исчезали за одну ночь, как это время от времени происходило в Нижнем Касте.

Туман сгущался, и Халла услышала, как на кораблях зазвонили в колокола, чтобы оповестить капитанов о местонахождении друг друга. За спиной у нее гребцы прислушались и подняли смуглые суровые лица. Поблизости от Самнии следовало постоянно опасаться подводных камней.

Боррин Железная Борода глядел с кормы на море, затем повернулся и начал пробираться мимо гребцов на нос, на возвышение, где стояла Халла.

– Спокойно, ребята, – сказал он, минуя первый ряд гребцов. – Я видал туманы и похуже этого. Это просто прозрачное облачко.

Он говорил неправду, но Халла оценила его попытку успокоить моряков. Она еще не привыкла к своим новым обязанностям и была рада помощи церемониймейстера.

– Ты выглядишь почти такой же мрачной, как и эти слабаки, – заметил Боррин, остановившись рядом с Халлой и тоже глядя вперед, мимо грозной носовой фигуры корабля, вырезанной в виде волка.

– Я буду не такой мрачной, когда мы оставим Самнию позади и сможем видеть, куда плывем, – ответила Халла, поправляя глазную повязку.

– Нужно только надеяться на то, что нас не сожрут кракены, – иронически сказал он, к недовольству Халлы.

– Не следует шутить насчет Гигантов, Боррин.

Он хотел поднять ей настроение, но Халла никак не могла избавиться от внутренней тревоги, вызванной плаванием во владениях кракенов. Это был детский страх, и она это понимала, но она так никогда и не смогла совместить в сознании реальность Иткаса и Акваса с историями, рассказанными в детстве отцом.

Колокола звучали все громче, и Халла решила, что авангард флота, скорее всего, достиг островов. Ее три драккара держались поблизости друг от друга, и рулевые старались не выходить из зоны видимости.

– Надеюсь, Медведь умеет ходить под парусом не хуже, чем орать во все горло, – сказал Боррин, имея в виду лорда Джарвика, который плыл далеко впереди. – Люди Алдженона хорошо знают эти воды, но, если ему придется одновременно приглядывать за Рулагом и его идиотом-сыном, не знаю, как мы переплывем море кракенов и достигнем Пучины Калалла без приключений.

Корабли заметно замедлили движение, и Халла подумала вдруг, что это не просто предосторожность из-за сгустившегося тумана. Если Рулаг Медведь будет настаивать на том, чтобы плыть первым, тогда им придется долго ждать, прежде чем весь флот минует узкие проливы между островами Самнии. Вообще-то во главе флота шел Алдженон на «Молоте Фьорлана», но на флангах его находились корабли Джарвика и люди Рулага.

Колокола зазвонили как будто чаще, беспорядочнее, и Боррин бросил на Халлу тревожный взгляд.

– Что у них там творится? – негромко произнес он. – Судя по звуку, корабли разошлись на большое расстояние или же потеряли друг друга из виду в тумане.

Халла подошла к борту и всмотрелась единственным глазом в густой туман; перед «Морским волком» мелькали лишь смутные силуэты, и она обернулась к Боррину.

– Они о чем-то нас предупреждают, – сказала она.

Звон подхватили колокола еще нескольких кораблей, двигавшихся впереди; вероятно, они пытались дать понять тем, кто плыл на флангах, чтобы те держались ближе.

– Только последний глупец может отделиться от флота в таком тумане, – заметил Боррин, направляясь к большому медному колоколу, висевшему на мачте.

Он взялся за веревку и дважды громко ударил в него, и этот звон подхватили колокола других кораблей Тиргартена.

Халла не понимала, что происходит. Корабли должны были держаться как можно ближе друг к другу, готовясь пройти через узкие проливы Самнии. Сейчас не имело смысла отделяться от флота, и все же тревожные колокола продолжали звучать в полумраке. Она отошла к левому борту корабля и попыталась различить во мгле какую-нибудь скалу или очертания берега, которые сказали бы ей, далеко ли они от земли, но видела лишь туман и силуэт другого корабля из Тиргартена; моряки явно тоже не понимали, что происходит.

– У меня в желудке урчит, Халла, – сказал Боррин. – Это означает одно из двух: либо я голоден, либо сейчас произойдет что-то нехорошее.

Церемониймейстер Тиргартена был человеком суеверным и искренне верил в то, что его желудок может предвидеть опасность. Халла до сих пор не могла понять, шутит ли он, объявляя о своих дурных предчувствиях, подсказанных желудком, но сейчас она вполне разделяла его мнение.

Боррин обернулся к боевым братьям «Морского волка».

– Спокойно, парни, мы переплывем море кракенов так быстро, что вы этого даже не заметите.

Его слова мало успокоили моряков. Впрочем, наверное, он сказал это скорее для того, чтобы успокоить себя самого.

В колокола звонили часто и настойчиво, а это говорило о том, что действительно произошло нечто нехорошее; однако Халла, находившаяся в арьергарде, могла лишь строить догадки насчет того, что заставило Алдженона Слезу и Вульфрика звонить в колокола не переставая.

Боррин глубоко задумался, стоя рядом с ней и всматриваясь в туман. Внезапно он указал куда-то влево и воскликнул:

– Халла, смотри. Что это, по-твоему, такое?

Ей пришлось моргнуть несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд, но затем она увидела, как далеко впереди, слева по борту, примерно там, где, по ее оценкам, находился фьорд Пучина Калалла, мерцало нечто похожее на огонь. Виднелось лишь рыжее свечение, но она была уверена: это огонь. Затем появилась вторая оранжевая точка и еще одна, и вскоре больше дюжины таких точек возникли в тумане по левую сторону от флота драккаров.

На лице Боррина сначала появилось недоуменное выражение, затем до него дошло значение увиденного, он обернулся к Халле и мрачно произнес:

– Да спасет нас Рованоко; это же катапульты.

Не успел он договорить, как огненные точки задвигались, взлетели вверх и осветили небо, превратившись в огненные шары, которые устремились прямо на корабли. Больше дюжины катапульт, скрытых где-то в тумане, стреляли одна за другой, и моряки «Морского волка» стояли и ошеломленно смотрели на то, как один из кораблей Хаммерфолла был подбит; целая бочка пылающей смолы угодила прямо в среднюю часть судна. Халла теперь видела, как раненские матросы в панике метались по палубе, пытаясь потушить пламя, но корабль уже весь горел, и многие просто прыгали за борт.

– Спустите шлюпки, вытащите людей! – приказала Халла.

– Слишком поздно… смотри, – возразил Боррин, когда было повреждено еще несколько кораблей: драккары попали под обстрел врагов, скрывавшихся в узких проливах поблизости от побережья Самнии.

Катапульты выпускали залп за залпом, горели корабли, горели люди. Крики раненов заглушали колокола, и теперь Халла заметила, откуда стреляют. Снаряды из катапульт частично разогнали туман, и она заметила несколько небольших судов, двигавшихся вплотную друг к другу; они выходили из фьорда. На кораблях развевались вымпелы Медведя, и Халла гневно взревела, догадавшись, что среди раненских лордов оказался предатель.

– Это же суда Рулага! – воскликнул Боррин.

Халла заметила новую группу вражеских лодок, которые палили теперь уже и с правой стороны. Небольшие суда двигались быстрее и были более маневренными, чем драккары, и на каждом стояла катапульта, способная стрелять на огромное расстояние.

Корабли Тиргартена, находившиеся в хвосте, пока не попали под обстрел, но многочисленным судам, плывшим впереди, повезло меньше. Халла беспомощно смотрела на то, как охваченные огнем люди бросались в ледяную воду, как корабли медленно горели до самой ватерлинии, и приходила в еще большую ярость. Это было тщательно продуманное нападение, засада. Враг застал флот врасплох в самом узком проливе, где они не могли маневрировать, чтобы избежать попадания из катапульт.

До нее донеслись боевые выкрики; некоторые капитаны пытались приблизиться к предателю Рулагу и вступить в бой. Один из кораблей Фредериксэнда, принадлежавший Алдженону, с пылавшими парусами, устремился сквозь строй других к вражеским лодкам, но оказался слишком крупным, ему не удалось пробиться к врагу, и он неожиданно врезался в свой же корабль. Крики моряков разносились над водой, и оба судна быстро пошли ко дну.

– Будем сражаться или бежим, Халла? – просто спросил Боррин.

Халла несколько мгновений молчала, прикрыв глаз рукой и глядя на ослепительное пламя, пожиравшее корабли. Она пыталась найти «Молот Фьорлана» в надежде на то, что Алдженону и Вульфрику удалось спастись.

– Халла!

– Я не вижу передних кораблей. Мы не можем уйти до тех пор, пока я не узнаю, что произошло с верховным вождем. – Халла была воительницей Рованоко и не боялась смерти.

Она приготовилась к неизбежному и, шагнув мимо помощника, крикнула, обращаясь к команде:

– За весла, живо! Нам нужно прорваться вперед. Лорду Алдженону необходима наша помощь, и Тиргартен не опозорит бегством ни его, ни Рованоко.

Ее люди некоторое время не трогались с места; большинство все еще стояли и не отрываясь смотрели на горящие корабли.

– Пошевеливайтесь! – крикнул Боррин, и все матросы поспешно заняли свои места. – Если через две секунды корабль не двинется с места, вам придется иметь дело не только с огнем, но и со мной – а я гораздо страшнее.

Он не оспаривал решения Халлы, и она была очень благодарна ему за это.

«Морской волк» быстро поплыл по направлению к обломкам кораблей из Хаммерфолла, качавшимся на воде. Два других ее корабля последовали его примеру, и три драккара из Тиргартена оказались в гуще боя.

– Держитесь посередине пролива, – быстро приказала она Боррину, который передал приказ рулевому.

Над головами у них пронесся огненный шар, едва не задел мачту и шлепнулся в воду по правому борту. Их окружали горящие корпуса других кораблей раненов, а лодки из Джарвика продолжали обстрел из катапульт. Туман по-прежнему был густым, над их головами мелькали огненные хвосты снарядов. «Морской волк» угодил в ловушку между находившимися впереди скалами, где требовалось особое внимание, и, с другой стороны, маленькими, проворными судами, прятавшимися в узких заливчиках. Халла уже различала нависшие над водой очертания утесов Самнии. Воды здесь были глубокими и холодными; человек в кольчуге мог продержаться за бортом не более нескольких секунд. Лодки врагов не подходили близко, чтобы их не взяли на абордаж, а уцелевшие драккары пытались выбраться из смертельной западни.

Вымпелы Глубокого Перевала и Хаммерфолла перепутались; простые воины выкрикивали напрасные проклятия, капитаны и лорды старались спасти людей. Несколько кораблей уже получили пробоины, напоровшись на подводные скалы, и медленно уходили под воду, а экипажи торопливо спускали шлюпки, чтобы не утонуть в ледяной воде. Впрочем, многие корабли были еще невредимы, когда «Морской волк» проносился мимо.

Халла вытащила из-за спины боевой топор и начала отбивать ритм по деревянной палубе. Она повернулась лицом к экипажу и заметила, что люди начали грести более уверенно, соблюдая ее ритм, и корабль набрал скорость. Слева по борту раздался предостерегающий крик, но было слишком поздно: бочка с горящей смолой врезалась в один из кораблей Тиргартена.

Боррин отреагировал мгновенно:

– Вперед, ребята, мы почтим их память, если останемся в живых! А теперь вперед!

Халла всмотрелась сквозь туман и увидела, как капитан другого корабля отдал ей честь, подняв свой топор, а затем судно его начало тонуть, и все матросы лихорадочно бросились к шлюпкам. Второй бочонок со смолой угодил прямо в центр корабля, и Халла поморщилась, увидев, как капитана охватило пламя. Люди бросили горящие шлюпки и начали просто прыгать в ледяную воду.

Люди с «Морского волка» сидели с мрачными, но решительными лицами и гребли в узкий пролив, в котором находилась большая часть флота. Халла заметила драккары, принадлежавшие Рулагу Медведю. Предатель отделился от авангарда и оставил корабли Алдженона в одиночестве, среди скал, где катапульты с обеих сторон поливали их дождем снарядов.

– Быстрее! – крикнул Боррин, перекинул ногу через перила и начал стучать древком топора по корпусу, повторяя заданный Халлой темп.

Впереди, среди горящих мачт, она уже видела флаг Слезы в кольце вражеских лодок. «Молот Фьорлана» не горел, и Халла заподозрила, что в него не стреляли нарочно. Дальше к югу простиралось море кракенов, оно было свободно, но единственный корабль Алдженона окружило несколько судов Рулага, и помощи ждать было неоткуда. Основная часть флота горела или, спасаясь от снарядов, кружила по проливу, пытаясь не сесть на мель. Слева чернела темная береговая линия фьорда Пучина Калалла, но она представляла собой череду отвесных утесов, и бегство на сушу было бы затруднительно. «Молоту Фьорлана» не продержаться долго, если все корабли Рулага сомкнутся вокруг него, подумала Халла и крикнула:

– Гребите к кораблю верховного вождя!

Жуткий звук донесся со стороны второго сопровождавшего ее корабля – он все-таки сел на мель и быстро кренился набок. У моряков хватило времени спустить на воду шлюпки и спастись, но теперь они ничем не могли помочь «Морскому волку». На атакующих кораблях Джарвика звонили в колокола, чтобы предупредить Рулага о приближении очередного драккара.

Засада была хорошо продумана, многочисленные лодки были достаточно маленькими, чтобы их не заметили среди скал, и в любом случае их скрывал туман; они напали сразу с нескольких сторон, но сами оставались вне пределов досягаемости неуклюжих кораблей раненов. Большие суда Рулага, находившиеся в авангарде, отделились от флота, прежде чем оказаться в узком проливе, и, когда начался обстрел, «Молот Фьорлана» остался в одиночестве. Затем предатель-военачальник развернул свои корабли и окружил Алдженона, не оставив ему путей к бегству.

Халла видела, что с кораблей Рулага в воинов Алдженона швыряют топорики, но моряков становилось все меньше, скоро должен был начаться неизбежный абордаж. Только двум из кораблей удалось невредимыми миновать пролив, и теперь они находились вне зоны досягаемости катапульт. Она почувствовала нарастающий гнев при виде горящего дерева, слыша запах горящей плоти. Многие воины были уже мертвы, и еще многим предстояло утонуть в холодной воде. Позади остались корабли из Хаммерфолла и Глубокого Перевала, которые плыли ближе к арьергарду, и она надеялась, что им удастся развернуться и бежать на север.

Она высоко подняла топор, вызывая на бой людей с ближайшего корабля Джарвика. Несколько воинов Рулага обернулись навстречу несущемуся вперед «Морскому волку», и она увидела их лица; они были готовы к бою, словно приглашали ее сразиться.

– Плывите между кораблями, протиснемся в щель, мы… не… умрем… сегодня. – Она говорила громко, с глубоким убеждением, и люди, услышав ее, начали грести еще быстрее, выкрикивая боевые кличи и клятвы верности Тиргартену и дому Летнего Волка.

Боррин, продолжая стучать древком топора по корпусу, тоже вошел в боевой раж:

– Подлые предатели… предатели не умирают легкой смертью.

Воины из Джарвика обрушили на них ответные проклятия, не зная о том, что капитаны еще нескольких кораблей, которым удалось вырваться из ловушки, заметили маневр Халлы и возвращались к месту сражения; они покинули укрытие в узком фьорде и вышли в пролив следом за «Морским волком». Шесть драккаров Рулага окружили «Молот Фьорлана», и с двух начали кидать абордажные крючья, готовясь к захвату судна, а остальные развернулись так, чтобы встретить атаку Халлы.

– Халла, там еще корабли! – крикнул Боррин, указывая назад.

Она заметила несколько судов под флагами Глубокого Перевала, устремившихся вслед за ней, которые не бежали, хотя у них и была такая возможность, но последовали примеру моряков «Морского волка» и пришли на помощь своему верховному вождю.

Теперь уже семь драккаров плыли нестройной группой в сторону авангарда флота и окруженного «Молота Фьорлана».

– Бросайте весла… беритесь за топоры, – приказала Халла, и воины втащили весла на корабль, положили их на скамьи, затем все, как один, поднялись, размахивая оружием.

Последние несколько футов они преодолели медленно, и Халла различала на кораблях Джарвика яростные, воинственные лица. «Морской волк» врезался в промежуток между двумя кораблями, и со всех трех судов полетели щепки, но флагманский корабль Тиргартена пробился. Остальные последовали за ним, и сражение началось.

Халла видела ожесточенную битву на палубе «Молота Фьорлана» и даже разглядела фигуру Алдженона Слезы, который отчаянно размахивал во все стороны топором, пытаясь остановить волну захватчиков. Люди из Фредериксэнда оказались в безнадежном меньшинстве, но, поскольку в схватке участвовали Слеза и Вульфрик, у них еще был шанс. Помощник не отходил от вождя, он стоял рядом и убивал любого, кто приближался к Алдженону, мощными ударами гигантского топора.

В борт «Молота Фьорлана» впились новые абордажные крючья, и Халле показалось, что еще несколько минут – и враги победят. Ее люди собрались у бортов «Морского волка» и ожидали возможности вступить в бой – и эта возможность представилась уже скоро, когда корабль резко остановился, застряв между кормой «Молота Фьорлана» и левым бортом одного из вражеских кораблей. Ее воины взревели, прыгая на корму судна верховного вождя, и бросились на помощь людям из Фредериксэнда.

Остальные корабли, присоединившиеся к Халле, сражались с другими судами предателей. Никто больше не стрелял из катапульт, и началась битва, в которой сталь звенела о сталь.

– Халла, прикрой тыл! – приказал Вульфрик, мощным ударом сбросив за борт двух врагов.

Вместо того чтобы послушаться, она врезалась в группу атакующих и издала свой боевой клич. Люди из Джарвика на мгновение изумились, но она не дала им времени оправиться: стремительно действуя топором, обезглавила ближайшего воина, вонзила топор в грудь следующему. Боррин был уже рядом и, выкрикивая оскорбления в адрес людей Рулага Медведя, начал рубить и кромсать тела и конечности. Воины Халлы заразились ее воинственным настроением, увидев, как она сражается, и бросились на предателей. Их ярость остановила воинов Рулага, и Халла подумала, что, возможно, еще не все потеряно.

Рулага Медведя нигде не было видно, главной атакой руководил Джалек, его помощник; Халла видела, как он убивает людей из Фредериксэнда стремительно и умело, и поняла, что перед ней мощный противник. Она парировала чей-то выпад и пинком сбросила нападавшего за борт, затем продолжала двигаться сквозь гущу сражавшихся к Алдженону. Боррин держался у нее за спиной, прикрывая ее и помогая ей расчистить путь своим воинам.

Сейчас уже было невозможно сказать, побеждают они или проигрывают; она видела лишь, как повсюду ранены убивают раненов, происходило множество жестоких, часто отчаянных поединков. Люди из Фредериксэнда были окружены, и только Алдженон и Вульфрик сдерживали натиск врагов.

С одного из кораблей Джарвика посыпались метательные топорики, и немало воинов верховного вождя упали на широкую палубу мертвыми.

– Я дорого продам свою жизнь, вы, сукины дети, – вскричал Алдженон Слеза и вступил в схватку одновременно с тремя врагами, двоих убил мгновенно, третьего разрубил почти целиком пополам.

Халле прежде не доводилось наблюдать его в бою, и у него была репутация человека, не склонного к насилию, но сейчас он показался ей самым опасным из всех воинов, которых она когда-либо видела.

– А я свою жизнь вам вообще не отдам! – подал голос Вульфрик, стоя спиной к спине со своим вождем.

Халла и Боррин пытались пробиться к Алдженону и Вульфрику, чтобы помочь им, но перед ними была целая толпа врагов, что сильно замедляло их продвижение. Новая партия метательных топориков унесла жизни еще нескольких моряков с «Молота Фьорлана», и теперь у Халлы оказалось больше воинов, чем у Алдженона.

Ранены, присоединившиеся к Халле, сражались на палубах собственных кораблей, отражали атаки предателей, пытавшихся добраться до верховного вождя, и их вмешательство уже вызывало серьезную тревогу у людей Рулага Медведя. Они внезапно поняли, что могут потерпеть поражение.

Джалек, церемониймейстер Джарвика, отдал приказ группе воинов перебить приближавшихся людей Халлы, затем устремился к Вульфрику, чтобы сразиться с ним самому. Все обернулись, когда топоры двух могучих воинов скрестились и раздался оглушительный звон. Оба были сильны, оба сражались за собственную жизнь, хотя Вульфрик был более страшным противником, и Джалек даже отступил под его яростным натиском.

Халла, Боррин и их воины перемещались по палубе, образовав строй в виде клина, и рубили людей Рулага, преграждавших им дорогу. На палубу обрушился очередной дождь топориков, поразив нескольких людей из Тиргартена, и Боррин получил серьезный удар в спину. Церемониймейстер рухнул на колени, но жестом велел Халле продолжать двигаться вперед; затем, морщась от боли, кое-как поднялся на ноги.

Вульфрик оттеснил Джалека к перилам, с вызывающим криком поднял топор над головой и раскроил противнику череп. Люди из Джарвика завопили от ярости, видя окровавленный труп, который только что был их командиром, и бой возобновился с новой силой.

Алдженон вскочил на какой-то ящик и взревел, перекрывая звон оружия:

– Я Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь раненов, и я называю вас предателями и трусами.

Все заметили, что кровь текла из-под его плаща, на груди виднелась резаная рана.

Верные вождю люди, находившиеся на борту «Молота Фьорлана», согласно взревели в ответ, а нападающие начали выкрикивать оскорбления. Халла зарубила очередного врага; она уже потеряла счет мертвым, лежавшим вокруг. Боррин исчез за стеной людей, но она надеялась, что он сумеет каким-то образом остаться в живых.

У Вульфрика покраснели глаза, пена показалась в уголках рта, топор его описывал смертоносные круги; он убивал одним взмахом по три или четыре человека, не стремясь к поединкам. Постепенно нападавших оттеснили назад, и вскоре на корабле остались в основном его защитники, большинство из которых были воинами Тиргартена.

Затем откуда-то издалека послышался звук рога. Он был низким, раскатистым, казалось, проникал откуда-то снизу, из-под камней, из-под земли, и его услышали все, несмотря на звон металла, вопли раненых и воинственные выкрики. Почти сразу же предатели из Джарвика начали отступать, вернулись на свои корабли и устремились прочь от «Молота Фьорлана» и его союзников. Драккары из Глубокого Перевала перебили всех моряков на одном из атакующих судов, другой захватили, но четыре корабля Рулага быстро отступили. Очевидно, это входило в план предателя.

Звук рога заставил смолкнуть торжествующих людей с корабля Алдженона, и среди сотни воинов, оставшихся на борту «Молота Фьорлана», воцарилась мертвая тишина. Даже окровавленный Вульфрик замер, тяжело дыша, не провожая врагов ни оскорблениями, ни вызывающими криками.

Алдженон спрыгнул с ящика, подошел к своим людям; воины Халлы смешались с моряками вождя.

– Рад видеть тебя, Летняя Волчица, – негромко произнес он. – Тебе известно, что означает этот звук? – По лбу его катились капли пота, в глазах явственно читалась боль.

Она бросила взгляд на Вульфрика; впервые со дня их знакомства она увидела на лице могучего воина страх. Церемониймейстер Фредериксэнда часто говаривал, что не боится никого, если его можно убить топором, и Халла внезапно ощутила тошнотворный ужас.

– Это рог глубин, – почти шепотом произнес Алдженон. – Рулаг пытается разбудить кракенов.

Сердце Халлы бешено забилось, и она взглянула на палубу. Вдруг она увидела тело Боррина Железной Бороды, лежавшее ничком. В спине его торчал топор; голова была немного повернута набок, карие глаза излучали какой-то странный покой.

Вульфрик бегом пересек палубу и взглянул на поврежденный парус. Корабль не мог двигаться, и судами, окружавшими его, также невозможно было управлять; сотни людей лежали мертвыми, несколько кораблей медленно уходило под воду.

– Халла, «Морской волк» может двигаться? – спросил Вульфрик. Несколько из ее воинов тяжело опустились на палубу, когда закончился бой, и она увидела, как погасли их взгляды после того, как возбуждение сменилось усталостью. Один из них, услышав вопрос Вульфрика, кивнул.

– От него откололось несколько щепок, но он цел, милорд.

– Заберите на свой корабль столько людей, сколько он сможет выдержать. Пошевеливайтесь.

Он быстро подошел к Алдженону, который стоял, привалившись к перилам.

Халла, радуясь тому, что туман скрывает опасность, приказала своим людям:

– Забирайте всех раненых, всех, кто еще дышит.

Ее рулевой занял место Боррина, и к ним присоединились все люди Алдженона, подхватывая тяжело раненных воинов, которые не могли передвигаться, и таща за собой тех, кто в потрясении стоял среди тел убитых товарищей. Смерть произвела странное действие на воинов, вид окровавленной плоти и белевших обломков костей лишил их присутствия духа.

Люди с других кораблей начали бросать канаты на борт «Морского волка» и покидали свои тонущие суда. Воины из Глубокого Перевала, Хаммерфолла, Фредериксэнда и Тиргартена вместе устраивались на скамьях для гребцов корабля Халлы. Весла по-прежнему лежали рядом, и воины быстро заняли места и сложили оружие.

Звук рога растаял вдали, и тишина снова воцарилась над окутанным туманом морским проливом. Халла подбежала к Вульфрику, чтобы помочь Алдженону. Они трое были последними, кто покинул борт «Молота Фьорлана».

– Мне очень жаль, что пришлось убить твоего отца, – слабым голосом произнес верховный вождь. – Он заслуживал лучшего.

– Потом, господин, потом… нам нужно уходить… быстрее, – ответила Халла с ноткой паники в голосе.

Она обхватила Алдженона за пояс и почувствовала, что одежда его пропитана кровью. Он был сильным человеком, но она поняла, что он серьезно ранен. Судя по мрачному выражению лица Вульфрика, он тоже боялся, что вождь не выживет.

Чуть больше двухсот воинов уцелели после этой битвы, и «Морской волк» был переполнен людьми; Вульфрик помог Алдженону перебраться через перила и встал лицом к команде.

– Мы еще живы, парни, пока еще не собираемся на пир к Ледяному Гиганту. – Он произнес это бодрым тоном, и Халла позавидовала его умению держать себя с подчиненными, но в глазах его все равно таился страх. – А теперь гребите изо всех сил.

Веки Алдженона опустились, когда верные ему люди Фьорлана взялись за весла и корабль тронулся с места. Халла присела рядом с вождем и приподняла его голову, чтобы взглянуть ему прямо в лицо.

– Ты хорошо сражалась, Халла, – с трудом выговорил он. – Возможно, в конце концов настало время признать, что женщина может быть вождем. – Он улыбался, и Халла подумала, что он уже не чувствует боли от ран. – Доверься Вульфрику. Если и есть для вас путь к спасению, он его найдет.

– Неужели среди твоих людей нет жрецов? – воскликнула она с отчаянием в голосе.

– Были, но их перебили первыми. Мне конец, Халла… ни жрецов, ни надежды на исцеление, ни завтрашнего дня. – Последние слова прозвучали совсем тихо, и вождь снова закрыл глаза.

Вульфрик подошел к Халле и опустился у тела умиравшего вождя. «Морской волк» начал удаляться от «Молота Фьорлана», и церемониймейстер стиснул руку своего господина.

– Мы еще живы, Алдженон, – мягко произнес он.

– Говори за себя, – возразил вождь с болезненной усмешкой. – Я залил кровью весь твой корабль, Халла. Мне очень жаль.

Из-под тела Алдженона растекалась багровая лужа, лицо его было белым, а глаза стали совсем черными. Вульфрик сжал руку Алдженона с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

– Я не знаю, что делать, – произнес он, и слезы выступили у него на глазах. – А раньше я всегда знал, как следует поступить… – Халле показалось, что, глядя на умиравшего, он готов поддаться отчаянию. – Я позволил предателю убить тебя. Мой долг как человека чести заключался в том, чтобы охранять тебя, а я не сумел.

Алдженон повернулся к своему помощнику. Схватив его за плечи, он приподнялся и взглянул Вульфрику в глаза:

– Ты мой брат по оружию и мой друг. Ты силен и останешься сильным еще долго. Передай моему сыну… – Он сплюнул кровь, выступившую в уголках рта. – Скажи Алахану… пусть правит народом справедливо… и пусть… не дает топору заржаветь. Не допусти, чтобы его убили, Вульфрик… не допусти, чтобы его убили… – Он смолк, голова безвольно свесилась на грудь.

Халла ждала продолжения, но ничего больше не услышала. Алдженон Рагнарссон из рода Слеза, верховный вождь Фьорлана, был мертв.

Вульфрик так и остался сидеть у тела Алдженона, опустив голову, и беззвучно произносил молитву над павшим вождем.

– Милорд Вульфрик. – Эти слова произнес Рексель Падающее Облако, церемониймейстер Хаммерфолла, приблизившись к ним. – У нас всего две сотни человек, и все вожди убиты. Что нам теперь делать? – В голосе его прозвучало отчаяние.

Вульфрик, не обращая на него внимания, не открывая глаз, продолжал молиться. Халла сделала глубокий вдох, поднялась на ноги и обернулась к Падающему Облаку.

– Как можно быстрее гребите к берегу! – повелительным голосом произнесла она.

Падающее Облако, казалось, собрался возразить против дерзости Халлы, но мгновение спустя отдал честь, стукнув кулаком по груди, обтянутой кольчугой.

– Ты храбрая женщина, одноглазая… ты хорошо сражалась, когда могла бы спастись бегством. – И он одобрительно кивнул.

Халла оставила обидное слово без внимания и, шагнув мимо Падающего Облака, взглянула на лица перепуганных людей, которыми был забит ее корабль.

– Рексель, – бросила она через плечо, – проверь, сколько у нас осталось самых могучих воинов и сколько помощников вождей. Помощников вождей пришли ко мне.

Рексель Падающее Облако ответил:

– У тебя железная воля, Летняя Волчица, и слова твои мудры. Я сделаю, как ты велишь.

Он быстро прошел между рядами скамей, выкрикивая приказания. Несколько помощников вождей из небольших городов областей Глубокий Перевал и Хаммерфолл назвали себя и были отправлены к Халле. Никто из них не возражал против того, что придется выполнять приказания женщины, потому что имя Летней Волчицы делало ее старшей на борту корабля. Даже Вульфрик был, в конце концов, простым воином и не имел права командовать людьми за пределами Фредериксэнда, тогда как Халла являлась единственным ребенком покойного вождя, и ее происхождения было достаточно, чтобы люди к ней прислушались. Возможно, вожди, плывшие на других кораблях, остались в живых или нашли способ скрыться на севере, но среди уцелевших с «Молота Фьорлана» лордов не было.

– «Морской волк» перегружен и не в состоянии маневрировать, а мы должны подготовиться к новой атаке, – обратилась Халла к собравшимся людям.

Никто не упоминал о кракенах, но все знали, что она имеет в виду именно их.

– А что же с предателем? – разгневанно спросил Рексель.

– У нас нет такой роскоши, как время на поиски Рулага Медведя, Падающее Облако. Его час еще придет. А сейчас наша главная задача – выжить самим и спасти наших людей.

Халла говорила, руководствуясь инстинктом. Впрочем, она и так знала, что следует делать. Вглядываясь в густой туман, окутывавший корабль, и не замечая никаких признаков земли или других кораблей, она понимала, что в любом случае кто-то должен взять на себя командование; Вульфрик все еще беззвучно молился над телом Алдженона. Боррин погиб и не мог передавать команде ее приказания, и Халла осталась одна. Управлять кораблем было больше некому.

– На скамьях слишком много людей. На каждое весло нужно не больше четырех человек. Проследи за этим прямо сейчас, – обратилась она к одному из незначительных заместителей вождей, и тот сразу же отправился выполнять ее указание. – А ты, – указала она на человека из Глубокого Перевала, – посади самых сильных людей на нос, так мы будем двигаться быстрее. Рексель, проверь, у всех ли есть оружие и доспехи… и перенесите раненых на корму.

– Будет сделано, госпожа, – официальным тоном ответил Падающее Облако.

Халла была рада тому, что он помогает ей; его присутствие заставляло незнакомых воинов подчиняться ее приказам с такой же готовностью, и через несколько минут некоторое подобие порядка было восстановлено. Халла не признавалась даже самой себе в том, что ее приказания объяснялись главным образом желанием отвлечь людей от мыслей о роге глубин и слепых безумных кракенах Фьорланского моря.

Когда «Морской волк» начал набирать скорость, направляясь к фьорду Пучина Калалла, Халла вспомнила о Вульфрике. Помощник вождя Фредериксэнда сидел рядом с телом своего господина, и на лице его было написано отчаяние. Халла протянула ему руку.

– Хочешь, я помогу тебе встать, мастер Вульфрик? – спросила она. Он медленно поднял глаза и обратил на нее полный гнева взгляд.

– Я могу и сам встать, – негромко произнес он, поднимаясь, и оперся на рукоять своего огромного топора. – Похоже, малышка Халла, ты все-таки не женщина. – Однако произнесено это было вовсе не весело.

– Мне следует оскорбиться? – ответила она таким же мрачным тоном.

– Не обращай внимания. Ты вела себя достойнее многих мужчин, – кивнул с одобрением Вульфрик, затем переменил тему: – Как по-твоему, насколько мы далеко от берега?

– Это не важно, Вульфрик. Важно знать, насколько далеко мы от места, где можно высадиться на берег… входя в пролив, мы по обеим сторонам видели отвесные утесы. Я не заметила ни низких берегов, ни отмелей, ни пляжей.

Прежде чем Вульфрик успел ответить, за кормой «Морского волка» раздался какой-то звук. Он начался как низкий рокот, сопровождаемый чем-то вроде плеска водопада, затем усилился и вскоре перешел в гортанный вой. Моряки перестали грести, и теперь, когда плеск весел смолк, звук показался еще громче.

– Кто велел вам останавливаться, пропади вы все пропадом?! – взревел Вульфрик, и гребцы немедленно вернулись к своим обязанностям.

Шум рокочущей воды не смолкал за кормой «Морского волка», и Халла всматривалась в туман, пытаясь хоть что-то разглядеть. Она ахнула, когда промелькнула какая-то тень, появилась и исчезла за одну секунду, и из-за тумана было непонятно, что это такое и куда оно движется. Затем раздался другой звук, более низкий, раскатистый – казалось, он доносился со всех сторон одновременно, и ранены, прижимавшиеся друг к другу на борту корабля, были близки к панике; но Падающее Облако ободрял их, хлопал по спинам, приказывал грести вперед. Халла, тяжело дыша, всматривалась в туман за кормой судна. Откуда-то донесся наводящий ужас рев, который не смогло бы издать ни одно человеческое существо, и постепенно этот рев неведомого существа перешел в первобытный гневный вопль.

На лице Вульфрика застыло угрюмое выражение, когда он подошел и остановился рядом с Халлой.

– Да поможет нам Рованоко, – произнес он, когда оба они увидели вздымавшееся из волн гигантское существо.

Существо было в полтора раза выше мачты и шире, чем сам корабль вместе с веслами. Халла даже обрадовалась тому, что его частично скрывает туман, но звук, издаваемый существом, проникал глубоко в сознание – на этот звук нельзя было не обращать внимания. Это было рычание, рычание разбуженного чудовища, и оно становилось все громче и громче, и наконец одно из зеленоватых щупалец толщиной со ствол могучего дерева вдруг устремилось вниз и врезалось в кормовую часть «Морского волка», всего в футе от того места, где стояли Халла и Вульфрик.

Гребцы завопили от ужаса. Вульфрик, продолжая беззвучно молиться Рованоко, рванул на себя Халлу и прижал к перилам, поскольку в палубе на том месте, куда ударил кракен, образовалась дыра.

– Гребите, не останавливайтесь, троллиное отродье… за Фьорлан… за раненов и Алдженона… – Вульфрик, несмотря на широко раскрытые от ужаса глаза, еще сохранял способность мыслить.

Они перегнулись через борт «Морского волка», чтобы взглянуть на гигантскую черную тень, волнообразно двигавшуюся и извивавшуюся среди непроницаемого тумана.

В следующее мгновение мгла немного рассеялась, и они мельком сумели разглядеть монстра. Внезапно все, кто находился на палубе, увидели преследовавшего их кракена. Он был больше любого корабля, поднимался из волн, подобно живой колонне, и стремительно двигался вперед, непонятно, каким именно образом. Халле показалось, что у него физическая форма словно размыта, в основном он состоит из какой-то мягкой зеленовато-черной массы и на его желеобразном теле то появляются, то исчезают жуткие беззубые рты и тошнотворного вида зеленые щупальца. Гребцы, сидевшие лицом к корме, продолжали вопить от ужаса. Некоторые при виде чудовища сошли с ума и начали бросаться в воду, находя смерть в ледяных волнах. Другие зажали уши руками и монотонно раскачивались, словно рев чудовища раздавался у них в мозгу.

Халла увлекла Вульфрика за собой прочь с кормы. Они сели спиной к перилам, глядя на две сотни моряков-раненов, в глазах которых плескалось безумие.

– Не смотрите! – выкрикнул Вульфрик, но приказание это было бесполезно; люди не могли оторвать взглядов от кошмарного существа, преследовавшего их.

Падающее Облако стоял посередине палубы, следя за бессмысленными движениями кракена, до тех пор пока туман снова не сгустился вокруг чудовища. Халла не знала, Иткас это или Аквас, но, как бы ни звали слепого безумного кракена, который преследовал их, в нем не было ничего из рассказов, слышанных в детстве. Не было в этом монстре ничего, вызывающего любопытство или благоговение, лишь первобытный ужас.

Вдруг перед кораблем раздался новый звук, и два огромных щупальца, с которых капала черная слизь, обрушились на палубу, и примерно десять раненов полетели в воду. Второй кракен приближался к ним со стороны носа, и окруженный двумя безумными тварями «Морской волк» плыл по волнам навстречу гибели. В корпусе корабля образовалась течь, посередине палубы из дыры забил фонтан воды.

Халла крепко вцепилась в руку Вульфрика, и они взглянули друг другу в глаза, когда корабль накренился, и треск дерева сказал им о том, что «Морской волк» безнадежно поврежден.

Она снова возблагодарила богов за туман, за то, что кракенов почти не видно. Вульфрик грубо схватил Халлу обеими руками и прыгнул за борт. Рот ее наполнился ледяной водой, и она потеряла сознание.


Халла пришла в себя не сразу. Когда глаз ее открылся, она увидела над собой синее небо и ослепительное солнце. Повернув голову, она моргнула несколько раз. Она лежала на отлогом каменистом берегу, покрытом снегом и выброшенными волнами кусками дерева. Тело ее онемело от холода, ноги находились в воде, волны то накатывали, то отступали прочь. Наверняка вода была смертельно холодной, но Халла едва чувствовала ее, дышать было тяжело, в горло, казалось, набился песок. Она услышала шорохи и стоны, издаваемые людьми. Рядом лежали другие моряки флота драккаров, их вынесло на этот неприветливый берег где-то в южной части земель раненов.

Туман рассеялся, и Халла могла видеть бесконечную, ровную гладь океана; никаких островов, никаких признаков земли. Она медленнопошевелилась, сначала подвигала пальцами, потом руками, постепенно сумела согнуть руки в локтях. Потянувшись к бедру, она с радостью обнаружила, что не потеряла боевой топор. Приложив громадное усилие, она уперлась ладонями в землю и села.

В лицо ей ударил порыв свежего ветра, она опустила веко и сделала глубокий вдох, прежде чем снова открыть глаз и оглядеться вокруг. Берег простирался вправо и влево, насколько она могла видеть, он был усеян расщепленными кусками дерева и телами мертвых и раненых. Топоры без рукоятей, порванные кольчуги, доски с зазубренными краями валялись повсюду. Неподалеку от себя Халла увидела огромное тело Вульфрика; он лежал на камнях, раскинув в стороны руки и ноги, по-прежнему в своих вонючих доспехах из троллиных шкур. За неподвижным телом помощника вождя Фредериксэнда лежали несколько гребцов с погибшего «Морского волка». Некоторые шевелились, но тела большинства раскинулись в гротескных позах, и они явно были мертвы. Халлу больше беспокоили те люди, которые были живы, но сидели, тупо глядя на море безумными, налитыми кровью глазами. Вид кошмарных кракенов свел с ума многих воинов, и Халла возблагодарила бога за то, что она хотя бы осталась в здравом рассудке.

В нескольких футах от нее Падающее Облако пошевелился и тоже сел, держась руками за голову. Он трясся всем телом, и голень его была проткнута насквозь острым обломком дерева. Человек не смотрел на рану, не обращал на нее внимания, и Халле оставалось лишь надеяться на то, что его разум оказался достаточно сильным, чтобы устоять перед зрелищем возникающих из волн кракенов.

– Рексель Падающее Облако, церемониймейстер Хаммерфолла, – окликнула она его, выплюнув изо рта горечь от морской воды.

Он неуверенно посмотрел на нее, и Халла увидела, что на щеках его замерзли слезы, глаза покраснели и едва открывались. Он потер лицо и повернулся к женщине-воину.

– Моя… госпожа, – едва слышным голосом ответил он. – Я жив. Я жив.

– Да, ты жив, и мне нужна твоя помощь, – громко произнесла она, затем дрожащей рукой указала на его ногу. – Надо вытащить щепку и перевязать рану.

Падающее Облако проследил за ее рукой и впервые заметил рану.

– Да, хотя я не чувствую боли, – сказал он. – Вода очень холодная, зато она остановила кровотечение. – Взгляд его был устремлен куда-то в пространство, но Халла поняла, что воин не повредился в уме.

– Нам нужно выяснить, сколько человек осталось в живых и где, во имя Рованоко, мы находимся.

Каменистый берег был довольно широким и заканчивался грядой невысоких холмов, поросших заснеженными деревьями.

– Это Хаммерфолл? – спросила она у церемониймейстера.

– Нет, моя госпожа, там сейчас больше снега. Мы находимся южнее, – ответил он, покачав головой и пытаясь сообразить, где же их выбросило на берег. – И на Самнии нет таких холмов, так что мы на материке.

Люди, лежавшие вокруг на камнях, услышали разговор, несколько воинов сели, морщась от боли, заметив свои раны, которые сначала не чувствовались на холоде.

– Я замерз… и где мой топор? – заорал Вульфрик, не двигаясь.

– Мастер Вульфрик. Вижу, еще жив, – ответила Халла с радостной улыбкой.

Гигант из Фредериксэнда махнул рукой и четко произнес:

– Кто-нибудь, скажите мне, куда я попал и где тот человек, которого я должен убить.

Падающее Облако испустил едва слышный смешок, и на миг туман в его голове немного рассеялся.

– Я считаю, что мы находимся к югу от Хаммерфолла, возможно, на берегу земель Отряда Призраков.

– А мой топор? – спросил Вульфрик, по-прежнему распростертый на камнях.

– Мастер Вульфрик, сейчас мало кого волнует, где находится твой топор. Будь добр, соберись и сядь хотя бы для начала, – ответила Халла не особенно сочувственным тоном.

На миг на его лице появилось оскорбленное выражение, он сел и быстро развернулся лицом к Падающему Облаку и женщине.

– Вот я и собрался; все части тела на месте. Для того чтобы меня прикончить, мало пары скользких щупалец.


Меньше двух сотен раненов выжили после нападения предателей, появления кракенов и кораблекрушения. Возможно, других море выбросило на берег далеко отсюда, или кому-то удалось скрыться прежде, чем враги подули в рог, но Халла старалась не думать о них. Изменить ничего было уже нельзя, и напрасно было надеяться на неожиданное появление из-за холмов вождей, так что она понимала, что по-прежнему отвечает за своих людей. Большинство воинов, очутившихся на этом берегу, были с других кораблей и не видели кракенов – хотя основной темой разговоров между людьми Фьорлана служили щупальца и подводный ужас. Из ее собственных моряков уцелели меньше двадцати человек, и ей пришлось отдавать приказания жителям Фредериксэнда, Хаммерфолла и Глубокого Перевала.

Рана Падающего Облака оказалась не слишком серьезной, он соорудил себе примитивную шину и скоро уже довольно бодро расхаживал по камням. Халле показалось, что он стал каким-то более молчаливым и мрачным, чем прежде, но по меньшей мере он оказался полезным, ходил по берегу и искал выживших. Вульфрик некоторое время сидел на том месте, куда его вынесло волнами, погруженный в какие-то размышления, прежде чем присоединиться к остальным.

Халла отдала немало приказаний воинам, лишь бегло проверяя результаты их трудов. Она нашла новые занятия для людей, и те, казалось, были рады, что у них появилась хоть какая-то цель. Они соорудили примитивное укрытие от холодного ветра, тела мертвых были уложены на погребальные костры, а несколько человек отправились на разведку за холмы. Раны были промыты и перевязаны, но то и дело Халле приходилось слышать очередную последнюю молитву из уст умирающего, обращенную к Рованоко.

При виде кракенов около десятка раненов лишились рассудка; они сидели у воды друг напротив друга. Никто из них не произносил ни слова, они не обращали внимания на многочисленные окрики остальных. Халла решила на время оставить их в покое. Если этих несчастных не удастся заставить сдвинуться с места, когда придет время уходить, тогда она будет считать их в числе погибших.

Быстро шли часы, и солнце клонилось к закату; резко похолодало. Около сотни дрожащих раненов жались друг к другу в убогой загородке, которую построили вдалеке от берега для защиты от ветра. Другие небольшие группы воинов также сидели в похожих укрытиях вдоль побережья. Тело Алдженона Слезы так и не нашли, и Вульфрик бродил вдоль линии прибоя в поисках своего господина, не обращая внимания на призывы уйти с холода и согреться у большого костра, который воины развели в укрытии.

Среди немногих выживших из Фредериксэнда был Олефф Твердолобый, старый оружейник Алдженона; ему было поручено разведать, что находится за холмами, дальше на побережье. Старый воин вернулся через несколько часов, и лицо его было хмурым.

– Расскажи нам хорошие новости, Олефф, – сказал Падающее Облако, поправляя свою шину.

Твердолобый устроился как можно ближе к огню и принялся яростно тереть покрасневшие от холода руки. Затем поднял взгляд на Халлу и едва заметно улыбнулся:

– Госпожа Летняя Волчица, кажется, мы находимся южнее Глубокого Перевала. Я видел на севере горы, они очень далеко, и, если я правильно помню карты, мы, скорее всего, попали на земли Отряда Призраков.

Несколько воинов заулыбались, некоторые с облегчением засмеялись, а Халла кивнула Олеффу:

– Отлично, тогда завтра мы отойдем от берега и разобьем там лагерь. Раненым нужно время для того, чтобы поправиться или умереть, а им, – она указала на людей, потерявших рассудок, – нужно время, чтобы… не знаю… но я пока не готова оставить их здесь.

Халла не могла бы сказать, в чем дело; возможно, сыграло свою роль тяжелое положение, в котором они очутились, но люди Фьорлана не оспаривали ее приказаний и не усомнились в ее праве командовать. Даже Вульфрик не пытался занять место командира, и поэтому Халла Летняя Волчица приготовилась к тому, что ей еще несколько дней придется заботиться о здоровье и жизни этих людей. У нее пока не было никакого плана, но в голове возникла смутная мысль насчет того, что нужно бы добраться до развалин Ро Хейла, найти Отряд Призраков, а затем отправиться на север и посмотреть, что успел натворить Рулаг Медведь в отсутствие Алдженона.

Четыре дня, самое большее неделя им понадобится на то, чтобы залечить раны и приготовиться к переходу. Халла молча оглядела лица своих новых подчиненных и начала прикидывать, из кого получатся достойные лейтенанты на предстоящие несколько недель, пока они будут идти на север.

Рексель Падающее Облако был хорошим человеком и бывшим помощником вождя, поэтому его советы будут ценны. Вульфрик займет такое положение, которое сочтет нужным, и Халла понимала, что не осмелится приказывать ему. В конце концов, он был ближайшим соратником верховного вождя и самым могучим воином среди них всех. Олефф Твердолобый занимал высокое положение во Фредериксэнде, и Халла радовалась, что этот знающий человек может ей помочь. Остальных она сможет оценить по достоинству несколько позже.

– А теперь всем надо немного поспать, – сказала она, подавляя зевок. – Завтра мы двинемся прочь от побережья.

Глава пятая Саара, Госпожа Боли, в городе Ро Вейр

Саара, осторожно держа в руках раненский туманный камень, смотрела сквозь него в глаза Рулага Медведя, военачальника из Джарвика, предателя, который сейчас находился очень далеко от нее.

– Мне нужно от тебя точное подтверждение того, что Алдженон Слеза мертв, – обратилась она к смутному изображению, появившемуся в камне.

– Мы разбудили кракенов, ведьма, – рассерженно отвечал тот, – и ты совершаешь ошибку, когда разговариваешь со мной так, будто я твой слуга.

– Я не хотела тебя оскорбить. Мне просто нужно знать, что услуга, за которую мы заплатили, выполнена, – сказала Саара, запоминая обидные слова воина, чтобы отомстить за них позже.

– Вы заплатили? Я должен стать верховным вождем Фьорлана. Это не какая-нибудь проклятая торговая сделка. Рованоко ценит только силу, а я – сильнейший в своей стране.

Этот жалкий червь был необходим колдунье для того, чтобы уничтожить земное воплощение Рованоко, и Саара понимала, что им легко манипулировать, обещая власть.

– Прошу тебя, ответь на мой вопрос, милорд Медведь. Увидеть Слезу мертвым настолько же в твоих интересах, насколько и в моих. – Саара старалась говорить терпеливым, вежливым тоном, хотя на самом деле не испытывала к человеку из Фьорлана ничего, кроме отвращения.

– Ему конец. Большинство его людей разрублены на куски, и в последний раз, когда его видели, в спине у него торчал топор, и кровь его заливала палубу. Иткас и Аквас довершили дело… если хотя бы сотня моряков добралась до берега, я буду очень удивлен, пропади они пропадом. – Определенно, Рулаг был доволен устроенной им резней и гибелью множества своих соотечественников, и Саара на мгновение даже почувствовала жалость к людям, которым предстояло жить под властью этого тирана.

– Очень хорошо, – кротко произнесла она, – ты можешь продолжать выполнение плана. Свяжись со мной снова, когда Фредериксэнд будет в твоих руках.

Саара подождала очередного оскорбления, но Рулаг молчал, и она решила, что он занят мыслями о своем возвышении и будущем положении верховного вождя.

Изображение в камне затянуло туманом, затем оно потемнело, и Рулаг исчез. Саара улыбнулась своим мыслям и несколько мгновений разрешила себе с удовлетворением поразмыслить о том, как прекрасно идет выполнение задуманного. Алдженон больше не представлял угрозы; флот драккаров уничтожен. Теперь вторжение на Свободные Земли встретит минимальное сопротивление, и вскоре Семь Сестер получат возможность убить нескольких оставшихся в живых потомков Гигантов и распространить поклонение Мертвому Богу на всех землях людей.

Она спрятала туманный камень в карман и вышла из таверны, где наняла комнату – это была ничем не примечательная таверна, выбранная просто потому, что Саара могла здесь поговорить с Рулагом без посторонних. Она незаметно покинула десять тысяч Псов, которые отправились в путь вместе с ней; несколько дел требовали ее внимания. Важнее всего было то, что сделка, заключенная между Семью Сестрами, сэром Халламом Певайном и Рулагом Медведем, принесла плоды. У нее осталось еще одно дело в старой части города Вейр. Из-под плаща Саара извлекла небольшой листок бумаги с адресом и указаниями, куда идти.

На улицах Ро Вейра было темно и тихо. Верхние этажи зданий нависали над булыжной мостовой. Саара привыкла к широким бульварам и просторным площадям Кессии, и теперь, блуждая по узким переулкам Вейра, она испытывала неприятное чувство, близкое к клаустрофобии. Со своей стаей Псов она провела в городе уже несколько дней, практически руководя его оккупацией. Герцог Лиам, старый аристократ, номинальный правитель города, оказался слабее духом, чем ее прежние жертвы, и Сааре пришлось действовать с ним осторожно, чтобы не превратить его в жалкого сумасшедшего, который не мог бы подписывать составленные ею указы.

Мастер Терв, погонщик Псов, занял городское поле для учений и казармы, прежде принадлежавшие Красным рыцарям, которые теперь сопровождали короля в походе на Свободные Земли раненов. Терв заставил начальника городской стражи ввести нечто вроде военного положения, чтобы людей можно было держать под контролем. Тем временем Саара следила за тем, чтобы передача власти прошла гладко и без жертв. Герцог Лиам пообещал волшебнице свою поддержку и поддержку короля в ее делах; поставив нескольких верных ей человек на ключевые позиции, Саара без труда подчинила себе Ро Вейр. Огромное количество киринских преступников и каресианских торговцев в Вейре убедило Саару, что задача ее была выполнена наполовину еще до ее прибытия. Это был не Ро Тирис, и местные жители, граждане Тор Фунвейра, привыкли к тому, что на улицах города полно чужестранцев.

Официально король Себастьян Тирис заключил договор о взаимопомощи с Семью Сестрами. На самом деле, он находился под воздействием чар сначала Катьи, а теперь Амейры, и немногие люди, которые могли бы против этого возразить, молчали из страха быть обвиненными в измене короне.

В общем, осуществление плана шло полным ходом. Саара сомневалась в том, что кто-нибудь теперь сможет остановить ее с Сестрами. К моменту захвата Свободных Земель Мертвый Бог выиграет Долгую Войну, одержит победу над убийцами Гигантами, которые в незапамятные времена отняли у него власть. Саара даже начинала надеяться на то, что поток новых фанатиков из земель людей вернет ее покровителю его полноправное место в качестве единственного бога, которому разрешено поклоняться. Люди вдохнут новую жизнь в утраченного бога наслаждений и крови и его тысячу потомков.

Саара довольно улыбалась этим мыслям, углубившись в лабиринт темных улочек, и вскоре очутилась в трущобах под названием Кирин Тор; этот район был построен специально для многочисленных странствующих киринов, которые решили избрать своим домом Ро Вейр. Она в полном одиночестве шагала по ночным улицам, плотно закутавшись в черный плащ, чтобы никто не смог ее узнать, и мысленно оплакивала потерю своего личного раба. Он ей всегда нравился, и хотя принести его в жертву было необходимо, как для того, чтобы удовлетворить голод Темного Отпрыска, так и для того, чтобы оградить Семь Сестер от гнева отца Зелдантора, ей не хватало его постоянного присутствия рядом. Даже сейчас, шагая по темным проулкам и грязным трущобам, она скучала по его жизнерадостным замечаниям по поводу разных событий, по его непоколебимой преданности. В смерти мальчика был виноват его собственный отец, и Саара утешала себя тем, что теперь Рам Джас Рами бессилен причинить вред кому-либо из Семи Сестер.

Она остановилась на перекрестке и заглянула в бумажку со схемой. Слева сидели несколько курильщиков в облаках радужного дыма и глядели на нее красными глазами – это были киринские мужчины с грязными лицами и немногочисленными пожитками, валявшимися около жалкой хибары. Впереди тянулись несколько каменных зданий, окруженных примитивными хижинами из досок и ржавых металлических листов. Листок с указаниями, куда идти, Саара получила от одного вора ро, который по ее приказу шпионил за старым торговцем книгами. Волшебница решила, что он не слишком-то старался, когда писал эту записку, потому что схема совсем не соответствовала действительности. Хотя, возможно, эти жалкие хибары время от времени переносили с места на место.

Саара надела капюшон, чтобы скрыть лицо, и приблизилась к киринам, одурманенным наркотиками.

– Я ищу торговца книгами, – заговорила она на языке ро с сильным акцентом.

Один из киринов, самый толстый и больной на вид среди прочих, ухмыльнулся, показав отсутствие нескольких зубов и покрытые пятнами десны.

– Если ты ищешь знаний, то ты забрела не в ту часть города, красотка… почему бы тебе не присоединиться к нам, – ответил он с весьма неприятной усмешкой.

– Ага, нам не часто попадаются такие симпатичные шлюхи, как ты, – сказал другой кирин, облизываясь. – Ты не волнуйся, мы с тобой не будем грубо обращаться.

Их было четверо; у этих мужчин явно имелись определенные намерения по отношению к ней и явно отсутствовали мозги, но Саара торопилась и не собиралась играть в их игры.

– Я сказала, что ищу торговца книгами. Вы можете мне помочь? – Она развела руки в стороны в ожидании ответа.

– О, мы можем тебе помочь, милая потаскушка, – сказал толстый кирин и шагнул вперед, протянув к волшебнице грязные лапы.

Саара отступила и с силой ударила наркомана по лицу.

– Я повторяю в последний раз, и, если я не получу нужного ответа, я причиню вам всем боль, – бесстрастно произнесла она. – Итак, вы знаете, как его найти?

Толстый кирин бросил на женщину негодующий взгляд налитых кровью глаз.

– Я тебе за это морду изрежу, каресианская шлюха! – проревел он, доставая из-под куртки ржавый нож.

Остальные трое зарычали что-то в знак согласия, один в возбуждении подпрыгивал на месте.

– Давайте трахнем эту сучку… давайте прямо сейчас! – радостно восклицал он, брызгая слюной.

Кирин, которого ударила волшебница, сделал к ней шаг и хотел было приставить к ее горлу нож. Она не пошевелилась, лишь зловеще улыбнулась, и толстяк замер, как будто его остановила некая невидимая сила. Он снова попытался ударить Саару ножом, но лицо его исказилось от боли.

– Хватай ее… чего ты встал? – крикнул другой наркоман.

Толстяк явно остолбенел от страха, не понимая, что происходит, будучи не в силах пошевелиться.

Саара медленно взяла его руку и поднесла нож к своей груди.

– Убей меня… если сможешь, – вкрадчиво произнесла она.

– Я… не могу… двигаться!.. – выкрикнул он в панике.

Его приятели окружили волшебницу, и один хотел ударить ее кулаком, но ни один из ударов не попал в цель, и они с растерянными лицами застыли на месте, словно приросли к мостовой.

Саара сделала едва заметный жест пальцами и произнесла:

– Вы мерзкое отродье и умрете как мерзкое отродье.

Первого кирина стало рвать; Саара сделала так, что в его горле появились ядовитые Горланские пауки. Он вытаращил глаза, кашляя, выплюнул несколько пауков размером почти с кулак, в ужасе посмотрел на тварей, которые поползли по его телу. Он хотел закричать, но ничего не получилось, потому что изо рта его лезли все новые и новые пауки, они вскоре покрыли верхнюю часть его тела живым ковром, кусали его, ползали друг по другу, пытаясь забраться под одежду. Человек затрясся всем телом, когда яд проник в его кровь, затем в конвульсиях рухнул на землю.

Саара позволила двум другим наркоманам убежать в диком ужасе. Четвертый стоял, не отрывая взгляда от тела своего приятеля, которое исчезло под грудой шевелящихся пауков.

– Посмотри на меня! – с угрозой в голосе сказала волшебница.

Этот кирин был самым молодым, он просто окаменел при виде того, как его друга пожирают заживо. Он медленно поднял взгляд на волшебницу.

– Мне нужен торговец книгами. Ты знаешь, где я могу найти такого человека в этих трущобах? – спросила она с нехорошей улыбкой. – Его зовут Кабрицци.

Молодой кирин с большим усилием поднял руку и указал на один из каменных домов.

Саара посмотрела в ту сторону, улыбнулась, на сей раз более искренне, и сказала:

– Спасибо, ты мне очень помог.

Она взмахнула рукой, и масса Горланских пауков покинула мертвое тело, устремившись к юноше.

– Но… я же сказал тебе, – протестующе вскричал он, когда пауки поползли по его ногам.

– А мне все равно, – произнесла Саара, не оборачиваясь, а в следующее мгновение кирин начал кричать от боли.

Крики закончились отвратительным бульканьем, а Саара пошла по направлению к дому, на который указал ей молодой наркоман. Она подумала, что правильно сделала, позволив двум негодяям бежать, потому что они расскажут другим о том, что видели. Ее радовало, что в Каресии о ней ходили загадочные, передаваемые шепотом рассказы. А когда она приобретет власть над Тор Фунвейром, крестьяне должны будут бояться ее точно так же, как народ ее страны.

Лавка Кабрицци представляла собой ничем не примечательное каменное строение; со стороны его можно было принять за пустующий дом, который облюбовали курильщики наркоты или шлюхи. Фонари на улице отсутствовали, тьма словно заполняла каждый уголок и щель. Рядом с дверью была укреплена небольшая потемневшая табличка; когда Саара стерла с нее грязь, то смогла прочесть: «Эманиз Кабрицци, поставщик редких книг и оккультных предметов». Он не был ни известным, ни замечательным чем-либо человеком, но у него имелось нечто ценное для Саары, и она нуждалась в его помощи. Ее агент-вор подтвердил, что Кабрицци завладел старой книгой из подвалов Синей церкви в Ро Хейране. Книга, которая, по-видимому, мало интересовала ученых ро, называлась на древнем языке Джекки «Ар Краль Деш Джек», что можно было примерно перевести как «Книга Утраченных». Саара не сообщала сестрам о существовании этой книги, она хотела сама завладеть ею и сведениями, которые в ней содержались.

Волшебница стукнула в дверь один раз, изнутри донеслись шаги, и раздраженный голос со слабым каресианским акцентом рявкнул:

– Отвали, мы закрыты! Мы всегда закрыты… поэтому отвали.

– Пожалуйста, откройте мне. Я не вор, и вам понравится то, что я хочу вам сказать, – спокойно ответила Саара.

Она услышала тяжелое, хриплое дыхание. Затем раздался скрип засова, в замке повернулся ключ, и дверь медленно отворилась; показались несколько тяжелых цепей против воров. Сквозь узкую щель на волшебницу, прищурившись, уставился старый каресианец:

– Чтоб мне сдохнуть, это одна из Семи Сестер. Ты которая из них, Иезавель-распутница или Харлот-шлюха? – спросил Кабрицци, демонстрируя равнодушие к собственной судьбе, присущее только глубоким старикам.

– Мое имя – Саара Госпожа Боли, и, если ты снова оскорбишь членов моего ордена, старик, я заставлю тебя очень об этом пожалеть, – ответила она с детской улыбкой на губах.

– Ладно, нечего обижаться, ведьма. Чего тебе надо? – спросил он, не особенно испугавшись угрозы.

– Мне говорили, что недавно в твои руки попала одна очень редкая книга. Я хотела бы купить ее у тебя. – Саара шагнула ближе, чтобы старик смог получше рассмотреть ее.

– Деньги покажи, – подозрительно произнес он.

Саара вытащила тяжелый кошелек и потрясла им. Размер кошелька заставил глаза Кабрицци загореться, и на лице его появилась гримаса, напоминавшая улыбку. Саара обрадовалась тому, что, несмотря на жизнь в Тор Фунвейре, старый каресианец не утратил алчности, присущей его народу.

– Открой дверь! – приказала Саара, не желая больше разговаривать через цепи.

Кабрицци окинул волшебницу оценивающим взглядом с головы до ног, раздумывая, какой опасности подвергнется, если впустит в магазин одну из Семи Сестер.

– Тебе нечего бояться меня, старик, мне просто нужна эта книга. Ты, как бы это выразиться, просто пешка в нашей сделке.

Несмотря на ее уверенный голос, Кабрицци продолжал размышлять на пороге.

– Если я тебя впущу, ты меня заколдуешь, или чего вы там еще делаете.

Саара кивнула.

– Ты прав, я могла бы тебя заколдовать, – ответила она. – И что может мне помешать просто заставить тебя открыть эту дверь? Но, как видишь, я предоставляю тебе выразить свободную волю и разговариваю с тобой вежливо.

Эти слова несколько успокоили старика; Саара услышала металлический звон, и дверь открылась. Хозяин поманил волшебницу внутрь морщинистой рукой, она покинула темную улицу и очутилась в такой же темной лавке.

– У тебя нет светильников? – спросила она.

– Нет, светильники – вещь дорогая. У меня есть свечи и книги. Если тебе нужны свечи или книги, обращайся ко мне. Если тебе нужно что-то другое, можешь проваливать, – буркнул он и, шаркая, пошел внутрь.

– Да, спасибо, я поняла тебя. – Саара согласна была терпеть хамство старика до тех пор, пока не получит желаемое.

Лавка представляла собой помещение с низким потолком, окруженное такими же тесными комнатками. Саара заметила в дальней комнате грязную постель, в другой – убогие кухонные принадлежности, а остальное пространство было завалено книгами; некоторые стояли на полках, но основная часть была сложена в кипы от пола до потолка. В лавке Кабрицци горели три или четыре свечи, слабо освещавшие комнату.

– Закрой за собой дверь, ведьма, – велел Кабрицци, приблизившись к изъеденному древоточцами старому письменному столу, который, возможно, в прежние времена служил прилавком.

Саара бросила быстрый взгляд на темную улицу, чтобы убедиться, что за ней никто не следил, закрыла дверь и задвинула ржавые засовы.

– Ну, и как называется эта книга? – спросил старик, открывая огромный том в кожаном переплете, лежавший на письменном столе.

– «Ар Краль Деш Джек», – ответила Саара, медленно, тщательно произнося каждое слово.

Кабрицци поднял голову. Сааре показалось, что во взгляде старика промелькнул страх.

– Некоторые книги смертельно опасны, ведьма… некоторые книги нельзя открывать. – Он закрыл большой том и откинулся на спинку скрипучего кресла, затем потянулся к глиняной трубке, лежавшей слева.

– Я это прекрасно понимаю. – Сааре не терпелось заполучить древний текст, но она старалась не выдать своего возбуждения. – Ты ее читал? – спросила она.

Кабрицци набил трубку радужным порошком со сладким запахом, поднес к трубке тонкую свечу и глубоко затянулся. Снова откинулся назад и посмотрел на Саару сквозь облако дыма.

– Древний джекканский язык труден для перевода, моя дорогая. Он требует подробного кода, чтобы понять смысл букв и символов. К счастью, у меня имеется такой код, – сказал он.

Книготорговец еще несколько раз глубоко затянулся из трубки; когда наркотик попал в кровь, зрачки старика расширились, и его напряжение немного уменьшилось.

– Я расшифровал достаточно для того, чтобы у меня пропало всякое желание читать дальше, – добавил он с какой-то странной ноткой в голосе.

– Покажи книгу! – властным тоном потребовала Саара.

Теперь лицо Кабрицци было лучше освещено мерцающей свечой, и Саара решила, что, вероятно, курение радужного дыма давно вошло у него в привычку. Глаза у него были совершенно красными, а наркотик оказался очень высокого качества – в таком нуждается только человек, куривший его всю жизнь.

– Сначала деньги, – сказал он; руки у него сильно дрожали.

Саара бросила мешок с деньгами на расшатанный стол. Мешок с приятным звоном шлепнулся на деревянную столешницу, и Кабрицци схватил его и развязал шнурок, чтобы посмотреть, что внутри.

– Невысоко же ты ценишь свой рассудок, – хмыкнул он.

– На твоем месте я бы не стала волноваться за мой рассудок, старик. А теперь, пожалуйста, дай мне книгу… – Она протянула руку.

Кабрицци медленно поднялся, и Саара решила, что он таким образом хочет дать ей возможность передумать и отказаться от книги. Когда ему стало ясно, что намерения ее тверды, он покачал головой и подошел к закрытому дубовому сундуку, стоявшему рядом с трухлявым деревянным книжным шкафом.

– Я запер книгу в сундуке, когда мне начали сниться странные сны. Сны мне все равно снятся, но я чувствую себя немного спокойнее, зная, что книга заперта на замок.

Трясущейся рукой Кабрицци взял с книжной полки большой ключ, вставил в замочную скважину и повернул. В сундуке Саара увидела две книги, одна была тщательно завернута в белую ткань, а вторая – закрыта железной застежкой. Кабрицци осторожно вытащил книгу, обернутую тканью, держа ее в вытянутой руке. Саара не обратила внимания на вторую книгу. Она почувствовала растущее возбуждение, пока Кабрицци шел обратно к своему столу.

– Немало времени мне понадобилось для того, чтобы найти ее, но сейчас я хотел бы обратить время вспять и никогда не слышать о ней, – произнес он, и в глазах его снова появился страх. – Священник Синей церкви, у которого я ее раздобыл, был полусумасшедшим, жил в подвале под библиотекой в Ро Хейране. Он утверждал, что это последний экземпляр, больше их не существует.

Саара молчала некоторое время, пристально глядя на книгу и ощущая странную ауру, возникшую в помещении. Затем посмотрела на старого каресианского торговца:

– Отойди, Кабрицци.

Он послушно убрал руки от книги и сделал несколько шагов в сторону.

Саара обошла стол, смахнула пыль с кресла, грациозно села и прикоснулась пальцами к белой ткани. Начала разворачивать ее и вскоре увидела обложку. Книга была переплетена в кожу, и на ней выступали рельефные буквы. За долгие годы, что книга валялась забытой в библиотеке, металлические буквы покрылись ржавчиной, смысл их было нелегко разобрать, но все же Саара сумела прочесть название «Ар Краль Деш Джек», слова древнего джекканского языка, на котором очень давно не говорили на землях людей. Считалось, что в этой книге содержатся хроники Утраченных, тех Гигантов, которые так и не стали богами или же были свержены и убиты Рованоко, Джаа и Одним Богом. Книга представляла опасность и потому, что Утраченные являлись чуждыми этому миру созданиями, об их существовании ведали только самые ученые люди, и они подвергали себя риску узнать то, о чем смертным не должно было быть известно.

Саара не боялась, потому что в книге содержалось имя Мертвого Бога, и его рука провела ее сквозь бесчисленные уровни этого мира и бесчисленные уровни других миров, куда человек попадает после смерти. Именно он приказал Семи Сестрам убить потомков Гигантов, заключить в тюрьму земные воплощения Гигантов, уничтожить народ доккальфаров и вторгнуться на Свободные Земли раненов. А теперь бог привел ее к старому торговцу книгами в квартале Кирин Тор, в городе Ро Вейр, и к книге, которую она сейчас держала в руках.

Кабрицци отошел еще на несколько шагов и находился слишком далеко для того, чтобы читать через плечо Саары.

– Я пойду в свою комнату… когда будешь уходить, прикрой дверь, – сказал он, покинул лавку и исчез в спальне.

Саара собралась с духом и открыла книгу. Страницы были испещрены странными джекканскими символами и магическими глифами, предназначенными для того, чтобы подчинить себе читателя и повредить его хрупкий рассудок. Саара за последние несколько лет научилась читать эти символы и знала, что ее разум достаточно крепок, чтобы сопротивляться магической силе, заключенной в книге.

Страницы из толстой бумаги цвета слоновой кости, с грубо обрезанными краями были покрыты многочисленными темными пятнами и отпечатками пальцев. На первых нескольких страницах содержалось предупреждение о том, что людям нельзя читать эту книгу – что человеческий разум недостаточно развит, чтобы постичь ее содержание. Книга предназначалась для других существ – для доккальфаров, для народа Джекки, может быть, даже для Гигантов, – но она пережила всех своих читателей и теперь попала в руки женщины.

Саара склонилась над письменным столом и пододвинула к себе свечу, чтобы лучше видеть затейливые письмена. В книге говорилось о Водяных Гигантах, Иткасе и Аквасе, которых сейчас называли кракенами, сделавшихся почти богами, но сверженных разгневанным Рованоко, потому что он считал их бесчестными.

Она перелистывала страницы с изображениями невероятных чудовищ из далеких уголков мира – богов Глубинного Времени. Сейчас они стали лишь одними из Утраченных, проигравших в Долгой Войне: Штормовые Гиганты, которые стаями летали над самыми высокими горными вершинами, Чешуйчатые Гиганты, которые создали империю на забытых восточных землях, и диковинные, безымянные существа, которые когда-то ходили, ползали, летали или плавали.

Она листала страницы, стараясь сохранять ясность мысли; искала сведения о Лесных Гигантах, чьей стихией были наслаждение и кровь. Эти Гиганты породили Темных Отпрысков, и им много веков из страха поклонялся народ доккальфаров.

Рассказы, содержавшиеся в книге, не упоминали даты и масштаб событий. Речь шла о веках, протекавших в этом мире, и о Глубинном Времени между ними, когда горы возникали и рушились, когда образовывались континенты. Можно было бы сказать, что земли людей существуют лишь секунду, а книга, которую держала в руках Саара, рассказывала о созданиях, живших миллионы таких «секунд» назад. Для людей Гиганты были просто древней расой. Однако эта книга, «Ар Краль Деш Джек», говорила о них как о множестве рас, и слово «Гиганты» было собирательным названием для бесчисленных чудовищ, которые жили в эпоху Глубинного Времени.

Саара отвела взгляд от страниц, чтобы сосредоточиться и взять себя в руки, потому что поняла, что даже она, самая могущественная из Семи Сестер, не может долго сопротивляться влиянию волшебной книги. Книга пыталась проникнуть в ее сознание невиданным образом, Сааре прежде не доводилось испытывать ничего подобного. Здесь не было никакого целенаправленного колдовства, никаких определенных намерений, но чувствовались некие слабые, однако непрерывные попытки вторгнуться в ее разум, и ей приходилось все время быть начеку, чтобы их избежать. Магия книги была древней и предназначенной не для людей. Казалось, что-то давит Сааре на голову, уничтожает способность рационально думать, у нее кружилась голова, путались мысли.

Саара воззвала к могуществу Мертвого Бога, который обитал глубоко в ее сознании, стиснула руки в кулаки, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась успокоиться. Ей нужно было найти имя, забытое имя ее бога, имя, которое смертные существа не произносили уже много миллионов лет. Оно было где-то на страницах этой книги, и волшебница знала, что не может стать высшей жрицей бога, не зная имени своего повелителя.

Собрав волю в кулак, склонившись над книгой, Саара, Госпожа Боли, продолжала читать. Она добралась до страниц, на которых были описаны доккальфары, раса древних бессмертных обитателей лесов, остатков века Гигантов, которые еще существовали в этом мире. К ее удивлению, оказалось, что они связаны с Джаа и гибелью Мертвого Бога. Книга рассказывала о восстании доккальфаров, понявших, что они необходимы для рождения Темных Отпрысков и что без них Мертвый Бог не может произвести на свет новых Отпрысков. Она склонилась еще ниже над страницами. Обитатели лесов, оказывается, были созданы только для того, чтобы их убивали, так как в момент их смерти высвобождались споры, из которых потом появлялись Темные Отпрыски; и, когда Огненный Гигант убил их бога, Джаа наделил их определенным даром. Благодаря этому дару споры перестали возникать в их телах, что предотвратило появление новых Отпрысков и дало возможность доккальфарам разорвать связь со своим прежним хозяином.

Саара прочла всю эту историю и откинулась на спинку кресла. Внезапно она поняла, почему Мертвый Бог привел ее к этой книге и почему велел ей выслеживать и убивать доккальфаров. Замыслы Семи Сестер близились к воплощению, Джаа потерял связь с миром людей, потомки его умерли, человек, служивший его воплощением на земле, был беспомощен. Саара понимала, что теперь дар Джаа, которым он наделил обитателей лесов, также потерял силу. Она подумала, что, если теперь убить кого-то из доккальфаров и не сжечь его тело после смерти, из него возникнут споры, которые породят нового Темного Отпрыска, и он будет расти и процветать.

Она улыбнулась своим мыслям, почти забыв об опасности, которая таилась в книге. Однако ощущение того, что некто как будто скребется в дверь, ведущую в ее мозг, быстро заставило ее снова сконцентрироваться; она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

Знание, содержавшееся в «Ар Краль Деш Джек», было древним и обладало могучей силой; долгие века книга переходила из рук в руки, от одного ученого к другому, пока наконец не попала в руки к той, которая смогла понять ее содержание. Саара знала, что книга не была предназначена для нее, но также знала, что древнее знание необходимо ей для воскрешения Мертвого Бога.

Она заставила себя продолжить чтение и быстро переворачивала страницы в поисках сведений о Лесных Гигантах. На каждой странице попадались картинки, выполненные яркими красками, изображавшие безымянные чудища, странные фигуры, которые в книге назывались живыми существами.

Внезапно она остановилась. Внизу страницы она увидела строки, где говорилось об отце Темных Отпрысков, мимолетное упоминание – только имя. Она медленно прочитала его, повторила несколько раз, чтобы привыкнуть произносить чуждые ее языку слова. В книге говорилось о Лесном Гиганте, который стал богом, но был убит Джаа, Огненным Гигантом, во время Долгой Войны. Убитого Гиганта звали Шаб-Ниллурат. Саара в восторге повторяла это имя.

– Я знаю твое имя!.. – воскликнула она, подняв голову, и перед глазами у нее возникла пелена, а наслаждение и боль в равной мере терзали ее тело. – Шаб-Ниллурат, Черный Бог Леса с Тысячью Отпрысками, – торжественно произнесла она, обращаясь к небесам.


Далиану Охотнику на Воров все в Ро Вейре не нравилось. Сначала он прятался на борту корабля, перевозившего отряды Псов, замаскировавшись под погонщика, а теперь обдумывал способ сбежать из палаточного лагеря на поле для учений. Он едва избежал поимки в Кессии, когда Семь Сестер обвинили его в убийстве Ларикса Путника, и, если бы не его готовность убить как можно больше преследователей, Далиана, без сомнения, уже давно сожгли бы заживо. Он обнаружил, что притворяться Псом очень легко – нужно всего лишь постоянно строить злобные гримасы и изображать психопата. В любом случае он притворялся и злобным, и слегка чокнутым, так что никто его ни в чем не заподозрил.

Изра Сабаль, чрезвычайно жестокая погонщица, служившая адъютантом Мастера Терва, была самой большой проблемой Далиана. Она заинтересовалась новым погонщиком с изуродованным шрамами лицом, которого прежде никогда не видела. Далиан знал, что следует убить эту гадину при малейшей возможности, но погонщица была постоянно окружена своими Псами, и он решил, что умнее будет просто унести ноги.

Далиан Охотник на Воров всегда служил Джаа. Он не сомневался в том, что Семь Сестер предали Огненного Гиганта, но не мог убедить в этом других черных воинов. Его орден был теперь слишком сильно вовлечен в замыслы волшебниц, и его самого считали предателем, которого следует найти, подвергнуть пыткам и убить. Он твердо знал, каков его долг. Если, как Далиан подозревал, он остался единственным слугой Джаа, избежавшим колдовских чар, ему предстояло одному сохранять веру в истинного бога, Огненного Гиганта, а кроме того, уничтожить этих выскочек. Далиан Охотник на Воров, самый могучий из черных воинов, чувствовал прилив новых сил и уверенность в себе; он заставил свое тело и разум действовать так, словно был гораздо моложе своих пятидесяти лет, когда молился о скорейшей гибели врагов Джаа.

– Я готов выполнять твои приказы, – негромко произносил Далиан вместо молитвы, – но я ответил бы на твой призыв с большей… страстью, если бы был на двадцать лет моложе.

Когда Охотник на Воров выглянул из палатки, в которой прятался, он вспомнил разговор, происшедший у них с сыном много лет назад. Далиану велели казнить собственного сына за соучастие в убийстве одной из Семи Сестер, и это был единственный раз за всю жизнь черного воина, когда он ослушался приказа. Он никогда не был особенно заботливым отцом, позволял сыну делать, что ему угодно, жить собственной жизнью, как это обычно принято в Каресии. Однако он обнаружил, что неспособен убить сына, и позволил ему бежать в Тор Фунвейр. Далиана так и не призвали за это к ответу; его начальники поверили ему на слово, когда он солгал, что убил Хасима. Кирин, приятель его сына, застрелил волшебницу – насколько было известно Далиану, только один человек за всю их историю смог это сделать, – но вину за убийство возложили и на Аль-Хасима из Кессии.

Далиан не видел сына почти десять лет и понятия не имел, с чего начинать поиски, но ему обязательно надо было найти неизвестного кирина, которому удалось убить одну из Семи Сестер.

Саара Госпожа Боли разослала Семь Сестер по всему Тор Фунвейру. Теперь, когда король ро попал под их влияние, они без малейших усилий соблазняли герцогов и священников, подчиняли их своей воле. Лиллиан Госпожа Смерти отправилась в Ро Арнон, Шильпа Тень Лжи ехала в Ро Хейран, а Изабель Соблазнительница находилась в пути на восток, в Ро Лейт. Катья Рука Отчаяния уже хозяйничала в Ро Тирисе, а Амейра Повелительница Пауков захватила власть за морем, в Ро Канарне. Он понимал: это лишь вопрос времени, скоро все цивилизованные земли людей подпадут под их влияние, и лишь варварский север останется свободным.

Далиан постарался успокоиться и вышел из палатки. Поле для учений представляло собой море палаток, в которых размещались десять тысяч Псов Каресии, вооруженных до зубов и готовых к бою. Их приход в Ро Вейр не являлся откровенным вторжением, и потому Псы не знали точно, можно ли им вести себя как оккупационные войска. Все они были закоренелыми преступниками или крестьянами самого низкого происхождения; их держали в узде при помощи заклинаний, наркотиков и жестоких погонщиков. Большинство из них были готовы идти на смерть и с радостью отдать свою жизнь за Каресию в тот момент, когда это понадобится. Каждый Пес носил черные доспехи и шлем, полностью закрывавший лицо, и был вооружен тяжелым ятаганом, так что Псы почти ничем не отличались друг от друга.

Далиан уверенно шагал полагерю, краем глаза поглядывая на командирскую палатку Изры и Терва, располагавшуюся в конце ряда. Он видел, что перед этой палаткой, самой большой, происходит какое-то движение; вроде бы погонщики отправляют отряды Псов в город, чтобы подавить небольшие вспышки недовольства, время от времени возникавшие после прибытия каресианцев в Ро Вейр.

Он шел мимо палаток, сложенных в кучи ятаганов, небольших костров для приготовления пищи, пытаясь сообразить, как лучше всего покинуть поле для учений. Он знал, что лошадей держат в загоне на севере лагеря, неподалеку от Большой королевской дороги, но их охраняют, и дежурные Псы вряд ли дадут ему лошадь. Каресианские Псы редко ездили верхом, но Саара настояла на том, что сейчас это необходимо. Она также отправляла сообщения Катье и Амейре с курьерами. Госпожа Боли стремилась найти человека, которого они называли Призраком. Судя по всему, он являлся священником Одного Бога, и Саара велела своим сестрам, воцарившимся в Тор Фунвейре, найти и схватить его любой ценой. «Двигается в сторону Ро Тириса» – это было единственное, что Далиану удалось узнать насчет Призрака от вернувшегося курьера, которого он пытал, чтобы получить информацию.

Приближаясь к загону с лошадьми, он подумал, что преступный мир Тириса – это именно то место, где его сын, скорее всего, и обретается. Далиан даже начал сочинять фразы, с которыми он обратится к Аль-Хасиму, когда они встретятся.

– Я твой слуга, как и прежде, мой господин. – Далиан снова обратился к небесам, к Огненному Гиганту. – Но прежде чем начать путь, неплохо было бы получить кубок вина и массаж ступней.

Часть вторая

Глава шестая Рэндалл из Дарквальда в городе Ро Тирис

Возвращение в Ро Тирис не принесло Рэндаллу особенной радости. С того дня, как они покинули Козз, он стал более жестким, наивность исчезла, но ему не нравилось это новое видение мира. Каждый раз во время путешествия, поднося к лицу зеркало, он видел человека, которого почему-то не узнавал, – бородатого, мрачного, а в глазах была печаль, прежде незнакомая ему.

Тело брата Ториана, завернутое в белый саван, лежало на деревянной повозке, которой управлял Рэндалл. Тело Пурпурного священника было обработано разными бальзамическими препаратами, и под белой тканью угадывались очертания его безмятежного лица.

Ута не желал говорить о смерти своего друга с тех пор, как они уехали из Козза. За последние несколько недель поведение и внешность Черного священника сильно изменились. Он не успел найти себе новых доспехов и поэтому был одет в простые серые одежды, отчего походил не на воина, а на монаха или Коричневого священника. Ута начал учить Рэндалла обращению с мечом, и молодой оруженосец наконец-то наловчился правильно держать в руке меч Большого Когтя.

Ута стал менее желчным и обращался с Рэндаллом с большим уважением после того, как тот проявил мужество в схватке в Коззе, и, хоть и с неохотой, признал, что оруженосец спас ему жизнь.

– Теперь выпад выше, – сказал Ута, когда они начали очередную ежедневную тренировку.

Рэндалл взмахнул мечом, клинок просвистел у плеча Уты, но тот парировал его выпад топором, и раздался звон железа.

– Хорошо, теперь отвечай на мой выпад. – Священник нацелился в нижнюю часть тела Рэндалла, и клинки их снова скрестились. – Больше двигайся, не стой столбом.

Они находились немного в стороне от Большой королевской дороги; до южных ворот столицы оставался еще почти день пути, и потому они переночевали в палатке вместо того, чтобы въезжать в город после наступления темноты. Утро было ясным, погожим, и Рэндалл видел столбы дыма, поднимавшиеся из труб Тириса.

Рэндалл отступил в сторону и попытался нанести колющий удар в бок Уты, но топор просвистел сверху вниз, отражая атаку.

– Превосходно, когда-нибудь мы все-таки сделаем из тебя воина, – улыбнулся Ута. – Только не нападай на киринских наемных убийц, и все будет в порядке.

– Мне все равно тяжело держать меч в одной руке, – сказал Рэндалл.

Он пытался держать меч в одной и двух руках и обнаружил, что, когда сражается одной рукой, у него ноет плечо.

– Конечно, тяжело, это здоровенный кусок железа. Если бы он был легче, он бы сломался.

Ута еще далеко не всегда вел себя мягко по отношению к молодому оруженосцу, но теперь Рэндаллу казалось, что его шутки более безобидные.

Элиот и Робин остались в Коззе, чтобы оправиться от ран, поэтому Рэндалл путешествовал вдвоем с Черным священником те две недели, которые занимало возвращение в Ро Тирис. Первые несколько дней пути были нелегкими, Ута почти все время молчал, а Рэндалл пребывал в глубокой задумчивости. Когда они оставили позади город Вой, Черный священник немного пришел в себя и начал болтать с Рэндаллом. Юноша не сразу привык к этой перемене, но вскоре обнаружил, что Ута – не такой уж плохой спутник, когда он не оскорбляет собеседника и не осыпает его ядовитыми насмешками.

Он коротко рассказал о том, что произойдет, когда они приедут в столицу, и Рэндалл решил, что Ута, настаивая на том, чтобы провести вне городских стен еще одну ночь, скорее всего, просто желал отсрочить наказание. Даже если не считать тех неприятностей, которые ожидали Черного церковника за невыполнение приказа, смерть Пурпурного священника грозила ему еще большими бедами. Ута боялся, что его обвинят в смерти Ториана, и, несмотря на настойчивые уверения Рэндалла, что это была не его вина, настроение у него очень портилось, когда он говорил обо всем этом. В глубине души Рэндалл приходил в ужас, когда думал о том, что ему придется сопровождать Уту в Черный собор в Тирисе. Впрочем, он понимал, что выбора у него нет: он был единственным свидетелем, способным рассказать о произошедшем. Если его показания могут спасти честь Уты, он должен заставить себя пережить несколько неприятных часов.

Они продолжали утреннюю тренировку еще час, пока солнце не начало пробиваться сквозь легкие облака. Ута был хорошим учителем, и Рэндалл чувствовал себя теперь с мечом в руке довольно-таки уверенно. За последний месяц он стал сильнее; неторопливая манера боя, присущая Уте, нравилась Рэндаллу. Топор священника назывался «Объятие Смерти», и Рэндалл вскоре понял, что, если Ута окончательно попадет в немилость после неудачной охоты за Бромом, у него отберут оружие. Это явно беспокоило священника, и Рэндалл часто замечал, как он пристально, с любовью смотрит на свой топор, точно так же, как некогда сэр Леон смотрел на свой длинный меч, прежде чем он достался Рэндаллу по наследству.

– Ты по-прежнему слишком сильно вытягиваешь руку, – сказал Ута после того, как Рэндалл оступился, пытаясь нанести удар в верхнюю часть туловища противника. – Нельзя держать меч так далеко от своего тела. Помни, это длинный меч; им можно достать противника и без того, чтобы вытягивать руку.

– Так произошло с Элиотом, верно? – Рэндалл вспомнил, как Бром ударил молодого стражника ногой в живот, а потом отрубил ему руку.

Ута кивнул:

– Да, он решил, что сможет одолеть Брома, потому что у него было два клинка, но забыл, что его мечи значительно короче. Никогда не совершай этой ошибки, не считай, что ты обладаешь преимуществом перед противником, просто сражайся, и пусть твое искусство обращения с оружием решит исход схватки. – Он улыбнулся. – И не бойся действовать руками или ногами. Меч ты держишь в одной руке, но и вторая должна тоже работать. Помнишь, как Бром ударом кулака повалил меня на землю?

Рэндаллу не очень-то хотелось ворошить в памяти подробности той схватки, хотя он знал, что из нее можно извлечь много полезных уроков.

– Он вывел вас из строя, – просто ответил оруженосец.

– Точно. Он сообразил, что я представляю наибольшую угрозу, и ударил меня так, что я потерял сознание, чтобы в это время разобраться с Элиотом и Клементом, которые были не ровней ему.

Рэндалл теперь понимал, что искусство боя – это нечто гораздо более сложное, нежели умение рубить людей мечом.

– Как там наша овсянка? – спросил Ута, устраиваясь на своем одеяле.

– Готова. – И Рэндалл положил ему большую порцию в деревянную миску.

Они ели овсянку каждое утро после того, как уехали из Козза. В Ро Тирисе они смогут от души попировать в какой-нибудь таверне – и это была заманчивая мысль после густой, скользкой каши, которой они питались в пути.

Они ели медленно, говорили мало, оба размышляли о своем. Рэндалл думал о собственной жизни, о неожиданных поворотах судьбы, которые ему довелось испытать за последний месяц, и догадывался, что Уте не дает покоя предстоявший визит в Черный собор. Штаб-квартира Черных священников располагалась в Ро Тирисе, что отличало их от других церковных орденов, которые базировались в Ро Арноне. Ута рассказывал как-то о традиции держать служителей смерти поблизости от короля и подальше от Пурпурных кардиналов. На вопросы относительно причин этого он ответил уклончиво, но подразумевалось, что Черные священники единственный орден, который всегда был рядом с королем.

– Пора идти, юный Рэндалл, – сказал Ута, заканчивая с едой. – Собирай пожитки, а я потушу костер.

На Уте были сапоги, которые носили члены его ордена, – из плотной кожи, с тугими стальными застежками – единственное, что осталось от всех его доспехов. Он по-прежнему был огромным, широкоплечим, мускулистым человеком, но без своих черных лат выглядел не так устрашающе. Бледная кожа и красные глаза уже не производили прежнего впечатления, а шрам на шее был скрыт капюшоном серого плаща.

В полном молчании они быстро свернули скромный лагерь. Рэндалл попробовал завести разговор, но его слабые попытки не имели успеха. Священник молча упаковал свои немногочисленные вещи и сунул в футляр топор, но прежде чем уложить его, возможно, в последний раз посмотрел на оружие несколько секунд.

– Итак, запомни вот что, Рэндалл: когда мы будем ехать через Тирис, держи рот на замке. Я не желаю с тобой разговаривать. Понял? – При этом он не смотрел на оруженосца.

– Понял, но напомните мне, почему я обязан выполнять ваши приказы?

Черный священник бросил на него угрожающий взгляд:

– Потому что я выбью тебе все зубы, если ты этого не сделаешь.

– Вы забыли, я должен иметь возможность говорить, чтобы защищать вас. – Рэндалл почти полностью утратил прежний страх перед Утой и без всякой робости выкладывал все, что думал. – И я больше не оруженосец, если вы этого не заметили.

Священник поднялся и потянулся, изображая, будто размышляет над словами Рэндалла. Затем быстро шагнул к оруженосцу. Тот заметил, как замахнулся Ута, но не успел вовремя уклониться и полетел на землю. Он почувствовал вкус крови на губах, однако понял, что удар был намеренно не сильным.

– Мы едем в Черный собор, а ты будешь держать свою вонючую пасть закрытой, пока я не прикажу тебе говорить. – Ута сунул руку за пазуху и швырнул на землю перед Рэндаллом золотую монету. – Ну вот, теперь ты мой оруженосец, я тебе плачу, так что делай, как тебе говорят, чтоб ты провалился.


Рэндалл молчал всю дорогу до Ро Тириса. Он чувствовал, как распухает губа, и ощупывал языком зубы, чтобы убедиться, не расшатался ли какой-нибудь после удара Уты. С Утой спорить было опасно, но Рэндалл был почти уверен, что Черный священник не сдержался потому, что его не оставлял страх перед возвращением в собор.

Они въехали в город через южные ворота; дежурные стражники узнали Уту Призрака и не осмелились приблизиться к нему, когда он проезжал под аркой. Раздались обычные замечания по поводу Черного священника, но молодой оруженосец уже не ощущал страха, который вызывал у всех других его новый хозяин, и едва слушал, что говорилось вокруг, когда они въезжали по Большой королевской дороге в столицу Тор Фунвейра.

Черный собор оказался не слишком внушительным. Он приютился к западу от гильдейской площади, неподалеку от огромных казарм Красных рыцарей. Улицы были в основном пусты, и Рэндалл предположил, что только рыцари пользовались дорогой между двумя церквями, а обычным жителям Тириса соваться сюда было запрещено. Собор представлял собой простое здание из черного камня, без всяких украшений, кроме единственного странного шпиля, который торчал над зубчатой крышей под углом.

Когда они ехали по улицам, Рэндалл подумал: странно, что площадки для учений по обе стороны казарм пусты. База Красных рыцарей находилась в Ро Арноне, но казармы в Ро Тирисе были велики, в них размещалась королевская армия.

Ута тоже заметил, что вокруг пусто.

– Кажется, здесь много чего произошло, пока мы разыскивали Черного Стража, – сказал он. – В последний раз, когда я здесь был, в казармах находились восемь или девять тысяч рыцарей.

– А куда они подевались? – спросил Рэндалл у священника, на миг забыв о том, что Ута приказал ему не открывать рта.

– Я не уверен, но подозреваю, что они ушли на север. Взгляни на это.

Он указал на Белую Башню Тириса, возвышавшуюся над королевским дворцом. Штандарты с изображением белого орла Ро Тириса развевались на половине высоты флагштока; это означало, что короля Себастьяна Тириса сейчас нет в городе.

– Я думаю, что кто-то совершил большую ошибку, – сказал Ута, качая головой. – Месяц назад меня это, возможно, и взволновало бы. – И он пришпорил коня.

Впереди показалась небольшая группа гвардейцев в официальных золотых латах; они стояли у сводчатой арки, ведущей в Черный собор. Рэндалл насчитал шесть человек, и каждый был вооружен длинным мечом и копьем.

Командир отряда, седовласый воин без шлема, заметил приближавшегося священника и шагнул на дорогу, сделав знак своим подчиненным следовать за ним.

– Ута Призрак, – произнес он с формальным кивком.

– На самом деле его имя – брат Ута из Арнона, – не подумав, ляпнул Рэндалл.

Все гвардейцы посмотрели на оруженосца, и пожилой командир устремил на него тяжелый взгляд.

– Молчать, мальчишка.

– Это мой оруженосец, господа. Если кто-нибудь и может приказывать ему заткнуться, то только я, – сказал Ута, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Рэндалла. – Спасибо, парень. Рад, что хоть кто-то помнит мое настоящее имя. – Он едва заметно улыбнулся оруженосцу, затем обернулся к главному гвардейцу. – Что вам нужно, лейтенант?

– Мы получили приказ принца Кристофа Тириса препроводить вас в тюрьму.

Шестеро гвардейцев окружили Уту и Рэндалла, привычным движением направив на двух всадников копья.

Ута не тронулся с места и держал руки на виду, когда лейтенант приблизился к нему.

– Мне придется забрать у вас топор, брат.

– Полегче, гвардеец, я вам не подчиняюсь. Мое начальство находится вон в том здании, и я мог бы на вполне законных основаниях разрубить на куски вас и ваших людей за то, что вы мешаете мне войти внутрь.

Он говорил спокойно, и Рэндалл заметил на лицах гвардейцев страх.

– Итак, за что меня приказано арестовать? – бесстрастно продолжал Ута.

– Его высочество не сообщает мне мотивы своих действий, брат; однако вы пойдете со мной.

Огромная дверь, которая вела в собор смерти, начала отворяться, и все обернулись. На пороге появилась фигура в черных одеждах. Лицо человека скрывала маска, руки – длинные рукава, но говорил он четко и ясно:

– Брат Ута пока еще является членом нашей церкви, поэтому вопрос о его судьбе вправе решать только я… а не ты, гвардеец. Он принадлежит богу, а не человеку. – Говоривший не назвал себя.

– Брат аббат, у нас имеется приказ арестовать этого священника, и, если вы вмешаетесь, мы готовы применить силу. В этом городе правит дом Тириса, а не Черная церковь. – Гвардеец говорил уверенно, и, насколько было известно Рэндаллу, люди короля были непоколебимо преданы короне и ни за что не уступили бы служителям церкви.

Ута протянул руку за спину и положил пальцы на рукоять «Объятия Смерти».

– Вы как никогда близки к смерти, лейтенант, – произнес он, и в его бледных глазах промелькнул гнев. – Принц воистину смелый человек, если считает себя важнее Одного Бога.

Седовласый лейтенант громко стукнул рукоятью меча по своей нагрудной пластине, и через несколько мгновений еще два отряда гвардейцев появились с двух сторон улицы. Они все это время прятались в переулках на случай, если командиру понадобится помощь, и теперь эти воины, опустив копья, присоединились к первому отряду, окружавшему Рэндалла и Уту.

– Прошу вас, брат Ута. Мы можем покончить с этим мирно, без кровопролития. – Гвардеец говорил искренне. – Я не хочу смертей.

Черный аббат, стоявший в дверях, поднял голову, и Рэндалл увидел темные глаза, оценивающе разглядывавшие людей короля. Ута медленно убрал пальцы от «Объятия Смерти» и развел руки в стороны.

– Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в своих действиях, лейтенант, – произнес он.

– Разумеется, брат… я получил приказ от дома Тириса, и этот приказ должен быть выполнен буквально. – Он продолжал: – А теперь, брат Ута, я должен забрать ваш топор.

С молниеносной скоростью Ута извлек из чехла «Объятие Смерти». Командир воинов даже отшатнулся от неожиданности. Когда стало ясно, что Черный священник не собирается применять свое оружие, лейтенант приблизился и взялся за рукоять топора Уты.

– Позаботьтесь о нем, – сказал священник-альбинос. – Он мне дорог.

Рэндалл и Ута спешились, и их повели куда-то под усиленной охраной. Всю дорогу Ута молчал, внимательно разглядывая дома и улицы, по которым они шагали, словно пытался сообразить, куда они направляются.

Когда они свернули с широкого бульвара, проходившего к северу от гильдейской площади, Рэндалл на мгновение был ошеломлен: показался королевский дворец. Дворец королей из рода Тирис представлял собой красивое белое здание, расположенное в некотором отдалении от города, на холме над гаванью. Запах моря ударил в ноздри Рэндаллу, заглушив обычную городскую вонь и заставив его улыбнуться. Он повернулся к Уте, но не увидел и следа улыбки; лицо священника выражало лишь озабоченность. Судя по всему, его не удивило то, что их привели в королевский дворец, и Рэндалл пожалел, что согласился сопровождать Уту в город.

– Ута, – прошептал Рэндалл, – зачем нас привели во дворец?

– Не знаю, Рэндалл, но принц Кристоф либо лишился рассудка, либо обладает некоей неизвестной нам информацией, раз решился обходиться с Черной церковью без подобающего уважения. – Он говорил тихо, чтобы не расслышали гвардейцы. – Когда войдем внутрь, не открывай рта, говорить буду я. Понял?

Рэндалл кивнул, и они продолжали шагать по направлению к Белой Башне Тириса, возвышавшейся над королевским дворцом.

Ворота были распахнуты, за узорчатой кованой оградой простирался огромный двор. Двор патрулировали королевские телохранители, они шагали в ногу и всякий раз, когда проходили мимо фасада Белой Башни, отдавали ей честь. Казармы располагались в стороне, за очередной оградой, и точно так же, как тогда, когда они проходили мимо Красного собора, Рэндалл подумал: очень странно, здесь совсем никого нет.

Однако самым странным были, судя по всему, пустые крытые тюремные повозки, которые стояли во дворе. Рэндалл обратил внимание, что их стенки утыканы ножами странной формы, которые кто-то метал в эти самые повозки, а все окна заколочены досками. Когда их проводили через ворота во двор, он заметил гвардейцев, которые, стоя на приставных лестницах, пытались извлечь ножи из дерева. Они дергали и тянули изо всех сил, но клинки в форме листьев не поддавались; очевидно, они были брошены с большой силой.

Ута тоже заметил эти кинжалы и спросил лейтенанта:

– С каких это пор королевские гвардейцы охотятся на восставших из мертвых?

– С таких пор… У нас приказ, – ответил воин. – У дома Тирис появился новый советник, который обеспечил нас необходимой информацией об этих монстрах, и теперь охотиться и брать их в плен стало проще.

– А имя у этого советника есть? – спросил Ута.

– Это каресианская волшебница по имени Катья… Рука Отчаяния, или что-то вроде этого. По-моему, одна из Семи Сестер. – Лейтенант произнес странное имя вполне равнодушно, и Рэндалл не понял, как он к ней относится.

Однако Ута уловил что-то в словах гвардейца. Ее имя или название ее ордена явно встревожило его, услышав их, он стиснул зубы.

Рэндалл приблизился к священнику, пошел рядом с ним и едва слышно спросил:

– Кто такие Семь Сестер?

– Колдуньи, которым здесь не место… и которые не должны давать советы принцу и помогать ему охотиться на доккальфаров, – ответил тот. – Если зазеваешься, она проникнет в твое сознание, так что имей в виду: если нам придется встретиться с этой ведьмой, напряги всю свою силу воли.

– И как это делается? – спросил Рэндалл, который не совсем понимал, что означает «напрягать силу воли».

– Просто стой поближе ко мне и смотри в пол, – то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал Ута.

Когда они приблизились к высоким позолоченным дверям, створки распахнулись с довольно громким скрипом. Показалась внутренность дворца, и оруженосец в очередной раз разинул рот, увидев поразившую его роскошь. Это был дом короля Себастьяна Тириса, его жены, леди Александры, и их сына, принца Кристофа. Дворцовые помещения были богато украшены, но имели казенный вид, и Рэндаллу показалось, что здесь не очень-то уютно жить.

В просторных комнатах, устланных коврами, суетились слуги, которые чистили и полировали деревянные и золотые поверхности. Дежурные гвардейцы, облаченные в церемониальные доспехи, стояли у дверей. Оруженосца удивило, что их привели сюда, а не в тюремную камеру, и он снова подумал: что же за дело у принца может быть к ним двоим?

В вестибюле имелась огромная винтовая лестница, которая поднималась к потолку и образовывала наверху круглый балкон. Гвардейцы провели пленных мимо лестницы к более скромной двери, находившейся на уровне первого этажа.

– Значит, нас не в спальни ведут, а? – саркастически спросил Ута.

Одного из гвардейцев возмутили эти легкомысленные слова, и он ударил Уту по шее. Остальные вызывающе уставились на Черного священника, ожидая его реакции.

Ута едва слышно хмыкнул и пощупал место, по которому его ударили. На пальцах не осталось крови, и он кивнул, прежде чем обернуться к человеку, ударившему его, и двинуть его кулаком прямо в лицо. Гвардеец с грохотом повалился на пол и уронил копье.

Ута стоял спокойно, расставив руки в стороны в знак покорности людям, которые привели его, и не пытался дальше бить упавшего стражника.

– Ты ударил меня, я ударил тебя, мы квиты, парень, – произнес могучий священник.

Лейтенант вмешался:

– Довольно. Солдат, не распускай руки, – обратился он к человеку, лежавшему на полу. – Если понадобится ударить пленного, это сделаю я. Брат Ута, прошу прощения, этого человека накажут кнутом за то, что он поднял руку на служителя Одного Бога. – Он говорил формальным тоном, с уважением. – Ты, вставай и доложи о своем проступке своему начальнику.

Стражник быстро поднялся, отдал честь и ушел, держась за лицо: вполне возможно, что ему сломали челюсть. На лице Уты не было заметно никакого удовлетворения, и Рэндалл решил, что тот по-прежнему погружен в свои мысли.

Дверь, к которой их подвели, была сделана из дерева, окованного железом, и резко отличалась от прочих. Она напоминала дверь темницы, и Рэндаллу ее вид совершенно не понравился. Лейтенант открыл дверь, и пленников быстро провели вниз по узким каменным ступеням. Отряд гвардейцев разделился; несколько человек остались наверху.

Лестница была скудно освещена, лучи солнечного света сюда не проникали. Рэндалла и Уту вели друг за другом по узкому коридору. Когда они углубились в подвал, Рэндалл заметил по обеим сторонам коридора двери со стальными решетками – тюремные камеры, – хотя все они были пусты.

– Нас ведут в «каменный мешок»? – спросил Ута, когда они дошли почти до середины коридора.

Лейтенант кивнул:

– Принц хочет увидеться с вами в как можно более уединенном месте. Похоже, он считает вас опасным человеком, брат Ута.

– А что такое «каменный мешок»? – со страхом спросил Рэндалл.

– Место, куда сажают человека, о котором хотят забыть, – ответил Черный священник. – Самая страшная темница. Король пользуется ею только в тех случаях, когда некто совершает предательство и он хочет забыть о предателях. – Ута взглянул лейтенанту прямо в глаза. – Мы совершили предательство?

– Мне лишь велели привести вас сюда. – Гвардеец знал только о полученном им приказе и, похоже, не мог ответить на вопросы пленников.

Человек, шедший впереди, добрался до какой-то двери в конце коридора и достал ключ. Ею явно часто пользовались, и она была прочной на вид, безо всяких украшений. Ключ легко повернулся в замке, и огромная дверь открылась внутрь; за ней находилась довольно просторная квадратная комната.

Лейтенант вошел и жестом велел другим гвардейцам провести Уту и Рэндалла в «каменный мешок». Черный священник мгновение помедлил на пороге, затем неторопливо вошел, положив руку на плечо оруженосца и увлекая его за собой.

Рэндалл испугался, но, пытаясь не выдать своего ужаса, оглядел помещение. Комната была большой и грязной, на полу лежало несколько соломенных тюфяков. В эту центральную камеру выходили стальные двери примерно десятка темниц. Рэндаллу показалось, что большинство камер занято, но узники либо сидели, скрючившись, либо завернулись в темные одеяла, и он не видел, кто это такие. В углу «каменного мешка» находилась лестница, которая вела к большому люку в потолке, и люк этот выглядел гораздо более роскошно, чем остальные двери в подземной тюрьме.

– Отлично, мы на месте. Вы свой долг выполнили, а теперь скажите мне, что у вас здесь происходит? – требовательным тоном произнес Ута.

– Вам следует ждать, пока принц не пожелает вас видеть. А теперь прошу меня извинить…

Лейтенант подошел к лестнице, поднялся и добрался до люка. Постучал, кто-то отодвинул засов и открыл люк с другой стороны, и гвардеец скрылся наверху. Он забрал с собой «Объятие Смерти».

Оставшиеся гвардейцы прислонили копья к стене и окружили Уту и Рэндалла. Вид у них был враждебный, и Ута заговорил, криво усмехнувшись:

– Не думаю, что вашему лейтенанту понравится, если вы попытаетесь нас избить.

– Может быть, вы чуть не сбежали, – сказал один из стражей, бородатый воин, снимая латные перчатки.

– Может быть, я сломаю тебе челюсть, если ты сделаешь еще один шаг ко мне, мешок с дерьмом, – зловеще произнес Ута, сжимая кулаки. – У тебя здесь только девять приятелей; ты уверен, что этого хватит? Пожалуй, следует привести еще нескольких, чтобы бой был честным.

Рэндалл, стоя рядом с Утой, буквально трясся всем телом. Он не разделял уверенности своего нового хозяина.

В этот момент люк снова открылся. У Рэндалла перехватило дыхание; он сообразил, что они чудом избежали побоев от людей короля. На лице Уты появилось разочарованное выражение, и он, продолжая сжимать кулаки, оглядывал каждого из гвардейцев по очереди.

Те разобрали свои копья и, продолжая с ненавистью смотреть на священника, сделали вид, будто ничего не произошло.

– Не забывайте, кто вы такие и кто я такой, и мы с вами поладим, – с неприятной улыбкой сказал Ута и обернулся посмотреть, кто спускается по лестнице.

Краем глаза Рэндалл заметил, что узники в камерах зашевелились, и сквозь решетку ближайшей двери он увидел темные глаза; голова человека была покрыта тонким одеялом. Юноша решил, что перед ним мужчина, но в тусклом свете факелов кожа пленника казалась серой, и Рэндалл не мог различить черт его лица или догадаться, откуда он родом.

Первый человек, спустившийся с лестницы, производил большой шум. По доспехам и оружию в нем без труда угадывался Пурпурный священник. На его поясе в ножнах висел длинный меч, ножны украшали искусные серебряные узоры в виде львов, стоящих на задних лапах. Он выглядел старше Уты, и нос у него был сломан.

За ним следовала очень красивая каресианка, одетая в облегающее темно-красное платье. Она соблазнительно покачивала бедрами, спускаясь по ступеням. Рэндалл разглядел у нее на лице татуировку в виде воющего волка, начинавшуюся на шее и протянувшуюся до левой щеки.

Увидев женщину, Ута шагнул к оруженосцу и прошептал:

– Перед тобой волшебница, юный Рэндалл, так что постарайся сохранить ясность ума.

И снова Рэндалл подумал: интересно, как это сделать; он попытался не смотреть на нее. Она заметила это и улыбнулась.

Седовласый лейтенант тоже вернулся, но остановился на верхней ступени лестницы, словно ждал кого-то еще. «Объятия Смерти» при нем не было.

– Я думаю, гвардейцев можно отпустить, – заговорил Пурпурный священник. – Отправляйтесь выполнять свои обязанности, господа. Вас позовут в случае необходимости.

Люди в латах явно не хотели уходить, но, помедлив мгновение, все же подчинились. Дверь снова закрылась, и в комнате остались только Пурпурный священник, волшебница, лейтенант и пленники.

– Брат Ута, – произнес Пурпурный священник, вежливо склоняя голову.

Служители церкви узнали друг друга, Рэндалл догадался об этом по их лицам.

– Брат Северин, – ответил Ута, хотя и не наклонил головы и смотрел на старшего священника без особой приязни. – А это мой оруженосец, Рэндалл из Дарквальда. Рэндалл, поздоровайся с Северином из Тириса, исповедником принца.

Рэндалл заставил себя открыть рот и кое-как Пробормотал:

– Здравствуйте, милорд.

– Оруженосец? В высшей степени необычно. – Северин говорил с акцентом, присущим людям высшего класса.

– Этим он зарабатывает на жизнь. Он был оруженосцем Ториана, – ответил Ута. – До тех пор пока его не убил сообщник Черного Стража, кирин по имени Рам Джас Рами.

На лице Северина отразилось неудовольствие при новости о смерти Ториана, но более интересной была реакция волшебницы на упоминание о Рам Джасе Рами. Казалось, на мгновение она испугалась, услышав это имя, но быстро овладела собой и продолжала улыбаться.

– И ты был рядом с братом Торианом, когда он умер? – спросил Северин.

– Я стоял в нескольких футах от него, когда ему в шею попала стрела из лука. – Ута старался не выдавать своих эмоций при воспоминании о смерти друга.

– И все же вы упустили Бромви, – вмешалась каресианская женщина, сладострастно растягивая слова.

– А ты кто такая, почему я должен отчитываться перед тобой? – возмутился Ута.

– Следи за своими манерами, Ута! – рявкнул Северин. – Это Катья Рука Отчаяния. Она дает советы дому Тириса по некоторым вопросам, и ты обязан выказывать ей уважение.

Рэндалл счел, что это имя совершенно не подходит женщине с такой приятной внешностью и девической улыбкой. Она была родом из Каресии и обладала экзотической красотой, с которой могли соперничать немногие женщины ро, но в ее лице и манере держаться не было ничего, указывающего на то, что она – «рука отчаяния».

– Семь Сестер дают советы принцу? – переспросил Ута.

– И королю, – заявила Катья с очередной обезоруживающей улыбкой. – Нас пригласили сюда ради наших знаний и советов, которые мы можем дать.

– А почему «каменный мешок» набит восставшими из мертвых? – И Ута обвел рукой двери камер.

Черный священник до этого момента вроде даже не смотрел в сторону зарешеченных дверей, и Рэндаллу показалось странным, что он догадался, кто сидит внутри, даже не глядя.

– Удивляюсь, что охотник на монстров озабочен судьбой восставших из мертвых, – с высокомерным выражением лица ответил Северин.

– Я больше не охотник, и тебе это прекрасно известно.

Рэндалл заметил, что Ута очень напряжен, руки стиснуты в кулаки и он старается не смотреть на Катью.

– Восставшие из мертвых представляют собой угрозу стабильности Тор Фунвейра, и с нашей помощью церковь ро смогла более успешно, чем прежде, выслеживать их, – ответила Катья. – Мы собираемся захватить их всех, заключить в тюрьму или перебить в течение года.

Ута с яростью взглянул на нее, затем обратился к Северину:

– Брат, мы с тобой никогда не были друзьями, но ответь мне на вопрос, почему этой ведьме оказывают подобное уважение?

Катья рассмеялась, и при этом в комнате как будто стало светлее. Северин посмотрел на нее с радостной улыбкой, и они с лейтенантом наклонили головы, чтобы лучше расслышать ее смех. Рэндалл и Ута переглянулись. Здесь определенно происходило нечто очень странное.

– Пожалуйста, ответь мне, Северин, – повторил Ута, на сей раз более настойчиво.

– Все ответы ты получишь в свое время, мой дорогой Призрак, – произнесла Катья, не давая Пурпурному священнику возможности ответить.

– Я не помню, чтобы я обращался к тебе, ведьма! – взвился Ута; с каждой минутой гнев его усиливался.

Северин, продолжая улыбаться, как будто находился в каком-то очарованном состоянии, шагнул вперед и ударил Уту по лицу.

– Следи за языком, Призрак! – произнес он жестко.

Ута, казалось, собрался ответить ударом на удар, но его отвлекло какое-то движение наверху. Лейтенант открыл люк, и появился человек. Он был молод, едва ли старше Рэндалла. Его богато разукрашенные золотые доспехи и оружие больше подходили для парадных залов, чем для поля боя. На поясе у него висел меч, но эфес и ножны были совсем новенькими. Все в нем выдавало человека, привыкшего к изнеженной жизни, – гладкая кожа, светлые волосы, ни бороды, ни шрамов на лице.

Это был принц Кристоф Тирис, наследник трона Тор Фунвейра. Катья и Северин поклонились ему, когда принц спустился по лестнице, а Ута лишь едва заметно кивнул.

– Мой принц, – с уважением заговорил Северин. – Это брат Ута Призрак, предатель и отступник.

Услышав эти слова, Ута едва не разразился гневной тирадой, но принц Кристоф поднял руку и заставил его замолчать.

– Брат Ута… почему тебя называют Призраком? – слегка шепелявя, спросил Кристоф.

Очевидно, он не обратил внимания на то, что Ута альбинос. Лицо его выражало такую же радость и воодушевление, что и у Северина.

– Его называют Призраком потому, что он был проклят при рождении, мой принц, – ответила Катья, устремляя на Уту прекрасные карие глаза.

– А, я вижу… да, Один Бог может быть жесток к недостойным людям, – заметил принц, презрительно глядя на Черного священника. – Ему известно, зачем он здесь?

– Нет, мой принц, мы ожидали вашего появления. – Северин встал так, чтобы отгородить принца от Уты.

Рэндалл решил: какой бы проступок они ни приписывали его хозяину, это должно быть нечто очень серьезное.

– Ну что ж, я пришел, и мы можем начать, так?

– Верно, ваше высочество. – Северин повернулся к Уте. – Брат Ута Призрак, предъявляю тебе обвинение в измене короне и народу Тор Фунвейра. – Произнеся эти официальные слова, он жестом велел лейтенанту встать ближе к Уте.

До этого момента на Рэндалла никто не обращал внимания; к тому же у него почему-то не забрали его длинный меч. Это не осталось не замеченным Утой: Рэндалл перехватил взгляд хозяина, устремленный на оружие рода Большой Клык.

Затем Ута рассмеялся:

– Предательство? А я думал, здесь что-то серьезное. Ваше высочество, я не знаю целей этого спектакля, не знаю, почему вы или Северин слушаете эту ведьму, но я не отвечаю перед священниками Пурпурной церкви. Я служитель Черной церкви и требую, чтобы меня доставили в собор моего ордена.

Принц разозлился, услышав эти слова, и положил руку на эфес меча – это был хорошо отрепетированный жест, выражавший негодование.

– Молчать, предатель.

– Я не предатель! – вызывающе заорал Ута, забыв о том, что говорит с членом королевской семьи.

Северин шагнул к пленному и снова ударил его по лицу, на сей раз кулаком, и Черный священник неуклюже рухнул на пол.

– Значит, вот до чего дошло… вы бьете безоружного человека в грязном подземелье? – воскликнул Ута. – Как это благородно с вашей стороны… Ториан гордился бы тобой, ты, мразь. – И Ута снова блеснул глазами, обернувшись к Рэндаллу и мечу на поясе оруженосца.

Катья подошла и остановилась в нескольких дюймах от лежавшего на полу Черного священника.

– Дорогой, милый, добрый наш Ута, – произнесла она. – Ты виновен в том, что помогал восставшим из мертвых и укрывал их. Предпочесть неумирающих монстров своему народу – это возмутительное преступление, но со временем, уверена, я смогу излечить тебя от этого пагубного заблуждения.

Ута на миг смутился, затем поднялся на ноги и встал перед волшебницей.

– Итак, ты околдовала принца, – объявил он. – И Северина тоже… и, могу поклясться, еще многих слабых разумом людей ро.

Она продолжала улыбаться, говоря нараспев, словно обращалась к возлюбленному:

– Восставшие из мертвых – это воплощение зла, такими они рождены. Это не их вина и не твоя вина – то, что они использовали свою магию, чтобы приобрести твое расположение.

– Мы допросили множество восставших из мертвых за последние несколько недель, Ута, – сказал Северин, – и они постоянно повторяют твое имя. Похоже, эти монстры считают тебя своим союзником. Называют тебя другом обитателей лесов.

Ута прикрыл глаза и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.

– А разве мы теперь не просто убиваем их? Допрашивать восставших из мертвых – нечто неслыханное.

– Госпожа Катья посоветовала нам это, – ответил Северин. – Теперь мы сажаем их в клетки и с помощью пыток добываем у них информацию. Это не люди, поэтому наш церковный кодекс не запрещает подобные вещи.

Ута шагнул назад и очутился рядом с Рэндаллом, краем глаза оценивая расстояние до ножен и легкость, с которой можно было бы выхватить у оруженосца меч Большого Клыка.

– Ты не первый человек, прежде обладавший честью, который запятнал себя подобным предательством, Ута, – объявил Северин, снова возвращаясь к официальному тону. – Другие тоже сидят в тюрьме за помощь восставшим из мертвых в их кампании террора против благородных людей ро.

– У них нет никакой кампании террора! – раздраженно бросил Ута.

– Ты проклят за собственные слова, Призрак! – высоким, писклявым тоном закричал принц. – Тебе ничего не известно о нравах неумирающих – злобных и коварных, они склоняют на свою сторону таких слабых людей, как ты и мой дед.

При упоминании деда принца Ута вопросительно взглянул на Северина. Рэндалл слышал о Бартоломью Тирисе, он был отцом короля Себастьяна, его считали мудрым человеком.

– Бартоломью не способен на предательство, – сказал Ута. – Это шутка… я счел бы это шуткой, но мне почему-то не смешно.

Катья стояла по-прежнему совсем близко к Уте, и следующие слова она произнесла шепотом:

– Ты не можешь победить… тебя заставят измениться и принять свое наказание. – Она помолчала, затем снова прошептала так тихо, что ее могли слышать лишь Ута и Рэндалл: – Твоя земля слишком ценна, чтобы оставлять ее в руках ро… потомок Гигантов.

Ута попытался ударить волшебницу, но не смог пошевелиться – Рэндалл заметил, как тщетно напрягались его мускулы. Он слышал истории о Семи Сестрах, о том, что их невозможно убить, и начинал уже верить этому, видя, как руки не слушаются его хозяина.

– Моя дорогая Катья, следует показать ему, что происходит с предателями, – возбужденно произнес принц, указывая на запертую дверь в одной из стен «каменного мешка».

– Мне кажется, лучше для безопасности сначала заковать его в кандалы, мой принц, – ответил Северин. – Ута – человек опасный, с ним надо обращаться осторожно… Лейтенант, – обратился он к седовласому стражнику, – следите за пленным в оба.

Лейтенант подошел к входной двери, открыл и жестом велел двум стражникам, находившимся снаружи, войти. На Рэндалла никто не обращал внимания; от волнения он вонзил ногти в ладони.

– Может быть, ты будешь вести себя более разумно, когда увидишь, как дом Тириса наказывает людей, предавших корону, – произнес принц Кристоф тоном вздорного ребенка. – Ведите нас, брат Северин.

Пурпурный священник на мгновение встретился взглядом с Утой, затем пересек «каменный мешок» и открыл железную решетчатую дверь. Она была на вид такой же, как другие двери, за которыми сидели восставшие из мертвых, но вела в темный каменный коридор.

Рэндалл случайно бросил взгляд в одну из камер и в первый раз в жизни ясно увидел восставшего из мертвых, одно из созданий, которых Ута называл доккальфарами. Он – вроде это был мужчина – скрючился на полу, но тем не менее казался высоким и нескладным, у него были светло-серая кожа и круглые черные глаза без зрачков и радужных оболочек. Существо пристально посмотрело на оруженосца и наклонило голову, когда люди проходили мимо его клетки. Рэндаллу показалось, что он мало чем отличается от человека, хотя удлиненные уши в форме листьев и слишком длинные пальцы придавали доккальфару какой-то странный вид.

Когда Ута приблизился к двери, он остановился и взглянул прямо в глаза восставшему из мертвых. Северин подошел, чтобы толкнуть его дальше, но Ута быстро присел рядом с дверью камеры и протянул руку между прутьями решетки.

– Мне очень жаль… Я пытался им сказать. Клянусь, пытался.

Рэндалл угадал глубокую печаль в словах Уты, но Северин грубо схватил Черного священника и потащил его прочь.

– Вы видите, – объявил принц, – ему небезразличны эти чудовища… он прикасается к ним, относится к ним лучше, чем к собственным сородичам.

Рэндалл решил, что ему крайне не нравится принц Кристоф.

– Это не чудовища… ваше высочество. – Ута буквально выплюнул последнее слово.

Северин ударил Уту кулаком в солнечное сплетение, тот согнулся пополам, и у него перехватило дыхание.

– Мне не хочется постоянно бить тебя, брат, – сказал Пурпурный священник, схватив Уту за плечо.

Ута откашлялся и кивнул:

– Ну так перестань бить меня… Брат.

Оттолкнув Северина, он оперся на плечо Рэндалла. Оруженосец злобно посмотрел на Пурпурного священника и попытался помочь Уте выпрямиться.

Стражи повели их дальше мимо сырых, поросших мхом кирпичных стен. В конце коридора Рэндалл различил дверь, запертую на засов; она была сделана из дерева и выглядела даже более прочной, чем стальные решетки, крепко закрытые на замки. Седовласый лейтенант начал открывать дверь, затем обернулся к принцу и спросил:

– Наше присутствие внутри необходимо, мой принц? – В глазах его промелькнуло нечто похожее на страх, и Рэндалл подумал: интересно, что ждет их внутри.

– Да, гвардеец, необходимо, – ответил принц Кристоф таким тоном, словно услышал глупыйвопрос. – Ты должен стеречь предателя.

Трое гвардейцев не выглядели особенно счастливыми, но не могли ослушаться приказа принца. Они окружили Уту, и дверь отворилась; от запаха, ударившего оруженосцу в нос, его затошнило. Внутри было темно, и Рэндалл ничего не мог разглядеть, кроме дрожащего воздуха и мерцания единственного факела.

– Вперед! – приказал Северин, шедший сзади, и толкнул Уту в темноту.

Они вошли по одному, и наконец все очутились внутри помещения. Катья двинулась вдоль стен с факелом, зажигая по очереди полдюжины образующих полукруг других факелов.

Когда света стало больше, Рэндалл ошеломленно замер: он увидел огромное темное дерево, росшее на клочке земли посередине, и дряхлого старика, которого дерево опутало своими ветвями. Человек был из народа ро, облачен в простую пурпурную одежду, которая была порвана в нескольких местах, и дерево как будто присосалось к человеку похожими на иглы выростами, торчавшими из темного ствола.

Человек не шевелился, но глаза его были открыты, грудь поднималась и опускалась, и Рэндалл понял, что несчастный все еще жив. Он несколько напоминал внешне принца Кристофа, и оруженосец догадался, что перед ним, скорее всего, Бартоломью Тирис. Глаза его были налиты кровью, и он, казалось, не заметил вошедших.

Катья шагнула, подняла руки в странном жесте и поклонилась диковинному дереву. Северин вытащил меч и, приставив острие к спине Уты, толкнул его вперед.

– Что вы наделали, принц? – с отчаянием воскликнул Ута, глядя на отца короля, опутанного черными ветвями, похожими на щупальца.

– Молчать! – приказал принц с хихиканьем, повторяя жест Катьи. – Разбуди Отпрыска, Катья, разбуди Отпрыска.

Пленники в изумлении взглянули на принца, в глазах которого появился безумный блеск; он захихикал еще громче.

Рэндалл заметил, что все три гвардейца отвели глаза и старались смотреть в пол. На лице брата Северина тоже появилось выражение безумного ликования, и Рэндалл догадался, что Катья заколдовала и принца, и служителя церкви. Он обернулся к Уте и попытался встретиться с ним взглядом, но его хозяин пристально рассматривал дерево, скрюченные ветви которого начали шевелиться.

– Мы нашли Призрака! – пронзительно вскричала Катья. – Мы нашли потомка Теневых Гигантов… он твой, ты можешь поглотить его.

Слова ее заставили дерево резко сдвинуться с места, его корни выползли из земли, ветви начали извиваться, по стволу медленно прошли какие-то волны. Тело Бартоломью Тириса рухнуло, пульсирующие щупальца, словно ноги, опустились на пол, присосались к нему, начали сокращаться и выдернули толстый ствол из земли.

Северин острием меча подтолкнул Уту вперед. Черный священник, казалось, оцепенел при виде этой жуткой картины. Ствол высвободился из земли, стряхнул с себя грязь, подобно кошмарному чудовищу, наклонился вперед, и показалась пасть, полная игл, которая потянулась к священнику. Рэндалл прирос к полу от ужаса и мог лишь смотреть на то, как Катья танцует вокруг дерева, а принц хлопает в ладоши, словно недоразвитый ребенок. Оба они переместились дальше от входной двери и сейчас находились по другую сторону от страшного дерева.

На лице Северина появилась хищная усмешка, и он продолжал толкать Уту вперед, к существу, которое только что было темным деревом.

– Жрец и алтарь, – визжала Катья, – жрец и алтарь!

Рэндалл стоял как вкопанный, но вдруг, как это ни странно, он подумал о брате Ториане. Пурпурный священник, которому оруженосец служил меньше месяца, обладал твердыми понятиями о добре и зле. И в этот момент воспоминание о прежнем хозяине заставило Рэндалла стряхнуть оцепенение и начать ясно мыслить.

Иглы, торчавшие из круглой пасти чудовища, тянулись к Уте, они удлинялись, выделяли отвратительную зеленую жидкость.

Рэндалл понял, что дольше тянуть нельзя, и взревел что было сил:

– Ута!

И он стремительно вытащил из ножен меч Большого Клыка.

Гвардейцы продолжали смотреть себе под ноги, а Северин явно впервые заметил Рэндалла. Его собственный меч был приставлен к спине Уты, и он не успел поднять его, чтобы парировать удар оруженосца. Рэндалл был молод и силен; меч его обрушился сверху на плечо противника, раздался скрежет металла, и клинок разрубил металлическую пластину доспехов и врезался в плоть.

Кровь Северина обрызгала лицо Уты; Черный священник тряхнул головой, быстро пришел в себя и попятился прочь от монстра.

– Рэндалл, меч! – рявкнул он, протягивая руку.

Оруженосец сунул длинный меч в руку стоявшего рядом хозяина. Гвардейцы подняли головы. Седовласый лейтенант владел собой, но остальные замерли на месте от страха.

Ута отвернулся от дерева и, взглянув на лейтенанта холодными, полными ярости глазами, напал на него. Брат Северин лежал и дергался от боли на каменном полу, и Рэндалл, быстро опустившись на колени, схватил длинный меч Пурпурного священника.

– Стойте!.. Темному Отпрыску нужна пища! – пронзительно вскрикнула Катья. – Мертвый Бог требует крови.

Принц также вытащил меч из ножен, но не спешил атаковать Черного священника, к тому же дорогу ему преграждало извивавшееся посередине комнаты чудовище. Дерево по-прежнему тянуло свои щупальца к Уте, но до него было уже не достать, и священник больше не смотрел на это жуткое существо.

Рэндалл со своим новым мечом действовал стремительно; он оттолкнул в сторону одного из пораженных ужасом гвардейцев, чтобы пробраться к выходу. Человек даже не сопротивлялся, просто повалился на пол, а Рэндалл ухватился за железную дверную ручку.

– Открывай, парень! – крикнул Ута, толкая лейтенанта к стене мощным движением.

Дверь с трудом подалась, и Рэндаллу пришлось приложить все силы, чтобы она отворилась. В коридоре он заметил еще троих гвардейцев. За спиной у него Ута перерезал лейтенанту горло и развернулся, чтобы драться с принцем, который пробрался мимо монстра и с диким блеском в глазах напал на Черного священника.

Рэндалл даже задержал дыхание, когда Ута парировал неуклюжий выпад принца Кристофа и с силой пнул его в грудь. На мгновение на лице принца появилось выражение боли и неподдельного возмущения, и он рухнул назад, к подножию дерева.

Катья снова вскрикнула:

– Нет!.. Только не это…

А извивающиеся щупальца чудовища уже впились в тело наследного принца Тор Фунвейра.

Иглы, которыми заканчивались щупальца, присосались к телу принца, и спустя секунду он потерял сознание, а существо начало пожирать его, втягивая головой вперед в свою отвратительную пасть.

Ута на мгновение оглянулся, а потом с силой оттолкнул в сторону последнего гвардейца.

– Прочь с дороги, или я вас убью! – взревел Ута, обращаясь к королевским гвардейцам, которые преградили им путь.

Все трое замерли на миг, но они были профессиональными воинами, и угроза их не слишком испугала. Они не видели, что происходило в комнате, и, когда они вытащили мечи из ножен, дерево уже прекратило выпускать щупальца.

Ута сделал молниеносный выпад, меч вонзился ближайшему противнику в живот, священник выдернул клинок и парировал выпад следующего воина, направленный сверху вниз. Рэндалл, долго не думая, присоединился к своему хозяину и вступил в бой с последним стражником, размахивая мечом над головой и стараясь не вытягивать руки.

Они сражались бок о бок, и Рэндалл почувствовал ликование, когда его меч зазвенел о меч гвардейца. Несмотря на отсутствие опыта, в тесном коридоре они были с противником практически на равных, и, когда Ута повалил своего стражника на пол, Рэндалл перехватил меч и рукоятью ударил стражника в челюсть.

Один из троих умирал, но двое были просто оглушены. Ута с Рэндаллом перепрыгнули через их тела и побежали по узкому каменному коридору, слыша за спиной вопли каресианской волшебницы.

– Ты не ранен? – спросил Ута, когда они достигли «каменного мешка».

– Нет, по-моему, нет, – ответил Рэндалл.

Он быстро осмотрел себя, но не заметил ни крови, ни ран, хотя мысли его смешались; он ощущал одновременно страх и возбуждение.

Ута шагнул к ближайшей камере с доккальфарами и присел на корточки, протянув руку внутрь, как сделал это недавно.

– Рэндалл, помоги мне отпереть эту камеру.

Оруженосцу больше всего на свете хотелось немедленно бежать отсюда, и мысль о том, чтобы задерживаться и освобождать других пленных, показалась ему глупой.

– Ты меня слышал? – заорал Ута. – Засунь клинок в петли и помоги мне выломать дверь.

Оруженосец повиновался, механически выполнил приказ хозяина и просунул острие своего нового меча в железную петлю внизу двери темницы. Ута поднялся, и, когда он изо всех сил поддал ногой по клинку, петля согнулась. Затем Ута схватился за эфес и нажимал до тех пор, пока петля не сломалась.

– Помоги мне! – крикнул он, и они вдвоем навалились на решетку, дверь перекосилась, образовалось отверстие, и существо, сидевшее внутри, смогло выбраться наружу.

– Быстрее, надо уходить, – сказал ему Ута.

Восставший из мертвых выпрямился, и Рэндалл не поверил своим глазам, таким высоким было это худое, с тонкими руками и ногами существо, по меньшей мере семи футов ростом. Оно двинулось к людям, наклонив голову, чтобы рассмотреть их лица.

– Ута Тень… ты наш друг. – Доккальфар заговорил нараспев со странным акцентом; Рэндалл подумал, что он ставит ударения в словах не там, где нужно.

Доккальфары, томившиеся в других клетках, поднялись и молча смотрели через решетки на то, как Ута помогает освобожденному пленнику выбраться из камеры. Черный священник обернулся к остальным и, видимо, разволновался, сообразив, сколько времени понадобится на их спасение. Издалека послышались какие-то крики, и Ута вздрогнул. Гвардейцы очнулись и собирались преследовать их.

– Ута, нам нужно бежать! – крикнул Рэндалл, хватая хозяина за руку и пытаясь увлечь его к выходу.

– Нужно их освободить, – быстро сказал Ута.

– Если мы попытаемся это сделать, нас поймают… бежим! – снова заорал Рэндалл и сильнее потянул Уту за руку.

Могучий священник с неохотой подчинился, и освобожденный доккальфар двинулся за ними.

– Мне жаль, – обратился священник к тем, кто остался.

Один из гвардейцев, неловко пошатываясь, появился на пороге и воскликнул:

– Вы убили принца…

Ута мгновенно развернулся и швырнул в стражника меч Большого Клыка. Длинный меч с глухим стуком вонзился воину в грудь. Затем священник выхватил меч у Рэндалла и рванул на себя входную дверь.

Рэндалл стремительно пересек «каменный мешок», чтобы забрать свое оружие. В открытую дверь он заметил, как двое оглушенных гвардейцев поднимаются на ноги, а в самом конце коридора из комнаты с деревом показалась Катья Рука Отчаяния. Каресианская волшебница пристально, с ненавистью взглянула на Рэндалла, и оруженосец быстро отвел глаза, чтобы избежать колдовства.

– Рэндалл, чего ты там копаешься? – окликнул его Ута с порога.

– Они идут, – задыхаясь, проговорил Рэндалл, присоединяясь к хозяину.

Когда они все оказались снаружи, Рэндалл заклинил дверь с помощью своего кинжала, чтобы ее не смогли открыть изнутри. Они бросились прочь из темницы, и освобожденный узник следовал за ними. Рэндалл не смотрел на восставшего из мертвых и пытался сосредоточиться на том, как выбраться живым из королевского дворца. Добравшись до двери, ведущей в покои королей Тириса, Ута собрался толкнуть ее.

– Погодите. – Рэндалл положил руку на плечо Уты. – Там наверху полно гвардейцев и слуг. Как мы выберемся?

– Очень просто. Я убью любого, кто попытается нас остановить, а потом мы угоним повозку. – И без дальнейших объяснений он стряхнул с себя руку Рэндалла и устремился вверх по лестнице.

Оруженосец хотел уже последовать за хозяином, но восставший из мертвых удержал его. Существо до сих пор молчало, и Рэндалла угнетало его присутствие. Когда света в подземелье стало больше, молодой оруженосец, взглянув существу в лицо, заметил, что кожа у него серая. Это был не человек, он не принадлежал к расе людей, и Рэндалл невольно старался держаться от него подальше.

– Не пытайся остановить Тень, юноша из народа ро, – носовым голосом произнесло существо. – Его сейчас – более важно, чем мое или твое.

Рэндалл даже не пытался понять эти слова, просто вырвал руку из пальцев доккальфара и припустил вверх по лестнице следом за Утой.

Черный священник с мечом в руке бежал по устланным коврами комнатам, направляясь к главному входу. Он был залит кровью и имел устрашающий вид. Рэндалл, следовавший за ним, видел, как шарахались в стороны слуги, не желая очутиться на пути у разъяренного священника; они были слишком сильно испуганы, чтобы звать подмогу. Беглецы быстро пересекли вестибюль и без затруднений достигли дверей.

Ута остановился, чтобы подождать Рэндалла и доккальфара.

– В этом дворе дежурит по меньшей мере десяток гвардейцев, – произнес он. – Там также есть повозки. Ты займешься повозкой, а я займусь стражей. Ясно?

– Яснее не бывает, – ответил Рэндалл; он был слишком возбужден, чтобы бояться.

Ута кивнул и положил руку Рэндаллу на плечо:

– Ты уже дважды спас мне жизнь, парень, ну а теперь забирайся в повозку, и давай-ка останемся в живых еще ненадолго.

Рэндалл посмотрел вниз и заметил, что рука его больше не дрожит; и длинный меч Большого Клыка почему-то показался легче, чем прежде.

Ута сделал глубокий вдох и распахнул огромные двери. Когда Ута и следом за ним Рэндалл очутились во дворе, яркий свет солнца ударил им в глаза, и оруженосец прищурился.

Ворота, ведущие на улицу, были заперты, и больше дюжины королевских гвардейцев в золотых доспехах расхаживали по двору; они явно еще не знали о том, что произошло в потайной темнице. Одна из повозок стояла поблизости, в нее были запряжены три лошади, и гвардейцы продолжали вытаскивать ножи доккальфаров из деревянного фургона.

Ута немедленно бросился к двум ближайшим воинам. Они заметили его слишком поздно, остальные люди короля тоже не сразу сообразили, что среди них оказался разъяренный Черный священник.

Ута обрушил на первого противника удар огромной силы, едва не отрубил ему голову, затем развернулся и пронзил клинком нагрудную пластину второго, за какое-то мгновение тем самым освободив повозку.

– К оружию! – закричал один из гвардейцев, стоявший у главных ворот.

– Рэндалл, повозка! – заорал Ута и развернулся к другим солдатам, которые уже начали приходить в себя.

Оруженосец пытался не думать о том, что люди короля обладают колоссальным численным превосходством, он просто вскарабкался на место кучера и схватил поводья. Доккальфар, накинув капюшон на лицо, ловко извлек из деревянных стенок повозки два ножа и запрыгнул на скамью рядом с юношей.

Ута схватил меч, принадлежавший убитому, и принялся с потрясающей ловкостью орудовать двумя клинками, выкрикивая угрозы воинам, бежавшим к нему. Черный священник двигался, подобно разъяренному монстру, и Рэндалл заметил страх в глазах тех, кто готовился сразиться с ним.

Ута не ждал, пока все присутствующие набросятся на него разом; он ринулся навстречу врагам и врезался в их гущу. Он рубил и колол двумя мечами, стараясь скорее калечить, чем убивать, отсек одному человеку правую руку по локоть, второму нанес страшную рану поперек лица.

– Ворота! – крикнул он Рэндаллу, не оборачиваясь; оруженосец дернул за поводья, и три могучие лошади тронулись с места.

Пока повозка ехала через двор, два арбалетных дротика со стуком вонзились в дерево в нескольких дюймах от головы Рэндалла. Оглянувшись, он увидел на ступенях дворца нескольких человек в доспехах; они перезаряжали арбалеты. Оруженосец узнал одного из них, виденного в подземной камере, и понял, что волшебница тоже присоединится к погоне.

Доккальфар, сидевший рядом с ним, грациозно поднялся на ноги и швырнул свои ножи в людей, окружавших Уту. Двое умерли мгновенно, потому что ножи угодили им в шею, а Ута убил третьего, который обернулся посмотреть, откуда прилетели ножи. Сейчас Черный священник был окружен, и только два длинных меча помогали удерживать его противников на расстоянии.

– Держись крепче, – обратился Рэндалл к существу, сидевшему рядом, и лошади врезались в богато украшенные ворота королевского дворца.

Повозку сильно тряхнуло, но под тяжестью лошадей и повозки ворота распахнулись.

– Ута, сюда! – заорал оруженосец через плечо.

Путь на улицу освободился, но бежать пока, к его великому сожалению, было невозможно.

Он остановил повозку и, обернувшись, увидел Уту в гуще врагов. Не думая, Рэндалл спрыгнул на землю и вытащил меч. Какой-то стражник, оказавшийся спиной к оруженосцу, был первым, кого Рэндалл осознанно убил мечом Большого Клыка. Второй не успел вступить в бой, нож доккальфара вонзился ему в горло.

Ута снова взревел – в кольце воинов образовался просвет, и он бросился в него, отражая удары врагов. С искусством и жестокостью, подобных которым Рэндаллу никогда не доводилось видеть, брат Ута Призрак зарубил пятерых человек и сумел приблизиться к повозке.

Скользящий удар по ноге заставил священника потерять равновесие, и казалось, что сейчас его одолеют, но в этот момент Рэндалл присоединился к своему хозяину. Он старался не думать о том, что делает, забыть об уроках Уты и полагаться на собственные инстинкты. Он далеко уступал воинам в искусстве владения мечом и опыте, но их основное внимание было сосредоточено на служителе смерти, и именно это требовалось Рэндаллу. Второго человека, молодого гвардейца, он убил колющим ударом в бок, вонзив меч в незащищенное пространство рядом с нагрудной пластиной.

Через головы гвардейцев Рэндалл заметил, что Ута получил новую рану, на сей раз глубокую, в грудь. Священник заставил себя выпрямиться и вращал двумя мечами, которые описывали дуги, не давая врагами приблизиться.

А затем их новый союзник швырнул еще один нож, и на мгновение между Утой и Рэндаллом не осталось врагов. Ута получил несколько ран, но решимость и гнев гнали его вперед, он бросился на землю мимо окружавших его рыцарей и неуклюже перекатился по булыжникам, которыми был вымощен двор.

Рэндалл видел, как в дверях дворца показались еще люди с арбалетами, и среди них стояла Катья Рука Отчаяния. Она дико хохотала. Голосом, в котором прозвучало безумие, она приказала воинам остановить Уту:

– Он убил принца, схватить его любой ценой!

Рэндалл помог Уте подняться, а доккальфар швырнул свои последние два ножа, убил еще двух воинов и тем самым дал своим спасителям время вскарабкаться на повозку.

– Вперед, – слабым голосом приказал Ута, и лошади понеслись по мостовой, ими правил восставший из мертвых.

Дротики вонзались в фургон, но крики скоро смолкли; узникам удалось бежать. Раненый Ута был бледным даже для альбиноса. Рэндалл закрыл дверь повозки и, отворив окошко спереди, обратился к доккальфару:

– Гони прочь из города. Не останавливайся, что бы ни случилось! – Ему пришлось кричать, чтобы тот расслышал его из-за стука копыт по мостовой.

– Мы не остановимся, и они нас не остановят, – ответило существо, когда Рэндалл рухнул на пол повозки рядом с Утой.

– Это уже третий раз, юный Рэндалл. – Священник слабо улыбнулся. – Дай мне руку. – Ута протянул оруженосцу окровавленную руку, и тот сжал ее. – Я охотно назвал бы тебя братом, Рэндалл из Дарквальда, – проговорил он, и веки его опустились.

Глава седьмая Рам Джас Рами в проливе Канары

Рам Джас замерз; ему не нравилась погода на севере. Корабль был плохонький, и капитан не задавал вопросов, но удобств тоже не было никаких. После наступления темноты резко похолодало. Через Тирис они пробрались быстро и относительно легко – при помощи небольшого количества денег. Коли и Дженнер остались в городе; они собирались найти способ вернуться в Каресию и покинули Рам Джаса и Бромви со словами: «Смотрите, чтоб вас не прикончили, и передавайте привет Аль-Хасиму».

Этот совет то и дело всплывал в памяти кирина, и он всю прошедшую неделю, пока они медленно двигались на север через пролив Канарн, провел в размышлениях о том, каким образом лучше всего сохранить жизнь себе и Брому.

Теперь до цели было уже близко; день пути оставался до берега, на котором Рам Джас велел капитану их высадить. Леса в Канарне попадались редко, но они были густыми и непроходимыми, что обеспечивало превосходное укрытие доккальфарам, которые там обитали. Рам Джас помнил, куда нужно идти, однако представлял себе множество неприятных вариантов развития событий. Однако он дал слово помочь другу, и, как наемник ни старался, он не мог заставить себя покинуть Брома. Дело было уже не в расплате за то, что молодой лорд некогда спас ему жизнь, это превратилось в нечто личное. Нужно было довести дело до конца, доставить Брома домой и сыграть в этой истории ту роль, которую судьба предназначила для него.

Близился полдень, но Рам Джасу теплее не стало. Солнце не показывалось из-за бесконечных серых туч, и небо было неприветливым. Бром торчал на нижней палубе, как обычно. Он ел и спал, но, кроме этого, ничего не делал, только сидел в своей каюте и хандрил. Рам Джас привык к одиночеству, но все равно предпочел бы более разговорчивого спутника. Кирин надеялся повеселиться один вечер в Ро Тирисе в обществе бутылки вина и шлюх, но Брома это не привлекало, и по его настоянию они покинули город немедленно. Рам Джас тогда скрежетал зубами, глядя, как Коли и Дженнер направляются в район красных фонарей с улыбочками на самодовольных каресианских рожах.

– Рам Джас… – Это говорил капитан Макад, каресианский торговец, который был кое-чем обязан Рам Джасу и согласился перевезти их за небольшую плату. – Море сейчас неспокойное. Если хотите, чтобы я высадил вас на том берегу, вам придется добираться до него в шлюпке. Я к этим скалам и близко не подойду.

– Не волнуйтесь, капитан, мы умеем грести, – ответил кирин. – А вам лучше держаться подальше от побережья Канарна.

– А то как же, – ухмыльнулся капитан, затем вернулся к своим обязанностям.

Они не смогли осмотреть ни казармы, ни королевскую гавань, поэтому им не было известно, сколько рыцарей находится сейчас в Ро Канарне. Подойдя слишком близко к побережью, капитан Макад рисковал быть захваченным Красными рыцарями; а Рам Джас не сомневался, что капитан выдаст им своих пассажиров за весьма небольшие деньги. В Глухом лесу рыцари, конечно, не сумеют их найти, но все равно лучше было, чтобы об их местонахождении пока никто не узнал.

Волны становились выше, и Рам Джас сомневался, что ему удастся поспать. Они должны были достичь берега назавтра, а через несколько часов после этого – Глухого леса, и он надеялся услышать песню доккальфаров хотя бы еще раз в жизни – прежде чем лесные жители вышвырнут их с Бромом из своего царства.


В Глухом лесу было темно, и Рам Джасу не нравилось, что он не видит ничего из-за высоких и величественных деревьев. Они росли здесь задолго до основания герцогства Канарн и выглядели прочными, словно башни из дерева и коры. На земле не было видно ни упавших веток, ни поваленных стволов. На ровной, поросшей травой поверхности земли лежали лишь опавшие листья.

Несмотря на то что большую часть молодости Бром провел в нескольких часах пути от Глухого леса, он никогда не осмеливался ступить сюда, и сейчас, когда он рассматривал гигантские, величественные, почти волшебные деревья, на лице его отражался благоговейный ужас.

Каждое дерево имело свое имя на языке доккальфаров, и, хотя Рам Джас никогда не пытался не то что запомнить, но даже произнести эти имена, он знал, с каким почтением доккальфары относятся к деревьям. И это было не просто уважение к живой природе. Очень давно доккальфары поклонялись Лесному Гиганту и, в отличие от людей, понимали, что природа одновременно прекрасна и ужасна, заслуживает не только любви, но и страха. Лесные животные ежедневно боролись за выживание, одни непрерывно охотились, другие старались спастись от хищников в этом бесконечном круговороте жизни и смерти. Все это делало доккальфаров подозрительными, они постоянно находились на пределе, настороже, никогда не расслаблялись.


Рам Джасу нравились эти существа. Несмотря на то что большинство людей испытывали к ним отвращение, он уважал их родство с лесами и древнее отношение к гонениям и травле как к неизбежному злу, которое нужно терпеть. Уводя Брома в глубь леса, киринский наемный убийца почувствовал, как в душе его воцарились мир и покой, что случалось с ним очень редко. Быстро оглянувшись, Рам Джас заметил, что Бром не разделяет его чувств, и вынужден был напомнить себе, что другие люди недолюбливают обитателей лесов и боятся их.

– Долго еще идти? – спросил молодой лорд.

– Не знаю… может, час, может, два. Они подойдут к нам тогда, когда сочтут нужным – если сочтут нужным.

Рам Джас знал, что искать обитателей лесов бесполезно. Доккальфары могли прятаться бесконечно; они бы не выжили в течение такого долгого времени, если бы их было легко найти.

– Этот лес напоминает мне Фелл. – Бром шел следом за другом и, задрав голову, рассматривал высокие стволы.

– Это потому, что здесь растут такие же деревья. Думаю, Фелл – это нечто вроде их… родины. Хотя не уверен, можно ли применить к ним такое понятие, как «родина». – И Рам Джас замедлил шаг, чтобы Бром смог получше разглядеть окружавший их лес.

– Насколько мне известно, Черные священники никогда не охотились в этом лесу, поэтому они должны чувствовать себя здесь более свободно… разве не так?

Рам Джас приподнял бровь:

– Боюсь, не совсем так. Они могут сообщаться друг с другом на дальние расстояния; каждое поселение разделяет боль другого поселения, на которое нападают, страдания каждого из убиваемых доккальфаров. Они называют это Медленная Боль.

– Интересный народ, – просто сказал Бром.

– Это не народ, друг мой, это доккальфары. Они не любят, когда их сравнивают с людьми. Различие между ними и нами очевидное и очень важное.

– Но они выглядят как люди, правда же? То есть я, конечно, никогда их не видел, но всегда представлял себе… ну, две руки, две ноги, голова. – Бром нервничал, и Рам Джас позволил ему задавать вопросы.

– У них такие же конечности, как у нас, и примерно такие же черты лица, только они немного… отличаются, – сказал кирин и понял, что ответ этот весьма расплывчат. – Они выше ростом, чем ты или я… они просто не люди. Сам увидишь.

Они неторопливо шли по густому лесу, Рам Джас отмечал знакомые места, не делая никаких попыток скрываться. Он знал, что спрятаться в лесу доккальфаров от его обитателей практически невозможно и посторонних, скорее всего, уже заметили. Где-то неподалеку наверняка сейчас принимается решение о том, что делать с двумя людьми, которые забрели в Глухой лес. Он понимал, что его самого не убьют, но беспокоился за Брома. Молодой лорд здесь чужак и, как аристократ из Тор Фунвейра, связан родством с благородными семьями, которые выслеживали и убивали обитателей лесов на своих землях. А доккальфары способны чувствовать подобные вещи.

Рам Джас остановился, когда они добрались до маленькой полянки, окруженной шестью высокими деревьями; единственный луч света пробивался сквозь лесной балдахин, подобно копью. Земля по-прежнему была совершенно ровной и везде одинаковой, ее скрывал неизменный ковер зеленых и бурых листьев. Рам Джас узнал это место и решил сделать привал.

– Давай остановимся здесь на час-другой, дадим наблюдателям возможность хорошенько нас рассмотреть. – Он снял со спины длинный лук и, усевшись на землю, привалился к стволу дерева.

– Что, они за нами наблюдают? – в некоторой тревоге воскликнул Бром.

– Наблюдают с того самого момента, как мы вошли в лес. Такой у них обычай.

Рам Джас знал, что друга его одолевает нетерпение, но кирин не хотел торопить события. Чем более настойчивым был чужак в Глухом лесу, тем меньше у него оказывалось шансов выжить.

– Сядь, Бром, так или иначе, неплохо уже отдохнуть.

Лорд с неуверенным видом уселся рядом с Рам Джасом у толстого древесного ствола. С земли лес производил еще более странное, даже потустороннее впечатление, и листья поблескивали в единственном луче солнечного света. Рам Джас различил слабый звук, доносившийся откуда-то издалека, ритмическое пение доккальфаров. Оно не походило ни на какие другие звуки, которые доводилось слышать кирину, – это был хор высоких голосов, и каждый поющий менял высоту и тембр с удивительной точностью, создавая необыкновенное впечатление. Временами звук почти стихал, но затем он снова становился громче.

Бром тоже услышал звук и поднял голову, чтобы лучше расслышать прекрасную песнь обитателей лесов. Он невольно закрыл глаза и начал покачивать головой, когда темп и громкость пения усилились снова.

– Прекрасно, – прислушиваясь, сказал Бром. – Это действительно они поют?

Рам Джас кивнул.

– Говорят, что именно таким образом они разговаривают с деревьями и передают сообщения жителям других поселений доккальфаров, – тихо сказал он, чтобы не мешать другу наслаждаться пением. – Моя жена многие часы проводила в лесу, в Ослане, просто слушая их.

Они сидели молча, и звуки песни плыли над ними. Рам Джас скрестил ноги, а Бром откинулся назад, словно купаясь в небесном сиянии, и луч солнца падал ему на лицо. Песня заметно успокоила молодого лорда, и Рам Джас разрешил себе надеяться, что они действительно получат помощь у лесных жителей Канарна.

Тянулись минуты, казавшиеся бесконечными, и друзья слушали пение, как вдруг откуда-то сверху раздался новый звук. Это уже была не музыка, и Бром резко сел и потянулся к эфесу меча.

– Спокойно, – негромко произнес Рам Джас. – Не вытаскивай из ножен.

Оба подняли головы, и Рам Джас разглядел какую-то фигуру, сидевшую высоко на ветке. Существо держало в руках, прижатых к груди, два клинка в форме листьев. Среди теней невозможно было различить ни лица, ни каких-либо подробностей, но затем существо наклонило голову, как будто изучая двух людей. С такого расстояния трудно было оценить его рост, однако фигура казалась высокой, крупной и угрожающе возвышалась над чужаками.

– Рам Джас… – начал Бром, не отрывая взгляда от загадочной фигуры.

– Если бы они хотели, то давно убили бы тебя, – перебил его кирин, и друг бросил на него быстрый вопросительный взгляд.

– Ты хотел сказать – давно убили бы нас?

– О нет, мне опасность не грозит, – с широкой ухмылкой ответил Рам Джас. – Ты же из народа ро, забыл? Все ненавидят ро.

Бром недовольно взглянул на Рам Джаса, прежде чем снова задрать голову и посмотреть на существо, сидевшее на ветке.

– Я могу сказать «привет», или это здесь не принято?

– Ты можешь говорить что угодно, но не жди ответа, прежде чем он будет готов дать его, – сказал Рам Джас.

Мгновение спустя фигура начала двигаться стремительно, словно тень, так что люди даже не заметили, как она очутилась перед ними и грациозно приземлилась на обе ноги. Мужчина пригнулся, выставив один клинок перед собой, второй – назад, готовый защищаться. Бром в первый раз в жизни взглянул в лицо доккальфару, и у него перехватило дыхание.

Это был мужчина примерно семи футов ростом, с серой кожей и длинными, черными как смоль волосами, которые свободно падали ему на спину. Глаза у него тоже были черными, напоминали озерца чернил, и казалось, чернила эти плескались в его глазницах, когда он рассматривал людей. Он был гибким, стройным, с длинными, ловкими пальцами, которые заканчивались острыми ногтями, напоминавшими когти. Когда он выпрямился во весь рост, волосы его упали на спину и открыли удлиненные уши в форме листьев; на лице не было никакой растительности. В темно-зеленую тонкую ткань одежды были вплетены черные и серые нити.

Бром не отрывал взгляда от жителя лесов, и Рам Джас понял, что его друг пытается совместить в сознании вид изящного существа, стоявшего перед ними, со страшными рассказами и слухами о восставших из мертвых.

Доккальфар наклонил набок голову и посмотрел сначала на Брома, затем устремил долгий, не слишком дружелюбный взгляд на Рам Джаса. Кирин неловко улыбнулся, надеясь на то, что тому известно, кто он такой. Рам Джас посещал несколько различных селений доккальфаров, и их воины всегда узнавали его, потому что получали сведения о нем из далеких лесов. Тот факт, что Тир пока не напал на них, казался Рам Джасу довольно благоприятным признаком, но ему хотелось бы, чтобы существо заговорило и сняло напряжение.

И оно заговорило странным низким голосом:

– Паиваа, Рам Джас Рами. Хауска тутустуа. – Язык существа был непонятен, и Бром в недоумении посмотрел на друга.

– Э… гм… добрый день, – ответил Рам Джас. – Прошу прощения, я не знаю вашего языка. Нанон как-то пытался научить меня, но у меня к этому нет способностей. – Рам Джас откашлялся и попытался произнести единственную заученную фразу. – Пухут ко Ро? – спросил он, пытаясь узнать, говорит ли существо на распространенном языке людей.

Доккальфар как будто улыбнулся, хотя улыбка эта была едва заметной.

– Я знаю вашу речь, – сказал он, и слова языка людей звучали странно, как будто неправильно из его уст, потому что он ставил ударения не там, где следовало.

– Это Бромви из Канарна, лорд среди людей ро, – представил друга Рам Джас, предчувствуя неприятную реакцию существа. Но оно не пошевелилось, ничего не сказало, и кирин продолжал: – Мы просим разрешения увидеться с вашими Витар.

– Ты друг нам, Рам Джас Рами. Твоего друга мы не знаем.

Доккальфар при этих словах наклонял голову то в одну, то в другую сторону, и Рам Джас подумал, что он оценивает Брома.

– Я в вас нуждаюсь, – неуверенно произнес Бром.

– Нуждаться – странное понятие у вашего народа, – ответил житель леса. – Вы нетерпеливы, и ваша нужда должна всегда быть сейчас… сейчас вы будете делать что-то, сейчас вы нуждаетесь в помощи, сейчас вы действуете. Мне неинтересно сейчас людей.

– И тем не менее мы просим аудиенции, – повторил Рам Джас.

Доккальфар, грациозно ступая, приблизился и остановился в нескольких футах от Брома; из-за своего роста, серого цвета кожи и глаз, лишенных всякого выражения, он казался огромным, устрашающим. Он по-прежнему держал в руках клинки, но руки были опущены, и Рам Джас не думал, что существо нападет на них. Бром по-прежнему разглядывал незнакомое существо и поднял голову, чтобы лучше увидеть его лицо; он не желал показывать, что боится или нервничает.

– И каково твое сейчас, Бромви из Канарна? – спросил доккальфар.

Бром быстро посмотрел на Рам Джаса, пытаясь взглядом сказать, что не понял вопроса. Красота и чуждая внешность существа явно потрясли молодого лорда, но Рам Джас почувствовал, что сейчас нельзя вмешиваться. Он отошел к краю поляны, уставился в чащу леса, пока Бром и обитатель лесов искали ответы на свои вопросы на лицах друг друга.

И когда наследник Канарна заговорил, слова его, тщательно обдуманные, прозвучали уверенно:

– Мое сейчас – это необходимость помочь моей родине и освободить от завоевателей мой народ, – убежденно произнес он. – И заставить расплатиться за свои преступления бесчестных людей, которые убили моего отца.

Доккальфар замер, перестав качать головой, и Рам Джас догадался, что он обдумывает слова Брома.

– Меня зовут Тир Сигурд, и мне… интересно познакомиться с тобой. – Обитатель лесов слегка наклонил голову. – Вы последуете за мной. – Сигурд резко развернулся и зашагал через поляну, на ходу засовывая кинжалы за пояс.

– Что теперь делать? – обратился Бром к Рам Джасу.

– Идти следом, – ответил кирин. – И я должен сказать, Бром… Ты просто молодец, он тебя не убил. – Рам Джас широко осклабился и вместо ответа получил несильный тычок кулаком в плечо.

Сигурд шел медленно и часто оглядывался, стараясь двигаться так, чтобы не затруднять людей. Шаги у него были размашистые, и он без труда обходил препятствия, попадавшиеся на земле, даже не глядя под ноги. Он шел по ковру из листьев, производя лишь едва слышный шорох и при этом не сдвигая с места ни сучья, ни обломки ветвей.

Люди последовали за ним, затем спустились по крутому обрыву в узкую долину, защищенную от солнца еще более плотным лиственным балдахином, чем прежде. Стволы деревьев стали тоньше, у оснований деревьев виднелись корни. Рам Джас знал, что это означает: под ковром из листьев находится деревня доккальфаров. Корни деревьев уходили глубоко в землю, а внутри стволы оказались полыми, но искусственный потолок подземного селения находился на половине высоты дерева, и поэтому оно было совершенно незаметно со стороны.

Сигурд остановился у одного из деревьев и обернулся к людям.

– Вы не сможете найти это место во второй раз, поэтому не пытайтесь… а если попытаетесь и вам это удастся, вас убьют, – небрежно сказал он, затем наклонился и открыл деревянный люк, спрятанный среди листвы.

Круглый люк был сплетен из тонких веток, и его было невозможно заметить, если специально не присматриваться. Внизу виднелось слабое желтое свечение, и кирин почуял характерный аромат пищи доккальфаров – вареных овощей и трав, но тем не менее они источали очень аппетитный запах.

Сигурд прыгнул вниз, беззвучно приземлился внутри. Бром посмотрел на Рам Джаса, и кирин улыбнулся, а затем тоже спрыгнул в люк, но с немалым шумом – раздался глухой стук, когда ноги его коснулись плотно утоптанного земляного пола. Бром последовал за ним мгновение спустя, и, когда люк закрылся, люди постояли немного на месте, чтобы оглядеться.

Шагая по ковру опавших листьев, устилавшему землю у подножия деревьев, ни за что нельзя было догадаться о том, что внизу расположено такое огромное пустое пространство; Рам Джас и Бром буквально ахнули, когда свечение стало ярче и они смогли рассмотреть деревню доккальфаров. Перед ними возвышались корни деревьев, служившие колоннами, они тянулись вперед, образуя хаотичные переплетения. Вокруг основания каждого дерева были сооружены простые жилища; казалось, что они выстроены с большим искусством, но одновременно производили такое впечатление, будто их создала исключительно природа. Здесь не было прямых линий, не было ни окон, ни дверей, но везде присутствовали мотивы листьев. Лесная почва представляла собой высокий потолок; расстояние до потолка составляло примерно двадцать футов, и Рам Джас заметил балки и распорки из искривленных стволов деревьев и земли, которые не давали земле обрушиться. Он не мог бы сказать, были ли эти балки природными образованиями, или же их искусно соорудили доккальфары. На лице Брома проступило выражение благоговейного изумления.

Сигурд остановился на некотором расстоянии от них и изящно взмахнул рукой, давая понять, что люди должны следовать за ним дальше, под землю. Но они не сразу тронулись с места, потому что заметили других жителей деревни; и все, без исключения, смотрели черными глазами на пришельцев. Рам Джас отметил, что дома представляли собой простые шатры или большие навесы и обитатели обоих полов и всех возрастов выглядывали из жилищ. Рам Джас почувствовал некоторое стеснение, когда несколько дюжин доккальфаров, наклонив головы, принялись пристально рассматривать людей.

– Идите за мной, – сказал Сигурд. – Никто здесь не причинит вам вреда.

Эти слова не убедили Брома, но Рам Джас слегка подтолкнул его вперед, и они вошли в деревню доккальфаров.

Вместо огня для очагов жители пользовались раскаленными камнями; над ними были расположены приспособления, к которым подвешивали горшки из обожженной глины. Казалось, огонь здесь неизвестен, однако доккальфары знали какой-то способ разогревать продукты до нужной температуры.

Рам Джас шел за Сигурдом, нервно улыбаясь жителям подземной деревни, а Бром старался не отставать. Обитатели лесов пристально наблюдали за их движениями, и Рам Джас угадывал в их взглядах одновременно любопытство и злость, хотя и не чувствовал, чтобы от них исходила угроза.

Сигурд вел их по подобию улицы, жители которой занимались тем же, что и обитатели любой деревни людей. Рам Джас видел детей, игравших с палками, изображавшими мечи, видел воинов Тир, которые работали у раскаленных камней, служивших горнами.

Бром был прав, когда говорил, что Черные священники никогда не охотились в Глухом лесу Канарна. Герцог Эктор всегда сопротивлялся попыткам церковников основать поблизости Черную крепость, и, хотя люди Канарна не подозревали о присутствии обитателей леса, они невольно защищали своих соседей-доккальфаров, потому что не доверяли священникам.

Однако взгляды, направленные на двух людей, были враждебными, а дети шептали оскорбительные слова.

– Кажется, мы им очень не нравимся, – проговорил Бром, констатируя очевидное.

– Ты просто скажи «спасибо» за то, что они не любят нашу расу, а не конкретно нас, – ответил Рам Джас. – Если бы лично мы им не нравились, наши головы сейчас украшали бы верхушку самого высокого дерева в лесу.

– А кто такие Витар? – спросил Бром, когда они спускались следом за Сигурдом по склону, оставив позади деревню.

– Шаманы, – ответил Рам Джас. – У доккальфаров нет вождей и лидеров как таковых, они спрашивают совета у шаманов Витар, если неясно, как себя вести. Витар всегда советуют проявлять терпение и безропотно сносить все.

Бром кивнул, но Рам Джасу показалось, что он слушает вполуха и задает вопросы лишь затем, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей.

Они шли за своим проводником все дальше, пока не добрались до большой впадины с довольно крутыми склонами. Потолок находился на той же высоте, но подземные древесные стволы здесь напоминали гигантские деревянные колонны, высокие, как башни Канарна, и глазам чужаков предстало зрелище, от которого захватывало дух: вокруг стволов было сооружено множество галерей, мостков и платформ.

– Ну чтоб мне провалиться, – сказал Бром, останавливаясь и разглядывая грандиозную пещеру, расположенную под Глухим лесом. – И как это я не знал о том, сколько всего здесь настроено?

– Потому что лесная почва наверху плоская и выглядит естественно. Люди проходили над этим селением тысячи раз, не подозревая о том, что находится у них под ногами.

Рам Джас пытался вести себя так, будто совершенно не удивлен, но на самом деле ему тоже никогда не доводилось бывать в таких местах. Поселения доккальфаров, которые он видел в Феллеи Ослане, по сравнению с этим были просто маленькими скромными деревушками.

– Ну что, давно не обагрял свои грязные лапы кровью священника, Рам Джас Рами, человек кирин? – Этот голос принадлежал доккальфару, сидевшему на ветке у них над головами.

Сигурд не поднял головы, но остановился, пока Бром и Рам Джас, вытянув шеи, пытались разглядеть, кто говорит. Доккальфар спрыгнул с дерева и, приземлившись, очутился нос к носу с Рам Джасом.

– А ты постарел, – отметил Нанон, оглядев кирина с головы до ног.

– А ты выглядишь как прежде, – ответил Рам Джас, – но иначе и быть не может.

Он не видел Нанона несколько лет, с тех пор как доккальфар помог ему устроить засаду на одного Пурпурного священника в окрестностях Ро Лейта. Он выглядел точно так же, как и тогда, – был низкого роста по сравнению с сородичами, лишь немногим выше шести футов, и на серой коже в нескольких местах виднелись шрамы. Рам Джас знал, что Нанон много путешествовал и далеко уходил от своего дома в Глухом лесу; люди забавляли и интересовали его, что было странно для представителя его народа.

– Я выгляжу так, как считаю нужным, человек кирин. Сейчас для человека – это всегда для доккальфаров, – улыбнулся он; и это было первое искреннее выражение эмоций, которое люди видели с момента встречи с Сигурдом.

Бром немного успокоился, потому что Нанон говорил на языке ро почти без акцента и тон его был приветливым. Рам Джас знал, что этот воин Тир гораздо опаснее, чем он сам или Бром, но в то же время он повидал мир и довольно терпимо относился к людям.

– Зачем ты и человек-лорд ро пришли сюда? Это опасно сейчас для людей. – Глаза у него были такими же черными, как у Сигурда, но каким-то образом в них отражались чувства, и у него отсутствовала странная привычка наклонять голову то в одну, то в другую сторону, присущая его сородичам.

– Бромви из Канарна, – представился Бром.

– Мы знаем твое имя, человек ро, и мы знаем, почему ты в гневе… возможно, тебе следует немного успокоиться. – Он приблизился к Брому, осматривая его точно так же, как до этого рассматривал кирина.

– Тир, я должен отвести их к Витар, – сказал Сигурд.

Нанон сначала не обратил внимания на эти слова и продолжал пристально смотреть на наследника Канарна. Рам Джасу показалось, что Бром начал немного нервничать под взглядом Тира, но внешне сохранял спокойствие и позволял изучать себя.

– Очень хорошо, – снова улыбнулся Нанон. – Я пойду с вами.

Тир шагнул к Сигурду, и два воина продолжили путь вместе. Они вели Рам Джаса и Брома вниз по склону к основаниям более крупных деревьев. Вокруг пришельцы наблюдали все новые поразительные картины: высоко на деревьях разнообразные странные структуры, казавшиеся творением природы, тянулись через все селение. Доккальфары, в своих простых зеленых одеждах, передвигались по этим платформам и крытым переходам между толстыми стволами деревьев, спешили по своим неизвестным делам и едва ли обращали внимание на чужаков.

Рам Джас до сих пор не мог полностью осознать тот факт, что огромная «крыша» над селением одновременно являлась подножием леса, росшего наверху. Он абсолютно не понимал, каким образом доккальфарам удавалось поддерживать этот представлявший собой узловатую сетку из корней потолок – или пол, – чтобы он не обрушился, ведь по лесу ходили животные и люди. Рам Джас видел подземные поселения на юге, но такого огромного – никогда, и ему пришло в голову, что Глухой лес, возможно, имеет для доккальфаров некое особое значение.

Рам Джас поднял глаза и оценил высоту деревьев – около пятидесяти футов, – и у него даже слегка закружилась голова при мысли о том, насколько необъятно это поселение. Бром, шагавший рядом, был потрясен не меньше и, широко распахнув глаза и буквально раскрыв рот, глядел наверх, на деревья. Рам Джас не знал, согласятся ли Витар помочь им, но надеялся, что новое положение Брома как наследника Ро Канарна сыграет решающую роль. Если они добьются успеха и освободят город, если Бром станет герцогом, у него появится возможность совершить беспрецедентный шаг – объявить Глухой лес неприкосновенным местом жительства для доккальфаров. С другой стороны, подумал Рам Джас, оглядывая бескрайнее подземное поселение, вряд ли обитателей лесов это особенно волнует.

– За мной! – приказал Сигурд, и они с Наноном ступили на деревянную платформу, прикрепленную к стволу дерева толстыми лианами.

Бром оглянулся на Рам Джаса, два чужака одновременно встали на платформу – и едва не упали, потому что она сразу начала подниматься и двинулась вперед. Бром, чтобы не свалиться, схватился за лиану.

Подняв взгляд, Рам Джас заметил густое переплетение таких же лиан над всей деревней. Они тянулись вдоль древесных стволов и поддерживали бесчисленные платформы и висячие мосты. Некоторые двигались, но большинство, казалось, представляло собою часть дерева, к которым они были прикреплены.

– Впечатляет, а? – спросил Нанон с ноткой гордости в голосе, когда платформа на довольно большой скорости ехала среди деревьев.

– Мне от этого становится дурно, – пошутил Рам Джас. – Нельзя ли попросить тех, кто управляет этой штукой, немного замедлить ход?

Сигурд, казалось, не понял юмора кирина, но Нанон громко рассмеялся – звук этот разнесся среди древесных стволов, и казалось странным, что он исходит из уст доккальфара.

– Все смеешься, человек кирин. Мне не хватает чувства юмора твоего народа.

– Я путешествую с ним месяц, и меня уже тошнит от этого чувства юмора, – пробормотал Бром, который все еще цеплялся за лиану и старался не смотреть вниз.

Рам Джас стоял на платформе более уверенно, чем его друг, но даже он выглядел неповоротливым по сравнению с доккальфарами. Сигурд и Нанон ни за что не держались, казалось, они интуитивно чувствовали, когда следует сделать необходимое движение, чтобы не упасть с платформы. Их грация и красота были настолько чужды людям, что Бром с трудом мог примирить реальность и свои представления об этих существах, восставших из мертвых, о которых ходили такие страшные сказки.

И как раз в тот момент, когда Бром побелел, словно его действительно должно было стошнить, платформа резко остановилась у высоко расположенной террасы. Два местных жителя в тот же миг сошли с платформы, а люди едва не свалились вниз. Рам Джас удержался благодаря своей ловкости, а Бром не упал потому, что крепко держался за лиану, – но оба выглядели глупо и неуклюже, сходя с платформы следом за обитателями леса.

Рам Джас быстро огляделся и увидел, что они находятся примерно на половине высоты могучего дерева; среди ветвей виднелось нечто вроде зеленого амфитеатра. Мост, который вел в этот необычный зрительный зал, висел на лианах и зловеще раскачивался, когда доккальфары пересекали его.

– Ты знал, что это все находится здесь, под землей? – спросил Бром.

– Разумеется… об этом все знают, – с насмешливой улыбкой солгал Рам Джас. – Ну, не конкретно об этом, но о чем-то в таком духе.

Рам Джас заметил в амфитеатре других доккальфаров, вероятно, перед ними находились шаманы Витар.

– Давай договоримся: ты молчишь, пока они не обратятся к тебе, ладно?

– Ладно, – ответил Бром. – Но, если ты вдруг почувствуешь, что они собираются на нас напасть, попытайся меня предупредить.

Рам Джас подумал, что друг шутит, но потом засомневался в этом.

Они ступили на раскачивающийся мост и прошли за воинами Тир на более устойчивую платформу, которая находилась перед зрительным залом. Над ней поднимались галереи из искривленных древесных сучьев и несимметрично расходились в стороны, образуя сиденья для нескольких десятков доккальфаров; но пока было занято лишь несколько. Нанон и Сигурд остались у основания амфитеатра и жестом велели Рам Джасу и Брому выйти вперед.

Кирин положил руку на плечо друга, и оба шагнули на платформу-сцену. Подземное селение освещалось слабо, но что-то именно в этом месте заставляло их лица выделяться из мрака, словно на них был устремлен некий взгляд, проникающий сквозь темноту.

– Рам Джас Рами, темная кровь, друг доккальфаров, – произнесло существо, сидевшее в середине, – добро пожаловать в Сердце.

– Благодарю, – ответил Рам Джас и сразу же подумал, что ляпнул глупость. – Я хотел бы попросить об одолжении вас и ваш народ.

Доккальфар, который говорил с ним, поднял голову, и Рам Джас увидел его темно-серую кожу; она была темнее, чем у других, и казалось, существо сливается с окружающей тьмой и выделяется из мрака только тогда, когда говорит.

– Меня зовут Джорор, – с сильным акцентом произнесло существо, и Рам Джас догадался, что оно уже давно не говорило на языке ро. – Мы Витар, и мы будем слушать о вашем сейчас.

– Погодите, – раздался чей-то голос сзади.

Могучий воин Тир прошел мимо Нанона и Сигурда и остановился около людей. Такого огромного доккальфара Рам Джас никогда не видел – он был не просто высоким, но еще и мускулистым, и широкоплечим. За спиной у него висел меч с клинком в виде листа. Кирин усомнился в том, что человеку под силу хотя бы поднять такое оружие, а не то что воспользоваться им в бою. Черные глаза существа смотрели на людей с презрением.

– Ты можешь говорить, Рафн, – сказал Джорор.

– А я не спрашивал разрешения, – ответил могучий Тир. – Я здесь не для того, чтобы спрашивать. Я здесь для того, чтобы не дать вам услышать сейчас этих подлых существ. Их ядовитые слова служат только для того, чтобы причинить нам вред, и я убью их прежде, чем они заговорят.

Рам Джас, отвернувшись от сидевших в амфитеатре, поднял голову и посмотрел в лицо существу по имени Рафн.

– Какие грозные слова для такой маленькой девочки, – произнес он без улыбки.

За спиной у него раздался смех Нанона, но остальные доккальфары молчали, пока Рам Джас пристально смотрел на Рафна.

– Ты Рам Джас Рами, темная кровь, друг доккальфаров, – сказал Рафн. – Но он – человек ро благородной крови, и я убью его, чтобы отомстить за жестокость его народа.

Тир был зол потому, что люди появились в его доме, и Рам Джас мысленно прикидывал, как лучше и быстрее убить его, если возникнет такая необходимость. Киринский наемный убийца знал, что тот может истечь кровью и умереть, как все другие живые существа.

– Я ваш друг, а этот человек – мой друг. – Рам Джас говорил громко, вызывающе. – Если наше присутствие настолько раздражает тебя, то приглашаю тебя остаться и выслушать наши слова… вместе с вашими Витар.

– Ты приглашаешь меня? Ты приглашаешь меня? – закричал Рафн.

Рам Джас не попятился, хотя услышал, как Бром шагнул в сторону Сигурда и Нанона, казавшихся ему более дружелюбными.

– Я не мальчишка, который боится тебя как огня, серокожий. Не забывай об этом! – рявкнул Рам Джас, пристально глядя на возвышавшегося над ним воина. – Этот человек – мой друг, и я разорву тебя на кусочки прежде, чем ты хотя бы пальцем дотронешься до него.

Витар по имени Джорор поднялся и приблизился к противникам. Рам Джас знал, что у Витар нет власти над другими доккальфарами, кроме тех случаев, когда требовался совет, но очень надеялся, что благодаря их мудрости ему не придется драться с Рафном.

– Ты говоришь глупости, – сказал Джорор. – Этот человек известен тебе… и всем нам. Он наш друг, и, если он говорит, что сейчас другого стоит того, чтобы его выслушать, мы его выслушаем.

Рафн не отвернулся от кирина, наклонил голову набок, еще секунду смотрел на человека, затем опустил взгляд и отступил прочь, очевидно, вняв совету Джорора.

– Рам Джас Рами темная кровь, я не буду нападать на тебя. – Обернувшись к Джорору, он произнес: – Я останусь и выслушаю сейчас человека ро.

На платформе снова воцарилось спокойствие, и Рам Джас вздохнул с облегчением, поняв, что ему не придется испытывать свое боевое искусство в схватке с таким могучим противником. Бром тоже немного успокоился и снова приблизился к своему другу.

– А если бы пришлось драться, ты бы смог его одолеть? – шепотом спросил он.

– Понятия не имею, – ответил Рам Джас, – но шансов у меня было больше, чем у тебя.

Бром невольно хихикнул.

– А почему они называют тебя «темная кровь»? – спросил он.

– Точно сказать не могу. По-моему, это как-то связано с тем, что однажды меня пришпилили арбалетной стрелой к темному дереву и так я провел несколько часов. – Его называли «темная кровь» и прежде, но он не особенно обращал на это внимание. – Они боятся и уважают это дерево; наверное, то, что в моих жилах течет немного его сока, имеет для них какое-то значение.

Рафн сел рядом с Джорором, и два человека, сопровождаемые Наноном и Сигурдом, выступили вперед.

– Моего друга зовут Бромви из Канарна, он аристократ из Тор Фунвейра, земель народа ро, и он нуждается в вашей помощи. – Рам Джас старался говорить как можно громче и официальнее. – Он вне закона в своей стране, на языке священников его называют «Черный Страж», и его отца убили Красные рыцари, которые служат Одному Богу. – Это вызвало перешептывания среди доккальфаров, и Рам Джас обрадовался, что обитатели лесов по-прежнему ненавидят церковь ро.

– А почему это должно нас волновать? – пренебрежительно спросил Рафн. – Если ро убивают друг друга, то это значит, что они на некоторое время оставят леса в покое.

Слушатели закивали, и Рам Джас понял, что доккальфары больше всего озабочены собственным выживанием и судьба Брома их не интересует.

– У меня есть что сказать, – раздался голос Нанона.

– Тир Нанон может говорить, – объявил Джорор, махнув рукой.

– Я знаю этого человека кирина лучше остальных, и я вижу, что он говорит от души. Его тревожит малефициум, которая живет в городе людей.

Рам Джас прежде не слышал такого слова, но реакция доккальфаров была немедленной и несколько испугала его. Витар сжали руки в кулаки и начали трястись всем телом, а воины Тир почти невольно схватились за оружие. Мгновение спустя они успокоились, но Рам Джас никогда не видел таких проявлений чувств у жителей лесов.

Нанон смотрел в глаза Рам Джасу, словно искал в них что-то. Кирин знал: чем больше времени человек проводит в обществе доккальфаров, тем более сильное взаимопонимание возникает между ними. В данном случае это означало, что Нанон понимал юмор человека, в отличие от своих собратьев, и обладал способностью время от времени читать его мысли.

– Ее зовут Повелительница Пауков, и она держит сердца Красных людей в своих злых руках, – сказал он, получив эти сведения из сознания Рам Джаса.

– Вам известно о Семи Сестрах? – спросил Бром, забыв о совете друга хранить молчание.

– Замолчи, низшее существо, – приказал Рафн, которого по-прежнему раздражало присутствие Брома. – Ты даже не можешь себе представить, на что способна эта тварь. – Его явно встревожило известие о малефициум – очевидно, таким словом доккальфары обозначали волшебниц Каресии.

Бром сделал шаг вперед.

– Эта женщина своим колдовством заставила рыцарей Красного ордена вторгнуться в мою страну, убивать мой народ и казнить моего отца. Я знаю, на что она способна! – вызывающе произнес он.

Рафн помолчал, изучая лицо Брома. Затем обернулся к Джорору и негромко произнес:

– Сейчас человека совпадает с вечностью доккальфаров… Никогда бы не подумал, что такое возможно. – И огромный воин Тир разразился смехом, а потом поднялся и размашистыми шагами направился к Брому.

Рам Джас хотел преградить ему дорогу, но Нанон, подняв руку, остановил его. Рафн не собирался нападать, и в любом случае Бром был слишком разгневан для того, чтобы испугаться огромного воина.

– Назови мне еще раз свое имя, человек ро, – низким, похожим на рычание голосом спросил Рафн.

– Меня зовут лорд Бромви из Канарна, я сын герцога Эктора, а в Тор Фунвейре меня называют Черным Стражем.

Впервые Рам Джас услышал, как Бром признает то, что стал Черным Стражем. Должно быть, он наконец принял свою судьбу.

– Бромви, – повторил Рафн незнакомое человеческое имя. – Твое сейчас более опасно, чем ты представляешь себе, потому что малефициум стремится к гибели твоей страны и твоих богов.

– Я прошу у вас помощи против Повелительницы Пауков и ее рабов, Красных рыцарей. – Бром говорил с убеждением, стараясь побороть невольное желание отступить подальше от высокого, внушительного противника.

Несколькими рядами ниже Джорора сидел другой шаман с опущенным на лицо капюшоном, и, когда он заговорил, оказалось, что это женщина.

– Выслушайте нашу вечность, Бромви и Рам Джас Рами из земель людей. – Голос ее звучал мягче, чем голоса мужчин. – Тогда вы лучше поймете, почему мы поможем вам.

Женщина отбросила на спину капюшон и открыла светлое лицо – почти белое по сравнению с лицами мужчин, – и уши у нее были более удлиненными, изящными, в виде листьев, они виднелись из-под ее черных волос.

– Меня зовут Джофн, и я буду говорить о вечности, которая существовала много веков назад, – начала женщина доккальфар, и все присутствующие внимательно смотрели на нее. – Мы были такими, как вы сейчас, – рождение, жизнь, любовь и смерть. У нас были земли, дома, которые мы называли своими, и бог, которому мы поклонялись.

Она говорила о вещах, неизвестных даже Рам Джасу. Он всегда считал жителей лесов забытыми остатками поклонников Мертвого Бога.

– Наше божество, Теневой Гигант, было убито спустя много веков существом, которое вы знаете под именем Мертвого Бога, – Лесным Гигантом наслаждения и крови, созданием чистого зла, и нам пришлось служить ему из страха. Наш собственный бог был мертв, стал одной из многих жертв Долгой Войны.

Остальные доккальфары склонили головы, словно вспоминая эти события, но Рам Джас не мог постичь, о каком промежутке времени она говорила. Он знал, что жители лесов способны прожить долгую жизнь и обитали на этой земле задолго до возвышения людей, но при мысли о тысячелетиях, которые требовались для того, чтобы боги возвышались и падали, у него буквально кружилась голова.

– Мы обязаны были производить на свет Темных Отпрысков Мертвого Бога. Он изменил нашу внешность, и из созданий света и красоты мы превратились в существ с темными лицами, которых вы видите, и нашу смерть он использовал для порождения своих чудовищных слуг.

Рам Джас слышал слова «Темный Отпрыск» по отношению к темным деревьям, но не понимал их смысла.

– А потом, в Глубинное Время, возвысились другие боги, и во время игры, которую они назвали Долгой Войной, Гиганты, известные вам как Рованоко, Джаа и Один, сговорились убить Лесного Гиганта и его мерзких слуг точно так же, как он убил нашего забытого бога, Теневого Гиганта, которого мы любили.

Черная слеза появилась в уголке ее глаза, когда она вспоминала древнюю историю доккальфаров.

– Один нашел его, Рованоко сразился с ним, а Джаа похитил его силу, и они сочли его мертвым. Высокомерный Огненный Гигант дал доккальфарам возможность приносить себя в жертву после смерти, чтобы мы больше не порождали Темных Отпрысков, и так продолжалось в мире бесчисленные тысячи лет.

– Затем, с возвышением людей, три Гиганта выбрали себе последователей среди молодых рас и дали им силу насаждать свои законы и сражаться в Долгой Войне. Рованоко и Один поделились могуществом со своими жрецами, но Джаа… Джаа решил приобрести преимущество, не отдавая ни частицы своей силы. Он воспользовался украденным могуществом Мертвого Бога, чтобы наделить волшебной силой колдуний, и тем самым, не подозревая того, освободил их из-под власти своих законов.

Бром и Рам Джас переглянулись в изумлении и смущении, услышав эти слова женщины Витар. Она говорила так, словно легенды и мифы были историей.

– Мы всего лишь люди, а ты рассказываешь о вещах, которые выше нашего понимания, – произнес Рам Джас, стараясь говорить с уважением.

– Малефициум в твоем городе, Бромви из Канарна, желает лишить трех Гигантов власти над людьми и вернуть поклонение Черному Богу лесов с тысячью Отпрысков. Так что Мертвый Бог оказался не таким уж и мертвым.

– Но ведь этот Гигант был убит, как он может вернуться? – спросил Рам Джас, уже предугадывая ответ.

– Могущество, которое Джаа украл, принадлежит ведьмам, Семи Сестрам Каресии, и, пока они живут, Мертвый Бог не умрет. – Она помолчала, и глубокая печаль появилась в ее черных глазах. – Но пройдет много эпох, и даже смерть может умереть.

Рам Джас почувствовал смысл, скрытый за словами Витар, и понял, что он ничтожество в этом мире, всего лишь киринский наемный убийца, который по какой-то причине решил помочь одному из своих немногочисленных друзей.

– Рам Джас как-то раз убил одну из этих ведьм, – сказал Бром, и кирин неловко улыбнулся, потому что все посмотрели на него.

Женщина Витар по имени Джофн улыбнулась в ответ, хотя ее улыбка была более понимающей.

– Ты также обладаешь силой Мертвого Бога, Рам Джас Рами, темная кровь. Сок Темного Отпрыска течет в твоем теле, дает тебе силу, скорость и способность к быстрому заживлению ран. Их украденное могущество бессильно против тебя, и ты никогда не станешь их рабом, никогда не будешь беспомощен в их присутствии. – Она словно выплюнула эти слова, как будто хотела унизить волшебниц. – Наши цели совпадают, потому что ведьмы-малефициум поняли природу своей силы и намеренно отвернулись от Джаа, чтобы поклоняться Мертвому Богу.

Рафн, который слушал этот рассказ молча, поднял голову и четко произнес:

– Эти… ведьмы устроили так, чтобы прервать связь с тремя Гигантами, и их злой замысел близок к завершению. Им осталось только разорвать связь с Ледяным Гигантом Рованоко, и они смогут свободно распространять новую религию на землях людей.

– Вы знали это раньше, – помедлив, сказал Бром. – Почему же вы ничего не предприняли? Я вижу в вашей расе силу – совершенно необъятную силу.

Остальные обернулись к Джорору, который, как решил Рам Джас, был кем-то вроде старшего шамана.

Доккальфар Витар откашлялся и произнес:

– Сейчас людей для нас – это мимолетное мгновение. Ведьмы малефициум – человеческие существа, и их действия слишком стремительны и беспорядочны для того, чтобы мы могли следить за ними. Доккальфары плохо приспосабливаются к переменам, но каждый из нас чувствует, что дар Джаа, дар жертвоприношения после смерти, оставил нас. А это возможно только в том случае, если убит последний потомок Огненного Гиганта.

Рам Джасу немного было известно о потомках гигантов, но он заметил, что друг его в растерянности. Однако лорд Канарна тряхнул головой, отбросил сомнения и, выйдя вперед, встал рядом с Джорором.

Глядя сверху вниз на сидящего шамана, Бромви спросил:

– Что ты попросишь у меня в обмен на вашу помощь?

– Попросишь у нас, – поправил его Рам Джас.

Джорор не отводил взгляда от Бромви.

– Ты должен дать нам слово, что присоединишься к нам в борьбе с малефициум. Сердце останется свободным от вмешательства людей, и в обмен на это мы поможем тебе. Рам Джас Рами, темная кровь, вероятно, единственное существо, способное убить этих ведьм, и мы станем его союзниками.

Рам Джас снова почувствовал, как на плечи его ложится неприятное бремя ответственности. Он без труда мог убивать и причинять боль всевозможным людям всевозможными способами, но мысль о том, что он является в каком-то смысле особенным или важным для судеб многих народов, ему очень не понравилась.

– Мне кажется, нужно выпить, – внезапно произнес он, и окружающие окинули его в большей или меньшей степени неодобрительными взглядами. – Просто чтобы успокоить нервы. – Он неловко улыбнулся. – Бутылочка дарквальдского красного сейчас очень пригодилась бы.


Доккальфары не употребляли алкоголь. Рам Джас попытался убедить их, что напиться до бесчувствия иногда полезно, но вскоре бросил эти разговоры и удовлетворился каким-то странным травяным чаем.

Нанон отвел Брома и Рам Джаса на балкон, расположенный высоко над амфитеатром Витар, и они сидели, любуясь прекрасным поселением доккальфаров. Рам Джасу не было известно, что означает «Сердце» – его название или просто исключительную важность, но в любом случае за последние несколько часов он узнал об обитателях лесов больше, чем за всю свою жизнь.

Он пытался сосредоточиться на том факте, что Джорор согласился помочь им, и не думать особенно много насчет воображаемого девиза «Рам Джас Рами спасает мир». Он убил одну из Семи Сестер, почти случайно, но план перебить их всех казался ему несколько превосходящим его возможности.

Бром и Нанон все это время говорили о Канарне; они сходились во мнении насчет того, каким образом организовать возможное нападение. Нанон достаточно времени провел в компании Рам Джаса и понимал его юмор и иронию, но Бром отвечал с сомнением на оптимистичные прогнозы обитателя леса.

– Если мы быстро перебьем достаточное количество врагов, мы сможем победить, – говорил Нанон. – Если нет, нас всех убьют.

– Мы не знаем, сколько рыцарей осталось в городе, – возразил Бром, отпивая глоток чаю. – А Джорор до сих пор не сообщил мне, сколько ваших воинов пойдет с нами.

Нанон наклонил голову набок, демонстрируя, что, несмотря на некоторые особенности, он все равно принадлежал к расе доккальфаров.

– А какое это имеет значение? – спросил он.

Рам Джас знал, что обитатели лесов имеют своеобразное представление о числах. Им трудно было понять, что такое армия, потому что они мыслили индивидуально. Будучи расой долгожителей, они не считали кого-либо более достойным жизни, чем любого другого, тогда как раса людей привыкла гнать в бой безликие массы воинов. Положение в обществе, богатство и закон требовали от людей постоянной борьбы за место под солнцем, и обычай ставить одного человека выше другого неизбежно создал имеющие для них большое значение структуры. Это удивляло доккальфаров, у которых не существовало понятий лидерства или старшинства; их общество основывалось на общих потребностях и уважении друг к другу.

Бром его слов не понял и сказал:

– Конечно же, это имеет значение. Если у врага две тысячи рыцарей, нам нужно такое же количество воинов, чтобы противостоять им.

– У нас будет столько, сколько согласится идти с нами. И этого окажется достаточно, – сказал Нанон таким тоном, что Бром буквально взвился.

– Достаточно? – раздраженно переспросил лорд. – Достаточно – это столько, сколько поможет мне отвоевать мой родной город.

– Тогда столько, сколько у нас будет, и окажется достаточно, – повторил Нанон.

Рам Джас подумал, что следует вмешаться, прежде чем Бром разозлится окончательно.

– Твой друг, Коричневый священник, сообщит нам, сколько в крепости рыцарей. Если мы с тобой сначала повидаемся с ним, мы все узнаем и составим план. – Это несколько успокоило Брома. – Нанон, у вас есть «черная бородавка»? – спросил Рам Джас, и его неизменная ухмылка стала еще шире.

Оба собеседника взглянули на кирина – Нанон улыбался, Бром был в явном недоумении.

– Уверен, смогу раздобыть немного, – ответил доккальфар. – Что ты задумал, человек кирин?

– Я думаю о том, как одним ударом уничтожить побольше рыцарей и дать нам шанс. – Рам Джас привык придумывать необычные способы убивать людей, и несколько мешков «черной бородавки» доккальфаров оказались бы приятным сюрпризом для рыцарей Красного ордена.

– Я знаю, что я всего лишь невежественный ро, – возмущенно заговорил Бром, – но что за хреновина эта «черная бородавка»?

– Это нечто вроде каресианского огня или смолы раненов, но… – Рам Джас посмотрел на Нанона и усмехнулся, – не столько горючая, сколько взрывоопасная.

Нанону тоже в голову пришла некая мысль:

– Кстати, ты мне напомнил об одной вещи… каждого павшего доккальфара обязательно следует сжечь не позднее нескольких часов после смерти, так чтобы остался только пепел.

Бром посмотрел на него:

– У нас тоже есть такой обычай. Это какой-то погребальный ритуал вашей расы?

– Нет, это просто самый лучший способ остановить возникновение сотен новых Темных Отпрысков из наших тел, – ответил он с глубокой печалью во взгляде. – Дар Джаа заключался в том, что наши тела воспламенялись после смерти. Но теперь мы лишились благословения Джаа, и нам нужно подумать о другом способе… Выражаясь вашим языком, мы в полном дерьме.


Они провели несколько беспокойных часов, пытаясь уснуть на высоком дереве, и сразу после полуночи вышли на окраину Глухого леса.

Бром стоял рядом с Рам Джасом, и они смотрели на герцогство Канарн. Молодой лорд пришел в задумчивое настроение, когда впервые увидел свою родную землю после того, как его внесли в список предателей и изгнанников. По обеим сторонам от них из леса возникли вереницы воинов Тир, которые несли несколько плетеных мешков с взрывчаткой доккальфаров под названием «черная бородавка» и были вооружены метательными ножами и мечами. Тяжелые клинки имели форму листа с искусно украшенными рукоятями, они были гораздо красивее функционального оружия людей. Бром попросил себе один такой нож и носил его за поясом как запасное оружие, а Рам Джасу подарили новый колчан, полный искусно изготовленных стрел. Наконечники некоторых были смазаны «черной бородавкой». Мечи людей заново наточили, доспехи тщательно осмотрели и отремонтировали. Двое воинов людей чувствовали себя как никогда готовыми к бою.

С ними шли сорок воинов доккальфаров, которых называли Тир, включая Нанона, Сигурда и великана Рафна. Они представляли собой грозное зрелище, даже по мнению Рам Джаса, но он сомневался, что такого количества союзников им хватит. Сейчас они даже не знали, сколько рыцарей осталось в Канарне, и им необходимо было тайно пробраться в крепость и увидеться с братом Ланри, прежде чем они смогут хотя бы набросать план нападения.

– Только бы Бронвин была еще жива, – пробормотал Бром, стараясь перед предстоявшим опасным сражением отвлечься на мысли о сестре.

Рам Джас молча кивнул.

Глава восьмая Госпожа Бронвин в руинах Ро Хейла

Бронвин рано поднялась с постели и вышла на крепостную стену Ро Хейла. Она делила небольшую комнатку с матерью Каменного Пса, старой и мудрой женщиной из Отряда Призраков по имени Фрейя Холодные Глаза, а Аль-Хасим спал в общей комнате с мужчинами Свободного Отряда.

Они находились в Ро Хейле уже почти две недели, пока Хоррок Зеленый Клинок и Хаффен Краснолицый руководили укреплением разрушенного города. Ворота были сделаны из толстых, прочных досок, деревянные конструкции и баррикады усилены выпавшими из стен камнями, а здания, окружавшие центральный двор, превратились в платформы для метания топоров. Двести пятьдесят воинов Отряда Призраков выполняли свою тяжелую работу охотно и дружно и были готовы каждый день работать с утра до вечера. И теперь, когда передышка подходила к концу, город походил уже не на руины, а на крепость.

– Вы же знаете, что вам его не удержать, – говорил Хасим Хаффену, когда Бронвин поднялась по каменной лестнице, ведущей к надвратной башне; ворота были обращены на юг, к Травяному Морю.

– Хоррок считает, что можем, – ответил ранен.

На лице Хасима отразилось сомнение:

– Не считает, а просто надеется на то, что вы сумеете удержать крепость до прибытия Алого Отряда.

– И что в этом плохого? – с легким раздражением спросил Хаффен.

– Сколько людей находится под командованием Йохана Длинной Тени в Южном Страже?

Хаффен пожал плечами:

– Не знаю… может быть, тысяча воинов.

– Тысяча… да еще ваши двести пятьдесят, получается тысяча двести пятьдесят – против пяти тысяч рыцарей, священников и гвардейцев. Вам не победить, – просто сказал Хасим.

– А как же люди из Фьорлана? – Хаффен упрямо не желал признавать возможность поражения; эту черту характера Бронвин часто отмечала у людей из Отряда Призраков.

– Если они и придут, то придут по морю и нападут на Канарн, а это означает, что сюда они доберутся по меньшей мере через месяц. Вы не выдержите осаду столько времени. Мне очень не хочется это говорить, но тебе следовало бы прислушаться к Вереллиану. – Хасим советовал раненам отступить, и Красный рыцарь настаивал на том же, объясняя, что их ждет бессмысленная резня.

– Хоррок говорит, что мы остаемся, значит, мы остаемся, – проворчал Хаффен.

Бронвин подошла к спорщикам. Только начинало светать; с севера, с Травяного Моря, дул резкий холодный ветер. Мужчины были в доспехах, хотя кожаные доспехи Хасима были легкими, а Хаффен, напротив, носил тяжелую кольчугу. Бронвин, в простом хлопчатобумажном платье, которое одолжила ей Фрейя, еще не облачилась в свои доспехи.

– Мы еще успеем отступить, – произнесла она вместо приветствия.

– Только ты не смей начинать!.. – рявкнул Хаффен. – Вы двое не являетесь образцами храбрых воинов ро и Каресии, а?

– А ты не являешься образцом тупого ослиного упрямства раненов? – резко ответила Бронвин.

– То, что ты называешь упрямством, мы называем честью… а ты сама открыла бы ворота рыцарям и сдалась без боя, если бы они напали на твой дом? – спросил Хаффен, недовольный тем, что оба выступили против него.

Бронвин покачала головой.

– У меня не было особенной возможности сражаться, но… нет, я не сдалась бы без боя, – признала она.

Все трое посмотрели на юг, на голое, безжизненное Травяное Море. В последние несколько дней дождь не шел, и, хотя туман стелился над равнинами и не желал рассеиваться, погода была благоприятной для защитников Ро Хейла и укрепления их базы. Большинство входов в подземелье было заложено, и Фрейе поручили заботиться о детях и больных, когда начнется сражение. Внизу, на территории крепости, люди из отряда приступали к своим дневным обязанностям: патрулированию и сооружению новых укреплений; Хоррок хотел, чтобы все было готово к тому моменту, когда прибудет вражеская армия.

Бронвин нравились эти люди – простые крестьяне, которые решили в свое время присоединиться к Свободным Отрядам и защищать земли раненов от завоевателей. И хотя уже несколько десятилетий не возникало необходимости отражать нападение вражеской армии, они не дрогнули и не падали духом сейчас, когда близился бой, и любой был готов погибнуть за свою страну.

– Аль-Хасим, – крикнул снизу Каменный Пес, – Хоррок хочет, чтоб ты спустился.

Капитан поручил юноше присматривать за пленником, Уильямом из Вереллиана, а это означало, что Бронвин и Хасиму приходилось много времени проводить в его обществе. Это был гордый молодой человек, который с убеждением говорил о своем долге перед Отрядом Призраков и Свободными Землями раненов и никогда не расставался с огромной секирой с крюком на верхушке.

– Что ему нужно? – спросил Хасим.

– Не знаю, не задавай вопросы, а просто пошевеливайся. – Молодой Каменный Пес часто изображал из себя сурового воина, но он был прекрасным солдатом и выполнял все приказы Хоррока, независимо от того, считал ли он их бессмысленными или нет.

– Ладно, иду, – ответил Хасим и подмигнул Бронвин. – Может, мне удастся провести хоть какое-то время в покое впервые за эти несколько дней.

– И госпожа Бронвин тоже, – крикнул Каменный Пес.

– А от меня чего он хочет?

– Неужели это должно быть мне известно, если я не знаю, зачем ему каресианец? – саркастически вопросил юноша. – Просто пошевеливайтесь, и все; он велел, чтобы вы пришли немедленно.

Хаффен хмыкнул и плотнее закутался в свой плащ из медвежьей шкуры; ветер усиливался, а Бронвин и Хасим направились к лестнице.

Они спустились во двор по недавно отремонтированным каменным ступеням и пересекли его. Вокруг них, там, где прежде виднелись лишь рассыпавшиеся каменные руины, теперь высились баррикады и деревянные конструкции, предназначенные для защиты крепости в случае, если рыцарям удастся пробить ворота. Бронвин видела, как люди из Отряда перетаскивают связки метательных топориков и прячут их в тайниках за укреплениями. Все воины были в кольчугах, и Бронвин знала, что они находятся в боевой готовности уже в течение нескольких дней, ожидая нападения в любую минуту. От новых деревянных стен лестницы вели наверх, к каменным укреплениям, с которых было видно Травяное Море, и люди дежурили на башенках, наблюдая за землями Отряда Призраков.

Несмотря на то что укрепления казались вполне надежными, Бронвин не могла представить, как такое небольшое число воинов выстоит против пятитысячной армии Красных рыцарей.

– Мы с тобой можем уйти, ты это знаешь? – спросил Хасим, словно в ответ на ее мысли. – Никто из них не станет обвинять нас в трусости, если мы сбежим на север.

Бронвин оглянулась на каресианца и хотела пристыдить его, но вынуждена была признаться себе в том, что в последние две недели подобная мысль посещала и ее.

– Я не смогу сделать этого, – сказала она. – Как бы мне этого ни хотелось… я не смогу заставить себя покинуть их.

Хасим остановился и, взяв Бронвин за руку, развернул ее лицом к себе:

– Ты случайно не думаешь взяться за зубочистку, которую ты называешь мечом, и сражаться с рыцарями, а?

– Я не собираюсь прятаться в подвале вместе с Фрейей. У меня не меньше причин драться с рыцарями, чем у любого человека из Отряда. – Бронвин знала, что Хасим рано или поздно попытается взять на себя роль ее защитника, потому что его дружба с ее братом повелевала ему позаботиться о ее безопасности.

– Они разрубят тебя на куски в одну минуту, не посмотрят, аристократка ты или нет. Эти гады идут сюда не за тобой, они собрались на войну, хотят вторгнуться на земли раненов и подчинить их себе. – Хасим говорил совершенно серьезно.

Каменный Пес, шагавший немного впереди, остановился у одной из немногих оставшихся дверей, которые вели в подземелье. Он услышал, что Бронвин и Хасим разговаривают, и обернулся к ним.

– Я вам случайно не мешаю? – насмешливо спросил он. – Я знаю, что вы, двое чужаков, без любовного воркования никак обойтись не можете, но все равно поторопитесь, будьте вы неладны.

Аль-Хасим рассмеялся и игриво шлепнул Бронвин. Мгновение спустя она развернулась и ударила его кулаком в лицо. Каменный Пес разразился хохотом, а Хасим отшатнулся и пощупал окровавленную губу.

– Если бы Бром это увидел, он бы тебя убил, – с улыбкой пригрозила она. – И я убью, если ты еще раз прикоснешься ко мне.

Каменный Пес не спеша приблизился к Хасиму:

– Надеюсь, ты закончил свои ухаживания. Хоррок – человек терпеливый, но он и правда велел вам поторапливаться.

Они спустились в подземный лабиринт и быстро прошли через опустевший подвал. В центральном помещении в корзинах лежали чистые тряпицы, бинты и прочие средства для помощи раненым, но никакой мебели здесь не было.

Хасим и Бронвин вошли в комнату Хоррока следом за Каменным Псом и услышали, как капитан Отряда Призраков разговаривает с кем-то негромким, мягким голосом. Он держал на коленях раненский туманный камень, и во взгляде его была глубокая озабоченность.

– Подожди, – сказал он, – ко мне пришли друзья… постарайся не плакать, хорошо? – Хоррок редко выражал эмоции, и Бронвин поразила эта картина.

Каменный Пес остановился в дверях, а Хоррок жестом велел Бронвин и Хасиму подойти. Когда они сели за деревянный стол, стоявший посередине комнаты, Бронвин услышала детский плач. Похоже было, что плакала девочка, она негромко всхлипывала и что-то неразборчиво говорила, туманный камень плохо передавал ее слова.

– Хасим, у меня здесь одна твоя подруга… и она говорит, что расскажет все только тебе, – произнес Хоррок с выражением недоумения на лице. – Все мои отпрыски уже взрослые, и я, по-моему, разучился разговаривать с маленькими детьми. – Он положил камень на стол и сказал: – Пришел Аль-Хасим.

– Аль-Хасим! – радостно воскликнул ребенок сквозь слезы.

– Кто это? – прищурился Хасим.

– Ингрид Слеза, – был ответ, и Хасим с Бронвин переглянулись.

– Ингрид, что случилось? – ласково спросил каресианец. – Как ты достала туманный камень отца?

Девочка снова расплакалась, и Бронвин, наклонившись, увидела смутное изображение. У Ингрид были черные волосы и голубые глаза; по ее лицу струились слезы.

– Я не знаю, что делать, – жалобно всхлипнула она. – Скажите, что мне делать. Они убивают людей топорами, я не смогла найти Алахана и спряталась, только сперва забрала камень. – Она говорила быстро, невнятно.

– Ингрид, немедленно успокойся! – резко произнес Хасим, – Мне нужно, чтобы ты рассказала, что случилось. Сделай глубокий вдох и начни сначала. Ты можешь сделать это ради меня?

На Бронвин произвело впечатление то, как Хасим разговаривал с маленькой девочкой.

Дочь Алдженона Слезы помолчала, несколько раз громко шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом синего платья.

– Отец уплыл несколько недель назад на корабле. С ним было очень много людей, и они отправились спасать дядю Магнуса. Я спряталась, когда они разговаривали, они не знали, что я слышу, но я слушала и услышала все.

Хоррок откинулся на спинку стула. Бронвин решила, что он рад новости об отплытии Алдженона, но волновался насчет того, что происходит во Фредериксэнде.

– Хорошо, и что было потом? – мягко спросил Хасим.

Ингрид снова расплакалась и заговорила:

– Вчера появились воины из Джарвика и начали убивать людей. Они вломились к нам в зал, разрубили кресло отца, искали меня, но не смогли найти, поэтому сожгли наш дом и громко распевали про нового верховного вождя. – Она снова говорила неразборчиво, и Хасим тряхнул головой, пытаясь понять смысл слов ребенка.

– Люди из Джарвика, что они затеяли? – пробормотал Хоррок, ни к кому конкретно не обращаясь; с каждой минутой его тревога росла.

– Ингрид, возьми себя в руки, я не позволю им причинить тебе вред, – как можно более убедительно произнес Хасим, – но ты должна сосредоточиться. Представь, что ты верховный вождь, а Фредериксэнд – твой город. Представила?

Ингрид кивнула и сразу перестала плакать, и ее большие голубые глаза смотрели на Хасима с надеждой.

Каресианец взял в руки туманный камень и попытался изобразить улыбку.

– А что произошло с твоим отцом?

Ингрид, пытаясь подавить слезы, отвела взгляд, прикусила губу и снова шмыгнула носом.

– Тот большой человек, который ногой перевернул его кресло, кричал, что отец сейчас на дне моря кракенов. Но это же ложь, да? Это не может быть правдой. Отец – самый сильный человек в мире,никто и ничто не может его убить. – В голосе ее слышалось отчаяние, Ингрид ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь сказал ей, что ее отец жив-здоров.

Хасим, Бронвин и Хоррок мрачно переглянулись, но никто не произнес ни слова. Бронвин заметила, что Хоррок старается подавить гнев, а Хасим сам готов был разрыдаться, когда снова заговорил с Ингрид.

– Где ты сейчас, волчонок? – спросил он.

– Я спряталась в часовне человека-монстра. Вряд ли люди с топорами будут искать меня здесь. Мне нужно найти Алахана, он, наверное, знает, что делать. – Поговорив с Хасимом, она немного успокоилась, однако по-прежнему не могла толком описать мрачные события, происходившие во Фьорлане.

– Человек-монстр? – переспросил Хоррок.

– Так она называет Самсона Лжеца, – ответил Хасим, не отрывая взгляда от облачного камня, – это потомок Гигантов, который живет во Фредериксэнде.

Бронвин было известно о потомках Гигантов, людях, в жилах которых текла кровь богов, но она никогда не видела ни одного из них. Предполагалось, что в Тор Фунвейре они вымерли, хотя иногда рассказывали истории о странных существах, наполовину людях, которые прятались в пещерах или высоко на горных перевалах.

– А ты знаешь, что это был за большой человек? – спросил Хасим у Ингрид. – Тот, который сказал, что твоего отца… нет. – Он произнес последнее слово шепотом, боясь, что Ингрид снова начнет плакать.

– Да, я видела его с отцом до того, как уплыли корабли. Его зовут Рулаг Медведь. Он, по-моему, вождь или военачальник, но Вульфрик и Халла сказали, что он придурок. Он и про тебя плохие вещи говорил. Сказал, что ты просто шпион, но я за тебя заступилась.

Хасим улыбнулся девочке:

– Мне повезло, что у меня есть такие друзья, как ты, волчонок. – Он пристально смотрел в туманный камень, и Бронвин поняла, что каресианец отчаянно соображает, что же теперь сказать девочке.

– Если Алдженон мертв… – заговорил Хоррок, – мне даже не хочется думать о том, что произошло с флотом драккаров в море кракенов. Медведю наверняка пришлось перебить тысячи воинов, чтобы добраться до верховного вождя. – Он говорил очень тихо, чтобы девочка его не услышала.

– Ингрид, ты знаешь, что случилось с Вульфриком? – спросил Хоррок.

– Он уплыл с отцом на борту «Молота Фьорлана». Он ведь ни за что не дал бы им убить отца, правда?

Внезапный шум напугал девочку, и она отвернулась от Хасима.

– Кто-то пришел. Я слышу, как они спускаются по лестнице.

– Ингрид, быстро найди место, где можно спрятаться! – властным тоном приказал Хасим.

Раздался какой-то грохот, и в тумане, окутывавшем лицо Ингрид Слезы, Бронвин различила огромную фигуру, прошедшую мимо, с молотом невероятных размеров. Ингрид спряталась за спину огромного существа, и оно обняло ее одной рукой, словно желая защитить.

– Самсон, не дай им убить ее! – закричал Хасим, узнав Самсона Лжеца.

Изображение затуманилось; в часовне появились другие люди, они напали на Самсона. Слышны были пронзительные крики Ингрид, она выронила туманный камень и скрючилась в углу. Все трое могли видеть, как потомок Гигантов с ревом размахивал молотом, проламывая черепа предателям из Джарвика.

Затем изображение пропало – случайный удар топора разбил туманный камень на куски.

Хасим взревел и швырнул стул через всю комнату, и тот сломался, ударившись о стену.

– Я скормлю этих ублюдков троллям, как я их ненавижу! – закричал он. – Она всего лишь ребенок. – Он кричал, глядя на темный туманный камень и жалея о том, что воины, пришедшие за Ингрид, не могут его слышать. – Это не честь… ведь ваш Рованоко требует от вас чести, предатели, мерзавцы…

Хоррок поднялся, схватил Хасима за плечи и как следует тряхнул его.

– Возьми себя в руки, Хасим, не то я швырну об стену тебя, – произнес он своим обычным ровным тоном.

Хасим тяжело дышал, глаза его гневно сверкали, он медленно, безвольно опустился на стул.

– У нас большие неприятности, капитан, – тихо сказал он.

Оба сели за стол, и Бронвин увидела, как выражения различных чувств сменяются на их лицах. Хасим по-прежнему дрожал от гнева, но в то же время он глубоко задумался. Хоррок переводил пронизывающий взгляд с предмета на предмет, словно перебирая возможности. Сама Бронвин боролась с отчаянием. Если флот драккаров погиб, ее родина останется в руках рыцарей, а Ро Хейл им не удержать. В последние недели люди иногда выражали надежду на то, что воины из Фьорлана придут на юг и выгонят рыцарей со Свободных Земель раненов. Такое уже случалось однажды, давно, когда люди ро в последний раз попытались подчинить раненов. Люди Фьорлана были жестоки и страшны в бою, они были более могучими воинами, чем простые жители равнин из Свободных Отрядов, и даже Хоррок видел в них основную надежду на победу.

– Через какое время Йохан Длинная Тень с Алым Отрядом сможет добраться сюда? – спросил Хасим после нескольких минут молчания.

– Он сказал, что они отправятся в путь сразу после того, как мы закончим разговор… это было четыре дня назад. Если они будут скакать день и ночь, все равно у них уйдет не меньше недели. – Хоррок пожал плечами. – Теперь нечего рассчитывать на помощь из Фьорлана, так что…

– Плохо наше дело, – подсказал Хасим, но замечание это не могло принести практической пользы.

– Да, плохо наше дело, – согласился Хоррок. – Либо Рулаг Медведь сошел с ума, либо он больше жаждет власти, чем мне казалось. Ему мало того, что он силой захватил Джарвик, теперь этот негодяй вообразил, что сможет стать верховным вождем.

– Медведь когда-то был приятелем Халлама Певайна, верно? – спросил Хасим.

Хоррок кивнул:

– И до сих пор им остался, насколько мне известно. Певайн помог ему захватить и удержать Джарвик. Чувство чести у обоих одинаковое.

Бронвин догадалась: Хоррок и Хасим считали, что здесь имел место какой-то заговор, который привел к гибели Алдженона Слезы и скоро приведет к захвату Ро Хейла.

Хоррок закивал каким-то своим мыслям, словно решил, каким образом действовать.

– Придется уходить, – произнес он. – Мы успеем уложить провизию и боеприпасы и выбраться из этой ловушки уже к закату. Мы пойдем на восток и соединимся с Йоханом и Алым Отрядом.


Время тянулось мучительно долго, пока члены Отряда Призраков лихорадочно собирали пожитки и грузили в тележки продукты и боеприпасы. Известие о смерти Алдженона и предполагаемой потере флота драккаров быстро распространилось по городу, и Бронвин отметила явную перемену в поведении раненов. Прежде они упрямо верили в то, что, если смогут удержать Ро Хейл в течение одного-двух дней, помощь придет, сначала от Алого Отряда, затем с севера, и рыцари Красного ордена будут отброшены на юг. Но сейчас, глядя в их лица, она видела мужчин и женщин, боявшихся за собственные жизни и понимавших, что одним им здесь никак не выстоять.

Хаффен все еще хотел остаться и не присоединился к остальным в сборах и подготовке к бегству. Вместо этого он стоял на крепостной стене, словно молчаливый часовой, и вглядывался в просторы Травяного Моря. Хоррок заверил людей, что Хаффен пойдет в арьергарде отступающего отряда, ему просто нужно время для того, чтобы смириться с идеей отступления после того, как он настроился на битву. Ранены были упрямыми и стойкими, и Бронвин видела, что никому из них не хочется уходить, никому не нравится то, что сражаться не придется. Свободный Отряд не мог даже надеяться на равный бой с армиями Тор Фунвейра, поскольку уступал им в боевом опыте, снаряжении и тактике, но ранены обладали неукротимым нравом, что делало их страшными в бою. И когда люди Отряда Призрака прощались со своим домом, тяжелее всего им было осознать, что они вряд ли когда-нибудь вернутся обратно. Кроме двухсот пятидесяти воинов, в Отряде Призраков насчитывалось примерно четыреста человек – стариков, женщин и детей, которые не могли сражаться, – в основном они и занимались подготовкой к эвакуации Ро Хейла.

Большую часть дня Хасим молчал, помогая грузить продукты и оружие в телеги для долгого пути на восток. Когда Бронвин смотрела на него, ей казалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться, настолько его потрясла возможная смерть Ингрид Слезы. Каресианский проходимец часто говорил о своей любви к Фредериксэнду и семье Слезы – к своему другу Магнусу, верховному вождю Алдженону и его детям. Молодой воин Алахан и развитая не по годам Ингрид были для него чем-то вроде семьи. От большинства каресианцев его отличало то, что его не беспокоили северные холода, и он предпочитал еду и напитки Фьорлана пище своей пустынной родины.

Быстро приближался закат, когда Бронвин с Каменным Псом и Фрейей помогали одному старику подняться по лестнице из подвала.

– Я прожил здесь всю жизнь, – бормотал старик. – Если бы я был моложе на несколько лет, я бы показал этим проклятым рыцарям, что такое Отряд Призраков…

– Я уверен, они бы сразу сбежали, вопя от ужаса, – довольно невежливо перебил его Каменный Пес, подхватив старика под руки и подводя к пустой телеге, стоявшей в центральном дворе.

Рядом находилось несколько десятков повозок, нагруженных всевозможными пожитками и припасами. Конечно, Ро Хейл представлял собой развалины, но в то же время являлся домом для нескольких сотен людей, и Бронвин ощутила печаль, глядя на их вещи. Она заметила не слишком чистого игрушечного медведя в корзине рядом со старой свирелью и потертой лошадкой-качалкой. Другая телега была нагружена столами и стульями из подземных комнат, а третья – завалена одеждой и постельным бельем.

Во многие телеги лошади были уже запряжены, на козлах сидели возничие, и все выглядело так, словно жители действительно покинут город на закате. Семьи собирались вокруг своих повозок, и хотя большинство явно с горечью оставляло дом, Бронвин чувствовала некий дух общности, который позволял им сохранять бодрость, когда они заворачивались в плащи и готовились к бегству во владения Алого Отряда.

Ближе к воротам ждали воины Отряда Призраков. Все были одеты в кольчуги и вооружены топорами, молотами и короткими охотничьими луками. Говорили мало, только иногда отпускали шуточки насчет Красных рыцарей.

Хаффен по-прежнему дежурил на крепостной стене над башней, хотя фигура его была едва видна в сумерках. Он стоял спиной ко двору, и Хоррок сказал своим людям, что Хаффен останется на часах до самого последнего момента. Бронвин подумала, что этот момент стремительно приближается, и увидела, как Хасим поднимается по лестнице к Хаффену.

Они помогли старику сесть в повозку, и Бронвин смотрела на Хаффена и Хасима, ждала, когда они спустятся и наконец будет дан сигнал к отступлению. Однако вместо этого они начали что-то обсуждать. Хаффен указывал на юго-восток, Хасим напряженно вглядывался в серые сумерки.

Внезапно Хаффен резко развернулся и осмотрел двор. Взгляд его остановился на Хорроке Зеленом Клинке, который стоял среди повозок.

– Хоррок, поднимись сюда.

В его голосе слышалась тревога.

Члены Отряда прекратили разговоры и вытянули шеи, чтобы получше разглядеть Хаффена. Капитан Отряда Призраков с озабоченным видом отошел от повозок и поднялся по каменным ступеням. Бронвин тоже оставила Каменного Пса и направилась следом за капитаном; вскоре после прибытия в бывшую крепость она решила, что должна знать обо всем, что происходит. Девушка по-прежнему оставалась аристократкой и чувствовала: самое меньшее, что она может сделать, это выслушать других и, если сумеет, дать совет.

Хоррок заметил, что она идет вслед за ним, но ничего не сказал. Когда они очутились на крепостной стене, Бронвин взглянула на погружавшееся в сумерки Травяное Море и вздохнула с облегчением: никакой непосредственной угрозы видно не было: ни лагерных костров, ни каких-либо других признаков приближения вражеской армии.

– Мы готовы уходить, Хаффен. В чем дело? – спросил Хоррок.

Хаффен все еще указывал на юго-восток, примерно в том же направлении, откуда две недели назад появилась Бронвин.

– Смотри туда, на опушку рощи, – обратился Хаффен к своему капитану.

Хоррок облокотился на крепостную стену.

– Ты уверен в том, что просто не ищешь причин остаться? – спросила Бронвин у Хаффена, стараясь говорить легкомысленным тоном.

Он сердито уставился на нее и ответил:

– Взгляни сама, Бронвин, и скажи, видишь ли ты что-либо под деревьями.

Она остановилась рядом с Хасимом и всмотрелась в сумерки. Роща была очень далеко, и в сгущавшейся темноте девушка едва могла различить деревья, которые слегка раскачивались на ветру.

В очередной раз подул ветер, и Бронвин показалось, что в темноте мелькнуло нечто блестящее – тусклая серебристая поверхность, которой было совершенно не место среди деревьев. Все трое невольно наклонились вперед, и у Бронвин перехватило дыхание, когда она заметила между стволами закованного в латы рыцаря верхом на коне. В следующую секунду рыцарь скрылся, но, быстро взглянув на остальных, девушка поняла по их лицам, что они тоже его видели.

– Да поможет нам Рованоко, – произнес Хаффен. – Это рыцарь Красного ордена.

Ветер усиливался, ветви деревьев качались все сильнее. Люди не сводили взглядов с рощи и вскоре заметили еще одного рыцаря, затем еще одного, а потом, когда на рощу налетел особенно сильный порыв ветра, вдалеке стала ясно видна целая колонна врагов.

Они молчали мгновение, затем Хоррок резко развернулся и шагнул к парапету, обращенному в сторону двора.

– Люди! Бежать поздно… Красные рыцари пришли, и мы должны сражаться за нашу землю.

Он помолчал несколько мгновений, а те, кто стоял внизу, ошеломленно смотрели на него со страхом в глазах.

– Будьте сильными, друзья мои! – крикнул Хоррок. – Сильными ради наших сыновей и наших дочерей… если нам суждено погибнуть на этой земле, защищая ее. Мы заставим тех, кто отнимет у нас жизнь, запомнить ночь, когда они сражались со свободными людьми Отряда Призраков.

В словах его слышалось убеждение, и Бронвин видела, что людей охватили дурные предчувствия, страх и одновременно растущая жажда крови.

– Мы будем защищать крепость. Уберите со двора повозки. Старики, женщины и дети пусть спрячутся в подземелье, – приказал капитан. – А вы, – он указал на боевых братьев Отряда, – убивайте любого, кто попытается проникнуть за стену.

– По местам, – спокойно скомандовал Хаффен.

Внизу началось движение, и люди торопливо бросились выполнять распоряжения Хоррока. Телеги быстро убрали под навесы в северной части руин. Женщины, дети и те, кто не мог сражаться, отправились вместе с Фрейей Холодные Глаза в подземные помещения, а воины, собравшиеся во дворе, побежали к деревянным укреплениям.

– Иди с Фрейей, – велел Хасим Бронвин, когда они стояли на крепостной стене.

– Ты знаешь, что я не пойду прятаться, зачем ты просишь меня об этом? – раздраженно произнесла она.

Он устремил на нее жесткий взгляд:

– Потому, что ты наследница Ро Канарна и не имеешь права умереть от меча какого-нибудь рыцаря. – Он был абсолютно серьезен, и Бронвин поняла по его голосу, что он действительно озабочен ее безопасностью.

– Несите метательные топорики, положите по связке в каждой удобной точке двора! – кричал стоявший поблизости Хаффен. – Каменный Пес, ты будешь здесь, со мной.

Бронвин подошла к Аль-Хасиму поближе, чтобы никто не слышал ее слов:

– Я знаю, тебе небезразлична моя жизнь, каресианец. Хотя уверена, что в основном ты боишься разгневать моего брата… но все равно я понимаю, что ты опасаешься за меня.

– Пожалуйста, иди с Фрейей, – мягко произнес он, протянув руку, чтобы взять ее ладонь.

Бронвин невольно убрала руку.

– Не надо, – сказала она. – Ты разволновался, увидев рыцарей, и у тебя мозги размягчились. – Она улыбнулась этому каресианскому проходимцу – человеку, оказавшемуся вдали от родины, который собирался сражаться вместе с раненами за клочок не принадлежавшей ему земли. – Если последние несколько недель нас чему-то и научили, то только тому, что выжить можно всегда, и не важно, при каких обстоятельствах.

– Это не развлечение, Бронвин, – произнес он, печально глядя на нее. – Это война. Я тоже раньше не участвовал в войне. Я всегда всеми силами старался этого избежать. – Он снова протянул к ней руку. – Оглянись вокруг… посмотри на Хаффена, на Хоррока, на этих людей там, внизу… к утру все они будут мертвы. Если ты спрячешься в подвале с женщинами и детьми, тебе могут оставить жизнь.

Они стояли несколько мгновений, молча глядя друг другу в глаза. Потом Бронвин отвернулась и вдруг заметила вдалеке нечто яркое. Хасим по-прежнему держал ее за руку, и она вдруг обнаружила, что ей нравится чувствовать тепло другого человека. Вместе они подошли к парапету, чтобы посмотреть на юг.

– Хаффен, рыцари собираются нас бомбардировать, – сказал Хасим через плечо.

Сообщил он об этом спокойно и мрачно, и когда Бронвин пригляделась, то увидела несколько тяжелых катапульт, заряженных огненными снарядами.

Хаффен громко выругался, подняв голову к небу, затем скомандовал:

– Прячьтесь! Катапульты!

Люди, находившиеся во дворе, бросились под прикрытие каменных стен.

Небо озарилось огнем, несколько катапульт выпустило снаряды в сторону крепости. Бронвин, широко раскрыв глаза, смотрела, как огненная точка все увеличивается; затем снаряд с грохотом пронесся у нее над головой. Хоррок, появившись у них за спиной, схватил их и потащил за крепостные стены.

– Берегись! – закричал капитан Отряда Призраков.

Люди как раз успели разбежаться по укрытиям; первый пылающий камень рухнул во двор, разнеся на куски оставшиеся повозки и осветив руины Ро Хейла. За первым последовало еще несколько снарядов, деревянные конструкции во дворе вспыхнули, укрепления начали рушиться, похоронив под собой людей. В горящей одежде они метались, пытаясь найти воду, или катались по камням, чтобы потушить огонь. Основная часть деревянных сооружений еще была цела. Воины Отряда припрятали бочки с горючей смолой в разных местах двора, готовясь к нападению рыцарей, и теперь спешили убрать их подальше от огня.

Затем со стороны Травяного Моря донеслись сигнал рога и рев множества глоток – это рыцари начинали наступление.

– Занять места, – спокойно приказал Хоррок и, вытащив из чехла двусторонний топор, зашагал вдоль крепостной стены.

Хаффен обернулся к Бронвин и Хасиму:

– Ну что ж, вы готовы к смерти?

Хасим и Бронвин обменялись долгими взглядами, и только в этот миг она поняла, что он по-прежнему сжимает ее руку в своей.


Люди Отряда Призраков скрывались за укреплениями, а горящие камни снова и снова со стуком обрушивались на внешние стены и восстановленные ворота. Бронвин и Аль-Хасим скрылись в сторожевой башенке над воротами, вместе с ними здесь находились Хаффен и еще десяток воинов Отряда. Рыцари наступали строем через равнину с южной стороны, их было человек пятьсот, и Хасим понял, что это авангард армии. Рыцари Красного ордена выкрикивали вызывающие слова, обращаясь к противнику, и стучали эфесами длинных мечей по своим красным нагрудникам. Катапульты подкатили ближе, но зажигательными снарядами больше не стреляли. Вместо этого катапульты заряжали огромными камнями, предназначенными для того, чтобы разрушить стены и сломать ворота.

Никто не предлагал сдаться, и Бронвин поняла, что рыцари просто намеревались очистить Ро Хейл от раненов и использовать его в качестве базы. Они не стали окружать руины, но и ранены не предприняли попыток к бегству. У рыцарей имелись боевые лошади, и они могли легко догнать любого, кто попытался бы бежать из города. Она подумала было посоветовать капитану сдаться, но по лицам окружавших ее воинов поняла, что они собираются оставаться в укрытии лишь до тех пор, пока не представится возможность сойтись с врагом в рукопашную.

У них не было ни катапульт, ни артиллерии, чтобы ответить на бомбардировку, и Хоррок приказал своим воинам спрятаться и сохранять терпение. Рыцари не увидят основных сил раненов, и Хоррок надеялся на то, что они войдут в город, не подозревая о том, что их здесь ждет. Он прикидывал, как нанести наибольший ущерб авангарду рыцарей и выиграть время для того, чтобы беженцы с повозками успели отступить через северный выход – Фрейя отвела туда основную часть детей, женщин и стариков через подземные коридоры.

Во дворе горели остатки разрушенных укреплений и телег, тут и там лежали мертвые тела. Терпение явно не числилось среди добродетелей Свободных Отрядов, и люди буквально дрожали от возбуждения и предвкушения схватки, ожидая рыцарей в своей каменной ловушке.

Стена содрогнулась – еще несколько валунов ударило в укрепления, и Бронвин спряталась за парапетом. Хасим был рядом, он заслонил ее своим телом, в руке он держал ятаган.

Затем снизу раздался треск дерева, и главные ворота Ро Хейла распахнулись внутрь. Рыцари Красного ордена разразились беспорядочными выкриками, послышался звук рога – сигнал к атаке. Все как один, пятьсот рыцарей пришпорили лошадей и поскакали к открытым воротам.

– Спокойно! – крикнул Хоррок, когда авангард образовал достаточно узкую цепочку для того, чтобы войти в ворота. – Пусть каждый выберет себе цель, и цельтесь как следует… После первого метания должны быть убиты пятьдесят человек.

Ранены, скрывавшиеся за высокими деревянными укреплениями, приготовились к атаке. В руках у каждого воина было по два метательных топорика, и примерно сто боевых братьев из Отряда Призраков получили задание метать топоры. Их задачей было уничтожить как можно больше рыцарей, чтобы вторая группа раненов смогла катить бочки с пылающей смолой навстречу всадникам. Если это не заставит рыцарей отступить, третья часть отряда, в которую входили Хасим, Хоррок, Хаффен и Бронвин, должна была вступить в ближний бой с противником.

Хоррок поднял топор, приготовившись к бою, и крикнул:

– Еще не время!..

Рыцари были уже у южной стены и резко развернулись, направляясь к воротам.

– Еще не время!.. – снова взревел Хоррок, а рыцари уже добрались до ворот и начали въезжать во двор. – Еще нет!.. – в последний раз крикнул он, повысив голос, чтобы его услышали за стуком копыт и звоном доспехов.

Люди ро заполнили внутренний двор. Бронвин была поражена числом рыцарей. Пятьсот воинов Красного ордена в полном боевом вооружении въехали во двор и рассеялись, выполняя четко отработанный маневр. В руках у них сверкали обнаженные длинные мечи.

– Пора! – возгласил Хоррок, выпрямился во весь рост и повернулся лицом к авангарду рыцарей.

Спустя мгновение после его команды первый залп топориков обрушился на захватчиков. Ранены, все как один, поднялись из своих укрытий, расположенных высоко над землей, и с вызывающими криками швырнули в рыцарей сотню топоров.

Руины старой крепости словно ожили: воины Отряда Призраков выплеснули свой долго сдерживаемый гнев на людей ро. Крики были оглушительными, и Бронвин не слышала голосов ро из-за воплей защитников, но со своего наблюдательного пункта хорошо видела двор; видела, как острые словно бритва метательные топоры вонзались в тела людей и лошадей.

Требование Хоррока насчет пятидесяти убитых было почти выполнено: топоры сносили людям головы, отрубали конечности, калечили и убивали лошадей.

– Это земля Призраков! – заревел Хаффен, стоявший на стене над воротами, и поднял над головой топор. – Пока мы живы, вам ее не захватить.

Рыцари не ожидали такого жестокого отпора, но быстро пришли в себя, и Бронвин увидела, что их капитан, спрятавшись за круглым щитом, отдает приказ атаковать деревянные укрепления.

Последовал второй залп. На этот раз защитники целились вернее, и немало черепов было расколото стальными топорами Отряда Призраков.

– Отлично, ребята! – кричал Хаффен из сторожевой башенки. – Покажите этим ублюдкам, как сражаются ранены.

Бронвин и Аль-Хасим по-прежнему скрывались за парапетом, хотя прятаться было уже не столь необходимо – капкан захлопнулся. Бронвин могла разглядеть сквозь дым катапульты на равнине, южнее крепости, но, как только рыцари вошли в город, обстрел прекратился.

Два залпа метательных топориков убили и покалечили более сотни рыцарей, и по двору бегали лошади без всадников. Рыцари, которых не задело, но под которыми убили коней, неуклюже поднимались на ноги.

– Подожжем этих гадов! – приказал Хоррок со своей позиции на лестнице.

Из-за баррикад и заграждений, расположенных на уровне земли, полетели пылающие факелы, а вторая волна Отряда Призраков открыла деревянные люки, и воины покатили на Красных рыцарей тяжелые бочонки и бочки. У всех имелся длинный зажженный фитиль, несколько бочек разрубили топорами, чтобы ускорить распространение пламени.

Рыцари не смогли достаточно быстро отреагировать, и спустя несколько секунд их охватило пламя. Во дворе раздались пронзительные крики; перепуганные лошади вставали на дыбы и сбрасывали всадников. Одна из них случайно раздавила горящую бочку, и липкая смола разлилась по булыжникам двора; при этом загорелись рыцари, которые пытались подняться на ноги.

В отряде рыцарей возникли суматоха и беспорядок; люди размахивали руками, пытаясь погасить пламя. Бронвин поморщилась и отвернулась от жуткой сцены.

Деревянные заграждения облили водой, чтобы огонь не распространялся на сооружения раненов, и несколько рыцарей, пытавшихся забраться на укрепления, были моментально убиты защитниками. Капитан авангарда был еще жив и упрямо размахивал длинным мечом над головой, словно имитируя жест Хаффена.

– Все ко мне! – приказал он боеспособным рыцарям.

Менее половины из пятисот рыцарей еще могли сражаться, но многие из них лишились лошадей. Атака с помощью бочек лишила их возможности сразу же напасть на баррикады, но сейчас они перегруппировались.

– К оружию! – приказал Хоррок, приготовив свой топор с двумя лезвиями и спускаясь с крепостной стены на деревянные леса.

– Это он нам, – спокойно обратился Аль-Хасим к Бронвин. – Возьми. – Он протянул ей небольшой деревянный щит. – Ты скорее останешься в живых, если воспользуешься щитом, и поменьше размахивай своим ножичком. – Он кивнул на ее короткий меч.

– После вас, – усмехнулась Бронвин, сделав глубокий вдох.

Хаффен, находившийся поблизости, уже бежал по крепостной стене, чтобы присоединиться к капитану. Другие воины Отряда, вооруженные разнообразными тяжелыми топорами и молотами, быстро двигались к внутренним укреплениям, и Бронвин видела у тех, кто метал топоры, длинные копья.

Когда она вышла из сторожки, кое-что привлекло ее внимание, и она замерла.

– Хасим! – вскрикнула она. – Посмотри!

Далеко на укрытой туманом равнине, позади катапульт, над Травяным Морем поднималось облако пыли. Бронвин видела, как приближается огромное количество лошадей. Их было слишком много, их невозможно было сосчитать. Над головами рыцарей на вечернем ветру развевались два штандарта. На одном изображался белый орел Ро Тириса, а на другом – зловещий пурпурный скипетр священнослужителей-аристократов. Бронвин выругалась про себя, когда в виду Ро Хейла показалась основная часть королевской армии.

Хасим подошел к ней и взглянул на армию ро, наступавшую через Травяное Море.

– Да хранит нас Джаа. Их так много… Хоррок! – крикнул он. – Похоже, к нам пожаловал сам король.

Если капитан Отряда Призраков его и услышал, он не подал никаких признаков намерения изменить свой план. Вместо этого он присоединился к третьей волне защитников и начал рубить рыцарей, пытавшихся взять штурмом укрепления.

– Пойдем, им нужна помощь.

Хасим схватил Бронвин за руку и повел вниз по каменным ступеням на внутренние укрепления.

Стиснув рукоять короткого меча, она почувствовала, что ее пальцы дрожат. Ей приходилось убивать прежде, в туннелях Ро Канарна, когда они с Хасимом спасались бегством, но сейчас все ей виделось иначе – это был бой, и Бронвин знала, что не принесет никакой пользы, если не сможет убить хотя бы одного вражеского воина.

Они спустились на баррикады и присоединились к защитникам крепости. Рыцари перегруппировались и пытались пробиться на деревянные бастионы. Однако это удалось немногим: длинные копья, которыми были вооружены метатели топоров, мешали рыцарям приблизиться, но Бронвин решила, что это всего лишь вопрос времени.

Капитан рыцарей по-прежнему сидел на коне, отдавая приказания солдатам, и на лицах людей ро была написана решимость; они вспомнили о своем профессионализме и боевых навыках. Они рубили деревянные люки, находившиеся на уровне земли, и несколько раненов, которые поджигали шнуры от бочек, погибли от ударов длинных мечей, протыкавших доски и проникавших в щели между ними.

– Открыть люки! – приказал капитан рыцарей, напрягая голос, чтобы перекричать шум сражения.

Бронвин оказалась на краю баррикады; внизу рыцари пытались прорвать оборону. Она встретилась взглядом с одним из воинов ро; человек, покрытый ожогами, разъяренно рубил доски. Мгновение спустя в грудь ему вонзилось копье, и он рухнул на булыжники мостовой. Другой человек занял его место, к нему присоединился еще один, и они продолжили крушить люк.

Хасим появился рядом с Бронвин, держа в руках копье, и, закряхтев от усилия, пронзил одному из противников грудь. Кровь забрызгала других рыцарей, и снизу донесся поток гневных оскорблений.

А в следующую минуту рыцари швырнули один из уцелевших бочонков со смолой наверх, на деревянные укрепления. У Бронвин перехватило дыхание, когда бочонок угодил на леса почти рядом с ней, буквально взорвался и два ранена полетели вниз, во двор. Пламя начало быстро распространяться, и она подняла руку со щитом, чтобы спастись от жара.

– Погасите огонь! – раздался крик Хоррока.

Несколько человек бросились к ведрам с водой, но липкая смола быстро растеклась на достаточно большой площади, и пламя распространялось все дальше.

С гневным ревом капитан Хоррок Зеленый Клинок спрыгнул с баррикады и стал первым человеком из Отряда, вступившим в непосредственную схватку с рыцарями. Одного он убил сразу, разрубив ему грудь могучим ударом топора, но к нему тут же бросились другие рыцари.

– Пора поразмяться, ребята, – объявил Хаффен и присоединился к своему капитану.

За ним последовали и другие. С криками «За Призраков!» они набросились на рыцарей Красного ордена, и вскоре большая часть третьего подразделения покинула укрепления и очутилась во дворе.

– Оставайся здесь, – приказал Хасим, бросая копье и вытаскивая ятаган и нож-крис.

– Не дождешься, – ответила Бронвин.

Он бросил на нее полный раздражения взгляд, но не стал спорить, и оба спрыгнули на землю.

– Тогда держись ближе ко мне. Руби по шее и голове и прикрывайся щитом.

Схватка, среди которой они очутились, была жестокой и отчаянной, многие ранены впадали в состояние боевой ярости и с невероятной силой рубились с рыцарями. Хаффен превратился в разъяренного зверя, и в уголках его рта выступила пена; он держал топор двумя руками, вертелся вокруг своей оси и убивал любого, кто осмеливался приблизиться к нему. Рыцари сначала попятились от ужасного человека с топором, но Бронвин видела, что в искусстве боя люди Отряда уступают Красным рыцарям.

Она заметила, как Мика Каменный Пес отчаянно бьется с молодым рыцарем, стоя спиной к стене. Неподалеку Хоррок сражался сразу с двумя людьми ро, и лишь его могучее телосложение и сила спасали его от смерти. В этот миг Бронвин столкнулась с каким-то рыцарем, который замахнулся на нее мечом. Машинально она подняла щит и едва не упала, такой силы был этот удар. За первым выпадом последовали второй и третий, и она почувствовала, что следующего она не переживет.

– Так с дамой не обращаются, мужлан! – крикнул Хасим, появляясь за спиной у рыцаря; одним движением он ловко перерезал врагу горло. – Я же сказал, держись ближе ко мне, – повторил он, помогая Бронвин подняться на ноги. – Я не позволю тебе умереть здесь.

Они сражались спина к спине, и оба полагались на проворство, чтобы уклоняться от выпадов рыцарей. Бронвин все чаще пользовалась щитом и лишь время от времени быстро наносила удар в лицо или шею нападавшему. Она выколола глаз одному, отрубила ухо другому, но и сама получила несколько незначительных ран. У Хасима дела шли лучше, он пока не был ранен и только что прикончил еще одного рыцаря метким ударом криса. Ногой отбросив мертвое тело, он оттолкнул в сторону Бронвин, когда на них устремился могучий рыцарь.

– Сражайся со мной, ты, сын каресианской шлюхи! – закричал рыцарь, опуская меч на голову Хасима.

Тот едва уклонился от меча, бросившись назад, и вонзил ятаган в бок рыцаря. Гигант вскрикнул от боли, но схватился за торчавший из его тела клинок и вырвал его из руки Хасима. Затем пнул каресианца, и тот покатился по земле.

– Бронвин! – крикнул он, когда рыцарь приблизился к молодой наследнице Канарна.

Рыцарь ро был настолько поглощен битвой, что не замечал раны, нанесенной ему Хасимом, и так же не обратил внимания на скользящий удар метательного топора.

– Пришло тебе время умереть, Черный Страж! – дико оскалившись, произнес рыцарь.

Но, занеся меч над головой для смертельного удара, он вдруг замер, и глаза его полезли из орбит – в затылок ему вонзился кинжал. За широкими плечами рыцаря мелькнула Фрейя Холодные Глаза. Она повернула кинжал в ране, чтобы убедиться в том, что рыцарь мертв, а когда выдернула, тот повалился на камни.

– Фрейя… – выдохнула Бронвин, быстро вскакивая на ноги и не зная, как выразить благодарность.

– Успокойся, молодая госпожа, и просто будь осторожнее. – Женщина-воин улыбалась, но по ее лицу текла кровь, и девушка поняла, что она сражалась так же яростно, как все остальные.

Хасим забрал свой ятаган у мертвого рыцаря и, схватив Бронвин за руку, потащил ее прочь.

– Дело не в Броме, понятно? Я не позволю тебе умереть здесь. – Он снова повторил эту фразу, и Бронвин почувствовала, что каресианский искатель приключений говорит искренне. – Я знаю, что прятаться ты не согласишься, но по крайней мере держись подальше от таких здоровенных ублюдков, как этот. – И он жестом указал на мертвого великана.

Бронвин кивнула и благодарно коснулась лица Хасима. Не говоря больше ни слова, они вернулись во двор. Трудно было сказать, на чьей стороне перевес, но Хоррок и Хаффен были еще живы и убивали направо и налево, хотя Бронвин больше нигде не видела Каменного Пса. Большая часть рыцарей остались без лошадей, обезумевшие животные либо кружили по двору, либо убежали в поле.

Следующие несколько минут тянулись ужасающе долго; из-за отрубленных голов и конечностей, луж крови двор крепости Ро Хейл стал похож на скотобойню. Бронвин держалась подальше от центра двора, они с Хасимом старались не отходить от стен. Хоррок выкрикнул вызов на бой капитану рыцарей, толпа на мгновение расступилась, и Бронвин увидела, что два капитана встретились посередине.

Люди с метательными топорами тоже не сидели сложа руки, и большая часть рыцарей была загнана в угол. Когда Хоррок схватился с капитаном рыцарей, сражавшиеся не могли не наблюдать за двумя командирами; каждый воин надеялся на победу своего. Даже Хаффен отступил к баррикадам, чтобы передохнуть несколько минут и вытереть с лица кровь и пот.

Хоррок сражался не так, как во время поединка с Вереллианом две недели назад; он прибегал к нечестным приемам, пинал рыцаря ногами, иногда наносил удар кулаком, чтобы тот потерял равновесие. Капитана рыцарей раздражало, что Хоррок дерется нечестно, но он ничего не мог с этим поделать; и вот на его латы обрушились удары топора. В нагрудной пластине появились вмятины, он парировал удары все более неловко и наконец после обманного выпада ранена потерял бдительность, и мощный удар топора, направленный сверху вниз, рассек его череп надвое.

Когда окровавленное тело капитана бесформенной массой повалилось на землю, оставшиеся Красные рыцари утратили боевой дух и начали беспорядочно отступать, и еще несколько их было убито во время бегства. Рыцари бросились к открытым воротам и устремились в Травяное Море, а люди Отряда Призраков подняли над головой оружие и издали громоподобные победные крики.

– Хватит орать, олухи! – заорал Хоррок. – Потушите наконец этот огонь и забаррикадируйте ворота. – Люди замерли на мгновение, уставившись на своего капитана. – Пошевеливайтесь!

И все разбежались выполнять его приказания.

Хаффен и другие воины подняли разрушенные ворота и с помощью копий заклинили в петлях, затем подперли их бревнами и обломками дерева. Несколько десятков человек по цепочке передавали ведра с водой, чтобы потушить горящие укрепления. Остальные повалились на землю в крайней усталости.

Хасим и Бронвин пробрались через залитый кровью двор к тому месту, где сидел все еще тяжело дышавший Хоррок.

– Это был всего лишь передовой отряд, – сказал каресианец.

Хоррок посмотрел на него с таким видом, как будто тот говорил о какой-то ерунде, но через мгновение слегка улыбнулся:

– Я знаю, но, по крайней мере, мы их ненадолго задержали. – Он поднялся и осмотрел укрепления и баррикады.

Бронвин видела, что лишь половина из них могла теперь обеспечить какое-то прикрытие и из-за пожара большой участок их полностью обрушился. Повсюду лежали тела убитых, и, несмотря на то что трупов ро было больше, чем трупов раненов, ее все равно потрясло количество погибших защитников.

– Мы не сможем удержать крепость, если они снова пойдут на штурм, – произнесла она, не успев обдумать свои слова.

– Это верно, – ответил Хоррок, – но им это неизвестно. – Он по-прежнему еще не отдышатся, но Бронвин увидела в его пронизывающих синих глазах стальную решимость.

– Если я хоть что-нибудь понимаю в Красных рыцарях, – заговорил Хасим, – а мне кажется, что понимаю, то я не думаю, что они рискнут еще раз напасть открыто. – Он указал на ворота, которые Хаффен со своими людьми поспешно восстанавливал. – Если ворота покажутся им достаточно прочными, они попробуют иную тактику. Рыцарям не нравится проигрывать в схватке, и они не рискнут снова вломиться в крепость.

– И что, они будут продолжать бросать в нас камни? – мрачно спросил Хоррок.

Хасим кивнул:

– Возможно. Но, скорее всего, они окружат город и попытаются уморить нас голодом. У них достаточно воинов для осады, и теперь им известно, что мы готовы сражаться…

– Вообще-то у нас есть один человек, совет которого мог бы нам сейчас помочь, – вмешалась Бронвин, имея в виду сэра Уильяма из Вереллиана.

Хоррок и Хасим с сомнением посмотрели на нее.

– Хоть он и пленник, но он рыцарь Красного ордена, Бронвин, – возразил Хасим. – Вряд ли он станет помогать нам советом.

– Верно, но у него есть понятие о чести. Я полагаю, он все-таки поможет. В любом случае он будет хотеть, чтобы погибло меньше людей. – Она подумала и продолжила: – По крайней мере, он сможет сказать нам, что они собираются делать дальше.

Хасим улыбнулся:

– Значит ли это, что ты не доверяешь моим познаниям в рыцарской тактике?

Какой-то человек принес Хорроку миску с водой, тот умыл окровавленное лицо и несколько раз тряхнул головой.

– Твои знания могут быть обширны, Хасим, но все же на самом деле ты не рыцарь, – сказал он.

Его люди сновали туда-сюда по укреплениям, собирали метательные топорики, ремонтировали то, что можно было быстро починить, уносили из двора трупы.

– Каресианец, будь другом, сходи за нашим пленником, – произнес Хоррок. – Найди Каменного Пса и возьми его с собой… и не снимай с рыцаря цепей.

Аль-Хасим не был раненом и тем более не принадлежал к Отряду Призраков, но он отправился выполнять приказ Хоррока, помедлив лишь мгновение. Бронвин следила за ним, желая убедиться, что Каменный Пес жив.

– Ты хорошо сражалась, госпожа, – неожиданно сказал Хоррок. – Ты вся в крови, на твоем щите вмятины, и ты еще жива… я рад.

– Фрейе пришлось один раз спасать мою жизнь… И это верно, я еще жива. А многие из твоих людей мертвы, – печально ответила она, будучи не в силах отвернуться от двора, заваленного изувеченными телами.

Фрейя и несколько подростков из подвала пересчитывали мертвых и уносили пострадавших в безопасное подземелье. К телам мертвых рыцарей относились с уважением, но убирать их было некуда, и их просто сложили в стороне и развели примитивный погребальный костер. Хаффен по-прежнему изо всех сил старался укрепить ворота. Деревянные платформы могли служить как площадки для швыряния топоров, но в качестве баррикад они были уже бесполезны.

– Тебе следует подыскать оружие подлиннее, – неожиданно обратился к ней Хоррок.

– Не поняла… что ты сказал? – переспросила Бронвин.

– Щит – это хорошо, но тебе ведь нужно и атаковать врага, а с твоим коротким щитом и короткими руками это не слишком удобно.

Бронвин рассмеялась, услышав это откровенное замечание.

– Ты когда-нибудь сражалась топором? – спросил он.

– Брат учил меня обращению с мечом, но мне не приходилось убивать до того дня, как месяц назад мы бежали из Канарна, – тихо ответила она. – Мне никогда и в голову не приходило, что мне придется убивать людей. На свете есть много других вещей, о которых стоит подумать.

Хоррок прищурил синие глаза:

– Я однажды встречал Брома. Хладнокровный каналья, насколько я помню. – Он улыбнулся. – И ты такая же. Большинство людей мучаются после того, как убивают в первый раз. Тебе хоть бы что.

– На кону стоит многое… мой дом, мой народ, честь моей семьи… – Она опустила голову. – Пока Канарн занят врагами, я не могу позволить себе быть чрезмерно чувствительной.

Глава девятая Брат Ланри в городе Ро Канарн

Когда Ланри отправился в свое ежевечернее путешествие в бывшую канцелярию лорда-маршала, только начинало смеркаться. Сэр Певайн предпочитал, чтобы священник приходил прежде, чем начиналась пьянка наемников. Даже с трезвыми было достаточно трудно иметь дело, но в пьяном виде они проявляли неуправляемую злобу. Ланри было очень нужно раздобыть еще воды и пищи. Люди Ро Канарна, которые оставались в своих домах во время битвы, страдали от голода. Наемники выключили насосы, подававшие воду в город, и пользовались контролем над распределением воды и продуктов для того, чтобы держать население в подчинении. Людям отказывали в самом необходимом, а сколько было тех,кто недавно лишился жилья и семьи…

– Фултон, поторопись, – обратился Ланри к бывшему содержателю таверны, который толкал тележку следом за ним. – Темнеет уже.

– А почему бы вам самому не толкать ее? – буркнул Фултон, на лбу которого выступили капли пота.

Ланри положил руку на его плечо и улыбнулся.

– Потому что я старый толстяк с больной спиной, и, если бы я толкал тележку, мы бы добрались до места только к завтрашнему утру, – пошутил священник.

Ланри старался сохранять бодрость духа, несмотря на то что город лежал в руинах; со дня смерти герцога Эктора люди смотрели на него как на своего защитника. Жестокости войны не могли вынудить его покинуть свой дом, а кроме того, будучи служителем Коричневой церкви, он мог не бояться пыток и смерти, которые ждали его сограждан. За последний месяц ему пришлось немало насмотреться и на то и на другое. Коричневые священники служили той стороне сущности Одного Бога, которая была связана с бедностью и милосердием, и Ланри посвятил жизнь заботе о жителях Ро Канарна. Он был единственным священником в городе, и сначала герцог Эктор едва терпел его присутствие. Ланри потребовалось много времени, чтобы убедить герцога в своих добрых намерениях, и сейчас, спустя двадцать лет после того, как он построил свою небольшую Коричневую часовню, в нем нуждались сильнее, чем когда-либо прежде.

Он улыбнулся про себя, вспомнив, как взял свою тяжелую палицу с железным наконечником и присоединился к гвардии герцога, защищавшей город. Он почувствовал некоторое смущение, когда ему действительно удалось ударить какого-то Красного рыцаря дубиной по голове, и втайне надеялся, что тот остался жив. Ланри не был воином, но он знал, что его долг – сражаться за свой дом вместе с другими мужчинами Канарна.

Они провезли тележку через главную площадь, по направлению к канцелярии лорда-маршала, окна которой выходили на пристань. Певайн убил маршала и занял каменное здание канцелярии, вел себя, словно герой-победитель, и время от времени судил тех, кто ему не нравился. Рыцарь-наемник казнил столько людей, что Ланри даже не хотел вспоминать об этом, и сейчас в заботах священника нуждалось меньше половины прежнего населения города. Они по-прежнему ждали от него помощи, но в душе ему хотелось плакать над ними, над тем, что пришлось перенести его народу. Он видел, как дети умирали от голода; в городе не хватало чистой питьевой воды, началось распространение заразных болезней. Певайн ежедневно выдавал священнику некоторое количество воды, но его едва хватало на сто человек, и Ланри пришлось установить очередность получения воды для горожан. Если человек получал воду сегодня, назавтра ему приходилось обходиться без нее. Священник очень жалел их, но благодаря такой системе большинство людей пока оставались в живых.

– А что, если просто подождать, пока они не напьются и не вырубятся, и тогда набрать еды столько, сколько нужно? – предложил Фултон, когда они приблизились к башне Мирового Ворона.

– Интересная мысль… но тогда будь добр, расскажи мне, что происходит с тобой на следующий день после большой попойки? – ответил Ланри, стараясь говорить терпеливо.

– Просыпаешься с головной болью… я, по крайней мере.

– А теперь подумай: что сделают эти люди, когда они «проснутся с головной болью» и поймут, что мы украли у них пищу и воду?

Трактирщик поразмыслил над этими словами.

– Наверное, они отправятся нас искать, – признал он.

– Терпение сейчас для нас – основное оружие, друг мой, – мягко сказал Ланри и положил руку на плечо Фултона, чтобы его утешить. – Запомни мои слова: скоро ты снова сможешь открыть свою таверну.

Ланри старался сохранять оптимизм в разговорах с жителями Канарна и даже заходил настолько далеко, что выражал надежду на возвращение молодого лорда Бромви в качестве освободителя. Однако на самом деле Коричневый священник был близок к отчаянию и знал, что бесполезно цепляться за эту жалкую надежду.

Они завернули за угол, и впереди показался каменный дом канцелярии. Прежде здесь царило оживление, находилось несколько отличных таверн и небольшой рынок для торговли рыбой. Сейчас окна всех зданий были заколочены, либо их разобрали на дрова, и единственные признаки жизни наблюдались только в самой канцелярии, которая превратилась в импровизированный кабак и штаб-квартиру наемников Певайна. Во всех окнах горел свет, и даже за полквартала слышались голоса и были видны шнырявшие туда-сюда люди. Наемников было слишком много, чтобы все могли найти ночлег в этом здании, и поэтому на площади перед ним был устроен примитивный лагерь. Люди грелись у небольших костров, передавая друг другу бутылки краденого вина и рассказывая неправдоподобные истории о своих сексуальных подвигах. Ланри узнавал лица насильников, убийц и воров – людей, которые, как стервятники, питающиеся падалью, жили за счет жителей Ро Канарна уже больше месяца. За исключением примерно десятка людей, которые патрулировали город, здесь можно было найти всех, и Ланри до боли стиснул челюсти, готовясь пройти мимо них.

– Просто опусти голову и ни на кого не смотри, – бросил он через плечо Фултону, который волновался все сильнее.

Их сразу заметили, и Ланри расслышал несколько непристойных замечаний в свой адрес – мерзкие шуточки насчет их с Фултоном мужских способностей и неприличные жесты, смысл которых Коричневый священник не вполне понимал. Грязные, заросшие лица с неприятными ухмылками обратились к ним. Ланри вежливо улыбался, зная, что эти люди его не тронут, но боялся за Фултона и велел ему держаться как можно ближе к себе.

– Тебе чего нужно, старый педераст? – рявкнул беззубый наемник, охранявший вход в канцелярию маршала.

Часто именно этот человек встречал брата Ланри, когда тот по вечерам приходил за продуктами. Наемник был невежей и, без сомнения, происходил из нищей семьи, если у него вообще была семья; но брат Ланри все равно улыбался при мысли, как он врезал бы дубиной по роже этому кретину.

– Я прошу прощения, вы ко мне обращаетесь? – рассеянно переспросил Ланри.

– Ты же знаешь, что я с тобой говорю, паршивый жрец! – произнес наемник привычным агрессивным тоном.

– И вы знаете, что мне нужно, давайте не будем продолжать этот бессмысленный разговор. – Ланри бесстрастно взглянул на наемника и, небрежно махнув рукой, велел ему отойти. – Я пришел не для того, чтобы разговаривать с вами… Мне даже смотреть на вас неприятно, так что убирайтесь прочь с дороги, – добавил Коричневый священник.

Фултону едва удалось подавить смешок, а наемник смутился, подтвердив предположения Ланри насчет своих умственных способностей; однако он все же отошел, и священник с трактирщиком направились к открытым дверям.

– Как вам это удается? – шепотом спросил Фултон, на губах которого появилась нервная улыбка.

– Потому что эти люди недостойны ничего, кроме презрения и удара мечом, мой дорогой Фултон, и они настолько тупы, что даже не понимают, как они отвратительны. – Он остановился, обернулся и взглянул на трактирщика с безмятежной улыбкой. – Но мне хотелось бы думать, что они все же понимают, что заслужили оскорбления.

Ланри снова двинулся вперед, а Фултон в недоумении поспешил за ним.

Когда-то двери канцелярии маршала были распахнуты настежь целый день и любой гражданин Канарна мог свободно войти сюда. Но с тех пор, как сэр Певайн захватил это здание, он выставил охрану снаружи и впускал только тех людей, которых сам желал видеть. Ежедневные просьбы о пище, воде и жилье раздражали рыцаря-наемника, и он убил нескольких людей, жаловавшихся на то, что их винные склады разграблены и сожжены. После этого дверь уже никому не открывали. Брат Ланри был единственным гражданином Ро Канарна, которого сэр Певайн соглашался терпеть, и то лишь потому, что получил приказ не трогать священника.

Когда Ланри и Фултон вошли, то чуть не задохнулись от невыносимой вони; несло дрянным вином и блевотиной, и они невольно прижали руки к носам.

– Они хоть иногда моют здесь пол? – прошептал Фултон.

– Примерно так же часто, как моются сами, – ответил Ланри, – а это, судя по их виду, событие из ряда вон выходящее.

Дверь вела в помещение старой ратуши Ро Канарна – просторный зал с высоким потолком, который прежде использовался для различных целей: как рыбный рынок, место собраний и заседаний городского совета. Рыбаки больше не выходили в море, и зал превратился в ночлежку для наиболее доверенных лейтенантов Певайна. Они расположились вокруг на краденой мебели, пили краденое вино и ели краденое мясо. Все эти люди были по национальности ро, но принадлежали к самым низшим слоям общества – наймиты, убивавшие по приказу того, кто им платил, которые нашли способ удовлетворять свои кровожадные инстинкты, стремление грабить, насиловать и делать это относительно законно. Ланри понимал, что на войне понятие преступления несколько размыто, но все равно надеялся на то, что однажды вся эта мразь ответит за свои преступления.

Они прошли через коридор, мимо небольших групп наемников в черных доспехах, большинство из которых были уже пьяны почти до бесчувствия, и поднялись по главной лестнице к Певайну, обосновавшемуся на втором этаже. Никто больше не обращался к ним, и Фултон, казалось, несколько успокоился, когда основная масса наемников осталась позади.

Трактирщик остановился на верхней ступеньке, и Ланри увидел на лице друга выражение изумления и гнева.

– В чем дело, Фултон? – спросил священник.

– Этот человек… – ответил тот, дрожащей рукой указывая на огромного бородатого верзилу, развалившегося на скамье перед дверьми Певайна. – Это он, тот самый, который… забрал Беллу.

Ланри вспомнил веселую, жизнерадостную жену Фултона. Она была кухаркой и работала с мужем в их таверне. В ночь сражения наемник вломился к ним в дом, и Белла попыталась убить его кухонным ножом. Но вместо этого он утащил ее в загон для пленников на городской площади. Фултон в это время находился в Коричневой часовне и увидел свою жену лишь несколько дней спустя – ее изнасиловал, а потом обезглавил тот самый человек, с которым она пыталась бороться. И он сейчас лежал, гогоча над какой-то непристойной шуткой, у дверей своего хозяина.

Ланри прикоснулся к плечу Фултона, пытаясь успокоить его.

– Если ты погибнешь сегодня, мой друг, никому от этого не станет легче, – прошептал священник. – Просто отвернись, не смотри на него.

Фултон беззвучно заплакал, но кивнул и послушался совета Ланри, прекрасно понимая, что слова Ланри мудры.

Они прошли мимо убийцы, который едва взглянул на них, занятый разговором с другим наемником, и брат Ланри постучал в дверь Певайна.

– Я занят, – тут же послышался ответ.

– Он занят, брат, – повторил наемник. – Отвали и приходи позже.

– Если я приду позже, мне все равно скажут, что он занят, – произнес Ланри, призвав на помощь все свои запасы терпения. – Одно и то же происходит каждый день. Нельзя ли просто миновать этот обычный ритуал и перейти к основной части, чтобы я мог вернуться в церковь с пищей и водой?

Наемник расхохотался и хлопнул Ланри по спине.

– Ты прав, жрец, – хмыкнул он и сам постучался к Певайну. – Халлам, это твой Коричневый священник.

Последовала небольшая пауза, затем недовольный голос из-за двери произнес:

– Ладно, Ланри, заходи.

Ланри вежливо улыбнулся наемнику, взял Фултона за руку, чтобы тот не отставал, повернул дверную ручку и вошел в кабинет маршала.

Священник пересек его и остановился перед письменным столом. Певайн изображал сейчас кого-то наподобие военного губернатора – хозяина Канарна, только рангом пониже, чем сэр Риллион, который ясно дал понять, что ему нет дела до населения. Рыцари Красного ордена были более благородными и по-своему более добрыми к людям, чем наемники. Однако Ланри не видел ни одного из них с того дня, как крупные силы прошли через город две недели назад, и ему приходилось общаться только с Певайном и его ублюдками.

– Значит, ты за едой и водой, Ланри? – спросил Певайн и демонстративно зевнул.

– Именно так. Я был бы очень признателен, если бы вы выдали немного больше, чем вчера, – ответил священник.

– Сколько получишь, столько и получишь. – Певайн злобно взглянул на Ланри. – У меня количество припасов ограничено, а мои люди тоже должны есть и пить.

– Но ваши люди могут взять пищу и воду, когда захотят, а мои вынуждены распределять на несколько дней то, что вы выдаете нам. Люди умирают от голода и болезней, Певайн.

Вопрос был серьезный, ведь теперь, когда герцога не стало, Ланри отвечал за жизнь и здоровье горожан.

Наемник рассмеялся, как будто Ланри сообщил ему нечто забавное:

– Значит, кучка вонючих крестьян немного похудеет… подумаешь, проблема!

Ланри стиснул челюсти и ощутил внезапное желание помыться, оказавшись дома. Общаться с таким отвратительным негодяем ежедневно было весьма и весьма нелегким испытанием.

– Если вы уничтожили половину населения, это еще не означает, что остальным не надо есть и пить, – сказал Ланри как можно более спокойным тоном. – Мы можем обойтись без вина, рыба и мясо остались в далеком прошлом, но хлеб, крупа и вода необходимы для выживания… сэр рыцарь.

Певайн обошел письменный стол и остановился перед братом Ланри. Рыцарь был очень высокого роста, и от него исходил неприятный запах. Священник даже заподозрил, что Певайн специально не моется, чтобы производить особенно мерзкое впечатление.

– Не надо относиться к жизни так серьезно, Ланри. Почему бы нам не открыть с тобой бутылочку вина и не позвать симпатичных крестьянских шлюх; хоть пару часов получим удовольствие от того, что мы мужчины. – Улыбка Певайна была не менее отвратительна, чем его вонь. – Прежде всего я служитель Коричневого ордена. Когда-нибудь позднее я наверняка вспомню, что я мужчина. Но сейчас нельзя ли мне, с вашего позволения, получить продукты? – спросил Ланри, позволяя себе выдать охватившее его раздражение.

Фултон по-прежнему смотрел в пол; время от времени он морщился от страха и нетерпения, но в основном лицо его было бесстрастным, и он не издавал ни звука. Певайн до сих пор не обращал на него внимания, но сейчас он вопросительно взглянул на Ланри.

– Твой друг, я вижу, нервничает. Может быть, он составит мне компанию и вспомнит о том, что он мужчина? – Наемник подошел к Фултону. – Как насчет поразвлечься, человечек?

Ланри отстранил Фултона и решительно встал перед Певайном, который устремил на него злобный взгляд.

– Если вас не затруднит… мы очень спешим, – вежливо произнес он.

– Хорошо! – раздраженно рявкнул рыцарь-наемник. – Вы все такие деловые, церковники. Идите за мной.

Ланри вздохнул немного свободнее, когда Певайн повернулся к боковой двери. Внешние стены канцелярии маршала были из камня, но внутри он представлял собой сеть деревянных лестниц, которые вели в различные бункеры для зерна и склады продуктов. В мирные времена эти хранилища использовались для засолки и копчения мяса и рыбы, а также для того, чтобы запасать продукты на зиму – зимы в Канарне были долгими и суровыми. Сейчас этими складами пользовались для того, чтобы контролировать голодавших жителей.

Ланри и Фултон последовали за Певайном к боковой двери, спустились по лестнице; через два пролета начинался туннель. Он проходил под территорией порта Ро Канарна и представлял собой один из нескольких входов в подземные хранилища, построенные отцом герцога Эктора для защиты от воров и сбережения продуктов. Раньше за них отвечал лорд-маршал, а поскольку деловая активность народа процветала, за последние несколько лет здесь было собрано несколько крупных урожаев зерна.

В конце туннеля виднелось несколько деревянных лестниц, которые вели на улицы. У входа слонялись наемники, якобы охранявшие склады, а сами в это время напивались до бесчувствия.

– Все отлично, босс, – сказал один из солдат Певайну вместо приветствия.

Рыцарь не обратил на него внимания и жестом велел Ланри подниматься по ближайшей лестнице.

– Мы что, не пойдем на склад? – удивился священник.

– Нет, – ответил Певайн. – Я подумал и приказал своим парням приготовить ваши продукты заранее. Таким образом, тебе не придется завистливо разглядывать пищу, которую не имеешь права брать. – На губах его снова заиграла гнусная ухмылка, и Ланри ощутил приступ тошноты. – Видишь ли, брат, – продолжал рыцарь, с покровительственным видом положив руку на плечо священника, – ты должен знать свое место. Здесь я главный, и так оно и дальше останется. Понял меня?

Ланри не отвел взгляда и, стиснув зубы, улыбнулся.

– А если припасов, которые приготовили ваши люди, окажется недостаточно?

– Тогда твои горожане останутся голодными. Твое дело – следить за тем, чтобы они проявляли терпение, брат. Ведь вы, Коричневые подонки, занимаетесь именно подобной белибердой, а? Любовь к ближнему и прочее?

Певайну любовь к ближнему была знакома не больше, чем доброта и честь, и Ланри снова оказался вынужден прикусить язык, чтобы не нагрубить наемнику.

Понимая, что у него не осталось больше сил разговаривать с этим ублюдком – а Ланри начинал думать, что слово это самое подходящее, – священник поднялся по деревянной лестнице и снова очутился на улице. Фултон полез за ним, и они вдохнули вечерний воздух Канарна. Они находились немного в стороне от пристаней, над ними высилась башня Мирового Ворона. Ланри посмотрел вверх и произнес про себя молитву Бритагу, раненскому богу удачи и мудрости, а затем его оттолкнул в сторону Певайн, поднявшийся из подземелья.

В стороне, под охраной троих наемников, были сложены несколько бочек и мешков. Ланри прикинул, что такого количества продуктов едва хватит на пятьсот человек и уж никак не будет достаточно для двух тысяч голодных людей, которые ждали его.

– Певайн, это все? – не оборачиваясь, воскликнул Ланри.

– Все, – ответил тот. – Кроме того, ты можешь обращаться ко мне «сэр рыцарь».

– Очень хорошо. Этого недостаточно для того, чтобы поддерживать жизнь, и я смиренно прошу дать мне больше… сэр рыцарь. – Ланри понимал, что его долг перед жителями Канарна стоит выше его личных чувств.

– Возвращайся завтра в то же время, и поглядим, может, я дам тебе еще буханку-другую, – ответил Певайн, и трое наемников захихикали.

– Фултон, прикати тележку. Я подожду здесь, – обратился Ланри к трактирщику.

Его друг торопливо ушел, его подавляло присутствие рыцаря-наемника.

Когда Фултон добрался до крыльца, где оставил повозку, Певайн обернулся и взглянул в лицо брату Ланри.

– Отлично, теперь мы можем поговорить без этого горожанина. Я хочу сделать тебе предложение, – заговорщическим тоном произнес Певайн.

– Не думаю, что ваше предложение меня заинтересует, сэр рыцарь, – ответил Ланри, слегка поклонившись.

– Подожди отказываться, пока не узнаешь, в чем дело. – Певайн расплылся от уха до уха, и от его дыхания Ланри начало мутить. – Возможно, жизнь для тебя полегчает. В конце концов, не вижу причин, почему бы нам с тобой не стать друзьями.

– Я мог бы привести несколько причин, сэр рыцарь, но ни одну из них не рискну упомянуть вам в лицо.

Ланри говорил почти грубо, однако ему не хотелось заходить слишком далеко. Характер у Певайна вспыльчивый, и, если его как следует разозлить, он может наплевать на приказ Риллиона и убить Коричневого священника точно так же, как убивает простых горожан.

– Ты не дурак, жрец, – сказал рыцарь, не обращая внимания на завуалированное оскорбление. – И должен благодарить небо за то, что я здесь распоряжаюсь и еще довольно долго буду распоряжаться. Зачем же нам ссориться? Я уверен, брат Ланри сможет стать богатым человеком… если заведет друзей в нужных местах.

Ланри снова улыбнулся, на сей раз глядя Певайну прямо в глаза. Рыцарь был могучим человеком, ростом на целый фут выше священника, но Ланри не боялся смерти, мечи и доспехи не страшили его.

– Вы… особенный человек, обладающий особенными навыками, сэр рыцарь. А скромный священнослужитель вроде меня не думает о богатстве и высоком положении. Мы предпочитаем получать в качестве вознаграждения благодарность нашей паствы. – В душе Ланри нравилось разыгрывать карту благочестия; на лице Певайна появилось недоуменное выражение, словно наемник просто не мог понять, как человек может не интересоваться деньгами.

– Должно же быть что-то такое, чего ты желаешь, священник. Ваш устав разрешает спать с женщинами? – спросил он, приподнимая брови с похабным выражением лица.

– Да, нам разрешено жениться, – ответил Ланри. – Но только после того, как наша работа по служению Одному будет завершена, а у меня еще много дел.

Фултон появился из-за угла канцелярии маршала, таща за собой тележку. Прежде чем он успел подойти достаточно близко, Певайн шагнул к Ланри и прошептал:

– Ну хорошо, жрец, я все понял. Только запомни, что Эктор мертв, Бромви мертв и у тебя остался только я. Так что пора тебе уже к этому привыкнуть.

– Бромви?.. – повторил Ланри; он не слышал, чтобы сына Эктора схватили и тем более убили. – Вам это известно наверняка?

– Это всего лишь вопрос времени. За молодым лордом охотятся Пурпурные священники. Ему крышка, даже если он попросит помощи у своих мерзких друзей. Поэтому если госпожа Бронвин не пожелает вернуться в город, то дом Канарна исчезнет с лица земли, – злобно добавил он.

– Это мы еще посмотрим, сэр рыцарь, – ответил Ланри и отвернулся, чтобы погрузить скромные припасы на свою тележку.


Обратный путь в Коричневую часовню был печален. После того как они оставили позади канцелярию маршала, на пустынных улицах их окружила гнетущая тишина. Фултон молчал, сосредоточившись на том, чтобы тяжелая тележка не перевернулась на неровной мостовой. Груз был сегодня легче, чем в предыдущие дни, и Ланри признался себе, что так жители Канарна долго не продержатся. Певайн больше не выдавал им ни перевязочных материалов, ни лекарств, а Ланри не был лекарем и мог оказать лишь самую примитивную помощь раненым или людям, страдавшим от недоедания. Ночь предстояла тяжелая, и улучшений в их положении не предвиделось; дальше должно было стать только хуже.

Коричневая часовня Канарна располагалась на главной городской площади, которая прежде была оживленным местом, заставленным многочисленными лотками. Сейчас площадь представляла собой нечто среднее между строительной площадкой и полем боя; повсюду валялись обломки дерева, виднелись остатки погребальных костров, и идти следовало осторожно, чтобы не споткнуться и не поскользнуться. Загоны, в которых когда-то держали непокорных горожан, были пусты. Основная часть населения сидела по домам, не желая давать наемникам повод для дальнейших проявлений жестокости. Те, кто лишился дома во время битвы или в последующие недели, жили в подвале Коричневой часовни; прежде он использовался как хранилище, а теперь был набит бездомными людьми.

– Этого мало, – сказал Фултон, нарушив молчание, когда они приблизились к дверям церкви. – У нас две беременные женщины, несколько десятков детей и стариков, и я уже не знаю, сколько раненых и истощенных людей. Мы не можем вечно питаться овсяной кашей, сушеными фруктами и водой.

– Я знаю, – просто ответил Ланри.

Коричневый священник остановился перед входом в свою церковь и, повернувшись лицом к Фултону, обнял его одной рукой за плечи:

– Ты помнишь турнир, устроенный по случаю восемнадцатого дня рождения лорда Бромви?

Фултон слегка наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить, и медленно кивнул в ответ.

– Насколько я помню, было очень весело, – продолжал Ланри. – Герцог Эктор всем разрешил участвовать. Даже я попытался вступить в поединок с Бромом. Проиграл, конечно, но он был так добр, что не смеялся надо мной.

Фултон слабо улыбнулся, вспоминая этот эпизод, произошедший пять лет назад.

– А я на поединке сбил Хааке с коня, – припомнил он, – но до сих пор уверен, что стражник мне просто поддался.

– Ты помнишь, что сказал герцог Эктор, когда раздавал награды? – спросил Ланри.

Фултон покачал головой, и Ланри похлопал друга по плечу. Глядя на полуразрушенный, пустынный Канарн, Коричневый священник произнес:

– Братья и сестры, друзья и родичи мои, мы представляем собой единый народ Канарна, народ, твердый духом, гостеприимный и добрый. – Эти слова застряли у Ланри в памяти, и он часто вспоминал их, особенно в последний месяц.

– Твердость духа и доброта нуждаются в топливе, то есть в воде и пище, – рассмеялся Фултон.

– Пожалуй, но давай все же не будем забывать слова старого герцога и попытаемся растянуть эти продукты на возможно большее время, ладно? – И, по-прежнему держа Фултона за руку, он повел его к двери.

В Коричневой часовне царила тишина, и оба вздохнули с облегчением, почувствовав себя в безопасности за ее стенами. Люди обернулись к вошедшим, и Ланри заметил на их лицах слабые улыбки. Скамьи были составлены у стен и превращены в импровизированные койки, и самые слабые и нуждающиеся люди нашли себе здесь дом. Внизу, в подвале, жили те, кто лишился крыши над головой, – мужчины, женщины и дети, дома и лавки которых были разграблены и сожжены.

Кузнец по имени Карахан и его беременная жена Джесмин сидели ближе всех, и Ланри заметил тревогу на лице человека, увидевшего скромно нагруженную повозку.

– Другая тележка у вас осталась на улице? – спросил Карахан.

– К сожалению, нет. Похоже, сегодня вечером у сэра Певайна нет особенной охоты творить добро, – ответил Ланри, улыбаясь Джесмин, которая тяжело ворочалась на неудобной, жесткой скамье.

– А лекарств что, тоже нет? – воскликнул кузнец. – У нас почти закончился лечебный корень, а колики все сильнее и сильнее.

Ланри покачал головой и заметил, как огорчилась Джесмин. Лечебный корень был болеутоляющим средством, недорогим и весьма распространенным, но, поскольку единственная аптека в городе была уничтожена, Певайн забрал себе все запасы этого лекарства, и теперь оно ценилось дороже золота.

– Возможно, мне удастся найти немного у себя наверху, но это последние остатки; потом придется терпеть, пока наемники не выдадут нам еще. Ведь у меня есть и раненые, которым лекарство тоже нужно.

Ланри просто ненавидел отказывать кому-то в лекарствах. Долгом Коричневых священников была равная забота обо всех людях, и решать, кто больше других нуждается в болеутоляющем, являлось одной из самых неприятных обязанностей Ланри.

– Фултон, – обратился он к трактирщику, – Карахан поможет тебе раздать то, что мы привезли. Сначала распределите пищу среди самых истощенных, потом тем, кто вчера ничего не получил. Если останется что-нибудь, распределите, как обычно. То же самое и с водой.

Фултон кивнул и жестом велел кузнецу следовать за собой. Брат Ланри прошел мимо скамей, занятых людьми, и приблизился к лестнице, ведущей наверх, в его комнату. Люди радостно оживились, ожидая своей порции крупы и воды. В конце нефа стояли бочки для дождевой воды, принесенные с улицы, и он заметил, что запасы ее были совсем жалкими.

– Можно помолиться о спасении душ, а можно о дожде, – обратился он сам к себе, поднимаясь по деревянным ступеням. – Не знаю, о чем лучше.

Он открыл низкую дубовую дверь, которая вела в его спальню. Удобств у священника было мало: все свое постельное белье и одежду он уже раздал нуждающимся – но эта тесная комнатка была ему необходима как убежище от царившего вокруг отчаяния.

Брат Ланри, Коричневый священник, служитель Одного Бога, скинул с себя плащ и тяжело опустился в старое кресло-качалку. На столике справа от него стояла масляная лампа и лежала глиняная трубка. Позволив себе несколько минут посидеть спокойно, Ланри набил трубку табаком со сладким запахом и поднес спичку к чаше трубки. Он развернул кресло к окну, открыл ставни и, раскачиваясь, глядел наружу на темный город-призрак, лежавший внизу. Он глубоко затянулся и попытался придумать, как бы еще поднять дух жителей. Недели, прошедшие после взятия города, тянулись бесконечно. Да, народ Канарна вынес больше, чем могли вынести обычные люди, под властью сначала рыцарей Красного ордена, а теперь – отвратительных наемников сэра Халлама Певайна.

Попыхивая трубкой, Ланри вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, и начал оборачиваться. Ему помешала рука, которая легла ему на плечо; вторая рука зажала ему рот. Его держали не слишком сильно, неизвестный хотел лишь помешать священнику обернуться.

– Кто бы ты ни был, ты пробрался сюда совершенно бесшумно. За это тебя можно похвалить, – сказал Ланри. – У меня ничего нет и красть нечего, так что боюсь, если ты влез ко мне с этой целью, то будешь разочарован; могу порекомендовать бывшую канцелярию маршала. Все ценное, что осталось в этом городе, собрано у Певайна. – И, отодвинув руку пришельца со своего рта, он поднес к нему трубку.

– Ты бы, Ланри, лучше окно закрывал на щеколду, – произнес знакомый голос, и, услышав его, священник резко развернулся.

– Милорд Бромви! – воскликнул Ланри, и на его морщинистом лице отразилось ликование. – У меня нет слов… – Священник вскочил и стиснул молодого лорда в объятиях.

– Полегче, брат, – сказал Бром. – Ты плохо выглядишь, и мне бы не хотелось, чтобы ты поранился о мои доспехи.

Ланри посмотрел на свой живот, который сильно уменьшился в объеме.

– Да, я уже месяц сижу на вынужденной диете, – улыбнулся он.

Лорд Бромви из Канарна сильно изменился: он стал как будто выше ростом, в волосах появилась седина, во взгляде – жесткость, и на лице виднелось несколько новых шрамов. На нем были кожаные доспехи, укрепленные пластинами из прочного дерева, что придавало им странный вид. Ланри обрадовался, увидев литое изображение Бритага, Мирового Ворона, на рукояти меча Брома – символ дома Канарна, – герцог Эктор подарил этот меч сыну на шестнадцатилетие. Удивительно было снова встретиться с молодым лордом, и еще удивительнее было то, что Брому удалось сохранить свой длинный меч, оружие аристократов, которое Черным Стражам носить запрещалось.

– Вы вернулись с армией? – спросил Ланри, и это была шутка только наполовину.

– Нет, зато у него есть я, – произнес чей-то голос из темного угла.

– Кто это?.. – спросил священник, и на свет выступил смуглый кирин.

Он был ниже ростом и худее Брома, на плечи свисали длинные черные волосы. На спине у него висел длинный лук, а на поясе – катана.

– Рам Джас Рами. Приятно познакомиться, брат Ланри, – произнес кирин, протягивая руку. – Я сейчас представлю вас остальным нашим друзьям, но они немного стесняются, поэтому ждут снаружи.

Ланри был озадачен тем, что лорд Бромви появился в сопровождении кирина, явно наемного убийцы, но тем не менее пожал ему руку. «Сейчас нам нужны любые союзники», – подумал священник.

– Сколько сотен друзей пришли с вами? – спросил он.

– Сорок воинов… не считая нас двоих, – сказал Бром, – но у нас есть план.

Глава десятая Халла Летняя Волчица во владениях Отряда Призраков

Снег быстро исчез по мере того, как они продвигались в глубь страны, направляясь на юго-восток от скованного льдами побережья. Они шли медленно и с каждым днем старались проявлять все большую осторожность. Халла настояла на том, чтобы группа оставшихся в живых воинов из Фьорлана провела в укрепленном лагере поблизости от моря не менее недели, для того чтобы как можно лучше зажили раны, душевные и физические. И теперь, когда после этого прошла уже неделя, они приближались к Травяному Морю – владениям Отряда Призраков.

В отряде было всего лишь двести пять воинов из Фьорлана. Еще двадцать человек остались на берегу, а шестерым требовалась помощь, чтобы передвигаться. Большинство раненов сняли доспехи и везли их на тележках, сооруженных из обломков кораблей, выброшенных морем. У них не было никаких инструментов, чтобы починить кольчуги и нагрудные пластины, но Халла приказала на всякий случай их сохранить. Боевые топоры воины несли с собой, хотя за последнюю неделю эти топоры пригодились им лишь вместо посохов или для охоты.

Охота на заросших травой низменных равнинах была делом сложным, и без луков и сетей отряду приходилось рассчитывать только на неподвижные цели вроде Горланских пауков или съедобные грибы. Вульфрику однажды удалось незаметно подкрасться к оленю и повалить его метким броском топора, но мясо его оказалось жестким, и его едва хватило на обед такому большому отряду. Люди Халлы – она уже считала их своими людьми – не жаловались на пустые желудки, и каждый старался выполнять свой долг во время этого вынужденного перехода по чужой земле.

Рексель Падающее Облако по-прежнему хромал, но оказался для Халлы бесценным помощником, и она благодарила судьбу за то, что у нее есть кто-то, чтобы кричать на людей. Олефф Твердолобый, оружейник Фредериксэнда, во время их путешествия продемонстрировал неожиданный талант к пению и изо всех сил старался поднять боевой дух отряда. Песни его были в основном вульгарными, но забавными, и люди смеялись, несмотря на голод и тяжелую дорогу. Даже Вульфрик один раз расхохотался как сумасшедший над одной из песенок Олеффа – и это отвлекло его от постоянных мрачных размышлений о гибели его вождя.

– Завтра мы увидим Ро Хейл, госпожа, – произнес Падающее Облако, когда они располагались на ночлег среди валунов на границе Травяного Моря.

– Утром прикажи людям надеть кольчуги, мне не нужны неожиданности, – ответила Халла повелительным тоном, который усвоила за две недели командования отрядом.

Камни поднимались среди травы в виде остроконечных шпилей разнообразной высоты и формы и представляли собой самое лучшее укрытие за все время их пути. Камни спасали людей от пронизывающего ветра, а когда воины натянули между ними полотна ткани, то и от дождя, который нередко шел в этих местах. Здесь было теплее, чем в Тиргартене, и не было снега, но все равно без теплой одежды люди мерзли на резком, пронизывающем ветру.

Вульфрик подошел к Халле и Падающему Облаку и тяжело опустил свое могучее тело на траву рядом с костром.

– А у нас есть что приготовить на этом костре? – поинтересовался он, указывая на тлеющие уголья.

Халла покачала головой:

– Нет, Горланские пауки закончились, а за последние два дня не было видно никакой дичи. Ты бы сам это заметил, если бы иногда смотрел по сторонам. – Она не хотела быть грубой, но ее уже начинало раздражать постоянно угрюмое настроение Вульфрика.

– Я не смотрю по сторонам? Ах ты, такая-разэтакая нахалка! – воскликнул он в притворном негодовании.

– Милорд Вульфрик, – вмешался Падающее Облако. – Я вас строго предупреждаю: никогда больше не разговаривайте с моей госпожой и командиром в таком тоне и такими словами. – Он улыбался, но Халла оценила его заступничество.

– Ну хорошо… возможно, я все еще немного… не в себе, – согласился Вульфрик. – Однако я жив. – Церемониймейстер часто повторял эту фразу после кораблекрушения, и, казалось, его утешал сам факт того, что он по-прежнему ходит по земле. – Мне станет лучше, когда я вернусь во Фредериксэнд и немного поболтаю с Рулагом Медведем.

– Это слишком далеко на севере, брат, – ответил Падающее Облако, который отличался благоразумием по сравнению с прочими хвастливыми воинами.

– Ты прав, но мне необходимо быть именно там. Алахан нуждается во мне, как нуждался его отец, и я по-прежнему вассал Фредериксэнда и рода Слеза.

Он черпал силу духа в своих представлениях о чести и преданности, и Халлу это больше устраивало, чем его прежние жалобы насчет того, что он позволил убить Алдженона.

– И мне хочется увидеть, кто еще с ним снюхался. Мне очень пригодился бы корабль или два, набитые сумасшедшими берсерками, когда я встречусь с этим предателем и ублюдком. – Он на миг опустил голову. – И еще мне нужно сообщить Алахану и Ингрид о том, что их отец пал в бою.

– Это подождет, Вульфрик, – сказала Халла. – Неужели мы хотя бы один день не можем провести без разговоров о несправедливости и предательстве? У нас есть более важные проблемы – как остаться в живых. Пищи добыть неоткуда, и если мы завтра не доберемся до Ро Хейла, то люди ослабнут и не смогут преодолеть Глубокий Перевал.

Горные перевалы, которые вели от южной страны Свободных Отрядов на север, во Фьорлан, представляли собой природные укрепления, и зимой перейти их было невозможно. Халла знала, что если они не достигнут Глубокого Перевала в течение месяца, то завязнут в снегу и погибнут жалкой смертью.

– Найди тролля и следуй за ним по пятам, – усмехнулся Падающее Облако. – Если сможешь выдержать его вонь…

– А ты когда-нибудь встречал разумного тролля, Рексель? – хмыкнул в ответ Вульфрик. – Я как-то видел, как один из этих тупиц прыгнул со скалы, гоняясь за птицей.

Это вызвало смех среди находившихся поблизости людей, и Халла вновь была поражена способностью воинов смеяться перед лицом превратностей судьбы.

– Я никогда не встречала тролля, – вмешалась Халла, – вернее, видела их лишь издалека, но вблизи – нет.

– Ты немного потеряла, – сказал Падающее Облако. – У нас в Хаммерфолле они время от времени уничтожают целые деревни.

– А как же троллиные колокольчики? – спросил Вульфрик, продолжая этот довольно бессмысленный разговор. – По крайней мере, с ними можно заранее узнать о приближении тролля.

– Для этого сначала нужно выстрелить колокольчиком в тролля, а у нас не хватает баллист, способных пробить их шкуры. Вспомни, что Хаммерфолл – это не Фредериксэнд.

Мать рассказывала Халле об охотниках на троллей, которые забирались на высокогорные перевалы с тяжелыми баллистами, которыми управляли с помощью ворота, и эти баллисты стреляли в троллей огромными стрелами с бронзовыми колоколами. Гигантские стрелы не убивали этих тварей, а тролли были слишком тупы, чтобы сообразить, откуда доносится звон колокола; ходили рассказы о троллях, живших по несколько веков с застрявшими в их толстенных шкурах стрелами из баллист.

– Это уже немного похоже на план, – загадочно произнес Вульфрик.

– Какой план? – спросила Халла.

– Если бы мы смогли загнать стадо троллей на юг, то напустили бы их на ро. – Последовал громкий хохот, и настроение у людей в лагере несколько поднялось. – Бьюсь об заклад, им понравятся вкусные стальные латы.

– А я думаю, костлявые южане будут застревать у троллей в зубах, – не согласился Падающее Облако. – Тролль с расстройством желудка… думаю, зрелище не из приятных.

Они продолжали шутить и смеяться еще некоторое время после наступления темноты, и Халла вдруг обнаружила, что ей нравится общество этих людей. Каждый из них потерял друзей или родичей в бою или после нападения кракенов, но, несмотря на все это, люди Фьорлана сохраняли присутствие духа и просто радовались тому, что остались в живых. Вульфрик уже не напоминал прежнего самоуверенного воина, сейчас он стал более сосредоточенным и целеустремленным, чем неделю назад. Он не переставал говорить о потере своего вождя, но уже не обижался, когда Халла приказывала ему замолчать, и теперь она относилась к нему как к ценному бойцу, а не как к бесполезному полусумасшедшему. Если им суждено вернуться домой и отомстить Рулагу Медведю, отряду пригодится такой могучий воин – никто не отрицал, что Вульфрик с топором представлял собой устрашающее зрелище.

Она также узнала от Олеффа причину, по которой у Вульфрика не было родового имени, – необычное явление среди жителей Фьорлана, очень дороживших памятью о предках. Халла гордилась тем, что происходит из рода Летнего Волка, точно так же как Рексель гордился фамильным прозвищем Падающее Облако. Однако Вульфрик был единственным, кого называли только по имени, и Халле когда-то сказали, что его нельзя об этом спрашивать. Очевидно, история заключалась в том, что Вульфрик Взбешенный, сын Ларса Взбешенного, был предназначен для великих свершений; но так было до того дня, как отец его возглавил неудачный заговор против Рагнара Слезы и его обезглавили. Вульфрику оставили жизнь, но ему пришлось поклясться в вечной верности семье Слезы. Он отказался от родового имени, как бы желая смыть бесчестье. По мнению Халлы, это также объясняло его одержимость в служении Алдженону и его детям и его дикое возмущение предательством Рулага.

Она взглянула поверх пламени костра на обветренное, бородатое лицо церемониймейстера и обнаружила, что не могла бы обойтись без его присутствия. В памяти всплыло произнесенное шепотом замечание, которое она услышала после того, как они покинули побережье. Один молодой воин из Хаммерфолла сказал своему спутнику: «У нас все будет хорошо, потому что с нами Вульфрик». Халла знала, что это мнение разделяют и остальные, и знала, что ее отряд был бы не таким устрашающим без гиганта с боевым топором.

– Завтра потеплеет, – рассеянно произнес Падающее Облако, когда стих смех и наступили сумерки. – Надеюсь, у Отряда Призраков найдется чем накормить нас. Думаю, мой желудок перестанет со мной разговаривать, если я в ближайшее время не запихну в него мяса.

Халла улыбнулась и осознала, что тоже голодна, как никогда.

– Что у нас осталось?

– Немного, – ответил он. – Несколько мешков крапивы и грибов, все это не слишком сытное. Дождевой воды хватает, но мужчины нуждаются не только в питье, но и в еде… и женщины тоже. Ты как?

Она была несколько удивлена его озабоченностью, потому что с момента кораблекрушения к ней уже не относились как к слабой женщине. Она просто была одним из воинов – нет, больше того, она была командиром воинов, и если кто-то и сомневался в ее способности руководить отрядом, то держал свое мнение при себе.

– Не хуже тебя… но спасибо за заботу, – ответила она, почесывая глазницу под повязкой.

Халла обнаружила, что то место, где когда-то был глаз, чешется все сильнее за последние несколько дней, и думала, что это, возможно, нервное из-за неожиданно свалившейся на нее ответственности.

Когда они уже начали располагаться на ночлег среди камней, откуда-то донесся странный звук. Источник его находился далеко, и невозможно было понять, что это такое.

Люди, сидевшие у угасавших костров, подняли головы, и Халла увидела на их лицах озадаченное выражение. Никто сначала ничего не говорил, и все прислушивались; вскоре с той же стороны донесся новый звук. Свист, затем глухой стук. Он был негромким, но в ночи надбезмолвным Травяным Морем его было далеко слышно.

– Где Олефф? – спросила Халла у Падающего Облака.

– Он с несколькими людьми отправился на холмы, разведать путь, который нам придется преодолеть завтра. – Он указал на довольно высокий скальный выступ, едва видный в отдалении. – Ушли несколько часов назад. Возвышенные места здесь редки, и, по-моему, он хочет убедиться в том, что нас не подстерегают какие-либо неожиданности.

Халла поразмыслила и решила, что нужно пойти на разведку.

– Падающее Облако, остаешься здесь. Вульфрик, пойдем, посмотрим, что там происходит.

Никто не возражал, и Вульфрик взял свой топор и пошел следом за Халлой. Некоторых раненов разбудил далекий непонятный звук.

– Спокойно, ребята, – сдержанно произнес Вульфрик, когда они проходили мимо людей, собиравшихся надевать кольчуги. – Пока ничего страшного не произошло.

Простые воины с уважением кивали Халле, когда командиры шли через лагерь; наконец они оказались на равнине. Каменный выступ по-прежнему находился довольно далеко, и Халла ускорила шаг, чтобы добраться до него быстрее.

На равнину опустилась ночь; Травяное Море окутал туман, и оно выглядело зловеще, покрытая росой трава скользила под ногами.

– Падающее Облако считает, что завтра мы увидим Ро Хейл, – обратилась Халла к Вульфрику, когда они спешили по равнине. – Я там никогда не была.

– Я был один раз, очень давно. Насколько я помню, это просто руины. Люди Отряда Призраков живут в туннелях под городом и не заботятся о том, чтобы восстановить крепость, – ответил Вульфрик и закинул топор на плечо, чтобы легче было идти. – Они будут удивлены, увидев нас.

– Пускай удивляются сколько душе угодно, только бы не забыли предложить нам поесть. – Халла и ее люди очень рассчитывали на встречу с Отрядом Призраков, чтобы получить пищу и отдохнуть, и она молилась о том, чтобы надежды эти не оказались напрасными.

Когда они приблизились к скале, Халла заметила, как кто-то слез с нее и направился к ним. Человек этот не старался двигаться незаметно, главной его заботой было побыстрее добежать до новоприбывших.

– Госпожа Летняя Волчица, – произнес явно возбужденный ранен, – Олефф послал меня за тобой.

– Ну что ж, ты меня нашел. Что это за шум? – спросила она.

– Лучше ты сама поднимись и посмотри. – Он развернулся и побежал обратно к высоким камням.

– Что там? – крикнул ему вслед Вульфрик, когда они заторопились за ним.

– Вы сами увидите, – повторил воин.

У подножия высокой скалы Халла подняла голову. На скале росли невысокие, искривленные деревья, обеспечивавшие укрытие для разведчиков Олеффа, и виднелись многочисленные трещины и щели, благодаря которым можно было относительно легко забраться наверх.

Карабкаться было невысоко, но они поняли, почему Олефф выбрал это место в качестве наблюдательного пункта. Это было самое возвышенное место на равнине, и отсюда во все стороны хорошо просматривались земли Отряда Призраков.

Пригнувшись, Халла медленно двигалась между деревьями. Вульфрику было труднее пробираться за ней к вершине из-за своего массивного телосложения, и она слышала, как он ругается шепотом.

– Халла, это ты? – раздался голос из-за деревьев.

– Олефф… – произнесла она вместо приветствия, присоединяясь к оружейнику, прятавшемуся за скалой и смотревшему на юго-восток.

Вульфрик приблизился к ним, скорчился рядом, и они с Халлой наконец увидели источник шума, встревожившего их.

В нескольких сотнях шагов от их наблюдательного пункта, среди Травяного Моря, виднелось множество лагерных костров. На равнине были установлены палатки и укрепления для нескольких тысяч воинов, и Халла ахнула в ужасе, заметив развевавшийся на ветру штандарт Красных рыцарей ро. Там были и другие штандарты, которых она прежде не видела, а на краю лагеря стояли осадные машины. Задержав дыхание, Халла осматривала открывшуюся перед ней картину. Очертания города с низкими крепостными стенами виднелись в отдалении, и осаждавшая город армия швыряла в него огромные камни, которые свистели, пролетая по воздуху, а затем с глухим стуком ударялись в стены.

– Да поможет нам Рованоко, – прошептал Вульфрик. – Это же Ро Хейл.

Город Отряда Призраков действительно осаждала армия Красных рыцарей, на его стены обрушивался град гигантских валунов, а защитников нигде не было видно.

Лагерь захватчиков казался огромным, но сейчас он почти опустел, потому что основная часть воинов окружила город. Халла никогда не видела за один раз такое количество рыцарей, и она спросила Олеффа:

– Сколько их там?

– Наверное, тысяч пять. В основном рыцари, но есть еще и Пурпурные священники, а также отряд королевской гвардии, – ответил он, не отрывая взгляда от осажденного города.

– Королевской гвардии? – повторил Вульфрик. – Что она здесь делает?

Олефф указал на штандарты, развевавшиеся над лагерем:

– Посмотри на белую птицу вон на том флаге. Это флаг короля Себастьяна Тириса.

Халла взглянула единственным глазом на лагерь и увидела небольшую группу закованных в латы людей, охранявших несколько больших палаток. Вульфрик посмотрел на геральдические знаки короля, и на его лице отразился гнев:

– Король Тор Фунвейра вторгся в Травяное Море? В последний раз подобное случилось двести лет назад.

Все жители Фьорлана знали о веках, которые их братья-южане провели под властью ро, и их глубоко оскорбила новость о том, что подобное может произойти снова. Вульфрик сжал руки в кулаки, и Халла заметила даже, что он потянулся к рукояти топора. Гигант из Фредериксэнда пополз вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть.

– Люди Отряда Призрака в ловушке… эти ублюдки ро уморят их голодом, будут швыряться камнями, пока не разрушат стены, а потом легко поубивают всех, кто остался в живых. – Ему откровенно не терпелось вступить в схватку. – Боевая тактика ро основана на численном превосходстве, они просто трусы… но Отряд Призраков падет, им даже не дадут возможности сражаться.

Олефф и Вульфрик завели долгий разговор насчет бесчестного способа сражаться, который применяют ро, и все больше и больше злились из-за собственной беспомощности.

Халла перестала их слушать; в ее мозгу начала формироваться мысль. Она отвернулась от города и попыталась как следует рассмотреть лагерь, лежавший внизу. Горело всего несколько костров, только большие палатки были освещены, и она решила, что рыцари, окружившие Ро Хейл, проведут ночь вокруг города. Время от времени она замечала среди палаток человека в позолоченных доспехах, сверкавших в лунном свете, и попыталась оценить число воинов, оставшихся в лагере. Увидев немногочисленные костры и церемониальные доспехи гвардейцев, Халла пришла к выводу, что в лагере осталась только личная охрана короля – не более трехсот человек, а может быть, и меньше. Однако больше всего ее заинтересовали оставленные на краю лагеря баллисты и катапульты, которые не использовались в осаде. Воины вокруг них отсутствовали, но одна баллиста вроде была заряжена и готова к бою. Судя по всему, артиллерия, использовавшаяся в осаде, представляла собой в основном машины, стрелявшие на короткое расстояние, и предназначены они были для разрушения укреплений, а более крупные механизмы, оставшиеся в лагере, использовались для швыряния камней на довольно большое расстояние.

– У меня есть мысль, – тихо произнесла она, и мужчины прекратили разговор и обернулись к ней. – Вульфрик, возвращайся в наш лагерь и собирай людей. Только оружие и легкие доспехи, нам нужно будет передвигаться скрытно.

Он недоуменно посмотрел на нее.

– Халла, я всегда за то, чтобы сражаться, даже с превосходящим противником, но атаковать этих рыцарей – просто самоубийство.

– А мы и не будем атаковать этих рыцарей, – ответила она, указывая на город. – Мы будем атаковать вон тех. – И она указала на королевский лагерь. – Вряд ли король лично участвует в осаде, как по-твоему?

Олефф покачал головой:

– Полагаю, он попивает вино у входа в палатку, слушая Пурпурных священников, которые объясняют ему, какой он умный.

– И мы сможем быстро прекратить осаду, если захватим его в плен, верно?

Когда до воинов дошло, что она собирается делать, Вульфрик прикусил губу, чтобы не разразиться ликующим хохотом.

– Алеф Летний Волк, оказывается, жив-здоров и разговаривает с нами устами своей дочери.

– Нет, он мертв, и ты слышишь голос Халлы Летней Волчицы, воительницы Рованоко и госпожи Тиргартена, – с гордостью ответила она.

Вульфрик поклонился:

– Да, моя госпожа.

Олефф принялся разглядывать погруженный в темноту вражеский лагерь, оценивая силы противника.

– Если мы обойдем эти скалы и нападем на них прямо с востока, нас скроют темнота, туман и валуны. Если будем передвигаться тихо, они нас не заметят до последнего момента. – Он обернулся к Халле. – Я поражен; это прекрасная идея, моя госпожа. Лагерь расположен далеко от города, и армия рыцарей не увидит, как мы убиваем их людей.

– Погоди, я еще не закончила; у меня есть план и насчет этих катапульт, которые они так неосмотрительно бросили. – Халла насчитала десять катапульт и пять баллист – достаточно для того, чтобы нанести реальный ущерб осаждавшим. – Олефф, ты возьмешь двадцать человек и пойдешь к катапультам, когда мы захватим короля, ты с их помощью объявишь о нашем присутствии его армии. Убей как можно больше воинов, затем отступай к нашим позициям.

Когда она закончила, Вульфрик и Олефф зловеще усмехнулись, и Халла в душе обрадовалась тому, что они не оспаривают ее приказов и не пытаются взять командование на себя сейчас, когда планировалась битва.

– А если король откажется с нами сотрудничать, я начну отрубать ему пальцы по одному до тех пор, пока он не согласится, – сказал Вульфрик, сжимая рукоять топора.

Халла жестко посмотрела на него:

– Я отдала тебе приказ, воин… что ты до сих пор здесь делаешь? – Но она улыбнулась, когда Вульфрик стукнул себя по груди кулаком, отдавая честь. – Приведи людей к подножию скалы… запомни, никаких тяжелых лат, нам нужно двигаться как можно более бесшумно.

Халла внимательно следила за тем, что происходит внизу, пытаясь не думать о возможном провале своего плана. Допустим, они захватят в плен короля, и Отряд Призраков сможет отступить на восток и соединиться с другими Свободными Отрядами, но перед ней по-прежнему стояла проблема, куда вести собственных людей. Халла не сомневалась в том, что король Тор Фунвейра ценит свою жизнь гораздо дороже жизней своих рыцарей, но подозревала, что им придется держать его в заложниках достаточно долго, чтобы обеспечить безопасное отступление всем раненам. Людям из Фьорлана также необходимо двигаться на север, к Глубокому Перевалу, и это будет не особенно приятное путешествие, если по пятам за ними последуют пять тысяч рыцарей ро. Можно отдать монарха Отряду Призраков, а самим отправиться на восток, и тогда ро наверняка последуют за южанами. Вывод был прост: кто бы ни забрал заложника, армия Красных рыцарей бросится за ним в погоню.

– Олефф, далеко отсюда до Глубокого Перевала? – спросила она, обдумывая свои дальнейшие действия.

– Недели три ходу… если идти быстро. Южный Страж ближе. Если мы как можно скорее не перейдем через перевалы на север, наступит зима и мы застрянем к югу от гор, – ответил он.

– А самое безопасное место для Отряда Призраков – это Южный Страж, так? – Халла знала, что объединенные силы Свободных Отрядов могут противостоять армии рыцарей, но они были рассеяны по южной части Свободных Земель и редко собирались вместе.

– Да, я бы так сказал. Это крепость: высокие стены, катапульты – все, что нужно защитникам. У них недостаточно людей, чтобы сражаться с такой огромной армией на поле, но там у них будет больше воинов и больше шансов остаться в живых, чем в Ро Хейле. – Олефф был родом из Ранен Гара, могучей южной твердыни Отряда Серого Леса, и знал Свободные Земли лучше большинства жителей Фьорлана.

– Отлично, значит, мы потребуем от короля, чтобы он снял осаду и позволил людям Отряда Призраков как можно быстрее уйти в крепость Южный Страж. Когда они скроются из виду, мы направимся вместе с заложником на север.

Это был смелый план, и основывался он главным образом на предположении о том, что рыцари не захотят подвергать опасности жизнь своего короля. Халла решила рискнуть.

– Они будут нас преследовать, ты это понимаешь? – предупредил он ее.

– Вот и хорошо. Это даст Свободным Отрядам время организовать оборону. – Она постаралась говорить уверенным тоном.

– А что мы будем делать с королем, когда доберемся до Глубокого Перевала? – Он задал вопрос, над которым Халла сама ломала голову.

Она не знала, что отвечать, эта часть плана была пока у нее не готова, однако сделала невозмутимое лицо:

– Пожалуй, мы отпустим его в стране троллей, и пусть рыцари неделями бьются головами о камни, разыскивая его.

Олефф негромко рассмеялся и сказал:

– Я рад, что ты командуешь отрядом, госпожа Летняя Волчица. Ты спасешь жизнь многим раненам.

Услышав это, Халла ощутила необыкновенную гордость, но не показала виду, как ей польстила его похвала, и просто кивнула оружейнику Фредериксэнда.


Потребовалось меньше получаса на то, чтобы собрать людей из Фьорлана у подножия скального выступа, и Халла смотрела на подходящих воинов, желая убедиться, что никто не надел тяжелых металлических лат. Вульфрик четко передал ее приказ, и большинство воинов были облачены лишь в укрепленные кожаные нагрудные пластины или вообще были без доспехов – даже сам церемониймейстер снял свои тяжелые доспехи из шкур троллей. Все были готовы к бою и сжимали в руках топоры. Люди Фьорлана буквально рождались воинами, и Халла подумала, что ее отряд выглядит пострашнее любой армии.

– С этой минуты никто не произносит ни слова, – произнесла она шепотом. – Нам нужно преодолеть несколько сотен шагов открытого пространства, прежде чем мы попадем в лагерь. Олефф, ты со своими людьми захватываешь катапульты. Падающее Облако, ты отправляешься на север и наблюдаешь за рыцарями, осаждающими крепость; дай сигнал, если они догадаются о том, что тут происходит. Остальные за мной. Мы должны убить всех, кто находится в лагере, как можно быстрее и незаметнее, затем захватить короля.

Ожидавших воинов охватило радостное предвкушение сражения; некоторым пришлось сделать усилие, чтобы подавить желание выкрикнуть боевой клич. Взмахнув рукой, Халла и Вульфрик двинулись вперед и начали красться вдоль подножия скалы. Халлу поразило то, как тихо воины следовали за ней, и, прежде чем они достигли открытого пространства, ей всего лишь раз пришлось обернуться и приказать соблюдать тишину.

Пригнувшись у камней, она едва могла различить в темноте и тумане вражеский лагерь. Осажденный Ро Хейл находился севернее, и крепости видно не было, лишь мерцали лагерные костры, и время от времени камень из катапульты проносился по воздуху. Оказавшись на уровне земли, Халла убедилась в том, что они смогут незаметно подобраться к лагерю, и жестом приказала людям следовать за собой.

Они рассеялись на поле, покрытом росой; дорогу им освещала яркая луна, и, держа топоры наготове, люди из Фьорлана, пригнувшись, спешили к лагерю ничего не подозревающих врагов. Вульфрик держал тяжелый топор на плече. Халле было спокойнее, потому что гигант шел в бой рядом с ней, дрожа от предвкушения схватки.

Халла, приближаясь к лагерю, не испытывала жажды крови, скорее, ощущала бремя ответственности за своих людей и нетерпение; ей хотелось поскорее начать и закончить. Гвардейцы короля, должно быть, могучие противники, но она понимала, что, если рыцарей застать врасплох, люди из Фьорлана окажутся с ними на равных и даже превзойдут их.

Перед ними появилась вереница пустых палаток, и Халла осмотрелась в поисках часовых, но никого не заметила и понадеялась на то, что король настолько самоуверен, что оставил лагерь без охраны. Чуть замедлив шаг, она сделала знак Падающему Облаку, который с двадцатью воинами отделился от отряда и заторопился на север, поближе к рыцарям, осаждавшим Ро Хейл, затем жестом велела Олеффу отправляться к катапультам и баллистам. Люди из Фьорлана двигались решительно и целеустремленно, и Халла видела на их лицах выражение готовности к бою; они беспрекословно выполняли ее команды.

– Там, – прошептал Вульфрик, указывая на часового, которого заметил в конце ряда палаток, и дал сигнал следовавшим за ним людям соблюдать максимальную тишину.

Они остановились, Вульфрик передал свой топор Халле и извлек из-за пояса тяжелый кинжал. Пригнувшись как можно ниже к земле, Вульфрик отделился от остальных.

Он незаметно прокрался между темными палатками и возник за спиной одинокого часового, огромной ладонью зажал ему рот и перерезал кинжалом горло. Вульфрик обладал мощным телосложением, и убитый выглядел по сравнению с ним как ребенок.

Халла знаком велела остальным следовать за собой и быстро преодолела оставшееся до палаток расстояние. Вернув топор Вульфрику, она неслышно скользнула вперед между темными палатками и тлеющими кострами. Люди ее рассеялись по лагерю, двигаясь в тенях как можно тише. Над большими палатками, располагавшимися в центре лагеря, развевался королевский штандарт, а под ним другой флаг, с изображением пурпурного скипетра, – это означало, что в лагере присутствует также высокопоставленный Пурпурный священник.

Как Халла и надеялась, воины короля ничего не заметили и не ожидали нападения. Она знаком велела Вульфрику обойти эту часть лагеря с другой стороны с половиной людей, сделала глубокий вдох и двинулась вперед.

Ее оценка численности гвардейцев оказалась верной – триста человек, – но они не были готовы к бою, большинство были без доспехов и даже не вооружены. Люди ро сидели вокруг костров или спали в палатках, и вид врагов, беззаботно отдыхавших неподалеку от осажденного Ро Хейла, сильно разозлил Халлу. Она со своими воинами приблизилась к последнему ряду пустых палаток и подождала, пока Вульфрик с остальными не займет свою позицию.

– Я начинаю, – обратилась она к людям, следовавшим за ней, выпрямилась, приготовила топор и устремилась к гвардейцам.

В тот момент, когда Халла выбежала из укрытия на свет, примерно двести воинов из Фьорлана обрушились на лагерь со всех сторон и быстро наводнили его. Один воин ро, расположившийся у костра с бутылкой вина, поднял взгляд и в ужасе уставился на женщину. Она взмахнула топором и одним мощным ударом отрубила ему голову.

Не сразу раздались тревожные крики. К тому моменту, как люди короля сообразили, что происходит, жестокие воины с топорами уже перебили множество гвардейцев. Лишь несколько людей ро имели наготове оружие, и большинство из них встретили мгновенную смерть, даже не успев подняться с мест.

Халла не останавливалась и вела своих людей вперед, к центру лагеря, убивая всех, кто пытался преградить ей дорогу. Она убила какого-то человека, надевавшего свои золотые латы, и другого, который никак не мог вытащить из ножен меч. Она видела поблизости Вульфрика, и великан расчищал себе дорогу с северной стороны, двигаясь в направлении палатки короля.

Через несколько минут Халла, Вульфрик и их люди уже стояли на центральной площадке перед двумя большими палатками, прямо под знаменами Тор Фунвейра. Растерянные Пурпурные священники, в латах и полном вооружении, загородили им дорогу, а отряд воинов с копьями плотным кольцом окружил главную палатку.

– Убить их всех! – взревел Вульфрик, не останавливаясь, взмахнул топором и напал на ближайшего священника.

В ночной тишине раздавались боевые выкрики и брань. Северяне убили множество гвардейцев, и Халла с удовлетворением отметила, что священников и людей с копьями гораздо меньше, чем свирепых воинов Фьорлана.

Пурпурные священники искусно владели мечами, и над лагерем разносился звон стали. Халла надеялась на то, что они слишком далеко от Ро Хейла и основная часть армии их не услышит.

И тут ей пришлось вернуться к реальности: священник, с которым она сражалась, отразил удар ее топора искусно нанесенным выпадом и ранил ее в плечо. Вскрикнув от боли, она упала на землю, но, к счастью, один из ее воинов разрубил череп ее противнику, прежде чем тот успел ее добить. Халла быстро вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль, снова вступила в бой.

Наступление их было остановлено, и теперь им с трудом удавалось продвигаться вперед через последнюю линию обороны, чтобы добраться до королевской палатки. Халла, перехватив топор другой рукой, парировала удар копья, отрубила руку напавшему на нее и отбросила гвардейца прочь с дороги.

Слева от нее сражался Вульфрик, и его невозможно было не заметить – самый могучий воин Фредериксэнда возвышался над окружающими, он представлял собой кошмарное зрелище, ярость и вращающийся топор, и он уничтожал любого, у кого хватало глупости встать у него на пути. Халла увидела у палатки нескольких священников, которые выглядели старше и явно были более опытными в бою, чем остальные, и один из них, темноволосый человек в богато украшенных доспехах, целеустремленно продвигался к Вульфрику. Пурпурный священник с молниеносной быстротой успел убить нескольких людей Халлы, но его волновал только великан с топором.

– Варвар, – взревел он, словно вызывая противника на бой, – я кардинал Мобиус, член Пурпурного ордена, и твой Ледяной Гигант больше не имеет здесь власти.

Вульфрик тоже взревел, подняв взгляд к небу, в уголках его рта показалась пена, признак боевого безумия; обезглавив двух священников, он ринулся к Пурпурному кардиналу. Их по-прежнему разделяли несколько человек, но оба явно были намерены сразиться друг с другом. Она попыталась сосредоточиться на собственных противниках, но в глубине души беспокоилась о своем друге. И странно было посреди кровавого боя вдруг подумать о том, что Вульфрик действительно стал ей другом.

Она вырвала копье из рук очутившегося перед ней гвардейца и швырнула его в священника, стоявшего над телом павшего северянина. Ранен был еще жив, и он слабо кивнул в знак благодарности Халле, затем уполз с места схватки. Она развернулась и не увидела поблизости никого, с кем можно было бы сразиться. Вход в королевскую палатку по-прежнему охраняли священники, хотя Вульфрик и его люди несколько потеснили их, прежде чем появился кардинал Мобиус и остановил их атаку. Вокруг валялись тела убитых, в основном ро.

– Помогите им, – приказала она своим людям, находившимся поблизости, и указала на раненов, сражавшихся у входа в палатку короля.

Один из ее воинов при виде того, что Халла ранена, предложил ей руку, Халла Летняя Волчица тяжело оперлась на него и, повернув голову, заметила, что Вульфрик приближается к кардиналу Мобиусу.

Двое воинов скрестили оружие, и остальные расступились. Звук удара топора о клинок меча был оглушителен, и Халла поняла, что кардинал не менее опасен, чем Вульфрик. Они сражались совершенно по-разному. Вульфрик полагался на свою неимоверную, сверхъестественную силу, тогда как Мобиус был дуэлянтом, он то наступал, то отступал, словно выполняя некий сложный танец. У них было слишком разное оружие – двуручный топор против длинного меча и щита, – и Халла подумала, что эта стычка является чем-то большим, чем простой поединок.

Гвардейцев с копьями уже окружили, убивая без всякого милосердия, а перед палаткой короля осталась лишь кучка священников, ничтожная перед превосходящим числом людей Халлы. Взглянув на север, женщина-воин заметила сигнал Падающего Облака: он давал понять, что уничтожил нескольких часовых и гвардейцев, охранявших ту часть лагеря, и знала, что Олефф сейчас наверняка заряжает катапульты и готовится к стрельбе.

Мобиус уклонился от мощного удара топора и ловким выпадом поразил Вульфрика в бок. Удар был скользящим, но северянин поморщился, и люди из Фьорлана забеспокоились.

– А ты быстр, Пурпурный человек! – выплюнул Вульфрик, и двое продолжили кружить друг напротив друга.

Оба видели, что бой уже завершен и ранены одержали победу. Воины из Фьорлана теснились у палатки короля, давая место Вульфрику и Мобиусу для поединка.

– Вульфрик, мы закончили! – крикнула Халла. – А ты, – она кивнула в сторону Мобиуса, – бросай оружие, сопротивление бесполезно.

– Я служитель Одного Бога! – проревел тот. – Я никогда не сдамся варвару.

Ранены двинулись вперед, чтобы схватить его. Халла подняла руку, давая знак, что кардинала убивать не следует.

– Заберите у него меч и свяжите его! – приказала она людям, находившимся ближе всего к ней.

Пурпурные священники и люди ро у всех ассоциировались с многовековым порабощением народа раненов. Из ближайших палаток принесли веревки и начали окружать священника. Халла прошла мимо воинов и дала знак Вульфрику следовать за собой. Раненый церемониймейстер неохотно двинулся за ней к палатке вместе с четырьмя воинами.

– Мой король, мы побеждены! – крикнул кардинал Мобиус.

Он запутался в веревках, неуклюже рухнул на землю и выронил меч.

– Проклятые варвары! – злобно вскричал он, угодив лицом в грязь. Люди из Фьорлана начали пинать его ногами, бить кулаками, через несколько секунд он потерял сознание, и его надежно связали по рукам и ногам.

– Я бы его одолел, – тихо сказал Вульфрик. – Это был вопрос времени.

– У нас нет времени, – возразила Халла. – Давай закончим то, что начали.

Вульфрик кивнул и резким движением отбросил в сторону полог палатки. Халла с воинами вошла внутрь, Вульфрик последовал за ними. Они очутились в роскошном жилище, среди мехов и геральдических символов, и принялись искать короля Тор Фунвейра.

На низком столе лежала большая карта южных земель раненов. Стены палатки украшали штандарты Тириса и других аристократических домов Тор Фунвейра – в основном это были птицы различных видов и цветов. Пуховое одеяло на огромной кровати, застланной белым бельем, было отброшено в сторону, а на столике у кровати виднелись остатки еды – похоже, оленины. Когда Халла двинулась к дальней стене палатки, она услышала из-под кровати какой-то звук, похожий на всхлип. Приподняв брови, она указала на нее Вульфрику, и тот, размашистыми шагами подойдя к деревянной кровати, перевернул ее.

На полу, закрыв голову руками, скрючился человек; он был одет в простую белую одежду, выглядел лет на пятьдесят пять. Он был чисто выбрит, от него слегка пахло духами. Фигура короля Себастьяна Тириса сейчас выглядела совсем не по-королевски, и лужица на полу показывала, что монарх действительно очень испугался.

– Неужели вы описались, ваше величество? – со зловещей ухмылкой осведомился Вульфрик.

– Пожалуйста, – воскликнул король, – не убивайте меня… Я дам вам золота… много золота, драгоценных камней… только оставьте мне жизнь. – Он поднял на них налитые кровью глаза, и Халла пришла в ярость при мысли, что такой трусливый червь явился причиной смерти стольких людей.

– Мы не собираемся вас убивать… милорд. – Она буквально выплюнула последнее слово. – Вы теперь наш пленник. Привыкайте к этому. Мое имя Халла Летняя Волчица, а это Вульфрик, распорядитель собрания лордов Фредериксэнда. – Она повернулась к Вульфрику и приказала: – Подними этого короля и уведи его отсюда.

– Ну-ка, идемте, ваше величество, мы с вами скоро станем лучшими друзьями. – Великан грубо поставил короля на ноги и наморщил нос, увидев лужу мочи. – Неужели королей Тор Фунвейра не учат пользоваться выгребной ямой? А я думал, мы здесь варвары, – издевательски произнес Вульфрик.

Он взял своей огромной лапой трясущегося от страха монарха за шиворот и вывел его из палатки. Снаружи раздались приглушенные ликующие крики собравшихся воинов Фьорлана – это они увидели охваченного ужасом, жалкого короля Тор Фунвейра. Глаза его сделались совершенно круглыми, когда он очутился в толпе раненов, каждый из которых с радостью убил бы его, дай ему только волю. Затем он взглянул на трупы гвардейцев и священников и заметил связанного кардинала Мобиуса, которого взвалил себе на плечи какой-то человек.

– Ну а теперь, ваше величество, – сказала Халла, – нам нужно, чтобы вы сняли осаду с города. – Она старалась говорить как можно более грозно, несмотря на то что ее отвлекала усиливавшаяся боль в спине. – Если вы не сделаете в точности то, что я скажу… этот человек, – она указала на Вульфрика, – начнет резать вас на кусочки.

Вульфрик улыбнулся королю Себастьяну:

– Я начну с твоих пальцев… потом отрублю кисти… а к тому времени, когда придут твои воины, чтобы опознать твое тело, от него ничего не останется.

Король, трясущийся в цепкой руке Вульфрика, кивнул Халле. Он совершенно пал духом, и люди Фьорлана смотрели на своего командира с молчаливым восхищением. Ее план пока что работал, и погибли лишь несколько раненов.

Отряд людей, спрятав оружие, торопливо пробирался к королевской палатке с севера. Падающее Облако присоединился к ним через минуту и озабоченно взглянул на Вульфрика и Халлу.

– Вам двоим нужно перевязать раны, – сказал он.

– Это подождет, – ответила Халла. – Рексель Падающее Облако, представляю тебе короля Себастьяна Тириса.

Вульфрик толкнул монарха вперед; Падающее Облако оглядел пленника, приподнял брови и улыбнулся:

– Что-то вид у него не больно царственный, а?

– Рексель, не насмехайся, – сказал Вульфрик. – Бедный ягненок обмочился… из-за такого у любого человека испортится настроение.

Стоявшие поблизости воины расхохотались.

– У нас еще могут возникнуть проблемы, – вмешалась Халла более напряженным голосом, чем ей хотелось бы. – Так что давайте не отвлекаться, пока не закончим.

Когда они миновали крайнюю линию пустых палаток и тела убитых Падающим Облаком и его людьми, Халла увидела на равнине множество рыцарей и катапульты, расставленные вокруг стен. До осаждавшей армии было довольно далеко, но Халла все равно едва не ахнула от ужаса, увидев огромное число врагов, окруживших Ро Хейл.

Прямо перед ними стояли десять катапульт – высоких деревянных машин, предназначенных для того, чтобы бросать камни на большое расстояние, – и Олефф Твердолобый радостно улыбнулся, увидев Халлу.

– Госпожа Летняя Волчица, артиллерия готова, – весело сообщил он. – А кто твой новый друг, Вульфрик?

– А, не обращай внимания, это просто король, я нашел его под кроватью в палатке, он умолял не убивать его, – ответил воин-гигант.

Олефф шагнул к пленному монарху.

– Трусливый сморчок, – проворчал он и плюнул королю в лицо.

– Прошу вас, – взмолился король Себастьян, – моя жизнь дорого стоит… если вы не причините мне вреда, вы станете богатыми.

Олефф буквально взвился:

– Оглядись по сторонам, недоумок, разве похоже, что нам нужны деньги?

– Довольно, Олефф! – приказала Халла. – Катапульты готовы?

Оружейник обуздал свой гнев и обернулся к Халле:

– Прошу прощения, госпожа, редко приходится смотреть в лицо человеку, на совести которого смерть стольких невинных людей… когда я вижу ро, то забываю о хороших манерах. – Он сделал глубокий вдох и продолжал: – Десять катапульт и пять баллист заряжены и нацелены. Камни полетят в ближайший отряд рыцарей, они не смогут этого не заметить.

– Отлично. Падающее Облако, построй людей в колонны у нас за спиной. Пусть примут угрожающий вид, но ничего не предпринимают.

Рексель кивнул и, развернувшись, принялся отдавать приказания людям Фьорлана, которые выстроились позади катапульт.

– Вульфрик, я думаю, они нападут на нас сразу же, как только сообразят, что происходит, – обратилась она к своему помощнику, который, схватив короля своей могучей рукой поперек туловища, оторвал его от земли. – Как только они окажутся достаточно близко, покажи им нашего пленника.

– И давайте будем надеяться на то, что они остановятся, – пошутил Олефф.

– Остановятся… они остановятся… – брызжа слюной, воскликнул король, висевший в совершенно неподобающем положении под мышкой Вульфрика. – Я прикажу им остановиться, и они не будут рисковать моей жизнью.

Король Себастьян походил не на короля, а на изнеженного аристократа – он резко отличался от правителей, с которыми привыкла иметь дело Халла Летняя Волчица. Алдженон Слеза скорее расстался бы с жизнью, чем позволил взять себя в плен, и женщина-воин на миг посочувствовала народу ро, которому приходилось жить под властью подобного человека.

Она подошла к Вульфрику и уставилась королю Себастьяну прямо в лицо единственным глазом.

– Советую вам выкрикнуть приказ своим людям как можно громче, ваше величество, – произнесла она. – Мы же не хотим, чтобы рыцари вас не расслышали, правильно? Если это случится, обещаю, вы умрете первым.

На лицах ее воинов отразилась гордость. Люди, выжившие после сражения в море кракенов, не видели ничего хорошего в течение последних нескольких недель, но сейчас, когда суровые воины смотрели на своих командиров и плененного короля, их охватило ликование при мысли о том, что они добились своего в ситуации, казалось бы, совершенно безнадежной.

– Олефф, отправь рыцарям мой пламенный привет, – приказала Халла.

– С превеликим удовольствием, госпожа, – ответил он, почтительно отдавая ей честь.

Он взмахнул рукой сверху вниз, ранены, стоявшие у катапульт, взялись за рычаги, и машины ожили. Каждая осадная машина издала громкий звук, заскрипели деревянные детали. Десять огромных камней взлетело высоко в воздух. Халла проследила за их полетом; они исчезли в темном небе, затем резко устремились вниз.

Как упал первый камень, было очень хорошо слышно даже с такого расстояния. Халла видела, как люди в доспехах разбегались во все стороны: камни сыпались в самую гущу войска Красных рыцарей. Разумеется, их лиц было не видно, она могла только догадываться, какое смятение вызывал этот неожиданный обстрел, но отряды, в которые попали камни, немедленно рассеялись, строй был нарушен, а другие, уцелевшие, начали отступать от городских стен, чтобы перестроиться. Она услышала звук трубы – без сомнения, сигнал тревоги, – и вскоре добрая четверть армии, осаждавшей город, на полной скорости устремилась обратно к лагерю.

Рыцари скакали по размытой дождем земле, выставив перед собой длинные копья. Не похоже было, чтобы они заметили, кто стрелял, но то, что камни прилетели из королевского лагеря, вызвало у них обоснованную тревогу.

– Спокойно, парни. – Вульфрик продолжал крепко держать короля. – Выглядит это страшновато, но скоро они остановятся.

– Покажи им пленника, – спокойно распорядилась Халла.

– Приготовьтесь кричать изо всех сил, ваше величество.

Вульфрик без малейших усилий поднял короля повыше. Король Себастьян был человеком нормального роста и телосложения, но в руках Вульфрика напоминал ребенка.

Рыцари неслись к ним на довольно большой скорости, выглядели они действительно устрашающе, и собравшиеся северяне заволновались, хотя и не думали отступать. Они отчаянно надеялись на то, что наступление прекратится, как только люди ро увидят своего монарха в плену врагов. Халла заметила среди всадников какого-то Пурпурного священника и человека средних лет в богатых доспехах, который, как она предположила, являлся командиром подразделения или даже всей армии.

– Стойте! – крикнул король сквозь слезы.

– Громче! – велел Вульфрик, слегка двинув ему кулаком под ребра.

– Мои рыцари, остановитесь! – завопил король, повысив голос до предела.

Молодой Пурпурный священник, который скакал во главе отряда, прищурился, чтобы разглядеть, кто кричит. Когда он понял, что король попал в плен к раненам, то поднял копье и с силой натянул поводья. Рыцарь-командующий со смесью удивления и гнева смотрел на воинов из Фьорлана, и рыцари, следовавшие за ним, тоже натянули поводья. Несколько лошадей встали на дыбы и сбросили всадников, а еще несколько врезались на полной скорости в тех, кто скакал впереди, потому что приказ не сразу достиг арьергарда.

Примерно тысяча всадников ро остановилась на погруженной в темноту равнине перед линией катапульт.

– Мне кажется, мы привлекли их внимание, – нервно произнес Олефф, глядя на многочисленный отряд противника.

Пурпурный священник в шлеме с изящным гребнем проскакал мимо основной массы рыцарей, а за ним последовал командующий армией. Они отделились от остальных и рысью направились к позициям Халлы. Остальные люди ро медленно последовали за командирами, и многие из них так и не поняли, в чем дело.

– Освободи короля, раненский еретик! – приказал священник, вытаскивая длинный меч.

– Брат Джакан, – крикнул дрожащим голосом король, – убери оружие в ножны, немедленно.

Вульфрик опустил короля на землю и приставил к его горлу лезвие топора.

Командующий армией, менее импульсивный, чем священник, подъехал немного ближе и оглядел раненских воинов. Взгляд его скользнул по трупам убитых гвардейцев и бесчувственному телу кардинала Мобиуса, которое, словно мешок, держал на плечах один из воинов.

Красный рыцарь был старше священника, и на лице его виднелись многочисленные шрамы, а один шрам тянулся через всю левую щеку.

– Командующий армией, рыцарь Тристрам, – обратился к нему король, – приказываю снять осаду с города и отступить. – В голосе его слышался смертельный ужас, взгляд был прикован к окровавленному топору, приставленному к его горлу.

– Фьорлан отсюда далеко, – спокойно заметил рыцарь, обращаясь к Вульфрику. – А отряд у вас маленький… у вас нет ни армии, ни надежды на спасение.

– Я бы на твоем месте прислушалась к словам своего короля, Красный человек! – сурово проговорила Халла, стоявшая рядом с Вульфриком. – Снимайте осаду, и никто больше не умрет.

– Молчать, одноглазая! – рявкнул священник, и все ранены взмахнули топорами и приготовились к бою.

Священнослужитель был явно поражен этой демонстрацией солидарности, и даже его конь встал на дыбы, когда двести человек с топорами зарычали на врагов, впившись в них гневными взглядами.

– Только попробуй еще раз так заговорить с ней, и мой друг отрежет кое-что твоему королю! – заорал Олефф.

Для того чтобы показать серьезность намерений, Вульфрик схватил руку короля и сильно отогнул ему пальцы, на его лице появилась хищная ухмылка. Король взвыл от боли, и люди ро замерли от ужаса.

– Довольно! Освободите короля… сейчас же! – крикнул брат Джакан.

Он продолжал держать в руке меч, несмотря на приказ убрать его, и Халла подумала, что священник вполне способен совершить какую-нибудь глупость.

Она подошла к командующему и спокойно проговорила:

– У вас нет выбора, сэр Тристрам. Отзовите всех своих воинов обратно сюда, в лагерь. А мы заберем вашего короля и войдем в Ро Хейл – и вы нас пропустите.

Рыцарь взглянул на нее серьезно, хотя и в некотором смятении. Тристрам обдумывал варианты действий, слушая женщину-воина, и он показался ей гораздо более разумным и уравновешенным, чем Пурпурный священник, который продолжал размахивать мечом.

– Что ж, согласен, – бесстрастно, но с явной неохотой произнес командующий армией. – Если королю причинят хоть малейший вред, я найду тебя даже на краю земли.

Халла улыбнулась:

– Мы отпустим его на свободу, когда Отряд Призраков совершит недельный переход отсюда на восток, а мы – такой же переход на север. Это понятно?

Тристрам заскрежетал зубами и кивнул, пытаясь сдержать ярость.

– Это преступление против Одного Бога! – вознегодовал Пурпурный священник. – Вы освободите его немедленно.

Северяне сделали шаг вперед по приказу Падающего Облака, а Вульфрик схватил короля за волосы.

– Это земля Рованоко, парень, – произнес могучий воин. – Твой бог не любит холодов.

Халла отошла от рыцаря и повернулась к брату Джакану, который гневно уставился на Вульфрика.

– Если я увижу, что кто-нибудь покидает этот лагерь, пока мы будем в городе, король лишится кисти руки. Если вы попытаетесь преследовать нас, он лишится всей руки, – громко произнесла она, чтобы все присутствующие слышали. – Можете отправить кого-нибудь за ним через неделю – но не больше пяти человек. Мы привяжем его к дереву, и постарайтесь добраться до него раньше, чем это сделают тролли.

Брат Джакан хотел что-то сказать, но сэр Тристрам не позволил ему – схватил его за руку и оттащил назад. Красные рыцари выглядели невесело, и Халла вздохнула немного свободнее.

– Делайте, как она говорит! – вскрикнул король Себастьян, словно испуганный ребенок.

Глава одиннадцатая Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн

Магнус выглянул в небольшое зарешеченное окно и увидел спину часового, силуэт которого вырисовывался на фоне луны. После появления Аль-Хасима сэр Нейтан настоял на том, чтобы возле тюремных окошек дежурил рядовой воин, и вот уже почти месяц человек этот постоянно присутствовал в жизни Магнуса – помимо Кастуса.

Возможно, и существовал какой-то шанс на побег или спасение, но раненский жрец бросил об этом думать. Его переполняла тревога за судьбу своего народа с того момента, когда он увидел, как королевская армия движется на север, в Травяное Море. Капитан Хоррок был превосходным командиром, но ведь он всего лишь крестьянин и стоит во главе отряда таких же крестьян. Если воины из Фьорлана не смогут ему помочь, как это утверждала ведьма, Отряд Призраков будет либо уничтожен, либо вынужден отступить на север, к горам, это Магнус понимал. Кроме того, его терзал страх за Аль-Хасима и Бронвин. Он ничего не слышал о них уже месяц, с того момента, когда Вереллиан отправился за ними в погоню, и теперь им наверняка предстояло разделить судьбу Хоррока и людей Отряда Призраков.

Мир менялся, и Магнус проклинал свое заключение и вынужденное бездействие в такие дни, когда колеса судьбы вращались быстрее, а люди играли в непонятные игры. Он хотел почувствовать прикосновение солнечных лучей к своему лицу, хотел вновь взять в руки Скельд. Шла война, в которой можно было прославиться, а члены ордена Молота не какие-то бессловесные животные, на которых не обращают внимания, а люди, всегда сражающиеся на передовой, демонстрирующие врагам раненов мощь Рованоко.

Он видел ночное небо Канарна за плечами часового, чувствовал запах соленой воды, который снова воцарился в городе после технескольких недель, когда здесь пахло только смертью. Обстановка в городе была более или менее спокойной, потому что Певайн и его ублюдки обосновались в прежней канцелярии лорда-маршала у пристаней, а рыцари почти не выходили из крепости. Люди Канарна, оставшиеся на свободе, были поглощены ежедневными заботами – очередями за скудными порциями пищи и воды, которые выдавал Певайн, и почти половина населения города медленно умирала с голоду, а остальные были уже мертвы, и пепел их рассеялся по главной площади.

Риллиона и Нейтана судьба жителей Канарна не волновала. Магнус не видел этих высокопоставленных рыцарей почти две недели и ничего не слышал о них. Он решил, что Риллиона по-прежнему раздражает пребывание в крепости в то время, когда король и кардинал Мобиус отправились на север. Командующему рыцарей оставили малочисленный гарнизон, в городе хозяйничали в основном наемники, пока рыцари сидели в крепости и жаловались на свою несчастную судьбу.

Волшебница осталась в городе, и ее уверения, что боевой флот из Фьорлана не появится, позволили рыцарям ни о чем не беспокоиться. Простая истина, как понимал ее Магнус, состояла в том, что никто не придет на помощь ни к нему, ни к народу Канарна.

В полнолуние небо было ясным, стоял холод, хотя его было и не сравнить с холодами, наступавшими зимой дома у Магнуса, далеко на севере. Он тосковал по заснеженным полям и покрытому льдами морю, и его вдруг пронзила тоска, когда он понял, как давно не видел брата и родные края. Заключение в тюрьме глубоко оскорбляло его, но бездействие в то время, когда его брат и его народ боролись за выживание, было выносить слишком тяжело.

Он был одет в те же самые шерстяные штаны и черную рубаху, в которых его больше месяца назад привели сюда, и исходивший от него запах раздражал Магнуса не меньше тюремного заключения. Его лицо и руки были относительно чистыми, он по-прежнему ежедневно получал чистую воду, а кроме того – жидкую водянистую овсянку и хлеб, но новую одежду ему никто не собирался выдавать, и еще ему ужасно хотелось почувствовать успокаивающее прикосновение кольчуги.

Выглянув из окошка своей тесной камеры, Магнус на миг подумал, что в другом конце каменного желоба происходит какое-то движение. Пока он пытался приглядеться, откуда ни возьмись появилась какая-то темная фигура. Держась в тени, человек бесшумно двигался к часовому. Когда неизвестный скрючился около окошка соседней камеры, ранену показалось, что он различил за спиной у человека длинный лук. Магнус не видел лица неизвестного, но не знал ни одного человека из народа ро, который стал бы пользоваться подобным оружием; он улыбнулся, заметив на поясе у человека катану в ножнах. Воин, стоявший на часах, не подозревал о появлении постороннего и думал о своем, прислонившись к каменной стене. Он был явно сыт по горло очередным бессмысленным ночным дежурством.

Несчастный еще не понял, что тоскливые дежурства близятся к концу. Рам Джас Рами, киринский наемный убийца, начал бесшумно приближаться к часовому со спины.

Магнус не видел кирина уже несколько лет. Лицо Рам Джаса скрывал капюшон черного плаща, кирин крался к часовому, словно хищник к добыче. Незаметно приблизившись на расстояние ярда к своей жертве, он медленно и беззвучно извлек из ножен катану и выпрямился во весь рост. Стражник по-прежнему ни о чем не подозревал, он даже зевнул и надул щеки – неосознанное выражение усталости и скуки.

Рам Джас держал катану клинком вниз, другую руку медленно поднес к горлу стражника, в последний миг прикрыл ладонью рот человека, вонзил клинок ему в бок, почти под мышкой, и резко повернул вниз. Часовой умер мгновенно, успев издать лишь слабый стон. Рам Джас осторожно забрал его меч и положил тело на землю. Затем кирин высунулся из желоба, чтобы посмотреть, не видел ли кто-нибудь убийства, снова скрылся в тени и подтащил тело убитого к окошку камеры Магнуса.

– Экий ты вонючий, – сказал он со своей обычной наглой ухмылкой, которая бесила Магнуса и за которую кирин не раз получал от северянина тумаки.

– А ты страшен как грех, – ответил жрец, протягивая старому другу руку через решетку. – Рад видеть тебя, кирин.

– Я тоже, ранен, – ответил Рам Джас, и улыбка его стала еще шире, когда он схватил руку Магнуса и горячо пожал ее.

– Понятия не имею, зачем ты пришел, но это приятная неожиданность. Ты привел с собой армию? – спросил Магнус.

– Не совсем. – Рам Джас указал на что-то за спиной жреца.

Магнус быстро обернулся и увидел Кастуса, который стоял в коридоре, широко раскрыв глаза. Он не шевелился, рот его был открыт, и на губах пузырилась кровь. Затем тюремщик неуклюже рухнул на пол, и показалась фигура лорда Бромви, герцога Канарна, с окровавленным мечом в руке.

– Бром! – воскликнул Магнус громче, чем следовало.

– Ну что ты шумишь, – улыбнулся Бром. – Не волнуйся, рабы, которые помогали этой свинье, оба мертвы. Рам Джас, за дело, – обратился он к кирину, стоявшему за окном камеры.

Рам Джас быстро огляделся, чтобы убедиться в том, что путь свободен, затем выбрался из желоба и куда-то исчез.

– Как ты сюда пробрался? – спросил Магнус у Брома; он по-прежнему не понимал, что затеяли его друзья.

– Потом; давай сначала я вытащу тебя отсюда, – сказал Бром, забирая у Кастуса ключ от камеры. – Где Скельд?

Магнус нахмурился:

– Его отдали Певайну в качестве трофея. – Тот факт, что бесчестный рыцарь-наемник получил его боевой молот, по-прежнему приводил Магнуса в бешенство.

– Ну что ж, надеюсь, ты умеешь обращаться с длинным мечом, – улыбнулся Бром, ногой поддав меч тюремщика, и тот отлетел к двери камеры.

На молодом герцоге Канарна были кожаные доспехи, прочные на вид, а за поясом виднелся тяжелый кинжал с клинком в виде древесного листа.

Бром открыл дверь, и скрежет петель прозвучал музыкой в ушах Магнуса – впервые за месяц он вышел из камеры без сопровождения Красных рыцарей.

– За тобой охотятся, Бром. О чем ты только думал, когда шел сюда? – Магнус был глубоко благодарен ему за спасение, но ему очень не хотелось бы видеть кого-либо из детей герцога Эктора схваченными и заклейменными как Черные Стражи.

Бром бросил на друга серьезный взгляд, а раненский жрец поднял с пола длинный меч.

– Ты сомневался в том, что я вернусь? Эти красные ублюдки убили моего отца, Магнус… они обезглавили его, как предателя. – У Брома всегда было суровое выражение лица, но Магнусу показалось, что со времени их последней встречи взгляд лорда стал еще более жестким.

– Они заставили меня смотреть на то, как его убивают… я тоже скорблю по нему. – Северянин угрюмо взглянул на друга.

– Я знаю, что ты помешал бы им, если бы это было возможно. – Бром начал вытирать с клинка кровь тюремщика и, обернувшись, оглядел узкий коридор с каменными стенами. – Почему здесь так мало рыцарей? – спросил он, меняя тему разговора. – Ланри видел, как через город прошла огромная армия, но он не понял, куда они делись.

– Риллиону оставили чисто символический отряд для того, чтобы удерживать город, а король отправился на север, – ответил Магнус.

Бром был искренне удивлен этой новостью:

– Король? Сам король Тор Фунвейра? Король Себастьян Тирис?

– По-моему, ваш народ называет его именно так, – ответил Магнус. – Вижу, ты еще многого не знаешь, мой друг.

– Это и к тебе тоже относится, – сказал Бром, продолжая переваривать новость о том, что король побывал в его городе. – Мы наткнулись на Коли и Дженнера, так что знаем, что Хасим был здесь и отправил мою сестру на север. Прошу тебя, скажи мне, что с ней случилось? – Они направились к выходу из темницы. – Прошу тебя, скажи мне, что она еще жива.

– Я уверен в этом, друг мой, но не видел ее с того дня, как Хасим помог ей бежать из города.

– Если она в Ро Хейле, ей не грозит опасность?

Магнус нахмурился:

– Трудно сказать. Если они выберутся оттуда до прибытия короля… – Он помолчал. – Для того чтобы все Свободные Отряды собрались в единую армию, требуется время.

Бром подошел к комнате дежурных часовых, находившейся в конце коридора, и Магнус увидел еще двух мертвых рыцарей. Молодой герцог Канарна оставался таким же хладнокровным и опасным, как и прежде, и Магнус был поражен тем, что Бром вошел в темницу и убил троих тюремщиков, не производя ни малейшего шума.

– Давай сейчас поговорим о более простых вещах, – сказал Бром, перешагивая через тела. – Сколько рыцарей осталось в главной башне замка?

– Пятьдесят Красных рыцарей и сто простых воинов. Думаю, у Певайна в городе имеется пара сотен наемников… с ними нам не справиться.

– Я знаю насчет Певайна и его ублюдков – у Ланри имеется для них сюрприз, – заявил Бром.

– Нескольких человек недостаточно, чтобы отвоевать город, – сказал Магнус, начиная удивляться про себя: неужели Бром намеревается устроить нечто вроде последнего славного боя?

Бром завернул за угол и на миг остановился у лестницы, ведущей в главную башню, затем шагнул в переднюю, в полу которой имелся давно не использовавшийся канализационный колодец.

– Мы привели с собой нескольких друзей. Они ждут знака, чтобы присоединиться к нам в главной башне. У нас есть шанс, вот и все.

На лице его появилось зловещее выражение, и Магнус увидел, что Бром жаждет крови, и как можно быстрее. И действительно, его друг буквально дрожал от предвкушения боя.

Магнус заметил, что железная решетка, прикрывавшая бывший канализационный колодец, открыта изнутри, и догадался, каким образом Бром смог попасть в темницу, миновав дежуривших во дворе замка рыцарей.

Раненский жрец остановился, а Бром быстро направился к поднятой решетке.

– Бром, – тихо произнес он, и друг обернулся. – Тебе нужно успокоиться. У тебя руки дрожат.

Бром взглянул на руку, державшую меч, и улыбнулся:

– Чувствую себя так, словно впервые в жизни собираюсь драться.

– Риллион и его рыцари – опытные воины. Тебя убьют, если ты не сконцентрируешься. Ни ты, ни я не обладаем дарами Рам Джаса, Бром… простые люди вроде нас должны полагаться на свои боевые навыки, оружие и удачу. Подожди минуту, сосредоточься, друг мой.

Молодой лорд, с трудом борясь с нетерпением, сделал несколько глубоких вдохов.

– Рам Джас ждет наверху, нельзя здесь задерживаться, – сказал он, поднимая взгляд на раненского жреца. – У него есть какой-то план.

– Чем больше времени мы дадим ему, тем дольше он сможет потирать руки и поражаться собственной изобретательности.

Заброшенная траншея вела наружу из внутренней башни, и похоже было, что Бром, придя на выручку Магнусу, совершенно миновал внутренний двор.

– А в этом плане предусмотрено остаться в живых? – спросил Магнус.

Лорд ро обернулся и слегка улыбнулся:

– Если план сработает, мы останемся в живых и, кроме того, сможем отвоевать город.

– Тогда это звучит как великолепный план, – сказал Магнус. – Если он сработает.

– Не волнуйся, кроме нас с кирином, есть еще кое-кто. – Бром вздохнул и медленно поднялся. – Мы нашли себе неожиданных союзников… и передали Ланри кое-что такое, благодаря чему можно будет расправиться с Певайном.

Магнусу было любопытно, но ему также не терпелось очутиться на свободе. Если у них есть союзники и план, это замечательно.

– Нам надо идти, – сказал Бром, отодвигая в сторону стальную решетку.

– Ты успокоился? – спросил Магнус.

– Нет, вовсе нет… но нам все равно надо идти.

Магнус не собирался указывать молодому лорду, как себя вести. Он сумел проникнуть в Ро Канарн, пробрался в город, имея в качестве спутника только киринского пройдоху и негодяя. Если он смог сделать это, подумал Магнус, то, возможно, он не просто лорд ро, играющий в бандита.

– Хорошо, тогда идем, – сказал он, когда Бром начал спускаться в дыру. – Надеюсь, твои союзники умеют хорошо драться.

Они спустились в узкий каменный туннель, в который широкоплечий Магнус едва протиснулся. Стояла почти полная темнота, иногда сверху проникали лучи лунного света, и Магнус радовался тому, что его другу хорошо знакомы ходы в стенах замка его отца. От туннеля в стороны расходились многочисленные боковые ответвления, но друзья сейчас направлялись вниз, по коридору, который некогда был частью канализационной системы Канарна. Герцог Эктор не пользовался темницей много лет, и коридор был покрыт слизью, грязью и зарос мхом.

После нескольких минут продвижения по тесному туннелю Бром остановился и высунул голову наружу. Затем нырнул обратно и жестом поманил Магнуса к себе. Когда раненский жрец отодвинул в сторону часть стальной решетки, он смог выпрямиться и вместе с Бромом взглянуть на Ро Канарн. К решетке была привязана веревка, по ней Бром влез снаружи, и между зданиями виднелась городская площадь. Магнус быстро сообразил, где они находятся, справа увидел подъемный мост, а дальше – главную башню замка. Они очутились на уровне двора замка, где виднелись догоравшие костры.

Бром потянул за веревку, что послужило сигналом для того, кто стоял внизу. Магнус не видел лица этого человека, но разглядел, что тот высок и закутан в плащ.

– Кто твой друг? – шепотом спросил он Брома.

– Его зовут Тир Нанон. Я представлю тебя ему, если нас не убьют, – с черным юмором ответил лорд.

– Какой план у кирина? – Магнус по-прежнему говорил шепотом, не видя никакой армии, которая пришла бы им на помощь.

– Он включает взрывы и элемент неожиданности. – Бром обернулся к Магнусу. – Кто способен доставить нам больше всего неприятностей?

– Риллион и Нейтан – командиры рыцарей и Певайн, – ответил Магнус, в душе желая получить возможность прикончить рыцаря-наемника.

– Отлично, занимаем позиции. – Лицо Брома было серьезным, видно, он уже давно ждал этой минуты.

Они вошли в полукруглый дренажный туннель, который вел во внутреннюю башню замка, мимо подъемного моста. Когда они очутились на противоположной стороне, Магнус ахнул от изумления, увидев темные фигуры, которые перемещались, словно тени, по улицам Ро Канарна. Все были высокими и двигались с грацией, несвойственной людям; они направлялись к подъемному мосту. Магнус заметил трех наемников, болтавшихся без дела у входа в замок; стремительно двигавшиеся неизвестные утащили их в темноту и там мгновенно расправились с ними. Некоторые из загадочных союзников Брома несли за спинами какие-то мешки, и каждый был вооружен длинным клинком в форме листа.

– Бром, ты завербовал себе в помощь отряд привидений? – спросил Магнус, пробираясь за молодым лордом по направлению к кострам во дворе замка.

– Это друзья Рам Джаса…. И мои теперь тоже, надо думать. Восставшие из мертвых, доккальфары, обитатели лесов – я слышал много вариантов их имен за последние несколько дней.

Магнус был поражен, но прагматично спросил:

– Им можно доверять, они знают, что такое честь?

– Мне кажется, да. До сих пор они были выше всяких похвал, – ответил Бром через плечо. – И Рам Джас им доверяет.

– Ха, доверие грязного кирина наверняка заслужить нелегко, – произнес Магнус, пытаясь сохранять веселое настроение даже в таких обстоятельствах.

Рам Джас был его другом, они оба любили и развлечься и подраться. Брому это было известно, и он негромко фыркнул.

Когда туннель закончился, они выбрались наружу и скрючились в темноте, во дворе замка. Напротив Магнус видел лестницу, которая вела в тронный зал. Деревянные ступени поднимались наверх из первого этажа внутренней башни, донжона замка. У стен внутреннего двора замка группами сидели рядовые воины – не настоящие рыцари, но тем не менее одетые в стальные латы люди, принадлежащие к Красному ордену; у каждого имелся длинный меч. Магнус насчитал во дворе около пятидесяти человек и подумал: интересно, сколько этих чудных обитателей лесов пришло им на помощь? Подъемный мост был неподалеку, примерно в десяти шагах от них, и Магнус мог различить смутные силуэты, собиравшиеся на краю деревянного пролета.

Бром подал какой-то сигнал, который ближайшая фигура, по-видимому, поняла и бесшумно двинулась к лебедке, поднимавшей и опускавшей мост. План, очевидно, состоял в том, чтобы отрезать подкреплениям путь к главной башне замка, пока они не справятся с находившейся внутри небольшой группой рыцарей, и исключить вмешательство наемников Певайна.

Восставший из мертвых не стал сразу поднимать деревянный мост, но, казалось, ждал чего-то еще. Магнус подумал, что это «что-то еще» – невысокая фигурка, которая двигалась по крепостной стене высоко у них над головой, – и, судя по длинному луку в руках, сам Рам Джас.

– Стой вплотную к стене и будь готов спрятаться обратно в туннель, – прошептал Бром.

Некоторые из призрачных фигур уже проникли в замок; они медленно двигались вперед, стараясь оставаться невидимыми. Они несли с собой небольшие мешки; приблизившись, насколько это было возможно, они швырнули свои мешки в сторону костров.

Не успели мешки упасть на землю, как восставшие из мертвых проворно отступили, и Магнус заметил на лицах Красных рыцарей смятение; мешки беспрепятственно пролетели у них над головами и начали взрываться, угодив в пламя. Магнус видел в действии смолу и каресианский огонь, когда их использовали примерно таким же образом, но никогда не наблюдал взрывов подобной разрушительной силы.

Грохот, огонь, яркие вспышки света наполнили темный внутренний двор; взрывы следовали один за другим, и людей разносило на куски. Рыцари впали в панику, половина из них погибла в считанные мгновения. Менее чем за секунду темный, молчаливый замок был охвачен пламенем. Бром вытащил из ножен меч – сигнал поднять мост. Раздался скрип, мост поехал вверх, и где-то в городе раздался мощный взрыв. Магнус повернулся в ту сторону и разглядел у пристаней охваченную пламенем канцелярию маршала. Очевидно, Ланри и людям Канарна надоело присутствие в городе Певайна.

Бром сделал несколько шагов вперед и выкрикнул вызов на бой рыцарям во дворе; его фигура ясно вырисовывалась на фоне пламени. Восставшие из мертвых двинулись за ним, Магнус не отставал.

Мешки с неизвестным веществом взрывались с большой силой, но пламя быстро потухло. Бром зарубил двоих рыцарей взмахами своего длинного меча. Магнус не любил сражаться мечом, но все равно даже с таким оружием он превосходил простых воинов, пробивая себе дорогу сквозь их ряды, едва давая себе труд парировать жалкие выпады, сея вокруг смерть.

Странно было чувствовать себя свободным, странно было снова сражаться после стольких дней, проведенных в заключении, и раненский жрец наслаждался зрелищем того, как люди падали мертвыми под его сокрушительными ударами. Простые рыцари были слабыми противниками, и Магнус мог позволить себе осмотреть двор и взглянуть, как сеют смерть восставшие из мертвых. Их было около двадцати, и они швыряли свои диковинные кинжалы с поразительным искусством, убивая на месте перепуганных людей ро. Раненский жрец был несколько потрясен силой и ловкостью этих существ и на миг удивился, почему такой народ согласился вступить в союз с этим придурком Рам Джасом.

Магнус отразил неловкий удар рыцаря, покрытого сильными ожогами, и обезглавил его мощным ударом меча. Неподалеку от него Бром с клинком в виде листа не задумываясь убивал любого, кто вставал у него на пути.

– И это лучшее, что у них есть? – крикнул он, перекрывая звон металла и шум битвы.

И, словно в ответ на этот вопрос, Магнус услышал крик со стороны деревянных ступеней, которые вели в главную башню, и, подняв голову, увидел Красных рыцарей, выбегавших из тронного зала Канарна. Служители церкви отнюдь не походили на рядовых воинов, это были настоящие Красные рыцари, опасные противники. Магнус узнал людей из отряда сэра Нейтана и подумал, что адъютант Риллиона наверняка тоже здесь.

На стене Магнус заметил Рам Джаса. Тот выпустил пылающую стрелу, она пролетела через двор и упала у подножия лестницы. К стреле было что-то привязано, и, воткнувшись в дерево, она взорвалась; ближайшие рыцари отлетели назад, их мертвые тела были охвачены пламенем. Несколько человек побежали обратно, и Магнус даже зауважал кирина за его ловкий маневр. Подняв мост, они отрезали доступ в крепость людям Певайна, а хорошо нацеленная стрела или две отрежет и рыцарей, и Бром с Магнусом смогут прикончить врагов, оставшихся во дворе. Старый Коричневый священник в городе, должно быть, перебил немало наемников, когда взорвал канцелярию маршала.

Вокруг умирали люди, и Магнусу вдруг пришло в голову, что, если они должны убить командиров Красных рыцарей, чтобы захватить Канарн, кому-то придется сразиться с Риллионом – и ему совершенно не хотелось, чтобы Бром сделал эту глупость и пошел навстречу смерти, вызвав на бой командира гарнизона. Рубить на куски плохо обученного солдата – это одно, а победить настоящего закаленного в боях воина – совершенно другое. Рам Джасу не было равных в искусстве убивать, Бром превосходно владел мечом, и, судя по недавно увиденному, обитатели лесов были очень опасны, но Магнус сомневался, что они смогут выстоять против превосходящих сил противника. Кроме того, совсем скоро явится Певайн и опустит подъемный мост или проникнет в замок по потайным туннелям и очутится со своими ублюдками прямо во дворе. Хотя, судя по взрывам, по-прежнему грохотавшим в городе, брат Ланри оказался в состоянии относительно надолго задержать наемников.

Ранен поднял голову. Вокруг валялись изувеченные тела вражеских солдат, и, быстро оглядевшись, он понял, что из своих никто не убит. Бром берег силы, уничтожая растерянных воинов, а Рам Джас на стене сражался с несколькими врагами, которые выбежали из сторожевых башенок. Кирин оставался таким же опасным врагом, каким его помнил Магнус, катана свистела в воздухе со смертоносной точностью, и вскоре на крепостной стене не осталось ни одного воина.

Магнус остановился. Уцелела лишь жалкая кучка рыцарей, и они либо трусливо жались к стенам, либо, упав на колени, показывали, что сдаются.

– Убить их всех! – крикнул Бром, и Магнус резко обернулся к другу.

– Нет, – ответил он, повышая голос. – Они сдались.

Бром замер, пот ручьями тек у него по лицу. Он пнул ногой какого-то рыцаря, умолявшего оставить ему жизнь, и быстро спрятал меч в ножны, затем выпрямился и сделал глубокий вдох.

– Твой жрец мудр, Бромви, – произнес один из доккальфаров, существо ниже ростом, чем его собратья, но все же высокое.

Восставшие из мертвых согнали оставшихся в живых рыцарей в кучку, и Магнус заметил, что их всего шесть человек.

– Еще бы, – хмыкнул Магнус, затем обернулся к молодому лорду Канарна. – Бром, тебе нужно взять себя в руки. План пока что работает. Что дальше?

– Магнус, это Тир Нанон, – представил нового знакомого Бром. Кожа существа была серой, уши заостренными, но Магнус, как уроженец Фьорлана, выросший в непосредственной близости от троллей, не так сильно, как люди ро, удивлялся виду представителей иных рас.

– Добрая встреча, человек ранен, – произнес Нанон, и лицо его странно, едва уловимо изменилось, на губах появилось какое-то подобие улыбки.

По каменным плитам двора текла кровь – меньше, чем здесь было пролито месяц назад, когда Красные рыцари захватили замок, но все равно вид двора напоминал скотобойню. Восставшие из мертвых укрылись за бочками у подножия деревянной лестницы, а Рам Джас пробирался по крепостной стене по направлению к главной башне.

– Остальные доккальфары находятся в потайных туннелях. Я объяснил им, как пробраться в тронный зал, – произнес Бром, направляясь к бочкам.

Все пригнулись в своем укрытии у подножия лестницы и замерли. Рам Джас снова скрылся из виду, и пламя, которое разожгла его пылающая стрела, угасало.

– Сколько там их еще внутри? – спросил Магнус, вытирая кровь с меча Кастуса.

– Человек двадцать. Наши уже начали очищать туннели от рыцарей, – ответил его друг. – Пойдем найдем Риллиона, хорошо? – Бром уже успокоился, но Магнус решил оставаться с ним рядом как можно дольше.

За пределами замка раздались новые взрывы; брат Ланри и народ Канарна продолжали отвоевывать свой город при помощи взрывчатки доккальфаров. Раненский жрец был этому рад, одно его огорчало – что он не может сам сразиться с главарем наемников. Он с трудом смирился с мыслью, что придется копаться в руинах здания, чтобы найти Скельд.

Бром шел впереди, Магнус и Нанон следовали за ним; они поднялись по деревянным ступеням к тронному залу герцога Эктора. На первой лестничной площадке лежали убитые рыцари, и для того, чтобы добраться до дверей, друзьям пришлось перешагивать через окровавленные тела. Королевские гвардейцы, которые прежде охраняли эти двери, ушли на север вместе с армией, а Нейтан не поставил других часовых – впрочем, это бы ему не помогло.

Бром приблизился к двери и пригнулся сбоку от входа, взявшись за дверную ручку. Жестом он велел Магнусу и Нанону присоединиться к нему, и остальные лесные существа заняли позиции по обеим сторонам лестничной площадки. Тем временем Рам Джас, притаившийся за башенкой, вставил в лук очередную огненную стрелу. Со своей позиции он мог обстреливать дверной проем. Оглянувшись и убедившись, что кирин наготове, Бром рывком распахнул дверь.

И в тот же миг мимо них пронеслась искусно выпущенная пылающая стрела. Она влетела в дверной проем и с глухим стуком упала на ковер. Раздался мощный взрыв.

Магнус отпрянул от языков пламени, и изнутри донеслись вопли Красных рыцарей, которых взрыв застал врасплох. Двое восставших из мертвых шагнули к дверям зала и швырнули внутрь свои мешки, последовали новые оглушительные взрывы, а за ними – крики боли. Магнус быстро заглянул в дверь и заметил, что люди Нейтана выстроились неподалеку от двери, ожидая появления противника. Взрывы вызвали панику и сумятицу, но Нейтан и другие старшие рыцари – Рашабальд, палач, и Риллион – были видны сквозь пламя в дальней части огромного зала.

Еще две стрелы, выпущенные одна за другой, влетели в дверь под более острым углом, и Магнус заметил, что Рам Джас быстро перебежал на другую позицию. Стрелы теперь залетали дальше в зал, и одна из них угодила в нагрудную пластину какого-то рыцаря, прежде чем взорваться.

Рыцари отступали от огненной стены, чтобы одежда не загорелась. Риллион ревел не своим голосом, приказывая им построиться в оборонительную линию. Некоторые даже не успели надеть доспехи.

Магнус попытался найти глазами в зале Амейру, Повелительницу Пауков, но ее нигде не было видно, и он подумал, что она в этом сражении неизвестная, а потому чрезвычайно опасная величина – единственная из людей, кого раненский жрец по-настоящему боялся.

Рам Джаса снова не было видно, тот, наверное, скрылся в одном из потайных туннелей, проделанных в стенах главного зала. Огонь уже угасал, и Магнус увидел, как уцелевшие Красные рыцари строятся перед возвышением с троном.

Восставшие из мертвых больше не бросали свои мешки и стояли молча позади Брома и Магнуса.

Из зала раздался громкий голос командующего гарнизоном Риллиона:

– Бромви Черный Страж, я уверен, это ты там, за дверью.

На лице Брома было выражение мрачной решимости, когда он приготовился к схватке с рыцарями, держа в одной руке длинный меч острием вниз, в другой сжимая тяжелый кинжал с клинком в виде листа. Магнус знал Брома достаточно хорошо и понял, что он мысленно готовится к битве, исход которой нельзя предсказать. Риллион был хорошо известен как один из лучших воинов Тор Фунвейра, и Магнус сомневался, что Бром сможет справиться с ним. Еще сильнее его волновала Амейра, Повелительница Пауков. Он не видел ее в тронном зале, но подозревал, что ее злые чары еще сыграют свою роль в этой схватке. Если, как она хвасталась, Рам Джас теперь беспомощен против нее, то эта хорошо спланированная атака может оказаться бесполезной, а ведьма сумеет околдовать их и сбежать. Возможно, люди Канарна и освободятся от власти рыцарей, но волшебница сможет продолжать плести свои интриги в другом месте.

– Не забывай о колдунье, – обратился Магнус к Брому, стоявшему с другой стороны от двери.

– У Рам Джаса для нее тоже кое-что припасено, – ответил тот.

– Она уверена, что кирин не сможет причинить ей вреда. – Магнус пока что не стал распространяться насчет сына Рам Джаса, зная, что это только добавит напряжения перед боем, и без того для них почти безнадежного.

– Пусть кирин разбирается с колдуньей как может. А нам с тобой предстоит позаботиться о рыцарях, – ответил Бром, сжимая и разжимая пальцы, готовясь к самому серьезному сражению в своей жизни.

– Ладно, но позволь мне, по крайней мере, взять на себя Риллиона, – настойчиво попросил Магнус.

Бром обернулся и, стоя на пороге тронного зала своего отца, бросил суровый взгляд на Магнуса.

– Ты понимаешь, что этого я сделать не могу, – ответил он. – Он мой. Для тебя останется множество других рыцарей, мой друг. – Он явно хотел представить дело так, что это для Магнуса всего лишь вопрос тщеславия.

– Зря ты так, Бром, – произнес ранен. – Он тебе не по зубам.

Бром кивнул другу:

– Тогда я умру.

И молодой лорд Канарна смело перешагнул порог и вошел в большой зал.

– Вот же упрямец, – пробормотал Магнус, прежде чем последовать за другом.

Восставшие из мертвых, как один, двинулись за ними, и примерно двадцать воинов вошли в зал.

Умиравшее пламя продолжало лизать немногочисленные предметы деревянной мебели и одежду мертвых. Колонны, уходившие к темному потолку, в основном остались нетронутыми, и Магнус заметил, что Бром бросил быстрый взгляд на знамена с геральдикой своего дома, прежде чем двинуться вперед по устланному ковром полу.

Рыцари выстроились перед возвышением и не пытались остановить нападавших, опасаясь новых взрывов. Люди ро просто ждали, когда странная группа воинов войдет в тронный зал. У жителей лесов больше не было с собой мешков, и Магнус сообразил, что взрывчатка осталась только у Рам Джаса.

– Добро пожаловать в Ро Канарн, Бромви Черный Страж, – крикнул Риллион из-за спин своих рыцарей. – Возможно, теперь не встретишь здесь прежнего гостеприимства, но я уверяю, что рад тебя видеть.

Бром вышел на свет. Он осмотрел просторное помещение, которое служило ему домом двадцать четыре года, и на миг прикрыл глаза.

Магнус и восставшие из мертвых последовали за ним и образовали цепочку шагах в десяти напротив рыцарей. После стрельбы Рам Джаса численность рыцарей сильно уменьшилась, и теперь силы оказались примерно равны – чуть более двадцати рыцарей стояли напротив. Магнус понимал, что где-то в замке есть еще рыцари, но Бром заверил его, что остальные жители лесов с ними разберутся, и бой обещал, к счастью, быть справедливым.

– Сэр Риллион, – официальным тоном произнес Бром, – я намерен вас убить. – Слова эти были произнесены так спокойно, что даже удивили командующего гарнизоном.

– Ты и твои… друзья сегодня встретят правосудие Одного Бога, Черный Страж! – крикнул стоявший рядом с Риллионом Рашабальд.

Магнус заметил, что злобный взгляд сэра Нейтана устремлен именно на него.

– Ты объединился с живыми мертвецами… а я думал, сын герцога знает, что это всего лишь неумирающие монстры, – произнес Риллион, прятавшийся за спинами воинов.

Тир Нанон, стоявший рядом с Магнусом, единственный из жителей лесов отреагировал на эти слова.

– Я прощаю тебе твое невежество, человек ро, – мягко произнес он. – Твоим разумом управляет другой человек.

– Молчать! – крикнул командир.

Самый крупный из восставших из мертвых, огромное существо – примерно на фут выше Магнуса ростом, – шагнул вперед, встал рядом с Наноном и поднял перед собой тяжелый клинок.

– Мое имя Тир Рафн, я самый могучий из защитников Сердца, и я говорю, что вы трусы, которые охотятся на слабых. – Слова он произносил низким, хриплым голосом, похожим на рычание тролля. – Я даю вам шанс показать, что вы умеете достойно сражаться сталью, – сдержанно закончил он, словно бросая вызов рыцарям, которые явно чувствовали страх в присутствии такого огромного существа.

– Ты так и собираешься весь вечер прятаться за спинами своих воинов? – издевательски усмехнулся Бром.

Медленно, уверенно, как опытный боец, командующий гарнизоном рыцарь Мортимер Риллион сошел с платформы и поравнялся с выстроившимися рыцарями. Нейтан из Дю Бана и палач Рашабальд последовали за ним. В первый раз с того дня, как Магнуса схватили, он увидел, что командиры рыцарей присоединились к своим солдатам.

Группы противников оценивающе смотрели друг на друга. Напротив Магнуса остановился Нейтан, который, несомненно, собирался сразиться с ним, и поднял длинный меч, словно отдавая северянину честь. Магнус не ответил и подумал, что надо убить его побыстрее, чтобы затем подобраться к Риллиону и помочь Брому.

Противостояние длилось всего несколько секунд, затем Бром крикнул:

– За Канарн! – и устремился к Риллиону.

Остальные воины последовали его примеру, и два вражеских отряда схватились в центре тронного зала. Магнус парировал серию яростных выпадов Нейтана. Ранен был несколько озадачен боевым искусством Нейтана, но быстро взял себя в руки и удержал свою позицию. Слева дрались Бром и Риллион, обмениваясь ядовитыми насмешками, и лишь кинжал Брома помешал Риллиону быстро покончить с молодым лордом. Восставшие из мертвых в открытом бою были не так опасны, как в те моменты, когда нападали из теней и использовали элемент неожиданности, но бой все равно был более или менее равным. Нанон в первую же минуту прикончил одного рыцаря, проткнув его мечом, причем маневр его напоминал фигуру танца. Лесные обитатели сражались совсем иначе, чем люди ро. Огромный Тир Рафн выглядел самым опасным, с ним сражался сэр Рашабальд; он размахивал двуручным мечом, не подпуская к себе нападавшего.

Люди и жители лесов гибли, в воздухе свистели мечи и кинжалы, клинки рубили и пронзали плоть, и зал превратился в настоящее поле боя. Нейтан оказался серьезным противником, и ранену потребовалось все его искусство, чтобы оказывать рыцарю достойный отпор; с большой неохотой он развернулся спиной к Брому, которого методично теснил Риллион.

– Тебе не победить, жрец! – воскликнул Нейтан, нанося колющий удар в бок Магнусу. – Хотя мне и не хочется тебя убивать.

Магнус рассмеялся, не прекращая орудовать мечом. Это был неистовый, громче звона стали хохот.

– Если ты не хочешь меня убивать, ты уже проиграл, потому что я хочу убить тебя.

Ранен удвоил усилия для того, чтобы заставить рыцаря потерять равновесие.

Нейтан повалился назад, на край платформы, и перекатился набок, едва избежав удара меча Магнуса. Рыцарь вскочил на ноги, и враги снова бросились друг на друга, хотя сейчас Нейтан больше защищался, ловя удобный момент, – он понял, что его противник следит за другими и время от времени отвлекается от боя с ним.

Магнус видел Брома через плечо Нейтана. Лорд Канарна сражался возле длинного деревянного пиршественного стола, на его лице виднелась кровоточащая рана. Риллион вышиб у него из руки кинжал, и Бром яростно сопротивлялся, пытаясь не дать более опытному противнику одолеть себя.

– Тебе конец, рыцарь! – выплюнул Магнус, намереваясь покончить с Нейтаном и поспешить на помощь другу.

Поблизости раздался тошнотворный хруст костей, рассекаемых сталью, он был слышен даже в невообразимом шуме, это Тир Рафн ударил с размаху Рашабальда по голове. Удар этот был такой силы, что меч палача разлетелся на куски, а его голова распалась надвое. Меч Рафна рассек также шею рыцаря и застрял в его нагрудной пластине.

Смерть Рашабальда заставила Риллиона взреветь в гневе, и он обрушил на Брома серию стремительных, как молния, выпадов. Лорд сосредоточился и попытался отразить атаку. Занеся меч над головой, Риллион развернул руку и ловко вонзил его в плечо Брома. Из раны хлынула кровь, и Бром рухнул на пол. Магнус на мгновение задержал дыхание, а Риллион выдернул из раны клинок и приготовился нанести смертельный удар. И как раз в ту секунду, когда меч Риллиона уже готов был обрушиться на Брома, рядом появился Нанон и сильно толкнул рыцаря, причем и сам полетел на пол вслед за ним, и оба откатились к дальней стене. Бром очень медленно сел, зажимая рану и пытаясь преодолеть боль.

Магнус пнул Нейтана ногой и в ответ едва не получил удар в живот; это напомнило ему о том, что капитан требует внимания. Он сосредоточился на своем противнике, но вид раненого Брома отвлекал его. Заставив себя думать только о Нейтане, Магнус прибег к обманному маневру и увидел, что рыцарь оставил слабое место в обороне. Шанс на успех был ничтожно мал, но ранен сумел воспользоваться им и пронзил Нейтану бок. Капитан вскрикнул, поняв, что смертельно ранен.

– Ты убил меня, жрец, – произнес он, уронил меч и ухватился за плечи Магнуса.

– Ты умер достойно, – ответил Магнус, вонзая меч в тело Нейтана, в уголках рта рыцаря выступила кровь, а затем глаза его остекленели.

Обернувшись, Магнус увидел, как Тир Рафн отчаянно пытается выдернуть свой меч, застрявший в доспехах Рашабальда, но огромный клинок не поддавался, и обитатель лесов оказался безоружным. Магнус кинулся к нему на помощь, но он был недостаточно близко, и три рыцаря заметили благоприятную возможность и напали на Рафна, которому приходилось отбиваться лишь ногами и кулаками. Три рыцаря обрушивали на него колющие удары, и серая кровь сочилась из многочисленных ран, а он с трудом отражал выпады врагов. Магнус мгновенно прикончил рыцаря, попытавшегося преградить ему путь, но в этот миг Рафн рухнул на колени, а рыцари буквально набросились на него, яростно вонзая клинки в его грудь, спину, и лесной гигант кричал от боли и гнева, а затем смолк. У дальней стены Нанон сидел верхом на Риллионе и что было сил молотил его кулаками. Оба лишились мечей, и Риллион, по крайней мере на время, оказался нейтрализован. Магнус бросился через зал, точными ударами убивая всех, кто вставал у него на пути, но успел заметить, что среди убитых больше восставших из мертвых, чем рыцарей.

Подбежав к Брому, потерявшему сознание, он услышал откуда-то сверху громкий взрыв и, подняв голову, увидел, что из потайного люка в потолке упали три Красных рыцаря; ударившись о пол, они остались лежать неподвижно. В отверстии показалось лицо, и Рам Джас Рами, спрыгнув вниз, грациозно приземлился на каменные плиты.

– Рам Джас, где ведьма? – крикнул Магнус своему другу.

– Она сбежала от меня с дурацким хихиканьем, – ответил тот, оглядывая сцену кровавой схватки.

Он увидел изувеченное тело Рафна, Брома, лежавшего без сознания, повесил за спину лук и стремительно вытащил из ножен катану.

– Он мертв? – спросил он, указывая на Брома.

– Сейчас умрет, – ответил командующий Риллион, сильно ударил лбом Нанона в лицо и грубо оттолкнул его в сторону.

Он быстро вскочил на ноги, схватил меч и в другую руку взял клинок Нанона. Житель лесов не шевелился.

– Ну, давай, жрец! – крикнул он Магнусу, вызывая его на бой, приблизился к ранену и остановился перед ним.

– Позволь мне с ним сразиться, – попросил Рам Джас, бросив взгляд на окровавленное тело Брома.

– Нет, ты должен найти ведьму, – ответил Магнус.

Рам Джас не тронулся с места.

– Кирин, я не могу убить ее… ты должен идти… немедленно! – взмолился Магнус.

Рам Джас неохотно кивнул и побежал к боковой двери, держа наготове катану.

Магнус и Риллион позволили себе быстро оглядеть зал, и оба поняли, что половина воинов и того и другого отряда либо мертвы, либо умирают. Нейтан, Рашабальд и Рафн были убиты, а Бром и Нанон выбыли из строя.

– Рыцари, стоять!

Услышав приказ Риллиона, оставшиеся в живых рыцари ро опустили оружие и образовали цепочку напротив восставших из мертвых.

Жители лесов на мгновение смутились, но Магнус поднял руку, давая знак успокоиться, они поняли его и отступили, образовав собственный строй. С каждой стороны уцелело менее чем по десять воинов, и каменный пол между ними был усеян изувеченными телами, покрыт лужами крови. Битва за Ро Канарн унесла множество жизней, Магнус даже не мог бы сказать, сколько именно, – начиная с тех, кто пал в первой битве, и заканчивая пленными, которых казнили, и наемниками, погибшими во время взрыва. Люди ро, ранены, простые горожане, рыцари, наемники и аристократы – он подумал: ради какой же цели пролита вся эта кровь, и знают ли выжившие о том, что за всеми этими смертями стоит каресианская колдунья.

Риллион и Магнус вышли на середину зала и начали кружить друг напротив друга; стало ясно, что исход их поединка решит и исход битвы. Амейры по-прежнему нигде не было видно, и Магнусу оставалось только надеяться, что кирину удалось с ней расправиться.

Затем Риллион внезапно бросился в атаку. Рыцарь был старше Магнуса более чем на десять лет, но за эти годы успел приобрести опыт и ловкость, с которыми жрецу ордена Молота редко приходилось сталкиваться. Кроме того, у него было два меча, а у Магнуса только один, и командующий начал стремительно теснить ранена, мечи его свистели в воздухе с головокружительной скоростью. Быстрые удары норовили попасть в незащищенное место, и стало ясно, что Риллион не собирается позволить втянуть себя в состязание в силе, в котором ему было не победить.

Магнус сосредоточился, ему удалось выстоять и не отступить, и он даже заставил Риллиона перейти к обороне. Жрец понимал: чем дольше длится их поединок, тем слабее станет Риллион. Он никак не мог найти щель в обороне рыцаря, но знал, что время играет на руку ему, а не Риллиону. Он не призывал на помощь ярость Рованоко, зная, что только спокойствие поможет ему победить такого искусного противника.

Из боковых дверей показались новые восставшие из мертвых, и Магнус увидел, что численное превосходство теперь на их стороне. Те, кто проник в главную башню через потайные туннели, справились со своей задачей и уничтожили оставшихся рыцарей; теперь они присоединились к главным силам в зале. Ни один из них не обратил особого внимания на тело Рафна и других своих собратьев; они просто встали рядом с живыми в ряд напротив цепочки рыцарей – цепочки, которая теперь выглядела малочисленной и жалкой. Рыцарей было почти в два раза меньше, чем жителей лесов, и Магнус подумал, что, если Риллион погибнет, его люди сдадутся в плен.

На лице командира рыцарей отразились гнев и нечто вроде изумления, и, возможно, ему в первый раз пришло в голову, что он может потерпеть поражение. Однако Магнус знал, что их поединок имеет колоссальноезначение, и когда Риллион атаковал его снова, то произошло это с еще большей яростью, чем прежде. Он уже не защищался, а сломя голову бросился в бой, нанося раны Магнусу и сверху, и снизу. Раненский жрец отступил. Он парировал выпады как мог, но на нем не было доспехов, и Магнус понял, что перевес не на его стороне. Он не позволял себе бросить даже мимолетного взгляда на стоявших поблизости союзников или на окровавленное тело Брома, потому что это означало бы для него смерть.

Затем рыцарю все же удалось добраться до него. Магнус парировал выпад, направленный сверху вниз, но не успел отскочить в сторону, чтобы избежать последовавшего за ним колющего удара в живот. Он сумел отшатнуться, и клинок в виде листа задел его бок сильнее, чем живот.

Магнус не упал и не выронил оружие, хотя боль была невыносимой. Ударом меча он оттолкнул клинок противника прочь и отскочил как можно дальше.

По его лицу струился пот, но он заговорил:

– Ты проиграл, Риллион. Канарн больше не принадлежит тебе, и в любом случае тебя ждет смерть. – Когда он говорил, у него закружилась голова, и ему с трудом удавалось удерживаться на ногах.

В этот момент Бром пошевелился – вероятно, он пришел в себя несколько секунд назад и теперь был готов действовать. Меч его находился поблизости, и он бесшумно поднял его, затем, вскочив на ноги, бросился к командующему Риллиону. Рыцарь услышал шаги у себя за спиной и в последний момент обернулся. Он увидел литое изображение Бритага Мирового Ворона, а в следующее мгновение клинок пронзил его нагрудную пластину. Бром продолжал с силой давить на меч, вгоняя его все глубже в тело Риллиона. Рыцарь не вскрикнул, когда острие меча вышло из его спины.

– Я убит Черным Стражем… какое бесчестье, – горестно произнес он.

К тому моменту, когда они с Бромом рухнули на пол, Риллион был мертв, и присутствующие на миг замерли. В воздухе висел запах крови, смерти и горящего дерева. Бром не встал сразу, он просто смотрел в лицо командиру рыцарей, а оставшиеся рыцари были ошеломлены происшедшим и не шевелились.

Магнус улыбнулся и вдруг подумал о своем брате и о том, как гордился бы Алдженон, узнав о том, что здесь произошло. И пожалел, что не сказал Рам Джасу насчет его сына. Затем перед глазами у него возникла темная пелена, и он без сознания упал на пол.


Рам Джас Рами двигался как можно тише, призвав на помощь все свои способности, в сторону вестибюля. Вдалеке мелькнула фигура волшебницы, которая направлялась в тронный зал. Они играли в кошки-мышки последние несколько минут, и ведьма не переставала издевательски хихикать, пока Рам Джас расправлялся поодиночке с рыцарями, еще остававшимися в башне. Она обеспечила себе хорошую охрану из людей ро, которые явно были готовы умереть за нее. Рам Джас заметил, что шум в главном зале стихает, и решил, что Магнус, скорее всего, расправился с Риллионом, и теперь только Амейре и Рам Джасу осталось закончить их игру. Волшебница почему-то казалась слишком уверенной в себе, как будто у нее в запасе была еще какая-то хитрость.

– Рам Джас! – раздался голос из зала.

Очевидно, Бром был еще жив, и, судя по его крику, Амейра вошла в тронный зал. Рам Джас двинулся за ней. Он не видел Амейру, но знал, что она неподалеку.

Рам Джас беззвучно ступил на покрытый ковром пол и приблизился к двери. Он видел доккальфаров и Брома, который стоял на свету рядом со сдавшимися в плен рыцарями, которых заставили опуститься на колени. Магнус лежал на полу, и двое жителей лесов возились с ним. Рам Джас не мог понять, жив тот или нет.

Внезапно воздух в зале как будто сгустился, и все присутствовавшие зажали руками уши и закричали. Амейра появилась среди колонн, руки ее были широко раскинуты в стороны, а лицо выражало извращенное удовольствие. Рам Джас обрадовался, что ее колдовство на него не действует. Он достал стрелу со взрывчаткой и, обогнув колонну, увидел, как рыцари и доккальфары согнулись вдвое от боли. Рам Джас чувствовал давление воздуха, но оно ощущалось лишь как легкий шум в ушах и нисколько его не беспокоило.

– Мертвый Бог примет ваши жизни в качестве жертвы… да умрете вы, испытывая самую страшную боль, – произнесла Амейра, буквально корчась от наслаждения. – Рам Джас Рами, подойди сюда…

Она сделала жест, и Рам Джас почувствовал, как его словно что-то влечет к ней, хотя и не сильно. Вложив стрелу, смазанную «черной бородавкой», в лук, он зажег фитиль и выступил из теней.

– Ты не сможешь причинить мне вреда… мы поглотили твоего отпрыска, и его кровь дала нам над тобой власть. Твоего сына сожрали… его сожрали… – Она смеялась словно безумная.

Рам Джас на миг замер, пораженный ее словами. Бром, скорчившийся на полу поблизости от него, был белым от потери крови и зажимал уши руками. Подняв затуманившийся взгляд на друга, он словно умолял его стрелять.

С большим трудом он заставил себя открыть рот:

– Подожги ее.

Рам Джас взглянул на свою цель сквозь крошечный огонек на конце стрелы и увидел, что Амейра, Повелительница Пауков, смеется. Она направила на него свой гибельный взгляд. Сделав глубокий вдох, Рам Джас Рами выпустил стрелу, которая угодила волшебнице точно в грудь и взорвалась. Та даже не успела удивиться – ее тело разлетелось на куски, и клочья окровавленной плоти посыпались на каменный пол тронного зала.


Саара Госпожа Боли запрокинула голову и издала страдальческий крик, чувствуя, что в этот миг ее сестра умерла. Где-то на севере произошло невообразимое, и Саара села на постели, вцепившись в простыни, по ее телу струился пот. Теплый ночной ветер Ро Вейра дул в открытое окно; она быстро поднялась, стряхивая невыносимую тошноту, которую вызвала смерть Амейры.

Сделав глубокий вдох, Саара приблизилась к окну и, подставив лицо ветру, прикрыла глаза. Вчера ей сообщили, что последний из потомков гигантов, Ута Призрак, сбежал, а сегодня она потеряла сестру. План их был близок к выполнению, и Шаб-Ниллурат – Лесной Гигант, убитый Джаа, – уже скоро должен был возродиться, но что-то пошло не так.

Когда Саара молилась Мертвому Богу, ей открылось, что кровавое жертвоприношение, смерть Зелдантора, защитит их от его отца Рам Джаса. Для нее послужило ударом известие о том, что кирин по-прежнему в состоянии убить любую из них. Саара начала размышлять, кем заменить убитую сестру. Семнадцать женщин до сих пор носили титул Повелительницы Пауков. Ей придется отправить послание в монастырь в Орон Каа, чтобы там начали готовить восемнадцатую.

Что касается ее молитвы Мертвому Богу, она решила еще поразмыслить над этим и попытаться понять, как все-таки правильно интерпретировать волю своего хозяина. Свою сестру Амейру Саара, в сущности, не любила по-настоящему и, как это ни странно, была даже возбуждена этим вызовом своему могуществу.

Она улыбнулась и стала думать о том, каким должен быть следующий шаг. Подчинение раненов практически завершено, Рулаг Медведь на севере уже забрал в свои руки власть над Фредериксэндом, и глупые воины ро как раз сейчас захватывают южные земли.

Что касается Тор Фунвейра, Саара не сомневалась, что ее Псы смогут переловить всех доккальфаров и собрать их в одном месте для того, чтобы породить новых Темных Отпрысков. Многих уже захватили в плен, и теперь, имея в своем распоряжении «Ар Краль Деш Джек», Саара знала, что в конце концов одержит победу. Это сомнений не вызывало.

Эпилог

У Бромви из Канарна не было титула. Он не был ни лордом, ни герцогом, ни вождем, а имя Черного Стража не из тех, какими можно хвастаться.

Стоя на высокой крепостной стене замка своего отца, глядя на воды пролива Канарн, он думал о Семи Сестрах и своем обещании, данном доккальфарам. Тела обитателей лесов, которые пали во время боя, уже были сложены на костер, и брат Ланри готовился поджечь его.

Магнус лежал на отдельном погребальном костре, и белый саван покрывал его тело, как это принято у раненов. Жрец ордена Молота был одним из храбрейших людей, известных Брому, и видеть его мертвым было слишком тяжело. Теперь ему и Рам Джасу вдвоем придется выступить против Семи Сестер и их Мертвого Бога, и Бром глубоко сожалел о том, что Магнуса не будет с ними.

Певайн с кучкой воинов сбежал на борту одного из кораблей Красных рыцарей, но несколько дюжин наемников по-прежнему скрывались в городе. В остальном Канарн был очищен от захватчиков.

Тир Нанон появился за спиной Черного Стража и вежливо откашлялся. – Как твоя рана? – спросил он.

Бром посмотрел на повязку на плече и груди.

– Ланри говорит, что у меня останется гадский шрам… это он так сказал.

– Никогда не мог понять стремление людей ругаться для того, чтобы усилить свои слова, – сказал доккальфар, поморщившись. – Рафн просто поддавал своему собеседнику как следует. Эффект был тот же самый.

Бром улыбнулся и вдруг сообразил, что холод не тревожит его. Обычно ветер, дувший с залива, заставлял жителей Канарна прятаться по домам и разводить жаркий огонь в очаге.

– Мы бранимся, когда злимся… я, по крайней мере. Ланри бранится потому, что никто от него этого не ждет.

Он отошел от парапета и обернулся лицом к Нанону:

– Тебе что-то нужно?

Старый Тир кивнул:

– Я хотел тебя предупредить.

– О чем? – недоуменно спросил Бром.

– Ты ввязался в схватку, человек ро… эта война более опасна, чем ты можешь себе представить, – не очень понятно ответил Нанон.

– Возможно, я что-то пропустил, мой друг, но мне показалось, что мы победили.

Доккальфар улыбнулся:

– Я не это имел в виду… теперь ты воин в Долгой Войне, нравится тебе это или нет. – Он положил руку на плечо Брома. – Наслаждайся мирными мгновениями… в войне Гигантов они случаются очень редко.

Брому хотелось бы, чтобы сейчас рядом были отец и сестра, хотелось бы никогда не слышать о Семи Сестрах и их Мертвом Боге. Быть солдатом в Долгой Войне – он не мог даже представить себе, что это означает. Чем больше времени он проводил в компании Нанона, тем более беспомощным и ничтожным он себя чувствовал.


Несколько часов спустя, когда догорели погребальные костры, Бром сидел в кабинете отца, который в последний месяц занимал сэр Риллион. Бром убрал из него все вещи командующего и бросил два флага Красного ордена в погребальный костер. Он еще не успел побывать в своей прежней комнате, и ему не хотелось знать, кто спал там или в каком состоянии захватчики оставили ее. Сейчас он удовольствовался тем, что снял доспехи, пояс с мечом и выпил. Ланри и Рам Джас присоединились к нему, и их настроение было далеко не радостным.

– А что, если Певайн доберется до Тириса и они отправят сюда новый флот рыцарей? – спросил брат Ланри, затягиваясь трубкой.

– Это вряд ли, – ответил Бром. – Судя по тому, что говорят пленники, казармы в Тирисе сейчас пусты, все воины отправлены с армией короля. Мне кажется, на самом деле им глубоко наплевать на Ро Канарн.

Ланри покачал головой:

– Столько смертей – и все ради чего?

– В любом случае мы не совсем уж беспомощны, – ухмыльнулся Рам Джас. – Нанон и еще несколько его собратьев хотят остаться. Никогда не знаешь, Канарн может стать первым городом, где люди и доккальфары будут жить рядом. – Он подумал над своими словами. – Хотя в таком случае вам придется посадить больше деревьев.

Бром сделал большой глоток эля и вытер пену с подбородка.

– Нужно сделать еще многое, и посадка деревьев – это не самое главное. Люди больны, многие лишились крыши над головой, потеряли семьи, друзей. Канарн еще не скоро станет прежним.

– Ну, когда пищу и медикаменты перестанут ограничивать, худшее останется позади, – сказал Ланри. – У Певайна было полно еды и воды для всех, но он отказывался раздавать ее. Я отправил Фултона и других открыть склады и распределить среди людей награбленное. Скоро люди будут сыты, и завтрашний день перестанет казаться им таким мрачным.

Бром предоставил Коричневому священнику заботиться о населении. Он собирался только обратиться к народу завтра утром; но в основном мысли его были заняты армией рыцарей Красного ордена, которые отправились на север, и безопасностью его сестры. Если Канарн снова станет сильным, он окажется важной южной крепостью Свободных Земель и, как надеялся Бром, даже сможет предотвратить высадку подкреплений с другой стороны пролива. На побережье больше не было для этого удобных мест, и пристани его города следовало прежде всего защищать и охранять. Если король захочет, чтобы на север отправились еще люди, им придется двигаться по суше, через Дарквальд и Охотничий Перевал.

– Я еще долго буду тебе здесь нужен? – спросил Рам Джас. Кирин немного успокоился после смерти Амейры, но постоянно думал о гибели своего сына. – У меня есть другие… дела.

– Я надеюсь, что ты не отправишься в крестовый поход против волшебниц без меня, – сказал Бром с дружеской улыбкой.

– Собираюсь, – без улыбки ответил Рам Джас. – Я единственный человек, который может противостоять их… – он пошевелил пальцами в воздухе, – колдовству, или как его еще там называют.

Бестиарий Отрывки из описаний сказочных и чудовищных существ

Тролли Фьорлана, Ледяные Люди Рованоко
История не помнит времен, когда Ледяные Люди не бродили бы по пустошам Фьорлана. Тролли представляют собой постоянную опасность как для простых людей, так и для воинов; им постоянно требуется пища, они никогда не могут насытиться, они пожирают камни, деревья, плоть, кости. Члены ордена Молота поговаривают, что единственные вещи, которые не будут есть тролли, это снег и лед – из почтения к своему отцу, самому Ледяному Гиганту. В историях, слышанных мной в юности, говорится, что с помощью огромных баллист, установленных на телегах, в троллей стреляли толстыми деревянными стрелами. Тролли, испуганные звоном колоколов, прикрепленных к стрелам, чаще всего уходили от деревни прочь, не решаясь напасть. Случаи, когда человек убивал бы Ледяных Людей, редки, хотя существуют рассказы о том, что когда-то коварные воины сбрасывали троллей с высоких обрывов.

Иногда, в моменты покоя, когда со мной только человек из ордена Молота, я размышляю о том, что, возможно, Ледяные Люди имеют на эту землю больше прав, чем мы.

Из «Воспоминаний, написанных в зале» Алъгуина Ларссона из рода Слеза, первого верховного вождя Фредериксэнда

Горланские пауки
Изо всех тварей, которые ползают, плавают и летают, огромные пауки Нар Горлана – самые странные и непредсказуемые. Люди, живущие на севере Тор Фунвейра, рассказывают об охоте на этих ядовитых пауков размером с большую собаку, пауки же в свою очередь охотятся на людей. Подобные монстры обитают в своих потайных норах даже на покрытых льдом равнинах Фьорлана, их называют ледяными пауками. Они нападают на путников и высасывают из них кровь.

Тем не менее жителям севера повезло, что они не знают о существовании самых страшных восьминогих монстров, которые когда-либо встречались в мире. Эти гигантские пауки, известные в Каресии под названием Горланские Матери, способны говорить, и с ними действительно можно общаться. Они не такие злобные, как их меньшие собратья, обладают острым умом, но испытывают отвращение к двуногим.

За перевалом Врата Мрака лежат края, где хозяйничают эти кошмарные ядовитые пауки, вооруженные клыками и сетями, безмолвная земля, куда не следует забредать людям.

Из книги «Неизведанная Каресия: Страна Ужасов», написанной Маразоном Векерианом, младшим визирем Рикары

Иткас и Аквас, слепые и безумные кракены Фьорланского моря
Мне очень не хочется писать о проливах кракенов, поскольку чудовища не нападали на нас уже несколько лет, и упоминать о них – значит искушать судьбу. Но я хранитель знаний о Пучине Калалла, и поэтому на мне лежит эта обязанность.

В нашем мире существуют реликты века Гигантов, и, по моему мнению, по мнению старого человека, их не нужно тревожить. Людям не следует забывать, что старые сказки превращаются в настоящий ужас, когда вторгаются в нашу реальность.

Но я отвлекся. Если верить легенде, Водяные Гиганты не имели формы и плавали вместе с бесконечными бурными волнами туда, куда влекли их ветер и течения.

В какой-то момент в эпоху Глубокого Времени они восстали против Ледяных Гигантов и были побеждены. Самые могучие Водяные Гиганты – эти близнецы являлись почти богами – удостоились чести быть пораженными огромным ледяным молотом Потрясателя Земли и отправлены грызть камни и рыбу на дно глубочайшего моря. Люди называли их Слепыми Безумными Богами в те времена, когда еще осмеливались давать имена таким существам. Но шли века, и люди забыли это имя, и существа превратились просто в кракенов, весьма реальных чудовищ, одного вида которых достаточно, чтобы даже самые храбрые воины лишались рассудка от ужаса.

Из «Морских хроник», том IV, написанных отцом Уэсселем Ледяным Клыком, хранителем знаний о Пучине Калалла

Темные Отпрыски
И оно будет жрецом, когда пробудится, и оно будет алтарем, когда будет в спячке, и оно будет пожирать и наводить ужас, и оно последует только за своим отцом, Черным Богом Леса с Тысячью Отпрысков. Жрец и алтарь. Жрец и алтарь.

Из книги «Ар Краль Деш Джек» (автор неизвестен)

Доккальфары
Обитатели лесов, существующие на землях людей, – загадочные создания. Для высокомерного народа ро это «люди, восставшие из мертвых». Их изображают как неумирающих монстров, которых убивают крестоносцы Черной церкви. Для раненов, обожающих детские сказки про чудовищ, это пугающие существа из иного мира, остатки века Гигантов. Для каресианцев, гордых и несгибаемых, это обладающие способностью скрытно передвигаться и носящие оружие враги, которых следует уничтожать.

Но для киринов, для тех из нас, кто живет рядом с этим народом, это создания древние и прекрасные, заслуживающие уважения и дружбы.

Песни доккальфаров разносятся в глухих лесах Ослана на далекие расстояния, и не один молодой кирин проводит часы, сидя на земле, прислонившись спиной к дереву и бездумно слушая печальные песни своих соседей.

Они были здесь до нас, они будут жить еще долго после того, как мы уничтожим сами себя.

Из «Пейзажей и звуков Ослана», книги, написанной Вамом Дусани, киринским ученым

Великая Раса Древней Джекки
На востоке, за Равнинами Лейта, лежит бесплодная земля. Люди называют ее Джекканскими пустошами или Землями Каннибалов, потому что племена, населяющие ее, обожают человеческую плоть.

Однако те из нас, кто изучает этих существ, открыли для себя нечто неожиданное – каннибалы не просто безмозглые чудовища.

В хрониках Глубокого Времени я обнаружил несколько упоминаний о Великой Расе, в которых не было сведений о каннибализме, но говорилось о хаосе и империях, соперничавших друг с другом, построенных на костях поверженных врагов; там приносили жертвы и выполняли извращенные сексуальные ритуалы. Эта раса была гордой, надменной и совершенно лишенной морали; они верили только в свои сиюминутные прихоти и больше ни во что.

Кем бы ни были в свое время представители Великой Расы Джекки, сейчас они превратились в тень и миф и ничуть не напоминают клыкастых охотников, которых не так уж редко встречают люди.

Из книги «Трактат о неизвестном», написанной Якобом из Лейта, Синим священником Одного Бога

Действующие лица

ЛЮДИ РО
Правящий дом Канарна – потомки лорда Буллви из Канарна

Эктор из Канарна – герцог Ро Канарна – скончался

Бромви Черный Страж из Канарна (Бром) – странствующий лорд и сын герцога Эктора

Бронвин из Канарна – дочь герцога Эктора, сестра-близнец Бромви

Хааке из Канарна – член личной гвардии герцога Эктора


Правящий дом Тириса – потомки Верховного короля Дэшелла Тириса

Себастьян Тирис – потомок дома Тириса и король Тор Фунвейра

Леди Александра – супруга короля Себастьяна

Бартоломью Тирис – отец короля – скончался

Кристоф Тирис – сын короля Себастьяна, наследный принц Тор Фунвейра – скончался


Служители Одного Бога

Мобиус из Водопадов Арнона – кардинал Пурпурной церкви

Северин из Воя – кардинал Пурпурной церкви

Брат Джакан из Тириса – Пурпурный священник-воин, телохранитель короля Себастьяна Тириса

Брат Ториан из Арнона – странствующий Пурпурный священник – скончался

Анимустус из Воя – Золотой священник

Брат Ланри – Коричневый священник, исповедник герцога Эктора

Брат Ута Призрак – Черный священник, потомок Теневых Гигантов

Брат Родерик из Водопадов Арнона – Черный священник


Рыцари и аристократы

Мортимер Риллион – командующий армией Красных рыцарей – скончался

Нейтан из Дю Бана – капитан армии Красных рыцарей, адъютант командующего Риллиона – скончался

Рашабальд из Хейрана – палач, Красный рыцарь – скончался

Уильям из Вереллиана – капитан армии Красных рыцарей

Фэллон из Лейта – лейтенант армии Красных рыцарей, лучший фехтовальщик во всей армии, адъютант капитана Вереллиана

Тристрам из Охотничьего Перевала – командующий армией Красных рыцарей

Халлам Певайн – рыцарь-наемник

Кастус из Вейра – рядовой воин армии Красных рыцарей и тюремщик – скончался

Леон Большой Клык – рыцарь, первый хозяин Рэндалла из Дарквальда – скончался

Лиам из Вейра – герцог Ро Вейра


Простые люди

Брача – старый сержант-рыцарь

Каллис – сержант армии Красных рыцарей

Клемент из Чейза – сержант городской стражи Ро Тириса

Элиот из Тора – стражник из Ро Тириса

Фултон из Канарна – содержатель таверны

Кейл Гленвуд (прежнее имя Глен Уорд) – человек, занимающийся подделкой документов, житель Ро Тириса

Лоркеш – городской стражник Козза

Люкс – сержант стражников Ро Тириса

Лисса – одна из детей, прятавшихся в Коричневой часовне

Мотт – бандит

Рэндалл из Дарквальда – оруженосец, сначала служил сэру Леону Большому Клыку, затем брату Ториану из Арнона, затем брату Уте Призраку

Робин из Тириса – стражник из Ро Тириса

Родгар – один из детей, прятавшихся в Коричневой часовне

Тобин из Козза – кузнец и мошенник

НАРОД РОВАНОКО
Ранены из Фьорлана

У высокородных лордов Фьорлана, как правило, имена переходят из поколения в поколение (людям более низкого происхождения это запрещено). Впрочем, некоторые иногда добровольно отказываются от родового имени из-за какого-либо бесчестья.


Дом Слезы – получил имя от Альгуина Слезы, первого верховного вождя Фьорлана

Рагнар Ларссон Слеза – отец Магнуса Рагнарссона Вилобородого и Алдженона Рагнарссона Слезы – скончался

Магнус Рагнарссон Вилобородый – младший брат Алдженона Рагнарссона Слезы, жрец ордена Молота, друг лорда Бромви – скончался

Алдженон Рагнарссон Слеза – верховный вождь раненов, старший брат Магнуса Рагнарссона Вилобородого – скончался

Ингрид Алджедоттир Слеза – дочь Алдженона Рагнарссона Слезы

Алахан Алджесон Слеза – сын Алдженона Рагнарссона

Слезы Вульфрик – помощник вождя и церемониймейстер Фредериксэнда Торфин Метатель Топора – хранитель знаний Фредериксэнда

Самсон Лжец – потомок Ледяных Гигантов


Дом Летнего Волка – древний и уважаемый род, получивший имя от Калалла Летнего Волка

Алеф Каллсон Летний Волк – вождь Тиргартена – скончался

Халла Алефсдоттир Летняя Волчица – дочь Алефа Летнего Волка, женщина-воин

Боррин Железная Борода – помощник вождя Тиргартена – скончался


Дом Медведя – недавно возникший род, не имеющий славных предков, и представители его называют себя, как считают нужным

Рулаг Медведь, Укротитель Медведей – вождь Джарвика, отец Калага Медведя

Калаг Рулагссон Медведь – сын лорда Джарвика

Джалек Кровавый – помощник вождя Джарвика


Выжившие после гибели флота драккаров

Рексель Падающее Облако – помощник вождя Хаммерфолла

Олефф Твердолобый – оружейник Фредериксэнда

Ранены из южных земель

Свободные Отряды образованы из простых людей, которые своей доблестью заслуживают имена, но не стремятся встать на одну ступень с благородными и передавать свои имена детям.

Отряд Призраков – защитники Травяного Моря

Хоррок Зеленый Клинок – капитан Отряда Призраков, командующий крепостью Ро Хейл

Хаффен Краснолицый – заместитель командующего Ро Хейла

Фрейя Холодные Глаза – мудрая женщина из Ро Хейла

Мика Каменный Пес – молодой воин из Ро Хейла

Доррон Лунный Глаз – жрец – скончался

Йохан Длинная Тень – командующий крепостью Южный Страж

ЛЮДИ ИЗ КАРЕСИИ
Семь Сестер – волшебницы, прежде поклонявшиеся Джаа, но перешедшие на службу к Шаб-Ниллурату

Саара Госпожа Боли – глава ордена Семи Сестер, не носит татуировок

Амейра Повелительница Пауков – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком в виде паутины – скончалась

Катья Рука Отчаяния – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком воющего волка

Саша Иллюзионистка – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком распустившейся розы

Лиллиан Госпожа Смерти – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком руки

Шильпа Тень Лжи – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком летящих птиц

Изабель Соблазнительница – одна из Семи Сестер, отмеченная знаком свернувшейся змеи


Черные воины – люди, посвятившие свою жизнь служению Джаа

Далиан Охотник на Воров – самый могучий из черных воинов

Ларикс Путник – черный воин – скончался


Псы – преступники, составляющие армию Каресии

Изра Сабаль – погонщица Псов

Терв Раме – погонщик Псов


Простые люди

Аль-Хасим, Принц Пустынь – изгнанник и авантюрист, друг дома Канарна, сын Далиана Охотника на Воров

Эманиз Кабрицци – торговец книгами из Ро Вейра

Дженнер из Рикары – каресианский контрабандист, брат Коли

Коли из Рикары – каресианский контрабандист, брат Дженнера

Вун из Рикары – земное воплощение Джаа, пропал где-то в Каресии

СУЩЕСТВА, НЕ ПОКЛОНЯЮЩИЕСЯ БОГАМ
Кирины – раса, возникшая от смешанных браков между ро и каресианцами

Рам Джас Рами – наемный убийца, «темная кровь», друг Бромви, Черного Стража из Канарна, отец Зелдантора

Зелдантор – сын Рам Джаса Рами, раб Саары Госпожи Боли – скончался


Доккальфары – древняя раса, отличающаяся от людей и живущая в лесах

Тир Нанон Принимающий любые Формы – воин Сердца

Тир Рафн – воин Сердца – скончался

Тир Сигурд – воин Сердца

Тир Васир – обитатель лесов, захваченный в плен людьми ро

Витар Джорор – шаман Сердца

Витар Джофн – шаман Сердца

Благодарности

Мне хотелось бы выразить благодарность людям, дарившим мне помощь, поддержку и любовь, которую трудно описать словами. Вы внесли неоценимый вклад в написание этой книги, и я от всей души надеюсь, что вы прочтете ее с удовольствием.

Это Саймон Холл, Марк Аллен, Тони Кэрью, Мартин Кабберли, Кэрри Холл, Бенджамин Хесфорд, Маркус Холланд, Паоло Трепиччионе, Алекс Уоллис, Карл Вустроу и моя мама (которая считает, что браниться следует как можно реже, но все равно прочла первые три главы).


Оглавление

  • Книга первая Черный Страж
  •   Легенда о Гигантах
  •   Пролог
  •   Часть первая
  •     Глава первая Рэндалл из Дарквальда в городе Ро Тирис
  •     Глава вторая Брат Ута Призрак в городе Ро Тирис
  •     Глава третья Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн
  •     Глава четвертая Госпожа Бронвин в городе Ро Канарн
  •     Глава пятая Рам Джас Рами в городе Ро Вейр
  •   Часть вторая
  •     Глава шестая Алдженон Рагнарссон из рода Слеза в городе Фредериксэнд
  •     Глава седьмая Сэр Уильям из Вереллиана в городе Ро Канарн
  •     Глава восьмая Зелдантор в городе Кессия
  •     Глава девятая Рэндалл из Дарквальда в торговом анклаве Козз
  •     Глава десятая Рам Джас Рами в лесах Тор Фунвейра
  •   Эпилог
  • Книга вторая Дочь Волка
  •   Легенда о Водяных Гигантах
  •   Пролог
  •   Часть первая
  •     Глава первая Леди Бронвин в руинах Ро Хейла
  •     Глава вторая Сэр Уильям из Вереллиана в руинах Ро Хейла
  •     Глава третья Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн
  •     Глава четвертая Халла Летняя Волчица на борту драккара
  •     Глава пятая Саара, Госпожа Боли, в городе Ро Вейр
  •   Часть вторая
  •     Глава шестая Рэндалл из Дарквальда в городе Ро Тирис
  •     Глава седьмая Рам Джас Рами в проливе Канары
  •     Глава восьмая Госпожа Бронвин в руинах Ро Хейла
  •     Глава девятая Брат Ланри в городе Ро Канарн
  •     Глава десятая Халла Летняя Волчица во владениях Отряда Призраков
  •     Глава одиннадцатая Магнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн
  •   Эпилог
  • Бестиарий Отрывки из описаний сказочных и чудовищных существ
  • Действующие лица
  • Благодарности