Юность разбойника [Людо Ондрейов] (fb2) читать постранично

Людо Ондрейов ЮНОСТЬ РАЗБОЙНИКА

I

РОЖДЕНИЕ РАЗБОЙНИКА

На тихом хуторе, прозванном «Разбойничий Хоровод», прячется белый дом. Стерегут его великаны деревья, лесные и плодовые.

Летними зорьками поют там соловьи, в ветреные ночи гудят огромные старые деревья. А так — тишина живет на Разбойничьем Хороводе.

Была ночь. Ярился ветер. Скакал по деревьям исполинской обезьяной, ревел как буйвол.

На старом орехе треснула, отломилась ветка, упала, хлестнув пожелтевшую осеннюю траву. Тоненько засвистел ветер и умчался прочь.

Цинн, цинн, цинн… — пробили в белом доме часы с гирями. Потом раздался пронзительный детский крик…

В тот миг родился маленький разбойник Ергуш Ла́пин.

II

ЧТО БЫЛО ЗА ОКОШКОМ?

Маленький Ергуш Лапин проснулся от приятного перезвона бубенцов. Это было так непривычно и чудесно. В горнице было холодно. По стенам в утренних сумерках мерцали мелкие иглы инея. Оконные стекла заросли толстым слоем льда. На дворе лаял шаловливый пес Хвостик.

Под периной тепло, легко. Ергуш зажмурился, сосчитал до пяти и выпрыгнул из постели.

Смотрит в окно — ничего не видать. Надо сперва соскрести ногтями сыпучую шкурку намерзшего снега и через расчищенный кружок величиной с ладонь посмотреть на дорогу.

По дороге, утопая в глубоком снегу, удалялись сани с плетеным кузовом. На заиндевевших лошадях поблескивала бубенцами упряжь. Бубенцы подскакивали на спинах коней и певуче звенели. Звон уходил, затихал вслед за санями.

Надо посмотреть и в другое окошко, во двор. Соскрести ледяную скорлупу со стекла хотя бы настолько, чтобы глянуть одним глазком. Что там случилось, на нашем дворе, за ночь?..

А случилось интересное. Двор завалил белый-белый снег, насыпало его по самые окна. В снегу барахтался дурашливый пес Хвостик, он зарывался в снег по самый черный нос, кидался во все стороны, вздымая снежную пыль, и весело лаял. Над снегом торчали только кончики заостренных кольев плетня, разделявшего двор и сад.

Сердитый мороз накинулся на Ергуша. Схватил за плечи, тряхнул его так, что зубы застучали.

— Ой, ой, не сердись! — попросил Ергуш и, набросив теплую каба́ницу^[1] из домотканого сукна, перебежал через сени и заднюю горницу в теплую, натопленную кухню.

СИНИЦЫ

Мама стояла у плиты, кипятила кофе. От запаха кофе кружилась голова, от него щекотало во рту и желудке. На лавке возле очага сидела сестра Анна, десятилетняя девчушка с льняными волосами.

Она была уже одета, причесана, умыта. Рядом с ней, в длинной рубашке, подтянув коленки к подбородку, съежился четырехлетний Ергушов брат Ру́дко. Неумытый, недовольный. Сердито поглядывал он на кастрюльки, кипящие на плите. Нечесаные волосы падали ему на хмурый лоб.

— Чего надулся, хомячишка? — сказал ему Ергуш и дернул за хохолок.

— Ну тебя! — ответил Рудко и, злобно тряхнув головой, отполз по лавке.

Мама оглянулась, укорила взглядом Ергуша и принялась сливать составленный с огня и уже остывший кофе.

Резкий запах кофе смешался с мягким запахом молока. Рудко втягивал эти вкусные запахи расширенными ноздрями и, громко позевывая, поглядывал на стол, где лежал каравай.

Мама подсластила кофе, разлила по глиняным кружкам и поставила кружки на стол. Потом нарезала хлеба и усадила детей.

В окно постучала синица. Уцепившись за раму, она постучала клювиком в стекло, прощебетала и улетела.

Ергуш залпом выпил кофе, взял свою краюху хлеба и отошел жевать к двери. На деревьях сверкали толстые снеговые шапки. Стайка синиц перепархивала с ветки на ветку — осторожно, робко. То и дело осыпался снег, стронутый птичьим крылом.

— Как поедим, — сказал Ергуш, — пойдем в переднюю горницу ловить синиц. Пойдешь, Анна?

— И не вздумайте, — сказала мама. — Птиц ловить большой грех.

— Да мы им ничего не сделаем, — защебетала Анна, будто проснувшись. — Мы их только немножко согреем и накормим, а потом выпустим…

Мама промолчала, и это значило, что ловить синиц можно. Маленький Рудко скривил рот, собираясь дать реву, и поднял на маму глаза, уже полные слез.

— Не строй рожи, — сказал ему Ергуш, — не то оттаскаю за чуб! Одевайся лучше!

Рудко заулыбался, кинул на Ергуша благодарный взгляд: эти слова означали, что его возьмут с собой…

В ЗЕЛЕНЫХ ШУБКАХ

В передней горнице Ергуш отворил окно, выходившее во двор. А на подоконник поставил миску с маком. К задвижке окна привязал длинную бечевку, достававшую до самой кровати. Оба окна на дорогу он завесил, чтоб птицы не налетели на стекло, не ударились. Потом все трое улеглись в кровать — так заранее придумал Ергуш — и натянули большую перину на самые головы. Ергуш только щелочку оставил,