Сомнение [Джон Патрик Шенли] (fb2) читать онлайн

- Сомнение (пер. Владимир Чалчинский) 199 Кб, 46с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Джон Патрик Шенли

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джон Патрик Шенли Сомнение: притча

John Рatrick Shanley (2004)

Перевод с английского Владимир Чалчинский

Эта пьеса посвящается католическим монахиням, которые отдали свою жизнь на служение другим людям в больницах, школах и домах для престарелых. И несмотря на то, что на них часто наговаривают, вместе с тем, что и высмеивают их, кто из нас был столь великодушным?


Действующие лица:

Отец Брендан Флинн — под сорок

Сестра Алоизиус Бьювер[1] — пятьдесят / шестьдесят

Сестра Джеймс — за двадцать

Миссис Мюллер — где-то тридцать восемь


Место действия: Католическая церковная школа в Бронксе, штат Нью-Йорк, 1964

«Плохие спять спокойно»

Название фильма Акиры Куросавы
«Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»

Екклесиаст
«Все чего сложно достичь легко критикуется толпой»

Птолемей

I

Отец Флинн в свои под сорок лет, в зелено-золотом одеянии, произносит проповедь. Он из рабочего класса норд-оста.

Флинн: Что делать, когда нет уверенности? Это тема моей сегодняшней проповеди. Вы ищете путь от Бога, но не можете найти. В прошлом году, когда президент Кеннеди был убит, кто из нас не находился в состоянии полной обескураженности? Отчаяние. «Что теперь? Куда идти? Что я скажу своим детям? Что я скажу самому себе?». Связанные общим чувством безнадежности, люди находились вместе. Вы только вдумайтесь! Связующим звеном между вами и вашим окружением стало отчаяние. Это общечеловеческий опыт, через который прошел каждый из нас. Это было ужасно, но мы пребывали в этом вместе! Насколько хуже одинокому, — мужчине, женщине, — страдать от личных бедствий. «Никто не знает, что я болен. Никто не знает, что я лишился последнего настоящего друга. Никто не знает, что я сделал что-то неправильно». Представьте себе эту изоляцию. Вы видите мир как будто сквозь окно. По одну сторону: счастливые безмятежные люди. По другую сторону — Вы. Что-то произошло, что-то, чего не передать словами и с чем приходится жить. Только Бог знает боль тех, кто проходит через это. Их тайну. Тайну отчуждающей печали. Потом такой человек взывает к Богу: «Помоги мне». Что если ответа не будет? Тишина. Я хочу рассказать одну историю. Корабль, вместе со всем экипажем пошел на дно. Выжил только один матрос. Он сделал плот из обломков и, будучи искусным моряком, вознес свои глаза к небесам и прочитал звезды. Он взял курс домой, и изнеможённый уснул. Надвинулись тучи и закрыли собою небо. В течении следующих двадцати ночей плавания по огромному океану, он не видел звезды. Он думал, что движется за курсом, но не мог быть в этом уверен. По прошествии дней, истощенный лихорадкой, жаждой и голодом, у него появились сомнения. Правильно ли он установил курс? Двигался ли он в направлении дома? Или же он заблудился и обречен на ужасную смерть? Никак не узнать. Может он вообразил себе это послание созвездий из-за отчаянных обстоятельств, в которых он находился? Или же, увидев истину единожды, он должен был держаться ее без дальнейших подтверждений? Это было дилеммой его беспросветного путешествия. Среди нас в церкви есть такие, кто знает наверняка мною описанный упадок веры. Я хочу сказать вам: Сомнение может быть таким же сильным, укрепляющим и объединяющим звеном, как и уверенность. Когда ты заблудился — ты не один. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.


Он выходит

II

Свет переходит на угловой кабинет в Католической церковной школе в Бронксе. Директор школы, сестра Алоизиус Бьювер, сидя за своим столом, подсчитывает бухгалтерию с помощью перьевой ручки. В свои пятьдесят, шестьдесят, она бдительна, замкнута и не сентиментальна. Она состоит в общине Сестер милосердия. На ней черная шляпка, ряса в пол, очки без оправы.

Стук в дверь.

Сестра Алоизиус: Войдите.


В дверях появляется голова Сестры Джеймс. Ей немного за двадцать, и она также сестра милосердия. В ней присутствует какое-то внутреннее сияние, хотя и она сама по себе довольно замкнутая.


Сестра Джеймс: У вас есть минутка, сестра Алоизиус?

Сестра Алоизиус: Входите сестра Джеймс.


Она заходит.


А кто сейчас с вашим классом?

Сестра Джеймс: У них сейчас урок живописи.

Сестра Алоизиус: Живопись? Пустая трата времени.

Сестра Джеймс: Всего лишь час в неделю.

Сестра Алоизиус: Много можно сделать за шестьдесят минут.

Сестра Джеймс: Да, сестра Алоизиус. Я хотела узнать, что вы решили с Уильямом Лондоном?

Сестра Алоизиус: Я отправила его домой.

Сестра Джеймс: Бедняжка. У него все еще кровь?

Сестра Алоизиус: О да.

Сестра Джеймс: Его нос вдруг начал кровоточить во время чтения присяги.

Сестра Алоизиус: Ни с того, ни с сего?

Сестра Джеймс: А как иначе?

Сестра Алоизиус: Умышленно.

Сестра Джеймс: Вы хотите сказать, что он мог намеренно вызвать в себе кровотечение?

Сестра Алоизиус: Именно.

Сестра Джеймс: Нет!

Сестра Алоизиус: Вы очень наивна, сестра Джеймс. Уильям Лондон — неугомонный молодой человек, и, если вы не возьметесь за него, он сделает все, чтобы избежать своих обязанностей. Если понадобится, он и в огонь прыгнет, лишь бы не находится в школе.

Сестра Джеймс: Но почему?

Сестра Алоизиус: Он безустанный.

Сестра Джеймс: Это ведь хорошо.

Сестра Алоизиус: Нет, не хорошо. Его отец работает в полиции и последнее, чего он бы хотел так это сына хулигана. Его тянет к неприятностям. Половое созревание ударило в голову. Придумывает только дурные вещи, и я убеждена: он не закончит старшую школу. Но это уже за рамками нашей юрисдикции. Нам просто нужно дотянуть его до конца, выставить за двери и потом это уже не наша проблема. Обычно, я ставлю самых опытных сестер на восьмой класс, но обстоятельства ведут к компроМиссисам. Вы справляетесь со своим классом?

Сестра Джеймс: Думаю да.

Сестра Алоизиус: Обычно ко мне отправляют намного больше детей.

Сестра Джеймс: Я пытаюсь сама со всем справляться.

Сестра Алоизиус: Вы возможно заблуждаетесь. Вы подотчетны мне, я — монсеньору, он — епископу, и так вплоть до Папы. Существует определенный порядок. Соблюдайте его.

Сестра Джеймс: Да, сестра.

Сестра Алоизиус: Как там Дональд Мюллер?

Сестра Джеймс: Нормально.

Сестра Алоизиус: Хорошо. Никто не бил его?

Сестра Джеймс: Нет.

Сестра Алоизиус: Хорошо. А Линда Конте, вы пересадили ее подальше от мальчиков?

Сестра Джеймс: Так далеко, насколько позволяет класс. Не уверенна, что это подействовало.

Сестра Алоизиус: Просто дотяните ее до конца года. Нетронутой.


Пауза. Сестра Алоизиус рассеяно смотрит на сестру Джеймс. Наступает тишина.


Сестра Джеймс: Что ж. Я могу идти? (Нет ответа) Что-то не так?

Сестра Алоизиус: Нет. Чего вдруг? Или что-то не так?

Сестра Джеймс: Нет, я не думаю.

Сестра Алоизиус: Тогда все так.

Сестра Джеймс: Хорошо. Спасибо сестра. Я просто заходила узнать по поводу Уильяма и его носа.


Она начинает уходить.


Сестра Алоизиус: У него была шариковая ручка.

Сестра Джеймс: Простите?

Сестра Алоизиус: У Уильяма Лондона была шариковая ручка. Он возился с ней, пока ждал свою мать. Он не использует ее для письма, я надеюсь.

Сестра Джеймс: Нет, конечно нет.

Сестра Алоизиус: Я даже жалею, что разрешила использовать авторучки. Ученики на самом деле должны изучать Писание с настоящими перьевыми ручками. Всем бы как попроще. Чему это учит? Любой простой выбор сегодня будет иметь свои последствия завтра. Запомните мои слова.

Сестра Джеймс: Да, сестра.

Сестра Алоизиус: Шариковые ручки приводят к тому, что они надавливают во время письма, и из-за этого пишут, как обезьяны.

Сестра Джеймс: Я не разрешаю им шариковые ручки.

Сестра Алоизиус: Хорошо. Чистописание исчезает по всей стране. У вас есть чуть-чуть времени. Присядьте.


Сестра Джеймс немного колеблется и садится.


Нам возможно стоит поговорить. Я собиралась поговорить с вами. Я присутствовала на вашем уроке касательно «Нового курса» в начале семестра. Неплохо. Но я предупреждаю вас. Не идеализируйте Франклина Делано Рузвельта. Он был хорошим президентом, но он даже не попытался усмирить Верховный Суд. Я не позволю воздвигать на пьедестал не духовных исторических личностей. Хотите говорить о святых, делайте это в рамках религии.

Сестра Джеймс: Да, сестра.

Сестра Алоизиус: Также я удивлена вашему энтузиазму по поводу истории.

Сестра Джеймс: Но я люблю историю.

Сестра Алоизиус: Именно об этом я и говорю. Вы оказываете предпочтение истории и рискуете тем, что дети могут начать ценить этот предмет больше остальных. Я считаю, что это неправильно.

Сестра Джеймс: Я никогда не думала об этом. Я постараюсь преподавать другие предметы с большей увлеченностью.

Сестра Алоизиус: Нет. Пусть будет история, просто не стоит услащать ее где ни попадя. Вот в чем смысл. Теперь. Расскажите мне про свой класс. Как бы вы охарактеризовали состояние 8-го Б?

Сестра Джеймс: Я не знаю с чего начать. О чем бы вы хотели узнать?

Сестра Алоизиус: Давайте начнем со Стефана Инзио.

Сестра Джеймс: У него самые высокие оценки в классе.

Сестра Алоизиус: Норин Горан?

Сестра Джеймс: На втором месте.

Сестра Алоизиус: Бренда Макналти?

Сестра Джеймс: Третья.

Сестра Алоизиус: Видите ли, я пытаюсь вам кое-что донести, сестра Джеймс. Я знаю, что Стефан Инзио, Норин Горан и Бренда Макналти — это первое, второе и третье место в вашем классе. По всей школе таких учеников 48. Я считаю это своей обязанностью знать их всех по именам. Я не говорю это, чтобы превознести себя, но, чтобы показать важность быть внимательной. Я бы хотела, чтобы и вы были внимательны.

Сестра Джеймс: Да, сестра Алоизиус.

Сестра Алоизиус: Я не могу быть везде одновременно.

Сестра Джеймс: Я не справляюсь, сестра?

Сестра Алоизиус: Эти три ученика с самыми высокими оценками. Являются ли они самыми сообразительными в классе?

Сестра Джеймс: Нет, я бы так не сказала. Но они больше всех стараются.

Сестра Алоизиус: Очень хорошо. Это правильно. Это этика. Что хорошего в подарке, если он остался в коробке? Что хорошего в высоком IQ, если ты пялишься в окно разинув рот? Будьте строги с сообразительными, сестра Джеймс. Не будьте очарованы одаренностью. По крайней мере не их. И не вашей. Я считаю вас компетентным педагогом, сестра Джеймс, но возможно не самым лучшим. Хороший педагог не выступает перед классом, выступают его ученики.

Сестра Джеймс: Я выступаю?

Сестра Алоизиус: Словно вы на сцене театра.

Сестра Джеймс: О Боже. Я и не думала.

Сестра Алоизиус: Вы красуетесь. Вам нравится выглядеть умной в их глазах. И еще. Где вы были ранее?

Сестра Джеймс: Маунт Сент Маргарет.

Сестра Алоизиус: Одни девочки.

Сестра Джеймс: Да.

Сестра Алоизиус: Думаю, мне стоит напомнить вам, что мальчики сделаны из гравия, сажи и смолы. Это совсем другая смесь.

Сестра Джеймс: Мне кажется, я знаю, как справится с ними.

Сестра Алоизиус: Скорее всего вы заблуждаетесь. И скорее всего вы мало стараетесь.

Сестра Джеймс: Ох…


Сестра Джеймс слегка заплакала.


Сестра Алоизиус: Никаких слез.

Сестра Джеймс: Я думала вы удовлетворены моей работой.

Сестра Алоизиус: Удовлетворение — это порок. У вас есть платок?

Сестра Джеймс: Да.

Сестра Алоизиус: Используйте его по назначению. Вы думаете Сократ был удовлетворен? Хорошие педагоги не бывают довольными. У нас триста семьдесят два ученика в школе. Это общество требует постоянной образовательной, духовной и человеческой бдительности. Я не могу себе позволить чрезмерно наивного преподавателя в моем восьмом классе. Это потакание прихотям. Наивность — это не что иное, как форма лени. Наивных педагогов легко одурачить. Вы должны быть благоразумны, сестра Джеймс.

Сестра Джеймс: Да, сестра.

Сестра Алоизиус: Когда у Уильяма Лондона течет кровь из носу, будьте скептичны. Не позволяйте ни единой капли крови опьянить ваше суждение. Бог дал вам разум и сердце. Сердце теплое, но разум должен быть холодным. Лжецы должны боятся лгать вам. Они должны испытывать неудобство в вашем присутствии. Я сомневаюсь, что сейчас это так.

Сестра Джеймс: Я не знаю. Я никогда не думала об этом.

Сестра Алоизиус: Дети должны думать, что вы смотрите сквозь них.

Сестра Джеймс: Не напугает ли это их?

Сестра Алоизиус: Только тех, у кого дурные помыслы.

Сестра Джеймс: Но я хочу, чтобы моим ученикам было комфортно общаться со мной.

Сестра Алоизиус: Они дети. Могут общаться друг с другом. Намного более важно иметь строгого морального попечителя. Вы стоите у двери, сестра. Вы страж. И если вы бдительны, тогда за них не страшно.

Сестра Джеймс: Я не уверена, что понимаю, чего вы от меня хотите?

Сестра Алоизиус: И если в классе происходят вещи, которые вы чувствуете, что не понимаете, приходите ко мне.

Сестра Джеймс: Да, сестра.

Сестра Алоизиус: Именно поэтому я здесь. Поэтому я директор этой школы. Вы находитесь на уроке во время проведения факультативов?

Сестра Джеймс: Да.

Сестра Алоизиус: Но вы сейчас здесь, в то время как идет урок живописи.

Сестра Джеймс: Я слегка беспокоилась по поводу носа Уильяма.

Сестра Алоизиус: Точно. Значит живопись.

Сестра Джеймс: Да, приходит. Миссисис Белл. Да.

Сестра Алоизиус: Также у вас еще танцы с Миссисис Шилдс.

Сестра Джеймс: По четвергам.

Сестра Алоизиус: Тоже время впустую.

Сестра Джеймс: Но всем нравятся рождественские постановки.

Сестра Алоизиус: Я не люблю. Честно говоря, меня это оскорбляет. В прошлом году, школьница, которая играла Богородицу, накрасила губы. Малая развратница.

Сестра Джеймс: Еще у нас есть Музыка.

Сестра Алоизиус: Та странная женщина с переносным фортепиано. Что не так с ее шеей?

Сестра Джеймс: Что-то вроде опухоли. Бедная женщина.

Сестра Алоизиус: Да. Миссисис Кэролин.

Сестра Джеймс: Именно.

Сестра Алоизиус: У нас была сестра, преподающая музыку. Не хватает сестер. Что еще?

Сестра Джеймс: Физкультура и Религия.

Сестра Алоизиус: А за это отвечает отец Флинн. Два часа в неделю. Вы бываете с ними?

Сестра Джеймс: Часто. Только если мне не нужно что-то заполнять или…

Сестра Алоизиус: Как вам отец Флинн?

Сестра Джеймс: Он восхитительный человек. Как он говорит!

Сестра Алоизиус: Да, его проповедь прошлым воскресеньем была поэтичной.

Сестра Джеймс: Он также очень хорош в преподавании баскетбола. Я была удивлена. Я не могла подумать, что проповедник может быть одним из тех, кто умеет играть в баскетбол. Но у него есть свой стиль, он очень естественно ведет мяч и делает броски.

Сестра Алоизиус: О чем вы думаете была его проповедь?

Сестра Джеймс: Что?

Сестра Алоизиус: Прошлым воскресеньем. О чем он говорил?

Сестра Джеймс: Ну, сомнение. Он говорил о сомнении.

Сестра Алоизиус: Почему?

Сестра Джеймс: Простите, сестра?

Сестра Алоизиус: Ведь проповеди приходят откуда-то, разве не так? Может отец Флинн находится в сомнении, может он обеспокоен тем, что кто-то в сомнениях.

Сестра Джеймс: Я думаю, вам стоит спросить у него.

Сестра Алоизиус: Нет, это будет неуместно. Он выше меня. Если бы у него возникли проблемы, ему стоило бы исповедаться другому священнику, или монсеньору. Священники не делятся личным с монашками.


Пауза.


Сестра Джеймс: Я слегка обеспокоена.


Сестра Алоизиус наклоняется вперед.


Сестра Алоизиус: Чем?

Сестра Джеймс: Уже время. Урок живописи закончится через несколько минут. Мне следовало бы подняться наверх.

Сестра Алоизиус: Вы ничего такого не замечали, Миссисис Джеймс?

Сестра Джеймс: Что?

Сестра Алоизиус: Я хочу, чтобы вы были бдительны.

Сестра Джеймс: Я не совсем уверенна, что понимаю вас, сестра.

Сестра Алоизиус: Прошу прощения, что говорю загадками. Нужно просто быть осторожной и не создать своими домыслами того, чего на самом деле нет. Я могу только сказать, что я волнуюсь, скорее всего напрасно, за то, как идут дела в школе святого Николаса.

Сестра Джеймс: В академическом смысле?

Сестра Алоизиус: Я не собираюсь играть с вами в догадки. Я просто хочу, чтобы вы были внимательны к своему классу.

Сестра Джеймс: Да, конечно, я буду внимательна к своему классу, сестра. И я постараюсь не выступать на уроке. И постараюсь быть менее наивной. Мне жаль, что вы разочаровались во мне. Пожалуйста, хочу, чтобы вы знали, что я буду стараться. Честно.

Сестра Алоизиус: Посмотрите на себя. Вы бы отдали все ради приветливого взгляда. Я говорю вам здесь и сейчас, я хочу, чтобы вы культивировали строгость в своем характере. Если вы ищете себе какую-то подстраховку, вас одурачат. Только если вы забудете о себе и будете учить других, вас не обманут. Это важно. Еще кое-что и пойдете наверх. Сестра Вероника слепнет.

Сестра Джеймс: О, как это ужасно.

Сестра Алоизиус: Это еще не общеизвестно, и я не хочу, чтобы кто-либо узнал. Если в доме священника это вычислят, ее здесь уже не будет. Я не могу позволить ее отстранения. И теперь, если вы увидите, что она спускается каменной лестницей во двор, во имя всего святого, аккуратно возьмите ее под руку по-сестрински, и смотрите, чтобы она себя не погубила. Все, идите.

III

Свет переходит на отца Флинна. Свисток на шее, толстовка и спортивные штаны. В руках баскетбольный мяч.

Флинн: Итак, угомонитесь парни. Теперь о том, как забросить трехочковый: все дело в психологии. Всю игру ты играешь со своей командой против команды соперника. Но на штрафной линии ты соревнуешься с самим собой. И опасность вот в чем: ты начинаешь думать. Когда ты думаешь, ты перестаешь дышать. Твое тело сковывается. Поэтому вы должны помнить о расслаблении. Сделайте вдох, расслабьте свои колени, — тебе не помешало бы посмотреть, как это делается, Джимми. Ты стоишь, как столб. Придумайте себе какой-то набор действий, ритуал. Перенесите вес, подвигайте бедрами… Ты думаешь это смешно, Ральф? Смешно то, что ты никогда не забросишь трехочковый. Не волнуйтесь, если вы выглядите глупо. Если мяч в корзине, никто и не подумает о том, что ты глупый. Придумайте себе действия, сконцентрируйтесь на них, и вы забудете о напряжении. Теперь немного о другом, я заметил, что у некоторых из вас грязные ногти. Я не хочу этого видеть. Я не говорю про длину ваших ногтей, я говорю о чистоте. Понимаете? Взгляните на мои ногти. Они длинные, мне нравится, когда они слегка длинные, но посмотрите какие они чистые. В таком случае все окей. В детстве у меня был один знакомый, Тимми Меттисон, у него никогда не было чистых ногтей, и он совал свои пальцы в нос и в рот. — Это реальная история, учитесь слушать! У него появился спинальный менингит, и он умер страшной смертью. Иногда какая-то маленькая деталь может сразить тебя наповал. Попробуйте поговорить с девушкой с такими грязными лапами, мистер Конрой, она сразу даст деру как будто ее преследует пьяный китаец! (Добродушная реакция на смех) Ну все, ну все. Итак, парни, что мне делать с вами? Одевайтесь и дуйте в дом священника, там газировка, печенье, и там еще поболтаем с вами по-мужски. (Свистит в свисток) Вперед.

IV

Плавный переход на небольшой участок сада, лавочка, кирпичные стены. Сестра Алоизиус в черном платке и рясе заворачивает обрезанный розовый куст в мешковину. Заходит сестра Джеймс.

Сестра Джеймс: Доброе утро, сестра.

Сестра Алоизиус: Доброе утро, сестра Джеймс. Мистер Макгин подрезал этот куст, что совсем не дурно, но он не позаботился о том, чтобы защитить его от мороза.

Сестра Джеймс: Уже был мороз?

Сестра Алоизиус: Когда он наступит, уже будет поздно.

Сестра Джеймс: Вы разбираетесь в садоводстве?

Сестра Алоизиус: Немного. Где ваш класс?

Сестра Джеймс: Девочки на музыке.

Сестра Алоизиус: А мальчики?

Сестра Джеймс: Они в доме священника.


Сестра Джеймс показывает на дом священника, который находится за рамками видимости, по ту сторону сада.


Сестра Алоизиус: С отцом Флинном.

Сестра Джеймс: Да. Они беседуют.

Сестра Алоизиус: На какую тему?

Сестра Джеймс: Как быть мужчиной.

Сестра Алоизиус: Н-да, если бы сестрам можно было находится в доме священника, я бы с большим интересом послушала эту беседу. Я не знаю, как быть мужчиной. Мне просто интересно, что для этого нужно. Вы когда-нибудь общались с девочками о том, как быть женщиной?

Сестра Джеймс: Нет, я не компетентна в этом.

Сестра Алоизиус: Чего так?

Сестра Джеймс: Просто не думаю, что смогла бы. Я приняла обет в начале… Не успев… В начале.

Сестра Алоизиус: Основательница нашей общины, благословенная Матушка Сеттон была замужем и имела пятерых детей перед тем, как взять обет.

Сестра Джеймс: Меня всегда удивляло, как она за свою жизнь успела так много.

Сестра Алоизиус: Жизнь, вероятно, длиннее, чем вы думаете, и веления души многочисленней. Я была замужем.

Сестра Джеймс: Вы были!


Сестра Алоизиус улыбается впервые.


Сестра Алоизиус: Вы хоть бы спрятали свое удивление.

Сестра Джеймс: Я… не знала.

Сестра Алоизиус: Одевая на себя рясу необходимо также скрыть свое мирское прошлое. Мой муж умер на войне против Адольфа Гитлера.

Сестра Джеймс: Простите меня, сестра.

Сестра Алоизиус: Но я такая же, как и вы. Я не уверена, что компетентна рассказывать хихикающим девочкам о том, что такое женственность. Я не часто бываю в этом саду. Сколько здесь, метров 12? От монастыря и до дома священника. Если бы нас разделял Атлантический океан, было бы тоже самое. Я раньше гуляла здесь, но монсеньор Бенедикт предается здесь своим донкихотским мечтаниям, а нам не стоит соваться при священниках без присмотра. Ему семьдесят девять, но все же.

Сестра Джеймс: Монсеньор очень хороший, не так ли?

Сестра Алоизиус: Да, но он индифферентный.

Сестра Джеймс: Вы о чем?

Сестра Алоизиус: Я не уверена, что он знает кто нынче президент Соединенных Штатов. При всем уважении конечно. Он уж слишком не от мира сего.

Сестра Джеймс: Это потому что он наивный, сестра Алоизиус?

Сестра Алоизиус: Вы лукавите на работе, сестра Джеймс. Будьте осторожны с этим. Как там ваш класс? Как Дональд Мюллер?

Сестра Джеймс: Он тринадцатый в рейтинге.

Сестра Алоизиус: Я знаю. Этого достаточно. Класс принял его?

Сестра Джеймс: У него нет друзей.

Сестра Алоизиус: Вы слишком много ожидаете спустя два месяца. Никто не бил его?

Сестра Джеймс: Нет.

Сестра Алоизиус: Кто-нибудь ударит. И когда это произойдет, пришлите их сразу ко мне.

Сестра Джеймс: Я не думаю, что кто-то так поступит.

Сестра Алоизиус: Возле церковного алтаря находятся две статуи, по одну сторону святой Патрик и святой Антоний по другую. Этот приход предназначен для ирландских и итальянских семей. Кто-то ударит Дональда Мюллера.

Сестра Джеймс: У него есть защитник.

Сестра Алоизиус: Кто?

Сестра Джеймс: Отец Флинн.


Сестра Алоизиус, которая возилась с мульчей, внезапно замерла. Она выпрямилась.


Сестра Алоизиус: Что?

Сестра Джеймс: Он проявляет интерес к нему. С того момента, как Дональд начал служить при алтаре. (Пауза) Я думала, стоит сообщить вам.

Сестра Алоизиус: Я говорила вам сообщать о таком, но надеялась, что не будет повода.

Сестра Джеймс: Может мне и не стоило.

Сестра Алоизиус: Я знала, что как только это произойдет, начало будет положено. Значит это случилось.

Сестра Джеймс: Что?! Я не говорила вам этого! Я даже не уверена, что понимаю, о чем вы.

Сестра Алоизиус: Все вы понимаете.

Сестра Джеймс: Я пыталась стать более холодной в своих мыслях, как вы советовали… Я чувствую, что я немного сбилась с пути, сестра Алоизиус. Мне приснился самый жуткий кошмар прошлой ночью. Я хочу, чтобы вы наставляли меня, хочу быть ответственной за детей, но мне также хочется иметь душевное спокойствие. Я должна сказать вам, что давно стремлюсь вернуть свой душевный покой.

Сестра Алоизиус: У вас возможно ничего не выйдет. Это не место для поисков вашего спокойствия. Это место для детей. Это то, что мы ищем для них.

Сестра Джеймс: Мне кажется я начинаю понимать вас немного. Но это так нелегко смотреть на вещи и на людей с подозрением. Я чувствую, что я как будто отдаляюсь от Бога.

Сестра Алоизиус: Когда ты делаешь шаг навстречу борьбе с греховной человеческой природой, ты отходишь от Бога, и все же служишь Ему. Это сложная и неблагодарная работа.

Сестра Джеймс: Я стала более замкнутой. Я чувствую себя отдаленной от детей.

Сестра Алоизиус: Так и должно быть.

Сестра Джеймс: Но я чувствую. Что это неправильно. А по поводу той вещи, что я вам рассказала, у меня нет никаких доказательств. Я не полностью уверена, что что-то вообще произошло.

Сестра Алоизиус: Мы не можем ждать, пока произойдет.

Сестра Джеймс: Но что, если ничего и нет?

Сестра Алоизиус: Значит ничего нет. Я была бы не против ошибаться. Но я сомневаюсь, что это так.

Сестра Джеймс: Тогда, что же делать?

Сестра Алоизиус: Я не знаю.

Сестра Джеймс: Вы поймете, что делать.

Сестра Алоизиус: Я не знаю, что делать. Есть некие оберегающие его рамки, которые все затрудняют.

Сестра Джеймс: Но ведь он не будет в безопасности, если об этом заявить. Он не сможет укрыться от стыда.

Сестра Алоизиус: Что вы видели?

Сестра Джеймс: Я не знаю.

Сестра Алоизиус: Что вы видели?

Сестра Джеймс: Он пошел с Дональдом в дом священника.

Сестра Алоизиус: Зачем?

Сестра Джеймс: Чтобы поговорить.

Сестра Алоизиус: Наедине?

Сестра Джеймс: Да.

Сестра Алоизиус: Когда?

Сестра Джеймс: Неделю назад.

Сестра Алоизиус: Почему вы не сказали мне?

Сестра Джеймс: Я не думала, что это может что-то значить. Мне и в голову не могло прийти, что он… что может быть что-нибудь не так.

Сестра Алоизиус: Из всех детей, Дональд Мюллер. Полагаю, в этом есть своя логика.

Сестра Джеймс: Какая?

Сестра Алоизиус: Он изолирован. Маленькая овца, пасущаяся позади. На нее и падет выбор волка.

Сестра Джеймс: Я не знала, что что-то может быть не так.

Сестра Алоизиус: Наш первый черный ученик. Я думала будут проблемы с несколькими родителями… Я должна была предвидеть такую вероятность.

Сестра Джеймс: Разве вы могли такое предвидеть?

Сестра Алоизиус: Это моя работа — быть хитрее лисы. Это моя работа.

Сестра Джеймс: Но может быть ничего и не было.

Сестра Алоизиус: Тогда почему вы выглядите так, словно увидели Дьявола?

Сестра Джеймс: Просто мальчик вел себя странно, когда вернулся в класс.

Сестра Алоизиус: Он что-нибудь сказал?

Сестра Джеймс: Нет. Просто его вид. Он выглядел напуганным и… как-то странно положил свою голову на парту. (Ей сложно говорить) И еще кое-что. Мне кажется от него пахло алкоголем. От него пахло алкоголем.


Сестра Алоизиус смотрит в направлении дома священника.


Сестра Алоизиус: Восемь лет назад в школе святого Бонифация, был священник, действия которого нужно было прекратить. Но тогда рядом был монсеньор Скалли… на которого можно было положится. Здесь, нет ни одного мужчины к которому я могла бы пойти, а мужчины управляют всем. Нам придется остановить его самим.

Сестра Джеймс: А вы не можете просто … сообщить о своих подозрениях?

Сестра Алоизиус: Монсеньору Бенедикту? Этот мужчина простодушный. Он просто спросит у отца Флинна.

Сестра Джеймс: Неужели это плохая идея?

Сестра Алоизиус: И он поверит всему, что скажет ему отец Флинн. Он решит, что все улажено.

Сестра Джеймс: Но может именно это и стоит сделать. Если это правда. Если бы я сделала что-то ужасное, и меня бы словили на этом, я не смогла бы не раскаяться.

Сестра Алоизиус: Сестра Джеймс, моя дорогая, вам следовало бы представить совсем непохожего на вас человека. Человек, который так поступает уже отклонился во многом. Если я скажу монсеньору, и он будет удовлетворен опровергающими аргументами отца Флинна, тогда вся ситуация замнется.

Сестра Джеймс: Тогда скажите епископу.

Сестра Алоизиус: Церковная иерархия не позволяет мне на прямую обращаться к епископу. Нет. Как только я скажу монсеньору, я не смогу ничего сделать, я беспомощна. Мне нужен предлог, чтобы заманить отца Флинна в мой кабинет. Попробовать заставить его. Вы должны быть там.

Сестра Джеймс: Я? Нет. Почему? О нет, сестра. Я не могу.

Сестра Алоизиус: Мне не позволено быть с ним в одном помещении наедине. Должен присутствовать кто-то еще и это должны быть вы. Круг доверия не должен становится шире. Подумайте о мальчике: что будет, если об этом узнают.

Сестра Джеймс: Я не могу!

Сестра Алоизиус: Почему нет? Вы брезгливы?

Сестра Джеймс: Я не готова к такому. Это… Мне будет жутко неловко. Я никак не смогу присутствовать, если вы будете говорить об этом.

Сестра Алоизиус: Пожалуйста сестра, не потворствуйте безмозглым подростковым моральным принципам. Я уверяю вас, я предпочла бы более зрелую союзницу. Но именно вы пришли ко мне.

Сестра Джеймс: Вы сказали мне поступать так.

Сестра Алоизиус: Вам бы лучше оставить все как есть. Чтобы парня эксплуатировали. И не думайте, что на нем все закончится. Если вы закроете на это глаза, вы будете соучастницей для всех тех, кто будет после.

Сестра Джеймс: Вы должны сказать монсеньору.

Сестра Алоизиус: Что вы увидели что-то странное в мальчике? Что возможно вы что-то унюхали в его дыхании? Для монсеньора Бенедикта весь мир сошелся на отце Флинне. Вас заклеймят истеричкой и переведут.

Сестра Джеймс: Мы можем спросить его.

Сестра Алоизиус: Кого?

Сестра Джеймс: Мальчика. Дональда Мюллера.

Сестра Алоизиус: Он не сознается.

Сестра Джеймс: Почему?

Сестра Алоизиус: Стыдно.

Сестра Джеймс: Вы не можете знать это наверняка.

Сестра Алоизиус: Если он действительно покажет пальцем, как вы думаете это воспримет общество? Черный мальчик. (нет ответа) Я хочу обдумать это хорошенько. Потом я приглашу отца Флинна к себе в кабинет по совсем другому делу. Вы будете там.

Сестра Джеймс: Но зачем я вам там?

Сестра Алоизиус: Кроме неприемлемости нахождения пастора и монахини наедине, мне также нужна свидетельница.

Сестра Джеймс: Свидетельница чего?

Сестра Алоизиус: Он может сказать правду, а потом продолжать лгать.


Сестра Джеймс смотрит в сторону дома священника.


Сестра Джеймс: Ребята выходят из дома священника, они выглядят достаточно счастливыми.

Сестра Алоизиус: Они выглядят самодовольными. Так, как будто знают какой-то секрет.

Сестра Джеймс: Вот и он.

Сестра Алоизиус: Если бы я могла, сестра Джеймс, я бы определенно выбрала жить наивной жизнью. Но наивность может быть мудростью только в мире, где нет зла. Мы сталкиваемся с безнравственными поступками и не можем сидеть сложа руки.

Сестра Джеймс: Мне нужно отвести ребят обратно в класс.

Сестра Алоизиус: Идите тогда. Мы с вами еще поговорим.


.Звук ветра. Сестра Алоизиус обматывает себя плотнее шалью и уходит. Через мгновение уходит сестра Джеймс.

V

Кабинет директора. Звонит телефон. Сестра Алоизиус входит с чайником чая. Идет поспешно, чтобы ответить на звонок.

Сестра Алоизиус: Алло! Школа святого Николаса? А, мистер Макгин. Спасибо, что перезвонили. Вчера ночью был ужасно сильный ветер. Определенно в Ирландии ветер сильнее, раз вы так говорите. Не верится, что вы там были. Это удивительно. Да. Я хотела бы поинтересоваться не могли бы вы быть так любезны убрать ветки, которые вчера попадали во дворе возле церкви. Сестра Вероника споткнулась о них этим утром и упала прямо лицом в землю. Я думаю, она в порядке. Она выглядит не хуже, чем до того, мистер Макгин. Спасибо, мистер Макгин.


Она вешает трубку и смотри на свои часы. Слегка встревожена. Стук в дверь.


Войдите.


Дверь открывается. За ней отец Флинн в своей рясе. Он не заходит.


Флинн: Доброе утро, сестра. Как вы поживаете сегодня?

Сестра Алоизиус: Доброе утро, отец Флинн. Все хорошо. Рада, что вы зашли.


Отец Флинн делает шаг внутрь кабинета.


Флинн: Мы готовы к нашей встрече?

Сестра Алоизиус: Сестра Джеймс просто задерживается. (Отец Флинн делает шаг назад к дверному проему) Вы слышали этот ветер вчера ночью?

Флинн: Такого и не услышать? Вы только представьте себе, как это было раньше, когда человек один в лесу сидел у костра в оленьей коже и слушал похожие звуки. Представьте себе одиночество! Кромешная тьма, давящая на тебя! Как ужасно это было!

Сестра Алоизиус: Для кого-то у кого не хватает веры в Божью защиту, это было бы ужасно.

Флинн: Я слышал, что у сестры Вероники случился инцидент.

Сестра Алоизиус: Да, сестра Вероника упала на кусок дерева этим утром и чуть не убила себя.

Флинн: С ней все хорошо?

Сестра Алоизиус: О, да она в порядке.

Флинн: У нее проблемы со зрением?

Сестра Алоизиус: У нее все в порядке со зрением. Монашки падают, знаете ли.

Флинн: Нет, я не знал об этом.

Сестра Алоизиус: Это все ряса. Мы чаще спотыкаемся об нее, чем идем ровно. С нашим черно-белым обличием, и тягой к падениям, мы больше, чем что-либо напоминаем домино.


Сестра Джеймс появляется в дверях еле дыша.


Сестра Джеймс: Я сильно опоздала?

Флинн: Вовсе нет. У нас был приятный разговор с сестрой Алоизиус.

Сестра Джеймс: Доброе утро, отец Флинн. Доброе утро, сестра. Простите, что я задержалась. Мистер Макгин закрыл дворик, чтобы что-то починить, поэтому мне пришлось бежать через монастырь и потом на черный вход, после чего я столкнулась с сестрой Вероникой.

Флинн: Как она?

Сестра Джеймс: У нее немного течет кровь из носу.

Сестра Алоизиус: Я начинаю думать, что вы избиваете людей.

Сестра Джеймс: Простите, сестра?

Сестра Алоизиус: Ну после того как вы… Неважно. Что ж, заходите пожалуйста, садитесь.


Они заходят и садятся. Отец Флинн садится на место сестры Алоизиус, за ее стол. Она реагирует, но ничего не говорит.


Я тут как раз заварила чай. (Закрывает дверь, но не полностью) Я прикрою двери. Но не до конца. Так, пустая формальность. Не хотите ли чаю, отец Флинн?

Флинн: Я бы с радостью.

Сестра Алоизиус: Вы нальете, сестра?

Сестра Джеймс: Конечно.

Сестра Алоизиус: И себе, если хотите.

Сестра Джеймс: Вы будете чай, сестра Алоизиус?

Сестра Алоизиус: Я только что выпила свой.

Флинн: У вас есть сахар?

Сестра Алоизиус: Сахар? Да! (роется в столе) Где-то здесь. Я поставила его в ящик в прошлом году во время великого поста и все забывала его оттуда достать.

Флинн: Значит не велика была жертва.

Сестра Алоизиус: Нет. Думаю, вы правы. Вот пожалуйста. Я обслужу вас, хотя с непривычки, я… (неуклюже).


Она взяла сахарницу и уже была готова положить ему кубик с помощью маленьких щипцов, но увидела его ногти.


Ваши ногти.

Флинн: Я предпочитаю их слегка длинными. Сахар?

Сестра Алоизиус: Ах да, конечно. Один?

Флинн: Три.

Сестра Алоизиус: Три.


Она потрясена, но пытается скрыть это.


Флинн: Сладкоежка.

Сестра Алоизиус: Раз, два, три. Сестра вы с сахаром пьете?


Сестра Алоизиус смотрит на сестру Джеймс.


Сестра Джеймс: (Сестре Алоизиус) Никогда. (Отцу Флинну) Не то, чтобы я имею что-то против сахара. (Сестре Алоизиус) Спасибо.


Сестра Алоизиус кладет сахар обратно в стол.


Сестра Алоизиус: Что ж, благодарим вас падре, что вы нашли для нас время. Мы не знаем, что нам делать.

Флинн: Я думаю, это замечательная идея переписать сценарий рождественской постановки. В прошлом году, она получилась слишком мрачноватой.

Сестра Джеймс: Что вы! Мне понравилось. (ей становится неловко) Но мне в принципе все постановки нравятся. Я просто люблю Рождество. Рождение Спасителя. И конечно же гимны: «Маленький город Вифлеем», «Приди, приди, Эммануил»…

Сестра Алоизиус: Благодарю, сестра Джеймс. Сестра Джеймс вместе с Миссисис Шилдс будут заниматься постановкой в этом году. Так, как вы считаете, отец Флинн? Что новенького мы можем придумать в этом году?

Флинн: Что ж. Нам всем нравятся рождественские гимны, но может быть будет веселее, если добавить и популярные песни.

Сестра Алоизиус: Популярные?

Флинн: Да. Например, Jingle Bells. Что-то в этом духе.

Сестра Алоизиус: В чем смысл исполнять популярные песни?

Флинн: Ради веселья.

Сестра Джеймс: Или «Снеговик Фрости».

Флинн: Это отличная песня. Кто-то из ребят мог бы одеться в снеговика и танцевать со всеми.

Сестра Алоизиус: Кто?

Флинн: Мы сделаем пробы.

Сестра Алоизиус: «Снеговик Фрости» пропагандирует языческую веру в магию. Снеговик оживает, когда ему на голову одевают колдовскую шляпу. Если бы музыка не была такой веселой, люди бы поняли, что персонажи не внушают доверия, а сама песня по своему существу еретична.


Сестра Джеймс и Отец Флинн обмениваются взглядами.


Сестра Джеймс: Никогда не думала о «Снеговике Фрости» таким образом.

Сестра Алоизиус: Нельзя, чтобы по радио играла такая музыка.

Флинн: Итак. Не «Снеговик Фрости».


Отец Флинн что-то записывает в маленький блокнотик.


Сестра Алоизиус: Да, вряд ли. Но Jingle Bells, я полагаю подойдет. Родителям понравится. Могу я спросить, что вы записываете? Этой шариковой ручкой.

Флинн: О. Ничего. Идея для проповеди.

Сестра Алоизиус: Только что пришла в голову?

Флинн: Они все время приходят.

Сестра Алоизиус: Как же вам везет.

Флинн: Я забываю их, поэтому записываю.

Сестра Алоизиус: В чем же заключается идея?

Флинн: Нетерпимость.


Сестра Джеймс пытается разрядить обстановку.


Сестра Джеймс: Вам не долить чаю, отец Флинн?

Флинн: Я думаю, посланием Второго экуменического совета было то, что церковь должна стать ближе к людям. Соответствовать местному населению. Нам следовало бы время от времени петь песни, звучащие по радио. Выводить детей в город на мороженное.

Сестра Алоизиус: Мороженное.

Флинн: Может вывозить парней в палаточные лагеря. Нам стоит быть дружелюбнее. Дети и родители должны видеть в нас свою семью, а не посланников из Рима. Я думаю, что представление должно быть очаровательным, таким же, как спектакль в местном театре.

Сестра Алоизиус: Но мы не их семья. Мы не такие как они.

Флинн: Почему? Из-за наших обетов?

Сестра Алоизиус: Именно.

Флинн: Я не думаю, что мы такие уже и разные. (Сестре Джеймс) Вы знаете, я бы выпил еще немного чаю, сестра. Спасибо.

Сестра Алоизиус: И они считают, что мы отличаемся. Рабочий класс нашего прихода надеется, что мы отличаемся.

Флинн: Мне кажется мы отошли от темы.

Сестра Алоизиус: Да, вы правы. Вернемся к теме. Рождественское представление. Нам следовало бы быть очень осторожными с тем, как задействовать Дональда Мюллера в нем.


Сестра Джеймс дрожит во время того, как наливает чай.


Флинн: Тише сестра, не разлейте.

Сестра Джеймс: Ой, да, падре.

Флинн: Что там с Дональдом Мюллером?

Сестра Алоизиус: Нам стоит быть аккуратными с ним в постановке, не прятать его за всеми, но и не выдвигать на передний план.

Флинн: Это из-за цвета его кожи?

Сестра Алоизиус: Вы правильно поняли.

Флинн: Почему?

Сестра Алоизиус: Ну что вы, падре. Вы притворяетесь, что не понимаете.

Флинн: Я думаю, что с ним стоит обходится точно также, как и с другими.

Сестра Алоизиус: Вы сами выделили его из других. У вас с ним была встреча наедине в доме священника. (Поворачивается к сестре Джеймс) Неделю назад?

Сестра Джеймс: Да.


Он понял, что что-то не так.


Флинн: О чем мы вообще разговариваем?

Сестра Джеймс: О Дональде Мюллере.

Сестра Алоизиус: Мальчик вел себя странно, после того как вернулся в класс.


Отец Флинн повернулся к сестре Джеймс.


Флинн: Действительно?

Сестра Джеймс: Когда он пришел из дома священника. Немного странновато, да.

Сестра Алоизиус: Можете объяснить нам почему?

Флинн: Что именно было странного в его поведении?

Сестра Джеймс: Я не уверена, как это объяснить. Он просто как-то положил свою голову на парту…

Флинн: То есть вам показалось, что с ним что-то не так?

Сестра Джеймс: Да.

Флинн: И так как он пришел из дома священника, вы спрашиваете или может быть я что-то знаю?

Сестра Алоизиус: Все правильно.

Флинн: Хм… Вы позвали меня, чтобы обсудить постановку, или об этом хотели поговорить?

Сестра Алоизиус: Об этом.

Флинн: Н-да. Мне немного не по себе.

Сестра Алоизиус: Почему?

Флинн: А вы как думаете? Все дело в вашем тоне.

Сестра Алоизиус: Я бы предпочла обсудить факты, а не мой тон.

Флинн: Что ж. Если бы я посчитал нужным сообщить вам о нашей беседе с Дональдом Мюллером, я бы обязательно позвал вас и поговорил об этом. Но я не считаю, что здесь есть повод для вашего беспокойства.

Сестра Алоизиус: Возможно вы ошибаетесь в понимании того, что меня беспокоит. Этот юноша учится в моей школе и его благосостояние — это мояответственность.

Флинн: Его благосостояние не находится под вопросом.

Сестра Алоизиус: Не могу с вами согласится. Он был расстроен, когда вернулся в класс.

Флинн: Он сказал что-нибудь?

Сестра Джеймс: Нет.

Сестра Алоизиус: Что случилось в доме священника?

Флинн: Случилось? Ничего не случилось? Я разговаривал с парнем.

Сестра Алоизиус: О чем?

Флинн: О личном.

Сестра Алоизиус: Ему двенадцать лет. Что может быть личного?

Флинн: Я повторю еще раз, сестра. Я не собираюсь разговаривать с вами в таком тоне.

Сестра Алоизиус: Дело вовсе не в моем и не в вашем тоне, отец Флинн. Мы здесь пытаемся узнать правду.

Флинн: Какую правду?

Сестра Алоизиус: Вы знаете о чем я. Не так ли? Вы сдерживаете эмоции на вашем лице прямо сейчас, разве нет?

Флинн: На моем лице? Вы сказали вы хотите обсудить со мной постановку, сестра. Поэтому я здесь. Правильно ли я понимаю, что вы позвали меня в свой кабинет, чтобы обвинить меня в чем-то? Это возмутительно. Я не подотчетен вам. В чем именно я виноват?

Сестра Алоизиус: Я ни в чем вас не обвиняю, отец Флинн. Я просто спрашиваю, что произошло в доме священника.


Отец Флинн встает.


Флинн: Я не желаю больше продолжать этот разговор. И если вам это не по нраву, советую вам поговорить с монсеньором Бенедиктом. Мне хочется верить, что ваше недопустимое поведение этим утром говорит только о том, что вы перетрудились на работе. Возможно вам следует взять отпуск. Я бы вам порекомендовал так и сделать. Хорошего вам дня. (Сестре Джеймс) Сестра?

Сестра Джеймс: И вам хорошего дня, падре.


Следующие слова сестры Алоизиус останавливают его.


Сестра Алоизиус: От него пахло алкоголем. (Он разворачивается) Когда он вернулся после вашей с ним беседы.


Он возвращается и садится. Трет свои глаза.


Флинн: Алкоголь.

Сестра Джеймс: Я действительно унюхала запах.

Сестра Алоизиус: И?

Флинн: Вы не можете просто оставить это?

Сестра Алоизиус: Нет.

Флинн: Я так понимаю, у меня нет другого выхода.

Сестра Джеймс: Вы не торопитесь, падре. Не хотите ли еще чаю?

Флинн: Вам следовало бы просто отпустить это.

Сестра Алоизиус: Ни в коем случае.

Флинн: Дональд Мюллер служил при алтаре прошлый вторник. После мессы, Мистер Макгин словил его в ризнице, пьющим церковное вино. Когда я узнал об этом, я послал за ним. Были слезы. Он умолял оставить служить его при алтаре. И мне стало жаль его. Я сказал ему, что, если никто не узнает, я разрешу ему продолжать службу.


Сестра Джеймс вне себя от радости. Сестра Алоизиус неподвижна.


Сестра Джеймс: Какое облегчение! Это все объясняет. Слава Богу Всевышнему. Сестра, видите, мы ошибались.

Сестра Алоизиус: И если я поговорю с Мистером Макгином?

Флинн: Поговорите с ним в любом случае. Но теперь, когда секрет мальчика раскрыт, мне придется запретить ему служить при алтаре. Я считаю, что это ужасно. И этого я пытался избежать.

Сестра Джеймс: Вы пытались защитить мальчика!

Флинн: Да-да.

Сестра Джеймс: Я поступила бы также! (Сестре Алоизиус) Можно ли как-то оставить Дональда при алтаре?

Сестра Алоизиус: Нет, если юноша выпил церковного вина, он не может продолжать службу.

Флинн: Конечно вы правы сестра. Я просто не столь в этом педантичен, как вы, сестра. И он единственный черный парень в школе. Это в самом деле повлияло на мое решение. Будет сказано о том, что он больше не будет служить на мессах. Публично. Легкомыслие этого мальчика подтвердит их стереотипные убеждения.

Сестра Алоизиус: С ним нужно обращаться также, как и с остальными.

Флинн: Конечно. Стоит ли нам обсудить представление или это и было…

Сестра Алоизиус: Да, вопрос был только в этом.

Флинн: Вы удовлетворены?

Сестра Алоизиус: Да.

Флинн: Тогда я пойду. Мне нужно кое-что записать.

Сестра Алоизиус: Нетерпимость.

Флинн: Именно.


Он уходит, но останавливается в дверях.


Я не согласен с вашим методом решения вопросов, сестра. В следующий раз, когда вам в голову придут подобные мрачные мысли, я посоветовал бы обратится к монсеньору.


Он уходит. Через мгновение, сестра Джеймс слегка впадает в оптимизм.


Сестра Джеймс: Фух, какое облегчение. Вот и все прояснилось.

Сестра Алоизиус: Вы верите ему?

Сестра Джеймс: Конечно.

Сестра Алоизиус: Легче ведь просто взять и поверить ему?

Сестра Джеймс: Но ведь мы можем узнать наверняка, спросив у Мистера Макгина.

Сестра Алоизиус: Да. Такие люди очень находчивы. Их не так просто раскрыть.

Сестра Джеймс: А я считаю, что все ясно.

Сестра Алоизиус: Это неправда. Вы просто хотите, чтобы все разрешилось и вернулось на свои места.

Сестра Джеймс: Я не хочу больше принимать в этом участия.

Сестра Алоизиус: Я выведу его на чистую воду. С вами или без вас.

Сестра Джеймс: Как вы можете быть настолько уверены, что он врет?

Сестра Алоизиус: Опыт.

Сестра Джеймс: Он вам просто не нравится. Вам не нравится, что он пользуется шариковой ручкой. Вам не нравятся 3 кубика сахара в его чае. Вам не нравится, что он любит «Снеговика Фрости». И вы позволяете этому убедить вас в чем-то ужасном, очень ужасном. Что ж, мне нравится «Снеговик Фрости»! И было бы неплохо, если бы этой школой управляли не как тюрьмой. И я думаю, что нет ничего плохого в том, что я люблю историю, и что возможно я вдохновлю детей любить ее также. И если вы считаете, что я не подхожу для профессии учителя, пусть так и будет.

Сестра Алоизиус: Сядьте. (Сестра Джеймс садится) В древней Спарте, важные дела решались теми, кто орет громче. К счастью, мы не в древней Спарте. Теперь. Вы действительно считаете, что с учениками в этой школе обходятся также, как с заключенными в тюрьме?

Сестра Джеймс: (Смягчившись) Нет, не считаю. На самом деле, в общем и целом, они выглядят достаточно счастливыми. Но они все как один бояться вас!

Сестра Алоизиус: Да. Именно так это и работает. Не уходите.


Сестра Алоизиус смотрит в блокнот, берет трубку и набирает номер.


Алло. Это сестра Алоизиус Бьювер, директор школы святого Николаса, вы Миссисис Мюллер? Я звоню вам по поводу вашего сына, Дональда. Я бы попросила вас с вашим мужем зайти ко мне поговорить. Когда вам будет удобно?


Свет гаснет.

VI

Отец Флинн за кафедрой в бело-голубом одеянии.

Флинн: Женщина разговаривала с другом о мужчине, которого едва знала — понимаю, никто из вас никогда не делал такого — и этой ночью у нее был кошмар. Огромная рука возникла над ней и указала на нее. Ее внезапно охватило непреодолимое чувство вины. На следующий день она пошла на исповедь. Ее исповедовал старый приходской священник, Отец О’Роук, и она ему все рассказала. «Разве сплетничать это грех?» — спросила она у старика. «Была ли это рука Бога Всемогущего, указывающего на меня? Нужно ли мне покаяться? Падре, скажите, неужели я согрешила?» (Говорит с ирландским акцентом) «Да» — Отец О’Роук ответил. «Да, невежественная и плохо воспитанная женщина! Ты лжесвидетельствовала на своего соседа, запятнала его репутацию, — тебе должно быть от всего сердца стыдно». Поэтому женщина сказала, что сожалеет и просит о прощении. «Не так быстро» — сказал О’Роук. «Я хочу, чтобы ты пришла домой, взяла подушку, поднялась на крышу, разрезала подушку ножом, и пришла потом ко мне!». Так она и сделала: пришла домой, взяла подушку с кровати, нож с ящика, поднялась по пожарной лестнице и пронзила подушку ножом. Потом она вернулась к старому священнику, как и было сказано. «Ты распотрошила подушку ножом?» сказал он. «Да, падре». «И каков результат?». «Перья», сказала она. «Перья?» — спросил он. «Перья везде, падре». «И теперь я хочу, чтобы ты вернулась назад и собрала все перья, которые разлетелись по ветру!» «Ну, — сказала она, — это невозможно. Я не знаю куда они все разлетелись. Ветер разнес их по всюду». «Именно это, — сказал отец О’Роук, — и есть сплетня!». Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.

VII

Освещается сад. Пугающее карканье вороны. Сестра Джеймс сидит на лавочке, заходит отец Флинн, погруженный в мысли.

Флинн: Доброе утро, сестра Джеймс.

Сестра Джеймс: Доброе утро, отец Флинн.

Флинн: О чем скорбит эта птица? Что это вообще за птица? Скворец? Гракл?

Сестра Джеймс: Ворона?

Флинн: Конечно это она. Вы молитесь? Не хотел прерывать.

Сестра Джеймс: Я не молюсь, нет.

Флинн: Вы выглядите подавленно.

Сестра Джеймс: Ах. Я не сплю.

Флинн: Отчего?

Сестра Джеймс: Кошмары. На самом деле один кошмар, и с тех пор мне не спится.

Флинн: Какой кошмар?

Сестра Джеймс: Я смотрела в зеркало и там, где должно быть мое лицо, была тьма. Это напугало меня.

Флинн: Я временами тоже не сплю.

Сестра Джеймс: Тоже? Вы видите перед собой огромную руку с пальцем, указывающим на вас?

Флинн: Да. Иногда.

Сестра Джеймс: Ваша проповедь была посвящена кому-то конкретно?

Флинн: А вы как думаете?

Сестра Джеймс: Вы выдумали историю с подушкой?

Флинн: Да. Нужно придумывать маленькие истории для иллюстрации. Словно притчи.

Сестра Джеймс: Разве вещи, которые на самом деле случаются в жизни не ценнее для толкования?

Флинн: Нет. То, что происходит в жизни за гранью толкования. Из правды получается плохая проповедь. С ней можно запутаться и не прийти к ясному заключению.

Сестра Джеймс: Я получила вчера письмо от своего брата из Мериленда. Он очень болен.

Флинн: Может вам следует поехать навестить его.

Сестра Джеймс: Я не могу оставить свой класс.

Флинн: Как поживает Дональд Мюллер?

Сестра Джеймс: Я не знаю.

Флинн: Вы не видитесь с ним?

Сестра Джеймс: Я вижу его каждый день, но совсем не знаю, как он. Я не знаю, как судить о таких вещах. Теперь.

Флинн: Я перестал общаться с ним из-за страха, что это может быть неправильно понято. Разве это не печально? Я недавно развернулся в другую сторону, чтобы предотвратить нашу с ним встречу. Он не понимает почему. Я заметил, что вы не приходите ко мне исповедоваться.

Сестра Джеймс: Нет, я хожу к монсеньору Бенедикту. Он очень добрый.

Флинн: А я нет?

Сестра Джеймс: Дело не в этом. Вы ведь знаете почему.

Флинн: Вы настроены против меня?

Сестра Джеймс: Нет.

Флинн: Вы мне не верите?

Сестра Джеймс: Так или иначе, это не мне нужно поверить вам, а сестре Алоизиус.

Флинн: Вы всего лишь ее дополнение?

Сестра Джеймс: Она мое начальство.

Флинн: Но что думаете вы?

Сестра Джеймс: Мне хотелось бы ничего не знать об этом. Я сожалею, что подобная мысль прокралась мне в голову.

Флинн: И как же такое прокралось к вам в голову?

Сестра Джеймс: Это сестра Алоизиус.

Флинн: Я чувствую себя так, будто моя репутация повреждена, хотя я ничего не сделал. Но я не собираюсь делать что-либо пытаясь восстановить ее, потому что боюсь, что будет только хуже. Это очень удручающе, поверьте мне.

Сестра Джеймс: Это правда?

Флинн: Что?

Сестра Джеймс: Вы знаете о чем я спрашиваю.

Флинн: Нет, это не правда.

Сестра Джеймс: Ох, я не знаю чему мне верить.

Флинн: Как вы можете быть против меня?

Сестра Джеймс: Это не имеет никакого значения на чьей я стороне.

Флинн: Имеет! Я ничего не сделал. В этом нет никакого смысла. Самые невинные действия могут казаться зловещими для отравленного рассудка. Мне пришлось запретить этому парню служить при алтаре. Он подавлен. Единственная причина почему я не пошел прямо к монсеньору, так это потому что я не хочу, чтобы школа пострадала. Сестра Алоизиус наверняка потеряет свою должность директора, если я расскажу о ее заявлениях в мою сторону. Ведь они совсем необоснованные. И вы также можете потерять свое место.

Сестра Джеймс: Вы угрожаете мне?

Флинн: За кого вы меня принимаете? Нет.

Сестра Джеймс: Мне хочется вам верить.

Флинн: Так верьте. Почему это так сложно?

Сестра Джеймс: От меня ничего не зависит.

Флинн: Я ничего не обязан ей доказывать.

Сестра Джеймс: Она полна решимости.

Флинн: Какой решимости?

Сестра Джеймс: Защитить мальчика.

Флинн: Это я беспокоюсь за парня, не она. Протянула ли она хоть раз руку этому ребенку, или вообще кому-либо в этой школе? Она словно глыба льда! Детям нужно тепло, доброта, понимание! Что она дает им? Правила. Этому парню необходима помощь, иначе у него здесь ничего не выйдет. Но если все будет, как того хочет она, он останется сам по себе. Как вы думаете почему он тогда в ризнице пил вино? У него проблемы. Она видит, что я разговариваю по-человечески с этими детьми и она сразу же подозревает, что здесь что-то не так. Что за этим стоит что-то гадкое. Что ж, я не позволю ей превратить этот приход в средневековье. И я не позволю ей погасить мой дух сострадания.

Сестра Джеймс: Я уверена, что она не хочет этого.

Флинн: Я беспокоюсь за здешних прихожан!

Сестра Джеймс: Я знаю, что это так.

Флинн: Также как и вы заботитесь о своем классе! Вы ведь любите их, не так ли?

Сестра Джеймс: Да.

Флинн: Это естественно. Как по-другому можно относится к детям? Я могу посмотреть вам в лицо и сказать, что для вас главное: доброта.

Сестра Джеймс: Наверное. То есть да, конечно.

Флинн: Как вы полагаете, что самое главное для сестры Алоизиус? (Пауза).

Сестра Джеймс: Мне не нужно гадать. Она говорила мне. Она не поощряет теплоту в общении. Он посоветовала мне быть более… формальной.

Флинн: Есть люди, которые ведут охоту на человечность, сестра Джеймс, которые говорят о том, что свет в вашем сердце — это слабость. Что ваши нежные чувства обманывают вас. Я не верю этому. Это старый способ жестоких людей убивать доброту во имя добродетели. Не верьте этому. Нет ничего плохого в любви.

Сестра Джеймс: Конечно нет, но…

Флинн: Разве вы забыли, что это было посланием Спасителя для всех нас. Любовь. Не подозрение, непринятие и осуждение. Любовь к людям. Можете ли вы назвать сестру Алоизиус хорошим примером этого?

Сестра Джеймс: Я не хочу сказать чего-то лишнего, но нет. Из-за нее мне больше не нравится моя работа. А я любила преподавать больше, чем что-либо. (Слегка заметны слезы на ее глазах. Он, оглядываясь по сторонам, неловко погладил ее).

Флинн: Все в порядке. Все будет в порядке.

Сестра Джеймс: Такое ощущение, что все перевернулось с ног на голову.

Флинн: Все же, это не так. Просто бывают такие времена, когда мы ощущаем себя потерянными. Вы не одиноки в этом. Это случается со многими из нас.

Сестра Джеймс: Связующее звено. (Она приходит в себя) Мне бы лучше зайти внутрь.

Флинн: Мне жаль, что ваш брат болен.

Сестра Джеймс: Спасибо, падре. (Начинает идти, останавливается). Я не верю этому.

Флинн: На самом деле?

Сестра Джеймс: Да.

Флинн: Спасибо сестра, это для меня большое утешение. Большое спасибо. (Она уходит. Он вынимает свой маленький черный блокнот и записывает что-то туда. Каркает ворона. Он кричит на нее) Тихо будь!


Затем он открывает молитвенник и уходит.

VIII

Освещается кабинет директора. Сестра Алоизиус сидит за столом неподвижно. Стук в дверь. Она не реагирует. Еще стук, громче. Она вынимает наушник из своего уха и бежит к двери. Открывает. За дверьми стоит Миссисис Мюллер, черная женщина около 38 лет, в своем лучшем воскресном платье. Она встревожена вызовом в школу и находится в состоянии готовности к чему-то плохому.

Сестра Алоизиус: Миссисис Мюллер?

Миссис Мюллер: Да.

Сестра Алоизиус: Входите. (Сестра Алоизиус закрывает двери) Прошу вас, садитесь.

Миссис Мюллер: Я подумала, что может быть я выбрала не самый лучший день для визита. Просто вы не открывали.

Сестра Алоизиус: Ах да. Ладно, только между нами, я слушала радио через наушник.


Показывает Миссисис Мюллер маленькое радио-устройство.


Вы только посмотрите, какими маленькими их сейчас делают. Я конфисковала это у одного из учеников и теперь не могу оторваться от этого.

Миссис Мюллер: Вы любите музыку?

Сестра Алоизиус: Нет, что вы. Новости. Давным-давно, я не пропускала ни одной новостной сводки, так как мой муж воевал в Италии. Когда у меня появилось это маленькое радио, я заметила за собой, что делаю это опять. Хотя и войны уже нет, и голоса поменялись.

Миссис Мюллер: Вы были замужней женщиной?

Сестра Алоизиус: Да. Но потом его убили. Ваш муж придет?

Миссис Мюллер: Не смог отпросится с работы.

Сестра Алоизиус: Понимаю. Конечно. Это нелегко.

Миссис Мюллер: Как дела у Дональда?

Сестра Алоизиус: У него неплохие оценки. Где-то на среднем уровне.

Миссис Мюллер: Слава Богу. Он очень расстроился, что его лишили возможности служить при алтаре.

Сестра Алоизиус: Он сказал из-за чего?

Миссис Мюллер: Он сказал, что его словили распивающим вино.

Сестра Алоизиус: Да, это причина.

Миссис Мюллер: Что ж, это кажется справедливо. Но он хороший мальчик, сестра. Да, он оступился, но в сущности своей он хороший. И он понимает насколько он должен быть благодарен за то, что учится здесь. Я просто думаю, что слишком много на него возложено сейчас.

Сестра Алоизиус: Что вы имеете ввиду?

Миссис Мюллер: Он единственный темнокожий ученик здесь. Первый в этой школе. Это не так просто для мальчика.

Сестра Алоизиус: Думаю, вы правы. Но ему все-равно нужно выполнять свои обязанности.

Миссис Мюллер: Он ведь их выполняет, разве нет?

Сестра Алоизиус: Да, он справляется. Мы дотянем его до конца. Как он дома?

Миссис Мюллер: Отец изрядно побил его из-за вина.

Сестра Алоизиус: Этого не стоило делать.

Миссис Мюллер: Моему мужу нельзя говорить, что стоит, а что не стоит. Ты просто стоишь в стороне. Он не хотел, чтобы Дональд учился здесь.

Сестра Алоизиус: Почему?

Миссис Мюллер: Думал, что у него будет много проблем с другими ребятами. Но ничего подобного не было, насколько я знаю.

Сестра Алоизиус: Что ж.

Миссис Мюллер: Этот священник, отец Флинн, приглядывает за ним.

Сестра Алоизиус: Да. Вы знакомы с ним?

Миссис Мюллер: На самом деле нет. Я видела его у алтаря, но лично не знакома. Просто, знаете, наслышана от Дональда.

Сестра Алоизиус: Что он рассказывает?

Миссис Мюллер: Ну вы сами понимаете: Отец Флинн, Отец Флинн. Он восхищается им. Он уделяет ему время, это все что мальчику нужно. Ему нужно это.

Сестра Алоизиус: Миссисис Мюллер, думаю, что все не так просто.

Миссис Мюллер: Я понимаю, что вы не просто так меня позвали. Работа директора достаточна сложная. Если вы решили выделить время для меня, значит есть какая-то проблема. Я просто хочу сказать, что это только до июня.

Сестра Алоизиус: Простите?

Миссис Мюллер: Какая бы ни была проблема, Дональду просто нужно дотянуть здесь до июня. Потом он перейдет в старшую школу.

Сестра Алоизиус: Н-да.

Миссис Мюллер: Если Дональд будет выпускником этой школы, у него будет больше шансов потом поступить в престижную старшую школу. А за этим может последует возможность обучения в колледже. Я верю, что он сообразительный мальчик. И он бы тоже этого хотел.

Сестра Алоизиус: На данный момент, я не вижу ничего, что помешало бы ему закончить эту школу.

Миссис Мюллер: Это все чего бы я хотела. Все остальное не так важно.

Сестра Алоизиус: Я сомневаюсь.

Миссис Мюллер: Давайте проверим.

Сестра Алоизиус: Я немного обеспокоена взаимоотношениями отца Флинна с вашим сыном.

Миссис Мюллер: О чем вы говорите? Обеспокоены. Что вы имеете ввиду?

Сестра Алоизиус: Что это может быть не совсем правильно.

Миссис Мюллер: Ага. Знаете, в каждом есть что-то неправильное, вы так не считаете? Нужно быть снисходительными.

Сестра Алоизиус: Я обеспокоена, честно говоря, тем, что отец Флинн возможно воспользовался вашим сыном.

Миссис Мюллер: Возможно?

Сестра Алоизиус: Я не могу быть до конца уверенной.

Миссис Мюллер: Никаких доказательств?

Сестра Алоизиус: Нет.

Миссис Мюллер: В таком случае может нам не о чем говорить.

Сестра Алоизиус: Я думаю, что есть о чем.

Миссис Мюллер: И все же, я предпочла бы не говорить об этом.

Сестра Алоизиус: Я знаю, что такое нелегко принять. Но мне кажется, что отец Флинн дал Дональду церковное вино.

Миссис Мюллер: С чего бы он так поступил?

Сестра Алоизиус: Вел ли Дональд себе странно последнее время?

Миссис Мюллер: Нет.

Сестра Алоизиус: Ничего необычного?

Миссис Мюллер: Такой же как и всегда.

Сестра Алоизиус: Ладно.

Миссис Мюллер: Послушайте сестра, я не хочу никаких проблем, но я чувствую, что вы втягиваете меня в них.

Сестра Алоизиус: Я не уверена, что вы до конца понимаете.

Миссис Мюллер: Мне кажется я понимаю о каких вещах вы говорите. Но я не собираюсь вникать в это.

Сестра Алоизиус: Что простите?

Миссис Мюллер: Не хочу вам противоречить, но если мы говорим о чем-нибудь скользком между этим священником и моим сыном, то мой сын не виноват в этом.

Сестра Алоизиус: Я и не доказываю вам обратное.

Миссис Мюллер: Он всего лишь мальчик.

Сестра Алоизиус: Я знаю.

Миссис Мюллер: Ему двенадцать. Если кто-то и виноват в данной ситуации так это мужчина, но не мальчик.

Сестра Алоизиус: Я полностью с Вами согласна.

Миссис Мюллер: Вы согласны со мной, но все же я сижу в вашем кабинете и мы разговариваем о моем сыне. Почему не священник здесь, если вы понимаете меня. Простите меня за мой тон.

Сестра Алоизиус: Вы здесь, потому что я обеспокоена его благосостоянием.

Миссис Мюллер: Вы считаете, что я нет?

Сестра Алоизиус: Да нет, что вы.

Миссис Мюллер: Позвольте мне спросить вас. Вы честно думаете, что священник дал ему выпить этого церковного вина?

Сестра Алоизиус: Да, я так думаю.

Миссис Мюллер: Тогда почему моему сыну запретили служить при алтаре, если этот мужчина сам налил ему?

Сестра Алоизиус: Мальчика поймали, мужчину — нет.

Миссис Мюллер: Почему этого мужчину не вышвырнули из прихода?

Сестра Алоизиус: Он взрослый образованный человек. Он знает, что на кону. Таких сложнее вывести на свет.

Миссис Мюллер: Поэтому вы во всем обвиняете моего сына. Давайте, обвиняйте моего сына, пусть его наказывают. Все просто. Вы знаете, почему так происходит?

Сестра Алоизиус: Вам следует дать мне высказаться. Вы слишком расстроены.

Миссис Мюллер: Потому что только так и происходит. Вы только сейчас узнали об этом, но именно так оно и происходит, и происходило всегда, сестра. У вас не получится противостоять мужчине в рясе и остаться в выигрыше, сестра. Он пользуется большим авторитетом.

Сестра Алоизиус: Он пользуется вашим сыном!

Миссис Мюллер: Ну и пусть.

Сестра Алоизиус: Что?

Миссис Мюллер: Это только до июня.

Сестра Алоизиус: Вы понимаете о чем вы говорите?

Миссис Мюллер: Понимаю лучше, чем вы.

Сестра Алоизиус: Я считаю, что этот мужчина формирует или уже сформировал недопустимые отношения с вашим сыном.

Миссис Мюллер: Я не знаю.

Сестра Алоизиус: Я знаю, что я права.

Миссис Мюллер: Зачем вам нужно знать такие вещи наверняка, если вы не знаете? Пожалуйста, сестра. У вас какие-то праведные разбирательства с этим мужчиной и теперь вы хотите втянуть моего мальчика в это. Моему сыну не нужны дополнительные проблемы. Позвольте ему взять только хорошее отсюда, а остальное оставить, когда он покинет это место в июне. Он знает, как это делать. Я научила его этому.

Сестра Алоизиус: Что вы за мать?

Миссис Мюллер: Простите, но вы не знаете достаточно о жизни, чтобы говорить мне подобные вещи, сестра.

Сестра Алоизиус: Я знаю достаточно.

Миссис Мюллер: Возможно вы знаете правила, но это не о чем не говорит.

Сестра Алоизиус: Я знаю, с чем я ни за что не смирюсь.

Миссис Мюллер: Я смиряюсь с тем, с чем нужно смириться и живу с этим. Это истина, которую я знаю. Простите, если покажусь вам резкой, но раз вы находитесь в этом кабинете…

Сестра Алоизиус: Этот человек находится в моей школе.

Миссис Мюллер: Ну ему же нужно где-то быть и может быть он делает и полезные вещи. Вы не думали об этом?

Сестра Алоизиус: Он будет ходить за мальчиками.

Миссис Мюллер: Что ж. Может быть некоторым мальчикам хочется этого. Может быть, то чего вы не знаете, может быть мой сын, он… такой. Поэтому отец и бил его. Не из-за вина. Он бил его из-за того, какой он.

Сестра Алоизиус: О чем вы говорите?

Миссис Мюллер: Я его мать. Я говорю о его природе сейчас, не о действиях. Вы не можете обвинять ребенка в том, каким Бог определил его быть.

Сестра Алоизиус: Послушайте меня очень внимательно, Миссисис Мюллер. Меня интересуют только действия. Бесполезно сейчас обсуждать какие-либо возможные наклонности вашего ребенка. Мне достаточно сложно уличить поступки этого человека. Но мы говорим не о возможном будущем мальчика, а о теперешних поступках этого человека. Все только о нем.

Миссис Мюллер: Но это природа мальчика.

Сестра Алоизиус: Давайте не втягивать это сюда.

Миссис Мюллер: Забудьте тогда. Это вы заставляете меня говорить о таких вещах вслух. Я все-таки скажу, а вы попробуйте не думать об этом. Вот то, что я знаю. Мой мальчик пришел в эту школу, потому что в обычной они бы убили его. Нам очень повезло, что свой последний год у него получится провести тут. Дальше. Его отец не любит его. Он приходит сюда, дети не любят его. Только один человек к нему хорошо относится. Этот священник. Протянул руку моему сыну. Есть ли у него на то свои причины? Да. У каждого есть свои причины. У вас есть свои причины. Но разве я спрашиваю у человека, почему он хорошо относится к моему сыну? Нет. Мне не важно почему. Моему сыну нужен человек, который бы позаботился о нем и помог бы ему пробиться. И слава Богу, этот образованный мужчина с небольшой внутренней добротой хочет так поступать.

Сестра Алоизиус: Я этого не позволю.

Миссис Мюллер: Это только до июня. Иногда вещи не просто черные или белые.

Сестра Алоизиус: А иногда они черные и белые. Я вышвырну вашего сына из своей школы. Можете не сомневаться.

Миссис Мюллер: Но почему? Ведь не он это начал?

Сестра Алоизиус: Потому что я должна остановить это любым способом.

Миссис Мюллер: Вы причините боль моему сыну, что бы сделать все по-своему?

Сестра Алоизиус: Это не закончится на вашем сыне. Будут и другие, если до сих пор нет.

Миссис Мюллер: Вышвырните священника тогда.

Сестра Алоизиус: Именно это я и пытаюсь сделать.

Миссис Мюллер: Тогда что вам нужно от меня?


Пауза.


Сестра Алоизиус: Ничего. Как оказалось. Мне казалось, что вы знаете что-то, что может мне помочь, но кажется, что с этим ничего не вышло.

Миссис Мюллер: Пожалуйста, не впутывайте моего сына в это. Мой муж убьет его за подобные вещи.

Сестра Алоизиус: Я постараюсь.


Миссисис Мюллер встает.


Миссис Мюллер: Я не знаю, сестра. Быть может вы думаете, что делаете что-то хорошее, но мир непростое место. Я не знаю или мы с вами на одной стороне. Я буду стоять на стороне своего сына и тех, кто с ним добр. Было бы здорово и вас там увидеть. Было приятно побеседовать с вами, сестра. Хорошего вам дня. (Она уходит, оставляя за собой открытую дверь. Сестра Алоизиус потрясена. Через мгновение отец Флинн появляется в дверях. Он еле сдерживает гнев).

Флинн: Могу я войти?

Сестра Алоизиус: Нам понадобится кто-то третий.

Флинн: Что здесь делала мать Дональда?

Сестра Алоизиус: Мы беседовали.

Флинн: О чем?

Сестра Алоизиус: Третий человек действительно необходим.

Флинн: Нет, сестра. Никакого третьего. Нам нужно поговорить. (Он заходит, захлопывая за собой дверь. Встречаются лицом к лицу друг с другом) Вы должны прекратить эту компанию против меня.

Сестра Алоизиус: Вы можете сами это сделать в любое время.

Флинн: Как?

Сестра Алоизиус: Сознаться и уйти.

Флинн: Вы пытаетесь разрушить мою репутацию. Но результатом всего этого будет ваше увольнение, а не мое.

Сестра Алоизиус: Что вы делаете в школе?

Флинн: Я пытаюсь делать что-то хорошее.

Сестра Алоизиус: Давайте ближе к существу, что вы делаете в духовенстве?

Флинн: Вы единолично стали на пути у школы и всего прихода.

Сестра Алоизиус: На пути куда?

Флинн: К прогрессивному образованию и дружелюбной церкви.

Сестра Алоизиус: Не надо заговаривать мне зубы, отец Флинн. Речь идет не о моем, а о вашем поведении.

Флинн: Речь идет о ваших необоснованных подозрениях.

Сестра Алоизиус: Это так. У меня есть подозрения.

Флинн: Знаете что я никак не могу понять? Почему вы подозреваете меня? Что я сделал такого?

Сестра Алоизиус: Вы дали вино мальчику. И взвалили всю вину на него.

Флинн: Но ведь это неправда! Вы разговаривали с мистером Макгином?

Сестра Алоизиус: Все что знает Макгин, так это то, что юноша выпил вина. Он не знает, что сподвигло его к этому.

Флинн: Его мать что-нибудь добавила ко всему этому?

Сестра Алоизиус: Нет.

Флинн: Так вот. Ничего такого не было.

Сестра Алоизиус: Я так не считаю.

Флинн: Что ж, если вы так не считаете, спросите парня тогда!

Сестра Алоизиус: Нет, он бы не выдал вас. Он все скрывает.

Флинн: И зачем ему это скрывать?

Сестра Алоизиус: Потому что вы обольстили его.

Флинн: Вы с ума сошли! Вы вбили себе в голову, что я воспользовался этим парнем, и чтобы я не сказал, вы останетесь при своем.

Сестра Алоизиус: Именно.

Флинн: Поправьте меня, если я не прав. Дело вовсе не в вине. Вы потеряли доверие ко мне еще до этого инцидента. Это вы попросили сестру Джеймс быть на чеку, правильно?

Сестра Алоизиус: Все так.

Флинн: Так вы признаете это!

Сестра Алоизиус: Разумеется.

Флинн: Почему?

Сестра Алоизиус: Я разбираюсь в людях.

Флинн: Этого недостаточно.

Сестра Алоизиус: И не должно быть.

Флинн: Как это так?

Сестра Алоизиус: Вы мне сами скажете что вы сделали.

Флинн: Скажу?

Сестра Алоизиус: Да.

Флинн: Не ведите себя со мной, словно я ваш ученик. Сестра Джеймс уверена, что я невиновен.

Сестра Алоизиус: Так вы разговаривали с сестрой Джеймс? Ну да, конечно вы разговаривали с сестрой Джеймс.

Флинн: Вы знаете, что отец Дональда его избивает?

Сестра Алоизиус: Да.

Флинн: Может быть это причина его странного поведения, которое заметила сестра Джеймс?

Сестра Алоизиус: Может быть.

Флинн: Тогда что? Что? Что вы такого услышали, что так основательно убедило вас?

Сестра Алоизиус: Разве это важно?

Флинн: Я хочу знать.

Сестра Алоизиус: В первый день школьных занятий, я увидела как вы взяли Уильяма Лондона за запястье. И я видела, как он вырвался.

Флинн: И это все?

Сестра Алоизиус: Да, на этом все.

Флинн: Но это ничего не значит. (Он что-то записывает в блокнот).

Сестра Алоизиус: Что вы теперь пишите?

Флинн: Вы не оставляете мне другого выбора. Я записываю то, что вы сказали. Я часто очень взволнован в подобных досадных беседах и могу забыть детали, которые могут оказаться важными. Важными, в тот момент, когда я буду говорить с монсеньором о том, почему вас стоит снять с должности директора школы.

Сестра Алоизиус: Этим утром, перед тем, как я говорила с Миссисис Мюллер, я на всякий случай позвонила в церковь, в которой вы служили ранее.

Флинн: И что он сказал?

Сестра Алоизиус: Кто?

Флинн: Священник.

Сестра Алоизиус: Я не говорила со священником, я разговаривала с монашкой.

Флинн: Вы должны были говорить со священником.

Сестра Алоизиус: Я говорила с монашкой.

Флинн: Так не положено, сестра. Вы должны были придерживаться церковных канонов. Нужно было говорить со священником.

Сестра Алоизиус: Почему? Вы друг друга понимаете? Отец Флинн, у вас есть свои скелеты в шкафу.

Флинн: Вы не имеете права рыться в моем прошлом!

Сестра Алоизиус: Вы третий раз поменяли церковь за пять лет.

Флинн: Позвоните священнику и спросите почему я ушел. В этом не было ничего такого.

Сестра Алоизиус: Я не буду звонить священнику.

Флинн: Я добросовестный проповедник! На меня нет ничего, что заставило бы кого-то думать иначе.

Сестра Алоизиус: Вы будете совращать ребенка за ребенком, если вас не остановить.

Флинн: С какой монахиней вы разговаривали?

Сестра Алоизиус: Я не скажу.

Флинн: Я не прикоснулся ни к единому ребенку.

Сестра Алоизиус: Неправда.

Флинн: У вас нет ни малейшего доказательства этому.

Сестра Алоизиус: Но во мне есть уверенность, и вооруженная ею, я поеду в ту школу, и если понадобится, то и в ту, что была до нее. Я найду родителей, отец Флинн! Поверьте мне, найду. Родителей, которые быть может не знают, что вы до сих пор работаете с детьми! И когда я сделаю это вы будете разоблачены. Возможно вы подвергнетесь атакам, как в переносном смысле, так и в буквальном.

Флинн: Вы не имеете права действовать по своему усмотрению. Вы являетесь членом религиозной общины. Вы давали обет, частью которого является подчинение. Вы подотчетны нам. Вы не имеете права выходить за рамки церкви.

Сестра Алоизиус: А я выйду за рамки церкви, если будет нужно. Я выйду, даже если за мной закроется дверь. Я сделаю то, что необходимо сделать, отец Флинн, даже если я за это буду гореть в аду! Я хочу, чтобы вы это знали и не строили обо мне никаких иллюзий. Теперь скажите, вы давали Дональду Мюллеру пить вино?

Флинн: Неужели вы никогда не делали ничего дурного?

Сестра Алоизиус: Я делала.

Флинн: Смертный грех?

Сестра Алоизиус: Да.

Флинн: И?

Сестра Алоизиус: Я исповедалась! Вы давали Дональду Мюллеру вино?

Флинн: Чтобы я не сделал, я оставил это в исцеляющих руках того, кому исповедался. Так же, как и вы! Между нами нет различия.

Сестра Алоизиус: Между нами есть различие! Собака, которая кусается не кусает единожды. Я не оправдывала содеянное, продолжая поступать также. Я исповедалась и понесу за это наказание, не делая впредь подобного. Вы давали Дональду Мюллеру вино?

Флинн: Нет.

Сестра Алоизиус: Вы что-то недоговариваете.

Флинн: Это не так.

Сестра Алоизиус: Вы врете. Ладно. Если вы не покинете мой кабинет, тогда это сделаю я. И если я уйду, меня уже не остановишь. (Она идет к двери. Вдруг, его голос прозвучал по-другому).

Флинн: Подождите!

Сестра Алоизиус: Вы потребуете перевести вас в другой приход. И возьмете отпуск до того момента, пока ваше требование не будет исполнено.

Флинн: И что же я буду делать, во имя всего святого? Вся моя жизнь тут.

Сестра Алоизиус: Не стоит!

Флинн: Пожалуйста! Разве мы не люди? Разве я не из плоти и крови также, как и вы? Или же мы просто набор идей и убеждений. Я не могу вам рассказать все. Вы понимаете? Есть вещи, о которых я не могу рассказать. Даже если вы не можете найти этому оправдания, сестра, вспомните, что есть так много всего, что находится за пределами вашего разумения. Даже если вы уверенны, — это всего лишь эмоция, а не факт. Во имя человеческого милосердия, я взываю к вам. Во имя того, что составляло труд моей жизни. Будьте благоразумны. От вас зависит, что со мной будет.

Сестра Алоизиус: Меня это не волнует.

Флинн: На кону моя репутация.

Сестра Алоизиус: Вы можете сохранить свою репутацию.

Флинн: Если вы выскажетесь, я не смогу продолжать свою деятельность в обществе.

Сестра Алоизиус: Вашу деятельность в обществе стоило бы прекратить.

Флинн: В таком случае я останусь ни с чем.

Сестра Алоизиус: Также как и Дональд Мюллер, чем вы как раз и воспользовались.

Флинн: Я не сделал ничего плохого. Я забочусь об этом парне.

Сестра Алоизиус: Как? Улыбаетесь ему, сочувствуете, и общаетесь с ним как будто между вами нет разницы?

Флинн: Этому ребенку нужен друг!

Сестра Алоизиус: Вы обманщик. То теплое чувство, которое вы испытали, когда мальчик посмотрел на вас, не было чувством добродетели. Такое заключение может прийти на ум только алкоголику после нескольких рюмок. Вы позор для церкви и единственная причина почему вас не выгнали из церкви, это, потому что никого другого не нашли на это место.

Флинн: Я не сдамся.

Сестра Алоизиус: У вас нет шансов.

Флинн: Вы этого не знаете.

Сестра Алоизиус: Знаю.

Флинн: Где ваше сострадание?

Сестра Алоизиус: Для вас — нигде. Оставайтесь здесь. Успокойтесь. Воспользуйтесь телефоном, если нужно. Хорошего дня, отец. У меня нет сочувствия к вам. Я знаю, вы неспособны жалеть о содеянном. (Начинает уходить. Пауза) И постригите ногти. (Она уходит, закрывая дверь за собой. Спустя несколько мгновений, он подходит к телефону и набирает номер).


Флинн: Да. Это отец Брендан Флинн, приход святого Николаса. Я бы хотел назначить встречу с епископом.


Свет уходит.

IX

Освещается сад, в котором гуляет сестра Алоизиус. Солнечный день. Она садится на лавочку. Заходит сестра Джеймс.

Сестра Алоизиус: Как ваш брат?

Сестра Джеймс: Лучше. Намного лучше.

Сестра Алоизиус: Я очень рада. Я молилась за него.

Сестра Джеймс: Это было правильно отлучится ненадолго. Нужно было увидеть семью. Давно не виделись.

Сестра Алоизиус: Я рада, что вы съездили.

Сестра Джеймс: И отец Флинн уехал.

Сестра Алоизиус: Да.

Сестра Джеймс: Куда?

Сестра Алоизиус: В приход святого Джерома.

Сестра Джеймс: Так у вас получилось. Вы избавились от него.

Сестра Алоизиус: Да.

Сестра Джеймс: Дональд Мюллер сильно подавлен из-за этого.

Сестра Алоизиус: Здесь ничем не поможешь. Это только до июня.

Сестра Джеймс: Я не думаю, что отец Флинн сделал что-то дурное.

Сестра Алоизиус: Нет? Он убедил вас?

Сестра Джеймс: Да, вполне.

Сестра Алоизиус: Хм…

Сестра Джеймс: Вы доказали это?

Сестра Алоизиус: Что?

Сестра Джеймс: Что он воспользовался мальчиком?

Сестра Алоизиус: Доказала кому?

Сестра Джеймс: Кому-нибудь кроме себя.

Сестра Алоизиус: Нет.

Сестра Джеймс: Но вы были уверены.

Сестра Алоизиус: Да.

Сестра Джеймс: Жаль, что я не такая как вы.

Сестра Алоизиус: Почему?

Сестра Джеймс: Потому что я не могу больше спать по ночам. Все мне кажется неточным.

Сестра Алоизиус: Возможно нам не предназначено иметь здоровый сон. Они назначили отца Флинна пастором прихода.

Сестра Джеймс: Кто?

Сестра Алоизиус: Епископ назначил отца Флинна пастором прихода и школы имени святого Джерома. Это повышение.

Сестра Джеймс: Вы не сказали им?

Сестра Алоизиус: Я рассказала это нашему доброму монсеньору Бенедикту. Я пересекла сад и рассказала ему. Он не поверил, что это может быть правдой.

Сестра Джеймс: Тогда почему отец Флинн уехал? Что вы сказали ему такого, что он покинул нашу школу?

Сестра Алоизиус: Что я звонила монашке с его прошлого прихода. Что я узнала о его прошлых грехах.

Сестра Джеймс: Так вы доказали это!

Сестра Алоизиус: Я лгала. Я никому не звонила.

Сестра Джеймс: Вы соврали?

Сестра Алоизиус: Да. Но если бы ничего подобного не было, ложь бы не сработала. Его заявление об отставке стало его признанием. Он был тем, кем я думала. И теперь его нет.

Сестра Джеймс: Я не могу поверить, что вы соврали.

Сестра Алоизиус: Преследуя грешные поступки, бывает отступаешь от Бога. Конечно за все будет наказание.

Сестра Джеймс: Понятно. Значит, теперь он в другой школе.

Сестра Алоизиус: Да. О, сестра Джеймс!

Сестра Джеймс: Что такое, сестра?

Сестра Алоизиус: Я испытываю сомнения. Я испытываю такие сомнения. (Сестра Алоизиус переполнена эмоциями. Сестра Джеймс успокаивает ее. Свет гаснет).


Занавес

От автора

Что стоит за пьесой? На чем она держится? Вы также можете спросить, что стоит за мной? На чем держусь я? За каждым человеком и за каждой пьесой есть что-то безмолвное. Также и за каждым определенным обществом есть что-то несказанное.

Америку сейчас легко определить по одному очевидному признаку. Доказательство этому находятся в политических дебатах, в сфере развлечений, во всех видах художественной критики и в религиозных беседах. Мы живем в период одержимости судебными разбирательствами. Был период одержимости знаменитостями, но теперь это в прошлом. Сейчас знаменитости нас интересуют только если они в суде. Мы живем во времена пропаганды конфронтации, осуждения и приговоров. Дискуссии стали способом для споров. Общение стало соревнованием желаний. Публичные разговоры стали несносными и лицемерными. Почему? Может потому что где-то глубоко за болтовней мы пришли к месту, где мы знаем, что мы не знаем… ничего. Но никто не хочет в этом сознаваться.

Позвольте мне вас спросить. Принимали ли Вы позицию в споре, которая была бы за гранью вашего комфорта? Защищали ли вы способ жизни, который привел вас к изнеможению? Молились ли вы Богу, в которого уже не верите? Говорили ли вы девушке, что любите ее, чувствуя при этом разъедающее осуждение? У меня все это было. Это очень интересный момент. Так происходит зарождение идеи у драматурга. Я увидел кусочек основания, на котором я мог бы выстроить пьесу, пьесу, которая держится на чем-то безмолвном в моей жизни в это время. Я начал с названия: «Сомнение».

Что такое сомнение? Каждый из нас словно планета. Существует земная кора, которая кажется неизменной. Мы уверены в том, кто мы есть. Если кто-то спросит, то сразу готовы описать наш сегодняшний статус. Я знаю свои ответы на множество вопросов, также, как и вы. Каким был ваш отец? Верите ли вы вБога? Кто ваш лучший друг? Чего вы хотите? Ваши ответы — это топография, которая обманчиво кажется неизменной. Потому что за этим обликом легких ответов стоит совсем другой человек. И эта безмолвная сущность движется точно также, как движется мгновение. Изменчивое и безмолвное оно продавливается вверх без всякого объяснения, до того момента, пока у сопротивляющегося сознания не будет другого выхода, как только дать дорогу.

Это Сомнение (которое изначально часто испытывается как слабость) изменяет положение вещей. Когда человек ощущает себя нестабильно, когда колеблется, когда с трудом добытое знание тает у него на глазах, тогда он на грани развития. Едва заметные или интенсивные попытки согласования оболочки с внутренним ядром часто воспринимается как ошибка, как будто ты заблудился и пошел не той дорогой. Но это только эмоциональная тяга к тому, что знакомо. Жизнь происходит тогда, когда тектоническая сила твоей бессловесной души прорывается сквозь отжившие привычки мозга. Сомнение — это не что иное, как возможность снова очутиться в настоящем времени.

Пьеса. Моя история происходит в 1964 году, когда не только я, но казалось целый мир проходил через своего рода период полового созревания. Старые взгляды все еще доминировали в поведении, морали, мировоззрении, но то что было органичным выражением, теперь стало мертвой маской. Я был в католической церковной школе в Бронксе, которой управляли сестры милосердия. Эти женщины одевались в черное, верили в ад, повиновались мужскому начальству и образовывали нас. Вера, которая удерживала нас вместе была за рамками религии. Это была наша общая мечта, которую мы согласились называть Реальностью. Мы не знали этого, но у нас был такой договор, социальный контракт. Мы все будем верить в одно и тоже. Мы все будем верить.

Оглядываясь назад, мне кажется, в тех школах в то время, мы были объединены вне зависимости от возрастных рамок. Мы все были взрослыми, и мы все были детьми. Как и животные, мы держались стаей ради тепла и безопасности. Соответственно мы были очень уязвимы для тех, кто хотел вести охоту на нас. Когда доверие — это блюдо дня, хищники вольны заполучить свою добычу. Так они и поступали. Как показывают когда-либо раскрытые церковные скандалы, у хищников был свой день охоты. И пастухи, инвестирующие так много в основание, жертвовали реальным благом ради заполученной добродетели.

Я никогда не забуду уроки того времени, и никогда не пойму их до конца. Я все еще стремлюсь к общей уверенности, вере в безопасность, восстановленному доверию к тому, что другие знают лучше, что правильно. Но мучительная потребность интересной жизни научила меня ценить вечную практическую мудрость — сомнение.

Это нелегкое время, когда вера начала сочится сквозь пальцы, но лицемерие еще не установилось, когда сознание нарушено, но все еще не изменено. Это самый опасный, важный и непрерывный жизненный опыт. Начало изменения — это момент сомнений. Это тот важный момент, когда я либо обновляю свою человечность, либо становлюсь лжецом.

Сомнение требует больше мужества чем уверенность, и больше энергии; потому что уверенность — это место отдыха, а сомнение — это вечное, страстное упражнение. После моей пьесы вы можете стать неуверенным. Вам возможно хочется быть уверенным. Посмотрите на это чувство со стороны. Мы должны научится жить с неуверенностью в полной мере. Последнее слово ни за кем не остается. Остается тишина, которая всегда прячется за болтовней нашего времени.


Джон Патрик Шенли,

Бруклин, Нью-Йорк,

март 2005

Примечания

1

Алоизиус (Aloysius) — имя исключительно мужское. Означает «известный воин». В католических церквях детей называют в честь Алоизиуса Гонзаги — монаха из монашеского ордена иезуитов, покровителя молодёжи и студентов. (комментарий переводчика).

(обратно)

Оглавление

  • I
  • II
  • III
  • IV
  • V
  • VI
  • VII
  • VIII
  • IX
  • От автора
  • *** Примечания ***