Морские битвы Первой мировой. Трагедия ошибок [Александр Геннадьевич Больных] (fb2) читать онлайн

Александр Геннадьевич Больных Трагедия ошибок

Предисловие Масштаб заблуждений

Второй том нашей работы посвящен действиям флотов на второстепенных морских театрах — Средиземном, Черном и Балтийском морях. Он назван «Трагедия ошибок», хотя более справедливым было бы определение «комедия». Однако это слово плохо сочетается с кровью и смертями, которые влекут за собой ошибки военных. Если бы не это, можно было бы смеяться, глядя на совершенно дикие решения, которые принимали адмиралы практически всех воюющих флотов. И если на основном театре — в Северном море — эти ошибки как-то скрадывались грандиозностью борьбы и значением событий, то в других местах на первый план выходили только промахи и неудачи.

Итак, все начинается с «Гебена». Значение этого корабля в мировой истории западные историки считают гораздо более серьезным, чем у крейсера «Аврора». Залп «Авроры» возвестил о наступлении новой эры, однако наступила она лишь потому, что «Гебен» появился в Константинополе. Строится примерно такая логическая цепочка: «Гебен» пришел в Константинополь, поэтому Турция вступила в войну на стороне Германии, поэтому закрылись черноморские проливы, поэтому союзники не смогли наладить нормальные поставки в Россию техники и вооружения, поэтому Россия была разгромлена, поэтому произошла февральская революция, поэтому из мутных вод вынырнули большевики, поэтому мы получили и все остальное…

«Народам Среднего Востока „Гебен“ принес больше крови, страданий и разрушений, чем любой другой корабль в мировой истории», — говорит Уинстон Черчилль, рассказывая о бегстве «Гебена». Но какое это бегство? «Гебена» никто не ловил. Английские адмиралы преследовали его настолько вяло, что удрать от них не составляло труда. Если вспомнить самый драматический эпизод — гонку линейных крейсеров, то бросается в глаза одно маленькое различие. Немцы пишут, что их кочегары падали в обморок от сверхчеловеческих усилий, один даже умер от разрыва сердца. Англичане ничего подобного не рассказывают. Так была ли погоня?

Следующий мутный эпизод в прозрачных средиземноморских водах — Дарданелльская операция. Зачем она была затеяна? Даже если бы союзники прорвались к Константинополю, что там собирался делать их флот? Сто лет назад британский адмирал Дакуорт сумел форсировать Дарданеллы, но турки этого не заметили. Почему они должны были отреагировать на появление в Золотом Роге кораблей адмирала Кардена?

Рассуждения о некоей «партии мира» в турецком правительстве отдают такой потрясающей наивностью, что глаза на лоб лезут. Неужели британские министры всерьез думали, что война начинается и завершается по желанию горстки дипломатов?!

Турецкий флот, точнее, названия его кораблей стали причиной многих ошибок историков.

Дело в том, что они даются в основном в немецкой транскрипции, благо немецкие офицеры провели всю войну на турецких кораблях. Но попытки европейцев передать с помощью своей фонетики восточные языки всегда терпели крах. Несчастным немцам, чтобы написать простую русскую букву «Щ», требуется целых 7 букв! У них это выглядит как «Schtsch». Так следует ли после этого безоговорочно полагаться на Германа Лорея?

Вдобавок Мустафа Кемаль в 1926 году реформировал турецкую письменность, переведя ее на латинский шрифт, чем окончательно запутал дело. Поэтому никто не может сказать точно, как они назывались: «Хайреддин Барбаросса» или «Барбарос Хайреддин», «Торгут Рейс» или «Тургуд Рейс», «Тимур-Хиссар» или «Демир-Хиссар»? Но это, наверное, самая мелкая из возможных ошибок.

Говорить что-то о войне в Адриатике вообще предельно сложно. Этот забытый богом прелестный курортный уголок меньше всего подходил для ведения военных действий, и по негласному уговору обе стороны почти ничего не делали. После того, как десяток французских линкоров общими усилиями отправил на дно крошечный австрийский крейсер «Цента», все свелось к стычкам эсминцев. Но даже в таких условиях итальянские адмиралы сумели себя «показать». Столь дикие ляпы мало кто совершал. Но зато вот ирония судьбы! Самая крупная операция австрийского флота, в которой планировалось участие всех дредноутов, была сорвана самыми маленькими военными кораблями — итальянскими торпедными катерами. Здесь уже можно говорить о промахах австрийцев, не сумевших наладить должным образом боевое охранение. Впрочем, воюя с итальянцами, можно быстро разучиться воевать. Ведь «итальянцев бьют даже вечно битые австрийцы», — Отто фон Бисмарк.

Русский флот в годы Первой Мировой войны особо громкими делами отличиться не сумел. Но помешали балтийцам и черноморцам причины прямо противоположные. Если на Балтике русские корабли бегали от противника, как зайцы, то на Черном море «жуткий» «Гебен» после двух скоротечных стычек со старыми броненосцами больше не рисковал испытывать судьбу.

Вообще русский флот представлял собой довольно жалкое зрелище к началу войны.

Цусима не только лишила Россию кораблей, бог с ними, все равно требовалось строить новые корабли новых классов. Хуже было то, что она заразила умы офицеров «синдромом Цусимы». Прекрасный тому пример — деятельность (или бездеятельность?) безусловно храбрых офицеров, отличившихся в этом сражении, адмиралов Коломейцева и барона Ферзена. Вдобавок ничуть не изменилась структура управления флотом, пресловутое Морское Ведомство, Не изменился сам административно-бюрократический дух, пронизывающий все клетки флотского организма.

Мне всегда резало глаз слишком частое употребление англичанами титула «главнокомандующий». Тут и там пестрят многочисленные «Commander-in-Chief». Флот, эскадра, даже паршивая тыловая база — все равно главком! Зато в Российском Императорском Флоте повсеместно употреблялось непонятное звание «начальник». Начальник бригады линкоров, начальник флотилии эсминцев… Да это боевая часть или отделение какой-то канцелярии?! Слава богу, что кораблям еще командиров оставили, а то мы бы встретили дико смотрящийся титул «начальник линкора „Петропавловск“».

Серьезное неудобство доставляет использование в описаниях старого стиля. При этом в некоторых современных книгах новые и старые даты используются вперемешку.

Черноморский флот в годы войны показал себя с наилучшей стороны. Он полностью выполнил все поставленные перед ним задачи. Наверное, ему помогло то, что слишком далеко была ставка и Питер с его канцеляриями. После злосчастной побудки, устроенной адмиралом Сушоном, командование флота практически немедленно овладело ситуацией.

Русский флот подтвердил, что он не терял господства на море. А после ввода в строй новых линкоров положение противника стало откровенно безнадежным. Когда адмирал Колчак принял командование у адмирала Эбергарда, он начал готовить реализацию давнишней мечты всех черноморцев — высадку десанта на берега Босфора. И я не сомневаюсь, что он ее осуществил бы. Ведь только Черноморский флот (единственный из всех флотов всех стран!) сумел обеспечить действия приморского фланга армии и высадить несколько десантов в условиях активного противодействия врага.

Наверное, вы удивитесь отсутствию в этой книге описания гибели линкора «Императрица Мария». Но ведь она не стала следствием действий флота противника, даже если приписать этот взрыв проискам германских агентов. Точно так же мы не коснемся гибели итальянских линкоров «Леонардо да Винчи» и «Бенедетто Брин». Все эти взрывы — слишком темное дело, чтобы пытаться сделать какие-то выводы. А сказок было рассказано и так более чем достаточно.

Единственное, в чем можно упрекнуть черноморцев, — в излишнем уважении к «Гебену».

Слов нет, корабль неплохой. Но ведь не более того. Сами же черноморцы достаточно быстро отбили у адмирала Сушона вкус к авантюрным вылазкам. В двух столкновениях черноморских броненосцев с линейным крейсером вскрылись еще кое-какие неожиданные закономерности. Прежде всего — безобразная подготовка артиллеристов германского корабля. Русские наводчики работали гораздо лучше! Скорее всего, это было следствием спешной отправки «Гебена» на Средиземное море. А мирное стояние под окнами султанского дворца никак не могло заменить артиллерийских учений в Кильской бухте. Результат нам с вами известен.

Кроме того, русские моряки как-то не заметили, что снаряды «Гебена» уж слишком легковесны, всего лишь 300 кг. В результате, в бою у мыса Сарыч «Евстафий», получив 4 попадания, боеспособности не потерял. Русские 305-мм снаряды, которые весили гораздо больше, наносили «Гебену» гораздо более существенные повреждения. Но тем не менее у страха глаза велики! Боялись «Гебена», да еще как. Зато англичане под конец войны оставили сторожить Дарданеллы всего 2 броненосца типа «Агамемнон», да и те ухитрились разделить. На бой «Гебена» с «Лордом Нельсоном» я хотел бы посмотреть.

Неудивительно, что деятельность Балтийского флота стоит в нашей книге на самом последнем месте. Ведь ее иначе как полный провал охарактеризовать нельзя. Советская историография буквально захлебывается от восторга, живописуя «подвиги» балтийцев.

Это и понятно. Ведь именно озверевшая от безделья и сытной жратвы балтийская матросня посадила большевичков на трон. Воевавшим с предельным напряжением сил черноморцам было некогда заниматься революциями. Советская историография войны на Балтике буквально пронизана ложью и нашпигована десятками самых невероятных легенд. Сотни потопленных германских кораблей, героические дуэли «Славы» (а где болтались все 4 «Петропавловска»?), подвиг матроса Самончука (его лично обвинять ни в коем случае не следует, он сам жертва пропаганды)… Любой может продолжить этот список до бесконечности.

Однако, когда начинаешь беспристрастно анализировать действия Балтийского флота, становится ясно, что этих самых действий за 4 года войны практически не было вообще.

Флот провел все это время в базах, даже не пытаясь напомнить противнику о своем существовании. В актив флота можно занести лишь бой 17 августа 1915 года эсминца «Новик» с германскими эсминцами V-99 и V-100. Но при этом следует помнить, что германские корабли на день боя были вооружены 4–88-мм орудиями против 4–102-мм орудий «Новика», то есть русский корабль один практически не уступал по весу залпа обоим германским. Однако в любом случае этот бой, безусловно, является победой русских. Или это личное достижение командира «Новика» М. А Беренса, и флот здесь совершенно ни при чем? Ведь практически во всех стычках с германскими кораблями русские командиры проявляли совершенно откровенную трусость. Девиз адмирала Макарова был воплощен в жизнь с точностью до наоборот. Балтийский флот бежал, встретив более сильного противника, бежал от равного себе, бежал даже от более слабого. «Нападать», как советовал Макаров, не решился ни один из адмиралов и капитанов 1 ранга.

Действительно светлой страницей в истории Балтийского флота является только постановка активных минных заграждений. Создание центральной и передовой минно-артиллерийских позиций является достижением более чем сомнительным. Немцы в годы войны дважды доказали, что все стратегические планы Балтийского флота строились на совершенно ложной основе. Идея боя на минно-артиллерийской позиции являлась в корне ошибочной. Правда, для заблуждений у русских адмиралов имелись основания. В годы русско-японской войны мина показала себя опаснейшим оружием. Реальных средств борьбы с ней не имелось. Нельзя же всерьез воспринимать попытки траления землечерпалками, ползущими со скоростью 2 узла. Но мины представляли опасность лишь для неподготовленного флота. Как ни странно, флот владычицы морей оказался совершенно не готов к борьбе с минной угрозой. Дарданелльская операция показала тщетность попыток вести войну спешно собранными рыбацкими флотилиями. Тральщик с машинами, настолько маломощными, что они не могут продвинуть корабль против течения! Разумеется, эскадра адмирала де Робека понесла огромные потери и ушла ни с чем. Скорее всего, это еще больше укрепило русский Моргенштаб в сознании своей правоты.

Зато германский флот подготовился хорошо. Даже импровизированная партия траления в 1915 году легко расчистила проход в Рижский залив, так как она была укомплектована военными кораблями, а не черт-те чем. Когда в ходе операции «Альбион» в 1917 году было задействовано большое количество тральщиков специальной постройки, немцы вообще прошли сквозь заграждения, создававшиеся 3 года, не заметив их. Поэтому не приходится сомневаться, что, если бы немцы поставили себе задачу прорвать минно-артиллерийскую позицию в Финском заливе, то уже в 1916 году они сделали бы это буквально за 2–3 дня. Ведь именно в этом году в строй вошли десятки тральщиков специальной постройки типа «М».

Что гораздо важнее — эти корабли были специально спроектированы в качестве тральщиков и определили основные черты конструкции всех последующих поколений данного класса кораблей. Русские тральщики, хотя и строились именно как тральщики, все-таки в основе своей были переделкой проектов моторных шхун и сторожевых судов с малой осадкой.

Зато активные минные постановки у берегов Германии очень дорого обошлись кайзеровскому флоту. Скорее всего, речь может идти о самоуверенности, переросшей в откровенное нахальство, когда командование флота начинает пренебрегать элементарными предосторожностями. Похоже, контрольное траление принц Генрих Прусский не признавал вообще. За это немцы и заплатили несколькими крейсерами и эсминцами, а также большим количеством торговых судов. Только тем же нахальством можно объяснить и безумный рейд 10-й флотилии эсминцев через заграждение, когда за одну ночь немцы потеряли 7 современных эсминцев. Напомним, что в Ютландском бою погибли только 5 германских эсминцев.

Разговоры о том, что за спиной германских «морских сил Балтийского моря» стоял грозный Флот Открытого Моря, следует забыть поскорее. Все «подкрепления», переброшенные на Балтику, относятся к категории «дай те боже, что нам негоже». 4-я эскадра линкоров! Гордо звучит. Но если вспомнить, что это паршивые слабенькие броненосцы типа «Виттельсбах», которые были не в состоянии сражаться даже с такими же старыми «Славой» и «Цесаревичем», то начинают закрадываться смутные сомнения.

Ведь их судьбу в бою с нормальными броненосцами (какие уж там дредноуты!) еще в 1906 году предсказал германский же автор. На Балтику были переведены все устаревшие броненосные крейсера, от которых после первых же походов спешно отказался Хиппер.

Стыдно читать, как «Рюрик» уклонялся от боя со «страшным» «Рооном», который уступал ему в весе бортового залпа в 2 с лишним раза. Самой надежной и ясной характеристикой данных «подкреплений» является тот факт, что почти все эти корабли в 1916 год были выведены из состава флота, как полностью утратившие боеспособность.

Полнейшую несостоятельность показало русское командование в вопросах строительства флота. Всем читателям я рекомендую прекрасную книгу Л. Соболева «Капитальный ремонт», в которой дана исключительно меткая психологическая характеристика офицерского состава старого русского флота. Но в этой художественной книге можно найти рассыпанные по страницам точные исторические факты, несколько замаскированные художественной формой. «Линкоры заместо того строят, „флот открытого моря“ заложили — линейные крейсера, которым в заливе, что слону в ванне».

Я воспринимал эту фразу как красивую метафору. Но вот из последних работ историка С. Виноградова стало известно, что командование флота собиралось строить линкоры, которые не могли выйти из Балтийского моря! Большая осадка не позволяла им пройти через датские проливы. А вы еще что-то говорите… Капитальный ремонт требовался Балтийскому флоту, и даже адмирал Эссен был не в состоянии его провести. Меньше всего хочется винить Николая Оттовича, слишком близко находился Петербург, слишком ярким было сверкание эполет и аксельбантов царского двора, чтобы командующий флотом мог хоть что-то предпринять. А о его преемниках мы и упоминать не будем. В честь каких знаменитых адмиралов бразильцы назвали свои крейсера «Барросо» и «Тамандаре»? Командование Балтийского флота находилось где-то на том же уровне.

Ну, а финалом балтийского позора стала пресловутая Моонзундская операция немцев в 1917 году. Корабли отказываются выходить в море, так как «там стреляют». Армия драпает с той скоростью, какую позволяют ноги и дороги. Лучше бы это забыть, но как?

Название нашей книги определило и ее специфику, поэтому мы не рассмотрели некоторые кампании. Что можно сказать о высадке союзников в Салониках? 4 залпа французских линкоров по королевскому дворцу в Афинах никакими силами не выдать за морское сражение. Действия же армии генерала Саррайля, безусловно, находятся за пределами нашей темы. Точно так же мы не будем говорить о военных действиях в Арктике. Пара стычек русских дозорных кораблей с германскими подводными лодками — события слишком незначительные. Подвиги британских броненосцев в роли ледоколов, наверное, интересны, но это уже совсем другая история. Налаженной системы перевозок в Архангельск и Мурманск союзники не создали, полярные конвои появились только в следующей войне. Так о чем рассказывать?

В заключение несколько слов о терминологии. Вполне возможно, что меня обвинят в некоторой путанице. Линкор — броненосец, эсминец — миноносец… В умах адмиралов царил тот же самый хаос. После реформы флотов в начале XX века многие корабли были спешно повышены в званиях, хотя они явно того не заслуживали. Броненосцы всех флотов дружно превратились в грозные линейные корабли. Но, простите, как вам видится дуэль линкора «Куин Элизабет» и линкора «Мессудие», то есть перестроенного батарейного броненосца более чем почтенного возраста?!

Точно такой же винегрет мы находим в графе «эсминцы». Практически все страны перевели свои угольные дестроеры (или истребители, как они числились в русском флоте) в новый класс кораблей, словно от изменения вывески повышается их сила. Еще больше путает дело то, что у немцев вообще не существовало класса «эсминец», и переводчики ставили определения, кто как хотел. Zerstorer появился уже перед Второй Мировой войной, до того плавал Torpedoboot или Grosse Torpedoboot. При этом деление на «миноносцы» и «большие миноносцы» было совершенно произвольным. И если разжаловать броненосцы обратно еще возможно, все-таки этих кораблей очень мало и они известны поименно, то с эсминцами-миноносцами это зачастую не удается, так как авторы очень часто ограничиваются просто количеством данных кораблей, не давая их названий. А и дадут, куда зачислять? Так что некоторая путаница здесь совершенно неизбежна, и я приношу за нее свои извинения.

Когда работаешь со старыми книгами, то невольно начинаешь подражать их орфографии.

До революции броненосец стрелял с дистанции 45 кабельтов, но теперь он ведет огонь с 45 кабельтовых. Если раньше корабль показывал опознательные, то сегодня он показывает опознавательные. Если иногда в этой книге проскакивают старые варианты, прошу читателя извинить меня.

И еще одна очень любопытная «мелочь». Обратите внимание на фотографию броненосного крейсера «Россия» после модернизации. Дело в том, что все справочники говорят, будто зимой 1915–16 годов он получил 6–203-мм орудий, как и «Громобой».

Вдобавок, на схемах эти орудия изображаются с плюгавыми полущитами начала века. На самом же деле крейсер после перевооружения имел 8 — 203-мм орудий: 4 на старых местах и по 2 на баке и юте в диаметральной плоскости. На фотографии это хорошо видно. И эти орудия имели массивные башенно-подобные щиты. Желающих отсылаю к статье И. Черникова «Перевооружение крейсеров в 1906 — 16 гг.» в журнале «Судостроение» № 3 за 1983 год.

Развертывание флотов, 1914 год

Развертывание австрийского флота, август 1914 года

Флагманский корабль флота ЛК «Вирибус Унитис»

1-я эскадра линкоров

1-я дивизия линкоров ЛК «Тегетгофф» (ф), «Принц Ойген»

2-я дивизия линкоров ББ «Эрцгерцог Франц-Фердинанд» (ф), «Радецкий», «Зриньи»

2-я эскадра линкоров

3-я дивизия линкоров ББ «Эрцгерцог Карл» (ф), «Эрцгерцог Фридрих», «Эрцгерцог Фердинанд-Макс»

4-я дивизия линкоров ББ «Габсбург» (ф), «Арпад», «Бабенберг»

1-я дивизия крейсеров БРКР «Санкт Георг» (ф), «Кайзер Карл VI», «Кайзерин унд кенигин Мария-Терезия», «Жигетвар», «Цента», «Асперн»

1-я минная флотилия КР «Сайда»

2-я минная флотилия КР «Адмирал Шпаун»

Специальная группа береговой обороны

5-я дивизия линкоров ББО «Монарх» (ф), «Вин», «Будапешт»

2-я дивизия крейсеров КР «Кайзер Франц-Иосиф 1» (ф), «Пантер»

Китай КР «Кайзерин Элизабет»

Развертывание французского флота, август 1914 года

Первый Флот, Тулон

Флагманский корабль ЛК «Курбе»

Особая группа ЛК «Жан Бар», КР «Жюрьен де ла Гравьер»

1-я эскадра линкоров БР «Дидро» (ф), «Дантон», «Кондорсе», «Вольтер», «Мирабо», «Верньо»

2-я эскадра линкоров БР «Верите»(ф), «Демократи», «Жюстис», «Патри», «Републик».

Позднее приданы ЛК «Париж», «Франс».

Резервная бригада БР «Сюффрен» (ф), «Буве», «Голуа», «Сен-Луи»

Специальная дивизия БР «Шарлемань» (ф), «Жоригиберри»

Резерв БР «Карно», КР «Лавуазье»

Специальный резерв БР «Шарль Мартель», «Массена», «Анри IV»

1-я легкая дивизия БРКР «Жюль Мишле» (ф), «Эрнест Ренан», «Вальдек Руссо», «Эдгар Кинэ»

2-я легкая дивизия БРКР «Леон Гамбета» (ф), «Жюль Ферри», «Виктор Гюго» КР «Д'Антркасто», «Поту»

Крит «Брюэ», «Латуш-Тревиль»

Марокко БРКР «Амираль Шарнэ», КР «Кассар», «Козмо»

Вторая легкая эскадра (Ла-Манш)

1-я эскадра броненосных крейсеров БРКР «Марсейез» (ф), «Амираль Об», «Жанна д'Арк»

2-я эскадра броненосных крейсеров БРКР «Глуар» (ф), «Гуден», «Дюпти-Туар», КР «Лавуазье»

В 1914 году Второй легкой эскадре переданы БРКР «Дезэ», «Клебер», КР «Гишен», «Шаторено», «Сюркуф», «Фриан», «Д'Эстре»

Заморские станции

Мартиника КР «Декарт»

Дальний Восток БРКР «Дюплэ»

Южная часть Тихого океана БРКР «Монкальм»

Британские корабли на Средиземном море, август 1914 года, Мальта

ЛКР «Инфлексибл», «Индефетигебл», «Индомитебл» (2-я эскадра линейных крейсеров была сформирована только накануне боя на Доггер-банке в 1915 году.)

1-я эскадра крейсеров БРКР «Дифенс», «Блэк Принс», «Дьюк оф Эдинбург», «Уорриор» КРЛ «Чатам», «Дублин», «Глостер», «Веймут»

Развертывание итальянского флота 24 мая 1915 года

Таранто

Флагманский корабль флота Л К «Конте ди Кавур»

1-я эскадра линкоров

1-я дивизия линкоров ЛК «Данте Алигьери» (ф), «Джулио Чезаре», «Леонардо да Винчи»

2-я дивизия линкоров ББ «Регина Елена» (ф), «Витторио Эммануэле», «Наполи», «Рома»

4-я дивизия линкоров БРКР «Пиза» (ф), «Амальфи», «Сан Джорджио», «Сан Марко», «Пьемонте»

Бриндизи

2-я эскадра линкоров

6-я дивизия линкоров ББ «Бенедетто Брин» (ф), «Регина Маргарита»,

5-я дивизия линкоров БРКР «Джузеппе Гарибальди» (ф), «Варезе», «Франческо Феруччио», «Веттор Пизани», КР «Куарто», «Ниньо Биксио», «Марсала», «Агордат», «Лигурия», «Пулья», «Ливия», «Ломбардия», «Эльба», ВКР «Читта ди Палермо», «Читта ди Сиракуза», «Читта ди Мессина»

Венеция

Отдельная дивизия ББ «Сарденья» (ф), «Эммануэле Филиберто», «Аммиральо Сен-Бон» БРКР «Карло Альберто», «Марко Поло», КР «Этрурия»

Развертывание турецкого флота, 27 октября 1914 года

1-я эскадра ЛКР «Явуз», ББ «Барбарос Хайреддин», «Торгуд Рейс»

2-я эскадра КР «Мидилли», «Хамидие», «Меджидие», «Пейк-и Шевкет», «Берк-и Сатвет»

Германская дивизия обороны побережья Балтийского моря, 2 августа 1914 года

КР «Амазоне» (ф), «Аугсбург», «Магдебург», «Любек», «Ундине», «Тетис», «Газелле»

Русский Балтийский флот, август 1914 года

Флагманский корабль БРКР «Рюрик», ЭМ «Новик»

Бригада линкоров ББ «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич», «Слава»

Бригада крейсеров БРКР «Громобой», «Баян», «Адмирал Макаров», «Паллада»

Бригада крейсеров первого резерва БРКР «Россия», КР «Олег», «Богатырь»

Второй резерв КР «Диана», «Аврора»

Русский Черноморский флот, октябрь 1914 года

Бригада линкоров ББ «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав»

Бригада крейсеров КР «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз»

«Дарданеллы станут нашей могилой»

Турецкая химера

Первой Мировой войне союзникам пришлось столкнуться с таким интересным противником, как турецкий флот. Интересным не потому, что был он ужасно силен, и не потому, что руководили им гениальные флотоводцы. Нет, флот Оттоманской империи был интересен тем, что он просто не имел права существовать. Это был некий военно-морской нонсенс, химера. Трудно представить себе, чтобы обанкротившееся государство, финансы которого находятся во внешнем управлении, ввязалось в разорительную гонку морских вооружений. Но в данном случае все обстояло именно так. Турецкий флот существовал и попортил немало крови и лощеным британским морским лордам, и высокомерным российским дворянам в эполетах как до войны, так и в ходе ее.

Разумеется, это произошло не без живейшего участия немцев, однако не следует преувеличивать их влияние. Неужели кто-то станет всерьез утверждать, будто адмирал Сушон устроил Черноморскому флоту «севастопольскую побудку», не получив на это «добро» от военного министра Турции Энвер-паши? А ведь прогерманская ориентация отъявленного авантюриста Энвера не является секретом ни для кого. Зато министр иностранных дел Турции вполне мог оказаться не в курсе приготовлений этой парочки. Они и самого султана могли поставить перед свершившимся фактом.

История современного турецкого флота началась в 1876 году, когда был свергнут султан Абдул-Азиз. К власти пришел Абдул-Хамид II, к имени которого довольно часто и вполне заслуженно добавляли эпитет «Кровавый». Новый падишах относился к флоту довольно сложно. Стальные исполины, вооруженные чудовищными орудиями, вызывали у него восхищение, но в то же время он всегда помнил, что флот активно участвовал в восстании против Абдул-Азиза. Поэтому Абдул-Хамид выбрал довольно оригинальный способ строительства флота. Он решил строить новые корабли, не увеличивая численности личного состава. Как тут не вспомнить прелестную армейскую поговорку советских времен: «Лучше 100 танков на ответственном хранении, чем 1 отличник боевой и политической в подчинении». И Абдул-Хамид благополучно сдал флот на ответственное хранение. Корабли мирно ржавели на якорях в бухте Золотой Рог, не помышляя о выходах даже в Мраморное море.

В 1890 году султан принял амбициозную программу развития флота, в нее были включены 2 французских броненосца типа «Гош», крейсера и миноносцы. Однако программа не была выполнена. Даже столкновение с Грецией из-за Крита в 1897 году не привело к улучшению дел. Турецкий флот в море не выходил, громогласно объявленная блокада Крита оказалась пустым звуком. Побывавшие на турецких кораблях иностранные наблюдатели констатировали, что они полностью небоеспособны. Орудия проржавели до того, что не работали ни подъемные механизмы, ни накатники. А на броненосце «Азизие» орудия вообще оказались без замков.

В этом же году турецкое правительство начало переговоры с рядом фирм о строительстве новых кораблей. Однако состояние турецких финансов было настолько плачевным, что Крупп и Армстронг предпочли дипломатично уклониться от подписания контрактов. Все закончилось тем, что в Италию на верфь Ансальдо были отправлены для перестройки броненосцы «Мессудие» и «Ассар-и-Тевфик».

Европейские, и не только европейские, державы вдруг заинтересовались проблемами армян в Оттоманской империи. Причем этот интерес носил довольно специфический характер. Ни погромы, ни убийства никого не волновали. Но вдруг просвещенные и культурные нации начали одна за другой требовать возмещения за собственность своих граждан, уничтоженную во время погромов. Абдал-Хамид предпочел завуалировать эти выплаты. Именно так был заключен контракт с Ансальдо. В мае 1900 года был с фирмой Крампа (той самой, которая строила «Варяг») подписан контракт на строительство бронепалубного крейсера «Меджидие», о чем турки впоследствии долго жалели. Корабль был построен безобразно. Он отличался отвратительной остойчивостью, а германские инженеры, осмотревшие его в 1914 году, обнаружили массу грубейших ошибок проектировщиков (расположение котлов, угольных бункеров и так далее). Зато построенный Армстронгом крейсер «Хамидие» оказался одним из лучших кораблей турецкого флота и прослужил 40 лет. Эти крейсера, несмотря на их потрясающее внешнее сходство, ни в коем случае нельзя считать однотипными. «Драма», третий крейсер этого класса, заказанный Ансальдо, был конфискован итальянцами еще до начала итало-турецкой войны за неуплату.

Но в 1908 — 09 годах в Турции произошла революция. Младотурки вынудили Абдул-Хамида отречься, на престол сел Мехмет-Решад V. И тогда события понеслись галопом.

18 сентября 1908 года в Стамбул прибыл адмирал сэр Дуглас Гэмбл, который возглавил британскую военно-морскую миссию. Гэмбл провел ряд реформ, хотя, разумеется, не мог за пару месяцев всерьез исправить положение. Например, на яхте-авизо «Ишание» из 35 человек команды 13 являлись офицерами. При этом часть из них, исправно получая жалование, так и не удосужилась ни разу побывать на корабле. В мае 1909 года турецкий флот впервые за 20 лет вышел в море на учения. Гэмбл представил в правительство план создания флота и составе 7 линкоров, 3 броненосных и 3 легких крейсеров, 20 эсминцев и 34 подводных лодок.

Но совершенно неожиданно турки вероломно подставили ножку англичанам. 10 декабря 1909 года в Константинополе прошли переговоры между германским военным атташе майором фон Штремпле и великим визирем Осман-пашой. Визирь заявил, что Турция желает приобрести броненосный крейсер и несколько эсминцев, чтобы ликвидировать отставание от греков. Как мы уже говорили, переговоры в Англии завершились ничем, поэтому визирь сказал: «Если Германия продаст один из строящихся броненосных крейсеров, то Оттоманская империя высоко это оценит». Фон Штремпле немедленно сообщил об этом в Берлин.

30 января адмирал фон Тирпиц согласился продать туркам строящиеся на верфи Шихау эсминцы S-165 — S-168. Вопрос о приобретении броненосного или даже линейного крейсера оказался не столь простым. 24 января государственный секретарь по иностранным делам фон Шён неосторожно сообщил туркам, что Германия может передать им «Блюхер». Он действовал без согласия командования флота, но моряки все-таки согласились, что «Блюхер» можно продать за 44 миллиона марок, чтобы заказать вместо него новый корабль. Кроме того, немцы ждали, что турки и впредь будут заказывать новые корабли на германских верфях. Но Крупп предупредил, что не следует слишком доверять турецким посулам, слишком пусто была казна Оттоманской империи.

И все-таки возникла идея продать туркам за те же деньги достраивающийся на верфи «Блом и Фосс» в Гамбурге линейный крейсер «Фон дер Танн». Преимущества этого варианта заключались в том, что новый корабль можно было начать строить без разрешения рейхстага.

Все зависело от кайзера. 8 апреля он объявил, что согласен продать «Блюхер» за 44 миллиона марок, и что корабль должен быть укомплектован германскими офицерами.

Турки ответили, что согласны приобрести этот корабль, но за пониженную цену. Кроме того, они заявили, что условие размещать все заказы на строительство новых кораблей только в Германии — неприемлемо.

21 июня прошла новая встреча германских и турецких представителей в Константинополе. Турки очень сильно хотели перехватить строящийся в Ливорно для Греции броненосный крейсер «Георгиос Аверофф». Сорвалось. В отчаянии турки обратились напрямую к фирмам «Крупп» и «Блом и Фосс». Последняя предложила продать недостроенный «Мольтке». На корабле не хватало кормовых башен, которые немцы обязались доставить в Константинополь и смонтировать там. Но даже недостроенный «Мольтке» был много сильнее «Авероффа» (6 орудий 280 мм против 4 орудий 234 мм, скорость 25 узлов против 22 узлов). Было также предложено продать им только что заложенный в Гамбурге новый линейный крейсер, пока еще безымянный. Он числился просто под литерой «Н». Это был будущий «Гебен»!

Но 15 июля Тирпиц прекратил все разговоры о продаже линейных крейсеров и предложил туркам устаревшие броненосцы типа «Бранденбург» по 10 миллионов марок за корабль.

25 июля германский посол в Турции сообщил, что выбраны «Курфюрст Фридрих Вильгельм» и «Вейссенбург», имеющие броню из никелевой стали. На остальных 2 кораблях стояла менее прочная броня компаунд.

5 августа был подписан договор о покупке броненосцев. 25 миллионов марок за 2 броненосца и 4 эсминца были частично собраны по подписке, частично переведены Дойче Банком со счетов свергнутого Абдул-Хамида. Оскорбленный Гэмбл, узнав о переговорах, подал в отставку, но в мае 1910 года его сменил другой британский адмирал — Уильяме. Более того, британское правительство официально гарантировало Турции, что заказы на строительство новых кораблей в Англии «будут выполняться под надзором Адмиралтейства и с гарантией британского правительства за безукоризненное выполнение, а также за артиллерию кораблей».

В 1911 году турецкое правительство решило заказать 2 линейных корабля. Не успела Россия как-то отреагировать на эту новость, как турецкий парламент решил, что этого слишком мало. Турция должна быть сильной не только на Черном море, но и в Эгейском.

В результате было решено в течение ближайших 6 месяцев заказать еще 1 линкор, а через 2 года — целую серию из 3 линкоров, вооруженных 343-мм орудиями. Кроме предусмотренных бюджетом средств для строительства флота, было решено конфисковать драгоценности и вклады свергнутого султана Абдул-Хамида. В начале апреля 1911 года был подписан контракт с британскими фирмами Армстронг и Виккерс.

1 августа 1911 года на верфи Виккерса был заложен линкор «Мехмед Решад V», позднее переименованный в «Решадие». Свой первый линкор Турция должна была получить в апреле 1913 года.

Но события показали, что турецкое правительство переоценивало возможности своих моряков. Даже старые броненосцы оказались слишком сложными для турок. В самое короткое время они довели аккуратные немецкие корабли до самого плачевного состояния. Те еле ползали, не в силах развить более 8 узлов! Что сотворили бы турки с «Мольтке», например, трудно даже представить.

Такое развитие событий вызвало крайнюю озабоченность русского правительства. Ведь вожделенные проливы уходили буквально из-под носа. Попытка воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств провалилась. Когда осенью 1911 года началась итало-турецкая война, русские попытались перекупить строящиеся линкоры. Фирмы-строители опасались, что платежи прекратятся, и поддержали инициативу русских. Но Турция наотрез отказалась передать свои линкоры кому-либо, и уж тем более России.

Несмотря на войну, платежи поступали в срок. Более того, турки заказали несколько малых кораблей во Франции и Германии. Не слишком энергичный адмирал Уильяме был заменен адмиралом Артуром Лимпусом. Самое большое «сражение» итало-турецкой войны произошло 24 января 1912 года в гавани Бейрута. Итальянские броненосные крейсера «Джузеппе Гарибальди» и «Франческо Феруччио» потопили артиллерией и торпедами старый броненосец «Авниллах».

Но не успела Турция развязаться с одной войной, как была немедленно вовлечена в новую. В октябре 1912 года вспыхнула Первая балканская война между Болгарией, Сербией и Грецией с одной стороны и Оттоманской империей. Финансовое положение Турции было близко к полной катастрофе. Тогда британское правительство гарантировало Виккерсу, что приобретет корабль, если Турция от него откажется.

Поэтому постройка «Решадие» продолжалась, хотя Турция не потратила ни гроша. Эта же война подтолкнула Турцию к более энергичным действиям по усилению флота.

16 декабря 1912 года у выхода из Дарданелл произошло столкновение турецкого и греческого флотов. В состав турецкой эскадры входили броненосцы «Барбаросс Хайреддин», «Торгуд Рейс», «Мессудие», «Ассар-и-Тевфик», крейсер «Меджидие» и миноносец «Сиври-Хиссар». Греческую эскадры возглавлял броненосный крейсер «Георгиос Аверофф», за ним шли броненосцы «Спецай», «Гидра», «Псара». В 9.40 турки открыли огонь с дистанции 50 кабельтов. Но в 9.45 «Аверофф» прошел под носом турецкой эскадры, и турецкие броненосцы попали под перекрестный огонь. Попытки турок маневрировать привели к хаосу, их строй рассыпался. В 9.55 «Барбарос Хайреддин» получил попадание в корму, осколками были выведены из строя несколько котлов.

Имелись попадания в надстройки «Торгуд Рейса» и «Мессудие». В 10.17 перестрелка прекратилась, и турецкий флот направился к мысу Хеллес. Турки потеряли 18 человек убитыми и 40 ранеными. Итоги боя оказались неутешительными для турок, так как они превосходили противника.

После этого Турция начала переговоры с Бразилией о покупке 2 линкоров, чтобы сразу получить готовые корабли. В результате в декабре 1913 года Бразилия продала Турции линкор «Рио-де-Жанейро», который получил название «Султан Осман-и-Эввел». Турция начала переговоры с Аргентиной о покупке строящихся в США линкоров «Морено» и «Ривадавиа». Несмотря на отказ аргентинцев, турки трижды повторяли свою просьбу.

Такая настойчивость объяснялась просто — эти корабли были уже почти готовы, и не нужно было ждать 4 года. Перед Россией встала неприятная перспектива полностью потерять свои позиции на Черном море, о проливах уже речь не шла. Русский посол в США получил указание перекупить линкоры, предложив на 7 миллионов рублей больше, чем Турция. Но Аргентина в конце концов отказалась продавать корабли. Тогда Турция заказала у Армстронга почти однотипный «Решадие» линкор «Фатих Султан Мехмед».

Но турецкое правительство не собиралось ограничиваться только линкорами. 24 февраля на заседании правящей партии «Иттихат ве Тераки» (Единение и Прогресс) было решено спешно заказать 2 крейсера, 20 эсминцев и 2 подводные лодки. При содействии английских фирм было решено начать строительство в бухте Золотой Рог мощного судостроительного завода. 19 ноября был подписан договор между турецким правительством и группой английских компаний. Турецкое правительство передавало специально созданной компании территорию и оборудование своего адмиралтейства.

Финансировал строительство синдикат английских банков. За это турки гарантировали, что все заказы на новые корабли будут передавать только этой компании. Уже через год должно было начаться строительство эсминцев, через 2,5 года — крейсеров. Через 12 лет новая верфь должна была строить корабли любых классов. После этого господство на Черном море должно было перейти в руки Турции.

27 июля 1914 года в Ньюкасл прибыли 500 турецких моряков, которые должны были принять у строителей «Султана Османа». Спасли русских англо-германские противоречия и начало Первой Мировой войны. 2 августа Великобритания конфисковала этот корабль, и он вошел в состав Королевского флота под названием «Азинкур». Этот поступок выглядит довольно странно, если Англия хотела удержать Турцию на своей стороне. Или Адмиралтейство было настолько уверено, что турки выступят на стороне Германии в будущей войне? Это так и осталось тайной.

Бегство «Гебена»

Вообще-то этот эпизод практически во всех исторических работах назван гораздо более эффектно — прорыв «Гебена» и «Бреслау». Но при слове «прорыв» перед глазами невольно возникают поднятые стеньговые флаги, бешеная стрельба с обоих бортов, кипящий носовой бурун, шлейф густого черного дыма, стелящийся за кормой… И лихорадочное, напряженное ожидание: кто же первым попадет в цель? Преследуемый всадит снаряд под ватерлинию догоняющему, и тот будет вынужден сбавить ход, чтобы под напором воды не затрещали переборки, или догоняющий вобьет противнику снаряд в машинное отделение, и несчастная жертва остановится, окутавшись облаками пара…

Однако при ближайшем рассмотрении эпизод, которым открывается война на Средиземном море, больше напоминает унылую прогулку сонных осенних мух по оконному стеклу. Туда, сюда, вправо, влево… Не спеша, вперевалочку, с остановками и раздумьями. А самое главное — бессмысленно и бесцельно, по крайней мере, для одной из сторон.

Вопрос о бегстве «Гебена» стал одним из самых обсуждаемых и в историографии, и, особенно, в популярной литературе. Упражняются в толковании виртуальной истории все, кому только не лень. Не обошли стороной сей вопрос и русские историки, благо нас проблема «Гебена» касалась впрямую. Очень рекомендую прочитать прекрасную повесть Бориса Лавренева «Стратегическая ошибка».

История эта началась в 1912 году, во время Первой балканской войны. Турция была наголову разбита коалицией балканских стран (Болгария, Сербия и Греция), падение Константинополя казалось вопросом дней. И тогда великий визирь обратился к основным европейским державам с просьбой прислать эскадру для защиты турецкой столицы.

Страны, подписавшие в конце прошлого века Берлинский трактат, такую эскадру прислали. Император Вильгельм II неожиданно оказался провидцем, и отправил в Средиземное море 2 новейших корабля — линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» (Среди младших офицеров этого корабля мы встречаем будущего гросс-адмирала Деница), хотя можно было ограничиться каким-нибудь броненосным крейсером, который не ослаблял германский флот на его главном театре — Северном море. Командующим Средиземноморской дивизией 23 октября 1913 года был назначен контр-адмирал Вильгельм Сушон, известный среди коллег под прозвищем «дипломат».

Весной 1914 года «Гебен» совершил ряд походов, его машины требовали ремонта, также необходима была очистка днища. По утверждению германского историка Германа Лорея (С апреля 1915 по август 1916 года он командовал турецким броненосцем «Барбаросс Хайреддин», а с ноября 1915 по июнь 1917 года — броненосцем «Торгуя Рейс») «Гебен» мог надежно держать не более 14 узлов и лишь на короткое время развивал 20 узлов.

Поэтому после убийства австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, которое произошло в Сараево 28 июня, линейный крейсер был спешно отправлен в австрийскую военно-морскую базу Пола для ремонта. Полностью отремонтироватьмашины не удалось, но все-таки теперь «Гебен» мог развить до 24 узлов.

На совещании в марте 1914 года Сушон и командующий австрийским флотом адмирал Антон Гауе решили, что главной задачей морских сил Центральных Держав на Средиземном море является предотвращение перевозки французских войск из Алжира в метрополию. При выполнении этой задачи немцам должны были помогать австрийские и итальянские легкие крейсера и эсминцы. «Гебен» и «Бреслау» 2 августа прибыли в Мессину, но никаких австрийских или итальянских кораблей там не нашли. Более того, итальянцы не дали ему ни угля, ни провизии. Единственное, что смог сделать Сушон — принять уголь с германского парохода «Генерал», предусмотрительно вызванного в Мессину. 2 августа Адмирал-штаб сообщил Сушону, что начаты военные действия против России, и война с Францией стала неизбежной. Сушон самостоятельно решил нанести удар по алжирским портам Бон и Филиппвилль. В ночь со 2 на 3 августа германские корабли покинули Мессину.

А что же союзники? У них царил полнейший разброд, причем собственные политики делали все возможное и невозможное, чтобы сбить с толку своих же военных. Впрочем, сами военные тоже показали себя с нелучшей стороны. Англия имела на Средиземном море эскадру линейных крейсеров, базирующуюся на Мальту. «Инфлексибл», «Индефетигебл» и «Индомитебл» были вооружены 8 — 305-мм орудиями и имели проектную скорость 25,5 узлов. Их поддерживала 1-я эскадра крейсеров — «Блэк Принс», «Дифенс», «Дьюк оф Эдинбург» и «Уорриор». Эти 4 броненосных крейсера были вооружены 234-мм, 190-мм и 152-мм орудиями, но не могли ходить быстрее 23 узлов.

Кроме них на Средиземном море Британия имела 4 легких крейсера типа «Таун» (152-мм орудия; скорость 25,5 узла) и флотилию эсминцев. Этими силами командовал адмирал сэр Арчибальд Беркели Милн, имевший твердую репутацию паркетного адмирала. Он добился своего звания и поста лестью, но никак не профессиональными качествами. И в ходе дальнейших событий Милн продемонстрировал полнейшую безынициативность и откровенную глупость. В 1912 году Фишер писал Черчиллю: «Назначив сэра Беркели Милна, вы предали флот. Ведь вам отлично известно, что он совершенно не способен быть командиром эскадры, однако вы дали ему этот пост». Несдержанный на язык Первый Морской Лорд ненавидел Милна и еще 5 лет назад публично назвал его «гадюкой самого гнусного толка». 1-й эскадрой крейсеров командовал контр-адмирал Эрнест Трубридж, потомок одного из лучших капитанов Нельсона. Он считался одним из лучших адмиралов Королевского Флота.

Справедливости ради укажем, что стратегическая ситуация на Средиземном море сложилась крайне запутанная. Французы имели 3 дредноута, из которых 2 пока еще не были полностью боеспособны, и 10 броненосцев. Им противостояли 3 австрийских дредноута и 3 броненосца. Если к австрийским кораблям добавятся 2 итальянских дредноута и 6 броненосцев, то шансы соединенной англо-французской эскадры станут довольно сомнительными. Впрочем, у британского главнокомандующего на Средиземноморье хватало забот и кроме борьбы с итальянскими и австрийскими дредноутами. Как говорил еще Наполеон: «Главный вопрос: кто владеет Константинополем?» За влияние на султана Мехмед-Решада V соперничали многие державы, Британия послала военно-морскую миссию под руководством контр-адмирала Артура Лимпуса для обучения турецких моряков. Германия отправила свою миссию под командой генерала Лимана фон Сандерса для обучения турецкой армии.

Основная часть сил Милна находилась в восточном Средиземноморье, пока 27 июля Адмиралтейство не передало:

«Европейская политическая ситуация делает войну вполне возможной. Будьте готовы преследовать корабли возможных противников. Возвращайтесь на Мальту на обычной скорости и оставайтесь там со всеми кораблями, завершая бункеровку».

Эта телеграмма вернула Милна в Ла-Валетту, где он 30 июля получил новое распоряжение:

«Позиция Италии не определена. Чрезвычайно важно, чтобы ваша эскадра не вступала в серьезные бои с австрийцами, пока итальянцы не сделают это же. Вашей первой задачей является помощь французам в перевозке их Африканской армии путем конвоирования. Если возможно, навязывайте бой отдельным германским кораблям, особенно „Гебену“, который может помешать перевозкам. На этой стадии не вступайте в бой с превосходящими силами. Скорость вашей эскадры вполне достаточна для выбора подходящего момента. Будьте сдержанны поначалу, мы надеемся позднее усилить Средиземноморский флот».

Следует отметить, что в дальнейшем Мили будет жаловаться на малый ход своих линейных крейсеров, которые тоже требовали очистки днища. Но отметим, что, в отличие от Сушона, Милн не сделал никаких попыток привести свои корабли в порядок.

Инструкции Адмиралтейства сфокусировали внимание Милна на французских войсковых конвоях из алжирских портов в Марсель. Они не содержали даже намека на то, что германские корабли могут пойти на восток. Но ведь британский посол в Константинополе сэр Луис Малле предупреждал, что Оттоманская Империя все больше склоняется на сторону Германии. Дело в том, что германский посол фон Вангенгейм убедил турецкого военного министра честолюбивого Энвер-пашу (ему было всего 33 года) передать армию под командование энергичного фон Сандерса.

Но только к вечеру 2 августа Милну разрешили установить контакт с потенциальным союзником и коллегой французским вице-адмиралом Лапейрером. Он попытался сделать это по радио, а когда это не получилось, вышел на легком крейсере «Дублин» в Бизерту с письмом. Он не знал, что французское правительство боялось шелохнуться, чтобы только не спровоцировать развязывание войны, и до утра 3 августа флоту было запрещено покидать Тулон. Наконец поступил приказ: «Следить за „Гебеном“ и прикрыть перевозку французских войск», но их погрузка так и не началась до прибытия Лапейрера в Бизерту 5 августа, когда Сушон уже нанес первый удар. 3 августа Милн получил новый приказ:

«„Гебен“ должны преследовать два линейных крейсера. Подходы к Адриатике должны охраняться крейсерами и эсминцами. Сами оставайтесь возле Мальты».

Не имея более свежих новостей о «Гебене» и «Бреслау», кроме сообщения, что в конце июля они принимали уголь в Бриндизи, Милн отправил легкий крейсер «Чатам» сторожить Мессинский пролив, а «Индомитеблу», «Индефетигеблу», 1-й эскадре крейсеров, легкому крейсеру «Глостер» и 8 эсминцам приказал крейсировать в Отрантском проливе. Эти довольно значительные силы находились под командой человека, носившего имя одного из самых прославленных капитанов Нельсона. Однако контр-адмирал Эрнест Трубридж, поднявший флаг на броненосном крейсере «Дифенс», не слишком долго чувствовал за спиной прочную опору — 2 линейных крейсера. Когда «Чатам» сообщил, что в Мессине никого нет, в Адмиралтействе отсутствие сведений о кораблях Сушона вызвало серьезную тревогу. Было решено, что они могут попытаться прорваться в Атлантику, и Милну приказали отправить «Индомитебл» и «Индефетигебл» в Гибралтар. Как себе представляли Их Лордства прорыв германских кораблей через узкий пролив, догадаться трудно.

«Чатам» разминулся с германскими кораблями всего на несколько часов. Зная, что его страна воюет с Францией, Сушон утром вышел из Мессины и на большой скорости пошел на запад, намереваясь помешать погрузке французского XIX корпуса. На рассвете 4 августа германский линейный крейсер появился у Филиппвилля, а его спутник — у Бона.

С 6.08 до 6.18 линейный крейсер обстреливал порт из 150-мм орудий, выпустив 43 снаряда. В это же время «Бреслау» выпустил 60 снарядов по Бону. По мнению немцев, они нанесли серьезный ущерб портовым сооружениям и задержали отправку французских войск. На самом деле это было не так. Французский адмирал Буэ де Лапейрер сразу решил перевозить войска только конвоями под прикрытием главных сил флота, игнорируя распоряжение морского министра. 1 августа адмирал получил телеграмму из Парижа:

«В ночь с 31 июля на 1 августа „Гебен“ и „Бреслау“ пришли в Бриндизи. Снимайтесь с якоря, и если вам будет сообщено о начале военных действий, задержите их. Кроме того, совет министров постановил, чтобы войсковые перевозки осуществлялись одиночными транспортами. Военное ведомство идет на связанный с этим риск».

3 августа главные силы французского флота вышли из Тулона. Группой А командовал вице-адмирал Шошпра. Она состояла из броненосцев «Дидро» (флагман), «Дантон», «Кондорсе», «Вольтер», «Мирабо» и «Верньо», 4 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Эти корабли должны были следовать в Филипвилль. Сам Лапейрер командовал группой В, которая состояла из дредноута «Курбе», броненосцев «Верите», «Демократа», «Жюстис», «Патри» и «Републик», 3 броненосных крейсеров и 12 миноносцев. Лапейрер направился в Алжир. Группа С, которой командовал контр-адмирал Гепратт, состояла из старых броненосцев «Жоригиберри», «Сюффрен», «Сен-Луи», «Голуа» и 4 миноносцев. Она получила приказ следовать в Оран. Как Сушон намеревался атаковать французские транспорты при наличии таких сил прикрытия, остается неясным. Он ведь не мог знать о безобразной подготовке французских артиллеристов. Германский адмирал, решив добиться мелкого тактического успеха, поставил свои корабли в опасное положение.

Радиостанции Бона и Филиппвилля открытым текстом передали сообщение об атаке немцев и их отходе на запад. Лапейрер приказал группе А как можно скорее перехватить «Гебен» и навязать ему бой. Однако скорость эскадры была ограничена 15 узлами, больше не позволяли развить текущие котлы «Мирабо», и она опоздала на 2 часа. Кроме того, Лапейрер был введен в заблуждение ложным маневром Сушона и повернул свои силы на запад. С этого момента французский флот можно было списать со счета. А ведь если бы не злосчастные котлы, если бы не странный поворот… Впрочем, история не знает сослагательного наклонения.

Завершив обстрел, немецкие корабли соединились, чтобы продолжить свой путь. Утром 4 августа Сушон получил радиограмму из Берлина: «Заключен союз с Турцией. „Гебену“ и „Бреслау“ немедленно следовать в Константинополь».

Адмирал не знал, что, отдавая этот приказ, Тирпиц немного опережал события: интриги фон Вангенгейма еще не возымели полного результата, и Энвер-паша не был до конца убежден, что союз с Германией — в интересах младотурков, которые почти полностью управляли страной. Однако эти тонкости мало беспокоили адмирала, ведь чтобы совершить предложенный переход, его кораблям следовало сначала заправить бункера. Поэтому Сушон решил снова зайти в Мессину.

Но немцам не удалось проскочить туда незаметно. 4 августа в 10.30, вскоре после их ухода от Филиппвилля и Бона, они были замечены «Индомитеблом» и «Индефетигеблом», надо добавить — совершенно случайно. Накануне вечером линейные крейсера отделились от эскадры Трубриджа и направились в Гибралтар. Они разминулись с «Гебеном» на контркурсах на расстоянии всего 8000 ярдов. Британия и Германия не воевали, и орудия были развернуты на ноль. Капитан 1 ранга Ф. У. Кеннеди, командир «Индомитебла», командовавший соединением, воздержался от обычного салюта адмиральскому флагу, хотя такое нарушение международных обычаев могло быть превратно истолковано. Он знал свой долг: линейные крейсера развернулись и начали преследование, держась поодаль на каждой раковине. В 10.36 Кеннеди отправил радиограмму Милну, сообщив, что встретил «Гебен» и «Бреслау». Немецкий легкий крейсер немедленно увеличил скорость и ушел на север. Эта новость восхитила Черчилля. «Отлично. Держим их. Война неизбежна», — ответил он Уайтхоллу, а позднее написал, больше поддавшись чувствам, чем желанию воспроизвести детали:

«Весь долгий летний вечер три огромных корабля, преследуемый и преследователи, вспарывали прозрачную воду Средиземного моря, храня тягостное, напряженное молчание. В любой момент „Гебен“ мог быть сокрушен огнем 16 — 305-мм орудий, выпускавших втрое больше металла, чем он сам. В Адмиралтействе мы испытывали муки Тантала. Около пяти часов вечера принц Луи заметил, что до темноты еще достаточно времени, чтобы потопить „Гебен“».

«Я не мог промолвить и слова», — завершает Черчилль, потому что кабинет не разрешил бы никаких действий до истечения в полночь срока ультиматума Германии.

Адмиралтейство еще за 2 часа до предъявления ультиматума Германии настаивало на разрешении атаковать «Гебен», если он нападет на французские порты. Когда пришло известие об обстреле Бона, такое разрешение было дано, но Милн получил его только в 17.00. С другой стороны, возникали сомнения: так ли уж легко будет справиться с «Гебеном»? Пока что он поддерживал скорость 22,5 узла, временами развивая 24, несмотря на неисправности в котлах, которые так и не удалось устранить. Британские линейные крейсера не выдерживали этой гонки. Они давно не были в доке и имели кочегарные команды, укомплектованные по штатам мирного времени, то есть уменьшенные. К 15.36 Сушон так оторвался от преследователей, что Кеннеди сообщил о потере контакта с противником. Более быстроходному «Дублину», примчавшемуся из Бизерты, удавалось продержаться на хвосте у немцев чуть дольше. Командир «Дублина» запросил разрешение открыть огонь по «Бреслау», но получил отказ. В результате после 21.00, когда до истечения срока ультиматума оставалось менее 3 часов, «Дублин» тоже потерял немцев из виду. Здесь нужно сделать небольшое отступление. Известный британский историк Вильсон рассказывает сказку, что «Гебен» после ремонта в Поле мог развить скорость на 2 узла больше, чем показал на испытаниях, то есть 30 узлов. В то же время, дескать, британские линейные крейсера не могли дать более 22 узлов. Но как при этом Кеннеди удерживался на хвосте Сушона целых 5 часов? Ведь за это время «Гебен» должен был оторваться на целых 40 миль!

Предполагая, что германские корабли должны вернуться в Адриатику, Кеннеди должен был двигаться на восток и закрыть своими линейными крейсерами северный вход в Мессинский пролив. Однако он получил известие, что Италия покинула Тройственный Союз и объявила о своем нейтралитете. Она запретила кораблям воюющих держав подходить на расстояние менее 6 миль к своим берегам. Уайтхолл потребовал соблюдать этот запрет. В результате «Индомитеблу» и «Индефетигеблу» было приказано соединиться с «Инфлексиблом» и легкими крейсерами «Чатам» и «Веймут» к западу от Сицилии. Милн установил там зону патрулирования, чтобы помешать Сушону атаковать транспорты, перевозящие французские войска. Британский главнокомандующий, однако, допускал, что германцы будут гораздо меньше уважать итальянский нейтралитет, и приказал Трубриджу отделить легкий крейсер «Глостер» капитана 1 ранга Говарда Келли для наблюдения за южным входом в Мессинский пролив.

Сушон получил серьезное преимущество: германский морской атташе в Риме передал: «Несмотря на участие в Союзе, Италия останется нейтральной, но флотское командование не одобряет этого и расположено дружески к нам». Поэтому он не колебался, когда 5 августа в 5.00 повел свои корабли в Мессину. Итальянские власти не помешали ему заправляться с немецких угольщиков до 17.00, когда Сушон снисходительно согласился учесть международные правила, запрещающие кораблям воюющих стран оставаться в нейтральном порту более 24 часов. При этом он вел отсчет времени не с момента захода корабля в порт, а с момента получения ноты итальянских властей. С такой интерпретацией «дружески настроенные» итальянцы не спорили, поэтому «Гебен» и «Бреслау» оставались в Мессине 36 часов, до 17.00 6 августа. «Гебен» принял 1580 тонн угля, а «Бреслау» — 495 тонн. Кроме того, они пополнили команды моряками с угольщиков. Однако германскому адмиралу пришлось столкнуться с более серьезной проблемой, чем бункеровка. Фон Вангенгейм выступил категорически против попыток фон Тирпица склонить Энвер-пашу на сторону Германии путем посылки военных кораблей в турецкие воды. Этого оказалось достаточно, чтобы Адмиралштаб передал Сушону: «По политическим соображениям переход в Константинополь невозможен. Вы должны следовать в Полу или в Атлантику». Но оставались необоснованные подозрения, что Австро-Венгрия, которая сделала все для создания кризиса, поставившего мир на грань войны, последует примеру Италии и останется нейтральной. Поэтому распоряжение было немного изменено: окончательное решение должен был принять сам Сушон, причем подразумевалось самое простое решение — Адриатика. Сушон туда не собирался, но на всякий случай передал 5 августа по радио в Полу адмиралу Гаусу:

«Настойчиво прошу вас как можно скорее выручить „Гебен“ и „Бреслау“, находящиеся в Мессине. Английские крейсера держатся возле Мессины, французских кораблей здесь нет. Когда можно ждать вашего прихода в район Мессины, чтобы выйти вам навстречу?»

6 августа германский морской атташе телеграфировал из Вены, что австрийцы отказываются помогать, так как думают, что помощь опоздает. Хотя была сформирована эскадра, чтобы прикрыть прорыв германских кораблей в Адриатику, выходить в Средиземное море австрийцы не собирались.

Сушон должен был выкручиваться самостоятельно. Вряд ли можно найти более удачный пример предоставления свободы выбора. Германский адмирал был уверен, что Австрия не изменит Тройственному Союзу, и не видел смысла усиливать ее маленький флот, запертый в Адриатике. Он просчитал, что превратить Турцию в союзника более выгодно, чем попытаться нанести удар по французским конвоям в Средиземном море или по торговле союзников в Адриатике. Он потребовал выслать угольщики в заранее оговоренные точки на своем маршруте в Константинополь. Выйдя из Мессины 6 августа в 17.00, Сушон пошел на восток. Угольщик «Генерал» вышел из Мессины на 2 часа позже «Гебена» и самостоятельно направился через все Средиземное море. В пути он получил приказание адмирала идти не к острову Санторин, а в Смирну, куда благополучно прибыл во второй половине дня 9 августа. «Гебен» и «Бреслау» были замечены у южного выхода из Мессинского пролива «Глостером». Пылкие итальянцы представляли, как немцы попадут в когти британских линейных крейсеров, ожидающих за горизонтом. Они были уверены в скорой гибели немецкой эскадры.

Однако 3 линейных крейсера Милна не могли перехватить немцев, хотя Адмиралтейство спешно отменило свой запрет входить в Мессинский пролив. Мили писал: «Первейшей моей заботой была защита французских транспортов от германских крейсеров. Я знал, что они имеют преимущество в ходе перед нашими линейными крейсерами не менее 3 узлов, и потому был вынужден занять положение, при котором можно было бы отрезать „Гебен“, если он пойдет на запад».

Мили, очевидно, полагал, что 1 дредноута и 15 броненосцев недостаточно для защиты транспортов от «Гебена». Поэтому «Инфлексибл», «Индефетигебл», «Веймут» и «Чатам» бессмысленно мотались между Сицилией и Сардинией. «Индомитеблу» Милн приказал идти в Бизерту за углем. «Дублин» и 2 миноносца принимали уголь на Мальте. Если бы британский адмирал поменьше думал о французских транспортах (и если бы он сумел наладить нормальное взаимодействие с Лапейрером), он приказал бы всем кораблям заправляться на Мальте. Оттуда «Индомитебл» смог бы двинуться на соединение с Трубриджем. А так лишь 1-я эскадра крейсеров и флотилия эсминцев находились между Сушоном и его целью. Но Милн полагал, что 4 броненосных крейсера и 8 миноносцев, а также «Дублин» с 2 миноносцами сумеют преградить «Гебену» путь в Адриатику. О попытке прорыва на восток Милн даже не думал.

«Глостер» неотступно преследовал немцев, постоянно донося об их курсе. Британский крейсер начал терять противника на фоне берега, поэтому Говард Келли решил зайти между берегом и германскими кораблями, чтобы лучше видеть их. Однако «Бреслау» пошел наперерез и вынудил «Глостер» отвернуть. Крейсера разошлись на расстоянии всего 20 кабельтов, так и не открыв огня.

Так как сначала германский адмирал взял курс на Адриатику, Трубридж предположил, что он направляется в Полу. Поэтому английская эскадра, находившаяся возле Корфу, направилась на север, чтобы перехватить германцев. Трубридж так и не понял, что неправильно оценил ситуацию, более того, когда Говард Келли сообщил, что «Гебен» и «Бреслау» идут к Матапану, он решил, что это ложный маневр. В 0.10 произошла стычка «Бреслау» с «Глостером», который продолжал следить за «Гебеном», идущим на SO.

Сушон был вынужден вмешаться, дав пару залпов. Лишь тогда Трубридж понял свою ошибку и повернул на юг. Нехватка угля на эсминцах помешала выслать их вперед.

Однако имелись еще эсминцы «Бигль» и «Бульдог», расположенные очень выгодно. В 14.00 они вышли с Мальты вместе с «Дублином», который принимал там уголь перед тем, как присоединиться к Трубриджу. В 20.30 Милн приказал этим трем кораблям атаковать «Гебен» торпедами, используя свет луны. Брат Говарда Келли, капитан 1 ранга Джон Келли повел «Дублин» и крошечные эсминцы на перехват. К 3.30 он рассчитывал выйти в голову германским кораблям и обнаружить их. Но… «Черт побери, мы пропустили их!» — рявкнул Джон Келли. Никто не заметил «Гебен». Получив предупреждение с «Бреслау», который обнаружил «Дублин», линейный крейсер сумел остаться незамеченным. Сушон отвернул и проскользнул по правому борту британских кораблей, экипажи которых ожидали его появления по левому! Джон Келли видел «Бреслау», но не атаковал его, так как его целью был «Гебен». События на борту «Дифенса» приняли другой оборот, когда после полуночи Трубридж повел 1-ю эскадру крейсеров на перехват к мысу Матапан. В 2.45 флаг-капитан Фосетт Рэй спросил Трубриджа, собирается ли он атаковать «Гебен»?

«Да», — ответил адмирал и объяснил свое невыполнение приказа Адмиралтейства «не вступать в бой с превосходящими силами» так: «Я знаю, что поступаю неправильно, но не могу опозорить имя Средиземноморской эскадры». Через 45 минут Рэй сказал адмиралу, что не видит шансов на успех в предстоящем бою с таким мощным противником. «Я тоже», — ответил адмирал. Тогда Рэй добавил: «Я не вижу, что мы можем сделать, сэр. „Гебен“ может кружить вокруг нас, держа эскадру под обстрелом, а сам находясь вне пределов досягаемости наших орудий. Это будет самоубийство эскадры». «Я не могу отвернуть, подумайте о моей чести», — возразил Трубридж. «Что может изменить ваша честь в сложившейся ситуации, сэр? На карту поставлено благополучие нашей страны», — убеждал Рэй. Это был довод, определивший судьбы целых наций, хотя связывать судьбу Великобритании с судьбой 4 устаревших броненосных крейсеров было слишком смело.

Через 10 минут, в 3.55, когда 1-я эскадра крейсеров находилась возле Занте и в 70 милях от «Гебена», Трубридж прекратил преследование. Рэй так прокомментировал его решение: «Это самый отважный поступок в вашей жизни». Но адмирал плакал, уже наполовину осознав, что позволил убедить себя совершить самую страшную ошибку в своей жизни.

Теперь все зависело от «Глостера», который неутомимо преследовал врага. Сразу после полудня Говард Келли принял отважное решение навязать бой «Бреслау», чтобы притормозить бегство «Гебена». Он плюнул на приказ Милна, требовавший «держаться за кормой и избегать столкновений», и в 13.35 открыл огонь с дистанции 11500 ярдов.

«Бреслау» начал отвечать. Немцы были убеждены, что стреляли отлично и нанесли «Глостеру» повреждения. Они даже видели черный дым, поднимающийся над палубой английского крейсера. Как и надеялся Келли, «Гебен» немедленно повернул назад, чтобы отогнать его огнем 280-мм орудий. В 13.47 перестрелка прекратилась. Чуть позднее Келли снова сделал вид, что ему неизвестен запрет Милна заходить к востоку от мыса Матапан, если это не позволяют запасы угля. Но, к величайшему своему разочарованию, в 16.40 капитану «Глостера» все-таки пришлось прекратить преследование, так как топлива действительно оставалось мало.

Милн, тем временем, привел свои 2 линейных крейсера на Мальту для заправки углем. Зная по опыту Кеннеди, что ему потребуется вся скорость до последнего узла, он не собирался бросаться вдогонку за Сушоном, пока не примет уголь. Поэтому лишь 8 августа в 0,30 эскадра покинула Мальту. Спустя 14 часов, когда Мили был на полпути к Матапану, судьба сыграла с ним скверную шутку. Клерк Адмиралтейства, вернувшись с ленча, увидел на конторке соседа пачку телеграмм, подготовленных для отправки. Предположив, что их случайно позабыли, клерк отправил все. Одна была адресована Милну: «Начать боевые действия против Австрии». Снова Мили повернул линейные крейсера на север для помощи Трубриджу в действиях против австрийского флота. Прошло 4 часа, прежде чем он сообразил, что это была ложная тревога. Но поскольку Адмиралтейство предупредило, что ситуация с Австрией остается критической, Милн не изменил своего решения. Только на следующий день 9 августа в 12.30 в Адмиралтействе разобрались, что происходит, и передали сигнал: «Войны с Австрией нет. Преследуйте „Гебен“».

Но 24 драгоценных часа были потеряны. 9 августа в 5.32 «Гебен» бросил якорь в пустынной бухте на восточном берегу острова Денуза. Вскоре туда же пришел «Бреслау».

Лишь в 15.45 прибыл угольщик «Богадир». Началась погрузка угля, которая длилась всю ночь. Германские корабли двинулись дальше только 10 августа в 5.45. Как раз в этот день линейные крейсера Милна вошли в Эгейское море, и стало ясно: не задержись они для бункеровки на Мальте, либо не отреагируй на ложную тревогу, они захватили бы «Гебен» и «Бреслау» у Денузы. В полдень 11 августа Милн находился в 40 милях к северу от этого острова, когда получил разочаровывающее известие, что корабли Сушона еще в 17.00 накануне вошли в Дарданеллы. В последний момент германский адмирал засомневался в приеме, который его ожидал. Последняя радиограмма из Берлина гласила: «Чрезвычайно важно, чтобы „Гебен“ как можно скорее вошел в Дарданеллы». За ней последовала радиограмма от фон Сандерса, которую 10 августа в 13.00 передал все тот же «Генерал»: «Входите, требуйте капитуляции крепости и берите на борт лоцмана для прохождения минных полей».

Поэтому Сушон подходил к мысу Хеллес с дурными предчувствиями, корабли были подготовлены к бою. Но стрельба с фортов так и не началась. Подошел турецкий дозорный катер, который провел немцев через узости в Мраморное море. В 19.35 германские корабли стали на якорь возле Чанака. После наступления темноты в Дарданеллы проскочил и удачливый «Генерал». И когда на следующий день Милн послал «Веймут» к Дарданеллам, чтобы напомнить нейтральной Турции, что корабли воюющей страны могут находиться в порту только 24 часа, капитан 1 ранга С. Р. Друри-Лоу к величайшему своему изумлению узнал, что «Гебен» и «Бреслау» «проданы» Турции. 16 августа на них был поднят флаг с полумесяцем.

Плачевные последствия прибытия «Гебена» в Константинополь сразу стали ясны всем, кроме лордов Адмиралтейства. Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей телеграфировал в Каир: «Это означает, что Турция присоединилась к Германии и, возможно, бросится на Египет».

Но Адмиралтейство думало иначе. Британский официоз «Нэйвал энд милитари рекорд» писал:

«С тех пор, как строятся корабли, ни одно военное событие не было столь неожиданным, как бегство „Гебена“ и его маленького спутника „Бреслау“.

При одном виде легкого крейсера „Глостер“ германские корабли удрали под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие навсегда останется непонятным. Маловероятно, чтобы германский Морской Генеральный Штаб выступил, наконец, с разъяснениями и признался германскому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих кораблей в Средиземном море».

Вскоре и само Адмиралтейство заявило: «Распоряжения адмирала Милна и расположение сил, принятое им по отношению к германским крейсерам „Гебен“ и „Бреслау“, тщательно проверены Адмиралтейством, в результате чего лорды Адмиралтейства во всех отношениях одобрили принятые меры». Когда 12 августа Австро-Венгрия окончательно взяла сторону Тройственного Союза, Милн решил, что Сушон все-таки попытается прорваться в Адриатику. Поэтому он оставил 2 линейных крейсера в бухте Бесика, а сам на «Инфлексибле» отправился в Англию во исполнение соглашения с Лапейрером, который должен был стать главнокомандующим морскими силами на Средиземном море, но уступал в чине Милну. Когда Милн прибыл в Лондон, Черчилль и Баттенберг были вполне удовлетворены его объяснениями. 30 августа они формально одобрили его «диспозицию и действия», а потом сделали благодушное заявление, что он полностью преуспел в «решении главной задачи — помешать немцам сорвать перевозку французских войск из Африки». Милн ушел в отпуск, совершенно уверенный, что, как и было обещано в июле, он станет командующим военно-морской базой в Норе.

Но не все думали так. «Знать, что именно флот в первую очередь повинен в этом провале, для меня просто страдание», — писал Битти жене. Но не только он понял, как здорово Германский Императорский Флот натянул нос Королевскому Флоту в самом начале военных действий. Фишер заявил: «Лично я расстрелял бы сэра Беркели Милна за „Гебен“. 30 октября он стал Первым Морским Лордом и получил возможность свести счеты с „сэром Беркели Гебеном“». Он написал Черчиллю: «Разумеется, его нужно немедленно снять! Разумеется, его ни в коем случае нельзя назначать командующим в Норе после такой вопиющей бездарности! Мы должны сохранить Нор для Джеллико, когда тот вернется с одной рукой!!!» В результате Черчилль 19 ноября сообщил Милну, что он не получит вожделенного назначения, не утруждая себя какими-либо объяснениями. Милна перевели на половинное жалование, а в 1919 году вышибли в отставку.

Трубриджу повезло меньше. «Ни одно из его объяснений {нежелания навязать „Гебену“ бой} не может быть принято. Эффективная дальность стрельбы 280-мм и 234-мм орудий отличаются не слишком сильно. Германский корабль является гораздо более крупной мишенью, чем противостоящие ему 4 английских корабля. Превосходство в скорости одиночного корабля можно нейтрализовать правильной тактической диспозицией 4 кораблей. Бегство „Гебена“ остается самым позорным эпизодом войны», — написал Баттенберг на его рапорте. Черчилль с ним согласился.

9 сентября Трубриджу приказали возвращаться в Англию, чтобы дать объяснения следственному комитету, заседание которого состоялось 22 сентября. «Нежелание Трубриджа искать боя — прискорбно и противоречит традициям Британского флота», — решили адмиралы сэр Джордж Каллахэн и сэр Хедуорт Мьё {Meux}. Они не признали «Гебен» «превосходящим по силе соединением», на чем строились все объяснения Трубриджа.

5 ноября на борту броненосца «Бульварк» в Портленде Трубридж предстал перед судом военного трибунала, состоящим из 9 адмиралов и капитанов 1 ранга. Председательствовал адмирал сэр Джордж Эгертон. К этому времени негодование против Трубриджа разгорелось настолько сильно, что обвинитель, контр-адмирал Сидней Фримантл, был вынужден обвинить его в постыдной трусости. Однако практическая невозможность доказать такое обвинение заставила Фримантла поменять формулировку на «небрежение или невыполнение своих обязанностей, которые помешали преследованию „Гебена“, являющегося вражеским кораблем». Он отметил два ключевых момента: Трубридж имел четкий приказ, в котором «Гебен» определялся как его главная цель; он не был «превосходящим по силе соединением». Милн, вызванный в качестве свидетеля, заявил, что Трубридж не должен был прекращать погоню. Однако Трубридж ответил, что 2 августа во время встречи на Мальте он сказал Милну: «Я считаю линейный крейсер превосходящим меня по силе соединением», на что получил ответ: «Этот вопрос не возникает, так как вы получаете „Индомитебл“ и „Индефетигебл“». После этого он немедленно сообщил своим капитанам, что не будет вступать в бой с «Гебеном», так как тот имеет заметное превосходство, если не будет иметь поддержки линейных крейсеров.

Трубридж считал, что либо Милн сам будет преследовать «Гебен», либо пришлет линейные крейсера.

Адмиральский салон на броненосце «Бульварк» был выделен суду, чтобы он спокойно мог выработать свой приговор, шел уже пятый день заседаний. Когда Трубриджа пригласили в салон, он поспешно посмотрел на свой кортик, лежащий на столе председателя, и с облегчением увидел, что тот повернут эфесом к нему, а не клинком. Уже немного успокоившись, он слушал, как Эгертон читает приговор:

«Учитывая инструкции Адмиралтейства главнокомандующему, подтвержденные его приказами и радиограммой от 4 августа, суд считает, что обвиняемый был прав, полагая „Гебен“ „превосходящим по силе соединением“ по отношению к 1-й эскадре крейсеров. Хотя имелась возможность навязать „Гебену“ бой у мыса Матапан или в проливе Черви, суд считает, что обвиняемый, имея приказ охранять вход в Адриатику, был прав, отказавшись от преследования, так как не было никакой возможности выделить ему подкрепление. Поэтому суд считает обвинения, выдвинутые против обвиняемого, недоказанными и считает его с честью оправданным».

Совет Адмиралтейства возмутился на эту неприкрытую критику своих инструкций.

Третий Морской Лорд адмирал Тюдор заявил, что Трубриджу дважды указали, что его главная цель — «Гебен», после чего должно было стать совершенно ясно, что Адмиралтейство не считает линейный крейсер «превосходящими силами», и Трубридж должен дать бой «Гебену». Тюдор утверждал, что «Гебен» никак не мог уничтожить эскадру Трубриджа, ведя бой на дальних дистанциях. Процент попаданий будет слишком мал, и германский корабль просто расстреляет весь боезапас. Второй Морской Лорд адмирал Гамильтон заметил, что если Трубридж полагал преследование «Гебена» несовместимым с охраной входа в Адриатику, он должен был запросить указаний Милна.

И хотя Совет не пошел так далеко, чтобы отвергнуть приговор и потребовать отставки Трубриджа, тому пришлось-таки проглотить горькую пилюлю — больше он в море не выходил. Его тоже перевели на половинное жалование. Хотя потом он был назначен главой британской морской миссии в Сербии и прекрасно справился со своими задачами, а в 1919 году получил звание полного адмирала, это было слабым утешением. Милн и Рэй также пострадали, но даже не получили возможности ответить на обвинения. Совет устроил повторное разбирательство действий командующего, после чего Черчилль сообщил Милну, что он не получит ни поста командующего в Норе, ни какого другого.

Флаг-капитану Трубриджа капитану 1 ранга Рэю было остановлено продвижение по службе за совет, который он дал своему адмиралу, и за поддержку решения прекратить преследование «Гебена». Его перевели командиром на совсем древний крейсер «Талбот», который вдобавок был вдвое меньше «Дифенса».

Каков же приговор истории? В начале 1915 года Трубридж сказал Рэю, что должен был, несмотря на его совет, навязать бой «Гебену». Рэй ответил, что его неправильно поняли, что он сам «был удивлен, когда Трубридж объявил, что прекращает погоню». Но ответственность никогда и не возлагали на Рэя, решал адмирал и только он, какие бы советы ни давали подчиненные. То, что Милн — и Адмиралтейство — поставили адмирала в крайне трудное положение, не отрицал никто. Но совершенно ясно, что, отказавшись от преследования «Гебена» и вернувшись к входу в Адриатику, Трубридж совершил страшную ошибку. Австрия еще не воевала, да и после того, как она вступила в войну, ее линейный флот не сделал ни единой попытки прорваться в Средиземное море. С другой стороны, если бы Сушон принял бой, 4 броненосных крейсера могли атаковать «Гебен» с двух бортов. Это вынудило бы его разделить огонь, и англичане имели все шансы нанести ему такие повреждения, которые заставили бы «Гебен» укрыться в ближайшем порту. В итоге Сушон не достиг бы своей цели, пусть даже это и стоило бы потерь эскадре Трубриджа. Решение коммодора Харвуда атаковать с 2 легкими и 1 тяжелым крейсерами германский карманный линкор, вооруженный 280-мм орудиями — прекрасный пример того, как следовало действовать. С другой стороны, если бы Сушон решил уходить, «Гебен» мог израсходовать боеприпасы в напрасной стрельбе на предельных дистанциях (разве что было бы очень удачное попадание…), и таким образом был бы обезврежен. Именно так и произошло при стрельбе эскадры Стэрди по кораблям Шпее.

Но, если это окончательный вердикт по делу Трубриджа, получается, что он совершенно правильно обвинял Адмиралтейство в некомпетентности. Лорды попали в капкан, которого избежал германский Адмиралштаб. Они решили — совершенно безосновательно — что радиосвязь позволит им взять на себя руководство операциями на заморских театрах, вместо того, чтобы предоставить это командующим на местах, находящимся в несравненно лучшей позиции. Во-вторых, поскольку Морской Генеральный Штаб был недавним нововведением, ни Первый Морской Лорд, ни начальник Штаба не знали, как его использовать. Баттенбергу и Стэрди, вдобавок, приходилось бороться с энергичным Первым Лордом Адмиралтейства, который не желал оставить руководство морскими операциями в руках профессионалов. Более того, все трое в эти первые решительные дни войны были настолько заняты проблемами импорта, что их решения часто оказывались непродуманными, их приказы — торопливо написанными и допускающими двоякое толкование. И то, и другое было принципиально ошибочным, как бы Черчилль ни отрицал это в своих мемуарах.

Остается доля ответственности Милна за уход «Гебена». Попросту говоря, он всегда на один ход отставал от противника. Он следил за прикрытием французских войсковых конвоев на западе, а «Гебен» шел на восток. Второй ошибкой была передача подчиненным, Трубриджу в частности, двусмысленных инструкций Адмиралтейства без малейших разъяснений. Но, если Милну не хватало качеств, необходимых для самостоятельного командования театром, он был далеко не единственным британским главнокомандующим, чьи планы были расстроены непродуманным вмешательством Уайтхолла. Как мы увидим далее, иногда такое вмешательство приводило к катастрофическим последствиям, хотя и не имевшим столь длительного воздействия на ход войны, как бегство «Гебена» и «Бреслау».

Сначала Адмиралтейство считало бегство «Гебена» чуть ли не собственным успехом, но потом и до него дошло, какие серьезные последствия будет иметь прибытие «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь. Это означало не только необходимость держать линейные крейсера в Средиземном море. По словам Черчилля: «Неотвратимое бедствие обрушилось на Турцию и Средний Восток». Турция присоединилась к Центральным Державам, англичане получили кровавые и унизительные кампании в Дарданеллах и Месопотамии, Россия была изолирована от союзников. Однако утверждение, что именно закрытие проливов привело к военному краху России, выглядит все-таки преувеличением.

В середине сентября Черчилль написал вице-адмиралу С. Г. Кардену, таланты которого более подходили для поста Суперинтенданта мальтийских доков, чем для командования флотом:

«Примите командование эскадрой возле Дарданелл. Вашей единственной задачей является потопление „Гебена“ и „Бреслау“, если они выйдут, под каким бы флагом они это ни сделали. Мы не воюем с Турцией, но адмирал Сушон командует турецким флотом, и немцы в большой степени контролируют его».

Странно: обжегшись на Милне, Черчилль снова нашел «подходящую» кандидатуру. Но Сушон был слишком крупной акулой, чтобы попытаться так просто кинуться в лапы мощного флота союзников. За два месяца он сделал гораздо больше, чем адмирал Лимпус совершил за много лет. Сушон сумел вернуть к жизни издыхающий турецкий флот, все 3 «линкора» которого были броненосцами, построенными еще в XIX веке. Он помог фон Вангенгейму и фон Сандерсу раздуть пламя ненависти к Черчиллю в сердцах турок. Ведь тот захватил почти законченные на британских верфях 2 турецких дредноута, которые теперь получили названия «Азинкур» и «Эрин». В последнюю неделю октября он выбил последние козыри из рук колеблющихся. По секретному соглашению с Энвером, Сушон ввел турецкую эскадру в Черное море, якобы для учений. Чуть позднее он сделал то, что в действительности явилось неприкрытым актом агрессии, как нападения японцев на Порт-Артур и Пирл-Харбор. На рассвете 30 октября «Гебен» открыл огонь по Севастополю, «Бреслау» — по Новороссийску, крейсер «Хамидие» — по Одессе. На следующее утро русский посол в Константинополе затребовал паспорта, почти сразу за ним последовал его британский коллега.

Практически вся русская историография единодушна в оценке эпизода с «Гебеном». Это не что иное, как гнусные происки британского империализма, который злонамеренно помешал доблестным русским воинам овладеть вожделенными проливами. При этом-де британское Адмиралтейство (истинный виновник странного «прорыва») пошло на прямое предательство интересов союзника. При этом мы видим довольно странное единодушие как марксистов, кричащих об «империалистических интересах», так и царских офицеров, для которых «англичанка всегда гадит». Но так ли это на самом деле?

Если бы англичане действительно желали усилить турецкий флот, то им просто не следовало захватывать построенные турецкие дредноуты. Появление в составе оттоманского флота «Султана Османа I» никак не меняло стратегическую ситуацию ни в Северном море, ни в Средиземном. Уже в 1914 году обычные дредноуты почти потеряли свое боевое значение. Адмирал Джеллико ничего не выиграл, получив «Азинкур», зато политические отношения между Великобританией и Турцией были испорчены очень серьезно. Поэтому конфискация, по крайней мере, этого конкретного корабля (мы пока не будем говорить об «Эрине») выглядит грубейшей ошибкой. Безусловно, не конфискация турецких линкоров предрешила вступление Турции в войну, однако она оказалась очень серьезным аргументом в пользу такого решения. И появление на Черном море «Султана Османа» изменило бы ситуацию ничуть не более, чем появление «Гебена», даже переименованного в «Явуз». Более того, этот корабль не имел превосходства в скорости над строящимися русскими линкорами.

Почему-то никому не приходит в голову более простое объяснение. Адмиралтейство в начале войны совершило столько ошибок, что их хватило бы на два — три года.

Вспомним хотя бы подготовленную общими усилиями катастрофу при Коронеле, трагедию 7-й эскадры крейсеров и многое другое. На этом фоне эпизод с «Гебеном» выглядит почти незаметной мелочью. При этом не следует говорить о какой-то «стратегической ошибке», просто Адмиралтейство заблудилось в трех соснах.

Дарданелльская авантюра — атака с моря

Истоки этой операции можно найти в 1906 году, когда британское правительство впервые столкнулось сперспективой войны против Турции из-за территориальных споров на Синайском полуострове. Британское военное командование сразу пришло к заключению, что захват полуострова Галлиполли и форсирование Дарданелл британским флотом станет смертельным ударом для Турции. Однако начальник разведывательного отдела Адмиралтейства в своем меморандуме от 28 февраля 1907 года писал: «Высадка на Галлиполли сопряжена с большим риском. Ее не следует предпринимать, если имеются другие способы оказания давления на Турцию».

Весь опыт британского флота подтверждал бесполезность попыток атаки береговых укреплений одними кораблями. Нельсон прямо сказал: «Любой моряк, который атакует форт, — просто дурак». В 1807 году адмирал сэр Джон Дакуорт с эскадрой из 7 линейных кораблей и нескольких мелких кораблей прорвался через Дарданеллы. Проболтавшись несколько дней в Мраморном море, Дакуорт обнаружил, что никого не напугал, и был вынужден возвращаться. За это время турки усилили укрепления Дарданелл, и обратный прорыв стоил ему больших потерь в личном составе. Позднее этот же вопрос несколько раз всплывал при различных обстоятельствах, но Адмиралтейство неизменно высказывалось против попыток форсировать Дарданеллы силами одного флота. В 1914 году, после бегства «Гебена» и «Бреслау» и отказа турок репатриировать экипажи, стало ясно, на чьей стороне будет воевать Турция. Назначение адмирала Сушона командующим турецким флотом сделало это совершенно очевидным. 31 августа Черчилль обратился к Китченеру с предложением внезапным ударом захватить полуостров Галлиполли, используя помощь Греции. Но это предложение не было реализовано. 31 октября истек срок ультиматума Великобритании относительно интернирования «Гебена». После этого Адмиралтейство решило, что война началась, хотя формальное объявление войны британским правительством было сделано только 5 ноября.

Адмиралтейство по собственной инициативе совершило то, что Джеллико назвал «непростительной ошибкой», а адмирал Бэкон — «поступком явного лунатика».

Суперинтендант мальтийских доков адмирал Сэквилл Карден получил приказ поднять флаг на одном из линейных крейсеров и провести короткую бомбардировку турецких фортов. Единственная задача, которая была поставлена перед ним, — «опробовать эффект воздействия корабельных орудий на внешние форты» Дарданелл. 3 ноября 1914 года «Индефетигебл» и «Индомитебл» вместе с французскими броненосцами «Сюффрен» и «Верите» в течение 10 минут выпустили 76 — 305-мм снарядов по Кум-Кале и Седд-ль-Бахру. Им удалось взорвать один артпогреб. Эта операция дала Адмиралтейству повод думать, что, несмотря на уроки истории, военные корабли способны подавить форты, защищающие Дарданеллы. Однако этот же обстрел надоумил турков усилить оборону проливов, что они и сделали.

После этого наступило затишье. Новый толчок события получили, когда 2 января 1915 года главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич обратился к союзникам с просьбой предпринять демонстрацию против турок, чтобы ослабить их натиск на Кавказском фронте. 3 января Форин Оффис отправил ему телеграмму, в которой обещал помощь. Это решение было принято после совещания Китченера с Черчиллем. Но ирония судьбы заключалась в том, что уже 4 января турецкие войска были разбиты русскими под Сарыкамышем и покатились назад. Великий князь просто забыл известить союзников, что помощь больше не нужна.

Черчилль и Фишер (который сменил Баттенберга) запросили вице-адмирала Сэквилла Г. Кардена: «Как вы считаете, возможно ли форсирование Дарданелл одними кораблями? Полагаем, что можно использовать старые линкоры… Важность результата оправдает тяжелые потери». Карден ответил: «Я не думаю, что их можно прорвать стремительным броском. Но проливы можно форсировать в ходе большой операции большим количеством кораблей». Сначала Черчилль носился с планом отправки в Дарданеллы 75000 «опытных солдат из Франции», но Китченер и фельдмаршал Джон Френч наотрез отказались дать хотя бы одного солдата. 6 января Черчилль телеграфировал Кардену: «Высшие инстанции согласились с вашим мнением. Представьте детальный план с обоснованием потребных сил. Как, по вашему мнению, мы можем их использовать, и что в результате получим?»

11 января Карден передал по телеграфу детализованный план. Сначала следовало разгромить внешние форты; протралить минные поля и разрушить промежуточные укрепления; потом уничтожить внутренние форты у мыса Кефез в 8 милях вверх по проливу; затем уничтожить укрепления в Узостях; протралить фарватер через минные поля между Кефезом и Узостями, чтобы выйти прямо в Мраморное море. Обстрел фортов должен был проходить в 3 стадии: бомбардировка с дальней дистанции, вне досягаемости вражеской артиллерии; обстрел со средней дистанции прямой наводкой; огонь на разрушение с дистанции 15–20 кабельтов. Все это должно было занять около месяца, если привлечь к операции достаточное количество броненосцев. Это были самые обычные общие слова. Как позднее ядовито заметил один из адмиралов, их можно было «применить для описания событий где угодно и когда угодно, от набега викингов до десанта в Тимбукту».

На Фишера этот так называемый план произвел столь большое впечатление, что он предложил задействовать только что введенный в строй супердредноут «Куин Элизабет».

Он нарисовал Черчиллю впечатляющую картину, как капитан 1 ранга Г. П. У. Хоуп, используя свои 381-мм орудия, сначала стирает форты в порошок, а затем топит «Гебен» на якорной стоянке в Золотом Роге. Военный Совет постановил, что «Адмиралтейство должно подготовить морскую экспедицию в феврале месяце, чтобы обстрелять и захватить полуостров Галлиполли. Конечной целью операции является Константинополь». И никто — кроме Китченера, предупреждавшего, что войск нет — не потрудился подумать, как это флот может захватить полуостров, а потом оккупировать столичный город с населением более миллиона человек. Однако никаких практических шагов по подготовке операции и передаче Кардену требуемых кораблей не предпринималось. У Фишера внезапно возникли серьезные сомнения, которые он 25 января изложил Черчиллю. Первый Морской Лорд мрачно предсказал: «Дарданеллы станут нашей могилой…» Но, когда Военный Совет вновь рассмотрел план, красноречие Черчилля сыграло роль: если все пойдет хорошо, «Турецкая империя будет разрезана надвое, ее столица будет парализована, мы объединим Балканские государства в борьбе против наших врагов, спасем Сербию, поможем Великому Князю в проведении большого наступления и, сократив его продолжительность, спасем множество жизней». Такой энтузиазм, поддержанный Китченером, потому что от него не потребовали выделения драгоценных сухопутных войск, «убедил Первого Морского Лорда неохотно согласиться на бомбардировку Дарданелл, как имеющую чрезвычайное политическое и дипломатическое значение», хотя он думал, что это будет «бессмысленно без привлечения войск. Мнение моряков было единодушным. Все они были на стороне Черчилля. Я {Фишер} был единственным мятежником».

Задним умом крепки все. Позднее, во время парламентского расследования по итогам Дарданелльской катастрофы, Черчилль заявил, что, если бы он заранее знал, что потребуется высадка примерно 100000 солдат, то ни в коем случае не начал бы операцию.

А пока англичане начали собирать силы для предстоящего удара.

Из Англии Кардену были присланы несколько броненосцев из состава 5-й и 6-й эскадр линкоров. Остальные корабли собирали буквально со всего мира — из Китая, Южной Америки, с островов Зеленого Мыса. Теперь Карден имел линкор «Куин Элизабет», линейный крейсер «Инфлексибл» и 12 британских броненосцев: «Лорд Нельсон», «Агамемнон», «Корнуоллис», «Альбион», «Виндженс», «Оушен», «Канопус», «Иррезистебл», «Маджестик», «Принс Георг», «Свифтшур», «Трайэмф». Появление в составе эскадры «Инфлексибла» объяснялось двумя причинами. Первая — он ремонтировался в Гибралтаре после боя у Фолклендов и просто оказался под рукой.

Вторая — на «Куин Элизабет» произошла поломка машин, и скорость линкора упала до 15 узлов. Карден хотел иметь хотя бы один быстроходный корабль на случай выхода «Гебена» из пролива.

В состав эскадры также вошли легкие крейсера «Дублин», «Дартмут», «Аметист» и «Сапфир». Карден получил 16 эсминцев типа «Бигль» и плавбазу «Бленхейм». Ему передали 7 подводных лодок, в том числе 2 французских. Французы также прислали эскадру адмирала Гепратта, состоящую из броненосцев «Сюффрен», «Буве», «Голуа», «Шарлемань». Для траления мин Карден затребовал 21 траулер, но пока ему прислали только 7. Французы обещали выделить 14 траулеров, но их пока тоже не было. Чтобы освободить британские корабли из Египта и Сирии, французы сформировали Сирийскую эскадру адмирала Дартиж дю Фурнье — броненосцы «Сен-Луи», «Жоригиберри», броненосец береговой обороны «Анри IV», крейсер «Д'Антркасто». Заместителем Кардена был назначен контр-адмирал Джон де Робек. Кроме того, из Англии был прислан коммодор Кийз, сдавший командование Гарвичскими Силами. Базироваться корабли союзников должны были в порту Мудрое на греческом острове Лемнос, находящемся южнее выхода из пролива. Комендантом базы был назначен контр-адмирал Уимз. Хотя операция планировалась чисто флотская, все-таки Адмиралтейство решило отправить в Дарданеллы 2 батальона морской пехоты.

Первую бомбардировку Карден назначил на 19 февраля. Именно в этот день в 1807 году адмирал Дакуорт прорвался через Дарданеллы. Атаку должны были возглавить «Сюффрен» под флагом адмирала Гепратта, «Буве», «Инфлексибл», «Трайэмф», «Альбион», «Корнуоллис». Их должны были подержать «Голуа» и «Аметист». «Виндженс» под флагом адмирала де Робека находился в резерве. Прибытие «Куин Элизабет» и «Агамемнона» ожидалось в течение дня.

В 9.51 «Корнуоллис» сделал первый выстрел по форту Оркание. Через 10 минут «Трайэмф» с дистанции 38 кабельтов открыл огонь по форту Хеллес. В 10.32 «Сюффрен» открыл огонь по форту Кум-Кале с дистанции 59 кабельтов, используя в основном среднюю артиллерию. Форты не отвечали, поэтому Карден приказал кораблям стать на якорь. «Корнуоллис» из-за повреждения шпиля не смог отдать якорь и был заменен «Виндженсом». «Инфлексибл» в 11.50 дал 2 залпа с дистанции 70 кабельтов по форту Хеллес, но снаряды легли недолетами. Поэтому линейный крейсер снялся с якоря и сократил дистанцию на 12,5 кабельтов и в 12.20 снова открыл огонь. Стрельба велась очень медленно, так как артиллеристы почти не видели падений своих снарядов.

Например, «Трайэмф» за 2 часа дал только 14 залпов, при этом ни разу не сумел накрыть цель. Около полудня британский гидросамолет сообщил, что все орудия Седц-уль-Бахра, Оркание и Кум-Кале остались целы. «Инфлексибл» примерно в 13.00 перенес огонь на форт Седд-уль-Бахр. Однако Карден решил, что обстрел с дальней дистанции прошел успешно, и в 14.00 поднял сигнал, приказывая перейти ко второй фазе операции.

Теперь корабли должны были вести огонь с хода, но с малых дистанций. Около 15.00 «Инфлексибл» дал 3 залпа по Седд-уль-Бахру с дистанции 55 кабельтов. Ответа не последовало, и корабли союзников подошли ближе к берегу. Южный фас укреплений Кум-Кале был разрушен огнем «Сюффрена» и присоединившегося к нему «Виндженса».

Турецкие форты были окутаны клубами дыма и пыли. Англичане решили, что им удалось подавить, вражеские орудия. Броненосцы вели огонь из тяжелых орудий по Кум-Кале и Седд-уль-Бахру, а из средних — по Оркание и Хеллесу. В 16.40 адмирал Карден приказал «Виндженсу» подойти еще ближе к берегу и осмотреть форты.

К несчастью, «Сюффрен» неверно разобрал сигнал. Французы решили, что им приказывают «Прекратить огонь, приблизиться к „Инфлексиблу“. В это время „Сюффрен“ находился в очень удобной позиции для обстрела форта Оркание, орудия которого были целы. Но французский адмирал решил выполнить приказ. И вдруг в 16.45 турки открыли ответный огонь по „Виндженсу“. Адмирал де Робек, хотя и был застигнут врасплох, не дрогнул. Он повернул прямо на форт Хеллес и открыл по нему беглый огонь.

Адмирал Гепратт немедленно поддержал англичан. „Буве“ открыл огонь, стреляя через „Виндженс“. „Сюффрен“ возобновил обстрел Хеллеса, а „Голуа“ обстрелял Оркание с дистанции 45 кабельтов. Форт Кум-Кале молчал, а орудия Седд-уль-Бахра дали только пару выстрелов. Прямых попаданий в „Виндженс“ не было, но несколько снарядов разорвались вблизи от броненосца, который засыпало осколками. Как только Карден увидел, что форты не подавлены, он пошел на помощь броненосцам. В 17.15 „Инфлексибл“ открыл огонь по Оркание. Вскоре стрельба турок стала хаотичной, видимо, огонь линейного крейсера оказался эффективным. Адмирал Гепратт написал в своем рапорте:

„Отважные действия „Виндженса“, который, невзирая на то, что огонь батарей ни в коей мере не был ослаблен, бросился в атаку, являются украшением дня“.

Тут подошли „Куин Элизабет“ и „Агамемнон“, однако их участие в бою было недолгим. „Куин Элизабет“ около 20 минут поддерживал огнем „Корнуоллис“. Совершенно неожиданно в 15.20 Карден поднял сигнал, скомандовав общий отход. Он решил, что уже слишком поздно, чтобы продолжать обстрел. Де Робек запросил разрешения продолжать обстрел, но Карден не разрешил. Он считал, что в сумерках обстрел превратится в бесполезную трату снарядов, которых было не слишком много. Поэтому в 17.30 он повторил приказ прекратить огонь. Корабли отошли, провожаемые залпами форта Оркание. Примерно в 19.00 к ним присоединились „Альбион“ и „Аметист“, которые осматривали западное побережье полуострова. Ни мин, ни батарей они не нашли.

Таким образом, результаты первого дня операции оказались несколько противоречивыми.

С одной стороны, создалось впечатление, что лишний час светлого времени позволил бы кораблям окончательно подавить входные форты. С другой стороны, выяснилось, что добиться прямого попадания в орудие почти невозможно. Форты получили по несколько попаданий, однако почти все их орудия остались целы. Для повышения меткости кораблям следовало вести огонь, стоя на якоре, что подвергало их значительному риску. В целом же стало ясно, что первоначальные оценки были слишком оптимистичными, и операция затянется. Однако моряки еще больше укрепились в мнении, что смогут завершить операцию собственными силами. Но на всякий случай Адмиралтейство распорядилось отправить на Лемнос еще 2 батальона морской пехоты. Одновременно оно приказало готовить к отправке на Лемнос 10 батальонов королевской морской дивизии, проходивших подготовку в лагере Бланд-Форд.

И все-таки 20 февраля командующий британскими войсками в Египте генерал Максуэлл получил распоряжение Китченера готовить к отправке в Дарданеллы 2 дивизии АНЗАКа под командованием генерала Бердвуда. Адмиралтейство протестовало, указывая, что не располагает транспортами для перевозки этих 30000 человек, но получило приказание транспорты изыскать. Через неделю приказ обеспечить транспорты был отменен. Таким образом, создалось двусмысленное положение — требовалось готовить войска к отправке в Дарданеллы, но в то же время никто не собирался готовить транспорты для их перевозки.

Именно в этот момент британское правительство, и Черчилль в частности, вдруг решили поиграть в большую политику. В разгар войны против Центральных Держав они неожиданно начали рассматривать перспективы войны… против собственных союзников!

Китченер, Черчилль и Фишер на совещании 10 марта единогласно решили готовить создание крупной военно-морской базы в Александретте — одном из терминалов на Багдадской железной дороге. „Когда Россия окажется в Константинополе, Франция — в Сирии, Италия — на Родосе, наше положение на Средиземном море станет невыносимым, если Александретта попадет в чужие руки“, — заявил Китченер. Ему вторил Черчилль: „Если мы сумеем сокрушить германскую морскую мощь, мы должны быть готовы сосредоточить на Средиземном море флот против Франции и России“.

Весь этот бардак усугубила ситуация в Дарданеллах. Адмирал Карден намеревался возобновить обстрел 20 февраля, чтобы окончательно разрушить форты и перейти ко второй стадии операции. Однако разыгрался сильный шторм, и обстрел пришлось отложить.

Только 24 февраля удалось возобновить обстрел. Союзники учли полученный урок, и второй обстрел был гораздо более эффективным. На сей раз были задействованы „Куин Элизабет“, „Агамемнон“, „Виндженс“, „Корнуоллис“, „Иррезистебл“, „Сюффрен“, „Шарлемань“, „Голуа“. „Куин Элизабет“, стоя на якоре, открыл огонь по Седд-уль-Бахру с дистанции 58 кабельтов, его огонь корректировал легкий крейсер „Дублин“. В 10.17 форт Хеллес обстрелял „Агамемнон“, который получил 7 попаданий бронебойными снарядами, хотя не все они разорвались. 5 человека были убиты и 5 ранены. С помощью тяжелых орудий „Куин Элизабет“ удалось подавить форт Хеллес, гарнизон которого в панике бежал. Артиллеристы нового линкора еще не имели опыта, поэтому им пришлось довольно долго пристреливаться, но потом они добились нескольких прямых попаданий в форт. Корректировавший огонь линкора легкий крейсер „Дублин“ был обстрелян полевыми орудиями турок и получил несколько попаданий. Отошедший было „Агамемнон“ тоже возобновил бой.

Вот как видел происходящее один из мичманов „Агамемнона“: „Когда снаряды начали падать недалеко от нас, я стоял на полубаке с толпой матросов. Однако прибежал старпом и приказал очистить полубак.

Я вернулся в носовую башню. Однако вскоре пришел приказ расчету покинуть башню. Тогда я поплелся в батарею левого борта. После этого старпом попытался заставить нас заняться покраской борта… Я еще не слушал ничего столь глупого и самоубийственного. Первое же попадание вражеского снаряда прекратило все это. Снаряд попал в стойку главного деррик-крана, и его осколки убили унтер-офицера Уортингтона, стоявшего на сигнальном мостике. В этот момент я не понял, что корабль получил настоящее попадание. Грохот наших собственных орудий оглушал всех. Я вышел из батареи и остановился на полубаке… Почти сразу после этого снаряд пролетел через палубу надстройки с левого борта и взорвался…

Осколки пронеслись по всей батарее левого борта… Теперь нам приказали поднимать якорь. Старший механик дал пар на лебедку, и якорная цепь медленно поползла вверх… Снаряды сыпались вокруг, ложась недолетами и перелетами. Пока мы выбирали якорь, корабль получил 4 попадания“.

Старпом заставляет команду красить борт корабля, находящегося под огнем вражеских батарей! Ни больше, ни меньше… Война идет уже полгода, позади громкие победы и болезненные поражения, гибель тысяч товарищей. И вот блестящий пример психологической готовности кораблей второй линии. Представить себе Четфилда, приказывающего красить борт „Лайона“ в разгар боя на Доггер-банке, просто нельзя.

Наверное, сказывалось и явное осознание того, что театр второстепенный. Например, в один из мартовских дней „Лорд Нельсон“ израсходовал 145 снарядов калибра 234 мм и 80 снарядов калибра 305 мм. Скорострельность была не слишком большой — не более 1 выстрела в минуту. Но даже при этом командир ухитрялся прерывать обстрел для ленча и — это уж дело вообще святое! — чаепития в 5 часов.

В это время „Голуа“ обстреливал Кум-Кале, „Иррезистебл“ стрелял по Оркание. После отхода „Агамемнона“ форт Хеллес обстрелял „Голуа“, которому тоже пришлось тяжело. Но к полудню огонь турок ослабел. „Виндженс“ под флагом де Робека и „Корнуоллис“ вошли в пролив, чтобы продолжить обстрел. За ними последовали французские броненосцы „Сюффрен“ и „Шарлемань“. К 15.00 огонь турецких батарей почти полностью прекратился. Адмирал Карден приказал тральщикам войти в пролив.

Броненосцы подошли к берегу почти вплотную, ведя беглый огонь из средней артиллерии.

„Альбион“ обстреливал южный берег, а „Трайэмф“ — северный. Турецкие орудия молчали. Позднее стало известно, что на фортах Кум-Кале и Седд-уль-Бахр из строя были выведены все орудия. Серьезно пострадали форты Оркание и Хеллес.

В 16.00 тральщики приступили к работе под прикрытием „Виндженса“, „Альбиона“ и „Трайэмфа“. Остальные корабли ушли на стоянку к острову Тенедос. Адмирал Гепратт писал: „Великолепный день, предвещающий нам успех кампании, о чем я сегодня вечером поставил в известность правительство республики“.

Теперь следовало переходить ко второй фазе операции — уничтожению промежуточных укреплений. Первым ее шагом было уничтожение группы батарей Дарданос, сооруженных специально для защиты минных заграждений. Главным укреплением здесь был сам форт Дарданос, вооруженный морскими орудиями, снятыми с броненосца „Мессудие“, потопленного британской подводной лодкой В-11. Однако кроме этого форта турки успели построить целую группу временных батарей, так как после первой атаки они получили достаточно времени. Всего же минные заграждения прикрывали 65 орудий.

План Кардена предусматривал посылку всего 2 броненосцев — вдоль каждого из берегов пролива. Каждый броненосец сопровождали 2 тральщика — спереди и сзади. Боевой приказ гласил:

„Эти корабли должны разрушать укрепления по обоим берегам вплоть до мыса Кефез. Поддерживая друг друга, они действуют установленными гаубицами против полевой артиллерии противника и не должны подходить на дальность выстрелов фортов в Узостях. Гидросамолеты должны оказывать кораблям всевозможную помощь“.

Для операции Карден выделил 3 броненосца — „Альбион“, „Трайэмф“ и „Маджестик“, на башнях которого были установлены гаубицы. Но первыми еще ночью в пролив вошли тральщики, которые поднялись на 4 мили вверх. Они сообщили, что мин не обнаружено, и 3 броненосца в 8.00 вошли в пролив.

„Альбион“ открыл огонь по форту Дарданос с дистанции 60 кабельтов. Вскоре к нему присоединился „Маджестик“. Однако около 15.00 броненосцы попали под огонь полевых и гаубичных батарей, укрытых в складках местности. Даже летчики не могли их обнаружить. Вскоре „Маджестик“ получил попадание ниже ватерлинии, и в 16.00 адмирал де Робек приказал ему отходить. Сам адмирал на крейсере „Дублин“ сумел найти и уничтожить полевую батарею на азиатском берегу пролива. Погода стояла тихая, и вполне можно было высадить десант для уничтожения других батарей. Но планом этого дня высадка десанта не предусматривалась, и морские пехотинцы находились на транспортах у острова Тенедос. Де Робек запросил разрешения выделить людей из состава корабельных команд. Такое разрешение было дано. На европейский берег высаживалась партия с „Иррезистебла“, на азиатский — с „Виндженса“. Десантники действовали не слишком успешно, хотя и уничтожили несколько мелких орудий.

25 февраля британские войска высадились на острове Лемнос. Несколько рот морской пехоты без труда захватили устаревшие форты. Остров должен был послужить передовой базой британского флота. Легкость, с которой был оккупирован Лемнос, породила у британского командования опасную уверенность, что и сухопутная операция в Дарданеллах, если таковая будет предпринята, тоже окажется легкой. Кроме того, прибыли Чатамский и Портсмутский батальоны морской пехоты под командованием генерала Тротмана.

27 февраля, несмотря на начавшийся шторм, десантная партия с „Иррезистебла“ сумела уничтожить 6 новых крупповских мортир в форте Седд-уль-Бахр. Но тут шторм усилился, сделав невозможным вообще какие-либо действия.

1 марта де Робек получил приказание с 3 кораблями войти в пролив и обстрелять промежуточные батареи. Он приказал „Альбиону“ и „Трайэмфу“ обстрелять форт Дарданос и произвести разведку новых батарей, установленных ниже по проливу.

„Оушен“ и „Маджестик“ должны были обстрелять гаубичные батареи. В полдень эти броненосцы попали под огонь 2 полевых батарей, но подавили их. После этого их обстреляли гаубицы из Эрен-Кёя. Де Робек на „Иррезистебле“ пошел на помощь отряду. Совместными усилиями 3 броненосца привели к молчанию вражеские батареи.

После этого де Робек приказал „Альбиону“ и „Трайэмфу“ в сопровождении 2 эсминцев выдвигаться вперед. Но броненосцы попали под перекрестный огонь с обоих берегов пролива и получили множество попаданий. Снова начали стрелять якобы уничтоженные батареи. Подавить хорошо замаскированные турецкие орудия никак не удавалось, и де Робек решил отойти.

Частичную неудачу он компенсировал тем, что высадил с „Иррезистебла“ подрывную партию для уничтожения форта Кум-Кале. Оказалось, что из 7 орудий форта уничтожено только 1, еще 1 было повреждено. 5 орудий стояли совершенно целые! Десантники взорвали их. Потом они уничтожили еще 6 полевых орудий, обнаруженных западнее форта, а на обратном пути подорвали 4 скорострельных орудия Норденфельда.

Но в целом действия этого дня следует считать неудачей. Стало ясно, что перед командованием остаются только 2 альтернативных решения: или немедленно высадить войска, чтобы очистить оба берега от полевых и гаубичных батарей, или прекратить операцию. Момент для этого был исключительно подходящий. Можно было сослаться на желание установить тесную блокаду пролива. После уничтожения внешних фортов эта задача была бы решена. Но в результате не было сделано ни то, ни другое.

В ночь с 1 на 2 марта тральщики под прикрытием эсминцев „Базилиск“, „Гроссхоппер“, „Рэйкун“ и „Москито“, а также легкого крейсера „Аметист“ проводили траление фарватера в направлении мыса Кефез. Около 23.00 они были освещены турецкими прожекторами и попали под обстрел. Обрубив тралы, суда начали отходить. Миноносцы попытались прикрыть их дымовыми завесами. Через 40 минут „Аметисту“ удалось уничтожить прожектора, и перестрелка заглохла. Хотя тральщики даже не дошли до заграждения, адмирал Карден объявил сигналом по эскадре: „Тральщики работают прекрасно. Самообладание и выдержка великолепны. От тральщиков зависит многое“.

Впрочем, как показали дальнейшие события, правдой в этом сигнале была только последняя фраза. Утром 2 марта начался очередной шторм, и высадку десанта пришлось отменить. Но теперь Карден получил подкрепления и мог увеличить масштаб операции.

Адмиралу Гепратту было приказано обстрелять укрепления Булаирского перешейка и уничтожить мост на дороге из Адрианополя в Галлиполли. Силы Кардена были организованы следующим образом:

1-я дивизия

1-я бригада „Куин Элизабет“, „Инфлексибл“ (адмирал Карден)

2-я бригада „Агамемнон“, „Лорд Нельсон“

2-я дивизия

„Виндженс“ (адмирал де Робек)

3-я бригада „Оушен“, „Иррезистебл“, „Маджестик“

4-я бригада „Канопус“, „Корнуоллис“, „Свифтшур“

5-я бригада „Альбион“, „Принс Георг“, „Трайэмф“

3-я дивизия

„Сюффрен“ (адмирал Гепратт), „Шарлемань“, „Буве“, „Голуа“

Легкие крейсера „Дублин“, „Сапфир“, „Минерва“, „Аметист“

Сам Карден решил снова обстрелять промежуточные укрепления. Атаку должны были возглавить корабли 4-й бригады. В 13.30 „Канопус“ и „Свифтшур“ вошли в пролив и открыли огонь по форту Дарданос. Сначала турки не отвечали, но в 16.15 дали несколько очень метких залпов. „Канопус“ получил ряд попаданий. На броненосце была снесена грот-мачта, пробита задняя труба, разрушена кают-компания. „Канопус“ отошел, но при этом попал под огонь Эрен-Кёя. Все это время „Корнуоллис“ безуспешно обстреливал мелкие батареи, разбросанные по берегу. В 16.40 Дарданос прекратил огонь. Действия французской эскадры в Ксеросском заливе были более успешны. „Сюффрен“ и „Голуа“ обстреляли форты на Булаирском перешейке, а „Буве“ сильно повредил Кавакский мост.

Сопровождавшие эскадру тральщики мин не обнаружили.

3 марта промежуточные укрепления должна была обстреливать 5-я бригада. Карден также хотел высадить десант у Седд-уль-Бахра и окончательно разрушить форт. Десант был высажен за западном берегу бухты Морто. Попытка „Принс Георга“ обстрелять Дарданос завершилась провалом. Он попал под огонь батарей с европейского берега и форта Мессудие и был вынужден отойти.

В целом дела шли вкривь и вкось. Обстрел промежуточных укреплений 2 и 3 марта принес мало проку, броненосцы встретили серьезное противодействие со стороны подвижных гаубичных батарей, которые турки выдвинули для поддержки фортов.

Утром 4 марта погода была исключительно тихой, и впервые за долгое время приказ о высадке десанта не был отменен. Высадить предполагалось 2 роты морской пехоты с 4 пулеметами каждая. Одна рота высаживалась на северный берег пролива, вторая — на южный. Высадку не севере прикрывал отряд кораблей под командованием командира „Оушна“ капитана 1 ранга Садлера. „Оушен“ должен был стоять у Седд-уль-Бахра, „Лорд Нельсон“ — у Хеллеса, „Маджестик“ — внутри залива Морто. Южным отрядом командовал адмирал де Робек. „Иррезистебл“ под его флагом становился у Кум-Кале, „Корнуоллис“ — в устье реки Мендере, „Агамемнон“ и „Дублин“ возле Иени-Шера.

„Канопус“ должен был действовать на Эгейском побережье, чтобы не позволить туркам снять войска оттуда. „Инфлексибл“ оставался в резерве. Транспорт „Бремер Кастл“ с морскими пехотинцами на борту перешел на остров Имброс, и рано утром десантники прибыли к месту высадки на шлюпках. Операцией командовал генерал Тротман, находившийся на эсминце „Вулверин“.

Первой начала высадку южная группа, которая состояла из солдат Плимутского батальона и подрывной партии с „Лорда Нельсона“. Они должны были уничтожить укрепления Кум-Кале и Иени-Шер. „Корнуоллис“ и „Агамемнон“ обстреливали укрепления и турецкие войска. Благодаря многочисленным задержкам и отсрочкам турки успели сосредоточить здесь крупные силы. Хотя шлюпки с пехотой были встречены сильным шрапнельным огнем, десант все-таки высадился. Однако наступление немедленно захлебнулось, несмотря на активную поддержку кораблей. Эсминец „Скорпион“ даже вошел в реку Мендере, чтобы подавить турецкую батарею, обстреливающую шлюпки. Но максимум, чего добился флот — заставил турок ослабить огонь, чтобы позволить десанту отступить. После наступления темноты десантники вернулись на шлюпки. Операция завершилась полным провалом.

Вот как действовал „Агамемнон“ 4 марта, поддерживая подрывную партию: „Мы дали ход в 7.15 и направились к входу в пролив. Нам приказали прикрывать десантные партии возле форта № 6. Когда мы прибыли, „Корнуоллис“, „Иррезистебл“, „Маджестик“, „Оушен“ и несколько эсминцев уже вошли в пролив. Наши 2 катера были отправлены к эсминцу, чтобы высадить морских пехотинцев, которые находились у него на борту.

Мы кружили на месте, ведя огонь из 1 2-фунтовок по янычарам. На воде заметили какой-то подозрительный объект, обстреляли его и потопили. Я думаю, это был швартовый буй, который мы нашли позднее.

Мы продолжали обстреливать янычар из своих 12-фунтовок. В 13.00 мы сделали 3 выстрела из башни 52 {234 мм} по батарее позади и левее № 4. В 14.15 мы открыли плотный огонь из 1 2-фунтовок по левому краю деревни, где были замечены несколько турок. Ну и задали мы им! Я видел в свой бинокль, как они драпают изо всех сил. Одновременно мы дали залп по батарее из башни Р2… Я боюсь, что нашим подрывным партиям, которые пытались добраться до форта № 4, пришлось туго. Всю вторую половину дня до самого вечера мы видели, как они короткими перебежками мечутся по пляжу, то и дело падая на землю. Люди передвигались ползком и на карачках. Экипажи наших катеров после возвращения сообщили, что потери должны быть очень тяжелыми“.

На северном берегу дела обстояли не лучше. Здесь высаживалась рота того же Плимутского батальона с подрывными партиями с „Инфлексибла“ и „Оушна“. Более опытный командир „Оушна“ умело организовал обстрел берега, и десант высадился относительно спокойно. Однако продвинуться вглубь полуострова морская пехота не сумела. На запрос Садлера командир десанта сообщил, что ему требуется подкрепления не менее 200 человек. Садлер начал готовить вторую высадку, но генерал Тротман специально прибыл на „Иррезистебл“, чтобы убедить де Робека прекратить операцию, которая могла привести к значительным потерям. Приказ Садлера был отменен, и северный десант тоже эвакуировался.

Тем не менее, 5 марта Карден приступил к следующей фазе операции — уничтожению укреплений в Узостях. Главная роль отводилась линкору „Куин Элизабет“ с его огромными 381 — мм орудиями. Уже давно стала ясна необходимость иметь береговой наблюдательный пункт для корректировки огня, но ничего для создания такого пункта не было сделано. Это предопределило неуспех обстрела. Согласно плану „Куин Элизабет“ должен был стать на якорь у западного берега полуострова возле мыса Габа-Тепе и оттуда с дистанции 72 кабельтова обстреливать перекидным огнем укрепления Килид-Бахр на европейском берегу. После этого планировалось перенести огонь на Чанак. Из-за большой дистанции требовалась особенно тщательная корректировка, поэтому полагаться на самолеты было нельзя. Но гаубичные батареи не позволили бы кораблям-корректировщикам стать на якорь в проливе. Поэтому „Корнуоллис“, „Иррезистебл“ и „Канопус“ должны были ходить в проливе галсами. „Агамемнон“ должен был следить за входом в пролив, „Дартмут“ — за Булаирским перешейком. „Принс Георг“ должен был держаться возле „Куин Элизабет“, чтобы прикрыть линкор от огня полевых батарей.

Корректировка оказалась исключительно сложной. Турецкие батареи, несмотря на все старания „Принс Георга“ и „Инфлексибла“, добились 17 попаданий в линкор. К счастью, они не причинили серьезных повреждений. „Куин Элизабет“ обстрелял форты Румели, Намазие и Хамидие II. Действия самолетов-корректировщиков оказались абсолютно неудовлетворительными, и результаты обстрела остались неизвестны. 5 марта адмирал Карден получил разрешение ввести линкор в пролив, если будут обеспечены все меры безопасности.

6 марта стрельба по невидимой цели была повторена. На сей раз корректировал огонь линкора только 1 корабль — броненосец „Альбион“. Адмирал де Робек на „Виндженсе“ вместе с „Маджестиком“ и „Принс Георгом“ должен был прикрывать его. Корабли адмирала Гепратта должны были стоять в готовности. Охрана „Куин Элизабет“ теперь была поручена „Оушну“ и „Агамемнону“. „Лорд Нельсон“ должен был следить за внешними фортами.

Теперь результаты оказались еще хуже. Уже на входе в пролив корабли попали под огонь полевой батареи, установленной возле Кум-Кале. Оставив „Лорда Нельсона“ разбираться с ней, де Робек двинулся дальше. Но его корабли в свою очередь попали под огонь гаубиц.

„Альбион“ попытался отыскать мертвую зону под европейским берегом, но это ему не удалось. Точная корректировка в таких условиях была невозможна, и де Робек, построив броненосцы в кильватерную колонну, начал обстреливать Дарданос. Подошедший на „Сюффрене“ Гепратт пристроился в хвост колонны. „Куин Элизабет“ тоже был обстрелян гаубичными батареями крупного калибра. Линкор отошел на 5 кабельтов и открыл огонь с предельной дистанции. В результате линкор начал стрельбу лишь в 12.30 и сумел за час с лишним выпустить только 5 снарядов. Броненосцы в проливе продолжали обстрел турецких фортов и получили в ответ несколько попаданий.

По утверждениям турок, главную роль в провале попыток англичан сыграла перекидная стрельба броненосца „Хайреддин Барбарос“. Огонь корректировался с берегового наблюдательного пункта, где находился немецкий командир броненосца. Немцы даже видели 1 прямое попадание в английский линкор. После отхода „Куин Элизабет“ турецкий броненосец дал несколько залпов на „Агамемнону“, сделав в общей сложности 21 выстрел.

С наступлением темноты де Робек ушел. После этого появился „Аметист“ с тральщиками, за которыми следовали „Оушен“ и „Маджестик“. Тральщики, а точнее, обыкновенные рыболовные траулеры, не смогли очистить пролив от мин, хотя работали даже ночью.

Попав в луч прожектора, их экипажи из необученных рыбаков „немедленно показывали корму, как только по ним начинали стрелять“. Хотя официальный британский историк сэр Джулиан Корбетт называет их „доблестными шкиперами“, в этом приходится усомниться. Судя по всему, траулеры-тральщики так и не сумели уничтожить ни одной мины.

Адмирал Карден снова не разрешил де Робеку использовать „Куин Элизабет“ в проливе. 7 марта он решил атаковать укрепления Узостей силами „Лорда Нельсона“ и „Агамемнона“ при поддержке французских кораблей. В 12.30 английские броненосцы с дистанции 70 кабельтов открыли огонь по форту Румели из носовых башен. Турки не отвечали. Затем „Агамемнон“ повернул и ввел в действие бортовые башни. И тут на него обрушился сосредоточенный огонь турок. В 12.45 открыл огонь и форт Румели из своих 240-мм орудий. Впервые открыл огонь форт Хамидие I, орудия которого обслуживали немцы. Корабли шли буквально сквозь настоящий лес водяных столбов. В 13.00 тяжелый снаряд ударил в палубу „Агамемнона“ на шканцах и разрушил кают-компанию. Обломки взлетели выше грот-мачты. Однако через 5 минут залп „Лорда Нельсона“ вызвал взрыв на форту Румели. В 13.50 взорвался погреб на форту Хамидие I, и форт временно прекратил стрельбу.

Но французы не сумели подавить огонь полевых батарей. На втором галсе „Агамемнон“ получил 2 тяжелых попадания, хотя огонь фортов начал ослабевать. Зато полевые батареи не унимались. Надстройки обоих броненосцев были изрешечены. Осколками, влетевшими в боевую рубку „Лорда Нельсона“ был ранен в голову командир броненосца капитан 1 ранга МакКлинсток. И все-таки к 14.30 оба форта прекратили огонь окончательно. Поэтому в 15.10 командир „Агамемнона“ запросил у Гепратта разрешения отходить.

Английские броненосцы отошли. „Агамемнон“ и „Лорд Нельсон“ получили по 7 попаданий тяжелыми снарядами, хотя потерь в личном составе было немного. Самое серьезное повреждение получил „Лорд Нельсон“. Попаданием в броневой пояс были затоплены 2 угольные ямы. Вечером тральщики снова попытались войти в пролив, и снова они ничего не добились. Выяснилось, что их машины слишком слабы, и они не могут идти против сильного течения. Вот как выглядел этот день на „Лорде Нельсоне“: „Двинулись к Дарданеллам в 9.00. Нам сказали, что мы будем обстреливать форты № 13 и № 19 в Чанаке на входе в Узости. Французские корабли будут прикрывать нас от подвижных батарей. „Агги“ вошел в пролив в 10.00, мы следовали за ним в 6 кабельтовых.

„Агги“ открыл огонь по № 19. Мы дали первый залп из носовой башни и добились попадания. Мы находились под огнем фортов Чанака, которые были вооружены 2 — 356-мм и 11 — 280-мм орудиями. Продолжали обстреливать оба форта и вызвали значительные разрушения. Флот не думал, что мы решимся атаковать снова. „Агги“ был вынужден отойти на полчаса, так как получил попадание. Находиться под огнем оказалось не так страшно, как я думал до этого. Я находился на носовом мостике, и снаряды падали вокруг нас. Мы получили несколько попаданий. Одно пришлось между башнями Р1 и Р2, другое — в 12 футах ниже ватерлинии. Оно вызвало течь в бункере. Это было замечено, лишь когда корабль стал на якорь и начал крениться на левый борт. Были посланы водолазы, чтобы уточнить степень повреждений. Оказалось, они не настолько серьезны, чтобы идти в док“.

Опыт бомбардировки 7 марта показал, что если Карден хочет чего то добиться, он должен действовать более решительно. Адмирал перенес флаг на „Куин Элизабет“. Он решил сам войти в пролив на линкоре и разгромить» форты Узостей. Броненосцы «Виндженс», «Канопус», «Корнуоллис» и «Иррезистебл» должны были прикрывать линкор от огня полевых батарей. Серьезную тревогу вызывала нехватка боезапаса. Но на эту операцию возлагались большие надежды, и Карден решил рискнуть. Однако англичанам снова не повезло с погодой. Видимость резко ухудшилась. Линкор сумел сделать всего 11 залпов только по форту Румели. После этого обстрел был прекращен. А погода вынудила Кардена сделать очередной перерыв.

8 марта произошло событие, которое оказало колоссальное влияние на весь ход операции.

Можно даже с большой долей вероятности предположить, что именно в этот день был решен исход Дарданелльской операции. Турецкий минный заградитель «Нушрет» поставил 26 мин в юго-западной части бухты Эрен-Кёй, которую использовали броненосцы для маневрирования во время обстрелов. Постановка была произведена молниеносно. В 5.00 заградитель снялся с якоря в Наре, а в 8.00 уже вернулся в Чанак-Кале, не встретив кораблей противника. Эта линия мин длиной 15 кабельтов была поставлена не поперек, а вдоль пролива. Мины были поставлены на такой глубине, что только броненосцы могли подорваться на них. Союзники так и не узнали об этом заграждении. Вообще в операции наступил непонятный перерыв.

9 марта «Альбион», «Принс Георг» и «Иррезистебл» обстреляли развалины форта Кум-Кале. Ночное траление в очередной раз не удалось.

10 марта Карден пришел к выводу, что атака провалилась. Фишер в ответ приказал отбросить «осторожные и медлительные методы». Он требовал использовать все силы в «энергичной попытке подавить форты Узостей с короткой дистанции». Фишер также добавил, что операция имеет «такое значение, которое оправдает потери в кораблях и личном составе». К Дарданеллам были отправлены 2 последних броненосца из состава Эскадры Ла-Манша — «Куин» под флагом контр-адмирала Тэрсби и «Имплейкебл». 12 и 13 марта продолжались спорадические обстрелы и попытки траления. На траулерах рыбаки были заменены добровольцами из состава экипажей военных кораблей. Результат не замедлил сказаться — только за один день во время тральных работ погибли 27 человек, еще 43 были ранены. Расчистить фарватер, впрочем, все равно не удалось.

Карден едва не впал в истерику и 16 марта подал в отставку. 15 марта его сменил младший флагман — строгий и властный контр-адмирал Джон де Робек. Чтобы де Робек мог на законных основаниях командовать флотом, он был произведен в вице-адмиралы. «Решительный удар» был назначен на 18 марта. Флот союзников был переформирован. Днем 16 марта на борту «Куин Элизабет» адмирал де Робек провел последнее совещание командиров и флагманов, где указал задачи отдельным соединениям. Он решил использовать все имеющиеся корабли и для удобства управления разделил их на 3 дивизии.

1-я дивизия

1-я бригада «Куин Элизабет» (адмирал де Робек), «Инфлексибл»

2-я бригада «Агамемнон», «Лорд Нельсон»

2-я дивизия

3-я бригада «Оушен» (коммодор Садлер), «Виндженс», «Иррезистебл», «Альбион»

4-я бригада «Свифтшур», «Маджестик»

5-я бригада «Канопус», «Корнуоллис»

3-я дивизия

6-я бригада «Сюффрен» (адмирал Гепратт), «Шарлемань», «Буве», «Голуа»

7-я бригада «Принс Георг», «Трайэмф»

План операции был довольно простым. Корабли 1-й дивизии, расположившись строем фронта на линии А, должны были вести обстрел главных укреплений на обоих берегах с дистанции около 70 кабельтов. Линию В занимала 3-я дивизия для обстрела тех же целей с более близкой дистанции. Сначала французские корабли занимали места позади 1-й дивизии в 90 кабельтовых от противника, а «Трайэмф» и «Принс Георг» располагались на флангах 1-й дивизии. Они должны были помогать французам и обстреливать гаубичные батареи. После того, как 1-я дивизия подавит огонь фортов, французские корабли должны были выдвинуться вперед, прорезав ее строй.

После 4 часов обстрела 6-ю бригаду должны были сменить 3-я и 4-я бригады. Броненосцы 5-й бригады оставались в резерве. Легкие крейсера «Дартмут» и «Дублин» должны были обстреливать турецкие корабли, если таковые будут обнаружены. Корректировка огня броненосцев возлагалась на самолеты гидроавитранспорта «Арк Ройял».

Утро 18 марта выдалось прекрасным. На рассвете тральщики проверили вход в проливы и сообщили, что мины не обнаружены. В 8.15 де Робек поднял сигнал, приказывающий начать операцию. Эскадра снялась с якоря и направилась к входу в пролив.

Турецкий офицер на одной из батарей вспоминал: «Мы увидели огромную массу кораблей, так много раньше мы не видели. Мы удивились, но вскоре поняли, что сегодняшний день станет решающим в битве. Мы приготовились отразить атаку. Мы прекрасно знали все корабли из розданных нам списков».

Около 10.00 корабли подошли к входу в пролив. В 10,30 «Агамемнон» во главе 1-й дивизии вошел в пролив. Впереди двигался тралящий караван, а на флангах держались «Принс Георг» и «Трайэмф». Через полчаса отряд попал под огонь гаубичных батарей, расположенных позади Кум-Кале. Англичане открыли ответный огонь. В 11.25 «Куин Элизабет», «Инфлексибл», «Лорд Нельсон» и «Агамемнон» начали обстрел фортов из 75 орудий разных калибров — от 152 мм до 381 мм — с расстояния 14000 ярдов, войдя на 6 миль в пролив. Несколько турецких кораблей, замеченных в глубине пролива возле Чанака, торопливо бросились наутек.

«Куин Элизабет» открыл огонь по форту Хамидие I, который не отвечал из-за большого расстояния. «Агамемнон» стрелял по форту Румели, «Лорд Нельсон» — по главному укреплению турок на европейском берегу — форту Намазие. Правофланговый «Инфлексибл» открыл огонь по батарее Хамидие II. Форты или не отвечали, или стреляли очень редко. Зато огонь полевых батарей был организован гораздо лучше, чем накануне.

«Маджестик», «Принс Георг», «Свифтшур» и «Трайэмф» вступили в бой с подвижными батареями. Вот как это выглядело с «Агамемнона»: «В 10.30 сыграли боевую тревогу. В 11.00 мы попали под огонь гаубиц и полевых батарей, а вскоре после этого открыли огонь по цели № 13 из носовой башни и башни Р1. Стрельба носовой башни была очень меткой, и капитан выразил удовольствие расчету. „Принс Георг“ и „Ку. Е.“ располагались ближе к европейскому берегу, затем шли мы, потом „Лорд Нельсон“ и далее „Инфлексибл“. В 12.15 французская эскадра начала сближение и прошла линию А. В это же время мы продолжали обстрел фортов. Ответного огня с фортов не было, вели стрельбы лишь гаубичные батареи».

В 12.06 адмирал де Робек решил, что форты получили серьезные повреждения, и приказал французским кораблям прорезать боевую линию и действовать согласно боевому приказу.

Однако за это время пристрелялись и турки. Начиная с 12.45, «Агамемнон» получил 12 попаданий, из которых 5 пришлись в броневой пояс. Командир броненосца, чтобы сбить наводку, описал циркуляцию и снова занял свое место в строю. «Инфлексибл» тоже пострадал от огня гаубиц, расположенных вокруг Эрен-Кёя. Попадание в мостик вызвало сильный пожар и уничтожило радиоантенну. За короткое время в линейный крейсер попали 5 снарядов. Однако капитан 1 ранга Филлимор, видя, что французские броненосцы подходят к фортам, не оставил места в строю, ведя огонь по Хамидие П.

Пламя пожара в носовой части корабля поднялось до формарса. Командующий увидел тяжелое положение «Инфлексибла» и приказал ему сменить место. Но вскоре после 14.30 корабль вернулся в боевую линию.

В 12.20 французские корабли прорезали строй первой линии. Броненосцы Гепратта подошли на 50 кабельтов к укреплениям Узостей, и начали обстрел фортов, да так лихо, что те были почти приведены к молчанию. Сам адмирал с «Сюффреном» и «Буве» пошел вдоль азиатского берега, «Голуа» и «Шарлемань» двигались вдоль европейского. Хотя французские корабли попали под плотный огонь, все-таки к 13.45 сопротивление врага ослабело. Де Робек решил вызвать тральщики.

Для прикрытия тральных работ и замены поврежденных французских кораблей командующий вызвал дивизию Садлера. Так как дистанция сократилась до 45 кабельтов, огонь турок стал достаточно эффективным. «Голуа» получил тяжелые повреждения в носовой части, и адмирал Гепратт приказал легкому крейсеру «Дублин» войти в пролив и сопровождать броненосец. Но «Голуа» отказался от буксировки и ушел своим ходом.

Однако броненосец имел такой большой дифферент на нос и крен на правый борт, что продолжать бой уже не мог.

Подошли 6 британских броненосцев и двинулись дальше по проливу, чтобы не ослаблять давления. Французы уже получили приказ отходить, когда случилось первое несчастье. К этому времени «Буве» получил несколько попаданий. На нем была разбита часть казематов, и начались пожары. Внезапно над броненосцем поднялся столб черного дыма.

В 13.54 отходящий «Буве» получил попадание 356-мм снарядом, который взорвал погреба, хотя это мог быть и подрыв на мине. Когда дым рассеялся, стало видно, что «Буве» имеет большой крен на правый борт. Через 2 минуты он перевернулся и затонул, капитан 1 ранга Р. де ла Туш и почти все 700 человек экипажа погибли. Пришедшие на помощь эсминцы спасли только 48 человек.

Причины гибели броненосца точно не были установлены, так как все видели происшедшее по-своему. Одни источники считают причиной гибели попадание снаряда в погреб. Послевоенное расследование привело к заключению, что броненосец налетел на мину. Ежегодник «Джейн-19» сообщает, что «Буве» был потоплен торпедой, выпущенной береговым торпедным аппаратом.

Турецкий офицер на одной из батарей вспоминал: «Бой продолжался с неослабной яростью. В полдень французские корабли второй линии прошли сквозь строй первой линии и открыли ужасный огонь. Наши батареи эффективно отвечали. Под их огнем „Буве“ начал отходить, потом облако красного и черного дыма поднялось над кораблем. Вероятно, он налетел на мину. Сразу после этого произошел второй, более сильный взрыв. Мы решили, что снаряд с „Меджидие“ взорвал погреб. Корабль сразу накренился, и экипаж начал прыгать в воду. Обе стороны прекратили огонь. Эсминцы бросились спасать экипаж».

С «Агамемнона» это выглядело так: «В 13.55 французские корабли начали отходить, и 3-я бригада двинулась им на смену. „Буве“ получил снаряд в погреб и затонул в течение 2 минут. Мы не видели никаких взрывов, когда он полным ходом шел вниз по проливу.

Он начал все больше крениться на правый борт и, наконец перевернулся, затонув кормой вперед. Эсминцы и катера бросились спасать экипаж, но нашли лишь несколько человек. Они сказали, что взорвался погреб».

Экипаж «Голуа» имел свой взгляд на происшедшее: «„Буве“ повернул, чтобы пристроиться в кильватер „Сюффрену“, и налетел на мину. Маленький столб пламени и желтого дыма вылетел из 270-мм башни правого борта. Несколько секунд броненосец шел прежним курсом, а потом начал плавно крениться на правый борт, хотя взрывов не было. Механики даже не успели застопорить машины. Мы видели, как он садится глубже и глубже, не теряя скорости. „Буве“ перевернулся через правый борт и исчез под водой».

Этот успех вдохнул новые силы в турецких артиллеристов, но британская эскадра вновь заставила орудия замолчать. «Оушен» под брейд-вымпелом Садлера шел на правом фланге, «Виндженс» — на левом. Между ними находились «Иррезистебл» и «Альбион».

Кораблями поддержки являлись «Свифтшур» и «Маджестик», которые сменили «Принс Георга» и «Трайэмф».

В 14.39 корабли Садлера открыли огонь. Средняя артиллерия броненосцев пыталась подавить турецкие батареи, которые вели огонь по шлюпкам, спасавшим экипаж «Буве».

Форты вяло отстреливались, только Хамидие I вел интенсивный огонь. Несмотря на помощь самолетов, действительные результаты бомбардировки установить не удалось.

Хотя огонь турок был не слишком метким, все-таки они продолжали отстреливаться. Хамидие I накрыл «Иррезистебл», и броненосец получил небольшой крен. В ответ на это «Куин Элизабет» начал обстреливать этот форт.

Де Робек приказал своим траулерам расчистить дорогу через минное заграждение у Кефеза, чтобы броненосцы могли завершить уничтожение укреплений Узостей, стреляя в упор. Тральщики, заведя тралы, поднялись немного вверх по проливу и затралили 3 мины, которые сразу взорвались. Вскоре появились еще несколько мин, плывущих по течению. В 16.05 шлюпка с «Лорда Нельсона» расстреляла одну из них. Но траулеры подвели его так же, как Кардена. Как только рыбаки попали под огонь турецких подвижных батарей, они обрубили тралы и удрали.

Высокомерные британцы дорого заплатили за свое пренебрежение к «оружию слабых», как они называли мину. Немцы создали тральщики специальной постройки и укомплектовали их кадровыми военными моряками. Первые такие корабли вошли в строй в том же самом 1915 году. Они позволили германскому флоту на Балтике без труда проходить русские минно-артиллерийские позиции, которые явно не были рассчитаны на противодействие настоящим тральщикам. Англичане импровизировали, собирали рыбаков (часто на тральщике только командир являлся офицером военно-морского резерва, вся команда оставалась штатской), использовали в качестве тралов невесть что…

Кстати, есть подозрение, что Гранд Флит, несмотря на свое чудовищное превосходство в огневой мощи, вряд ли прорвал бы центральную минно-артиллерийскую позицию.

Результат этой неподготовленности к борьбе с минами не заставил себя ждать. За первыми двумя несчастьями («Буве» и «Голуа») последовали еще 3 удара, гораздо более болезненные.

В 16.11 «Инфлексибл» подорвался на мине, одной из 26, поставленных турками 8 марта на фарватере возле азиатского берега, уже протраленном союзниками и считавшимся безопасным. Взрыв произошел в носовой части корпуса с правого борта. Линейный крейсер начал садиться носом. Он вышел из боевой линии и немедленно направился на остров Тенедос. Вода прибывала, переборки начали сдавать. Положение корабля стало настолько серьезным, что раненых пересадили на катера.

А вскоре союзники получили новый удар. В 16.15 под бортом «Иррезистебла», который дрейфовал с застопоренными машинами, произошел взрыв. Сначала командир броненосца подумал, что в корабль попала торпеда, но потом убедился, что и его корабль подорвался на мине. Последствия взрыва оказались очень тяжелыми. Мина взорвалась под правым машинным отделением, которое было затоплено так быстро, что из всей машинной команды лишь 3 человека сумели спастись. Продольная переборка не выдержала, и вскоре было затоплено левое машинное отделение. Броненосец потерял ход.

Он сильно сел кормой и получил крен 7° на правый борт. Турки, видя бедственное положение броненосца, усилили огонь по нему. Эсминец «Виэр» и вооруженная шлюпка пошли на помощь тонущему кораблю. Де Робек, ничего не зная о характере повреждений и степени их тяжести, послал на помощь «Иррезистеблу» броненосец «Оушен» с приказом держаться поблизости. Остальные корабли усилили огонь, чтобы подавить турецкие форты.

Капитан 1 ранга Д. Л. Дент убедился, что «Иррезистебл» спасти не удастся, и приказал команде покинуть корабль. Эсминец «Виэр» снял 28 офицеров и 582 матроса под ураганным огнем вражеских батарей. На «Иррезистебле» остались 10 добровольцев, чтобы попытаться завести буксир на «Оушен». Только в 16.50 «Виэр» со спасенными подошел к флагманскому кораблю, и лишь тогда де Робек узнал, что броненосец подорвался на мине. В 17.10 экипаж «Иррезистебла» перебрался на «Куин Элизабет».

Эсминец вернулся к «Оушну» с приказом бросить «Иррезистебл», если его не удастся взять на буксир. К этому времени «Оушен» подошел вплотную к «Иррезистеблу», и капитан 1 ранга Дент перешел на «Оушен», чтобы обсудить ситуацию с его капитаном.

Крен «Иррезистебла» еще больше увеличился, и положение корабля относительно берега делало заведение буксирных концов исключительно трудным. Кроме того, «Оушен» находился под перекрестным огнем нескольких турецких батарей. Поэтому командиры броненосцев решили прекратить попытки спасения «Иррезистебла». В 17.50 броненосец был брошен в 50 кабельтовых от форта Румели. Англичане еще надеялись, что ночью эсминцы сумеют отбуксировать его подальше от турецких берегов. После этого де Робек приказал всем кораблям возвращаться к острову Тенедос.

И тут же произошло новое несчастье. В 18.05 «Оушен», отходящий под жарким огнем форта Дарданос и отдельных батарей, подорвался правым бортом на том же заграждении, что и раньше «Иррезистебл». Все кормовые отсеки были затоплены, а руль заклинило в положении «лево на борт». Вода поступила в отсек рулевой машины и румпельное отделение, не позволив исправить рулевое управление. Несмотря на контрзатопление отсеков левого борта, крен на правый борт быстро вырос до 15°. Положение корабля стало критическим, и командир броненосца приказал находящимся поблизости эсминцам «Колн», «Джед» и «Челмер» подойти и снять команду. Несмотря на продолжающийся обстрел, они выполнили это приказание. «Оушен» медленно дрейфовал по течению. До наступления темноты эсминец «Джед» оставался рядом с ним, но когда стало ясно, что броненосец обречен, он ушел. Все тот же мичман Бэнкс с «Агамемнона» вспоминает: «Следом за „Иррезистеблом“ несчастливый билет вытянул „Оушен“. Мы поняли, что это место заминировано, так как „Оушен“ получил сильный крен и поднял сигнал „Терплю бедствие“. Эсминцы проделали великолепную работу. Они бросились вперед сквозь шквал снарядов и сняли всю команду… Мы, разумеется, продолжали обстреливать форты № 13 и № 17. Мы израсходовали 58 снарядов калибра 305 мм и 158 лиддитовых и фугасных снарядов калибра 234 мм. На форту № 17 взорвался погреб. „Лиззи“ крепко задала Чанаку, всадив в него несколько 381-мм снарядов. „Агги“ получил огромную пробоину в трубе, у нее чуть не срезало половину. На палубе надстройки начался пожар.

Бой длился 9 часов и был достаточно долгим. Мы едва не налетели на мину. Ее пронесло всего в 10 ярдах от нашего форштевня».

После доклада адмиралу командиры «Оушна» и «Иррезистебла» отправились с группой эсминцев и тральщиков обратно в пролив. Они хотели попытаться вывести «Иррезистебл» из пролива и не допустить, чтобы «Оушен» вынесло на берег, где он мог попасть в руки турок. Однако найти броненосцы не удалось. По сообщениям турок, «Оушен» затонул около 22.30 в заливе Морто. «Иррезистебл» течением отнесло обратно в Узости, где его обстрелял форт Дарданос. Броненосец затонул около 19.30.

«Инфлексибл», несмотря на повреждения, добрался до Тенедоса. Ему пришлось провести здесь достаточно много времени, ремонтируя повреждения, после чего он отправился на Мальту для капитального ремонта в доке. Выяснилось, что линейный крейсер получил пробоину площадью около 30 кв. футов, на нем затопило 20 отсеков. В носовом торпедном отсеке погибли 29 человек. «Сюффрену» и «Голуа» тоже требовался ремонт в доке. «Сюффрен» имел сильную течь в носовой части. «Голуа» находился в таком опасном положении, что ему пришлось выброситься на берег острова Драпано (Кроличьи острова).

Лишь много позднее стало известно, что в ночь на 8 марта минный заградитель «Нушрет» поставил заграждение из 26 мин вдоль берега. Английская эскадра прошлась вдоль этой линии мин, и понесла тяжелые потери. Из 16 линкоров и броненосцев союзников 3 были потоплены и 3 серьезно повреждены, это стоило туркам всего 2 тяжелых орудий и десятка мелких. Попытка прорыва Узостей завершилась тяжелым поражением. Однако Энвер и Лиман фон Сандерс позднее признали, что к вечеру 18 марта турецкие войска были почти полностью деморализованы, боеприпасы кончились. Если бы атаки Кардена были более решительными, или де Робек не испугался новых потерь 19 марта, то 20 марта и форты, и подвижные батареи были бы подавлены, а значит, британские тральщики легко расчистили бы кораблям путь в Мраморное море. Но этого не произошло, и союзники затеяли долгую и кровавую галлиполийскую кампанию.

Следует учитывать, что сами форты пострадали гораздо меньше, чем думали англичане.

Было разбито лишь несколько орудий. Перерывы в стрельбе возникали потому, что прислуге приходилось чистить орудийные механизмы, которые забивали песок и пыль от близких разрывов. Но союзникам еще предстояло прорвать 5 линий минного заграждения до залива Сари-Сиглар и еще 5 линий возле Нагары.

Результаты всех обстрелов, начиная с 3 ноября, свелись к следующему:

1. Батареи, прикрывающие вход в пролив (Оркание, Кум-Кале, Седд-уль-Бахр, Хеллес), подавлены, однако их бетонные сооружения представляют хорошее укрытие для пехоты.

2. К югу от Эрен-Кёя и Суан-Дере новые батареи мало пострадали.

3. В район закрытых батарей Эрен-Кёй попало несколько тысяч снарядов, однако они не были подавлены.

4. Форт Дарданос пострадал еще меньше. Его орудия остались в полной исправности.

5. В Чанаке в главный форт Хамидие I 18 марта попало 36 тяжелых снарядов, разбито 1 орудие. Форт сохранил боеспособность. На форте Хамидие II подбиты оба 356-мм орудия, на форте Намазие подбито 1 — 210-мм орудие.

6. Батареи Килид-Бара почти не пострадали.

7. Подвижные батареи, прикрывающие минные заграждения не пострадали.

В целом за весь день 18 марта у турок были выведены из строя несколько орудий, но из них лишь 4 были уничтожены. Остальные можно было отремонтировать. На фортах и батареях были убиты 40 человек, а 74 ранены.

Как теперь понял де Робек, не форты преграждают путь через проливы. Реальным препятствием были мины! Если их вытралить, флот союзников пройдет к Константинополю так же легко, как это сделал Дакуорт в 1807 году. Получив успокаивающее известие, что к нему идут еще 5 броненосцев, адмирал организовал более эффективное тральное соединение, используя специально оборудованные эсминцы для новой решительной попытки форсировать Узости. Адмиралтейство известило его, что броненосцы «Куин» и «Имплейкебл» уже подходят к Мальте, а из Ла-Манша отправлены «Лондон» и «Принс оф Уэлс» из состава 5-й эскадры линкоров. Командование этим отрядом было поручено контр-адмиралу Никольсону, командиру 6-й эскадры линкоров, так как 5-й эскадрой командовал вице-адмирал Беттел, который имел старшинство перед вице-адмиралом де Робе ком. После этих событий Эскадра Ла-Манша просто перестала существовать! Французы отправили из Суэца в распоряжение адмирала Гепратта броненосец «Анри IV».

Однако одновременно на де Робека начали давить с другой стороны. Еще 15 марта, сразу после отставки Кардена, Военный Совет начал склоняться к использованию сухопутных сил. 18 марта во время атаки Узостей генералы Гамильтон и д'Амад на легком крейсере «Фаэтон» обследовали побережье полуострова, чтобы определить места высадки. Фишер выступал категорически против, однако Черчилль настаивал, что следует нанести смертельный удар в мягкое подбрюшье Германии через Дарданеллы. Это не только выведет Турцию из войны, но и ликвидирует угрозу Суэцкому каналу, завершит кампании в Месопотамии и на Кавказе, откроет короткий путь подвоза жизненно необходимых материалов в Россию. Даже упрямого Китченера заразил этот энтузиазм, и он согласился использовать австралийский и новозеландский корпус (АНЗАК), Морскую дивизию и 29-ю дивизию. Вместе с французскими войсками это составляло 81000 человек, которые собирались на Лемносе под командованием генерала сэра Яна Гамильтона. Все это изменило мнение де Робека. К 22 марта «ему стало совершенно ясно, что он не сможет прорваться через проливы без помощи войск». Это был конец попыткам флота форсировать проливы одними кораблями. Но трагедия заключалась в том, что флот как раз почти добился этого! Увы, заповедь: «Стреляйте, стреляйте до конца, и, может быть, последний выстрел принесет вам победу» — британскими адмиралами была забыта.

Сухопутная операция не могла начаться ранее середины апреля, и турки получили драгоценную передышку.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Повреждения броненосца «Агамемнон», полученные при обстреле турецких фортов в Дарданеллах 25 февраля, ведя бой с внешними фортами, броненосец получил 7 попаданий, еще 56 снарядов легли недалеко от борта. Попадания распределились следующим образом:

1. Попадание в деррик-кран, пробита труба, 9 раненых.

2. Попадание в полубак во время подъема якоря. Есть жертвы.

3. Попадание в броню 234-мм башни S2. Снаряд рикошетировал, пробил верхнюю палубу и взорвался. Повреждены электрические кабели.

4. Попадание в первую трубу, взрыв. Разбросаны патроны 76-мм орудий.

5. Сбита брам-стеньга.

6. Пробита 25-фн обшивка в 4 фт выше броневого пояса, затем пробиты 2 внутренние тонкие переборки. Начался пожар в отсеке гидравлических машин, который был быстро потушен. Однако этот отсек расположен между двумя артиллерийскими погребами, поэтому, если бы снаряд отклонился чуть в сторону, последствия могли быть очень тяжелыми.

7. Попадание в 203-мм поясную броню.

«Агамемнон» выпустил 123 снаряда калибра 234 мм, из которых 12 были лиддитовыми. Были отмечены преждевременные разрывы сразу после вылета снаряда из дула орудия.

7 марта броненосец вел бой с фортами Узостей и получил несколько попаданий в броню, которые не причинили никакого вреда. 3 попадания снарядов среднего калибра (вероятно 150 мм) пришлись в небронированные части, размеры пробоин оказались довольно большими. «Агамемнон» выпустил 8 снарядов калибра 305 мм и 145 снарядов калибра 234 мм.

18 марта «Агамемнон» получил 5 попаданий в броню и 6 попаданий в небронированные части корпуса. Один снаряд попал в броню 234-мм башни S3 и повредил осколками левое 305-мм орудие кормовой башни главного калибра. Другим попаданием была разворочена задняя труба и уничтожены 2 — 76-мм орудия. Всего в ходе этих 3 боев «Агамемнон» получил 26 попаданий в основном снарядов среднего калибра.

Атака Смирны

Словно бы для того, чтобы доказать, что нет такой скверной ситуации, которую нельзя еще больше ухудшить, в разгар Дарданелльской операции англичане затеяли еще одну аналогичную авантюру. Место действия находилось в подозрительной близости от Дарданелл. Эта операция имела гораздо меньшие масштабы, но все-таки привела к отвлечению части сил в неподходящий момент. Попытка борьбы с береговыми укреплениями завершилась провалом, однако никто и не подумал провести параллель с событиями вокруг Галлиполли.

В тот день, когда линкор «Куин Элизабет» начал обстрел фортов Узостей, броненосцы «Свифтшур» и «Трайэмф» были отправлены в распоряжение адмирала Пирса, командовавшего британскими морскими силами в Египте. 2 марта он получил приказ атаковать порт Смирна. Кроме броненосцев, Пирс имел собственный флагман — броненосный крейсер «Юриалес», гидроавиатранспорт «Анне» и группу тральщиков. Ему также был придан русский крейсер «Аскольд». Производить какие-либо высадки англичане не собирались, более того, десантные операции были строго запрещены. Пирс должен был помешать туркам и немцам устроить в Смирненском заливе базу для подводных лодок. Адмирал получил приказ разрушить форты Смирны и установить тесную блокаду порта. По данным нашей разведки, порт прикрывали форт Хамидие, вооруженный 7 — 240-мм короткоствольными орудиями старых образцов, и форт Муин-и-Заффер, вооруженный 4 — 152-мм орудиями. Подходы к порту считались заминированными.

5 марта адмирал Пирс начал обстрел форта Хамидие. Обстрел велся сначала с дистанции 70 кабельтов, а потом расстояние было сокращено до 50 кабельтов. Видимость была прекрасной, и англичане отметили 32 попадания в форт, а также 2 сильных взрыва. Около 16.00 Пирс прекратил обстрел, намереваясь на следующий день начать траление и довершить уничтожение фортов огнем с малых дистанций.

Утром 6 марта тральщики приступили к работе, но тут же попали под плотный огонь турецких батарей. Кроме форта Муин-и-Заффер, по ним стреляли батарея из 5 — 120-мм орудий и полевая батарея. Тральщики были немедленно отозваны, и в дело вступили корабли. Форт Хамидие дал только 1 залп и замолчал. Англичане приписали это результатам вчерашнего обстрела, хотя на самом деле, на форту было уничтожено только 1 орудие. В ходе боя «Трайэмф», «Юриалес» и тральщики получили несколько попаданий. После артиллерийской дуэли, длившейся 2 часа, турецкие батареи замолчали. Адмирал снова послал вперед тральщики, но на сей раз из осторожности он выделил только 2 штуки. Батареи снова открыли огонь, и кораблям опять пришлось вмешаться.

7 и 8 марта корабли Пирса обстреливали турецкие батареи и форты, но ничего серьезного не добились. Причем, обманутые молчанием турок, английские корабли подошли на расстояние всего 40 кабельтов к фортам. Турки открыли бешеный огонь, и дело могло кончиться очень скверно для Пирса, если бы не турецкие наводчики. В общем, опыт Смирны еще раз подтвердил то, что уже стало ясно в Дарданеллах.

Несколько неожиданно возникла идея добиться цели иными средствами. Дело в том, что губернатор Смирненского вилайета считался сторонником Англии и не раз протестовал против политики турецкого правительства. Возникла идея договориться с губернатором о нейтралитете одного отдельно взятого вилайета. И Адмиралтейство радировало Пирсу, чтобы он попытался реализовать эту безумную идею.

Именно с операциями перед Смирной связан очередной неприятный для англичан эпизод морской войны на Средиземном море. Вообще-то он оказался довольно характерным для этого театра. Англичане никак не могли заставить себя относиться к туркам серьезно, за что не раз были жестоко наказаны. И все равно с упорством, достойным лучшего применения, они снова и снова наступали на те же самые грабли…

Хотя перед Дарданеллами были сосредоточены крупные силы флота союзников, блокировать пролив они не сумели. Подтверждением этого служат действия крошечного миноносца «Демир-Хиссар» (Именно такое написание дают справочники по турецкому флоту, я не «Тимур-Хиссар», как говорит Лорей). Этот корабль (или, точнее, кораблик) был построен сравнительно недавно — в 1908 году во Франции. Он имел водоизмещение всего 97 тонн и был вооружен 2 — 37-мм орудиями и 3 торпедными аппаратами 450 мм.

Кроме 32 турок он имел на борту до 6 немецких моряков. В 1915 году его скорость не превышала 16 узлов (или 19 узлов, как говорит Лорей). В любом случае скорость была не слишком большой.

27 февраля миноносец вышел из Чанака, но у мыса Кефез его остановили сигналами с берега. Выяснилось, что с берега заметили 2 английских эсминца в районе Эрен-Кёй. Миноносец повернул назад. Следующие несколько дней командир внимательно наблюдал за системой дозоров союзников с форта Оркание.

7 марта в 17.00 миноносец снова покинул Чанак. Следуя вдоль европейского берега, он прорвался в море, хотя несколько раз сталкивался с кораблями союзников. Обойдя с севера острова Имброс и Лемнос, «Демир-Хиссар» 8 марта в полдень повернул к азиатскому берегу Турции. Попытка атаковать корабли союзников у острова Тенедос сорвалась. У мыса Баба миноносец был замечен дозором союзников. Миноносец повернул на юг и ушел в Смирну, так как на нем кончался уголь. Заявление немцев, будто они оторвались от преследовавших «Демир-Хиссар» легкого крейсера и 2 эсминцев, всерьез принимать не следует, учитывая скорость миноносца.

В ночь с 8 на 9 марта Пирс предпринял решительную попытку протралить подходы к порту. Корабли вели огонь по прожекторам и батареям, а тральщики очищали фарватер.

Ценой гибели одного из тральщиков удалось очистить проход, не доходящий всего 15 кабельтов до рейда Смирны. 9 марта ожидался и ответ губернатора Смирны, поэтому утром Пирс приостановил свои действия. Днем прибыла турецкая шлюпка под белым флагом, в ней находился адъютант губернатора. Стороны заключили перемирие до 11 марта.

В ночь с 9 на 10 марта «Демир-Хиссар» вошел в залив Смирны и обнаружил броненосец «Трайэмф», легкий крейсер «Веймут» и еще какие-то корабли. Было решено попытаться атаковать эти корабли. Днем миноносец отстоялся на якоре в бухте Мавро-Вуни. Вечером он снова вошел в залив. В свете прожекторов из Смирны временами мелькал силуэт броненосца. Ветер постепенно усилился до 6 баллов, поэтому торпедная атака была бы невозможна, если бы на корабле не находились 2 немецких офицера. Один командовал миноносцем, второй руководил действиями торпедистов. Еще одна маленькая загадка.

Лорей говорит, что миноносцем командовал капитан-лейтенант Фирле. По другим источникам, командиром корабля являлся капитан-лейтенант барон фон Фрик.

Итак, вспоминает командир «Демир-Хиссара»: «Выход в атаку лагом к волне был невозможен вследствие сильной зыби, поэтому пришлось идти в атаку по волне, имея торпедный аппарат, развернутый почти по траверзу. Первый выстрел был произведен при наиболее благоприятных условиях. Угол встречи торпеды с целью составлял 90°. У торпедного аппарата находился бывший инструктор торпедной стрельбы. Промах был невозможен. Корабль противника обрисовывался огромным силуэтом и отчетливо выделялся на фоне света смирненского прожектора. Даже в мирное время я никогда не находился в более благоприятных условиях. За броненосцем стоял легкий крейсер, а немного в глубине — пароход. Ввиду того, что я не считал возможным быстро повернуть торпедный аппарат на другой борт для выстрела по крейсеру, я уклонился слегка влево, чтобы иметь возможность атаковать транспорт, который стоял уступом на 2 румба вправо. Но благодаря исключительной работе торпедистов удалось, против ожидания, повернуть торпедный аппарат. Торпеда была выпущена с дистанции 300 метров, но, пропав в воду, уклонилась влево. Обе торпеды не были замечены с вражеских кораблей».

Броненосец «Трайэмф» в это время грузил уголь, и атаку действительно не заметил. Несколько дней спустя обе торпеды были прибиты к берегу и подобраны турками.

Прорваться в Смирну было невозможно, поэтому после неудачной атаки миноносец отправился в порт Чесма, куда и прибыл 10 марта в 10.00. Миноносец пополнил запас угля и вечером снова вышел в море, чтобы использовать последнюю оставшуюся торпеду.

Около 2.45 были замечены крейсер и пароход. Это был гидроавиатранспорт «Анне» (захваченный в начале войны немецкий пароход «Анне Рикмерс»). Несколько раз «Демир-Хиссар» едва не налетел на сторожевые корабли и, в конце концов, был вынужден отказаться от атаки крейсера. Поэтому он выпустил торпеду с дистанции всего 300 метров по гидроавиатранспорту. Взрыв произошел под фок-мачтой, но даже после этого англичане не встревожились. Миноносец сумел проскочить в Смирну, идя под самым берегом. Англичане отбуксировали поврежденный корабль в Мудрое, где ему пришлось выброситься на берег. После ремонта гидроавиатранспорт снова вошел в строй.

Все это не было известно адмиралу Пирсу. Он мог предполагать, что военные власти не согласны с губернатором. Пирс решил, что его задача выполнена, так как после траления 8–9 марта турки сами затопили на входном фарватере 2 парохода и фактически заблокировали порт. К нему снова прибыл посланец губернатора с просьбой не считать торпедирование «Анне» нарушением перемирия. Это было всего лишь проявление недисциплинированности командира миноносца. Переговоры продолжились, и в это время турки затопили еще 3 парохода, окончательно закрыв доступ в порт. По крайней мере, так считали англичане. Поэтому 15 марта Пирс получил приказание вернуть броненосцы в Дарданеллы. Сам адмирал должен был возвратиться в Египет. Кажущийся успех операции заставил англичан забыть, что батареи так и не были подавлены. На самом же деле затопленные брандеры никак не помешали немецким подводным лодкам заходить в Смирну. Никаких выводов не последовало, скорее наоборот, эта операция добавила неоправданного оптимизма британскому командованию. В Смирну по железной дороге из Константинополя доставили торпеды и масло.

Затопленные турками корабли не так уж надежно блокировали порт, и 22 марта «Демир-Хиссар» снова вышел в море, но тут выяснилось, что принятый уголь ни на что не годен, и кораблю пришлось возвращаться в порт. При этом миноносец задел винтом за грунт, и ему пришлось стать в док на ремонт. За это время «Демир-Хиссар» получил 50 тонн кардиффа. Но выход в море пришлось отложить до середины апреля.

Вечером 15 апреля миноносец вышел из Смирны. Незамеченный неприятелем, он вышел в открытое море. 16 апреля около 10.00 в 15 милях от острова Скирос он заметил 2 парохода: один большой, с 1 трубой и 4 мачтами, другой поменьше, с 2 трубами и 2 мачтами. Большим пароходом оказался британский транспорт «Маниту», который перевозил солдат 29-й пехотной дивизии в Дарданеллы (На транспорте находились 20 офицеров, 626 солдат и 615 лошадей). Миноносец сигналом приказал пароходу остановиться. Шкипер решил, что миноносец английский и имеет какое-то приказание, поэтому послушно застопорил машины. «Демир-Хиссар» подошел ближе, и его командир приказал команде в течение 10 минут покинуть пароход. Англичане, впрочем, утверждают, что был дан срок всего 3 минуты. Хотя на корабле находились солдаты с винтовками, они не имели патронов, поэтому не могли оказать никакого сопротивления.

Так или иначе, но англичане приказания не выполнили.

Тем временем на горизонте показались дымки, и командир миноносца решил больше не рисковать. Он выпустил в транспорт 2 торпеды и погнался было за удирающим посыльным судном «Озирис», но британское судно сумело удрать, еще раз подтвердив плохое состояние машин миноносца. Немцы не заметили никаких следов попаданий торпед, но на «Маниту» вспыхнула паника. Солдаты начали спускать шлюпки и бросаться за борт. Несколько шлюпок перевернулись, в результате чего утонуло по различным данным от 50 до 100 человек. «Демир-Хиссар» выпустил третью и последнюю торпеду в «Маниту», и опять без какого-либо видимого результата.

«Маниту» по радио вызвал помощь, и в погоню за турецким миноносцем отправились эсминцы «Кеннет», «Джед» и «Виэр». Крейсера «Дартмут» и «Дорис» помчались на помощь транспорту. «Демир-Хиссар» лег на курс SO и полным ходом направился к турецким берегам. Около 15.00 «Кеннет» и «Джед» подошли на расстояние 2О кабельтов.

Шедший головным «Кеннет» открыл огонь. «Демир-Хиссар» обогнул южную оконечность острова Хиос и увидел, что навстречу ему идет эсминец «Виэр». Машины «Демир-Хиссара» окончательно сдали, и миноносец не мог развить более 12 узлов.

Командир миноносца решил стать на якорь в греческих территориальных водах, однако опасался, что это не остановит англичан. Поэтому миноносец выбросился на берег.

Команда подорвала машины и выбросила за борт оба орудия. Все это время англичане вели по нему огонь. После того, как команда миноносца высадилась на берег, англичане выслали абордажную партию. Подрывные заряды уничтожили корму миноносца. Команда «Демир-Хиссара» сначала была интернирована греками, но потом была отпущена.

Дарданелльская авантюра — высадка десанта

После неудачи 18 марта британское верховное командование решило попытаться взять проливы с суши. Адмиралтейство по-прежнему считало, что сухопутные войска следует ввести в дело только после того, как флот прорвется в Мраморное море, однако взяла верх иная точка зрения. На что рассчитывали английские генералы — сказать трудно. Война на Западном фронте давно приняла позиционный характер. Почему они предполагали, что им удастся пройти по Дарданелльскому полуострову форсированным маршем, так и осталось загадкой. Ведь не составляло секрета, что гористая дикая местность ничуть не напоминает ухоженные дороги Западной Европы. Турки давно сосредоточили на полуострове значительные силы, и шансов на стремительное наступление не было абсолютно никаких. И все-таки роковое решение было принято. Мы не будем вдаваться в детали сухопутных операций на полуострове и ограничимся кратким описанием действий флота во время высадки и эвакуации десанта.

26 марта адмирал де Робек телеграфировал в Лондон: «Без сомнения, попытка 18 марта не была решающей. 22 марта я имел встречу с генералом Гамильтоном, который изложил мне свой план. Я его целиком одобряю. Для достижения положительных результатов и цели операции необходимы совместные действия армии и флота».

В Лондоне состоялось довольно бурное заседание Военного Совета. Черчилль ратовал за продолжение морской атаки, однако этому неожиданно воспротивилось Адмиралтейство, которое решило целиком положиться на мнение командира, находящегося на месте событий. Была зачитана телеграмма генерала Гамильтона, который утверждал, что флот не сумеет самостоятельно форсировать Дарданеллы. Совет согласился с его мнением.

Главной целью высадки был захват горы Ачи-Баба, господствовавшей над полуостровом Галлиполли и проливом. Имея такой корректировочный пункт, англичане могли без труда разгромить огнем корабельной артиллерии турецкие форты. А там уже мерещилось и победоносное наступление на Константинополь. В итоге было решено начать подготовку десанта, хотя это означало задержку, по крайней мере, до 15 апреля. Прежде всего следовало отправить корабли в Александрию пополнить запасы, ведь никто не думал, что придется проводить десантную операцию. Задержка была столь же фатальной, как и перерыв между первой бомбардировкой в ноябре и февральской попыткой Кардена форсировать проливы. Германский офицер писал:

«Если бы неприятель высадился немного ранее, кто знает, чем бы закончилось дело. Но ко времени высадки все передовые части успели занять прекрасно оборудованные окопы в наиболее важных в тактическом отношении пунктах побережья. Позади них стояли резервы, готовые отражать наступление до прибытия главных сил».

7 апреля командующий десантным корпусом генерал сэр Ян Гамильтон покинул Египет и прибыл на остров Лемнос. Здесь он провел совещание с де Робеком, на котором был окончательно принят план операции. Десантный корпус состоял из 29-й английской пехотной дивизии, английской морской дивизии (морская пехота), корпуса АНЗАК (австралийская и новозеландская пехотные дивизии), 42-й английской территориальной дивизии, 10-й и 11-й индийских пехотных дивизий и 1-й французской пехотной дивизии.

Однако из всех этих частей лишь французская дивизия и английская морская пехота являлись полностью боеспособными опытными соединениями. Остальные или еще формировались, или не имели никакого боевого опыта, вроде территориальной дивизии.

Дело еще более осложнял «австралийский сепаратизм». Правительство Австралии потребовало, чтобы войска АНЗАКа действовали самостоятельно. Не больше и не меньше.

Положение усугубляло то, что Гамильтон и де Робек действовали самостоятельно. Единого командующего операция не имела.

Флот де Робека получил дополнительные подкрепления. Он теперь состоял из 1 линкора, 17 броненосцев, 12 крейсеров, 29 эсминцев, 12 подводных лодок.

Флагманский корабль ЛК «Куин Элизабет»

1-я эскадра ББ «Свифтшур», «Альбион», «Лорд Нельсон», «Имплейкебл», «Виндженс», «Принс Георг», «Голиаф», «Корнуоллис», БрКр «Юриалес», КР «Минерва», «Талбот», 6 траулеров

2-я эскадра ББ «Куин», «Лондон», «Принс оф Уэлс», «Трайэмф», «Маджестик», БрКр «Бекчент», база ПЛ «Адамант», ГАВ «Арк Ройял», 8 эсминцев, 4 траулера

3-я эскадра ББ «Канопус» КР «Дартмут», «Дублин», 2 эсминца, 2 траулера

4-я эскадра КР «Сапфир», «Аметист», 12 траулеров

5-я эскадра ББ «Агамемнон» 10 эсминцев, 5 траулеров

6-я эскадра ББ «Жоригиберри», «Анри IV», «Шарлемань», БрКр «Латуш-Тревиль», «Жанна д'Арк», КР «Аскольд», 12 эсминцев

7-я эскадра 4 эсминца (блокирует Смирну)

Тем временем продолжались обстрелы турецких позиций. Вот как проходил день на броненосце «Лондон»: «В 8.00 сыграли боевую тревогу, и мы вошли в Дарданеллы. Впереди нас шли эсминцы и тральщики, а за нами в кильватер — „Принс оф Уэлс“.

Форты на европейском берегу сразу открыли огонь по маленьким судам и добились нескольких попаданий. Мы ответили из 152-мм орудий левого борта, и они прекратили огонь. Нам показалось, что маяк на мысе Хеллес используется этими фортами в качестве наблюдательного пункта, и мы уделили ему немного внимания. Мы обстреляли его из 152-мм орудий, добились нескольких попаданий, но не сумели разрушить башню. На сей раз турки набрались мужества, и скрытые на южном берегу батареи обстреляли нас. С северного берега стреляли гаубичные батареи. Именно они добились единственного попадания. Снаряд попал в привальный брус примерно в 10 футах позади каземата Y3, но не взорвался. Так как он падал под большим углом, то не пробил борт. Появился один из наших аэропланов и начал корректировать наш огонь. В результате мы накрыли одну из азиатских батарей, и она быстро прекратила огонь. Мы также прекратили огонь и немного отошли к выходу из пролива. Команда была отправлена обедать повахтенно.

К концу обеда на северном берегу противник начал проявлять признаки активности. Две 12-фунтовки левого борта с собранными наспех расчетами открыли по нему огонь. Стрельба была исключительно точной, и всякое шевеление прекратилось. После обеда мы снова разошлись по боевым постам и приготовились нанести решительный удар по маяку.

Приблизившись на расстояние 2000 ярдов, мы открыли огонь из носовой башни. Первые 2 попытки выстрелить завершились осечками. Но с третьего раза башня открыла огонь. Уже второй снаряд попал прямо в маяк. Аэроплан улетел на базу за бензином, поэтому до вечера мы вели только спорадический огонь из 152-мм орудий. В 18.00 сыграли отбой, и мы отправились спать».

Вот такая идиллическая картина, очень слабо напоминающая войну.

25 апреля флот де Робека высадил первые 29000 человек на 5 плацдармах вокруг мыса Хеллес и Габа Тепе, используя корабельные шлюпки и катера — специализированных десантных судов не существовало в природе. Если высадка под огнем противника начинается с команды «Весла на воду!» — добра не жди. Мы остановимся только на описании высадки на участке V — возле Седд-уль-Бахра, где англичане попытались сымпровизировать нечто вроде пехотно-десантного судна будущего. Попытка оказалась не слишком удачной. Владычице морей явно не хватало «эльпидифоров», которые Черноморский флот готовил для высадки наБосфоре.

Первые споры разгорелись относительно времени высадки. Генерал Гамильтон считал, что десант следует высаживать в темноте, хотя при этом десантники лишались поддержки корабельной артиллерии. Моряки возражали совершенно справедливо, даже многие годы спустя ночная высадка оставалась исключительно сложным и рискованным предприятием. Но при высадке днем транспорты с войсками и тяжелой артиллерией могли попасть под огонь вражеских батарей. Поэтому было принято компромиссное решение — высадить на рассвете авангард, а резервы и артиллерию высаживать уже после захвата плацдармов.

Высадку на участке Y генерал Гамильтон рассматривал как демонстрацию, чтобы отвлечь внимание турок. Высаженный здесь при поддержке броненосца «Голиаф» отряд полковника Мэтьюза не встретил сопротивления и без труда продвинулся вглубь полуострова. Однако там он был встречен штыковой контратакой турецкой 9-й пехотной дивизии, отошел к побережью и в ночь на 26 апреля был эвакуирован. Свою задачу отряд выполнил и отвлек на себя часть сил турок.

Высадку на участке S в бухте Морто прикрывал броненосец «Корнуоллис». Эта высадка тоже должна была иметь демонстративный характер, однако здесь десант зацепился за берег и удержался.

Главной считалась высадка у Седд-уль-Бахра на участке V. Ее прикрывала почти вся 1-я эскадра контр-адмирала Уимза, так как здесь укрепления турок были наиболее сильными.

Для высадки на участке V был выбран бывший угольщик «Ривер Клайд», на котором размещалось до 2100 солдат Мюнстерского и Дублинского фузилерных полков.

Командование высадкой должен был осуществлять капитан 2 ранга Унвин, командир эсминца «Гусар». По плану «Ривер Клайд» должен был идти к берегу, пока не сядет носом на грунт. Пароход вел на буксире мелкосидящую паровую шаланду. Буксировка производилась с помощью выстрела, вываленного с левого борта. После остановки транспорта шаланда должна была пройти вперед и выброситься на берег. Чтобы заполнить промежуток между шаландной и пароходом, «Ривер Клайд» вел с собой с каждого борта лихтеры. На эти лихтеры солдаты высаживались через широкие полупортики, вырезанные в бортах парохода. Для прикрытия высадки на полубаке «Ривер Клайда» были установлены пулеметы со стальными щитами. Вот на что приходится идти, когда нет под рукой ни LCI, ни LCT! Но даже это не помогло, в считанные минуты 2 головные роты были практически уничтожены, хотя все-таки англичане зацепились за берег. В этом кровопролитном бою 7 человек заслужили Крест Виктории, высшую британскую военную награду.

Высадка на участках W и X, которую прикрывали броненосцы «Свифтшур» и «Имплейкебл», прошла не без потерь, но в целом удачно. Более того, эти 2 отряда сумели соединиться в первый же день операции.

Австралийцы, как они того и желали, получили свой собственный участок высадки, севернее основных плацдармов. Части АНЗАКа высаживались в районе Габа-Тепе при поддержке кораблей 2-й эскадры контр-адмирала Тэрсби. Здесь, как и в других пунктах, завязались ожесточенные бои, сопровождавшиеся огромными потерями. За свою «самостийность» австралийцы заплатили очень дорого.

Корабли проявили исключительную отвагу, поддерживая десантников. Когда адмирал Тэрсби приказал броненосному крейсеру «Бекчент» подойти к берегу и подавить турецкую батарею, капитан 1 ранга Бойль поступил в духе традиций старого флота. Дав машинам самый малый ход, он двигался, пока форштевень крейсера не коснулся дна.

Лишь тогда он открыл огонь всем бортом и подавил батарею. «Я не нахожу достойных слов, чтобы описать поведение моряков», — писал командир корпуса генерал Бердвуд.

Приведем свидетельство очевидца, служившего на броненосце «Лорд Нельсон»: «25 апреля. Подъем до рассвета. В 3.15 снялись с якоря и направились к Дарданеллам, чтобы прикрыть высадку наших войск. Начали день с сильнейшего обстрела Седд-уль-Бахра. Форт уже был разгромлен ранее, но противник мог подвезти новые орудия во время передышки, которую мы им дали. Они также хорошо окопались вокруг деревни. Это был очень крепкий орешек. Наши войска наступали под огнем. Им пришлось много драться, чтобы зацепиться за берег. Расход снарядов показывает, что и мы не бездельничали — 35 снарядов 305 мм, 84 — 234 мм, 1124 — 12 фн. Мы закончили стрельбу в 20,30, проведя в бою 16 часов.

26 апреля. Разошлись по боевым постам сразу перед рассветом, чтобы задать туркам еще раз. Я слышал, что нашим войскам ночью пришлось туго.

Турки предприняли несколько атак, но были отбиты. В первой половине дня наши части, которые получили подкрепления, начали наступление. После полудня они захватили деревню. Мы выпустили 4 снаряда 305 мм, 15 — 234 мм, 400 — 12 фн. По сравнению со вчерашним, день прошел спокойно».

Одновременно французская бригада высадилась на азиатском берегу возле Кум-Кале при поддержке кораблей адмирала Гепратта. Французы достигли полной внезапности, но из-за собственной неорганизованности подарили туркам передышку, и те успели подтянуть резервы. Как и в других местах, десант был остановлен на побережье, при этом целая рота сенегальских стрелков попала в плен. 26 апреля десант под огнем турок был принят обратно на корабли и высажен на участке V.

В целом высадка прошла успешнее, чем ожидалось. Это объясняется тем, что германский командующий Лиман фон Сандерс ожидал главную высадку в районе Булаира и держал там 3 пехотные дивизии. Только вечером он приказал перебросить резервы на полуостров Галлиполли. Демонстративная высадка, совершенная англичанами на перешейке, завершилась довольно странно. Десант не встретил турок и благополучно вернулся на корабли. Имел он хоть какое-то значение или нет — осталось неясно.

26 апреля в ходе наступления англичане сумели сомкнуть в единое целое плацдармы X, W, V и S. Однако за это время турки подтянули резервы и подвезли артиллерию. Началась позиционная война, что означало крах плана операции. Захватить Критию и гору Ачи-Баба союзникам не удалось. В районе Габа-Тепе австралийцы по-прежнему были прижаты к береговой черте. С огромными потерями англичане ползли вперед. Но за 6 дней Гамильтон, потеряв 17000 человек, сумел продвинуться только на 5 километров. 15 июля наступление на южной оконечности полуострова окончательно застопорилось.

Британским генералам просто не хватало умения и желания побеждать (Вот только один пример: Генерал-майор сэр Александер Годли обратился к новозеландской бригаде как к «сборищу дряхлых, рвущихся домой, вшивых и богохульных обожравшихся вороньих пугал»). Им противостояли энергичные командиры вроде Лимана — фон Сандерса и Мустафы Кемаля, поэтому дуэль командиров союзники проиграли с треском. Если бы в распоряжении турецкого командования имелись еще и хорошие войска, высадка вообще кончилась бы катастрофой. 19 мая турки попытались сбросить в море части АНЗАКа, положение которого казалось им наиболее неустойчивым. Они сосредоточили здесь 42000 человек против 20000 союзников. Однако при поддержке корабельных орудий австралийцы пулеметным огнем отбили все атаки. Турки потеряли около 10000 человек, тогда как австралийцы — лишь около 600. После этого наступило затишье.

А что же «Гебен» и «Бреслау»? 2 мая линейный крейсер вышел в Мраморное море, чтобы обстрелять транспорты союзников у Галлиполли, но был обнаружен британским привязным аэростатом. Одного сообщения о появлении линкора «Куин Элизабет» хватило, чтобы «Гебен» бросился искать укрытие за скалистыми берегами Узостей.

Вообще-то Сушон был целиком занят нейтрализацией активных действий русского Черноморского флота адмирала Эбергарда, с которым германские корабли имели несколько стычек, не давших решающего результата. Русские поставили на входе в Босфор мины, на которых «Гебен» подорвался в декабре 1914 года, а «Бреслау» — в июле 1915.

Корабли союзников оказывали артиллерийскую поддержку высаженным войскам, но порядка на море было ничуть не больше, чем на суше. «Наглухо заблокированные» Дарданеллы, перед которыми были сосредоточены десятки кораблей, на самом деле больше напоминали проходной двор. Старые турецкие миноносцы свободно входили и выходили из пролива. А ведь следовало еще ждать и немецкие подводные лодки, их появление на Средиземном море было просто неизбежно. Впрочем, лодки союзников также орудовали в Мраморном море почти без помех. Главной опасностью для них были сильные течения и мели, но не турецкие корабли.

Однако беспечность союзников однажды должна была сказаться. 7 марта из пролива выскочил миноносец «Демир-Хиссар», но на сей раз для блокирующей эскадры все кончилось благополучно, хотя мы еще узнаем о подвигах этого корабля.

Зато следующая попытка принесла результат. Ситуация в Дарданеллах в начале мая складывалась не слишком благоприятно для турок. Британские корабли обстреливали турецкие позиции на полуострове Галлиполли. Подводные лодки союзников хозяйничали в Мраморном море. Действия противолодочных сил турок не имели совершенно никакого успеха. И немецкие офицеры решили хоть как-то переломить ситуацию.

6 мая командир полуфлотилии эсминцев капитан-лейтенант Фирле получил радиограмму, в которой ему предлагалось попытаться атаковать британский броненосец, стоящий в бухте Морто. После выяснения отношений между Берлином, Константинополем и Чанаком на предмет того, кому подчиняется эта самая полуфлотилия, 10 мая Фирле получил приказ провести атаку. При этом он не должен был покидать Дарданеллы, чтобы не затруднить проход германским подводным лодкам, прибытие которых ожидалось в ближайшее время. Германское командование не питало ни малейших иллюзий относительно качеств турецких моряков, поэтому полученная Фирле инструкция требовала от него «немедленно идти в Чанак, захватив с собой немецких командиров и торпедистов для здешних 3 миноносцев».

10 мая в 13.30 Фирле на своем флагманском эсминце «Муавенет» прибыл в Чанак. На совещании адмирал Узедом объяснил, что турецкие позиции у Седд-уль-Бахра подвергаются сильнейшему обстрелу британских кораблей, на ночь уходящих в бухту Морто. Он предложил использовать для атаки 3 маленьких турецких миноносца. Однако Фирле с этим не согласился. Эти корабли имели только 1 торпедный аппарат, поэтому один «Муавенет» мог дать такой же залп, как все эти 3 корабля вместе взятые. Но маневрирование 3 миноносцев на узком фарватере представляло собой исключительно сложную проблему. Узедом согласился с мнением Фирле.

Главным, по мнению Фирле, являлось навигационное обеспечение операции. Поэтому он тщательно обследовал фарватер и обвеховал его. Для наблюдения за бухтой Морто Фирле провел ночь на одной из гаубичных батарей азиатского берега. В своем дневнике он оставил довольно красочное описание увиденного.

«Перед входом в Дарданеллы, в море огней — как будто в Кильской бухте — стоял соединенный англо-французский флот с транспортами.

Английские корабли располагались от Теке-Бурну (на европейском берегу), к ним примыкали французы, а в конце линии стоял русский крейсер „Аскольд“. В Дарданеллах, в бухте Морто этой ночью находились на якоре 2 броненосца, которые освещали береговые позиции прожекторами и поддерживали по ним длительный огонь тяжелой и средней артиллерии. На английской же стороне, на суше, охватывая английские позиции и всю бухту до мыса Хиссарлик, взлетали время от времени световые ракеты, освещавшие обширное пространство, что было очень неблагоприятно для эсминцев, следующих вдоль побережья. От мыса Хиссарлик, наискось к Эренкойской бухте, располагалась линия дозора, который регулярно нес дивизион эсминцев типа „Бигль“ В этот вечер можно было видеть, как правофланговый эсминец непосредственно под наблюдательным постом проходил по бухте Эрен-Кёй. Незаметный прорыв линии дозора поэтому наиболее вероятен под европейским берегом».

12 мая были отданы приказы турецким прожекторным командам, а на «Муавенете» проведены последние приготовления. В 18.40 эсминец снялся с якоря. Фирле постарался подготовить корабль к бою так, как это было принято в германском флоте. Он даже приказал принять только половинный запас топлива, чтобы уменьшить осадку корабля.

Вот как он описывает атаку в своем дневнике: «Между 19.00 и 19.30 прошли минные заграждения. Эсминец довольно плохо слушается руля, идя по течению. Носовой руль находится слишком высоко. Видимость была достаточная, чтобы видеть буи.

В 19.40 стали на якорь в бухте Зуандере, вне заграждений. Во время постановки в Дарданеллы вошел броненосец и стал на якорь перед бухтой Морто. В 20.00 — темно, канун новолуния, небо частично покрыто облаками, обычная ночь. Над водой сероватый туман.

С 20.20 до 23.20 английские корабля, стоящие на якоре перед бухтой Морто, стреляют по сухопутным позициям и освещают их прожекторами, иногда ракетами. Решаю предпринять атаку после полуночи, рассчитывая в первую очередь на ослабление бдительности на кораблях, в частности на дозорных эсминцах, вызванное утомлением после обстрела.

13 мая 1915 года в 0.30 снялись с якоря, двинулись малым ходом (8 узлов) как можно ближе к высокому европейскому берегу. Вскоре заметили справа перед собой очертания корабля.

0.45. Слева на крамболе в 600–800 метрах контркурсом проходит дивизион неприятельских эсминцев, не заметивший нас.

1.00. Справа по носу 2 больших корабля, стоящих на якоре в кильватерной колонне перед бухтой Морто, наискось от мыса Эски-Хиссарлик. Хорошо видно, что это броненосцы. Держусь по-прежнему вплотную к берегу.

На берегу сильный пулеметный огонь из доходящих до самой воды окопов. Случайные пули залетают на палубу.

1.10. Почти у самого мыса Хиссарлик поворачиваю на 10º влево на фарватер, чтобы отойти на дальность торпедного выстрела, продолжая следовать малым ходом. Аппараты — на правый борт. Офицеры выходят на палубу, вентиляция не работает.

1.13. Головной корабль с расстояния 100 метров делает сигнал „О“ ратьером. „Муавенет“ отвечает тоже „О“. Корабль повторяет, „Муавенет“ тоже. Ревуном даю сигнал о выпуске торпед.

1.15. Корабль запрашивает в третий раз. В тот же момент стреляем из носового аппарата, вскоре после этого — из среднего и кормового.

Три отчетливых сильных взрыва, следы торпед идут к мостику, задней кромке трубы и кормовой части.

Корабль после первого же попадания ложится на правый борт, окутанный облаками густого черного дыма, у грот-мачты вырывается красное пламя. Неслышно криков. На концевом корабле тоже все тихо.

После второго выстрела поворачиваю круто к берегу, имея руль „лево на борт“ и дав полный ход, чтобы укрыться от обнаружения и избежать неизвестных минных заграждений против бухты Домус-Дерези.

Неприятельские эсминцы нас не заметили. За кормой, на месте происшествия, свет прожекторов многочисленных кораблей.

2.00. Пришел в бухту Зуандере. Держась на месте, сообщил береговым батареям об удавшейся атаке. Радио командующему флотом: „Английский линейный корабль потоплен 3 торпедами в бухте Морто. Фирле“

Ввиду того, что „Муавенет“ до сих пор не был замечен неприятелем, я решил оставаться в бухте Зуандере, перед минными награждениями.

3.30. Справа замечены неприятельские эсминцы на азиатской стороне, напротив бухты Кефез. Форты Дарданос и Интеле открывают огонь. Желая во что бы то ни стало скрыть от неприятеля направление фарватера, которым „Муавенет“ пользуется для прохода минных заграждений, и стремясь по возможности оставить противника в неведении относительно способов атаки, я решил пройти район минных заграждений до бухты Авуала, в которой мог стоять совершенно незамеченным неприятелем. Кроме того, тем самым я давал возможность фортам европейского берега стрелять.

3.50. Стал на якорь в бухте Авуала.

4.45. Снялся с якоря, прошел последнюю часть минных заграждений.

5.00. Стал на якорь у Чанака.

10.15. „Муавенет“ получает радио от Сушона: „Хорошо сделано“».

В ходе этой атаки был потоплен британский броненосец «Голиаф», на котором погибли командир (капитан 1 ранга Т. Л. Шелфорд) и 570 человек команды. После этого корабли союзников уже не рисковали становиться на якорь в проливе.

Во второй половине мая перед Дарданеллами появились и германские подводные лодки.

Несколько малых лодок серии UB были доставлены по железной дороге в австрийский порт Пола, откуда перешли к Дарданеллам. Однако они успехов не добились. Гораздо больший успех имели действия прорвавшейся через Гибралтарский пролив большой подводной лодки U-21 капитан-лейтенанта Херзинга. После захода в Каттаро она также направилась к Дарданеллам.

Однако несчастья англичан начались еще до прибытия U-21. 23 мая броненосец «Альбион» сел на мель возле Габа-Тепе. Вот что рассказывает об этом один из офицеров «Канопуса»: «Так получилось, что „Альбион“ сел на мель недалеко от вражеских позиций. „Канопус“ пошел ему на помощь. Мы вытравили 165-мм трос и сумели подать его на борт „Альбиона“, после чего приготовились к буксировке. Тем временем была отправлена радиограмма адмиралу на „Лорд Нельсон“, и он пошел нам на помощь. В 6 утра турки открыли огонь по нам и „Альбиону“. Немного позднее они подвезли новые орудия и открыли просто бешеную стрельбу, снаряды так и свистели у нас над головой. „Лорд Нельсон“ подошел около 7 утра, и после этого дела стали налаживаться. „Альбион“, „Лорд Нельсон“ и „Канопус“ открыли огонь по турецким позициям из 305-мм и 152-мм орудий. В 10.30 мы сумели сдвинуть „Альбион“ с места. В 10.45 он сошел с мели, и мы вышли из-под обстрела, хотя не так быстро, как хотелось бы. „Альбион“ получил 40 попаданий, на нем были убиты 2 человека и ранены 9. Каким-то чудом „Канопус“ попаданий не получил, хотя снаряды сыпались вокруг нас градом».

24 мая Херзинг заметил крейсер «Аскольд». Лодка спешно погрузилась. Херзинг мог атаковать крейсер, однако он решил не выдавать преждевременно своего присутствия. 25 мая она прибыла к Дарданеллам. В это время у мыса Хелес стоял на якоре броненосец «Свифтшур», флагманский корабль контр-адмирала Никольсона, который теперь командовал отрядом поддержки. Тут же стоял «Агамемнон», который собирался войти в пролив и помочь французским кораблям, обстреливающим гаубичные батареи на азиатском берегу. «Трайэмф» медленно крейсировал в районе Габа-Тепе с поставленными противоторпедными сетями. У северного фланга позиций АНЗАКа находился «Канопус».

Херзинг говорит, что в 6.30 попытался атаковать корабли, стоящие возле мыса Хеллес. Но атака сорвалась, так как море было слишком тихим, и перископ лодки был сразу обнаружен. Некое госпитальное судно попыталось таранить ее. По английским данным, лодка была замечена траулером «Минору», который свистком (других средств связи этот «военный» корабль не имел!) подал сигнал. Эсминец «Харпи», услышав сигнал, поднял тревогу и погнался за лодкой.

Вскоре между «Свифтшуром» и «Агамемноном» снова был замечен перископ. «Свифшур» открыл огонь, и лодка скрылась. Херзинг собирался атаковать броненосец, но не сумел.

Зато он выпустил торпеду в только что пришедший из Мудроса броненосец «Виндженс».

Быстро положив руля, броненосец увернулся от торпеды. Эсминцы и тральщики попытались атаковать лодку, но тоже не преуспели. Херзинг решил атаковать корабли, стоящие у Габа-Тепе, надеясь, что там он встретит меньше помех.

«Трайэмф» (капитан 1 ранга М. С. Фицморис) находился в 6 милях юго-западнее Габа-Тепе. Англичане утверждают, что броненосец имел ход, но по мнению Херзинга он стоял на месте. Вокруг него 15-узловым ходом крутился эсминец «Челмер». Его присутствие никаких трудностей командиру лодки не создало. Противоторпедные сети на броненосце были поставлены, водонепроницаемые двери задраены, прислуга мелкой артиллерии находилась при орудиях. Англичане, вероятно, полагали, что броненосцу ничто не угрожает. Но в 12.23 с дистанции 1,5 кабельтова U-21 выпустила из носового аппарата торпеду с ножницами для прорезания сетей. Вскоре экипаж лодки услышал звонкий металлический удар, а потом раскатистый взрыв. Лодка отошла, опасаясь контратаки миноносца. Но эти опасения были излишни, «Челмер» снова никак себя не проявил. Лишь в 15.20 командир рискнул поднять перископ, чтобы осмотреться. Ни одного корабля не было видно.

Если Херзингу не удалось пронаблюдать за результатами своей атаки, то из турецких окопов это видели прекрасно.

«Как раз этот корабль в последние дни особенно часто обстреливал 190-мм и легкой артиллерией Майдос, Килию, Маль-Тепе и турецкие позиции и батареи. Он производил обстрел почти по расписанию: утром, в полдень и вечером. Около полудня я услышал глухой звук. В окопах — большое волнение. Эсминцы, рыболовные пароходы, корабельные шлюпки спешат на помощь, в то время как все большие корабли уходят самым полным ходом.

„Трайэмф“ сделал еще несколько выстрелов на север, где, по-видимому, находилась подводная лодка, а также 1 выстрел на юг. Снаряд попал в пароход. На броненосце поднялась суета, я слышал звуки горна, громкие голоса, команды, спускались шлюпки, какие-то предметы выбрасывались за борт. Через несколько минут корабль накренился на борт, скоро мачты и трубы легли на воду, шесты сетевых заграждений торчали вверх. Имея ход вперед, корабль опрокинулся и лег килем вверх. Дикая суматоха — эсминцы, пароходы, шлюпки, люди в воде, а посередине — красное тело умирающего гиганта. Корабль опрокинулся через 12 минут после взрыва.

Через 21 минуту его корма поднялась высоко вверх, и корабль погрузился носом в глубину, оставив целое кладбище обломков. В окопах началось громкое ликование и крики „ура“. Стрельба прекратилась, друг и враг смотрели на воду, переживая незабываемые минуты».

Торпеда прорвала сети, как паутину, и попала в самый центр корпуса. Необычайной силы удар заставил броненосец буквально подпрыгнуть. Когда облако брызг рассеялось, «Трайэмф» уже имел крен 10°. Вскоре он перевернулся и затонул, провожаемый криками матросов: «Прощай, „Трайэмф“! Прощай, старина!» Погибли всего 3 офицера и 75 матросов, так как поблизости находилось множество мелких судов, которые сразу начали спасательные работы. Особенно тяжелым ударом гибель броненосца стала для австралийцев, которые считали его своим близким другом.

День 26 мая прошел спокойно. Французский броненосец «Жоригиберри» у самого входа в пролив встретил подводную лодку, успешно уклонился от торпеды и едва не таранил противника. Это очень странно, потому что 26 мая Херзинг был довольно далеко от этого места. Скорее всего, можно говорить об обычной панике.

Зато 27 мая к немцам пришел новый успех. Было ясно, что задачей немецких подводных лодок является уничтожение броненосцев, огонь которых более всего мешал действиям турецких войск. Поэтому союзники решили обезопасить свою главную ударную силу.

Броненосцы получили приказ отстаиваться среди транспортов. Поэтому «Маджестик» (капитан 1 ранга Х. Ф. Г. Талбот) бросил якорь среди транспортов, выгружающих припасы для войск на южном плацдарме. Место стоянки было выбрано как можно ближе к берегу, однако с таким расчетом, чтобы держать под обстрелом турецкие позиции. За линией транспортов держались дозорные эсминцы, а у входа в пролив — тральщики. Казалось, что приняты все меры предосторожности. Однако следует учитывать, что ни гидролокаторов, ни даже гидрофонов в то время не существовало. Поэтому, если наблюдатели не замечали перископ, командир подводной лодки мог не волноваться. И в 6.45 на левом траверзе броненосца перископ был замечен. Но это значило, что лодка уже готова произвести торпедный залп.

Вот как описывает свою атаку сам Херзинг: «5.15. Маневрирую для выхода в атаку сначала курсом W, потом курсом О. Условия для незаметного наблюдения слегка лучше, чем 25 мая (волнение 1–2 балла).

6.38 — выпустил торпеду из носового аппарата между 2 пароходами с дистанции 600–700 метров, угол встречи торпеды с целью 120°. Слышен взрыв. После выстрела подводная лодка несколько погружается.

Находящиеся поблизости эсминцы приближаются к подводной лодке и несколько раз проходят над ней. Погружаемся на 20 метров.

7.15 — идем на глубину 10 метров. Между двумя пароходами над водой виден корпус опрокинувшегося корабля. Вокруг много кораблей: 8 — 10 эсминцев и несколько рыболовных пароходов систематически обыскивают водный район между Имбросом и Галлиполли. Чтобы не показать, куда отходит лодка для зарядки аккумуляторов, продолжаем идти на глубине 20 метров».

Как только перископ был замечен, броненосец открыл огонь, хотя это было бесполезно.

Торпеда проскочила между транспортами и попала в броненосец. Англичане утверждают, что лодка выпустила еще одну торпеду, которая также попала в цель. Херзинг об этом не говорит ничего. Но, так или иначе, через 7 минут «Маджестик» перевернулся. Спаслась почти вся команда, погибли около 40 человек, которые запутались в противоторпедных сетях. Из-за малой глубины мачты корабля уперлись в дно, и он не затонул. После этой успешной атаки Адмиралтейство спешно отозвало «Куин Элизабет» из Дарданелл.

Прекратилась доставка снабжения на плацдармы с помощью транспортов, теперь для этой цели использовались только малые корабли. Для артиллерийской поддержки войск англичане теперь старались использовать только крейсера и присланные из Англии мониторы с противоторпедными булями. 23 мая Италия вступила в войну на стороне Антанты, однако это никак не изменило ситуацию в Дарданеллах. Чтобы вырваться из тупика, Гамильтон решил высадить еще один десант и окружить корпус Эссад-паши, который блокировал плацдармы. Высадку решили провести в бухте Сувла. Планировались также отвлекающие десанты. Кроме того, одновременно намечалось наступление АНЗАКа, чтобы соединиться с высаженным десантом. Это была чисто английская операция. Французы в ней не только не участвовали, но сначала даже не подозревали о подготовке новой высадки.

Операция началась наступлением с южного плацдарма в направлении все той же горы Ачи-Баба. Несмотря на поддержку корабельной артиллерии, наступление сразу захлебнулось, и англичане не продвинулись ни на шаг. Утром 7 августа начал наступление австралийский корпус генерала Бердвуда, который получил подкрепления. Австралийцы добились небольших успехов, кроме крайнего левого фланга, который и должен был соединиться с десантом в бухте Сувла. 8 августа Бердвуд захватил важные высоты, с которых были видны Дарданеллы, Нагара и азиатский берег. Положение турок осложнилось, в Константинополе началась паника. Но турки подтянули подкрепления и 9 августа оттеснили АНЗАК на исходные рубежи.

Теперь перейдем к описанию высадки десанта. На этот раз английское командование решило рискнуть и высадить десант ночью. 7 августа в 1.30 были высажены 2 пехотные бригады. Несмотря на небольшое замешательство, высадка прошла благополучно, потому что турки были застигнуты врасплох. Утром англичане высадили подкрепления, но развить успех не сумели, так как наступление велось слишком вяло и нерешительно.

Совершенно неожиданно солдаты начали страдать от нехватки воды. Командование решило, что воду войска будут брать на берегу в деревнях, и не позаботилось о доставке бидонов с водой, как это было сделано 25 апреля. Приводя в порядок войска и тылы, англичане потеряли двое суток.

Генерал Гамильтон пишет: «8 августа Стопфорд (командир 9-го корпуса) торопил своих дивизионных командиров, иначе все преимущества неожиданной высадки будут потеряны. Но командиры дивизий считали, что они не в состоянии двигаться. Они говорили, что люди изнурены трудностями, перенесенными в ночь с 6 на 7 августа, и боем 7 августа. К этому прибавился еще недостаток воды. Наконец, имелось только 3 батареи, из которых 2 горные. Стопфорд доказывал, что при отсутствии достаточной поддержки сухопутной артиллерии можно было рассчитывать на содействие корабельной артиллерии, но возражения командиров дивизий были сильнее, чем приказание командира корпуса».

Вот так! Воинская дисциплина по-английски! Гамильтон снял Стопфорда, однако время было потеряно, войска втянулись в позиционные бои еще на одном участке. Этот бой окончательно решил исход Дарданелльской операции. Англичане могли добиться успеха, но добились лишь того, что на краю света связали целую армию в составе 15 английских, французских, австралийских, новозеландских и индийских дивизий.

Флот на сей раз ограничился посылкой группы крейсеров (в основном старых типов — «Хок», «Кресси», «Минерва») и мониторов, а также малых кораблей. Отличились британские подводные лодки. Турки были вынуждены начать массовую переброску войск, и движение транспортов в Мраморном море усилилось, чем воспользовались англичане.

Но об этом мы расскажем в разделе, посвященном подводной войне.

21 августа англичане начали новое наступление. Флот наконец рискнул перебросить для поддержки наступления броненосец «Венерэбл». Густой утренний туман сделал невозможной артиллерийскую поддержку, и все-таки австралийцы сумели прорваться к Сувле и сомкнули фронт, но не более того. Тактическое положение десанта улучшилось, стратегическая задача осталась нерешенной.

Все лето потери безудержно росли. Были ранены, между прочим, будущий премьер-министр Клемент Эттли и будущий фельдмаршал лорд Слим. Стало ясно, что, несмотря на проявленное мужество, войскам не удастся сломить ожесточенное сопротивление турок, вдохновляемых Мустафой Кемалем, хотя их потери были гораздо больше.

Согласившись, что союзники потерпели одно из самых кровопролитных поражений в войне, Военный Совет уступил давлению французов, намеревавшихся начать новую кампанию в Салониках. Осенью 1915 года в войну вступила Болгария, и в начале октября союзники начали высадку армии генерала Саррайля в Салониках. Кроме того, им пришлось обеспечивать эвакуацию сербской армии. 15 октября генерал Гамильтон был заменен генералом Монро.

В декабре британский флот оказал армии последнюю услугу — вывез все войска с плацдармов на полуострове Галлиполли. Первой намечалась эвакуация участка АНЗАК — Сувла. Сначала до 10 декабря были вывезены все войска, без которых можно было обойтись в ходе зимней кампании, если бы таковая состоялась. Затем в течение 8 ночей были вывезены 44000 человек, 3000 лошадей и 130 орудий. А в ночь 18–19 декабря были эвакуированы последние войска из бухт Сувла и с участка АНЗАК. Бросившиеся было в наступление турки были встречены сильнейшим огнем с кораблей. Всего с 10 по 19 декабря флот вывез 83000 солдат, 196 орудий, 1700 повозок и 4700 лошадей и мулов. В последний раз поработали старые броненосцы типа «Маджестик», превращенные в блокшивы. «Марс» и «Магнифишент» хорошо поработали в эти дни. И все-таки 34 орудия и некоторое количество снаряжения и припасов было брошено.

После этого началась эвакуация войск с южной части полуострова. Первая фаза прошла спокойно, и 29 декабря началась вторая. Посадка проводилась на участках V и W. В первую очередь эвакуировались французы. 7 января турки провели не слишком сильную атаку, которая была отбита огнем корабельной артиллерии. 8 января в 17.00 английские корабли начали сильнейший обстрел турецких позиций и батарей. Войска начали отход к пунктам посадки на корабли. К 23.00 Дарданелльская операция завершилась. При съемке с якоря в броненосец «Принс Георг» попала торпеда, выпущенная, судя по всему, с подводной лодки. Однако она нет взорвалась. На берегу остались 15 орудий и кое-какая мелочь. Последним покинул залитый кровью берег эсминец «Коли».

Потерь при эвакуации не было совершенно. Но, как скажет сорок лет спустя вдохновитель этой операции Уинстон Черчилль примерно по такому же поводу: «Эвакуациями войны не выигрывают». Генерал Лиман фон Сандерс с горечью заметил: «Несмотря на всю нашу бдительность, неприятель произвел эвакуацию вполне успешно». Однако в ходе боев англичане потеряли 119800 человек, французы — 26500 человек. Потери турок тоже оказались велики — около 186000 человек.

Все это послужило весьма слабым утешением. Черчилль был прав, настаивая на высадке в Дарданеллах. Успех мог принести фантастические результаты. К несчастью, ни Адмиралтейство, ни Военное министерство не были готовы к такой операции, а их руководители — Фишер и Китченер — были против нее. Однако в конечном счете все эти промахи сослужили добрую службу. Ценный опыт, полученный англичанами и их союзниками в 1915 году, помог спланировать и провести гораздо более крупные десанты в Северной Африке и Нормандии в годы Второй Мировой войны.

Англичане оставили небольшую эскадру на близлежащих островах для наблюдения за проливами, и в этом районе воцарилось сонное спокойствие, которое было нарушено только полтора года спустя…

«Воздушная война» на Босфоре

Соединение британских гидроавианосцев начало действовать на Средиземном море в 1915 году. Новый «Арк Ройял» был отправлен туда еще до начала Дарданелльской операции. Он имел на борту 8 гидросамолетов. 17 февраля 1915 года он прибыл к острову Тенедос, находящемуся в 15 милях от входа в Дарданеллы. Уже через 2 часа после прибытия один из его гидросамолетов вылетел на разведку. Главными задачами английских гидросамолетов были разведка и корректировка артиллерийского огня во время обстрелов турецких позиций с моря. 5 марта в воздух поднялся гидросамолет, который должен был управлять огнем линкора «Куин Элизабет», обстреливающего турецкий форт. Самолет набрал высоту 3000 футов, и наблюдатель приготовился корректировать стрельбу с помощью беспроволочного телеграфа, но внезапно оторвался пропеллер самолета. Машина села на воду под яростным огнем форта. Оба летчика были спасены.

Гидросамолеты «Арк Ройяла» уступали по своим характеристикам колесным самолетам и не подходили для ведения разведки над сушей. Эта задача была возложена на эскадрилью прославленного подполковника авиации Сэмсона, которая прибыла на Тенедос в конце 1915 года. В состав этой эскадрильи входили всего 6 самолетов, однако она стала настоящим ужасом для турок. Самолеты летали над турецкими позициями днем и ночью, сбрасывали бомбы на лагеря и марширующие колонны, корректировали огонь кораблей.

Большое значение имели полеты капитана авиации Г. К. Батлера, который проводил фотографирование турецких позиций. Он сделал более 700 снимков турецких укреплений, не видимых невооруженным глазом во время обычных разведывательных полетов. Сам Сэмсон во время одного из вылетов повредил автомобиль, который вез Мустафу Кемаль-пашу Ататюрка. Сэмсон также вылетал на бомбежку турецких позиций с 500-фунтовыми бомбами, которые в то время были самым мощным оружием авиации.

В июне 1915 года «Арк Ройял» покинул район боев, так как скорость 10 узлов делала его слишком заманчивой целью для вражеских подводных лодок. Вместо него в августе 1915 года в Эгейское море прибыл гидроавианосец «Бен-Май-Шри» (24,5 узла). Именно тогда лейтенант Артур Лонгмор взлетел на гидросамолете, несущем 356-мм торпеду, и успешно сбросил ее. Этот удачный эксперимент привел к созданию гидросамолета-торпедоносца Шорт-184. 2 таких самолета находились на борту «Бен-Май-Шри». Сначала они использовались лишь для ведения разведки. 11 августа у северных берегов Мраморного моря был замечен турецкий транспорт. Он и должен был стать жертвой первой в мире воздушной торпедной атаки. 12 августа «Бен-Май-Шри» вошел в восточную оконечность залива Ксерос, и гидросамолет Шорт-184 с подвешенной торпедой был спущен на воду.

Командир звена Г. К. Эдмондс после относительно короткого разбега поднял тяжелый самолет в воздух. Машина набрала высоту 800 футов и направилась на север.

Эдмондс заметил свою цель — транспорт водоизмещением 5000 тонн — и вышел в атаку.

Выключив мотор, пилот сбросил торпеду с расстояния 300 ярдов, скользя над водой на высоте 15 футов. Затем он снова включил мотор и начал подниматься. Эдмондс видел, что атакованное судно накренилось и тонет.

Победа морской авиации? Но тогда пилот не знал, что английская подводная лодка атаковала это судно еще до появления гидросамолета. По утверждению командира лодки, транспорт торпедировал именно он.

5 дней спустя была проведена еще одна торпедная атака турецких транспортов в Ак-Баши-Лимане, прямо в узостях Галлиполли. В этом налете участвовали 2 гидросамолета. Один из них пилотировал командир звена Эдмондс. Он выполнил свою атаку безукоризненно, и торпедированное судно взорвалось. Другой самолет, который пилотировал лейтенант звена Дж. Б. Дэкр, из-за неполадок в моторе, возникших во время полета, был вынужден сесть на воду. Заметив вражеский буксир, Дэкр повел свой самолет к нему, скользя по воде. Он сбросил торпеду с близкого расстояния и добился попадания. Затем Дэкр повел самолет назад. Мотор начал набирать мощность, и облегченный гидросамолет сумел взлететь. Он благополучно вернулся на «Бен-Май-Шри». Корабельные самолеты потопили свои первые жертвы.

Позднее была проведена еще одна операция. На сей раз гидросамолеты «Бен-Май-Шри» вместе с колесными машинами эскадрильи Сэмсона бомбили железнодорожный мост в Болгарии. Решение завершить Дарданелльскую операцию прервало полную событий и боев главу истории воздушных сил Королевского Флота.

После Дарданелльской операции капитан 2 ранга Сэмсон был назначен командиром «Бен-Май-Шри». Одновременно он командовал «эскадрой авианосцев», состоящей из «Бен-Май-Шри» и более мелких кораблей «Анни» и «Рэйвен II». Оба маленьких гидроавианосца ранее были германскими грузовыми пароходами и могли нести по 4 гидросамолета. Всего на кораблях эскадры базировались 14 гидросамолетов. Трио действовало в Восточном Средиземноморье и в Красном море против турецких войск на Синае, в Аравии и Палестине. Обычно гидроавианосцы прикрывали французские корабли. Сэмсон командовал доблестным маленьким соединением в ходе нескольких операций.

Однако в январе 1917 года его флагман «Бен-Май-Шри» был потоплен. Корабль стоял на якоре возле острова Кастеллориццо у южного побережья Турции. Внезапно хорошо замаскированная турецкая береговая батарея открыла по нему огонь. Уже четвертый снаряд попал в ангар на корме корабля. Самолеты в ангаре вспыхнули. «Бен-Май-Шри» был буквально засыпан снарядами, запылал от носа до кормы и вскоре затонул на мелководье. Капитан 2 ранга Сэм-сон продолжал руководить английскими воздушными операциями в этом районе. Его штаб находился в Порт-Саиде. В марте и апреле он выходил в Индийский океан на «Рэйвен II», чтобы принять участие в охоте на германский рейдер «Вольф». Но рейдер в это время действовал в другом районе.

Однако все это были фронтовые операции, проводимые одномоторными «этажерками».

Когда у англичан появились двухмоторные бомбардировщики с большой дальностью полета, они начали задумываться о более серьезных целях. Особенно лакомым кусочком был, разумеется, все тот же «Гебен». И весной 1917 года английские летчики начали готовить атаку линейного крейсера прямо на якорной стоянке в бухте Золотой Рог.

Последнее время «Гебен» стоял в маленьком заливчике Стения Крик. Туда же он привел русский пароход «Ольга», захваченный во время одной из вылазок в Черное море. Этот пароход стал плавучей казармой. На нем жили германские экипажи эсминцев, когда их корабли находились в порту. Теперь известно, что на верфи Стения работали несколько германских инженеров. Там же были поставлены несколько барж, между которыми были натянуты сети заграждения. Они должны были обезопасить «Гебен» от атак подводных лодок. «Ольга» стояла у пирса верфи вне сетевого заграждения. «Бреслау» и турецкие эсминцы тоже стояли внутри сетей, но их стоянки все время менялись. Рядом с «Гебеном» обычно стоял угольщик, на котором находилось около 4000 тонн кардиффа.

Этот высококачественный уголь адмирал Сушон берег на случай особо важной операции.

Предложение командира звена Сэйвори было принято, и он для подготовки операции отправился обратно в Англию. Там он получил новый двухмоторный бомбардировщик Хэндли-Пейдж, оснащенный моторами Роллс-Ройс. Они позволяли самолету развить скорость целых 60 миль/час! Для проведения этого смелого рейда требовались исключительная отвага и большие технические знания. Сэйвори обладал и тем, и другим.

Весной 1917 года план операции был утвержден, и с самого верха поступило указание предоставить Сэйвори «все необходимое».

В мае он провел последние испытания своего огромного самолета и завершил подготовку.

В состав экипажа Сэйвори входили: инженер лейтенант Роулингс, второй пилот лейтенант МакКлелланд и двое рядовых в качестве механиков. Но кроме этих 5 человек самолету предстояло нести все их пожитки, инструменты, 3 запасных колеса, боеприпасы, 2 запасных пропеллера и многое другое. Ведь им предстояло жить практически на самообеспечении. Самолету предстояло пролететь около 2000 миль, причем часть маршрута пролегала над территориями, где ранее самолетов не видели. Поэтому перелет был сопряжен с довольно серьезным риском.

На всякий случай англичане приложили колоссальные усилия для соблюдения секретности. В приказе командира авиабазы флота в Гендоне говорилось, что 3 офицера выедут с вокзала Чаринг-Крос в Булонь, где и встретятся с Сэйвори, хотя на самом деле все они вместе вылетели на Хейндли-Педже из Гендона. Маршрут Сэйвори пролегал через Париж, Лион, Марсель, Тулон, Фрежюс, Пизу, Рим, Неаполь, Отранто и Салоники.

Конечным его пунктом являлся Мудрое. Во Фрежюсе полет едва не закончился. Бомбардировщик при посадке на песчаную полосу чуть не перевернулся. Чтобы вытащить его на относительно твердую землю, понадобились усилия сотни человек. Но пока летчики ждали благоприятного ветра, чтобы взлететь, тяжелый бомбардировщик снова утонул по самые оси колес. Только 29 мая Сэйвори сумел вылететь из Фрежюса. Чтобы пересечь Адриатику, пришлось облегчить самолет на 650 фунтов. Однако самая опасная часть маршрута пролегала над горами Албании. Сэйвори не имел никаких карт, ему приходилось облетать кругом горные пики, поднимающиеся на 9000 футов, и молиться, чтобы не отказал мотор. Наконец, 9 июня бомбардировщик приземлился в Мудросе, и Сэйвори отправился к адмиралу Тэрсби за свежей информацией о германских кораблях.

Уже сам этот перелет протяженностью 1995 миль в то время являлся рекордным достижением по дальности, продолжительности, поднятому весу. Но Сэйвори было не до этого. Последние данные указывали, что «Гебен» и «Бреслау» все еще находятся в Стения Крик. Рядом со зданием военного министерства в Константинополе были установлены 4 зенитных орудия, еще несколько были установлены на берегах бухты Золотой Рог.

Сэйвори начал учения по бомбометанию. Он атаковал цель с размерами «Гебена» с высот от 200 до 1500 футов. К своему разочарованию,Сэйвори обнаружил, что в Мудросе нет ни бомб, ни взрывателей, хотя они были отправлены из Англии на пароходе еще 2 месяца назад. Время шло. Сэйвори хотел атаковать «Гебен» ночью, используя полную луну, поэтому первым удобным днем являлось 3 июля, а последним — 12 июля. Он планировал взлететь примерно в 20.30. Полет до Константинополя, который находился в 210 милях от Мудроса, и обратно при скорости 60 миль/час должен был занять около 7 часов.

Главной целью Сэйвори являлся «Гебен», на который планировалось сбросить по крайней мере 10 бомб весом 50 кг. Остальные планировалось сбросить на пароход «Генерал», на котором находился штаб адмирала Сушона. Сегодня можно лишь удивленно спросить: на что рассчитывали англичане? Серьезно повредить линейный крейсер с помощью снарядов калибра 152 мм? Ведь именно столько весит этот средний снаряд. В конце концов все приготовления завершились, и 9 июля в 20.47 командир эскадрильи Сэйвори (теперь он имел это звание) поднял свой Хэндли-Пейдж с аэродрома Мудроса. Кресло бомбардира занимал МакКлелланд, Роулингс был наблюдателем.

Моторы бомбардировщика работали нормально, и в 21.45 он пролетел над Сувлой. Примерно через 2 часа залитый лунным светом Константинополь оказался перед ним.

Сэйвори быстро нашел бухту Стения Крик и описал над ней 3 круга, чтобы точно определить место стоянки «Гебена». После этого он сбросил на линейный крейсер 4 бомбы с высоты 800 футов. Бомбы не попали в «Гебен», хотя легли всего в нескольких футах от его борта, где стояли турецкие миноносцы. Во время второго захода были сброшены 2 бомбы, и Сэйвори увидел разрыв в носовой части корабля. Разрывы первых бомб вызвали большие пожары, и турецкие орудия открыли беспорядочный огонь. Потому Сэйвори повернул на запад и с высоты 1300 футов сбросил 2 бомбы на «Генерал», который получил попадание в корму. 2 бомбы попали прямо в здание военного министерства. Сэйвори израсходовал все бомбы, и больше у него не было причин задерживаться над Константинополем.

В течение 35 минут, пока самолет находился над турецкой столицей, его обстреливали из орудий всех калибров, даже из пулеметов. Однако турки почему-то не использовали прожектора. «Гебен» оставался в темноте, но зато Сэйвори отчетливо видел «Бреслау», освещенный береговыми огнями. Маяки в Мраморном море тоже не были погашены.

Поэтому определение обратного курса оказалось детской задачей, и уже в 3.40 самолет сел в Мудросе. При осмотре выяснилось, что в бомбардировщик попали 26 пуль, но ни один из летчиков не получил ни царапины.

Каковы же были результаты этого дерзкого налета?

«Гебен» и здание военного министерства получили повреждения, хотя броневые палубы линейного крейсера защитили его. Он по-прежнему оставался серьезной угрозой флоту союзников. Хуже пришлось маленьким и хрупким миноносцам. Бомбы, сброшенные во время первого захода, не попали в линейный крейсер, зато отправили на дно 2 миноносца.

По крайней мере, именно так думала британская разведка. Турецкие источники рисуют нам несколько иную картину.

Самолет Сэйвори был замечен и опознан во время пролета над Дарданеллами. Однако из-за неразберихи в системе связи это сообщение потерялось по дороге в Константинополь, поэтому воздушная тревога была объявлена только с разрывами первых бомб у военных заводов Маккрикой и Сан-Стефано. Но даже после этого не все части столичного гарнизона получили извещение о налете. 2 бомбы разорвались во дворе военного министерства и причинили зданию незначительные повреждения. 1 бомба упала в бухте Золотой Рог рядом с базой подводных лодок. На «Гебене» никто не подозревал о появлении англичан, поэтому летящий над Стения Крик самолет никого не заинтересовал. 2 бомбы упали вне бухты, а третья, нацеленная в «Гебен», попала в носовую часть эсминца «Ядигар-и-Миллет», который стоял у борта линейного крейсера.

Эсминец получил пробоину, на нем начался пожар. Потушить огонь не удалось, так как котлы эсминца были погашены и противопожарная система не работала. Через полтора часа «Ядигар» затонул, на нем погибли 29 человек. Кажется, это был первый военный корабль, потопленный в собственной базе вражеской авиацией. У стоящего рядом эсминца «Нумуне» осколками была изрешечена вся носовая часть, но с течью удалось справиться. На нем были ранены 17 человек. В результате налета туркам пришлось рассредоточить корабли по бухте, устанавливать дополнительные зенитные орудия, налаживать действия системы наблюдения и связи.

Заключительная крупная воздушная операция на Средиземном море была проведена в начале 1918 года. Гидроавианосцы «Арк Ройял» и «Манксмэн» вместе с самолетами Королевского Летного Корпуса участвовали в атаках против турецкого линейного крейсера «Явуз». «Явуз» сел на мель и на какое-то время превратился в мишень для самых мощных воздушных атак против корабля за всю Первую Мировую войну. Всего летчики армии и флота сбросили на него около 15 тонн бомб, но корабельная броня выдерживала попадания 65-фн и 112-фн бомб. Гидроавианосцы попытались было использовать против линейного крейсера торпедоносцы, но атаки были сорваны плохой погодой.

Последний выход «Гебена»

Пока в ноябре 1917 года большевистский переворот не снял русскую угрозу Константинополю, преемник Сушона вице-адмирал фон Ребейр-Пашвиц не мог позволить себе выходы в Средиземное море. К этому времени англичане рискнули сократить свою эскадру в Эгейском море до броненосцев «Лорд Нельсон» и «Агамемнон», 8 легких крейсеров, флотилии старых эсминцев и горстки маленьких мониторов. По мнению командующего Эгейской эскадрой контр-адмирала Сиднея Фримантла, выход «Гебена» из Дарданелл мог преследовать 3 цели:

1. Соединиться с австрийским флотом в Адриатике.

2. Совершить набег на коммуникации между Дарданеллами и портами Смирны.

3. Атаковать британские базы в Мудросе или Салониках, или даже в Порт-Саиде и Александрии.

Фримантл постарался принять необходимые меры предосторожности. На островах Тенедос и Мавро были созданы наблюдательные посты. Гидросамолеты с базы на Имбросе совершали ежедневные разведывательные полеты над Дарданеллами. Между Галлиполли и Имбросом были поставлены минные заграждения. От 4 до 6 эсминцев постоянно патрулировали перед выходом из пролива. Броненосцы «Лорд Нельсон» и «Агамемнон» стояли в часовой готовности к выходу в Мудросе.

Но 12 января 1918 года Фримантла сменил контр-адмирал Артур Хейес-Садлер, который был капитаном «Оушена» в день его гибели 18 марта 1915 года. Это был «хороший средний офицер, не имеющий ничего выдающегося». 16 января он должен был прибыть в Салоники и избрал для этой цели броненосец «Лорд Нельсон», хотя мог использовать любой из эсминцев или штабную яхту «Триад», специально стоящую в Мудросе для таких целей (Мы еще увидим, как в 1942 году адмирал Кратчли отправится на совещание на тяжелом крейсере, лишив адмирала Микаву в бою у Саво совершенно законного трофея.

Похоже, британские адмиралы корабли менее крейсера считали просто недостойными себя). Он разделил броненосцы, сделав положение эскадры очень опасным. Более того, Хейес-Садлер ухитрился раздробить свою небольшую эскадру на целых шесть отрядов, разбросанных по всему морю. «Гебен» без большого труда мог уничтожить любой из них, или даже все поочередно. В результате выход немцев, к отражению которого готовились несколько месяцев, застиг англичан врасплох. Хейес-Садлер надеялся, что немцы будут тралить выходные фарватеры, что позволит англичанам спокойно сосредоточить силы. Он ошибся.

Главным ограничением действий германо-турецкой эскадры была снизившаяся за годы войны скорость кораблей. «Гебен» мог развить 22 узла, а «Бреслау» сейчас с трудом выжимал 20 узлов. И все-таки командир эскадры вице-адмирал фон Ребейр-Пашвиц решил атаковать британские корабли возле Дарданелл и обстрелять их базу на Мудросе. К операции были также привлечены турецкие миноносцы «Муавенет», «Басра», «Самсун», «Нумуне» и подводная лодка UC-23. В результате вылазки фон Ребейр-Пашвиц рассчитывал оттянуть к Дарданеллам дополнительные силы союзников и ослабить их давление на палестинском фронте. Кроме того, он хотел поднять моральный дух турок, пошатнувшийся после падения Иерусалима 10 декабря 1917 года.

Энвер-паша согласился с его предложением, но подчеркнул, что эти 2 корабля имеют для Турции такое же значение, как для Англии ее Гранд Флит, поэтому следует избегать ненужного риска.

Рано утром 19 января 1918 года «Гебен» и «Бреслау» вышли из Босфора якобы для проведения учений в Мраморном море. Союзники на выходе из Дарданелл поставили плотные минные заграждения, которые представляли серьезную опасность. Однако немцы полагались на карту, найденную на разбившемся английском пароходе, решив, что на ней показаны вражеские минные заграждения. Для сохранения секретности операции контрольное траление не велось. В 5.41 немецкие корабли вышли из пролива.

Наблюдатели союзников на острове Мавро из-за плохой видимости и тумана противника не заметили. В 6.10 «Гебен» подорвался левым бортом на мине. Повреждения оказались незначительными, и операция продолжалась. На месте подрыва был сброшен буй, и в 6.32 отряд взял курс на Имброс. Так как якорная стоянка Алики была пустой, германские корабли повернули на север вдоль восточного берега Имброса. Первым в 7.20 их заметил эсминец «Лизард», патрулирующий северо-восточнее Имброса. «Бреслау» шел впереди «Гебена». Так как немецкие радисты глушили радиопередачи, эсминец лишь через несколько минут установил визуальный контакт с «Рагланом» и передал прожектором условный сигнал «ГОБЛО». Почти одновременно противника заметил «Раглан». В 7.45 монитор сумел по радио сообщить о выходе немцев «Агамемнону», стоящему в бухте Мудрое. Тот передал сообщение Хейсе-Садлеру в Салоники, куда адмирал ушел на «Лорде Нельсоне» 4 дня назад.

Мы приведем свидетельство одного из очевидцев этих событий, командира эсминца «Лизард» лейтенанта Оленшлагера.

«В момент выхода „Гебена“ и „Бреслау“ из Дарданелл вблизи пролива патрулировали только 2 британских эсминца. Первоначально патруль был гораздо сильнее, однако эсминцы требовались для сопровождения конвоев, и их отзывали один за другим. Поэтому силы патруля постоянно сокращались. Днем один из эсминцев оставался севернее Имброса — это называлось Северным патрулем. Другой эсминец отвечал за проход между Тенедосом и Имбросом. Этот корабль носил титул Главного патруля. Ночью оба эсминца крейсировали севернее Имброса.

Нам было запрещено переходить с главной позиции на северную восточнее Имброса из-за опасности попасть под огонь береговых батарей. В результате нам приходилось обходить кругом большой остров для того, чтобы соединиться с товарищем, находящимся на расстоянии всего 15 миль.

Воскресным утром 20 января эсминец „Тайгрисс“, на котором находился командир отряда, в 6.30 отделился от нас и повернул на запад, чтобы обойти Имброс и занять место на главной позиции. В 7.20, когда я зашел в штурманскую рубку, мой вахтенный офицер сообщил, что видит возле выхода из Дарданелл крейсер и считает, что это „Бреслау“. После эвакуации наших войск с полуострова все эсминцы ждали именно такого случая. Но недели превращались в месяцы, те плавно перетекли в год, и вероятность столкновения казалась нам все более сомнительной. Мы начали думать, что выход „Гебена“ и „Бреслау“ из Дарданелл еще менее вероятен, что выход Флота Открытого Моря из своих баз для генерального сражения с Гранд Флитом в Северном море.

Откровенно говоря, когда я услышал это сообщение, то не сразу понял, что настал долгожданный час. Но я быстро поднялся на мостик, чтобы отчитать своего вахтенного начальника за глупую ошибку и выяснить, кого же он принял за германский крейсер. В это время „Лизард“ находился в 2 милях от мыса Уэлкам. Утро было тихим и солнечным. Находившиеся восточнее берега полуострова Галлиполли казались черными на фоне олубого неба. В бухте Кусу 2 монитора стояли на якоре, предаваясь обычному воскресному отдыху. Единственные признаки жизни подавал дрифтер „Суперная“, медленно ползущий вдоль линии сетей. Мыс Кефало выглядел как обычно.

Но там, где мы привыкли видеть чистую морскую гладь, все всяких сомнений находился „Бреслау“. И он шел прямо на нас!

Загремели звонки боевой тревоги, защелкали створки прожекторов, посылающих срочные сообщения. По трапам зазвенели каблуки матросов, разбегающихся по боевым постам. Лязгнули замки орудий, глотая снаряды.

Эсминец задрожал, увеличивая ход до полного. Мы еще не успели ничего сделать, как огоньки пробежали вдоль борта „Бреслау“ и „Гебена“, который виднелся в миле за кормой своего маленького товарища. Невероятное в конце концов случилось!

Наша рация еще не успела передать сигнал общей тревоги, как с глухим ревом снаряды „Бреслау“ подняли столбы воды у нас под бортом. Снова замигали прожектора, мы пытались предупредить мониторы в бухте Кусу.

Противник все еще был скрыт от них скалами. После показавшейся бесконечной задержки мы сумели привлечь их внимание и сообщили, что видим противника, идущего на север. Командир отряда эсминцев не раз повторял нам, что в случае подобного выхода наша главная задача — поддерживать контакт с противником и сообщать о его передвижениях.

Поэтому мы не должны были без крайней необходимости подставляться под огонь вражеской артиллерии. Я вспомнил это наставление не без облегчения. Решив, что немцы пытаются под прикрытием берега прорваться на север, я лег на курс N30°O и дал полный ход, чтобы оказаться впереди них и поддерживать контакт.

Залпы „Бреслау“ начали ложиться в неприятной близости от нас. Расчет кормового орудия даже обдало водой, когда снаряд лег у нас под бортом.

Хотя противник находился слишком далеко от нас, я приказал старшему помощнику открыть огонь, чтобы хоть как-то занять матросов. Наши орудия, как я помню, имели прицелы, рассчитанные только на 7000 ярдов, а противник находился в 5 или 6 милях от нас, поэтому наш огонь просто не мог быть эффективным. „Бреслау“ накрыл нас 2 или 3 раза, но попаданий не добился. Я приказал идти зигзагом, поворачивая на место падения предыдущего залпа. Поэтому, если только не случится несчастье, мы могли считать себя в полной безопасности от попаданий.

Мой суб-лейтенант, который отвечал за торпедные аппараты, настаивал на немедленной торпедной атаке. Он с затаенной надеждой сообщил, что его люди находятся в полной готовности к немедленному пуску торпед. Но я все еще думал, что германские корабли пытаются сбежать, поэтому решил сберечь наши драгоценные торпеды до наступления ночи. Тем временем противник заметил наши мониторы и завязал бой с ними.

Я не слишком беспокоился за мониторы, полагая, что они смогут постоять за себя. Поэтому с огромным удивлением я увидел, что бой завершился уже через несколько минут. Оба корабля пылали, прекратив стрельбу. Я решил попытаться укрыть их дымовой завесой, нажал кнопку сигнала „дым“ и направился к бухте Кусу. За нами тянулся хвост жирного черного нефтяного дыма. Когда мы подошли ближе к бухте, то увидели, что вся она усеяна всплесками падающих снарядов. Я понял, что прикрывать мониторы мы сможем пару минут, после чего сами погибнем. Мы прекратили ставить дымзавесу, и почти в тот же момент немцы прекратили огонь. В этот момент показался „Тайгрисс“, который перехватил наш сигнал тревоги.

Эсминец шел на большой скорости прямо под берегом. Я продолжал идти к Кусу и обрезал корму командиру. Кранцы были вывалены за борт, и экипаж вельбота стоял наготове возле шлюпки. Когда мы прошли сетевое заграждения и вошли в бухту, нашим глазам открылось печальное зрелище. „Раглан“ затонул, над водой возвышался только мостик и развороченный марс. М-28 был весь объят огнем.

Я уже был готов послать на помощь вельбот, когда увидел, что возвращается патрульный дрифтер. В этот момент „Тайгрисс“, по которому открыл огонь „Бреслау“, приказал присоединиться к нему. Когда я развернулся, чтобы выйти из бухты, со страшным грохотом взорвался М-28. Обломки и изуродованные тела падали вокруг нас. Когда дым рассеялся, от монитора не осталось и следа.

Я соединился с „Тайгриссом“ примерно в 8.45 северо-восточнее мыса Кефало. Командир взял курс на юго-восток, чтобы догнать противника, который скрылся из вида, обогнув мыс. Как только мы снова увидели немцев, „Бреслау“ немедленно открыл огонь. Однако продолжалось это недолго. Вскоре после 9.00 мы увидели высокий столб дыма и воды, взметнувшийся у него над кормой. Через несколько минут мы заметили еще несколько взрывов. Сначала я подумал, что он попал под огонь каких-то кораблей, находящихся южнее Имброса. Лишь потом я понял, что он попал на наше минное заграждение. „Гебен“ повернул назад и несколько минут шел на юг. Мы находились примерно в миле на северо-восток от мыса Кефало, а „Гебен“ находился в 10000 ярдов на юг.

Я начал опасаться, что следующую пару дней мы проведем, гоняясь за ним по всему Средиземному морю. Поэтому я послал вниз за стюардом и приказал подать завтрак на мостик. Но прежде, чем завтрак был готов, мы снова ввязались в бой. 5 маленьких кораблей в 9.20 вышли из Дарданелл. 4 явно были маленькими миноносцами, а пятый я принял за старый крейсер.

Головной эсминец значительно оторвался от остальных. „Тайгрисс“ просигналил: „Приготовиться к бою“ и увеличил ход до полного, повернув на юг. Мы находились на правой раковине командира.

Чтобы атаковать противника, мы прошли прямо над тем местом, где полчаса назад взорвался и затонул „Бреслау“. Море было усеяно обломками.

Сотни людей пытались вскарабкаться на плотики и бревна. Вероятно, они думали, что мы собираемся подобрать их. Представляю их горькое разочарование, когда мы промчались мимо, несмотря на их отчаянные крики. Полагаю что перед ними предстало прекрасное зрелище — идущие в атаку эсминцы с развернутыми на борт орудиями и торпедными аппаратами, дым валит из труб, огромные стеньговые флаги развеваются на мачтах, за кормой кипит высокий белый бурун!

Через 5 минут с дистанции 6000 ярдов мы открыли огонь. Оба эсминца обстреляли головной эсминец. Весь отряд противника немедленно развернулся на 16 румбов и помчался назад. Головной эсминец почти сразу получил попадание и начал ставить дымовую завесу. Он пытался отстреливаться, но его снаряды летели мимо. Как только мы открыли огонь, береговые батареи с мыса Хеллес обстреляли нас. Их огонь был достаточно жарким и точным, хотя нам повезло, и оба эсминца избежали попаданий.

Мы уже находились в опасной близости от линии наших мелкосидящих мин, поэтому „Тайгриссе“ предпочел прекратить бой. Мы повернули на запад, и стрельба береговых батарей прекратилась. Мы снизили скорость.

По какой-то загадочной причине „Гебен“ не пришел на помощь атакованным нами эсминцам. Все это время мы находились в неприятной близости от него. Позднее мы узнали, что линейный крейсер тоже подорвался на мине, хотя взрыв почти не причинил ему вреда. Когда мы вышли за пределы дальности стрельбы береговых батарей, „Гебен“ проследовал за своими эсминцами в Дарданеллы, поэтому нам не оставалось ничего иного, как „вернуться и подобрать обломки“. Мы вернулись на минное поле, где погиб „Бреслау“, и спустили шлюпки.

Мотор моего моторного катера в лучших традициях миноносных катеров отказался заводиться, поэтому при шлось отправить только вельбот. Как ни странно, катер „Тайгрисса“ сумел отвалить от борта эсминца вместе с вельботом. Мы видели в прозрачной воде пару мин, поэтому команда была выстроена вдоль борта с баграми в руках, чтобы отталкивать их, если корабль сдрейфует на мины. Сегодня я с ужасом вспоминаю свой легкомысленный оптимизм! Спасательные работы заняли у нас около часа, к 12.30 все оставшиеся в живых немцы были подобраны. „Тайгрисс“ подобрал 110 человек, „Лизард“ — 62 человека. К несчастью, многие погибли от разрыва сердца, когда мы пролетели мимо них, чтобы атаковать вражеские эсминцы. Количество трупов было значительно больше, чем число оставшихся в живых. Следует отметить, что после спуска шлюпок мы стояли без хода совсем недалеко от береговых батарей, которые еще недавно вели по нам достаточно меткий огонь. Но сейчас они не сделали ни единого выстрела.

Во время последней вылазки катер „Тайгрисса“ сообщил, что его преследует подводная лодка. Поэтому я на большой скорости обошел район, но ничего не заметил. Тем временем мы получили приказ возобновить патрулирование на главной станции, и в 13.30 мы снова мирно крейсировали на скорости 10 узлов южнее Имброса, слегка встревоженные большим числом пленных. В 18.00 мы получили приказ принять пленных с „Тайгрисса“ и вернуться к кораблю-матке в Мудросе. Это было уже серьезной проблемой, так как количество пленных втрое превысило численность экипажа! Однако мы загнали их в кубрики под полубаком и направили на двери пулеметы. На всякий случай туда же нацелили ракетницы. Эти бедняги во время путешествия на Мудрое на своей шкуре испытали, что чувствуют сардинки в банке.

Я испытал легкий шок, когда один из германских офицеров потребовал встречи со мной и сообщил, что утром вход в бухту Мудроса заминирован подводной лодкой (Позднее стало известно, что это был старший артиллерист „Бреслау“)! Как мне помнится, позднее тральщики подтвердили, что это была чистая правда, но в тот день мы вошли прямо в гавань и подошли к борту „Бленхейма“, чтобы передать пленных. В памяти остался приятный казус. Один германский старшина, покидая эсминец, провозгласил троекратное „ура“ — или „хох“? — в честь „Тайгрисса“ и „Лизарда“. И остальные немцы поддержали его! После этого я насладился горячей ванной и бритьем в каюте командира флотилии эсминцев».

Теперь вернемся на мониторы. На «Раглане» сыграли боевую тревогу и начали разводить пары. Башня и 152-мм орудие развернулись на левый борт, однако огня пока не открывали. Англичане надеялись, что противник не заметит их на фоне береговых утесов.

Но это была напрасная надежда. «Бреслау» несколькими залпами отогнал «Лизард», помешав ему выйти в торпедную атаку. В 7.44 «Бреслау» дал первый залп по «Раглану», а в 7.49 к нему присоединился «Гебен». Ответный выстрел «Раглана» лег за кормой легкого крейсера. М-28 тоже вступил в бой, — используя свое 234-мм орудие.

Четвертый залп «Бреслау» попал в цель. Был разрушен фор-марс, убит старший артиллерист, ранен командир монитора капитан 2 ранга виконт Брум. «Бреслау» пристрелялся и открыл беглый огонь. 152-мм орудие «Раглана» успело дать 7 выстрелов.

Английские наблюдатели говорят, что монитор добился 1 попадания в «Бреслау» и 1 — «Гебен». Немцы этого не подтверждают. Когда башня «Раглана» уже была готова открыть огонь самостоятельно, 280-мм снаряд с «Гебена» пробил броню барбета и воспламенил заряды на элеваторе. Хотя пожара в погребе не возникло, часть расчета башни погибла, создалось впечатление, что взорвалось одно из орудий. Видя, что положение безнадежно, Брум приказал команде покинуть корабль.

Дав 9 залпов по «Раглану», «Бреслау» перенес огонь на М-28. Уже второй залп попал в среднюю часть маленького монитора, который вспыхнул, как факел. Новая попытка «Лизарда» атаковать немцев торпедами была отбита. Немецкие корабли подошли на расстояние всего 20 кабельтов и расстреливали мониторы, как на полигоне. Вскоре на «Раглане» взорвался погреб 76-мм снарядов, и в 8.15 монитор затонул на глубине чуть более 10 метров. Его мачта и труба торчали над водой. К счастью, монитор затонул раньше, чем пожар добрался до 356-мм погреба, иначе жертв было бы очень много.

Командир М-28 капитан-лейтенант МакГрегор приказал спустить вельбот, чтобы спасти команду «Раглана». Сам М-28 успел дать только 2 выстрела из своего тяжелого орудия, после чего оно было разбито снарядом с «Бреслау». При этом погиб и МакГрегор. В 8.27 М-28 взорвался, засыпав обломками подходящий «Лизард». Позднее шлюпки и дрифтеры подняли из воды 132 человека из 2 экипажей. Уничтожив мониторы, фон Ребейр-Пашвиц повернул на юг, чтобы атаковать гавань Мудроса.

Хейес-Садлер получил сигнал тревоги на борту «Лорда Нельсона» около 8.00. Мы приведем радиограммы, переданные эсминцами.

«Лизард» в 7.35: «Особо срочно. „Вижу „Гебен“ и „Бреслау“.

„Лизард“ в 8.10: „Гебен“ и „Бреслау“, курс северо-запад, скорость 20 узлов“.

Адмирал немедленно вышел из Салоник. Он приказал „Агамемнону“ с „Форсайтом“ и 2 эсминцами следовать для встречи с „Лордом Нельсоном“ в 14.00 в точке в 10 милях южнее мыса Палиури. Однако „Форсайту“ понадобилось время, чтобы развести пары.

Монитор М-18 проводил ремонт и был вынужден передать адмиралу: „Сожалею, но могу развести пары только через 24 часа, так как моя труба находится на борту „Рилайэнса“.

Легкие крейсера „Лоустофт“ и „Скирмишер“, стоявшие в Мудросе на острове Лемнос, тоже развели пары. Однако поздно! Задолго до того, как фон Ребейр-Пашвиц добрался до Мудроса, он поплатился за свое нахальство.

В 8.26 германские корабли были атакованы британскими самолетами. „Бреслау“, шедший в кильватер „Гебену“, получил приказ выйти вперед, для того, чтобы „Гебен“ мог использовать свои зенитные орудия, расположенные на кормовой надстройке. Выполняя этот маневр и пытаясь одновременно уклониться от бомб, в 8.31 „Бреслау“ кормой подорвался на мине у мыса Кефало. Из строя вышло рулевое управление и турбина правого борта, легкий крейсер остановился. Пока „Гебен“ маневрировал, чтобы взять его на буксир, он сам в 8.55 подорвался на том же минном поле. Наблюдатели сообщили адмиралу, что в воде видны многочисленные мины. Трофейная карта обманула немцев!

Самое интересное, что это не была хитроумная ловушка противника. Немцы обманули сами себя, приняв пометки капитана парохода за указания координат минных полей.

„Бреслау“ все-таки сумел дать задний ход и попытался выйти с минного поля, но в 9.00 подорвался левым бортом сразу на 2 минах. Крейсер полностью лишился хода и начал дрейфовать с сильным дифферентом на корму. Через несколько минут „Бреслау“ подорвался еще на 2 минах и начал быстро тонуть. Команда бросилась в воду, но так как ее температура была очень низкой, британские эсминцы „Лизард“ и „Тайгрисс“, подошедшие через полтора часа, сумели подобрать только 162 человека. Среди погибших был и командир крейсера.

В 9.06 „Тайгрисс“ радировал: „Бреслау“ тонет“.

В 10.15 он же передал: „Гебен“ и эсминцы вернулись». — «Агамемнон», «Лоустофт» и «Скирмишер» вышли в море и услышали стрельбу. За ними последовал «Форсайт». Однако прежде чем эти корабли подошли к месту событий, все закончилось, и они получили приказ возвращаться.

Капитан «Гебена» сумел вывести корабль с минного поля и направился обратно в проливы, бросив «Бреслау» тонуть. Но обратный путь оказался таким же опасным. Немцы не сумели найти поставленные ими буи, и в 9.48 линейный крейсер подорвался уже на третьей мине за день. Но испытания «Гебена» не закончились. В 10.30 он вошел в Дарданеллы, эсминцы следовали за ним. Им тоже досталось. В ходе перестрелки с англичанами «Басра» получил 2 попадания в корму снарядами калибра 102 мм. Был затоплен кормовой отсек, но в целом повреждения оказались невелики.

В 11.00 линейный крейсер прошел последнее минное заграждение, и лоцман был отпущен. Кренясь на левый борт, «Гебен» добрался до мыса Нагара, где капитан спутал буи и отдал неверный приказ рулевому. В 11.32 «Гебен», имея ход 15 узлов, крепко сел на мель. Он оказался в довольно опасном положении. Неприятель мог обстреливать корабль перекидным огнем из залива Сарос, атаковать его с помощью подводных лодок и самолетов. Поэтому туркам пришлось привлечь все наличные миноносцы, чтобы организовать ПЛО. Сюда же были подтянуты все свободные зенитные орудия и самолеты.

На берег с «Гебена» была послана группа корректировщиков под командой старшего артиллериста линейного крейсера. Предполагалось организовать стрельбу «Гебена» по вражеским кораблям в заливе Сарос.

Вечером 24 января англичане провели нерешительный обстрел «Гебена». Судя по всплескам, они использовали орудия калибра 102–152 мм. Турецкие береговые батареи ответили на огонь, но в темноте никто из противников успеха не добился.

На «Гебене» началась перегрузка боезапаса с носа в корму. Для стягивания с мели в помощь машинам завели 2 адмиралтейских якоря, но попытка провалилась. Из Константинополя прибыли почти все корабли турецкого флота. 21 января в 18.15 пришел броненосец «Торгуд Рейс», который тоже пытался стянуть линейный крейсер с мели. Но тяжелый корабль не двигался.

Англичане начали интенсивные бомбардировки «Гебена» с воздуха. Налеты проводились и днем, и ночью. Особенно неблагоприятны для немцев были утренние часы. Мачты «Гебена» торчали над пеленой тумана, ползущего над водой, но артиллеристы не видели ничего. Команде оставалось лишь напряженно вслушиваться в жужжание моторов и ждать разрыва бомбы. Хотя англичане сбросили огромное количество бомб (немцы насчитали 180 штук), в целом операция закончилась провалом. В «Гебен» попали только 2 бомбы. 22 января в 11.48 одна бомба попала в заднюю трубу и сделала в ней пробоину диаметром 3 метра. 23 января вторая бомба попала в ящик противоминных сетей левого борта.

Согласно сообщению газеты «Тайме» от 30 марта 1918 года, англичане провели 276 налетов и сбросили 15,4 тонны бомб. Особенно сильные налеты имели место 23 января.

Боевой дневник «Гебена» говорит:

«С 10.00 до 10.18 воздушная тревога, 6 самолетов сбрасывают бомбы. С 10.20 до 10.30 — 2 самолета сбрасывают бомбы. С 11.00 до 11.11 — 4 самолета сбрасывают бомбы. С 11.45 до 12.0–8 самолетов сбрасывают бомбы. С 14.40 до 15.05 — 8 неприятельских самолетов сбрасывают бомбы.

В 14.45 неприятельский самолет сбит германским истребителем. С 17.07 до 17.21 — 4 самолета сбрасывают бомбы. С 20.08 до 20.43 — 3 самолета сбрасывают бомбы. С 21.00 до 22.02 — 1 самолет сбрасывает бомбы».

Но, как мы видели, все эти атаки были напрасными. После первых неудачных попыток снять «Гебен» с мели «Торгуд Рейс» ушел в Константинополь для пополнения запаса угля. Немцам крупно повезло, что «Гебен» сел на песчаную банку и почти не повредил днище. Теперь он пытался размыть песок работой винтов. 25 января снова пришел «Торгуд Рейс». Его решили отшвартовать кормой у правого борта «Гебена» и попытаться работой обоих винтов размыть банку. Несмотря на сильный ветер и течение, броненосец к 23.00 закончил швартовку. Машины «Торгуд Рейса» работали всю ночь. Промеры показали, что глубина под килем «Гебена» постоянно увеличивается.

26 января в 10.00 была сделана еще одна попытка стащить линейный крейсер с мели. Его тащили «Торгуя Рейс» и несколько буксиров. «Гебен» дал полный ход назад, но его лишь развернуло на 13'' в сторону и накренило на правый борт. Это показывало, что песок начал разрыхляться. «Торгуд Рейс» снова отшвартовался у борта «Гебена» и начал работать винтами. В 16.00 наблюдатели сообщили, что струя от правого винта броненосца пробила проход под килем «Гебена» и видна с противоположного борта. Тогда по 2 буксира отшвартовались с каждого борта «Гебена», а броненосец начал тянуть в направлении правой раковины. «Гебен» несколько раз дернулся, повернулся на месте и в 17.47 наконец сошел с мели. После этого он сразу направился в Константинополь. 27 января оба корабля с развевающимися стеньговыми флагами встали на якорь в Босфоре.

Еще одну безуспешную попытку предприняли с помощью подводной лодки. Ближайшей лодкой союзников была Е-14 на Корфу. Когда 28 января она появилась у Нагары, цель, увы, пропала. Зато сама лодка была обстреляна береговой артиллерией в Кум-Каче и потоплена.

Тем не менее, «Гебен» был так тяжело поврежден, что до конца войны совершил лишь один выход в море. Корабль отправился в оккупированный германскими войсками Севастополь для большого ремонта, который закончился как раз вовремя, чтобы вернуться в Константинополь в ноябре 1918 года до капитуляции. Но это произошло уже через 4 года после того, как «Гебен» и «Бреслау» стали косвенной причиной еще одного катастрофического поражения британского флота в ноябре 1914 года. Правда, случилось это за полмира от Дарданелл, у берегов Чили.

Оргвыводы последовали незамедлительно. Адмиралтейство немедленно отстранило от должности Хейес-Садлера. Его заменил контр-адмирал Сесил Ламберт, занимавший до этого пост Четвертого Морского Лорда. Хотя эта новая оплеуха Королевскому Флоту была не менее оскорбительной, чем знаменитое бегство в 1914 году, на сей раз пресса отреагировала достаточно спокойно. Гораздо больше вспоминали именно события начала войны. Теперь ее исход был уже предрешен, и волноваться попусту не имело смысла.

Операция по большому счету — оказалась безрезультатной. После непродолжительной паники англичане успокоились и не стали вызывать к Дарданеллам дополнительные корабли. Впрочем, здесь они тоже обманули сами себя, значительно преувеличив масштаб повреждений «Гебена».

Лазурная Адриатика

Бессмысленный флот

Именно это определение следовало бы дать Императорскому и Королевскому австро-венгерскому флоту в описываемый нами период. Не бессильный и не бесполезный, как раз с этим-то у австрийцев все было в порядке, а именно бессмысленный. Таким его сделала сложившаяся стратегическая ситуация. Она не предусматривалась никакими оперативными планами австро-венгерского штаба. Впрочем, если бы адмиралы и попытались изобрести хоть какой-то разумный метод действий, найти реально выполнимые цели — вряд ли это им удалось бы. Ведь последние полвека флоты союзников по Тройственному Альянсу — Италии и Австро-Венгрии — занимались увлекательнейшим делом: готовились к войне друг с другом.

Удивляться этому не приходится. Италия и Австрия всего лишь за 20 лет ухитрились трижды повоевать между собой — в 1848, 1859 и 1866 годах. Именно в боях с австрийскими войсками и родилось Королевство Италия. Чтобы забыть такое, требуется много времени. Кроме того, Австрия даже в проигранной войне 1866 года (правда, разгромили австрийцев все-таки пруссаки, а не итальянцы) сумела нанести итальянскому флоту унизительное поражение при Лиссе. Сейчас Италия никак не могла окончательно определиться между двумя направлениями экспансии. Часть политиков стояла за создание собственной колониальной империи в Африке, что вело к столкновению с Францией и Турцией. Другие ратовали за возвращение «исконных» территорий, оставшихся во власти Австро-Венгрии (Триест). Когда в 1881 году Италия присоединилась к Двойственному Союзу, выбор был сделан в пользу колоний. Именно для этой цели и строился большой флот.

Австрия в 1879 году заключила союз с Пруссией, чтобы совместными усилиями нейтрализовать русскую угрозу. Присоединение Италии к этому союзу стало крупной дипломатической победой Вены. Бывший враг превращался в союзника, хотя австрийцы никогда до конца итальянцам не верили. Возглавляли сомневающихся начальник генерального штаба Конрад фон Гётцендорф и эрцгерцог Франц-Фердинанд. И ведь оказались правы! А пока что Австрия могла целиком сосредоточиться на развитии армии, забыв о дорогостоящих бронированных мастодонтах.

Отметим еще несколько любопытных особенностей австрийского флота. Еще в 1865 году было ликвидировано Морское министерство, и руководство флотом было передано морскому отделу (Marinesektion) Военного министерства. Двуединая монархия была многонациональным государством, что создавало дополнительные проблемы. В 1914 году рядовой состав флота был укомплектован следующим образом: 34,1 % хорваты и словенцы, 20,4 % венгры, 16,3 % австрийские немцы, 14,4 % итальянцы, 11 % чехи, словаки и русины, 4,6 % поляки и румыны. Офицерам приходилось говорить на 4 языках. Матросы должны были немного говорить по-хорватски и по-итальянски и понимать команды, отданные на немецком языке. Наиболее образованные чехи и немцы служили в основном сигнальщиками и механиками, венгры — артиллеристами, хорваты и итальянцы — строевыми матросами и кочегарами.

Такой коктейль, разумеется, порождал известную напряженность. Трудно было ждать от итальянцев энтузиазма в боях против «братьев», которые родились всего в нескольких милях от Триеста, но по другую сторону границы. Точно так же словенцы гораздо меньше ненавидели сербов, чем мадьярских вельмож. Но пока был жив старый император Франц-Иосиф, эти шероховатости как-то сглаживались. Несмотря на национальные разногласия, все народы были верны своему императору, олицетворявшему добрую старую империю.

После его смерти 21 ноября 1916 года центробежные процессы начали набирать силу, и это привело к ряду мятежей на кораблях.

В самом конце XIX века Италия начала понемногу отходить от союза, поэтому Вене волей-неволей пришлось заняться развитием флота. Большую роль в этом сыграл эрцгерцог Франц-Фердинанд. За короткое время австрийцы сумели создать мощные судостроительные заводы. Ну, а шкодовские орудия были одними из лучших в Европе.

Итальянцам в это время все еще приходилось полагаться на помощь и поставки Армстронга и Виккерса. И вот австрийцы с энтузиазмом ввязались в гонку морских вооружений с Италией. Возрождение флота связано с именами 2 прекрасных администраторов и командующих: адмирала Германа фон Шпауна (1897–1904) и вице-адмирала князя Рудольфа Монтекукколи (1904–1913). Активное участие в строительстве флота принимал эрцгерцог Франц-Фердинанд. На берегах Адриатики в меньшем масштабе повторялось то же самое, что происходило на берегах Северного моря. Это вызывало тихую панику у старшего партнера — Германии. Видеть, как два твоих союзника готовятся к междоусобной войне — занятие неприятное.

Австрийский флот создавался в предвидении 2 вариантов развития событий. Это могла быть война с Италией один ни один. В этом случае австрийцы имели все шансы на успех. Второй альтернативой были совместные с итальянцами действия против французов.

Удалось заключить предварительное соглашение с Италией относительно перевода австрийских кораблей в Неаполь, Мессину и Аугусту. Были согласованы вопросы снабжения флота углем и различными припасами. Командующим объединенными морскими силами должен был стать австрийский адмирал Антон Гауе. Он в 1913 году сменил князя Монтекукколи на посту командующего австрийским флотом. Задачами объединенного флота являлись: борьба с англо-французским флотом, борьба с судоходством союзников, оборона западного побережья Италии. Хотя это соглашение и вступило в силу 1 ноября 1913 года, сложно сказать, насколько серьезно относились к нему обе стороны.

Австрийцы не доверяли сомнительному союзнику, поэтому в Вене никто особенно не удивился, когда Италия осталась нейтральной после начала войны. Хуже было другое — небольшой, но мощный и отлично сбалансированный австрийский флот вдруг оказался совершенно не у дел. Базируясь на Полу или даже на Каттаро, он никак не мог принять участие в борьбе за Средиземное море. Кораблям не хватало дальности хода, а если бы они даже и попытались вырваться из естественной мышеловки, на пути неизбежно возникала Мальта. То, что французский флот будет там базироваться, было совершенно очевидно. И так же очевидно было то, что французам поможет Королевский Флот. А такой противник был австрийцам уже не по силам. Поэтому действия французов, которые в 1914 году изо всех сил блокировали Адриатику, понять крайне трудно. Если существует флот противника, его нужно заблокировать в портах. А то, что он и так выходить в море не собирается, — это его, противника, сложности. Тупой догматизм или просто тупость?

Впрочем, столь же бездумное отношение характерно и для советских историков. Не удержусь, чтобы не процитировать книгу «Флот в Первой Мировой войне», том 2 (орфография оригинала).

«Адриатический морской театр характеризуется обилием островов, разделенных глубокими проливами. Это обстоятельство облегчало австрийцам вести разведку и наблюдение за морем, скрытно переразвертывать силы флота. Пока австрийцы владели шхерным архипелагом, англо-французскому флоту в Адриатическом море необходимо было держаться настороже, ибо его коммуникации постоянно находились под угрозой внезапного нападения из шхер».

Позволю себе спросить: какому такому англо-французскому флоту в Адриатике? Какие такие коммуникации? Надо же думать, что пишешь и как пишешь. В конце концов, даже если ты адмирал, это не основание, чтобы нести подобную чушь.

Когда Италия вступила в войну на стороне Антанты, положение австрийского флота хуже не стало. Скорее, оно даже стало лучше. Появилась хоть какая-то цель у легких сил флота.

Линкоры и броненосцы по-прежнему отстаивались на якорях, зато крейсера и эсминцы занялись делом. Они обстреливали итальянское побережье и совершали вылазки в Отрантский пролив. Труднее понять союзников. Имея колоссальное превосходство в силах, они так и не смогли договориться о совместных действиях. В результате на Адриатике, как это ни странно, господствовали скорее австрийцы, чем Антанта.

Морская война на Адриатическом море в 1914-18 годах остается почти незамеченной историками, и совершенно справедливо. Никаких серьезных боев на этом театре не происходило. Мелкие стычки тоже можно пересчитать по пальцам одной руки. Громкие дела бравых итальянских лейтенантов, которые в самом конце войны потопили пару австрийских линкоров, при всей своей внешней эффектности никак не могут скрасить позорного и постыдного поведения итальянского флота в целом. Если русский флот так и не сумел избавиться от синдрома Цусимы, то над итальянским флотом призрак Лисы имел почти мистическую власть. В конце концов, при Цусиме был разбит более слабый флот, только подтвердив свою слабость. И только патологический идиотизм русских адмиралов превратил поражение в разгром. При Лиссе был разбит флот, превосходивший противника чуть не в два раза. Оправиться от такого поражения за жалкие 50 лет итальянцы не сумели. Итальянский флот так и не выполз за пределы бухты Таранто.

Смешно читать итальянские описания действий на море. Например, один историк совершенно серьезно утверждает, что Италия совершила целых три подвига в годы Первой Мировой войны. Когда дело доходит до описания этих самых подвигов, неподготовленного читателя берет оторопь. Подвиг первый: Италия разорвала Тройственный договор. Подвиг второй: Италия вступила в войну. Подвиг третий: Италия разбила австрийцев при Венето. Лучше всего на это ответил Ллойд-Джордж на Парижской мирной конференции. Он заявил итальянскому премьеру Орландо: «На каком основании Италия требует новых территорий? Ее разгромили еще раз?»

В итоге война на Адриатике превратилась в мастерское уклонение от любыхсерьезных столкновений, хотя разные государства руководствовались при этом совершенно различными соображениями. Австрийцы справедливо полагали, что их флот гораздо слабее соединенных неприятельских сил, а потому им следует вести себя сдержанно. При этом австрийские корабли часто использовались для обстрела берега в интересах армии.

Англия просто не могла вести активную войну на трех театрах сразу, на это не хватало сил даже у огромного британского флота. К Северному морю были прикованы лучшие корабли англичан, второстепенные увязли в трясине Дарданелл, крейсера патрулировали океанские коммуникации. Поэтому в Адриатике появились пара крейсеров и дивизион эсминцев. С такими силами даже австрийского флота не одолеешь. Французы на Адриатике не имели никаких баз. Итальянцы наотрез отказались сотрудничать с союзниками, требуя передачи в свое распоряжение французских и британских кораблей. Эти требования стали постоянным рефреном на всех совещаниях морских штабов.

Поскольку особых интересов у французов в этом районе тоже не было, они обозначили свое присутствие резким выпадом в самом начале войны, потопив австрийский крейсер «Цента», пару месяцев изображали блокаду, а потом благополучно забыли об Адриатике.

Итальянцы имели все — корабли, базы, помощь союзников. Отсутствовали только желание и способность воевать. Итальянские дредноуты вообще никак не заявили о своем существовании за все годы войны, если не считать громкого взрыва «Леонардо да Винчи» в собственной базе. Итальянские крейсера и эсминцы участвовали в нескольких столкновениях, и выяснилось, что итальянские адмиралы и матросы — достойные наследники разбитого при Лиссе флота. Те же самые трусость, глупость, непрофессионализм. В результате вся война на Адриатике превратилась, как это ни странно, в бои местного значения между немцами и англичанами. Мы говорим, разумеется, о знаменитом Отрантском барраже. Германские подводные лодки против британских траулеров… Довольно странная картина при наличии французского и итальянского флотов.

Считаю необходимым сделать небольшое отступление. Часто во время военно-морских игр рассматривался вариант с переводом части австрийских кораблей в турецкие воды. Базируясь на Константинополь, они могли серьезно угрожать позициям союзников в Восточном Средиземноморье, в том числе наиболее важной точке — Суэцкому каналу. При сохранении нейтралитета Греции заблокировать Дарданеллы было довольно сложно. Это же обеспечивало Центральным Державам полное господство на Черном море.

Внешне такая операция выглядит разумно, но в действительности она была совершенно невозможна. Не говоря уж о межгосударственных и межнациональных противоречиях, напомню, что даже обеспечение базирования одного-единственного линейного крейсера стало для турок неразрешимой проблемой. Появление в Константинополе эскадры линкоров просто нокаутировало бы турецкую экономику. Ни угля, ни боеприпасов, ни доков там не было. Флот сожрал бы сам себя в течение пары месяцев. Но что самое интересное — некоторое время спустя после начала войны германский Морской Генеральный Штаб всерьез начал рассматривать такой переход, даже не интересуясь мнением самих австрийцев.

Свою первую операцию, увы, довольно печальную, корабли нового австрийского флота провели еще до войны. Линкору «Вирибус Унитис» пришлось доставить в Триест тело эрцгерцога Франца-Фердинанда, злодейски убитого 28 июня 1914 года в Сараево агентом сербской разведки. 3 года назад эрцгерцог торжественно спустил этот корабль на воду…

Сменивший его эрцгерцог Фридрих был настоящим Габсбургом. Австрийский военный атташе в Париже сказал о нем русскому атташе графу Игнатьеву: «Это человек, способный целый день обсуждать вопрос, какого цвета должны быть канты петлиц пехотного батальона».

28 июля Австро-Венгрия начала частичную мобилизацию и объявила войну Сербии. 1 августа эрцгерцог Фридрих, назначенный верховным главнокомандующим австрийским вооруженными силами, отправил адмиралу Гаусу письмо, в котором говорилось:

«Во исполнение долга, возложенного на меня Его Всемилостивейшим Императорским и Королевским Апостолическим Величеством как на главнокомандующего вооруженными силами, я возлагаю на Ваше Превосходительство задачу проведения независимых морских операций, согласованных суверенами держав Тройственного Альянса. Я предоставляю Вашему Превосходительству все необходимые полномочия заключать соглашения со штабами, флотов союзных держав и предпринимать все меры для организации сотрудничества…

В рамках этих общих задач Императорские и Королевские морские силы будут, в случае необходимости, оказывать помощь сухопутным силам в заливе Каттаро. Эти операции будут вестись под руководством командования VI армии.

Если Италия не нарушит своих союзных обязательств, задачи Вашего Превосходительства будут ограничены обороной Адриатики. Отношение Италии до сих пор остается неопределенным. Как только оно прояснится, я проинформирую Ваше Превосходительство. Я ожидаю постоянных и подробных донесений о действиях наших и союзных морских сил. В свою очередь, я буду информировать Ваше Превосходительство о положении на сухопутных театрах, насколько это будет необходимо…»

Следует сказать и об одной грубейшей ошибке, допущенной адмиралом Гаусом. За нее австрийский флот заплатит очень дорого. Гауе решил, что война не затянется, и приказал прекратить строительство всех военных кораблей. Выделенные для этого средства были возвращены в казну. Высококвалифицированные рабочие верфей были призваны в армию.

В результате в годы войны в Австрии не было построено кораблей, крупнее эсминца, да и тех ввели в строй всего 4 единицы. Поэтому флот не сумел восполнить потери, как бы малы они не были. О наращивании сил речь не шла в принципе.

3 августа Италия заявила о своем нейтралитете. 4 августа Австрия объявила всеобщую мобилизацию. И далее события покатились, набирая скорость. В самом начале военных действий адмирал Сушон обратился за помощью к австрийцам. На всякий случай была подготовлена к выходу в море довольно солидная эскадра, которая должна была встретить «Гебен» и помочь ему прорваться в Адриатическое море. Но этого всерьез не хотел никто.

Эрцгерцог Фридрих писал адмиралу Гаусу: «Так как министерство иностранных дел надеется избежать войны с Англией, а любые действия против английских кораблей приведут к такой войне, поддержку „Гебену“ и „Бреслау“ следует оказать, только если эти корабли войдут в Адриатику и отдадут себя под нашу защиту, или войдут в наши территориальные воды».

6 августа «Гебен» и «Бреслау» вышли из Мессины. Адмирал Гауе тоже покинул Полу с большой эскадрой, но прорыв «Гебена» в Адриатику не состоялся, и австрийская эскадра быстро вернулась назад.

В тот же день 6 августа Черногория разорвала дипломатические отношения с Австро-Венгрией, а уже через 2 дня австрийские крейсера «Жигетвар» и «Цента» в сопровождении эсминцев вышли из Каттаро для обстрела черногорского порта Антивари.

10 августа из Каттаро снова вышел крейсер «Жигетвар». Подойдя к Антивари, он поднял парламентерский флаг. Черногорскому командованию была передана официальная нота, в которой побережье этой страны объявлялось блокированным. Нейтральным судам давалось 24 часа на выход за пределы блокируемого района. Блокирующая эскадра состояла из крейсеров «Жигетвар» и «Цента», эсминцев «Ускоке», «Улан», «Штрейтер» и миноносцев 58Т, 64F, 70F, 72F. Мы рассказываем об этом незначительном эпизоде столь подробно лишь для того, чтобы дать читателю представление о несколько странных правилах ведения войны, бытовавших в XIX веке, и перенесенных в XX век. Например, порт был блокирован не потому, что противник не пропускал туда какие-либо корабли и суда, а потому, что об этом было официально объявлено. Многомудрые законоведы пространно рассуждали об отличиях блокады военной и блокады торговой. При этом негласно подразумевалось, что нейтральные суда могут при определенных условиях входить и выходить из блокированного порта, например, если на них нет военной контрабанды. Более того, если какому-то судну удавалось выскочить из заблокированного порта, то блокада считалась уничтоженной, и нейтралы снова могли пользоваться этим портом до нового официального объявления и истечения определенного срока.

Черногорская артиллерия, которая попыталась было обстреливать бухту Каттаро, была подавлена огнем броненосного крейсера «Санкт Георг». Вскоре туда были посланы 3 старых броненосца типа «Монарх». Они должны были подавить черногорские батареи на горе Ловчен. 13 августа «Монарх» провел первый обстрел, а 24 августа «Монарх» и «Вин» предприняли особенно сильную бомбардировку, после которой вражеские батареи были убраны с горы.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Австро-венгерская эскадра, которая должна была поддержать прорыв германских кораблей в Адриатику

1-я дивизия линкоров «Тегетгофф» (вице-адмирал Ньегован), «Вирибус Унитис», «Принц Ойген»

2-я дивизия линкоров «Эрцгерцог Франц-Фердинанд» (контр-адмирал Вилленик), «Радецкий», «Зриньи», Броненосный крейсер «Санкт-Георг»

2-я торпедная флотилия КР «Адмирал Шпаун», ЭМ «Чепель», «Чикос», «Динара», «Шарфшютце», «Велебит», «Вилъдфанг», ММ 50Т, 51Т, 56Т, 57Т, 58Т, 60Т, 61Т, 65Т, 66F, 67F, 74Т, 75Т, 76Т

Война или политика?

Первой задачей французского флота было обеспечение перевозки XIX корпуса из Алжира в Марсель. Как мы уже говорили, французское правительство приказало адмиралу Лапейреру начать перевозку войск на отдельных неохраняемых транспортах. Однако 7 августа Лапейрер получил телеграмму, в которой допускалась возможность выхода в море австрийского флота. Адмиралу приказывают находиться в Тулоне. 8 августа приходит новая телеграмма, теперь Лапейреру приказывают вести флот в Бизерту, исключая резервную бригаду и специальную дивизию, которые должны заняться конвоированием транспортов. Одновременно ему доставляют пространную директиву Морского Генерального Штаба. Она гласит: «Общее руководство морскими операциями на Средиземном море будет принадлежать Франции.

До тех пор, пока не будут уничтожены или захвачены „Гебен“ и „Бреслау“, английские морские силы, находящиеся в настоящее время в Средиземном море, будут действовать согласованно с французскими морскими силами для уничтожения или захвата этих германских кораблей.

Как только эта операция будет закончена, 3 линейных крейсера и 2 или 3 английских броненосных крейсера снова получат свободу действий, за исключением случая, если Италия нарушит свой нейтралитет. В этом случае английские морские силы на Средиземном море в составе 1 или 2 броненосных крейсеров, 4 легких крейсеров, 18 эсминцев и подвижной обороны Мальты и Гибралтара будут состоять под командой французского главнокомандующего морскими силами.

Мальта и Гибралтар будут использованы для базирования французских морских сил. Французский флот обеспечит на всем протяжении Средиземного моря безопасность английской и французской морской торговли. В частности, если будет объявлена война между Францией и Австрией, он будет действовать против австрийских морских сил и, во всяком случае, обеспечит строгое наблюдение за выходом из, Адриатического моря.

Он также будет наблюдать за выходами из Суэцкого канала и Гибралтарского пролива и не допустит проникновения в Средиземное море неприятельских крейсеров».

9 августа Лапейрер направился в Бизерту. Линкор «Жан Бар» стал флагманским кораблем 1-й эскадры линкоров. Злосчастный «Мирабо» остался в Тулоне ремонтировать машины. Вечером Лапейрер получил указание перевести корабли на Мальту. Одновременно адмирал Милн прислал радиограмму с просьбой организовать наблюдение за Сицилийским проливом, чтобы не позволить «Гебену» и «Бреслау» ускользнуть на запад.

Вечером 10 августа французский флот прибывает в Бизерту.

На следующий день ситуация немного проясняется. Стало известно, что за «Гебеном» гоняется Милн, а дипломатические отношения между Францией и Австрией разорваны. В итоге утром 13 августа французские корабли прибывают на Мальту. В тот же день Англия и Франция объявляют войну Австрии.

После этого в игру вступили политики. Придумать какой-либо разумный план операций против австрийского флота было трудно. Главные силы австрийцев базировались в Поле в верхней Адриатике, до которой добраться с Мальты было сложно, поэтому рассчитывать на столкновение с австрийцами не приходилось. Штурмовать укрепления Каттаро тоже было бы неразумно, да и блокада Каттаро представляла собой исключительно сложную задачу. Обстреливать побережье? За исключением козьих стад, никакие другие цели найти было невозможно. И все-таки морской министр Франции, ничтоже сумняшеся, отправил Лапейреру следующую телеграмму:

«Правительство, рассчитывая вызвать таким образом благоприятное для нас решение Италии, категорически требует, чтобы вы немедленно открыли военные действия против Австро-Венгрии. В соответствии с этим, как можно скорее со всеми французскими и английскими кораблями выходите в море и, пройдя открыто вблизи итальянского побережья, произведите против австрийского побережья и портов операции, которые вы найдете отвечающими обстановке, в выборе которых правительство предоставляет вам полную свободу».

Словом, пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что. Но сделай обязательно.

Основная причина такой расплывчатости приказа заключалась в том, что Франция совершенно не готовилась к войне с Австрией, и никаких планов Морской Генеральный Штаб не имел.

Выбора у Лапейрера не было, флот снялся с якоря и вышел в море. 15 августа вечером французские корабли прибыли к острову Фано. Флагманы эскадры собрались на борту линкора «Курбе». Туда же прибыл адмирал Трубридж, который со своими крейсерами патрулировал у входа в Адриатику. Лапейрер изложил свой план: флот должен войти в Адриатическое море и уничтожить любые встреченные австрийские корабли.

Связываться с обстрелом фортов Каттаро адмирал не собирался, так как это означало ненужный риск при сомнительных результатах.

Флот был разделен на 2 группы. Французские и английские крейсера следовали на север вдоль албанского побережья. В это время французские линкоры в кильватерной колонне под прикрытием 3 дивизионов эсминцев следовали в 10 милях от итальянского побережья. Миновав параллель Антивари, они повернули к побережью Черногории.

16 августа в 8.30 французские броненосцы, находясь в 15 милях от побережья, заметили крейсер «Цента» (капитан 2 ранга Пахер) и эсминец «Улан». Австрийцы полным ходом бросились на север, надеясь проскочить в Каттаро, французы пошли им наперерез.

«Улан» развил большую скорость и сумел вырваться из западни. Крейсер «Жюрьен де ла Гравиер» попытался его преследовать, однако эсминец укрылся в гавани Каттаро.

Крейсеру повезло меньше. В 9.00 французские корабли открыли огонь и довольно быстро накрыли «Центу». Крейсер пытался отстреливаться, но его 120-мм снаряды ложились недолетами. Примерно в 9.20 Лапейрер, увидев, что «Цента» окутался дымом, приказал прекратить огонь. В 9.35 крейсер потерял ход, накренился и затонул носом вперед, так и не спустив флага. Из опасения атак австрийских подводных лодок спасательные работы не производились. Однако черногорские шлюпки спасли 6 офицеров и 130 матросов. В поддень французы повернули на юг, чтобы не подвергаться ночным атакам эсминцев.

Особо хвалиться своим успехом им не следовало. Огромный флот сумел кое-как потопить маленький крейсер, а эсминец упустил.

Политическая задача была выполнена, и теперь перед Лапейрером во весь рост встал неприятный вопрос: а что же делать дальше? Ответить на него французский командующий не сумел. Он организовал классическую блокаду Отрантского пролива, чтобы предотвратить прорыв, который даже не предполагался.

Практически немедленно выяснилось, что морская подготовка французского флота не выше артиллерийской. Ночью флот крейсировал на линии Фано — Санта-Мария ди Леука. А на следующий день в тумане столкнулись броненосцы «Демократа» и «Жюстис», а также эсминцы «Фантассен» и «Шевалье». Все эти корабли плюс эсминец «Жаниссар», имевший неисправности в машине, пришлось отослать на Мальту.

Флот пожирал огромные количества угля и мазута. Заправиться корабли могли только на Мальте, которая находилась на расстоянии 300 миль от Отрантского пролива. В сложившейся ситуации было вполне достаточно организовать наблюдение за проливом.

Однако быстроходных крейсеров Лапейрер не имел, и ему пришлось держать в проливе главные силы флота. Предложения использовать в качестве передовой базы греческий остров Корфу или албанский порт Валона были отвергнуты. В итоге 18 августа крейсерам 1-й легкой дивизии контр-адмирала де Сюньи и группе эсминцев пришлось принимать уголь в море. В тот же день Лапейрер ушел с линкорами и броненосцами на Мальту, оставив в проливе группу крейсеров под командованием де Сюньи. Но 23 августа и эти крейсера ушли на Мальту. Теперь пролив в течение 4 дней «блокировал» в гордом одиночестве старый крейсер «Д'Антркасто». 27 августа в пролив вернулись линкоры, а 28 августа — крейсера.

17 сентября французский флот снова вошел в Адриатическое море. Лапейрер прикрывал транспорты, которые перевозили 8 орудий в Антивари (4 — 155 мм и 4 — 120 мм).

Несколько крейсеров имели нерешительную перестрелку с береговыми батареями австрийской базы; «Эрнест Ренан» высадил на остров Пелагоза десант, который уничтожил австрийский наблюдательный пост. После этого Лапейрер по просьбе англичан отправил к Дарданеллам броненосцы «Сюффрен» и «Верите».

Самое интересное, что все это время обе стороны играли с огнем. Австрийцы как-то неожиданно выяснили, что порт Каттаро, одна из их важнейших баз, слабо защищен.

Береговые батареи вооружены устаревшими орудиями, а гарнизон состоит из почти небоеспособных резервистов. И если бы французы высадили в Антивари хоть одну регулярную дивизию, то черногорцы с ее помощью вполне могли взять Каттаро штурмом.

Однако подобная смелая мысль в голову французского командования не пришла. Точно так же и австрийцы упустили свой шанс. Они могли перебросить на юг главные силы своего флота и нанести удар по блокирующей эскадре. Хотя по численности австрийский флот уступал французскому, первые столкновения показали, что подготовка австрийских моряков намного выше, и французы вполне могли потерпеть поражение. Но и адмирал Гауе не смог решиться на такую «авантюру».

18 октября французская батарея на горе Ловчен начала действовать. Австрийцы не могли допустить подобного, история порт-артурской эскадры были слишком свежа в памяти, и 21 октября в Каттаро прибыл броненосец «Радецкий» (В книге Томази «Морская война на Адриатическом море» ошибочно указано, что это был «Зриньи»). Он обстрелял батарею, используя для корректировки огня самолеты. Капитан имел приказ экономить боеприпасы и потратил только 23 снаряда калибра 305 мм и 56 — калибра 240 мм. Но к 27 октября укрепления батареи были разрушены, и ее командир капитан 2 ранга Грелье приказал отвести уцелевшие орудия в тыл. 16 декабря броненосец вернулся в Полу.

А вскоре французам пришлось считаться с новым фактором — австрийскими подводными лодками. 16 октября U-3 атаковала броненосный крейсер «Вальдек Руссо», но промахнулась. 20 декабря U-12 лейтенанта Эгона Лерха атаковала крейсер «Жюль Ферри», снова безуспешно. Однако эти случаи не насторожили французов. Более того, они совершенно не учли кровавый урок англичан, которые в течение 1 дня от атаки германской лодки U-9 потеряли броненосные крейсера «Абукир», «Хог» и «Кресси».

21 декабря случилось неизбежное. Французские линкоры и броненосцы крейсировали в Отрантском проливе, не имея при себе эсминцев. «Для экономии угля» было рекомендовано иметь ход 7 узлов, хотя на самом деле эскадра шла со скоростью 9 узлов.

Это ничего не меняло, и командир той же самой U-12 получил такую цель, о которой можно было лишь мечтать. Он дал залп 2 торпедами. В 8.20 первая торпеда попала в носовую часть линкора «Жан Бар», на котором держал флаг сам адмирал Лапейрер. Она взорвалась чуть впереди носовых погребов главного калибра. Линкор дешево отделался, пострадал лишь винный погреб. Вторая торпеда прошла прямо под форштевнем броненосца «Дантон», шедшего в кильватер флагману.

Лапейрер был вынужден перенести флаг на линкор «Франс». «Жан Бар» принял около 1000 тонн воды и был отправлен к берегу Кефалонии. Погода была плохой, и поврежденный линкор простоял на якоре 3 дня. После этого в сопровождении броненосного крейсера «Виктор Гюго» он отправился на Мальту, куда и прибыл 28 декабря.

После этого было решено, что блокировать Адриатику линейными кораблями слишком рискованно. Адмирал Лапейрер написал морскому министру:

«Теперь доказано, что не только никакая операция не может быть предпринята в черногорских портах, но даже никакое эскортирование конвоя в Адриатическом море не может быть произведено без совершенно очевидного риска. Такие операции, как произведенная в сентябре выгрузка материальной части артиллерии в условиях настоящего момента явились бы невозможными, учитывая усиление австрийского флота в Каттаро и начавшееся использование самолетов и подводных лодок»

Ближняя блокада Отрантского пролива была заменена дальней. Для патрулирования теперь использовалась группа из 4 броненосных крейсеров, которая патрулировала значительно южнее — на параллели острова Паксос. 1 крейсер отдыхал на Мальте, 1 крейсер ремонтировался в Тулоне, 1 — грузился углем на Ионических островах. Если погода позволяла, их прикрывали эсминцы, хотя именно эсминцев французам отчаянно не хватало. Впрочем, австрийский флот прорываться в Средиземное море не собирался.

А в конце апреля 1915 года Лапейрер решил доказать, что ему никакой урок не впрок.

Броненосные крейсера снова начали патрулировать в Отрантском проливе, и кончилось это очень скверно. 27 апреля «Леон Гамбетта» под флагом командира 2-й легкой дивизии контр-адмирала Виктора Сенэ (1В 1904 году он командовал крейсером «Паскаль», находившимся в Чемульпо в день последнего боя «Варяга») находился в 15 милях южнее мыса Сайта-Мария ди Леука. Крейсер шел со скоростью 6 узлов без сопровождения. Ночь была тихой и лунной, поэтому командир австрийской подводной лодки U-5 капитан-лейтенант Георг Риттер фон Трапп (Именно он изображен в прекрасном американском мюзикле «Звуки музыки», и «Семейный хор фон Трапп» действительно существовал) мог считать условия атаки идеальными. В 0.40 он выпустил 2 торпеды, обе попали в левый борт крейсера. Первая сделала пробоину в отсеке динамо-машин, вторая — в кормовой кочегарке. Освещение погасло, крейсер потерял ход и начал быстро крениться. Помощь вызвать было невозможно. По утверждению официальной французской истории войны на море, на борту крейсера царило спокойствие. По приказу командира крейсера экипаж перешел на правый борт, чтобы уменьшить крен. Спустить удалось только 1 шлюпку, в которой поместились 108 человек. По другим сведениям, матросы в панике сразу бросились к шлюпкам, и адмирал с мостика в мегафон крикнул: «Не нужно так спешить!

Все шлюпки будут ваши, мы все остаемся». Так или иначе, но все офицеры крейсера погибли вместе с кораблем. Через 20 минут после попадания «Леон Гамбетта» перевернулся и затонул. Адмирала и командира корабля капитана 1 ранга Андрэ в последний раз видели стоящими на мостике.

Лишь утром шлюпка сумела добраться до берега в районе маяка Санта-Мария ди Леука.

Из Бриндизи и Таранто сразу вышли 2 итальянских эсминца и 2 миноносца. Они подобрали еще 29 человек, цеплявшихся за обломки. Из воды также подняли 58 трупов, в том числе и адмирала Сенэ. Вместе с крейсером погибли 684 человека. После этого адмирал Лапейрер снова отодвинул линию патруля на параллель Наварина.

Зуботычина итальяшкам

23 мая Италия объявила войну Австро-Венгрии, при этом итальянцы ухитрились до августа сохранять дипломатические отношения с Германией. 26 апреля в Лондоне представители Англии, Франции и Италии подписали договор, одна из статей которого предусматривала заключение специального соглашения о совместных действиях флотов 3 стран. О значении этого события лучше всего говорит то, что ведущие историки британского флота его просто не заметили. Артур Мардер, написавший многотомную историю британского Адмиралтейства, сообщает об этом одним коротким предложением в скобках. Официальное издание «Операции английского флота в мировую войну» сэра Джулиана Корбетта немногим более многословно. Не скрывая откровенного раздражения, все британские историки в один голос твердят, что корабли были посланы в Адриатику только по политическим соображениям. Как тут не вспомнить первую операцию французского флота.

«С морской точки зрения это был откровенно второстепенный театр, который принес нам массу разочарований», — сквозь зубы цедит Мардер. За первые 4 месяца военных действий австрийцы потеряли только 2 маленькие подводные лодки и несколько самолетов. Зато итальянский флот заплатил за это 2 крейсерами, 1 эсминцем, 2 миноносцами, 3 подводными лодками и 2 дирижаблями. Британский военно-морской атташе в Риме капитан 1 ранга Уильям Бойл со вздохом констатировал: «За 4 месяца австрийский флот установил полное моральное господство в Адриатике. Он играет роль более слабого соединения с потрясающим успехом. Он не только сумел ослабить итальянский флот, но и полностью парализовал значительно более крупные силы». Летом 1915 года итальянцы имели 6 линкоров (австрийцы 4), 8 броненосцев (9), 15 крейсеров (9), 67 эсминцев и миноносцев (60), 21 подводную лодку (7).

При подписании соглашения выяснилось, что союзники совершенно по-разному смотрят на перспективы сотрудничества. Итальянцы видели главную задачу флота в поддержке действий сухопутных войск, поэтому они предполагали держать свои корабли в Венецианском заливе и на подходах к Триесту. Задачу обороны итальянского побережья они намеревались перепоручить союзникам, для чего они сразу запросили 8 линкоров, не считая кораблей других классов. Французы намеревались просто блокировать австрийские базы с помощью подводных лодок. Патрулирование в Отрантском проливе предполагалось вести совместными усилиями. Как обычно в подобных случаях, был достигнут компромисс, который не устроил ни одну из сторон. Самое же главное — союзники просто не представляли себе боеспособности итальянских вооруженных сил.

Характер боев на австро-итальянском фронте лучше всего характеризует название одной из операций — «Одиннадцатое сражение на Изонцо». Для австрийцев главным был Восточный Фронт, на остальных они пока лишь оборонялись.

Как же начались военные действия на Адриатике? Намерения итальянцев были настолько откровенными, что еще 19 мая австрийские крейсера «Адмирал Шпаун» и «Гельголанд» в сопровождении 4 эсминцев начали патрулировать на широте Пелагозы. Главные силы флота находились в Поле. В Каттаро базировались старые крейсера «Асперн» и «Кайзер Карл VI», а также старые броненосцы типа «Монарх».

Уже вечером 23 мая, за 2 часа до официального объявления войны, все австрийские корабли вышли из Полы, Адмирал Гауе решил нанести мощный удар по итальянскому побережью, чтобы захватить инициативу. Первой вышла разведывательная группа в составе 2 крейсеров и 2 эсминцев. За ними — 3 линкора и 6 броненосцев в сопровождении 4 эсминцев и 20 миноносцев. Эти корабли должны были обстрелять Анкону. Но австрийский флот был замечен дирижаблем «Чипа ди Джезу», но тот двигался настолько медленно, что корабли от него оторвались.

Обстрел начался 24 мая в 4.00. Огонь велся с дистанций от 25 до 42 кабельтовых, район маневрирования был предварительно протрален миноносцами. «Тегетгофф», «Вирибус Унитис» и «Принц Ойген» в 4.35 с дистанции 35 кабельтов обстреляли береговые батареи, радиостанцию и корабли в гавани. Им помогал броненосец «Эрцгерцог Франц-Фердинанд». 2 остальных корабля 2-й дивизии линкоров действовали самостоятельно.

Броненосец «Зриньи» в сопровождении 2 миноносцев обстрелял находящийся неподалеку городок Сенегалия. Огонь велся по портовым сооружениям, железнодорожной станции и железнодорожному мосту.

Броненосец «Радецкий» вместе с крейсерами «Адмирал Шпаун» и «Гельголанд» и эсминцами «Орьен», «Лика», «Чепель» и «Татра» был направлен на юг, чтобы прикрыть флот от возможной атаки. Когда выяснилось, что никакой атаки не предвидится, эти корабли обстреляли Термоли, Кампомарино, острова Тримити, Вьесте, Манфредонию и Барлетту. «Радецкий» разрушил железнодорожный мост в Потенце, истратив 5 снарядов калибра 305 мм, 5 — 240 мм и 17 — 100 мм. Именно эта эскадра первой столкнулась с противником. В заливе Манфредония австрийцы заметили 2 итальянских эсминца.

«Чепель», «Татра» и «Лика» погнались за ними. Открыв огонь, австрийцы быстро добились попаданий в котельное отделение эсминца «Турбине». Он окутался паром и остановился. Когда австрийские эсминцы подошли ближе, итальянцы подняли белый флаг. С «Турбине» было снято 3 офицера и 35 матросов, после чего эсминец был уничтожен торпедой. Заметив новые итальянские корабли, австрийская эскадра удалилась.

В обстреле Анконы также принимали участие 3-я и 4-я дивизии линкоров. «Эрцгерцог Фердинанд-Макс» главным калибром вел огонь по семафорной станции, а из 190-мм орудий обстрелял нефтехранилище. «Эрцгерцог Карл» обстреливал верфь и цитадель.

«Эрцгерцог Фридрих» вел огонь по батарее на входе в гавань и по казармам. «Габсбург» стрелял по береговой батарее и вокзалу, «Арпад» — по казармам и верфи «Кантиери Лигури э Анконати», «Бабенберг» обстрелял электростанцию. 2 эсминца вошли прямо в порт Анкона и торпедировали итальянский пароход, стоящий у причала. Обстрел продолжался до 5.00, после чего австрийцы торжественно удалились.

Легкий крейсер «Новара» и эсминец «Шарфшютце» нанесли удар по Порто-Корсини. Эсминец даже вошел по узкому фарватеру в гавань. Так как итальянских кораблей в порту не оказалось, австрийцам пришлось удовольствоваться обстрелом береговых сооружений. Броненосный крейсер «Санкт Георг» и 2 миноносца обстреляли Римини, где тоже не встретили никакого сопротивления.

Набег австрийцев захватил итальянцев врасплох, они ничего не сумели предпринять. В результате удара прибрежная железная дорога была серьезно повреждена, и движение поездов по ней местами прекратилось. Это серьезно повлияло на сроки развертывания итальянской армии. Капитан 1 ранга Герберт Ричмонд, офицер связи при штабе итальянского флота в Таранто, писал об этом дне: «Итальянцы, даже не попытавшись дать бой, разрешили австрийцам господствовать на море в Адриатике, хотя те уступали в силах. Лучше бы они продали свой флот и накупили шарманок и обезьян. Видит бог, подобные занятия подходят им больше, чем война на море».

Обстрел Анконы оказался единственной крупной операцией за все время войны на Адриатике. Итальянцы отреагировали вяло. Эсминец «Дзеффиро» обстрелял маленькую австрийскую гавань Порто-Бузо в Триестском заливе. А потом они приняли ждать обещанную им помощь. Был проведен обстрел Монфальконе, который тоже почти ничего не дал.

Англичане, пусть и с неохотой, но отозвали группу кораблей из Дарданелл. Броненосцы «Куин», «Имплейкебл», «Лондон», «Принс оф Уэлс» и легкие крейсера «Дартмут», «Дублин», «Аметист» и «Сапфир» под командованием контр-адмирала Сесила Ф. Тэрсби

22 мая прибыли на Мальту. Проведя небольшой ремонт и пополнив запасы угля и продовольствия, английская эскадра отправилась на помощь новому союзнику. Первыми 25 мая в Бриндизи пришли «Дартмут» и «Дублин». Через 2 дня в сопровождении 8 французских эсминцев в Таранто прибыли главные силы адмирала Тэрсби. Их встретили радостными криками: «Viva 1'Inghilterra!» Вечером того же дня в Таранто с Мальты прибыл вице-адмирал де Лапейрер. Он встретился с итальянским командующим герцогом Абруццким. На встрече было решено, что патрулирование Отрантского пролива теперь возьмет на себя итальянский флот. Французы должны были играть роль стратегического резерва и в случае необходимости помогать либо вице-адмиралу де Робеку, либо итальянцам. Сотрудничество началось с инцидента, не имевшего, к счастью, серьезных последствий.

На вторую ночь артиллеристы броненосца «Имплейкебл» обстреляли из зенитных орудий неизвестный дирижабль. Оказалось, это был итальянец, летевший без опознавательных огней. Дирижабль попаданий не получил. Зато вскоре англичанам удалось отличиться.

Близость Бриндизи к далматинскому побережью позволяла австрийцам проводить воздушные налеты на этот порт. 1 июня австрийский самолет сбросил бомбы на корабли в гавани, но не попал. Винтовочным огнем с легкого крейсера «Аметист» австрийский пилот был ранен. Ему пришлось сажать самолет на воду недалеко от гавани. Легкий крейсер «Дублин» подобрал экипаж самолета.

31 мая крейсера «Куарто» и «Ниньо Биксио» при поддержке английских крейсеров «Дартмут» и «Дублин» обстреляли острова Лисса и Курцола. Однако довольно быстро несчастья начали преследовать и английские корабли. Наверное, справедлива пословица: «С кем поведешься, от того и наберешься».

Вечером 8 июня «Дублин» покинул Бриндизи в сопровождении 3 французских и 4 итальянских эсминцев. Эскадра направилась к албанскому берегу. Корабли шли противолодочным зигзагом со скоростью 15 узлов. В 2.30 они встретились с эскадрой контр-адмирала Милло, состоящей из легкого крейсера «Ниньо Биксио» и 6 эсминцев.

Итальянские эсминцы осмотрели порт Сан-Джованни ди Медуа. После этого соединенная эскадра в 7.00 взяла курс на Бриндизи. Чтобы прикрыть свой корабль от атак подводных лодок, командир «Дублина» капитан 1 ранга Джон Д. Келли расположил французские эсминцы впереди крейсера, имея на обоих траверзах по паре итальянских эсминцев. Сам «Дублин» находился в 3 милях по правому борту у «Ниньо Биксио».

Эскадра увеличила скорость до 18 узлов, по-прежнему выполняя противолодочный зигзаг.

Однако в 9.32 капитан 1 ранга Келли в 500 ярдах слева по носу увидел перископ. «Дублин» немедленно открыл огонь из 3 орудий, руль был положен «лево на борт», и дан полный ход. Келли намеревался таранить подводную лодку, но события начали развиваться слишком быстро. Крейсер не успел ответить на перекладку руля, как наблюдатель сообщил о появлении следов 3 торпед. Первая торпеда проскочила под форштевнем крейсера, вторая прошла вдоль борта, но третья ударила в левый борт «Дублина», сделав огромную пробоину. Келли приказал на всякий случай подготовить шлюпки, но в то же время начались работы по подведению пластыря.

Один из эсминцев погнался за перископом, но U-4 благополучно ушла. Крейсер вскоре дал ход, и в 9.50 он уже имел скорость 17,5 узла, несмотря на повреждения. Примерно через час возникла легкая паника, когда пришла радиограмма от броненосного крейсера «Джузеппе Гарибальди», который тоже подвергся атаке подводной лодки. Командир «Дублина» на всякий случай повернул на 4 румба влево, чтобы обойти подозрительный район. Эсминцы сопровождения вели огонь по любому предмету, хотя бы немного напоминающему перископ.

В 15.15 треволнения благополучно закончились, так как «Дублин» прибыл в Бриндизи. Выяснилось, что погибли 13 моряков. Поведение команды было выше любых похвал, особенно отличились механики. Хотя «Дублин» и был спасен, он все-таки вышел из строя на несколько месяцев. Кое-как залатав пробоину, Келли увел крейсер в Таранто. После временного ремонта «Дублин» ушел на верфь в Специю. На крейсере «Дартмут» начали лопаться котельные трубки, и его скорость упала до 16 узлов. Его пришлось отправить на Мальту. На крейсере «Аметист» случилась серьезная поломка турбины. В результате из всех британских крейсеров остались лишь самые тихоходные «Топаз» и «Сапфир». Имея скорость всего 22 узла, они никак не могли состязаться в скорости с австрийскими крейсерами.

Бессмысленность и бес цельность действий в Адриатике лучше всего характеризует кадриль, устроенная вокруг острова Пелагоза. Этот остров — не более чем обрывистая скала, расположенная почти точно на полпути между далматинским и итальянским берегами. С нее можно видеть и знаменитый остров Лисса, и гору Гарган. Итальянское командование решило захватить Пелагозу. Для этого были выдвинуты серьезные стратегические обоснования, вроде необходимости разрезать Адриатическое море надвое и разделить Полу и Каттаро. Планировалось оккупировать часть Далматинского архипелага между островами Миледа и Лисса. Внимание итальянцев также привлекла Пелагоза, скорее всего потому, что австрийцы этот остров не укрепляли и оборонять не собирались.

На рассвете 11 июля итальянская эскадра подошла к Пелагозе. Крейсер «Куарто» и группа эсминцев прикрывали высадку, находясь к северу от острова. Вспомогательный крейсер «Читта ди Палермо» высадил 100 моряков. Они сначала не обнаружили противника, и главные силы десанта отбыли. На острове остались 40 человек с 5 — 75-мм орудиями. В бухте Садло стала на якорь итальянская подводная лодка.

На следующий день имел место первый сюрприз. В пещерах были обнаружены 10 австрийцев. Они надеялись, что итальянцы скоро уберутся, и попытались спрятаться, однако их нашли. Потом итальянцы принялись окапываться.

На следующий день прилетел австрийский самолет и сбросил бомбы. Через 3 часа самолет появился снова, но вместе с ним прибыли 2 австрийских эсминца, которые обстреляли остров, держась за пределами досягаемости итальянских орудий. Подводная лодка попыталась атаковать эсминцы. Но вода была слишком прозрачной, и самолет заметил лодку. Он сбросил 4 бомбы и предупредил эсминцы, которые тут же умчались прочь. В результате обстрела итальянцы решили усилить гарнизон острова, перебросив туда войска и еще 5 орудий.

На рассвете 28 июля появились австрийские крейсера «Гельголанд» и «Сайда» в сопровождении 6 эсминцев. Они обстреляли остров и высадили десант численностью около 100 человек. Итальянцы в панике разбежались, даже не попытавшись открыть огонь из своих орудий. Однако австрийцы не успели захватить остров. Французская подводная лодка «Ампер», стоявшая в той же бухте Садло, вышла в море и атаковала эсминец «Балагом». Для австрийцев этого оказалось достаточно. Они отозвали десант и ушли.

Сообщение об атаке острова было принято в Таранто около 6.00. Вместо того, чтобы принять какие-то меры, попытаться перехватить австрийскую эскадру или отрезать ее от базы, началась затяжная дискуссия: а что, собственно, следует предпринять? Болтать — не работать. В результате итальянские адмиралы решили подождать сообщений. Когда они не поступили, командование в 10.00 все-таки выслало из Бриндизи легкий крейсер в сопровождении эсминцев. Впрочем, подчиненные оказались достойны командиров, и эскадра вышла в море только в полдень. Так как до Пелагозы от Бриндизи 130 миль, итальянские корабли появились возле острова лишь в 20.00, когда австрийцев и след простыл.

Аналогичный инцидент произошел 31 июля. Утром итальянский самолет, совершавший ежедневный облет гавани Полы, сообщил, что 3-я дивизия линкоров (броненосцы типа «Эрцгерцог») покинула порт и вместе с 3 крейсерами и 16 миноносцами направляется на юг. Итальянцы вполне могли предположить, что австрийцы, раздосадованные провалом попытки отбить остров, намерены повторить ее, задействовав более крупные силы. И снова итальянское командование не шевельнуло пальцем, чтобы перехватить австрийскую эскадру. Был выдвинут довольно странный аргумент: австрийцы могут отложить атаку на несколько дней. Британские офицеры предлагали хотя бы послать миноносцы на острова Тремити, находящиеся всего в 40 милях от Пелагозы. Там имелись якорная стоянка и телеграфная станция, обеспечивающая связь с материком. Миноносцы могли появиться у берегов Пелагозы буквально через 2 часа после вызова. В Венеции находились мощные броненосные крейсера типа «Пиза». Имея орудия калибра 254 мм против 240 мм на австрийских броненосцах, они вполне могли справиться с «Эрцгерцогами». Однако пришел строжайший приказ держать эти крейсера в гавани. Австрийцы не собирались атаковать Пелагозу и через 2 суток вернулись в Полу, однако они в очередной раз разубедились, что итальянцы полностью лишены даже теми смелости. Поэтому впредь пря подготовке операций австрийцы просто не брали в расчет сосредоточенный в Таранто флот. Этим линкорам и броненосцам было суждено плавать в пределах «Маркизовой лужи по-итальянски». Они так и не выбрались за пределы бухты Таранто. Например, линкор «Конте ди Кавур» за всю войну соверши 3 похода, а «Джулио Чезаре» — только 2, причем ходили они на остров Корфу, то есть никак не рисковали встретиться с противником. «Кайо Дуилио» и «Андреа Дориа» вообще бездействовали. Но история сохранила для нас уникальным факт. 2 октября 1918 года (то есть буквально за пару месяцев до окончания войны) итальянский линкор «Данте Алигьерри» прикрывал корабли, обстрелявшие захваченный австрийцами порт Дураццо, то есть почти принял участие в бою!

Перед тем, как предпринять новую попытку высадки, австрийцы решили избавиться от подводных лодок, которые обеспечивали оборону Пелагозы. 5 августа в бухте Садло стояла итальянская лодка «Нереиде». Австрийцы отправили к острову подводную лодку U-5, которая в апреле потопила броненосный крейсер «Леон Гамбетта». Они прекрасно знали, где дежурит лодка, так как дважды в день над Пелагозой пролетал австрийский самолет. Австрийский командир не стал долго ждать и как только увидел итальянскую лодку, дал залп 2 торпедами. Одна прошла мимо, и вторая попадав носовую часть «Нереиде». Итальянская лодка встала на попа и вертикально ушла под воду всего в 20 метрах от берега, унеся на дно весь экипаж.

11 августа 2 австрийских эсминца обстреляли Бари. Веря в свою полную безнаказанность они подошли на 250 метров к берегу. Снова итальянцы ничего не сумели или и пожелали сделать.

Наконец 17 августа австрийцы нанесли новый удар по Пелагозе. Крейсер «Гельголанд», 5 эсминцев и миноносцев появились перед островом около 5.00. Они открыли бешеный огонь и в течение 2 часов выпустили почти 7000 снарядов. В это трудно поверить, но итальянцы даже не попытались что-то сделать в ответ. Если вспомнить рейды германских линейных крейсеров против английского побережья, когда атакующая эскадра рисковала вести огонь всего несколько минут, контраст будет просто потрясающим. В то же время этот рейд показал практическую бесполезность таких обстрелов.Итальянский гарнизон потерял 4 человек убитыми и 3 ранеными, уничтожено всего 1 зенитное орудие. Но на итальянское командование этот обстрел произвел, пожалуй, более сильное впечатление, чем на гарнизон. Было решено ликвидировать важный наблюдательный пост и эвакуировать гарнизон и орудия в Бриндизи.

Этот обстрел имел и другие последствия. Итальянцы наконец решили занять остров Лагоста, чтобы выполнить-таки свой план. В Специи была подготовлена десантная партия численностью 500 человек, орудия были погружены на транспорт, подготовлены материалы для строительства укреплений. Но 17 августа поставило крест на этих приготовлениях.

В этот же день итальянский крейсер «Куарто» вместе с 4 эсминцами находился в море возле Бари. От Пелагозы его отделяли всего 40 миль. Однако итальянцы потребовали, чтобы из Бриндизи на помощь «Куарто» был выслан британский крейсер «Дублин». Когда соединенная эскадра наконец добралась до Пелагозы, австрийцев, как обычно, там уже не было. Крейсера союзников лишь прикрыли эвакуацию итальянского гарнизона. При этом патрулирующая в море французская подводная лодка «Папен» едва не торпедировала «Бристоль».

Австрийцы не сразу поверили в бегство итальянцев. Утром 9 сентября перед островом появился крейсер «Сайда», который на всякий случай обстрелял береговые сооружения.

Не заметив никаких признаков жизни, австрийцы высадили разведывательную партию, которая сообщила о том, что остров покинут.

На этом активные действия итальянского флота закончились. Пару раз легкие силы еще выходили в море, но это был лишь ответ на очередной выпад австрийцев. Но при этом итальянцы ухитрились потерять 1 линкор и 1 броненосец в собственных базах.

27 сентября 1915 года примерно в 8.00 на флагмане 2-й эскадры линкоров броненосце «Бенедетто Брин», стоящем в Бриндизи, произошел взрыв кормовых погребов. Сила взрыва была такова, что кормовая 305-мм башня взлетела в воздух. Корабль быстро затонул. При этом погибли командир эскадры контр-адмирал барон Рубен де Червен, 22 офицера и 473 матроса. Взрыв был приписан австрийской агентуре. В результате были отправлены в отставку морской министр Виалли и начальник Морского Генерального Штаба адмирал Таон ди Ревель.

2 августа 1916 года около 23.00 на линкоре «Леонардо да Винчи», стоящем у причала в Таранто, начался пожар. Снова загорелось на корме вблизи артиллерийских погребов, как и на злосчастном «Брине». Уже через 15 минут огонь достиг артиллерийских погребов, последовал взрыв. В 23.45 линкор перевернулся и затонул. Погибли 21 офицер и 227 матросов. И опять причиной взрыва была названа диверсия.

Действия легких сил Австрийского флота

Хотя мы и говорили, что собираемся рассказать о действиях подводных лодок и сил ПЛО в третьем томе нашей работы, все-таки придется немного рассказать об Отрантском барраже. Ведь иначе описание действий флотов в Адриатике просто закончится 1915 годом. Если набеги германских эсминцев в район Дуврского пролива были не более чем мелким эпизодом действий Флота Открытого Моря, то рейды австрийских легких сил против дрифтеров Отрантского барража стали основным занятием Императорского и Королевского флота. Лишь один из рейдов был проведен с целью помешать попытке эвакуации сербской армии. Учитывая неравенство сил, можно лишь поразиться количеству этих операций.

В значительной мере своим успехам австрийцы обязаны случайному стечению обстоятельств. В 1910 году австрийский Морской Технический Комитет потребовал от конструкторов создать быстроходный турбинный миноносец, приспособленный для действий на таком замкнутом театре, как Адриатика. Корабль должен был иметь водоизмещение около 275 тонн и держать скорость 30 узлов в течение 10 часов. Этого должно было хватить для перехода из Каттаро к Отрантскому проливу. Но в 1910 году никто ведь еще и не слышал ни об Отрантском барраже, ни о дрифтерах с противолодочными сетями… Можно только поражаться, как здорово угадало командование австрийского флота. Но все-таки большую часть рейдов проводили быстроходные крейсера типа «Адмирал Шпаун» и эсминцы типа «Татра», входившие в состав 1-й минной флотилии.

Почти все рейды проводились в полнолуние и тихую погоду. Корабли выходили вечером из Шебенико или Каттаро и возвращались на следующий день. Однако австрийцы имели мало контактов с противником, и произошло всего 3 или 4 боя.

Союзники начали задумываться о создании барража в Отрантском проливе аналогично Дуврскому барражу осенью 1915 года, когда на Средиземном море начали действовать германские субмарины. Ближняя блокада Полы и Каттаро была связана с большим риском и требовала значительных сил. Поэтому было решено попытаться перекрыть Отрантский пролив. Делать это пришлось, разумеется, англичанам. В сентябре 1915 года в Бриндизи из Англии прибыли 65 дрифтеров. К концу 1915 года их число выросло до 100 единиц, но полностью перекрыть пролив они не сумели. Австрийские и германские лодки проходили либо под сетями, либо между группами дрифтеров, и потери союзников продолжали расти. Для охраны дрифтеров обычно выделялись легкий крейсер и 4 эсминца. В Бриндизи дежурил в готовности к выходу в море второй такой же отряд. Но и здесь не все обстояло благополучно: если случались боевые столкновения с австрийскими крейсерами и эсминцами, то силы прикрытия, как правило, безнадежно опаздывали.

В марте 1916 года на Мальте было проведено совещание, на котором было решено увеличить глубину барража. В июне из Англии прибыли еще 24 дрифтера, а в августе — несколько моторных катеров, вооруженных орудиями и глубинными бомбами. В целом Отрантский барраж можно считать неэффективной тратой сил.

В ночь с 16 на 17 мая 1916 года австрийская подводная лодка U-16 (капитан-лейтенант Эрст фон Цопа) возле Валоны торпедировала и потопила итальянский эсминец «Нембо», который сопровождал транспорт «Бормида». Итальянцы снова показали себя отменными вояками. Команда транспорта, как обычно, в панике бросила судно, при этом многие моряки утонули. Однако глубинные бомбы, находящиеся на палубе «Нембо», взорвались, когда эсминец затонул. Лодка получила сильные повреждения, и экипаж был вынужден покинуть ее. Австрийцы воспользовались шлюпкой «Бормиды» и добрались до берега, где были взяты в плен. На допросе командир лодки сказал, что проход через Отрантский барраж был «немного утомительным». И только!

Эвакуация сербской армии и рейд 30/31 декабря 1915 года 6 октября 1915 года австрийские войска при помощи германской 11-й армии фельдмаршала Макензена начали наступление на сербском фронте. Через 8 дней без объявления войны в Сербию вторглись болгарские войска. Превосходство Центральных Держав в силах было слишком велико, сербская армия потерпела поражение и отступила к побережью Адриатики в районе Дураццо — Сан-Джованни ди Медуа. Перед флотами союзников встала задача эвакуации остатков сербских войск.

Австрийцы знали, что союзники начали крупные поставки снаряжения и боеприпасов сербской армии. Транспорты следовали из Бриндизи в упомянутые 2 порта. 1 декабря итальянцы оккупировали греческий порт Валона, чтобы получить удобную якорную стоянку. Между прочим, офицеры британских кораблей, сопровождавших десантный отряд, описывали высадку как исключительно медленную и неорганизованную, хотя итальянцам не мешал никто, кроме их собственной расхлябанности. Естественно, что австрийцы хотели помешать этим перевозкам. Австрийское командование решило нанести удар по Сан-Джованни ди Медуа и уничтожить находящиеся там корабли. Было совершенно ясно, что такую задачу могут решить только быстроходные современные корабли. Поэтому командование адмирал Гауе выделил для набега скаут «Гельголанд» (27 узлов) и 5 эсминцев типа «Татра»: «Балатон», «Чепель», «Татра», «Лика», «Триглав». Эти корабли имели скорость более 30 узлов. Командир «Гельголанда» капитан 1 ранга Зейц считался одним из самых отважных офицеров австрийского флота, и потому был именно тем человеком, который должен был командовать подобным набегом. Он совершенно не боялся смерти. Кое-кто даже поговаривал, что он стремится погибнуть в бою. Может быть, поэтому, а может, потому, что «Гельголанд» был немного быстроходнее 2 однотипных крейсеров, именно этот корабль участвовал в рейдах.

Ночью 28 декабря, незадолго до полуночи, эскадра вышла в море из Каттаро. Один эсминец находился впереди «Гельголанда», и по 2 корабля шли справа и слева от крейсера. Примерно до 2.00 эскадра двигалась противолодочным зигзагом. Однако ночь постепенно делалась светлее, взошел молодой месяц. На австрийских кораблях сыграли боевую тревогу, и экипажи разошлись по боевым постам. Южнее Каттаро патрулировала французская подводная лодка «Монж». Другая лодка этого же типа — «Архимед» — находилась севернее. Австрийцы неожиданно для себя заметили первую.

Подводные лодки этого типа представляли собой довольно странную конструкцию: под водой они передвигались с помощью электромоторов, однако на поверхности использовали паровые поршневые машины! Над лодкой возвышалась дымовая труба, извергающая клубы дыма. В начале войны французы отправили «Архимеда» в Гарвич в распоряжение Роджера Кийза. Лодка даже совершила один поход в Гельголандскую бухту, который превратился в настоящее испытание для экипажа. При погружении требовалось убрать телескопическую трубу и задраить дымоход. Однако сильная волна смяла направляющие трубы, и лодка потеряла способность погружаться. Она превратилась в очень плохую канонерку. Из помятой трубы, раскаленной докрасна, вылетали снопы искр. А когда ее обдавало волной, лодку окутывали клубы пара. С большим трудом «Архимед» сумел добраться до Гарвича. Кийз отказался от такого подарка, и лодку немедленно отправили в Шербур.

Лодки с паровыми котлами потерпели несколько серьезных аварий еще в мирное время, однако французы продолжали верить в них и широко использовали в годы войны на Средиземном море. «Архимед» сумел отчасти оправдаться за неудачные действия в Северном море. Как раз в тот день, когда капитан 1 ранга Зейц повел свою эскадру в набег, лодка сумела потопить австрийский пароход «Кира», вышедший из Каттаро. За ней погнались австрийские эсминцы. От разрывов глубинных бомб появилась течь, однако лодка сумела оторваться от противника, пересекла Адриатику и прибыла в порт Барлетта.

«Монжу» повезло много меньше, точнее, страшно не повезло. Лодку, находящуюся на поверхности, заметил эсминец «Балатон». Эсминец осветил лодку прожектором и немедленно бросился в атаку. Он успел сделать 7 выстрелов из носового орудия, после чего протаранил «Монжа». Лодка получила пробоину в рубке и быстро затонула. Ее командир Роланд Морилло добровольно остался на тонущей лодке (После войны в его честь была названа переданная Франции по репарациям германская подводная лодка UB- 26). «Балатон» сумел подобрать большую часть экипажа и передал пленных на крейсер.

После этого австрийцы двинулись дальше на юг. Французские источники утверждают, что на лодку в темноте налетел крейсер «Гельголанд», причем столкновение стало неожиданным для обоих кораблей.

Ночь прошла спокойно, и к рассвету эскадра прибыла к Дураццо. Австрийцы не имели опыта атаки войсковых конвоев или столкновений с патрульными крейсерами и эсминцами. Если бы Зейц прошел немного дальше на юг, он получил бы возможность уничтожить несколько дрифтеров. Однако Зейц имел совершенно другие планы. Судя по всему, он не подозревал, что союзники поставили минные заграждения не только возле Сан-Джиованни ди Медуа, но и возле Дураццо. Кроме того, в Дураццо были построены импровизированные береговые батареи для защиты минных заграждений.

Бухта Дураццо имеет среднюю глубину около 5 фатомов, если не читать нескольких мелей. Поэтому капитан 1 ранга Зейц на «Гельголанде», имея при себе «Балатон», остался мористее, отправив к берегу эсминцы. Они обстреляли стоящий на якоре пароход и быстро потопили его. Были уничтожены несколько мелких парусных судов. Но тут вмешались береговые батареи. Эсминцы бросились наутек, а крейсер осторожно пошел к берегу, чтобы попытаться огнем своих орудий подавить батареи союзников. Чтобы не перекрыть «Гельголанду» линию огня, эсминцы повернули в сторону и вылетели прямо на минное заграждение.

Из многочисленных плачевных экспериментов, которые поставили на себе корабли всех воюющих флотов, известно, что носовой бурун отталкивает мину, однако потом винты тянут ее под корму. Поэтому первый взрыв прогремел под кормой «Лики». Руль эсминца оказался заклинен в положении «лево на борт». Несколько секунд потерявший управление корабль крутился на месте. Экипаж едва не ударился в панику, но все-таки остался на боевых постах. И тут эсминец подорвался на второй мине. Взрыв произошел прямо под носовыми погребами. Вся носовая часть корабля, в том числе мостик, превратилась в обломки. Из разорванных цистерн хлынула нефть, которая немедленно вспыхнула. Эсминец превратился в огромный костер. Взрывом в море сбросило многих моряков, в том числе капитана, находившегося на мостике. С трудом удерживаясь на воде, он крикнул старшему помощнику, остававшемуся на борту до конца, чтобы тот уничтожил секретные документы. Этот офицер показал прекрасный пример верности долгу.

И практически в этот же момент на мине подорвался шедший впереди «Лики» «Триглав».

Взрыв произошел в средней части корабля, и эсминец потерял ход. После некоторого замешательства «Чепель» подошел к «Триглаву» и приготовился взять его на буксир.

Остальные эсминцы спустили шлюпки, чтобы подобрать экипаж «Лики». Однако они не смогли подойти к кораблю, и 10 человек остались на борту. Когда эсминец затонул, они провели в воде более 3 часов, после этого их подобрали союзники.

Положение капитана 1 ранга Зейца осложнялось с каждой минутой. Маневрируя, «Чепель» намотал буксирный конец на один из винтов, и после этого буксировку пришлось возложить на «Татру». «Гельголанд» тем временем имел небольшую перестрелку с береговыми батареями. Наконец австрийская эскадра пошла назад. 1 эсминец погиб, второй находился в почти безнадежном состоянии, третий не мог дать полный ход… Лишь чудо спасло от подрыва на минах последние 2 эсминца.

Набег 6 декабря стал для австрийцев развлекательным вояжем. Они обстреляли Дураццо и потопили несколько парусных суденышек, называемых «трабакколо». Австрийские офицеры иронически назвали этот «бой» «битвой при Трабакколо». Но теперь эскадра оказалась в серьезной опасности. Зейц оказался перед дилеммой: предоставить «Триглав» и «Чепель» их собственной участи или пытаться спасти их рискуя потерять всю эскадру?

Командир эскадры решил не бросать товарищей. Теперь ему приходилось ждать, что предпримут союзники.

На другом берегу Адриатики, в Бриндизи, сообщение о появлении австрийцев перед Дураццо было получено рано утром 29 декабря. Радиостанция Дураццо отправила радиограмму в 6.30. Вице-адмирал Кутинелли имел в своем распоряжении несколько итальянских и британских крейсеров, а также итальянские и французские эсминцы.

Крейсера «Дартмут» (капитан 1 ранга Аддисон, 25 узлов, 8 — 152-мм орудий) и «Куарто» (29 узлов, 6 — 120-мм орудий) стояли на внешнем рейде в получасовой готовности. В 7.10 на борт «Дартмута» прибыл итальянский офицер с письменным приказом адмирала выходить в море. Через 35 минут оба крейсера снялись с якоря. Французские эсминцы не были готовы к выходу, но Аддисон приказал им разводить пары и следовать к Каттаро. 1-й дивизион французских эсминцев вышел в море в 8.30.

Выйдя из гавани, «Дартмут» развил скорость 23 узла и лег на курс NNO. В полдень он повернул на восток, и через 20 минут наблюдатели заметили мыс Платамоне, находящийся в 13 милях южнее Каттаро. Аддисон рассчитывал выйти к берегу севернее противника и отрезать его от Каттаро. Это ему удалось. Однако тут союзники заметили дым и примерно в 12.30 опознали противника. Им оказался австрийский броненосный крейсер «Кайзер Карл VI». Он уступал крейсерам союзников в скорости, но легко мог уничтожить их обоих огнем своих тяжелых орудий. Дело в том, что капитан 1 ранга Зейц перехватил радиограмму, отправленную из Дураццо, и спешно запросил помощь. Австрийцы отправили из Каттаро броненосный крейсер и легкий крейсер «Новара».

Ситуация изменилась еще раз. Назревал бой, и до конца короткого зимнего дня оставалось около 5 часов. В 12.37 справа по носу у «Дартмута» появились новые дымы. Это подошли французские эсминцы «Каск», «Коммандан Бори», «Коммандан Лука», «Ренодэн» и «Бизон». Они заняли место на правом траверзе «Дартмута». Эскадра союзников теперь шла со скоростью 26 узлов.

В Бриндизи оставались британский легкий крейсер «Веймут» (капитан 1 ранга Крэмптон) и итальянский легкий крейсер «Ниньо Биксио», а также несколько итальянских эсминцев. «Веймут» получил приказ разводить пары и быть готовым дать полный ход к 12.00. Но в 7.45 прибыл посыльный адмирала Кутинелли с устным приказом поторопиться, так как австрийцы все еще находятся возле Дураццо. Механики «Веймуга» предпринимали невероятные усилия, и в 9.00 крейсер уже был готов дать полный ход.

Через 10 минут пришла радиограмма с сообщением, что австрийцы все еще находятся вблизи Дураццо. Контр-адмирал Беллини поднял флаг на «Ниньо Биксио» и в сопровождении «Веймуга», а также эсминцев «Абба», «Ниево», «Моего» и «Пило» вышел в море.

Эскадра пошла к Каттаро на скорости 24 узла. На выходе из гавани была замечена вражеская подводная лодка, которая сразу погрузилась, не пытаясь атаковать. Примерно в 12.55 с «Дартмута» заметили дымы эскадры. В 13.18 «Веймут» повернул на восток и увеличил скорость до 25 узлов. «Дартмут» повернул на SSO и справа по носу заметил дымы отряда капитана 1 ранга Зейца. Австрийцы были еще слишком далеко от спасительной гавани Каттаро, так как еле ползли, буксируя «Триглав».

В 13.30 дымы австрийцев разделились на 2 группы. «Татра», буксирующий поврежденный «Триглав», повернул влево. Капитан 1 ранга Аддисон пошел прямо на «Гельголанд», дав полный ход. Одновременно он приказал французским эсминцам атаковать «Татру» и «Триглав». Начался захватывающий дух смертельный спектакль, главными действующими лицами которого стали командиры крейсеров. К сожалению, контр-адмирал Беллини показал себя законченной бездарью.

В 13.40 Зейц приказал бросить «Триглав». «Татра» выполнил приказ, и французские эсминцы нашли покинутый экипажем тонущий корабль. Вскоре «Триглав» скрылся под водой. «Татра» попытался присоединиться к «Гельголанду», а «Чепель», который не мог дать более 20 узлов, получил приказ спасаться самостоятельно. Он повернул на юг. Из Каттаро вылетел гидросамолет, который сбросил бомбы на итальянские эсминцы, но не добился попаданий. Капитан 1 ранга Зейц уже потерял 2 эсминца, и теперь он делал все возможное, чтобы спасти «Чепель».

«Гельголанд» превосходил в скорости британские крейсера, однако значительно уступал им в огневой мощи. Ему предстояло продержаться 4 часа, прежде чем в 16.23 зайдет солнце. Примерно в 17.30 наступит полная темнота, и тогда «Гельголанд» сможет идти прямо в Каттаро. Но для этого ему нужно было вырваться из окружения. Кроме того, Зейц должен был помнить, что британские 152-мм орудия были дальнобойное его австрийских 100-мм.

Однако в ходе боя австрийский капитан показал исключительное хладнокровие, отвагу и незаурядную интуицию. На этом фоне особенно жалко выглядит поведение адмирала Беллини, который практически устранился от руководства боем. За все 4 часа он отдал только 1 приказ. Это произошло примерно в 14.00, когда «Веймут» запросил разрешения преследовать противника. Итальянский адмирал разрешил. Беллини продемонстрировал полнейшее отсутствие командирских качеств. Любой нормальный адмирал приказал бы своим эсминцам отрезать противника от базы и с наступлением темноты атаковать его торпедами, пока крейсера ведут перестрелку с неприятелем. Но итальянские командиры, судя по всему, в категорию нормальных не попадали. Гораздо хуже было то, что Беллини не удосужился сообщить в Бриндизи адмиралу Кутинелли о том, что ведет бой. Он должен был передать координаты, курс и скорость австрийских кораблей. В Бриндизи находились еще 2 британских крейсера — «Топаз» и «Ливерпуль», а также быстроходные итальянские броненосцы «Витторио Эммануэле», «Регина Елена» и «Рома». Если бы они вышли в море, исход боя мог оказаться совершенно иным. Впрочем, сам Кутинелли взирал на происходящее с олимпийским спокойствием, не пытаясь двинуться с места. Он ведь мог выйти в море и по собственной инициативе, мог запросить у Беллини или Аддисона информацию, но не сделал абсолютно ничего.

В ходе операции 29 декабря эсминцы доставили капитану 1 ранга Зейцу одни неприятности, не принеся решительно никакой пользы. Без них крейсер действовал бы гораздо свободнее. Сначала 2 эсминца погибли на минах. Теперь Зейц был вынужден идти на помощь «Татре», так как этот корабль мог быть отрезан союзниками. В 13.43 «Гельголанд» повернул на юг, чтобы выручить «Татру», и попал под огонь «Дартмута».

Британский крейсер дал первый залп с дистанции 14000 ярдов и уже четвертым залпом накрыл австрийца, добившись 2 попаданий. «Гельголанд» дал в ответ несколько выстрелов, но все снаряды легли недолетами. С 14.40 до 15.30 шла спорадическая перестрелка на дистанциях от 13800 до 15000 ярдов. В 14.27 капитан 1 ранга Аддисон приказал крейсеру «Куарто» атаковать вражеский эсминец, который тащился сзади, пытаясь соединиться с флагманом. Но итальянский корабль не сумел сблизиться с противником, и в 15.15 Аддисон приказал ему вернуться. Через полчаса Крэмптон приказал итальянским эсминцам «Мосто» и «Пило» атаковать «Чепель», но и это ничего не дало. Зейц совершал самые причудливые маневры. Сначала он повернул на юг, потом на юго-восток, наконец на запад. В 15.54 «Веймут» открыл по нему огонь левым бортом с предельной дистанции, но австрийцы поставили дымовую завесу, и англичане прекратили стрельбу.

Капитан 1 ранга Зейц еще раз повернул и прошел под носом «Дартмута». Потом в 15.55 он повернул на юг, чтобы попытаться прикрыть «Татру». Одновременно он внимательно следил за сгущающимися сумерками. В 16.07 «Веймут» с предельной дистанции открыл огонь по «Гельголанду» правым бортом. Но как раз в этот момент эсминец «Татра» наконец соединился со своим флагманом. Дальнейшие маневры австрийцев предсказать было очень просто. До захода солнца оставалось всего 15 минут, поэтому «Дартмут» повернул на юг на тот случай, если австрийцы продолжат спускаться вдоль итальянского берега. «Веймут» держался севернее.

Но капитан 1 ранга Зейц снова обманул противника. Подобрав отставший эсминец, он поставил дымовую завесу и повернул вправо. Примерно в это же время «Чепель» сумел очистить винт и соединился с отрядом. Одновременно 2 других эсминца прошли за кормой «Гельголанда» контркурсом, ставя густую дымзавесу. Это полностью сбило с толку артиллеристов «Веймута» в самый критический момент. Хотя крейсер в 16.45 возобновил огонь, темнота и плохая видимость сделали стрельбу совершенно бессмысленной. Дистанция сократилась до 7500 ярдов, однако наводчики не видели ничего, кроме вспышек выстрелов австрийских орудий. В 17.50 противники прекратили огонь, так и не добившись серьезных попаданий. Однако радовались этому только австрийцы.

Такой результат стал возможен благодаря прекрасной работе британских и австрийских механиков. Крейсер «Веймут» в ходе боя сумел развить скорость 27,7 узла, намного превзойдя результат, показанный на испытаниях. Причем это был не кратковременный спурт. Крейсер держал эту скорость в течение 4 часов, а потом еще 4 часа давал штатную скорость. «Гельголанд» превзошел сам себя, развив 29 узлов. Именно это спасло австрийский крейсер. Пока за ним гнались союзники, он пересек всю Адриатику. В 16.50 с «Дартмута» был замечен итальянский берег. Эскадра капитана 1 ранга Зейца проскочила всего в 25 милях от Бриндизи. Поэтому, если бы адмирал. Кутинелли знал о ходе боя, он мог бы выслать из Бриндизи дополнительные корабли. Тогда судьба австрийцев была бы предрешена. Можно лишь догадываться, в каких выражениях британские офицеры и матросы отзывались о своих союзниках. Лишь слабое представление дает об этом запись в дневнике британского офицера: «Такой случай выпадает раз в жизни, и все погубила привычная непроходимая бездарность итальяшек».

Конец боя был совершенно очевидным. Около 18.00 союзники потеряли австрийские корабли в темноте, и они спокойно направились в Каттаро. Хотя «Веймут», «Дартмут» и «Ниньо Биксио» некоторое время преследовали их, но бой не возобновился, и крейсера союзников повернули на юг в Бриндизи. Впрочем, «Кайзер Карл VI» и другие австрийские корабли, вышедшие из Каттаро, тоже в бою участия не приняли. «Чепель», несмотря на проблемы с винтом, благополучно добрался до порта. Капитан 1 ранга Зейц полностью оправдал возложенные на него надежды. Его корабли получили лишь небольшие повреждения. Союзники, которые имели тройное превосходство в силах, не добились ничего. В результате адмирал Беллини в начале февраля был отстранен от командования.

Этот бой в очередной раз продемонстрировал значение высокой скорости, которая позволяет кораблю выбирать дистанцию боя и свободно маневрировать в ходе столкновения.

Теперь вернемся к сербским делам. К концу декабря итальянские войска продвинулись по берегу от Валоны до Дураццо, чтобы обеспечит защиту этого порта. А 5 января, наконец, было решено эвакуировать сербскую армию на остров Корфу. 9 января туда прибыла французская эскадра. В Бриндизи были сосредоточены 42 пассажирских и грузовых судна и 6 госпитальных судов. Для прикрытия эвакуации союзники привлекли более 70 военных кораблей различных классов, а также около 100 дрифтеров. При этом итальянцы в первую очередь вывезли австрийских пленных, количество которых достигало 25000.

8 января австрийцы сосредоточили 30000 человек при 500 орудиях в районе горы Ловчен. При поддержке огня крейсеров и эсминцев они пошли на штурм горы, которая господствовала над Каттаро. Несмотря на отчаянное сопротивление черногорских войск, численный перевес сказался, и австрийцы наконец полностью устранили всякую угрозу базе в Каттаро.

Темпы эвакуации нарастали, и к концу января ежедневно вывозилось до 3000 человек. Общее число эвакуированных к 20 февраля достигло 149000 человек. В это время австрийские войска подошли вплотную к Дураццо. 26 февраля последние части итальянского гарнизона грузились на транспорты уже под огнем австрийской артиллерии. В марте эвакуация частей сербской армии была полностью завершена.

Рейд 22/23 декабря 1916 года

17 декабря 1916 года в сетях дрифтеров Отрантского барража запуталась австрийская подводная лодка U-20. После 16 часов борьбы она сумела вырваться, хотя была повреждена глубинными бомбами дрифтера «Фишер Герл». После этого австрийцы решили нанести очередной удар по силам барража. Они планировали расчистить дорогу германской лодке UC-35, которая вышла из Киля 3 декабря и должна была прибыть в Каттаро 26 декабря.

В море вышли 4 старых угольных дестроера, которые сейчас назывались эсминцами — «Шарфшютце», «Река», «Велебит», «Динара». Этот отряд был любопытной иллюстрацией многонациональности австрийского флота. Первым эсминцем и всем отрядом командовал поляк капитан-лейтенант Богумил Новотный. Остальными эсминцами командовали словенец, чех и румын. Примерно в 21.30 австрийцы атаковали дрифтеры и обстреляли «Гоуэн Ли» и «Ауэ Эллайз». Первый из них получил несколько попаданий и был серьезно поврежден. От уничтожения дрифтеры были спасены случайно появившимися 6 французскими эсминцами. Они не патрулировали, обеспечивая безопасность дрифтеров, а просто совершали переход из Бриндизи в Таранто.

Австрийцы немедленно повернули назад. За ними в погоню устремились наиболее быстроходные «Каск» и «Бутфе». Французские корабли были вооружены 100-мм орудиями, поэтому артиллерийская дуэль могла сложиться не в пользу австрийцев, которые имели только 66-мм орудия. «Каск» быстро развил скорость 28 узлов, и начал нагонять австрийцев. Австрийцы открыли огонь, и замыкающий эсминец выпустил торпеду. «Каск» с трудом увернулся от нее, но тут же получил снаряд в котельное отделение. Его скорость упала до 22 узлов, и австрийский оград получил небольшую передышку.

Однако в 21.45 французы отправили радиограмму в Бриндизи, сообщая о появлении австрийцев. Поэтому в 23.30 в море вышли 3 итальянских эсминца, через 2 часа гавань покинул британский легкий крейсер «Глостер» в сопровождении 2 эсминцев, а в 3.30 в море вышли итальянский лидер «Мирабелло» и еще 2 эсминца. Так как порт Бриндизи находится сравнительно недалеко от далматинского побережья, можно было предположить, что итальянцы легко установят контакт с французами. Но это произошло слишком буквально.

«Каск», несмотря на повреждения, продолжал погоню. Вскоре к нему присоединились 2 итальянских эсминца. Эсминец «Абба» в пылу погони развил скорость 31 узел, но в темноте неудачно сманеврировал, и врезался в левую раковину «Каска» под углом 45°. С этого момента о погоне уже не было речи. К счастью, торпедный аппарат французского эсминца был развернут именно под этим углом и амортизировал удар. Форштевень итальянца отрубил несколько футов торпедного аппарата, как топором. Но это спасло «Каск» от прямого удара. Хотя взрыватель торпеды сработал, она почему-то не взорвалось, что спасло уже оба эсминца. Однако от сильнейшего сотрясения в корпусе «Каска» возникли течи.

На этом неприятности союзников не закончились. Силой удара на «Аббе» сорвало лебедку, и распустившийся трос намотался на оба винта французского эсминца. Радист «Каска» был выброшен в море сквозь закрытую дверь радиорубки и едва не утонул.

Итальянский эсминец серьезно повредил себе форштевень и дал задний ход, чтобы оторваться от «Каска». В этот момент из темноты выскочил «Бутфе» и врезался в «Аббу» немного впереди мостика. Скользящий удар разорвал корпус итальянского эсминца почти по всей длине. Как ни странно, сам «Бутфе» повреждений почти не получил. В конце концов, корабли союзников распутались и поползли в порт, волоча «Аббу» на буксире кормой вперед. Австрийцы около 2.00 тоже направились восвояси, потеряв 1 человека убитым и 2 ранеными. Так закончилось итало-французское столкновение.

Зимой 1916 — 17 годов произошли две важные перемены в Вене. 21 ноября скончался император Франц-Иосиф I, который правил многонациональной империей целых 68 лет.

Его сменил внучатый племянник Карл I, жена которого была итальянкой по происхождению. 8 февраля 1917 года скоропостижно скончался гросс-адмирал Антон Гауе. Его сменил вице-адмирал Максимилиан Ньегован. Произошли перемены и в командовании союзников. В декабре 1916 года вице-адмирал Гоше сменил вице-адмирала Дартиж дю Фурнье на посту командующего французским Средиземноморским флотом.

Рейд 14/15 мая 1917 года

Итак, с того дня, как адмирал Ньегован принял командование, он начал готовить набег на корабли Отрантского барража. 11 марта 4 эсминца вышли, чтобы разведать обстановку в районе Валона — Бриндизи. Их заметила французская подводная лодка, но не сумела атаковать. 21 апреля австрийские миноносцы, уже возвращаясь в Дураццо, возле мыса Линьетта потопили итальянский пароход «Япигиа». Однако союзники усилили барраж, и подводные лодки UC-27, UC-67, UC-74 были атакованы дозорными катерами. U-35, U-43, UC-37 и U-17 столкнулись с некоторыми проблемами при прорыве линии барража.

Австрийцы решили нанести по барражу более сильный удар. 14 мая во второй половине дня в море вышли несколько подводных лодок. U-4 направилась к Валоне, UC-25 — к Бриндизи, где она должна была поставить минное заграждение, U-27 должна была действовать на линии Бриндизи — Остро. После этого вечером из Каттаро в море вышли крейсера «Новара», «Сайда» и «Гельголанд», а также эсминцы «Чепель» и «Балатон». Командовал отрядом капитан 1 ранга Хорти.

Примерно в это же время из Бриндизи в море вышел итальянский лидер «Мирабелло» в сопровождении французских эсминцев «Коммандан Ривьер», «Бизон», «Бутфе» и «Симитер». Эта группа должна была патрулировать в Отрантском проливе севернее линии дрифтеров. Эскадры противников разминулись на расстоянии нескольких миль, не заметив друг друга в темноте. Союзники двигались на восток к албанскому берегу, а австрийские крейсера — на юг, к линии Фано — Леука.

Австрийские эсминцы пошли вдоль албанского побережья, надеясь перехватить какой-нибудь из конвоев между Валоной и итальянскими портами. Около 3.00 примерно в 20 милях южнее Валоны они заметили итальянские пароходы «Карочио», «Верита» и «Берсальере», которые сопровождал эсминец «Бореа». Этот конвой вышел накануне из Галлиполи. В 3.15 конвой, построенный кильватерной колонной, находился в 20 милях южнее входа в бухту Валоны. Здесь он должен был повернуть на запад, чтобы пересечь Отрантский пролив.

Под берегом было еще темно, но командир «Бореа» капитан 2 ранга Франчески заметил справа по носу дымы 2 кораблей, идущих на большой скорости. Он запросил прожектором опознавательные. В ответ «Чепель» и «Балатон» осветили итальянцев прожекторами и открыли огонь. «Бореа» повернул вправо, чтобы прикрыть транспорты. Но «Чепель» уже первым залпом накрыл его и повредил главный паропровод. «Бореа» потерял ход и остановился. Он получил еще несколько попаданий, и немного позднее поврежденный эсминец затонул. Одновременно «Балатон» атаковал торпедами пароходы. 2 судна получили попадания торпедами, а третье было повреждено артогнем. «Кароччио», груженный боеприпасами, взорвался и вскоре затонул, а остальные 2 парохода были брошены перепуганными командами. Итальянцы потеряли 16 человек убитыми, 21 моряк был ранен. Весь бой длился считанные минуты. Австрийские эсминцы повернули на север. Они не удосужились дождаться гибели итальянских судов, и позднее буксиры, вышедшие из Валоны, подобрали брошенные пароходы.

На рассвете 15 мая, примерно в 4.00, на позиции должны были находиться 8 дивизионов дрифтеров. Но около 3.00 один дивизион выбрал сети и направился в Таранто. Вскоре после этого из темноты неожиданно вынырнули 3 австрийских крейсера, и началось хладнокровное избиение младенцев. Итальянское командование не удосужилось предупредить дрифтеры об опасности рейда, и сначала они приняли австрийские крейсера за свои. Но это заблуждение было быстро рассеяно. Один крейсер атаковал дрифтеры на западном краю завесы, другой — на восточном, а третий — прямо в центре.

Крейсера останавливались недалеко от дрифтера и приказывали команде покинуть судно. Австрийцы, конечно, вели себя благородно. Но что могли противопоставить крошечные суденышки с 6-фн орудиями современным легким крейсерам, вооруженным орудиями калибра 100 мм и торпедными аппаратами? Даже если бы; дрифтеры не были привязаны к сетям, они не имели никаких шансов удрать от противника, имеющего скорость более 27 узлов. Однако не все дрифтеры выполняли требование австрийцев. Командир «Гоуэн Ли» шкипер Джозеф Уотт в ответ приказал открыть огонь, сказав команде: «Мы будем сражаться до конца». Ответный залп снес орудие и взорвал ящик с боеприпасами. Хотя «Гоуэн Ли» получил тяжелые повреждения, он не затонул. За свой подвиг Уотт был награжден Крестом Виктории. Следующий в линии дрифтер «Эдмирабл» отстреливался, пока на нем не взорвался паровой котел.

Дрифтер «Флоанди», атакованный крейсером «Новара», тоже начал отстреливаться. Хотя австрийский крейсер всадил в него несколько снарядов, ранив нескольких человек, шкипер Д. Дж. Николс отказался спустить флаг, хотя сам получил 3 раны. И этот корабль тоже уцелел! «Гоуэн Ли» подошел к нему на помощь, и общими усилиями команды заделали пробоины «Флоанди». Николе был награжден Медалью за выдающуюся отвагу.

Но не всем дрифтерам повезло так сильно. В ходе этого рейда австрийцы потопили 14 из 47 дрифтеров. Это были «Эдмирабл», «Эвондейл», «Корал Хэйвен», «Крэгнун», «Феличитас», «Герл Грэйси», «Герл Роуз», «Эленора», «Кварри Ноув», «Селби», «Серена», «Тэйтс», «Транзит» и «Янг Линнет». Погибли 1 офицер и 70 матросов, еще 72 человека австрийцы взяли в плен. Еще 10 дрифтеров были повреждены, часть из них — австрийскими эсминцами вблизи о. Фано. Покончив с дрифтерами, австрийцы взяли курс на Каттаро. Однако спокойно уйти им не удалось.

В это время группа «Мирабелло» находилась в 20 милях севернее Дураццо и уже повернула на юг. Французский эсминец «Коммандан Бори», который шел из Таранто на Корфу, примерно в 4.30 заметил к северу от себя вспышки орудийных выстрелов. Однако из-за неполадок в машине он не мог развить скорость более 18 узлов. Хотя «Коммандан Бори» и направился на помощь дрифтерам, он, разумеется, опоздал. Эсминец обнаружил австрийскую подводную лодку U-4, попытался таранить ее, но промахнулся.

Радиограммы дрифтеров не были приняты командованием союзников, а сообщение эсминца «Коммандан Бори» было получено в Бриндизи только в 5.30. К этому времени там уже была объявлена тревога, так как в 4.00 пришло сообщение с берегового поста на о. Сазено, заметившего противника. Но эта радиограмма была зашифрована итальянским шифром, поэтому ни англичане, ни французы ее не поняли. Все корабли, стоящие в Бриндизи, получили приказ поднимать пары. Крейсер «Бристоль» и 4 эсминца находились в получасовой готовности, «Дартмут» мог дать ход в 5.30, а «Ливерпуль» чистил котлы и мог сняться с якоря только через 6 часов.

Актон передал по радио командиру «Мирабелло»: «Неприятельские корабли в Отрантском проливе, следуют курсом зюйд». Группа эсминцев повернула на юг, хотя «Бутфе» отстал из-за аварии в холодильнике. Примерно в 6.45 немного севернее о. Сазено австрийские корабли заметили группу «Мирабелло», идущую встречным курсом. Имела место короткая перестрелка, но союзники, значительно уступавшие австрийцам, были вынуждены прекратить бой. Они ограничились слежением за противником с расстояния около 5,5 миль.

Около 5.00 в море вышел «Бристоль» и итальянские эсминцы «Моего» и «Пило». Сам адмирал Альфредо Актон вышел в море на крейсере «Дартмут» в сопровождении эсминцев «Шиаффино» и «Ачерби» примерно через 20 минут. Легкий крейсер «Марсала», лидеры «Аквила» и «Раччиа» и эсминец «Инсидиозо» получили приказ присоединиться к «Дартмуту» как можно быстрее. «Аквила» вышел в море практически сразу вслед за адмиралом. Но к этому времени уже прошло 3 часа с момента атаки дрифтеров.

Адмирал Актон в момент выхода в море не знал точного места нахождения противника. В 6.45, когда все корабли, вышедшие из Бриндизи, собрались вместе, он построил отряд строем фронта и пошел на северо-восток к заливу Дрин. В этот момент австрийские эсминцы находились в 25 милях от него на SO, австрийские крейсера находились в 46 милях на SSW. За ними по пятам гнались «Мирабелло» и французские эсминцы. Хорти тоже не знал обстановки. Он предполагал, что не встретит ничего страшнее «Мирабелло».

Но примерно в 7.30 пришли несколько радиограмм от «Чепеля» и самолетов, из которых Хорти узнал, что севернее него в море находятся 7 крейсеров и эсминцев союзников.

В 7.40 он приказал лидеру «Аквила» и эсминцам полным ходом следовать к мысу Мендерс. Эта группа дала 35 узлов и быстро обогнала крейсера. Примерно в 8.00 итальянские эсминцы вблизи Дураццо столкнулись с «Чепелем» и «Балатоном», которые тоже обогнали свои крейсера. В ходе завязавшейся перестрелки «Чепель» добился попадания в «Аквилу», и итальянский лидер снизил скорость. Стрельбу австрийских кораблей корректировали самолеты. Летчики с помощью жестов руками помогали артиллеристам, вероятно, это был первый в истории случай корректировки огня кораблей в морском бою. Видя, что прорваться в Каттаро не удается, австрийские эсминцы направились в Дураццо. Береговые батареи прикрыли их отход и вынудили итальянцев отказаться от преследования.

Сообщение об этой стычке с неправильными координатами «Мирабелло», который все еще оставался позади крейсеров, вынудило ошибиться адмирала Актона. Он не подозревал, что силы противника разделены на 2 группы, что сам он находится севернее австрийских крейсеров и вполне может зажать противника в клещи. Но в 8.25 Актон приказал крейсерам «Ливерпуль» и «Марсала», лидеру «Раччиа» и эсминцам «Импавидо», «Индомито» и «Инсидиозо» выйти из Бриндизи и следовать на северо-восток. Сам он пошел на помощь «Аквиле», который к этому времени полностью потерял ход и стоял на месте. Актон считал, что австрийские крейсера находятся к северу от него.

В результате в 9.30 он совершенно неожиданно для себя столкнулся с вражескими крейсерами. Уже вторым залпом с дистанции 60 кабельтов «Дартмут» добился попадания в мостик «Новары», при этом был убит старпом крейсера. Австрийские крейсера повернули на запад, укрываясь дымовой завесой, англичане начали их преследовать. 8 австрийских самолетов атаковали крейсера союзников, и несколько бомб разорвались недалеко от борта «Дартмута», но повреждений не причинили. Итальянские самолеты атаковали австрийцев, однако воздушный бой завершился безрезультатно.

Хорти пошел на сближение, чтобы более эффективно использовать свои 100-мм орудия. Это ему удалось, и «Дартмут» получил 3 попадания. Однако австрийцы не желали рисковать. Они немедленно повернули на северо-запад, так как теперь путь к Каттаро был открыт. «Новара» все еще мог дать 27 узлов, и австрийская эскадра начала медленно отрываться от противника. «Дартмут» мог развить только 25 узлов, а «Бристоль» — вообще только 23 узла, так как давно не чистил корпус в доке. Около 10.00 «Мирабелло» тоже снизил скорость. Официальным объяснением послужило загрязнение топлива водой. Через несколько минут авария холодильника вынудила остановиться «Коммандан Ривьер». После этого «Симитер» и «Бизон» тоже остановились, чтобы прикрыть их от атак подводных лодок. Хотя, скорее всего, командиры эсминцев проявили «разумную трусость», не желая вести артиллерийский бой с крейсерами. «Шиаффино» и «Пило» остались прикрывать «Аквилу».

Преследование продолжал только «Дартмут» в сопровождении эсминца «Ачерби». Сильно отстав, за ним тянулся «Бристоль». Британский крейсер добился нескольких попаданий в «Новару» и повредил ему главный паропровод. В 10.10 был ранен капитан 1 ранга Хорти. Он еще пытался командовать, но вскоре потерял сознание. Командование крейсером принял лейтенант Викторокский. Но к этому времени «Бристоль» отстал настолько, что был вынужден прекратить огонь.

Ахтон несколько снизил скорость, чтобы увеличить дистанцию и дать возможность «Бристолю» подтянуться. К 11.00 «Новара» настолько снизил скорость, что начал отставать. Союзники перенесли огонь на замыкающий стройкрейсер «Сайда» и повредили его, хотя и незначительно. В 11.30 крейсер «Сайда» взял флагмана на буксир, а «Гельголанд» попытался прикрыть их от огня «Дартмута».

В этот момент начали прибывать вызванные по радио обоими противниками подкрепления. На юго-западе появилась группа «Марсалы», но тут же на севере показались вызванные на помощь из Каттаро броненосный крейсер «Санкт Георг» и эсминцы «Татра» и «Варасдинер». После этого корабли союзников прекратили преследование и повернули на юг. В полдень «Чепель» и «Балатон», проскочившие на север под самым берегом, соединились со своими крейсерами.

Теперь союзникам предстояло решить неприятную задачу — организовать отход поврежденных и потерпевших аварии кораблей, которые могли быть атакованы вражескими подводными лодками. «Аквила» был взят на буксир эсминцем «Шиаффино», а «Коммандан Бори» — лидером «Мирабелло». К вечеру обе группы прибыли в Бриндизи.

Крейсера двигались назад строем фронта в охранении эсминцев. В 13.15, когда они находились в 40 милях от Бриндизи, «Дартмут» был атакован германской подводной лодкой UC-25 и получил торпеду в борт. Крейсер получил небольшой крен и дифферент на нос, он также потерял ход. Эсминцы начали преследовать лодку и помешали ей выпустить новые торпеды. В 14.30 команда покинула корабль, адмирал Актон перешел на борт эсминца «Инсидиозо». Но, когда стало ясно, что «Дартмут» не тонет, капитан 1 ранга Аддисон с частью команды вернулся обратно.

С большим трудом крейсер удалось отбуксировать в гавань, куда он прибыл через 12 часов после взрыва торпеды. К счастью, он сумел обойти мины, поставленные этой же лодкой.

Зато французскому эсминцу «Бутфе», вышедшему из порта на помощь «Дартмуту», повезло меньше. Прямо за боновым заграждением он натолкнулся на мину, взорвался и затонул, на нем погибли 12 человек.

В этот день австрийцы одержали решительную победу. Союзники потеряли 2 эсминца и 14 дрифтеров, «Дартмут» вышел из строя на 3 месяца, еще несколько кораблей получили небольшие повреждения. Австрийцы пострадали меньше. На крейсере «Новара» 12 человек были убиты, 25 — ранены, на других австрийских крейсерах 2 человека были убиты и 6 ранены. Вдобавок, моральный дух экипажей дрифтеров настолько упал, что, начиная с 31 мая, англичанам пришлось отказаться от ночных дежурств в проливе. Кроме того, линия сетевых заграждений была отодвинута на юг. В результате барраж превратился в чисто символическое мероприятие. Только после того, как из Венеции в Бриндизи был переведен дивизион новых эсминцев («Пеле», «Поэрио», «Орсини», «Россарол»), а англичане прислали крейсера «Веймут» и «Ньюкасл», 1 июля ночное патрулирование возобновилось.

Австрийцы, которые благополучно избежали смертельной опасности, возобновили рейды только осенью.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Рейды австрийцев против сил Отрантского барража

1915 год

18/19 февраля. КР «Гельголанд», ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепель», «Орьен», «Лика», «Триглав», MM 75T, 76Т, 56Т. Контактов нет.

10/11 апреля. КР «Гельголанд», ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепель», «Орьен», «Лика», «Триглав». Контактов нет.

22/23 ноября. КР «Гельголанд», «Сайда», ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепель», «Орьен», «Лика», «Триглав». «Триглав» потопил ит. шхуну, замечены 4 ит. эсминца.

5/6 декабря. КР «Гельголанд», «Сайда», ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепель», «Орьен», «Лика», «Триглав». Контактов нет.

30/31 декабря. КР «Гельголанд», ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепельи „Орьен“, „Лика“, „Триглав“. Потоплена фр. ПЛ», «Монж», «Триглав» и «Лика» погибли на минах. «Гельголанд» имел бой с КР «Дартмут» и «Куарто».

1916 год

3/4 апреля. КР «Новара», MM 79T, ПЛ U-5, U-6. Контактов нет.

31 мая / 1 июня. ЭМ «Орьен», «Балатон», ММ 77Т, 79Т, 81Т. «Орьен» потопил англ. дрифтер «Бенефишент».

4/5 июля. КР «Гельголанд», ЭМ «Орьен», «Татра», «Балатон», MM 83F, 85F, 87F. Контактов нет.

8/9 июля. КР «Новара», MM 73F, 54Т, 87F. Потоплены англ. дрифтеры «Аструм Спей», «Клавис».

30/31 июля. ММ 83 F, 85 F, 87F, 88F. Контактов нет.

26/27 сентября. ЭС «Вильдфанг», «Гусар», «Варасдинер», «Турул». Контактов нет.

4/5 октября. MM 87F, 99 М, 100М. Контактов нет.

28/29 ноября. MM 82F, 86F, 89F, 90F, 91F. Контактов нет.

22/23 декабря. ЭМ «Шарфшютце», «Река», «Динара», «Велебит». Перестрелка с франц. ЭМ.

1917 год

11/ 12 марта. ЭМ «Чепель», «Орьен», «Гатра», «Балатон». Контактов нет.

21/22 апреля. MM 84F, 92F, 94F, 100М. 100М потопил ит. пароход «Япигиа».

22/23 апреля. ЭМ «Ускок», «Штрейтер», «Варасдинер», «Река». Контактов нет.

25/26 апреля. ЭМ «Чепель», «Татра», «Балатон». Контактов нет.

5/6 мая. ЭМ «Чепель», «Татра», «Балатон». Контактов нет.

14/15 мая. КР «Новара», «Гельголанд», «Сайда», ПЛ U-27, U-4, UC-25; независимо ЭМ «Чепель», «Балатон». Потоплены 14 дрифтеров, крейсера имели бой с КР «Бристоль», «Дартмут», «Марсала».

20/21 сентября. ЭМ «Чепель», «Татра», «Балатон», «Орьен». Контактов нет.

18/19 октября. КР «Гельголанд», ЭМ «Татра», «Чепель», «Триглав», «Лика». Контактов нет.

12/13 ноября. КР «Новара», MM 85F, 88F, 96F. Операция прекращена из-за плохой погоды.

13/14 декабря. ЭМ «Татра», «Балатон», «Чепель». Короткий бой с 4 ЭМ союзников.

1918 год

22/23 апреля. ЭМ «Чепель», «Ускок», «Дукла», «Лика», «Триглав». Бой с англ. ЭМ «Ягуар», «Хорнет».

Операции специальных штурмовых сил

Если итальянский флот в целом не преуспел в этой войне (впрочем, в остальных войнах он тоже, мягко говоря, не блистал), то отдельные итальянские офицеры продемонстрировали примеры выдающейся отваги, предприимчивости и энергии. Даже странно, что их достижения никак не были использованы командованием.

Итальянский флот первым начал разработку человекоуправляемых торпед и первым сумел опробовать их в бою. В годы Первой и Второй Мировых войн легкие силы итальянского флота отличились, проводя отважные атаки с помощью крошечных торпедных катеров и специальных штурмовых средств. Смелая атака базы австрийского флота в Поле с помощью «Грилло» в мае 1918 года завершилась неудачей. Однако она дала толчок созданию первой человекоуправляемой торпеды «Миньятта» (Пиявка), которую разработали инженер-майор Рафаэле Росетти и лейтенант медицинской службы Рафаэле Паолуччи.

Сначала они работали каждый самостоятельно. Паолуччи, и Росетти поняли, что первые атаки привели к значительному усилению обороны Полы, поэтому следует создать как можно более маленький и незаметный снаряд. Паолуччи спроектировал плавучую гильзу с подрывным зарядом и часовым механизмом. Он намеревался ночью вплавь с катера пробраться в гавань Полы, буксируя за собой мину, и установить ее на борту корабля.

Росетти работал над созданием механизма, способного транспортировать такой заряд. Взяв пустой корпус германской 500-мм торпеды, он вставил внутрь баллон для сжатого воздуха, который приводил в действие мотор в 40 ЛС. Этот снаряд имел длину 8,2 метра и водоизмещение 1,5 тонны. 2 пилота в резиновых костюмах сидели на нем верхом. Торпеда двигалась в полупогруженном состоянии со скоростью около 2 узлов и могла пройти по спокойному морю примерно 8 миль.

Изобретатели объединились, чтобы усовершенствовать съемный заряд этой торпеды. Он состоял из 2 гильз со 170 кг взрывчатки каждая. Часовой механизм позволял установить задержку до 5 часов. В корпус каждой гильзы были вмонтированы специальные магниты для установки заряда на корпусе корабля. Они присасывались к металлическому борту, откуда и родилось название торпеды — пиявка. Осенью 1918 года подготовка была завершена, и итальянцы решили в очередной раз попытаться пробраться в гавань Полы.

Но немного раньше отличились итальянские торпедные катера. Хотя приоритет создания этого класса кораблей принадлежит англичанам, наибольших успехов в годы Первой Мировой войны добились итальянцы.

Гибель броненосца «Вин»

Одним из таких лихих набегов стал рейд торпедных катеров лейтенанта Луиджи Риццо в гавань Триеста в ночь 9/10 декабря 1917 года. Дело в том, что в ноябре — декабре 1917 года австрийские броненосцы «Вин» и «Будапешт» действовали в Триестском заливе, обстреливая приморский фланг итальянской армии. Например, 16 ноября они обстреляли итальянские позиции в районе Кортелаццо. Утром они покинули гавань Триеста в сопровождении 9 миноносцев и 5 тральщиков и под прикрытием 3 гидросамолетов. В 10.35 они открыли огонь по итальянским батареям с дистанции 50 кабельтов. Позднее дистанция сократилась до 32,5 кабельтов, и броненосцы ввели в действие 150-мм орудия.

Итальянские легкие силы вышли из Венеция, но только обозначили свое присутствие, ничуть не помешав, австрийцам. Обстрел продолжался до 14.30, после чего австрийцы ушли в Триест. Во время перестрелки с береговыми батареями «Вин» получил 7 попаданий в надстройки, которые не причинили серьезных повреждений. «Будапешт» получил один снаряд ниже ватерлинии, однако он не пробил броневой пояс.

Стоящие в Триесте австрийские броненосцы казались лакомой целью некоторым командирам торпедных катеров. Лейтенант Луиджи Риццо совершил несколько вылазок к гавани Триеста в безлунные ночи убедился, что гавань только выглядит неприступной. На самом деле в боковом заграждении имеются бреши, прикрытые только стальными тросами. Поэтому Риццо решил, что торпедный катер может проникнуть в гавань, если удастся разрезать тросы. Для этого он спроектировал специальный мощный резак, который был установлен на носу его торпедного катера MAS-9.

В ночь с 9 на 10 декабря миноносцы 9PN и 11PN вышли из Венеции, ведя на буксире торпедные катера MAS-9 и MAS-13, которыми командовали Риццо и глав-старшина Феррарини. В 22.30 миноносцы, находясь в 10 милях от Триеста, отдали буксирные концы. Когда катера подошли к боковому заграждению, Риццо даже влез на бон, чтобы проследить за австрийскими часовыми. Убедившись в том, что они не помешают, Риццо вернулся на катер и приказал резать тросы. Главный трос толщиной 4 дюйма был разрезан сравнительно легко. Однако резак оказался неприспособленным для того, чтобы справиться с более тонкими тросами в 3 дюйма. Австрийцы протянули 6 таких тросов на разных глубинах. В результате итальянцы провозились целых 1,5 часа, и все-таки их никто не заметил.

Когда катера проникли в гавань, им пришлось укрыться в тени мола, чтобы не попасть в луч прожектора, обшаривающего акваторию. Прошло 20 минут, прежде чем прожектор погас. После этого итальянские катера направились к 2 кораблям, стоящим на якоре.

Убедившись, что австрийцы не поставили противоторпедные сети, Риццо решил атаковать ближайший корабль, а Феррарини приказал торпедировать дальний.

Катера дали ход и бросились в атаку. В 2.30 Риццо выпустил 2 торпеды, которые попали в правый борт броненосца «Вин». В этот момент его катер был освещен прожектором, установленным на мачте броненосца, но было уже поздно. «Вин» получил сильный крен на правый борт, выровнять который не удалось. Примерно через 5 минут после взрыва торпед броненосец перевернулся и затонул. Потери команды составили 32 человека убитыми и 17 ранеными. Торпеды Феррарини, направленные в броненосец «Будапешт», прошли мимо и взорвались, ударившись о причал базы гидросамолетов. Риццо и Феррарини благополучно выбрались из гавани Триеста и направились на рандеву с ожидающими их миноносцами. К рассвету они вернулись в Венецию. Уже на следующий день официальный австрийский бюллетень признал потерю броненосца «Вин».

Мятежи

После смерти императора Франца-Иосифа ослабли связи между национальностями «лоскутной империи». Это сказалось и на действиях флота. В июле 1917 года имели место волнения на борту кораблей, стоящих в Поле. А 5 октября 1917 года взбунтовалась команда миноносца Tb-11. Она арестовала двоих офицеров и угнала миноносец в Анкону, сдав корабль итальянцам.

Более серьезный инцидент имел место 1 февраля 1918 года. Взбунтовались команды броненосных крейсеров «Санкт Георг» и «Кайзер Карл VI», а также нескольких вспомогательных кораблей в бухте Каттаро. Мятежники арестовали офицеров, однако пообещали выпустить их в случае вражеской атаки. Хотя на кораблях продолжал развеваться австро-венгерский флат, рядом с ним был поднят красный флаг. Мятежники требовали улучшения питания и немедленного заключения мира. Все, как в России. Их поддержали команды старых кораблей, находящихся в бухте.

Но командующего кораблями, базирующимися в Каттаро, контр-адмирала Александра Ганзу оказалось трудно запугать. Береговые батареи получили приказ открыть огонь по восставший кораблям. 2 февраля был восстановлен порядок на крейсерах «Повара» и «Гельголанд», эсминцах и подводных лодках. Командир флотилии миноносцев капитан 1 ранга Эрих Гейсслер предъявил ультиматум: капитулировать до 10.00, «иначе он потопит торпедами мятежные корабли». Через пару часов мятеж заглох. Поэтому, когда 3 февраля прибыла из Полы 3-я дивизия линкоров, все уже закончилось.

Трое зачинщиков улетели в Италию на гидросамолете, который они держали наготове для подобного случая. Еще 4 человека были расстреляны, многие попали в тюрьму. К счастью, мятеж был подавлен ранее, чем противник успел им воспользоваться. Однако его последствия оказались тяжелыми, и моральный дух флота был подорван.

Атака «Грилло» и победа в битве при Версале

В ночь с 13 на. 14 мая 1918 года снабженный гусеницами катер «Грилло» под командованием капитана 2 ранга Пеллегрини был отбуксирован эсминцем «Абба» к входу в гавань Полы. Далее катер проследовал самостоятельно. Все 4 боновых заграждения он довольно быстро преодолел с помощью гусениц. Однако катер был замечен австрийским патрульным судном, и Пеллегрини был вынужден его затопить, поставив взрыватели на боевой взвод. Когда «Грилло» затонул, взрыватель сработал. Переполошенные австрийцы выпустили массу осветительных ракет, которые на корабле-буксировщике ошибочно приняли за сигнал «Потопил линейный корабль типа „Вирибус“». Насторожившиеся австрийцы усилили охрану Полы, и повторная попытка атаки гусеничного катера, совершенная 15 мая, сорвалась. Так излагают эту историю итальянцы. Зато австрийцы говорят, что подняли «Грилло» со дна гавани и начали строить аналогичный катер, внеся в конструкцию ряд улучшений.

Весной 1918 года снова встал вопрос о едином командовании на Средиземном море.

Англичане и французы опасались, что русский Черноморский флот попадет в руки немцев, и его корабли появятся в Средиземном море. 3 линкора, 6 броненосцев, 4 крейсера и около 20 новых мощных эсминцев могли серьезно изменить баланс сил, поэтому требовались совместные действия всех флотов. Союзники считали, что командующим должен стать французский вице-адмирал Гоше. Однако адмирал Таон ди Ревель резко воспротивился передаче итальянских кораблей в подчинение французам. Его поддержал премьер-министр Орландо, который 21 мая заявил французскому послу в Риме: «Наш военный совет не может принять, чтобы наиболее важная часть итальянского флота была включена в состав французского флота». Он предложил прямо противоположное — передать 5 броненосцев типа «Дантон» в состав итальянского флота для действий в Адриатике.

Наконец на совещании 1 июня представители Англии предложили кандидатуру адмирала Джеллико. Французы согласились, хотя это означало для них потерю верховного командования на Средиземноморском театре. И снова итальянцы уперлись. Адъютант Таон ди Ревеля писал: «Сегодня в Версале адмирал выиграл большое сражение». Других побед итальянские адмиралы в эту войну не одержали.

Гибель линкора «Сент Иштван»

1 марта вице-адмирал Ньегован ушел с поста командующего австрийским флотом. На его место был назначен капитан 1 ранга Миклош Хорти де Нагибанья, одновременно произведенный в контр-адмиралы. В июне 1918 года, новый главнокомандующий решил нанести сильный удар по Отрантскому барражу. Операция была приурочена по времени к крупному наступлению австрийской армии на реке Пьяве в северной Италии. Однако армия не смогла начать наступление 10 июня, как планировалось, из-за трудностей со снабжением. Но Хорти решил провести свою операцию в любом случае.

Хорти планировал нанести удар по линии дрифтеров двумя группами легких крейсеров и эсминцев. Одновременно планировался обстрел базы гидросамолетов в Отранто. Он ждал, что союзники отреагируют на набег австрийцев именно так, как это они делали ранее — то есть вышлют в море из Бриндизи легкие крейсера и эсминцы. Хорти намеревался уничтожить эти корабли огнем орудий своих дредноутов. В операции должен был участвовать практически весь австрийский флот.

Легкие крейсера «Новара» и «Гельголанд» в сопровождении эсминцев «Татра», «Чепель», «Триглав» и «Лика» должна была напасть на дрифтеры между островом Фано и мысом Сант-Мария ди Леука. Легкие крейсера «Адмирал Шпаун» и «Сайда» вместе с миноносцами 84F, 92F, 98М, 99М должны были действовать в районе Отранто. Вдоль албанского побережья между Рагузой и Отрантским проливом были развернуты 7 групп кораблей: броненосец «Эрцгерцог Фердинанд-Макс», эсминец «Турул», 5 миноносцев; броненосец «Эрцгерцог Карл», эсминцы «Гусар», «Пандур», 3 миноносца; броненосец «Эрцгерцог Фридрих», эсминцы «Чикос», «Ускоке», 3 миноносца; линкор «Вирибус Унитис», эсминцы «Балатон», «Орьен», 4 миноносца; линкор «Принц Ойген», эсминцы «Дукла», «Ужок», 4 миноносца; линкор «Тегетгофф», эсминец «Велебит», 4 миноносца; линкор «Сент Иштван», 5 миноносцев.

Каждой группы были приданы по 2 самолета. 8 австрийских и 4 германских подводных лодки должны были занять позиции на возможных путях подхода кораблей союзников. 2 лодки должны были заминировать выходы из Бриндизи и Валоны.

Союзники ничего не заподозрили. Утром 9 июня итальянские самолеты сообщили, что австрийские линкоры по-прежнему стоят в Поле. На самом деле на обычных якорных стоянках линкоров находились простые пароходы, замаскированные под линкоры.

Первая, вторая и третья группы прибыли в Каттаро 8 июня. «Вирибус Унитис» под флагом Хорти и «Принц Ойген» вышли из Полы вечером 8 июня и направились на юг, днем отстаиваясь в портах. 9 июня из Полы вышли «Сент Иштван» и «Тегетгофф». Однако эта эскадра сразу начала выбиваться из графика. Сначала задержался выход из порта, потому что не удалось быстро развести бон на выходе из гавани. Потом на «Сент Иштване» обнаружилась поломка турбины, и скорость линкора упала до 12,5 узлов. Но самое плохое было еще впереди.

У далматинского побережья патрулировали 2 итальянских торпедных катера — MAS-15 капитана 3 ранга Луиджи Риццо и MAS-21 гардемарина Армандо Гори. Их задачей была атака австрийских транспортов, следующих под берегом из Фиуме в Каттаро. После бесплодно проведенной ночи катера направились в открытое море на встречу с ожидавшими их миноносцами 18.OS и 15.OS. Миноносцы должны были отбуксировать их в Анкону.

В этот день солнце всходило в 4.15. Встреча с миноносцами должна была произойти с 3.30 до 4.15. Но в 3.15 Риццо заметил на севере дымы, принадлежавшие 2 большим кораблям. Торпедные катера немедленно повернули навстречу противнику. Катера атаковали с правого борта. MAS-21 выпустил свои торпеды в «Тегетгофф», но промахнулся. Риццо выбрал в качестве цели «Сент Иштван», и ему повезло больше. MAS-15 выпустил торпеды в 3.25, и обе попали в цель. После этого катера бросились наутек, преследуемые австрийскими миноносцами. 76Т гнался за ними довольно долго, и катерам удалось оторваться от него, только сбрасывая глубинные бомбы себе в кильватерную струю.

После атаки офицеров на мостике «Тегетгоффа» охватила настоящая паника. Линкор покинул строй, увеличил скорость и пошел зигзагом, опасаясь новых атак подводных лодок. Перепуганные артиллеристы открыли бешеный огонь по воображаемым перископам. Наблюдатели «видели» их чуть ли не десятками. Наконец к 4.45 команда линкора кое-как успокоилась, и он пошел на помощь поврежденному кораблю.

Злосчастный «Сент Иштван» получил попадания в районе миделя, как раз в том месте, где переборка разделяла 2 котельных отделения, причем вторая торпеда попала почти рядом с первой, увеличив разрушения. Вода начала заливать кормовое котельное отделение, и линкор получил крен 10° на правый борт. Контрзатоплением удалось уменьшить его до 7°. Однако плохое качество постройки «Сент Иштвана», особенно ненадежность клепаных соединений, погубило линкор. Переборка между котельными отделениями не выдержала, и вода начала поступать и в носовое котельное отделение. Крен снова возрос до 10°. Положение корабля стало почти безнадежным, так как действовали только 2 левых котла в носовом отделении. Они не могли обеспечить работу генераторов, и теперь механизмам линкора просто не хватало энергии. В последней отчаянной попытке как-то уменьшить крен командир приказал развернуть орудийные башни главного калибра на левый борт, что прекрасно видно на всех последних снимках «Сент Иштвана». Это было довольно странное решение, так как башни были прекрасно сбалансированы. Их поворот не вызывал никакого крена, ведь иначе стрельба была бы просто невозможна. Чтобы облегчить корабль, за борт начали выбрасывать боеприпасы.

Все попытки завести пластырь на пробоину провалились. Вода распространялась по кораблю. Так как помпы стояли из-за отсутствия электричества, а переборки сдавали одна за другой, стало ясно, что «Сент Иштван» вскоре перевернется. Крен постепенно рос, и порты казематов 150-мм орудий ушли в воду. Теперь поступление воды контролировать стало невозможно в принципе, и командир линкора капитан 1 ранга Зейц приказал команде покинуть корабль.

В 6.05 «Сент Иштван» перевернулся. В момент опрокидывания 305-мм башни сорвались с мест. В 6.12 линкор затонул. Из 1094 человек экипажа погибли 89 человек, в основном в машинных отделениях. Все остальные были спасены. Когда адмирал Хорти узнал о гибели линкора, он отменил операцию, опасаясь, что его план раскрыт. Это был последний выход австрийского флота в море.

После гибели «Сент Иштвана» была создана специальная комиссия для расследования причин происшедшего. К сожалению, протоколы заседания комиссия были захвачены итальянцами в 1919 году, и так и не увидели свет. Однако известно, что главными причинами гибели линкора были названы недостаток остойчивости и плохое качество постройки. Во время ходовых испытаний в 1915 году линкор при повороте на полной скорости получил крен более 19°. Вычисления показали, что причиной этого являлись излишний верхний вес и поперечное сопротивление, которое оказывали «штаны», поддерживающих валы. Вместо обычных А-образных кронштейнов на «Сент Иштване» 2 вала поддерживались «штанами». Более серьезным было то, что вычисления, проведенные после ходовых испытаний корабля, показали значительные расхождения с теоретическими расчетами, проведенными во время постройки. Вскрылось большое сокращение метацентрической высоты.

Не менее важное значение имело качество работ на верфи «Данубиус» в Фиуме. Эта верфь ранее никогда не строила линкоров, поэтому испытывала серьезные проблемы с качество клепки. Вдобавок, первый командир линкора вспомнил, что трубы вентиляторов, проходящие через водонепроницаемые переборки, не имели клапанов, которые предотвращали распространение воды. Поэтому сюда свободно поступала из одного отсека в другой, даже если корабль был приведен в состояние полной боеготовности, и водонепроницаемые двери были задраены. «Сент Иштван» был просто обречен от рождения. Даже непонятно, как корабль был принят флотом с такими дефектами.

Австрийские кораблестроители в данном случае проявили преступную небрежность.

Дураццо, 2 октября 1918 года

После того, как; австрийский флот полностью потерял боеспособность, итальянцы осмелели, правда, не сами, а под давлением французов. В середине сентября капитулировала Болгария, и командующий Салоникским фронтом генерал Франшэ д'Эсперэ потребовал нанести удар по порту Дураццо, чтобы помешать австрийцам использовать эту важную базу для эвакуации. Так как порт находился в зоне ответственности итальянцев, адмирал Гоше охотно переадресовал требование Таон ди Ревелю.

Тот не желал вводить линкоры в Адриатику, но выбора у него не было. 28 сентября адмирал лично отправился в Бриндизи. Сначала предполагалось после обстрела береговых сооружений протралить фарватер, чтобы эсминцы могли войти прямо в порт и уничтожить все причалы и корабли. Но потом было решено ограничиться обстрелом.

Итальянские броненосные крейсера должны были вести огонь с дистанции 65 кабельтов, а английские легкие крейсера — с № станции 55 кабельтов.

Утром 2 октября эскадра вышла из Бриндизи. В нее входили броненосные крейсера «Сан Джорджио» (контр-адмирал Палладинн), «Пиза», «Сан Марко», легкие крейсера «Лоустофт», «Дартмут», «Веймут», 15 английских и итальянских эсминцев, 11 американских охотников за подводными лодками и группа торпедных катеров. «Данте Алигьери» под флагом ди Ревеля в сопровождении еще 5 крейсеров должен был прикрыть группу обстрела от возможной атаки австрийских кораблей из Каттаро.

Операция началась с бомбардировки города, которую предприняли итальянские гидросамолеты. В 12.10 открыли огонь итальянские крейсера. В порту в это время находились эсминцы «Динара» и «Шарфшютце», миноносец 87F и плавучий госпиталь «Барон Калл». Госпиталь сразу снялся с якоря. Его осмотрел британский эсминец и отпустил. Торпедные катера попытались атаковать вышедшие из порта австрийские эсминцы, но были отогнаны артогнем. В свою очередь австрийцы повернули, когда им навстречу бросились английские эсминцы.

Обстрел длился 45 минут. Когда подошли британские крейсера, чтобы сменить итальянцев, замыкающий строй «Веймут» был атакован австрийской подводной лодкой U-31, возвращавшейся из боевого похода. Торпеда попала в корму крейсера и повредила руль. «Лоустофт» и «Дартмут» все-таки обстреляли город. Попытка эсминцев и охотников атаковать U-31 успеха не принесла, хотя американцы потом заявили, что уничтожили 2 лодки противника.

В результате операции были разрушены несколько зданий в городе, поврежден пароход, на эсминце «Шарфшютце» погибли 2 человека. Это никак не компенсировало выход из строя «Веймута».

Гибель линкора «Вирибус Унитис»

В октябре 1918 года военное положение Австро-Венгрии стало безнадежным, империя развалилась. Император Карл передал флот Национальному Совету Южных Славян. 31 октября бело-красный австрийский флаг был спущен в последний раз. Его заменили флаги новорожденного хорватского государства. В ту же ночь немцы, венгры и чехи, входившие в состав команд кораблей, покинули Полу и направились по домам. Хорваты принялись праздновать. В первый раз за всю войну корабли в гавани были освещены, водонепроницаемые двери, разумеется, не были задраены. Порт никто не охранял.

Эго облегчило задачу двух изобретателей, 31 октября 1918 после нескольких месяцев интенсивных тренировок Росетти и Паолуччи погрузили свою торпеду на миноносец 65. PN (капитан 2 ранга Костандо Чиано). Вечером того же дня в 20.00 «Миньятта» была спущена на воду возле Полы. Электрический катер, двигавшийся совершенно бесшумно, доставил торпеду на расстояние 500 ярдов к прикрывающему гавань молу. Итальянцы оседлали свою машину и двинулись в путь. Росетти с заднего сиденья присматривал за мотором. Благополучно преодолев первое боново-сетевое заграждение, они едва не попали под таран подводной лодки. Паолуччи испугался, что их заметили, и приготовился «подорвать мины, чтобы уничтожить аппарат (а с ним себя и Паолуччи) и исполнить свой долг чести». Так он написал позднее. Однако к подобным крайним мерам прибегать не пришлось, и «Миньятта» благополучно проследовала дальше. Часто экипажу приходилось плыть рядом, чтобы перетащить свое неуклюжее судно через боны, преодолевая сильное течение.

В 4.30 они наконец добрались до стоящих на якоре австрийских линкоров. Тут выяснилось, что баллон со сжатым воздухом, установленный на «Миньятте», пуст.

Офицеры поняли, что вернуться к ожидавшему рядом с портом катеру они уже не смогут.

Паолуччи выбрал в качестве цели ярко освещенный «Вирибус Унитис» и установил под корпусом линкора 200-фн мину после долгой и шумной возни. В нормальных условиях пловец обязательно был бы обнаружен. Однако любая революция ведет к развалу дисциплины и хаосу. Только после, как на линкоре сыграли побудку, итальянцы были обнаружены и взяты в плен. К этому времени одна мина стояла на месте, часовой механизм взрывателя был установлен на срок 1 час. К тому же Паолуччи успел взвести взрыватели остальных зарядов и отправил «Миньятту» плыть по течению.

Когда диверсанты были замечены, и подняты на борт линкора, они сообщили ошарашенному капитану 1 ранга Янко Вуковичу де Подкапельски, временному главнокомандующему югославским флотом, что его флагман, который уже получил новое название «Югославия», вскоре взорвется. Они посоветовали эвакуировать команду.

Началась паника, итальянцев сгоряча едва не линчевали. Но Подкапельски приказал команде покинуть корабль, и предоставил итальянцев самим себе. Однако взрыв не произошел. Росетти и Паолуччи были приведены обратно на «Вирибус Унитис».

Командир пригрозил посадить их в карцер в трюм. Но прежде, чем это было исполнено, в 6.30 мина взорвалась. Днище линкора было разорвано, он начал быстро оседать, а потом перевернулся и затонул. Подкапельски отказался покинуть корабль и погиб вместе с ним, погибло еще несколько человек. Дрейфующую «Миньятту» течением отнесло к вооруженному вспомогательному крейсеру «Вин» (7400 тонн) — не следует путать его с одноименным маленьким броненосцем, потопленным в декабре 1917 года. Взрыв тяжело повредил это судно.

А закончилась война небольшим анекдотом. Когда стало ясно, что капитуляция неизбежна, перед австрийцами встал мучительный вопрос сдачи кораблей. Австрийские офицеры на сей счет имели вполне определенное мнение: кому угодно, только не итальянцам. При этом офицеры молодого югославского флота держались той же точки зрения, что и ветераны Императорского и Королевского флота Австро-Венгрии. В это время «Радецкий» и «Зриньи» стояли в Поле. Югославы сумели наскрести какое-то подобие экипажей, и 10 ноября 1918 года вывели броненосцы из порта. Как только корабли прошли мимо брекватера, на горизонте показался итальянский флот. Югославы спешно подняли американские «звезды и полосы» и взяли курс на юг.

Броненосцы бросили якорь в бухте Кастелли возле Спалато (Сплита). После этого югославы отправились на поиски хоть какого-то американского корабля, чтобы оформить сдачу кораблей Соединенным Штатам. На их счастье поблизости оказалась эскадра охотников за подводными лодками капитана 2 ранга Э. Э. Спаффорда. Узнав столь потрясающую новость, Спаффорд спешно прибыл в бухту Кастелли. Наверное, еще никогда огромные броненосцы не сдавались хрупким катерам. Следующие несколько месяцев «Радецкий» и «Зриньи» провели под американскими флагами, как настоящие USS (United States ship — корабль Соединенных Штатов). Впрочем, американцы держали на них лишь минимальные команды для поддержания порядка. Капитан 2 ранга Хезлетт, который осматривал броненосцы, написал: «Они имели строгий силуэт, гладкую палубу, две дымовые грубы и очень небольшие надстройки. Они выглядели изящными и грозными боевыми кораблями».

Судьба броненосцев была решена на мирной конференции. В 1920 году они окончательно были переданы Соединенным Штатам. Но к тому времени броненосцы окончательно устарели, вводить их в строй не имело смысла, и они пошли на слом. «Эрцгерцогу Францу-Фердинанду» повезло меньше. Он стоял в Поле и попал в руки итальянцев, которые привели корабль в Венецию, чтобы он участвовал в «параде победы» в марте 1919 года. Вместе с линкором «Тегетгофф» броненосец прошел перед строем итальянского флота. После подписания мира итальянцы организовали триумф, которого не могли добиться силой оружия…

Напрасные победы

Севастопольская побудка, 29 октября 1914 года

Начало военных действий на Черном море, как правило, описывается довольно легкомысленно. Пришел в Константинополь линейный крейсер «Гебен», на котором держал флаг очень хитрый адмирал Сушон. После «продажи» «Гебен» и «Бреслау» превратились в «Явуз» и «Мидилли», адмирал стал Сушон-пашой, однако так и остался германским адмиралом. Поэтому, чтобы вовлечь Турцию в войну, он взял да и обстрелял Севастополь.

Услышав такое, можно лишь посмеяться. Да, Вильгельм Сушон показал себя неплохим флотоводцем, хотя, между прочим, славных побед не одержал. У нас принято называть его незаурядным политиком, но почему-то историки не хотят замечать, что действовал Сушон в рамках предложенных ему Адмиралштабом вариантов. Конечно, он умело выбирал наилучший среди предложенных ему вариантов, однако своего пороха не выдумал. Да и вообще, подумайте: германский, то есть прусский, контр-адмирал, человек, который и командующего флотом видит далеко не каждый день, вдруг берет на себя смелость решать вопросы, которые входят в компетенцию верховного командования. И то в тех случаях, когда кайзер по какой-либо причине не вмешивается. Лично я в это не верю. Зато в Константинополе находятся два человека, роль которых наши историки либо не хотят замечать, либо просто не располагают фактами, а потому предпочитают отмолчаться. Я говорю о военном министре Турции, главе партии младотурков и фактическом правителе Османской империи Энвер-паше и германском после фон Вангенгейме. Между прочим, горе-историкам следовало бы помнить стандартную формулу начала века: «посол в ранге полномочного министра». Это ведь фигура на несколько порядков выше какого-то там контр-адмирала, будь он семи пядей во лбу. Я не верю, чтобы Сушон посмел перепрыгнуть через голову германского посла в Константинополе.

Итак, попытаемся вкратце описать, что же происходило в столице Османской империи осенью 1914 года. Разумеется, этот вопрос может служить темой для фундаментального труда, мы же рассмотрим его более чем поверхностно, но это поможет понять подоплеку происходящего. На престоле сидит султан Мехмед-Решад V, падишах всех правоверных.

Но фактически империей правит военная хунта, называемая руководством партии «Иттихат ве Тераки» («Единение и прогресс»), они же младотурки. Более того, вся полнота власти сосредоточена в руках триумвирата: Энвер (военный министр), Талаат (министр внутренних дел), Джемаль (морской министр). Это были фанатики в самом страшном смысле слова. Ради процветания империи они не щадят самих себя, а о том, чтобы щадить кого-либо другого, просто нет речи. Именно они организуют несколько чудовищных избиений армян под предлогом, что те угрожают безопасности империи. При этом Талаат говорит: «Я знаю, что будущие поколения назовут меня кровавым выродком, но ради блага империи кто-то должен был сделать эту работу». Под работой понимается уничтожение нескольких миллионов человек. Упомянем также Халил-бея, министра иностранных дел Турции.

10 августа 1914 года в Дарданеллы в сопровождении турецких миноносцев входят «Гебен» и «Бреслау». Чтобы избежать интернирования, фон Вангенгейм предложил турецкому правительству в течение суток решить вопрос о «покупке» кораблей. 16 августа на кораблях поднимают турецкие флаги, а германским офицерам приходится сменить черные фуражки с золотыми кокардами на красные фески. И все-таки мы сохраним за кораблями немецкие названия, так будет справедливее.

Турция все больше склонялась на сторону Германии. 2 августа великий визирь подписал договор, по которому Турция должна была вступить в войну, если Россия вмешается в австро-сербский конфликт или объявит войну Германии. Однако немедленно выяснилось, что турецкое правительство не стремится начинать военные действия. 3 августа была опубликована декларация о нейтралитете. Разногласия обнаружились внутри практически всех группировок, стремившихся втянуть Турцию в войну. Неожиданно заколебались Талаат и Хал ил, лишь Энвер, занимавший абсолютно прогерманскую позицию, стоял за начало войны. Фон Вангенгейм не считал начало военных действий на Черном море наилучшим вариантом, тогда как Сушон полагал, что это вообще единственный способ заставить Турцию вступить в войну. Однако 15 сентября фон Вангенгейм получил телеграмму от канцлера Бетман-Гольвега с требованием проявить активность на Черном море. Впрочем, нейтралитет Турции имел довольно прозаическое объяснение. Морской министр Джемаль-паша писал: «Мы объявили себя нейтральными только для того, чтобы выиграть время. Мы ждали момента, когда наша мобилизация закончится и мы сможем принять участие в войне».

А тут еще в дело вмешались деньги. 11 октября Германия пообещала предоставить Турции заем в 100 миллионов франков. Фактически это была не слишком замаскированная взятка за участие Турции в войне. 26 октября прибыла первая партия золота. Это окончательно решило дело.

Официальная история германского флота (Г. Лорей «Операции германо-турецких морских сил в 1914 — 18 гг.») приписывает инициативу всех дальнейших решений Сушону. То ли министерство иностранных дел Германии не ознакомило автора своевременно со всеми документами, то ли морской офицер решил поднять престиж флота, — сказать трудно. На самом деле все обстояло немного иначе.

22 октября Энвер-паша изложил немцам свои взгляды. Он подчеркивал, что неопределенная ситуация на Балканах вынуждает Турцию держать значительные силы во Фракии. План пока оставался прежним. Турция объявляет джихад Антанте. Формируется экспедиционный корпус для захвата Египта, хотя это потребует некоторого времени.

Между прочим, командовать этим корпусом назначили морского министра Джемаль-пашу, услав его из Константинополя, что полностью развязало руки Сушону. Против русских войск на Кавказе предпринимаются диверсионные операции. Флот должен найти и атаковать русский Черноморский флот. Но сомневающиеся вдруг предложили отправить Халила в Берлин, чтобы выторговать еще 6 месяцев нейтралитета. Тогда Энвер передал Сушону заклеенный пакет с секретным приказом начать военные действия против России без формального объявления войны. Однако тот же Энвер передал Сушону, чтобы тот не вскрывал пакет, если Энверу не удастся убедить своих коллег. Но фон Вангенгейма это не устраивало. 23 октября он отправил командира германской военно-морской базы к Энверу, того на месте не оказалось. Тогда немецкий офицер передал адъютанту Энвера полковнику Кязим-бею ноту: «Германский посол полагает, что командующий флотом адмирал Сушон должен иметь ка руках письменную декларацию Энвер-паши на тот случай, если Сушон должен будет выполнить план Энвера и спровоцировать инцидент с русскими. Иначе в случае военного или политического поражения Энвера неизбежны крайне тяжелые последствия для германской политики».

Энвер не сумел сломить сопротивление нерешительных, однако у него уже не было выбора. Через 2 дня он передает Сушону следующий приказ: «Военный министр Энвер-паша адмиралу Сушону, 25 октября 1914 года. Весь флот должен выйти на маневры в Черное море. Когда вы сочтете обстоятельства благоприятными, атакуйте русский флот. Перед началом военных действий вскройте мой секретный приказ, переданный лично вам сегодня утром. Чтобы помешать перевозкам снабжения в Сербию, действуйте, как было оговорено ранее. Энвер-паша.

Секретный приказ.

Турецкий флот должен захватить господство на Черном море. Найдите русский флот и атакуйте его, когда считаете нужным, без объявления войны. Энвер-паша».

Фон Вангенгейм передал Сушону последние инструкции Берлина:

«1. Выйти в море немедленно.

2. Выход не должен быть бесполезным, цель — начало войны любыми средствами.

3. Если возможно, скорее передать в Берлин план операций».

Сушон подготовил Энверу неприятный сюрприз. Вместо некоего инцидента в открытом море он решил нанести провокационный удар по русским базам. 27 октября на «Гебене» состоялось совещание командиров кораблей. Сушон приказал одновременно нанести удар по всем основным русским базам на Черном море. Однако подлинные задачи были скрыты от личного состава. Будущий адмирал Дениц вспоминал, что «Бреслау» получил приказ выйти в море для ведения разведки, так как были получены сведения, что русские ставят минные заграждения у Босфора.

По плану Сушона на рассвете 29 октября «Гебен» в сопровождении 2 эсминцев должен был обстрелять Севастополь. Крейсер «Хамидие» должен был нанести удар по Феодосии. Крейсер «Бреслау» и минный крейсер «Берк» должны были обстрелять Новороссийск. Крейсер «Бреслау» должен был поставить мины в Керченском проливе, после чего присоединиться к «Берку». 2 турецких эсминца должны были нанести внезапный удар по кораблям в Одесском порту. Кроме того, минные заградители «Нилуфер» и «Самсун» должны были поставить заграждения перед Севастополем и Очаковом. На прощание Сушон пообещал Энверу: «Я раздавлю Черноморский флот».

27 октября турецкий флот покинул якорные стоянки. В 17.00 «Гебен» трижды передал приказ: «Сделайте все возможное во имя будущего Турции». Немного погодя был передан новый приказ: «Всем кораблям: все боевые действия являются секретными. То же самое относится к действиям после боя». После этого командиры кораблей вскрыли секретные пакеты.

Но: гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Планировалось, что эсминцы «Гайрет» и «Муавенет», выделенные для атаки Одессы, поведет на буксире угольщик «Ирмингард». Это позволило бы эсминцам сохранить уголь, которого иначе могло и не хватить. Но выяснилось, что скорость буксировки составляет не более 6 узлов, поэтому эсминцам пришлось идти самостоятельно. В результате они оказались перед Одессой гораздо раньше, чем предполагалось. Ни турки, ни немецкие офицеры, находившиеся на обоих эсминцах, ничего об обстановке в Одессе не знали. Им помогла случайность — как раз в это время из порта выходили 2 парохода, причем головной шел с включенными огнями.

Эсминцы также включили ходовые огни и разошлись с пароходами контркурсом. Пост береговой охраны эти огни заметил и сообщил в порт, но там решили, что это огни тех самых пароходов, которые невольно помогли туркам.

В результате турки спокойно вошли в гавань. Головной эсминец «Гайрет» сразу за молом заметил канонерскую лодку «Донец». Вахтенный командир «Донца» сам бросился к левому 152-мм орудию, но не успел выстрелить. Эсминец с дистанции 80 метров выпустил торпеду, которая попала в цель. Канонерка сразу начала тонуть с большим креном на левый борт. «Муавенет» направился к военному молу, однако в темноте налетел на портовый катер № 2, отправившийся на помощь торпедированному «Донцу».

Ударбыл настолько силен, что эсминец накренился, а катер протащило вдоль всего его борта. Турки в суматохе открыли прожектора и швырнули в катер несколько ручных гранат. В результате «Муавенет» не сумел торпедировать вторую канонерку («Кубанец»), а только обстрелял ее. Но при этом туркам крупно повезло — на «Кубанце» уже второй снаряд заклинил правое 152-мм орудие, единственное, которое могло стрелять по врагу. Потом «Муавенет» прошел в Нефтяную гавань, где обстрелял портовые сооружения.

«Гайрет» также вошел внутрь гавани, но не сразу сориентировался. Он подошел к Военному молу и включил прожектор, пытаясь обнаружить минный заградитель «Бештау». Эсминец даже обстрелял его, не опознав минзаг. Командир «Бештау» приказал ответного огня не открывать, надеясь, что турки примут корабль за обычное торговое судно. Видимо, обман удался, так как «Гайрет» отошел задним ходом на середину гавани и парой выстрелов утопил баржу с углем. При этом он попал под огонь «Кубанца». Турки поспешно ушли. «Кубанец» также обстрелял и вышедший из Нефтяной гавани «Муавенет». В 4.20 оба эсминца встретились в море и легли на обратный курс. Пока они орудовали внутри гавани, минный заградитель «Самсун» поставил на подходах к Одессе линию из 28 мин. В темноте турки заметили какие-то силуэты, которые, по их мнению, принадлежали русским военным кораблям. Буйное воображение попортило нервы команде, так как если кто и был в море — то лишь коммерческие пароходы.

В 4.15 дежурный пароход РОПИТ передал открытым текстом в Севастополь: «Турецкий миноносец взорвал „Донец“, ходит в Одесском порту и взрывает суда». Получив эту радиограмму, командующий Черноморским флотом объявил по флоту о начале войны с Турцией.

Сейчас самое время сказать несколько слов об адмирале Андрее Августовиче Эбергарде. Его главным деянием, за которое он получил адмиральские эполеты, было приведение в нормальное состояние мятежного броненосца «Потемкин», точнее уже «Пантелеймона», в 1906 году. После этого он служил начальником Учебного отряда. Позднее он был начальником Морского Генерального Штаба и разрабатывал планы войны. В 1912 году Эбергард был назначен командующим Черноморским флотом.

После начала новой волны революционных беспорядков он немедленно вывел флот в море, там арестовал заговорщиков и затем предал их военному суду в Севастополе. Адмирал Макаров в свое время так отозвался об Эбергарде: «Не может командовать кораблем в военное время».

Самое интересное заключается в том, что вслед за извещением о начале войны приказа готовить корабли «к походу и бою» не последовало. Более того, было прямо запрещено приводить в боевую готовность инженерные минные заграждения на подходах к Севастополю, так как ожидалось возвращение из Ялты минного заградителя «Прут». Только через час флот получил приказ вскрыть секретный пакет.

Примерно в 5.30 поступило сообщение от наблюдательного поста с мыса Сарыч о том, что на юго-западе виден свет прожекторов. Так как именно оттуда ожидалось появление «Прута», сообщению никто не придал никакого значения. Через 28 минут наблюдательный пост, на мысе Лукулл сообщил, что видит двухтрубный корабль, идущий к Севастополю. Поднявшийся туман помешал продолжить наблюдение, и только в 6.12 от того же самого поста пришло новое сообщение. Теперь речь шла о большом военном корабле и 2 миноносцах. Еще через 35 минут командир группы тральщиков, работавшей на подходах к порту, сообщил, что видит «Гебен». Тральщики без приказа повернули в базу.

Как раз в это время «Гебен», следуя за тралами миноносцев «Ташос» и «Самсун», подходил к Севастополю. Штурман «Гебена» ошибся, и линейный крейсер вышел к берегу севернее Севастополя, поэтому теперь он шел вдоль берега. Здесь мы впервые сталкиваемся с резкими противоречиями между русскими и германскими источниками.

Русские историки утверждают, что в 6.33 «Гебен» открыл огонь из орудий главного калибра, находясь всего в 40 кабельтовых от входа в Северную бухту. Дистанция боя была минимальной, даже странно, что немцы пошли на такой риск. Береговые батареи открыли ответный огонь и добились 2 попаданий в линейный крейсер. Лорей говорит, что береговые батареи открыли огонь в 6,28, а линейный крейсер ответил в 6.30. Всего «Гебен» выпустил 47 снарядов калибра 280 мм и 12 снарядов калибра 150 мм.

«Гебен» вел огонь по крепости в течение 17 минут, маневрируя зигзагом. При этом он вертелся прямо на крепостном минном заграждении. Адмирал Исаков в прекрасной книге «Каспий, 1920 год» пишет, что это и была знаменитая «севастопольская побудка», которой потом долго тыкали в глаза черноморцам. Дескать, пока бегали за ключами от станции инженерных мин, пока будили коменданта, «Гебен» успел уйти. Не знаю, правда это или нет, но фактом остается то, что минное заграждение было активировано уже после того, как «Гебен» покинул опасный район.

Вот что пишет по этому поводу адмирал Эбергард: «С рассветом 29 октября боевые цепи заграждения были выключены, так как к этому времени ожидался приход „Прута“. Как только было донесено с постов, что в Море открылся „Гебен“, немедленно было отдано приказание ввести боевые цепи. Приказание было передано лично начальником охраны рейда на минную станцию. Выведя заграждение, начальник минной обороны вышел из помещения на пристань, где минеры готовились к работам. Поэтому принял приказание от начальника охраны рейдов унтер-офицер, который побежал доложить о том начальнику минной обороны.

Через некоторое время начальник минной обороны лично доложил начальнику охраны рейдов, что цепи введены. Это было уже после первого выстрела».

На вопрос, находился ли какой-либо дежурный у выключателя заграждения, адмирал ответил: «Дежурный офицер всегда находится на станции у коммутатора, но приказания ему отдаются только начальником минной обороны. Поэтому при передаче приказания с корабля „Георгий Победоносец“ до станции произошла задержка».

Словом, у семи нянек дитя оказалось без глаза. За оборону порта отвечало так много начальников, что в результате никто ничего не сделал вовремя.

Большая часть снарядов линейного крейсера упала в районе угольных складов, железной дороги и только 2 снаряда взорвались на батареях. Ответный огонь по «Гебену» вели 8 береговых батарей, имевших 44 орудия. 3 выстрела успел дать броненосец «Георгий Победоносец». Они выпустили около 360 снарядов, добившись 3 попаданий вблизи задней дымовой трубы. Палуба линейного крейсера была исковеркана осколками. Один осколок перебил трубку в котле, и тот вышел из строя. «Гебен» увеличил ход до 22 узлов и вышел из-под обстрела. В 6.50 скоротечный бой прекратился. Отмечу, что скорострельность тяжелых орудий оказалась очень невысока. За 15 минут боя каждое орудие «Гебена» выпустило всего 5 снарядов, а каждое орудие русских береговых батарей — только 8 снарядов. Пусть это заставит задуматься тех, кто любит поговорить о значении повышения скорострельности. Самое главное, что в горячке боя никто не удосужился предупредить находящиеся в море корабли о появлении «Гебена».

Первыми неприятный сюрприз получили 3 дозорных миноносца «Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий». Они имели приказ оказать помощь «Пруту» в случае появления неприятеля. На рассвете миноносцы обнаружили «Прут» к югу от Херсонесского маяка. И почти в этот же момент из тумана показался «Гебен» в сопровождении 2 миноносцев.

Начальник 4-го дивизиона капитан 1 ранга князь Трубецкой решил постараться прикрыть заградитель, который в это время шел на юго-восток. Сначала миноносцы шли параллельным курсом, но через 10 минут Трубецкой приказал увеличить скорость до 25 узлов и поднять сигнал «Атака».

«Гебен» тоже заметил миноносцы и открыл по ним огонь с дистанции 70 кабельтов из 150-мм орудий. Четвертый залп накрыл головной миноносец «Лейтенант Пущин». Вот что вспоминает князь Трубецкой: «От взрыва 150-мм снаряда, попавшего в палубу под мостиком и взорвавшегося в командном кубрике, вспыхнул пожар, и была выведена из строя вся прислуга носового орудия. Следующим залпом с мостика смело всех сигнальщиков и разворотило штурманскую рубку и привод штурвала.

Миноносец управлялся машинами. Нос миноносца начал погружаться, электрическая проводка была вся перебита, почему нельзя было откачивать воду из кубрика турбиною. Температура от разгоревшегося пожара стала быстро подниматься, почему начали взрываться патроны. Опасаясь взрыва патронного погреба и видя, что подойти к неприятельскому крейсеру на торпедный выстрел не удастся, повернул дивизион на 8 румбов от неприятеля. „Гебен“ принял этот маневр, как мне представилось, за выпущенный торпедный залп, быстро изменил курс влево, а потом вправо на 16 румбов, но огня не прекращал, перенеся его на второй миноносец „Живучий“.

Не имея возможности продолжать бой, начальник дивизиона приказал „Живучему“ и „Жаркому“ оказать помощь „Пруту“, а сам повернул в Севастополь. На „Лейтенанте Пущине“ погибли 7 человек, 11 были ранены. Отразив атаку миноносцев, „Гебен“ занялся заградителем.

Гибель этого корабля была неизбежна, и виновато в ней было командование флота. Накануне вечером командир заградителя капитан 2 ранга Быков был вызван к адмиралу Эбергарду и получил приказ следовать в Ялту. 29 октября заградитель должен был принять на борт батальон пехоты и немедленно вернуться в Севастополь. Совершенно непонятными остаются и причины этого приказа, и выбор корабля для его исполнения.

Командование решило перебросить в Севастополь дополнительные войска в связи с угрожаемым положением. Пеший марш из Ялты занял бы дня 3–4, но зачем-то было принято решение доставить батальон немедленно. Русские генералы опасались высадки турецкого десанта в Крыму, как 60 лет назад? В штабе флота прекрасно знали о выходе германо-турецкого флота в море. 28 октября пароход „Королева Ольга“ видел вражеские корабли на выходе из Босфора, немного позднее их заметил пароход „Великий князь Александр“. Оба сообщили по радио о встрече. Быков опасался налететь в море на „Гебен“, да еще имея на борту пехоту. Кроме того, на „Пруте“ находились 710 мин заграждения — чуть не половина всех флотских запасов. Быков высказал свои сомнения, но получил лишь подтверждение приказа.

После полуночи, когда заградитель уже подошел к Ялте, он получил радиограмму из штаба флота: „Ночь держаться в море. После рассвета возвращаться в Севастополь, вскрыв, если появится неприятель, пакет 4-Ш“ (Секретный пакет с распоряжениями на случай начала войны и планами минных заграждений).

Опасаясь в темноте налететь на дозорные миноносцы, командир заградителя решил держаться мористее и выйти к Севастополю только на рассвете. Примерно в 6.35 слева по борту были замечены 3 миноносца 4-го дивизиона, шедшие параллельным курсом.

Внезапно они увеличили скорость и повернули влево. Вокруг них начали подниматься водяные столбы от падающих снарядов. Было совершенно ясно, что неприятель находится совсем близко, однако командир заградителя ничего не сделал. Он продолжал следовать прежним курсом и лишь дал радиограмму в штаб флота со своими координатами. Трудно сказать, что произошло бы, если бы „Прут“ сразу повернул на обратный курс и попытался укрыться за миноносцами князя Трубецкого. Но повторим, он не сделал ничего и продолжал следовать прямо навстречу „Гебену“.

Лишь когда появился силуэт линейного крейсера, Быков начал маневрировать, пытаясь прорваться к берегу, хотя было, разумеется, уже поздно. Командир приказал застопорить машины и открыть кингстоны. Места в шлюпках всем не хватило, и части команды пришлось прыгать за борт, спасаясь с помощью коек.

Подойдя ближе, „Гебен“ поднял сигнал: „Предлагаю сдаться“. В ответ на это Быков приказал поднять стеньговые флаги. Сигнальщик одного из береговых постов из-за слишком большого расстояния решил, что заградитель поднял белый флаг, и сообщил на центральную станцию службы связи: „Гебен“ стреляет в „Прута“. На „Пруте“ поднят флаг о сдаче».

Зайдя с правого борта, в 7.35 «Гебен» с дистанции 25 кабельтов открыл огонь по «Пруту» из 150-мм орудий. Второй залп попал в цель, на заградителе начался пожар. К этому моменту «Прут» уже заметно сел кормой. Линейный крейсер вел огонь около 15 минут, добившись еще нескольких попаданий в уже тонущий корабль. После этого он увеличил скорость и ушел в сторону мыса Сарыч. Турецкие миноносцы подобрали 75 человек команды, в том числе раненного осколком в спину капитана 2 ранга Быкова, и ушли вслед за «Гебеном». В 8.40 «Прут» затонул с поднятым флагом. Вышедшие из Севастополя корабли подобрали 202 человека команды.

Минный заградитель «Нилуфер», не замеченный русскими, поставил перед входом на рейд Севастополя 60 мин. На обратном пути он задержал пароход Добровольного флота «Великий князь Александр». Команде было приказано покинуть корабль. «Нилуфер» забрал пассажиров и потопил пароход артиллерийским огнем. За это немецкий командир «Нилуфера» капитан-лейтенант Левенгорн подвергся жесткой критике. Все полагали, что он должен был привести пароход в Константинополь. «Гебен» и сопровождавшие его миноносцы перехватили пароход «Ида» и отправили его в Константинополь с призовой командой.

Теперь скажем несколько слов о действиях остальных турецких отрядов. Крейсер «Хамидие» подошел к Феодосии в 6.30. На берег были отправлены турецкий и германский офицеры, которые сообщили властям о начале военных действий. «Хамидие» отложил начало обстрела порта до 9.00, чтобы дать возможность мирным жителям покинуть опасную зону. Он выпустил по городу около 150 снарядов, после чего проследовал к Ялте. Здесь крейсер артиллерийским огнем потопил пароход «Шура» и шхуну «Св. Николай», после чего вернулся в Константинополь, куда и прибыл 31 октября.

Примерно в 6.00 «Бреслау» поставил 60 мин у входа в Керченский пролив. На этом заграждении в тот же день подорвались пароходы «Ялта» и «Казбек». После этого «Бреслау» пошел к Новороссийску, где уже находился «Берк». Один из офицеров «Берка» был отправлен на берег, чтобы предупредить местные власти о намеченной атаке. Однако русские просто арестовали нахала. Тогда «Берк» вошел прямо в гавань и пригрозил немедленно открыть огонь, если офицер не будет освобожден. Офицер был немедленно отпущен, и «Берк» начал обстрел только в 10.50. Вскоре прибыл «Бреслау» и тоже вступил в бой. В порту была разрушена радиостанция и другие сооружения. Повреждения получили 7 судов, а пароход «Николай» затонул.

Командир «Бреслау» капитан 2 ранга Кеттнер вспоминал: «Мы видели, как пылающая красная нефть стекала вдоль улиц в море, и жуткая дымовая туча обволакивала город и его окрестности. Мы покинули пылающий город и, отойдя на 80 миль от него, все еще видели охваченный огнем Новороссийск, похожий на раскаленный кратер».

Крейсер «Пейк» должен был перерезать телеграфный кабель Варна — Севастополь. Однако из-за аварии в машине он с этой задачей не справился. Уничтожение кабеля было поручено «Бреслау», но и этот крейсер не сумел ничего сделать.

Сообщение об атаке русских портов было получено в Константинополе после полудня. Интересно, что морской министр Турции Джемаль-паша узнал об этом во время обеда в ресторане от представителя фирмы «Виккерс-Армстронг». Взбешенный Джемаль заорал: «Проклятая свинья Сушон все-таки сделал это!» Однако было уже поздно. Интересно, что позднее глава германской военной миссии Лиман фон Сандерс отрицал, что ему было известно о подготовке атаки.

Русский, британский и французский послы Гире, Малле и Бомпар встретились вечером, чтобы обсудить ситуацию. Они решили предъявить турецкому правительству требование «выбрать между разрывом с Тройственной Антантой или высылкой германской морской и военной миссий». Ультиматум был предъявлен 30 октября, для ответа туркам дали 12 часов. Одновременно Гире и Малле затребовали свои паспорта.

Турецкий парламент 17 голосами против 10 высказался за начало войны, после чего великий визирь и ряд министров подали в отставку. Однако совершенно неожиданно против этого выступил Энвер и уговорил Саид-Халима вернуться. Малле не терял надежды уладить дело миром и пытался вести какие-то переговоры. 31 октября Гире покинул Константинополь. Хотя американский посол Моргентау сообщил Малле, что, по его информации, нет никаких шансов на благоприятное решение, британский посол выжидал. Он еще раз встретился с Саид-Халимом, и визирь просил не покидать его. Но 31 октября в 17.05 Адмиралтейство отдало приказ британским кораблям: «Немедленно начать военные действия против Турции. Подтверждение».

Над британским посольством поднялся столб дыма — сжигались документы. Вместе с ними горели все достижения британской дипломатии за последние 100 лет. Малле еще раз встретился с великим визирем, но эта встреча уже ничего изменить не могла. 2 ноября Малле и Бомпар покинули Константинополь на поезде, так как Дарданеллы были уже закрыты.

Самое странное в этой истории заключается в том, что медлила самая пострадавшая сторона — Россия. Министр иностранных дел Сазонов не предпринимал никаких демаршей. Существует мнение, что он желал оттянуть войну с Турцией до 1917 года, когда Россия сможет самостоятельно разгромить ее. В противном случае, приходилось ждать, когда судьба проливов решится в Берлине. Лишь после вмешательства царя 2 ноября была объявлена война. Следует отметить, что после нападения японских миноносцев на Порт-Артур в 1904 году война была объявлена уже на следующий день.

Следует отметить интересный разнобой в датах. Россия объявила войну 2 ноября, и в этот же день войска Кавказского фронта перешли в наступление. Англо-французская эскадра обстреляла Дарданеллы 3 ноября, но войну эти державы объявили только 5 ноября.

Турция объявила джихад странам Антанты лишь 12 ноября.

Маленький бой с большими последствиями (мыс Сарыч, 18 ноября 1914 года)

Этому бою предшествовал ряд событий, о которых просто необходимо рассказать.

27 октября 1914 года главные силы Черноморского флота вышли в море и крейсировали в районе Севастополя. В 20.35 поступила радиограмма от русского парохода, шедшего в Константинополь, который встретил в 5 милях от входа в Босфор «Гебен» и «Бреслау».

Однако в это же время адмирал Эбергард получил приказ верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, запрещавший искать встречи с турецким флотом. В бой с турками разрешалось вступить только в случае крайней необходимости. После этого Эбергард решил вернуться в Севастополь.

В такой обстановке шок от внезапного нападения оказался особенно сильным. Но после того как русские оправились от неожиданности, перед командованием Черноморского флота встали извечные вопросы: что делать и с чего начать? (Слава богу, вопрос «кто виноват?» решать не пришлось.) Перед войной были разработаны 2 варианта действий против вражеского флота. Но в обоих случаях задачей Черноморского флота было установление господства на море. Это обезопасило бы от нападений свое побережье, а также затруднило бы туркам перевозку подкреплений на Кавказский фронт, что было особенно важно, так как наземные коммуникации в азиатской части Турции были очень слабо развиты.

В том случае, когда военные действия начинал противник (вариант «А»), планировалось установить дальнюю блокаду Босфора. Основные силы флота при этом оставались в Севастополе, что не являлось серьезной помехой, учитывая небольшие размеры театра военных действий. Наблюдение за Босфором предполагалось вести с помощью пароходов.

При выходе вражеского флота в море главные силы Черноморского флота должны были выйти из Севастополя и дать бой. По варианту «Б» военные действия начинала Россия. В этом случае к дальней блокаде Босфора добавлялись минные постановки перед проливом.

После победы на Кавказе планировалось высадить десант у Босфора и захватить Константинополь. Болезненный вопрос о проливах был бы наконец решен.

Но прибытие «Гебена» опрокинуло все эти планы. Сразу пришлось решать: а кто, собственно, сейчас господствует на море? Раньше об этом думать не приходилось. 2 старых турецких броненосца никак не могли считаться достойным противником достаточно однородному ядру Черноморского флота — броненосцам «Три Святителя», «Ростислав», «Пантелеймон», «Евстафий», «Иоанн Златоуст». После появления относительно быстроходного и относительно мощного линейного крейсера вопрос о господстве повис в воздухе. Практически все русские историки говорят: появление «Гебена» на Черном море лишило русский флот господства на этом театре. Разве? Если понимать господство на море в узком догматическом, смысле, какой не вкладывал в это понятие даже сам Альфред Тайер Мэхен, то — да. Можно сказать, что господство достигается после уничтожения последнего вражеского корабля. Однако ошибочность подобного догматического подхода была показана еще 20 лет назад во время испано-американской войны. Американцы очень долго не решались высадить десант на Кубу на том основании, что в Эль-Ферроле стоят испанские крейсера адмирала Серверы.

Заблокировав эти крейсера в Сантьяго, американцы опять-таки не считали, что добились господства. Уничтожив эскадру Серверы, они как-то вовремя вспомнили, что у испанцев имеется еще эскадра адмирала Камара во главе с броненосцем «Пелайо». Если подходить с такой меркой, то русские действительно потеряли господство на Черном море.

Однако существует временное господство на период проведения операции, существует локальное господство. Об этом историки вспоминать не желают. Смехотворность попыток следовать доктрине абсолютного господства показала все та же испано-американская война. После уничтожения испанской эскадры в Маниле адмирал Дьюи стоял в бухте Субик, всего в 20 милях от главной военно-морской испанской базы на Филиппинах, чувствовал себя в полной безопасности и ничего не делал. Ведь в воздухе витала зловещая тень эскадры Камары, и господство на море завоевано не было.

Давайте рассмотрим беспристрастно все происходившее на Черном море. Даже до вступления в строй линкора «Императрица Мария» русский флот действовал совершенно спокойно. Проводились активные операции против вражеских берегов и коммуникаций, была обеспечена перевозка войск, высаживались десанты. В то же время германо-турецкий флот был вынужден ограничиться набеговыми операциями против второстепенных пунктов русского побережья. Если русские броненосцы обстреливали укрепления Босфора, то «Гебен» обстрелял, Батум. Вражеский флот постоянно уклонялся от боя с русским флотом. Турки не сумели обеспечить безопасность своих коммуникаций, особенно перевозок угля из Зонгулдака. Турки не сумели наладить доставку снабжения на Кавказский фронт. То есть, русский Черноморский флот в течение всей войны вел активные наступательные действия, навязывая противнику свою волю. Турки, наоборот, были вынуждены подстраиваться под действия русских. Отсюда мы можем сделать вывод, что русский флот после прихода «Гебена» в Константинополь лишь в некоторой степени потерял свободу действий, но господства на море не лишился. Более того, после ввода в строй в 1915 году линкоров «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая» это господство снова стало полным и неоспоримым.

Впрочем, вернемся к действиям флота. 4 ноября 1914 года адмирал Эбергард вышел в море на «Евстафии». Вместе с ним шли броненосцы «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя» и «Ростислав», крейсера «Память Меркурия», «Кагул», «Алмаз» и 5 эсминцев. Чуть позднее из Севастополя вышел 1-й дивизион эсминцев, в который входили новейшие корабли типа «Новик»: «Гневный», «Беспокойный», «Пронзительный», «Дерзкий». Каждый из них имел на борту по 60 мин. Планировалось, что эсминцы поставят заграждение на подходах к Босфору.

Днем эсминцы отделились от эскадры и самостоятельно пошли к Босфору. Они не смогли точно определиться, но все-таки в 17.15 начали постановку мин. Во время постановки на кораблях слышали несколько глухих подводных взрывов. Это рвались собственные мины, попав на большую глубину. Однако на эсминцах решили, что отряд попал на крепостное заграждение противника, поэтому эсминцы спешно вывалили остаток мин за борт и быстро ушли. В результате первая минно-заградительная операция была провалена. Это можно объяснить тем, что новейшие эсминцы только что вошли в строй, и их команды просто не успели получить достаточный опыт.

После присоединения эсминцев к эскадре, она направилась к Зонгулдаку. Днем 6 ноября броненосец «Ростислав» и крейсер «Кагул» должны были обстрелять этот порт.

Операция, как и минная постановка, была скоропалительной и неподготовленной. Штаб флота не имел никаких сведений о Зонгулдаке. Единственным человеком, хоть что-то знавшим об этом порте, оказался лейтенант Туманов с эсминца «Капитан-лейтенант Баранов». До войны он посетил Зонгулдак.

В 7.30 «Ростислав» и «Кагул» отделились и в сопровождении 6 эсминцев 4-го и 5-го дивизионов пошли к Зонгулдаку. В 8.20 броненосец открыл огонь. Из-за дождя видимость была плохой, поэтому стрельба велась наугад, хотя на берегу вспыхнули несколько пожаров. «Кагул» подошел на расстояние 42 кабельтова и в 9.05 тоже открыл огонь. Крейсер сделал 30 залпов. Во время обстрела были замечены 2 турецких парохода. Один был потоплен эсминцами, а второй — «Кагулом».

К 11.00 флот построился в походный ордер и приготовился следовать в Севастополь, когда дозорный крейсер «Память Меркурия» заметил слева силуэты 2 больших пароходов. Вскоре за ними был замечен и третий пароход. Это оказались турецкие военные транспорты «Безми Ален», «Митхад-паша» и «Бахри Ахмед», которые следовали в Трапезунд с грузами для турецкой армии. В частности, на втором находились 100 000 комплектов обмундирования и 4 разобранных самолета. К 11.30 соединенным огнем всех кораблей транспорты были потоплены. Эсминцы подобрали 224 человека.

В это время в море находились «Бреслау» и «Хамидие», которые прикрывали переход в Трапезунд транспорта «Ак-Денис» с подкреплениями. «Гебен» также вышел в море, чтобы провести демонстрацию у берегов Крыма. Получив сообщение об обстреле Зонгулдака, Сушон спешно повернул назад, но с русским флотом не встретился. Он приказал крейсеру «Бреслау» в отместку обстрелять Поти, что тот и сделал утром 7 ноября, как раз в тот день, когда русский флот вернулся в Севастополь.

Это привело в бешенство русского главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Он вообще недолюбливал флот, а тут еще черноморцы не справились с главной задачей, которую он им поставил: обеспечить оборону русских берегов. Князь подготовил такую телеграмму Эбергарду, что представитель флота при ставке капитан 2 ранга Бубнов пришел в ужас. Телеграмма была настолько оскорбительной, что адмирал мог застрелиться, получив ее. Бубнов бросился с телеграммой к начальнику штаба генералу Янушкевичу, который тоже пришел в ужас, но по совершенно другой причине.

До сих пор никто не смел подвергать сомнению приказы великого князя. Бубнов сумел его уломать, и Янушкевич пошел к великому князю. Однако Николай Николаевич отказался менять текст. Телеграмма была послана. Эбергард не застрелился.

15 ноября флот в составе 5 броненосцев, 3 крейсеров и 13 эсминцев вышел в море для действий у берегов Анатолии. 17 ноября был обстрелян Трапезунд, а 18 ноября минные заградители «Константин» и «Ксения» поставили в наиболее важных узловых точках турецких коммуникаций небольшие минные заграждения. Сушон немедленно вышел в море и направился к берегам Крыма, чтобы перехватить русскую эскадру. Утром 18 ноября германский адмирал отправил «Бреслау» вперед для разведки.

Около 11.45 «Гебен» снова увидел «Бреслау» в густой дымке под берегом. Легкий крейсер в 12.05 заметил справа по борту русский крейсер. «Гебен», узнав об этом, немедленно повернул и полным ходом пошел на противника. Но тут же из тумана показались все 5 русских броненосцев…

Несмотря на исключительную скоротечность этого столкновения (всего 10 минут), а может, именно поэтому, детального и согласованного описания боя не имеется. Причем, хорошо бы расходились только русские и немецкие описания, но ведь нет согласия даже в источниках одной стороны. К тому же при попытке проанализировать имеющиеся описания боя возникает несколько вопросов, ответа на которые мы, скорее всего, уже не получим. Итак, что же произошло осенью 1914 года нет далеко от южных берегов Крыма?

Недостаток боевого опыта русские попытались компенсировать избытком командиров. На 5 броненосцев приходилось целых 3 адмирала: на «Евстафии» держал флаг командующий флотом адмирал А. А. Эбергард, на «Пантелеймоне» находился начальник дивизии линейных кораблей контр-адмирал Новицкий, на «Трех Святителях» был поднят флаг начальника 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирала князя Путятина. Еще один адмирал командовал крейсерским отрядом. Путаница была прямо пропорциональна количеству начальников.

Флот следовал своим обычным походным строем. Примерно в 3,5 милях впереди броненосцев была развернута завеса крейсеров: «Память Меркурия» (флаг контр-адмирала Покровского), «Алмаз», «Кагул». Порядок указан справа налево. Далее следовали главные силы флота: «Евстафии», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав». Позади колонны броненосцев и чуть левее в 2 кильватерных колоннах следовали 13 эсминцев.

Сразу скажу, что критика этого строя мне представляется неуместной. «Под удар противника подставлены слабые тихоходные крейсера, а лучшие эсминцы лишены возможности выйти в атаку». Позвольте спросить вас: какая такая минная атака среди бела дня против совершенно исправного линейного крейсера противника? Севастопольская побудка ничему не научила? Вполне понятно, откуда взялось подобное предложение. Начитавшись описаний ночных боев на Соломоновых островах, наши историки механически пересадили их опыт на Черное море, да еще сместили лет на 30 назад. Средства связи у эсминцев в Первую Мировую войну находились буквально на доисторическом уровне, даже у вполне современных кораблей лучших флотов. В описании любого боя можно найти длиннейший список неполученных радиограмм, поэтому появление в авангарде крейсеров с их мощными радиостанциями вполне естественно. Иначе и быть не могло.

Добавлю еще одно. Самостоятельные действия командира дивизиона эсминцев в 1914 году при наличии на кораблях эскадры четырех адмиралов представляются мне абсолютно невозможными. Уж скорее солнце взойдет на западе. Не та психология была у людей сто лет назад.

К тому же, следует учесть еще один нюанс. Перед войной на Черноморском флоте были разработаны правила бригадной стрельбы броненосцев. Наиболее удобным количеством кораблей для ведения сосредоточенного огня была признана тройка. То есть «Три Святителя» и «Ростислав» как бы выпадали из обоймы. Управляющий огнем размещался на среднем корабле бригады, а командир находился на головном. Такое рассредоточение командования должно было повысить боевую устойчивость управления. К тому же, средний корабль замерял некую «усредненную» дистанцию, пригодную как для головного, так и для замыкающего кораблей. На учениях мирного времени, при отсутствии каких-либо помех, недостатки этой системы не бросались в глаза. В бою все обернулось иначе.

Примерно в 11.40 крейсер «Алмаз» прожектором сообщил, что видит большие дымы. Через несколько минут «Бреслау» заметил русские корабли и тоже сообщил флагману. «Гебен» развил полный ход и повернул на противника.

Адмирал Эбергард приказал увеличить скорость до 14 узлов и сократить интервалы между броненосцами до 2,5 кабельтов. В 12.10 дымы были замечены и с мостика «Евстафия», после чего русская эскадра повернула на 8 румбов влево последовательно, что позволяло ввести в действие артиллерию всего борта. Русские крейсера занимали предписанные им места: «Кагул» — в голове колонны броненосцев, «Память Меркурия» — в хвосте. Но замыкающие и более старые броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав» отстали.

«Гебен» повернул вправо практически одновременно, с русскими, и противники оказались на параллельных курсах. Плохая видимость определила дистанцию боя, которая оказалась исключительно малой — всего 40 кабельтов. Для линейных кораблей это был бой на дистанции пистолетного выстрела. И вот здесь начала сказываться разница между учебными стрельбами мирного времени и нервной обстановкой реального боя.

Управляющий огнем бригады лейтенант Смирнов определил дистанцию как 60 кабельтов, что и передал по радио. Это объяснимо — ему мешали густой туман и дым из труб головного броненосца. Дальномеры самого «Евстафия» выдали всего 38,5 кабельтов.

Смирнов никак не мог оценить ситуацию и медлил с приказом на открытие огня. Нервы Эбергарда не выдержали «Мы не можем ждать больше… Это не учения. Открыть огонь немедленно!» — приказал он. Время первого залпа «Евстафия» в различных источниках указано по-разному — от 12.18 до 12.24. На такой дистанции промахнуться было трудно, и первый же двухорудийный залп русского броненосца дал попадание в третий 150-мм каземат левого борта «Гебена». Снаряд пробил броню и вызвал пожар в каземате.

Погибли 12 человек, еще несколько матросов были отравлены газами от горящих зарядов и позднее скончались. В германских источниках на сей счет нет никаких сведений, но современная история турецкого флота говорит, что всего погибли 16 человек. Германская официальная история утверждает, что обе стороны открыли огонь почти одновременно в 12.20. По русским данным, «Гебен» начал стрелять примерно через 50 секунд после «Евстафия», уже получив первое попадание. Можно только посмеяться, читая утверждения, что немцы испытывали трудности с определением дистанции, так как русские корабли находились на фоне берега. В нескольких милях от него при сильной дымке?! Может, затянувшиеся средиземноморские каникулы скверно сказались на подчиненных старшего артиллериста «Гебена» капитана 3 ранга Книспеля? Первый залп «Гебена» лег перелетом, а дальше начались попадания. Всего «Евстафий» получил 4 снаряда. На броненосце погибли 33 человека, 25 были ранены. Пара шальных снарядов «Гебена» разорвалась в воде недалеко от «Ростислава».

«Гебен», развив полный ход, пытался охватить голову колонны противника. Но в это время линейный крейсер оказался под сосредоточенным огнем 5 русских броненосцев, залпы которых ложились очень хорошо. Однако вскоре опасность миновала — подобно видению русский флот растаял в тумане. По крайней мере, так говорит официальная германская история. Однако прокладки показывают, что бой велся на параллельных курсах, и противники отвернули в разные стороны практически одновременно — в 12.35.

Но как же на самом деле выглядел этот «сосредоточенный огонь»? «Иоанн Златоуст» стрелял самостоятельно с неверной установкой прицела. «Пантелеймон» из-за дыма и тумана не видел вообще ничего и огня не открывал. «Три Святителя» стрелял по неверным данным «Иоанна Златоуста». «Ростислав» предпочел обстрелять «Бреслау».

Зато головной «Евстафий», используя небольшую дистанцию, открыл беглый огонь из 152-мм и 203-мм орудий. Было выпущено 14 снарядов 203 мм и 19 снарядов 152 мм. Всего русская эскадра выпустила 30 снарядов калибра 305 мм, не считая более мелких, и якобы добилась 14 попаданий, в том числе 3 — снарядами 305 мм. Но почему-то во всех отчетах описывается детально одно-единственное попадание в тот самый каземат. Впрочем, «Гебен» снова вышел в море уже 6 декабря, поэтому говорить о каких-то серьезных повреждениях, им полученных, не следует. О дальнейших действиях сторон официальная история также говорит весьма смутно.

Русская эскадра отказалась от попытки преследования противника из-за неких «плавающих предметов», обнаруженных впереди по курсу. Она отвернула влево, описала большую петлю и вернулась в Севастополь. «Гебен» якобы попытался найти противника, но в густом тумане никого обнаружить не сумел.

Итак, какие же выводы можно было сделать из результатов этого боя? Бригада старых броненосцев оказалась вполне способна дать отпор линейному крейсеру. Позднее это подтвердилось еще раз в бою 10 мая 1915 года. Еще раз оказалось, что не следует буквально воспринимать трескучие пропагандистские лозунги. После появления «Дредноута» броненосные флоты отнюдь не потеряли своего боевого значения, как это слишком часто говорится. Да, один отдельно взятый броненосец после ввода в строй «Дредноута» устарел немедленно и безнадежно. Но броненосный флот — это, в полном соответствии с законами диалектики, количество, перешедшее в новое качество. И он ушел в прошлое только после появления флота дредноутов. То есть, по моему мнению, Австрия, даже имея 4 очень неплохих дредноута типа «Вирибус Унитис», наверняка потерпела бы поражение в бою против армады британских броненосцев.

Этот бой также показал прекрасную выучку артиллеристов Черноморского флота и очень слабую подготовку командного состава. Практически ни разу не удалось организовать хотя бы отдаленное подобие сосредоточенного огня, что практиковалось во время довоенных учений. Хотя, может быть, виной этому стало объективно плохое качество средств связи. Ведь УКВ-передатчикам еще только предстояло появиться. В то же время стало ясно, что в одиночку броненосцам попадаться на пути «Гебена» крайне нежелательно. Но этот бой, который вернее было бы назвать кратковременной перестрелкой, оставил много вопросов, на которые ответить уже вряд ли удастся.

В заключение приведем один любопытный отрывок из воспоминаний старшего артиллериста «Евстафия» лейтенанта Невинского.

«Почти тотчас после нашего залпа „Гебен“ дал залп из всех 5 башен (я ясно видел это в бинокль). Продолжая смотреть в бинокль, я увидел какие-то черные точки. Протер стекла платком, снова поднес бинокль к глазам: точки все еще были видны и теперь уже поднимались вверх. Я понял, что это неприятельские снаряды, сосчитал их — пять штук, затем они исчезли из поля зрения, и в этот момент я увидел падение наших снарядов…»

А теперь обещанные загадки.

Загадка первая. Бой длился 10 минут, и за это время «Гебен» выпустил 19 снарядов, иначе говоря, дал 4 залпа (какое-то орудие пропустило свой выстрел). То есть германский линейный крейсер продемонстрировал прямо-таки потрясающую скорострельность.

Вспомним знаменитые воспоминания Хазе о Ютландском бое, когда говорится о залпах, следующих буквально через 20 секунд…

Русские насчитали целых 6 залпов, хотя немцы говорят только о 4. Но существуют воспоминания одного из радистов «Гебена», на основании которых можно попытаться согласовать эти внешне противоречивые данные. По словам Георга Коппа после поворота «Гебен» вел огонь только из кормовых башен. Носовые не стреляли. Это может как-то объяснить и число залпов, и небольшое количество выпущенных снарядов.

Загадка вторая. Из-за большого расстояния (?!) противоминная артиллерия «Гебена» не стреляла, в то время как русские броненосцы свои 152-мм орудия использовали.

Загадка третья. Даже, точнее, не загадка, а пример откровенной лжи русской военной историографии. Потери «Гебена», по данным русской разведки, составили ни много, ни мало 115 человек убитыми и 59 ранеными. Между прочим, это равняется 17 % численности экипажа линейного крейсера на 1914 год и превышает потери любого из линейных крейсеров Хиппера в Ютландском бою, когда они попали под огонь 343-мм и 381-мм орудий. Данные о потерях и повреждениях «Гебена», приводимые в нашей литературе, основаны только на донесениях русских шпионов в Турции, и к ним следует относиться с большой осторожностью. Но эти цифры повторяются во всех изданиях подряд, как конечная и абсолютная истина, с прямо-таки идиотическим упрямством.

Загадка четвертая. Почему стреляли четвертый и пятый корабли русской колонны, а третий («Пантелеймон») молчал? Можно предположить, что ему мешали дымы 2 головных броненосцев, тогда как отставшая пара от них не страдала. Но это лишь предположение, а не ответ.

Враг внешний и враг внутренний, враг явный и враг тайный

В конце 1914 года произошло несколько важных событий. Прежде всего, начались операции русского флота по блокаде так называемого Угольного района. Под этим названием был известен район анатолийского побережья, где находились Зонгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли. Отсюда в Константинополь доставляли уголь. Сам уголь был плохого качества, однако после начала войны Турция уже не могла рассчитывать на поставки кардифа, поэтому приходилось использовать местные ресурсы. Кроме того, эти угольные месторождения находились сравнительно недалеко от столицы.

Так как в Анатолии практически не имелось ни железных, ни даже обычных дорог, доставить уголь в Константинополь можно было только морем. Вопросы воздействия на экономику противника русские штабы не рассматривали, поэтому перед войной у Черноморского флота не было никаких планов операций против Угольного района. Лишь обращение союзников осенью 1914 года заставило русских обратить внимание на этот достаточно уязвимый пункт. Англичане готовили Дарданелльскую операцию и попросили русских постараться прекратить подвоз угля в Константинополь. Директива ставки от 1 ноября дала начало целой серии разнообразных операций, продолжавшихся всю войну.

Черноморский флот использовал все имеющиеся в его распоряжении средства. Были проведены 5 бомбардировок Угольного района крупными кораблями, более 20 обстрелов эсминцами, 1 попытка закупорить порт брандерами, несколько бомбардировок с воздуха, огромное количество рейдов эсминцев для уничтожения пароходов и парусников, участвующих в перевозках. И все-таки полностью перерезать турецкие коммуникации русские не сумели. Дело в том, что все их действия носили спорадический характер, тогда как нужно было придать им организованный систематический характер.

Первый обстрел Зонгулдака стал и первой боевой с операцией Черноморского флота в этой войне. Он описан нами в предыдущей главе. В декабре русский флот предпринял попытку заблокировать Зонгулдак, затопив на входе в порт несколько брандеров. Мы на 3 года опередили сэра Роджера Кийза с его Зеебрюггской операцией. Правда, эта попытка Черноморского флота завершилась оглушительным провалом, не было даже видимости успеха, как у англичан.

Брандеры

Достаточно быстро выяснилось, что все обстрелы Зонгулдака дают мало пользы, так как турецкие суда укрываются за высоким молом, который полностью прикрывает их от огня с моря. Тогда было решено закупорить гавань Зонгулдака. Для этойцели были отобраны 4 наиболее изношенных парохода, имевшихся в распоряжении командования флота — «Олег», «Исток», «Атос» и «Эрна». Однако к операции готовились так долго, что ее уже начали обсуждать даже на севастопольском базаре.

20 декабря из Севастополя вышли броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», 14 эсминцев и минные заградители «Ксения», «Константин», «Алексей» и «Георгий», на которых находилось 680 мин. Примером российской организованности может служить то, что эти мины были 4 различных моделей, что значительно затрудняло работу моряков. Одновременно с закупоркой Зонгулдака предполагалось поставить минное заграждение на подходах к Босфору. И вот эта операция принесла гораздо больше пользы.

21 декабря около 16.00 примерно в 70 милях от входа в Босфор заградители отделились и в сопровождении 3-го дивизиона эсминцев приступили к выполнению задачи. Уроки первой постановки были учтены, и заградители тщательно промеряли глубины.

Постановка началась в 21.40 и завершилась в 23.16. За это время заградители поставили около 585 мин. Потерь не удалось избежать и на этот раз: часть мин разорвалась при постановке. На следующий день в 8.00 заградители соединились со своими броненосцами, впрочем, ненадолго. В 16.00 в тот же день 22 декабря они вместе опять отделились и самостоятельно проследовали в Севастополь.

Брандеры вышли из Севастополя отдельно от главных сил флота под прикрытием только крейсера «Алмаз» и миноносцев 6-го дивизиона «Стремительный», «Строгий», «Свирепый» и «Сметливый». 23 декабря около 9.00 они соединились с главными силами флота. В 14.30 по сигналу Эбергарда «следовать по назначению» отряд отделился и взял курс на Зонгулдак. Теперь его возглавлял броненосец «Ростислав». К отряду были добавлены корабли 4-го и 5-го дивизионов эсминцев.

План операции был разработан командиром крейсера «Алмаз» и утвержден начальником отряда, то есть командиром «Ростислава». Он пишет: «Ввиду неимения времени до ухода из Севастополя собрать всех начальников, участвующих в операции, этот план в общих и главных чертах был выработан мною с командиром крейсера „Алмаз“, начальником отряда пароходов и флаг-офицером оперативной части штаба Тумановым, который должен был идти на 6-м дивизионе миноносцев, как хорошо знающий Зонгулдак».

Сам план в законченном виде был передан на «Ростислав» 23 декабря уже в море. В общих чертах он выглядел так. При подходе к турецкому берегу 6-й дивизион отделяется и идет вперед. С рассветом миноносцы обследуют район Зонгулдака, обращая особое внимание на вражеские корабли, которые могут помешать закупорке. Миноносцы должны были постараться их уничтожить, вернуться к отряду и доложить обстановку. На рассвете «Ростислав» и «Алмаз» должны подавить береговые батареи и очистить порт от турецких войск. Они должны двигаться за миноносцами, которые поставят тралы. После этого по сигналу с «Ростислава» пароходы идут в гавань и затапливаются. Миноносцы снимают с них команду, и весь отряд возвращается на соединение с флотом.

Но план начал рушиться еще в море. На пароходе «Эрна» произошла авария в машине, и «Ростиславу» пришлось брать его на буксир. Скорость отряда снизилась до 5,5 узла. С наступлением темноты «Ростислав» потерял связь с отрядом. Считая, что пароходы отстали, 24 декабря в 3.00 командир броненосца временно повернул на запад, намереваясь через полчаса повернуть обратно на восток, чтобы встретиться с отставшими кораблями.

В это время волнение усилилось, и на «Эрне» вырвало буксирные кнехты. К счастью, поломка машины была исправлена, и пароход мог двигаться самостоятельно. В 3.30 «Ростислав» повернул на восток. Около 3.50 неожиданно на «Ростиславе» увидели справа по борту луч прожектора. В этом луче показались силуэты «Олега» и следовавших за ним миноносцев. Одновременно послышалась артиллерийская стрельба. Ничего не понимая, начальник отряда запросил по радио «Алмаз», не крейсер ли ведет огонь. «Алмаз» должен был следовать за пароходами, но в темноте оторвался и шел далеко в стороне. В свою очередь крейсер запросил броненосец, не его ли стрельбу слышат на «Алмазе».

Одновременно была перехвачена вражеская радиопередача, причем радисты сразу четко определили, что это работает «Бреслау».

Все попытки собрать отряд вместе окончились провалом. Лишь на рассвете был встречен «Олег», а потом «Исток» и «Эрна». «Атос» вообще пропал. Позднее выяснилось, что на рассвете он налетел на «Бреслау», который немедленно обстрелял пароход. Командир «Атоса» лейтенант Четверухин подорвал судно, но вся команда — 2 офицера и 31 матрос — попала в плен. При этом на «Атосе» сначала германский крейсер приняли за… «Память Меркурия»!

Только от командира отряда пароходов капитана 2 ранга Евдокимова, находившегося на «Олеге», командир «Ростислава» получил какое-то объяснение ночных событий.

После неожиданного поворота броненосца на запад «Олег» его потерял и продолжал следовать прежним курсом. Около 4.00 были замечены силуэты неизвестных кораблей. Сначала подумали, что это «Ростислав», ведущий на буксире «Эрну», но потом вся команда «Олега» твердо решила, что видит 4 миноносца. Их приняли за корабли 6-го дивизиона, тем более, что на каждом были ясно видны 4 трубы.

Миноносцы сблизились с «Олегом» и осветили его прожекторами. Евдокимов в рупор крикнул, что они освещают «Олег». В ответ послышался громкий смех и ответ по-русски: «Прочли, что „Олег“, получай!» После этого миноносцы открыли огонь. Команда парохода сразу поняла, что это турецкие эсминцы типа «Самсун» с добавочными фальшивыми трубами. Дав несколько залпов, головной миноносец выпустил торпеду, от которой пароход уклонился. Потом турецкие эсминцы погасили прожектора и скрылись в темноте.

Это прекрасный пример достоверности свидетельств очевидцев. Нападение на отряд произвел один «Бреслау». Сушон предположил, что русские в рождественские праздники попытаются провести какую-нибудь операцию, и вечером 23 декабря отправил легкий крейсер в море. «Гебен» и «Хамидие» в это время сопровождали войсковые транспорты в Трапезунд, а сам адмирал остался на берегу. Ночью «Бреслау» заметил корабль, идущий без огней, и осветил его прожектором. Это оказался «Олег». Крейсер обстрелял пароход, и немцы остались убеждены, что потопили его. Хотя на «Олеге» действительно возник пожар, и 4 человека команды погибли, пароход и не думал тонуть. Вот вам еще одно достоверное свидетельство. Тут же «Бреслау» заметил силуэт двухтрубного военного корабля, немедленно отвернул на запад и дал полный ход.

В результате русский отряд оказался полностью разбросанным. Лишь к 9.00 удалось собрать все корабли. В это время прибыл 6-й дивизион, и его командир «порадовал» сообщением, что из-за плохой видимости он вообще не нашел Зонгулдака. Несмотря на значительную потерю времени, начальник отряда все-таки решил продолжать операцию.

В 9.30 он приказал миноносцам 4-го и 5-го дивизионов поставить тралы, после чего «Ростислав» и «Алмаз» направились к берегу.

6-й дивизион снова выдвинулся вперед и подошел на расстояние всего 2 мили к Зонгулдаку. Но тут миноносцы были обстреляны 4 батареями, о существовании которых русские ранее не подозревали. Миноносцы практически сразу отошли. Начальник отряда направил на помощь миноносцам «Алмаз», но тот вернулся назад, сообщив по радио на «Ростислав» о наличии 4 турецких батарей.

Начальник отряда с «Ростиславом» и «Алмазом» решил подавить батареи и приказал брандерам приготовиться к прорыву. В 10.40 броненосец взял курс на Зонгулдак. В это время на горизонте появились корабли ничего не подозревающего Эбергарда. Только сейчас он узнал, что операция еще не выполнена, зато пропал один из брандеров.

Адмирал отправил на поиски «Атоса» один из миноносцев. Этот корабль сразу увидел на севере большой дым и опознал «Бреслау». Но на броненосцах эскадры этот же дым приписали «Гебену», который также находился в море.

В 11.00 Эбергард по радио приказал «Ростиславу» и «Алмазу» присоединиться к главным силам, а пароходам — идти по назначению. После того, как «Ростислав» сообщил о новых батареях, операцию отменили. Так как, «Олег» уже был не в состоянии вернуться в Севастополь, да и вообще брандеры стали обузой для флота, Эбергард приказал их затопить, что и было исполнено в 13.00. Флот взял курс на Севастополь, а «Бреслау» издали следил за ним. Операция по закупорке Зонгулдака с треском провалилась.

Зато немедленно принесла свои плоды постановка мин. Возвращающийся «Гебен» 26 декабря попал на новое минное заграждение и буквально в 1 миле от входного буя подорвался на 2 минах. Линейный крейсер принял около 600 тонн воды, но угрозы гибели корабля не возникло. Зато ремонт «Гебена» в Константинополе, где не было крупного дока, превратился в серьезную проблему, Немцам пришлось сооружать кессон, чтобы заделать пробоины. Ремонт затянулся до 1 мая. При этом в начале апреля Сушону пришлось пойти на серьезный риск и вывести в море линейный крейсер с не до конца заделанной пробоиной. Вдобавок на том же заграждении 2 января подорвался турецкий минный крейсер «Берк», который вышел из строя до конца войны.

Бои на внутреннем фронте

В конце января 1915 года флот совершил несколько выходов в море. Адмирал Эбергард 28 января подвел итоги деятельности Черноморского флота в истекшем году в приказе № 75. Он имел пометку «в море». Мы приведем этот приказ полностью.

«По истечении 3 месяцев войны с Турцией, я с глубоким удовлетворением должен отметить огромную и тяжелую, хотя и мало понятную со стороны работу, которую выполнил Черноморский флот в этот период. Устаревшими тихоходными судами он нес блокадную службу в суровое зимнее время, преимущественно у неприятельских берегов. В бою с вошедшими в Босфор накануне войны современными быстроходными крейсерами, являющимися последним словом кораблестроительного искусства, он очистил себе возможность такой блокады. Доблестью своего личного состава он сделал врагу небезопасными походы и стоянки в собственных его портах. Условия морской войны не дают обнаружиться бесстрашию, хладнокровию, выдержке и тому неуклонному исполнению каждым своего долга, благодаря коим флот несет успешно свою боевую службу, обеспечивающую не только безопасность южных границ России от высадки на них неприятельского десанта, но и преграждающую подвоз подкреплений и снабжения турецкой анатолийской армии. Рассчитывая в начале войны на свои морские пути как для своей анатолийской армии, так и для высадки десанта на наши берега,

Турция теперь принуждена удерживать крупные силы у Константинополя для защиты его от нашего удара и подвозить подкрепления к Эрзеруму долгим и трудным сухопутным путем. Одновременно с этим полным напряжением сил моего ли штаба разработана и вылилась в отчетливые формы организация боевой службы флота, а также связи с флотом крепостей, частей войск и других учреждений, подчиненных командующему флотом только с началом войны. Значение выполненной Черноморским флотом работы, многим теперь неясное, будет, я уверен, оценено, беспристрастной историей. Горячо благодаря своих ближайших помощников — флагманов и чинов моего штаба, а также всех командиров, офицеров и молодецкие команды судов, я должен выделить особо труды инженер-механиков и машинных команд при постоянных походах со стоянками в порту только для приема запасов, все исправления и переборки механизмов успешно производятся ими в море, во время походов.

Способностью нести столь напряженную службу и поддерживать в полной боевой готовности материальную часть своих судов ограниченный в своем составе флот обязан в значительной степени знаниям, опыту и упорному труду инженер-механиков и машинных команд. Приказ этот прочесть при собрании офицеров и команд.

Адмирал Эбергард»

Впечатляющий пример штабного канцеляриста! Не сразу понимаешь, о чем идет речь, хотя в целом адмирал высказывается вполне связно.

Но этот образец красноречия не произвел впечатления на ставку. 28 января флот вернулся в Севастополь, и морской министр адмирал Григорович пригласил Эбергарда в великокняжеский дворец. На следующий день в Севастополь должен был прибыть Николай II для официального посещения Черноморского флота. Но была и неофициальная часть царского визита.

Григорович уведомил Эбергарда, что в ставке недовольны действиями начальника штаба флота и начальника оперативной части штаба (флаг-капитана по оперативной части). Он добавил, что неплохо бы их заменить, и даже порекомендовал конкретных офицеров на эти должности. Эбергард категорически отказался. Он заявил, что полностью несет ответственность за действия флота, и если она найдена неудовлетворительной, то снимать следует его, а не подчиненных ему офицеров.

На следующий день Николай II прибыл на «Георгий Победоносец», служивший штабным кораблем флота. Эбергард сделал официальный доклад о деятельности флота, царь ничего не сказал и лишь поинтересовался его планами на ближайшее будущее. Затем он спросил, имеются ли у Эбергарда какие-либо вопросы.

Адмирал сказал: «Я имею сведения, что в ставке недовольны деятельностью моего начальника штаба и моего флаг-капитана, и мне предлагают их сменить. Но за боевую деятельность флота, Вашим Величеством мне вверенного, отвечаю я один. И если это недовольство действительно существует, я всеподданнейше прошу Ваше Величество заменить меня, и ради России и пользы флоту буду считать это Высочайшей мне милостью».

Царь был очень удивлен и спросил, откуда такие сведения. Адмирал ответил, что это слова Григоровича. Николай поинтересовался у Григоровича, откуда ему стало это известно. Министр обтекаемо ответил, что об этом много говорят в морском министерстве и Петрограде. На это царь заметил, что нельзя верить всем слухам, а Эбергарду сказал: «Я вполне вам доверяю, и я доволен вами и деятельностью Черноморского флота, о чем можете объявить в приказе».

Трещина, порожденная грубой телеграммой Николая Николаевича, продолжала расширяться. Может быть, это было вызвано непониманием ставкой принципов морской войны. От флота постоянно требовал «осторожности» и «обороны берегов». Призрачная вероятность вражеского десанта буквально гипнотизировала ставку. А может быть, это был просто припадки пещерного национализма, которым страдал великий князь.

Начальник оперативной части штаба флота капитан 1 ранга К. Ф. Кетлинский был поляком, а ведь все давно и твердо знали, что «людишек мутят скубенты, поляки и жиды».

Второе столкновение с «Гебеном», 10 мая 1915 года

7 мая русский флот вышел в море, чтобы нанести удар по Угольному району. В состав эскадры вошли броненосца «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», гидроавиатранспорт «Александр I» и группа эсминцев.

9 мая эсминцы «Дерзкий» и «Беспокойный» вошли в порт Козлу и обстреляли портовые сооружения. Они также потопили пароход «Селяник». В районе Эрегли крейсер «Память Меркурия» уничтожил 2 парохода и 27 парусников. В результате активных действий русского флота Турция к этому времени потеряла уже треть своего торгового тоннажа. В 10.00 сообщение об атаке прибыло из Эрегли в Константинополь, но с перепугу местный комендант сообщил, что началась высадка русских войск! «Гебен» немедленно вышел в море и по пути разминулся с русской эскадрой, которая направилась к Босфору для обстрела береговых укреплений.

Последовавшее столкновение показало ошибочность применяемой Эбергардом тактики, но в то же время оно продемонстрировало полное бессилие немцев.

На рассвете к проливу направились выделенные для обстрела броненосцы «Три Святителя» и «Пантелеймон». Их сопровождали «Александр I» и «Алмаз». Остальные броненосцы остались примерно в 25 милях от пролива. Крейсера «Память Меркурия» и «Кагул» находились мористее в дозоре. То есть, русская эскадра была разбросана на большом пространстве. Это совершенно непонятно, так как штаб флота полагал, что «Гебен» может развить 28 узлов. Получается, что русские сами просто напрашивались быть уничтоженными по частям.

Утром из Босфора вышел эсминец «Нюмуне». В 5.15 он заметил дымы на севере, пошел им навстречу и в 5.40 передал по радио, что видит русский флот. Он попытался обстрелять русские тральщики, но сам попал под огонь броненосцев и начал отходить. «Гебен» принял радиограмму «Нюмуне» и пошел на сближение с русскими.

Его заметил крейсер «Память Меркурия», который полным ходом пошел на соединение с главными силами, «Гебен» вдогонку ему нахально передал прожектором свои позывные «GB». В 7.05 Эбергард приказал группе обстрела присоединиться к эскадре, а сам пошел им навстречу. Однако «Гебен» быстро настигал его, и стало ясно, что соединиться русские броненосцы не успеют. Поэтому Эбергард повернул навстречу «Гебену», чтобы не подставлять под удар замыкавший строй слабый «Ростислав». При этом адмирал приказал снизить скорость до 5 узлов. В 7.53 с дистанции 94 кабельтова русские открыли огонь, «Гебен» немедленно ответил (По немецким данным, бой начался на дистанции 87 кабельтовых). Линейный крейсер вел огонь с максимальной скорострельностью, пытаясь использовать свое кратковременное преимущество. Хотя его залпы постоянно накрывали «Евстафий», и броненосец временами просто скрывался за стеной высоких всплесков, попаданий немцы не добились. Вероятно, немцев сбила с толку хитрость Эбергарда, и они совершенно неправильно оценили скорость русских броненосцев. Впрочем, очередная попытка организовать централизованный огонь эскадры у русских тоже не удалась.

Командир «Пантелеймона» капитан 1 ранга Каськов, оценив обстановку, приказал выжать из машин все, на что они способны. «Пантелеймон» развил 17,5 узла — на полтора узла больше, чем на испытаниях! Более старый «Три Святителя» старался не отстать от него. В 8.06 группа обстрела присоединилась к эскадре. При этом «Пантелеймон» открыл огонь по «Гебену», не вступая в строй, через голову «Ростислава».

Вскоре в линейный крейсер попали 2 тяжелых снаряда, из них 1 — ниже ватерлинии. Хотя повреждения были несерьезными, положение «Гебена» становилось опасным. Он отвернул в сторону и вышел из боя. В 8.12 бой закончился. Линейный крейсер сначала отошел на север, удерживая дистанцию около 100 кабельтовых от русской эскадры. Когда противники достаточно удалились от Босфора, «Гебен» развил 26 узлов и прорвался к проливу.

Немцы полагали, что добились 3 попаданий, хотя на самом деле в русские корабли не попал ни один снаряд. Залпы «Гебена» ложились так близко к «Евстафию», что броненосец сильно встряхивало. Адмирал Эбергард несколько раз посылал старшего офицера осмотреть нижние помещения, чтобы убедиться, что броненосец не получил пробоин. Хотя на палубе и спардеке «Евстафия» после боя нашли более 30 осколков германских снарядов, повреждений флагманский броненосец не получил. За этот бой адмирал Эбергард был награжден мечами к имеющемуся у него ордену Св. Владимира 2-й степени, что превращало орден в высокую боевую награду.

Подрыв «Бреслау» на мине, 18 июля 1915 года

Невидимый враг караулил турецкие корабли буквально повсюду. 19 июля отряд из 4 пароходов с грузом из 1 1000 тонн угля вышел из Зонгулдака в Босфор. Навстречу им 18 июля из Босфора вышел «Бреслау». Он также должен был встретить пароход «Кезан» с грузом керосина. Крейсер должен был отконвоировать пароход через минные поля в Константинополь.

Но в 6.56, уже через полчаса после выхода из пролива, крейсер налетел на мину, которая взорвалась под котельным отделением № 4. 8 человек погибли. Крейсер принял 642 тонны воды, но сумел вернуться назад. Это заграждение поставил 14 июля русский подводный минный заградитель «Краб».

«Бреслау» поставили в док для ремонта. После осмотра выяснилось, что повреждения не столь велики, как показалось сначала. Однако нехватка материалов и квалифицированных рабочих привела к тому, что ремонт затянулся до февраля 1916 года.

Атака Зонгулдака, 6 февраля 1916 года

Когда русское командование убедилось, что обстрелы с моря никак не могут прекратить вывоз угля из Зонгулдака, оно решило провести воздушный налет на этот порт. Для этого планировалось использовать авиатранспорты «Александр I» и «Николай I», каждый из которых нес по 7 гидросамолетов. Именно самолеты должны были нанести удар по шахтам, которые были укрыты складками местности от огня корабельных орудий.

1 февраля 1916 года группа эсминцев, блокирующая Зонгулдак, сообщила, что видит в порту большой пароход. Командир дивизиона запросил разрешение проникнуть в порт и уничтожить его, но начальник 2-й маневренной группы отказал ему, не желая подвергать корабли чрезмерному риску.

Так как транспорт «Ирмингард» уже не раз ускользал от русских кораблей, командование решило провести задуманный ранее воздушный налет на порт. Очередной начальник 1-й маневренной группы получил приказ разработать план операции.

5 февраля на рассвете из Севастополя вышли миноносцы «Поспешный» и «Громкий». Они должны были в 13.00 сообщить по радио состояние погоды в районе Зонгулдака. Если погода окажется хорошей, в море должна была выйти 1-я маневренная группа — линкор «Императрица Мария», крейсер «Кагул», миноносцы «Заветный» и «Завидный» — вместе с обоими гидроавиатранспортами. Подойдя на расстояние 20 миль к Зонгулдаку, гидроавиатранспорты должны были поднять самолеты. Маневренная группа в это время должна была находиться в 20 милях от них.

Командир «Поспешного» сообщил, что у Зонгулдака «ветер зюйд-ост 1 балл, легкая зыбь, стихает». Поэтому 5 февраля в 14.00 в море вышли и остальные корабли. Около 18.00 была получена еще одна радиограмма от «Поспешного», который сообщал, что в гавани стоит большой транспорт.

6 февраля в 10.20 на расстоянии 15 миль от Зонгулдака начался спуск на воду гидросамолетов. Они взлетели в воздух, а корабли временно отошли немного на север. Из-за поломок моторов до Зонгулдака сумели долететь лишь 11 машин из 14, остальные 3 сели на воду. Все самолеты были вооружены 2 — 50-кг бомбами и несколькими более мелкими.

Хотя погода была относительно неплохой, условия для бомбардировки были крайне тяжелыми. Небо затянули рваные облака, которые затрудняли прицеливание. Сбрасывать бомбы можно было лишь сквозь разрывы в тучах. Попытки самолетов снизиться были слишком опасны, так как турецкие батареи вели огонь шрапнелью. В результате летчики сбросили бомбы практически наугад. И все-таки одна из бомб попала в транспорт «Ирмингард», который затонул прямо у причала. Но его повреждения оказались настолько малы, что он был поднят уже 25 февраля. Другая бомба подожгла парусник. 1 самолет так и не сумел сбросить бомбы. Весь налет продолжался около часа.

В 11.20 гидроавиатранспорты заметили возвращающиеся самолеты и начали поднимать их на борт. Во время этой операции в 11.16 «Александр I» был атакован германской подводной лодкой UB-7. Корабль уклонился от торпеды, которая ткнулась в поплавок одного из гидросамолетов и затонула. По перископу лодки был открыт огонь ныряющими снарядами.

К 13.30 был поднят на борт последний гидросамолет. Его привел на буксире эсминец «Громкий». После этого русские корабли взяли курс на Севастополь, куда и прибыли днем 7 февраля.

Обстрелы Босфора

Русское верховное командование решило приурочить обстрел Босфора к прорыву союзного флота в Дарданеллы. 19 февраля ставка передала по телеграфу командующему флотом: «В ближайшее время предполагаются совместные действия англо-французского флота с участием их десантного корпуса против Дарданелл.

Черноморскому флоту надлежит оказать содействие в виде демонстрации у проливов, которая, в зависимости от достижения нашими союзниками успеха, может быть развита включительно до занятия Босфора совместно Черноморским флотом и флотом союзников».

Хотя план союзников сразу начал трещать по всем швам, русские не отказались от намерения провести диверсию. Более того, чтобы обмануть турок, в Одессе проводилась открытая подготовка транспортов, сюда же стягивались войска, якобы для высадки на Босфоре. Для связи с союзниками, для изучения опыта борьбы флота с береговыми укреплениями на эскадру де Робека был отправлен капитан 2 ранга Смирнов. Он заразился неоправданным оптимизмом англичан и 14 марта передал Эбергарду:

«Английский адмирал сообщил мне, что, по соглашению правительств, решено, что русский флот начнет бомбардировку за 4 дня до окончания прорыва союзников через Дарданеллы. Лично приняв участие в борьбе с укреплениями Дарданелл, видел, что сильнейшие батареи приводятся к молчанию через час после начала бомбардировки их двумя кораблями типа „Агамемнон“. Турецкие снаряды 355-мм калибра производят ничтожное действие по кораблям, мины легко вытраливаются. Когда союзные флоты появятся перед Царьградом, следует ожидать, что турки заключат мир на каких угодно условиях и Босфора брать не придется. На основании легкости борьбы с укреплениями, позволю себе доложить, что нам следует начать разрушение босфорских укреплений теперь же, хотя бы с риском потерь».

Однако эти выводы оказались совершенно неправильными, и весь ход Дарданелльской операции опроверг их. Но русский флот начал готовиться к обстрелу Босфора.

Бомбардировка 28–29 марта 1915 года

Операция была намечена на 28–31 марта, так как адмирал де Робек назначил решительную попытку форсировать проливы на 18 марта. Как мы уже знаем, она с треском провалилась, но русское командование не отменило намеченный обстрел укреплений Босфора.

25 марта флот в полном составе вышел в море. Адмирал Эбергард поднял флаг на «Евстафии». Вместе с ним шли броненосцы «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав». Их сопровождали крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», гидроавиатранспорт «Николай I», 9 эсминцев и 6 импровизированных тральщиков. За неимением настоящих мореходных кораблей, этого класса были мобилизованы несколько пароходов. Предполагалось, что обстрел будут вести броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав», а остальные корабли будут их прикрывать, держась на больших глубинах. Если противник решится выйти из пролива, флот даст бой.

Можно видеть, как изменилось настроение русских моряков. Вместо директивы «держаться соединенно, чтобы не дать противнику уничтожить отдельные корабли», теперь речь идет о навязывании боя «Гебену».

28 марта в 6.00 показались турецкие берега. По сигналу командующего «Три Святителя», «Ростислав», «Алмаз», «Николай I» в сопровождении тральщиков и эсминцев отделились и пошли к Босфору. Остальные броненосцы и крейсера держались в 12–15 милях от выхода из пролива.

В 7.00 «Николай I» и «Алмаз» застопорили машины и начали спускать на воду гидросамолеты. Броненосцы продолжали следовать к Босфору. В 7.20 с дистанции 80 кабельтов береговые батареи открыли огонь по тральщикам, но попаданий не добились.

Русские гидросамолеты были встречены ружейным и шрапнельным огнем, который им вреда не причинил. Неожиданно для себя броненосцы обнаружили под берегом в районе мыса Эльмас большой пароход. Он пытался прорваться в Босфор, идя полным ходом. Одновременно навстречу ему из пролива вышли миноносцы «Самсун» и «Гайрет».

Броненосец «Три Святителя» немедленно открыл огонь по пароходу с расстояния 65 кабельтов, причем с третьего выстрела было достигнуто попадание. Когда пароход повернул к берегу, новое попадание в корму вызвало пожар. Команда парохода бежала на шлюпках, бросив судно, приткнувшееся к отмели. Через некоторое время на судне произошел взрыв, и оно окуталось облаком дыма. Миноносцы были отогнаны огнем «Ростислава».

Покончив с пароходом, в 10.30 «Три Святителя» открыл огонь по азиатским батареям в районе мыса Эльмас. Пристроившись ему в кильватер, «Ростислав» также обстрелял эти укрепления. После этого было дано несколько залпов по батареям в районе Анатоли-Фенер. Обстрел азиатских укреплений продолжался до 11.50. По первой группе батарей было выпущено 6 — 305-мм, 10 — 254-мм и 50 — 152-мм фугасных снарядов. По второй группе батарей — 9 — 305-мм и 6 — 254-мм снарядов. По наблюдениям с кораблей и самолетов, снаряды ложились хорошо. Однако мы помним, что гораздо более мощные обстрелы флота союзников не причинили вреда укреплениям Дарданелл. В это время летчики сбросили бомбы на батареи и миноносец «Самсун». Были также обстреляны батареи европейского берега, по которым броненосцы выпустили 19 — 305-мм и 5 — 254-мм снарядов. В 12.30 броненосцы закончили обстрел и по сигналу командующего пошли на соединение с флотом. Эбергард приказал поднять сигнал: «Поздравляю флот с историческим днем первой бомбардировки Босфора».

Этот же сигнал был повторен открытым текстом по радио. Построившись в походный порядок, флот отошел к северу, чтобы на следующий день повторить обстрел. Однако с этой операцией далеко не все ясно. Лорей утверждает, что броненосцы вели огонь по входным маякам пролива, причем попаданий не добились. Ничего не говорится и об уничтоженном пароходе.

Адмирал Эбергард подвергся критике за проявленную нерешительность. Прежде всего непонятно, почему обстрел вели только 2 корабля? Почему было выпущено такое небольшое количество снарядов?

Короче говоря, 29 марта в 6.00 корабли Черноморского флота снова увидели скрытые дымкой берега Босфора. Эбергард приказал повторить вчерашнюю операцию, но на сей раз немного изменил задание. Он передал сигналом: «Сегодня план маневрирования тот же, расход снарядов тот же. „Ростиславу“ — вчерашняя батарея на мысе Пайрас, „Трем Святителям“ — две батареи южнее Румели-Фенер. Если по вам будут стрелять батареи, то разрешается выбирать и другие цели».

Одновременно гидроавиатранспорт «Николай I» получил новые указания:

«Задача на сегодня: обязательная часть — 1. Держать Босфор под непрерывным наблюдением; 2. Корректировать стрельбу. Часть желательная — проверить глубже место „Гебена“. Летать только на абсолютно исправных аппаратах и брать на себя только выполнимые задачи».

В 7.10 броненосцы направились к входу в пролив, следуя за тральщиками. Вылет самолетов несколько задержался, так как летчики не получили четкого целеуказания.

Корректировка огня броненосцев была для них совершенно новым делом, вдобавок штаб флота ухитрился не сообщить о намеченных целях.

В 7.30 Эбергард передал новое приказание: «Если окажется возможным, желательно обстрелять заданные батареи и средним калибром. Башням увеличить расход снарядов, обстрелять и хорошо видимые внутренние батареи».

В 8.10 с «Николая I» был спущен первый гидросамолет, который сразу поднялся в воздух. Однако провести бомбардировку не удалось.

По мере приближения кораблей к Босфору стало видно, что плотная дымка постепенно перешла в густой туман, скрывший все вокруг. К 9.00 туман сгустился настолько, что головной эсминец, шедший в 17 кабельтовых впереди тралящего каравана, был едва виден.

Когда броненосцы подошли на расстояние 70 кабельтовых к проливу, стало ясно, что обстрел батарей просто невозможен. Командир отряда сообщил об этом по радио адмиралу и повернул назад.

При повороте в устье пролива был замечен дым турецкого миноносца. Головной эсминец и пара тральщиков обстреляли его. В 10.50 отряд присоединился к главным силам флота.

Примерно в это же время вернулся гидросамолет. Летчик цветными дымами показал, что видит «Гебен». По приказу командующего флот построился в боевой порядок, а тральщики были отправлены в Севастополь. Действительно, около 11.20 в глубине пролива были замечены многочисленные дымы. «Николай I», принявший самолеты, передал по радио, что в проливе находится весь турецкий флот во главе с «Гебеном» и «Бреслау».

Но сообщения самолетов были, по всей видимости, ошибочными, так как были замечены только 2 эсминца типа «Муавенет», шедшие вдоль обоих берегов пролива. Флот продолжал крейсировать перед Босфором до вечера, после чего отошел в море.

Одновременно крейсера и эсминцы нанесли удар по Угольному району. 30 марта «Память Меркурия», «Звонкий», «Зоркий» и «Заветный» обстреляли район Козлу, а «Кагул», «Живучий», «Жуткий» и «Завидный» — район Килимчи. Вслед за этим был обстрелян Зонгулдак. 3 1 марта русский флот благополучно вернулся в Севастополь.

Гибель «Меджидие»

Однако даже эта в целом не слишком удачная операция совершенно неожиданно принесла русскому флоту неплохие дивиденды. Сушон получил известие, что в Одессе готовится десантный отряд, и решил нанести превентивный удар. 1 апреля для обстрела Одессы в море вышли крейсера «Хамидие» и «Меджидие» и эсминцы «Муавенет», «Ядигар», «Ташос» и «Самсун». Сушон рассчитывал, что русский флот будет принимать уголь после похода и не сможет помешать намеченной операции. Отрядом командовал германский командир «Меджидие» капитан 3 ранга Бюксель. Обстрел планировалось провести в Пасхальную ночь, которая в том году приходилась на 3 апреля. Сушон рассчитывал, что в эту ночь бдительность русских ослабнет.

Подойдя к острову Змеиный, он приказал миноносцам выйти вперед и завести тралы. Как пишет Лорей, на основании газетных сообщений (?!) предполагалось, что перед Одессой поставлены минные заграждения. Бюксель рассчитывал на рассвете внезапно появиться перед портом. Около 6.00 показалась Одесса, ярко освещенная восходящим солнцем.

Крейсера шли точно за миноносцами с тралами, но совершенно неожиданно в 6.40 в 15 милях от Одесского маяка «Меджидие» подорвался на мине. Глубина в этом месте не превышала 13 метров. Крейсер стал быстро погружаться носом, имея крен на левый борт. Все попытки остановить затопление к успеху не привели, и «Меджидие» лег на дно. При этом надстройки, трубы и орудия возвышались над водой.

Убедившись, что спасти подорванный крейсер не удастся, команда сделала попытку окончательно вывести его из строя. За борт были выброшены замки орудий, радиостанция была разбита. Эсминцы сняли команду, и в 7.30 «Ядигар» выпустил в крейсер торпеду.

Она попала под кормовой мостик. После этого отряд направился обратно к Босфору.

Этот инцидент особенно примечателен тем, что русские сумели поднять затонувший крейсер. Работы начались уже 17 апреля, и 7 июня «Меджидие» был поднят и отбуксирован в Одессу. В том же месяце трофей получил новое название — «Прут».

Учитывая нехватку крейсеров на Черном море, было решено отремонтировать крейсер и снова ввести в строй. У фирмы «Крамп» были получены чертежи «Меджидие», корабль был отремонтирован и перевооружен новыми русскими орудиями калибра 130 мм. Но, справедливости ради, нужно признать, что машины крейсера оказались в очень скверном состоянии, особенно котлы. Хотя уже в феврале 1916 года он вышел на ходовые испытания, в боевых действиях участия из-за ненадежности машин «Прут» не принимал.

С английской фирмой «Бабкок и Уилкокс» был заключен договор на поставку новых котлов, и первые 4 котла даже прибыли в Архангельск в декабре 1916 года. Но тут в России начались события, которые заставили забыть о ремонте крейсера. После Брестской капитуляции в мае 1918 года корабль захватили немцы и вернули Турции.

Бомбардировка 2–3 мая 1915 года

1 мая Черноморский флот снова вышел из Севастополя. Состав эскадры был обычным — броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», гидроавиатранспорт «Николай I» и 9 эсминцев. На следующий день в 5.15 русский флот увидел берега вожделенного пролива. На сей раз погода была ясной, а видимость — хорошей.

В 7.00 по приказу Эбергарда «Николай I» начал спуск гидросамолетов. Так как на сей раз заданием для них было только ведение разведки, было приказано поднимать самолеты по одному, отправляя их в воздух поочередно.

В 7.15 командующий приказал выделенным для обстрела броненосцам «Три Святителя» и «Пантелеймон» следовать на указанную позицию. Однако тральщики замешкались с постановкой тралов, и лишь в 8.40 группа обстрела дала ход. Вернувшийся самолет сообщил, что в проливе нет никаких вражеских кораблей, лишь около Румели-Фенер замечена подводная лодка.

В 9.47 с дистанции 58 кабельтовых броненосцы открыли огонь по батареям на мысе Эльмас. Следуя со скоростью 6 узлов, они поочередно обстреляли укрепления азиатского берега, после чего перенесли огонь на батареи Килии.

В 10.40 с кораблей был замечен бурун, который все приняли за след перископа подводной лодки. Он двигался в сторону группы обстрела. С кораблей немедленно открыли огонь из 152-мм орудий, и бурун исчез. Самое интересное, что этот бурун никак не мог принадлежать подводной лодке, так как первые немецкие субмарины появились в Босфоре лишь в июне. Первый выход германской подводной лодки в Черное море состоялся только 5 июля. Поэтому следует признать, что русские броненосцы обстреляли стаю дельфинов.

Закончив обстрел Килии, корабли легли на обратный галс, чтобы повторить обстрел. На сей раз турецкие батареи попытались вести ответный огонь, однако не имели ни малейшего успеха. Все снаряды ложились с большими недолетами — около 15–20 кабельтовых. Броненосцы повторно обстреляли те же самые цели и в 11.45 повернули на соединение с главными силами флота.

Обстрел продолжался 2 часа 15 минут, и броненосцы израсходовали 166 — 305-мм и 528 — 152-мм снарядов. На одной из батарей был замечен взрыв, после которого начался большой пожар.

Одновременно с обстрелом укреплений Босфора крейсера «Кагул» и «Память Меркурия» получили задание осмотреть порты Угольного района и уничтожить все обнаруженные турецкие суда. Они нашли лишь пароход «Некат», стоящий под самым берегом в районе Козлу. Он был потоплен несколькими залпами.

На следующий день Эбергард выделил для обстрела только старый броненосец «Три Святителя» и слабый броненосец «Ростислав». Ввиду появления подводной угрозы он решил не рисковать более новым «Пантелеймоном». Чтобы позволить кораблям иметь более высокую скорость, было принято решение не связывать группу обстрела тихоходными тральщиками. Они в сопровождении эсминцев были посланы к Босфору заблаговременно, чтобы обследовать и подготовить 3 района для маневрирования группы обстрела.

Гидросамолет с «Николая I» осмотрел пролив и сообщил, что кораблей противника не обнаружено. Однако постепенно зыбь усилилась, и в 9.25 гидроавиатранспорт сообщил, что прекращает полеты, так как один из самолетов уже получил повреждения при попытке спустить его на воду. Кроме того, второй самолет, вернувшийся из разведки, сообщил, что в районе Босфора поднялся густой туман, который делает совершенно невозможными какие-либо наблюдения.

Эбергард решил дождаться улучшения погоды. Действительно, к 11.00 туман начал рассеиваться, а зыбь немного улеглась. Начальник группы траления сообщил, что подготовлены 2 района, и прислал миноносец «Зоркий», чтобы проводить броненосцы в точку, откуда планировалось начать обстрел. В 12.45 гидроавиатранспорты снова подняли самолеты. Те подтвердили, что никаких турецких кораблей поблизости нет.

В 14.40 броненосцы открыли огонь. Несколько неожиданно появился крейсер «Кагул». Он сообщил, что получены сведения о месте нахождения новых батарей, и командующий флотом прислал его указывать выстрелами (?!) места этих самых батарей. «Три Святителя» вел огонь из 152-мм орудий по таинственным батареям, а «Ростислав» стрелял из башенных 254-мм орудий. Обстрел завершился в 16.10, всего было выпущено 29 — 254-мм снарядов и 132 — 152-мм. Точные результаты обстрела установить не удалось.

Гораздо больший успех принесли действия отдельных кораблей. Крейсер «Кагул» уничтожил у Румелийского побережья 2 парусника. Он также перехватил итальянский пароход «Амалия» с грузом керосина в бочках. Тот шел из Констанцы в Константинополь.

Пароход был отправлен в Севастополь с призовой командой. Эсминцы «Гневный» и «Пронзительный» в Эрегли потопили артиллерийским огнем пароходы «Еширлимак» и «Морна». Крейсер «Память Меркурия» также уничтожил несколько целей. Все это временно парализовало систему перевозки угля в турецкую столицу. Этот обстрел также послужил косвенной причиной новой встречи Черноморского флота с «Гебеном».

Следует прямо признать, что обстрелы Босфора, задуманные как демонстративная операция, таковой и остались. Ни о каких серьезных результатах говорить не следует.

Если сравнивать операции русского флота с действиями союзников в Дарданеллах, то сразу бросается в глаза совершенно различный масштаб и напряженность операций. Дело даже не в том, что де Робек имел в своем распоряжении вчетверо больше кораблей, чем Эбергард. Вести обстрел всего 2 часа и задействовать лишь 2 броненосца из 5 — цифры говорят сами за себя. Впрочем, русские ведь и не собирались форсировать Босфор, в отличии от англичан. Просто не следует пытаться изображать эти операции чем-то по-настоящему серьезным. Хотя, как мы уже отмечали, косвенные последствия обстрелов Босфора оказались гораздо более серьезными, чем прямой ущерб от бомбардировок.

Безуспешные погони

В 1915 году в строй вошли 2 новых линкора — «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая». Это окончательно изменило ситуацию на море в пользу русских.

Командование флота сумело сформировать 3 маневренные группы: линкор «Императрица Мария» и крейсер «Кагул»; линкор «Императрица Екатерина Великая» и крейсер «Память Меркурия»; броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон» и крейсер «Алмаз». В состав каждой группы в качестве кораблей охранения входили старые угольные миноносцы. Новые эсминцы типа «Новик» действовали самостоятельно. Самое важное заключалось в том, что в состав маневренной группы как единого целого входили корабли разных классов. Это были фактически предшественники созданных американцами в годы Второй Мировой войны оперативных соединений. А для 1915 года такое новшество являлось крупным прорывом вперед в области военно-морской тактики.

Ведь до сих пор практически во всех флотах наблюдалось стремление сводить корабли одного класса в состав эскадр, дивизий, флотилий, и лишь при надобности перед самой операцией комплектовать этими организационными единицами выходящее в море соединение. Естественно, ни о какой сплаванности, ни о каком взаимопонимании не могло идти и речи. В условиях базы, разумеется, объединение кораблей одного класса в структурную единицу имеет большие преимущества.

Однако боеваяоперация управляется совсем иными законами, чем бункеровка дивизиона эсминцев. И командование российского Черноморского флота первым это поняло и сделало соответствующие выводы. К минусам принятой организации следует отнести то, что маневренные группы не имели постоянных командиров. Командование флота назначало очередного подвернувшегося адмирала руководить каждой следующей операцией.

С вводом в строй линкора «Императрица Мария» связано одно любопытное происшествие. Однажды к старшему офицеру строящегося корабля старшему лейтенанту Городысскому (В день гибели линкора Городысский будет находиться на той же должности, однако уже в чине капитана 2 ранга) явился старик в морской форме, отдал честь и отрапортовал: «Матрос первой статьи… явился к месту службы». Городысский переспросил его, решив, что просто не понял старика. Однако и во второй раз он получил такой же ответ: «Матрос первой статьи с линейного корабля „Императрица Мария“ явился к месту службы». После этого он объяснил оторопевшему офицеру, что служил на парусном линейном корабле «Императрица Мария», входившем в состав эскадры адмирала Нахимова. Более того, он даже участвовал в Синопском сражении 1853 года, когда была уничтожена турецкая эскадра. Когда Черноморский флот был затоплен в Севастопольской бухте, старик спас забытую на корабле икону Св. Николая Чудотворца. Теперь он явился на новый линейный корабль и принес спасенную икону.

Городысский сразу понял, какое огромное моральное значение может иметь все это для команды корабля. Этот старый матрос, сразу получивший прозвище «Синопский», стал настоящим кладом. Его приписали к команде, и все свое свободное время он делился с молодыми матросами своими воспоминаниями о море, морскими легендами и байками, рассказами о прошлом русского флота и его боевой славе. Труднее было определить прямые служебные обязанности, которые бы он мог исполнять, все-таки старику уже было под восемьдесят. В конце концов, ему поручили следить за безопасностью и хранить ключи от отсеков. В этой должности он стал настоящим проклятьем для разболтанных портовых служащих. Впрочем, для части команды тоже.

Итак, после ввода в строй линкоров господство на море окончательно и бесспорно перешло в руки Черноморского флота. С этого момента все столкновения приняли довольно однообразный характер: русские догоняют, немцы (или турки) удирают. С одной стороны, это приятно. Не часто в русской военной истории описания боевых действий столь однообразны и монотонны, но никто на эту монотонность не жалуется. С другой стороны, ведь ни разу так догнать и не удалось… Но это были настоящие погони, а не то ленивое вальсирование, которое позволили себе «Гебен» и «Бреслау», уклоняясь от не слишком назойливого внимания Королевского Флота в августе 1914 года на Средиземном море. Адмирал Сушон и думать позабыл о своем опрометчивом обещании Энверу: «Ich werde die Scwarzmeerflotte zerschmettern».

Итак, перед вами история германо-турецкого военно-морского драпа, которая, как нетрудно заметить, началась за полгода до ввода в строй первого русского линкора.

4–6 января 1915 года

В начале января 1915 года крейсера «Бреслау», «Хамидие» и «Берк» получили приказ обеспечить переход в Трапезунд транспорта с войсками и орудиями. Для этого они должны были совершить вылазку в восточную часть Черного моря. Как мы уже писали, при выходе из Босфора «Берк» подорвался на мине. Однако «Бреслау» и «Хамидие» получили распоряжение продолжать операцию, при этом крейсера должны были действовать самостоятельно.

4 января «Хамидие» западнее Синопа столкнулся с русским крейсером «Память Меркурия» (Лорей ошибочно указывает «Кагул») и 4 эсминцами. Дело в том, что русские неправильно истолковали перехваченные радиограммы и решили, что в море находится целый войсковой конвой. Поэтому в море вышли главные силы флота — 5 броненосцев, 2 крейсера и 10 эсминцев. Один из разведывательных отрядов налетел на «Хамидие».

Турецкий крейсер дал полный ход и повернул на запад. «Память Меркурия», «Гневный», «Дерзкий», «Беспокойный» и «Пронзительный» начали преследование. С дистанции около 60 кабельтовых крейсера начали перестрелку. С 12.45 до 14.00 «Хамидие» сделал из кормовых орудий около 80 выстрелов. Результаты перестрелки были крайне огорчительными для русских. Турецкий крейсер получил один 152-мм снаряд в корму и несколько осколочных пробоин ниже ватерлинии (С прискорбием приходится привести весьма своеобразный способ цитирования, используемый в советские времена: «В ходе боя „Гамидие“ получил несколько пробоин ниже ватерлинии». — «Флот в Первой Мировой войне», том 1, стр. 367. Нужно только опустить одно словечко «осколочных», и сразу совсем иное впечатление). В эсминец «Дерзкий» попал 1 снаряд, который осколками вывел из строя кормовое орудие и ранил 7 человек. Около 16.00 корабли вошли в полосу дождя и потеряли друг друга из виду. «Память Меркурия» был на 4 года моложе и на 1 узел быстроходнее «Хамидие», про эсминцы мы уже не говорим. Как они за 4 часа сумели не догнать не слишком быстроходный крейсер, — непонятно.

Утром 6 января в районе Туапсе «Хамидие» встретился с «Бреслау». Бесцельно проболтавшись в море, вражеские крейсера направились домой. Уже в сумерках они налетели на главные силы Черноморского флота. Оба крейсера бросились в разные стороны и дали несколько выстрелов. В темноте бой продолжать было невозможно все так и закончилось, не успев начаться. На «Евстафии» шальным снарядом было повреждено 305-мм орудие, а на «Хамидие» — сбит прожектор.

Но, если русский флот не сумел уничтожить вражеские крейсера, то серьезного урона турки не избежали. 4 января был захвачен итальянский пароход «Мария Росетта», следовавший в Константинополь с грузом керосина. А после стычки 6 января у анатолийского побережья были уничтожены более 50 парусников.

После этого похода 10 января «Хамидие» стал на ремонт. На нем была усилена броневая палуба и срезаны верхние мостики, чтобы сделать силуэт менее заметными.

3 апреля 1915 года

Для обеспечения набега турецких крейсеров на Одессу «Гебен» вышел в море, хотя линейный крейсер еще не был полностью отремонтирован после декабрьского подрыва на минах. В море он встретился с «Бреслау», ходившим в Синоп. Получив сообщение о гибели «Меджидие», Сушон приказал «Хамидие» и эсминцам возвращаться, а сам с 2 кораблями пошел к берегам Крыма. В 8.15 с «Гебена» увидели 2 русских парохода, которые были потоплены. В 9.2 °Сушон направил «Бреслау» назад, чтобы выяснить, какой корабль следует за германскими крейсерами немного восточнее. Оказалось, что это крейсер «Память Меркурия». Дело в том, что на рассвете из Севастополя в море вышли 5 броненосцев, 3 крейсера и эсминцы «Гневный», «Пронзительный», «Дерзкий», «Лейтенант Пущин», «Жуткий», «Живучий», «Звонкий», «Зоркий», «Завидный» и «Заветный». Командующий флотом отправил «Память Меркурия» и эсминцы 1-го дивизиона для опознания неизвестных кораблей.

В 11.10 германские крейсера взяли курс на Босфор. Началась погоня. В голове русской колонны шли крейсера и эсминцы. В 13.30 русские корабли сделали несколько выстрелов по «Бреслау», который держался между «Гебеном» и русским флотом. Ближе к вечеру Эбергард приказал эсминцам 1-го, 4-го и 5-го дивизионов атаковать противника торпедами. Однако лишь 1-й дивизион вышел на дистанцию артиллерийской стрельбы, а на дистанцию торпедного залпа подошел только «Гневный». В 20.41 эсминцы попытались атаковать «Бреслау», который немедленно открыл огонь с дистанции около 20 кабельтовых, пользуясь хорошей видимостью. Ни артиллерийский огонь, ни торпеды русских кораблей поразить цель не сумели. Ответным огнем «Бреслау» был легко поврежден «Пронзительный», однако его команда потерь не имела.

11 июня 1915 года

10 июня крейсер «Бреслау» был отправлен в море для обеспечения перевозок угля из Зонгулдака. Уже возвращаясь обратно, ночью 11 июня он столкнулся с эсминцами «Дерзкий» и «Гневный». Встреча была неожиданной для обоих противников, но отреагировали они дружно — сразу открыли огонь. В ходе скоропалительной перестрелки на дистанции всего 10 кабельтовых, которая длилась всего 4 минуты, в «Бреслау» попали 3 снаряда. Повреждения были невелики, но 7 человек погибли, а 15 были ранены.

«Гневный» успел выпустить 2 торпеды, которые прошли мимо. За это эсминец поплатился двумя попадания 105-мм снарядов, которые перебили главный паропровод.

Эсминец потерял ход. Хотя «Дерзкий» остался один, его командир капитан 2 ранга Гадд попытался преследовать германский крейсер. Но «Бреслау» использовал темноту и скрылся. После этого «Дерзкий» вернулся к поврежденному товарищу и на буксире повел его в Севастополь. По данным русской разведки (вот их цена!) на «Бреслау» погибли 60 человек, в том числе командир. На самом деле «несчастный» фрегаттен-капитан Кеттнер и не подозревал о своей героической гибели в бою.

4–5 сентября 1915 года

Летом турки сумели благополучно провести несколько транспортов с углем в столицу, однако этот удачный период не затянулся слишком долго. 29 августа эсминец «Нюмуне» привел в Зонгулдак транспорты «Эресос», «Иллирия» и «Сейхун». Они приняли на борт около 10 000 тонн угля. Во время погрузки к порту подошли эсминцы «Быстрый» и «Пронзительный», которыми командовал уже известный нам князь Трубецкой. Обстрелять пароходы, укрытые за молом, не удалось, и эсминцы демонстративно отошли на север.

В ночь с 4 на 5 сентября транспорты вышли в море, и в 5.00 к ним присоединились крейсер «Хамидие» и эсминец «Муавенет». Транспорты шли под берегом, а крейсер и 2 эсминца держались мористее, прикрывая их. В районе острова Кефкен турецкий конвой был перехвачен русскими эсминцами. Бой начался в 6.40 на дистанции 66–76 кабельтовых. Из-за большой дистанции турецкие эсминцы не могли в нем участвовать, и все свелось к перестрелке «Хамидие» с русскими кораблями, причем крейсер мог использовать только 150-мм орудия. Достаточно быстро они вышли из строя. Носовое отказало после первого же выстрела, кормовое успело дать 33 выстрела. Сказать определенно, что стало причиной — меткие русские снаряды или неумелые турецкие артиллеристы, — нельзя. Но так или иначе, вскоре крейсер был вынужден бросить транспорты и пуститься наутек. Турецкие эсминцы сразу последовали за ним. «Хамидие» вызвал на помощь «Гебен», который в 9.00 вышел из Босфора.

Турецкий крейсер отчаянно маневрировал, пытаясь уклониться от русских залпов, но при этом все дальше отрывался от транспортов. Перископ русской подводной лодки «Нерпа» вынудил его поторопиться. Русские только этого и ждали. В 9.23 они повернули на восток и пошли прямо на транспорты. «Хамидие» повернул за ними. Вероятно, турки осмелели потому, что на горизонте показался дым «Гебена». Но русские своей цели добились. В 10.20 они открыли огонь по транспортам. Увидев идущие прямо на них эсминцы, угольщики выбросились на берег в районе реки Сакарья, где были подожжены артогнем. 10780 тонн угля были потеряны.

«Гебен» прибыл слишком поздно. Вдобавок, он тоже заметил «Нерпу» и не стал задерживаться в районе боя. А неутомимая лодка нашла себе третью цель и потопила артиллерийским огнем буксир «Сейяр», который вел баржу с углем. Баржа тоже пошла на дно.

8 января 1916 года

4 января 1916 года 2-я маневренная группа вышла в море. В ее состав входили: линкор «Императрица Екатерина Великая», крейсер «Память Меркурия», эсминцы «Дерзкий», «Гневный», «Быстрый», «Поспешный». От возвращавшейся в Севастополь 1-й маневренной группы стало известно о том, что в Зонгулдаке стоит большой транспорт.

Начальник отряда контр-адмирал князь Путятин послал вперед эсминцы «Быстрый» и «Поспешный». Ночью они заметили силуэты 4 кораблей. «Быстрый» немедленно дал торпедный залп и даже успел сделать 3 выстрела из орудий. К счастью, ни одна из 7 торпед в цель не попала. К счастью потому, что эсминцы по ошибке атаковали собственный линкор! Официальное расследование назвало причиной этого грубейшие ошибки штурманов обоих отрядов. Эсминцы, израсходовавшие топливо во время «атаки», были отправлены в Севастополь, на линии блокады их заменили «Дерзкий» и «Гневный».

Долгое время историки предпочитали умалчивать об этом неприятном инциденте, тем более что группа разделилась всего за несколько часов до происшествия. Как можно за это время получить столь большую ошибку в счислении курса — непонятно. В общем, если уж искать происки вражеской агентуры, то эта злосчастная «атака» вызывает гораздо больше подозрений, чем взрыв «Императрицы Марии».

В ночь на 8 января в районе острова Кефкен дежурили эсминцы «Пронзительный» и «Лейтенант Шестаков» под командой капитана 1 ранга князя Трубецкого. Именно они заметили вышедший из Зонгулдака транспорт «Кармен». В 3.10 «Пронзительный» атаковал его торпедами и потопил. Переход транспорта должен был прикрывать «Гебен», но намеченная на утро встреча не состоялась.

В числе пленных с «Кармен» русские захватили 1 унтер-офицера и 3 матросов с «Бреслау». От них русский командующий узнал, что «Гебен» тоже находится в море, и решил попытаться перехватить его.

8 января в 8.23 «Гебен» заметил 2 русских эсминца и погнался за ними, не подозревая о присутствии в этом районе русского линкора. Но в 9.15 на NNW появилось главное действующее лицо — «Императрица Екатерина Великая». В 9.40 линкор открыл огонь.

«Гебен» немедленно повернул на 8 румбов влево и начал отвечать. Когда «Гебен» оказался на траверзе линкора, тот в 9.44 повернул на параллельный курс. Бой шел на дистанции около 110 кабельтовых. Залпы «Императрицы Екатерины Великой» ложились кучно и почти все время накрывали «Гебен». Хотя прямых попаданий не было, палуба линейного крейсера была засыпана осколками. Превосходство в скорости германского корабля сказалось, и дистанция постепенно увеличилась. Однако «Гебен» отрывался слишком медленно из-за обросшего днища и расшатанных валов. Бой длился 21 минуту, и последние залпы русский линкор произвел с дистанции 125 кабельтовых.

Линейный крейсер сделал всего 5 выстрелов и уже в 9.44 прекратил огонь, так как расстояние было слишком велико для его орудий. Стрельбу линкора корректировал по радио эсминец «Лейтенант Шестаков». Для облегчения корректировки использовались снаряды, дающие окрашенный всплеск.

9 января Сушон поставил в известность Энвер-пашу, что больше не может гарантировать доставку угля морем. Сушон потребовал от Адмиралштаба направить в Черное море большую подводную лодку, так как маленькие лодки серии UB-I оказались не слишком эффективны, но получил отказ. Туркам пришлось спешно строить временные железные дороги, хотя это не могло полностью решить проблему.

4 апреля 1916 года

1 апреля 1916 года «Бреслау» вышел в море, чтобы доставить в Трапезунд роту солдат и небольшое количество боеприпасов. Выполнив эту задачу, крейсер обстрелял русские позиции недалеко от города и направился на север, чтобы крейсировать в районе Новороссийска. Лорей ничего не говорит о причинах этого, но, скорее всего, немцы узнали, что готовится переброска 1-й и 2-й пластунских бригад в район Ризе, и для этой цели в Новороссийске сосредоточены 36 транспортов. Вполне естественно, что в операции был задействован весь флот. 4 апреля в 4.19 наблюдатели «Бреслау» заметили на левой скуле 2 больших корабля, идущих контркурсом на расстоянии 66 кабельтовых.

Это были линкор «Императрица Екатерина Великая» и крейсер «Кагул». За ними были замечены 3 эсминца. Русские не сразу обнаружили «Бреслау», так как он находился на темной стороне горизонта. Русские корабли находились к югу от крейсера и могли оттеснить его к берегам Крыма.

Поэтому командир «Бреслау» решил как можно незаметнее проскользнуть мимо русской эскадры. Состояние топок крейсера оставляло желать лучшего, поэтому нельзя было сразу дать полный ход, чтобы снопы искр из труб не выдали немцев. Сначала план удался, но в 4.36 один из эсминцев заметил «Бреслау». В этот момент русские уже оказались за кормой крейсера. Эсминец сообщил на линкор о присутствии неприятеля. «Бреслау» сразу дал полный ход. Русская эскадра повернула на параллельный курс.

Сначала командир линкора, хорошо нам знакомый капитан 1 ранга князь Трубецкой, видимо, сомневался, кто именно обнаружен. «Императрица Екатерина Великая» сделала прожектором опознавательные. Сигнальщики крейсера просто повторили сигнал.

Дистанция увеличилась до 104 кабельтовых, и скорость крейсера продолжала возрастать.

Поэтому командир «Бреслау» решил, что опасность миновала, и приказал открытым текстом передать «Счастливого пути».

В ответ на это примерно в 5.00 линкор немедленно открыл огонь. Стрельба продолжалась до 5.15 и была прекращена, лишь когда дистанция возросла до 142 кабельтовых. Однако русская эскадра продолжала погоню, держась в строе пеленга. Русский линкор снова показал неплохую меткость. Хотя дистанция была очень велика, и видимость довольно плоха, он уже третьим залпом накрыл «Бреслау». Один из снарядов разорвался под носом крейсера, и он получил несколько осколочных пробоин. Погоня продолжалась до 10.00, после чего «Бреслау» окончательно оторвался от неприятеля.

22 июля 1916 года

Крейсер «Бреслау» получил приказ провести минную постановку в восточной части Черного моря возле Новороссийска. Крейсер принял на борт 65 мин и вечером 21 июля вышел в море. Командир решил выйти к берегу севернее Новороссийска и поставить мины, двигаясь на юг. Но 22 июля в 13.05 на левом траверзе «Бреслау» были замечены дымы. Судя во всему, это были русские военные корабли, возвращающиеся в Севастополь от Трапезунда. Один из них пошел следом за крейсером. В 13.45 в нем опознали эсминец типа «Быстрый», на самом деле это был «Счастливый». Чтобы дать возможность стрелять кормовому 150-мм орудию, немцам пришлось выбросить за борт 9 мин. Завязалась короткая перестрелка, которая завершилась в 14.05. Попаданий не добился ни один из противников, хотя русские сделали неприятное открытие — крейсер теперь был вооружен 150-мм орудиями. После этого эсминец отвернул и вышел за пределы дальности обстрела. Вскоре к нему присоединились еще 3 эсминца.

Дело в том, что разведка своевременно известила командование флота о готовящейся операции немцев, и новый командующий флотом адмирал Колчак лично вышел в море на «Императрице Марии». Вместе с ним шли крейсер «Кагул» и 5 эсминцев.

Хотя крейсер держал скорость около 25 узлов, четвертый дым быстро приближался. Уже в 14.00 стал виден линкор «Императрица Мария». Дистанция в этот момент составляла 136 кабельтовых. Командир «Бреслау» повернул на юг и приказал приготовиться к постановке дымовой завесы. В 14.15 дистанция между «Императрицей Марией» и «Бреслау» сократилась до 114 кабельтовых, и линкор открыл огонь. Первые 2 залпа легли недолетами, и «Бреслау» поставил дымовую завесу. Линкор прекратил огонь.

Командир крейсера боялся, что его прижмут к анатолийскому берегу, и под прикрытием дымзавесы склонился на юго-запад. Когда завеса рассеялась, выяснилось, что линкор находится гораздо ближе. На сей раз дистанция составляла 95 кабельтовых. Линкор дал 4 залпа, которые опять легли недолетами, недостаточно кучно. Крейсер снова поставил дымовую завесу.

Происходившее дальше объяснить сложно. Немцы утверждали, что русский линкор развил 25 узлов, что было невозможно в принципе. Скорее всего, «Бреслау», машины которого находились не в лучшем состоянии, не давал свои 25 узлов. К тому же крейсер следовал зигзагом, уклоняясь от русских залпов, а это еще больше снижало скорость на генеральном курсе. Но, вне зависимости от причин, «Императрица Мария» медленно нагоняла «Бреслау». В 15.00 командир крейсера передал по радио: «Нахожусь в квадрате 1961, курс SW. „Императрица“ обстреливает, несколько эскадренных миноносцев держатся в соприкосновении. Необходима поддержка при входе, крейсер в угрожаемом положении. „Бреслау“».

Командир крейсера надеялся, что линкор не выдержит этой гонки, однако на самом деле снизить скорость пришлось ему, так как засорились топки. Каждый раз, когда завеса редела, линкор снова открывал огонь. Наконец один залп дал накрытие. Осколками снаряда, разорвавшегося всего в 10 метрах от кормы «Бреслау», были ранены 7 человек.

Командир крейсера приказал сбросить еще 8 мин, надеясь, что они задержат противника.

В 15.52 крейсер израсходовал последний дымовой патрон, но к этому времени ему удалось немного оторваться от противника. Линкор находился в 136 кабельтовых за кормой, головной эсминец на правом крамболе, еще один — на правой раковине, оба на расстоянии 104 кабельтовых. В 16.20 «Бреслау» получил радиограмму, в которой говорилось, что «Гебен» и 3 эсминца вскоре выйдут ему навстречу. В 16.30 начали отставать и эсминцы.

Однако положение «Бреслау» ничуть не облегчилось. Он никак не мог встретиться с линейным крейсером до наступления темноты, а до Босфора еще оставалось очень далеко.

После наступления темноты вполне можно было ожидать торпедных атак, поэтому командир «Бреслау» отправил вторую радиограмму. В ней он просил «Гебен» не выходить из пролива. Русский линкор к этому времени безнадежно отстал и прекратил огонь. На всякий случай были сброшены еще 8 мин. Это позволило бы кормовому орудию стрелять по всему горизонту.

Но в 19.45 головные 3 эсминца отвернули, хотя четвертый продолжал держаться за кормой «Бреслау». Но тут налетел дождевой шквал, и противники окончательно потеряли друг друга. Утром 23 июля «Бреслау» вошел в Босфор.

25 июня 1917 года

Следующее столкновение «Бреслау» с русскими кораблями произошло почти ровно через год. Вечером 23 июля 1917 года крейсер вышел в море, чтобы поставить мины возле острова Змеиный. В ночь на 25 июня крейсер поставил 70 мин несколькими банками.

Кроме того, командир «Бреслау» решил высадить десант на остров, что тоже было сделано без помех со стороны русских. Десант захватил 11 пленных из состава гарнизона острова и подорвал 2 — 76-мм орудия. «Бреслау» разрушил артиллерийским огнем радиостанцию и маяк. После этого крейсер направился к Босфору.

Однако практически одновременно с немцами свою минно-заградительную операцию начал Черноморский флот. Из Севастополя вышел отряд в составе: вспомогательный крейсер «Король Карл» (брейд-вымпел начальника бригады крейсеров капитана 1 ранга Иванова), эсминцы «Пылкий» и «Дерзкий», заградители «Георгий», «Алексей», «Ксения», а также крейсер «Память Меркурия» и эсминцы «Поспешный» и «Быстрый». В море отряд должен был встретиться с линкором «Императрица Екатерина Великая» (Новое название корабля — «Свободная Россия» — и сегодня звучит как похабная шутка, поэтому мы использовать не будем) и охраняющими его эсминцами «Гневный» и «Счастливый».

Утром 25 июня начальник обороны устья Дуная, встревоженный ночной стрельбой, послал к острову миноносец, который в 11.30 передал по радио сообщение о появлении «Бреслау». В этот момент русская эскадра шла 3 отдельными отрядами. Когда за кормой отряда заградителей показался дым, посланный на разведку «Дерзкий» опознал «Память Меркурия», после чего отряд заградителей повернул на восток.

В 12.15 с «Бреслау» заметили 2 эсминца, которые в 12.25 открыли по крейсеру огонь с дистанции 107 кабельтовых. Из-за большой дистанции «Бреслау» не отвечал. По крайней мере, так говорит официальная история германского флота устами Германа Лорея. В 13.25 с крейсера заметили дым корабля, в котором быстро опознали линкор «Императрица Екатерина Великая». Линкор увеличил ход до максимального (20 узлов), но приблизиться к вражескому крейсеру не сумел. Поэтому в 14.24 командир линкора приказал открыть огонь с дистанции 122 кабельтова. Он дал 9 залпов из носовой башни, но все снаряды легли недолетами. И опять немцы приписали неважному ходоку неслыханную скорость. Они полагали, что «Императрица Екатерина Великая» развивает 24 узла. Видимо, машины «Бреслау» находились в отвратительном состоянии.

В 13.00 с дистанции 77 кабельтовых по крейсеру открыл огонь эсминец «Гневный», но тоже попаданий не добился. В 14.16 «Бреслау» начал ставить дымовые завесы, а в 14.30 начал отвечать. «Бреслау» стрелял бронебойными снарядами. Утверждение Лорея, что это делалось, чтобы закрыться всплесками своих снарядов от огня противника, вызывает легкое недоумение. Как раз в это время капитан 1 ранга Иванов приказал своим эсминцам атаковать неприятеля. Вместо «Поспешного», на котором произошла поломка турбины, был отправлен «Громкий». «Быстрый», «Дерзкий» и «Громкий» развили 29 узлов, но догнать германский крейсер не сумели.

В 16.34 к крейсеру присоединился вышедший из Босфора миноносец «Басра», который только помешал «Бреслау», ведь миноносец имел скорость не более 18 узлов. С 17.00 до 17.15 «Бреслау» имел еще одну перестрелку с «Гневным», но к этому времени крейсер подошел к Босфору, и русские прекратили погоню. Немцы утверждают, что после 17.00 линкор тоже дал несколько залпов по «Бреслау» с дистанции 136 кабельтовых.

Немцев спасла только бездарность начальника отряда заградителей. Если бы он сразу повел «Память Меркурия» вместе с эсминцами напересечку «Бреслау», то германский крейсер оказался бы в клещах. Хотя минную постановку русские провели успешно, занести этот день в актив нашего флота нельзя, тем более что на поставленных «Бреслау» минах 7 июля подорвался и затонул эсминец «Лейтенант Зацаренный». Он вез на остров Змеиный команду и оборудование для восстановления наблюдательного поста.

Но это был последний боевой поход «Бреслау». 10 ноября 1917 года он совершил стремительный рейд к Синопу, но это была уже чисто пропагандистская акция. Крейсер должен был показать приунывшей после потери Трапезунда армии, что флот все еще существует и даже «действует». Ведь недаром для похода был специально приготовлен флаг большого размера.

Успешные десанты

Деятельность Батумского отряда и транспортной флотилии Черноморского флота заслуживает особого и подробного рассмотрения. В годы Первой Мировой войны это был единственный пример успешного взаимодействия армии и флота, которое в значительной мере повлияло на ход событий не только на приморском фланге русской армии, но и на всем Кавказском театре. Более того, эти бои оказали ощутимое влияние на события в Ираке и Палестине и косвенно сказались на боях в Дарданеллах. Согласитесь, это очень и очень много для небольшой группы старых кораблей.

В то же время следует заметить, что начиналось все далеко не так гладко и просто, как может показаться. В 1914 году Черноморский флот оказался совершенно не готов поддержать Кавказскую армию. Приграничный порт и военно-морская база Батум находился в плачевном состоянии. Более того, в 1909 — 12 годах Военное Ведомство решило упразднить несколько «второстепенных» приморских крепостей, и Батум попал в их число. Морякам стоило больших трудов отстоять его. Батум являлся единственной удобной маневренной базой легких сил флота при ведении операций против анатолийского побережья. Но генералов это не интересовало. Они гордо заявляли, что содействие приморскому флангу армии не потребуется, и все усилия будут сосредоточены на чисто сухопутных участках фронта. Вопросы доставки снабжения к линии фронта армия не рассматривала.

Но и моряки занимали в этом вопросе довольно непоследовательную позицию. Отстаивая существование крепости Батум, флот еще в 1906 году ликвидировал военный порт Батум.

То есть, моряки сражались за сохранение береговых батарей, но сами же упразднили все тыловые службы. Пытаясь обеспечить прикрытие кораблей в Батуме, Морское Ведомство неимоверно затруднило их базирование в этом порту. Но к началу войны батареи Батума были вооружены чуть ли не бронзовыми пушками, и всякое боевое значение потеряли.

В начале войны командование Черноморского флота просто не имело возможности выделить коменданту Батумской крепости военные корабли. Адмирал Эбергард ограничился посылкой вооруженного транспорта «Барезань» и минного заградителя «Дыхтау», который должен был поставить заграждения перед Батумом и Поти.

Немцы достаточно быстро показали, что пользоваться Батумом рискованно. 7 ноября легкий крейсер «Бреслау» обстрелял Батум и Поти. Ответный ружейно-пулеметный огонь, разумеется, не причинил немецкому крейсеру никакого вреда. Эта операция была ответом Сушона на обстрел русским флотом Зонгулдака, проведенный 6 ноября. После этого адмирал Эбергард отправил в ставку телеграмму: «Для более успешного действия нашего флота на сообщениях противника необходимо иметь базу для легких крейсеров в Батуме. Базу можно было бы оборудовать при условии ее защиты крепостью, которая была бы способна не допустить уничтожения мелких судов бомбардировкой с моря и прорыва более сильных судов в гавань. Надо хотя бы 2 орудия в 254 мм с дальностью в 125 кабельтовых; было бы лучше 4. Быстрая установка орудий помогла бы действиям флота».

Просьба адмирала была удовлетворена, и в декабре в Батум прибыли 2 орудия. Но еще до их установки на батареях 10 декабря порт подвергся обстрелу «Гебена». К счастью, обстрел серьезного ущерба не причинил. Было разрушено несколько домов в городе, и лишь 1 пароход получил осколочные пробоины. После этого русское командование взялось за укрепление Батума всерьез, и к 1917 году на батареях крепости стояли 4 — 254-мм, 8 — 152-мм и 2 — 76-мм орудия, а также 6 — 229-мм мортир и несколько полевых пушек. Для усиления Батумского отрада Эбергард в конце 1914 года направил туда миноносец «Жаркий», обещав потом прислать еще 2 таких корабля.

Появление этого корабля резко активизировало действия флота. Миноносец практически ежедневно выходил для обстрела вражеских позиций. На заградителе «Дыхтау» были установлены несколько крепостных мортир, и он тоже вел обстрелы турецких позиций.

Но в целом в 1914 — 15 годах Батумский отряд был еще слишком слаб, чтобы реально влиять на ход военных действий.

Наступление на Архаве и Вице

Все изменилось в 1916 году. 30 января в Батум были отправлены броненосец «Ростислав», канонерка «Кубанец», миноносцы «Лейтенант Пущин» и «Живой». В порту уже находились канонерка «Донец» (Эта канонерка была поднята и отремонтирована после потопления н Одессе) и миноносцы «Строгий» и «Стремительный». Эти корабли образовали Батумский отряд. Начальником отряда был назначен командир Батумского военного порта капитан 1 ранга Римский-Корсаков.

Первой совместной операцией флота и армии стало наступление на реке Архаве в феврале 1916 года. 5 февраля Батумский отряд в полном составе подошел к устью Архаве.

На «Ростиславе» находился начальник Приморского отряда Кавказской армии генерал Ляхов. Для обеспечения действий корабельной артиллерии на броненосце и канонерках находились офицеры сухопутной артиллерии, которые хорошо знали расположение турецких войск. На берегу был создан специальный наблюдательный пост.

Около 8.00 корабли открыли огонь по турецким окопам и батареям. Огонь вели броненосец и канонерки, 2 миноносца охраняли их. «Строгий» был направлен для наблюдения за тылом противника. При поддержке тяжелых морских орудий русские войска форсировали реку и захватили часть турецких позиций. К 16.00 операция была приостановлена. Миноносцы и канонерки на ночь ушли в Батум, а «Ростислав» отошел в море. За день броненосец израсходовал 94 снаряда 305 мм, 303 снаряда 152 мм и 29 снарядов 75 мм. Канонерки выпустили 85 — 152-мм снарядов и 47 — 120-мм.

Отдельного упоминания заслуживают действия миноносца «Строгий». Он разрушил артиллерийским огнем телеграфную станцию и высадил партию разведчиков, которые уничтожили несколько столбов и сорвали провода.

На следующий день наступление русских войск возобновилось, и корабли заняли прежние места под берегом. В 8.30 «Ростислав» открыл огонь по турецким окопам и батареям. По отзывам армейских офицеров, броненосец стрелял просто превосходно. Огнем кораблей были разрушены многоярусные турецкие окопы на склонах гор, а проволочные заграждения — снесены. Поэтому пехота в ходе наступления серьезных потерь не имела, что выгодно отличает эту операцию от множества наступлений в годы Первой Мировой войны. После того, как обозначился успех наступления, канонерка «Кубанец» и миноносец «Строгий» были отправлены для обстрела турецких тылов. Они рассеяли несколько колонн вражеских войск.

7 февраля «Ростислав» и «Кубанец» обстреливали район Вице, прикрывая войска, которые закреплялись на новых позициях. За эти 2 дня броненосец израсходовал 104 снаряда 152 мм и 375 снарядов 75 мм, то есть за 3 дня операции «Ростислав» израсходовал почти половину боезапаса. Канонерка выпустила 210 снарядов 152 мм и 111 снарядов 120 мм. В результате русские войска за 3 дня продвинулись на 20 км, захватив сильно укрепленные позиции. Русские потеряли 160 человек убитыми и ранеными, турки — до 500 человек только убитыми.

В середине февраля русские войска перегруппировались и возобновили наступление, которое опять поддерживали корабли Батумского отряда. На сей раз русским предстояло прорвать турецкий оборонительный рубеж на реке Вице. 15 февраля корабли вели интенсивный обстрел вражеских позиций. Командир «Ростислава» пишет: «Стрельбу корабля в этот день описать последовательно нет возможности, так как после методического обстрела хребтов и склонов гор, прилегающих к берегу реки Абу-Вице, огонь, по требованию с берега, переносили — то вглубь долины реки, то по самому берегу, в зависимости от того, где предполагалось присутствие вражеских батарей. Место корабля приходилось менять, занимая различные позиции в различных расстояниях от берега. Корректировка и передача приказаний с устройством радиостанции на берегу несравненно улучшилась (прежде семафором и флагами), а главное, ускорился и успех обстрела позиций. Уничтожение батарей в большой мере надо отнести к действию этой станции. В продолжение дня неприятельские батареи, по-видимому, боясь открыть свое расположение, не стреляли по „Ростиславу“. Но под конец, около 17 часов, вероятно, выбитые со своих позиций, приблизились к берегу и открыли огонь по кораблю. Первые выстрелы дали большие перелеты, постепенно уменьшавшиеся, и последний был с очень небольшим, но тоже перелетом и с хорошим направлением. Однако вскоре батарея прекратила стрельбу по кораблю и вообще совсем прекратила огонь. Полагаю, что стреляла она, уже покидая свою позицию».

Расход снарядов в этот день был очень большим, хотя наступление не состоялось, так как генерал Ляхов отложил его. На ночь малые корабли вернулись в Батум, а броненосец отошел в море. Турки воспользовались нерешительностью противника и ночной контратакой на ряде участков потеснили русских. Ляхов срочно запросил помощь флота.

Утром корабли возобновили обстрел турецких позиций. Миноносцы своим огнем сопровождали наступающую пехоту, а броненосец обстреливал укрепления. Чтобы лучше рассмотреть вражеские окопы, «Ростислав» подошел на расстояние всего 2 кабельтова к берегу. Турки открыли по нему ружейный огонь, но теперь с броненосца стал ясно виден турецкий опорный пункт. «Ростислав» открыл по нему энергичный огонь из 152-мм и 75-мм орудий, но турки упорно держались, хотя их окопы были сильно разрушены. Тогда «Ростислав» выпустил 4 — 254-мм снаряда. Огонь турок немедленно прекратился, и они бежали, бросив позиции. Именно огонь кораблей в этот день обеспечил успех русского наступления.

Захват Атины, Мепаври и Ризе

К середине февраля русское наступление приостановилось, так как турки заняли позицию на реке Буюк-Дере, считавшуюся почти неприступной. Поэтому генерал Ляхов принял предложение флота высадить несколько тактических десантов. Эта операция особенно интересна тем, что в ней приняли участие тральщики типа «Эльпидифор». Они создавались с прицелом на возможность использования в качестве десантных судов, так как имели очень малую осадку и могли подходить вплотную к берегу. Один такой пехотно-десантный корабль мог принять до 1000 солдат. Установленные на нем орудия позволяли поддерживать огнем высаженный десант. Эти корабли намного опередили свое время. Имей англичане в Дарданеллах два десятка «Эльпидифоров», вся операция могла пойти иным путем.

Первый десант планировалось высадить у Атины. Десант на «Эльпидифорах» под прикрытием 2 миноносцев должен был на рассвете высадиться позади турецких позиций. Используя внезапность, высаженные войска сразу должны были ударить туркам в тыл. Только после этого планировалось подвести к участку высадки и разгрузить транспорт с артиллерией и грузами.

2 марта генерал Ляхов и все командиры частей, привлеченных к операции, на миноносце «Жаркий» прошли вдоль побережья, проводя рекогносцировку. Они выбрали участки высадки в 4–5 километрах позади турецких позиций, так как приморский фланг турецкого фронта был укреплен.

4 марта в 6.00 «Ростислав», «Кубанец» и миноносцы «Завидный», «Жаркий», «Заветный» и «Строгий» направились к турецким позициям. К ним присоединился находившийся в море миноносец «Стремительный». После того, как миноносцы закончили контрольное траление, в 10.00 «Ростислав» начал обстрел неприятельских позиций. Турецкие батареи пытались вести ответный огонь, но броненосец подавил их. Канонерка «Кубанец» своим огнем разрушила несколько домов в районе намеченной высадки, чтобы турки не смогли использовать их в качестве опорных пунктов. Обстрел берега велся до самого вечера, после чего корабли ушли. Миноносцы «Заветный» и «Завидный» остались крейсировать в районе Ризе — Атина.

Вечером того же дня в Батуме была проведена посадка десанта на корабли: тральщик № 18 — батальон пехоты,

тральщик № 65 — батальон пехоты,

транспорт — взвод артиллерии, 2 пулеметных взвода.

Всего на корабли было принято 2115 человек.

B сопровождении миноносцев «Жаркий» и «Строгий» десантный отряд направился к месту высадки. Транспорт получил приказ следовать самостоятельно. К 6.00 миноносец «Жаркий» привел тральщик № 18 к назначенному пункту восточнее Атины, а миноносец «Строгий» вместе с тральщиком № 65 прибыл в район западнее города.

В 5.45 тральщик № 18 подошел к берегу и опустил сходни. Противник ничего не заметил, и высадка была произведена беспрепятственно. Через 20 минут весь десант был на берегу.

Тральщик № 65 начал высадку на несколько минут позже, но затратил на это только 12 минут. Здесь турки спустя некоторое время попытались оказать слабое сопротивление, но несколько выстрелов с миноносца и «Эльпидифора» заставили их отойти.

На рассвете прибыл транспорт, который начал мучительную высадку подкреплений с помощью шлюпок. Одновременно пришли «Ростислав» и «Кубанец» в сопровождении миноносцев «Стремительный», «Заветный» и «Завидный».

Ожидавшийся бой не состоялся. Как только туркам стало известно о высадке в тылу русского десанта, они бежали, бросив позиции. Генералу Ляхову оставалось только организовать преследование отступающего противника. Это подсказало ему идею повторить высадку на следующем естественном рубеже обороны у Мепаври, чтобы не дать туркам закрепиться. Пехота просто не успевала за бегущим противником, поэтому все на себя снова брал флот. Миноносец «Жаркий» сразу получил приказ провести рекогносцировку, а «Ростислав» был направлен для обстрела района Мепаври.

Броненосец должен был своим огнем помешать туркам укрепиться на новых позициях. Генерал Ляхов хотел высадить десант в тот же день, но на 3 миноносцах кончался уголь, и они не могли участвовать в операции. Было решено перенести ее на 7 марта. В море остались «Ростислав», «Жаркий» и «Строгий».

Однако вечером Ляхов получил сообщение, что турки выдвигают из Трапезунда к Мепаври сильные подкрепления, поэтому десант было решено высаживать немедленно. Для усиления отряда кораблей были привлечены тральщики № 17 и № 24.

С наступлением темноты десант был погружен на суда в Атине и пошел к Мепаври. На сей раз турки были настороже и попытались противодействовать высадке ружейным и пулеметным огнем. Тральщики и миноносцы открыли ответный огонь. Так как было темно, их стрельба могла иметь только моральный эффект. Но десант закрепился на берегу и даже захватил 1 турецкое орудие. Противник немедленно начал отступление. На рассвете пришел «Ростислав», и при поддержке его орудий десантники начали наступление на Ризе.

Попытка турок закрепиться на одном из рубежей была сорвана огнем миноносца «Заветный». Для развития успеха в районе Ризе тральщики под прикрытием «Кубанца» и 3 миноносцев высадили еще 1 батальон. Турки в панике бежали, и Ризе был занят без сопротивления.

Это был серьезный успех, так как теперь русские получили возможность создать промежуточную базу снабжения для Приморского отряда. Ризе можно было назвать портом, а не просто рыбацким поселком. Русским приходилось наступать в условиях полного бездорожья, поэтому все грузы Приморский отряд мог получать только морем.

Ранее разгрузка транспортов представляла большую проблему, а в Ризе имелся нормальный причал. Захват Ризе создал предпосылки для дальнейшего наступления на Трапезунд гораздо более крупными силами, чем имелись у генерала Ляхова ранее.

Трапезундская операция

Морское командование решило улучшить возможности базирования флота в Батуме и Ризе, так как намеревалось развернуть более широкие операции у побережья Лазистана. Одновременно было выдвинуто предложение захватить Трапезунд десантом с моря. И снова ставка не поддержала адмирала Эбергарда. Генерал Алексеев ответил: «При всем желании дать широкое развитие нашим действиям на Кавказе, мы не можем выделить для этой цели войск с западного театра для производства десантной операции в районе Трапезунда. Поэтому произвести „оттяжку и разброску части неприятельских сил вдоль побережья Черного моря“ нужно путем лишь демонстративных средств, находящихся в распоряжении флота. Так понимал эту задачу и главнокомандующий вооруженными силами на Кавказе, сознавая, что широкая операция нам пока непосильна».

Однако Кавказская армия все-таки считала необходимым занятие Трапезунда, так как это отрезало бы турецкую 3-ю армию от морского пути доставки снабжения. Сухопутные дороги в восточной Анатолии никак не могли обеспечить нормальные действия армии.

Поэтому разногласия свелись только к выбору метода операции. Флот настаивал на высадке десанта, для чего требовался свежий корпус. Но эти войска могла выделить только ставка.

При этом флотское командование само создало себе лишние трудности. В составе транспортной флотилии Черного моря,разбитой на 7 отрядов, насчитывалось более 100 транспортов. Они могли одновременно принять целых 2 корпуса. Однако штаб флота, чтобы не принимать на себя слишком много задач, попросту обманул ставку относительно реальных возможностей флотилии.

Штаб Кавказской армии решил усилить отряд генерала Ляхова 2 казачьими пластунскими бригадами и поручить ему захват Трапезунда. При этом русское командование значительно преувеличило силы турок. Позднее выяснилось, что они имели в районе Трапезунда всего 14 батальонов, а укрепления города были чисто символическими. Но русские задействовали в операции усиленный корпус, то есть примерно в 5 раз больше сил, чем у противника.

Первой частью операции стала перевозка из Новороссийска в Ризе 2 пластунских бригад. Для перевозки 12000 человек, по расчетам штаба флота, требовались 22 транспорта.

Однако за время пребывания в Новороссийске бригады были пополнены, и их численность увеличилась до 18000 человек. При этом все они благополучно разместились на выделенных транспортах, не испытывая никаких затруднений. Начальник отряда генерал Юденич находился на транспорте «Александр Михайлович» вместе с начальником высадки контр-адмиралом Каськовым.

В группу прикрытия входили линкоры «Императрица Мария» под флагом командующего флотом и «Императрица Екатерина Великая», 2 крейсера и 6 эсминцев. Непосредственно охраняли флотилию крейсера «Прут» (Бывший турецкий «Меджидие») и «Алмаз», гидроавиатранспорты «Николай I» и «Александр I» и остальные эсминцы. Во время высадки войск в Ризе в море были развернуты 2 линии дозоров — миноносцы и тральщики — и поставлены противолодочные сети. Усиленные меры предосторожности пришлось принять потому, что на Черном море появились германские подводные лодки. Но 7 апреля 1 бригада пластунов была благополучно высажена в Ризе.

Как мы уже говорили, во время перехода был обнаружен крейсер «Бреслау», который удрал, когда в его сторону направился один из русских дредноутов. 4 апреля миноносец «Строгий» в районе Ризе обнаружил германскую лодку и атаковал ее. Таранным ударом миноносец смял лодке U-33 перископ, но не успел сбросить глубинные бомбы, и лодка спаслась. Этим и ограничилось противодействие немцев самой крупной десантной операции русского Черноморского флота.

В это время на фронте сложилось трудное для русских положение. Турки перешли в наступление, и генерал Ляхов с трудом сдерживал их. Он обратился к командующему войсками генералу Юденичу с просьбой доставить войска прямо к линии фронта в Хамуркан, так как марш по суше занял бы слишком много времени. Юденич находился на штабном корабле и сразу обратился к начальнику транспортной флотилии контр-адмиралу Хоменко с просьбой доставить 1 бригаду без обозов в Хамуркан. Хоменко наотрез отказался, заявив, что свою задачу он выполнил, и все переговоры Юденич должен вести с командованием флота. Все ссылки на тяжелое положение на фронте успеха не имели. Завершив высадку войск, 7 апреля в 17.00 транспортная флотилия ушла под охраной миноносцев. В Ризе остались только 8 «Эльпидифоров» и несколько мелких кораблей.

Юденич сначала попытался действовать дипломатически. Он отправил в штаб флота радиограмму: «Главнокомандующий находит необходимым во все время операции продолжать охрану флотом побережья, чтобы обеспечить войска от обстрела неприятельских кораблей».

Он фактически намекал, что флот в разгар боев уклонился от выполнения своих обязанностей. Но даже ссылка на великого князя Николая Николаевича не помогла. Штаб флота отказался. Тогда Юденич решил поставить моряков перед фактом. Так как начальник высадки его поддержал, в 23.25 штаб флота получил следующую радиограмму: «Вышел на „Александре Михайловиче“ с первой бригадой пластунов на тральщиках в Хамуркан. К рассвету пришлите на короткий срок миноносцы и охрану. Юденич».

Морякам пришлось смириться. Штаб флота был вынужден приказать миноносцам идти охранять «Эльпидифоры», а главным силам флота — прикрыть переход. Операция прошла гладко. На полдороге к Хамуркану к десантному отряду присоединились миноносцы, а на рассвете 8 апреля войска были благополучно высажены у цели. Опасаясь дальнейшей самодеятельности Юденича и Ляхова, командование флота приказало транспортам немедленно возвращаться.

Теперь перед генералом Ляховым стояла задача непосредственного захвата Трапезунда. Разведка сильно подвела его. По некоторым донесениям, в Трапезунде находились даже 5000 немцев, хотя откуда им было взяться в Турции?! Так как теперь расстояние до линии фронта от Батума было слишком велико, привлекать для обстрела вражеских позиций тихоходные канонерки командование флота опасалось. Оно полагало, что противник может их перехватить и уничтожить во время перехода. Поэтому было решено усилить Батумский отряд броненосцем «Пантелеймон». 11 апреля он вышел из Севастополя под прикрытием линкора «Императрица Мария» и прибыл в Батум 13 апреля.

Уже утром 14 апреля броненосцы подошли к Хамуркану и приняли на борт сухопутных артиллеристов. Первым открыл огонь по берегу «Ростислав», а потом к нему присоединился «Пантелеймон». Их охраняли 4 миноносца и 5 «Эльпидифоров». Стрельба велась с дистанции 10–12 кабельтовых. Генерал Ляхов не дождался окончания артподготовки и бросил войска в атаку. Хотя турки были отброшены, войска понесли ощутимые потери. На ночь броненосцы отошли в море, а на следующее утро снова начали обстрел турецких позиций. За этот день русские продвинулись на 12 км и теперь находились всего в 15 км от Трапезунда. Быстрое продвижение войск создало серьезные проблемы в управлении огнем кораблей. Вечером 15 апреля Ляхов отправил броненосцы в Батум, оставив при себе только миноносцы.

Генерал Ляхов планировал возобновить наступление 18 апреля при поддержке броненосцев. Но турки воспользовались предоставленной передышкой и 16 апреля очистили Трапезунд. Вместе с войсками ушло и турецкое население. 18 апреля депутация греков прибыла, к генералу Ляхову и сообщила ему об этом. Так от мирных жителей командующий Приморским отрядом узнал, что Трапезунд пал. Вообще-то можно предположить, что Ляхов сознательно задержал наступление и отослал корабли, чтобы ни с кем не делиться славой захвата вражеской крепости. 19 апреля русские войска торжественно вступили в Трапезунд. «Ростислав» и «Пантелеймон» стояли на рейде, присутствуя при этом историческом событии.

После захвата Трапезунда наступление на приморском фланге Кавказской армии было приостановлено. Штаб фронта решил использовать этот город в качестве своей главной базы снабжения. Но нужно было обеспечить оборону порта с моря и усилить гарнизон. Для этого в Трапезунд было решено перебросить 123-ю и 127-ю пехотные дивизии.

14 мая из Мариуполя вышли 7 транспортов с частями 127-й дивизии. Переход прикрывали главные силы флота. 19 мая войска были доставлены к месту высадки. На сей раз, моряки столкнулись с некоторыми трудностями. В отличие от пластунов, пехотная дивизия была укомплектована малоопытными запасными, и порядка было существенно меньше. 20 мая командование флота получило ошибочное сообщение о выходе в море «Бреслау», что вызвало дополнительную нервозность. Но все кончилось благополучно, и 24 мая все транспорты были снова сосредоточены в Мариуполе для посадки частей 123-й пехотной дивизии. Командование этой дивизии старалось помочь морякам, и вторая операция прошла гораздо глаже. 2 июня дивизия высадилась в Турции. На этом завершились активные операции на побережье Лазистана.

Для обороны Трапезунда штаб флота перевел в Батум бригаду броненосцев, в которую входили «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон». По опыту предыдущих боев уже было ясно, что этих кораблей хватит для прикрытия от рейда «Гебена». Но ни Сушон, ни сменивший его Ребейр-Пашвиц не рискнули выводить линейный крейсер в Черное море.

Весь 1917 год Черноморский флот готовился к высадке стратегического десанта в районе Босфора. Планировалось участие в операции 3–4 пехотных корпусов и 3 артиллерийских бригад. Развернулось строительство высадочных средств, было запланировано переоборудование старых броненосцев в корабли артиллерийской поддержки. Броненосец «Синоп», например, был оборудован булями по примеру английских кораблей, участвовавших в Дарданелльской операции. Но все карты спутала Февральская революция. Русская армия под влиянием большевистской заразы стремительно теряла боеспособность. Поэтому ставка верховного командования решила ограничиться высадкой оперативного десанта в районе Синопа. Эта операция должна была иметь в основном политическое значение. Кроме того, планировалось освобождение английских пленных, находившихся в этом районе. Однако после Октябрьской контрреволюции пришлось отказаться и от этой операции. Революционные морячки одобрили прекращение военных действий и начало мирных переговоров, и военные действия на Черном море завершились. Позорное и бессмысленное затопление флота в Новороссийске во второй раз покончило с русским флотом на Черном море. Но это не было результатом военного поражения, как в Крымской войне. Измена и предательство лапами продажных наймитов во главе с Владимиром Ульяновым по кличке «Ленин» зачеркнули славные деяния доблестного флота.

Балтика

На задворках Великой войны

«Первые часы войны. Немецкая эскадра выходит из Киля в Балтийское море для немедленного внезапного удара. Идут линейные корабли, крейсера, миноносцы, может быть, даже линейные крейсера Флота Открытого Моря, все эти так хорошо знакомые по „Джейну“ и „Ташенбуху“ (Справочники по военным флотам — английский „Jane's fighting ships“ и германский „Weyer's Taschenbuch der Kriegsflotten“) „Мольтке“, „Дойчланд“, „Кайзер Вильгельм де Гроссе“, „Лютцов“, „Кельн“, „Страссбург“ — все брошено на ост, в Финский залив, на Кронштадт, на Петербург, первый, пугающий, терроризирующий удар, морской Седан… Немецкая чванная мощь — эскадра идет, как на парад, черт бы их драл! Они же знают, что русский флот не успел еще отмобилизоваться, что это будет не бой, а игра дюжины котов с одной мышью».

Вот такие ужасные картины постоянным кошмаром мелькали в воспаленных мозгах офицеров российского Моргенштаба. Судя по всему, все они страдали манией величия в особо острой, не поддающейся лечению форме, потому что были убеждены, что у германского флота нет и быть не может более неотложной и насущной задачи, чем прихлопнуть пару проржавевших русских броненосцев. И русский флот начал энергично готовиться к отражению такого удара.

Самое смешное, что примерно в таком же состоянии пребывал и германский Адмиралштаб. Немцы были убеждены, что с минуты на минуту в Кильской бухте появятся мрачные силуэты «Айрон Дьюка» и «Лайона». Поэтому они с не меньшей энергией приступили к сооружению оборонительных редутов в «мокром треугольнике» Северного моря. О Балтике немцы на тот момент просто забыли. Об этом достаточно ясно говорит численность пресловутых «Сил Балтийского моря», которыми командовал адмирал принц Генрих Прусский, брат кайзера Вильгельма II.

Сравнить силы флотов противников в начале войны оказывается не так просто. И русские, и немецкие источники грешат неточностями. Например, все советские издания охотно повторяют следом за Фирле (Р. Фирле «Война на Балтийском море», том 1, М 1937), что немецкий флот располагал 7 крейсерами. Но на той же самой странице 17, более того, в той же таблице говорится, что русские уже к началу войны имели 2 линкора. Однако линкоры типа «Петропавловск» вошли в строй в октябре — декабре 1914 года. В той же таблице говорится о 5 русских броненосных крейсерах, тогда как на самом деле их было 6.

И окончательно путает карты Кильский канал. Возможность в течение суток перебросить на Балтику любые силы вынуждает к любым данным по немецкому флоту относиться не слишком серьезно.

С русским флотом все относительно ясно. К началу войны командующий флотом вице-адмирал Эссен (Николай Оттович фон Эссен в нашей литературе потерял дворянскую приставку «фон», хотя сам от нее не отказывался. Вслед за официальной историей и мы не будем настаивать на ее использовании) имел броненосцы «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич» и «Слава»; броненосные крейсера «Рюрик», «Россия», «Громобой», «Баян», «Паллада», «Адмирал Макаров»; бронепалубные крейсера «Богатырь», «Олег», «Диана», «Аврора» и эскадренный миноносец «Новик». Кроме того, адмирал мог рассчитывать примерно на 60 старых угольных миноносцев и полтора десятка подводных лодок. Хотя Фирле упрямо твердит, что русские линкоры вошли в строй летом, будем точны. 1 июля 1914 года линкор «Гангут» приказом вице-адмирала Н. О. Эссена был зачислен в вооруженный резерв 2-й бригады линкоров. После начала войны с Германией линкор был в аварийном порядке переведен в состав действующего флота, но формальный акт приемной комиссии был подписан лишь 22 декабря.

Немецкий флот располагал легкими крейсерами «Магдебург» и «Аугсбург» и 3 современными эсминцами. Остальные корабли входили в состав дивизии обороны побережья Балтийского моря. Хотя «Тетис», «Газелле», «Фрейя» и «Ундина» были не старше той же «России», немцы к активным операциям их не привлекали. 3 старые подводные лодки совершенно не меняют картины, поэтому говорить о сравнении сил становится просто неловко. Прославленный и воспетый русский Балтийский флот в начале войны просто не имел противника. Не то, чтобы противник был слаб, нет, он фактически не существовал! Германский Адмиралштаб рассматривал Балтику как второстепенный, или даже третьестепенных театр.

Зимой 1913 года адмирал фон Поль писал: «Существование неослабленного, совершенно боеспособного германского флота я считаю самым верным и вместе с тем безусловно необходимым средством, чтобы воспрепятствовать выступлению Англии в качестве посредника или участника континентальной войны. Сохранение боеспособного флота в этом отношении для нас гораздо важнее, чем уничтожение русского флота, за которое при неблагоприятных обстоятельствах придется дорого заплатить. В этом случае нам придется, пока существенно не изменится общее политическое положение Европы, удовольствоваться „обезврежением“ русского флота».

В результате, у немецкого флота на Балтике не было ни каких-то серьезных целей, ни сил.

Тем не менее, все планы русских были пронизаны паническим страхом перед немецким флотом. Хуже того, с первого дня войны Моргенштаб начал активно готовиться к отражению высадки германского десанта в Финском заливе под Петербургом, хотя гораздо вероятнее была высадка марсиан на берега Невы. Есть предположение, что такой образ действий был навязан морякам царской ставкой. Если это так, почему никто не объяснил генералам беспочвенность их опасений? Понять и объяснить все это просто невозможно. Единственная притянутая за уши гипотеза — все-таки существовал в русском флоте «синдром Цусимы». Или не существовал? У меня нет оснований считать русских адмиралов дураками, однако в данном случае они проявили такое недомыслие, что я просто отказываюсь это комментировать. Апофеозом паники стало беспрецедентное в военной истории событие — Балтийский флот был подчинен командованию 6-й армии, на которую возлагалась оборона столицы. Примем как граничные условия задачи, что в своих действиях командование русского флота исходило из реальности угрозы высадки немецкого десанта на Дворцовом мосту, и двинемся дальше.

В основе действий русского Балтийского флота лежал оперативный план 1912 года. Он предполагал создание на рубеже Нарген — Порккала-Удд минно-артиллерийской позиции. Опираясь на огромное минное заграждение и при поддержке береговых батарей, русский флот должен был отразить попытку немцев прорваться в Финский залив к столице империи. Однако реальность резко разошлась с мечтами. Приведем отрывки из плана кампании Балтийского флота на 1914 год.

«В отношении собственных средств, если и можно предвидеть перемены к 1914 году, то только в смысле уменьшения наших ограниченных средств. Никаких изменений в судовом составе в виде вступления новых кораблей до 1915 года не предвидится. Осенью 1914 года должны пойти в капитальный ремонт „Слава“ и „Цесаревич“, два крейсера типа „Баян“ требуют серьезного котельного ремонта. Но самым серьезным у нас является состояние минных судов, как надводных, так и подводных. Этот род оружия, не возобновляемый постройкой в течение 9 лет, выслуживает последние строки и в большей части его совсем утратил…

Базирование флота остается в том же, совершенно не отвечающем самым ограниченным требованиям, положении. Оперативные требования вынуждают базироваться на Свеаборг и Ревель, но оба эти порта остаются и в 1914 году в том же положении, что и ранее, то есть не могут обслуживать даже те бригады, которые в них находятся. Важнейшим недостатком операционных баз Балтийского флота является их слабая защита и даже, полное отсутствие фортификационных сооружений, неимение дока, погрузочных приспособлений и плавучих средств для быстрой мобилизации и, в частности, для снабжения судов топливом. Ревель остается незащищенной стоянкой флота, а Свеаборг с его до некоторой степени защищенным рейдом имеет один, опасный для больших судов выход. 1-я минная дивизия находится по-прежнему в Либаве, с необходимостью оставления ее в случае политических осложнений и неуверенностью да в зимнее время найти где-либо убежище…»

Полнейший разброд царил и в мнениях относительно потенциального противника. С потрясающей наивностью все адмиралы ожидали присоединения Швеции к Центральным Державам. Впрочем, в делах политических российские военные начала века действительно ориентировались на уровне новорожденных младенцев. Однако не будем судить их слишком строго. Англичане тоже впадали в истерику при одном только слове «вторжение», и сей призрак постоянно наводил ужас на обитателей здания Адмиралтейства.

Но в одном отношении страх перед немцами сослужил хорошую службу русскому флоту.

Минное дело было поставлено на немыслимую для любого другого флота высоту, и русская мина стала для немцев грозным противником, борьба с которым очень дорого обошлась кайзеровскому флоту. Причем, в отличие от совершенно бессмысленного и бесполезного Великого Заграждения, поставленного союзниками поперек Северного моря, русские мины стали важным фактором стратегической борьбы на Балтике. При этом для постановки мин были оборудованы почти все корабли Балтийского флота, вплоть до броненосных крейсеров!

Постановка центрального минного заграждения

Первой боевой операцией русского флота стала постановка минного заграждения на линии остров Нарген — полуостров Порккала-Удд. Бригада линейных кораблей 26 июля перешла из Ревеля в Гельсингфорс, где произвела приемку угля и погрузку боеприпасов. В тот же день крейсера «Громобой», «Баян», «Паллада» и «Адмирал Макаров» развернулись в устье Финского залива, чтобы нести дозор.

27 июля заградители «Амур», «Енисей», «Нарова» и «Ладога» пришли в Порккала-Удд в сопровождении дивизиона эсминцев, чтобы ждать приказа в непосредственной близости от района операции. 28 июля адмирал Эссен самостоятельно приказал начать постановку крепостных заграждений в Кронштадте. На следующий день были погашены некоторые маяки. В полночь 30 июля была объявлена мобилизация флота. Однако, несмотря на все просьбы Эссена, морской министр адмирал И. К. Григорович постановку центрального заграждения не разрешал. Штаб флота считал такую ситуацию недопустимой, так как угроза внезапного нападения немцев считалась совершенно реальной. Эссен отправил Григоровичу несколько телеграмм, требуя разрешить постановку заграждения. На последней стояло время 18.00: «Прошу сообщить о политическом положении. Если не получу ответа сегодня ночью, утром поставлю заграждение».

Но Эссену повезло — он не стал нарушителем воинской дисциплины. 31 июля в 4.18, то есть еще до официального объявления войны Германии, Николай II телеграммой разрешил поставить заграждение. Напомним, что германская нота с формальным объявлением войны была вручена послом графом Пурталесом русскому министру иностранных дел Сазонову 1 августа в 19.00, в то время как аналогичная нота в Париже была вручена только 3 августа. Россия начала воевать раньше своих западных союзников.

31 июля в 6.56 минные заградители начали ставить первые мины. Их прикрывали броненосцы «Цесаревич», «Слава», «Император Павел I» («Андрей Первозванный» в это время ремонтировался в Кронштадте). Операция длилась около 4 часов. 4 заградителя поставили 2124 мины, однако это было лишь начало…

Впрочем, немцы находились не в лучшем положении. Поскольку флотское командование воевать с Россией не собиралось, оно отчаянно пыталось выяснить у политического руководства, нужно начинать военные действия на Балтике, или нет. Принц Генрих был даже вынужден отменить свой собственный приказ крейсерам «Магдебург» и «Аугсбург».

Ранее он распорядился: «После официального объявления войны не ждать исполнительных приказаний для выполнения возложенных задач». Теперь ему пришлось приказать прямо противоположное: ждать особого распоряжения.

После перепалки между статс-секретарем по морским делам гросс-адмиралом фон Тирпицем и министерством иностранных дел утром 2 августа Адмиралштаб через голову принца Генриха послал приказ непосредственно командирам «Магдебурга» и «Аугсбурга»: «Война с Россией. Начать военные действия. Действовать согласно плану».

Так что, как нетрудно увидеть, в начале войны все ее участники различались только степенью царящего бардака и некоторыми его национальными особенностями. Хаос и путаница были всеобщими. И все-таки в отличие от русских первые действия немцев были активными. 2 августа «Аугсбург» и «Магдебург» обстреляли Либаву и поставили минное заграждение на подходах к этому порту. Операцией руководил командир «Аугсбурга» капитан 1 ранга Андреас Фишер. Обстрел длился 25 минут, немцы выпустили 420 снарядов. Русские затопили на входе в порт несколько кораблей, чтобы помешать противнику пользоваться Либавой. Немцы это видели, но все-таки позднее предприняли операцию… с целью заградить вход в Либаву!

В августе германские крейсера несколько раз обстреливали маяки и наблюдательные посты, чему русские никак не противодействовали. 15 августа командующий дивизией обороны побережья контр-адмирал Мишке получил приказ провести постановку мин на входе в Финский залив. Ее должен был выполнить вспомогательный минный заградитель «Дойчланд» в сопровождении миноносца V-186. Прикрывали заградитель крейсера «Аугсбург» и «Магдебург» и миноносцы V-25 и V-26. Вечером 16 августа германские корабли вышли в море. Несколько раз немцы видели дымы русских кораблей, но встречи не произошло. В 19.43 «Дойчланд» начал ставить мины, и как раз в этот момент германские крейсера, находившиеся немного восточнее, заметили 2 русских крейсера.

Это были «Громобой» и «Адмирал Макаров». Однако командир русского отряда ничего не предпринял и просто повернул прочь. K 20.11 «Дойчланд» завершил постановку 200 мин. Сразу скажем, что это заграждение практически сразу было обнаружено русскими, и позднее они включили его в состав заграждений своей передовой минно-артиллерийской позиции.

Заградитель был отправлен в Данциг, а контр-адмирал Мишке решил с остальными кораблями совершить вылазку в Финский залив. Миноносцы днем обстреляли маяк Нижний Дагерорт на острове Даго, а потом вышли на линию Оденсхольм — Ханко. Там они столкнулись с русскими крейсерами, которые видели накануне. Адмирал Мишке с «Аугсбургом» и «Магдебургом» прошел севернее только что поставленного заграждения и тоже видел это столкновение, хотя издалека.

Вот что написал германский адмирал о происшедших событиях: «На 100° усмотрел два отряда по 3 корабля в каждом в двойном походном строю. Суда северного отряда четырехтрубные, вне сомнения типа „Россия“. Южный отряд, головной корабль четырехтрубный, два других двух- или трехтрубные, с достоверностью не разглядел. В направлении на Лапвик 2 раздельных дыма. Между Пакерортом и Оденсхольмом 5 или 6 дымов, — по-видимому, миноносцы. Северная эскадра легла в 18.05 на NW.

Миноносцы шли обратным курсом. Чтобы разглядеть а типы ее судов, повернул еще раз на 23°. Северный отряд открыл в 19.03 огонь с расстояния 10 км (48 кабельтовых). Первые выстрелы русских кораблей по германским давали всплески в 400–800 метрах за кормой миноносцев. Пошел самым полным ходом назад. Развил сильный дым, чтобы замаскировать цель».

Перестрелка длилась 13 минут, попаданий не было. И снова русский отряд противника не преследовал. Объяснить эти действий контр-адмирала Коломейцева невозможно.

Командир миноносца «Буйный», отличившийся в Цусимском сражении, показал себя никудышным командиром эскадры. Он оправдывал свое поведение тем, что принял германский отряд за броненосные крейсера «Роон» и «Принц Генрих» в сопровождении 4 легких крейсеров, но поверить в такое объяснение нельзя. Даже в условиях не слишком хорошей видимости принять 3 миноносца за 4 крейсера сложновато. Адмирал Эссен, который в тот же вечер встречался с Коломейцевым, написал в дневнике: «Контр-адмирал Коломейцев на меня произвел дурное впечатление. Всегда до войны его считали беззаветно храбрым человеком, а тут я увидел человека, впавшего в маразм. С таким настроением в бой идти нельзя».

Видимо, «синдром Цусимы» продолжал действовать. Вскоре Коломейцев был снят, но, как мы увидим, положение это не спасло.

Гибель «Магдебурга»

Наверное, гибель легкого крейсера «Магдебург» имела большее значение, чем гибель любого другого корабля в годы Первой Мировой войны. Рискну предположить, что даже гибель 3 линейных крейсеров Битти в Ютландском бою была не столь весома.

23 августа контр-адмирал Беринг поднял флаг на легком крейсере «Аугсбург». Он получил устное распоряжение командующего провести рейд в Финский залив. В состав эскадры вошли крейсера «Аугсбург» и «Магдебург» и эсминцы V-26 и V-186. На совещании утром 25 августа адмирал ознакомил командиров крейсеров со своим планом.

Беринг намеревался действовать агрессивно, не считаясь с опасностью. «Если не будем рисковать, то нечего надеяться на успех», — заявил адмирал. Он намеревался в ночь с 25 на 26 августа атаковать сторожевые корабли в районе центральной минно-артиллерийской позиции. В приказе на операцию он ставил задачу: уничтожить вражеские миноносцы. Для обеспечения операции привлекались также старый крейсер «Амазоне» и подводная лодка U-3.

Русские адмиралы дали противнику все основания для уверенности, однако, эта уверенность сначала перешла в самоуверенность, а потом и в откровенное нахальство. Немцы начали действовать, не считаясь ни с противником, ни с навигационной обстановкой. С наступлением темноты германская эскадра полным ходом двинулась в Финский залив. Однако уже около 21.00 немцы встретили полосы тумана, которые становились все гуще.

Практически сразу германские крейсера потеряли друг друга. Туман был настолько густ, что с мостика «Магдебурга» даже в бинокль было невозможно рассмотреть впередсмотрящего на баке. С «Аугсбургом» остался миноносец V-186. V-26, который должен был сопровождать «Магдебург», тоже потерял крейсер. Совершенно неожиданно для себя адмирал Беринг в 1.03 получил радиограмму с «Магдебурга»: «Выскочил на мель, курс 125°».

Из дальнейших сообщений стало известно, что «Магдебург» в 0.27 на 15-узловой скорости вылетел на камни у острова Оденсхольм. Беринг предполагал, что с «Магдебургом» находится V-26, поэтому адмирал не прекратил операцию. Однако рейд «Аугсбурга» оказался бесполезным. Никого не встретив, с 1.48 немецкий флагман повернул назад. Из-за этого же тумана русские дозорные крейсера «Богатырь» и «Паллада» ушли в Балтийский порт, а дозорный дивизион эсминцев отстаивался на Лапвикском рейде. Но самое интересное заключается в том, что командир V-26 тоже не прекратил операцию, и в течение всей ночи следовал практически на параллельных курсах с адмиралом, только на некотором удалении от него. Лишь в 8.30 он прибыл к потерпевшему аварию крейсеру.

Потеряв адмирала, командир «Магдебурга» капитан 3 ранга Густав-Генрих Хабенихт не проявил должной осторожности. Беринг повернул на юго-восток заблаговременно, не подходя к Оденсхольму, так как боялся, что его может снести течением. Хабенихт ограничился промерами глубины. Он намеревался повернуть в 0.30, однако в этот момент ему сообщили, что получена радиограмма адмирала. Командир «Магдебурга» решил дождаться, пока ее расшифруют, совершенно забыв о своем намерении. Распоряжение Беринга гласило: «В 0.16 лечь на курс 79°».

Однако ведь часы показывали уже 0.34. Хабенихт приказал немедленно поворачивать, но когда в 0.37 рулевой доложил, что корабль на курсе, днище «Магдебурга» заскрежетало по камням. Крейсер оказался на мели всего в 500 метрах от маяка Оденсхольм.

Разумеется, немцы попытались снять крейсер с камней, однако практически сразу стало ясно, что это не удастся. За борт полетела часть боезапаса и другие тяжести. За корму завезли кормовой стоп-анкер, одновременно машины дали самый полный назад.

Бесполезно. В это время русский наблюдательный пост открыл огонь по крейсеру из винтовок. «Магдебург» ответил из пулеметов. Стало ясно, что русские знают о присутствии германского корабля. Действительно, наблюдатели сообщили по телефону о появлении неприятеля.

Около 8.00 туман немного рассеялся, и «Магдебург» сделал 120 выстрелов, разрушив маяк. Но положение крейсера было совершенно безнадежным, и в 9.10 Хабенихт приказал взорвать подрывные заряды, заложенные в носовом и кормовом погребах. Миноносец V-26 пристал носом к корму крейсера, чтобы снять остатки команды, хотя в любой момент могли взорваться погреба крейсера. На счастье немцев кормовой погреб не сдетонировал.

Зато взрыв в носовом разрушил корпус «Магдебурга» до второй трубы. Миноносец отвалил, сняв часть команды крейсера. Хабенихт остался на корабле. В это время в тумане показались силуэты русских кораблей.

Сразу после получения телефонограммы, 1-й дивизион миноносцев получил приказание следовать к Оденсхольму и атаковать противника. Однако он заблудился в тумане и тоже никого не обнаружил. Крейсера «Богатырь» и «Паллада» также получили приказ идти к Оденсхольму. Начали готовиться к выходу в море и корабли в Ревеле. В 7.00 оттуда вышли миноносцы «Рьяный» и «Лейтенант Бураков». В 7.25 из Балтийского порта вышли «Паллада» и «Богатырь», а в 9.30 из Ревеля — «Олег» и «Россия». Туман едва не послужил причиной крупных неприятностей — «Рьяный» и «Лейтенант Бураков» приняли «Богатырь» и «Палладу» за немцев и атаковали их торпедами. Хорошо еще, что торпеды прошли мимо. Крейсер «Паллада» открыл ответный огонь, но и его снаряды в цель не попали.

Когда туман немного рассеялся, «Паллада» и «Богатырь» увидели сидящий на камнях «Магдебург», и «Богатырь» открыл по нему огонь с дистанции 14 кабельтовых. V-26 открыл ответный огонь. Пока миноносец разворачивался и набирал ход, он получил несколько попаданий. Особенно неприятным был взрыв 152-мм снаряда в кормовой офицерской каюте. Погибли несколько человек, спасенных с «Магдебурга», и был поврежден паропровод в кормовом турбинном отделении. Скорость миноносца временно снизилась до 23 узлов, но по каким-то причинам русские его не преследовали. В 10.33 V- 26 встретился с «Аугсбургом» и передал на него раненых. Всего немцы потеряли 17 убитых, 17 раненых и 75 пропавших без вести. Из них 57 человек, в том числе командир «Магдебурга», были взяты в плен.

Но самое важное событие произошло немного позднее. Когда русские обследовали обломки крейсера, то водолазы подняли со дна трехфлажную сигнальную книгу германского флота в свинцовом переплете. В каюте командира была найдена шифровальная таблица, с помощью которой составлялись радиограммы. В каюте одного из офицеров была найдена записная книжка, где были описаны предыдущие походы «Магдебурга». С ее помощью удалось установить координаты нескольких немецких минных заграждений.

По приказу Эссена копии секретнейших документов были переданы англичанам, что сильно помогло им в начале войны. Все-таки следует заметить, что слишком часто советская историография переоценивает значение этого факта. Все победы британского флота объясняются только тем, что русские передали англичанам германские шифры. Это уж слишком смело. Немцы не раз меняли шифры за время войны. Англичане сами захватили несколько копий шифровальных таблиц с потопленных дозорных судов и сбитых дирижаблей. Вот только неизвестно, поделились ли они своими трофеями с русскими. И безусловным является то, что шифры «Магдебурга» были первыми, которые попали в руки союзников.

Гибель броненосного крейсера «Фридрих-Карл»

Немного оправившись от первого шока, русские предприняли несколько вылазок в воды, которые якобы контролировал германский флот. 1 сентября сам Эссен повел в набег в Данцигскую бухту бригаду крейсеров. В море вышли «Рюрик», «Россия», «Богатырь», «Олег» и группа миноносцев. Но погодные условия заставили малые корабли вернуться, и с крейсерами остался только «Новик». Дозорные крейсера немцев, разумеется, отошли, не приняв боя. «Новик» почему-то не сумел догнать «Аугсбург», хотя имел скорость 36 узлов против 26 узлов германского крейсера. Торпедный выстрел был произведен вдогонку уходящему неприятелю просто для очистки совести, шансов поразить цель не было даже минимальных.

После этого выпада немцы перебросили на Балтику 4-ю и 5-ю эскадры линкоров из состава Флота Открытого Моря. Наши историки пытаются доказать, что это было сделано для «усиления» морских сил Балтийского моря, но если вспомнить, какие именно корабли входили в эти эскадры «линкоров», становится ясно, что это совсем не так.

Броненосцы типов «Виттельбах» и «Кайзер» к началу войны устарели настолько, что любая попытка использовать их в бою против дредноутов Гранд Флита была настоящим самоубийством. Более того, даже устарелые «Цесаревич» и «Слава» легко могли уничтожить любой из них. Серьезным усилением было только временное появление на Балтике броненосного крейсера «Блюхер», а также броненосцев «Эльзас» и «Брауншвейг». Адмирал фон Тирпиц настаивал на окончательной передаче крейсера принцу Генриху, но уперся командующий Флотом Открытого Моря адмирал фон Поль.

Он утверждал, что это слишком ослабит его флот. Гибель «Блюхера» в бою на Доггер-банке подтвердила, что этот корабль был лишь обузой для Хиппера. Перевод на Балтику мог спасти «Блюхер».

6 сентября немцы совершили вылазку крупными силами к входу в Финский залив. «Аугсбург» столкнулся с русскими крейсерами «Баян» и «Паллада» и попытался навести и их на свои корабли. Но «Блюхер», который заметил русские крейсера, преследование тоже вел довольно вяло. Бой не состоялся.

Более важным событием стало потопление русского крейсера «Паллада» подводной лодкой U-26. Один удачный торпедный выстрел смял всю систему дозоров. Но, если русские крейсера и линкоры теперь в основном отстаивались в базах, то эсминцы проявили активность, используя главное оружие Балтийского флота — мины. В конце октября и начале ноября были поставлены несколько минных заграждений в Данцигской бухте и в других местах. Еще одним важным событием октября 1914 года стал прорыв британских подводных лодок в Балтийское море. Форсировать в военное время мелководные Балтийские проливы гораздо труднее, чем Гибралтар.

Если свой первый крупный корабль немцы потеряли самостоятельно, то причиной гибели второго стали русские мины, которые были значительно опаснее русский пушек. Как мы уже говорили, командование немецкого флота решило закупорить Либаву, для чего предполагалось затопить на входе в порт 4 брандера. Брандеры «Юлия», «Марта», «Эльфи» и «Марциал» сопровождал легкий крейсер «Любек» и 20-я полуфлотилия миноносцев — G-132, G-133, G-135. Прикрывать этот отряд планировал сам адмирал Беринг на броненосном крейсере «Фридрих-Карл». Это было очередное «усиление», которое сплавили на Балтику из Северного моря. В операции также участвовали крейсера «Амазоне», хорошо знакомый русским «Аугсбург», а также подводные лодки U-23 и U-25.

17 ноября в 1.46 в 30 милях западнее Мемеля «Фридрих-Карл» попал на минное заграждение, поставленное русскими миноносцами 5 ноября. После подрыва на первой мине крейсер слегка вздрогнул, и создалось впечатление, что он таранил подводную лодку. Однако вскоре начали поступать донесения о том, что вода затапливает различные отсеки. Адмирал Беринг сразу решил, что крейсер торпедирован английской подводной лодкой. Чтобы уклониться от повторной атаки он приказал повернуть и уходить полным ходом на запад. Однако вода прибывала слишком быстро, скорость крейсера упала до 10 узлов, и ему пришлось повернуть обратно на восток, чтобы поскорее выбраться на мелководье.

Эти танцы прямо на минах ни к чему хорошему привести не могли, и в 1.59 крейсер подорвался на второй мине. И снова взрыв приписали торпеде. Крейсер получил большой крен на правый борт и сел кормой. Вышла из строя левая машина, и скорость снизилась до 8 узлов. Руль заклинило в положении 20° на левый борт. «Фридрих-Карл» потерял управление и только описывал круги на месте. Взрывом сорвало антенны, вышли из строя динамо-машины, и крейсер лишился радиосвязи. Титаническими усилиями немцам все-таки удалось наладить связь, и в 2.50 была послана радиограмма с призывом о помощи.

Ответ пришел только через час. «Аугсбург» сообщил, что идет на помощь, но ему понадобится еще 2 часа, чтобы прибыть к месту подрыва броненосного крейсера.

«Любек» с миноносцами в это время уже находился вблизи Либавы и не мог прервать операцию.

Команда изо всех сил пыталась спасти подорванный корабль, но вода затапливала один отсек за другим. Самое неприятное заключалось в том, что перед выходом в море с корабля сняли почти все шлюпки во избежание пожаров. Адмирал Беринг горько пошутил, обращаясь к своему штабу: «Мы унесем с собой на дно последнее утешение: английские торпеды никуда не годятся». Но в 5.25 на горизонте показался «Аугсбург». К 6.35 он снял всю команду «Фридриха-Карла», кроме 8 человек, погибших при взрыве.

В 7.15 броненосный крейсер перевернулся, но все еще держался на воде. Адмирал приказал подошедшему крейсеру «Амазоне» попытаться отбуксировать «Фридрих-Карл» на мелкое место. Но это оказалось невозможно, и вскоре «Фридрих-Карл» затонул.

Этим же утром немцы получили еще один удар. Вышедший из Мемеля на помощь подорванному крейсеру пароход «Эльбинг 9» (Воениздатовская книга «Флот в Первой Мировой войне», там 1, стр. 116, называет его почему-то крейсером. Конечно, в германском флоте имелся легкий крейсер «Эльбинг», но зачем врать уж совсем идиотски?) в 8.22 попал на другое минное заграждение, взорвался и затонул со всем экипажем. Шедший в Мемель с экипажем «Фридриха-Карла» «Аугсбург» видел этот взрыв. Крейсер немедленно повернул в Нейфарвассер. Гибель «Эльбинга 9» фактически спасла «Аугсбург».

Тем временем «Любек» и миноносцы обстреляли Либаву и затопили брандеры на входе в порт. Хотя русские им не мешали, закупорить гавань не удалось. Крейсер выпустил по городу 270 снарядов, но это имело лишь моральное значение. Таким образом, операция по заблокированию Либавы немцам кроме потерь ничего не дала.

До конца года русский Балтийский флот совершил еще несколько походов к берегам Германии для минных постановок. На них уже в январе 1915 года подорвались несколько германских кораблей.

День позора, или «победа» у острова Готланд, 2 июля 1915 года

Наверное, читатель немного удивится, увидев такой заголовок над описанием боя, выигранного русским флотом. Однако эта победа была такой, что вспоминать о ней вряд ли хотел кто-либо из участников боя. Но сначала мы скажем пару слов о событиях начала года.

А начался он довольно бурно, хотя флоты противников непосредственно в бою не сталкивались. Первыми в заочной дуэли пострадали немцы. В конце января адмирал Беринг решил в очередной раз обстрелять Либаву. У немцев это стало уже чем-то вроде обязательного ритуала. 22 января в море вышли 2 германские эскадры. В первую входили легкий крейсер «Аугсбург» и миноносцы G-133, G-134, G-135, G-136. В состав второй эскадры вошли броненосный крейсер «Принц Адальберт» под флагом адмирала Беринга и миноносцы G-132, T-97, S-131, S-129. Но 24 января в 18 милях от Либавы «Принц Адальберт» сел на камни. Адмирал Эссен, узнав об этом, направил к месту аварии английскую подводную лодку Е-9. Однако, когда она прибыла, оказалось, что броненосный крейсер уже снялся с мели и ушел в Свинемюнде.

Второй эскадре повезло ничуть не больше. Русских кораблей немцы не нашли, зато на обратном пути 25 января около 2.00 в районе острова Борнхольм «Аугсбург» подорвался на русской мине. Его спасло лишь то, что мина была старого образца и содержала всего 100 кг взрывчатки. С большим трудом немцы дотащили «Аугсбург» до Свинемюнде. Ремонт крейсера затянулся до весны.

И в тот же самый день, но в 13.39 легкий крейсер «Газелле» подорвался кормой на мине севернее острова Рюген. Крейсер потерял винты, но эсминцы и его привели в Свинемюнде. Однако повреждения «Газелле» оказались более серьезными, да и сам крейсер был более старым, поэтому ремонтировать его немцы не стали. В результате за сутки, не сделав ни единого выстрела, из строя вышли 3 германских крейсера!

Однако слишком долго радоваться русским не пришлось. 13 февраля на очередную минную постановку в море вышла русская эскадра, которая состояла из броненосных крейсеров «Рюрик» и «Адмирал Макаров», крейсеров «Олег» и «Богатырь», эсминцев «Новик», «Генерал Кондратенко», «Сибирский стрелок», «Охотник», «Пограничник».

Она должна была поставить заграждение на входе в Данцигскую бухту.

Но плохая погода сыграла злую шутку с новым командиром бригады крейсеров адмиралом Бахиревым. Туман и снегопад помешали эскадре точно определиться, и «Рюрик» на 16-узловом ходу перескочил через каменистую банку у острова Фарэ.

Головной крейсер «Адмирал Макаров», имея осадку примерно на 1 метр меньше, прошел отмель благополучно, зато второй в колонне «Рюрик» распорол себе днище чуть не по всей длине. Крейсер принял 2400 тонн воды и еле добрался до Ревеля. Его осадка увеличилась почти на 2,5 метра, и он входил в порт, скребя днищем по грунту. Водолазы сразу сказали, что «Рюрику» требуется ремонт в доке. Через неделю с помощью ледоколов «Ермак» и «Петр Великий» крейсер добрался доКронштадта. При ремонте в отсеках нашли около 40 тонн камней, сорванных с банки. Добавим, что миноносцы свое заграждение поставили, несмотря на происшествие с отрядом прикрытия.

7 мая около Виндавы русские получили первое предупреждение, на которое никто не обратил внимание. Крейсера «Адмирал Макаров», «Баян», «Богатырь» и «Олег» встретили немецкий легкий крейсер «Мюнхен» в сопровождении эсминцев V-151, V-152, V-153, V-154, V-181. Стычка была недолгой, но за 10 минут русские крейсера не добились ни единого попадания, хотя первый же 203-мм снаряд мог решить судьбу немецкого крейсера.

26 мая германская подводная лодка U-26 лейтенанта фон Беркгейма торпедировала и потопила минный заградитель «Енисей». А потом Балтийский флот одержал «победу».

Итак, как же все это происходило?

Корабли германского флота решали «задачу VII» — так немцы именовали свои операции. Они планировали выставить заграждение из 160 мин в районе острова Богшер. Минную постановку должен был выполнить минный заградитель «Альбатрос», а прикрывать его должны были броненосный крейсер «Роон», легкие крейсера «Аугсбург» и «Любек», 7 эсминцев. При этом сопровождал заградитель «Аугсбург» под брейд-вымпелом коммодора Карфа, младшего флагмана германской эскадры на Балтике. «Роон» и «Любек» крейсировали южнее.

Совершенно случайно именно в это же время русский Балтийский флот предпринял попытку активной операции, хотя ее цель оставалась довольно смутной. «Пользуясь сосредоточением в Киле германского флота перед императорским смотром, совершить внезапное нападение на Мемель и путем энергичной бомбардировки повлиять на общественное мнение Германии, которое будет на это особенно чутко реагировать ввиду совпадения указанного смотра с активным выступлением нашего флота, считающегося противником совершенно пассивным». Любопытная формулировка, слишком сильно напоминающая заголовки британских газет после обстрела Хиппером Скарборо и Уитби в декабре 1914 года. Но вот, что интересно, неужели вице-адмирала Канина прельщали лавры Хиппера, которого в Англии после этих рейдов иначе как детоубийцей не называли? К участию в операции были привлечены почти все крейсера Балтийского флота. Обстрел должны были проводить «Рюрик», «Олег» и «Богатырь» и несколько эсминцев, в том числе «Новик». Прикрывать их должны были броненосцы «Слава», «Цесаревич», броненосные крейсера «Адмирал Макаров», «Баян», дивизион миноносцев и подводные лодки.

Попытка обстрела Мемеля провалилась. Дело даже не в том, что служба радиоперехвата известила Бахирева о присутствии в море германских кораблей. Операция пошла наперекосяк с самого начала. Густой туман не позволил кораблям встретиться в море и вынудил стать на якорь возле острова Вормс «Новик» и угольные эсминцы 6-го дивизиона. Бахирев решил, что им не удастся догнать крейсера и отправил «старичков» обратно. «Новик» должен был попытаться догнать эскадру. Днем 18 июня он нашел крейсера и занял место в строю за кормой «Рюрика».

Однако на этом шутки тумана не завершились. Днем 18 июня «Любек» проскочил мимо русских крейсеров на расстоянии около 10 миль. Никто никого не заметил. Примерно в 17.00 в густом тумане «Рюрик» и «Новик» оторвались от общего строя. Дальше — больше.

Около 24.00 «Новик» ухитрился потерять контакт и с «Рюриком», после чего отправился в Ирбенский пролив, где стал на якорь и в бою никакого участия не принимал. И вот здесь отличились те, кому этот день действительно следует поставить в заслугу — служба радиоперехвата Балтийского флота контр-адмирала Непенина. Она сообщила предполагаемые координаты «Аугсбурга». Бахирев повернул в указанный квадрат.

Еще до встречи с противником адмирал приказал увеличить скорость и сыграть боевую тревогу. Немцы тоже слушали переговоры русских по радио, хотя расшифровать их не могли. Карф беспечно решил, что переговоры ведут патрули в Ирбенском проливе и отправил в Либаву «Роон», «Любек» и 4 эсминца. «Аугсбург», «Альбатрос», G-135, S-141, S-142 пошли прямо навстречу «Адмиралу Макарову».

В 7.30 с флагмана Карфа заметили на SO большой дым, а после этого из тумана показались русские крейсера. Они отрезали немецкую эскадру от ее баз! Русские заметили немцев почти одновременно, дистанция не превышала 50 кабельтов. Бахирев повернул влево, приводя противника на курсовой угол 40°, и через 3 минуты после обнаружения открыл огонь. Хотя русские приняли «Альбатрос» за легкий крейсер «Ундине», исход боя казался предрешенным. Соотношение веса бортового залпа составляло 10: 1, а если учесть полнейшую неэффективность 88-мм орудий «Альбатроса», то и еще больше. Сантьяго, Цусима, Коронель, Фолкленды — нигде победитель не имел такого преимущества, которое следует назвать не подавляющим, а скорее раздавляющим.

Карф сразу понял, что ему грозит, и принял единственно верное решение. Он решил бросить «Альбатрос» и попытаться спасти крейсер и эсминцы. «Аугсбург» увеличил ход и начал склоняться влево, пытаясь проскочить под носом у русской эскадры. Он имел преимущество в скорости около 5 узлов перед русскими крейсерами, и ему удалось удрать. Германские эсминцы поставили дымовую завесу, которая ненадолго прикрыла «Альбатрос», и попытались выполнить торпедную атаку. Но ее единственным результатом стало то, что и эсминцы вырвались из капкана. «Альбатрос» форсировал машины, надеясь добраться до шведских территориальных вод.

А теперь перейдем к действиям Бахирева. Сначала он решил сделать противнику «crossing-T». Мудрый поступок, особенно учитывая соотношение сил. Потом он позволил второй полубригаде крейсеров действовать самостоятельно. В общем, правильное решение, младший флагман должен иметь свободу действий. Но в данном случае это привело к тому, что «Богатырь» и «Олег» оказались чуть севернее «Альбатроса», который попал под перекрестный огонь. Уже само по себе сосредоточение огня 4 крейсеров по одной цели затрудняло корректировку. А сейчас артиллеристы просто терялись в догадках: что они видят — свои недолеты или перелеты второй полубригады? В результате, 4 русских крейсера более часа (с 7.50 до 9.00) гнали маленький небронированный минный заградитель, но так и не сумели его утопить. «Альбатрос» получил 6 с попаданий нарядами калибра 203 мм и 20 снарядами — 152 мм. 27 человек команды были убиты, а 55 были ранены. В конце концов «Альбатрос» с креном на левый борт выбросился на камни у берега маленького острова Эстергарнхольм.

Русские крейсера прекратили обстрел поврежденного корабля, «уважая шведский нейтралитет». «Богатырь» и «Олег», не стреляя, подошли к берегу и увидели, что объятый пламенем «Альбатрос» сидит на камнях. Они сообщили адмиралу, что «крейсер „Ундине“ с креном выкинулся на берег». На этом завершилась первая фаза боя.

Почему русские не добили «Альбатрос»? Разговоры о каком-то там нейтралитете — не более чем фиговый листок. Нейтралитет уважается тогда, когда это выгодно. Вспомните историю уничтожения «Дрездена». Немцы плевали на чилийский нейтралитет, пока не прибыла британская эскадра. Тут уже Людеке превратился в поборника чистоты международных законов. Но совершенно прав был Люс, который заявил: «Мое дело уничтожить противника, а в тонкостях законов пусть разбираются дипломаты». Бахирев не посмел сказать так, снова продемонстрировав трусость и безволие высшего командного состава русского флота. В двадцать пятый раз приходится повторить: личное мужество и смелость командира — совершенно разные вещи. Практически никто из русских адмиралов командиром себя не показал.

После начала боя необходимость хранить радиомолчание отпала, и обе стороны вызвали подкрепления. «Рюрик» увеличил скорость до 20 узлов и повернул на север. То же самое сделали «Роон» с «Любеком», получив радиограмму Карфа.

Русские крейсера после боя с «Альбатросом» начали отход на NNO. За деликатными словами историка «адмирал выстроил бригаду несколько необычным образом» кроется достаточно простая истина. 4 крейсерам не хватило часа, чтобы восстановить строй правильного кильватера. В результате головным шел «Богатырь», за ним следовал «Олег».

С большим интервалом за «Олегом» шел «Адмирал Макаров», а «Баян» вдобавок ко всему оказался восточнее основной группы. Поэтому, когда около 10.00 из тумана вынырнул «Роон» и с дистанции 75 кабельтов открыл огонь по ближайшему к нему «Баяну», то русский крейсер оказался в сложном положении, так как был слабее немецкого. Шедший впереди «Роона» «Любек» обстрелял «Олега». Русские крейсера немедленно ответили.

Перестрелка длилась около 20 минут, после чего немцы повернули вправо, прервав бой.

Командир «Роона» капитан 1 ранга Гигас правильно решил, что сражаться в одиночку против 4 крейсеров противника будет неразумно. Он не мог предположить, что «Адмирал Макаров» и «Богатырь» в ходе этой перестрелки займут позицию невмешательства. В ходе второй фазы было зафиксировано только одно попадание. 210-мм снаряд «Роона» пробил борт «Баяна» и нанес ему незначительные повреждения. Перестрелка «Любека» и «Олега» закончилась совершенно безрезультатно.

Адмирал Бахирев не рискнул продолжать бой, имея 4 крейсера против 2, причем «Любек» никакой роли в бою сыграть не мог, уступая в весе бортового залпа вчетверо даже самому слабому из русских крейсеров. Русский адмирал начал отходить на север, одновременно вызывая на помощь «Рюрик», что было достаточно естественно. Но в то же время он приказал «Славе» и «Цесаревичу» выйти на поддержку к банке Глотова, то есть вызвал еще и 2 броненосца.

А впереди была еще и третья фаза боя, о которой «История Первой Мировой войны» вообще предпочла умолчать, ее вроде как бы и не состоялось. Получив приказание Бахирева «вступить в бой», командир «Рюрика» капитан 1 ранга Пышнов в 10.20 приказал повернуть в центр указанного квадрата. Через 8 минут на «Рюрике» заметили дымы вражеских кораблей, а вскоре из тумана появились и 2 силуэта. В 10.45 «Рюрик» открыл огонь из носовых башен и 120-мм орудий по «Любеку». Немецкий крейсер немедленно ответил и сразу начал отход, так как огромный «Рюрик» мог уничтожить его одним залпом. Через 5 минут был опознан второй германский корабль. Это был «Роон», на который и был перенесен огонь «Рюрика». Бой велся на дистанции 76–82 кабельтова, но броненосные крейсера попаданий не добились. Зато преуспел «Любек», который сумел всадить в «Рюрик» около 10 снарядов 105 мм, повредив надстройки броненосного крейсера. Никакого более серьезного вреда легкие снаряды причинить не могли. Русские остались твердо уверены, что добились нескольких попаданий в «Роон», на котором даже возник пожар. Немцы утверждают, что ни «Любек», ни «Роон» попаданий не получили, хотя их палубы были буквально засыпаны осколками от близких разрывов. В 10.20 Пышнов получил сообщение сигнальщика о замеченном перископе и круто повернул вправо, прекратив бой.

На этом богатый событиями день не завершился, но следующее столкновение произошло недалеко от Данцига. Перехватив одну из радиограмм Карфа, командир германской эскадры контр-адмирал Гопман решил идти ему на помощь, хотя ситуации абсолютно не знал. Около полудня 19 июня он вышел в море с броненосными крейсерами «Принц Адальберт», «Принц Генрих» и эсминцами S-138, S-139. Однако их подкараулила британская подводная лодка Е-9 под командованием знаменитого Макса Хортона (будущий командующий Командования Западных Подходов). Примерно в 14.45 он заметил 2 больших корабля в сопровождении эсминцев. Хортон начал немедленно маневрировать, чтобы выйти в атаку. Море было исключительно тихим, и противник легко мог обнаружить перископ. Но Хортон сумел сблизиться на расстояние 400 ярдов и выпустил 2 торпеды из носовых аппаратов. После этого он круто повернул влево, чтобы попытаться использовать траверзный аппарат, но его лодка, облегченная после пуска 2 торпед, выскочила на поверхность прямо под носом у оторопевших немецких эсминцев.

Хортон еще успел заметить, как его первая торпеда взорвалась под первой трубой головного крейсера. Столб дыма и обломков взлетел выше мачт. Он еще успел услышать взрыв второй торпеды, но тут лодка погрузилась, и что именно произошло, осталось для Хортона загадкой. Германские эсминцы несколько часов гонялись за Е-9, однако гидролокатор еще не появился, и все их действия вызывали только раздражение, но не тревогу.

На борту «Принца Адальберта» заметили и пузырь выстрела, и следы торпед, но расстояние было слишком маленьким, и крейсер уклониться не успел. Взрыв первой торпеды привел к затоплению носовой кочегарки и еще нескольких отсеков. Вышли из строя приборы управления огнем, заклинило руль, и немцам пришлось перейти на ручное управление. Хотя сначала все думали, что в «Принц Адальберт» попали 2 торпеды, позднее стало ясно, что вторая торпеда Хортона пошла слишком глубоко и взорвалась, врезавшись в морское дно, при этом сильно встряхнув крейсер. Поврежденный корабль дополз до Данцига, где у него на квартердеке нашли куски воздушного резервуара торпеды. Национальная принадлежность атаковавшего была установлена безошибочно. За эту атаку Хортон получил крест Св. Георгия.

И завершился бой тоже вполне достойно. Около 17.00 крейсера встретились с высланными и навстречу русскими эсминцами. В 19.30 эсминец «Боевой» заметил самый настоящий перископ. Атака эсминцев чуть было не увенчалась успехом. «Внимательный» едва не протаранил «противника». К счастью, этого не произошло, так как перископ принадлежал русской подводной лодке «Крокодил».

Попробуем подвести итоги боя. Я позволю себе процитировать статью из журнала «Гангут». «В тактическом плане главные решения адмирала Бахирева, капитанов Вердеревского, Вейса и Пышнова следует признать удачными. Эффективная стрельба крейсеров обеспечила уничтожение наиболее слабого звена эскадры Карфа — „Альбатроса“ — предопределила поспешное отступление остальных германских кораблей… Отказ от решительного преследования был вызван опасением появления превосходящих сил германского флота…»

Да и Хортон донес об атаке линкора типа «Дойчланд», похожего на злополучного «Принца Адальберта». Забудем о том, что Хортон атаковал немецкую эскадру через 4 часа после окончания боя.

Радиограмму он передал еще позднее. Забудем о паническом страхе перед подводными лодками. Рассмотрим одни только факты. Час с лишним 4 крейсера расстреливали беззащитный минный заградитель и не смогли его потопить. «Аугсбург» уклонился от боя, а 88-мм орудия «Альбатроса» можно в расчет не принимать. Фактически это была учебная стрельба по мишени, и артиллеристы Балтийского флота показали, чего они стоят. Адмирал Бахирев, имея 4 крейсера, трусливо бежит, уклоняясь от боя с «Рооном».

Перестрелка «Рюрика» с «Любеком», который уступает ему в весе бортового залпа в 20 раз (!!!), заканчивается повреждением «Рюрика». Я готов поспорить на что угодно, что в Королевском Флоте после такой «победы» весь командный состав эскадры — и адмирал и командиры кораблей — пошел бы под трибунал. Фактически эта «победа» покончила со всеми претензиями кораблей Балтийского флота на какую-то роль в этой войне.

Противник их больше во внимание не принимал и не боялся, собственное верховное командование на них больше не рассчитывало. Целый флот ушел в некую виртуальную реальность. Хорошо, что адмирал Эссен не дожил до такого позора. Он скончался 7 мая 1915 года. Пост командующего флотом занял вице-адмирал Канин.

Бои в Рижском заливе в августе 1915 года

После боя на Доггер-банке в январе 1915 года главные силы германского Флота Открытого Моря пребывали в бездействии и апатии больше года — до рейда на Лоустофт в апреле 1916 года. Но такое бездействие разлагает личный состав быстрее концентрированной серной кислоты, только этим можно объяснить появление германских линкоров летом 1915 года на Балтике. Ссылки на какие-то действия по поддержке фланга армии или обеспечению коммуникаций явно надуманны и фальшивы.

Скорее всего, это были учения, приближенные к боевым. Ведь именно с такой целью Адмиралтейство направило «Куин Элизабет» в Дарданеллы — повоевать, решительно ничем не рискуя.

Формальным объяснением была все-таки поддержка фланга армии. Немцы решили попытаться прорваться в Рижский залив и вытеснить оттуда русские корабли, тревожащие фланг 10-й армии. Непосредственно группа прорыва состояла из 4-й эскадры линкоров вице-адмирала Эрхарда Шмидта. Мы с ней уже встречались, и сильнее эти допотопные броненосцы с тех пор не стали. «Линкорам» были приданы столь же древние броненосные крейсера «Роон» и «Принц Генрих», а также легкие крейсера «Аугсбург», «Бремен», «Любек», «Тетис», 24 эсминца и миноносца, 14 тральщиков, 12 катеров-тральщиков и 2 прерывателя минных заграждений. Оперативное прикрытие выглядело гораздо солиднее. 1-я эскадра линкоров вице-адмирала Гедеке в составе, 1-я Разведывательная Группа знаменитого адмирала Хиппера, 2-я Разведывательная Группа контр-адмирала Геббингауза, 2 флотилии эсминцев под общим командованием коммодора Ресторффа, а также флотилия тральщиков. Всего немцы привлекли к операции 8 линкоров, 7 броненосцев, 3 линейных крейсера, 2 броненосных и 9 легких крейсеров, 56 эсминцев и миноносцев, 3 подводные лодки, 48 тральщиков и много кораблей других классов. Эти силы в 2 с лишним раза превосходили весь Балтийский флот, однако, большинство немецких кораблей противника так и не увидело.

Русские Морские силы Рижского залива состояли из броненосца «Слава», 4 канонерок, минной дивизии и нескольких подводных лодок. Русское командование надеялось на плотные минные заграждения, однако, как показали события, эта надежда была напрасной. При правильной подготовке и достаточном количестве тральщиков никакие минные заграждения противника остановить не в силах.

8 августа развертывание германских сил было завершено. Отряд прорыва подошел к Ирбенскому проливу. Броненосцы крейсировали западнее полуострова Сворбе, линкоры и линейные крейсера прогуливались севернее.

В 3.50 германские тральщики начали расчищать фарватер прямо по центру пролива. Непосредственно группу траления поддерживал легкий крейсер «Тетис» и 6 эсминцев. Их прикрывали броненосцы «Эльзас» и «Брауншвейг», легкий крейсер «Бремен» и 13 эсминцев. Весьма показательно то, что «грозные линкоры» вице-адмирала Шмидта так и не рискнули подойти к проливу.

Примерно в 5.10 налетел на мину, подорвался и затонул тральщик Т-52, переоборудованный из старого миноносца. Но это было только начало. В 5.38 на мине подорвался крейсер «Тетис», в 7.07 — миноносец S-144 из группы поддержки. Они были отправлены в Либаву под прикрытием миноносцев S-140 и S-147. Примерно в это же время группа русских гидросамолетов атаковала 4-ю эскадру линкоров. Бомбы разорвались примерно в 100 метрах от сопровождавшего броненосцы крейсера «Роон».

Первыми из русских кораблей около 5.00 вблизи пролива появились канонерские лодки «Грозящий» и «Храбрый», которые начали обстрел тральщиков. Потом появились эсминцы под командованием контр-адмирала Трухачева, руководившего обороной Рижского залива. Тральщики не выдержали огня и вызвали помощь. Появились «Эльзас» и «Брауншвейг», которые в свою очередь обстреляли русские корабли. В 8.45 адмирал Трухачев, не желая бессмысленно рисковать, вышел из-под огня германских броненосцев.

Около 10.30 к месту боя подошел броненосец «Слава» под командованием капитана 1 ранга князя Вяземского. Перестрелка с 2 германскими броненосцами длилась около получаса, дистанция составила примерно 85 кабельтовых — сойтись ближе противникам мешали минные заграждения. Большая дистанция вынудила Вяземского затопить часть отсеков, чтобы вызвать искусственный крен 3°. Это позволило ему увеличить дальность стрельбы орудий главного калибра. Прием достаточно широко распространенный, особенно при обстреле берега. Его применяли почти все флоты. Но что хорошо при бомбардировке неподвижной цели, может оказаться ошибочным в морском бою.

Маневренность броненосца значительно ухудшилась, что затруднило действия «Славы».

Вскоре броненосец получил попадание 280-мм снарядом. Хотя оно не причинило больших повреждений, Вяземский тоже вышел из боя.

К 11.15 германские тральщики под прикрытием огня броненосцев протралили проход во второй группе заграждений. Адмирал Шмидт уже отдал приказ своим кораблям начать выдвигаться в Рижский залив, но тут тральщики налетели на очередное минное поле. В 13.32 подорвался и затонул тральщик Т-58. Этого Шмидт уже не выдержал. По плану немцы отводили на расчистку фарватера не более 3 часов. Тральщики возились уже более 10 часов, подорвались 4 корабля, и конца заграждениям так и не было видно. Поэтому операция была временно прекращена. Тральщики отправились в Виндаву.

Наступила небольшая передышка, которую русские использовали для усиления минных заграждений. Следующие столкновения произошли 10 августа.

Сначала очередную «побудку» устроили русским миноносцам германские броненосные крейсера. «Роон» и «Принц Генрих» в сопровождении «Любека» и «Бремена» рано утром подкрались к полуострову Сворбе и в 3.30 обстреляли стоящие на якоре под берегом русские корабли. Миноносцы в панике снялись с якоря, каким-то чудом избежав столкновений. Немцы выпустили около 200 снарядов, но добились только 2 попаданий в корму «Сибирского стрелка». Повреждения были совершенно незначительными. На берегу пострадали самолетные ангары. Положение спасли подводные лодки. Русская лодка «Гепард» и английская Е-1 атаковали корабли контр-адмирала Гопмана. Хотя все 3 торпеды прошли мимо, немцы поспешили удалиться.

В этот же день небольшую перестрелку имел отряд Хиппера. Адмирал Шмидт придал ему легкие крейсера «Аугсбург» и «Пиллау», а Геббингауз получил эсминцы V-99 и V-100.

Обе разведывательные группы направились на север. Возле маяка Утэ они заметили русские крейсера «Рюрик», «Баян», «Адмирал Макаров» и «Богатырь». Принимать бой с линейными крейсерами было бы глупо, и русские скрылись в шхерах. Хиппер не рискнул преследовать их, опасаясь мелей и мин. «Фон дер Танн» дал пару залпов по немного отставшему «Баяну», тем дело и закончилось. После этого он обстрелял маяк Утэ, выпустив 62 снаряда калибра 280 мм и 60 снарядов 150 мм. Русская береговая батарея открыла ответный огонь, и линейный крейсер получил 152-мм снаряд в носовую трубу. В этот момент появилась русская подводная лодка «Дракон», которая попыталась атаковать легкий крейсер «Кольберг». Хиппер решил не испытывать судьбу и отошел.

Вторую попытку форсировать Ирбенский пролив германский флот предпринял 16 августа. На сей раз прикрывать тральщики должны были линкоры «Нассау» и «Позен».

Похвальбу, будто немцы бросили в бой линкоры только потому, что их броненосцы не могли справиться со «Славой», мы назовем немного легкомысленной. Я полагаю, что эта замена была вызвана желанием не отогнать броненосец, а уничтожить его. Огневой мощи «Эльзаса» и «Брауншвейга» для этого не хватало, так как «Слава» успевала отойти.

Вообще, со вторым этапом операции связано много лжи. Например, наши историки любят писать, что немцы держали в резерве в Либаве 5 линейных кораблей типа «Виттельсбах» и 2 линейных корабля типа «Верт» («Флот в Первой Мировой войне», том 1, стр. 178). С таким же успехом немцы могли держать в резерве греческие галеры! О «линкорах» типа «Виттельсбах» мы уже писали. В конце концов, смотрите справочник в первом томе нашего издания. Броненосцы береговой обороны типа «Верт» там тоже упомянуты.

Добавим лишь одно: за древностью и ветхостью этих кораблей немцы просто опасались выводить их в море. Но чего не сделаешь для живописания подвигов русского слона, который всегда был самым сильным в мире.

В 4.00 германские тральщики начали работу. На сей раз их прикрывали легкие крейсера «Пиллау» и «Бремен». Линкоры «Нассау» и «Позен» стояли на якорях с опущенными противоторпедными сетями в окружении миноносцев. Все-таки подводные лодки союзников изрядно напугали немцев. В 11.45 на мине подорвался и затонул тральщик Т-46.

Около 12.00 к проливу подошли русские корабли. Броненосец держался ближе к берегу, обстреливая основную группу тральщиков, а канонерки находились немного к северу.

Тральщики временно прекратили работу и отошли. На помощь им пришел крейсер «Бремен», который открыл огонь по русскому броненосцу. «Слава» вышла из-под обстрела (Вот он, символ действий Балтийского флота! Броненосец драпает от легкого крейсера, который может уничтожить одним залпом. Ссылки на дальность стрельбы не что иное, как наглая и глупая ложь. 105-мм орудия «Бремена» ни при каких условиях не могли сравняться с 305-мм орудиями «Славы».). Командир приказал заполнить водой отсеки правого борта, чтобы увеличить угол возвышения орудий главного калибра.

Оправившись от испуга, князь Вяземский вернул броненосец в бой. Разумеется, «Бремен» был вынужден отойти. Ему на смену пришли «Позен» и «Нассау», которые открыли огонь с дистанции 115 кабельтовых. Однако около 18.00 начало темнеть, и германские тральщики прекратили работу.

В ночь на 17 августа германский командующий направил в Рижский залив эсминцы V-99 и V-100 для атаки броненосца «Слава». Под прикрытием темноты германские эсминцы пошли вдоль самого берега. В 19.55 они встретили в проливе эсминцы «Генерал Кондратенко» и «Охотник». Перестрелка длилась около 5 минут, после чего противники потеряли друг друга из виду. Но русские эсминцы подняли тревогу, и немцы никого в заливе не нашли. В 1.10 около входа в Аренсбургсую бухту, где обычно стояли русские корабли, V-99 и V-100 имели столкновение с эсминцами «Украина» и «Войсковой». Бой велся на дистанции всего 3 кабельтовых и длился 3 минуты. Немцы, не видя своей главной цели, сразу ушли.

Уже на обратном пути в Ирбенском проливе их перехватил эсминец «Новик». Бой начался в 4.15 и длился 17 минут. Вот как описывает его командир «Новика» капитан 2 ранга М. А. Беренс: «Я увидел прямо по курсу во мгле два корабля. Пробил боевую тревогу и, подойдя ближе, определил 2 больших неприятельских миноносца, трехтрубных, двухмачтовых, по типу подходящие к аргентинским миноносцам, строящимся в Германии. Миноносцы, видимо, заметили „Новик“ и пошли прямо на него большим ходом. Тогда я склонился влево настолько, чтобы могли действовать все орудия, и открыл огонь с 47 кабельтовых при ходе 17 узлов. Неприятельские миноносцы легли на параллельный курс и сейчас же открыли ответный огонь.

Уже третий наш залп дал накрытие, и мы перешли на беглый огонь по головному миноносцу. У него была сбита средняя труба, из основания которой повалили клубы черного дыма. Одновременно возник пожар на юте, мой эсминец уменьшил ход.

Я перенес огонь на другой миноносец, который, пройдя между „Новиком“ и подбитым кораблем, прикрыл его завесой густого белого газа, выходящего с кормы. До этого второй корабль противника получил несколько попаданий и у него был замечен пожар. Лег курсом прямо на него, и когда из-за завесы показался первый эсминец, снова открыл по нему огонь, изменив соответственно курс. Через 2 минуты у него был замечен пожар в середине корабля, и он начал жаться к берегу, прикрываемый вторым кораблем.

Преследовать их не мог, ли так как в это время уже подходил к ограждающей вехе — за ней находилось русское минное заграждение. С уменьшением хода провожал огнем до выхода из предела действительной стрельбы. Возле Михайловского маяка головной эсминец, который все еще горел в двух местах, начал сильно погружаться кормой, выпуская светящиеся ракеты — белую и красную… Спустившаяся мгла не дала возможности проследить его дальнейшую судьбу».

Дальнейшая судьба V-99 прекрасно известна. Эсминец наскочил на мину, и, чтобы не затонуть, был вынужден выброситься на берег. В германские корабли попали 11 снарядов, на них погибли 17 человек и 39 были ранены. «Новик» получил попадания нескольких осколков от близких разрывов. Хотя результат боя совершенно ясен, с его описанием ясно далеко не все. Минный офицер эсминца Г. Граф пишет, что корабль израсходовал всего 23 снаряда. Меткость около 50 %? Это ведь совершенно неслыханно, прецедентов в истории военно-морского искусства всех времен и народов просто нет. И что это за беглый огонь, когда за 17 минут из 4 орудий выпускается 23 снаряда? Посчитайте скорострельность сами, помня при этом, что русские 102-мм орудия могли делать 15 выстрелов в минуту.

В общем, 17 августа немцы возобновили траление пролива. Броненосец «Слава» снова вышел к проливу, но теперь германские линкоры стреляли метче. Броненосец получил 3 попадания 280-мм снарядами, которые причинили ему серьезные повреждения. Один снаряд разорвался под кормой «Новика». Русские отошли, так как дальнейшие попытки удержать немцев привели бы к бессмысленной гибели кораблей. 18 августа к 15.30 германские тральщики завершили расчистку фарватера.

На следующее утро германские корабли вошли в Рижский залив. Но еще до того произошло событие, поставившее под вопрос всю судьбу операции. 19 августа в 8.10 британская подводная лодка Е-1 капитан-лейтенанта Лоренса заметила линейные крейсера Хиппера между островами Фарэ и Эзель. Лоренс попытался торпедировать головной корабль, но его торпеда попала в шедший вторым в строю «Мольтке». Хиппер был вынужден уйти в Данциг. С этим эпизодом связаны 2 примера лжи советских известных писателей. Именно лжи, потому что в невежестве я их упрекнуть не смею.

Пикуль заявил, что «Мольтке» торпедировала русская подводная лодка. Колбасьев был хитрее. Он написал, что русская лодка могла торпедировать «Мольтке», но не стала стрелять, так как это мог оказаться русский броненосец «Слава». Но даже беглый взгляд на карту показывает, что с таким же успехом можно было отказаться от атаки в Балтийском море на том основании, что на рейде Владивостока тоже находятся русские корабли. Следует говорить о вопиюще низком уровне подготовки русских подводников. Но об этом мы подробнее поговорим в следующей нашей книге.

19 августа около 19.30 германские корабли вошли в Рижский залив. И снова показало себя русское головотяпство. Русское командование отправило на разведку эсминец «Новик», который столкнулся с легким крейсером «Пиллау». Эсминец отошел к Моонзундскому проливу. Канонеркам «Кореец» и «Сивуч» повезло меньше. Около 19.30 они натолкнулись на крейсер «Аугсбург» и 2 эсминца. Немцы вызвали на помощь линкоры, и в 20.30 в сопровождении 7 эсминцев появились «Позен» и «Нассау». Исход боя сразу стал ясен. «Сивуч» был буквально разнесен на куски, «Кореец» скрылся в Перновском заливе, где выбросился на берег. И никто не спросил с адмирала Максимова, который отвечал за оборону Рижского залива, за гибель 2 кораблей.

В ночь на 20 августа подорвался на мине и затонул германский эсминец S-31, который находился в дозоре между островом Руно и мысом Домеснес. Немцы затопили на входе в Пернов (Пярну) 3 брандера. Эту операцию бессмысленную прикрывали крейсер «Грауденц» и эсминцы V-28, S32, V-108, V-183. Бессмысленную потому, что русские все равно не пользовались гаванью Пернова.

В итоге, немцы ушли из Рижского залива. Они потеряли эсминцы V-99 и S-31, тральщики Т-46, Т-52 и Т-58. Линейный крейсер «Мольтке», крейсера «Тетис» и «Аугсбург», эсминцы V-100 и S-144, тральщик Т-77 были повреждены. Русские потеряли канонерки «Кореец» и «Сивуч», были повреждены броненосец «Слава» и эсминец «Сибирский стрелок». Вместо легкой прогулки немцы получили тяжелую и кровопролитную битву.

Да, они прорвались в Рижский залив, но ведь они не собирались там оставаться! В итоге все потери немцев оказались бесполезны.

Эта операция могла бы иметь смысл, если бы русское командование осознало ее значение. Немцы показали, что никакие минно-артиллерийские позиции не в состоянии остановить подготовленный флот, которым командуют настоящие адмиралы, а не заведующие доками. Фактически это означало крах всей стратегической концепции русского Балтийского флота. Не неудачный план кампании или ошибочное оперативное решение, а именно ошибочность исходных постулатов. Однако русские адмиралы этого просто не заметили… Блаженны нищие духом!

ПРИЛОЖЕНИЕ

Состав сил германского флота

1-я эскадра линкоров «Остфрисланд», «Тюринген», «Гельголанд», «Ольденбург», «Позен», «Рейнланд», «Нассау», «Вестфален»

1-я Разведывательная Группа «Зейдлиц», «Мольтке», «Фон дер Танн»

2-я Разведывательная Группа «Штральзунд», «Пиллау», «Регенсбург», «Грауденц»

Гибель 10-й флотилии эсминцев

Завершился 1915 год для немцев так же неудачно, как и начался. 7 ноября в районе острова Борнхольм легкий крейсер «Ундине» был торпедирован британской подводной лодкой Е-19 капитан-лейтенанта Кроми (Зверски убит чекистами во время захвата британского посольства). Получив попадания 2 торпед, старый крейсер затонул.

В ночь с 15 на 16 декабря русские эсминцы «Новик», «Победитель» и «Забияка» поставили под Виндавой 150 мин. Уже на следующий день на него попала германская эскадра в составе легкого крейсера «Бремен» и эсминцев V-186 и V-191. Первым в 17.45 подорвался и затонул V-191. Через 19 минут на 2 минах подорвался «Бремен». Оба взрыва произошли в носовой части корабля. Крейсер быстро затонул, унеся с собой 11 офицеров и 187 матросов. Но и это еще не все! 23 декабря на том же заграждении погибли сторожевик «Фрейя» и эсминец S-177.

Поэтому в следующей кампании обе стороны действовали не слишком решительно. В 1916 году на море произошло только одно значительное событие, зато какое! На русских минах погибла целая флотилия новейших германских эсминцев. Но это произошло лишь осенью, и до того случилось достаточно много разных мелочей.

В течение 1915 года Балтийский флот значительно усилился. Новые линкоры, вошедшие в строй в конце 1915 года, завершили боевую подготовку и теперь могли считаться полностью боеспособными. В 1916 году в строй вошли 10 новых эсминцев типа «Новик» и 10 новых подводных лодок. Была изменена организационная структура Балтийского флота. Однако уже ничто не могло повернуть закаменевшие мозги Моргенштаба. Опыт полутора лет войны так и убедил паркетных адмиралов ставки, что немцы совершенно не собираются прорываться в Финский залив. В плане кампании на 1916 год ставка в очередной раз с твердокаменным упрямством потребовала «не допускать проникновения противника к востоку от главной морской нарген-порккалауддской позиции в Финском заливе». Действия флота должны были подчиняться выполнению этой главной задачи, а все остальные считались второстепенными. Против всех ожиданий неприкрытая трусость оказалась полезной.

В марте ставка утвердила план создания передовой минно-артиллерийской позиции. И в конце мая русские заградители поставили первые 993 мины между островами Эре и Даго.

Впоследствии, это заграждение разрослось, было поставлено в общей сложности 5189 мин. Была подновлена и центральная минно-артиллерийская позиция, где были выставлены 2165 мин. Были поставлены крупные заграждения в Ботническом заливе и в районе Аландских островов. Но паника в штабах была так сильна, что возник план создания еще и тыловой позиции в районе Нарвы.

Именно на передовое заграждение напоролись германские эсминцы. Твердая уверенность немцев в полнейшей пассивности русского флота начала толкать их на безрассудные поступки. Было решено провести вылазку в западную часть Финского залива и обстрелять Балтийский порт.

В набег была отправлена 10-я флотилия эсминцев, состоявшая из 11 новейших кораблей постройки 1914-16 годов. Прикрывали ее 3 легких крейсера и более старых эсминцев, державшихся западнее острова Даго.

Наверное, лучше всего о том, что произошло в ночь с 10 на 11 ноября 1916 года, расскажет главный пострадавший, командир 10-й флотилии капитан 2 ранга барон фон Витинг (К сожалению, приходится использовать очень старый перевод, сделанный моряком, а не профессиональным литератором. Поэтому текст выглядит довольно топорно).

«Это было 27 октября (Старый стиль). Бешеным ходом неслись 11 миноносцев X флотилии под моим командованием внутрь Финского залива навстречу неприятелю. Что может быть лучше!

В моем распоряжении — храбрые, закаленные войной офицеры и команды. Они слепо доверяют друг другу и в трудные минуты работают рука об руку.

Их томит нетерпение столкнуться с врагом, сразиться во имя победы и славы Германии. Моя флотилия состоит из новейших, лучших миноносцев.

Нам поставлена цель — уничтожение неприятельских кораблей, цель, которою должен гордиться каждый истый моряк.

Правда, задание очень нелегкое и рискованное. Адмирал, пославший нас, взял на себя тяжелую ответственность. Но это уже не наше и не мое дело.

Мы знаем, что русские понаставили много мин в своих водах, но счастье сопутствует риску, отчего бы ему не улыбнуться и нам!

Итак, вперед! „Курс — Ost, ход — 21 узел, строй — кильватер“, — так гласил мой приказ с наступлением темноты.

В бесконечно длинной колонне шли миноносцы за головным S-56. Такой строй был избран, чтобы по возможности предохранить себя от мин.

Расстояние между каждым из миноносцев — 300 метров. Сзади видны только 3 миноносца; остальные теряются в темноте. Это неудобно, но ничего не поделаешь, недаром вся линия, от головного S-56 до концевого корабля, растянулась более чем на 3000 метров.

Погода благоприятная: луна скрыта облаками, и море спокойно.

В 20.38 передают морзянкой, что задние миноносцы отстали. Пришлось повернуть, чтобы узнать, что случилось. Трех задних миноносцев нет: S-57 (доблестный старший лейтенант Притвиц, впоследствии погиб), V-75 (капитан-лейтенант Менхе) и G-89 (капитан-лейтенант Заупе) больше не видно. Наконец по линии с заднего миноносца передают, что один из них подорвался на мине.

Это было печальное начало. Но что делать! Долгие поиски в темноте этих миноносцев, которые теперь остались где-то далеко на западе, все равно ни к чему не приведут. Кроме того, ведь при пострадавшем, согласно ранее отданному распоряжению, остались 2 миноносца.

Повернули опять и с остальными идем дальше на восток. Только позже удалось узнать подробности того, что случилось. Оказывается, на V-75 под командирским мостиком взорвалась мина, и кочегарки быстро наполнились водой. На помощь к нему подошел S-57. Вдруг раздался новый страшный взрыв, которым V-75 был разорван на три части. Этим же взрывом на S57 срывает главный паропровод, а вскоре он сам попадает на мину и гибнет. G-89 спасает с обоих миноносцев их экипажи.

Между тем флотилия продолжает свой путь 21-узловым ходом. В 10 часов мы с большим трудом открыли остров Оденсхольм и определились, чтобы точно знать свое место во время предстоящей операции. Наконец, от G-89 приходит радио, что V-75 и S-57 погибли.

Я сейчас же хотел приказать, чтобы 3 миноносца пошли ему на помощь, так как он имел на себе 3 комплекта команды, но в это время приходит второе радио, что G-89 повернул на запад и имеет ход 30 узлов. Тем лучше. Значит, я могу спокойно продолжать путь с 8 миноносцами. Пусть успех операции вознаградит нас за потерю 2 кораблей.

Но где же неприятель? Или он опять предательски предупрежден о нашем набеге? Ни одного корабля, ни одного дозорного судна, хотя мы уже давно в Финском заливе. Это обидно…

Для того, чтобы сделать хоть что-нибудь, я решаю войти в Рогервик и обстрелять укрепленный Балтийский порт. Возможно, что в его гавани стоят неприятельские корабли. 5 миноносцев я оставляю перед бухтой, а с G-90 (капитан-лейтенант Херимнг), S-59 (капитан-лейтенант Клейн) и S-56 (бравый и жизнерадостный капитан-лейтенант Крех, впоследствии тоже погиб) я вхожу в бухту Рогервик. Заграждение, очевидно, поставлено в самой бухте.

Осторожно проходя вплотную к форту с восточной стороны, мы подходим к молу на расстояние 600 метров. Ни одного корабля нет. Как это досадно! Что же, остается обстрелять только военные сооружения.

Бедный Балтийский порт! Напрасно там чувствуют себя так спокойно за минными заграждениями. Какой переполох поднялся, вероятно, в нем, когда в 1.30 ночи 6 прожекторов вдруг неожиданно забегали своими лучами взад и вперед и началась ужасная бомбардировка. Но „варвары“ обстреливают только сооружения в гавани, склады, сараи и подобные постройки и щадят мирный город… Выпущены 162 разрывные гранаты; результат — солдаты и лошади убиты, а военные сооружения превращены в развалины…

После этого выходим из бухты и, дав 26 узлов, несемся на запад. Там, за минным полем, в условленном месте нас ждут наши легкие крейсера. Чтобы не попасть на то место, где взорвались S-57 и V-75, я немного меняю курс.

Вдруг за последним миноносцем нашей колонны блеснули вспышки, и послышался грохот орудий! Итак, неприятель все-таки нас открыл и напал на задние миноносцы! Самый полный ход вперед! Скорее на помощь! В этот момент у второго миноносца (капитан-лейтенант Херинг) поднимается огромный столб воды. Кругом больше ничего не слышно. На самом миноносце — образцовое спокойствие. Проходя мимо G-90, я узнаю подробности несчастья. Оказывается, мина взорвалась под турбинами. Это уже третий миноносец.

S-59 (капитан-лейтенант Клейн), подойдя к борту G-90, принимает его команду, а тот тем временем тонет. Не успело еще остыть впечатление от этой потери, как прожектор заднего миноносца, прорезая своими лучами темноту, ночи, начинает сигналить. С отчаянием читаем: „V-72 ММ“. Это означает попадание миной. Нет, это не подводные лодки — это мины! Но ведь это ад, куда мы попали! Я подхожу к V-72 (бравый капитан-лейтенант барон фон Редер позже тоже погиб). У его борта уже стоит V-77 (капитан-лейтенант Стратман), который снимает команду. Довести подорванные миноносцы до порта нечего и думать: они настолько повреждены, что еле держатся на воде.

Итак, S-57 и V-75 погибли на пути вперед, а теперь погибли G-90 и V-72. От гордой флотилии остается всего 6 миноносцев. Что-то еще готовит нам судьба!

Тем временем G-89 благополучно подошел к крейсерам.

Продолжаем путь на запад. Но не успели еще все миноносцы соединиться, как сзади меня снова вспыхивает ужасное „ММ“. Это S-58 (капитан-лейтенант Херман, позже погиб).

И этот миноносец так сильно поврежден, что больше не в состоянии держаться на воде. В его отсеки вливается огромное количество воды, и он вдруг опрокидывается. Слава богу еще, что большая часть команды уже на S-59.

Что за страшная ночь! Кругом темнота, погода все портится, а за заграждениями, наверное, нас ждет со своими флотилиями неприятель. Среди же этого чертова котла — только мины, против которых нет защиты.

Вдруг опять зажигается прожектор: „ММ“. Значит, опять надо, рискуя собой, снимать людей с подорвавшегося миноносца, а затем, что наиболее обидно, он погибнет со своими торпедами, которые, однако, потонут не сразу.

Увы, они должны потонуть, так как мы их не можем взять с собою, иони не должны плавать на поверхности, чтобы не попасть в руки русских. Весь этот ужас скрашивается только благодаря мужеству, проявляемому офицерами и командами.

Но не время для размышлений! Всем довольно работы: и миноносцам, которые тонут, и тем, которые спасают. Мне самому то и дело приходится отдавать приказание за приказанием и по возможности вести миноносцы так, чтобы и остальные не наткнулись на мины. Курс держим на юг, так как мне он кажется самым безопасным. Вероятно, заграждения расположены именно по этому направлению, а следовательно, мы будем идти параллельно ему.

Разумеется, те, которые подходят к борту подорвавшегося миноносца, сами подвергаются огромной опасности, но другого выхода нет. Если бы еще точно было известно расположение заграждения, тогда все миноносцы остались бы за ним, а спасение велось при помощи шлюпок. Но раз вокруг мины, то для меня как начальника может быть только 2 решения: или предоставить подорвавшийся миноносец его собственной участи и с другими стремиться полным ходом выйти с минного поля, или посылать миноносец к борту пострадавшего снять экипаж, находясь поблизости, наготове помочь и второму, если он попадет на мину. Первое решение мне, как германскому офицеру, не могли прийти даже на ум. Таким образом, оставалось только последнее.

Спасение шлюпками тянется слишком долго. Уже более часа S-59 перевозит ими команду S-58. Он не может подойти к самому борту, ибо на поверхности рядом с ним видны мины. Все это время остальные миноносцы держатся тут же, на минном поле.

Наконец S-59 готов и идет за остальными миноносцами. Но не успевает он пройти и тысячи метров, как его постигает та же судьба. Сквозь темноту ночи опять сверкает зловещее „ММ“.

Теперь уже я сам иду к борту S-59. Очень неприятное плавание. Вот я вижу 2 большие мины плавающие на поверхности, почти рядом с S-59. Скорее к борту, взять команду, и прочь от тебя, доблестный корабль! Ты слишком тяжело поврежден, чтобы тебя можно было довести домой. S-59 уже имел на себе два лишних состава, а поэтому, когда S-56 пришлось снять с него всех людей, на нем оказалось три лишних комплекта. Всего на нашем борту находилось теперь почти 400 человек. Но как хорошо держат себя люди! Ни страха, ни злобы, ни слова упрека. Даже нет торопливости при пересадке. Все идет как на учении. По временам слышатся возгласы: „Сперва возьмите раненых, а потом перейдем и мы“. Да, это были надежные люди.

Я еще имею 4 миноносца! Неужели еще не конец этой дьявольской ночи? Нет! Мы все пока на минах. Довольно размышлений! Они не помогут.

Скорее, как можно скорее прочь из этих злых вод. Дальше, дальше на запад с S-56, V-76, V-77 и V-78 со скоростью 27 узлов! Одно утешение: стало светать. Но бедам еще не пришел конец. Вдруг опять тихий звук взрыва под последним миноносцем, V-76 (капитан-лейтенант Яспер). Высокий столб воды, и „MM“. V-77 спасает экипаж, a V-76 тонет.

Осталось только 3 миноносца. Одиноко и грустно мы ищем правильный путь домой и на этот раз находим… Удивительным стечением обстоятельств S-56 избежал всех мин, хотя как флагманский шел в голове кильватерной колонны. Наконец и с ним произошло несчастье, но, правда, без тяжелых последствий. Неожиданно лопнула одна из труб, и из котлов ушла почти вся вода. Миноносец принужден остановиться. Сейчас же к нему на помощь подходят V-77 (капитан-лейтенант Стратман) и V-78 с моим верным начальником полуфлотилии капитан-лейтенантом Регенсбургом и храбрым командиром корабля капитан-лейтенантом Кранцем. Они отшвартовываются к бортам и дают воду. Исправление аварии длится почти час. Кругом все еще мины.

Наконец мы на чистой воде, заботы о сохранении миноносцев в целости окончены, и навстречу нам идут другие миноносцы. Они высланы контр-адмиралом Лангемаком, находящимся на „Кольберге“. Вскоре и он сам встречает нас приветственным сигналом, трогающим душу и сердце.

Неприятеля мы так и не видели. Как выяснилось позже, он даже не выходил в море. Проклятая, злая ночь была позади нас!

Из 11 миноносцев осталось только 4: S-56, V-77, V-78 и G-89. Я, мои офицеры и команды переживали тяжелые минуты. Но мы сделали все, что могли, и это сознание утешает нас.

Война требует жертв. Правда, мы не потопили ни одного неприятельского корабля, но зато все же разрушили важные сооружения Балтийского порта и проникли в те воды, где русские чувствовали себя в полной безопасности.

Отныне они должны быть всегда готовы к таким же случаям, как этот. Все же наше дело имеет большое значение, так как неприятель как раз подготовлял перевозку войск из Ревеля в Ригу, что для нашей армии тогда было очень невыгодно.

В эти тяжелые часы мы, офицеры и команды X флотилии, научились понимать и ценить друг друга. Ни слова, ни действия, ни приказания не омрачают память об этих часах тесного, самоотверженного и светлого единения.

Со скорбью донося о потере стольких миноносцев, с гордостью за личный состав и в надежде, что с такими офицерами и командами мне придется принять участие в других операциях, я закончил рапорт так:

„Краткие промежутки между взрывами, частая гибель миноносцев и ежеминутное сознание возможности погибнуть требовали от офицеров и команд огромного самообладания, граничившего с подвигом.

С чувством гордости я как начальник флотилии могу донести о выдающемся поведении офицеров и команд. Люди соперничали в выдержке и спасали прежде всего раненых. Все маневры, спасение людей и подготовки к взрывам производились с величайшим самообладанием и тщательностью.

Только такому примерному, хладнокровному и доблестному поведению офицеров и команд можно приписать то, что общие потери были всего 16 убитых“».

Каким-то образом объяснить или оправдать эту операцию просто невозможно, и совершенно правы были русские офицеры, которые назвали эту вылазку форменным безумием. Но, если командование германского флота, прекрасно зная о минных заграждениях, послало на верную гибель свои корабли — это их, немцев, проблемы. «Все то хорошо, что к победе ведет. Война есть война, остальное не в счет», — сказал Фирдоуси в поэме «Шах-Наме».

Береговые посты сообщили о многочисленных взрывах, напоминающих артиллерийскую канонаду. Из Рогокюля в море вышел «Новик» вместе с 1-м и 5-м дивизионами эсминцев, всего 12 кораблей, однако, разумеется, никого не нашел.

В эту ночь германский флот получил ощутимый удар, но мне не хочется соглашаться с теми историками, которые называют колоссальные потери немцев свидетельством прочности обороны Финского залива. Корабль, попав на минное поле, может взорваться и затонуть. Это аксиома, не требующая подтверждений. И крепость обороны проверяется не припадочным идиотом, который бьется лбом в стену, а умным и умелым врагом. Барона фон Витинга ни к умным, ни к умелым отнести нельзя.

Операции на германских коммуникациях в 1916 году

Имея подавляющее превосходство в силах, Балтийский флот тем не менее не сумел создать серьезной угрозы морским коммуникациям противника. Немцы продолжали беспрепятственно получать из Швеции железную руду. При этом не прекратились перевозки даже из портов Ботнического залива, который находился совсем недалеко от русских баз в Финляндии.

И все-таки в 1916 году, когда линейные корабли Балтийского флота даже не высовывали носа из портов, легкие силы совершили несколько попыток атаковать германские торговые суда.

Английское посольство в Стокгольме предупредило русских, что 5, 10 и 13 июня в Германию на нескольких транспортах будет отправлено 84000 тонн железной руды.

Командующий Балтийским флотом решил «произвести обследование района Лансорт — Готланд — северная оконечность о. Эланд с целью уничтожения обычно находящихся в этом районе дозорных и сторожевых судов, караван которых, в частности с большим грузом железной руды, должен выйти из Лансорта к югу в 19–20 часов 28 мая» (По старому стилю).

Для выполнения задачи был сформирован отряд особого назначения. В него вошли крейсера «Рюрик», «Олег» и «Богатырь» под прикрытием эсминцев 6-го дивизиона — «Стерегущий», «Страшный», «Украина», «Войсковой», «Забайкалец», «Туркменец-Ставропольский», «Войсковой». Отрядом командовал контр-адмирал Трухачев. 1-й дивизион эсминцев под командой контр-адмирала Колчака действовал самостоятельно.

Серия поломок и общая неразбериха привели к тому, что Колчак на «Новике» вышел в море один! Лишь позднее к нему присоединились «Гром» и «Победитель». Кроме этих кораблей на параллели острова Даго был развернут 7-й дивизион эсминцев — «Внушительный», «Внимательный», «Боевой», «Инженер-механик Дмитриев», «Бурный», «Инженер-механик Зверев».

13 июня вечером отряд подошел к шведскому берегу. Крейсера шли противолодочным зигзагом, впереди них был развернуты эсминцы 6-го дивизиона. К этому времени 7-й дивизион был отпущен домой. В 22.00 корабли 1-го дивизиона получили приказ двигаться в Норчепингскую бухту, они отделились от отряда и увеличили скорость до 25 узлов.

В 23.15 эсминцы заметили конвой, шедший вдоль берега на юг. Он состоял из 12–14 транспортов под прикрытием вспомогательного крейсера «Герман» и нескольких сторожевиков. Конвой шел с включенными огнями, и Колчак (Интересно заметить, что тот же самый «Флот в Первой Мировой войне», описывая этот бой, ни разу фамилию адмирала не называет) засомневался относительно их национальной принадлежности. Но все-таки адмирал приказал идти на сближение.

Чтобы разобраться, чьи же это корабли, Колчак приказал дать предупредительный выстрел. Конвой на него не отреагировал. Тогда был сделан второй выстрел. Этого немцы уже не выдержали. С одного из судов были выпущены цветные ракеты, и суда бросились врассыпную к шведским территориальным водам. Эсминцы открыли огонь.

Колчак повернул на северо-запад, чтобы не упустить корабли охранения, и самый крупный из них, который замыкал строй. Бой велся на дистанции пистолетного выстрела.

Несколько транспортов загорелись. Вспомогательный крейсер «Герман» (или судно-ловушка, как его иногда называют) под градом снарядов потерял ход. Хотя он был вооружен 4 — 105-мм орудиями, русские эсминцы быстро вынудили их замолчать.

«Новик» выпустил с дистанции 1 кабельтов 2 торпеды, которые попали в «Герман», но не взорвались. Точно так же не взорвалась и 2 торпеды, выпущенные «Громом». Этот эсминец отошел на расстояние 3 кабельтова и выпустил третью торпеду. Она попала в корму «Германа» и взорвалась. Германский корабль затонул почти со всем экипажем. «Новик» подобрал 9 человек из его экипажа.

В 0.15 бой закончился, и эсминцы повернули назад. Русские были убеждены, что потопили «Германа», 2 вооруженных траулера и от 2 до 5 транспортов. Немцы признали потерю только «Германа». С «Новика» заметили 2 плавающие торпеды и решили, что эсминец атакован германской подводной лодкой. Сказать точно, что это было, нельзя до сих пор.

При анализе результатов боя следует отметить безобразные действия русского командования. Трухачев, как это часто бывало с нашими адмиралами, соблюдал строжайший нейтралитет, даже не обозначив свое присутствие. Колчак увлекся перестрелкой с кораблями охранения, забыв, что его главная задача — уничтожение транспортов. Он также должен был отрезать германские суда от берега. В результате русский флот одержал очередную «блестящую победу».

Вернуться на рейд Утэ отряду особого назначения сразу не удалось, так как германский подводный заградитель UC-4 выставил на подходах к рейду 12 мин. Крейсерам пришлось болтаться в море, дожидаясь, пока тральщики расчистят фарватер.

Вторая попытка атаковать немецкие конвои завершилась еще большим конфузом. 18 июля штаб флота разработал план новой операции. Снова был создан отряд особого назначения. На сей раз его основу составили корабли 2-й дивизии крейсеров контр-адмирала Куроша. Он же командовал и всей эскадрой. Она была собрана буквально по кусочкам: крейсера 2-й бригады «Громобой» и «Диана»; эсминцы 1-го дивизиона «Победитель», «Орфей» и «Гром»; эсминцы 4-го дивизиона «Охотник» и «Генерал Кондратенко»; эсминцы 5-го дивизиона «Эмир Бухарский», «Доброволец», «Москвитянин». К операции также привлекались несколько подводных лодок.

28 июля штаб флота получил сообщение, что следующий германский конвой будет завтра проходить в районе Лансорта примерно в 19.00. При этом в охранении конвоя предполагались 2 броненосных крейсера и 2 миноносца. Получив эти сведения, командующий флотом приказал 2-й бригаде линкоров, в которую входили броненосцы «Император Павел I» и «Андрей Первозванный», находиться в готовности к выходу в море.

28 июля в море вышли подводные лодки «Барс», «Тигр» и английская Е-9. В ходе последнего совещания были учтены ошибки, совершенные командирами в ходе предыдущей операции. Эсминцы 1-го дивизиона получили приказ держаться под берегом, крейсера должны были действовать в 30 милях к востоку. Планировалось зажать конвой в клещи. 29 июня в 13.00 крейсера в сопровождении эсминцев 4-го и 5-го дивизионов вышли в море, в 14.15 вышли эсминцы 1-го дивизиона. Около 15.00, когда отряд уже прошел маяк Утэ, адмирал Курош получил сообщение, что из-за тумана немецкий конвой в море не выйдет. Однако он решил не прекращать поход, так как не слишком доверял донесениям разведки. Кроме того, погода могла измениться.

Первое столкновение с противником имела подводная лодка «Барс». Вечером 23 июня она заметила идущие на север 3 германских эсминца. В 20.03 лодка сблизилась с ними на расстояние 3 кабельтова и выпустила 3 торпеды. Эсминцы S-56, S-65, S-66 сбросили несколько глубинных бомб и проследовали дальше. «Барс» донес по радио о стычке.

Получив сообщение о присутствии в районе операции германских эсминцев, адмирал Курош приказал броненосцам выйти на рейд Бокдоа в 4 милях от маяка Утэ и находиться в готовности.

В 22.23 эсминец «Победитель» заметил дым. Командир 1-го дивизиона капитан 1 ранга Вилькен, опасаясь, что это противник, уклонился вправо. Но вскоре выяснилось, что дым принадлежал шведскому пароходу, который после осмотра был отпущен.

В 23.15 дивизион вышел к маяку Хардшер и повернул на север вдоль берега. В 0.03 русские эсминцы заметили впереди несколько силуэтов. Это были 8 германских эсминцев: 3 уже упомянутых новых корабля и 5 более старых — V-181, V-182, V-183, V-184, V-185. Соотношение сил оказалось не в пользу русских. Хотя 102/60-мм русские орудия были мощнее и дальнобойнее, в ночном бою на малой дистанции важнее было количество стволов, а здесь немцы имели превосходство в полтора раза. Поэтому капитан 1 ранга Вилькен решил попытаться навести противника на свои крейсера.

Он повернул на восток и увеличил скорость. Немцы заметили их и повернули следом. Они даже открыли огонь, но ничего, кроме нескольких близких разрывов, не добились.

Русские эсминцы сумели оторваться от противника, так как имели преимущество в скорости. 1-й дивизион обошел с запада свои крейсера, которые продолжали двигаться на юг.

Как только командир эскадры узнал о столкновении с противником, он приказал повернуть на обратный курс. Около 2.20 слева по борту были замечены силуэты каких-то кораблей. Чтобы не обстрелять свои эсминцы, адмирал Курош приказал им сообщить свои координаты. Оказалось, что Вилькен успел удрать на 30 миль вперед. В 2.40 русские крейсера открыли огонь с дистанции около 45 кабельтовых и с первых же залпов добились нескольких накрытий. Немцы поставили дымовую завесу и врассыпную бросились на юго-запад, беспорядочно выпустив торпеды. Ни одна из 18 немецких торпед в цель не попала. Но Курош вел преследование не слишком энергично, и, когда в 3.00 дистанция увеличилась до 90 кабельтовых, прекратил огонь, и повернул назад.

Результаты этого боя не могли устроить ни одну из сторон, так как обе допустили много ошибок. Русский адмирал, обнаружив неизвестные корабли, затеял долгую болтовню по радио, пытаясь выяснить, где находится 1-й дивизион. Немцы же, прекрасно зная, чьи силуэты они видят, не выпускали торпед, пока не попали под обстрел.

Некоторым утешением русским может служить успех эсминцев «Внушительный» и «Бдительный», которые 8 июля захватили в Ботническом заливе и привели на Аландские острова германские пароходы «Вормс» и «Лиссабон».

В целом же действия русского флота на германских коммуникациях в 1916 году следует характеризовать как совершенно неудовлетворительные. Потерь немцы почти не понесли, система перевозок не была нарушена. К тому же снова вмешались дипломаты. По требованию министерства иностранных дел операции у шведского побережья были прекращены, «чтобы не осложнять отношения со Швецией». Можно было бы умилиться подобной щепетильностью, если бы она не граничила с откровенной глупостью.

Операция «Альбион», октябрь 1917 года

Захват немецким десантом Моонзундского архипелага в 1917 году остается достаточно загадочной операцией. Смысла в ней не было решительно никакого. Даже начальник штаба корпуса, захватившего архипелаг, полковник фон Чишвиц в своей книге признал, что «настоятельной необходимости занятия островов не было, и их роль для последующих операций была ничтожна». Скорее всего, как и в 1915 году, германское командование решило немного потренировать свой флот. Стратегическое положение германской армии или флота в результате захвата архипелага не улучшилось. Фон Гинденбург, разумеется, не собирался захватывать Петроград, чтобы раздавить большевистскую гадину, старательно выращенную им же самим. Вести какие-то широкие операции на востоке германская армия была уже не в состоянии. И операция «Альбион» может служить примером «победы» наполовину развалившейся армии над полностью разложившейся. К тому же в названии операции явно проглядывают фрейдистские мотивы. Уничтожить «коварный Альбион» явно не удалось, в это время сама Германия уже стояла на краю пропасти, так хоть немного душу потешить. Кайзер отдал приказ: «Для господства в Рижском заливе и обеспечения флага восточного фронта надлежит совместным ударом сухопутных и морских сил овладеть островами Эзель и Моон и запереть для неприятельских сил Большой Зунд».

Однако эти трескучие фразы не должны вводить нас в заблуждение. Самым простым доказательством того, насколько слабо немцев интересовало положение в Рижском заливе, является их отношение к обороне берега в этом районе. За несколько лет они не построили ни одной, даже самой слабой береговой батареи. В это же время берега Фландрии были буквально усеяны орудиями самых разных калибров, вплоть до 381 мм.

Если бы немцы поставили пару таких орудий не в районе Зеебрюгге, а на мысе Домеснес, они не только немедленно вышвырнули бы русский флот из Рижского залива, но и быстро уничтожили бы батареи мыса Церель, подвигами которых так восхищались советские историки.

Для захвата островов немцы выделили силы, которые на бумаге выглядели гораздо страшнее, чем в действительности. Громкое название «Десантный корпус» генерала от инфантерии фон Катена (он же 23-й резервный корпус) было навешено на 43-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта фон Эсторфа, к которой был добавлен штаб и несколько разрозненных батальонов из состава 77-й пехотной дивизии. Немцы имели около 25000 человек и 40 орудий. Просто для информации напомним, что по штатам 1914 года германский корпус должен был иметь более 45000 человек при 160 орудиях. За годы войны штатная организация германской армии изменялась в основном в сторону увеличения огневой мощи частей и соединений. То есть немцы ввели в дело значительно ослабленный корпус, личный состав которого в большинстве состоял из резервистов.

Направить на край света закаленный и полностью укомплектованный корпус первой линии, сняв его с Западного фронта, фельдмаршал фон Гинденбург просто не мог. Но даже эти войска неизмеримо превышали по своим боевым качествам не признающую дисциплины толпу, в которую большевики превратили русскую армию.

Германский флот отнесся к операции более серьезно, хотя, скорее всего, причиной этому было затянувшееся безделье. В Балтийское море действительно были отправлены главные силы Флота Открытого Моря. Но опять-таки немцы не рисковали решительно ничем.

Гранд Флит не собирался разбивать лоб об укрепления Гельголанда, тем более что англичане после фиаско в Дарданеллах научились уважать минные заграждения. А сами немцы не могли вести какие-либо активные операции в Северном море, поэтому временный уход оттуда большинства германских кораблей не менял совершенно ничего.

Всего немцы направили к Моонзундским островам 10 линкоров, 1 линейный крейсер, 9 легких крейсеров, 58 эсминцев, 7 миноносцев, 6 подводных лодок, 27 тральщиков, 66 катеров-тральщиков, 4 прерывателя минных заграждений, 59 патрульных судов, 1 минный, 2 сетевых и 2 боновых заградителя, 5 плавучих баз, 32 транспорта и ряд других кораблей, в общей сложности 351 единицу. Этой эскадрой командовал вице-адмирал Эрхард Шмидт.

Силы русского флота значительно уступали немцам. Хотя в 1916 году удалось углубить канал в Моонзунде до 9 метров, и теперь броненосцы и крейсера могли проходить в Рижский залив внутренним фарватером, это относилось лишь к старым кораблям с малой осадкой. Броненосцы типа «Андрей Первозванный» и тем более линкоры Балтийского флота в бою участвовать не могли. Таким образом, русский флот имел в районе боев: 2 броненосца, 2 броненосных крейсера, 1 крейсер, 3 канонерки, 26 эсминцев, 7 миноносцев, 3 подводные лодки, 3 минных заградителя и другие корабли, всего 125 единиц. Наиболее современные корабли перечислены в приложении. Необходимо также учитывать мощные береговые батареи, наиболее сильными из которых были 305-мм батареи на мысе Церель (полуостров Сворбе, Эзель) и мысе Тахкона (остров Даго). Самым главным врагом немцев стали 11000 мин, которые русские успели поставить в этом районе. Главной бедой русских было полное моральное разложение войск. Солдаты и матросы воевать не желали, они с большей охотой и энергией митинговали. Офицеры были запуганы до полной невменяемости и были лишены реальной власти. Они не могли приказывать, им оставалось лишь уговаривать матросов. Нет ничего странного в том, что часть офицеров просто дезертировала, лишив сухопутные части и корабли командиров.

Ссылки советских историков на то, что царские адмиралы бежали от большевиков, «забыв о своем долге», просто умилительны. Революционные матросики в Кронштадте и Гельсингфорсе зверствовали так, что им позавидовали бы орды Чингисхана. А после того, как были пролиты реки крови, банды осатанелых садистов-убийц искренне удивляются, почему все нормальные люди шарахаются от них, как от чумы. Русские адмиралы не боялись смерти от вражеских снарядов. Но мучительная смерть от лап сумасшедших людоедов может испугать кого угодно, ведь это уже за гранью человеческого. Как мог командовать адмирал Бахирев, помня об убийстве командующего флотом адмирала Непенина и видя у себя за спиной выродка с револьвером в руке?

Придется процитировать одного из мелких большевистских главарей: «Прошло два, три дня с начала переворота, а Балтийский флот, умно руководимый своим командующим адмиралом Непениным, продолжал быть спокойным. Тогда пришлось для углубления революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого-то и были убиты адмирал Непенин и другие офицеры».

То есть большевики гнусно лгут, говоря о «стихийном гневе масс». Эти убийства были хладнокровно спланированы и исполнены ленинско-троцкистскими выкормышами.

Подготовку к операции немцы начали 21 сентября, когда в Либаве началось формирование десантного корпуса и погрузка техники и снаряжения на транспорты.

Одновременно начались тральные работы. Русским помогла погода — всю вторую половину сентября бушевали сильные шторма, которые мешали немцам. Например, посадка на транспорты была намечена на 27 сентября, но плавно съехала на 9 октября.

Немецкие тральщики сумели расчистить проход по кромке передового заграждения (Того самого, на котором погибли 7 эсминцев 10-й флотилии). Вечером 10 октября транспортный флот был готов к выходу из Либавы. Тут же находились крейсера 2-й Разведывательной Группы и часть эсминцев. На рассвете 11 октября к Либаве прибыл линейный крейсер «Мольтке» с адмиралом Шмидтом на борту, его сопровождали линкоры. 6-я Разведывательная Группа стояла в Виндаве. В тот же день германская армада двинулась в путь.

Высадка в бухте Тага-Лахт, 12 октября 1917 года Германская эскадра разделилась на отряды еще вечером 11 октября. Линкоры «Фридрих дер Гроссе» и «Кениг Альберт» ушли для обстрела полуострова Сворбе. На следующее утро десантная флотилия и корабли прикрытия прибыли в исходный район. Переход немцев не был замечен русскими. В 4.00, опоздав на час против плана, германские корабли начали становиться на якорь согласно диспозиции. Линкор «Байерн» и крейсер «Эмден» стали у входа в пролив Соэлозунд для обстрела батарей у Тоффри и Памерорта. 7 линкоров должны были подавить батареи в районе бухты Тага-Лахт.

Адмирал Шмидт, учитывая отставание от графика, приказал кораблям следовать впереди тральщиков. Это не могло не сказаться. При постановке на якорь линкоры «Байерн» и «Гроссер Курфюрст» подорвались на минах. Однако повреждения были невелики, и линкоры продолжали выполнять свои задачи. В 5.27 линкоры «Кайзер», «Кайзерин», «Принц-регент Луитпольд» открыли огонь по батарее на мысе Хундсорт, к ним присоединился линейный крейсер «Мольтке». Одновременно линкоры «Маркграф», «Кронпринц» и «Кениг» обстреляли батарею на мысе Ниннаст. Десантные корабли в сопровождении миноносцев двинулись в бухту. Батареи открыли ответный огонь, и 152- мм орудие с Хундсорта даже накрыло «Мольтке».

Однако артиллерийская дуэль не затянулась, и вскоре батареи замолчали. Советские историки, разумеется, нашли этому оправдание. Линкоры вели огонь из 305-мм орудий, прямым попаданием был взорван погреб, разбита наблюдательная вышка. Напомним, что старые турецкие батареи в Дарданеллах стреляли до последнего снаряда. Они прекращали огонь, лишь когда орудия буквально скрывались под грудами земли, выброшенной многочисленными взрывами английских снарядов. Большевички воспитали пораженцев, поражение они и получили.

131-й пехотный полк практически без сопротивления высадился в бухте, и вскоре его авангарды без боя захватили обе батареи вместе с личным составом. Расчеты оказались настолько трусливы, что не посмели даже сбежать. Единственная неприятность произошла, когда на мине подорвался крупный транспорт «Корсика». Миноносцы сняли с него пехотинцев и боеприпасы, после чего транспорт был выведен на отмель.

Уже к 10.30 успех высадки стал совершенно очевидным, и генерал фон Эсторф отдал приказ на преследование противника. В этот день немецкие войска лишь изредка сталкивались с символическим сопротивлением. Немцам не пришлось вести наступление, они ограничились совершением маршей. Продвижению немецких частей мешали только болота и исключительно скверные дороги. Весь остров оказался в их руках к 16 октября.

Знаменитые батареи на мысе Сворбе были сданы немцам невзорванными, хотя часть механизмов орудий была выведена из строя. Одновременно с высадкой десанта искатели мин во главе с эсминцем Т-130 начали разведку фарватера через пролив Соэлозунд под прикрытием линкора «Байерн» и крейсера «Эмден». Миноносец А-32 неосторожно подошел на 20 кабельтовых к батарее Тоффри, был обстрелян и получил пробоину в корме. В ответ незамедлительно открыл огонь «Байерн». К нему присоединились «Эмден» и группа миноносцев, и батарея замолчала. Бой длился всего 10 минут. При этом, когда командир батареи мичман Лесгафт спустился с наблюдательной вышки, то не нашел на батарее ни одного человека — вся прислуга сбежала! После этого немцы высадили маленький десант, который уничтожил орудия. Теперь они получили возможность проходить через пролив Соэлозунд без помех, чем и не замедлили воспользоваться. Вспомогательный десант, высаженный у Памерорта, противника не обнаружил. Предполагаемой батареи также не оказалось, разведка немцев сработала не лучшим образом.

Бои на Кассарском плесе, 12–14 октября 1917 года

Германские тральщики около 12.00 были обстреляны эсминцами «Генерал Кондратенко» и «Пограничник», вошедший было на Кассарский плес Т-130, был вынужден отойти.

Однако около 16.00 эсминцы V-82, S-64, S-61, S-63, V-74, Т-144, Т-142 прорвались на плес под прикрытием орудий крейсера «Эмден». Их встретила канонерка «Грозящий», к которой присоединились эсминцы «Десна» (контр-адмирала Старк), «Изяслав», «Гром», «Забияка», «Самсон» и «Новик». Завязался бой на дистанции около 70 кабельтовых. 2 германских эсминца получили повреждения и отошли, прикрываясь дымовой завесой.

Канонерка «Грозящий» получила 3 попадания, но продолжала бой. Лишь огонь крейсера «Эмден» вынудил русские корабли отойти, но в это время был поврежден еще один германский эсминец. Наступила темнота, и бой пришлось прекратить. Немцы, прикрывшись дымзавесой, покинули плес. Одновременно выяснилось, что повреждения «Байерна» гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд, и линкор ушел в бухту Тага-Лахт, чтобы там провести временный ремонт. Пробоина находилась в правом борту под носовой башней, и корабль принял более 1000 тонн воды. Осадка носом увеличилась почти до 11 метров, и «Байерн» приполз в Киль на ремонт только 31 октября — таким долгим оказался переход.

После этого вице-адмирал Бахирев решил заблокировать Соэлозунд и в ночь с 12 на 13 октября направил туда пароход «Латвия» и минный заградитель «Припять». Эта ночь была отмечена настолько позорными событиями, что им нет аналога в истории Российского флота. Транспорт «Латвия» был посажен своей командой на мель, и снять его не удалось. Еще более гнусным было поведение команды «Припяти». Судовой комитет отказался выходить на операцию, так как мины ставить пришлось бы в пределах дальности действия корабельной артиллерии противника.

События 13 октября остаются покрытыми мраком неизвестности. Вроде бы германские эсминцы снова пытались прорваться на плес под прикрытием «Эмдена», но заметили русские корабли и отказались от своего намерения. «Байерн» был заменен линкором «Кайзер».

14 октября немцы совершили еще одну попытку прорваться на Кассарский плес. Главной ударной силой должна была стать 2-я флотилия в составе эсминцев В-98, G-101, V-100, G-103, G-104, В-109, В-110, В-111, В-97, B-l12. Ее прикрывали линкор «Кайзер» и легкий крейсер «Эмден», а поддерживали корабли 13-й полуфлотилии эсминцев, всего 17 кораблей. Командовал прорывом коммодор Гейнрих, поднявший брейд-вымпел на V-100.

В этот день на плесе в дозоре находились эсминцы «Победитель», «Гром» «Забияка» и «Константин», а также канонерка «Храбрый». В Моонзунд был направлен броненосный крейсер «Адмирал Макаров», а для поддержки эсминцев к острову Шильдау вышел броненосец «Цесаревич». Так как с русских кораблей был виден маячащий у входа в Соэлозунд «Кайзер», они стали на якорь в 125 кабельтовых от него примерно на меридиане мыса Павастерорт.

В 13.40 «Храбрый» снялся с якоря, чтобы осмотреть побережье острова Эзель. Через 5 минут германский линкор открыл огонь по кораблям дозора и одним из первых же залпов попал в эсминец «Гром». Снаряд влетел в машинное отделение эсминца и не взорвался, но все-таки вывел из строя обе турбины. Эсминец получил крен на левый борт и окутался паром. «Храбрый» немедленно пошел на помощь поврежденному кораблю. Канонерка пришвартовалась к нему правым бортом и повела эсминец в Моондзунд.

В этот момент полоса тумана закрыла германские корабли, и Гейнрих повел эсминцы на прорыв. В 15.30 немцы вошли в Соэлозунд. Уже в проливе сел на мель G-101, еще 3 эсминца коснулись винтами грунта и тоже вышли из строя. Не вступив в бой, отряд Гейнриха лишился 4 кораблей. Так как фарватер был очень узким, эсминцы шли длинной колонной, держа интервал около полутора кабельтовых. Не успели немцы выйти из пролива, как появились русские корабли и открыли по ним огонь с дистанции 65 кабельтовых. Немцы разделились на 2 группы, пытаясь охватить русские эсминцы. Но превосходство русской артиллерии сказалось (русские орудия превосходили германские в дальности стрельбы примерно на 20 кабельтовых), и 2 германских корабля получили повреждения.

Однако пострадали и русские эсминцы. На «Забияке» было разбито кормовое орудие, получили повреждения «Победитель» и «Константин». В 15.40, когда они на большой скорости проходили мимо «Храброго» и «Грома», поднятая большая волна раскачала канонерку. Швартовы лопнули, и тут же в «Гром» попали еще несколько снарядов. На корабле начался пожар. Когда канонерка снова подошла к эсминцу, охваченная паникой команда «Грома» бежала с корабля. Офицеры показали себя не лучше матросов — на эсминце остались секретные документы, в том числе карты минных заграждений, которые попали в руки к немцам.

А дальше советские историки рассказывают одну из самых красивых легенд этого времени.

«Когда „Храбрый“ отходил от борта эсминца, на палубу „Грома“ перепрыгнул старшина Федор Самончук. Смелый моряк решил торпедировать подходящий миноносец противника, а затем взорвать свой корабль, чтобы он не достался врагу. Когда немецкий миноносец оказался на небольшой дистанции в угле обстрела торпедного аппарата, Самончук выстрелил торпеду. Раздался сильный взрыв, и миноносец затонул. Затем Самончук бросил факел в артиллерийский погреб „Грома“. Раздался взрыв, и корабль стал медленно погружаться в воду». (Самое интересное, что какое-то время спустя советские власти сами поверили в сочиненное по их же приказу вранье. В июле 1955 года Федор Самончук был награжден орденом Красного Знамени. Но вот что странно: никто, нигде и никогда не приводит названия потопленного германского эсминца. А ведь эсминец — не шлюпка, корабли этого класса известны наперечет, и пропасть без вести эсминец не может).

На помощь оставшимся русским кораблям из Куйваста вышли 12 эсминцев 5-го и 6-го дивизионов. В 17.40 немцы начали отходить к Соэлозунду. Перед этим эсминец В-98 подошел к борту «Грома» и высадил на него офицера и 5 матросов. Они забрали документы и подняли над эсминцем германский флаг. Однако немцы убедились, что увести поврежденный корабль не удастся, и бросили его, так как «Гром» уже тонул.

Добавлю, что фотография поврежденного «Грома», которую можно увидеть в книге «Эскадренный миноносец „Новик“» на стр. 148, сделана именно немцами. Во время этого боя германские эсминцы Т-130, Т-142, Т-144 обстреляли Ориссарскую дамбу, но без большого результата.

В ночь с 14 на 15 октября команда заградителя «Припять» согласилась-таки принять участие в бою и поставила заграждение. Когда коммодор Гейнрих 15 октября снова привел 14 эсминцев на Кассарский плес, В-98 налетел на мину, и взрывом ему оторвало носовую часть. Еще 2 эсминца сели на мель. В бой с русскими канонерками Гейнрих вступать не стал и отошел.

Все эти операции имели не слишком большое значение, так как на мелководный плес не могли пройти корабли крупнее эсминца. Немецкие линкоры и крейсера поддерживали свои малые корабли огнем издалека с запада, русские — с востока, но в непосредственное соприкосновение они войти не могли. Для немцев этот прорыв и потери оказались лишенными всякого смысла, так как даже поддерживать огнем свои войска на берегу им не пришлось. Русские просто не оказывали сопротивления, и необходимости тратить снаряды не возникло.

Форсирование Ирбенского пролива, 11–16 октября 1917 года

Чтобы прорваться в Рижский залив, немцам следовало расчистить проход через Ирбенский пролив. Тральщики начали работу 11 октября. Немцы опасались батарей на мысе Церель и полуострове Сворбе и 12 октября направили для их обстрела линкоры «Кениг Альберт» и «Фридрих дер Гроссе». При их поддержке тральщики медленно, но неотвратимо расчищали фарватер. На болтовню о героической борьбе батареи № 43 обращать внимания не следует. По свидетельствам современников, вся эта борьба заключалась в истерических призывах о помощи. Часть артиллеристов во время боя бежала, бросив орудия, зато на батарее появилась пьяная толпа с батареи № 44, которая в бою с германскими линкорами вообще не участвовала. 14 октября на помощь прибыл адмирал Сушон на своем флагмане «Фридрих дер Гроссе». Утром 15 октября на помощь батарее был направлен «Цесаревич» вместе с 3 эсминцами, однако он ничего сделать не смог. Батарея была брошена революционными солдатами и на огонь немецких линкоров не отвечала. Вечером того же дня после недолгих переговоров батарея сдалась. Капитуляция произошла по требованию Комитета солдатских депутатов.

Адмирал Бахирев приказал командиру «Цесаревича» уничтожить огнем батарею № 43, чтобы она не досталась немцам. Броненосец дал несколько залпов по ней с дистанции около 40 кабельтовых, но уже наступил вечер, и стрельба в темноте была неэффективной.

Укажем на маленькое противоречие. Советские издания пишут, что начальник боевого участка Сворбе Кнюпфер вместе с парламентерами пытался уговорить личный состав батареи сдаться, а немцы пишут, что Кнюпфер приказал вышвырнуть парламентеров с батареи и сначала даже хотел их повесить. 16 октября вице-адмирал Бенке вошел в Рижский залив с линкорами «Кениг» и «Кронпринц», легкими крейсерами «Кольберг» и «Страсбург», 16-й и 20-й полуфлотилиями эсминцев и 3-м дивизионом тральщиков.

16 октября немецкие тральщики завершили расчистку фарватера в Рижский залив. В тот же день немцы, полностью захватив Эзель, вышли к Ориссарской дамбе, но на Моон переправились только дозоры. Одновременно на Кассарском плесе появилась группа германских эсминцев, миноносцев и тральщиков, которая обстреляла дамбу и остров Моон. В свою очередь броненосец «Слава» и броненосный крейсер «Адмирал Макаров» обстреляли немцев. Этот день оказался очень неудачным для германского флота. На мине подорвался и затонул эсминец Т-56, а еще 2 корабля были повреждены огнем «Славы».

Бой в Рижском заливе, 17 октября 1917 года

Этот бой завершил морскую часть Моонзундской операции германского флота, однако и он оставил нам пару загадок и легенд. Немцы прорвались в Рижский залив, это понятно. Корабли могут поддерживать приморский фланг армии и обеспечить захват острова Моон. Но зачем немцы затеяли траление заграждений в Моонзунде? Осадка германских линкоров не позволяла им пройти даже совершенно чистым каналом, и все-таки…

17 октября германские войска переправились по Ориссарской дамбе на Монн и развернули наступление. Сопротивление деморализованных русских войск было символическим. Одновременно тральщики адмирала Бенке начали работу на подходах к Моонзунду. В 8.00 дозорные эсминцы «Деятельный» и «Дерзкий» заметили немцев.

Адмирал Бахирев приказал броненосцам и крейсерам перейти на рейд Куйваста, а всем остальным кораблям покинуть район боя. При анализе этого боя следует помнить, что дальнобойность орудий германских линкоров составляла 130 кабельтовых, а русские броненосцы могли стрелять не более чем на 115 кабельтовых.

Первые залпы прогремели в 9.30, когда немцы обстреляли русские дозорные эсминцы. В 9.50 по германским тральщикам открыла огонь 254-мм батарея с Моона. «Слава» и «Цесаревича» начали обстреливать тральщики противника, а в 10.05 германские линкоры открыли огонь по русским броненосцам. Немцы обошли минные заграждения и маневрировали, прижимаясь к материковому берегу, хотя это значительно осложняло их действия. Германские тральщики прикрылись дымзавесой и отошли. Здесь рождается легенда первая. При отходе эсминец Т-66 подорвался на мине и позднее затонул. Русские позднее даже обследовали обломки этого корабля. Но вот незадача, хотя Т-66 действительно погиб на русской мине 17 октября, произошло это на подходах к Соэлозунду при высадке десанта на Даго. В Рижском заливе этот корабль даже не появлялся!

Впрочем, вернемся к дуэли линкоров. В 10.12 русский залп лег под кормой «Кенига», но германский линкор прямых попаданий не получил. Перестрелка продолжалась до 10.40, когда германские линкоры, опасаясь вылететь на мель, повернули на юг.

Около 11.00 дымовая завеса рассеялась, и «Слава» вместе с береговой батареей снова обстреляли тральщики. Русские дали пару залпов по отходящим германским линкорам, но дистанция была слишком велика, и огонь прекратили. Немцы временно отошли на юг, но в 11.30 «Кениг» и «Кронпринц» опять повернули на север. Примерно в это время крейсера «Кольберг» и «Страссбург» вместе с группой тральщиков высадили на Моон вспомогательный десант в помощь наступающей через Ориссарскую дамбу пехоте.

Именно в этот отрезок боя на «Славе» произошел неприятный инцидент — вышла из строя носовая башня главного калибра. Были тому причиной конструктивные недостатки или плохое качество ремонта, выполненного зимой 1916 года, — точно не известно. Но броненосец остался всего с 2 — 305-мм орудиями против 20 таких же орудий на германских линкорах. Пользуясь передышкой, русский адмирал поднял сигнал: «Команда имеет время обедать».

Однако «обеденный перерыв» не затянулся. В 11.50 линкоры адмирала Бенке снова появились на горизонте. Русские броненосцы снялись с якоря и пошли им навстречу. В 12.04 «Слава» и «Цесаревич» открыли огонь по тральщикам. Маневрирование «Славы» затруднялось тем, что ей следовало держать противника в секторе обстрела кормовой башни. К броненосцам присоединились броненосный крейсер «Баян» и эсминцы «Туркменец-Ставропольский» и «Донской казак». Немцы долго не выдержали и начали отходить.

В 12.13 в бой вступили германские линкоры. На сей раз дистанция была всего лишь 90 кабельтовых, и они быстро пристрелялись. Первой пострадала «Слава». В 12.25 броненосец увеличил скорость, чтобы выйти из полосы накрытий, но почти одновременно получил 3 попадания. Все 3 попадания пришлись ниже ватерлинии — 2 в носовую часть, 1 напротив машинного отделения левого борта. Корабль получил крен 8°, который потом удалось немного уменьшить. В следующие 14 минут «Слава» получила еще 4 попадания.

Самой опасной оказалась пробоина в районе 25-го шпангоута на 3 метра ниже ватерлинии. Был затоплен отсек динамо-машины, причем матросы в панике бежали, не задраив горловину люка. Корабль принял более 1100 тонн воды и сел носом на 1,5 метра.

Последующие попадания вызвали пожары, которые удалось потушить, благодаря усилиям пожарного дивизиона под командованием старшего помощника капитана 2 ранга Л. М. Галлера (Уже в чине адмирала в 1950 году умер в сталинской тюрьме. По одним сведениям — сошел с ума, по другим — заморен голодом. Достойная награда за измену присяге). В надстройки «Цесаревича» попали 2 снаряда. В «Баян» под носовым мостиком тоже попал снаряд, однако этикорабли серьезных повреждений не получили, хотя пожар на баке «Баяна» издалека выглядел очень страшно.

И все-таки положение русской эскадры стало критическим. Поэтому в 12.30 адмирал Бахирев приказал отходить на север. Немцы проводили русские корабли несколькими залпами, но гнаться за ними не стали, так как не позволяла слишком большая осадка. В этот момент русские корабли были атакованы 6 германскими бомбардировщиками, которые сбросили около 40 бомб, но попаданий не добились.

Увеличившаяся осадка «Славы» не позволяла броненосцу пройти через Моонзундский канал. Капитан 1 ранга Антонов запросил у адмирала Бахирева разрешение взорвать корабль. Однако адмирал приказал Антонову пропустить «Баян» и «Цесаревич», а потом затопить броненосец на входе в Моонзундский канал. Однако вода постепенно затапливала отсеки броненосца и уже появилась в машинных отделениях. Машинная команда тоже сбежала, бросив боевые посты, и корабль потерял управляемость. Сначала «Слава» едва не протаранила «Цесаревич», а потом выскочила носом на мель у левой кромки канала, совершенно его не перегородив. Эсминцы «Сильный», «Войсковой» и «Донской казак» отшвартовались к борту броненосца и сняли команду. В 13.20 капитан 1 ранга Антонов приказал поджечь фитили пироксилиновых шашек, заложенных в погребах. В 13.57 прогремело несколько взрывов, особенно сильно была разрушена кормовая часть. Но на всякий случай эсминец «Туркменец-Ставропольский» выпустил в броненосец торпеду.

В ночь с 17 на 18 октября германские эсминцы в очередной раз вошли на Кассарский плес, но кроме новых потерь, ничего не добились. S-64 подорвался на мине и затонул, на нем погибли 6 человек. В-111 был тяжело поврежден взрывом мины. Адмирал Бахирев приказал эсминцам 5-го и 6-го дивизионов контратаковать немцев, однако опять нарвался на отказ команд идти в бой.

Адмирал Бахирев приказал затопить в канале транспорты «Глаголь», «Покой» и «Циммерман», а также несколько более мелких судов. Заградители «Припять» и «Бурея» совместно с миноносцами поставили дополнительные заграждения. 18 октября произошла короткая перестрелка на Кассарском германских эсминцев с отходящими русскими кораблями. Она была практически безрезультатной. 18 октября были эвакуированы русские гарнизоны островов Моон и Даго, и в тот же день немцы полностью заняли Моон. Если на Эзеле было хотя бы обозначено сопротивление, то здесь русские войска в панике бежали при одном только слухе о появлении немцев. Остров Даго был занят противником 20 октября.

Советские описания итогов Моонзудской операции больше всего напоминают достославные рыбацкие байки. Господа адмиралы и профессора словно состязаются, кто больше наловит… то есть потопит германских кораблей. «Флот в Первой Мировой войне» — германский флот потерял 26 кораблей, 25 кораблей получили повреждения. «Курсом „Авроры“» — германский флот потерял 10 миноносцев, 6 тральщиков; свыше 20 кораблей получили повреждения. И так далее…

На самом деле германский флот потерял эсминцы S-64, Т-54, Т-56 и Т-66, патрульные суда «Альтаир», «Дельфин», «Гутейль», «Глюкштадт» и тральщик М-31. Все! Вопрос о повреждениях лучше не рассматривать, потому что он очень расплывчат. Здесь и «Байерн», с трудом добравшийся до Киля, и эсминец, заделавший осколочные пробоины своими силами, не выходя из боя.

Русский флот потерял броненосец «Слава» и эсминец «Гром». О поврежденных кораблям не будем говорить по той же причине.

Потери немцев составили 386 убитых и раненых, однако они захватили более 20000 пленных, 141 орудие, 130 пулеметов. В заключение приведем резюме совета флагманов Балтийского флота: «Обстоятельства взятия немцами Моонзундской позиции показывают, что сухопутные части потеряли всякую сопротивляемость воле противника. От начала до конца эта операция полна примеров полного упадка духа наших войск и чрезвычайной восприимчивости к панике и бунту обезумевших от страха людей».

Но приходится добавить, что моряки показали себя тоже не с самой лучшей стороны. Примеров паники и неповиновения приказам было более чем достаточно. Косвенным следствием этой операции стала еще одна крупная потеря германского флота.

Весной 1918 года после окончательного развала Российской империи и российских армии и флота немцы оккупировали Финляндию. При занятии Аландских островов 11 апреля 1918 года линкор «Рейнланд» на 15-узловом ходу вылетел на камни у маяка Лагшер.

Немцам пришлось снять с него 6000 тонн грузов, в том числе часть бортовой брони и орудия, чтобы снять линкор с мели. Хотя его привели в Киль, повреждения «Рейнланда» были так велики, что ремонтировать его было бессмысленно.

Главные силы эскадры, выделенной для захвата Моонзундских островов

Флагманский корабль ЛКР «Мольтке» (вице-адмирал Эрхардт Шмидт), ММ Т- 132

3-я эскадра линкоров ЛК «Кениг» (вице-адмирал Пауль Бенке), «Байерн», «Гроссер Курфюрст», «Кронпринц», «Маркграф»

4-я эскадра линкоров ЛК «Фридрих дер Гроссе» (вице-адмирал Вильгельм Сушон), «Кениг Альберт», «Кайзерин», «Принц-регент Луитпольд», «Кайзер»

2-я Разведывательная Группа КРЛ «Кенигсберг» (контр-адмирал Людвиг фон Рейтер), «Карлсруэ», «Нюрнберг», «Франкфурт», «Данциг»

6-я Разведывательная Группа КРЛ «Кольберг» (контр-адмирал Альберт Гопман), «Аугсбург», «Страсбург»

Минные силы

Флагманский корабль КРЛ «Эмден» (коммодор Пауль Гейнрих)

2-я флотилия миноносцев — В-98, G-101, V-100, G-103, G-104, В-109, В-110, В-111, В-97, В-112

6-я флотилия миноносцев — V-69, V-43, S-50, V-44, V-45, V-46, V-82, S-64, S-61, S-63, V- 74

8-я флотилия миноносцев — V-180, V-183, V-185, V-181, V-182, V-184, S-176, S-178, G-174, S-179, V-186

11-я флотилия миноносцев — S-56, Т-170, Т-169, Т-172, G-175, T-165, V-78, G-89, S-65, S- 66

7-я полуфлотилия миноносцев — Т-154, Т-158, Т-157, Т-151, Т-160, Т-145, Т-143, Т-140, Т-139

Русские морские силы обороны Рижского залива

Флагманский корабль БРКР «Баян» (вице-адмирал Бахирев) ББ «Слава», «Цесаревич» (новое название этого корабля — «Гражданин» — мы употреблять не будем), БРКР «Адмирал Макаров», КР «Паллада» ЭМ «Новик» (контр-адмирал Старк)

11-й дивизион эсминцев «Победитель», «Забияка», «Гром»

12-й дивизион эсминцев «Десна», «Лейтенант Ильин», «Самсон». «Капитан Изыльметьев»

13-й дивизион эсминцев «Автроил», «Изяслав», «Константин», «Гавриил»

4-й дивизион эсминцев «Генерал Кондратенко», «Пограничник»

5-й дивизион эсминцев «Всадник», «Амурец», «Эмир Бухарский», «Финн», «Москвитянин»

6-й дивизион эсминцев «Донской казак», «Войсковой», «Забайкалец», «Украина», «Туркменец-Ставропольский», «Страшный»

Оглавление

Предисловие Масштаб заблуждений

Развертывание флотов, 1914 год

«Дарданеллы станут нашей могилой»

  Турецкая химера

  Бегство «Гебена»

  Дарданелльская авантюра — атака с моря

  Атака Смирны

  Дарданелльская авантюра — высадка десанта

  «Воздушная война» на Босфоре

  Последний выход «Гебена»

Лазурная Адриатика

  Бессмысленный флот

  Война или политика?

  Зуботычина итальяшкам

  Действия легких сил Австрийского флота

  Операции специальных штурмовых сил

Напрасные победы

  Севастопольская побудка, 29 октября 1914 года

  Маленький бой с большими последствиями (мыс Сарыч, 18 ноября 1914 года)

  Враг внешний и враг внутренний, враг явный и враг тайный

  Обстрелы Босфора

  Безуспешные погони

  Успешные десанты

Балтика

  На задворках Великой войны

  День позора, или «победа» у острова Готланд, 2 июля 1915 года

  Бои в Рижском заливе в августе 1915 года

  Гибель 10-й флотилии эсминцев

  Операции на германских коммуникациях в 1916 году

  Операция «Альбион», октябрь 1917 года