Отступник [Роберт Энтони Сальваторе] (fb2)

Академия. Это рассадник лжи, объединяющей дровское общество; это подлинный питомник фальши, повторяемой столь часто, что она кажется истиной вопреки любым доказательствам обратного. Уроки веры и справедливости, преподаваемые здесь молодым дровам, настолько явно опровергаются повседневной жизнью развращенного Мензоберранзана, что трудно понять, как можно им верить. Тем не менее им верят. Даже теперь, по прошествии десятилетий, самая мысль об этом месте пугает меня, причем, страшна не физическая боль, не постоянное ощущение грозящей опасности, — за эти годы я прошел мною не менее опасных дорог. Академия Мензоберранзана внушает страх, когда подумаешь о тех, кому удалось выжить, о выпускниках, которые живут — и наслаждаются жизнью — в атмосфере вредных измышлений, формирующих их мировоззрение. Они живут с твердым убеждением, что все дозволено, если ты умеешь выйти сухим из воды, что главная цель существования — самоутверждение, что власть дается только той или тому, кто достаточно силен и достаточно хитер, чтобы выхватить ее из слабеющих рук недостойных ее. В Мензоберранзане нет места состраданию, а между тем именно сострадание, а не страх вносит с огласив в жизнь большинства рас. Именно согласие, направленное на достижение общих целей, есть первое условие величия. Ложь порождает в дровах страх и неверие, доказывает несостоятельность дружбы с помощью острия меча, благословленного Ллос. Ненависть и безмерные амбиции, поощряемые этими аморальными принципами, стали участью моего народа и его слабостью, ошибочно принимаемой им за силу. А результат — парализующее, параноидальное существование, которое дровы называют «состоянием постоянной готовности». Не знаю, как мне удалось выжить в Академии, как удалось достаточно быстро понять лживость этих принципов, чтобы действовать вопреки им и тем самым еще больше укреплять веру в то, что я всегда ценил превыше всего. Думаю, это заслуга моего учителя Закнафейна. Благодаря многолетнему жизненному опыту Зака, наполнившему его горечью и столько ему стоившему, я и сам научился слышать крики: крики протеста против убийственного предательства и крики ярости, испускаемые предводительницами дровского общества, верховными жрицами Паучьей Королевы, — они столь долго эхом отдавались в моем мозгу, что навсегда остались в моей памяти. И еще — крики умирающих детей.