Сонные войны. Дилогия (СИ) [Павел Геннадьевич Блинников] (fb2) читать онлайн

- Сонные войны. Дилогия (СИ) (а.с. Сонные войны) 2.2 Мб, 648с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Павел Геннадьевич Блинников

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Павел Блинников Сонные войны

Шесть Царств

Это страшный человек — человек из сна…

Король Вилли

Пролог

Российская Федерация, 1992-й год, пос. Заветы Ильича, Хабаровский край
«Наверное, нет хуже в Мире самолета, чем Ту-134», — думал Азиф, спускаясь с трапа в аэропорту города Советская Гавань. Он плохо говорил по-русски, а безуспешные попытки заказать виски в самолете привели в еще худшее расположение духа — там давали только русскую водку, а он ее терпеть не мог. Хотя, конечно, причин у него хватало и без этого. Во-первых, сейчас закончился его двадцатичасовой перелет из Сан-Франциско, и дорога превратилась в кошмар, как только он пересел из Боинга сначала в Ту-154, а потом на Ту-134. Естественно, добраться до Советской Гавани прямым рейсом невозможно, пришлось лететь сначала в Москву, потом в Хабаровск, а уже оттуда сюда. В воздухе он провел сутки, но были еще нудные часы ожидания рейса и таможенный контроль, и плохая пища, и, собственно, сама Россия. Эта холодная страна не так часто поднимает настроение своим жителям, что говорить про американца, привыкшего к комфорту, вежливости и инкубаторной температуре.

Ну, и тяжело держаться бодрячком, когда летишь убить человека. И какого человека! Азиф сильно сомневался, что у него вообще получится, но выбора нет — у него началась бессонница. Такое с ним бывало, но теперь это какая-то новая стадия — последние несколько часов полета Азифу казалось, он слышит, как в голове лопаются воздушные шарики. Он знал, в чём причина, знал, как от избавиться от бессонницы. Для этого достаточно всего лишь убить одного мужчину. Если Азиф хорошо выполнит работу, ему позволят заснуть.

После очередного разбирательства с таможней, хотевшей проверить его багаж, Азиф впал в состояние близкое к бешенству. Ему надоело предъявлять дипломатический паспорт в третьем по счету аэропорту и объясняться с глупыми таможенниками, не знающими английского. Он имел статус дипломата и его багаж не могли проверить, но тупо пытались. Он провел в бесполезных пререканиях почти час, прежде чем его выпустили в город. Его упорно пытались убедить, что раз он добропорядочный дипломат, прилетевший в город исключительно по торговым делам, нет ничего плохого, если его проверят. Но Азиф не мог этого допустить — в чемодане винтовка с оптическим прицелом.

Он вышел в морозное утро, но смог поймать такси только спустя полчаса. Всё это время он стачивал зубы, пританцовывая на морозе. Аэропорт в Советской Гавани дрянь и таксисты его не сильно жаловали. Приезжали они прямо перед рейсом, а до следующего самолета из Хабаровска десять часов. Пока он разбирался с таможней, все такси разобрали, можно сказать, ему повезло, что удалось поймать хоть это. Азифа подобрала старая «Тойота», водитель оказался из тех многочисленных болванов, считающих, что пассажиру интересно выслушивать жизнь совершенно незнакомого человека. А тут попался самый отвратительный экземпляр, который припомнил уроки английского из школы и радовался всякий раз, как удавалось более-менее сформулировать фразу. Почему-то в его лексиконе чаще всего встречались: «библиотека», «учитель», «дежурный», «стол» и «утро». Он пытался приплести эти слова к месту и не к месту, Азиф вознес благодарственную молитву Шайтану, когда вылез из машины, проехав через мрачные леса и прибыв к пункту назначения.

На улице воздух будто хрустит от мороза и чистоты, горизонт забрезжил робким рассветом. Тонкий краешек солнца поднял тьму над сопками, очерчивая силуэт обсерватории. Конечно, Азифу эта красота до лампочки. Его цель — пятиэтажка, расположенная по улице Николаева. Ничего необычного, дом, как дом, и только Азиф знал, кто живет в нём. Или даже так: КТО живет в нём. Знал он и точный адрес, и это слегка нервировало. Дело в том, что информацию Азиф получил из настолько ненадежного источника, что всё это вполне могло оказаться дурацкой шуткой, а то и хуже — западней. Однако ж Азиф опять поблагодарил Шайтана, когда увидел цель. Сомнения пропали — это он.

Мужчина в ярко-красном пуховике шел к дому нервно, явно чем-то озабоченный. Азиф злорадно открыл чемодан и стал собирать винтовку. Мужчина остановился перед подъездом, закурил. Азиф четко наблюдал его из недостроенного здания напротив. Он не нервничал и даже осмотрел помещение, увидев на стенах рисунки голых женщин, начертанные ручонками озабоченных школьников — по соседству тут еще и школа. Изначально Азиф собирался подождать, когда мужчина выйдет из дома, но раз тот провел ночь в другом месте, надо воспользоваться случаем.

Солнце взошло еще на виртуальный сантиметр горизонта, но видимости не прибавилось. Напротив, откуда-то, быть может, даже из подвалов, выполз туман. Это насторожило Азифа, как и то, что девушка, нарисованная на стене красным мелком, вдруг побледнела до розового. Он уже спешно собрал винтовку и взял жертву на прицел — мужчина в розовом пуховике курил, обведенный крестом в круге. В розовом? Только что ж был в красном! И тут появились они.

Азифа пробрал холодный пот. Они пришли вместе с туманом и казались его частью. Шесть фигур появились внезапно и ниоткуда. Мужчина в прицеле виден, а они нет, но погляди НЕ через увеличительное стекло — смутные фигуры, сотканные из белесого нечто, подкрадываются к жертве Азифа. Мужчина сделал попытку убежать, но они быстро поймали его, вцепились, заломили. Азиф старался даже не дышать, чтобы не привлечь к себе внимания. И вот, видна и вторая фигура — старик с клюкой.

Азиф сразу понял, кто это, и на лице появилась злорадная улыбка. Он убрал палец с крючка — теперь человек в бледно-розовом пуховике обречен. Старик подошел и что-то сказал. Мужчина ответил, причем ответил видимо резко, за что сразу получил клюкой по голове и рухнул на колени. Азифу показалось, он увидел вспышку при встрече клюки и лба. Старик положил ладонь на его голову, мужчина обмяк в призрачных руках слабых белесых теней, что не замедлили подхватить его. Тени по-прежнему еле проглядывались в тумане, но Азиф догадался, и кто такие они. Старик дотронулся до своего левого глаза, потом до сердца, а после проделал ту же операцию над пленником — палец коснулся сперва левого глаза мужчины, потом сердца. По телу несчастного словно ударили разрядом тока — его аж подбросило, вырвав из лап призраков. Он подлетел на метр над асфальтом и рухнул, как мешок соломы.

Старик неторопливо пошел в сторону моря, забирая и туман, и несколько неясных фигур. Прозрачность и густота морозного воздуха нахлынули, покрывая место трагедии. Ярко-красный пуховик распластанного мужчины выглядел на белом снегу алой кляксой, будто пролилась кровь. Но настоящей крови не было. Азиф лихорадочно разобрал винтовку.

Несостоявшейся убийца вышел из недостроенного здания и с ножом в руке подбежал к мужчине, чтобы добить. Тот лежал на крыльце подъезда тихо, будто спал. Кожа его посинела, а лицо выражало ледяное, неестественное спокойствие. Только тоненький ручеек крови с правого уголка губ свидетельствовал — что-то тут не так. Он и вправду спал. Тихо и спокойно. А Азиф решал, стоит ли его добить или нет? И вдруг он почувствовал внезапно накатившую слабость — это, наконец, сказалось бодрствование длиной в несколько дней. Значит, всё нормально, хозяин удовлетворен. Значит, не надо убивать, такой он нравится хозяину больше.

Он бросил взгляд туда, куда ушел старик. Там над лесом плескалось недавно вскрывшееся море, отражающее свет утреннего солнца. Слабого солнца, которое не способно отогреть эту дикую, страшную и непонятную страну. Периферийным зрением Азиф взглянул на мужчину в красном пуховике — из груди у того торчит почти метровый кусок разбитого зеркала. Он взглянул на него прямо — крепкий мужчина мирно спит на сером асфальте. Необычно, конечно, но нет белесых теней, жутких стариков и прочих ужасов, поднимающих пушок на затылке.

Азиф убрал нож и пошел по улицам поселка. У одинокого дворника он узнал, где гостиница. Как ни странно, дворник прекрасно владел английским. Азиф снял номер и проспал совершенно счастливым почти сорок часов. Проснувшись, он поехал в аэропорт и сел на самолет до Хабаровска. В Америку он возвращался куда более бодрым и веселым.

Часть первая: Весна

1

Полтора года спустя…
Вспоминаете ли вы детство? Сам знаю, что вспоминаете, и с каждым годом чаше, и оно кажется вам удивительнее и удивительнее. Всё в детстве раскрашено яркими красками, потому что новое — всегда яркое. В этих воспоминаниях даже самый незначительный эпизод кажется важным и теплым. Глупым, иногда бессмысленным, но ярким, важным и теплым. Определяющим. Словно первые десять-пятнадцать лет отбирают красоту, цвет и чудо у остальной жизни. Если представить наш мозг тетрадью, детство написано там разноцветными пастами, а остальная жизнь лишь сухие строчки — ровный почерк клерка.

Лето здесь теплое, но не жаркое и всё утопает в желтых солнечных лучах. Зима — это игра в снежки, возможно, каток или лыжи и непременно горка и санки. Ну, или дощечка под задом. Горка может быть высотой в метр, но все мы, скатываясь с нее, смеялись, пугались и возвращались домой радостные по самый помпон шапки. Осень в детских воспоминаниях утопает в золоте и опавших листьях, почему-то всегда кленовых. А весна… а вот весна как раз серая и такая школьная. Весна в десять лет еще не имеет значения. Гормоны пока не носятся по венам, вгоняя тело в весенний любовный гон; весна приобретет очарование позднее. В детстве она всего лишь предбанник к лету и свободе. Да, лето, конечно, помнится лучше всего. На втором месте идет зима, оттого, что в это время не надо так часто ходить в школу, ибо каникулы. Каникулы! Летом они больше, а зимой меньше, но и летние, и зимние пролетают очень быстро, оставляя за собой легкое разочарование, но только поначалу. Проходят годы и мы вспоминаем лето. Его игры во всё, что угодно, и зиму вместе с горкой и снежками. Эти воспоминания, как приличный коньяк, становятся только лучше с годами.

В детстве всё кажется чудесным и большим, и только потом мы приписываем чудеса «несформировавшемуся» мозгу ребенка. Только когда нам объяснят: чудес не бывает, а человек произошел от обезьяны, мы забываем детство, а потом вспоминаем… Вспоминаем те маленькие чудеса и они кажутся такими трогательными. Глупыми, да, но трогательными. Но дети еще не знают, что они глупые. Взрослые пока не считают нужным рушить чудеса. Со временем это можно сделать легче. Я думаю, чудо лучше всего рушить в подростковом возрасте. Тогда голова находится в плену у весны и чудеса отступают. Вообще, чудеса очень легко сдают позиции. Если не нужны — они уходят. Всегда будут люди, которым нужно чудо. Чудо никогда не останется в одиночестве. Просто в детстве оно ищет, с кем сможет ужиться. Ищет нужных людей меж миллионов детей Мира и порой находит…

Дети полностью уверены, что живут в волшебном месте. Пусть это маленькая деревня или большой город — неважно. И даже чем место меньше, тем оно волшебней. Конечно, могут быть волшебными и такие города как Москва, но там, где много людей, машин и зданий, тяжелее создать свой маленький мирок и населить маленькими чудесами. В детстве чудеса маленькие, и, если так можно выразиться, — робкие. А еще лучше сказать: деликатные. Они ни в коем случае не повредят ребенку, а вот взрослому могут и еще как могут. Правда, у взрослых есть защита — они просто не верят в чудо. Но иногда чуду наплевать, веришь ты или нет. Порой оно вмешивается в жизнь и ломает ее. На склоне лет мы говорим о таких случаях: «Не повезло». Но чудо с удачей всегда рука об руку. По сути дела они — одно и то же.

Настоящие чудеса, большие или маленькие, лучше всего видны детскими глазами. Вот давайте с вами вместе посмотрим глазами ребенка на самый обычный городок, а вернее поселок и даже поселочек. И не просто ребенка, а глазами птенца чайки. Ну, так нам будет лучше видно.

Вот маленькая чайка совершает первый полет. Она уже достаточно покрылась перьями и, наконец, смогла вылететь из гнезда. Ей всё интересно в этом новом мире, она хочет осмотреть место, где родилась. Она взлетает и устремляется туда, где живут странные птицы, не умеющие летать. Она поднимается выше и выше, она летит, летит…

Чайка, конечно, этого не знает, но поселок называется Заветы Ильича. Местные прозвали его проще — Заветы. Население маленькое, тысяч пять-десять, да и сами Заветы невелики. Хотя это не самый обычный поселок, даже если не искать в нём чудес. Во-первых, он стоит на берегу моря между двумя небольшими городами-портами. Первый и главный — Советская Гавань (ее тоже сократили до Совгавани) и второй — Ванино. Совгавань административный центр, а Ванино портовый. Заветы спрятан между ними, но в прошлом — это секретный поселок. Там, в небольшой бухточке, стоят два когда-то самых больших авианосца в мире: «Минск» и «Новороссийск». Они законсервированы и ждут часа, когда их купят китайцы на металлолом. Там же пришвартовались подводные лодки, тоже законсервированные, но их никто никому продавать не собирается, ибо они атомные. Они просто качаются на волнах и ждут, пока атомный реактор перестанет представлять опасность и их спокойно спишут. Или они уже списанные, этого ни я, ни чайка не знаем. Именно эти корабли, вкупе с подъемными кранами и воинской частью, чайка видит первой. Чайка смотрит на горизонт — где-то там за водами остров Сахалин. Она летит вдоль берега, вдыхает соленый морской воздух, бросает пару криков другим чайкам и, наконец, видит маяк.

Он довольно старый, собственно, если бы чайка полетела в другую сторону, она нашла такой же. Но этот маяк особенный. Есть в нем что-то зловещее, что-то такое, заставляющее перья встать дыбом. Быть может, потому, что неподалеку кладбище? Чайка разворачивается и летит над лесом. На побережье растет волшебный парк, меж него протоптаны десятки тропинок. Три человека просто гуляют там, наслаждаясь первыми теплыми деньками, а один мужчина даже совершает пробежку вместе с собакой. Но вот длинная каменная лестница — выход в Заветы. Лестница ведет к памятнику в виде катера. Самый настоящий катер стоит на каменном постаменте, от него к пирсу тянется другая лестница — железная. На ней многие ступени отсутствуют, к пирсу добраться не так просто. На крайний случай рядом протоптана тропинка, но очень крутая, спускаться по ней тоже опасно. Сам пирс устремляется в море метров на тридцать, на нём частенько рыбачат мужики: кто со спиннингами, кто с поплавочными удочками. Чайка бросает последний взгляд на море и летит исследовать сами Заветы.

Вдоль ступенек, вверх, а вот и главная улица. Набережная, с которой так здорово видно море и многочисленные корабли, курсирующие туда-сюда. Иногда в бухту заходят киты и их протяжный вой слышен на километры вокруг. Поднимаемся еще выше и поселок становится виден, как на ладони. Маленькая чайка видит Универсам и Универмаг — два самых больших магазина в Заветах. Видит три школы: тринадцатую, четвертую и вторую. Вторая ее больше всего заинтересовала, потому что та — деревянная. Чайка летит туда и видит, как дети выбегают из бревенчатого двухэтажного здания. Уроки закончились, и они, сначала маленькими группками, а потом поодиночке, идут по домам. Один мальчик привлекает ее внимание. Он вроде ничем не отличается от остальных, разве что немного повыше. Одет в синюю форму, на груди значок октябренка, а поверх коричневая кожаная куртка. В руках синий портфель из искусственной кожи, длинные русые волосы развеваются на ветру. Уже достаточно тепло, чтобы не носить шапку. Чайка спускается чуть ниже, чтобы рассмотреть лицо. У него серьезные карие глаза, даже когда он смеется над шутками двух ребят серьезность не уходит. Друзья чайку не слишком интересуют, а вот в этом мальчике есть какая-то загадка.

Ребята идут по улицам и о чём-то разговаривают. Первый отделился и пошел к своему дому. Вскоре ушел и второй, а мальчик с грустными глазами идет дальше. Он проходит мимо тринадцатой школы, идет по параллельной с набережной улице. Он, наверное, живет в новом районе. В Заветах преобладают деревянные здания, но кое-где, разрезав старину, построили каменные. Район, куда направляется мальчик, застроен в основном пятиэтажками, но как раз напротив его дома выросла девяти. Рядом, буквально в пятидесяти метрах, четвертая школа, но так уж получилось, мальчику приходится ходить чуть ли не пять километров во вторую. Четвертая школа — лучшая в Заветах. Она построена недавно, и представляет собой четырехэтажное каменное здание, похожее на букву «Н». Впрочем, такие почти все школы. Мальчик скрывается в подъезде и чайка летит дальше. Неподалеку от четвертой школы «Детский Мир» — любимый магазин сотен детей поселка. Там же и небольшое кафе, где продают мороженое. Какой-то мальчик несет его в трехлитровой банке — тут его так фасуют. Чайка устремляется еще дальше, там, вдоль гаражей и мимо огородов, раскинулась взлетная полоса. Это военный аэродром. Он замуровал землю в бетон прямо рядом с выездом из Заветов неподалеку от типографии.

Чайка думает, она только что увидела самый удивительный поселок в Мире, но почему он удивительный не понимает. Но чайка пока молодая и считает, что разберется, когда вырастет. Она делает вираж и летит к морю. Она мчится в гнездо, чтобы отдохнуть. Завтра чайка отправится изучать поселок снова, потом вылетит за его пределы. Она увидит бескрайние леса и будет очарована ими. Увидит она и мрачный деревянный дом, окруженный забором, там ее что-то сильно напугает. Она станет тщательнее исследовать побережье и тоже найдет много удивительного. Но пройдет год и она забудет все. Через год она будет думать только как поймать рыбу или свить гнездо. Все же чайка глупая птица. Давайте лучше посмотрим на мальчика, который ее заинтриговал.

Пашка пришел из школы в двенадцать. Он открыл дверь своим ключом, собрался открыть вторую, но та не заперта. Наверное, сестра забыла. Пашка нахмурился и вошел внутрь. Он и сестра жили в трехкомнатной квартире по улице Николаева 8 кв. 42, на четвертом этаже. Из окон видны уютная бухта и два гордо сопротивляющихся волнам авианосца, а балкон выходит на соседний двор с другой стороны дома. На пороге Пашку радостным обнюхиванием встретил Тим. Тим — его лучший друг и Пашка искренне считал его младшим братом. Взрослые часто в шутку смешивают понятия родства животных и человека. В шутку называют собак и кошек детишками, сюсюкаются с ними, придумывают сюсюкательные клички, наряжают в «смешные» наряды. Но дети никогда с таким не шутят. Пес — самый настоящий брат. Маленьким щенком принесенный в отцовской шапке-ушанке и подаривший радость первой ответственности за кого-то. Друг, который будет другом несмотря ни на что — этого в детстве более чем достаточно.

Тим — охотничий пес с труднопроизносимой породой — курцхаар. Курцхаар. Немецкая короткошерстная легавая. Довольно крупная собака с мелкой жесткой шерстью коричневого цвета и россыпью белых пятен на лапах, длинными висячими ушами и купированным хвостом. Пашка потрепал его по ушам и снял ботинки. Тимофей все время лез, пытаясь уткнуться мордой в лицо мальчика. Вообще, курцхаары не слишком слюнявы, но Тим в этом вопросе нарушал правила. Когда он отряхивался, слюни разлетались по комнате и разбрызгивались по мебели, оставляя разводы. Пашке кое-как удалось раздеться, он пошел на кухню. По тому, что тщательно вылизанная миска стояла в углу, мальчик определил — сестра покормила собаку.

Одиннадцатиклассница Марина по идее должна учиться в первую смену, но в Заветах старшеклассники ходили во вторую. Пашка видел Марину только утром сквозь мутные стекла дверей ее спальни и иногда вечером, когда она ночевала дома. Марина — девушка самостоятельная и иногда проводила ночи у подруг или друзей. Где точно, Пашка не знал.

Мальчик поставил на плиту ковшик с водой и стал инспектировать холодильник. Из еды только колбаса и сыр, но, в принципе, Пашка их любил и вообще в еде никогда особенно не капризничал.

Зазвонил телефон. Он пошел в отцовскую спальню и взял трубку.

— Ало, — сказал мальчик.

— Ало, Паш, привет, — голос тети Клавы. — Паш, ты как там, поел?

— Я только что из школы пришел, тёть Клав.

— Слушай, вы без меня справитесь? Я сегодня ну никак не смогу прийти. У меня на работе завал, а потом еще Петька заболел.

— Всё нормально, тёть Клав, нам не в первой.

— Ну вот и молодцы! Как в школе?

— Нормально. Пять по математике, четыре по русскому за диктант.

— Молодец! Вот бы и Маринка с тебя пример брала. Ну ладно, я побежала, если что, звони.

Тетя Клава повесила трубку, Пашка вернулся на кухню. Тим лег прямо на пороге, пришлось перелезать через него. Тетя Клава вообще хорошая женщина, вот только времени у нее редко хватало. У нее есть муж, двое детей немного младше Пашки и еще работа в военторге. Она навещала их, дай Бог, раз в три дня, но и Пашку, и Маринку это вполне устраивало. Тетя Клава приходила, готовила большую кастрюлю супа и еще какую-нибудь еду, иногда оставалась на ночь, но редко. Хотя Пашке она нравилась, он не мог представить ее заменой отцу. Для него папа всегда будет хозяином в квартире, и то, что какая-то женщина, пусть и родственница, спит в его спальне, мальчику не нравилось. А Маринку устраивало, что тетка приходит редко, так молодая девушка получала полную свободу. Маринку нельзя назвать распутной, но каждый в семье боролся с горем по-своему. Пашка закрылся в себе, а Маринка пустилась во все тяжкие. Она шлялась по дискотекам, меняла парней направо и налево, часто ночевала не дома и если раньше училась на пятерки, теперь перебивалась с троек на двойки. Возможно, таким образом она протестовала, возможно, что-то еще двигало ей, Пашка этого не знал. Он вообще плохо понимал, почему сестра так сильно изменилась.

Пашка бросил в кипящую воду упаковку «куксы». «Куксой» на Дальнем Востоке называют быстро заваривающуюся лапшу. В Хабаровском крае она появилась раньше, чем в остальной России, так как здесь ближе к Китаю. Вообще, многие блага «цивилизации», в виде соков из концентратов, компьютерных приставок, пуховиков и прочей продукции Китая посыпались на Дальний Восток, полностью изменив уже несколько надоевшую совковую жизнь. «Куксу» можно просто заварить в кипятке, но Пашке нравилось ее немного проварить. Спустя несколько минут она становилась слегка прозрачной, тогда ее надо достать. Он слил воду через дуршлаг и выкинул лапшу в тарелку. Все это сразу заправилось майонезом, который продавали в трехлитровых пластиковых баллонах. Это надо сделать именно сразу, иначе кукса слипнется. Паша нарезал колбасу с сыром и стал обедать. Тим появился тут как тут и получил свою порцию колбасы. Пообедав, мальчик помыл посуду и пошел в свою комнату. Тут стоял большой шкаф с отцовскими инструментами, телевизор, приставка на пуфике и диван, на котором Пашка и спал.

Зазвонил телефон. Наверное, опять тетка. Паша пошел и снял трубку. Послышался мужской голос:

— Ало, Паша?

— Да.

— Это дядя Юра, ну, с работы твоего папы.

— Да?

— Слушай, у вас бумаги отцовские? Мне срочно одна платежка нужна. Я у него в столе покопался и не нашел.

— Может быть, и у нас, я не знаю. Какие-то бумаги есть, но я в них не лазил.

— Тогда давай я заеду после обеда и посмотрю. Ты не против?

— Да нет, заезжайте. Только я буду дома после трех.

— Хорошо. В полчетвертого буду.

— До свидания, дядя Юра.

— До встречи.

Паша повесил трубку и пошел одеваться. Он должен выгулять Тима и сходить в больницу.

* * *
Юрий Краснов приехал с работы домой, чтобы пообедать. Часы показали половину второго дня и у него перерыв до двух, но Юрий решил задержаться дома подольше. Всё равно без этой старой Колиной платежки забрать груз бочек из порта у китайцев не получится. Такая интересная штука — бизнес. Может аукнуться одной бумажкой и даже через годы. И пусть груз военторговский, но и тут есть один интересный для Юры и Коли момент. Да, бедный Коля. И детям тоже хреново. Хорошо хоть денег Коля накопил прилично и детям не надо голодать. Но ведь Маринке в этом году в институт поступать, а с ее оценками без взятки лишь ПТУ светит.

Юра поел борща, неуверенно его разогрев на плите, — жена на работе. Он пошел в зал и присел на кресло рядом с журнальным столиком. На столике беспорядочно лежали всякие бумаги с работы и несколько журналов «Наука и жизнь». Юра просмотрел какие-то бумажки, но тут привычно его одолела дрема. Глаза закрылись сами собой, он откинулся в кресле. Из приоткрытого рта послышался храп, но вот, тело вдруг выпрямилось. Голова по-прежнему откинута назад, из открытого рта доносится урчание и глаза закрыты, но руки начали шарить по воздуху, как будто что-то ища. Вот они нашли стол. Движения резкие и суматошные, но пальцам удается найти ручку. Потом они обшарили бумаги. Кисти проводят по тем, на которых что-то написано и отбрасывают в сторону. Но вот они нашли чистый лист. Ручка замелькала по листу, что-то старательно рисуя. Кисть двигалась с частотой картриджа для принтера и вскоре закончила. Он засунул рисунок в стопку бумаг, Юра откинулся в кресле.

Разбудил его звук собственных часов. Юрины «Касио» мерзко пропикали каждый час отдельным сигналом. Первый «пи» он проспал, но когда часы пикнули, сообщая, время три, Юра очухался. В горле пересохло, он не понял, где находится. Первой мыслью было — он проспал что-то важное. Ему что-то снилось и он несколько минут не мог сопоставить реальность со сном, но ему это удалось. Он кинул взгляд на часы, коротко ругнулся и пошел одеваться. Встреча с Пашкой через полчаса, а мысли даже не думали приходить в порядок. Он забежал в ванну плеснул воды на лицо — это слегка освежило. Взял портфель для документов и, подойдя к журнальному столику, обнаружил: документы валяются там ворохом. Он опять ругнулся и, так как времени их разбирать не хватало, засунул в портфель всё. Кое-как одевшись, он побежал вниз.

* * *
Вообще, Тим — собака умная и специально гулять с ним не надо. Его можно просто выпустить из квартиры и он, побродив по окрестностям, возвращался, скребся в дверь и открывай. Но Пашке нравилось ездить в больницу вдвоем — так хоть немного, но веселее. Он оделся, взял поводок и надел на Тима ошейник. Выходя из квартиры, он запер обе двери.

Погодка выдалась не по-заветински хорошая. Вообще, в апреле в Заветах обычно еще холодно, но эта весна не такая. На деревьях уже распускались маленькие листочки, из оконных щелей выползли первые мухи. Путь до автобусной остановки не меньше километра, Пашка шел с Тимом, но пока не брал того на поводок. Пес бегал вокруг в поисках своего заклятого врага — кошек. Как уже упоминалось, Тим — пес охотничий, поэтому на кошек он именно охотился и убивал. Не дай бог коту промедлить, Тим нагонял его, хватал за шиворот и, резко тряхнув головой, переламывал позвоночник. Он поубивал почти всех котов во дворе, их владельцы уже не раз и не сто говорили, что отравят его или застрелят. Пока был папа, он пресекал подобные разговоры и поползновения, но теперь, когда его не было, Паша серьезно опасался за собаку. «Папа не был, а есть!», — строго поправил он себя.

Придя на остановку, Пашка посадил Тима на поводок и стал дожидаться автобуса. Тот ходил строго по расписанию, а водитель хорошо знал Пашку и разрешал входить вместе с собакой. К тому же водителю Тим очень нравился. Старенький «ПАЗик» подъехал и остановился. Двери открылись, Пашка вместе с собакой вошел внутрь.

— Здравствуйте, дядя Сережа, — сказал он водителю.

— Привет. У, ты мой хороший. — Водитель ласково потрепал Тима по ушам.

До госпиталя, где лежал отец, ехать полчаса, Пашка провел их в привычном созерцании пейзажа за стеклами автобуса. Он ездил в госпиталь часто и успел выучить каждый кустик и каждое здание. Автобус выехал из поселка, поехал в сторону Ванино. Госпиталь чуть в стороне от дороги, автобус остановился как можно ближе.

— Я назад через час поеду, — сказал дядя Сережа. — Так что не опаздывай.

— Хорошо.

Пашка вышел и спустил собаку с поводка. Тим убежал в лес — наверное, почуял белку или какую другую живность. Мальчик пошел к большому зданию, впитывая ароматы хвои и просыпающейся тайги. На душе было одновременно и грустно, и весело. Весело, потому что запахи природы слегка пьянили, и грустно, оттого, что опять предстоит увидеть отца в том состоянии, в котором он находился уже год с лишним. Подойдя к зданию, Пашка позвал собаку и привязал к столбу. Тим не сопротивлялся — привык.

Заходя в большой четырехэтажный госпиталь, у Пашки в который раз защемило в груди. Он так и не смог свыкнуться с мыслью, что здесь находится его отец. Он прошел по коридорам и привычно поздоровался с медсестрой в регистратуре. Она посмотрела на мальчика печально. Он поднялся на второй этаж и, пройдя до самого конца коридора, ненадолго притормозил у такой знакомой двери. Он каждый раз останавливался здесь, каждый раз собирался с силами. Старая дверь, окрашенная десятком слоев белой эмали. Воздух, пропитанный медикаментами так, что ни единый микроб не проскочит. Медсестры в белых халатах швыряются робкими взглядами — они вроде бы приветливы, но сторонятся его. И даже не самого мальчика, но его горя. Но вот, он глубоко вздохнул и толкнул дверь.

Палата отца не впечатляла размерами и обстановкой. Маленькая комнатка с кроватью, капельницами и аппаратом, что все время пикал, отмеряя пульс. Паша подошел к кровати и посмотрел на папу. На серых простынях лежал высокий красивый мужчина. Раньше он не носил бороду и усы, но теперь лицо скрылось за растительностью. Иногда его подстригали, но не в этом месяце. Глаза закрыты, но Пашка хорошо помнил их. В глазах отца цвела яркая зелень. Никогда и ни у кого мальчик не видел таких изумительно зеленых глаз, да и сам унаследовал карие глаза матери. Паша вспоминал, с какой любовью два зеленых озера смотрели на него и на Маринку. От этого сердце защемило сильнее. Фигура отца когда-то поражала мощью. Ни грамма жира, широкоплечий и в руках столько силы, что в одиночку мог поднять холодильник, на котором стоял еще один холодильник — так однажды было, сам Пашка видел. Теперь руки исхудали, мышцы повисли на них, образовав складки, могучая грудь впала, некогда натянутая, гладкая кожа покрылась мелкими морщинами и приобрела неестественную бледность. И запах. От папы всегда пахло в худшем случае потом здорового мужика, но тут — тело будто бы впитало больничную, стерильную, отчетливо противную только здоровому человеку вонь. Страшные слова типа «формалин», «йод», «пероксид водорода» и «спирт» накрепко впитались в отцовский запах, делая из спящего мужика подобие древней мумии…

Отца нашли прошлой зимой у подъезда их дома с шишкой на голове и без сознания. Шишка прошла, сознание не вернулось. Его звоут Николай, он служил военным строителем в Заветинском СМУ. Тридцать девять лет, но в волосах до сих пор ни одной сединки, настоящий богатырь, не чета ему и сестре — те пошли в мать, которых ни он, ни она не помнили. Батя о матери тоже рассказывал не слишком охотно, впрочем, всегда повторяя, что дети его, как мать — эльфы, а он — страшный тролль.

Что произошло на ступенях крыльца, догадались сразу. Поскользнулся, упал, ударился головой. Очень неудачно ударился. Настолько неудачно, что впал в кому и живет теперь как овощ, подпитываясь жидкостью из капельниц. Врачи не могли ничего сказать и сделать. Кома отца и странна, и обычна. Странна, потому что после таких травм обычно или умирают, или выздоравливают. Но чтобы столь глубокая, да еще на протяжении такого большого времени! Врачи исследовали мозг и обнаружили, тот каким-то образом активен. Вроде даже большей активности, чем мозг бодрствующего человека. Но активно папа предпочитал спать, а не выходить из сна…

Пашка погладил его голову. Волосы грязные, слегка липкие, но очень мягкие.

— Привет, пап, — сказал он. — Как у тебя дела? У меня хорошо, думаю, год закончить с одной четверкой по русскому. У Маринки тоже ничего. Она, правда, не очень учится, но зато выглядит здорово. Она скучает, я тоже. Тим вчера кота задрал у бабы Тони, так она грозилась его отравить, а я сказал, что так нельзя, что он не виноват. Просто у него порода такая… Он тоже скучает. Сегодня в школе проходили про Александра Македонского. Ты знал, что его армия питалась капустой в походах…

Пашка продолжал говорить, рассказывая, что с ним случилось за сегодняшний день. Он делал так всегда и ждал, однажды отец ему ответит. Паша носил его часы — командирские, подаренные на службе. Когда часы показали, что он провел палате полчаса, Паша замолчал и, поцеловав отца в лоб, вышел из палаты.

И он не увидел, как, впрочем, бывало всегда, когда за сыном закрывалась дверь: на секунду Николай открыл глаза — почти моргнул, ну, может быть, чуть дольше обычного. Но если бы мальчик видел, поразился бы, что из ярко-зеленых глаза стали совершенно тусклыми. Из глаз Николая ушли все краски, а зрачок и вовсе стал зеркальным, отразив на секунду-другую грязный потолок палаты. В движение пришли мимические мышцы лица и вот если бы ЭТО видел мальчик — точно бы испугался. Словно судорогой свело лицо, складки мышц образовали морщины, губы натянулись, обнажая желтые, неделями не чищенные зубы, легкие выплюнули мерзкое шипение — будто гусь зашипел. Прошло это быстро, как началось — Николай опустил веки и снова заснул.

* * *
Пашка пришел домой в три дня. Он успел на автобус, нормально доехал, но, как всегда после встречи с отцом, на душе неприятный осадок. Говорят, человек ко всему привыкает — нет, не привыкает. К горю можно привыкнуть, можно привыкнуть к разлуке, можно даже привыкнуть к отсутствию любимого человека, но когда оно всё сразу?!

Скоро должен прийти дядя Юра, надо достать отцовские документы из шкафа. Бумажек у отца много, Пашка разложил несколько стопок прямо на его кровати. Он ждал недолго, без двадцати четыре приехал дядя Юра. Паша увидел, как его машина припарковалась у подъезда, из нее вылетел взъерошенный мужчина. Сверху он показался Пашке прилично забавным. Мальчик вообще редко видел взрослых, которые куда-то действительно спешили, чуть не бежали. Они, взрослые, обычно важно так идут, не спеша; их побежать куда-то каленым железом не заставишь! Или, тем более, чтобы взрослые выходили на улицу, предварительно не причесавшись, побрившись, наодеколонившись и так далее! И дядя Юра раньше так тоже никогда не делал. Он носил усы и стеснялся лысины — старательно зачесывал набок длинные пряди, растущие чуть не из затылка. Якобы это должно скрыть плешь, но получалось, если честно, не очень.

В дверь позвонили — Пашка пошел открывать. Один короткий звонок. Так всегда делали незнакомцы или друзья, но не члены их семьи. И он, и отец, и Маринка звонили двумя короткими звонками, у каждого получался совершенно идентичный сигнал. Пашка открыл дверь. Дядя Юра протянул ему руку.

— Привет Паш, — сказал Юра.

— Здравствуйте. Проходите, я уже разложил все его бумаги на кровати.

— Молодец. Как сам?

— Да ничего.

Разувшись, дядя Юра пошел в спальню. В его взгляде какая-то суета, раньше Пашка такого не замечал. Взрослый рылся в бумагах отца, потом открыл портфель и стал что-то с чем-то сверять. Суеты во взгляде прибавилось.

— Паш, а у тебя попить есть чего? — спросил дядя Юра.

— Да, сок или вода?

— Да мне бы водички. Жена борщ пересолила…

— Сейчас.

Пашка пошел на кухню, а Юра продолжил сосредоточено копошиться в бумагах. У него действительно пересохло во рту, как с бодуна, но вроде, когда он ел борщ, тот не показался особенно соленым. Так почему теперь маленькие кристаллики соли чуть не царапают нёбо?!

Его глаза на секунду закрылись. Казалось, он просто моргнул и задержал веки в закрытом положении чуть дольше, чем надо. Из соседней комнаты, дремавший в кресле Тим, зарычал. Рука дяди Юры резко устремилась в утробу портфеля, достала листок и швырнула под кровать. Юра открыл глаза и продолжил копаться в бумагах. Он ничего не заметил.

Пашка принес стакан воды, дядя Юра выпил его залпом. Пить сразу перехотелось. Да и вообще, наконец, удалось собрать мысли в кучу. Он нашел интересующую платежку за пять минут. Он забрал ее, спрятал в портфель, а потом, попрощавшись с Пашкой и сказав, чтобы звонил, в случае чего, ушел. Паша стал собирать бумаги отца. Он складывал их в аккуратные стопки и прятал в шкаф. Под кровать он, естественно, не заглянул.

* * *
Летели недели. Весна, наконец, пробудила жителей Заветов. Они стали чаще появляться на улице, дети иногда выбегали во двор и играли в летние игры. Человек ко всему привыкает и даже к горю. Сестра Пашки боролась с ним, ведя разнузданную жизнь, а мальчик заглушал играми, школой и друзьями.

Истинно повезло тому, кто дружит с одним и тем же человеком с самого детства и проносит дружбу по всей жизни. Хотя таких друзей может быть и много, но, как правило, и одного толком не выходит. После школы мы разъезжаемся по университетам или идем в армию, там у нас появляются новые друзья, новые проблемы и новые интересы. Потом большинство женятся или выходят замуж и забывают старых друзей. Ну, может, иногда встретятся, чтобы выпить пивка и вспомнить детство или рассказать проблемы, которых хватает. Только годам к тридцати мы понимаем, насколько важна дружба. Тогда хочется восстановить прежние связи, но удается не всегда. Затем идет солидный возраст между тридцатью и сорока. Для мужчин это рассвет деятельности. Уже кое-что наработано, имеются связи и какой-то авторитет, да и здоровье позволяет и работать, и получать удовольствия. Но и интересы в эти годы у всех разные. Те, кто добился успеха, любит говорить о бабках; тот, кто не добился, хулить правительство, ну и так далее. В это время мы уже нашли себя, воздвигли свой мир и закрылись от чудес, выстроив надежную стену. Старые друзья в это время нужны, но, в основном, по делу. Ну, там, ты работаешь в банке, он или она в магазине, один помогает взять другому кредит, или хотя бы подсказать что-нибудь. Эти десять лет самые практичные в нашей жизни. После сорока сердце уже не способно открыть ворота для нового и мы вступаем в свою осень. Осень, как в природе, может продолжаться долго или резко прекратиться. Бывают годы, когда не выпадет снег до января, или вообще земля остается голой всю зиму, а бывает, что и в сентябре с неба сыпется небесная седина. Осень жизни продолжается пока не наступает зима. И в конце жизни, и в начале мы приоткрываемся для чудес. Только когда мы юны и еще многого не знаем, или когда стары настолько, что забываем то, что знаем, чудо приходит на огонек регулярнее. А почему и зачем — никто не знает.

Пашка дружил со многими ребятами. Он дружил и с одноклассниками, но главными друзьями считались дети из двора. Вообще улица Николаева (которую все называли «Николаевка») — это несколько домов, в основном пятиэтажных. В Заветах служило много военных и большинство жило как раз в этом районе. А у военных есть дети. А еще тут жило много военных строителей. И строители имели возможность построить во дворах небольшие деревянные домики, горки, качели, песочницы, чтобы детям было где играть. Ну, а дети, естественно, и играли.

Для ребенка мир — это то место, где он обитает очень узко. Пока кругозор не достаточно широк и место небольшое. Для Пашки миром был двор. А для ребят из других домов миром были их дворы. И между мальчишками из разных дворов шла нешуточная конкуренция, эдакая «война миров», иногда даже перетекающая в групповые драки. Николаевка состояла из четырех домов, стоящих параллельно друг другу, и пяти, стоящих перпендикулярно. Там же и школа, и недавно построенная девятиэтажка. Дом Пашки расположен очень удачно. Девятиэтажка напротив и немного ниже — горка, зимой приносящая радость детям со всего района. Прямо напротив пустыми окнами сверкают недостроенные школьные мастерские. Саму коробку мастерских достроили, но отделку не завершили и двери с окнами не вставили. Здесь дети играют в прятки и в «сифу», представляя постройки загадочными лабиринтами. В самом дворе четыре небольших, в рост взрослого человека, домика и две горки. Так же три песочницы, качели и четыре палисадника. В доме предусмотрен мусоропровод, но он не работал. Рядом с подъездом отходила небольшая загнутая стенка, огораживающая помещение, из которого предполагалось доставать мусор, но теперь там сделали склады для дворнических метел и лопат. Но Пашке и его друзьям повезло, они прибрали к рукам один из таких закутков. Там у них штаб!

Всего Пашка дружил с тремя мальчиками и двумя девчонками из двора. Сашка из его подъезда, Андрей из крайнего и Димка из третьего. Девчонки немного старше мальчишек, звали их Юля и Таня. Больше всего он дружил с Сашкой. Сашка жил на первом этаже, а Пашка на четвертом. А еще у Сашки мама преподавала рисование в четвертой школе, где учился Пашка. Правда, сейчас на друзей времени нет. Школа, как монстр из фильма, сжирала всё свободное и несвободное время. Но завтра начиналась неделя каникул и все друзья собирались отлично провести время. Это, конечно, не летние каникулы, но их генеральная репетиция.

Последние уроки и — КАНИКУЛЫ!!! Потом четвертая четверть и — ЛЕТО! Этого ждут все мальчишки и девчонки, ждал лета и Пашка.

Но сегодня еще предстояло сделать уроки и убрать в квартире. У них есть в квартире женщина, в виде сестры, но убиралась она редко, как редко бывала дома вообще. За последнюю неделю Пашка видел Маринку всего шесть раз, а если сложить время их совместного пребывания, получился бы от силы час за ту же неделю. Правда, сегодня Пашка сестру встретил. Она пришла домой поздно ночью и, очевидно, проспала школу — когда Пашка пришел домой, та все еще валялась в кровати. Мальчик покачал головой. Нет, пусть сестра делает, что хочет, она его старше, но ему не нравилось, что она не покормила Тима. Пашка исправил это и выпустил его погулять. Сегодня слишком много дел, он решил, что не пойдет в больницу. Он очень редко пропускал визиты к отцу, но еще надо написать сочинение, решить несколько примеров по математике, прочитать три оставшихся главы из Карлсона и выучить историю. На это уйдет, как минимум, часа четыре, а потом уборка.

Паша поел и засел за уроки. В час проснулась Маринка. Она сразу пошла в ванную, даже не поздоровавшись с братом, но уже спустя пятнадцать минут соизволила явиться к нему в комнату.

— Привет, — сказала она слабым голосом. Наверное, хорошо погуляла.

— Привет. Как спалось?

— Нормально. Мне не звонили?

— Нет, а должны?

— Не знаю. Может, Мишка,а, впрочем, ладно. Ты поел?

— Угу.

— А мне не хочется. Перехвачу что-нибудь в школе. Ну, я поперлась, ты не скучай.

— Не буду. Тебя ждать к ужину?

— Не знаю. Посмотрим…

Сестра стала собираться в школу с осознанностью зомби. Собственно, ей надо-то всего лишь одеться более-менее прилично и взять одну единственную тетрадь, как делают все «отстающие» ученики последних классов. Учебники Маринка брала в школу редко и учила уроки, одалживая на перемене у одноклассников. Вообще Маринка очень красивая девушка. Длинные белые волосы, но на типичную блондинку не тянет. До недавнего времени круглая отличница и лишь в десятом классе скатилась на троечницу. Великолепная память, однажды что-нибудь прочитав, она тут же запоминала, правда, всего на несколько дней. Высокая и стройная — к семнадцати годам уже полноценное тело полноценной красавицы. Особенно ее красили темные глаза, контрастирующие с белыми волосами — эдакая кобылица из сказки. С личиком тоже всё в порядке, но в последнее время Маринка стала сильно наседать на косметику, что не очень нравилось Пашке.

Спустя полчаса, Маринка ушла, а Пашка продолжал писать сочинение. К четырем он закончил и засел за другие уроки. Освободился он только к половине шестого и, выпив чаю, пошел в кладовку за пылесосом. Конечно, супер уборку он проводить не собирался, но пропылесосить всё и вытереть пыль надо. Остальное сделает тетя Клава, когда придет в следующий раз. Он всегда начинал убираться с комнаты сестры. Здесь каждый раз какой-нибудь сюрприз. То он находил чужие вещи, то глянцевые журналы, то предметы, происхождение и надобность которых определить не мог. Он пропылесосил пол и на этом, собственно, уборку окончил. Сюрпризом стало то, что сестра купила новое платье, валявшееся на кровати неаккуратным комком. Пыль протирать она ему не разрешала, ибо, чтобы это сделать, надо переставить сотни бутылочек, баночек, бумажечек и прочего мелкого мусора, бижутерии и косметики. А сестра не любила, если ее вещи переставляют. После комнаты сестры Пашка пошел в свою. Здесь царил идеальный порядок, но он всё равно пробежал пылесосом по ковру. Порядок царил и в спальне отца, но тут, засунув трубу пылесоса под кровать, Пашка нашел настоящий сюрприз.

Сначала он подумал, в пылесос засосало пакет. Пашка чертыхнулся и, вытащив трубу из-под кровати, увидел листок бумаги. Немного смятый листок, Пашка подумал, что тот попал туда из отцовских документов. Может, дядя Юра его туда уронил? Он поднял бумажку и поначалу даже не посмотрел на нее, но тут, лежавший в соседней комнате Тим, тявкнул во сне. От неожиданности Пашка вздрогнул и уронил листок. Тот был исписан только с одной стороны и упал ей вверх. На Пашку смотрела карта, весьма искусно нарисованная шариковой ручкой.

Пашка, конечно, видел рисунки, сделанные от руки, но такого никогда. Даже Сашкина мама, учительница рисования, вряд ли смогла бы его повторить. Хотя нарисовали ручкой, художник передал и тени и детали. На карте изображен их поселок, но не соблюдены некоторые пропорции. Рисунок повторял стиль карт древности. Ну, что-то вроде карт из книг Толкиена — некоторые дома и места увеличены, рядом с ними стоят странные значки. Всего увеличенных объектов шесть. На карте есть и его дом, и Николаевка, но они рисовались в правильной пропорции, а вот маяк на берегу бухты, четвертая школа, аэродром, памятник-катер, кочегарка расположенная неподалеку, и недостроенные школьные мастерские, нарисовали крупно и в деталях. Рядом с большим объектом стояла цифра и маленький значок. Мастерские имели цифру один, рядом нарисован полуприкрытый глаз. Номер два соответствовал его школе, рядом знак солнца как его рисуют первоклассники — круг и черточки-лучи. Цифра три на аэродроме, рядом дракон, летящий, как самолет, только на спине голая девушка. Четыре обозначала катер, рядом ночной колпак. Пять кочегарка, рядом с ней танцевал скелет, объятый пламенем. И, наконец, шестерка — маяк и рядом круг, закрашенный наполовину.

А еще в самом низу надпись — несколько строк мелким почерком. Стихотворение:

Не хочешь есть, не хочешь спать
И в приключенье попадать?
Поешь, усни и сразу вот —
Оно тебя само найдет!
Да, что-то непонятное. Откуда у папы или дяди Юры эта карта и что она означает? Нет, ну у самого Пашки вполне могла найтись такая, но на то он и ребенок. Так или иначе, Пашка решил, что разберется с этим позднее. Он отнес карту к себе в комнату и пошел протирать в квартире пыль. В семь часов он поел, позвонил Сашке — предложил сыграть в приставку. Сашка согласился. Спустя десять минут, он позвонил в дверь и когда Пашка открыл, увидел, что его друг держит в руках целую тарелку печенья.

— Привет, — сказал Сашка. — Мама просила передать.

— Кайф! Заходи.

Сашка зашел, они двинули к Пашке в комнату. Приставку Пашка уже подключил, они уселись играть в «Чип и Дейл». У Пашки много картриджей, но не во все игры можно играть вдвоем. Тарелка с печеньем стояла между ними, Пашка съел три печенки, тогда как Сашка налегал вовсю. Он делал это не специально, а по рассеянности. Сашка был довольно полным мальчиком, с круглым лицом и маленьким носом кнопкой. Небольшие серые глаза уже начали заплывать жиром и угрожали в будущем превратиться в поросячьи. А еще Сашка отличался удивительным добродушием, как все толстячки. Правда, в школе над ним уже посмеивались, но не так уж сильно, чтобы это стало проблемой.

— Блин! — сказал Пашка, когда они проиграли, а жизней не осталось. Он посмотрел на часы — половина девятого.

— Давай в другое поиграем, — предложил Сашка.

— Да играй пока один, мне надоело.

— О'кей. — Сашка вставил картридж с «Черным Плащом».

Пашка наблюдал за его игрой, потом ему самому захотелось, в результате они стали играть по очереди. Сашка проиграл на втором уровне, Пашка на третьем и когда отдал джойстик другу, его взгляд упал на карту, лежащую на столе.

— Смотри, что я сегодня нашел, — сказал Пашка.

Он взял карту и показал Сашке.

— Ух ты! А кто это нарисовал?

— Не знаю. Может, папа.

— Нарисовано здорово, — сказал мальчик авторитетно.

— Да здорово-то здорово, только что означает?

— Может, клад?!

Глаза обоих ребят загорелись. Клад! Да, это одно из самых любимых слов всех мальчишек планеты.

— Но почему места такие разные? Ну вот ладно еще школа, она хотя бы старая. Но при чем здесь кочегарка или мастерские?

— Ну не знаю. Может, в каждом месте есть подсказка, где он зарыт?

— И стишок дурацкий? Что он значит?

— Не хочешь есть, не хочешь спать и в приключение попасть, поешь, усни и сразу вот оно тебя само найдет.

— Да не «попасть», а «попадать». Хотя какая разница? Что значит?

— Шифр? — предположил Сашка, пожимая плечами.

— И какой? — мальчики передавали карту друг другу, рассматривали тончайшие линии, и не поверишь, что обычная шариковая ручка на такое способна.

— Не знаю. Но надо разобраться. В мастерских полазать, может, там чего найти.

— Так может, пойдем? — предложил Паша, в его карих глазах вдруг загорелся озорной огонек.

— Сейчас? — спросил Сашка неуверенно.

— Конечно сейчас!

— Да поздно уже, меня мама не отпустит, — пропищал Сашка, его детский голосок едва задрожал.

— А она не узнает.

— Нет. Я не хочу маме врать.

— Вот вечно ты так. Ну ладно завтра пойдем, посмотрим…

Но любопытство Пашки уже разгорелось дальше некуда. Он подумал, а может, действительно клад? Или папа что-то там спрятал. На улице еще не так поздно, а до мастерских рукой подать. Конечно, там ночью жутковато будет, но проверить стоит. К тому же, чем он хуже сестры? Если Маринке можно гулять допоздна, можно и ему!

В девять позвонила тетя Галя и сказала, чтобы Сашка шел домой. Когда друг ушел Пашка открыл шкаф с инструментами и нашел папин фонарик.

2

Бабу Люсю, бабу Настю и бабу Валю на первый взгляд ничего не связывало. Жили они на разных концах Заветов и никогда не встречались. У всех разная пенсия, баба Люся подрабатывала сторожем, баба Настя торговала на рынке ширпотребом, а баба Валя свободное время тратила на собирание бутылок. Но имелись у них и сходства. Ну, например, все любили рано ложиться спать — в девять уже дремали. Далее, все, в принципе, здоровы, но у каждой небольшая болезнь. У Любы барахлило сердечко, она принимала валерианку; Настю беспокоили камни в почках, иногда она не могла заснуть без снотворного; Валя страдала ожирением, ибо любила вкусно поесть и главное — умела вкусно приготовить. И еще все держали кошек.

Если внешне старушки отличались, то кошки были как на подбор — черные и резвые. Сегодня всех бабулек как обычно сморило и они, кто в кресле, кто на диване, задремали перед телевизором. И снилось им, очевидно, что-то похожее, потому как все во сне разговаривали, а вернее, запели. И самое удивительное — пели хором, хотя находились на километры друг от друга. Да и песенка не отличалась сложностью — такую разве что дети поют.

Тебя мы накормим,
Тебя мы напоим.
Достойный прием
Тебе мы устроим.
Мальчишка наестся,
Мальчишка уснет,
И Ветер его навсегда заберет!
Старухи пели тихо и хрипло, но разборчиво. И те, кому предназначалась песенка, услышали. Три черные кошки закрыли глазки и поднялись. Каждая с закрытыми глазами пошла по своим делам. Кошка бабы Люси залезла в сервант и достала крошечное блюдце из тонкого хрусталя. Она мотнула головой, проверяя, сможет ли его удержать и побежала к окну. Кошка бабы Насти залезла в коробку с лекарствами и взяла пузырек снотворного. И наконец, кошка бабы Вали побежала на кухню и залезла в шкаф, где собственноручно испеченные пирожные. Она взяла один эклер в тонкие зубки и побежала к окну. Все три кошки на несколько секунд положили свою ношу, подпрыгнули и ударом лапки открыли защелки на форточках. А потом, взяв блюдце, снотворное и пирожное, выпрыгнули в форточки и устремились в ночь.

* * *
Пашка вышел на улицу, одетый в теплый пуховик — дул не по-весеннему холодный ветер. Он даже надел шапку и шарф. В руках карта и фонарик, в такой экипировке он робко пошел к мастерским. Подойдя вплотную, Пашка остановился в нерешительности. Что-то в завывании ветра показалось зловещим. Но любопытство одолело, он вошел в темный зев здания.

В мастерских только один этаж и Пашка в принципе не нуждался в фонаре, чтобы там сориентироваться. Он уже давно излазал их и знал каждый закуток. В брошенных и недостроенных зданиях есть что-то завораживающе притягательное для детей. В них есть загадка, но сегодня ночью они казались Пашке особенно таинственными. Голые женщины, нарисованные старшеклассниками на стенах, представлялись почти живыми, а изображения детей яркими, в свете фонаря. В пустых окнах выл ветер и складывался в унылую мелодию. Пахло сыростью и едва отдавало мочой. Пашка еще раз посмотрел на карту. Полуприкрытый глаз, что бы это значило? И почему цифра один? Он направил луч фонаря на лица рисунков, но ничего интересного не нашел. Он видел эти рисунки много раз и для него они ничего не значили.

Вдруг в темноте мелькнула тень. Пашка вздрогнул и перевел луч на то место.

— Фу-ух, — облегченно вздохнул Пашка, когда фонарь высветил лишь черную кошку. Она посмотрела на него зелеными глазами и, как показалось Пашке, сама не поняла, что произошло. Впрочем, уже спустя секунду она нырнула в проход и пропала в темноте. — Нет, надо отсюда уходить. Что-то страшновато…

Пашка уже развернулся, но луч освятил угол комнаты. Там, рядом с осколком кирпича, на маленькой тарелочке лежало заварное пирожное.

Будь Пашка менее любопытен, или чуть старше, он никогда не сделал бы то, что сделал. Но в голове пробежали строки стишка из карты, он подошел к пирожному, рука сама взяла его. Вроде нормальное пирожное, ничего особенного. «Поешь, усни и сразу вот, оно тебя само найдет!». Так кажется, звучал стишок.

Вдруг особенно мощный порыв ветра прогудел в открытых окнах, словно труба. Порыв занес вместе с пылью странные запахи. Аромат пустыни. Пашка никогда не был в пустыне, однако ноздри затрепетали, а в голове поднялась, быть может, какая-то скрытая генетическая память. Да и порыв этого ветра был вовсе не холодным, напротив, он прикоснулся к лицу мальчика теплой, приятной струей. Так должна пахнуть пустыня и так должен пахнуть песок — пылью и восточными пряностями…

В животе заурчало. Внезапно накатил страшный голод. Пашка пожал плечами и откусил пирожное. Вкус оказался потрясающим, определенно баба Валя готовила просто супер. А Пашка еще сильно проголодался с перепугу и от возбуждения. И не почувствовал побочный вкус.

В голове замутилось. Мысли запутались, потом распутались, но лишь для того, чтобы разбежаться. Пашка почувствовал себя очень уставшим. Ему захотелось присесть, но ничего подходящего вокруг не нашлось. Он уселся прямо на пол, в голове звучало лишь: «Мальчишка наестся, мальчишка уснет и ветер его навсегда заберет!». Пашка положил голову на холодный пол мастерских, глаза закрылись. Последнее, что он помнил, как у него погас фонарик. Наверное, сели батарейки.

* * *
Пашка очнулся и не понял, где он. Он сначала даже не понял кто он, не говоря уж о где. Но мысли были ясны. То есть кроме вопроса о том, кто он и как сюда попал, всё нормально. Но тут словно кто-то защекотал его мозг и он начал вспоминать. Мастерские, карта, пирожное, потом это. А что это?

Пашка поднял голову с песка и открыл рот вместе с глазами насколько мог широко. Тот же час в рот залетела муха и он начал отплевываться. Но, что интересно, в рот попала муха, а выплюнул он кузнечика. Тот посмотрел на него фасеточными глазами, подмигнул неизвестно откуда взявшимся веком и в один прыжок улетел в далекие дали. Пашка проследил его взором и теперь предпочел оставить широко открытыми лишь глаза.

Перед ним раскинулась самая настоящая пустыня. Розовая пустыня. Да, песок розовый, но не везде. Пашка взглянул направо и увидел, что там он зеленый. Позади песок оказался ярко-желтым, а слева фиолетовым. Пашка лежал в том месте, где четыре вида соединялись, под ним горело небольшое пятно красного песка, повторяя очертания тела. Пашка встал. Он чувствовал себя потрясно. В теле удивительная легкость, мысли чисты, как хрусталь. Его глаза видели гораздо лучше, хотя он до этого и не подозревал, что у него были проблемы со зрением. И глазам есть на что посмотреть! Пустыня это уже что-то, но небо! Просто волшебное небо! Как будто, куда ни кинешь взгляд, и там вот-вот взойдет солнце. Словно Пашка оказался в огромном котловане, окруженном песочными сопками, а за барханами по всему периметру зажгли фонари. Сам источник света он не видел. Только вертикальные лучи освещали многочисленные перьевые облака. Облака походили на мазки художника. Меж ними сияли неяркие звезды.

— Ух ты! — только и смог сказать Пашка.

— Какое точное определение, — послышался приглушенный голос сзади.

Пашка повернулся и увидел, как с желтого бархана спускается мужчина. Он шел метрах в пятнадцати от Пашки и непонятно как могло получиться, что он его не заметил, когда смотрел в прошлый раз. Мужчина странный. Одет в шелковую одежду — что-то вроде пижамы или кимоно черного цвета. Похоже, исподней одежды он не носил, так как ветер, натянув тонкую материю, показал все анатомическое строение его тела. Рубашка расстегнута до половины и виднелась белая безволосая грудь. А вот с волосами на голове полный порядок. Или полный беспорядок — это как посмотреть. Копна темных волос, пряди настолько растрепаны, будто горят темным огнем. Они блестели и не желали складываться в хоть какое-то подобие прически. Когда мужчина подошел ближе, Пашка разглядел детали. На лице ни усов, ни бороды и вообще лицо вроде обычное, а вроде и нет. С одной стороны ничего любопытного, но есть странная, где-то даже пугающая симметрия. Не бывает таких лиц у людей, чтобы левая половина полностью повторяла правую. И глаза. Даже у Маринки они светлее. Такие темные, что зрачка вообще не видно. А еще он не носил обуви, а под пижамой обнаружилось небольшое брюшко, но толстым незнакомца назвать тоже нельзя. Он подошел к Пашке и протянул руку.

— Привет! — его голос странно шелестел. Он умудрился прошипеть слово без единой шипящей буквы.

— Здравствуйте, — Пашка неловко пожал протянутую руку. Ладонь сухая, теплая и тоже без волос. И еще Пашка заметил, у мужчины ногти накрашены черным лаком. Но не одним цветом, а как бы полутонами. Мизинец угольно черный, безымянный палец немного светлее и так до большого — серого.

— Как тебя зовут, мальчик? — буква «ч» растянулась, прозвучало как «мальщ-щик».

— Павел.

— И сразу ошибка, Павел! — усмехнулся незнакомец. — Никогда не называй свое настоящее имя незнакомым людям, а тем более, здесь.

— Почему?

— А вдруг я джинн? — мужчина улыбался блестящей белозубой улыбкой и, Пашке казалось, в воздухе взвился аромат тех самых восточных специй, которые он почуял в мастерских. — Или еще хуже, вдруг я — это я?

— Я не понимаю, — мальчик покачал головой, отпуская ладонь мужчины.

— Ну и славно. Пошли.

Мужчина опять протянул руку, но на этот раз Пашка ее не взял.

— А кто вы такой? — спросил мальчик недовечиво.

— Я — Шелковый Человек, — эти два слова мужчина прошелестел еще сильнее. Как будто сухие листья кто-то смял в руке. «Щ-шелх-хоф-фый Щ-шело-ф-фех».

— В смысле?

— Меня так зовут — Шелковый Человек.

— А, понял. Вы не называете мне настоящее имя.

— Отчего же? Это мое имя. Но я могу его называть кому угодно, ибо я — Шелковый Человек.

«Псих какой-то,» — подумал Пашка. Но вслух, естественно, ничего не сказал. Незнакомец все еще стоял с протянутой рукой, словно прося милостыню.

— А куда вы хотите меня отвести? — спросил Пашка. — И почему я должен с вами идти?

— Ты можешь никуда не идти. Я просто хочу тебе помочь.

— В чём и почему?

— А просто я помогаю всем, кто пришел сюда в первый раз.

— А куда «сюда»?

— В Азиль-до-Абар. На третий уровень Алям-аль-Металя.

— А это где? — мальчик постарался мысленно произнести странные названия, но даже в голове об них язык сломаешь.

— Во сне, — пояснил Шелковый Человек терпеливо. — Ты что, не понял, что спишь, Павел?

— А вот оно что! Но на сон не похоже.

— Это потому что Сон — второй уровень Алям-аль-Металя, а ты на третьем. Сюда редко кто попадает из Мира. И здесь живем мы.

— Кто это «вы»?

— Жители.

Разговор зашел в тупик. Пашка пока ничего не понимал, а от объяснений Шелкового Человека всё только запутывалось.

— Ты, может, пока и не понимаешь, но не волнуйся, поймешь со временем, — сказал мужчина. — Теперь ты гость Ветра и, придя сюда однажды, сможешь попасть снова. И, кстати, как ты сюда попал? Кто тебе помог?

— Никто. Я просто уснул в мастерских и…

— Никогда не рассказывай, где ты живешь! — сказал Шелковый Человек строго. — Если кто-нибудь узнает об этом, тебя смогут найти в Мире. А еще придумай себе другое имя и пользуйся им. По имени тебя тоже смогут найти.

— Я ничего не понимаю, начал злиться мальчик. — Кто меня будет искать? Зачем меня будут искать? И кто вы такой? Я уже понял, как вас зовут и понял, что вы мне снитесь, но я с вами никуда не пойду, пока вы мне все не растолкуете.

Шелковый Человек опустил руку. Его темные глаза вдруг окрасились фиолетовым.

— Я не могу ответить на все твои вопросы. Это будет нечестно.

— То есть — нечестно?

— Понимаешь, какая мне выгода тебе всё это рассказывать?

— А вы не можете мне рассказать просто так? — удивился мальчик.

— Нет. Я Шелковый Человек и не могу ничего сделать «просто так», — покачал головой мужчина. — Но, если ты не хочешь со мной идти, прощай. Времени у меня нет.

Пашка опять открыл рот от удивления, потому что мужчина растворился в воздухе. Мгновенно. Только что стоял и шелестел какой-то бред, а теперь пропал. Хотя это сон, наверное, тут так и надо.

Вообще, Пашка не мог понять, как такое может быть. Для сна здесь уж чересчур реально. Раньше он иногда во сне забывал, что оно происходит не на самом деле, но после сразу просыпался. Он попробовал проснуться и теперь, но не смог. Тогда Пашка решил, раз ему приснился такой реальный сон, надо получить от него удовольствие. И он, еще раз осмотревшись, побрел по песку.

Он выбрал фиолетовый песок и вскоре забрался на бархан. И тут увидел еще одну потрясающую картину. Город. Вернее, городок фиолетового цвета. Он состоял из одноэтажных домиков и раскинулся посреди фиолетовой пустыни, почти сливаясь с ней. До него вроде не так уж и далеко, Пашка пошел туда.

Подходя ближе, Пашка обнаружил, что у всех домиков закрыты ставни, а на улицах никого нет. В городе, прямо из песка, росли деревья, на них сидели фиолетовые птички, похожие на воробьев. Они просто сидели и ничего не делали, не чирикали, не чистили перышки, даже, казалось, ни моргали. Городок напоминал съемочную площадку, с которой ушли актеры. Ничего не шевелилось и только ветер слегка завывал меж домов. Почти на каждом домике флюгер, но ветер их не вращал. Пашке здесь не нравилось. Если это сон, то сон какой-то неинтересный.

Он подошел к следующему дереву, чтобы повнимательней рассмотреть странных воробьев. Птички смотрели на него, но их глаза ничего не выражали. Просто две фиолетовые бусины глядели на Пашку совершенно безразлично. Один воробей сидел на низкой ветке, протянув руку, Пашка взял его. Птичка и на это никак не отреагировала. Теплое мягкое тельце слегка билось в такт сердцу, но где сидеть, в руках мальчика или на ветке, птичке безразлично. Пашка аккуратно посадил ее обратно и пошел к одному из однообразных домов.

Ставни и дверь маленького домишки закрыты. Дом вроде из дерева, но из фиолетового дерева. Не покрытого краской, а сама древесина, ее фактура, такого цвета. Пашка понял это, слегка ковырнув ногтем стенку. Он постучал в дверь, никто не ответил. Хотя там кто-то есть — из-за двери слышны голоса. Пашка открыл дверь и вошел внутрь.

— Здравствуйте, — сказал он в дом. Обстановка внутри тоже фиолетовая и довольно скудная. В прихожей фиолетовая вешалка для шляп, на ней два фиолетовых убора. Пашка пошел дальше и увидел, откуда шел звук. Перед ним, на фиолетовом диване, сидели два самых настоящих фиолетовых человека и смотрели телевизор. Из телевизора доносился скучный голос еще одного фиолетового человека.

— И снова мы поздравляем наших фермеров, которые не собрали в этом сезоне тридцать три тысячи тонн картошки, — говорил мужчина из ящика. Он полуприкрыл глаза и, казалось, сейчас заснет. — Напомню, это на тридцать тысяч тонн меньше, чем в прошлом году.

Пашка топтался на пороге, не зная, что делать. Люди не обращали на него никакого внимания, как до них воробей. Он решил повторить приветствие:

— Здравствуйте.

— Ну, привет, — сказала фиолетовая женщина. Пашка видел только ее красивый фиолетовый профиль. Повернуть голову она не удосужилась.

— Привет, — сказал мужчина устало. Он немного старше женщины и носит бороду, фиолетовую, ессно. Всё фиолетовое в этих людях, от одежды до цвета глаз и поведения. Мужчина тоже не повернул головы; обойдя их, Пашка встал напротив.

— А не могли бы вы мне сказать, кто вы и где я нахожусь? — спросил Пашка максимально вежливо.

— А тебе не все равно? — спросила женщина в ответ. Мужчина ничего не сказал.

— Мне интересно, — продолжил Пашка.

— А это как? — сказал мужчина, а потом зевнул, показывая фиолетовый язык и зубы.

— А вы что, не знаете, что такое «интересно»?

— Мальчик, а ты не мог бы замолчать? — попросила женщина. — Ты разве не видишь, что нам приходится делать?

— Что делать? — удивился Пашка.

— Что-то делать, — ответил мужчина назидательно. — Сядь, посмотри телевизор и замолчи.

Пашка пожал плечами и сел в кресло. В телевизоре фиолетовый старик с большой бородой лениво говорил, куря самокрутку.

— Сначала мы не посадили картошку, потом мы не распахали поле под пшеницу и, наконец, не посадили и ее.

— Потрясающе, — вяло сказал другой мужчина, появившись в кадре. — И как вы только до этого додумались?

— Додумался? — сказал старик. — А что это такое?

— Да не знаю я. Просто услышал от желтых и слово как это… а, да, понравилось.

— А что такое понравилось?

— А вам, собственно, какое дело?

— Да никакого…

— Ну вот и хорошо. Что вы собираетесь не делать дальше?

— Ну, сезон не посадки картошки окончился. Через год мы не посадим клубнику, потом клюкву. Клюкву очень хорошо не сажать. Ее и нет, в принципе…

— И хрен с ней. А вы не хотите, не посадить хрен?

— А какая тебе разница?

— Никакая…

Более дурацкого диалога Паша не слышал в жизни. Он встал с кресла и сказал мужчине с женщиной:

— Я, наверно, пойду?

— Зачем? И как? — спросил мужчина.

— А что, можно ходить? — спросила женщина.

— До свидания, — ответил Пашка, идя к выходу.

— Сомневаюсь… — сказал мужчина.

Пашка вышел из фиолетового дома и пошел к другому. Он постучался но, как и в первом, ему никто не ответил. Когда мальчик вошел, он увидел двух стариков: мужчину и женщину, сидящих в креслах-качалках.

— Здравствуйте, — сказал Пашка.

— Ты кто? — спросил его дед лениво.

— Ты что, не видишь, старый, это же мальчик, — сказала старуха.

— А как это — мальчик?

— Вот если бы мы делали что-нибудь в спальне, у нас были бы такие же, — продолжила старуха. На Пашку они внимания не обращали.

— А что можно делать в спальне?

— А я откуда знаю, старый, но по розовому каналу говорили, что что-то можно.

— Я вообще не был в той комнате. Что мне там делать, да еще и с тобой? И как можно делать что-то и зачем?

— Да замолчи ты уже. Мне же тебе отвечать приходится!

Старики замолчали. Их глаза ничего не выражали, они рассматривали Пашку без какого-то любопытства. Мальчик развернулся и вышел. Он заглянул еще в три дома и там нашел точно таких же фиолетовых людей. Они также без интереса смотрели на него и, казалось, загорись их дом, даже не предприняли бы попытки его покинуть. Пашке это надоело, он пошел к тому месту, где проснулся. Хотя, конечно, термин «проснуться» здесь неуместен — он ведь как бы наоборот уснул.

Пребывание в фиолетовом городе хоть и оказалось скучноватым, но Пашке понравилось. На яву такое разве увидишь? Он не стал возвращаться к красному пятну, а, пройдя границу с желтым песком, потопал по бархану. Здесь песчаная гора выше, он поднимался наверх дольше.

Он взобрался и увидел самое настоящее море. В тусклых сумерках оно казалось серым, на нём, куда ни кинь взгляд, плавали лодки с рыбаками. На берегу моря их тоже сидело достаточно, там Пашка увидел и кое-что еще. На песке у водной кромки лежали целые груды еды. От огромных тортов, до колбас и запеченных индюшек. Еда просто валялась, брошенная без присмотра, но вот один рыбак встал и подошел к большому торту. Он воровато оглянулся по сторонам и быстро схватил торт, но в это время на его ноге захлестнулась петля. Наверное, кто-то закопал ее в песок, чтобы никто не заметил. Мужчина упал, его потащило к воде. Он что-то крикнул и скрылся в море. Вскоре Пашка увидел огромный плавник, уносящийся к горизонту и привязанный к нему другой конец веревки.

— Странное зрелище для мальчика из Яви, не правда ли? — послышался сзади голос Шелкового Человека.

Пашка повернулся. Шелковый Человек сидел на песке и смотрел на море.

— А откуда вы взялись? — спросил Пашка, делая шаг назад — мужчина его слегка испугал. А тот сидел совершенно спокойно, черные волосы шевелились на морском бризе, широкие ноздри трепетали, вдыхая ароматы еды и соленый, напитанный йодом воздух.

— Ответ на этот вопрос я не знаю. Может, родился, может, что еще…

— Да нет, откуда вы взялись на этом бархане?

— Пришел, — пожал плечами мужчина.

Пашка посмотрел на песок позади него. Там отпечатались следы его ботинок, но следов босых ног Шелкового Человека не наблюдалось.

— Я понял, какую могу поиметь с тебя выгоду, — продолжил мужчина.

— Ну и какую?

— Ты кое-что для меня сделаешь, а я тебе что-нибудь расскажу. И, в качестве аванса за работу, предлагаю задать мне три вопроса.

— А что за работа?

— Надо взять красного песка и принести его в Атику — столицу Цветных Стран Предрассветного Царства.

— А чего сами не можете? — нахмурился мальчик.

— Мне лень, к тому же надо ведь и тебе чем-то заняться, — ответил Шелковый Человек и озорно подмигнул.

— А зачем в этой Атике красный песок?

— Там стоят большие песочные часы и их заполняют только красным песком. Тебе надо их наполнить. Ну вот, теперь иди.

— В смысле, «иди»? Вы же еще мне ничего не рассказали, — возмутился Пашка.

— Я ответил на три вопроса и теперь ты, как честный мальчик, должен отнести в Атику песок с того места, где ты возник.

— Какие три вопроса?

— Ну как же, про работу, про то, почему я ее не делаю сам и про песочные часы.

— Нет, так не пойдет. Вы что же, решили разыграть меня? Не понесу я никуда ваш песок на таких условиях!

Шелковый Человек неодобрительно посмотрел на него, но потом прошелестел:

— Хорошо, выкручивай мне руки. Давай свои вопросы…

— Что это за место?

— Это не место, мальчик, — это Предрассветное Царство Азиль-до-Абара. Самое скучное из Царств, на мой взгляд, но уж какое есть. Предрассветное Царство в этом районе разделено на четыре страны: фиолетовую, там ты уже был, желтую, розовую и зеленую. Столица Цветных Стран находится в зеленой. Я ответил на твой вопрос?

— Более или менее. Теперь скажите, кто вы такой?

— Я — Шелковый Человек, некоронованный король Алям-аль-Металя.

— А как я сюда попал и как мне отсюда выбраться?

— Ты уснул и попал сюда. Подробности ты должен знать лучше меня. А уйти отсюда проще простого — надо проснуться.

— Я пытался, но у меня не получилось.

— Ничего, со временем ты научишься, а пока придется просто подождать. Итак, три вопроса заданы, три ответа получены — теперь уж всё честно. Иди, бери песок и отнеси его на центральную площадь. Атика в паре лиг от места, где ты возник, идти долго не придется. Просто набей песком карманы и иди прямо. Атика очень большая, не промахнешься.

— А зачем это вам надо?

— Я уже ответил на все твои вопросы, — сказал Шелковый Человек и снова пропал. На том месте, где он сидел, остался след, но налетел порыв ветра и сгладил легкий желтый песок. Остался лишь легкий аромат восточных специй.

Паша некоторое время обдумывал полученную информацию и решил, в принципе, отнести песок в Атику ничем не хуже, чем просто прогуляться до нее. Он пошел туда, где, как выразился Шелковый Человек, он возник. Кучка красного песка сияла там, где граничили четыре страны Предрассветного Царства. Пашка набил им карманы и поплелся по зеленому бархану.

Когда он взобрался, перед ним предстала Атика. Огромный город изумрудного цвета. Из Атики вырастали сотни высоких круглых башен. Они прорезали тусклое небо и казались черными на фоне лучей солнца, которое, наверное, никогда здесь не всходит — не зря же это Царство Шелковый Человек называл Предрассветным.

Пока Пашка спускался, он различил и детали. Башен много, есть и другие дома, вернее, все остальные дома тоже башни, но низкие и потоньше. Строения походили на бочки с бензином, которые Пашка видел пару лет назад, когда отец взял его в порт — те тоже были окрашены зеленым. Мостовые Атики выложили круглыми зелеными камнями, по ним ходили разноцветные люди. И розовые, и фиолетовые, и желтые, и, собственно, зеленые люди шли куда-то, но есть и другие жители. Например, лошадь шла на двух задних копытах, напялив на голову круглую широкополую шляпу. От такого зрелища рот у Пашки опять открылся, но он вспомнил, что спит, и лишь рассмеялся.

Пашка вступил на зеленую мостовую и пошел вглубь города, постоянно мотая головой и разглядывая пейзаж. Изумрудные башни взметались вверх, из окон то и дело высовывались разноцветные головы жителей Предрассветного Царства. Больше всех ему встретилось зеленых людей, они походили на каких-то гномов или леприконов. Низенькие, с бакенбардами и в зеленых костюмах с длинными полами. На ногах башмаки с желтыми пряжками — единственное допущение иного цвета в одежде. Кроме прочего, у каждого трость и все мужчины. Женщин зеленого цвета Пашке пока не попадалось. Рост у Пашки, для его возраста, приличный и по высоте он никак не выделялся среди местных. Но вот по телосложению они его превосходили эдак раза в два. Коротенькие ножки зеленых человечков похожи на толстые столбики, обтянутые в чулки, руки тоже короткие, но толстые. Зеленые смотрели на мальчика свысока, хотя были одного с ним роста. То, что к ним пожаловал человек необычного цвета, их, похоже, никак не волновало. Только толстые губы презрительно кривились, но молчали.

Желтые люди носили длинные желтые плащи, у каждого в руках удочка или сачок, или еще какая рыбацкая снасть. На головах желтая шляпка, в которой торчали мушки. Ноги, правда, в зеленых сапогах, но, как и у зеленых людей, это единственное исключение из желтого правила. Желтых людей ходило не очень много и тоже все поголовно мужчины. У каждого непременная борода с усами, они куда-то спешили и чуть ли не бежали по зеленым мостовым. Но настоящее удивление у Пашки вызвали розовые люди. Вот розовые как раз оказались женщинами. И все настолько пышные, что весили, наверное, как два зеленых мужчины. Когда Пашка увидел такое гигантское розовое пятно, двигающееся по улице и держащее в руках две большие корзины, до верха набитые фруктами, он замер как соляной столб. Женщины носили белые сарафаны, из которых только чудом не вываливались огромные груди. Каждая грудь размером с ведро и у всех женщин под сердцем ребенок или просто все они разжирели настолько, что казались беременными. Женщины очень приветливые. Если зеленые мужчины кривили губы при виде Пашки, желтые вообще не замечали, проносясь куда-то, а фиолетовым было наплевать, то, когда его увидела розовая женщина, она воскликнула:

— Ой, какой хорошенький! И какой чудной! Как тебе зовут, сладкий?

Пашка вспомнил, о чём его предупреждал Шелковый Человек и и почему-то ответил:

— Карл.

— Карл? — рассмеялась розовая женщина. — А вроде немаленький. Ты ведь не из нашего Царства?

— Нет, не из вашего. Мне нужно на площадь, где стоят песочные часы. Вы не подскажете, где она?

— Какой вежливый мальчик. Не то, что эти зеленые оболтусы. А на площадь пройти очень просто. Если идти отсюда по этой улице, упрешься в Толстую Башню. Там и площадь найдешь. На вот яблочко, а то такой тощенький…

— Спасибо, — сказал Пашка и взял зеленое яблоко.

— На здоровье!

Толстая розовая женщина пошла дальше, Пашка последовал ее примеру и двинул к Толстой Башне.

Аттика — город немалый, чтобы дойти до середины, пришлось долго топать по круглым камням мостовой. Ни трамваев, ни автобусов, ни каких-либо других транспортных средств не наблюдается, Пашка шел пёхом. В городе вообще не было машин. Несколько раз он увидел кареты, запряженные почему-то свиньями и всё. Одной из таких розовых свинок мальчик скормил зеленый огрызок. Яблоко на вкус оказалось просто потрясающим. Его мякоть, как и шкурка, тоже имели зеленый цвет, но на вкусовые качества это никак не повлияло — ярко выраженный яблочный вкус, будто ешь саму яблочность. Трудно это передать словами, как трудно бывает рассказать наутро ночной сон. В городе Пашка встретил и другие чудеса, кроме жителей. Несколько раз он видел животных, одетых в костюмы. Они вальяжно прогуливались на задних лапах. Пару раз попались птицы зеленого цвета, один раз даже змея, обвивающая кольцами зеленое дерево.

Но вот он пришел к Толстой Башне. Огромное цилиндрическое здание и действительно толстое. Высотой с пятиэтажный дом, а в диаметре не меньше километра. Это Пашка понял, когда стал его обходить в поисках площади. И вот нашлась и она. Большая круглая площадь прямо рядом с входом в Толстую Башню, посреди нее громадные песочные часы, наполовину заполненные красным песком. Песок в них находился в нижней половине уже давно полностью ссыпанный туда временем, и, по всей видимости, перевернуть их невозможно. По крайней мере, никаких приспособлений для переворачивания Пашка не видел. Рядом с часами его подстерегало еще одно интересное зрелище. Дети. До сих пор он не видел детей в Предрассветном Царстве, а тут их словно специально собрали в кучу. Мальчики и девочки и все разноцветные, как шарики мороженого. Зеленые мальчики, розовые и фиолетовые девочки, и желтые дети обоих полов.

Все дети стояли вокруг часов и смотрели на них. Рядом ходили несколько зеленых мужчин и что-то им говорили. Что самое интересное, ни у одного ребенка Пашка не увидел никаких эмоций на лицах. Ну ладно еще фиолетовые дети, похоже, рождаются законченными флегматики, но остальные-то должны хоть как-то реагировать. Пашка подошел к толпе детей и прислушался, что говорят зеленые люди.

— Вы знаете, насколько важным делом вы заняты, и, несмотря на это, не нашли еще и кучки. За два цикла ни единой гранулы! Если так будет продолжаться дальше, мы никогда не закончим работу!

— А о чём он говорит? — спросил Пашка у розовой девочки, стоявшей рядом.

— Как это, о чём? Ах, да ты, наверное, не местный? — сказала девочка, рассматривая его одежду. — Он говорит, мы плохо ищем красное для часов.

— А у меня как раз есть. — И Пашка достал россыпь песка из кармана. Реакция девочки оказалась странной. Она округлила глаза и зашептала:

— Убери быстро! Ты что, дурак, показывать такое здесь?

— А что тут такого? Ну, можешь взять этот песок мне…

— Что это? — услышал Пашка сзади. — Песочек?

Говорил это мужчина зеленого цвета, которого Пашка не заметил. Но лишь одного взгляда хватило, чтобы понять — намерения у него не самые добрые. Глаза зеленого человечка горели алчностью, а короткие руки тянулись к песку в ладонях Пашки.

— Красное? — спросил он у девочки.

— Да, — ответила она, а потом прошипела Пашке: — Беги!

— Что? — не понял Пашка.

— Да беги же, дурак!

В этот момент зеленый мужчина бросился к Пашке. Он закричал: «Хватай его, он видит!» — и побежал на коротеньких ножках. Пашка совершенно машинально швырнул песок мужчине прямо в лицо и, когда тот остановился протирать глаза, бросился бежать. Позади раздались крики и топанье ног. За ним устремились в погоню зеленые люди. Пашка бежал, как олень, но очень скоро понял — его догоняют. Зеленые мужчины бежали медленнее, зато они даже не думали уставать. Напротив, когда в боку мальчика предательски закололо, он оглянулся и не увидел у них даже отдышки. Они вообще дышали носом.

Пашка забежал за какую-то круглую башню и застыл, как вкопанный. Перед ним огромная, в два человеческих роста, статуя из чистого изумруда. Мужчина с суровым лицом в наряде, который больше всего подходил бы ковбою из американских фильмов. Широкополая шляпа, сапоги и пара пистолетов на бедрах. Но, конечно же, не одежда заставила Пашку остановиться. Это была статуя его отца. Лицо папы строго смотрело поверх Пашки куда-то вдаль.

Кто-то толкнул его в спину. Понятно кто — зеленые люди. Они навалились на Пашку всем скопом — семь или восемь человек. Один схватил за волосы, Пашка закричал от боли, всё поплыло перед глазами.

— Эй, да он из Мира! — закричал один из зеленых людей и это последнее, что услышал Паша. Предрассветное Царство пропало и он проснулся.

* * *
Очнулся Пашка от собственного крика, совершенно не понимая, где он и кто он. Зеленые пальцы все еще маячили перед глазами, пытаясь закрыть гордую статую отца. Он обнаружил, что лежит на холодном каменном полу, свернутый калачиком, и дрожит. Кое-как распрямился, кости захрустели, сердце забилось чуть реже. Он часто дышал, будто только что пробежал несколько километров. Пашка осмотрелся и понял — он в недостроенных мастерских перед его домом.

— Ну и приснится же… — пробормотал он, чувствуя, как в затекшие ноги возвращается кровь, неся легкое покалывание.

Он поднялся и едва не упал. Осмотрелся. В углу маленькая тарелочка, рядом фонарик. Наверное, батарейки сели и он погас. Пашка поднял фонарь и почувствовал — в карманах что-то есть. Он залез туда и достал ярко красный песок. Он непонимающе смотрел на него, а песок начал таять. Сначала потускнел, а потом вообще пропал. Пашка еще раз засунул руку в карман и понял, он пуст. Значит, не приснилось. Или, вернее, приснилось, но что-то очень странное.

Пашка пошел из мастерских, гадая, что же с ним такое произошло. В кармане пуховика похрустывало и он достал карту. Рядом с мастерскими стояла цифра «один» и значок — полуприкрытое око. Предрассветное Царство. Неужели это всё по-настоящему? Неужели он попал в странный сон, который нельзя назвать сном? Он шел по своему двору. На горизонте появился алый край солнца. Рассвет забрезжил, согревая Заветы. Пашка пошел в подъезд и поднялся наверх. Он открыл квартиру и, зайдя, обнаружил, Маринки нет дома. Ничего удивительного.

Как ни странно, чувствовал он себя просто превосходно. Провел ночь, лежа на холодном каменном полу, и проснулся от боли, но бодр и весел. Всё же он только что попал в удивительное приключение в первый раз в жизни. Правда, болела спина, он разделся, чтобы посмотреть, что с ней. И обомлел, когда в отражении зеркала разглядел на лопатке четкий синяк. Синяк в форме пяти маленьких толстых пальцев. Он не мог удариться так в мастерских, значит, это ему подарок на прощанье из Предрассветного Царства. Пашка вошел на кухню и приготовил чай. Часы показывали семь утра, скоро надо выходить в школу. Он собрал учебники в портфель, пока вода закипала, позавтракал, надел школьную форму и пошел в школу.

3

Последний день перед каникулами никогда не бывает тяжелым. Нет, иногда какой-нибудь рьяный учитель сделает вид, что это простой день, но сделает чисто из вредности. А так, как правило, учителя ставят оценки за четверть, а детям предлагается просто тихо посидеть. Естественно, дети вначале так и делают, но потом начинаются перешептывания, следом разговоры вполголоса и, наконец, смех и кавардак. Учитель говорит строго, что сейчас задаст им работу, дети на некоторое время умолкают и всё начинается по-новой. Иногда, правда, учитель предпочитает поговорить с детьми или рассказать что-то интересное. Так случилось и в этот раз.

Классуха у Пашки — суровая учительница английского, Татьяна Николаевна. Ну, как суровая, — так скажем, почти всегда суровая, но в действительности — обычная заботливая курица. И у клахи на днях появилась идея прочитать детям лекцию о безопасности нахождения на водах. И даже не просто прочитать, а пригласить человека, который этим вопросом непосредственно занимается. Смотрителя маяка, деда Кузьмича.

Дед Кузьмич — фигура интересная и даже где-то заповедная. Собственно, и дедом он не был, так как внуков не имел, но солидный возраст и необычная внешность крепко прицепили к его отчеству приставку «дед». И вот это дед был реальным пугалом особенно для детей. Тех он очень не любил, потому что они, во-первых, мешали его основной работе — следить за исправным состоянием маяка и парка у набережной. Для малолеток в его маяке было будто медом намазано, плюс они очень любили разукрашивать стены маяка, устраивать под ними костры, что образовывали уродливые черные пятна. Стены приходилось белить, детей гонять, а по весне маленьких сорванцов еще регулярно надо было снимать с льдин во время их троганья.

Прозвенел звонок, Татьяна Николаевна усадила класс и решила немного поговорить с детьми, прежде чем представит Кузьмича.

— Итак, дети, на дворе весна — время очень опасное, — говорила она школьникам, а те подумали, сейчас им начнут читать очередную скукотень и испортят впечатление от последнего урока предпоследней четверти. — Я знаю, многие дети, я не говорю, что вы, но многие, любят кататься на льдинах во время ледохода. И таким детям кажется это прикольным. Они делают себе длинный шест и с его помощью катаются, но даже не представляют, какой опасности подвергаются. Было много случаев, когда детей, да и взрослых тоже, уносило в море, а иногда они даже тонули. И вот сегодня я пригласила к нам смотрителя маяка и парка э-э-э… Кузьмича.

Дверь открылась, вошел дед Кузьмич. Официально Кузьмич даже должности не имел, нет такого понятия — смотритель. Лесник есть, но не в парке. Кузьмич же просто жил неподалеку от маяка, и предложил администрации присматривать за ним и за парком. А власти, почему-то, согласились, и вот уже двадцать с лишним лет он был смотрителем. А, может, даже и больше. Татьяна Николаевна не знала, потому что приехала в Заветы лишь десять лет назад, но про деда Кузьмича ей рассказала подруга, приехавшая пятнадцать лет назад, и он уже тут работал. Странного деда все знали, дети его откровенно боялись, взрослые побаивались, а администрация, поговаривали, стелилась перед ним персидским ковром. То ли он был как-то связан с военными, то ли имел компромат на нескольких глав, чёрт его знает, факт есть факт — Кузьмич распоряжался городским парком, как собственностью. Многим это даже нравилось, зато там относительно чисто и вообще порядок.

Внешне дед Кузьмич не походил ни на лесника, ни на смотрителя. В класс вошел лысый, безбородый, высокий мужчина. Одно сразу ясно — он очень старый. На обветренном лице сотни морщин, длинный крючковатый нос, тончайшие губы и удивительные глаза. Наверное, когда-то давно серые, но тоже тусклые, теперь они стали почти белыми. И только маленькая точка зрачка делала глаза человеческими. Одет в плотные серые джинсы и темный вельветовый пиджак. Тонкие длинные пальцы крепкой смяли — будто когти огромной птицы! — черную вязаную шапочку.

— Извините, а как вас по имени? — спросила учительница. — А то как-то неудобно получается — просто Кузьмич.

— Простого Кузьмича вполне достаточно, девочка, — сказал старик на удивление звонким и молодым голосом. — Я уже настолько стар, что забыл имя…

Татьяна Николаевна тактично улыбнулась, некоторые дети тоже, но в целом класс глядел неодобрительно. Старый хрыч гонял из парка почти каждого мальчика этого класса, и не дай Бог к его этому драгоценному маяку подойти! Это сейчас он приличный, а некоторым ребятам попадало от него и палкой по хребту, и в выражениях он при этом не стеснялся.

— Ну, тогда расскажите нам про безопасность на водах, — попросила учительница.

— С удовольствием. Здравствуйте, дети.

— Здравствуйте, дедушка Кузьмич, — ответил класс хором.

— Хорошо вы их выдрессировали, — усмехнулся дед.

Татьяне Николаевне ее затея уже переставала нравиться. Ей и самой было любопытно пообщаться с легендарным Кузьмичом, но слишком уж странный получался дед. Холодный. Бесстрастный. И, отчего-то казалось, злой. Что это за «выдрессировали»? Собачки что ли тут? Пахло еще от него странно. От стариков обычно тянет лекарствами и особым старческим потом, но тут наоборот, атмосфера морозного воздуха какая-то. Татьяна Николаевна могла бы поклясться, от него явно тянуло ментолом. И, казалось, воздух вокруг Кузьмича холоднел.

— Итак, я, если вы знаете, смотритель парка и не было еще такого года, когда мне не пришлось бы спасать детишек, вроде вас, решивших покататься на льдине, — начал дед звонким молодым голосом. — Наверное, вы насмотрелись мультфильмов или наслушались рассказов старших ребят и считаете что это… как его… а, да, круто? Ты берешь и срубаешь длинную ветку или даже молодую березу. Потом срезаешь с нее все ветки, получается шест. Обычно никто не берет шест длиннее трех-четырех метров и мало кто знает, что уже через десять метров от берега глубина не менее пяти. И еще есть подводные ямы. Ну, плывете вы неподалеку от берега и всё нормально. Любуетесь на водоросли, быть может, берете с собой удочку. Вы контролируете положение. Вам кажется, что это весело. Но внезапно ваш шест не достает до дна. Под вами канава в шесть метров. Вы пытаетесь грести шестом, но он не весло. А тут еще отлив или прилив, неважно, но вас относит от берега. Сначала недалеко, метров на десять. Самые умные и те, кто умеет плавать, бросаются в воду и плывут к берегу. Но температура воды низка, всего пять градусов, а, может, и меньше. Приплыв к берегу, еще надо добраться до дома. В этом случае вы наверняка схватите воспаление легких и проваляетесь несколько недель в лихорадке, харкая кровью. Но вот если вы остались на льдине, если плавать вы не умеете, вот тут-то и начинается самое интересное!

Кузьмич то ли улыбнулся, то ли оскалился, классу показалось — во рту у него штук пятьдесят белейших заостренных акульих зубов. Его молодой голос вползал в уши вкрадчивым тарантулом, неся реальные картины — каждый ребенок представил себя на льдине, плавать в классе умели единицы.

— Как правило, — продолжил Кузьмич, — на заготовку шеста и поиск льдины подходящего размера уходит много времени, а вставать рано вы, детишки, не любите, так что время уже позднее… часиков, эдак, пять вечера. Скоро темнеет, вы кричите, зовете на помощь, но в парке не так много людей — еще зябко. Вам приходится провести ночь на льдине. Вам холодно, вам страшно, вы слышите вдалеке вой китов и молитесь, чтобы они не перевернули вашу льдину. Другие льдины кажутся вам в темноте страшными чудовищами, акулами, призраками кораблей, затонувших когда-то в этих холодных бухтах… Вы устали, вы выбились из сил, зовя на помощь. Где-то часа в четыре утра вы засыпаете от усталости и шока — страх выматывает гораздо сильнее марафона в сорокоградусную жару. На льдине спать очень неудобно, ибо холодно, но выбора у вас нет. И тут у вас впервые появляется шанс на что-то хорошее — появляется шанс скатиться с льдины во сне и умереть легкой смертью, тихо замерзнув в синих волнах Татарского пролива. Но тех из вас, кто останется жив, наутро подстерегает очередной сюрприз. Вы просыпаетесь, ваше тело затекло и замерзло, и вы не видите берега. На горизонте только миллионы льдин и безбрежная синь океана. Вам страшно, ваш разум не может справиться, у вас начинается паника. Вы опять орете, вы срываете голос, поэтому не можете докричаться до корабля, проплывающего неподалеку. Вам кажется, жизнь кончена. И вы почти правы, ибо вскоре вам захочется есть и пить. Во рту пересыхает, к вечеру вы пробуете пить соленую морскую воду, вас рвет и обезвоживание усиливается. Вы ужасно голодны, вам хочется отгрызть себе руку. А тут выдается морозная ночь. И вы даже не замерзаете, вы сходите с ума и начинаете отгрызать себе пальцы. Пробуете напиться собственной крови. В припадке бешенства вы прыгаете в море, вода быстро остужает ваш пыл и вы возвращаетесь на льдину, только теперь напрочь мокрый. Холод раздирает вас, но вы свыкаетесь с самой страшной участью — просто медленной смертью. Умереть быстро тоже надо смелость. Потом на вас накатывает безразличие. Оно часто чередуется с паникой, хочется расстаться с жизнью. Хочется, чтобы кто-то предложил вам продать вашу никчемную, никому не нужную душу за единственный шанс спасения…

Тут Кузьмич затих на секунду. Белые хитрые глаза оглядели класс, никто из учеников не сумел выдержать этот взгляд и секунды. Смотритель снова усмехнулся.

— Но даже дьяволу не нужна ваша никчемная жизнь на никчемной льдине, — холода в голосе прибавилось, даже пар пошел изо рта Кузьмича. — Вы просто замерзаете, а потом, по весне, льдина тает и ваш обглоданный чайками труп доедают акулы. Вот такая история, дети.

Голос Кузьмича как будто заворожил детей и учительницу. Он рассказывал мастерски и с расстановкой — то резко ускоряя темп, то пять переходя к неспешному. Его белые глаза большей частью смотрели не на детей, а поверх, на стену, казалось, всю эту историю он записал там, на стендах с английским алфавитом. Татьяна Николаевна тоже сидела в шоке. Образы замерзающего ребенка в мыслях — захотелось заплакать. Но она поборола порыв и посмотрела на детей. Те сидели с широко открытыми глазами и тоже представляли себе это…

Сначала учительница подумала: «Вот гад, такое детям рассказать!» — но затем Татьяна Николаевна посмотрела на это с другой стороны. А ведь теперь вряд ли кто-нибудь из них попробует покататься на льдине. Да они и к воде подойти побояться и, значит, цель достигнута. Пусть жестокими и непедагогическими методами, но достигнута.

— Спасибо, товарищ… господин Кузьмич. Вы нам всё очень хорошо рассказали, — сказала учительница сухим голосом — во рту пересохло.

— Всегда пожалуйста, девочка, — отозвался старик доброжелательно. Но получилось всё едино холодно и страшно. — А у вас, дети, есть вопросы ко мне?

Класс молчал и только Пашка, в приподнятом настроении после ночного приключения, почему-то ляпнул:

— А что вы делаете, если увидите ребенка, катающегося на льдине?

Кузьмич как-то неодобрительно посмотрел на мальчика, два белых глаза просветили его насквозь. Как будто Пашка на секунду стал прозрачным, старик рассмотрел спинку стула, на котором мальчик сидел. Его глаза открылись чуть шире, тонкие губы снова показали уже шестьдесят акульих зубов.

— А это когда как, мальчик. Когда спасаю, а когда и нет. Всё зависит от того, нравится мне тот, кто на льдине. Вот ты, допустим, мне не нравишься. Я ответил на твой вопрос?

— Д-да, спасибо… — веселость и смелость с Пашки как ветром сдуло. Ветром.

Вдруг раздался сухой удар, весь класс и учительница с Кузьмичом перевели взгляды на окно — резкий порыв ветра ударил ставней по оконной раме. Только Пашка почему-то не поглядел туда. Он следил за стариком, а тот как-то скривился и резко перевел взгляд на мальчика. Темные глаза Пашки секунду поборолись с белыми глазами старика и безоговорочно проиграли — мальчик потупил взор.

— Ну вот и славно, сказал Кузьмич спокойно, но видно было, что-то его растревожило. — Еще вопросы?

Больше никто не стал спрашивать. Татьяна Николаевна опять возмутилась такому ответу, но потом поняла, Кузьмич просто хочет еще немного припугнуть детей. Если бы он сказал, что обязательно спасет их, они, возможно, захотели бы попробовать.

— Спасибо, смотритель. Нам было очень… очень интересно. До свидания.

— До свидания дедушка Кузьмич, — нескладно попрощался класс.

— Ну прямо, как собачки… — пробормотал дед, выходя из класса.

— Я надеюсь, вы поняли, что кататься на льдинах очень опасно? — спросила учительница класс, когда старая деревянная дверь отрезала деда от них.

— Да тут и ежу понятно станет, — пробурчал из-за соседней парты двоечник Дима.

— Так, разговорчики! Тогда все посидите тихо, пока я выставлю вам оценки…

Когда прозвенел звонок, и, получив дневники, дети весело выбежали навстречу каникулам, во дворе Пашка увидел старую красивую машины. Что-то вроде машины Скруджа из мультиков «Утиные Истории». Рядом стояла тощая фигура Кузьмича. Старик внимательно разглядывал детей, и, как показалось Пашке, белые глаза выцепили из толпы его. Дед смотрел на Пашку почти минуту, Пашка таращился на него. Потом Кузьмич выкинул сигарету, которую даже не подносил ко рту, и сел в машину. Она заревела и Кузьмич укатил.

— Эй, Пашка, ты чего там? — спросил Илья, приятель и одноклассник. — Ты домой идешь?

— Да, иду. А где Сорокин?

— А его родители забрали.

Два мальчика пошли домой. Пашке предстояло идти долго, а Илье всего километр. Весна провожала детей в самом разгаре. Цвели деревья, пели птицы, трава была зеленая-зеленая, а запахи даже у мусорных ящиков источали свежесть весны. Мусор пах свежо, а это тоже радовало.

— Странный дед, да? — спросил Пашка.

— Да и не говори. Страхолюдина еще та. А ты про него не слышал?

— Чего?

— Ну ты, фраер, даешь! С Луны свалился? Он же знаменитость!

— Ну так ты местный, а я только лет пять как приехал. Рассказывай.

— Да так в общем враки всё наверное, — начал Илюха загадочно.

Он всегда так начинал очередную байку. Илья действительно родился в Заветах, как и два его старших брата, и эта развеселая троица обожала всякие страшилки. Ну что-то вроде «черной руки» или «гробика на колесах». И все три брата умели такие истории рассказывать действительно страшно. Пашка сам в этом убедился, когда прошлым летом их класс ходил в поход и с Ильей отправились братья. Тогда, возле костра, на фоне шума моря, их истории казались настолько жуткими, что классная заставила их замокнуть, но вот когда она уснула…

— Ну враки не враки, а ты давай колись, — сказал Пашка в предвкушении.

— А про него много всего есть. И, кстати, о льдинах тоже.

— Ну?!

— Баранки гну и тебе дам одну! Ладно. Короче, говорят, что — причем, не раз видели — как он людей на льдинах не только не спасал, а наоборот.

— Как это наоборот?

— А вот так. Как он и рассказывал, плывет кто-нибудь на льдине и в подводную канаву попадает. И тут Кузьмич на берегу появляется. У него с собой шест большой, да не настолько, чтобы до льдины достать. Ну он и говорит тому, кто на льдине, ты мне, мол, кинь свой шест, а я их свяжу и тебе протяну. Тот, естественно, кидает, а дед просто ломает его и уходит. А без шеста на льдине делать нечего. Так хоть шанс есть, что тебя на отмель вынесет и ты выберешься, а без шеста всё — кранты!

— Да враки. Людей же потом найти могут, они на Кузьмича настучат и его посадят.

— Так-то оно так, да вот только не находят их больше. Как Кузьмич с берега уходит, ветер налетает и уносит льдину далеко-далеко. А иногда говорят, он специально детей подговаривает. И даже шест им дает, вот только не простой шест. Он вроде и нормальный, но по-настоящему склеенный. А клей воды боится. Потолкается ребенок таким шестом, а он внезапно — раз! И на две части развалился. А с коротким шестом это, считай, что вообще без шеста.

— И потом ветер налетает и льдину в море уносит, да? — хмыкнул Пашка.

— Ну конечно! Не веришь? Да и я не верю, а всё же Кузьмич этот, дед странный. Мне папа рассказывал, что когда он ребенком был, тот здесь уже смотрителем работал, а его отец говорил, что Кузьмич еще при второй мировой здесь был. Так-то!

— Враки, — повторил Пашка. — Он, может, и старый, но не Кощей же Бессмертный.

— Есть и такой слух, что Кощей, — кивнул Илья. — Пошел я. Давай…

— Бывай.

Пашка поплелся дальше, а Илья пошел домой. Конечно, если бы не то, что случилось ночью, рассказ Кузьмича остался бы для Пашки темой дня, но не достаточно он был страшный, чтобы затмить чудеса Предрассветного Царства. По пути Пашка пару раз достал карту, изучая значки. Кстати, маяк, за которым присматривал Кузьмич, тут тоже отмечен цифрой шесть и кругом, наполовину зарисованным синими чернилами. Пашка еще раз поразился, как искусно нарисована карта. Но, конечно, самым запомнившимся из сна осталась статуя отца. Пашка проанализировал всё и подумал, раз он попал в этот сон один раз, значит, попадет и во второй. Надо ведь просто заснуть и всё. С этим он и добрел до дома, а когда зашел в квартиру, увидел сестру, собирающую чемодан.

— Привет, — сказал Пашка. — А ты в школу не пойдешь?

— А чего там в последний день делать? — ответила Маринка задорно. — Я к Машке денька на три перееду.

— А тете Клаве говорила?

— Угу. Она приходила и борща сварганила. Так что с голоду не помрешь. Если что, звони…

— Хорошо.

Маринка ушла, а Пашка позвонил Сашке и спросил, выйдет ли он погулять. Сашка сказал, что нет, он наказан за плохие отметки. Пашка уже было решил, что пойдет погулять один или зайдет к Димке или Андрюхе, но его вдруг сморил сон. Спать захотелось внезапно и он, зевнув, пошел к себе в комнату. Вообще, ничего странного здесь нет, он ведь провел ночь в мастерских и спал… очень странно и, так скажем: относительно. А еще на фоне сонливости мальчика охватил некоторый азарт. Он захотел снова оказаться в Предрассветном Царстве, увидеть разноцветных людей и странного Шелкового Человека. Может быть, если тот позволит задать ему еще пару вопросов, Пашка спросит про статую отца? Мальчик быстренько забрался в кровать, предвкушая приключение. Но в Предрассветное Царство он не попал. Пашка уснул почти сразу и ему снилось иное.

* * *
Море, закованное льдинами. Безбрежное и беспощадное, оно чернело в мириадах проемов и трещин на белоснежном льде. У Пашки в руках шест и он толкался им, спасаясь от кого-то. Он не знал, от кого, в этом сне кристальная ясность пропала. Напротив, мысли путались, и он знал только, что за ним кто-то гонится.

Со всех сторон слышался старческий смех, от которого по коже бежал мороз, и детский плачь, от него тоже не весело. А еще крики. Он никогда не слышал, чтобы отец кричал, но не сомневался — это его голос. В криках отца поселилось столько ужаса, что Пашка заплакал.

— Папа, Папа! Где ты?

Но ему никто не отвечал. Только вода продолжала плескаться меж льдин, старик смеялся вдалеке, дети плакали и отец орал навзрыд — отчаянно и бесповоротно. И вот, откуда-то с востока, начал медленно наплывать туман. Настолько плотный, что едва-едва виднелась деревянная лодка, медленно расталкивающая льдины. Но не лодка ужасала мальчика, а высокая фигура в длинном балахоне, стоящая на ней. Он видел только очертания и не мог понять кто это.

Туман наползал и наползал. Пашка отталкивался от соседних льдин, но добился лишь того, что вокруг образовалось кольцо черной воды. В этой воде то и дело мелькали еще более черные тени огромных зубастых рыбин. Пашка услышал ехидный хор тонких, визгливых детских голосков:

Мы выходим из тумана,
Мы — последствия обмана.
Шаг вперед иль шаг назад —
Попадешься навсегда!
Так что стой и не спеши!
Затаись и не дыши!
Спрячься, схоронись и, может,
Мы тогда тебе поможем.
За этим стишком над морем пронесся смех сотен звонких, но противных голосков.

Туман наступал, лодка с высокой фигурой приближалась. Она расталкивала льдины, Пашке казалось, их края плавятся от соприкосновения с лодкой. Как будто она раскалена до тысячи градусов Цельсия! И, возможно, туман на самом деле пар от испарившейся воды? Но тут Пашка услышал еще один звук. Как будто шелест сухих листьев и следом, порыв теплого весеннего ветра, что принес едва уловимый аромат восточных сладостей и специй.

Из лодки раздался дикий, безумный рев, ветер отнес туман от Пашки. Страх ушел вместе с туманом, отец перестал верещать, а ехидные дети плакать и читать стихи. И только шелест и шорох, шелест и шорох…

* * *
Пашка проснулся в холодном поту. Он все еще слышал шелест сухих листьев, а ноздри щекотали восточные пряности. Во рту пересохло. Он сел на кровати, тело ныло и болело. Нет, когда он вернулся из Предрассветного Царства, всё было совсем не так. Тогда он замерз, но настроение от впечатлений осталось отличное и он всё отчетливо запомнил, вплоть до вкуса подаренного яблока. А этот сон хоть и яркий, некоторые куски уже улетучились, прошло несколько минут, и Пашка благополучно забыл его детали. Помнил, что приснился кошмар, о что там было такого страшного?

Пашка пошел на кухню и, выпив воды, поставил борщ греться. Потом поел и гулять. Он зашел сначала к Димке, потом к Андрею, потом даже к Таньке, но никто не хотел гулять. На улице довольно неприятная погода. С моря дул холодный ветер, а к нему еще моросил противный мелкий дождик. Пашка в дождевике пошел к качелям и сел так, чтобы видеть мастерские. Он обдумывал, что делать. Ему теперь даже засыпать страшно, но одновременно ужасно интересно. Мастерские глядят темными провалами дверей и окон, там притаились зеленые человечки и та розовая девочка. А еще ветер. Он завывал в пустом здании, иногда вой складывался в слова. Вроде кто-то читал очередное стихотворение. Пашка просидел, так ничего не придумав, и пошел домой. Его встретил Тим и тут же проскользнул на улицу. Пашка погулял, пришла его очередь.

В ту ночь Пашку не мучили кошмары и он не попал в Предрассветное Царство. Он просто спал и ничего не видел. Ну, то есть вообще ничего. После двух таких необычных снов утром это показалось Пашке форменным предательством. Ему хотелось попасть еще раз в Предрассветное Царство, хотелось узнать, что там делает статуя отца, но и в ту ночь, и в следующую он не видел никаких снов. Он спал в обед, ложился вечером раньше, но ничего не происходило. Тогда он решил спросить совета. Как обычно, у Сашки.

Он опять пригласил его к себе и, после того как Сашка уплел за раз целую упаковку «чокопаев», рассказал всё как на духу. И про Шелкового Человека, и про фиолетовую страну, и про красный песок, и даже про рыбу, утащившую рыбака. Сашка подошел к истории очень практично.

— Ты, наверное, сбрендил, — сказал он с видом профессора. — Так не бывает, чтобы во сне, как на яву. Только в фильмах о Фредди Крюгере, а в жизни ты просыпаешься и второй раз одинаковый сон увидеть не можешь.

— А если смогу?

— Да не бывает так. — Затряс щеками Сашка. — Тебе просто почудилось.

— А блюдечко как же? А пирожное?

— Да мало ли кто там это мог оставить? Может, собак кормили или еще чего…

— Ладно, твоя точка зрения ясна. Но давай представим, что все взаправду.

— То есть? — округлил глаза Санька.

— Что я правда попал в Предрассветное Царство. Давай представим, хорошо?

— Ну давай. Только глупо это…

— Ну и пусть глупо, — гнул свое Пашка. — Это вроде игры будет. Итак, мальчик нашел карту.

Из красного пуфика, где хранил игрушки, Пашка достал солдатика. Потом сходил в прихожую и вынул из куртки карту. Она изрядно измялась и теперь ничуть не отличалась от старой пиратской карты. Пашка положил бумажку на пуфик, а сверху поставил солдатика.

— Вот, нашел, значит. И после этого в его жизни всё стало меняться. Смотри, как тут написано: «Поешь, усни и сразу вот, оно тебя само найдет». В смысле — приключение. И мальчик действительно поел, уснул и попал в приключение. И еще карта находилась в бумагах отца, и его статуя была во сне. Что ты об этом думаешь?

— Тут сразу бросается в глаза карта, — глубокомысленно надулся Сашка. Подобные игры в фантазеров он любил. — С нее всё началось, а значит, и концы надо искать в ней. Ты уже спал после этого, и ничего тебе не приснилось, так?

— Так.

— Тогда, Ватсон, всё элементарно. Надо просто заснуть в мастерских и попадешь в это твое царство.

— Думаешь?

— А оно думай, не думай, но получается так. Вот ты за два дня ел и спал, значит, дело не в еде и не во сне, а в том, где спать.

— А может, надо пирожное такое же найти? — не отставал Пашка. — Может, оно волшебное было?

— Если так, надо второе пирожное искать или у тебя ничего не получится.

— А давай поищем!

— Опять в мастерские на ночь глядя? — нахмурился Сашка.

— Так еще всего восемь. Айда?

— Ну айда, — ответил Сашка неохотно. Ему совсем не улыбалось идти в мастерские, но в прошлый раз он отказался и не хотел выглядеть трусом теперь.

Когда ребята вышли на улицу и пошли к мастерским, Пашка отметил, ветер усилился. Он посчитал это хорошим знаком. Ветер что-то в последнее время как будто говорил с ним, направлял его и даже, казалось, помогал.

— А если там не будет пирожного? — спросил Сашка.

— Тогда останусь ночевать.

— А не страшно?

— Не-а. Я уже там спал…

Пашка взял новые батарейки для фонаря, ребята двинули обшаривать мастерские. Вскоре они нашли осколки блюдечко — его кто-то уже разбил об стену. Они прошарились в мастерских почти полчаса, когда Сашка сказал: делать здесь нечего.

— Ладно, иди домой, — сказал Пашка.

— А ты правда останешься здесь?

— Угу. Я должен убедиться.

— Ну х-хорошо, — промямлил Сашка. Ему, конечно, стыдно так взять и оставить Пашку одного, но остаться с ним еще страшнее. Да и бесполезно. Если Сашкина мама не найдет ребенка в квартире после девяти, соберет целую поисковую бригаду, их найдут и вся затея провалится. — Только ты это, осторожней, ладно?

— Ладно. Ты ко мне зайди завтра с утра, я тебе всё расскажу. Да и завтра Маринка вернуться должна…

Сашка ушел, а Пашка пошел на то место, где уснул в прошлый раз. Командирские часы отца показывали девять. Пашка подумал, что из-за этой суеты уже три дня не ходил в госпиталь. Но ничего, завтра обязательно сходит, а может, и еще узнает чего интересного.

Прошел еще час, а Пашка всё не мог заснуть. Он замерз и уже собирался плюнуть и пойти домой, когда вдруг ветер стих. Только что он выл в окнах, а вот Пашка уже в полной тишине. В этой тишине появилось что-то тревожное, к Пашке пришла дрема. Как и в прошлый раз всё случилось внезапно и сразу. Только что мысли чисты, он сам бодр и вот, голова наклоняется, падает на грудь. Он услышал шелест и шорох, за окнами мастерских посветлело.

* * *
Пашка очнулся или проснулся, или уснул, или появился, или возник в Предрассветном Царстве. Он понял это, как только взглянул на вид из окна. Он оказался в Розовой Стране. Пашка увидел невероятно красивую картину. Огромный сад. Все деревья ровные, а на небе по-прежнему отблески солнца, что никогда не взойдет. Маленькие розовые перьевые облака медленно движутся по небу, в саду поют птицы, ароматы цветов дурманят. А так он в тех же мастерских, где засыпал. Только нет запаха свежей мочи и рисунки с голыми женщинами на стенах пропали, да и мусора на полу нет. Пашка вышел из мастерских и понял, на нем та же одежда, что и в прошлый раз, хотя засыпал он в другой. Он ощупал карманы, выудил из правого пригоршню красного песка. Пашка не знал, что с ним делать, но не стал выкидывать и положил обратно.

Выйдя из здания, мальчик не обнаружил своего двора — только различные фруктовые деревья с розовыми листьями и розовыми плодами. Однако росли они не из песка, а из земли. Самая обычная земля, только розовая. Он обернулся — а никаких мастерских уже и в помине нет — розовый сад окружает со всех сторон. Удивительно. Но почему-то мальчик не удивился. Где-то на уровне гипоталамуса он чувствовал, так тут — обычное дело. А будь иначе — это было бы по местным параметрам неправильно.

Меж деревьев сновали пышногрудые женщины и собирали плоды в плетеные корзины. Пашка прошелся под деревьями и увидел розовую белку с несколькими бельчатами, прыгающую по веткам. То и дело ему попадались птичьи гнезда. И вот его заметили. Розовая баба — по-другому и не скажешь — повернулась в его сторону и радостно закричала:

— Ах ты, сладкий! А ты что здесь делаешь? Эй, посмотрите все, у нас гости!

— Где? — спросила другая женщина. — Ой, какая прелесть! Ты, мой сладкий, иди, я тебя потискаю!

— Что у вас тут? — спросила третья. — Ой, мальчик! И не зеленый! У ты, мой хороший.

Все три женщины чуть не поскакали к Пашке, размахивая руками и колыша арбузоподобными грудями во все стороны. Та, что немного похудее, подбежала перовой и заключила мальчика в объятья. Пашка кряхтел, но не вырывался. За всю жизнь Пашку не слишком сильно тискали женщины — матери он вообще не помнил. Из сада выбегали новые женщины и с визгом становились в очередь, чтобы пообнимать Пашку. Так продолжалось, казалось, бесконечность и наконец, когда очередная мадама сжала его так, что затрещали кости, Пашка взмолился о пощаде. Женщины сразу отстали. Хотя Пашку порядком помяли, настроение у него выправилось на удивительно-хорошее. Как будто на него только что излили водопад любви, причем любви настолько чистой и бескомпромиссной; у мальчика аж голова кругом пошла.

— Ой, а ямочки какие! — верещали «мамаши».

— А глаза! Ты посмотри, как две вишни!

— А ручки, ручки! Пальчики, какие тоненькие!

— А рост! Да он уже как взрослый, а какая стать! Не то, что у зеленых…

— Да куда им. У них вообще всё маленькое.

— Ой, а носик! Ну пуговкой, ну не могу…

— Послушайте э-э-э, женщины, — начал Пашка.

— А голосок!

— Как музыка!

— А зубки какие! Ну чисто как облака!

— Послушайте меня!

— Что? — ответил хор женщин. Их набралось на поляне не меньше сотни.

— Как мне пройти в Зеленую Страну? — сказал Пашка строго. Он хотел привести женщин к порядку, но те раскудахтались сильнее:

— А зачем тебе туда?

— Да, нечего тебе там делать, мальчик.

— Они и тебя заставят…

— Да, эти заставят…

— Зеленые обезьяны!

— Что заставят? — спросил Пашка.

— Песок этот дурацкий искать.

— А зачем им песок?

— А мы откуда знаем, сладенький? Они же зеленые. От них и пользы-то грамм, а мозгов и того меньше.

— Но мне надо туда пойти. Там я видел статую моего… в общем, статую одну интересную.

— Какую статую?

— Рядом с площадью, где часы стоят.

— Не знаю я там никаких статуй. Хотя я и Атику плохо знаю. Эй, бабы, кто статую видел?

— Я нет.

— Что-то помню, но, нет, не помню…

— Я тоже.

Из всех ста женщин никто не смог сказать, что это за статуя и вообще, мало кто ее видел. Собственно, только три женщины «что-то такое припомнили» и то едва-едва.

— Короче, мне туда надо, — сказал Пашка упрямо.

— Ой, сладкий, не ходил бы ты туда лучше, — почему-то грустно сказала женщина, явно старее всех остальных. — Заберут ведь тебя.

— Да пусть попробуют.

— А они обязательно попробуют, мальчик. Ладно, пускай тебя Нашка проводит. Эй, Нашка, иди сюда!

Нашка оказалась очень молодой по здешним меркам девушкой. Пашка дал бы ей лет двадцать не больше. Хотя природа брала свое, ее формы тоже постепенно становились пышными.

— Нашка недавно из Атики вернулась и года не прошло, — сказала старая женщина. — Она тебя проводит до границы, а там и безногий доберется. А, может, останешься?

— Нет, мне надо в Атику.

— Ну, иди с Ветром, мальчик.

Пашка и Нашка пошли по розовому саду, женщины махали им вслед платками. Нашка не отличалась разговорчивостью, Паше пришлось самому заводить беседу.

— Меня Карл зовут, — сказал он.

— Да, я вижу, — ответила Нашка. Если другие женщины глядели на мальчика исключительно с любовью, то эта совершенно безразлично. Она и вокруг смотрела, как будто не понимая, что происходит. На лице Нашки мальчик прочел лишь отрешенность и глубокую, затаенную грусть.

— А что вы делали в Атике? — продолжил Пашка.

— Не помню, давно это было, — так же безразлично ответила она.

— Так ведь год всего прошел, почему вы не помните?

— Не знаю. Не помню и всё. Но это ничего, вот рожу ребенка и вспомню, или забуду…

Разговор не клеился, Пашка решил идти молча. Они шли чуть ли не час, пока не началась пустыня. Розовый песок лениво перемещался, гонимый ветром, Нашка указала мальчику в сторону зеленого бархана.

— За ним Атика.

— Спасибо.

Пока Пашка шел, он держал руки в карманах. Но он решил пожать девушке руку на прощанье и, когда достал ее, несколько красных крупинок упали на розовый песок. Девушка отреагировала очень странно и бурно.

— Нет!!! — крикнула она, упав на песок и схватившись за голову руками, как будто прикрывалась от опасности с неба. — Я не вижу, я не вижу, я не вижу…

— Нашка?

Девушка подняла голову так резко, что чуть не ударила Пашкино лицо — мальчик наклонился посмотреть, что с ней.

— Я не вижу, понимаешь? Я раньше видела, но теперь нет.

— Что не видишь?

— Красное. А теперь вот опять…

Она указала туда, куда упали красные песчинки. Но, то ли ветер уже разметал их по пустыне, то ли песок растворился, как тогда в мастерских, так или иначе, красный песок пропал.

— Фу, показалось, — сказала Нашка облегченно и поднялась с песка. Ее лицо снова вернулось к безразличному. — Ладно, Карл, прощай.

Она потопала обратно к саду, проигнорировав протянутую руку. Пашка пожал плечами и двинул к зеленому бархану.

По песку идти слегка трудновато, но Пашка не обращал на подобные мелочи внимания. Значит, Сашка оказался частично прав и неправ. Значит, он не сбрендил и, чтобы сюда попасть, надо действительно уснуть в мастерских. И теперь он проберется в Атику и узнает о той статуе. Ну, а если его попробуют поймать, ничего страшного. В конце концов, это просто сон, в случае чего он проснется.

Поднявшись на бархан, Пашка тут же упал на живот. Мальчик увидел несколько зеленых людей и кучку детей. Детей всех цветов, кроме зеленого. И даже та самая девочка, которая сказала, чтобы он бежал, тут. Дети занимались очень странным делом. Они ползали на четвереньках и что-то искали на песке. Возможно даже, тот самый красный песок, целая пригоршня которого наполняла его карманы. Вдруг желтая девочка встала на колени и выкрикнула какое-то слово. Сразу несколько зеленых мужчин бросились к ней и что-то взяли из ее рук. Один мужчина достал из кармана зеленую шкатулку и положил туда это что-то. Он махнул рукой и дети, встав на ноги, пошли к Атике. Огромный город гордо возвышался своими многочисленными башнями на фоне лучей, льющихся из-за горизонта. Когда дети и мужчины отошли достаточно далеко, Пашка пошел следом.

Он шел за ними на приличном расстоянии до самого города, и только когда вступил на зеленые мостовые, рискнул подойти ближе. И дети, и мужчины двигались к Толстой Башне. На улицах Атики по-прежнему попадались люди разного цвета, но им было всё равно, что делают дети, как всё равно, что за ними следит мальчик в необычной для этих мест одежде. Когда Толстая Башня показалась, процессия разделилась. Дети в сопровождении двух мужчин пошли к невысокой башенке справа, остальные двинули к площади. Пашка убедился, детей завели в башенку и, запомнив в какую именно, пошел на площадь. Он не рискнул подходить ближе и выглядывал из переулка. Из Толстой Башни выбежали несколько зеленых мужчин с длинной лестницей и прислонили ее к часам. Мужчина со шкатулкой надулся, как породистый индюк, и полез наверх. А когда залез, достал из-за пазухи маленький ключик и отворил верхнюю крышку часов. Он с торжественным видом открыл шкатулку и аккуратно высыпал содержимое в часы. Попав внутрь, оно превратилось в ярко красную точку и упало к остальному песку. Мужчина закрыл крышку и начал спускаться.

— И что, всё это из-за одной дурацкой песчинки? — пробормотал Пашка.

— А то, это большая удача, — ответили сзади, а шею мальчика пронзила боль.

Пашка схватился за шею и одернул руки. Как будто его душили раскаленные ладони. Его замутило, Предрассветное Царство поплыло, но продолжалось это недолго. Если в прошлый раз картина зеленого города сменилась серыми коридорами мастерских, теперь она сложилась обратно в зеленые улицы. Шею перестало жечь, Пашка нашел в себе силы, чтобы поднять голову. Над ним стоял и улыбался зеленый человек с площади. Может быть, даже тот, что оставил ему на спине синяк.

— Что, сбежать решил? — сказал он противным голосом. — Ошейник джиннов тебя остановит, сорванец. Попробуешь еще раз смыться, тебе будет очень больно и уйти в Мир ты не сможешь.

— Дяденька, снимите, — проскулил мальчик.

— А это еще с чего? Ты видишь красное, ты гостишь в Предрассветном Царстве и теперь заплатишь за это.

Его взор упал на Пашкины карманы. Когда мальчик упал, оттуда выпало несколько песчинок.

— Красный? — спросил он. По его подбородку побежала слюна.

— Да. А вы не видите? — спросил Пашка робко.

— Конечно, не вижу. Иначе зачем нужны дети? У тебя еще есть?

Пашка вывернул карманы, грозди песчинок посыпались на зеленую мостовую. Пашке они показались пятном крови, разлившейся по круглому камню мостовой.

— Осторожней, болван! — крикнул мужчина и залепил Пашке оплеуху. — Собирай быстро!

Карлик достал точно такую же зеленую шкатулку, что у мужчины из пустыни. На глазах мальчика навернулись слезы. Он начал медленно собирать песок, а мужчина стоял и смотрел за ним. Мысли мелькали в голове, он соображал, что делать. Его поймали. Если этот не соврал, он теперь не сможет проснуться и его наверняка заставят искать красный песок с остальными детьми. Пашка собрал все песчинки и уже протянул почти полную шкатулку мужчине, но тот опять замахнулся на него. Пашка сжался, но удара не последовало. Мужчина забрал шкатулку, и лишь потом ударил его по уху.

— Ты тупой?! Или думаешь, я тупой? А ну выворачивай карманы и собирай весь песок из них!

Пашка исполнил приказ. Он медленно вывернул карманы и собрал еще штук двадцать песчинок. Зеленый мужчина внимательно осмотрел карманы и лишь потом, закрыв шкатулку на ключ, взял мальчика за шкирку и потащил башне, куда завели остальных детей.

— А может, вы меня отпустите? — спросил Пашка.

— Нет. Это самые богатые залежи красного за триста циклов! Ты расскажешь мне, где их взял, и меня наградят! Да даже внос этого песка огромное событие. Сам Император будет присутствовать!

Они дошли до башни, там их встретил другой зеленый мужичок ростом с Пашку, но раза в два шире в плечах.

— Что, этот отстал? — спросил он.

— Нет, новый, — ответил мужчина с шкатулкой.

— А что такой большой?

— Из Мира!

— Из Мира и видит красное?! Вот это да!

— Ты еще не знаешь насколько. Вот смотри, целая шкатулка!

— Да ты что?! Он нашел?

— Да. Объясни ему, что к чему, а я доложу.

— Это правильно. Сам Император захочет такое увидеть…

Он взял Пашку за руку и втащил в башню. Внутри всё тоже зеленого цвета, хоть обстановки никакой и не видно. Просто круглый зал, а на полу разноцветными пятнами лежат или сидят грустные дети.

— Значит так, — сказал мужчина, — объяснять мне лень, спросишь у кого-нибудь из них, что к чему. И не вздумай снимать ошейник, только хуже будет.

И он вышел из зала, лениво зевнув напоследок.

4

Хотя Пашку предупредили не трогать ошейник, как только за охранником закрылась дверь, он первым делом нарушил приказ. Он аккуратно ощупал его. Зеркала в зале не видать, так что посмотреть он не мог. На ощупь ошейник покрывали волнистые узоры или руны — Пашка не понял что. Сзади он нашел странную защелку, но когда попытался ее раскрыть, ошейник сразу раскалился, Пашку пронзила боль. Он посмотрел на свои пальцы — кое-где уже вздулись маленькие волдыри. Он в бессилии сел на пол и, опустив голову, заплакал.

— Я же говорила тебе — беги, — услышал мальчик сверху. Он поднял глаза и сквозь слезную пелену увидел розовое пятно. Он протер глаза — оказалась, та самая девочка с площади. — И надо же быть таким дураком?

— Но я ведь не знал…

— Чего не знал? Языка? Или ты не понял, что я тебе сказала? Придется теперь тебе работать.

— А что значит работать?

— Значит, искать песок. Искать красное.

Слезы высохли, а Пашка слегка разозлился на девочку. Да кто она вообще такая, чтобы его жалеть, или насмехаться, или тем более указывать ему?

— Да вы здесь все сумасшедшие! — воскликнул он. — Зачем вам этот дурацкий песок? У вас красного цвета больше нет?

— Конечно нет, — казалось, девочка удивилась. — Красного у нас нет, вот мы его и собираем.

— Но зачем? Зачем вам красное?

— Оно красивое, — как будто девочка объясняла Пашке простые истины и искренне не понимала, что это за глупые вопросы.

— Ну и что, что оно красивое! — не унимался Пашка. — Вы все спятили! Чем вам, допустим, фиолетовое не нравится? Тоже цвет, тоже красивый!

— А что такое фиолетовое?

Вот это, надо сказать, добило Пашку окончательно. Он молча ткнул пальцем во флегматично сидящего рядом мальчика и сказал:

— Вот он фиолетовый.

— Он не фиолетовый, он ярко розовый.

— Да ну тебя… — отмахнулся Пашка. Злость его ушла. — Ты прикалываешься?

— Я не понимаю, — хлопала розовыми глазами девочка.

— А ты вообще, какие цвета видишь? — спросил он, подумав пару секунд.

— Розовый и красный. — Пожала плечами девочка. — Как и все здесь.

— Да-а…

У Пашки в голове что-то зашевелилось, ему вдруг пришла одна интересная мысль. Он встал, взял девочку за руку и повел к фиолетовому мальчику.

— Слушай, какого она цвета? — спросил он его.

Мальчик отрешенно посмотрел на него, потом на девочку. Наверное, решал, стоит ли ему открывать рот или нет. Но потом сказал:

— Фиолетового. Только какая-то бледная.

— Да он псих, — прошипела девочка. — Все такие, как он, психи!

— А я какого цвета? — не отставал Пашка.

— Ты бесцветный. Ты, как младенец, не имеешь никакого цвета. Как все из Мира.

Пашка опять сел на пол и стал думать. В голове вертелись ответы и вопросы, но он никак не мог понять их и слить в твердый ряд. Девочка села рядом и рассматривала его одежду.

— А ты можешь видеть не только розовое и красное? — спросила она.

— Конечно. Я вижу сотню цветов и оттенков.

— Врешь ты всё!

— Погоди, я слышал, как розовые женщины называли зеленых мужчин зелеными, а в розовой стране говорили что-то про желтых. Как такое может быть?

— Просто. — Девочка смотрела на Пашку, как будто он спросил что-то очевидное. — Те, кто живет в розовой стране, называются розовыми, те, кто в зеленой — зелеными, те, кто в желтой — желтыми, и те, кто в фиолетовой — фиолетовыми. Всё очень просто.

— А как вы различаете друг друга? Ну как ты поймешь, что он фиолетовый или желтый, или зеленый, если видишь все в розовом?

— Тоже просто.Во-первых, зеленые самые темные, фиолетовые чуть светлее, потом идем мы, розовые, и, наконец, желтые. И еще они все одеты в разную одежду. И у зеленых есть только мужчины, у фиолетовых нет детей, у желтых есть женщины, но очень редко, и розовые все женщины.

После получения всей этой белиберды, Пашка только еще больше запутался. Ну ладно, предположим, здесь все видят только один цвет. Ну еще дети могут видеть «красное». Но почему? Пашка встал, опять взял девочку за руку и повел к остальным ребятам. Он подошел к зеленому мальчику, тот с великой неприязнью сказал, что девочка бледно зеленая, а он сам бесцветный. Желтый мальчик оказался очень словоохотлив и заявил, что видит всё исключительно в желтом свете. Девочка реагировала на все это совершенно спокойно. Она сказала, зеленый мальчик просто слишком горд, чтобы признать, что все розовое, а желтый соврал. Известно ведь, все желтые завзятые вруны. Да ты только послушай, как они рассказывают о рыбалке! Все желтые говорят, будто поймали больше рыбы, чем остальные, но ведь хорошо известно, не меньше рыбаков поймали сами рыбы.

— Слушай, а как тебя зовут? — спросил Пашка, когда понял, что не знает этого.

— Да никак. Как может быть имя у того, кто видит красное?

— Но как мне к тебе обращаться, если я хочу что-нибудь спросить?

— Ты.

— Вроде «эй ты»?

— Ну да. Так к нам все обращаются.

— Хорошо, Эйты, а скажи, какого цвета у меня ошейник и как он выглядит?

— Розового, почти красный. Просто полоска гладкого металла.

— Да нет, он же бугристый. Ну потрогай.

— Я что дура, трогать ошейник джиннов? Он же горячий!

— Да нет холодный. Мне же не больно.

— Это понятно, — усмехнулась девочка. — Но по-настоящему тебе больно. Тебе очень больно, но ты привык. В этом и смысл ошейника. Он всё время причиняет боль, но чувствуешь ты это только когда пытаешься его снять или уйти в Мир.

— В смысле проснуться?

— Я не знаю этого слова.

Двери зала открылись. Пашка посмотрел туда, как и все остальные дети. Посмотрел и открыл рот. В зал завели маленького мальчика, максимум лет семи. Совершенно нормального мальчика. Не цветного, а точно такого же, как Пашка. Вот только остальные дети отреагировали на него очень странно. Все устремили на него злобные взгляды, даже безразличные лица фиолетовых детей стали вдруг очень злобными. Все вытянули руку и указали на него пальцем.

— Урод, урод, урод… — донеслось из каждого детского горла. И даже Эйты делала точно так же.

Дети поднялись и, продолжая тыкать пальцем, пошли к новоприбывшему. Они окружили мальчика и, скандируя: «Урод», — злобно пялились. А тот стоял в растерянности. По его щекам заструились слезы. Дети продолжали скандировать ругательство. Пашка пытался их перекричать, пытался пробиться сквозь стену спин, но детей было слишком много.

— Урод, урод, урод…

— Заткнитесь!!! Это вы уроды! — завыл писклявый голос. — Заткнитесь вы все УРОДЫ!

Дети стихли и стали расходиться по своим местам. Из взглядов пропал интерес, а когда Пашка посмотрел на нового мальчика, его глаза опять полезли на лоб от удивления. Перед ним стоял тот же мальчик, только лицо его выражало злобу. И он стал зеленым.

— Чего вылупился? — спросил он Пашку грубо.

— Да ничего…

— Тогда залупляйся! Я тебе не букет цветов!

Мальчишка пошел и сел в углу. К Пашке подошла Эйты.

— Что с ним было? — спросил Пашка неуверенно.

— Он выбрал.

— Что выбрал?

— Каким быть. Он был бесцветным, как и ты, а теперь стал зеленым. То есть темно-розовым. Так происходит с каждым, когда его сюда приводят. Так было и со мной.

— А он мог стать каким угодно?

— Нет. Он не мог стать розовым, потому что мальчик. Но если бы он стал нас упрашивать прекратить, то стал бы желтым, а если смирился и просто сел, тогда фиолетовым…

Двери зала опять окрылись и вошел мужчина, что ввел Пашку.

— Эй, вы, а ну на выход. — Зеленый человек казался и безразличным к детям и одновременно его глаза оставались совершенно колючими.

Дети поднялись и поплелись за мужчиной в сторону Толстой Башни. А они тут, окахывается, далеко не единственная толпа детей. С разных сторон подходили другие мальчики и девочки, площадь пестрила от разноцветных пятен. Пока они шли, Пашка шепотом обратился к Эйты:

— Слушай, а ты не пробовала сбежать?

— Нет. Во-первых — зачем? Пройдет время, я перестану видеть красное и буду жить как все розовые женщины. Во-вторых, тебя поймают и посадят в позорную комнату, если ты попытаешься. Туда часто попадают зеленые мальчики.

Пашка так и не успел узнать, что такое «позорная комната», потому как стоящий на песочных часах зеленый мужчина поднял руки вверх и прокричал.

— Тихо! — Все смолкли. — Приветствуем Великого Императора Атики!

Ворота Толстой Башни открылись, из них вышла небольшая группа зеленых людей. Кто из них Император понятно сразу. Толстый коренастый мужчина смотрел на всех с презрением, остальные раскидывали перед ним лепестки зеленых роз. Он шел и все расступались в стороны. Его наряд почти ничем не отличался от других зеленых, только на голове вместо круглой шляпы торчал высокий цилиндр.

— А что сейчас будет? — спросил Пашка.

— Будут насыпать песок в часы, — ответила Эйты.

— А зачем?

— Потому что, только через стекла этих часов остальные могут видеть красное.

— Но зачем?

— Чтобы любоваться им. Это же так красиво, а красное могут видеть только дети.

— А взрослые только в этих часах?

— Да.

— Но это бессмысленно!

— Почему? Красное красиво, и почему только мы можем им наслаждаться.

— А вы наслаждаетесь?

— Не знаю, — девочка в первый раз растерялась. — Думаю, что…

От беседы их отвлек дружный «Ох». Пашка посмотрел на часы. К ним вплотную подошел Император, а на вершине зеленый мужчина открыл маленькую дверцу и медленно высыпал содержимое шкатулки вниз. Только сейчас Пашка разглядел, это тот самый зеленый, поймавший его. Попав в пределы часов, песчинки вспыхивали и маленькими красными точками падали на дно. Надо признать, зрелище действительно красивое, но не настолько, чтобы из-за него заставлять детей искать дурацкий песок в поте лица.

— А откуда здесь эти часы? — спросил Пашка у девочки.

— Оттуда же, откуда и твой ошейник. Из Огненного Царства.

— А где это?

— Наверное, далеко, я не знаю. Я никогда не была за пределами Предрассветного.

Все заворожено смотрели, как Пашкин песок попадает в часы. И тогда Пашка решил попробовать.

— Бежим со мной, — сказал он Эйты.

— Поздно тебе уже бежать, — грустно усмехнулась девочка. — Теперь, с ошейником джиннов, тебя обязательно поймают.

— Я всё равно попробую. Ты со мной?

— Нет. Я уже говорила: у меня есть свое место и время. Я буду искать красное, пока не прекращу его видеть, а потом отправлюсь в Розовую Страну рожать детей зеленым и желтым людям. И мои дети тоже будут искать красное.

Сказала она это так уверенно и отрешенно, что мальчик даже не попытался ее переубедить. Пашка начал медленно пробираться к задним рядам. Все по-прежнему смотрели только на часы. Он шел, стараясь никого не задеть, а когда вышел из толпы, рванул, что есть мочи. Он почти добежал до какой-то башни, когда услышал сзади писклявый детский голосок.

— Эй, этот урод удрал!

Пашка обернулся и увидел, сдал его тот самый маленький мальчик, что позеленел — вот не прошло и получаса. Из толпы тут же выбежали зеленые мужчины. Они бросились за Пашкой и мальчик опять, как в прошлом сне, побежал от них через зеленые улочки. Он не попал на ту, где статуя его отца, перед ним мелькали только круглые башни Атики. Через десять минут он выдохся и его настигли. Последнее, что он помнил, это удар по голове, и сознание ушло.

Очнувшись, Пашка не понял, где он находится. Вокруг темнота, он принялся шарить рукой по стене, чтобы включить бра, но наткнулся только на гладкую каменную поверхность без обоев. Значит, он не проснулся. Он по-прежнему в Предрассветном Царстве. Удивительно, он вроде бы очнулся, но не как это бывает… как это местные говорят? В Мире? Тут, во сне, нет утренней небрежности мыслей, не надо пить чай, чтобы привести голову в порядок. Чистота мышления наступает сразу. После удара его вроде как выключили, а потом он включился и всё — готов к работе.

— Эй, кто-нибудь! — позвал он. В комнате темно и пахнет пылью.

Спустя минуту, в стене открылось маленькое окошко и освятило комнату. Оказалось, она очень маленькая и кубической формы.

— Очухался? — пробурчала зеленая рожа в окошке. — Это хорошо.

— Где я?

— В позорной комнате, — усмехнулся зеленый. — Как хорошо, что я буду первым. Какой же ты уродливый. Высокий, тощий, да еще и бесцветный. И глупый. Ну как ты мог даже подумать, что тебе удастся убежать? Это же великое дело, собирать песок. Ты ведь ни на что не годен, так делай хотя бы это. И ты уродлив. Ну посмотри на свою рожу, это и лицом-то назвать нельзя…

— Замолчите!

— Щас прям! Ты в позорной комнате и я тебя позорю. Да и слабый ты какой-то. Хилый, рахит даже. И глупый, ну как такое в голову может прийти — убежать?

Мужчина продолжал ругать Пашку не меньше часа. Пашка пытался игнорировать зеленого, но его удивительно противный голос почему-то раздражал и не позволял остаться безразличным. Мальчик просил замолчать, ругался в ответ, вспомнив все слова, слышанные от старшеклассников, но на него по-настоящему не обращали внимания — зеленому Пашка был реально безразличен. Пашка пытался закрыть уши, зеленый мужчина стал говорить громче, а потом перешел на бешеный крик. Но вот противное лицо зеленого скрылось, Пашка вздохнул с облегчением и, как оказалось, зря. В окне появилось лицо другого зеленого мужчины и принялось его позорить. Пашка пытался огрызаться и с ним, но это опять ни к чему не привело. Прошел еще час, в окошке появилась очередная зеленая морда.

Все ругательства были до одури однообразны, что бесило особенно. Ему вменяли в вину, что он глуп, уродлив и бесполезен. После пятого мужчины Пашка просто сел на пол и перестал обращать внимание. И внезапно увидел ЭТО. Он рассмотрел свои ладони, и увидел, что указательный палец на правой стал фиолетовым. И эта фиолетовость, как болезнь, ползла по его кисти. Он вскочил и бросился к окошку. Он просунул в него руку, но лицо зеленого мужика пропало, а его ударило по ладони. От боли и злости Пашка заплакал. Он посмотрел на руку. Фиолетовое пропало, но под ногтем указательного пальца появилась зеленая каемка.

— Привет, Павел, — услышал он знакомый шелестящий голос, а до ноздрей долетел едва уловимый аромат восточных специй. Он посмотрел в окно и увидел там улыбающееся лицо, обрамленное растрепанными черными волосами. Шелковый Человек. Даже в помещении волосы слегка колышутся на ветру, белые зубы блестят, темные глаза смотрят с интересом, а идеально симметричное лицо слегка пугает.

— Ты урод! — закричал ему Пашка.

— Посмотри на ладонь, — усмехнулся в ответ Шелковый Человек.

Пашка подчинился. Правая ладонь полностью позеленела. От такого зрелища он испугался и вся злость прошла. Со злостью пропала и зелень. Раз, и рука снова обычная.

— Ой, — сказал мальчик.

— И в самом деле, «ой». В Цветных Странах лучше не быть чрезмерно безразличным или злобным, или любвеобильным, или хитрым. Это тут чревато. Затягивает, знаешь ли. И вообще чрезмерным быть нигде не надо.

— А каким надо быть?

— Разнообразным. Таким, знаешь, не таким, как все, но в этом самом одновременно и на всех похожим.

— Вытащите меня отсюда, — потребовал Пашка.

— Я бы и рад, но не могу.

— Почему?

— Я тебе уже помог, а ты не заслужил очередной помощи. Ты не выполнил работы.

— Я принес песок на площадь!

— Работа была в том, чтобы наполнить песком часы, а не просто его туда отнести.

— Но они огромные! — возмутился Пашка. — Я бы сто лет туда песок таскал. Да и мало там его у меня было, на часы не хватит.

— А это мои проблемы? — зевнул Шелковый Человек. — Знаешь, мне кажется, нет. С каких это пор исполнитель ставит условия заказчику?

— Тогда идите к черту! — выкрикнул Пашка и тут же взглянул на кисть — снова под ногтями появляется зелень. Мальчик глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Ой, какие мы грубые, — усмехнулся Шелковый Человек. — Но не глупые. Ладно я тебе помогу.

— Выпустите меня отсюда?

— Нет. Ты неплохо отработал аванс и можешь задать еще три вопроса. Только хорошо подумай, о чем спрашивать.

Пашка задумался. Шелковый Человек с интересом рассматривал позорную комнату.

— Что здесь происходит? — наконец сказал Пашка.

— В этой комнате тебя позорят за то, что ты убежал.

Пашка опять чуть не позеленел от злобы, но смолчал. Понял — он истратил один вопрос, и Шелкового Человека не удастся раскрутить на еще один, как в желтой стране. Тогда он еще не настолько влип и мог как-то давить на мужчину. Теперь от этих вопросов зависит его судьба, а быть может, жизнь.

— Почему в Предрассветном Царстве люди разного цвета? — спросил Пашка. Шелковый Человек вновь улыбнулся.

— Цветные люди есть только в Цветных Странах. В остальном Предрассветном Царстве они самые что ни на есть обыкновенные.

Пашка уже хотел спросить о других странах, но вовремя смолчал. Ясно же, Шелковый Человек этим воспользуется, чтобы, ответив, ничего не ответить.

— Тогда почему они разного цвета в Цветных Странах?

— Ну наконец-то ты сформулировал верно, — Шелковый Человек сделал вид, будто вздыхает от облегчения, но по довольной роже видно, ему нравится эти игры с вопросами-ответами и только лишь в этом суть его игры. — Ладно, я расскажу. Понимаешь, когда в Цветных странах рождаются люди, они изначально не цветные. Самые обычные жители Азиль-до-Абара. Но потом они меняются, а если быть точным, меняют друг друга. Дети некоторое время живут в розовой стране, потом их отправляют в Атику и они, в Детских Башнях, становятся одного из четырех типов. Ты и сам это видел. Они меняются, приобретают цвет и остаются такими до смерти. Тогда же они теряют способность видеть остальные цвета, кроме своего и красного. Но они еще видят оттенки, а когда взрослеют, всё для них одного цвета. Это, знаешь ли, очень скучно, и когда джинны подарили им часы, которые могут показывать красный цвет, это их так заворожило, что они стали его искать. Но они не видели его, а просто насыпать песок в часы, чтобы проверить, не красный ли он, очень обременительно. И тогда вспомнили, что, когда были детьми, они могли видеть красный цвет. Хотя так и не вспомнили, что пока не стали розовыми, зелеными, желтыми или фиолетовыми, цветов было больше. С тех пор всё закрутилось, и они наполняют эти часы, а дети ищут им песок. И это очень печально, потому что, если раньше встречались бесцветные, нейтральные люди, теперь их здесь не осталось. Они ушли, предоставив великому в бессмысленности Императору этих глупых песочных часов заниматься своей бессмысленной работой.

— И что мне делать теперь? — спросил Пашка, когда Шелковый Человек умолк.

— Я же вроде ответил на твои вопросы, — скривился мужчина. — Ну, так уж и быть, отвечу и на этот. Понравился ты мне. Тебе, мальчик, не надо изобретать колесо, а просто выполнить работу.

— И что это изменит?

— Нет, пять вопросов — это перебор. Думай сам.

Шелковый Человек, как и прежде, испарился, но его место почти сразу заняла зеленая рожа.

— Ну ты и урод…

Его продолжили позорить, но Пашка оставался равнодушен. Его рука не окрасилась фиолетовым и не позеленела, он сел и задумался. Что делать? Как убежать отсюда и как выполнить эту «свою работу», которую задал Шелковый Человек? И что это изменит? Ну наполнит он эти часы, что от этого, его выпустят? Да и как их наполнить? Ведь даже там, где он возник, красного песка было не так уж и много. Небольшая кучка тонким слоем размером с его тело. Или…

— Ну ты глупец, какой же ты… — говорил зеленый мужчина.

— Я должен немедленно встретиться с Императором. Я знаю, как наполнить часы красным полностью.

Зеленый мужчина замолчал. Наверное, подумал, не уловка ли это, а потом сказал:

— Скажи мне, а я передам.

— Нет, я ничего не скажу вам. Я буду говорить только с Императором!

— А почему он должен с тобой говорить? Ты же можешь просто врать.

— Я принес вам самую большую порцию песка за триста циклов! — припомнил про циклы Пашка. — Я знаю, где его очень много!

Мужчина умолк и закрыл за собой окно. Пашка погрузился во тьму и раздумывал, не может же быть всё так просто? Или может? С одной стороны, сомнительно, что он первый до этого додумался, а с другой, если они видят только один цвет, ну, или два, как дети, и догадаться они никак не могли.

Через час мужчина вернулся и стал упрашивать Пашку рассказать ему всё. Пашка держался молодцом, и даже когда мужчина начал угрожать, не сказал ни слова. Зеленый ушел и опять оставил мальчика в темноте. Прошло еще несколько часов, Пашка проголодался и потребовал еды. Мужчина открыл окно и сказал, что накормит его, если он всё расскажет. Пашка ответил, что если он умрет от голода, никто ничего не узнает. Мужчина злобно зыркнул, закрыл окно, но вскоре вернулся с корзиной зеленых фруктов. Пашка съел их и снова принялся ждать.

Он не знал, сколько времени провел в позорной комнате, но, наверное, много. Однако, как это бывает в Мире, тут, во сне, одиночество в темной комнате не обременяло. Время не тянулось, скука не одолевала, мысли были настолько чисты и остры, что просто находиться наедине с самим собой было удовольствием. Пашка много думал. Об отце, о Маринке, о самом себе, о Тиме. Он обязательно их всех увидит, он не позволит зеленым людям заставить себя годами искать глупый красный песок. Он разберется, почему в Атике находится статуя отца. И узнает, что за игры играет с ним Шелковый Человек. Уверенность в собственных силах прочно поселилась в нём, он не сомневался, что у него получится и даже не думал, что не получится. Это, пожалуй, было главным отличием сна от Мира — отсутствие страха за то, что будет потом или что было раньше, и даже за то, что есть сенйчас. По-настоящему важно лишь то, что может быть.

Ему еще два раза приносили еду и воду, когда, наконец, окошко открылось и в нём показалась голова с цилиндром. К Пашке пришел сам Император… как там его презрительно обозвал Шелковый Человек? Император песочных часов?

— Мне сказали, ты знаешь, где очень много красного, и скажешь только мне, — произнес Император надменно. — Я пришел, говори.

— Нет, так не пойдет. Я отведу вас туда, только если вы снимете ошейник.

— Ты считаешь меня идиотом, уродливый мальчик? Как только я сниму с тебя это, ты просто уйдешь. Говори, где песок!

— Я покажу вам, где он, если вы пообещаете, что снимете ошейник после этого.

— А ты знаешь, что я могу тебя просто казнить? — скривился Император. — Не стоит испытывать мое терпение, говори, глупый уродливый мальчик.

— Ну и казните! — Пашка аж почувствовал, как руки его позеленели до самого локтя. — Сколько вы собирали этот песок?! Долго?! По песчинка-то?! А я предлагаю его столько, что можно будет набить часы хоть доверху! Хотя рядом еще гору насыпать!

Зеленые глаза какое-то время буравили мальчика. Пашка выдержал взгляд.

— Хорошо. Я сниму ошейник, если ты покажешь.

— Клянетесь?

— Клянусь.

— И еще кое-что мне расскажите?

— Хорошо. Но если ты врешь, я тебя казню. Открывайте.

Дверь окрыли и Пашка вскоре оказался под тусклым небом Предрассветного Царства. Он повел Императора в пустыню. Они шли по улицам изумрудной Атики и люди почтительно кланялись своему правителю, а заодно и мальчику, что шел впереди него. Позади двигалась процессия из зеленых мужчин. Наверное, двор Императора. Кто-то из зеленых догадался взять с собой небольшую толпу детей, чтобы проверить, не врет ли Пашка. А Пашка шел и молился, чтобы его предположение оказалось правдой. Он думал, красный песок получается от смешивания фиолетового, желтого, зеленого и розового. Он появился здесь точно в том месте, где граничат четыре страны, а пока ворочался, песок смешался и получился красный. Другие дети ищут его по песчинкам, потому что иногда ветер сам смешивает песок и разносит по пустыне. В том месте, где пустыни сходятся, как раз небольшое углубление, поэтому ветер там дует слабо, а значит, и песок становится красным редко. Вроде всё верно, но мальчик все равно нервничал.

Они вышли из города, их встретила зеленая пустыня. Найти нужное место просто — пройди до границы стран, и идти по ней. И вот они пришли. Пришли туда, где началось Пашкино приключение. Здесь оно началось, здесь может и закончится. Пашка видел в процессии зеленого мужика с большим топором. Наверное, палач. И, наверное, он тут не просто так прогуляться пришел.

Когда они подошли к кресту из четырех видов песка, дети, шедшие позади, зашептались. «Красное, Красное», — говорили они. И, действительно, точно посредине песочного креста лежали несколько красных песчинок.

— Где? — спросил детей Император.

— Там, — робко показала Эйты. Только теперь Пашка заметил, она тоже здесь.

— Много?

— Десять песчинок.

— И этим ты хочешь заполнить часы?! — повернулся Император к Пашке. — Палач!

— Не этим, — сказал мальчик спокойно. — Чтобы найти вам много песка, мне нужен ваш цилиндр.

Император волком смотрел на него, но снял головной убор, обнажая зеленую лысину.

— Если сломаешь…

Пашка молча повернулся и пошел к кресту. Он зачерпнул пригоршню розового песка, потом фиолетового, желтого, зеленого и насыпал в цилиндр. Когда они хаотичной россыпью наполнили шляпу и не соединились в красный, Пашка похолодел. Но вот, он заметил маленькую красную точку. Он слегка потряс цилиндр, точек появилось больше. Тогда он прикрыл шляпу ладонью и стал трясти вверх-вниз.

— Что ты творишь?! — взревел Император. — Палач!

— Да, — ответил мужчина с топором.

— Отруби этому уродливому глупцу голову!

Палач пошел к мальчику, а Пашка резко высыпал на него содержимое цилиндра.

— Красное! — воскликнули дети.

— Что красное? — спросил Император.

— Из шляпы. Весь песок из шляпы красный, — ответила Эйты.

— Ну так собирайте! Целый цилиндр красного!

— Не надо, — сказал Пашка. Дети, уже кинувшиеся к нему, остановились. — Эйты, подойди ко мне.

Девочка подошла. Император смотрел одновременно хмуро, но и с интересом.

— Эйты, какого оттенка эта пустыня и особенно это место? — Пашка указал на крест.

— Тут четыре разных вида песка. Этот розовый, этот чуть светлее и два немного темнее.

— Тогда смешай их все.

Девочка подошла и, как до нее Пашка, стала смешивать песок. Только цилиндра ей не дали, его Император отобрал и нацепил на лысину. Эйты соединила песок и перемешала ладошками. И ахнула, как и все дети, стоящие сзади.

— Что такое? — спросил Император.

— Если смешать четыре вида песка, получится красный! — сказала Эйты.

— Не может быть! А ну-ка все отдали ей свои котелки и пусть она смешает песок. Потом пойдем и проверим.

Император первым протянул цилиндр, Эйты смешала в нём песок. Другим детям выдали котелки и, когда работу закончили, все направились в город. Теперь их встречали удивленные взгляды. Не каждый день увидишь, как куча людей во главе с Императором несет в шляпах песок. Когда они пришли к часам, Император лично забрался наверх и, открыв крышку, высыпал туда несколько песчинок. И когда те загорелись ярко-красным цветом, он рассмеялся и сыпанул в часы весь цилиндр. От красного сияния площадь вмиг осветилась. Будто в часах что-то взорвалось.

— Давайте мне остальные! — закричал Император.

Он лично высыпал в часы двадцать с лишним котелков, и каждый раз площадь вспыхивала. Пашка обратил внимание, песок в часах, который был там раньше, теперь тоже слегка светится. Если так было раньше, Пашка этого не замечал.

— Созвать всех детей и пусть эти объяснят тем, что делать! — приказал Император — Взять тачки и в пустыню! Живо! Чтобы через два цикла часы были полны!

Он спустился с часов и подошел к Пашке.

— Снимите ошейник, — сказал мальчик, думая, что будет делать, если Император его обманул.

Тот хмуро посмотрел на него и вдруг улыбнулся и расхохотался. Что такое дикое было в этом смехе, а черты Императора исказились так непривычно, будто он впервые в жизни смеется.

— А ну повернись!

Пашка повернулся и Император на что-то нажал на шее мальчика. Шею пронзила мгновенная боль, а сразу за ней облегчение. Пашка понял, ему действительно было больно всё это время, просто он этого не замечал.

— Как звать тебя? — спросил Император.

— Карл.

— Ты ведь не уйдешь прямо сейчас, Карл? Ты должен посмотреть, как мы заполним часы!

— И еще вы говорили, что ответите на мой вопрос, — сказал Пашка, потирая шею.

— Спрашивай.

— Что это за статуя вон за той башней?

Император нахмурился.

— Я не знаю, надо посмотреть. Тут много статуй.

Он вместе с Пашкой пошел к статуе его отца. Следом шли лишь два зеленых человека — остальные бросились исполнять приказ повелителя Цветных Стран. Когда они пришли, Пашка еще раз поразился, с каким мастерством выполнена статуя и насколько суров лик отца.

— Это Никодим, — сказал Император. — Шериф Ахры.

— Кто?

— Шериф столицы Дневного Царства. Когда он победил Хранителей Четырех Башен и закончил Тысячелетнюю Войну, его памятники поставили во всех столицах всех Царств кроме Огненного.

— А что это за хранители?

— Главные колдуны Шайтана.

— А кто такой Шайтан?

— Царь Огненного Царства и всех джиннов.

— А где сейчас Никодим.

— Наверное, в Ахре, я думаю. А вообще, я не знаю, Карл. Я не много знаю о той войне. Мои страны не участвовали в ней. Тебе надо пойти в Дневное Царство, там тебе всё лучше объяснят.

Император повернулся и пошел к площади. Мальчик стоял и смотрел на своего отца. Шериф Ахры. Это звучало волшебно. Значит, его отец герой. Не простой военный, а герой. Он еще долго стоял, но наконец, его оторвал от созерцания шум толпы людей. Он отвернулся и пошел к площади.

А там суета сует. Тысячи людей сновали туда-сюда с ведрами, тачками, носилками и прочей тарой. И в каждой сиял красный песок. На часах зеленый мужчина наполнял их. Они то и дело вспыхивали, а песок на дне сиял еще ярче. Часы медленно наполнялись и тут на плечо мальчика легла ладонь. Он повернулся и увидел раскрашенные в шахматном порядке ногти Шелкового Человека. Только теперь он одет не в черную пижаму, а в ярко-красную.

— А ты молодец, Карл. Ты ведь, по-моему, выбрал это имя?

— Да.

— Хорошо. Храни имя в тайне. А теперь смотри.

Последнее ведро переместилось в часы. Они сияют подобно солнцу на закате. Вовсе не на рассвете, а на закате. Яркое сияние согревало площадь, а когда мужчина с ведром спустился, чтобы полюбоваться на часы, по ним пробежала трещина. Все ахнули, часы со звоном разлетелись на тысячи осколков. Песок высыпался из них, но больше не был песком. Огненными чернилами он растекся по площади, и засияла уже она. Пашка смотрел под ноги. Круглые камни мостовой горели красным, а рядом стояли босые ступни Шелкового Человека — мальчик обратил внимание, там ногти тоже раскрашены в шахматном порядке.

— А почему они не разбили часы раньше? — спросил Пашка. — Ведь нет часов, нет и красного для взрослых.

— Взрослые не хотели их разбивать. Только сквозь их стекло они могли увидеть то же, что и дети. И это ведь не простые часы. Их построили джинны и просто разбить их нельзя. Это их проклятье жителям Цветных Стран, но теперь оно разрушено, и все могут любоваться красным на этой площади.

— И взрослые тоже?

— Да. Это не просто красный песок, он смешан с расплавленным стеклом часов. И теперь каждый сможет его увидеть. Эту площадь назовут «Красной» и она, наконец, получит свое отражение в Алям-аль-Метале.

— И что теперь будет с жителями Цветных Стран?

— Перемены, — Шелковый Человек почему-то так широко улыбнулся, что показались аж коренные зубы. — Что перемены — это точно. Дети вернутся в Розовую Страну и женщины смогут выплеснуть свою любовь на них. Мужчины Зеленой Страны будут много времени проводить на этой площади. Возможность видеть красное каждый день, наполнит их сердца алчностью или умиротворением. И лишь желтые люди вряд ли изменятся. Они слишком любят рыбачить и им, по сути, плевать на Красную площадь. Но новым детям теперь не придется становиться определенного цвета, по крайней мере, они будут делать это позже. Это Царство престанет быть таким скучным. А перемены… они не всегда к лучшему, но тут, пожалуй, что угодно лучше того, что было.

Шелковый Человек смотрел вдаль задумчиво, а Пашка переваривал информацию. Но для мальчика главным оставалось не это.

— А вы знаете, кто такой Никодим? — спросил он.

— Конечно, знаю. Но такая информация стоит гораздо дороже. Возможно, в другой раз…

И он опять исчез. А следом всё поплыло перед Пашкой. Последнее, что он увидел — это Эйты. Девочка удивленно смотрела на свою руку совершенно обычного цвета.

* * *
Пашка проснулся. Он открыл глаза и увидел странное незнакомое помещение. Но потом понял, комната как раз знакома ему очень хорошо, просто до сих пор он смотрел на нее с другого угла. Он повернул голову и увидел отца. Пашка лежал в его больничной палате. Мальчика тоже подсоединили к капельницам, аппарат пикал, отмеряя стук двух сердец. Дверь открылась, в палату вошла тетя Клава и Маринка. У обоих заплаканные лица, но в один миг они осветились такой радостью, что, казалось, в комнате посветлело.

— Павлик! — воскликнула тетя Клава.

Сестра ничего ни сказала, только бросилась к нему и обняла. В следующую секунду объятья удвоили — тетя Клава присоединилась.

— Больно, — сказал Пашка сквозь смех.

— Господи, я думала, что и тебя потеряла, — прошептала сестра. По ее щекам текли теплые слезы и падали на мальчика.

— Марин, ну не плач. Всё нормально.

— Да какой нормально? — сказала сестра, но не разъединила руки, продолжая давить объятьем. — Ты три дня провалялся в коме, точно так же, как и отец.

— Что ты делал в мастерских? — спросила тетя Клава, но Пашка не ответил.

В голове мальчика написалась картина. Страшная картина. Три дня. Он спал три дня! И он был в такой же коме, что и отец. Но ведь на самом деле на него надели ошейник джиннов!

И вот ряд сложился. Статуя отца. Сон. Карта. Ошейник. Боль. Никодим.

Он понял, что случилось с отцом. Николай в Мире и Никодим в Алям-аль-Метале застрял во сне. Быть может, на нём точно такой же ошейник.

Значит, его отец не больной, а пленник. Но кого? И Пашка поклялся. Поклялся, что выяснит и спасет отца. Спасет шерифа Ахры.

* * *
Весна подходила к концу. Пашка сидел на подоконнике и смотрел на бухту, где два гордых авианосца встали на последний постой. Маринка куда-то ушла, это необычно. Последний месяц мальчик находился под полным контролем сестры, она проводила с ним много времени. Его неделю донимали врачи, прописав строжайший контроль над здоровьем — боялись рецидива болезни. И тетя Клава, и Маринка, несмотря на заверение Пашки, следили, чтобы с ним ничего не случилось. Поначалу сестра даже провожала его в школу. Но всё возвращается на круги своя, и сегодня она сказал, что переночует у подруги. Правда, она уже пять раз звонила и проверяла, что с ним всё в порядке.

А сам Пашка провел этот месяц в размышлениях и ожидании. О том, чтобы еще раз попробовать уснуть в одном из намеченных на карте мест, не могло идти и речи. Для этого надо иметь свободу передвижений, а пока над ним нависли две сиделки это невозможно. Но вот первый хороший признак. Если всё пойдет хорошо, летом можно попробовать посмотреть, что там с цифрой два. Для этого надо как-то проникнуть в школу и уснуть там. Но он сделает это. Он справится. Еще не знает, как, но справится.

Перед ним на подоконнике лежала карта, где рядом со школой нарисовано солнышко. Пашка надеялся, что это означает — Дневное Царство. Там он узнает об отце. Лето обещает быть очень жарким и интересным в этом году. За окном весело летал теплый ветерок, раскачивая листья. Пашка думал и смотрел на мастерские. Иногда ему казалось, он видит там фигуру мужчины в черной шелковой пижаме. Тот тоже смотрел на него и призывно помахивал рукой.

Часть вторая: Лето

1

Ну наконец-то — лето!!! Сразу после последнего школьного звонка эти три слова проносятся в мыслях тысяч или даже миллионов детей по всему миру. Пашка, как и все дети, разумеется, тоже ждал лета и, наверное, никто не ждал его так сильно. Потому что на лето у Пашки запланированы самые настоящие приключения. Не детские игры, а великие тайны Алям-аль-Металя. Нет, и игры в планах мальчика тоже есть, но только на «цатом» месте. Впервые в жизни развлечения отошли на второй план. Пашка чувствовал себя до ужаса взрослым, и все его друзья чувствовали, он что-то скрывает. В нём появился какой-то секрет, какая-то загадка, делавшая его очень интересным. И это только одна из вещей, что бесила мальчика в начале июня.

Он так долго ждал и внезапно обнаружил, что даже такая простая затея, как пробраться в старую деревянную школу и уснуть там, практически недостижима. Причин этому несколько. Первая — друзья. Как только начались каникулы, пятерка лучших друзей то и дело маячила перед глазами. Андрей, Сашка, Димка, Танька и Юлька каждый день собирались у него дома или приглашали пойти погулять в парк, или покататься на великах, или просто поиграть в казаков-разбойников. И приходилось гулять, ездить и играть. Эти часы нельзя назвать плохими или скучными, но когда у тебя есть цель, они отвлекают. Вторая причина — сестра. Как ни странно, летом она решила засесть за учебники, ибо готовилась поступить в какой-нибудь университет Хабаровска. Она редко не ночевала дома, а если такое случалось, Пашка узнавал об этом поздно вечером и, естественно, ничего не мог запланировать заранее. Третья причина — в школе затеяли ремонт. Пашка предложил друзьям прокатиться до нее и увидел — там все время полно народу. Со всем этим надо что-то делать, но Пашка не знал, что. И поэтому прошла первая половина июня, а никаких сдвигов в исследовании Алям-аль-Металя у него не просматривалось.

Вот так Пашка и проводил лето. Вставал поздно, потом к нему приходили друзья и веселье от игр отдаляло желание уснуть в школе. Вечером его развлекала сестра и вообще она стала с ним очень ласковой после того, как он впал в кому на три дня. Ну, а ночи он проводил в долгих раздумьях и построениях великих планов, на утро разбивающихся о действительность. Он был простым десятилетним ребенком и еще не научился строить обстоятельства, а не подстраиваться под них. Но всё изменилось семнадцатого июня. В день его рождения.

День рождения летом — это великое счастье, особенно для ребенка. При мысли о том, что кому-то приходится праздновать его в школьные дни, Пашку бросало в дрожь. Какой это праздник когда приходится вставать рано, потом идти в школу и еще делать домашнее задание? Фигня это, а не праздник! А тут проснулся в десять, а на кухне тетя Клава уже приготовила праздничный завтрак. Она испекла целых два торта, можно съесть большой кусок, запивая горячим чаем. Ну и, естественно, подарки. Однако, как и большинство взрослых, тетя Клава имела извращенное представление о том, что надо дарить детям на день рождения. Ну каким боком ему нужны книги? Да еще такие! Но Пашка не знал, как одна из книг попала к тете Клаве, и не знал, его подарок совершенно уникален. Нет, не весь, но частично.

* * *
Когда тетя Клава пошла выбирать подарок, она руководствовалась усвоенной с детства глупостью: «Книга — лучший подарок». Не яхта, а книга… Воспоминания о прочтенных в детстве книгах до сих пор грели тетю Клаву, она с превеликим удовольствием перечитывала по вечерам книги, прочтенные в детстве. Том Сойер, капитан Грант, Шерлок Холмс, Наташа Ростова — это были самые лучшие, самые верные и надежные друзья в ее жизни. Хотя Пашка — мальчик, так что никаких Наташ. Рано еще. Она решила купить «Тома» и «Графа Монте-Кристо», что мальчику такие книги наверняка понравятся, и еще что-нибудь из Жюль Верна. Ну и посоветуется с продавцом, может, он чего подскажет. И продавец подсказал.

В Заветах только один книжный магазин и то очень маленький. Там продавались, в основном, учебники, поэтому, чтобы купить Пашке художественную книгу, пришлось поехать в Совгавань. Тетя Клава уже давно не покупала книг, а предпочитала брать в библиотеке и перечитывать те, что дома. Потому в магазине этом она оказалась в первый раз, а когда зашла, очень удивилась. Не тому, какие в магазине книги и не тому, как он устроен, а, главным образом, продавцу. За прилавком сидел мужчина в темных очках и водил рукой по страницам какой-то книги. Тетя Клава впервые видела слепого продавца книг. Она, конечно, слышала, слепые тоже читают, но, вроде бы, особые книги не с буквами, а с выступами или, наоборот, с углублениями. Точно она не знала, но никогда не подумала бы, что слепой может читать самую обыкновенную книгу на ощупь. Тетя Клава немного помялась у входа, а потом, слегка пригнулась и, зачем-то помахав рукой, сказала:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответил мужчина, не поднимая головы. — Вы не из моих постоянных покупателей, ваш голос мне не знаком.

— Да, я приехала сюда впервые.

— Не смущайтесь тем, что я слеп. Поверьте, это никак не мешает моей работе. Я отлично слышу и знаю, где находится каждая книга, и даже прочитал их все.

Тетя Клава оглядела магазин и не поверила. Слишком много здесь книг, не мог этот мужчина их все прочитать.

— Я хочу выбрать подарок племяннику.

— А сколько ему лет?

— Послезавтра будет одиннадцать.

— Вы хотите, чтобы я вам что-нибудь посоветовал? — мужчина продолжал водить рукой по книге, его голова по-прежнему не смотрела на тетю Клаву. Это немного раздражало.

— И да, и нет. Я уже выбрала кое-что, но не знаю, есть ли у вас это. И я хотела бы, чтобы вы мне подсказали что-нибудь из современного.

— А что вы уже выбрали?

— Во-первых, «Том Сойер»…

— Восьмой шкаф слева, верхний ряд, восемнадцатая книга слева, — перебил ее мужчина.

Тетя Клава нахмурилась, но отсчитала нужный шкаф, потом книгу. Действительно «Том» восемнадцатая книга слева.

— Потрясающе! — сказала женщина.

— Не удивляйтесь, — улыбнулся продавец. — Этот магазин — моя жизнь. Что-то еще?

— Что-нибудь из Жюль Верна. Но я не знаю…

— Лучше всего «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров» и «Двадцать тысяч лье под водой». Для мальчика эта трилогия, несомненно, покажется интересной. Шестой шкаф, четвертая, пятая и шестая книга в среднем ряду справа.

Тетя Клава опять посчитала шкафы и книги — всё на нужном месте.

— А что бы вы мне посоветовали из нового? — сказала она, подходя с четырьмя книгами к прилавку. — Ой, и еще «Граф Монте-Кристо».

— Не думаю, что мальчику стоит читать из Дюма именно это. Может, лучше мушкетеров? Если они ему понравятся, можно купить еще, а если нет, ему не понравится ничего из Дюма. Поверьте моему опыту. Пятый ряд, первая книга в верхнем ряду, справа.

— Вы думаете…

— Я уверен.

Тетя Клава нашла и «Три мушкетера», и тоже принесла к прилавку.

— Ну так а что есть из нового?

— Да хотя бы вот это, — продавец закрыл книгу, которую читал, протянул тете Клаве. Тонкая книженция с картинками под названием: «Песочный Человек».

— А что это за жанр?

— Это сказка. Новое издание, но уже вошло в разряд бестселлеров.

Тетя Клава взяла книгу и посмотрела на обложку. Там изображена пустыня, странный горящий город на заднем плане, а спереди вылезающий из лампы джинн. Картинка очень красивая и она даже на несколько секунд, как будто, заворожила женщину. Джинн красного цвета, борода огненная, на башке тюрбан. Улыбается вроде и по-доброму, но почему-то не вызывает доверия. Глаза у него странные. Завораживающие. В них, очень далеко-далеко за зрачком, притаилось адское пламя, в котором горят страны, города и люди…

— Гхм, — прокашлялся продавец. Тетя Клава только теперь поняла, что уже с минуту разглядывает обложку книги.

— А о чём она?

— К сожалению, я не дочитал до конца, но начало там про Аладдина. Всё происходит в одной арабской стране, когда у султана похищают огромный алмаз. Герой попадает в приключения и ему помогает его друг джинн. Я прочитал только треть, но мне понравилось и книга пользуется спросом.

— Ну хорошо. Сколько с меня?

— А знаете, что? Я не стану считать вам «Песочного Человека». Заплатите за классику, а это пускай будет моим подарком мальчику. День рождения все-таки.

— Что вы, что вы, я так не могу…

— Сделайте мне одолжение, — мягкий голос продавца завораживал, проникал в извилины мозга и скользил по ним, извивался хитрым ужом. А еще в ушах шелестело и ноздри уловили странный аромат каких-то пряностей. — В конце концов, это я вам посоветовал. И потом, если ваш племянник проникнется к чтению, вы вернетесь сюда еще не раз, а потом будет приходить и он. Я волнуюсь за свое дело.

— Ну хорошо…

Тетя Клава заплатила за книги и вышла из магазина. Как только за ней закрылась дверь, продавец снял очки, показывая стеллажам закрытые веки. Он кинул очки на пол — они укатились под один из шкафов. Мужчина открыл глаза и часто-часто заморгал.

— Блин, я что заснул? — спросил он у самого себя.

Вечером, пересчитывая кассу, он с недоумением нашел лишние деньги, а так же заметил, что пяти книг не хватает. Он списал всё на перенапряжение. И вправду ведь, у продавца книг очень невная и напряженная работа…

* * *
Когда тетя Клава протянула Пашке красиво обернутые книги, в голове мальчика прозвенело только одно слово: «Блин!». Это ж надо, когда он и так не выкроит время, чтобы пробраться в школу, ему еще и книги читать. И какие! Три походили на телефонный справочник Нью-Йорка, одна еще туда-сюда и только книга в красочной обложке как-то соответствовала понятиям Пашки о нормальной толщине книги. Но Паша был мальчиком вежливым, потому, поблагодарив, поцеловал тетю, сказав, что всегда мечтал о таком подарке. Тетя осталась довольна.

— В этих четырех я уверена, что они интересные, — сказала тетя Клава. — А вот эта не знаю. Ты как прочитаешь, расскажешь. Мне продавец говорил, что она хорошая.

«Теперь и на самом деле читать придется!» — подумал мальчик обреченно. Вот тебе жирный плюс к той литературе, что задали на лето, причем этипридется читать первыми. Тетя может обидеться, если он просто положит книги в долгий ящик. Но это, пожалуй, так и остался единственный изъян из всего дня рождения. Сестра тоже подарила ему литературу, но не книги, а комиксы. И еще целых пять картриджей для приставки! Маринка сама любила иногда поиграть и понимала в этом толк. Вскоре пришли его друзья. Все пятеро принесли игрушки, именно какие он от них и ждал. Друзья смотрели видик, играли в игры, ели торт и прочие вкусности, приготовленные тетей. День пролетел незаметно и весело. Вечером такого дня всегда испытываешь двойственные чувства. С одной стороны, жалко, что он оканчивается, а с другой, жалеть о чем-либо, после такого дня — просто преступление.

Маринка смотрела у себя телевизор, а уставший Пашка поплелся в детскую. Сегодня они играли в прятки на улице в перерыве между обедом и ужином, а еще успели прогуляться до бухты. Всё это настолько утомило Пашку, что он решил прилечь. Его клонило в сон, но тут пришли мысли о Дневном Царстве и об отце, отгоняя дрему. Пашка лежал при свете настольной лампы и думал. Ничего веселого в голову так и не пришло, настроение испортилось, чтобы хоть как-то отвлечься, Пашка решил посмотреть подарки. Сначала игрушки, потом пролистал комиксы. В картриджи, подаренные сестрой, он уже сегодня наигрался. И вот наконец дошел до книг.

Естественно, та, что в красивой обложке, привлекла внимание первой. «Песочный Человек» — странно-знакомое название. Откуда он его знает? А! Ну конечно, тот эпизод из мультфильма «Охотники за приведениями»! Этот мультик нравился Пашке, но в свое время две серии его действительно напугали. Первая о страшном монстре, прятавшемся в шкафу у детей и кормившимся их страхом, и вторая как раз о Песочном Человечке. Он умел усыплять людей и получал над ними власть. А еще у него был мешок с песком, которым он и усыплял людей. И тут что-то защекотало его мозг. Песочный Человек — это так похоже на Шелковый Человек. Он усыплял людей, а со сном у Пашки связаны и самые приятные, и самые неприятные события за последнее время. И, наконец, песок — с ним тоже история была вот только. Заинтригованный Пашка открыл книгу.

Сначала он не нашел ничего особенного. Текста столько же, сколько и картинок. В книге рассказывалось об Аладдине и джинне, правда совсем не так, как это было в Диснеевской мультфильме. Алладина тут — вовсе не симпатяга-вор в белых шароварах. Он просто вор — жадный до золота, да и джинн другой. Он тут скорее просто как инструмент Алладина, не имеющий собственной воли и разума. Типа магического помощника: принеси-подай-пошел-на-фиг-не-мешай. И ему, кстати, вовсе не нравилось служить Алладину. Он пресмыкался перед хозяином лампы, желая более всего свободы, а тот насмехался на джинном и называл того своим рабом. Алладин несколько раз нагло обманывал джинна, суля отпустить, если исполнит какое-то чрезвычайно сложное желание, а потом, смеясь, заявлял, что только такой глупый джинн мог поверить, будто его кто-то освободит. Такие насмешки были своего рода фишкой Алладина, дочитав до середины тот пошли над джинном так трижды.

Ни джинн, ни Алладин мальчику не нравились. По книге джинн не мог создавать золото из воздуха, поэтому вор Алладин с его помощью добывал его другими путями. Так, обманом Алладин вызнал у торговца пряностями, что в пустынях завелся страшный Песочный Человек, который грабит караваны торговцев. Алладин решает обокрасть Песочного Человека, в том ему помогает волшебство джинна. Вор часто повторяет, что когда-нибудь он украдет достаточно денег, чтобы купить себе целую Агру, выгнать султана из дворца и самому править глупыми бедняками с рынков. Он так и говорил: глупые бедняки с рынка будут кланяться мне, а я буду смеяться над ними и презирать, как они презирали меня!

Дальше они направляются в пустыню искать Песочного Человека. Персонажи мальчику настолько не нравились, что он уже много раз собирался бросить чтение, но постоянно всплывала какая-то деталь, заставляющая читать дальше. Во-первых, джинн. Совсем не похожий ни на мультик, ни на советский фильм, он был сделан из огня и на нём был надет рабский ошейник, который раскалялся, когда джинн пытался спорить с хозяином. И ведь ошейник, удерживавший его в Цветных Странах — результат деятельности джиннов. Далее, город Агра очень похожа на Ахра — столицу Дневного Царства. И было еще много мелких деталей, вроде круглых башен или разноцветных людей на заднем плане — мальчику казалось, это знаки, намеки, сигналы. И вот, примерно на середине, Пашка нашел то, чего не заметила тетя Клава, когда пролистывала книгу. Две неразрезанные страницы. Такое иногда бывает в новых книгах, но здесь их как будто кто-то склеил. Пашка достал перочинный нож отца и аккуратно разрезал. Лежавший рядом с кроватью Тимофей что-то забурчал сквозь сон.

Еще не разрезав страницы полностью, Пашка понял, там что-то нарисовано. Но вот, работа сделана, и Пашкины глаза с жадностью пожирали изображение. Рисунок сильно отличался от остальных в книге. Снова это поразительная реалистичность, прямо как на карте. Проходные рисунки в книге художник делал, казалось, левой пяткой, а тут проявил себя — хоть в Третьяковскую галлерею вешай!

В правой половине листа нарисован странный слон, сделанный из огня. Только глаза человеческие и очень хитрые. Слева летал синий дракон, сотканный изо льда. Каждая ледяная чешуйка выверена, казалось, он сейчас вылетит с картинки прямо в руки. И мальчику этого совершенно не хотелось. Ну, а посредине рисунка очень знакомая фигура. Шелковый Человек собственной персоной висит между слоном и драконом, картинно раскинув руки в стороны, и улыбается Пашке. Загадочный правитель Алям-аль-Металя в пижаме двух цветов — белого и красного. Те же растрепанные волосы, те же симметричные черты лица, висит в воздухе посреди двух монстров. Только на этой картинке, Пашке показалось, именно он самый страшный и опасный. Хотя, может, художник этого и добивался?

На второй странице красивым каллиграфическим подчерком, на каком пишут учительницы младших классов, записано маленькое стихотворение.

Он — человек-наоборот.
Ну вот, допустим, дождь идет,
И все, закутавшись в плащи,
По лужам шлепают в ночи.
С зонтом в руках спешат скорей
Укрыться дома и в постель.
Но человек-наоборот
Поднявши голову идет.
Одет легко — в одних трусах,
Бредет с улыбкой на устах.
Когда все спят — он на ногах.
Когда грустят — он очень рад.
Когда смеются — он ревет.
Он — человек наоборот!
Пашка несколько раз внимательно прочитал стишок. Что-то там такое есть, но вот что? Ну человек-наоборот, ну делает всё не так, как другие. Как это связано со сном? Он внимательно вчитался в каждую строчку. Их и было-то всего ничего, и сначала мальчик полезного для себя не увидел. И он решил — без помощи не обойтись. Сначала хотел рассказать обо всём Сашке. Ведь в прошлый раз тот здорово помог, да еще именно он привел Маринку, когда Пашка лежал без сознания в мастерских. Сейчас звонить ему уже поздно — час ночи, но завтра…

Ага, это только сказать легко: завтра. Мальчик выключил свет и попробовал уснуть, но куда там. мысли кружились, стих он уже почти заучил наизусть, перед глазами плыли картинки джинна и Алладина, но связать это всё не хватало мозгов или сил. А связать очень хотелось! Буквально жгло, как хотелось разобраться! Мальчику даже показалось, что за окном на него смотрит зеленый мужчина, качает головой и сокрушается, какой же Пашка тупой.

И тут Пашку посетила гениальная мысль. Сон не идет, посоветоваться не с кем, но можно поиграть в своеобразную игру. Представить, что его лучший друг здесь, и они разговаривают. Сестра уже уснула, и Пашка шепотом, так, чтобы не разбудить, начал:

— Так, что мы имеем? — спросил Пашка у самого себя. А потом втянул подбородок в шею и раздул щеки, изображая Сашку.

— Много чего, — сказал он, пытаясь изменить голос и копируя интонации друга. — Во-первых, у тебя есть карта. На карте есть стихотворение подсказка. Далее, тебе надо пробраться в школу и там уснуть. Но у тебя не получается, потому что сестра ночует дома, а днем ты занят с друзьями. Потом к тебе попадает эта книга, а в ней картинка и стих. С картинкой пока непонятно, но, очевидно, что стих — подсказка. В прошлый раз тебе подсказали, что надо делать, чтобы попасть в Предрассветное Царство. Что спать надо в определенных местах. Значит, следующая подсказка должна сообщать, как тебе попасть в школу.

— Пока всё верно. — Пашка стал самим собой. — Но что надо делать?

— Элементарно! Действовать наоборот. Вот смотри, сначала тут про дождь. Человек-наоборот не одевает плащей и ходит под дождем, когда все спешат домой. Пока неясно. Но вот дальше интереснее. Когда все спят, он на ногах. Значит, спать тебе надо не ночью, а днем!

— Ну ладно, а что дальше? — Пашка улыбался. Он уже понял, что будет делать завтра, но решил не прерывать игры.

— Я не знаю, но из стиха следует, что тебе надо порадоваться плохому и огорчиться хорошему.

— Но что конкретно?

— Не спать ночь, а днем, пробравшись в школу, уснуть там.

— Но там идет ремонт.

— В четвертой школе есть место, где никогда ничего не ремонтируют.

— Чердак!

— Ага. Короче, сначала не спать ночь, чтобы заснуть днем. Потом пробраться в школу. Когда мы туда ездили, окна там не закрывали. Наверное, рабочие проветривают помещение от краски. И, наконец, залезть на чердак и заснуть. И делать всё не так, как надо! Все наоборот.

— Хорошо.

— Паша! — услышал он голос Маринки.

Он открыл глаза, перед ним взволнованное лицо сестры.

— Марин? — сказал мальчик спросонья.

— Ты во сне с кем-то разговаривал, — сказала сестра. — У тебя всё нормально.

— Да-да, конечно. Не переживай, Марин, мне просто плохой сон приснился. Иди спи.

Сестра внимательно оглядела брата и пошла в свою спальню. И только тогда мальчик позволил себе улыбнуться до ушей. Теперь ясно, что делать.

Пашка поднялся и подошел к окну. Там подул ветер. Во тьме ночи Пашка не видел, как тот сгоняет над Заветами черные тучи.

Эту ночь не назовешь легкой. До четырех часов Пашке удавалось не засыпать лежа, потом он почувствовал, как глаза закрываются против воли. Он поднялся и стал расхаживать по комнате. Тим проснулся и вытаращился на него. Собака не понимала, что делает хозяин и почему не спит. Тим тоже поднялся, наверно, решив поддержать Пашку в борьбе со сном. Он подошел и ткнулся носом в бедро. Мальчик погладил пса и улыбнулся. Сон немного отступил.

Самыми тяжелыми стали предрассветные часы. Хотелось плюнуть, вырубиться и попробовать завтра, но кто даст гарантию, что завтра ситуация не повторится? В восемь он вышел из комнаты и выпил чая. Сестра проспит до одиннадцати — она еще большая соня, чем он. Пашка написал записку, что идет к друзьям поиграть в приставку и положил на кухне. За окнами заморосил дождь. Пашка оделся и уже решил прихватить желтый целлофановый дождевик, когда вспомнил — человек-наоборот должен идти налегке. Он вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

До школы Пашке пришлось идти пешком. Велосипед в штабе, а ключи от него у Димки. Заходить к нему рановато и Пашка двинул пёхом. Он, в принципе, привык. Когда он дошел, часы показывали девять. Рабочие уже вовсю шастали вокруг школы, перетаскивая инвентарь внутрь. Окна школы открыты, пока на это времени у рабочих не нашлось.

Пашка оценил обстановку. Хотя мысли путались — очень хотелось спать. Как пройти в школу? Через дверь нельзя, там сейчас полно рабочих. Значит, подкрасться и залезть в окно. В конце концов, это тоже наоборот. Сзади к школе вплотную подходил лес, Пашка пошел к высоким лиственницам. Никто не обращал на него внимания, Пашка понял, что правильно сделал, не взяв дождевик. Если бы он ходил по лесу желтым пятном, на него наверняка обратили бы внимание. Он обошел школу и, убедившись, что окна открыты, быстро залез в ближайшее. Дверь в класс не заперли, Пашка приоткрыл ее и выглянул наружу. Какой-то мужчина заходил в классы и закрывал окна — это Пашка понял по звукам хлопающих рам. Он дождался, когда мужчина зайдет в очередной класс и выскочил в коридор, а потом взбежал по лестнице на второй этаж.

Но не вышел в коридор второго этажа — услышал стук молотка. Он выглянул и увидел, мужик в синем комбинезоне прибивает к стене доски. Проход на чердак в противоположном конце коридора, благо кто-то открыл люк и опустил лестницу. Что делать дальше?

Где-то на первом этаже послышался удар и звон разбитого стекла — видимо, ветер помог мужику на первом этаже закрывать окна, только перестарался слегка. И тут же строитель со второго этажа промахнулся по гвоздю и ударил по пальцу. Он закричал, начал грязно ругаться, согнувшись впополам и баюкая поврежденный палец. Пашка молнией выбежал, пока мужчину поглотила боль, а в голове у мальчишки стучало: «когда грустят — он очень рад». Он прошмыгнул на чердак. Его не заметили.

На чердаке душно, расплылся полумрак, свет лился только сквозь несколько маленьких окошек и пахло пылью. Крыша текла, кое-где падали капли дождя, под ними предусмотрительно поставили ведра. Пашка раздумывал, где бы укрыться и уснуть — его мутило от усталости, он бы прям тут упал и отключился, но тогда его могут найти и разбудить. Он зашел за наставленные друг на друга парты и улыбнулся. Словно на заказ здесь навалили стопку физкультурных матов. Пашка уже хотел завалиться на них, когда заметил, на матах лежит скакалка. Вместе с бантиками, пришитыми к искусственной коже, это сильно походило на улыбающееся лицо. «Когда смеются — он ревет». А когда ревут, что происходит? Льются слезы. Пашка пошел в дальний угол, там, за поваленной набок партой, поставили ведро, в него мерно падали капли воды. Пол рядом с ведром не слишком чистый, но человек-наоборот и не должен спать в удобной кровати или на матах. Пашка, свернувшись калачиком, лег рядом с ведром. Его почти сразу сморило, сквозь сон слышались голоса. Два мужских голоса:

— Ну и где эти маты?

— Вон, в углу.

— Давай взяли, бригадир сказал, их в зал надо…

Пашка улыбнулся и заснул.

* * *
Он поднялся с песка и посмотрел вокруг. Опять пустыня, только на этот раз полностью желтая, а на ярко-голубом небе повисло огромное солнце. Местное светило, наверное, раза в два больше, чем в Мире, но жара давало не много. Напротив, погода приятная — градусов тридцать максимум. Тепло Пашка любил.

Дневное Царство! Пашка не сомневался, это именно оно, как не сомневался, что прямо перед ним раскинулась Ахра — столица Дневного Царства. Город, где шерифом служил отец. И это действительно потрясающий город. Словно из сказки «Тысяча и одной ночи», построенный в арабском стиле, из желтых песков вырастал волшебный град. Именно град, язык не повернется назвать это великолепие городом. Но даже не сама Ахра заворожила Пашку. Над ней раскинулись семь радуг. Хоть на небе ни облачка, радуги пересекают Ахру, как мосты. Они скрещивались прямо над шпилем огромного дворца. Пашка никогда не видел Тадж-Махала, но если бы видел, сказал, что он полная туфта по сравнению с этим дворцом. Один большущий купол и шесть поменьше возвышались над дворцом. Из большого купола к перекрестью радуг шел длинный шпиль. Быть может, радуги как раз из него и выходили, Пашка этого так и не понял. Дворец окружала высокая стена с множеством небольших башенок, а за ней — сама Ахра. По всему периметру столицы копии величественного дворца, только поменьше. Были тут и простые каменные дома, и шатры палаток, и еще что-то — Пашка отсюда не видел.

— Что тебя так задержало? — спросили сзади. Пашка повернулся и увидел знакомую фигуру с растяпанными волосами. Шелковый Человек одетый в белую пижаму и аромат восточных специй с ним вместе. Только теперь пахнет ванилью, корицей и гвоздикой, в прошлый раз ароматы были поэкзотичнее.

— А, это вы. Песочный Человек.

— Почему песочный? — поднял брови мужчина. — Нет, я Шелковый Человек, Карл.

— Я имею в виду ту книгу, что вы мне передали. Да и карта, наверное, ваша работа, не так ли?

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Карл. Я пришел сюда, когда почувствовал, что ты в Азиль-до-Абаре.

— Так это не вы написали стих, про человека-наоборот? — Пашка говорил недоверчиво. — Но там была ваша картинка.

— Человек Наоборот? — усмехнулся мужчина. — Что-то я совсем перестал понимать. Еще один Человек помимо песочного? Нет, я о таких не слышал. А мое изображение можно найти много где. Всё же я правлю в Алям-аль-Метале.

— Что-то незаметно, — теперь усмехнулся уже мальчик. — Вроде, в Цветных странах другой Император.

— Он лишь номинальный правитель, а я настоящий. Как и все остальные сонные «императоры». Зачем ты пришел в Дневное Царство? Продолжаешь знакомство с Азиль-до-Абаром?

— Я хочу узнать о Никодиме, — сказал Пашка жадно.

— Это я понял, а зачем?

— А какое вам дело? Вы-то не отвечаете на мои вопросы.

— Быстро учишься, Карл. Это хорошо. Не надо рассказывать ни о себе, ни о своих целях, если не хочешь что-нибудь с этого поиметь. Тут, знаешь ли, информация очень дорого стоит.

— Ну и зачем вы явились? — спросил Пашка, когда Шелковый Человек умолк на минуту. Просто замолчал, уставившись на прекрасную Ахру.

— А мне интересно. Я очень любопытен и хочу узнать, зачем ты сюда пришел и почему. Не очень часто у нас тут появляются сновидцы, прыгающие по самому высокому уровню Алям-аль-Металя, как лягушка по кувшинкам.

— А давайте так: я расскажу вам, зачем я пришел, а вы мне о Никодиме?

— Ну нет, мальчик, — рассмеялся Шелковый Человек. — Так не пойдет. Я не играю в чужие игры, только в свои. Но я тебе кое-что расскажу. Это будет плата за то, что ты сделал в Предрассветном Царстве.

— Слушаю.

— Чтобы узнать о Никодиме, тебе лучше всего встретиться с султаном Ахры. Если ты станешь расспрашивать о нём простых жителей, они расскажут лишь сказки и сплетни. Но проблема в том, что султан встречается только с жителями Ахры.

— И что дальше?

— Это всё.

— Как мне стать жителем Ахры?

Но Шелковый Человек, улыбнувшись, растворился в воздухе. Пашка не особенно удивился. Хотя его, конечно, интересовало, кто же он такой. Правитель Алям-аль-Металя — звучит громко, но на этот счет есть большие сомнения. Пашка решил, что расспросит о нём кого-нибудь в городе. Он побрел по желтому песку в сторону Ахры.

По мере приближения к столице, Пашка понял, что недооценил ни расстояние до града, ни его размеры. Ахра оказалась огромной и особенно большим — главный дворец. Пашка вообще не мог представить, что такое можно построить. Наверное, не меньше километра в высоту, а может, и выше. Пашка подошел еще ближе и увидел, его покрывают разнообразные рисунки и узоры. А когда пришел к невысокой стене, рассмотрел, все рисунки сделаны из драгоценных камней огромной величины.

Однако надо как-то войти внутрь, и Пашка пошел вокруг стены в поисках ворот. Стена невысокая — всего пару метров в высоту — но абсолютно гладкая, перелезть здесь нет никакой возможности. По внутреннему времени Пашки прошло два часа с тех пор, как он появился в Дневном Царстве, когда он, наконец, нашел ворота. Выглядело это очень странно. Если высота стены два метра, то ворота не меньше десяти. На воротах летали нарисованные драконы, вышагивали слоны, верблюды, простые люди и странные, сделанные из огня чудища. Надо поторапливаться — запас времени ограничен. Мальчик робко постучал в ворота.

— Здравствуй, путник, — раздался голос, как показалось Пашке, со всех сторон сразу. — С благими ли намерениями пришел ты в Ахру?

— Да, — ответил Пашка.

— Тогда проходи. Но учти, если несешь ты в себе ложь или зло, пройдя под аркой, ты будешь сожжен, если ты житель, или заключен, если ты джинн.

Ворота совершенно бесшумно открылись внутрь. После такого приветствия Пашка слегка оробел. Он посмотрел в проход, вроде ничего необычного на первый взгляд, но… В обоих углах открывшейся арки Пашка увидел две медные лампы. Хотя, может, и не медные, но точно лампы, как в мультфильмах об Аладдине и… да, как в той мерзкой книге об Алладине. Правая горела бледным синим огнем, а левая слегка гудела. Пашка подошел к левой, протянул руку. Он почувствовал, что она втягивает воздух подобно автомобильному пылесосу. К правой лампе он подходить не стал и, сделав глубокий вдох, вошел в арку. Ничего не произошло, в смысле, он остался цел, но вот то, что он услышал и увидел…

Войдя в город, Пашка чуть не оглох. И было от чего. Если из-за ворот не слышно никаких посторонних звуков, внутри города невообразимый гвалт. Как будто говорили миллионы людей. Да, собственно, он увидел и тех, кто говорил. Опять-таки из-за арки жителей Ахры не видать, но как только он пересек невидимую границу, их появились целое море. Люди и не очень. Или даже так — люди и совсем не люди. Пашка уже видел в Цветных Странах ходячих животных, но здесь их оказалось в десятки раз больше. Лошади, верблюды, слоны, львы, тигры и множество зверья поменьше. Пашка, засмотревшись на это, сделал шаг и услышал:

— Эй! Смотри под ноги!

Пашка посмотрел и увидел маленького мышонка. Тот стоял на задних лапках и смотрел на него. Маленькие черные глазки щурились, лапки уперты в боки.

— Простите, — сказал Пашка. — Я засмотрелся…

— Засмотрелся он, видите ли. А если бы я не успел отскочить? Кто бы кормил десять тысяч моих детей? Ты? Не смеши меня!

И мышонок ловко побежал дальше. Чтобы такого не повторилось, Пашка решил рассматривать жителей, стоя на месте. Он как раз глядел, как осел препирался с крысой, когда над ним нависла тень. Он резко повернулся и едва успел отскочить. На него чуть не наступил огромный слон, шедший на задних ногах-столбах.

— Эй! Смотри, куда идешь! — крикнул ему Пашка. Слон посмотрел на него сверху вниз.

— Прости, человечек, — пробасила слоних, а это была слониха. — Но лучше бы тебе смотреть вверх, чем мне вниз. Не я пострадаю от нашей взаимной невнимательности.

Наглая слониха пошла дальше, Пашка решил двинуть по улочкам, а не стоять на открытом пространстве. Навряд ли слон или какой-нибудь другой зверь тогда на него наступит. Он выбрал не самую большую и не самую маленькую улицу. Наверное, большие улицы, те, что не меньше десяти метров в ширину, именно для существ вроде слона, а самая маленькая, в ладонь, пропускала всякое мелкое зверье. Пашка пошел по улице чуть уже средней. Тут ходили в основном люди, но иногда и звери. Ну, например, волки или собаки, кошки и тушканчики, а самым крупным была пантера в черном цилиндре. Все звери ходили, как люди, на задних лапах, и даже встреченная по пути змея подпрыгивала на хвосте, а не ползла, как положено. Иногда звери шли парами, разговаривая друг с другом. И Пашка понимал каждое слово! Вот черный кот и белая пуделиха прогуливались, держась под лапки. Пашка невольно услышал, о чём они говорят.

— Знаете, мадам, я бы не был столь голословен на вашем месте. Вода поистине страшная вещь и нет ничего хорошего, чтобы окунать в нее свои пушистые телеса, — говорил кот.

— Но позвольте, вы предлагаете мне ходить грязной?! — отвечала пуделиха.

— Как вам это в голову пришло? Отнюдь. Но для чего природа даровала вам язык?

— И как я помою им шею сверху?

— Для этого есть друзья, мур-р…

Кот принялся облизывать ей шею. Пуделиха заурчала от удовольствия. Пашка пошел дальше. С обеих сторон улицы возвышались дома из глины. В арочных окнах то и дело появлялись человеческие лица. На большинстве играли улыбки. Вон из противоположных домов две старухи о чем-то переговаривались. По улицам тоже ходили люди в одежде восточного стиля: шаровары, белые рубашки и неизменный тюрбан у мужчин. Попадались девушки и женщины с чадрой на лице. Иногда женщин или мужчин несли на чем-то вроде носилок. Названия этому приспособлению Пашка не знал, но видел что-то подобное по телевизору.

2

Узкая улочка кончилась очень внезапно, Пашка вышел в самое оживленное место, когда-либо виденное в жизни. Базар. По сравнению с ним Ванинский рынок просто небольшая кучка людей. Здесь же их тысячи тысяч. Огромное пространство заставлено лотками и палатками, иногда товар продавали просто сидя на земле. И все рекламировали свой товар самым громким образом.

— А ну кому сушеные зубы зебры?!!! — кричала беззубая зебра.

— Навоз! Подходи! Навоз! Не продаю, а отдам в хорошие руки! Навоз! Самовывоз! — говорил огромный слон.

— Эй, кому нужны гномы? Уйду в услужение к высокой, белокурой, обеспеченной девушке. Желательно с дворцом, — вопрошала кучка маленьких человечков.

— Бананы, дыни, гашиш, опиум. Снимите пробу!

— Налетай на медок! Эй, налетай на медок! А ну прочь с моего меда! — ругался на мух шмель размером с подушку.

— Трупы. Кому трупы? Только что выкопал! За дополнительную плату могу сделать из них зомби! Получится прекрасный домашний работник, не требующий много еды. Только мозги, которые можете купить у меня же.

— Превосходные ш-ш-елка-а-а.

А вот это очень заинтересовало мальчика, потому что рядом с небольшим лотком, где шипели пауки с человеческую ладонь, стоял никто иной, как его знакомый. Шелковый Человек рассматривал превосходные ш-шелка-а-а очень придирчиво. Пашка пошел к нему.

— Значит, здесь вы отовариваетесь? — спросил мальчик.

— И здесь тоже. Но я предпочитаю работу шелкопрядов, а не пауков.

— Ш-што вы, они не умеют пряс-сти, — прошипела большая паучиха, по которой бегали маленькие паучата. — Их ш-елк бесполес-сен, а ф-ф мой попадалис-сь даш-ше медфеди!

— Что-то не верится, — сказал Шелковый Человек скептически. — Ладно, если не найду ничего лучше, вернусь.

— Поф-ферьте, ни-щ-щего луч-ш-ше нет на ф-фсем базаре.

— Ну да, — хмыкнул Шелковый Человек и пошел дальше. Пашка шел рядом.

— А что это за базар? — спросил мальчик, ожидая, что Шелковый Человек опять начнет артачиться с ответами, но тот ответил-таки.

— Это один из двадцати базаров Ахры. Из двадцати главных базаров, естественно. Ахра — центр торговли Азиль-до-Абара. Если поискать, здесь можно найти всё, что угодно. Здесь иногда торгует даже сам султан.

— И что он продает?

— Ахру.

Пашка снова вспомнился Алладин из книги, мечтавший купить Агру.

— И почему у него ее не покупают?

— Цена очень большая, да и должность так себе. Кому она нужна, Ахра эта? Собственно, нынешний султан купил Ахру у предыдущего.

— И сколько он заплатил? — спросил Пашка. — И уж не Алладином ли его зовут?

Шелковый Человек остановился и взглянул на мальчика с озорцой.

— Да. Султана действительно раньше звали так. А заплатил он всего один бриллиант. Правда, крупный. Из него потом сделали главный дворец.

— Не может быть! Таких больших бриллиантов не бывает.

— Ага, не бывает. В Мире. А тут Алям-аль-Металь. Между прочим, это означает, «То, что возможно».

— А что значит, «то, что возможно»?

— То и значит. Здесь всё возможно. А Азиль-до-Абар — это вершина. На третьем уровне ты можешь найти самые потрясающие чудеса, и поверь, бриллиант размером с гору, далеко не самое интересное, что у нас есть. Тут вообще гораздо интересней сама история, как Алладин умыкнул этот камушек у Шайтана — это было поистине грандиозное приключение. Но об этом лучше расскажет он сам. Если захочет и если вспомнит. Наши жители частенько забывают то, что было. И только один житель тут помнит всё.

— Вы?

Шелковый Человек стукнул себя по носу и подмигнул мальчику.

— Он очень сильно изменил Ахру, — продолжил Шелковый Человек. — Он видел сны в стране, на месте которой сегодня у вас Индия, и именно он определил нынешний лик Ахры. Больше всего он любил базар, а люди в той стране больше всего любили спать. Они подарили нам этот город, и целый миллион их переселился сюда к нам, спасаясь от Слепой Армии. Ахра стала такой, какая она сейчас — восточный базар в своем безграничном великолепии. Базар без конца и края, где можно найти всё, что угодно — это нам, жителям Азиль-до-Абара, очень подошло. И никто не вспомнит предыдущую скучную Ахру и прежнего султана — могучего некроманта, воровавшего у людей предсмертные сны. Тут было почти такая же скукота, как сегодня в Вабаре. Но, подождем…

— А как мне встретиться с султаном?

— Я не могу думать за тебя во всём. Иногда ты должен и сам что-то делать. Смотри, ведьмы Мохнатой горы сегодня продают василисков!

Пашка посмотрел на большую палатку, где три старые скрюченные карги выводили страшную зверюгу, покрытую чешуей. Нечто вроде помеси варана и черепахи только величиной с корову. И, кстати, именно корова стояла рядом — подперев копытом морду, рассматривала товар.

— Му, и он пышет огнем? — спросила корова у старухи.

— Пока нет, — ответила ведьма. — Но через цикл подрастет и начнет.

— А есть такие, чтобы уже сейчас?

— Он должен сначала привыкнуть к вам, иначе сожжет всё стадо.

— Му-у ладно, беру-у.

Шелковый Человек задумчиво смотрел на эту сделку, а потом пошел дальше. Пашка не отставал. Хоть компания Шелкового Человека ему не сказать, что очень нравилась, других знакомых не было. Шелковый Человек шел меж рядов и вскоре привел мальчика в удивительное место. Старый арабский базар внезапно прервался, они попали в мир будущего. Все ларьки из нержавеющего железа, рядом с ними припаркованы самые настоящие летающие машины. В ларьках торгуют роботы. Очень похожие на людей только железные. Пашке они напомнили Железного Дровосека из «Волшебника изумрудного города».

— А это что такое? — спросил мальчик.

— Это сектор Ночного Царства. Здесь можно легко купить что-нибудь вроде плазменного анигилятора, но толку от него будет немного.

— Почему? Ну ладно, пусть мне не нужно оружие, но вот такая машина точно не помешала бы.

— А как ты ее купишь? В Ночном Царстве своя валюта, они примут от тебя только кредиты. А кредиты — деньги виртуальные, ходят только там.

— Но зачем тогда они здесь торгуют.

— Для бартера. Они меняют товар на золото и прочие драгоценности. Но, повторюсь, в Ахре от них толку мало. Ахра — волшебный город, здесь все эти игрушки плохо работают. Допустим, эти летающие драндулеты. Они даже перелететь через стену не смогут, придется ехать по улицам, как всем. А ехать на телеге или на летающей телеге — разница не велика.

— Они не могут летать высоко?

— Могут, но не перелетят стену.

— Она же всего пару метров в высоту.

— Это для тебя. Стена Ахры как раз такой высоты и конструкции, какая непреодолима для путника. Для тебя и два метра препятствие, а для жителей Ночного Царства стена возвышается до небес. Но стена не выше, чем надо. То есть для тебя она двухметровая, а не трехметровая, потому что и два метра — достаточно.

— Ясно. А для вас?

— Для меня стены вообще нет. Я — Шелковый Человек. В Алям-аль-Метале для меня нет преград.

— А что они продают здесь, если технология в Ахре бесполезна?

— Ну, не вся же технология. Вот, допустим, они делают прекрасные чайники из титана. Или веники не из соломы, а из пластика. Короче, скукота. В самом Ночном Царстве гораздо веселее, чем на их секторе в Ахре.

— А зачем тогда мы сюда пришли?

— Я показываю тебе кратчайший путь до дворца султана. Без меня ты точно ходил бы здесь еще тысячу циклов. Сейчас зайдем в одну лавочку, которая тебе будет очень полезна. Это сразу за сектором Ночного Царства.

Они прошли мимо роботов, те не обратили на них никакого внимания, и попали в следующий сектор. И тут Пашка весело рассмеялся. Перед ним такой необычный и одновременно привычный вид. Лотки с джинсами, рубашками и спортивными костюмами «Адидас». Рядом продавали охотничьи ружья, пистолеты и патроны к ним. В стеклянных холодильниках мороженное, йогурты, молоко в картонных пачках и даже колбаса да селедка. Продавали: книги и комиксы на разных языках, компьютеры и игровые приставки, статуэтки древнегреческих богинь, видеокассеты и дискеты, мебель из ДСП, телевизоры и прочее, и прочее…

— Дайте угадаю — это сектор Мира? — спросил Пашка.

— Да, — ответил Шелковый Человек. — Здесь торгуют такие же, как ты, — сновидцы.

— Но зачем? Они не могут это делать в Мире? Здесь же столько чудес и приключений, а они занимаются ерундой!

— Для тебя торговля, может, и ерунда, а для них, то самое приключение, о котором они всегда мечтали. И, чтобы хорошо жить в Азиль-до-Абаре, тоже нужны деньги. Это тебе не Сон, где можно золото просто придумать.

— Не сон? А что тогда?

— Ты не понял. Сон — это второй уровень Алям-аль-Металя. Туда попадают все сновидцы из Мира, когда засыпают. Туда и в еще одно место, но об этом как-нибудь в другой раз. А уже из Сна они попадают сюда. Если умеешь управлять Сном, там можно сделать всё, что вообразишь.

— Тогда почему они там не остаются?

— Потому что Сон — всего лишь иллюзия. Ты можешь наесться там вкусностями до отвала, а проснуться голодным. Можешь создать миллиард, а по сути будешь бедняком.

— А здесь?

— Здесь проснешься сытым. И миллиард отсюда тоже можно умудриться унести. Но есть и минусы. Если тебя убьют в Азиль-до-Абаре — умрешь и в Мире. Порежешься здесь — проснешься с раной там. Однако, если, допустим, женщина забеременеет здесь… впрочем, тебе рано вести такие разговоры. Чтобы ты понял, здесь всё взаправду. И даже больше. Азиль-до-Абар — высший уровень ощущений и приключений. Он — перспектива, которая всегда сбывается. Он — наивысшая точка наслаждения и счастья. Только тут человек может найти настоящего себя, каким бы он хотел себя увидеть: лучше и реальней. Воплотить свой идеал самого себя. Тот же Алладин пришел сюда обычным вором, а сейчас — первейший мудрец Азиль-до-Абара. К тому же у нас нет времени и ты можешь за одну ночь Мира прожить месяц в Азиль-до-Абаре. Жить двумя, тремя, десятью жизнями, вместо одной единственной.

— А как?

— Вот ради этого я тебя сюда и привел. И, кстати…

— Да?

— Сон — тоже очень любопытное место. В отличие от Азиль-до-Абара, он как бы прикреплен к вашему Миру. И именно через Сон на вас могут воздействовать и пытаться… сбить с толка. Но по-настоящему с толка сбивают только тут, у нас. Зато во Сне ты можешь найти абсолютно любую информацию о вашем Мире.

Пашка последние несколько предложений толком и не понял, а Шелковый Человек подошел к небольшой закрытой палатке и, открыв полог, вошел внутрь. Мальчик последовал за ним. Внутри за простым столом сидел мужчина в халате и с тюрбаном на голове. Он смотрел на них скучающим взором и ничего не спрашивал, даже не поздоровался. Пашка подумал, что это как-то невежливо.

— Нам нужен флакон воды, — сказал Шелковый Человек.

— Живой, мертвой? — спросил мужчина.

— Из Реки.

Брови мужика начали подниматься, но на середине лба поползли обратно. Он осмотрел их наряд и, наверное, подумал, на потенциальных покупателей они не тянут. Мальчик в шортах да футболке, и мужчина в пижаме — не очень впечатлительное зрелище. Но он всё равно достал стеклянный флакон миллилитров на сто. Простой пузырек, похожий на духи.

— Пуд золота, — сказал он безразлично.

— Плати, — сказал Шелковый Человек Пашке.

— За что? И чем? Зачем мне эта вода?

— Это вода из Реки. Выпив глоток из этого флакона, ты сможешь провести в Азиль-до-Абаре в три раза больше времени.

— Но у меня нет денег? А тем более пуда золота!

— Нет? — Шелковый Человек внимательно посмотрел на карманы мальчика. Как будто решал, может ли там уместиться пуд золота.

— Ладно, я займу тебе денег. Но отдавать придется работой.

— Какой?

— Пока не знаю. Но я что-нибудь придумаю, не волнуйся.

— А если я вас надую?

— Я лопну.

Сказав это, Шелковый Человек провел рукой над столом, там появилась кучка золота. Вот тут-то продавца наконец проняло. Он побледнел, уставился на Шелкового Человека испуганными глазами и чуть не упал со стула.

— Вы? — спросил продавец, вставая и кланяясь.

— Я, — кивнул Шелковый Человек и улыбнулся. Он протянул руку, продавец вложил в нее флакон.

Шелковый Человек отдал пузырек Пашке и пошел из палатки. Мальчик еще секунду помедлил и спросил у продавца:

— А чего вы так испугались?

— Но это же Шелковый Человек, — сказал продавец дрожащим голосом.

— А что в нём страшного?

Мужчина нахмурился.

— Шелковый Человек еще никого не доводил до чего-нибудь хорошего, — сказал он хмуро. — Будь осторожен.

— Хорошо.

Пашка тоже вышел из палатки. Шелковый Человек стоял к нему спиной и рассматривал сектор Мира.

— А почему он вас боится? — спросил мальчик.

— Он же тебе сказал: потому что я — Шелковый Человек.

— Но кто вы на самом деле?

— Откуда мне знать? — он стоял спиной, но кожа на затылке заиграла от улыбки, что натянулась на лице. — А ты лучше выпей из флакона. Он рассчитан на три раза, так что не выпивай больше, чем надо, или меньше, чем надо.

— А что это за вода?

— Трудно объяснить. Считай — это время, принесенное из Мира. Точнее объяснить очень сложно и долго, и лень…

Пашка открыл флакон, прикинул, сколько надо выпить, и сделал глоток. Вкус ничего особенного — обычная вода. Он посмотрел на остаток — примерно две трети.

— Эй, а когда я проснусь, он же останется здесь, — сказал мальчик.

— Нет. Если ты проснешься, предварительно засунув его в карман, он появится в следующем сне. Ведь тогда красный песок от тебя никуда не делся.

— Лучше не напоминайте. Из-за этого песка мне пришлось сутки сидеть в позорной комнате.

— Зато тебе ведь было весело. Или будет весело, когда вспомнишь на старости. Если у тебя будет старость… В общем так, дорога во дворец султана вон там. — Указательный палец с ногтем, окрашенный черным лаком, показал в сторону узкой улочки. — Мы встретимся в следующий раз, в следующем Царстве.

— А почему вы думаете, что я попаду в другое Царство?

— А если не попадешь, то и не встретимся.

Как обычно, Шелковый Человек исчез, оставив Пашку на середине самого интересного. Но мальчик уже привык. Надо будет порасспрашивать кого-нибудь во дворце о нём. Мальчик потопал в узкий проулок.

Опять улочки с различными животными и людьми, одетыми по-арабски. Пашка рассматривал их, медленно продвигаясь к дворцу. Но, наконец, вышел на большую площадь и перед ним во всей красе открылся главный дворец Ахры. А какой красе! Только теперь Пашка понял, Шелковый Человек не соврал. Дворец действительно не украшен алмазами, а сделан из одного алмаза — нигде ни шва, ни следов кладки. Сплошной монолит! Он переливался, отражая свет семи радуг, а они, сходясь над шпилем, удваивались — казалось их не семь, а четырнадцать. Перед дворцом россыпь прекрасных фонтанов, подойдя к одному, Пашка увидел плавающих там больших золотых рыбок. Он протянул ладонь, чтобы дотронуться до ближайшей, но внезапно она всплыла и сказала строго:

— Чего тебе надо?

— Ой! Простите, я не знал, что вы разговариваете.

— И почему ты так думал? — рыба жадно хапала воздух пастью, в глазах-плошках совершенно осмысленный взгляд, ни капли не похожий на бессмысленный рыбий взор в Мире.

— В Мире ведь вы молчите. Даже поговорка есть — молчит как рыба.

— Так то в Мире, — отмахнулась плавником рыба, обдав мальчика брызгами. — Извини. В Мире и животные молчат.

— А почему?

— Потому что Мир — это ваше Царство. Животные по-настоящему живут здесь, а, уснув, попадают в Мир. Для нас Мир — это сон.

— Так вот почему вы так много спите?

— Да.

И рыбка нырнула в бассейн, бесцеремонно прервав беседу. Она подплыла к другой и что-то ей сказала, но из-за воды Пашка не разобрал, что. Пашка побрел дальше к дворцу. На пути ему встретились не только животные и люди, но и несколько удивительных существ. Например, облачко сизого дыма в форме женщины или гигантский жук размером со слона. На его спинке маленький домик, из окон выглядывали крошечные жучки. По площади ходило несколько пар обуви. Будто люди-невидимки надели только сапоги или туфли. Всё это, конечно, необычно и странновато, но по-настоящему Пашка удивился, когда пришел к входу во дворец.

К воротам шла лестница, а сами ворота — составляющее высокой стены. Из-за нее доносилось птичье пение, цветочки благоухают, журчат фонтаны, даже девы поют где-то в отдалении, казалось бы, идиллия — ничто не мешает просто войти. Так, собственно, Пашка и сделал, но не заметил две медные лампы рядом со створами ворот. И даже заметил, но не придал значения. А зря. Когда он поднялся, из ламп вырвался настоящий огненный ураган. То есть, два урагана. Пашка закричал от испуга и упал на спину. Он инстинктивно закрылся руками, чувствовая, как воздух вокруг неимоверно нагрелся. Он думал, это конец, но ничего не происходило. Он открыл глаза и увидел…

Два огромных мужчины, сделанные из огня, нависли над ним и рассматривали, как биолог смотрит на необычное насекомое. Помимо интереса в огненных глазах читается злоба. Оба мужика размером с жука на площади, но в сто раз страшнее. У каждого по огненной бороде, в руках огромные палаши тоже из огня. Тюрбаны из черного дыма, дыхание отдает серой. Гул вокруг стоит, словно в доменной печи. Тело соткано из огненных змеек — только мускулистый торс и руки. Вместо ног — хвост пламени сужается до тонкой струйки, бьющей из медных ламп. Лампы раскалены докрасна.

— КТО ТЫ ТАКОЙ?! — взревел правый монстр металлическим голосом.

— ОТВЕЧАЙ, СМЕРТНЫЙ! — взревел левый.

— Карл, — пропищал Пашка.

— ЧТО ТЕБЕ НАДО ЗДЕСЬ?

— Я пришел к султану.

— А-ХА-ХА-ХА!!! — заржали монстры. — КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТОБЫ ВСТРЕЧАТЬСЯ С ВЕЛИКИМ СУЛТАНОМ АХРЫ?!

— А вы кто такие?! — внезапно расхрабрился Пашка. Ему вспомнился джинн из книжки, которого Алладин постоянно шпынял и унижал. Мальчику тогда его даже жалко было, но теперь, увидев настоящих джиннов, он подумал, может, Алладин вёл себя оправдано? С такими по-другому и нельзя, наверное. Они как школьные хулиганы — понимают только собственный язык. К тому же, монстры ему пока ничего не сделали, и он успокоился.

— МЫ?! МЫ — ДЖИННЫ, ПОВЕЛИТЕЛИ ПЛАМЕНИ! МЫ ОХРАНЯЕМ ДВОРЕЦ ОТ ВОРОВ!

— Каких воров? — сказал Пашка и поднялся. — Я ничего не украл и не собираюсь!

Джинны посмотрели друг на друга и нахмурились.

— ПОВЕЗЛО ТЕБЕ, СМЕРТНЫЙ, ЧТО МЫ РАБЫ ЭТИХ ЛАМП. СКАЖИ ЭТО ТЫ, ЕСЛИ БЫ МЫ БЫЛИ СВОБОДНЫ, ОТ ТЕБЯ НЕ ОСТАЛОСЬ БЫ И ПЕПЛА.

— Но вы не свободны?

— НЕТ, — сказал левый, понурившись. — МЫ ПЛЕННИКИ ЛАМП.СЛУШАЙ, МАЛЬЧИК, ОСВОБОДИ НАС?

— ДА, ЭТО ПРОСТО! НАДО ТОЛЬКО РАЗЛОМАТЬ ЛАМПУ.

— И как я это сделаю? И зачем? Пока я от вас ничего хорошего не слышал, так что и помогать вам не буду. Вы заслужили свою участь! Если у вас всё, дайте пройти!

— ПАРОЛЬ! — взревели джинны хором.

— А нужен еще и пароль?

Джинны помялись, потом правый ответил:

— НЕТ.

— Тогда дай дорогу, раб лампы!

Пашка смело пошел меж двух огненных монстров.

— НИЧЕГО, СМЕРТНЫЙ, — бросили джинны вдогонку, — НЕ ВЕЧНО МЫ БУДЕМ РАБАМИ. БЕРЕГИСЬ, МЫ НАЙДЕМ ТЕБЯ, И КАРА БУДЕТ СТРАШНА!

По спине Пашки пробежали струйки холодного пота. Он повернулся и посмотрел на двух тварей из огня. А те, видя его страх, расхохотались. Пашка пошел дальше под звуки их безумного хохота. Он размышлял, это пустая угроза, или они действительно могут освободиться и найти его? Почему-то ему казалось, скорее второе, чем первое.

Но тревожные мысли отступили, когда он увидел все красоты внутреннего двора. Тут тоже полным полно фонтанов, но кроме них еще и фруктовый сад. На деревьях яблоки из золота, кокосы, бананы и киви сияли красным и даже орех не простой, а прозрачный, будто сделан из стекла. И птицы! Павлины расхаживали меж деревьев, распушив хвосты, по веткам скакали золотые канарейки, то тут, то там летали стаи колибри. И среди них, не к селу не к городу, важно и неуклюже расхаживали пингвины. Пашка подошел к одному и спросил:

— Простите, а как мне пройти к султану?

— Енто проще легчайшего, — прогнусавила птица. — Значита так. Ты шествуй, шествуй вдоль вона того заборчика. Он следует вдоль усего дворца и ты вернешься сюда.

— И зачем мне обходить дворец? — удивился Пашка.

— А затем, что енто полностью, совершенно, точно и явственно глупо и бессмысленно. Как и то, чтобы ты шел к султану.

— Почему?

— По, значита, кочану. Ладенно, шествуй вона к той двери и иди, значита, уверх. Там ты, ежели не слепой, найдешь, что ищешь.

Птица чинно поклонилась и пошла по своим делам. Пашка пожал плечами, ничего не понимая, и направился в указанном направлении.

Быть может, это и не главный вход во дворец, всё равно дверь показалась Пашке слишком маленькой. Сюда мог войти разве что среднестатистический мужчина, но, допустим, если бы попробовал слон, которых в Ахре хватало, у него ничего не вышло бы. Вернее, не вошло бы. Но потом Пашка вспомнил, из чего сделан дворец, и понял, большие двери означали трату драгоценного материала. Так или иначе, он поднялся по ступеням и вошел в главный дворец Ахры.

Внутри все сияло странно голубым светом. Тут нет светильников голубого цвета, просто свет проникал прямо через стены и окрашивался голубым. Перед Пашкой открылся просторный зал, он подумал, его предположение о двери ошибочно. Зачем экономить на алмазе и делать маленькие двери, если сам дворец выдолблен изнутри наполовину, или даже больше. Мальчик шел по алмазным коридорам и никого не встречал на своем пути. Это тоже странно. Должны же быть во дворце слуги или просто жители. Так Пашка вышел к огромной лестнице и поднялся по ней. На втором этаже тоже не нашлось людей, зато появилась мебель. Столы, стулья, кресла, шкафы — всё из бриллиантов. Пашка шел и шел. Звуки шагов не слышались, хотя шел он не по ковру. И, наконец, уперся в небольшую дверь странной формы. Снизу нормального размера, а к верху она расширялась раза в три. Пашка повернул алмазную ручку, толкнул дверь.

Перед ним открылся самый роскошный зал, какой можно себе представить. Это тронный зал, о чём свидетельствовал огромный трон посредине. На полу роскошные толстые ковры серебряного цвета с ворсом чуть не по щиколотку, всюду раскиданы серебряные подушки, стены усыпаны каменьями и расписаны серебром, статуи из серебряного хрусталя, фонтан из серебра и трон — тоже серебряный. А на троне сидит султан Ахры.

— Здравствуйте, — сказал Пашка, входя внутрь.

Но султан никак не отреагировал на появление мальчика. Как сидел, так и сидит. О султане надо сказать особо. Пашка представлял султана-Аладдина уже состарившегося и больше похожего на султана Аграбы из мультика — толстенького, седого и бородатого весельчака, но нет. Во-первых, султан оказался достаточно молод — на вид лет двадцать пять не больше. Разодет в серебреные одежды, похож на робота из сектора Ночного Царства. Его лицо казалось маской, тоже серебренной. Как будто его кто-то покрасил серебрянкой. И, конечно, тюрбан. Тюрбан султана был раза эдак в два больше его самого. Но не шарообразный, а формой колесом — эдакий груздь, где ножка султан, а шляпка — огромный тюрбан. Султан повернул лицо вправо, по идее такая конструкция на голове должна заставить шею сломаться, но ничего. Он наклонил голову и посмотрел на блюдо с виноградом подле трона. Тюрбан тоже нагнулся, но не упал. Одна виноградина сама собой отделилась от грозди и полетела в рот. Да, тоже фокусник.

— Здравствуйте, — повторил Пашка. Никакой реакции. Султан еще раз посмотрел на блюдо, очередная виноградина полетела ему в рот. Пашка заметил, что и зубы у него тоже серебренные. — Господин султан, вы меня слышите?

Но опять ничего. «Может, он слепоглухонемой?» — подумал Пашка. Но надо же что-то делать. Он прошел по мягкому ковру и приблизился к трону вплотную.

— Товарищ султан! — крикнул Пашка ему почти в лицо. Реакция — ноль.

Мальчика это немного разозлило, он схватил правителя Ахры за рукав. Ну, попытался схватить. Ладонь Пашки прошла сквозь руку султана, мальчик чуть не упал. Он кое-как восстановил равновесие и еще раз провел рукой по султану, на этот раз через тело и даже задержал ладонь в груди. Ни Пашка, ни султан ничего не почувствовали. Ну, за себя Пашка мог сказать точно, но и султан никак не отреагировал.

Внезапно Пашка развеселился и, взойдя по ступенькам, уселся прямо на трон. И вот тут его проняло. Ему как будто дали пинка и он слетел с трона — благо упал на мягкий ковер. Пашка поднялся, потирая ушибленный зад.

— Да не очень-то и хотелось! — прокричал он султану, но тот, естественно, ничего не ответил. — Что за глупость?

— Это не глупость, мальчик, — сказали сзади. Пашка повернулся, ожидая увидеть Шелкового Человека, но перед ним стоял донельзя напыщенный сурок и смотрел через стекла толстых очков. Длинные усы шевелились, зубы светились серебром, шерсть переливается — тщательно расчесана.

— А кто вы такой? — спросил Пашка.

— Я помощник визиря Ахры по таким, как ты, — ответил сурок напыщенно. — Я главный консультант по незарегистрированным жителям Ахры.

— А где сам визирь?

— В этом зале. Просто ты его не видишь. Султана увидеть можно, но его двор нет.

— А почему?

— Потому что двор султана Ахры интересуют только дела жителей Ахры.

— То есть они меня не замечают, а видят только жителей Ахры и наоборот?

— Правильно.

Пашка на секунду задумался, а потом сказал:

— А тебя они видят?

— Иногда. Когда я говорю с ними о делах Ахры, они меня видят и отвечают. Но, если говорю с ними о таких, как ты, я становлюсь для них невидим и неинтересен.

— Блин! И что мне делать?

— Это, мальчик из Мира, зависит от того, чего ты хочешь.

— Ой, простите, — спохватился Пашка. — Просто это для меня всё очень странно.

— Ничего удивительного. Ты первый раз у нас?

— Да.

— Тогда понятно. Ты можешь спросить у меня, что хотел.

— Я хочу узнать о Никодиме?

— Ух ты! А зачем?

— Не могу сказать.

— Вот лучше тогда об этом и помалкивай. Тебе вообще повезло, что ты попал на меня, а не на кого другого. Знай же, мальчик, что даже упоминание этого имени грозит тебе заточением и допросом под пытками.

— Почему?

— А потому что он вот уже как несколько циклов пропал. Султан и другие шерифы его искали, да и сейчас тоже ищут, но поиски не дают результатов. А ты, незнакомец из Мира, приходишь сюда и начинаешь им интересоваться — это выглядит более чем подозрительно.

— Ладно. Я думаю, он мой отец.

— «Ты думаешь»? Ты не знаешь, кто твой отец?

— Знаю. Но в Мире он… ну, долго объяснять. В общем, я видел в Предрассветном Царстве его статую. Точнее статую человека, как две капли воды похожего на него и мне сказали, что это Никодим — какой-то шериф Ахры.

— Какой-то! Да ты понимаешь, о чём говоришь?! Какой-то! Да он величайший… а впрочем, пойдем покажу.

Сурок потопал из тронного зала, мальчик следом. Сурок повел по длинным коридорам, пока они не пришли к огромной арке. А за аркой стояла она. Еще одна статуя отца.

Если в Атике она была сурова, здесь Никодим подпирал бока ладонями и улыбался очень по-доброму. Такой же улыбкой, какой улыбался, уча Пашку кататься на велосипеде, или играть в шахматы.

— Это мой папа, — сказал Пашка.

— Да, дела… — покачал головой сурок. — Я, конечно, слышал про Никодима — а кто о нём не слышал? — но только слухи и истории. В конце концов, я просто сурок. Тебе мог бы помочь один из шерифов, но они сейчас ищут Никодима по Азиль-до-Абару. Может помочь и султан или визирь, но они не увидят тебя и не станут говорить.

— И что мне делать?

Сурок стал расхаживать по залу, обдумывая, что делать, а Пашка смотрел на статую. Тот же наряд из вестернов, тот же пистолет на бедре и доброе лицо.

— Боюсь, выбора у тебя нет, — наконец сказал сурок. — Тебе надо стать жителем Ахры.

— Так чего же ты думал так долго?! — возмутился Пашка. — Если всё так просто, мог бы и сразу…

— Это далеко не так просто, — сухо перебил его сурок. — Стать жителем Ахры, можно, лишь совершив для нее подвиг или родившись в ней.

— А какой подвиг?

— Пока не знаю. Пошли.

Сурок опять повел мальчика по бриллиантовым коридорам. Только теперь он не молчал, а объяснял на ходу:

— Султана не интересуют жители других Царств, как не интересуют и люди из Мира. Став султаном, он дал клятву оберегать ее жителей и решать их проблемы. Если ты житель Ахры, можешь спокойно прийти к нему и он тебе поможет. Но если ты не местный, не сможешь до него даже дотронуться. Ты и сам видел.

— Звучит глупо.

— Только на первый взгляд. То, что он не видит приезжих, страхует их от войн и несправедливости. Какой смысл султану завоевывать другие города или Царства, если он даже не увидит их? Он видит только местных, говорит только с местными, а, следовательно, и проблемы он решает только местные. Ахра — волшебный город. Он стоит здесь с раздела, его никто никогда не строил. Ахра появилась сама и сама привлекла под свои стены первых поселенцев. Она охраняет их до сих пор всеми имеющимися у нее способами. Когда наш султан выкупил ее за бриллиант, он думал, что это только начало. Султан был жаден, тщеславен и зол, он желал править не только Ахрой, он мечтал владеть самим Вабаром! Но Ахра сыграла с ним такую вот шутку — оберегла от неминуемой гибели. Сделала так, чтобы жадность не позволила Алладину пойти войной на Огненное Царство, ведь в этой войне погиб бы не только он, погибли бы миллионы жителей Ахры. Этот город не мог допустить сего и не допустил. Поэтому стать одним из людей, до которого ей есть дело, можно лишь понравившись самой Ахре.

— И надо совершить подвиг, чтобы ей понравиться?

— Да. Но не всё так просто. Ахра дает задания сама. Она смотрит на человека или на зверя, и сразу определяет, что ему по силам. А потом дает задание чуть выше, чем его возможности.

— Не понял? Может, чуть ниже, чем его возможности?

— Нет. Она требует именно подвига. Если задание тебе по силам, какой же это подвиг? Надо преодолеть себя и совершить невозможное. Другое дело, у каждого силы разные. Некоторым она дает задание просто съесть ложку рыбьего жира, потому что это чуть выше предела их сил. Но человеку сильному она дает настоящее задание. Кстати, по легенде Никодиму она задала остановить тысячелетнюю войну, и только после того, как он справился, признала его.

— А что это за тысячелетняя война?

— Мальчик, это было давно, я тогда еще не родился. Я же все-таки сурок.

— Ой, простите. А как она мне даст задание? Скажет как-то?

— Нет. Понимаешь, жителем Ахры может стать не каждый еще и потому, что она не хочет перенаселлять себя. Она строго контролирует число жителей, от этого заданий становится то больше, то меньше.

В это время они вошли в небольшую комнату, где на стене висели два прикрученных барабана. Пашке они напомнили барабан из «Поля чудес» только вместо цифр на одном написаны задания, а на втором, половина полей пустует, а половина разрисована всякими значками.

— Это Колесо Жителя, — продолжил сурок. — Сейчас ты раскрутишь одно, автоматом закрутится другое. Первое колесо скажет, что ты должен сделать, второе определит, нужна ли тебе помощь.

Пашка рассматривал барабаны. На первом написаны задания типа «Подмести улицы», или что-то непонятное вроде «Огонь». На втором странные значки, что они означали, Пашка не понял.

— А нельзя, ну это… — сказал Пашка.

— Смухлевать? — нахмурился сурок. — Нет! Ахра не позволит этому случиться. И крутить второй раз тоже бессмысленно. Если она выбрала задание, ты и в следующий раз его получишь.

— А почему на втором колесе половина полей не заполнена?

— Если выпадет пустышка, помощи ты не получишь. Если один из этих значков… ладно, ты крути, а я скажу, что за помощь тебе положена.

Стрелка выбора снизу, и Пашка всё же решил сжулить. Если толкнуть колесо совсем чуть-чуть, то, переместившись на два поля, выпадет «Помойся». Пашка подошел и легонечко толкнул колесо по часовой стрелке. И отпрыгнул, потому что колесо закрутилось со скоростью вентилятора. Второе колесо закружилось в такт первому, как и сказал сурок. Оно крутилось и крутилось, а Пашка как будто почувствовал на себе чей-то посторонний взгляд.

— Что, не по себе? — спросил сурок. — Это она к тебе присматривается.

— А что досталось тебе?

— А я его никогда не крутил. Я житель Сумеречного Царства, меня султан видит и так. Правда, как я тебе говорил, только если я прихожу к нему по делам жителей Ахры.

Пашка уже хотел спросить о Сумеречном Царстве, когда колесо замедлило ход. Вот оно стало крутиться вяло и приблизилось к заветному «Помойся». И уже почти встало, и мальчик улыбнулся, но стрелка перешагнула на следующее поле. На нем значилось — «Призраки».

— И что это значит? — спросил Пашка, поворачиваясь к сурку, и увидел, тот стоит в полной растерянности. В толстых очках его глаза стали огромными.

— Теперь я верю, что ты сын Никодима, — сказал сурок. — Только ему Ахра могла дать задание, с которым не справился отец.

— Но ты же говорил, что его заданием было остановить войну?

— Да. Но потом он попробовал очистить Город Призраков уже по просьбе султана. И не смог. Мне жаль тебя, мальчик, но если сам Никодим не справился, ты и подавно.

— Да что это значит?! — Пашка посмотрел на второе колесо. Там выпал рисунок с маленькой лампой. — И что за помощь мне полагается?

— Джинн в подмогу. Но это ничего не значит. Джинн там или не джинн, Никодим был могущественней любого джинна. А тут еще лампа маленькая, значит, и джинн будет убогий.

— Что за задание?!

— Да всего-ничего. Просто надо очистить район Ахры, заселенный страшными проклятыми привидениями.

3

Сурок вел Пашку по густонаселенным улицам Ахры. Им попадались и животные, и люди, и другие существа, но теперь Пашку они не интересовали. Он размышлял, что делать? Как очистить район Ахры от приведений, если даже его отец, который, похоже, считался здесь очень крутым, не смог этого. Сурок рассказывал ему историю, неся в руках маленькую лампу с джинном внутри. Пашка пока не просил его показать помощника.

— Город Призраков появился в Ахре давно, — говорил сурок. — Видишь ли, в давние времена Ахра настолько заботилась о своих жителях, что продлевала им жизнь и даже оставляла здесь после смерти. Правда и умирали они нечасто, и было их немного, да и Ахра вовремя остановилась и перестала делать новых приведений. Она успела сделать всего тринадцать призраков и остановилась.

— А почему?

— Потому что они сошли с ума. Ахра очень сильно оберегает своих жителей. Житель Ахры не болеет, у него всё время прекрасное настроение, к его услугам все радости жизни, ибо о нём заботиться могучий султан. Но, став призраками, они лишились всего этого. Они не могли вкушать прекрасную еду, веселиться и, собственно, жить, потому что были мертвы. Я не знаю, каково это, быть призраком и надеюсь, что не узнаю, но, наверное, не сахар. Призраки сошли с ума и стали досаждать остальным жителям. Ахра не смогла изгнать их самостоятельно и всего лишь ограничила пребывание одним районом. Этот район назвали Город Призраков и забыли. Надо сказать, тогда жителей, да и гостей, в Ахре было мало, и потери четверти города никто не заметил.

— Ого! Она отдала им целую четверть!

— Ага. Тогда Ахру заселили, дай бог, наполовину и места хватало. Но с тех пор всё изменилось, а оставлять за призраками целую четверть города — огромное расточительство. Их просили отдать часть, они отказались. Их пытались выгнать — не получилось.

— А почему? Что они вообще собой представляют?

— Бесплотные существа. Они умеют менять форму и становиться то больше, то меньше по собственному выбору. К ним невозможно прикоснуться, а они могут передвигать небольшие предметы.

— Почему нельзя их просто игнорировать? Живи себе спокойно и всё.

— Ага, спокойно. Вот представь себе, ты спокойно лежишь себе в кровати, и тут перед тобой возникает огромное страшное чудище и начинает орать и извиваться. Оно бросает в тебя всякую гадость и вообще мешает жить нормально, а ты ничего не можешь с этим сделать. Нет уж. Никто из жителей Ахры не станет жить в таких условиях. А, следовательно, число новых очень ограничено. Если тебе удастся как-то победить призраков, Ахра сможет завести на четверть больше жильцов. Но это такое невероятное «если»…

— И как мне это сделать?

— Спроси, что попроще. Пока это никому не удавалось.

— А если я это сделаю?

— Тогда Ахра признает тебя как своего жителя. И султан и его визирь, и весь двор смогут тебя увидеть, а ты увидишь их. И, собственно, остальные жители Ахры тоже.

— То есть? А они меня сейчас не видят?

— Нет. Все, кого ты сейчас встречаешь на улицах, приезжие. Жители живут во дворцах поменьше главного, но, войдя в них, ты обнаружишь, что там пусто. Ты даже можешь там поселиться и жить до поры до времени, но не заметишь ни их, ни обстановки дворца.

— А почему до поры до времени?

— Потому что, когда кто-нибудь, вроде меня, об этом узнает, он пришлет стражу и выдворит тебя из города.

— Хорошо. А теперь расскажи про эту лампу?

— В ней джинн. Правда, низкого ранга.

— А кто такие джинны?

Сурок посмотрел на Пашку и покачал головой.

— Да, непросто тебе придется, если ты даже этого не знаешь, — сказал он. — Джинны — это жители Огненного Царства. Они очень злые, но иногда их ловят и сажают в такие лампы. Они могущественны, но и лампы непростые. Раньше их держали в них, как простых пленников, но потом сообразили, что это невыгодно. По прошествии времени лампа ломалась, джинн освобождался, но всё время заключения лежал без дела. И тогда с ними стали заключать договора…

— Какие? — перебил Пашка.

— Такие, — передразнил сурок. — Им скащивали срок вдове, но за это они должны выполнить определенное количество желаний. Обычно договор заключается на тысячу желаний. Если джинн исполняет все желания, он получает свободу. Но джинны отказываются выполнять желания одного и того же человека — это против их природы помогать настолько. Поэтому один хозяин может загадать только три.

— А когда они освобождаются, они не начинают мстить?

— Начинают. Поэтому, как правило, последним желанием всегда просят не мстить хозяину, или загадывают девятьсот девяносто девять желаний и выбрасывают лампу в море.

— А они могут всё, что угодно?

— Ну да, мечтай. Если бы они могли всё, достаточно было бы просто пожелать избавиться от призраков. Нет, их возможности ограничены.

— И что они могут?

— Узнаешь у него сам. Так, дальше я не пойду. За тем столбом начинается Город Призраков. Удачи.

И, отдав Пашке лампу, сурок пошел обратно.

— Эй, а как мне его вызвать? — спросил мальчик вдогонку.

— Потри.

Когда сурок скрылся, Пашка осмотрел лампу. Ничего особенного, всё как в мультиках. В мультиках…. Почему-то у Пашки при воспоминании о мультфильмах в голове что-то зашевелилось. Он машинально потер лампу, она завибрировала. От неожиданности Пашка уронил ее и увидел, из носика повалил черный дым. А потом раздался обиженный голос:

— Эй, а обязательно меня было ронять? — сказал джинн, принимая форму.

У этого джинна был такой же металлический голос, как и у тех, что охраняли ворота во дворец. Но, если те имели устрашающий вид и размер, этот представлял собой довольно жалкое зрелище. Из клубов черного дыма проявился мальчишка не старше самого Пашки, но гораздо субтильней и ниже. Он не носил одежды, хорошо просматривалась вся его худоба — каждое ребро торчало острым углом. Тощие ноги соединялись ниже колена и втягивались в конусообразный хвост, который уходил в лампу. Никакой одежды, но и нечего скрывать — никаких вторично половых признаков. Он смотрел на Пашку с презрением и свысока, отчего казался еще более жалким.

— Ты джинн? — спросил Пашка.

— Нет, я пацан, застрявший ногами в лампе, — ответил он.

— Не смешно, — фыркнул Пашка.

— Зато мне смешно. Значит, ты мой новый хозяин, смертный. Ну-ну, более жалкого у меня еще не было.

— А я не видел еще более жалкого джинна, — огрызнулся Пашка.

— Можно подумать, ты видел джиннов.

— Двух видел. Те страшные, ты нет.

Джинн тут же стер ухмылку с лица, опустил голову и заныл:

— Вот так всегда. Поймали меня молодым, это же не моя вина! Не надо было связываться с Гамбитом… — Пашке показалось, тот сейчас заплачет, но он поднял голову и посмотрел очень злобно. — И ты, наверное, сейчас тоже мне ничего не закажешь, и у меня опять не будет шанса освободиться до срока?

— А сколько тебе уже загадали?

— Три, — ответил джинн.

— Три желания? То есть у тебя был только один хозяин?

— Нет, шестьдесят, — еще сильней понурился джинн.

— Но тогда почему только три?

— А потому что умею я мало, понятно! Все предыдущие хозяева могли больше, чем я, поэтому ничего не загадывали.

— А что это были за три желания?

— Это твое желание узнать, что они загадали? — спросил джинн с надеждой.

— Нет.

— Ну тогда не скажу! Эй, а что мы делаем рядом с Городом Призраков?

— Я должен очисть от призраков эту территорию, — сказал Пашка. Даже он сам понимал, как глупо это звучит.

— Ух ты! Ну тогда ты попал, хозяин. Старшие джинны ничего не могли с ними сделать, а я и подавно.

— Да я уже понял, что помощи от тебя много не будет. Ты лучше помолчи, а я подумаю?

— Это желание?

— Нет!

— Тогда БЛА, БЛА, БЛА!!! — джинн повысил голос так, что Пашке пришлось закрыть уши.

— Заткнись! Или я пожелаю, чтобы ты навсегда остался рабом этой лампы!

— Ты не сможешь, это противоречит контракту, БЛА, БЛА, БЛА.

— А стать немым тоже противоречит?!

— Нет. — Тут же притих джинн. — Но ты же не…

— Пожелаю, если не заткнешься!

— Ну хорошо. Уж и пошутить нельзя.

Джинн замолчал, а Пашка стал думать. Хотя и недолго. Как можно решить вопрос, даже не зная, от чего надо очищать эту часть Ахры? Мальчик поднял лампу и пошел к Городу Призраков.

— Эй, ты куда? — спросил джинн.

— Надо посмотреть.

— На кого? На призраков? Да ты рехнулся! Загадай какие-нибудь три желания и отдавай меня назад. Ты не сможешь ничего с ними сделать.

— Это еще почему?

— А сейчас увидишь, — захихикал джинн.

Когда Пашка прошел мимо столба, он ожидал, что будет тут же атакован. Но ошибся. Ничего не происходило. Город Призраков молчал и не подавал признаков жизни. Или смерти. По грязным заброшенным улицам ветер гонял пыль. То тут, то там валялись кучи мусора. И на душе как-то неспокойно, но отчего непонятно. Вроде нормально и ничего страшного. Ну, заброшенный город, ну, и что? Пашка шагал, а джинн молча летел рядом. Он тоже, казалось, чем-то взволнован.

— А может, пошли отсюда, — предложил джинн. — Они, наверное, на такую мелюзгу не клюнут.

— На такую, как ты? — усмехнулся Пашка.

— Я джинн, смертный! Если бы не эта лампа, ты слизывал бы пыль с моих ног! Я могу обратить тебя в прах только лишь движением воли… Бежим!!!

Переход получился достаточно внезапным. Джинн выражал возмущение, а вот он смотрит на что-то за спиной Пашки, и его глаза наполняются ужасом. Пашка резко повернулся и рванул со всех ног. Из-за угла старого дома на них надвигалось чудище, больше всего похожее на смесь медведя и крокодила. Пашка не смог его рассмотреть получше, но увидел, оно большое, ходящее на четырех ногах и прокрытое чешуей. Пашка бежал и тут, прямо из-под земли, вылетело очередное чудище. Женщина в рваных белых одеждах. Вернее, труп женщины. Бледная, седовласая старуха с длиннющими острыми зубами, тянула к Пашке руки-крюки. Пашка закричал, джинн последовал его примеру. Женщина тоже не осталась в накладе. Из зубастого рта разнесся поток высоких децибел, а ее живот взорвался. На Пашку брызнула кровь и кишки, но их потеря никак не помешала женщине орать. А сзади страшным душераздирающим голосом ревел чешуйчатый медведь.

Пашка бросился в другую сторону, но и тут его поджидал сюрприз. Как и женщина, третье приведение выскочило из-под земли. И этот призрак страшил главным образом величиной — размером примерно с пятиэтажный дом. Огромная бесформенная зеленая масса шарообразной формы с пастью, куда мог легко въехать Белаз. Пашка и джинн в который раз закричали и бросились в противоположную сторону. Справа ревела женщина, слева чешуйчатый монстр, а сзади догонял шар зеленой слизи.

Выбежали они в тот самый проулок, из которого вошли в Город Призраков. И когда пересекли невидимую границу, означенную фонарным столбом, крики за спиной утихли. Пашка пробежал еще метров двадцать, пока не понял, всё кончилось. Он остановился и перевел дыхание.

— Ты что встал, придурок, беги! — закричал на него джинн. Наверное, не мог отойти от лампы далеко.

— Так… так никто… — не мог отдышаться Пашка. — Никто… за нами… не гонится.

Джинн повернулся и посмотрел в сторону Города Призраков.

— Струсили? — крикнул он кому-то. — Конечно, куда вам тягаться с могущественным повелителем пламени!

Пашка посмотрел, с кем он говорит. Три призрака повисли на границе. Они уменьшились в размерах — теперь не больше взрослого человека — и больше не орали, а только ехидно хихикали над мальчиком и джинном. Пашка распрямился и пошел к ним.

— Эй, ты куда? — спросил могущественный повелитель пламени. — Ты разумом скорбен?!

Пашка не слушал и подошел к призракам метров на пять. Даже уменьшившись, они оставались ужасны. У женщины по-прежнему в брюхе дыра, но Пашка, осмотрев себя, не нашел следов ее крови и кишок. Комок слизи висел в воздухе, покачиваясь вверх-вниз, а медведеподобный крокодил смотрел на Пашку, как будто хотел им пообедать.

— Здравствуйте, — сказал Пашка.

— ПРОВАЛИВАЙ!!! — прокричали все призраки хором. Пашку обдало зловонным ветром.

— Захотим, уйдем! — огрызнулся джинн. — Всё равно вы ничего нам сделать не можете!

Женщина подняла с земли камень и швырнула прямо джинну в лоб. Тот либо не успел увернуться, либо не хотел, но камень врезался в лоб со звуком, будто деревом угодило по дереву.

— Ай! Ну ты дождешься! Когда Шайтан узнает об этом, он придет сюда и сожжет Ахру! И где вы тогда будете жить? Ай! — Второй камень бросил кусок слизи. Он открыл пасть и киданул булыжник языком.

— Замолчи ты! — сказал Пашка. — Простите его. У меня к вам дело…

— ПРОВАЛИВАЙ!!! — опять ответил хор глоток, а следом полетели камни. Теперь их кидали все трое и несколько достались Пашке. Мальчик забежал в проулок и услышал за спиной визгливый смех.

— Ну что, охотник за призраками? — спросил у Пашки джинн. — Не всё так просто оказалось, да?

Вдруг порыв теплого ветра налетел, взъерошив русые волосы мальчика. Ноздри уловили едва уловимый, ставший таким знакомым аромат ванили, корицы и гвоздики.

— Как ты меня назвал? — спросил Пашка.

В голове Пашки замельтешили мысли. Первое — книга о «Песочном Человеке». Далее, ассоциация с мультиком, и теперь еще то, как его назвал джинн. Всё сходилось! У него была подсказка с самого начала, вот только сможет ли джинн…

— А чего? — спросил в ответ джинн.

— А что ты вообще можешь?

— Я могу испепелить тебя в секунду.

— А их?

— Нет.

— Хорошо, а что еще?

— Могу превратить тебя в навозного жука.

— Это уже лучше. А можешь создать что-нибудь?

— В смысле?

— Можешь, допустим, сделать собаку или кошку?

— Могу, но только не настоящую. Она будет как кукла полностью подвластная мне, но в действительности лишь плотная малО.

— Чего плотная? А ладно, а ты можешь сделать охотников за привидениями?

— Кого? — поднял бровь джинн.

— Есть в Мире такие фильмы, называются «Охотники за привидениями» и еще мультики есть. Ты можешь их сделать?

— Я, может, и мог бы, если бы видел эти твои «пультики». Я не бывал в Мире!

— А ты не можешь по-быстрому смотаться и посмотреть?

— Нет! Смертный, ты настолько глуп, что назвать тебя ослом, было бы оскорблением осла! Если бы мы могли приходить на ваш план, мы уже давно правили бы Миром!

Пашка опять задумался. В Предрассветном Царстве Шелковый Человек ему кой-чего подсказал, и это помогло. Может, он и сейчас что-то говорил, что может помочь? В этот раз Шелковый Человек рассказал ему много, чтобы всё вспомнить ушло минут десять.

— А ты знаешь, что такое Сон? — наконец спросил Пашка.

— Естественно, смертный. Второй уровень Алям-аль-Металя. А что?

— Мне однажды приснились охотники за привидениями. Я тогда так испугался, когда увидел серию про домового…

— И что ты предлагаешь? — перебил джинн. — Чтобы я пошел в Сон и нашел там то, что тебе снилось?! А ты готов ждать сотню-другую циклов?!

— А это сколько?

— По-вашему пройдет лет десять-пятнадцать.

— Нет, это долго. А если их видят другие? Может, они снятся миллионам людей? Это ведь будет легче, так?

— Легче, — пробурчал джинн. Ему явно не улыбалось куда-нибудь переться. — Ладно, загадывай.

— Желание?

— Нет, цифру от одного до десяти, а я отгадаю!

— Хорошо, не нервничай. Я хочу, чтобы ты спустился или поднялся…. в общем, отправился в Сон, нашел там охотников за привидениями и привел сюда.

— Идиот! — взревел джинн.

— Чего? — не понял Пашка, но настроение у него отчего-то выправилось. Снова вспомнилась книжка, где Алладин потешался над джинном, и автор той книги всё больше нравился мальчику.

— Надо было сказать, чтобы я посмотрел на них и потом создал здесь копии, — всплеснул руками джинн. — Если я их сюда притащу из Сна, какие они там есть, не факт, что они тебе вообще станут помогать. Хотя это твои проблемы…

И джинн нырнул в землю — вот так просто прошел сквозь мостовую Ахры, только кусочек «хвостика» торчит из лампы. Пашка присел на какой-то камень, стал ждать. Ждать пришлось долго.

Насколько долго, сказать трудно, если бы не вода из флакона, он уже наверняка проснулся бы. По крайней мере, Пашка провел в Дневном Царстве гораздо дольше тех восьми часов, что положены человеку на сон. И вот ведь интересно, мысли тут по-прежнему удивительно четкие и точные, усталости нет никакой, а перед новыми трудностями руки вовсе не опускаются, наоборот, задор журчит по венам, подгоняя сердце стучать сильнее и жарче! Приключения! Это пьянило Пашку так, что иногда вовсе не хотелось вернуться в Мир.

Но ожидание, наконец, окончилось — джинн вернулся. Возвращался он достаточно странно. Сначала кончик хвоста заходил волнами, потом из мостовой показалась спина, спустя несколько секунд голова.

— Чего сидишь?! — рявкнул он Пашке. — Помогай!

Пашка подбежал к нему и стал тащить наверх. Вдвоем дела пошли лучше, вскоре джинн вылез полностью. Оказалось, он держит за шкирку двух мужчин. Пашка тянул одного, джинн второго и они вытащили их. Только когда все четверо лежали на каменной мостовой, пытаясь восстановить дыхание, Пашке удалось рассмотреть вновь прибывших. Это охотники за приведениями! Те же комбинезоны и протоновые излучатели на спине, но есть и отличия. Один из охотников мулат с прямыми русыми волосами. Второй носил очки, но вместо прически Игона на голове кучерявились волосы Билла Мюрея.

— Ты кого припер? — спросил Пашка у джинна.

— Охотников твоих. Ты почему не сказал, что их четверо? Я и двоих-то с трудом донес.

— А почему они такие странные?

— Я не знал, какие тебе нужны и скрестил их. Во Сне это пара пустяков.

Охотники сидели на пыльной мостовой, Пашке хватило секунды, чтобы сопоставить внешности. Всего было четверо охотников: Питер, Уинстон, Игон и Рэй. А тут их скрестили: Питера и Игона — получился худой, белый кучерявый очкарик; и Уинстона с Рэем — вышел слегка полноватый приятной наружности мулат.

— И чего теперь с ними будет? — спросил Пашка.

— А я откуда знаю? Твое желание исполнено, ты и решай.

— Нет прав был сурок — ты ущербный.

— Не ущербный, а молодой! Ничего, встретимся через тысячу циклов, посмотришь, кто из нас ущербный!

Охотники за привидениями тоже поднялись с земли и рассмотрели друг друга. И вот вдруг они начали становиться прозрачными — за их силуэтами просматривались заброшенные дома Города Призраков.

— Чего это они?! — спросил Пашка.

— Да не знаю я, — ответил джинн, темнея телом. — Они ж из Сна, а сделать их по-настоящему настоящими у меня не совсем…

Он замолк, потому что подул резкий порыв ветра и сыпанул ему с мостовой в рот целую пригоршню песка. Джинн закашлялся, а Пашка усмехнулся. Снова эти специи, снова ласковая щекотка по щекам, будто феном подули. И ему еще что-то такое послышалось. Нечто вроде: «… молвил из темницы ветер…». Охотники, на минуту потерявшие реальные очертание, снова непрозрачные, а самые что ни есть настоящие.

— … а вроде и получилось, — докончил фразу джинн.

А охотники, тем временем, заговорили.

— Слушай, а интересно вышло, — сказала помесь Уинстона и Рэя.

— И не говори, — поправил очки другой охотник. — А это ты у меня в голове или я у тебя?

— Ребята, вам бы лучше нам все объяснить, — сказал первый охотник, поворачиваясь к Пашке и джинну.

.

— Ну, тут дело такое… — замялся Пашка.

Охотники за приведениями! Невероятно! Он встретился со своими героями!

— Вы понимаете, здесь есть приведения и мы поэтому вас позвали, — продолжил мальчик.

— А почему мы в телах друг друга? — недоумевал охотник.

— У него не получилось бы притащить четверых. Не волнуйтесь, когда вы поймаете привидений, он вас отправит обратно и разъединит.

— А мы и не волнуемся, — пожал плечами второй и обратился к первому. — Слушай, а как нам теперь называть друг друга?

— Интересный феномен. Я думаю, будет уместно Уинорэй и Игопит, — сказал первый.

— А чего они такие спокойные? — прошептал Пашка джинну. — Если бы меня скрестили с другим человеком, я бы волновался.

— Так то ты! — и не подумал понижать голос джинн. — Ты-то настоящий. А это просто сновидения. И еще сновидения какого-то маленького смертного, считавшего, что эти твои охотники за привидениями никого не боятся и из любой передряги выходят сухими. В общем, получилось даже лучше, чем я думал. Эти такие тупые и фанатичные, что я, пожалуй, не мог бы создать лучше.

— То есть?

— У них только одна цель — охотиться за призраками. Я, конечно, не знаю, как они это собираются делать, но уговаривать их не придется.

— А ты сможешь их потом доставить обратно?

— А зачем? Они будут жить недолго. Это ведь Азиль-до-Абар, а не Сон. Вообще удивительно, что они не растворились в тот момент. Видимо, смертный тот был не совсем обычный…

— Ладно, — сказал Пашка и повернулся к охотникам. — Э-э-э, господа?

— Да, мальчик?

— А вы поймаете приведений, если я попрошу?

— Только покажи где они, — сказал Уинорэй.

— А вон там, за углом.

— Пошли, Уинорэй, предстоит работа, — сказал Игопит.

И оба бравой походкой пошли в указанном направлении. Игопит достал прибор с мигающими лампочками и двумя усиками, то поднимающимися, то опускающимися. Но больше всего Пашку порадовала россыпь «ловушек» для привидений, подвешенных сзади к поясам охотников — их было ровно тринадцать. Пашка пошел следом, держа в руках лампу.

— А ты куда намылился? — спросил джинн.

— А вдруг им помощь потребуется.

— Ты их вызывал, чтобы еще помогать?

— Ничего ты не понимаешь. Это же мечта — быть помощником охотников за привидениями!

Джинн только покрутил пальцем у виска, но выбора у него не было. Пашка следовал за охотниками. Те шли, не выказывая и капли страха. Они пересекли границу. Приведения уже куда-то подевались, впрочем, ненадолго. Не прошло и минуты, как из-за угла вышел уже знакомый монстр в чешуе. Он опять заревел, но охотники на это отреагировали в точности так, как ожидал выдумавший их ребенок.

— Готов, Уинорэй? — сказал Игопит.

— Готов!

— Включай!

Каждый охотник достал из протонный установки странную пушку, похожую на помесь дробовика с бутылкой минералки, и направил на призрака. Послышался писк, и два ярко красных луча вырвались из пушек. Они обвили призрака, как две змеи, тот забился в агонии. Он взлетел, Игопит, вытащив из-за пояса ловушку, бросил под него. Небольшая коробочка прокатилась на колесиках и замерла точно под призраком. От ловушки тянулся провод с педалью на противоположном конце, Игопит нажал, и дверцы ловушки открылись. Из зева распахнувшихся дверок полился желтый свет, призрака втащило внутрь.

— У этих клоунов получилось? — вытаращил глаза джинн.

— А ты сомневался? — сказал Пашка гордо. — Сзади!

Охотники резко повернулись и увидели двух других приведений. Огромный комок слизи и женщина с дырой в животе. И опять протонные пушки заработали, а два привидения забились не в силах вырваться из лучей.

— Игопит, давай ловушку! — крикнул Уинорэй.

— Не могу! Руки заняты!

И тут наступил Пашкин звездный час. Он не раздумывал ни секунды. Он побежал к охотникам и выхватил у них две ловушки. И тут же одна полетела под огромный комок слизи. Пашка нажал педаль, склизкий монстр влез внутрь. Вторая ловушка покатилась под женщину и ее постигла та же участь. Джинн висел в воздухе с открытым ртом.

— Побери меня Герда! — воскликнул джинн. — Смертный, который их придумал, влил в них столько малО! Да они Шайтана поймать смогут!

— Что? — не понял Пашка.

— Шерифы и султан Ахры не смогли поймать этих призраков, а тут какие-то пара клоунов из Сна! Какие-то шутки странные у тебя, Шайтан акбар! Не может быть всё так просто, пусть в них влит океан малО!

— А, может, я просто загадал хорошее желание? Ларчик открывался гораздо проще, чем казалось, надо было просто поймать профессионалов…

— Профессионалов? Это султан-то не профессионал, одолевший армию… Ладно, они поймали трех призраков, но их тринадцать. Посмотрим, что они будут делать дальше.

И джинн увидел, что Пашка и охотники собирается делать дальше. Благодаря счетчику охотников, искать призраков оказалось не столько сложно, сколько долго. Впрочем, следующие пять привидений они поймали быстренько. Маленький мальчик с обожженным лицом, столб дыма в форме мужчины, что-то больше всего похожее на картонную коробку, клоуноподобная мразь и, как ни странно, почти точная копия Шелкового Человека, вышли из подворотни спустя десять минут. С ними возни оказалось чуть больше, но всё равно не много. Охотники поймали двоих призраков, а Пашка кинул ловушки. В это время остальные три призрака бросали в них камни и прочий мусор, но это так, мелочи. Когда два призрака оказались в ловушках, охотники поймали еще двух, последним в ловушку влетела копия Пашкиного знакомого. И никто не пытался убежать! Наверное, за ту прорву времени, что они прожили, призраки успели увериться — им нечего бояться. Поэтому очень скоро вышли еще четверо. И, естественно, тоже оказались в ловушках. Пашка даже огорчился, что всё до банального просто. В фильмах или мультиках охотников преследуют разные трудности, а здесь свелось к рутине.

Но поиск двух последних привидений оправдал надежды на приключение. Эти, наверное, поняли опасность настоящая и залегли на дно. Вернее залег на дно один, а другая, наоборот, поднялась ввысь. Она попыталась замаскироваться под летающую машину, но охотники ее разгадали. И началась погоня. Два охотника и Пашка с лампой в руках как угорелые бегали по Городу Призраков, чтобы поймать привидение, а оно постоянно меняло форму. Оно становилось то птичкой, то человеком, то пыталась заговорить с ними и, наконец, прокололась, когда обратилось фонарным столбом. Надо сказать, охотники, несмотря на заверения джинна об их тупости, сработали превосходно. Пашка и не понял, что столб это приведение, а Игопит что-то заподозрил. И спокойно пройдя мимо, весело разговаривая с Уинорэем, резко развернулся и выстрелил. Столб обвили лучи протоновой пушки и, спустя полминуты, двенадцатое привидение сидело в ловушке. Остался один призрак и ровно одна ловушка. И вот тут им пришлось попотеть.

Счетчик привел к дыре, уходящей в землю. Хоть черный проем выглядел жутковато, охотники бесстрашно двинули вниз. Пашка с джинном последовали за ними. Они не захватили фонарей или факелов, но, как оказалось, джинн светится в темноте. Они долго и упорно шли по тоннелям. В кромешной тьме время стерлось и лишь где-то суровые, а где-то и смешные лица охотников отгоняли приступы клаустрофобии и боязни мрака. А еще джинн, казавшийся на поверхности жалким и ничтожным, во тьме приобрел подлинное величие. Он не просто испускал свет, горело что-то внутри него. Из худого мальчишки он превратился в сплетение огня и теней. Страшный демон, и Пашка радовался, что тот всего лишь раб лампы. Даже такой молодой джинн наверняка мог справиться и с ним, и с охотниками одной левой. И вот их поиски подошли к концу. К очень странному концу.

Они вышил в огромное подземелье. Гигантский зал не требовал освящения — в нём горели капельки влаги на стенах и сиял призрак. Его сияние с легкостью перебивало свет джинна — если до этого они шли в красноватом освящении, теперь всё зеленое. Пашка замер в нерешительности. Он попал внекоторую пародию на дворец султана Ахры. Посредине подземного зала каменный трон, на нём грибовидная фигура — мужчина в огромным тюрбане. От султана Алладина призрак отличался возрастом — с трона глядел седой и страшный старик. На лице борода длиннее тела, в глазницах нет глаз. На Пашку и охотников смотрела внутренняя сторона его затылка.

— Значит, он добрался до меня, — спокойно сказал призрак. Его голос отразился от стен кошмарным эхом. — Пусть после смерти, но добрался.

— Кто? — спросил Пашка.

— Тебе хорошо известно, молодой шериф! Но я не сдамся просто так. Я сражался с Шайтаном, я бился с Гердой и смог уйти живым. Меня не сбить с толка жалкой кучке сновидений. Меня не сбить с толка!

— Огонь! — закричал Уинорэй.

Два ярко-красных луча ударили в трон. В пустой трон — призрак покинул его за долю секунды. Он взлетел к потолку и, вырвав огромный ком земли, бросил в охотников.

— Берегись! — закричал Пашка.

Но поздно. Уинорэя погребло под землей. Пашка бросился было к нему, но пришлось отпрыгнуть в сторону — теперь ком земли полетел в него. Тьму еще раз прорезал луч из протоновой пушки, теперь уже Игопита, но призрак успел увернуться. Пашка подбежал к свежей могиле Уинорэя, мысленно проклиная мелкого грызуна, сказавшего, что призрак не может поднять вес больше камня. Этот кинул ком не меньше тонны весом. Пашка стал откапывать Уинорэя и не видел, как призрак влетел в стену, скрывшись от Игопита. Копать голыми руками очень неудобно — Пашка пару раз даже порезался о мелкие камешки. И внезапно, прямо из-под земли, пройдя тело Уинорэя, вынырнула голова в огромном тюрбане. Пашка отскочил назад.

— Меня не одолеть, — сказал призрак замогильным голосом.

Но ему пришлось резко ретироваться обратно в землю, потому что место, откуда он вылез, взорвалось сотней земляных брызг — туда попал луч из пушки Игопита.

— ЖАЛКОЕ СНОВИДЕНИЕ, ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, ПРОТИВ КОГО ВЫСТУПИЛ? — прогрохотало по залу.

Голос шел отовсюду, но это был лишь отвлекающий маневр. В следующую секунду призрак вынырнул из пола за спиной Игопита и разорвал шнур, ведущий от установки к пушке. Игопит повернулся и нажал на кнопку. Ничего не произошло.

— Я меня такое чувство, что мы сейчас умрем, — спокойно сказал Игопит.

Призрак схватил охотника за ногу и, взлетев к потоку, раскрутил над большим тюрбаном, а потом швырнул. Врезавшись в земляную стену, Игопит превратился в облачко розового дыма и исчез, а по залу прокатилось!

— ХА-ХА-ХА… ОЙ!!!

Это «ой» вызвал ярко-красный луч, обвивший тело призрака. Пока призрак разбирался с Игопитом, мальчик откапал почти полумертвое тело Уинорэя. На глазах Пашки Уинорэй начал превращаться в желтый туман, который пах ванилью, корицей и гвоздикой, но мальчик успел стащить протоновую установку и последнюю ловушку.

Пашка с трудом нацепил тяжелую штуковину. Он увидел, как призрак швырнул Игопита в стену и, направив пушку, выстрелил. И попал. Призрак забился, но быстро развернулся и полетел к мальчику. Медленно, с натягом, но приближался, объятый красной змеей пучка протонов, тянул ручищи с длинными когтями, источал зловоние, рычал бешеным зверем. Протоновая пушка в руках нагрелась и запахла пряностями — особенно ванилью. Мальчик, едва удерживая ее двумя руками, взглянул — он мог бы поклясться, кнопки с надписью «TURBO» всего минуту назад не было, а теперь она прямо под большим пальцем, да еще и мигает. Пашка нажал, пушка мгновенно остыла, а призрак заверещал. К красной протоновой змее присоединилась белая, словно сотканная из пара, которая объяла призрака, удерживая на одном месте. Что-то в пушке запищало, сквозь писк послышалось: «… сбивая с толка, придет…».

Призрак замер, а мальчик обнаружил, что может держать пушку всего одной рукой. Призрак, зарычав, прошептал чего-то, засветился зеленым сильнее и продолжил приближаться сантиметр за сантиметром. Снова нагрелась пушка и запахло корицей. Ладонь мальчика взяла ловушку. Пашка не бросил ловушку, а просто протянул перед собой и нажал ногой педаль. А потом выключил пушку. Призрак не заставил себя ждать. Получив свободу, он ринулся на мальчика со скоростью истребителя… и влетел в открытую ловушку. Пашка отпустил педаль и всё кончилось. Из ловушки доносились какие-то проклятья, но Пашка их не слушал.

— А ты неплохо справился, — сказал джинн, вылетая из-за трона. Там он, наверное, прятался всё это время.

— Трус! Мог бы и помочь!

— А зачем? Это ведь твои проблемы, и уверяю тебя, они только начинаются.

— В смысле?

— А ты посмотри на эту шкатулку.

Пашка взглянул на ловушку и увидел, она медленно становится красной и вибрирует.

— А что это с ней? — спросил Пашка.

— А то! Я же говорил, это Азиль-до-Абар, и здесь всё, что приходит из Сна, живет недолго. Пройдет с полцикла… или десять циклов, Шайтан знает, там столько малО влито… но, так или иначе, призраки освободятся.

Пашка положил ловушку на пол — она уже слегка обжигала ладони — и пошел собирать другие, разбросанные по залу. Хоть охотники прекратили существовать, ловушки остались в целости и сохранности, наверное, потому что в них сидели привидения из Азиль-до-Абара. Пашка собрал те, что валялись под стеной, куда швырнули Игопита, потом пошел к могиле Уинорэя и откопал остальные. Он сложил их в одну кучу и смотрел, как те раскаляются, будто их подогревают автогеном.

— А ты не можешь достать еще таких же? — спросил он у джинна.

— Смогу. Но придется ждать. И потом, это лишь малО. Даже если ты пересадишь их в другие, со временем они освободятся. И как будешь пересаживать — тоже вопрос.

Пашка смотрел на ловушки и думал. И тут взгляд упал на лампу джинна.

— А из такой же лампы они не выберутся?

— Не думаю, — ответил джинн мрачно. Ему не нравилось, что Пашка находит одно удачное решение за другим.

— А ты можешь мне сделать точно такую же?

— Могу.

— Но не из сновидения, а настоящую?

— Я же сказал, могу! Но что толку? Как ты их пересадишь из этих шкатулок в лампу? Не подумал?

— Почему. Надо просто сделать большую лампу вокруг ловушек.

— И как ты ее понесешь?

— А никак. Мне не надо их куда-нибудь нести. У меня задача избавить от них Ахру, а не доставлять к султану.

— Хорошо, уел! Желай.

— Я приказываю тебе создать вокруг этих ловушек лампу подобную той, в которой ты заключен.

— Исполняю.

Джин провел над ловушками ладонью, появилась большая медная лампа. Мальчик подошел поближе, постучал по меди. Потом дотронулся ладонью — теплеет на глазах.

— А не сплавится? — спросил Пашка с сомнением.

— Я откуда знаю, — ответил джинн безразлично. — Точно такая же лампа удерживает меня, только она меньше, но тут нет разницы. Я не могу сделать лампу мощней той, в которой сам заключен…

Что-то загудело под потолком, они оба уставились туда, но ничего нет. Гул похож на дудку или как будто кто-то дует на горлышко пустой бутылки. И снова мальчику за странными звуками послышались слова: «…несчастны будете вовеки…». Ладонь его всё еще на лампе, Пашка вдруг почувствовал, как красный металл медленно остывает.

По земле прошла легкая дрожь.

— Побежали отсюда! — крикнул джинн. — Сейчас начнется землетрясение!

Пашка схватил лампу джинна и бросился наутек. Они едва успели выбраться из огромного зала, как потолок обрушился, похоронив тринадцать проклятых призраков Ахры. Вместе с ними пропало и гудение. Вот только странно, Пашка успел взглянуть на огромный подземный зал, служивший прибежищем призраку предыдущего султана Ахры, за секунду до того, как его завалило землей. И там, прямо рядом с троном, где стояла сделанная джинном лампа, в которой были ловушки охотников за привидениями, заключившие проклятых призраков, так вот, мальчику показалось, что лампа эта растворилась в воздухе за миг до того, как земляной вал укутал тронную залу.

Пашка бежал минуты три, пока джинн его не остановил.

— Да хватит трястись! Всё уже кончилось, — сказал джинн.

— Уверен?

— Да.

Пашка перешел на шаг, глубоко дыша. Он не помнил дорогу, но резонно рассудил — двигаться надо вверх. Спустя пять минут джинн спросил:

— А ты хоть знаешь, что сделал?

— Выполнил задание Ахры.

— Это понятно. Но кого ты только что заключил в лампу?

— Кого?

— Предыдущего султана Ахры!

— Мне про него что-то такое Шел… мне про него рассказывали, — вовремя осекся Пашка, вспомнив реакцию торговца водой на Шелкового Человека.

— Да ты издеваешься! Великий султан-некромант, который взял штурмом Вабар! Правда, ненадолго — пока Шайтан не вернулся, но всё равно. Он освободил миллионы пленников Вабара! Ни до, ни после него такое не удавалось никому! Тогда и Аура была иная, почти равная в величии страха Вабару, не этот цирк, как сейчас…

— И я его сделал! — перебил Пашка.

— И я его сделал, — передразнил джинн. — Бе-бе-бе. Да без меня фигу бы ты сделал! Кто охотников привел? Я! Кто лампу сотворил? Тоже я! Да понимаешь ли ты, смертный, я только что отомстил за честь джиннов! Теперь, когда я освобожусь, меня ждет великая слава и почет!

— Да ты герой, — усмехнулся Пашка. — Героически сражался с султаном-некромантом, прячась за его троном.

— Не умеешь работать головой — работай руками. Я предоставил грязную работу тебе, только и всего.

— Ну-ну, — снова усмехнулся Пашка.

4

Они шли меньше времени, чем когда спускались, и наконец, вышли из дыры в земле. В Городе Призраков по-прежнему пустота и скука. И только теплый ветерок трепал волосы Пашки поздравляя с победой, да легкий запах какой-то новой специи щекотал обоняние Нечто вроде запаха растертой сухой листвы. Пашка пошел к дворцу султана, весело улыбаясь ветру. И даже заносчивый джинн не мог испортить настроение. Хотя и доставлял кое-какие проблемы, время от времени вознося себе дифирамбы.

— Знаешь что, замолчал бы ты, — наконец не выдержал Пашка.

— А то что?

— А то у меня еще одно желание осталось, сейчас как пожелаю, чтобы ты онемел.

— Злой ты, — понурился джинн. — Все вы смертные злые. У меня не так много хорошего в жизни было, а ты и порадоваться не даешь.

— Ну не обижайся. Слушай, а ведь если я тебе последнее желание не загадаю, ты дольше в лампе сидеть будешь?

— Угу.

— Ладно, тогда я желаю… чтобы ты рассказал мне, какие были три первых твоих желания.

— Принести чашку кофе, отгонять мух и помыть ванну, — сказал джинн еще мрачнее. Пашка рассмеялся.

Пашка шел по бывшему Городу Призраков и всё ему казалось волшебным. Он покинул его пределы и вошел в Ахру. Теперь каждая улочка, узкая ли, широкая ли, как будто приветствовала его. Встречающиеся на пути животные почтительно кланялись Пашке, он непонимающе кланялся в ответ. И еще ему попадались люди, которых он не видел раньше. Мужчины и женщины, утопающие в шелках, каменьях и жемчугах. Они тоже кланялись, но с улыбкой на устах. Пашка замечал и другие отличия. Он шел той же дорогой, по которой вел сурок, но вот появилось небольшое изящное здание, а раньше его не было. А здесь на месте старого невзрачного дома вырос красивый дворец. А еще атмосфера. Теперь Пашке стало не тепло и не холодно, а в самый раз. Легкий ветерок обдувал, принося прохладу, огромное солнце лишь грело, но не палило. Пашка никогда не пил спиртного и ему не с чем было сравнивать, но если бы он мог, то сказал бы, что опьянен Ахрой. Теперь он чувствовал себя здесь, как дома. Но самое удивительное зрелище предстало перед ним, когда он подошел к дворцу.

Когда он проходил мимо двух джиннов, те тоже поклонились, и висевший рядом молодой джинн надулся еще больше. А, войдя в фруктовый сад, Пашка увидел двор султана. Под огромной аркой, в которую превратилась низенькая дверца, стояли мужчины и женщины невиданной красоты. У мужчин неизменная борода и усы, а так же большие тюрбаны. Конечно, не такие большие, как у султана, но тоже внушительные. Женщины одеты несколько фривольно, фактически, прикрыли грудь и бедра, но это только подчеркивало идеальность форм. У каждой женщины тончайшая шелковая чадра, расшитая жемчугом, в ушах причудливые серьги, на пальцах кольца с огромными бриллиантами. Пахнет изысканными благовониями, в клетях с открытыми дверцами поют канарейки, причем некоторые канарейки дирижируют другими, держа крошечными лапками маленькую палочку. На подушках веселится молодежь: девушки и парни очень красивы, подтянуты и веселы. Шутят, смеются, курят кальяны, едят виноград и заигрывают друг с другом. Под радугами в небесах висят сотни ковров-самолетов, на них золотая посуда с фруктами, сладостями и вином. По желанию двора султана ковры подлетают и гости берут то, что усладит их кэйф.

Вперед вышел высокий мужчина. Он единственный из взрослых мужчин не носил бороды. Облаченный в темный длинный халат, он напоминал Джафара, только бритого. Посох в руке, тюрбан, красные полосы обрамляют полы халата..

— Ахра приветствует своего героя, — сказал мужчина и низко поклонился.

И тут же все присутствующие, чем бы ни занимались, бросили свои дела и, поднявшись, отвесили мальчику низкий длинный поклон. А потом, как ни в чём ни бывало, продолжили заниматься, кто чем.

— Да пара пустяков, — сказал джинн. Сказал, и лампа пропала из Пашкиных рук, растворившись в воздухе.

— А куда он… — начал Пашка.

— В схрон, — ответил мужчина. — Не волнуйся, ты и так сделал для этого мерзкого существа больше, чем он мог рассчитывать и за тысячу циклов. Меня зовут Джа, я визирь Ахры.

— Очень приятно, Карл.

Джа? Неужели и тут перекрестье со сказками и мультфильмами?

— Я надеюсь, герой, это не твое настоящее имя? И, да, я стал в некотором роде прототипом того персонажа, которого звали Джафар.

— Нет, не мое настоящее. А вы мысли читаете?!

— Ахра дает мне такие полномочия, герой, но, если ты попросишь ее, я потеряю эту власть в твоем случае. От себя же хочу попросить тебя не делать этого какое-то время, ибо это очень помогает мне лучше оберегать жителей Ахры. Пока я вижу твои мысли, я смогу помочь тебе в любом уголке Ахры, а у нас тоже полно опасностей. Кстати, об опасностях. Пойдем, султан хочет видеть того, кто избавил нас от напасти, висевшей над Ахрой долгие циклы.

Когда Пашка вошел во дворец во второй раз, его ждало очередное чудо. Если раньше коридоры и залы, сделанные из бриллианта, пустовали, теперь по ним сновали сотни, а может, и тысячи людей. Здесь бегали слуги с подносами, животные, одетые в белые халаты, а простые люди, жители Ахры, прогуливались и вели беседу друг с другом. И все улыбались, смеялись и неизменно кланялись Пашке.

— Так я стал жителем Ахры? — спросил Пашка у Джа.

— Разумеется. Ты блестяще справился с заданием Ахры, и она тебе безмерно благодарна. Теперь у тебя появится свой дворец в бывшем Городе Призраков. Это название, наверное, к нему приклеится надолго.

— У меня свой дворец?!

— Или любое другое здание на выбор, — пожал плечами Джа. — Ахра возведет его сама в самое ближайшее время. Правда, сейчас у нее так много дел. Надо зарезервировать места для будущих жителей и придумать им задания.

— А как вы узнали, что я справился?

— Это не оказалось сложным, маленький герой. Сурок сказал, что с Колеса Жителей стерлись все задания, а это могло означать только одно. Но это невероятно. Сам султан не смог справиться с ними, да даже сам Никодим, как тебе… а впрочем, расскажешь всё султану. Я уверен, ему тоже безумно интересно.

Они вошли в тронный зал, и Пашка дернулся назад. На троне сидела копия призрака, которого они поймали последним. Но, приглядевшись, Пашка понял, это не он. У того борода длиннее да и лицо суровей. А этот приветливо улыбался и вдруг взлетел, в один миг оказываясь рядом с Пашкой.

— Ох-хо-хо, к нам пожаловал герой! — рассмеялся султан и, подхватив Пашку, понес к потолку. А там быстро зашептал: — Ни в коем случае не говори, кого ты поймал в лампу.

— Почему? — прошептал Пашка в ответ.

— Никто не должен знать, что величайший из султанов Ахры… ну, после меня величайший, был ее проклятьем на протяжении стольких циклов. Он легенда и герой. И никто не должен знать, что герой в конце своей жизни сошел с ума. У Ахры должны быть легенды, она питается ими, она ими цветет, лишать ее даже единственной — боль для нее. Она сама попросила передать это тебе. Договорились?

— Да.

— Ну и славно! — бодро заявил султан, опускаясь на пол, и поставил мальчика рядом с троном. — А теперь рассказывай. Весь двор сгорает от нетерпения! Да и я тоже!

Пашке принесли удобное кресло и графин восхитительно компота с огромной тарелкой печенья. Он принялся рассказывать и после почти каждого предложения двор разражался удивленным: «Ах!». Пашка не рассказал всего. Например про книгу «Песочный Человек», которая натолкнула его на мысль об охотниках, или про то, что просил султан. Но все же рассказ получился хоть и коротким, но интересным.

— И кто бы мог знать, что против проклятых привидений надо всего лишь вызвать два сновидения? — пробормотал султан. — Но кто знал, что в Мире до этого додумались?

— Ваше вседержительство! — вбежал в зал слуга. — Ваше вседержительство, в Городе Призраков появилась странная статуя.

— Да? Интересно. Визирь.

— Слушаюсь, Ваше вседержительство.

Прямо посреди зала выросло огромное зеркало, в нём проявилась картинка. Пашка сразу узнал это место. Там, где в землю уходила дыра, теперь действительно статуя. А вернее монумент состоял из четырех статуй. Разумеется, четыре охотника за привидениями. Точно такие, как в фильме.

— Ого! — воскликнул султан. — Ахра решила их наградить! Если кто-нибудь из этих людей сможет пройти в Азиль-до-Абар и придет в Ахру, он станет ее жителем!

— Но они же ненастоящие. Ну, в смысле, это персонажи из фильма, а не настоящие охотники за привидениями.

— Это не имеет значения, — улыбнулся султан. — Актеры они или нет, главное, что они породили охотников и смогли сделать так, чтобы те приходили к людям во снах. Если бы не они, никто не увидел бы их в Сне, а значит, и джинн не смог бы их оттуда достать. И всё же странно это. Такой хилый джинн и создал таких…

— А кстати о джинне… — замялся Пашка.

— Да, Карл. Что там с джинном?

— Я хотел бы узнать, что с ним будет дальше?

— Джа?

— Да, Ваше вседержительство. Он пролежит в схроне еще очень много циклов. Его нам презентовал один колдун из Мира, и, если честно, подарок не очень хороший. Этот джинн настолько ничтожен…

— А можно мне у вас кое-что попросить? — спросил Пашка.

— Потребовать! — весело сказал султан, а мальчик заметил, как левый глаз у него из карего стал синим. — Ты обязан у нас именно требовать и именно всего, что хочешь! Ведь ты же не так просто пришел в Ахру? Она говорит, что ты самая большая загадка, которая приходила к нам за тысячу циклов! А это, поверь, очень необычно, если учесть, кто к нам иногда заглядывает.

— Я пришел сюда, чтобы кое-что узнать, но теперь хочу еще и попросить, чтобы вы отпустили этого джинна. Ведь он навряд ли сможет исполнить тысячу желаний и освободиться.

Почему-то весь двор замолчал и уставился на Пашку, как на сумасшедшего.

— Я прожил уже очень долго, Карл, но, признаюсь, слышу такое впервые, — сказал султан. — Однако твое желание будет исполнено. Джа.

— Слушаюсь.

Между Пашкой и троном появилась уже хорошо знакомая лампа.

— Покажись, — приказал султан. У Пашки пробежал холодок по спине. Хоть голос немного другой, но интонации полностью соответствовали призраку призрака предыдущего султана Ахры.

Джинн не замедлил исполнить приказ. Он вылез из лампы и замер по стойке смирно. Пашка не видел его лица, тот к нему спиной, но наверное, очень его напугали.

— Имя? — строго спросил султан Ахры.

— Карома, — ответил джинн сквозь зубы.

— Слушай сюда, Карома. Сейчас ты получишь свободу, и знай, даровал тебе ее не я. Этот мальчик пожелал этого. Я знаю, ты не ведаешь благодарности, но помни, если с ним что-нибудь случится из-за тебя, я лично приду за тобой! Я знаю твое имя!

Султан сделал резкий жест рукой, лампа засветилась нестерпимо желтым светом, а потом пропала. Изменения с Каромой произошли сразу. У него появились ноги, и вот, перед султаном стоит красивый смуглый юноша. Он повернулся к Пашке, мальчик увидел, в его взоре горит страшное пламя. Джинн больше не боялся никого из присутствующих. Пашка заметил, кулаки у визиря сжались.

— А ты все-таки глуп, — сказал Карома.

Вспыхнув столбом огня, он исчез, оставив запах гари и серы.

— Возможно, ты совершил ошибку, Карл, — сказал султан. — Джинны — это проклятье Азиль-до-Абара. Они злы по природе своей и никогда не испытают благодарности. Так что не думай, что, если встретишь его еще раз, он тебя пожалеет, или тем более поможет. Они понимают только один язык — язык лампы.

Пашка сидел и гадал, ошибся он или нет. Но что-то внутри говорило, он всё сделал правильно.

— Я не жалею, — сказал Пашка султану.

— Ну и славно, — улыбнулся султан, снова превращаясь из сурового правителя в добродушного деда. — Что ты еще хотел узнать?

— Первое, это почему, когда я вас увидел в первый раз, ну, когда вы меня еще не замечали, вы выглядели по-другому?

— Я был таким, когда стал султаном, и все видят мой последний образ в качестве простого человека. Что еще?

— Я хотел бы, чтобы вы мне рассказали о Никодиме?

И во второй раз весь двор замолчал. Теперь они смотрели на Пашку с какой-то угрозой.

— Прости, Карл, но зачем ты им интересуешься? — спросил султан.

— И вы меня простите, но я тоже хочу кое-что сохранить в тайне.

Султан посмотрел на Пашку настолько пронзительно, что по спине опять пробежал холодок. Его глаза меняли цвета, те небольшие участки кожи на лице без растительности разгладились от морщин, султан стал похож на себя молодого с приклеенной бородой и накладным пузом.

— Ты прав, — сказал султан. — У каждого должны быть тайны, а ты еще из Мира. Что ты хочешь узнать конкретно?

— Кем он был, что сделал и куда пропал?

— Он был главным шерифом Ахры, мальчик, и великим героем. Он защищал нас от джиннов и от других чудовищ. Он ловил тех, кто досаждал Ахре в Мире. И он тот, кто окончил тысячелетнюю войну. А куда он пропал, я не знаю. Остальные шерифы ищут его по всему Азиль-до-Абару и не могут найти.

— А что это за война?

— Тысячелетняя война проходила между Предрассветным, Дневным, Сумеречным, Ночным и Огненным Царствами. Мы сражались с порождениями Вабара сотни циклов и не могли взять верх. И только когда Никодим одолел Хранителей Четырех Башен Вабара, джинны отступили зализывать раны. Но все знают, это лишь до поры до времени, и поэтому мы ищем Никодима, но пока наши попытки тщетны.

— И еще я хотел у вас спросить, можно ли взять человека из Мира в плен и держать здесь?

— Можно. Я так сам несколько раз делал.

— Потому что я его сын. И в Мире Никодим лежит в коме вот уже год.

После этих слов двор разразился гомоном подобно стае чаек. Но султан поднял руку, и все умолкли. Он улыбнулся и сказал:

— Я знал.

— Да я так и понял. Я же рассказал обо всём сурку. Просто до меня только сейчас дошло, что держать тайну бессмысленно.

— Держать тайну никогда не бессмысленно. Впрочем, от меня ты, конечно, ничего скрыть не сможешь. Ты теперь житель Ахры, и я знаю о тебе, если не все, то многое. Значит, Никодима постигла такая участь. Это очень плохо Карл. Если его держат в плену, значит, джинны до него добрались.

— Вы думаете это они?

— Вероятнее всего. Могли и другие, но эти подозрительнее. А тот джинн, которого ты пожелал освободить, он знал, что ты сын Никодима?

— Нет.

— Хорошо. Тогда послушай моего совета, молодой шериф, никому не рассказывай этого. Теперь я скажу шерифам, что Никодим может быть пленником Вабара, и они попытаются проникнуть туда.

— А почему вы называете меня шерифом?

— Потому что я тебя произвел в шерифа. Шерифы — те, кто служат людям и в Алям-аль-Метале, и в Мире. Кроме шерифов Вабара, конечно. Ты, по-моему, начинаешь просыпаться?

Пашка посмотрел на себя и увидел, что стал немного прозрачным. Но просыпался он не внезапно, как в прошлые разы, а постепенно. Наверное, сказывалось действие воды.

— Пока я не проснулся, я хочу сказать, что буду искать отца сам. Чего бы мне это не стоило! — сказал Пашка.

— Конечно, будешь, — улыбнулся султан. — Но будь осторожен. В любом случае, ты теперь житель Ахры, так что тебе здесь все рады.

Пашка понял, что вот-вот проснется и спохватился. Ведь он хотел спросить еще кое-что.

— Кто такой Шелковый Человек?

В третий раз Пашка заставил двор умолкнуть. Теперь десятки глаз глядели на мальчика с некоторой опаской. Пашка посмотрел на султана и визиря, те тоже таращились.

— Откуда ты узнал это имя? — спросил султан.

— Я его несколько раз видел. Мы даже, вроде как, типа подружились…

— Великий Ветер! — прошептал султан. — Слушай меня очень внимательно, Карл. Если ты его встретишь еще раз, не говори с ним и ни в коем случае не делай, что он говорит. Ты понял меня? Это вопрос жизни и смерти! И не только твоей…

— Я не понимаю? Кто он такой, что его все боятся? Ну, странный тип, но ничего плохого он мне не сделал.

Султан откинулся на спинку трона, полуприкрыл глаза и задумчиво проговорил:

Когда-то на заре времен
Могуч был Ветер и силен.
Он дул туда, куда хотел,
Поймать его никто не смел.
Но появились восемь стен
И заточили Ветер в плен.
Сказав это, султан замолчал, зато остальной двор хором продолжил:

И молвил из темницы Ветер:
«Несчастны будете вовеки!
И вскоре к вам, лишая толка,
Придет мой Человек Из Шелка!»
Почему-то этот стишок Пашку испугал. Он где-то недавно слышал части этого. стихотворения. Дневное Царство поплыло, Пашка услышал последние слова султана:

— Никто не знает, кто он, Карл. Но он очень плохой, гораздо хуже, чем все джинны Азиль-до-Абара. Хуже Шайтана. Хуже Герды. Он — зло…

Дворец пропал и Пашка проснулся.

* * *
Пашка шел по темнеющим улицам Заветов и думал. Выбраться из школы оказалось гораздо проще, чем попасть в нее. Здание уже опустело, мальчик просто спустился вниз и, открыв окно, вылез наружу, аккуратно прикрыв его за собой. Командирские часы показывали половину восьмого вечера — наступили сумерки. И всё равно улицы казались до ужаса темными, даже черными, как глаза Шелкового Человека.

В голове мысли роились, как пчелы. Они переносили одни факты к другим, пытаясь собрать воедино. Первой загадкой оставался Шелковый Человек. Стишок султана ничего не объяснял, как и его предостережение. Дальше джинны. Неужели его отец у них в плену? Джинн Карома говорил, первый султан освободил тысячи пленников Вабара. И еще этот Вабар. Пашка мог поклясться, что слышал это название раньше, но не помнил, где. И, конечно, ему кто-то помогал. Пашка уже почти не сомневался, и карта, и книга попали к нему не случайно. Кто-то вёл его к цели, но кто и к какой цели? Шелковый Человек? Очень может быть. Хоть тот и говорил, что не имеет к этому никакого отношения, в силу всего услышанного, доверять его словам не очень-то хотелось. Да, загадок с каждым новым Царством прибавлялось.

Придя домой, Пашка поужинал вместе с Маринкой. Сестра так и не спросила, где он шлялся. Следующую неделю Пашка провел в раздумьях и играх с друзьями. Он решил на какое-то время забыть и о карте, и о Царствах, и просто провести время хорошо и весело. Ну и немного разведать. Велосипедные прогулки — невероятное удовольствие для детей. Потом, взрослея, они покупают машины и пересаживаются на них, но и в первом, и во втором случае, людей привлекает в езде, прежде всего свобода. То, что можно сесть и поехать, куда угодно. С одной стороны, машина дает большую свободу, но и у велика есть преимущества. Например — его не надо заправлять, он проедет там, где не пройдет машина. А о том, что взрослым он полезен для здоровья, и развивает организм ребенка, и говорить не стоит.

И именно на велосипедах Пашка провел разведку оставшихся мест, означенных на карте. Аэродром, памятник в виде катера, кочегарка и маяк. С тем, чтобы уснуть на аэродроме или в катере проблем нет. Аэродром в Заветах старый и почти не использовался. Там обосновалась школа для парашютистов и летали они, ну дай бог, раз в день. Уснуть там ночью — раз плюнуть, а еще скоро Маринка полетит в Хабаровск поступать… С катером та же история. На него ради прикола не залезали лишь ленивые или толстые мальчишки, Пашка не был ни тем, ни другим, поэтому бывал внутри не раз. Люк никогда не закрывался, внутренности уже давно вырезали военные. А вот с кочегаркой и маяком могли возникнуть проблемы. Естественно, никто не пустит мальчика поспать в маяк. На нём добротный висячий замок, а еще его сторожил Кузьмич. После историй Ильи старик не на шутку пугал Пашку. С кочегаркой еще сложнее. Ее сторожили два кочегара, и пусть Пашка никогда их не видел, о них ходило историй не меньше, чем о Кузьмиче. Естественно, в школе рассказывали, что там жгут непослушных детей и отличников. Пашку всегда интересовало, почему не двоечников? Наверное, потому что именно они эти истории рассказывали. Кочегарка неподалеку от Пашкиного дома — несколько высоких труб, горы угля рядом с котельной и маленькая каморка, где жили сторожа. И сторожили кочегарку круглый год. А меж тем, если судить по карте, именно там начинается дорога в Огненное Царство. Пашка задумался, после всего, что он узнал, может быть, те истории о Кузьмиче и кочегарах — не такая уж и выдумка? Дорога в Ночное ведет, скорее всего, из катера, об этом свидетельствует значок в виде ночного колпака. А вот с двумя другими непонятно. Дракон с сидящей на нём голой девицей и круг, закрашенный наполовину. Очевидно, круг и есть Сумеречное Царство, но что тогда означает дракон?

Так шли дни, потом недели и Пашка вдруг обнаружил себя лежащим на берегу «лягушатника» в середине июля. Он лежал и не думал ни о каких там Царствах, но тут налетел легкий ветерок, что принес странный пряный аромат. В соседней с Пашкой квартире жили узбеки, они сыпали похожую специю в плов, кажется, называлась зира. Сразу лень и нега слетела с мальчика, пробуждая воспоминания о приключениям. Ветер, кажется, каким-то образом воздействовал на некий орган мальчика, отвечающий за жажду к приключениям. Тот выбросил в кровь какие-то гормоны, сердце донесло их до мозга и он потребовал приключений как можно скорее.

Рядом загорала пятерка друзей — они приехали сюда на автобусе. «Лягушатником» местные называли небольшой круглый прудик метров десяти в диаметре. Даже летом вода в Татарском проливе очень холодная, купались там редко. А лягушатник хоть и мал и дна никогда не видно из-за мутной воды, там можно побултыхаться, не рискуя подхватить воспаление легких.

Лежа на теплой земле и чувствуя, как коротенькая трава щекочет спину, Пашка вдруг понял, время пришло. Что-то подсказало ему, попасть в следующее Царство надо в ближайшем будущем. Сегодня ночью, максимум — завтра. Он поднялся и пошел к бережку, всё еще ощущая аромат зиры. В мутных водах лягушатника плескались дети, но Пашке казалось, там плавает что-то еще. И вообще, прудик, уже который год радовавший мальчика, стал каким-то не таким. Как будто под неглубоким слоем воды иногда появлялись большие хвосты или щупальца осьминога. Осьминога. «Но появилось восемь стен и посадили ветер в плен». Как по заказу налетел ветерок и создал рябь на воде. Пашке показалось, волны складываются в дракона.

— Слушайте, а давайте пойдем в поход, — сказал Пашка, поворачиваясь к друзьям.

— Куда? — спросила Танька.

— Да ну… — сказал Димка.

— А чего, весело будет, — подхватил Андрей.

— Меня мама не отпустит, — потупилась Юля.

— Да и меня, — вздохнул Сашка.

— А мы попросим, чтобы с нами кто-нибудь из взрослых пошел, — сказал Пашка. — Да я хоть Маринку попрошу, а она старшеклассников подтянет.

— А чего — мыслЯ!

— А куда пойдем?

— На аэродром…

На берегу еще долго препирались и смеялись. Обсуждали, почему на аэродром? На это Пашка сказал, что там рядом и лес хороший, и недалеко, и интересно ведь, не приземляется ли на него ночью НЛО. В конце концов, на том и порешили. Вечером Пашка поговорил с Маринкой, она сказала что подумает, но думала недолго. Ей уже настолько опротивели учебники, что сходить куда-нибудь с ночевкой показалось хорошей идеей. Она позвонила своим друзьям и сказала Пашке, два парня и одна подруга согласились. На следующий день Пашка обзвонил своих и выяснил, только Юльку и Димку не отпустили, остальные родители дали добро. Выход назначили на шесть вечера.

Конечно, настоящим походом это назвать нельзя — просто выход на природу. Всего получилось восемь человек, четыре старших и четыре младших. В принципе, одни уравновешивали других. Пока мальчишки поставили палатку и развели огонь, девчонки кое-чего организовали на импровизированный стол. На земле расстелили кусок брезента, на него положили нарезанные овощи и колбасу. С собой взяли Тима, теперь он то бегал с детьми, то стоял рядом с брезентом, пока не получал кусок колбасы. Старшеклассники, а вернее уже выпускники, пили пиво, дети — сок. Ну и, конечно, развели костер, хотя ничего не жарили. И вот неподалеку от взлетной полосы появилось подобие лагеря. Четыре палатки, костер, брезент, нехитрая еда, гитара и смех.

Взрослые, естественно, предпочитали общаться с взрослыми, а дети бегали вокруг, исследуя территорию. Старшие ребята смотрели на эти игры с легкой ностальгией и чувством превосходства. Ну еще бы, ведь они уже серьезные и великовозрастные. Догонялки или выстругивание из веток стрел для самодельных луков — это уже не про них. Они даже не могли представить, что единственно важным делом сейчас занят именно ребенок.

Дети наконец устали, старшие допили пиво, в голову одного из парней пришла мысль рассказать несколько страшилок. Маринка с подругой сначала запротестовали, а дети, наоборот, восприняли с энтузиазмом. В итоге вопрос поставили на голосование, победили любители страшилок. Они придвинули брезент поближе к костру, парень, предложивший идею, сел так, чтобы огонь горел прямо за его спиной.

— Ну, про что рассказать? — спросил он. Его силуэт переливался в свете пламени и слегка плыл.

— Про Кузьмича! — сразу сказал Пашка.

— О, вы выбрали самую страшную историю, — по всей видимости, парень хотел выражением лица показать, насколько она страшная, и скривил дурацкую гримасу. Старшие девчонки только фыркнули, а дети, наоборот, заулыбались. — А самая страшная она, потому что правдива…

— Ты не нагоняй! — сказала Маринка.

— Ну, Марин, интересно же ведь, — сказал Пашка. Ему действительно было интересно, и понятно, почему. Придется же уснуть в маяке.

— Вот брат твой дело говорит, — подхватил парень. — История эта правдива. Знаете ли вы, что самые интересные, самые страшные истории передаются не в книгах, нет? Только из уст в уста и только от избранного к избранному. Через Школьный Телефон!

— А что такое Школьный Телефон? — спросил Сашка.

— Школьный Телефон — это клуб избранных. Он работает не через провода или радиосигналы. Школьный Телефон не знает времени и пространства, по нему говорят, только сидя ночью перед костром. Только самые страшные и самые правдивые истории передаются через него. Быть может, когда-нибудь вы передадите по нему и эту историю, но предупреждаю! Только ночью и только сидя у костра. Иначе история, окончившаяся много лет назад, оживет, и вы попадете в нее. О Кузьмиче мне рассказали в третьем классе, а тому, кто передал мне этот рассказ, в пятом и так далее до тех времен, когда всё началось… Истории эти надо рассказывать только детям, ибо только они могут помнить…

— Ты начнешь уже, Склифосовский! — сказала Маринкина подруга.

— Еще самую малость. Я хочу, чтобы вы никому не рассказывали то, что я вам скажу при других условиях. Только детям и только ночью. Это очень важно, понимаете? Итак, история эта давняя, как Заветы. Собственно, и началась она с их рождением. Не многие знают, что до того, как здесь основали поселок, у бухты стояла деревня под названием Кузьминки. Никто не знает, когда она появилась, быть может, прошла тысяча лет, прежде чем сюда пришли советские люди и наладили быт по-своему. А в то стародавнее время Кузьминки были страшным местом. Сам ужас и кошмар поселился в них и звали его граф Альберт Кузьмич Чернобелый. Вы никогда не задумывались, почему у Кузьмича нет фамилии? Никто не знает ни его имени, ни фамилии…

— Кроме тебя, да? — спросила Маринка ехидно.

— Да, — спокойно согласился парень. — Только мне и другим, кто пользуется Школьным Телефоном, открыты самые страшные тайны. И только дети знают эти тайны, и, благодаря одному такому ребенку, до нас и дошла эта история. Заветы появились перед второй мировой. Их построили как военный городок и одновременно форпост от Японии. До сих пор на берегу бухты стоят боевые башни и распиленные пушки. До сих пор под землей Заветов прорыты тысячи подземных ходов. И именно об этих ходах я и расскажу вам. Всё произошло в сорок пятом. Тогда еще Кузьмич не был смотрителем маяка, и даже больше — незадолго до войны его чуть не изгнали из города. Поговаривали, он соблазнил жену одного генерала…

— Эй, здесь же дети!

— И съел ее.

— Да, молодец, исправился!

— Но генерал почему-то не мог его осудить или убить. Возможно, потому что между ними был заключен страшный контракт и их связывала страшная тайна. Даже Школьный Телефон не знает всего, но известно точно — если до этого Кузьмич был одним из помощников генерала, то в самом конце его изгнали из армии и он до конца войны просиживал в своем огромном доме, построенном еще в то время, когда Заветы назывались Кузьминками. Но война закончилась, и большинство военных уехало из Заветов. И корабли, и подлодки вернулись сюда много позже. И вот, в один ужасный день, в порт Заветов пришел страшный корабль. Крейсер японской армии, в свое время отбившейся от флотилии и три года скитавшийся по охотскому морю, топя одинокие суда. Это был страшный корабль, сказки о нём пришли ко мне из Школьного Телефона Японии. Он плавал со времен первой мировой, на нём еще был паровой двигатель. Топился он углем и когда вошел в нашу бухту, был похож на груженую баржу. Но хоть плавал он не очень быстро, пушки его работали исправно. Он два дня обстреливал Заветы. До сих пор можно найти осколки его снарядов, хоть последствия попытались скрыть. Многие погибли, но большинству удалось спрятаться. Тогда не построили еще ни Совгавань, ни Ванино — только тайга вокруг и одинокий поселок, в котором вы живете. Но самое страшное началось, когда корабль пристал к берегу и с него сошла команда. Самые настоящие пираты двадцатого века. Многие прошли уже две войны. Они грабили и убивали, насиловали и издевались. Но самыми ужасными из них были слепые кочегары.

— Кто-кто? — хмыкнула Маринка.

— Слепые кочегары, — сказал парень страшным голосом, ну, так ему казалось. — Заветы не самый большой поселок, но и в нём можно спрятаться. Спрятаться так, что тебя никто не найдет. Уйти в тайгу или забраться в подвал, или, на крайний случай, просто запереться в квартирах. Но у пиратов были свои методы поиска. Чуть ли не треть экипажа оказались слепыми кочегарами. Никто не знает, кто они такие, но по рассказам, здоровые, сильные и страшные мужчины со сшитыми глазами.

— В смысле? — спросила Танька. Девочка и Тим единственные, кто считал рассказ вовсе не страшным. Танька вообще отличалась не девичьей храбростью, а пес просто дрых у костра.

— А вот так, — продолжил парень. — У них были руки, ноги, туловище, всё, как у нормальных людей, но глаза сшиты крупными стежками. И слепцы безошибочно находили жителей Заветов, где бы те ни прятались. Уж не знаю на слух, на нюх или еще как, но они доставали людей даже из чащи тайги. А потом остальной экипаж расправлялся с ними.

То ли Пашке показалось, то ли просто рассказчик нагнал атмосферу, но вроде костер разгорелся сильнее, а света давал меньше.

— Единственный, кто сохранил спокойствие — это тот самый генерал, — продолжал парень. — Его как раз отправили в запас, он начищал боевые ордена у себя дома и пристреливал всех, кто к нему наведывался. Однако он понимал — долго так продолжаться не может.

Пираты первым делом уничтожили телеграф и телефон, так что подать сигнал о помощи было невозможно. Хотя помощь можно получить и в самих Заветах. Генерал знал, под городом прорыты километры тоннелей и в них запасы продовольствия. Но пираты уничтожили бывший армейский штаб, а все карты хранились там. И только один человек знал эти тоннели как свои пять пальцев. И как вы думаете, кто?

— Кузьмич, — сказал Сашка.

— Да, именно он. В те времена он был чуть ли не главным инженером Заветов, и прорыл тоннели с одной ему известной целью. Для бомбоубежища и складов хватило бы и тех, что остались с времен Кузьминок, но Кузьмич прорыл под городом настоящий лабиринт. Поселок медленно пустел, осталось не больше тысячи человек, прятавшихся по подвалам, но с каждым днем слепые кочегары отлавливали их. Продовольствие тоже заканчивалось. И у генерала просто не осталось выбора. Он пошел на поклон к Кузьмичу.

Как ни странно того никто не трогал. Его старая мрачная усадьба стояла неподалеку от кладбища, и за ним не приходили ни пираты, ни слепые кочегары. Кузьмич выслушал генерала и согласился помочь. Он сказал, что спрячет оставшихся жителей в подземных ходах, и что там, под землей, есть еда и вода. Они смогут переждать там, пока пираты не уйдут. На следующий день почти тысяча человек собралась неподалеку от дома Кузьмича. По городу рыскали слепые кочегары и пираты, поэтому собрать всех так и не удалось. И они вошли в подземелье…

Позади рассказчика пламя костра прижалось к земле, но никто не обратил на это внимания. Все зачарованно слушали.

— Они шли долго, возможно, почти сутки. Генерал и не предполагал, что ходы настолько глубокие, не знал, что многие вырыты еще во времена Кузьминок. И наконец, они пришли. Вот только никто не понял, куда. Они вошли в огромный зал, покрытый инеем. Посредине торчало отверстие каменного колодца, и оттуда повалил туман.

Костер совсем ослаб, из-за деревьев показались робкие уголки белого тумана, но никто по-прежнему не замечал этого.

— Туман был настолько плотный, что сквозь него нельзя было просмотреть, но в нём иногдапоказывались то руки, то ноги странных белых существ. Генерал спросил Кузьмича, куда он их привел, но тот лишь расхохотался и скрылся за стеной тумана. А в следующую секунду туман заполнил весь зал. Немногие успели сбежать от него, были там и дети, которые и передали эту историю по Школьному Телефону. И они говорили, что сзади слышали крики. Крики людей, которых проглотил туман. Но очень странные крики. Они обрывались на половине, и одна девочка, обернувшись, увидела, как во всего на секунду разошедшихся клубах тумана ее отец превратился в ледяную статую. Тех, кто сумел спастись, было немного, и вскоре они поняли — туман не ограничится той пещерой. Он следовал за ними с неотвратимостью смерти!

Костер почти погас. Только ярко-красные угли тлели, испуская тусклый свет.

— Они бежали, спасались от тумана, и смогли выбраться на волю. Они вышли из подземелья не из пещеры, в которую их завел Кузьмич, а из дыры, что расположена где-то неподалеку от этого аэродрома. Они бросились в поселок и увидели страшное зрелище. Туман валил из канализаций, из щелей в потрескавшейся земле, из окон домов. Они взглянули на бухту и увидели, как пиратский крейсер сковало сотнями льдин, непонятно откуда взявшихся в середине лета. Льдины вели себя, как живые, они скапливались у борта корабля, пробивали обшивку и нарастали толстой коркой. На глазах выживших, туман накрывал пиратов, превращая в ледяные статуи, а слепые кочегары бежали от него, как от чумы. И наконец, лед утащил крейсер на дно, а над Заветами раздался безумный смех Кузьмича. Налетел ветер и разогнал туман, обнажив только обледеневшие фигуры жителей Заветов. Но та самая девочка увидела и еще кое-что. Она видела, что прямо перед тем, как туман накрыл поселок, два слепых кочегара убежали в тайгу. И поговаривают, что и по сей день они…

Наверное, в самом конце истории парень хотел громко крикнуть или сделать еще чего для получения эффекта, но за него это сделал кто-то другой. После слова «они» костер внезапно вспыхнул, его пламя устремилась вверх, подобно гейзеру. Поляна осветилась и восемь пар глаз увидели, их окружает кольцо плотного тумана. Столб огня продолжал пылать, нарушая все законы физики. И дети, и старшие закричали от ужаса, и даже сам рассказчик отпрыгнул от костра — волосы на его затылке слегка опалило. Пашка отлично запомнил эту картину. Кольцо плотного тумана вокруг поляны, а посреди пылающий столб огня. Но продолжалось это всего пару секунд. Прямо как в рассказанной истории, налетел порыв ветра и, разорвав туман в клочья, погасил пламя до нормальных размеров. Все встало на места и ничего не напоминало об увиденном. И только Пашка заметил, зеленая травка на том месте, где стоял туман, кое-где покрыта коркой инея.

— Ну ты и придурок! — накинулась на рассказчика Маринка. — Ты чего сделал? Бензина в костер прыснул? Да у меня чуть сердце не остановилось! Ты детей хотел заиками сделать?!

— Да ничего я не делал, — возмутился он, ощупывая затылок. — Вован это ты?

— Нет, — ответил второй парень.

— Не надо мне сказки рассказывать! — не унималась Марина. — Шутник хренов!

Они продолжали ругаться еще минут пять, пока не успокоились. Дети, конечно, испугались, но им вскоре стало интересно, и они попросили рассказчика окончить историю. Но одного взгляда на Маринку тому хватило, чтобы заткнуться. Один Пашка сидел совершенно спокойно и раздумывал над очередной загадкой. Когда ветер разорвал туман и погасил пламя, в голове родился странный шелестящий голос: «И молвил из темницы Ветер: несчастны будете вовеки. И вскоре к вам, лишая толка, придет мой Человек Из Шелка». И ему даже показалось, в темноте чащи он увидел мужскую фигуру в шелковой пижаме, стоящую меж огня и льда.

Конечно, за этот вечер историю о Кузьмиче и слепых пиратах вспоминали еще не раз. Девушки так и не поверили, что это не розыгрыш, да и ребята подозревали друг друга. Дети выпытывали, чем всё кончилось, а Пашка хотел только одного — чтобы все поскорее заснули. К двум часам ночи это произошло. Дети разошлись по палаткам раньше, а вот старшие еще долго возились и смеялись, но, наконец, тоже уснули. Получилось так, что из детей в одной палатке спали Танька и Андрей, а в другой Сашка и Пашка. Сашка уже часа три как видел десятый сон и слегка посапывал. Пашка осторожно вышел из палатки и побрел к аэродрому. Он взял с собой только одеяло, чтобы было куда лечь. Спать на каменной взлетке не хотелось.

Когда Пашка вышел из леса, перед ним предстал длинный плац взлетной полосы. Основная часть сделана из квадратных каменных плит, между ними растет трава. Пашка раскинул одеяло на плите и, свернувшись калачиком, закрыл глаза. Внезапно он услышал шорох. Он сел и увидел, как к нему приближается тень. Сначала мальчик испугался, но потом понял — это его собака. Тим подошел, виляя хвостом, и облизал лицо мальчика.

— Ты мой хороший, — сказал Пашка. — Ложись рядом, может, так хоть теплее будет.

Пес каким-то образом понял, о чём ему сказали, и лег. Пашка свернулся вокруг него и подумал: «А Тим ведь тоже есть в Алям-аль-Метале. Золотая рыбка говорила, животные по-настоящему живут именно там. Вот бы его найти».

Пашка полуобнял собаку и закрыл глаза. Легкий порыв теплого ветра, как всегда, налетел внезапно, унося в Азиль-до-Абар.

5

Очнувшись, или, наоборот, заснув, Пашка поднялся с холодной каменной полосы. Он не понимал, что произошло. Вроде всё то же самое, только на улице не ночь, а сумерки. В принципе, это похоже, что он в Сумеречном Царстве, да и чистота мысли вместе с бодростью присутствуют, но сомнения оставались. Хотя одеяла, на котором он лежал, нет, да и одет он иначе. Мальчик засунул руку в карман шортов и нашел флакончик с водой. Он открыл его и сделал глоток. Вроде выпил сколько надо — теперь будет больше времени. Значит, Сумеречно Царство. Но тогда почему всё так же, как и в Заветах.

— Пх-риф-фет, мой м-ф-аленький щ-щериф, — прошелестело сзади. Пашка мог и не оборачиваться, чтобы понять, кто это. Да и аромат специй при нём. Точно зира, как у узбеков.

— Здравствуйте, Человек Из Шелка.

— Хо-хо. Ты познакомился с местным фольклором, — сказал Шелковый Человек, улыбаясь во все свои пятьдесят зубов.

Пашка повернулся. В этот раз Шелковый Человек оделся в пижаму бледно-голубого цвета. Мальчик впервые рассмотрел на ней пуговицы. Фиолетовые восьмиугольные пуговицы застегнуты почти до самого конца. А так Шелковый Человек остался прежним. Просто теперь, в свете услышанного, Пашка смотрел на него другими глазами. Бледное лицо без признаков щетины, вроде и обычное, и необычное из-за симметричности. Никакой не атлет, напротив, даже с пузиком. Может, чуть выше среднего мужчины. Босые ноги, шелестящий голос, запах специй и волосы, торчащие в разные стороны. Пашка обратил внимание, локоны слегка колышутся, вроде как от ветра, но на взлетной полосе не дул ветер. Словно он существовал исключительно для загадочного мужчины.

— Познакомился, — ответил Пашка. — И пока всё, что я о вас слышал, говорит: с вами лучше не иметь дел.

— Это сказал тебе султан Ахры? Он и ее жители? Да ты ведь и сам теперь житель и шериф. А знаешь ли ты, что стал самым молодым шерифом за историю Ахры?

— Нет.

— Вот видишь, Карл, султан твой тоже воду мутит. Так почему ты не веришь мне, а веришь ему? Что он для тебя сделал хорошего?

— А что сделали вы?

— Ха! Если бы не я, ты даже доспать до поединка с некромантом не успел бы. Я помог тебе в Цветных Странах. Не говоря уж про то, что я дал тебе работу. Так кто сделал для тебя больше, Карл? Шелковый Человек, который постоянно помогает тебе, или старый пердун Алладин, который даже не может отыскать своего лучшего шерифа Никодима — твоего отца.

— А откуда вы знаете, что Никодим мой отец?

— Да это пара пустяков. Я понял это, как только тебя увидел. Ты очень на него похож. Я ведь знал Никодима и очень хорошо знал. Он пришел в Азиль-до-Абар, как и ты, еще мальчишкой. Я с огромным любопытством наблюдал, как он взрослеет и становится могучим шерифом снов. Наверное, самым могучим из всех, что я знал.

— А вы знаете, где он?

— Нет. Могу предположить, но не знаю.

— Скажите свои предположения.

— Ты очень прыток, Карл, но пока ты у меня в долгу, а не я у тебя, — улыбнулся Шелковый Человек. — Помнишь, я сказал, что ты будешь должен мне услугу, когда я заплатил за воду? Так вот, я придумал, что ты сможешь для меня сделать.

— А что если я откажусь?

Шелковый Человек нахмурился.

— Тогда ты разрушишь нашу милую дружбу. Это очень невежливо, забывать услуги, Карл. И поверь, иметь меня врагом, значительно хуже, чем другом.

— Вы угрожаете мне?

— А что если и так? — приподнял бровь Шелковый Человек.

— Ну и не нужна мне такая дружба! — взорвался Пашка. — Вы только мутите воду и не говорите главного! Я хочу найти отца, и если вы не поможете мне, тогда заберите свою воду и убирайтесь к чёрту!

Пашка протянул флакон с водой, но Шелковый Человек лишь бросил на нее безучастный взгляд.

— Во-первых, это нечестно, — сказал Шелковый Человек спокойно. — Тут воды лишь треть из того, что было. Во-вторых, это нечестно вдвойне, ведь эта жидкость мне не нужна, а тебе она требовалась позарез. И, в-третьих, не хотелось бы ссориться с тобой из-за таких пустяков.

— Ну тогда помогите мне найти отца!

— Хорошо, — сказал Шелковый Человек сухо. — Но вопрос остается открытым, что ты сделаешь для меня? Я вон сколько гор уже для тебя свернул, а где твои горы? Что ты готов сделать, чтобы я помог тебе?

— Да всё что угодно! — Пашка уже давно кричал, а теперь чуть не охрип.

— Отлично, — улыбнулся Шелковый Человек. — Но давай договоримся сразу. Ты делаешь то, что я тебе говорю и не задаешь лишних…

— Я не согласен, — покачал головой Пашка. — На таких условиях можете проваливать.

Шелковый Человек ничего не делал, он просто стоял и смотрел на мальчика, но у Пашки пот заструился по спине.

— Ну что же, — голос Шелкового Человека стал еще более шипящим. «Что же» прозвучало как «щьто ше». — Ты тверд и я тоже тверд. Но за тобой должок. Ты должен отработать воду.

— Я ничего не стану делать!

— Это печально, Карл. — «Печщ-щально Кх-харл» — Тогда я буду вынужден отстаивать свои интересы всеми возможными средствами. Флакон.

Шелковый Человек протянул руку. Пашка уже хотел сказать, что не отдаст, но, глядя на фигуру мужчины, понял — тот может просто его отобрать. Он вложил пузырек в ладонь с раскрашенными ногтями.

— До встречи, — поклонился Шелковый Человек и исчез.

Пашка стоял посреди посадочной полосы и думал, правильно ли поступил. С одной стороны, от разрыва с Шелковым Человеком он только потерял. У него больше нет флакона с водой, время пребывание в Азиль-до-Абаре в следующий раз будет ограничено. Но всё же Пашка не жалел о разрыве. Ну помог он ему, но что это за помощь? Да, благодаря Шелковому Человеку он увидел статую отца, но так же попал в позорную комнату. Да, без воды он не смог бы справится с призраками, потому что проснулся бы в самый неподходящий момент, но он так же чуть не погиб от призрачной руки предыдущего султана Ахры. И пусть Пашка не знал, что это за новая работа, но опасная — это точно. Поэтому мальчик отбросил сомнения и пошел по взлетке к Заветам.

Сумеречное Царство. На первый взгляд оно ни капли не отличалось от Мира. Всё то же самое. Те же здания полуразрушенного аэропорта, тот же лес, те же квадратные плиты. И всё же что-то здесь не так. Ну, например, Пашка не слышал пения птиц. Он здесь, собственно, вообще никого не видел. Точная копия Мира за исключением его обитателей. И даже ветерка никакого нет, чтобы принес очередную порцию специй, предвещающих приключения. Мальчик решил посмотреть, что происходит в Заветах, и есть ли они вообще в Сумеречном Царстве. Оказалось — еще как есть.

Мальчик пришел к Николаевке, спустя полчаса. В Сумеречном Царстве оказалось тоскливо и одиноко. Он не встретил ни одного человека. Над домами нависло серое безоблачное и беззвездное небо. Если в Предрассветном Царстве был хотя бы какой-то намек на солнце в виде света на горизонте, в Сумеречном — нет. Непонятно, откуда здесь вообще свет. Впрочем, тут всё не слишком понятно — во сне…

Он шел по Заветам. Кое-где в домах горели тусклые огоньки. Пашка прошел гаражи, потом мимо «Детского Мира», вдоль мастерских, из которых в Мире открывались врата в Предрассветное Царство и, наконец, вышел к своему дому. Во дворе никого нет, только качели одиноко… даже не скрипят, потому что ветер их не качает. Пашка посмотрел наверх и впервые увидел хоть что-то. Где-то вдалеке летела стая гусей. Правда, гусей очень необычных. Как правило, гуси быстро-быстро машут крыльями, но эти делали взмахи медленней и неторопливей. Присмотревшись, Пашка понял, что и на гусей они похожи очень отдаленно. В заблуждение его ввело то, что они летели высоко и косяком. И еще у них сзади длинный хвост. Эти птицы определенно напоминали Пашке… драконов. Драконов?

Как будто услышав его мысли, косяк начал заходить в вираж. Пашка не мог поверить глазам, но уже спустя несколько секунд пришлось — к нему на огромной скорости движется косяк самых настоящих драконов! Пашка рванул в сторону своего подъезда. Драконы летели определенно быстрее, чем возможно физически. Не успел Пашка пробежать и двадцати метров, как уже мог рассмотреть гигантских тварей во всей красе. И, надо сказать, они действительно очень красивы. Во-первых, цветом — все драконы, а летело их штук десять, серебристой окраски. Наверное, встреть их мальчик при других обстоятельствах, сказал бы, они очень красивы. Но, когда бежишь от десяти летающих ящеров, стараясь не стать ужином…

Оглянувшись на бегу, он понял, не успеет. До подъезда еще, как минимум, метров пятнадцать, а драконы настигнут уже через секунды две. Оставалось только упасть на живот и закрыть голову руками, что мальчик и сделал.

Прошла секунда, потом другая. Спустя пяток, Пашка рискнул поднять голову. Никаких драконов не видно. Правда, уже в следующее мгновенье он услышал страшный грохот где-то в районе Универмага. Он поднялся и увидел, как оттуда над домами поднимаются клубы странного серебряного пара. Пашка не стал долго смотреть на это и побежал к подъезду. Когда он вошел в привычное помещение, до него донесся новый звук. Звук работающего мотора. Ему стало интересно, он решил посмотреть.

Звук приближался и Пашка увидел, что его издавало. Действительно машина, но очень странная машина. Во-первых, цвет — раскрашена под асфальт. Далее форма — машина напоминает огромную таблетку на четырех колесах. Круглая и плоская сверху, она подъехала прямо к его подъезду и остановилась напротив. Полукруглая дверь открылась, из нее вышли два волка. Самые настоящие волки, одетые в милицейскую форму и ходящие на двух задних лапах. У каждого в передних лапах дубинки, они как-то умудрялись держать их коротенькими пальцами.

— Если это шутка, я этому шутнику устр-рою, — сказал один из них.

— Да, такой муляж пр-ропал. Но если не шутка… — ответил второй. У обоих хриплые голоса и букву «р» они произносили нараспев.

— Ты пр-рав, тогда его надо бр-рать как можно быстр-рее. Такой может и дер-ру дать. А ты кто такой?

Это уже было обращено к Пашке. Мальчик заворожено смотрел на волков и совершенно забыл, что они могут представлять опасность.

— А я здесь живу, — ответил Пашка, приходя в себя. С одной стороны волки милиционеры — это что-то, но после того, что он видел в Ахре, пустячок.

— В какой квар-ртир-ре? — спросил первый, поигрывая дубинкой в лапах.

— В сорок второй, — ответил Пашка.

— Так тебя-то нам и надо, — оскалился второй.

— Нет, погоди, — сказал первый. — Это же человек. Ты ведь из Мир-ра, да?

— Ага, — ответил Пашка.

— И живешь здесь же, но только в Мир-ре?

— Да.

— Тогда ты нам не нужен. Дай пр-ройти.

Оба волка грубо оттолкнули мальчика и прошли в подъезд. Пашка хотел возмутиться, но потом решил посмотреть, куда они пошли. Он последовал за ними по лестнице, держась на расстоянии в пролет. Волки поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь. Даже стоя пролетом ниже, Пашка различил, звонок в квартире точно такой же, как у него в Мире.

— Кто там? — послышался приглушенный и очень вежливый голос из квартиры.

— Милиция, откр-рывай, песья мор-р-рда! — прорычал один из волков.

— Да-да, конечно, — теперь говоривший открывал дверь. — А что случилось?

— Нам надо обыскать квар-ртиру. К нам поступил вызов, что ты хр-ранишь и распр-ростр-раняешь запр-рещенные вещества.

— Великий Ветер, у меня ничего нет.

— Это мы сейчас и пр-ровер-рим.

По звукам Пашка понял, волки вошли в квартиру, оттуда слышались их приглушенные рычащие голоса. Пашка поднялся на свой этаж и услышал торжествующий крик из квартиры.

— Ага! Есть! Тимофей, вы задер-ржаны по обвинению в хр-ранении и распр-ростр-ранении запр-рещенных веществ!

— Это какая-то ошибка, — сказал вежливый голос.

— Никакой ошибки нет, доказательства намор-рду! Пр-ройдемте.

Пашка сначала не понял, что произошло. Но тут его сразила догадка. Он открыл дверь и вошел в квартиру. Посреди прихожей стояли два волка и собака, все на задних лапах, а пес еще одет в халат. Один милиционер надевал на него наручники, а другой держал в коротких пальцах флакон с водой. Тот самый флакон, который у мальчика взял Шелковый Человек, а пес оказался Тимом. Тим смотрел то на Пашку, то на милиционеров, не понимая, что происходит.

— Паша? — спросил он. У него был странный и очень вежливый голос, но на этом отличия не кончались. В Сумеречном Царстве Тим стал выше, чем в Мире, и морду имел почти человеческую. А еще нос немного короче и уши более лохматые. Что волки, что он вид имели ближе к человеческому, вроде диснеевских мультяшек, где утка Дональд Дак ходил на двух задних лапах и еще руки есть! Так и тут, животные почти полностью повторяли себя из дикой природы, но двигались, как люди, жестикулировали, как люди, и даже мимика у них напоминала человеческую. Только запах псины от них разил самый что ни на есть животный.

— Что вы делает с моей собакой? — спросил Пашка.

— Так это твой хр-ранитель в Мир-ре? — спросил у Тима волк.

— Да, — кивнул Тим.

— Отпустите его! — крикнул Пашка.

— Не вмешивайся в дела Сумер-речного Цар-рства! — рыкнул волк, державший флакон. — Он преступник и он будет наказан!

— Но он моя собака!

— Он не «твоя собака», — передразнил его волк, надев на лапы Тима наручники. — Вы, люди, очень глупые, р-раз считаете, что хозяева чего-то. Пр-ропусти!

— Куда вы его везете?

— На суд. Когда воздушная тр-ревога пр-рекр-ратится, его осудят и скор-рмят др-раконам. Отойди!

Волк опять грубо толкнул Пашку. Но на этот раз мальчик попытался дать сдачи. Он кинулся на волка-милиционера, но второй заехал ему дубинкой под дых.

— Не бейте его! — сказал Тим.

— Ты тоже молчи! — крикнул волк, а потом повернулся к валяющемуся на полу мальчику. — Если ты еще р-раз такое сделаешь, посажу в кутузку! У нас не любят пр-риезжих.

Волки повели Тима к выходу, а Пашка, привстав, смог прошептать только: «Я спасу тебя». Тим услышал и, повернувшись, бросил на него взгляд полный грусти. Пашка собирался кинуться за ним, но мысль, что его могут тоже посадить, отрезвила. Сидя в соседней камере, Тиму не поможешь. Пашка подошел к окну и увидел, как два волка заталкивают его собаку в странную круглую машину. Отсюда сверху она почти полностью сливалась с асфальтом. Так что же делать? Будь проклят этот Шелковый козел! Значит, он в отместку решил подставить Тима. И что теперь? Ну, сначала надо хоть немного разобраться в Сумеречном Царстве и его обычаях. И здесь Пашке повезло.

— Тим! — крикнули в прихожей. — Тимофей, у тебя все в порядке?

Пашка вышел из спальни и увидел Тишку. В Мире Тим и Тишка были самыми заклятыми врагами, потому что Тишка — кот. И не просто кот, а кот с противным характером. Тишка поцарапал чуть ли не половину подъезда, включая своих хозяев, и даже Тим не мог его поймать и уж тем более удушить. Как правило, Тишка залазил на дерево, но не слишком высоко — так, чтобы не достали зубы пса. И потом, пока Тим лаял и пытался добраться до кота, исцарапывал собаке весь нос.

В Сумеречном Царстве Тишка оказался котом более презентабельным. Причесанная шерсть, тапочки на лапах и тоже, как Тим, в халате.

— Простите, а вы кто такой будете? — спросил Тишка. — И где Тим?

Пашка увидел, шерсть на кошачьей голове начинает вставать дыбом. Да, похоже, в Сумеречном Царстве Тишка тоже хулиганистый кот. К тому же здесь он явно больше — раза в полтора.

— А ты разве не помнишь меня, Тишка? — спросил мальчик.

— А откуда я должен тебя помнить? А, ты, наверное, из Мира? А ты случайно не мой хранитель? Нет, моего зовут Митя и он постарше.

— Нет, я хозяин Тима.

— Не хозяин, а хранитель, — поморщился кот. — Ладно, с тобой всё ясно, но где Тим?

— Его забрали волки.

— Менты?! Вот это да! Тим в жизни ничего плохого не сделал, за что его?

— Что-то про хранение запрещенных веществ.

— А каких?

— Вроде бы, воды… — Пашка решил не рассказывать всего. Стыдился, что из-за него Тима посадят.

— Воды! — зеленые и так почти круглые глаза кота стали круглыми идеально. — Тогда всё! Если у него нашли воду, он нежилец.

— Почему?

— Потому что вода — это самое запрещенное из всех запрещенных! За ее хранение полагается смерть в драконьей пасти.

Кот так разволновался, что шерсть на нём встала дыбом и он даже слегка зашипел.

— И что теперь делать? — захлопал глазами Пашка. — Как его можно спасти?

— Спасти? Никак. А ты в первый раз в Сумеречном Царстве?

— Да.

— А в Азиль-до-Абаре?

— Я уже был в Предрассветном и Дневном.

— Ого, да ты путешественник, — прицыкнул кот. — Пойдем ко мне, я налью тебе чаю с валерианой и расскажу, что тут к чему.

Они вышли из Пашкиной или Тимкиной квартиры и пошли на третий этаж. Кот открыл дверь и вошел внутрь, Пашка следом.

— Эй, жена, у нас гости! — крикнул Тишка.

— Папа, папа! — тут же вылетели из комнат с десяток котят. В отличие от Тишки, эти бегали на четырех лапах и не носили одежды. Они почти сразу облепили папу, а парочка прицепилась к Пашкиным шортам.

— А что это такое? — прикрикнул на них Тишка. — Почему на четырёхах?! Почему голые? Я же для кого крикнул? У нас гости, а вы ведете себя, как в Мире! А ну брысь!

Тишка стал раскидывать своих чад по всей прихожей, ничуть не беспокоясь об их сохранности. Котята стукались об стенки и мебель, но, когда сползали на пол, только смеялись. Папаша зашипел, как делал в Мире, и они пропали так же внезапно, как появились.

— Прости моих детишек, — сказал Тишка. — Они еще малятки и мы позволяем им бегать дома на четырехах. Но только когда у нас нет гостей!

Последнее он сказал двум котятам. Те опять выпрыгнули, решив, папа разрешил хулиганить. Из кухни вышла персидская кошка, одетая в фартук.

— Дорогая, — сказал Тишка, — позволь представить тебе хранителя Тима. Хотя я еще не помню, как его зовут.

— Карл.

— Отлично, Карл, а это моя жена Перси.

— Приятно познакомитс, Карл, — промурлыкала Перси. — Не хотите чаю?

— Да, пожалуйста.

— Пойдем на кухню, — сказал Тишка.

Когда мальчик вошел на кухню, он удивился, что квартира ничуть не отличалась от Митькиной. И раковина высоко, и стол тоже не кошачий. Рядом с раковиной стул, чтобы можно до нее дотянуться, стулья вокруг стола очень высокие. Разве что пахнет не по-людски, а натуральной кошатиной. Пока Перси возилась с чайником, Тишка ловко запрыгнул на стул и указал Пашке на тот, что стоял рядом с раковиной. Мальчик взял его, придвинул к столу и приготовился слушать.

— Так что ты вообще знаешь о Азиль-до-Абаре? — спросил Тишка.

— Ну, что это сон, и что он разделен на пять Царств. И еще мне говорили, что для животных именно здесь реальность, а в Мир они попадают, заснув.

— Не так плохо, — промурлыкал Тишка. — В целом ты прав, но только животные в действительности не спят вообще. Или вообще не просыпаются. Короче, это сложно, но у нас как бы два тела. Одно здесь, другое в Мире, и мы можем находиться и там, и тут по собственному желанию. У вас, людей, сложнее. Если вас будят в Мире, вы отсюда просто исчезаете, а если нас разбудить здесь или в Мире, от этого ничего не изменится.

— Если я проснусь и разбужу Тима там…

— Он просто уснет здесь, — кивнул кот. — В этом вопросе мы гораздо беззащитней вас. Ты находишься в беспамятстве в Мире, но если тебя разбудят, ты просто отсюда исчезнешь. А если кто-нибудь разбудит меня там, я здесь останусь. Ну это ты понял?

— Угу.

— Хорошо. Теперь о Сумеречном Царстве. Сумеречное Царство полностью повторяет Мир, только населяют его не люди, а звери. У нас здесь почти как у вас, тоже есть власти и правители. Только законы у нас устанавливают сильные. А самые сильные существа в Сумеречно Царстве — это драконы. Именно они правят нами и они ставят правила. И правила эти достаточно просты. Половину цикла мы должны сидеть в домах и прятаться, иначе нас сожрут. Половину цикла идет драконья охота, а половину они переваривают пищу.

— А что они переваривают?

— Обычно, нас же. Тех, кто не смог спрятаться, или подзагулял, или проснулся в Мире в неподходящий момент. Таких, поверь мне, хватает. Есть еще несколько законов и один из них касается воды. Я, если честно, не знаю, почему ее нельзя хранить, как не знаю, что вообще с ней можно делать, и почему она столь опасна, но закон гласит — хранить ее нельзя.

— И что будет с Тимом?

— Его осудят и привяжут к столбу. А во время следующей воздушной тревоги драконы его съедят.

— А что надо, чтобы спасти его?

— Ничего. Пойми, хранение воды — одно из самых страшных преступлений. Суд его осудит, в этом нет никаких сомнений.

— А где состоится суд?

— В суде, — пожал плечами кот.

И сразу после этого его глаза резко закрылись и он свесил голову на грудь.

— Тишка, что с тобой? — спросил Пашка.

— Ничего особенного, — сказала Перси, ставя перед Пашкой маленькую чашечку чая. От напитка несло валерианой и еще какими-то травами. — Его разбудили в Мире. Наверное, накормить.

— А где у вас суд?

— Там же, где и у вас. В администрации.

Внезапно за окнами раздался низкий протяжный звук трубы. И сразу в комнате стало очень шумно из-за детских голосов; и тесно, из-за всюду мельтешащих маленьких комочков шерсти.

— Мама-мама-мама, можно погулять?

— Ну пожалуйста!

— Мама, мам..

— Где мои коньки?

— Зачем тебе коньки?

— Я буду ими обороняться!

— Тихо! — пришел в себя отец семейства. — А ну быстро собрались и на улицу! Брысь!

Пашка пригубил чай — на вкус полная бурда, но правила приличия, надо сделать пару глотков.

— Что это было? — спросил Пашка.

— Конец воздушной тревоги, — ответила Перси.

— Отведи меня к администрации, — сказал Пашка Тишке.

— А смысл? Я же говорю, Тим обречен.

— Ну пожалуйста.

Тишка посмотрел на мальчика точно так же, как смотрел на котят. Потом вздохнул и сказал:

— Ладно. Но повторяю, это бессмысленно.

— Спасибо, — Пашка даже смог допить чай.

Спустя десять минут, отец большого семейства шел по улице в сопровождении котят и мальчика. Он то и дело кричал на детей, но они его не очень-то слушались.

— Не лазай по деревьям! В Мире не налазился?!

— В Мире меня никуда не выпускают из квартиры!

— Я тебя и здесь запру. Хватит дразнить этого барсука! Я сказал, хватит!

Пашка шел и смотрел на Заветы Сумеречного Царства. Теперь на улицах стало очень людно. Или не людно, а «зверно». Пашка оказался единственным человеком, а вот зверья здесь — пруд пруди. Самые разные, от коров и до мышей, они сновали и бегали, спеша по своим делам, или просто играя. Их было ну очень много. Никогда в Заветах Пашка не видел такого количества зверей или людей. Все звери ходят на двух задних лапах и одеты в самую разнообразную одежду. Полностью голых мальчик не видел — хоть что-то, но надето. Даже мыши, бегающие под ногами, облачились в строгие фраки. Тишка тоже оделся в спортивный костюм, но только сверху. Снизу — ни штанов, ни кроссовок. Самой голой оказалась корова, напялившая лишь шляпу, и то Тишка неодобрительно покачал мордочкой при виде такого непотребства.

Они шли по Заветам и мало кто обращал на них внимания. И вот, наконец, пришли к высокому зданию администрации. В настоящих Заветах этого здания Пашка не знал, и не могло быть такого дома в настоящих Заветах. Оно резко выделялась по архитектуре. Напоминало башню, только не круглая, а многоугольная, а на вершине статуя дракона с раскинутыми крыльями. Сама башня сияла серебром, на ней по спирали поднимались арочные окна.

— А почему такой башни нет в Мире? — спросил Пашка.

— Не знаю. Это Драконья Башня, такая есть в каждом городе Сумеречного Царства. Пошли, если повезет, Тима будут судить не первым.

Они вошли. Внутри башня была как муравейник. И это не образное выражение, маленькие насекомые ползали по шершавым стенам в огромных количествах. И еще здесь они встретили много-много экзотических животных. Тигры, пантеры, ягуары, львы, орлы, вараны, крокодилы и прочее и прочее… Тишка вдруг сделался очень вежливым, даже подобострастным. Он раскланивался каждому зверю, а котята облепили папу, тоже притихнув.

— А чего это ты такой вежливый? — спросил Пашка насмешливо.

— А ты как думаешь? — огрызнулся кот. — Это ж ведь власть! А с властью лучше быть вежливым. А то сожрут…

Пашка подошел к стойке, за которой сидела антилопа.

— Простите, но вы не могли бы сказать, где проводят суд над псом Тимом?

Антилопа посмотрела на мальчика огромными, слегка слезящимися глазами и застучала копытцами по клавишам компьютера. Пашка обратил внимание, клавиатура у компьютера значительно больше.

— Седьмой этаж, зал номер три. Процесс начнется через одну сорок седьмую часть фазы.

Пашка поблагодарил антилопу и пошел к лестнице — лифта в здании не нашлось.

— А почему у вас суд происходит так быстро? — спросил Пашка у кота. Тишка уже задыхался, поднимаясь по ступеням — котята всё еще висели на нём.

— А чего ты хотел? — ответил кот. — У нас же только полцикла есть, когда можно погулять. Вот и делаем мы всё быстро, а потом занимаемся другими делами.

Когда они пришли на седьмой этаж, Пашка увидел коридор с множеством дверей. Рядом толпились разные звери, но не экзотические, а вроде собак, кошек и мышей. Зал с табличкой «три» уже наполнился, когда они в него вошли. На скамейках три коровы и несколько собак непонятной породы. На жердочках, прикрепленных к потолку, два грифа. А в остальном такой же зал суда, как показывают в фильмах. Возвышение для кресла и стола судьи, трибуна и много лавочек.

Пашка и Тишка присели на ближайшие скамьи к тому месту, где предполагалось находиться Тиму. А предполагалось ему сидеть в клетке с толстыми железными прутьями. Как только Тишка рассадил рядом свое семейство, двери зала открылись и ввели Тима. Пашка впервые видел на морде своего пса такую грусть. На передних лапах наручники, а еще и намордник надели. По бокам два волка в милицейской форме. Из другой двери вышла цапля и сказала:

— Всем встать. Проходит заседание суда над курцхааром Тимофеем, ведет процесс достопочтенный судья Бантик.

Открылась еще одна дверь, в зал зашел Бантик. Нет, конечно, в зоопарках иногда дают такие смешные клички, но всё же «Бантик» не очень подходило бегемоту. Огромная зверюга прошла на место судьи, лениво позевывая и показывая пасть, которой один медведь из анекдота мечтал хлебнуть медку. На Бантике красовалась шикарная черная мантия, материала которой хватило бы на десяток людей.

— Можете садиться, — сказал судья, тоже сев. Кресло под ним предательски затрещало, но выдержало. Все, кроме Тима, сели — его уже завели в клетку и сняли намордник. — Итак, а где наш прокурор?

— Я здесь, ваша честь, — сказал знакомый голос, а до носа долетел запах зиры. Пашка посмотрел на кресло прокурора и увидел Шелкового Человека.

— Ах ты…

Пашка вскочил и бросился на Шелкового Человека. Его никто не успел остановить, но когда он попытался схватить мужчину, тот просто исчез и появился рядом с судьей.

— Господин судья, я настаиваю, чтобы этого человека утихомирили, — сказал Шелковый Человек.

— Разумеется. Охрана!

Пара волков пошла к Пашке.

— Но это он подставил Тима! — указал на Шелкового Человека мальчик.

— Это не имеет значения, сейчас мы слушаем процесс не над ним, — сказал судья. — И, мальчик, бессмысленно судить Шелкового Человека, ибо его не удержит ни одна тюрьма и он даже из драконьей пасти может просто исчезнуть. А теперь сядь на свое место, иначе тебя тоже посадят в клетку.

Пашка покраснел и прошел к Тишке. Кот смотрел на него с ужасом.

— Ваша честь, я бы хотел окончить с этим поскорее, — сказал Шелковый Человек. — У меня так много дел, и у вас, я думаю, тоже.

— Вы правы, — ответил Бантик. — Итак, подсудимый, вы признаете свою вину?

— Нет, ваша честь, — сказал Тим. Пашка подумал, он ему напоминает голос актера Тихонова. — Я в первый раз видел тот пузырек…

— Это к делу не относится, — сказал Шелковый Человек.

— Вы правы, обвинитель, — поддержал судья.

— Как это «не относится»? — не выдержал Пашка. — И где его адвокат?

— Никто не захотел его защищать, потому что его вина очевидна, — ответил бантик. — Я приговариваю вас…

— Подождите! — опять встрял Пашка. — Я буду его адвокатом.

Бегемот очень неодобрительно посмотрел на мальчика, но кивнул.

— Ладно, если вы хотите затянуть процесс до четверти фазы… присядьте на место адвоката.

Пашка встал и пересел.

— И что вы хотите сказать в оправдание подсудимого? — спросил Бантик.

— Он невиновен, ваша честь. Этот флакон ему подбросили, и я могу это доказать. Дело в том, что это мой флакон, и я передал его Шелковому Человеку сегодня. И, как вы видели, он может исчезать и появляться, где хочет, что доказывает, это он его подкинул.

Пашка думал, его признание произведет впечатление. Быть может, даже, сейчас на него накинутся, схватят и посадят на место Тима. Но уж чего он точно не ждал, так это полного безразличия. Никто никак не отреагировал на его слова.

— У вас всё? — спросил бегемот.

— Ну да. А этого недостаточно?

— Позвольте мне, господин судья, — поднялся Шелковый Человек. — Просто адвокат подсудимого не совсем разбирается в ходе дела, да и вообще первый раз в Сумеречном Царстве.

— Прошу вас, обвинитель.

— Спасибо. — Шелковый Человек подошел к небольшому столику рядом с клеткой Тима. На нём шкатулка и он, открыв ее, достал злополучный флакон. — Как знает адвокат — это вода. Но он не знает, что такое вода в Азиль-до-Абаре. Вода — это время. Ее контрабандно проносят сюда из Мира опытные сновидцы и шерифы. В Алям-аль-Метале, за исключением границы, нет времени. Мы живем циклами и фазами, но это не имеет никакого отношения к тому, как живут люди в Мире. И фаза, и цикл понятия сугубо условные. Они могут продолжаться и секунду и тысячу лет, а могут и не быть вообще. Это очень сложно объяснить тому, кто в Алям-аль-Метале гость, но пусть он поверит мне на слово. Времени у нас нет, мы не стареем, не меняемся и не рождаемся. Животные исключение из этого правила, они живут сразу на двух планах и поэтому меняются, стареют, умирают от старости, но не здесь, а там. И тогда какая же опасность воды? Это очень просто, смотри.

Шелковый Человек открыл флакон и капнул маленькую капельку на столик. При соприкосновении со столешницей, она ярко блеснула синим цветом и пропала. И на этом всё. Никаких видимых изменений со столом не произошло.

— На первый взгляд ничего не случилось, — продолжил Шелковый Человек. — Но теперь этот стол, в конце концов, сгниет и развалится. Теперь над ним властно время. Вода, а не Ветер. Теперь он уже не принадлежит Азиль-до-Абару. А сейчас представь, что будет, если я капну воды, ну, допустим, на вас, ваша честь.

— Не надо! — поднял копыта судья.

— Конечно не надо. Ведь тогда вы будете находиться в Азиль-до-Абаре в соответствии с тем временем, что спите в Мире. Ты не понимаешь, Карл, но скажу тебе так. Если в Мире животные спят, ну, по-разному, но допустим двенадцать часов в день, так?

— Ну да, — согласился Пашка.

— А здесь они находятся не двенадцать часов, а определенное количество фаз или циклов. Для тебя время течет, а для них нет. Если бы можно было провести параллель, хотя это будет неправильно, животные проживают в Азиль-до-Абаре жизнь, соизмеримую по событиям и времени с тысячей жизней в Мире. И всего лишь капля воды может сделать их жизнь короткой и скучной. И поэтому хранить воду нельзя.

— Но это не имеет отношения к делу! — воскликнул Пашка. — Это ты его подставил!

— А даже если и так? — пожал плечами Шелковый Человек. — Ты, как мне кажется, не понял всей опасности воды. Пойми, Карл, этой воды хватило бы, чтобы обречь на смерть сотни, а может, даже тысячи зверей. Ее нашли в квартире твоего пса, а это запрещено законом. Туда мог положить ее и я, но мог и не положить. В любом случае, процесс над Шелковым Человеком был бы смешон. Меня не смогут осудить, потому что не смогут поймать. То же и с тобой. Нет смысла тебя привязывать к столбу, потому что ты можешь проснуться в любой момент. А вот он так не может, а значит, будет наказан.

И окрашенный серым лаком указательный палец обвиняюще уставился на Тима. Пес даже не думал сопротивляться, он и так знал, что его осудят.

— Всем встать, судья Бантик зачитает приговор, — сказал Бантик. Все встали и только Шелковый Человек наоборот сел. — Обвиняемый Тимофей, вы признаетесь виновным и будете привязаны к столбу перед объявлением следующей воздушной атаки.

— Нет! — воскликнул Пашка. — Это неправильно!

— Тихо! — крикнул судья. — Приговор обжалованию не подлежит, увидите смертника.

Волки вошли в камеру и опять надели на Тима намордник. Они вывели его из клетки и повели по коридору к выходу.

— Тим, я спасу тебя! — крикнул Пашка. — Не знаю, как, но спасу!

Но пес только опустил голову и даже не посмотрел на него.

— Ты не сможешь этого сделать, Карл, — сказал Тишка, выводя потомство из зала. — Никто не сможет.

Все зрители тоже вышли, Пашка остался в зале один. Ну, почти один. Запахло зирой и какао, Пашка, повернувшись, увидел, Шелковый Человек до сих пор здесь. Он закинул босые ноги на стол и пил какао из большой чашки.

— Ты мерзавец! — сказал Пашка, подойдя вплотную к прокурорскому столу.

— Наконец мы перешли на ты. Но почему это я вдруг мерзавец? Это ты отказался платить по счетам и обрек своего пса на верную смерть.

— Освободи его!

— Даже если бы я мог — я подчеркиваю, «даже» — зачем мне это делать? Я не благотворительная контора помощи маленьким заносчивым сновидцам. Мне кажется, ты не совсем понял, кто я, и что со мной нельзя безнаказанно шутить. Я Шелковый Человек, Карл. Я — правитель Алям-аль-Металя, кто бы что по этому поводу не думал.

— Ладно, извини.

— Мне не нужны твои извинения. Мне нужно, чтобы ты отработал воду.

— А если я это сделаю, ты освободишь Тима?

— Возможно. Знаешь, Карл, теперь ты не можешь ставить условия. Ты не отработал воду, если ты всё же это сделаешь, придется дополнительно платить за то, чтобы я освободил твою собаку. Это называется: ты мне, я тебе. Баш на баш.

— Я сделаю, что ты хочешь, только помоги мне. Освободи его, я всё сделаю.

— Нет, ты уже доказал, что партнер ты ненадежный. Мое поручение придется выполнить авансом. Выбирай. Хочешь одно задание, но трудное или два, но полегче? В первом случае шансы на выполнение невелики и риск серьезный. Во втором ты легко справишься, но на это уйдет много времени, можешь не успеть до воздушной тревоги.

— Хорошо давай первое.

— Отлично. — Шелковый Человек исчез и появился возле окна. Он встал спиной к мальчику и продолжил. — Ты должен украсть кое-что у короля серебреных драконов.

— Украсть? А что?

— Да ничего особенного, просто один ларчик. Он и попал-то к нему случайно, и он мне нужен.

— А что в ларчике?

— Не знаю. И именно поэтому он мне и нужен. Это древняя загадка и я хочу ее решить.

— А как мне это сделать?

— Тебе придется проявить смекалку, ловкость и проворство. И, быть может, даже схитрить и соврать. Король серебреных драконов — один из самых старых драконов. Он, поговаривают, когда-то даже жил в Мире, но потом прилетел сюда. Тебе надо добраться до него, причем, в кратчайшие сроки, до воздушной тревоги. Сейчас по договору драконы не нападают на животных, к тому же они недавно поели, но когда окончится половина цикла…

— Так что мне делать конкретней?

— Пройти к аэродрому, долететь до короля серебреных драконов и украсть у него ларчик. Вот, как он выглядит.

Шелковый Человек щелкнул пальцами, перед Пашкой завис мираж, изображающий простую шкатулку квадратной формы, но с трапециевидной крышкой. Никаких узоров или украшений — просто ящичек из непонятного серого материала и прорезь для ключа под крышкой.

— А я смогу ее украсть?

— Не знаю. Ты можешь попробовать не красть ее, а выиграть. Драконы очень любят всякие загадки и игры, но добыть ее честно тебе, скорее всего, не удастся, потому что драконы очень мудры и играют в эти игры. Гораздо лучше простого мальчика. И придется что-нибудь ставить на кон.

— А красть у дракона не опасно?

— Очень опасно.

Сказав это, Шелковый Человек и мираж ларца исчезли. Пашка только сжал кулаки от досады. Но выбора нет, и он быстрым шагом пошел из зала, где осудили его собаку, а ему самому дали самоубийственное задание.

6

Выйдя из башни, Пашка увидел, как на площади напротив два уже известных ему волка устанавливают высокий столб. Они тоже заметили мальчика и один из них, что-то сказав другому, рассмеялся. Пашка не стал обращать на них внимания и пошел в сторону своего дома. До аэродрома так идти короче всего.

Спустя час, Пашка уже подходил к тому месту, откуда попал в Сумеречное Царство. Он размышлял, что с очередным Царством проблем появляется больше, и они становятся сложнее. Он не знал, зачем нужен Шелковому Человеку это ларец и почему он отправляет за ним маленького мальчика? В конце концов, если ему это так интересно, он может просто появиться в пещере короля драконов, или где он там живет, и, украв ларец, исчезнуть. Короче, вопросов как всегда гораздо больше, чем ответов, но они вылетели из головы, когда Пашка достигцели.

Аэродром Заветов Сумеречного Царства ни капли не напоминал тот, в котором Пашка объявился несколькими часами ранее. Теперь здесь кипела жизнь. Десятки драконов важно расхаживали по взлетной полосе, на некоторых, не менее важно, вскарабкивались звери.

— Дракон до Хабаровска отправляется, — раздался усиленный микрофоном женский голос. — Прошу пассажиров занять свои места, а провожающих освободить взлетную полосу.

Пашка смотрел, как по крылу на дракона заходят всяческие животные. Три коровы, несколько собак и пара медведей. Последними взбежала стайка мышек. Дракон открыл пасть и прогрохотал:

— Вас приветствует авиалинии серебреных драконов. Ваш капитан, серебряный дракон, просит воздержаться от курения во время всего полета. Прошу привязаться к чешуе или ухватиться за выступы на ней. Приблизительное время пребывания в воздухе около четырнадцатой части фазы. Желаю приятного полета.

Дракон развернулся, а на его спине звери уже ухватились или привязались веревками. Дракон прошел совсем недалеко от Пашки, и мальчик смог услышать, как две коровы переговариваются.

— Ой, я так боюсь летать, — сказала одна.

— Не волнуйся. По статистике, драконы довозят до места назначения и не съедают пассажиров в девяносто девяти случаях из ста.

Дракон раскрыл крылья, а потом быстро побежал по взлетной полосе на четырех лапах. Он взмахнул крыльями и унеся ввысь. Как только дракон оторвался от земли, он резко ускорился, будто ему дали невидимого воздушного пенделя, и уже через пару секунд стал маленькой точкой на горизонте. Он определенно давал фору любому самолету.

— Эй, освободи взлетку, — услышал Пашка за спиной откуда-то сверху. Он повернулся — над ним возвышалась огромная серебреная зверюга. — Чего вылупился, человек. Или хочешь, чтобы я тебя раздавил?

— Нет, простите. — Пашка отошел в сторону, но потом набрался смелости и спросил: — Извините, а как мне добраться до короля серебряных драконов?

Дракон остановился и, повернув голову на длинной шее, пробурчал:

— А зачем он тебе нужен?

— Мне надо у него кое-что попросить.

— Тогда иди на север. Спустя пятнадцать циклов, дойдешь до высокой сопки, там есть пещера, в ней наш король.

— А вы не могли бы меня довезти? Или подсказать, кто из драконов может это сделать?

— Драконы не перевозят людей, — сказал он и пошел дальше.

Пашка побежал рядом, дракон шел неторопливо, но на длинных ногах скорость получалась приличной.

— Но я же видел, как дракон повез зверей в Хабаровск, — спросил Пашка на бегу.

— Так это звери. У нас с ними договор. Половину цикла мы их едим, половину цикла доставляем, куда им надо.

Пашка остановился, а дракон потопал дальше.

Ничего себе договор! И как звери на такое пошли? Впрочем, уже то, что половину времени они находятся в безопасности, тоже неплохо. А то ведь драконы могли бы охотиться на них всё время.

Следующий час Пашка провел, беседуя с другими драконами или зверьми. И добился только того, что узнал некоторые подробности договора между ними. Суть всего сводилось к тому, что Пашка уже знал. Половину цикла драконы охотятся на зверей, половину помогают, доставляя, куда те попросят. Но на людей это не распространялось. Пашка просил, Пашка даже пытался угрожать тем, что знаком с самим Шелковым Человеком и султаном Ахры, но ему или не верили, или для драконов это не имело значения. В итоге Пашка так устал, что присел на бордюрчик и опустил голову от досады. Теперь он понял, Тиму не жить. Его никто не хотел довезти до цели, и еще не факт, что, если бы довезли, он сможет выполнить работу Шелкового Человека. Ему хотелось заплакать, но слезы не текли из глаз. Ему хотелось закричать от досады, но он не видел в этом толка. Тим умрет, судя по всему, уже скоро и по его вине. Если бы он заранее согласился на условия Шелкового Человека, тот не стал бы ему вредить. А теперь все пропало.

Пашка поднял голову и посмотрел на аэродром. Еще один дракон взлетел, быстро становясь точкой в тусклом небе Сумеречного Царства. Ветерок едва шевелил длинные волосы мальчика, ему снова послышался аромат восточной специи. Эту он знал совершенно точно — шалфей. Маринка с ним чай заваривала. Мальчик насторожился, ожидая появления Шелкового Человека, и тут взгляд упал на странную горку. И даже не то чтобы горку, а скорее холм неподалеку от взлетной полосы. Или показалось, или холм действительно пошевелился? Пашка поднялся и пошел к нему.

Уже на подходе Пашка понял, это вовсе не холм, а еще один дракон. Только не серебряный, а вернее, не полностью серебряный. Кое-где на чешуйчатой шкуре дракона образовались черные пятна. Он лежал спиной к аэродрому, поджав под себя хвост. Его голова растянулась в обратную от аэропорта сторону, но это мальчик увидел, лишь обойдя дракона. Уже с первого взгляда понятно, этот дракон значительно больше других. Причем больше раз в пять. Не меньше ста метров в длину, но тело настолько исхудало, что видны ребра и остальные кости. Дракон медленно дышал, тело то надувалось, натягивая чешую, то сжималось, показывая каждую косточку. Его огромная морда лежала на небольшом валуне и полуприкрытые глаза грустно смотрели на горизонт. А еще пахло от него… явно не шалфеем. Фикалии и… так пахнет старость. Почему-то дракон показался Пашке до ужаса печальным, мальчику стало его жалко.

— Здравствуйте, — сказал Пашка.

Дракон не пошевелил головой, но глаза гигантской рептилии покосились на него. Пасть открылась, из нее понесло как из выгребной ямы.

— Что тебе надо, человек? — прогрохотал бас из пасти. — Ты пришел посмеяться надо мной? Ну что же, ты можешь это сделать, но учти, я еще способен обратить тебя в прах, встань ты напротив.

— Я не хочу смеяться над вами, — сказал Пашка, но не рискнул встать напротив огромной пасти. — Я просто хотел спросить, что с вами? Вы показались мне грустным.

— Значит, ты пришел, чтобы жалеть меня, — вздохнул дракон. — Это еще хуже, человек из Мира.

— Почему?

— Потому что жалость твоя жжет меня хуже любой насмешки. Я привык к издевательствам других драконов, к колкостям людей и животных, но не привык к жалости.

— А почему над вами смеются? Вы же самый большой из всех драконов. Или вы старый и больной?

— Ты неопытен, человек из Мира. Я действительно стар, но для драконов это не имеет значения. Мы не умираем от старости, мы, подобно деревьям, растем всю жизнь, пока нас не убивают такие как ты в поисках дешевой славы или другие драконы, чтобы показать свою силу. Но я болен вот тут ты попал в точку.

— А чем вы больны?

— Я не знаю. — Чешуйчатые брови дракона нахмурились. — Ты думаешь, у нас есть доктора? Все только обрадовались моей болезни.

— Почему?

— Чего ты заладил — почему да почему? Потому! Потому что я бывший царь серебреных драконов, вот почему. Но меня одолела хворь, и я стал слабеть. Прошли уже пятьсот пятьдесят три цикла с тех пор, и с каждым новым, я чувствую приближение смерти, но нет. Они решили надо мной поиздеваться на дорожку.

— Кто «они»?

— Слушай, мальчик, а ты можешь сказать что-нибудь, что не было бы вопросом?

— А может, я смогу вам помочь.

— Хвала Ветру, наконец, не вопрос. И чем ты, маленький мальчик, сможешь помочь самому старому дракону в Азиль-до-Абаре? Или ты, быть может, драконий врач?

— Теперь уже вы говорите вопросами.

Дракон злобно зыркнул на мальчика, но встретился с широко открытыми карими глазами, успокоился и сказал:

— Ладно, я тебе расскажу. Когда-то, много циклов назад, я был царем серебреных драконов. И вот однажды за моей головой и моими сокровищами пришел тип вроде тебя. Такой же человек только старше. Он вызвал меня на бой, и я его, естественно, съел. И не надо на меня так смотреть! Вот если бы тебя вызвала на бой муха, ты бы ее убил? Конечно, убил бы.

— Но муха не может мне причинить вреда, и я ее могу просто отогнать.

— Ага, а если муха залетит тебе в рот, и ты ей подавишься? Собственно, со мной так и вышло. Я его сожрал и заболел. Уж не знаю, был он отравлен или еще чего, но с тех пор мне стало больно есть и пить. А как ты понимаешь, есть и пить мне надо много. И я начал слабеть. Потом у меня появилась невыносимая боль в горле. Короче говоря, я заболел и очень скоро настолько ослаб, что не мог летать. Меня вызвали на поединок и, победив, притащили сюда.

— А кто победил?

— Теперь он именуется королем серебреных драконов. Он был вторым по величине драконом после меня и то меньше втрое. И теперь этот смердящий пузырь сидит в моей пещере и перебирает мои сокровища.

— А как его зовут? И как зовут вас?

— Драконы не носят имен, мальчик. Мы живем так долго, что нет никакой разницы, как я звался до Исхода, я сейчас старый и больной дракон — этого мне достаточно.

— Понятно. А как вы выжили, если прошло столько времени?

— Меня подкармливают и поют, — исхудавшая морда сморщилась, аж чешуя затрещала. — Но я не могу съесть слишком много. Хотя много мне и не дадут. Это пытка, мальчик. Вот почему, ты думаешь, я лежу в такой странной позе? А потому что другие драконы прилетают с охоты именно оттуда. И я вынужден наблюдать за их прекрасным полетом и жалеть о том, чего я навсегда лишен.

Дракон опустил глаза и глубоко вздохнул. И тут же дернулся от боли.

— А почему вы не можете отвернуться? — спросил Пашка. — Или вы настолько ослабли?

— Нет, ослаб я не настолько. Я, может, и взлететь смог бы, если подкрепиться, конечно. Но боль в шее настолько огромна… и даже если я повернусь, они вернут всё на место. А это означает дополнительную боль.

— А может, у вас что-то застряло в горле? Ну, когда вы проглотили того человека.

— Какой сообразительный мальчик, — скривилась гигантская зверюга. — Ты считаешь, я не подумал об этом? Но что с того? Неважно, застрял ли тот человек в горле или нет, главное, мне не помочь…

— А если пролезть к вам в горло и посмотреть?

Драконьи глаза округлились, но быстро вернулись к прежнему состоянию.

— И кто посмотрит? Кто полезет в пасть дракона, чтобы посмотреть, не застряло ли там что-то? Ты? Ну да…

— А если я пролезу и посмотрю, вы сможете потом меня кое-куда отвезти?

Глаза рептилии опять округлились, теперь уже надолго.

— Ты серьезно, или издевательство?

— Серьезно.

— Но ведь мне достаточно будет только глотнуть, и ты умрешь. Я могу сделать это даже не специально, ты же понимаешься, насколько я голоден?

— Ну, вы потерпите, — мальчик сглотнул горькую слюну. — Это ж в ваших интересах.

-, Ну предположим, ты исправишь, что там у меня, что помешает мне тебя сожрать после этого?

— Если вы дадите мне честное слово, я готов рискнуть.

— Правда? — дракон замолчал на несколько секунд, а потом сказал крайне уважительным голосом. — Я не знаю, кто ты такой, мальчик, но ты точно самый смелый человек, которого я когда-нибудь видел. Или ты хочешь пробраться в мое горло и навредить еще больше? Ну конечно!

— Да не хотите как хотите! — крикнул Пашка. — Я вам помощь предлагаю, а вы. Да ну вас…

Мальчик уже развернулся, собираясь уходить, но огромное крыло отделилось от тела и преградило путь.

— Извини меня, мальчик, — сказал дракон. — Я просто так давно не видел добра, что и забыл, что это такое. Ты поможешь мне?

— А вы даете слово, что не съедите меня и поможете, если я вам помогу?

— Я даю тебе слово. Если ты поможешь, мальчик, я обещаю, что отдам тебе половину сокровищ, которые отберу у этого мерзкого пузыря. Да что там половину — две трети!

— Да мне не на… ладно, давайте сначала посмотрим, что у вас.

Пашка подошел к драконьей пасти. Дракон открыл ее как можно шире, морщась от боли. Из пасти нестерпимо вняло, но не это самое неприятное. Там оказалось очень жарко. Градусов, наверное, пятьдесят не меньше.

— Только вы не закрывайте пасть, а то мне плохо видно, — сказал Пашка и вошел в огромную глотку дракона.

Бывший драконий царь подчинился и не стал закрывать рот, но мальчик все равно плохо различал детали. В Сумеречном Царстве и так не особенно светло, а тут еще и в горле. Пашка прошел по склизкому языку, осмотрел небо. Красное и воспаленное. Далее пищевод, Пашка понял, придется ползти. Пищевод дракона напоминал чулок, а не прямой тоннель как представлял мальчик, но делать нечего и он пролез внутрь. Мышцы дракона непроизвольно сократились, и Пашка уже испугался, что сейчас его затянет внутрь, но наоборот, его вытолкнуло наружу. Он упал на язык и, с трудом поднявшись, сделал вторую попытку. Теперь он резко вошел в пищевод и быстро стал пролазить. Мышцы опять сократились, но не успели вытолкнуть мальчика назад, а лишь отодвинули на пару метров. Пашка полез по драконьему пищеводу.

Да, это приключение, наверное, оказалось самым мерзким из всех, в которые Пашка попадал в Азиль-до-Абаре. Воняло просто ужасно, а еще он тут же пропитался слюной или еще чем-то. Ну, короче, склизкой и плохо пахнущей жидкостью, напоминавшей мокроту. Но Пашка поборол брезгливость и полз дальше. Впрочем, он нашел цель, спустя минут пять. Самым сложным было сопротивляться сокращению мышц в горле, а так лезть хоть и неудобно, но возможно. И вот Пашкины руки во что-то уперлись, а сам он попал в некоторое подобие «мешка» — узкий драконий пищевод раздулся, образуя шарообразную полость. Здесь как будто надули пузырь, но на самом деле Пашка нашел именно то, что мешало пище проходить и приносило боль. На ощупь это походило на толстый и неровный шест, Пашка сообразил, это металлическое копье. Заостренное с обоих концов и глубоко уходившее в стенки пищевода, оно распирало его, образуя полость и одновременно мешало пище проходить нормально. Но как его достать? Ведь если просто вырвать, он причинит дракону страшную боль и тот может его сглотнуть.

Хотя, находясь в этом «мешке», он в безопасности. Копье выше его даже с поднятыми руками, так что упереться в стенки пищевода и вытащить его не получится — просто не хватит роста. Значит, надо вытащить хотя бы один конец. Правда тогда другой войдет еще глубже, но выбора нет. Пашку уперся ногами в гладкий пищевод, обхватил копье покрепче, и рванул вверх.

И тут начался кошмар. Во-первых, раздался душераздирающий крик, его обдало жаром и вонью, и всё заходило ходуном. Пашке удалось вырвать нижний конец копья, он всё еще держался за него. И только это спасло его жизнь. Быть может, дракон сделал это непроизвольно, в любом случае пищевод, спустя столь долгое время, сжался правильно проталкивая пищу в нужном направлении. Пашке очень повезло, что свободный конец копья сложился не в сторону желудка, а в сторону горла. Пашка продолжал держаться, его протолкнуло к противоположному концу копья — все еще воткнутому в стенку пищевода. Но он смог удержаться. Его руки обхватили копье с такой силой, что пальцам стало больно. И тогда организм дракона, почувствовавший, в пищеводе есть пища, но ее нельзя втянуть в желудок, решил ее вытолкнуть наружу. Пашку подхватил поток полупереваренной пищи пополам с желудочным соком. Его понесло к горлу, вместе с всё еще крепко удерживаемым копьем и содержимым желудка, как на водных горках. Уже через секунду он вылетел из драконьей пасти и упал на землю. Сверху его накрыло отвратительной полупереваренной массой, и он все еще сжимал копье, как будто сросся с ним.

Пашка рискнул открыть глаза, и в пелене желудочного сока увидел морду дракона, с крайне удивленными глазами.

— Так вот что мешало мне есть? — сказал дракон. Его морда теперь не лежала на валуне, а нависала над мальчиком на длинной шее.

— Ага, — только и смог сказать Пашка.

— И ты вытащил его. Ты это сделал! Троим до тебя не удалось, а ты сделал!!!

Дракон поднял морду на максимальную высоту, над аэродромом раздался его полный радости рев. Пашка встал, опираясь на копье, потом осмотрел его. Ржавое и немного кривое, но еще острое.

— Эй, чего разорался, старый пень? — услышал Пашка. Он повернулся и увидел другого дракона. Мальчик и не думал, что их рожи могут быть настолько растерянными. — А почему ты…

Окончить он не успел, потому что на него накинулась наполовину серебреная, наполовину черная туша царя драконов. Царь был крупнее другого дракона раз в семь, и уже спустя миг огромные желтые зубы перекусили серебряную шею. Молодой дракон не успел ничего понять. Царь серебреных драконов накинулся на бездыханное тело и принялся пожирать с невероятным остервенением и скоростью.

— А разве это было необходимо? — спросил Пашка.

— Конефно, — ответил дракон с набитой пастью. — Ты бы только слышал, как он издевался надо мной и поливал грязью все эти долгие циклы! Он был самым худшим из всех и теперь получил по заслугам.

Спустя пять минут, от маленького дракона остались одни кости. Царь прошелся вокруг обглоданного тела и прилег на другое место. Под тем, на котором он лежал, не росла трава, и остались только продукты жизнедеятельности. Мальчик старался не смотреть на сие действо, но чавкающие звуки… от них было немного неприятно. Хотя дракона мальчику было почему-то совсем не жалко. Эта их договоренность не есть животных только половину времени и общение с ними… короче, было противно, но не слишком жалко.

— Фу-у-х, — сказала страшная зверюга. — Как давно я не чувствовал сытость. Спасибо тебе, мальчик. И поверь, такого большого спасибо я никогда не говорил. Вот сейчас переварю этого гада и полетим к коро… к пузырю. И ты получишь столько сокровищ, о скольких и не мог мечтать.

До Пашки только сейчас дошло, он почти выполнил задание Шелкового Человека. Ведь этот дракон хочет отдать ему две трети сокровищ, а сокровища царя драконов — это сокровища короля. Значит, как только царь одолеет короля, Пашка сможет взять нужный ларчик, хотя… И у Пашки мелькнула другая мысль.

* * *
В тусклом, почти лишенном света Сумеречном Царстве шел противный мелкий дождь. Из здания администрации два волка вывели заключенного. Коричневый курцхаар шел, понурив голову. Он понимал — вскоре всё. И он не сможет окончить исследования влияния фаз на щенков Сумеречного Царства. Профессор Подлунного Института Тимофей жалел еще о многом и в том числе о том, что он больше не сходит на охоту в Мире. Из всех приятных воспоминаний о Мире именно охота занимала первое место. Вообще, конечно, он помнил о Мире немного. Только как его принесли в квартиру в теплой меховой шапке. Потом исследования всех закоулков нового дома и редкие прогулки за его пределы. Сначала редкие, но с каждым месяцем чаще и чаще хранитель выводил его погулять. Вскоре к ним присоединился молодой хранитель. Тим помнил парк на берегу, помнил запах соленого моря. Чайки кричали, сообщая, что надвигается ураган. Врали, конечно — известно ведь, чайки первые вруны, что в Мире, что в Азиль-до-Абаре. Когда его стали выпускать погулять в одиночестве, появились совершенно пьянящие воспоминания о свободе. Беги, куда хочешь, делай, что хочешь, а как вернешься, тебя накормят и напоят. А еще есть место, где можно всласть поспать. Да, очень правильно, что когда-то, на заре Мира, собаки приручили людей. А потом его повели на охоту. Старший хозяин стрелял уток, а Тим плавал за ними. Вода осенью хоть и холодная, но такая приятная. А как здорово отряхнуть с себя ее брызги, когда вылезешь с зажатой уткой в зубах. И теперь всё это заканчивается.

Тимофей вздохнул и посмотрел на тусклое небо. Сегодня его заволокли тучи. На морду падали мелкие капли и стекали подобно слезам. Эти маленькие капельки освежали. И никогда в жизни Тим не чувствовал ничего более прекрасного. Дождь был прекрасным и удивительным, потому что это последний дождь в его жизни.

Волки стали привязывать его к столбу. Они делали на совесть, но понимали грусть положения и молчали. Вот если бы его привязывали гиены, тогда не избежать противных шуток и насмешек. Когда волки закончили, старший достал листок бумаги и прочитал вслух:

— Тимофей, по р-решению суда вы пр-риговар-риваетесь к пожир-ранию др-раконом. Нам остается только надеяться, что пожир-рание будет мгновенным. И пусть Ветер-р отнесет тебя на луга и поля.

Волки поклонились, и в этот момент прозвучал рев трубы. Сигнал воздушной атаки. Волки с максимальной скоростью ретировались в здание. Тим смотрел на небо и вскоре увидел кое-что странное. Свет в Сумеречном Царстве не имеет никакой связи с солнцем. Он как бы рассеян в воздухе, поэтому тени на облаках вроде бы быть не должно. Однако огромная страшная крылатая тень приближалась со стороны аэродрома. Улицы уже давно опустели, Тим остался в одиночестве перед лицом смерти. Отправляясь на охоту, драконы в первую очередь проверяют, не оставили ли им какого-нибудь преступника. Что-то вроде аперитива.

Толстые облака разорвало серебряное тело. Таких огромных драконов Тим еще никогда не видел. Тело отливало серебром и, казалось, светилось изнутри. Гигантские крылья махали, поднимая прибитую дождем пыль с улиц Сумеречных Заветов. Как и все драконы, он летел очень быстро. Этот феномен раньше интересовал Тима, но он бросил исследования, потому что очень уж опасен объект изучения. И огромная зверюга, зайдя на вираж, схватила пса когтистыми лапами, вырывая из земли вместе со столбом. Сейчас его должны отправить в пасть, но вместо этого дракон, развернувшись, полетел к администрации. Из его ноздрей выплеснулись две струи раскаленного серебреного пара. Они окутали статую дракона на вершине здания, с нее потекли расплавленные капли металла. Когда туман раскаленного пара пропал, от красивой статуи остался только оплавленный монстр, слегка похожий на крокодила.

— Вот так вам! — прогремел чудовищный голос.

— А это тоже было обязательно? — спросил кто-то сидящий на спине монстра.

— Конечно, — ответил дракон. — Это же изображение этого бурдюка, которого я скоро полечу потрошить.

— Так он вроде и не толстый? — опять спросил голос со спины и показался псу до ужаса знакомым.

— А где ты видел, чтобы правителей изображали правильно? И куда мне девать твою собаку?

— Давайте вы приземлитесь, я его развяжу и там решим, что делать.

— Хорошо. Ох, как же здорово опять летать!

Дракон пошел на посадку.

— Паша? — спросил Тим.

— Тим, тихо! — крикнули со спины. — Меня зовут Карл, ты что не помнишь?

— А, конечно, — сообразил пес. Действительно называть настоящее имя в Азиль-до-Абаре не рекомендуется.

Дракон приземлился неподалеку от аэродрома на небольшой полянке. Огромная туша заполнила собой почти ее всю. Он положил столб с Тимом и поставил крыло так, чтобы Пашка мог по нему спуститься. Мальчик подбежал к собаке и стал развязывать. Он весь светился от счастья.

— Как я рад, что спас тебя, — сказал Пашка Тиму.

— Да, я тоже, — сказал Тим. — А я уже думал, мне крышка.

— Я тоже. Ты прости, это ведь все из-за меня. Если бы не я, Шелковый Человек тебя не подставил бы.

— А ты знаком с Шелковым Человеком? — произнес сверху голос дракона.

— Да, а вы тоже?

— Встречались, — ответил дракон уклончиво.

Когда мальчик развязал веревки, Тим поднялся, потирая затекшие лапы, и почти сразу испытал другое давление, теперь уже дружественное. Пашка сжал пса в объятьях.

— А ты здесь больше, чем в Мире, — сказал мальчик. Тим стоял и улыбался ему.

— Конечно. Да и старше тоже. Я, между прочим, профессор Подлунного Института.

— Круто! Поэтому ты и в Мире такой умный?

— В Мире я несколько глупее. Хотя умнее, чем думает большинство людей.

— Я так много хочу тебя спросить…

— Слушай, Карл, — перебил Пашку дракон. — Ты можешь всё это сказать, когда мы полетим к бурдюку, прикарманившему мои сокровища. Мне не терпится прогрызть его мерзкое брюхо!

— А вы его убьете?

— Еще бы. — Дракон скорчил зловещую гримасу. — Он повинен за все мои мучения, и он за это заплатит! Залезайте и полетели!

— А мне не очень хочется смотреть, как вы с ним деретесь, — сказал Пашка. — Может, вы нас подвезете, а потом уже отправитесь к нему?

— Можно и так. Но как тогда ты возьмешь свою часть сокровищ?

— А они мне не нужны. Оставьте всё себе. И знаете что, там есть какой-то ларец, который очень нужен Шелковому Человеку, так что будьте с ним поосторожнее.

— Ларец, — нахмурился дракон. — Не помню, чтобы у меня такое было. Я просто сваливал золото и камни в кучу. Наверное, этот лизоблюд завел привычку собирать всякий хлам. А если он еще интересен Шелковому Человеку — всякий опасный хлам. Но раз тебе не нужны мои сокровища, тебе же хуже. Но ты оказал мне неоценимую услугу, и я отвезу тебя и твоего пса, куда хочешь.

Пашка повернулся к Тиму. Тот явно нервничал в присутствии огромного дракона.

— Тим, куда тебя отвезти? — спросил мальчик. — Мне-то всё равно, я в любом случае скоро проснусь. А вот ты-то останешься…

— Да, ты прав, — Тим говорил на удивление вежливо.

Пашка не привык, что его собака такая учтивая и взрослая, мальчик не знал, как себя вести. С одной стороны, это Тим — его лучший друг, с другой, взрослый человек, ну, в смысле, пес. Быть может, даже умнее, чем Пашка. Да еще и профессор.

— Ну так куда тебя доставить, профессор? — Пашка тоже перешел на вежливый тон. Тим улыбнулся.

— Тебе не надо вести со мной себя так. Я все еще твой пес, а ты мой хранитель. Мы друзья и почти братья. Просто я привык так выражаться, а ты можешь говорить нормально.

— Хорошо. А можно тебя погладить?

— Да ради Ветра.

Пашка привстал на цыпочки и погладил мягкую шерсть на голове Тима. Правда, тот смотрел на него, как на неразумное дитя, и Пашка быстро прекратил.

— Вы скоро закончите свои глупости? — спросил дракон.

Он смотрел куда-то вверх. Пашка и Тим проследили его взгляд и увидели косяк драконов. Они летели в их направлении, но когда увидели, в обществе кого находятся мальчик и пес, решили не играть с судьбой и резко изменили курс.

— В Сумеречном Царстве оставаться мне нельзя, — сказал Тим. — Это, конечно, жалко, но ведь есть еще четыре Царства. Мне подойдет любое.

— А вы можете нас донести в другое Царство? — спросил Пашка.

— Естественно, — буркнул дракон, наблюдая, как косяк исчезает на небе.

— Тим, а давай полетим в Ночное Царство? — сказал Пашка. — Я туда собираюсь в следующий раз, так может, мы там встретимся?

— Разумеется, — ответил пес. — Там ведь я и учился. Подлунный Университет находится в Шуме — столице Ночного Царства. Быть может, мне даже дадут там работу.

— Отлично! Тогда вы не могли бы доставить нас до Ночного Царства? — сказал мальчик дракону.

— Могу. Влезайте.

Пес и его мальчик забрались на спину дракона. Пашка уже полетал на нём, а вот Тим нервничал. Но всё оказалось очень просто. Царь серебреных драконов взлетел вертикально вверх — ему не требовалась полоса для взлета, да и крыльями он взмахнул чисто для приличия. Драконам не нужны крылья для полета — такого большого зверя нельзя поднять в воздух по физическим законам. Они летают мыслью, летают свободой. Они — дети Ветра. Дракон сразу набрал огромную скорость, под ними замелькали пейзажи Сумеречного Царства.

— Это странно, — сказал Тим, — почему я не чувствую ветра?

— Да я тоже это заметил, — ответил мальчик.

— Скажи, Па… в смысле, Карл, а зачем ты вообще пришел в Азиль-до-Абар и как встретил этого ужасного Шелкового Человека?

— Ну тут история темная, — начал Пашка. Ему не очень нравилось, что царь серебряных драконов слушает всё это. Он хоть и помогает им, но далеко не ангел, как и все драконы. — Знаешь что, Тим, давай я все тебе расскажу, когда мы прилетим. Ой.

Ой Пашка сказал, почувствовав, что просыпается. Сумеречное Царство расплылось. Посмотрев на руку, Пашка увидел, та стала прозрачной.

— Ты уходишь? — спросил Тим.

— Да. Извините, царь?

— Да? — прорычал дракон.

— Вы доставите Тима до Ночного Царства без меня? Я, кажется, сейчас проснусь.

— Хорошо. Тогда прощай, мой маленький спаситель. Я верю, мы когда-нибудь свидимся. Но на свою долю сокровищ ты можешь не рассчитывать…

— И не буду. Тим, а с тобой я встречусь сразу, как проснусь. Ведь мы спим рядом.

— Это будет превосходно. Но я не вспомню того, что произошло. В Мире мои воспоминания, как и большая часть разума, спит.

— И ты совсем ничего не будешь помнить?

— Ну, может, чего и вспомню, — улыбнулся пес, и это последнее, что видел Пашка в Сумеречном Царстве.

На высоком песочном холме в сумерках стоял мужчина в синей шелковой пижаме. Его черные волосы шевелились на ветру, а подмышкой он держал простой деревянный ларец с трапециевидной крышкой. Мужчина смотрел, как наверху пронесся дракон, на спине которого только что проснулся один мальчик. Дракон тоже увидел мужчину и даже выдохнул небольшое серебряное облачко в качестве приветствия. Мужчина едва успел взмахнуть рукой — дракон пронесся гораздо быстрее, чем в Мире летают самый современные истребители. Он улыбнулся и тоже исчез.

* * *
Пашка проснулся и продрал глаза. Рядом очнулась его собака. Тим посмотрел на своего хранителя, на дне его темных глаз Пашка не увидел той проницательности и ума, как в Сумеречном Царстве. Тим снова стал обычно собакой. Ну, чуть умнее, чем другие… И Пашка не мог решить, какой Тим нравится ему больше. Он погладил его по голове. Теперь это не казалось нелепым.

Пашка поднялся и, подобрав одеяло, побрел в лагерь. На горизонте поднимался яркий край солнца. Теперь на очереди Ночное Царство.

Часть третья: Осень

1

Как всегда, лето пролетело незаметно. И хотя было наполнено радостью, играми и приключениями, но прошло. Только два Царства удалось посетить Пашке за целых три месяца, но это не его вина. К концу лета Пашка переехал к тете Клаве — Маринка поехала поступать в университет, чтобы уйти и переночевать в памятнике-катере не могло идти и речи. Тетка кудахтала над ним и не выпускала никуда дальше огорода.

Хотя тетя Клава жила не на Николаевке, Пашка проводил большую часть свободного времени именно там. Их шестерка продолжала веселиться, придумывая новые игры и забавы. Последней стала игра в рыцарей. Ребята залезли на крышу дома и вырвали с нее несколько старых неиспользованных антенн. Антенны делались из металлических трубок, сплющив их, получался отличный меч. Прямо как в фильмах про ниндзя. С этими мечами дети носились по двору, по палисадникам, по мастерским. Хотя в мастерских у Пашки иногда возникало ощущение, будто за ним кто-то следит, и запах специй был ту как тут, но это быстро проходило.

Но лето заканчивалось, надо прочитать, что задали по литературе, да и вообще повторить кое-что из старого. Из детской памяти так быстро уходят занудные формулы, правила правописания и исторические факты, что диву даешься. Но Пашка часто повторял то, что успел выучить, и неплохо подготовился к новому учебному году. К концу лета он стал чаще бывать у отца. Чудеса Алям-аль-Металя отвлекли его от дурных мыслей, но те вернулись. Отец находился в прежнем состоянии, и это разрывало Пашку на части. Хотелось поскорее найти его во сне, но на это не хватало времени. А самое обидное — Пашка не мог никому рассказать. Его единственным собеседником оставался Тим, но и он не понимал, что от него хочет мальчик.

И вот лето кончилось. Первое сентября — очень двойственный день для детей. С одной стороны — это ужас. Опять школа, опять рано вставать и переться на уроки. С другой — праздник. Потому что первое сентября — халява. Последний день, который можно считать летним, ничего не задают и по большей части надо просто отсидеть положенное время, да выслушать напутствия классной.

Но для Пашки осень стала радостью. Во-первых, он вернулся в свою квартиру. Маринка не поступила в институт и решила попробовать на следующий год. Тетя Клава серьезно поговорила с ней и сказала, теперь она уже взрослая, а вместе со свободой у нее появляются и обязанности. В первую очередь — по отношению к Пашке. Теперь всё, что касается приготовления пищи и прочих дел быта, ложится на ее плечи. Маринка согласилась. Это вылилось для Пашки в плохо приготовленные супы и различную бурду на ужин, но он был доволен. Расставание с сестрой отложено на год, а год для детей — это очень-очень много. Для них «много» и неделя. И, конечно, теперь он мог отправиться на разведку Ночного Царства. Пашка уже не сомневался, колпак на карте обозначает именно его. Он также понял, что скелет в огне — это Огненное Царство. Обитель джиннов.

Он планировал пойти и уснуть в катере уже на первых выходных, благо Маринка собиралась поехать в Совгавань, чтобы прикупить кое-каких книг и заночевать там у подруги. Пашку это устраивало, и он размышлял только о том, брать ли с собой Тима или нет? Нет гарантии, что, если они опять уснут вместе, то встретятся в Ночном Царстве. И Пашка не представлял, как затащит его в катер. Но ночевать в парке в одиночку страшновато. Если в мастерских он был поблизости от дома, в школе под крышей здания, а на аэродроме в сотне метров спала сестра, здесь дело другое.

Вообще, о парке, естественно, ходило огромное количество страшных сказок. А еще в свете того, что Пашка услышал о Кузьмиче, парк вообще представлялся очень зловещим местом. Ведь Кузьмич его «смотритель». Кстати еще летом Пашка побывал неподалеку от дома старика. И надо сказать, дом оказался действительно старым и страшным. Конечно же, Пашка приехал туда не один, а с друзьями, но даже в их присутствии атмосфера там царила удручающая. Старое деревянное здание, огороженное высоким забором, половины дома не видно. Но даже половины хватало. Двухэтажный дом из толстых бревен отдаленно напоминал четвертую школу, но куда как мрачнее. Во-первых, в кружении высоких сосен, за забором зловещий полумрак. Во-вторых, неподалеку кладбище, это тоже не добавляло пейзажу радости. Но главное — просто атмосфера. Рядом с домом растеклась прохлада, но не приятный холодок тени, а мрачная, как из могильного склепа.

Однако маяк означен цифрой шесть, до него еще предстояло добраться. Следующая — цифра четыре и колпак. Всю неделю перед выходными Пашка сидел как на иголках. Он нервничал, волновался и сгорал от нетерпения. Ему ужасно хотелось увидеть Тима и поговорить — хоть ему можно довериться полностью. Пашка не доверял ни султану Ахры, ни царю серебряных драконов, ни уж тем более Шелковому Человеку. И кстати, Пашка опасался его мести. Ведь он так и не добыл ларец. Хотя после того, что тот сделал с Тимом, обмануть его было даже приятно.

Маринка уехала в Совгавань в субботу утром, Пашка готовился к ночи в катере. Он взял спальный мешок — на улице уже холодно. В школьный портфель поместились фонарь и нож, так, на всякий случай. Пашка прикинул, лучше выходить позднее, так меньше шансов нарваться на подзагулявших забулдыг или бомжей, иногда ночевавших в парке. Он выгулял Тима и в одиннадцать часов пошел в парк.

Ночью Заветы мрачноваты, как, впрочем, большинство маленьких городков и поселков. Освящения мало, но набережные фонари горели. А вот парк темен, и только серебреное море играло, отражая свет почти полной луны. Да, ночка как раз для вампиров или оборотней. Пашка прошел по набережной, спустился по каменным ступеням до памятника-катера. Катер недавно выкрасили заново, он блестел, похожий на игрушечный. Пашка проворно взобрался сначала на каменный постамент, а потом пролез в люк катера. На всё у него не ушло и минуты.

Пашка расстелил на дне катера спальный мешок и лег. Но сон не шел, и мальчик принялся рассматривать внутренности катера в свете фонаря. Ничего особенно интересного. Даже надписи, что оставляют местные шутники, и неприличные слова тщательно закрасили свежей краской. Ее запах до сих пор чувствовался и немного раздражал. Пашка подумал, неплохо бы глотнуть холодного чистого воздуха, и высунул голову в люк.

В парке нет фонарей или асфальтных дорожек, только протоптанные тропинки кое-где посыпали щебнем. Тихо и даже холодный осенний ветер, обычно дующий с моря, не нарушал безмолвия. Пашка видел проплывающие вдали суда, мигающие яркими вспышками белого света. И еще Пашка увидел маяк. Он горел, как и подобает, луч его прожектора бродил по морю, распугивая рыб. Маяк особенно интересовал Пашку в силу известных причин. Он пригляделся к нему повнимательнее. Маяк возвышался не настолько далеко, Пашка понял, на его вершине кто-то есть. Кузьмич — старый, загадочный и страшный смотритель. Луч прожектора то и дело высвечивал его худую фигуру, Пашка подумал, он тоже изучает море. Мальчик представил, какие мысли могут бродить в его голове. Почему-то подумалось, Кузьмич размышляет, сколько жизней забрало это холодное море. Сколько кораблей оно поглотило, скольких ныряльщиков, да и простых людей, решивших поплавать. Пашке казалось, такие мысли должны вызвать у старика насмешливую улыбку.

Мальчик перевел взгляд на бухту. Вдруг в толще вод прожектор высветил затонувший корабль. Всего на секунду, но Пашке хватило. Мальчик увидел старый крейсер, почти полностью набитый углем. В дне зияли продолговатые дыры от льдин, в утробе колыхались скелеты людей. Пашка перевел взгляд обратно на маяк — Кузьмич пропал. Мальчик так и не понял, увидел ли он корабль, или это лишь игры воображения, в любом случае его поклонило в сон. Пашка влез внутрь и закутался в мешок. Спустя пять минут глаза закрылись, и темные пределы Ночного Царства поглотили его. И он не увидел, что фигура старика вновь появилась на вершине маяка. Теперь Кузьмич смотрел на памятник-катер. Почти белые глаза внимательно рассматривали гордый силуэт, вокруг стали зарождаться клубы белого тумана. Но налетел холодный ветер, и туман развеялся, так и не успев толком появиться. Кузьмич нахмурился и пошел домой.

* * *
Открыв глаза, Пашка подумал, что ослеп. Никакой разницы между открытыми и закрытыми глазами он не чувствовал, но потом бледное сияние одинокой звезды на небе, сказало, он еще видит. Пашка присел и сомнения пропали. С этой стороны действительно непроглядно темно, но с той… С той самый большой и красивый город из всех виденных мальчиком. Пашка отметил, с каждым новым Царством добавляется не только приключений, но и красоты. Атика казалась самым красивым городом на свете, потом это место заняла Ахра, теперь Шум выбил столицу Дневного Царства из сердца. Выбил, но лишь на время. Пашка не сомневался, что увидит еще много красивого, продолжив путешествия по Азиль-до-Абару.

Пашка бывал в Москве, правда, два года назад; он видел десятки фильмов, где показывали ночной Нью-Йорк, или Чикаго, или Гонконг. Да и по телевизору ночных пейзажей транслировали много. Но такого он даже не мог себе представить. Перед ним предстал Шум — столица Ночного Царства. Пашка не знал, означает ли это именно звук, или всего лишь удачное совпадение, но шума столица производила много. Шум раскинулся в паре километров от Пашки посреди черного грунта и был освящен хлеще, нежели любой город Мира. Шум походил на футуристический город будущего, но никто из режиссеров фантастических фильмов и не мог представить такого великолепия, либо не мог воплотить в своих картинах. Здания невероятной высоты, по предварительным прикидкам, не меньше километра. В них миллионы окон, и каждое светит своим определенным оттенком света. Здания, похожие на небоскребы Мира, но есть и такие, что совершенно выбивались из архитектурных пристрастий землян. Дома в форме буквы «г», это лишь самый простой пример извращений архитектуры Шума. А как вам дома в форме восьмерок, или пирамид, причем вверх ногами? Или летающие, или полностью прозрачные, а по некоторым, как по большим телевизорам, кто-то выступал. Дома в форме статуй людей и животных, или вообще сплошные столбы света — Пашка так и не понял, из чего они сделаны. И всё это гудело, бибикало, фыркало, пыхтело. Короче, шумело.

Пашка поднялся и осмотрелся. Он думал, сейчас увидит привычную фигуру в шелковой пижаме, но никого нет. Пашка подумал, возможно, Шелковый Человек, наконец, отстал, и пошел к городу.

По мере приближения Шума — шума становилось больше, а детали вырисовывались яснее. Главная необычность — транспорт. Как и подобает городу из фантастической книжки, он имел транспорт исключительно летающий. Тут летали красивые машины и автобусы, а над городом завис огромный металлический шар. По гигантскому дому-телевизору выступал человек, одетый в классический черный костюм. Он с безразличным лицом сообщал жителям Шума новости:

— Индексы торговой гильдии Производителей Крышечек Для Бутылок понизился на полтора процента. Возможно, это связано с повышением индекса их главных конкурентов — корпорации ПКДБ, но трудно сказать наверняка. Сегодня надо отметить повышение курса Шумского кредита. Наша валюта была признана в Цветных Странах Предрассветного Царства, и с ними же заключили довольно удачный контракт на закупку Мало. Неизвестно, откуда у Цветных Стран такое количество Мало, но, так или иначе, Ночное Царство не растерялось и обогнало торгашей из Ахры. Уровень продаж самой Ахры, однако, вырос. Выросла и плата за аренду места на их рыках, правда, незначительно, всего на один процент. А сейчас я хотел бы пригласит в студию одного из наших экспертов, который расскажет нам о макроэкономических изменениях на рыках Ахры…

В студию вошел какой-то мужчина в тюрбане, но Пашке уже давно стало скучно, и он перестал слушать. Какая на фиг экономика, когда перед тобой город будущего? Переход из черного грунта в Шум был внезапен и резок. Только что мальчик шел по земле, и вот под ногами металлические плиты. Как только он вступил них, прямо перед ним появилась голограмма экрана. На нём лицо робота без рта, но с прорезью динамика и двумя плошками желтых глаз.

— Добро пожаловать в Шум, странник, — сказал робот женским голосом. — Назовите ваше имя и статус, добрый гость.

— Карл, шериф Ахры, — представился Пашка, подумав несколько секунд. Он в первый раз воспользовался приобретенным титулом, думал, произведет впечатление на робота, но нет.

— Рады приветствовать вас, Карл. Ваши данные занесены в банк информации Шума. К вашим услугам работает система помощи туристам. В этом окне вы можете узнать о достопримечательностях Шума, а так же о местах обмена валюты на кредиты. Вы так же можете воспользоваться получением кредитов в кредит, если ищете работу и жилье.

— Я хотел бы узнать, где находится Подлунный Университет и как до него добраться? — сказал мальчик.

— Подлунный Университет, — сказал робот в окне и пропал с экрана, а вместо него появился мужчина, одетый в строгий костюм и с треуголкой на голове. Он мягко улыбнулся и начал рассказывать:

— Подлунный Университет — гордость Шума. Каждый цикл мы выпускаемкачественно подготовленных специалистов по сотням профессий. Наш университет — единственное учебное заведение в Шуме, где можно обучаться, не проходя регистрацию. Мы полностью открыты для всех жителей Азиль-до-Абара. Давайте же посмотрим на список из триста пятидесяти специальностей, что мы можем предложить вам, наш будущий абитуриент. Итак, первая — сыроварение. Основы сыроварения важная и полезная профессия…

— Эй, как мне до вас добраться? — сказал Пашка экрану, не слишком надеясь на ответ. Но в окне голограммы появилась странная и довольно сложная карта. Объемная, она сначала приблизилась, показывая самую окраину Шума. Пашка увидел себя, стоящим напротив экрана. Карта отдалилась и снова приблизилась, теперь показав здание в форме полукруга. И наконец, она отдалилась, и на ней нарисовались сотни линий, а голос мужчины сказал:

— Вы, Карл, находитесь у восточной границы Шума. Подлунный Университет стоит в глубине столицы, к нему вы можете добраться по любому из указанных вам путей.

Пашка несколько минут изучал переплетение линий, но так и не смог ничего понять. Он махнул на это дело рукой и спросил:

— А можно мне вызвать что-то вроде такси?

— Разумеется, — сказал женский голос. — Как только на ваш личный счет поступят средства, вы сможете пользоваться транспортной системой Шума по своему усмотрению. Но в данный момент ваш счет пуст и транспортная сеть для вас закрыта.

— А могу я позвонить из этого окна?

— Назовите имя абонента, и мы свяжемся с ним. Если он захочет оплатить ваш звонок, вы поговорите.

— Его зовут Тим. Он может быть в Подлунном Университете, а может, и нет. Он пес породы курцхаар.

— Ваши данные были заложены в сеть, в данный момент найдены пять курцхааров по имени Тим. Один из них значится профессором Подлунного Университета. Связать вас с ним?

— Да! — Пашку уже начал раздражать женский голос в окне.

На экране появилось изображение телефонной трубки, а спустя несколько секунд, морда Тима.

— Па… в смысле, Карл, — сказал Тим вежливо. — Я так рад тебя видеть, мой хранитель.

— Привет, Тим, — сказал Пашка. — Я пришел, но у меня нет денег, чтобы до тебя добраться.

— Я сейчас положу на твой счет кредиты. Ты так и зарегистрирован, как Карл?

— Угу.

— Хорошо, не отходи от окна и тебя вскоре подключат к городской сети. Вызови такси и подъезжай к Подлунному Университету. Я буду тебя ждать.

— Отлично.

Морда Тима пропала с экрана, Пашка принялся ждать. Прошло не больше пяти минут, на экране появилась уже знакомая женщина-робот и начала говорить торжественным голосом.

— Я приветствую вас, турист Карл. На ваш счет поступили средства, и теперь мы безмерно рады приветствовать вас в Ночном Царстве. Для наших гостей есть интереснейшая программа развлечений. Первым делом мы хотим порекомендовать вам Город Удовольствий, где вы найдете наслаждения на любой вкус. Далее, главный музей Шума имеет в своей коллекции более триллиона экспонатов, и каждый из них вы можете купить в случае возникновения такого желания…

— Я хочу вызвать такси до Подлунного Университета! — прорычал Пашка. Дело в том, что, пока он ждал, когда Тим положит на его счет кредиты, по голограмме шла всяческая реклама. И реклама довольно развязная, навязчивая и громкая.

— Мы рады приветствовать вас в транспортной сети Шума. Столица Ночного Царства предлагает вам более пятидесяти видов транспорта. Особенной популярностью пользуется карета, запряженная лунными конями. Так же из Города Удовольствия вам могут прислать лимузин-пробник и всего за полцены. Хотите прокатиться до пункта назначения на крейсере генерала Хоупа? Мы можем устроить вам и это…

— Мне достаточно простой машины! Ну, простой летающей машины…

— Вы хотите прокатиться на флаере? Нет проблем, флаер-парк транспортной сети Шума к вашим услугам. Более пяти тысяч официальных и миллион частных фирм гарантируют вам хороший полет и нескучное времяпрепровождение. Город Удовольствия может предложить вам выбор марки, цвета и водителя флаера. Вы можете выбрать, кого угодно, и вам доставят водителя хоть из Сна. В Городе Удовольствия работают лучшие джинны в Азиль-до-Абаре…

— Да мне плевать! — взорвался Пашка. — Мне нужно простое, обычное такси! Простая летающая машина, которая довезет меня до места, и всё. Самая простая и дешевая! Водитель неважен, пусть будет хоть робот. Но быстро!

— Ваша заявка принята, — сказал механический голос и голограмма исчезла.

Пашка только обрадовался этому. Рассказ обо всех услугах Города Удовольствия надоел. Хотя надо расспросить Тима о нём. Прошло не больше минуты, из-за угла ближайшего небоскреба вынырнула летающая машина, раскрашенная в желтый цвет, с характерной шашкой на крыше. Машина подлетела к Пашке и зависла перед ним. Дверь открылась, из кабины послышался раздраженный металлический голос:

— Мы так стоять и будем или уже полетим?

Пашка подошел к открытой двери и заглянул в кабину. На переднем сидении за баранкой типичный водитель такси. Дубленка, неизменная кепка на голове, вот только голова и все остальное металлическое. Пашка залез внутрь на заднее сидение.

— Можно мне к Подлунному Университету? — попросил он.

— Можно Мамку за порт… ну, и к Подлунному тоже можно…

Дверь закрылась, таксист крутанул руль. Машина ушла вправо, а когда шофер потянул баранку на себя, они взмыли ввысь. Пашка с интересом рассматривал робота-шофера сзади. Толстое круглое тело, вместо волос провода. Ни швов, ни каких-нибудь болтиков, винтиков не видно. Похож на человека, только лицо не двигается. А так тело почти полностью соответствует человеческому.

— Какую программу водителя вы хотите? — спросил шофер.

— В смысле?

— Какого таксиста вы предпочитаете? Добродушного, ироничного, молчаливого? В своей заявке вы указали программу «простого, обычного такси», что соответствует третьему хамскому уровню водителя и четвертого по безопасности и комфорту уровня стиля езды. Но, может быть, Вы изменили мнение? В последнее время весьма популярна модель поведения «нарожали уродов». Очень рекомендую.

— Ну, давайте.

Машина поднималась все выше, и наконец, они встряли в поток других флаеров. Они летели на огромной скорости и ловко лавировали меж зданий, хотя Пашка не видел ничего, что ограничивало бы их путь — ни какой-нибудь разметки, ни знаков. Наверное, правила здесь произвольные.

— Ну и урод этот на Мазде, — сказал таксист. — Думает, раз купил флаер за пятьдесят тысяч кредитов теперь всё можно? Ха! У меня, может, и старушка, но дает половину третьей парсека в цикл. А эта хрень и лошадь еле обгонит. Одно название и только. Вы давно у нас?

— Только что прибыл.

— Из Мира?

— Ага.

— Да и таких, как вы, тоже развелось. Работу отнимают, гады, а куда деваться простым роботам? И профсоюз наш тоже ни винта, ни гайки! Хари отели на халявном масле, контакты себе золотом покрыли, думают, всё — они короли жизни. Ну конечно, куда мне до них с зарплатой в триста кредитов за фазу. Я тебе так скажу, все катится Шайтану под хвост. Еще пара-тройка циклов и экономика развалится к Герде под хвост! Ишь, чего удумали, повысить транспортный налог на флаеры из Сна. А где их брать тогда?! Самому делать? Да я бы с радостью, да только на такой машине задолбаешься техосмотр проходить. Где взять форму 365? Или на верблюдах пассажиров возить, как в Ахре?

Таксист продолжал жаловаться на непростую жизнь робота, а Пашка пропускал мимо ушей. Вид из окна гораздо интересней разглагольствований таксиста.

Шум с высоты птичьего полета. Хотя птиц здесь нет, но Пашка видел роботов очень их напоминавших. Они летали выше остальных и неспешно размахивали огромными перепончатыми крыльями, правда, сами перепонки, наверное, делались из какой-нибудь синтетической материи. Вдалеке Пашка увидел еще что-то огромное и металлическое с крыльями, но понял — это всего лишь серебряный дракон. На них он уже насмотрелся, так что перевел взгляд вниз.

Хотя основной транспорт передвигался по воздуху, внизу, меж улиц, ездили и привычные авто. Машины похожие на луноходы медленно катили невидимых пассажиров. Механическая корова несла на спине маленького кролика. Как и в Ахре, в Шуме встречалось большое видовое разнообразие. Мимо пронеслась самая настоящая летающая тарелка, шофер тут же отреагировал на это потоком отборной брани.

— Вот… недоделанные. Понаезжают со своих планет всякие гастарбайтеры, а потом возись тут с ними. Но эти еще ничего, а вот гемморианцы! Да эти вообще козлы! К ним и на хромой робокобыле не подъедешь. Чуть что, сразу за оружие хватаются. Раз их эпоху разрушили, теперь можно на всех злость вымещать? Куда едешь, урод?!

Пашка продолжал рассматривать пейзаж, игнорируя водителя. Чудеса Шума полностью завладели, он чувствовал себя окрыленным и полупьяным. Огни мерцали, оставляя на сетчатке белые пятна, всё двигалось, летало, перемещалось… Город походил на огромный муравейник, но только с учетом того, что все муравьи намного превзошли людей в технологиях. Металлические бульвары, по которым прохаживались люди в серебристых одеждах. Звери, джинны, роботы с гаджетами в руках. Дети поголовно крутили в руках маленькие треугольных штуковины, непонятные Пашке. Огни, софиты, прожектора, аллеи! Кинотеатры, оперы, театры! Мужчины и женщины почти без одежды и одетые по-средневековому. Голограммы парков, птиц, зверей, людей. Вывески, казино, фонтаны! Летающие машины и дирижабли, гоночные болиды, кареты, что тащили роботы-кони. Да что угодно тут было, в Шуме! Ахра, конечно, это восточная красота, это древняя красота, но Шум — это красота большого города, мощь не колдовства, а науки, не суеверий, а знаний. Не ароматы восточных пряностей и сладкого кальянного дыма, а запах синтезированных духов и машинного масла!

Но, наконец, такси прилетело к нужному месту. Подлунный Университет имел форму половины шара, и стоял на его краю. Со стороны он казался гигантской линзой, поставленной вертикально. То, что с круглой стороны у него тысячи окон, только усиливало сходство. Шофер подвел машину к ровной части, рядом с дверьми Пашка увидел Тима. Его пес ожидал и приветливо скалил морду. Такси зависло в футе от земли, и шофер, оставив манеру поведения «нарожали уродов», сказал металлическим и безжизненным голосом:

— Спасибо, что выбрали наш отдел транспортной сети Шума. С вашего счета списано полтора кредита. До встречи.

Дверь открылась, Пашка вылез из флаера. Тим уже подходил с распростертыми объятиями.

— Привет, хранитель, — сказал пес, обнимая мальчика.

— Привет, Тим. Как долетел из Сумеречного Царства?

— Хорошо. Я, если честно, думал, после твоего возвращения в Мир дракон меня просто съест. Но он выполнил твою просьбу и еще попросил, чтобы я поблагодарил тебя при встрече. Что ты сделал для него?

— Давай расскажу где-нибудь в тихом месте, — сказал Пашка, наблюдая толпы самых разных существ, снующих возле университета.

— Давай. Я живу неподалеку, так что можем прокатиться до меня.

— А на чем? У тебя тоже есть флаер?

— Есть. Но незачем преодолевать такое незначительное расстояние на нём. В Шуме есть и другие средства добраться до нужного места. — Тим достал из заплечной сумки пару странных ботинок. — Надень это.

Пашка подчинился. Он думал, это наверняка летающие ботинки, но ошибся. Ботинки отличались от обычных только тем, что у них металлическая подошва. Пашка обратил внимание, такая же обувь почти у всех местных, да и на Тиме тоже.

— И что теперь? — спросил мальчик.

— Пойдем вниз.

Они спустились на металлический тротуар, Тим сказал:

— Команда «путь».

Перед ним тут же возникло голограммное окно, вроде того, что Пашка уже видел. Только здесь не появился робот — посредине экрана завис вопросительный знак.

— Попробуй так же, — сказал Тим Пашке.

— Команда «путь», — повторил Пашка. Перед ним тоже повисло окно, но в нём сидел уже знакомый робот.

— Вас приветствует служба помощи туристов… — начал робот, но пес перебил его.

— Скажи: отмена «турист».

— Отмена «турист», — послушался Пашка. Робот пропал и появился вопросительный знак.

— У тебя было туристическое окно, — сказал Тим. — Для новичков оно, может, и удобней, но сильно напрягает советами и рекламой.

— Согласен. И что теперь?

— Надо сказать мой адрес. Повторяй: «Подлунная Улица, дом 456».

Как только Тим сказал это, он поехал в сторону однообразных домов, стоявших по соседству. Поехал просто по железному покрытию, не передвигая ногами. Поскользил, как на роликах или коньках, только с учетом ровной металлической подошвы.

— Подлунная улица, дом 456, - сказал Пашка, его окно пропало, а он поехал. С непривычки он чуть не упал, но быстро освоился. Правда, как на роликах. Пашка довольно быстро нагнал Тима, они поравнялись.

— Это магнитные ботинки, — пояснил пес. — Если не надо ехать далеко, прекрасное средство передвижения.

— Класс! — только и смог сказать Пашка. — А ты, значит, устроился профессором в университет?

— Да, — сказал Тим грустно. — Но я, признаться, скучаю по Сумеречному Царству. Все же там были очень хорошие звери.

— Извини, Тим. Это ведь всё из-за меня…

— Не стоит просить прощения. В конце концов, я должен тебе в тысячу раз больше за то, что ты делаешь для меня в Мире. Ты очень хороший хранитель, Карл. А почему ты выбрал это имя?

— Не знаю. Понравилось.

Они действительно приехали быстро. Дом, где жил Тим, оказался небоскребом, как и все соседние. Высоченное здание в форме огромной ракеты. А может, это и есть ракета? Спрашивать Пашка не стал. Когда они подъехали и остановились, перед ними опять возникло два окна.

— Команда «отбой», — сказал Тим. Пашка повторил, их окна пропали.

Они вошли в дом. Входная дверь распахнулась, как только они вступили на лестницу.

— Я живу на первом этаже, — сказал Тим. — К сожалению, это всё, что я могу себе позволить на зарплату профессора. Но ничего, мне даже нравится.

Они вошли внутрь и, пройдя по узкому коридору, остановились перед одной из многочисленных дверей. Тим приложил лапу к стекляшке на стене возле квартиры, дверь уехала вверх. И Пашка открыл рот. Эта операция стала у него уже привычной — столько раз ему приходилось удивляться в Азиль-до-Абаре. Квартира Тима в точности повторяла квартиру в Заветах. Пашка вошел внутрь и заглянул в свою комнату. Всё то же самое, даже приставка на пуфике. Но по-настоящему он удивился, когда подошел к окну. Этаж у Тима, может, и первый, но вид из окна с четвертого. И не просто с четвертого, а из окна их квартиры в Заветах.

— Ты, наверное, удивлен? — спросил Тим, заходя следом. — Но в этом нет ничего необычного. Большинство обстановки и вид из окна всего лишь голограмма. Вот, сам посмотри.

Тим провел лапой по шкафу в прихожей, та прошла насквозь.

— Ого! — сказал Пашка. — А что настоящее?

— Примерно треть мебели. А так, это просто программа «ностальгия». В Ночном Царстве можно и не такое, были бы кредиты.

— А почему такие отличия между Царствами? Я уже был в четырех и все разные.

— Давай ты лучше расскажешь мне, как попал в Азиль-до-Абар, и что, собственно, здесь делаешь? А потом я расскажу тебе всё, что знаю.

— Хорошо. Всё началось с карты…

И Пашка рассказал всё, стараясь не упустить ни одной детали. Его рассказ растянулся на долгое время, мальчик уже начал опасаться, что проснется. Ведь в этот раз он не пил воду, по времени ограничен.

— Вот такая история, — закончил Пашка.

— Да, история действительно необычна, — ответил Тим задумчиво.

— И что ты обо всем этом думаешь?

— Это очень странно. И самое странное это…

— Шелковый Человек. Да, я знаю.

— Нет. Хотя и он тоже, конечно. Но самое удивительное, что ты встретился с тремя правителями Азиль-до-Абара. Шелкового Человека можно увидеть просто на улице — я сам видел его много раз. Да, он загадочный и непонятный, но встретиться с султаном Ахры… А еще с призраком первого султана! И Император Цветных Стран тоже фигура значимая, уж не говоря о царе серебряных драконов. Для маленького мальчика, пусть сына самого Никодима — это огромное достижение. Я побывал во всех Царствах, кроме Огненного, но даже не могу представить, чтобы меня приняла одна из личностей, с которыми ты встретился. И ты везде победил! Со всем справился, считай, впервые попав в Алям-Аль-Металь.

— Но что из этого следует?

— Не знаю. Такое ощущение, кто-то помогает тебе. Ведет тебя.

— Шелковый Человек?

— Может, и он. Но это еще полбеды. А вот если это джинны…

— А что в этом плохого?

— Всё. Джинны самые отвратительные жители Азиль-до-Абара. Тысячелетняя Война просто была последней из сотен войн, и в каждой принимали участие джинны. Они хотят завоевать Азиль-до-Абар, и в один ужасный день у них это вполне может получиться.

— Ну так или иначе, а следующим Царством, в которое я отправлюсь, будет Огненное. Вот там я всё и узнаю.

Тим открыл пасть, оттуда потекла слюна. Но он быстро спохватился и протер ее платочком. Потом нахмурился и сказал:

— Ты ни в коем случае не должен посещать Огненное Царство.

— Почему?

— А вдруг ты появишься в его пределах.

— И чего? — не понял Пашка.

— А того, что Огненное Царство не зря носит свое название. Это огромное пространство, заполненное огнем. Окажись ты в нём — сгоришь вмиг!

— Но я слышал, что первый султан освободил оттуда пленников?

— Во-первых, тебе это рассказал джинн, а им верить нельзя. Во-вторых, пленников могли держать в Вабаре, а он лишь наполовину в Огненном Царстве.

— Ну так я, может, появлюсь в этом Вабаре.

— Нет, ты не понимаешь опасности…

— Прости, Тим, но это ты не понимаешь, — посерьезнел мальчик. — Я должен найти отца. И я думаю, он в Огненном Царстве. Я сам испытал на себе действие их ошейника, и не сомневаюсь — с папой приключилась история вроде этой. И я отправлюсь туда в любом случае. Ты пойдешь со мной?

— Я бы и рад, Паша… Но как? Добраться до Огненного Царства можно, но на это надо очень много кредитов. Можно и пешком, но прямо перед ним лежит плато черных драконов, а это верная смерть для путника.

— А что за черные драконы?

— Они огромные и плотоядные. И очень любят людей. Царь серебряных драконов по сравнению с ними букашка. Ну, не букашка, но даже средний черный дракон больше раза в четыре. Правда, они не умеют летать и живут в основном под землей, но охотятся на поверхности.

— Значит, ты не сможешь пойти со мной?

— Если ты подождешь несколько циклов, я смогу накопить достаточно кредитов на приличный флаер и долечу.

— Нет, у меня нет времени ждать. Я и так уже провозился слишком долго! Почти полгода исследую Царства, а информации об отце на грош!

— Тогда тебе придется пойти одному, — опустил голову пес. — Сейчас мой флаер не пролетит и пятой части пути.

— А эта квартира? Может ее продать?

— Она съемная, — покачал головой пес. — У меня из имущества только флаер, и то взятый в кредит у транспортной службы.

— Ну ладно, один так один, — похлопал Тима по спине мальчик. — Не в первый раз. Ты лучше расскажи, что знаешь об Огненном Царстве?

— Вообще-то немного, — признался Тим. — Я, конечно, профессор, но такому нас не учили. Очень мало кто побывал в Огненном Царстве и вернулся живым. В основном, это шерифы, но они ребята очень серьезные и поговорить с ними трудно.

— Но я ведь тоже шериф!

— Ты молодой шериф. Ты просто не видел шерифов и то, что они могут. Они не просто сильные мужчины и женщины, они могут управлять Сном.

— Что это значит? Шелковый Человек мне что-то такое говорил…

— Это что-то вроде… колдовства в Мире. Да, что-то типа этого. Они могут зажечь огонь усилием воли, или породить ураган, или даже летать. Но это, правда, самые сильные, но Никодим умел.

— Папа умел летать?! А как?

— Этого я не знаю. Я всё же простой пес.

— Ну ладно, а что еще?

— Еще знаю, что Огненное Царство населено джиннами. Что Вабар — волшебный город. Еще, что джиннами правит Шайтан, но его мало кто видел. Ну и что там есть четыре Хранителя Башен. Четыре колдуна ужасающей мощи, которые в свое время и построили Вабар для Шайтана. Это, пожалуй, всё. есть, конечно, куча сказок и ужасов, но вряд ли они достоверны. А, еще знаю, там много пленников, в Вабаре, но что за пленники и где их содержат — не знаю…

— Да, негусто. Хотя больше, чем я узнал за все предыдущие путешествия. А как…

Но тут внезапно всё поплыло перед Пашкой, и он почувствовал, что просыпается. Как и в Предрассветном Царстве, это произошло резко, а не так, как когда он выпил воды. Тим что-то сказал, но мальчик не услышал.

* * *
Пашка проснулся от холода. Он чувствовал, что страшно замерз. Тело свело, ноги онемели. Мальчик кое-как сел и принялся их растирать. Он посмотрел на катер и в лунном свете увидел, что стены покрылись инеем. Да, мороз в этом году выдался ранний. Спустя минуту, Пашка сумел подняться, но не рискнул вылезать из катера. Пока тело не стало слушаться полностью, можно легко упасть с борта. Он сделал несколько приседаний, и даже отжался пару раз. Минут через десять он немного отогрелся и рискнул выползти наружу.

Он уже привык, что во сне с ним случаются необычные вещи, но чтобы наяву! На первый взгляд ничего особенного в пейзаже. Тот же парк, часы показывали четыре утра, в лесу тихо и спокойно. Если бы не одно маленькое исключение. Памятник катеру сплошь покрыт инеем, а остальной парк нет. От катера поднимался туман, очень холодный на ощупь. Рядом лужа на каменной мостовой не замерзла и даже не покрылась тонкой корочкой льда. Как будто кто-то специально заморозил исключительно памятник, а остальное пропустил. Попробовать снова уснуть нельзя — слишком он легко одет, можно схватить воспаление легких.

Впрочем, Пашка не собирался в ближайшее время сюда возвращаться. Может, после того, как он исследует остальные две точки на карте, он вернется, чтобы рассказать всё Тиму, но сейчас следующая цель — кочегарка. Он аккуратно слез с катера на каменную подставку, спрыгнул вниз. Он повернулся, еще раз подивившись такой аномалии. Памятник покрывал толстый слой инея, но не везде. Рядом с тем местом, где на камне высечены годы войны, кто-то что-то написал. Просто провел пальцем по инею и оставил несколько строк. Пашка нагнулся и прочитал.

Мы — обычные ребята!
Две руки, в руках лопата.
Ноги вдеты в сапоги,
Чтобы ты не убеги.
Слышишь, сердце бьется в бок?
Живо к нам — на огонёк!
Нету никакой опаски!
Древний дух из страшной сказки
Взял, да и зашил нам глазки!
Стишок был полностью дурацким. Наверное, более нелепого Пашка и не читал. Однако что-то он такое в памяти задел. Что-то, что вроде лежало на поверхности, но в то же время ускользало от сознания.

Пашка прочитал стишок еще раз и пошел домой. Над ним зловещим кругом горела желтая луна. Так закончилось первое путешествие мальчика в Ночное Царство.

2

Как всегда у Пашки возникли сотни причин, чтобы не пробраться в кочегарку быстро. И самое главное — учеба. Хотя кочегарка рядом, буквально рукой подать, но как туда попасть, если днем надо в школу, вечером уроки, а сестра, похоже, взялась за голову и большую часть времени сидит за учебниками? Маринка ночевала дома — теперь друзья и подруги приходили уже к ней. Да и немного таких осталось — большинство разбежалось по университетам. Кроме того у нее типа парень появился, иногда ночевал у них дома.

Но кое-что Пашка, конечно, предпринимал. Во-первых, разведка. Пашка теперь делал крюк, когда ходил в школу или возвращался из нее, чтобы посмотреть на вход в Огненное Царство. И то, что он видел, не радовало. Насколько Пашка понял, кочегаров не двое, как он думал раньше, а трое. Все грязные, в солдатских бушлатах и шапках, они иногда выходили, чтобы перенести уголь с улицы в помещение, где стоял котел. Ночевали они здесь же, но мальчику так и не удалось увидеть их вплотную. Каждый раз, когда он подходил к ним, они почему-то уходили внутрь, приходилось довольствоваться лишь видом издали. Что тоже, кстати, случалось редко. Как правило, кочегары выходили только рано утром или поздно вечером. Да еще и все те россказни, что ходили про это место в школе, не добавляли энтузиазма.

Пашка решил узнать об интересующем объекте у самого достоверного источника. А именно, у любителя страшных историй, одноклассника Ильи. Ради этого он пригласил Илью в гости, чтобы поиграть в приставку и поужинать на халяву. Тем вечером Пашка показывал просто образец дипломатии. Он даже дал Илье списать домашнее задание по математике, и только после ужина, как бы невзначай, завел разговор о кочегарке.

Пашка стоял возле окна и смотрел на море. Илья играл в приставку и ел кусок торта. Как первое, так и второе получалось у него на удивление здорово.

— Ух ты, какие батареи горячие, — сказал Пашка, почти наверняка зная, какая реакция последует.

— Ну еще бы, на костях и жар хороший, — тут же ввязался в игру Илья. Хотя любитель страшилок думал, что интригует именно он, у Пашки имелось на этот счет свое мнение.

— В смысле «на костях»?

— А ты не знаешь? — Илья считал себя «мастером неожиданных эффектов», но был до ужаса предсказуем. Достаточно сказать: «А что?», — округлить глаза, и можно не сомневаться — последует очередная история.

— А что? — сказал Пашка.

— Да ты чего, об этом же каждый первоклашка знает! — Илья откусил чуть не треть куска торта. Приличного куска. Пашка мог только позавидовать способности Ильи растягивать челюсти, как змея.

— Расскажи! — теперь Пашка проявлял неподдельный интерес.

— Сейчас доиграю… блин! Вот и доиграл. Ладно, это история действительно давняя. Ее еще моему брату в школе рассказывали.

— Ну не тяни.

— А я и не тяну. Короче, был в тринадцатой школе парнишка один. Отличник и уже учился в классе седьмом-восьмом. И задали ему, ну, вернее, всему классу провести какое-нибудь полезное для экономики исследование. О подробностях той лабораторной или еще какой работы история умалчивает, но это и не важно. А важно, что он жил в доме напротив этой вашей кочегарки. И он однажды, прямо как ты, стоял и смотрел в окно. Может, думал, что бы такого ему исследовать. И нечаянно оперся на батарею. И обжегся. Причем серьезно обжегся так, аж волдырь вскочил. Он, естественно, поматерился малеха на кочегаров дураков, а потом смотрит, а из трубы дым-то еле-еле идет. А погода стояла холодная, так что топить должны были добротно. И подумал он, тут что-то нечисто. Наверное, секрет есть у кочегаров какой, чтобы уголь экономить. И тут у него идея появилась. Дай, думает, я исследование проведу. Если ничего необычного нет — не беда. Лабораторка-то она и есть лабораторка. Исследование о том, как отапливают дома ничем не хуже других. А если чего интересное откопать получится… короче, загорелся. Ну и начал следить по-тихому, что да как. И навыслеживал. Неделю поджидал, когда кочегары из котельной уйдут. Сели они на ЗИЛа и поехали куда-то. Он всё из окна видел и тут же метнулся кабанчиком. Они, конечно, замок повесили, но он еще давно заприметил — одно окно и даже не окно, а форточка у них всегда открыта. И пролез он внутрь. Сначала ничего необычного не заметил. Грязно, жарко, всё, как полагается. А потом котел открыл и видит, там кроме угля еще что-то есть. Что-то белое, на доски похожее, но доски там сгорели бы вмиг, а это тлеет, но не прогорает. И жар из печки идет страшный. И тут услышал, что вернулся ЗИЛ. Ему бы оттуда ноги в руки, а он, дурак, решил спрятаться да посмотреть, что к чему.

Не знаю, где он там спрятался, в котельных обычно полно всякого хлама, но, в общем, слышит, как двери открываются и входят три кочегара и два китайца. Это те, что на стройке работали, кстати, четвертую школу строили. Ну, китайцы, они по-русски ни бум-бум, но парень услышал, что кочегары по-ихнему спокойно трындят. Он, естественно, не понимал, что происходит, но, знай себе, иногда да выглянет. И видит, один кочегар достал из кучи угля странную бутылку, вроде как масленку, и две чашки. Налил он китайцам, те смеются, кочегары тоже… И один кочегар остался с ними, а двое других лопаты взяли, чтобы угля подбросить. А уголь у китайцев за спиной был. И как только они выпили — на им по балде сзади! Те упали, и парень увидел, кочегары враз переменились. От добродушия и следа не осталось, на лицах маска застыла, как будто и не люди это были вовсе. И стали они китайцев осматривать и чего-то шепотом переговариваться. И тут взяли одного и прямо в печку! От такого зрелища парень естественно посинел. Но тут только самое странное началось. Все три кочегара взяли второго китайца, и парень уже подумал, что и его в печь, ан нет. Положили на стол и стали что-то с ним делать. Вроде как с лицом возиться. И тут парень заметил, что у одного из кочегаров вместо руки протез. И когда они возиться закончили, этот, что с протезом, к котлу подошел и упал. Потерял сознание ни с того ни с сего. Пара минут прошла и китаец очнулся. Что они с ним сделали, парень не увидел, только вел он себя очень странно. Ему бы возмутиться или спросить, что с товарищем его произошло, а он вместо этого подошел к упавшему кочегару и стал его раздевать, и одежду на себя одевать. Скоро он стал почти точной копией упавшего. Хоть и лицо китайца, а такой же грязный и даже походка поменялась. И тогда подошли два других и кинули голого в печь. Вот тут и полыхнуло! Из котла такой язык пламени вырвался, аж этих троих накрыл. Парень думал всё — хана им. Но сошло пламя, а те стоят себе спокойно, словно ничего и не было.

Когда они вышли, парень в форточку нырнул и был таков. Естественно, лабораторную он о кочегарке так и не сделал, что-то про озимые накатал. Но сам следить стал и никому не рассказал. Материалы собирал и понял, что примерно раз в пять лет в Заветах одновременно пропадают по три человека.

Илья замолчал, а Пашка слушал, открыв рот.

— Ну а дальше-то чего? — не выдержал Пашка.

— Чего, чего. Собирал он материалы, чтобы их милиции сдать. Хотел Шерлоком Холмсом себя выставить. Да и пропал однажды. Но за день до этого говорил, что еще раз в кочегарку залезть хочет и сфотографировать и кочегаров, и то, чем они печку топят. И пропал. А вскоре дети приметили, на кочегарке кочегар новый появился. Его карликом прозвали, сам понимаешь, за что. И проработал он там пять лет, а потом пропал. Вот такая история…

Что и говорить история интересная и, что самое главное, познавательная. Теперь Пашка знал, в кочегарке есть форточка, которую никогда не запирают, а кочегары иногда выезжают на ЗИЛе по делам. Конечно, во всё остальное Пашка не поверил, но главное извлек.

Следующую неделю Пашка опять провел в разведке. Но теперь у него было от чего отталкиваться, он знал, на что надо обращать внимание в первую очередь. Уже на следующий день он нашел форточку и понял, пролезть туда сможет. Так же он видел, кочегары действительно раз в два дня выезжают куда-то на грузовике, наверное, чтобы закупиться. Теперь надо только дождаться подходящего момента и улизнуть из дома. Но с этим возникли проблемы. Маринка сидел дома как приклеенная и даже если возвращалась поздно, всегда проверяла, что с ним. Как будто чувствовала — мальчик что-то замышляет. И Пашке пришлось пойти на хитрость.

Хотя хитрость не очень-то и хитрую. Просто он сказал, что переночует у одноклассника. Естественно, пришлось наврать, что телефона у того нет, чтобы Маринка не вздумала позвонить. После пяти минут уговоров Пашке удалось убедить сестру, и он приготовился пробраться в котельную ночью.

На улице уже холодрыга, осень в Заветах проходила быстро, да и первый месяц школы пролетел, как пара дней. Пашка почти каждый день ходил к отцу в больницу и просил прощения, что так тянет с этим делом, но обстоятельства есть обстоятельства, а Пашка — всего лишь маленький мальчик. Но вот, наконец, время пришло. Хотя, быть может, и не пришло. Дабы всё получилось, надо, чтобы кочегары сегодня выехали из котельной, а в самой котельной нашлось место, где спрятаться. Да и как уснуть в обществе трех незнакомых мужчин, о которых рассказывают такие истории? Короче всё еще в подвешенном состоянии.

Пашка выбрал наблюдательным пунктом крышу соседнего дома, может быть, даже того самого, где жил парень из истории Ильи. Часы показывали половину двенадцатого, когда из котельной вышли три фигуры и пошли к грузовику. Ночь выдалась темная — над Заветами нависли плотные тучи. Пошел мелкий снежок, в его хлопьях кочегарка еще более зловещая. На фоне чистой прекрасной белизны серое со следами сажи здание — врата в Огненное Царство. У Пашки по спине пробежали мурашки, но он отбросил страх и, как только ЗИЛ отъехал, побежал к люку в крыше, нырнул в него и быстро спустился по ступенькам. Он не таился — над котельной висел только один фонарь и форточку не освещал.

Пашка ужом заполз внутрь и упал на что-то твердое. Включив фонарик, Пашка увидел, это куча угля. Он осмотрел остальное помещение. Фактически, одна комната. Ни кроватей, ни чего-нибудь подобного нет. Лишь массивный стол и три стула — вот и вся обстановка котельной. Ну и эта куча угля, а еще дверка котла горит алым квадратом. Но Пашка туда не заглянул — а вдруг найдет кости, похожие на куски досок, медленно тлеющие меж углей? Пахло мерзко — пеплом, сажей и сигаретами. Котел гудел мерно и зловещи.

Вопрос оставался открытым — где переночевать? И где станут ночевать кочегары? Осмотревшись внимательнее, Пашка нашел три старых матраца изгвазданных сажей. Ну что же, хоть одна загадка решена. Но спать на этих матрацах ему, естественно, нельзя. И где спрятаться? Другого такого шанса может и не выпасть, а кочегары могут и вернуться, а могут не вернуться. В любом случае, кроме как зарыться в кучу угля, спрятаться негде. Пашка вздохнул, представив, что станет с одеждой, но делать нечего. И он, измазав руки и лицо в саже, стал зарываться в уголь. Но как только разгреб пару черных камней, резко отпрянул назад. Из угля неторопливо вылезла огромная крыса. Никогда до этого Пашка не видел таких больших и отвратительных тварей. Черная от угольной пыли, она казалась еще одним куском угля. Пашка схватил настоящий кусок угля и запустил в нее. Тварь взвизгнула и убежала куда-то в небольшие просторы кочегарки. Пашка кое-как успокоился и продолжил работу.

Он отрыл небольшое углубление на вершине каменной горки, чтобы его случайно не откопали, если станут брать уголь для топки.

И тут услышал рев подъехавшего грузовика. Пашка стал лихорадочно закапываться, проклиная уголь за то, что так громко трещит. Он уже почти зарылся, когда услышал приглушенные голоса с улицы. Тело уже внутри кучи, а голова еще нет. Висячий замок взвизгнул, открываясь. Полностью зарыть голову времени нет, мальчик просто понадеялся, что достаточно измазался сажей. Руки и часть лица остались снаружи, он просто откинул голову назад, ругая себя, что не продумал всё тщательнее. Дверь открылась, спустя пару секунд, кто-то вошел внутрь. Как ни странно, свет они включать не стали, но вскоре послышался звук спичек, стучащих о коробок, а потом чиркача. Пашка рискнул поднять голову и увидел, темная фигура поднесла зажженную спичку к керосиновой лампе, висящей над столом. Пашке повезло — она настолько закоптилась, что света давала очень мало. И тут Пашка увидел первую странность. Кочегар держал спичку в руках, и она горела до тех пор, пока не сгорела полностью. Пашка видел, рукавиц на ладонях кочегара нет, пламя спички должно его обжечь, но тот спокойно подождал, пока спичка погаснет и бросил на пол.

В котельную вошли еще две фигуры. Оба в бушлатах и низко надвинутых на лоб шапках они еле виднелись в тусклом свете керосиновой лампы. У одного в руках мешок, он подошел к котлу и открыл его. В темноте Пашка видел, крышка печки раскалена и слегка светится, но кочегар даже не подумал надеть перчатки. Он спокойно взял ее за край и, открыв, стал кидать в топку содержимое мешка. Что он кидал, Пашка не различал, но оно, падая на угли, противно шипело, как будто было влажным. И тут он вынул не один предмет, а два. Наверное, не хотел этого, просто так получилось случайно, так или иначе, один упал на пол и прокатился пару метров. В темноте это напоминало пучок дерна с травой. Кочегар что-то пробурчал и поднял это что-то за «траву». Или… Пашка подумал, что ошибся, что показалось… А показалось ему, в руках кочегара маленькая человеческая голова — тот держал ее за волосы. Всего на секунду она высветилась в отсветах горящего угля, но Пашка успел разглядеть две черные мертвые бусины глаз, в которых застыл ужас. Волосы на голове Пашки зашевелились, но он собрался и сказал себе: «Тебе просто показалось! Наслушался Илью, теперь видится чёрти что!». Это помогло, он успокоился. Но больше не смотрел на кочегара с мешком — вдруг он еще чего уронит?

— Крохорх… — пробурчал один из кочегаров.

— Да, ты прав, — отозвался тот, который кидал что-то в печку. Он, слава богу, закончил это занятие, последним в котел полетел мешок. Пашке показалось, мешок весь измазан в черных пятнах. Что-то вроде масла, только темнее. Или краснее? Нет, определено темнее! — Но пока еще рано.

— Архрх! — сказал третий кочегар, садясь за стол. Его фигура сгорбленным силуэтом виднелась в свете лампы. Пашка взмок от жары — он не понимал, почему мужчины не раздеваются? Они-то одеты еще теплее, да еще и сидят к котлу ближе.

— Сколько надо, столько и будем! У нас приказ.

— Храхар, — снова первый. Пашка не понимал, что это за язык. На китайский не похож.

— Эмиссар здесь, и мы останемся, пока он не двинет кони или не сменит место.

— Харахар, крахарохор!

— Чего, ты? Да он тебя в ледяную пыль сотрет! Нет, надо ждать. Однажды он допустит ошибку, и мы его возьмем! Ладно, я поехал…

Мужчина, говоривший нормальным человеческим языком, пошел к выходу. Но прямо перед дверью он остановился и что-то прошептал про себя, а потом сказал вслух:

— И еще, не нравится мне всё это. Будьте осторожны. Азиф всё время напоминает Ему, что у нас под носом был сам Никодим, а мы проморгали. И там еще что-то затевается. Что-то совсем уж лихое… ладно, пока.

Он вышел, а мальчик чувствовал, как по спине бежит горячий и грязный от угольной пыли пот. Они назвали имя отца! Не мирское имя, а имя из Алям-аль-Металя! Что же это получается? Теперь, чтобы уснуть здесь не может быть и речи. После всех историй, да еще и после услышанного, Пашка вообще не сможет уснуть, а тут еще и обстановка не располагает.

Два оставшихся кочегара продолжали что-то обсуждать на своем странном наречии, а Пашка думал, что делать дальше. Мужчины сидели за столом друг напротив друга и тихо вели беседу. И тут Пашка услышал какой-то посторонний шорох. Кочегары не обращали на него внимания, но для Пашки он слышался очень отчетливо. Он немного наклонил голову вниз и увидел источник звука. Та самая крыса, которую он прогнал, возвращался к себе домой. Черная толстая тень, почти не видная на фоне угля, неспешно пробиралась к мальчику. Пашка боялся пошевелиться и привлечь внимание, но вот крыса доползла до его руки. Пашка чувствовал, как тоненькие усики щекочут кожу, а затем руку пронзила боль. Мальчик пискнул и отбросил крысу прочь. Он чувствовал, как по руке побежала теплая струйка крови, а крыса, упав на пол, противно завизжала.

Оба кочегара одновременно повернули головы в сторону угольной кучи, сердце Пашки ушло в пятки. Он не видел их лиц, лишь силуэты в слабых отблесках лампы, но вот блики на оскаленных зубах он увидел.

— Хорогорк, — проворковал один из кочегаров.

Второй молча встал и дунул на лампу. Котельная погрузилась в непроглядную тьму, только квадрат дверки котла бледно сияет розовым. Пашка услышал крадущиеся шаги, звон металла по камню. Он затаил дыхание, но сердце предательски выстукивало, и Пашке казалось, только глухой не услышит его удары. Опять шаги, теперь под подошвами сапог хрустел шлак и мелкий уголь. В руках Пашка держал фонарь и принял единственно возможное решение. Он включит фонарь и направит в лицо кочегарам, от внезапной вспышки их глаза на секунду ослепнут, и он сможет быстро убежать. Пашка медленно откапывался — теперь нет смысла таиться. Шаги не слышны — их перебивал звук перекатывающегося угля. Пашка уперся ногами в кучу и увидел две тени, подошедшие вплотную. Он выкинул вперед руку с фонарем и нажал на кнопку. Луч света прорезал темноту, но не ослепил кочегаров. Ужас шибанул по мальчику пудовым молотом.

Перед ним два мужика, в руках у каждого совковая лопата, и они замахивались ими на угольную кучу. На луч фонаря они вообще не отреагировали, и даже не ускорили движения, а продолжали медленно красться. Потому что у них были зашиты глаза. На каждой глазнице крупными уродливыми стежками крест-накрест красовались капроновые нитки. Грязные и уже растрепанные, а вокруг воспаленные брови и мешки под глазами, с подтеками крови и струпьями.

— А-а-а-а-а!!!! — закричал Пашка.

— А-А-АГА-АРА-А-АХА!!!! — взревели кочегары и бросились на мальчика.

Пашка отскочил в сторону, в ту же секунду две лопаты ударили в то место. В следующее мгновенье Пашке пришлось опять совершать кульбит, удары лопат забили по углю с невероятной частотой. Пашка получил по ноге и взвыл от боли, но ему повезло — удар пришелся по касательной. Пашка схватил кусок угля и кинул в лицо одному из монстров в человеческом обличии. Тот взревел от боли, тут же последовал удар. Но Пашка упал на спину и скатился по углю вниз. Он быстрее таракана проскочил между ног кочегара, а второй, пытаясь попасть по нему лопатой, ударил первого по голени. Теперь уже взревели оба. Пашка уронил фонарь, когда спускался по углю, но тот упал удачно — дверь кочегарки осветилась. Пашка вскочил на ноги и понесся к выходу. Он взмолился, чтобы ее не закрыли, и его молитвы услышали.

Он вылетел на улицу и побежал. Нет — полетел. Но тут же услышал, сзади по только что выпавшему снегу хрустят сапоги кочегаров. Пашка обернулся, две неуклюжие фигуры с лопатами над головой бегут за ним. Но один кочегар заметно прихрамывал, а второй определенно терялся на открытом пространстве. Он замедлился, к чему-то прислушиваясь, и опять бросился в погоню. Второй уже безнадежно отстал, но первый бежал гораздо быстрее. Пашка увидел перед собой дорожку посыпанную крупным щебнем, и на бегу схватил несколько камней. Он развернулся и швырнул их, но не в кочегара, а вбок. Кочегар остановился, опять прислушался, Пашке удалось забежать за угол четвертой школы. Он выглянул из-занего и увидел, кочегар что-то трогает на земле. Следы! Он ощупывал следы мальчика, как ищейка! Позади Пашки школьный двор, мальчик начал носиться по нему, стараясь перебирать ногами как можно чаще, а когда услышал натужное дыхание за углом, бросился дальше. Теперь он бежал огромными прыжками и вскоре достиг асфальта.

Его дом всего в десяти метрах, но Пашка не мог допустить, чтобы слепой кочегар узнал, где он живет. Пашка пытался отдышаться, но при этом не дышать как паровоз. Он увидел, на школьном дворе, кочегар обследует его следы. А потом мужчина в сердцах переломил черенок лопаты о колено и двинул назад. В это же время к школе, как раз, подходил второй кочегар. Первый что-то прорычал ему, они неторопливо пошли в свою ужасную котельную.

Пашка вздохнул облегченно и побрел домой. Теперь надо придумать, что сказать Маринке.

А кочегары благополучно дошли до котельной и вошли внутрь. И они, конечно же, не могли увидеть огромную черную крысу, прятавшуюся в горе угля неподалеку. Крыса стояла на задних лапах, показывая ночи острые резцы. Глаза закрыты, но вот, она их открыла. Крыса встала на все четыре лапы и огляделась по сторонам, словно не понимая, что здесь делает. Впрочем, ее замешательство продолжалось недолго. Вскоре она уже побежала в котельную и уснула на том месте, где прятался Пашка.

* * *
В ту ночь Пашке повезло не только в кочегарке, но и дома. Когда он пришел и открыл дверь своим ключом, сестра уже спала, а еще забыла выключить телевизор. На посторонний шум она внимания не обратила и не проснулась. Пашка прошмыгнул в ванну и тщательно отмылся. Все вещи он запихал в пакет и спрятал под своим диваном — позднее выбросит. Почувствовав себя немного лучше и слегка успокоившись, Пашка лег в кровать и стал думать, что теперь делать.

Да, вопрос не из легких. Значит, нельзя попасть в Огненное Царство из котельной. Пашка ни за что на свете не стал бы пробовать еще раз. Он ворочался, пытаясь уснуть и единственное решение, которое пришло в голову — это опять попасть в Ночное Царство и спросить совета у Тима. Это так странно. С одной стороны, Тим лежал всего в паре метрах от него, на старом матрасе, а с другой, чтобы поговорить с ним, надо опять уснуть в катере.

Утром он сочинил сказку, что пришел раньше, чем Маринка проснулась, и пошел в школу. Теперь он тоже делал крюк, но так, чтобы проходить как можно дальше от котельной. Хотя он и не боялся, что его найдут. Единственное, что могло дать кочегарам след — это оброненный фонарь, но мало ли фонарей такой марки. Однако подходить к котельной близко Пашка не решался. По его плану он должен пойти в парк на выходных, до них всего пара дней.

В субботу он опять соврал Маринке, что хочет переночевать у друга, что в тот раз ему очень понравилось. Пашка даже смог объяснить, зачем ему нужен спальный мешок. Якобы у друга только старая раскладушка и спать лучше в мешке. Пашка прослонялся по набережной до одиннадцати, а потом пошел к памятнику. На улице мороз, Пашка оделся в трое штанов, трое кофт, да еще прихватил пару бензиновых грелок, с которыми отец ходил на зимнюю рыбалку.

Ночь снова выдалась безоблачная, в морозном воздухе звезды сияли даже ярче. Лед еще не встал, но море, словно чувствуя приближение зимы, замедлилось. Волны плескались и переливались, словно глицерин. Маяк высвечивал из тьмы корабли, но фигуры Кузьмича в его окнах мальчик не увидел. Пашка вспомнил строчки стиха, прочитанные на памятнике. Опять подсказка, но кто их оставляет? Пашка всё больше сомневался, что это Шелковый Человек. Но кто?

С этими тревожными мыслями Пашка уснул, свернувшись клубком и прижимая грелки поближе к телу. Сон пришел быстро. Последнее, что Пашка слышал в Мире — как всегда, ветер, сопровождавший его в путешествиях.

* * *
Очнулся Пашка на том же месте, что и в прошлый раз. Опять непроглядная тьма и гулкое звучание бурлящей жизни из Шума. Правда, сейчас Пашка знал, что делать и как себя вести. Он прошел к границе города и как только вступил на металлические плиты, перед ним возникло окно.

— Добро пожаловать в Шум, странник, — сказал знакомый голос робота. — Назови свое имя, добрый гость.

— Карл, я уже здесь бывал.

Как только Пашка назвал себя, в окне пропал робот и появился большой вопросительный знак. Пашка пока знал только, как пользоваться ботинками с магнитной подошвой (они, кстати, появились на ногах), но как вызвать флаер?

— Хочу вызвать такси, — сказал мальчик. Этого оказалось достаточно.

Перед ним появился очередной робот, раскрашенный в желтый цвет, и осведомился:

— Приветствую вас, Карл. Вы уже пользовались услугами нашего флаербана, если вы дадите подтверждение, такси прибудет за вами очень скоро.

— Даю, — сказал Пашка и окно пропало.

Зато очень скоро прилетело то самое такси, что везло его в прошлый раз. Дверь распахнулась, грубоватый голос осведомился, чего это он не залазит. Пашка влез в такси и сказал, чтобы его отвезли к Подлунному Университету. Таксист опять спросил, какую модель поведения Пашка хочет, мальчик выбрал «вежливое молчание». Потом спохватился — он не предупредил Тима о прибытии.

— А от вас можно позвонить? — спросил он у робота.

— Позвонить можно из любого места в Шуме, милостивый государь, — ответил таксист. — Достаточно всего лишь воспользоваться командой «звонок».

Сказав это, таксист вежливо умолк, а Пашка произнес:

— Команда «звонок».

Перед ним появилось окно с вопросительным знаком. Пашка сказал, что хочет позвонить Тиму, профессору Подлунного Университета. На окне возникла трубка телефона и, уже спустя секунду, морда его пса.

— Карл! Слава Ветру, ты жив! — сказал Тим. Он улыбался, на морде явственно проступило облегчение. — Как твое путешествие?

— Не хотелось бы по телефону, или по окну… Давай встретимся. Ты где?

— Я как раз иду с лекции домой. Подъезжай.

Спустя полчаса, мальчик сидел в гостиной квартиры Тима и рассказывал свое приключение в котельной. Когда он окончил, пес нахмурился и сказал:

— Да, история становится все запутанней.

— А кто это были?

— Я думаю, джинны. Хотя я и не уверен, но слышал, они могут попасть таким вот образом в Мир. Через Сон пролезть в тело сновидца и находиться в нём, пока он не проснется.

— Понятно… но что мне теперь делать? Как попасть в Огненное Царство? Ведь они говорили о Никодиме, значит, он вполне может быть у них в плену!

Тим вздохнул и налил себе чаю из красивого фарфорового чайника.

— Я уже говорил тебе, это опасно и глупо. Если Никодим действительно в Огненном Царстве, значит, он в Вабаре. А попасть в Вабар трудно. И еще ты не понимаешь, что такое Огненное Царство и кто такие джинны. Они страшные и ужасные. Их невозможно убить, только посадить в лампу. И они очень сильны. Но даже чтобы туда просто добраться, нужны деньги. Точнее кредиты. А их у меня пока недостаточно, чтобы в Дневное попасть, хотя оно и неподалеку.

— А если попросить султана Ахры?

— Я не знаю, может, и получится. Хотя вряд ли. Царь серебреных драконов еще мог бы тебя довезти, и в Ночном Царстве можно достать надежный флаер, но в Дневном Царстве, да еще и в Ахре. Не думаю. Насколько я знаю, султана Ахры беспокоит только дела Ахры.

Пашка поднялся и принялся расхаживать по комнате. Он видел решение проблемы. Видел, но оно ему не нравилось.

— А что если я попрошу помощи у Шелкового Человека? — наконец выдал мальчик. Глаза Тима полезли на лоб, но потом он закрыл их и покачал головой.

— Возможно, Шелковый Человек, единственный, кто сможет провести тебя в Вабар. Но связываться с ним! Это очень неразумно, Паша, очень…

— Но по твоим же словам получается, что другого выхода нет! Султан Ахры мне не поможет, потому что его интересуют только дела Ахры. Царя серебряных драконов мне не найти. Можно, конечно, обратиться к Императору Цветных Царств, но в том, что он поможет, сомневаюсь уже я. И что прикажешь делать?!

Тим опустил голову, Пашке стало стыдно. Мальчик понял, только что он наорал на своего пса за просто так.

— Прости, Тим, я не хотел тебя обидеть, — сказал Пашка и положил руку на его плечо. — Но я действительно не знаю, что делать, и мне надо попасть в Вабар.

— Ты меня не обидел. — Поднял голову Тим. — Мне очень жаль, что я не могу тебе помочь. И жаль, что ты не хочешь меня слушать. Но если ты действительно решил обратиться за помощью к Шелковому Человеку, что ж, я не стану тебя отговаривать.

— Ну и отлично! — приободрился Пашка. Хотя ему было совсем не так весело, как он хотел показать. — Теперь, правда, другая проблема. Как его найти?

— Это-то не проблема. Шелковый Человек живет как раз в Ночном Царстве. В Стране Четырех Ветров, в Городе Пустых Бутылок…

* * *
Хотя времени, по многочисленным заявлениям жителей Азиль-до-Абара, в Алям-аль-Метале нет, Пашка ориентировался по своим внутренним часам. По его подсчетам прошло часа четыре с тех пор, как он заснул в катере, теперь они летели на флаере Тима над черным грунтом Ночного Царства. На все расспросы Пашки, куда они летят, Тим отвечал только сухое: «Сам увидишь». Пес сделался мрачнее тучи, мрачнее самого Ночного Царства. Ему явно не нравилась вся эта затея, и Пашка постепенно соглашался с ним. Он уже подумывал сказать, что все-таки лучше попытается раскрутить султана Ахры, но тут Тим сказал, они прилетели в Страну Четырех Ветров. Впрочем, это Пашка понял и сам.

Они летели на флаере, больше всего похожим на запорожец без верха. Он постоянно пыхтел, бренчал и летел очень неровно, но такое короткое расстояние преодолеть смог. А когда они перелетели невидимую границу, Пашке в лицо ударил ветер. Он повернулся, но ветер продолжал дуть в лицо. Пашка повернулся в другую сторону, потом вообще развернулся, но результат остался прежним — отовсюду дует ветер. Теперь он понял, почему это место называется Страной Четырех Ветров.

— Нам еще повезло, что Шум сейчас в этом районе, — сказал Тим, стараясь перекричать звук двигателя и завывание ветра. — В прошлом цикле он стоял на окраине Предрассветного Царства, дотуда мой флаер не долетел бы.

— А Шум не стоит на одном месте? — проорал в ответ Пашка.

— Нет. Иногда он снимается и улетает на другое.

На этом тему закрыли — ни Тиму, ни Пашке не хотелось орать. Вскоре на горизонте что-то заблестело. На небе висела огромная желтая луна, прямо под ней их цель. Город Пустых Бутылок. Ветер усилился, Тим повел флаер на посадку. Они сели на черную землю — до города, как минимум, километра три. Тим заглушил мотор и сказал:

— Дальше лететь нельзя. Шелковый Человек запрещает все перелеты над своим городом.

— А почему?

— Увидишь, — сказал Тим мрачно.

— А если бы у нас был флаер получше?

— Тогда ветер стал бы сильнее. В Стране Четырех Ветров правят законы Шелкового Человека. Мы направляемся в одно из самых удивительных, загадочных и страшных мест Азиль-до-Абара.

— А ты здесь бывал?

— Нет. Только пролетал неподалеку. К Городу Пустых Бутылок вообще редко кто подходит близко. Все знают репутацию его хозяина. Даже во время Тысячелетней Войны сюда не приходили войска джиннов. Как я уже сказал, здесь действуют законы его хозяина.

Они вылезли из флаера и побрели по чернозему к городу. По мере приближения, детали обители Шелкового Человека приобретали причудливые очертания. И еще из города слышался протяжный гул, похожий на вой тысячи волков. Город Шелкового Человека действительно сделан из пустых бутылок. Но это отнюдь не делает его маленьким или смешным. Когда Пашка и Тим вступили на странную мостовую, и мальчик наконец смог разглядеть всё в подробностях, он почувствовал — холод от дующего в спину ветра проник к душе. Пока они шли, четыре ветра дули, не переставая, причем со всех возможных и невозможных сторон. Хоть страна называлась Страной Четырех Ветров, этот ветер дул и сверху, и снизу, и сбоку. Куда ни поверни лицо — в него дует. Ветер иногда доносил запахи пряностей, а иногда цветущих садов, скошенного сена, но было и зловоние гниющего мусора, разлагающихся тел и другие, самые разные ароматы. И приятные, и такие, что хотелось вырвать.

И, конечно, самое интересное — это сам город. Впрочем, даже не город, а лишь жалкая пародия на него. Как понятно из названия, Город Пустых Бутылок сделан из пустых бутылок, причем, самых разнообразных по форме. И пузатые от коньяка, и тонкие колбы, и простые от лимонада, разного цвета, и все открытые — без крышек.

— А кто здесь живет, — спросил Пашка, рассматривая недостроенные здания.

— Никто, — ответил Тим. — В Городе Пустых Бутылок только один житель — Шелковый Человек.

Хотя можно об этом догадаться, не спрашивая Тима. В городе нет ни одного достроенного до конца здания. Им попадались дома, сделанные на треть, наполовину, на две трети, но никогда полностью. В них зияли бреши, там вольготно гулял ветер. И миллиарды пустых бутылок мерно гудели горлышками под этим ветром — каждая в своей неповторимой тональности. Казалось, они пели страшную, и в то же время насмешливую песню. Песню для одного постоянного поклонника и слушателя. В этом гудении Пашка иногда различал голоса, порой там играла унылая мелодия. Но смысл ускользал от мальчика и собаки. Единственный слушатель, наверное, был и единственным, кто понимал язык друзей. И внезапно Пашка понял. Город населен. Населен пустыми бутылками. Маленькими пузатыми кастратами, и они вечно поют Шелковому Человеку серенады.

Они шли по мостовой из пустых бутылок. Идти по стеклянным горлышкам оказалось неудобно, и Пашка понял, почему сюда нельзя прилететь на флаере. Приземлившись, машина наверняка переломала бы мрачное великолепие Города Пустых Бутылок. И вот перед ними предстал величественный дворец.

— Это и есть резиденция Шелкового Человека, — сказал Тим.

— А как он называется?

— Не знаю. — Тим покачал головой. Пес определенно нервничал — об этом говорила шерсть, вставшая дыбом. Мальчик с собакой пошли к дворцу.

3

Дворец Шелкового Человека — единственное завершенное и освещенное здание в городе. Дворец имел вид огромной бутылки. Будучи сделан из бутылок разного цвета, он переливался в лунном свете и в отражениях внутренней подсветки. Подойдя ближе, Пашка понял, здесь бутылки стоят очень хаотично. Их горлышки торчат в разные стороны — дворец словно ощетинился ими, как еж. И, разумеется, тоже гудит. Вот только почему-то дворец выл не мрачно, а очень насмешливо. Ну, так, по крайней мере, показалось мальчику.

Входом в здание служила невысокая арка. Ни дверей, ни окон во дворце нет. Только кое-где зияют ровные дыры. Пашка и Тим вошли и увидели, как такового дворца внутри тоже нет. Просто огромный зал, а посредине самый обыкновенный стул. Стул из грубого неотесанного дерева, а на нём фигура в черной шелковой пижаме. Пашка посмотрел наверх и увидел, свет испускают большие летающие пятна. Когда одно такое подлетело ближе, Пашка понял, это огромные светляки. Светляки размером со слона. Пленники дворца в форме бутылки, ибо отверстие входа слишком мало для их туш. Пашка вздохнул, набрался храбрости и пошел к стулу. Тим тоже вздохнул и поплелся следом.

— Как приятно видеть тебя здесь, Павел, — сказал Шелковый Человек, когда Пашка подошел ближе. Голос его породил эхо, светляки залетали быстрее — их хозяин бутылки-дворца тоже пугал. — Ничего, что я называют тебя твоим настоящим именем? Тут нас никто посторонний не услышит. И вы, профессор, тоже желанный гость в моем доме.

Пашка не знал с чего начать. Он опустил взгляд и увидел у ног Шелкового Человека ту самую шкатулку, которую его посылали добыть. Простой ларец серого цвета с трапециевидной крышкой.

— Я вижу, вы достали, что вам было нужно? — спросил Пашка. Тим стоял сзади и нервно переминался на задних лапах.

— Да. Но без твоей помощи, Павел. Впрочем, я всегда получаю, что хочу, рано или поздно. Так зачем вы пожаловали ко мне?

— Мне нужна ваша помощь, — потупил взгляд Пашка.

— Да ну? А чего это ты перешел на «вы»? Помниться, в прошлый раз мы были как старые добрые друзья. Ты даже меня мерзавцем называл.

— Я просто хочу быть вежливым, — сказал Пашка еще мрачнее.

— Это похвально, но бессмысленно. Быть вежливым надо, только если желаешь получить что-нибудь. Уважение или материальную выгоду. Но получить что-нибудь у меня, предварительно не заплатив, нельзя.

— Но у меня же получилось, — Пашка поднял голову и посмотрел в темные глаза Шелкового Человека. Озорство. Да, именно его видел мальчик там. Что ни говори, может, Шелковый Человек страшный, загадочный и всё такое, но Пашка его почему-то совсем не боялся. Привык, что ли?

— Да получилось, — признал мужчина. — Но только ты снова пришел ко мне и еще чего-то хочешь. Так что я просто увеличу твой счет и всё. Ну и что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты помог мне попасть в Огненное Царство.

— Ты, наверное, имеешь в виду Вабар? Дам тебе еще один совет, Павел, — уж если ты отправляешься в Царство джиннов, постарайся формулировать желания точно. В Огненном Царстве ты сгоришь в ту же секунду.

— Ну ты же понял, что я имею в виду!

— Это на будущее, Павел.

— Ты сможешь это сделать?

— Конечно. В замысле очень мало того, что я не могу. Но в качестве платы я как раз собираюсь попросить тебя о такой вещи.

Шелковый Человек поднялся со стула и подошел к мальчику. Тот смотрел ему в лицо, стараясь не показывать страха. Получалось плохо. И странно. Вот только что Пашка готов был дерзить Шелковому Человеку, но, когда он так вот стоит прямо напротив, хочется забиться в угол. В этом дворце углов не было.

— И что же ты хочешь? — спросил мальчик.

— Об этом так сразу и не скажешь… профессор, а вы не рассказывали вашему хранителю основное назначение Подлунного Университета?

Тима, казалось, ошарашило, что к нему обратились. Пашка посмотрел на пса с недоумением.

— Подлунный…гхм… Подлунный Университет — исследовательская организация, проводящая работы во многих областях. К тому же это единственное место в Азиль-до-Абаре, где разрешается учиться каждому, несмотря на его вид или гражданство…

— Это ужасно интересно, профессор, но далеко не основное, — перебил пса Шелковый Человек. — Подлунный Университет может себе позволить учить всех и исследовать всё, потому что является одним из главных хранилищ Ночного Царства.

— Хранилищ чего? — спросил Пашка.

— Там есть удивительные вещи, Павел, но главное это, конечно, зверинец.

— Вы с ума сошли! — воскликнул Тим. — Это невозможно!

— Что невозможно? — спросил Пашка.

— Зверинец Подлунного Университета закрыт для посещений, — не обратил внимания на вопрос Тим.

— Но ведь у нас есть один замечательный профессор, который может нас туда провести. Тот, у кого есть допуск в зверинец.

— Я не стану помогать вам!

— Да объясните, в чём дело?! — заорал Пашка.

— Всё очень просто, Павел. — Повернулся к нему Шелковый Человек. — Видишь ли, Ночное Царство — очень забавное место. Пожалуй, самое забавное из всех, и в первую очередь своей фауной. Здесь живут черные драконы, ночные тарантулы, лунные медведи, ночные черви, да много чего еще. Но есть и редкие звери. Их осталось не так уж много, потому что шерифы когда-то большинство уничтожили. Большинство, да не всех. Подлунный Университет вступился за этих бедных зверушек и создал зверинец, где хранятся пары этих самых зверушек…

— Зверушек! — воскликнул Тим. — Это не просто зверушки, Паша. Это отвратительные, ужасные и очень опасные монстры! Да, Подлунный Университет сохранил их, но лишь для изучения. Понимаешь, Ночное Царство раньше было ужасным местом. Здесь водились настолько опасные твари, что жить обычным жителям Азиль-до-Абара в нём было нельзя. Но шерифы нескольких Царство объединились и убили большинство. Потом появился Шум — летающий город. Когда-то давно Шум не стоял на земле, а летал в воздухе, потому что внизу кишели эти твари. Но потом Шум стал настолько грозным городом, что смог уничтожить и оставшихся. Фактически, теперь ему угрожают только черные драконы. Но для исследования и для борьбы некоторые виды были оставлены и спрятаны в Подлунном Университете.

— А почему в нём?

— А это тоже просто, — встрял Шелковый Человек. — Раньше это был вовсе не университет, а нечто вроде военного лагеря. Да и до сих пор там процветает боевая кафедра. Именно поэтому он набирает в свои ряды всех. Это дань традиции, раньше Шум нуждался в любой помощи и принимал всех.

— И что же вы хотите?

— Наверное, что-то ужасное, — сказал Тим хмуро.

— Отнюдь. Мне нужны всего лишь несколько игл дикобраза боли.

— А кто это такой? — спросил Пашка у Тима.

— Тоже монстр. Большой дикобраз серебряного цвета, усыпанный иглами. И один укол такой иглы приносит страшную боль.

— Ну, профессор, говорите уж до конца. Дело в том, Павел, что укол иглы дикобраза боли заставляет любого сновидца проснуться. И совершенно неважно, кто он, и какой силой обладает.

— Он может заставить проснуться даже шерифа снов, — закончил Тим мрачно.

— Это так, — улыбнулся Шелковый Человек. — Но иглы эти обладают еще одной интересной особенностью. Не так ли, профессор?

— Если такой иглой уколоть не сновидца, а жителя Азиль-до-Абара, он спустится на уровень ниже — в Сон. А это означает вечное изгнание.

— Почему? Они не могут вернуться?

— Могут, — сказал Шелковый Человек. — Но уже как сновидение и только. А ты ведь помнишь, что становится со сновидениями в Азиль-до-Абаре?

— Они исчезают.

— Да.

— И зачем тебе эти иглы?

— Ну, Павел, это уж мое дело, — усмехнулся мужчина. — Ваше дело достать их.

— Это невозможно, — сказал профессор твердо. — Во-первых, чтобы срезать эти иглы, необходимы специальные инструменты.

— Да, ножницы Атропос, я думая, подойдут. Но они ведь хранятся в схроне этого вашего образовательного учреждения, если мне не изменяет память? И все в одном месте, так что проблем не будет. Просто сначала загляните в хранилище редких вещиц, а потом в зверинец.

— Даже если и так, зверинец тщательно охраняется. И уж тем более хранилище. Причем охраняется обитателями зверинца. Они убьют нас, как только мы войдем.

— Да, для десантной группы вы, признаться, хиловаты, — согласился Шелковый Человек. — Поэтому я пойду с вами. Так что не волнуйтесь, профессор, я, если что, вас прикрою. Да и с таким оружием, как ножницы Атропос, мы везде пройдем.

— Это мне очень не нравится, Паша, — пробормотал пес.

— Мне тоже, — кивнул Пашка. — И поэтому без объяснений, зачем тебе это нужно, и что такое эти ножницы, мы никуда не пойдем.

— Очень сложно объяснить мои цели, — усмехнулся Шелковый Человек. — Скажем так, я очень хочу изменить Азиль-до-Абар. А ножницы Атропос — это ножницы, способные перерезать всё, что угодно. И даже отрезать любому его тень.

— И что это даст?

— Без тени никто не может жить, Паша, — сказал Тим. — Но я не позволю, чтобы такое оружие попало вам в руки.

— Да не нужны мне эти ножницы, — отмахнулся Шелковый Человек. — Мне нужны только иглы дикобраза боли, а ножницы потом можете вернуть в схрон. Я умею убивать и без них. Другое дело, что и ножницы, и игла дикобраза боли может понадобиться вам самим. Ведь Павел еще мальчик, а ты — простая собака. Вам надо какое-нибудь оружие и ножницы Атропос вам вполне подойдут. Особенно в Вабаре. Так что — по рукам?

— Тим? — Пашка посмотрел на пса. — Всё зависит от тебя. Я сам не смогу ничего достать.

— Хорошо, — кивнул пес. — Я проведу вас, но всё остальное вы сделаете сами.

— Ну нет, профессор. Допустим, я не собираюсь отрезать эти иглы, да и вам не советую. Это должен сделать именно Карл. Если он случайно уколется, то всего лишь проснется, а вот нас с вами ожидает более худшая участь.

— Иглы могут вам навредить? — спросил пес недоверчиво.

— Не знаю, — ответил Шелковый Человек весело. — Проверять не хочу.

— А почему тебе самому просто не появиться там и отрезать эти иглы, — спросил Пашка.

— Я действительно побаиваюсь трогать иглы дикобраза боли. И я не могу там появиться. Хранилище Подлунного Университета строили джинны, оно что-то вроде тех ламп, в которых их сажают. Туда нельзя попасть кроме как через дверь. Так по рукам?

— Идет, — сказал Тим и глубоко вздохнул.

— Отлично, — сказал Шелковый Человек и оскалился ровными белыми зубами.

Спустя полчаса они садились во флаер Тима. Шелковый Человек устроился сзади, источая ароматы кофе с корицей, а Пашка с Тимом спереди.

— А, чуть не забыл, — сказал Шелковый Человек и полез в карман пижамы. Оттуда он извлек хорошо знакомый Пашке и Тиму пузырек воды. — Будет очень некстати, если ты проснешься в самый неподходящий момент.

— Ты украл его? — спросил Пашка, взяв пузырек.

— Да. Это тебя смущает?

— Не очень.

Мальчик выпил жидкость. Он, как обычно, ничего не почувствовал — вкус воды остался никаким. Тим завел летающий запорожец, и они медленно полетели в Шум.

— По вашей вине мне, быть может, придется опять менять Царство, — сказал Шелковому Человеку Тим.

— Почему? — спросил Пашка.

— Вряд ли меня погладят по шерсти, если узнают, что я открыл хранилище Шелковому Человеку.

— Не волнуйтесь, профессор, никто не узнает.

Они некоторое время летели молча. Пашка то и дело поворачивался и осматривал пассажира на заднем сидении. Шелковый Человек сидел и смотрел в дали Ночного Царства. Пашка много дал бы, чтобы проникнуть в его мысли. Волосы мужчины шевелились вперед и назад, несмотря на то, что ветер дул в лицо. Как будто волосы Шелкового Человека жили собственной жизнью. И аромат кофе с корицей окутывал их, хотя его должно бы уносить.

— А зачем вы хотите изменить Азиль-до-Абар? — спросил Пашка, не выдержав тишины.

— А он мне не нравится. На мой взгляд, он очень скучный и ему давно нужны перемены.

— К лучшему?

— Всё, что меняется, Карл, просто меняется. В этом смысл перемен. Они не должны быть к лучшему или худшему. Они, перемены, никому ничего не обязаны. Быть может, когда-нибудь, ты это поймешь.

Флаер летел во тьме Ночного Царства, рассекая пространство светом фар. Иногда Пашке казалось, внизу движутся громадные тени, но как только их касался свет, они пропадали или прятались в черноземе. По спине пробежали мурашки. На горизонте показалось яркое пятно. Это Шум. Город, чьи жители боролись с этими тенями, с самим мраком, и смогли, если не победить, то хотя бы отвоевать право стоять на этой земле. Теперь Пашка смотрел на столицу с бОльшим уважением, чем даже на Ахру. Подумаешь, волшебный город. Перед ним лежал, может и механический, но настоящий город-герой.

Они пересели границу, тут же в машине появилось три окна. Перед Шелковым Человеком тоже возникла голограмма, но почему-то почернела и скукожилась. Пашке и Тиму пришлось отключать свои окна голосом. Они полетели прямо к Подлунному Университету. В Шуме ничего не изменилось. Машины летали, на домах сияли огромные экраны, внизу люди скользили на магнитных ботинках.

— Думаю, не стоит нам появляться в компании друг друга, — сказал Шелковый Человек. — А то еще подумают чего недоброго. Я встречу вас у входа в хранилище.

И он исчез. Пашка посмотрел на Тима и сказал:

— Спасибо, что помогаешь мне.

— Не стоит. Если честно, услуга не очень-то и большая. Оттого, что у этого человека появятся несколько игл дикобраза боли, страшного ничего нет.

— Но почему ты тогда такой хмурый?

— Я боюсь, это какая-то ловушка. Иглы, конечно, опасное оружие, но те же ножницы Атропос гораздо опаснее. Собственно, я думаю, Шелковый Человек опаснее всех тех зверей, что содержатся в Подлунном Университете. И я не могу понять, зачем ему всё это нужно.

Далее они летели, молча раздумывая, что за игру ведет Шелковый Человек. Но раздумья прервались, когда они подлетели к университету. Похожий на исполинский парус, он казался Пашке очень грозным. Если раньше не было к нему никакого трепета, теперь всё изменилось. Значит, здесь готовили бойцов с монстрами Ночного Царства! И до сих пор в нём есть какая-то загадочная «боевая кафедра». Это тоже университет-герой. Пашке подумалось, он знает теперь, где хочет учиться, когда закончит школу.

Флаер приземлился, Тим достал из бардачка табличку и прикрепил на пиджак — прислонил к пиджаку, и табличка повисла в воздухе на уровне груди. На ней значилось: «Тимофей — профессор». Тим еще раз глубоко вздохнул и вышел из флаера. Пашка уже ждал перед входом.

Изнутри Подлунный Университет ни капли не похож на виденные Пашкой университеты Мира. Хотя видел он их только по телевизору, но всё равно. Зайдя внутрь, они попали в просторный зал с огромной лестницей. Пашку поразило полное отсутствие людей, или зверей, или вообще кого бы то ни было. В университете царила полная тишь.

— А где все? На занятиях? — спросил Пашка.

— Некоторые да, но в основном дома. Подлунный Университет имеет свои представления об учебе. Познавать новое, надо читая книги. У нас есть библиотека, где собирается большинство студентов. А преподаватели читают лекции, находясь в аудиториях через окна команды. Так и проще, и не надо далеко ходить. В самом здании принимаются только экзамены, и тогда оно превращается в сумасшедший дом.

Они поднялись по лестнице и попали на этаж с множеством дверей. Одна оказалась приоткрытой, заглянув внутрь, Пашка увидел лося в зеленых кальсонах, читающего книгу вслух. Перед ним повисло окно команды, наверное, такие же окна сейчас висят перед многочисленными студентами. Да, так вправду удобней. Не надо огромных аудиторий — комната, в которой находился лось, не больше гостиной в Пашкиной квартире. Они шли дальше, пока не пришли в коридоры, отделанные железом. Они то поднимались по лестницам, то опускались. Пару раз пришлось проехать на лифте.

— Хранилище находится точно посередине здания, — пояснил Тим. — Скоро начнется закрытая зона.

Закрытая зона началась с массивной железной двери. Тим подошел к ней и вставил в прорезь карточку профессора. Что-то пропищало, дверь открылась. Обстановка изменилась. Если до этого в коридорах царил пластик и металл, здесь всё сделано из странного серого камня.

— Это одно из старейших помещений в Шуме, — сказал Тим. — Осталось с тех пор, как город был еще каменным.

— И как он летал? — спросил Пашка.

— С помощью джиннов. Это не простой камень, а облачный. Когда-то давно джинны сделали из облаков камни, которые были очень прочны и в то же время почти ничего не весили.

— А почему теперь город из металла?

— Потому что, когда Шум стал расти, облачного камня не хватило. Джинны освободились и новый делать стало некому. И решили сделать из металла. Тогда же произошел прорыв в технологиях. Жители Шума отправились в Сон и нашли там сны гемморианцев. Из них они почерпнули знания о технологиях, и Шум стал таким, как сейчас. Но некоторые здания, например парламента или вот эта часть Подлунного Университета до сих пор из облачного камня. И, конечно, дно города тоже из него. На нём он и летает.

Они прошли по пустому коридору, больше всего напоминающему пещеру. Облачный камень в некоторых местах сочился влагой.

— А почему здесь нет охраны? — спросил Пашка.

— Зачем? Войти внутрь может только один из преподавателей университета, а если кто-то сможет обойти первую дверь, что очень сложно сделать, и вторую, и третьею, что сделать невозможно, внутри его будет поджидать охрана из зверинца.

— А дверь действительно нельзя взломать?

— Нельзя. Там действует древнее волшебство. Ведь даже Шелковый Человек не может попасть внутрь. Я думаю, это единственное место в Азиль-до-Абаре, куда он не может попасть.

— Почти, — донесся голос сзади. Тим и Пашка вздрогнули от неожиданности. — Ну что вы как кисейные девицы? Неужели вы так боитесь этого в сущности безопаснейшего путешествия?

Шелковый Человек улыбался и держал в руках кружку с какао. Теперь его пижама сменила цвет на желтый.

— А можно без этих дурацких шуточек? — сказал Пашка.

— Нельзя, Карл. Считай, я готовлю тебя к путешествию в Вабар. Вот там, мальчик, ты узнаешь, что такое страх. Там есть кое-что и похуже.

— Не пугай, и не такое видел, — огрызнулся Пашка.

— Вы закончили? — спросил Тим. — Тогда я предложил бы побыстрее войти внутрь, взять, что нужно, и уйти отсюда.

— Верно, профессор. Показывайте, где вход?

Тим повел их по узким пещерам. Шелковый Человек шел сразу за ним, Пашка замыкал. Пол под ногами покрылся толстым слоем пыли, на нём отпечатывались следы окованных железом сапог Пашки и Тима и босых ног Шелкового Человека. Оставались, но ненадолго. Вот след босой ноги есть, а вот его как будто кто-то стер невидимой кисточкой. Следы Тима и мальчика никуда не исчезали; если бы после них здесь прошелся какой-нибудь следопыт, подумал бы, что они шли только вдвоем. Заметать следы Шелкового Человека мог ветер, но откуда взяться ветру в пещере, посредине здания университета?

Но, наконец, они пришли. Перед ними предстали огромные ворота с непонятными надписями на неизвестном языке и рисунки, очень даже понятные. Здесь изображались страшные чудища и изображались мастерски. В первую очередь в глаза бросается их видовое разнообразие и количество. Хвостатые, рогатые, крылатые, с множеством ног или как змеи. И все очень страшные и большие. Кое-где для масштаба изображались люди, на фоне некоторых монстров они просто терялись.

Тим подошел к воротам вплотную и громко сказал:

— Тимофей, профессор Подлунного Университета.

Створы ворот стали медленно раздвигаться. Если снаружи коридор сделан из камня, внутри опять металл. Сразу за воротами они увидел еще одну дверь — теперь уже круглую и железную.

— Для безопасности надо открыть вторую дверь, только когда закроются ворота, — сказал Тим.

Они вошли внутрь, Тим нажал большую красную кнопку на стене. Ворота медленно закрылись, и только когда створки громко стукнулись друг о друга, Тим повернулся к круглой железной двери. Он подошел к ней и дотронулся когтем передней лапы. Послышался лязг металла, круглая дверь раздвинулась, подобно диафрагме объектива фотоаппарата. И Тим сразу подался назад, потому что перед ними возникло страшное чудище. Черный тигр раза в четыре больше обыкновенного стоял всего в паре метрах от входа и рычал. Тигр, словно сотканный из теней. Они переливались и ползали по нему, как смоляные капли. Шелковый Человек исчез и появился перед Тимом. Он, нисколько не страшась, подошел к огромной зверюге и посмотрел на нее. Так продолжалось несколько секунд, тигр поклонился, признавая поражение, и отступил.

— Я думаю, теперь мне надо идти первым, — сказал Шелковый Человек. — Но, если у вас есть возражения…

— Нет, — сказал Тим, поднимаясь с пола. — Идите.

— Прекрасно.

Шелковый Человек пошел внутрь, Тим и Пашка следовали за ним. Пашка увидел, на шее тигра надет черный ошейник, а от него тянется черная цепь.

— Это теневой тигр и цепь тоже теневая, — сказал Шелковый Человек. — Такой зверь не сможет даже прикоснуться к вам, но он разорвет вашу тень и вы умрете.

— А откуда вы это знаете? — спросил Тим.

— Ну, профессор, я уже был, когда о Шуме еще и не шло речи. Тогда в Ночном Царстве было куда забавней, чем сейчас.

— А разве это всё происходило не очень давно? — спросил Пашка.

— Понятия «давно» и «недавно» в Азиль-до-Абаре нет. Это просто было. Но пройдемте, надо вначале найти ножницы Атропос. И будьте начеку, я думаю, стража не ограничивается этим тигром. Внутри будут еще сюрпризы.

Сразу за тигром, который до сих пор стоял, склонив голову, перед ними предстали два коридора. Над одним нарисована лампа, над другим лошадь.

— Надо понимать, это путь в хранилище и в зверинец, профессор? — спросил Шелковый Человек.

— Наверное. Я никогда не был внутри и не думал, что когда-нибудь буду.

— Вот видите, я уже внес перемены в вашу жизнь.

— Я не уверен, что мне это нравится, — пробурчал в ответ пес.

— А перемены не всегда нравятся. Ну ладно, пойдем в коридор с лампой.

Так они и сделали. Шелковый Человек шел впереди, дорогу им освещали точно такие же лампы, как нарисованная над входом. Только эти настоящие и висят на стенах.

— А в этих лампах сидят джинны? — спросил Пашка.

— Сидели когда-то. Когда джинн покидает лампу, из нее получается отличный светильник. А вот и кое-что интересное.

Перед ними действительно появилось интересное, только если бы не Шелковый Человек, Пашка это никогда не заметил. С потолка свисал небольшой паучок на черной паутинке. Пашка напряг зрение и увидел, дальше на потолке висят такие же, только под самым верхом. Впрочем, первый, увидев их, тут же поднялся наверх.

— А чего мы встали? — спросил Пашка.

— А ты попробуй пройди, — усмехнулся Шелковый Человек.

— Что-то теперь не очень хочется, — ответил мальчик.

— А это необычные пауки? — спросил Тим.

— Профессор, вы меня прямо удивляете. Конечно, необычные, и за что вы только получили свое звание?

— За социологическое исследование лунных собак.

— А, тогда понятно. — Улыбка Шелкового Человека растянулась еще шире. — Я, конечно, могу исчезнуть и появиться прямо рядом с ножницами, но не хочется бросать вас одних.

— Это почему? — спросил Пашка.

— А потому, что только мое присутствие не позволяет большинству местных охранников напасть на вас.

— А здесь есть другая стража?

— Мы уже прошли рядом с несколькими плоскими червями. Кстати, я бы на вашем месте не прикасался к стенам.

— Что за черви? — мальчик боязно оглядел железные стены.

— Круглой формы, в диаметре примерно метра три и толщиной с монету. Они умеют менять окраску и полностью сливаются со стеной. Но стоит вам до них дотронуться, они складываются и обхватывают вас. Вы оказываетесь в некоем подобии мешка, но только это не мешок.

— А что?

— Плоские черви ползают всегда желудком наружу. Фактически, их желудок занимает наружную сторону полностью.

— Фу!

— Да, неприятно. А это друзья мои — мои друзья. Пауки шелкопряды. Вы, конечно, не видите, но их там, на потолке, не меньше тысячи. Встань под ними, и они тут же оплетут вас, а потом съедят.

— Дальше хода нет?

— Для меня есть. Как и для любого, кто умеет перемещаться, подобно мне.

— А такие есть? — удивился Пашка.

— Есть. Твой отец, например, так умел. Почти так. Он не мог из одного Царства переместиться в другое, но метров пятьдесят преодолел бы.

— А нам что делать?

— Ну…

Шелковый Человек резко бросился к стене. Руки с раскрашенными ногтями уперлись в нее, и он как будто отодрал от стены черное одеяло. Только это одеяло начало извиваться и даже попыталось сомкнуться на нём, но Шелковый Человек действовал быстрее. Он кинул черный плоский круг вперед, тут же с потолка устремились сотни тонких черных нитей. Плоский червь закричал почти человеческим голосом, но продолжалось это всего несколько мгновений. Черные нити окутали его и утащили наверх. Из-под потолка послышалось противное чавканье.

— Теперь можно идти, — сказал Шелковый Человек. — Они на полфазы будут заняты его поеданием.

— Сколько еще таких червей в тоннеле? — спросил Пашка. Теперь он старался держаться точно посередине коридора.

— Я насчитал пятнадцать.

Тим тоже резко встал посредине. Шелковый Человек в очередной раз усмехнулся и пошел дальше. Больше сюрпризов в коридоре не нашлось. Зато у Тима и Пашки расширились глаза, когда они достигли его предела. Они вышли в достаточно просторный зал и там в многочисленных шкафах хранилась как минимум тысяча ламп. Ни одна из них не горела, а из этого следовало, джинны всё еще там.

— Что это? — спросил Тим.

— Это, мой дорогой профессор, то, что хранится в вашем хранилище. Фактически, здесь есть только эти лампы и ножницы Атропос, больше ничего. Так что поиски не должны затянуться надолго.

— А зачем их хранят здесь? — почему-то прошептал Пашка.

— Это целая легенда, мальчик. — Шелковый Человек прошел мимо рядов ламп и осмотрел помещение. Вскоре он увидел, что искал, и пошел к цели. И Тим и Пашка держались позади. — Понимаешь ли, всё то, что говорил тебе Тим, и о чем упоминал я, не совсем правда. Но в этом уж точно нет его вины, а я не хотел пояснять дважды. В истории Шума было три эпохи. Во второй шерифы убивали монстров, в третьей шумцы научились пользоваться технологиями и построили технологический город, а о первой знают очень немногие. А начинался Шум именно с джиннов. Именно они заложили Шум и именно они до сих пор находятся в заточении в этих лампах. Тогда как раз шла война, хотя войны в Азиль-до-Абаре идут почти всё время. Ну, так вот, тогда шла война, и Шум был построен, как форпост джиннов. Но звери из Сумеречного Царства и шерифы Ахры смогли его взять, и еще пленили более тысячи джиннов. С их помощью они построили первый Шум для людей. Летающий город невиданной красоты и крепости. Тогда же берет свое начало и Подлунный Университет, в прошлом школа боевых искусств. Но шерифы потратили слишком много желаний, и у каждого из тысячи пленников осталось всего по одному. И шерифы опять схитрили и просто заперли джиннов здесь. Каждому из заключенных осталось выполнить всего по одному желанию, и он вырвется на свободу, но пока этого не произойдет, они останутся рабами ламп.

— А разве они не ограничены сроком? Мне говорили, джинны сами освободятся из ламп по истечению какого-то срока, а исполнение желаний для них только способ сократить его.

— Всё зависит от качества ламп. Эти сделаны не кем-нибудь, а мной. И из них не сможет выбраться ни один джинн, пока не истечет контракт.

— Тобой?! — воскликнул Пашка. — А зачем тебе это было надо?

— А они мне досаждали. Ведь вся эта кутерьма творилась неподалеку от Города Пустых Бутылок. Зато, с тех пор, никто из джиннов меня не тревожит. Но мы пришли.

Перед ними статуя слепой старухи с ножницами в руках. Каменную женщину скульптор изваял с великолепно-пугающим реализмом: морщины, складки одежды, ногти, прочий рельеф; ножницы светились серебром. Шелковый Человек подошел к ней и аккуратно взял ножницы из покрытых венами ладоней. Он улыбнулся старухе и, повернувшись, протянул ножницы Пашке.

— Возьми. Считай это мой подарок тебе. Они могут понадобиться вам в скором времени.

— А разве мы не вернем их потом? Ну, когда пострижем этого дикобраза? — спросил мальчик у Тима.

— Я думаю, тебе они действительно нужнее. Тебе надо хоть какое-то оружие. И мы можем вернуть их, когда всёзакончится.

Пашка кивнул и засунул ножницы в подмышку. Шелковый Человек уже шел на выход. Собака и мальчик пошли следом.

— Этими ножницами можно убить любого? — спросил Пашка.

— Только того, у кого есть тень, — ответил Шелковый Человек. Пашка посмотрел под ноги и увидел свою тень, тень Тима, но Шелковый Человек тени не отбрасывал. И даже наоборот, там, где она должна быть, как будто светлое пятно.

Они прошли над местом, где висели пауки. Сверху слышалось чавканье и писк плоского червя. Они достигли начала коридора и повернули в тот, над которым висело изображение лошади. Только тут оказалось куда короче. Метров через десять они вышли в большое помещение с множеством клеток. И в каждой как будто притаился кусочек кошмара сумасшедшего. Все твари, сидевшие в клетках, имели черный окрас, каждая — очень страшная. Они смотрели немигающими глазами, от этих взоров бросало в дрожь. Ну, по крайней мере, Пашку и Тима. А вот Шелковый Человек просто шел и не обращал на них ни малейшего внимания. Его шелковая пижама блистала желтизной в этом мире ночи, а босые ноги гулко шлепали по металлическому полу.

Им пытались преградить дорогу дважды. В первый раз гигантская тварь, похожая на черного осьминога, выползла из просвета между клетками. Но ее черные глаза встретились с глазами Шелкового Человека, и она отступила. Второй раз на пути встал таракан размером с лошадь. История с гляделками повторилась и таракан, поклонившись, ушел.

— А почему они не нападают на тебя? — спросил Пашка.

— Потому что помнят. Мой Город Пустых Бутылок стоял здесь задолго до того, как начались войны между Царствами. И тогда мы весело жили вместе с этими милыми созданиями.

— Милыми?! — воскликнул Тим. — Да какие же они милые?

— Для кого как. — Пожал плечами Шелковый Человек. — Раньше вообще всё было иначе. А еще раньше — больше. Эти звери вовсе не плохие. Они просто другие. Они спокойно жили в своем Царстве, пока не пришли такие, как вы.

— Что значит такие, как мы?

— Сновидцы, звери, другие. Те, кого теперь называть жителями, потому что они тут «живут». — На слове «живут» Шелковый Человек почему-то сморщился, будто надкусил кислую сливу. — Самое печальное, теперь уже ничего не измениться. Те времена ушли навеки.

В первый раз в словах Шелкового Человека Пашка услышал хоть какое-то подобие грусти. Впрочем, он сам ее не разделял. Одного взгляда на клетки хватило, чтобы жалость к зверушкам пропала, а ее место заняло отвращение.

Но суть да дело, они пришли по назначению. В клетке дремал серебряный дикобраз чуть больше медведя. Он лежал почти вплотную к решетке, несколько игл торчали наружу.

— Отрежь их, Карл, — сказал Шелковый Человек. — Но постарайся не уколоться. Уколешься и тут же проснешься, и еще испытаешь такую боль, что долго не сможешь прийти в себя в Мире.

— Хорошо, — сказал мальчик. — А сколько надо игл?

— Я думаю, трех хватит. Одну возьмешь себе две мне.

— А зачем мне игла?

— На всякий случай. Если тебе надо будет быстро проснуться, воспользуешься ей.

— А если на меня наденут ошейник джиннов, я проснусь, уколовшись?

— Да. Это, наверное, единственная возможность проснуться, если на тебя его наденут. Ну давай, не мешкай.

Пашка осторожно подошел к дикобразу и отрезал одну иглу. Та упала на пол. Обычная игла похожая на спицу. Даже не подумаешь, что она не металлическая, а росла на теле зверя. Пашка так же осторожно два раза щелкнул ножницами, еще две иглы упали. Он подобрал их и протянул две Шелковому Человеку. Тот залез в карман и достал три пробки, похожие на от вина. Он осторожно насадил иглы на них, а одну протянул мальчику. Пашка тоже обезопасил свою иглу и засунул в карман куртки.

— Ну вот и всё, — улыбнулся Шелковый Человек. — Как видишь, со мной можно иметь дело.

— Мы еще не вышли отсюда, — сказал Тим мрачно.

Но его опасения оказались напрасными. Они спокойно прошли мимо клеток, мимо теневого тигра и вышли в круглую дверь. Тим дотронулся до рамы, железная дверь со скрежетом затворилась. Потом он нажал на кнопку, каменные ворота открылись, пропуская наружу.

— Встретимся за городом, рядом с холмами на востоке, — сказал Шелковый Человек. — Там я рассчитаюсь с вами.

Он исчез, а Пашка посмотрел на Тима и сказал:

— Если он действительно поможет нам добраться до Вабара, это можно считать удачной сделкой. Ой, а ты пойдешь со мной в Вабар?

— Пойду, — улыбнулся Тим. — Я же говорил, что пошел бы, если бы мог. Если он исполнит, что обещал я, конечно, пойду с тобой.

Они двинули по каменным коридорам, потом вышли в металлические.

— А, может, это брехня? — спросил Пашка.

— Что?

— То стихотворение. Ну, когда-то на заре времен могуч был Ветер и силен, потом, что-то вроде, он мог летать куда хотел, поймать его никто не смел…

— Но появились восемь стен и посадили Ветер в плен, — продолжил Тим. — И молвил из темницы Ветер: «Несчастны будете навеки! И вскоре к вам, лишая толка, придет мой Человек Из Шелка». Если разобраться, нигде не говорится что он злой. Может, и вправду брехня…

Когда они проходили по знакомым коридорам, лось все еще читал лекцию окну команды. Они вышли из университета сели во флаер и полетели на восток. Уже спустя полчаса по пашкиному внутреннему времени «летающий запорожец» пересек границу Шума. Холмы, о которых говорил Шелковый Человек, действительно пролегли на востоке — во флаере был компас. Не меньше двадцати округлых возвышенностей, и странно, рядом плато размером с город, где поместился Шум. Впрочем, Пашка напомнил себе, всё это просто сон и перестал удивляться по пустякам.

Желтая пижама Шелкового Человека светилась на фоне царства вечной ночи, флаер полетел к нему. Пашка до сих пор волновался, не обманет ли загадочный хозяин Города Пустых Бутылок? Но и его опасения оказались напрасными. Когда флаер приземлился и они вышли из него, Шелковый Человек сказал:

— Ну что же, последние советы на дорожку и вперед.

— А за советы придется платить? — спросил Пашка.

— Нет, Карл, ты сделал сегодня для меня так много, что теперь я тебе должен. Вот и расплачиваюсь.

И Пашка, и Тим только пожали плечами, гадая, чего они такого сделали, а мужчина в пижаме продолжил:

— Вабар очень плохое место. Если Ночное Царство просто другое, то Вабар именно плохой. В этом можешь не сомневаться. Войти в него без приглашения нельзя, и вам надо его получить. Нахождение в Вабаре без приглашения карается смертью.

— И как его получить? — спросил Тим. Он слушал очень внимательно уже прикидывая, сможет ли написать потом об этом диссертацию.

— Такое разрешение может выписать вам джинн. Но на вашем месте я бы попробовал получить его у Хранителей Четырех Башен. Они всё же люди, хоть и сумасшедшие. Далее, вам предстоит пройти по самому Вабару. Помните, что это за место, и что не всё, что кажется, является настоящим. На этом всё.

— А что там нам может показаться?

— За ответ на этот вопрос придется платить.

— Ладно, не надо. И как ты нас туда доставишь?

— Такие фокусы я делаю очень просто.

Шелковый Человек присел и протянул руки к земле. Из рукавов пижамы посыпались толстые зеленые гусеницы. Они сыпались и сыпались а, попадая на землю, тут же начинали что-то прясть. Очень скоро гусениц стало не меньше сотни. Шелковый Человек встал, Пашка с Тимом смотрели на них широко раскрытыми глазами. Каждая гусеница размером с человеческий палец, они копошились на черноземе, складываясь в правильный четырехугольник. Вот они стали худее, потом еще меньше и вскоре пропали вовсе. А под тем местом остался красивый шелковый плед. Тонкий и гладкий с завитушками зеленых узоров. Шелковый Человек хлопнул в ладоши, плед взлетел в воздух. Он завис где-то в футе от земли и слегка заходил волнами. Получилось что-то вроде ковра самолета, размером два на полтора метра.

— Будет тесновато, но ничего, потерпите, — сказал Шелковый Человек. — Просто скажите ему, куда вам надо, и он отвезет.

— А как долго мы будем лететь? — спросил Пашка.

— По твоему времени не больше часа. Не волнуйся, времени у тебя пока хватает. Ну что же, прощайте.

Шелковый Человек протянул Пашке руку. Поколебавшись секунду, мальчик пожал ее. Потом рука переместилась к Тиму и пес тоже ее пожал. Шелковый Человек почему-то довольно улыбнулся собаке, Тим тоже улыбнулся из вежливости, хотя улыбка Шелкового Человека ему совсем не понравилась. Пашка и Тим залезли на ковер или плед, или простыню. Там действительно пришлось потесниться, но сидеть можно.

— Вабар, — приказал Пашка.

И шелковый ковер полетел куда-то в сторону востока. Он сразу набрал скорость не меньше, чем дракон, и очень скоро пропал из вида. Последнее, что слышал Шелковый Человек, протяжный радостный: «И-и-и-а!!!» — вырвавшийся из пашкиного рта.

Шелковый Человек повернулся к Шуму. Его лицо не выражало никаких эмоций, вдруг холм позади него зашевелился.

— МОЖНО НАЧИНАТЬ? — прогрохотал холм.

— Да, — ответил Шелковый Человек. Он поднял ладонь и посмотрел на нее. По ней пробежала легкая рябь, на секунду ладонь превратилась в собачью лапу. — Начинаем по моему сигналу.

Мужчина в пижаме исчез.

4

В самом центре Шума расположился Командный Центр. С одной стороны здание не самое обычное, но в свете окружающих можно сказать — банальное. Просто черный куб только очень большой. В этом кубе, однако, находилось то, что руководило всем Шумом. Фактически, всё здание — огромный суперкомпьютер с несколькими коридорами и помещениями для обслуживающего персонала. Командный Центр отвечал за всё: транспортная сеть, магнитное покрытие, окна команды, чьи возможности Пашка изучил, дай бог, на десятую часть, управление многочисленными роботами, поддержание температурного и осветительного режима, контроль полета, службы оповещения об опасности и ее нейтрализации. Шум — летающий город и Командный Центр в любой момент мог поднять его в воздух.

Конечно, можно было бы отдать суперкомпьютеру полномочия при опасности поднимать город самостоятельно, но Парламент Шума запретил эту команду. Пару раз в прошлом случались ложные тревоги и компьютер, мало того что поднимал город в воздух, так еще законсервировал казну, ввел комендантский час и активировал боевых роботов. Всё это привело к потере огромного количества кредитов, и Парламент решил посадить в Командный Центр несколько операторов, которые должны оценить угрозу, сообщить премьер министру и уж после этого, дать команду на взлет.

Операторы оккупировали небольшое помещение в середине здания. Перед ними висели многочисленные окна команды, постоянно поступали данные, которые компьютер считал наиболее важными. Операторы не обратили внимания, камеры наблюдения на окраине Шума зафиксировали некоторое шевеление в ландшафте, как фазу назад не предали значения, изменению этого ландшафта. Операторы знали — Шум защищен капитально. Столица Ночного Царства — самый могучий город в Азиль-до-Абаре. Ее военную мощь построили еще во времена завоевания этих мрачных земель, теперь оставалось поддерживать ее на определенном уровне. Ну, и, в конце концов, какая может быть опасность? Большую часть фауны Ночного Царства уничтожили много-много циклов назад. Из реальной силы остались только черные драконы, но они далеко — на границе с Огненным Царством. Там теплее, а эти гигантские ящеры, которых не удалось победить даже огромной мощи Шума, любили тепло и не любили воевать. Им достаточно лишь того, что они сыты. Вот операторы и не волновались за тревожные сообщения суперкомпьютера. И, надо признаться, совершенно забыли, совсем неподалеку от них, есть опасность в сотни раз большая, нежели черные драконы или ночные монстры. И опасность эта жила в Стране Четырех Ветров, в Городе Пустых Бутылок.

Вроде ничего не предвещало беды. Два оператора лениво смотрели по окну команды фильм из Сна. Жители скучного Мира напридумывали множество отличных развлечений, кино стало для жителей Шума очень интересной новинкой. Последний писк моды, так сказать. Щит Командного Центра тоже имел форму куба. Тут есть три кресла — два для операторов и одно запасное. Компьютер реагировал на голос заступившего на дежурство оператора — управление очень простое и удобное. Все доведено до автоматизма, главное знай, что приказать компьютеру. Помимо кресел в двух углах притаились неприметные лампы с джиннами. Это для охраны. Вместе с четырьмя джиннами, охранявшими Парламент, — последний запас ламп Шума. После технологического прорыва, что превратил Шум в сверхнаучный летающий город, ловить новых джиннов перестали. Да и эта наука как-то забывалась по-тихому. Так что всё вроде в порядке. Компьютер не может сам отдавать приказы городу, только по команде оператора. Оператор, выходя из комнаты, теряет право управление компьютером — тот начинает реагировать на голос нового. А самих операторов охраняют джинны. Эта система действовала на протяжении тысяч, а может, миллионов циклов, и нет причин сомневаться, что она откажет сейчас. Правда, разработчики системы безопасности не учли, что еще ни разу Шум не атаковал Шелковый Человек.

Обе лампы с джинами за спинами операторов, люди не увидели, из них повалили легкий дымок. Это джинны принюхивались к изменениям. Если бы кто-то появился в комнате всего на пару секунд, они тут же выскочили бы — таков был контракт. Но такой длительный срок гость в комнате не находился. Мужчина в иссиня черной пижаме появлялся за спинами операторов и исчезал. Он мелькал, джинны не могли решить, враг это или друг. А Шелковый Человек не спешил. Он появлялся и исчезал. И пока этим его деятельность и ограничивалась.

— Слушай, я не пойму! — сказал оператор, сидевший в правом кресле. — В чём волшебство этого Гэндальфа?

— Как это в чем? — возмутился второй оператор и показал пальцем на широкоэкранное окно. — Да он только что прогнал назгулов!

— Ну и что? Если он такой крутой колдун, чего он колдовал в фильме всего раза три? А этот Саурон и того хуже. Ну что в нём такого страшного? Ну, глаз, ну красный, ну и чего? Кто он без своей армии? В чём его сила? Да его любой джинн завалит!

И тут в комнате стало жарко. Операторы повернулись и увидели потрясающую картину. Позади стоял человек в шелковой пижаме, объятый пламенем. Из ламп вылетели два огромных огненных чудовища, струи плазмы из их пастей, поливали мужчину. Но тому, казалось, всё равно. В одну секунду Шелковый Человек как будто распустился. Тысячи тончайших шелковых нитей вылетели из его пижамы. Часть этих нитей тут же накинулась на операторов и обвила, превращая в два кокона. Но большая часть, вылетевшая из спины, разрезала джиннов-охранников на огненные куски. Нити хлестали пламенные тела, проходили сквозь горящую плоть и, судя по мордам джиннов, доставляли ужасные мучения. Джинны уменьшились в размерах и превратились в обычных мужчин. Шелковые нити обвили их, в помещении стало на два кокона больше. Правда, коконы джиннов тут же изменили цвет — с черного на бардовый. Но чем бы ни являлся шелк мужчины в пижаме, огонь джиннов не мог повредить его.

Пока его нити боролись с джиннами, Шелковый Человек даже не повернул головы. Черные, как Ночное Царство, глаза рассматривали мельтешение данных в многочисленных окнах. Если бы у Шелкового Человека был мозг, и если бы его сравнили с суперкомпьютером, управляющим Шумом, компьютер безоговорочно проиграл бы.

— Гхм, — прокашлялся Шелковый Человек, его голос изменился до точной копии голоса одного из связанных операторов. — Команда?

— Да, оператор, — ответил мозг Шума приятным женским голосом.

— Две задачи. Первая — полная консервация облачного камня под дном города. Приказ следует исполнить немедленно и в кратчайшие сроки.

— Данная команда может привести к потере эффективности облачного камня при дальнейшем использовании.

— Это решение Парламента.

— Слушаюсь. Команда принята и будет исполнена через одну пятисотую часть фазы.

— Отлично. Команда номер два. Парламентом сегодняшняя фаза объявлена всеобщим праздником. По этому поводу приказываю запустить салют максимальной мощности. И даже тот, что заготовлен на празднование юбилейного цикла. Исполнять.

— Слушаюсь.

Шелковый Человек растворился и мгновением позже появился на крыше Командного Центра. Он посмотрел, как из соседних зданий вылезают пушки для салюта, опять исчез и теперь появился прямо под городом. Черный грунт раздвинулся, освобождая Шелковому Человеку место, он внимательно пронаблюдал, как неровное дно из облачного камня закрывает железными плитами. Когда консервирование завершилось, он исчез и возник на самой высокой башне Шума. Хоть он только что лежал в грязи, на шелковой пижаме не осталось ни одного пятнышка. Шелковый Человек посмотрел наверх и несколько секунд любовался прекрасным салютом. Посреди черного неба зацвели ярко красные цветы, из вспышек сформировывались герои древности, а в кульминации над Шумом современным появилась прозрачная, но сияющая копия Шума древнего. Мрачный каменный город, заключивший в себя бойцов с Ночным Царством. Шелковый Человек остался доволен и опять исчез. Он вернулся в Командный Центр, но не в комнату операторов, а в самое сердце, где располагался центральный процессор. И даже больше, он оказался в нём. Чтобы его тело проявилось, платам и проводам пришлось подвинуться и разорваться. А тут еще руки с раскрашенными ногтями замелькали, показывая недюжинную силу. Они рвали металл, как бумагу, крошили платы в труху, а то, что еще не сломалось, замкнулось — проводником стало тело Шелкового Человека. Гигаватты, прошедшие через него, ему, естественно, не навредили.

Треть Шума погрузилась во тьму. Большая часть роботов отключилась — остались лишь те, что могли перейти в автономный режим. И тут город содрогнулся. С востока, сминая металлическое покрытие и корежа основание города, в Шум вошли черные драконы. Не менее двадцати огромных страшных зверюг. Как выглядит черный дракон? Если сравнивать с чем-то из Мира, можно покрасить варана в черный цвет и увеличить до размеров Годзиллы. Черная чешуйчатая кожа, черный раздвоенный язык толщиной со ствол дуба, глаза полные безразличия к человеческим и любым другим жизням. Двадцать черных драконов вошли в город, но сигнал тревоги не прозвучал, и город не вознесся в небеса. Шум — летающий город, под ним расположены его главные арсеналы. В каменном дне есть специальные люки, из которых на подобных тварей обычно скидывают тысячи бомб. Черные драконы, несмотря размер, необычайно проворны и быстры, так что попасть в них трудно даже с такого выгодного положения. А теперь представьте, что стало, когда они вошли в город. Начался самый настоящий кошмар.

Если бы черных драконов интересовал захват Шума, или даже его разрушение, они смогли бы уничтожить город за час. Но у них были другие цели. Несколько фаз назад к ним пришел один старый знакомый и предложил что-то вроде шведского стола, где главным блюдом окажутся жители. Он сказал, что на какое-то время обездвижит Шум, а также не даст ему взлететь и быстро организовать оборону. В это время они смогут съесть столько жителей, сколько посчитают нужным. Этим черные драконы сейчас и занимались.

Шум — большой город и здесь действуют все законы больших городов. Ближе к центру жилье дороже, на окраинах подешевле и обстановка поспокойнее. Город обносят огромные, но далеко не изысканные, коробки небоскребов. Они и стали главной добычей черных драконов. Гигантские твари врезались в них и дома рушились, погребая и драконов, и людей. Вот только для плотной шкуры черных драконов это сущие пустяки, а люди, звери и прочие обитатели коробок из камня, гибли. А те, что не умерли сразу, прожили не слишком долго. Длинные шершавые языки извлекали их из-под завалов и утаскивали в бездонную пасть. Кто-то уже садился во флаеры и улетал, по пути пытаясь дозвониться до властей. Но после привычного слова: «Команда» — не возникло никаких окон, а если появлялись, не работали. Драконы бесчинствовали, люди пытались спастись, власти бездействовали, город не взлетал, а Шелковый Человек занимался своими делами.

Мужчина в шелковой пижаме появился там, где побывал совсем недавно. Та же каменная пещера, того же Подлунного Университета. Шелковый Человек спокойно, вразвалочку, прошел к воротам и сказал:

— Тимофей, профессор Подлунного Университета, — естественно его голос стал точной копией голоса Тима, как до этого копировал оператора.

Ворота, или система ими управляющая, не нашла различий между голосом Тима и Шелкового Человека — двери открылись. Теперь, по правилам техники безопасности, прежде чем открыть дверь-диафрагму, надо закрыть ворота, но Шелковый Человек не собирался следовать правилам. Его рука превратилась в собачью лапу, черный коготь коснулся круглой двери. Дверь разъехалась, перед ним опять предстал теневой тигр. Шелковый Человек ласково погладил зверя по голове. Хоть тот и соткан из теней, рука с накрашенными ногтями спокойно гладила призрачную шерсть. Шелковый Человек провел рукой по теневой цепи, что-то ярко вспыхнуло, и тигр получил свободу. Правда, он не бросился в проход, не попытался напасть на мужчину, а просто лег у входа, свернувшись клубком. Шелковый Человек пошел в коридор с нарисованной над входом лампой. Впрочем, шел он недолго. Наверное, вспомнил, что теперь может перемещаться здесь мгновенно. Он исчез и появился в комнате с лампами.

Шелковый Человек взобрался на самое высокое место — на верхушку одного из шкафов. Черная пижама опять породила тысячи тонких нитей. Только теперь эти нити никого не опутывали. Каждая тонкая черная линия протянулась к лампе и легонько потерла ее. Эффект получился почти мгновенный и впечатляющий. Большое помещение схрона превратилось в ад. Из каждой лампы вылез огненный монстр, от пламени тут же сгорело всё, что могло гореть. Даже металл на стенах оплавился и стекал раскаленными струями, образуя серебреные лужи на полу. Но на Шелкового Человека это не произвело никакого впечатления. Он как стоял на шкафу, так и стоит. Собственно, даже деревянный шкаф не сгорел. Его нити втянулись обратно, он окинул джиннов взором черных глаз.

— Это он, — зашептались джинны.

— Он, — соглашались другие.

— Он, — вторили третьи.

— Шелковый Человек, — подвел итог монстр, похожий на огромного орла.

— Да, это я, — кивнул мужчина. — А теперь слушать внимательно. Я, как вызвавший вас, требую исполнить мое желание. Оно будет коллективным для всех.

Огненные монстры заулыбались. У каждого джинна оставалось всего одно желание до свободы, исполнив волю этого загадочного древнего существа, они получат ее.

— Я приказываю освободить всех зверей из зверинца в соседнем зале. Каждую клетку открыть аккуратно — никто не должен пострадать.

— Слушаюсь и повинуюсь, — весело отозвалась тысяча огненных глоток.

И пламенный ад прошел в соседний зал. Джинны не стали утруждать себя хождением по коридорам. Столб раскаленной плазмы, словно таран, прошел сквозь стену, оставив ровное круглое отверстие. Но в соседнем зале джинны поубавили пыл. Они превратились в обычных людей или животных и отворили сотни запоров, засовов, замков. Они освободили заключенных зверей Ночного Царства. И, сделав это, джинны исчезли. Так же, как Шелковый Человек, они просто растворились в воздухе, пропав без следа.

Шелковый Человек появился в зверинце и махнул ночным монстрам. Звери кивнули, кто чем мог, и последовали за ним к выходу. Если бы в зверинце был кто-то еще, он мог наблюдать удивительную картину. За мужчиной в пижаме как будто следовало настоящее море тьмы. Звери почти не издавали звуков, они лишь слегка шелестели, подобно листьям на ветру. Шелковый Человек прошел через круглую дверь, миновал каменные ворота и вывел армию тьмы в Подлунный Университет. Черные звери, наконец, решились обогнать его и устремились убивать. Они ворвались в учебную часть Подлунного Университета, неся смерть тем, кто посмел заключить их в клетки и изучать во имя науки. Очень скоро Подлунный Университет опустел, а черное войско выползло на улицы. На востоке всё еще бушевали черные драконы. Шелковый Человек повел освобожденных на запад.

Хоть Командный Центр сильно повредили, до Парламента дошли сведения, что на Шум совершили нападение черные драконы. Связь тоже накрылась медным тазом — до этого она осуществлялась через Командный Центр. Но кое-какое сопротивление организовать удалось. Из казарм к восточной окраине города полетели танки и флаеры с солдатами. Правда, не очень много и большинство сгинуло в глотках ящеров. Черные драконы помимо огромных размеров и соответственной силы обладают еще одним интересным качеством. Если, например, красные драконы, пышут огнем, серебряные раскаленным паром, у черных изо рта выходили потоки настоящего ядовитого газа. Черные драконы питаются в основном падалью, в их желудках всё это недопереваривается и получается настоящий трупный яд, только растворенный в воздухе. Почему-то этот газ приобретает черный цвет.

Когда к гигантским ящерам подлетели танки, те открыли пасти, из них повалили клубы черного ядовитого дыма. Ядовитый газ черных драконов имеет еще одно удивительное свойство — всепроникание. Он может пройти сквозь металл и сквозь камень, унося жизни любых живых существ. Поэтому пилоты первых боевых флаеров умерли быстро, а затем черные языки извлекли еду из летающих консервных банок. Но вторая партия флаеров управлялась уже роботами и нанесла урон противнику. Небольшой. Двух-трех драконов ранили, да и то не сильно. Остальные продолжали набивать брюхо трупами и рушить дома.

Но постепенно танков прилетело больше — армия Шума собралась и начала массивный обстрел драконов. Это заставило рептилий ускорить темп пожирания — они знали, скоро придет настоящий противник, а не это жалкое механическое подобие. Так и случилось.

Над Шумом пронесся клич орла и, как по команде, все драконы подняли хари к небу. А там, на трех больших орлах, летели три человека. Женщина и двое мужчин. Шерифы Шума. Три руки протянулись в сторону драконов, три молнии вырвались из них. Они ударили в ящеров, раздирая черную плоть в клочья. Три глотки заревели от боли, на землю пролилась черная кровь. На металлической поверхности тут же образовались уродливые дыры. Кровь черных драконов не просто ядовита, а еще может разъесть сталь.

Три дракона пострадали, а остальные поняли — запахло жареным. Они оставили свое черное дело и начали выбираться из руин разрушенного квартала. Но и шерифы не теряли время впустую. Эти мерзкие ящерицы посмели напасть на столицу Ночного Царства! Такое оскорбление нельзя оставлять безнаказанным. Конечно, убить их всех не получится, но хоть одного они сегодня отправят к Шайтану.

Шерифы решили сосредоточить удар на раненом драконе. Он двигался неуклюже — на задней лапе не хватало большого куска плоти. И опять три руки указали на дракона, и три молнии вылетели, но в воздухе соединились, образовав толстый столб колдовского электричества. Попади такой в голову дракона — всё. И казалось, смерть необратима, но на пути молнии появилась фигура мужчины в черной шелковой пижаме.

Молния ударила в Шелкового Человека, по пижаме пробежали белые линии и… больше никакого эффекта. Приняв разряд, Шелковый Человек полетел вниз, но перед самой поверхностью исчез. Шерифы посмотрели на хромого дракона — тот уже преодолел пределы Шума и, неуклюже, но очень быстро унесся в ночь. Черные драконы чрезвычайно проворны, по скорости ничуть не уступают своим летающим собратьям. Остальные ушли еще раньше. Теперь преследовать их бессмысленно, да еще и опасно. Черные драконы умеют зарываться в землю, что они наверняка уже и сделали, и достать их оттуда нельзя. Но из-под земли они могут насылать целое море отравленного газа. Шерифам оставалось лишь сжимать кулаки в бессильной злобе.

А на западном конце Шума стая черных зверей покидала его пределы. Они, как и драконы, растворялись в ночи, не издавая и малейшего звука. Рядом с ними появился Шелковый Человек. Он бережно помог ночной черепахе перебраться через высокий бордюр. Убедившись, что звери оказались в недосягаемости для жителей Шума, Шелковый Человек растворился в воздухе. У него еще есть дела.

В ту фазу Парламент Шума стоял на ушах. Командный Центр починили. Хоть не полностью, но достаточно, чтобы включить связь и расконсервировать дно. Парламентеры обсуждали, что теперь делать. Некоторые говорили — надо мстить. Сначала прилететь в Город Пустых Бутылок и стереть его с лица Ночного Царства, потом на восток — проучить черных драконов. Но первое предложение отклонили сразу — никому не хотелось связываться с хозяином Страны Четырех Ветров; а второе признали бессмысленным. Черные драконы живут на границе с Огненным Царством. Их там очень много и большинство спит под землей. Достать их будет очень непросто, а убить еще сложнее. А если джинны заинтересуются, что происходит на приграничных территориях? Только к концу фазы обнаружили, Подлунный Университет опустел, а зверинца и схрона ламп больше нет. Клетки стояли открытыми, а в схроне горела тысяча ламп. Это окончательно добило Парламент, он принял решение уходить. Шум поднялся в воздух и полетел в сторону Дневного Царства. Поближе к дружественной и волшебной Ахре с ее могучими шерифами, подальше от Города Пустых Бутылок и его таинственного хозяина.

* * *
Шелковый ковер нес Пашку и Тима к Огненному Царству. Под ними распростерлась непроглядная мгла, в ней то и дело перемещались гигантские тени. Может, это черные драконы, может, их главные враги — ночные черви. Но вскоре стало светлее. На горизонте поднималось зарево, как будто всходило солнце. Яркая красно-желтая линия где-то вдалеке.

— Это и есть Огненное Царство, — сказал Тим Пашке.

— А где Вабар? — спросил Пашка.

— Откуда бы ты ни пришел к Огненному Царству, всегда окажешься под стенами Вабара. Это магия джиннов и их султана.

— А что ты еще знаешь о джиннах?

— Не очень много, — признал Тим. — Я вообще не думаю, что кто-то знает о них много и уж тем более всё. Только смутные легенды из прошлого. Но даже о Шелковом Человеке их гораздо больше, чем о Вабаре.

— Ну расскажи эти легенды.

— Рассказчик из меня плохой, если я не читаю лекцию…

— Да ладно тебе.

— Хорошо. Когда-то давно Царств было всего четыре. Предрассветное, Дневное, Сумеречное и Ночное. Но потом появились они. О джиннах говорят, что они демоны из ада, или что они приснились одному безумному, но могучему колдуну и пришли из Сна. Всяких версий много, так или иначе — они появились. И с тех пор людям стало очень плохо жить в Мире.

— А почему в Мире?

— Потому что джинны насылали на них страшные кошмары, и могли проходить в Мир из Алям-аль-Металя воплоти. Тогда они не сильно интересовались жителями Азиль-до-Абара. Мир был куда более соблазнительным куском. Наверное, они считали, что завоюют Алям-аль-Металь позднее, когда обоснуются в Мире. Но вскоре на их пути встала преграда. Что-то такое на самой границе между Миром и Алям-аль-Металем. И это что-то не пропускало их. Они лишились возможности насылать на людей кошмары и больше не могли появляться в Мире воплоти. И тогда джинны решили обратить свой взор на Азиль-до-Абар. И здесь начались войны за право жить свободно. Войны шли с переменным успехом. Иногда джиннам удавалось завоевать другие Царства, но в итоге их всегда прогоняли прочь. Но они никогда не остановятся, никогда не сдадутся, ибо они — зло.

— А что это была за преграда?

— Этого я не знаю, — покачал головой Тим. — Но что бы ни остановило джиннов, это должно быть еще страшнее, чем они.

Ковер летел, зарево на горизонте ярчало. Стало значительно светлее и внизу, на черной земле, проявились детали. Вот, взрыхляя грунт, выглянула толстенная круглая спина. Вот пробежала стая непонятных существ, больше всего похожих на сороконожек. Но самым большим потрясением оказалась небольшая стая черных драконов. Пашка понял, Тим вовсе не преувеличивал, рассказывая об их размерах. Над вараноподобными тварями зависли черные облака ядовитого тумана. Где-то над ними, разрезая ночное небо, пролетела огненная стрела, оставляя дымный след. Тим сказал, это, наверное, красный дракон.

Стало значительно теплее. Пашка снял куртку и обмотал вокруг пояса. Он проверил, на месте ли игла дикобраза боли и не соскочила ли с нее пробка. Всё в норме. Ножницы Атропос покоились заткнутые за пояс джинсов.

Огненное Царство приближалось и приближалось. Его красно-желтое зарево уже занимало половину горизонта, подпирая небо. Их полет длился не так уж и долго, но впечатлений оставил целую кучу. Ковер несся, как сумасшедший, но встречный ветер не обдувал лицо мальчика и морду пса. С каждой минутой становилось жарче. Вскоре температура поднялась до тридцати пяти градусов. Тим высунул язык — теперь он походил на себя в Мире. На горизонте из маленькой точки сформировались мрачные башни Вабара.

Вабар. Наверное, это самый удивительный город из всех виденных Пашкой. Мальчик опять подумал, с каждым последующим Царством перед ним открываются новые и новые красоты. Теперь Шум покинул сердце, воображение заполнил Вабар. До него далеко прекрасной, взятой из арабских сказок, Ахре, и технологическому мегаполису Шуму. Видя Вабар, мальчик понял — красота не всегда прекрасна. Иногда она страшит, потрясая мозг.

Ковер слегка замедлил полет, теперь он двигался не быстрее самолета. Он медленно снизился и вскоре приземлился на раскаленном песке пока еще Ночного Царства. Граница между двумя Царствами здесь означена очень четко — захочешь, не ошибешься. Собственно граница — это огненная стена, уходившая вверх, насколько мог видеть глаз. Издали Царство напоминало пылающий купол плазмы, нечто вроде Солнца. Но по месту — стена пламени уходит под самые небеса. Был бы тут космос, можно было бы сказать: до космоса. Пашка и Тим слезли с ковра, и взглянули на Огненное Царство и все его чудеса. Огненное Царство мерно гудело и напомнило Пашке котел в кочегарке. Языки пламени то и дело вырывались из огненной стены, выбрасывая наружу облака пепла. Вот ярко-красная стрела влетела в это море огня. Пашка успел различить очертания красного дракона. И у основания Огненного Царства стоял Вабар.

Отсюда он казался не очень большим, но когда Пашка и Тим пошли к нему, оказалось, дорога предстоит неблизкая. Километров пять не меньше. Вабар чем-то напоминал Ахру — тоже выполнен в восточном стиле. Высокие стены, арочные ворота и четыре башни в каждом углу квадратного города. Впрочем, о его форме и о двух башнях можно только догадываться. Дело в том, что лишь половина Вабара видна — вторая половина скрывается в огненной пелене. Над Вабаром возвышался купол дворца, в этом он тоже походил на Ахру. И как раз по этому куполу проходила граница Огненного Царства. Половина дворца скрывалась в огне, половина снаружи. Других построек не видно — крепостная стена, окружавшая город, скрывала секреты Вабара.

Они шли, деталей города не стало больше, зато в огненной стене кое-что появилось. Кое-что или кое-кто. Огонь бушевал, его языки облизывали купол, а внутри мелькали смутные фигуры. Маленькие — меньше человека, и огромные — больше самого Вабара. Пашке показалось, в огненной стене образовался огромный глаз. Это продолжалось всего несколько секунд, но Пашка был уверен — зрачок из пламени направлен на двух путников. И еще стало страшно жарко. Теперь градусов сорок-сорок пять. Тим уже давно выбросил пиджак и закатал брюки; Пашка переложил свои сокровища в карманы джинсов и тоже закатал. Куртка полтела на раскаленный песок. Поначалу они обменивались впечатлениями, но вскоре дыхание сбилось и пришлось умолкнуть. Так мальчик и его собака подошли к стенам Вабара, чтобы попросить разрешения на вход, как посоветовал Шелковый Человек.

Когда до стен оставалось всего-ничего, Пашка смог рассмотреть узоры на них. Маленькие фигурки людей и монстров из чистого пламени. Над стенами Вабара пронесся заунывный вой, леденящий душу. Они подошли к воротам и там, среди множества маленьких фигурок, увидели надпись на неизвестном Пашке языке. Но мальчик понадеялся на своего ученого пса, и тот оправдал надежды.

— Только тот достоин быть гостем Вабара, кто сможет выдержать путь к нему, — перевел надпись Тим.

— Что это значит?

— Не знаю. Но точно ничего хорошего. Что будем делать?

— Ты у меня спрашиваешь?! Ты же профессор.

— Но ты мой хранитель, шериф Ахры и ты главный в нашей экспедиции. Решать тебе.

— Ну ладно, — пробормотал Пашка. — Тогда давай постучим, что ли?

Никаких приспособлений вроде молотка или кольца на воротах не нашлось, поэтому Пашка просто постучал кулаком. Он сомневался, что это принесет плоды — звук от ударов едва услышал он сам. Однако кто-то их все-таки услышал, потому что ворота задрожали, а фигурки на них стали перемещаться. Одна, размером не больше воробья, подлетела на уровень Пашкиных глаз и спросила писклявым голоском:

— Чего надо, смертные?

— Мы хотели бы получить разрешение на вход в Вабар, — сказал мальчик.

— А зачем вам в Вабар? Не смешите меня, смертные, вы не протяните в его стенах и полфазы.

— А тебе какое дело?! Просто передай Хранителю Башни, что мы хотим войти.

— Самому Хранителю Башни, — голосок фигурки стал насмешливым. — Хорошо, смертный, я передам. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Фигурка как бы втянулся в ворота, на ее место тут же встала другая. Только новая оказалась молчаливой. Пашка посмотрел на Тима, тот глядел на хранителя с восторгом.

— Да, а ты действительно не робкого десятка, Карл, — сказал пес. — Главное, чтобы это не принесло нам бед.

— А что может случиться?

— Ты, мне кажется, до конца не осознал, куда пришел. Это Вабар…

Но окончить Тим не успел. Ворота с лязгом отворились, перед ними предстали внутренности Вабара. Ничего особенного, обычные улочки только пустые, если не считать старичка с очень злыми глазами сразу за входом. У деда росла длинная седая борода, одет в строгий классический костюм, сделанный из чистого пламени. Хотя неудобств он не испытывал, по крайней мере не показывал этого. Вдруг позади него вспыхнула два костра и сформировались в мужчин из огня. Джинны.

— Что вы хотите от меня? — проскрипел старик. — Я хранитель Второй Башни и мне сказали, вы желаете видеть меня.

— Здравствуйте, — сказал Пашка. Его бравада куда-то ушла. Одно дело говорить с маленькой фигуркой, другое с этим дедом-огнем и двумя джиннами.

— Это я смогу и без твоих пожеланий. Говори, кто ты, мальчишка, откуда пришел и чего тебе надо во владениях Иблиса?

— Меня зовут Карл, это мой друг Тим. Мы хотим узнать, нет ли в Вабаре одного человека?

— Здесь есть четыре человека — Хранители Четырех Башен. Вы ищите одного из нас?

— Нет, другого.

— И как его зовут?

— Простите, я не могу вам сказать.

— Ты чего не можешь? — прищурился старик. — Поверь мне, мальчшка, ты не знаешь, чего ты можешь, а чего не можешь. Например, у тебя отлично получится извиваться от боли в пыточных Вабара. Или тебе прекрасно удастся умереть в огненном фонтане боли. Или испытать на себе проклинающий взгляд Хранителя. Я могу еще долго перечислять, что ты можешь, а чего нет.

Пашка непроизвольно полез в карман, где лежала игла дикобраза боли. Хотя пользоваться ей сейчас нельзя, тогда Тим останется в одиночестве.

— А если я вам скажу, вы пропустите нас? — сказал Пашка. Тим пока только смотрел на джиннов, высунув наружу малиновый язык, и часто дышал.

— Так, мальца в мою башню, пса на кухню и подать к обеду, — бросил дед джиннам.

— Слушаемся, мухтарам, агрхгрх, — прогрохотали джинны.

Тим отступил назад, когда два огненных мужика сделали шаг к нему. Он вдруг согнулся и, втянув язык, зарычал. Пашка тоже не стал просто стоять. Рука метнулась к поясу и выхватила ножницы. Но на джиннов это не произвело впечатления. Они молча приближались к мальчику и псу.

— А что это у тебя? — сказал Хранитель. — У ну-ка подождите. Это же ножницы Атропос? Интересно. И откуда они у тебя?

— Не подходите! — всё, что смог ответить Пашка. Тим стоял позади и рычал, а мальчика уже начало слегка мутить от жары. Мало того, что в Вабаре жарко, так еще и от джиннов палило.

— А если и подойдем? — улыбнулся дед. — Ты же не думаешь отрезать наши тени? Ну так у джиннов их нет, а моя сейчас в другом месте. И вообще, такие игрушки не подходят детям.

Старик протянул руку, ножницы вылетели из руки мальчика. Они содрали кожу с пальцев и полетели в руку Хранителя. Огненные мужчины улыбнулись и сделали еще одни шаг.

— Стойте! Мы от Шелкового Человека! — сказал Тим.

А вот это определенно произвело на джиннов и на Хранителя впечатление. Кем бы ни был Шелковый Человек на самом деле, его имя подействовало, джинны отступили. И даже дед в огненном костюме открыл глаза шире.

— Даже так? — пробормотал он. — А чем вы докажите?

— А откуда у нас тогда эти ножницы? — включился Пашка.

— Да откуда угодно. Ножницы Атропос вещица хоть и забавная, но не настолько редкая и опасная.

— Там неподалеку находится шелковый ковер, на котором мы прилетели. Можете проверить.

— Проверю.

Старик исчез точно так же, как делал их знакомец Шелковый Человек, и, спустя несколько секунд, появился вновь. Он задумчиво посмотрел на мальчика и пса, а потом сказал:

— Да, это похоже на его магию. Впрочем, я всё равно не могу вас пропустить, если вы не скажете, кого ищете. Я Хранитель этого града и у меня есть некоторые обязанности перед ним.

— Хорошо. Мы ищем Никодима, шерифа Ахры.

Глаза старика опять полезли на лоб, но уже мгновением позже вернулись к состоянию двух тонких линий.

— Так значит вы от султана Ахры? Это меняет дело.

— Нет, мы от Шелкового Человека, он тоже ищет Никодима.

— А зачем? И почему послал вас, а не явился сам? Уж я-то знаю, Шелковый Человек может проверить, есть ли в Алом Дворце Никодим, или нет. В два счета может.

— Если вы его так хорошо знаете, должны понимать, что тут как раз всё сходится, — сказал Тим. Он перестал рычать и принял нормальное ровное положение.

— Тоже верно, — кивнул старик. — Он не пользуется простыми схемами… Хорошо, путники, вам дано разрешение на вход в Вабар. Но только помните, что написано на наших воротах.

Джинны исчезли и старик тоже начал, но Пашка остановил его.

— А вы можете сказать нам, есть ли Никодим в Вабаре или нет? — сказал мальчик. — Тогда намне надо будет идти дальше.

Старик стал полупрозрачным, в его глазах уже угас интерес.

— Если он в Вабаре, значит, в главном зале Алого Дворца.

И старик исчез окончательно. Пашка и Тим вошли сквозь арку ворот и те закрылись, отрезав от внешнего мира. Впрочем, игла дикобраза боли лежала в кармане, но Тим-то не мог ей воспользоваться. Вернее, мог, но это означало бы его изгнание из Азиль-до-Абара навечно.

— Блин, этот дед прихватил ножницы! — спохватился мальчик.

— Ничего страшного, Карл. Они нам не сильно помогли бы здесь. Вряд ли ими можно убить джинна.

— Ну всё равно. А ладно, и чёрт с ними.

Внезапно землю под ногами трухнуло, а их обдало волной жара. От этого мальчик чуть не осел на мостовую, но сдержался. Тим тоже покосился, но устоял.

— Что это было? — спросил пес.

— Не знаю. Ладно, давай двигать к дворцу. Может, там прохладней будет.

— Сильно сомневаюсь. Но хоть идти недалеко…

Они побрели к Алому Дворцу. Узкие улочки Вабара замелькали однообразием. Хотя замелькали, сказано слишком сильно. И Пашка, и Тим плелись очень медленно — в Вабаре страшно жарко. Тим высунул язык настолько, что тот доставал до шеи, а Пашка обливался потом. Мальчик отметил, язык пса не влажный, а сухой.

Вабар не просто унылое и однообразное место, но еще и место страшное. То и дело Пашке казалось, где-то на грани зрения кто-то следит за ними. На улицах Вабара им не встретился ни один житель, и даже слабый ветерок не обдул кожу Пашки, не колыхнул шерсть Тима. Их окружали домики из глины разного размера, высоты и формы, однако все сходились — в них никто не жил. И даже казалось, никто никогда ни жил. Чем-то это напомнило мальчику Город Пустых Бутылок. Обитель Шелкового Человека тоже не знала постояльцев, и мальчик гадал, зачем тогда вообще строить подобные города?

Улицы продолжали тянуться и извиваться. Создавалось ощущение, они находятся в лабиринте из глиняных домов. В проулках пряталась темнота Ночного Царства, но не дарила прохлады и даже наоборот — в тени еще большая жара. Они шли и шли, но ничего не менялось. Все те же улочки, всё та же жарища. Хотя вершина купола Алого Дворца казалась очень близкой — не дальше километра, но прошел час, а они не приблизились к ней и на метр. Они просто блуждали и обливались потом. Иногда со стороны дворца доносилась мрачная и унылая песня. Пел старческий женский голос. Пашка прислушался к ее звукам и иногда вроде понимал отдельные слова, но общий смысл ускользал. Теперь ему всё чаще казалось, их кто-то преследует, он то и дело резко оборачивался, замечая шевеление сзади. Но кто бы ни следил за Пашкой, он успевал спрятаться за секунду до этого. Только дымный след оставался за ним — некоторое время облачко коричневой пыли висело в раскаленном воздухе Вабара.

Вдруг Пашка увидел впереди мужскую фигуру. Она плыла в раскаленном воздухе, но, приглядевшись, Пашка понял, это его отец.

— Папа! — воскликнул Пашка и бросился вперед.

Он очень быстро устал, а мужчина зашел за угол дома. Пашка, захлебываясь в собственном дыхании, пронесся по улице и завернул за угол. Никого нет. Мужчина пропал. Пашка согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Спустя минуту, ему это худо-бедно удалось, и он посмотрел на улицу, из которой выбежал. Тима на ней не оказалось. Он пропал, как и мужчина до него. Пашку пронзили горячие иглы страха. Хотя обычно эти иглы холодные, здесь, в Вабаре, все раскаленное, даже они. Он стоял посредине перекрестка в полном одиночестве, в городе, населенном страшными джиннами. Что делать?

— Тим! — закричал он и сразу перешел на сухой хриплый кашель. В иссушенном горле запершило так, будто там сидел рой мух.

Он позвал Тима еще раз и опять ничего не добился. Пашка присел на корточки, обдумывая, что делать дальше. Он зажал голову меж коленей, из глаз выкатились две слезинки. Упав на поверхность Вабара, они заскакали, как на раскаленной сковороде и испарились. И тут он услышал звуки музыки. Он поднял глаза и увидел, в доме напротив горит свет. Остальные дома хранили в проемах незастекленных окон лишь тьму, но здесь свет испускала самая обычная электрическая лампочка. Пашка поднялся с земли и пошел в дом.

— Эй, есть здесь кто? — сказал мальчик, войдя в дверной проем. Самих дверей не было, только прямоугольное отверстие.

Когда Пашка вошел, он чуть не закричал от радости. Прямо посреди комнаты его встретил стол с фруктами и напитками. Во рту еще больше пересохло при виде бутылок с минеральной водой. Пашка кинулся к ним, но на столе не нашлось открывашек. Пашка приложил холодную бутылку к голове, пока глаза искали, чем бы ее открыть. Однажды в поезде, он видел, мужики открывают бутылки с пивом, приложив крышку к уголку стола и ударив сверху. Здесь стол сделан из глины, Пашка, приложив крышку к краю и ударив сверху, добился лишь того, что кусок стола откололся и упал на пол. Он попробовал еще раз — на пол упал еще один кусок обожженной глины. Пашка в сердцах ударил бутылкой об стол, теперь в глине появилась дыра в форме горлышка, а сосуд остался целехонькой. Тогда, в ярости от того, что вожделенная влага столь близка, но недоступна, Пашка швырнул бутылку об стену. Бутылка разлетелась на тысячи кусков, в воздухе, на мгновенье, застыла фигура из брызг, но уже в следующую секунду испарилась от нестерпимой жары. Мокрое пятно на стене тоже оставалось там недолго. Жар Вабара иссушил воду почти сразу. Пашка схватил вторую бутылку и подошел к стене ближе. Он кинул ее, она так же разбилась, Пашка встал под брызги холодной минералки, но те по самым причудливым траекториям обогнули его и лишь осколок стела порезал щеку.

Это добило мальчика. Он закричал и опять закашлялся. На столе стояли еще три бутылки, он разбил их о стену всем скопом. И опять тучи брызг обогнули тело и, испарившись, обдали раскаленным паром, как в бане. Пашка упал на колени, приводя дыхание в порядок. Он окинул взглядом комнату и увидел странную глиняную бадью в углу. Он поднялся с колен и подошел к ней. Улыбка заиграла на его лице — в посудине плескалась желанная прозрачная жидкость. Пашка зачерпнул ее ладонями и быстро сделал глоток. Только когда жидкость обожгла горло, до ноздрей долетел запах ацетона. В бадью налили чистейший спирт. Пашку чуть не вывернуло наизнанку. Желудок требовал, чтобы из него вывели эту гадость, но Пашка, чудовищным усилием воли, сдержался и не вырвал. Если бы это произошло, обезвоживание, наверняка, стало бы еще сильней.

Откашлявшись, мальчик подумал, всё не так и плохо. Ну ладно, бутылки он разбил, а в бадье оказался спирт, но ведь есть еще и фрукты. На столе лежали апельсины, арбуз и киви. Естественно, Пашка набросился на арбуз. Большой, пузатый он прямо просился в рот. Но на столе нет ножа? Хотя нет, вот же он. А Пашка уже испугался, что выйдет как с бутылками. Он взял длинный нож и резанул по арбузу. Резанул и резко отпрыгнул. Из прорези в ту же секунду показалась крысиная морда. Черная, большая и очень похожая на ту, что укусила его в кочегарке. Она пискнула и вылезла из арбуза. Как оказалось, она там не одна. Из прорези пролезла другая крыса, потом еще одна, затем маленькие и противные белые крысята, лишенные шерсти. Пашка отступил к стене и смотрел, как крысы выходят из дома. Они шли неспешно и важно. Первая посмотрела на него и в черных бусинах промелькнула насмешка.

— Ах ты смеяться надо мной! — закричал мальчик и, подняв нож, бросился к крысе. Но весь выводок быстро выбежал из дома. Преследовать их мальчик не стал.

Пашка развернулся и подошел к столу. Он рубанул по арбузу и обнаружил, внутри тот выеден под корень. Он с ненавистью посмотрел на апельсины и одним махом разрубил желтый плод. Из двух ровных половинок на стол выбежали сотни маленьких сороконожек. Пашка отступил. Он не хотел проверять, что за начинка у киви. Он пошел вон из дома, но перед выходом обернулся, чтобы кинуть последний взгляд на комнату. Ни стола, ни бадьи, ни фруктов. Совершенно пустая комната. Пашка растянул рот в глупой улыбке и вышел на улицы Вабара, сжимая нож в руке. Хоть что-то полезное из дома он вынес.

5

Пашка снова брел по однообразным улицам столицы Огненного Царства. В голове шумело, он начал различать больше слов из унылой песни, доносящийся из Алого Дворца. Вроде старуха пела о чем-то интересном. Слышались какие-то имена, частенько упоминалось слово «темный». Из имен Пашка различил: Иблис, Шайтан и еще говорилось о каком-то наместнике. Но общий смысл пока прослеживался слабо. Вдруг Пашка увидел впереди фонтан. Над ним возвышался водяной гриб, громко журчавший в тиши Вабара. Пашка побежал к нему, но с каждым преодоленным метром фонтан становился меньше и меньше. Когда Пашка подбежал вплотную, тот размерами не превышал чашку, а тонкая струйка воды била максимум сантиметров на пять вверх. Но это хоть что-то, Пашка упал на колени. Когда он поднес лицо к фонтану, тот еще уменьшился и стал не больше наперстка. Пашка попытался обхватить его губами, но в рот ударила струя горячего пара. Он одернулся и упал на мостовую. По щекам опять потели слезы, но быстро высыхали. Пашка взял себя в руки и поднялся. Когда он посмотрел направо, перед ним предстало очередное удивительное зрелище.

Маленький домик разительно отличался от остальной архитектуры Вабара. Во-первых, сделан из камня, а во-вторых, раскрашен в приятные глазу розовые тона, вместо коричнево-желтых глиняных домов Вабара. Из трубы выходил пар, Пашка двинулся к нему, в надежде найти там хоть каплю влаги. Деревянная дверь раскрашена розовой краской и срублена из трех досок. Между ними зияют толстые бреши и вообще, подойдя, Пашка понял, домик совсем не такой красивый, как казался с расстояния. Камни отесаны грубо, окна донельзя грязные и закопченные, а запах из щелей в двери идет отвратительный. Пашка открыл дверь. Петли на ней смазали плохо, послышался скрип. Внутри мальчик в первый раз увидел жителей Вабара.

Два скелета сидят на табуретах и пьют чай из кружек с отколотыми краями. Вернее делают вид, что пьют — чашки пустые. Скелеты одеты, Пашка сначала не понял, что такого знакомо-пугающего в одежде, но потом догадался. Скелет повыше, судя по фигуре, мужской, одет в точную копию костюма Никодима. Ковбойский наряд, широкополая шляпа и пустая кобура на бедре. А вот скелет пониже, принадлежавший женщине, облачился в одежду его сестры. Маринкино платье с выпускного вечера сидело на голых костях до ужаса неестественно. Платье зияло дырами, в нескольких местах кости отлично виднелись.

— Ну наконец-то он пришел, — проскрипел скелет мужчины голосом отца.

— Да, мог бы, и поторопиться, — ответил скелет в платье сестры.

— Кто вы? — прохрипел Пашка. В горле пересохло настолько, что говорить стало больно.

— Он еще спрашивает, кто мы! — сказал мужчина. — Не узнал папашу и родную сестру?

— Вы не мой отец, а она не моя сестра, — сказал Пашка твердо, но на грани сознания зашевелился червячок страха.

— Да ну? — скелет мужчины поднес чашку с несуществующим чаем ко рту, посмотрел на мальчика пустыми глазницами. Из левой в правую пробежала сороконожка. — Ничего другого от такого оболтуса я и не ждал. Нет, Паша, мы — твои родные. Я провел в пыточных Вабара полтора года, а Марина покончила жизнь самоубийством, пока ты развлекаешься здесь. Теперь наши души навсегда заперты в чертогах Вабара и виноват в этом ты.

— Нет, это неправда! — прохрипел мальчик. Но логика подсказывала, это вполне может оказаться правдой. Откуда тогда скелет мужчины знал его имя?

— Правда-правда. И ты знаешь, что это так. А теперь ответь мне, сын, почему ты не пришел в Вабар раньше? Почему ты столько тянул, хотя уже после Предрассветного Царства знал — меня поймали джинны? Почему ты позволили себе исследовать остальные Царства, вместо того, чтобы прийти сюда сразу? Почему ты допустил, чтобы твоя сестра забросила учебу и не смогла поступить даже в самое вшивое ПТУ? И почему не заметил, что Марина медленно сходит с ума? Ты же остался последним мужчиной в семье! Твои обязанности оберегать сестру или спасти меня, если не способен! Но нет, ты слишком эгоистичен и глуп! И теперь, когда проснешься в этом дурацком катере и придешь домой, ты обнаружишь сестру в петле. А когда навестишь меня в больнице, тебе скажут, что я умер.

— Ты плохой брат! — закричала Маринка дурным голосом. — Почему ты допустил?!

— Замолчите, — прохрипел Пашка.

— Нет, ты выслушаешь нас, — сказал отец. — Я хочу, чтобы каждый раз, когда ты закрывал глаза, мой голос слышался тебе. И я хочу, чтобы образ мертвой сестры и отца запомнился тебе до конца твоей глупой жизни! Теперь ты останешься один, тетка не станет возиться с тобой вечно. И даже знаешь, что? Она вообще занималась с вами только потому, что хотела захапать мою квартиру! Но теперь от Маринки квартира перейдет ей, а тебя отправят с детский дом. Там ты пробудешь до восемнадцати лет, за это время пристрастишься к траве или клею. И сомневаюсь, что твоя дальнейшая жизнь будет хорошей, а так и надо! Ты предал нас, будь ты проклят!

— Заткнись!

— Будь ты проклят! — сказал скелет сестры.

— Проклят, — вторил отец.

— ПРОКЛЯТ!!! — теперь их голоса слились в хор.

— А-а-а-а-а! — заверещал Пашка.

В руках мальчик всё еще держал нож, и он набросился на скелеты. Он вонзил нож в череп отца, тот осыпался на пол сухой пылью. Сестра закричала, чтобы ее заткнуть, Пашка снес ей голову ударом ноги. Ее череп врезался в стену и тоже обратился в прах. Но мальчик не остановился на этом. Он сбросил оба скелета на землю и начал прыгать на них. Кости хрустели и ломались, но — замолчали. Только когда под ногами остался пепел вперемешку с кусками изодранной одежды Пашка остановился.

Он выбежал из дома и упал на раскаленную мостовую Вабара. Упал на спину, глаза воззрились на оранжевое небо над городом джиннов. По щекам катились слезы.

Но тут на его лице опять появилась глупая улыбка, а в глазах забрезжило безумие. Послышалась заунывная песня, впервые несколько ее строк сложились в предложение:

И вырвал Темный сей кусок,
Да в Царства Ветра приволок.
Почему-то строчка показалась Пашке очень забавной, он рассмеялся. Но смех быстро перешел в кашель. Мальчик поднялся с мостовой и пошел. Больше не надо искать дворец — он узнал всё что хотел. Он нашел своего отца. Теперь надо выбраться из Вабара и проснуться. О том, что в кармане находится игла дикобраза боли, он забыл.

Пашка шел по узким улочкам, но как до этого не мог найти дворец, теперь не мог найти выход. Иногда ему казалось, он здесь уже проходил. Пару раз даже нашел собственные следы. Но успеха в поисках это не приносило, и он брел дальше. Голова почти отказала, мысли путались, и только одна стучала как гонг. Пить, пить, пить, пить! Так мальчик вышел на небольшую площадь и увидел свою собаку. Вот только радости от этого не почувствовал никакой.

Тим лежал на боку и отчаянно кусал остатки шерсти. На нём уже не осталось никакой одежды, по всему телу текла кровь. Он облысел почти на две трети, Пашка очень быстро понял, как это произошло. На его глазах Тим выдрал клочок шерсти, на том месте выступила кровь.

— Что ты делаешь? — спросил Пашка. Хотя его это совершенно не интересовало.

Тим на секунду оторвался от странного занятия и посмотрел на мальчика. В его взгляде Пашка увидел что-то знакомое.

— Блохи, — пролаял Тим и принялся снова кусать себя.

— Какие блохи? — спросил мальчик, подходя ближе.

— Большие, — опять пролаял Тим. Из голоса ушла вся вежливость. Теперь на земле сидел обычный зверь.

Тим перекатился на спину и начал извиваться в грязи. На свежие раны тут же налипла пыль. Он катался, катался, потом подскочил и отряхнулся. Теперь Тим стоял не на двух лапах, а на четырех и казался очень опасным. Весь в пыли и крови, почти лишенный шерсти он еще и скалил зубы.

— Ты куда пропал? — спросил пес.

— Искал отца, — сказал Пашка мрачно. В его ладони по-прежнему нож, пальцы сжались, обхватывая рукоять сильнее.

— Нашел? — Тим очень недобро смотрел на мальчика.

Вдруг Пашка увидел огромную блоху, пробежавшую по левой задней лапе пса. Блоху размером с пятирублевую монету. Она проползла по ляжке и впилась в ее верхнюю часть. В тот же миг на том месте щелкнули зубы Тима, но лишь вырвали кусок собственной плоти, а блоха исчезла. Тим слегка заскулил, а потом остатки шерсти встали дыбом. Он снова дернулся, поднял уши и прислушался. Снова в отдалении зазвучала мрачная песня, слова которой смогли разобрать гости Вабара:

А Ветер был уже пленён,
Шайтана выполни закон!
— Нашел, — сказал Пашка. — Он умер и Маринка умерла.

— Хор-рошо, — теперь голос пса походил на рычание волков-милиционеров из Сумеречного Царства.

— Плохо, — сказал Пашка сквозь зубы.

— Хор-р-рошо, — возразил Тим, пасть, иссушенная жарой, открылась, показывая окровавленные зубы.

Пашка поставил ноги пошире, развел руки в стороны. В правой нож, левая сжата в кулак. Сейчас этот отвратительный пес казался настоящим исчадием ада. Пашка его нисколько не боялся, хоть тот и больше мальчика почти в два раза. Все плохое, что он увидел, что перенес, сейчас сконцентрировалось в отвратительном псе напротив. Пашке очень захотелось посмотреть, какого цвета кровь льется у него из горла. Кровь, кстати, можно выпить. И снова где-то над городом послышался заунывный голос сумасшедшей старухи. И опять Пашка смог различить пару строк:

Напрасно чтобы жил народ,
Из Ада вырвал он и Лёд.
Пес рычал, глядя сумасшедшими глазами на маленького мальчика — своего хранителя. Да и хранитель хорош: тяжело дышит, весь в поту, исходит паром, будто джинн пламенем и точно так же — злобой. Любой другой звук — и они набросились бы друг на друга. Однако старуха заканчивала свою балладу:

Но из затеи стерся толк!
Меж льдом и жаром вырос шелк…
Резкий порыв ветра пронесся над Вабаром. Старуха замолчала, на улицах слегка посвежело. Послышался шорох и шелест сухих листьев, несколько даже пролетели над головами мальчика и его собаки. Запахло сразу всеми специями востока, их пряный аромат смешивался с запахом кофе и какао. Пашку как будто по голове ударило обухом. Пальцы разжались, нож упал на землю. Мальчик не заметил, как клинок рассыпался в пыль. Тим поморщился от боли и поднялся на две задние лапы.

— Великий Ветер, что со мной? — спросил Тим, осматривая раны.

— Господи, я только что чуть тебя не убил, — прошептал Пашка.

— Это Вабар, — сказал Тим. — Он чуть не свел нас с ума. Но ему что-то помешало.

— Или кто-то, — закончил Пашка.

Он вспомнил, что произошло, и понял — всё это лишь обман. Хотя в каком-то маленьком уголке мозга осталось — сестра и отец мертвы. Но Пашка помотал головой, вытряхивая последние безумства, и сказал:

— Нам надо найти выход к дворцу как можно быстрее. Это может повториться и тогда…

— Да, ничего хорошего не будет, — кивнул Тим, осматривая тело. — Это сколько же она будет вырастать?

Теперь поход по улицам Вабара стал более спокойным. Улочки, до этого казавшиеся узкими и запутанными, как будто расширились, купол Алого Дворца медленно, но верно, приближался. Пашке больше не казалось, что за ним кто-то следит, а Тима перестали беспокоить блохи. И вот, наконец, изможденные, усталые и почти полностью обезвоженные, они вышли на прямую дорогу к дворцу. Это произошло очень внезапно, вот тянутся успевшие надоесть безжизненные улочки, они заходят за поворот и оказываются на широкой дороге, ведущей к дворцу Шайтана.

Такая картина в очередной раз открыла иссушенные рты. Стена огня, уходящая вверх, а из нее вырастает дворец цвета запекшейся крови. Мрачный и ужасный, напоминающий дворец Ахры, но только в целом. Две башни виднелись на этой половине и, надо полагать, еще две спрятались в огненной. А посреди башен квадратный дворец и огромный купол, как у мечетей. Вернее половина купола. Граница огненной стены протекала ровно посередине. Купол, да и весь дворец на этой границе, был черен от сажи, за ним, в бесконечном пламени, метались джинны. С такого расстояния их фигуры видны очень отчетливо. Миллионы огненных демонов, казалось, танцевали в пламени. Они то разбивались на пары, то водили хороводы, то плясали в гордом одиночестве. И над всем этом в огромных кавычках великолепии звучало мерное гудение огня и крики боли. Тысячи мужчин и женщин кричали, их вопли доносились до ушей путников со всех сторон.

— И это туда нам надо? — спросил Тим, не способный оторвать взор от Алого Дворца.

— Да, — кивнул мальчик и они пошли по дороге.

Вокруг них били фонтаны с пламенем вместо воды и росли огненные деревья. Где-то в небе пролетел красный дракон. Но ко всему этому Пашка и Тим остались равнодушными. Вблизи цитадели Шайтана не просто жарко, а нестерпимо жарко. Пашка опять взмок, хотя казалось, куда дальше — его и так выжали почти полностью. Тим иногда вставал на четыре лапы — так легче идти — а когда они подошли к входу метров на сто, перестал подниматься на две вовсе. Перед глазами мальчика двоилось и троилось, но он шел. Он помнил розовый домик, помнил скелеты в нём, понимал, хоть это иллюзия, но такое может случиться на самом деле.

Они поднялись по высоким ступеням, и подошли к воротам Алого Дворца. На них летали маленькие огненные джинны, оставляя на створках дымные следы. Они что-то пищали, но Пашка не понимал. Из окон замка опять послышалась песня безумной старухи. Пашка подошел к дверям и постучал в них. Фигурки маленьких джиннов противно захихикали. Когда кулак мальчика дотронулся до дверей, он обжег костяшки пальцев, но боли не почувствовал. Мозг находился на грани потери сознания, но мальчик понимал, во что бы это вылилось. Смерть под вратами Алого Дворца. Смерть на грани триумфа.

Минуты текли, ворота оставались закрытыми. Пашка постучал еще раз. Потом сел на горячие камни лестницы и понял — это конец. Он не сможет уйти отсюда, не сможет пройти по этим улицам дважды. Правда, есть еще игла, но воспользоваться ей означало бросить Тима в беде. По щекам потекли злые слезы. Пройдя столько и через столько, он не мог даже представить, что ему просто не откроют дверь. Это настолько глупо что…

Ворота приоткрылись, Пашка подскочил, у него закружилась голова. Из неширокого проема выглянула знакомая голова. На него смотрели горящие огнем глаза Каромы. Того самого джинна, который помог ему в Ахре.

— А, это ты, — пробурчал Карома. — Не думал, малец, что ты дойдешь. Но раз вы смогли преодолеть дорогу в Вабар, вы можете получить и награду. Проходите.

Пашка вошел внутрь и вздохнул с облегчением. Во дворце тоже жарко, но не настолько, как снаружи. Карома протянул ладонь, на ней появился глиняный кувшин. Пашка не сказал ни слова, просто не мог. Он молча схватил кувшин и, предварительно понюхав содержимое, присосался. Кувшин полный воды! Теплой, но такой божественно вкусной. Карома не опустил ладонь, в ней появился второй кувшин. Его взял Тим и тоже стал лакать, чуть не захлебываясь.

В голове мальчика прояснилось. Кувшин опустел — тело напилось.

— Ф-у-ух, — сказал Пашка. — Прости, что не поздоровался с тобой. Горло пересохло.

— Да мне плевать, — ответил Карома. — Пошли за мной. Тебя ждут.

Но Пашка встал как вкопанный. Только теперь он увидел, где находится. В огромном бардовом зале. Никакой мебели, однако, есть кое-что другое. Статуи. Тысячи статуй людей и джиннов. Джинны изображены полулюдьми-полуживотными или как смесь разных животных. И эти твари издевались над статуями мужчин и женщин. Они били их, пожирали, раздирали на части и даже…. Да, от такого зрелища Пашку чуть не вырвало. Он сразу понял, что это за статуи. Люди, обращенные в камень. Потому что статуи плакали, кричали от боли и стенали совершенно реально — уши мальчика терзали крики и стоны. Они молили о пощаде, но каменные чудища навсегда впились в их плоть. Это было в сто раз более мерзко, оттого что Пашка понял — где-то здесь может стоять и его отец.

— Кто это? — спросил мальчик у Каромы.

— Это, маленький человек, — пленники Шайтана. Его враги и напоминание, что он с ними делает.

— Здесь нет Никодима?

— Не знаю. Ты получишь все ответы на вопросы, после встречи с владыкой Вабара и Огненного Царства. Или умрешь. В любом случае, немудро заставлять Шайтана ждать. Пошли.

Карома пошел меж статуй, Пашка и Тим следовали за джинном, осматривая ужасные изваяния и думая, каково приходиться людям в них? Ну, допустим, хоть этому мужчине, которого держит на весу огромный верблюд. У верблюда пасть крокодила, в ней извивается в неподвижности мужик с закрытыми глазами. Или женщина, в чью ляжку впилась помесь крысы и вороны. Пашка заметил, из тех мест, где в тела людей входят различные части джиннов, у некоторых статуй течет кровь.

Они вышли из ужасного зала и пошли по кроваво-красным коридорам. Жара опять поднялась, мальчик начал задыхаться. Но Карома вел их, не делая поправку на состояние. А когда он завернул в проем, из которого даже на десять метров тянуло жаром, как из печки, Пашка и Тим остановились. Карома, обнаружив, что за ним никто не идет, выглянул из проема и сказал:

— Вы чего встали?

— Мы там изжаримся, — пробурчал Тим.

— Но только здесь вы получите ответы.

Карома пропал из вида, а Пашка и Тим посмотрели друг на друга, синхронно вздохнули, и двинули следом.

Когда они повернули, стало ясно, почему отсюда веет жарой. Перед ними открылся большущий зал, разрезанный огненной стеной. И там за пламенной пеленой стоял трон высотой метров двадцать, а на нём сидел самый ужасный монстр из когда-либо виденных мальчиком. Ни в фильмах, ни в книгах нельзя описать или показать того, кто сидел и смотрел на Пашку и Тима. Шайтан — царь всех джиннов. Так как он сидел в огне, непонятно, горел он или нет, но вот его форму, хоть и примерно, обрисовать можно. Правда, очень примерно. В основном Шайтан имел человеческие очертания: две руки, две ноги и голова. Ну, конечно, гораздо больше, и пока вроде ничего страшного в нём нет, но дело в том, что тело Шайтана состоит из постоянно шевелящейся животной массы. Он как будто собрал себя из тысяч видов животных. А может, и кто-то другой взял всех зверей Мира, тщательно перемешал, а потом вылепил грубую человеческую фигуру. Из повелителя джиннов торчали: копыта, птичьи лапы, оленьи рога, крокодильи пасти, верблюжьи горбы, рыбьи хвосты, акульи плавники, мушиные глаза, человекоподобные руки с длинными когтями, хвосты драконов и прочее-прочее…. Всё это извивалось и стонало. Казалось, тело Шайтана испытывает постоянные мучения. И еще на голове у него росло огромное скорпионье жало. Ни глаз, ни носа, ни рта на голове нет, зато всё это в огромном количестве присутствует по всему телу. Миллионы звериных глаз смотрели на вошедших, миллионы звериных ушей слышали биение их сердец, миллионы звериных носов втягивались ароматы их страхов и миллионы звериных пастей сказали:

— Привет-ривет-ивет-вет, Карл-арл-рл — сказал нестройный хор звериных глоток. Говорили все разом и немного невпопад. Другие горла постоянно выли, визжали, рычали, но смысл сказанного мозг различал четко.

— Здравствуйте, — сказал мальчик робко.

— Ты-ы пришел-ел ко мне-е кое-кого-го найти-ти, не так ли-ли? — опять хор голосов исковеркал фразу, но смысл Пашка уловил на уровне подсознания. Голос дублировался в мыслях и звучал разборчиво.

— Я ищу своего отца. Вы, наверное, знаете его.

— Да-а. Я хоро-ор-шо-о знаю Никодима-има.

Сказав это, ужасный монстр расхохотался тысячей глоток. Впрочем, не меньшее количество горл продолжало вопить от боли.

— Он здесь? — спросил Пашка. Тим стоял сзади на четырех лапах и часто дышал. Его глаза слезились, но сквозь пелену пытались зарисовать образ монстра в памяти.

— Нет-ет, мальчик-альчик. Но я могу-гу сказать тебе-бе, где-е он, — отсмеялся Шайтан. — Азиф!

В ту же секунду рядом с ними пол взорвался. Пыхнуло пламенем, появился мужчина, одетый в красный халат и красный тюрбан.

— Это Азиф, — пророкотал Шайтан. — Он в был-л послан-слан, чтобы-обы убить-ть твоего-его отца-а.

Шайтан опять расхохотался, а Пашка уставился на мужчину и сразу возненавидел его. Надо же — был послан убить отца!

— Не стоит изливать на меня свою ненависть, мальчик, — сказал Азиф. — Я лишь длань Шайтана, но мне не удалось убить твоего отца. Его забрали раньше, чем я нажал на курок.

— Кто? — чуть не прокричал Пашка. — Кто вас опередил?

— Эмиссар Черно-Белого Царства утащил его в мрачные пределы обители кошмаров. Там он до сих пор.

— Я думал, всего пять Царств.

— Об этом-ом тебе-е знать-ть не-е стоит-оит, мальчик-льчик, — прогремел под сводами голос тысячи глоток. — Ты не смог бы забрать-рать его-го из Вабара-ара, что уж говорить-ворить о Черно-Белом Царстве. Так что иди-иди. И да, это, кажется-жется, твое.

Какая-то конечность, торчащая из тела Шайтана, бросила что-то блестящее. Оно прокатилось по красному мрамору и приехало к ногам мальчика. Ножницы Атропос, забранные Хранителем Второй Башни.

— Они могут-гут понадобиться-обиться тебе, если-и ты решишь-шишь продолжить-жить поиски-и, — сказал Шайтан.

На спину мальчика легла горячая ладонь Каромы. Пашка тут же скинул ее — плечо обожгло почти до волдырей.

— Владыка сказал всё, — пробурчал джинн. — Я провожу вас, смертные. Радуйтесь! Ибо немногие выйдут живыми из пределов Вабара!

Карома вывел из зала мальчика и собаку, а тысячи глаз смотрели им в спину, тысячи ртов продолжали смеяться. Азиф стоял неподалеку от огненной границы, рядом с ним появился Хранитель Второй Башни. Шайтан повернул тулово, куча животных, служившая ему головой, посмотрела за спинку трона.

— Ты думаешь, у него получится? — спросил царь джиннов у кого-то стоящего сзади — в бешеном хаосе Огненного Царства.

Однако ответа Шайтан не удостоился. Кто бы ни стоял за троном, он не пожелал отвечать одному из самых могущественных существ в Алям-аль-Метале. Чудовище приняло прежнее положение и, посмотрев на Азифа и Хранителя, пророкотало:

— Вы знаете, что делать, если всё пойдет прахом.

Оба кивнули, Хранитель исчез, а Азиф ушел из помещения пешком.

* * *
Как во сне Пашка вышел из зала. Жара и полученная информация сделали свое дело. Голова кружилась, он не помнил, как снова прошел по ужасному залу со статуями. Не помнил он, как его подвели к карете и посадил в нее. И только там он пришел в себя. Наверное, потому что в карете немного похолодало. Он осмотрелся и увидел, изнутри она украшена всяческими узорами. Приглядевшись и поняв, что там нарисовано, Пашка покраснел и отвернулся. А вот Тим напротив, рассматривал рисунки с чисто профессорским любопытством. Наконец Пашка собрался с мыслями полностью. Он вытянул голову из кареты и увидел, кучером у них служит Карома, а вместо лошади впряжен верблюд.

— А что это за Черно-Белое Царство? — спросил Пашка у Тима.

— Не знаю. Я никогда не слышал о нём, но знаю точно — в Азиль-до-Абаре такого нет.

Карета везла их по улочкам, иногда в голову Пашки проникали как будто не свои мысли. Порой даже хотелось выйти из кареты и прогуляться. Но это быстро проходило. Наконец карета подвезла их к воротам Вабара. Двери кареты открылись, одновременно с ними стали отворяться ворота. Пашка и Тим вышли, Карома, посмотрев на них огненными глазами, сказал:

— На твоем месте, мальчик, я не стал бы приходить сюда вновь. Поверь, ты только что был удостоен великого чуда — попал на прием к Шайтану и не стал его завтраком. Но чудеса редко бывают дважды и особенно такие чудеса.

Он стеганул верблюда и поехал по сумасшедшей столице Огненного Царства. Пашка и Тим обессилено пошли к воротам. Как только они пересекли арочный вход, створы с громким лязгом закрылись.

И в этом Царстве Пашку подстерегла неудача. Он так и не нашел отца.

Как только они пересекли пределы Вабара, жара спала. Они повернулись и еще раз посмотрели на город, что чуть не свел их с ума. А за их спинами раздался голос, которого они оба ожидали. Сухой, немного шелестящий, как сухие листья, гонимые ветром. И аромат востока тут как тут — на этот раз пахло редкой специей кардамоном.

— Я так понимаю, вы не добились результатов? — спросил Шелковый Человек.

Тим и Пашка повернулись и увидели того лежащим на шелковом ковре. Ковер висел в воздухе примерно в метре над землей, может даже, тот самый, на котором они прилетели. На Шелковом Человеке красовалась красная пижама с оранжевыми разводами, его волосы оставались растрепанными и слегка шевелились на несуществующем ветру. На ковре стояли тарелки с бутербродами, чашка какао и тот самый ларец с трапециевидной крышкой.

— А откуда ты знаешь? — спросил Пашка.

— А я догадливый. Хотите есть?

— Нет, спасибо. Я сыт Вабаром.

— Отлично. И что же, теперь ты наверняка решишь отправиться искать отца в Черно-Белое Царство?

— Значит, ты знал. И я не удивлюсь, если знал с самого начала, — сказал Пашка сквозь зубы.

— Может, хватит играть с нами в игры? — вторил Тим.

— Не надо навешивать на меня дополнительные грехи. Мне вполне хватает реальных. А, кстати, профессор, я на вашем месте не стал бы возвращаться в Ночное Царство. Я уж не знаю, как они узнали, может, у них там камеры стояли… вас исключили из Подлунного Университета, а еще вас ищет служба безопасности. Простите.

— Я предполагал нечто подобное, — кивнул Тим. — Так и знал, что не может союз с вами окончиться благополучно.

— Ну, это вы зря. Пусть они немного позлятся, но когда вы предложите им свое исследование Вабара, они оттают. Никто из ныне живущих в Шуме не встречался с самим Шайтаном! Вернее, нет таких, кто не сошел бы при этом с ума…

— Что ты знаешь о Черно-Белом Царстве, — прервал его Пашка.

— Всё. Я вообще знаю всё и про всех. Но за информацию…

— Надо платить, я знаю. И что ты хочешь?

— Сначала, чтобы меня не заподозрили в злых намерениях, я расскажу тебе, как узнал, где твой отец. Впрочем, чтобы это понять, не надо быть очень умным. Видишь ли, когда ты появился в Азиль-до-Абаре, я не знал, зачем. Потом я понял, всё это не просто так, а тебя наверняка кто-то ведет. Но кто? И зачем? И тут есть всего два варианта. Или джинны, или из Черно-Белого Царства. А когда я узнал, что ты сын Никодима, мои подозрения подтвердились. И у тех, и у этих на Никодима имелся зуб, и только они могли удерживать здесь часть его сути. Сначала я предполагал, что это джинны. У них с Никодимом конфронтаций было больше. И я не стал говорить, что есть еще один вариант, решив посмотреть, что у тебя получится в Вабаре. К тому же Вабар несколько безопасней Черно-Белого Царства. Так что нельзя говорить, что я знал, где был твой отец с самого начала. Я предполагал, да, но знал — нет.

— Хорошо, мы уже поняли, ты наш лучший друг. Но по делу ты еще ничего не сказал.

— Я как раз приступаю. Итак, мальчик Карл, скажи мне пожалуйста, зачем я так долго с тобой вожусь?

— Вот и мне хотелось бы понять.

— Ты ведь мальчик неглупый, наверное, понимаешь, почти всё, о чем я тебя просил, мог сделать и сам. Ну, за исключением игл дикобраза боли. Тут, признаюсь, без профессора ничего не получилось бы. И ответ на этот вопрос лежит сейчас на моем ковре.

— Я так понимаю это не бутерброды, — сказал Тим, внимательно рассматривая ларчик.

— Нет. Дело в этом ларце. Видишь ли, Карл, мне позарез надо его открыть. Буквально дело жизни и смерти, но я не могу этого сделать без ключа. И именно этот ключ будет платой за мою помощь.

— И где этот ключ? Если у Шайтана…

— Нет, — рассмеялся Шелковый Человек. — Если бы он был у него, я смог бы его добыть и без тебя. Ключ у Никодима. Он висит у него на шее. Я не думаю, что он знает, что это за ключ, он получил его при весьма странных обстоятельствах и, наверное, считал чем-то вроде талисмана наудачу.

— И что в ларце? — спросил Пашка.

— А вот этого я тебе сказать не смогу. Ты уж прости, Карл, но это информация очень секретная.

— На этих условиях я не буду тебе помогать.

— Но тогда ты умрешь и никогда не спасешь отца.

— Это почему? Я думаю, что знаю, как мне попасть в это Черно-Белое Царство.

— О, в этом-то я не сомневаюсь. Но, как ты уже успел убедиться, походив по Вабару, попасть в него не самое сложное. Представь, что было бы, если твой отец оказался одной из тех статуй? Их превращает в камень сам Шайтан, и очень сомневаюсь, что он расколдовал бы Никодима только по твоей просьбе.

— Но отца в Вабаре нет. К тому же твоя помощь не очень-то и видна. Ты всего лишь доставил нас сюда. Короче говоря, ты мне не нужен. Я отправлюсь в Черно-Белое Царство и как-нибудь сам справлюсь.

— Карл, мне кажется, ты сильно недооцениваешь опасности и последствий такого решения.

— Опять пугать вздумал? Так фигу тебе с маслом, а не напугать! Я после Вабара уже ничего не боюсь!

— Это глубокое заблуждение мальчик. Достаточно сказать, что, поступив так, как ты хочешь поступить, ты обрываешь сразу три жизни.

— Это интересно кого?

— Во-первых, себя. Без моей помощи ты умрешь или попадешь туда же, где находится твой отец. Далее, собственно, Никодим умрет. Он, может, будет жить в овощем в Мире, но в итоге всё одно — смерть. И всё это время он будет страшно страдать. И, в-третьих, умрет профессор.

— А почему я умру, Шелковый Человек? — вежливо спросил Тим, будто интересовался рецептом булочек с корицей, а не своей жизнью. — Или вы меня убьете?

— А зачем? Ты умрешь по пути из Огненного Царства. Или думаешь, сможешь добраться без еды и воды хоть куда-нибудь? Здесь на сотни лиг вокруг ничего нет, если не считать черных драконов. Джинны не самые спокойные соседи, все стараются держаться от них подальше.

Пашка побледнел. Только теперь он понял. А ведь и правда, Шелковый Человек доставил их сюда, но забрать не обещал. Он-то просто проснется, а что будет с Тимом? Мальчик опустил голову, ища решение, но ничего не приходило.

— Не стоит долго размышлять, Карл, — сказал Шелковый Человек. — Можно подумать, я предлагаю что-то плохое. Отнюдь, я помогаю тебе и твоей собаке, а ты мне. Я даже задатка не требую, всё потом. Видишь, какой я добрый.

Пашка понял, его загнали в угол. Он глубоко вздохнул и сказал:

— Хорошо. Только как ты мне поможешь? Пойдешь со мной?

— Ну нет. Я не настолько сумасшедший, чтобы лезть в Черно-Белое Царство. Моя помощь будет заключаться в совете и рассказе. Ты согласен?

— И ты отвезешь Тима отсюда?

— Конечно, куда он пожелает. Впрочем, на его месте я не стал бы появляться в Ночном или Сумеречном Царстве. Хотя, если он хочет…

— Отвези его в Ахру. Тим, ты ведь не против Ахры? Когда вернусь, я обязательно навещу тебя. Султан мне кое-чем обязан, и там, кстати, есть мой дворец. Если мне не соврали, конечно.

— Есть-есть, — сказал мужчина в пижаме. — Значит, я отвожу профессора в Ахру и рассказываю тебе о Черно-Белом Царстве, а ты добудешь мне ключ от этого ларчика. Идет?

— Идет. Рассказывай.

Шелковый Человек отхлебнул какао из кружки, улыбнулся и начал:

— Дело в том, Карл, что Черно-Белое Царство находится не в Азиль-до-Абаре. Алям-аль-Металь, то место, куда отправляются все сновидцы Мира, разделен на три уровня. Третий — Азиль-до-Абар, второй — Сон и первый — Черно-Белое Царство. Оно находится на самой границе, ближе всего к Миру и именно оттуда в Мир приходят все кошмары. Если тебе приснился плохой сон, считай, пока спал, ты попал в Черно-Белое Царство. Вы только что побывали в Вабаре и имеете представление о том, что встретит тебя в Черно-Белом Царстве.

— Почему? В смысле, как это связано?

— А очень просто связано. Раньше кошмары приходили из Вабара. То, что вы пережили в нём, лишь отголоски того, что было в прошлом. Вам даже удалось не спятить в Вабаре, а поверь, раньше вы умерли бы, не дойдя и до половины. Из Вабара в Мир посылалось безумие, люди сходили с ума во сне. Теперь Черно-Белое Царство пользуется несколько другими методами, но нельзя сказать, что они гуманней. Поэтому первый совет тебе — знай, в Черно-Белом Царстве тебя будут пугать.

— Но ведь это всё будет не по-настоящему. То есть, если не бояться, кошмары уйдут?

— Отчего же, нет. Вот если бы ты попал туда не полностью, тогда, конечно, но ты ведь приходишь сюда почти целиком. Поэтому ты всё помнишь, когда просыпаешься, поэтому рана, нанесенная тебе здесь, останется с тобой и в Мире. И в Черно-Белом Царстве всё тоже будет по-настоящему. Это и плохо, и хорошо. Плохо, потому что очень опасно, хорошо, потому что только так ты сможешь дойти до Ледяного Дворца, где страдает твой отец.

— Ледяного Дворца?

— Да, Карл, Никодим угодил в лапы к Снежной Королеве. Ты читал эту сказку?

— Видел мультик.

— Ну, у тебя будет время, чтобы прочитать ее. Хотя в сказке всё не так, или, вернее, не всё правда. Но об этом ты узнаешь лишь там, в чертогах Снежной Королевы.

— А почему тебе не сказать мне сейчас?

— У меня есть на это некоторые причины. Не стоит так на меня смотреть. В конце концов, мы делаем общее дело, и я заинтересован в удачном завершении гораздо больше, нежели ты. Но это еще не всё. Что тебе сказал Шайтан?

— Что он хотел убить отца… то есть не он, а тот мужик. Но его опередил какой-то корсар…

— Эмиссар, — поправил Пашку Тим.

— Эмиссары Черно-Белого Царства — это что-то вроде шерифов снов. Тот мужик, что хотел убить Никодима в Мире, наверняка шериф Вабара. А раз в том месте, откуда ты прибыл, есть эмиссар, затея становится опасней вдвойне. Пока ты будешь спать, он может тебя просто убить. Ты будешь беспомощен и не сможешь даже убежать. Эмиссары гораздо опаснее, нежели шерифы снов. Они получают свою силу в Мире лично от Снежной Королевы, им доступно некоторое волшебство, как и здесь. Поэтому второй совет — берегись эмиссара. Попадешься ему в руки, и твое приключение закончится. В общем и целом, на этом всё. А, ну, и еще в Черно-Белом Царстве есть время, и оно течет, так же, как в Мире, или почти так же. Так что у тебя будет столько времени, сколько ты будешь спать. Ты, я вижу, сохранил ножницы и иглу? Это хорошо. Игла будет тебя страховать, а ножницы Атропос защитят. Пожалуй, только они, смогут. Я мог бы дать тебе другое оружие, но в Черно-Белом Царстве оно исчезнет. В общем, всё, Карл. И не забудь про ключ. Надеюсь, еще встретимся.

Шелковый Человек вместе с ларцом и едой исчез с ковра, оставив Пашку и Тима наедине. Тим подошел к ковру и сел на него. Пашка последовал за ним и вдруг почувствовал, что начинает просыпаться. Он знал, у него есть еще некоторое время, испросил Тима:

— Что ты думаешь об этом?

— Ничего хорошего. Но выхода у нас нет. В любом случае, ты можешь и не отдавать ключ от этого ларца. Если ты освободишь Никодима, он разберется. Но что-то мне не нравится. Это ларец мне о чём-то напоминает.

— Да, мне тоже. Что-то крутится, но не вырисовывается. Ладно, Тим, я просыпаюсь. Встретимся в Мире.

— До встречи.

Тим нежно обнял мальчика и тот растворился в его руках.

* * *
Пашка проснулся. В катере морозно, но он не замерз. Правда, слегка затек, но нормально. Он поднялся, свернул спальный мешок и высунул голову из люка. Над морем всходило солнце, с противоположной стороны неба луна оставляла Заветы. Мальчик посмотрел на белую вышку маяка. Ему показалось, там кто-то стоит.

После последнего путешествия он много узнал и много понял. Понял, кто вел его, и кто такой эмиссар, и кто такие кочегары. Теперь он знал — все беды его семьи протекали из Черно-Белого Царства. Сначала его отца насильно втащили туда, а теперь подбираются к сыну. Пашку не надо никуда тащить, он придет к ним сам. Мальчик сжал кулаки и пробормотал:

— Посмотрим, кто кого.

Он медленно вылез из катера, то и дело бросая взгляд на маяк. Посмотрим…

Часть четвертая: Зима

1

Прошел месяц тяжелого ожидания. На листке календаря, висевшего на кухне, Маринка сегодня сорвала последний листок осени. Теперь на нём красовалась палочка и слово «декабрь». В первый раз Пашка не корил себя за промедление, потому что этот месяц не пропал даром. Он изучал, исследовал и делал выводы. Взяв с собой Тима, он каждый день гулял до маяка или до кочегарки. Маяк почти всегда пустовал, а вот кочегарка иногда подавала признаки жизни. Все наблюдения проводились с крайней осторожностью, его никто не заметил. Он несколько раз видел слепых кочегаров, прятавших уродливые швы под черными шапками, и часто видел Кузьмича. У Пашки не осталось никаких сомнений, кто эмиссар Черно-Белого Царства. Конечно, загадочный старик, о котором рассказывают множество страшных историй. За этот месяц Пашка услышал не меньше пятидесяти. Половину рассказал Илья, другую половину ребята из Школьного Телефона. Пашка вышел на них через Илью и те, пусть и неохотно, но рассказали Пашке о старике. Кузьмича обвиняли, чуть ли не во всех смертных грехах. Большинство сказок сводилось к тому, что он сажает детей на льдины и отправляет в море, и тому, что чуть ли не три четверти так называемых несчастных случаев детьми — его работа.

Услышал он истории и более экзотичные. Например, что Кузьмич выкапывает трупы с кладбища и ест их. Или, что в маяке стоит его гроб, в который он ложится по ночам. Или, что он сам дьявол, или, что продал ему душу.

Конечно, из такого количества информации очень трудно выбрать правду, но кое-что интересное Пашка узнал. Например, Кузьмич якобы молится какой-то статуе в саду за высоким забором. Или что зимой он ходит налегке — в тонкой курточке — и никогда не замерзает. Хоть в тридцатиградусный мороз он одет по-летнему. И еще, когда его видят гуляющим в парке, он часто окружен клубами тумана. Всё это Пашка запомнил, но решил не лезть на рожон, пока не изучит Кузьмича подробнее. Мальчик попробовал установить за ним слежку.

Пашка пошел на беспрецедентный поступок — решил прогуливать школу. Подделал почерк сестры и передать записку через Илью. Теперь каждое утро, уходя в школу, он шел в парк. Вместо учебников и тетрадей в портфеле лежал бинокль и нож. Пашка решил, хоть такая защита окажется кстати. Хотя он не был уверен, что сможет зарезать ножом человека, но, в случае чего, хоть напугает.

Главный объект исследования — дом Кузьмича. Даже маяк не так важен. С маяком всё, в целом, понятно. Пашка уже давно приготовил ножовку, чтобы перерезать замок на двери. Чтобы в это время туда не пришел Кузьмич, Пашка изучал его график, следил, куда он ходит и что делает. И тут его ждало разочарование. Кузьмич действовал очень хаотично. Он то ходил гулять, то сидел дома. Проверять маяк он мог и днем, и вечером. Как Пашка понял, тот или работал автоматом, либо у Кузьмича в доме стоял какой-то пульт от него. В любом случае, маяк загорался каждый день независимо от того, ходил туда Кузьмич или нет. Старик мог покинуть дом на целый день и слоняться по Заветам, а мог сутки не выходить из него. Он иногда ходил на кладбище и проверял состояние могил, и только это могло как-то пригодиться, потому что он каждый раз был там ровно час, плюс минус одна-две минуты. Пашка не знал, что он там делал — соваться на кладбище, по которому ходит Кузьмич, ему не хотелось. Но в этом хоть какое-то постоянство. Пашка решил пролезть, если не в дом, то хотя бы в сад Кузьмича, где по рассказам ребят стояла молельня, где Кузьмич поклонялся какой-то женщине. И Пашка предполагал, кто она.

Эта вылазка примечательна еще и тем, что после нее у мальчика, наконец, родился план. И как попасть в маяк, и как сделать так, чтобы Кузьмич туда внезапно не пришел, и еще кое-что.

Как уже говорилось раньше, дом Кузьмича сделан из толстых бревен. Сад с высокими елями обнесен высоким деревянным забором, посмотреть, что творится внутри нельзя. Пашка выяснил всё это, забравшись на несколько деревьев, растущих неподалеку. Внутри двора довольно чистенько и убрано. Посредине постройка, похожая на беседку, только закрытая со всех сторон. Что-то вроде домика квадратной формы с конусообразной крышей. Со стороны дома к ней вела вымощенная камнями тропинка, упиравшаяся в дверь. Пашка не видел, как Кузьмич в нее ходит, но это предполагалось, ибо дорожку к ней тщательно вычистили от первого снега. И вот, в один из последних дней осени, Пашка увидел, как Кузьмич выходит из дома и направляется в сторону кладбища. Мальчик долго ждал этого. Неподалеку от дома Кузьмича уже спрятана, сделанная специально для этой цели лестница, теперь мальчик ее очень резво откапывал от снега и сухих листьев. Лестницу он сколотил из веток, весила она не так уж и много. Примерно трехметровой длинны, ее как раз должно хватить, чтобы перебраться на ту сторону забора.

Пашка подождал, пока Кузьмич скроется из виду и, вместе с лестницей, побежал к той части забора, что не видна с кладбища. Он прислонил лестницу к ограде, ловко забрался наверх и, перекинув ноги так, что одна оказалась внутри, а другая снаружи, подтащил лестницу и прислонил к внутренней стороне забора. Теперь он сможет выбраться оттуда, не ища во дворе других приспособлений.

Пашка спустился и осмотрелся. Сердце бешено билось, мальчик, слегка пригнувшись, проскочил к беседке или молельне. Дверь не заперта. Он открыл ее. Петли прекрасно смазаны, Пашка не услышал скрипа, как ожидал.

Да, ему говорили: Кузьмич поклоняется какой-то женщине. Пашка предполагал, что это Снежная Королева, но не думал, что ее алтарь настолько красив. И уж точно не ожидал увидеть над ним статую женщины невиданной красоты, сделанную изо льда или стекла. Она стояла на квадратном камне и смотрела на вошедшего ледяными глазами. Наряд Снежной Королевы состоял из легкого платья, а на голове сияла высокая корона. Пашка уже прочитал сказку Андерсена и знал, какая она, эта королева. Холодная и бездушная. Бессердечная.

Внезапно ее глаза слегка засветились синим светом. Мальчик взглянул в них и увидел легкое отражение заснеженной пустыни и огромного ледяного замка. Сначала лишь тень мрачного пейзажа, но Пашка продолжал смотреть, и тень становилась реальной, а потом превратилась в настоящую картину. Статуя погружала в странное состояние полусна полубодрствования. Звуки вокруг пропали, он остался со статуей один на один. Ничего не существовало кроме этих прекрасных глаз. И нет в Мире ничего прекрасней их.

Краем глаза Пашка заметил что-то белое. Он резко повернулся, стряхивая наваждение, и увидел, что стоит по колено в густом тумане. И в этом тумане что-то двигалось. Там как будто плавали тени, иногда их голые спины показывались из тумана. Пашка понял, откуда идет туман. Со стороны кладбища, он переваливал через забор и вплывал во двор. Как вода наполняет бассейн, так туман залил садик Кузьмича. Пашка услышал отдаленный стариковский крик. Кузьмич кричал, но в его голосе не слышалась досада или злоба. Он просто вопил о чём-то. Пашка бросился через туман к лестнице. Бросился, но понял — по всей длине забора туман поднялся и облепил доски, скрывая путь к спасению. А что надо спасаться, причем быстро, это точно. Лестница должна быть где-то здесь, но мальчик ее не видел. Он стал шарить руками по забору, загоняя в пальцы занозы, его кто-то схватил за штанину. Такое ощущение, маленькая ладошка. Пашка попробовал вырваться. У него получилось, но его тут же схватили опять — уже за две штанины. Теперь вырваться получилось сложнее, но ему опять удалось. Пока его хватали за ноги, руки шарили по забору в поисках лестницы. Он почувствовал, в штанины вцепилось уже несколько рук или лап, или еще чего, но в этот момент он нашел лестницу. Он схватился за нее, подтянулся и его отпустили. Пашка успел заметить, из тумана на секунду появились именно лапы. Похожие на куриные, только по восемь пальцев на каждой. Пашка залез наверх, перетащил лестницу и спустился. Он рванул по лесу, держа лестницу в руках, и спрятал на прежнем месте. И вдруг услышал позади себя смех. Холодный и жестокий женский смех. Снежная Королева смеялась над ним.

* * *
Тем же вечером Пашка всё тщательно обдумал, в голову пришла одна очень интересная мысль. Он стал разрабатывать план, спустя пару часов, все детали собрались в кучу. В ту ночь Пашка заснул со злорадной улыбкой на лице. Еще посмотрим, кто будет смеяться последним.

Приготовления заняли еще неделю и закончились к первому декабря. Первым делом Пашка нашел старые отцовские кирзовые сапоги. Они валялись на огороде, там же Пашка взял совковую лопату. Далее началась слежка за кочегаркой и ее обитателями. На некоторое время он оставил Кузьмича в покое. Пашка украл два больших куска угля из кучи перед котельной и тщательно разбил молотком до состояния пыли. Теперь всё более или менее готово, оставалось только ждать.

Первого декабря выпало на воскресенье, Пашка подумал, этот день ничем не хуже любого другого. Маринке он опять сказал, что переночует у друга, а сам пошел в парк, где уже припрятал всё, что нужно. А именно: лопату, сапоги, веник и черную угольную пыль — лестница осталась в лесу с прошлой вылазки. Лопату и лестницу Пашка зарыл у дома Кузьмича, а сапоги и уголь спрятал рядом с катером. Именно от катера начиналась тропинка к маяку и дому Кузьмича. Тропинку протоптали на снегу, следы угля на ней останутся черными пятнами. Пашка надел сапоги, которые до этого тщательно натолкал ватой, чтобы пришлись в пору. Их подошвы он измазал в угле, и пока шел от катера, то и дело натирал снова.

Тропа разделялась примерно в ста метрах от маяка. Вправо она вела к его высокой башне, а влево к дому Кузьмича и кладбищу. К маяку люди ходили чаще, так что снег там утоптали лучше, и из белого он превратился в темно-серый. Вправо тропа осталась белоснежной и Пашка, пройдя по ней, оглянулся — следы сапог видны достаточно четко. Он прошел по тропе, а потом разулся и прыгнул влево насколько смог. Поднялся, убедился, между тропой и тем местом, куда он упал, следов не осталось и побрел к лестнице и лопате. И первое, и второе он намазал углем еще вчера. Пашка принес лопату и лестницу к забору дома Кузьмича, а потом по своим следам вернулся к сапогам. Он так же прыгнул на тропку, надел сапоги и пошел дальше.

В доме Кузьмича горел свет. Пашка несколько раз обошел забор, кое-где оставляя следы угля. В результате получилось, что кто-то долго ходил вокруг и приглядывался. Пашка остался доволен и, вернувшись на тропинку, побежал обратно к катеру. Он старался не просто бежать, а прыгать с ноги на ногу как можно шире, чтобы имитировать бег взрослого человека. Добежав до катера, Пашка снял сапоги и, связав веревкой, перекинул через плечо. Отсюда нет смысла идти до Заветов. От катера до поселка дорогу расчистили и следов на ней не останется. Пашка, немного отдышавшись, побрел обратно к дому Кузьмича. Пока шел, он несколько раз сыпанул угля на следы сапог. Оставалось только узнать, в какой части дома Кузьмич, и можно начинать представление.

Теперь Пашка обходил дом без опаски — он так тут наследил, что никто не смог бы отличить след его ботинка от солдатского сапога. Погода на загляденье ясная. На чистом небе сиял полумесяц луны, однако, во дворе Кузьмича — тьма. Растущие там сосны и днем создавали тень, а фонарей Кузьмич, похоже, не признавал. Наконец Пашка увидел стройную фигуру старика в чем-то вроде халата. Его силуэт поднялся на второй этаж и устроился в кресле. Пашка даже смог различить — Кузьмич взял книгу. Особенно хорошо, что старик выбрал комнату на противоположном с молельней конце дома. Время действовать.

Как и в прошлый раз Пашка залез по лестнице на забор, держа в руках лопату, потом перетащил лестницу, запомнил, на какое место ее ставит, и перелез во двор. Он опять надел сапоги и с лопатой в руках пошел к беседке или молельне, или часовне — Пашка не знал, как величать это сооружение. Дверь снова бесшумно открылась, Пашка увидел красивую полупрозрачную женщину, слегка сияющую в темноте. Только сейчас в свечении он не увидел ничего доброго. Оно пульсировало и источало ненависть, словно зная, что произойдет. Пашка заглянул в голубые глаза Снежной Королевы, увидел в них заснеженную пустошь и ледяной замок. Но он не позволил видению охватить себя. Вместо этого он достал из кармана пригоршню угольной пыли и швырнул в лицо женщины. Пашке показалось, послышался отдаленный злобный женский крик, но уже в следующую секунду он умолк, потому что голову Снежной Королевы снесла совковая лопата. А второй удар сверху вниз, разломал ледяное тело ледяной царицы. Все-таки статуя сделана изо льда — внизу тут же образовалась лужа. Но смотреть на результат своих трудов некогда. Пашка бросил лопату и побежал к лестнице. Краем глаза он увидел, со стороны кладбища, через забор пробрался первый рваный край тумана. Но к этому времени Пашка уже залез на забор и, спрыгнув, бросился со всех ног по тропинке. В том месте, где она разделялась, Пашка повернул к маяку и, забежав за высокий сугроб, стал ждать.

* * *
Пашка не видел, как Кузьмич вышел из дома и не видел, как в бледных глазах засверкала злоба, когда он подошел к своей святыне. Туман валил с кладбища плотными клубами — старик уже стоял в нём по колено. Но туман не помешал Кузьмичу найти брошенную на снег лопату. Туман не помешал рассмотреть следы черной угольной пыли в молельне. Старик внимательно осмотрел лопату, под толстым слоем пыли различил надпись: «КО N 1». Эту надпись Пашка подсмотрел в одной примечательной кочегарке, служившей вратами в Вабар.

Старик кинул лопату на снег и пошел по следам к месту, где осталась лестница. Хотя по-прежнему непонятно, как он видел следы, ведь под ним туман стелился настолько плотно, казалось, Кузьмичу ноги отрезали по колено. Но он видел. Он вообще очень много видел. Вот, допустим, следы угля на лестнице. Кузьмич вроде и не прилагал больших усилий — просто легонько толкнул забор, но тот разлетелся в щепки. Старик махнул кому-то невидимому и пошел по снегу. Следы кирзовых сапог с разводами угля послужили отличным указателем. Туман последовал за Кузьмичом, в нём проявились слабые человеческие силуэты. Кто бы ни осквернил его святыню, он умрет. И умрет в страшных мучениях.

* * *
Пашка видел и не верил глазам. После того, что он пережил в Алям-аль-Метале, ему вроде и не стоилт удивляться, но когда по дорожке прошел старик в чистейшем белоснежном халате посредине облака тумана, да еще и в сопровождении странных человекоподобных теней, Пашка серьезно перетрусил. Теперь он понял, о чём говорил Шелковый Человек. Похоже, эмиссары действительно имеют силу колдовать в Мире.

Однако это ничего не меняло. Надо действовать дальше. Подождав, пока туман и страшная фигура скроется из виду, Пашка вылез из-за сугроба и побежал к маяку. Тот, как и полагалось, горел и освещал скованное льдом море. Пашка порылся под небольшой березкой, нашел спрятанную ножовку по металлу. Он подошел к замку и принялся пилить. Работа шла не очень споро, но шла, и вот уже готово. Повернув замок по спилу, он открыл дверь и вошел внутрь.

Внутри маяка почти сразу шла винтовая лестница, и Пашка, прикрыв за собой дверь, пошел по ней наверх. Там оказалось достаточно тепло, зеркало большого фонаря медленно вращалось туда-сюда, отражая его лучи. Сердце мальчика стучало часто-часто, а ведь надо еще заснуть! Теперь это вопрос жизни и смерти. Он лег прямо на металлический пол, подложил руки под голову и закрыл глаза. Механизм маяка мерно жужжал, это начало успокаивать. Снаружи шумел холодный осенний ветер, Пашке показалось, запахло какао.

Дрема одолевала его и он уснул. Уснул и не заметил, как снаружи, у основания маяка, в небольшом клочке тумана стоит призрачная фигура и смотрит вверх. Как только мальчик уснул, этот клочок пополз к Заветам, стремясь догнать остальных.

* * *
Черно-Белое Царство. Как только мальчик очнулся, он понял, что замерз. Причем, как цуцик. Пашка лежал на белейшем снегу и смотрел на низкое небо, покрытое тучами. С него шел снег, но не крупными хлопьями, а наоборот — противный и мелкий, впивающийся в кожу, как маленькие иголки. А еще дул ветер. Холодный и пронзительный, заставляющий тело зябнуть. Пашка присел и понял, каждая косточка тела, мало того что замерзла, так еще и болит. Он осмотрел себя. На нём появилась дубленка и теплые ватные штаны с валенками. На голове красовалась шапка-ушанка из звериного меха. В Мире у него никогда не было подобной одежды, но ведь это все-таки сон. Пашка с трудом поднялся и пошарил по карманам. В правом нашлась игла дикобраза боли, в левом ножницы Атропос. Его билет на экстренную эвакуацию и единственное оружие. Не так уж и много, но лучше, чем ничего. Пашка подумал, и первое, и второе может понадобиться в любую секунду, если судить по тому, что рассказал об этом месте Шелковый Человек. На игле надета пробка, Пашка не стал ее снимать — вдруг случайно уколется. А вот ножницы он достал из кармана и засунул в валенок. Так их и видно меньше, и можно быстро достать.

Откуда-то слева послышался протяжный волчий вой. Пашка посмотрел туда и тут же повернулся вправо. Оттуда он услышал звук глухого удара. Его рука непроизвольно потянулась к карману с иглой, потому что справа… Из черной-пречерной тучи падал снег. Туча, правда, еще далековато и не она так испугала мальчика. Просто из нее валил очень уж необычный снег. Каждая снежинка размером с легковую машину. С такого расстояния, да еще и из-за мелкого снежка, видно плохо, но глухие удары «снежинок» о землю давали представление. Форма обычных снежинок, такие ледяные ежи. Туча двигалась в его направлении, Пашке ничего не оставалось, как пойти в противоположном. Ясно, что получится, если он попадет под такой снег. Один расплющенный мальчик получится… Пашка припустил по сугробам, изредка поглядывая на черную тучу позади.

Пашка не бежал, но шел довольно быстрым шагом. Попутно он всматривался в однообразный пейзаж, но ничего примечательного, кроме черной тучи, не видел. Пока не видел. Очень скоро всё поменялось.

Вдруг Пашка заметил, мелкий, похожий на крупу снег, валивший с небес, изменился. Теперь с неба падали крупные хлопья. Пашка подумал, это первый признак приближения черной тучи, но, повернувшись, увидел, та вроде еще далеко. Глухие удары, огромных ледяных фигур в форме снежинок по-прежнему бухали сзади, но туча замерла на месте.

Пашка продолжал брести по сугробам и заметил впереди какое-то шевеление. С неба валили крупные хлопья, и вот одна такая снежинка начала расти на глазах. Она как будто делилась и обрастала, становилась крупнее, приобретая человеческую форму. Вскоре еще не менее сорока снежинок последовали ее примеру и тоже стали расти и трансформироваться. Одни становились человекоподобными, другие приобретали форму мебели. Пашка сначала не понял, во что это выльется, но окончательное превращение произошло внезапно и полностью. Прямо перед ним, посредине ледяной пустыни, его класс. Точнее не само помещение, а только парты, доска и люди. Точные копии его одноклассников и Раиса Петровна — учитель математики.

— Павел, почему ты опоздал на урок? — строго спросила учительница.

Пашка, признаться, сначала оробел. Он ожидал, его встретят здесь всяческие чудовища, но чтобы его класс! Ученики смотрели на него. Все как две капли воды похожи на одноклассников за одним исключением. Все черно-белые. Пашка узнал одежду некоторых ребят и понял, допустим, свитер Светки должен быть красным, а он черный. Или из желтой рубашка Сорокина стала белоснежной. Такой же, как и окружающее поле.

— Так, я спрашиваю тебя, Павел, почему ты опоздал на урок? — повторила учительница.

— Простите Раиса Петровна, — потупился Пашка, осознавая весь идиотизм происходящего.

— Садись на свое место. Ты и так уже много пропустил.

Пашка сел. Он как будто потерял волю и пошел к своей парте. Обычно он сидел с Серегой Наумовым, но сегодня парта пустовала.

— Итак, проверим домашнее задание, — продолжила учительница.

Она открыла створы доски, за ними странные уравнения. Очень сложные с всякими закорючками, скобками, знаками, похожими на галочки, и маленькими циферками над и под большими цифрами. До такого они еще не доходили. Учительница села за стол, открыла журнал.

— Так, я думаю, что Павел как раз и ответит, — сказал она и улыбнулась, показав чистейшие белые зубы. Ее волосы, собранные сзади в хвост, слегка припорошило инеем.

— Я? — спросил Пашка.

— Да ты. Ты же болел и оценок у тебя нет, так что — к доске.

Пашка, как в тумане, вышел к доске, взял мел. И обнаружил, вместо него на полочке под школьной доской лежит несколько сосулек. Пашка провел сосулькой по доске. Следа не осталось — только послышался противный скрип. Да, если бы и остался, всё равно он в жизни бы это не решил. Он положил мел-ледышку на полочку и, повернувшись к учительнице, сказал:

— Простите, Раиса Петровна, я не могу.

— Как? — глаза учительницы расширились, а все дети ахнули. — Паша, ты не выздоровел?

— Почему, я здоров, — ответил Пашка, краснея.

— Тогда ты, может быть, болел чем-то серьезным? Менингит, белая горячка, синдром дауна?

— Нет?

— Так почему же ты не можешь решить такое простейшее уравнение?! — учительница перешла на крик, Пашка вздрогнул. — Это же проходят в первом классе! Максимов, к доске!

Леха Максимов резво вышел и, взяв ту же сосульку, стал быстро и сноровисто решать уравнение. В его пальцах сосулька прекрасно писала. Одноклассник быстренько решил уравнение и, сказав: «Пара пустяков», — сел на свое место. А учительница стояла, подперев руками боки, и смотрела на Пашку.

— Ну, это же просто, — сказал она. — Я же не задаю ничего сложного. Я даже специально выбрала то, что мы уже проходили.

— Но мы этого не проходили! — Пашка наконец разозлился. Чего вдруг эта снежная училка на него орет?

— Как это не проходили? А, я поняла. Дети, как вы думаете, почему он не может решить такие простые примеры?

Отличница Машка с первой парты тут же подняла руку.

— Да, Машенька, — сказала учительница ласково.

— Потому что он глупый, — сказала отличница и визгливо засмеялась. Весь класс подхватил этот смех и заржал. Причем смехом не человеческим, а больше похожим на обезьяний.

— Дети, дети, — сказала учительница. — Успокойтесь. Я не думаю, что он глупый. Он скорее тупой. Да точно — ты тупой!

И учительница указала на него пальцем. Одноклассники повторили ее жест и хором заголосили:

— Тупой, тупой, тупой, тупой…

— Замолчите! — крикнул Пашка.

— А чего молчать, если ты тупой? — спросила учительница.

— Я не тупой! — воскликнул Пашка, и его укололо в левый мизинец. Он взглянул туда — краешек ногтя начал зеленеть.

Мальчик глубоко вздохнул, снова взглянул на мизинец — нормального цвета.

Тут Пашка заметил еще кое-что. Учительница отбрасывала длинную тень на белом снегу. Вдруг в левом валенке что-то завибрировало. Пашка улыбнулся.

— А знаете, может, вы и правы, — сказал Пашка, обходя учительницу и становясь рядом с ее тенью.

— Эй, ты куда пошел?

— Да так. Просто после позорной комнаты ваши дешевые фокусы уже не впечатляют!

Пашка встал на колено и, достав ножницы Атропос, перерезал тень учительницы. Он вроде просто щелканул ножами по снегу, но тень надорвалась и пропала. Учительница тут же стала меняться и вот — обратилась простой кучкой снега.

— Кто еще думает, что я тупой? — спросил Пашка у класса.

Все дети мрачно смотрели на него черно-белыми глазами, а потом… взорвались. Сотни крупных снежинок закружились вокруг Пашки и улетели куда-то вдаль. Пашка улыбался, но это прошло, когда он снова услышал глухой «БУХ» позади. Он посмотрел на черную тучу — она сдвинулась с места и медленно поползла к нему. Пашка побрел в противоположную сторону.

В Огненном Царстве Пашка на собственной шкуре почувствовал, что такое жар. Теперь он понял, что такое холод. Нет, в Черно-Белом Царстве не очень уж холодно — где-то минус двадцать пять, однако, вкупе с пронзительным ветром, что продувал даже дубленку и заползал под нее, охлаждая тело… Ледяная пустыня пряталась под метелью, Пашка не мог определить ее размер, но думал, она огромна. Он шел, а пейзаж ни капли не менялся. Нет ни холмов, ни оврагов, просто ровное, покрытое снегом поле, и противный мелкий снег с неба. Единственным разнообразием оставалась туча сзади, но, как Пашка понял, двигалась она со скоростью обычного пешехода. И вот с неба снова посыпались крупные хлопья, Пашка приготовился к очередной пакости.

Снежинки падали, но ни в кого не превращались. Правда, они не достигали земли, но вот десяток пушинок начало расти. Они, как и предыдущие, увеличивались в размерах, обрастая снегом, перед Пашкой предстали десять фигур. Десять мужчин стояли и смотрели на мальчика пустыми черно-белыми глазами. С ними было что-то не так, ну, помимо того, что они появились из снежинок, но что, Пашка не мог понять. А потом заметил. Сквозь фигуры видна пустыня позади. Пашка достал из валенка ножницы и сказал:

— Ну а вам чего надо? Если будете дразниться, это не поможет.

Но мужчины не стали дразниться. Они выросли в размерах в два раза и поменяли форму. На каждом появился белый саван, как будто кто-то накрыл их простынью, в ней зияли два глаза-дыры. Они стали похожи на приведение из мультика о Карлсоне. И, естественно, полетели к мальчику.

Призраки взлетели в воздух и с душераздирающим воем закружились над Пашкой. Однако на него это не произвело нужного эффекта. Быть может, год назад он и испугался бы, но после призрака первого султана Ахры и других двенадцати приведений, эти почти смешные. Ну подумаешь, закутанные в простыни мужики в два раза больше обычных. Эка невидаль. И Пашка заметил еще кое-что интересное. Приведения выли, летали, а на снегу под ними кружились черные пятна теней. Дальше всё было просто. Пашка воткнул ножницы Атропос в тень одного из призраков и та замерла. Пашка посмотрел наверх и увидел, фигура, похожая на огромный снежок, замерла в воздухе и делает резкие рывки, чтобы высвободиться, но у нее ничего не выходит. И тогда Пашка раскрыл ножницы. Тень порвалась как бумага, на Пашку сверху упал сноп снежинок.

На этот раз Пашка не отпустил остальных призраков, как сделал с детьми. Нет, теперь ножницы щелкали по теням, а привидения осыпались и ложились на землю сугробами. Когда на поверхности образовались десять снежных холмиков, Пашка засунул ножницы в валенок и пошел дальше. Сзади опять раздались удары, но Пашка даже не стал оборачиваться. Ему казалось, он понял, в какую игру с ним решили поиграть.

Он шел и ждал, когда с неба посыплется крупный снег. Он помнил, что ограничен во времени. Об этом, кстати, говорили и командирские часы, впервые появившиеся на руке за всё время странствования по Алям-аль-Металю. И вот он дождался. С неба пошел крупный снег, который никогда не достигнет земли. Он кружился, как будто выбирая, что еще за кошмар наслать на мальчика. Пашка, не обращая внимания, шел дальше. Если что-то произойдет, всё равно произойдет.

— Куда же ты, Карл? — послышался насмешливый голос сзади. Пашка повернулся, доставая из валенка ножницы. Такого он не ожидал.

Перед мальчиком стояла черно-белая копия Шелкового Человека. Теперь его растрепанные волосы превратились в торчащие в разные стороны сосульки, а шелковая пижама окрасилась бледно-синим с узорами в форме снежинок. Еще одним отличием стали мягкие комнатные тапочки на босых ногах. Пашка взглянул за его спину и увидел длинную тень. Шелковый человек, а вернее его копия, тоже картинно посмотрела назад.

— Конечно же, я ненастоящий, — сказал шелковый человек. — Впрочем, моя сила настолько велика, что я самый опасный из кошмаров, которые могут тебе встретиться. Но Герда не знает, что мы работаем в паре, вот и просчиталась.

— Что еще за Герда? — Пашка крепко держал в руках ножницы, готовый к обороне.

— Ну как же? Снежная Королева. Ее, Карл, зовут Герда.

— Нет, Герда — это девочка, которая спасла от нее Кая.

— Это твои заблуждения, мальчик.

Сзади «забухало». Туча сдвинулась с места.

— Видишь, она уже поняла, что ошиблась, — ухмыльнулся шелковый человек. — Ну, пойдем дальше.

— Пойдем, — сказал Пашка — Только ты первый и так, чтобы я тебя видел и видел твою тень.

— Да ради Ветра. Ты можешь убить меня хоть сейчас, но этим рискуешь совершить большую ошибку и так ни в чём не разобраться.

Шелковый человек прошел вперед, Пашка следом.

— А в чем я должен разобраться? — спросил мальчик.

— Ну как же, ты ведь ходишь в потемках и даже не знаешь этого. С тобой играют и играют такие крупные фигуры, что ты ни о чем не подозреваешь.

— И кто, например?

— Да хоть Шелковый Человек. Он, пожалуй, самая крупная фигура и самый серьезный игрок на этом поле. Но здесь еще и эмиссар, и джинны, и даже султан Ахры. Все замешаны, но никто из них не подозревает, что за игра ведется на самом деле.

— А ты знаешь?

— Конечно, знаю. Я ведь точная копия Шелкового Человека. Он, кстати, думает, что дергает за все ниточки, и ты играешь только под его дудку, но скоро ты узнаешь, насколько всё закручено.

— А можно конкретней? Или для информации я должен что-то для тебя сделать?

— Нет, не должен. Это настоящий Шелковый Человек может строить долгосрочные планы, а его копия развлекается лишь на том отрезке времени, что отпущена ей Гердой. А что касается деталей…. Допустим, ты знаешь, кто подкинул тебе карту?

— Нет. Но думаю, или ты или кто-то отсюда.

— Правильно, — сказал шелковый человек одобрительно. — Скоро ты познакомишься с этим картографом. Но Шелковый Человек, разумеется, знает, кто тебя сюда привел и зачем, и решил воспользоваться случаем.

— То есть?

— Вот зачем он тебе помог и рассказал о Черно-Белом Царстве?

— Чтобы получить ключ от ларца.

— А что за ларец?

— Не знаю.

— А ты подумай. Что тебе известно обо мне и почему меня так все боятся? Я, между прочим, очень распространенный кошмар.

— Ну, ты коварный, ты точно не добрый, ты сильный, наверное…

— Да нет, не это, — поморщился шелковый человек. Внезапно дунуло так, что Пашка чуть не упал, а у шелкового человека отвалилась рука. В воздухе запахло очень неприятно: нечто вроде смеси комбижира и пережаренного кофе. — А он уже сердится. Что знают обо мне все? Не только ты, а все жители Алям-аль-Металя?

— Ну, по слухам много, да еще и стишок этот…

— Вот-вот, стишок. А как там про меня?

Опять дуновение ветра, Пашка таки упал, а шелковый человек остался без ноги. Он смешно пританцовывал на одной, пытаясь сохранить равновесие. Ни в том месте, где росла рука, ни в том, где нога, кровь не вытекла. Только белое пятно скомканного снега и несколько капель воды.

— И молвил из темницы Ветер: «Несчастны будете навеки! И вскоре к вам, лишая толка, придет мой Человек Из Шелка».

— Да это все помнят, — кое-как улыбнулся шелковый человек. Предыдущий поток ветра немного изменил очертания его лица. — А что там вначале?

Теперь Пашку обожгло. Словно ворота пустыни распахнулись, дохнуло раскаленным ветром и копия Шелкового Человека в один миг упала на снег, развалившись на белые бесформенные комья.

— Когда-то на заре времен могуч был Ветер и силен, — пробормотал мальчик. — Но появилось восемь стен и посадило Ветер в плен. В плен, восемь стен!

Мысли замелькали, складываясь в догадку, но позади послышались удары ледяных глыб и Пашке пришлось идти дальше. Значит, восемь стен. Пашка мысленно пересчитал количество граней на ларце с трапециевидной крышкой. Восемь. Значит, тот самый Ветер, что прислал в Алям-аль-Металь Шелкового Человека, находится в плену в том ящичке! И Шелковый Человек хочет его освободить. И Пашка ему помогает. Мальчик не знал, что это за Ветер такой, но думал, если уж он породил Шелкового Человека, то точно не хороший. А может, даже очень плохой.

Однако оттого, что Пашка получил еще одну загадку или отгадку, планы не изменились. В первую очередь надо спасти отца, а дальше посмотреть, что тот скажет. Это же его ключ, может, он знает о ларце больше?

Пашка продолжал поход к неизвестности. Фактически он мог идти только в одном направлении — все другие отрезаны надвигающимся облаком. И вскоре Черно-Белое Царство преподнесло ему очередной кошмарчик. Опять с неба посыпались крупные хлопья снега и три снежинки обратились Тимом, его отцом и Маринкой.

— Зачем ты покинул меня? — вопрошал его черно-белый пес. На черной с белыми пятнами шкуре образовался нарост инея. — Как ты мог отпустить меня вместе с Шелковым Человеком? Тот ковер отвез меня в Сумеречное Царство и меня привязали к столбу. К столбу-у-у…

— Почему ты допустил, чтобы я запустила учебу? — кричала Маринка. — Теперь я сопьюсь и стану наркоманкой! Теперь я пропащая душа и моя смерть лишь вопрос времени. Не очень долгого времени! Почему-у-у…

— Зачем ты пришел сюда? — спрашивал Никодим. — Ты не понимаешь, что мне здесь лучше? Я сбежал от такого глупого мальчика, как ты. Ничтожного, негодного, неспособного даже найти собственного отца! Ну теперь ты нашел меня, можешь идти домой. Я тебя не люблю-ю-ю-у-у-у…

Они завыли на три голоса, а Пашка достал ножницы. В этот раз не было ничего приятного разрезать тени этих наваждений. Они рассыпались, и Пашка пошел дальше.

Пока всё в норме. Насмешки и обидные слова терпеть можно, но мальчик ждал чего-то нового и опасного. И дождался. На этот раз пошел не просто крупный снег, а гигантский. Каждая снежинка в диаметре не меньше метра, но, слава Богу, они были легкими и хрупкими, а не как те, что бухали за спиной. Однако их нападало так много, что Пашке стало трудно идти. Он не мог понять, во что они складываются, но ясно — во что-то здоровое. Мальчик остановился и подождал.

Снежинки крутились и складывались. Снизу им помогал снег — он тоже втягивался в огромную фигуру. Человекообразный торс напомнил кое о чем, но Пашка пока не мог поверить, что это встанет на его пути. Однако, когда над головой образовавшейся фигуры выросло огромное скорпионье жало, он понял — к нему заглянула копия Шайтана. Хотя и довольно бледная. Шайтан действительно огромен и состоит из тысяч видов животных, но здесь они не шевелились и не стенали. Черно-белые животные смотрели на Пашку замерзшими остекленевшими глазами, наполненными бессмысленным ужасом. Многочисленные ноги, лапы, рога и прочее точащее из него не шевелилось, зато могло двигаться само тело. Откуда-то сбоку прозвучал волчий вой, шайтан сделал шаг в сторону Пашки. Мальчик с ужасом смотрел на его силуэт, не отбрасывающий тени. Значит, ножницы не помогут. Шайтан сделал еще один шаг. Пашка отступил. Исполинская туша угрожающе нависла над мальчиком и сделала еще два шага. На первый взгляд монстр неуклюж, но, когда Пашка побежал к туче, он понял, насколько ошибся. Шайтан рванул с места и побежал, нисколько не отставая от мальчика.

Пашка то и дело оборачивался, убеждаясь, фигура не развалилась и всё еще бежит к нему. Но впереди другая опасность — черная туча, скидывающая на землю огромные ледяные глыбы. Пашка понимал, бежать туда — это самоубийство. Он резко повернул вправо, но шайтан сделал гигантский прыжок и встал на пути. Пашка попытался развернуться, но еще один прыжок и копия царя джиннов опять преградила дорогу. Преградила и сделала угрожающий шаг, но не напала. У Пашки родилась интересная мысль. Он шагнул в противоположную от тучи сторону, монстр тут же прыгнул и заслонил дорогу. Сзади удары стали уже очень близки, но время еще есть. Почему шайтан не нападет? Он же может просто его раздавить. И Пашка еще раз шагнул. Шайтан угрожающе поднял ногу. Пашка сделал еще шаг. Нога нависла, но не опускалась. Пашка решил, монстр его просто пугает и загоняет под тучу. Он хотел пробежать у того между ног, и нога опустилась.

Свет померк, Пашка подумал, что умер. Потом догадался, просто его глаза закрыты. Он исправил это и обомлел. Он стоял внутри шайтана. И, надо сказать, это просто потрясающее зрелище. Внутри монстр был практически пустым. Пашка не всё видел — он находился в ноге — но и этого достаточно. Структура этого кошмара походила на сложную конструкцию Эйфелевой Башни. Тысячи перемычек изо льда скрепляли его, чтобы не развалился. Они походили на тонкие блестящие ниточки, правда, с одной стороны тело шайтана почему-то черное. И Пашка понял. Это же его тень! Тень шайтана спрятана в нём самом! Пашка достал из кармана ножницы и, держа на манер ножа, резанул по темной стороне ноги. Тут же образовалась трещина. Она побежала вверх и уже секунду спустя, прежде чем Пашка сообразил, что надо бы выбежать из ноги, его накрыло снежной лавиной. Он оказался под завалом. Снег очень мягкий и неплотный. Дышать нормально вполне возможно, теперь надо только выкопаться… «БУХ».

У Пашки в груди похолодело. Он забыл, что на него надвигается туча. Он лихорадочно замахал руками, разгребая завал и понимая, не успевает. Удары стали отчетливыми — от них сугроб немного дрожал. Пашка рыл, как медведка, помогая себе и руками и ногами, и, наконец, голова показалась над снегом. Она посмотрела наверх и увидел непроницаемую черноту и летящий к нему сияющий кусок льда в форме снежинки. Пашка снова стал разгребать, рыть и в самый последний момент успел отпрыгнуть. На том место, где он лежал, упал огромный кусок льда. От него сугроб разлетелся на шматы снега, а Пашку отбросило в сторону. И ему снова пришлось бежать, потому что рядом опять упал кусок льда. И снова. И опять. Пашка побежал, виляя, как будто запутывал следы. Он летел, в сердце начало колоть, в печени кололо уже давно. Но он продолжал бежать, хоть легкие горели, как не горели в Вабаре. Кусок льда упал совсем близко. Пашка покатился по снегу и разбил локоть. Но он нашел силы и поднялся. И опять побежал. Он бежал, сердце стучало так, что перебивало удары гигантских снежинок. Он бежал… и всё кончилось.

Глыбы продолжали падать, но удары остались позади. Пашка остановился, чтобы отдышаться. В глазах плыли красные круги, он не понимал, что происходит вокруг. Спустя пару минут, он смог разогнуться. Посмотрел наверх и увидел, туча остановилась, как будто упершись в невидимую стену. Ближайший к Пашке край стал идеально ровным. Послышался протяжный вой и туча отступила. Нехотя, но всё же. Пашка повернулся, чтобы посмотреть, где он и понял, почему туча не могла сюда добраться. Перед ним предстал огромный и прекрасный дворец. Или даже не дворец, а замок. Замок изо льда. Обитель Снежной Королевы.

* * *
В котельной замерла тишина. Ветер совершенно угас, на небе светил полумесяц луны. Шериф Вабара слушал эту тишину и почему-то она ему очень не нравилась. Он вошел внутрь кочегарки, прикрывая за собой дверь. В это же время из-за четвертой школы показалось первое облако тумана, но шериф его не увидел.

Внутри котельной два человека с зашитыми глазами растапливали котел. Меж ярко красных углей виднелись человеческие кости. Небольшая семейка, приехавшая в Совгавань, чтобы повидать родственников, и тело кочегара. Отец семейства сейчас как раз забрасывал руку жены в котел. Его глаза уже зашиты крупными стежками. Он слегка полноват, но это ничего. Через неделю похудеет и станет идеальным сосудом.

— Да, что-то у меня на душе неспокойно, — пробормотал шериф. — Вы так и не нашли мальчика?

— Хрух, — ответил ему кочегар, сидящий за столом. Перед ним стояла полупустая бутылка водки и три грязные рюмки.

— Это плохо, — сказал шериф, подходя и присаживаясь на один из двух свободных стульев. Он разлил водку по рюмкам и выпил свою, не подумав чокнуться с кочегарами. — Если мы его не найдем, придется доложить в Вабар. А вы знаете, что тогда будет.

— Арахарурх, — ответил новый кочегар, садясь рядом и тоже опрокидывая водку в пасть с грязными зубами.

— Вам-то ничего, а мне…, может, еще обойдется…

И тут оба кочегара начали к чему-то принюхиваться. На лицах с зашитыми глазами появилась озабоченность.

— Что такое? — спросил шериф.

— Хуруху.

— Эмиссар? Не может…

Он вскочил и уставился на дверь. Остатки волос на плешивой макушке зашевелились. Из-под двери пробивались робкие кольца тумана.

— Я знаю, вы здесь, — донеслось с улицы. — Выходите.

— К оружию! — приказал шериф. В его руке появился пистолет, а кочегары схватили лопаты.

Шериф открыл дверь и увидел Кузьмича. Старик стоял посредине туманного облака — оно скрыло его почти полностью. Кроме него повсюду шевелились человекоподобные тени-призраки.

— Так, значит, шериф, — сказал Кузьмич. — А, и вы. Так я не всех убил тогда… ну ничего, мы это сейчас исправим.

— Сожри свинца! — крикнул шериф и, направив пистолет на старческую фигуру, нажал спуск. Послышался щелчок. Пистолет не выстрелил.

— Не огорчайся, шериф. Меня не убить из обычного оружия.

Шерифа оттеснили в сторону. Два слепых кочегара с совковыми лопатами бросились на Кузьмича. Из грязных ртов раздался крик, больше похожий на рев из котла кочегарки. А Кузьмич и не думал волноваться. Он как стоял, так остался на месте. Вот только к кочегарам тут же устремились призрачные тени. Они пытались остановить их, облепляли и рвали одежду, но у них ничего не получалось. Когда они касались грязных тел, сверкала огненная вспышка и тени отступали. Кочегары разметывали их лопатами, пробираясь к старику. Тени искренне пытались защитить хозяина, но их попыткиоказались тщеты. Другое дело, что старик, одетый в странный халат, не нуждался в защите.

Как только первый кочегар замахнулся на Кузьмича лопатой, и та со страшной скоростью полетела сверху вниз, грозя разбить череп, старик сделал шаг назад. Впрочем, не шаг — он просто переплыл немного назад, а его ноги и не подумали пошевелиться. Кочегар не рассчитал силу и лопата, опустившись на землю, повлекла его за собой. Он согнулся, сделал шаг вперед, пытаясь восстановить равновесие, а две тонкие, покрытые венами старческие руки, обхватили его голову и резко провернули. Голова кочегара сделала половину оборота, послышался хруст, как будто сломалась ветка. Труп кочегара упал к ногам Кузьмича и тут тени призраки уже смогли его облепить. Он засветился ярко-красным светом, но вскоре потух в свалке теней. Кузьмич переступил его — к нему выбежал второй кочегар. И этот попытался проломить старику череп лопатой, но на этот раз Кузьмич не стал отступать. Тонкая рука встала на пути черенка, они столкнулись. Как правило, когда хороший черенок встречается со старческой костью, ломается именно кость. Но тут сломался черенок. А в это время Кузьмич шагнул навстречу, выкинул вперед вторую руку и его пальцы вошли в плоть кочегара, как меч. Пальцы проломили ребра и добрались до сердца. Они сжались, превращая его в кашицу, на землю упал второй труп.

— Теперь твоя очередь, — сказал Кузьмич шерифу. Тот еще у входа с вытаращенными глазами.

Шериф вбежал внутрь и захлопнул за собой дверь. Он закрыл засов и схватил последнюю оставшуюся лопату. В котельной ничего не видать — когда они выбегали, кто-то задел лампу, и она разбилась. Из закрытого котла лился слабенький свет, но и его хватило, чтобы понять — из-под двери в помещение проникает туман. А с ним и тени-призраки. Тени сливались с тьмой в помещении, шериф почувствовал легкий укол в груди. А за ним еще один — теперь в легких. Вскоре уколы стали болезненней, закололо по всему телу. Шериф закричал от особенно болезненного, в мозге что-то лопнуло. Все тело скрутило от боли, шериф упал. Он чувствовал уколы, но не мог закричать, не мог пошевелиться, не мог ничего. Он превратился в наполненный болью мозг, а тело отказывалось служить.

Дверь разнесло в щепки. Несколько кусочков дерева упали на лицо шерифа. Кузьмич вальяжно вошел в кочегарку. Он не смотрел на лежащего мужчину, зато шериф, наконец, увидел, что с ним стало. Его всего облепили призрачные тени. Тело покрылось мельчайшими ранками, и тени, присосавшись, что-то пили оттуда. Но не кровь, потому что кровь не может быть черной. Или? Он не мог пошевелить головой, но она согнулась так, что он всё видел. Его тело и одежда стали черно-белыми. Призраки пили не кровь, они пили его краски. И что бы это не значило, шериф зарычал от негодования. Он не знал, зачем им его цвета, но чувствовал — с ними уходи что-то важное.

Кузьмич надел толстую рукавицу и открыл котел. В котельной стало светлее. Шериф пытался что-нибудь сделать, но не мог. И вдруг ему стало совершенно всё равно. И тени, и Кузьмич перестали интересовать. И это послужило старику сигналом. Он подошел к шерифу, тени мгновенно расползлись по углам. Кузьмич наклонился и поднял шерифа, схватив за шиворот. Он пронес его до котла и засунул голову в топку. Шериф с полным равнодушием почувствовал, как его редкие волосы мгновенно сгорели. Окно топки не настолько широкое, чтобы тело шерифа прошло целиком — плечи не входили. Но Кузьмич схватил их и вдавил в тело. Кости затрещали, ломаясь, несколько ребер впилось в сердце. Шериф умер, а Кузьмич взял его за ноги и протолкнул в топку целиком.

Эмиссар не стал упиваться успехом, он даже не улыбнулся — просто пошел прочь. И туман и тени последовали за ним. Кузьмич хотел проверить, кто хулиганит в его маяке.

2

Ледяной Дворец Снежной Королевы был прекрасен. Ни Ахра, ни Вабар, ни Шум не могли поспорить с ним. Он сиял и переливался на фоне высоких гор. Дворец казался нереальным, он вырастал из горы, словно огромная сосулька, а вернее, как десяток сосулек разной высоты. И, несмотря на это, казался очень ровным и правильным. Из-за гор прокатился заунывный вой, Пашка увидел исполинскую фигуру дракона, сделанного изо льда. Хоть до него пролегло приличное расстояния, Пашка разглядел, как под прозрачной кожей по хрустальным венам переливается бесцветная кровь. Дракон размером с черного, а может, и больше. Он взлетел, и даже отсюда Пашка почувствовал ветер, который разогнали его крылья. Благо, эта зверюга не заинтересовалась мальчиком и полетела в противоположном направлении.

Пашка еще раз кинул взгляд на тучу позади и пошел к замку. Между ним и дворцом провалился огромный и непреодолимый овраг, но как только Пашка подошел к нему, от фасада замка отделилась стена, и поползла вниз на ледяных цепях. Это опускался самый настоящий подъемный мост. Подобное Пашка видел только в мультиках. Длина моста соответствовала высоте замка — примерно километр. Он опускался медленно, без скрипа или какого-либо механического звука. Когда мост опустился, точно подойдя под край обрыва, Пашка увидел, на другом конце его кто-то ждет. И не кошмар — на мужчине цветная одежда. Синяя рубаха, синие штаны и синий плащ. И длинные светлые волосы до самого пояса. Пашка сжал кулаки и пошел по мосту. Он не стал доставать ножницы, что-то подсказывало ему, от этого мужчины они не спасут. Вместо этого Пашка залез в карман и снял с иглы защитную пробку. Возможно, придется быстро сматывать удочки.

Мост оказался ужасно скользкий — его покрыла толстая корка отполированного льда. Пашка неуверенно шел, стараясь держать равновесие. Корка льда немного покатая, в середине возвышение. Поскользнешься здесь — скатишься в пропасть. Становились видны детали мужчины. Его одежда покрыта узорами, как окно в морозную погоду. В этих узорах и хаос, и определенный пугающий порядок. Пашка так же осторожно подходил и различил улыбку на лице незнакомца. Вовсе не добрую, а скорее усмешку.

Наконец Пашка смог различить черты его лица. Ровный нос, тонкие, но удивительно ровные синие губы, точеный подбородок и… глаза. С большого расстояния они казались сначала серыми, потом белыми и, только подойдя вплотную, Пашка понял — они зеркальные. С расстояния в пять метров Пашка мог различить в них свое отражение.

— Я пришел за моим отцом, — сказал Пашка.

— Да, я знаю, — ответил мужчина бесцветным голосом, однако от него распространилось легкое эхо. — Я много знаю о тебе, Карл, сын Никодима. Взять его.

Тут же с обеих сторон от мальчика, прямо из корки льда, выросли два снеговика. Толстые, сделанные из трех снежных шаров с руками ветками. На голове у каждого по ведру, вместо глаз два угля, на носу морковь. Руки-ветки схватили Пашку и подняли над мостом. Они крепко держали мальчика не давая пошевелиться. Пашкины ноги дрыгались, ему даже удалось выбить кусок из нижнего снежного шара, но тут же из среднего выросли еще две руки-ветки и схватили Пашку за ноги.

— Не трепыхайся, Карл, — сказал мужчина. — Это всего лишь мера предосторожности. А то вдруг сбежишь. Где это у тебя?

Мужчина подошел и стал рыться в Пашкиных карманах. Он сразу нашел иглу дикобраза боли и пробку. Синие пальцы надели защиту на иглу и засунули в карман штанов.

— Ну вот теперь мы сможем поговорить спокойно, — продолжил мужчина.

— Отпустите меня! — закричал Пашка.

— Отпустите его, — махнул рукой мужчина. Снеговики тут же пропали, а Пашка, упав на лед, покатился в сторону пропасти. Но кисть мужчины схватила его за шиворот и поставила на ноги.

— Нет, ты еще должен встретиться с отцом, Карл, — сказал мужчина. — Пойдем.

Он взял Пашку за руку и повел к замку. Рука ладонь, а хватка крепкая, будто держишь ледышку. Пашка попробовал вырвать руку, но добился лишь, что пальцы мужчины сжали ладонь сильнее. Косточки захрустели и Пашка закричал.

— Хочешь идти один, так и скажи, — пожал плечами мужчина, разжимая хватку. — Я хотел провести тебя по мосту, чтобы ты не упал.

— Сам справлюсь! — крикнул Пашка.

— Какой потрясающий мальчик! Знаешь, скажу по секрету, я раньше тоже был таким. Но всё меняется…

Пашка пошел следом за мужчиной, а тот, казалось, потерял к нему интерес. Они прошли под аркой ворот и оказались в холле с множеством дверей. Мужчина указал на одну и сказал:

— За ней твой отец. Но разве ты не хочешь у меня о чем-нибудь спросить? Ты ведь всю дорогу был такой любопытный.

— Хочу. Кто вы? — нахмурился Пашка, растирая руку. Она стала холодной и не хотела отогреваться.

— Я Кай — король Черно-Белого Царства.

— Тот самый Кай? Но вы же хороший.

Глаза-зеркала насмешливо смотрели на мальчика. Насмешливо и безразлично.

— Даже в той глупой сказке, что ты читал, я нигде не был «хорошим». И вообще, всё было не так.

— А как?

— Когда прежняя Снежная Королева похитила меня, Герда стала меня искать. И нашла вот в этом самом замке. А потом убила Снежную Королеву и заняла ее место. С тех пор прошли тысячелетия, а может, и тысячелетия веков, и мы по-прежнему правим этой страной. Но для тебя, наверное, гораздо интересней узнать о себе, не так ли?

— Да. И об отце.

— О Никодиме ты, наверное, уже знаешь. Хотя, если хочешь… Он совершил ошибку, что-то не поладил с тем, с кем ссориться нельзя. И его нам сдали. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что Никодим находится в Заветах. По невероятно удачному стечению обстоятельств там оказался и наш эмиссар. Он поймал твоего отца и посадил в плен. С тех пор он здесь — за этой дверью.

— Как ко мне попала карта? Это вы меня всё время направляли?

— Скажем так, это было совместное творчество. Мое и…

— Шелкового Человека, — закончил Пашка.

— Ну да, — кивнул Кай и усмехнулся. — Правда, Шелковый Человек — это так. Я его одурачил. Возможно, я — единственный или один из немногих, кому это удалось.

— То есть?

— Он пообещал подготовить тебя, чтобы ты смог добраться до Ледяного Замка, а за это я должен отдать ему какой-то дурацкий ключ.

— Какой ключ? — у Пашки на душе уже давно скребли кошки, а теперь они превратились в тигров. До него стало доходить, что он был просто пешкой. И даже не пешкой, а какой-то… шашкой на шахматной доске. Выполняющей функцию, которая нужна другим игрокам, и бесполезной по правилам игры шашкой.

— Ключ, что висит на шее у Никодима. Я не знаю, зачем он ему нужен, да мне и всё равно. Ну, так я продолжаю. Шелковый Человек пообещал, что проведет тебя сквозь все Царства и поставит у тебя на пути трудности, с которыми ты столкнешься здесь. Сразу отправлять тебя сюда не имело смысла, ибо ты не прошел бы и половины. Срезался бы на дразнилках своего класса, и тебя накрыла бы туча. Что уж говорить о призраках или шайтане. Но ты повидал всё это в Азиль-до-Абаре и смог победить эти же кошмары здесь.

— Но зачем вам надо было меня сюда заманивать?

— Знаешь, Карл, ты не поверишь, но ты был всего лишь обычным почтальоном. Не больше. Ты должен был доставить мне иглу дикобраза боли. За ключ я потребовал у Шелкового Человека именно эту плату. Но ты смог бы доставить иглу только пройдя по Плато Кошмаров, и с этим я ничего не мог поделать — другой дороги в Ледяной Замок нет. Так что прости, Карл, теперь ты больше не нужен. Я вообще поражаюсь, о чём ты думал, когда сунулся сюда? Ты хоть понимаешь, с какими могущественными существами столкнулся? Ты глуп, мальчик.

— Это ты глуп! — закричал Пашка. — Шелковому Человеку нужен ключ, чтобы открыть ларец, где спрятан Ветер. Я не знаю, что это за ветер, но всем точно будет плохо, если он добьется своего! Так что и тебя водили за нос, король!

— Да и пусть, — пожал плечами Кай. — Шелковый Человек не может пройти в Черно-Белое Царство. И ключ я ему всё равно не собирался отдавать. Так что, мальчик, как видишь, я все предусмотрел, а он и тем белее ты — нет. Но теперь ты, наверное, хочешь встретиться со своим отцом? Ну, так вперед, иди.

— И вы так просто позволите мне его забрать? — не поверил Пашка.

— Если сможешь, бери. Как я уже сказал, ты мне больше не нужен, но, может, ты меня удивишь напоследок.

Кай подошел к одной из многочисленных дверей, покрытых инеем, и открыл ее. Пашка еще раз недоверчиво посмотрел на него и пошел внутрь. Когда мальчик скрылся, Кай улыбнулся, достал иглу из кармана и любовно погладил ее. Он свободен! Всё идет отлично! Он снова спрятал иглу в складках одежды. Она не должна знать, что теперь Кай может покинуть ее проклятое Царство в любой момент.

* * *
Когда за Пашкой захлопнулась дверь, он этого даже не заметил. Прямо перед ним раскинулось огромное замерзшее озеро. Помещение походило на каток в ледовой арене, только больше раз в пятьдесят. И повсюду люди. Они ползали на карачках по надтреснутому льду и то ли что-то искали, то ли наоборот, прятали. Лед на озере разломали во многих местах, но воды из трещин не вытекало. Пашка заметил, каждый осколок льда имеет ровную форму. Треугольные, квадратные, прямоугольные, трапециевидные, шестиугольные, восьмиугольные, всякие разные, но круглых или неровных нет. Осколки разного размера — от больших, по площади в несколько метров, до маленьких, максимум сантиметровых. И люди лазали меж них и что-то делали. Пашка видел только спины, но и этого хватило, чтобы почти сразу найти отца. Широкая спина, закутанная в серый плащ, и широкополая шляпа на голове. Совсем недалеко. Пашка закричал:

— Папа!

Мальчик бросился к нему, но тот не слышал его. Пашка пробегал меж сгорбленных спин, совершено не обращая на них внимания. Для него существовал только отец. Он подбежал к нему и увидел, Никодим собирает из маленьких льдинок какое-то слово.

— Папа! — мальчик чуть не прокричал это Никодиму в ухо, но никакой реакции не последовало. Это немного отрезвило Пашку, он заподозрил подвох. — Папа?

— Я тебя прекрасно слышу. Не отвлекай меня, — проворчал Никодим.

— Папа, ты не узнаешь меня? — пробормотал Пашка.

— Я сказал, не отвлекай меня! — и Никодим поднял голову.

Пашка резко отшатнулся. В глазу у отца торчал кусок зеркала треугольной формы размером с ладонь. Никодим стоял на коленях, Пашка увидел, точно такой же торчит у него в груди слева. Крови из обеих ран не вытекало. Никодим пару секунд смотрел на Пашку, а потом опять сгорбился и принялся собирать из осколков льда какое-то слово. Пашка не сомневался, что знает, какое. Мальчик огляделся и увидел, в глазах и сердце каждого из присутствующих торчат подобные куски зеркала. У кого-то меньше у кого-то длиннее. И каждый человек собирал из льдинок проклятое слово — «Вечность».

— Теперь ты понял Карл, — прозвучал с потолка голос Кая. — Твой отец здесь навеки.

— Я вытащу их из него! — по щекам Пашки покатились крупные слезы. Он откуда-то знал, что ему возразят на это.

— Это кое-что изменит. Стоит тебе лишь только прикоснуться к осколку зеркала, как оно исчезнет и появится в твоей груди. А вскоре такой же осколок вырастет и в глазе. Но ты можешь попробовать, Карл.

И над залом разнесся безумный, безразличный смех Кая. Пашка продолжал плакать. Он присел и посмотрел на лицо отца. В сказке слезы Герды извлекли зеркало, но мальчик сомневался, что это произойдет сейчас. В отражении куска зеркала, торчащего из глаза, он видел себя, а на заднем плане стояла высокая женщина в ледяной короне и Кай. Пашка повернулся, но никого не увидел. Он опять взглянул на кусок зеркала. Теперь позади стоял Шелковый Человек. На груди Никодима на цепочке висел маленький серебряный ключик. Этот ключ был нужен Шелковому Человеку с самого начала. Всё остальное просто игра, чтобы освободить Ветер.

Мальчик встал на колени, ногу что-то кольнуло. Ножницы Атропос! Он совершенно забыл о своем оружии. Наверное, Кай не знал, что они у него есть. Наверное, Шелковый Человек не упоминал об этом. Пашка достал их. Теперь это его последняя надежда. Он аккуратно раскрыл ножницы и постучал папу по плечу.

— Чего тебе?! — спросил Никодим, поворачивая голову. Такое знакомое и такое далекое лицо смотрело на мальчика с раздражением и злостью.

— Прости, папа, если у меня не получится, — сказал мальчик.

Он протянул ножницы, пытаясь действовать, как пинцетом. Но как только дотронулся до зеркала…

Пашка ожидал, что у него ничего не получится; ожидал, что получится, и он сможет достать зеркало; ожидал, что ножницы разрежут осколок. Ожидал всего, но только не того, что произошло. Стоило ножницам Атропос дотронуться до зеркала, как оно растаяло подобно льдинке, а ножницы нестерпимо раскалились. От внезапной боли Пашка выронил их, и они, раскалившись докрасна, с шипящим звуком, ушли под лед. Посреди замерзшего озера разразился ад.

— Что происходит?! — прозвучал строгий женский голос сверху. — Кай!

— Я не знаю, моя королева, — голос Кая из надменного стал растерянным.

Пашка отпрыгнул от отверстия в форме ножниц, потому что из него полыхнул огненный фонтан. Но это не спасло мальчика от огня. Фонтан взорвался и объял пламенем весь зал. Но, как ни странно, пламя не обжигало. Оно растапливало лед, да, но не обжигало. Пашка увидел, как второй кусок зеркала в груди Никодима растаял, и в глазах отца появилось осмысленное выражение.

— Паша? — пробормотал отец.

— Папа! — крикнул Пашка. Но крикнул в пустоту. Никодим исчез. Точно так же, как исчезал Шелковый Человек — внезапно, вроде его кто-то стер.

Пашка посмотрел по сторонам. В глазах и сердцах людей таяли зеркала. На лицах появлялась целая гамма чувств. Сначала боль, потом удивление, потом прозрение и наконец — радость. А после они исчезали. Исчезали целыми пачками. Огонь продолжал бушевать, плавя зеркала и освобождая пленников. И до Пашки дошло — люди просто просыпаются. Они освободились от чар Снежной Королевы и теперь просыпаются! Но почему? Почему ножницы Атропос растопили их? Такие пламенные представления Пашка видел только в Огненном Царстве. И там же на какое-то время ножницы находились у Хранителя, а отдал их ему сам Шайтан. Значит, Пашка стал почтальоном не одной посылки, а двух.

Но вот фонтан перестал бить и Пашка понял, что сидит на каменном полу. Пламя из Огненного Царства полностью высушило озеро льда. От ножниц Атропос осталась только лужа расплавленного металла. Пашка сидел один в огромном помещении. Но ненадолго. Дверь, через которую он вошел, отворилась, в помещение вошли две фигуры. Мужская и женская. Кай и Герда.

* * *
В госпитале Совгаваньского района, в маленькой палате, мужчина, спавший почти два года, открыл глаза. Сначала черно-белого цвета, но потом вся зелень вернулась в них и Николай, он же Никодим, очнулся.

— Паша, — пробормотал он.

И тут же сел. Тело скрутило болью. Спина затрещала, атрофированные мышцы не захотели повиноваться, но он смог сесть. Потом свесить ноги на пол и попробовать встать. С первого раза не получилось — он упал, разбив капельницу. Не получилось и со второго раза, но с третьего, опираясь о стену, он поднялся и пошел к выходу. Он шел по пустынным коридорам, голова кружилась, но он шел. Его сын в опасности.

Николай прошел мимо регистратуры, там никого не оказалось и слава богу. Врачи ни за что не позволили бы ходить больному после двухлетней комы. Он прошел к выходу. Возле крыльца стояла машина. Николай узнал ее — джип главного врача. Никодим, шатаясь, подошел к ней и вздохнул с облегчением. Увидел, двери открыты, а ключи в замке зажигания.

Главврач забыл в госпитале кое-какие бумаги и вернулся на пару минут, чтобы забрать их. Он не посчитал нужным закрывать машину или доставать ключи, что было очень непривычно для него. Но легкий ветерок защекотал ему волосы, когда главврач вышел из машины, а потом прилетел аромат вишни, и мужчина пошел за своими бумагами, забыв всё на свете.

Николай повернул ключ — машина завелась, он нажал акселератор.

* * *
Маринка мирно спала, когда услышала два коротких звонка. Так звонили только члены их семьи, она подумала, это Пашка. А кто еще? Наверное, с другом поругался. Она спросонок подошла к двери и, не спросив, кто там, открыла. Сначала она испугалась, увидев бледного, тяжело дышащего мужчину, и уже хотела захлопнуть дверь, но поняла — кто перед ней.

— Папа? — не веря своим глазам, сказала девушка. — Папа, это ты? Папа!

Маринка набросилась на отца, заключая в объятья, тот чуть не упал.

— Подожди, дочка, — пробормотал Николай, пытаясь справиться с отдышкой.

— Но почему ты здесь? Ты очнулся и сбежал из больницы? Это ты зря, ты посмотри на себя! Ты же выглядишь, как…

— Марина! — прервал ее отец. — Где Паша? Это очень важно, где он?

— У друга.

— У какого?

— У Андрея, кажется, не знаю…

— У него есть телефон?

— Нет. Пашка сказал, что…

— Блин! Нет наверное никакого Андрея. Но почему он не прошел отсюда? — пробормотал Николай.

Тут из Пашкиной комнаты вылетел Тим. Он тоже бросился к Николаю, пытаясь облизать.

— Тим, мальчик мой. Может, он приведет нас к нему? Ах, если бы я мог сейчас заснуть.

— Пап, с тобой всё в порядке? — с сомнением посмотрела на него Маринка.

— Со мной все, а вот твой брат в огромной опасности. Надо обыскать его комнату.

— Зачем?

— Быстро! — рявкнул отец. — Ищи всё, что может быть необычного. Я пока переоденусь. Великий Ветер, еще и эмиссар в поселке. Только бы не опоздать.

Маринка не понимала, что происходит, но послушалась отца. Она пошла в Пашкину комнату и стала шарить по шкафам, потом в пуфике. Вскоре к ней присоединился отец. Он надел старые джинсы, рубашку и кроссовки.

— Ну где же, где же… — бормотал Николай.

— Пап, может это?

Маринка стояла с мятой бумажкой, которую нашла между подушками дивана. Николай тут же выхватил у нее листок и забормотал.

— Так, это Предрассветное, Дневное, Сумеречное, Ночное, Огненное. Вот — Черно-Белое! Значит, он в маяке. Марина быстро одевайся, нам надо спасти твоего брата пока не поздно. И возьмем с собой Тима, он может понадобиться.

Маринка послушно побежала в свою комнату, а Николай прошел на кухню, взял нож и залетел к себе в спальню. Он рубанул матрац, там под потайной прослойкой лежали два пистолета необычной формы. Громоздкие, похожие на сигнальные ракетницы, только явно старые — все покрыты различными вензелями и завитушками. Никодим засунул их в джинсы и сказал махающему хвостом Тиму.

— Мы идем на охоту, Тим, — бросил Никодим на бегу. — И только бы мы успели…

* * *
Снежная Королева влетела в зал. Теперь дверь примерно в двух метрах от пола — растаяв, озеро опустило его. Герда летела медленно и грациозно, Кай спрыгнул следом — от удара сапог по залу прокатилось звонкое эхо. Пашка смотрел на Герду и не мог оторвать глаз. К нему плыла самая красивая женщина во вселенной. Статуя в молельне Кузьмича — лишь жалкая пародия на оригинал. Ее лицо идеально, ее платье из миллионов снежных узоров, черточек и линий, снежинок и инея. Ледяная корона сверкала синим светом, освещая помещение и истребляя тени в углах.

Женщина подлетела к Пашке, а он не мог сказать даже слова, настолько она хороша. Но Снежная Королева красива неземной и холодной красотой. Красотой, которая служит только ей.

— Ты разрушил мое озеро, мальчик, — сказал Герда. Холодный властный голос прокатился по залу, на душе стало приятно холодно. Никогда Пашка не думал, что холод может оказаться таким восхитительным. Он дарил забвение и разрушал беспокойство. Он зачаровывал. — Но это ничего.

Вдруг Пашка понял, что приближается к ней. Сначала он подумал, что тоже взлетел, но потом посмотрел под ноги и увидел, как пол обрастает льдом. Гладким, словно стекло, бетонный пол прекрасно виден сквозь него. Очень скоро лед подобрался к Снежной Королеве, она опустилась на него. Как только каблуки сапожек коснулись поверхности льда, всё вокруг взорвалось. Как будто кто-то заминировал лед и нажал на кнопку взрывателя. Миллиарды маленьких осколочков правильной формы взлетели в воздух и опустились. Озеро приобрело прежние очертания.

— Маленький паршивец! — сказал Кай. — Ты и жалкие потуги Шайтана ничто по сравнению с властью моей Королевы!

— Оставь это, Кай, — сказал Герда холодно. — Как ты мог пропустить его? И как он преодолел Плато Кошмаров?

— Это сын Никодима моя Королева.

— Правда? Ну что же, это многое объясняет. Так это ты разбил мой алтарь в Мире?

— Да, — сказал Пашка.

— Ну, это ничего. Ты уничтожил старую темницу, а теперь станешь первым гостем новой. Может, такой умный и находчивый мальчик сможет собрать вечность?

Герда слегка хлопнула в ладоши, посреди озера появилось зеркало. Большое овальное в изящной бронзовой раме. Кай стоял и улыбался, Пашка заметил, он упорно запахивает полы плаща. Как будто что-то прячет в них. Но это ушло куда-то вдаль. Сейчас его интересовала только Она.

— Посмотри на себя, мальчик, — сказал Герда, указывая на зеркало. — Это зеркало откроет тебе себя в совершенно ином свете.

Пашка кивнул и пошел к зеркалу. На секунду он увидел, как в нем отразилась Снежная Королева. В отражении она стала еще прекрасней. Быть может, он тоже сможет увидеть себя там красивым? Достойным ее красоты.

Он встал напротив и посмотрел на Кая. И увидел перед собой маленького толстого карлика, а вовсе не красивого мужчину. Этот карлик прятал в складках одежды какой-то секрет, но Пашка опять забыл о нём, когда увидел себя.

Сначала он показался себе до боли некрасивым. Нос-картошка, глаза один больше другого, волосы растрепанные. Его фигура оплыла — он стал толстым. И таким мальчик себе ужасно не понравился. Лицо покрыли прыщи и оспины, в волосах проявилась перхоть. Взгляд поглупел, одежда — лохмотья, припорошенные инеем. И рядом с ним — совершенство. Снежная Королева. Женщина, выигравшая бы любой конкурс красоты, даже заявись туда, завернутая в простынь.

Но вот что-то произошло, и Пашка начал меняться. Пожалуй, только волосы не изменили очертаний сильно. Просто стали черными и зашевелились на ветру. Прическа а-ля кукушкино гнездо. Но с остальным трансформации кардинальные. Его лицо немного вытянулось и поменяло черты. Он стал очень простым и сложным одновременно, ибо не бывает такой симметрии у людей. Его дубленка, штаны и валенки обратились пижамой. Шелковой пижамой. Ноги разулись, а на губах появилась усмешка. На него смотрел он сам в образе Шелкового Человека. И это почему-то отрезвило.

В отражение опять появилась Герда. Теперь Пашка видел, насколько она проста. Очень проста и понятна. Она не любит и не способна любить. И даже себе самой она ненавистна. И поэтому красива. Но эта красота бессмысленна. И, может быть, даже безобразна.

— Не правда ли, ты не слишком красив в этом зеркале, а я наоборот? — спросила Герда, подходя ближе. Она положила ему на плечо руку, Пашка почувствовал, как к сердцу подваливает ее холод.

— Да, — сказал он, решая, что делать. С другой стороны подошел карлик Кай. Кай, прячущий в складках иглу дикобраза боли! Он, наверное, не успел ее переложить и почему-то не хочет, чтобы Герда ее увидела. Но почему? Впрочем, неважно. Главное — шанс!

— Но я могу сделать тебя красивей, — продолжила Герда. — Вот так.

Пальчик с длинным тонким ногтем, выкрашенный синим лаком, дотронулся до поверхности зеркала — по нему пробежали три трещины. Кай и Герда протянули ладони, в них упало по одному треугольному осколку. На месте выпавших образовались новые, зеркало снова стало гладким. Пашка стоял между Каем и Гердой, у них в руках по куску зеркала. Они улыбались и Пашка понял, что сейчас будет. Кай стоял настолько близко, что Пашка смог в отражении зеркала различить очертания иглы во внутреннем кармане рубахи.

— Куда хочешь, моя Королева? — спросил Кай.

— Я в сердце, — ответила она.

— Да пошли вы! — крикнул Пашка и, повернувшись, вцепился в Кая. Тот попытался его оторвать, но мальчик обхватил торс и прижался к холодному телу.

От неожиданности Кай уронил кусок зеркала, тот разбился об лед. Пашка шарил по складкам одежды в поисках… и вот нащупал! На игле пробка, да еще она спрятана под толстым слоем материи, но Пашка схватил пробку и нажал на другой конец иглы. Кончик прошил пробку и воткнулся в палец.

— Отпусти меня, ты, маленький… — зашипел Кай.

— Нет, он уходит! — разнеслось по залу, из ушей Пашки и Кая потекла кровь.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!! — это принадлежало уже Пашке.

Боль! Дикая, страшная, всепроникающая, адская, невероятная, нереальная, чудовищная, всесокрушающая, ужасающая, пугающая боль. Она схватила мальчика, закружила по залу, пронесла над Черно-Белым Царством и уволокла прочь. Туда, в свои мрачные и угрюмые чертоги забвения.

* * *
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!! — разорвал тишину в помещении голос мальчика Пашки.

Он подскочил, не понимая, где он, кто он и что он. Но та самая боль, что растерзала мозг и, наверное, убила, чуть ли не половину нервных окончаний, отступила. Как волны разбиваются о скалы под маяком и отступают с отливом, так ушла и она, оставив за собой пустоту. Но и пустота быстро заполнилась радостью.

— Я смог! — расхохотался Пашка. — Я смог!!!

— Не стоит радоваться победам, мальчик, — прозвучал голос с другой стороны фонаря. — И вообще не стоит радоваться. Ведь любой триумф так легко превращается в провал.

Из-за фонаря вышла худая фигура старика Кузьмича. Он безразлично смотрел на мальчика светлыми глазами. И вдруг Пашка понял — там, в Черно-Белом Царстве, эти глаза зальет серебро, и они станут зеркальными.

— Помогите! — заорал мальчик.

— Это бессмысленно, сын Никодима. Мы одни в лесу посредине ночи. Вокруг никого нет. Почти никого.

Пашка резко рванул в сторону, но Кузьмич оказался шустрее. Куда как шустрее. Пашка не успел сделать и пары шагов, как сухая рука поймала, подняла, а потом бросила на пол. Пашка ударился копчиком, из глаз брызнули слезы.

— Значит, ты смог уйти от Королевы, — сказал старик. — Что же, и Никодим теперь на свободе. Я же говорил ей, надо было его просто убить. Мертвые не причиняют вреда, напротив, иногда они даже полезны. Встань, я хочу тебе кое-что показать.

Пашка продолжил сидеть, но старик опять схватил его за шиворот и поднес к открытому окну. Сразу под ним обрывалась пропасть и плескалось море. Пашка увидел страшную и красивую картину. На поверхности моря играли блики от месяца, там же плескались сотни льдин. Закованная в лед бухта треснула, льдины плавали по ней, как кораблики. И на каждой стоит маленькая, окутанная облачком тумана, человекообразная тень. Наверное, их Пашка видел вместе с Кузьмичом сегодня вечером.

— Кто это? — спросил мальчик. Каждая тень почему-то вызывала в душе маленькую капельку грусти.

— Это дети, — ответил Кузьмич. Он поставил мальчика на пол — тот и так стоял, как завороженный. — Такие, знаешь, непослушные дети. Помнишь, я приходил к вам на урок? Я говорил, как опасно кататься на льдинах. Так вот, это такие непослушные дети, вроде тебя, которых всегда тянет попробовать то, чего делать нельзя. Те, кто ищут приключений и не понимают всей их опасности. Это их сути. Ну, или, чтобы ты лучше понял — души. Они — призраки всех детей, что решили покататься и не вернулись. Море забрало их тела, а души взял я. Обычно я храню их на кладбище, но иногда вывожу на прогулку.

— И скольких из них вы лично посадили на льдины? — спросил Пашка ледяным голосом.

— Я думаю, где-то половина, — невозмутимо сказал старик. — И теперь среди них будешь и ты, мальчик. Вон та льдина специально для тебя. Ты уже знаешь, что с тобой будет там, в море, это я рассказывал. Но вот чего я не сказал, это что ты будешь вечно страдать и служить мне, скучая по телу, которое заберет море. Так что прощай, маленький шериф. Твое приключение окончено.

Пашка попятился, но рука Кузьмича цепко схватила его. И тут позади промелькнула чья-то тень. Что-то коричневое прыгнуло Кузьмичу на спину и зарычало.

— Тим! Так его, ату! — закричал Пашка.

Кузьмич отпустил мальчика и, неестественно выгнув руку, схватил Тима за лапу, а потом бросил об стену. Пес заскулили и одновременно зарычал.

— Тогда первой я убью твою собаку, — сказал Кузьмич, ощупывая шею, до которой смогли дотянуться зубы.

— Нет! — Пашка бросился на эмиссара, но отлетел к открытому окну и чуть не вывалился в него. И даже смог на секунду увидеть среди сотен льдин пустую. Только одна не имела пассажира — его именная льдина.

А Кузьмич наступал. В его глазах светилось сумасшествие, Тим жалобно заскулил и внезапно гавкнул. И Кузьмичу даже показалось, он улыбнулся. Старик посмотрел в окно над собакой и увидел мужчину и девушку с суровыми лицами. Мужчина направил на него ствол странного громоздкого пистолета.

— Этого не… — пробормотал Кузьмич, и пуля разорвала его грудь. На Тима посыпалась груда стекла, но не поранила.

Эмиссар попятился. Он зашатался, не понимая, что произошло, и как в него смогли попасть. Но потом пришла холодная страшная боль. Он продолжал пятиться, пока не споткнулся обо что-то вроде табуретки. Споткнулся и полетел…

Пашка поднялся с коленок. Он только что подставил старику подножку в виде себя и тот вывалился в окно. Пашка подошел к проему и увидел, на льдине, где должно было лежать его тело, смешно раскинув руки, лежит Кузьмич со страшной раной в груди. Но вдруг запахло осенними листьями и над морем пронесся порыв ветра. Он подхватил другие льдины с маленькими тенями и потащил к Кузьмичу. Одна из них приблизилась и, столкнувшись, зацепилась за льдину с мертвым Кузьмичом. И словно буксир потащила эмиссара в море. Все остальные последовали за ней. Туман и ветер гнали их, Пашка увидел, как тело Кузьмича соскользнуло в воду, а его тень осталась. Эта тень встала на ноги и указала рукой куда-то вдаль.

— И что это всё значит? — прозвучал за спиной голос отца.

— Теперь он поможет найти их тела, — в каком-то трансе пробормотал Пашка. — А потом они станут свободны. Он не сможет умереть, пока не выполнит эту работу. Ветер приговорил его к этому. Ветер любит освобождать…

— Сынок, с тобой всё в порядке?

Пашка вышел из этого состояния, как и вошел — внезапно.

— Папа! — мальчик кинулся к нему на шею и крепко-крепко обнял.

— Пашка, ты цел, — услышал он голос Маринки, и вот уже объятий стало на треть больше. Вся семья собралась в комок, и ничто не могло разорвать его.

Тим подбежал к ним, виляя хвостом, и гавкнул басом. Он требовал, чтобы его приняли в их компанию. И, конечно же, его приняли. Вся семья снова была в сборе!

Так они и стояли — три человека и одна собака. Они обнимались и плакали от счастья очень долго, но тут из-за горизонта взошли первые лучи солнца. И они пошли домой завтракать.

* * *
Хоть глава семьи проспал почти два года, сын и дочь тоже схватили снов, а пес вообще дрых, чуть ли не восемнадцать часов в сутки, позавтракав, все пошли на боковую. Слишком много они пережили, и все серьезные разговоры решили оставить назавтра. Однако ни Пашка, ни Маринка не пожелали спать в своих комнатах, боясь, папа снова надолго уснет и легли в одну постель. И даже Тим пристроился рядом. В тот день никто из них не видел снов.

Проснулись они одновременно и почти сразу пошли ужинать. Праздничный ужин, как-никак, должен быть праздничным, Маринку послали в магазин за тортом. Николай хотел поговорить с Пашкой с глазу на глаз. Когда за Маринкой закрылась дверь, Пашка начал рассказ. В общих чертах и коротко он пересказал свои путешествия по Царствам.

— И Шелковому Человеку нужен твой ключ. Тот, что висел у тебя на шее. И я обещал его ему, — закончил Пашка.

Никодим покачал головой. Нет, он, конечно, верил, что сын говорит правду, однако слишком уж дико это звучало.

— Это ключ не от ларца, что бы это ни был за ларец, — сказал Николай. — Это ключ от моего дворца в Ахре.

— Да нет. Хотя… а зачем он тогда нужен Шелковому Человеку?

— Эх, Паша, не думаю, что ему нужен этот ключ. Ему надо было что-то совсем другое. Я пока не знаю, что, но узнаю, когда засну и навещу султана.

— А можно мне с тобой?

— Конечно можно. Да как я могу запретить тебе? Ты ведь мой коллега, между прочим, и сделал то, чего не удалось мне.

— Так мы вместе заснем в школе?

— Нет. Я до сих пор не знаю, как ты попал на третий уровень и почему надо было засыпать в определенных местах. Я могу попасть туда, просто заснув в своей кровати или в любом другом месте. Тот, кто нарисовал эту карту, водил тебя за нос с самого начала, и не думаю, что мы сможем быстро разобраться тут.

— А ты научишь меня также туда попадать? Ну, не ходя в школу?

— Научу. Если ты один раз попал на третий уровень, остальное будет легче. Так что, думаю, сегодня ночью я тебя туда проведу.

Тут пришла Маринка с тортом и шампанским. Праздничный ужин получился на славу. Такие моменты для каждой семьи особенные, и некрасиво с нашей стороны своим присутствием красть их частичку. Ограничимся тем, что они весело провели время.

Праздновали до самого утра, а потом все уснули — теперь уже в своих кроватях.

Пашка засыпал и вначале не чувствовал ничего необычного, но потом его словно схватили и потащили куда-то. Он мельком увидел заснеженные степи Черно-Белого Царства, потом безумное мельтешение Сна и очнулся на третьем уровне.

Но вовсе не на границе Ахры, а в самом тронном зале. Рядом с троном стоял Никодим — его отец, одетый в причудливую ковбойскую одежду. С другой стороны улыбался визирь. Да и султан на троне казался очень довольным.

— Значит, у тебя получилось, Карл, — сказал султан. — Я не думал, что так будет, но я этому безмерно рад. И Ахра рада! Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Султан поднялся и повел всех по коридорам дворца. Пашка узнал этот путь — по нему его некогда вел сурок. Они вышли в тот самый зал, где стояла статуя отца. Но теперь здесь произошли небольшие изменения.

— Это появилось только сегодня, — сказал султан.

На постаменте отец положил руку на плечо мальчика. Они оба улыбались, Пашка узнал в мальчишке себя, тоже одетого по-ковбойски — на голове шляпа и пара пистолетов на бедрах.

— Вот это да! — всё, что мог сказать Пашка.

— Да, но на этом хорошие новости, боюсь, заканчиваются, — послышалось сзади.

— Тим!

Мальчик бросился к псу и обнял его.

— Я должен рассказать вам… — начал Тим, но султан прервал его.

— Потом, профессор. У нас сегодня большой праздник! В Ахру вернулись два легендарных шерифа! Так давайте праздновать, а проблемы всегда найдут время, чтобы решиться.

Эпилог

В Стране Четырех Ветров, в Городе Пустых Бутылок на простом табурете сидел мужчина в черной шелковой пижаме. Его город мерно гудел на разные голоса. Это Ветер сообщал ему, что происходит в Алям-аль-Метале. Рядом с табуретом стоял ларец с трапециевидной крышкой. Мужчина наклонился и небрежным жестом открыл его. Внутри обнаружилась целая куча сладостей. Он взял шоколадную конфету, съел ее и опять принялся слушать ветер.

Ветер рассказывал о многих интересных, быть может, даже удивительных вещах. Например, о том, что в Предрассветном Царстве в Цветных Странах происходит что-то не то. Теперь за вход на красную площадь стали брать деньги, а детей заставили работать на Фабрике Мало. Многие из них с теплотой вспоминают то время, когда они всего лишь искали красный песок.

Что же еще рассказывает Ветер? Да хотя бы, что в Дневном Царстве тоже не всё ладом. Ветер рассказал мужчине о нескольких новых жильцах и их деяниях. Эти проныры смогли пролезть и занять новые дворцы в Ахре. Скоро в Городе Призраков начнутся настоящие беспорядки.

Еще Ветер рассказал, что больше животные Сумеречного Царства не могут выходить из домов. Царь серебряных драконов отнял власть у короля и установил новые правила. Теперь Воздушная Тревога в Сумеречном Царстве объявлена постоянной. И уж, конечно, драконы не возят животных в другие города.

Но самые интересные истории Ветра о Ночном, Огненном и Черно-Белом Царствах. В Ночном скоро произойдет полное обновление фауны. Звери, выпущенные из клеток, сейчас активно размножаются и обживают места, с которых их когда-то согнали. Да, жизнь Ночного Царства претерпит кардинальные изменения в самое ближайшее время.

В Огненном Царстве поступило пополнение из тысячи джиннов, и Шайтан готовит очередную войну. Царь джиннов очень доволен, что смог насолить Герде. Да и Герда кусает локти. Ведь на свободу вырвались сотни, даже десятки сотен ее врагов. И скоро они начнут ей мстить. Она наказала Кая, но от этого ее настроение не улучшилось. Кай тщательно спрятал иглу дикобраза боли и ждет подходящего случая, чтобы ей воспользоваться. Так просто уйти от Герды он всё равно не может — та достанет его даже в Мире. Так что этот союзничек ничего по сути и не получил. И по-прежнему зависит от Шелкового Человека. Одурачил его Кай, угу, ага, сейчас прям.

Он повернулся и взглянул на большую лампу для джиннов. Та тщательно опутана шелковыми нитями и мерно гудит. Предыдущий султан Ахры давно разрушил и ловушки «охотников за привидениями», и созданную Каромой лампу, но Шелковый Человек вовремя усилил ее. Султан злится, бьется в темнице… но, ничего. Пусть побьется. Его очередь еще не пришла. Ему еще только предстоит стать союзником. А вот и другие союзники — над его Башней пролетела серебряная тень. Это царь серебряных драконов залетел на огонек и привез на хребте Императора Цветных Стран.

— Развлеките их пока, — сказал он шелестящим голосом. — А то этот хвостатый сюда не влезет.

Семь толстяков с золотой кожей кивнули и неспешно пошли к выходу.

Шелковый Человек берет еще одну конфету, съедает ее и исчезает. Он появляется неподалеку от Ахры. Сейчас над семью радугами взрывают салют. Наверное, это в честь возвращения Никодима и удачи Карла. Шелковый Человек улыбается.

— Да, мой маленький друг, когда-нибудь ты поймешь. Не всегда перемены бывают к лучшему, Карл. Ой, как не всегда.

Он моргает, и над Ахрой загорается салют в форме огромного зеленого шелкопряда. Шелковый Человек снова улыбается и исчезает. Порыв Ветра заметает следы от босых ног, как будто его никогда и не было.

Семь Толстых Ткачей

— Что ты делаешь, Юра?

— Прячу ружья.

Разговор двух соавторов

Пролог

— Здравствуйте, доктор.

— Здравствуйте. Так какая у вас проблема, Денис?

— Ну… тут так сразу и не скажешь…. В общем, у меня депрессия.

— Депрессия?

— Да. Знаете, как когда всё вроде и хорошо, а по-настоящему хреново. Или наоборот…

— А в чем причины вашей депрессии?

— Дахрен его… а впрочем. А ну ладно! Доктор, я думаю, что мир сошел с ума.

— А почему вы так считаете?

— Да это просто. Или сложно… Даже не знаю, как сказать… Странно, когда шел к вам, в голове было столько… много… мыслей…

— Да?

— Да, нет — какая теперь разница… Вот, доктор, скажите мне, вы, ведь, наверное, учились в престижном университете?

— Да. Вот, пожалуйста, диплом на стене…

— Хрен с ним, с вашим дипломом. Я не об этом. Вы учились в хорошем университете?

— Да.

— И там у вас было очень много предметов, где вам объясняли, как надо жить и что происходит в мире?

— Ну, я бы не стал…

— Док, вы ведь мой аналитик или как там… вы можете просто ответить?

— Я бы не сказал…

— Вот так всегда! Вы бы не сказали, я бы не сказал! Никто никогда не говорит!

— Чего не говорит?

— Правды.

— Правды о чём?

— Какая разница! Обо всём. Примеров можно подобрать туеву хучу!

— Например?

— Ну вот хотя бы мы с вами.

— А что с нами?

— Всё. Вы думаете, я пришел к вам, потому что у меня проблемы. Я думаю, что пришел к вам, потому что у меня проблемы. Все думают, что у них есть проблемы, а такие, как вы, считают, что могут их решить. Это аксиома, понимаете? Придя сюда, я заключил с вами договор, по которому вы умный, а я дурак. А значит, все, кто к вам приходит, вольно или невольно заключают с вами такой договор.

— Я бы не стал…

— А вы еще и повторяетесь! Да нафиг мне… поймите, док, у меня проблема.

— Какая, Денис? У меня складывается….

— Да плевать мне, что у вас там складывается! А вообще, простите. Я так себя веду, потому что… блин! Это так сложно!

— Вы можете мне всё рассказать.

— Да я-то могу. Док, поверьте, я не… я, блин! И слово дурацкое какое… док, вот вы думаете, кто правит миром? Только не надо писать в своем грёбанном блокноте! Это совершенно серьезно!

— Да, я понимаю…

— Хрен вы чего понимаете! Блин, док, вы просто поверьте, что я говорю серьезно. Я не сумасшедший, я спрашиваю… как же это тяжело!

— Денис…

— Просто Ден.

— Ну ладно, Ден. Вот вы говорите, что нормальный и не сумасшедший человек, так?

— Доктор, вы думаете, я на эту вашу хрень клюну? Поймите, если вы мне не ответите на вопрос, я просто уйду. И ничего вы с этим не поделаете, и никогда мы больше не встретимся.

— На какой вопрос?

— Кто правит миром?

— Я полагаю — люди.

— Док, вы клоуна из меня сделать пытаетесь, так хоть из себя не делайте. Я понимаю, что люди. Но какие люди?

— Разные.

— А хрена с маслом не хотите? Одинаковые, док, очень одинаковые…

— То есть?

— Фу-ух. Ладно, док, пошли по-новой. Вы, наверное, думаете, что я в детстве пересмотрел «секретных материалов»? Или что я шизофреник с ярыми признаками социопатии, или как еще ваша хрень называется? Как бы вам это… ха, да я вам сейчас просто процитирую! И, кстати, сравним ваши ответы с моими.

— Я не понимаю…

— Постойте, док. Давайте по порядку. Давайте поменяемся местами на время?

— Простите…

— Док, я вам плачу двести баксов в час, так вы можете поиграть со мной в эту игру?!

— Хорошо, только не волнуйтесь.

— Док, у меня причин для волнения… Вот, смотрите, на вас надет отличный вельветовый пиджак и прекрасные брюки. На груди галстук и еще эта рубашка… короче, вы одеты по моде.

— Да.

— Отлично. А почему вы считаете, что это модно? Вот, допустим, лет так эдак тысячу назад папуасы сочли бы вас колдуном и съели на ужин. Но продолжим, какую последнюю книгу вы прочитали?

— Это был Пауло Коэльо — «Алхимик».

— А какой последний фильм?

— «Аватар».

— Док, вы меня поражаете! По вам самим книгу писать можно! И последнее — что вы ели на завтрак?

— Кофе и яичницу.

— Просто класс! А почему вы читали эту книгу, одеваетесь в эту одежду, смотрели этот фильм и ели эту еду?

— Наверное, потому, что мне это нравится.

— Да, док, и мне так казалось. Я тоже думал, что одеваюсь в хорошие шмотки, смотрю клевые фильмы и ем правильную еду. Думал, что я хозяин жизни, мать ее… Я вам расскажу, как я живу, ну, в смысле, как жил. Начну с одного дня. Итак, я просыпаюсь, рядом жена. Я еще молод, она тоже, так что, сами понимаете, дальше, бывает, идут милые утренние глупости. Потом душ и грёбанные хлопья на завтрак. Дерьмо эти хлопья, но их жрут тоннами каждый день! Дальше на улицу и в гараж. Там у меня стоит «Мазда» новенькая, я в нее и в офис. Там работаю, как проклятый, ну, или не как проклятый, однако зарплата у меня — десять тысяч евро в месяц, так что, наверное, нормально работаю… работал. Вечером домой или в ресторан. Там пожрал и домой. Ну и телик, а потом в койку. И так почти каждый день. В выходные валяю дурака, на отпуск езжу за границу, но это исключения, а не правила. И знаете, что? О такой жизни мечтают девяносто процентов в России. Я, если не очень богат, то преуспеваю. А потом в жизни всё переворачивается. Я имею в виду вообще все! Мировоззрение, физическое здоровье, семейное положение… Вы мне не поверите, но такое бывает. Бывает, познакомишься с человеком, и он переворачивает всю жизнь. Но, перевернув один раз, он не останавливается, а вращает и вращает, пока не вырвет. И тогда понимаешь — настоящая жизнь она скрыта. Она вот тут рядом с нами, но скрыта. И не надо далеко ходить, чтобы ее вскрыть. Всё на виду, всё под носом, но мы не замечаем. Вы думаете, что знаете, что такое жизнь и ее законы? Черт, да вы даже учите других, как жить, а на самом деле, док, вы ни хрена не знаете.

— Я думаю, Денис, у вас просто стресс. Подобные мысли возникают у каждого человека в вашем возрасте. Но вам надо понять, что описанный вами день и есть настоящая жизнь. Нет никого, кто правил бы вами и говорил, что делать. До каких-то пределов, разумеется. Есть власть, в нашем случае правительство и президент, и они… я сказал что-то смешное?

— Док, ну вы даете! Вот видите, вы тоже не понимаете. Да хрена мне президент? Я ведь не о налогах или ментах говорил. Я говорил о том, как вы, то есть я, провожу день. Поверьте, док, я думал примерно как вы. Думал, что президент — это правильно, что надо подчиняться законам, что они писаны для всех и что с их помощью происходит нормальное регулирование общества. Все правила общества отрабатывались тысячи лет, они огранены религией и моралью, но в сухом остатке мы живем не по ним. Мы живем в одном дне. Наша жизнь определена тем, как мы в нём живем. То, что вам вечером не дала жена, может настолько испортить настроение, что приведет к ссоре, а потом к разводу. То, что апельсиновый сок протух, может довести до бешенства, и вы попадете в аварию. И ключевые понятия здесь именно сок и жена. Мы женимся и пьем апельсиновый сок на завтрак. Мы думаем, что лекарства помогают. Мы думаем, что джинсы — это модно, а классический костюм — верх стиля. И это определяет нас. Тысячи маленьких вещей, которые мы делаем, потому что считаем правильными. Принятыми в обществе и порожденные им. Но на самом деле это не так. Я думал, что так, а потом повстречал Семь Толстых Ткачей…

Часть первая

1

Александр
Саша встал, посмотрел на часы. Семь вечера. Он пошел к холодильнику, достал бутылку пива. В белом пузатом приятеле осталось только оно и половина пиццы. Он вытащил коробку, поставил в микроволновку. Откупорил пиво, сделал первый глоток. В голове почти сразу зашумело — сказалась диета. Пицца — первое, что он сегодня съест.

— Пу-пу-ру пу-пу-ру, пу-пу-ру-пуру-пуру, — напел Саша и пошел в комнату.

На столе комп, в экране надпись: «Поздравляем со стотысячным читателем!». Сашу улыбнулся и поставил бутылку на стол, рядом с выцарапанной на нём перочинным ножом фразой: «Толку с тощего не будет». Сегодня у него праздник. В три позвонили из издательства и сказали, что его роман поставят в очередь, если доработает язык. Что же, это несложно. Он присел в кресло со стершейся обивкой и достал из пачки сигарету. Да, надо бы убраться, а то стол уже весь в пепле. Он закурил, на секунду сердце кольнуло. Может, Димон прав? Может, пора уже завязывать с «палочками смерти»? А то с его комплекцией и возрастом…

Зазвонил телефон. По комнате разнесся противный писк «монофонии». Ну ничего, если всё пойдет, как надо, к марту купит себе новый.

— Ало, — сказал в трубку.

— Саш, привет, — голос принадлежал Диме. — Я того, симку поменял.

— А что так?

— Да блин… с той в интернете посидел.

— Опять? И на сколько в этот раз?

— На три штуки.

— Ну даешь! А не боишься, что поймают?

— Поймают, заплачу.

— Доведут тебя эти штучки…

— Да ты брось. А что с книгой?

— Звонили, сказали, что через три месяца сдадут в печать, если кое-что исправлю.

— Здорово! Когда отмечаем?

— Приходи завтра вечером.

— Хоккей. Давай.

— Бери…

Александр «повесил» трубку, сделал глоток пива и затушил сигарету. Посмотрел на экран монитора. Там, в довольно красочной странице, его «детишки». Так он их называл. Восемь книг. Почти шесть мегабайт текста. И впервые такой успех! Сто тысяч посетителей за месяц. Семьсот оценок и полторы тысячи комментариев. Прошлые произведения не набрали и сотой части от этого.

Саша навел курсор мыши на «комментарии» и щелкнул. Оп, новый.

— Фарит прочел твою книгу, — пробормотал Саша. — Да и хрен с тобой, Фарит.

Если бы такой комментарий пришел месяц назад, Саша обязательно ответил и спросил, понравилось или нет. Теперь отвечал исключительно на те, что его хвалили. Он откинулся на спинку кресла. Представил, что будет с ним в будущем. Машина, может, даже переедет из этой хибары. Собственная квартира в Ростове — это здорово, но Саша ее не заработал, а просто она перешла по наследству. Димка уже обзавелся своей и отдал ему эту. Однушку с клопами. Да, но скоро…

На экране появилась цифра тысяча пятьсот пятьдесят, вместо тысяча пятьсот сорок девять. Еще один комментарий, а ну посмотрим, что там.

— Болт прочел твою книгу. Да вы прикалываетесь?! Шутник хренов…

Хотя комментарий оставлен с другого мыла. Впрочем, это ничего не значит. Может, у него этих адресов, пруд пруди. Но почему-то на лбу выступила испарина. Александр присосался к бутылке и вылакал почти половину. На кухне дзынькнуло — пицца разогрелась. Микроволновка — дрянь! Работает только в режиме разморозки. Саша пошел на кухню и достал пиццу. Горячая! Он, аккуратно взяв коробку за края, принес к компьютеру и поставил на стол. Саша любил есть именно здесь — на кухне полно тараканов. Он вернулся и взял еще одну бутылку, чтобы больше не ходить. И когда сел за стол и влил в себя остатки первой, на экране опять произошли изменения.

Саша открыл очередной комментарий: «Кольт прочел твою книгу».

— Что за чертовщина…

Однако пицца пахла восхитительно, и Саша отдал ей должное. Когда он доел, вторая бутылка опустела на треть. Он снова закурил и, выпустив ровное кольцо дыма в полумрак комнаты, взглянул на экран. Опять «коммент». Ну, если снова шутки этого дебила?! Комментарий гласил: «Марит прочел твою книгу». Это уже подозрительно. По спине пробежала одинокая холодная струйка, почему-то сильно захотелось в туалет. Когда Саша вышел из сортира, комментариев снова добавилось.

— Вольт прочел твою книгу. Так, надо вам ответ накатать…

Он сел в кресло, нажал на поле «Оставить комментарий» и застрочил по клавишам.

— Уважаемые Фарит, Болт, Марит, Кольт и Вольт. Я очень рад, что вы прочли мое произведение, но не могли бы вы хотя бы сообщить свое мнение о прочитанном? А то получается, что вы пишите, а я даже не знаю, что вам ответить.

Он нажал на «Добавить» и откинулся в кресле. Вторая бутылка переместилась в брюхо, а комментарии продолжали приходить. Циферки опять поменялись, и Саша открыл: «Гнолт прочел твою книгу». После Гнолта по спине скользнули еще три струи. Саша сидел и не понимал, почему эти имена и сообщения заставляют его так нервничать? Вроде он должен сегодня напиться с радости и провести вечер в приятных размышлениях о собственной судьбе, но нет. Эти придурки портят всю малину, как говаривал его сосед дядя Вася, в свое время отсидевший за кражу. А еще ему захотелось жрать. Реакция на нервы. Но еды в квартире нет — мера предосторожности, как раз на этот случай. Диета, будь она проклята. Совет братца. Хотя, если честно, Саша давно хотел на нее сесть. Последней каплей стало, что он не смог разглядеть пальцы ног, стоя ровно. Так дойдет и до того, что он еще кой-чего не сможет увидеть без зеркала… Но Саша знал, как заглушить голод. Сигаретой.

В клубах дыма он различил, что пришел очередной комментарий. Он не стал читать, а сходил на кухню за новым газированным бойцом.

— Ну, шутники вашу мать, — бормотал он, возвращаясь за компьютер.

Он щелкнул мышью. «Шалит прочел твою книгу», — первый комментарий, но на этот раз пришло сразу два. «Семь Толстых Ткачей прочли твою книгу», — Саша отрыгнул, в сердце кольнуло еще раз.

В дверь постучали. Всё в Сашиной душе упало, как рояль с балкона — с треском и звуками порванных струн. Ничего необычного, два вежливых удара, но почему-то тональность вызволило краешек панического ужаса.

— Кто там? — крикнул он, не вставая с кресла.

— Это из издательства, — донеслось из-за двери.

— Из какого? Мне уже звонили сегодня.

— Может, вы откроете, и мы побеседуем не через дверь., - мужчина говорил на удивление приятным и мягким голосом.

— Ну уж нет. Сначала скажите, из какого вы издательства, а там посмотрим.

Саша всё же встал и пошел в прихожую. Он посмотрел на дверь, обитую искусственной коричневой кожей. Обивка старая и иногда Саше казалось, что под ней завелись насекомые. Они ему везде мерещились в старой маминой квартире. Он взглянул на цепочку. Не надета.

— Я из издательства «Семь Толстых Ткачей», — сказал мужчина за дверью.

— Так это вы мне писали?

— Да. Политика нашего издательства несколько отличается от остальных. Дело в том, что мы сами ищем авторов и заключаем с ними контракты на достаточно выгодных условиях. Ваша книга нас очень заинтересовала, мы готовы выпустить ее тиражом в сто тысяч экземпляров. Более того, мы активно сотрудничаем с американскими издательствами. Прочитав вашу книгу, они сказали, что есть приличный шанс экранизации. Так вы откроете дверь?

Саша стоял и думал. Как-то это всё нереально. Сто тысяч экземпляров, экранизация, Америка… Он, конечно, знал, что написал хорошую книгу, но чтобы настолько? Саша надел цепочку и приоткрыл дверь. На пороге стоял высокий мужчина в длинном плаще. Волосы растрепаны, темные очки и кривая усмешка Джона Сильвера. Саша отметил — зубы желтые и давно не чищеные.

— А у вас есть какие-нибудь документы? — сказал Саша в проем.

— Разумеется.

Незнакомец одной рукой снял темные очки, а другой полез во внутренний карман и достал оттуда… Саша не успел отреагировать вовремя, потому что не уследил. Его внимание всего на секунду — а этого хватило — приковал взгляд незнакомца. Зеркальные глаза бесстрастно глядели на писателя — в них Саша успел разглядеть свою испуганную физиономию. Он еле успел отпрянуть и увидел, как в коричневой коже двери появилась маленькая круглая дырочка. Боль пришла секундой позже. Он посмотрел на живот. По белой майке растеклось красное пятно. Дверь вылетела — незнакомец выбил ее ногой. В руках пистолет с глушителем, да черные ботинки — только это смог разглядеть Саша, рухнув на пол, прежде чем ему в лоб вошла вторая пуля.

Убийца прикрыл за собой дверь и пошел в комнату. Он порылся в столе, потом взглянул на компьютер. На экране остался последний комментарий. Мужчина зашел в настройки страницы и нашел «Удалить раздел». После подтверждения залез в закладки браузера и вышел на адрес электронной почты. Почтовый ящик он тоже стер. Конечно, останется еще рукопись, посланная в издательство, но мужчина не волновался. Даже более того — так надо.

Мужчина выдернул компьютер из розетки и отсоединил системный блок. Из него до сих пор торчала флэшка, так что все экземпляры он заберет с собой. Осталось немного. Пройдя на кухню, он открыл газ и поставил на стол приборчик размером с бутылку. Включала и выключала его всего одна кнопка, убийца нажал ее. Когда он покинул здание и сел в машину, над головой прогремел взрыв. Он даже не оглянулся.

Убийца сел в машину и уехал на окраину города. Там он всю ночь без остановки копал яму, куда спрятал машину и остаток ночи ее закапывал. А потом двинулся к реке, зашел на середину моста, встал на перила и пустил себе пулю в лоб. В утреннем рассвете тело мягко плюхнулось в воду. Пистолет навеки упокоился в иле, а остатки тела нашли только через неделю далеко ниже по течению.

Фарит
— Лео, я вообще не понимаю, почему я должен ему что-то показывать?! — говорил Пьер, расхаживая по гримерке. — Кто он такой, что меня должно интересовать его мнение?

— Пьер, остынь. Он большой босс, и все с ним советуются.

— Если он такой большой, почему я о нём впервые слышу?!

Пьер расстегнул пуговицу на воротнике — в комнате страшная жара. А еще запахи. Флакончики с духами, румяна, десятки видов помад и прочая бижутерия, на полочке перед зеркалом. Казалось, здесь обитают не десяток худых куриц, а какой-нибудь алхимик восемнадцатого века. Объединившись, запахи создали неприятное амбре.

— К его мнению прислушиваются все модные журналы. А еще у него большие связи в Голливуде.

— А кто он? Мне кажется — это простое разводилово. Он наверняка какой-нибудь жулик или что-то вроде…

— Пьер! Кончай трепаться. Тут всё просто. Или он одобрит твою коллекцию, и тогда будут выставки, фото в «Воге» и прочее. Если он не одобрит, можно попробовать что-то переделать. А если ты ему ничего не покажешь, распрощаешься с высокой модой навсегда. Так и будешь показывать коллекции на третьесортных подмостках и продавать наряд за штуку евро.

— Я позвоню Аннет. Она устроит мне показы и без его участия…

— Ты можешь сколько угодно звонить Аннет, можешь продолжать тянуть из нее деньги, но только до поры. А что будет, когда вы с ней разойдетесь? А уверяю, такое рано или поздно случится. Знаешь сколько я видел смазливых модельеров, попавших в ее постель? Не меньше тридцати за последние десять лет. И каждый считал, что он звезда, но когда надоедал ей, возвращался в выгребную яму. И только один выбился в люди…

— И не напоминай!

— А я напомню. Только Патрика сейчас показывают в Париже на неделе мод. Только Патрик купил себе особняк в Беверли-Хиллз. Только Патриковы шмотки копируют на турецких рынках. Ты знаешь, когда приходит признание, Пьер? Когда наряды с твоим именем начинает производить турки или китайцы. Вон Джорджио, хоть и зубоскалит над этим, но по-настоящему гордиться. И всё для Патрика началось с точно такого же прогона. Тогда Фариту понравилась его коллекция, и уже через месяц у него было всё!

— Фу-ух. О'кей, Лео, что я должен делать?

— Ты должен пойти и сказать манекенщицам, чтобы они выложились на сто десять процентов. Чтобы улыбались и вспомнили всё, чему их учили. Чтобы они поняли — от этого прогона зависит не только твоя судьба, но и их. Ты должен пойти и проверить, как сидит на наряде каждая складочка. Короче, должен сделать так, как будто на тебя смотрит королева Англии, а не этот толстяк.

— Когда он приедет?

— Через два часа.

— Он не опоздает?

— Фарит никогда не опаздывает.

Спустя два часа к павильону подъехал огромный «Хаммер-лимузин» красного цвета. На машине не пятнышка, диски сияют золотом, стекла тонированы наглухо. Можно подумать, к дому мод приехал какой-нибудь рэпер, но машина сугубо функциональна. Первым вышел водитель и, подбежав к задней двери, открыл. Оттуда вылезла симпатичная девушка в норковом манто, следом другая не менее красивая в шубе из соболя. Прохожие мужчины кинули на них пару легкомысленных взглядов, но рядом с домом мод это привычное зрелище. Две девушки отличались от стандартных моделей. Немного повыше и чуточку пышней. Всего каплю, но этого хватало, чтобы не казаться макаронинами.

Однако все зрачки, будь то мужские, или женские, уставились на третьего пассажира. Подвеска машины облегченно приподнялась и скрипнула, когда с нее сняли тяжелую ношу. Из машины вылез мужчина огромных размеров. Рост — около метра девяноста пяти, вес…. Да, а вот на глаз определить вес трудновато, но явно много. Мужчина мало того что не следил за телом; казалось, он потолстел нарочно. Нельзя походя довести себя до такого. Чтобы его взвесить, потребовалась бы вага. Жир свисал отовсюду. Толстые ляжки и икры переходили в две ягодицы, похожие на арбузы. Сверху на них падали два шмата боков, а следом начиналось необъятное пузо. Живот, но непростой. Мало того что огромный спереди, так еще как будто растягивался, и кольцом обхватывал поясницу. Далее, облегающий костюм стягивал сиськи-дыни. Если сравнить грудь мужчину с грудью любой из спутниц — девушка проиграла бы безоговорочно. Но жир продолжал плыть вверх и, перейдя в покатые плечи, воцарился на щеках. Это придавало ему сходство с бульдогом. Рот под таким давлением, хочешь, не хочешь, но растягивался книзу и где-то в складках лица спряталась кнопка носа. Глаза скрывали очки в форме звезд, но можно не сомневаться — они у него поросячьи. Образ мужчины импонировал не только толстотой. На нём ярко-красный обтягивающий костюм из красной кожи. На ногах сапоги, только оранжевые. И довершал великолепие жакет с тремя павлиньими перьями.

Мужчина взял обеих девушек под ручки и повел в здание. Когда он шел, колебания тела придали ему сходство с морем — жирные волны разбивались о скалы костей. Однако на твердости походки это не отражалось. Пока он поднимался по невысокой лестнице, из-под жакета потекли капельки пота, размывая тональный крем.

Фарит вошел в дом моды. Он бывал здесь сотни, а может, тысячи раз. В основном, по такому же делу, как сегодня — просмотр нового модельера. Аннет сказала, что он супер, но эта великовозрастная развратница рекомендовала так всех своих любовников. Фариту только пару раз понравились коллекции, но так как это забавляло, он приезжал на каждое приглашение. Толстяк прошел по длинным коридорам и вошел в зал с подиумом. Сверху висели полупотушенные софиты, нет даже намека на ауру модного бума, как во время больших показов. Его уже ждали.

— О, господин Фарит! — сразу пошел ему навстречу Лео. Фарит поморщился. Это тоже любовник одного модельера, но постоянный и давний. Вкуса ноль, амбиций куча.

— Привет, Лео, — буркнул Фарит, но руку не протянул. Впрочем, Лео знал, что толстяк этого не любит, да и не горел желанием пожимать холеную лапу, увитую перстнями. Однажды это все-таки случилось, рука оказалась влажной и теплой, как губка для мытья посуды. — Где очередное дарование?

Лео смотрел на тушу и в который раз задал себе вопрос: «Как, черт подери, она ходит?». Голос у Фарита никак не соответствовал телосложению. Тонкий и почти писклявый, всегда чем-то раздраженный. И уж, если честно, в моде Фарит разбирался, как сантехник в гинекологии. Да взять хотя бы его сегодняшний наряд! Кошмар! Не законодатель мод, а раскрашенная рождественская индейка!

— Пьер сейчас как раз подготавливает последнюю девушку. А как зовут ваших очаровательных спутниц?

— Иди и Сюда, — ответил Фарит. Девушки засмеялись и прижались плотнее к мягкому телу. — Мне принесли пиво?

— Разумеется. Вон там, рядом с вашим креслом. Мы поставили пять разных сортов, я не знал, какое вы предпочитаете.

— Ничего, если не понравится, сбегаешь в магазин. Давай, начинай, у меня еще дела есть.

Фарит оттолкнул от себя девушек и пошел к огромному креслу, сделанному специально для него. Массивные резные ножки тщательно отлакировали, высокую спинку и сидение обили желтым шелком. Девушки Фарита присели на два простых кресла, Лео семенил рядом с тушей.

— А как вам последняя коллекция Ферре? — спросил Лео, пока Фарит устраивал седалище на мягкой подушке сидения.

— Дерьмо! Его стремление к простоте меня совершенно не трогает. Мода должна быть яркой! Какой смысл создавать костюм, в котором станут ходить нищие и рабочие? Секретарши всё равно не смогут позволить себе купить его наряд, а оденутся во второсортной бакалее. А ты видел эти пуговицы! Дерьмо! Одежда должна подчеркивать достоинства, а не создавать ощущение серости. Краски, краски, краски и еще раз краски! Но ничего, следующая весна будет яркая, за это я отвечаю. Ну, где эти тонконогие?

— Сейчас, я дам команду.

Лео пошел к подиуму, но всё равно услышал за спиной: «Тоже мне командир…». Он проглотил это и зашел за ширму. Пьер уже поджидал его, нахмурившись и делая затяжку длинной тонкой сигаретой. Он оделся в один из собственных костюмов — серый пиджак и брюки. Лео подумал, это не к добру, но смолчал.

— И эта безвкусная туша будет меня оценивать? — спросил Пьер.

— Да, именно она. И на твоем месте я бы поторопился.

— Хорошо. Эй, Жерар, включай музыку.

Легкая приятная мелодия заиграла над подиумом, но ее тут же пресек писклявый голос.

— Выключите этот бред! Я могу посмотреть на ваши вещи и в тишине!

Пьер с силой затушил сигарету в пепельнице и жестом показал, чтобы музыку отключили. Лео сделал страдающее лицо, Пьер слабо улыбнулся и пошел на подиум. Красное пятно Фарита в желтом кресле чуть не резало глаза, но на лице Пьера играла улыбка. Он уже давно научился улыбаться всяким уродам, чтобы получить с них выгоду. Да хоть Аннет…

— Здравствуйте, Фарит, — сказал Пьер, дойдя до конца подиума. — Для меня большая честь показать такому знаменитому знатоку мира моды свою коллекцию…

— Ближе к делу, парень, — прервал его Фарит. — Если я захочу, чтобы мне лизали задницу, у меня для этого есть специально обученные люди. Начинай.

«Вот свинья!», — подумал Пьер, но промолчал, как до этого Лео. Модельер махнул рукой, на подиум вышла высокая худая девушка, одетая в оранжевое пончо и серую юбку.

— Так как скоро весна, моя коллекция рассчитана именно на это время года, — сказал Пьер, показывая на девушку. — Обратите внимание на контраст и символику этого наряда. Яркий цвет совершенно не гармонирует с серым, но только на первый взгляд. В действительности это символизирует момент пробуждения природы. Из последних холодных, серых деньков зимы природа пробуждается, но не до конца. Поэтому пончо именно оранжевое, а не красное. В тонах этого пробуждения мы видим маленькую толику загадки и любви. Низкие сапожки тоже вписывается в общую картину. Они оголяют чуть больше тела и словно призывают нас влюбляться…

— Слушай, ты! — прервал его Фарит. — Ты вообще думаешь, что несешь? Как сапоги могут призывать влюбляться? Может, ты писал эту свою идиотскую речь пару месяцев, я не знаю, но пожалей мои уши. Последние деньки, толика загадки, природа пробуждается… ты не понимаешь, что всё это штампы? Ну уж нет, если я захочу насладиться штампами, куплю книгу Даниэлы Стил и получу их столько, что станет тошно. Так что заткнись и дай посмотреть на то, что ты сварганил.

Пьер покраснел, но лишь поклонился и пошел за кулисы. Как только он скрылся с глаз Фарита, рука потянулась за сигаретой. Лео стоял тут же и тоже курил.

— Вот надутый мудак! — сказал Пьер.

— Тут ты, конечно, прав, но пойми и ты, по книгам Фарита преподают лексику и грамматику в сотнях университетов мира, это дает ему право высказывать свою точку зрения.

— А он профессор или что-то такое?

— Нет, он писатель. И очень успешный. Правда, пишет под псевдонимом или «Фарит» — это псевдоним… В прошлом году его книга разошлась пятимиллионным тиражом.

— А какого хрена он смотрит на мои модели? Что он вообще делает в мире моды, раз пишет книги?

— По его книгам, Пьер, поставлено пять фильмов. Каждый получил по Оскару. И каждый показывал те костюмы, что описаны в книге. Так что Фарит может написать: «Главная героиня была одета в джинсы и шелковую рубашку голубого цвета». Героиню сыграет Мерил Стрип, и вскоре все будут одеваться в джинсы и шелковые рубашки. Понятно тебе?

— В общих чертах, — Пьер затушил окурок и посмотрел на сцену. Там проходила уже десятая девушка. — Да, мрачный субъект. А как понять, нравится ему или нет.

— Легко…черт! Вот и узнали…

Посередине показа Фарит начал доставать пухлые телеса из сидения. Он щелкнул пальцами — девушки тут же подбежали и принялись помогать.

— Иди к нему, иди к нему, — затараторил Лео.

— Зачем?

— Спроси, что ему не понравилось, пообещай, что переделаешь. Иди, это твой последний шанс!

Пьер выскочил на подиум, шикнул на модель, чтобы уходила, и подбежал к Фариту.

— Месье Фарит, месье Фарит! Куда же вы, ведь это только начало…

— Я видел достаточно. Чушь. Вся твоя коллекция чушь. Повторяет коллекцию Диора, двухлетней давности. Ты не привнес ничего нового, а это свидетельствует либо о твоей ленивости, либо о глупости и плохой подготовке. Мода должна повторять хорошо забытое, а не то, что только попало на распродажи. Посмотри на «Адидас». Они вспомнили свои дурацкие кеды и завоевали мир. А ты сделал дерьмо. И это дерьмо даже нельзя исправить.

— А не могли вы мне…

— Я все могу, а ты нет. Сворачивай свою дерюгу и проваливай. Тебе нет места в этом бизнесе.

— Да как ты смеешь, ты жирный кусок…

— Пьер! — крикнул из-за кулис Лео.

Но опоздал. Пьер спрыгнул с подиума и пошел к Фариту. Он замахнулся и… упал. Фарит нанес настолько быстрый удар, что едва можно уследить взглядом. По жирному телу заходили волны, красный пиджак порвался в подмышке. Пьер распластался по полу, приложив руки к носу. Из него обильно текла кровь, модельер не мог понять, что произошло. В голове шумело, он чуть не потерял сознание.

Фарит даже не посмотрел на него. Он взял своих девушек под локти и повел на выход.

— Ты сдурел? — подбежал к Пьеру Лео.

— Фак, фак он фак быфтро?

— Я тебя не понимаю. Вызовите врача, мне кажется, у Пьера нос сломан…

Фарит вышел из здания, потирая ушибленный кулак. Он часто дышал, по лбу текли капли пота. Во внутреннем кармане заиграла мелодия мобильника. Фарит достал и принял вызов.

— Чего? — сказал он, влезая в открытую дверь.

— У нас могут быть проблемы, — ответил бас в трубке.

— Какие?

— Еще один заговор.

— Кто на этот раз?

— Один миллиардер и кучка прихлебателей. Он как-то заполучил отличный сценарий мимо меня.

— Ну и что? — Машина стронулась с места. — Пусть себе ставит.

— Фильм может получиться очень хорошим. На его бюджет уже выделили двести миллионов и это только начало.

— А что Кольт?

— На Гавайях, не могу связаться.

— И что надо делать-то?

— Всё как всегда. Опередить и выпустить лучший фильм, чтобы на его фоне этот не заметили.

— Когда нужен сценарий?

— Как можно скорее.

— Ты говорил с Шалитом?

— Пока нет…

— Ну так поговори! — Фарит отключился.

Гнолт
— Я надеюсь, ты понимаешь, какая тебе оказана честь?

— Папа, ну брось ты уже. Как я могу понять, если ты не говоришь, к кому меня ведешь?

Пожилой мужчина шел рядом с молодым по длинному чистому коридору. Ресторан «Гнолт» в Нью-Йорке считался самым дорогим и закрытым в мире. Большое трехэтажное здание, выполненное в стиле архитектуры сороковых, впилось в неприметный уголок Манхеттена. В Манхеттене таких уголков немного, даже не верится, что они там есть вообще, однако, это так. Здесь, в самом центре огромного мегаполиса, богатых гурманов подстерегает настоящее чудо. В ресторан «Гнолт» можно пройти только по нескольким параметрам. Вы можете попасть туда, если у вас есть кредитная карточка на сумму не менее миллиона долларов — это раз. Если вы конгрессмен США или министр США, или представитель парламента и правительства: Англии, Франции, Германии, Китая, Японии и России — это два. Также пропустят президента вышеперечисленных стран — это три. И последний вариант — если у вас есть членская карточка. У мистера Фриски-старшего она имелась, чтобы получить ее для Фриски-младшего, отец вел сына к директору ресторана — самому мистеру Гнолту.

— Я же говорил тебе, кто такой мистер Гнолт, — сказал отец.

— Директор самого дорогого ресторана в мире. И что? Подумаешь…

— Помолчи! Он не просто директор. Он президент клуба избранных! Если тебя возьмут в него, считай, жизнь твоя обеспечена до конца дней.

— А чего ты не рассказывал этого раньше?

— Таковы правила. В свое время я через это прошел и мой отец, и мой дед, и прадед, и ты пройдешь.

— Ого! Так это клуб по интересам? Что-то вроде масонов?

— Какие масоны? Им до нас… Наш клуб называется просто — клуб любителей хорошо поесть…

— Клуб любителей хорошо поесть? Да, с названием можно было и помудрить.

— Замолчи! Сегодня ты узнаешь такое…

— Пап, ну кончай уже. Я лучший сомелье в Северной Америке. Каждый год меня просят рецензировать вина по всему миру. Мои статьи печатают в самых престижных журналах. Уж если я вам не подхожу, значит, никто не подойдет.

— Дегустатор, ха! А знаешь, сынок, что лет двадцать назад я был не менее хорошим дегустатором, нежели ты?

— Знаю, ты мне об этом каждый день напоминаешь.

— Посмотрим, как ты запоешь, кода увидишь мистера Гнолта. Но мы пришли.

Они подошли к широкой двери из мореного дуба. До этого Фриски-младший никогда не видел таких — в ширину длиннее, чем в высоту.

— Ну, если там сидит негр с двумя таблетками…

— Поимей уважения! Наша семья состоит в клубе любителей хорошо поесть уже почти полтора века. И я буду очень разочарован, если ты прервешь эту традицию.

— Пап, если всё сведется к моим гастрономическим знаниям, будь спок. Я не подкачаю.

— Очень надеюсь. Но дело тут не только в них. Постучись и заходи.

— А ты не пойдешь со мной?

— Нет. Мистер Гнолт всегда принимает в наш клуб только в кругу избранных.

Фриски старший глубоко вздохнул и пошел по коридору обратно. Сын осмотрелся. Коридор, как коридор. Всё, как обычно, если отбросить размеры и форму двери. Шелковое покрытие на стенах, пол устилают персидские ковры. Дверная ручка сделана из бронзы в форме шелкопряда. Фриски-младший пожал плечами и постучал. На секунду показалось, за дверями что-то гудит, словно кто-то дует в горлышко пустой бутылки.

— Войдите, — донеслось из-за двери. Он повернул ручку и вошел.

Перед ним предстал огромный зал, где никто ни в какие горлышки от бутылок не дул. Площадь, как у баскетбольной площадки, высотой метра три и под потолком нависают клубы табачного дыма. До этого Джон и не предполагал, что помещение ресторана может позволить себе такие просторы.

— Не удивляйся, Джон, мой ресторан уходит в один из небоскребов по соседству и сейчас ты уже не в основном здании.

Говоривший сидел за большим столом. Большим и глупым. Длинной метров пять и шириной метра три, его полностью заставили различными яствами. Собравшиеся сидели с обоих краев, но вряд ли кто-то мог дотянуться до блюд посередине. Всего восемь человек. Пять мужчин, две женщины и Гнолт. Все как на подбор толстоваты, перед каждым тарелка с едой. Одна женщина, не обращая на Джона внимания, продолжала набивать брюхо. Рядом с бородатым мужчиной Джон заметил на столе зеркало и две кокаиновые дорожки. Шестеро курили, и только та женщина продолжала чавкать, как корова, пережевывающая сено.

Мистер Гнолт сидел во главе стола, курил сигару и смотрел на Джона маленькими бусинками глаз. Все за столом с лишним весом, но Гнолт особенно. Бока вываливались над ручками кресла, а классический костюм чуть не трещал по швам. Он улыбался, показывая маленькие зубки, которыми, наверное, съел пару миллионов килограмм мраморной говядины.

— Твоя семья давно является членами нашего маленького клуба, по просьбе твоего отца мы рассмотрим сегодня твою кандидатуру, — Гнолт выдохнул слова пополам с сигарным дымом.

— Я рад оказанной мне чести, мистер Гнолт, — сказал Джон.

— Садись.

Гнолт указал на восьмое кресло напротив самого Гнолта. Сев в него, Джон почувствовал себя членом этой жирной семьи. Он даже незаметно ущипнул себя за живот, проверяя, на месте ли там кубики пресса.

— Для начала, хочу представить тебе остальных членов клуба. Я имею честь быть его президентом, а эти люди стоят в нашей иерархической лестнице чуть ниже. Думаю, некоторых ты знаешь…

Еще бы! Джон по долгу службы интересовался гастрономией и хорошо знал четверых здешних гурманов, не считая Гнолта. Вон тот ухмыляющийся старичок — самый худой из присутствующих — Оноре Ашаноль. Директор корпорации «Ашаноль» — лидера по производству элитных вин и коньяков. Не многие знают, что месье Ашаноль контролирует примерно восемьдесят процентов виноделия Франции. Сюда же входит и немалый процент коньячного производства. Толстый тип в шляпе — Роберт Кромм. Это нефтяной магнат из Техаса и еще президент алкогольной ассоциации Соединенных Штатов. Всякий раз, когда вы наливаете в стакан «Джека», знайте, — это виски делает Кромм. А еще несколько Ирландских брендов давно в его кармане, но знают об этом единицы. Кромм и Ашаноль — алкогольные короли планеты, а между ними еще один король — мясной. Гер Фридрих Штодт. Немец, да, но имеет бизнес и в Швейцарии, и в Америке, и еще чёрт знает где. Гениальный изобретатель кормов для скотины на основе генномодифицированных злаков. Каждая третья коровка и свинка в мире жрет корма гера Штодта. Ест и дает больше мяса и молока, чем другие. И поэтому геру Штодту ничего не стоило скупить миллионы голов лучшего скота, а на его ранчо в Америке разводят самых дорогих племенных коровок, свинок и прочей животины. Короче говоря, тоже человек не самый бедный — точно в чирике Форбса. И последний «знакомый» Джона — это Майкл Клод. Опять король, теперь шоколадный. Владеет маркой «Клод», а это каждая десятая конфета на планете. Но производство шоколада — только капля в море для мистера Клода. Сети кафе мороженного и кондитерских, детские рестораны и своя линия одежды для маленьких толстеньких кошелечков. А еще он спонсор кино, музыки и компьютерных игр, плотно сотрудничает с Диснеем и его клонами в других странах. А в благодарность те штампуют мультфильмы и игры, где герои так любят шоколад! Мистер Клод, наверное, самая разнообразная фигура среди всех. Он когда-то сделал ставку на детей и не прогадал. А еще прежде сделал ставку на производство сахарного тростника и свеклы и сегодня владеет половиной сахарного производства на планете.

— Я думаю, понятно, кто тебе известен, а кто нет, — продолжил Гнолт. — Остальных троих ты знать и не должен. Это уважаемый Хасим. Его фамилию тебе знать необязательно, Хасим давно отказался от нее. Взял новый творческий псевдоним.

Хасимом оказался тот самый бородач с героиновыми дорожками. Помимо бороды на лице густые брови, а под ними самые колючие глаза, которые Джон видел. На голове змеей скрутился тюрбан, остальная одежда белоснежная и явно новая.

— Хасим — ведущий наркоторговец на планете. Ты удивляешься, что я тебе такое рассказываю? Не стоит. За сегодняшний ужин ты удивишься еще много раз. И наконец, следует представить наших милых дам. Мисс Чу, директор сети рыбных ресторанов «Чу». Ты не слышал о них, но это лишь потому, что они находятся в Китае и Японии. А вот о «Фиш Бренд» ты, наверное, слышал? Да, они тоже принадлежат мисс Чу. Как и «Дары моря», и «Рыбный Рай» и много чего еще. Кроме того муж мисс Чу — один из крупнейших судовладельцев Норвегии. И наконец, многоуважаемая Присцила. Ее фамилия тоже останется для тебя тайной, Джон. Дело в том, что Присцила — жена очень влиятельного сельскохозяйственного магната. Его в наши ряды заманить не удалось.

— Приятно познакомиться, — кивнул Джон.

На это никто ничего не ответил. Все сидели молча и то курили, то жевали. Молодой Фриски не вызывал у них интереса или они не хотели его показывать. Это слегка задело Джона. Он не привык, что на него смотрят, как на вчерашний кофе, хотя тут своеобразный размер фигур за столом…

— Я думаю, ты уже понял — здесь собрались крупнейшие мировые производители еды, алкоголя и наркотиков. Мы называем себя клубом любителей поесть, но мы также любим выпить, а кто-то не прочь ширнуться или покурить. К сожалению, восьмой член верхушки, мистер Кастро, в силу некоторых причин не смог приехать лично. Да, тот самый Кастро. И мы собрались, чтобы решить, достоин ли ты присоединиться к нашему обществу.

— Я думаю, что да, сэр. Я один из лучших дегустаторов в США.

— Это нам хорошо известно. Но не за этим мы тебя сюда позвали. Давай сделаем так, попробуй вина?

— Какого?

— Любого.

Джон встал и пошел вдоль стола. Бутылки с различным алкоголем повсюду, но все без этикеток. И даже форма примерно одинаковая. Наверное, проверка. Джон взял бутылку белого, вернулся на свое место и налил в бокал. Сделал глоток и вкусовые рецепторы возрадовались.

— Узнаешь? — спросил Гнолт.

— Конечно! Правда, признаюсь, я пробовал это вино только два раза в жизни. «Ашаноль», по всей видимости, тысяча девятьсот пятидесятого года.

— Великолепно. А знаешь, какова цена одной такой бутылки?

— Около пятидесяти тысяч евро.

— Ашаноль?

— Сделали месяц назад, — отозвался француз. — Себестоимость фактически полтора евро.

— Но простите… — начал Джон.

— Не надо оправдываться, — перебил Гнолт. — Здесь нет твоей ошибки. Это вино сделано месяц назад, но на вкус ничем не отличается от того, что делали шестьдесят лет назад, а до этого и сто лет назад. Ашаноль производит самые дорогие вина в мире, а на деле у него самая лучшая в мире лаборатория, способная обмануть любой, даже самый пристрастный вкусовой рецептор. Но пойдем дальше. Я курю сигару стоимостью тысяча долларов за штуку. А знаешь, сколько она стоит на самом деле? Гроши или песо, или что там у них… Короче — жалкие, незначительные деньги. Всё, что ты видишь на столе — продукты сугубо элитарные. Икра из Черного моря, окорок племенного кабана, или вот, пожалуйста, пирог из змей, очень рекомендую. Где-то здесь стояла фугу… а нет, уже съели. Мы сидим здесь с утра, так что…. Каждое блюдо здесь стоит очень дорого. Ниже пятисот долларов нет, а замечательное рагу из печенок королевской кобры оценивается в пятьдесят тысяч маленьких зелененьких бумажек. Я имею в виду, если ты закажешь его в ресторане. Но нам весь этот замечательный стол обошелся всего в пятнадцать тысяч долларов. Тоже немаленькая сумма, но… ну, допустим, вон там стоит запеченное сердце белого медведя, а там фаршированный пингвин. Понимаешь, о чём я?

— Если честно, не очень, мистер Гнолт. Вы хотите сказать, что вам всё досталось по себестоимости и стол, который стоит для других миллион, вам обошелся значительнодешевле?

— А ты не отличаешься сообразительностью, правда? Нет, я не это хочу сказать. Но я дам тебе подсказку — сейчас на столе примерно пятьдесят четыре блюда. Изначально их было шестьдесят три.

— Я не понимаю.

— Ну что же, придется объяснять, — вздохнул Гнолт. — Дело в том, Джон, что из всего съеденного нами были следующие блюда: картофельное пюре, баранина с травами, шашлык, ну, в смысле, мясо на углях, бобы, индюшка, стейки из лосося и говядины, форель и фугу. Правда, последнее мы съели, потому что, во-первых, его было мало, а, во-вторых, никто из нас этого раньше в рот не брал, за исключением мисс Чу. Но в основном этой мерзости на нашей трапезе нет. Я даже больше скажу: всё, что ты сейчас видишь, приготовлено специально для тебя. Так что, пожалуйста, налегай.

— Вы хотите чтобы я поел?

— Если ты не голоден, хотя бы попробуй. Вон возле тебя стоит мозг горной гориллы. Как на вкус? Правда, мерзость? Или акулий плавник? Да, он еще ничего, есть можно, но разве он сравниться с куском правильно прожаренного мяса? А вон там прекрасное овощное рагу из смеси самых экзотических фруктов… ну, как тебе?

— Не очень вкусно, но, наверное, полезно?

— Естественно, нет. Знаешь, Джон, что я тебе скажу: полезной экзотической еды практически нет вообще. Полезней всего для тебя то, чем ты питался, когда рос. Даже та вода, что ты пил в детстве, для тебя наиболее подходит. А всякие эти фрукты из Африки полезны будут черножопому папуасу, тебе же максимум — почистят желудок. Продолжим. Попробуй вон то блюдо в серебряном сотейнике. Ну как? По лицу вижу, что не нравится. А меж тем, Джон, — это последний писк моды. Скоро это блюдо станет настоящим изыском во всех закрытых ресторанах по всему миру, хотя основной ингредиент там гуано.

Джон не смог сдержаться и сплюнул содержимое рта в тарелку.

— Дерьмо?

— Да — дерьмо. Но не волнуйся, пройдет пару месяцев и авторитетные ученые скажут, что оно полезно для потенции, а лучшие гурманы заявят, что растопленное на свином жире и с кусочками молодой телятины оно просто потрясающе на вкус! Теперь ты понял, чем занимается наше небольшое общество?

— Пудрите всем мозги?

— А вот тут ты неправ, Джон. Я тебя уверяю, даже у дерьма скоро найдутся свои поклонники. Оно действительно станет блюдом для гурманов. Впервые попробовав кока-колу, человек, всю жизнь пивший компот, скажет, что она невкусная. Пиво тоже нравится человеку спустя несколько десятков банок. И потом пиво или кола становятся любимы на всю жизнь. Мы не пудрим мозги, Джон, это очень мелко для нас. Мы учим. Мы показываем людям дорогую еду и убеждаем, что великие гурманы ее едят и считают вкусной. Мы делаем так, что эту еду продают и вскоре у нее находятся поклонники. А потом человек к ней просто привыкает. Вот что мы делаем, Джон. Каждому из сидящих здесь это очень выгодно, ибо они зарабатывают на этом деньги. И нам нужны такие люди, как ты, Джон. Потому что дегустатор, сказавший, что Ашаноль — самое лучшее вино, это не одно и то же, если об этом скажет сам Ашаноль.

— А что взамен?

— Какой практичный подход, мне нравится. Взамен Джон ты получишь много. Но со временем. Я надеюсь, ты понимаешь, что мы можем?

— Да уж, представляю. Так это и есть испытание? Мне надо просто согласиться?

— Нет, Джон, испытание будет дальше. Тебе придется доказывать полезность не словом, а делом. Сначала мы направим тебя на несколько самых престижных и самых закрытых фестивалей вин, а там ты себя покажешь. Мы скажем, что надо говорить, какие вина хвалить, а какие наоборот. Мы представим тебя, как самого лучшего дегустатора, а дальше уж сам.

— Простите, мистер Гнолт, а можно вопрос?

— Ну давай.

— А какая вам от всего этого выгода, и почему вы, э-э-э…

— А не кто-нибудь другой президентствует в нашем клубе? А потому что, Джон, я делаю для него больше всего. Вот взгляни. Это, кстати, подарок и руководство.

Гнолт достал из внутренностей стола толстую книгу. Прекрасный переплет — явно подарочное издание, золотое тиснение, красочная картинка. Джон встал и подошел к Гнолту — эта гора сама к нему не подойдет. Он взял увесистый томик, посмотрел название: «Поваренная книга Гнолта».

— Она выйдет где-то миллионом экземпляров, — сказал Гнолт. — Там ты найдешь всё, что будет модно в кулинарии и потреблении алкоголя на ближайшие пять лет. Где-то ее выпустят под псевдонимом, где-то в урезанном образце, и, конечно, отдел о блюдах, где требуется некоторые экзотические ингредиенты, будет предложен только нашим самым любимым гурманам.

— Интересно кому? И что за ингредиенты?

— Президентам всех стран, премьер министрам, тем, кто стоит в первой сотне Форбса, ну, и тем, кто там в действительности стоит… А ингредиенты… Я надеюсь, ты понимаешь, это должно остаться тайной?

— Конечно. А…

— А если ты вздумаешь кому-нибудь об этом рассказать, имей в виду, — толстенные щеки опустились складками вниз, лицо Гнолта застыло маской. Погребальной маской. — Один из членов нашего клуба — вождь племени магака в Африке. А магака — каннибалы.

— Я некому не скажу, — сказало пересохшее горло Джона. А его переполненный мозг догадался, что это за «экзотические ингредиенты».

И тут впервые на него обратили внимание все за столом. Уставились шестнадцать глаз верхушки клуба любителей вкусно поесть. И каждый взгляд говорил: «Скажешь хоть слово — умрешь».

Перед Джоном сидели не люди, нет, и даже не опасные животные. Эти восемь человек как будто ступили на следующую ступень эволюции. Теперь они уже не принадлежат к роду человеческому, а значит, остальные для них, что животные. И они убьют, не испытывая и капельки жалости. А потом съедят.

То ли в голове загудело, то ли это гудит снаружи? Перед глазами как будто поплыло, показалось, за столом действительно и не люди сидят, а… пустые бутылки. Сосуды, в горлышках которых гуляет ветер. Они и гудят. Гудят на один манер, в одной тональности. Почему бутылки? Какие сосуды? Зачем гудят? Совершенно неясно. Ноздри почуяли какой-то отдаленный аромат восточных специй. И видение исчезло. Снова за столом хищные глаза людей, которые с легкостью приготовят из него рагу, если он расскажет хоть то-то из разговора. В буквальном смысле приготовят.

Всего на секунду было это видение, но за миг Джон понял, настоящее название этого клуба: клуб любителей вкусно поесть людей.

И почему-то Джону захотелось стать таким же. Чтобы больше не сомневаться, не мучиться угрызениями совести, а жить в совершенно иной параллели. В новой жизни не будет бессмысленных поисков самки или работы, чтобы купить себе пещеру. Для каждого, кто сидел здесь, такие мелочи не значили ничего. Джон понял — если у них отобрать все деньги, машины, дома и статус, пройдет год, и они займут прежнее место. Они пройдут этот безжалостный путь к успеху, оставляя в стороне мораль, этику, логику… горы трупов оставляя. И получат от этого немалое гастрономическое удовольствие.

— Я не подведу вас, — сказал Джон.

— Мы не сомневаемся, Джон, — сказал Гнолт. — Ты же понимаешь, у тебя нет другого выбора.

2

Вольт
Два мужчины вышли из машины и пошли к высокому зданию «Кахома корп.». На первом этаже их встретила девушка, они представились, она указала на лифт. В небоскребе их тринадцать, так что заблудиться немудрено, впрочем, один из посетителей знал дорогу и без подсказок. Они прошли к кабине, рядом дежурил охранник. Ему тоже пришлось представиться, и только когда пластиковая карточка попала в прорезь, створки лифта разъехались. Войдя, тот, что повыше, нажал на единственную кнопку, и лифт поехал.

— Хорошее здание, — сказал Ким. — И лифт прикольный.

— Он ведет на самый верх и это единственный способ добраться до Чана.

— Поговаривают, он тут и живет.

— Нет, Чан-сан много разъезжает по Китаю.

На этом разговор оборвался — они приехали. Ким и Джек вышли из кабины и попали в просторный кабинет на самом верху здания. Выше только вертолетная площадка. Обстановка не впечатляла — только стол и большой экран на стене. За столом старый китаец в шелковом кимоно курит длинную трубку. Они подошли, два светло-коричневых глаза посмотрели на мужчин сквозь линзы очков. Линзы увеличивали, Киму показалось, где-то там, в самой глубине зрачка, маленький паучок плетет паутинку.

— Желаю здравствовать, Чан-сан, — сказал Джек. — Вот тот человек, о котором мы с вами говорили.

— Здравствуйте, — сказал Ким.

Старик продолжал пыхтеть трубкой и молчал. Только густые клубы дыма выходили изо рта, делая Чана похожим на дракона.

— Чан-сан? — сказал Джек.

— Я слышал тебя, — ответил старый китаец. Голос не молодой, но вовсе не уставший. — Значит, вы тот, кто умеет хорошо говорить?

— Да это моя профессия. Я начал работу на радио диджеем, потом некоторое время проработал на…

— Это меня не интересует. Вам предстоит очень важный разговор и очень скоро.

— С кем?

— Его зовут Вольт. Он продюсер из Голливуда. И один из Семи Толстых Ткачей.

Старик прикрыл глаза и опустил голову, как будто последние слова принесли ему боль. Ким увидел свое донельзя искаженное отражение в его блестящей лысине.

— Семь кто?

— Ваша задача спасти мою жизнь, а может, и жизни миллионов людей, — проигнорировал вопрос Чан.

— Простите, но я не думал, что всё настолько серьезно.

— Объясните ему, Джек.

— Хорошо, Чан-сан, — поклонился высокий помощник. — Чан-сан собрался продюсировать один фильм в Голливуде. «Кахома корп.» выделит на это около ста миллионов долларов. Кроме нее вложится ряд спонсоров и кинокомпаний. В общем, кино обещает быть очень прибыльным и стать культовым. И тот самый Вольт не хочет, чтобы оно выходило.

— Почему?

— Потому что он зло! — резко сказал Чан. — Потому что он есть кошмар и ужас, и нет силы, что могла бы встать перед Семью Толстыми Ткачами! Мы решились на это, и у нас есть только два выхода. Победить или умереть. Мы последние кто понимает — еще можно что-то спасти. И если у нас получится, другие последуют нашему примеру. И тогда мы одолеем зло, по сравнению с которым Гитлер — жалкое недоразумение!

— Зло? О чём вы говорите?

— Это уже тебя касается. Через десять минут Чана сана свяжут по телемосту с Вольтом. Твоя задача сказать ему, что его предложение отклонено.

— А что за предложение, и почему вы не можете сделать это сами?

— Потому что дьявольские речи его могут проникнут в мой разум, — опять вмешался китаец и откинулся на спинку кресла. Карие глаза закатились, как будто Чан увидел на потолке что-то любопытное.

— Он предложил лично пересмотреть и переработать сценарий. Чан сан уже стар, а Вольт очень настырен и мы опасаемся за его здоровье. Так что твоя задача сказать, что нас устраивает сценарий и его к работе над лентой не допустят. Даже больше того — снимать фильм будем в Китае, а не в Америке.

— А кто он такой, что вы должны перед ним отчитываться?

— Официально: продюсер, режиссер и автор сценариев. На его счету сто восемьдесят пять фильмов, к которым он так или иначе приложил руку. Общим числом он получил шестьдесят четыре Оскара и сто семнадцать Каннских Львов. Если я начну перечислять, все его награды, на это уйдет пару часов.

— А почему я тогда о нём ничего не знаю?

— Потому что под своим именем он поставил всего два фильма и те низкобюджетные. Но скажу тебе так: за каждым третьим сценарием фильма, удостоенного награды, стоит он. И ни один более-менее бюджетный сценарий не проходит, пока Вольт его не утвердит.

— Это круто. Ладно, думаю, я справлюсь.

— Будем надеяться, молодой человек, — сказал Чан. — Садитесь на мое место, а я буду следить за всем из соседней комнаты.

Китаец уступил кресло и пошел к небольшой дверке в стене справа. Ким сел и отметил, кресло холодное, будто никто тут ранее не сидел.

— Теперь пару советов на дорожку… — сказал Джек.

— Слушай, старина, я профессионал. Я два года увольнял людей в Америке и спас троих самоубийц. Я профессиональный переговорщик и смогу справиться с такими пустяками.


— В таком случае, я присоединюсь к Чан-сану.

Джек ушел, а Ким откинулся в кресле. Он совершенно не волновался и это хорошо. В переговорах главное — это первое впечатление. Заставить ЕГО нервничать, показать что ТЫ, спокоен. Завладеть инициативой в самом начале. Он, правда, не видел Вольта, но так как ему предстояло ругаться, решил даже закинуть ноги на стол. Это подчеркнет незначительность разговора.

Экран на стене загорелся. Пару секунд он оставался пуст, а потом его заполнила толстая рожа с донельзя злыми маленьким глазками.

— А ты кто такой, мать твою, и где Чан? — сказал толстяк с экрана.

— Для начала, здравствуйте. Зовут меня Ким, а вас? — Ким улыбался правым уголком губ. Он знал, насколько ехидная эта его усмешка.

— Ким значит? — полуприкрыл глаза толстяк. — Как же, знаю. Дерьмовый трепач. Значит, Чан сдрейфил?

— Я уполномочен заявить от лица мистера…

— А не пошел бы ты в задницу, уполномоченный! Слушай меня, Чан, я знаю, что ты сейчас это видишь. Я сотру и тебя, и твою компанию, и твою семью, и семьи твоих детей, и вообще всех вас с лица Мира. Ты даже не представляешь, кому перешел дорогу. Твой фильм провалится, если его вообще выпустят, иначе не может быть. А теперь ты. Ты ведь не знаешь даже кто я?

— Послушайте, мистер Вольт, сбавьте обороты. Вы можете поливать нас грязью, от этого ничего не поменяется. В этом проекте у вас не получится снять сливки, понятно? Так что прекращайте плеваться в экран.

— А где ты находишься? Так сейчас посмотрим…

Лицо пропало с экрана, зато на заднем плане кто-то застучал по клавишам со скоростью машинистки.

— Та-ак, главное здание Кахомы. Отлично. На твоих кредитных карточках сто пятьдесят тысяч долларов. Вернее, было сто пятьдесят тысяч долларов. Дальше, твои водительские права только что аннулировали. Семьсот тридцать штрафов за нарушение правил дорожного движения придут к тебе очень скоро. Что тут с недвижимостью? Дом в Филадельфии. Тоже был. Все выплаты по закладной сброшены. И ты еще злостный неплательщик налогов. Пусть будет пятьсот тысяч. Я думаю, хватит.

Лицо Вольта вернулось на экран, Ким продолжал улыбаться, но вдруг пальцы предательски задрожали.

— Вы же не думаете, что я вам поверю? — сказал он в экран.

— Я уже упоминал, что мне плевать на твое мнение? Так знай это. И знаешь, что еще, парень, по закону жанра, люди вроде тебя должны оставаться несчастными. Хочешь, я предскажу тебе ближайшее будущее?

— Сделайте одолжение, — пальцы затряслись сильнее.

— А могу и прошлое. Тебя нашли через интернет. Привезли, рассказали байку обо мне и ушли, сославшись на нездоровье Чана. Он здоров как бык, но не хочет раскрывать карты раньше времени и знает — я вытянул бы из него всю информацию раскаленными клещами, если бы захотел… Тот, кто тебя привез, тоже не хочет светиться, ибо подобное я смогу произвести с любым. И сейчас, как только я отключусь, войдут люди и выкинут тебя из кабинета. Ты останешься один в Гонконге, да еще без денег. Остатки потратишь на телефонные разговоры, но не сможешь дозвониться даже до собственной любовницы. Может, напьешься с горя, а когда все же узнаешь, что я сказал тебе правду, залезешь в петлю к утру. Прощай.

Экран погас и одновременно с ним дверь, за которой скрылись Чан и Джек, открылась. Вот только вошли четыре накаченных мужчины в черных костюмах.

— Вас приказано вывести из здания, — сказал самый здоровый.

— Вы шутите? Я понимаю, смешно, но не до такой…

— Пойдете сами или вас вывести?

— Эй, Джек! Это не смешно!

Мужчины сделали шаг вперед.

— У меня контракт!

— Твой контракт аннулирован, — сказал мужчина и ударил Кима по лицу.

Проснулся переговорщик на маленькой лавочке в каком-то парке. Сначала он не понял, что случилось и где он и вообще…. Но тут, в черепной коробке словно разбилась бутылка с воспоминаниями. Толстая рожа, какой-то бред про аннулированные карточки и накладную. И наконец, кулак с перстнем на безымянном пальце. Он даже запомнил гравировку: «С».

Ким встал и ощупал карманы. Бумажник на месте, сотовый на месте. Поискал в телефонной книге номер Джека, но ничего не нашел. Странно. Если бы хотели, чтобы он не звонил, могли просто украсть телефон. В голове всплыло: «Ты потратишь всё на телефонные разговоры, но не сможешь дозвониться даже до собственной любовницы». Ким нашел ее номер, нажал на вызов.

Занято.

Еще одно предложение: «Вернее, было сто пятьдесят тысяч долларов». Как по заказу, неподалеку нашелся банкомат.

На карте осталось ровно семь долларов.

Ким еще с десяток раз попытался позвонить Лизи — она то не брала трубку, то говорила с кем-то еще. Он дозвонился до своего банка, до страхового агента и даже позвонил соседу в Филадельфию, чтобы тот проверил его почтовый ящик. Потом пошел в бар перекусить и проанализировать ситуацию. Туда ему позвонила Лизи и сообщила, что они расстаются. В банке не захотели разговаривать с злостным неплательщиком налогов и штрафов за опасную езду. Пригрозили позвонить в полицию. Тут Ким заказал первую стопку виски. Платил наличными.

К утру полиция Гонконга нашла тело переговорщика в дешевой гостинице с перерезанными венами. Когда его проверили, на счетах нашли 150 тысяч евро, еще установили, умерший был владельцем дома в Филадельфии. Связались с его подругой Лизой. Та заявила, что последний раз разговаривала с Кимом позавчера. Проверили, кому он звонил — оказалось, почти весь вчерашний день Ким провел, занимаясь сексом по мобильному телефону. С какой конкретно барышней он разговаривал, да и была ли это барышня — установить не удалось. Счет его телефона опустел, а на зеркале в ванной гостиничного номера Ким собственной кровью вывел: «7 толстых ткачей».

Марит
Солнце радовалось тому, что может осветить такое красивое здание. Что в нём красивого? Ну вот, хотя бы форма. Простая и оттого прекрасная. Четырехугольное здание с куполом наверху — старая православная церковь. Правда, еще тридцать лет назад солнце и не обратило бы внимания на этот дом, но с каждым годом он восстанавливался, обрастал разрушенными деталями и возвращал былое величие. Сотни узоров на белоснежной поверхности снова воспроизвели житие святых и великомучеников, на внешних сводах храма залетали ангелы, а купол засиял червонным золотом. Раньше полноту картины довершал крест, но нынешний хозяин церкви молился другому богу.

Солнце встает на востоке и пока у него не самый большой угол обзора. Оно не видит маленькую трубу, торчащую из западной стены. А к вечеру, солнце настолько устает, что не обращает на это внимание. Труба уродует превосходную упорядоченность древнего храма, оттуда никогда не прекращает валить сизый дым. Хоть летом, хоть зимой кто-то растапливает печь внутри церкви.

Молодой монах в черной рясе шел к зданию. В руках у него странный четырехугольный сверток — в нём бумаги, сложенные пачками. Сверток тяжел, а монах обессилен постами и воздержанием, так что несет ношу с трудом. Иногда останавливается, кладет ее, потом поднимает и движется дальше. Но на лице то и дело распускается улыбка — ему нравится цель, ради которой он несет сверток.

Церквушка стоит далеко от монастыря и живет здесь его благодетель, или, как сейчас принято говорить, спонсор. Благодаря нему монастырь вырос из ничего. Правда, он занял под жилье старую церковь, но взамен построил монастырь, отреставрировал часовню и теперь всего в трех километрах отсюда сотни людей получили возможность молиться Господу нашему, познавать истину в смирении и добровольном обете. А еще в его доме творятся настоящие чудеса…

Подойдя к церкви, монах постучал.

— Войди, — услышал он из-за старой деревянной двери.

— Я приветствую вас, брат Марит, ой простите, я не знал, что у вас гости. Это ваш брат?

Войдя, монах увидел двух мужчин, похожих друг на друга, как капли воды. Большие такие капли воды общим весом не меньше полутоны. Да, брат Марит не следит за весом и наверняка не соблюдает пост. А второй хоть и похож, но только на первый взгляд. Одежда другая — на нём черная сутана и крест на груди. На голове красная шапочка. Господи всемогущий, к брату Мариту пришел католический кардинал!

— Не волнуйся, — сказал Марит. — Это мой гость, кардинал Колтран. Он сегодня приехал из Ватикана и погостит у меня какое-то время.

— Привет, — пробурчал кардинал. На сутану Колтрана ушло не меньше пары аршинов ткани, наверное, пост ему тоже сугубо теоретический.

— Здравствуйте.

— А разве тебе не положено обращаться ко мне Ваше Святейшество?

— Боюсь, мы принадлежим к разным верам.

— К конфессиям. Мы оба верим в Иисуса Христа, Господа нашего и служим ему по мере наших скромных сил… впрочем, ты не та фигура, ради которой надо распинаться. Делай, что должен, а то мы замерзли.

Монах невнятно кивнул и потащил тюк к печке. Разрывая толстый полиэтилен, он еще раз подивился обстановке в церкви. Снаружи она ничем не отличалась от старинной, разве что труба и отсутствие креста, а так — то же самое. Но внутри иначе. Ни иконостаса, ни, собственно, икон, напротив, всё высокотехнологично. Три компьютера, на улице большая спутниковая антенна для бесперебойного Интернета. Помещение одно, но кровати нет — брат Марит или вообще не почивает, или спит в огромном кресле, что поддерживает его богатые телеса. Еще есть стол, заваленный бумагами, и шкаф с сотнями книг. В углу уж совсем кощунство — холодильник. И печка наподобие «буржуйки» возле западной стены. И именно печку должен топить монах.

Красивой бронзовой кочергой он открыл дверку и увидел, последняя партия уже сгорела. Он подкинул новую стопку, а сам полез в поддувало, чтобы вынуть пепел. Его раз в неделю настоятель лично развевает с вершины колокольни. Печка разгорелась быстро, и немудрено — и обычная бумага горит отлично, а деньги, как оказалось, еще лучше. Монах с легким злорадством кидал в печь доллары сотенными купюрами, пятисотки евро, фунты, рубли, йены… Печь загудела, заполнившись деньгами, как кошелек Рокфеллера, но в тюке еще достаточно. Монах взял пакет с пеплом, поднялся с колен и посмотрел на двух толстых мужчин.

— Вам еще что-нибудь нужно, брат Марит?

— Когда приедет грузовик с едой?

— Завтра.

— Хорошо. Свободен.

Монах поклонился и вышел, оставив толстую парочку наедине.

— Мне кажется, это позерство, — сказал Кольт.

— Быть может, — согласился Марит.

— А сколько из них не фальшивые?

— Не больше трети.

Кольт подошел к печке, открыл дверку и усмехнулся. Купюры сворачивались в маленькие рулончики, но пока еще можно определить наминал.

— Что нам ожидать? — поинтересовался кардинал, выпрямляясь.

Марит поморщился. Он не любил этот вопрос, как не нравилось ему и свое направление. До него им занимался Шалит, но на правах старшего предпочел более интеллектуальную среду. Теперь вместо приятного времяпрепровождения Марит сидит в глухомани и единственное развлечение — вот эта самая маленькая печь.

— Интерактивные деньги, — сказал он.

— Но это старо, неужели ты ничего не придумал?

— Старо или нет, тебя не касается! — взорвался Марит. — Мне хватило и вашего фортеля с кризисом!

— Зато теперь Китай потеснит Америку.

— Да и плевать! Дался вам этот Китай? Заваривая такую кашу, мы отвлекаемся от главного. Меняем осла на ослицу, которая еще наплодит нам проблем. Вы обвиняете меня в том, что я не придумал ничего нового, но смысл изобретать велосипед, если до цели можно дойти пешком? А что, допустим, ты сделал? Показал десяток святош-педофилов?! И этого толерантного папу?! А Вольт? А ведь у него одно из самых ответственных направлений. Я не говорю уж о Гнолте и Фарите. У этих вообще пусто!

— Кстати, о Вольте. Он говорит, скоро начнется очередная потасовка, — улыбнулся Кольт. Он знал — такие разговоры раздражают затворника. Вообще, Марит самый вспыльчивый из Толстых Ткачей, правда, и участок у него наряженный.

— Кто?

— Чан.

— Я могу стереть его за пару дней, да и Вольт тоже может…

— Мы думаем, за ним стоит кто-то еще. Не зря они достали такой хороший сценарий.

— Какой сценарий? — впервые Марит действительно заинтересовался.

— Какой-то писатель из Ростова недавно выпустил новую книгу. Ты не следишь за тем, что выпускают у тебя под носом?

— За всем уследить невозможно. Впрочем, я что-то такое слышал… «Сыны Тора», что ли?

— Одина. Сыны Одина. Очень любопытная вещь, между прочим.

— Да, это надо проверить. — Марит поерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее, но ничего не получилось. К весне кресло всегда начинало сильно жать. Он даже подумал купить новое. — А как твое направление? Я слышал, нашли еще одно Евангелие.

— Да, но это баловство. Я сейчас дописываю комментарии к Корану.

— И что, благодатная почва?

— Как тебе сказать… теперь и религий, как таковых, больше не осталось. Христианство себя изжило и, между прочим, по твоей недоработке.

— Что значит, по моей?! У меня всё шло, как по елею, пока Шалит не решил поменяться с тобой, а ты со мной!

— Хватит кричать. На то он и Шалит, чтобы всё менять. Я ведь тебя не обвиняю. Просто говорю, что в христианстве нам делать нечего, а вот ислам очень перспективен.

— ИГ уже почти дожали, а ты говоришь, перспектива! Я предлагал и предлагаю поддержать зеленых. Если бы мы тогда помогли хипарям, не было бы у нас такого технологического прогресса. В Шуме столько сновидцев! Ислам потому религиозен и фанатичен, что уровень развития этих стран…

— Ты учить меня вздумал? — хмыкнул Кольт.

— А почему бы и нет?

— Не стоит, — Кольт плеснул вина в золотой кубок и глотнул. — В сухом остатке и ислам не главное. Мое приоритетное направление на будущее — анархия и научный атеизм.

— Тоже мне удивил.

— Посмотришь. Скоро я добьюсь, чтобы вышел закон о свободном ношении огнестрельного оружия. Сначала в США, потом в Китае, а дальше Европа сама пойдет за нами, как собачка на поводке.

— Что за метафора?!

— Да, ты прав. Дерьмо, а не метафора. Наверное, сказывается… Что с кризисом?

— Нормально здесь всё! И даже не вздумайте лезть! Я и так еле успел повернуть, когда вы решили сделать ставку на Китай!

— Да прекратишь ты орать или нет?! У тебя здесь эхо, оглохнуть можно. Я просто интересуюсь.

— Интересуется он… пять книг из серии «Как выйти из кризиса» я уже выпустил…

— И только два бестселлера.

— Плевать. Я там не старался, да и не надо мне это. Так вот, сейчас готовлю серию на тему: «Кредитное благо». Экономики накачиваются долгами со страшной силой. Конечно, лет десять это всё еще будет как-то балансировать, но в результате мы выберем: война или депрессия. И в любом случае откинем в развитии человечество до нужных нам норм…

— Это стандартная схема.

— Ты прекратишь перебивать или нет?

— Только если ты понизишь звук.

— Методички для экономически университетов уже готовы…

— Это хорошо.

— Кольт!

— Молчу-молчу.

— Надо будет придумать еще какой-нибудь индекс, а то старые прекращают работать. Я пока думаю над этим…. И, конечно же, я помогу еще нескольким людям заработать.

— И так миллионеров стало в два раза больше.

— Это ваша ошибка. Не надо накачивать деньгами верхушку — это она сделает и без нас. Надо заполнить то, что под ней. Причем, чтобы деньги были легкими и их быстро тратили. А это уже работа Фарита и Гнолта. А еще Шалита. Но главным образом двух первых бездельников.

— Слышали бы они тебя…

— Пусть слышат! Я говорил им это в лицо уже сто раз! Мода доступнее и доступнее, а кулинарное дерьмо никто не хочет жрать!

— Это все из-за кризиса.

— Так а я про что? Вмешавшись, вы провалили такую простую идею, как накачать деньгами средний класс. Не мне тебе рассказывать, что лихие деньги — это воздух; а зависть — лучший стимулятор. Чтобы они работали, надо показать: вот этот живет лучше, ездит на мощной машине и трахает красивую телку!

— Но заставить работать не главное, Марит. Это всего лишь промежуточная стадия. Наша цель куда… дальше.

— Я предпочитаю действовать пошагово.

Кольт встал и подбросил в печку ворох ассигнаций.

— А с кем ты здесь спишь? — спросил Кольт.

— Здесь не только мужской монастырь.

— А-а-а. Я уж думал, ты пошел по стопам Шалита. Что покраснел?

— Не твое дело!

— Хм, да, дела…

— Заткнись! Мне это надо не так часто и всё равно, кто подо мной.

— А как сердечко?

— Хреново. Пятый инфаркт вдарил в прошлом месяце.

— Надо очиститься, Марит. Я выжат, как лимон. За месяц всего пару книг накатал и то дрянь и банальщину.

— У меня пропала чувствительность на правой ступне…

— Это ничего. Остался всего месяц. Вот когда не стоит, дело другое.

— У тебя?

— Нет, но, говорят, у Болта…

— Ха-ха-ха! У Болта винтик отсох?

— Говорят. Он выгнал прошлую свою… как ее… Мария?

— Не знаю.

— Пусть будет Мария. Он сказал, ему сделали замечательную куклу, и он ей доволен, но думаю…

— То-то он такой мрачный был.

— Ага. В его бюро недавно трое повесились. Он обновил личный состав три раза за полгода.

Болт
— По-твоему это машина?! — кричал толстяк, одетый в грязный синий комбинезон. — И этим ты хочешь потеснить «Тойоту»?!

Зазвонил телефон, Франц вздохнул с облегчением. Он поменял внешний вид модели уже пять раз, но главный конструктор всё равно вопил, как крикусеница, и требовал, чтобы переделали. А это явный перебор. Они ведь строят не ракету, а бюджетный автомобиль, и он не должен выглядеть, как Феррари.

Болт сделал Францу отмашку, тот выскочил из кабинета. Ткач подождал, пока за ним захлопнется дверь, нажал на кнопку, включающую прибор против подслушивания, и принял вызов.

— Болт?

— Нет, его высочество герцог Велингтонский! Чего тебе, Вольт?

— Как там с новым компьютером? В скором времени он может нам понадобиться.

— Сдурел? Выход новой операционки только через год, а последняя модель работает на той, что будет через десять!

— Это важно, Болт. Мы собираемся продюсировать новый фильм и надо, чтобы спецэффекты там были на самом высоком уровне. Чтобы всё было более, чем реально, а под это нужны новые мощности.

— Плевать! Я не собираюсь рушить все планы, только потому, что тебе приспичило снять очередной идиотский шедевр. Работай с идеей!

— Нет у меня идеи, Болт! Я пустой, как переспелый орех, до следующего очищения я не смогу создать ничего стоящего!

— Всё равно, — Болт нажал на кнопку селектора, вошла секретарша. Он жестом показал, чтобы ему принесли пива. — Всё равно, Вольт, я не могу настолько нарушить планы. Максимум на одну ступень, и то это очень сильно собьет график. У меня и без тебя дел по самые помидоры. А помидоры у меня сохнут!

— Значит, правда? — в голосе Вольта появились насмешливые нотки.

— Правда.

— А что твоя кукла? Ты же нам ее так расхваливал.

— С ней всё нормально. Через полгода она поступит в продажу вместе с книгой о безопасном сексе.

— Это хорошо, Болт, но нам очень надо снять фильм.

— А в чем дело?

— Война.

— Ого! А других способов провалить его…

— Нет. В том-то и дело. Здесь не получится, как с «Водным миром».

— Ты звонил Шалиту?

— Пока нет, — голос стал донельзя хмурым.

— Хочешь, я поговорю с ним?

— Правда?

— Да. У меня сейчас такое настроение, что я могу поговорить с пуританином о пользе противозачаточных.

— Спасибо, Болт.

— Не стоит. После очищения я снова стану веселым, на меня можешь не рассчитывать.

— После очищения мне не будет нужен Шалит.

— Ладно, до встречи. Может быть, придется работать совместно…

— Я не думаю, что Шалит даст добро…

— Посмотрим. Пока.

Болт повесил трубку, в это же время в кабинет вошла секретарша. Оно несла на подносе две бутылки пива и замороженный бокал.

— Пригласи этого бездельника и Батиста, — приказал Болт.

Девушка кивнула и вышла. Болт открыл пиво, налил в бокал и осушил половину одним глотком. В голове даже не зашумело, но жажда ушла. Правда, при первом мочеиспускании он проклянет баварских пивоваров, писая раскаленной магмой, но один хрен вылакает сегодня не меньше ящика. Сейчас алкоголь — последнее оставшееся удовольствие.

В кабинет вошли Франц и Батист. Оба с подобострастными улыбками и синяками под глазами. Впрочем, у Болта синяки проступали под тройными мешками. Он не жалел рабочих, но и сам спал максимум три часа в сутки.

— Значит так, Франц, — толстяк ткнул пальцем, стирая улыбку с лица инженера. — Свое дерьмо ты переделаешь. Мне не нужна машина, похожая на пачку сигарет. Обыватель должен получить красивую машину с плохим мотором, а не наоборот. Такую, что можно купить за десять-двадцать тысяч долларов, но чтобы без проблем ездила она пару лет. Простой человек должен порадоваться, что у него есть эта красавица, а его эго взыграло, как пузырьки в только что открытой бутылке шампанского. Он может хотеть Мерс или Лексус, но эти тачки останутся для него недоступными всю жизнь. Максимум, он будет говорить о них с друзьями за банкой пива или мечтать, засыпая рядом с некрасивой женой и слушая, не проснулся ли ребенок. У тебя должна получиться машина, которую он может позволить себе купить, если будет долго и упорно работать. Чтобы у него не осталось время на пиво с друзьями, чтобы, придя домой, он падал, а не мечтал. Терял сознание от усталости, но на утро вставал и шел пахать. На первом плане красота, на втором качество. А если ты идиот, я помогу, но это в последний раз!

— Спасибо, мистер Болтон!

— Молчи уже.

Болт залез в стол и достал чистый лист с карандашом. Он положил их перед собой и осушил бокал. Франц и Батист стояли и смотрели в четыре глаза. Всего пару раз они видели это, но запомнили навсегда. Сейчас главный конструктор мира станет творить чудеса.

Болтон припустил веки и взял в руку карандаш. Толстые пальцы-сардельки крутили деревянную палочку, а губы зашевелились. Отсюда услышать, что шепчет Болтон, трудно. Такое ощущение, он напевал считалочку или песенку, однако, последние два слова всегда произносил немного громче. Из его уст они звучали, если не зловеще, то уж точно странно.

— Толстые Ткачи… — закончил Болт.

Его глаза открылись, в них загорелся огонек энтузиазма. Из мрачного толстого мужика он как будто обратился ребенком. Глаза широко открыты, на лице мальчишеская улыбка и кончик розового языка высунут наружу. А руки мелькают по бумаге. Они рисуют идеально точные круги или квадраты, ассиметричные фигуры, сложнейшие механические узлы и пишут идеальным печатным подчерком. Франц однажды измерил чертеж Болтона. Измерил и напился с зависти. Любая окружность идеальна, каждая буковка совершенно одинакова, как будто не руки у Болтона, а машинный принтер. Он рисовал сложнейший чертеж в стольких проекциях и всего за несколько минут, а Францу на это требовалась неделя и помощь самых современных компьютеров. И Франц считался чуть ли не самым лучшим инженером-конструктором Германии. Он работал на производстве реактивных истребителей, гоночных машин и только много позже узнал, что примерно тридцать процентов узлов в сложнейших конструкциях разработаны Болтоном.

Его теперешний хозяин не просто хорошо рисовал. Он — творил. Прямо сейчас он рождал новую, никогда никем не виденную идею. И форма, и содержание новой машины будут полностью оригинальным, никто никогда такого не делал. И Болтон мог выдать такую идею в любое время. Достаточно того, чтобы пельмени под маленьким носом пробормотали стишок, оканчивающийся: «Толстыми Ткачами».

— Вот возьми, — Болт протянул исписанный листок. — Здесь еще чертеж нового цилиндра для Клифа. Он просил.

— Спасибо, шеф.

— Всё, вали.

Франц вышел из кабинета, Болт помассировал лоб и откупорил вторую бутылку пива. Маленькие карие глаза устремились к Батисту. Под взглядом бешеного поросенка у того всегда начинал болеть живот. Сегодня спазм еще сильнее, чем обычно.

— Теперь с тобой. Ты понимаешь, что придумал хрень?

— Простите, мистер, но я…

— Головка ты. Мне не нужен плазменный телевизор размером со стену. Тем более такой тонкий.

— Но это сэкономит столько места в доме…

— Слушай ты, скажи, зачем мы вообще придумали плазму?

— Чтобы сэкономить место, — опустил голову Батист.

— Правильно, а зачем нам экономить место?

— Чтобы у обывателя появилась возможность купить еще что-нибудь.

— Опять верно. Чтобы он купил себе еще одни столик, а курица-жена заставила его вазами и прочим барахлом. Чтобы он оклеил стену приличными обоями, иначе телик на ней будет смотреться плохо. Мы экономим место только с одной целью — чтобы больше покупали. А чтобы больше покупать, надо больше работать. И вся эта программа рассчитана не на миллионера, у которого дом размером с аэродром и которому нет смысла экономить место — у него его и так вдоволь. Нет, парень, мы делаем плазму для человека со средним достатком и достатком ниже среднего. Чтобы первые работали больше, а вторые им завидовали и работали, как проклятые. И плазменный телевизор три на пять метров, никто из них себе позволить не сможет.

— Но благодаря вашим идеям такой телевизор будет стоить всего лишь…

— Миллион долларов. Если мы такое выпустим, это будет стоить не меньше, сколько бы не стоило на самом деле. С этим пока всё, Батист. Оставим твой проект на пару лет, а там посмотрим. Что с информационной сферой?

— В Зимбабве построено пятнадцать интернет кафе, мы планируем удешевить цены на сотовые телефоны и услуги провайдера на Африканском континенте.

— Это хорошо, но мало. Как там с новой связью? Что с проектом спутникового интернета по всей планете?

— Уже давно готово, но сети сопротивляются. А спутники запускать пока дорого.

— Нажмем. Введем еще санкций против русских, пусть бьются за то, чтобы их ракеты хоть кто-то использовал и платил хоть какие-то деньги. Производство бюджетной модели телефонов с хорошим браузером налажено?

— Да. Скоро Китай и Корея начнут выпуск качественных и дешевых телефонов. Они уже есть, но телефон скоро будет стоить не больше пятидесяти долларов.

— Необходимо увеличить количество рекламы в интернете. Особенно в русском.

— В России число пользователей растет. Со сменой поколений восемьдесят процентов станут пользователями сети.

— Прекрасно. Идем дальше. Часы и прочие аксессуары?

— С часами сложно. Швейцарцы слабо идут на переговоры.

— Скажи им, если они не перестанут выделываться, я уберу их с рынка за год. Все их новейшие разработки мне известны, достаточно сдать их Америке, или тому же Китаю. Я их одними «эпплвочами» задавлю!

— Хорошо, босс. «Джиллет» теснит электрические бритвы…

— Это так и надо, дальше.

— Ракеты, самолеты?

— Да.

— В следующем году запустят еще пятнадцать спутников. Причем один специально для банковской системы. — Батист чуть не подмигнул Болту, но сдержался.

— Наш?

— Разумеется. Мы получим полный доступ, как только он выйдет на орбиту.

— Ну, это само собой…. Меня больше интересует расширение информационного поля.

— С этим всё в порядке. Мы действуем сейчас, в основном, через сеть, но ваша идея воскрешать бумажный носитель тоже развивается очень неплохо. В самолетостроении всё по плану, но здесь мешает некоторая нестабильность в таможне…

— Это не мои проблемы. Экономикой и политикой занимается Марит.

— Кто, простите?

— Неважно. Мы расширим экономическое пространство в самое ближайшее время. Индия, Африка, Китай — туда все поедут. С расширением торговых отношений, упростятся и таможенные контроли, а значит, в ближайшие пять лет многие получат возможность слетать туда, куда раньше летать было проблематично. Или плыть, или ехать. И мы должны обеспечить этим людям летающий, плавающий или ездящий транспорт.

— Всё идет по графику. Даже с опережением.

— Тогда последнее. Мне не нравится тенденция с пластиком.

— Вы имеете в виду экологию?

— Да плевал я на экологию! Мне не нравится, что бутылка колы в пластике стоит в три раза меньше, чем в стекле. Мне не нравится, что зажигалка стоит пару центов. Пока мы выпускали жидкости в большой таре всё было нормально, но теперь есть и поллитровые бутылки. Надо помочь зеленым.

— Я займусь этим.

— Хорошо, свободен…

3

Шалит
Москва. Кто-то, когда-то назвал ее третьим Римом. В последние годы она и вправду похожа на Рим, только Рим времен Калигулы.

Огромный клуб «Шалит» — заведение для избранных. Он чем-то напоминает ресторан «Гнолт» в Нью-Йорке, только критерии входа другие. Сюда пускают самых красивых людей со всего мира. Такого строжайшего фейсконтроля нет нигде. Из посетителей молодые модели с французских подиумов, актеры Голливуда, дети миллионеров, ибо они, почему-то, частенько вырастают красавчиками и красавицами. Почва, мульчированная долларовой зеленью, дает замечательные всходы.

Главное в клубе «Шалит» — попасть внутрь. Всё, от напитков, до услуг более интимного характера здесь за счет заведения. Если вы обладаете смазливой мордашкой, телом Аполлона, или его сестры Афродиты — вэлкам, и ни за какие деньги не пройти внутрь хотя бы чему-то некрасивому.

Играет музыка самых популярных диджеев, причем сами популярные диджеи тоже здесь. Ну, те, что покрасивей, естественно… Четверть клуба — огромный танцпол. На нём никогда не прекращаются пляски — клуб «Шалит» работает всегда. И днем, и ночью, без выходных и праздников. Около пятидесяти парней и девушек на зарплате у владельца исполняют простую работу — танцуют вместе со всеми в полураздетом состоянии. Захочет кто-нибудь из гостей уединиться с ними в отдельной кабинке — пожалуйста. Это даже считается хорошим тоном, как и то, что двери кабинки зеркальные внутри и прозрачны с внешней стороны. Никакой платы не взимается — зарплата рабочих больше, чем можно себе представить, да здесь никто и не заставит вас ложиться под лысого старика или пыхтеть на пузатой старухе. Все гости молоды и красивы, атмосфера очень дружественная и легкий, ничего не значащий секс — всего лишь приятное разнообразие. Всюду слышится смех, звонкие молодые голоса и стоны удовлетворяемой похоти. К услугам посетителей примерно пять тысяч наименований выпивки и пятьдесят видов наркотиков — под это дело рядом с клубом куплен целый пятиэтажный дом,переделанный под склад. Ну и, конечно, изысканные яства со всех концов земного шара. За всё платит добрый хозяин великолепного клуба «Шалит», а поставляет еду, бухло и дурь владелец ресторана «Гнолт».

А вот и он. Туша весом килограмм в триста восседает на большом диване в окружении трех юношей и пяти девушек. На Толстом Ткаче вообще нет одежды, зато он разрисован — сладкой пищевой краской на складках жира изображен классический костюм. Чресла прятать нет нужды — они прячутся сами в тех же складках, а еще прикрыты исполинским животом. Впрочем, костюм в некоторых местах с «дырами». Вкусную краску слизали девушки и юноши. Я не упоминал, что они тоже голые? Этот сектор клуба так и называется: «Голый сектор». Чтобы сюда войти, надо раздеться. Хотя отсутствием одежды в клубе никого не удивишь. Голые тела мелькают повсюду. Очень красивые голые тела…

Если вы подумаете, что окружение Шалита общается с ним или вылизывает его за деньги — это глубокое заблуждение. Как заблуждается тот, кто думает, что голые юноши — гомосексуалисты. Здесь вообще нет сексуального подтекста. Шалит окружен своими истинными поклонниками и почитателями. Теми, кому он подарил эту замечательную ночь. Каждый с удовольствием переспал бы с толстяком, но у того сейчас та же проблема, что и у Болта. Но на его настроении это никак не отражается. Он смеется за десятерых тонким, почти девичьим голосом. Со стороны можно подумать, он кастрат, но постоянные посетители знают — это совсем-совсем не так. За соитием Шалита прямо вот тут, в этом клубе, наблюдали сотни глаз, сотни раз. Когда такое происходит, на танцпол вывозят специальную кровать и посетители тянут жребий, чтобы попасть на нее вместе с Шалитом. Естественно, добровольный жребий и очередь выстраивается огромная, а победитель истинно счастлив. Для всех здесь Шалит — бог. Сатир, пришедший из сказок древности.

— За Шалита!!! — то и дело звучит из разных концов зала.

— Я пью за вас!!! — пищит толстяк на диване, а его голос пролетает по залу, усиленный громкоговорителями.

— Мой милый, ну когда же ты оправишься? — шепчет прекрасная нимфа и розовым язычком облизывает необъятный живот.

— О, моя дорогая, не пройдет и месяца, как я смогу снова поиграть с тобой, — отвечает толстяк и гладит девушку по голове.

— А почему так долго? — спрашивает Анри по-французски. Его голова лежит на черной ляжке, похожей на ствол дуба. Тело Шалита полностью лишено волос — у него нет их даже на бровях. Белокурые локоны Пьера измазаны в сладкой краске, на прокаченной груди лежит медвежья лапа Шалита. — Я так хочу…

— Это плата, мой мальчик, — переходит на французский Шалит. — Плата за мой образ жизни. Но не волнуйся, это ненадолго.

— Ты такой загадочный.

Ко второму уху приблизились губы еще одной нимфы. Ее язык изучает ушную раковину, а Шалит закрывает глаза от удовольствия и мурлычет, как новенький трактор.

— Лиза, твой язык возносит меня на поля Элизиума, я словно упал в бездну, а ты тянешь меня наверх, — воркуют губы хозяина клуба. — А меж тем у меня для вас новости, мои молодые друзья. Выходит моя очередная книга.

— О, Шалит, литература — это так скучно, — говорит Андрей. Он лежит в объятьях Лианы, модели из Лондона. Оба покрыты потом, после того, что пять минут назад проделали прямо посреди стола.

— Не могу согласиться с тобой. Пойми, мальчик мой, смотря какая литература. Ты не читал мою прошлую книгу «Что естественно…»?

— Прости, Шалит, нет. А о чём она?

— Тебе необходимо это прочитать. Там я рассуждаю о неправильности сексуального поведения партнеров. Я заявлял, заявляю и буду заявлять: презерватив — бич общества! Наши тела созданы в первую очередь для того, чтобы наслаждаться телами друг друга или своим собственным телом. Как можно получить хотя бы каплю удовольствия, когда то место, что несет в себе начало новой жизни, окутано проклятой резиной? Если ты хочешь безопасности, — Шалит, поморщился, как будто съел что-то кислое, — тогда дрочи. Это не менее достойное занятие, чем обезопасить тебя таким образом.

— Но, Шалит, а как же залёт? — спросила Мария, делая затяжку из косяка.

— Милая моя, а разве у тебя нет головы, чтобы посчитать свои кровавые деньки?

— Но если очень хочется?

— Тогда учись получать удовольствие от других отверстий в своем теле. Но надевать на себя ЭТО — мерзко.

— А СПИД?

— А что СПИД? Разве нельзя провериться и проверить партнера? Или еще интереснее, не проверяться совсем. Ведь когда не знаешь, что тебе грозит, плод становится еще желанней. Неизвестность таит в себе безбрежное наслаждение, моя милая. Когда плод запретен вдвойне, он вдвойне вкусней.

— А о чём твоя новая книга? — встрял в разговор Анри.

— Называется: «Перечень ночных клубов Европы. С иллюстрациями». По-моему, название говорит само за себя.

— Но никакой из них не сможет сравниться с твоим!

— Это, может, и так, но зачем оказывать себе в разнообразии?.. О, простите, мои дорогие. Настя, ты не могла бы посмотреть, кто мне звонит?

Настя перевернулась и взяла платиновый телефон Шалита.

— Написано: Болт.

— О, моя хорошая, давай быстрей сюда. Если он звонит, значит, это что-то важное, — Шалит взял трубку и принял вызов. — Ало? Да. Ты уже здесь? А почему не предупредили? Ах да, я же отключал. Хорошо, поднимаюсь. Простите, мои дорогие, но у меня срочная деловая встреча.

— Ну Шали-и-ит… — заныл хор молодых голосов.

— Папочке надо зарабатывать эти проклятые бумажки, чтобы мои молодые боги могли ни о чем не думать.

Вся компания со смехом и шутками помогла Шалиту подняться, а несколько языков слизали с него еще немного вкусной краски. Если бы они знали, что входит в состав…. Впрочем, если бы узнали, это ничего не изменило.

Шалит прошел по залу под звуки приветствий и тостов, заглянул на танцпол и даже сделал несколько па, заставивших жирное тело «поволноваться». Все были в полном восторге. И только когда Шалит вышел в большой дверной проем, помахав посетителям на прощанье, веселье с него слетело как листья осенью. Лицевые мышцы расслабились, позволив рту изогнуться вниз под весом щек. Глаза сузились до размеров однокопеечной монеты, а из походки пропала веселая грация накуренного бегемота. Шалит превратился в Первого Толстого Ткача.

Клуб «Шалит» — трехэтажный. Резиденция хозяина расположена на третьем. Здесь нет пестрящей роскоши первого этажа или интимной тьмы второго, напротив. Обстановка строгая, как будто из царства разврата попадаешь в библиотеку. Собственно, это и есть библиотека. Сотни шкафов с книгами и рабочий стол с двумя креслами — вот и всё, что есть на последнем этаже клуба «Шалит».

Оба кресла огромные — в них, как правило, сидят Толстые Ткачи. Одно уже занято — в нём устроился Болт. Шалит и не подумал поздороваться или протянуть руку, а просто сел напротив. Толстых Ткачей связывало так много…. Можно сказать: они никогда не расстаются, и приветствие — для них лишнее.

— Что у тебя? — спросил Шалит. Болт сидел с бокалом пива в руках, Шалит закурил тонкую сигарету.

— Я по просьбе Вольта.

— Он не мог сам приехать или позвонить?

— Не мог.

— Понятно. Его сила на исходе?

— Как и моя. Только ты и Фарит свежие, как огурцы… ты видишь, к каким метафорам мне приходится прибегать?

— Просто у нас всё идет, как надо, вот мы и… И я тоже почти на нуле.

— Вольту нужен гениальный сценарий.

— Насколько гениальный?

— Очень. Нам угрожают войной и надо ударить первыми. Здесь только два выхода: зрелищность или глубина.

— А что мешает сделать фильм зрелищным?

— Я. Чтобы побить спецэффекты второго Аватара, придется доставать слишком много нового, а это противоречит планам. Нам нужно что-то сверхгениальное.

— Еще одна история про голубых?

— Да, твои силы тоже на исходе, — покачал головой Болт. — Этим уже никого не удивишь.

— Тогда надо давить на моральные ценности, — пожал плечами Шалит.

— Ну, так ты же у нас по этой части.

— А, понятно, — Шалит сделал глубокую затяжку и откинулся в кресле. — У Вольта есть сценарий, который не вписывается в современную мораль.

— Наверное. В любом случае, ничего нового он пока придумать не сможет.

— А если подождать очищения?

— Может быть поздно.

— Значит, совместное творчество. Но это опасно. Вместе мы можем выдать такое, что перевернет Мир.

— Да, но не на грани наших сил. В течение недели надо себя опустошить и к среде взяться за дело.

— Мне не нужна неделя, — поморщился Шалит. — Я уже пуст, как жбан самогона из запасников деревенщины.

— А остальные?

— Фарит единственный, кто еще может родить что-нибудь, но это и хорошо. Один из нас должен быть сильным. Насчет Вольта не знаю и Гнолт…

— Гнолт пуст. Я видел его последнюю книгу. Чушь полная.

— Да? Ну тогда незачем ждать. Давай сейчас.

— А как же…

— Сейчас проверим. Ты звони Вольту и Гнолту, а я Фариту, Мариту и Кольту.

— А здесь есть место, чтобы я уединился?

— А у тебя нет квартиры в Москве?

— Есть. Хорошо съезжу…

Семь Толстых Ткачей
Планета вертится, как веретено, каждый день вплетая в наши жизни нити непредсказуемости, нити судьбы. С одного конца полушария — это белые нити радости и горя, удач и разочарований. Нити жизни. С темной стороны — это черные нити пустоты и отчаянья, раздумий и меланхолии, любви и ненависти. В семи маленьких комнатках по всему миру сидят те, кто умеют плести эти нити. Семь Толстых Ткачей собрались сегодня поработать, каждый устроился в специальном, разработанном Болтом кресле — усиленном и многофункциональном.

Любой Ткач может себе позволить купить Тадж-Махал и работать в нём, но, чтобы творить волшебство — а это собираются делать семь толстяков — нужна маленькая, тесная и уютная комнатка. Чудеса любят уют и тишину, обыденность — шум и простор.

Перед Ткачами пылает экран монитора и клавиатура. Окон в комнатах нет, либо они тщательно зашторены. Текстовый редактор открыт и бел — призывает записать на себе шедевр. Как робкая девственница хочет, наконец, лишиться невинности и перейти в другую фазу жизни, так и виртуальная страница требует одеть себя в текст, разорвать плеву и стать чем-то. Первый партнер может оказаться неумехой, тогда страница оденется в рваное одеяло безграмотности или утонет в кружевах лишнего. Это станет для виртуальной страницы большим разочарованием, ведь даже плохой наряд лучше пустоты. Но в этот раз страница может оставаться спокойной. Сегодня руки писателей опытны и не в первый, и даже не в тысячный раз ваяют чудо. Делают то, благодаря чему правят Миром.

Толстые ладони лежат на клавиатуре, указательные пальцы деликатно поглаживают выпуклости на «F» и «J». Это своеобразный петтинг — прелюдия перед зачатием от страницы. Их глаза закрыты, но даже если кто-то приподнял веки, не бы увидел зрачков и радужки. Глаза Семи Толстых Ткачей развернуты на сто восемьдесят градусов и рассматривают собственный мозг. Над каждым домом, где сидит Ткач, загудело — это Ветер поприветствовал своих слуг. В комнатах запахло терпкими восточными пряностями, зашуршали бумажки, шторы, волосы некоторых Ткачей тронул порыв Ветра — он уже внутри, уже в комнате.

Но вот началось! Губы зашевелились и зашептали. Ткачи на разных концах света, но это не мешает им вести диалог, не мешает настраиваться друг на друга, не мешает вступить в контакт со своим Богом.

— Петли крутим, — сказал Фарит.

— Плетём сети, — согласился Гнолт.

— Знают все во Тьме и Свете! — похвастался Вольт.

— Мир меняем мы сейчас, — констатирует Марит.

— Мир меняется без нас, — возражает Кольт.

— Явись, Муза, не молчи! — просит Болт.

— Просят Толстые Ткачи! — представляет всех Шалит.

Прошептав эти строки, они садятся ровно и открывают глаза. Зрачки расширены настолько, что угрожает занять всё глазное яблоко. У всех, кроме Шалита, на голове есть хоть какие-то волосы, они завиваются и медленно шевелятся. Заплетаются, скручиваются, отражая тот хаос, что творится в голове.

— Итак, что мы имеем? — спрашивает Фарит, хотя в комнате он один.

— Нам нужна высокоморальная или аморальная история? — спрашивает Шалит, находясь за несколько тысяч километров от Вольта.

— Я думаю, как всегда — серединка на половинку, — говорит Вольт.

— Понятно, — сказал Фарит, его пальцы забегали по клавиатуре. Синхронно с ним еще шестьдесят пальцев повторяют ту же операцию. — Допустим, главная героиня — женщина.

— В возрасте, — соглашается Кольт.

— Правильно, — вторит Гнолт. — Сейчас старики смотрят фильмы очень хорошо, молодежь по сериалам больше. Можно привлечь какую-нибудь старушку-актрису, публика это нравится.

— Мудрая бабка, но будет в кадре не всегда, — говорит Шалит.

— Положим, история ее жизни. Она рассказывает внучке, что случилось с ней в прошлом…

— Только не надо превращать всё в любовный фарс.

— Но без любви тоже нельзя. Любовь — ключ к сегодняшнему зрителю. На нее так всё завязали, что фильм без любовных соплей никто не воспримет серьезно. Скажи спасибо за это Шалиту.

— Спасибо, Шалит.

— Не за что.

— Не отвлекаемся! Итак, она рассказывает внучке…

— Внуку.

— Правильно, внуку. Слишком много баб отпугнет мужскую аудиторию.

— Но о чём?

— История должна быть о чуде. Пренепременно о чуде, но не слишком… Люди снова поверили в чудо, это хорошо, это отвлечет их от научного атеизма прямо в лапы атеизма обычного. Только без эльфов!

— Верно — никаких эльфов.

— Может, хватит зубоскалить?

— Кстати, надо добавить несколько забавных сцен.

— Да, но только в диалоге. Что-то вроде игры слов…

— Негры?

— Афроамериканцы, Фарит, афроамериканцы.

— Ничего не имею против. Кого будем приглашать?

— Уилл Смит?

— Морган Фриман?

— Холли Берри?

— Нет! Только не негритянку! Их в последнее время и так полно…

— Значит Смит?

— Нет, найдем молодого и неизвестного. Только ради политкорректности, а сделаем ставку на белых. Черные белых по-настоящему уже давно достали…

— Тогда кого?

— Молодого и красивого. Посмотрим…

— Вы опять отвлекаетесь! С черными разберемся позднее, нам надо нормально начать! Бабушка говорит с внуком…

— Но о чём она говорит?

— «Знаешь, бабуль, а ведь ты, наверное, видела много за свою жизнь», — по-моему, лениво. И запятых много. И мало тире. Писатели обожают тире!

— Уважение к старикам сейчас в топе. Они живут так долго, что скоро на них человечеству снова придется работать с четырнадцати лет, хи-хи! Детский труд снова будет в моде!

— Четырнадцать — это поздно…

— Так о чём она ему рассказывает, бездари?!

— Это просто. О том, как в детстве она заметила…

— И, может, ей даже показалось…

— И такой, знаешь, голос за кадром…

— Да-да! Что она видела…

— Эльфа!

— Никаких эльфов!

— Фею?

— Гнома?

— Принца!

— Да! Принца! Принца, из загадочного королевства!

— Ба-ана-альщина-а-а…

— Нет, позвольте, я настаиваю! Именно принца и именно из загадочного королевства!

— Похоже на…

— Алису, да, но это не такое королевство.

— А какое?

— Никакое!

— Принца из Никакого Королевства, так и запишем. Название хорошее, но в чём смысл?

— А смысл в том, что он взрослый! В смысле, юный, а не ребенок!

— Да, и она в него влюбилась!

— Поехали дальше. Пока выходит второсортное фэнтези…

— Ха! Добавим реализма, и всё будет в ажуре. Я всегда так делаю!

— Что за выражение, мы не в России!

— Это ты не в России, а я — в России.

— Дальше!

— Дальше — больше. Больше, больше тире! Писатели их обожают! Ее увезли и она — забыла!

— А он?

— А он и не помнил. Да и вообще, он ни при чём. Это «Никакое Королевство» — всего лишь завязка. Намек на то, каким будет весь фильм.

— А-а-а, ик, аллегория, значит. Ну-ну.

— Да, типа познать непознанное, найти потерянное и прочая такая фигня…

— И она всю свою жизнь, будет искать принца из Никакого Королевства.

— Станет археологом?

— Журналистом!

— Точно! И будет ездить…

— Брать…

— В…

— Интервью, Шалит, интервью.

— Ну, можно и интервью.

— У кого?

— Обязательно какой-нибудь арабский шейх.

— А еще самурай. Я настаиваю на самурае!

— Ага. Шейх окажется просто душкой…

— Но у него гарем.

— А самурай?

— Элементарно. Он ведь служит своему, как его…

— Оябуну?

— Шалит, откуда ты берешь эти слова?

— Из кино, ну, и понравилось, как звучит.

— Нет, Императору. Она познакомилась с ним на приеме у Императора.

— Но двоих мало.

— Простой парень, может, работник на ферме…

— Это само собой, но ближе к концу и между вторым и третьим.

— Тогда сын миллиардера?

— Можно, но лениво.

— Фантазер!

— Да. По профессии…

— Художник, археолог, писатель, поэт, актер…

— Последнее. Можно привлечь Джонни Деппа…

— Он в подобной тематике сниматься любит.

— Троих достаточно. А перед актером тот самый парень с фермы.

— Бурная ночь, внезапная беременность, а пока она на сносях, как раз роман с актером.

— А почему разошлась?

— Актеры очень самовлюбленные. Застукала с любовницей.

— С тремя. А когда приехала к сельскому парню, он уже женился.

— Она так ему ничего и не сказала.

— Пришлось родить, потом воспитывать и найти в этом смысл жизни. Но пока растила ребенка, она повстречала еще кого-нибудь?

— Быть может. Старого мудреца, который говорил ей о том, что надо жить сегодняшним днем, а в душе надеяться на чудо. Он помогал ей и она вышла бы за него замуж, если бы он не был слишком стар и… не умер.

— Потом рассказ, как она наблюдает за взрослением дочери, как та делает ошибки, как принимает правильные решения, превращается в женщину, а главная героиня стареет и увядает.

— Но она счастлива. Да, она не жалеет. Подходим к концу.

— Рассказ кончается, внук говорит, что, бабушка, ты, типа, жжешь!

— Опять эти ваши запятые! Тире надо!

— И уходит. Потом дочь, с молодым красивым мужем забирает внука и уезжают. А она сидит в том самом доме, как в детстве и вспоминает то, с чего все начиналось.

— И приходит принц!

— Разумеется. Приходит и сажает ее на лошадь, а потом увозит в недоступное никому Никакое Королевство.

— А на завтра ее тело находят. Она сидит в кресле качалке с посиневшими губами, но на них улыбка.

— И заключительный кадр. Она в том же возрасте, что в середине фильма и смотрит с высокой башни в подзорную трубу.

— И видит, как ее тело опускают в могилу.

— Она поворачивается, перед ней мужчина ее мечты.

— По-моему, диалоги у нас получились достаточно реалистично.

— Да, но описание местности…

— Это не книга, а сценарий. Вольт?

— Я думаю, у нас есть, что противопоставить Чану. Возьмем режиссера получше, он все сделает. Может, я сам займусь…

Зрачки сужаются, Семь Толстых Ткачей откидываются на спинку. Они глубоко вздыхают. Перед ними семь абсолютно одинаковых текстов, но они ничего не видят кроме лица, горящего черными волосами. Теперь, когда их связь прервана, они перестают двигаться синхронно. Каждый дает себе передышку, но ненадолго. Всех обуревает страшная жажда и голод. Еще бы — они не пили и не ели двое суток.

Дмитрий
Дима сидел в офисе и курил вторую сигарету подряд. Три месяца назад его произвели в заместители директора, дали вот этот кабинет, но счастья не дашь. Можно повысить в должности, увеличить зарплату втрое, можно заставить сотрудников лебезить и фальшиво улыбаться, можно дать власть, но не счастье. Вроде, Диме стоит завидовать. На работе хорошо, дома жена и пара детей, оба отличники. Здоровье тоже в порядке, вполне позволительно и отдыхать, и работать. Но счастья нет… Бывает так, кто-то находит счастье, допустим, в детях, не имея ничего более: ни богатства, ни власти, ни признания, ни славы, ни успеха, ни удовлетворения амбиций. Дети = счастье, и всё. Бывает, это счастье точно так же ловится на рыбалке, бывает, его находят на самом донышке бутылки, бывает, в женщине, в мужчине, в работе, в компьютере. А бывает, счастья не находят, как старательно бы не искали. Бывает, счастье находит тебя. А бывает, тебя находит совсем другое.

Зазвонил телефон. Дима затушил сигарету в пепельнице и поднял трубку.

— Ало, — сказал знакомый голос. — Ало, Дмитрий Захарович. Мне передали, что вы звонили.

— Да, Максим. Я хотел узнать, есть ли сдвижки по делу?

— Простите, Дмитрий Захарович, но всё по-старому.

— Господи, Максим, прошло уже полгода, а вы так ничего и нашли?

— Дмитрий Захарович, я же уже сто раз вам говорил: в таких делах, если не нашли ничего по свежим следам, можно считать — глухарь. Вашего брата убил профессионал это совершенно ясно, но мы даже не можем сказать, какой у него был мотив. А без мотива тоже очень трудно работать. Из-за пожара улики сгорели, хотя я сомневаюсь, что там что-то было.

— Но у вас же был след. Унесли системный блок компьютера…

— Но зачем и что там было, мы не знаем, Дмитрий Захарович. Ваше предположение, что его убили из-за книги, не подтвердилось. В издательстве нам сказали, что книга им сначала понравилась, но ничего особенного в ней не было. Просто обычная фэнтези. Занятная вещь, но совершенно не провокационная.

— А вы читали ее?

— Нам предоставили текст, и я все прочел. Типичная книга про колдунов там и про вампиров. Ничего, что могло бы дать реального следа. И ваши предположения, что здесь замешано издательство тоже не подтвердилось.

— Да, но они так и не издали книгу.

— Главный редактор сказал, что у них куча интересных рукописей, а возиться с той, у которой умер автор, им совершенно не нужно. Вы уж простите, Дмитрий Захарович, но мы сделали всё, что в наших силах.

— Я найму частного детектива.

— Дело ваше, но я бы не советовал. Только потратите деньги впустую. Мы тщательно занимались убийством вашего брата, поверьте. Хоть про нас и говорят много гадостей по телевизору, но мы умеем работать.

— Спасибо, Максим.

Дима повесил трубку и не стал слушать прощание милиционера. Он вытащил сигарету из пачки и закурил. Счастья нет…

Вечером того же дня Дима сидел в зале своей квартиры примерно в той же позе. В помещении можно вешать топор, на журнальном столике бутылка пива, в руках старая засаленная рукопись. Книга его брата. Что бы ни говорил мент, Дима не сомневался — дело в ней. Он знал ее почти наизусть, потому как перечитывал уже раз двадцать, но ответа не находилось. Неплохое городское фэнтези. О литературных достоинствах языка или фабулы Дима ничего сказать не мог — не разбирался, но книга интересная, это точно.

Дима читал где-то на середине, когда окурок обжег пальцы. От досады он захлопнул книгу и сделал глоток из бутылки — курить и пить он начал полгода назад. До этого редкий трезвенник и поклонник ЗОЖ Дима посмеивался над братом, который как раз придерживался другой точки зрения. Правда, курил он, когда оставался в одиночестве. Но жена и дети уехали к теще на выходные, и он позволил себе расслабиться. Ну и надымил же! Он поднялся с кресла, рукопись плавно соскользнула с колен, небрежно упала на мягкий ковер. Босые стопы бесшумно прошли по ворсу до окна, створы пластиковой рамы распахнулись, выпуская дым наружу. Потянуло свежестью, легкий ветер подрастрепал димины волосы. Он с неприязнью поглядел на указательный палец — там ожог от сигареты. И тут ветер принес какой-то другой запах. Специи какие-то? Что-то типа кориандра. Он вернулся в кресло, оставив окно открытым.

Нет, так не пойдет. Дима попытался поставить себя на место убийцы. Уже в сотый раз попытался! Но, то ли выпивка помогла, то ли до сего момента мозг не хотел работать правильно, дельная мысль пришла в голову только сегодня. Перед смертью Сашка удалил свой раздел на одном популярном литературном сайте. Тогда, сразу после убийства, это проверили. Предположение, что это сделал убийца, не подтвердилось. Нет, мог и убийца, но с той же вероятностью мог и Саша — многие писатели перед бумажной публикацией удаляют тексты из Интернета, некоторые издательства даже в договоре это прописывают. На том милиционеры и сошлись. Впрочем, винить их не в чем — сработали профессионально. Взрыв в квартире унес жизни четырех человек, не считая самого Сашки — тот к тому времени уже умер. Громкое дело даже попало в газеты, но быстро затухло. Ни следов, ни мотивов, ничего. Но всё равно — разгадка в книге.

Как убийца вообще узнал о ней? Ответ напрашивается сам собой — наткнулся в Интернете. Разрабатывалась версия, что это кто-то из завистников. На сайте публикуемых авторов капля, а остальных — море. Но даже если и так, найти убийцу из шестидесяти тысяч писателей со всей России — бесперспективное занятие. Милиция просмотрела восстановленные данные его отдела, но опять никаких зацепок не нашла.

Дима взглянул на первую страницу рукописи. Просто ворох бумаг, отпечатанный на принтере и сшитый степлером. На странице название: «Когда приходит Муза». Главный герой, писатель, попавший в разборки между вампирами и колдунами. В конце он спасается, угрожая и первым, и вторым напечатать книгу об их жизни. Ничего особенного и ничего уж очень оригинального, если честно. Но ответ где-то здесь, где-то рядом.

Так, ладно. Если бы кто-нибудь убил брата из-за книги, он должен ее вначале прочитать. Вряд ли это маньяк-букинист. Судя по тому, как совершено убийство, профессионал. А профессионалов нанимают. Значит, есть еще и заказчик. Допустим, он случайно натыкается на книгу. Таких книг миллионы, но что-то ведь его заинтересовало. Название книги? «Когда приходит Муза» — что здесь такого? Пока неясно. Тогда с чего начинается книга? С того, как главный герой, писатель классической прозы, пишет роман о вампирах под заказ. С этого всё и завязывается. Книгу публикуют, оказывается, писатель точно попал и описал вампирскую жизнь, какая она есть. И что отсюда получается? Убийца вампир? Бред! Что-то другое.

В самом начале рукописи писатель впадает в так называемый «творческий затык». Он не может ничего написать уже полгода, встает на колени и молится Музе. А ночью ему снится как раз про вампиров. Утром звонит издатель и предлагает написать какое-нибудь легкое произведение, фантастику какую-то, раз уж в серьезной прозе ничего не получается. И писатель решает написать роман о вампирах. Тот становится бестселлером и пошло-поехало. Так, постой, тут что-то не так.

Дима встал и пошел в спальню за ноутбуком. В нём электронная версия книги, восстановленная с отдела литературного сайта. Отдел действительно восстановили, а еще поместили на нём некролог и пожелания родным и близким крепиться. Правда, впоследствии на сайт совершили нападение хакеры и почти половина книг пропала. По случайности и раздел его брата, но у Димы хранились копии. Он вернулся с компьютером в комнату, открыл файл. Начало… всё пока сходится… Точно!

Дима откинулся на спинку и трясущимися руками полез за сигаретой. Рукопись, присланная братом незадолго до смерти, и та, что скопирована с интернета, отличаются! С сигаретой в зубах Дима пролистал рукопись, сверяя с книгой в компьютере. На первый взгляд отличий нет, только молитва в самом начале, но, если присмотреться…

Дима просидел, сверяя куски рукописей до трех ночи, и нашел пятнадцать мелких различий и одно крупное — замеченное в самом начале. Кто бы ни редактировал книгу, сделал он это мастерски. В некоторых местах текст менялся, но смысл сохранялся и на основном повествовании это не отражалось. Дима вернулся к первой странице. На ней то же самое, что в компьютере, только на бумаге есть текст молитвы к Музе, а на экране нет.

— Прошу тебя, моя Королева, — начал читать Дима, — не оставляй меня в этот час. Упорядочи хаос в голове, протяни холодные пальцы разума и соверши волшебство. Прими меня в Ледяные Чертоги логики, придай вымышленному узору моего ума правдивый узор вечности. Прошу тебя, Муза, приди ко мне…

Ну и что в этой молитве такого? Ответ не приходил, мысли всё больше запутывались и страшно хотелось спать. На журнальном столике выстроилась батарея из бутылок и открытый ноутбук. Дима протянул руку, чтобы закрыть его, но ладонь, будто даже не по своей воле, упала на клавиатуру. Пальцы неестественно изогнулись, сформировались в подобие куриной лапы и, опустившись на черные квадраты клавиш, напечатали: «Вечно».

Внезапное безразличие охватило Димой. В комнате похолодало. Изо рта валил сигаретный дым. А, нет, погодите. Это не дым, это пар выходит. Он протянул вторую руку и допечатал: «сть». Легкий аромат кориандра растворился, в комнате словно открыли окно в Арктику.

На странице, заполненной словами брата, слово «Вечность» сияло, хоть и ничем не отличалось от остальных. Дима положил ноутбук себе на колени, зажал две клавиши Ctrl и «А». Весь текст окрасился синим. Дима нажал на стрелочку, направленную к плюсу. Экран очистился, но перед глазами застыло одно слово. Вечность. Дима никогда не умел быстро печатать на компьютере, а тем более не владел десятипальцевым методом, но ладони легли на клавиатуру, как надо, и написали:


«Тихий прохладный вечер опустился на Валгаллу. Знал ли Один, что там, за длинным мостом, обитают те, кто поклоняется ему и сейчас. А если знал, почему оставил их? Ведь не пропали в Мире герои, не сгинули воины и кровь по сей день закипает в их сердце, как в скороварке. Но Один больше не смотрел сквозь густые и мокрые облака. Для Одина герои погибли со смертью Бальдра. Для мрачного и некогда бравого бога уже наступил Рагнарек. Но поверь мне, читатель, и герои не пропали, и Один неправ, что не приходит больше в Подлунный Мир. Об одном таком герое я тебе сейчас расскажу»…


Пальцы летали, а время текло. Не бежало, а текло, словно река, заполненная осенней шугой — тихо, вальяжно. Дима не увидел, как в открытом окне забрезжил рассвет, не почувствовал голода, пока на плечо не опустилась рука. Он вздрогнул и увидел взволнованное лицо жены и детей. Выходные прошли, они вернулись домой.

4

Кахома
Чан шел по золотым коридорам довольно долго. Хозяин отеля «Голден» в Токио выложил к себе дорогу из натурального золота. Как и в Гонконге, кабинет на самом верху, только принадлежит не Чану. Кахома — богатейшая корпорация, владеющая частью акций таких гигантов, как «Тойота», «Кока-Кола», «Макдоналдс» и «Майкрософт», однако из недвижимости у нее лишь пять отелей Голден и офис в Гонконге. Акции самой Кахомы распределены между двумя людьми: сорок процентов принадлежит Чану, шестьдесят основателю корпорации — Ушито Кахоме. А вернее, сыну Ушито.

Ли Кахома — тридцатилетний мужчина, работающий в корпорации уже восемь лет, зарекомендовал себя еще при жизни отца. Блестяще окончил Кембридж, проработал в корпорации семь лет и почти честно занял пост вице-президента. И уже год как управляет ей в качестве президента. Чану пришлось совсем немного похлопотать, чтобы подтолкнуть его начать войну против Семи Толстых Ткачей. Ли сильно и не противился. Толстые Ткачи давно надоели еще Ушито, и большая часть ненависти перешла к сыну.

«Кахома корп.» заработала свои немалые капиталы на биржевых махинациях и никогда не лезла на рожон. Всегда исподтишка, всегда из-за угла, всегда тайно и никогда в открытую. Такой лозунг Чан и Ушито сформулировали себе сорок лет назад и к концу жизни оба подошли миллиардерами. Но у Ли виденье будущего корпорации серьезно отличалось от сиденья Ушито. Молодая кровь требовала славы, войны и сильного противника. Толстые Ткачи подходили под все категории. Имели славу, которую можно отобрать, любили воевать и не найдешь противника сильнее под голубым небом. Победи их, или хотя бы ограничи власть — тебя ждет почет, невиданный со дня сотворения. Но задача сложна, очень сложна. Практически невыполнима.

Перед золотыми дверьми два серьезных мужчины. За спинами мечи, но это скорее дар причудам хозяина отеля. Ли очень любит истории о самураях, отсюда и эта самурайская тематика повсюду. Но под пиджаками у охранников пистолеты и они умеют пользоваться ими гораздо лучше, нежели тонкими полосками стали.

Оба поклонились Чану и открыли дверь. Войдя, старый китаец попал в большую комнату. В правом углу рабочий стол, в другом диван, а посредине большая бадья с горячей водой. В ней президент корпорации Кахома с двумя голыми девицами. В руках бокалы шампанского, девушки не азиатки, а какие-то европейские модели.

— Простите, Чан-сан, что встречаю вас в такой неформальной обстановке, — сказал молодой президент. — Я скоро окончу и мы поговорим.

— Ничего страшного, Ли, — ответил Чан.

Старик прошел к дивану и сел. Он уже давно почти не пил — здоровье не позволяло — и с завистью наблюдал за молодыми крепкими телами, вылезающими из офуро. Девушки не настолько заинтересовали его, насколько Ли. Безупречно сложен, мышцы играют и переливаются — Ли не обижает вниманием тренажерный зал. Когда-то и Чан был таким — здоровым и сильным, готовый проводить дни и ночи в любовных утехах. Но время проходит, и Чан понимал, его время уже подходит. К концу, естественно. И ничего нельзя вернуть назад. Невозможно возвратить рельеф мышц и крепость чресл. А у таких, как Ли, еще всё впереди. Им не надо пить корень женьшеня или унизительные таблетки, просто чтобы жить. Девушки обтирают его, а он стоит: гордый, сильный и красивый. Как лев, достигший статуса царя джунглей, он достоин восхищения; и больше того — требует, чтобы им восхищались. Две красавицы, всего лишь игрушки в руках, деньги тлен, его интересует только одно — слава и почет. И это правильно, таким и должен быть настоящий мужчина. Сильным и бескомпромиссным, увлеченный исключительно собой и тем, что надо ему. Он улыбается дурочкам, он шутит, он заигрывает, но это, как павлину распустить хвост. Может, у Ткачей, наконец, появился достойный противник? А может, семь страшных толстяков сотрут его в порошок, как сделали с миллионами предшественников. Но одно можно сказать наверняка. Даже если Ли примет смерть от демонов — примет с высоко поднятой головой. Как и положено настоящему мужчине.

А он точно умрет. Если не от их руки, то от руки Чана. Такова жизнь, «настоящие мужчины» должны умирать либо от руки грозного врага, либо от руки хитрого предателя.

Ли небрежно накинул халат, хлопнул девушку по попке и пошел к Чану. Походка вальяжна, пружиниста, в глазах уверенность в себе и улыбочка такая — только что натрахавшегося самца. Как же это бесит! Старческие пальцы сжимают подлокотник дивана. Лет сорок назад он сломал бы его, сейчас могут сломаться пальцы. Ничего, если у этого породистого похотливого щенка получится, если всё пройдет по плану…. Ли даже не может себе представить, во что ввязывается и что поставлено на карту. У старости перед молодыми, есть одно преимущество — опыт. Чан не Толстый Ткач, но плести сети умеет не хуже.

— Простите, Чан-сан, — повторил Ли улыбаясь. Зубы ровные и белые, хоть зубную пасту рекламируй. И — свои. — Я не думал, что вы приедете так быстро, вот и позволил себе расслабиться.

Он сел в кресло напротив, плеснул в высокий стакан виски. Полы халата распахнулись, а нижнего белья он надеть не удосужился. «Этот молокосос хочет меня смутить?», — подумал Чан. И едва сдержал улыбку. Да, Ли крепок телом, дерзок духом и лишен большей части моральных устоев своего народа, но даже не догадывается, кто здесь акула, а кто дельфин. Может, Чан — старая дряхлая акула, спрятавшаяся в водорослях и с гнилыми зубами, но с бездонной пастью и с легкостью проглотит проплывающую добычу целиком.

— Ничего, Ли, я понимаю. Молодость…

— Да, — просто согласился Ли. Он и не думал запахнуть полы и продолжал потягивать виски. На широких скулах усмешка. Ли подмечает каждый завистливый взгляд старика. Кахома вовсе не нигилист, но хочет им казаться. Даже поднося стакан ко рту, он старательно напрягает мускулы, играет ими, показывая, кто тут альфа. Старый лис должен четко понимать, Ли — его хозяин. Должен знать свое место. Ли раздвинул ноги еще шире, несколько мыслей о европейских нимфах, и получилось вызвать у себя легкую эрекцию. Пусть старик видит, если понадобиться, Ли трахнет и его морщинистую задницу — не побрезгует. Ли чувствовал волны ненависти и страха, его обдавало завистью Чана. Это вечная борьба молодости и старости, опыта и пыла, силы и хитрости. Не ума, а именно хитрости. Ли был полностью уверен, кто умнее в этом кабинете.

Вбежали слуги и начали ведрами опустошать офуро. Слуги Кахомы в наушниках, где очень громко играет музыка — чтобы не подслушали разговора. Девушки уже куда-то ушли, унося ароматы полевых цветов — именно они нравились господину Ли. К вечеру подвезут новых «нимф» — так молодой китаец называл всех европейских девиц.

— Я приехал, чтобы сообщить: игра началась, — сказал Чан, стараясь глядеть Ли в насмешливые карие глаза. Не всегда получалось, иногда взгляд сбивался. — Я уже сделал первый шаг, вскоре надо ожидать ответного удара.

— Чан-сан, я не понимаю, почему мы начинаем действовать настолько издалека? Снимаем какой-то фильм, играем в прятки… Не проще ли подослать к ним кого-нибудь из якудза?

— Ты можешь попробовать, но я заранее гарантирую провал. Толстые Ткачи осторожны и у них связей с преступниками не меньше, чем у нас. Если мы ввяжемся в боевые действия, они разотрут нас. Ведь ты тоже человек, лихой снайпер может убить и тебя.

— Я не боюсь, Чан-сан. — Ли небрежно почесал промежность. — Меня уже пытались… убивать.

— Их тоже. И они остались живы, и правят планетой.

— Ну, так прям и правят. Мне кажется, вы преувеличиваете.

— Ничуть, Ли. Может, даже преуменьшаю.

— Но если они такие сильные, почему вообще позволили нам начать заварушку?

— Они отвечают только ударом на удар. Толстые Ткачи не действуют в отрытую. Их сила в тайне. Пока о них никто не знает, они затягивают в сети миллиарды…

— А откуда это известно вам?

— Я изучал их. Двадцать долгих лет я следил, вызнавал. Мне в руки попадались кусочки информации, и я просеивал их сквозь решето правды. И поверь, много из того, что я узнал, покажется тебе сказкой. А я лишь на сотую часть проник в их тайны.

— И где вы только научились так выражаться, Чан-сан?

— Жизнь иногда учит лучше престижного колледжа, мальчик.

И опять Чану пришлось скрывать улыбку. После «мальчика» Ли поморщился и, наконец, запахнул халат. И у льва есть слабые места. Ли как раз в таком возрасте, когда метаешься между надвигающейся зрелостью и уходящей молодостью. Он знает, что шаг к могиле уже сделан, знает, что сейчас перед ним на диване сидит то, во что он когда-нибудь превратиться. Он боится старости, но не желает, чтобы его воспринимали как «мальчика». Искренне хочет усидеть одной жопой на двух унитазах, да еще и облегчиться в оба.

— Хорошо, Чан-сан, и что теперь?

— Будем снимать фильм. Нам очень повезло, что этот сценарий уплыл из толстых лап.

— Как вы вообще нашли его?

— Мой племянник служит в России послом, там он прочитал книгу одного нового автора. И скажу тебе, когда он прислал мне перевод, я не мог оторваться. И тут меня осенило! Из книги получится отличный фильм…

— Не надо мне рассказывать всё настолько подробно, Чан-сан, — зевнул Ли. Но на самом деле он закипал от злобы. Мальчик! Я тебе покажу мальчика! Но больше того, он понимал, что проиграл этот бой и весь спектакль с бабами и бамбуковой кадкой пошли коту под хвост! Он не произвел должного впечатления.

— Да, ты прав, детали на мне. От тебя требуется финансирование.

— А кто станет режиссером?

— Пока не знаю, но мировые имена заполучить будет сложно. Они все под пятой у Ткачей.

— Хорошо дяди работают. Слушайте, Чан-сан?

— Да.

— А можно я стану…

— Режиссером? Прости Ли, но это слишком ответственная часть плана, чтобы на ней пробовать способности.

— Да нет, — отмахнулся Ли, но Чан понял- пацан хотел именно этого. — Мне не надо быть режиссером — что, у меня дел больше нет? Пусть мое имя стоит, как продюсер.

— Конечно, мой мальчик.

Наконец Чан позволил себе улыбнуться. Правда, не снисходительно. Выказывать снисходительность Ли пока опасно.

— А что будет, когда мы снимем фильм? — Ли остыл, но не показал, что доволен. Однако Чан знал — сейчас у Ли на душе запели ангелы гордыни.

— Трудно сказать. Уже очень скоро Ткачи начнут давить. Робко и осторожно, но начнут. А мы будем ждать ошибки.

— Мне кажется, это не очень смело Чан-сан.

— В нашем положении главное не допустить ошибки самим. Ты пока не понял, с кем мы вступили в битву. На протяжении сорока лет Толстые Ткачи правят миром, и ни у кого не получилось одолеть их…

Их беседа продолжилась и под конец они даже обнялись, как отец с сыном, прежде чем разойтись по своим делам. Остаток разговора Чан самым бессовестным образом врал. Да, Ткачей никому не удавалось победить. Но, по данным Чана, Семь Толстых Ткачей существовали много-много дольше сорока лет.

Дмитрий
Дима проспал весь понедельник. Он сказал жене, что заработался и очень устал, а на работе сослался на болезнь. И это действительно так. Наполовину…

Дима чувствовал себя просто потрясающе! Уставшим, да, но невероятно легким и правильным. Он прислушивался к ощущениям, и не мог вспомнить в жизни более счастливого дня.

Проснувшись в понедельник вечером, Дима, первым делом, пошел к ноутбуку. Файл «Один» будто сиял на рабочем столе, он открыл его. Включил окно статистики — шестьсот тридцать тысяч знаков. За два дня столько написано! Правда, он до конца не помнил, о чем писал. Ну, то есть, основная фабула помнилась, но, допустим, некоторые диалоги или сцены как будто стерли из головы ластиком. Прочитав пару страниц, Дима понял — это шедевр. Совершенно точно, он написал что-то великое. И Дима не заметил, как уселся за компьютер и застучал по клавишам.


— Что есть смерть, Алиса? Неужели ты думаешь, это старуха с косой? Или прекращение движения волокон белка в твоем теле? Или остановка химических процессов в твоих клетках? Кто-то говорит, что это Великая Всесокрушающая Сила Вселенной, кто-то, что врата к новой жизни, а что скажешь ты?

— «А что думаешь ты сам? Так просто задавать вопросы о жизни или смерти, гораздо сложнее давать ответы на них.

— Тут ты неправа, Алиса. И задавать вопросы, и отвечать на них — просто и даже приятно. Сложней и противней сделать это.

— Что ты имеешь в виду? Что это?

— Прожить жизнь,умереть… не правда ли, это сложнее?

— Но это неизбежно. Тебе придется прожить жизнь и умереть.

— Отсюда можно сделать вывод, Алиса. Самое сложное — это то, что мы обязаны делать. Таково великое противоречие человеческой жизни. Больше всего человек ленится там, где ему платят за это деньги, больше всего нас тяготит то, что мы сделаем в любом случае.

— Так что там со смертью?

— Смерть — это просто окончание отрезка. Отрезка, который больше никогда не повторится. И о котором ты никогда больше не вспомнишь. То есть сам отрезок как бы бессмысленен. Поэтому получается, что смерть — это самое важное в нашей жизни — это конец бессмысленного. Конец жизни.

— Это ничего не объясняет.

— А никто тебе ничего и не объяснял».


Пока Дима писал, жена несколько раз отвлекала его, но он отмахивался. В три ночи он вывел под текстом «Конец» и поставил свое имя. Ноутбук подключен к интернету, Дима написал в поисковике «Издательство». Открыл первую попавшуюся ссылку и отправил рукопись на указанный электронный адрес. Правда, там требовали синопсис, но Дима пропустил это мимо глаз. ЭТУ книгу, напечатают в самое ближайшее время.

Отключив ноутбук, он пошел в спальню. Жена уже давно спала.

* * *
— Это потрясающее чтение! — говорил полноватый мужчина в очках. — Признаюсь, Дмитрий, давно я не брал в руки ничего подобного. Мы готовы подписать с вами контракт на пятьдесят тысяч экземпляров. Ваш гонорар составит десять процентов от продажи, но не волнуйтесь, я думаю, мы напечатаем дополнительный тираж не позже чем через два, максимум, три месяца.

— Это здорово, — ответил Дима. — Я и не думал, что всё будет так быстро…

— Тут вы правы. Обычно мы рассматриваем пару месяцев, а потом еще приходится ждать, пока сверстают в типографии. А если вы еще и ранее не печатались… Но бывают исключения. Тут и без лупы видно, что ваша книга — шедевр. Вы говорите, это ваш первый роман?

— Да. Но почему-то мне кажется, что не последний.

— И это очень хорошо. Если вы напишите продолжение, мы его обязательно напечатаем. И пусть оно будет слабее — всё равно. В успехе этой книги можно не сомневаться…

— Мне тоже понравилось. Скажу честно, за эти две недели я уже начал печатать другой роман.

— И о чём, если не секрет?

— Понимаете, это довольно странно. Ну, в смысле, тематика. Я никогда не увлекался радиоэлектроникой. Да у меня даже в школе по физике трояк был! Но на прошлой неделе возникла одна интересная мысль…

— Ну, Дмитрий, наше издательство не выпускает прикладную литературу…

— Я знаю. Я уже заключил контракт с другим…

* * *
— Дима! Дима, оторвись от этого долбаного экрана и посмотри на меня!

— Дорогая, не кричи, дети спят.

— Это ты мне говоришь о детях?!

Таня стояла позади Димы с бокалом вина в руках. На голове растрепанные волосы, да и одежда требует исправления. Под глазами два широких полукруга, а на щеках аляповое пятно косметики.

— Да, дорогая. — Пальцы летают по клавиатуре, слышится частое, похожее на выстрелы «щелк-щелк-щелк».

— Тебе же плевать на всё! Ты только и делаешь, что тыкаешь эти дерьмовые кнопки!

— Милая, я работаю.

— Ты не работаешь, а отталкиваешь нас! Сколько раз мы занимались любовью за последний месяц?

— Родная, если тебя это так беспокоит, я освобожусь через час, и мы пойдем в спальню. А сейчас не мешай мне, пожалуйста, я занят.

— Я уйду от тебя!

— Куда?

— Повернись, наконец, ко мне!

Таня подошла и развернула кресло на колесиках. И вздрогнула. На секунду ей показалось, глаза мужа стали совершенно белыми. Но потом всё пришло в норму, они превратились в голубые. Разве что, чуть бледней?

— Что тебе надо? — спокойно спросил Дима. Он не понимал, почему жена так злится.

— Почему ты отдаляешься от нас?

— Я не отдаляюсь. Я сижу в метре от тебя.

— Ты издеваешься, да? Что произошло, почему ты настолько изменился?

— Я не изменился. Просто я работаю допоздна, а ты делаешь из этого трагедию. Если тебе не хватает секса, так и скажи…

— Да причем здесь секс?! Всё поменялось! Ты сидишь перед монитором по четырнадцать часов в сутки. Посмотри на себя! Посмотри.

Дима повернул голову в указанном направлении. Там трюмо. Дима внимательно рассмотрел свое отражение. Он определенно побледнел за этот месяц, но это ему шло. Когда он мылся в последний раз, обратил внимание, насколько рельефным стало тело. Даже в молодости не было такого, хотя занимался спортом почти профессионально. Да и чувствовал он себя превосходно. Позавчера взял грецкий орех и расколол скорлупу большим и указательным пальцем. И уж конечно, у него нет отвратительных синяков под глазами. Он перевел взгляд на жену и подумал: «А ведь я красивее ее».

— Ну и что я там должен увидеть?

— Ты похож на смерть! Ты стал эгоистом!

— В чем же это проявляется?

— Во всем! Я сейчас ору на тебя, а ты в ус не дуешь! Когда ты в последний раз играл с детьми? Когда в последний раз целовал меня? Я уж не говорю об остальном…

— И что ты хочешь от меня? Нагнись, я тебя поцелую.

— Да дело не в этом…

Таня опустила голову на грудь, потом подошла к мужу и встала пред ним на колени. Она поставила бокал с вином на пол и заглянула в его глаза. Они точно стали чуть бледнее.

— Я хочу, чтобы ты бросил эту писанину. Я хочу, чтобы ты вернулся на прежнюю работу. Я хочу, чтобы всё было как прежде.

— Откуда ты набралась этих банальных метафор? И зачем мне возвращаться на прежнюю работу? Я получил гонорар за роман больше, чем зарабатывал за год. Когда выйдет фильм, денег станет еще больше. Вторую книгу уже верстают, а мне осталось всего две главы.

— Да плевать мне на деньги! — Таня вскочила с колен, не забыв прихватить с пола бокал. — Мы и так хорошо жили! А теперь ты меня пугаешь…

— Тебе нечего бояться. Всё идет хорошо, скоро мы станем по-настоящему богатыми людьми. Мы сможем отдать детей в хорошие университеты, сможем посмотреть мир. Но для этого я должен работать. Может, сейчас я действительно работаю много, но надо ловить удачу за хвост, пока она стоит перед тобой.

— Ты убиваешь меня своей логикой. — В голосе появилась усталость, она упала в соседнее кресло. Таня поднесла бокал к губам и осушила его. — Я ухожу от тебя.

— То есть?

— То и есть! Я забираю детей и переезжаю к маме.

— Это глупо и непрактично.

— А мне плевать. Я ухожу. Сегодня же.

— Дети спят. Хотя ты могла их разбудить.

— Козел…

Таня встала с кресла и пошла в детскую. Дима повернулся, вскоре по квартире разнеслось уже привычное «щелк-щелк-щелк». Он не слышал, как жена вызвала такси, не слышал, как за ними закрылась входная дверь. К двум ночи он закончил роман о радиоэлектронике и пошел спать. За последний месяц Дима спал очень мало. Три-четыре часа в сутки — предел. И никогда не помнил снов. Проснувшись, он ощущал лишь легкую тревогу и чувство чего-то потерянного, но не больше. Сон оставался с ним всего несколько секунд, а потом всё выравнивалось, возвращалось в новое русло.

Но Дима видел сны, еще как видел. Каждую ночь. И снилось ему, в основном, одно и то же. Ему снилась…

* * *
Зима словно имела руки. Или лапы. Да, именно лапы, покрытые белой шерстью и с когтями гор на далеком, едва видном горизонте. Зима обнимала бескрайнюю пустыню, прижимала ее, мяла ее, гладила, ласкала, а иногда била самым нещадным образом… С неба шел снег. Крупные, размером с пятирублевую монету, снежинки падали, но не кружились. Они летели с недостижимых туч вертикально вниз, ибо в Ледяной Долине нет и не может быть Ветра. Ветер — это перемены, а здесь никогда ничего не меняется.

Пустыню, а точнее огромное плато можно назвать идеально гладким, если бы не высокий ледяной трон точно посередине. Он, как последний зуб старика, рос, нарушая логическую идиллию ровных линий инея, льда и снега. Трон в пустыне абсолютно уместен, как уместна та, кто на нём сидит. Если вы когда-нибудь видели красивых женщин, увидев Ее, вы скажете, что все они лишь жалкое подобие. Та, что восседает на троне, поражает правильностью черт. Она не походит на статуи древнегреческих богинь или тем более на то, что считают идеалом в наше время. Ее красота абсолютна, это красота — до ужаса. Каждая грань платья, каждая черточка лика, каждая линия ладоней. Словно продолжая высокий лоб голову украшает длинная ледяная корона, и это — высшая награда. Любая девушка, получившая титул «Мисс Мира», отдала бы всё за возможность примерить ледяную корону на себя. Но головной убор принадлежит женщине по праву. Она — самая прекрасная и на свете, и во тьме. Только она достойна носить идеальную корону на идеальной голове. Она заработала это право. Убив свою предшественницу, которая тоже была до ужаса хороша.

Дима пошел к Ней и присел на основание трона. Тончайшие пальцы Королевы легли ему на голову и принялись медленно поглаживать волосы. Русые кудри покрылись инеем, в мыслях появился Порядок. Женщина уничтожала хаос, придавала всему и всем смысл.

— Ты прекрасна, моя Королева! — провозгласил Дима, не в силах оторвать от нее взор. — Ты удивительна. Нет, не было и не будет женщины красивей тебя! Твой взгляд рождает в сердце любовь, твои глаза сияют ярче, чем все бриллианты мира. Твоя кожа глаже шелка, твои руки изящней вечности, твое тело сводит с ума, но твоя мудрость возвращает его! Ты идеальна, моя Королева!

— Ты любишь меня? — спрашивает женщина в каждом сне. От звука ее низкого голоса, хочется умереть, ибо, если умирать, умирать счастливым. Голос бьет стрелой в самое сердце, вызывая такой резонанс, что кажется, сейчас его разорвет на части. Но это не всё. Три слова, этот простой, но ключевой вопрос летит по пустыне, отражается от ледников, ударяет по сопкам и несколько тут же осыпаются от вибрации. А потом восстанавливаются сами по себе. Ничто не может изменить пустыню, даже та, кто ее придумал.

— Больше жизни!

— Ты умрешь за меня?

— Не раздумывая секунды!

— Ты будешь служить мне?

— Вечность! — теперь уже его голос летит к горизонту. «Вечность, вечность, вечность…», — раздается гулкое эхо.

Женщина улыбается. Говорят, от некоторых улыбок становится светлее, от ее ледяную пустыню закрыла плотная тень. Небо заволокли облака, как будто кто-то огромный пролетел над ними. И повис, пока женщина показывала Диме белые, идеально ровные зубы. В синих глазах Дима увидел две одинаковые снежинки. Только в глазах его Королевы такое возможно.

— Что ты там говорил обо мне? — спрашивает она, пряча зубы за синими губами.

— Ты прекрасна! Звуки твоего голоса, делают вселенную счастливой. От твоих слов на свет появляются красивые дети и прекрасные цветы…

Так продолжается долго. Женщина сидит на троне и слушает, как Дима признается ей в любви, как он возносит ее красоту, но оканчивается всё, всегда одинаково. Из-за гор-когтей прилетает Ветер и разметает сон. Ветер несет перемены, но пустыню нельзя изменить. Поэтому он как бы сдвигает ее в сторону, и Дима падает в непроглядную тьму пустоты. Он какое-то время летит в ней, а потом просыпается.

* * *
Дима прилетел в Москву к часу дня, а до Арбата добрался к трем. Большой ресторан раскрыл перед ним зеркальные двери, швейцар взял плащ, а официант проводил к столику. Его уже ждали. Молодой китаец поднялся и протянул Диме руку.

— Простите, что опоздал, господин Чен, — сказал Дима совершенно безразлично. — Попал в пробку.

— Ничего страшного, Дмитрий Захарович. Я в Москве давно и знаю, что это такое, — китаец говорил с легким акцентом, но, как все иностранцы, строил предложения чересчур идеально.

— В Гонконге пробок меньше?

— Примерно так же.

Они присели за столик, Дима снял солнцезащитные очки. Карие глаза Чена встретились с почти бесцветно-серыми димиными. За последнюю неделю они побледнели еще больше. Китаец достал кейс и извлек оттуда стопку бумаг.

— Вот сценарий, правда, он на английском языке, — сказал Чен.

— Ничего, я умею читать по-английски, — Дима взял переплетенную стопку бумаг и открыл первую страницу. Заголовок: «Дети Одина». Почти так называется и его книга.

— Мы немного изменили. В основном, диалоги, но всё равно фильм получится длинным. Наверное, два с половиной часа.

— Меня это устраивает. Что еще требуется от меня?

— Подписать контракт. И еще мы хотим, чтобы вы приехали в Гонконг и поговорили с режиссером и актерами. Возможно, у них найдутся вопросы относительно характеров персонажей или вашего виденья их.

— На какое время я должен приехать?

— Думаю, на месяц. Пока не начнут съемки. В Гонконге не настолько хорошие условия, как в Голливуде — всё будет готово недель через пять. Актеры на главные роли уже утверждены, режиссер почти согласился, так что мы почти готовы. Но ваше виденье книги, может помочь и тем, и другим. «Кахома корп.» берет на себя все расходы по проживанию вашей семьи. Дети смогут ходить в одну из русских школ — в Гонконге их достаточно.

— Я полечу один. У меня сейчас некоторые разногласия с женой и перерыв будет на пользу нам обоим.

— Простите, я не знал…

— Ничего страшного…

В кармане зазвонил телефон, Дима вытащил его и принял вызов.

— Ало, Дмитрий Захарович? Это вас беспокоит Максим из внутренних органов…

— Здравствуйте, Максим.

— У нас появилась зацепка по вашему делу. То есть, относительно убийства вашего брата. В Рязани произошло похожее убийство, и мы думаем, это может дать след.

— Отлично, Максим. Держите меня в курсе.

Дима повесил трубку.

— Что-то важное? — спросил Чен.

— Нет, ничего важного. Теперь мы можем подписать контракт.

Вольт
— Послушай, Стивен, я понимаю, что ты сейчас очень занят, но ты мне нужен! — кричал в трубку толстяк, одетый в оранжевый костюм. Берет на голове постоянно сбивался и падал, а слюни летели не только в трубку, но и на девушку с блокнотом, сидящую напротив. — Нет, твои проблемы мне понятны, но ты ведь должен войти и в мое положение. В конце концов, Стивен, ты мне должен гораздо больше, чем я тебе, а ты даже за Индиану Джонса не рассчитался! Нет, если ты разорвешь контракт с «Уорнер Бразерс», тебе не придется платить неустойку! Да, я договорюсь. А что с Фордом? Ничего, мы его, может, привлечем в наш фильм. Да я говорю тебе, это будет вещь! Такого не видели со времен «Касабланки». Сценарий уже написан, в фильме будут сниматься восемь оскароносцев… Как это зачем нам ты? Ты — это имя, это бренд! Слушай, Стив, если собрался думать, думай быстро. У тебя есть всего сутки, потом я стану недоступен на неделю. Это больше чем картина — это волшебная картина. Да какой Гарри Поттер?! В пыли будут валяться вместе с вторым Аватаром. Что? Ты тоже слышал, да? Ничего страшного, Стив, мы перебьем их дешевку раз плюнуть. Ты что мне не веришь? Или сомневаешься во мне? Короче так, думай, а к вечеру дашь ответ. Всё!

Вольт кинул трубку на базу с такой силой, что она жалобно звякнула. Дженнифер смотрела на шефа с ужасом. Вольт и в повседневной жизни не подарок, а уж когда у него плохое настроение… Впрочем, к апрелю у него настроение всегда портится, но потом он едет на каникулы и возвращается полным новых идей и весьма добродушным. Не говоря уж о перемене во внешности. Сейчас глаза Вольта скрывают огромные очки — под ними несколько синих мешков, его походка стала грузной, он немного приволакивает правую ногу. На столе выстроились десятки баночек с таблетками — в основном, успокоительные и расширяющие сосуды лекарства. Вольт как раз открыл одну и высыпал в горло несколько таблеток, будто это не лекарство, а драже «Тик-так».

— Что у нас со спонсорами? — спросил Вольт.

— Нашли примерно триста пятьдесят миллионов долларов. Спонсоры не проблема, мистер Вольт. Когда они узнали, что вы лично контролируете…

— Не утомляй меня подробностями, — поморщился Вольт. — Есть спонсоры, этого достаточно. Со всеми актерами подписаны контракты?

— Да. С Джонни идут переговоры, но уже почти готово. К вечеру Питер позвонит и скажет…

— Мне надо, чтобы когда я вернулся с отдыха, у нас уже всё было под парами. Ладно, с этим нашим опусом всё. Он у меня уже в печенках сидит! Пройдемся по делам в целом.

— Хорошо, сэр. Каннский Фестиваль принесет несколько интересных фильмов в этом году…

— «В пролете» получит приз?

— Да, сэр, всё договорено.

— Так же необходимо, чтобы критики прошлись по «Безработному». Свою рецензию я оставил, пускай на нее ориентируются. Нам не нужны новые хиппи. Уже слишком поздно возвращать их…

— Понятно, сэр. Далее, в Канаде выходит очень перспективный комедийный сериал…

— «Семья лесорубов», как же, читал сценарий. Дерьмо полное, но его непременно надо протолкнуть в Россию. Еще, думаю, в Восточную Европу. Ток-шоу?

— Канал «Фокс» выпускает новое, но…

— Да, ты права. Эти раскрутятся и без нашей помощи. Мультипликация?

— Пока все рекорды бьет «аниме».

— Кто бы мог подумать… Шалит, оказывается, неплохо придумал. Мы будем активней проталкивать его в Америку. Возможно, я пущу его по Диснею. Однако надо поддерживать тенденцию к реализму. В итоге, эти мультики должны привести новое поколение подростков туда же, куда приводит их всё остальное.

— Да, сэр. Мы делаем основную поддержку на новую моду и сексуальный подтекст. Новые мультфильмы выйдут в еще более реальном ключе. Анатомическое соответствие героев с людьми, больше физических контактов, кровавая тематика…

— Это правильно. Хотя основную концепцию оставьте. Глаза большие, все герои худые, кроме комических или отрицательных. Особенно герои, а не героини. Героини, как прежде, одеты либо в шикарные наряды, в этом нам поможет Фарит — он обещает новую коллекцию в Милане — либо в лифчики и шортики. А герои обязательно худые и женоподобные. Таким образом мы, может, и уйдем от образа мачо, и перейдем к чему-то более… гомосексуальному. Мои зверушки не оправдали установку на зоофилию, а тут может получиться весьма-весьма, тем более почва-то есть! Да и от зверушек мы не откажемся, реанимирует «Утиные истории» и поглядим, что там будет. А анимации пора бы уж вытеснять кино, мы ведь к этому уже лет тридцать ведем…

— Мы активно внедряем компьютерную графику в мультфильмы…

— Болт сказал, к новому сезону у нас будут компьютеры в два раза лучше работающие с графикой. Но надо начинать уже сейчас. Как мои сценарии?

— По трем ставят фильмы, а вот предпоследний никто не решается брать. — Дженнифер подумала, что сейчас на нее выплеснется очередное ведро гнева, но Вольт лишь махнул рукой.

— Ладно, я сам знаю, что написал бред. Как вернусь, перепишу. Идея мне там, в принципе, нравится. Реклама?

— С этим как всегда, сэр. Проблемы в идеях…

— Да они там совсем охренели?! Или, может, мне самому писать им тридцатисекундные ролики? Нет уж. Предай нашим лентяям, когда я вернусь, они могут считать себя уволенными.

— Хорошо, сэр. — Дженнифер сделала пометку в блокноте. Обычное дело — отдел рекламы Вольт меняет каждые три-четыре месяца. Все об этом знают, как знают, что рекламщиков выгоняют не выборочно, а всем скопом. Маркетологов на рынке труда достаточно, а Вольту нужны свежие идеи. Впрочем, как правило, через год-другой, уволенная компания возвращается, поэтому никто сильно не переживает.

— Как там с концепцией нового героя?

— Этим занимаются лучшие, сэр. Пока образ достаточно сырой…

— Я подкину вам свежатинки. Итак, новый герой должен быть в первую очередь чувственным. Это мы уже обсуждали. Ни в коем случае не брутальный. Надо поддерживать тенденцию к гомосексуализму. Далее, худой. Это очень важно, Дженнифер, он обязан быть худым. Пускай толстячки ходят по тренажерным залам, чтобы с ними хоть кто-то лег в постель — нам нужно больше инфарктов. С юмором. Герой будет не ироничным, а скорее сплетать шутки из свифтиков, играть языком, а не показывать чудеса сатиры. Не злободневен, а просто оперирующий словами. Легкий на подъем и в одной своей черте странно консервативный. С такой, знаешь, легкой толикой сумасшествия — это придаст ему реализма. Полностью лишен философии, пока… Новую философию для него придумает Кольт. Чистоплотен. Крайне чистоплотен. Это опять-таки отодвинет образ от мачо. Неженатый, но встречающийся с девушкой. Образ героини пока не меняем, она подходит, и мы будем поддерживать феминистическое направление, делая поправку на излишнюю чувствительность. От этого страдают не только сами женщины, но и почти всё окружение. Эх, вот если бы нам удалось привить эту чувственность мужикам… Но это пока в проекте. Идем далее, новый герой должен обладать хитростью и большой толикой бунтарства. Сейчас огромное направление идет на детей богатых людей, надо прижать их к ногтю. И еще несколько бессмысленных черт, чтобы выглядело правдоподобно. Например, авторитет матери выше авторитета отца. Это уже было, но ничего, хорошие идеи можно и вспомнить. Далее, например, то, что он сова — тоже неплохая черта. Мы заставим быть совами даже природных жаворонков — пусть мучаются и лечат неврозы И, конечно, сексуальность. Ставка на это всегда срабатывает. В кадре только французские поцелуи, обязательно вид голого торса, можно даже ягодиц; почему-то в последнее время об этом режиссеры забывают. Не бледное тело, а загорелое. Не латинос, а именно загорелый. Нам надо, чтобы люди ездили за загаром на Гавайи и ходили в солярий. Это легко подчеркнуть линей от плавок или немного обгорелым лицом. Тело худое, но не перекаченное. Больше никаких Ван Даммов или Сталлоне.

— «Сумеречный» типаж?

— В целом, да. Но только в целом. Новый герой должен отличаться от старого, а не быть клоном. Пока всё. Его стиль придумает Фарит, философию Кольт, а над моралью поработает Шалит.

— Понятно. Что еще, сэр?

— Пожалуй, хватит. Ты сколько у меня работаешь?

— Два с половиной года, сэр, почти три.

— Значит, знаешь правила и порядки на мое отсутствие?

— Да, сэр. План вы мне набросали еще на прошлой неделе, а если что-то случится, следует оставить это до вашего возвращения.

— Всё правильно. Мой вертолет уже заказали?

— Да, сэр. Он ждет на взлетной площадке уже два часа.

— Тогда я полетел. И надеюсь, ты помнишь, что со мной не стоит даже пытаться связаться?

— Конечно, сэр.

— Тогда до встречи, Дженнифер.

5

Семь Толстых Ткачей
Из семи разных уголков планеты, кто утром, кто днем, кто вечером, а кто и ночью, вылетали семь толстых мужчин. Каждый добирался до аэропорта по-разному: на машине, на вертолете, пешком, но все сели в одно и то же время.

Семь частных самолетов несли Семь Толстых Ткачей в Мексику. Дольше всех пришлось лететь Кольту — он был в Австралии; но прибыли они в аэропорт Мехико почти одновременно. Там их, естественно, встретили проверенные и надежные люди. Семь Толстых Ткачей приезжали сюда каждый год, служащие из местных получали зарплату, не снившуюся и министрам США. Сейчас в Мехико сконцентрировалась верхушка планеты. Если бы какой-нибудь террорист взорвал аэропорт Мехико, он кардинально изменил мир. Куда как кардинальней, чем, если бы взорвал заседание большой двадцатки.

Ткачи встретились впервые за год. Они виделись по двое, иногда по трое или четверо, но вот так, чтобы все вместе — только раз в году. По крайней мере в под этим Солнцем и под этой Луной.

Они не обменивались рукопожатиями, не поздоровались устно, просто, когда Кольт прибыл в бизнес зал ожидания, все поднялись и пошли к выходу. Проходя по длинным коридорам аэропорта, Ткачи собрали сотни взглядов. Мало того, что толстые, еще и одеты более чем импозантно. Семь Толстых Ткачей, семь цветов радуги, семь разноцветных шелковых пижам на мужчинах. Необъятные, несть числа погонным метрам шелка, что ушел на материал для пижам, они, казалось, светились, эти неуклюжие, потеющие, прихрамывающие толстяки. Стекла дрожали, когда они проходили мимо окон, на них смотрели и показывали пальцем, но одного злобного взгляда поросячьих глаз любого из Ткачей хватало, чтобы люди не просто отводили взор, но даже слегка кланялись.

Процессия, наконец, добрались до машин, села в джипы и поехала на север. Их путь пролегал в сторону к Санта-Мария, вдоль Восточной Сьерра-Мадре и далее к Монтеррею. Именно в неприметном уголке, спрятанном меж гор Восточной Сьерра-Мадра, пункт их назначения.

Мексиканцы хорошо знали, куда вести Толстых Ткачей, еще их деды делали эту работу для загадочных толстяков. Они знали порядок, знали правила и знали, что большего знать им нельзя. Ибо — это очень опасно. Даже не для жизни — для рассудка. Двенадцать машин остановилась возле небольшой рощицы, справа и слева горы, но не остроконечные, а как бы пологие. Ткачи повылезали из машин. В другое время они ни за что на свете не трясли бы свои рыхлые телеса в джипах на плохих дорогах, и уж тем более тащиться куда-то пешком. Но здесь другое дело.

Толстяки выползали под бедное сумеречное небо неторопливо и неуклюже. Кто-то прихрамывал, у кого-то рука висела безвольной плетью, у Болта онемела правая половина лица. Но решимости на этом онемевшем лице позавидовали бы герои древности. Семь больных, усталых, измученных людей пошли в невысокие леса и стали продираться сквозь кустарник, как танки. Охранники смотрели на это и думали: куда идут эти люди и зачем? Вопрос «почему» у них не возникал. Они видели, как раньше Толстые Ткачи совершали это путешествие, видели, какими они выходили из машин, видели, какими возвращались. Все охранники хоть раз, да пробовали проследить за ними. Все возвращались сюда потом, когда Ткачи уезжали, и исследовали эти леса чуть ли не с лупой. Но никто не мог похвастаться, что у него получилось узнать что-то полезное. Цель толстяков очевидно недалека — ну куда могут доковылять эти больные? Однако попытки выследить оканчивались одинаково. В какой-то момент Ткачи пропадали. С одной стороны, как можно потерять семерых калек, разодетых в разноцветные пижамы, с другой, факты оставались фактами. Вот идет Ткач, хромает, ковыляет, фиолетовая пижама переливается и сияет, скрывая складки жира. А вот зашел за дерево, причем за обычное тонкое дерево — и нету его. Будто за деревом дверь в другой мир. А бывает, Ткач идет вообще в красной пижаме — яркий, как пожарная машина, и пыхтит, почти как двигатель внутреннего сгорания, а моргнешь — и тоже нет его.

И только старик Хорхе иногда прятал грустную улыбку в мохнатые усы. Уж он-то многое знал, куда пропадают Ткачи. Но даже раскаленные клещи не развязали бы ему язык.

Толстые Ткачи шли молча. Им не хватало дыхания, чтобы говорить, впрочем, мешало кое-что еще. Например, у Вольта буквально пару минут назад случился инсульт, и ноги почти полностью отказали. Его поддерживали под руки Фарит и Шалит — только у них остались какие-то силы. Они обливались потом, их сердца выстукивали, как у обдолбанных подростков на дискотеке, но они шли. И даже улыбались. Потому что знали — скоро всё изменится.

Со стороны Семь Толстых Ткачей просто шли через лес, но для них самих всё выглядело иначе. Они не пропадали, не исчезали, не прятались от наблюдателей и уж тем более не пытались оторваться. Они просто засыпали. Шли, накатывала усталость, их глаза закрывались, и они… продолжали идти. Только с этого момента они шли по другому лесу. И путь их лежал к Храму Ветра.

Едва лишь закрыв глаза, они попадали в красивейший, ухоженный лес, далеко не такой куцый, что растет в Мексике. У Ткачей улетучились проблемы со здоровьем. Вольт, всего пару минут назад заработавший к инсульту инфаркт, бодро шагал вперед, показывая легкость походки бегуна на стометровку. Такие же изменения произошли со всеми. Семь Толстых Ткачей шли по волшебному лесу к храму своего Бога. На лицах играли приветливые улыбки, непомерное пузо уменьшалось с каждым шагом, а когда они вышли к дороге, каждый превратился, если не в худого, то в вполне себе нормального человека. Молчание тоже забылось — Ткачи шутили, подтрунивали друг над другом, а Болт огласил округу оглушительным смехом, сообщив, что у него эрекция впервые за три месяца.

Лес Ветра могла придумать только больная фантазия сумасшедшего фантаста. Таких деревьев вообще не может существовать в природе. Иногда ровные, иногда закрученные узлами, у хвойных росли листья пополам с иголками, какие-то увеличивались на глазах, какие-то ползли, как змеи, и каждое приветливо шумело. Сначала Ткачи понимали всего лишь легкие обрывки шепота, но, подойдя к Храму Ветра, отчетливо различали каждое слово. А может, не слышали его ушами? Легкий невесомый шелест звучал не в барабанных перепонках, а колебал тонкую, заточенную грань сознания.

Когда семь не очень-то и толстых мужчин пришли к огромной лестнице, в лицо дунул резкий порыв ветра. Он как будто натянул кожу на лицах — Ткачи заулыбались. Перед ними гигантская пирамида, немного похожая на те, что строили майя и ацтеки. Выполненная в форме тысячи ступеней, сужающихся к вершине, и на каждой, как на полочке: кувшины, бутылки, амфоры, вазы, чашки, кубки… и всё пустое. Над Храмом Ветра всегда дует. Здесь, в Стране Четырех Ветров, потоки воздуха перемещались исключительно по законам хозяина — хаотично. Никогда не прекращался Ветер, и никогда Ткачи не видели один и тот же храм дважды. Он немного менялся, каждый раз становился то выше, то ниже, шире или уже, сплющивался блином или рвал небо иглой-башней. Изменения могли быть и с пустой тарой, но кое-что всегда такое же, как прежде. Пустая посуда мерно гудит на Ветру, а над навершием храма висит довольно странное изваяние — огромная золотая монета. Она вращается, как исполинский флигель, и сияет в лучах долгого заката. В Стране Четырех Ветров Солнце садится сразу со всех сторон. Четыре причудливых солнечных зайчика, отраженные гигантской монетой, плавают по лесам, иногда вызывая пожары. Когда Ткачи выйдут из Храма, светила таки зайдут за горизонт, но они этого не увидят.

Изображение на монете видели люди по всему Миру. Многие страны, города, даже целые цивилизации поклонялись Ветру. Правда, на монете не изображен сам Ветер — такое в принципе невозможно. Круглое лицо в обрамлении расходящихся волнистых треугольных лучей-волос можно встретить и у майя, и у русов, и много еще где. Многие думали, это стилизованные изображение Солнца. Но нет — это лицо принадлежит реальной персоне и на этой монете оно такое, какое должно быть: не круглое, а овальное, нос не длинный и не короткий, рот не толстый и не тонкий, глаза не большие и не малые. С монеты на Толстых Ткачей смотрел мужчина с идеализированными, симметричными чертами лица. Его голова горит золотым огнем, но на самом деле у него просто необычная прическа. Волосы полностью растрепаны и закручены. У прототипа лица с этой монеты волосы постоянно шевелятся, как будто у мужчины на голове растут черные змеи. Локоны не очень длинные — примерно двадцать сантиметров, и никогда не прекращают движения. Когда семь толстых стоп коснулись первой ступени пирамиды, их волосы тоже закружились, колышимые вечно дующими ветрами. Даже у Шалита они появились, потому что здесь, в Храме Ветра, возможно всё, что возможно вообразить.

Они поднимались по ступеням и чувствовали, как в телах рассасываются раковые опухоли, мышцы наливаются силой, надломанные кости срастаются, ненужные нервные окончания пропадают, а на их месте вырастают новые. В голове уже сейчас закружились миллионы мыслей и идей, которым предстоит воплотиться в жизнь, когда они вернутся в Мир. Ткачи шли медленно и осторожно. Толстые ступни бережно обходили каждую бутылку, каждый сосуд, каждую чашку; те в благодарность пели им веселые песни. А когда Семь Толстых Ткачей поднялись на вершину, хор поющей тары слился воедино, и четырнадцать ушей различили отчетливое: «Привет». Семь полностью здоровых мужчин вошли в арку, расположенную где-то по центру пирамиды.

Никто из них не помнил, сколько раз они приходили сюда. Никто никогда не запоминал деталей. Поэтому они каждый раз открывали рты от красоты внутреннего убранства Храма. Стены здесь расписаны с удивительным тщанием. На них изображались: звери, жившие, как люди, огненные монстры, пожирающие всех и вся, огромные драконы, летящие под красным небом, удивительные города, сошедшие из арабских сказок. Тут можно найти Синдбада Морехода, мирно беседующего с графом Дракулой. Античные герои из разных стран рубятся на мечах — вот Тор сражается с Гераклом. Десятки богинь любви сравнивают красоту перед зеркалами — побеждают Афродита и Иштар. А здесь, напротив, пейзаж из будущего: космические корабли палят бластерами в деревянный пиратский корабль, капитан которого — сам Хук. А вон там не Шерлок ли Холмс преподает основы дедуктивного метода прячущему улыбку Коломбо? И что может быть грустнее того мужчины, сидящего на троне посреди пустыни? Сюжетов настолько много, что описать или рассмотреть каждый ни у кого не хватит времени. Но Ткачи пытались. Каждый раз они заносили в чертоги мозга как можно больше картин лишь для того, чтобы забыть по возвращению.

Ткачи шли по залу к цели — ее они помнили. Шагали робко и застенчиво — здесь и сейчас им предстоит встреча с самым настоящим Богом. Приблизившись к его статуе, к алтарю, на который молились столько лет, что и не упомнишь, они смущенно прятали глаза, словно манерные девы.

Посреди зала статуя мужчины. Абсолютно черная, как будто сделанная из угля, и невероятно реалистичная. Кажется, сейчас мужчина сделает шаг и сойдет с постамента. Босыми ногами он встал на круглую плиту, справа от него горела одинокая свеча, а слева лежал кусочек льда. Мужчина носил наряд, больше всего напоминавший кимоно или пижаму — его копии, только гораздо-гораздо больше, сейчас болтаются на исхудавших Ткачах. Руки раскинуты в стороны, ноги, напротив, сведены по стойке смирно. На симметричном лице приветливая улыбка и волосы торчат во все стороны. Вот таков Бог Семи Толстых Ткачей. То ли сам Ветер, то ли его посланец — Шелковый Человек.

Толстяки встали вокруг него и взялись за руки, образовав кольцо. Их головы откинулись назад, а глаза закрылись. В эту минуту они засыпали во второй раз, засыпали во сне. Рты открылись, налетел Ветер. Как до этого он играл в пустых бутылках на улице, так теперь он завыл в глотках Ткачей. Но продолжалось это недолго. Ветер стих, семь ртов хором заговорили:

— Мы пришли к тебе, Муза, дай нам силы, дай нам вероятность, дай вдохновение. Мы будем верно служить тебе и изменим во имя твое весь Мир. Не оставляй нас и скажи: доволен ли ты нами?

Ткачи стояли с запрокинутыми головами и закрытыми глазами. Они не могли видеть, кто им отвечает, но ответ каждый раз звучал одинаково. В зал ворвался терпкий и яркий аромат самых разнообразных восточных специй, а далекий и шипящий, как змея, мужской голос прошелестел — то статуя заговорила:

— Доволен. Но помните — перемены не всегда должны быть к лучшему…

На этом общение с Богом заканчивалось. Всего десять слов, но они наполнили Ткачей невообразимым счастьем. Теперь в их жизни всё будет просто превосходно — останется, как прежде…

Улыбки приросли к их лицам на какое-то время. Семь Толстых Ткачей покинули Храм Ветра и Страну Четырех Ветров, гордо неся улыбки в Мир. Они прошествовали по лесу, всё еще находясь в двойном сне. Их глаза оставались закрыты, что не мешало им огибать деревья и прочие преграды. Лес вокруг шумел, храм позади гудел, а они слышали лишь шелест мужского голоса. В голове тысячи идей уже сформировались, вдохновение играло, раздирая на части. Ткачам хотелось прямо сейчас заняться тысячей дел, написать сотни книг, придумать миллионы новинок — всё, чтобы исполнить завет Ветра. «Перемены не всегда должны быть к лучшему».

Выход из двойного сна всегда внезапен и резок. Идя по прекрасному лесу, Ткачи не видели его, а открыв глаза, оказались в совершенно не волшебных лесах Мексики. Но Ткачи не разочаровывались, нет. Ведь пройдет год и они придут сюда снова.

Каждый раз вернувшись, они оказывались в новом районе этих лесов. Однажды их занесло даже на пик горы. Но сегодня им повезло — они проснулись на полянке всего в нескольких километрах от джипов. Они с хохотом глядели друг на друга. Жирные тела ушли — разноцветные пижамы висят мешками. Донельзя грязные, но молодые, сильные, полные энтузиазма и довольные. И опять они встали в круг и взялись за руки. И очень тихо, как будто стараясь сохранить тайну, пробормотали одно слово:

— Спасибо.

Резкий порыв теплого ветра сообщил им — благодарности приняты. Ткачи разжали замок и вернули лицам привычное, изогнутое вниз расположение губ. Дорогу до джипов они преодолели всего за полчаса.

Уж казалось бы, те, кто видел путешествие Ткачей десяток раз, не должен удивляться возвращению. Но глаза телохранителей, старались запомнить каждый их выход из леса. Еще бы — на глазах вершилось настоящее чудо. Ладно бы Ткачи просто худели, но они как будто выздоравливали и омоложались. Цвет лица розовый и здоровый, волосы отрастали, седина из них удалялась без следа. До этого они хромали и еле-еле несли рыхлые тела куда-то в чащу, теперь каждых шел твердо, движения стали резкими. И еще Ткачи выглядели очень опасными. Из леса вернулись не измученные трудной жизнью толстые люди, а, пусть и не поджарые, но сложенные как тяжелоатлеты крепкие мужчины. Казалось, раньше они служили в десантных войсках — со стороны не отличишь, кто на поляне телохранитель, а кто охраняемый.

Проводники знали порядок. Первым делом Ткачам преподнесли семь бутылок крепкого английского пива. Не очень Толстые Ткачи открыли их, чокнулись друг с другом и выпили одним залпом. Затем взяли у телохранителей семь сигар и выкурили. И лишь после этого переоделись и умылись водой из ручья, подогретой на костре. Разноцветные пижамы отправились туда же, Ткачи одели удобные хлопчатобумажные спортивные костюмы. На помолодевших лицах промелькнули несколько самодовольных улыбок, когда они рассмотрели свои отражения в зеркалах. А потом Ткачи уселись в джипы и их повезли в Мехико. Там Семь Толстых Ткачей сели в семь разных самолетов и полетели исполнять приказ Музы.

Ли
Ли Кахома, президент «Кахома корп.», только что вышел из спальни. Оттуда доносились веселые женские голоса, на лбу молодого президента выступили капельки пота. Он — в большом пентхаузе на крыше одного из самых дорогих отелей Токио. Не его отеля — жена Ли вряд ли обрадуется, если еще раз застанет его с любовницами. Хотя, конечно, Ли на нее плевал, но сыну ни к чему слышать, как родители ругаются. Сына надо воспитать так, как отец воспитал его. Мальчик должен понять — если весь мир еще не принадлежит ему, это только вопрос времени. Отец всегда говорил, что только власть имеет ценность, а жены, любовницы, друзья и деньги могут прийти, а могут уйти — в душе от этого не должно ничего измениться. Мужчину делает мужчиной не это.

Ли воспитывали если не строго, то уж точно тщательно. Отец уделял учебе внимания не столь много, сколько моральному облику сына. Почитание отца и себя — именно в такой последовательности и только так; вот собственно и все принципы, усвоенные Ли от родителя. Надо сказать, Ли им полностью соответствовал. До смерти старика Кахомы он оставался в плотной тени, а после вышел на свет во всей красе. Вышел так, что все сразу поняли — с Ли шутки плохи и могут окончится смертью.

— Здравствуй, Ли, — раздался голос из темного угла.

Ли не вздрогнул, не испугался и даже не повернулся к вновь прибывшему. Он закончил начатое — залез в холодильник и достал два пива. Изначально хотел выпить шампанского, но слегка изменил планы — в комнате стало значительно жарче. И лишь после этого он пошел на голос, но не включил свет. Ли любил полумрак, а гостю свет не нужен вовсе — он слеп.

— Привет. Кто пришел ко мне сегодня? — сказал Ли, садясь напротив мужчины.

В темноте он плохо виднелся, но Ли представлял его облик — все из клана Слепой Дюжины выглядели одинаково. Длинный плащ, скрывающий оружие, высокие сапоги и неизменные темные очки. Однажды Ли увидел, что скрывают зеркальные стекла и потом неделю ему снились кошмары. Это было очень странно, потому что крови Ли повидал прилично и впечатлительным никогда не был, но кошмарило не от грубых швов на глазницах слепца — кошмары приходили вообще почти всегда, когда он встречался с ними, но тогда… Тогда он чуть с ума не сошел. Это еще одна причина, чтобы не видеть гостя.

— Кур.

Никто доподлинно не знал, кто такие люди из клана Слепой Дюжины. Только смутные легенды и слухи летали над ними, как бабочки вокруг костра. А как много их сгорело в пламени одного из самых могущественных кланов японской мафии. Начало клан Слепой Дюжины брал где-то в Первой Мировой Войне. Именно тогда несколько военных кораблей отбились от Японского флота и занялись грабежами. И по сей день пиратство — главный доход клана. Руководителей у них, как понятно из названия, двенадцать. Поговаривали, прежде чем вступить в руководящую должность, новый главарь должен зашить себе глаза. Ли не знал, зачем они это делали, однако с ориентированием в пространстве у них проблем не наблюдалось. Вот хоть этот Кур спокойно пробрался в его пентхауз, обойдя многочисленную охрану, и ничего, что слепой.

Поименно дюжину тоже никто не знал, по крайней мере, всех. Ли встречался с Ором, Рооми, Арооми. Кур стал четвертым. У клана существовал еще ряд причуд. Например, с Арооми Ли виделся дважды, но во второй раз пришел другой мужчина, что не помешало им общаться, как будто они виделись раньше. Ли не имел понятия, как они это делают и зачем, но примерно раз в пять лет состав главарей клана менялся полностью, оставляя за собой прежние имена и манеру поведения.

С кланом Слепой Дюжины Ли познакомился не так давно. Собственно, лишь когда уговорил Чана выступить против Семи Толстых Ткачей. Тогда к нему пришел Арооми и предложил помощь. От подобных предложений, тем более высказанных такими лицами, отказываться не принято, и Ли согласился. Главарь кое-что рассказал ему о Ткачах, выяснилось, что толстая бригада контролирует почти треть якудзы. Ли водил с ними шашни и раньше и очень удивился. Он вообще удивлялся больше и больше, узнавая подробности о своих толстых противниках.

Арооми поведал, в семидесятых годах якудза что-то не поделила с Ткачами и те написали книгу. Опус о японских гангстерах разошелся бешеным тиражом и стал очень популярен во всем мире. Тогда же резко покатился вниз уровень частных инвестиций в экономику Японии. А когда по книге поставили фильм, где показали методы работы якудзы и силу их власти, даже крупные корпорации перестали вкладывать деньги в японскуюэкономику. Никому не хотелось работать в стране, управляемой бандитами. Правительству Японии не оставалось ничего другого, кроме как, с показательной жестокостью, уничтожить десятки предводителей и приговорить к тюрьме сотни рядовых членов якудзы. Такого страшного удара якудза не испытывала ни до, ни после. Всем кланам пришлось, объединившись, пойти на поклон к толстякам. Неизвестно, о чём они там договорились, но вскоре вышли еще несколько книг, главным образом, о высоком уровне развития и перспективах Японской экономики.

Да, вот так просто, оказывается, действуют книги. Повергают в пропасть экономики целых стран, гнут яростные бандитские кланы в бараний рог, с легкостью и изяществом возвращают всё на круги своя. Инвесторы тогда вернулись в страну восходящего солнца, а якудза по сей день боятся Толстых Ткачей больше смерти. Просто, да. Но получается так, почему-то, только у них.

Что же касается клана Слепой Дюжины — он никогда ни у кого прощения не просил, да и не пострадал от чистки японских властей. С Ткачами у них были какие-то свои счеты. Очень личные. Поэтому они с радостью вступили в союз с Ли — миллиардер в войне всегда большая подмога.

— Кур, значит, — сказал Ли, протягивая тому бутылку.

Перед ним сидит слепой мужик, он точно не претворяется. Но рука в черной перчатке протянулась и взяла бутылку, как будто видела сама. Ли заметил, как только перчатка коснулась стекла, запотевшая бутылка тут же покрылась конденсатом, а потом и вовсе высохла. Сухие губы Кура отхлебнули из горлышка бутылки, Кахоме показалось, пиво запарило у того из краешков рта. Кур вылакал бутылку один залпом и поставил на столик. Бутылка исходила паром. Из нее испарялись остатки влаги.

— Я пришел к тебе за информацией, — сказал Кур. Рядом с ним жарковато, а в комнате попахивает… как будто пустыней?

— Съемки фильма начнутся на следующей неделе, всё уже обговорено и осталось лишь доделать декорации.

— Не это меня интересует, Ли. Откуда у вас вдруг появился такой замечательный сценарий?

— От какого-то русского писателя. Я не знаю, всем занимается Чан.

— И это плохо, Ли. Не стоит отдавать в руки хитрого лиса все нити.

— Да какой он лис? Может, раньше и был, но теперь… просто старая развалина.

— Поверь мне, Ли, любой сумевший подняться наверх с самого низа — очень умный человек. Не стоит недооценивать ни своих врагов, ни тем паче — своих союзников.

— Хорошо, я проявлю больший интерес к работе над фильмом. Что еще ты хотел узнать?

— Наши люди сообщили, что Толстые Ткачи пропали на целую неделю а, вернувшись, предсказуемо активизировались. Их деятельность циклична. Весной и летом они расторопней всего, осенью потихоньку угасают, а зимой почти бездействуют. Следующей весной всё повторяется. И так из года в год…

— И что это должно для меня означать? Всё равно фильм будет готов только через год.

— Вот об этом я и говорю. Надо сделать всё, чтобы его выпустили к концу зимы. Надо бить по Ткачам, когда они слабее.

— А почему они так странно действуют?

— Никто не знает, — пожал плечами Кур. — Некоторые действия Толстых Ткачей не поддаются расшифровке. У нас есть предположения на сей счет, но это только догадки…

— И как это отразиться на наших планах?

— В целом, никак. Всё остается по-старому. На премьере фильма мы должны убить всех Ткачей, которые там будут. Даже если приедет один Вольт, его надо уничтожить. А если удастся убить еще нескольких…

— Кур, я не против. Я скажу Чану, чтобы он постарался выпустить картину к концу зимы.

— Даже лучше к началу весны. Они обновляются где-то к марту…

— Что делают?

— Неважно. Просто делай свое дело, а мы займемся остальным.

— Хорошо. Это всё?

— Да.

Кур поднялся и пошел к выходу. Ли не стал его провожать и, допив пиво, направился в спальню. Девочки притихли, услышав разговоры в комнате, но сейчас он их растормошит. Этой ночью он постарается напиться и уснуть как можно позже, иначе кошмаров ему не избежать.

Дима
— Значит, главный герой — не герой? — спрашивал Диму толстенький коротышка в очках, одетый в демократические шорты с белой майкой.

— Да, — ответил Дима. — Вся фабула книги строится именно на том, что Один оказался прав, когда перестал смотреть на героев. С тех времен героические поступки стали совершать, руководствуясь не идеалами смелости или того же героизма, а из страха. Они спасают людей либо за компанию, спасая первым себя, либо потому, что им за это платят. Они любят других, чтобы самим было хорошо. Они эгоисты, а не бессребреники. Они воюют, чтобы прославиться, разбогатеть или завоевать новые земли, а не чтобы совершить подвиг. Настоящий подвиг — это работа над собой для себя. Это попытка стать лучше. Для самого себя лучше и в собственных глазах. А современный подвиг — это попытка стать лучше в чужих глазах. Потому и получается плохо, ведь «чужие глаза» также несовершенны, как и свои. Они тоже не без греха и готовы простить слабость, ошибку, страх. Но «чужие глаза» нельзя изменить, а свои — можно.

— Это хорошо, — кивнул режиссер.

Они сидели в небольшом вагончике неподалеку от съемочной площадки. Режиссер, в принципе, остался доволен беседой и тем, как писатель разъяснил некоторые моменты произведения. Это поможет в работе с актерами, особенно в правильном построении характера персонажа, но… Сам писатель его страшно раздражал. Он не вел себя нагло или надменно — это режиссер понял бы и принял. Ему приходилось работать с таким количеством бездарностей, мнящих себя гениями: актерами, сценаристами… актрисами! Пожалуй, с актрисами в этом плане сложней всего, ведь абсолютно каждая женщина — звезда! С соответствующей звездной болезнью. Но тут нет, раздражало другое. Первое — этот тип вообще на него не реагировал. Другие сценаристы или писатели очень даже реагировали, узнав имя; другим достаточно было гордо стоящего на полочке Оскара. Но, беседуя с писателем, режиссер как будто менялся с ним местами. Молодой мужчина написал всего три книги, причем, одну не художественную, а научно-популярную, но рассуждал настолько здраво, подмечал детали, разъяснял режиссеру детали уже его работы… И так всё четко расставлял по полочкам! Никто не любит умников, даже другие умники, но нет ничего хуже одному умнику понять, что другой умник — вправду умнее его. В практике режиссера был только один человек, которого он мог бы назвать бОльшим профи, чем он сам — голливудский продюсер Уолт. Но то — фигура! Которой, почему-то, этот фильм как кость в горле. А тут… Какой-то русский.

Вторая причина — облик писателя. Режиссер никогда не видел настолько безупречно одетого, выбритого и причесанного человека. От него пахло духами, но не сильно, зубы светились перламутром, волосы изящно зачесаны вбок, а глаза… они, мягко говоря, удивляли. Благо хоть Дима большую часть суток носил темные очки, но сейчас он их снял и таращился почти немигающим и безразличным взглядом. Мужчина не альбинос, но глаза почти белые. Иногда казалось, радужка отсутствует напрочь, только при встречном свете удавалось различить — глаза у него едва-едва голубые. Он сидел на стуле, как каменное изваяние, и лишь губы шевелились, выдавая нужную информацию максимально лаконично. Последняя реплика оказалась самой большой за прошедший час.

— Я думаю, Дмитрий, мне все ясно, — сказал режиссер, протягивая руку. Ну вот и всё — больше он его никогда не увидит, разве что на премьере. Даже сейчас режиссер не говорил себе правду, почему Дима его так нервирует — писатель просто пугал его. — Когда возвращаетесь в Россию?

— Пока не знаю. Наверное, когда придется ехать на развод.

Он пожал протянутую ладонь, чуть не сломав режиссеру кости. Тот поморщился, но не столько от боли, сколько от холода писательской руки. Словно Дима сделал себе протез из сухого льда, на секунду режиссеру показалось, он увидел иней на ногтях.

А Дима, не попрощавшись, вышел из трейлера и пошел к своему. Пока не приехал актер, играющий роль главного героя, Диме предложили занять его вагончик. Ему снимали номер в отеле, но ездить по Гонконгу из конца в конец неудобно, и Диму переселили сюда. Войдя, он сразу пошел к ноутбуку и, открыв текстовый документ, застучал по клавишам. И только когда написал десяток предложений, на лице появилась улыбка. Теперь он улыбался только когда писал. В новом, вымышленном мире он уходил от полного безразличия жизни и становился другим человеком. Тем человеком, которого он описывал.

Он сильно изменился за последние месяцы. От прежнего Димы почти ничего не осталось. Ни интересов, ни привычек, ни привязанностей. Но новый Дима нравился ему больше. Его не интересовали мелочи, зато он всё больше задумывался о глобальном. В частности о том, зачем снимают этот фильм? Сначала он не замечал ничего необычного. Ну, охраняют студию очень тщательно, так и что? Но потом сообразил или, быть может, увидел во сне, что сотня охранников — это очень много. Даже непозволительно много и бессмысленно. Новый Дима не любил бессмысленность и очень скоро разобрался, что к чему. Пару небрежных слов, брошенных Ченом и его дядей, легкая нервозность режиссера, и, конечно, сны сказали ему о многом. Он несколько раз услышал словосочетание «толстые ткачи», почему-то его это сильно заинтересовало. Он даже спросил об этом у Чена, но получил в ответ лишь какую-то байку о названии фильма. Прежний Дима никогда не заподозрил бы Чена во лжи, а новый… Новый видел, что тот бессовестно врет. Это яснее ясного даже по расширению и сужению зрачков китайца, но Дима видел больше. Микроскопические капельки пота над верхней губой, которые не различишь без микроскопа, учащенное сердцебиение — показывала маленькая пульсирующая жилка на шее, тембр голоса, моргание. Новый Дима замечал всё. И, в принципе, оставался безразличен. Принимал информацию: ему врут. Это не вызывало злобы или раздражения.

Дима стал замечать за собой некоторые странности и зрение орла лишь одна из них. Он теперь практически никогда не волновался, отсюда, видимо, и некоторая способность к наблюдательности и анализу. Вроде бы вел сидячий образ жизни, но Дима стал чуть ли не в три раза сильнее. Он похудел, но был вовсе не дистрофиком, напротив, тело приобрело потрясающий рельеф — Дима давеча изучал анатомический атлас и не нашел там некоторых мышц, появившихся у него. Руки, ноги, торс, шею словно сплели из металлического троса, любая мышца в напряженном состоянии была на ощупь камнем. Его уши лучше слышали, осязание тоже усилилось — перебирая в кармане мелочь, Дима мог сказать достоинство монеты не по размеру, а по надписи. А потом мог двумя пальцами свернуть любую монетку в трубочку…

Когда Дима понял, что Чан ему врет, что «толстые ткачи» — это гораздо больше, чем название фильма, он начал действовать согласно своим новым качествам и добился результата довольно быстро.

Имя Уолт на съемочной площадке произносилось неоднократно, однако никто на вопросы о нём не отвечал. Диме пришлось пойти на хитрость. Помог ему помощник главного режиссера молодой человек по имени Стефан. Американец по рождению, корнями он уходил во французскую землю, любил выпить и погулять. Дима пригласил его однажды вечером прошвырнуться по барам Гонконга и покадрить девиц. Хотя с недавних пор слабый пол Диме совершенно безразличен, а одна единственная мышца, никогда не становившаяся твердой на его теле, болталась между ног. Для желанна лишь женщина из снов, которую он даже не помнил. Иногда при взгляде на других девушек или вспоминая жену, в мозгу на краткий миг вспыхивал образ ее синих глаз и холодной красоты.

Когда они сменили четвертый бар, Дима решил прощупать почву. Они так никого не закадрили, да Диме оно было и не надо, зато и он, и Стефан изрядно приняли на грудь. И вот, распивая третью бутылку виски, купаясь в клубах кальянов, Дима спросил у Стефана: кто такой мистер Уолт?

— Ну, бро, ты даешь! — сказал помощник режиссера и заржал. — Как можно не знать Уолта?

— Так я недавно в этом деле, — пожал плечами Дима.

— А, ну да… Если коротко, то Уолт твой конкурент номер один! — сказав это, Стефан расхохотался, как павиан, а Дима изобразил на лице удивление.

— В смысле?

— Он самый лучший сценарист Голливуда. И не только его. Уолт — легендарная личность. Он главный редактор нескольких журналов о кино, выпускает подарочные альманахи звезд, продюсирует не менее двадцати фильмов в год, ему принадлежат контрольные пакеты акций нескольких студий. В общем, если ты видишь на экране очередной блокбастер, считай в нём участвовал Уолт.

— А чего его тогда нет здесь? Или он тоже принимает…

— В том-то и дело, — Стефан выпил рюмку виски, заговорщицки подмигнул и продолжил. — Тебе-то, конечно, плевать, ты уже бабки получил и можешь валить обратно в Россию поить медведей водкой, но остальная труппа беспокоится. Актерам, даже по меркам Голливуда, заплатили бешеные деньжищи, чуть не в два раза больше обычного. Режиссер, по слухам, после съемок сможет прикупить себе островок на Гавайях, и всё потому, что Чан, ну, старик Чан, решил потеснить Уолта. Фильм обещает быть очень успешным, ты, сукин сын, написал классный сценарий, и это чуть ли не впервые, когда Уолт не имеет к этому дела.

— Ну и чего? В чём конфликт-то? В Голливуде тоже мафия заправляет? И нельзя делать хорошие фильмы без этого Уолта?

— А хрен его знает, — пожал плечами Стефан. — Вот только за последние пятьдесят лет не вышло и двух фильмов, где не принимал участие Уолт, да и то те два провалились…

— Хорош заливать! Так не бывает.

— Не бывает, а бывает. И наша маленькая труппа нервничает. Я сам в этом бизнесе не так давно, но знаю хорошо — кто переходит дорогу Уолту, или вылетает, или с ним происходит что похуже…

Стефан налил из Бутылки еще рюмку, выпил. И тут его угораздило взглянуть в глаза Димы. Помощник режиссера вдруг увидел в почти бесцветных бельмах странного русского писателя… Зиму. Далекие пики осколков гор, ледяное плато, заснеженный замок…

Дима тоже почувствовал нечто странное. Словно кто-то использовал его как окно. В голове добавились несколько любопытных мыслей и образов, потом его охватил легкий страх. Такого он еще никогда не испытывал, и, если бы это случилось до произошедших с ним изменений, его охватила бы самая настоящая паника, но теперь был лишь… даже не страх. Волнение?

Дима стал окном. Или дверью. Он чувствовал, кто-то медленно пробирается в его мысли. То он спокойно анализировал информацию, изучал Стефана, а тут вкралась мысль, которая никогда не посещала его прежде. Такого вообще не могло прийти в голову ни прежнему Диме, ни даже новому — спокойному и отрешенному. Ему захотелось совокупиться со Стефаном. Но даже не с ним, а только лишь с его головой. Отрезать и как следует напхать туда… А остальное тело скормить ледяным псам. Но не отрезать голову сразу, а начать нарезать с ног. Пальцы, голени, колени. В мыслях рождались образы, он увидел то, что никогда не видел — ледяных псов. Огромные, размером с медведя волкоподобные чудища. Белая шкура покрыта сосульками, что острее клинков. Глаза белые, зубы — прозрачные, как стекло. Такие же ногти. Дима видел, как его синяя ладонь держит острейший меч. И вот он отрезает бедро у орущего Стефана, подбирает со снега, швыряет псам. Те радостно гавкают и чавкают. Почему-то Стефан никак не может умереть, а продолжает вопить, пока я не нарезаю его на частички — остается только голова, которая орет и орет. А куда он денется, чары Кая сильны — никто не уйдет из Черно-Белого Царства, пока он не пожелает этого! Никто по своей воле! Тут сильна только его воля — воля Кая! И Герды! Синяя ладонь берет голову помощника режиссера за волосы, а вторая ладонь расстегивает ширинку на кожаных штанах…

Только тут Дима понял, что глядит не свои мысли. Стефан тоже цел и невредим — сидит перед ним в каком-то трансе. Но смотрит Дима на него не один, а вместе с еще кое-кем. Пришло четкое понимание, где он и кто тот, пробравшийся в его голову. Это Ее вернейший соратник, но это не Она. А хозяйничать в его голове может только Она!

Дима снова успокоился и с легкостью начал вытеснять из себя незваного гостя. Но тут в голове прозвучало: «Я помогу!». Дима ослабил нажим, снова тот, кто называл себя Каем, вошел в сознание Димы, только теперь, почувствовав, что ему могут дать отпор, он вел себя вежливей. Хоть и ненамного. Дима ощутил, его рот говорит что-то, чего Дима сказать не хотел.

А для Стефана не прошло и нескольких секунд. Ему померещились эти горы и снежные степи, а потом он как-то обмяк. Накатила усталость и хмель, мысли запутались, стало холодно и страшно, тело покрылось гусиной кожей. Воля раскисла, как осенняя лужа, сквозь пелену он услышал не Димин голос, вылетевший из Диминого рта:

— Расскажи мне всё! — приказал Кай.

— Про Уолта много идет разговоров, — начал Стефан.

Кай в голове Димы пропал внезапно. Окно закрылось резко и разом захлестнуло безразличие и трезвость — словно он и не пил этим вечером. Но Дима знал, если он позовет, Кай откликнется и придет, и поможет. Кай — очень могущественный союзник. Но тут же пришло понимание, что таких союзов надо побаиваться.


— Очень нехороших разговоров, — продолжил Стефан, как в бреду. — Он не «мафия», как ты выразился, но по каким-то непонятным причинам его враги долго не живут. У него денег — хватит купить весь Голливуд. Чан еле-еле набрал актерский состав — Уолт перебивал все разумные и неразумные гонорары, согласились только те актеры, которые имеют на него зуб. Но Уолт не останавливается на актерах. Мы уже раз десять поменяли всех операторов, монтажников, строителей, даже уборщиков! Он жмет по всем фронтам, банки отказываются выдавать нам наши же деньги, копы и налоговики приходят с проверками каждый день, не говоря уж про пожарных и санэпидемстанцию. Но это еще не всё. Всю студию трясет от страха, они что-то все такое про Уолта слышали, всякий бред летает по съемочной площадке. Договорились даже до того, что Уолт — это тот самый Уолт Дисней! Всем страшно. Но всех останавливает только одно. Они знают, если уйдут — Чан убьет их. И это уже точно…

Кольт
Пальцы летали по клавиатуре со скоростью не меньше семисот знаков в минуту. На полу урна, в ней сломанная клавиатура с истертыми клавишами, в шкафу, в простых белых коробках, припрятаны несколько запасных. Короткие пальцы Кольта выстукивали очередной удар по христианству. Дурацкий, бездоказательный текст, который и написан-то специально паршивенько, но такие и наносят самый лучший удар. Люди думают: конечно, брехня, но что-то тут есть. Клубок сознания не может распутаться, оттого мозг как бы находится в поиске: неправда, конечно, однако ведь тут вот правда, почему всё неправда, если это правда? И мозг сам себе начинает придумывать аргументы, убеждать сам себя, приходит к нужному выводу, и как-то забывается, что послужило толчком к изменениям. А послужила вот такая вот фигня, которую он сейчас пишет и написал уже томы такой фигни. В России самым ощутимым успехом, выпестованным Ткачами, был один одиозный политический деятель, лидер мелкой парламентской партии. С экранов ТВ он нанес за свою долгую политическую жизнь столько галиматьи, но мало кто задумался, как она изменила сознание целой страны. Страна поменяла свое мнение на его. Он убедил всех. Хотя его в России считают шутом. Ничто так не меняет человека, общество, страны и даже Мир, как фигня…

Книга подбегала к концу, на толстых губах довольная усмешка.


«Совершенно понятно, основа всех христианских постулатов берет свое начало из вед. Все мы читали о том, что якобы-Иисус посещал Индию, и даже где-то сохранились псевдоправдивые бумаги, найденные Рерихом, и всё это действительно интересно, однако никто не допускает другого. Совершенно ясно, что христианская религия, по которой живет большая часть западноевропейского мира, в которую верят два миллиарда человек, полностью отличается от иудаизма, который должен быть ее прямым предшественником. Никакой жестокости, никакого насилия со стороны бога здесь не наблюдается, и примерно то же самое мы видим в буддизме. До меня многие писали, что якобы-Иисус — воплощение Будды, но никто не предположил, что в действительности, это одно и то же лицо, а вернее — одно и то же верование.

Большую часть загадок и несоответствий в жизни Христа мы видим на ранних этапах его жизни. Звезда, чье появление астрологи всего мира исследовали столько раз, что сами запутались, далее город, где родился Иисус и мифическое истребление младенцев Иродом. Или учение им в храме мудрецов. Именно по этим эпизодам из жизни Иисуса наносят удары атеисты и скептики. Именно это — основа для сомнений. Так, может, этого никогда и не было?

Далее идет большой период жизни Христа, выкинутый из библии. Примерно на это же время, по мнению многих теософов и мистиков, он отправился в Индию. Есть несколько бумаг, свидетельствующих, что он посещал Тибет. Так давайте предположим, что именно оттуда берет начало его жизнь. Из Индии в Иудею пришел молодой тридцатилетний учитель. Он кардинальным образом изменил веру людей, породив философию, отличную от той, что преподносилась верующими в Яхве. Различий с прошлыми верованиями и сходств с буддизмом очень много, об этом писалось выше. И тогда становятся понятными многие факты. Почему народ отвернулся от Христа? Он был чужеземцем, поэтому его так легко распяли. Почему его изображения очень похожи на изображения индийских богов? Посмотрите на лики икон — на них Иисус очень напоминает индуса. Поставьте ему точку на лбу, и сходство поразит вас. Фактически, изображения большинства икон очень похожи на индусские…».


В дверь постучали, Кольт оторвался от клавиатуры. Он поморщился, как делал всегда, когда его прерывали и сказал:

— Войдите!

Дверь приоткрылась, в проеме появилось лицо молодого служки.

— Кардинал, с вами хочет поговорить ваш брат.

— Который?

— Он представился как Шалит.

— Он позвонил?

— Нет, воспользовался видеосвязью. Вы можете поговорить из конференц-зала.

— Хорошо.

Кольт сделал жест, лицо скрылось. Он нацепил цепочку с крестом, которую снял, потому что мешала печатать, и встал. Колени слегка хрустнули, но Кольт улыбнулся. Он пока еще очень силен. Уже поправился на десять килограмм, но это мелочи. Подобрав сутану, он вышел из комнаты и двинул в конференц-зал.

В большом помещении цоколя храма всё оборудовано на высочайшем уровне и последним словом техники. У Толстых Ткачей самая продвинутая техника, об этом заботится Болт. Компьютеры Ткачей обгоняют даже те, что используются для управления ядерными ракетами. Конференц-зал представляет собой помещение с каплевидным столом, десятком стульев и большим экраном, на котором застыло толстое лицо Шалита. Кольт сглотнул. По гримасе Шалита он догадался — главный Ткач недоволен и недоволен очень сильно.

— Ты читал это? — раздался голос Шалита, усиленный динамиками до громоподобного. Его лицо пропало с экранов, вместо него появилась книга с красочной обложкой и надписью на французском: «Сыны Одина».

— Нет, — ответил Кольт. — Но слышал. Я думал, этим занимается Вольт…

— Я уже говорил с ним. Вы идиоты!!! — рев Шалита чуть не оглушил Кольта. Он нажал кнопку понижения звука на пульте.

— В чём дело? Разве мы не написали сценарий, который должен заткнуть этот фильм за пояс?

— Во-первых, не факт, что заткнет. Во-вторых, вы как последние кретины проморгали большую опасность за меньшей. Сосредоточились на сценарии вместо того, чтобы проанализировать книгу.

— А что в ней такого? — Теперь озабоченность появилась уже на лице Кольта. Кому как ни Толстым Ткачам известна сила книг.

— Много чего, — немного успокоился Шалит. — Но главное: религия, философия, мораль. И это, между прочим, наши с тобой направления.

— Спасибо, что напомнил. А почему Вольт не прижал издателей?

— Прижал, но книга разошлась по интернету. Из него, в последнее время, валят одни проблемы. А там и самиздат подключился.

— А что же автор?

— Он полностью уступил права на книгу, с тех пор как выкупил их у издательства.

— То есть как?! — удивился Кольт. — Это же серьезный просчет!

— Я знаю. Потому и говорю: вы провалились!

— Ну, не только ведь мы…

— Мой профиль это затрагивает лишь косвенно! — сказал Шалит холодно. — Мораль — есть продукт философии и религии, а не наоборот! Это вершина, да, но основу должны строить вы!

— Что с писателем? — спросил Кольт хмуро. Он и сам прекрасно понимал, что это именно его просчет. Если Вольт сейчас плотно работает с фильмом, о книге должен был подумать в первую очередь «кардинал».

— Не знаю, — Шалит окончательно скуксился. Это очень плохо, когда первый Ткач в таком настроении — оно автоматики передается всем Ткачам. Это одна из причин, почему Шалит занимается самым веселым направлением.

— Что говорит Болт?

— Он ищет, но тоже не может его найти.

— Необходимо его устранить. Если всё настолько серьезно как ты говоришь…

— Всё гораздо серьезнее, разрази меня Ветер! Книга всколыхнула общество, это может привести к всплеску героических настроений. В Арканзасе какой-то парень вытащил из горящего дома старушку с кошкой и сказал, что никогда не сделал бы такой подвиг, если бы не прочел книгу «Сыны Одина». В интернете сообщество «Сынов», превысило пятьсот тысяч человек. Во всех странах есть их фанклубы! Сайты! Встречи! Слёты! Этих «новых настоящих героев» уже столько, сколько не было фанатов Стартрека! Страшно подумать, что будет, когда выйдет фильм. И еще…

— Что?

— Тот же автор выпустил еще две книги. Первую назвали прорывом в теории струн, а вторая…

— Что вторая, Шалит?

— А то! Вторая вышла пока только в интернете и называется «Семь Толстых Ткачей»!

6

Дмитрий
Ах, Париж! Город-мечта со всеми своими памятниками, ресторанами, дворцами, музеями и одной башней. Такое количество поэтов ты породил, отсюда растут ноги всех мировых Революций, на каждый камень твоих мостовых вылито по ведру крови. Прекрасный, удивительный, город любви? Не думаю. Красивый город, не более того. Прямое доказательство тому, что великим делают города и страны не музеи, памятники или архитекторы, а великие люди. По величине людей, которых взрастил Париж, он, быть может, первый в Мире. Вот и сегодня сюда заглянули люди далеко в Мире не последние.

За четыре месяца Дима объездил полмира, но вовсе не чтобы осмотреть его. Дима работал. Он прочитал около сотни книг и бегло ознакомился с тысячей. Разного времени и разных авторов они не имели совпадений ни в сюжете, ни в тематике. Но Дима не сомневался — все написаны одними лицами. Новой диминой наблюдательности вполне хватило, чтобы это понять. Кроме того — ему помогали подсказками и информацией. Во снах, прежде чем оказаться на любимом плато, где его ждала Королева, он частенько встречался с Каем. Да-да, они познакомились поближе, теперь Дима даже мог назвать того почти другом. Хотя трудно даже представить два существа таких равнодушных друг другу, но их объединял общий интерес. Встречи эти происходили довольно странно. Знаете дрему, которая накатывает перед самым сном? Когда еще не сон, но где-то между. На границе. Вот стоило теперь Диме войти в это состояние, приходил Кай и продлевал его, не давая окунуться в омут вожделенных сновидений. В полудреме мозг Димы раскрывался, снова становился окном, куда заглядывал гость. Две личности прекрасно уживались в одном черепе, Дима теперь знал, что такое раздвоение личности. Часами они могли разговаривать. Дима как бы задавал вопросы сам себе и сам себе же отвечал, вот только откуда были эти знания? А Кай знал очень много. Так много, будто жил уже сотни лет.

Тысяча с лишним книг! Это только то, что лежало на поверхности. Прослышав о Уолте, Дима серьезно заинтересовался. Первыми, он посмотрел сценарии к самым кассовым фильмам за последние пятьдесят лет. Вряд ли кто-нибудь кроме него смог бы заметить, что темп большинства картин совпадет. На экране это не всегда видно, но толстые кипы бумаг не умеют врать Диме. Текст отдавался писателю, будто он шлюха, а писатель — миллиардер. Ничто не удавалось утаить, Дима читал на ВСЕХ языках этой планеты, хотя твердо знал всего лишь три. Как шли строчки, слева направо или сверху вниз, буквы это были или иероглифы — он их вообще не видел. Перед ним были образы, пальцы, штрихи, шорох бумаги, ее запах, вкус… Это невозможно объяснить, так в Мире умел только один человек — Дима. Специально для этого его тащили в заснеженное королевство, об этом шептали холодные губы его Королевы, этому его обучал Кай. Дима был писателем до самого мозга костей. Найдя маленький уголок простыни истины, торчащий из-под покрывала тайны, он потянул его, надеясь вытащить носовой платок, но вытянулся парашют.

Дима принялся искать следы Уолта в литературе — собрал все бестселлеры за последние шестьдесят лет, начал проверять, сверять и нашел гораздо больше, чем искал. Как только Дима понял, на что наткнулся, он собрал вещи и улетел из Гонконга. Потом сделал три пересадки, побывав в аэропортах трех континентов. Вернувшись в Европу, Дима взял напрокат машину и уехал в Польшу, где провел месяц, живя в отеле по левым документам. Благо, гонорара за сценарий ему хватило на все эти перемещения и покупку липового паспорта. Но почему Дима сделал это? Почему он вдруг решил пуститься в бега, хотя за ним никто и не гнался? Потому что понял — если погонятся, убьют.

Поначалу Дима думал, Уолт просто хороший писатель, но оказалось, во-первых, — он не один. За месяц в Польше Дима нашел еще трех, причем, в таких местах, что мороз пробежал бы по его бледной коже, если бы эмоции не остались в ледяной пустыне. Он опять снялся с места и переехал в Париж. Там он нашел еще два литературных направления. Система складывалась в голове медленно и неторопливо. Дима понимал, он наткнулся на что-то большое, на какой-нибудь правительственный заговор, но какая ему от этого выгода? Опасности он видел, а вот выгоду? Да и потом, предположение настолько нелепо, несмотря на очевидные для него факты, что мало кто поверит. Заставить людей поверить во что-то легко, если они хотят в это верить. Люди хотят верить в Бога и верят. Люди хотят верить в эволюцию и тоже верят. Хотя как первое, так и второе имеют очень сомнительную доказательную базу. А тут еще сложнее. Дима прекрасно представлял, что будет, когда он напишет: сотни, а может, и тысячи авторов — это всего семь человек под разными псевдонимами. А доказательства? Схожесть темпов, такое же дыхание книг, одинаковый ритм? Пф! Как объяснить, что предложение, где в девяноста случаях из ста предлог «но» стоит ровно за треть до точки — это схожесть стиля? Как доказать, что построение абзацев, тот самый темп произведения, — это как отпечаток пальца. Кто-нибудь из лингвистов, может, и согласится, но скажут, Дима просто изобрел велосипед — вот он, ключ к хорошей литературе, а все те писатели просто хорошо пишут, потому и одинаково. Но писали-то они совсем неодинаково! Из-под пера таинственных литераторов выходил и образец стиля, и паршивая желтая пресса. Только Дима видел схожесть, другим объяснить такое — нереально.

А что реально? Что те наймут киллера и его убьют. Разотрут и даже не заметят. Если с миллиардером Кахомой они еще повозятся, Дима — мелкая рыбка. Тут даже Кай не поможет. А написать книгу очень хотелось. С тех пор, как расстался с женой, Дима захотел еще что-то, кроме поспать и попасть на ледяное плато к Ней. Нет, писать ему и до этого доставляло… некоторые подобие радости, но теперь он реально захотел написать книгу о своем открытии. Теперь не писать стало труднее, чем писать. Даже в мыслях перед сном, даже в разговоре с Каем, даже с Ней он говорил и думал о том, чтобы написать книгу о великих писателях. Кай и Она не возражали и вроде бы даже одобряли его, как казалось Диме. И он не понимал, насколько велико это их одобрение.

Но как писать? Что писать. Кроме имени Уолта, которое нельзя упомянуть, потому что тогда его кокнут, ничего-то и нет. Кто поверит начинающему писателю, родившему три книги, одна из которых до сих пор лежит на винте компьютера? Дима придумал кое-что другое.

Как и всё гениальное, ответ оказался прост. Беллетристика. Пожалуй, нет более осмеянного жанра в литературе, но только беллетристика открывает перед писателем широченные границы. Это подтверждали и загадочные писатели, тоже пользовавшиеся ей вовсю. Широчайший круг читателей беллетристики — уже само по себе преимущество, но отсюда же и еще кое-что. Пакет знаний у читателя низок, следовательно, заставить поверить в любую бурду легче. Печатать книгу через издательства нельзя и даже опасно — наверняка у них огромные связи в этом бизнесе, и книгу зарубят. Но и отсюда выход есть. Интернет. Благо, опубликоваться в сети проще простого. Осталось самое простое — написать книгу, родить шЫдевр! Дима засел за работу.

Книга о Семи Толстых Ткачах написалась очень быстро. Она именно написалась, что бы Дима ни думал по этому поводу. Он сидел за экраном ноутбука и строчил по запасной клавиатуре — родная уже давно сломалась — в почти полном беспамятстве. Всё так же, как, когда он писал «Сыновей Одина». Клавиатура чуть не дымилась, сердце стучало, как после героина, а мысли мелькали, выискивая новые и новые детали. И они находились. Нашлось название — приснилось. Книга обрастала персонажами, наполнялась трагедиями и действием, а Дима видел на экране лишь… зеркало. Главным образом в этом зеркале отражался он сам в замызганной рубашке, а то и вовсе голый, бешено набирающий текст, но иногда, когда накатывала легкая дрема или когда он погружался в сон глубже, он видел рядом отражения своих друзей, своих богов.

Иногда рядом с ним появлялся Кай — великолепный голый мужчина с синей кожей, через которую виднелись хрустальные вены, по ним медленно текла голубая кровь. Кай был гол, потому что в нашем Мире ему жарко. Ни капли жира, почти как у Димы, только тут еще больше рельефа, еще неестественней узлы и сплетения мышечных волокон в необычных местах, например вокруг локтей или на голенях. Он наклонялся к диминому уху и часами диктовал, подсказывал, сыпал названиями и фактами. Иногда друг пропадал и врывался в голову, захватывая управление пальцами и строчил сам… Однажды Дима даже испугался. Кай очутился в его черепной коробке так резко и мигом разломал все его волевые барьеры. Дима думал, он всегда сможет остановить Кая и вышвырнуть из головы, но выяснилось, гость всегда был обходительным и никогда не показывал даже десятую часть сил. Но это имело и другой эффект. Кай полностью взял под контроль тело Димы, но позволил заглянуть в свои мысли.

Писатель увидел там нечто довольно мерзкое. Трупы, страх, ненависть — это ладно, это он видел и раньше. В мыслях Кая плавали голые мужчины и женщины. Все мужчины — смазливые юноши, их Кай вожделел, что тоже не стало открытием для Димы. Кай, нашептывая ему строки книги, губами чуть не залезал в барабанную перепонку, а иногда холоднючий язык касался мочки его уха и заигрывал с ним. Ну, и по голому Каю его возбуждение было видно и частенько упиралось писателю в бок, словно ствол пистолета, особенно если Дима в порыве писательского запала тоже не утруждал себя одеждой. Диму это всё ничуть не удивило и ни капли не волновало. Ну, любит Кай мужчин и пусть любит. Спать с ним писатель не собирался. Но вот голые женщины в его мыслях заставили призадуматься.

Дело не в том, что Кай любил мужчин. Такое существо вообще не способно кого-то любить, он просто хотел, как разучился любить и Дима, за исключением любви к Ней. А вот Кай Ее искренне ненавидел. А еще боялся до самой глубины души. Один ее кривой взгляд вгонял Кая в холодный ужас, от одного крика он наделывал в штаны, как щенок — причем это вовсе не иносказательно. И страх его был вовсе не на пустом месте. Сколько он вытерпел от нее, скольким пыткам подвергся, сколько унижений, боли, страха… Он уже давным-давно возненавидел ее и возжелал смерти, но отношения окончательно испортились не так давно… И причиной был какой-то мальчик и чей-то побег…

Он ничего не мог сделать с ней, поэтому возненавидел через нее весь женский род. Именно поэтому женщины в его мыслях плавали не просто мертвые, но замученные до смерти самыми разными, самыми изощренными пытками. Он боялся, ненавидел, служил и одновременно хотел что-то исправить. Что-то, расстроившее отношения Ледяной Королевы и ее первого пажа. Что-то, из-за чего Кай был подвергнут таким пыткам, после которых разум его окончательно сдвинулся. Если в зеркале-экране рядом с Димой появлялась Она — Кай позорно забивался в дальний угол комнаты, дрожа от страха. А Она появлялась. И Дима видел, почему Кай так ее боится.

Она приходила к Диме и ее губы тоже нашептывали ему самые талантливые строки в книге. Но никогда, увидев Кая, она не оставляла того без боли. Ледяная Королева имела над Каем абсолютную власть, по Ее воле тот пытал себя сам. Она даже на него сильно не глядела, хотя иногда посматривала с одобрением. Как он откусывал себе пальцы и ел их. Как сдирал с себя кожу. Как разбивал голову об стену. Как отрывал… разные части себя. Последнее она заставляла его делать почти каждый раз. Кай мучил себя, пока не падал на пол окровавленным месивом. Иногда горой органов. Но лишь одного Ее дыхания хватало, чтобы он воспрянул — растаял лужей прозрачнейшей воды и восстановился, намерзнув обратно, как будто ничего не было. Но было. И по несколько раз бывало за ее визит к писателю Диме. Когда она уходила, то забирала Кая с собой. Ничего хорошего это ему не сулило.

Книга долетела до слова «Конец» за полторы недели. Сто пятнадцать тысяч слов, семьсот с лишним тысяч знаков и Дима даже не стал ее вычитывать. Он знал — шедевр порожден и в доработке не нуждается. Дима добавил произведение на тот же самый сайт, где почти год назад выкладывал книги его брат. И тогда он получил награду от Нее. Поцелуй. Мятные губы коснулись его сухих губ, а ледяной язык, длинный, будто змея, обвил его язык, потом пролез в горло, прополз по желудку, миновал весь пищевой тракт, побывал в каждом уголке кишечника, замораживая Диму по глубину костей. Было это на поле во сне или в его квартире — он не знал. Но был счастлив, как никогда в жизни! Всего лишь поцелуй, но он сделает всё, что угодно, чтобы получить больше! Чтобы получить Ее всю!

Дима не знал, какие силы он только что сдвинул с места. За первую ночь книгу начали читать примерно десять тысяч человек. Уже к концу следующей недели ее перевели на английский, китайский, французский и немецкий. По всему Интернету «сыны Одина» и прочие поклонники творчества Димы распространяли новый шедевр любимого автора.

Почувствовав, как где-то на окраинах паутины их сети кто-то порвал, семь жирных пауков зашевелились.

Узнав, что выражение «Семь Толстых Ткачей» гуляет по сети, клан Слепой Дюжины понял — началось.

Узнав о новой книге человека, написавшего сценарий, по которому на полных парусах снимали фильм, режиссер картины ушел в запой на сутки.

Но главные изменения произошли с Димой. Отправив книгу в сеть, он стал очень важной персоной для своей Королевы. Проснувшись на следующий день, в отражении зеркала Дима не увидел даже намека на радужку. Только точечка зрачка посреди белизны. Он отнесся к этому более чем спокойно. Подумал, надо бы прикупить цветные линзы. Внутри оставалась приятная свежесть от Ее поцелуя. Заморозившего сердце писателя Димы. С того утра прежний Дима пропал окончательно, вместо него появился настоящий противник Семи Толстым Ткачам. Так в Мир пришел новый эмиссар Черно-Белого Царства.

Слепая Дюжина
Клан Слепой Дюжины — пожалуй, одна из самых таинственных организаций в мире. С одной стороны просто мафиозная группировка, с другой… о, с другой всё гораздо интереснее.

Церемония проводилась каждый раз в одном и том же месте. Старый крейсер, работающий на паровой тяге, в самом центре Токио. Правда, снаружи от любопытных глаз его прятало здание военного музея Первой Мировой войны. Именно тогда он зародился в том виде, в котором существуют, именно там и притаился штаб клана Слепой Дюжины. Или не штаб, а центр или хаза, ну, короче, место, где проводили всевозможные собрания и — церемонию перехода.

Суровый японец знал, зачем идет, знал, куда он идет, и знал, что другого выбора нет. Альтернатива проста — смерть. В пытках, каких еще не знал этот презренный мир. С одной стороны, церемония перехода — не сюрприз. Десять лет безупречного служения клану должны окончиться именно так — переходом в новый статус руководителя. Когда-то ему снилась эта перспектива. Он мечтал, как станет решать судьбы тысяч и тысяч… Как от одного его желания любого человека на планете настигнет смерть. Как откроются вековечные тайны, как люди будут стелиться перед ним, а он будет шагать по их головам и плевать на них сверху, а, может, не станет, потому что те будут недостойны даже его слюны. И вот желаемое стало действительным. И так часто бывает — желаемое больше не желалось.

После пяти лет в Слепой Дюжине его допустили к секретным архивам клана. Тогда, прочтя их за одну долгую, как жизнь, ночь, он поседел. Теперь ему тридцать три, а он уже напоминает белую крысу. Из жертв клана можно было назвать такие имена: Авраам, Джон, Фердинанд… Клан убивал своими руками и чужими. Нет, не было и не будет на земле лучших убийц, чем члены клана Слепой Дюжины. Сразу после этого «чтения» он побывал на церемонии перехода. И редкие черные волоски на голове посерели окончательно. А теперь его ведут на собственную церемонию перехода. Он станет вожаком клана. И японец старательно думал: а хочет ли он стать одним из двенадцати? Но время пролетело, пришла пора новой церемонии. Сегодня он получит то, что заслужил по праву.

Японец уже старался забыть свое имя. Не пройдет и часа, как он станет Рооми. Пробегут еще пять лет, и он умрет. Жалел ли японец о том, что вступил в клан в двадцать два года, услышав о нём от хромого Чеуше? Или, быть может, он хотел вернуть те долгие шесть лет, когда он почти не ел, не спал, работал за гроши, всё для того, чтобы его взяли? Наверное, нет.

Первые несколько лет пролетели, как прекрасный сон. Сколько сильных мужчин стояло перед ним на коленях, умоляя о пощаде. Сколько прекрасных женщин прошло через его постель. Нет им числа. А власть! Да, власти членов клана завидуют все, даже те, кто не знает о его существовании. Слугам слепцов открыты все двери. Денег сколько хочешь — это отнюдь не фигуральное выражение. Если бы японец захотел, мог бы иметь столько денег, сколькохранилось в знаменитом Форт-Ноксе. Тотальное уважение. Это, пожалуй, самое приятное, что давал клан. Ты можешь идти по улице, и если тебе что-то не понравится, ну, допустим, как на тебя посмотрели, вытаскивай пистолет и стреляй. Клан настолько могущественен, что можно изнасиловать жену мэра Токио прямо перед правительством, а тот ничего не скажет. А если решится, всю его семью вырежут, как свиней, вырежут всех родственников и друзей, не говоря уж о том, что станет с ним… В клане только одно правило — слепое подчинение. Сначала японец думал, именно от этого и пошло название, но спустя пять лет разгульной жизни понял, что ошибался.

Пройдя меж сотен стеллажей с образчиками старого оружия, японец, наконец, добрался до неприметной двери. Над ней значок — перечеркнутый человеческий глаз. Для посетителей музея это означало — посторонним вход воспрещен; для японца — символ клана. Несколько кастрированный, правда. На настоящем символе глаз зашит шестью крупными неровными стежками. Японец достал ключ и открыл дверь. Спереди она ничем не отличалась от других — обычная деревянная. На самом деле толщина двери примерно в фут титана. Он посмотрел в черный проем и различил очертания своей судьбы. Кто-нибудь на его месте мог вздрогнуть или позволить позорному поту стечь по лбу, или попятиться в нерешительности. Но японец не таков. Он лишь расправил плечи пошире и вошел внутрь. Не пройдет и часа, как он станет одним из самых могущественных людей на планете. Японец отдал бы всё на свете, если бы это оказалось правдой, в местоимении «он».

Из скучных помещений с множеством старых, ржавых винтовок и кортиков, в зал, где расположился настоящий крейсер, каково вам? Контраст громаден, как громаден зал, да и крейсер тоже. Здесь страшная жара — градусов пятьдесят не меньше. Из труб крейсера валит черный дым, изнутри металлическая пещера покрылась толстенным слоем копоти. Еще бы, дым делает свою работу почти век. По легенде всего существовало три крейсера. Один сейчас перед японцем, второй при загадочных обстоятельствах потопили у берегов СССР, а третий плавает по морям и поныне. Крейсер чёрен, за ним как бы нависает гора угля. Всё в зале нереально: от атмосферы до обитателей. Здесь в наш мир словно прорвался ад, японцу то и дело кажется, в непроглядной тьме плавают черные демоны. Иногда он видит сверкание их глаз с треугольным зрачком. Но японец не дает страху прорваться наружу. Он идет к вырезанной в корпусе дыре, оставляя белые следы на густо усыпанном пеплом полу.

Внутри японца уже ждали. Двенадцать фигур в коричневых балахонах с низко надвинутыми капюшонами. Стоят полукругом и, естественно, не видят японца. И не потому, что капюшоны мешают, они вообще ничего не видят. Однако не они главенствуют в мрачном крейсере. Это и крейсером-то назвать нельзя — это храм. Храм клана Слепой Дюжины. И здесь тот, кому они молятся, кому поклоняются и кому служат. С одной стороны от статуи серпом выстроились двенадцать главарей клана. С другой японец, готовый к переходу. А между ними невысокое изваяние. Самое отвратительное из всех, что видел японец.

Если в общих чертах: статуя не имела конкретной формы. Не круглая, не человекообразная, не еще какая, а жуткая смесь правды и вымысла, вышедшая из снов спятившего зоолога. На пятиугольной плите сделанный из мрамора бегемот, пожирающий крокодила. Вот только крокодил пролез в его пасть и вырвался из спины. Челюсти крокодила раскрыты, в них бьется антилопа. Ее шея изогнулась, рога вошли крокодилу в глаза. В зубах антилопы зажат ворон, клюв птицы терзает глаз антилопы. Сзади в анус бегемота вползает удав. Голова удава рвет бегемоту бок, в ее челюстях большой скорпион. Жало скорпиона вонзается в змею, а клешни держат осу. Оса жалом вспарывает скорпиону брюшко и, выйдя из спины, прокалывает мотылька. И только мотылек из всех зверей, птиц и насекомых бьется в бессилии, ибо не может растерзать мучителя. Завершая безумную статую, из спины бегемота вырастает толстый, с человеческую руку, второй скорпионий хвост. Вместо жала у него глазное яблоко размером с кулак. Если присмотреться повнимательнее, можно увидеть, это единственный уцелевший у скульптуры глаз. Остальные или выколоты животными, или зашиты крупными стежками. На пятиугольной плите начертано несколько непонятных рун. Но японец знает, что там написано — ему объяснили это еще пять лет назад. «В стране слепых и одноглазый — король».

Японец знает, что надо делать. Он всё видел раньше, ему ясно — никаких разговоров не будет. Незачем. Из полумесяца закутанных в балахоны фигур отделяется одна. Она подходит к статуе и ложится перед ней. Японец поклонился и лег рядом. Еще одна фигура выходит из строя, подходит к бывшему Рооми. Она откидывает капюшон, японец не выдерживает и смотрит. Знает, СМОТРЕТЬ ему остается недолго.

Его звали Якома. Или «Якома Потрошитель» для друзей. Пять лет назад они дружили. И даже больше, Якома учил его. Сколько премудростей кровавого дела он передал ученику, сколько саке они выпили, поедая суши с тел обнаженных красавиц… И вот однажды он привел его в музей. Японец еще не знал, что произойдет. Якома оставил его в каком-то зальчике, а сам пошел в крейсер. Японец расхаживал и смотрел на ржавые полоски стали, искореженные ружья и даже на несколько ядер. Перед церемонией они слегка выпили, всё казалось забавным. Вскоре за ним пришли и сказали идти следом. В зал вели два входа, с другой стороны крейсера зияла длинная продольная дыра. В комнате со статуей есть маленькое окошечко на потолке. Сейчас в него за церемонией наблюдает ученик самого японца. Сегодня он узнает, что ожидает его, если проживет еще пять лет. Впрочем, японец не особенно хорошо готовил его. Далеко не так, как его готовил Якома. И всё потому, что не хотел ученику своей участи. Нет, пусть лучше он умрет, плохо подготовившись к заданию, или допустит другую ошибку. Участь японца определена, но у тех, кто еще жив, есть выбор.

Якома превратился в Рооми. Через несколько минут японец сменит Якому и тоже станет Рооми. И больше никогда не вспомнит ни своего имени, ни родных, ни друзей, ни подвигов, ни любовниц, ничего… Достаточно лишь посмотреть, что стало с Якомой всего за каких-то пять лет. Раньше в волосах даже не намечалось седины, теперь остатки некогда густой гривы выглядели белой соломой. Лицо покрылось морщинами, под зашитыми глазами расползлись кровоподтеки. Да, тогда, пять лет назад, японец увидел, как его другу, его учителю зашили глаза. И не только.

Фигура в балахоне достала нож странной формы. Японец успел различить, ручка исполнена в виде языка пламени. С глаз Якомы аккуратно срезали нитки. Веки бывшего Рооми открылись, на секунду, всего на жалкую секунду, японец увидел — в них блещут крапинки огня. А когда пламя ушло, в грудь Якомы вонзился нож. Жизнь покинула его быстро, но телу предстояло еще помучиться. Мужчина в балахоне вытащил из кармана что-то, больше всего похожее на ложку, и очень бережно выковырял у мертвого Якомы глаза. Два окровавленных шарика посмотрели в глаза японца. По спине пробежал дрожь. Глаза понесли к статуе. Японец не наклонил голову, чтобы посмотреть — он видел это пять лет назад. Сейчас один из главарей подойдет к уродливой статуе и нажмет зрачок единственного неповрежденного глаза. Тот раскроется, подобно цветку кувшинки, внутри заиграет язычок ярко-красного сияния. Одиннадцать фигур произнесли:

— Орхорогор, Шайтан!

Глаза Якомы кинули в пламя. Они вспыхнули желтым цветом, глаз закрылся.

Фигура вернулась в поле зрения. В руке игла с вдетой капроновой нитью. Японец закрыл глаза и почувствовал, как в надбровье входит металл. Он не закричал. Он хранил молчание, когда нить тянулась внутри его кожи. Он не кричал, когда, завершая стежок, ему прокололи нижнее веко. Из глаз пролились невольные слезы, но он не кричал. И когда главарь перешел ко второму глазу, лишь три зуба сломалось от напряжения, а он смолчал. А потом в кровавой тьме полыхнула огненная вспышка. Он увидел страшный город, разрезанный пламенной стеной, и всё кончилось.

Рооми встал.

— Теперь надо разобраться, что делать с этим Димой, — сказал Рооми губами японца.

— Нам надо заключить с ним союз? — спросил Арооми.

— Если это тот, кто я думаю, нам надлежит убить его как можно скорее. Если он новый эмиссар, он не менее опасен, чем Толстые Ткачи.

Одиннадцать слепых костюмов кивнули и пошли к выходу. В иллюминаторе над ними испуганное лицо смотрело на безжизненное тело Якомы. Ученик японца понял, что станет с ним через пять лет. Или почти понял…

Дима
Дима шел на встречу. Он вернулся в Гонконг по приглашению Чана-старшего. Правда, Дима никогда не приехал бы, если не одна интересная деталь. Вчера, где-то в районе обеда, зазвонил его мобильник. А Дима лишь позавчера подключился к новому оператору, причем, на подставное имя, и звонить ему, вроде бы, не должны. Но телефон пиликал, а на экране зависло слово «Чан» — так Дима записал продюсера полгода назад. Его, наконец, нашли. И, слава Ей, — не те, о ком он написал книгу.

— Ало? — сказал Дима в телефон.

— Только не вещайте трубку, Дмитрий, — послышался старческий голос. — Я хочу поговорить с вами о Семи Толстых Ткачах.

— Вы говорите о книге или…

— Или. О настоящих Ткачах. О тех, кто уже выписал лицензию на ваше устранение любыми способами.

— Я внимательно слушаю.

— Не по телефону…

Они договорились встретиться в головном офисе «Кахома корп.», Дима полетел в Гонконг. Сейчас он повторял тот же путь, что некогда мастер разговора Ким. И даже спутник у него соответствовал. Джек привычно провел его к лифту, по пути пытаясь заговорить писателю зубы, но Дима оставался сухо-молчаливым. На глазах солнцезащитные очки, от него как будто веяло прохладой — в автоматизированном лифте даже включился климат-контроль.

Когда двери расползлись, Дима увидел китайца за массивным столом. Тот таращился, скалясь отличными вставными зубами. Но Диму теперь практически невозможно обмануть. И улыбка, и радушие искусственны, как книги плагиатора.

— Дима! — сказал Чан на отличном английском. — Я смотрю, вы не теряете время даром! За полгода стали одним из известнейших людей на планете!

— Я бы не сказал, — голос Димы эхом отразился от стен кабинета и Чан вздрогнул.

— Я имею в виду — в некоторых кругах.

— Мне не нравятся круги.

Дима подошел к столу, сел напротив, а Чан нервничал. Причина беспокойства? Он чувствовал, молодой мужчина изменился. Пока не понял, как, почему и насколько, но изменился.

— А что же вам нравится? — Джек стоял за спинкой Димы, Чан видел, как его рука полезла за отворот пиджака. Там, как кобра в корзине, спряталась почти однокоренная кобура. Джек посмотрел Чану в глаза, но тот покачал головой, рука достала не пистолет, а миролюбивый платок.

— Геометрические фигуры вроде квадратов, — ответил Дима очень холодно — замогильно холодно, — Или пиктограмм. Или семиугольников.

— Хорошо сказано, Дима. Однако у нас есть дела.

— Да. Вы сказали, меня хотят убить персонажи моей последней книги. Почему и кто они?

— Ответ на ваш вопрос дать можно, но нужно ли? — усмехнулся Чан. — Вы и так завязли в этом деле, а если узнаете всю правду, придется выбирать.

— Что выбирать?

— Жизнь. Борьбу или трусливое прятанье. Может, способ смерти.

— Я люблю выбирать. Это хорошо, когда выбираешь сам, а не за тебя.

— Ну и славно. — Чан и кивнул Джеку. — Включай.

Джек подошел к экрану огромного телевизора, взял пульт, навел на широкое стекло и нажал кнопку. На экране зависла снежная буря. Уголки диминых губ на миллиметр ушли вверх, но продолжалось это секунду.

— Прежде чем мы начнем, я хотел бы спросить: откуда ты знаешь о них? — сказал Джек.

— Кое-что услышал на съемочной площадке, об остальном догадался.

— Как?

Но ответа Джек не удостоился. Дима перевел линзы очков на экран, посчитав, что сказано достаточно. «Самодовольный ублюдок!» — подумал Джек одобрительно. Ему нравились такие люди, с ними проще, чем с нежными «творческими натурами», которые вокруг него и хозяина крутились последние годы. Однако Чан требовательно смотрел на него, Джек нажал другую кнопку. На экране повисла фотография Вольта. Толстая рожа отличалась от нынешнего оригинала, но к середине зимы, Вольт станет таким, как в телевизоре.

— Наверное, ты слышал о Вольте, так что с него мы и начнем, — сказал Джек. — И на его примере я расскажу о Толстых Ткачах вообще. Я не знаю, понял ты или нет, но эти жирные мужчины управляют миром. Не планетой, а людьми, которые на ней живут. Пожалуй, единственное, что обойдено их интересами — это политика. Толстые Ткачи не вмешиваются в нее. Они определяют жизнь людей иным способом. Если человеку сказать: делай это, а вот этого не делай — результат будет ноль. И Ткачи всего лишь подсказывают им, что делать. Посредством фильмов, Интернета, радио, моды, музыки, религий, но, по большей части, книгами. Ты тоже писатель и достаточно правдоподобно обрисовал, как можно управлять страной с помощью лишь одной силы слова. Но у Толстых Ткачей круг интересов побольше, чем ты описал.

Джек прокашлялся и продолжил:

— Итак, Вольт. Он, как ты уже догадался, отвечает за кинематограф. Кино, радио, телепрограммы, образовательные фильмы, ток-шоу, сериалы, музыкальные клипы — это работа Вольта. Вольт контролирует процентов тридцать и влияет на девяносто процентов медиа-пространства планеты. Голливуд, Болливуд, даже ваш бывший советский Мосфильм полупринадлежал мистеру «Уолту». Дальше у нас Фарит. Фарит отвечает за моду. То, во что ты одеваешься, определяет Фарит. Тут примерно то же самое. Все известные модельеры и модели завязаны на Фарита. С модой, в принципе, попроще — достаточно залить дизайнеров деньгами и те щедро будут выдавать тебе результаты. Плюс там еще очень так хорошо замешано на всяких половых извращениях, включая педерастию — долго и мерзко объяснять про Фарита, но свой вклад в их общее дело он делает, еще как делает. Фарит активно работает с Вольтом, их направление — шоу-бизнес. Следующий Ткач — Болт или мистер Болтон, как он более известен. Это технологии. Компьютеры, машины, самолеты, атомные станции, ветрогенератор и солнечные батареи, телефоны, часы, планшеты, дроны и даже электровибраторы — это всё область Болта. Его конструкторские бюро в десятках стран, он лично проектирует сотни изобретений в год. Микроволновка, компьютеры и интернет, ракетостроение, спутники, квадрокоптеры, айфон и «Тесла» — так или иначе, к этому приложил руку Болт. Или придумал сам, или подал идею, или еще как-нибудь. Но не только это, Болт — воистину могучий и омерзительный Ткач. Атомные бомбы, химические заводы, генная инженерия, эксперименты над людьми, искусственный интеллект — вот, что интересует Болтона в первую очередь. Бомбу на Хиросиму сбросили по его просьбе. Эксперимент, так сказать…

Пока Джек говорил, лица на экране менялись. Хотя «менялись» — сказано очень сильно. Лица принадлежали разным людям, но в целом очень похожим. Толстые щеки, изогнутые вниз уголки губ, маленькие глазки. Почти как братья близнецы. Джек нажал на кнопку, лицо поменялось, и он продолжил.

— Марит — это деньги, финансы. Благодаря Болту, Марит построил по всему миру такое количество печатных станков, что может обрушить экономику любой страны вмиг. Что он периодически и делает…

— Например, финансовый кризис — дело его рук, как и подъем Китая, — встрял Чан. Но Дима даже не повернулся. Глаза, скрытые под очками и контактными линзами, зарисовывали в голове образы семи мужчин. — Финансовые блокады и экономические санкции, наоборот, накачка террористов и агрессивных государств деньгами — это всё Марит. Сегодня, к примеру, он финансирует Исламское Государство, но, по-моему, лавочка уже закрывается. Теперь он будет финансировать ваших, возможно. В любом случае, проекты у Ткачей огромные и требуют огромных денег.

— Спасибо, Чан-сан, — поклонился Джек. — Короче говоря, Марит отвечает за экономику. Следующий Гнолт. Это то, что мы едим. Вся кулинария находится в подчинении у Гнолта. Его рестораны тоже раскинуты по планете, а «Клуб любителей вкусно поесть» включает в себя крупнейших производителей питания, владельцев сельскохозяйственных концернов, алкогольных и нарко баронов. Гнолт занимается табаком, алкоголем и наркотиками. Сам понимаешь, какие у него связи. Если Фарит по большей части работает с Вольтом, Гнолт и Марит добывают для Ткачей средства. Естественно, попутно отправляя на тот свет уйму людей, а еще уйму заставляя страдать. Дальше, Кольт — философия и религия. У него очень широкий профиль. Начиная с того, что он кардинал католической церкви и открывает опочивальню папы римского ногой, и оканчивая созданием кругов от летающих тарелок на полях. Каждый второй скелет динозавра, большинство фрагментов костей произведены на фабриках Болта и бережно раскопаны археологами Кольта. Сотни сект управляются им, включая и знаменитых «Свидетелей». Большая часть «найденных» старинных документов сделаны Болтом для Кольта. Он управляет почти самым главным фактором нашей жизни. Говорит, во что верить, и во что верит нельзя. И завершает наш парад людей-слонов — Шалит. Шалит — это мораль и идеология. Шалит, как мы подозреваем, главный Ткач. Из трудов остальных Ткачей он плетет моральные законы общества. Он нивелирует преступления и любовь, разграничивает запретное и разрешенное, определяет семейную жизнь, шовинизм и феминизм, гомосексуализм. Все спорные вопросы общества, которые иногда поднимаются на поверхность — их поднимает Шалит. Только за наш век он почти разрушил институт семьи, поменял идеалы красоты, разрушил и снова поднял веру в Бога, выпестовал феминизм и приподнял вопрос однополых браков. Сейчас, когда человечество вплотную подошло к созданию искусственного человека, Шалит готовит общество к тому, что это вполне уместно. И прочее, и прочее, и прочее…

Джек закончил и вместе с Чаном уставился на Диму, ожидая реакцию. Ее не последовало. Писатель разглядывал черты последнего Ткача, не обращая внимания на Чана и его помощника.

— И что вы об этом думаете? — не выдержал Чан.

— Я думаю, вы сейчас мне что-нибудь предложите.

— Да. Мы хотим, чтобы вы присоединились к нам. Чтобы помогли сковырнуть эту язву с лика челове…

— Но это ведь не истинные причины? — перебил Дима.

Чан вздрогнул. В голосе Димы по-прежнему нет эмоций, а тревога вновь заползла в душу. Китаец даже пожалел, что связался с писателем.

— Что вы имеете в виду? — спросил Чан.

— Я думаю, вы хотите не просто оторвать их от власти, но занять их место. И я думаю, у вас есть еще одна причина. Вы ведь не молоды, Чан-сан…

— Убей его! — Чан вскочил с кресла, а Джек не думал и секунды.

Джек полез к кобуре, но рука нарвалась на преграду. Ни Чан, ни Джек не заметили, как Дима вскочил, подбежал к помощнику и схватил за локоть — настолько быстро тот двигался. От рывка очки упали на пол, и из правого глаза выпала контактная линза. Джек поднял взгляд и встретился с глазами Димы. Один синий, другой почти полностью белый с зеркальным зрачком. Но игра в гляделки закончилась через секунду. Дима вывернул руку Джека и завел за спину. Послышался хруст и крик боли. Дима едва не вырвал руку из сустава.

— Мои предположения подтвердились, — спокойно сказал Дима. — Но вам не удастся задуманное.

Он отпустил Джека, тот распластался на полу в неестественной позе, как задавленная машиной курица. Из глотки помощника вырывались не то рычания, не то стоны оскорбленной гордости.

— Кто ты такой? — спросил Чан, завороженный белым глазом Димы.

— Я тот, кто придет на смену Семи Толстым Ткачам. Я тот, кто покончит с ними.

— У тебя ничего не выйдет! Ты один!

— Я найду сподвижников. Прощайте Чан-сан.

Дима поднял очки и выпавшую линзу, сухо кивнул и пошел к лифту. А когда двери почти скрыли его от Чана, бросил:

— И даже не думай мне помешать, старик. Ты не подозреваешь, в какую игру ввязался.

Чан сжал кулаки, но на устах промелькнула улыбка. Нет, он подозревал и даже больше — отлично знал. И сегодня его предположения начали подтверждаться самым неожиданным образом.

— Хватит валяться! — крикнул он Джеку. — Работаем!

Японец
Японец думал, что попал в ад. Каково это, страдать, но не кричать, знать, но забывать, понимать, что можно изменить, но оставаться? Японец отлично знал, каково. Сейчас он заключен в самом страшном месте — месте, которое не может присниться даже в немыслимых кошмарах. Японец превратился в мраморную статую. Сознание постоянно раздваивалось, японец уже несколько раз возвращался из моря безумия, но лишь для того, чтобы уйти с головой снова. В темнице нет времени, нет жизни, нет радости, нет надежды… Понимать, помнить, чувствовать, быть и ничего не делать — таков его новый удел. Навеки. Ибо плен продолжится, даже если тело его погибнет. Это расплата за служение.

Сознание вновь ушло далеко. Рооми и он. Это не то состояние, когда один в голове другого; голову японец оставил в реальном мире. Хотя для него и этот реален. Место, где ты стоишь каменной статуей, а в ногу впилась помесь крокодила со львом, место, где из гранитной ноги течет самая настоящая кровь, место, где ты на грани от нестерпимой жары — всё это очень хотелось бы назвать сном, но…

Но иногда, на редкие благословенные минуты, японец уходил. Или возвращался… Душа летела к прежнему телу и он, как незваный и нежелательный гость, которому открыли дверь, но не дают войти дальше, стоял на пороге. Но даже на пороге покоилось то, что, несмотря на передышку от боли, пугало. Ибо японец видел картины, о коих Рооми и сам перестал помнить. Не забыл, а именно перестал помнить на некоторое время. Это единственный выход, ведь мозг человека не способен впитать знания тысяч, даже миллионов лет жизни. И увидел японец много.

Когда это происходило определенно сказать нельзя. Может, давно, а может, это еще только будет. Это покажется странным вам, это казалось странным японцу, но для Рооми — очевидность. Демон, прячущийся под личиной предводителя клана Слепой Дюжины, оказался существом настолько древним, что, когда строили египетские пирамиды, уже был стар…

Очередной поток сознания скрутил бы японца, если статуя могла двигаться. Японец не помнил, но знал…

Армия. Настолько огромная, что даже по современным меркам сможет легко завоевать мир. Нет — с большой буквы: «Мир». На лицах солдат усмешка, а в глазах слепое безумие…. Хотя нет, не слепое. Глаза солдат видел Рооми — от японца они скрыты сшитыми веками. Слепая Армия, а клан Слепой Дюжины — лишь жалкие остатки былого величия и мощи. Рооми тоже там. Тоже сражается и уничтожает Армию Мира. Но вот, он бросается в самоубийственную атаку. Против него двадцать человек, и даже лютая злоба не способна справиться с ними. Демон бьется, как берсерк, он и есть берсерк — ему наплевать на хрупкую оболочку, он использует носителя по-полной. Рооми убивает одного, второго, третьего… пятого и умирает…

Но тут же просыпается. С одного поля боя он мгновенно попадает на другой. Здесь война не менее жестока и кровава. Полчища огненных монстров, обычные люди, звери, драконы. В бескрайней пустыне выстроились четыре армии. Одна, та, в которой бьется демон Рооми, похожа на вечно полыхающее море огня. Ее солдаты пугающе разнообразны. Каждого окружает пламенная пелена, а под ней хвосты, рога, клешни, копыта смешиваются в смердящий серой бульон. Форма меняется, переливаясь из одной в другую, застывая наполовину, как в кино при нажатии паузы. И эта хаотичная масса, что по определению не может ходить и двигаться, нарушает все законы природы, но шагает вперед. Армия не просто воняет, она смердит, как все сточные ямы древнего Лондона. Из-под демонов падают лепешки горящего навоза, они разъедают землю, превращают песок в стекло, никогда здесь не вырастит ничего. Солдаты настолько различны, что самый маленький не больше спичечной головки, а генерал размером с гору. В предбоевом супе варится злоба и ненависть, закипает нетерпение и жажда крови, выплескивается желчь смерти и похоти. Где-то позади японец видит, но не может поверить памяти Рооми. Там разверзнуты шатры-гаремы, где ни на секунду не прекращается совокупление. Полногрудые красотки обращаются самками животных, на них пыхтят подобные Рооми, выплевывая семя, как курильщик харч. А когда скоротечный акт заканчивается, у самок вырастает пузо, и в кислотных водах из кривого влагалища выплескивается плод. Порой его откидывают от демониц, порой он вскарабкивается на собственную мать и делает себе брата.

Огромная огненная стена движется на противника, а с другой стороны ей противостоит ледяная буря. В ней ходят самые настоящие снежные люди. Пузатые снеговики и олени с зубами пираньи, гномы, покрытые инеем, как дикобраз иглами, бесстрастные жрецы, с посохами в руках и страшные деды, скалящие зубы-сосульки. Громадные драконы, сделанные из хрусталя, везут колесницу с величественной и красивейшей женщиной. В Ледяной Армии никто не может похвастаться сердцем. Нет тут нестройного хаоса Огненной, напротив — каждый шаг солдаты делают синхронно и согласно воле Королевы. Но огонь и пламень это далеко не всё.

Рядом встала сила чем-то похожая на ту, что воюет сейчас со Слепой Армией в Мире. Рыцари, сошедшие с картин средневековья, солдаты с лазерным оружием и на летающих машинах, гномы, эльфы, гоблины, орки, драконы, силачи, вампиры, простолюдины, короли, добрые демоны, принцессы, паладины… Чего здесь только нет. Всюду летают ковры-самолеты, гордые боевые маги взвиваются на орлах, а где-то позади прекрасные девы поют героям песни. А над армией в воздухе повисла летающая каменная крепость, ощерившись жерлами тысячи пушек.

Но не эти три армии самые опасные, самые жуткие, самые страшные. По пустыне идет странный человек в шелковом кимоно с растрепанными волосами. Сперва кажется, у него черный плащ длиной в несколько лиг, но по-настоящему он тащит за собой огромное одеяло тьмы. Словно где-то, когда-то кусок вечной ночи зацепился за воротник, и мужчина несет его вместе с обитателями этой тьмы. Миллиарды чудовищ плещутся там. Неясные и непонятных размеров, словно плоские тени, видные только с одного угла, все иссиня черные, как волосы их генерала. Но в семи местах одеяло разрывается. Семь толстых великанов топают вместе с Армией Тьмы, от их шагов дрожит земля. По лоснящимся телам течет золотой пот и капает во тьму, на мгновения открывая тайну. В непрозрачном покрове ночи гигантские черви вьют гнезда, маленькие карлики помогают им, питаясь рожденными малышами, всю землю устилают мириады отвратительных насекомых, то тут, то там пробегают веселые клоуны с пистолетом в руке. Но всего на миг видна подноготная Армии Тьмы, ибо, если присмотришься, она может ослабнуть или вообще потерять смысл.

Четыре армии схлестнулись, началась мясорубка. Рооми рассекает ледяного демона огненным ятаганом и…

Пейзаж снова меняется. Рооми больше не видит и видит — странное ощущение, когда физическое тело слепо, а астральное способно различить ушко иглы на пике Арарата. Новое тело слышит малейшие колебания воздуха и ориентироваться по ним. Рооми понятно, где он, и что его окружает. Храм с тысячей столов, на каждом человек. Тысяча слепых солдат зашивает им глаза, и, как только завершен последний стежок, человек встает и идет воевать дальше. Рооми помнит, что храмов по всему Миру тысячи, даже десятки тысяч. Перед каждым на коленях замерла толпа рабов, которым предстоит стать носителями. Рооми встает и идет вместе с другими…

Сознание соединяется, возвращается боль в прокушенной ноге. Опять тот же зал с миллионом статуй. Но теперь появилось отличие. Прямо перед ним тот самый мужчина, что тащил одеяло тьмы в воспоминаниях Рооми. То же шелковое кимоно, те же растрепанные волосы, та же улыбка.

— Ты ведь новенький, не правда ли? — спрашивает мужчина. Голос шипит, как у змеи, немного потрескивает, словно пережевывает сухие листья. Каменные ноздри чуют чудные ароматы восточных специй.

Японец не может ответить, но незнакомец понимает. Черные глаза внимательно разглядывают японца и, кажется, мужчина шевелится в его мыслях.

— У меня есть к тебе интересное предложение, — шелестит он.

7

Семь Толстых Ткачей
Нельзя сказать, будто произошло что-то из ряда вон. Семь Толстых Ткачей просто работали всерьез. Они не собирались вместе, не входили в потусторонний транс, а поддерживали связь с помощью обычных телефонов. У каждого в ухе наушник, около сотни агентов на связи по рациям.

— Всё готово? — спросил Шалит.

— Да, — ответил хор голосов.

— Что «да»? Подробности?

— Не суетись, Шалит, — сказал Болт. — У нас всё на мази. Как только узнаем, в какой он стране, закрутится.

— Я не хочу, чтобы ублюдок ушел!

— Не уйдет. В первый раз что ли…

— Тихо! — сказал Марит. — У меня сигнал!

Рация на столе перед Маритом запикала, толстая ладонь схватила ее.

— Он в Латвии, — лаконично сказал мужской голос.

— Он в Латвии! — дублировал Марит остальным Толстым Ткачам.

— Начали! — приказал Шалит.

И они начали.

Шалит и Марит тут же позвонили на главные каналы и радиостанции России. Не прошло и получаса, как жители самой большой страны увидели новости, прервавшие показ любимых сериалов и программ. Европа вспыхнула еще раньше. Фарит и Болт тоже не медлили. Но самым активным оказался Вольт. В тысячи телекомпаний ведущим журналистам пришла видеопленка с очень интересной записью. Спустя час, мир встал на уши.

Сотни мировых каналов, причем, даже такие авторитетные как NBC или CNN, пустили репортажи, экстренно прервав трансляции. И только очень маленькая группка людей на планете знала, какая работа проделана Толстыми Ткачами.

Всё началось неделю назад. Студии Голливуда трудились в экстренном режиме. Так они не пахали, даже когда снимали высадку первого человека на Луне. Киношники сняли примерно сто пятьдесят коротких роликов, задействовав около тысячи актеров. Для каждой страны тщательно подбирался свой сценарий развития, для Латвии, в частности, сняли вариант: «Расовая ненависть». Но это далеко не всё, что сделали Семь Толстых Ткачей. Великие писатели решили бить не образом, но словом. Поэтому уже сейчас в типографиях печатали книги. Тиражи потрясали, как и размах написанного. Вариантов книг тоже сделали много, для Латвии подобрали: «Латышский конфликт». А уж когда Ткачи узнали, что Дима там…

На экране мелькали лица с кровоподтеками, солдаты Латвийской армии с резиновыми дубинками и огнестрельным оружием. Диктор второго канала говорил с плохо скрываемой ненавистью:

— Со времен фашистской Германии мы не видели такого. Все мировые информагентства подтвердили — правительство Латвии объявило нахождение на территории Латвии граждан Российской Федерации и бывших граждан СССР незаконным. Все русскоязычное население признано врагами народа, солдатам дан приказ о заключении их под стражу. В случае сопротивления солдатам Латвии дано разрешение на уничтожение. Президент Латвии вроде бы дал опровержение, но эти кадры говорят сами за себя. Смотрите, уважаемые телезрители, граждане России! Смотрите, что сейчас происходит на улицах Риги. На этих кадрах отлично виден и министр обороны Латвии, и солдаты Латвии. Перед домом правительства только что без суда и следствия расстреляли сто граждан России. Обычных туристов, приехавших отдохнуть к друзьям или работавших тут.

На экране появился строй автоматчиков, напротив выстроились грязные окровавленные люди, сбившиеся в стадо, словно старые книги на полках. Из строя солдат вышел премьер министр Латвии и министр обороны (высшая проба компьютерной графики — произведено компанией «Мирамакс»). Премьер министр начал речь, синхронно с ним переводчик сообщил телезрителям России:

— Вы — грязные свиньи! Проклятые оккупанты, приехавшие в нашу прекрасную Родину из своей вонючей страны, чтобы принести к нам свою вонь. Но этому не бывать! Сегодня великий день! День мщения за долгие годы советского рабства. Сегодня бывшие рабы, наконец, воздадут своим бывшим тюремщикам. Умрите! Открыть огонь!

Солдаты нажали крючки. Прежде чем прервать картинку по этическим соображениям, зрителям дали насладиться фонтанами искусственной крови.

— Президент России уже выдвинул ноту протеста правительству Латвии, — продолжил ведущий, — а посол Латвии в России, уже выдворен из страны. Кроме того, наш посол в Латвии вместе с семьей в эти минуты садится в самолет. Это один из признаков надвигающийся войны.

Картинка сменилась, и на экране появился президент России.

— Это страшный день в истории наших совместных отношений, — говорил мужчина. — Но мы не потерпим и не удовлетворимся притворными извинениями. Наши войска уже выдвинуты к границе с Латвией. Правительство Белоруссии подержало наше негодование и предложило помощь. Я только что говорил с канцлером Германии и получил подтверждение — Евросоюз блокировал все границы с Латвией, а ее статус на время заморожен. Ни одна страна не примет самолет из этой бывшей братской страны. Все мы видим, чего стоят ее слова о сотрудничестве, которых было не так уж и много…

Президент говорил еще долго, латыши баррикадировались в домах, правительство просило поддержки у Европы, искренне не понимая, что происходит, а Семь Толстых Ткачей потирали руки.

— Всё по плану? — спросил Шалит.

— Да, — ответил Вольт. — Долго теперь они будут отмываться…

— Меня это совершенно не интересует. Что с книгами?

— Прошло только три часа, — вмешался в разговор Гнолт, — но первые, еще тепленькие, легли на полки книжных лавок Нью-Йорка.

— У меня тоже норм, — сказал Марит. — А еще я им там такую инфляцию устрою…

— Не забываем цель! — рявкнул Шалит. — Плевать я хотел на эту Латвию, нам надо добраться до писателя!

— Готово, — сказал Болт. — Его новая книга уже гуляет по интернету.

— А бумажная версия?

— А как же! Всюду, даже в самой Латвии.

— Что с его сайтом?

— Тип-топ. Мои ребята его уже сломали, он там сам ничего написать не сможет. Все форумы, чаты и вновь созданные сайты просматриваются, если он объявится, мы его тут же заблокируем.

— Когда выпускать его обращение? — спросил Вольт.

— Как только русские войска пересекут границу и прольется первая кровь.

Это случилось через пять часов.

Вслед за сообщением о первых жертвах среди мирного населения на все мировые каналы доставили еще одну видеозапись. На экранах миллионы людей увидели лицо Димы. И только Чан, внимательно следивший за разгорающимся конфликтом, мог сказать: на записи кто угодно, только не Дима.

— Я хочу попросить у вас прощения, — сказал мужчина, чье фото вот уже семь месяцев ходило по интернету вместе с сенсационными книгами. Эту запись сделали в личной телестудии Вольта на лучших компьютерах Болта. — У меня и в мыслях не было, что произойдет нечто подобное. Я должен признаться: всё, что вы видели по телевизору о расстреле граждан Российской Федерации латышскими войсками — это неправда. Я хотел сделать нечто вроде рекламной кампании для своей новой книги «Латышский конфликт» и никак не мог подумать, что все воспримут рекламную запись всерьез. Я прошу прощения у тех, кто пострадал от военных действий. В последние два дня я не смотрел телевизор и не мог отреагировать раньше. Еще раз простите…

Запись прервалась, на экране появился телеведущий.

— Ну как вам эта «Война миров»? — спросил он у народа России. — Только для нашего государства начатая военная компания обошлась примерно в полмиллиарда долларов. Я уж не говорю о гражданах Латвии. Представляю, что они пережили за последние двенадцать часов. Президент России уже попросил прощение за эту огромную ошибку. Семьям погибших будет выплачена компенсация, хотя как можно компенсировать такое? А как же сам шутник? Этот «великий маркетолог»? Своего он добился. Его новая книга «Латышский конфликт» разошлась с невиданной скоростью, я уж не говорю об Интернете. И, наверное, деньги, вырученные автором, ему очень пригодятся, ибо Россия и Латвия предъявили Дмитрию Морозову иск на два миллиарда долларов. Выдвинуты обвинения в клевете и пособничестве убийству. По конфиденциальной информации, которая пришла к нам из очень достоверных источников, господин Морозов сейчас находится как раз в Латвии. О подробностях мы узнаем завтра, а сейчас новости спорта…

Вечером того же дня Дмитрия арестовали и попытались заключить в латвийскую тюрьму. Он воспринял это очень спокойно, но полицейская машина не добралась до изолятора. Наутро ее нашли неподалеку от белорусской границы. В кузове лежали пять трупов полицейских. Трем Дима свернул шею, у одного вырвал сердце, последнего забил до смерти. Правоохранительные органы объявили Диму убийцей, а Правительство Латвии назначило за поимку или голову писателя миллион долларов награды. Толстые Ткачи свернули деятельность, решив, что теперь устранение Димы — дело времени. Их слегка насторожило, что он ускользнул от полиции, но ничего. Его поимкой занимается целая планета, а в тюрьме найдется тот, кто по-тихому удавит писателя во сне. Теперь он им неопасен, посчитали Ткачи. Однако они, быть может, решили бы начать новую войну, если бы узнали, насколько неправы.

Дима
Убийство пятерых людей не оставило в душе Димы никакого осадка. Наверное, он удивился бы собственному поведению, если бы не разучился удивляться. Не поразило его и то, что всего за один день Семь Толстых Ткачей обратили против него полмира. Это всего лишь показало их силу, но Дима и до этого понимал — противник серьезен. Но это еще так, цветочки. Толстяки разозлились, но не применили всей власти, всего влияния.

Казалось бы, почему они его просто не убили? Но ведь тогда его книги получили бы дополнительную популярность. Впрочем, получат они их и теперь, но ненадолго. Когда шумиха утихнет, книги признают слабыми, или найдут в них примеры расовой ненависти, или еще чего-нибудь придумают. Спустя какое-то время их прекратят продавать и распространять в интернете, а потом забудут. Этого Дима ждал, на это рассчитывал. Но пока выходит иначе.

Очень сложно найти союзников в борьбе против Семи Толстых Ткачей. Чан в таком деле станет тормозом, он преследует свои цели. Надо найти других — тех, кого Ткачи держат под пятой, тех, кому они сломали жизнь, тех, кто люто ненавидит и отдаст всё, чтобы расправиться с ними. Кого-то вроде него самого с поправкой на ненависть. Дима относился к Ткачам как к противникам, но чтобы ненавидел… Нет. Он их даже уважал и не сомневался, что сможет одолеть. Достаточно отравить змею ее же ядом.

Дима шел по распаханным полям Белоруссии, вдыхал ароматы сухих листьев, гоняемых прощальным осенним ветром. Уже ощущался холодок наступающей зимы. Зима — это его самое любимое время. Он хорошо подготовится и ударит. И никто не устоит после удара Ее эмиссара. Даже семь колоссов на бетонных ногах.

Фарит
— Это ты не понимаешь, Аннет! — кричал толстый мужчина в лиловом костюме. На ногах красные сапоги из резины, руки в сиреневых перчатках, да и лицо чуть ли не синее от раздираемой злобы. — Я не потерплю, чтобы твой бывший хахаль делал этот показ!

Уже немолодая женщина в норковом манто сидела за столом и слушала Толстого Ткача, полуприкрыв глаза. По комнате кольцами летал вишневый дым — в руках женщина держала мундштук, с зажженной сигаретой.

— Фарит, милый мой, а что ты хочешь от меня?

— Не давай согласие!

— Боюсь, здесь я ничего не решаю. Показы оплачены, зал снят, девушки подобраны. Кто же мог знать, что модели Пьера пробьются в Плейбой? Теперь он — восходящая звезда, с этим ничего не поделаешь.

— Я могу всё что угодно с этим поделать, Аннет!

Женщина поморщилась. Фарит кричал так, что у нее заложило уши. А еще он навис над столом, уперев в него руки, Аннет казалось, мебель сейчас сломается. Она даже слышала, как от напряжения, трещат его ножки. А этот столик когда-то принадлежал Людовику Четырнадцатому.

— Так делай, Фарит. А я не могу.

— Я что ли зря сделал тебя министром культуры? Запрети этот показ!

— Я не могу, Фарит! — Аннет тоже перешла на крик. — И что ты вообще так взъелся?! Подумаешь показ? Про него все забудут через полгода!

— Никто про него не забудет, потому что его модели превосходны! Это может стать новой вехой!

— Тогда я вообще ничего не понимаю!

— Тебе не надо ничего понимать, просто делай!

— Нет!!!

Аннет вскочила и уставилась большими голубыми глазами в маленькие бусины Фарита. Но почти сразу отвела взгляд.

— Считай, тебя сняли.

Фарит развернулся и пошел к двери. Аннет не удостоила его прощанием, а только улыбнулась. Когда «Хаммер» Фарита отъехал от особняка, дверь открылась, на пороге появился красивый молодой человек. Он подошел к Аннет и поцеловал в губы.

— Спасибо! — сказал Пьер.

— Не стоит. Давно надо было наподдать по его толстой заднице.

— А он не сможет тебя снять?

— А даже если так? Что мне этот пост, если всё сводится к тому, чтобы подчиняться приказам этого безвкусного болвана. Ты видел его наряд? Фу! В любом случае, мы сможем устроить показ раньше, чем Фарит успеет нам помешать. Что с каталогом?

— Демьян только что прислал мне потрясающие статьи! Ты должна их прочесть. А еще он принес модель альманаха за две тысячи восемнадцатый. Правда, зарубил чуть не треть фото, но я с ним согласен. Остались только оригинальные.

— С альманахом надо бы притормозить, а то толстяк возьмется за нас всерьез.

— Не бойся, Демьян сказал, что он выйдет от лица американского «Космополитена».

— Демьян молодец.

— Ага. До сих пор не могу поверить, что такие люди бывают!

— Бывают, Пьер, и ты уже встречал их.

— Если ты опять о Джорджио…

— Нет, я говорю о Фарите. В девяностых он так и фонтанировал идеями, да и сейчас его модели отличны.

— Ты же только что говорила, что он безвкусный.

— Он полностью безвкусен, а его модели почти вершина великолепия.

— И что, лучше моих?

— Прости, милый, лучше. Но мы отвлеклись. Где ты познакомился с Демьяном?

— Он сам на меня вышел. Позвонил в ту выгребную яму, куда ты меня кинула…

— Пьер!

— А что? Давай уж говорить правду. Позвонил и сказал что может передоложить отличные статьи под мои модели. Я согласился — мне тогда в петлю залезть хотелось, я согласился бы вылизать очко Сатане, если это помогло пробиться на подиумы. Мы даже не встретились. Он просто прислалстатьи, я присоединил мои модели и отправил. Через неделю Плейбой их взял.

— И ты его даже не видел?

— Нет. Он нашел меня через Луи.

— Моего Луи?

— Да, дорогая. В нашей новой команде трое прошли сквозь твой будуар.

— Интересно.

— Да, мне тоже. Он сказал, что будет на показе.

— Хотела бы я с ним познакомиться.

— Познакомишься.

Но мечтам Аннет не дано было сбыться. Через неделю, перед самым показом, Демьян позвонил Пьеру, сказал, что заболел и не может приехать. В оправдание он прислал еще несколько прекрасных статей. Показ имел грандиозный успех, следующих альманах «Вога» стал сенсацией в мире моды. Описание моделей взял на себя Демьян. Еще через неделю у Фарита случился инфаркт — первый признак наступающего упадка.

Гнолт
Гнолт сидел за огромным столом в ресторане собственного имени и приканчивал вторую половину запеченной дорады. Тучи, зависшие над Нью-Йорком, выглядели веселее, чем он, и у Гнолта были причины на отвратительное настроение. Напротив него стояли молодой и старый Фриски. Обоим не предложили кресел, вот уже пять минут они мялись перед верхушкой Клуба любителей хорошо поесть, как школьницы, не выучившие домашнее задание.

— Вы можете распинаться, сколько хотите, это вам не поможет! — наконец рявкнул Гнолт. Его лицо наполовину заляпано каким-то жиром, блестит, в тусклом сиянии свечей.

— Но, мистер Гнолт, мы не виноваты… — пытался оправдаться Фриски-старший. Младший, благоразумно молчал, понимая, из-за его ошибки они попали в очень щекотливое положение.

— А кто виноват? Кто?

— Но, сэр, этот пир был инициативой многих гурманов и нельзя винить ни одного…

— Да плевал я на пир! — Гнолт швырнул в них оглоданную свиную кость — благо не попал. Кость пролетела аккурат между отцом и сыном. — Мне и всем этим многоуважаемым людям очень интересно, почему наши дегустаторы не присутствовали там, почему не высказали свое авторитетное мнение в поддержку членов нашего клуба? Почему книга, о которой гудит весь кулинарный мир, не была оплевана и поругана? Почему главные конкуренты месье Ашаноля продают свое гнусное пойло канистрами, а ему приходится понижать цены, которые оставались незыблемыми уже сотню лет? Почему виски признан слишком крепким напитком для подобных блюд? Почему, собственно, на столе «пира тысячи и одного гурмана» не было наших гурманов? И почему я узнал об этом через вторые руки?!

Окончание тирады, Гнолт провел на самых что ни на есть повышенных тонах. Но спохватился и понял, что так нельзя. Нельзя унижаться перед этими идиотами, на глазах у верных союзников. А еще ему пришла в голову метафора: «Я реву, как самка диплодока». Она показалась ему банальной, Гнолт улыбнулся. Мало того что банальная, так и диплодоков в свое время выдумал он сам.

— Сим заявляю, что вы исключены из нашего клуба, — уже спокойнее закончил Гнолт. — Свободны…

— Но, сэр, наш род вот уже…

— Пойдем, пап, — Фриски младший взял отца под локоть. Одного взгляда на лицо Хасима хватило, чтобы пронять — они живы лишь потому, что не затронули его личных интересов. А что будет, когда он узнает, что еще как затронули? Об этом даже думать страшно. Сын решил — сегодня они уедут из США. Осядут где-нибудь в Канаде, подальше от этого клуба. За время членства Фриски повидал достаточно и перспектива исключения из клуба вовсе не так пугала, как перспектива остаться.

Когда молодой мужчина вывел плачущего старого из зала, Гнолт посмотрел на девушку, неприметно стоящую в углу, и сказал:

— Этих убрать до того как смоются. Ты принесла книгу?

— Да.

— Давай.

Девушка подошла и протянула красивое подарочное издание «Пир тысяча и одного гурмана — рецепты от персонажей книг».

— Свободна, — сказал Гнолт, девушка вышла. — Кто это читал?

Все собравшиеся покачали головами.

— Я вкратце перескажу вам содержание. Здесь собраны рецепты, которые готовили различные персонажи из книг. Самые сложные от Ниро Вульфа, а остальные до одури простые. Например, утка с яблоками от Гаррисона, или копченый окорок от Д'Артаньяна. Большая часть рецептов примитивна, как вы понимаете, это очень плохо.

— Кто написал это? — спросил Хасим.

— В том-то и дело, что это совместное творчество, — нахмурился Гнолт. — На одном из кулинарных сайтов кто-то решил собрать рецепты литературных героев. Многие подключились, и через пару недель рецептов набралось до хрена. Пользователи предложили руководству сайта отправить это в редакцию. И вот, что из этого вышло. Уже готовится второй том — многие кулинары воспользовались случаем и решили заработать на славе пира…

— А что это был за пир? — спросила мадам Чу.

— На фоне успеха книги наши горячо любимые дерьмоеды решили собраться и провести пирушку, где станут готовить «литературную еду». Она затянулась на неделю, все наши конкуренты поддержали ее, а мы пролетели. Но ничего фатального не произошло…

— Не произошло?! — вскликнул Ашаноль. — Я потерял пятьдесят миллионов!

Две бусины в глазницах Ткача прокрутились, направили окуляр на француза. Тот почти сразу потупил взгляд.

— Я не обещаю, что верну тебе деньги, Ашаноль, но положение выровняю. Боюсь, из этой ситуации не получится выйти победителем, задача максимум просто вернуть позиции. Я применю всё свое влияние…

Спорили они еще долго, но, в конце концов, разошлись. Все кроме Гнолта покинули зал, а тот достал телефон и набрал номер Шалита.

— У меня есть подозрение, что мои проблемы связаны с тем писакой, — сказал он в трубку.

— У тебя проблемы? Вот у Вольта проблемы, а у тебя незначительные, пустяковые сложности. Но я думаю, ты прав. Слишком много всего и всё, так или иначе, связано с литературой. Я думаю, он — эмиссар.

— Это плохо.

— Разберемся…

Вольт
— Дженнифер, я не могу понять, как можно провалить обычный, пусть масштабный, но простой проект?

Вольт уже перестал кричать и Дженнифер успокоилась. Но до сих пор на лице пылали алые пятна. Всего минуту назад босс не просто кричал, но использовал такое лингвистическое разнообразие ругательств, что вогнал в краску не только девушку, но и пару сценаристов. Теперь те уволены, к гадалке не ходи — работы в кино они больше никогда не найдут. А вот Дженнифер еще может побороться за место, приносящее больше миллиона долларов в год. Да, Вольт кричал на сотрудников и держал в черном теле, но и платил очень здорово.

— Простите, сэр, но мы не виноваты.

— То есть виноват я?

— Нет, конечно, просто обстоятельства иногда складываются так…

— Дженнифер, обстоятельства складываю я! И любой болван, обвиняющий в неудачах тяжелый рок или какие-то мифические обстоятельства либо идиот, либо врун! Или против него выступил человек вроде меня. Так что не сомневайся, нам нанесли удар. Выстрел в спину, проваливший труд десяти гребаных лет! — Вольт опять перешел на крик, но взял себя в руки. — Мне надо знать, кто стоит за этим дурацким сериалом, почему его вообще выпустили в эфир и как получилось так, что его уже показывают по всему миру?

— Сэр, но я же докладывала вам, что он вырос из пилотной серии на канадском телевидении…

— Джен, это я знаю и без тебя. Позвони им и узнай, откуда они получили сценарий? Надо выяснить, что происходит.

— Хорошо, сэр.

Девушка вышла, а Вольт подошел к холодильнику и достал бутылку пива. Третью за утро. Толстый Ткач отлично понимал, что происходит. По ним бьют. Причем их же оружием. Проект по созданию образа нового героя провален за месяц, десятилетняя работа пошла насмарку. Новый сериал мало того что сняли практически без применения компьютерной графики, а Вольт так долго старался приучить к ней зрителей, так еще и главный герой там чуть ли не второй Шварценеггер. А ведь Вольт вложил столько сил, чтобы подобный типаж исчез. Даже посадил этого раздутого стероидами качка в губернаторское кресло! Теперь сериал гуляет по планете, сделать уже ничего нельзя. Слишком быстро он вылез, слишком стремительно провели рекламную компанию, Вольт просто не успел задушить его, пока тот плескался в околоплодных водах. Он, как личинка аскариды, прорвался на торенты и пиратские сайты; попал, так сказать, в свою среду. Совершенно офигевшие канадские продюсеры уже успели продать первый сезон на сорок девять каналов. Последняя такая ошибка произошла с «Лексом», но тогда они быстро выровняли положение, превратив второй сезон в фарс. Потом, правда, последовал неподконтрольный третий, но четвертым они уничтожили его напрочь.

Вольт посмотрел две первые серии «Чистого Гарри» и понял — работа профессионала не хуже его самого. А может, даже не хуже совместного творчества Толстых Ткачей. Актеры подобраны не очень хорошо, но оригинальность и сюжет тащат. Написано в реалистичном ключе, хоть, по сути, фантастика. Кто бы ни написал сценарий, он всё очень тонко рассчитал. Вольт не может следить за каждым сериалом в мире. Великий Ветер, да кинематограф Индии съедает чуть ли не четверть времени! А сериал, пусть и нестандартный, как его анонсировали в дешевой рекламе, снятый на задворках Канады — это просто даже не его работа! На это есть аналитический отдел. И пусть проморгавшие его уволены, от этого Вольту не легче.

Сюжет сериала построен на противоборстве с образом нового героя Вольта. Брутальный тип одиночка со скромной, даже аскетической натурой. Не кастрат, но и не озабоченный. Его скорее интересует совершать подвиги, чем копаться в собственных чувствах, ища себя в себе. Эдакий симбиоз Кевина Сорбо с ранним Брюсом Уиллисом. Остальная фабула построена на исключительном героизме. Мужчина лет тридцати понимает, что всё в жизни идет неправильно и начинает совершать подвиги. Просто так. Никого у него не убили из близких, напротив, всё вроде как у всех: жена, дети, работа, дом. Однако ж мужчина понимает, что в жизни человечества слишком много гадкого, мерзкого и преступного. И он начинает совершать подвиги — один за другим, потом еще и еще. Бескорыстно, без масок и псевдонимов, без чулок и трусов поверх этих чулков. Причем подвиги он совершает смертельно опасные, каждый раз рискуя жизнью, каждый раз на грани. По сюжету он постепенно приобретает известность, над ним подшучивают, им восхищаются, а власти совершенно не понимают, что происходит и что с этим делать. Вроде и не преступник, значит, посадить нельзя, но такой топорный героизм им тоже не нравится. Вот уже молодежь подключается к этой игре в настоящего героя, вот уже сын мэра города гибнет, пытаясь спасти людей из горящего здания. У ГГ начинаются проблемы.

Хороший сценарий, даже очень хороший. Диалоги, образы, трагедия — всё на месте. И всё бы хорошо, но сам герой совершено не такой, какой нужен Вольту. Качок, слегка туповатый, верящий в какие-то там идеалы и прочая блевота, от которой едва-едва удалось избавиться, сдвинув ГГ в сторону мизантропа. Не такой нужен герой, совсем не такой!

Но даже если опустить геройский провал, а Вольт понимал — это провал; стали ясны и другие мелкие, но болезненные уколы. За эту зиму несколько некрупных, но достаточно перспективных проектов смыло в унитаз. Два фильма и три ток-шоу. Все не очень дорогостоящие, но на них возлагались некоторые надежды. Откуда-то появились левые критики, которых Вольт недодушил. В паре сериалов несколько серий выбивались из унылого жвачного ряда, как будто к ним приложили человеческую руку, а не куриную лапу. И много еще такого мелкого.

Ну а после «Чистого Гарри» Вольт убедился окончательно — против них работает кто-то могущественный. Зима подходила к концу, Вольт списывал провалы на упадок сил перед очищением, но в свете последних событий…

Вошла Дженнифер с листком бумаги. Вольт допил пиво, стер пену с верхней губы и приготовился слушать.

— Я смогла дозвониться им. Сначала они не хотели говорить, — сказала Дженнифер. — Пришлось давить на них. Сценарий им предложили через Интернет. Самого сценариста они никогда не видели, он всегда говорил по телефону, в последний раз из Голландии. Сказали, его зовут Демьян.

— Значит сукин сын даже не потрудился поменять имя, — пробормотал Вольт. — Хорошо, Джен, свободна…

Помощница вышла, Вольт достал телефон и позвонил. Он говорил почти час и то, что услышал, только подтвердило подозрения. Самые худшие подозрения. В Мир явился эмиссар. Как всегда, в самое неподходящее время — за два месяца до очищения. Но он сильно ошибается, если думает, что ему все сойдет с рук. Очень, очень сильно…

Марит, Кольт и Болт
Три толстяка сидели в старорусской церкви неподалеку от мужского монастыря, недавно там зафиксировали случай мужеложества — разразился страшный скандал. В печке привычно горели стопки ассигнаций, рядом с креслами на маленьких столиках фужеры с коньяком впитывали алый свет. Янтарная жидкость, казалось, искриться изнутри. Кольту мерещилось, что в отражении на стенке фужера появляются цифры. Он и Болт прилетели в Россию сегодня утром, но решили остановиться не в шумной резиденции Шалита, а в тихом пристанище министра финансов этого грешного мира. Марит редко выбирался из церкви, ему достаточно, что все биржевые котировки и прочая финансовая галиматья приходит через Интернет. Да и он знал истинную цену этим данным. Марит, пожалуй, пострадал от атак Демьяна меньше всех. Финансы не та среда, которую так просто разрушить книгами. А вот Кольта и Болта покорежило серьезно.

Как в Интернете так и в книжных изданиях вылезло несколько религиозных книг. Суть их сводилась к тезису: Ислам — это плохо. На фоне проблем с беженцами в Европе книга стала просто супер хитом. Одновременно вышла книга «Мемуары хипаря — я до сих пор воюю без пуль!». Конечно, молодежь такой гадостью не проймешь — они о хиппи разве что мельком слышали или по телику смотрели, а взрослое поколение восприняло книгу очень хорошо. Кое-где прошли демонстрации, как в старые времена. Люди среднего и пожилого возраста, разодетые в смешные наряды, воспевали секс и мир. Дескать, мы не справляемся с исламистами, потому что много воюем и мало трахаемся, надо наоборот. Книга, разумеется, принадлежала перу Демьяна.

Тот же Демьян подложил приличную свинью Болту. Книга «В 90 лет можно въехать только на велосипеде» снизила продажи авто, компьютеров и новых игр. Пока совсем незаметно, но Болт мгновенно рассчитал тенденцию. По планете словно волной пошли разговоры о расширении велосипедных дороже, об чистом воздухе прочем гринписе. Процесс запущен и уже не остановишь — скоро деревья начнут сажать, ледники обратно замораживать, а ведь к хорошему такому глобальному потеплению с затоплением части суши уже всё почти готово. Вот так маленький укол рушит великие планы. Ткачи в этом сами прекрасно разбирались, потому для них всё очевидно.

— Значит, эмиссар, — подвел очевидный итог Болт.

— Последний приходил, когда… лет двадцать назад? — спросил Марит.

— В девяносто пятом, — ответил Кольт. — Но тогда было проще. Мы устранили его на подступах.

— Да и этот пока не раскрутился. Достаточно лишь сказать всем, что Демьян — это Дмитрий Морозов…

— И воскресим эту мерзкую книгу о нас? Нет, так действовать нельзя ни в коем случае. Единственный выход — убить.

— А как? Чтобы убить, надо сначала найти. И даже зная это…

— В прошлый раз он убил пятнадцать киллеров, прежде чем его замочили…

Посреди комнаты на столике ноутбук, они ждали сообщения от координатора. Маленькие колонки пискнули, экран замерцал, на нём появилась рожа Шалита.

— Так, вас трое, а что с остальными? — осведомился Шалит.

— Гнолт застрял в Йорке, у Вольта проблем полон рот с новым сериалом, сейчас он критиков настраивает, а Фарит… ты же знаешь Фарита? — сказал Марит.

— Знаю. Он от своих тряпок оторвется только если на Париж атомную бомбу сбросят.

— А какие проблемы у тебя? — спросил Болт.

— Никаких. Если бы вы работали так же, как я, проблем вовсе не существовало. Но к делу. Наладьте общую связь.

Марит взял мышку и настроил программку, разработанную Болтом — тут помимо звука и изображения невероятно высокой точности и четкости тут передавался и запах. Актуальность такой программы была хороша на совместных пирушках, устраиваемых иногда Гнолтом. Вскоре на экране показались лица трех недостающих Ткачей. Вольт в фиолетовом берете, Фарит, перекрасивший волосы в ярко-зеленый цвет. Компьютер передал запах его духов, такой едкий, что Марит даже прикрутил ручку интенсивности запаха. Гнолт сидел с куриной ножкой в руках и пах приемлемо.

— Все в сборе, все слышат? — спросил Шалит.

— Да, — подтвердили Ткачи.

— Тогда внимание на меня. Я потратил не все силы перед кризисом и еще могу выдавать кое-что интересное, так что действуем по моему плану.

Все кивнули. Шалит — первый Ткач. Координатор и, несмотря на некоторую заносчивость, руководит великолепно. Он отвечал за мораль общества — самую интимную, самую важную и шкурную часть человеческой жизни. Работа, финансы, даже родные и близкие — это самое важное в жизни, но не на самом деле. На самом деле человек вошел сюда одним, одним он отсюда и выйдет и по-настоящему может ответить только за себя. Если женщина родила ребенка, вырастила его, любила всю жизнь, если нашла любимого мужа и прожила с ним пятьдесят лет — она всё равно всегда будет одинока. Потому что владеет только одним телом, одним мозгом и одной душой. Хотелось бы, но себя на части не разорвешь и на другого человека не натянешь. И вот этот ты сам будет считать что-то правильным, а что-то нет. Думать так или эдак. Будет прав или ошибется и ответит за свои ошибки, и получит вознаграждение за правоту. Вот конкретно за это отвечает первый Ткач Шалит.

— Что же, — продолжил Шалит, — подобьем бабки. К нам пожаловал эмиссар. Эмиссар очень силен, хитер и может делать то же самое, что и мы. И уж точно он работоспособней…

— Посмотрел бы я на него лет через пятьдесят, — пробурчал Болт. — Когда я был молод, мне тоже не требовалось очищаться каждый год. Это теперь…

— Позвольте напомнить, я старше всех вас и до сих пор работаю лучше. Так что прекращаем жаловаться, начинаем слушать меня внимательнее. Эмиссар, кроме того что способен работать в «ткачи-стайл», еще очень силен. Ему не ведом страх, тем более сомнения. Он идеальный убийца, идеальный писатель… Но не Ткач.

Все заулыбались. Ткачи встречались с эмиссарами раньше и каждый раз выходили победителями. Да, эмиссар умен, силен, хладнокровен и рожает гениальные идеи с частотой отжима стиральной машины, но они называются Ткачами не зря. За всю историю существования Ткачи отдали прямой приказ на уничтожение, может быть, раз сто-двести. То есть, нанимали убийцу или сами брались за оружие. Они действовали тоньше, загоняя противника в угол, а потом устраняли построениями обстоятельств. Эмиссар может придумать гениальное лишь на сегодняшний день. Завтрашний его уже не интересует. Он думает на шаг вперед, на два, на три или даже четыре, но Семь Толстых Ткачей просчитывали сотни шагов. И поэтому они, а не эмиссары, правили.

— Чтобы убить эмиссара, его надо сначала найти, — продолжил Шалит. — И это, наверное, самое сложное. Теперь, когда мы упустили его в Латвии, он увидел наши силы, и ни за что не покажется на людях. Станет строчить книги и колоть нас. Наберет достаточное количество соратников, а потом ударит. Значит, подослать к нему убийц нельзя. По крайней мере, сейчас, до очищения. Потом мы сможем его отыскать, но придется потратить чрезмерно много сил, и вообще, я нашел отличный ход, снимающий с нас все проблемы.

— Какой? — хором сказали Ткачи. Когда собирались вместе, или, как сейчас, частично вместе, Ткачи неосознанно подключались друг к другу. Если бы они такие возбужденные сошлись в одной комнате, это вылилось бы… В прошлый раз вылилось в План Барбаросса — поэтому они все вместе собирались крайне редко и на упадке сил. Но даже сейчас они летали в головах друг друга, подсознательно представляя, что хочет предложить Шалит. И еще до того, как он выложил план, они уже раздумывали, как его подготовить, осуществить и улучшить.

— Демьян — это зло. Настоящий злодей, убийца и всё такое прочее. Официально и неофициально. А чтобы справиться со злодеем, нужен герой.

— Гениально! — ответил хор шести голосов.

— Найдем какого-нибудь парня или девчонку… — сказал Болт.

— А лучше и того и другого… — поддержал Фарит.

— И побольше! — Засмеялся Гнолт.

— Воспитаем и направим.

— Разыграем.

— Обучим.

— Подставим.

— А когда он справится, пережуем и выплюнем, — закончил Шалит. — Все в соответствии с законами жанра.

— Главное, чтобы не получилось бредятины.

— Нет, главное — никаких эльфов!

— И побольше тире!

Семь Толстых Ткачей рассмеялись, придерживая разволновавшиеся животы. Отсмеявшись, Шалит рассказал подробности, а через час план утвердили.

Часть вторая

1

— Вы, наверное, спросите меня, док, откуда я знаю всю предысторию?

— Нет, Денис, мне интереснее знать, верите ли вы в то, что рассказываете?

— Конечно, верю, док! Что за вопросы? У меня поводов…

— И какие у вас поводы?

— Давайте всё по порядку. Итак, к началу весны сложилась довольно запутанная история. Первое — у Семи Толстых Ткачей появился противник. Противник незаурядный, но они с ним до этого встречались и не сомневались, что победят. Чего они не знали, так это того, что против них выступает не один враг, а три. Первый — эмиссар, второй — клан Слепой Дюжины, и третий — Чан. Возможно, да что там возможно, наверняка, Ткачи сменили бы тактику, если б знали, насколько велика опасность. И это очень хорошо, что они ни о чём не подозревали. Потому что тогда они выложились бы так, что сам Мир изменился. Возможно, начали настоящую войну, может, даже Третью Мировую…

— Ах да, еще тот Латвийский кризис…

— Док, не перебивайте. Время идет, бабки вам капают, чего вы возмущаетесь? И не торопитесь делать поспешные выводы — уверяю, самое интересное еще впереди.

Знаете, я даже не могу сказать, с чего всё началось. Я уже говорил, что жизнь у меня была нормальная. Жена красотка, работа ништяк, всё чин чинарём, но кое-что нервировало. Да, наверное, и сейчас… знаете, я считаю, что рано женился. В девятнадцать лет на сокурснице, но там и дурак бы женился! Машку добивался весь институт, и я не преувеличиваю. А я с ней начал мутить и замутил! Короче, мы были влюблены. Дико, до безумия. Я просто не мог поверить, что такая девушка ложится со мной в постель. О ней мечтали, ее хотели, а она принадлежала мне. Но время проходит, жрать одно и то же блюдо каждый день надоедает. А тут еще и то, что у нас не было детей. Я очень хотел детей, док. Но не срослось. Мы ходили к врачам, мне сказали, что у меня детей с Машкой никогда не будет. Генетическая несовместимость, мать ее. Нам предлагали усыновить ребенка или искусственное оплодотворение от другого мужика, но я уперся рогом. Не могу я так, док! Я детей хочу своих, а не чужих нянчить! Думали о суррогатной матери, тут уже Машка не согласилась. И понимаете, всё у нас началось медленно разлаживаться. На первый взгляд незаметно, но с каждым днем больше и больше. Знаете, что я заметил, док? Чем реже ты занимаешься с женой любовью, тем признак конца вернее. Если сначала мы по несколько раз на день, то в конце — раза четыре в неделю. У нее болела голова, я уставал, а на «болела» и «уставал» можно смело ставить кавычки.

Впрочем, о разводе не шло и речи. Наши отношения прошли уже восьмилетний рубеж, ни я, ни она не хотели это портить. Проблему с детьми мы бы решили. Может, она оплодотворила бы себя, а я кинул палку в суррогатную мать, и мы завели бы отдельных детей, я не знаю. Но как раз здесь вмешались Семь Толстых Ткачей. Самое смешное, я сам пришел к ним.

Денис
Знал ли Денис, что заставило его ногу нажать педаль тормоза неподалеку от клуба «Шалит»? Наверное, знал. Первым его привлекла толпа у входа. Он слышал об этом клубе, но не встречал никого, кому удалось бы туда попасть. Все знакомые, попытавшиеся взять штурмом «гнездо разврата» или «клуб московского Калигулы», потерпели поражение. Естественно, когда вам говорят, что вы, дескать, рылом не вышли, поэтому идите лесом и трясите своими банкнотами где-нибудь в другом месте, вы идете в другое место. А потом, выпив, рассказываете, что клуб Толстого Ткача полное фуфло. О строжайшем фэйсконтроле и дресс-коде «Шалита» знала вся Москва, но лишь избранные побывали внутри, чтобы подтвердить что-либо или опровергнуть.

Денис смотрел и не понимал, почему, допустим, вон ту милую девушку не пускают внутрь? Если уж она недостаточно хороша, внутри заседают одни Афродиты что ли? Ему повезло, на парковке нашлось место. С работы он ушел пораньше на пару часов, можно и постоять посмотреть, чем живет молодежь.

Он вздохнул. Так противно не относиться к молодым и свободным. Жена и почти девять лет брака ставят штамп — занято, чужое! И другие женщины каким-то образом это чувствуют. Денис разглядывал поджаренные в солярии ляжки молодых девушек, пестрые наряды парней, обхаживающих вокруг потенциальных… жертв. Молодых собралось много, а вон там, прямо перед входом, известный певец объясняется с матерым охранником. По всей видимости его не пускают внутрь, ему интересно, почему? Ведь его рожа достаточно хороша, чтобы показывали по ящику, а Шалиту, что, подавай получше? Препирательства окончилось, певец ушел ни с чем, обругивая охранника на прощанье.

И тут произошло событие, навсегда изменившее Денису жизнь. В окошко машины постучали. Какой-то молодой парень с глупой улыбкой, темных очках, кепкой набекрень и в коротких зауженных джинсах. Денис опустил стекла, ноздри уловили едва различимый аромат каких-то специй, а парень вытащил из цветастой толстовки аккуратно забитые папиросы.

— Старик, курнуть не хочешь? — осведомился юный наркоторговец. — Шмаль супер, всего полтинник косяк.

Когда-то в университете Денис пробовал коноплю, но уже забыл, каково это. И решил: «А какого черта?!». Он достал из бумажника пятьдесят долларов и протянул парню. Тот опять по-дебильному улыбнулся и сунул в окошко косяк. Денис поднял стекла, нажал кнопку прикуривателя. Технологию он помнил плохо, якобы надо поднести косяк ко рту, но не хватать губами, а тянуть так, чтобы вместе с дымом проходил воздух. Прикурил, затянулся. Легкая эйфория пришла почти сразу. Денис приветствовал ее как давно забытого школьного приятеля — растерянной улыбкой. Жизнь наполнилась несуществующим весельем, краски запылали. Дым пах приятно, видимо, там еще какая-то отдушка была, потому что Денис явно различил запах мяты и аниса.

Денис не докурил косяк, аккуратно загасил в пепельнице, обернул в платок и отправил во внутренний карман — на всякий случай. В принципе, кайф не такой, как от алкоголя, но Денису не очень нравилось, что мысли как будто скучковались и вяло терлись друг о друга, вместо того, чтобы разбегаться на окраины вселенной, как после бутылки водки в одно рыло.

Толпа чего-то загудела, зашумела, Денис вылез из машины и как раз успел лицезреть прибытие божества этой толпы.

Сначала Денис увидел не Шалита, а огромный лимузин черного цвета с изображением большого белого шелкопряда на капоте. А когда рессоры благодарно поднялись, сбросив вес Толстого Ткача, Денис сначала открыл рот, а потом заржал, как сумасшедший. Действительно, Шалит очень впечатляет, если видишь его в первый раз, а тут еще и шмаль помогла. Как всегда тщательно выбритый толстяк облачился в нечто подобное савану. Тонкий белый балахон составлял всю его одежду — сквозь него виднелись очертания рыхлого тела. Шалита окружили качки в черных костюмах и, оттеснив нахлынувшую толпу, провели в клуб.

Денис подошел ближе к входу. Он сгорал от любопытства, оно и понятно — увидеть «московского Калигулу» мало кому удавалось. Последовав за телохранителями, Денис постарался запомнить облик Шалита, чтобы потом описать его друзьям на работе, да и жена заинтересуется. Но белое пятно скрылось за створками дверей, а Денис попробовал заглянуть хотя бы в просвет и услышал:

— Молодой человек, вы хотите войти? — спросил охранник.

— А пустите?

— У нас «Ночь блондинов», вы можете войти, но только сегодня.

— Спасибо, конечно, но…

Денис уже собирался отказаться, но вдруг всё это показалось ему очень забавным. Какой-то сквозняк лизнул его по щеке, принеся аромат дурманящих духов, взгляд упал на самую красивую блондинку, виденную им в жизни, которую сейчас пропускали внутрь. Он, кивнув, пошел к дверям вслед за ней.

Собственно клуб разглядеть в просвете дверей нельзя. Сразу за входом находится гардероб, причем, сугубо вольный. Денис отметил, на многочисленных вешалках висят не только куртки с пиджаками, но и предметы нижнего белья. Он не настолько окосел, чтобы снять трусы, но пиджак можно сдать — жарковато. Хмыкнув, Денис пошел по длинному коридору. Его стены обили бархатом со стразами, освящение бьет из пола — сам пол представляет собой светящиеся квадраты. А когда он дошел до стеклянной двери…

Сначала Денис решил, что не пойдет внутрь. Всё, о чём говорили не прошедшие в клуб, подтверждалось. Из-за двери не доносилась музыка, но она в клубе играла — не меньше сотни людей танцевали. Кто голый, кто одетый, кто с бутылкой пива в руках, кто вообще валялся на полу и ржал. Сзади кабинки, Денис увидел в них несколько извивающихся мужских и женских тел. Конечно, на пиры Калигулы это не тянет, но Денис ни разу не попадал на такие тусы. С другой стороны, это единственный шанс. Еще раз хмыкнув, он толкнул дверь.

И почти сразу зажал уши. Музыка била, подобно там-тамам африканских дикарей, всюду веселый смех и гомон. Денис вошел и столкнулся с девушкой. Та, наверное, спешила куда-то и не заметила его, а Денис, разумеется, засмотрелся на обстановку. Он хотел извиниться, но девица повисла на нём, обвив шею, и присосалась губами к губам. Такого он не ожидал, и, сам не понимая, что делает, ответил на поцелуй.

— А ты ничего целуешься, женатик, — сказала девица, спустя двадцать секунд. Только сейчас Денис заметил, что выше пояса она нагая, а тонкие пальчики как-то незаметно подобрались к его правой ладони и покручивают обручальное кольцо.

— Спасибо, — ответил Денис.

— Если что, я за пятнадцатым столиком. — И девица унеслась куда-то так же внезапно, как появилась. Вот тоненькая фигурка еще видна в толпе, а вот, уже растворилась меж других таких же.

Денис провел по губам, ощущая вкус помады. В первый раз за восемь лет он поцеловал другую девушку взасос. Он отметил, это довольно приятно, и пошел вглубь.

Глубь клуба «Шалит» несла веселье и разврат. Сначала Денис кидал отрывистые взгляды на секс в кабинках, но быстро привык глядеть без стеснения — на каждую парочку и без него пялились в открытую, подбадривали, давали советы. На танцполе некоторые курят косяки, он тоже вытащил припасенный окурок. Попросив у какого-то парня зажигалку, он прикурил и затянулся. Настроение сразу ушло в сторону Елисейских Полей, Денис заулыбался, как питон, переваривающий кролика и, пританцовывая, пошел дальше.

Он подошел к бару, заказал коктейль, небрежно прислонился к стойке и принялся разглядывать собравшихся. Знакомые с телевизора лица нашлись очень быстро. Модели, актеры, актрисы, манекенщицы, ведущие молодежных телепрограмм, звезды Ютьюба — всех вобрал клуб «Шалит». А вот и сам Шалит. Сидит в такой компании, что, не будь под кайфом, Дима покраснел бы. Саван ушел в лету, голый толстяк о чём-то беседует со своими поклонниками. Молодые девушки и юноши лежали на большом диване в полном неглиже и гладили жирное тело хозяина, намазывали маслами. Картина карикатурная, но нанасколько же все они красивы! Идеальные тела ползали вокруг уродливого, как бы подчеркивая контраст и одновременно стирая границы. И тут Шалит заметил, что его рассматривают. Он приветливо улыбнулся Денису и помахал рукой. Сразу несколько девушек и парней повторили его жест, Денису не оставалось ничего другого, как помахать в ответ. Парочка особенно соблазнительных красавиц, поманила его пальчиками, Денис пошел к дивану.

— А ничего, что в одежде? — спросил Денис, подойдя к топчану. — Я тут впервые и не знаю правил…

— Конечно, ничего, — ответил Шалит, несколько писклявым голосом. — У нас все делают только то, что хотят, особенно блондины и особенно сегодня. Меня зовут Шалит, мой юный друг, и я рад приветствовать тебя этой ночью.

— Спасибо, меня зовут Денис.

— Тогда присаживайся, Денис, и расскажи нам, как ты попал сюда?

Денис кивнул и плюхнулся на мягкие подушки. Белокурая девушка тут же подсела и ослабила узел на галстуке.

— Нельзя быть таким серьезным сегодня, — сказал она очень соблазнительно.

— Мари, не навязывай молодому человеку наши правила, — погрозил ей пальцем Шалит. — Ну так как ты попал к нам?

— Да просто зашел, — ответил Денис.

— Смотрите на него, мои друзья! Пожалуй, я не слышал более честного ответа на этот вопрос. Ты набираешь очки в нашем клубе, Денис. Обычно все заводят шарманку о том, что давно хотели и вот только сегодня. А еще пытаются выбить у меня пропуск на постоянный вход. Но я вижу, у тебя проблемы в семейной жизни.

Денис слегка округлил глаза. М-да, вот это поворот, как пишу в соцсетях. А еще Шалит так ехидно усмехается, будто он — сосед Дениса и всё про его семью знает, живя за тонкой стеной. Проблемы с женой. Легкие и невесомые наметки, скоро они вполне могут стать реальностью.

— А почему вы решили… — начал Денис, но его прервали.

— А кто приходит сюда без жены, но с кольцом? — спросил молодой парень, лежавший на груди у другого парня.

— В моем случае — это недоразумение.

— Ну нет, не надо терять очки, Денис, — покачал головой Шалит. — Ты так хорошо и честно начал, а теперь не хочешь признать очевидное. У тебя есть трения в семейной жизни, а у кого их нет?

— У тебя, Шалит, я думаю, трений нет, — рассмеялся какой-то блондин.

— Нет, так были. Я был женат трижды и каждый раз это оканчивалось одинаково плачевно. С тех пор я стал законченным холостяком, но это не значит, что я отрицаю институт брака. Напротив, я считаю его очень полезным, как полезными могут быть и отдушины. Ты понимаешь, о чём я?

— Понимаю, — сказал Денис, рассматривая прелестную головку, расположившуюся у него на коленях. Рыжие волосы раскинулись огненным веером, а два голубых глаза смотрят с хитрецой и неприкрытой похотью. — Но, боюсь, я пока не готов к этому.

— Ну вот ты и вернул свои очки! — рассмеялся Шалит. — Главное, Денис — это то, что нравится тебе. Ведь ты не хочешь уединиться с Жанной, потому что понимаешь, назавтра станешь противен самому себе. А себе не надо быть противным, себя надо любить.

— Ага, я вижу, ты себя любишь, — сказал Денис и посмотрел на необъятное пузо. А потом подумал, что сболтнул лишнего, и сейчас его отсюда попрут.

— Это правда, Денис, — ничуть не смутился Шалит. — Я люблю себя, тебя и всех, кто сейчас в зале. Я люблю себя, потому что это естественно, а тебя и остальных, потому что вы часть моей жизни. Мы с тобой в первый раз встретились, но ты уже разнообразил мой мир, и, я уверен, дальнейшее общение обогатит меня и принесет еще большее удовольствие. Получать удовольствие от простых вещей, сложнее, чем от сложных.

— А что ты подразумеваешь под «простыми» удовольствиями?

— Секс, бокс и джаз, — улыбнулась девушка, даже не подумав убрать голову с его бедер. Дима подумал, если так пойдет дальше, она почувствует под затылком кое-чего… И, словно прочитав его мысли, она покачала головой, потершись о воспарявший интерес.

— По сути ты права, — продолжил Шалит. — Но простые вещи, достаточно просты, чтобы их упрощать дополнительно, уж извините за тавтологию. Простые вещи, Денис, это то, что ты делаешь каждый день. То, из чего состоит твоя жизнь. Вот, к примеру, твоя одежда. Почему ты одет именно так, а не иначе? Если не ошибаюсь, это «Марк Джейкобс» из последнего и «Мекс»?

— Да.

— И когда ты идешь по улице, или сидишь за рабочим столом, тебе ведь приятно, что ты не выглядишь унылым провинциалом, а одеваешься достаточно модно?

— Да.

— Очередной плюс за честность, Денис! Но пойдем дальше. Какую последнюю книгу ты прочитал?

— «Государь».

— Замечательно. А какой фильм последним смотрел?

— «Алиса в стране чудес».

— И наконец, что ты ел сегодня на завтрак?

— Яйца всмятку и бекон.

— Просто потрясающе! — Толстяк радовался, будто Денис только что продиктовал ему формулу философского камня. — А теперь ответь мне, почему ты считаешь, что одеваться в такую одежду модно, читать «умные» книги правильно, смотреть то же, что и другие, познавательно, а твой завтрак вкусен и полезен?

— Мне нравится эта одежда, книга, фильм и еда. Я думаю, этого достаточно.

— Никоим образом! Почему это тебе нравится?

— Нравится и всё, — Денис не понимал, к чему ведет Шалит, и качающая головой девушка отвлекала.

— И это твоя ошибка. Впрочем, в ней ты не одинок. Подумав как следует, ты скажешь, что тебе нравится, потому что всем нравится. А по-настоящему ты делаешь это, потому что тебя заставляют верить, что это модно, правильно, познавательно и вкусно. Твое мнение в полной зависимости от сигналов получаемых телом — твоих ощущений. Ты живешь в книге, где автор не ты.

— То есть ты говоришь, что я пляшу под чужую дудку, и мной правят богачи или какое-нибудь Правительство, так что ли?

— Отнюдь. Правит тобой одна определенная личность.

— Бог?

— Нет, человек, но, скажем так, максимально приблизившийся к тому, чтобы его назвали Богом.

— И ты можешь назвать мне имя?

— Могу, но выдержишь ли ты такую ответственность? К тому же, мы не одни.

— Ну, Шали-и-ит, я тоже хочу узнать, — заныла модель, массирующая толстяку лысину.

— А готова ли ты, узнав эту тайну, пожертвовать всей своей жизнью? Поверь, девочка, если ты узнаешь этот секрет, твоя жизнь изменится в самую неожиданную сторону вплоть вообще до ее прекращения. Я не преувеличиваю.

— А если я буду молчать?

— А вдруг нас услышат? Или где-нибудь взболтнешь? Лучшей подруге за чашкой коньяка? И всё. Тебя убьют, моя милая, тебе этого хочется?

— Нет.

— А кому-нибудь из присутствующих?

А присутствующих волновало совсем другое. Две пары залезли на стол и принялись намазывать друг друга маслом, остальные помогали по мере сил. И Денис, всё еще чувствовавший в голове дурь от травки и ощущающий запах не то кориандра, не то зиры, совершил самую большую ошибку в жизни.

— А мне интересно, — сказал он.

— Правда? — Шалит расширил малюсенькие, заплывшие складками жира глаза до размеров рубля, но из-за темноты Денис не увидел пляшущие на дне зрачков признаки надвигающейся беды. — Но ты понимаешь, что никто не должен об этом узнать?

— Я умею держать язык за зубами.

— Тогда ладно.

Шалит взял со стола салфетку и написал на ней имя. Откуда он взял ручку, Денис так и не понял. Возможно из многочисленных складок. Шалит привстал и передал салфетку. Денис аккуратно развернул и прочел: «Демьян».

— Верни-ка мне ее, от греха, — сказал Шалит. Дима протянул бумажку обратно. Толстяк взял со стола зажигалку и сжег ее.

Дима взглянул на часы и вздрогнул. Он провел в клубе почти два часа, а еще долго стоял на парковке — жена может начать нервничать, еще как не позвонила.

— Прости, Шалит, но мне надо домой, — сказал Денис. Девушка на коленях приподнялась и чмокнула его в щеку. — Приятно было познакомиться.

— Мне тоже, Денис.

Они не пожали друг другу руки, Денис просто встал и пошел к стеклянной двери. Когда он скрылся, Шалит сказал, что отлучится на минуточку по физиологическим делам и поковылял к себе в кабинет. Там, встав напротив большого зеркального окна, он следил, как Денис садится в машину. Ткач записал в блокноте номер, взял мобильник и набрал ближайшего Ткача.

— Ало, Марит? — сказал он в трубку. — Я нашел героя.

Кахома, Чан и клан Слепой Дюжины
Ли вел Чана по залам музея холодного оружия, старик уже сбился со счета его презрительным улыбкам. Чан нервничал, а точнее — старательно делал вид, что нервничает. Молодой лев и старый лис — один показывает, насколько в себе уверен, но уверенность эта дутая, другой симулирует растерянность, а на деле нет и капли страха.

Чан не знал, что Кахома-младший связан с якудзой настолько плотно. Он слышал о клане Слепой Дюжины — любой богатый человек Японии или Китая слышал о нём, но чтобы Ли оказался таким ослом? Связаться с самыми квалифицированными убийцами в мире, с теми, для кого насильственная смерть — искусство и удовольствие, самоцель? Да, это высшая степень безрассудства, если не глупости. Однако, если разыграть эту карту правильно, можно добиться неплохих результатов. Тем более, что молодой глупец вряд ли даже верно представляет себе, кто такие конкретно эти якудза. А вот Чан о них много чего слышал. И частенько слухи эти переплетались с историями о Семи Толстых Ткачах.

До этого Ли ни разу не удостаивался чести посетить штаб-квартиру клана и, естественно, слегка нервничал. Но он гордился тем, что может прятать это под маской бравады и презирал Чана за то, что тот разучился делать так же. Так молодой лев и старый лис увидели крейсер, где четыре месяца назад произошла церемония перехода. Возле двери их встретил мрачный мужчина с повязкой на глазу и провел в закопченный зал. На Ли это произвело впечатление — будто попал в христианский ад. Но он вовремя спохватился и растянул на лице усмешку. Чан остался к залу равнодушен — у многих якудза есть свои ритуальные причуды, если слепой клан хочет прятать старый крейсер в музее, что же, пусть прячут. Но на лице Чана, появилось настолько удивленное выражение, что даже проводник скопировал усмешку Ли.

Их не повели в бывшую котельную, где стояла страшная статуя; для переговоров выбрали капитанский мостик. Чан и Ли не увидели сумасшедшее великолепие нижних палуб, попали в маленькое помещение квадратной формы с круглым столом и четырнадцатью стульями. Двенадцать заняли предводители клана, два поставили специально для гостей. И Ли, и Чан поклонились, войдя на мостик, — Ли неглубоко и чисто формально, Чан очень почтительно. Ли опять усмехнулся и небрежно присел на свободный стул, Чан остался стоять.

Главари клана Слепой Дюжины, слегка расширили ноздри. Их уши зашевелились, как у летучих мышей, на нескольких лицах проявились непонятные эмоции. Непонятные, потому что у каждого треть лица пряталась за стеклами темных очков с большимизеркальными линзами. Если бы они сняли их, гости увидели не только зашитые глаза, но и выражение дикой ненависти.

— Присаживайтесь, Чан-сан, — сказал Рооми в теле японца. — Нас нельзя обмануть напускной вежливостью. Ваш пульс спокоен, ваши ладони не взмокли от пота, как у молодого Кахомы, и вы нас совершенно не боитесь. И зря, Чан сан.

— В моем возрасте не надо бояться даже смерти, уважаемый, — сказал Чан, присаживаясь. Боковым зрением, он заметил выражение растерянности на лице Ли.

— Страх можно пробудить в каждом человеке, — сказал Арооми, — главное знать, как.

— Не пугайте нас, — вмешался Ли. — Если вы пригласили нас, чтобы пофилософствовать, мы уйдем.

Но на него никто не обратил внимания. Ноздри главарей смотрели исключительно на старого китайца, а не на его молодого партнера.

— Мы знаем, чего ты хочешь, Чан-сан, — сказал Рооми. — И мы не против.

— Это хорошо, — кивнул китаец. — Однако Ли прав, вы пригласили нас, и хотелось бы услышать, для чего?

— Дела у вас идут не очень хорошо. Мы имеем в виду, со съемками…

— Всё по плану, — опять попытался захватить инициативу Ли.

— Нет, — сказал Кур и впервые отвел расширенные ноздри от Чана. — Всё, не по плану. Ты обещал, что снимешь фильм к концу зимы, а пока не снята даже половина.

Ли заметил, что из ноздрей Кура вроде бы пошел пар, словно не человек перед ним, а закипающий чайник. Это поубавило пыла, он притих.

— На то есть причины, — вступился за подопечного Чан. Тот ему пока нужен, не стоит давать в обиду. — Вольт нажал на пару актеров, и они расторгли контракты. Но мы работаем, уже нашли новых. Пусть выход фильма задержится еще на полгода, но не было смысла…

— Выпускать его весной, не так ли? — Улыбнулся Рооми. — Это говорит о том, что вы тоже хорошо осведомлены, Чан-сан. А что вы знаете о нас?

— Достаточно. Но в основном слухи и легенды.

— Интересно послушать?

— Лишь старинные предания об огненных демонах, пришедших в наш мир из мира грёз, ничего интересного…

Ли мало что надулся от обиды, так теперь непонимающе уставился на идентичные улыбки главарей и Чана. «А старик еще не обломал зубы», — подумал он.

— Вы правы, Чан-сан, ничего интересного, — подтвердил Кур. — Вернемся к делам. Мы предлагаем вам помощь.

— Какую и что взамен?

— Взамен надо снять фильм побыстрее и организовать премьеру в Америке.

— Чтобы она привлекла зрителей?

— Особых зрителей.

— Вы рассчитываете на восемь особых зрителей.

— Мы не надеемся на такую удачу.

— А вы уверены, что справитесь с восьмым? Я видел его и, скажу вам, он очень даже. И, если вы вправду понимаете план…

— Вам не надо, чтобы пришли все, это понятно. Но на это мы и не рассчитываем.

— А что будет дальше?

— Увидим. Останется только один противник и еще неизвестно, который опасней, старый или новый.

— Даже так? — прицокнул Чан. — Хорошо, я подгоню режиссера, фильм снимем к лету. Премьера будет в Нью-Йорке, там тоже есть один, а Вольт в любом варианте придет. Я думаю, июнь подойдет.

— Да, тогда они будут сильны и могут рискнуть. С вами очень приятно иметь дело, Чан-сан.

— Да, — подтвердил старый китаец. А потом его лицо окаменело, и голос изменился. — Но вы понимаете, какую я делаю на вас ставку? Если вы провалитесь, будет очень много крови.

Ли думал, что сейчас главари клана убьют старика. Его самого напугала перемена в лице и голосе старого компаньона. Маска уважительного китайца слетела, рядом человек по жестокости не уступающий представителям якудза. Но те только кивнули, и Чан встал. Он и не думал прощаться, а вот Ли, напротив, поклонился.

Когда двери за гостями закрылись, хозяева откинулись на спинки и Кур сказал:

— Его придется убить.

— Да, но потом, — ответил Рооми. — Если мы их ослабим…

— Надо попытаться убить эмиссара раньше. У старика есть шансы на успех, если ему удастся столкнуть всех лбами…

— Мы не допустим этого. Я лично займусь эмиссаром.

— Нет, ты только что прошел церемонию. Арооми?

— Да, Кур?

— Найди и убей эмиссара.

— Один?

— Возьми Ора, Трура и Харура. Эмиссар пока молод, чтобы противостоять четверым.

Чан и Ли шли по тем же самым залам, но теперь поменялись ролями. Ли куда как мрачный и нерешительный, а Чан пригрел на устах улыбку. Всё сошлось целиком и полностью, план оформился до конца. И молодой дурак больше не нужен. Остались только детали.

Семь Толстых Ткачей
— Нет, нет — получается полная ерунда! — говорил Фарит.

— Почему? — спросил Шалит. — Чем тебе не нравится мой герой?

— Да тут дело не в герое, — сказал Марит. — Вся книга получается до боли банальной. Сюжет хромает.

— В чём?

— Нереальностью! — воскликнул Вольт. — Это что же получается, есть герой и злодей? Сейчас злодей начнет действовать, а герой пойдет за его головой? Нет интриги, нет глубины. Я бы такой фильм никогда не поставил!

— А чего вам еще надо?!

— Третьей силы! Всегда должна быть третья сила!

— А еще лучше четвертая и пятая, — пробурчал Гнолт. — Чтобы можно было управлять, откидывать ненужное и пользовать нужное. Широта нужна для сюжета и надежность.

— Для начала, я бы хотел сказать, мои дорогие собратья, что вы забываете о гениальности простого. Ромео и Джульетта не блистали закрученной фабулой, а считаются чуть ли не вершиной.

— Нету лучше красоты, чем пописать с высоты! Эту «ромеу с жульетой» мы и написали, когда Шекспира придумывали! Так что зубы не заговаривай!

— У нас есть третья сила — мы сами!

— Нет, автор не может быть третьей силой. Иногда пытается, если действует от первого лица, но…

— От первого лица пусть пишут дилетанты! Я настаиваю, чтобы мы ввели третью силу, иначе не будет ни книги, ни сюжета, ни нормального финала.

— Хватит! Сейчас я не знаю, что делать третьей силой, поэтому оставим это как гипотетический элемент. Когда мы начнем, она сама появится.

— Нет, ну, если ты собираешься действовать не по плану…

— Именно. Предлагаю отбросить черновик книги и разбираться по ходу действия.

— Тогда поехали?

— Да.

— Все готовы?

— Да!

— Начали.

— Итак, что тут у нас?

— Обычный парень, возраст двадцать семь лет. Неплохие успехи на работе. Женат, но детей нет.

— А почему?

— Потому что несовместим с женой. По отдельности каждый может родить или зачать, но вместе нет.

— Это отлично. Значит, у обоих есть на этой почве комплекс.

— А у кого бы их не было? Живет в трехкомнатной квартире неподалеку от Речного вокзала. Есть машина, карьера, наверное, лет через десять станет достаточно респектабельным членом общества.

— Что значит станет?

— В смысле, стал бы, если бы не…

— Вариантов не так уж и много. Первое — жену убили и он мстит.

— Банально.

— Банально столько раз повторять «банально». Второй вариант — застал с любовником.

— Еще хуже — это ничего не дает и ни к чему не ведет. При чём здесь Демьян? Если убийство имеет некоторые перспективы, то тут их нет.

— Тогда остается или полное разрушение всего. Или…

— Есть! Значит так, разрушение ясно, но это ведь должно спровоцировать его, это раз.

— Ну да.

— Дальше, если мы его жизнь разрушим, у него будет перспектива найти Демьяна это два.

— Тоже согласен.

— Значит, надо оставить ему что-то, но отнять многое. А для этого, нам надо начать…

— Да начало уже есть. Шалит и его клуб. Салфетка эта. Что дальше-то?

— Дальше, естественно, женщина.

— Любовь?

— И помидоры! Уверяю вас, здесь они будут смотреться очень неплохо! Кислинку дадут, это я вам как повар говорю!

— Но нужна женщина.

— И обстановка.

— Клуб Шалита?

— Нет, ко мне он придет за ответами.

— Тогда работа?

— Кафе?

— Соседка!

— Работаем.

2

Денис
— Здравствуйте, я ваша новая соседка, — сказала очень миловидная девушка в дверном проеме.

Прошла неделя, как Денис посетил клуб «Шалит», и достаточно неспокойная неделя. Во-первых, Денис ничего не рассказал жене. Сказал, что выпил бутылку вина с другом и поэтому опоздал. Это получилось как-то само собой. Он вернулся, зашел в квартиру и уже хотел сказать: «А знаешь, где я сегодня был?», — но выдал это вранье. Нельзя сказать, что Денис раньше никогда не врал жене. Нет, водились и за ним кое-какие грешки, но он старался говорить неправду только в исключительных случаях. И жена платила ему тем же — в этом их отношения оставались чисты. Но так, чтобы ни с того, ни с сего соврать? Да и не сделал он ничего зазорного. Ну, потерлась та девица об его ширинку, а другая поцеловала, но эти подробности можно просто опустить. А в остальном, верх целомудрия, даже с поправкой на курение травки.

Следующей странностью стали сны. Денис никогда особенно красочных снов не видел, а теперь ждал их как матча «ЦСКА». Сны носили очень разнообразный характер. От эротических, где он придается соитию с десятком весталок, до очень странных. Во вторых он то оказывался на поле боя, где сражались четыре армии, то попадал в странный дворец, заставленный каменными статуями. Они вопили и стонали от боли, а меж них ходил мужчина с растрепанными волосами и иногда улыбался Денису, выглядывая из-за края какого-нибудь уродского изваяния. Мужчина и пугал, и привлекал. Он как будто звал его в странное, полное опасностей приключение, и во сне Денис соглашался. Тогда мужчина успокаивался, смеялся и исчезал, забирая с собой зал со статуями. И на смену приходили очень неприличные сны. Развратные, возбуждающие и влажные. Эффект от них получался такой же, как лет десять назад, когда он еще ходил в школу и втайне рассматривал эротические журналы под одеялом. Но теперь, когда он женатый и удовлетворенный человек? Это странно. Странно, но приятно.

Так и пробежала неделя, наполненная грезами, работой, женой и отличным настроением. На выходные, жена решила съездить к институтской подруге в Питер, Денис согласился. История получилась грустная и комичная. Комичная, потому что Машка всегда ставила семью подруги в пример не только ему, но и остальным знакомым, а теперь та позвонила и сказала, что муж ей изменил. Машкина подруга застала его дома с какой-то моделью — что тоже странно, Денис знал ту семью и Володька был на редкость некрасивым мужиком. Собственно, Денис подозревал, потому их брак и был так крепок — этот Вова тупо был никому на фиг не нужен. А тут в постели с моделью?! Ну, а грустная история почему, тоже понятно. До этого и сам Денис считал, что Володька и Настя идеально подходят друг другу, они даже пару раз ездили к ним в гости. Идиллия там царила полная. Иногда до тошноты. Из разряда: дорогой, принести тебе чая, дорогая, а не взбить ли тебе подушечки, милый, а не сделать ли тебе массаж стоп, милая, я только рад, если твоя мамка у нас погостит, а давай я ее сам приглашу… И тут вдруг такое. Машка уже звонила, сказала, подруга проплакала у нее на плече часов пять и останавливаться не собирается. В дверь постучали.

Первой мыслью Дениса было: «А если бы Машка сейчас вернулась?». Действительно, получился бы отменный конфуз. На пороге стояла новая соседка, переехавшая в квартиру напротив, причем, соседка более чем аппетитная. На шикарные плечи накинут легкий халатик, в руках бутылка вина, на стройных ножках тапочки в виде зайчиков. От нее приятно пахло недавно вымытым телом и еще чем-то, едва уловимым. Личико очень хорошенькое — ярко-зеленые глаза, прямые белые волосы обрамляют овал с высокими скулами.

— Здравствуйте, — сказал Денис, невольно кинув взгляд, на просматривающийся под халатиком бюстгальтер. Но она, наверное, не заметила.

— Меня зовут Аня, — улыбнулась девушка. — Вот хожу, знакомлюсь соседями. Вчера была у семьи Астафьевых, они сказали, что у нас на этаже живет еще одна молодая семья. Ну, я и решила зайти…

— Приятно познакомиться, Аня, меня зовут Денис, для друзей можно просто Ден.

— Вы меня впустите, Ден? А то еще холодновато…

— Простите, проходите, пожалуйста.

Девушка вошла, осмотрела прихожую. Головка поворачивалась несколько резковато, белый шелковый нимб рассыпался широким веером. «Хорошая», — подумал Денис.

— Красиво у вас. А где же Маша? Астафьевы мне говорили, что вашу жену зовут Маша.

— Да. Она уехала в Питер к подруге.

— Ой, какая жалость, — девушка прикусила длинный ноготок на указательном пальце. — А мне так хотелось посудачить с новыми знакомыми… м-м-м… по-женски.

— А вы, что же, замужем?

— Не-а.

Аня, прошла дальше, а Денис подумал: «Блин, это подстава?». Как-то это нереально. Красивая, одинокая соседка приходит к молодому мужчине с бутылкой вина, пока жена уехала в другой город. В жизни так не бывает. Или бывает? Денис решил проверить. Он пошел следом, не отказывая себе в удовольствии осмотреть длинные ноги и то, из чего они росли.

— Ваша жена, наверное, хорошая хозяйка, Ден? — спросила Аня, разглядывая выдраенную плиту.

— Да. Может, открыть вино?

— Сделайте одолжение.

Девушка отдала бутылку и прикоснулась к его руке. Денис вдруг, на пару секунд, остановил движение, позволив теплу ее пальцев согреть его руку. Но быстро собрался и пошел искать штопор.

— Вы не голодны, Аня? — спросил он, загоняя спиралевидную иглу в пробку.

— Не-а. Я на диете.

— А как же вино?

— Вино? Ну, от пары бокалов ничего не случится.

Денис разлил вино и протянул ей бокал. При передаче их ладони опять встретились и снова произошел обмен теплом.

— Давайте выпьем за знакомство, Аня, — предложил Денис.

— Ага, — кивнула девушка. — За очень многообещающее знакомство.

Приложив бокал к губам, Денис посмотрел в ее глаза. Зеленые, как кузнечик, и хитрый-хитрый зрачок. Полные губы прикоснулись к бокалу, внутрь потекла красная жидкость. Словно специально с уголка губ алая капля упала на грудь — в то место, где должен находиться сосок.

Что произошло дальше, Денис так и не понял. В голове замутилось, будто он выпил не пару глотков, а минимум треть бутылки водки. Он списал это на голод. Они сели за столик друг напротив друга, Денис начал потихоньку тонуть в двух огромных изумрудных ледниках ее глаз.

— Где работаешь, Ден? — Аня перешла на «ты» очень естественно, а Денис отметил — из-под халата видна бретелька лифчика.

— Манагер.

— О-о-о… много же вас развелось в последнее время. Судя по квартире, ты неплохой манагер.

— Стараюсь, — взгляд то и дело уходил от красивого лица на два полукруга внизу, но Денис попытался взять себя в руки и смотреть в глаза собеседнице. Получилась откровенная халтура. — А вы… ты?

— Я — писатель.

— Ого! И что пишешь?

— Любовные романы.

— Молодая ты для писателя.

— Ты тоже не старый.

— Давай тогда выпьем за работу.

Они снова чокнулись и сделали по глотку. Веселая легкость в голове Дениса ударила молотом Тора.

— И давно пишешь?

— Лет пять.

— Это сколько же тебе лет?

— Порядочные девушки не отвечают на такие вопросы. Мне двадцать шесть…

— Вот это поворот! — Денис усмехнулся и сделал еще глоток.

— Так это мой хлеб… и соль, — Аня взяла солонку и принялась крутить в ладони, не занятой бокалом. — А каково работать менеджером?

— Скучно. Лучше скажи, каково работать писательницей?

— Весело. Особенно писать то, что пишу я. Знаешь, любовный роман не считают за серьезное чтиво, может, правильно не считают, но…

— Что но?

— Это приятно. Я раньше писала прозу, даже опубликовала пару рассказов, а потом поняла, мне это не интересно… не совсем интересно. В жизни в конце концов всё всегда сведется к постеле, в прозе то же самое. Отношения между мужчиной и женщиной, должны быть в романе, иначе он получится пресным. Публике не интересно такое читать, а писателю писать.

— Согласен.

— Я попробовала себя на новом поприще. У меня был, м-м-м, некоторый опыт, остовалось найти свой маленький конек.

— Что за конек?

— Секс. Я соавтор, специализирующаяся на откровенных и необычных эротических сценах. То есть я не пишу не всю книгу целиком, а дописываю только сексуальные сцены. Любые.

— В смысле, любые?

— Ну, всякие. Не только гетеросексуальные, но и лесбистские, гомосексуальные, и даже было пару раз для зоофилов писала.

— Вау! Но это как-то…

— Грязно? — рассмеялась Аня. — Так тем и живем. Не всегда то, что грязно, не является искусством. Возьми хотя бы камасутру или книги де Сада.

— Нет, я имел в виду про голубых.

— А чего голубые? Гомосексуализм жил с человеком всегда и ничего неестественного в нём нет. Свобода любви прекрасна. К тому же, ты можешь просто не читать.

— Но как ты это описываешь? Это же всё надо себе мысленно представлять. Как два волосатых мужика жарят друг друга — что в этом искусство? Все эти волосы, пот… не говоря уж о…

— Члене? — опять рассмеялась Аня. — Нет, это просто поразительно! Мужики считают его чуть ли не основным своим органом, а когда речь о члене другого мужика, сразу кривятся. Нет ничего противоестественного ни в члене, ни в вагине. И потом, автор может описать всё пристойно, если захочет, даже сцену секса двух волосатых мужчин превратить в шедевр. Вот послушай, правда, я не помню, как там у меня в точности, но что-то вроде этого:

«Он зажал длинный, горячий ствол между подбородком и шеей и начал быстро-быстро сглатывать вновь приливающую слюну. Кадык заходил вверх вниз, и Артур зажмурился от удовольствия. Он раскинул руки, как старая чайка, взявшая недоступную ей больше высоту. Кадык натягивал и отпускал кожу, из горла вырвался стон. Они не касались друг друга больше ни в одном месте, но слились душами. Возбуждение накалилось так, что комната превратилась для них в доменную печь. Артур не выдержал. Алекс почувствовал судороги в районе шеи, и горло обожгло, как от глотка коньяка. Спустя секунду, с подбородка на ковер стекли капли раскаленной ртути. Его ртути…».

— Вот видишь, я даже не упомянула грязных слов, а всё равно противно, да?

Девушка запрокинула голову и расхохоталась в третий раз. Материя на халатике натянулась, Денис воспользовался моментом — рассмотрел грудь, пока она не видит.

— Я понимаю, — отсеялась Аня, — что не все мужчины воспринимают геев, что некоторые их вообще ненавидят, но геи покупают книги. Больше, чем женолюбцы.

— Ты поощряешь их?

— Я женщина, Ден. Нормальная женщина, — она подмигнула ему. — Нормальной женщине нравятся мужчины и деньги.

— Ладно, — сказал он неуверенно.

— Хочешь, я прочту тебе что-нибудь из «нормального»?

— Д… давай.

— О боже, как пылали его губы. Они были ярко-красными от ее помады и хранили жар ее верхней печи. Жанна резко подалась вперед и схватила его за галстук. Она была куда ниже его, ему пришлось нагнуться. Острые белые зубки прикусили его подбородок почти до крови, а тонкие пальчики принялись расстегивать пуговицы на рубашке. Расстегнув наполовину, она нашла два маленьких соска и потерла их, все удерживая подбородок зубами. Он попал в ее сети, как в китайскую ловушку для пальцев. Но вот рубашка была снята и она нашла ремень брюк…

Денис машинально делал глоток за глотком, зачарованный низким голосом. Она рассказывала с расстановкой, с придыханиями, иногда даже закрывая глаза, в это время Денис глазами изучал ее тело. Ему казалось, от его взгляда на тонкой ткани появляются вмятины, будто его глаза испускают твердые, материальные лучи. Он всё меньше и меньше следил, чтобы она не замечала эти «исследования». Пока шел рассказ, он разлили остатки вина по бокалам.

— Молнию она расстегнула резко, одним движением — вниз! И тут же наткнулась на россыпь кучерявых волос, словно на початке кукурузы. Она не замедлила вытащить сам початок и мысленно поправила себя: «Как початок только что сваренной кукурузы». Горячий, волнистый, желанный… Он захрипел, из рта потекла слюна. Струйка пробежала по ее щеке, и тигрица, наконец, отпустила подбородок. И тут же его губы нашли ее, но второй рукой она сжала его яички, и он остановился. Он понял — сегодня она будет главная…

Аня на мгновение замолчала и положила кисть на его ладонь.

— Аня, я женат… — начал Денис, но сам понял, насколько у него получается неестественно.

— Она перекатывала в ладони два волосатых шарика, а он чуть не рычал на нее, как дикий зверь, — продолжила Аня. — Но она хотела его помучить…

— Аня, у меня есть жена… — Это прозвучало еще неестественней, чем раньше, а девушка выделила из его ладони средний палец, и поводила по нему вверх-вниз. Пальцы на руке сами собой сжались, заключив ее кисть в замок. Он почувствовал давление в районе паха, посмотрел и на молнии джинсов увидел ее стопу с накрашенными зеленым лаком ногтями.

— А вот ему, по-моему, всё равно, — сказала девушка.

Денис и не предполагал, что его семейные бастионы падут так быстро. Прошел от силы какой-то жалкий час беседы и бутылка вина, а вот, он уже наклонился над столом и целует пухлые губы, словно попал в ее книгу. В голове шумело, а от вкуса ее помады он чуть не обезумел. Он облизывал ее язык, а ее руки возились с джинсами. Всё случилось почти так, как в рассказанной ей эротической сцене, и очень быстро. Он скинул со стола бокалы, повалил ее. Он обхватила его ягодицы икрами. Спустя три минуты, спустил и Денис. Он упал на нее сверху, часто дыша и думая, какая же он скотина. Но когда острый язычок защекотал его ухо, опять погрузился в пучину похоти. Такого с ним не случалось даже с женой. Второй раз получился дольше и ярче.

— Может, нам выпить еще за такое приятное знакомство? — спросила девушка, выползая из-под него.

Она подошла к холодильнику и достала бутылку виски. Вечер продолжался еще безумно долго, его окончания Денис не запомнил. Наверное, они уснули в их семейной кровати… По крайней мере, проснулся он в ней.

Вообще-то, Денис никогда особенно не увлекался выпивкой. Похмельем он мучился, дай бог, раза четыре в жизни, и это било все предыдущие. Он открыл глаза и понял, что в спальне один. Вчерашний вечер воскрес в мыслях, из груди вышел хриплый стон. Он думал, что, повернувшись, увидит Аню, и тянул с этим как мог долго. Но когда, наконец, набрался смелости — никого не увидел. «Наверное, она в ванной», — подумал он, присаживаясь. Перемена положения принесла резкую боль где-то в основании черепа.

— Ой! — сказал он, схватившись за голову. Боль это не сняло. — Аня?

На зов никто не откликнулся. Денис встал и побрел в ванну. Душ помог привести мысли в порядок и немного взбодрил. Он вернулся в спальню, увидел на прикроватном столике записку.

«С добрым утром, соня! Я понимаю, ты сейчас считаешь себя последней скотиной, а меня шлюхой-разлучницей, но нам было хорошо вместе, и это необязательно должно когда-нибудь повториться. Твоя жена, естественно, ничего не узнает, но ты можешь заглянуть ко мне как-нибудь, если хочешь. Если нет, я не обижусь.

P.S. А ты, между прочим, отличный рассказчик, тебе тоже надо попробовать что-нибудь написать. Я вчера смеялась до слез, да и сейчас смеюсь, пока ты дрыхнешь. Особенно мне понравилось про Демьяна. До встречи.

Анна».

Блин, он еще ей об этом рассказал! Хотя по сравнению с остальным… И Денис решил, что больше никогда не увидит ее. Он любит жену, а это просто минутная слабость. И еще вино у нее убойное. Надо посмотреть, как называется, чтобы случайно не купить в будущем.

Дима кое-как оделся и пошел готовить себе кофе. На кухне он обнаружил, что Аня убрала осколки бокалов и вынесла мусор. Он открыл шкафчик и выпил сразу три таблетки аспирина.

Демьян
В трущобном районе Киева на пятом этаже в маленькой двухкомнатной квартирки поселился всемогущий эмиссар Снежной Королевы. Демьян уже забыл, как его звали прежде, забыл свою жену, забыл детей. В идеально упорядоченной квартире, где даже намек на пыль считался преступлением, за длинным столом, в высоком кресле сидел уже не человек, а само воплощение работы. На столе полукругом три монитора — один подключен к интернету, на двух других рабочие тексты. Демьян жил здесь вот уже два месяца. В отличие от Ткачей, он не мог поселиться в шикарном особняке, но вовсе не из-за отсутствия денег. За зиму он стал одним из влиятельнейших людей в мире, но не по размеру кошелька, а по количеству связей. Теперь так много тех, кто обязан Демьяну за оказанные услуги, что позови — они придут и сделают для него всё. Сейчас пальцы его метаются от одной клавиатуры к другой, создавая очередные удары по Толстым Ткачам. Удары точечные, но болезненные. Как оказалось, проколоть толстую шкуру не так-то просто.

Зато начало получилось превосходным. Демьян проанализировал ситуацию и решил — такого колосса можно свалить только тем же оружием. Книгами. Но как навредить и отобрать заветную власть у людей, чьи связи огромны, чьи средства необъятны, чей опыт ни коим образом нельзя недооценивать. Демьян начал собирать союзников. Всё осложнилось тем, что он в розыске, и не мог лично встретиться с нужными людьми — пришлось договариваться по телефону или Интернету. Но даже с такими ограничениями цели он достиг быстро.

Несть числу людей, пострадавших от Толстых Ткачей. Надо всего лишь найти потерпевших от них поражение. Модельер Пьер стал первой ласточкой. Первой и бесполезной. Фарит не самый важный Ткач, наверное, поэтому, его и поставили заниматься шмотками. Вот если бы подкопаться под Марита или Болта… Конечно, он ударил по второму, но слабо. Здоровый образ жизни или велосипедные прогулки популярны весной, когда народ поднакопил жирка. Но когда люди худеют, как правило, пересаживаются обратно в авто. А вот книга о вреде сотовых телефонов провалилась. Кто-то, может, и задумался, но максимум что сделал, это дожидался ответа, смотря на экран, не прикладывая трубу к уху. Марит вообще оказался в недосягаемости. Книги о финансах купили, прочитали и забыли. Финансовых аналитиков на рынке столько… Ди и сам финансовый рынок так запутал Марит, что тот представлялся аналогом огромного игорного дома. Чтобы нажать на министра финансов Толстых Ткачей, надо разорвать его связи с банками и монетными дворами сотен стран. Тогда, может, что и получится.

Главным успехом оказались Вольт и Гнолт. Причем удар по кулинару получился незапланированно сильным. Демьян только прощупывал почву с изданием книг для обжор и попал в яблочко. Демьян, конечно, может получить от Кая любую информацию, но, чтобы разбираться в приготовлении пищи, надо, как минимум, любить вкусно поесть. Вот Ткачи это явно любили, недаром их называют Толстыми, а Демьян в вопросе сильно ограничен. Так что книга о рецептах литературных героев оказалась неожиданно отличной. Кто-то даже готовил булыжники, сваренные в болотной тине — рецепт какого-то лешего. Демьян не знал, ели стряпню повара или нет, но получилось забавно. Наверное, забавно. Способность смеяться Демьян тоже утратил.

Атаку на Вольта, эмиссар продумал куда более тщательно. Все распланировал, просчитал, а, следовательно, и результат вышел отличным. Следить за тенденциями в кинематографе легко, уяснить направление Вольта тоже просто. Создание типажа нового героя. Только на первый взгляд это покажется незначительной глупостью, а на самом деле… Новый герой — это образ того, на что станет ровняться новое поколение и не одно. Всплеск культуризма в восьмидесятых-девяностых связан с популярностью таких актеров, как Сталлоне и Шварценеггер. Чувственность и эмоциональность людей, ставшая популярной в конце девяностых начале двухтысячных, — результат работы целой плеяды киношных персонажей из мелодрам. Последнее десятилетие проходит под эгидой юмора. За зимние месяцы Демьян узнал, какое количество великолепных сценариев зарубил Вольт, специально, чтобы хорошими получались исключительно комедии. Эмиссар примерно представлял, каким будет новый герой Ткача. Скорее всего, с уклоном к женственности. Демьян разрушил все построения одним махом. За пару дней написал кучку сценариев и отправил в Канаду. Теперь Вольту придется попотеть, чтобы выровнять положение, а тут подоспеет фильм, с которого всё началось.

В наработках остался недосягаемый Шалит. Координатор сидел на пирамиде, построенной остальными Ткачами, и работал, в основном, с молодежью, тщательно переделывая мораль общества. На молодежь как ни на кого другого влияют мода, телевидение, Интернет, всяческие компьютерные новинки и другие технологические достижения, вроде машин, часов и сотиков. Это базис Шалита, то, на что он опирается, от чего отталкивается. Поэтому, только победив Фарита, Вольта, Болта и Гнолта можно приниматься за Шалита и Марита. Но у него получится. Если он останется жив.

Ткачи его уже ищут, а когда найдут, уничтожат. Его выслеживают и другие. О них Демьян не знал, но догадывался. Слуги Памяти. Отголоски Былого. Остатки некогда великой Слепой Армии. Это или они, или Чан. Планы старика тоже понятны. Его Демьян так же не сбрасывал со счетов. Китаец опасен и хитер, раз смог построить такую цепочку без поддержки хотя бы одной из сил.

Демьян знал судьбу предыдущих эмиссаров. Их давили, как только появлялись, давили в зародыше, не давая развиться. Если Демьян сможет удержаться и выжить, если наберет достаточно сил и соратников, он уничтожит их всех. Сначала Чана или слуг Памяти, потом Ткачей. Однако…

Однако Демьян столкнулся с непреодолимой проблемой именно в наборе соратников. Их у него хоть завались, но качество оставляет желать лучшего. Приходилось действовать в кругу литераторов, а все таланты здесь давно прибраны к рукам или устранены Ткачами. Гении либо работают с толстяками, либо их гнобят до такой степени, что они спиваются, скуриваются, сторчаются и не могут напечатать даже пары строк. Есть маленькие издательства, с которыми Демьян и работает, но в них бездарные редакторы, отвратительные художники, плохие наборщики. Работа писателя, собственно, книгу написать, а не приносить издателю то, что уже готово. Даже сверхталантливый эмиссар ограничен временем, и не может позволить себе возиться с книгой по месяцу. Всегда найдутся маленькие ошибки, даже чисто стилистические, и книга получится не шедевром, а просто хорошей. Именно для этого существуют редакторы. Редактировать мог и сам Демьян. Делал он это превосходно, несколько новых союзников уже отправили ему свои творения, которые надо просто слегка подправить. На тех же Ткачей работают тысячи писателей, пишущих на заданные темы, толстяки немного правят и отдают в печать. Им не важно, чье имя стоит на обложке, и Демьяну на это наплевать, главное — результат.

Чтобы найти и подготовить новых авторов, нужно время. Чтобы бороться с Толстыми Ткачами, тоже нужно время. А времени Демьяну катастрофически не хватало. Но он трудился долго и упорно, быть может, поэтому, допустил ошибку. Маленькую ошибочку, но, когда борешься с Семью Толстыми Ткачами, надо оставаться полностью безгрешным. Ткачи не прощают ошибок, да и Демьян их не прощал.

Виной всему оказался тот же Пьер и нехватка времени. Молодой кутюрье, попросил написать пару статей для журналов мод. Дело, в принципе, пустяковое, Демьян справился за пару часов, а затем принялся за книгу о пользе аскетизма. Но, чтобы доставить Пьеру статьи, надо идти на почту. До этого Демьян всегда так делал, чтобы запутать следы. Он отправлял письма знакомому в Москву, тот пересылал в Париж и так они колесили по Европе, пока не находили адресата. Но сроки поджимали, он отправил всё электронной почтой. Конечно, с левого электронного ящика, открытого в американском домене. И всё бы ничего, но Пьер ему ответил. Написал коротенькое: «Спасибо, Демьян». И модельер, и эмиссар не придали этому значения. Ни тот, ни другой в высоких технологиях особенно не разбирались. Он открывал ящик в маленьком интернет-кафе в Канаде. Зарегистрировал не в российских сайтах, а в американском Yahoo. Естественно, на другое имя и корреспонденция туда шла самая разнообразная, в основном не рабочая. Для серьезных писем Демьян предпочитал обычную почту. Чтобы выйти в Интернет, он использовал мобильник, и раз в неделю выезжал в другие города и подключался к сотовой сети, используя фальшивые документы. Их у него набралось уже пятнадцать комплектов — подарок одного издателя — Демьян написал от его имени прекрасные литературные обзоры. Эмиссар что-то слышал об IP адресах, но слабо представлял, что это такое. И последняя предосторожность — в случае чего можно сняться с места, как делал уже не раз и не два. Эмиссар просто не мог заткнуть все дыры, и одна расползлась как на дрожжах.

Ткачи узнали его имя от Вольта. Они понимали, этот эмиссар получился чрезмерно тщеславен и воспользуется именем «Демьян», где только можно. В ходе исследований они трижды наткнулись на это имя, и догадки подтвердились. Когда Болт придумывал Интернет, он закладывал туда системы слежки. В мощнейшие компьютеры заложили списки лиц, подозреваемых в контактах с Демьяном, проверили ключевые слова, в том числе, конечно, и «Демьян». Когда Пьер ответил эмиссару, это тут же зарегистрировали, а остальное дело техники. Пускай ящик американский, но IP, с которого отправили письмо, украинский. Люди Болта залезли в базу данных компании сотовой связи и нашли, что сим-карту купил какой-то Михальчук из Львова. В принципе, на этом поиски завершились. Теперь Ткачи знали, где эмиссар, правда радиус получился большеват — всё же Украина не Ватикан, и жителей, и просторов там хватает. Демьян может сидеть где-нибудь в деревне или в самом центре столицы — найти его не так просто. Но Ткачам и этого достаточно. В конце концов, устранить эмиссара не их работа, а героя

Семь Толстых Ткачей
— Ну! Я же говорил, что третья сторона появится! — сказал Шалит.

— И что с того, что за героем установили слежку? — ворчал Фарит. — Мы-то не знаем, кто они такие.

— А нам это и необязательно. Когда всё закрутится, они станут дополнительным персонажем и будут делать всё, что мы напишем.

— Ага. Даже если не захотят, станут?

— Станут-станут, не волнуйся. Они допустили ошибку, вмешавшись в нашу операцию. Теперь, пусть это будет хоть сам эмиссар, он попадется в наши сети.

— Это верно. Когда попадаешь в книгу, которую пишут Толстые Ткачи…

— К делу, к делу! Что мы имеем?

— Он недостаточно привязался.

— Ничего, привяжется. Что делать с женой?

— Можно убить, можно…

— Подставить, а потом убить, я настаиваю на втором.

— Как?

— Просто. Всё начнется с лифта.

— Банально.

— Ты ничего не понимаешь! Не банально, а романтично! Раз он уже попал в мечту, где к нему в гости пришла красавица, да еще отдалась, почему бы не продолжить глупо-романтическую линию?

— А когда же станет интересно? Романтика хорошо, но не забывайте, он — киллер.

— Пока он никуда не пойдет, а нам надо отправить его в крестовый поход.

— А может просто взять да отправить? В конце концов, так почти все делают.

— Нет, у героя должна быть мотивация. Совсем без мотивации нельзя.

— Ну ладно, будет вам мотивация. Работаем.

Денис
Прошла еще неделя. Трудная морально, зато принесла новое увлечение. Денис не рассказал Маше об Ане. Даже не обмолвился, что у них новая соседка, не говоря уж об остальном. Жена вернулась от подруги в подавленном состоянии, Денис тоже отнюдь не радовался жизни. Его душило чувство вины и омерзения к себе. Так они хмурыми проходили до среды, а потом Маше подарили одну интересную книгу. Автор Димитрос Эскопулос, какой-то грек, а называлась «Пятьдесят способов поднять себе настроение, ведя здоровый образ жизни». Маша полистала книгу и забросила, а Денис заинтересовался.

В основном, написанное было стандартным хламом. Писалось, как полезно не есть мясо, как вредно питаться в ресторанчиках быстрого питания. Активно пропагандировалась велосипедная езда и пробежки по утрам. Велосипед Денис покупать не стал, а вот пробежки решил попробовать. Он еще неплохо выглядит, но пропавшие кубики пресса вызывали ностальгию, да и жена поддержала. А на той неделе Денис старался расшибиться в лепешку, но угодить жене. Начиная с четверга, он начал бегать по парку возле Водного Стадиона. Сначала полчаса, уже к субботе обнаружил, что может и больше.

Как ни странно, пробежки помогли. Совет неизвестного грека подтер из памяти недавнюю интрижку и приподнял настроение, но ненадолго. Всего лишь до воскресенья. А в воскресенье Денис заметил, что за ним следят.

Сначала он посчитал это паранойей. Он вообще увидел подозрительных личностей чисто случайно. Когда он уже привычно нарезал по парку пятый круг, с сидящим на лавочке мужчиной произошел забавный казус. Какой-то алкаш на него упал. Мужчина сидел и читал газету — с приходом тепла многие повылезали на улицу. Кто играл в шахматы, кто в домино, а кто просто грелся. Откуда-то, может, из ближайшей мусорки, выполз уширянный бомж — сам по себе комичный, а еще с прической, как у Дона Кинга, он споткнулся о бордюр и упал на лавочку. Читатель, мужчина азиатского происхождения, заехал алкашу кулаком в глаз. Денис, наверное, забыл бы о смешном происшествии, если бы бомж не порвал тому рубашку. Показалась голая грудь, Денис увидел, что презентабельный на первый взгляд мужчина полностью вытатуирован ниже шеи. Он даже успел заметить, что тату странные, но красивые. Особенно запомнился зашитый глаз по центру груди. Азиат быстро запахнул пиджак и, придерживая края рубашки руками, пошел из парка. Денис пожал плечами и направился на шестой круг.

Об этой истории он рассказал жене, но та не придал значения. Не предал бы его и Денис, если бы в доме напротив не шел ремонт. Здание решили отштукатурить снаружи, как раз сейчас маляр на люльке красил стену валиком. Дом не так далеко и Денис всё видел в деталях. Маляр закатил рукава до локтей, и опять Денис различил на руках тату. И ладно бы, если совпадения оканчивались на татуировках, и что этот тоже узкоглазый. Зашитый глаз, тщательно выведенный на внутренней стороне локтя, — это насторожило. Когда китаец или кореец заметил, что за ним наблюдают, он вроде не подал вида, но начал посматривать на часы и через пятнадцать минут был таков. Больше Денис его не видел. Но увидел других.

Для него это превратилось в своеобразную игру. Он ехал на работу и высматривал из толпы китайцев с татуировками или в одежде их скрывающей. Если поначалу игра воспринималась как забава, очень вскоре стало тревожно. Потому что китайцы или японцы, или корейцы всегда находились. Хоть одного, да встретишь. В машинах, пока стоишь в пробке, курящих в сторонке, когда идешь в магазин за хлебом, щелкающих семечки на лавочках в парке. Одеты так, что видны только кисти и головы. Одежда могла скрыть и самое обыкновенное тело, но Денис почему-то думал, там татуировки с зашитыми глазами. Но и это отошло на второй план к концу второй недели.

Он бегал по утрам, но в субботу решил дать себе выспаться и только в десять вышел из квартиры. Оделся легко: в шорты и футболку — на улице уже вовсю грело солнышко. И когда подходил к кабине лифта, встретил ее. Аня ждала лифт, тоже легко одетая, демонстрируя всем прекрасные стройные ноги.

— Привет, — сказала она. — Как дела?

— Привет, — а вот у Дениса, сердце упало в пятки. Он уже почти начал забывать об очаровательной соседке, вспоминая лишь по ночам. Аня снилась несколько раз, причем во снах эротического характера. — Да ничего дела.

— Ну и хорошо.

— Послушай, Ань, то, что тогда…

— Не стоит, — Девушка положила тоненький пальчик ему на губы. — Я всё сказала в записке. И не переживай обо мне. Надо быть проще, Ден.

— Согласен.

Как ни странно, коротенький диалог снял с груди камень, который в беспощадных попытках скинуть Денис ворочал уже вторую неделю. Он улыбнулся, получил улыбку в ответ, кабина лифта открылась. Денис пропустил девушку вперед, позволив себе полюбоваться видом сзади. От нее пахло потрясающими духами, Денис покраснел. И даже подумал, не ехать в одном лифте, но это выглядело бы некультурно и, бочком, вошел внутрь. Но девушка быстро заметила причину покраснения — она явно проглядывалась под шортами. Денис проклял всё на свете за то, что не надел плавки.

— Ого, — сказала Аня, нажимая кнопку первого этажа. — Как там говорится: приятно видеть, что ты так рад меня видеть.

— Извини, это просто…

— Сама вижу, что не сложно. Ничего страшного. Однако…

Свет погас, лифт встал. Они погрузились во тьму, Денис подумал, что сейчас оглохнет от стука собственного сердца.

— Блин! — сказал девушка. — Сегодня суббота, лифтеров полдня придется ждать!

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Денис. Ситуация опять показалась комичной и подозрительной. Застрять в лифте, с красивой девушкой, в субботу — невероятно. Почти так же невероятно, как произошедшее пару недель назад.

— Не надо кричать, здесь есть кнопка вызова.

— Да она, наверное, не работает. А у тебя телефон есть?

— Я его с собой не брала… Точно не фурычит… Я шла в магазин и взяла только кошелек. Э-э-эй!!!

Совместными усилиями они тоже ничего не добились. Как будто подъезд вымер — пять минут крика ни к чему не привели. В результате девушка воспользовалась зажигалкой и, осмотрев пол, уселась. Денису показалось неприличным стоять — лицо девушки как раз напротив… и он тоже присел.

— А как дела у тебя? — спросила Аня. В темноте она казалась призраком. Призраком с очень длинными ногами…

— Ничего. Вот бегать начал, скинул три кило.

— Правда? Здорово!

— Ага. Теперь могу увидеть кубики на животе.

— Да? Дай пощупать?

— Ань, не стоит…

— А по-моему как раз стоит, — хихикнула она. — Я же с тебя не трусы снимаю. Мог бы просто показать, но темно…

Денис хотел сказать, что есть ведь зажигалка, но почувствовал, как теплая ладонь проскользнула под тенниску.

— А ну-ка напряги, — приказала девушка. Денис сел прямо и напряг пресс. — Железо!

Рука ушла из-под футболки, невзначай слегка потянув вниз резинку на шортах, но дальше ничего не последовало, и Денис почувствовал некоторое разочарование.

— А как дела на литературном поприще? — спросил он, немного дрожащим голосом. Он молился, чтобы она не заметила, но тщетно.

— Хорошо! Слушай я, кстати, перед тобой виновата.

— Это как?

— Я у тебя идею «сплагиатила».

— То есть?

— Помнишь, ты мне про Демьяна рассказывал. Что он, мол, сидит где-то и определяет то, что мы делаем с помощью книг.

— С помощью книг? Извини, что-то не припоминаю.

— Да, ты тогда хорошо накидался, — девушка шутливо стукнула его кулачком по коленке. — Это было уже перед сном… ну, когда мы в последний раз…ну, ты понимаешь.

— Угу.

— И я решила написать о нём книгу. Давно я уже настоящих книг не писала, только сценки…

— О Демьяне?

— Да. Я думаю, получиться отлично. Я уже отнесла редактору первые три главы, он дал добро на дальше. Если хочешь, могу поставить тебя соавтором? Если хочешь украсть кусок черствого хлеба у бедной писательницы, господин частный предприниматель.

— Спасибо, не надо. Если Машка узнает…

— Да хватит тебе переживать из-за ерунды! Как она узнает?

— Ну…

— Да никак. Ты не расскажешь, я тоже. Это останется между нами. Слушай, такой перепихон практикуют все женатики, не говоря уж о всех холостячках. Нам было хорошо… мне было хорошо. Мне нужен был секс, ты очень удачно подвернулся под руку, а, когда девушка хочет секса, она получает секс. Ты уж поверь.

Теплая ладонь легла на его коленку — в то самое место, куда до этого ударил кулачек. Только теперь она погладила чашечку.

— Ань, я не думаю, что нам надо плодить новые секреты.

— Как хочешь. А я думала, это мечта любого мужика — застрять в лифте с красивой девушкой, которая не против…

Ладонь соскользнула к шортам.

— Ань!..

— Я смотрю, ты опять себе противоречишь.

— Да тут любой запротиворечил бы!

Он почувствовал, что аромат ее духов усилился. А за этим ощутил запах ментолового дыхания. Губы девушки оказались всего в паре сантиметрах от лица. От выдыхаемого воздуха волосы зашевелились. А может, не только от воздуха…

— Но ведь ты хочешь. — Ладонь сжалась.

— Некоторые желания… Я женатый челове…

Вкусные губы заставили его замолчать. Он не мог сопротивляться. Она пьянила, очаровывала, загоняла в сети страсти, как погонщик коров в стойло. Он ответил на поцелуй, он ощутил сладость слюны. Руки легли на упругую грудь, а ее пальчики стянули шорты. Они занялись любовью прямо на грязном полу. Она очутилась сверху, проведя ладонью по ее лицу, Денис ощутил, что она прикусывает губы, чтобы не застонать. Кабина раскачалась в такт движениям, Денис на секунду подумал, что будет, если лифт упадет, войдя с ними в резонанс похоти. Маша найдет два трупа — один внутри другого. Или еще похуже — ее найдут с его членом во рту, как в «Американских богах».

А и хрен с ним! Значит, так надо! Значит, это еще и резонанс любви!

Когда в лифте включили свет, они уже оделись и сидели рядом, держась за руки. Перед тем как двери открылись, они поцеловались и Денис прошептал: «До встречи».

3

Арооми, Ор, Харур и Трур
Четыре главаря клана Слепой Дюжины прибыли в Москву не случайно. По всей планете их подчиненные следили за Толстыми Ткачами. Если с шестью другими это сложно, Шалит почти всегда сидел в своем клубе. Но никто из Слепой Дюжины не хотел нападать на главного Ткача. Мало того, что это опасно, но еще и бессмысленно. Толстые Ткачи узнают, кто убил Шалита, и ответят… Слепая Дюжина понимала, надо уничтожить их одним ударом — второго сделать не дадут. Даже такие умелые убийцы, художники смерти, слуги ее ближайшего знакомого, не потянут тягаться с мощью толстяков.

В Москву четверых слепцов привела интересная новость. Вместо того, чтобы бросить силы на борьбу с эмиссаром, Ткачи притихли. И здесь два варианта. Первый — ждут восхода сил, что происходит каждой весной. Второй — работают над проблемой эмиссара нетрадиционными способами. В любом случае, надо проверить, чем они заняты, и четыре убийцы направились в Москву разобраться, последить за Шалитом и, может, выйти на след эмиссара. Для слепых тот еще большее зло, нежели толстяки. Те, по крайней мере, не лезут в их дела, а вот эмиссар…. Когда войдет в силу и уничтожит Ткачей, войны не избежать. Его просто заставят это сделать, ибо Память никогда не уживется с Раздумьем. Несмотря на кажущуюся схожесть, они — непримиримые враги. Порядок и Хаос будут противостоять друг другу Вечность. Проклятую Вечность.

Только на первый взгляд их хозяева похожи. Впрочем, они действительно имеют один корень, но суть их различна. Память — это Былое. В памяти всё смешивается и можно найти столько же прекрасного, сколько мерзкого. А Раздумье живет сегодняшним днем. Оно иногда опирается на память, да, но редко. Как правило, действует из сиюминутных побуждений, а Память обитает вовчера. А Ткачи… С ними еще сложнее.

Найти того, с кем работают Ткачи, оказалось не так и просто. Ору, Харуру, Труру и Арооми пришлось подключать тридцать пять рядовых членов клана. Они следили за Шалитом, за посетителями клуба, прослушивали телефоны и взяли след. К цели их привела одна молодая писательница, завсегдатая клуба «Шалит». И чем больше они узнавали, тем меньше понимали.

Объектом работы Ткачей стал некто Денис Семивязов. Молодой, вполне себе успешный молодой человек, ничего необычного. Денис Семивязов не мог и близко догадываться, насколько он под колпаком у Ткачей. Стоит хотя бы упомянуть, что примерно восемьдесят квартир в его доме выкупили, а бывшие жильцы встали на зарплату к Ткачам, чтобы не спугнуть жертву. Вокруг Дениса разыгрывалось настоящее шоу, но зачем? Какое дело Толстым Ткачам до простого парня?

Плели сети толстяки, конечно, мастерски. Во-первых, девушка. Ее тщательно подобрали специально под Дениса, определив его сексуальные пристрастия и психологический тип. Это только кажется, что парням нравятся «красивые» девушки, на самом деле из десятка красоток мужчина всегда выберет конкретную. Кому-то нравятся пополней, кому-то худые, кому-то развратные, кому-то покорные, кому-то умные, кому-то робкие. Ткачи установили слежку и привлекли целый институт, чтобы определить, кто нравится Денису. Разрушить семью, знаете, не каждая девица сумеет.

Мог ли представить Денис, что, пока он ходит на работу, мимо него табунами ходят всевозможные женщины, работающие на Ткачей. Не только они, но и парни — вариант героя-гея Ткачами тоже рассматривался. Первые два-три дня следили, на кого Денис обращает внимание, бросая все дела, — на этом этапе выясняются первичные сексуальные пристрастия. Гетеросексуал Денис или нет, какие женщины (мужчины) ему нравятся: толстые или худые, стройные или полненькие, высокие или низкие. Потом подводится статистика. Например: Денис Семивязов шестнадцать раз посмотрел на молодых людей мужского пола, на высоких десять раз, на низких четыре раза, на средних два раза. На молодых девушек сорок четыре раза, на высоких двадцать семь раз, на низких десять раз, на средних семь раз. Далее отчет, сколько из них полные, худые, блондинки или брюнетки… Опираясь на эти данные, Ткачи выпускали на прогон уже конкретные типажи. Девушки определенной внешности неожиданно роняли сумочки, нагибались перед объектом, спрашивали, который час, просили толкнуть машину. Попутно девушки шутили, умничали, грубили, лизоблюдили. И пока Денис реагировал, на кафедре психологии в МГУ студенты и преподаватели обсуждали эту статистику, не подозревая, что взят конкретный человек. Вернее, догадывались, что данные получены с непосредственного кого-то, но для каких целей — узнав, они офигели бы. Подобные обсуждения велись в Гарварде, Оксфорде, чуть ли не в Хогвартсе, — и результаты каждый веер ложились на стол Шалита. Институты продолжили работу и во время измены Дениса, и когда тот переспал с Аней во второй раз. На этих «парах» несколько раз поприсутствовали и слепцы.

Девушку подобрали прямо из клуба «Шалит» — хозяин не зря содержал этот притон, собирая разнообразные типажи и, можно сказать, даже виды людей. Были тут целомудренные весталки и развратные жрицы любви, были воины и трусы, были… короче, очень разные люди. Они вдохновляли Шалита, питали идеями. Они не чувствовали, но Ткач ел и пил их, как заправский вампир. Девицу завали Аня, она и вправду подрабатывала писательством, а так была журналисткой и поигрывала в питерских театрах. Обработали ее тоже знатно — с привлечением ФСБ и крупной суммы денег. Она получила подробнейшие инструкции, сценарии, психоанализ Дениса, варианты диалогов, даже тембр голоса ей постарались поставить. И всё заврте.

На первой встрече от нее веяло духами с феромонами, а в бутылки вина был разработанный в лабораториях Болта нейротоксин, блокирующий некоторые зоны мозга. Выпив такого «винца» и быстренько слетишь с катушек. Туда же замесили и аналог «виагры», чтобы Денис не устоял. Он и не устоял.

Психологический портрет Дениса говорил, что он подвержен некоторой ограниченности в общении с женщинами и слегка зажат в сексуальном плане. Женился рано, сразу на первых серьезных отношениях окольцевали. Маша — женщина красивая, об интрижках на стороне до сего дня речи не шло. Но он мечтал… все мечтают. Человек слаб, особенно на передок и особенно мужчина. Аня постаралась, конечно, но можно было и не делать столько телодвижений. Другое дело, Ткачи всё привыкли делать железобетонно. Денис попался на крючок, потом ему дали передышку и подсекли окончательно.

За второй фазой спецоперации «Герой» слепцы наблюдали уже лично. Как в лифте установили баллоны с каким-то газом, наверное возбуждающего характера. Потом подъезд опечатали, а Машу в это время старательно вели, чтобы не дай Бог приехала и помешала тому, что в записях Ткачей обозначалось: «Сцена ╧ 2 бурный секс в лифте». Парня взяли в оборот так плотно, что даже слугам Памяти становилось жутковато. Можешь ведь также жить себе и не подозревать, что вокруг играется спектакль, по масштабом бьющий «Шоу Трумана». Тебя будут водить на работу, кормить возбудителями либидо, трахать, а ты и не заподозришь. Не ты, не даже сама твоя жена, которой тоже отвели роль: кормить мужа и себя как раз теми самыми возбудителями либидо, которые Маша честно скармливала Денису и сама пила. Сама пила, чтобы утолять неуемный голодняк у Дениса, иначе он мог бы и поехать с катушек раньше положенного. Ткачи меняли ему психику не только обстоятельствами — так очень долго. Химия помогала им изменить характер Дениса в нужную сторону быстро и очень надежно.

Но зачем? Этого слепцы понять пока не могли, и не подозревали, что им тоже уготована в спектакле роль.

Семь Толстых Ткачей
— И все-таки, разве это интересно? — спросил Болт.

— Кроты…

— Нет, друзья мои, это — люди Демьяна!

— Ты бы еще сказал: други…

— Отличная идея. Это снимет с операции примерно пять-десять миллионов…

— Марит, а тебе-то что?

— Это, может, тебе ничего, а я десятью миллионами могу неделю печку топить.

— Хи-хи-хи…

— Не отвлекаемся. Еще рано думать о кротах.

— Да, у нас здесь разворачивается любовная драма.

— Сколько времени им дадим?

— Хотя бы неделю — это минимум.

— А не быстро?

— Достаточно. Потом закручиваем гайки, делаем трагическую мизансцену и отправляем в поход.

— А куда здесь нам деть кротов?

— Слушайте, я же говорил, что третья сила нам на фиг не нужна! Так что сами теперь думайте, зачем они нам.

— Можно их убрать.

— Сейчас нельзя. Во-первых, мы не знаем сколько их. Во-вторых, они нас если не разгадали, то немного прощупали. А в-третьих, чем они нам мешают?

— Пойдет. Не отвлекаемся на мелочи и пишем.

Денис
Трясина — иначе и не скажешь. Дениса затягивало больше и больше, не хватало сил, да и желания, чтобы вылезать из нее. Мысленно Денис сравнивал это со сценой из какого-то фантастического фильма, где персонажа на космическом корабле затянуло в разбившийся иллюминатор. Его задница находилась в космосе, а остальное осталось внутри, но постепенно вакуум вытянул его, переломав кости. Дениса разрывало на две части и с каждым днем половинки разъезжались дальше. Сердце растянули две прекрасные богини — Маша и Аня.

Денис не смог совладать с собой уже на следующее утро. Он оделся по новозаведенной моде — в шорты и тенниску — и вышел из квартиры. Но вместо того чтобы пойти в парк, постучал в соседнюю дверь. Как только Аня, одетая лишь в трусики и лифчик, открыла дверь, он набросился на нее. Она была рада и визжала под ним, как кошка. Не просто любовь или удовлетворение овладели им, а дикая, необузданная похоть. Все было стремительно и даже слегка грубовато — прямо в прихожей на маленьком половичке. Домой он вернулся взмокший, как после пробежки.

Он еще похудел, он чувствовал себя прекрасно. Жена принесла с работы какие-то специальные мужские витамины и набор брошюр об авитаминозе, может, это они помогли ему? Вряд ли. Как может помочь аскорбиновая кислота, да пивные дрожжи? Нет, это всё она — злодейка Весна! Она пробудила его, и по телу, как сок в березах, заструились гормоны. И он не был в этом одинок.

Аня — львица в постели, а вот Машка никогда такой не была. Не пассивная, нет, но точно не тигрица, не любительница экстрима. Но теперь… Жена будто сорвалась с цепи. Денис не заглядывал далеко, чтобы не портить себе настроение, но иногда думал, что будет, когда весна пройдет и гормоны потекут спокойней? Как он будет скучать по этой весне, ведь он никогда так не кайфовал! Казалось, он попал в сон или сказку, или книгу очень неприличного содержания. Утром безумная, где-то пугающая, где-то грязная гимнастика с Аней по несколько подходов, а вечером долгий пуританский сонник с Машей. Как говаривал Лесли Нильсен: «Столько секса у меня не было, даже когда я ходил в бойскаутах».

Двойная жизнь оказалась настолько захватывающей, настолько удивительно острой, что подавляла совесть полностью. Не было и в мыслях прекратить разврат. Долгие ночи, долгие утра — всё смешалось в пьянящий коктейль, градусов эдак под триста. Как только Денис пустился во всё тяжкие, он отбросил мораль, отбросил принципы, по которым жил, оставил только желания. Это волновало, бурлило и длилось так бесконечно мало… Потому что противоречило планам Толстых Ткачей.

Редкими ночами, когда сознание не отключалось от усталости и хватало сил не уснуть сразу, измотанный, но довольный Денис размышлял. Он думал о чувствах к обеим девушкам. Одну он обманывает, но любит, другую…. Тоже любит. Он влюблен в обоих сразу. В такие минуты он искренне завидовал арабским шейхам и желал стать многоженцем. Представьте себе: одна, восхитительная и страстная блондинка слева; вторая, верная, знающая, что он любит кушать на завтрак и вообще, что он любит, справа — на месте главной жены. А посредине он. В мечтах он улыбался, улыбка перемещалась в реальность. Но это всего лишь мечты.

Воздушные замки можно строить сколько угодно — простоят они недолго. Денис блаженствовал ровно восемь дней, пролетевших, как истребитель в небе. А потом Толстые Ткачи закрутили сюжет.

Проследить за действиями Толстых Ткачей очень сложно. Со стороны кажется, что они ничего особенного не делают. Но только они так умеют. Можно возразить, что, имея столько денег, людей и связей проще простого закружить такой спектакль. Но смысл здесь именно что Ткачи сумели добиться такого положения, построили целую фабрику лжи и театр с тысячами актеров, а теперь пожинают плоды многолетнего труда. Всё, что у них есть: деньги, власть, информация, люди — подножье кургана, насыпанного слугами Музы в тяжелых трудах. И восседают на вершине они по праву.

Изначально ситуация сложилась не в пользу Дениса. Ткачи решили повести сюжет по простым вариантам развития. Ну что проще любовного треугольника с соседкой? И ревнивая сцена в конце — логичное завершение. Ну, типа жена возвращается с работы, застает мужа в постели с соседкой, потом скандал, развод… Это напрашивалось это и произошло. Только в жизни так бывает по несчастливому стечению обстоятельств, по недосмотру изменников. Здесь же Ткачи всё продумали самым тщательным образом.

В воскресенье Аня сказала, что завтра у нее важная встреча с издателем в половине седьмого утра. Тот-де уезжает, самолет в девять, единственная возможность встретиться только утром. К обеду она вернется и он может к ней зайти. Или она к нему…

— Мне очень понравился скрип твоей кровати, — сказала Аня так страстно, что Денис расплавился, как сыр в микроволновке.

Он согласился, сказал, у него обеденный перерыв с часу до двух, но может задержаться дома. Жена всегда обедала на службе — она работала бухгалтером в банке на противоположном конце Москвы. На том и порешили.

С ключей от Денисовой квартиры давно сняли слепки. Ночью в щель под дверью пустили сонный газ, чтобы хозяева не проснулись, люди Ткачей покопались в документах Маши и кое-что изъяли. Мариту осталось позвонить директору банка, где работала Маша, и «сцена ╧ 3 ревнивая развязка» готова.

Утром Денис и Маша встали полусонные и, кое-как позавтракав, поехали на работу. Маша не проверила сумку с документами, но даже если бы проверила, ей показалось бы, что всё в порядке. Нужный бухгалтерский отчет был в зеленой папке. Папку в сумке оставили, а отчет забрали.

Далее — по маслу. Наблюдатели позвонили и сказали, Денис выехал. Перед ним соорудили пробку. Марит позвонил директору банка и потребовал отчет. Директор позвонил Маше, пробка перед Денисом рассосалась — все действия персонажей синхронизировали. Он прибыл домой через десять минут, в это же время Маша обнаружила, что папка пуста, надо съездить за ней. Она быстренько объяснилась с директором и пошла к машине. Вокруг дежурили двадцать авто, готовых сформировать затор в любую секунду. На протяжении всего пути от работы до дома под контроль взяли все светофоры и выставили несколько гаишников. Маша могла доехать и за двадцать минут, и за двадцать часов. Всё зависело от сигнала Ани.

Денис встретил Аню у входа в дом. Девушка вылезла из «Фольксвагена Жук», когда Денис остановил рядом с подъездом «Мазду». Они слегка улыбнулись друг другу и пошли в подъезд. Денис уже сгорал от желания — дополнительные половые стимуляторы ему сегодня подсыпали в кофе на работе. Лишь чудовищное усилие воли не позволяло наброситься на Аню прямо тут. А она шла немного впереди, и только чуть бОльшая амплитуда виляния бедер намекала — она его тоже хочет. Зайдя в лифт, они дали страсти выйти. От нее по-прежнему пахло восхитительными духами и шампунем с феромонами. Он присосался к губам, рассудок начал мутиться. Денис не заметил еще один аромат в лифте, а если бы и заметил, не предал значения — в висках стучала страсть, а член, казалось, порвет брюки, приходилось прилагать усилие, чтобы не кончить в трусы. Он никогда не был так возбужден. Еще бы, сейчас в нём испытали одну из последних разработок нейропсихических лабораторий Болта — газовый стимулятор либидо с лаконичным названием «кобель».

Они не вышли в коридор, а вывалились в него. Объятья сомкнулись, руки мужчины, казалось, хотели вдавить женское тело в себя.

— К тебе? — спросила Аня.

— Похуй, — прохрипел Денис.

— К тебе, — приказала Аня. Сейчас она могла управлять им, как собаченкой.

Денис едва услышал, но подчинился. В голове пылал туман, лишь ее теплое тело имело значение. Трясущимися пальцами он достал ключи и попытался открыть дверь. Но для этого пришлось бы выпустить из рук жар-птицу. Да и сама «птичка» этого явно не хотела. Они целовались перед входом, Денис думал лишь о том, как бы стянуть с нее одежду. Маша была в десяти минутах езды от дома.

Они, наконец, ворвались в квартиру, он сразу потащил ее в спальню. Одежду на себе он уже реально рвал, Аня понимала, сейчас то же будет и с ее нарядом. Единственная проблема — он сейчас так перевозбужден, что кончит, едва войдя в нее, и его слегка отпустит. Это тоже предусмотрели Толстые Ткачи.

Он разорвал на ней блузу, на пол посыпались пуговицы. Лифчик грубо стянул и впился губами в сосок, а руки уже тянули с нее трусики вместе с колготками. Аня поморщилась, его ногти царапали кожу на ее бедрах. Она едва успела достать из кармашка силиконовый ремешок с застежкой. Пока он мял ей грудь, ее тонкие пальчики схватили гениталии Дениса, твердые, будто гранит. Он захрипел, она почувствовала пульсацию на члене, но успела натянуть эректильное кольцо, прежде чем он выпрыснул на нее всё свое возбуждение. Он посмотрел, что она там внизу ему делают, а Аня затянула ремешок, туго перетягивая мошонку у основания.

— Я хочу, чтобы долго, — снова приказала она, а он подчинился, не раздумывая. Долго, так долго. Неважно. Главное — трахать, трахать, трахать ее. Он швырнул Аню на простыни, которые еще пахли машиными духами, и ворвался в ее лоно.

Маша подошла к подъезду.

Он никогда не чувствовал себя таким первобытным самцом, как сейчас, а Ане было страшно. Ее тщательно проинструктировали, чтобы во время этого полового акта она подчинилась Денису, что бы он не захотел. До секса он исполнил бы любой ее приказ, но во время секса противоречить ему было опасно. Обдолбанный феромонами и возбудителями Денис мог нанести травму, мог даже убить. Сейчас он — не человек. Животное. Которое хочет удовлетворить похоть самым грязным способом.

Сперва Денис взял ее традиционным способом — навалившись сверху. Через туман он чувствовал, как сперма пытается вырваться, но не выходит — она бьется в силиконовые кольцо, пульсирует, но никак не прорвется. Его сотряс оргазм, но без семяизвержения. Это ощущение выдолбило мозг окончательно. Ладонь легла на ее шею и сжала. Покорная. Страстная. Его. Целиком и полностью — его. Он вылетел из нее стремительно, как и до того влетал. Перевернул, поднял зад, раздвинул ноги и грубо надавил шею, чтобы склонилась, чтобы лицо уперлось в подушку. Если бы его сейчас спросили, как ее зовут, Денис не вспомнил бы. Перед раскоряченная покорная дичь, перед ним два ее отверстия, он решил — в верхнее. Но сперва с звонким шлепком он ударил ее по левой ягодице. И с упоением пару секунд наблюдал красный след, повторяющий его пятерню на ее заднице. Он плюнул, попал, куда хотел, и деловито вставил. Ладонь придавила ее затылок к подушке, он вдавил член по самое основание, ощущая, как Аня напряглась всем телом, превращаясь в пружину. Но она терпела. Его опять придавило оргазмом, но семя снова осталось при нём. Денис принялся двигаться в ней, как насос, качающий нефть.

Аня впервые в жизни получила такой опыт, но ей не было больно, она не наслаждалась или испытывала омерзение. За те деньги, что уже упали на ее банковский счет, она долбилась бы в любые полости сутки напролет. Ее беспокоило — где же Маша. Эректильное кольцо сдерживает, но клиент всё равно вот-вот кончит. И тогда же кончится девяносто процентов эффекта. А затягивать тоже опасно. Он уже ее ударил, придушил и трахает в анальный проход. Если не кончит, может дойти до чего-то более жуткого. Его ладонь на ее затылке давила, а вторая больно-больно щипала груди — ситуация накалялась.

Аня стонала, вибрировала под Денисом, но настоящая радость пришла, когда в крошечном наушнике, спрятанном в ее ушной раковине, сказали: «Пришла, приготовься». Денис остервенело имел ее, она приготовилась. Прямо напротив кровати зеркало, в отражении красный, как рак, Денис остервенело рвет ей зад. На тумбочке под зеркалом семейные фотографии: со свадьбы, с каких-то поездок. Маша и Денис там счастливые.

Маша вышла из лифта и удивилась, почему дверь в их квартиру приоткрыта. Наверное, Ден приехал поесть. И как она могла забыть про этот отчет?

— А-а-а-а-а! — стон Ани скрыл щелчок двери, закрывшейся за Машей. Маша покраснела.

Если бы ее спросили: «Какое твое самое яркое впечатление в жизни?», — она ответила бы, не думая и секунды. Конечно, свадьба. Она помнила каждую деталь, каждую мельчайшую подробность. Во что оделся каждый гость, запахи, летающие в церкви, роскошный праздничный пир в ресторане. Вкус его поцелуя… И она верила, что эта картина останется самой запоминающейся, самой яркой и приятной на всю жизнь. Это ведь прекрасно, когда самое яркое оказывается самым приятным. Она решила, что вырежет это в извилинах мозга и навсегда пригреется тем моментом. Но она ошибалась. По узорам памяти прошел рубанок новизны.

Красивая молодая девушка стонет, а ее муж, красный и потный, остервенело рвет ее анус — вот это точно затмило воспоминания о свадьбе. Маша запомнила всё. То, что у нее ногти на ногах накрашены желтым лаком. То, что в волосах серебряная заколка в форме шелкопряда. То, что на спине три маленькие точки-родинки образовали ровный треугольник. Отличные рельефные икры. А вот он поначалу представился расплывчатым пятном — глаза не хотели верить увиденному. Иногда детали проступали сквозь слезную пелену, но кусками. То лицо, сведенное в гримасу удовлетворения, то исхудавший пресс, то обручальное кольцо на ее ягодицах… И тут девушка резко извернулась, а он замер в замешательстве. Маша увидела, что его член, алый и непривычно большой, завис перед ее лицом. Девушка схватила одной рукой за член, а другой за яйца и сдернула с них силиконовые кольцо. Денис заорал и кончил. Струя спермы полетела туда, куда направила ее девушка — на зеркало и их семейные фото. Муж никогда так не кончал с ней — наверное, миллилитров двести плотной белесой жидкости пролетели метра три и расплескались по зеркалу, по фотографиям, по лицу девушки. Но не разом, муж «плевал» спермой секунд десять, а рука любовница старательно двигала крайней плотью туда-сюда, направляя его эти «выстрелы» в их семейные фотки. Обессиленный Денис упал на нее, Маша услышала полный похоти его голос сквозь издевательский смех:

— Сука. Сейчас ты это ртом у меня будешь убирать…

Маша вышла из спальни, не говоря, ни слова и не дожидаясь окончания представления. Она машинально взяла отчет с журнального столика и пошла из квартиры. И тихо-тихо прикрыла входную дверь, чтобы не мешать…

Аня, услышав из наушника, что Маша покинула квартиру, вздохнула с облегчением. Если бы жена задержалась, пришлось вправду всё это «убирать». Денис лежал на ней обессиленный, но еще возбужденный, и даже не почувствовал, как в ягодицу укололо. Он мягко заснул, в комнату тут же забежал десяток человек в масках и военной форме. Они стащили Дениса с любовницы, Аня поднялась и быстренько натянула кое-как трусики и лифчик, хотя вновь прибывшим по-фигу была обнаженная красотка. Они перевернули его, бегло осмотрели и поставили пару уколов. Другие двигали мебель, убирали раскиданную одежду, меняли декорации…

— А это? — спросила девушка, указывая на заляпанное зеркало и фото.

— Уберешь, — презрительно бросил какой-то мужик и швырнул ей тряпку. Пока шла суета, девушка покорно убралась за любовником.

— Вколешь ему это и он очнется, — дал команду другой мужик в маске, протягивая шприц. — Важно сразу сказать ему, как всё было, чтобы воспоминания наложились друг на друга. Поняла?

— Да, — сказала Аня робко.

Мужчины вышли быстро, как и нагрянули. Напоследок Аня услышала: «Шлюха» из коридора. Ей было всё равно. Она всадила шприц в плечо Дениса так, что игла чуть не прошла насквозь. Зеленая жидкость перекочевала в него. Аня почувствовала себя грязной.

Выйдя из дома, Маша не села в машину, а направилась в сторону метро. Надо подумать, надо понять. Настроение завиляло, как собачий хвост, холодная ярость сменялась тихим безразличием или грустью. Как он мог! Скотина, в нашей постели какую-то суку в зад и потом кончить на их свадебные фото! А может, я виновата? Может, потому что мы этим мало занимались ему пришлось искать удовлетворение на стороне? Или это потому что у нас нет детей? Теперь всё кончено! Я не смогу больше до него даже дотронуться… Господи, ну какая же он скотина!

С такими мыслями Маша доехала до работы. Перед входом в банк она остановилась. Нельзя идти туда с заплаканным лицом. Вдруг что-то укололо в бедре. Она протянула руку и достала тонкую иглу. В голове замутилось, потемнело. Донеслись голоса:

— Эй, с вами всё в порядке?

— Женщина, что случилось? Господи!

— Пропустите я врач!

А потом сознание ушло.

* * *
Денис лежал на кровати и рассматривал ее. Она стояла рядом с зеркалом и задумчиво рассматривала свое отражение.

— Останься, — сказал Денис. — Всё равно я проспал работу.

— У меня встреча в четыре, — полностью обнаженная она казалась беззащитной и желанной. Он мог бы часами смотреть на нее. Мог, если бы позволили обстоятельства.

— До четырех еще час.

— А дорога? Нет уж, ты и так сегодня получил чуть больше, чем я рассчитывала…

Он глупо улыбнулся, припоминая их секс. Смутный, страстный, утонувший в тумане. Он ничего толком не помнил, кроме того, что ему адски понравилось. Такого с ним никогда не было. Только с ней.

Она ушла, оставив его совершенно счастливым. В последний раз в жизни он был так беззаветно, даже где-то по-детски счастлив.

В пять часов зазвонил телефон — жена.

— Да, дорогая? — сказал он.

— Я всё видела, — голос грустный, срывающийся на плачь.

— О чём ты, любимая? — земля ушла из-под ног. Он сразу понял, о чём.

— Любимая? Я видела, как ты ебал эту… эту блядь! — он никогда не слышал, чтобы жена материлась. — Не смей называть меня любимой!

— Как? Когда? Маш…

— Завали свой рот! — а потом так спокойно: — Как ее зовут?

— Милая, ты не поняла…

— Ответь, как ее зовут, кобелина?!!

— Аня, — голос Дениса упал, он понял — это конец.

— Какое… короткое… имя… Прощай, Ден, не ищи меня…

В трубке короткие гудки.

— Маша? Маша!

Он набрал ее номер, но услышал, абонент недоступен. Он осел в кресло, положил ладони на голову. Прекрасный сон кончился, настало время расплаты. Оделся и выбежал на улицу. Рядом с «Маздой» машина Маши. Поехал на работу, там сказали, жена не вернулась с обеда. Расспросил всех девушек — никто ничего не видел.

Денис обзвонил ее подруг. Даже позвонил Насте в Питер, та ничего не знала. Или скрывала? Как бы он не трепыхался, Маша пропала без следа.

Вечер Денис встретил неподалеку от своего подъезда. Он купил в ларьке бутылку пива и присел на лавочку обдумать. Что делать? Лететь в Питер? Можно и в Питер… а толку? Всё кончено. Окончательно и бесповоротно. Он представил, как поступил бы, если застал Машу с другим мужчиной в семейной кровати, да еще какой это был секс! Надо с кем-нибудь поговорить. На ум пришла только Аня. С одной стороны, всё из-за нее, с другой, он ведь любил ее. Даже сейчас, когда потерял жену, любил. Пусть это она предложила пойти именно в его в квартиру, ну и что? Мог сказать нет. Но он обезумел от страсти и сгорел на ее углях. Брак разбился, как фарфоровое блюдце, упавшее со стола, и не склеишь — осколков миллион.

Он допил пиво и пошел домой. Подходя, отметил — в их квартире темно. Глупая надежда, что жена вернется, пока он бегал по городу пропала. А вот в соседней квартире свет горит, даже промелькнул чей-то силуэт. Надо зайти к Ане и рассказать ей, а потом вместе решить, что делать. Он вздохнул и двинулся к входу.

Оказавшись на лестничной площадке, Денис увидел то же самое, что и его жена несколькими часами ранее — приоткрытую дверь. Только не в свою квартиру, а в Анину. Он вошел без стука.

— Ань? — сказал он в квартиру. Никто не ответил.

Перед Денисом бардак. Всё, от шкафов до вешалок, перевернуто. Дверки открыты, содержимое тщательно выпотрошено. Десятки вещей валяются на полу, всюду исписанные листки бумаги. Денис прошел вглубь, бардак переместился вместе с ним. Каждая тумбочка раскурочена, системный блок компьютера разломан, по монитору пробежала трещина. Даже запах в квартире не такой. Не изящными женскими духами, комната как-то тревожно проветрена.

В кармане пиликнул сигнал СМС. Денис машинально достал телефон. Что же здесь произошло — мало ему жены. Посмотрел на экранчик. В СМС: ему оставили голосовую почту. Номер телефона Анин. Набрал, приложил трубку к уху. После слов оператора, он услышал анин голос. Очень взволнованный и, как ему показалось, испуганный:

— Ден, это я. Пыталась до тебя дозвониться, но твой номер был все время занят. Слушай меня внимательно. Я встретилась с одним человеком, который хотел стать моим соавтором, и на этой встрече меня чуть не убили. Я не шучу. Всё, что ты мне рассказал о Демьяне, оказалось правдой. Я должна встретиться со знакомым полковником из ФСБ, может, он поможет. А ты будь осторожен.

Сообщение прервалось. Блин, да что же это такое?! Дима набрал номер Ани, но в ответ — телефон отключен. Он выругался и пошел к себе. В коридоре отметил, что лампочка перегорела, и тут же встал, как вкопанный. Из-под его двери льется свет! А ведь всего минут десять назад снаружи он ничего такого не видел. Может, Маша вернулась? Но после аниного послания надо поосторожней. Он тихонько подошел к двери и прислушался. В квартире кто-то говорил.

— Нашел чего? — спросил грубый мужской голос.

— Нет, — прозвучало в ответ.

— А ты уверен, что адрес правильный?

— Та шлюха говорила, что соседняя дверь. Здесь только одна соседняя…

— Звони Демьяну…

Послышались шаги, говорившие ушли вглубь квартиры. Денис стоял белый, как снег. Да что сегодня за день такой?! И что делать? Звонить. Надо позвонить в полицию. Но не отсюда.

Пошел к лестнице, быстро спустился на первый этаж и вышел из дома. Прошел в невысокие кустики и спрятался в них. Побеги уже покрылись первыми листиками, его никто не увидит, к тому же отсюда видны окна дома. Он достал телефон, набрал «02».

— Ало? — спросили в трубке.

— Здравствуйте, это Денис Семивязов вас беспокоит, у меня в квартире какие-то подозрительные люди…

— Где вы находитесь, Денис?

— Неподалеку от своего дома.

— А точнее?

— Улица Выборгская, дом номер два, квартира сорок три.

— Оставайтесь на месте, сейчас к вам приедет оперативная группа.

— Хорошо.

— А где конкретно вы находитесь? — что-то в голосе показалось подозрительным.

Денис нахмурился.

— А почему вы не спрашиваете, кто у меня в квартире…

— Конечно, Денис, извините. Так каковы обстоятельства? — голос стал очень приветливый.

— Я пришел домой, и дверь в квартире соседки оказалась открытой…

В трубке что-то запиликало, Денис подумал, что связь прервалась. Отнял телефон от уха, взглянул на экран. И волосы на голове зашевелились. Он набирал ноль два, а вместо этого высвечивался какой-то странный длинный номер, начинающийся с двойки. Как будто он звонил за границу.

— Да-да, Денис, я слушаю, — продолжил голос милиционера. А милиционера ли? — Что вы там говорили и где вы находитесь точнее? Мы уже подъезжаем к вам, так что…

Денис нажал отбой и выскочил из кустов. Он бросился наутек, а когда забежал за угол соседнего дома, увидел, как десяток черных, наглухо тонированных джипов подъехали к его подъезду. Из них вывалили люди и начали шарить вокруг. Он не стал дожидаться, пока они расширят круг поиска, и побежал. И возблагодарил случай, что давеча ему на глаза попалась книга о пользе бега. Денис сделал километр за три минуты, и хоть выдохся, но оторвался от них. От них? От кого «них»? Телефон заиграл. Денис вздрогнул, посмотрел. Ему звонили с номера, начинающегося с двойки. Он принял вызов.

— Слушай меня, клоун, — раздался холодный бесстрастный голос. — Твоя подруга и жена у меня. Если ты хочешь, чтобы они остались в живых, возвращайся к своему дому сейчас же. У тебя есть пять минут.

Трубку повесили. Денис согнулся, попытался отдышаться. Маша и Аня у них? Нет, не может быть. Ну, Аня еще ладно, а Машка стопудово улетела к Насте в Питер. А если он врет относительно первого, и во втором верить нельзя. Денис набрал номер Ани. По-прежнему — никаких результатов. Набрал Машу — то же самое. А минуты летели, но не так, как мысли в голове. Возвращаться или нет? Да ну на фиг, какой возвращаться?! Если у них Маша или Аня, как им поможет то, что он вернется?

Так пять минут пробежали пятью секундами и ему снова позвонили. Тот же номер начинается на двойку. Денис взял трубку и услышал:

— Ден, Ден! — голос Маши. Следом выстрел. Стоны боли, наверное, стреляли не в голову.

— Маша?! — крикнул Денис, но услышал лишь…

— Не надо, прошу вас, не надо! — голос Ани.

Второй выстрел.

— Аня!

— Они мертвы, — сказал спокойный мужской бас. — И ты тоже скоро умрешь.

— Сволочь! Гондон!

Но трубку повесили и Денис остался полностью один в этом мире. Его женщины умерли. Ну, по крайней мере, он так думал.

4

Арооми
«Да, чисто работают. А, может, испортить им всё и убить это ничтожество?», — думал Арооми, стоя примерно в десяти метрах от Дениса. Конечно же, он не видел его, но это и не надо. Сейчас ночь, он имеет перед простым человеком такое преимущество…Впрочем, имеет его и днем. Зрение — лишь одно из пяти доступных человеку чувств, его значение преувеличевают. Арооми слышал, как бьется сердце у маленькой мышки под соседним деревом, по колебаниям воздуха точно знал, где Денис и как он выглядит, по запаху определял, что тот смертельно напуган и вкушал этот страх, как самое вкусное лакомство. Он, естественно, услышал каждую деталь разговора по телефону с якобы-Демьяном, но, в отличие от Дениса, различил едва уловимые машинные нотки в голосе того якобы-жены. Голос смонтирован компьютером. Вторым говорил настоящий человек, но тот просто играл. В нём скользили легкие, неуловимые для человеческого сознания, нотки фальши. Сработано чисто и красиво. Но убить нельзя, на это есть две причины.

Первая — сейчас за Денисом следят двадцать снайперов. Ткачи охраняют свою жертву, как корпорация Кока-Кола секрет состава напитка. Если Арооми его сейчас убьет — умрет сам секундой позже. Вторая причина — интересно, что будет дальше? Понятно, зачем Ткачи начали игру. Как и предполагалось с самого начала, хотят устранить эмиссара. Но почему используют такую сложную схему и Дениса? Что в нём такого особенного? Ответа Арооми не находил, и очень хотел его знать.

Демон в человеческом обличии, бесшумно скрылся в ночи, не подозревая, что и за ним тоже следят. Конечно, проследить слепца гораздо сложнее, чем обычного человека, но на Ткачей работали лучшие… и самые безмозглые. Они не умели и не хотели учиться действовать самостоятельно. Чтобы думать, существуют семь заплывших жиром мозгов. Работники или слуги, или помощники Ткачей по оперативной части подбирались исключительно критерием — слепое подчинение. Редкие случаи проявления инициативы, как правило, приводили к смерти, чем экономили Ткачам приличные деньги — зарплата оперативников исчислялась шестизначными числами. А те, кто давно понял, что тупое исполнение даже глупого на первый взгляд приказа ведет к победоносному концу, служили Ткачам долго и пенсию праздновали миллионерами. Поэтому за слепцами следили, но, не давая себя заметить. Приказ — лучше потерять объект, нежели выдать себя. Благодаря этому указанию Арооми скрылся уже минут через десять.

Семь Толстых Ткачей
— Это всё равно отдает доктором Кимбелом, — сказал Фарит.

— Ну и пусть отдает, и даже это хорошо, что отдает.

— Други, а что дальше?

— Дальше, он найдет Демьяна и убьет его.

— Нет, это-то понятно, но как? У нас есть только страна.

— Мой дорогой Марит, поэтому ты и пишешь финансовые статьи, а не художественную литературу. Вот ответь мне, почему мы не можем найти эмиссара?

— Потому что занимаемся всякой фигней.

— Грубо но, по сути, верно. Если бы мы стали его искать, потерпели поражение, ибо он нам не так и нужен. Да, он вредит, колет, но не режет. Можно подождать, пока наберет силу, выйдет на свет и просто подослать убийц. Или кроты всё сделают за нас. Однако за это время он расстроит некоторые наши планы, и, быть может, сильно расстроит. Но мы не сильно стараемся, поэтому Демьян уходит. У нас недостаточно мотиваций…

— Короче?

— Короче — нам нужен персонаж, который действительно хотел бы его убить. Впереди Очищение и на некоторое время мы станем недоступны…

— А вернувшись, раздавим, как таракана!

— Можно, но ведь интереснее будет, если его убьет Денис. Лишний раз марать руки из-за эмиссара, фу!

— Это хорошо, но как?

— Легко и просто. Сначала мы его пошлем в хохляндию…

— Каким образом?

— Это моя проблема, — сказал Шалит. — Я это придумал уже давно.

— Ладно, а дальше? Он не сможет убить эмиссара просто так.

— А зачем нам тогда кроты?

— Точно!

— Пишем.

Денис
Эту ночь Денис провел на Казанском вокзале. Наверное, самую плохую ночь в жизни. Он не спал, не ел, не пил, просто сидел с купленной газетой в руках и думал. Текст, естественно, не интересовал — отмазка от ментов. Его сотрясал сумбур. Казалось, это происходит не с ним. В кармане бумажник, в нём примерно тысяча рублей мелкими купюрами и пустые кредитные карточки. Он хотел поехать в Питер, но отдавать последние деньги глупо, особенно если на карточке лежит почти полмиллиона. То есть, лежало полмиллиона. Он хотел позвонить в полицию с городского телефона, но ответил ему тот же самый голос и сухо сказал, что жить ему осталось недолго. Денис проехал полгорода, боясь, что его вычислят, и в результате приехал на Казанский. И теперь думал, что он может сделать с человеком, который убил его женщин, аннулировал кредитки и перехватывает все телефонные звонки. Пойти в полицию? Нет, это самоубийство. В ментов он не верил. Тогда куда? В ФСБ? Туда пошла Аня и где она теперь? Он надеялся, что на небесах, а не под землей. К утру осталась только одна более-менее подходящая идея. Шалит.

Толстяк ему рассказал о Демьяне, может, расскажет еще. К тому же, его клуб работает круглосуточно. Денис подождал до семи утра и поехал к клубу на автобусе.

Трехэтажное здание клуба «Шалит» не самое импозантное в Москве, но наиболее элитарное. Не так далеко отсюда раньше работал клуб «Абдула» — некогда тоже весьма престижный. Со стороны «Шалит» проигрывал «Абдуле». На втором к небу возносилась огромная позолоченная статуя старого араба, бывшего хозяина клуба. «Шалит» же — простое четырехугольное здание черного цвета и единственное украшение — серебряная вывеска в форме огромного шелкопряда. Перед входом всегда дежурят в меру мрачные телохранители, и они совсем недобро посмотрели на заросшего щетиной Дениса, когда он попросил встречи с Шалитом. Но остались вежливыми и спросили его имя. Он сказал. Его тут же впустили.

Надо сказать, Денис поначалу испугался. Уж очень это смахивало на засаду. Но выбора-то нет. Телохранители провели его через основной зал, даже в такое ранее время заполненный под завязку. Его довели до двери, ведущей к лифту, и так он попал в святую святых — кабинет координатора Семи Толстый Ткачей.

— Хозяин оставил для вас послание, — сказал телохранитель, подводя его к большому экрану. Денис хотел спать, но даже его проняло, когда он увидел сотни шкафов с книгами. В твердой обложке и мягком переплете, облицованные кожей, некоторые даже человеческой, старые, как мир, и еще не изданные — ждущие очереди. Миллионы томов, и Денис удивился бы, еслиузнал, где-то две трети тут написаны Ткачами.

— Для меня? — Денис все-таки вышел из созерцания. — А откуда он знал, что я приду?

— Мне ничего не известно об этом. Нажмите на кнопку воспроизведения, когда закончите, позовите нас. У нас есть другие инструкции для вас.

— Какие?

— Хозяин сказал, чтобы вы сначала посмотрели запись.

Шкаф-охранник, в своем костюме цветом похожий на пингвина, решил, что сказал всё, и вместе с другим вышел. Денис взял пульт, подождал, пока за ними закроется дверь и включил запись.

— Здравствуй, Денис, — сказал улыбающийся толстяк с экрана. — Да, наломал ты дров. И меня подставил, если честно, прилично. Я же предупреждал, чтобы ты молчал о Демьяне. Но сделанного не воротишь, это моя ошибка тоже… И пострадал ты сильнее меня. Мне придется всего лишь на пару недель залечь на дно, а твоя жизнь в реальной опасности. Я не знаю всех подробностей, но произошло кое-что небывалое. Демьян лично приехал в Москву! Я еле успел смыться. Представь, в каком я был состоянии, когда мне доложили, что в Москву прибыл его бронированный вагон? Но это не имеет значения, Денис, тебя ведь, наверное, интересует, что делать дальше. Я так примерно представляю твое положение. Твои карточки аннулировали, а на квартире и у друзей ждет засада. Тебя пока не ищут, потому что ждут, когда ты заявишься в милицию или прокуратуру. Если ты пришел ко мне раньше, чем совершил этот поступок, отлично. Когда ты явишься к властям, тебя убьют. Закроют в камере для допроса, попытают немного, выяснят, откуда ты узнал о Демьяне, и убьют. Для тебя же лучше понять, что теперь твоя жизнь не стоит и ломаного гроша. Денис умер, или умрет, в самое ближайшее время. Единственная возможность — это скрыться. Уехать, сменить имя и фамилию, пропасть навсегда. И сделать это надо как можно скорее. Демьян не дурак, все машины, выезжающие из столицы, тщательно проверяются. По крайней мере, насчет машин я уверен, ибо это первое, что должно прийти тебе в голову. И поверь мне Денис, они проверяют КАЖДУЮ машину. Есть специальные приборы… и тебя поймают, если попытаешься уехать на машине или убежать пешком. Единственный шанс — улизнуть на общественном транспорте. Но не на электричках. И я даже помогу тебе, всё же чувствую толику своей вины. Мои люди сделают тебе ксиву — я заказал ее еще вчера. Если ты уедешь прямо сейчас, если не станешь мешкать, у тебя есть шанс спастись. Сейчас люди Демьяна заняты машинами и электричками, а самолеты и поезда лишь мониторят на наличие в списках твоего имени. Они понимают, что за одну ночь паспорт ты себе не сделаешь. Можешь, конечно, полететь на самолете, но там паспортный контроль лучше и подделку могут распознать. А поезд самое то, что надо. На этом всё Денис. Остальную информацию дадут мои помощники. Желаю удачи и очень сожалею, что мы с тобой оказались такими разговорчивыми.

Запись прервалась, Денис включил повтор. Потом еще раз. Он попытался все осмыслить, но голова работала плохо — сказывалась бессонная ночь. Но хоть что-то. Хотя бы наметка на план. После третьего просмотра он позвал качков. Пришел тот, что объяснял про запись. В руках он держал фотоаппарат.

— Сейчас я вас сфотографирую, и мы вклеим фото в новый паспорт, — сказал мужчина.

— Я не совсем хорошо выгляжу…

— На это есть фотошоп. К тому же мы вас немного загримируем. Приклеим усы, парик и переоденем. Я бы на вашем месте, следовал советам хозяина и сел на ближайший поезд из Москвы, желательно в другую страну. Мы не успели пробить вам Шенгенскую визу, так что в Европу вы уехать не сможете. Однако в Украину вы попадете, а это неплохо для начала. Там безвиз есть, дальше разберетесь.

— У меня нет денег…

— Ничего страшного. Вот карточка, на ней примерно двести тысяч долларов, должно хватить.

— Ого! — округлил глаза Денис. — А вы помогаете всем приблудным?

— Это не мое дело, но хозяин очень богат, а раз вы попали в беду из-за него, нет ничего удивительного, что он озабочен вашей судьбой. Он добрый человек, хоть говорят о нём разное…

— Да, это я уже понял.

Паспорт сделали через час, и даже заказали ему билет до Киева. Дениса переодели, побрили, наклеили усы и перекрасили волосы. Посчитали, это лучше, чем возня с париком. Ему дали четкие указания и вызвали такси. Первое, заехать в какой-нибудь магазин и купить себе чемодан. Потом в секонд-хенд и набить его старыми шмотками. На вокзале накупить еды в дорогу. В общем, создать полную иллюзию того, что едет в Киев к брату. Теперь из Семивязова Денис стал Петренко.

Он, чуть не падая от усталости и бессонницы, выполнил всё, что ему сказали и к одиннадцати приехал на вокзал. До отправления поезда оставалось примерно сорок минут — как раз хватит, чтобы прикупить продовольствия. Люди Шалита категорически не рекомендовали сильно светиться на перроне или в залах ожидания. За двадцать минут до отправления он взял заказанный билет в кассе и пошел к поезду. Двери вагонов уже открыли, Денис легко добрался до своего СВ. Тоже рекомендация — люди Демьяна в первую очередь прошерстят плацкарты. С аннулированными карточками Денис не потратил бы деньги на покупку СВ. За такую сумму можно и на самолете полететь.

И вот Денис, положив под сидение свой чемодан, набитый дешевой одеждой, принялся ждать отправления. Он выглядывал на перрон и в каждом человеке виделся агент всемогущего Демьяна. Но мозг дошел до такой стадии истощения, что не мог по-настоящему испугаться. Где-то в глубине сознания иногда пробегали образы жены и Ани, но усталость давила их, как плоскогубцы орех — с противным хрустом. Когда до отправления осталось минут пять, двери купе разъехались, вошел новый сосед. А если точнее — в купе ввели нового соседа.

Молодой человек ввел мужчину средних лет На том в темные очки, закрывающие чуть ли не треть лица.

— Здравствуйте! — бодро сказал молодой. — А вот и мы!

— Здравствуйте, — отозвался Денис, с куда меньшим энтузиазмом. Надеялся, что никто не купит дорогущие билеты на СВ и он поедет в одиночестве.

— Меня зовут Аарон, — представился мужчина в очках. — Поедем вместе.

— Угу, — усталость не добавляла Денису такта, но, благо, он понял это и исправился. — Меня зовут Денис, приятно познакомиться.

— Вы уж присмотрите отцом, — сказал парень. — Он конечно самостоятельный, но…

— Исаак, я уж как-нибудь договорюсь, — прервал парня Аарон. Денису его голос показался несколько странным. Он как будто рокотал и слегка отдавал металлом. — Иди, сейчас уже поезд поедет.

— Пока, — сказал Исаак, чмокнул отца в щеку, а потом скрылся, притворив дверь купе.

— К родственникам едете? — спросил Аарон.

— Ага, к брату.

— А я к сестре. Вот думаю, перед смертью надо бы проведать…

— А почему перед смертью? Вы больны?

— Нет, но всякое бывает. Силы мои уходят, и я не могу точно сказать, что в следующем году их хватит на такую поездку.

— Если вам что-то нужно…

— Не надо делать поблажки на мою слепоту, Денис, я не настолько немощен, как кажется.

— Я просто предложил…

— Спасибо.

На этом разговор завершился, Денис только обрадовался. Он чувствовал, что скоро свалится от усталости, а беседа со слепым евреем отнюдь не бодрит. Но почему поезд не трогается? Денис посмотрел на часы — они должны уже как пять минут ехать. Поезд дрогнул. Денис решил, что вот, наконец, но они остались на месте.

— Это вагон прицепили, — сообщил Аарон.

— А как вы узнали?

— Я, в свое время, много поездил, к тому же слух у меня лучше, чем у зрячих…

Денис встал и открыл окно. Смутные мысли зарождались в догадку, но… этого не может быть! Он высунулся из окна чуть не по пояс и увидел.

Поезд довольно длинный, хвост изгибается и можно рассмотреть в деталях. К концу состава спешно прикрепляли прилично странный вагон. Денис видел бронированные вагоны в фильмах о Второй мировой, но вживую — первый раз. Тело вагона покрывали толстые листы хромированного металла, а на боку пылал ярко-красный логотип. Человек, не знающий, мог бы предположить, это символика «Динамо», а в вагоне едут спортсмены. Но Денис знал красная буква «Д» означает — Демьян.

Семь Толстых Ткачей
— Ну и что? Как можно гарантировать, что он не сойдет на первой же станции?

— Во-первых, поезд уже трогается, ближайшая остановка будет только через пять часов, а к этому времени он заснет. А во-вторых, я думаю, если мы всё правильно сделали…

— Ты прав, Марит. Если он сойдет, то и черт с ним. Нам нужен герой, а не трус. Тогда мы придумаем что-нибудь другое.

— Но столько сил вложено!

— Плевать. Если все персонажи проработаны, героям побоку мнение автора. Они действуют сами и сами определяют, что будет дальше. А вся остальная литература — дерьмо, нанизанное на волю писателя. Она неестественна и отвратна. Дий из машины…

— К тому же, — вмешался Шалит, — мы вечером летим на очищение, и не сможем его проконтролировать, направить. Так что, считай, мы написали первую часть, а вторую напишем, когда вернемся.

— Я предлагаю, просто раздавить эмиссара после очищения. Это будет не так сложно. Украина не та страна, которую жалко…

— Предлагаешь пойти по старому сценарию?!

— Да, это плохо. Наверное, я слишком ослаб. У меня уже не видит левый глаз.

— Ничего, через неделю мы вернемся и посмотрим, что станет с Денисом. Если первая часть написана хорошо, вторая тоже будет хорошей.

— А как же крот?

— А что крот? Он только придаст повествованию небольшое разнообразие и действие. Кроты тоже не любят банальность.

— Предлагаешь отдать им инициативу?

— На неделю, Фарит, всего лишь на неделю. Пусть повествование отдохнет.

— Так что, ставим точку и «конец первой части»?

— Я бы предпочел многоточие…

Кахома
Весна обернулась для Ли полным кошмаром. После встречи с главарями клана Слепой Дюжины он пересмотрел свое отношение к такому привычно-неопасному Чану. В тот же вечер президент «Кахома корп.» вытащил из кроватей всех своих бухгалтеров, экономистов и заставил прочесать дела его корпорации. Результаты его вогнали в ужас.

Сама корпорация принадлежала ему — контрольный пакет акций в шестьдесят процентов, даже с запасом. Но и только. «Кахома» — крупнейший специалист по брокерским сделкам и менеджменту, вся ее власть и богатство в акциях других компаний. В долях, частях, ценных бумагах и прочее, и прочее. Как таковых материальных ресурсов у «Кахомы» нет. Она ничего не производит, у нее есть несколько отелей «Голден» и главное здание, которое, между прочим, собственность Чана. Если взять все акции, доли, проценты и сложить, а потом разделить на две части, получится, всё верно — у него шестьдесят процентов. Но каких процентов? «Международная банановая ассоциация»? «Чукотские китобои»? «Чугунный завод Вологды»? И это — только маленький такой список из всего, что принадлежало Ли. А вот у Чана он короче, но гораздо солидней. «Тойота», «Майкрософт», «Боинг», «Кока-кола», «Макдоналдс». В Ирландии заводы, выпускающие виски, в Швейцарии — часы, в России — нефть и газ, в Америке — скот. Он не владеет этими компаниями, а имеет, допустим, пять процентов «Адидаса». С одной стороны, не так много, но уж точно бьет то, что в Африке у Ли есть превосходная «Кокосовая плантация дяди Сэма», коей он владеет на девяносто процентов. И получается, что Ли король, но дутый. И если старик захочет, ему хватит всего лишь иглы.

Правда, у Ли есть очень приличные связи с так называемым «преступным миром». Многие кланы якудза работают с ним. Но с ним, а не на него! А теперь Чан перехватил инициативу с кланом Слепой Дюжины, а он самый могущественный. И Ли сделал то, что считал совершено логичным. Вошел в месячный запой, окруженный компанией сотни друзей и подруг. Благо, денег у него хватало, чтобы гулять до конца дней. Но всё проходит. Из состояния наркотического сна сознания его вывел, как ни странно, Рооми.

Найти Ли — дело пары телефонных звонков. Спрашиваешь у таксиста, в каком клубе Токио веселее всего и едешь туда. Так и сделал Рооми. Он застал Ли в очень интересном положении. В ванне с шампанским обнаженный японский миллионер лежал в окружении пяти девиц и мочился, так сказать, вверх, создавая клубы пены. Девушкам, быть может, это и нравилось, они смеялись, а вот Рооми нет.

От танцующей толпы (наверняка, гулявшей за счет Ли) Кахому отделяют три телохранителя. Рооми их не видел, но ему и не надо. От их тел исходит тепло — больше всего от биологического мотора в груди. Следовательно, солнечное сплетение немного правее и выше. Он мог бы их убить, но вместо этого ударил двумя кулаками сразу. Боль согнула охранников, их шеи получили по второму удару. Третий телохранитель удостоился чести поцеловать ботинок Рооми — пусть открылся.

Идиллию писающего миллионера грубо прервали. Сильная рука схватила его за плечо и вытащила из бассейна. Девушки завизжали, Ли попытался сопротивляться, но его швырнули на пол, а девушкам продемонстрировали пистолетное дуло. На этом писк окончился, а Рооми потащил Кахому куда-то вглубь клуба. Прямо сквозь обдолбанную толпу, раздавая точечные удары тем, кто посмел извиваться на их пути. Рооми почувствовал легкий сквозняк, льющийся в небольшую дверку, и повел Кахому туда. Тот почти ничего не соображал, похож на тряпичную куклу, у которой кукловод отпустил несколько ниток. Ноги и руки болтаются, и только железная хватка Рооми не давала упасть.

В небольшом кабинете, как и предполагал Рооми, обнаружилась кровать и пара людей, пытающихся оплодотворить презерватив. Рооми выпроводил их и швырнул Ли на кровать. Тот упал на спину, и уже собирался потерять сознание, но Рооми нанес удар ребром ладони по животу. Ли согнуло, слепец быстро перевернул его и наблюдал, как живот освобождается, выбрасывая на кровать смесь из желудочного сока, алкоголя и непереваренных колес. Ли рвало долго, тело заходило в спазмах. Рооми наклонился к уху и зашептал:

— Ах, как больно голове!
Что же делать дальше мне?
В этом деле лучше нет,
Чем веселенький куплет!
Очередной порыв рвоты, как будто остановился на половине. Ли закрыл глаза, на секунду сознание пропало, а губы громко запели:

— Дурь выходит, не спеша,
Тихо шифером шурша.
И сейчас, клянусь — ей Богу!
Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу!
Последнее слово он прокричал, но никто не обратил внимания, ибо и он и Рооми разговаривали почему-то на русском языке.

Ли открыл глаза и почувствовал, что ему лучше. Мысли, наконец, текут в нормальном направлении, а разум трезв или почти трезв. Пред ним скалится Рооми в темных очках. Ли отметил, что до этого безупречная прическа полностью растрепанна, а волосы, вроде, даже шевелятся. Может, от кондиционера?

— Как хорошо, что мы, в конце концов, встретились, — сказал Рооми.

— Как я сюда попал?

— Я вытащил тебя из пучины, если ты простишь мне мой стиль. Однако твое возвращение туда крайне нежелательно, мальчик.

— Мальчик…

Ли хотел возмутиться, но в ту же секунду Рооми стремительно переместился, и его лицо нависло над лицом Кахомы. Молниеносное движение руки, очки слетели. Ли в ужасе вытаращился на сшитые бельма. В небольших просветах между нитками и клочьями кожи плескались черные тени.

— Слушай меня, кусок идиота, — прорычал Рооми. — Мы вложили в тебя столько сил не для того, чтобы ты сдох на середине пути!

— Но я думал…

— Ты так обдолбался, что утратил эту способность!

— Но Чан…

— Он слишком стар, чтобы что-то значить, идиот! Но опасен, а мы не хотим выступать раньше времени. Он еще может быть нам полезен.

— Так поэтому вы больше не приходили?

— Конечно, болван! Чан установил за тобой такую слежку…. Да знаешь ли ты, что половина этой шантрапы, что ложится под тебя, или пьет за твой счет, состоит у него на службе?

— Нет…

— То-то и оно. Он хочет загнать тебя в психушку или в могилу, и тогда у него развяжутся руки!

— Ах вот как…

Рооми надел очки и отошел от кровати. На ней все еще блестит зеленоватая жижа из желудка Ли.

— Конечно, а ты что думал? Ты не представляешь, по каким правилам ведется эта игра, а он очень хорошо представляет…

— И что за правила?

— Если я расскажу, придется тебя убить. Как, рано или поздно, мы устраним Чана. Я думаю, скорее рано…

— А почему не сейчас? — Ли подскочил с кровати, но организм, в отличие от разума, не очистился и он упал обратно.

— Потому что сейчас он нам нужен. Но мы убьем его на премьере фильма, вместе с Толстыми Ткачами. А вернее, предоставим эту честь тебе.

— Мне? Это здорово! Клянусь, Рооми, я не подведу!

— Не подведешь, — кивнул демон. — Если после премьеры он уйдет живым, на следующий день ты станешь мертвым.

— Вы убьете меня?

— Нет, тебя убьет Чан или Толстые Ткачи.

— Я не понимаю…

— И это хорошо. Пронеси на премьеру оружие и убей его. Нас он будет опасаться, а тебя считает кретином. Заслуженно.

— Эй!

— Я говорю, что вижу. Попробуй опровергнуть и выполнить то, ради чего твой отец оставил тебе корпорацию. Попробуй хоть что-то, или умрешь. И не как мужчина, а как сопливое ничтожество в бассейне собственной мочи или на диване посреди блевотины!

Рооми, кивком головы, указал на зеленую лужу. Ли посмотрел и немного побледнел. Немного, потому что и до этого лицо цветом соответствовало извести.

— Я не умру так, — прошептал Ли.

— Это хорошо, но это лишь слова. Мы увидимся на премьере или не увидимся никогда.

За Рооми захлопнулась дверь, а Ли все еще смотрел на бывшее содержимое утробы. Кусочки суши, половинки таблеток и все зеленое от… абсента, что ли? Нет, он не умрет в луже такого!

Японец
Посреди огромного зала, уставленного тысячей статуй, разыгрался спектакль одного актера. Японец не мог говорить — губы окаменели; он плохо видел каменными глазами, но незнакомец в шелковом кимоно хотя бы забрал его боль. Теперь он превратился в настоящую статую, слушающую пламенные речи вот уже несколько часов подряд. Черный шелк мелькал в просветах статуй, незнакомец размахивал руками, то переходя на крик, то спускаясь до шепота. Он то подбегал, то исчезал и появлялся в другом конце зала. Его наряд уже несколько раз загорался от нестерпимой жары, но он небрежно тушил его, а на шелке не оставалось никаких следов.

— Ты не понимаешь! — кричал незнакомец. — И никто не понимает! Вот скажи мне, чем книга лучше жизни?

Японец не мог ответить, но мужчина, каким-то образом, умудрялся слышать мысли.

— Неправда! — воскликнул он. — Дело вовсе не в том, что кто-то, чем-то управляет — дело в действиях! Любая книга дарит прежде всего их. Их и перемены. Прислушайся, насколько сладкое это слово. Пе-ре-ме-ны…

Голос мужчины заползал в мозг сухим шорохом.

— Когда в человеческой жизни происходит больше всего перемен? Где-то лет с восемнадцати и до двадцати пяти. Оторванный от родителей, потом учеба, работа… И в это время он определяется. Или дает себе толчок, либо навсегда тормозит. Но, в любом случае, вспоминает эти годы, как самые интересные в жизни. Потому что они полны перемен. И неважно, что перемены могут быть к худшему. Кто сказал, что хорошо лишь движение вперед? Быть может, вернувшись к состоянию пещерного человека, ты был бы счастлив! Вокруг куча мамонтов, рядом баба, пещера и детишки бегают, смеясь. Чем не рай? Для тебя, может, и нет, а для многих да, пусть они сами об этом не знают. Но сейчас у вас нет возможности даже попробовать! Потому что нет мамонтов, нет пещеры, куда можно просто поселиться. И тупая сила, физическое превосходство, не дает в современном Мире преимущества преимущества! Нет, на дворе эпоха хитрецов, то есть, они так думают… А я даю людям перемены! Пусть, иногда они приводят к смерти, но люди умирают счастливыми. В жизни у них были приключения, а не тупое сидение перед экраном. Они дохнут героями! Поэтому нас так привлекают книги — мы знаем, с нами так никогда не будет. Мы не перенесемся в параллельный мир, не станем там волшебником. Мы не повстречаем на дороге красивую девушку, не блеснем перед ней остроумием, а, если блеснем, она не ответит тем же. И мы не станем героям бандитских разборок, а, если станем, выйдем оттуда трупами. Говоря «мы», я имею в виду не себя, а людей, ты понимаешь? Отлично. А я дарую вам возможность всё это воплотить в жизнь. Вы и сами не замечаете, что с каждым десятилетием ваша жизнь полностью обновляется, как в моральном, так и в физическом плане. Мои Ткачи плетут для вас перемены, пусть вы и не хотите этого. Они делают не доброе дело и не злое!

Мужчина исчез и появился перед японцем.

— Ты хочешь, чтобы я привнес перемены в твою жизнь? Конечно, став статуей, ты мечтаешь об этом. А если я превращу тебя в кучу дерьма? Тебе всё равно? Ну-ну, не делай поспешные выводы. Но у меня к тебе есть предложение. Нет, я не смогу вернуть тебе тело. Это бессмысленно. После того, что с ним сделал Рооми, в нём не сможет жить человек. Но я могу отпустить тебя здесь. Кем ты станешь? Не знаю. В этом самая интересная деталь. Может, ты вообще пропадешь. Что должен сделать? Понимаешь, дружок, у тебя есть связь с твоим телом. Такое не разорвать даже Шайтану. И ты, с моей скромной помощью, сможешь ненадолго, часов на пять, отключить Рооми. Только на один раз, а после этого связь порвется. Да, и тогда ты получишь свободу. Нет, ты не вернешься в это время в свое тело, его займу я. Зачем? Чтобы всё окончательно закрутить. Понимаешь, то, что сейчас там, как спираль. Ее можно скручивать очень долго, медленно стягивая в монолитный диск, а можно — враз! И тогда она начнет раскручиваться, и мало не покажется никому. Пора, наконец, придать этой истории интереса. Какой истории? А какая тебе разница? Ты просто отключи Рооми, а потом ты освободишься. В лучшем случае, станешь одним из потоков ветра. Будешь летать, куда хочешь, делать, что хочешь. Почти как я. По рукам? Ну, вот и хорошо. Да нет, тебе главное просто захотеть, Рооми отключится, я перейду в его тело. Ну, начали!

Японец захотел, и статуя осыпалась белым песком. Японец сначала не понял, кем стал, а в следующий миг обнаружил, что ему всё равно. Теперь он мог лететь, куда угодно, и уже в этом видел смысл бытия. А еще он согласился со всем, что говорил ему мужчина в шелковом кимоно. Перемены — это хорошо. И не важно, хорошие они или плохие. Только став легким теплым дуновением, став частичкой ветра, он понял, насколько это правильно. Он подхватил непонятно откуда взявшиеся лепестки вишни, смешал с пеплом сгоревших мужчин и женщин великого города Вабара и понес в дальние дали. Туда, где цветет жасмин, туда, где нет боли и радости, туда…

Арооми
Конечно, Арооми не особенно рассчитывал, что Денис окажется интересным собеседником, но чтобы настолько? Сначала человек нервничал, потом отрубился. Арооми так и не понял, что его напугало в простом вагоне, но, наверное, опять проделки Ткачей. Когда Денис в первый раз за сутки уснул, Арооми вышел из купе и пошел в соседний вагон. Там, в обычном купе, разместились Ор, Харур и Трур. Собственно, единственная причина, почему в СВ к Денису поселился именно Арооми — его тело принадлежало молодому еврею, а тела остальных, японцам или китайцам. Демоны сидели в клубах дыма от сигарет, в купе поселился запах серы. На столе уже две пустых бутылки водки, хотя едва отъехали от станции.

— Ну чего? — спросил Арооми.

— Только что сообщили — Ткачи свернулись, — ответил Ор.

— Значит, их не будет неделю…

— Я не понимаю их.

— Я тоже. Такая подготовительная работа, а в самый ответственный момент сдриснуть!

— Вы проверили вагон?

— Да. Простой муляж. Внутри обычный вагон и несколько охранников. А что с Денисом?

— Спит. Обычный смертный.

— Непонятно…

— Надо продолжать, — сказал Трур. — Наша цель — Демьян. Если Ткачи хотят подвести к нему Дениса, в принципе, нам достаточно просто доехать и посмотреть, где он сойдет. Там мы найдем эмиссара и убьем. А ты пока последи за смертным, может, он обмолвится о чём интересном.

Арооми кивнул и пошел к своему купе. По дороге он встретил двух агентов Толстых Ткачей. Собственно, чуть ли не четверть поезда — они. Но Арооми не волновался. С простыми людьми их четверка справится легко. Другое дело эмиссар… Скорее всего, Ткачи не знают его точное местоположение. Наверное, у них есть данные, что в Украине, но как, как Денис сможет его найти?!

Арооми вернулся в купе. Денис тихо посапывал во сне, ладонь демона пролетела над его ртом, измеряя температуру дыхания. Обессилен — сказалось истощение и нервы. Он иногда подрагивал ногами и руками, словно бежал от кого-то. Может, от Демьяна… Каждое такое движение колыхало воздух едва-едва, но Арооми чувствовал.

Следующие сутки прошли в полной скуке. Никаких новостей, а Денис просыпался лишь однажды, чтобы сходить в туалет. А когда пробудился окончательно, уставился на одну точку в окне, пытаясь остановить мелькающий пейзаж. Арооми догадывался, о чём он думает. Что мне делать? Как теперь действовать? Пойти в вагон и всё узнать? Сердце смертного билось аритмично, дыхание то учащалось, то прекращалось вовсе. Зубы стучали и давно уже сгрызли все ногти до крови. Пот пах неприятной кислотой и мочой — так бывает, когда человеку страшно. Ужас, дикий, быть может, необузданный, останавливал геройские порывы пойти в блестящий вагон с литерой «Д» на борту. Арооми и презирал такое поведение, но мог представить, что творится в душе у жалкого человека. Ему не давали никакой передышки. Вырвали из жизни, как здоровый коренной зуб, заставили играть в игру, правила которой он не мог понять.

И Арооми, в который раз, задал себе вопрос. Почему он? Как могли Толстые Ткачи поставить на такого человека в борьбе с самим эмиссаром? Но Толстые Ткачи никогда не ошибаются. А, значит, в нём что-то есть.

Унылая дорога так и тянулась. Они въехали в пригороды Киева, поезд пополз медленнее, по вагонам прокатилась легкая суета. Все собирали вещи и, хоть большинство пассажиров не видели друг друга, каким-то образом почувствовали и, подчиняясь стадному рефлексу, зашевелились. Многие преждевременно оделись и принялись заталкивать недоеденные продукты в сумки, рюкзаки, чемоданы, простые пакеты. Правда, в некоторых купе люди встали и пошли в конец поезда. Слуги Толстых Ткачей исполняли последний приказ. Они набились в последний вагон и машинист отцепил его. Это отразилось на поезде — он сделал резкий рывок вперед.

— Что это? — спросил Денис у Арооми.

— Вагон отцепился, — ответил слепец, с виду безразлично, а на самом деле, внимательно прислушиваясь к ощущениям соседа.

Денис подскочил и снова открыл окно. Поезд медленно ехал, оставляя бронированный вагон позади. А тот неторопливо отставал, поблескивая отражениями одиноких, редких фонарей.

— Проклятье! — прошипел Денис.

И только тут Арооми понял план Ткачей. Они могли сказать Денису открытым текстом — Демьян в Киеве. И что тогда? Неизвестность. Поехал бы Денис сюда или предпочел убраться на Дальний Восток подальше от страшного Демьяна? Может, и поехал бы, а может, нет. А проведя с врагом больше суток в одном поезде? Помучившись душевными сомнениями, решая, пойти/не пойти, а цель так близка — сходи в конец состава. Доведя себя сомнениями, почти до сумасшествия…

Хуже всего, когда ты жаждешь чего-то, это что-то совсем близко, надо протянуть руку, чтобы взять, но ты медлишь, а оно уходит. Теперь Денис, до конца жизни станет корить себя, что у была возможность отомстить за смерть жены и любовницы, за порушенную жизнь, а он сидел в раздумьях.

Арооми не умел читать мысли, но за тысячи лет существования он побывал в сотнях носителей, среди них встречалось немалое количество «героев». И Арооми понимал, что ими движет в девяноста процентах случаев. Иногда, очень редко, они — настоящие герои. Бесстрашные и добрые, готовые пожертвовать собой, ради других. Но в массе мотивация героизма — страх. Где-то перед смертью, но чаще и, как в этом случае, страх, что станешь себе противен. Героями управляет не добродетель, а тщеславие. Доказать вам, но в первую очередь себе, что я чего-то стою! Арооми слышал, как беззвучно шевелятся губы соседа. Сейчас он давал клятву. Себе, своим мертвым женщинам, быть может, даже Богу и судьбе. Он клялся, что найдет Демьяна и отомстит. Иначе с этого дня не сможет уснуть спокойно.

Так Ткачи заставили обычного человека ненавидеть ни в чём неповинного перед ним Демьяна, который и знать о Денисе не знал. Они натравили на него настоящего убийцу. Такого, кто умрет, но отомстит, но и такого, кто не полезет на рожон. Денис отдаст жизнь только в обмен на смерть Демьяна. А жизнь ему, судя по исходному положению, отдать придется.

5

Демьян
Илья Праст служил в армии двадцать четыре года назад и никогда не подумал бы, что вспомнит те годы. Сейчас он вытянулся по стойке смирно и материл про себя проклятый принтер, что так долго распечатывает рукопись. Он, в первый раз в жизни, пришел на ковер к автору, а не наоборот. Принтер жужжал, выплевывая исписанные страницы, тонкие ладони летают над кнопками, а Илья рассматривает голую спину автора.

Их знакомство прошло сумбурно, но запомнилось навсегда. Обычная встреча в дорогом ресторане. Илья думал, что предстоит деловой и где-то даже приятный разговор, как всегда, когда встречаются писатель и издатель. Илья любил свою работу, любил поговорить о литературе со знающим толк человеком, а бутылочка хорошего коньяка создаст отличный фон для беседы. К тому же обычно платит автор, желающий напечататься, так что…

Но в тот раз Илья сам заплатил за ужин, а их беседу можно назвать какой угодно, только не приятной. По большей части Илья, молча, сидел и слушал наставления Демьяна. Писатель сразу дал понять, кто здесь главный. Он отлично обрисовал перспективу их сотрудничества, продиктовал подробный бизнес план, а Илье оставалось только отрезать маленькие кусочки от бифштекса и глотать коньяк рюмка за рюмкой. Как там сказано у классика? По комнате летал бриллиантовый дым? Да, в зале ресторана он тоже летал. Демьян сыпал данными, называл фамилии авторов, издателей и переводчиков. Дал подробную информацию об адресах и вспомнил все телефоны, даже не сверяясь с записями. План достаточно прост. Он отдает рукопись, ее публикуют как можно скорее. Демьян говорил, первоначальный тираж не имеет значения, книгу раскупят в течение недели, сколько бы экземпляров ни вышло. А потом издатель может допечатывать или снимать сливки с того, что продаст книгу трем самым крупным в мире издательствам — одному американскому и двум английским. Естественно, все права останутся у Ильи, так что денег он срубит много. Перевод уже готов, в Лондоне на складах приятно пахнут свежей краской триста тысяч экземпляров книги — если Илья сделает всё быстро, станет богатым человеком через месяц. Тогда Илья совершил две ошибки. Первая — не спросил, зачем такая сложная схема. То ли шелест купюр затуманил мозг, то ли Демьян нагнал на него страху. И было чем — холодом веяло от этого человека в самом прямом смысле. Вторая — он согласился.

Сперва жизнь превратилась в сказочный сон. Как и обещал Демьян, через месяц Илья стал долларовым миллионером, а через три на его счет лег пятидесятый лям. Сам Демьян получил десять процентов от этой суммы, и это более чем устраивало издателя, но на этом приятное заканчивалось. Илья бы никогда не подумал, что встретит в своей работе такое понятие, как «отмывание». Только Демьян отмывал через его типографию вовсе не деньги, а книги. Тридцать восемь произведений напечатал Илья. Ему пришлось отказать в публикации пятидесяти молодым и не очень авторам, теперь он фактически печатал только Демьяна. В типографии на обложках книг ставили название не только его издательства, но и пятнадцати подставных. Часть книг уходила в Россию, часть в Европу, каждая расходилась огромными тиражами и имела грандиозный успех. Сначала Илья не верил, что всё это пишет один человек, но, придя к нему домой сегодня, понял — это правда. Демьян мало того что быстро печатал — в тексте на экране, издатель не нашел даже намека на стилистическую ошибку, не говоря уж об орфографической. Страница тестового редактора заполнялась так быстро, трудно поверить глазам. Но главное, конечно, сам автор.

Демьян взял Илью в оборот настолько плотно, что издатель не мог даже трепыхнуться без его ведома. Его кабинет превратился в секретарский отдел Демьяна. Издательство Ильи уже столько раз нарушило закон, что Демьян мог сдать его со всеми потрохами и Илья сядет. Надолго сядет. Эти мысли перемешивались в голове с такими как: «Господи, как же здесь холодно. Ну, когда же он допечатает?! Боже, как он уродлив!».

Демьян не потрудился одеться и сидел в кресле абсолютно голый. Будь издатель молодым студентом медицинского вуза, Демьян стал бы отличным наглядным пособием. Настолько худой, будто болен анорексией. Исключительно кожа, кости и сухожилия. Сейчас двигались только пальцы Демьяна, но всё тело переливалось, будто под тонкой кожей ползало полчище червей. Каким образом движение кистей и пальцев связано, допустим, с икрами Илья не знал, но черви ползали и там. И глаза. С недавнего времени Демьян при встрече не надевал линзы или очки, белые бельма с зеркальным зрачком буравили издателя, когда Демьян удостаивал того взглядом.

— Демьян, а куда положить деньги? — спросил Илья. Второе предложение, что он сказал, войдя в квартиру.

— В шкаф.

Голос — само спокойствие и безразличие, и легкое эхо разлетелось по чистой комнатушке.

Илья открыл шкаф и увидел, там, аккуратными пачками, лежат деньги, деньги, деньги. Разных стран. Какие-то он знал, какие-то видел впервые. Естественно, Илья не спросил, зачем ему это, только отметил, что среди них нет долларов. А именно миллион долларов он принес сегодня своему автору. Илья поставил кейс в шкаф и снова выровнялся по стойке смирно. В принтере кончилась бумага, Демьян правой подбросил новую. Левая даже не замедлилась, продолжая печатать. Но вот, наконец, принтер отрыгнул последнюю страницу, Демьян, не глядя, протянул пачку бумаги издателю. Илья сделал шаг вперед и взял. Никаких эмоций, оттого, что держит очередной шедевр, очередные сотни тысяч долларов. Привык, что через него проходит такое косяками. И даже приписал два своему перу — поставил себя автором.

— Это всё? — Третье предложение Ильи.

— Да. Следующая будет скоро…

— До свидания.

Дверь в квартиру Демьян не запер, Илья тихонько вышел, оставив гения за работой. А гений чуть не валился с кресла от усталости.

За третий день — второй роман. Он не спал уже четвертые сутки и понимал, что выдыхается, надо увидеть Ее, но времени нет. Слишком много нитей он запустил, слишком много проектов, слишком много людей задействовал. Порвать паутину Ткачей очень непросто, а сейчас, пока они опять куда-то пропали, самое время для сильных ударов. Пока есть возможность надо попинать лежачего. Ткачи скоро вернутся и с новыми силами ударят по Демьяну. Для этого он и собирал деньги. Основные средства эмиссара на различных банковских счетах, но кто знает, может, они уже давно раскрыты? Сними Демьян деньги в каком-нибудь банкомате, и Ткачи скинут на этот город атомную бомбу. Это, конечно, преувеличение их сил, но кто его…. Ведь они могли реально начать войну России с Латвией, откуда Демьяну знать, что еще есть у них в загашнике. Поэтому нужны наличные. До конца недели, эмиссар снимется с места и найдет другое убежище. Там он затаится до самой премьеры. А вот тогда…

Не так давно Демьян возобновил контакт со старым знакомым. С тем, чью помощь отверг и только теперь понял — поспешил. Неделю назад на один из его почтовых ящиков пришло письмо следующего содержания:

«Я потратил почти миллион долларов, чтобы найти ваш адрес, Дмитрий. Если вы не передумали, я хочу предложить Вам сотрудничать с нами. С Вашими новыми возможностями мы сотрем толстяков в два счета. Чан».

Демьян ответил. Сотрудничество со старым китайцем может принести очень большие плоды. Тем более, так скоро. До премьеры всего два месяца. Демьян согласился помочь провести грамотную рекламную кампанию, Чан сказал, обеспечит нужных людей на премьере. Работать в связке оказалось очень приятно, особенно после сотрудничества с бездарями вроде Праста. Но сначала надо закончить роман.

В комнате покрытая инеем клавиатура застучала, словно пулемет Максим.

Денис
Второй день гостил Денис в Киеве. Второй день вёл слежку. Но не за Демьяном, а за теми, кто должен его к нему привести.

Когда вагон с убийцей отцепился, Денис действительно поклялся отомстить. Любой ценой и даже ценой жизни. Но как? Сначала, когда упустил превосходную возможность, он не видел, как сможет найти Демьяна, даже если тот в Киеве. Может, вообще сядет на самолет и улетит, или уедет куда-нибудь. В Алушту на море…

Поезд приехал, он помог слепому еврею донести чемоданы. Свой тоже захватил, но собирался выкинуть, когда останется один. Аарон поблагодарил и пошел по перрону, пристукивая тросточкой. От дальнейшей помощи он отказался. Если бы мысли, что делать, не преследовали Дениса в вагоне, он, быть может, никогда не смог найти путеводную нить. Но они его беспокоили, и только оказавшись на перроне, в одиночестве, Денис понял… что хочет в туалет. По-крупному и нестерпимо сильно. Но раньше он в Киеве не бывал, где здесь санузел не знал, а когда нашел, там еще была очередь. Едва он донес продукт жизнедеятельности до фарфоровой станции, с души упал камень. Один из сотни камней, наваливших в душе гору. Но, сорвавшись, повлек за собой еще несколько — гора уменьшилась. Будто, облегчив желудок, облегчил и мозг.

Вышел Денис уже бодрее, так сказать, жизнерадостнее… и почти сразу забежал за угол. Потом он думал, что сделал глупость, ибо никто из них, не мог бы его увидеть, но не подозревал, насколько попал в точку. Если бы просто таращился на четырех слепцов, кто-нибудь из них обязательно почувствовал его. Узнал, по индивидуальному стуку сердца.

Четыре слепых мужчины, вроде ничего примечательного, там и бывший сосед по купе — Аарон. Может, это его друзья? Но нет. Когда Денис вышел из туалета, слепой в длинном плаще пригладил волосы рукой. Даже большие темные очки не скрывали, что он азиат, а когда рука пошла вверх, обнажились дорогущие золотые часы (что само по себе непонятно — зачем они слепому?) и краешек татуировки прямо за браслетом. В голове Дениса сошлось. Азиаты, тату, слежка, потом…. Потом знакомство с Демьяном и смерть…

Получается, за ним следили. Правда, как и почему слепые? Может, эти и не следили, а, допустим, подслушивали, или просто руководители. И пока остальные ищут его в Москве, их отправили в Киев за ненадобностью. Демьян отцепился и двинул в свое убежище, а слепые ехали в поезде, как обычные пассажиры.

Денис смотрел на них, украдкой выглядывая из-за угла. Четыре мужчины о чём-то разговаривают, однако, понять о чём, с такого расстояния нельзя, а подходить ближе Денис боялся — вдруг услышат. И совершенно верно боялся. Слепцы обязательно услышали бы. И вообще, Денис всё сделал исключительно правильно, пусть интуитивно, на грани страха и мужества и, наверное, поэтому остался незамеченным. Любой нормальный человек не стал бы соблюдать дистанцию в тридцать метров между собой и слепым человеком. Зачем?

Слепцы вышли из вокзала и сели в такси. Денис тут же прошмыгнул в другое и приказал следовать за ними.

— Э, брат, придется доплатить, — лениво сказал таксист.

— Доплачу, только на расстоянии.

— Не учи отца и баста!

Слепые поехали к самой дорогой гостинице в городе. Денис вышел и сквозь витрину видел, как те снимают номер в ресепшене. Когда слепцы уехали в лифте, Денис вошел и попросил номер на том же этаже, но не соседний. Девушке в регистратуре он сказал, что это его друзья, но один из них так страшно храпит, что слышно даже через номер. Девушка посмеялась и поселила Дениса. Так, для него началась неделя наблюдения.

Следующим утром он вышел из номера рано и первым делом пошел в банк снять денег. Потом нашел таксиста бомбилу и договорился, чтобы тот возил его целый день. Цену заломили приличную, но Денис не торговался. К девяти он и его новый работник Вася припарковались перед входом в гостиницу в ожидании. К десяти из здания вышел первый слепец. В руках палочка, но что-то сомнительно, что она ему нужна. Двигался, как зрячий, у Дениса даже закрались подозрения. Он сказал, чтобы Вася следил за ним осторожно. Ему опять предложили не обучать родителя делать детей, и когда слепой сел в такси, Вася продемонстрировал себя не хуже предыдущего водителя. Может, у них здесь таксисты проходят курсы какие?

Аарон в то утро поехал по издательствам. Денис анализировал его действия, сопоставляя с тем, что известно о Демьяне. Собственно, не так уж и много — только разговор с Шалитом в клубе. И хоть тогда Денис был под легким кайфом, припомнил, Шалит тоже упоминал книги. Правда, в другом контексте, как ему тогда показалось, но, если не в другом? Может, Демьян писатель? Не зря же Аарон наведался не только в издательства, но даже в типографии. Кстати, три других слепца тоже не сидели без дела. Одного они увидели выходящим из типографии, куда приехал Аарон. Они перекинулись парой слов и разошлись.

Так продолжалось три дня, пока слепцы не встали на след. Но Денис этого, естественно, не знал. Он-то думал, что те исполняют какое-нибудь задание для Демьяна, а демоны его искали.

Ор, Харур, Трур и Арооми
Сняв номер, главари клана Слепой Дюжины принялись размышлять.

— Зря мы не проследили Дениса, — сказал Арооми.

— А зачем? — спросил Ор. — И так понятно, что Демьян в Киеве, раз Толстые Ткачи направили смертного сюда. Мы просто находим его, убиваем и летим домой. Мне надоели славянские страны.

— А как? — вмешался Харур.

— Если Демьян в городе, значит, связан с местными литераторами. Надо установить, с каким издательством он работает, и допросить руководство.

Четыре рта растянулись в плотоядной улыбке. Они давно никого не допрашивали и представили эту картину.

— А всё же Денис…

— Не важен. И даже опасен. Сейчас за ним, наверное, следят получше, чем за Президентом. Сам он не заметит слежки, но вот те, кто за ним следят…

— Да, эти заметят. И не позволят нам вмешаться в этот цирк.

— А если мы не найдем Демьяна сами, нет ничего сложного найти Дениса. Его имя мне известно — я прощупал билет, пока он спал, так что просто пробежимся по гостиницам…

— А если он поменяет паспорт?

— В чужой стране,без связей и опыта? Сомневаюсь. Давайте просто оставим его в покое на время, хорошо. Если за три дня мы не встанем на след, я найду его.

— Хорошо. Попробуем найти Демьяна сами, не получится, выпотрошим смертного, — подытожил Трур.

Обход издателей дело не самое благодарное, потому что братия эта занятая. Смотрят тексты, решают, кофе пьют, им нет дела, что с ними хотят встретиться главари самого кровавого клана якудза. Но слепцы умели убеждать. Первый труп они оставили уже на следующий день, а три издателя подверглись пыткам. Денис следил за Арооми, и именно тот наведался в квартиру Бориса Стасова — главного редактора издательства, управляемого Ильей Прастом. И убил. А через день понял — Праст работает с Демьяном. Понял очень легко — в газетах об убийстве не написали ни слова. За Ильей установили наблюдение. Ор пробрался в его кабинет и установил подслушивающие устройства, кстати, гордость одной секретной фабрики, принадлежавшей Болту. Обнаружить эти жучки обычными способами нельзя, так как передают они информацию, только когда общий электромагнитный фон и тепловое излучение вокруг минимально. То есть, когда никто ничего не проверяет. Арооми, а, следовательно, и Денис с Васей, посетили головной офис одной сотовой компании Киева и, применив свои любимые методы ведения беседы (скальпель и маленький паяльник, работающий от батареи), установил прослушивание мобильника Ильи. На четвертый день пребывания в Киеве, слепцы услышали голос эмиссара.

— Ало, Демьян, — говорил Илья. Голос дрожит и чуть не сбивается на всхлипы.

— Да? — ответил бесстрастный Демьян.

Слепцы прильнули поближе к колонкам. Они навсегда запомнили его голос, еще раз уверились, Демьян — эмиссар.

— Ты слышал, что произошло? — продолжил Праст.

— Ты о редакторе? Да.

— Что мне делать?

— Ничего. Он был плохим редактором.

— Я не об этом. А вдруг они узнали?

— Кто «они»?

— Демьян, я же не идиот! И ослу понятно, что ты кого-то боишься и…

— Я никого не боюсь.

Диалог прервался на пару секунд. Слепцы заулыбались. Они ощутили тот страх, что пробрался в сердца жалкого человека.

— Я хотел сказать: опасаешься, — попытался исправиться издатель.

— И не опасаюсь. У меня есть противники. Но это сделали не они. В любое другое время я заподозрил бы их, но не сейчас.

— Почему?

— Это не должно тебя беспокоить. Что ты сделал с телом?

— Всё почистили, а тело уже сожгли, но…

— Тогда нет смысла волноваться.

Демьян повесил трубку. Арооми тут же достал мобильник и набрал номер своего нового знакомого в компании мобильной связи.

— Ты проследил? — спросил Арооми.

— Уже почти, — голос оператора дрожал, как недавно у издателя — оба страшно боялись своих господ. До смерти. — Номер я засек сразу…

— Как долго мне ждать?

— Минуту. Даже меньше. Всё готово! Житомировский переулок, дом восемь, квартира сорок три. Проживает некто Дмитрий Лукьянов…

— Это меня уже не интересует. Прощай.

Арооми отключился.

— Когда? — спросил Ор.

— Сейчас, — ответил Арооми. — Чего тянуть?

Четыре слепца взяли тросточки, и пошли убивать эмиссара. Восемь ноздрей трепетали в предвкушении.

Демьян
Бескрайняя ледяная пустыня не изменилась, да и с чего ей меняться? Тот же крупный снег с неба, тот же трон посредине бесконечности, та же прекрасная женщина на нём, тот же забитый, испуганный Кай слева от своей Королевы. И только эмиссар сильно изменился. Демьян стоял на коленях, одетый в длинный, покрытый инеем балахон, и целовал Ее руку. Глаза эмиссара полностью зеркальны, женщина могла видеть в них отражение. Он целовал ее руку, следуя одному ему слышному такту, — между каждым прикосновением губ к ладони промежуток примерно в пять секунд. Это необходимо — после прикосновения к Ее коже, губы покрывались тонкой корочкой льда. Но у Демьяна уже достаточно сил, чтобы заставить их оттаять и снова попробовать кожу на вкус.

— Всё идет хорошо? — спросила женщина ангельским голосом. Как обычно, эхо разнеслось по пустыне, понизив температуру на несколько градусов.

— Да, моя Королева, — ответил Демьян. — Через пару месяцев я убью нескольких Ткачей, а пока они будут набирать новые силы, убью всех.

— Это хорошо. — Ах, ее улыбка! — Ты любишь меня?

— Больше жизни, моя Королева! — только произнося ей признания, Демьян пропускал в голос эмоции. Бурные чувства, какие и не снились Отелло.

— Я начинаю тебе верить…

Опять этот проклятый ветер! Почему, почему он не может оставить его здесь навсегда? Почему он отрывает от единственной, которую любит. Ради нее живет, ради нее существует. Он никто без нее!

Но ветру наплевать. Он сдвигает пустыню, Демьян падает в пустоту.

Демьяну повезло — проснись он на минуту позже, его взяли бы холодненьким. Но белые глаза с зеркальными зрачками открылись, когда четыре мужчины с тросточками, вошли в его подъезд. Демьян установил маленькое устройство, сообщавшее, когда на его территорию кто-то нагрянул. Днем Демьян его отключал, а ночью…

Пикнуло четыре раза. Если б два, Демьян решил бы, что загулявшая парочка. Три — молодая семья снизу. Но четыре его насторожило. Он вскочил с кровати и быстро оделся — накинул копию балахона из сна, только без инея. А когда повернулся к двери, она вылетела с петель.

Четыре убийцы сразу поняли — нахрапом не возьмешь. Эмиссар стоит посредине комнаты и смотрит холодными зеркальными глазами. Он, может, и не полностью готовый эмиссар Снежной Королевы, но уж точно его не застали врасплох. Слепцы вошли в квартиру, вытаскивая из тросточек тонкие мечи. Одновременно каждый из них почувствовал давление на своего носителя. Кай — Ее первейший слуга — свел бы с ума любого, кто пришел убивать эмиссара, но слепцы — не «любые». Ментальную атаку они отразили. С трудом, но отразили.

— Эмиссар, — поклонился Арооми. — Мы пришли, чтобы убить тебя.

— Вместо этого вы умрете сами.

Демьян двинулся стремительно и бесшумно. Первым делом он перестал дышать и остановил биение сердца. Он умер бы, если поединок продолжился долго, но всё решилось секунды за три. Балахон не просто дань моде, он очен пригождается, когда имеешь дело с главарями клана Слепой Дюжины. Слепцы слышат все, от дыхания и до стука сердца, но сердце Демьяна встало, а легкие не работали. Слепцы чуют жертву, особенно пот, непроизвольно выделяющийся при вбросе в кровь адреналина. Но Демьян не волновался и уж тем более не потел. Кожа слепцов чувствует излучаемое человеком тепло, ощущает колебания воздуха от движений. Тело Демьяна не излучало тепла, сливаясь с температурным фоном комнаты, а от второго предохранял балахон. Начав движение, Демьян взмахнул им, как крыльями, и слепцы, всего на секунду, потеряли ориентацию. И одновременно с этим им по башке ударила вторая ментальная атака Кая — куда сильнее предыдущей. Их зашатало, эмиссар пропал, а потом раздался душераздирающий рев Ора. Следом слетела голова Трура, а Харура выкинули в окно. Не больше трех секунд, и Арооми остался с эмиссаром один на один. Демон в теле человека понял, что произошло, когда сердце Демьяна забилось, а легкие наполнились воздухом. Сначала он налетел на Ора и оторвал тому руку — она до сих пор болталась на рукояти меча. Арооми не знал, успел ли Ор нанести эмиссару повреждения, но, по всей видимости, нет. Теперь колебания воздуха снова достигали его кожи, он чувствовал что Ор лежит на полу со скрученной шеей. Дальше, Демьян отрубил голову Труру и, наверное, ударом ноги отправил Харура в окно. Если тот еще жив, осталось ему недолго. Удар эмиссара должен переломать все кости в грудине. На очереди он.

— Ты можешь убить себя сам, — сказал Демьян.

— Я, пожалуй, попробую увлечь тебя в могилу.

Мгновение, и клинки скрестились. С такой скоростью, что пропали из виду, и только яркие искры между эмиссаром и слепцом мелькали в темноте квартиры. Со стороны это казалось битвой двух волшебников. Стоят два человека и машут руками, а между ними ярко вспыхивает, как от сварки. Арооми — превосходный фехтовальщик. Тысячелетия практики все-таки. Он ревет, как загнанный волк, швы на глазницах лопаются, льется кровь. Из глотки пышет жаром и зловонием поперек с высочайшими децибелами. Сейчас Арооми похож на того, кто есть — демон из стародавних легенд. Совершеннейший убийца, отправивший на тот свет легионы смертных. Но эмиссар… это эмиссар.

Демьян никогда не держал в руках меч и уж тем более его не держал Дмитрий. Но у эмиссара есть преимущества. Скорость, сила и вдохновение. Он не сражался, он писал сцену для книги. И в книге он побеждал. Нестандартное движение, Арооми попался на ложный выпад, и его голова катится по полу.

Демьян не запыхался, а как только убил слепых, бросил меч на залитый бордовой, вонючей кровью пол и пошел к шкафу. Там за одеждой лежали деньги. Запачканный балахон он кинул на кухне и открыл газ. Переоделся, упаковал деньги в кейс и вернулся на кухню. Все окна, кроме выбитого, закрыты. На стол легло давно заготовленное устройство, очень похожее на то, каким скрыли следы убийства его брата. Он нажал кнопку и вышел из квартиры. И не посмотрел в окно. Там, в соседнем доме, молодой мужчина до сих пор не мог поверить в то, что увидел.

Денис
«Так не бывает», — думал Денис. Хотя начиналось обыденно. Просто подручные пришли к хозяину на встречу. Правда, с другой стороны, четыре слепых встречаются с загадочным человеком, который, по словам Шалита, если не бог, ближе всего подошел к этому понятию. Ситуация несколько двойственная, но изначально понятная, а потом началось такое…

Слепцы зашли в подъезд. В руках трости, на глазах огромные очки, но со стороны нормальные люди, не скажешь, что незрячие. Денис приказал Васе оставаться за углом и снова угадал — если бы водитель увидел человека, вылетевшего из окна пятого этажа, сделал бы ноги, а Денис навсегда выбыл из игры. Как только слепые скрылись, Денис ломанулся в противоположный дом и, как мог быстро, забрался на пятый этаж. С лестничной клетки открывался прекрасный обзор. Денис выбрал последний этаж, чтобы иметь вид всего дома. Лампочка на клетке перегорела, его никто не заметил, а он увидел почти всё.

Действия начались, как только он встал у окна. Из квартиры пятого этажа, вылетел слепой. Правда, вместо тросточки в тусклом свете непогашенных оконных проемов Денису подмигнул меч. Слепой ревел, как тигр, но недолго — до того как распластался по асфальту темной лужей. Так люди не разлетаются, даже после падения с пятого этажа — словно пакет с кровью скинули. Но Денис не смотрел на умершего, все внимание поглотила картина в выбитом окне.

До этого квартиру скрывали шторы, но слепой сорвал их. Денис увидел, как высокий худой мужчина и его помощник фехтуют на мечах. Денис видел выступление фехтовальщиков на олимпийских играх, он смотрел множество фильмов, где люди сражались холодным оружием, но реальность превзошла. Спортсмены не дерутся по-настоящему — их жизни не угрожает опасность. В фильмах драки тщательно отрежиссированы и поставлены. А здесь двое бились не на жизнь, а на смерть. Не долго, но во вспышках искр Денис успел разглядеть и бешеный оскал слепого, чьи глаза оказались зашиты, и ледяное спокойствие Демьяна. Он узрел врага воочию и ужаснулся. Так вот он какой — человек, правящий людскими судьбами. А когда схватка завершилась и Демьян зашел на кухню включать газ, Денис двинул из дома. Неподалеку смердило оставшееся от мертвого слепого. Денис сел в машину, Вася слушал музыку и разгадывал кроссворд.

— Ну чего теперь, мистер Бонд? — спросил Вася, стряхивая пепел в открытое окно.

— Подождем, пока за ним не приедут.

— За кем? Их же вроде четверо?

— Теперь цель другая.

— Как скажешь, мистер Смарт.

Денис не обратил внимания на шутку. Он думал, насколько ошибся. Хотя, кто на его месте не ошибся бы? Слепые стояли на его стороне и тоже охотились за Демьяном. Сначала в Москве, потом, когда вагон привел их в Киев, здесь. Они следили за ним, потому что знали — Демьян придет и покарает того, кто раскрыл тайну его существования. Наверное, Аня проболталась издателю, а тот сообщил слепым. Потом приехали в Москву, нашли Аню, вышли на него, а когда Демьян нанес удар, нашли его вагон и сели в тот же поезд. И по счастливой случайности Денис оказался там же. Всё сошлось.

Минут через десять к дому подъехало такси. Денис вышел из машины и из-за угла убедился — высокая худая фигура, села в него. Он забрался в машину и сказал:

— Следи за ними! Только прошу, не облажайся, это очень важно!

— Ух, какие мы важные? Не волнуйся, балласт, прорвемся.

И они прорвались. Вася опять продемонстрировал чудеса слежки, их не заметили. Впрочем, водитель почти сразу определил — Демьяна везут в аэропорт. Они немного отстали, когда это стало очевидным и прибыли всего на три минуты позже эмиссара.

Денис с легкостью нашел его фигуру в толпе. Он стоял в окошке кассы, покупал билет. Потом прошел в международный терминал и стал ждать. Из багажа Демьян взял только небольшой кейс и сумку с ноутбуком. Достал компьютер, что-то застрочил. Денис сел так, чтобы его не узнали, и рассмотрел эмиссара из-под козырька кепки.

Очень худой и спокойный. Казалось, вообще не обращает внимание на окружающее, а весь аэропорт — его рабочий кабинет. И всё же, так просто без охраны в аэропорту, с простыми людьми? Хотя, он и сам огромная сила — Денис уже убедился. Тот слепой наверняка знал толк в убийствах холодным оружием, раз пошел на встречу не с пистолетом, а с мечом; к тому же Демьяну противостояли сразу четверо. И он их победил, всего за какую-то минуту.

Объявили посадку на рейс до Нью-Йорка. Денис лихорадочно решал, что делать. Попытаться напасть прямо сейчас? Нет, слишком рискованно и бессмысленно. Судя по увиденному, Демьян его скрутит в два счета и сдаст полиции. А там к нему в камеру подсадят какого-нибудь уголовника, который прирежет его за пачку сигарет. Позже…

Денис смотрел, как Демьян проходит таможенный контроль. Он не мог купить билет на самолет до Нью-Йорка, для этого нужен заграничный паспорт и виза. Но у него есть деньги — достаточно, чтобы через некоторое время, последовать за Демьяном. Нью-Йорк. Там миллионов двадцать жителей. И надо найти среди них всего одного, пусть и такого приметного. Но Денис решил — найдет. Слепые показали ему, как надо искать, на что обращать внимание. Если Демьян в Киеве связался с издательствами, свяжется и в Нью-Йорке. И Денис убьет. Только не станет пользоваться глупыми мечами. Для подонка хватит и выстрела в спину.

Часть третья

1

— Вот так, док, я попал в Америку. Правда, позднее…

— Надо признать, ваша фантазия очень занимательна, однако, то, что вы верите во всё это, меня немного тревожит.

— Так почему же вы не зовете санитаров?

— Ваш психоз не страшен, Денис, скорее забавен. К тому же, у меня нет санитаров.

— Ну и?

— Простите?

— Вы хотите услышать историю до конца?

— Основные выводы относительно вас я уже сделал, однако…

— Однако интересно, да?

— Эта самая Аня дала вам неплохой совет — вам бы книги писать.

— А, может, и напишу. Хотя нет, не напишу. Если я это сделаю, меня убьют минут через цать.

— Кто?

— Не знаю. Ну, то есть знаю, но, если скажу, то окончание истории станет для вас неинтересным.

— Что же, вы можете говорить сколько хотите. В конце концов…

— В конце концов, ведь мои деньги идут, да? Но так не пойдет, док, я хочу, чтобы вы действительно захотели услышать окончание.

— Выслушал вас бесплатно?

— Да. По-моему, это честно и дело не в том, что я жалею денег. Вы же правильно сказали, что все выводы сделали, а я уже рассказал достаточно, чтобы вы поняли — если кому проболтаетесь, попадете в такую же историю, что и я. Поэтому окончание должно быть бесплатным. Или вы должны мне за это заплатить.

— Я вам?

— Ну да. Хотя бы чисто символически. Давайте так, вы мне гоните червонец, а я рассказываю дальше. И вы, естественно, выключаете счетчик.

— Ну что ж, я согласен.

— Значит, проняло вас! Это здорово, док! Видите ли, я в последнее время понял, что такое сила книг. Действительная их сила…

— Вот возьмите.

— Благодарствую. Так вот, действительную силу книг чувствуешь только тогда, когда попадаешь в книгу. Как я сейчас и даже, как вы сейчас. Ведь Ткачи еще не поставили слово «конец». Один раз попав в книгу, остаешься в ней навсегда, а, следовательно, концом для меня будет смерть. А если это фантастическая книга, то и после смерти можно что-нибудь придумать. Вы понимаете, какие перед нами открываются перспективы?

— Не очень.

— Ну как же! Допустим, вы сейчас живете и думаете, что управляете своей жизнью. Я же, напротив, думаю, что мою жизнь пишут Ткачи. Это кардинально противоположная точка зрения, но она вам ничего не напоминает?

— Ну…

— Религия, док, религия. Атеизм и вера. Одни не верят, что их судьбой распоряжаются, другие верят, что над всеми стоит Бог. Вот готов поспорить, вы атеист.

— Да.

— И в этом нет ничего плохого, док, атеизм — это тоже вера. Может быть, это еще и страх, и тщеславие, но вера. Вера в себя, как в бога. И получается, вы верите в себя, кто-то в Христа, кто-то в Будду, кто-то в Аллаха, кто-то в Сатану, кто-то в Яхве, а я в Ткачей.

— Вы считаете, они боги?

— Тот, кто управляет твоей жизнью, при этом оставаясь за кадром, если и не бог, то максимально к этому приблизившийся. К тому же, у них есть и другие атрибуты божественного. Например, таинственность. Или неочевидность присутствия. А самое главное, док, у меня просто нет выбора. Пока Ткачи не поставят точку и не напишут «конец», я буду в полной их власти.

— Хорошо, Денис, давайте вернемся к вашему рассказу.

— Что, хотите, чтобы я отработал ваш червонец?

— Да. Скажите, вы нашли Демьяна?

— Конечно, нашел!

— А почему «конечно»?

— Потому что, док, спустя три дня с тех пор как Демьян покинул Киев, Семь Толстых Ткачей вернулись с Очищения и продолжили писать…

Семь Толстых Ткачей
— Давайте его раздавим! — воскликнул Фарит. — Да отдайте мне его, я сам смешаю эмиссара с грязью!

— Поддерживаю, — встрял Гнолт. — Нет смысла продолжать, давайте его уничтожим и займемся своими делами. Мне не нравится, что он так близко подобрался ко мне.

— Нет, — однозначно заявил Шалит. — Мы продолжим книгу о Денисе.

— Но почему?

— Только бездарь бросает работу, если она сложная. Настоящий писатель должен довести историю до конца. И, наконец, мне просто нравится, как всё завязалось.

— А чего здесь завязалось? — спросил Болт. — Я не вижу большой оригинальности.

— Я не согласен, — сказал Марит. — Конечно, это похоже на дешевый детектив, но не надо торопиться. Нередко середина скучна, зато начало и окончание, когда раскрываются все тайны, когда все персонажи сходятся, когда книга раскрывается как бутон…

— Мы все прошли очищение, Марит, так что не выпендривайся, — сказал Вольт. — Надо принять решение. Если мы продолжим историю с Денисом, придется довести ее до конца и притянуть в нее остальные нити. Если мы завершаем сейчас, Дениса надо устранить. Давайте голосовать.

— Прежде чем вы решите, я хотел бы сказать, что выбора у нас нет. Мы можем остановить книгу, но не персонажей. Единственный выход — убить их всех. И фактически получится, мы сделаем одну работу два раза. Непрактично. А теперь голосуем. Я, за продолжение.

— Я против, — сказал Фарит.

— Я против, — сказал Гнолт.

— Я за, — сказал Марит.

— Я против, — сказал Болт.

— Я за, — сказал Кольт.

— Я за, — окончил Вольт.

— Четверо против трех. Пишем дальше.

— Хорошо, что у там?…

— Ситуация завязывается вокруг фильма.

— «Сыны Одина» или нашего?

— Кстати, как там с нашим?

— Могу пустить в прокат в любое время. Жду, когда Чан закончит свой.

— Может, не надо ждать?

— Выпустить сейчас?

— Нет, попозже.

— Ну так а я чем занимаюсь?!

— Я не о том. Ведь, так или иначе, всё сложится к премьере фильма.

— Пока всё к этому идет.

— Кто пойдет на премьеру?

— Я, конечно, там буду, — сказал Вольт. — Мне надо раскритиковать фильм по горячим следам.

— Я тоже пойду, — сказал Фарит. — Мне надо следить за костюмами, а на такие мероприятия собираются множество звезд.

— Ну и я там тоже буду, — мрачновато сказал Гнолт. — Живу в Нью-Йорке, грех не сходить, когда кинотеатр под носом.

— А что, премьеру проведут в Йорке?

— Конечно. Это же очевидно. Туда поехал Демьян и нам надо его там подзадержать. Проведем в Америке, а не в Гонконге — там, у Чана больше сил. А в Голливуд просто никто не приедет, остается только Нью-Йорк.

— Ладно, сделаем в Йорке. Но мы отвлеклись. Что случилось, пока мы чистились?

— О, всё прекрасно. Для начала, эмиссар убил четырех кротов.

— А что здесь прекрасного?! Мы опять потеряли третью силу, а заканчивать вы не хотите!

— Можно ввести промежуточный комический персонаж. Так многие делают.

— Мы не многие, мы — единственные. Нет, никакого комизма!

— И никаких эльфов!

— Правильно, ни того, ни второго! Мы пишем серьезную книгу, а не…

— Давайте по делу!

— Хорошо. Демьян полетел в Нью-Йорк…

— Стойте! Я придумал!

— Давай.

— До премьеры еще пара месяцев и, какого хрена он будет там делать так долго? Мы можем замедлить ему сам путь, но это будет скучно. То, что я предлагаю, завернет сюжет в совсем в другую сторону.

— Колись уже!

— Если уж он у нас герой, то пусть борется не только с эмиссаром. Есть и еще один противничек.

— Кроты?

— Ага. Чего они лезут? Надо показать им у кого член до колена! Пусть он их уничтожит, а потом займется Демьяном. А то у нас герой пока какой-то квелый.

— Он не похож на полноценного героя, тут ты прав. Но если он испытает еще один моральный шок…

— Я знаю, как это сделать!

— Знаешь — пиши.

Денис
Денис лежал на кровати и смотрел телевизор. Диктор говорил что-то на украинском про поставки газа, но Денис не особенно вслушивался. Глаза смотрели на экран, в каждом лице — отражение Маши и Ани. В руках полупустая бутылка водки — способ забыться и обдумать всё.

С отъездом Демьяна Дениса захлестнула апатия. Энергии хватало только на анализ прошлого, никаких сил действовать не было. Несколько дней он вертел свою историю так и эдак, придя к странному выводу — это всё неспроста. Одно так четко подбиралось к другому, люди, словно персонажи книги, появлялись там, где надо и когда надо, в реальной скукотной жизни так не бывает. Шалит рассказал историю про Демьяна, тут же появились хорошенькие анины ушки, в которые можно было это нашептать. Стоило поддаться срасти, жена спалила. Он оказался в одном купе с человеком, которого зарубил убийца его жены и любовницы. Всё так тщательно подбиралось одно ко второму, что в самом конце, когда он следил за слепыми, ему даже стало нравиться. Он участвовал в какой-то невероятной истории, почти волшебной, почти магической. Попал в фильм про шпионов, злодеев и… колдунов? И вот — фильм как будто закончился.

До этого обстоятельства вели к цели, теперь его словно выбросили из потока того сумасшествия, в которое он угодил. Ему не хотелось ехать в Нью-Йорк и искать Демьяна, не хотелось оставаться в Киеве, он жаждал только одного — чтобы всё стало как раньше. Он плакал несколько раз на день, его нервы расшатались. Так чувствовали себя Адам и Ева, когда Бог отвернулся от них. Ненужными и бессмысленными. Денис не знал, что им управляли Семь Толстых Ткачей, но подсознательно чувствовал это. Пускай, его жизнь сломалась, две любимых женщины умерли, но он почувствовал на себе чужую волю — почти божественную волю. Казалось, провидение давало ему ключи к новому, пускай и жестокому. К интересному. К таинственному. Сначала к мести, потом к новой жизни. А теперь, когда он не воспользовался ни одним из подвернувшихся случаев, а новых не предвиделось…

Он сделал большой глоток, сморщился. В номере пахло потом и кофе. Он с отвращением переключил канал — хохлы откровенно надоели. В номере есть спутниковое ТВ, он нашел «Россию 24». Наверное, если бы сейчас прямо перед ним из воздуха появился сам черт, на Дениса это не произвело бы такого впечатления, как то, что случилось дальше.

По телевизору показывали репортаж о готовящемся во Владивостоке очередном саммите. И он увидел такое знакомое лицо, у которого брали интервью.

— Я считаю, это здорово, — говорила Аня. — Нашему городу это пойдет на пользу. Может, дороги починят.

Далее, лицо какого-то мужчины, а в конце выяснилось, что среди жителей Владивостока проводили опрос. Но причина опроса, Дениса не волновала.

Она жива! Аня жива!

Этого не может быть!

Он резко сел, полупустая бутылка выпала из ладони и покатилась, расплескивая остатки водки. Его словно накрыло теплой волной. С одной стороны — его любимая жива! А с другой — он почувствовал, вернулось то самое «божественное внимание» к его скромной персоне. Обстоятельства завертелись, вероятности завибрировали, его история не закончилась…

Следующие новости Денис смотрел очень внимательно и даже приготовился снять на камеру телефона. Он молился, чтобы репортаж повторили. Его молитвы услышали.

— Я считаю, это здорово. — Это не просто здорово, это невероятно! — Нашему городу это пойдет на пользу. Может, дороги починят.

Денис чуть не упал со стула. Пересмотрел запись на телефоне. Этот голос, эти слова, это лицо…. Но как? Сестра близнец? Или он получил новый ключ? И неспроста. Это очередная подсказка или еще что-то…

Настроение не то чтобы выправилось, но в голове появилась некоторая легкость. Это точно Аня — он узнал даже маленькую родинку на шее. Он подобрал бутылку и сделал глоток.

Владивосток.

Неподалеку от Китая и Японии.

А те слепые — азиаты.

И еще тату.

Аня во Владивостоке. Он неподалеку от Китая и Японии. Они азиаты.

Слепые начали слежку за ним еще до того, как Аня сказала, что пишет роман о Демьяне. Владивосток неподалеку от Кореи.

Они познакомились, когда она принесла бутылку французского вина. Столица Франции — Париж. Он не мог захмелеть от одной бутылки. Как же оно называлось? Ашаноль, точно. А что, если она специально? Пришла, опоила, потом раздвинула ноги?

Владивосток неподалеку от Гонконга. В лифте, сука, соблазнила, а он попался!

Владивосток и саммит. Стал ходить к ней, а она предложила заняться любовью в его квартире.

Слепые — азиаты. За ним следили, потом опоили, соблазнили, приковали, влюбили наебали! Убили жену, чтобы Демьян приехал в Москву. Потом проехали за ним до Киева, но облажались, и он убил их!

Всё сошлось. В очередной раз!

Подстава. С самого начала и до конца. Слепые козлы играли с ним. Использовали, чтобы выманить из берлоги Демьяна.

Денис сделал еще один глоток и поднялся. Он оделся и пошел сдавать номер. Спустя три часа, он садился на самолет до Минска. Оттуда — во Владивосток.

Кольт
— Знаешь, Джимми, эти узкоглазые вконец обнаглели, — сказал Кольт мужчине, как будто сошедшему со страниц комиксов.

— Ты прав, святейшество, — кивнул Джимми. — Надо преподать им урок.

— Надо, Джимми. Очень надо. Показать, от нас нельзя спрятаться за океаном. Они забыли, каково это, когда тебя бьют окованным сапогом прямо по морде. Забыли, как красиво вылетают зубы изо рта.

— Да, сэр.

— Я хочу начать войну, Джимми. Настоящую кровавую бойню, и ты мне поможешь.

— Ты знаешь мои расценки.

— А ты знаешь размер моего кошелька. И знаешь, я не терплю плохо сделанной работы.

— А когда такое было?

— Если бы такое случилось, Джимми, ты сейчас не сидел бы передо мной, а мирно смотрел на крышку собственного гроба. Это задание, Джимми, очень важно для меня, ты понимаешь?

— Да.

— Тогда слушай меня очень внимательно, Джимми. Мы с тобой и еще кое с кем объявим войну в бутылке.

— Это как?

— Просто, Джимми. Война в бутылке — это когда много крови смертей и насилия. Но всё остается внутри бутылки. Это не выходит наружу, Джимми.

— Тайная операция?

— Как раз нет, Джимми. Операция самая явная. Но только для ограниченного круга лиц. Те, кто должны, узнают, остальные останутся в неведении.

— Детали?

— Якудза. Они оборзели. Они забыли. Они считают себя художниками смерти. Мы покажем им, что такое абстракционизм смерти.

— А что такое абстракционизм смерти?

— Абстракционизм смерти? Это просто, Джимми. Ты когда-нибудь видел абстрактные картины?

— Только по ящику.

— А тебе не кажется, что эта мазня напоминает лужи крови?

— Понятно, святейшество. Действовать будем жестко.

— Да, Джимми. По принципу миксера. Я надеюсь, не надо объяснять, как это, по принципу миксера?

— Когда много брызг.

— Правильно, Джимми. Брызг будет много. Но скажи мне еще кое-что, Джимми…

— Что?

— Что тебе больше всего нравилось в моих заданиях?

— Канзас-Сити Шаффл.

— А что такое Канзас-Сити Шаффл?

— Канзас-Сити Шаффл, святейшество, это когда все смотрят направо, а вы идете налево.

— Класс, Джимми! Сам придумал?

— Ящик надо больше смотреть, святейшество.

— Это не ко мне. Этим Вольт занимается.

— Кто?

— Конь в пальто, Джимми.

— Ясно, сэр.

— Ты прав, Джимми, я хочу, чтобы все посмотрели направо, а я пойду… тоже направо, но не сразу. Сделаю шаг назад, потом дюжину в сторону, пущусь в пляс, а уж потом пойду налево. И знаешь что, Джимми?

— Что?

— Ты и твои ребята должны обеспечить мне время, пока я буду расхаживать туда-сюда.

— Это типа отвлекающего маневра?

— Что-то вроде этого. Собирай всех, я дам подробности.

Марит
— Здравствуйте, Ваше Величество.

— Здравствуйте, господин Мрит. Как у вас дела? Я смотрю, вы просто цветете!

— Спасибо, Ваше Величество, не жалуюсь. Однако перейдем к делу. Как вы смотрите на пятьсот миллиардов евро, вложенные в вашу страну?

— Всегда с энтузиазмом, господин Мрит. А в какую отрасль?

— Сами решите, Ваше Величество. Но я кое-чего опасаюсь.

— Чего?

— Мафии. Я слышал, после той давней операции якудза снова подняла голову.

— Это неправда, господин Мрит. У нас всё под контролем.

— А вы слышали когда-нибудь о клане Слепой Восьмерки?

— Может Слепой Дюжины?

— Нет, Ваше Величество, им пришлось изменить название.

— Понимаю. Этот клан доставляет мне множество беспокойств.

— Это хорошо.

— А что в этом хорошего, господин Мрит?

— То, что я помогу вам от него избавиться.

— Раз и навсегда?

— Разумеется. Но от вас потребуется небольшая помощь.

— Какая?

— Надо кое-что напечатать, кое-что сказать… А потом кое-куда не поехать.

— Не поехать?

— Да. Сделать вид, но не поехать. Это для вашей же безопасности. Вы не поедете на саммит во Владивосток.

— Но я и не собирался…

— А теперь соберетесь. И объявите об этом.

— А потом не поеду?

— Ну, скажем так, мой друг Уолт… вы же знакомы с Уолтом?

— Да. Очень интересный человек.

— Вы правы. Так вот, Уолт уже подобрал вам двойника. Он поедет за вас и будет делать вид, что это вы.

— Подсадная утка?

— Не совсем, Ваше Величество. Скорее гусь. В таких вещах вам лучше довериться мне.

— Я вам полностью доверяю, господин Мрит.

— В таком случае я пришлю к вам двойника, потом позвонит Уолт и расскажет, что надо делать. Мы уже написали сценарий ваших действий.

— Хорошо, господин Мрит.

— А теперь давайте вернемся к финансовым вопросам. Эти деньги — только начало. Мне кажется, сильное укрепление Китая не совсем желательно. Вы можете, так сказать, стать противовесом…

Болт
— Превосходные автоматы, мистер Болтон!

— Да это прорыв. И у меня есть чертежи новой линии, генерал.

— Да? Вы привезли их?

— Конечно. Но вы ведь знаете, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Я понимаю, мистер Болтон. И что армия Китая должна сделать для вас?

— Не так уж и много, генерал. Свою работу.

— Простите?

— Вы ведь призваны охранять свою страну от неприятностей генерал?

— Разумеется.

— А вашей стране грозят очень большие неприятности. У меня есть информация, что скоро к вам пожалует одна очень влиятельная мафиозная группировка.

— Ну, это не наш профиль, мистер Болтон. Для этого есть милиция.

— Согласен, генерал, но если эта группа людей обоснуется в Китае, под угрозу попадут все высшие лица страны и вы в том числе.

— А кто же они такие?

— Самый серьезный клан якудза.

— Слепая Дюжина?

— Скорее Восьмерка. Не так давно они потеряли четырех главарей.

— Но они в Японии.

— Пока что, генерал. Но скоро они оттуда уедут. Обстоятельства вынудят их бежать.

— Обстоятельства?

— Да, генерал, обстоятельства. Но нам надо, чтобы они не просто побежали, а…

— В определенном направлении.

— Вы совершенно правы, генерал. Нам необходимо, чтобы они не проникли на территорию Китая в ближайшие два месяца.

— А что заставляет вас думать, что они попробуют?

— Они давно засели в Азии, и Китай — вторая по привлекательности страна для них.

— Почему?

— Знаете, генерал, мне кажется, эта линия оружия требует доработки. Я определенно вижу, как ее улучшить. Думаю, через год-другой, она будет готова…

— Я понял вас, мистер Болтон. Мы сделаем всё, что от нас зависит.

— Простите, генерал, но нам надо не всё, что от вас зависит, а всего лишь не пустить кротов в Китай.

— Я обещаю.

— Этого достаточно. В таком случае, посмотрите сюда. Это технология позволит создать металл, способный сопротивляться температурам при переходе к гиперзвуку. Раньше ваши ракеты плавились, а сейчас будут долетать, куда надо…

— Потрясающе!

Гнолт
— К чему такая срочность, Гнолт? — спросила мисс Чу.

— Знаешь, не так просто сейчас вылететь из Сирии, — поддакнул Хасим.

— Нельзя было позвонить?

— Леди и джентльмен, а не кажется ли вам, что в Уганде в этом году весна выдалась просто восхитительная? — оскалился Гнолт.

Хасим и Чу сразу притихли. Гнолт сидел за огромным столом почти худой и крайне опасный. Так случалось каждый год, и сейчас темные глаза смотрели на компаньонов, как на пару бифштексов. Худой Гнолт на всех так смотрел. Пока он не наберет веса и благодушия, с ним лучше не спорить. И даже не встречаться. И так делали все члены клуба любителей вкусно поесть. Но на этот раз отвертеться от встречи не удалось.

— Я пригласил вас сюда не просто так, а с целью уберечь интересы одной и расширить горизонты другого. Для начала о вас, мисс Чу. Ваши связи в Азии очень трудно преувеличить…

— Что правда, то прав…

— Не перебивай! — Чу опустила голову, Гнолт продолжил. — Особенно мне интересует СМИ. Необходимо пустить несколько репортажей, определить линию поведения и мнения жителей Японии. Репортажи уже сняты, останется только договориться с руководством всех японских каналов. Средства мы выделим приличные, так что в накладе не останешься. Дальше ты, Хасим. Мне нужны твои связи с якудзой.

— Они не настолько большие, Гнолт.

— Но ты ведь продаешь им товар?

— Я продаю его всем.

— А теперь перестанешь. Скажешь, что работаешь исключительно с кланом Слепой Восьмерки.

— Это сулит мне потерю больших денег, Гнолт.

— Это ничего. У тебя их много.

— Ты компенсируешь потери?

— Нет. Ты сделаешь мне одолжение, Хасим, и весна в Уганде минует тебя.

— Хорошо, Гнолт.

Вольт
— Нет! Не так! Ты же говорила, что знаешь японский?

— Но я знаю…

— Ты уволена! Джен, нельзя найти актрису без акцента? У этой такой китайский выговор…

— Простите, сэр, но это всё что мы могли найти…

— Ищите лучше. Ладно, того, что мы сняли, пока хватит.

Вольт вышел со съемочной площадки и двинулся в монтажную комнату. Войдя, он поморщился от табачного дыма и посмотрел на вихрастого юнца с мышкой в руке.

— Слушай, как тебя там…

— Юра.

— Вот-вот, Юра, ты знаешь, что ведешь не совсем здоровый образ жизни?

— А у вас зато негров линчуют.

— А нельзя ли повежливее?

— Нельзя! Вы меня сюда вызвали с самого Саранска, и сразу за дело, я даже помыться не успел!

— О'кей, Юра, не кипятись. Что у нас получилось?

— У вас дерьмо получилось и, слава Богу, я у вас такой есть.

— Молодой человек!

— Да уж не старый. Слушайте, мистер…. как вас?

— Уолт!

— Мистер Уолт, если я не нужен, я свалю хоть сейчас!

— Показывай, гений недоделанный…

— Всё, я валю!

— Так прямо? И даже в формалине не искупаешься?

— Намек понял.

— Показывай.

Юра открыл нужную папку и щелкнул по файлу. На экране появилась узкоглазая девушка на фоне горящего здания. По проезжающим машинам с левым рулем можно предположить, это Япония.

— Смотрите, как получилось. И не скажешь, что в павильоне снимали! — похвастался Юра.

— Я в свое время Армстронга снимал, шкед, меня таким фуфлом не удивишь!

— А вы и в России жили?

— Пару раз с Михалковыми работал. Ты включай давай.

Юра нажал кнопку, девушка ожила.

— Я, правда, японский не понимаю…

— Тихо!

— Большое несчастье случилось сегодня в Токио, — сказала девушка. — Ресторан «Чу», одно из любимых мест молодежи, был взорван. Неужели и до нас добралась эта грязная лапа терроризма? Власти пока никак не комментируют происшедшее, однако, нам из конфиденциального источника стало известно, что на единственной уцелевшей стене нашли странный символ — глаз, зашитый шестью стежками. Мы проконсультировались с профессором Мурако, знатоком символики и древних легенд, и вот что он нам ответил.

Картинка сменилась, на экране предстал азиат в твидовом костюме.

— Легенды Японии появлялись на протяжении тысяч лет культурного развития. Но этот символ одновременно и хорошо известен в кругах исследователей, и он встречается в наши дни. Последний раз я видел его примерно тридцать лет назад, а самый ранний возрастом примерно три тысячи лет. В мифологии он соответствует одному из видов Они. Традиционно Они — демоны, не подразделяющиеся на виды, но есть несколько ветвей в их исследовании. Так, данный символ соответствует джа-они. Огненные демоны, способные вселяться в людские тела. Как я уже сказал, это малоизвестный факт, но где-то сто лет назад он приобрел другое значение. Такую символику взяли себе пиратские кланы в начале двадцатого века. Далее символика перекочевала к нескольким кланам якудза.

Профессор пропал с экрана, появилась репортерша.

— Как видите, есть предположение, что к теракту причастны якудза. Однако напомню, власти пока никак не прокомментировали страшную трагедию…

Картинка застыла, Юра сказал:

— Пока подбираем ей имя, чтобы было созвучным.

— Это хорошо.

— Мистер Уолт?

— Да.

— Я тут полазал в интернете и…

— Что?

— Еще я увлекаюсь мангой…

— Чего?!

— Ну нет таких джа-они.

— Конечно, нет. Все Они берут начало от Слепой Армии, как и большая часть мифов и легенд Японии.

— А что такое Слепая Армия?

— Мальчик, ты бы поменьше мангу смотрел, и побольше книжек читал. И твои беспокойства напрасны. Репортаж — это лишь маленькая затравка. Еще выйдет книга, но и она не важна…

— А что важно?

— Много будешь знать, плохо будешь спать. А в данном случае плохо спать — смертельно.

— Не понимаю.

— Ты работай, малец. Проявишь себя хорошо, пропишу тебя в Голливуде, особнячок куплю рядом с домом Памелы…

— Да в гробу я видел вашу Америку!

— Главное, чтобы не из гроба. Работай.

2

Шалит
— Шалит, это слишком сложно!

— Милая моя, а кто говорил, что будет просто?

— Но мне его жалко!

— А это ты зря. У него никогда не было и не будет такого приключения, как сейчас. А если он всё сделает правильно, мы напишем ему хороший конец.

— А мне?

— А женитьба на английском принце для тебя недостаточно?

— А если меня убьют?

— Я тебе тогда памятник поставлю. Рукотворный.

— Я так не согласна! В Москве всё было безопасно, а здесь…

— Здесь опаснее, не спорю, но и приз больше. И, в конце концов, это же приключение! Когда у тебя еще появится возможность пережить подобное? Мы даем вам обоим такой шанс…

— А пережить ли?

— Аня, ты ведь не хочешь меня расстроить?

— Я так и знала, кончится угрозами!

— Остров дам впридачу.

— Остров? А где?

— В УгандЕ!

— Ну-у, если остров…

— И роллс-ройс. Розовый.

— Хорошо.

Семь Толстых Ткачей
— Согласен, это станет некоторой сменой направления, но какой ценой!

— Не ворчи, Фарит, может, мы движемся к очень нетривиальной концовке.

— А что вы так беспокоитесь о конце? Важно само повествование, а не то, как оно заканчивается.

— Тут ты не прав, Фарит. Хороший конец сделать сложнее, чем остановить книгу на середине или оставить читателя с пустотой. А вот завершить все логические линии в одну, придать истории завершенность, да так, чтобы читатель остался удовлетворен, гораздо сложнее. Другое дело, что не каждый раз надо вести повествование туда, куда хочет читатель. Иногда надо резко вильнуть и не дать предугадать, что будет дальше.

— Эк тебя занесло, Кольт. Но не будем отвлекаться. Что мы имеем?

— Кроты подумают, что мы собираемся повториться и на этот раз их прикончить.

— Но в Китай они сбежать не смогут.

— А вот Владивосток подойдет идеально, к тому же там они смогут поговорить с властями Японии.

— А вы уверены, что они клюнут?

— Конечно, уверены. Теперь они у нас на крючке и не сорвутся.

— А что с ГГ?

— Он как раз проходит стадию Фокса Малдера.

Денис
Вторая неделя прошла, как Денис приехал во Владивосток. Он уже истратил половину денег, полученных от Шалита, но, к счастью, его карточки разблокировались. Правда, он не решался пока снимать с них, опасаясь, это всего лишь ход Демьяна, чтобы по банкомату вычислить его. Но, если потребуется, он улетит в другой город, там снимет деньги и вернется обратно.

Денис снял номер в небольшой гостинице на окраине Владивостока, но проводил там мало времени. Приехав в город-порт, Денис первым делом позаботился о конспирации. Купил накладную бороду и усы, пока свои не отрастут; на рынке нашел нужного человека, обещавшего сделать ему заграничный паспорт и визу, а так жепоменять гражданский. Пришлось отвалить за это удовольствие двадцать тысяч долларов, но оно того стоило. Сейчас Денис мог полететь в Нью-Йорк, когда захочет. А еще он обзавелся оружием. Старенький «калаш» он купил у одного пьянчуги — бывшего военного. Обошлось это в десять раз дешевле, нежели паспорт. Он даже съездил за город и проверил автомат — работает нормально.

Денис не только расширял свой жизненный опыт, играя в шпиона. Он еще и выслеживал. На телефонной записи позади Ани было здание университета. Денис нашел его, как оказалось, там имелось заочное отделение. Получив бутылку коньяка, парень в учебке дал Денису список всех абитуриентов заочников и ее фото. Аня Парфенова. Такая знакомая, такая любимая, такая… сука! В ее деле ни адреса, ни номера телефона, но завтра начнется сессия, девушка должна прийти. Тут-то ее Денис и встретит.

Каждый день с восьми и до трех Денис околачивался вокруг универа. Надеялся, девушка придет раньше, быть может, в библиотеку или за методичками, но Аня не появлялась. К слову сказать, она прилетела во Владивосток за день до сессии. Зачем торчать во Владике, если можно прекрасно проводить время в клубе «Шалит»?

Денис вернулся в гостиницу поздно вечером. В номере уже убрались, но запах сигарет и вонь от грязных вещей не выветрились. В последнее время Денис закурил, а еще начал много пить. Алкоголь давал забвение мрачным мыслям, помогал строить планы один сложнее другого… Денис оказался неплохим главным героем, ибо смирился с мыслью, что его кто-то направляет. Любое происшествие он воспринимал волей высших сил. Словно случай работал на него, направлял, помогал. Он вышел на человека, сделавшего ему паспорт, когда увидел в автобусе рекламу: «Помощь в оформлении документов», а неделю спустя, сев в тот же автобус, рекламы не увидел. Алкаш, продавший автомат, подвернулся на рынке вроде и случайно, а вроде и нет. Он подошел к Денису и, дыша перегаром, спросил: не нужен ли ему порох. В ответ Денис поинтересовался, нет ли у него оружия на продажу, в результате купил «калаша». И еще попалась странная книга. Всё было по стандартной схеме — невзначай. Шел по улице, из книжного магазина вышла какая-то девка, предложила бестселлер всего за пятьдесят рублей. Раньше Денис никогда не купил бы книгу при таких обстоятельствах, а сейчас пожал плечами и достал полтинник. Книга называлась «Демоны древней Японии». Денис даже не удивился, когда на пятьдесят первой странице нашел изображение зашитого глаза.

Придя домой сегодня, он откупорил бутылку пива, сел в кресло и открыл нужную главу. Денис читал ее уже в пятый раз, стараясь найти скрытый смысл.

«Демоны Джа-Они. Хитрые и безжалостные огненные твари, живущие в одном мире с асурами. Им не знакомо благородство духа и жалость к людям. Их оружие — страх; их сила — коварство. Победить Джа-Они очень сложно, а убить нельзя. Только в их мире они смертны, а в нашем гости, и со смертью сосуда возвращаются домой. У себя они во сто крат сильнее, нежели здесь. У нас они не видят, ибо глаза их зашиты, но чуют и слышат лучше людей многократно. Джа-Они полностью бесстрашны, ведь они заключены в теле человека, и его смерть для них ничего не значит. Но есть у них и слабости. Например, рассказывают, что однажды в храм пришли Джа-Они и учинили великие бесчинства. Воины храма, не могли победить их, но один молодой монах пошел на хитрость. Он собрал людей и сказал им: „Звоните в колокола“. Люди послушались, а еще взяли кастрюли и стали бить в них ложками. Поднялся страшный грохот, и демоны схватились за уши. И тогда молодой монах взял булаву и снес всем головы, хоть был слаб телом, но силен духом и смекалкой».

Статья, даже статейка, а есть что-то интересное, но Денису не верилось, что против него выступили какие-то демоны. Нет, скорее всего, это заговор за сферы влияния между бандитскими группами. Демьян на одном конце, а японцы или китайцы на другом. Они делят мир, а он попал под раздачу. Непонятно здесь только роль Шалита, но, может, он узнал о них случайно? Или тоже как-то замешан? Ладно, завтра прояснится.

Денис отложил книгу, допил пиво, прикурил от зажигалки. Маленький огонек наводил на мысли о страшных демонах древности. Он смотрел на пламя и в сердцевине, там, где выходит газ, ему мерещились маленькие фигурки. Они вечно плясали там, то ли играя, то ли мучаясь. Эти фигурки могли помочь ему получить все возможные наслаждения, даже самое запретное — ощущение превосходства себя над другими. Познать все страсти, испить от каждого смертного греха, поддаться любому искушению. Нет больше тормозов, нет морали, границ, каких-то рамок. Только бешеный пляс пламени в груди, только полная солидарность с хозяином! Великим новым хозяином его тела! Новым и безмерно прекрасным! Он покажет всё, он сделает плоть такой чувствительной, что от прикосновения можно будет кончить! Поддайся, впусти, не сопротивляйся и твоя короткая ныне жизнь будет величественно яркой! Ты заключишь безмерно выгодную сделку, ты сольешься в симбиозе с существом, превосходящим тебя во всём! И даже на великую цену, которую заплатишь потом, ты согласишься.

На заднем плане огонька зажигалки ему мерещился огромный город. Там пахло пустыней и кошмарами. А язык безумной тетки, которая вечно верещала над старыми каменными стенами, он уже почти начал понимать. Вдруг зажигалка лопнула прямо в руках. Денис вздрогнул и внимательно осмотрел ладонь. Нет даже следа от ожога или пластика. И видения тоже нет. На лице появилась дурацкая улыбочка.

Он сделал затяжку и пошел к холодильнику взять еще бутылку. Открыв дверцу холодильника и достав бутылку, Денис застыл на месте. На морозильнике нет крышки, внутри образовалась корочка льда. Дениса заворожила эта белая бесконечность, как минуту назад огонек зажигалки.

Как ему хотелось бросить дурацкую игру в неуловимого мстителя и просто залезть внутрь морозилки. И уснуть. Дать боли и ненависти уйти, навеки погрузиться в забвение… В маленькой металлической коробочке морозильной камеры появилась его голова. Денис видел сквозь свое полупрозрачное лицо заднюю стенку. Он смотрел в свои глаза, белые с зеркальным зрачком и абсолютно спокойные. Он понимал, это тоже выход. Откреститься от всего, поддаться апатии и уйти в себя. Только там, в себе, можно найти огромный внутренний ресурс. Только там мы куда лучше, чем о себе думаем. Спокойствие, порядок, хладнокровие и работа — вот что видел он меж мельчайших кристаллов льда. Служение. Отринуть себя, оставить все свои слабости и служить Ей… Только она лучше знает, что надо делать. Только Ей подвластен смысл жизни. Служить. Не подводить. Не вилять. И любить! Только Ее! Никого и ничего больше! И не будет больше всей шелухи, что только мешает жить! Жена, дети, квартира, машина, деньги — этого будет не надо. Важна будет только Она!

Денис с силой захлопнул холодильник. Потом открыл — видение пропало.

Форточка отворилась порывом ветра и чуть не разлетелась на осколки. Денис посмотрел за окно, там будто какое-то божество размером с город окунуло гостиницу в чашку крепкого кофе. Тени поплыли за стеклами не в силах пробраться внутрь, но пара черных языков, невесомой дымкой протягивали края в открытую форточку. Они призывали: «Открой окно и впусти нас». Денис сделал глоток, и подошел к окну. Медленно закрыл форточку, не забыв повернуть щеколду.

После еще одной затяжки он посмотрел на столик. Там бумажник и выпавшая кредитка. На лице опять усмешка. Он начинал понимать правила игры.

Денис проснулся рано — это уже стало привычкой. Выглянул в окно. Там, за хилыми деревьями, весна медленно перетекала в лето. На Дальнем Востоке — это дело обычное; здесь зима медленно сдает позиции. Нередки случаи, когда на зеленых листочках появляется иней, они чернеют и падают, словно сейчас осень. Только осыпаются не высохшие, а набравшие влагу листья. Их не гоняет ветер, они лежат и гниют, словно жалуясь на предательство климата.

Денис не стал завтракать — ограничился чисткой зубов — и вышел из номера. По пути, он встретил горничную Клаву. Он уже давно успел перезнакомиться со всем персоналом. Они поздоровались, Денис пошел навстречу разгадкам и ответам. Сегодня он получит их сполна.

Он увидел ее сразу. Аня оделась в ярко-желтое пальто, мелькая среди других студентов аляповым пятном. Красивая, сексуальная девушка привлекала не только его. Похотливые взгляды мужчин и завистливые женщин ползали по Ане, как лучи прожектора.

Денис развернулся и пошел к гостинице. С него достаточно. Он улетит из Владивостока сегодня, ближайшим рейсом. Может, он и идиот, но не настолько.

Семь Толстых Ткачей
— Что происходит?

— Я же предупреждал!

— Чего ты предупреждал? Он не может уехать из города, скоро туда прибудут кроты!

— Вы опять поднимаете бурю в стакане. Он понял, что мы его ведем.

— Он оказался несколько проницательней, чем мы думали.

— А откуда столько спокойствия, Шалит? Чего делать дальше? Мы вложили в операцию столько средств и сил, а теперь он вернется в Москву и заживет по-старому?

— Фарит, ты, наконец, успокоишься? Или думаешь, мы его отпустим? Мы не можем поменять главного героя на переправе, но автор на то и автор, что иногда может просто приказать.

— Это будет неинтересно. К тому же…

— Есть!

— Опять прозрение? Последнее привело нас сюда.

— Это означает, что мы всё сделали правильно. Если персонажи начинают действовать, как настоящие, а не картонные, значит, книга получается правдоподобной.

— Давай по делу.

— С удовольствием. Вот вы тут говорили, что коней не меняют на переправе, так?

— Угу.

— А что, если с самого начала мы выбрали не того героя? Что, если истинный герой — это…

— Пишем!

Аня
Аня не понимала, что происходит. Уже три раза неспешно заходила в университет и так же выходила из него, даже заглянула в темный переулок неподалеку — идеальное место, чтобы на нее напали. Но Денис не появился. Она думала, ее возьмут по дороге домой, но за ней никто не следил. Вот и сегодня — никаких новостей ни от толстяка, ни от Дениса. Она точно исполняла все указания: яркая одежда, чтобы заметили, та же прическа, которую знал Денис, перемещается или пешком, или на общественном транспорте. Но ничего не происходило. Будто о ней забыли. Но она даже не подозревала, как о ней помнили.

Шалит купил для нее квартиру, она оставила там вещи. И вот, совершив еще уже третью сегодня прогулку и порядком устав, Аня решила вернуться и одеться потеплее. Она поднялась на третий этаж и застыла на лестничной клетке с открытым ртом, потому что дверь квартиры изменилась. Сегодня утром металлическая, она превратилась в деревянную, обитую старой кожей. Она спустилась и проверила дом — тот же. Подъезд — тот же. Всё то же, даже надписи на стенах подъезда — кроме двери в квартиру. Девушка позвонила — замок на двери тоже изменился, ее ключ не подходил. Но когда ей открыли…

— Здравствуйте, — сказал толстый мужик в тельняшке и спортивных штанах.

— Здрасьте, — только и могла сказать Аня. Вместе с мужчиной из квартиры вышел запах жареного лука.

— Ну и чего вам?

— А что вы делаете в моей квартире? — собралась Аня.

— В вашей? Девушка, вы пьяная? Я живу здесь уже десять лет.

Мужчина захлопнул дверь прямо перед носом. Аня сначала оробела, а потом забарабанила.

— Чего еще?! — мужчина распахнул дверь, чуть не ударив ее по лицу.

— Что вы делаете в моей квартире?!

— Так, а ну вали отсюда! Сейчас или ментов вызову, или с лестницы спущу!

— Вань, чего там? — послышалось из квартиры. Из кухни вышла мадам, явно занимавшаяся в прошлом сумо.

— Да психованная какая-то… — ответил ей мужчина.

— Сами вы псих! — воскликнула Аня. — Это моя квартира! Выметайтесь отсюда!

— А ну пошла, лахудра! — оттеснила мужа женщина. — Я тебе дам твоя! Мой Ваня двадцать лет на консервной банке плавал, чтобы ее получить, а ты тут приперлась. Пошла!

— Я милицию вызову!

— Ага, телефон там, внизу…

— Чего?

И женщина продемонстрировала недюжинную силу. Схватила Аню за волосы и за пояс на пальто. Аня закричала, а «сумоистка» развернула ее к лестнице и дала пинок под зад. Только занятия аэробикой спасли Аню от падения на лестницу лицом. Вместо того чтобы затормозить, она, наоборот, ускорилась, сбежала по лестнице вниз и в конце пролета уперлась руками в стенку.

— Ишь, проворная какая, — неодобрительно сказала женщина. — Проваливай, а то ткачей вызову.

Она закрыла дверь, забирая с собой запах лука. Каких еще ткачей? Наверное, толстомордая шаболда хотела сказать «врачей», а ей послышалось? Хотя сейчас не об этом.

— Ах так? — Аня достала из сумочки телефон. — Сейчас позвоню Шалиту.

Но на экране она увидела, что ей пришло сообщение в «Вайбер». Аня машинально открыла. Телефон погас. Аня не поняла, что случилось, попробовала включить. Никакого результата. Телефон умер. И что же теперь делать? Телефон Шалита записан только в мобильнике, как она ему позвонит? И в голову пришла мысль. Но нет, этого не может быть…

Денис
Денис собрал чемодан и допивал последнюю бутылку пива, когда в дверь постучали. Он поднялся и пошел открывать, на ходу произнося:

— Я же сказал, номер сдам только через два часа… — и осекся, потому что в дверном проеме стояла разъяренная девушка и направляла на него дуло маленького пистолета.

— Что, сукин сын, подставить меня решили? — сказала Аня, заходя в номер. — А ну руки вверх!

— Привет, любимая, — сказал Денис. — Рад видеть тебя живой.

— Заткнись, скотина! Звони Шалиту и говори, чтобы вывез меня из этого дерьмового города!

— Я не понимаю, о чём ты, — Денис старался вести себя спокойно, понимая, девушка на взводе.

— Всё ты понимаешь, ублюдок! Мои кредитки аннулировали, телефон сдох и я теперь торчу здесь без денег, без связи в полной жопе!

Денис и сам не понял, как это у него получилось. Он просто сделал шаг вперед и выхватил у нее пистолет. Это оказалось настолько просто, что не только девушка ошарашено уставилась на него, но и его глаза тоже округлились. Но в ступоре они простояли не долго. Аня поняла, что лишилась единственной возможности давить, и попыталась убежать. И этим побудила к действиям Дениса. Он схватил ее и зажал рот рукой.

— Тихо, моя дорогая, сейчас ты мне всё расскажешь, а иначе…

Какое странное ощущение. Еще недавно это тело заводило, возносило на вершину блаженства, было податливо и послушно, а теперь в руках трепыхается стопроцентная стерва. Денис уронил пистолет и немного придушил девушку. Та закряхтела и попыталась оторвать его руки — не вышло.

— Кивни если будешь паинькой? — сказал Денис. Девушка кивнула, он отпустил шею. — Хорошо, я сейчас тебя свяжу…

Она попыталась вырваться, но Денис повторил операцию «Дездемона». В итоге девушка оказалась в кресле, связанная простыней, и с кляпом во рту.

— Ало? — сказал Денис в трубку гостиничного телефона. — Да, девушка, это я, из номера триста пятнадцать. Да, я хотел сегодня выехать, но еще задержусь. Не знаю, может, на сутки, может, больше. И не надо ко мне сегодня заходить и убирать. Ага, у меня гостья… спасибо.

Он повесил трубку, взял стул и поставил напротив Ани. Красивое лицо с подтеками туши и ведьмины глаза, смотрящие исподлобья. Злобно, но со страхом. Денис наклонился и вытащил кляп. И как только ее рот открылся, поцеловал. Губы оказались солеными от слез, Аня сначала не поняла, что вообще произошло. А Денис целовал ее и прислушивался к собственному сердцу. Никаких откликов. Все в порядке. Или? Нет, никаких.

— Что ты делаешь? — сказала она, когда рот освободился.

— Проверяю.

— Что?

— Люблю тебя или нет. Нет.

— Развяжи меня!

— Если ты еще раз закричишь, я заткну тебе рот.

— А как тогда ты узнаешь…

— Что узнаю?

— В какое дерьмо вляпался!

— Я буду задавать тебе вопросы, а ты кивать или мотать головой.

— А если я не стану отвечать?

— Я начну тебя пытать.

— Не посмеешь!

Денис исполнил обещание. Кляп вернулся на место, а он подошел к столику и взял оттуда новую зажигалку. Он подошел и взял торчащую из-под простыни ладонь.

— Я хочу, чтобы ты убедилась — я не шучу.

Он чиркнул зажигалкой и поднес пламя к ее коже. Девушка замычала и задергалась, но Денис связал ее крепко. Он смотрел, как на розовой коже появляется уродливый волдырь. Вокруг пламени танцевали маленькие огненные фигурки… Из ее глаз брызнули слезы. Денис убрал жигу и сел на стул. Он взглянул на полные ненависти глаза и улыбнулся.

— Это не больно, Аня. Больно, когда твою жену убивают, а твою жизнь рушат. Судя по тому, что ты мне уже рассказала, ты скоро узнаешь, каково это. Теперь я вытащу кляп, если ты будешь вести себя хорошо. Ты будешь вести себя хорошо, Аня? Кивни, если будешь. Хорошо. Говори, как ты попала в эту историю и что знаешь.

Аня просверлила его взглядом, но все же процедила:

— Где-то за неделю до того, как мы с тобой познакомились, меня нашел Шалит. Он заплатил мне за то, чтобы я тебя соблазнила. Остальное ты знаешь. Недели две назад он мне снова позвонил и сказал, что нужна помощь. Сначала я снялась для какого-то репортажа, потом поехала во Владивосток.

— Как емко ты рассказала историю разрушения моей жизни. Но мне нужны подробности.

— Какие?

— Почему толстяк выбрал меня? Что ты должна была сделать во Владике?

— Рассказать примерно то, что уже рассказала. Ты должен был меня поймать и допросить, а я рассказала бы, что Шалит работает на слепых и что они скоро приедут сюда. А почему тебя выбрали, я не знаю. Думаешь, мне всё объясняют?

— На кого работает Шалит?

— Откуда я знаю? Я всего лишь посетительница его клуба!

— Не кричи. Что с моей женой?

— Да не знаю я! Всё, что от меня требовали, это лечь с тобой в постель и исчезнуть со сцены, когда скажут! А теперь меня подставили…

— Это ничего, привыкнешь. Что же мне теперь с тобой делать?

— Развяжи!

— Не ори! Развяжу я тебя и что дальше? Куда ты пойдешь? Что сделаешь?

— Позвоню друзьям в Москву. Хотя нет, все телефоны в мобильнике. Блин! Развяжи меня!

— А откуда мне знать, что это не подстава? Может, это просто продолжение игры?

— А я при чём?

— Ты пришла ко мне, рассказала весь этот бред, теперь получается, самый главный злодей — это Шалит. Нет, девушка, я тебе не верю.

— Ну так позвони ему! У тебя есть Интернет? Телефон клуба должен быть в Интернете.

— Нет, не стану я никому звонить. Я сейчас выйду отсюда и поеду в аэропорт. Когда ты освободишься, я уже буду на полпути в Москву. Открой ротик.

Денис затолкнул кляп, посмотрел на часы и улыбнулся. До рейса часа три, как раз успеет. Он взял чемодан и, не обращая внимания на мычащую девушку, вышел из номера.

Чан
Любой из Семи Толстых Ткачей весьма удивился бы, если побывал на предпоследнем этаже головного здания «Кахома корп.». Целый этаж небоскреба, заполненный книгами — любой Ткач оценил бы по достоинству. И среди сотен шкафов с древними и не очень фолиантами, в роскошном кресле-качалке — Чан Главный партнер Ли Кахомы и совладелец корпорации. Рядом с ним низенький столик, скорее даже табурет, там несколько свитков и две книги. Кроме одного листа, тексты древнегреческие. Так же на столике пузатая бутылка с теплым сакэ и маленькая пиала. Чан иногда прикладывался к ней, согревая старое тело.

Едва ли не четверть книг в библиотеке так или иначе посвящена одной тематике. Чану интересны три персонажа из мировых мифологий. Музы.

Большинство полагает, музы — это древнегреческая мифологии. Считается, их девять. Каллиопа — муза эпической поэзии, Мельпомена — муза лирической поэзии, Талия — муза комедии, Эрато — муза любовной поэзии, Полигимния — муза пантомимы и гимнов, Терпсихора — муза танцев, Клио — муза истории, Урания — муза астрономии. Однако допустим, на Дельфах считали, муз всего три. Гипата — олицетворение неподвижности звезд, Меса отвечала за сферы планет и Неата за подлунный мир. Это уже ближе к истине, но самый интересный миф породили могучие Алоады. Великаны в свое время тоже считали, что муз всего три. Мелета — опытность и раздумье, Мнема — память и Аэда — песнь.

Музы в таком виде встречаются только в древнегреческой мифологии, но персонажей, отвечающих за то же самое можно встретить и в Буддизме, и в Японской мифологии, и даже в верованиях майя, не говоря уж о Кельтской и многих-многих языческих. Сейчас Чан держал в руке любопытный рисунок, повторяющий изображение на древнегреческой амфоре. Три музы с одной стороны и семь великанов с другой. Мифология учит, Алоадов было всего четверо, но художник, видимо, считал иначе. Что это именно Алоады и музы, гласит надпись, вот только выглядят они, мягко говоря, странно.

Алоады — вместо красивых здоровых мужчин, семь толстяков, да и музы непривычны, как минимум, одеты интересно. Можно с уверенностью сказать: одна из них женщина. Высокая и гордая — даже по древнему рисунку это видно — одета в тунику, на одежде стилизованные снежинки. Это — Мелета. Опытность и раздумье. С двумя другими непонятно. Сомнительно, что это вообще женщины. На одной звериная шкура, причем не одна. Есть часть от медведя, часть от тигра и льва, а на голове маска козла. Руки человеческие, муза сидит на камне, оперев козлиную голову о кулак. Это Мнема — память. Можно, конечно, спорить, но Чан различал, руки Мнемы покрыты волосами. И китаец думал: Мнема — мужчина. И мужчина Аэда.

Аэда одета (или одет?) еще странней. Наряд — кимоно японцев или китайцев, а лицо за золотой маской в форме солнца. Круглое солнышко улыбается, вокруг нимб из лучей-клинков. Кое-где из-под маски с краев пробиваются настоящие волосы — они растрепанны и торчат во все стороны, как у Медузы Горгоны. В руке у Аэды восьмиугольный щит с изображение шелкопряда. Но почему Аэда мужчина? Потому что Чан встречал его на сотнях других рисунков.

Одна из двух книг на журнальном столике принадлежит перу французского писателя, художника и колдуна семнадцатого века — некоего Филиппа Шеалье. Ныне известного под именем Шалит. Самый старый Ткач вот уже почти триста пятьдесят лет плетет сети. Шеалье описывает исследование других миров, по больше часи, некая смесь каббалы и герметизма у него складывается в сложноперевариваемую кашу, понятную только тем, кто по-настоящему в теме. Как Чан. Но любопытней всего в книге рисунки.

Самый красочный эстамп изображает войну. Но далеко не простую. Бьются четыре армии и можно позавидовать фантазии художника, ибо нарисовал такое видовое разнообразие воинов, что ни описать, ни перечислить. Тут и страшные демоны, и драконы, и звери, и люди, и полулюди-полузвери, и гибриды огня с ветром и… короче, очень много всего. Объединяет их — все персонажи книг. Причем не только книг, написанных до семнадцатого века, но тех, что выйдут позднее. Если присмотреться, можно увидеть гномов, гоблинов, эпических героев, вроде Геракла. Художник попытался впихнуть столько персонажей из литературы, что диву даешься. Естественно, он не мог нарисовать всех, но попытался. Здесь мы тоже видим муз. Они возглавляют три из четырех армий. Мелета ведет в бой армию снежных монстров, Мнема — огненных демонов, а Аэда, наконец, сняла маску. За ней целое море тьмы и Семь Толстяков. На эстампе видно — Аэда мужчина. Он улыбается, и Чану немного страшно от этой улыбки. Китаец понимает, Аэда не слишком добрая муза. Впрочем, все такие.

Музам посвящена четверть библиотеки Чана. Самая старая часть. А новая — о Толстых Ткачах. Если задаться целью собрать данные о них — это не так и сложно. Ищи книги, повлиявшие на мир с максимальной отдачей, и будь уверен, за ними спрятались толстяки. Однако иногда, с частотой в десять-двадцать лет, появляется ряд важных книг, не принадлежавших их перу. В такой год приходит тот, кто может писать не хуже Ткачей. Теперь Чан знал, его величают эмиссаром. Слугой Мелеты. Откуда Чан узнал, что именно Мелеты? Предполагал, Ткачи представляют Аэду, а недавно познакомился со слугами Мнемы. Иногда и убийство — искусство, и Клан Слепой Дюжины это подтверждал, подходя под слуг Мнемы целиком и полностью. О нём в библиотеке тоже литературы достаточно. Большая часть, правда, прибавилась где-то в последние месяцы. Если б Чана не пригласили на встречу, если к нему не пришел Дмитрий, он оставался бы в потемках и по сей день. Но ответы сами явились к нему, как к упорному рыбаку всегда приплывает рыба.

Толстые Ткачи служат Аэде. Песнь Аэды — это перемены. Ткачи постоянно меняют мир. Придумывают новое, уничтожают старое и нисколько не заботятся, к чему приведут перемены. Дмитрий — эмиссар. Слуга Мелеты. Он ничуть не менее талантлив и тоже хочет изменить мир. Но у него есть цель. Если Ткачи просто меняют жизнь людей, ни к чему не стремясь, эмиссар должен добиться определенного результата. Опытность и раздумья всегда приводят к чему-то. К завершению, к логическому концу, к победе или поражению. Чан не очень представлял назначение Мнемы, но по тому, над чем трудились ее слуги, сделал кое-какие выводы. Слепцы — самые искусные убийцы в мире. Их пища — человеческий страх, смерть их призвание и никто не умеет делать это лучше. Но их сила и слава в прошлом, и с каждым годом всё меньше. Память может вдохновить разве что на мемуары, но не создать нового. Чан сделал ставку именно на них. Правда, не только на них, но слепых оказалось проще всего обмануть.

Чан поднес ко рту пиалу и сделал глоток. Каждый раз, когда он подходил к завершению логической цепочки, у него потели ладони. С одной стороны, что ему терять? Он стар и болен, это его единственны шанс. С другой, если задумка провалится, он умрет меньше чем через месяц, а так врачи поддержат его еще лет десять. Но такой возможности больше не будет. До прихода следующего эмиссара он не доживет, а тот очень важная птица в плане. Сакэ обожгло горло, Чан поставил пиалу обратно. И принялся прокручивать всё с самого начала…

Семь Толстых Ткачей
— А я говорю, мы теряем контроль!

— В этом нет ничего страшного, Фарит. Нельзя контролировать всё.

— Можно и нужно! Я предлагаю поставить точку пока не поздно. Мы еще можем всё остановить.

— Уже ничего нельзя остановить, Фарит. На якудзу началась охота. Император выступил, что не потерпит их в Японии. Китай ощерился оружием, никто не сможет въехать на его территорию без тотальной проверки. По телевидению крутят репортажи о жертвах якудза и клана Слепой Дюжины. Кроты поедут во Владивосток. Император объявил, что будет на саммите, и они попытаются его убить. Может, они уже там. Мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться.

— Но как это подведет нас к цели? Как Денис или Аня сможет убить кротов или тем более Демьяна, сидя неизвестно где, а этот идиот еще решил улететь оттуда.

— Всё просто. Если гора не идет к Магомеду…

— Кроты пойдут к горе!

— Да, сдадим им Дениса и посмотрим, что из этого получится…

— Подождите! Мне сообщили, его потеряли!

— Кого?

— ГГ — Главного героя!

— Как?

— Он сел в такси, но в аэропорт машина приехала одна. Наверное, сукин сын выпрыгнул.

— Найдите его!

— Не могут!

— У него что, нет жучка?

— Есть, куртку и джинсы с вшитыми передатчиками нашли в мусорной корзине.

— Аннулируйте его карточки! Поставьте под контроль все аэропорты, вокзалы и выезды из города! Ублюдок не уйдет!

— Я отключаюсь.

— Шалит? Почему?

— Теперь книга завершится сама.

— То есть?

— То есть, нам больше не надо ни о чем беспокоиться. Достаточно подготовить место… До встречи.

— Шалит, мы не понимаем?

— Перемены пожаловали к нам…

Шалит отключился.

Аня
Освободиться от простыней Ане так и не удалось. Она вся взмокла, пытаясь разжевать кляп. Получалось тоже плохо, но постепенно Аня добилась некоторых успехов — тряпка стала мокрой, от нее отслаивались маленькие кусочки. Приходилось их проглатывать, ничего не поделаешь. Но когда открылась дверь, у Ани глаза полезли на лоб. В комнату вошел не Денис, не горничная, а два слепых мужика. Оба в больших темных очках и с тросточками, однако, стекла безошибочно направились на девушку, а на губах проявились оскалы. Аня что-то мычала, как ни странно, слепые поняли, что.

— Мы вытащим кляп, не волнуйся. Нам же надо услышать, как ты кричишь.

Девушка побледнела. В голове пронеслась мысль, что ее сейчас изнасилуют. Мужик слева вытащил из тросточки меч. Аня опять замычала, слепые снова поняли.

— Да, мы тебя сейчас порежем. Потом ты нам расскажешь всё, что знаешь, и мы тебя убьем.

— Муу мам! — промычала Аня.

— Ты ответишь на все наши вопросы. Не волнуйся, мы умеем растягивать удовольствие. Ты будешь умирать долго и скажешь всё, чтобы остановить боль…

— Пуруурур? — сказал тот, что стоял слева.

— Что?

— Горничная.

И действительно в дверь постучали, а затем послышалось:

— Вам нужна уборка, Денис Аркадьевич?

— Назад! — воскликнул Пуруурур, доставая из внутреннего кармана пистолет, но опоздал.

Дверь распахнулась, в номер въехала тележка, уставленная рулонами с туалетной бумагой и чистящими средствами. А поверх этого здоровенный магнитофон. Комната враз заполнилась бешеной игрой хард-рока, оба слепых схватились за головы. Они зажимали уши, из которых брызнула кровь. Тут шума прибавилось. В номер ворвался Денис с автоматом в руках. Две очереди уложили слепых на пол.

Аня сидела ни живая, ни мертвая. Она в первый раз видела убийство, а тут еще эта музыка. Впрочем, Денис ее быстренько выключил и поднял меч слепого. Он подошел к девушке, та решила всё — конец. Но Денис всего лишь начал перерезать простыни и быстро зашептал:

— Прости, так было надо. Я знал, что они следят за гостиницей. Теперь мы должны сматывать удочки. Я думаю, что оторвался от твоих хозяев, но не знаю, насколько…

Но Аня не слышала его быструю речь. Трупы практически сразу засмердели, а по одному пробежала конвульсия, его очки слетели. Он лежал лицом к ней, два плохо зашитых бельма уставились на девушку. Это стало последней каплей. Аня потеряла сознание.

3

Денис
Ткачи недооценили Дениса. Или хорошо выполнили свою работу — это как поглядеть. Его недооценили слепые, а Демьяну только предстояло встретиться с героем, порожденным Толстыми Ткачами.

Всё началось неделю назад. Денис сидел в номере, читал книгу о мифологии древней Японии. В холодильнике ждал ровный строй пивных бутылок, две он уже прикончил, они валялись в мусорке. Ничего не произошло бы, если не привычка Дениса. Открыв бутылку, он всегда сворачивал пробку в трубочку. Привычка давняя, прилипчивая. Денис делал это машинально, а в этот раз, прежде чем свернуть, заглянул на внутреннюю сторону. И увидел надпись: «Поздравляю, ты выиграл! Отправь СМС на 6784». Он уже давно понял: если что-то происходит, значит, неспроста.

Он полез в мусорку и нашел крышки. Развернуть их оказалось сложнее, чем свернуть, но, сделав это, Денис обнаружил под ними точно такие же надписи. Он послушался. Спустя секунд тридцать пришло ответное СМС: «2375, остальной номер получишь по телефону 89211234567. Звони с домашнего». Денис взял телефон и набрал указанные цифры.

— Знаете, на улице хорошая погода, — услышал он в трубке. — Неплохо было бы прогуляться.

Вызов прервался каким-то писком, Денис положил телефон. Потом сделал глоток и пошел одеваться. И как только вышел из гостиницы, на него налетел молодой китаец.

— Простите, — сказал он и убежал так быстро, что Денис едва услышал его.

А потом подумал: «Блин, меня же развели! Сейчас стопудово бумажник спёрли!». Полез в карман, но бумажник на месте и даже напротив, содержимое увеличилось. Обнаружился листок бумаги. На нём значилось: «Остальной номер 8937549. Иди в парк напротив, там под памятником увидишь бомжа. Как только он поднимется, иди к месту, где он лежал, и найдешь телефон. Позвони по указанному номеру и сбрось. Разбей телефон и иди к автомату в глубине парка. На нём будет нарисован голый мужчина. Стань там и жди. Тебе позвонят».

Денис хмыкнул и пошел в парк. И бомжа, и телефон он нашел быстро. Набрал номер, дождался гудка, сбросил. И кинул телефон об асфальт. Проходящая мимо парочка покосилась на него, а Денис только улыбнулся им. Всё равно, что о нём подумают. Это — невероятная сила, приобретенная им после смерти жены. Ему наплевать, что думают другие, важно, что думает он сам.

Телефон оказался очень хрупким — разлетелся на сотни кусочков. Денис пошел искать таксофон. С удовольствием отметил, прямо на его глазах большинство фонарей в парке гаснет. Правда, найти автомат в кромешной тьме трудновато, зато никто не проследит. Телефонная будка с рисунком голого мужчины нашлась меж двух деревьев. Денис походил вокруг, вскоре телефон зазвонил, он подошел и взял трубку.

— Ни в коем случае не произноси ни слова, — сказал мужской голос с китайским акцентом. — Все телефоны Владивостока подключены к компьютеру, который реагирует на тембр твоего голоса. Каждое слово, сказанное тобой, прослушивается. Тебе, наверное, интересно кем, но я не стану этого говорить, потому что ты не поверишь. Скоро ты попадешь в очередное приключение. Много факторов сложатся так, что ты придешь к нужной им цели. Если не хочешь играть под их дудку, тебе надо удрать в ключевой момент. Я не знаю, к чему тебя готовят, так что думай сам. Но как только ты уйдешь от них, твоя карточка будет заблокирована. Иди на улицу Ленина, дом сорок два. Там найдешь банкомат. Вставь карточку, полученную от Шалита, сними небольшую сумму. Из банкомата вылезет другая карточка, на ней лежит миллион долларов и она чистая. Но не снимай с нее деньги до того, как покинешь Владивосток. Еще на карточке написан номер. Позвони по нему, если решишь покончить с ними. Я помогу. А теперь залезь за телефон. Там должна лежать бумажка со словами. Скажи их, как только услышишь сигнал. Действуй.

Денис посмотрел за телефон-автомат и увидел листик, сложенный вчетверо. Он развернул и услышал писк в телефоне.

— Ало, — послышался женский голос. Голос его матери. Только огромным усилием воли Денис не вывалил на нее всё, а прочитал написанное на листке.

— Ало, мам, это Денис.

— Мальчик мой! Что с тобой? Где ты?

— Мам, со мной всё в порядке. Я не могу сказать, где я, но скоро вернусь. Прости.

— Денис?

На бумажке, после «Прости», значилось: «Повесь трубку», что Денис и сделал.

Завтра он пошел к банкомату и получил новую карточку. У него в кошельке лежало достаточно денег, чтобы улететь из города в любой момент. Следующую неделю Денис ждал. Он сомневался. Но когда увидел Аню в ярком наряде, словно специально разодетую так, чтобы он ее нашел, Денис понял — в телефоне сказали правду. Может быть. По крайней мере — это была другая игра. Новая игра против прежней игры. Поэтому, когда он вышел из номера, оставив Аню связанной, в голове уже лежал подробный план.

Он заплатил таксисту, чтобы тот по дороге в аэропорт проехал неподалеку от газона и слегка снизил скорость. Денис выпрыгнул, а таксист поехал дальше. Сидя в кустах, Денис полностью переоделся и выкинул старые вещи в урну. Затем пошел в магазин электронной техники и купил магнитофон с самыми мощными колонками — страховка от слепцов, как он думал, и оказался прав. Приехал в гостиницу, позаимствовал тележку, стоящую в коридоре. В результате всех махинаций Денис стал убийцей с бесчувственной девушкой на руках.

Он порылся по карманам убитых насчет ключей от машины, но понял, слепые машины не водят. Сначала он хотел оставить Аню здесь, но передумал. Она, наверняка, такая же жертва, как и он.

Денис чертыхнулся и вынес девушку из номера.

Аня
Очнулась Аня в каком-то заброшенном доме. Пахло мочой и гнилью, а голову словно набили ватой. Она не понимала, где, как и почему.

— Любишь поспать, дорогая, — услышала она знакомый голос.

Денис сидел неподалеку, но виделся тенью с яркой точкой зажженной сигареты. В голосе насмешка, но в глубине — страх.

— Как я попала сюда? — собственный голос показался девушке очень слабым.

— Я тебя принес. Хорошо еще, на улице мало прохожих. Как ты себя чувствуешь?

— Хреново.

— Это хорошо.

— Что хорошего? У тебя есть попить?

— Только пиво.

— А воды?

— Нет.

— Ладно, давай пиво…

Тень протянула что-то блестящее, Аня взяла бутылку и сделала несколько жадных глотков. Жажда ушла, прихватив с собой логику.

— Что нам теперь делать? — спросила девушка.

— Лично я собираюсь лететь в Нью-Йорк. Сначала зайцем до Хабаровска, а там куплю новый паспорт и в Америку.

— Бежишь?

— Нет. Охочусь.

— На кого?

— На всех.

— Ты спятил.

— Знаешь, дорогая, когда тебя вот так, ничего удивительного.

— А мне что делать?

— А откуда я знаю? Ты свободна.

— Я хочу позвонить Шалиту.

— Звони. Пиши.

— Ты спятил.

— Ага. И предлагаю тебе поехать со мной.

— Щас прям.

— Нет, я серьезно. Или тебя возьмут в оборот и заставят делать, что им надо.

— Кому им?

— Я подозреваю, их много. Могу кое-что узнать, хотя мой новый информатор тоже чего-то от меня хочет.

— Чего?

— Знаешь что, дорогая, за последний месяц я многое понял. Например, не вся информация, которая сперва кажется важной, важна. Иногда делать что-то гораздо проще, чем ничего, и приносит это больше результатов. И не надо пытаться понять всё сейчас. Ты идешь со мной?

— Нет, я позвоню Шалиту.

— Тогда прощай.

Тень зашуршала и поднялась.

— Стой! Дай мне денег.

Но Денис не ответил. Он как будто потерял к ней интерес. Тень слилась с ночью, Денис ушел из ее жизни во второй раз.

Аня с трудом поднялась. Ее куртка испачкалась, на джинсах дырка. Она пошла в ту же сторону, что и Денис. Выбраться из полуразрушенного дома нетрудно, но когда над ней раскинулось недружественное небо Владивостока, девушка поняла, что оказалась посреди незнакомого города одна, без денег, да еще и ночью.

Аня отвернулась от дома и, шатаясь, пошла по плохо освященным улицам. От выпитого пива ориентация в пространстве притупилась, а настроение прыгало, как баскетбольный мяч. Оно то вгоняло в панику, то находило всё очень забавным. Вдруг, она услышала позади странное постукивание. Она повернулась и увидела фигуру под одиноким фонарем. Мужчина с тросточкой, закутанный в плащ, и отблеск очков с зеркальными стеклами. Слепой.

Она развернулась и уже хотела побежать, но уперлась в широкую грудь. Два зеркальных стекла очков отразили ее испуганное лицо. Аня взвизгнула, на нос легла перчатка с зажатым платком. Она почувствовала дурноту и осела на асфальт, стукнувшись головой. Мужчина даже не подумал ее поддержать.

Шалит
Пальцы перебирают клавиши, печатая одно и то же предложение, снова и снова. «Перемены не всегда к лучшему перемены не всегда к лучшему перемены не всегда к лучшему…». Шалит как никто другой понимал, что это значит. В комнату постучали.

— Войдите, — сказал координатор Семи Толстых Ткачей.

Дверь открылась, в зал вошел еще один Ткач. В полумраке глазом не различить, но Шалит узнал вошедшего, даже не повернув головы. Марит. Только он мог прилететь так быстро.

— Мы обеспокоены, Шалит, — сказал Марит. — Ты знаешь больше, чем говоришь.

— Все мы знаем больше, чем говорим, Марит, — отозвался Шалит, продолжая стучать по клаве. — Человеческий язык никогда не сможет выразить ни душевные муки, ни любовь, ни верность, ни дружбу. Мы можем лишь строить красивые метафоры, пытаясь это объяснить.

— Хотелось бы больше конкретики, — буркнул Марит.

— Сколько угодно. Ответь мне, друг мой, почему Демьян до сих пор жив, кроты потеряли уже шестерых, тот, кто был призван стать нашим мечом карающим, пропал, а мы остановили книгу?

— Ты отключился, нам пришлось остановиться.

— Книга зашла в тупик. Как можно писать о том, чего не знаешь? Когда книга командует тобой, а не ты ей, надо либо подчиниться, либо перестать писать. Я выбрал второе.

— Что ты скрываешь, Шалит?

— Ничего.

— Тогда объясни, что нам делать дальше? Эмиссар по-прежнему жив, герой пропал, а кроты точат на нас зубы.

— Мы, все вместе, поедем в Нью-Йорк и посмотрим фильм Вольта.

— Зачем? Почему вместе?

— Только так мы сведем четыре силы.

— Какие силы?

— Нас, кротов, эмиссара и Дениса.

— А с каких пор Денис сила?

— С тех, как выпрыгнул из такси. Денис — не то чтобы самостоятельная сила…

— Прикажи и мы найдем его.

— Я уже приказал. Его не нашли.

— Нужно больше времени.

— Нет, Марит. Настало время перемен. Для всех нас.

Шалит повернулся и Марит увидел, его темные глаза немного побледнели. Это слезы навернулись и отразили свет тусклого освящения.

— Что значит «перемены»? Что значит «для всех нас»?

— Марит, то и значит. То, что мы делали со всем миром, наконец, отразилось на нас. И в этом нет ничего плохого. В конце концов, перемены не всегда к лучшему.

Чан
Но почему четыре армии? Почему три музы, а армии четыре? Изучая эстамп, Чан внимательно смотрел на состав четвертой армии. Животные, закованные в доспехи, люди, драконы, гоблины, эльфы, гномы, всякая прочая мишура, придуманная писателями. И, по большей части, именно люди.

Если провести параллель и представить поле битвы книжным произведением, и не одним, а всеми…

На поле брани собрались все персонажи всех когда-либо написанных книг. Это страшная сеча, ибо здесь возможно всё. Здесь танки вполне могут столкнуться с драконами или кентаврами. Здесь лукам противостоят атомные бомбы, а наукам волшебство. Битва никогда не прекращается. Она живет и сейчас — на страницах миллионов книг, в воспаленных умах и воображениях. Здесь возможно то, что можно себе представить. То есть — всё.

Первая армия под предводительством Мелеты — опыта и стратегий. Это истории стройные и правильные, как узоры на замерзшем окне. Под кажущимся множеством форм Мелета прячет унылое однообразие. Персонажи ходят по струнам Ее воли, а сюжет не потерпит интриги, не запланированной с самого начала. Каждый в армии движется по Плану и никогда не отступит от него. Внимательный читатель может разгадать концовку с первой строчки, ибо каждый персонаж взят из Ее мира и нет в нём места поющему воображению. Эмиссары Мелеты редко верят в то, что пишут, пусть это даже исторические хроники и уж тем более чистый вымысел. Но они знают Правила и поэтому процветают.

Вторая армия управляется Мнемой. Эта муза скучна, потому что нет в ней ничего нового. Но и старого ей достаточно. Нет, не было и не будет такойудивительной и полной приключений жизни, как у Мнемы. Она и ее слепые слуги написала когда-то великие вещи, но у воспоминаний есть один серьезный недостаток — когда-нибудь терабайты памяти заканчиваются, и больше не о чем писать. Тогда остается только перемалывать старое. Описывать одно и то же, снова и снова находя забытые детали или придумывая несуществующие. Таково свойство памяти — помнить только то, что хочется. Слуги Мнемы — это огненные демоны. Они следуют ее приказам и несут лишь страх и безумие. Ибо нельзя найти ничего хорошего или правильного, или ободряющего в том, что прошло и не стремиться к новому. Память несет смерть и разрушение, считает, в будущем нет и не может быть ничего лучше, чем в ее жизни. И слуги Мнемы процветают только поначалу, а потом увядают в прошлом и тонут в злобе, не способные придумать нового.

Третьей армией командует Аэда. Озорная проказница, она тащит за собой саму Тьму. Не ту тьму, что несет страдания и ассоциируется со злом, а ту, в которой так приятно укрыться больному воображению. В этой тьме возможно всё, ведь Аэда — песнь. В рифмованных строчках мы видим так много великого. От древнего Гомера и до Фауста или Данте с Шекспиром, всё великое, важное и новое поется. И песня, как никто, разнообразна. Она непостоянна, ветрена и шаловлива. Слуги Аэды всегда стремятся к новому. Аэда — прежде всего прогресс и перемены. Песнь меняется вместе с нами, с каждым поколением, как мода, пристрастия, живопись, идеалы красоты. Аэда синоним перемен и далеко не всегда к лучшему. В этом сила Аэды, но в этом и ее проклятье. Порой разгулявшееся воображение заводит в такие дали или, напротив, настолько вглубь себя, что остальные просто не понимают, не могут угнаться за ее бегом. Но, если поняли, можешь ставить себе памятник. Слуги Аэды попадают впросак чаще, чем Мелеты и Мнемы. Они терпят неудачи немыслимым числом в погоне за воображением и фантазией, поэтому им надо нарастить внутренний, а иногда и внешний жир, чтобы поддержать уверенность в себе. Истинные слуги Аэды непробиваемы. Самые сильные и несгибаемые. Ничто не может победить их, кроме самих себя или… Аэды. Эта муза настолько любит перемены, что может с легкостью убить слуг, чтобы спеть им реквием.

Но кто же в четвертой армии? Люди. Простые люди, которым не нужна муза. Они добиваются успеха реже и тайно мечтают — но никогда не признаются — чтобы к ним заявилась одна из сестричек. Они не всегда процветают, но если взросли до вершин — только благодаря себе. Для них то, что они делают, — труд. Иногда приятный, иногда противный и редко благодарный. Но их много и в этом их сила.

Четыре армии. Следует задать вопрос — почему каждый раз побеждают Толстые Ткачи? Почему слуги Аэды отбивают все атаки Мнемы и Мелеты? Потому что четвертая армия крайне редко вступает в игру. Не могут две старшие сестры одолеть младшую без помощи простых людей. И Ада потерпит поражение, только когда четыре армии столкнутся. Во всех других случаях она победит снова и снова. И Чан готов был стать четвертой силой.

Но кто такие писатели без персонажей? Кто они, творцы миров, без населения этих миров? Никто. Поэтому нужен герой. Теперь есть герой. Однако законы жанра требует, чтобы был не один герой, а несколько, но не больше трех. Ну, знаете этих именно трех мушкетеров, именно трех богатырей. Сейчас их как раз столько. Один главный, который определит, два второстепенных, но и они сыграют свою роль. Если у Чана все получится, если он действительно станет генералом четвертой армии, — перемену примут все. И даже те, кто их несет. Чан собирался сражаться с противниками их же оружием и их персонажами.

Кахома
Темнота объяла всех и Ли не стал исключением. Его отель, его апартаменты, главный зал. Но как всё изменилось за последний год. Где мебель, где сураке, где веселый женский смех? Где дух максимализма и уверенности в себе? Где, прошлое, куда ты ушло?

Вместо этого пол устелили толстым ковром, в пустоте витает запах пота. Посредине, в позе лотоса, Ли Кахома. Перед ним самурайский меч, два карих глаза разглядывают, словно пытаясь подружиться. Ли упражняется каждый день по пять-шесть часов, теперь его тело, наконец, вошло в гармонию с разумом. Он спокоен и не волнуется о завтрашнем дне. Он, быть может, даже обрел просветление. В голове тихо летают размышления о красоте, царит белый цвет. Мысли редки и не всегда привычны обычному разуму, но Ли считает это хорошим знаком. Он поднимает взор с меча и глядит на стену. Там мишень. Несколько досок сбиты в щит, на них фото. Дядюшка Чан, утыкан ножами и изрешечен дырами от пуль. Номер звукоизолирован, никто не слышит грохот от выпущенных в мишень обойм. Ли предпочитает делать это ближе к полуночи.

Комнату разрывает звонок телефона. Здесь была тишь и сосредоточенность, а теперь прорвался безумный, враждебный внешний мир. Кахома поморщился и поднялся. На определителе номера знакомые цифры.

— Ало, Чан-сан, — сказал Ли.

— Мальчик мой! Что-то от тебя давно нет новостей, как у тебя дела?

— Хорошо, Чан-сан, — Ли много тренировался, но Чан всё равно слышит в голосе злобу, готовую прорваться в любой момент, как из переваренной банки сгущенки. — А у вас?

— У меня не так хорошо, как хотелось бы, Ли. Боюсь, придется перенести премьеру. У нас уже готово, но мы потеряем деньги от рекламной кампании…

— А почему такая срочность? Я думал, премьера через месяц?

— Так и было, но толстяки перенесли свою на следующую неделю. Если их фильм будет иметь успех, мы можем серьезно пролететь. Так они заткнут наш и еще не явятся на премьеру. Мы предполагали, что они сделают что-то такое, и приготовились. Реально мы могли выпустить ленту еще два месяца назад, но ждали, когда они объявят…

— Где пройдет наш показ?

— В Токио. Нет смысла делать его в одном городе вместе с Ткачами. Все произойдет в один день, ты останешься в Токио, а я полечу в Нью-Йорк вместе с нашими друзьями из якудзы. Меня они не испугаются и придут все.

— Как все?

— Ах да! Они заявили, что прибудут туда всемером. Вот слушай, это из рекламной брошюры. «Новый шедевр от гениального продюсера Энтони Уолта! Да, жарит лето на сюрпризы в этом году. Сразу две высокобюджетные картины увидим мы в июне. Первая — „Сыны Одина“. Скандальная лента по сценарию не менее скандального „латвийского клоуна“ Дмитрия Морозова; вторая — неподражаемая сказка от автора таких произведений как: „Предел Запределья“ и „Нора крота“ Энрике Болтона. Фильмы выходят примерно в одно время, но критиков и знатоков искусства больше заинтересовал „Репортаж сквозь сказку“. Еще бы, достаточно посмотреть на актерский состав и режиссерскую труппу. Создатели фильма уже заявили, что на премьере будут многие известные люди, в том числе писатели Джо Мрит, сам Энрике Болтон и Олег Шоль, а так же известный гурман Хосе Гнолт, еще превосходный кутюрье, сделавший большенство костюмов для фильма, — Джакомо Фарит, и даже его святейшество Колтран — кардинал католической церкви…». Как составчик, а?

— Их можно взять всем скопом! Заминировать зал!

— Не получится. Ткачи привлекут туда столько охраны… Но наши слепые друзья пообещали, что справятся.

— А почему я не могу туда приехать?

— Это будет уж очень подозрительно, мой мальчик, если продюсера нет на премьере.

«Боишься, сукин сын?» — подумал Ли.

«И ничего я не боюсь», — подумал Чан.

— Хорошо, Чан-сан, я сделаю всё, что ты скажешь.

— Отлично. Дату ставим пятое.

— До встречи.

Ли положил трубку. На столике рядом короткий нож. Кахома взял его и метнул в мишень. Точно в голову!

Японец
Лети, лети…. Как прекрасна свобода, как хороша, заманчива. Став всего лишь легким дуновением ветра, японец понял, свобода — это, ничего не делая, получать удовлетворительный результат. Не хороший и не плохой, а именно удовлетворительный. Вся суть человеческих страданий имеет две ноги: первая — человек ничего не делает, вторая — человек ждет какого-то блестящего результата своих действий. Никто не хочет удовлетвориться тем, что у него есть. Все всегда либо ничего не хотят, либо хотят большего.

Жизнь ветра очень интересна. Ну, например, можно заглядывать в женские раздевалки, но толку от этого? Можешь узнать столько удивительного, а практической пользы нет. Но, наверное, самое неприятное — нельзя поговорить. Другие потоки заносчивы и ленивы или вялы и глупы. Правда, японец встретил несколько, как и он, в прошлом людей, но они не захотели общаться. Однако один собеседник всегда радовался его приходу. Очень занятный собеседник любил поболтать как о пустяках, так и о серьезном.

Японец не всегда находил его. Он — человек очень занятой. Да и не человек вовсе, правда, любит себя так называть. Сегодня он выстраивал свою армию на грандиозном поле боя, где скоро разразится страшная сеча. Японца не интересовала война как таковая, но, найдя своего единственного знакомого, он спросил его просто из вежливости, чтобы завязать разговор:

— Зачем ты воюешь?

— Потому что так надо, — отвечал мужчина в шелковом кимоно.

— Кому? Тебе?

— Нет, я решаю проблемы без насилия. Это надо им.

— Кому им?

— Всем остальным. Иногда человека нужно как следует встряхнуть, чтобы захотел изменить хоть чего-то.

— Но ведь война будет не только здесь?

— Конечно. Настоящая война и здесь, и на страницах книг, и в жизни. С разными масштабами, в разных формах и с разными персонажами, она везде.

— Но война — это плохо.

— Я уже говорил, не все перемены к лучшему.

— Я посмотрел, что происходит там, но ничего не понял. На чьей ты стороне? Почему твои Ткачи напуганы? И какая цель?

— Цель всегда одна — изменить мир. Но миров бывает столько же, сколько и людей, поэтому начинают с малого — изменяют свой мир. Потом надо менять мир окружающих, и по цепочке…

— Здесь ты тоже начал с малого?

— Нет, в этой истории сложилось иначе. Чтобы изменить мир, надо начать с себя, чтобы изменить одного человека, иногда приходится менять весь мир.

— Так сложно?

— Очень. Но игра стоит свеч, даже если они геморроидальные. Порой задумаешь такую сложную комбинацию, самому кажется — легче бросить, чем разобраться. Но понимаешь, всё сделано, чтобы свести все персонажи вместе и посмотреть, что получится.

— Персонажи?

— Да. Смотри, как могли бы собраться в одном помещении Семь Толстых Ткачей, слепые слуги Бывшего Короля, эмиссар Королевы, новый самонадеянный Автор и три героя? А ведь они встретились, и это вытекло из тех маленьких событий, что произошли ранее. Выкинь даже самый маленький кусочек, и собрались бы не все, а лишь часть. Начинается самое интересное. И прости, но мне пора. Война начинается всегда с переговоров.

Семь Толстых Ткачей
— Сегодня удивительный день, леди и джентльмены! — говорит миловидная девица, а оператор думает, скольким продюсерам она дала, чтобы позволили делать репортаж. — Столько знаменитостей, можно подумать, это не премьера какого-то фильма, а вручение Оскара. Впрочем, «Репортаж сквозь сказку» — первый кандидат собрать богатый урожай. О-о-о-о! Мы видим первых гостей! Боже мой, это Джек Николсон и Аль Пачино! Два величайших актера, не нуждающихся в представлении. А вот и режиссер ленты, его мы, конечно, тоже прекрасно знаем. Вот и первые необычные гости. Кардинал Колтран. Известно, кардинал большой поклонник кино. Давайте попробуем взять у него интервью. Кардинал Колтран, кардинал Колтран! Можно вас на пару слов?

— Конечно, дочь моя.

— Телезрителям и поклонникам кино во всем мире интересно знать ваше мнение об этой ленте и о том, почему на премьеру явился представитель католической церкви.

— Этот фильм обещает стать сенсацией, э-э-э… как твое имя, дочь моя?

— Джуди.

— Спасибо, Джуди. Когда Тони прислал мне сценарий, я сразу понял — это вещь! Уолт редко берется за банальные вещи, и у меня твердая уверенность, что эта не станет исключением. В наше время упадка веры грех не вспомнить сказку, Джуди. Ведь сам Христос говорил с учениками притчами, а фильмы вроде этого учат нас, как жить, но учат ненавязчиво, чтобы все поняли. Возьмем, к примеру, ребенка, Джуди. Если ты скажешь ему: «Не делай так» — он ведь сделает. Людям нельзя ничего доказать, просто сказав. Поэтому правило хорошего кино — показывать образами, а не бить в лоб. Поэтому католическая церковь всегда будет поддерживать добрые фильмы, призывающие к раздумью. Раздумье, в конечном итоге, всегда приведет к Богу.

— Спасибо, святой отец.

— Храни тебя Господь, Джуди.

— Да, падре знает толк в искусстве. Но вот идет тот, кто создал, можно, я думаю, сказать, гениальную картину. Главный продюсер Голливуда в сопровождении своего хорошего друга — бывшего губернатора Калифорнии. Может быть, удастся поговорить и с ними? Мистер Уолт! Мистер Шварценеггер! Можете сказать пару слов?

— Я не даю интервью.

— Как жаль…

— Не расстраивайся, Джуди, Арнольд — человек занятой, но мой долг рассказать зрителям о своей работе.

— Спасибо, мистер Уолт! Что в фильме нового и интересного для зрителя?

— Главное, мы вернулись к хорошо забытому формату. Новые веяния диктуют свои законы, но мы постарались вернуть в картину сказочность. Ту, что была в таких фильмах как «Конан варвар», например, или «Волшебник из страны Оз». Тогда было, в некотором роде, проще, нынешний зритель более изощрен, но ту атмосферу мы передали. Наш фильм о простой девушке, которая ищет чудо. Великолепные актеры передали неподражаемые характеры замечательной книги Энрике Болтона. Нам остается только надеяться, что фильм станет настолько же успешным, как книга.

— Спасибо, мистер Уолт! А вот и автор сценария, сам Энрике Болтон. Посмотрите, на чем он приехал! Это же копия бэтмобиля! Здравствуйте, мистер Болтон.

— Здравствуйте.

— Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

— Разумеется.

— Скажите, вы автор сценариев и оскароносец, автор бестселлеров, вас можно смело назвать одним из интеллектуальных столпов нашего общества…

— Вы вгоняете меня в краску.

— Просто говорю правду. Скажите, какой фильм вы считаете лучшим из тех, что сняты по вашим книгам?

— Безусловно, этот. Актеры и режиссер постарались на славу. А какую музыку написал замечательный русский писатель, поэт и композитор Олег Шоль! Он, кстати, принимал участие в написании сценария и адаптации книги к кинематографическим реалиям. Да вот и он сам.

— Здравствуйте, Олег. Как вам в США.

— Неплохо, очень неплохо. Жарковато, правда.

— У вас в России, наверное, еще морозы?

— Только сошел снег.

— А как вы стали композитором этого фильма?

— Мы с Риком давно знакомы, я переводил его книги на русский, а он мои на английский. А когда он узнал, что я еще пишу музыку и послушал некоторые композиции…. В общем, он связался с Уолтом, а тот позвонил мне. Правда, до этого я писал музыку исключительно со словами, это было для меня экспериментом. В фильме всего одна песня «Дорогой перемен» но мне кажется, она удалась.

— Еще бы удалась! Уж не знаю, было это запланировано или нет, но песня просочилась в Интернет и стала настоящим хитом! Первое место в рейтинге скачиваний на Айтюнс!

— Просто рекламный ход.

— А что вы ждете от фильма? Я имею в виду, вы оба, конечно?

— Перемен, Джуди. Мы ждем от него перемен.

— В каком смысле?

— В кинематографе. Но, может, премьера изменит жизнь еще кого-нибудь. В этом первая сила кино — оно меняет людей. Из кинотеатра должен выходить не тот человек, что два часа назад вошел в него.

— Спасибо! О, о! А это же законодатель мира моды Джакомо Фарит! Он, как всегда, элегантен. Безупречная прическа, великолепный бирюзовый костюм блестяще сочетается с багровым плащом! Он словно герцог Англии, право слово! Месье Фарит, можно вас на пару слов?

— Уи.

— Скажите, ведь вы придумали костюмы для всех персонажей фильма?

— Уи.

— А как фильм повлияет на развитие моды? Французской моды в частности?

— Надеюсь, положительно. В последнее время наблюдается вульгарная тенденция к тривиальности формы и аляпости цвета. А куда подевалось превосходная простота жакетов? Позвольте спросить, кто сказал, что колготки сменяются брюками? Нет, милочка, это чепуха. Как в этом фильме, так и в мире моды мы вскоре увидим великолепное возвращение к корням императорских нарядов семнадцатого века. Широкая юбка, изящный корсет, возможно, даже парик! Это смело, да, но в моде можно выжить, только ища новое и всегда быть смелым. А цвета? Где крик цвета? Вот даже посмотрите на себя? Откуда такая болезненная пристрастность к серому? Вы думаете, это подчеркивает белизну вашей кожи? Так вы ошибаетесь, милочка…

— Спасибо, месье Фарит…

— А туфли? Цвет, будто кто-то сблевнул…

— До свидания, месье Фарит! Но кого мы видим на красной дорожке? Великолепный гурман и владелец самого престижного ресторана нашей планеты — Хосе Гнолт. А что заставило вас прийти на премьеру, мистер Гнолт?

— Здравствуйте. Я думаю, просмотр этой ленты поднимет мне аппетит. А разве есть ли в мире вещь приятней, чем взять, допустим, черепашье пюре и бутылку красного «Ашаноль» года где-то шестьдесят четвертого и, усевшись перед экраном телевизора, посмотреть или пересмотреть какой-нибудь отличный фильм?

— Но здесь вам не подадут черепашье пюре.

— В крайнем случае его можно заменить сыром из молока ламы — он у меня всегда с собой. И сейчас еще и не время ужина. А после фильма я с удовольствием загляну в «Рыбный Мир», что неподалеку отсюда. Там такие превосходные вина…

— Спасибо, мистер Гнолт, надеюсь, фильм поднимет вам аппетит.

— О, я уверен в этом.

— Поток гостей начинает скуднеть, дорогие телезрители, но погодите. Это же Джо Мрит! Бизнесмен, обозреватель таких изданий, как «Файнэншл Таймс», не говоря уж о «Форбс». Здравствуйте, Джо.

— Приветствую вас.

— А что вас привело на премьеру фильма?

— Я думаю, это будет один из самых кассовых фильмов в истории кино, мне, как финансисту, очень интересно посмотреть, за что люди платят деньги.

— Поговаривают, фильм спонсировали крупные корпорации. Что за «Репортажем сквозь сказку» и «Сынами Одина»- начало новой финансовой войны между Токио и Голливудом.

— А кто это говорит? Пустобрехи и только. Нет, в оба фильма вложились исключительно кинокомпании…

— А как же «Кахома корп.»?

— Кахома владеет большим процентом акций многих компаний Голливуда, ее можно смело отнести к кино-корпорациям.

— Спасибо, мистер Мрит. До начала осталось всего десять минут. Уже сейчас очевидно, фильм будет и кассовым, и успешным, но только время покажет, на сколько. Напомню, прямо сейчас в Токио идет премьера еще одного масштабного проекта «Сыны Одина». Какая лента станет более успешной? Увидим. С вами была Джуди Прайс из Нью-Йорка.

Оператор выключил камеру и снял с плеча.

— Надо было уточнить ты-то увидишь «сказку» только послезавтра, а сюда тебя не пустили, — усмехнулся оператор.

— Да пошел ты! Подумаешь, президент приехал и журналистам нельзя…

— А Фокса пустили.

— Заткнись. Эй, а кто это?

По ковровой дорожке шагала странная процессия. Китаец в сопровождении пяти охранников. Что-то в нём показалось ей знакомым.

— Врубить камеру?

— Не-е. Наверное, спонсор.

— Да, китаезы всюду лезут.

А необычные зрители продолжали приходить. Всего за минуту, как двери кинотеатра закрыли, явился странный мужчина в синем костюме, темных очках и с бородой. Даже под дорогой материей его худоба казалась очень неестественной.

— А это кто?

— Актер?

— А и черт с ним. Пошли, угостишь меня пивом.

Оператор усмехнулся. Вечер обещал быть интересным.

4

Демьян
Кинотеатр заполнился знаменитостями, как пепельница в пабе окурками. Унылое море черно-белых фраков с разноцветными «барашками» женских платьев. Собралось такое количество известных и влиятельных людей, казалось, зал лопнет от важности. Но все ощущали странное, рассыпанное в воздухе напряжение. Никто не сидел с ведрами попкорна или бутылками колы. Одинокий искусствовед держал бокал мартини, купленный в баре, и собирал коллекцию косых взглядов.

Семь Толстых Ткачей расселись в разных уголках, окружив себя людьми по интересам. Гнолт расположился в компании толстеньких кулинаров, Вольт сел в стае акул кино и телевидения, Болт разговаривал с каким-то физиком, Марит обсуждал проблемы глобализации с президентом, на Фарита, словно разноцветные мухи, налетели модели, Кольт степенно беседовал с арабским шейхом, и только Шалита сторонились, ибо его мрачности позавидовал бы и граф Дракула. Только безумный писатель в толстых очках и с когда-то черными волосами рискнул присесть в соседнее кресло.

В верхнем правом углу, там, где видно хуже всего, собралась куча неудачников. «Клуб жертв Ткачей» — так можно их обозвать. Или обиженные жизнью. Те, по кому Ткачи проехались бульдозером своих произведений. С недавнего времени у них появилась надежда. Она восседала точно посредине группки неудачников и звали ее Демьян.

Эмиссар, как обычно, не проявлял эмоций, зеркальные глаза под очками быстро отыскали в зале Чана. Китайский миллиардер произвел фурор, появившись здесь, а не на премьере своего фильма. Он шумно обсуждал что-то с репортерами. Чана окружала охрана из самых лучших убийц в мире, но никто не подозревал об этом, кроме Демьяна. Даже Ткачи навряд ли догадаются, что под тщательно загримированными мужчинами, с вполне реальными глазами, прячутся слепые киллеры клана Слепой Шестерки. Правда, здесь их всего пять. И несмотря на такое обилие угрожающих людей, Демьян чувствовал себя в безопасности. В кинотеатре столько охранников, захоти русские бросить сюда атомную бомбу, ее сперва арестуют, допросят и оттащат на безопасное расстояние. В окружающих домах спрятались снайперы охраны Президента. Умелому убийце ничего не стоит придушить какого-нибудь одного толстяка или Чана, или крота, но не всех скопом. Только поэтому Демьян не ушел сразу, как только увидел вместе Ткачей и слепцов. Понимал, что его подставили, но не беспокоился. Он уйдет вместе со всеми, смешается с толпой и проскочит.

Но и слепцы не собирались нападать прямо сейчас. Они тоже понимали, чем это грозит. В зале всего два человека, понимавшие, собравшись вместе тут уже никто ничего не решают. Их партия как авторов закончилась — настало время героев. Неподконтрольных и пугающих. Шалит и Чан, могли только сидеть и ждать, гадая, правильно ли они подготовили повествование, верно ли проработали характер героев и на того ли поставили.

Кинотеатр охраняли почти пятьсот человек. Лучшие из лучших. Спецагенты, прошедшие огонь, воду и все возможные трубы. Но никто не смог предотвратить проникновение сюда чужаков. И даже не одного, а трех.

Герои
Вентиляция. Всех всегда подводит вентиляция. Охрана считала потенциальной угрозой бородатого мужика, обвешанного динамитными шашками, как новогодняя елка дождиками. Самый распространенный вариант террориста. Однако юркая Аня, сбросившая восемь килограмм, смогла пролезть в вентиляцию, предварительно сделав крюк по канализации. Примерно километр по трубам дался не то чтобы легко, самым неприятным был запах. Ноздри девушки зажимала прищепка вроде тех, что используют пловчихи-синхронистки, тело обвил водолазный костюм, а к ноге она привязала мешок с вечерним платьем и пистолетом. Далее, из канализации в вентиляцию, а оттуда в женский туалет. И там Аня просидела в трубе почти сутки. И только когда включили фильм, девушка вылезла сквозь дыру, проделанную перочинным ножом, — результат семнадцатичасового труда. Осталось только раздеться, немного обмыться и переодеться. Водолазный костюм, воняющий дерьмом, Аня закинула в трубу, сбрызнула себя духами и пошла по коридорам кинотеатра. Аня шла на смерть, но это ее никоим образом не волновало.

Денис уже неделю провел в Нью-Йорке и заплатил за список приглашенных на премьеру примерно триста тысяч долларов. Теперь в средствах он не стеснялся — за всё платил таинственный благодетель. Получив список, он скачал фото из интернета и познакомился с одной эмигранткой из России, работающей в парикмахерской. Собственно, на этом план проникновения практически завершился. Охрипший Мэрлин Мэнсэн со свисающей на пол лица челкой явился на премьеру фильма «Репортаж сквозь сказку» по приглашению своего друга Уолта. Другой Мэрлин Мэнсэн лежал связанный в багажнике своего лимузина.

Но самым интересным было проникновение в кинотеатр Ли Кахомы. Чисто теоретически, Ли мог просто прийти, как все остальные гости. Благо, его денег хватило бы на билет — тот всего-то стоил миллион. Вместо этого он потратил тридцать три миллиона, тридцать три охранника кинотеатра стали миллионерами, а Ли прошел внутрь, вооруженный снайперской винтовкой. Деньги могут творить чудеса, но настоящие чудеса выстраиваются из совпадений.

Шалит
Шалит сидел рядом с известным писателем и смотрел на экран. Писатель тоже смотрел и его, в отличие от Шалита, интересовало, что происходит с главной героиней. А Шалит думал.

Где он допустил ошибку? Здесь только его вина. Ткачи очень сильны, но непоследовательны. Текст каждого писателя, должен проходить писательскую правку, Шалит стал редактором для остальных Ткачей. Координировать великую силу, дарующую миру перемены, не так-то просто. Слишком много вариантов развития, слишком много ступеней сюжета, слишком большая ответственность. Где-то надо ограничить, где-то подтолкнуть, и Шалит так долго справлялся, но на этот раз ошибся.

Его сосед усмехнулся. Шалит перевел мысли на экран.

— Любовь? — сказала старая героиня. — Как много я могу рассказать тебе о ней. Я не знаю ничего страшнее любви и не знаю нечего прекрасней. Вообще, для нее очень хорошо подходят эти слова — «я ничего не знаю»…

И Шалит понял.

— Любовь, — прошептали толстые губы.

— Что, простите? — известный писатель повернул на него очки, похожие на два донышка от бутылок.

— Я забыл, в книге всегда должно завершаться любовью.

— Да, это и моя постоянная ошибка. Но это всего лишь признак вашей молодости, у вас все впереди.

Герои
«Как он близко, всего одно движение, и я сверну ему шею», — думал Денис, сидя позади Демьяна. Представься ему такая возможность месяц назад, он не думал бы и секунды. А тут уже почти треть фильма прошла, минут сорок назад выключили свет, а враг сидел прямо напротив. Так просто — схватить правой рукой подбородок, а левой волосы, и потянуть на себя правую. Потом хруст и всё. Можно попытаться сбежать, но Денис не верил в это. Скорее всего, его посадят в американскую тюрьму. Денис ждал. Слишком много всего смешалось в его голове. Тут и непонятный Шалит, сидевший внизу, и рассказ Ани, и эти слепые, и таинственный незнакомец, сказавший, что за всеми его бедами стоит именно Демьян. Во всём ему виделось подстава. Как будто он — марафонская палочка, передаваемая от одного кукловода к другому. И он тянул. Пока…

Кахома проник в прожектерскую комнатку достаточно банально. Просто прошел по нескольким коридорам, где его «не заметили» подкупленные охранники и постучал в дверь.

— Билл, это ты? — послышалось из каморки. — Я уже задолбался ждать. Сейчас помру с голоду.

Дверь открылась, и мужчина умер, но не от голода, а от кровотечения из горла. Кахома вошел, держа в руках два чемодана. В них укрылась разборная винтовка, спрятанная в нескольких хард-дисках, на которых, якобы, записан его фильм. Даже за миллион никто не согласился пропустить его в кинотеатр с винтовкой. Поэтому каждому рассказали, что это всего лишь часть кино-войны. Как только покажут «сказку», Кахома включит динамики и скажет:

— А сейчас, дорогие телезрители, сюрприз! За те же деньги вы увидите не один фильм, а два. И второй тоже будет премьерой!

И Ли включит свой фильм «Сыны Одина». Кахому пропустили в кинотеатр, правда, проверив содержимое чемоданов. Проверяли не очень тщательно, но в оправдание охранникам надо сказать — они не могли подумать, что такой уважаемый и богатый человек убьет кого-нибудь, да еще и лично. Неправдоподобно.

Кахома собрал винтовку. Он делал это медленно, постоянно сбиваясь и находя в зале нужных ему людей. Таких восемь или девять. Семь толстяков и Демьян второстепенные цели, главная — Чан. Его лысая голова отражала свет экрана, в ней можно даже различить лицо героини. За ушами две душки ненавистных очков в черепаховой оправе. Он сидит почти посередине зала — идеальная мишень. Демьяна Кахома не видел, наверное, где-то в углу, а шесть из семи Ткачей — как на ладони. Лучше убить первым Вольта, вон его фиолетовый берет всего на пару кресел вправо от Чана. Чего это они сели рядом?

— Ты принес винтовку, Ли, это удобней, — услышал Кахома сзади. Он повернулся, но вместо мужчины, кому принадлежал голос, увидел худую девушку в темных очках.

— Кто ты такая?

— Кур. А теперь отойди, я убью Ткачей.

— Сначала Чана.

— Зачем? Он же за нас.

— То есть? Но ведь ко мне приходил один из вас и сказал…

— Отойди, иначе я убью тебя.

Чан
Чан стоял за ширмой большого экрана, отсюда тоже можно смотреть фильм, правда, в отражении и размыто. Но фильм его не интересовал.

— Ты знаешь правила? — сказали сзади.

— Нет, могу только догадываться, — сказал Чан, не поворачиваясь.

— Но ты понимаешь, что затеял?

— Да.

— Тогда почему сидишь здесь, а на свое место посадил лысую копию?

— Я считаю, автор должен остаться в безопасности. Иначе, кто допишет книгу? И ведь ты тоже здесь.

— У тебя есть пистолет?

— Да.

— Если ты потерпишь неудачу там, ты попытаешься меня убить?

— Наверное, да, хотя не уверен.

— Тогда выкинь его.

— Хорошо.

Пластиковое оружие полетело на пол. Другой пистолет пронести не получилось бы, на входе были металлоискатели. Чан всё еще стоит спиной и слушает, как он прошел и взял оружие. А затем хруст — переломал прямо в руках.

— Ты ведь этого хочешь?

— Да! — кулаки Чана сжались.

— Сейчас мы узнаем…

Герои
Он уже почти решился. Вот шея, вот руки. Одно движение и бежать. Может, повезет, и вместо него повяжут настоящего Мансена? И тут весь зал повернулся. Из окна прожектерской, на секунду оставив свой силуэт в экране, вылетел странный китаец. С этого угла Денис не видел, отчего зал ахнул, а уже в следующее мгновенье, перекрывая диалог героини с арабским шейхом, раздалась стрельба. Кто-то закричал, кто-то бросился к выходу, Президента заслонили охранники, а Денис упустил свой шанс. Демьян подскочил быстрее кошки и бросился куда-то вниз. Денис последовал. Всё смешалось, в зале включили свет и только лысый старик остался на своем месте, трясясь от страха, по-прежнему изображая мишень.

Сбежав вниз, перепрыгивая с кресла на кресло, Денис всего на миг оглянулся и увидел ее. Аня в проеме прожектерской, в руках винтовка. У нее глаза зашиты.

— Всем стоять на месте! — сказала девушка мужским голосом. — Кто пошевелится, получит пулю в лоб!

Подтверждая, Аня нажала курок трижды. Три человека упали. Это приостановило зал, Денис не понимал, как она может попасть в кого-либо — слепая же ведь!

Но не все замерли по струнке смирно. Дикий рёв огласил зал, сотрясая люстры. Денис увидел, как толстяк в фиолетовом берете разорвал на две части какого-то человека.

— Война-а-а-а-а!!! — прокричал он, и в кинотеатре разверзся ад.

Японец
Четыре армии в ожидании. Японец получил еще одну способность, став потоком ветра. Он научился, если не читать мысли, то как-то улавливать общее настроение. Многие из миллионов солдат думали: «А, может, пронесет? Может, не дадут сигнал к атаке? Может, договорятся?». Но их надежды напрасны. Японец как никто понимал это. Ведь армиями руководят не солдаты, а генералы. Сейчас четыре генерала вышли из строя вперед. Женщина ослепительной красоты в ледяной короне, гибрид сотен животных, объятый пламенем, мужчина в шелковых одеждах с растрепанными волосами. И Чан. Последний находится и здесь, и не здесь. Он прозрачен, он мерцает, он проявляется. И от его решения зависит исход битвы.

Но не генералы начинают войну. Сначала на сцене появляются лучшие бойцы. Семь толстых великанов вышил из моря тьмы. Из одежды лишь шелковые платы, прикрывающие чресла, маслянистые жирные тела светятся изнутри желтым светом. Со стороны, похожи на семь одинаковых статуй Будды, сделанных из золота. Великаны выстроились пред своим генералом. Они тоже и здесь, и не здесь, но больше все-таки здесь. Из армии Чана выходят двое. Оба мужчины, вместо глаз четыре безумные плошки. Кахома и Денис. Люди, попавшие под пресс обстоятельств. Один — легкая дымка и вообще не понимает, что происходит, второй, напротив, наконец, нашел себе место в этой жизни. Как по волшебству он обрастает доспехами и становится всё реальнее. Ледяная Королева тоже выводит вперед бойца. Бесстрастный Демьян то и дело бросает на нее взгляды. Его глаза похожи на полицейскую «мигалку» — то загораются при виде Королевы, то тухнут, когда смотрят на остальное.

Последними на арену выходят шесть огненных демонов. Этим так и не терпится в бой. Всё замерло, только ветер колышет волосы Аэды. И тут один из слуг Мнемы не выдерживает. Огненный бес увеличивается до размеров толстых великанов и бросается на них. Но великан хватает его и рвет пополам. Всюду брызжет огненная кровь, оставляя на земле уродливые дыры.

— Война-а-а-а!!! — вопит великан. Здесь его голос — что малиновый звон.

И четыре армии сходятся.

Все
Дениса болтало из стороны в сторону потоками кричащих знаменитостей. Перед ним проносились лица, виденные ранее по телевизору, или в других кинозалах, в теленовостях, летали и незнакомые. Повсюду раздавались выстрелы, то тут то там вспыхивало, а на экране старая женщина наконец нашла своего принца.

Но почему-то именно сейчас Денис почувствовал себя на удивление хорошо. Здесь, в наполненном ужасом кинотеатре, среди сотен людей, ревущих от боли и страха, он оказался дома. Наверное, его разум, подвергавшийся стольким испытаниям в последние месяцы, окончательно улетучился. Он заехал кому-то кулаком в лицо, на секунду ему показалось, это не человек, а огромная крыса. Слово флэшбэки, в мозгу проявлялись странные картины совсем другого мира. Там от видового разнообразия мельтешило в глазах, а гигантская крыса, которую он ударил, — обычное дело. Там его руки покрыты латными перчатками и сжимают меч. Он что-то кричит, пытаясь перекрыть шум сражения, но ничего не получается.

И тут он увидел их. Всех остальных, подобных ему. Несколько толстяков бились со слепцами. С последних слетели маски, но у одного сохранился приклеенный глаз. Они, словно слепни, кружили вокруг толстяков, жаля, но, не нанося ощутимого вреда. И понятно, почему. Вольт сделал резкое движение и оторвал слепому руку. Но тому, похоже, всё равно, он даже не закричал от боли, и продолжил осторожное нападение.

Экран порвался, в зал вылетел старый китаец. Следом вышел еще один толстый и прыгнул в толпу. Она всё больше редела, многие добрались до заветного выхода и дрались друг с другом за право выйти в реальный мир. Денис увидел, как к старому китайцу приближается молодой. Безумию его глаз мог позавидовать Ганнибал Лектер. Он сорвал с себя рубашку и с зажатым ножом в руке шел на бой. Но где же противник Дениса? Наверное, вот он.

Юркой девушке вот уже минуты полторы успешно удавалось не умирать. Тонкие руки эмиссара рассекают воздух не в силах попасть по гибкому телу. Девушка отчаянно рычит. Возможно, такие звуки вылетали из глоток вымерших саблезубых тигров. Она понимает, одной ей никогда не совладать с Демьяном. А тому всё по-фигу. Он методично рубит воздух голыми руками, но с такой скоростью — один раз попадет и разрубит напополам. Демьян пытается выйти, отлично понимая, его заманили в ловушку, но даже сквозь броню его «всеравношности» прорывалась жажда боя, жажда крови — золотой крови, что льется по венам толстых Ткачей. Сзади показался еще один противник. Толстяк, одетый как валютная проститутка, оторвал кусок кресла и швырнул в Демьяна. Но тот увернулся и с легкостью прорвал защиту толстяка. Вроде обычные ногти эмиссара оказались острее всех лезвий компании Джилет. Удар — из пуза брызнула кровь и показалась тягучая жировая прослойка. Но тут активизировалась девушка. Она бросилась куда-то и достала из-под сидений пистолет. Наверное, Демьян ранее выбил его, теперь она взяла на прицел толстяка и эмиссара. И раненый Ткач помог ей. Последним усилием он схватил эмиссара за плечо, но уже в следующую секунду его кадык оказался в левой руке Демьяна. И грянул выстрел.

Фарит всего на секунду удержал Демьяна. Может, меньше, но Куру хватило. Пистолет выплюнул пулю, та снесла эмиссару голову. Где-то на просторах Алям-аль-Металя в пылу боя зарычал тот, кого называли там Шелковым Человеком. Он потерял одного своего генерала. В ледяной армии Снежная Королева была спокойна, зато завыл от страха и безысходности Кай. Это был его эмиссар. Именно Кай настоял на Демьяне. И снова неудача. И, значит, не будет конца его пыткам и страданиям. Страшный сон продолжится.

Война продолжилась. По крайней мере, с двумя проблемами слепцов покончено. Из-за мельтешащей толпы Кур не почувствовал угрозы и не успел опустить руку с пистолетом. И тут же получил удар по ней, пистолет снова улетел куда-то. Его схватили. Непонятно, кто, непонятно, как, но схватили. И уши услышали:

— Аня, очнись!

— Заткнись, смертный, и отпусти меня!

Мышцы напряглись, но ничего не вышло. Будь Кур в другом теле, с легкостью вырвался бы. Но девушка слишком слаба, истощена, чтобы смогла пролезть по трубам вентиляции.

— Он в тебе, я знаю! Но ты должна выкинуть его!

— Ты глуп, человек! Отпусти меня!

— Я убью тебя!

— Ты убьешь лишь тело!

— Не здесь. Там…

Японец
Бой кипел и ходил волнами. Разноцветная кровь залила землю, кое-где превращаясь в настоящие реки. Толстые Ткачи, как самые большие участники сражения, получали больше всего увечий, но по той же причине оставались в строю. Что им жалкие стрелы или пули? От лоснящейся кожи отскакивают даже валуны, пущенные из катапульты. Но тут у Фарита появился стоящий противник.

Эмиссар не отличался размерами, но нет на поле никого быстрее. Фарит пытается его раздавить, ему даже удается, босая стопа размером с приличный грузовик наступает на Демьяна, давит… и Фарит рычит от боли. Пока неясно, что с ним, но золотые краски уходят с кожи, в глазах нет больше жизни и злости, он тускнеет, тускнеет…. Вдруг откуда взявшийся огненный демон превращается в столб раскаленной плазмы. Он летит Фариту в голову, в это же время из горла Ткача вырывается эмиссар, прямо как «чужой» из фильма. Вместо того чтобы снести голову Фариту, огненная стрела попадает в эмиссара. Тот даже не успел вскрикнуть — миг, и его просто не стало.

Но что это? В небо, прямо за огненной стрелой, устремляется рыцарь в сияющих латах. Он летит и настигает демона, как коршун горлицу. Взмах мечом, еще и еще, и еще… всего шесть. Шесть кусков демона летят вниз, как метеоры. Летят туда, где проливают кровь, где буйствует Арес, как написали бы в древнегреческих текстах. Но как? Как ему удалось?

Все
— Изыди!

— Нет!

— Вон!

— Нет!

— Аня?

— Ден? Нет!

— Прочь! Борись с ним, Аня, борись, и он уйдет!

— Она не сможет. Даже если ты побил меня там, я останусь! Ден? Я тебя не вижу…

— Борись!

— Зачем?

— Потому что я люблю тебя! Я только сейчас понял это! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!

Все
Кахома увидел его. Маленькая, скрюченная фигурка посреди стремительно пустеющего зала.

— Чан!

— Да, Ли? — старик спокойно повернулся к нему.

— Я убью тебя!

— Попробуй.

Шаг вперед. Он даже не вооружен. Всё случится быстрее, чем машет крыльями муха. Кахома моложе, Кахома сильнее, Кахома быстрее. У Чана нет малейшего шанса. Да он даже не пытается укрыться! Рука выбрасывается в сторону старого, немощного, иссушенного жизнью Чана. В свете редких ламп мерцает нож…

Чан перехватил его руку, будто не ему недавно стукнуло семьдесят, а Кахоме. Пальцы сжались, заставляя выронить нож, а левая нанесла сокрушающий удар. От него кожа на холеном лице Кахомы треснула и слетела бесформенным лоскутом. Он заорал, а старик, в один миг помолодевший на десятки лет, ударил бывшего президента «Кахома корп.» растопыренными пальцами в глаза. Чану показалось, он почувствовал, как подушечки пальцев пощекотали мозг уже мертвому компаньону.

Японец
Но что происходит? Фарит умирает, а Аэда исчезает и появляется в стане человеческой армии. Мужчина в шелковом кимоно предстает пред генералом, должно быть, разразится поединок, но они лишь тихо беседуют. А потом пожимают руки, и Чан наливается золотым светом, начинает разбухать, расти… Не стремительно, как огненные демоны, словно гриб, медленно, но уверено, пробиваясь даже сквозь асфальт.

Толстых Ткачей снова семеро и положение на поле изменяется. В сердце армии людей у них теперь грозный союзник и блистательных предатель в одном толстом лице. Он хватает пролетающего рядом дракона и разрывает на части, топчет солдат в тылу десятками, сотнями, тысячами. Армия людей лишилась генерала и бежит. Армия огненных демонов понимает, что не сможет противостоять армии тьмы и ледяной армии. О том свидетельствуют куски горящей плоти, раскиданные по тлеющему полю. У Аэды остается только один реальный противник — Мелета. Но и она лишилась своего эмиссара.

Всё оглашает безудержный, шелестящий смех. Это смеется Аэда, ибо он победил. Это видно всем и армии отступают. Бой велся не так долго, но оставил горы трупов. И посреди них над прекрасной девой славный герой в сияющих доспехах смотрит в слепые глаза возлюбленной.

Денис
— Ты прекрасна.

— Я уродина. Ты бросишь меня через час.

— Я никогда не видел никого красивее.

— Ты врешь.

— Я никогда не говорил большей правды.

Денис смотрит на запачканное кровью лицо. По щеке Ани пробежал маленький шрам, носик слегка искривился от перелома. Но самое-самое — это, конечно, глаза, а вернее, их отсутствие. Остались ли еще глазные яблоки под зашитыми веками? Скорее всего, нет. Слишком они впалые. И по шесть грубых стежков на каждом глазе. Неясно, каким образом уцелели слезные железы, но Аня плачет. Из рваных ранок, пропитывая серый капрон, покатились крупные, соленые капли. Онивыступали изнутри, но казалось, появляются, как роса, — прямо из воздуха.

— Я люблю тебя, Аня.

— Ты врешь.

— Я готов потратить всю свою жизнь, чтобы доказать, что ты не права…

Где-то далеко звучат голоса, но он не слышит. Всё, что притаилось в его сердце, всё, что цвело, загнивало, расцветало опять он вложил в поцелуй. Она ответила…

Семь Толстых Ткачей
— И как я теперь стану называться? — спросил Чан.

— Не знаю, — ответил Шалит. — Это решаем не мы, а Он.

— А когда я увижу Его?

— Скоро. Обычно Очищение проходит раз в год, но ради нового Ткача мы сделаем исключение и поедем туда сегодня же, как только разберемся с делами.

— А чего здесь разбираться? — проворчал Вольт. — Скажем, террористы напали. Русские террористы.

— Да, пожалуй.

Семь Толстых Ткачей подошли к лежащей на полу паре. Мужчина, доведенный ими почти до безумия, и некогда прекрасная, а теперь истерзанная врагами девушка. Он смотрел на нее, как на богиню — слепую и даже казалось с весами в руках. Ткачи думали, Ткачи принимали решение. Каждый из них мог убить возлюбленных, но не хотел. Это не просто мужчина и женщина — это герои. Герои их книги, сыгравшие в судьбе своих повелителей роль.

— Мы напишем им хороший конец, — сказал Шалит. — Самый хороший, на какой способны.

Все молча кивнули и пошли из зала. Скоро сюда приедет полиция и репортеры. А пока не хотелось бы смущать героев, тем более, Денис уже стащил с Ани часть платья.

* * *
Мексика, те же телохранители, те же джипы, та же таинственность. Нет лишних вопросов, нет лишней заинтересованности — только косые взгляды на новичка.

Хорхе — самый старый из охранников. Он один мог позволить сказать им что-нибудь вроде: «Хорошая погода не правда ли, мистер Марит?», — или: «А вы неплохо выглядите для людей старше меня». Ткачи редко отвечали Хорхе, но иногда…. А еще Хорхе знал множество легенд и историй о них. О древних божествах и их толстых слугах. И только Хорхе и Шалит помнили и знали, что сейчас произойдет. Первый, потому что в молодости привез сюда семь мужчин, которых возил каждый год до этого. Но однажды, вместо того, кого все звали Гамбит, приехал другой, — вернувшийся с прогулки Фаритом. Много воды утекло с тех пор, много детей произвел Хорхе, а те много внуков. Старый охранник стал очень счастливым человеком — его жизнь наполнилась стабильностью, а раз в год он прикасался к чудесам. Что еще надо старику?

Хорхе научил других охранников, как вести себя с Семью Толстыми Ткачами. Хорхе сделал богатыми много мексиканцев, узурпировав это дело — охранять толстяков, пока те заняты своими делами. Он превратился в старожила, все его уважали, любили и немного боялись. Иногда старик собирал вокруг яркого весеннего костра детишек своей деревни и кое-кого из соседних и рассказывал им сказки. Мало кто понимал — так Хорхе готовит их встретиться с настоящим чудом. Не многие станут проводниками Ткачей, но счастливчикам никогда не придется заботиться о куске хлеба.

Истории Хорхе рассказывал, естественно, о работодателях. «Кукулькан — могучий Бог Ветра когда-то давно призвал семь верных мужей!», — так обычно начинался рассказ. Для детей подбирал попроще: боги и герои, демоны и ангелы. В сказках старого мексиканца переплетались несколько мифологий, взрослым казалось, это от необразованности. Но сказка делала свое дело — уводила детей в другие миры, где всё вполне возможно. Где Кукулькан может беседовать с Зевсом, а Чак наблюдает за распятием Христа. Не всегда веселые, но очень живые истории заманивали детей в силки Хорхе, а самые мечтательные малыши получали новые сказки — поближе к реальности. Тем, кому хватило упорства и фантазии прослушать весь курс, Хорхе сообщал — всё это правда. И Кукулькан, и семь мужей, именуемые в мире Семью Толстыми Ткачами. Но никому Хорхе не говорил самого интересного. Когда-то он сам хотел стать одним из них.

С тех пор, как из леса вместо сорокалетнего Макса Фердика вернулся Фарит, Хорхе лелеял мечту — присоединиться к ним, тоже стать избранным. Как тогда казалось еще далеко не старому мексиканцу — всё просто. Надо дождаться смерти одного из них и прийти в лес. Годы проносились, закрывая для Хорхе осень за осенью, а Ткачи даже не старились, он подумал, надо бы одного убить. Но однажды в Сан-Пауло он встретил его. Гамбит, ранее Толстый Ткач, а ныне занимающийся какой-то чепухой, объяснил мексиканцу, что к чему. Позднее это тоже стало байкой почти древнего Хорхе. Он понял, мечте не сбыться, но, может, кто-нибудь из его учеников попытается? Пусть это и бред…

Толстым Ткачом можно стать в двух случаях. В первом, как и случилось с Гамбитом, если Ткач уйдет сам. Подробностей Хорхе так и не узнал, но очевидно — того, кто стал называть себя Фаритом, выбрали сами Ткачи, а не Кукулькан. Он — всего лишь замена настоящему Ткачу, Гамбиту, которому надоело служение богу ветров. А второй способ самый честный. Нельзя убить Толстого Ткача и занять его место — это просто невозможно. За всю историю ни одному человеку не посчастливилось убить Ткача ЛИЧНО. Но иногда они обновлялись. Так как же?

Чтобы стать Толстым Ткачом, надо быть Толстым Ткачом. Надо жить, как Толстый Ткач, надо иметь мозги, как у него, надо уметь играть в те же игры, что и они. И выиграть. Убить, но не своими руками, а переиграв, используя те самые силы, коими пользуются Ткачи. Затеять игру, поставить на кон свою жизнь, привлечь десятки других игроков, запутать слуг Кукулькана и занять опустевшее место.

Хорхе смотрел на старого китайца с грустью, уважением и обидой. Попробуй, брось внуков, детей и свою старуху, откажись от всего, и он мог получить это. Чан шел в лес с таким видом, будто только что победил Голиафа. Даже сейчас с него слетали года и возвращалась молодость. Скоро она станет настоящей.

Чан не понял, как оказался здесь. Необычная легкая дрема, на мгновенье прикрытые глаза и мексиканский лес сменился другим. Он весело рассмеялся, чувствуя, как уходят невзгоды и приобретается смысл. Как ручеек, в голову втекало вдохновение, приходили новые идеи. Среди них вечный двигатель — пустяковина, не стоящая внимания. Чан смеялся, Ткачи вторили ему и шли к Храму Ветра. Вращающаяся золотая монета в форме лица-солнца подмигивала ему, он подмигивал в ответ. Деревья приветственно шуршали, а пустая посуда пела Песню.

Подъем вверх с полностью обновленными мышцами дался так легко, будто он просто встал с кровати, хорошо выспавшись. Далее зал с изображениями многочисленных существ и, наконец, он увидел Его. Аэда, Кукулькан, сколько же еще у тебя имен? Ткачи выстроились в круг и взялись за руки. И почти у всех глаза закрылись. Только Шалит оставил их открытыми. Он стоял напротив статуи и увидел, как бог улыбнулся координатору.

— У нас появился новый Ткач! — сказали каменные губы. — Отныне он будет Аспи Ткач!

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Гнол Ткач.

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Воль Ткач.

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Мари Ткач.

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Кол Ткач.

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Бол Ткач.

— Добро пожаловать, Аспит, — сказал Шали Ткач.

— Я рад служить вам, братья. Я рад служить переменам, я рад служить себе, — отозвался Аспит.

— Но запомни, Аспит, — весело молвил Аэда. — Перемены не всегда к лучшему. Запомни…

Ни Вольт, ни Гнолт, ни Болт, ни Кольт, ни Марит, ни сам Аспит не запомнят дорогу назад. И только Шалит увидит, как пирамида превращается в черную гору, а на вершине останется статуя Аэды. Только Шалит начнет сторониться ползущих к ним веток деревьев, как щупалец волшебного спрута. Координатор увидит, как лес станет темным царствов ночи, но, выйдя из него, он поймет, что есть надежда. Потому что в непроглядной тьме увидит меленький, словно дым от сигары, порыв серебряного ветерка…

Японец
Как все-таки хороша жизнь ветра! Даже не самого Ветра, а одного из его потоков. Японец разглядывал путешествие Семерых Ткачей и ему взгрустнулось. Он полетел во дворец к своему освободителю и единственному собеседнику.

— Почему ты не можешь их отпустить? — спрашивал японец, летая в его черных кудрях.

— Почему никто не может освободить ветер, почему небо голубое, а реки текут в море? — отвечал мужчина. — Есть вопросы, на которые нет ответов. Это самые лучшие вопросы и на свете, и во тьме.

— Ты говоришь загадками, это нечестно!

— А я и есть загадка, даже для самого себя. Знаешь, иногда, глядя на себя в зеркало, я пугаюсь этих черных глаз, и закончим об этом. А теперь расскажи мне, где еще ты был сегодня?

— В волшебной стране! Знаешь, там живут сумасшедшие старики и самые настоящие мертвые приносят им хлеб…

Их беседа текла еще долго, пока у мужчины в шелковых одеждах не появились дела.

Семь Толстых Ткачей
— Пишем конец? — спросил Аспит.

— Обязательно. И непременно хороший.

— А вдруг они понадобятся нам еще раз?

— Тогда мы напишем второй том. Ты же знаешь, люди любят книги с продолжением. Но эту историю надо окончить.

— Пишем…

Герои
Словно персонажи из книги, слепая девушка и мрачный молодой парень сидели на берегу розового озера. Огромный круг солнца разглаживал его теплыми лучами, согревая рыб под водой. Парень и девушка со спины — обычные влюбленные. Его рука, словно змий искуситель, обвилась вокруг ее талии. На нём простая рубашка с джинсами, на ней простое красное платье в некрупную клетку. Можно подумать, они селяне из деревни неподалеку. А, может, нет ни деревни, ни их, ни озера.

Но стоит обойти их, посмотреть на фасад и волосы встанут дыбом. И не скажешь, кто из них страшнее. Не уродливее, а именно страшнее. Она, с глубоко поджатыми губами и зашитыми глазами или он с кривой линией рта и горящими сумасшествием буркалами. Это необычная пара. Иногда она улыбается, словно что-то вспоминая из прошлого. Что-то такое, греющее ее потухшую душу. Он улыбается всегда, иногда, пользуясь ее слепотой, начинает сроить ей рожи. Порой явно издевательские, а порой и странно теплые, будто поддразнивает родную, горячо любимую сестру. То и дело кто-нибудь из влюбленных наклоняется к уху другого и шепчет слова. Можно услышать такие, как «люблю», и это здорово. Хочется верить, всё у них теперь придет в норму. Так и будет, если Семь Толстых Ткачей не захотят написать продолжение.

Эпилог

— Вот такая история, док.

— Странная история, особенно концовка. Лучше бы они жили долго и счастливо.

— Знаете, док, такая концовка не только банальна, но и грустна. Ну что может быть хорошего в «долго и счастливо и умерли в один день»? Так героев лишают свободы. А вдруг они разлюбят друг друга? Или влюбятся в кого-нибудь другого? Нет, их отношения чисты, потому что свободны. Их не сковывают узы брака, их сковывает любовь.

— Хорошо сказано. Но позвольте, Денис, а как же последние слова? Как же то, что Ткачи снова возьмутся за них?

— И это тоже хорошо, док. Неужели вы ничего не поняли из того, что я рассказал о Хорхе? Он живет нормальной и счастливой жизнью, но иногда прикасается к непознанному. Если бы я сказал, что никогда больше героев не используют для своих игр Толстые Ткачи, я исключил бы чудо из их жизни. А так приятно, что чудо может произойти. Не происходит, а именно «может произойти».

— Ладно, Денис. Тут можно и согласиться, и не согласиться. Но вы честно отработали червонец — мне было интересно.

— Спасибо.

— Но время уже позднее…

В дверь постучали и открыли. В проеме появилась голова девушки в солнцезащитных очках.

— Ден? — сказала она. — Я тебя уже три часа жду!

— Прости, милая, я заболтался.

— А вы, надо полагать, Аня?

— Да. А что?

— Денис мне многое рассказал о вас.

— Он вообще болтун.

— Да, я тоже считаю, что он фантазер. Это хорошо с одной стороны, но с другой, нельзя жить в сказке. Надо понимать, что проблема есть и решать ее…

— Милая, ты не могла бы снять очки?

— Как скажешь, дорогой.

— Господи!

Денис встал и пошел к двери. Док не знал, что сказать, и выдал то, чем обычно завершал беседу с пациентом. Чисто машинально:

— Денис, а когда мы увидимся для второго сеанса.

— Док, я думаю, не раньше, чем через год.

— А почему так долго?

— Понимаете, док, я, кстати, хотел вам и об этом сказать, но нас прервали.

— Ну, прости, твое величество!

— Прощаю. Так вот, док, я не сказал о главном. Какое сейчас время года?

— Весна.

— А почему я вообще вам рассказал всё это? Вы думает, мне позволили бы выболтать всё вот так просто?

— И почему?

— Потому что только раз в году я свободен по-настоящему. Только на неделю у меня нет той надежды на чудо, которое мне на фиг не нужно. Только когда Семь Толстых Ткачей уходят в тот странный лес и проходят Очищение, мы свободны. Не только я и Аня, но все люди. Сейчас мы можем думать, что хотим, говорить, что хотим, и делать, что хотим, точно зная, — мы делаем это по своей воле. Неделя — это не так много, док, но порой этого достаточно.


Конец.


Павел Блинников.

Email — blinnik84@mail.ru


Оглавление

  • Шесть Царств
  •   Пролог
  •   Часть первая: Весна
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •   Часть вторая: Лето
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •   Часть третья: Осень
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •   Часть четвертая: Зима
  •     1
  •     2
  •   Эпилог
  • Семь Толстых Ткачей
  •   Пролог
  •   Часть первая
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •   Часть вторая
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •   Часть третья
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •   Эпилог