Долина роз (Приключенческая повесть) [Иван Петрович Недолин] (fb2) читать постранично

Иван Недолин ДОЛИНА РОЗ Приключенческая повесть

ПЕРВАЯ ГЛАВА

Впоследствии Сергей Павлович Светлов утверждал, что все началось с дождя. А может быть, во всей этой почти невероятной истории сыграла роль затея геологов-разведчиков — коротать вечера, рассказывая друг другу занятные истории? Ведь именно в числе рассказанных историй и была история Круглой горы и легенда, связанная с этой местностью. И, конечно, не попади журналист Светлов в этот лагерь геологов, в его жизни не произошло бы таких больших и внезапных перемен.

Представляете, какая скучища охватывает человека, когда он вдруг оказывается один на один с унылыми серыми тучами среди безмолвных скалистых утесов, в непроходимой гуще озябшего, промокшего соснового бора, а главное — один на один с дождем, который как зарядил с утра, так и не переставал ни на одну минуту.

Светлов пробовал заняться описанием лагеря и приготовить очередную корреспонденцию для газеты, которая предоставила ему творческий отпуск на Урал. Но зябли руки и не находились нужные слова. Тогда Светлов решил хотя бы написать письмо приятелю и пожаловаться ему на дождь и непреодолимую скуку.

Скупой свет, проникая через слюдяные оконца, освещал походную обстановку палатки: четыре кровати, покрытые зелеными шерстяными одеялами… стол из досок, положенных на перекладины из жердей, покоящихся на кольях, вбитых в землю… Четыре табурета и несколько чемоданов дополняли картину.

При скудном освещении можно было рассмотреть и Светлова. Он был строен, уверенные движения выдавали сильного, выносливого человека, любящего путешествия, спорт. Русые волосы его были волнисты, здоровый загар покрывал несколько худощавое лицо. Очертания рта были твердые и свидетельствовали о прямоте характера.

Письмо тоже плохо клеилось. Мечталось побывать в Москве, в будоражащей обстановке газетной спешки, запаха типографской краски и горячих споров о завтрашней передовице, о последних новостях, о задержке заказанного фельетона… Светлов несколько раз начинал писать: «Дорогой дружище!» «Итак, я прибыл, как говорится, к месту назначения…» Скомканный листок блокнота летел в угол… Банально, вяло, скучно! Типичное не то! И Светлов принимался за письмо с самого начала:

«Ты, чертяка, наверное, идешь сегодня в Малый театр на премьеру или же на просмотр новой мексиканской кинодрамы? Или — скорее всего — на футбольный матч „Локомотив“ — „Динамо“? Завидую…»

— И очень глупо делаю, что завидую! — вслух произносил Светлов, уничтожая и этот лист блокнота.

Нет! Никак не вяжется письмо! Фразы какие-то тяжеловесные, трудные… как будто и они пропитались сыростью. Главное же — к чему скулить? И есть ли на то основания? В конце концов никто не гнал его в эту глухомань. Сам поехал. Экзотика? Но ведь ее можно найти в самом будничном, в самом обыкновенном!

Светлов сунул вечное перо в карман и вышел из палатки.

Шел тихий, нудный дождь. Тяжелые, темные тучи, клубясь, медленно плыли над горами, задевая вершины. Лес дремал в безветрии и тишине. От обилия влаги зелень казалась чрезмерно яркой, сытой. Тяжелый хвойный наряд сосен клонил меднокорые ветви к земле. Дождь шел и шел, не переставая, то всхлипывал, то барабанил, то шептался в лесу. Луга на взгорьях и в долинах томились от влаги. Пряный запах мокрой травы и зрелых ягод разливался в воздухе. При каждом вздохе Светлов набирал полные легкие сырости и настоя травы.

Горы тесно обступили долину, отгородили от мира. У вершин громоздились серые скалы, по склонам темнели леса, а внизу зеленели луга. Каменные отвесные стены создавали еще большее впечатление сиротливости, беспомощного одиночества.

Быстрый ручей, журча по камням и гальке, пересекал долину и скрывался в каменистом ущелье. Кажется, и без него Не было туг недостатка воды! В средине долины белели палатки одинокого лагеря. Кудрявые березы, отбившиеся от леса, простирали над ним целый узорчатый шатер. И каждая ветка обдавала брызгами и сверкала сотнями прозрачных капель.

Лагерь казался безлюдным. Лишь в одной палатке изредка раздавался стук и лязг ножей да слышалась песня. У входа в эту палатку на дощечке, прибитой к столбику, можно было прочесть расплывшуюся от сырости надпись, сделанную химическим карандашом: «Столовая». Но и без этой надписи запахи супа, специй, поджаренного мяса красноречиво рассказывали о назначении этой палатки. Рядом, под навесом из фанеры, приютилась кухня. Наперекор окружающей сырости, в печи, сооруженной из камней и глины, пылал огонь. Дым, вырываясь из низенькой жестяной трубы, стлался по крыше, опускался на землю. Из палатки в кухню порой пробегал повар в халате и белом плоском колпаке. Проверив кухонное хозяйство, повар скрывался обратно, сердито поглядывая вокруг. Повар