Лэниген снова увидел тот же сон и с надрывным криком проснулся. Он сел на кровати и стал всматриваться в лиловую тьму. Зубы его стучали, а губы свело в судорожной гримасе. Рядом с ним сидела взволнованная Эстель, его жена. Но Лэниген даже не взглянул в её сторону. Всё ещё находясь под впечатлением сна, он ждал ощутимых доказательств реальности мира.
По комнате проплыло кресло и с глухим стуком врезалось в стену. Лицо Лэнигена слегка расслабилось. Рука Эстель коснулась его руки, однако это успокаивающее прикосновение он воспринял как обжигающий шлепок.
— Вот, — сказала жена. — Выпей-ка это.
— Нет, — отказался Лэниген. — Я уже в норме.
— И тем не менее, выпей.
— Нет. Я действительно в полном порядке.
Судорожная гримаса сошла с его лица. Лэниген снова находился в привычном ему мире. Это было так здорово, что Лэниген не хотел вот так сразу его лишиться, отогнав прочь с помощью снотворного.
— Тот же самый сон? — спросила Эстель.
— Да, тот же… Мне не хочется о нём говорить.
— Ладно, — согласилась Эстель. (Она соглашается со мной потому, что я её здорово напугал, подумал Лэниген. Да, собственно, я сам сильно напуган.) — Милый, а сколько сейчас времени?
Лэниген взглянул на часы.
— Пятнадцать минут седьмого.
Но тут минутная стрелка дёрнулась и резко ушла вперёд.
— Нет, без пяти семь.
Ты ещё будешь спать?
— Нет, — ответил Лэниген. — Пожалуй, я лучше встану.
— Хорошо, милый. — Эстель зевнула и закрыла глаза, но через несколько секунд снова открыла их и спросила: — Послушай, а как ты думаешь, может, стоит позвонить…
— Он уже мне назначил приём на 12.10,—перебил жену Лэниген.
— Очень хорошо, — произнесла Эстель и снова закрыла глаза. Её сморил сон, и Лэниген, наблюдавший за спящей женой, заметил, как её каштановые волосы приобрели голубоватый оттенок. Эстель тяжело вздохнула.
Он встал с кровати и оделся.
Лэниген был мужчиной крупного сложения с ярко выраженными чертами лица и аллергической сыпью на шее. За исключением легко запоминающейся внешности в нём не было ничего выдающегося, кроме, пожалуй, постоянно снящегося ему кошмара, который медленно, но верно вёл Лэнигена к безумию.
Следующие несколько часов он провёл, сидя на пороге дома и наблюдая, как в светлеющем небе звёзды превращаются в новые.
Потом он решил прогуляться. Как назло, в двух кварталах от дома он повстречал Джорджа Торстена. Пару месяцев назад Лэниген опрометчиво рассказал Торстену о своём сне. А Торстен, добродушный, отзывчивый парень самозабвенно верил в самопомощь, дисциплину, практичность, здравый смысл и прочие куда более серьёзные добродетели. Поначалу твердолобый здравомысленный подход Торстена к делу принёс Лэнигену кратковременное облегчение. Однако теперь его участливое отношение действовало на нервы. Люди вроде Торстена несомненно были солью земли и главной опорой нации, но для Лэнигена, борющегося с неосязаемым наваждением (и проигрывающего схватку), Торстен превратился из просто надоедливого типа в настоящий ужас.
— Привет, Том, как делишки? — поздоровался Торстен.
— Отлично, — ответил Лэниген. — Просто здорово.
Он удовлетворённо кивнул и продолжил прогулку под медленно перекрашивающимся в зелёный цвет небом. Однако от Торстена так легко не отделаешься.
— Том, старина, я всё думаю над твоей проблемой, — сказал Торстен. — Я за тебя очень волнуюсь.
— Благодарю за заботу, — ответил Лэниген. — Но тебе и в самом деле не стоит за меня беспокоиться…
— Я делаю это потому, что так хочу, — заявил Торстен, сообщив простую прискорбную правду. — Я с детства проявляю интерес к людям, а с тобой мы вот уже который год друзья и соседи.
— Верно, — тупо произнёс Лэниген. (Самое худшее для нуждающегося в помощи — принять её.)
— Слушай, Том, тебе поможет небольшой отпуск.
У Торстена на все случал жизни имелся простейший рецепт. А поскольку он практиковал лечение души, не имея на то лицензии, то всегда был очень осторожен и прописывал такое лекарство, которое можно приобрести, не обращаясь в аптеку.
— Я не могу позволить себе отпуск в этом месяце, — сказал Лэниген. (Теперь небо уже приобрело розово-бежевую окраску; три сосны увяли; дуб превратился в кактус.)
Торстен сердечно рассмеялся.
— Старина, да ты не можешь не позволить себе отпуска прямо сейчас! Ты разве так не думаешь?
— Нет. Наверно, нет.
— Так подумай! Ты устал, перенапрягся, совершенно переутомлён. Ты так много работаешь!
— Я был в отпуске целую неделю, — сказал Лэниген и посмотрел на часы. Золотой корпус превратился в свинцовый, но время часы показывали относительно верное. С начала разговора прошло не более
Последние комментарии
4 часов 35 минут назад
13 часов 26 минут назад
13 часов 29 минут назад
2 дней 19 часов назад
3 дней 12 минут назад
3 дней 1 час назад