Иезус Эль Пифко был иностранцем и знал об этом. Он эмигрибовал из своей маленькой беленькой халупы в Барселогове уж тризно лет тому взад, заручившись сперва тепленьким колесным местечком колесничего в Шотландии. Работать он усвоился у Морда Мак-Ануса, хитрого старого хрена, имевшего замок в горах. Первое, что приметил Иезус Эль Пифко по прибытии, — это что Морд не имел отнюдь никаких ни лесов, ни колесниц, ни даже завалящего каретного сарая, видите ли, это к величайшему разочарованию нашего героя. Но — это словцо я использую легко — у Морда, кажись, были какие-то лошади, каждая из коих щеголяла с парою великолепных ног. Иезус влюбился в них с первого упада, и пользовался взаимностью, что было очень удачно, ведь жить-то ему приходилось непосредственно на конюшне, вместе со своими благородными подружками.
Вскорысти кажный день можно было видеть, как Иезус крутится, как испалец в колесе: чистит хозяйских лошадок, расчесывает им долгогивы и заболтится о зубах. При этом, он завсегда насвистывал веселую испанскую песенку, вспоминая о своих любимых выродичах, оставшихся дома, в ихних маленьких беленьких гаденьких фашистский хатах.
«Вот пара отлично ухоженных лошадок, извольте убедиться», — говаривал он обычно, а внимала ему Артритик Кошелка, смазливая служаночка, на которую Иезус положил глазок еще с самого Заговенья.
«Ничаво, — отвечала она с легким абердиномартинским акцентом. — Но ты больше еврея колупаисси с теми кабылами, чем же со мною!» И с этими словами она опрометью бросилась за исполнение своих обязанностей, не забыв тщательно подвязать закров целомудрия, плотно приливавший к телу.
Будучи добрым католиком, Иезус вытер плевок с физиономии и подставил другую щетку — но подружка уже удрала, оставив его размышлять: ох-те, ага-те, кристи-боже.
«В один прелестный день она забьет слишком дырокол, и я обрушу ее», — сказал он своей самой убивой кобылке. Конечно, кобыла на ответила, ведь, как вы знаете, говорить они не умеют, в особенности с воняющими честняком, мелкими желтыми жирненькими фашистенькими католиками испашками. Однако, вскоре Иезус и Артритик помирились и слились в любовном беспределе не задающих границ. Единственное, что постоянно удивляло Иезуса, это что его милашка всегда сердилась, когда он ее принародно звал Артритиком. Ничего удивительного, впрочем, ведь ее настоящее имя-то было Патрик, смекаете?
«Не смей меня называть Артритиком при всех маих друззях, слышь, мой милай клопик Иезус», — сказала она разреженно.
«Но я не могу выговорить „Патрик“, о моя маленькая диванная подушечка», — отвечал тот, весь снутри раскиснув и оторопев. Она поглядела на него сквозь натуральную занавеску из кучерявых своих лохвостов.
«Но по-англицки Артрит значит какую-то хворь, мой миленок Иезус, а я обратно не хворая совсем, как ты и сам замечательно видешь!»
«Согласен, — отозвался он, — но я не могу не знать всех там ваших тонкостей, поскаку я иносранец и все такое, не разбираюся в разной там вашенской кульдуре и обычаях, и так талия. Ну, а уж хворобу-то я вмиг распознаю».
Тут он весь офигел, потому что Патрик, со слезами на глазах, опустилась на коленки и медленно откусила кусок его задницы. Затем, подняв голову она произнесла голосом, преисполненным чуйства: «Ты сможешь простить меня, Иезус, сможешь?» — и всхлипнула. Тот странно поглазел на нее, будто она тож была странной, потом медленно поднял, поставил на ноги и воскликнул: «Паррииси эль пино а стеваро ки буэно эль франке сенатро!» — что в приблизительном переводе значит: «Только если у тебя зеленые подвязки!» — на счастье, так оно и было.
Под носень они поженились, разумеется, с благословения Морда, который пожалел им «меленький сдобный подурочек», как он сам изящно выразился, что стало ценным добавлением к ихним дулявым кармам. Это был специальный горшок с секретным снадобьем, приготовленным по резектам далеких прадевушек, с помощью коего Патрик смогла вывести вошек, которых досадно подцепила от самого Морда Мак-Ануса на поминках его покойной жены (Меди Мак-Анус). Молодожевы были вне семян от радости и благоданны больше, чем положено по штанам.
«Единственные маленькие ползучие твари, каких мы хотим, это детки», — лихо бросил Иезус, ведь был он мужик хоть куда. «Пральна, милок», — отозвалась Патрик и потянулась к нему опытной крюкой.
«Счастия вам и вашим всем», — прокричал Морд из старого крыла замка.
«Благослови вас Бог, сэр», — сказал Иезус, запрягая женку с той сноровкою, какая оттачивается долгой практикой. «Давай же, красавица, — шептал он, направляя свою жену крупной рысью прямо к Восточным Воротам. — Нам нельзя упустить первую скачку, дорогая».
«Не похоже, — всхрапнула тут его нововенечная, переходя на галоп. — Не похоже», —
Иезус Эль Пифко был иностранцем и знал об этом. Он эмигрибовал из своей маленькой беленькой халупы в Барселогове уж тризно лет тому взад, заручившись сперва тепленьким колесным местечком колесничего в Шотландии. Работать он усвоился у Морда Мак-Ануса, хитрого старого хрена, имевшего замок в горах. Первое, что приметил Иезус Эль Пифко по прибытии, — это что Морд не имел отнюдь никаких ни лесов, ни колесниц, ни даже завалящего каретного сарая, видите ли, это к величайшему разочарованию нашего героя. Но — это словцо я использую легко — у Морда, кажись, были какие-то лошади, каждая из коих щеголяла с парою великолепных ног. Иезус влюбился в них с первого упада, и пользовался взаимностью, что было очень удачно, ведь жить-то ему приходилось непосредственно на конюшне, вместе со своими благородными подружками.
Вскорысти кажный день можно было видеть, как Иезус крутится, как испалец в колесе: чистит хозяйских лошадок, расчесывает им долгогивы и заболтится о зубах. При этом, он завсегда насвистывал веселую испанскую песенку, вспоминая о своих любимых выродичах, оставшихся дома, в ихних маленьких беленьких гаденьких фашистский хатах.
«Вот пара отлично ухоженных лошадок, извольте убедиться», — говаривал он обычно, а внимала ему Артритик Кошелка, смазливая служаночка, на которую Иезус положил глазок еще с самого Заговенья.
«Ничаво, — отвечала она с легким абердиномартинским акцентом. — Но ты больше еврея колупаисси с теми кабылами, чем же со мною!» И с этими словами она опрометью бросилась за исполнение своих обязанностей, не забыв тщательно подвязать закров целомудрия, плотно приливавший к телу.
Будучи добрым католиком, Иезус вытер плевок с физиономии и подставил другую щетку — но подружка уже удрала, оставив его размышлять: ох-те, ага-те, кристи-боже.
«В один прелестный день она забьет слишком дырокол, и я обрушу ее», — сказал он своей самой убивой кобылке. Конечно, кобыла на ответила, ведь, как вы знаете, говорить они не умеют, в особенности с воняющими честняком, мелкими желтыми жирненькими фашистенькими католиками испашками. Однако, вскоре Иезус и Артритик помирились и слились в любовном беспределе не задающих границ. Единственное, что постоянно удивляло Иезуса, это что его милашка всегда сердилась, когда он ее принародно звал Артритиком. Ничего удивительного, впрочем, ведь ее настоящее имя-то было Патрик, смекаете?
«Не смей меня называть Артритиком при всех маих друззях, слышь, мой милай клопик Иезус», — сказала она разреженно.
«Но я не могу выговорить „Патрик“, о моя маленькая диванная подушечка», — отвечал тот, весь снутри раскиснув и оторопев. Она поглядела на него сквозь натуральную занавеску из кучерявых своих лохвостов.
«Но по-англицки Артрит значит какую-то хворь, мой миленок Иезус, а я обратно не хворая совсем, как ты и сам замечательно видешь!»
«Согласен, — отозвался он, — но я не могу не знать всех там ваших тонкостей, поскаку я иносранец и все такое, не разбираюся в разной там вашенской кульдуре и обычаях, и так талия. Ну, а уж хворобу-то я вмиг распознаю».
Тут он весь офигел, потому что Патрик, со слезами на глазах, опустилась на коленки и медленно откусила кусок его задницы. Затем, подняв голову она произнесла голосом, преисполненным чуйства: «Ты сможешь простить меня, Иезус, сможешь?» — и всхлипнула. Тот странно поглазел на нее, будто она тож была странной, потом медленно поднял, поставил на ноги и воскликнул: «Паррииси эль пино а стеваро ки буэно эль франке сенатро!» — что в приблизительном переводе значит: «Только если у тебя зеленые подвязки!» — на счастье, так оно и было.
Под носень они поженились, разумеется, с благословения Морда, который пожалел им «меленький сдобный подурочек», как он сам изящно выразился, что стало ценным добавлением к ихним дулявым кармам. Это был специальный горшок с секретным снадобьем, приготовленным по резектам далеких прадевушек, с помощью коего Патрик смогла вывести вошек, которых досадно подцепила от самого Морда Мак-Ануса на поминках его покойной жены (Меди Мак-Анус). Молодожевы были вне семян от радости и благоданны больше, чем положено по штанам.
«Единственные маленькие ползучие твари, каких мы хотим, это детки», — лихо бросил Иезус, ведь был он мужик хоть куда. «Пральна, милок», — отозвалась Патрик и потянулась к нему опытной крюкой.
«Счастия вам и вашим всем», — прокричал Морд из старого крыла замка.
«Благослови вас Бог, сэр», — сказал Иезус, запрягая женку с той сноровкою, какая оттачивается долгой практикой. «Давай же, красавица, — шептал он, направляя свою жену крупной рысью прямо к Восточным Воротам. — Нам нельзя упустить первую скачку, дорогая».
«Не похоже, — всхрапнула тут его нововенечная, переходя на галоп. — Не похоже», —
Последние комментарии
41 минут 52 секунд назад
16 часов 45 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
3 дней 8 часов назад
3 дней 12 часов назад