Слово о погибели земли Булгарской (СИ) [Андрей Геннадиевич Демидов] (fb2) читать онлайн

- Слово о погибели земли Булгарской (СИ) 101 Кб, 16с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Андрей Геннадиевич Демидов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Демидов Андрей Геннадиевич
Слово о погибели земли Булгарской





Андрей Геннадиевич Демидов








СЛОВО О ПОГИБЕЛИ ЗЕМЛИ БУЛГАРСКОЙ


поэма





С детства монголы в седле как кентавры с конём воедино -

Могут не есть и не пить много дней, или есть что угодно,

Спать на земле, на коне, от старейших до младшего сына,

Предпочитая позору геройскую смерть принародно.

Вещи их все и сноровки к тому приспособлены дельно:

Войлок и кожа и мех в стужи их и в жару покрывают,

Кони у всех для езды, для поклажи и боя отдельно,

Беспрекословно приказы начальников все выполняют.

Луки имеют большие и малые, разные стрелы,

Быстро стреляют они на скаку, далеко и прицельно,

Саблями рубятся лихо, арканы бросают умело,

Копья с крюками врагов поражают смертельно.

Треть от туменов их панцирь имели, кольчуги и шлемы,

Все на десятки разбиты и сотни и тысячи точно,

Беспрекословны к приказам начальников, словно бы немы,

Если отступят в бою, побегут - это только нарочно.

Сам Чингисхан создавал постоянный отряд для осады,

От инженеров античных, китайских, арабских брал опыт.

С помощью разных машин сокрушал укрепленные грады.

Он применял камнемёты и порох, тараны, подкопы.

Многие крепости пали в Китае из камня и глины,

Стен многорядных и рвов, башен мощных, больших цитаделей,

Горы теперь не спасали царей, ни леса, ни долины,

После начала осады столиц шёл отсчёт на недели...

Тут, на пороге булгарских племён и буртасских кочевий,

Многим из них не дано было помнить начало дороги.

Многих батыров монгольских конец до того был плачевен,

Смерть караулила лютая в Дешт-и-Кипчак очень многих.


"Только рыдающей женщине впору, Бату, эта трусость!" -

Кто-то в шатре закричал, всех нукёров снаружи смущая.

"Брат мой, Гуюк, за тебя говорит старика близорукость!" -

Хмуро ответил Батый, выходя, и тем спор прекращая.

Был коренаст он, дороден, с большой головой, взглядом умным,

Красные пятна на смуглом лице нездоровьем пугали.

Слабо хромал он, в китайском расшитом халате пурпурном,

Глядя тоскливо, но твёрдо в осенние волжские дали.

Тут же шатры всех монгольских царевичей вольно стояли.

Рядом рабы их и кони, из верных нукёров охрана,

Гости, верблюды, костры и светильники ярко пылали,

Запах навоза витал и жаркого, травы и шафрана.

Под бунчуками святыми у статуи спящего Будды,

Несколько бритых тибетцев прилежную песню тянули.

Рядом виднелся с распятием крест, католический будто,

И мусульмане Аллаху молились там, спины сутуля.


Важно ходили послы разных стран и купцы вместе с ними.

В венецианских одеждах, в чалмах и афганских халатах,

Хвастались знанием рынков, мехами трясли дорогими,

Тихо шептались о новой войне и монгольских разладах.

"Честный Бату, ты поверь как всегда старику Субедею! -

Выйдя на воздух, сказал вслед Батыю старик одноглазый, -

Я притворяться как Орда-Ичен и Бури не умею,

Словно Байдар и Мунке не болею я лести заразой!

Бывший кузнец, говорю напрямик - не ходи через Волгу,

Дальше за Дон отойдут половецкие орды поспешно,

Будем искать до Днепра их всю осень и зиму подолгу,

Русы по Волге, булгары в наш тыл попадут неизбежно!

Будем пока осаждать половецкий Чешуев и Балин,

Их Шарукань и Сугров, силой малоподвижной мы станем.

Половцы к венграм сбегут и весь замысел будет провален,

Снова вернутся они и ударят когда мы устанем.

Русы с булгарами станы, стада уничтожат и семьи,

Наших союзных народов кочевья, запасы, торговлю.

Как раньше к Калке-реке вдруг проникнут они в средиземье,

Чтобы, как волки лесные, монгольской насытиться кровью!"

"Всех напугал! - крикнул выйдя Гуюк, засмеялся беспечно, -

Я свой улус здесь держать бесконечно в походе не буду.

Хан Угэдэй приказал помогать, а не быть нянькой вечной

Братцу Бату - безземельному хану - алтайскому чуду!

Кончено всё и разбиты сурово булгарские орды.

Только Мунке осаждает в Банджи непокорных остатки.

С ними царица булгар Алтынчач, воевода там гордый,

Все их сокровища наши, стада и торговые взятки.

Мокошь и эрзи все нам присягнули на Ясе - боятся.

Князь их Пуреш нам пехоту свою дал в великом избытке.

Только эрзяне Пургаза ещё по лесам копошатся.

Нужно к Онузе идти, взяв с собой все шатры и кибитки.

Против Сутоевичей половецких отправить отряды.

Только они их подальше за Дон до Днепра отодвинут,

Нужно напасть на рязанских урусов и сжечь все их грады.

Там и посмотрим, что прочие княжества русов предпримут!"

"Стыдно, Гуюк, говорить зло о храбром Буту справедливом! -

Резко сказал Субедей молодому красавцу в доспехе,

Пальцем корявым потряс, как грозят малышам шаловливым, -

Мудрость Бату несомненна в булгарском успехе!"


Солнце играло под ветром степным желтизной перелесков,

Тихо скользили паромы на берег восточный с товаром,

Шли корабли в бликах радужных вёсельных всплесков

Против течения Волги к марийцам, мокшанам, булгарам.

Вдоль берегов и оврагов, ручьёв и озёр, и речушек,

Сколько хватало обзора стояли шатры и повозки.

Множество разных одежд было видно, шелков и дерюжек,

Важных найонов парчу и рабов из хашара обноски.

Как лепестки из цветка разрослись из монгольского центра,

Множество прочих огромных становищ союзных народов:

Канглы, киргизы, токсобичи-половцы и кереиты,

И унгираты, другие казахи и каракитаи.

С ними найманы, башкиры - богатством и славой покрыты,

Бродники, торки, огузы, уйгуры - народ из Китая.

Сто тысяч воинов разных племён и народов восточных,

В год буйной огненной курицы, здесь собрались без отказа,

Как сто колен предков их, в деле воинском точных,

Все ожидали от ставки монгольского хана Батыя приказа.

"Дал нам наказ курултай о походе к последнему морю, -

Даль озирая с холма, стал Батый говорить Сугедею, -

Так Чингисхан повелел перед смертью, и с этим не спорю,

Но не разбив нынче Русь, степь свою удержать не сумею.

Пусть мне Гуюк говорит, что желает про трусость и время,

Нужно булгар до конца усмирить, и все русские силы.

Сорок народов веду я и это тяжёлое бремя,

Вместо кочевий весь Дешт-и-Кипчак превратить в их могилы!"

"Быть осторожным как волк, не лишает воителя чести, -

Так отвечал Субедей и вдруг начал натужно смеяться, -

Знают в Рязани теперь от купцов и лазутчиков вести,

Будто Котян убежал, и считают, что будем мы гнаться!

Мы много лет на булгар нападали с Кугудзем-найоном,

Их города мы сравняли с землёй и джихад победили.

Вождь их Баян всё трубил, что Биляру не быть покорённым,

Рано решили глупцы, что монголов они победили!"

Вышли теперь из шатра и другие царевичи дружно,

После арака смотрели они беззаботно и ленно.

Стали смеяться они заодно, посчитав, что так нужно

Войску всему показать, что уверенность их неизменна.


Были враги их - двенадцать кипчакских племён половецких,

Множеством орд, куреней, властелинами мира...

Между морей, гор, лесов, городов, нив и долов мертвецких,

Мир их лежал от Карпат и Днестра до предгорий Памира.

Половцы были потомки погибшей державы тюркутской,

Средневековой империи, самой в то время великой.

Белую Вежу разрушили, с Дона отбросили русских,

Киев сжигали, степные сыны самых разных религий.

Издревле половцам были открыты все двери к соседям:

С венграми были в родстве, с хорезмшахами, с русью братались.

Кланялись храмам любым: православным, латинским, мечетям,

В междоусобицы там без разбора ко всем нанимались!

Как же случилось, что орды такие, не знавшие горя,

Стали на запад бежать, оставляя луга и друзей, и аулы?

И отступили уже за Кавказ и за Чёрное море,

И не держали без страха на Волге уже караулы?

Если сказал кто-нибудь бы о том половецким каганам,

Лет двадцать полных назад, заслужил бы издёвки.

Ныне токсобичи их служат верно монголам поганым,

Прочие орды предав за просторы, стада и кочёвки!


Целую вечность назад, двадцать лет, полных трудных свершений,

Начался долгий поход на огромный Хорезм многолюдный.

Там половецкая знать проживала немало уже поколений,

И для монголов тогда он задачей был важной и трудной.

Путь от Каспийского моря до мыса в Персидском заливе,

И от Кабула до самых восточных отрогов Кавказа,

Пройден то в жаркой безводной пустыне, то в горном массиве,

В битвах, осадах и мщеньи, как учит монгольская Яса.

Был разорён Самарканд, Бухара и столицы другие,

Словно вернулся сюда Александр Македонский и греки,

Весь был Иран покорён богатейший и земли благие -

Мир ремесла и торговли, искусства тогда, и навеки...

Подвиги там Субедей и Джебе, и Бату совершили,

В Азербайджане настигли они, наконец, хорезмшаха.

Половцы, в Грузии жившие, с ними сражаться решили.

Царь их Георгий IV повёл всех на битву без страха.

Храбро сражались грузины: с крестами, в железных доспехах,

Против монголов и тюрков, но были разбиты жестоко!

Нахичевань разгромив, вскоре прочих достигли успехов,

Через лезгин всех огнём и мечём проложили дорогу.

В сердце Кавказа аланы и половцы их поджидали.

Половцев смог Субедей подкупить, распалив аппетиты.

Бросив алан, половецкие ханы от битвы сбежали.

После раздельно аланы и половцы были разбиты.

Те, кто остался, сбежали к Котяну на Чёрное море,

Думали, дальше продвинутся ни у кого нет закалки,

Только монголы дошли до Днепра, и совсем не в изморе.

Взяв половецкий Судак, Субедей-багатур вышел к Калке.

Раньше Котян попросил византийцев бы дать в помощь войско,

Но крестоносцами Константинополь давно захвачен.

И обратился хан к русским, не сведущим в деле монгольском,

Ведь без тяжёлой пехоты и конницы битвы исход очень мрачен.

И города-государства князей русских в дело вмешались,

Половцу-другу, а чаще врагу помогать из гордни.

Славой, торговлей, богатой добычей они искушались.

Малое войско монголов считая пустячной твердыней.


И кто бы знал, что Калка - тихая река

Их поглотит как вечности колодец,

И понесёт вода речная сквозь века

Примером русской спеси и усобиц?

Пускай бы половцу с монголом враждовать -

Летали бы в своих степях, как птицы,

И надо же Мстиславу было двинуть рать

За спор чужой - куманские границы.

Дружины русских постреляли, посекли -

Батыры Субедея дрались смело,

Но даже встать для боя вместе не смогли

Князья, пошедшие с Мстиславом в это дело!

Бич вечный русских - погибать в чужой войне,

И действовать оружием без меры...

И, помня Калку, горько нам теперь вдвойне

За гибнущих без истины и веры!


Мало, что половцы бросили русских в войне, как аланов,

Так же как прежде других, усыпляя превратным глаголом,

Вечно живя вероломством, войной, грабежом и обманом,

Вежи спасая свои, присягнули на верность монголам!

Только ушёл Субедей, как Котян отказался от клятвы,

Войско не дал для похода к булгарам, прислал лишь витийства,

Ложь про чуму написал, про падёж, не оконечность жатвы.

Зря он не знал, что по Ясе предательство хуже убийства.

В гневе вскричал Чингисхан: "Смерть предателя - долг неизменный!

В нашей вселенной народов немало навечно клялись нам.

Если Котяну сойдёт, то оставят нас все непременно.

Мы не дадим жить предателям, половцам всем ненавистным!

Пусть убегают хоть к венграм, сирийцам, болгарам,

Это не может спасти их от мести людей длинной воли.

Сам бы возглавил поход и подверг всех мучительным карам,

Пусть даже запад пришлось бы пройти до последнего моря!"

Половцы же о монголах забыли и быстро окрепли.

Работорговля по Волге и Дону их шла не слабея.

Даже опять совершили походы на русские земли,

Те, что на Калке спасли их от бродников и Субедея!

Очень недолго пришлось ожидать от монголов удара.

Хан Угедей к ним тумены прислал Субедея с Кутаем,

И снизошла на орду берендейскую жёсткая кара,

И побежала Дурут-орда прочь от монголов, стеная.

В Венгрии буйно вломились, ордою к болгарам ворвались.

Там царь болгарский Иван сам от них еле спасся!

Области там захватили и крепости, так испугались...

Только Котян за Днепром кочевал, хоть и трясся.


Сам же Батый не идёт, а стоит всё на Яике станом.

Слухи лазутчики хитрых монголов везде распускают,

Что на Саксин он пойдёт, будет мстить неразумным аланам,

Половцев будет искать за Днепром, где леса их скрывают.

Так всем купцам проплывающим Волгу они говорили,

Всем, кто из Киева вёз до Булгара товары тележно.

Так же шептали и в ямах гонцы, что все письма возили,

С древним чжурдженьским исскуством войны согласуясь прилежно.

Много лазутчиков были за Яик направлены тайно

В Кернек, Брахимов, Биляр - посчитать там ряды частоколов,

Всё разузнать и прощупать, проверить нормально,

Ведь после Калки разбили булгары всесильных монголов!

Правда ли, что князь Гали им джихад объявил смертоносный,

И божества их, Тенгре и Аллах, как народ свой лелеют?

Есть ли согласие там у берсулов, эсгелей несносных,

Будут башкиры с булгарами, или они не посмеют?

Как князь Владимиро-Суздальский мир соблюдает с Булгаром,

Дарят ли хитро булгары зерно русским княжествам снова?

Что там с Пургасовой Русью, мордвой, с этим спором кровавым,

Между Булгаром, Рязанью, Владимиром вплоть до измора?


Знали булгары, три раза отбившись, что будет четвёртый,

Что Чингисхан не шутил, край примкнув их к улусу Батыя,

Знали, что был ими сломлен Иран - древний, мощный и гордый,

Что смерть с востока грядёт и прошли времена золотые!

Рыли они спешно рвы, и валы возводили повсюду,

Стрелы калили, свозили припасы, готовили войско,

Всех примирив, мусульман и язычников, веру дав люду,

Что победят, если будут сражаться как раньше - геройски.

Сто городов их раскинулись вширь бесподобно и вольно,

Больше, чем Франция, земли восточные всех крестоносцев.

Больше Биляра был Константинополь, Багдад и довольно!

Мекка ремёсел, батыров, поэтов, учёных, торговцев...

От Жигулей до Казанки, от Суры-реки до Урала,

В лесостепной полосе и в лесах, и степях бесконечных

Жили уже семь веков на земле плодородной булгары,

В поисках счастья и смысла, ответов извечных.

Их стольный град золотыми воротами был изукрашен,

Высь минаретов ласкало приветливо солнце и ветер,

В музыке улиц мощёных и стен неприступных, и башен,

Труб дымоходов домов, бань горячих и песен под вечер.

Славе искусства булгарских наездников равных не много!

Девушки были прекрасны, как капли росы на бутоне,

Славились дел золотых мастера и литья кружевного,

Сталь, зеркала и ковры, и огромные сильные кони...


В снах страшных видел Батый, как сто тысяч батыров булгарских -

Всадников грозных в тяжёлой броне, вместе с русской пехотой

Строятся к битве, и половцы с ними гарцуют казацки,

Бой начинают стрелки с половецкой коварной охотой.

Вот их косой уж союзных киргизов, канглов скосило!

Стали изматывать тут и монгольских стрелков превосходных.

Тем, вместо сильной атаки булгар, нужно тратить все силы,

Быстро теряя людей, отправлять в тыл подранков не годных...

С гулом несётся тяжёлая волжская конница лавой,

В центре монгольского войска пробив много брешей,

Их окружить не дают половецкие лучники справа,

Слева стена ощетинилась русских князей с ратью пешей.

Вот уж царевичи стали сражаться и падать на землю,

Стрелы всё гуще врагов, их наскоки всё чаще и злее,

Вот уж нукёры у ставки Бату пали все, долгу внемля,

Вот и он сам иссечён, обезглавлен, и без мавзолея...


"Нет, не бывать! - даже крикнул средь ночи Батый, просыпаясь, -

Пусть будут по одному эти наши враги перебиты!"

Жутко все пять половчанок-наложниц его испугались,

Спешно прикрыв наготу, поспешили скорей из кибитки.

Сонный пришёл Субедей, будто дед разворчавшись на внука.

"Надо бераты писать, деньги слать, больше льстивейших знаков, -

Хан бахатуру сказал, - был пророческий сон, словно мука!

Нужно расстроить союзы Руси и Булгар и кипчаков!"

"Бредишь, Бату, - Субедей хмуро гаркнул и сел рядом грузно, -

Завтра Урал станут волнами переходить повсеместно

Сто тысяч воинов наших и сто тысяч наших союзных.

Их же союза и не было! Ты перепил, если честно!"


Правда, в тот год князь Владимиро-Суздальский был на подъёме,

Брат его только что сел княжить в Киеве, граде великом.

В Новгороде княжил сильный племянник, но не паремьёю.

Силы большие собрать бы смогли с этих мест перед лихом.

Князь Новгородский карел занимался крещением бойко,

Несколько опередив в этом шведов, и был в том удачен,

Был то за них, то за храбрых жемайтов, сражался пристойко,

Папой Григорием был крестоносный поход к ним назначен.

Сам князь Владимиро-Суздальский с эрзей боролся проклятой

За Обран ош - Нижний Новгород, что захватил годом раньше

За Украиной Залесской марийцев крестил раз в десятый,

А на буртасов рязанцев он слал на Воронеж и дальше...


После молитвы, к полудню, Урал перешли все отряды -

Начался славный поход на Булгарию всех чингизидов.

С ними монголы и половцы их, и казахи все кряду,

Следом обозы припасов, осадных машин разных видов.

Кто бы тогда описал, как земля загудела ужасно,

Пыль поднялась до небес и река потекла конной рати?

Кто бы сказал, чем закончится эта война громогласно,

В мире божественных дел, для кого и чего это ради?

Левым крылом шёл Бури двадцать тысяч монголов имея,

Справа был Орду-Ичен, также с ним два отборных тумена,

Первым царевич Шибан шёл, туменом бытыров владея,

С главными силами шел Бату-хан, на коне неизменно.

Так же, как раньше в других временах и походах военных,

Всюду разъезды разъехались их широко, как облава.

Дела им не было до грабежей, до еды и до пленных,

Дело их было разведать, где главное воинство встало.

Всюду гонцы от отрядов носились сайгаков скорее,

Шли будто порознь все, только как пальцы руки собирались.

Как раньше в Индии, Цзинь и Си Ся, Бирме или Корее,

В бой не вступая по мелочи, в сердце страны прорывались.

Вскоре Шибан встретил главное войско булгарское в поле.

Вдоль быстрой Шешмы собрались сто тысяч, и пеших, и конных:

И ополченцев, рабов, но пришедших по собственной воле,

Метких улан, и в броне бахадиров, в боях искушённых.

Соединилось всё войско монголов в том месте, как пальцы.

В ставку царевичей холм обратили и стали ждать знака.

Сам Бату-хан стал молится Сульдэ, плакать с видом страдальца,

"Ясу" к груди прижимая, Чингиза в ночи вызывая из мрака.

Все мусульмане молились с ним вместе, как он попросил их,

И степняки-ариане молились Христу о скорейшей победе.

Несколько пленных убили шаманы, красивых и сильных,

К пикам знамён на холме принеся кровь и плоть страшной снеди.


Вечером поздним, когда солнце село, забрав блики света,

Стал Бату-хан с Бурундаем тумены вести через реку,

Что удалось без помех от булгар, не поверивших в это,

И посвятивших себя буйной трапезе или ночлегу.

Утром же, хан всех булгар быстро войско стал строить.

Тут же монголы рванулись вперёд, стрел в них выпустив тучи.

Сразу царевич Шейбан начал справа булгар беспокоить,

В тыл заходя к ним с туменом бесстрашных батыров могучих.

Сзади булгар вал насыпан был ими весьма протяжённый,

Чтобы свои города ограждать от внезапных вторжений.

Люд подневольный тот вал защищал, плохо вооружённый,

Не подходящий для главных в войне и кровавых сражений.

Сотни Шейбана прошли через них как таран прямо к центру,

Сзади, у ставки напав на охрану булгарского хана.

Храбро сражались булгары, платя непомерную цену,

Падая словно трава под косой бездыханно!

Грохот и звон от оружия, ржание, дикие крики,

Гул от копыт, пыль как дым, освещённая косо лучами...

Легкие силы Бату отошли, нанеся вред великий,

Между рядов богатуров в тяжёлой броне и с мечами.

Поднял тут флаг на холме Субедей, всем сигналы давая.

Справа пошли, обходить строй булгарский, казахи, башкиры...

Главные силы повёл Бурундай прямо в центр, поспешая -

Страшный копейный удар нанесли здесь монголы-батыры!

Может быть где-то в монгольской земле есть какая-то сила?

Может и впрямь мог там бог синеглазый спускаться?

Как объяснить, что их, словно бессмертных, над полем носило,

И даже мёртвый монгол продолжал, как казалось, сражаться?

Всё же есть храбрым предел, и они могут духом поникнуть,

Сколь не могучи и опытны, сколь ни молись, не лавируй!

Смог Бурундай к ставке ханской с отрядом нукёров проникнуть,

И подрубить там шатёр и знамёна огромной секирой.


Из окружения в ставке с трудом хан булгар вышел с боем,

И ускакал от смертельной опасности, еле отбившись.

Вслед бахадирам помчались охотники с радостным воем,

Тут-же расстроилось войско булгар, от потери смутившись.

Будто бы Дарий сбежал от царя Александра в тревоге,

При Гавгамелах в сражении, после прорыва гетайров!

Вечный приём тот - удар по вождю помогал в битвах многим,

Как встретить огнепоклоннику бога святилища-дайры.

Бросилось врозь ополчение в панике конно и пеше,

Стали гонять их по полю башкиры как стадо баранов.

Саблям били и копьями, вскоре всё шире и реже,

Путь расчищая для новых ударов для конницы ханов.

Только враги все бежали уже и стенали в молитве

К валу прижатые, были изрублены в страшном запале,

В бегстве людей потеряв в десять раз больше, нежели в битве.

Гнали несчастных до ночи, пока те во тьме не пропали...


Волки пришли выть на берег покрытый телами убитых,

Птицы слетелись клевать и упится утраченной славой.

После такого уж не было больше сражений открытых,

И разошлось вновь батыево войско повсюду облавой.

К Каме лежал путь свободный повсюду отрядам монгольским,

Стали припасы брать, скот по аилам, и жечь страха ради.

Жителей гнали они в безоружное пленное войско,

Рвы засыпать и валы разрывать в городах при осаде.

Крепость Сарман, Жукотин и Катав отбивались жестоко.

Воины их как один пали храбро на стенах сражаясь.

Даже Мунке все видавший уже при захвате востока,

Их повелел схоронить, ратным подвигом их восхищаясь.

Город столичный Биляр, приняв беженцев тысяч сто сорок,

Выставил двадцать пять тысяч бойцов для упорной защиты.

Город имел шесть валов, семь ворот из окованных створок,

Крепость и башни внутри, рвы водой из Билярки залиты.

Дым всё заполнил смердящий, горел дол в огне небывалом.

Войско монголов сошлось здесь всё одновременно,

Стали они стольный город тотчас обносить частоколом и валом,

Чтобы от смерти никто не сбежал, от судьбы или плена.

Встали здесь станом Бату, Субедей и Гуюк, и другие.

Половцы, ары, монголы, башкиры, казахи, туркмены,

Рваные в клочья халаты сменив на шелка дорогие,

Большей добычи алкая и дев молодых непременно.


"Это совсем не столица чжурчжэней, хотя многолюдна! -

Глядя с высокой горы, произнёс Субедей одноглазый, -

Пять лет назад осаждали Бяньцзинь очень трудно,

Год там сражались, такого потом я не видел ни разу!

Не миллион здесь чжурчжэней упрямых, врагов всех монголов,

Что посылали на нас раз в три года карателей злобных,

Для прорежения наших становищ в степях злых и голых,

Что родило Чингисхана в ответ - бога небоподобных!"

"Там были сотни машин для бросания стрел и снарядов

Пороха в круглых горшках, что в полёте ужасно взрывались,

Каменных глыб и животных, пропитанных злым трупным ядом,

Стены и башни из камня, по кругу рекой омывались, -

Хмуро ответил Бату, - у болгар здесь есть тоже машины,

Это не даст нам возможность разрушить их стены камнями,

Нужно хашару засыпать их рвы, у валов срыть вершины,

Пусть убивают хашар мусульмане свой целыми днями!"

"Там их правитель с семьёй и отборное войско батыров.

Пусть им предатели сдаться предложат и жизнь обещают.

Только признают в монголах великих властителей мира,

Пусть остаются, от нашего имени тут управляют!

Где здесь Баражд? Передайте ему, пусть предложит им сдаться! -

Злобно воскликнул Гуюк, укреплённый Биляр наблюдая, -

Чувствую я, что придётся надолго нам здесь задержаться,

Если Батый будет спать и болеть, на айран налегая"...

С видом смиренным ответил Батый, пропуская остроты:

"Я вижу только десяток машин камнемётных в Биляре.

Пусть наш чжурдженец Сюэ соберёт все свои камнемёты

И разобьёт их, пусть жало змеиное сгинет в пожаре!"

"На Чингисхана похож Бату-хан больше всех чингизидов, -

Бодро сказал Субедей, так чтоб слышали все возле ставки, -

Бедный улус - не Китай получил он, врагов разных видов,

Что на мечи сами прыгают в ярости, лезут в удавки!"


Так день прошёл в перестрелках, убийстве хашара несчётном.

Рвы засыпали они, чтоб открыть там на стены дорогу.

Этих строителей толпы в составе сожгли огнемётном,

Перестреляли с валов, перебили при вылазках много.

Видя, что рвы заполняются быстро, уходит везенье,

Стену из досок к воротам придвинули, скрыв два тарана,

Приступ грядёт, и закончилось уж огнемётное зелье,

Царь Алтынбек сделал вылазку с сильным отрядом ярана.

С криком "Ура!", прославляющим род древних предков,

Дочери он Алтынчач путь пробил через войско монголов,

Сам же вернулся с дружиной назад, защищать город крепко,

Выпустив в поле торговцев, ремесленников, богомолов.


Тридцать пять дней после этого длилась осада Биляра,

Были засыпаны рвы и валов много срыто повсюду.

Там умирали защитники, бились умело и яро,

Воины место своё уступали обычному люду.

Бой не стихал по ночам, как обычно в монгольских осадах.

Изнемогая от ран и смертей, не имея сил биться,

Стены пришлось все оставить, поджечь все постройки в посадах,

В крепости главной с остатками войска Ильгаму укрыться.

Он с минарета смотрел, как метались в пожаре билярцы,

Не выпускали из города их по приказу Батыя.

Люди сгорели, как жертва Тэнгри, не виновные агнцы...

Сто тысяч тел там лежали, и старые, и молодые.

Через пять дней и ночей вход у крепости был протаранен.

С криком туркмены ворвались, желая убийств и поживы.

Тут младший сын Чингисхана Кулькан, был стрелой насмерть ранен!

Бились защитники там за царя все, пока были живы,

Но царь булгар ибн Ильгам был туркменами в злобе изрублен.

На минарет побежала царица, а с нею и внуки.

Бросились вниз с минарета, к царю, что был всеми возлюблен,

Не помышляя живыми попасть в нечестивые руки!

Вывели в поле потом десять тысяч последних билярцев.

Воинам раненым головы стали рубить топорами.

Малых детей побросали в Билярку, а так же и старцев.

Хвастались после туркмены отрубленными головами...


"Так бы бессудно с врагами Христа поступать беспощадно!" -

Видя такое вскричал венгр-монах Юлиан возле ставки.

Вместе с послами ждал встречи Батыя на ровной площадке.

Мимо тащили казаха нукёры на длинной удавке...

Всюду с горы открывался вид дикой кровавой расправы:

Дым закрывал небеса и от запаха трупов тошнило,

Несколько тысяч монголов стояли весёлые справа,

И принимали две трети того, что награблено было.

"Что же ваш папа всего Франкистана не водит сам войско?

Только других посылает к евреям, арабам, урусам?

Встал бы с мечом за Христа своего, защитил бы геройски! -

Хан вдруг сказал, выходя из шатра, - трудно жить жалким трусом!"

Доминиканец-монах, с ним посол из Венеции тоже,

С ними сельджукский посол, тут же ниц опустились почтенно:

Важен свободный был доступ восточных товаров для дожей,

И для сельджуков борьба с крестоносным врагом неизменна.

"Хан величайший из всех, - отвечал Юлиан осторожно, -

Папа Григорий IX врагов инквизицией душит,

Рыцарей только ему самому вдохновлять к битве можно.

Он не казнит просто так без суда, а спасает все души.

В прошлом письме он просил еретических русских ослабить,

Князь Ярослав стал мешать с новгородцами рыцарям очень

Финнов, карелу крестить. Крестит сам, чем лишь веру похабит.

Папа же венгров настроит тогда против половцев точно!"

"Знаю, что папа уже объявил свой крестовый поход к урусутам,

Новгород там покорить и крестить всех в латинскую веру, -

Знаком Батый приказал двум послам отойти пальцем гнутым,

Только остаться с ним рядом разведчику-миссионеру, -

Плохо у вас получается брать этот Новгород силой.

Мне говорили о нём, как о мощной торговой державе.

Через неё все товары на запад идут, мне постылый,

С Волги от персов, китайцев и из-за Урала по Каме.

Мне же достался улус не в Китае, как рой, многолюдном,

Степи да лес без ремёсел особых... Торговлю лишь славить.

Новгород будет помощником мне в этом деле претрудном.

Нужного я посажу там властителя, чтобы им править".


"Душам их лучше прийти к католической вере скорее!" -

С жаром изрёк Юлиан, вглубь шатра проходя вслед за ханом.

Тут Субедей слушал вести гонцов все угрюмей и злее:

Много сбежало за Волгу к язычникам и христианам.

"Странно что папа от имени бога учить всех решился, -

Сев, покривившись от боли, на тканый ковёр, хан ответил, -

Бог наш один для народов любых, все его мы страшимся.

Знает ли папа наврядли, что бог Неба людям наметил!"

"Вот где теперь Алтынчач, дочь царя, до Банджи добежала,

Там с ней Бачман-воевода и тысячи всадников верных! -

Хану сказал Субедей, показав строчку в свитке кинжалом, -

Надо Мунке к ним послать и добить царский род непременно!"

"Ладно, Мунке пусть идёт, отдохнёт о наложниц с айраком! -

Вдруг улыбнулся Бату, - если он согласится на это.

Ты же, Юлай, напиши папе и всем влиятельным франкам,

Пусть покорится мне все, господину вселенского света!"

Вид на холмы из развалин и пепла с горы открывался,

Всё, что осталось от некогда пышной булгарской столицы.

Край разорённый друзьями монголов теперь управлялся,

Только Мунке здесь остался, убить молодую царицу.


Так год назад было кончено это булгарское дело -

Кровью союзных народов залил Бату-хан всех упорных.

Выполнил часть от того, что велел курултай, он умело -

Не было больше к востоку от Волги теперь непокорных.

Было такое количество золота взято и шёлка,

Что многим сбруи из золота сделали, чаны для варки,

Шёлком подбили шатры и ещё отослали монголкам,

В Персию скот повели, побрели на продажу булгарки...