Женщина в красном [Элизабет Джордж] (fb2) читать онлайн

Элизабет Джордж Женщина в красном

Посвящается Стивену Лоуренсу, погибшему 22 апреля 1993 года в Элтеме, что к юго-востоку от Лондона.

Британская правоохранительная система так и не наказала пятерых убийц

Когда ты впрямь отец мой,

Что ж злобно так ускорил ты конец мой

Кто ты? Я речь с тобой не заводил,

Но я любви в тебе не породил.

Фирдоуси. Шахнаме.

Перевод В. Державина

Глава 1

На сорок третий день пути он наткнулся на тело.

Случилось это в конце апреля, хотя на тот момент у него было слабое представление о времени года. Прибрежная природа подсказывала, что наступила весна, но он не замечал ничего вокруг. Когда он пустился в путь, единственными признаками пробуждения жизни были жёлтые почки на дроке; к концу апреля кустарник поражал буйным цветением. Скоро на обочинах дорог закивает головой наперстянка, из-за живых изгородей и каменных оград соседских владений высунутся бурые цветы большого подорожника. Пока же признаки грядущего лета были в зачатке. Дни мытарств сливались в недели; он всеми силами отгонял от себя мысли о прошлом и будущем.

С собой он почти ничего не взял. Старый спальный мешок в рюкзаке, немного продуктов, запас которых он пополнял, когда вспоминал о еде. По утрам, если поблизости от ночлега находился источник, он наливал в бутылку воды. Остальные вещи составляли его одежду. Непромокаемая куртка. Кепка. Рубашка с длинными рукавами. Брюки. Ботинки. Носки. Нательное бельё. На поиски он отправился неподготовленным, и плевать ему было на это. Он просто знал, что нужно идти; если бы он остался дома, то только бы и делал, что спал и надеялся не проснуться.

Итак, он шёл. Другого выбора у него не было. Крутые подъёмы на скалы, ветер, хлещущий по лицу, солёный воздух, вспарывающий кожу подобно бритве. На песчаном берегу его обдавали волны прилива, он задыхался, ботинки промокали от дождей, тем более что камни успели их продырявить. Все эти неприятности напоминали ему, что он ещё жив.

Он заключил пари с судьбой. Если выживет, так тому и быть; если нет, его кончина в руках богов. Именно богов — он не верил в единого Бога, не мог представить, как Он за своим божественным компьютером вершит судьбы, нажимая на клавиши Insert или Delete.

Родные, видя его состояние, просили не уходить. Однако прямо ничего не обсуждалось, как и во многих семьях того же сословия. Мать умоляла: «Прошу тебя, дорогой, не делай этого». Побледневший брат уговаривал взять его с собой. Сестра обняла за талию и сказала: «Переживёшь. Не ты первый, не ты последний». Однако никто из них не упомянул её имени, не произнёс того ужасного слова, уносящего в вечность.

Он тоже не произнёс. Он вообще ничего не объяснил, ответил лишь, что надо идти.

Сорок третий день начался так же, как и предыдущие сорок два. Он проснулся там, где накануне свалил сон. Он понятия не имел, что за местность его окружает, знал лишь, что находится где-то на юго-западном побережье. Выбравшись из спального мешка, он надел куртку и ботинки, допил остатки воды и двинулся в путь.

Неустойчивая погода к полудню определилась, нагнав чёрные тучи. Ветер прибивал их друг к другу. Казалось, тучи удерживает огромный щит, не позволяя им уплыть прочь. Всё говорило о приближении бури.

Преодолевая ветер, он стал карабкаться вверх. Поднявшись до площадки, устроил себе часовой привал, наблюдая за тем, как волны бьются о сланцевые рифы. Прилив подбирался к ногам. Необходимо было подняться выше и найти какое-то пристанище.

Изрядно запыхавшись, он уселся недалеко от вершины. Удивительно, что за столько дней он так и не привык к многочисленным восхождениям. Отдышавшись, он почувствовал, что проголодался, и вынул из рюкзака засохшую колбасу, купленную в какой-то деревушке. Колбаса быстро исчезла, и он ощутил жажду. Встал и огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь жилья поблизости: деревеньки, рыбачьего домика, пансионата или фермы.

Ничего. Страшно хотелось пить. Жажда была так же непереносима, как ветер и дождь, как острые камни, впивавшиеся в ноги сквозь дырявые подошвы.

Он посмотрел в сторону моря и увидел одинокого сёрфера, подпрыгивающего на волнах. Мужчина или женщина — непонятно. Фигура была затянута в чёрный неопрен — в это время года единственный способ не почувствовать холодной воды.

В сёрфинге он не разбирался, однако рыбак рыбака видит издалека. Оба были одни, в местах, где нельзя находиться в одиночку, да ещё и в довольно сложных обстоятельствах. И никакой религиозной подоплёки. Дождь (а в том, что через несколько минут он польёт, не было сомнений) сделает дорогу скользкой и опасной. Для сёрфера проблемой являются показавшиеся из воды рифы. Сейчас сёрфер наверняка раздумывает, как ему вообще добраться до берега.

У человека на скале не было ответа на этот вопрос, да и интереса — тоже. Покончив с едой, он снова двинулся в путь.

Его окружали гранитные вулканические образования из древней лавы, известняка и сланца. Изношенные временем, погодой и бурным морем, они тем не менее были прочными; человек мог подойти к самому обрыву и посмотреть на волнующееся море и чаек, высматривающих рыбу среди камней. Однако в том месте, откуда он начал движение, край скалы состоял из сланца, известняка и песчаника, а основание было сформировано каменистым детритом, постоянно осыпавшимся на берег. Подходить к краю опасно — непременно упадёшь, что означает переломы или смерть.

Хорошо протоптанная тропа, отступив от края скалы, бежала между кустами дрока и армерии с одной стороны и огороженным пастбищем — с другой. Человек наклонился вперёд и, преодолевая порывы ветра, упрямо пошёл вперёд. В горле пересохло, голова раскалывалась от тупой боли.

Внезапно он ощутил головокружение. Видимо, от обезвоживания. Что-то надо делать, иначе он не сможет передвигаться.

У конца изгороди виднелась приступка. Он перелез через забор и дождался, пока картинка местности перестанет плыть перед глазами. Надо найти дорожку, по которой можно спуститься к очередной бухте. За время своего путешествия он потерял счёт этим бухтам, так и оставшимся для него безымянными.

Когда головокружение прошло, он заметил внизу длинный дом, стоящий на широкой лужайке примерно в двухстах ярдах от моря, на берегу извилистого ручья. Дом означал питьевую воду, и он направился в ту сторону, благо тропинка оказалась недалеко.

На лицо упали первые капли дождя. Человек снял с плеч рюкзак, вытряхнул из него содержимое и натянул на голову старую бейсболку брата с надписью «Mariners». Тут боковым зрением он увидел что-то красное, некий предмет у края открывшейся ему бухты. Красная полоса на широкой сланцевой плите, являвшейся оконечностью выступившего из моря рифа.

Он вгляделся в красное пятно. На таком расстоянии оно могло оказаться чем угодно — мусором или тряпкой, однако он чувствовал, что это не так. Ему показалось, что он различает руку и рука эта словно призывает невидимого благодетеля.

Он мысленно отсчитал минуту, ожидая, не пошевелится ли красное пятно. Когда этого не произошло, стал спускаться.

Дождик закапал, как только Дейдра Трейхир завернула за последний поворот. Дорога вела к бухте Полкар. Дейдра включила дворники и напомнила себе, что рано или поздно их нужно заменить. Скорее рано, чем поздно. Ни к чему убеждать себя, что за весной последует лето и дворники не понадобятся. Апрель оказался совершенно непредсказуемым, и, хотя май в Корнуолле всегда хорош, июнь мог стать сплошным кошмаром. Поэтому Дейдра решила приобрести дворники и стала обдумывать, где лучше совершить покупку. Хорошо, что её мысли приняли другое направление, вытеснив из головы рассуждения о том, что под конец своего путешествия она ничего не чувствует. Ни беспокойства, ни испуга, ни гнева, ни горечи, ни сострадания, ни горя.

Какого ещё горя? Это уж слишком. Но что касается всего остального… Должны же быть у человека в такой ситуации хоть какие-то эмоции? Наверное. И это немного задевало Дейдру. Отчасти потому, что ей вспоминались упрёки её многочисленных поклонников, а отчасти потому, что она словно опять становилась той, какой была когда-то.

Дейдру раздражало бесполезное движение дворников, оставлявшее на стекле грязные разводы. Она мысленно прикинула, к каким поставщикам автозапчастей лучше обратиться. В Кэсвелине? Возможно. В Олспериле? Нет. Скорее всего, придётся махнуть в Лонстон.

Дейдра осторожно подъехала к дому. Дорога была узкой, и, хотя другой автомобиль она встретить не ожидала, из-за поворота к берегу мог выскочить пешеход, полагающий, что в такую погоду на машинах никто не ездит.

Справа возвышался холм, сплошь покрытый ковром из утесника и зверобоя. Слева раскинулась долина Полкар: огромный зелёный луг, рассечённый рекой. Река брала начало в лесу Стоу, что растёт выше. Это место отличалось от традиционных низин Корнуолла, потому Дейдра его и выбрала. Геологический каприз: долина была широкой, словно её сформировал ледник (Дейдра знала, что это не так). Тут тебе не каньоны со стреноженными реками, миллионы лет сражающимися с неподдающимся камнем. В бухте Полкар Дейдра ощущала свободу. Дом у неё маленький, зато открытое пространство успокаивает душу.

Первое предупреждение о том, что что-то не так, она получила, когда выехала с шоссе на подъездную аллею. Ворота были открыты, замок снят. Дейдра помнила, что в предыдущий приезд запирала ворота.

Она оторопело глянула на них и тут же отругала себя за страх. Выйдя из машины, Дейдра ещё шире открыла ворота и въехала во двор.

Вторым предупреждением стали следы, оставшиеся у дорожки на мягкой земле с посаженными примулами. Отпечатки горного ботинка; судя по размеру, нога мужская. Это ещё что такое?

Дейдра перевела взгляд на дом. Голубая входная дверь казалась нетронутой. Дейдра обошла дом, проверяя, нет ли других признаков вторжения. Рядом с дверью, выходящей на ручей, она обнаружила разбитое окно. Задвижка на двери снята. Возле порога — свежий ком грязи.

Дейдра понимала, что ей следует испугаться или хотя бы проявить осторожность, но растущее негодование было сильнее. Она распахнула дверь, решительным шагом направилась через кухню в гостиную и остановилась. В неярком дневном свете Дейдра увидела человека, вышедшего из спальни. Он был высок, бородат и источал зловоние.

— Не знаю, кто вы и что делаете в моём доме, но вы сейчас же уберётесь отсюда. Иначе вам несдобровать, можете мне поверить.

Дейдра нажала на выключатель в кухне, отчего и в гостиной стало светлее. Человек сделал шаг вперёд, и Дейдра увидела его лицо.

— О господи! — воскликнула она. — Вы ранены. Я врач. Давайте я вам помогу.

Незнакомец жестом указал на море. В доме всегда был слышен шум волн, но в тот момент благодаря ветру он звучал особенно отчётливо.

— На берегу тело, — сообщил незнакомец. — На камнях. У подножия скалы. Мёртвый человек. Я вторгся в ваш дом. Простите. Я заплачу. Я искал телефон, хотел позвонить в полицию. Как называется эта местность?

— Тело? Пойдёмте туда.

— Он мёртв. Ничего нельзя…

— Вы врач? Нет? А я врач. Отведите меня туда. Мы теряем время. Если поторопимся, возможно, спасём ему жизнь.

Незнакомец, видимо, хотел возразить. Дейдре показалось, что он ей не поверил. «Вы? Врач? Слишком уж молоды». Но он, должно быть, увидел её решимость. Мужчина снял бейсболку и вытер лоб рукавом куртки, размазав по лицу грязь. Волосы у него были очень длинные (видно, давно не стригся) и светлые, такого же цвета, как у неё. И такое же, как у неё, худощавое телосложение. Даже глаза у обоих карие. Их можно было принять за родственников.

— Хорошо, — наконец согласился мужчина.

Он пошёл вперёд, распространяя едкий запах потного тела, грязной одежды, давно не чищенных зубов и ещё чего-то, более сильного и тревожного.

Дейдра отступила в сторону и последовала за ним по тропе, соблюдая дистанцию.

Лил дождь, яростный ветер дул в лицо, тем не менее до устья реки они добрались быстро. Река с высоты обрушивалась в море. С этого места и начиналась бухта Полкар: при отливе узкая песчаная полоса, во время прилива — скалы и утёсы.

— Вон там! — крикнул незнакомец Дейдре, указывая на север.

Она повернулась. На сланцевой плите лежало тело: ярко-красная ветровка, широкие тёмные брюки, обувь с гибкой подошвой, на поясе альпинистская беседка, с которой свисали карабины и крючья. Из небольшого мешка на скалу высыпалось нечто белое. Дейдра решила, что это тальк для рук. Она подошла взглянуть на лицо.

— Господи! — вскрикнула она. — Это же… Это скалолаз. Смотрите, вот его верёвка.

Верёвка была привязана к телу, она скрутилась в клубок, на одном конце был закреплён карабин.

Дейдра пощупала пульс, хотя уже поняла, что он отсутствует. В этом месте высота скалы составляла двести футов. Если он упал с вершины, что наиболее вероятно, спасти его могло только чудо. Чуда не произошло.

— Вы были правы, — обратилась Дейдра к своему спутнику. — Он мёртв. Скоро начнётся прилив. Давайте уберём его отсюда.

— Нет! — резко сказал незнакомец.

— Почему? — насторожённо спросила Дейдра.

— Его должна увидеть полиция. Где здесь ближайший телефон? Может, у вас есть мобильник? Там ничего не было.

Мужчина указал в сторону дома, в котором действительно не было телефона.

— У меня нет мобильника, — призналась Дейдра. — Я не беру его с собой, когда сюда приезжаю. В чём, собственно, дело? Он мёртв. Мы видим, как всё произошло. Сейчас будет прилив, и, если мы не перенесём тело, его смоет водой.

— Сколько времени? — спросил незнакомец.

— Что?

— До прилива. Сколько времени в нашем распоряжении?

— Не знаю. — Дейдра посмотрела на море. — Двадцать минут. Может, полчаса. Не больше.

— Где телефон? Мы теряем время. Воспользуйтесь машиной. Я могу остаться здесь, если хотите.

У Дейдры возникло ощущение, что если она согласится, то незнакомец растворится как привидение. Она поедет звонить, а он исчезнет, оставит её одну, и ей придётся самой всё расхлёбывать.

— Пойдёмте со мной, — сказала Дейдра.

Они отправились в гостиницу «Солтхаус», поскольку там точно был телефон. Гостиница стояла на пересечении трёх дорог, к югу от Шопа и к северу от Вудфорда. Ехала Дейдра быстро, но мужчина не жаловался и не выражал беспокойства из-за того, что они могут упасть с обрыва или врезаться в земляной вал. Ремнём безопасности он не пристегнулся.

Мужчина молчал, молчала и Дейдра. Между ними появилось напряжение, какое часто возникает у незнакомых людей. Дейдра почувствовала облегчение, когда они припарковались у «Солтхауса» — белого приземистого здания постройки тринадцатого века. Наконец-то она выберется на воздух, вздохнёт полной грудью и избавится от невыносимого зловония. Возможность движения — это дар небес.

Мужчина проследовал за ней по каменистой земле к входу. Дверь была настолько низкой, что обоим пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку. В вестибюле висели куртки, стояли мокрые зонты. Не раздеваясь, Дейдра и её спутник подошли к бару.

Местные выпивохи сидели на привычных местах за поцарапанными столами у камина, топившегося углём. Камин отбрасывал свет на лица, освещал закопчённые стены.

Прежде Дейдра приходила сюда, а потому знала некоторых посетителей. Она кивнула в знак приветствия. Некоторые кивнули в ответ, а один спросил:

— Мисс Трейхир, вы приехали на турнир? — но тут же замолчал, когда посмотрел на её спутника.

Все присутствующие уставились на Дейдру и незнакомца, в их глазах читалось удивление. Приезжие — не новость в здешних местах. В хорошую погоду они наезжают в Корнуолл толпами. Но с местными жителями компанию обычно не водят.

Дейдра обратилась к бармену:

— Брайан, мне нужно воспользоваться вашим телефоном. Произошёл несчастный случай. Этот человек… — Она повернулась к своему спутнику. — Не знаю вашего имени.

— Томас.

— Томас. А фамилия?

— Томас, — повторил мужчина.

Дейдра нахмурилась и сказала бармену:

— Этот человек, Томас, обнаружил в бухте Полкар тело. Нужно оповестить полицию. — И добавила гораздо тише: — Знаешь, Брайан, это… Думаю, это Санто Керн.

В тот день дежурил констебль Мик Макналти; затрещавшая рация вывела его из дрёмы. Ему повезло: вызов поступил, когда он уже находился в своём «фиате панда». Недавно они с женой наскоро перекусили, после чего улеглись голые под стёганое покрывало («Мы не можем его испачкать. Мик. Другого у нас нет!»). Менее часа назад Мик снова выехал на шоссе А-39 отлавливать потенциальных нарушителей. Тепло в машине в сочетании с ритмичным шарканьем дворников по стеклу, а также тот факт, что двухлетний сын почти всю предыдущую ночь не давал им уснуть, отяжелили веки Макналти; он присмотрел себе бухту, в которой можно укрыться и немного покемарить. Рация прервала его сон.

— На берегу тело. В бухте Полкар.

От Мика требовалась немедленная реакция. Он должен проверить сообщение и отрапортовать.

— Кто позвонил? — спросил Макналти.

— Прохожий и местная жительница. Они встретят тебя в доме у бухты.

— А где это?

— Чёрт бы тебя побрал! Пошевели мозгами.

Макналти показал рации кукиш, завёл двигатель, вырулил на дорогу и включил мигалки и сирену. Обычно он проделывал это летом, когда какой-нибудь турист в спешке совершал правонарушение, приводившее к аварии. Весной же Мик ожидал неприятностей от сёрферов. Им так не терпелось промчаться по заливу Уайдмаут, что они слишком быстро въезжали на парковку, слишком поздно тормозили, и Макналти приходилось спускаться за ними на песчаный берег. Мик понимал наслаждение скоростью, он сам испытывал это чувство, когда была хорошая волна. Самого Макналти от доски для сёрфинга удерживала форма, которую он носил, а также мысль о том, что здесь, в Кэсвелине, он может легко её лишиться, что в его планы не входило.

С помощью сирены и мигалок Мик домчался до нужного дома за двадцать минут. Это было единственное жилище на пути к бухте Полкар. По прямой менее пяти миль, однако все дороги петляли и были слишком узкими — вмещали в ширину не более одного автомобиля.

В этот пасмурный день горчичный цвет дома служил маяком. Дом выглядел необычно, поскольку большинство местных строений были белыми. Ещё одним нарушением традиций являлось то, что одна хозяйственная постройка была розовой, а другая — цвета лайма. В постройках было темно, а из маленьких окон дома струился свет.

Мик выключил сирену и припарковал машину; передние фары продолжали гореть, а мигалки — крутиться. Мик прошёл мимо стоявшего на дорожке «опеля» и громко постучал в ярко-синюю дверь дома.

В витражном окошке, размещённом в двери на уровне глаз, мгновенно появился силуэт. Должно быть, Мика ждали. Ему открыла девушка в узких джинсах и свитере с высоким воротом. Длинные серёжки качнулись, когда она жестом пригласила полицейского войти.

— Меня зовут Дейдра Трейхир, — представилась девушка. — Это я звонила.

Она впустила Мика в маленькую квадратную прихожую, переполненную веллингтонскими резиновыми сапогами и непромокаемыми куртками. Из большого железного приспособления в форме яйца торчали зонты и трости. Тут же стояла грубая скамья. Судя по всему, на неё садились, когда снимали и надевали обувь. В прихожей было тесно.

Мик стряхнул с куртки дождевую воду и последовал за Дейдрой в гостиную. У камина неухоженный бородатый мужчина неумело тыкал в уголь кочергой, ручка которой была сделана в виде утки. «Надо подсунуть под уголь свечку, — подумал Мик, — иначе он не загорится». Так всегда делала его мама.

— Где тело? — спросил он и вынул блокнот. — Хотелось бы услышать подробности.

— Прилив начинается, — ответил мужчина. — Тело находится… должно быть, это часть рифа, но вода… сначала вам нужно увидеть тело. Подробности после.

Подобное предложение, сделанное штатским, который, скорее всего, знает о работе полиции только из телевизионных сериалов, констеблю не понравилось. Как и то, что произношение мужчины и тон, каким была сказана фраза, абсолютно расходились с его наружностью. Он выглядел как бродяга, но изъяснялся совсем по-другому.

Макналти невольно вспомнились истории, рассказываемые дедом и бабушкой о прежних временах, когда люди из высшего общества разъезжали по Корнуоллу в необыкновенных машинах и останавливались в больших отелях с широкими верандами. Было это до начала эры международных путешествий. «Они знали, какие нужно давать чаевые, — говорил дед. — В те времена всё было не так дорого, за два пенса, бывало, на милю уедешь, а за шиллинг так и до Лондона доберёшься». Дед любил преувеличивать; мать уверяла, что в этом и таится секрет его обаяния.

— Я хотела перенести тело, но он, — Дейдра Трейхир кивнула в сторону мужчины, — велел этого не делать. Это же несчастный случай, сразу видно, так что я не понимаю, почему… По правде говоря, я опасаюсь, что прилив унесёт тело в море.

— Вы знаете, кто это?

— Н-нет. Я его не разглядела.

Что ж, мужчина прав, хоть констеблю и не хотелось этого признавать. Он кивнул в сторону двери.

— Давайте посмотрим.

Все трое вышли под дождь. Мужчина надел выцветшую бейсболку. Женщина надвинула на светловолосую голову капюшон куртки.

Макналти остановился возле патрульного автомобиля и взял маленькую цифровую камеру, положенную ему по службе. Сейчас она была как нельзя кстати. Если придётся перевозить тело, он, по крайней мере, запечатлеет место, прежде чем туда доберутся волны.

У моря ветер усилился, волны с каждой секундой становились быстрее и круче. Такие волны привлекают безбашенных сёрферов.

Но погибший не был сёрфером. Это удивило констебля. Он предполагал… Впрочем, строить предположения на пустом месте — занятие для идиотов. Хорошо, что он держал язык за зубами и не выболтал свои преждевременные догадки мужчине и женщине, которые обратились к нему за помощью.

Дейдра Трейхир права. Ситуация напоминает несчастный случай. Молодой скалолаз на сланцевом пласте у подножия скалы.

Встав над телом, Мик мысленно выругался. Не лучшее место для альпинизма. Никому бы не посоветовал карабкаться на утёс — хоть в одиночку, хоть с товарищем. В сланце имелись выступы, за которые можно хвататься руками и на которые можно встать, были и трещины, куда можно воткнуть крючья, но Мик заметил здесь и вертикальные пласты песчаника, ломавшиеся под давлением, словно крекеры.

Судя по всему, жертва пыталась спуститься на верёвке с вершины, а потом совершить новое восхождение. Верёвка не порвалась, она была крепко привязана. Скалолаз должен был спуститься без осложнений.

Констебль подумал, что скорее всего на вершине что-то произошло со снаряжением. Когда он здесь закончит, надо будет забраться туда и посмотреть.

Макналти защёлкал камерой. Прилив подбирался к трупу. Макналти во всех ракурсах сфотографировал мертвеца и место вокруг него, затем снял с плеча рацию и заговорил. Реакции не последовало.

Мик выругался и поднялся к ожидающим его мужчине и женщине.

— Вы мне сейчас понадобитесь, — предупредил он мужчину.

Затем отошёл на пять шагов и снова закричал в рацию:

— Позвони коронёру.

Ему ответил сержант, дежуривший в отделении Кэсвелина.

— Нужно перевезти тело, — сообщил Мик. — Начинается прилив, труп может унести в море.

И потом они стали ждать, так как ничего другого не оставалось. Время шло, вода прибывала. Наконец рация оживилась.

— Коронёр в пути, — пробился сквозь помехи чей-то голос — Какая помощь вам потребуется?

— Приезжай сюда и захвати с собой пластиковый дождевик. Оставь кого-нибудь в отделении вместо себя.

— Тело опознали?

— Какой-то юноша. Не знаю, кто это. Когда заберём его отсюда, займусь опознанием.

Макналти подошёл к мужчине и женщине. Они стояли на некотором расстоянии друг от друга, сопротивляясь дождю и ветру. Макналти обратился к мужчине:

— Не знаю, кто вы, но мы должны кое-что сделать. Действуйте, как я велю. Пойдём со мной. — Мик повернулся к женщине. — И вы тоже.

Все трое осторожно ступали по усыпанному камнями берегу. Песка уже не было видно, его накрыл прилив. Они двигались цепочкой по сланцевому пласту. На полпути мужчина остановился и протянул руку женщине, желая ей помочь. Та покачала головой и заверила, что справится.

Когда они дошли до тела, прилив уже добрался до плиты, на которой оно лежало. Помедли они ещё минут десять — и труп унесло бы в море. Мик дал указания своим спутникам. Мужчина должен помочь перетащить тело. Женщине полагается собрать всё, что лежит рядом с покойником. Ситуация не из приятных, но ничего другого им не остаётся. Ждать профессионалов некогда.

Глава 2

К дождю Кадан Ангарак относился спокойно. Не смущало его и то, как выглядит его фигура в глазах горожан. Он катил на своём велосипеде для ВМХ-фристайла, высоко поднимая колени и выставив локти в стороны. Кадан торопился домой: не терпелось сообщить новость. Пух балансировал на его плече, протестующе вопил и время от времени кричал Кадану в ухо: «Салаги — отстой!» Лучше так, чем щипать хозяина за мочку. В прошлом это случалось неоднократно, однако позже попугай осознал, что поступал неправильно. В данный момент Кадан не пытался утихомирить птицу. Вместо этого он ответил:

— Да, ты им так и скажи, Пух.

— Продырявь чердак! — немедленно отозвался попугай.

Происхождение этой фразы так и осталось загадкой для хозяина словоохотливой птицы.

Если бы он использовал велосипед для работы, а не в качестве транспортного средства, то попугая с собой не возил бы. Раньше он брал Пуха, находил ему местечко возле пустого плавательного бассейна, а сам занимался своим делом и думал над тем, как усовершенствовать трюки и как найти достойное место для их демонстрации. Но чёртова воспитательница из детского сада, находившегося в двух шагах от центра досуга, подняла шум из-за лексикона Пуха. Она стала кричать, что фразы птицы не предназначены для невинных ушей семилетних крошек, души которых она призвана формировать. Кадану велели оставлять попугая дома, раз он не умеет заставить своего питомца молчать. Выбора у Кадана не было. До сегодняшнего дня ему приходилось использовать этот бассейн, так как он не мог договориться с городским советом о строительстве специальных объектов для велоэкстрима. Члены городского совета смотрели на него как на сумасшедшего, и Кадан знал, что они думают. То же самое, что и его отец. Однажды отец даже озвучил свои мысли:

— Двадцать два года, а ты всё ещё играешь с велосипедом! Да что с тобой такое?

«Ничего, — мысленно отвечал Кадан. — Ничего особенного. Ты считаешь, что это легко — тейблтоп, тейлвип?^[1] Попробовал бы на досуге».

Разумеется, никто не пробовал. Ни члены городской управы, ни его отец. Они просто смотрели на Кадана, и выражение их лиц ясно говорило: «Сделай что-нибудь со своей жизнью. Устройся наконец на работу».

Именно об этом Кадан и хотел сообщить отцу — о выгодном предложении. Ему удалось найти место, и Пух ему в этом не помешал. Отца, конечно же, не следует посвящать в подробности. Кадан обратился в «Эдвенчерс анлимитед»^[2] со своим вариантом трассы для сумасшедшего гольфа^[3]. Взамен получил должность в старой гостинице и возможность совершенствовать свои воздушные трюки.

Всё, что следует знать Лью Ангараку, — это то, что сын, в очередной раз уволенный им из семейного бизнеса за миллион прегрешений (и кому нужны эти доски для сёрфинга?!), сумел за семьдесят два часа найти новую работу. Кадан подумал, что это своего рода рекорд. Обычно вынужденный отпуск длился у него не менее пяти недель.

Кадан подпрыгивал на неровной дороге, вытирая мокрое от дождя лицо, когда на автомобиле его обогнал отец. Лью Ангарак даже не взглянул на сына, хотя неприязненное выражение на его лице подсказывало, что ему не нравится зрелище, которое представляет собой сын, не говоря уже о том, что Кадан поехал в дождь на велосипеде, а не на машине.

Отец вышел из автомобиля, открыл дверь гаража и задним ходом загнал в него «Тойоту РАВ-4». Пока Кадан въезжал в сад, Лью успел окатить серфборд из шланга. В данный момент он доставал свой гидрокостюм, чтобы помыть и его. Вода из шланга лилась на газон.

Кадан понаблюдал за отцом. Он знал, что они похожи, но только внешне. Оба были крепкими, с широкими плечами и грудью и узкими бёдрами. У обоих были густые тёмные волосы, хотя у отца с годами они начали расти и на теле, из-за чего, по мнению Ангарака-младшего, отец стал напоминать гориллу. Во всём остальном они были небо и земля. Отец ратовал за постоянство, считал, что всё должно находиться на своём месте и не меняться до самой смерти. У Кадана были совершенно другие представления о жизни. Мир отца заключался в Кэсвелине, и если бы когда-нибудь он добрался до Оаху^[4] — мечты, одни лишь мечты! — это стало бы самым большим чудом на свете. Кадан же, пока отец спал, отмахивал несколько десятков миль. Он надеялся, что в конце концов эти расстояния прославят его имя, на него посыплются золотые медали, а на обложке журнала «Райд ВМХ» появится его улыбающаяся физиономия.

— Сегодня на берегу ветер, — начал разговор Кадан. — Зачем ты поехал?

Лью молчал. Он окатил водой гидрокостюм, перевернул и полил с другой стороны. Вымыл ботинки, маску, перчатки и только тогда взглянул на сына и на попугая на его плече.

— Убери птицу с дождя.

— С ним ничего не сделается. На его родине часто идёт дождь. Прилив начался только сейчас. Наверное, тебе не повезло с волнами. Где ты плавал?

— Волны мне были не нужны.

Отец повесил гидрокостюм на положенное ему место — на алюминиевый стул. За долгие годы сиденье вдавилось под тяжестью мокрого костюма.

— Хотел подумать. Волны тут ни при чём, — добавил отец.

«Зачем тогда ему понадобилось доставать всю амуницию и тащить её к морю?» — про себя удивился Кадан. Однако вслух он ничего не сказал, потому что иначе отец начал бы свои обычные рассуждения. У Лью было три темы для размышлений, в том числе и сам Кадан вместе с перечнем предъявляемых к нему претензий, а потому Кадан посчитал за лучшее закрыть эту тему.

Отец вошёл в дом, и Кадан последовал за ним. Лью обтёр волосы полотенцем, висевшим для этой надобности на дверной ручке, и включил чайник. Сейчас отец заварит растворимый кофе с одним куском сахара, без молока. Будет пить его из чашки, на которой написано «Добро пожаловать в Ньюки»^[5]. Встанет у окна, посмотрит в сад, сделает последний глоток и вымоет чашку. Да уж, просто мистер Неожиданность!

Дожидаясь, пока отец подойдёт с чашкой к окну, Кадан посадил Пуха на шесток в гостиной и вернулся на кухню.

— Я устроился на работу, папа, — сообщил он.

Отец пил. Беззвучно, абсолютно неслышно.

— Где твоя сестра, Кад? — наконец спросил он.

Кадан не захотел признать, что вопрос отца положил его на лопатки.

— Ты слышишь, папа? Я нашёл приличное место.

— А ты слышишь, что я тебе говорю? Где Мадлен?

— Сегодня будний день. Наверное, на работе.

— Я туда заходил. Её там нет.

— Тогда не знаю. Хандрит над супом. Плачет над кашей. Чем бы она ни занималась, ей пора взять себя в руки, как это делают другие. Можно подумать, настал конец света.

— Она у себя в комнате?

Лью по-прежнему глядел в окно, и это бесило Кадана. Ему захотелось выпить на глазах у отца шесть пинт пива, лишь бы привлечь его внимание.

— Я же сказал, что не знаю.

— Так что за работа?

Лью развернулся, прислонился спиной к подоконнику и посмотрел на сына. Кадану казалось, что глаза отца просвечивают его, точно рентген; этот отцовский взгляд он помнил с шести лет.

— В «Эдвенчерс анлимитед». Буду служить в гостинице до начала сезона.

— А потом?

— Если всё пойдёт хорошо, сделаюсь инструктором.

Это было натяжкой, но всё возможно, ведь летом всегда нужны инструкторы. Спуск по верёвке, скалолазание, походы на байдарках, плавание — он может делать всё это, а если подобные услуги не понадобятся, предложит фристайл ВМХ и усовершенствование трассы для сумасшедшего гольфа. Однако об этом Кадан молчал. Одно слово о велосипеде — и отец поймёт скрытый мотив, словно он написан на лбу у сына.

— Если всё пойдёт хорошо, — усмехнулся Лью; эта усмешка была равнозначна саркастической отповеди всё на ту же тему. — И как ты будешь туда добираться? На той штуке у дома?

Так он именовал велосипед.

— Запомни, — продолжал Лью, — ключи от машины ты у меня не получишь, и права — тоже.

— Разве я прошу у тебя ключи? — огрызнулся Кадан. — И права мне не нужны. Я и пешком дойду. Или отправлюсь на велике, если понадобится. И плевать мне, как я выгляжу. Сегодня ведь я ездил именно на нём.

Отец фыркнул. Кадан предпочёл бы, чтобы отец говорил с ним прямо, а не выражал свои мысли гримасами и не слишком приятными звуками. Если бы Лью Ангарак попросту назвал сына неудачником, тот как минимум мог бы поспорить, но Лью избрал обходной путь: молчание, вздохи и нелестные сравнения Кадана с сестрой. Мадлен была сёрфером высшего класса. По крайней мере, до недавнего времени.

Кадану было жаль сестру из-за того, что с ней произошло, однако какая-то маленькая и явно не лучшая часть его души радовалась. Он многие годы жил в тени своей сестры.

— Ну так что? Нет чтобы сказать: «Молодец, Кад», или: «Поздравляю», или даже: «Ты меня приятно удивил». Я буду трудиться и получать приличные деньги, но ты недоволен. Что, недостаточно хорошее место? Потому что не имеет отношения к сёрфингу?

— У тебя была работа, Кад. Ты не справился.

Лью допил кофе, отнёс чашку к раковине и отмыл её до блеска.

— Это всё ерунда, — заявил Кадан. — Моё участие в семейном бизнесе с самого начала было плохой идеей, и мы оба это понимали, даже если ты не хочешь признаться. У меня нет склонности к такой работе. Тут необходимо терпение, которым я не обладаю.

Лью вытер чашку с ложкой и убрал их на место. Провёл губкой по поцарапанной нержавеющей стали мойки. На ней не должно остаться ни крошки.

— Твоя беда в том, что тебе нужны одни развлечения. Жизнь устроена иначе, но ты не хочешь этого понять.

Кадан махнул рукой в сторону сада, где сохло отцовское снаряжение для сёрфинга.

— А это не развлечение? Всё своё свободное время ты проводишь, качаясь на волнах, и как я должен на это смотреть? Как на благородное стремление типа поисков лекарства от СПИДа? Как на попытку избавить мир от бедности? Ты ставишь мне палки в колёса, не позволяешь заниматься тем, чем я хочу, но о своих желаниях не забываешь. Подожди. Не отвечай. Я помню: ты выращиваешь чемпиона. Поставил себе такую цель!

— Что плохого в том, что у меня есть цель?

— Ты прав. Но ведь и у меня она есть. Просто другая. Или у Мадлен. Вернее, у неё была.

— Где Мадлен? — снова спросил Лью.

— Я же тебе сказал…

— Да помню я. Но у тебя должны быть догадки, куда могла отправиться твоя сестра, если она не на работе. Ты же хорошо её знаешь. И его. Ты и его знаешь.

— Ну уж нет. Не надо и это на меня вешать. Его репутация всем известна, но Мадлен и слушать никого не желает. Если уж на то пошло, сейчас ты беспокоишься не о том, где сейчас твоя дочь, а о том, что её планы потерпели фиаско. Как и твои.

— Ничего подобного.

— Не обманывай себя. Ну и с чем ты остался, папа? Ты поставил на неё всё, вместо того чтобы заниматься своим делом.

— Она ещё вернётся, — возразил Лью.

— Даже не рассчитывай.

— А разве ты не…

Лью прикусил язык и замолчал. Отец и сын смотрели друг на друга из разных углов кухни. Разделяло их менее десяти футов, но пропасть между ними была куда шире и увеличивалась год от года. Каждый стоял у своего края обрыва, и Кадан думал, что однажды один из них упадёт в бездну.

Когда Селеван Пенрул услышал новость о Санто Керне, он не ринулся сразу из паба в магазин для сёрферов «Клин баррел», а немного помедлил для солидности, хотя и имел причину для спешки. Кроме того, в его возрасте люди вообще не носятся как оглашённые. Он долгие годы доил коров и водил стада на пастбища. Спина его сгорбилась, ноги ослабли. В шестьдесят восемь он чувствовал себя восьмидесятилетним старцем. Ещё лет тридцать пять назад ему следовало продать всё это и открыть караван-парк^[6], и тогда у него были бы деньги, силы, зрение и не было бы жены и детей. Теперь все они покинули его, дом снесли, ферму перестроили в караван-парк. Селеван назвал его «Сны у моря». На скале у кромки воды стояли четыре аккуратных ряда летних домиков, напоминающих обувные коробки.

Ездил Селеван осторожно. На деревенских улицах много собак, котов, кроликов и птиц. Селеван боялся задавить кого-нибудь, но не из-за личной ответственности, а потому что гибель животного причиняет неудобства. Ему пришлось бы остановиться, а он терпеть не мог останавливаться, особенно если есть чёткая цель. В данном случае Селеван ехал в Кэсвелин, а ещё точнее — в магазин для сёрферов. Там работала его внучка. Селеван хотел, чтобы Тэмми узнала о Санто Керне от него.

Добравшись до города, он припарковался на пристани, направив нос старого лендровера на канал Кэсвелин. Когда-то Холсуэрти и Лонстон были соединены с морем узкой водной полосой, но теперь канал врезался на семь миль в полуостров и остановился словно на полпути. Найти свободное место для автомобиля всегда трудно, независимо от погоды и времени суток, поэтому Селеван остановился далеко от магазина. Ничего, он прогуляется. По дороге будет время решить, как лучше сообщить новость. Интересно, какой на самом деле будет реакция внучки? Неважно, что Тэмми скажет, важно, что она подумает. Слова и мысли находились у неё в постоянном противоречии, хотя она не отдавала себе в этом отчёта.

Оказавшись в центре, Селеван двинулся по магазинам. Взял кофе навынос, заглянул в табачную лавку, купил пачку сигарет «Данхилл» и мятные леденцы в магазине «Пицца в нарезке и другое» (акцент делался на «и другое», потому что пицца у них была резиновая). Отсюда улица постепенно поднималась вверх, к самой высокой точке города. Магазин для сёрферов стоял на углу. Рядом находилась парикмахерская, затрапезный ночной клуб, две гостиницы, еле сводящие концы с концами, и ресторан, где подавали рыбу с жареной картошкой.

Прежде чем войти в магазин сёрферов, Селеван допил кофе. Урны поблизости не оказалось, он сложил картонный стаканчик и сунул его в карман плаща. Впереди Селеван увидел молодого человека, подстриженного под Юлия Цезаря. Это был Уилл Мендик; некогда Селеван возлагал на него большие надежды, связанные с внучкой, однако они так и не оправдались.

Уилл что-то серьёзно говорил Найджелу Койлу, владельцу магазина для сёрферов.

Селеван услышал фразу Уилла, обращённую к Найджелу:

— Признаю, был не прав, мистер Койл. Не стоило даже предлагать такое. Но раньше я никогда этого не делал.

— Не получается у тебя врать, — ответил Койл и ушёл, позвякивая ключами от машины.

— Чёрт бы тебя подрал, — мрачно пробормотал Уилл.

В этот момент к нему подошёл Селеван.

— Здравствуйте, мистер Пенрул, — поздоровался Уилл. — Тэмми на месте.

Селеван вошёл в магазин. Тэмми расставляла на стеллаже яркие брошюры. Селеван смотрел на неё как на разновидность млекопитающего, которого прежде не встречал в природе. Большая часть того, что он видел, ему не нравилась. Кожа да кости, вся в чёрном: чёрные туфли, чёрные колготки, чёрная юбка, чёрный свитер. Волосы жидкие и слишком короткие. Лаком бы их сбрызнула, что ли. А то свисают безжизненно.

Селеван смирился бы и с чёрной одеждой, и с костлявой фигурой, если бы внучка доказала, что может быть нормальной. Покрыла бы тенями веки, вставила бы в брови и губы серебряные колечки, всадила бы в язык заклёпку — и он бы её понял. Вряд ли ему бы понравилось, но он бы понял. Просто это молодёжная мода такая; они повзрослеют и образумятся, прежде чем окончательно себя изуродуют. Когда им исполняется двадцать один или двадцать пять и выясняется, что выгодная работа не ждёт их за дверью, они завязывают с глупостями. Как Дэвид, отец Тэмми. Сейчас он подполковник, служит в Родезии, а может, где-то ещё. Селеван не успевал следить за перемещениями сына, потому для него это всегда была Родезия, в какой бы стране сын ни находился. Достойная карьера.

Ну а Тэмми? «Можно, мы отправим её к тебе, отец?» Голос подполковника звучал по телефону так, словно он звонил из соседней комнаты, а не из африканской гостиницы. Что оставалось делать Селевану? Билет на самолёт у внучки уже был. «Мы пришлём её к тебе, отец. Здесь у неё дурное окружение. Она слишком многое видит. Это вредно».

У Селевана были свои соображения на этот счёт, однако ему понравилось, что Дэвид полагается на его мудрость. «Что ж, посылай, — согласился Селеван. — Но имей в виду: если она поселится у меня, я не потерплю никаких глупостей. Она будет есть то, что приготовит, и будет за собой убирать».

Сын заверил, что это не проблема.

Так и оказалось. Девушки было не видно и не слышно. Селеван боялся, что внучка станет его беспокоить, но ничего подобного. Тэмми была тише воды, ниже травы. И это казалось Селевану ненормальным. Но, чёрт возьми, она его внучка. А значит, должна быть нормальной.

Тэмми поставила последнюю брошюру, выровняла все издания, отступила на шаг и оценивающе оглядела полки. В этот момент в магазин вошёл Уилл Мендик.

— Плохо дело, — заявил он с порога. — Койл не возьмёт меня обратно. Вы сегодня рано, мистер Пенрул, — сказал он Селевану.

Тэмми при этих словах быстро повернулась.

— Дедушка! — воскликнула она. — Ты не читал мою записку?

— Я ещё не был дома, — ответил Селеван.

— Просто я… мы с Уиллом хотели после закрытия попить кофе.

— В самом деле?

Селеван обрадовался. Возможно, он зря думает, что Тэмми не интересуется Уиллом.

— Он собирался привезти меня домой.

Девушка нахмурилась, сообразив, что дед слишком рано за ней пришёл, и взглянула на часы, болтавшиеся на худом запястье.

— Я из «Солтхауса», — сообщил Селеван. — В бухте Полкар произошёл несчастный случай.

— С тобой всё в порядке? — спросила Тэмми. — Надеюсь, не авария или ещё что-то?

Внучка выглядела обеспокоенной, и Селевану это было приятно. Тэмми любит своего деда. Возможно, он с ней неласков, но она не обижается.

— У меня всё нормально, — заверил Селеван и внимательно посмотрел на Тэмми. — Вот Санто Керн…

— Санто? Что с ним?

Что с её голосом? Паника? Предчувствие беды? Но её тон явно противоречил взгляду, которым она обменялась с Уиллом Мендиком.

— Вроде он упал со скалы, — продолжил Селеван. — В бухте Полкар. МиссТрейхир приехала в «Солтхаус» с каким-то прохожим. Они звонили в полицию. Этот прохожий и обнаружил парня.

— И как он? — подал голос Уилл Мендик.

— Санто не сильно пострадал? — подхватила Тэмми.

Селеван снова порадовался: Тэмми волнуется, а стало быть, чувства у неё имеются. Неважно, что Санто Керн не из тех, кто должен интересовать девушек. Главное, что внучка — живой нормальный человек. Селеван Пенрул недавно разрешил Санто Керну пользоваться коротким путём к морю, лежащим через «Сны у моря». А все в надежде на то, что сердце Тэмми пробудится.

— Не знаю, — признался Селеван. — Мисс Трейхир пришла и сказала Брайану из «Солтхауса», что Санто Керн лежит на камнях в бухте Полкар. Вот и всё, что мне известно.

— Звучит не слишком обнадёживающе, — заметил Уилл Мендик.

— Санто занимался сёрфингом, дедушка? — задала вопрос Тэмми.

В этот момент она не глядела на деда. Она смотрела на Уилла.

Селеван тоже повернулся к молодому человеку. Уилл странно дышал, словно запыхался от бега, его лицо побледнело. Обычно у него были розовые щёки, но сейчас кровь заметно отхлынула.

— Понятия не имею, что он там делал. — Селеван пожал плечами. — Но с ним что-то случилось, это факт. Видимо, что-то плохое.

— Почему? — уточнил Уилл.

— Потому что они вряд ли оставили бы парня на камнях, если он всего лишь поранился, а не…

Селеван замялся.

— Если не умер? — закончила за него Тэмми.

— Умер? — повторил Уилл.

— Иди, Уилл, — сказала Тэмми.

— Но как я могу…

— Что-нибудь придумаешь. Иди. Выпьем кофе в другой раз.

Уилл кивнул Селевану и направился к дверям. Проходя мимо Тэмми, он тронул её за плечо.

— Спасибо, Тэм. Я тебе позвоню.

Селеван постарался увидеть в этом позитивный признак.

Инспектор Би Ханнафорд приехала в бухту Полкар уже под вечер. Её мобильник зазвонил, когда она выбирала сыну футбольные бутсы. Би заторопилась, не дав Питу возможности перемерить все модели.

— Купим сейчас или потом придёшь с отцом.

Этого было достаточно: отец наверняка взял бы самую дешёвую пару, и возражений он не принимал. Би и Пит поспешно покинули магазин и под дождём побежали к машине. С дороги Би позвонила Рэю. Сегодня не его очередь заниматься с Питом, но он тоже коп и понимает, какие неожиданности подкидывает эта работа. Так что с ним можно договориться. Он встретит их в бухте Полкар.

— Очередной прыгун? — спросил Рэй.

— Пока не знаю.

Тела у подножия скал не были редкостью. Люди по глупости карабкались на осыпающуюся породу, подходили слишком близко к краю и падали в бездну, причём некоторые делали это специально. Во время прилива разбившихся смывало безвозвратно. При отливе полиция могла выяснить подробности происшедшего.

Пит был радостно возбуждён.

— Наверняка там много крови. Голова лопнула, как яичная скорлупа, повсюду куски мозга и кишки.

— Пит, — сурово произнесла Би.

Мальчик сидел, привалившись к дверце и прижимая к груди сумку с футбольными бутсами, словно боялся, что кто-то их отнимет. На лице у него были прыщи — проклятие пубертатного возраста. Би помнила и это, и скобки на зубах, хотя с её взросления прошло сорок лет. Глядя на четырнадцатилетнего сына, она не могла даже представить, каким мужчиной он вырастет.

— А что такое? — фыркнул Пит. — Ты сама сказала, что кто-то свалился со скалы. Наверняка он падал головой вниз, значит, черепушка лопнула. Могу поспорить.

— Ты не стал бы так говорить, если бы увидел жертву.

— Стал бы, — возразил Пит.

Би решила, что сын нарочно ей перечит. Провоцирует ссору. Злится, что придётся ехать к отцу, и ещё больше — что сорвутся их замечательные планы. Ведь они хотели купить DVD-диск и пиццу навынос. Он бы посмотрел футбол, а отцу это неинтересно. То ли дело Би: когда речь заходит о футболе, она всегда заодно с сыном.

Би решила не поддаваться на провокацию. Да и времени на споры не было. Сын должен привыкнуть к тому, что ситуация может меняться.

Когда они подъехали к бухте Полкар, дождь лил как из ведра. Прежде Би Ханнафорд здесь не бывала, поэтому, поглядывая в ветровое стекло, предельно снизила скорость. Дорога, окружённая лесом, напоминала американские горки: то взлетала, то оказывалась у фермерской земли, окружённой толстыми земляными насыпями, пока наконец не спустилась к морю. На северо-западной стороне, на лужайке, Би увидела дом горчичного цвета, рядом — две хозяйственные постройки. Это было единственное жильё в округе.

На подъездной аллее стояли «фиат панда», полицейская машина и белый автомобиль «воксхолл». Би не стала останавливаться, иначе она совершенно загородила бы дорогу. Должно прибыть ещё много машин, и нужно дать доступ к берегу, пока совсем не стемнело. Би проехала дальше к морю и обнаружила нечто напоминающее стоянку: участок земли, весь изрытый, словно кусок швейцарского сыра. Там она и припарковалась.

Пит взялся за ручку дверцы.

— Подожди здесь, — велела Би.

— Но я хочу посмотреть…

— Пит, ты меня слышал. Подожди здесь. Скоро появится отец. Если он увидит, что ты не в салоне… Мне продолжать?

Пит с капризным видом откинулся на спинку кресла.

— Что плохого, если я посмотрю? К тому же сегодня не папин день.

Да уж, он умеет убеждать. Совсем как его отец.

— Соблюдение правил, как тебе известно, — ключ к каждой игре. В жизни всё так же. Поэтому будь добр, сиди здесь.

— Но, мама….

Би притянула сына к себе и порывисто поцеловала в голову.

— Ты останешься в машине.

В окно постучали. Возле автомобиля стоял констебль, уже изрядно промокший. В руке он держал фонарик. Би вышла на воздух, застегнула молнию на куртке и надвинула на глаза капюшон.

— Инспектор Ханнафорд, — представилась она. — Что тут у нас?

— Юноша. Мёртвый.

— Прыгун?

— Нет. К телу привязана верёвка. Должно быть, упал, когда спускался со скалы. На оттяжке до сих пор карабин.

— Кто в доме? Там стоит ещё одна «панда».

— Дежурный сержант из Кэсвелина. Он общается с теми двумя, которые нашли тело.

— Покажите, что мы имеем. Кстати, как вас зовут?

— Макналти, констебль из Кэсвелина, — отрапортовал полицейский.

Выяснилось, что в отделении находились только двое: он сам и сержант. Типичный набор для маленького городка. Макналти повёл Би за собой. Тело лежало примерно в тридцати ярдах от волн, на приличном расстоянии от места падения. Констебль догадался прикрыть труп яркой голубой плёнкой, закрепив её камешками так, что она не прикасалась к телу.

Би кивнула, и Макналти поднял плёнку, стараясь, чтобы дождь не попадал на тело. Плёнка колыхалась, словно парус на ветру. Би присела, протянула руку за фонариком и посветила на молодого человека, лежавшего на спине.

Светлые, выгоревшие волнистые волосы обрамляют лицо херувима. Голубые глаза открыты. Кожа поцарапана во время падения. Под одним глазом синяк, судя по всему прижизненный, потому что в процессе выздоровления кожа пожелтела. На поясе по меньшей мере две дюжины металлических приспособлений. Верёвка, собранная в клубок, лежит на груди. К ней привязан карабин. Но к чему прикреплён карабин — загадка.

— Кто это? — спросила Би. — У него были документы?

— Нет.

Би посмотрела на скалу.

— Кто перенёс тело?

— Мы. Я и человек, который его обнаружил, — ответил Макналти и быстро добавил, пока инспектор не успела его упрекнуть: — Один бы я его не перенёс, разве что волоком.

— Тогда нам понадобится ваша одежда. И того человека — тоже. Он сейчас в доме?

— Моя одежда?

— А вы как думали, констебль?

Би вынула мобильный, посмотрела на дисплей и вздохнула: сигнал не ловится.

Ну да ладно, у констебля Макналти есть рация. Би велела ему связаться с патологоанатомом и попросить его приехать как можно скорее. Она понимала, что быстро не получится: патологоанатому придётся добираться из Эксетера, да и то если он сейчас там, а не на вызове в другом месте. Вечер будет долгим, а ночь — ещё длинней.

Пока Макналти говорил по рации, Би ещё раз осмотрела тело. Очень красивый парень. Крепкий, мускулистый. Хорошо подготовился к восхождению, но, как и у большинства скалолазов его возраста, шлема на голове не было. Шлем мог бы его спасти, хотя это лишь предварительное заключение. Вскрытие покажет.

Би перевела взгляд с тела на скалу, с которой упал юноша. Тропа, начинавшаяся в Марсленд-Мауте и заканчивавшаяся в Кремилле, изгибалась от стоянки к вершине. Разбившийся скалолаз наверняка что-то там оставил. Предмет, по которому его можно опознать: автомобиль, мотоцикл, велосипед. Вряд ли он пришёл пешком. Скоро они узнают, кто он. Но один из них должен пойти туда и посмотреть.

— Вам придётся подняться наверх, — обратилась Би к констеблю Макналти. — И выяснить, что он оставил на вершине скалы. Будьте осторожны. В дождь эта тропа убийственна.

При слове «убийственна» они переглянулись. Слишком рано даже заикаться об этом. Ну ничего, скоро всё будет ясно.

Глава 3

С тех пор как Дейдра Трейхир стала жить одна, она привыкла к тишине, но, поскольку на работе у неё почти всегда было шумно, она часто стремилась туда, где единственными звуками были звуки природы. Дейдра не испытывала неудобства даже тогда, когда оказывалась среди людей, которым нечего было сказать друг другу. По вечерам она редко включала радио или телевизор. Если в её доме в Бристоле звонил телефон, она зачастую не брала трубку. Вот и сейчас тот факт, что в течение часа мужчины не проронили ни звука, ничуть не смутил её.

Дейдра сидела возле камина и листала книгу садового архитектора Гертруды Джекил, любуясь её работами. Свои проекты архитектор писала акварелью. Эта женщина, чувствовавшая форму, цвет и дизайн, была кумиром Дейдры. Идея — Дейдра мысленно писала это слово с большой буквы — заключалась в преобразовании пространства вокруг дома в сад, такой, словно его создала сама Гертруда Джекил. Осуществить этот план из-за местного климата было трудно. Дело могло ограничиться суккулентами, и всё же Дейдре хотелось попробовать. В Бристоле у неё не было сада, а она любила растения. Ей нравилось копаться в земле и получать результат. Садоводство стало для неё отдушиной. Привычной работы ей было мало.

Дейдра оторвала взгляд от книги и посмотрела на мужчин, находившихся в её гостиной. Полицейский из Кэсвелина представился Пэдди Коллинзом, сержантом. Белфастский акцент подтверждал подлинность его имени. Сержант принёс из кухни стул с прямой спинкой. Возможно, он считал, что если усядется в мягкое кресло, то понизит свой статус. На коленях у него лежал открытый блокнот. Пэдди смотрел на второго мужчину в комнате так же, как и в самом начале, то есть с нескрываемым подозрением.

«И нельзя его за это винить», — подумала Дейдра. Томас и в самом деле казался странным. Если не брать во внимание его внешность и запах, которые сами по себе вызывали сомнение, тем более у полицейского, то подозрительными казались его манеры. Судя по всему, этот человек был образован и, возможно, хорошо воспитан, что шло вразрез с его обликом. Пэдди Коллинз вскинул бровь, когда Томас сообщил, что у него нет при себе документов.

— Вы хотите сказать, что у вас нет прав? Кредитных карточек? Вообще ничего?

— Вообще ничего, — подтвердил Томас — Мне очень жаль.

— Выходит, вы можете оказаться кем угодно?

— Полагаю, что да, — равнодушно согласился Томас.

— И я должен поверить вам на слово? — допытывался Коллинз.

Томас, видимо, счёл этот вопрос риторическим. Кажется, он не заметил угрозы в голосе сержанта. Он просто подошёл к маленькому окну и уставился в сторону берега, которого из дома не было видно. Так он и стоял, неподвижно и вроде даже почти не дыша.

Дейдре хотелось спросить, как он себя чувствует. Когда она впервые увидела этого человека в своём доме, что-то сразу заставило её предложить ему медицинскую помощь, и это была не кровь на его лице и на одежде, да и никаких видимых травм она не заметила. Дело было в глазах. Дейдра увидела в них невероятную тоску. Человек испытывал мучения, но не физические. Сейчас она ясно это осознала. Ей было знакомо подобное состояние.

Сержант Коллинз поднялся и направился в кухню, должно быть, приготовить себе чаю. Дейдра уже показала ему, где что находится. Она воспользовалась отсутствием сержанта и обратилась к незваному гостю:

— Почему вы шли по берегу один и без документов, Томас?

Тот не повернулся и не ответил, хотя голова его чуть шевельнулась, а значит, он её слышал.

— Может, с вами что-то случилось? — спросила Дейдра. — Люди падают с этих скал. Достаточно одного неосторожного шага, и…

— Да, — наконец отреагировал Томас — Я видел памятники у дороги.

Памятников на побережье было много: иногда временных, вроде букета увядших цветов у места фатального падения, иногда постоянных, как скамья с нацарапанной на ней эпитафией или что-то более долговечное, например плита с выгравированным именем погибшего. Всё это говорило о гибели сёрферов, скалолазов, туристов, бывали и самоубийства. Невозможно было пройти по прибрежной тропе, не наткнувшись на какой-нибудь памятник.

— Среди них оказался один довольно искусно сделанный, — продолжал Томас, словно это было самое главное из того, что Дейдра собиралась с ним обсудить, — Стол и скамья, вытесанные из гранита. Кстати, гранит — это то, что нужно, он выдержит испытание временем.

— Вы мне не ответили, — заметила Дейдра.

— А мне показалось, что ответил.

— Если бы вы упали…

— Я ещё могу упасть, — перебил он. — Когда снова пойду. После того как закончим здесь.

— Разве вы не хотите поставить в известность родных? У вас наверняка есть родственники.

Дейдра не прибавила, что такие люди, как он, обычно имеют родственников, но интонация была достаточно выразительной.

Томас молчал. В кухне засвистел чайник, послышался звук льющейся воды. Дейдра была права: сержант готовит чай.

— А как же ваша жена, Томас? — спросила она.

— Моя жена… — задумчиво проговорил он.

— На вашем пальце обручальное кольцо, стало быть, вы женаты. Думаю, она захочет узнать, если с вами что-то случится. Вы не согласны?

Из кухни вернулся Коллинз. Однако у Дейдры сложилось впечатление, что этот человек промолчал бы, даже если бы сержант оставался на кухне.

Коллинз качнул чашку, так что жидкость выплеснулась на блюдце.

— Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, — отозвалась Дейдра. — Пейте на здоровье.

— А вот и инспектор, — сообщил Томас, глядя в окно.

Судя по всему, перерыв в допросе его не беспокоил.

Коллинз направился к дверям. Дейдра услышала, как он и женщина обменялись несколькими фразами. Женщина вошла в комнату и оказалась совсем не такой, какую рисовало воображение Дейдры.

Раньше она видела следователей только по телевизору в тех редких случаях, когда в самолёте во время полёта демонстрировался полицейский сериал. Они всегда выглядели профессионально и одеты были в похожей манере. Женщины-следователи — в безупречных костюмах и с идеальными причёсками в отличие от следователей-мужчин, которые, напротив, отличались небрежностью. Одна половина пробивала себе дорогу в мужской мир, другая — искала подругу, которая выступит в роли спасительницы.

Женщина, представившаяся как инспектор Беатрис Ханнафорд, не соответствовала этому образу. На ней была куртка, запачканные кроссовки и джинсы, а её волосы, такие огненно-рыжие, что казалось, они кричат: «Да, покрасила, и что тут такого?» — торчали вверх наподобие «ирокеза», несмотря на дождь. Инспектор перехватила взгляд Дейдры и сказала:

— Как только кто-то назовёт вас бабушкой, вы перестанете думать, что старение красиво.

Дейдра задумчиво кивнула. В этом был смысл.

— А вы бабушка?

— Да.

Беатрис повернулась к Коллинзу.

— Идите на улицу, — велела она. — И пожалуйста, дайте знать, когда придёт патологоанатом. Сюда никого не пускайте. В такую погоду мало кто захочет выходить из дому, и тем не менее примите меры предосторожности. Слухи уже распространились?

Последняя реплика относилась к Дейдре: Коллинз уже вышел из комнаты.

— Мы звонили из паба, так что те, кто там был, в курсе.

— А сейчас, несомненно, и все остальные. Вы знаете погибшего?

Дейдра предвидела, что ей зададут этот вопрос, и решила ответить, исходя из её собственного определения слова «знать».

— Нет, не знаю, — сказала она. — Я здесь бываю лишь иногда. Этот дом мой, но постоянно я живу в Бристоле. Сюда приезжаю на выходные.

— Чем вы занимаетесь в Бристоле?

— Я врач. Вернее, не совсем врач, а… ветеринар.

Дейдра почувствовала на себе взгляд Томаса и покраснела. Дело было не в том, что она стыдилась своей профессии, напротив, она ею гордилась, тем более что выучиться на ветеринара было очень нелегко. Просто она невольно заставила его поверить, что лечит людей. И зачем только она ввела его в заблуждение? Зачем предложила помощь в случае травмы?

Инспектор Ханнафорд нахмурилась и перевела взгляд с Дейдры на Томаса. Должно быть, прикидывала, в каких они отношениях. Или же проверяла искренность ответа Дейдры. Кажется, в своём деле инспектор компетентна, несмотря на огненные волосы.

— Я видел сёрфера, — сообщил Томас — Не знаю, кто это был — мужчина или женщина. С вершины скалы сложно рассмотреть.

— Где? В бухте Полкар?

— Неподалёку. Возможно, он вышел в море как раз из бухты Полкар.

— Автомобиля там не было, — вмешалась Дейдра. — И на стоянке — тоже. Значит, он стартовал в Бакс-Хейвене — это бухта южнее. Кстати, в какую сторону вы направлялись?

— С юга на север, — пояснил Томас и повернулся к Ханнафорд. — Погода показалась мне неподходящей для сёрфинга. И прилив тоже. Рифы не прикрыты как следует. Если бы сёрфер наскочил на них… всё могло бы кончиться плачевно.

— Кое для кого всё так и кончилось, — заметила Ханнафорд. — Кое-кто разбился насмерть.

— Но не во время сёрфинга, — возразила Дейдра.

И тут же спросила себя, зачем она это сказала. Прозвучало так, словно она вступилась за Томаса, хотя у неё вовсе не было такого намерения.

Ханнафорд обратилась сразу к обоим:

— Нравится играть в детективов? Это что у вас, вроде хобби?

Не ожидая ответа, она взглянула на Томаса.

— Констебль Макналти доложил мне, что вы помогли ему перенести тело. Необходимо проверить вашу одежду в лаборатории криминалистики. Верхнюю одежду. Ту, что была на вас в тот момент. Думаю, вы и сейчас в ней.

Затем Ханнафорд посмотрела на Дейдру.

— А вы дотрагивались до тела?

— Проверяла, есть ли пульс.

— Тогда мне понадобятся и ваши вещи.

— Боюсь, мне не во что переодеться, — признался Томас.

— Не во что?

Ханнафорд снова перевела взгляд с Дейдры на Томаса. Только сейчас до Дейдры дошло, что инспектор представляет их как пару. В этом была своя логика. Они вместе отправились на помощь. Они и сейчас вместе. И ни один из них не сказал ничего, что могло бы развеять её заблуждение.

— Итак, кто вы друг другу и как здесь оказались? — осведомилась инспектор.

— Мы всё рассказали вашему сержанту, — ответила Дейдра.

— А теперь и меня просветите.

— Я уже говорила. Я — ветеринар.

— Где работаете?

— В зоопарке в Бристоле. Приехала сюда сегодня на несколько дней. Точнее, на неделю.

— Странное время для отдыха.

— Возможно. Но мне нравится, когда мало народу.

— В котором часу выехали из Бристоля?

— Не помню. Не посмотрела. Утром. Наверное, в девять. Или в десять, в половине одиннадцатого.

— По пути где-нибудь останавливались?

Дейдра постаралась собраться и не ляпнуть чего-нибудь лишнего.

— Да, ненадолго. Но это вряд ли имеет отношение…

— Где?

— Что?

— Где вы останавливались?

— Перекусить. Утром я не завтракала. Впрочем, как обычно. По утрам у меня нет аппетита. В дороге я проголодалась.

— Так где вы останавливались?

— В пабе. Это не то место, где я часто бываю. Просто увидела паб, припарковалась и зашла. Прошу прощения, названия не помню. Я тогда съехала с шоссе М-пять. Где-то возле Кредитона, мне кажется.

— Вам кажется. Интересно. Что вы ели?

— Крестьянский завтрак. Сыр, хлеб, пикули, лук. Я вегетарианка.

— Ну разумеется.

Дейдра вскипела. Она не сделала ничего дурного, но инспектор вела себя так, словно в чём-то её подозревала.

— Я считаю, — начала Дейдра со всем возможным достоинством, — что лечить животных и в то же время есть их — это лицемерие.

— А как же иначе, — скептически произнесла Ханнафорд. — Вы знали погибшего?

— По-моему, я уже ответила на этот вопрос.

— Должно быть, я отвлеклась. Повторите, пожалуйста.

— Боюсь, что я его не очень хорошо разглядела.

— А я боюсь, что не об этом спросила.

— Повторяю, я не местная и бываю здесь только наездами. Я знакома с некоторыми людьми, в основном это соседи.

— А этот юноша жил от вас далеко?

— Я его не знаю.

Дейдра чувствовала, как на шее выступает испарина. Может, и лицо тоже взмокло? Она не привыкла общаться с полицией, тем более при таких обстоятельствах.

В дверь дважды резко постучали, и прежде, чем кто-либо успел открыть, дверь отворилась. Послышались мужские голоса, один из них принадлежал сержанту Коллинзу. Дейдра ожидала, что другой человек — патологоанатом, но выяснилось, что это не так. Высокий седовласый приятный мужчина кивнул всем и обратился к Ханнафорд:

— Где ты его оставила?

— Разве он не в машине? — удивилась инспектор. Мужчина покачал головой.

— Его там нет.

— Противный ребёнок! Спасибо, что приехал, Рэй. Ханнафорд снова повернулась к Дейдре и Томасу.

— Мне нужна ваша одежда, мисс Трейхир. Сержант Коллинз уложит её в мешок, так что приготовьте.

Потом она взглянула на Томаса.

— Когда приедет С О КО ^[7], мы дадим вам комбинезон и вы в него переоденетесь, мистер… не знаю вашей фамилии.

— Томас, — сказал он.

— Мистер Томас? Или это ваше имя?

Томас колебался. Дейдра подумала, что он хочет соврать и может это сделать, потому что документов при нём нет. Он мог назваться как угодно. Томас посмотрел на огонь в камине, словно соображая, как поступить. Затем взглянул на инспектора.

— Линли, — представился он. — Томас Линли.

Наступило молчание. Дейдра озадаченно посмотрела на Ханнафорд и увидела, что та изумлена до крайности. Лицо человека, которого инспектор назвала Рэем, тоже изменилось. Как ни странно, заговорил именно он. Его слова удивили Дейдру.

— Нью-Скотленд-Ярд?

Томас Линли снова заколебался, но всё же подтвердил:

— До недавнего времени. Да. Нью-Скотленд-Ярд.

— Ну конечно я знаю, кто это, — сказала Би Ханнафорд бывшему мужу. — Я ведь не за печкой живу.

Рэю обязательно надо показаться шишкой. Ну как же! Заместитель главного констебля Девона и Корнуолла. Канцелярская крыса. Никогда ещё его поведение так не выводило её из себя.

— Главный вопрос — что он тут забыл? — рассуждала Ханнафорд. — Коллинз утверждает, что при нём даже документов нет, так что он мог назваться кем угодно.

— Мог. Но не стал.

— Почему ты так уверен? Ты что, видел Линли раньше?

— Чтобы понять это, необязательно его встречать.

Ещё одно доказательство самовлюблённости Рэя. Он что, всегда таким был, а она просто не замечала? Неужели любовь настолько её ослепила?

Кстати, замуж за него Би выскочила сразу. Тогда она была ещё молода, и Рэй не являлся для неё единственным шансом иметь дом и семью. Ей было двадцать два. И ладили они неплохо. До появления Пита их жизнь была в полном порядке, хотя у них был только один ребёнок, дочка, и это разочаровывало. Потом Джинни вышла замуж и подарила им внука, а сейчас собиралась родить ещё одного. На горизонте маячила отставка, а вместе с ней всевозможные планы. И вдруг сюрприз — беременность. Радость для неё и неудовольствие для Рэя. Тут и начался разлад.

— Если честно, — покаянно произнёс Рэй (в такие минуты она готова была простить ему его нарциссизм), — я прочитал в газете, что Линли из этих краёв. Его семья живёт в Корнуолле. В Пензансе.

— Значит, он вернулся домой.

— Гм. Да, после всего, что случилось, кто может обвинять его в том, что он захотел расстаться с Лондоном?

— До Пензанса отсюда далековато.

— Возможно, дом и семья не смогли его утешить. Бедный парень.

Би взглянула на Рэя. Они приблизились к стоянке и обогнули его «порше», который Рэй (по глупости, как ей хотелось думать) оставил посреди дороги. Голос и лицо у него были расстроенные. Би заметила это в тускнеющем свете дня.

— Тебя тронула эта история? — спросила она.

— Я ведь не железный, Беатрис.

Он прав. Это-то для неё и проблема: он слишком мягок, и его невозможно ненавидеть. А она предпочла бы ненавидеть Рэя Ханнафорда. Но Би, к сожалению, слишком хорошо понимала его натуру.

— А! — воскликнул Рэй. — Вот и пропавший ребёнок.

Он указал на скалу, что возвышалась справа от них. Узкая тропа поднималась наверх и снова спускалась. С вершины сходили две фигуры. Та, что впереди, освещала дорогу фонарём. Фигурка поменьше осторожно пробиралась между скользкими от дождя камнями.

— Чёртов мальчишка! — возмутилась Би. — Он меня уморит. Спускайся скорее, Питер Ханнафорд. Я велела тебе не выходить из машины. Ты знал, что я не шучу. А вы, констебль! Какого чёрта вы позволяете подростку…

— Они тебя не слышат, милая, — прервал её Рэй. — Дай-ка я крикну.

Он отдал приказание, которого только дурак осмелился бы ослушаться. Пит скатился вниз с заранее заготовленным оправданием.

— Я не приближался к телу, — затараторил он. — Честное слово. Спроси Мика, он подтвердит. Я просто составил ему компанию.

— Ты знаешь, что я чувствую, когда ты так себя ведёшь, — упрекнула сына Би. — Поздоровайся с отцом, и убирайтесь отсюда, пока я тебя не отлупила.

— Привет, — пробубнил Пит.

Он протянул руку, и Рэй пожал её. Би отвернулась. Она бы на месте Рэя схватила мальчишку и поцеловала.

Тут подошёл Мик Макналти.

— Извините, сэр, — вмешался он. — Я не думал…

— Ничего страшного.

Рэй взял Пита за плечи и подтолкнул в сторону «порше».

— Я думал пойти в «Тайскую кухню», — сообщил он сыну.

Пит терпеть не мог тайскую еду, но Би посчитала, что отец и сын решат этот вопрос между собой. Она глянула на Пита, и тот без труда расшифровал взгляд матери: «Не сейчас». Мальчик скорчил гримасу.

Рэй поцеловал Би в щёку.

— Береги себя, — сказал он.

— Будь осторожен, — предупредила Би. — Дороги скользкие. — И, не в силах удержаться, добавила: — Ты отлично выглядишь, Рэй.

— Расставание пошло мне на пользу, — усмехнулся Рэй.

Пит открыл дверцу автомобиля Би и достал новые бутсы.

Би не стала говорить сыну, чтобы он оставил обновку в машине. Вместо этого она обратилась к констеблю Макналти:

— Итак, что мы имеем?

Макналти указал на вершину скалы.

— Найден рюкзак. Думаю, собственность жертвы.

— Что-нибудь ещё?

— Свидетельство того, как бедный парень спустился вниз.

— Что это?

— Колышек на вершине, примерно в десяти футах от края скалы. Им отмечена западная оконечность коровьего пастбища. Парень накинул на него петлю и прикрепил к ней верёвку с карабином.

— Что за петля?

— Альпинистская оттяжка. Сделана из нейлоновой ленты. Один конец оттяжки надевают на неподвижный предмет, ко второму прищёлкивают карабином верёвку, и человек спускается.

— Вроде всё просто.

— На это и рассчитано. Но в данном случае оттяжка была обмотана изолентой, очевидно в перетёршемся месте, чтобы укрепить его, и именно в этом месте она порвалась. — Макналти оглянулся на гору. — Вот дурак. Почему он просто не взял другую оттяжку?

— Какого типа изолентой воспользовались для починки?

Макналти озадаченно захлопал глазами.

— Изолентой для электротехнических работ.

— Вы, случайно, не уничтожили отпечатки?

— Конечно нет.

— А рюкзак?

— Он из брезента.

— Это понятно, — терпеливо сказала Би. — Где он лежал? С чего вы взяли, что это его рюкзак? Внутрь заглянули?

— Он находился рядом с колышком, поэтому я решил, что рюкзак принадлежит жертве. Вероятно, там лежало снаряжение. Внутри, кроме ключей, ничего.

— Ключи от машины?

— Наверное.

— А машину искали?

— Я подумал, что прежде нужно сообщить вам.

— Подумайте ещё раз как следует, констебль. Вернитесь и найдите машину.

Макналти посмотрел на скалу. Судя по выражению лица, он не был расположен взбираться туда во второй раз, тем более в дождь. Что ж, ничего не поделаешь.

— Идите, — любезным тоном произнесла инспектор. — Движение пойдёт вам на пользу.

— Может, лучше по дороге? Там несколько миль, но зато…

— Идите, — повторила Би. — Внимательно осмотрите землю. Возможно, там остались следы, не уничтоженные дождём.

«Или вами», — мысленно добавила она.

— Хорошо, мэм, — кивнул Макналти с несчастным видом.

Он отправился той же тропой, какой ходил с Питом.

Керра Керн страшно устала и вымокла до нитки, потому что нарушила своё главное правило: по дороге туда ветер должен дуть в лицо, а на пути к дому — в спину. Но она так торопилась покинуть Кэсвелин, что впервые за долгое время не заглянула в Интернет, прежде чем надеть спортивный костюм и выехать из города. Просто облачилась в лайкру и шлем.

Она так резво давила на педали, что, только оказавшись в десяти милях от Кэсвелина, огляделась по сторонам. И обратила внимание на местность, а не на ветер — в этом её основная ошибка. Керра просто держала путь на восток. Когда погода ухудшилась, она была уже слишком далеко, чтобы возвращаться. Оставалось искать укрытие, а этого ей не хотелось.

Керра винила Алана, недальновидного и глупого Алана Честона. Он должен был стать её партнёром по жизни, включая всё, что содержит это понятие, однако в единственной ситуации, которой она не могла управлять, пошёл своим дурацким путём. Ещё Керра винила отца, такого же недальновидного и глупого, но глупого по-другому и по другим причинам.

Десять месяцев назад Керра попросила Алана:

— Пожалуйста, не делай так. Ничего хорошего из этого не выйдет. Подумай…

Тут Алан прервал её, что случалось редко. Благодаря этому обстоятельству Керра должна была понять, что недостаточно хорошо знает Алана, однако она не насторожилась.

— Почему ничего не выйдет? Мы даже не будем часто видеться, если это тебя заботит.

Заботило её не это. Керра понимала: слова Алана верны. Он делал то, что и полагается в отделе маркетинга (отдел — слишком громко, это была старая комната для заседаний, находившаяся за стойкой портье в старомодной гостинице), а Керра выполняла свои обязанности по подбору тренеров и инструкторов. Алан, сделавшись номинальным директором несуществующего отдела маркетинга, разбирался с хаосом, устроенным её матерью, а она, Керра, пыталась нанять подходящих сотрудников. Они с Аланом могли встречаться за утренним кофе или ланчем, но могли и не пересекаться. Беспокоило её вовсе не то, что они будут постоянно тереться друг о друга: днём на работе — локтями, а вечером — другими частями тела.

— Разве ты не понимаешь, Керра, что мне нужно серьёзное дело? И вот оно подвернулось. Хорошие места на деревьях не растут. Твой отец поступил благородно, предложив мне эту должность. Дарёному коню в зубы не смотрят.

Предложение её отца вряд ли можно было назвать дарёным конём, и благородство тут ни при чём. Просто её отцу понадобился сотрудник, который сделает рекламу «Эдвенчерс анлимитед». Для этих функций требовался человек особого склада, и отец Керры решил, что Алан Честон идеально подходит.

Отец судил по внешности, и Алан показался ему отличным кандидатом. Отец считал, что фирма «Эдвенчерс анлимитед» должна избегать брутальных самцов с грязью под ногтями, бросающих женщин на постель и доводящих их до экстаза. Чего он не понимал и никогда не поймёт, так это того, что подобных типов в природе не существует.

А вот Алан Честон, несмотря на покатые плечи, очки, выпирающее адамово яблоко и изящные руки с длинными пальцами, являлся самцом. Он думал как самец, действовал как самец и реагировал как самец. Потому Керра и возражала, однако ни к чему хорошему это не привело. Она могла лишь повторять, что «из этого ничего не выйдет». Когда Алан её не послушал, Керра сделала единственное, на что была способна в такой ситуации: сказала Алану, что им нужно прекратить отношения. Он ответил без малейшей паники в голосе:

— Вот, значит, как ты поступаешь, когда не можешь добиться своего? Просто вычёркиваешь людей из своей жизни?

— Да, — подтвердила Керра. — Именно так я и поступаю. И происходит это не тогда, когда я не могу добиться своего, а когда моё мнение игнорируют. Ведь я говорю для твоего же блага.

— Какое же это благо, если мне не достанется хорошее место? Речь идёт о деньгах. О будущем. Разве не этого ты хочешь?

— Не этого, — ответила Керра.

И всё же она не смогла выполнить свою угрозу, потому что не представляла себе такую жизнь: днём работать с Аланом, а ночью его не видеть. Керра была слаба и презирала себя за это, ведь она выбрала Алана именно потому, что поначалу он показался ей слабым: внимательным к другим (она приняла это за уступчивость) и спокойным (она приняла это за робость). Но с тех пор как Алан пришёл в «Эдвенчерс анлимитед», он проявил себя с другой стороны, и это страшно напугало Керру.

Единственный способ обуздать страх — противостояние, в данном случае противостояние самому Алану. Но получится ли у неё? Поначалу Керра злилась, потом ждала, наблюдала и слушала. Неизбежное оставалось неизбежным, и поскольку это всегда происходило одинаково, она использовала оставшееся ей время для того, чтобы собраться с силами и отдалиться, притворяясь, что всё идёт как обычно.

Она держалась до последнего, пока Алан не сказал: «Я уеду на несколько часов на побережье». Её разум забил тревогу. В этой ситуации ей оставалось только вскочить на велосипед и уехать как можно быстрее и дальше, чтобы измотать себя и позабыть обо всём. Несмотря на то, что её ждали обычные обязанности, Керра отправилась в путь: сначала Сент-Меван-Кресент, Берн-Вью, далее вниз к Лэнсдаун-роуд, потом Стрэнд и выезд из города.

Керра неслась на восток, хотя давно пора было вернуться. Когда она поднималась на Стрэнд, совсем стемнело. Магазины закрылись, но рестораны работали, хотя посетителей было мало. Светофор на перекрёстке включил красный сигнал. На мокрых тротуарах никого не было.

Впрочем, через два месяца всё изменится. В Кэсвелин хлынут туристы: их привлекут широкие пляжи, сёрфинг и возможности, которые обещает фирма «Эдвенчерс анлимитед».

Этот бизнес был давней мечтой её отца. Взять заброшенную гостиницу — здание 1933 года постройки стояло на мысе над пляжем Сент-Меван — и превратить её в развлекательный центр. Для Кернов подобное предприятие было связано с огромным риском. Если не получится, они разорятся. Но её отец и в прошлом брался за рискованные дела, которые приносили успех, потому что единственное, чего он не боялся, — это тяжёлая работа. Что же до других вещей в жизни отца… Керра многие годы над этим раздумывала, но ответов так и не получила.

На вершине холма она повернула на Сент-Меван-Кресент, промчалась мимо череды старых гостиниц, мимо китайской лавки, торгующей едой навынос, мимо газетного киоска и остановилась у дома, который раньше назывался гостиницей короля Георга, а теперь — «Эдвенчерс анлимитед». Старое здание окружали леса. Свет горел в нижнем этаже, а не наверху, где жила семья.

Перед входом стоял полицейский автомобиль. Керра нахмурилась. Сразу же пришла в голову мысль об Алане. О брате она и не подумала.

Офис Бена Керна находился на втором этаже. Бен устроил его в комнате, которой когда-то пользовалась горничная. Дверь из неё вела в помещения, которые Бен превратил в апартаменты для постояльцев, возлагая на них своё будущее процветание.

Бен считал, что выбрал правильное время для своего самого грандиозного предприятия. Дети выросли, во всяком случае, Керра была самостоятельной и способной добиться успеха в любом начинании. С Санто всё было сложнее по многим причинам; об этом Бен старался не думать. Впрочем, в последнее время и на сына можно было положиться. Судя по всему, Санто понял серьёзность дела, которым занялась семья.

Бен чувствовал, что дети его поддержат. Не может же он в одиночку взвалить на свои плечи такую ношу. Они уже два года занимались этим проектом. Преобразование подходило к концу, оставалось только покрасить фасад и добавить в интерьер несколько последних штрихов. К середине июня гостиница заработает на полную мощность. Номера уже вовсю бронируют.

Когда явилась полиция, Бен просматривал документы. Хотя наличие клиентов являлось результатом семейного труда, размышлял он не об этом. Бен думал о красном. Не о долгах^[8], поскольку знал, что его бизнес окупится лишь через несколько лет, а о красном цвете, таком как лак на ногтях, помада на губах, или шарф, или блузка, или платье.

Деллен уже пять дней подряд предпочитает красное. Сначала это был лак на ногтях. За ним последовала красная помада. Затем задорный берет на светлых волосах. Она надевала его, когда выходила на улицу. Вскоре, наверное, облачится в красный джемпер с изрядным вырезом. Затем в платье, где декольте будет ещё глубже, а на боку — разрез. Дети по привычке станут многозначительно смотреть на отца. Будут ждать, как он поступит в такой ситуации. Несмотря на возраст — восемнадцать и двадцать два, — Санто и Керра уверены, что он способен воздействовать на их мать.

Бен услышал хлопок дверцы автомобиля и решил, что это Деллен. Он подошёл к окну, но увидел внизу не «БМВ» жены, а полицейскую машину.

Позднее Бен думал, что логичнее было бы вспомнить о Керре: несколько часов назад дочь укатила на велосипеде, а ведь с двух непогода разыгралась не на шутку. Однако двадцать четыре часа в сутки в его голове была Деллен, а так как она уехала в полдень и до сих пор не вернулась, Бен предположил, что жена попала в какую-то передрягу.

Он вышел из кабинета и спустился на первый этаж. Возле стойки портье стоял констебль в форме. Лицо этого молодого мужчины показалось Бену знакомым. Стало быть, он городской. Бен уже отличал жителей Кэсвелина от тех, кто жил за городом.

— Мик Макналти, — представился констебль. — А вас как зовут, сэр?

— Бенесек Керн. Что-то случилось?

Бен включил больше света. Автоматическое освещение срабатывало под вечер, однако лампы отбрасывали тени, которые Бен хотел убрать.

— Могу ли я в таком случае поговорить с вами? — спросил Макналти.

Бен понял, что констебль хочет пройти внутрь, и повёл его на второй этаж в гостиную, окна которой выходили на Сент-Меван-бич. Было видно, как на песчаный берег яростно накатывают волны. В море никого не было, даже самых отчаянных местных сёрферов.

Ландшафт между пляжем и домом сильно изменился в сравнении с тем, каким он был при бывшей гостинице. Бассейн по-прежнему оставался, но на месте бара и летнего ресторана возник скалодром. Были здесь и верёвочная лестница, и подъёмные мосты, и различные аттракционы для активного отдыха. В аккуратном строении хранились морские каяки и снаряжение для дайвинга. Констебль Макналти всё это осмотрел, во всяком случае, так казалось со стороны.

За это время Бен Керн приготовился выслушать то, что сообщит ему полицейский. Он думал о Деллен в красном, о скользких дорогах, о намерениях жены. Скорее всего, она решила пройтись по берегу, возможно, уединиться в какой-нибудь бухте. Но опасно выезжать в такую погоду, особенно если двигаться не по главной дороге. Да, его жена любит опасность, жаждет опасности, но не такой, которая приводит к автокатастрофе и падению в пропасть.

Вопрос оказался не тем, какого ждал Бен.

— Александр Керн — ваш сын?

— Санто? — уточнил Бен.

Он испытал облегчение: слава богу, это Санто. Скорее всего, забрёл на чужую территорию, и его арестовали. А ведь Бен неоднократно его предупреждал.

— Что он наделал на этот раз? — поинтересовался Бен.

— Произошёл несчастный случай. — Констебль помедлил. — Мне очень жаль, но, судя по всему, мы обнаружили тело вашего сына. Если у вас есть его фотография…

Бен услышал слово «тело», но не вник в его смысл. Он перебил полицейского:

— Он что, в больнице? В какой? Что случилось? Как же отреагирует Деллен? Как лучше преподнести ей эту новость?

— Мне очень жаль, — повторил констебль. — Если у вас есть фотография…

— О чём вы говорите?

У констебля Макналти был взволнованный вид.

— Боюсь, что ваш сын мёртв. Мы обнаружили тело.

— Санто? Мёртв? Но где? Как?

Бен посмотрел на бурное море. В этот момент порыв ветра ударил по окнам, водоотливы загремели.

— Господи, он вышел на волны в такую погоду! Это был сёрфинг?

— Нет, не сёрфинг, — покачал головой Макналти.

— Что же тогда? Прошу вас, не молчите!

— Он упал со скалы. Подвело снаряжение. Это произошло в бухте Полкар.

— Он забрался на скалу? — тупо спросил Бен. — Санто залез на скалу? Кто с ним был? Где?

— Судя по всему, он был один.

— Никого не было? Он поднимался один? В бухте Полкар? В такую погоду?

Всё, на что был способен Бен, — это вторить полицейскому, как запрограммированный автомат. Сделать что-то более осмысленное означало осознать новость, а этого бы Бен не вынес.

— Ответьте мне, — бормотал Бен. — Прошу, ответьте.

— У вас есть снимок Александра?

— Я хочу его видеть. Я должен. Не может быть.

— Сейчас это невозможно. Поэтому мне и нужна фотография. Тело… Оно в госпитале в Труро.

Бен ухватился за последнюю фразу.

— Так значит, он жив.

— Мистер Керн, мои соболезнования. Санто мёртв.

— Вы сказали, он в госпитале.

— В морге, для вскрытия, — пояснил Макналти. — Мне очень жаль.

— О господи!

Внизу открылась входная дверь. Бен подошёл к двери гостиной и крикнул:

— Деллен?

Шаги приблизились. Это оказалась не жена, а Керра. Она сняла шлем, с него закапала дождевая вода.

Керра посмотрела на констебля и обратилась к отцу:

— Что-то случилось?

— Санто, — прохрипел Бен. — Санто погиб.

— Санто? Санто?! — Керра в ужасе оглядела комнату. — Где Алан? Где мама?

Бен отвёл глаза.

— Матери нет дома.

— Что же произошло?

Бен сообщил дочери то немногое, что было ему известно.

— Санто занимался скалолазанием?

По выражению лица дочери Бен понял, что она думает: раз Санто полез на скалу, значит, он сделал это из-за отца.

— Да, — произнёс Бен. — Я знаю. Знаю. Можешь не продолжать.

— Что знаете, сэр? — вмешался констебль.

До Бена дошло, что такие моменты для полиции очень важны, ведь полиция пока не выяснила, счем имеет дело. Они обнаружили тело и решили, что произошёл несчастный случай. Но вдруг всё не так? Тогда они должны насторожиться и задать соответствующие вопросы. Но где же Деллен?

Бен потёр лоб. Он думал, что всё дело в море. Всё из-за того, что он перебрался к морю. Ему был необходим шум волн, ему хотелось быть рядом с огромной вздымающейся массой воды, хотелось слушать её плеск, и вдруг такое! Тут Бен явственно осознал, что Санто мёртв. «Никакого сёрфинга, — наставлял он сына. — Не желаю, чтобы ты им занимался. Столько людей гибнет в море! Это сумасшествие. Безумное занятие».

— …действовать как посредник, — говорил констебль Макналти.

— Что? — спросил Бен. — Какой посредник?

Керра смотрела на отца, её голубые глаза сузились. Она как будто изучала его, и Бену очень не понравился этот её взгляд.

— Констебль сказал, — начала Керра, — что они в качестве посредника пришлют своего офицера. Только им нужен снимок Санто. — Керра обернулась к Макналти. — Зачем вам понадобилась фотография?

— При нём не было документов.

— Тогда как вы поняли, что это мой брат?

— Рядом с лесом Стоу мы нашли автомобиль. В бардачке лежали права, а ключи в рюкзаке подошли к замку машины.

— Значит, фото — простая формальность, — заключила Керра.

— Думаю, что да. Однако формальность необходимая.

— Сейчас я принесу снимок.

Керра вышла.

Бен удивлялся поведению дочери. Керра никогда не теряла головы. Деловитость служила ей бронёй. Сейчас эта черта характера больно ранила его.

— Когда я смогу увидеть сына? — уточнил Бен.

— Боюсь, что только после вскрытия.

— Почему?

— Таковы правила, мистер Керн. Не положено, чтобы кто-то был рядом… рядом с ним. Только потом. Криминалисты, сами понимаете.

— Он же не какой-нибудь кусок мяса.

— Конечно нет. Мне очень жаль, мистер Керн.

— В самом деле? У вас есть дети?

— Да, мальчик. У меня есть сын, сэр. Ваша потеря — это самое страшное, что может случиться. Я всё понимаю, мистер Керн.

Бен смотрел на полицейского воспалёнными глазами. Констебль был молод, возможно, и двадцати пяти не исполнилось. Он думал, что знает, как устроен мир, а на самом деле ни черта не смыслит. Не представляет, что может произойти. Ему невдомёк, что нет способа ко всему приготовиться и всё просчитать. Человек галопом несётся по жизни, и у него только две возможности — взбираться наверх или катиться вниз. Если захочешь найти середину — пропадёшь.

Керра вернулась и протянула фотографию констеблю Макналти.

— Это Санто, — произнесла она. — Мой брат.

— Красивый парень, — заметил констебль.

— Да, — согласился Бен. — Похож на мать.

Глава 4

— До недавнего времени.

Дейдра улучила момент, когда осталась наедине с Томасом Линли. Сержант Коллинз ушёл в кухню заварить себе ещё одну чашку чая. Он успел осушить уже четыре. Дейдра надеялась, что Коллинз не собирается у неё ночевать, потому что, если обоняние её не обманывало, он угощался её лучшим чаем «Русский караван»^[9].

Томас Линли отвёл взгляд от огня. Он сидел у камина, вытянув длинные ноги, но не как человек, наслаждающийся теплом очага, а в неудобной позе, положив локти на колени и свесив кисти рук.

— Что? — спросил он.

— Когда он с вами разговаривал, вы ответили: «До недавнего времени». Он сказал: «Нью-Скотленд-Ярд», и вы ответили: «До недавнего времени».

— Да, — кивнул Линли. — До недавнего времени.

— Вы оставили работу? Поэтому оказались в Корнуолле?

Линли посмотрел на Дейдру. Она снова заметила страдание в его глазах.

— Не знаю, — вздохнул он. — Должно быть, поэтому.

— Если не возражаете, могу я поинтересоваться, каким вы были полицейским?

— Думаю, что хорошим.

— Извините. Я имела в виду, что полицейские бывают разные. Секретный отдел, те, кто защищает королевскую семью, уголовная полиция…

— Отдел убийств, — прервал её Линли.

— Вы расследовали убийства?

— Да. Именно этим я и занимался. Он снова уставился на огонь.

— Наверное, это тяжело. В моральном смысле.

— Видеть бесчеловечность? Да.

— Поэтому вы и ушли? Простите. Я слишком бесцеремонна. У вас было много расследований?

Линли не ответил.

Дверь с шумом открылась, и в комнату ворвался ветер. Коллинз вышел из кухни с чашкой чая в тот самый момент, когда вернулась инспектор Ханнафорд с перекинутым через руку белым комбинезоном, который она отдала Линли.

— Вот вам брюки и пиджак.

Эти слова прозвучали как приказ.

— А ваши где? — спросила она, обращаясь к Дейдре.

Дейдра кивнула в сторону сумки, в которую она сложила свою одежду, когда переоделась в синие джинсы и жёлтый джемпер.

— Но у него нет обуви, — напомнила она.

— Всё нормально, — сказал Линли.

— Что тут нормального? Вы же не сможете выйти на улицу.

— Я достану другую пару.

— Ему пока не нужны ботинки, — заявила Ханнафорд. — Где он может переодеться?

— В спальне. Или в ванной.

— Тогда проводите его.

Как только инспектор Ханнафорд вошла в комнату, Линли встал, и не потому, что ждал от неё чего-то. Дело было во врождённом воспитании и хороших манерах. Инспектор была женщиной, а учтивый джентльмен всегда встаёт, когда женщина входит в комнату.

— Приехали сотрудники СОКО? — спросил Линли.

— И патологоанатом. Мы получили фотографию мёртвого юноши. Его зовут Александр Керн. Местный парень из Кэсвелина. Вы его знаете? — спросила Ханнафорд у Дейдры.

На пороге кухни топтался сержант Коллинз. Вид у него был нерешительный: видимо, он сомневался, можно ли на дежурстве пить чай.

— Керн? — отозвалась Дейдра. — Знакомое имя. Правда не припомню, где я его слышала. Не думаю, что знаю его.

— Наверное, вы здесь со многими общаетесь?

— Что вы имеете в виду?

Дейдра вонзила ногти в ладони, приказывая себе держать язык за зубами. Она чувствовала, что инспектор её испытывает.

— По вашим словам, вы не думаете, что знаете жертву. Странное высказывание. Обычно либо знаешь человека, либо нет. Вы сейчас переоденетесь?

Последнюю фразу Би адресовала Линли. Такая резкая смена темы была не менее обезоруживающей, чем инквизиторский взгляд инспектора.

Линли быстро посмотрел на Дейдру и отвернулся.

— Да, конечно, — кивнул он и вышел в низкую дверь.

За дверью находилась крошечная ванная и спальня, в которую помещались только кровать и шкаф. Маленький уютный домик. Именно такой и был нужен его хозяйке.

— Можно просто знать человека в лицо и при случае перекинуться с ним несколькими словами, но в то же время понятия не иметь, как его зовут и чем он занимается. Вероятно, и сержант подтвердит это, ведь он местный.

Коллинз как раз подносил к губам чашку с чаем. Он пожал плечами. То ли соглашался, то ли нет. Трудно понять.

— Вы хотите сказать, что это требует некоторых усилий? — с нажимом спросила Ханнафорд.

— По-моему, это стоит подобных усилий.

— Так вы знаете Александра Керна в лицо?

— Возможно, я его и видела. Но как я уже вам говорила и как сказала вашему коллеге, сержанту Коллинзу, я не смогла разглядеть его лицо, когда впервые увидела тело.

Томас Линли вернулся и тем самым спас Дейдру от дальнейших расспросов и подозрительного взгляда Ханнафорд. Он передал свою одежду инспектору. «Ну что за абсурд! — подумала Дейдра. — Он непременно заболеет, если выйдет вот так на улицу: без куртки, без ботинок, в одном тонком белом комбинезоне вроде тех, что надевают следователи, чтобы не оставлять собственных следов на месте преступления. Это просто смешно».

Теперь Ханнафорд принялась за чужака:

— Хотелось бы увидеть и ваши документы, мистер Линли. Это формальность, но без неё не обойтись. Вы можете их получить?

— Да, — кивнул Линкольн. — Я позвоню…

— Хорошо. Несколько дней побудьте в городе. Всё выглядит как обычный несчастный случай, но, пока мы не узнаем точно… да вы и сами отлично всё понимаете. Мне нужно, чтобы в любой момент я могла с вами связаться.

— Да.

— Вам понадобится одежда.

— Да.

Голос его звучал безразлично, и сам он был каким-то опустошённым: не человек из плоти и крови, а нечто подавленное, беспомощное перед законами жизни.

Инспектор оглядела гостиную, словно прикидывая, можно ли здесь поселить человека и найти для него одежду.

— Мистер Линли купит вещи в Кэсвелине, — поспешно вмешалась Дейдра. — Не сегодня, конечно. Все магазины уже закрыты. Он может остаться у меня или в гостинице «Солтхаус». У них есть номера. Не много и не слишком хорошие, но приемлемые. К тому же это ближе, чем Кэсвелин.

— Хорошо, — согласилась Ханнафорд и взглянула на Линли. — Вы должны поселиться в гостинице. У меня есть к вам вопросы. Сержант Коллинз доставит вас в «Солтхаус».

— Я сама его отвезу, — снова вызвалась Дейдра. — Когда кто-то погибает, нужно опросить всех, кто имеет хоть какое-то отношение к происшествию. Я знаю, где находится «Солтхаус», а если там не окажется номеров, я подброшу мистера Линли в Кэсвелин.

— Не стоит беспокоиться, — сказал Линли.

— Буду рада помочь, — заверила Дейдра.

Ей не терпелось избавиться от общества сержанта Коллинза и инспектора Ханнафорд, а тут представился удобный случай.

Немного подумав, Ханнафорд согласилась и протянула Линли свою визитку.

— Позвоните мне, пожалуйста, когда устроитесь. Я должна знать, где вас искать. Как только мы немного разберёмся здесь, я сразу же приеду. На это уйдёт какое-то время.

— Знаю, — ответил Линли.

— Вам ли не знать.

Инспектор кивнула и взяла пакеты со сложенной в них одеждой. Сержант Коллинз последовал за ней. Полицейские автомобили преграждали Дейдре доступ к её «воксхоллу». Чтобы она смогла отвезти Томаса Линли в «Солтхаус», все остальные должны были разъехаться.

С уходом полиции в доме наступила тишина. Дейдра чувствовала на себе взгляд Линли. За сегодняшний день на неё достаточно насмотрелись. Дейдра подошла к двери и обернулась.

— Можете выйти в носках, — предложила она. — У меня на крыльце резиновые сапоги.

— Не думаю, что они мне впору, — сказал Линли. — Впрочем, неважно. Отправлюсь босиком. Надену носки перед самой гостиницей.

— Это разумно, — согласилась Дейдра. — Как же я сама не догадалась? Если вы готовы, то пойдёмте. Может, хотите чего-нибудь? Сэндвич? Суп? У Брайана в гостинице можно пообедать, но если вы не желаете выходить в обеденный зал…

Дейдре не хотелось готовить еду для этого человека, хотя, наверное, следовало бы. Они теперь как-то связаны: на обоих падает подозрение. Так казалось Дейдре, поскольку у неё были свои секреты, а у него — свои.

— Я закажу что-нибудь в номер, — нашёл выход Линли, — если, конечно, у них есть свободные места.

— Ну и отлично, — отозвалась Дейдра.

Во второй раз за день они направились в «Солтхаус», теперь уже не торопясь. По пути им встретились два полицейских автомобиля и «скорая помощь». Дейдра и её спутник молчали, а когда она взглянула на Линли, то увидела, что его глаза закрыты, а руки лежат на коленях. Он казался спящим, и Дейдра не сомневалась, что так и есть. Видно было, что этот человек очень устал. Интересно, сколько времени он шёл пешком?

Дейдра припарковалась на стоянке у гостиницы; Линли даже не шелохнулся. Она тихонько тронула его за плечо. Он открыл глаза и медленно заморгал, стряхивая сон.

— Спасибо, — пробормотал он. — Это было очень любезно…

— Я не хотела оставлять вас в лапах полиции, — перебила его Дейдра и тут же спохватилась: — Простите, я забыла, что вы один из них.

— В некотором роде.

— В общем, я решила, что вы хотите от них отдохнуть. Хотя, судя по словам инспектора, передышка не затянется надолго.

— Так и есть. Они хотят побеседовать со мной сегодня вечером. Тот, кто первым оказался на месте преступления, всегда вызывает подозрение. Они постараются в кратчайшее время собрать обо мне максимум информации. Так уж у нас заведено.

Они смолкли. Сильный порыв ветра сотряс автомобиль. Дейдра снова заговорила:

— Завтра я заеду за вами.

Она произнесла эти слова, не подумав о последствиях и о том, как это будет выглядеть. Такое поведение было ей несвойственно, и она мысленно себя упрекнула. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Вам нужно купить себе одежду в Кэсвелине. Не будете же вы постоянно ходить в комбинезоне. Обувь вам просто необходима. И другие вещи. Кэсвелин — ближайшее место, где можно всё это приобрести.

— Вы очень любезны, — заметил Линли. — Но я не хочу утруждать вас.

— Вы это уже говорили. Мне совсем нетрудно вам помогать. Странно, но у меня такое ощущение, словно мы с вами плывём в одной лодке.

— Я доставил вам неприятности, — напомнил Линли. — Окно в вашем доме. А теперь и полиция. Мне очень жаль.

— Что вам ещё оставалось? Куда бы вы пошли, когда увидели тело?

— Верно, идти мне было некуда.

Какое-то время Линли сидел, глядя на гостиничную вывеску, которую трепал ветер. Наконец он сказал:

— Могу я вас кое о чём спросить?

— Конечно.

— Почему вы солгали?

В ушах у Дейдры вдруг зашумело. Она повторила последнее слово, как если бы не расслышала его.

— Когда мы в первый раз пришли сюда, — пояснил Линли, — вы называли бармену имя погибшего парня — Санто Керн. Но когда полиция поинтересовалась…

Он сделал жест, означающий: «Закончите сами».

Вопрос напомнил Дейдре, что этот измотанный и замызганный человек — сам полицейский. Придётся и с ним держать ухо востро.

— Разве я называла имя?

— Да. И нервничали при этом. А полицейским вы как минимум дважды сказали, что не узнали юношу. Когда они назвали его имя, вы дали показания, что не знаете его. Вот я и не понимаю почему.

Он посмотрел на Дейдру, и она тут же пожалела о своём предложении отвезти его купить одежду. Он очень непрост, а она вовремя этого не заметила.

— Я приехала на выходные и решила, что с полицией лучше не связываться. Я ведь собиралась отдохнуть.

Линли ничего не сказал.

— Спасибо, что не выдали меня, — добавила Дейдра. — Конечно, я не могу просить вас и дальше молчать, когда вы снова с ними встретитесь. Но лучше бы вы не говорили им о своём наблюдении… Есть то, что полиции не следует обо мне знать. Вот и всё, мистер Линли.

Он молчал, но по-прежнему смотрел на неё, и она почувствовала, что заливается краской. Хлопнула дверь гостиницы. Вышедшие оттуда мужчина и женщина согнулись под ветром. Женщина подвернула щиколотку. Мужчина обнял её за талию и поцеловал. Она оттолкнула его игривым движением. Он снова её обхватил, и они медленно направились к машине.

Дейдра проводила пару взглядом, Линли же в это время наблюдал за Дейдрой.

— Я заеду за вами в десять, — наконец сказала она — Вам это подходит, мистер Линли?

Он помедлил с ответом. Дейдра подумала, что её новый знакомый, должно быть, хороший полицейский.

— Томас, — сказал он. — Пожалуйста, зовите меня Томасом.

Линли показалось, что он попал в один из старых фильмов о Диком Западе. Он вошёл в бар, где собрались местные выпивохи, и все сразу замолчали. В этих краях вы считаетесь приезжим, если не пребываете здесь постоянно, и новосёлом, если ваша семья не прожила в этих местах как минимум два поколения. Линли был чужаком, более того, чужаком, одетым в белую робу, да ещё и без обуви, только в носках. Сюда он явился без куртки, и это в такую погоду — в ветер и дождь. В прошлом только невеста являлась в это заведение в белом с головы до пят, да и то никто из присутствующих этого не застал.

Потолок, такой низкий, что Линли едва не задел его головой, был запачкан вековой сажей от печного огня и сигарного дыма и пересечён чёрными дубовыми балками с прибитыми к ним бляшками (такими украшают лошадиную сбрую). На стенах красовались старинные фермерские орудия, главным образом косы и вилы. Пол был каменным, неровным и щербатым. Крыльцо тоже каменное, за сотни лет покрытое выбоинами от ног многочисленных посетителей. Внутреннее пространство было небольшим и состояло из двух отсеков, обозначенных двумя очагами — большим и маленьким, которые, казалось, были предназначены не для обогрева помещения, а для того, чтобы людям невозможно было дышать. Не улучшали атмосферу и разгорячённые тела посетителей.

Когда Линли заходил сюда днём, в баре сидели лишь несколько человек. Сейчас же набилась уйма народу. Линли пришлось протискиваться через толпу. Все молча смотрели, как он подходит к бару. Линли понимал, что повышенный интерес к нему связан не только с одеждой. Виноват и запах. Он уже семь недель не мылся и не брился.

Очевидно, хозяин — Дейдра Трейхир называла его Брайаном — запомнил его, потому что произнёс в наступившей тишине:

— Там на скале был Санто Керн?

— Не уверен. Это был молодой человек. Юноша. Вот и всё, что я знаю.

Толпа загомонила и снова умолкла. Линли услышал, как по залу пронеслось имя Санто, и оглянулся через плечо. Десятки глаз — молодых, старых и пожилых — смотрели на него.

— Этот парень, Санто, он тут у вас всем известен? — спросил Линли у Брайана.

— Он живёт неподалёку. — Это всё, что хозяин пожелал открыть чужаку. — Хотите выпить?

Вместо выпивки Линли попросил свободный номер. И тотчас заметил, что Брайан не горит желанием его принимать. Что ж, вполне логично: кому захочется предоставлять номер неприятно пахнущему человеку и выдавать в его распоряжение простыни и подушку? Может, по нему блохи скачут? Однако интерес, который вызывал Линли в «Солтхаусе», говорил в его пользу. Его наружность явно противоречила выговору и манерам, к тому же погибшего обнаружил именно он, а это событие являлось сейчас главной темой для пересудов.

— Только маленькая комната, — отозвался Брайан. — Но они у нас все такие. Небольшие. Наверное, когда строили этот дом, людям больше и не требовалось.

Линли заверил, что размер помещения его не беспокоит, он будет рад любому номеру. И прибавил, что не знает, надолго ли задержится. Полиция хочет, чтобы он не уезжал, пока не разрешится вопрос со смертью юноши.

Толпа снова загалдела. На всех подействовало слово «разрешится» и значение, которое за ним стояло.

Носком ботинка Брайан приоткрыл дверь, находившуюся в дальнем конце бара, и обменялся с кем-то несколькими фразами. Оттуда вышла женщина средних лет, по-видимому кухарка, если судить по запачканному белому переднику, который она поспешно снимала. Под передником обнаружились белая блузка и чёрная юбка, на ногах были надеты туфли на низком каблуке.

Женщина сказала Линли, что проводит его в комнату. Вид у неё был деловой, словно она не заметила в посетителе ничего странного. Женщина сообщила, что номер находится не над баром, а над рестораном. Там ему будет спокойно. Хорошее место для сна.

Ответа от него она не ждала. И его мысли были ей ничуть не интересны. Женщина смотрела на Линли как на одного из клиентов, которых в это время года не так много. Просящие милостыню благодетелей не выбирают.

Женщина отворила дверь и повела Линли по холодному каменному коридору. Оттуда можно было пройти в ресторан гостиницы, в тот момент пустовавший. Они поднялись по очень узкой лестнице. Трудно было представить, как можно пронести по ней мебель.

На втором этаже находилось три номера. Линли мог взять любой. Его провожатая, Сиобхан Рурк, была давнишним и, судя по всему, многострадальным партнёром Брайана. Она посоветовала Линли выбрать самую маленькую комнату — наиболее тихую. На этаж приходится одна ванная, хотя это не имеет значения, поскольку постояльцев не предвидится.

Линли было всё равно, какой номер занять, поэтому он вошёл в тот, что открыла Сиобхан. И сразу заявил, что комната ему подходит. Помещение было не больше кладовки. В нём стояли кровать, шкаф и туалетный стол, задвинутый под подоконник. Единственными удобствами были раковина в углу и телефон на туалетном столике. Наверное, лет двести назад здесь жила служанка.

Линли мог выпрямиться только в центре комнаты. Заметив это, Сиобхан пояснила:

— В те времена люди были ниже ростом. Возможно, это не лучший вариант, мистер…

— Линли, — представился он. — Всё хорошо. Телефон работает?

Телефон работал. Сиобхан предложила что-нибудь принести. В шкафу имелись полотенца, а в ванной комнате есть мыло и шампунь (она особенно подчеркнула это). Если гость хочет есть, она это устроит. Прямо здесь или внизу, в обеденном зале. Всё это Сиобхан произнесла скороговоркой, поскольку было совершенно ясно, что постоялец желает остаться один.

Он ответил, что не голоден, и это вполне соответствовало действительности. Сиобхан ушла. Когда дверь закрылась, Линли взглянул на постель. Почти два месяца он не ночевал в кровати, да и вообще отдыхал очень мало. Когда он спал, к нему приходили сны, а он боялся своих снов. Не потому, что это были кошмары, а потому, что сны кончались. Так что лучше было совсем не ложиться.

Причин откладывать звонок больше не было. Линли подошёл к телефону и набрал номер. Он надеялся, что трубку не возьмут и тогда он оставит сообщение на автоответчике. Однако после пяти гудков он услышал голос матери. Ничего не оставалось, кроме как заговорить.

— Привет, мама, — поздоровался он.

Сначала мать молчала. Линли прекрасно знал, что она делает. Стоит рядом с телефоном в гостиной, или в будуаре, или где-то ещё в огромном доме, месте его рождения, а скорее, проклятия. Подносит ладонь к губам и оглядывается, нет ли кого в комнате. Если и есть, то, скорее всего, младший брат Линли, или управляющий имением, или, что маловероятно, сестра, приехавшая из Йоркшира. Мамины глаза сообщат новость прежде, чем она произнесёт: «Это Томми. Он позвонил. Слава богу. У него всё хорошо».

— Дорогой, где ты? Как ты?

— Я в Кэсвелине. Попал в историю.

— Боже мой, Томми. Неужели ты так далеко забрался? Ты знаешь, как…

Мать осеклась. Она хотела, чтобы сын понял, как вся семья о нём тревожится. Но она любила сына и не стала волновать.

Линли тоже её любил.

— Знаю, — ответил он. — Пожалуйста, пойми меня. Просто мне надо найти свой путь.

Мать, конечно, поняла, что сын имеет в виду не географические поиски.

— Мой дорогой, если бы я только могла, то сняла бы этот груз с твоих плеч…

Ему было нестерпимо выносить теплоту её голоса, её сочувствие, хотя за свою жизнь мать и сама перенесла немало трагедий.

— Да, да, — пробормотал Линли и откашлялся.

— Было много звонков, — сообщила мать. — Я составила список. И они до сих пор звонят. И не для галочки, не для того, чтобы просто исполнить свой долг. Всё не так. О тебе переживают и волнуются. Тебя очень любят, мой милый.

Линли не хотел этого слышать, и надо было дать ей понять это. Дело было не в том, что он не ценил заботу своих друзей и коллег. Просто их сочувствие бередило его душевные раны. Из-за этого он и из дома ушёл. В марте на берегу никого, да и в апреле мало народу, никто его здесь не знает, никому до него нет дела.

— Мама, — взмолился Линли.

Та всё поняла.

— Мой родной, прости меня. Больше не буду. Голос матери стал более деловым, и за это Линли был ей благодарен.

— Что у тебя случилось? Ты здоров? Не ранен?

— Нет. Однако я наткнулся на того, кто был ранен. Судя по всему, я обнаружил его первым. Юноша расшибся при падении со скалы.

— О боже, какое несчастье!

— Да. Теперь к этому делу подключилась полиция. Я оставил дома все свои документы. Не можешь ли ты прислать мой бумажник? Простая формальность.

— Они знают, что ты полицейский, Томми?

— Один из них знает. Остальным я назвал только своё имя. Им просто нужно выяснить все обстоятельства. Видимо, произошёл несчастный случай, но, пока полиция в этом не убедится, меня отсюда не выпустят. Мне нужно доказать, что я — это я.

— И ничего больше?

— Ничего.

Это превратится в викторианскую мелодраму. «Любезный господин (в данном случае — госпожа), вы знаете, с кем имеете дело?» Сначала он назовёт свой полицейский чин, а если это не произведёт на них впечатления, то титул. Тогда они схватятся за голову. Если, конечно, инспектор Ханнафорд — натура впечатлительная.

— Они не хотят верить мне на слово. И это логично. Я бы и сам не поверил. Так что насчёт бумажника?

— Займусь этим тотчас же. Может, отправить к тебе утром Питера?

Линли подумал, что не вынесет братского сочувствия.

— Не беспокой его. Пришли по почте.

Он продиктовал матери координаты, а она поинтересовалась, нормальная ли гостиница, удобный ли номер, хорошая ли кровать. Линли заверил, что всё неплохо и в данный момент он собирается принять ванну.

Мать, судя по всему, немного успокоилась. Хотя желание принять ванну не обязательно означает желание жить, сын, по крайней мере, ещё не подводит итоги. Она пожелала ему приятно понежиться в воде, и на этом беседа закончилась.

Линли положил трубку, оглядел комнату, кровать и крошечную раковину и почувствовал, что после общения с матерью все его оборонительные рубежи рухнули. В ушах зазвучал голос. Нет, на этот раз не материнский — голос Хелен. «Здесь немного по-монашески, правда, Томми? Ощущаю себя настоящей монашкой. Стараюсь быть добродетельной, но одолевают такие соблазны, что устоять невозможно».

Он так ясно её слышал. У Хелен была потрясающая интуиция. Стоило ей раз взглянуть в его лицо, и она точно угадывала, что нужно сделать. Это был её дар — наблюдательность и умение проникнуть в мир другого человека. Иногда она просто дотрагивалась до его щеки и говорила три слова: «Скажи мне, дорогой». В другой раз снимала напряжение какой-нибудь фривольностью, вызывая у него смех.

— Хелен, — произнёс Линли, во всей полноте осознавая, как много потерял.

Оставив Томаса Линли в гостинице, Дейдра не поехала домой, а устремилась на восток. Дорога петляла, точно распущенный моток ниток. Дейдра проехала мимо нескольких деревушек, мимо горящих окон. Дорога дважды нырнула в лес и наконец вышла к шоссе А-388. Дейдра повернула на юг, а затем — на восток, по второстепенной дороге, идущей мимо пастбища, на котором паслись овцы и коровы. Через полмили Дейдра увидела вывеску фермы «Корниш голд», а под ней надпись: «Добро пожаловать».

По периметру большого яблоневого сада росли сливовые деревья. Посадили их много лет назад для защиты от ветра. Сад начинался на вершине холма и спускался по склону. На ферме имелись два старинных каменных амбара, напротив которых располагалась фабрика по изготовлению сидра. В центре мощёного двора, в загоне для животных, сопел и хрюкал тот, к кому Дейдра приехала. Причиной визита был боров, огромный и недружелюбный. Благодаря ему Дейдра и познакомилась с владелицей фермы, эмигрировавшей из Греции более тридцати лет назад.

Боров поджидал Дейдру. Звали его Стамос — в честь бывшего мужа владелицы. Свин Стамос, оптимист и не дурак, догадываясь о целях Дейдры, подскочил к ограде, как только она показалась во дворе. Однако в этот раз Дейдра ничего вкусного не захватила. Ну как бы она при полиции начала упаковывать в сумку очищенные апельсины?

— Извини, Стамос, — сказала Дейдра. — Посмотрим твоё ухо. Да ладно, не бойся, так положено. Ты почти поправился и знаешь это. К несчастью, ты слишком умён.

Стамос мог укусить, и Дейдра действовала осторожно. Она оглядела двор: может, за ней кто-то следит? Во всяком случае, зевать не надо. Вокруг никого не было, что и понятно. Вечер поздний, все работники фермы давно дома.

— Замечательно выглядишь, — подбодрила Дейдра борова и прошла через арку к небольшому, умытому дождём огороду.

Кирпичная неровная дорожка вела к аккуратному белому домику. Изнутри доносились обрывки музыкальных фраз, исполняемых на классической гитаре. Альдара практикуется. Это хорошо. Стало быть, она одна.

Дейдра постучала в дверь, и игра тотчас прекратилась. По деревянному полу простучали торопливые шаги.

— Дейдра! Какими судьбами?

В глаза Дейдре ударил свет, поэтому лица Альдары она не видела. Но знала, что большие тёмные глаза смотрят на неё пытливо, хотя и без удивления. Альдара отступила назад.

— Входи. Слава богу, развеешь моё одиночество. Почему не позвонила из Бристоля? Ты сюда надолго?

— Не знаю. Это спонтанное решение.

В доме было почти жарко — так нравилось Альдаре. На белых стенах красовались яркие картины с изображением сельских пейзажей, безлюдных и населённых обитателями белых домиков с черепичными крышами и цветами на подоконниках, возле которых мирно стояли ослики, а в пыли у входных дверей играли тёмноволосые дети. Мебели у Альдары Папас было немного, и вся простая, хотя обивка разноцветная — голубая и жёлтая, а на полу — небольшой красный ковёр. Несколько ящерок прилепились к поверхностям, за которые могли уцепиться их крошечные лапки.

На кофейном столике перед диваном стояла ваза с фруктами, на тарелке лежали жареный перец, греческие маслины и сыр, наверняка фета. Стояла бутылка красного вина, пока не открытая. Два бокала, две салфетки, две тарелки и две вилки. Всё аккуратно разложено. Выходит, Альдара кого-то ждёт. Дейдра взглянула на неё, подняв бровь.

— Всего лишь маленькая ложь во спасение. — Альдара, как всегда, ничуть не смутилась, что её уличили в неискренности. — Не хочу, чтобы ты чувствовала себя нежданным гостем. Мои двери всегда для тебя открыты.

— Как и для кого-то ещё.

— Ты для меня гораздо важнее.

Словно желая это подчеркнуть, Альдара нагнулась над камином, в котором были приготовлены сухие яблоневые дрова, заготовленные во время подрезки деревьев. Оставалось только зажечь огонь. Хозяйка чиркнула спичкой по коробку и поднесла её к скомканной бумаге, лежащей под поленьями.

Движения Альдары отличались бессознательной природной чувственностью. Если бы ей об этом сказали, она рассмеялась бы и ответила: «Это у меня в крови». Быть гречанкой — значит быть соблазнительной. Но делала её такой не только кровь. Айдара отличалась уверенностью в себе, умом и бесстрашием. Последним качеством Дейдра особенно восхищалась. Альдара была хороша собой, в сорок пять выглядела на десять лет моложе. Дейдре исполнился тридцать один, и она знала, что через четырнадцать лет ей так не повезёт.

Альдара растопила камин, прошла к столу и открыла бутылку, ещё раз доказывая Дейдре, что она для неё — самый важный гость.

— У него довольно резкий вкус, — заговорила Альдара, наполняя бокалы. — Не в пример этим мягким французским винам. Ты знаешь, я люблю, чтобы вино обжигало нёбо. Так что закуси сыром, если боишься за зубную эмаль.

Айдара подала Дейдре бокал, отломила кусочек сыра и положила в рот. Медленно облизав пальцы, она подмигнула Дейдре.

— Вкусный. Мама прислала из Лондона.

— Как она?

— Всё ещё ищет, кто бы прикончил Стамоса. Шестьдесят семь лет, и такая злющая. Знаешь, что она заявила? «Инжир. Я пошлю этому дьяволу инжир. Как думаешь, Альдара, он его съест? Я начиню его мышьяком. Поможет?» Я велела ей выкинуть подобные мысли из головы и не тратить силы на этого человека. Ведь уже девять лет прошло, а она всё не успокоится. Мать словно меня и не слышала: «Я пошлю твоих братьев убить его». И затем долго проклинала Стамоса на греческом. Кстати, мне от этого одни убытки, ведь именно я четыре раза в неделю оплачиваю телефонные счета, как и положено преданной дочери. Когда мать закончила, я попросила её отправить на дело Никко, если она действительно хочет убить Стамоса. Дело в том, что только Никко хорошо владеет ножом и прилично стреляет. Мать засмеялась и затянула историю об одном из детей Никко.

Дейдра улыбнулась. Альдара опустилась на диван, скинула туфли и подобрала под себя ноги. На ней было платье цвета красного дерева, чрезвычайно короткое, с очень глубоким вырезом. Рукавов у платья не было, а ткань скорее подходила к лету на Крите, чем к весне в Корнуолле. Стало понятно, почему в комнате так тепло.

Дейдра взяла бокал и кусочек сыра. Альдара была права: вино оказалось ужасно кислым.

— Думаю, оно вызревало минут пятнадцать, — усмехнулась Альдара. — Ты же знаешь греков.

— Ты единственная гречанка из моих знакомых, — заметила Дейдра.

— Это печально, хотя греческие женщины намного интереснее греческих мужчин, поэтому тебе со мной повезло. Ты ведь не видела Стамоса? Я имею в виду того Стамоса. Вот уж точно грязная свинья. Не то что мой хряк.

— Кстати, я его осмотрела. Уши чистые.

— А как же! Я следовала твоей инструкции. Он здоровёхонек. Просит подружку, но меньше всего мне хочется, чтобы у меня под ногами путалась дюжина поросят. Между прочим, ты мне не ответила.

— Разве?

— Конечно. Я всегда тебе рада, но по твоему лицу вижу, что пришла ты не просто так.

Альдара взяла ещё кусочек сыра.

— Кого ждёшь? — поинтересовалась Дейдра.

Сыр остановился на полпути ко рту. Альдара склонила голову набок и взглянула на Дейдру.

— Вопрос совсем не в твоём стиле, — отозвалась Альдара.

— Извини. Но…

— Что?

Дейдра забеспокоилась, и это ощущение ей не понравилось. Настал момент менять тему разговора. Дейдра сделала это смело, поскольку смелость была единственным оружием, которым она обладала.

— Альдара, Санто Керн погиб.

— Что ты сказала?

— Ты переспрашиваешь, потому что не услышала или потому что не хотела услышать?

— Как это произошло? — спросила Альдара, положив сыр на тарелку.

— Скорее всего, слетел со скалы.

— Где?

— В бухте Полкар. Упал и разбился насмерть. Его обнаружил один прохожий, забравшийся ко мне в дом.

— Ты была там, когда это случилось?

— Нет. Я ехала из Бристоля. Подошла к дому и увидела, что туда кто-то залез. Он искал телефон.

— Ты обнаружила в своём доме чужого человека? Господи! Какой ужас! Как он… Он что, нашёл запасной ключ?

— Нет, разбил окно. Он сказал мне, что у скалы лежит тело. Мы поехали туда вместе. Я представилась врачом.

— Что ж, ты и в самом деле врач. Ты могла бы…

— Нет. Дело не в этом. Просто я предположила, что могу чем-нибудь помочь.

— Ты можешь больше чем просто предполагать, Дейдра. Ты ведь получила образование и имеешь диплом. У тебя на работе большая ответственность, и ты не должна говорить, что…

— Ладно, Альдара. Ты права. Но дело было не только в желании оказать помощь. Я хотела увидеть всё своими глазами. У меня было предчувствие.

Альдара ничего не сказала. В камине затрещало полено, и этот звук привлёк её внимание. Она смотрела на огонь так внимательно, словно проверяла, на месте ли поленья.

— Ты решила, что это может быть Санто Керн? Почему? — наконец поинтересовалась она.

— Но ведь это очевидно.

— Что очевидно?

— Альдара, ты знаешь.

— Нет. Ты должна мне ответить.

— Должна?

— Пожалуйста.

— Ты ведь…

— А что я? Я ничего. Почему для тебя это так очевидно?

— Потому что когда человек уверен, что всё учтено, что все точки над «i» расставлены и в конце каждого предложения стоит точка…

— Ну, это уже занудство.

Дейдра возмущённо вздохнула.

— Человек погиб. Как ты можешь так говорить?!

— Согласна. «Занудство» — неудачное слово. Надо было сказать «истерика».

— Речь идёт о человеке. О юноше. Ему ещё и девятнадцати не исполнилось. Он лежал там, на камнях, бездыханный.

— Да, это настоящая истерика!

— Ну как ты можешь? Санто Керн мёртв.

— Что ж, жаль. Печально, что такой молодой человек упал со скалы и разбился.

— Если он действительно упал, Альдара.

Альдара потянулась за бокалом. Дейдра не в первый раз обратила внимание на руки гречанки — они не были красивы в отличие от остального облика. Альдара сама признавала, что у неё руки крестьянки. Созданы, чтобы бить бельё о камни в ручье, месить тесто и копаться в земле. Сильные толстые пальцы, широкие ладони — эти руки не для изящных занятий.

— Что значит «если он действительно упал»? — спросила Альдара.

— Сама знаешь.

— Но ты говорила, что он занимался восхождением. Ты же не думаешь, что кто-то…

— Не кто-то, Альдара. Санто Керн. Бухта Полкар. Нетрудно сообразить, кто мог это сделать.

— Ерунда. Ты слишком часто ходишь в кино, и тебе уже кажется, что люди играют роли, придуманные в Голливуде. Санто просто сорвался.

— Разве это не кажется тебе странным? Зачем он вообще полез на скалу в такую погоду?

— Это уже его дело.

— Господи ты боже мой! Альдара!

— Хватит!

Альдара решительно поставила бокал на стол.

— Я — это не ты, Дейдра. У меня никогда не было… страха перед мужчинами, как у тебя. Я не считаю их высшими существами. Мне очень жаль того парня, но ко мне это не имеет никакого отношения.

— Да? А это?

Дейдра указала на два бокала, две тарелки и всё остальное. Одежда Альдары тоже была весьма красноречивой: тонкое платье, обтягивающее бёдра, открытые туфли с неуместными на ферме высоченными каблуками, серьги, подчёркивающие длинную шею. Дейдра не сомневалась в том, что на кровати Альдары лежит свежее, ароматизированное лавандой бельё, а свечи в спальне ожидают, когда их зажгут.

Сюда точно спешит мужчина. И уже представляет, как снимет с Альдары одежду. Прикидывает, как быстро они приступят к делу. Думает, как с ней обойтись — грубо или нежно, и где — возле стены, на полу, в постели, и в какой позе. Сможет ли он проделать это более двух раз? Он наверняка догадывается, что для такой женщины, как Альдара Папас, двух раз недостаточно. Она земная, чувственная, на всё готовая. Он обязательно даст ей желаемое, потому что, если он не справится, она его выставит, а он этого не хочет.

Дейдра положила на стол ладонь и повторила вопрос:

— Кого ты ждёшь?

— Тебя это не касается.

— Ты с ума сошла? В моём доме была полиция.

— И это тебя тревожит. Почему?

— Потому что я чувствую ответственность. А ты? Альдара задумалась на мгновение.

— Нет, ни капельки, — призналась она.

— Вот, значит, как?

— Да.

— И всё ради этого? Вино, сыр, огонь в камине? И вы вдвоём. Кто бы он ни был?

Альдара поднялась.

— Ты должна уйти. Я сто раз пыталась тебе объяснить, кто я такая. Да, я не святая. И ко мне едет человек, но я не скажу тебе кто. Не хотелось бы, чтобы он тебя здесь застал.

— Тебе наплевать на то, что происходит вокруг? — возмутилась Дейдра.

— Кто бы говорил, — усмехнулась Альдара.

Глава 5

Кадан возлагал большие надежды на «Бэкон стрикиз». Он также надеялся, что Пух исполнит трюк. Корм «Бэкон стрикиз», любимое угощение птицы, должен поощрить и наградить попугая. Сначала Кадан помашет перед Пухом пакетом с этим лакомством, возбуждая интерес, затем заставит его сделать то, что нужно. И после накормит. Нет никакой необходимости показывать сами хрустящие деликатесы. Хоть Пух и попугай, но что касается еды, далеко не дурак.

Но тут вмешались непредвиденные обстоятельства. Дело в том, что Пух и Кадан в гостиной были не одни. Попугай заинтересовался не столько кормом, сколько другими вещами. Балансирование на резиновом шарике и катание вышеупомянутого шарика по каминной доске грозило не состояться. Внимание попугая привлёк леденец на палочке, который держала в руке шестилетняя девочка. Этим леденцом она осторожно водила по голове птицы в том месте, где у него могли быть уши. Попугай пребывал в блаженстве. Что там «Бэкон стрикиз»! От него он получал лишь мгновенное удовольствие. Кадан делал героические усилия, пытаясь с помощью Пуха развлечь Айону Сутар и её юных дочерей, но попугай игнорировал хозяина.

— Почему он не слушается, Кад? — спросила младшая сестрёнка, Дженни Сутар.

У её старшей сестры Ли — в десять она уже пользовалась блестящими тенями для век и помадой, а также нарастила себе волосы — был такой вид, словно она и не ждёт, что птица сделает что-то выдающееся, да ей вообще всё равно, ведь птица не какая-нибудь поп-звезда. На попугая Ли не смотрела, она листала журнал мод, щурясь на картинки: носить очки она отказывалась и требовала контактные линзы.

— Всё дело в леденце, — пояснил Кадан. — Пух хочет, чтобы ты его погладила.

— Тогда можно я его поглажу? И возьму его на руки?

— Дженнифер, ты знаешь, как я отношусь к птицам, — отрезала её мать.

Айона Сутар стояла у окна и смотрела на Виктория-роуд. Она находилась там уже минут тридцать и, судя по всему, не собиралась прерывать своего занятия.

— Пернатые могут быть переносчиками болезней.

Айона бросила на дочь красноречивый взгляд, который словно говорил: «Ты только посмотри на Када».

Дженни правильно истолковала выражение матери некого лица; она откинулась на спинку дивана, вытянула вперёд ноги и разочарованно надула губы. Её физиономия стала удивительно похожа на лицо Айоны.

Несомненно, чувство, которое испытывала Дженни, было тем же, что и у матери, — разочарование. Кадану хотелось предупредить Айону Сутар, что не стоит включать его отца в свои матримониальные планы.

На первый взгляд казалось, что они предназначены друг для друга. Два независимых деловых человека с мастерскими на Биннер-Даун, двое родителей, несколько лет жившие без партнёров, оба ориентированы на семью, оба занимаются сёрфингом, у обоих по двое детей, младшие тоже интересуются сёрфингом, а старшие служит им примером. Возможно, и с сексом у них всё в порядке, но Кадану не хотелось об этом вспоминать: от одной мысли об отце в хищных объятиях Айоны по коже пробегали мурашки. Тем не менее казалось логичным, что почти трёхлетняя связь требует от Лью Ангарака какого-то решения. Однако он медлил. Кадан слышал достаточно телефонных разговоров отца, чтобы понять, что Айона недовольна таким положением дел.

А в тот момент она была раздражена. Пока в гостиной ожидали возвращения Лью, пицца в кухне давно остыла. Кадан подумал, что Айона ждёт напрасно: наверняка отец принял душ, переоделся и выскочил из дома по какому-нибудь дурацкому поводу.

Он предположил, что виной тому визит Уилла. Тот проехал по Виктория-роуд в своём дышащем на ладан «жуке-фольксвагене», с трудом вылез из машины, распрямил костлявую фигуру и подошёл к их входным дверям. Лицо Уилла выражало беспокойство.

Он спросил о Мадлен, и Кадан ответил, что сестры нет дома.

— В таком случае где она? — удивился Уилл. — В пекарне её тоже нет.

— С джи-пи-эс^[10] мы её пока не отслеживаем, — усмехнулся Кадан. — Подожди до следующей недели, Уилл.

Уилл явно не оценил юмора.

— Мне нужно её найти.

— Зачем?

И Уилл сообщил новость, которую услышал в магазине сёрферов: Санто Керн мёртв, у него проломлена голова. Так уж бывает у скалолазов.

— Он что, поднимался в одиночку?

Главным в этом вопросе был сам факт скалолазания. Кадан прекрасно знал, чем предпочитает заниматься Санто Керн: сёрфингом и сексом, сексом и сёрфингом.

— Я не говорил, что он был один, — резко отозвался Уилл. — Понятия не имею, кто с ним был и был ли с ним кто-нибудь. С чего ты взял, что он былодин?

Кадан не успел ответить. Отец услышал голос Уилла и, очевидно, догадался о чём-то по его интонации. Он вышел из дальней комнаты, где работал за компьютером. Уилл и ему сообщил новость.

— Я пришёл сказать Мадлен, — заключил Уилл.

«Очень правильно», — подумал Кадан.

Дорога к Мадлен открыта, и Уилл не тот человек, чтобы не воспользоваться такой возможностью.

— Чёрт возьми, — присвистнул Лью. — Санто Керн.

Кадан заметил, что никто из них особенно не удивился. Сам он, пожалуй, переживал это событие больше других, но скорее потому, что почти не был связан с Санто.

— Пойду поищу Мадлен, — произнёс Уилл Мендик. — Где, как вы думаете…

Кто ж знает? Кто поймёт чувства этой сумасшедшей после разрыва с Санто? Началось с душевного опустошения и постепенно перешло в слепой и беспричинный гнев. Кадану казалось, что чем меньше он будет видеть сестру, тем лучше. Пусть переживёт последнюю стадию — обычно это месть — и придёт в норму. Мадлен могла быть где угодно. Могла грабить банки, бить окна, тащить в пабы мужчин, делать тату на веках, избивать маленьких детей или заниматься сёрфингом. Мадлен — загадка. Лью перебил Уилла:

— После завтрака мы её не видели.

— Чёрт. — Уилл нахмурился. — Кто-то должен передать ей эту информацию.

«Зачем?» — подумал Кадан, но промолчал и вместо этого спросил:

— Считаешь, что это должен быть ты? — И глупо добавил: — Включи мозги, парень. Ты ей не пара.

Лицо Уилла так и вспыхнуло. Кожа у него была пятнистая, и сейчас эти пятна воспламенились.

— Кад, — упрекнул сына Лью.

— Но это же правда. Послушай, Уилл…

Но Уилл не пожелал слушать. Он молнией выскочил из комнаты, а затем и из дома.

— О господи, Кад, — вздохнул Лью в качестве комментария, после чего поднялся наверх.

Он ещё не принимал душ после сёрфинга, поэтому Кадан предположил, что отец тщательно смывает с кожи песок и солёную воду. Потом отец вышел из дома и до сих пор не вернулся. А Кадану пришлось развлекать Айону и её дочерей, что не очень-то ему удавалось.

— Отец ищет Мадлен, — пояснил Кадан Айоне.

Он коротко рассказал о Санто. Айона уже была посвящена в отношения Мадлен и Санто. Она не могла не знать этого, поскольку была близка с Лью Ангара-ком.

Айона прошла в кухню, накрыла на стол и сделала салат, затем вернулась в гостиную. Через сорок минут позвонила Лью на мобильный. Судя по всему, его телефон был выключен.

— Глупо с его стороны, — заявила Айона. — Ведь Мадлен могла вернуться домой, пока он её разыскивает. И как бы мы ему сообщили?

— Возможно, отец просто не догадался, — заметил Кадан. — Он очень торопился.

Это было не совсем верно. Другой на его месте действительно бы поспешил, но Лью вышел из дома вполне спокойно, словно что-то мрачно решил для себя или знал то, что никому другому не было известно.

Закончив рассматривать модный журнал, Ли Сутар пропищала с той особенной вопросительной интонацией, которая свойственна подрастающим девицам в мыльных операх:

— Мам, я голодная? Я умираю от голода? Посмотри на часы, ладно? Разве мы не будем обедать?

— Хочешь «Бэкон стрикиз»? — предложил Кадан.

— Фу, гадость, — фыркнула Ли. — Это разве еда?

— А пицца что, лучше? — вежливо произнёс Кадан.

— Пицца очень питательна, — просветила его Ли. — Она состоит как минимум из двух пищевых групп, да я и съедаю всего один кусочек, ясно?

— Да-да, — быстро согласился Кадан.

Ему доводилось видеть Ли за ужином. Когда дело доходило до пиццы, она каждый раз забывала о своём намерении сделаться Кейт Мосс своего поколения. Тот день, когда она остановится на одном куске пиццы, войдёт в историю.

— Я тоже проголодалась, — подала голос Дженни. — Мы можем поесть, мама?

Айона в последний раз тревожно посмотрела на улицу.

— Можете, — разрешила она и направилась в кухню.

Дженни, почёсывая попку, увязалась за матерью. Ли последовала за сестрой. Поравнявшись с Каданом, она бросила на него ехидный взгляд.

— Глупая птица? — сказала Ли. — Он даже не умеет говорить? Что это за попугай, если он молчит как рыба?

— Он использует свой лексикон для умных бесед, — ответил Кадан.

Ли показала язык и вышла из комнаты.

К этому времени еда стала почти несъедобной: пицца слишком долго простояла на столе, к тому же озабоченная Айона добавила в салат слишком много уксуса.

Кадан вызвался помыть посуду. Он надеялся, что Айона заберёт детей и уйдёт. Однако этого не произошло. Они проторчали в доме ещё полтора часа, и всё это время Ли отпускала критические замечания в адрес Кадана: дескать, он плохо моет и вытирает тарелки. Айона четыре раза позвонила на мобильник Лью, прежде чем решила отправиться домой вместе с дочками.

Кадан остался один. Наконец-то раздался звонок, и он узнал о местонахождении Мадлен, но звонил не отец. Кадан выяснил, что сестру нашёл не отец и что отца никто не видел. Кадан занервничал и постарался отогнать от себя нехорошие мысли.

Отец явился чуть позже полуночи. Кадан смотрел телевизор, когда в кухне хлопнула дверь. Лью остановился на пороге гостиной. Света в коридоре не было, и лицо его оставалось в тени.

— Она с Яго, — сообщил Кадан.

— Что? — заморгал Лью.

— Мадлен. Она с Яго. Он звонил и передал, что Мадлен спит.

Отец никак не отреагировал. Кадан почувствовал озноб. Мурашки побежали по его рукам, словно ледяные иголки. Он нажал на кнопку пульта и выключил телевизор.

— Ты ведь ушёл, чтобы найти её? — уточнил Кадан, не ожидая ответа. — У нас была Айона. Вместе с девочками. Господи, эта Ли такое чучело!

Молчание.

— Ты искал Мадлен?

Лью повернулся и направился в кухню. Кадан слышал, как открылся холодильник и что-то потекло в кастрюльку. Должно быть, отец разогревает молоко для своего вечернего какао. Кадан подумал, что и ему неплохо бы выпить какао, и пошёл в кухню.

— Я спросил, что она там делает. Ну, ты понимаешь, о чём я: «Какого чёрта она у тебя забыла, приятель?» И в самом деле, чего ради ей вздумалось ночевать у Яго… Ей что, семьдесят лет? Во-первых, он не родственник, а во-вторых…

Кадан и сам не знал, что «во-вторых». Он не умолкал, потому что поведение отца его нервировало.

— Яго был в «Солтхаусе» с мистером Пенрулом, когда туда пришла женщина, у которой дом в бухте Полкар, вместе с каким-то человеком. Она заявила, что недалеко от её дома лежит тело. По её словам выходило, что погибший — Санто. И Яго поехал в пекарню сообщить Мадлен эту новость. Он не стал ей звонить, потому что… непонятно почему. Наверное, она свихнулась, когда узнала, и Яго пришлось с ней возиться.

— Это Яго говорит?

Кадан почувствовал облегчение, когда отец наконец-то подал голос.

— Кто? Что говорит?

— Что Мадлен свихнулась?

Странный какой-то.

— Ты ведь искал Мадлен? — повторил свой вопрос Кадан. — Во всяком случае, так я сказал Айоне. Она была у нас вместе с дочками. Принесла пиццу.

— Айона. — Лью словно осенило. — О пицце я и забыл. Должно быть, Айона разозлилась.

— Она пыталась до тебя дозвониться. Твой мобильник…

— Я его выключил.

Молоко закипело. Лью взял кружку и щедро положил туда «Ювалтина»^[11], затем залил молоком и передал ковшик сыну. Тот тоже снял с полки над раковиной свою чашку.

— Я ей позвоню, — решил Лью.

— Сейчас уже поздно, — возразил Кадан.

— Лучше сейчас, чем завтра.

Лью отправился в свою комнату. Кадану не терпелось узнать, что происходит; поколебавшись с минуту, он поднялся по ступенькам вслед за отцом.

Он собирался подслушивать под дверью, но это оказалось необязательным. Голос Лью звучал громко, отец почти кричал. Судя по всему, эти двое ссорились. Лью успевал лишь изредка вставлять слова:

— Айона… прошу, выслушай меня… так много на меня навалилось… загружен работой… совершенно вылетело из головы… я сейчас делаю доску, а меня ждут ещё две дюжины… Да-да, прошу прощения, но мы ведь точно не договаривались… Айона….

Затем наступила тишина. Кадан приблизился к двери. Отец сидел на краю кровати; было ясно, что он только что положил трубку. Отец взглянул на Кадана, молча встал, подошёл к пиджаку, который был переброшен через спинку стула, стоящего в углу комнаты, и стал одеваться. Должно быть, опять собирался уйти.

— Что происходит? — спросил Кадан.

— Айона сказала, что с неё довольно, — пояснил Лью, не глядя на сына.

Голос отца… Кадан задумался. В нём слышалось сожаление? Усталость? Расстройство? Судя потому, как долго в их истории ничего не менялось, по прошлому можно было предсказать будущее.

— Что ж, ты виноват. Пренебрёг ею.

Лью похлопал по карманам. Он что-то ищет?

— Да. Правильно. Она не стала меня слушать.

— Почему?

— Сегодня день пиццы, Кад. Вот и всё. Пицца. Об этом я не имел права забыть.

— Это немного бессердечно, да? — уточнил Кадан.

— Не твоё дело.

Кадану стало тесно и жарко в груди.

— А развлекать твою подружку, пока тебя нет, — моё дело?

Лью перестал рыться в карманах.

— Прости, Кад. Я на взводе. Так много проблем. Сложно тебе объяснить.

В том-то и дело. Кадан задумался. Что происходит? Да, они узнали от Уилла Мендика, что Санто Керн погиб — и в самом деле несчастье, — но почему эта новость ввергла их жизни в хаос?

Снаряжение «Эдвенчерс анлимитед» хранилось в бывшем обеденном зале, который в лучшие времена служил танцевальным павильоном. Лучшие времена пришлись на период между двумя мировыми войнами.

Бен Керн частенько пытался представить, как выглядело тогда это помещение. Наверное, на потолке красовались роскошные люстры, а по блестящему паркету проплывали женщины в летних платьях и мужчины в льняных костюмах. Танцевали они в блаженном неведении, не зная, что война, как бывает со всеми войнами, положит конец их счастью. Однако фантазии Керна неизменно касались лишь приятных моментов. Ему казалось, что он слышит музыку. Играл оркестр, официанты в белых перчатках разносили бутерброды на серебряных подносах. Воображению Бена являлись танцоры, он словно видел их и ощущал терпкий аромат прошедшей эпохи. Подобные мысли навевали спокойствие. Люди приходят и уходят, а жизнь продолжается.

Бен вошёл. Впервые за долгое время он не вспомнил о танцорах тридцатых годов. Бен остановился перед шеренгой шкафов и открыл один из них, с альпинистским снаряжением. Что-то было упаковано в аккуратные пластиковые чехлы и повешено на крючки, что-то сложено на полки. Тут были верёвки, зацепы, страховочные спусковые устройства, карабины — всё. Своё личное снаряжение Керн держал в другом месте. Вещи Санто хранились в особом шкафу, над которым Бен сам приделал объявление: «Отсюда не брать». Инструкторы и ученики должны знать: эти предметы неприкосновенны; они были подарены Санто на три Рождества и четыре дня рождения.

Теперь, однако, шкаф был пуст. Бен знал, что это значит: отсутствие снаряжения было последним посланием Санто. Внезапно прозрев, Бен ощутил всю тяжесть происшедшего. Он вспомнил собственные, бездумно сделанные замечания, адресованные сыну. Их породили упрямство и уверенность в собственной правоте. Несмотря на все усилия, на то, что они с Санто не походили друг на друга ни характером, ни внешностью, история повторилась, пусть не по форме, но по содержанию. Его опыт говорил о неправильно сделанных суждениях и отстраненности, опыт Санто — об осуждении и смерти. Бену хотелось кричать: «Что ты за мужчина? Какое жалкое оправдание можешь найти для своего поступка?»

Санто понял бы его невысказанный упрёк. Любой сын реагирует на замечания своего отца с той самой яростью, которая послала Санто на скалу. Бен и сам в юности воевал с отцом: «Ты всё рассуждаешь о мужчине, так я покажу тебе этого мужчину».

Подоплёка отношений Бена с сыном осталась неисследованной. Историческая причина их противоборства была слишком неприятной для изучения. Бену было гораздо проще повторять самому себе, что Санто такой от природы и поделать с этим ничего нельзя.

— Так уж случилось, — признался как-то Санто отцу. — Послушай, я не хочу…

— Ты? — перебил Бен, словно не веря своим ушам. — Замолчи немедленно! Меня не интересуют твои желания. Меня интересует то, что ты сделал. То, что совершил. А твои дурацкие увлечения…

— Почему, чёрт возьми, тебя это так бесит? Что тебе до этого? Если бы здесь было то, чем можно распоряжаться, я бы это делал. Но ведь нет ничего. Ничего, понял?

— Человеческими существами не распоряжаются, — заметил Бен. — Это тебе не куски мяса. Не товар.

— Ты переиначиваешь смысл.

— А ты манипулируешь людьми.

— Это несправедливо. Чертовски несправедливо.

«Кто во всём этом виноват? Я? — подумал Бен. — Когда-нибудь Санто поймёт, что несправедлива и сама жизнь. Неужели за одно мгновение нужно расплачиваться такой ценой?»

И тут ненароком вылетела единственная фраза:

— Несправедливо вместо сына иметь кусок дерьма.

Как позже выяснилось, Санто оставалось жить совсем недолго. Фраза так и осталась, словно грязное пятно на чистой белой стене. Наказанием Бену стало воспоминание о том, как после этих слов побелело лицо Санто. Он же повернулся к сыну спиной.

«Ты хочешь мужчину? Так я покажу тебе мужчину. Если понадобится, ценой смерти».

Бен не хотел думать о том, что сказал. Стереть бы всю память и механически продолжать существование, пока организм не выдохнется и не перейдёт в мир иной.

Он закрыл шкаф и повесил на место замок. Несколько раз медленно вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, затем вызвал лифт. Старинная машина спустилась медленно и достойно, что соответствовало её наружности, её металлическим резным узорам. Бен поднялся на верхний этаж, и лифт со скрипом остановился. Здесь находилась квартира его семьи, и здесь его ждала Деллен.

Бен не сразу пошёл к жене. Прежде заглянул в кухню. За столом сидели Керра и её парень Алан Честон. Алан смотрел на девушку, а она, склонив голову в сторону спальни, прислушивалась.

Тут Керра увидела на пороге отца, в глазах которого застыл немой вопрос.

— Всё тихо, — сообщила она.

— Хорошо, — пробормотал Бен, направляясь к каминной полке.

Небольшой огонь всё ещё горел, сохраняя температуру воды в чайнике чуть ниже температуры кипения. Керра поставила четыре чашки и положила в каждую чайный пакетик. Бен налил воду в две чашки и стал дожидаться, пока чай заварится. Керра с Аланом сидели молча. Бен чувствовал на себе их взгляды, хотя и не понимал, чего они от него хотят. Не только от него, но и друг от друга.

Конечно, им было что обсудить, но Бен даже думать не мог о разговоре, поэтому он налил в одну чашку молоко и положил сахар, а в другую не добавил ничего и вышел из кухни, прихватив обе чашки. Одну поставил на пол перед дверью Санто. Дверь была прикрыта, но не заперта. Бен отворил её, поднял чашку, вошёл в темноту и ногой захлопнул за собой дверь.

Лампу Деллен не включила, к тому же комната Санто выходила на ту сторону, где не было уличных фонарей. Свет виднелся в конце волнореза, на пляже Сент-Меван. Сквозь ветер и дождь он едва просматривался и темноту не разгонял. Впрочем, из коридора на коврик падала молочная полоса света. Бен увидел, что жена лежит на ковре в позе эмбриона. Она сдёрнула простыни и одеяла с кровати Санто и укрылась ими. Там, где на её лицо падал свет, оно казалось каменным. «Что у неё на уме? — думал Бен. — "Если бы только я была здесь, если бы не ушла на весь день"? Нет, вряд ли. Раскаяние не для неё».

Деллен пошевелилась. Бен ждал, что жена заговорит, но она подтянула простыню к носу и вдохнула запах Санто. Подобно самке животного, Деллен действовала инстинктивно. Этим она и привлекла Бена, когда он впервые её увидел. Оба были подростками, он был сексуально возбуждён, а она на всё готова.

Деллен знала только то, что Санто умер, упал со скалы во время восхождения. Бен больше ничего не сказал. Она переспросила: «Поднимался на скалу?», посмотрела на лицо мужа, прочла его мысли (она умела это делать) и вынесла вердикт: «Это ты виноват».

Вот так всё произошло. Они стояли возле бывшей стойки портье в старой гостинице. Вернувшись, Деллен почувствовала, что что-то случилось, и стала выяснять, в чём дело. Она проигнорировала очевидный вопрос о том, где она сама была всё это время, считая, что это её личное дело. Деллен поняла: случилось что-то страшное и намного более важное, чем её отсутствие. Бен хотел, чтобы жена отправилась наверх, но она застыла как вкопанная. И тогда он всё ей сообщил.

Деллен подошла к лестнице, остановилась и схватилась за перила, чтобы не упасть. Затем стала подниматься.

Бен поставил чашку чая с молоком и сахаром на пол, возле головы жены, и сел на край кровати Санто.

— Ты обвиняешь меня, — подала голос Деллен. — Во всём винишь меня, Бен.

— Я тебя не виню, — возразил он. — Зря ты так решила.

— Это потому, что мы в Кэсвелине из-за меня.

— Нет. Из-за всех нас. Труро и мне надоел.

— Ты бы не уехал из Труро. Жил бы там до конца.

— Это не так, Деллен.

— Это не Труро тебе надоел, я в это не верю. Дело не в Труро или каком-либо другом городе. Я чувствую твоё отвращение, Бен. Им несёт за версту.

Бен молчал.

Порыв ветра ударил в окна, загремели отливы. По всем признакам, надвигалась сильная буря. Ветер нёс с Атлантики проливной дождь. Сезон бурь ещё не кончился.

— Это я виноват, — наконец заговорил Бен. — Мы поругались. Я кое-что ляпнул.

— Ну как же иначе? Святоша. Проклятый святоша.

— При чём тут святость? Просто не надо было так себя вести.

— Дело не в этом. Думаешь, я не знаю, что было между вами? Ты настоящий мерзавец.

Бен поставил свою чашку на прикроватный столик и включил лампу. Пусть посмотрит на него, пусть увидит его лицо и заглянет в глаза. Бен хотел, чтобы жена знала: он говорит правду.

— Я объяснил, что надо быть поосторожней. Что люди не игрушки. Мне хотелось дать ему понять: жизнь не заключается в поиске удовольствий.

— По-твоему, он искал удовольствий? — с горечью спросила Деллен.

— Ты знаешь, каким он был. Добрым со всеми. Но люди могут обидеть. А он не хочет видеть…

— Хочет? Он мёртв, Бен. Больше он ничего не хочет.

Бен ждал, что жена заплачет, но она сдержалась.

— Почему я должен стыдиться, что давал сыну правильные советы?

— Правильные в твоём понимании. Не в его. Ты мечтал, чтобы он стал таким, как ты. Но он был другим, Бен. Ты не смог бы сделать его своим подобием.

— Я знаю, — отозвался Бен, ощутив невероятную тяжесть этих слов. — Поверь мне, знаю.

— Нет, не знаешь. И не знал. Не мог смириться. Как же, ведь он другой!

— Деллен, я понимаю, что был не прав. Но меня можно винить за это не больше, чем…

— Нет! — Деллен поднялась на колени. — Не смей! — закричала она. — Не говори этого сейчас! Если скажешь, клянусь, если ты когда-нибудь упомянешь, если попытаешься, если…

Внезапно Деллен замолчала, схватила с пола кружку и швырнула в мужа. Кружка попала ему по ключице, горячий чай обжёг грудь.

— Я тебя ненавижу, — произнесла она, а потом стала повторять всё громче и громче: — Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, я тебя ненавижу!

Бен спрыгнул с кровати и опустился на колени, пытаясь обнять жену. Она всё ещё кричала, когда он притянул её к себе. Деллен била его в грудь, по лицу, по шее, пока он не сумел схватить её за руки.

— Почему ты не позволил ему быть самим собой? Теперь он умер. Ты должен был разрешить ему оставаться самим собой. Неужели это было невозможно? Разве он просил у тебя слишком много?

— Тсс, — успокаивал жену Бен.

Он крепко держал её, укачивал, гладил её густые светлые волосы.

— Деллен, — говорил он. — Деллен, Делл. Давай поплачем. Мы можем. Мы должны.

— Нет, не буду. Пусти меня. Пусти меня!

Деллен отбивалась, но Бен крепко держал её. Нельзя выпускать её из комнаты. Она на краю пропасти, и если сделает шаг, то все они полетят вместе с ней. Бен не мог этого допустить. Хватит им и Санто.

Он был сильнее, поэтому сумел уложить её на пол и придавил тяжестью собственного тела. Деллен извивалась, пытаясь его оттолкнуть.

Бен закрыл рот жены своими губами. Почувствовал сопротивление, но через мгновение оно прошло, словно не было вовсе. Деллен вцепилась в мужа, стала стаскивать с него рубашку и дёргать пряжку на ремне.

Он подумал: «Да!» — и, забыв о нежности, стянул с жены свитер, сорвал лифчик и упал ей на грудь.

Деллен ахнула и расстегнула молнию на его брюках. Бен отбросил её руку. Он сделает это. Он овладеет ею.

В ярости Бен оставил жену без одежды. Деллен изогнулась и закричала, когда он в неё вошёл.

Заплакали они уже после.

Керра всё слышала. Да и куда деться? Квартира была устроена с наименьшими затратами из комнат верхнего этажа гостиницы. Поскольку все деньги уходили в дело, на шумоизоляцию стен было потрачено очень мало. Стены не были тонкими как бумага, но звуки пропускали отлично.

Сначала до Керры донеслись голоса — тихий отцовский и более громкий материнский, затем раздались вопли и всё остальное. «Да здравствует герой-любовник», — подумала Керра.

— Ты должен уйти, — обратилась она к Алану, хотя мысленно спрашивала его: «Теперь понимаешь?»

— Нет, нам нужно поговорить, — упрямился Алан.

— Мой брат умер. Не думаю, что нам что-нибудь нужно.

— Санто, — тихо произнёс Алан. — Твоего брата звали Санто.

Они до сих пор находились в кухне, хотя и не за столом, где сидели, когда вошёл Бен. Шум из спальни Санто становился всего громче. Керра убрала со стола и направилась к раковине. Там она открыла кран и налила воду в кастрюлю, не понимая, как дальше себя вести.

Наконец Керра закрыла кран, но осталась стоять. Из окна она видела Кэсвелин, место, где Сент-Исса-роуд встречается с Сент-Меван. На этом перекрёстке возвышался супермаркет с претенциозным названием «Голубая звезда» — здание из кирпича и стекла. Керра в который раз удивилась уродливости современной архитектуры. Внутри горел свет, за магазином двигались огни: это осторожно ползли автомобили. Рабочие возвращались домой, в многочисленные деревушки, столетиями торчащие у дороги, словно поганки. Обиталища контрабандистов. Корнуолл всегда плевал на закон.

— Пожалуйста, уйди, — настаивала Керра.

— Не хочешь объяснить, в чём всё-таки дело?

— Санто, — чётко проговорила Керра. — Вот в чём дело.

— Ты и я — мы ведь пара.

— Пара, — согласилась Керра. — О да, как это верно.

Алан проигнорировал её сарказм.

— Когда двое становятся парой, они объединяются перед трудностями. Я остаюсь здесь. Знай, я всегда с тобой.

Керра бросила на Алана взгляд, надеясь, что он прочтёт в нём насмешку. Прежний Алан реагировал бы иначе, особенно в такой момент. Она не воспринимала его как своего партнёра. Сейчас Алан доказывал, что он не тот, за кого она его принимала. У прежнего Алана Честона грудь была слабой, потому он плохо переносил зимы. Его осторожность часто доводила её до бешенства. Он ходил в церковь, любил родителей, был не лидером, а ведомым, овцой, а не пастырем. Он был почтительным и респектабельным. Он был из тех парней, которые, прежде чем взять за руку, спрашивают: «Можно?» Но этот человек… Он не похож на Алана. Тот Алан ни разу не пропустил воскресного ужина у мамы с папой с тех пор, как окончил университет и дурацкую Лондонскую экономическую школу. Ни разу не входил в море, не проверив пальцами ноги температуру воды. Этот Алан — не тот белокожий Алан, занимающийся йогой. Неужели он учит её, как им следует себя вести?

Да, учит. Алан стоял перед холодильником, и выглядел он… неумолимым. При взгляде на него у Керры перехватило дыхание.

— Поговори со мной, — попросил Алан твёрдым голосом.

Эта уверенность сломала Керру.

— Не могу, — пробормотала она.

Она собиралась ответить иначе, но его глаза, обычно такие участливые, были сейчас непреклонными. Керра знала, что это признак силы, опыта и отсутствия страха. Откуда что взялось? Керра отвернулась от Алана и решила заняться готовкой. Скоро они вконец оголодают.

— Хорошо, — сказал ей в спину Алан. — Тогда буду говорить я.

— Мне нужно что-нибудь приготовить, — заявила Керра. — Нам всем необходимо поесть. Если ослабеем, будет ещё хуже. В следующие несколько дней предстоит сделать немало дел. Приготовления, телефонные звонки. Надо позвать деда с бабушкой. Они обожали Санто. Я старшая среди внуков, нас двадцать семь, подумать только, толпа народу. Но Санто был любимчиком. Мы ездили к ним — Санто и я. Иногда жили у них по месяцу. Рекорд — девять недель. Я должна сообщить им. Отец не сможет. Они не разговаривают — отец и дед. Разве что по великой необходимости.

Керра взяла кулинарную книгу. У неё на полке стояла целая коллекция поваренных книг. Когда-то она окончила кулинарные курсы, научившись создавать меню для больших туристических групп. Еда была питательной, недорогой и вкусной. Конечно, они наймут повара, зато сэкономят на планировании: не понадобится приглашать ещё одного человека. Керра сама вызвалась готовить. В этом деле на Санто нельзя было рассчитывать, а на Деллен и вовсе смешно. Санто умел приготовить что-нибудь несложное, но легко отвлекался: мог заслушаться музыкой, звучащей по радио, или засмотреться на летящего баклана. Что до Деллен, то у неё всё меняется за секунду, в том числе и желание участвовать в семейных делах.

Керра открыла книгу, взятую наугад, и начала листать страницы, пытаясь найти что-то сложное, что отвлечёт её от мыслей. Нужно, чтобы список ингредиентов выглядел внушительно, а если в доме чего-то не найдётся, она отправит Алана в «Голубую звезду». Если Алан откажется, пойдёт сама. В любом случае она будет занята, что ей сейчас и требуется.

— Керра, — позвал её Алан.

Она проигнорировала его. Керра выбрала джамбалайю^[12] с диким рисом, зелёную фасоль и хлебный пудинг. На эти блюда уйдёт несколько часов — как раз то, что нужно. Курица, колбаса, креветки, зелёный перец… Список ингредиентов удлинялся. Она приготовит на неделю. Можно будет разогревать в микроволновке. Ну разве не чудо эти микроволновые печи? Разве они не упростили жизнь? Вот если бы мечты девушек так же легко исполнялись. Если бы изобрели такое устройство, в которое можно, словно в микроволновку, закладывать людей. Не запекать, а просто изменять. Кого бы она засунула туда в первую очередь? Мать? Отца? Алана?

Прежде первым в этой очереди был Санто. «Полезай туда, братец. Я поставлю таймер и подожду, пока не появится кто-то новый».

Теперь это неактуально. Санто нет. Конец обманчивым надеждам, неосторожным шагам, бессмысленной погоне за приключениями. Теперь ты знаешь, что такое жизнь, Санто. Ты понял это в свой последний миг. Не мог не понять. Ты разбился о скалы. Чуда не произошло. За секунду, пока ты летел, ты открыл для себя, что в мире есть и другие люди и ты отвечаешь за боль, которую им причинил. Но было поздно что-то исправлять.

Керре казалось, что внутри у неё что-то закипает. Словно пузырьки горячей воды жгли и хотели вырваться наружу. Стараясь успокоиться, она взяла из шкафа литровую бутылку с оливковым маслом и начала лить масло в ложку. «Сколько нужно?» — подумала она, и вдруг бутылка выскользнула из пальцев. Масло забрызгало плиту, шкафы и её платье. Керра отпрянула, но поздно.

— Чёрт!

К глазам подступили слёзы, и Керра повернулась к Алану.

— Не будешь ли ты так любезен убраться отсюда?

Она схватила рулон кухонных бумажных полотенец и начала промокать ими масло. К такой задаче полотенца были явно не приспособлены, бумага мгновенно превращалась в кашу.

— Позволь мне, Керра, — вмешался Алан. — Сядь. Давай я уберу.

— Нет! Это я виновата. Я и уберу.

— Керра!

— Я сказала, нет. Мне твоя помощь не нужна. Не хочу, чтобы ты здесь вертелся. Просто уйди. Уйди.

На тумбе рядом с дверью лежала пачка газет «Уочмен». Алан взял их и стал вытирать масло. Керра сделала то же самое. Они трудились каждый со своей стороны. На это происшествие Керра смотрела как на катастрофу, но Алан наверняка считал его лишь временным неудобством.

— Не надо винить себя за то, что ты сердилась на Санто, — заговорил Алан. — Ты имела на это право. Возможно, он думал, что с твоей стороны иррационально, даже глупо беспокоиться о том, что казалось ему пустяком. Но у тебя существовала причина. В твоих чувствах не было ничего плохого.

— Я просила тебя отказаться от этой должности.

Её голос звучал равнодушно, она уже выплеснула свои эмоции.

На лице Алана промелькнуло недоумение. В этих словах Керра выразила всё, что ощущала, но не могла сформулировать.

— Керра, работа с неба не падает. Я делаю её хорошо. О нашей фирме даже написала газета «Мейл он санди». Каждый день к нам поступают заказы. Если мы хотим сделать жизнь в Корнуолле…

— Мы не хотим, — отрезала Керра. — Не можем. По крайней мере, сейчас.

— Из-за Санто?

— Перестань, Алан.

— Чего ты боишься?

— Я не боюсь. Я вообще ничего не боюсь.

— Глупости. Ты злишься, потому что тебе страшно. Злиться всегда легче.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь.

— Ладно. Просвети меня.

Она не могла. Керра видела слишком много, слишком многое испытала. Невозможно объяснить всё Алану. Ему нужно принять её слова на веру и соответственно себя вести.

То, что Алан продолжал упорствовать, Керра восприняла как конец их отношений. Это было главным, и всё остальное, что случилось в этот день, уже ничего не значило.

Керра знала, что немного лукавит, но и это ничего не значило.

Селеван Пенрул подумал, что это глупо, но взял руки внучки в свои. Сидя напротив за узким столом, они закрыли глаза, и Тэмми начала молиться. Селеван не вслушивался в слова, хотя улавливал суть. Вместо этого он обратил внимание на ладони внучки. Они были сухими, прохладными и такими худыми, что он мог бы их раздавить, если бы крепко сжал пальцы.

— Она неправильно питается, отец Пенрул, — как-то сказала невестка.

Он терпеть не мог, когда Салли Джой называла его «отец Пенрул». В эти мгновения он чувствовал себя священником-ренегатом, однако ни разу не поправил невестку, поскольку она и его сын редко снисходили до разговоров с ним. Селеван лишь проворчал в ответ, что откормит девочку. Всё дело в Африке, разве не ясно? Она возит девочку в Родезию.

— В Зимбабве, отец Пенрул. И вообще-то мы…

— Какая разница, как это у вас называется. Вы тащите её в Родезию и подвергаете бог знает чему. Это у любого отобьёт аппетит.

Селеван сообразил, что зашёл слишком далеко, поскольку Салли Джой как невестка не могла ему возразить. Он представил её в Родезии или где там ещё. Она сидит на крыльце в ротанговом кресле, вытянув ноги. На столе стоит… лимонад, а в него что-то добавлено… что там, Салли Джой? Что там такое, что делает для тебя Родезию такой привлекательной? Селеван громко хмыкнул.

— Ладно, не обращай внимания, — добавил он. — Пришли её сюда.

— Вы проследите за её питанием?

— Можешь не сомневаться.

И он следил. Сегодня внучка съела тридцать девять ложек каши, которая позволила бы Оливеру Твисту возглавить вооружённое восстание. Каша без молока, без изюма, без корицы, без сахара, сварена на воде. Внучку даже не соблазнили дедушкины котлеты с овощами.

— Да будет воля Твоя. Аминь, — закончила Тэмми.

Селеван открыл глаза и взглянул на внучку. У неё было смиренное выражение лица. Селеван быстро отпустил её руки.

— Ужасно глупо, — заметил он. — Сама-то хоть понимаешь?

Тэмми улыбнулась и оперлась щекой на ладонь.

— Ты это уже говорил.

— Мы молимся перед едой, — проворчал Селеван. — Почему мы должны молиться ещё и после того, как пожрём?

Тэмми старалась не подавать виду, что устала от дискуссии, которая проходила у них не реже чем дважды в неделю, с тех пор как она приехала в Корнуолл.

— Сначала мы произносим благодарственную молитву, — ответила она. — Благодарим Бога за то, что дал нам пищу. А после еды молимся за тех, у кого для поддержания жизни недостаточно продуктов.

— Раз они живы, стало быть, жратвы им хватает, — возразил Селеван.

— Дедушка, ты понимаешь, о чём я. Есть же разница между тем, что ты существуешь, и тем, что это достойное существование. Пища должна не просто поддерживать. Возьми, к примеру, Судан.

— Вот и ты у нас: в чём только душа держится.

Селеван встал со скамейки и отнёс тарелку в раковину, но мыть не стал, а снял с крючка рюкзак внучки со словами:

— Давай посмотрим.

— Дедуля, — произнесла Тэмми терпеливым голосом. — Ты не сможешь меня остановить, ты же знаешь.

— Я исполняю долг перед твоими родителями, девочка.

Селеван вывалил содержимое рюкзака на стол. Вот оно: на обложке журнала молодая чернокожая мать с ребёнком на руках. Мать печальна, и оба они голодны. На заднем плане размытое изображение бесконечного множества людей, ожидающих в надежде и тревоге. Журнал назывался «Кроссроудс». Селеван скрутил его в трубку и похлопал ею по ладони.

— Так и есть, — заключил он. — Съешь ещё одну тарелку каши. Или котлету. Выбор за тобой.

Он сунул журнал в задний карман обвислых брюк. Потом выбросит, когда внучка ляжет спать.

— Я наелась, — сообщила Тэмми. — Правда, дедушка. Этого для меня достаточно, чтобы быть живой и здоровой. Так нам и Господь велел. Мы не должны накапливать жир. Мало того, что это не полезно, это ещё и аморально.

— Грешно, стало быть?

— Да.

— Значит, твой дедушка грешник? Отправится в ад на тарелке с бобами, а ты вместе с ангелами будешь играть на арфе?

Тэмми рассмеялась.

— Ты же знаешь, что я так не думаю.

— То, что ты думаешь, сплошная глупость. Я представляю состояние, в котором ты находишься.

— Состояние? Вряд ли. Ведь мы живём с тобой… сколько времени? Два месяца? До этого ты даже не был со мной знаком.

— Какая разница? Я разбираюсь в женщинах. А ты женщина, несмотря на то что делаешь себя похожей на двенадцатилетнюю девчонку.

Тэмми задумчиво кивнула, и по выражению её лицa Селеван понял, что она собирается исказить его слова и использовать их против него. Это у Тэмми отлично получалось.

— Давай разберёмся, — начала внучка. — У тебя было четверо сыновей и одна дочь. Дочь — тётя Нэн — ушла из дома в шестнадцать и приходила на Рождество да изредка на выходные. Значит, ты видел только бабушку и жён или подруг своих сыновей. Как же ты можешь судить о женщинах в целом при таком скудном выборе?

— Хватит умничать. Я был женат на твоей бабушке сорок шесть лет, пока она не умерла. За это время я на вашего брата достаточно нагляделся.

— Брата?

— Я имею в виду женщин. Уверен, что женщины нуждаются в мужчинах не меньше, чем мужчины — в женщинах. У кого всё иначе, тот извращенец.

— А как же мужчины, которым нужны мужчины, и женщины, которым нужны женщины?

— О том и речь! — разозлился Селеван. — В нашей семье не было извращений, можешь не сомневаться.

— Вот, значит, что ты думаешь. По-твоему, это извращение.

— Стопроцентное.

Селеван снова засунул вещи внучки в рюкзак и повесил его обратно на крючок. И тут спохватился, что она снова увела его в сторону от темы. В общении чёртова девка напоминает только что выловленную рыбу: вывернется — и не углядишь. Дёргается, извивается и уходит из сети. Это умение досталось ей от матери, Салли Джой. Но сегодня он будет с ней начеку.

— Это такое состояние, и точка. Для девушек твоего возраста это обычное дело. Просто у тебя оно проявляется иначе, чем у других, но состояние есть состояние. И я узнаю его, когда смотрю тебе в глаза.

— В самом деле?

— Да. И не думай, что я просто так болтаю. Я видел тебя с этим парнем.

Тэмми отнесла свой стакан и тарелку в раковину и взялась за посуду. Выбросила кость от котлеты в мусорное ведро, выставила кастрюли, тарелки и столовые приборы в том порядке, в каком собиралась их мыть. Наполнила раковину горячей водой — даже пар поднялся. Селеван подумал, что когда-нибудь внучка обварится, однако горячая вода была ей нипочём.

Всё это время Тэмми молчала. Тогда Селеван взял кухонное полотенце и снова заговорил:

— Ты меня слышишь, девочка? Я видел тебя с ним, поэтому не убеждай меня, что у тебя нет интереса. Глаза меня не обманывают. Когда женщина смотрит на мужчину так, как ты на него… это означает, что ты сама себя не знаешь, и неважно, как ты рассуждаешь.

— И где это ты видел, дедушка?

— Какая разница? Я видел вас, голова к голове, вы держались за руки как любовники.

— Тебя это расстроило? То, что мы, возможно, любовники?

— Не увиливай. Не выйдет. Одного раза достаточно. Дед не такой дурак, чтобы снова попасть в твою ловушку.

Тэмми ополоснула свой стакан и его пивную кружку. Селеван схватил кружку и начал вытирать её полотенцем. До блеска.

— Ты была явно заинтересована.

Тэмми не ответила. Она посмотрела в окно на четыре ряда домиков, уходящих к скале и морю. В это время года был занят только один, у самой скалы. Там горел свет; дождь лил на крышу.

— Яго дома, — сообщила Тэмми. — Надо позвать его ужинать. Пожилым людям не следует долго оставаться в одиночестве. А теперь он… Он будет тосковать по Санто, хотя вряд ли в этом сознаётся.

Ага. Имя названо. Теперь Селеван мог свободно говорить о юноше.

— Между вами ничего не было? Как ты это называешь? Проходящий интерес? Флирт? Но я абсолютно уверен: тебе было не всё равно. Если бы он сделал шаг…

Тэмми взяла тарелку и тщательно вымыла. Её движения были спокойными, никакого волнения.

— Дедушка, ты ошибаешься. Мы с Санто дружили. Иногда болтали. Ему нужно было с кем-то общаться, и он выбрал меня.

— Он, а не ты?

— Мы оба. Я была рада. Хорошо, когда есть к кому обратиться.

— Не ври.

— Зачем мне врать? Он рассказывал, я слушала. Если ему было интересно, что я думаю, я отвечала.

— Но вы точно держались за руки.

Тэмми склонила голову набок и посмотрела на деда. Вгляделась в его лицо и улыбнулась. Вынула руки из воды и так, не вытирая, обняла его. Поцеловала, несмотря на то что Селеван попытался увернуться.

— Милый дедушка, держаться за руки не значит то, на что ты намекаешь. Это всего лишь дружба. Честное слово.

— Честное? Как же!

— Правда. Я стараюсь не врать.

— И себе — тоже?

— Особенно себе.

Тэмми снова вернулась к посуде, тщательно оттёрла свою тарелку и перешла к столовым приборам. Вымыла все и только после этого снова заговорила, очень тихо, так что Селевану пришлось напрячься.

— Я просила, чтобы и он был искренен со мной, — пробормотала она. — Меня очень беспокоят его слова, дедушка.

Глава 6

— Рэй, мы оба знаем, что ты можешь это устроить, если захочешь. Вот единственная моя просьба.

Би Ханнафорд поднесла к губам чашку с утренним кофе и посмотрела поверх неё на бывшего мужа. Прикидывала, получится ли на него надавить. Рэй чувствовал себя виноватым за многие вещи, и Би не упускала случая нажать на нужную кнопку, когда представлялся повод.

— Время ещё не пришло, — ответил Рэй. — Да если бы и пришло, у меня нет ниток, за которые можно потянуть.

— У заместителя констебля? Я тебя умоляю!

Би удержалась: не закатила глаза. Знала, что Рэй этого терпеть не может, а значит, получит преимущество, если она не будет себя контролировать. То, что она почти двадцать лет состояла с ним в браке, оказалось очень полезным.

— По-твоему, это должна сделать я?

— Поступай, как считаешь нужным, — сказал Рэй. — Только ты ещё не знаешь, что имеешь, пока не придёт ответ из лаборатории, так что не торопись. Ты любишь делать поспешные выводы.

Это был удар ниже пояса. Бывший муж постоянно пытался её уязвить. Ну уж нет, на этот раз она не поддастся. Би подошла к кофеварке и наполнила свою чашку.

Рэй явился к ней в двадцать минут девятого. Она подумала, что курьер из Лондона прибыл раньше, чем ожидалось. Открыв дверь, Би обнаружила на пороге бывшего мужа. Рэй хмуро посмотрел в сторону окна, возле которого стояла трёхъярусная подставка для горшечных цветов. Растения были страшно запущены. Над ними висела табличка: «Сбор средств в помощь няням. Положите деньги в ящик». Было ясно, что за счёт Би бедные няни точно не поживятся.

— Вижу, что садовод из тебя никудышный.

— Рэй, что ты тут делаешь? — удивилась Би. — Где Пит?

— В школе. Где ещё ему быть? Он очень расстроен тем, что ему пришлось съесть два яйца вместо холодной пиццы. С каких пор ты его так кормишь?

— Он врёт. То есть… Это было только однажды. У него, наверное, проблемы с памятью.

— Он не обманывал.

Отвечать Би не хотела, поэтому молча пошла на кухню. Рэй последовал за ней с сумкой в руке. В сумке была причина для визита: футбольные бутсы Пита. Она ведь не хочет, чтобы сын держал бутсы в доме отца? Или чтобы взял их в школу? Вот он их и принёс.

Би отхлебнула кофе и предложила Рэю. Ему ведь известно, где чашки.

Этот шаг был опрометчивым с её стороны. Кофеварка стояла возле календаря, на котором красовалось не только расписание Пита, но и её собственное. Почерк был не особо понятным, но Рэй не дурак.

Рэй прочёл несколько строк. Би знала, что он там увидел: «Болтун», «Идиот». Были и другие характеристики, если обратиться к предыдущим дням. Пятнадцать недель знакомств по Интернету. В море плавали миллионы рыб, но Би Ханнафорд выуживала только крабов и водоросли.

Желая предупредить разговор о её свиданиях, Би обратилась к профессиональной теме. Лучше, конечно же, допрашивать в Бодмине, но Бодмин очень далеко от Кэсвелина, а двухрядная дорога между этими городами очень медленная. Би рассуждала, что комната для ведения дела должна быть ближе к месту преступления.

— Нет уверенности, что там произошло преступление, — возразил Рэй. — Возможно, это несчастный случай. Почему ты думаешь, что это убийство? Тебе говорит об этом внутренний голос?

Би хотела напомнить, что внутренних голосов она не слышит и он прекрасно об этом знает, но сдержалась. С годами она поняла, что лучше не касаться вещей, которые не в силах изменить. Сюда входили и суждения бывшего мужа о ней.

— У него под глазом синяк, начавший заживать, — сообщила Би. — Возможно, за неделю до падения он с кем-то подрался. Потом эта петля, которую надевают на дерево или другой стационарный объект.

— Оттяжка, — напомнил Рэй.

— Наберись терпения, Рэй. Я ничего не понимаю в снаряжении скалолаза.

Би старалась не сердиться.

— Извини.

— Так вот, эта оттяжка лопнула. Возможно, она была подрезана. Констебль Макналти — он, кстати, совершенно не способен к криминалистическим расследованиям — сообщил, что место разреза замотано изоляционной лентой. Неудивительно, что бедный парень разбился. Хотя многие детали снаряжения этого юноши в каком-нибудь месте обмотаны изоляционной лентой. Видимо, так он помечал свои вещи. Поэтому для кого-то не составило труда подрезать верёвку и замотать лентой, так чтобыпарень ни о чём не догадался.

— Ты осмотрела всё снаряжение?

— Я отправила его на экспертизу и уже представляю, каким будет заключение. Они обязательно спросят, зачем мне нужна комната для ведения дела.

— Ну и зачем тебе нужна эта комната в Кэсвелине?

Би допила кофе и поставила чашку в раковину. Она не ополоснула её и не вымыла, подумав, что это ещё одно преимущество жизни без мужа. Если ей не хочется мыть посуду, она этого не делает.

— Начальство всё там, Рэй. В Кэсвелине. А не в Бодмине и даже не здесь, в Холсуэрти. У них есть полицейское отделение, небольшое, но приличное, на втором этаже зал заседаний, тоже хороший.

— Ты неплохо приготовила домашнее задание.

— Стараюсь облегчить тебе жизнь. Ввожу в курс дела. Я на тебя надеюсь.

Рэй внимательно посмотрел на Би. Она отвела глаза. Рэй был красивым мужчиной. Волосы немного поредели, но это его не портило. С Болтуном, Идиотом и прочими она его не сравнивала. Чисто деловые отношения.

— А если я устрою это для тебя, Беатрис?

— Что?

— Услуга за услугу.

Он остановился возле кофеварки и стал изучать календарь.

— «Идиот», — прочитал он. — «Болтун». Это что такое, Беатрис? Выкладывай.

— Спасибо за то, что привёз бутсы Пита. Допил кофе?

Рэй помолчал, сделал последний глоток и подал ей чашку.

— Обувь можно купить гораздо дешевле.

— У мальчика хороший вкус. Кстати, как твой «порше»?

— «Порше» — это мечта.

— «Порше» — это автомобиль, — изрекла Би.

И подняла палец, предупреждая его возражения.

— Кстати, ты мне напомнил… машина жертвы.

— Что с ней?

— О чём говорит запечатанная пачка презервативов в автомобиле восемнадцатилетнего парня?

— Это риторический вопрос?

— Она лежала в салоне. Также там был CD с блугрэсс^[13], счёт-фактура фирмы «Ликвид эрс» и скрученный в трубочку плакат с прошлогоднего музыкального фестиваля в Челтнеме. Ещё два потрёпанных журнала для сёрферов. Я проверила всё, кроме презервативов…

— И слава богу, — усмехнулся Рэй.

— …и подумала, что умирать он не собирался, хотел быть счастливым.

— Восемнадцать лет, — вздохнул Рэй. — Все мальчики в этом возрасте стремятся подготовиться к жизни. А что Линли?

— Презервативы. Линли. Что со всем этим делать?

— Ты его допрашивала?

— Присутствие полицейского его вряд ли смутит, так что допрос прошёл хорошо. Как бы я его ни путала, отвечал он последовательно. Думаю, он не врёт.

— Но? — продолжил за неё Рэй.

Он слишком хорошо знал Би, как бы та ни старалась контролировать выражение лица и тон голоса.

— Меня беспокоит другой свидетель.

— А! Женщина из ближайшего дома. Как её зовут?

— Дейдра Трейхир. Ветеринар из Бристоля.

— Почему?

— Просто чутьё.

— И что на сей раз говорит чутьё?

— Дейдра Трейхир явно что-то скрывает. Хотелось бы выяснить, что именно.

Дейдра аккуратно припарковалась на городской стоянке в конце Сент-Меван-Кресент. Улица медленно изгибалась к Сент-Меван-бич и к бывшей гостинице короля Георга. Гостиница возвышалась над чередой стоявших внизу убогих домов. Дейдра высадила Томаса Линли у магазинов, и они договорились встретиться через два часа.

— Надеюсь, я не очень вас беспокою, — вежливо произнёс Линли.

— Ничуть, — заверила она. — Мне нужно сделать несколько дел в городе, а вы пока можете не торопиться и купить всё, что необходимо.

Когда она зашла за Линли в «Солтхаус», он сначала протестовал. От него уже не пахло, но на нём всё ещё был ужасный белый комбинезон, а на ногах, кроме носков, — ничего. Он снял их, прежде чем пойти по грязной дороге к её автомобилю, и отказался принять предлагаемые ею двести фунтов, уверяя, что одежда ещё подождёт.

— Не будьте смешным, Томас, — сказала она. — Вы не можете расхаживать здесь, как… человек, работающий с опасными химикатами, или как там их называют. Отдадите мне деньги потом. К тому же, — улыбнулась Дейдра, — как это ни прискорбно, белый вам совершенно не идёт.

— В самом деле?

Линли тоже улыбнулся.

У него была приятная улыбка, и Дейдра подумала, что до сих пор не видела его улыбающимся. Вчера им, правда, было не до этого, но всё же улыбка у большинства людей — автоматическая ответная реакция, не означающая ничего, кроме проявления вежливости, поэтому странно встретить столь серьёзного человека.

— Ни чуточки, — подтвердила Дейдра. — Так что купите себе что-нибудь подходящее.

— Спасибо, — поблагодарил Линли. — Вы очень добры.

— Я добра только к обездоленным.

Он задумчиво кивнул и отвернулся, глядя в окно. Наверх бежала узкая улочка Белльвью-лейн.

— Значит, через два часа, — заключил он и вышел из машины.

«Интересно, что у него на уме?» — подумала Дейдра.

Она завела мотор, а Линли босиком пошлёпал к магазину. Проезжая мимо него, она махнула рукой и увидела в зеркало заднего вида, что он смотрит ей вслед. Тем временем Дейдра поднялась на высшую точку Кэсвелина.

Отсюда открывался весь этот непривлекательный городок. Его лучшие времена пришлись на тридцатые годы двадцатого века, когда модно было отдыхать на море. Сейчас он существовал в основном за счёт сёрферов и других любителей активного отдыха на свежем воздухе. Чайные давно превратились в магазины, в которых торговали футболками, сувенирами и снаряжением для сёрфинга. Дома, построенные в постэдвардианскую эпоху, служили теперь для ночлега путешественников.

Напротив стоянки находилось кафе. Два автомобиля нелегально стояли на тротуаре, словно их хозяева готовились сорваться из кафе при первых признаках перемены обстановки. Помещение было забито местными сёрферами, которые заглядывали сюда по утрам. Дейдра испытала чувство одиночества: после недавних событий кафе показалось ей другим. Посетители сидели за столами и, конечно же, хвастались своими подвигами на море.

Дейдра направилась к офису газеты «Уочмен». Издательство находилось в некрасивом голубом здании на пересечении Принсис-стрит и Куин-стрит. Этот район местные жители в шутку именовали «королевским». У Куин-стрит пролегала Кинг-стрит, рядом находилась Дьюк-стрит и Дачи-роу^[14]. В викторианские времени и ранее Кэсвелин хотел присоединить к своему названию приставку regis^[15], так что улицы являлись историческим подтверждением шутливого прозвища.

Когда Дейдра сказала Томасу Линли, что в городе у неё несколько дел, она не слишком преувеличивала. Дейдра собиралась договориться о застеклении разбитого окна, кроме того, выяснить важный вопрос, связанный со смертью Санто Керна. Газета наверняка напишет о падении юноши в бухте Полкар, и раз уж в Корнуолле она газету не приобрела, будет логично зайти в издательство и узнать, можно ли купить номер со статьёй об этом происшествии.

Дейдра вошла и сразу увидела Макса Пристли. На небольшой площади, вмещавшей кабинет Макса, выставочную комнату, крошечный читальный зал и приёмную, встреча не казалась удивительной. Макс находился в выставочной комнате в компании с одним из двух своих репортёров. Они склонились над макетом страницы. Макс, судя по всему, хотел что-то переделать, а репортёр — девочка во вьетнамках на босу ногу, лет двенадцати на вид — решительно отказывалась.

— Люди будут ждать, — настаивала она. — Это же местная газета, а он был местным жителем.

— Что делать? Все смертны, даже королева, — изрёк Макс.

Он поднял глаза и увидел Дейдру.

Та нерешительно махнула рукой и взглянула на него быстро, но в то же время внимательно, как умела только она. Макс не любил сидеть в помещении, и это было заметно: поджарая фигура, выгоревшие на солнце густые волосы, обветренная кожа. Обычно он казался старше своих сорока лет, однако в этот раз выглядел свежим. Интересно, почему?

Девушка в приёмной являлась одновременно и редактором, и секретарём. Она вежливо поинтересовалась у Дейдры, какова цель её визита, и тут подошёл Макс, протирая подолом рубашки очки в золочёной оправе.

— Пять минут назад я послал к тебе Стива Теллера. Пора бы обзавестись телефоном, как все нормальные люди.

— У меня есть телефон, — возразила Дейдра — Только он не в Корнуолле.

— Вряд ли это для нас удобно, Дейдра.

— Значит, ты работаешь над статьёй о Санто Керне?

— Не могу этого избежать, я как-никак журналист, — ответил Макс и обратился к секретарю: — Позвони Стиву на мобильный, Жанна. Передай, что мисс Трейхир приехала в город, и если он поторопится, она согласится дать ему интервью.

— Мне нечего сказать, — заявила Дейдра.

— Это уже наши проблемы, — отрезал Макс и жестом пригласил Дейдру в свой кабинет.

Под столом спал золотистый ретривер. Дейдра присела рядом с собакой и погладила её по шелковистой голове.

— Вид вполне здоровый, — заключила она. — Лекарство помогает?

Макс кивнул и ворчливо заметил:

— Ты ведь не ради неё пришла?

Дейдра осмотрела собачий живот, больше для виду, чем для дела. Все признаки кожной инфекции прошли.

— Не позволяй ей так долго гулять. — Дейдра поднялась на ноги. — В следующий раз Лили может облезть. Ты ведь этого не хочешь?

— Следующего раза не будет. Я учусь на своих ошибках. Так зачем ты здесь?

— Есть информация, как погиб Санто Керн?

— Дейдра, ты знаешь столько же, сколько и я. К чему этот вопрос? Что я могу для тебя сделать?

Дейдра поняла, что означает раздражение в голосе Макса. В Кэсвелин она приезжала лишь на выходные, и не во все места у неё имелся доступ. Дейдра сменила тему.

— Вчера я навещала Альдару. Она кого-то ждала.

— В самом деле?

— Мне кажется, она ждала тебя.

— Это маловероятно. — Макс посмотрел по сторонам, словно ему было некогда. — Поэтому ты здесь? Выяснить насчёт Альдары? И насчёт меня? Это на тебя не похоже, хотя женщин, как тебе известно, я не понимаю.

— Я пришла не поэтому.

— Тогда почему? Дело в том, что нам нужно срочно закончить номер…

— Хочу попросить об одолжении.

Глаза Макса сделались подозрительными.

— А что такое?

— Твой компьютер. Интернет. В библиотеку я идти не хочу, а мне нужно кое-что посмотреть.

Дейдра замолчала. В какой степени она может открыться Максу?

— Что?

Дейдра оглянулась по сторонам и сказала правду, хотя и неполную:

— Тело Санто обнаружил человек, шедший по берегу.

— Мы знаем.

— Хорошо. Но он — инспектор из Нью-Скотленд-Ярда. Это вы тоже знаете?

— В самом деле? — удивился Макс.

— Так он говорит. Неплохо бы выяснить, не врёт ли он.

— Почему?

— Почему? Ну сам посуди. Разве это не лучшая легенда, если хочешь избежать подозрений?

— Ты что, собираешься потрудиться за полицию? Будешь работать на меня? Иначе, Дейдра, не понимаю, какое это имеет к тебе отношение.

— Мужчина вломился ко мне в дом. И я намерена выяснить, тот ли он, за кого себя выдаёт.

Дейдра рассказала, как познакомилась с Томасом Линли. Однако не стала описывать, как он выглядит: как человек, таскающий на плечах ярмо с выступающими гвоздями.

Её история, судя по всему, показалась журналисту достоверной. Макс мотнул головой в сторону компьютера.

— Иди и распечатай то, что найдёшь. Это может и нам понадобиться. А сейчас у меня дела. Лили составит тебе компанию.

Макс направился к выходу, но остановился у порога и взялся за дверную ручку.

— Ты меня не видела, — добавил он.

Дейдра нахмурилась и подняла голову от компьютера.

— Что?

— Если кто-нибудь меня спросит, ты меня не видела, ладно?

— Но это как-то странно прозвучит.

— Если честно, мне плевать, как это прозвучит. Макс вышел, а Дейдра задумалась над его последними словами. Только животным можно доверять, заключила она. Дейдра открыла Интернет и впечатала в поисковую строку имя Томаса Линли.

Дейдра нашла его в конце Белльвью-лейн. Он совершенно не напоминал бородача, которого она привезла в город, однако Дейдра без труда его узнала, потому что целый час рассматривала дюжину фотографий, опубликованных в связи с расследованием серийных убийств в Лондоне и с трагедией, случившейся в его жизни. Теперь стало понятно, почему он казался человеком, несущим на себе страшный груз.

Дейдра не представляла, что ей делать с этими открытиями. Как и со всем остальным: его прошлым, его титулом, деньгами, миром, таким далёким от неё. Они были с разных планет и столкнулись друг с другом по воле случая.

Линли подстригся и побрился. На нём была куртка, под ней — рубашка без воротника и пуловер, на ногах — крепкие ботинки и вельветовые брюки. В руке он держал непромокаемую шляпу. «Не так себе представляешь титулованного графа», — хмуро подумала Дейдра. Тем не менее этот мужчина был им. Лорд, жену которого убил на улице двенадцатилетний мальчик. Беременную жену. Неудивительно, что Линли чувствует себя несчастным. Удивительно, что он вообще способен жить.

Дейдра подъехала ближе, и Линли сел в машину. Он сообщил, что зашёл в аптеку и купил там бритву, зубную щётку, пасту и крем для бритья. Все это он положил в пакет и сунул в просторный внутренний карман куртки.

— Вам незачем передо мной отчитываться, — ответила Дейдра. — Я рада, что денег хватило.

Линли указал на свою одежду.

— Купил на распродаже. Конец сезона. Очень дёшево. Мне даже удалось получить сдачу. — Он вынул из кармана брюк несколько купюр и горсть мелочи. — Никогда не думал, что я…

Он осёкся. Дейдра сунула бумажки и монеты в неиспользуемую пепельницу.

— Что? Что будете покупать себе вещи?

Линли глянул на неё, осмысливая вопрос.

— Нет. Никогда не думал, что мне это понравится.

— Шопинг-терапия. Гарантирует поднятие настроения. Женщины знают это с рождения. Мужчинам приходится учиться.

Линли молчал, и Дейдра заметила, что он снова отвернулся и смотрит в окно. В другом месте и в другое время.

Она вспомнила слова, которые только что произнесла, и прикусила губу.

— Может, завершим ваши приключения в каком-нибудь кафе? — торопливо предложила она.

Он подумал и медленно сказал:

— Да, я бы выпил кофе.

Инспектор Ханнафорд поджидала их в «Солтхаусе». Линли решил, что инспектор высматривала машину Дейдры, потому что, едва они припарковались, Ханнафорд тотчас вышла из здания.

Снова начался дождь. Мартовская плохая погода продолжалась в апреле и перекочевала в май. Ханнафорд накинула на голову капюшон и быстро направилась к ним. Она постучала в окно автомобиля Дейдры и, когда та опустила стекло, сказала:

— Я бы хотела побеседовать. С вами обоими. — Затем обратилась к Линли: — Сегодня вы больше похожи на человека. Уже неплохо.

Инспектор развернулась и зашагала к гостинице.

Линли и Дейдра последовали за ней.

Они нашли Ханнафорд в баре. Как Линли и предполагал, за столиком возле окна. Положив куртку на скамью, инспектор кивнула, приглашая последовать её примеру. Линли и Дейдра уселись за большой стол с раскрытым справочником «От А до Z».

Разговаривала Ханнафорд в основном с Линли, поэтому он насторожился. Когда копы ведут себя слишком дружелюбно, на то, как отлично известно, всегда есть причина. «Где именно вы шли в день трагедии? Не покажете ли на карте? Вот видите, тропа здесь отмечена зелёным пунктиром, может, вы помните точное место… Надо восстановить недостающие звенья».

Впрочем, Линли и сам хорошо это понимал.

Он вынул очки и склонился над дорожным атласом. На самом деле он не имел ни малейшего представления о том, где накануне начал свой поход. Если и была какая-то отличительная особенность местности, то он не обратил на неё внимания. Линли запомнил названия нескольких посёлков и деревень, но даже не представлял, в котором часу он там проходил. Для него это было абсолютно не важно, хотя инспектора Ханнафорд это как раз очень заботило. Линли предположил, что утром вышел из точки, отстоящей на двенадцать миль от бухты Полкар. Правда, он совершенно не был уверен, что это соответствует действительности.

— Хорошо, — заключила Ханнафорд, однако ничего у себя не пометила.

Затем она переключилась на Дейдру.

— А вы, мисс Трейхир? Дейдра встрепенулась.

— Я вам уже говорила: я приехала из Бристоля.

— Да, верно. Может, покажете мне маршрут? Вы, вероятно, ездите сюда одной и той же дорогой?

— Необязательно.

Линли заметил, что Дейдра запнулась, и наверняка инспектор тоже обратила на это внимание. Такая заминка свидетельствует о внутренних переживаниях. Что это за переживания и действительно ли они существуют, Ханнафорд наверняка постарается выяснить.

Линли сравнил двух женщин.

Они были совершенно разные. Пылающая шевелюра Ханнафорд стояла торчком. Пшеничные волосы Дейдры зачёсаны назад и закреплены черепаховой заколкой. На Ханнафорд костюм и туфли-лодочки, на Дейдре — пуловер, джинсы и ботинки. Дейдра явно следит за фигурой, наверняка делает зарядку и внимательно относится к еде. Ханнафорд наверняка питается от случая к случаю, когда позволяет работа. И возраст у них разный. Инспектор вполне годится Дейдре в матери.

Но вела она себя не по-матерински. Ханнафорд ждала, а Дейдра смотрела в атлас, пытаясь объяснить, какой дорогой ехала из Бристоля до бухты Полкар. Линли понимал, почему Ханнафорд проявляет такой интерес: ему тоже казалось, что Дейдра придумывает, как бы ей ловчее ответить.

Она сказала, что двигалась по дороге М-5 до Эксетера, а оттуда — в северо-западном направлении. До бухты Полкар не так-то легко добраться. Она ездила разными маршрутами: иногда, как сейчас, до Эксетера, а иной раз — через Тивертон.

Ханнафорд долго изучала карту.

— А из Окгемптона? — спросила она.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Дейдра.

— Из Окгемптона в бухту Полкар не попадёшь, мисс Трейхир. Вы ведь оттуда не на вертолёте добирались? Каким маршрутом вы воспользовались? Покажите точно.

Линли заметил, что шея Дейдры покраснела. Если бы не веснушки, девушка напоминала бы свёклу.

— Вы решили, что я имею отношение к смерти мальчика?

— А вы имеете?

— Нет.

— Тогда объясните, как ехали.

Дейдра сжала губы и убрала за левое ухо выбившуюся прядь волос. Линли заметил, что её ухо трижды проколото. В одном отверстии было колечко, в другом заклёпка, в третьем — ничего.

Она обозначила свой маршрут: дороги А-3079, А-3072, А-39, затем череда более мелких дорог и наконец бухта Полкар. Ханнафорд записывала всё в блокнот. После задумчиво кивнула и поблагодарила.

Дейдру эта благодарность ничуть не обрадовала. Видно было, что она рассердилась, но старается это скрыть. Дейдра явно догадывалась, что на уме у инспектора, и Линли задумался, на кого злится девушка: на себя или на Ханнафорд?

— Теперь мы можем идти? — спросила Дейдра.

— Вы можете, мисс Трейхир, — ответила Ханнафорд. — А с мистером Линли мы ещё кое-что обсудим.

— Вы же не думаете, что он…

Дейдра осеклась, снова вспыхнула, взглянула на Линли и отвернулась.

— Что он? — вежливо уточнила Ханнафорд.

— Мистер Линли не местный. Откуда ему знать того юношу?

— Выходит, вы его знали, мисс Трейхир? Ведь парень тоже мог оказаться не местным. А что, если мистер Линли пришёл специально для того, чтобы сбросить Санто Керна со скалы? Так, кстати, зовут жертву.

— Это смешно. Мистер Линли говорит, что он полицейский.

— Верно. Но доказательств у меня нет. А у вас?

— Неважно. — Дейдра взяла со стула свою сумку. — Я ухожу, инспектор, раз ко мне больше нет вопросов.

— Да, вопросов нет, — любезно подтвердила Би Ханнафорд. — Пока нет.

В автомобиле они обменялись лишь несколькими фразами. Линли поинтересовался, куда его везёт Ханнафорд, а та ответила, что в Труро, в королевский госпиталь Корнуолла.

— Собираетесь попутно проверить все пабы? — спросил Линли.

— Все пабы по дороге в Труро? — усмехнулась инспектор. — Ну это вряд ли, дорогой мой.

— Я не о дороге в Труро, инспектор.

— Понимаю. И вряд ли вы думаете, что я отвечу на ваш вопрос. Вы нашли тело. И знаете правила игры, если вы тот, за кого себя выдаёте.

Инспектор глянула на Линли и надела тёмные очки, хотя солнца не было и всё ещё шёл дождь. Линли выказал удивление.

— Очки с диоптриями, — пояснила Ханнафорд, — для управления машиной. Свои очки я оставила дома либо положила в школьный ранец сына. А может, одна из собак сжевала.

— У вас есть собаки?

— Три чёрных Лабрадора. Собака Один, собака Два и собака Три.

— Интересные клички.

— Мне нравится, когда дома всё просто. В противовес сложностям на работе.

Вот и всё, что было сказано между ними. Тишину нарушало лишь радио, да ещё Ханнафорд дважды поговорила по мобильному. Один из звонивших, судя по всему, спрашивал о приблизительном времени её прибытия в Труро. Другой что-то коротко сообщил, и инспектор раздражённо ответила:

— Я просила их сделать это. Какого чёрта тебя занесло в Эксетер? И откуда мне знать, что… В этом нет необходимости. Не хочу быть тебе обязанной. Прекрасно. Поступай как знаешь, Рэй.

В госпитале Труро Ханнафорд повела Линли в морг. Там пахло дезинфицирующими средствами. Ассистент подкатил тележку, на которой лежало вскрытое тело. Неподалёку тощий патологоанатом пил томатный сок. Линли подумал, что у этого человека желудок из железа, а душа из камня.

— Это Горди Лизл, — представила Ханнафорд. — Самый быстрый анатом на планете. Вы не представляете, с какой скоростью он рассекает рёбра.

— Вы меня перехвалите, — отозвался Лизл.

— Не смущайся. Это Томас Линли. Ну, что у нас тут?

Лизл допил сок, подошёл к столу и взял документ, на который ссылался. Он начал с повреждений, связанных с падением.

— Порвана почечная лоханка, сломан medial malleolus. То есть лодыжка, для непосвящённых, — добавил Лизл.

Ханнафорд сердито кивнула.

Сломаны были правая большеберцовая и правая малоберцовая кости. Сложные переломы локтевой и лучевой костей, справа сломаны шесть рёбер, раздавлен туберкул, проколоты оба лёгких, разорвана печень.

— Что это за туберкул такой? — спросила Ханнафорд.

— Плечо, — пояснил Лизл.

— Вот как? Но что именно стало причиной смерти?

— Сладкое напоследок. Перелом височной кости. Череп треснул, как яичная скорлупа. Посмотрите.

Лизл положил документ на стол и направился к стене, на которой висело изображение человеческого скелета.

— Когда он падал, вместе с ним обрушилась часть горной породы. Парня подбросило в воздух по меньшей мере один раз, тело набрало скорость, рухнуло на правый бок, и череп лопнул, ударившись о сланец. Кость сломалась и вонзилась в менингеальную артерию. Это вызвало эпидуральную гематому. Давление на мозг не является летальным. Он умер бы минут через пятнадцать, хотя, должно быть, сразу потерял сознание. Я так понимаю, что шлема рядом не было? Или другого защитного головного убора?

— Дети думают, что бессмертны, — изрекла Ханнафорд.

— Этот оказался смертным. Количество травм доказывает, что он упал, как только начал спуск.

— Стало быть, оттяжка под его весом оборвалась сразу.

— Скорее всего.

— А что скажете о синяке под глазом? Он начал заживать.

— Кто-то хорошенько вмазал ему кулаком. До сих пор заметны следы от костяшек на пальцах.

Ханнафорд кивнула и посмотрела на Линли. Тот слушал и удивлялся: зачем инспектор взяла его с собой. Мало того что это незаконно, так с её стороны ещё и глупо, если учитывать, что он под подозрением, а Ханнафорд не казалась глупой. Значит, у неё есть какой-то план.

— Когда? — поинтересовалась Ханнафорд.

— Когда поставили синяк? — уточнил Лизл. — Примерно неделю назад.

— Может, он подрался? Лизл покачал головой.

— Почему нет?

— Тогда у него были бы другие отметины той же давности, — вмешался Линли. — Кто-то разок ему врезал, и всё.

Ханнафорд взглянула на него, словно позабыла, что она же его и привезла.

— Верно, — согласился Лизл. — Кто-то его наказал. Одним ударом. Возможно, он потерял сознание, потому что был не из тех, кто спускает обидчику.

— А как насчёт садомазохизма? — осведомилась Ханнафорд.

Лизл задумался, и Линли сказал:

— Не думаю, что садомазохистам нравится, когда их бьют по лицу.

— Гм. Да, — отозвался Лизл. — Садомазохисты скорее выкрутили бы ему гениталии. Или отшлёпали. Может, высекли бы хлыстом. На теле ничего подобного не обнаружено.

Лизл снова вернулся к томатному соку. Все трое постояли перед схемой с изображением скелета. Наконец Лизл обратился к Ханнафорд:

— Как у тебя со свиданиями? Интернет ещё не превратил мечту в реальность?

— Встречаюсь ежедневно. Ты должен ещё попытаться, Горди. Слишком быстро ты отказался.

Анатом покачал головой.

— Я завязал. Любовь надо искать в другом месте. — Он мрачно оглядел помещение морга. — Отсюда никуда не деться. Как только пробалтываюсь, сразу отбой.

— Что ты имеешь в виду?

Лизл обвёл рукой комнату.

Рядом лежал ещё один укрытый простынёй труп с ярлыком на пальце.

— Когда они узнают, чем я занимаюсь. Это никому не нравится.

Ханнафорд похлопала анатома по плечу.

— Ничего, Горди. Тебе твоя работа нравится, и это главное.

Лизл окинул Ханнафорд оценивающим взглядом.

— Может, мы с тобой попробуем?

— Не соблазняй меня, дорогой. Ты слишком молод, а я в душе грешница. — Ханнафорд подбородком указала на тележку. — Мне нужен письменный отчёт. И чем скорее, тем лучше.

— Я кого-нибудь уговорю, — пообещал Лизл.

Инспектор и Линли вышли из морга. Ханнафорд посмотрела на план больницы и повела Линли в кафетерий. Он не верил в то, что после посещения морга инспектор собирается есть, и оказался прав. Ханнафорд остановилась в дверях, оглядела зал, увидела за столом человека, читающего газету, и направилась к нему.

Этого мужчину Линли видел накануне в доме Дейдры Трейхир. Мужчина спрашивал его о Скотленд-Ярде, хотя имени своего не назвал. Ханнафорд представила его сейчас: Рэй Ханнафорд из Мидлмора, заместитель старшего констебля.

Рэй встал и вежливо протянул Линли руку.

— Вы однофамильцы? — удивился Линли.

— Он мой родственник, — ответила инспектор.

— Бывший, — уточнил Рэй Ханнафорд. — К сожалению.

— Ты мне льстишь, дорогой, — усмехнулась Ханнафорд.

Никто из них не сообщил подробностей, хотя слово «бывший» говорило о многом. «Сложно ужиться двум копам в одной семье», — подумал Линли.

Рэй Ханнафорд взял со стола конверт и протянул его бывшей жене со словами:

— Вот. Когда в следующий раз попросишь курьера, объясни, где тебя искать, Беатрис.

— Я им говорила, — возразила Ханнафорд. — Возможно, этот фрукт, который привёз конверт из Лондона, не захотел тащиться в Холсуэрти или на вокзал Кэсвелина. А может, ты сам проявил инициативу?

Инспектор взмахнула конвертом.

— Не проявлял. Но требую услугу за услугу. Счёт растёт. Поездка из Эксетера была не из приятных. Ты мне дважды должна.

— А за что ещё?

— За то, что вчера я забрал Пита. И не жаловался, кстати.

— Разве я вытащила тебя из объятий двадцатилетней девицы?

— Мне показалось, ей было не меньше двадцати трёх.

Би Ханнафорд хихикнула, открыла конверт и заглянула внутрь.

— Ага, ты уже посмотрел?

— Виноват.

Инспектор вытряхнула содержимое на стол. Линли сразу узнал собственное полицейское удостоверение.

— Но я его сдал, — удивился он. — Его должны были… Что они делают с документами, когда кто-то уходит в отставку? Они должны были его уничтожить.

— Ваши документы им уничтожать не захотелось, — заметил Рэй.

— Они употребили слово «преждевременно», — пояснила Би Ханнафорд. — Возможно, ваше решение, принятое в трудный момент, было поспешным.

Инспектор протянула Линли удостоверение. Тот не взял.

— Мои документы скоро придут из дома. Я вам говорил. Завтра здесь будет мой бумажник со всем содержимым. — Линли указал на удостоверение. — В этом не было необходимости.

— Напротив, — возразила Ханнафорд, — это было совершенно необходимо. Сами знаете, фальшивку достать ничего не стоит. Насколько я знаю, всё утро вы прочёсывали город в поисках разных товаров.

— Зачем мне фальшивка?

— Мало ли зачем, суперинтендант Линли. Или предпочитаете, чтобы я упоминала ваш титул? Какого чёрта такие, как вы, работают в полиции?

— Я больше не работаю, — напомнил Линли.

— Скажите об этом в Скотленд-Ярде. Вы так и не ответили. Как к вам обращаться?

— Можете называть меня Томасом. Поскольку теперь вы в курсе, кто я, — думаю, вы сразу мне поверили, иначе не потащили бы меня с собой в морг, — надеюсь, теперь я свободен и могу продолжить свой поход.

— Ни в коем случае. Вы никуда не пойдёте, пока я вас не отпущу. Прежде чем улизнуть под покровом ночи, дважды подумайте. Вы мне нужны.

— В качестве полицейского или частного лица?

— Что лучше сработает.

— Сработает для чего?

— Для нашего милого доктора.

— Кого?

— Для ветеринара. Мисс Трейхир. Мы оба знаем, что она врёт. Вы должны выяснить почему.

— Вы не можете требовать этого от меня.

У Ханнафорд зазвонил телефон. Она предупреждающе подняла руку, вынула из сумки трубку и отошла на несколько шагов. Инспектор слушала, склонив голову и постукивая туфлей по полу.

— Она живёт этим, — пояснил Рэй. — Раньше такого не было, но сейчас она оживает в работе. Глупо, правда?

— То, что смерть может делать кого-то живым?

— Нет. То, что я её отпустил. Она хотела одного, а я — другого.

— Так бывает.

— Разрыва не случилось бы, если бы я настоял на своём.

Линли посмотрел на Рэя, который явно сожалел о положении бывшего мужа, и посоветовал:

— Поговорите с ней.

— Да я говорил. Но когда поведёшь себя низко в глазах другого человека, потом ничего не исправишь. Неплохо было бы повернуть время вспять.

— Да, — кивнул Линли. — Согласен.

Ханнафорд вернулась. Её рот был решительно сжат.

— Это убийство, Рэй. — Инспектор взмахнула телефоном. — Прошу предоставить мне в Кэсвелине кабинет для ведения дела. И плевать на то, что тебе придётся для этого сделать и какие услуги ты потребуешь взамен. Хочу, чтобы к расследованию подключилась полиция на самом высоком уровне.

— Не многого ли ты хочешь, Беатрис?

— Нет, Рэймонд, — ответила Ханнафорд. — И ты сам это прекрасно понимаешь.

— Мы дадим вам машину, — пообещала инспектор Линли. — Автомобиль вам понадобится.

Они стояли у дверей королевского госпиталя Корнуолла. Рэй пошёл по своим делам, сказав Би, что ничего не может ей гарантировать. В ответ он услышал язвительную фразу: «Этого можно было ожидать». Би понимала, что слишком давит, но считала, что в расследовании убийства все средства хороши.

— Не верю, что вы просите меня об этом, — озабоченно произнёс Линли.

— Потому, что вы выше меня по званию? В нашей глуши это не имеет значения, суперинтендант.

— Всего лишь временно исполняющий обязанности.

— Что?

— Временно исполняющий обязанности суперинтенданта. Меня не назначали на эту должность. Я занимал её в случае крайней нужды.

— Замечательно. Такой человек мне и нужен. Сейчас у меня как раз острая нужда.

Они направились к машине инспектора. Би заметила взгляд Линли и рассмеялась.

— Не та нужда, о какой вы подумали, — сказала она. — Хотя наверняка вы способны на приличный секс, если женщина приставит к вашей голове пистолет. Сколько вам лет?

— В Скотленд-Ярде об этом не сообщили?

— Будьте любезны ответить.

— Тридцать восемь.

— Знак Зодиака?

— Что?

— Близнецы, Телец, Дева?

— Это важно?

— Отвечайте, Томас. Неужели это так сложно? Линли вздохнул:

— Рыбы, если вам угодно.

— Да. У нас с вами ничего не получится. К тому же я на двадцать лет старше, и хотя чувствую себя моложе, но не настолько. А потому вам в моём обществе ничто не угрожает.

— Слабое утешение.

Ханнафорд снова рассмеялась и открыла машину. Они сели в салон, но Би не сразу вставила ключ в зажигание. Вместо этого она серьёзно посмотрела на Линли.

— Мне нужно, чтобы вы сделали это для меня. Она пытается вас защитить.

— Кто?

— Вы знаете, кто. Мисс Трейхир.

— Вряд ли. Я вторгся в её дом. Она просто хочет, чтобы я заплатил за ущерб. К тому же я должен ей за одежду.

— Не скромничайте. Она сразу бросилась вас прикрывать, и для этого есть причина. У неё есть какое-то уязвимое место. Возможно, оно имеет к вам отношение, а может, и нет. Короче, вы должны его отыскать.

— Зачем?

— Затем, что вы сможете. Мы занимаемся расследованием убийства, а потому выкиньте из головы все правила этикета. Вы и сами отлично понимаете, что так надо.

Линли покачал головой. Как показалось Би Ханнафорд, это движение означало не столько несогласие, сколько признание печального факта, что отказ невозможен. Она держала его на коротком поводке. Если бы он бросился бежать, она бы его поймала.

— Так оттяжка оказалась подрезанной? — спросил наконец Линли.

— Что?

— Вы говорили по телефону. Вот я и подумал: либо оттяжка подрезана, либо в лаборатории раскопали что-то ещё.

Би раздумывала, стоит ли проявлять откровенность и что будет, если она ответит. Она почти не знала Линли, но чувствовала, что доверие необходимо.

— Да, оттяжку подрезали.

— Это было так заметно?

— Разглядели в микроскоп.

— Значит, без прибора не увидишь. Почему вы считаете, что это убийство?

— А что ещё?

— Самоубийство, замаскированное под несчастный случай, чтобы близкие не так расстраивались.

— Откуда подобное заключение?

— Жертву ударили кулаком.

— И?

— Предположим, у него не было возможности защититься, хотя он и хотел. Либо был неспособен, либо его бил тот человек, кому парень не мог ответить. И вот он почувствовал беспомощность. Эту беспомощность спроецировал на свою жизнь, на отношения, на прошлое…

— Да бросьте вы. Я так не думаю, и вы — тоже.

Би вставила ключ в зажигание, размышляя, что означают эти предположения. В тот момент её интересовала не столько жертва, сколько сам Томас Линли. Ханнафорд бросила на своего спутника осторожный взгляд, опасаясь, что ошиблась в оценке этого человека.

— Вы знаете, что такое закладка?

Линли отрицательно покачал головой.

— А должен знать? И что это?

— То, что делает этот случай убийством.

Глава 7

Дождь в Кэсвелине прекратился вскоре после полудня, и Кадан Ангарак был ему за это благодарен. С самого утра Кадан красил радиаторы в гостевых комнатах «Эдвенчерс анлимитед». От запаха краски у него разболелась голова. Кадан не понимал, зачем вообще красить батареи. Кто обращает на них внимание? Кто в гостиницах смотрит на них? Разве только какой-нибудь инспектор нагрянет с проверкой. Ну и что, если заметит немного ржавчины? Да ничего! Абсолютно ничего! Никто не собирается возвращать бывшей гостинице короля Георга прежний блеск. Её просто делают приемлемой для желающих отдохнуть на море, развлечься, хорошо поесть и поучиться на свежем воздухе какому-нибудь активному спорту. Этим людям и в голову не придёт смотреть на радиаторы. Главное, что есть крыша над головой, что в комнатах чисто, еда неплохая и недорого.

Когда небо прояснилось, Кадан решил, что глоток свежего воздуха не помешает. Надо взглянуть на трассу для сумасшедшего гольфа, посмотреть на дорожки для ВМХ, где отдыхающим будут давать уроки езды на специальных велосипедах. Прежде Кадан надеялся, что его пригласят, стоит только продемонстрировать, на что он способен. В этом теперь и состояла его проблема: неизвестно, кому сейчас что-то показывать.

Какое-то время он вообще не был уверен, что придёт сюда на работу. Ведь после того, что случилось с Санто… Сначала Кадан решил не показываться. Думал, что пропустит несколько дней, потом позвонит, выразит соболезнование и спросит, не нужно ли чего. Но потом рассудил: длительное отсутствие может послужить поводом к увольнению, и у него даже не будет шанса доказать свою полезность. Кадан решил прийти лично, изобразить скорбь и крутиться вокруг любого Керна, который попадётся на глаза.

Кадан ещё не видел ни Бена, ни Деллен, но его приход совпал с приездом Алана Честона. Кадан рассказал Алану, чем занимается в «Эдвенчерс анлимитед», и Алан ответил, что разберётся, какие поручения дать Кадану. Алан открыл входную дверь и положил ключи в карман с видом человека, точно знающего своё место в общей схеме.

В старой гостинице было тихо, как на кладбище. И так же холодно. Кадан вздрогнул и почувствовал, что и Пух вздрогнул у него на плече. Парень сел у обновлённой стойки ресепшена. На доске объявлений, под словами «Ваши инструкторы», он увидел фотографии шести сотрудников. Снимки спускались в виде пирамиды, на вершине которой помещалось фото Керры Керн, главного инструктора.

Керра вышла удачно, хотя в жизни не была красавицей: обыкновенные каштановые волосы, обыкновенные голубые глаза, фигура полнее, чем следовало, хотя Керра находилась в лучшей физической форме, чем другие местные девушки её возраста. К сожалению, внешностью Керра пошла в отца, не в мать. А вот Санто унаследовал материнские черты. Хотя большинство парней не завидовали красоте Санто. За исключением тех, кто знал, как этим достоинством пользоваться.

— Кад?

Кадан резко обернулся. Пух хрипло запротестовал и поменял позу.

Керра материализовалась словно из воздуха. С ней был Алан. Кадан знал об их отношениях, но всё равно удивлялся. Керра был смуглой и мускулистой, с широкими, к сожалению, лодыжками. Представить себе Алана, занимающегося физическими упражнениями, было немыслимо, разве только под угрозой смерти.

Пара обменялась несколькими словами, и впечатление изменилось. Хотя Алан на первый взгляд выглядел незавидно, оказалось, он заправляет почти всем, что делается в гостинице. Не успел Кадан пожаловаться, что его лёгким вредно вдыхать запах краски, как обнаружил себя стоящим в комбинезоне, в одной руке — кисть, в другой — банка с блестящей белой краской. Алан распорядился, и Кадан приступил к работе.

Четыре часа спустя Кадан решил, что ему пора сделать перерыв. Пух, как он заметил, стал подозрительно молчалив. Должно быть, у попугая тоже разболелась голова.

Земля на трассе сумасшедшего гольфа оказалась всё ещё мокрой, но Кадана это не остановило. Вместе с велосипедом он взобрался по склону к первой лунке и увидел, что сделать несколько площадок в таких условиях — несбыточная мечта. Кадан наклонил велосипед, посадил Пуха на руль и внимательно огляделся.

Проект не простой. Трассе не меньше шестидесяти лет. Судя по всему, ею лет тридцать не пользовались. Это плохо: денег на ней много не сделаешь. С другой стороны, есть и преимущество: трассу необходимо довести до ума, и Кадан изложит свой план. Однако для начала нужно этот план придумать. Кадан обошёл первые пять лунок и попытался прикинуть, что необходимо сделать после того, как отсюда уберут миниатюрные мельницы, конюшни, школы и устроят на этих местах лунки.

Кадан всё ещё раздумывал над этим, когда на стоянке старой гостиницы припарковался автомобиль. Констебль в форме вышел оттуда и скрылся в здании. Через несколько минут он уехал.

Вскоре после этого у двери показалась Керра. Она встала на стоянке, подбоченилась и огляделась по сторонам. Кадан присел рядом с крошечной лодкой, служившей в качестве препятствия на пути к шестой лунке. До него вдруг дошло, что Керра кого-то ищет, возможно, его. Кадан предпочёл спрятаться, потому что обычно его разыскивали, если он где-то напортачил. Но, вспомнив, что радиаторы покрашены безукоризненно, Кадан поднялся во весь рост.

Керра кивнула ему. Она переоделась и была теперь в костюме из лайкры. Кадан сообразил, что девушка собирается в далёкую велосипедную поездку, отсюда такое облачение. «Странное время для путешествий, — подумал Кадан, — но если ты дочь хозяина, можешь устанавливать свои правила».

Керра обратилась к нему без церемоний:

— Я набрала телефон фермы, и выяснилось, что Мадлен там больше не работает. Тогда я позвонила тебе домой, но Мадлен и там не оказалось. Не знаешь, где она? Хочу с ней кое-что обсудить.

Кадан мялся, думая о том, какой смысл вкладывает Керра в свои слова. Пытаясь тянуть время, парень подошёл к велосипеду, снял с руля Пуха и посадил птицу себе на плечо.

— Продырявь чердак, — изрёк попугай.

— Кад! — Керра едва сдерживалась. — Прошу, ответь. Лучше скажи сразу.

— Странно, что тебе это интересно, — отозвался Кадан. — Вроде ты с Мадлен уже не дружишь, вот я и удивляюсь…

Кадан наклонил голову, и его щека соприкоснулась с боком Пуха. Ему нравилось ощущение птичьих перьев на коже.

Керра прищурилась.

— Чему ты удивляешься?

— Да всему. Санто. Копам. Тому, что ты со мной заговорила. Спрашиваешь о Мадлен. Всё это как-то связано?

Керра стянула резинку с волос, и пряди упали ей на плечи. Она встряхнула головой и снова сделала хвостик. Судя по всему, и она тянула время. Тут Керра взглянула на Кадана и словно что-то заметила.

— Что случилось с твоим лицом?

— Да я с таким родился.

— Не шути, Кадан. Ты понимаешь, о чём я. Синяки, царапины.

— Поскользнулся. Производственная травма. Свалился в бассейн. В центре досуга.

— Ты что, плавал? — недоуменно уточнила Керра.

— Бассейн пустой. Я там упражнялся. На велосипеде.

Парень почувствовал, что краснеет, и это его рассердило. Он давно решил не стесняться своего увлечения, и не хотел думать, почему сейчас так смутился.

— Что тут происходит? — спросил Кадан и мотнул головой в сторону гостиницы.

— Санто не случайно упал. Его убили. Так утверждает полиция. Они послали к нам сотрудника. Может, хотели, чтобы он нас утешил, напоил чаем с печеньем. Не знаю, что делают люди, когда убивают члена их семьи. Планируют отмщение? Расстреливают горожан? Скрипят зубами? Где твоя сестра, Кад?

— Она уже знает, что Санто умер.

— То, что он умер или что его убили? Где Мадлен? Она же была девушкой моего брата.

— И твоим другом, — напомнил Кадан. — По крайней мере, какое-то время.

— Не надо. — Керра поморщилась. — Пожалуйста, не надо.

Кадан пожал плечами и оглянулся на трассу сумасшедшего гольфа.

— Здесь ничего не выйдет, — заявил он. — Старьё. Можно починить, только окупятся ли затраты? И если да, то как скоро?

— Алан знает. Он отлично разбирается и в доходах, и в затратах, и в долгосрочном планировании. Но сейчас всё это ничего не значит, так что можно не беспокоиться.

— Что — это?

— Всё, что касается «Эдвенчерс анлимитед». У отца вряд ли хватит духу открыть гостиницу после того, что случилось с Санто.

— И что будет, если вы не откроетесь?

— Алан говорит, что нужно найти покупателя и компенсировать наши затраты. Это же Алан. В чём, в чём, а в цифрах он разбирается.

— Ты как будто на него злишься.

Керра необратила внимания на это замечание.

— Может, Мадлен дома и просто не берёт трубку? Я могла бы к ней съездить, но, если её там нет, жаль тратить время. Может, ты мне всё-таки скажешь?

— Думаю, она до сих пор с Яго, — предположил Кадан.

— Кто такой Яго?

— Яго Рит. Человек, который работает на моего отца. Сестра была с ним всю ночь. Она и сейчас с ним, насколько я знаю.

Керра коротко и невесело рассмеялась.

— Что ж, времени даром не теряет. Быстро же она утешилась после такого удара! Я за неё рада.

Кадану хотелось возмутиться, какое ей дело, что его сестра сошлась с другим мужчиной. Но вместо этого он произнёс:

— Яго Риту около семидесяти. Мадлен на него смотрит как на дедушку.

— В таком случае что он делает для твоего отца, если ему семьдесят?

Кадану казалось, что Керра его намеренно злит. Она дочь хозяина, и всё её поведение говорит: «Веди себя со мной как положено».

— Керра, что это значит? Какого чёрта ты интересуешься?

Девушка кашлянула, и Кадан заметил слёзы у неё на глазах. Он вспомнил: её брат вчера умер, и совсем недавно она узнала, что его убили.

— Фибергласе, — добавил Кадан.

Керра с недоумением на него посмотрела.

— Яго Рит делает доски для сёрфинга из фибергласса, — пояснил Кадан. — Он старый сёрфер. Отец нашёл его примерно полгода назад. Яго человек дотошный, как мой отец. Не то что я.

— Мадлен провела ночь с семидесятилетним мужчиной?

— Яго позвонил, и она тут же к нему поехала.

— В котором часу?

— Керра…

— Это важно, Кадан.

— Почему? Думаешь, это Мадлен укокошила твоего брата? Как бы она это сделала? Столкнула со скалы?

— Его снаряжение было испорчено. Так утверждают копы.

Кадан широко раскрыл глаза.

— Ну ты даёшь, Керра. Быть этого не может. Мадлен могла свихнуться после того, что произошло между ней и Санто, но она не…

Кадан замолчал. Не потому, что передумал, просто пока он говорил, его взгляд с Керры переключился на берег, и он увидел, как по песку бежит сёрфер с доской под мышкой, оставляя за собой череду следов. Сёрфер был полностью одет, как и должно в это время года, когда вода ещё слишком холодная. Сёрфер был весь в чёрном, с головы до ног. С такого расстояния сложно было рассмотреть, кто это — мужчина или женщина.

— Что? — раздался голос Керры.

Кадан вздрогнул.

— Мадлен могла отреагировать как угодно, после того, что произошло между ней и Санто, — продолжил он, — но убийство бывшего бойфренда не в её стиле. Мадлен считала, что Санто просто психует.

— Поначалу, — заметила Керра.

— Ну хорошо. Возможно, поначалу. Но это не значит, что потом Мадлен всё осознала и решилась на убийство. Какой в этом смысл?

— Любовь всегда бессмысленна, — возразила Керра. — Чего только люди не делают, когда влюбляются.

— Да? — удивился Кадан. — А ты откуда знаешь?

Керра не ответила.

— «Сны у моря», — сообщил Кадан. — Ты в курсе, где это?

— А что это такое?

— Сестра сейчас там. У Яго есть домик в караван-парке, на месте бывшей маслобойни. Так что если хочешь разобраться с Мадлен, двигай туда. Хотя зря потратишь время.

— С чего ты взял, что я хочу с ней разобраться?

— Да это видно.

Би Ханнафорд взяла напрокат «форд».

— Должно быть, вы на таких не ездите, — сказала она Линли, — но надеюсь, что этот вам подойдёт.

В других обстоятельствах Линли мог бы ответить, что она очень любезна; благодаря воспитанию эта фраза выскакивала автоматически. Однако сейчас он сообщил, что в феврале вообще отказался от транспорта, поэтому «форд» его вполне устроит.

— Хорошо, — заметила Би.

Она посоветовала Линли быть осторожным, потому что пока не придут документы, ему придётся водить без прав.

— Это будет наш маленький секрет, — добавила инспектор. — Езжайте за мной. Хочу вам кое-что показать.

То, что она хотела показать, находилось в Кэсвелине, куда Линли послушно последовал. Он пытался сосредоточиться на вождении, но чувствовал, что слабеет из-за усилий держать мысли в одном направлении.

Ведь он обещал себе покончить с расследованиями убийств. Любимая жена стала жертвой бессмысленного уличного преступления, и теперь он думал, что завтра — это просто ещё один день. И день этот придётся как-то перетерпеть. С тех пор он перетерпел бесконечную череду «завтра». Выполнял то, что необходимо, не больше.

Сначала Хоунстоу: надо было разобраться с делами, землёй и большим домом, стоящим на этой земле. Неважно, что его мать, брат и управляющий долгие годы занимались поместьем. Он с головой ушёл в эти вопросы, чтобы не делать ничего другого. В результате всё страшно запуталось. Мать ласково сказала: «Томми, милый, позволь мне этим заняться, или пусть это делает Джон Пенеллин, он человек опытный». Эти увещевания Линли так резко отклонил, что вдовствующая графиня только вздохнула, сжала ему плечо и отступила.

Однако вскоре он обнаружил, что дела Хоунстоу напоминают ему о Хелен, хочет он того или нет. Наполовину подготовленную детскую пришлось разобрать. Из спальни он вытащил летнюю одежду, которую оставила жена. Линли спроектировал мемориальную доску. Хелен и их не появившийся на свет сын были погребены в часовне у дома.

Всё вокруг напоминало о жене: по тропе, шедшей от дома через лес, они гуляли. В галерее Хелен стояла перед портретами и весело комментировала физические особенности некоторых его предков. В библиотеке жена просматривала старинные издания журнала «Кантри лайф». Уютно сворачивалась в кресле и немедленно засыпала над толстой биографией Оскара Уайльда.

Поскольку Хелен была повсюду, Линли и отправился в путь. Одолеть пешком всю Юго-Западную тропу^[16] — дело, на которое Хелен никогда бы не отважилась («Господь с тобой, Томми, ты с ума сошёл. Представляешь, что будет с моими туфлями?»). Именно поэтому он и пошёл: там ему ничто не напомнит о жене.

Однако Линли не учёл, что по дороге встречаются места захоронения. В литературе, посвящённой тропе, об этом не было ни слова. От простых букетиков увядших цветов до деревянных скамей с вырезанными на них именами усопших — смерть встречала его почти каждый день. Он уволился из Скотленд-Ярда, потому что любой уход человеческого существа был ему словно нож по сердцу, однако и здесь смерть заглядывала ему в глаза и смеялась над его попытками забыть.

А теперь гибель юноши. В само расследование инспектор его не вовлекала, однако очень приблизила к делу. Линли этого не хотел, но не знал, как избежать подобной участи. Он видел, что Би настроена весьма решительно. Если при удобном случае он улизнёт из Кэсвелина, она не успокоится, пока не притащит его обратно.

Линли, как и Ханнафорд, чувствовал, что Дейдра Трейхир лукавила насчёт маршрута, которым накануне следовала в бухту Полкар. В отличие от Ханнафорд Линли знал, что Дейдра Трейхир соврала ещё раз, когда говорила, что не знает Санто Керна. Для той и другой лжи имелись какие-то мотивы, совсем не те, которые озвучила Дейдра, когда он спросил её о погибшем мальчике. Линли хотелось их выяснить. Причины были, без сомнения, личного характера, однако бедная женщина вряд ли является убийцей.

И всё же почему он так думает? Ему ли не знать, что преступники могут выглядеть как угодно. Убийцы-мужчины, убийцы-женщины. Даже дети, как это ни ужасно. А жертвы — пусть даже самые порочные — всё же погибали, чем бы ни руководствовался человек, отправивший их на тот свет. Общество придерживалось мнения, что убийство — зло и справедливость должна восторжествовать, даже если в результате близкие жертвы не получат ни удовлетворения, ни облегчения. Необходимо назвать и осудить преступника, справедливость — это то, что живые должны убитым.

Внутренний голос убеждал Линли, что это не его проблема. Ему противоречил другой голос, заявлявший, что сейчас и всегда это останется его проблемой.

Не успели они подъехать к Кэсвелину, как Линли примирился со сложившейся ситуацией. Расследование требовало принять во внимание всё. Дейдра Трейхир пала под подозрение с того момента, как солгала.

Полицейское отделение Кэсвелина находилось в центре города, на Лэнсдаун-роуд, возле Белльвью. Би Ханнафорд припарковалась перед серым двухэтажным зданием. Сначала Линли подумал, что она приведёт его в отделение и представит сотрудникам, но инспектор сказала:

— Пойдёмте со мной.

Она взяла Линли под локоть и повела в обратную сторону.

Они миновали перекрёсток Лэнсдаун-роуд и Белльвью-лейн, сквер со скамейками, фонтаном и тремя деревьями, где в хорошую погоду отдыхали местные жители. Оттуда проследовали на Куин-стрит. Как и на Белльвью, здесь было много магазинов. Чем только не торговали: и мебелью, и лекарственными препаратами. Би Ханнафорд остановилась, посмотрела по сторонам и что-то увидела.

— Да. Вон там, — заявила она. — Хочу, чтобы вы посмотрели, с чем мы имеем дело.

Эта фраза относилась к магазину, продававшему спортивные товары: как снаряжение, так и одежду для активного отдыха. Ханнафорд на удивление быстро сориентировалась, нашла нужный товар и заверила продавца, что помощи не требуется. Инспектор подвела Линли к стене, на которой висели различные металлические приспособления, главным образом из стали. Чтобы выделить то, что годилось для скалолазания, большого ума не требовалось.

Ханнафорд выбрала комплект, состоявший из верхней и нижней страховки и тяжёлого стального кабеля в пластиковой обшивке. Страховка представляла собой клин на конце кабеля, возможно, в четверть дюйма толщиной. В этот клин продевался и защёлкивался кабель, а на противоположном конце завязывалась ещё одна петля. Кабель плотно обвивала толстая пластиковая обшивка. В результате получалась надёжная альпинистская верёвка с металлическим клином на одном конце и петлёй на другом.

— Это закладка, — пояснила Ханнафорд. — Знаете, как ею пользоваться?

Линли покачал головой. По всей видимости, она предназначена для подъёма на скалу. К петле на её конце, должно быть, присоединяется какое-то другое устройство. Вот и всё, что он мог понять.

— Я вам покажу. Поверните руку ладонью к себе, — велела Ханнафорд. — Пальцы крепко прижмите друг к другу.

Инспектор просунула кабель между указательным и средним пальцами Линли, так что клин лёг ему на ладонь, а петля на противоположном конце кабеля осталась с тыльной стороны кисти.

— Представьте, что ваши пальцы — трещина в скале. Или расщелина меж двух камней. Ваша рука — скала. Или камни. Ясно?

Ханнафорд дождалась кивка.

— Клин, то есть закладка, до упора засовывается в трещину в скале или в расщелину между камнями. К ней присоединяется трос. Петлю на конце троса вы закрепляете карабином. — Ханнафорд осмотрела стену магазина и взяла карабин. — Вот так. Верёвку в карабине завязываете узлом, которому вас научили. Если лезете вверх, то устанавливаете закладки через каждые несколько футов либо там, где есть возможность. Если спускаетесь, можете использовать их наверху. Закрепляете верёвку на надёжной опоре. Она должна вас прочно держать.

Инспектор взяла закладку и положила на место.

— Скалолазы помечают всё своё снаряжение, — добавила она, обернувшись, — потому что часто совершают совместное восхождение. Допустим, мы с вами идём вместе. У меня шесть закладок, у вас — десять. Мы пользуемся моими карабинами, но вашими верёвками. Как нам быстро всё разложить и не спорить друг с другом? Каждый предмет должен быть надёжно помечен. Яркая лента — то, что нужно. Санто Керн пометил своё снаряжение чёрной изоляционной лентой.

Линли понял, к чему клонит инспектор.

— Если кто-то хочет быстро и незаметно испортить что-то в снаряжении другого скалолаза, он просто воспользуется такой же лентой?

— Верно. Можно намотать поверх разреза, и никто не догадается.

— Оттяжку привести в негодность легче всего, хотя разрез можно заметить, по крайней мере под микроскопом.

— Так и произошло. Мы это уже обсуждали.

— Сдаётся мне, есть ещё что-то.

— В лаборатории осмотрели снаряжение Санто. — Ханнафорд снова взяла Линли под локоть, вывела из магазина и тихо продолжила: — Изучили две закладки. Обнаружили, что под изоляционной лентой подрезана и пластиковая обшивка, и кабель. Кабель висел, если можно так выразиться, на нитке. Воспользуйся парень хоть чем-то — и ему конец. Как и случилось с оттяжкой. Он был обречён.

— Отпечатки пальцев?

— Полно, — сообщила Ханнафорд. — Но я не уверена, что нам это поможет, потому что большинство скалолазов поодиночке не ходят. Скорее всего, так будет и на этот раз.

— Если только на повреждённых участках не окажется отпечатка, которого больше нигде нет. Тогда этому человеку трудно будет отвертеться.

— Гм. Да. Но меня удивило другое.

— А именно? — уточнил Линли.

— То, что снаряжение испорчено сразу в трёх местах. У вас есть мнение на этот счёт?

— По большому счёту достаточно было подрезать что-то одно. Можно заключить, что убийцу не волновало, когда случится падение и будет ли оно вообще. Ведь Санто мог воспользоваться испорченными закладками на небольшой высоте или вообще ими не воспользоваться.

— Что ещё?

— Если парень обычно сначала спускался, а потом поднимался, можно предположить, что убийца спешил с ним разделаться. Или, как ни абсурдно это звучит…

Линли запнулся.

— Да? — поторопила его Ханнафорд.

— Или убийца хотел дать понять, что это именно преступление, а не несчастный случай.

Инспектор кивнула.

— Немного сумасшедшая версия, но это то, что я думаю.

Любовное негодование выгнало Керру из гостиницы и заставило сесть на велосипед. Она переоделась в спортивный костюм и решила, что двадцать миль позволят ей разгрузить мозг от навязчивых мыслей. Это расстояние не отнимет у неё слишком много времени, если погода не ухудшится. В ясный день она могла проехать шестьдесят миль с завязанной за спиной рукой, так что двадцать миль — детская забава. И забава эта сейчас ей просто необходима, поэтому она и подготовилась.

Керра направилась к двери, но её остановил приход полицейского. Это был тот же офицер, что и накануне, — констебль Макналти. По мрачному выражению его лица Керра догадалась о причине визита раньше, чем полицейский открыл рот.

— Я должен увидеть ваших родителей, — заявил Макналти.

— Это невозможно, — ответила Керра.

— Их разве нет дома?

Что ж, логичный вопрос.

— Они здесь, наверху, но просили, чтобы их не беспокоили. Можете всё передать мне. Родители должны немного прийти в себя. Надеюсь, вы понимаете. У вас есть дети, констебль? Если человек теряет ребёнка, он сходит с ума.

Действительность была несколько иной. Но она вряд ли вызвала бы сочувствие. Мысль о том, что мать с отцом набросились друг на друга в спальне Санто, словно гиперсексуальные подростки, тяготила Керру. Она не хотела сейчас идти к родителям. Особенно не хотела общаться с отцом, которого с каждым часом презирала всё больше. Она уже много лет его не уважала, но это было несравнимо с тем чувством, какое она испытывала сейчас.

Тут появился Алан. Он смотрел рекламу на видео в кабинете.

— В чём дело, Керра? — поинтересовался он. — Могу я чем-то помочь?

Алан выглядел спокойным и уверенным, словно прошедшие шестнадцать часов его полностью изменили.

— Я жених Керры, — представился он полицейскому. — Чем могу быть полезен?

«Жених? — про себя удивилась Керра. — Мой жених? Это ещё что?»

Прежде чем она успела поправить Алана, коп сообщил им новость. Убийство. Часть снаряжения Санто была испорчена. Оттяжка и две закладки. Полиция прежде всего допросит семью.

— Уж не хотите ли вы сказать, что кто-то из семьи… — возмутился Алан; в его голосе слышались недоумение и гнев.

Констебль пояснил, что допросят всех, кто знал Санто. Вид у Макналти был взволнованный, и Керра подумала, что у полицейских в Кэсвелине в межсезонье скучная жизнь, ведь отсюда уезжает три четверти населения, а оставшиеся прячутся в домах от атлантических ветров либо совершают небольшие нарушения при вождении автомобиля. Только это и разбавляет монотонную жизнь полицейских. Констебль добавил, что все вещи Санто осмотрят, а родственники должны рассказать о семейных взаимоотношениях.

Этого ещё не хватало! Семейные взаимоотношения? Что прикажете: предъявлять посторонним людям скелеты в шкафах?

Вот ещё одна причина для поездки на велосипеде. Керра вспомнила о разговоре с Каданом, и ей стало стыдно.

Она взялась за велосипед и увидела отца. Вслед за ним вышел Алан, и по выражению его лица Керра поняла, что он передал её отцу новость о Санто. Алану не имело смысла шептать в ухо Керры: «Он знает», тем не менее Алан прошептал. Керра хотела ответить, что Алан не член семьи и не имеет права лезть в их дела.

— Куда ты? — спросил Бен Керн удочери. — Останься лучше дома.

Голос у него был усталым, лицо — тоже.

«Ты что, опять её трахал? — хотела спросить Керра. — Должно быть, она надела короткий красный пеньюар, поманила тебя пальцем, и ты растаял, забыл, что Санто мёртв? Хороший способ отключиться от проблем».

Однако ничего этого она не сказала.

— Мне необходимо уехать. Я должна.

— Ты нужна здесь.

Керра взглянула на Алана. Как ни странно, тот мотнул головой в сторону дороги, намекая, что не стоит обращать внимание на слова отца. Невольно Керра почувствовала благодарность за такое понимание. Алан полностью на её стороне.

— Ей что-то от меня нужно? — осведомилась Керра у отца.

Тот обернулся на окна квартиры. Занавески спальни были задёрнуты. За ними Деллен набиралась сил. По-своему: на искалеченных судьбах ближайших родственников.

— Ей плохо, — сообщил Бен.

— Для многих людей это станет огромным разочарованием, — съязвила Керра.

Бен Керн посмотрел на дочь такими страдающими глазами, что на мгновение Керра пожалела о своей фразе. В конце концов, это не вина отца. Но в то же время отец во многом виноват, хотя бы в том, что, говоря о матери, они осторожно подбирают слова и пользуются собственным тайным языком.

Керра вздохнула, не желая извиняться. То, что отец переживает, не следует принимать во внимание.

— И от меня тоже? — спросила она.

— Что? — не понял отец.

— И от меня тебе что-то нужно? Потому что ей я не нужна. Она хочет тебя, а ты, конечно же, — её.

Бен оттеснил плечом Алана и направился в дом, не проронив ни слова. Алан напоминал человека, пытающегося расшифровать свитки Мёртвого моря.

— Грубовато, Керра. Ты не находишь? — подал он голос.

Ей совсем не хотелось благодарить Алана за проявленное понимание, и теперь она обрадовалась возможности критически высказаться.

— Раз уж ты решил остаться здесь работать, тебе следует поближе познакомиться с местными порядками.

Алан оторопел. Керра обрадовалась, что сумела его уколоть.

— Вижу, ты сердишься, — заметил Алан. — Только никак не улавливаю причины. Ты чего-то опасаешься, а страх усиливает злость. Не понимаю, как ни стараюсь. Сегодня ночью я почти не спал, пытался разобраться во всём.

— Бедняжка, — отозвалась Керра.

— Ты на себя не похожа. Чего ты боишься?

— Ничего, — отрезала девушка. — Чего мне бояться? Ты пытаешься рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь.

— Так помоги мне.

— Не собираюсь. Я велела тебе держаться от меня подальше.

— Ты запрещаешь мне здесь работать. Но то, что происходит с тобой и что случилось с Санто, не имеет отношения к моей работе.

Керра рассмеялась.

— Ну так оставайся. Надеюсь, ты скоро догадаешься, что главное в твоей работе. А сейчас, если позволишь, я отчалю. Хочется верить, что, когда я вернусь, тебя здесь не будет.

— Так поздно вернёшься?

Керра вскинула брови.

— Думаю, вопрос исчерпан.

— Что ты говоришь? — недоумевал Алан. — Со вчерашнего дня что-то произошло. Я имею в виду, помимо Санто.

— Не знаю.

Керра села на велосипед и тронулась в путь. Она двигалась по юго-восточной оконечности Сент-Меван. Нескошенная трава гнулась под тяжестью дождевой воды. Шумно возились собаки, радуясь прекращению ливня. Девушка решила, что не стоит направляться туда, где погиб Санто, но если вдруг она окажется там, значит, это судьба. Она не будет обращать внимания на маршрут. Просто поедет максимально быстро и повернёт, куда вздумается.

Ей требовался источник энергии. Когда она увидела на углу Берн-Вью-лейн пекарню, большое заведение, обеспечивающее своей продукцией рестораны, магазины, пабы и более мелкие пекарни, то немедленно остановилась.

Внутри находились магазин и производство промышленных масштабов. В пекарне работало десять человек, в магазине — двое.

Керра прислонила велосипед к стене. Витрина поражала изобилием пирогов, хлеба, пирожных и булочек. Девушка вошла, заранее решив, что возьмёт стейк и дрожжевой пирог и съест их по дороге.

У прилавка Керра сделала заказ продавщице, внушительные бёдра которой, должно быть, явились результатом слишком частого употребления местной продукции. Продавщица положила пирог в пакет и пробила чек. В это время появилась другая продавщица с подносом свежей продукции. Она взглянула на Керру и застыла.

— Мадлен, — выдохнула Керра.

Позже ей показалось глупым собственное удивление.

— Я и не знала, что ты здесь работаешь, — добавила она.

Мадлен Ангарак подошла к одному из стеклянных шкафов, открыла дверцу и осторожно стряхнула пироги с подноса на полку, затем обратилась к продавщице у кассы.

— Что там у тебя, Шер?

Голос Мадлен звучал сухо.

— Стейк и пирог, — вмешалась Керра. — Мадлен, я спрашивала о тебе Кадана всего двадцать минут назад. Сколько времени ты…

— Дай ей один из этих, Шер. Они свежее.

Шер перевела взгляд с Мадлен на Керру, видимо, почувствовала напряжение и хотела понять, чем оно вызвано. Однако она подчинилась воле Мадлен.

Керра подошла к бывшей подруге. Та аккуратно выкладывала продукцию.

— Когда ты начала здесь работать?

Мадлен подняла глаза.

— Зачем тебе это знать? Какая разница?

Дверца витрины закрылась с решительным щелчком.

Тыльной стороной ладони Мадлен убрала с лица выбившуюся прядь. Волосы у неё были короткие, тёмные и кудрявые. Выгоревшие на солнце пряди к этому время года уже исчезли. Керра подвилась тому, как Кадан похож на сестру: те же волосы, та же смуглая кожа, такие же тёмные глаза и форма лица. Ангараки совершенно не напоминали детей Кернов. Ни внешне, ни внутренне, да и Керра с Санто были абсолютно разными.

При мысли о брате Керра моргнула. Она не хотела о нём вспоминать.

Мадлен, судя по всему, восприняла это как реакцию на свой вопрос, поэтому сказала:

— Я слышала о Санто. Мне жаль, что он упал. Прозвучало это слишком официально, и Керра ответила грубее, чем ей бы хотелось:

— Он не упал. Его убили. Это выяснилось не сразу. Губы Мадлен зашевелились, она явно хотела повторить слово «убили», но вместо этого спросила:

— Как узнали?

— Полиция осмотрела скалолазное снаряжение. Под микроскопом. Думаю, об остальном ты и сама догадаешься.

— Но кому понадобилось убивать Санто?

— Странно, что именно ты задаёшь этот вопрос.

— Уж не намекаешь ли ты… — Мадлен крепко сжала пустой поднос — Мы ведь дружили, Керра.

— Думаю, что не только дружили.

— Я говорю не о Санто, а о нас с тобой. Мы были близкими подругами. Можно сказать, закадычными. Как же ты можешь подозревать меня…

— Ты положила конец нашей дружбе.

— Я стала встречаться с твоим братом. Вот и всё, что я сделала. И ты поставила точку. Та, кто встречается с моим братом, не может оставаться моей подругой — такой была твоя позиция. Ты просто её не озвучила. Ты взяла ржавые ножницы и всё обрезала. Когда кто-то делает что-то против твоей воли, ты тут же рвёшь отношения.

— Это было для твоей же пользы.

— В самом деле? Расстаться с тобой? Потерять сестру? Потому что ты была мне как сестра.

— Ты могла бы…

Керра запнулась.

Как-то не так у них всё повернулось. Керра и в самом деле хотела встретиться с Мадлен, потому и расспрашивала о ней Кадана. Но разговор, который Керра проигрывала в голове, на деле оказался другим. Не получался он у неё в присутствии второй продавщицы, которая прислушивалась с интересом школьницы, ожидающей драки.

— Я ведь тебя предупреждала, — сказала Керра негромко.

— О чём?

— О том, что произойдёт, если ты и мой брат…

Керра глянула на Шер; блеск в глазах продавщицы сбивал с толку.

— Ты знаешь, о чём я. Я объясняла тебе, какой он.

— Но не объясняла, какая ты. Что ты дрянная и мстительная. Посмотри на себя, Керра. Ты хоть плакала? Твой родной брат умер, а ты здесь. Как ни в чём не бывало села на велосипед, всё тебе трын-трава.

— А сама-то что? — парировала Керра.

— По крайней мере, я не желала ему смерти.

— В самом деле? Тогда почему ты здесь? А как же ферма?

— Я ушла с фермы. Понятно?

Лицо Мадлен сделалось пунцовым. Она так крепко ухватилась за поднос, что побелели косточки на пальцах.

— Теперь ты счастлива, Керра? Добилась, чего хотела? Я выяснила правду. Хочешь знать, как мне это удалось, Керра? Он обещал, что всегда будет честен со мной, но когда дошло до дела… Убирайся отсюда. Вон!

Мадлен подняла поднос, словно хотела его швырнуть.

— Эй, Мадлен, — испуганно произнесла Шер.

Керра подумала, что Шер, должно быть, никогда не видела Мадлен Ангарак в гневе. Шер не открывала почтовую бандероль и не обнаруживала там собственные фотографии с отрезанной головой и снимки, на которых глаза проткнуты карандашом, рождественские открытки, запачканные фекалиями, газетную статью о старшем инструкторе из «Эдвенчерс анлимитед», на которой красными чернилами написаны непристойные слова. Обратного адреса не было, да он и не требовался. Не было и пояснительной записки, но зачем она, если намерения отправителя чётко выражены содержанием бандероли.

Это послание послужило второй причиной, по которой Керра хотела пообщаться с Мадлен Ангарак. Керра могла ненавидеть своего брата и в то же время любить его. Дело было не в родной крови. Хотя нет. Как и всегда, дело было в крови.

Глава 8

— Знаю, сейчас не лучшее время, — начал Алан Честон. — Но для такого разговора ещё долго не будет подходящего момента. Мы оба это понимаем. Дело в том, что в полиции завели уголовное дело и мы должны условиться, что можем сказать, а о чём лучше молчать.

Бен Керн тупо кивнул. Он не мог разумно рассуждать о чём-то, а уже тем более о деле. Всё, что он мог, это войти в гостиницу и брести по стенке, опустив глаза в пол. Один коридор, другой, лестница, а там ещё коридор. Всё дальше и дальше, как привидение, в бесконечность. Иногда Бен думал о том, как много они истратили на переделку старой гостиницы и что за смысл теперь в неё вкладываться. И есть ли вообще в чём-то смысл. Но он старался отогнать от себя любые мысли.

Так прошла вся ночь. Деллен предлагала Бену таблетки, но он отказался.

Бен взглянул на Алана и увидел его как в тумане, словно перед глазами натянули пелену. Перед Беном стоял молодой человек, смысл слов которого никак не улавливался.

— Продолжай, — просто сказал Бен.

Они вошли в отдел маркетинга, во времена гостиницы — бывшую комнату заседаний. Двери открывались в зону ресепшена. Вряд ли прежде это помещение использовали для собраний сотрудников. На стене по-прежнему висит старая школьная доска с медной табличкой. Нижняя часть стен облицована деревянными панелями, а сверху оклеена выцветшими обоями с изображением охотничьих сцен. Керны хотели оставить всё как есть, потому что, кроме них, этого никто бы не увидел, а деньги они бы истратили немалые.

Бен стряхнул эти мысли и услышал голос Алана:

— …должны рассматривать эти издержки как инвестицию, которая впоследствии принесёт доход. К тому же издержки эти одноразовые, мы их непременно покроем. Надо действовать осторожно, вы понимаете, о чём я: держаться подальше от автомобильных выхлопов, избегать фирм, существующих на рынке не больше пяти лет, и обращать внимание на те, за которыми история. Вот кассета, которую я получил на днях. Я уже показывал её Деллен, но она, возможно… ну, вполне понятно, почему она вам о ней не сообщила.

Алан поднялся из-за соснового стола, поцарапанного и испещрённого к тому же многочисленными сигаретными подпалинами, и подошёл к видеомагнитофону. Лицо его покрылось лихорадочными красными пятнами.

Бен не в первый раз задумался о взаимоотношениях своей дочери с Аланом. Он догадывался, почему дочь сделала такой выбор, и был уверен, что она сильно обманывается в отношении этого молодого человека.

Бен и Алан часто обсуждали маркетинговую стратегию. Бену не удавалось этого избежать. Сейчас он молчал, размышляя, кто из них более бессердечен: Алан, который ведёт себя так, будто ничего не случилось, или он сам, потому что сидит здесь. Деллен следовало бы принять участие в переговорах, однако она не встала с постели.

На видеомониторе начался рекламный фильм. Показывали курорт в Сицилии: роскошный отель и спа с полем для гольфа. Клиентуру «Эдвенчерс анлимитед» он бы не привлёк, но Алан демонстрировал ролик не для этого.

Вкрадчивый голос давал комментарии. Это место предлагалось к продаже. Пока голос пел панегирик, сменялись кадры с отелем, стоящим над белыми песками. Клиенты спа нежились под умелыми руками гибких и загорелых массажисток, любители гольфа поражали меткими ударами, гурманы сидели за накрытыми столами на террасах и в залитых светом свечей комнатах. Алан заметил, что такого рода фильмы показывают в турагентствах. Здесь можно сделать то же самое и предоставить более широкий спектр услуг.

Вот, значит, чего хотел Алан: разрешения Бена ещё на одну рекламу «Эдвенчерс анлимитед».

— Как вы и говорили, нам поступают заказы, — продолжил Алан по окончании фильма. — И это прекрасно, Бен. Статья в «Мейл он санди» очень нам помогла. Но сейчас надо подумать о расширении клиентуры.

Алан стал загибать пальцы.

— Семьи с детьми от шести и до шестнадцати лет; независимые курсы, в планы которых входят недельные туры погружения; одинокие люди, мечтающие познакомиться; активные взрослые, не желающие проводить свои золотые годы, сидя на веранде в кресле-качалке. Можно также подумать о реабилитации наркоманов, о возвращении на праведный путь юных нарушителей порядка, о специальных программах для местной молодёжи. Рынок широк, и хотелось бы в него войти.

У Алана сияло лицо, светились глаза и горели уши. Бен подумал, что от энтузиазма и надежды. Или от нервов.

— У тебя наполеоновские планы, — заметил он.

— Надеюсь, поэтому вы меня и взяли. Бен, что мы имеем? Участок в удачном месте. И ваши идеи. Вложенные инвестиции обязательно принесут плоды, у вас есть курица, несущая золотые яйца.

Алан тоже всматривался в Бена, как и Бен в него. Молодой человек вынул кассету из магнитофона и коснулся плеча своего босса.

— Посмотрите это ещё раз вместе с Деллен, когда будете готовы. Необязательно принимать решение сегодня. Однако стоит поторопиться.

Бен покрутил в пальцах пластмассовую коробочку, ощущая мелкие рубчики.

— Ты хорошо потрудился. Поместил рекламу в «Мейл он санди». Молодец.

— Я хотел продемонстрировать вам свои способности, — пояснил Алан. — И благодарен за то, что вы меня к себе взяли. Если бы не вы, пришлось бы жить в Труро или Эксетере, там бы мне вряд ли понравилось.

— Но ведь те города намного больше Кэсвелина.

— Слишком большие, если там нет Керры, — смущённо засмеялся Алан. — Она отговаривала меня у вас работать, сами знаете. Убеждала, что у меня ничего не выйдет, и я хочу доказать ей обратное. — Алан раскинул руки, словно хотел обнять всю гостиницу. — Это место наполняет меня идеями. Всё, что мне нужно, — это чтобы кто-нибудь их выслушал и поддержал в нужный момент. Вы размышляли, как использовать комплекс в межсезонье? В здании есть зал для конференций, и если создать рекламный фильм…

Бен снова ушёл в себя, но не потому, что ему стало скучно, просто он подумал о разительном контрасте между Санто и Аланом Честоном. Когда-то Бен надеялся увидеть подобный запал в сыне. Он мечтал, как его дети полностью отдадутся тому, что со временем станет их наследством. Но Санто смотрел на всё другими глазами. Он хотел не строить жизнь, а пробовать её на прочность. В этом состояла разница между отцом и сыном. Конечно, Санто было всего восемнадцать, с годами интерес к делу и понимание могли прийти. Но прошлое — лучший индикатор будущего. Вряд ли Санто забросил бы увлечения, которые начали определять его как личность. Очарование и честолюбивые устремления, очарование и удовольствия, очарование и энтузиазм, но не в том, в чём следовало.

Любопытно, видел ли Алан всё это, когда просился на работу в «Эдвенчерс анлимитед»? Ведь Алан знал Санто, говорил с ним, наблюдал за ним. Стало быть, понимал, что между ними пропасть.

Бен снова услышал голос Алана.

— Мы объединим наши активы, предоставим банку план…

Бен прервал молодого человека, слово «наши» ворвалось в его мысли, словно громкий стук в дверь.

— Ты знаешь, где Санто хранил своё альпинистское снаряжение?

Алан умолк и недоуменно посмотрел на Бена. Сложно сказать, была ли такая реакция притворной.

— Что? — переспросил он.

Бен повторил вопрос, и Алан на какое-то время задумался.

— Наверное, он держал его в своей спальне, — наконец ответил он. — Или там, где лежит ваше снаряжение.

— А ты знаешь, где находится моё снаряжение?

— Нет. Зачем мне это?

Наступило молчание. Алан выключил видеомагнитофон. Послышался шум подъехавшего автомобиля. Алан посмотрел в окно и сказал:

— Если только…

Остальную часть фразы заглушило хлопанье двух дверей за окном.

— Полиция, — сообщил Алан. — Опять этот констебль. Тот, что уже приходил. Сейчас с ним женщина.

Бен вышел из комнаты и направился к выходу. Дверь отворилась, и в здании появился констебль Макналти. Он пропустил вперёд решительную на вид женщину с огненной шевелюрой, не молодую, но и старой её назвать было нельзя. Женщина посмотрела на Бена прямо, хотя и не без сочувствия.

— Мистер Керн? — уточнила она и представилась: — Инспектор Ханнафорд. Хотелось бы допросить вашу семью.

— Всю семью? — спросил Бен. — Просто жена лежит в постели, а дочь уехала на велосипеде.

Он осознал, что последняя фраза делает Керру в глазах инспектора бесчувственной, и пояснил:

— Стресс. Когда у неё стресс, она испытывает потребность в физических упражнениях.

И тут же подумал, что сболтнул лишнего.

— С вашей дочерью мы поговорим позже, — заявила Ханнафорд. — А сейчас я подожду, пока спустится ваша жена. Это предварительная беседа. Мы не отнимем у вас много времени.

Это замечание означало, что будут и последующие встречи.

— Вы что-то уже выяснили? — поинтересовался Бен.

— Сейчас только первая стадия, мистер Керн, криминалистическое расследование. Криминалисты занимаются обнаружением следов на снаряжении, автомобиле и вещах, найденных в салоне. Они приедут сюда. — Ханнафорд обвела рукой помещение. — У всех, кто здесь живёт, снимут отпечатки пальцев. А пока я начну с вопросов. Так что приведите жену.

Бену ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Иначе Ханнафорд сочтёт, что он сопротивляется. Состояние Деллен во внимание не принималось.

Наверх Бен отправился пешком, не стал вызывать лифт. Так у него есть время подумать. Полиции лучше не знать об их семейных делах.

Бен тихо постучал в дверь спальни, но жена не откликнулась. Он вошёл в тёмную комнату, приблизился к кровати и включил лампу. Деллен лежала на спине, в той же позе, в какой он её оставил. Одной рукой она прикрывала глаза. Рядом с ней на тумбочке были две упаковки с таблетками и стакан воды. На кромке стакана отпечаталась красная помада.

Бен сел на край кровати. Жена не шелохнулась, но её губы зашевелились, и Бен понял, что она не спит.

— Полиция здесь, — сообщил он. — Хотят пообщаться с нами. Тебе придётся спуститься.

Голова Деллен чуть двинулась.

— Я не могу.

— Ты должна.

— Я ужасно выгляжу.

— Деллен!..

Она опустила руку, сощурилась от света и отвернулась.

— Не могу, ты же понимаешь, — настаивала Деллен. — Если только сам хочешь, чтобы они видели меня такой.

— Как ты можешь так говорить, Делл?

Бен положил руку на плечо жены и почувствовал, как напряглось её тело.

— Если только сам хочешь, чтобы они видели меня такой, — повторила Деллен и повернула голову к мужу. — Потому что ты предпочитаешь меня такой. Ты меня такой любишь. Мне даже кажется, что это ты подстроил смерть Санто, чтобы я такой стала. Тебе это выгодно.

Бен резко поднялся и отвернулся, пряча лицо от жены.

— Извини, Бен, — тут же раскаялась Деллен. — Сама не понимаю, что на меня нашло. Почему ты меня не бросишь? Ты ведь всегда об этом мечтал. Ты носишь наш брак, словно власяницу. Зачем?

— Прошу тебя, Делл.

Бен и сам не знал, о чём её просит. Он утёр нос рукавом рубашки и повернулся к жене.

— Позволь, я тебе помогу. Они не уйдут, пока не встретятся с тобой.

Бен не добавил, что визит полиции наверняка далеко не последний. В любом случае они приедут поговорить с Керрой. Главное, чтобы Деллен больше не трогали. Он не может этого допустить. Он должен присутствовать при беседе полиции с Деллен. Если полицейские прибудут позже, есть вероятность, что Делл будут допрашивать без него.

Бен открыл шкаф и вынул одежду для жены: чёрные брюки, чёрный свитер, чёрные туфли. Достал и бельё.

— Давай я тебе помогу.

Так было все их годы. Он всю жизнь служил Деллен. Она к этому привыкла.

Бен откинул одеяло. Жена была голой, он почувствовал её запах, однако взглянул без похоти. Перед ним была не та пятнадцатилетняя девушка, с которой он катался в дюнах среди тростников. Сейчас её тело выражало отвращение, которого не чувствовалось в голосе. В её телесной оболочке он увидел отчуждение и протест.

Бен отвёл назад руку жены и поднял её. Деллен заплакала. Это был беззвучный некрасивый плач. Рот растянулся, нос покраснел, глаза сузились.

— Если хочешь, уходи. Я тебя не держу. И никогда не держала.

— Тсс, — успокаивал Бен.

Он продел руки жены в лямки бюстгальтера. Она ему не помогала. Бен вынужден был поднять её тяжёлую грудь и засунуть в чашечки, затем застегнул лифчик у неё на спине. Надел остальную одежду. Когда Бен поднял Деллен на ноги, она наконец-то ожила.

— Я не могу позволить им видеть меня такой, — снова произнесла Деллен, но теперь тон её голоса был другим.

Она села к туалетному столику, застучала флакончиками, зазвенела украшениями, взяла в руки щётку. Яростно причесала спутанные длинные белокурые волосы и уложила их, придав форму шиньона. Затем зажгла маленькую бронзовую лампу, которую Бен подарил ей на Рождество, склонилась над зеркалом, припудрила лицо, подкрасила тушью ресницы и нанесла нужную помаду.

— Хорошо, — заключила Деллен и повернулась к мужу.

Она была полностью в чёрном, но с красными губами. Очень красными. Как кровь.

Готовясь к расследованию, Би Ханнафорд скоро узнала, что её помощники констебль Макналти и сержант Коллинз — клоны Стена Лорела и Оливера Харди^[17]. Понимание этого снизошло на неё после того, как констебль Макналти с сентиментальным выражением лица заявил, что сообщил семье жертвы: парень погиб не в результате несчастного случая, а был убит.

Би уставилась на Макналти, не поверив своим ушам. Потом сообразила, что это не оговорка: констебль действительно открыл все подробности людям, которые могли быть подозреваемыми. Би взорвалась. Ей хотелось задушить Макналти. Она ядовито спросила, чем он вообще занимается целый день — мастурбирует в общественных туалетах? Потому что такого жалкого полицейского она ещё не встречала. Понимает ли он, в какое положение их всех поставил? Под конец Би приказала констеблю идти с ней и держать рот на замке, пока она не разрешит ему говорить.

Макналти наконец-то проявил благоразумие. С того момента, как они появились в бывшей гостинице короля Георга — это убогое здание, по мнению Би, разумнее было бы снести, — констебль Макналти не проронил ни слова. Он даже что-то заносил в блокнот, пока в ожидании Бена Керна с женой инспектор общалась с Аланом Честоном.

Честон не скупился на подробности. Ему двадцать пять лет. Вырос в Кембридже, единственный ребёнок вышедшего в отставку физика («Это мама», — сказал он с гордостью) и вышедшего в отставку университетского библиотекаря («Это папа», — уже другим тоном пояснил он). Учился Алан в Тринити-холле, затем поступил в Лондонскую школу экономики, работал в отделе маркетинга Бирмингемской корпорации, пока его родители после отставки не переехали в Кэсвелин. Тогда он переселился в Корнуолл, к ним поближе. У Алана дом на Лэнсдаун-роуд. Он его обновил и подготовил для будущей жены и детей, а пока снимает комнату в конце Брейкуотер-роуд.

Глядя, как констебль Макналти прилежно записывает его слова в блокнот, Алан продолжил:

— Это большой розовый коттедж в конце улицы, напротив канала. Мне разрешают пользоваться кухней. Хозяйка настроена ко мне весьма либерально.

Би поняла так, что у хозяйки современные взгляды, а потому Алану и дочери Керна разрешено там встречаться.

— Мы с Керрой собираемся пожениться, — добавил Алан, словно предупреждая возможные обвинения.

Должно быть, ему показалось, что инспектор усомнилась в добродетели Керры.

— Очень мило. А что Санто? — спросила Ханнафорд. — Какие у вас были с ним отношения?

— Потрясающий парень, — ответил Алан. — Его трудно было не любить. Не интеллектуал, но очень жизнерадостный, его весёлость заражала, людям нравилось с ним общаться.

«Joie de vivre»^[18], — подумала Би и продолжила расспросы:

— А вам? Вам нравилось с ним общаться?

— Мы с ним редко виделись. Я ведь партнёр Керры. Но разговаривали мы всегда дружелюбно. У нас были разные интересы. В нём было больше развито физическое начало, а во мне — умственное.

— И это позволяет вам лучше справляться с бизнесом? — поинтересовалась Би.

— Да, конечно.

— Как, например, этот бизнес.

Молодой человек не был идиотом. В отличие от Стена и Олли, которых ей навязали, он мог отличить кукушку от ястреба, каким бы ни было направление ветра.

— Мне кажется, Санто почувствовал облегчение, когда узнал, что я собираюсь занять это место. Я снял с него напряжение.

— Что за напряжение?

— Санто приходилось работать с матерью, а он этого не хотел. По крайней мере, он дал мне это понять. Для таких обязанностей Санто не годился.

— И как вы сработались? Ладите с миссис Керн?

— Ну разумеется.

С этимисловами Алан уставился на инспектора и замер в неподвижной позе. «Почему он врёт?» — удивилась про себя Би.

— Мне хотелось бы взглянуть на скалолазное снаряжение Санто. Где я могу его посмотреть, мистер Честон?

— Извините, но я не знаю, где он держал снаряжение.

Би снова призадумалась. Ответил Алан незамедлительно, словно ждал этого вопроса.

Инспектор хотела поприжать парня сильнее, но тут он произнёс:

— А вот и Бен с Деллен.

Они услышали скрип двигающегося лифта. Би предупредила молодого человека, что ещё побеседует с ним. Тот изъявил свою полную готовность.

Честон вернулся в свой кабинет прежде, чем лифт опустился на этаж и открыл двери. Бен вышел первым и подал руку жене. Та ступала медленно, словно сомнамбула. Би подумала о наркотиках. Вид у женщины был спокойный. Неожиданно для матери погибшего ребёнка.

Вообще вся её внешность показалась Би неожиданной. Если выражаться деликатно, миссис Керн предстала увядшей красавицей. Ей было около сорока пяти, и она пала жертвой проклятия соблазнительных женщин: на смену роскошным юным формам пришла обрюзглость зрелости. Судя по всему, дама много курила, в результате чего вокруг глаз и рта залегли морщины. Толстой она не была, но в отличие от мужа не могла похвастать подтянутостью фигуры. Физическими упражнениями она себя явно не утруждала.

И всё же миссис Керн за собой следила: педикюр, маникюр, ухоженные светлые блестящие волосы, большие синие глаза с густыми чёрными ресницами, грациозные движения. Трубадуры назвали бы её прекрасной дамой. Би назвала бы её Большим Беспокойством и хотела выяснить, отчего у неё сложилось такое впечатление.

— Миссис Керн, благодарю за то, что пришли, — сказала инспектор и обратилась к Бену: — Где мы можем поговорить? Я не отниму у вас много времени.

Последняя фраза была полицейской уловкой. От Би сложно было отделаться.

Бен предложил подняться на второй этаж, в гостиную. Там будет удобней.

Так и оказалось. Комната смотрела на Сент-Меван-бич. Здесь стояли хоть и плюшевые, но новые диваны, большой телевизор, проигрыватель, бильярдный стол, имелась и кухонька. В ней Би заметила блестящую кофемашину, а на столе — посуду. Стены украшали винтажные постеры в стиле двадцатых и тридцатых годов. На них были изображены конькобежцы, легкоатлеты, велосипедисты, пловцы и теннисисты. Задумка хорошая, и сделано всё на совесть. По всей видимости, много денег вложили.

Би, подумав, откуда у Кернов деньги на этот проект, не постеснялась поинтересоваться. Вместо ответа Бен Керн осведомился, не хотят ли гости выпить кофе. Би отказалась за себя и своего помощника, прежде чем Макналти, радостно оторвав взгляд от блокнота, успел согласиться. Тем не менее Керн направился к кофеварке, бормоча: «Если не возражаете…» Он приготовил напиток и всучил чашку жене. Та приняла её без энтузиазма. Бен попросил жену хоть немного отпить. Деллен возразила, что не хочет, но Бен был настойчив.

— Ты должна, — напирал он.

Супруги смотрели друг на друга, как два борца: кто кого переглядит. Деллен моргнула первой. Она поднесла чашку к губам и не отняла её, пока всё не выпила. На кромке остался отчётливый след помады.

Би спросила, давно ли они в Кэсвелине. Бен сообщил, что два года. Они приехали из Труро, где у него было два магазина спортивных товаров. Он продал их вместе с семейным домом, для того чтобы оплатить, хотя бы частично, проект «Эдвенчерс анлимитед». Остальные деньги, разумеется, взял в банке. В таком деле, пояснил Бен, человек не может обойтись одним источником финансирования. Открыться они должны в середине июня. Вернее, собирались открыться. Сейчас всё под вопросом.

Би сменила тему.

— Вы выросли в Труро, мистер Керн? Встретили миссис Керн, наверное, ещё в школе?

По какой-то причине Бен медлил. Посмотрел на жену, словно прикидывая, как бы лучше сформулировать. Инспектору было любопытно, какой из вопросов вызвал у него затруднение.

— Нет, не в Труро, — наконец отозвался Бен. — Что касается нашей встречи…

Бен снова глянул на жену, и Би прочла в его глазах любовь.

— Мы вместе с подросткового возраста, лет с пятнадцати-шестнадцати. Верно, Делл? — Бен не стал дожидаться ответа жены. — У нас всё было как у большинства тинейджеров: то вместе, то ссоримся. Потом миримся. Всё это длилось лет шесть или семь, прежде чем мы поженились. Правда, Делл?

— Не знаю, — выдавила Деллен. — Я уже всё забыла.

У неё был хриплый голос курильщицы, и он шёл ей. Как нельзя лучше подчёркивал характер.

— В самом деле? — Бен повернулся к инспектору. — Вот так у нас и продолжается — драма подросткового возраста.

— Что за драма? — уточнила Би.

Констебль Макналти благодарно заскрипел пером в блокноте.

— Я спала с другими, — заявила Деллен.

— Делл…

— Полиция наверняка это выяснит, так что лучше самим сказать, — продолжала Деллен. — Я была деревенской потаскушкой, инспектор.

Она снова обратилась к мужу:

— Можешь приготовить мне ещё кофе, Бен? И погорячее, пожалуйста. Этот был едва тёплым.

Лицо Бена сделалось каменным. Чуть поколебавшись, он поднялся с дивана, на котором сидел рядом с женой, и направился к кофеварке. Би молчала, но, когда констебль Макналти кашлянул, собираясь что-то вставить, она каблуком стукнула его по ноге. Би нравилось во время допроса создавать напряжение, особенно если один из подозреваемых неосторожно давал для этого повод.

Деллен наконец заговорила, но смотрела на мужа, словно в её речах скрывалось тайное к нему послание.

— Мы жили на побережье, Бен и я, но не в таком месте, как Ньюки, — там, по крайней мере, есть хоть какие-то развлечения. Мы обитали в деревне, в которой нечем было заняться, кроме пляжа летом и секса зимой. Секс бывал и летом, если погода портилась и загорать не имело смысла. Мы гуляли гурьбой — ватага подростков, — и все перепробовали друг друга. Иногда ненадолго уединялись парой. Всё это продолжалось, пока мы не переселились в Труро. Бен уехал первым, а я, умная девочка, последовала за ним. Потом всё изменилось. В Труро всё для нас изменилось.

Бен вернулся с кофе. Он принёс также пачку сигарет — должно быть, взял в кухоньке. Бен зажёг сигарету и сел рядом с женой на диванчик.

Деллен опрокинула вторую чашку так же, как и первую, словно рот её был облицован асбестом. Затем взяла у мужа сигарету и затянулась особым манером: сначала втянула в себя дым, выпустила немного и снова затянула его в себя. Со стороны это выглядело уникально. Би изучала эту женщину. Руки Деллен дрожали.

— Яркие огни большого города? — спросила Би супругов, — Это привлекло вас в Труро?

— Ну уж нет, — возразила Деллен. — У Бена там жил дядя. Когда Бену исполнилось восемнадцать, дядя взял его к себе. Бен ссорился с отцом. Из-за меня. Отец думал — я имею в виду отца Бена, не своего, — что если Бен покинет деревню, то и от меня спасётся. Он не догадался, что я тоже уеду. Правда, Бен?

Бен накрыл ладонью руку жены. Деллен слишком много говорила, это все понимали, но только супруги Керны знали, почему она это делает. Би поинтересовалась, какое отношение история имеет к Санто. Бен попытался перехватить у Деллен инициативу.

— Всё было несколько иначе, — заметил он. — В самом деле, мы с отцом всегда не ладили. Он хотел жить исключительно с земли, и после восемнадцати лет я решил, что с меня хватит. Договорился с дядей и отправился в Труро. Деллен последовала за мной… Не помню, через какое время. Месяцев через восемь?

— Эти восемь месяцев тянулись для меня, как восемьсот лет, — заявила Деллен. — Какой бы грешницей я ни была, я сразу вижу, что хорошо. — Она взглянула на Бена и обратилась к Би: — У меня чудесный муж, а я столько лет испытываю его терпение, инспектор Ханнафорд. Сделай мне ещё кофе, Бен.

— Может, хватит? — попытался остановить её Бен.

— Но только сделай погорячее, пожалуйста. Наверное, машина плохо работает.

Би поняла, при чём здесь кофе. Когда Деллен не хотела кофе, Бен настоял. И теперь этот напиток стал метафорой, в которую Деллен Керн тыкала мужа лицом.

— Хочу посмотреть комнату вашего сына, — сказала Би. — Конечно, после того, как вы допьёте кофе.

Дейдра Трейхир шла к бухте Полкар. Дул сильный ветер, и она остановилась поправить причёску. Ей удалось захватить большую часть волос и закрепить черепаховой заколкой, остальные пряди она убрала за уши. Тут Дейдра увидела Линли, он находился примерно в ста ярдах. Судя по всему, только забрался наверх из бухты. Сначала Дейдра подумала, что с Линли сняли все подозрения и он снова пустился в поход. Ведь его освобождение вполне логично: кто же будет подозревать детектива-инспектора из Скотленд-Ярда? Если бы она была хоть вполовину так умна…

Впрочем, Дейдре следовало быть честной, по крайней мере с собой: Томас Линли не говорил, что он из Скотленд-Ярда. Полицейские сами это поняли, стоило ему назвать своё имя.

Он представился Томасом Линли. Один из полицейских — Дейдра не могла вспомнить, кто именно — предположил, что он, должно быть, из Нью-Скотленд-Ярда. И произнёс это очень многозначительно. Томас подтвердил.

Теперь Дейдра поняла смысл этой многозначительности. Ведь если он — Томас Линли из Нью-Скотленд-Ярда, значит, это тот самый Линли, жену которого убили на улице перед собственным домом. Все копы страны знали об этом. Полиция, в конце концов, является своеобразным братством. Нужно помнить об этом и, следовательно, держать ухо востро, и неважно, что Линли испытывает боль, а ей хочется его утешить. У каждого человека своё горе. Жизнь вообще трагична, и с этим надо как-то справляться.

Линли помахал ей, и Дейдра подняла руку в ответ. Они направлялись друг к другу по скале. Тропа была узкой и неровной, из земли вылезали острые камни, некоторые из них с шумом скатывались по восточному склону. За колючим кустарником в изобилии росла трава, хоть её и объедали свободно пасшиеся овцы.

Когда они приблизились друг к другу, Дейдра обратилась к Линли:

— Вы что, снова отправились в путь? — Но тут же сама поняла, что это не так, и поспешила добавить: — Рюкзака при вас нет, значит, я ошиблась.

Линли серьёзно кивнул.

— Из вас получился бы хороший детектив.

— Да ладно, элементарное заключение. Что-нибудь другое я бы точно не заметила. Должно быть, прогуливаетесь?

— Я искал вас.

Ветер разлохматил волосы Линли, и он убрал их со лба. Дейдра снова увидела, что их волосы очень похожи. Наверное, летом они сильно выгорают.

— Как вы узнали, где я? Надеюсь, предварительно стучали в дверь дома? Верю, что в этот раз стучали. В моём распоряжении не так много окон.

— Стучал, — подтвердил Линли. — Когда мне никто не ответил, я посмотрел по сторонам и обнаружил свежие следы. Пошёл по ним. Всё очень просто.

— И вот вы здесь.

— И вот я здесь.

Линли улыбнулся и словно заколебался. Это удивило Дейдру: он не был похож на нерешительного человека.

— И? — подтолкнула его Дейдра, наклонив голову.

Тут она заметила над верхней губой Линли шрам, который немного портил классически-благородную внешность. Черты лица у него были сильные и очень определённые. Чувствовалась ничем не разбавленная порода.

— Хочу пригласить вас на ужин, — сообщил Линли. — Боюсь, могу предложить вам только «Солтхаус», деньги для меня ещё не пришли. Не могу же я позвать вас на ужин и просить за меня заплатить! А в гостинице расходы запишут на мой счёт. Кстати, завтрак был превосходен, во всяком случае питателен. Надеюсь, что и обед будет не хуже.

— Какое сомнительное приглашение, — улыбнулась Дейдра.

Судя по всему, Линли был несколько озадачен.

— Вы сомневаетесь относительно качества блюд?

— Да. «Присоединитесь ко мне для качественной, хоть и далёкой от роскоши трапезы». Одна из галантных поствикторианских фраз, на которую следует ответить: «Благодарю вас. Я подумаю».

Линли рассмеялся.

— Извините. Моя мать была бы в шоке, если бы это услышала. Слава богу, она далеко. Позвольте признаться: я заглянул в вечернее меню и пришёл к выводу, что оно если не шикарное, то клёвое.

Дейдра тоже засмеялась.

— Клёвое? Откуда у вас это слово? Ладно, не обращайте внимания. Не говорите. Давайте лучше поужинаем у меня. Я уже кое-что приготовила, и этого достаточно для двоих. Надо только разогреть.

— Тогда я дважды перед вами в долгу.

— Этого я и добивалась, милорд.

Лицо Линли изменилось, весёлость как языком слизало. Дейдра отругала себя за оплошность и приказала в дальнейшем быть с ним осторожнее.

— А, значит, вы знаете.

Дейдра поспешила найти оправдание:

— Когда вчера было сказано, что вы из Скотленд-Ярда, я решила это проверить. И всё выяснила.

Она отвернулась и посмотрела на серебристых чаек. Птицы подлетали к ближайшей скале, готовились к ночлегу. Они рассаживались парами на выступы, забирались в расщелины и раскрывали крылья, защищаясь от ветра.

— Мне очень жаль, Томас, — добавила Дейдра.

Возникла небольшая пауза, во время которой к скале с шумом подлетели другие чайки.

— Вам не за что извиняться, — сказал Линли. — На вашем месте я поступил бы так же. Какой-то чудак вламывается к вам в дом и заявляет, что он полицейский. К тому же неподалёку лежит мертвец. Чему вы должны верить?

— Я не о том.

Дейдра повернулась к Линли. Он стоял лицом к ветру, она — спиной. Ветер развевал его волосы.

— А о чём же?

— О вашей жене. Мне очень жаль. Вы пережили такую трагедию.

— А, да.

Линли тоже обратил внимание на чаек. Как и Дейдра, он заметил, что пернатые делятся на пары. Видимо, рядом с другой птицей они чувствовали себя более защищёнными.

— Для неё это было более мучительно, чем для меня.

— Не думаю.

— Вот как? Смею вас заверить, что на свете мало вещей более мучительных, чем огнестрельное ранение. Особенно когда смерть наступает не сразу. Мне не пришлось пройти через это. А Хелен пришлось. Вот она, живая и здоровая, стоит со своими покупками у входной двери, а в следующий миг в неё стреляют. Разве это не мучительно?

Голос у Линли был мрачный, и он не смотрел на Дейдру. Очевидно, он не понял того, что она хотела сказать, и девушка решила прояснить значение своих слов:

— Я верю, что смерть — это конец лишь части нашего существования, Томас. Она является духовным опытом человеческого существа. Душа покидает тело и летит куда-то ещё. Но вопрос в том, лучше ли там, чем здесь и сейчас.

— Вы в самом деле верите в это? — В его интонациях прозвучали горечь и недоверие. — Вы верите в небеса и в ад и в прочую подобную чепуху?

— Не в небеса и ад. Всё это кажется довольно глупым: Бог или кто там ещё, восседающий на троне, бросающий душу в адский огонь либо возносящий её в небеса, где она вместе с ангелами поёт гимны. Это просто не может выглядеть вот так.

Дейдра повела рукой, охватив этим жестом скалы и море.

— Существует что-то ещё, чего мы не понимаем. Да, вот в это я верю. Душа страдает и силится понять то, что уже постигла ваша жена.

— Хелен, — подсказал Линли. — Её звали Хелен.

— Да, Хелен. Простите. Хелен теперь это знает. Но нас, живущих на земле, это тревожит. Как и вас теперь.

— Это был не её выбор, — возразил Линли.

— Разве кто-то из нас делает такой выбор?

— Самоубийцы, — ответил он.

Дейдра почувствовала озноб.

— Это не выбор. Человек решается на это, когда ему кажется, что у него нет выбора.

Губы Линли дрогнули. Дейдра пожалела, что не уследила за языком. Простое слово «милорд» разбередило его раны. Время лечит — хотелось ей напомнить. Банальная фраза, но в ней много правды.

— Томас, хотите пройтись? — предложила Дейдра. — Я собираюсь кое-что вам показать. Придётся одолеть около мили по берегу, зато мы нагуляем аппетит.

Дейдра была уверена, что Линли откажется, но тот кивнул, и девушка жестом пригласила его за собой. Они направились туда, откуда она пришла. Сначала спустились в одну из бухт. Из-под воды выступали огромные сланцевые утёсы. Ветер и волны делали общение почти невозможным, и они просто следовали друг за другом. И оба молчали. Дейдра подумала, что так даже лучше. Пусть этот разговор останется в прошлом, ни к чему давить на больную мозоль.

В местах, защищённых от ветра, выросли первоцветы: жёлтая амброзия перемежалась с розовой армерией, голубые колокольчики вереска указывали на места, где когда-то стояли древние леса. Возле скал растительность скудела. В отдалении виднелись каменные фермерские дома, за ними возвышались амбары. По пастбищам бродили стада; эти участки земли были отделены друг от друга земляными валами, густо поросшими шиповником и щитолистником.

Ближайшая деревня называлась Олсперил. Туда они и направились. В деревне имелись церковь, усадьба священника, сельские дома, старая школа и паб. Всё это было построено из местного камня и находилось в полумиле от тропы, за загоном. С места, где они стояли, был виден только шпиль церкви.

— Святая Морвенна^[19], — сообщила Дейдра, указывая на шпиль. — Но мы пройдём дальше, если у вас остались силы.

Линли кивнул, и девушка почувствовала себя глупо. Он был далеко не слаб, и горе не отняло у него способности к длительным пешим прогулкам. Дейдра тоже кивнула, и они одолели ещё двести ярдов. В зарослях вереска был проём, оттуда спускались высеченные из камня ступени.

— Лестница не слишком длинная, — сказала Дейдра, — но будьте осторожны. Здесь скользко, и мы находимся на высоте около ста пятидесяти футов над морем.

Ступени повторяли естественный склон скалы. Дейдра и Линли выбрались на маленькую тропу, почти заросшую вереском. Через двадцать ярдов она резко оборвалась, но не на краю пропасти, как можно было ожидать. В скале оказалась встроена маленькая лачуга. Стены были сделаны из досок потерпевших крушение кораблей. Деревянный фасад потемнел от времени, петли, на которых висела грубая дверь, проржавели.

Дейдра оглянулась на Линли: ей интересно было увидеть его реакцию на столь необычное строение. Его глаза расширились, губы дрогнули в улыбке. «Что это за место?» — словно спрашивал он.

— Разве это не чудесно, Томас? — с восхищением спросила Дейдра, перекрикивая шум ветра. — Эта лачуга называется хижиной Хедры. Если верить дневнику достопочтенного мистера Уолкомба, она появилась в конце восемнадцатого века.

— Это он построил хижину?

— Мистер Уолкомб? Нет. Он был лишь хронистом, хотя и очень хорошим. В своём дневнике он упоминал Олсперил. Я нашла его записи в библиотеке Кэсвелина. Уолкомб сорок лет служил викарием в церкви Святой Морвенны. Пытался спасти страдающую душу женщины, хозяйки этой лачуги.

— А, так значит, это сама Хедра построила?

— Да. Она овдовела, её муж, рыбак, попал в шторм и утонул, оставив её с маленьким сыном. Согласно мистеру Уолкомбу — а он вряд ли искажал факты, — мальчик однажды пропал. Должно быть, слишком близко подошёл к краю обрыва и порода осыпалась под его весом. Бедная Хедра поверила, что её мальчика взяли селки^[20], убедила себя, что сын ушёл под воду. Бог знает, как бы ему это удалось, если он упал с такой высоты. Так вот, якобы там мальчика поджидала тюлениха в человечьем обличье. Она поманила его в море и пригласила присоединиться к…

Дейдра смолкла и нахмурилась.

— О господи, совсем забыла, как называется группа тюленей. Стадом его назвать нельзя. Стая? Но так говорят о рыбах. Ладно, не столь важно. Вот такая судьба. Хедра построила этот дом, дожидаясь возвращения сына. Так она и жила здесь до самой смерти. Трогательная история.

— Она правдива?

— Если верить мистеру Уолкомбу. Зайдём внутрь. Там есть что посмотреть. Заодно и от ветра спрячемся.

Верхняя и нижняя части дверей закрывались с помощью деревянных засовов, которые были вставлены в грубые деревянные петли и покоились на крючках. Дейдра потолкала дверь туда-сюда, сначала сверху, потом снизу, и открыла вход в лачугу.

— Хедра знала, что делает, — заметила Дейдра. — Построила себе крепкое жильё. Возле каждой стены скамья, и крыша вполне приличная, пол из сланца. Наверное, чувствовала, что ждать придётся долго.

Дейдра вошла внутрь, но вдруг резко остановилась. Линли, пригнувшись под низким проёмом, последовал за ней.

— Чёрт, — пробормотала девушка с отвращением. — Какая гадость.

Стена перед ними была испорчена, и испорчена недавно, судя по свежести надрезов, покрывавших деревянные панели. Заметны были следы вырезанного здесь ранее сердца с инициалами любовников, но сейчас его накрыла вереница скверных надписей. Кто-то постарался: глубоко разрезал дерево. Инициалов уже не было видно.

Дейдра постаралась взглянуть на это безобразие с философской точки зрения.

— Что ж, стены уже были осквернены. Хорошо, что это не краска. Но всё же… зачем люди делают подобные вещи?

Линли осмотрел другие стены. Их покрывало множество надписей: инициалы, числа, другие сердца, чьи-то имена.

— Когда я учился в школе, — произнёс он задумчиво, — у нас была стена… не слишком далеко от входа, так что её мог увидеть каждый посетитель. Со времён Генриха Шестого люди оставляли на ней свои инициалы. Когда бы я туда ни наведывался — время от времени я это делаю, — я ищу собственную зарубку. Она до сих пор там. И напоминает мне, что я настоящий, что жил тогда, да и сейчас существую. Когда я смотрю на другие надписи — а их сотни, возможно, тысячи, — не могу не думать о быстротечности жизни. То же самое и здесь, мне кажется.

— Да, наверное.

Дейдра провела пальцами по нескольким более старым изображениям: кельтский крест, имя Даниэль, B.J. + S.R.

— Мне нравится приходить сюда и размышлять, — призналась Дейдра. — Иногда представляю, кто были эти люди, поведавшие о своей любви. И долго ли длились их чувства.

Линли прикоснулся к вырезанному искорёженному сердцу.

— Ничто не длится вечно, — заметил он. — В этом наше проклятие.

Глава 9

В спальне Санто Керна Би Ханнафорд увидела много того, что показалось ей типичным, и впервые порадовалась, что наказала констебля Макналти молчанием. Стены комнаты Санто были обклеены множеством постеров с изображением сёрферов, и Би понимала: слабые рассуждения Макналти о сёрфинге и о местах, где были сделаны снимки, ей слушать не стоит. Вряд ли познания Макналти вообще к чему-либо имеют отношение. К вечеру инспектор почувствовала облегчение, что кругозор Макналти хоть как-то расширился.

Констебль со священным ужасом смотрел на постер: водяную гору оседлала крошечная фигурка какого-то сумасшедшего.

— Бог ты мой! — Макналти присвистнул и покачал головой. — Вы только взгляните на этого парня! Это Гамильтон из Мауи. Он же бешеный. Способен на всё. Это не волна, это цунами.

Бен Керн был с ними, но в комнату не вошёл, остался на пороге. Миссис Керн ждала внизу, в гостиной. Чувствовалось, что Бен не хочет оставлять её одну, он разрывался между полицией и супругой. Однако выбора у него не было. Если бы он сидел с Деллен, полицейским пришлось бы самим ходить по гостинице в поисках комнаты Санто. Бен предпочёл стать провожатым, хотя мысли его крутились вокруг жены.

— Мы не знали, что Санто занимался сёрфингом, — заметила Би.

— Он увлёкся им, как только мы приехали в Кэсвелин, — пояснил Бен.

— Его снаряжение здесь? Доска, гидрокостюм, что там ещё…

— Капюшон, — пробормотал Макналти. — Перчатки, гидротапки, запасные плавники…

— Достаточно, констебль, — резко прервала Би. — Мистер Керн меня уже понял.

— Санто держал своё снаряжение в другом месте, — ответил Бен.

— Вот как? Почему? — удивилась Би. — Это же неудобно.

— Ему не нравилось хранить их здесь, — отозвался Бен, глядя на постеры.

— Почему? — повторила инспектор.

— Возможно, боялся, что я с ними что-нибудь сделаю.

— А! Констебль…

Би обрадовалась, что Мик Макналти понял намёк, и снова взялся за свой блокнот, хотя Бен Керн не смог сказать, где Санто держал своё снаряжение.

— Почему Санто думал, что вы что-нибудь сделаете с его снаряжением, мистер Керн?

«Если он мог что-то сделать со снаряжением сёрфера, то почему бы не с альпинистским?» — подумала Ханнафорд.

— Сын знал, что мне не нравится его увлечение сёрфингом.

— В самом деле? Но по сравнению со скалолазанием это относительно безопасный спорт.

— Не существует относительно безопасного спорта, инспектор. Однако дело не в этом.

Раздумывая, как лучше сформулировать мысль, Керн вошёл в комнату. Посмотрел на постеры с каменным лицом.

— А вы занимаетесь сёрфингом, мистер Керн? — спросила Би.

— Если бы я им занимался, разве стал бы запрещать Санто?

— Не знаю. Всё-таки никак не пойму, почему один вид спорта вы одобряете, а другой — нет?

— Это из-за сёрферов. — Бен смущённо глянул на констебля Макналти. — Мне не хотелось, чтобы сын общался с ними. Перенимал их образ жизни. Сёрферы замкнуты в своём братстве. Вечно ждут возможности выйти в море. Их мир ограничен картами изобар и таблицами приливов. Они ходят туда-сюда по берегу в поисках лучшей волны. В свободное время говорят о сёрфинге или курят марихуану, даже когда стоят в своих гидрокостюмах, толкуют об одном и том же. У этих парней — и девушек тоже — вся вселенная крутится вокруг волн. Они ездят по странам в поисках лучшей воды. Я был против такой судьбы для Санто. Вы сами пожелали бы такого для своего ребёнка?

— А если бы его вселенная стала крутиться вокруг альпинизма?

— Если бы? По крайней мере, в альпинизме человек зависит от других. Это не спорт одиночек. Сёрфер в море один. Мне это не нравится. Я хотел, чтобы сын находился среди людей. Так что если бы с ним что-нибудь случилось…

Бен снова перевёл взгляд на постеры. То, что было на них запечатлено, даже для таких неопытных людей, как Би, демонстрировало страшную опасность водной стихии. Такие волны могут переломать все кости и увлечь на дно.

«Интересно, — подумала Би, — сколько сёрферов гибнет в наших краях каждый год? На земле и в самом деле всё более предсказуемо».

— И всё же Санто отправился на скалу один, — напомнила инспектор. — Так какая разница? Да и сёрферы не всегда выходят поодиночке.

— На волне сёрфер всегда один. Сёрфер и волна.

— А когда лезешь вверх?

— Зависишь от другого скалолаза, а он — от тебя. Вы становитесь опорой друг другу. — Бен хрипло откашлялся. — Какой отец не мечтает о безопасности сына?

— А когда Санто не согласился с вами насчёт сёрфинга?

— В смысле, как давно?

— Нет, что произошло между вами? Споры? Наказание? Может, вы применили насилие, мистер Керн?

Бен стоял спиной к окну, и инспектор плохо видела его лицо.

— Чёрт возьми, что за вопрос?

— Тот, на который мне нужен ответ. Недавно кто-то поставил Санто синяк под глазом. Как вы можете это прокомментировать?

У Бена опустились плечи. Он направился в другой конец комнаты, туда, где на примитивном столе стоял компьютер и принтер. Там же лежала стопка бумаг. Бен Керн потянулся за ней. Би остановила мистера Керна, повторив вопрос.

— Санто молчал на этот счёт, — отозвался Керн. — Я видел, что его кто-то здорово приложил, но сын не стал мне ничего объяснять.

Бен покачал головой. Казалось, он знает что-то такое, о чём не хочет говорить.

— Если вам что-то кажется, вы что-то подозреваете…

— Нет, никаких предположений. Просто девушкам нравился Санто, а Санто интересовался девушками. Он не видел различий.

— Между чем и чем?

— Между доступным и недоступным. У Санто был инстинкт самца. Может, с ним разобрался чей-то разгневанный отец. Или ревнивый бойфренд. Санто обожал девчонок, и они его — тоже. Он всегда шёл, если его зазывала молодая красотка. Таким уж он уродился.

— У Санто был кто-то постоянный?

— Последнюю его девушку зовут Мадлен Ангарак. Они встречались больше года.

— Она, случайно, не сёрфер? — уточнила Би.

— Отличный сёрфер, если верить Санто. Национальная чемпионка. Сын ею восхищался.

— А она им?

— Интерес был обоюдным.

— Как вы смотрели на то, что девушка вашего сына — сёрфер?

— Санто постоянно кем-то или чем-то увлекался. Я понимал, что Мадлен — временное явление. Он любил девушек. И не собирался остепеняться. Ни с Мадлен, ни с кем-то ещё.

— Вы что же, хотели, чтобы Санто остепенился? — удивилась Би.

— Как и любой отец, я опасался, что он ввяжется во что-то дурное.

— А как же амбиции? Вы разве не желали для него успешной карьеры?

Бен Керн задумался. У Би сложилось впечатление, что он что-то скрывает. Опыт подсказывал ей, что, если такое случается при расследовании убийства, обычно это связано с эгоистическими мотивами.

— Вы когда-нибудь били Санто, мистер Керн? Тот спокойно посмотрел на неё.

— Я уже ответил.

Инспектор намеренно замолчала, однако пауза результата не принесла. Пришлось продолжать допрос. Би обратила внимание на компьютер Санто и сообщила, что им придётся взять его с собой. Констебль Макналти выключит компьютер из розетки и отнесёт в машину. Би взяла стопку бумаг, лежавших на столе, перелистала и разложила на поверхности.

Оказалось, что это — варианты логотипов «Эдвенчерс анлимитед». На одном листе эти два слова образовали волну. На другом — сложились в круговой логотип, в центре которого стояла гостиница короля Георга. На третьем название служило основанием, на котором мужской и женский силуэты символизировали спортивные состязания. Ещё на одном буквы сформировали скалолазное снаряжение.

— О господи! — вырвалось у Бена.

Би перевела взгляд с рисунков на потрясённое лицо Керна.

— Что это? — осведомилась инспектор.

— Он разрабатывал логотипы для футболок. На компьютере. Он… Очевидно, хотел как-то поучаствовать в бизнесе. Я не давал ему такого задания. О господи, Санто!

Бен произнёс это так, словно просил прощения. Би расспросила его об альпинистском снаряжении сына. Керн поведал ей о каждой закладке, каждом страховочном устройстве, каждой верёвке, обо всём, что нужно для подъёма и спуска.

— Для последнего восхождения ему это всё требовалось?

— Не всё. Либо сын хранил своё снаряжение где-то без моего ведома, либо забрал его накануне.

— Почему? — уточнила Би.

— Мы поссорились. Он среагировал на мои жёсткие фразы. Сказал что-то вроде «я тебе покажу».

— И это привело его к смерти? Санто был слишком взволнован и не осмотрел внимательно своё снаряжение? Это было в его характере?

— Импульсивность? Такая, что он полез на скалу, не проверив снаряжение? Да. Санто был именно таким.

Слава тебе господи, последний радиатор. Кадан не знал, кого за это благодарить — Бога или кого-то ещё. В гостинице были и другие батареи, но задание этого дня он выполнил. Теперь полчаса на то, чтобы вымыть кисти и плотно закрыть банки с краской. За время службы у отца Кадан уяснил, что нужно растянуть любое дело насколько возможно, пока не придёт конец трудового дня. Поясницу ломило, голова снова разболелась от запаха краски. Нет, такие обязанности ему не подходят. Что неудивительно.

Кадан уселся на корточки и полюбовался своей работой. Глупо было со стороны хозяев класть ковёр прежде, чем радиаторы будут покрашены. Ему удалось оттереть с ворса следы краски, ну а те места, где не получилось, прикроют занавески.

— Уходим, Пухстер, — объявил Кадан.

Попугай на его плече зашевелился и выдал ещё одно загадочное высказывание:

— Ослабь болты! Зови копов! Зови копов!

Дверь в комнату отворилась, и попугай захлопал крыльями, готовясь то ли слететь на пол, то ли осуществить на плече Кадана не слишком желательную телесную функцию.

— Только посмей, приятель! — воскликнул Кадан и тут же услышал встревоженный женский голос:

— Кто вы? Что вы здесь делаете?

Кадан увидел женщину в чёрном и понял, что это Деллен, мать Санто Керна. Он поднялся во весь рост.

— Полли хочет трахнуться, — проговорил Пух. — Полли хочет трахнуться.

Попугай не в первый раз доказал неуместность своих выступлений.

— Кто это? — спросила Деллен Керн.

— Попугай.

Она рассердилась.

— Вижу, что попугай. Я не слепая и не дура. Что за попугай и что он здесь делает? А главное, что ты здесь делаешь, если уж на то пошло?

— Это мексиканский попугай.

Кадана бросило в жар, но он понимал, что миссис Керн не заметит смущения, поскольку его смуглая кожа не краснеет.

— Его зовут Пух.

— Как в «Винни-Пухе»? — Её губы тронула улыбка. — Почему я тебя не знаю? Почему раньше тебя не встречала?

— Меня зовут Кадан. Мистер Керн нанял меня вчера. Возможно, он забыл вам сообщить, потому что…

Кадан слишком поздно опомнился и скривил рот. Ему захотелось исчезнуть. В этот день, окрашивая батареи и прикидывая, что можно сделать на трассе сумасшедшего гольфа, он старался не встречаться лицом к лицу с родителями Санто Керна. Ведь пришлось бы выражать соболезнования.

— Мне жаль Санто, — добавил Кадан.

— Конечно, — ответила Деллен, спокойно глядя на него.

Кадан неловко зашаркал ногами. В руках он по-прежнему держал малярную кисть. И в тот момент вдруг озадачился вопросом, что ему с ней делать. А с банкой для краски? Никто не говорил ему, куда всё это положить по окончании рабочего дня, а он не догадался спросить.

— Ты знал Санто? — поинтересовалась Деллен Керн.

— Да, немного.

— И что ты о нём думаешь?

Деллен толкала Кадана на опасную почву. Парень замялся и пробубнил:

— Санто купил у моего отца борд.

Кадан не упомянул Мадлен, не хотел её упоминать.

— Понимаю. Но ты не ответил на мой вопрос.

Деллен прошла к шкафу, открыла дверцу и заглянула внутрь. И заговорила прямо оттуда:

— Санто был очень на меня похож. Ты вряд ли это заметишь. Я так поняла, что вы не были близко знакомы?

— Ну да. Я видел его со стороны. Когда он только начинал учиться сёрфингу.

— А ты хороший сёрфер?

— Я? Нет. Я, конечно, умею. Но у меня другие интересы.

Деллен закрыла шкаф.

— Что за интересы? Спорт, наверное. У тебя спортивное сложение. И девушки… У молодых людей твоего возраста женщины — одно из главных увлечений. У тебя так же? — Деллен нахмурилась. — Мы можем открыть окно, Кадан? Тут так пахнет краской…

Кадан хотел напомнить, что это её гостиница и она может делать тут что угодно, однако он осторожно отложил кисть, подошёл к окну и с трудом его отворил. Видимо, надо смазать детали. Вообще, окнами надо заняться.

— Спасибо. Я закурю. Ты куришь? Нет? Странно. У тебя вид курильщика.

По идее, Кадан мог поинтересоваться, как выглядят курильщики, и если бы ей было между двадцатью и тридцатью, он бы так и сделал. Такие вопросы носят метафорический характер и могут привести к неожиданным открытиям. Но в данной ситуации Кадан предпочёл промолчать.

— Не возражаешь, если я закурю? — продолжала Деллен.

Кадан покачал головой, надеясь, что она не станет просить у него огоньку. Видно было, что к таким женщинам, как она, мужчины подскакивают как ошпаренные. Но у него не было при себе ни зажигалки, ни спичек. В своём предположении Деллен была права: он курил, но в последнее время старался избавиться от этой привычки, тщетно убеждая себя, что в его проблемах виноват табак, а не спиртное.

Сигареты у Деллен были, и спички тоже. Она закурила, затянулась и выпустила из ноздрей дым.

— Чьё это дерьмо горит? — подал голос Пух.

Кадан вздрогнул.

— Простите. Пух часто слышал эту фразу от моей сестры. Он ей подражает. Он всем подражает. Просто сестра терпеть не может курильщиков.

Подумав, что последнее замечание выглядит как критика, Кадан снова извинился.

— Ты нервничаешь, — сказала Деллен. — Наверное, это я так на тебя действую. А птичка хорошая. К тому же не понимает смысла слов.

— Иногда мне кажется, что понимает.

— Когда говорит о траханье?

Кадан моргнул.

— Что?

— «Полли хочет трахнуться», — напомнила Деллен. — Это первое, что выдал Пух, когда я вошла в комнату. Кстати, я трахаться не хочу. Но почему именно эта фраза? Ты с помощью птицы привлекаешь к себе женщин? Поэтому ты его принёс?

— Пух постоянно при мне.

— Это же неудобно.

— Мы привыкли друг к другу.

— В самом деле?

Деллен взглянула на попугая, но Кадану казалось, что на самом деле она не видит Пуха, словно смотрит сквозь него.

— Мы с Санто были очень близки. А ты близок с матерью?

— Нет.

Кадан не пояснил, что невозможно быть близким с Уэнной Райс Ангарак Макклауд Джексон Смит, урождённой Баундер. Мать постоянно сидит за карточным столом.

— Мы с Санто были очень близки, — повторила Деллен. — И очень похожи. Сенсуалисты. Знаешь, кто это? — Деллен не дала возможности ответить. — Мы живём ради ощущений. Ради того, что можем видеть, слышать и осязать. Ради того, что можем пробовать на вкус, к чему можем прикоснуться. И ради того, чтобы к нам прикасались. Мы исследуем жизнь во всём её богатстве, не ведая вины и страха. Таким был Санто. Я научила его быть таким.

— Понятно.

Кадану хотелось броситься прочь из комнаты, но он боялся, что Деллен воспримет это как бегство. Он заверил себя, что нет причины для ухода, однако испытывал почти животное чувство опасности.

— А ты какой, Кадан? — спросила Деллен. И без перехода: — Можно потрогать твоего попугая или он меня ущипнёт?

— Пуху нравится, когда ему чешут голову. Там, где должны быть уши, если у птиц есть уши. Я имею в виду, такие как у нас, потому что они ведь слышат.

— Вот так?

Деллен подошла к Кадану, и тот ощутил её запах. Мускус, решил он. Деллен почесала попугая указательным пальцем с ногтем, покрашенным ярко-красным лаком. Пух заурчал как кот. Этому звуку он научился от предыдущего владельца. Деллен улыбнулась птице и обратилась к Кадану:

— Ты мне не ответил. Ты себя к какому разряду причисляешь? К сенсуалистам? К эмоциональным людям? Или к интеллектуалам?

— Ну уж нет, — заявил Кадан. — Это я про интеллектуалов. Я не интеллектуал.

— А. Значит, ты эмоциональный. Клубок чувств? Тебе больно от прикосновений? Я имею в виду, душевных.

Кадан отрицательно помотал головой.

— Тогда ты сенсуалист, как я. И как Санто. Я так и подумала. Это видно. Должно быть, это нравится твоей девушке. Если она у тебя есть. У тебя есть девушка?

— Сейчас нет.

— Жаль. Ты довольно привлекательный, Кадан. А как же секс?

Кадану больше прежнего захотелось исчезнуть, хотя вроде бы Деллен ничего такого не делала. Просто ласкала птицу и разговаривала. Тем не менее что-то с этой женщиной было не так.

Вдруг он вспомнил, что её сын умер. Не просто умер, его убили. Его больше нет. Когда погибает сын — или дочь, или муж, — разве мать не рвёт на себе одежду и волосы? Разве не проливает потоки слёз?

— О сексе, Кадан, такому молодому человеку, как ты, забывать нельзя. Надеюсь, ты не живёшь как монах.

— Я жду лета, — отозвался Кадан.

— Лета? — не поняла Деллен.

Она чуть отвела палец от зелёной головы Пуха. Птица переступила к ней поближе и вытянула шею.

— В город приезжает много девушек. На каникулы.

— А. Ты предпочитаешь кратковременные отношения. Без привязанности.

— Да, — подтвердил Кадан. — Меня так больше устраивает.

— Понимаю. Ты — им, они — тебе, и все довольны. Никаких обязательств. Наверное, ты мне удивляешься. Женщина моего возраста, замужняя, с детьми, и понимает, что это значит.

Кадан слегка улыбнулся, но неискренне. Так он просто подтвердил, что услышал её слова.

— Что ж. Приятно было пообщаться, — заявил он, решительно глянув на дверь.

— Почему мы раньше не познакомились?

— Я только начал…

— Нет, это я поняла. Но почему я не встречала тебя раньше? Ведь ты примерно одного возраста с Санто.

— Старше на четыре года.

— И ты так похож на него. Поэтому и странно, что я тебя с ним не видела.

— Он ровесник моей сестры, Мадлен. Возможно, вы знаете Мадлен. Они с Санто были… как бы лучше выразиться?

— Что? — перебила Деллен. — Как ты её назвал?

— Мадлен. Мадлен Ангарак. Они с Санто были вместе… не помню… года полтора. Или два. В общем, Мадлен — моя сестра.

Деллен уставилась на Кадана, потом — невидящим взглядом в пространство. И заговорила совершенно другим голосом:

— Как неожиданно. Её зовут Мадлен?

— Да. Мадлен Ангарак.

— И они с Санто были…

— Он был её бойфрендом. Партнёром. Любовником.

— Ты шутишь.

Кадан недоуменно покачал головой: с чего она взяла, что он шутит?

— Они познакомились, когда Санто покупал доску у моего отца. Мадлен учила вашего сына сёрфингу. Так они сошлись. С этого всё и началось.

— И её зовут Мадлен? — уточнила Деллен.

— Да, Мадлен.

— Они были вместе полтора года?

— Да, примерно столько. Деллен была озадачена.

— Почему тогда я её ни разу не видела?

Когда Би Ханнафорд вернулась в отделение вместе с констеблем Макналти, она обнаружила, что Рэй исполнил её желание: выделил помещение для ведения дела, которое сержант Коллинз подготовил так здорово, что она удивилась. Это была комната для заседаний, расположенная на верхнем этаже. Сержант привёл её в порядок, удачно пристроил фотографии Санто Керна — прижизненные и посмертные. Здесь также стояли столы, телефоны, компьютеры с поисковиком HOLMES^[21] наготове, шкаф для хранения документов, канцелярские принадлежности. Не хватало самого главного: офицеров из убойного отдела.

Из-за отсутствия таких специалистов Би оказалась в незавидной ситуации. Ей предстояло проводить следствие с Макналти и Коллинзом, пока в город не прибудут нужные люди. Это раздражало: инспектор знала, что бывший супруг, если на него надавить, может доставить офицеров менее чем за три часа.

— Чёрт, — пробормотала она.

Приказав Макналти привести в печатный вид сделанные им записи, Би прошла к стоящему в углу столу и выяснила: присутствие телефонного аппарата не означает, что он подключён к телефонной линии. Би красноречиво взглянула на сержанта Коллинза, и тот стал смущённо оправдываться:

— БТ^[22] обещает через три часа. Здесь нет контакта, так что они пришлют профессионала. Придётся пользоваться мобильниками или телефонами на нижнем этаже.

— Они хоть в курсе, что мы расследуем дело об убийстве?

— Да, — вздохнул Коллинз.

Судя по его тону, БТ было всё равно, убийство это или что-то другое.

— Чёрт! — повторила Би. — Здесь опять полная неразбериха.

Она достала мобильник и набрала рабочий номер Рэя.

— Беатрис! Привет! Добро пожаловать в комнату для ведения дела. Мне что, опять брать Пита на ночь?

— Я звоню не по этому вопросу. Где ребята из убойного отдела?

— А! — отозвался Рэй. — Это проблема. Ничего не получится, дорогая. В данный момент в Кэсвелин прислать некого. Позвони в Дорсет или Сомерсет. Может, там смогут помочь. Конечно, я и сам что-нибудь придумаю.Отправлю людей из береговой охраны.

— Да ты что, Рэй?! Мы расследуем убийство. Нам нужны специалисты из отдела особо опасных преступлений.

— Кровь из носу, — заверил Рэй. — Больше ничего не могу. Кабинет я тебе устроил.

— Ты что, наказываешь меня таким образом?

— Не будь смешной. Ведь ты сама…

— Лучше не продолжай.

— Я могу поселить у себя Пита, пока ты не окончишь дело, — мягко предложил Рэй. — Тебе будет не до него, не хочу, чтобы он оставался один.

— Ты не хочешь, чтобы он оставался один… Ты не хочешь…

Би задохнулась от негодования. Осталось только попрощаться. Надо было сделать это с достоинством, но она резко нажала на кнопку и швырнула мобильник на ближайший стол.

Когда через мгновение телефон зазвонил, Би подумала, что бывший муж хочет извиниться или — что более вероятно — поучить её полицейской процедуре, напомнить о её склонности к близоруким решениям, о постоянном выходе за рамки дозволенного. Би схватила трубку и раздражённо закричала:

— Что ещё?

Оказалось, что на связи криминалистическая лаборатория. Некто Дюк Кларенс Уошо по поводу исследования отпечатков пальцев. Ну и имя! О чём только думали его родители?

— Тут настоящая каша, мэм, — сообщил Дюк.

— Лучше называйте меня шефом, — заявила Би, — или инспектором Ханнафорд. Я вам не мэм и не мадам. Такие обращения предполагают родство или то, что я особа королевских кровей.

— О, прошу прощения.

Наступила пауза. Дюк собирался с мыслями.

— В автомобиле полно отпечатков, оставленных вашим виком^[23].

— Жертвой, — поправила Би, устало подумав о влиянии американского телевидения. — Какой он вам вик? Тогда уж лучше по имени — Санто Керн. Проявите к покойному больше уважения, мистер Уошо.

— Дюк Кларенс, — отозвался тот. — Можете звать меня Дюк Кларенс.

— Я вне себя от восторга, — процедила Би сквозь зубы. — Продолжайте.

— Имеется одиннадцать чужих отпечатков. Это снаружи автомобиля. Внутри у нас семь вика… Прошу прощения, покойного. И шесть неизвестных. Они обнаружены на двери с пассажирской стороны, на приборной доске, на оконных ручках и в бардачке. Есть отпечатки на CD. Эти принадлежат самому покойному и трём другим лицам.

— А на скалолазном снаряжении что?

— Единственные приличные следы на изоляционной ленте. Но они принадлежат Санто Керну.

— Чёрт! — выругалась Би.

— Есть хорошие чёткие отпечатки на багажнике машины. Свежие. Не знаю, правда, чем это вам поможет.

«Да где там», — подумала Би.

В городе кто угодно мог, проходя мимо, прикоснуться к багажнику. Она возьмёт отпечатки пальцев у всех, кто недавно контактировал с Санто Керном, но дело в том, что если эти люди и оставили следы на автомобиле юноши, то это ничего не доказывает. Би испытывала разочарование.

— Дайте знать, если ещё что-то обнаружите, — велела она Дюку Кларенсу Уошо. — Может, в машине найдётся что-то, что нам пригодится.

— Мы обнаружили несколько волосков в скалолазном снаряжении.

— Сохраните их, мистер Уошо.

— Можете называть меня Дюк Кларенс, — напомнил он.

— А, да, — сказала Би. — Я забыла.

Они закончили беседу. Инспектор уселась за стол и глянула на констебля Макналти. Тот пытался набрать в компьютере свои записи. Би поняла, что Макналти не умеет печатать. Вытянув указательный палец, он напряжённо разыскивал каждую букву. Би почувствовала, что если посмотрит на него ещё с полминуты, то завопит. Поэтому поднялась и направилась к дверям.

Сержант Коллинз чуть не столкнулся с ней на пороге.

— Внизу телефон, — сообщил он.

— Слава богу, — произнесла Би с чувством. — Где они?

— Кто?

— БТ.

— «Телеком»? Они ещё не приехали.

— Тогда что…

— Телефон. Вас просят к телефону, который стоит внизу. Там офицер из…

— Мидлмора, — закончила Би его фразу. — Мой бывший муж. Заместитель главного констебля, мистер Ханнафорд. Я не стану с ним общаться. Мне нужно поразмыслить.

Рэй, решила Би, сначала звонил ей на мобильник, а теперь пытается добраться до неё по стационарному телефону.

— Передай ему, что я уехала по неотложному делу. Пусть свяжется со мной завтра. Или вечером звонит домой.

«Хватит с него и этого», — подумала Би.

— Там не Ханнафорд, — возразил Коллинз. — Этот человек назвал себя сэром Дэвидом.

— Да что такое нынче с людьми? — возмутилась Би. — Я только что говорила по телефону с неким Дюком Кларенсом, а теперь ещё и сэр Дэвид?

— Хильер. Он назвал себя сэром Дэвидом Хильером, помощником комиссара Лондонской полиции.

— Скотленд-Ярд, — заключила Би. — Только этого мне недоставало.

Селеван Пенрул глянул на часы: пора ему и в «Солтхаус» — пропустить стаканчик виски «16 горцев из Тейна»^[24]. Сегодня он это заслужил.

В течение одного дня иметь дело с упрямством внучки, а потом с истерикой её матери — да это любого выведет из себя. Неудивительно, что Дэвид отправил семейство в Родезию. Он-то решил, что жара, холера, туберкулёз, змеи и мухи цеце приведут их в чувство. Но не тут-то было, если судить по поведению Тэмми и голосу Салли Джой.

— Тэмми хорошо ест? — допытывалась она из африканских глубин.

Нормальная телефонная связь была там сродни внезапному превращению кошки в двухголового льва.

— Тэмми молится, отец Пенрул?

— Она…

— Вес набрала? Сколько времени стоит на коленях? А Библия? Тэмми читает Библию?

«Ах ты, едрен-батон!» — мысленно выругался Селеван. От Салли Джой у него голова шла кругом.

— Я же пообещал, что присмотрю за девчонкой. Этим и занимаюсь. Что ещё?

— Конечно, я надоедливая. Вы даже не представляете, что такое иметь дочь.

— Я вырастил дочь. И четырёх сыновей, если тебе интересно.

— Знаю. Я знаю. Но в случае с Тэмми…

— Смотри сама: либо ты оставляешь её мне, либо я отправляю её обратно.

Это подействовало. Вернуть дочь в Африку — последнее, чего бы хотели Салли Джой и Дэвид.

— Ну хорошо, я понимаю: вы делаете всё, что можете.

«И получше, чем ты», — подумал Селеван. Но это было прежде, чем он застал внучку на коленях. Она соорудила некий предмет, который Селеван именовал молитвенной скамьёй. Внучка назвала предмет как-то иначе, Селеван не запомнил. Сначала он подумал, что Тэмми будет вешать на спинку этой скамьи свою одежду, как делают джентльмены в отелях. Но когда после завтрака он отправился искать Тэмми, чтобы отвезти на работу, то обнаружил, что внучка стоит перед скамьёй на коленях, а перед ней — раскрытая книга, которую Тэмми внимательно читает. Книгу Селеван заметил не сразу, сначала он решил, что девчонка снова перебирает свои дурацкие чётки, несмотря на то что он уже отобрал у неё пару таких бус.

— Хватит заниматься всякой ерундой, — сказал Селеван, кладя руки внучке на плечи.

И только тогда увидел на скамье книгу. Это была даже не Библия, хотя какая разница! Тэмми увлечённо читала писание какой-то святой.

— Это житие святой Терезы Авильской^[25], дедушка, — сообщила Тэмми. — Просто философия.

— Если написано какой-то святошей, то это религиозная муть, — заявил Селеван и схватил книгу. — Не забивай голову всякой ерундой.

— Это несправедливо! — воскликнула внучка со слезами на глазах.

В Кэсвелин они ехали молча. Тэмми сидела отвернувшись, Селеван видел лишь изгиб её упрямого маленького подбородка и тусклые волосы. Внучка шмыгала носом. Селеван догадался, что она плачет, и почувствовал… Он и сам не знал, что почувствовал. И про себя отругал её родителей за то, что прислали к нему внучку. Он ведь пытался помочь девчонке, вправить ей мозги, если они у неё ещё остались, хотел внушить ей, что нужно проживать свою жизнь, а не растрачивать её попусту, читая о деяниях святых и грешников.

И тут Селеван ощутил раздражение. С непослушанием он мог справиться. Мог накричать, проявить жёсткость. Но слёзы…

— Это всё лесбиянки, девочка. Понимаешь?

— Не будь дураком, — пропищала Тэмми тоненьким голосом и заплакала громче.

Селевану вспомнилась Нэн, его дочь. Они находились в машине, и Нэн сидела вот так же, глядя в сторону.

«Это же Эксетер, — убеждала она. — Это просто клуб, папа».

«Я не позволю тебе этой глупости, — ответил Селеван, — пока ты живёшь под моей крышей. Так что утри глаза, не то почувствуешь мою руку, а она не станет с тобой церемониться».

Нужно ли было проявлять такую строгость с дочкой, когда всё, чего она хотела, — это встречаться с друзьями? Но он вёл себя именно так. По его понятиям, что такое друзья и клубы? С этого всё обычно и начинается, а кончается позором.

Сейчас подобные развлечения казались Селевану невинными. О чём он думал, запрещая Нэн несколько часов удовольствия? Может, это потому, что в её возрасте у него самого никаких удовольствий не было?

День едва тянулся; на душе у Селевана было сумрачно. Ему не терпелось оказаться в «Солтхаусе», в тёплых объятиях шестнадцати горцев из Тейна. Ему и поговорить хотелось, тем более что в дымном помещении бара его ждал постоянный собутыльник.

Это был Яго Рит. Он сидел с пинтой «Гиннеса», зацепившись лодыжками за ножки стула. Согнулся так, что очки с замотанными проволокой дужками сползли к кончику горбатого носа. На нём были всё те же грубые джинсы и свитер; ботинки, как всегда, посерели от пенополистирола, из которого он мастерил доски для сёрфинга. Яго давно перевалил за пенсионный возраст, но с гордостью изрекал: «Старые сёрферы не умирают и не исчезают, они просто подыскивают подходящую работу, когда им приходится распрощаться с морем».

Яго распрощался с морем из-за болезни Паркинсона; Селеван жалел друга, глядя на его трясущиеся руки. Но Яго отметал всякое сочувствие. «Я своё отплавал, — говорил он. — Надо уступать молодым».

Яго стал отличным исповедником для Селевана, поэтому, как только Селеван взял в руку «Гленморанджи», он тут же принялся рассказывать приятелю о своей утренней стычке с Тэмми. Яго поднёс ко рту стакан — обеими руками, как заметил Селеван.

— Она водится с лесбиянками, — заключил Селеван.

— Что ж, — пожал плечами Яго. — Молодёжь всегда делает, что хочет. Ничего страшного в этом не вижу.

— Но её родители…

— Что родители? Если уж на то пошло, что знал ты? И пятерых нарожал. А что ты понимал? Ни хрена в детях не разбирался.

Селеван молча признал, что ни в чём не разбирался, даже в отношениях с супругой. Вместо того чтобы реализовать свои желания, а именно поступить на морскую службу, увидеть мир, убраться из Корнуолла, он заделался отцом и мужем и всю жизнь проработал на молочной ферме.

— Тебе легко рассуждать, — сердито заметил Селеван.

У Яго не было детей, он никогда не был женат. Всю молодость и зрелые годы болтался на волнах.

Яго улыбнулся. Его зубы к старости много поработали, но ухода не ведали.

— Верно, — признал он.

— Как такому тупице, как я, понять девчонку? — вздохнул Селеван.

— Просто предостеречь её от раннего залёта.

Яго опрокинул остатки пива и отодвинулся от стола. Он был высоким и не сразу вытащил длинные ноги из-за ножек стула. Пока Яго шёл к бару за другой бутылкой пива, Селеван обдумывал слова друга.

Совет был неплохой, правда, не имел отношения к Тэмми. Залеты не по её части. Тэмми не интересует то, что висит у мужика между ног. Да если бы она вдруг забеременела, он в отличие от большинства родителей и родственников только бы порадовался.

— В моём доме лесбиянок никогда не бывало, — сообщил Селеван вернувшемуся Яго.

— Почему ты внучку прямо не спросишь?

— Как об этом спрашивать?

— Что, куст нравится, а шипы — нет? Послушай, приятель, дети нынче не такие, какими были мы в их возрасте. Они ранние пташки. Неизвестно, что у них на уме. Тебе нужно направлять внучку, а не указывать.

— Это я и пытаюсь делать, — отозвался Селеван.

— Главное — как пытаться.

Селевану нечего было возразить. С детьми он не справился, а теперь у него та же история с Тэмми. Он вынужден был признать, что Яго Рит умеет находить общий язык с молодёжью. Селеван видел, что в домик Яго в «Снах у моря» приходят брат и сестра Ангараки, а когда покойный мальчик Санто Керн зашёл к Селевану за разрешением на выход в море с его территории, оказалось, что с Яго парень проводит больше времени, чем в воде. Они вместе готовили доску Санто, устанавливали плавники, проверяли, не допустили ли брака, а потом сидели на шезлонгах и болтали. О чём? — недоумевал Селеван. Как могут общаться друг с другом люди разных поколений?

Яго ответил, как если бы Селеван задал ему эти вопросы.

— Да я больше слушаю их, хотя меня так и распирает от желания выдать тираду. Или прочитать лекцию. Не представляешь, как мне хочется их поучить. Но я терплю, и только когда они поинтересуются: «А вы как думаете?» — тогда и подаю голос. Вот так просто.

Яго подмигнул и помолчал.

— Хотя не всё просто, — вздохнул он. — Четверть часа с ними — и возвращать молодость уже совсем не хочется. Что за возраст? Травмы и слёзы.

— Слёзы — это девочка, — догадался Селеван.

— Да. Девочка. Она ранена, ей больно. Не спрашивала у меня совета о прошлом, не рассуждала о будущем.

Яго набрал в рот пива и погонял во рту. «Должно быть, — подумал Селеван, — это единственная уступка гигиене полости рта».

— Под конец дня я нарушил собственное правило.

— Это как?

— Сказал, что бы я сделал, будь я на её месте.

— И что же?

— Убил бы подонка, — бросил Яго так небрежно, будто Санто Керн не лежал в этот момент в морге, словно рождественский гусь на столе.

Селеван вскинул брови, а Яго продолжил:

— Это я, конечно, метафорически. Посоветовал ей уничтожить прошлое. Распрощаться с ним навсегда. Сжечь на костре. Побросать в огонь всё, что когда-то их связывало. Дневники. Журналы. Письма. Карты. Фотографии. Валентинки. Медвежонка Паддингтона. Использованные презервативы с их первой близости, если есть об этом сентиментальные воспоминания. Избавиться от всего и идти вперёд.

— Легко говорить, — хмыкнул Селеван.

— Верно. Но у девочки это впервые, она прошла с ним полную милю. А потом всё переменилось. По-моему, надо очистить дом от прошлого. И у неё начало получаться, жизнь стала налаживаться, когда вдруг этот случай.

— Плохо, — заметил Селеван.

Яго кивнул.

— Девочке ещё хуже. Что ей теперь думать о Санто Керне? Лучше бы ей вообще его не знать. Он был неплохим парнем, но таким уж уродился, а она сразу не углядела. Когда локомотив выходит со станции, всё, что остаётся, — это уступить ему дорогу.

— Любовь — подлая штука, — глубокомысленно изрёк Селеван.

— Любовь убивает, — согласился Яго.

Глава 10

Линли просматривал книгу Гертруды Джекил, разглядывал фотографии и рисунки садов, наполненных английскими весенними красками. Тона были мягкими, успокаивающими. Линли казалось, что он сидит на потрёпанной временем скамье и на него падают лепестки с отцветающих деревьев. Он думал, что сады должны быть именно такими: не формальными партерами елизаветинских времён, не шеренгами подстриженных кустов, а искусно приближёнными к природе. Им не дают слишком много воли, но разрешают свободно плодоносить. Живописная палитра с берегов водоёмов плавно перетекала на весёлые лужайки; над дорожками склонялись бордюрные цветы, да и сами дорожки естественно петляли. Гертруда Джекил понимала, что делает.

— Красиво, правда?

Линли поднял глаза. Перед ним стояла Дейдра и протягивала маленькую рюмку.

— В качестве аперитива у меня только херес, — словно извиняясь, произнесла она. — Херес стоит здесь с тех пор, как я купила этот дом. Сколько же времени прошло? Четыре года?! — Дейдра улыбнулась. — Я не большой любитель алкоголя, поэтому не в курсе: херес портится со временем? Даже не знаю, если честно, какой он: сухой, сладкий? Подозреваю, что сладкий: на бутылке написано «cream».

— Да, сладкий, — подтвердил Линли и взял рюмку. — Благодарю. Вы не пьёте?

— Моя там, на кухне.

— Давайте я вам помогу.

Линли кивнул в сторону кухни, откуда ещё недавно раздавалось звяканье посуды.

— Я не слишком в этом силён, — добавил он. — Если честно, совсем никуда не гожусь. Но наверняка смогу что-нибудь нарезать, если понадобится. И измерить тоже. Скажу без хвастовства: в том, что касается измерений и взвешиваний, я настоящий гений.

— Вы меня утешили, — засмеялась Дейдра. — Способны сделать салат, если все ингредиенты уже подготовлены и вам не придётся принимать решений?

— Если только не заставите меня заправлять. Не представляю, как это делается.

— Не может быть, что вы настолько безнадёжны, — засомневалась Дейдра. — Наверняка ваша жена…

Она замолчала, заметив, как изменилось выражение лица Линли.

— Прошу прощения, Томас — Дейдра покаянно склонила голову. — Трудно совсем её не упоминать.

Линли поднялся со стула с книгой в руке.

— Хелен очень понравился бы сад Гертруды Джекил, — сказал он. — В Лондоне она прореживала розы. Уверяла, что так они лучше цветут.

— Она была права. Ей нравилось садовничать?

— Ей нравилось бывать в саду. Мне кажется, результат впечатлял её больше, чем процесс.

— Но наверняка вы не знаете?

— Нет, наверняка не знаю.

Он никогда её не спрашивал. Возвращался домой с работы и заставал Хелен в саду с секатором в руке и ведром, в котором лежали срезанные розы. Жена глядела на него, откидывала со щеки пряди волос и говорила что-нибудь о розах, о саде, и её слова неизменно вызывали у него улыбку. Он забывал о мире, находившемся за их кирпичными стенами. Его и следовало забыть, запереть, чтоб не вмешивался в их жизнь.

— Готовить она, кстати, не умела, — признался Линли. — Абсолютно.

— Значит, никто из вас не готовил?

— Никто. Я мог, конечно, сделать яичницу и тосты, а Хелен отлично открывала консервы с супом и фасолью. Ещё она легко могла поставить банку в микроволновку и испортить всю электропроводку в доме. Иногда мы нанимали кухарку. У нас было два варианта: либо заказывать еду на дом, либо голодать.

— Бедняги, — заметила Дейдра. — Пойдёмте. Надеюсь, в конце концов вы чему-нибудь научитесь.

Линли последовал за ней на кухню. Дейдра вынула из шкафа деревянную миску с примитивными танцующими фигурками по периметру, взяла разделочную доску и несколько узнаваемых на вид продуктов для салата. Затем она выдала Линли нож.

— Режьте и бросайте в миску, как придётся, — велела она. — В этом и состоит красота блюда. Когда закончите, покажу вам, как заправить. На это вашего скудного таланта хватит. Есть вопросы?

— По ходу наверняка появятся.

В непринуждённом молчании они принялись за работу. Линли готовил салат, Дейдра трудилась над стручковой фасолью с мятой. В духовке что-то пеклось, в кастрюльке что-то тихонько булькало. Вскоре обед был готов. Дейдра объяснила, как следует накрыть на стол, и Линли подчинился. Он знал, как это делается, однако выслушал Дейдру: это давало возможность понаблюдать за ней.

Линли помнил об инструкциях инспектора Ханнафорд, и хотя ему не нравилась идея использования гостеприимства Дейдры в профессиональных целях, полицейская натура взяла в нём верх. Поэтому он присматривался, выжидал и по крохам собирал всю доступную информацию.

Крох этих было крайне мало. Дейдра вела себя осторожно. Впрочем, такое поведение уже наводит на подозрения.

Обедали они в крошечной столовой. Кусок картона, вставленный в оконную раму, напомнил Линли, что ему следует заменить стекло. Они ели блюдо, которое Дейдра назвала «портобелло Веллингтон». На гарнир был кус-кус с высушенными на солнце помидорами, зелёной фасолью, чесноком и мятой. Салат Линли заправил оливковым маслом, уксусом, горчицей и итальянскими пряными травами. Вина на столе не было, стояла вода с лимонным соком. Дейдра извинилась за это, как прежде за херес.

Она поинтересовалась, не в обиде ли её гость за вегетарианский обед. В поедании животных продуктов вроде яиц Дейдра греха не видела, но когда дело доходило до мяса братских созданий, ей казалось, что это каннибализм.

— Всё, что происходит с животными, происходит и с человеком, — заключила она. — Всё взаимосвязано.

Это прозвучало как цитата, и Дейдра подтвердила:

— Не мои слова. Не помню, кто их произнёс или написал, но когда много лет назад я их услышала, то полностью согласилась.

— А как же зоопарки?

— Вы намекаете, что заточение зверей в клетку напоминает тюрьму?

— Что-то вроде того. Прошу прощения, но зоопарки я не люблю.

— Я тоже. Они переносят нас в Викторианскую эпоху. Люди заинтересовались дикой природой без всякого сочувствия к её представителям. Я ненавижу зоопарки, если быть совсем честной.

— Однако вы там работаете.

— Я стараюсь облегчить жизнь животным.

— И тем самым подрываете систему изнутри.

— В этом больше смысла, чем в протестных лозунгах.

— Это всё равно что охотиться на лис, прикрепив к лошади копчёную селёдку^[26].

— Вам нравится охота на лис?

— Я считаю её отвратительной. Был однажды, на Святках, лет в одиннадцать. Это ужасно: свора собак бежит за перепуганным животным и, если позволят хозяева, разрывает его на куски. Такая забава не по мне.

— Значит, к зверью вы относитесь с сочувствием.

— Я не охотник, если вы это имеете в виду. В доисторические времена меня бы не поняли.

— Мамонта убивать не стали бы?

— Если бы я жил в то время, эволюция надолго бы остановилась.

Дейдра рассмеялась.

— Вы очень забавный, Томас.

— Лишь изредка, — ответил он. — Поведайте лучше, как вы подрываете систему.

— Зоопарк? Не так успешно, как хотелось бы.

Дейдра положила себе ещё фасоли и передала миску Линли.

— Возьмите. Рецепт моей матери. Секрет в приготовлении мяты. Её надо долго толочь в горячем оливковом масле, чтобы она отдала ему свой аромат. — Дейдра сморщила нос. — Что-то в этом роде. А фасоль надо варить только пять минут, иначе она превратится в кашу, а это вряд ли кому-то понравится.

— Нет ничего хуже переваренной фасоли, — согласился Линли и взял добавку. — Ваша мать молодец. Фасоль очень вкусная, а вы хорошая дочь. Где ваша мама? Моя живёт на юге Пензанса. Возле бухты Ламорна. Боюсь, что готовит она так же, как я.

— Так значит, вы из Корнуолла?

— В общем, да. А вы?

— Я выросла в Фалмуте.

— Там и родились?

— Родилась я дома, в то время мы жили недалеко от Фалмута.

— В самом деле? — удивился Линли. — Я тоже родился дома, впрочем, как и все члены нашей семьи.

— Наверняка в более изысканной обстановке, чем я, — заметила Дейдра. — И сколько вас было детей?

— Трое. Я был вторым ребёнком. У меня есть старшая сестра, Джудит, и младший брат Питер. А у вас?

— Один брат. Лок.

— Необычное имя.

— Он китаец. Мы его усыновили, когда мне было семнадцать.

Дейдра аккуратно отрезала кусок от своего «портобелло Веллингтона» и, удерживая его на вилке, продолжила:

— Локу тогда было шесть лет. Сейчас он в Оксфорде изучает математику. Очень умный парень.

— Как случилось, что вы взяли его к себе?

— Увидели его по телевизору на Би-би-си. Там рассказывали о китайских сиротах. От него отказались из-за расщепления позвоночника^[27]. Возможно, его родители были пожилыми и решили, что не смогут заботиться о сыне. Правда, я точно не знаю. Возможности лечить сына у них определённо не было, потому они и сдали его государству.

Линли смотрел на Дейдру. Девушка выглядела совершенно искренней. Да и все её слова можно было легко проверить.

И всё же…

— Мне нравится «мы», — заявил он.

Дейдра в этот момент подносила ко рту вилку с салатом. Услышав эту фразу, она слегка покраснела.

— Мы? — повторила она.

Тут до Линли дошло, что Дейдра превратно его поняла, подумав, что это местоимение относится к ним, сидящим за её маленьким обеденным столом. Линли тоже покраснел.

— Вы сказали: «Мы его усыновили». Мне понравилось.

— А! Но это было семейное решение. Важные вопросы мы всегда обсуждали вместе. Днём по воскресеньям, после ростбифа и йоркширского пудинга, у нас проходил семейный совет.

— Выходит, ваши родители не вегетарианцы?

— Нет, конечно. Они едят и мясо, и овощи. Баранину, свинину, говядину. Каждое воскресенье. Иногда курицу. Брюссельскую капусту… Боже, как я ненавижу брюссельскую капусту, всегда терпеть её не могла! Ещё морковь и цветную капусту.

— А фасоль?

— Фасоль? — с недоумением переспросила Дейдра.

— Вы говорили, что мама научила вас готовить стручковую фасоль.

Она взглянула на миску, где оставалось штук десять стручков.

— Ах да. Она окончила кулинарные курсы. Отец очень любит средиземноморскую кухню, и мама, считая, что возможности готовки не исчерпываются спагетти по-болонски, занялась интересными рецептами.

— В Фалмуте?

— Я же говорила, я выросла в Фалмуте.

— И в школу там ходили?

Дейдра в упор посмотрела на Линли. Выражение лица у неё было добродушным, она улыбалась, но в глазах появилась тревога.

— Вы меня допрашиваете, Томас?

Тот поднял руки; этот жест означал открытость и признание.

— Простите. Профессиональная привычка. Расскажите лучше о Гертруде Джекил. — Засомневавшись на мгновение, станет ли Дейдра рассказывать, он прибавил: — Я заметил у вас много её книг.

— Она была полной противоположностью Кейпебилити Брауну^[28], — ответила Дейдра после небольшой паузы. — Гертруда понимала, что не у каждого есть участок, с которым легко работать. Такой подход мне нравится. С удовольствием устроила бы здесь сад Джекил, если бы могла, но я обречена на суккуленты. Что-то другое при здешних ветрах и погоде… Нет, в таких вещах нужно быть практичным.

— А в других?

— И в других — тоже.

За беседой они закончили обед, и Дейдра собрала тарелки. Если она и была озадачена излишним любопытством Линли, то хорошо это скрыла. Дейдра улыбнулась ему и попросила помочь вымыть посуду.

— После я займусь вашей душой, очищу до самого дна, — произнесла она. — Метафорически, конечно.

— Как вам это удастся?

— Намекаете, что за один вечер это невозможно? — Дейдра кивнула головой в сторону гостиной. — Мне поможет игра в дартс. Вряд ли вы станете мне достойным соперником.

— Можете не сомневаться, я вас сделаю, — заверил Линли.

— Поскольку перчатка брошена, начнём немедля. Тот, кто проиграет, моет посуду.

— Согласен.

Бен Керн знал, что ему надо позвонить отцу. А принимая во внимание возраст отца, надо лично отправиться в бухту Пенгелли и сообщить новость о Санто.

В Пенгелли Бен не появлялся много лет, и ему страшно было представить, как он туда приедет. Бухта вряд ли изменилась, а всё благодаря отдалённости и тому, что местные жители не склонны к переменам. Для Бена это станет возвращением в прошлое, то есть предпоследним местом, где он хотел бы жить. Последним местом было настоящее. Он мечтал о забытьи, о реке забвения Лете, в которую можно погрузиться и где понятие «память» перестанет существовать.

Бен не стал бы и заморачиваться, не будь Санто обожаемым внуком. С ним самим родители вряд ли мечтают встретиться. Они не виделись со дня его свадьбы. Бен лишь по праздникам связывался с родителями по телефону, и разговоры эти были фальшивыми. Более свободно Бен общался с матерью, когда звонил ей на работу или когда в один из плохих периодов Деллен срочно требовалось отправить детей к бабушке с дедушкой. Возможно, всё было бы иначе, если бы Бен им писал, но он не был мастером эпистолярного жанра, а даже если бы и был, приходилось принимать во внимание Деллен и его лояльность к ней. Поэтому он оставил все попытки восстановления дружеских отношений, и родители сделали то же самое. Когда мать в шестьдесят лет перенесла инсульт, Бен узнал об этом лишь потому, что в то время Санто и Керра гостили у дедушки с бабушкой. Дети рассказали о состоянии бабушки по возвращении домой. Даже братьям и сёстрам Бена было запрещено передавать ему эту информацию.

Другой человек на его месте повёл бы себя с родителями соответственно: не стал бы сообщать о смерти Санто. Но Бен пытался — и часто неудачно — не быть похожим на своего отца, а это значило, что ему следует проявить альтруизм и выразить сочувствие, несмотря на то что больше всего ему хотелось спрятаться от всех и отдаться своему горю.

Полиция так или иначе свяжется с Эдди и Энн Керн, потому что полиция всегда так поступает. Они копаются в жизни всех, кто имеет хоть какое-то отношение к покойному, — боже, он назвал Санто покойным! — и ищут то, что кажется подозрительным. Можно не сомневаться, когда его отец узнает о Санто, горе сначала вызовет у него поток бранных слов, а потом и обвинений. Мать не сможет успокоить мужа и будет стоять рядом: она любила этого человека, но за долгие годы супружества не сумела усмирить его буйный нрав. И хотя не было никаких причин обвинять Бена в смерти Санто, полиция сделает свои выводы, рассматривая отдельные моменты их жизни и объединяя их в цепочку, какими бы разрозненными на первый взгляд эти моменты ни казались. Нельзя допустить, чтобы полиция обратилась к его отцу и первой принесла ему скорбную весть о любимом внуке.

Бен решил позвонить родителям из своего кабинета, а не из квартиры. Лифтом он пользоваться не стал, а пошёл по лестнице, стараясь отдалить неизбежное. Войдя в кабинет, Бен не сразу взял трубку, он посмотрел на календарь, где была отмечена дата открытия «Эдвенчерс анлимитед». Этот особенный календарь сделал Алан Честон. В нём фиксировались дела минувшие и то, что предстояло сделать, а также заявки будущих клиентов. До Алана маркетингом занималась Деллен. С работой она не справилась. Идей у неё было много, но осуществить их она была не в состоянии из-за отсутствия организаторских способностей.

«А какие способности у неё есть, могу я узнать? — спросил бы его отец. — Ладно, не отвечай. Все знают, в чём она сильна, и не ошибутся. Вот так-то, мой мальчик».

Неправда, конечно. Эдди Керн не был плохим человеком, просто зациклился на своих принципах, и принципы эти вступили в противоречие с принципами Бена.

Так же, впрочем, как и у Бена с Санто. Сейчас Бен это понял. Подумать только, он до сих пор не освободился от влияния отца.

Бен глядел в календарь. Четыре недели до открытия, и они должны открыться, хотя он не представлял, как они это сделают. Сердце Бена уже не лежало к этому бизнесу, но они вложили столько денег, что выбирать не приходилось. К тому же заключили договоры с клиентами, так что назад дороги нет, и хотя заказов было не так много, как он предполагал, Бен надеялся, что Алан Честон обо всём позаботится. У Алана были и планы, и способности воплотить их в жизнь. Он был умён и являлся лидером по природе. Самое главное, Алан совсем не был похож на Санто.

Бену страшно не нравилась нелояльность этой мысли. Думая так, он нарушал данный себе зарок: никогда не повторять прошлого. «Ты идёшь на поводу у своей похоти, мальчик!» — обвинял его отец, произнося эти слова с разной интонацией, в зависимости от настроения: грустно, яростно, презрительно. Санто избрал тот же путь, и Бену не хотелось даже представлять, что лежит за склонностью сына к сексуальной распущенности и куда эта склонность его приведёт.

Больше откладывать он не мог, поэтому взял трубку и набрал номер. Бен не сомневался, что отец до сих пор не спит. Как и Бен, Эдди Керн страдал бессонницей. Он ещё несколько часов будет бодрствовать. Эдди Керн был приверженцем «зелёных», пользовался электричеством, производимым от ветра или воды. Воду брал из ручья или из колодца. Отопление Керны-старшие получали от солнечных батарей, питались тем, что сами выращивали. Ферму Эдди Керн купил за бесценок и вместе с сыновьями спас старый дом от разрушения: они укладывали один гранитный камень на другой, подвели под крышу, вставили окна, но сделали всё так неумело, что зимние ветра со свистом врывались в щели между рамами и стенами.

Отец ответил на звонок в своей ворчливой манере:

— Слушаю.

Бен молчал, и отец тут же продолжил:

— Если ты там, то говори. Если нет, повесь трубку.

— Это Бен.

— Какой Бен?

— Бенесек. Я тебя не разбудил?

После короткой паузы:

— А что, если и разбудил? Разве ты думаешь о ком-нибудь, кроме себя?

«Яблоко от яблони недалеко падает, — хотелось напомнить Бену. — У меня был отличный учитель».

— Санто убили, — сообщил он отцу. — Вчера. Мне показалось, ты должен об этом знать, потому что он тебя любил, и ты его вроде тоже.

Снова пауза. На этот раз — длиннее.

— Мерзавец, — изрёк отец.

Его голос был напряжён, Бену показалось, что отец вот-вот сломается.

— Мерзавец. Ты не меняешься.

— Хочешь знать, что случилось с Санто?

— Как ты его до этого довёл? Что случилось, чёрт тебя побери? Что случилось?

Бен передал суть в нескольких словах. Под конец добавил, что кто-то подстроил убийство.

— Кто-то повредил его скалолазное снаряжение.

— Чёрт возьми!

Интонация Эдди Керна изменилась: на место гнева пришёл шок. Но очень быстро Эдди снова разъярился.

— А чем занимался ты, когда он полез на эту проклятую гору? Наблюдал со стороны? Подначивал? Или её ублажал?

— Санто пошёл один. Без моего ведома. Я не знал, где он.

Последняя фраза была неправдой, но Бен не хотел ещё больше раздражать отца.

— Сначала посчитали, что это несчастный случай. Но когда осмотрели снаряжение Санто, поняли, что с ним кто-то поработал.

— И кто?

— Полиция не выяснила. Иначе арестовали бы преступника и дело было бы закрыто.

— Закрыто? Вот как ты рассуждаешь о смерти собственного сына? О твоей плоти и крови. О наследнике. Дело закрыто и взятки гладки? Так, Бенесек? Ты и твоя — как там её — будете жить беззаботно? Ты это умеешь. И она тоже. В этом ей нет равных, если я правильно помню. Как она всё это перенесла? Должно быть, трагедия нарушила её планы?

Бен успел позабыть об оскорбительной манере отца, старавшегося как можно сильнее уязвить собеседника. В мире Эдди Керна никто не имеет права быть личностью. Семья в его понимании означает приверженность единственно верным убеждениям, единственному способу жизни.

«Да, каков отец, таков и сын», — снова подумал Бен.

— Похороны пока откладываются, — сообщил он — Полиция держит тело у себя. Даже я его не видел.

— Так почему ты уверен, что это Санто?

— Там стоял его автомобиль с документами, и сам он домой не вернулся. Так что это Санто, к сожалению.

— Что ты за подлец, Бенесек. Как можно так говорить о собственном сыне?

— Что бы я ни сказал, всё не так. Я позвонил тебе, потому что ты всё равно узнал бы новость от полиции.

— Этого ты боишься? Моих бесед с полицией? Боишься, что я ляпну что-нибудь лишнее?

— Считай как хочешь, но я решил, что лучше тебе узнать от меня. Они будут допрашивать тебя и маму. И всех, кто имел отношение к Санто. Вот я и подумал, что надо тебя предупредить.

— Наверняка ты здесь в чём-то замешан, — предположил Эдди Керн.

— Я не сомневался, что ты станешь меня подозревать.

Бен повесил трубку, не попрощавшись. До сих пор он стоял, но сейчас осел на стол. Он чувствовал, как внутри что-то давит. В груди словно поселилась опухоль, которая грозила прервать дыхание. В комнате стало душно.

Ему нужно побыть в одиночестве. «Ну вот, как всегда», — прокомментировал бы отец. Когда того требовал момент, Эдди Керн переписывал историю так, как ему удобно.

Бен поднялся и отправился по коридору в комнату, где хранилось снаряжение. Он недавно был там с инспектором Ханнафорд. На этот раз, однако, Бен не подошёл к шкафам, а проследовал в комнату поменьше. Там стоял шкаф размером с большой гардероб. На его дверце висел замок, ключ от которого был в единственном экземпляре; Бен отпер этот замок. Дверца открылась, в нос ударил запах старой резины. Наверное, ей больше двадцати лет. Старше Керры. Такая резина может развалиться.

Но резина не развалилась. Бен надел костюм прежде, чем подумал, зачем он это сделал. Неопрен обтянул его от плеч до лодыжек. Бен застегнул молнию. Никакой ржавчины: за своим снаряжением он всегда следил. «Ну давай пойдём домой, — уговаривали его приятели. — Не будь таким идиотом, Керн. Мы отморозили себе задницы». Но прежде Бен брал в руки шланг и споласкивал гидрокостюм: не годится оставлять на нём солёную воду. Затем повторял процедуру дома. Снаряжение для сёрфинга стоит дорого. Зачем подвергать его коррозии? Оно развалится, и придётся покупать новое. Поэтому Бен тщательно мыл мокрый костюм, гидротапки, перчатки и капюшон, а после доску. Приятели свистели и обзывали его гомиком, но Бен не поддавался.

Он и в остальном не поддавался. Упрямство было его проклятием.

Доска тоже находилась в шкафу. Бен вынул её и осмотрел. Доска блестит как новая, ни царапинки. Настоящая древность по современным стандартам, но отлично подходит для дела. Что это за дело, он пока не решил. Просто хотел вынести доску из гостиницы. Бен взял тапки, перчатки, капюшон и сунул доску под мышку.

Из этой комнаты дверь вела на террасу, а оттуда — к пустому плавательному бассейну. Бетонная лестница в дальнем конце бассейна спускалась к мысу. Тропинка, шедшая по краю мыса, повторяла изгиб Сент-Меван-бич. К скале словно приклеилась вереница пляжных домиков — не обычных лачуг, стоящих отдельно, а соединённых друг с другом. Они напоминали длинную конюшню с узкими голубыми дверями.

Бен пошёл по этой тропинке, вбирая ноздрями холодный солёный воздух и прислушиваясь к шуму волн. Он остановился над лачугами и надел неопреновый капюшон; ботинки и перчатки Бен решил натянуть, когда подойдёт к кромке воды.

Он посмотрел на море. Прилив накрыл рифы. Бен прикинул высоту воды: что-то около пяти футов. Волны двигались с юга. В целом условия можно было считать хорошими, даже в это время года, когда вода холодна, точно сердце ведьмы.

Обычно сёрферы по ночам не выходят. Слишком много опасностей — от акул до рифов. Но для Бена дело было не столько в сёрфинге, сколько в воспоминаниях. Он не хотел думать о прошлом, но разговор с отцом разбередил душу.

Бен спустился по ступеням к берегу. Огней не было, но высокие уличные фонари на мысу слегка освещали скалы и песок. Бен осторожно пробрался между кусками сланца и валунами и ступил наконец на песок. Это был не мягкий песок тропического острова, а крупнозернистый песчаник. Днём твёрдые острые песчинки слегка поблёскивали на солнце, но на самом деле были тускло-серыми.

Справа от Бена находился карьер, сейчас прилив наполнял его новой водой. Слева — устье реки Кэс, а за ним — то, что осталось от канала Кэсвелин. Впереди — беспокойное и требовательное море, зовущее Бена к себе.

Он положил доску на песок и надел гидротапки и перчатки. Присел на мгновение — скорчившаяся фигура в чёрном, застывшая спиной к Кэсвелину, — и посмотрел на светящиеся волны. В юности Бен бывал ночью на берегу, но не ради сёрфинга. Днём, вдоволь напрыгавшись на волнах, молодёжь разводила костёр. Когда от него оставались лишь тлеющие угольки, компания делилась на пары, которые удалялись в освободившиеся от прилива большие морские пещеры бухты Пенгелли. Там они занимались любовью. На одеяле или без него. Полуодетые или нагие. Пьяные, под хмельком либо трезвые.

Тогда Деллен была молода. Принадлежала только ему. Она была такой, какой он её хотел, и хотел он только её. Деллен это знала, потому-то и пришла беда.

Бен поднялся и отправился с доской к воде. Вода его не тянула, но это неважно. Главное — освободиться от того, что гложет изнутри.

Сначала шок от ледяной воды испытали подошвы ног и лодыжки, потом икры и бёдра. Понадобилось несколько секунд на то, чтобы температура тела согрела воду внутри гидрокостюма, и в эти мгновения острый холод напомнил Бену, что он ещё жив.

Выйдя на глубину и взявшись за доску, он направился по белой воде к рифу. Водяные брызги холодили лицо, волны перекатывались через Бена. Сначала он решил, что будет плыть до самого утра и удаляться от берега, пока Кэсвелин не останется лишь в его памяти. Но, смутно управляемый любовью и долгом, он остановился за рифом и оседлал доску. Сначала сел спиной к берегу и посмотрел на огромное волнующееся море. Затем развернул доску и увидел огни Кэсвелина. На мысу светились фонари, за ними — янтарные окна городских домов. Они казались газовыми лампами девятнадцатого века или кострами более древних времён.

Волны манили Бена, их гипнотический ритм был обманчиво успокаивающим. Он подумал, что это сродни возвращению в материнскую утробу. Можно улечься на доску и, качаясь на воде, навеки уснуть. Но волны разбивались, вода мощно обрушивалась. Море таило в себе опасность. Надо было либо действовать, либо покориться силе стихии.

Интересно, после стольких лет перерыва сможет ли он поймать идеальную волну? Но некоторые вещи становятся второй натурой, и Бен обнаружил, что навыки сёрфера никуда не исчезли. Понимание и опыт стали умением, и за эти годы Бен его не растерял.

Волна сформировалась, и он поднялся вместе с ней. Сначала подгрёб, встал на одно колено, затем вытянулся во весь рост. Это тебе не езда за моторкой: там ты держишься за спасительный трос. На этой доске, своей доске, он за лодкой никогда не ездил. Бен взлетал на волне всё выше и выше, мышцы работали по памяти. И вот он оказался в трубе^[29]. «Зелёная комната^[30], приятель, — закричали бы ему. — Ты в зелёной комнате, Керн».

Бен нёсся до белой воды, и вот он снова на мелководье. Бен подхватил доску и с трудом отдышался, дожидаясь, когда сердце забьётся нормально.

Затем выбрался на берег и направился к ступеням; вода стекала с него ручьями.

В этот момент ему навстречу поспешила чья-то фигура.

Керра видела, как человек вышел из гостиницы. Сначала она не поняла, что это отец. В какой-то сумасшедший момент её сердце подпрыгнуло: ей показалось, что это Санто спустился с террасы и двинулся к Сент-Меван-бич, чтобы тайком заняться ночным сёрфингом. Керра смотрела сверху и видела лишь чёрную фигуру. Знала только, что эта фигура появилась из гостиницы… Что ей было думать? Вдруг всё оказалось ошибкой, ужасной, нелепой ошибкой? И возле скалы в бухте Полкар обнаружили чьё-то другое тело? Вдруг это не её брат?

Стуча каблуками, Керра сбежала по ступеням — старый лифт двигался слишком медленно! — и пересекла столовую. Как и комната со спортивным снаряжением, столовая выходила на террасу. Керра промчалась по террасе и взлетела по ступеням. К моменту, когда она оказалась на мысе, чёрная фигура на берегу присела рядом с доской. Керра остановилась и вгляделась. Только когда сёрфер вернулся, оседлав единственную волну, она сообразила, что это её отец.

Керра была в ярости, её переполняли вопросы. С самого детства она хотела знать ответы на свои бесконечные «почему». «Почему ты притворялся? Почему спорил с Санто? И главное: кто ты, отец?»

Но когда отец приблизился к дочери, она не задала ему ни один из этих вопросов. В потёмках Керра пыталась понять состояние отца.

Выражение его лица, казалось, смягчилось, словно он собрался говорить. Но когда наконец открыл рот, то сказал лишь: «Керра, милая» — и прошёл мимо. Бен поднялся по ступеням к мысу, Керра последовала за ним. Молча они дошли до гостиницы и спустились к пустому плавательному бассейну. Отец взял шланг, смыл с доски морскую воду и скрылся в гостинице.

В комнате для спортивного снаряжения Бен снял мокрый гидрокостюм. Под ним были шорты. Кожа покрылась пупырышками, но это, похоже, Бена не беспокоило, поскольку он не дрожал. Бен отнёс мокрый костюм к большому пластиковому мусорному контейнеру в углу комнаты и без всяких церемоний бросил его туда. Мокрую доску для сёрфинга он отнёс в другую, внутреннюю комнату, куда Керра не заходила. Бен убрал доску в шкаф, повесил на дверцу замок, закрыл его и проверил, надёжно ли. Он словно хотел убедиться, что содержимое шкафа хорошо спрятано от любопытных глаз. «От глаз семьи», — подумала Керра. От её глаз и глаз Санто, потому что мать наверняка знает секрет отца.

«Санто, — вспомнила Керра. — Какое лицемерие!» Этого она просто не понимала.

Бен вытерся футболкой, откинул её в сторону, надел пуловер и жестом велел дочери отвернуться. Керра подчинилась и услышала, как отец снимает шорты и бросает их на пол. Услышала звук застёгиваемой молнии на брюках. Затем отец произнёс: «Всё», и Керра повернулась. Они посмотрели друг на друга. Он явно ждал её расспросов.

Керра хотела удивить отца так же, как он удивил её. Поэтому спросила:

— Это из-за неё?

— Из-за кого?

— Из-за мамы. Ты не мог заниматься сёрфингом и одновременно следить за ней. Поэтому ты его и забросил. Я видела тебя, папа. Сколько времени ты не ходил в море? Двадцать лет? Или больше?

— С тех пор, как ты родилась.

— Ты надел гидрокостюм, поймал первую же волну, надо заметить, с лёгкостью. Для тебя это было детской забавой. Или ходьбой. Или дыханием.

— Да. Верно.

— Сколько времени ты занимался сёрфингом, прежде чем от него отказаться?

Бен взял футболку и аккуратно сложил её, несмотря на то что она промокла.

— Большую часть жизни. Раньше мы только этим и занимались. Ничего же не было. Ты видела, как живут твои дед с бабушкой. Летом нас развлекало море, в остальное время — школа. Дома работали, выполняли обязанности по хозяйству, а в свободные часы ловили волну. Денег на отдых не было. Никаких дешёвых полётов в Испанию. Не то что сейчас.

— А потом ты бросил сёрфинг.

— Времена меняются, Керра.

— Да. Появилась она. Вот что изменилось. Она тебя поймала, а к тому моменту, как ты увидел, что она собой представляет, было уже поздно. Не смог выпутаться. Ты сделал свой выбор — выбрал её.

— Всё не так просто.

Бен прошёл мимо дочери в большую комнату. Дождался, когда она выйдет за ним, и закрыл дверь.

— Санто знал? — спросила Керра.

— О чём?

— Об этом. — Керра указала на дверь, которую он закрыл. — Ты был хорошим сёрфером. Я достаточно их видела, чтобы понять. Так почему…

Неожиданно ей захотелось плакать. Впервые за последние страшные тридцать часов.

Бен выглядел невероятно печальным, из-за чего Керра поняла, что когда они были семьёй — все четверо, сейчас уже трое, — это было лишь видимостью. За словом «семья» скрывалось хранилище секретов. Керре казалось, что все они имеют отношение к матери, к её бедам и странным перепадам настроения. Бывало, что обычное возвращение из школы ставило Керру в неудобное положение. «Ни слова папе, детка». Но папа, конечно, узнавал. По платьям, которые Деллен надевала, по наклону головы, по интонациям, по постукиванию пальцев по столу во время обеда, по беспокойству взгляда. И по красному цвету. Главное — красный цвет. Когда он появлялся, Керру и Санто отправляли к старшим Кернам. «Что опять отчебучила эта корова?» — спрашивал дед. «Не говорите ничего дедушке с бабушкой» — с этим наставлением Керра и Санто жили всю жизнь. Верить и хранить тайну — тогда всё будет нормально.

Но Керра осознавала, что это не все секреты. Её отца мучило ещё что-то, не только больная психика жены. Керра чувствовала: почва под её ногами ненадёжна, надо что-то делать, если она хочет идти вперёд, в будущее.

— Мне было тринадцать, — произнесла Керра, — и мне нравился один мальчик. Ему исполнилось четырнадцать, и у него были ужасные прыщи. Эти прыщи гарантировали ему безопасность, понимаешь? Только он не был в безопасности. Смешно, но я просто отлучилась в кухню за пирогом с вареньем и напитками. Всё заняло менее пяти минут. Стюарт явно был в замешательстве. Но я знала, что происходит, потому что нагляделась на это. И Санто знал. Только ему ничего не грозило, потому что — к чему скрывать? — он был таким же, как она.

— Не во всём, — возразил отец. — В этом не был.

— Был, — настаивала Керра. — Ты согласен со мной, я уверена. В каком-то смысле это и на мне отразилось.

— А, ты о Мадлен.

— Мы были лучшими подругами. Пока Санто не взялся за неё.

— Керра, Санто не собирался…

— Нет, собирался. И самое ужасное, что Мадлен ему не особо нравилась. У него на тот момент было три других девушки. А может, всё случилось потому, что он тех троих уже перепробовал?

Керра чувствовала горечь в своих словах.

— Люди следуют собственным путём. Тут уж ничего не поделаешь.

— Вот так ты её защищаешь? И его защищаешь?

— Я не…

— Защищаешь. Как и всегда, по крайней мере когда речь заходит о ней. Она всю жизнь делала из тебя дурака, и я готова поспорить на что угодно, что она занималась этим с первого дня вашего знакомства.

Если Бен и обиделся, то не показал виду.

— Детка, я говорю сейчас не о твоей матери и не о Санто. Я говорю о Стюарте, или как там его. О Мадлен Ангарак. — Бен сделал паузу. — Об Алане. Обо всех вокруг. Люди идут своей дорогой. И не надо им препятствовать.

— Как препятствовал ты? Ты это имеешь в виду?

— Большего я объяснить не могу.

— Потому что это секрет? — Керре было всё равно, что вопрос прозвучал как насмешка. — Как всё в твоей жизни? Как сёрфинг?

— Мы не выбираем, когда и кого любить.

— Не верю в это ни на секунду, — отрезала Керра. — Почему тебе не нравилось, что Санто занимается сёрфингом?

— Потому что ничего хорошего из этого бы не вышло.

— По себе судишь?

Керра думала, что отец промолчит. Но он всё-таки дал довольно предсказуемый ответ:

— Да. Сёрфинг не принёс мне ничего хорошего. Поэтому я отложил в сторону доску и продолжил жизнь.

— С ней, — добавила Керра.

— Да, с твоей матерью.

Глава 11

Би Ханнафорд пришла в отделение поздно и в дурном настроении. Душу ей точили последние фразы Рэя. Она не хотела, чтобы его высказывания хоть как-то осели в сознании, но Рэй умудрялся и обычное «до свидания» превратить в подобие выпущенной из лука стрелы; Би приходилось уклоняться от этого обстрела. Когда на сердце было спокойно, Би за словом в карман не лезла. Но во время расследования убийства невозможно хранить спокойствие.

Помимо улаживания вопроса с сыном у неё была и другая причина для опоздания. В отсутствие сотрудников убойного отдела Би оставалось дать согласие на помощь офицеров береговой охраны, но кто знает, когда они появятся? Сколько часов пройдёт? К тому же надо было найти человека, который присмотрит за Питом. Не потому, что мальчик не может себя обслужить — он уже много лет готовил и стирке научился, после того как мать умудрилась сделать футболку его любимого «Арсенала» фиолетовой. Би боялась, что из школы Пит понесётся играть в футбол или застрянет в Интернете, а не сядет за уроки. Он был обычным четырнадцатилетним подростком, требующим контроля. Би знала, что ей следует благодарить бывшего мужа за то, что он с готовностью соглашается забирать Пита.

Однако она была убеждена, что Рэй пользуется сложившейся ситуацией и пытается влиять на Пита. То, что Пит с энтузиазмом принял опеку отца, доказывало: Рэю удалось протоптать к сыну дорожку. «Чем же он его взял? — гадала Би. — Едой или свободой?»

Пока она беседовала с мужем, Пит поспешил в свою комнату собирать вещички, а Рэй, отмахиваясь от её вопросов, в своей обычной манере подбирался к сути вопроса.

— Он счастлив со мной, потому что он меня любит. И с тобой счастлив, потому что любит тебя. У него ведь двое родителей, а не один. Равновесие — всегда хорошо.

Ей хотелось ответить: «Двое родителей? Замечательно, Рэй!», но вместо этого Би сказала:

— Не хочу подвергать его созерцанию каких-нибудь…

— Двадцатипятилетних голых девок, бегающих по дому? — закончил за неё Рэй. — Не бойся. Я предупредил свою конюшню красоток, что оргии откладываются на неопределённое время. Их сердца разбиты, моё собственное умывается кровавыми слезами, но Пит у меня на первом месте.

Прислонившись к кухонному столу, Рэй просматривал вчерашнюю почту, и ничто не указывало на то, что в доме есть кто-то ещё. Би тайком проверила это насколько возможно, убеждая себя в том, что не хочет, чтобы Пит ненароком стал свидетелем какой-нибудь сексуальной сцены — только не в его возрасте, — ведь она ещё не рассказала сыну о дурных болезнях, передающихся половым путём.

— У тебя, моя дорогая, невероятно странные идеи о том, как я провожу своё весьма ограниченное свободное время.

Би промолчала. Она просто протянула Рэю сумку с продуктами, не желая чувствовать себя в долгу перед бывшим мужем, ведь он будет держать у себя Пита в неурочное время. Затем Би позвала сына, обняла его, громко чмокнула в щёку, хотя он и вырывался, и вышла из дома. Рэй проводил её до машины. На улице было ветрено и пасмурно, начал накрапывать дождь, но Рэй не торопился. Он дождался, пока Би усядется в автомобиль, и жестом велел опустить окно. Когда она подчинилась, наклонился и спросил:

— Что для этого нужно, Беатрис?

Би не стала скрывать своего раздражения.

— О чём ты?

— Чтобы ты меня простила. Что я должен сделать?

Би покачала головой, подала машину задним ходом и выехала на дорогу. Но вопрос Рэя застрял в голове. Би приготовилась выместить своё плохое настроение на сержанте Коллинзе и констебле Макналти, но выяснилось, что нет повода придраться к этим жалким людишкам. Воспользовавшись её опозданием, Коллинз с помощью офицеров береговой охраны прочесал территорию в радиусе трёх миль от бухты Полкар и опросил немногочисленных жителей деревушек и ферм. Остальным сотрудникам он приказал проверить всех, кто имел хоть какое-то отношение к погибшему мальчику, а что касается Кернов, особенно обратить внимание на финансовое положение Бена Керна: изменилось ли оно после смерти сына. В итоге у Мадлен Ангарак и её семьи, Дейдры Трейхир, Томаса Линли и Алана Честона сняли отпечатки пальцев, а Кернов попросили приготовиться к официальному опознанию тела в Труро.

Констебль Макналти тем временем занимался компьютером Санто Керна. Когда приехала Би, он проверял все отправленные в корзину электронные письма («Столько часов на это потратил», — пожаловался он, словно надеялся, что Би прикажет ему закончить с этой утомительной работой, чего она вовсе не собиралась делать). До этого Макналти извлёк из компьютера файлы с логотипами для футболок.

Макналти разделил их на группы: в одну входили логотипы с известными названиями (пабы, гостиницы, магазины сёрферов, популярные рок-группы, музыкальные фестивали); в другую — те, которые казались Макналти сомнительными («У меня просто чувство такое»). «Наверное, он их всего-навсего не знает», — подумала Би. Вскоре выяснилось, что она не права.

На первом сомнительном логотипе было написано «Ликвид эрс». Это название Би узнала по счёт-фактуре, обнаруженной в машине Санто Керна. Макналти сообщил, что эта фирма — изготовитель досок для сёрфинга. Имя мастера — Льюис Ангарак.

— Родственник Мадлен? — удивилась Би.

— Её отец. Интересно.

— А остальные?

«Корниш голд» оказался вторым логотипом, который Макналти отложил. Констебль пояснил, что это ферма, на которой готовят сидр.

— И что в ней особенного?

— Единственное заведение, которое находится за пределами Кэсвелина. Я подумал, что неплохо бы туда заглянуть.

Оказывается, Макналти не так безнадёжен, как ей казалось.

— А последний?

Би вгляделась в логотип. Он оказался двухсторонним. На лицевой стороне красовался мусорный бак, а над ним — фраза: «Сверши акт низвержения». Трактовать её можно было как угодно: то ли сбросить на улицу бомбу, то ли в урне у знаменитости нарыть информацию, которую можно продать таблоидам. На обратной стороне следовало разъяснение: «Ешь бесплатно». На эту надпись указывал Ловкий Плут^[31], перевернувший тот же мусорный бак и вываливший на землю содержимое.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Би у констебля.

— Не знаю, — ответил Макналти, — но к этому логотипу стоит присмотреться, потому что он в отличие от всех остальных не имеет отношения ни к какому бизнесу. Как я уже говорил, у меня просто чувство такое. То, что не укладывается в систему, нужно изучать.

Наверное, Макналти воспользовался какой-то цитатой. Впрочем, он впервые проявил здравый смысл, и это внушило Би надежду.

— Возможно, в этом деле у тебя есть будущее, — заключила она.

Судя по всему, эта мысль Макналти не обрадовала.

Тэмми молчала всё утро, и это встревожило Селевана Пенрула. Говорливостью его внучка никогда не отличалась, но в этот раз её поведение указывало на печаль, в чём раньше Тэмми замечена не была. До сих пор Селеван считал внучку неестественно спокойной — ещё один признак того, что с ней что-то не так, ведь в её возрасте не полагается быть спокойной. Она должна беспокоиться о своём цвете лица, о фигуре, о нарядах, причёске и прочих глупостях. В то утро Тэмми явно что-то обдумывала. У Селевана почти не было сомнений, что именно.

Он вспомнил слова Яго: мол, молодых людей надо направлять, а не указывать им. Селеван вынужден был признать, что в рассуждениях Яго есть здравый смысл. Ни к чему навязывать свою волю подростку, ведь у него есть и собственная воля. Молодёжь не должна поступать так же, как родители. Иначе мир бы не менялся, не развивался, и жить стало бы неинтересно. Но с другой стороны, что в этом плохого?

Этого Селеван не знал. Помнил только, что в своё время из-за ухудшения здоровья отца он пренебрёг своими планами и начал делать то же, что и родители. Во исполнение сыновнего долга стал работать на молочной ферме, с которой прежде намеревался уйти как можно скорее. Селеван никогда не считал такое положение дел справедливым, а потому спрашивал самого себя: справедливо ли поступила семья с Тэмми, выступив против её желаний? А может, эти её желания были лишь результатом страха? Этот вопрос требовал разрешения. Но Тэмми на него не ответит, если он не спросит.

Тем не менее Селеван выжидал. Во-первых, хотел сдержать обещание, данное ей и её родителям: прежде чем отправить Тэмми на работу, он должен проверить её рюкзак. Внучка, со смирением согласившись на обыск, молча наблюдала. Селеван, обшаривая вещи в поисках контрабанды, чувствовал на себе её взгляд. Ничего. Скудный завтрак. Кошелёк с пятью фунтами, которые он дал ей две недели назад. Бальзам для губ и записная книжка. Вот книга в бумажной обложке. Селеван схватил её, надеясь на улику. Но заглавие «Башмаки рыбака» означало, что внучка наконец-то решила почитать о Корнуолле, и Селеван отложил книгу. Отдавая ей рюкзак, он проворчал:

— И не клади туда лишнего.

Вдруг он заметил перемены в облике внучки. Нет, не новую одежду; Тэмми по-прежнему была в чёрном с головы до ног, словно королева Виктория после смерти Альберта, но у неё было что-то на шее. Это «что-то» пряталось под свитером, Селеван видел лишь часть зелёного шнурка.

Он потянул за него.

— Что это?

Это было не украшение. Если украшение, то такого странного Селеван ещё не видел.

У шнурка было два одинаковых конца — небольшие матерчатые квадраты. На них вышита стилизованная буква М, а над ней — маленькая золотая корона, тоже вышитая. Селеван подозрительно оглядел квадраты.

— Что это, девочка?

— Наплечник.

— Что?

— Наплечник.

— А что означает буква М?

— Марию.

— Что ещё за Марию?

Тэмми вздохнула.

— Ну, дедушка…

Такая реакция не принесла Селевану облегчения. Он положил наплечник в карман и направился к машине. Уселся сам и решил, что пора.

— Это страх?

— Какой страх?

— Ты знаешь, что такое страх. Боишься мужчин. Твоя мама… Ты знаешь. Прекрасно знаешь, о чём речь.

— Не знаю.

— Твоя мать тебе говорила?..

Мать его жены не говорила. Бедная Дот пребывала в неведении. Она пришла к нему не только девственницей, но и невинной, словно новорождённый ягнёнок. Он всё испортил из-за неопытности, нервов и нетерпения, и Дот залилась испуганными слезами. Но ведь современные девушки не такие? Им всё известно ещё до десяти лет.

С другой стороны, невежество и опасения многое объясняли в Тэмми. Потому она такая замкнутая.

— Твоя мама говорила тебе об этом, девочка?

— О чём?

— О птицах и пчёлах. О котах и собаках. Так говорила или нет?

— Ох, дедушка, — снова вздохнула Тэмми.

— Прекрати эти свои вздохи и дай мне ясную картину. Потому что если она не говорила…

Селеван вспомнил свою жену. Бедная непросвещённая Дот. Самая старшая дочка в семье, где рождались только девочки. Она ни разу не видела взрослого обнажённого мужчину, разве что в музее. Может, Дот думала, что мужские гениталии имеют форму фигового листа? Господи, какой ужасной была их брачная ночь. Селеван понял, что был идиотом, когда ждал свадьбы. Надо было начать заранее. По крайней мере, Дот решила бы, хочет ли вообще замуж. Только после этого она настояла бы на браке и он угодил бы в ловушку. Его каждый раз ловили: любовь, долг, а теперь и Тэмми.

— Что твоё «ох, дедушка» значит? Смущаешься? Чего?

Тэмми опустила голову. Селеван испугался, что внучка заплачет, и включил двигатель. Они выехали из караван-парка. Тэмми, судя по всему, собиралась молчать. Чёрт бы побрал эту упрямицу. И откуда у неё такой характер? Неудивительно, что родители дошли с ней до отчаяния.

Автомобиль двигался в сторону Кэсвелина.

— Это нормально, — продолжал Селеван. — Мужчины и женщины живут вместе. Всё другое неестественно. Я подчёркиваю: всё другое, если ты понимаешь меня, девочка. Ни к чему беспокоиться, что устроены мы по-разному, эти разные части должны соединяться. Мужчина сверху, женщина снизу. Они соединяют эти разные части, вот как всё происходит. После засыпают. Иногда от этого рождается ребёнок. Иногда ничего не получается. Но всё должно быть так, и, если у мужчины есть мозги, женщинам этот процесс нравится.

Ну вот. Он сделал это. Но он хотел кое-что повторить, чтобы внучка уяснила.

— Всё другое. — Селеван постучал по рулю. — Неестественно. А мы должны быть естественными. Как природа. А в природе, ты же видишь, всё…

— Я общаюсь с Богом, — перебила Тэмми.

Ну вот, конец беседе. Словно он ничего не говорил.

— Общаешься, значит? И что тебе Бог сказал? Приятно, что он уделил тебе внимание, потому что на меня у него нет времени.

— Я пыталась услышать, — отстраненно заявила Тэмми, словно в голове у неё были другие мысли. — Я пыталась услышать его голос.

— Голос Бога? Откуда? Думаешь, он позовёт тебя из кустов?

— Голос Бога приходит изнутри. — Тэмми легонько ударила по своей чахлой груди кулаком. — Я прислушивалась к голосу внутри себя. Это тихий голос. Он всегда учит правильным вещам. Ты поймёшь, когда он к тебе обратится, дедушка.

— И часто ты его слышишь?

— Когда молчу. Но сейчас не получается.

— Сегодня ты всё утро молчала.

— Но не внутри.

— Как это?

Селеван взглянул на внучку. Та смотрела в окно на мокрый мир. Они ехали мимо кустов, по машине барабанил дождь, сорока взлетала в небо.

— В голове пустая болтовня, — сообщила Тэмми. — Если она не прекратится, я не смогу услышать Бога.

«Болтовня? — удивился про себя Селеван. — О чём это она?» В какой-то момент Селеван решил, что достучался до внучки, но в следующий миг понял, что опять всё прошло впустую.

— И кто там у тебя болтает? — поинтересовался Селеван. — Гоблины и вурдалаки?

— Не шути, — отрезала Тэмми. — Я пытаюсь объяснить тебе. Мне не к кому обратиться. И вот я прошу тебя, больше некого. Мне нужна помощь, дедушка.

Ну вот, приплыли. Настал момент, на который надеялись родители девочки. Вот когда дед им отплатит! Селеван подождал и хмыкнул, показывая, что ждёт продолжения. Минуты шли, но Тэмми молчала.

Селеван припарковался у магазина.

— Если я что-то знаю, — вдруг начала Тэмми, уставившись на входную дверь магазина, — и если то, что я знаю, может кому-то навредить, что мне делать, дедушка? Вот об этом я и спрашиваю Бога, а он не отвечает. Что мне делать? Ведь когда что-то с кем-то случается, с человеком, который тебе дорог…

— Ты о Керне? — прервал Селеван. — Тебе что-то известно о погибшем юноше? Посмотри на меня, девочка, отвернись от окна.

Тэмми послушалась. Селеван увидел, что тревожит внучку не то, о чём он подумал. Есть только один ответ, и, несмотря на осложнения, которые могут возникнуть в его жизни, он должен это сказать.

— Если ты что-то знаешь, иди в полицию, — посоветовал Селеван. — Другого не дано. Сделай это сегодня.

Глава 12

В дартс Дейдра играла превосходно — накануне Линли прибавил эти новые сведения в свою копилку. Доска для дартс была прибита к двери со стороны гостиной. Линли не сразу её заметил, потому что Дейдра держала дверь открытой.

Ему следовало понять, что он в опасности, когда Дейдра, воспользовавшись лентой, отмерила семь футов и девять с четвертью дюймов от закрытой двери. На этом расстоянии она положила кочергу и назвала её «оке».

— О'кей? — переспросил Линли.

— Оке, Томас. Место, где должен стоять игрок. В этот момент он осознал, что влип, и почувствовал себя ягнёнком, отправляющимся на заклание: как можно играть в игру, в которой он ничего не смыслит?

— Разве есть правила? — удивился Линли. Дейдра взглянула на него с изумлением.

— Конечно есть. Это же игра, Томас.

И Дейдра стала объяснять правила. Начала с доски; Линли тут же запутался, когда речь зашла о двойном и тройном кольце и о том, что означает попадание в них дротиком. До сих пор он не считал себя идиотом — ему всегда казалось, что в дартс нужно знать только о бычьем глазе, — но сейчас вконец растерялся.

— Всё просто, — заверила Дейдра. — Начинаем со счета пятьсот один. Цель состоит в списании очков до нуля. Каждый бросает по три дротика. Бычий глаз даёт пятьдесят очков, внешнее кольцо — двадцать пять. При попадании в двойное кольцо очки удваиваются, при попадании в тройное — утраиваются.

Линли кивнул. Он почти ничего не понимал из слов Дейдры, но решил, что демонстрация уверенности — ключ к успеху.

— Хорошо. Последний дротик должен угодить в двойное кольцо или в бычий глаз. Кроме того, если вы уменьшаете счёт до одного или перебираете очков больше, чем нужно, этот бросок не засчитывается и ход переходит к другому игроку. Поняли?

Линли снова кивнул. На самом деле он совсем заплутал в дебрях правил, но успокоил себя тем, что не так уж трудно поразить мишень с расстояния меньше восьми футов. К тому же это всего лишь игра, его достаточно сильное эго не пострадает, если первый подход будет за Дейдрой. Потому что за первым последует второй. Два из трёх. Три из пяти. Неважно.

Дейдра выиграла все подходы. Они могли бы бросать весь вечер, и, вероятно, она продолжила бы побеждать. Мегера — так Линли стал именовать Дейдру к этому моменту — оказалась не только настоящим турнирным игроком, но и женщиной, которая не считала, что нужно беречь мужское эго.

Хорошо хоть, что она выглядела слегка смущённой.

— Ох, прошу прощения. К сожалению, я просто не могу позволить кому-то выиграть. С моей стороны это нехорошо.

— Вы просто… изумительны, — ответил Линли. — У меня даже голова закружилась.

— Дело в том, что я много играю. Я вам этого не сказала и понесу за это наказание. Помогу вам с посудой.

Она сдержала слово. Линли мыл посуду, она её вытирала. Дейдра заставила его также отдраить плиту.

— Это справедливо, — заявила она.

Впрочем, пол подмела она и мойку ополоснула тоже она. Линли нравилось общество Дейдры, и он чувствовал себя неуютно, что нужно выполнять задание Ханнафорд.

Тем не менее Линли о нём помнил. Он же коп, тем более что речь идёт об убийстве. Дейдра соврала полицейскому, и, как бы ему ни нравился вечер в её компании, он должен сделать работу, порученную инспектором.

Линли занялся этим на следующее утро. Ситуация упростилась, потому что в номере «Солтхауса» он находился на приличном расстоянии от Дейдры. Он сделал несколько звонков и выяснил, что Дейдра Трейхир действительно является ветеринаром бристольского зоопарка. Когда он попросил позвать её к телефону, ему ответили, что в связи с семейными обстоятельствами Дейдра уехала в Корнуолл.

Это известие его не удивило. Люди часто говорят, что им нужно отлучиться по семейным обстоятельствам, а на самом деле хотят немного развеяться, отдохнуть от обязанностей. Линли не мог поставить это Дейдре в вину.

Рассказ об усыновлённом китайском брате тоже оказался правдой. Лок Трейхир действительно получал образование в Оксфорде. Сама Дейдра была лучшей студенткой на курсе. Она закончила биологический факультет университета в Глазго и продолжила обучение в Королевском ветеринарном колледже. Линли был доволен. Возможно, у Дейдры и есть секреты от инспектора Ханнафорд, но они не имеют отношения к биографии девушки.

Линли копнул ещё глубже и тут впервые наткнулся на противоречие. Дейдра Трейхир занималась в старших классах средней школы Фалмута, но сведений о её начальном образовании не было. В Фалмуте не существовало начальной школы. Частной школы, пансиона, школы при монастыре… Ничего. Дейдра либо не жила в Фалмуте в те годы, либо по какой-то причине её отослали оттуда на время, либо она училась дома.

Конечно, Дейдра не стала бы скрывать, что получила домашнее образование, ведь сказала же она, что родилась дома. Всё было бы логично.

Линли думал, что ещё он может выяснить. Из размышлений его вывел стук в дверь. Сиобхан Рурк принесла ему маленькую бандероль, добавив, что посылка пришла по почте.

Он поблагодарил её и, когда остался в одиночестве, развернул бандероль. Там оказался его бумажник. Линли раскрыл бумажник и вздрогнул. К этому он не был готов. Кроме водительских прав, банковской карты и кредиток там лежал снимок Хелен.

Линли вытащил его. Хелен была сфотографирована в Рождество, за два месяца до гибели. Они устроили себе праздник на скорую руку. Не было времени съездить к родителям, потому что он расследовал очередное дело.

«Ничего, дорогой, у нас будет ещё одно Рождество», — успокоила Хелен.

Усилием воли Линли вернул себя в настоящее. Посмотрел на лицо жены. Она сидела за столом и улыбалась. Утро, волосы ещё не уложены, лицо без макияжа. В таком виде она ему очень нравилась. Линли убрал фотографию в бумажник и положил на тумбочку рядом с телефоном. Он сидел, уставившись в пространство, и ни о чём не думал.

Спустя минуту Линли продолжил работу. Взвесил все варианты. Необходимо было дальше изучать прошлое Дейдры Трейхир, но он не желал этого делать, как бы ни был лоялен к полиции. Ведь сам он уже не коп, во всяком случае не здесь и не сейчас.

Тем не менее он нехотя взял телефонную трубку и набрал номер, который помнил лучше собственного. Ему ответил голос, знакомый не меньше, чем голоса родных. Доротея Харриман, секретарь отдела в Нью-Скотленд-Ярде.

Долю секунды Линли не был уверен, что сможет заговорить, но наконец выдавил:

— Ди.

Секретарь тотчас его узнала и произнесла заговорщицким голосом:

— Детектив суперинтендант… детектив инспектор… сэр?

— Просто Томас, — напомнил Линли. — Просто Томас, Ди.

— О нет, сэр, как можно?! — воскликнула она.

Ди Харриман никогда не обращалась к человеку, не называя всех его регалий.

— Как вы поживаете, детектив суперинтендант Линли?

— Всё в порядке, Ди. Барбара на месте?

— Детектив сержант Хейверс? — уточнила Ди.

Линли удивился: глупый вопрос, Ди это несвойственно.

— Нет, детектив суперинтендант. Её здесь нет. Зато есть детектив сержант Нката. И детектив инспектор Стюарт. И детектив инспек…

Линли прервал этот бесконечный перечень.

— Свяжусь с Барбарой по мобильному. И, Ди…

— Да, детектив суперинтендант?

— Никому ни слова, что я звонил. Хорошо?

— Но вы…

— Прошу вас.

— Да. Да. Конечно. Но мы надеемся… я надеюсь… я ручаюсь за всех. Когда я….

— Спасибо, — сказал Линли и повесил трубку.

Он хотел позвонить Барбаре Хейверс, своей постоянной напарнице и другу. Линли был уверен, что Барбара с радостью согласится помочь, но что, если она занята своим расследованием? Барбара поддержит его в любом случае, но не пострадает ли от этого её дело?

В состоянии ли он сам всём этим заниматься? Услышав голос Доротеи Харриман, Линли понял, что рана его затянется не скоро.

И всё же… погиб мальчик, а Линли остался тем, кем был. Он снова снял трубку.

— Да? — почти заорала Хейверс.

Должно быть, едет куда-то в своей таратайке, вот и перекрикивает шум.

Линли нерешительно вздохнул.

— Эй! Кто там? Я вас не слышу. А вы меня?

— Да, я вас слышу, Барбара. У меня тут проблемы. Сумеете помочь?

Наступила долгая пауза. До Линли доносился треск радиоприёмника, отдалённый шум уличного движения. Судя по всему, Барбара благоразумно свернула на обочину. Но по-прежнему молчала.

— Барбара? — позвал Линли.

— Выкладывайте, сэр, — велела она.

Фирма «Ликвид эрс» находилась на Биннер-Даун, среди других мелких мастерских. На этом месте некогда располагался аэродром ныне списанного корпуса королевских военно-воздушных сил. Реликвия времён Второй мировой войны за несколько десятилетий превратилась в место с обветшалыми зданиями и заросшими дорогами. Пространство между покинутыми строениями напоминало свалку. Рядом с грудами застывшего цемента валялись порванные рыбачьи сети, ловушки для омаров, негодные шины. К пропановым контейнерам была прислонена полусгнившая мебель; битые унитазы и раковины оплёл дикий виноград. Попадались здесь и матрасы, и чёрные полиэтиленовые пакеты, набитые бог знает чем, и треногие стулья, и ломаные двери, и оконные рамы. «Прекрасные возможности для сокрытия трупа, — подумала Би Ханнафорд. — Его здесь ещё лет десять не найдут».

Даже в машине она чувствовала запах. Где-то горели костры, с молочной фермы несло коровьим навозом. Вдобавок полил дождь, в выбоинах на асфальте скопились лужи с примесью машинного масла.

В качестве штурмана и писца Би взяла с собой констебля Макналти. Выслушав накануне его комментарии относительно комнаты Санто Керна, Ханнафорд решила, что констебль может быть полезен в том, что касается сёрфинга. К тому же он давно живёт в Кэсвелине и знает город.

К фабрике они отправились кружным путём, мимо городской верфи, находившейся на северо-востоке не используемого ныне канала. С Арундел-стрит они выехали на Биннер-Даун. Ухабистая дорога вела к покрытому сажей фермерскому дому. За ним находился заброшенный военный аэродром, а в отдалении стояло обветшалое строение. Обиталище сменявших друг друга сёрферов в конце концов превратилось в развалину. Чего ещё можно было ожидать?

Би порадовалась, что взяла Макналти: на мастерских, находившихся на бывшем воздушном поле, не было табличек. Они представляли собой бетонные коробки без окон с крышами из оцинкованного металла. Потрескавшиеся бетонные пандусы вели к тяжёлым стальным воротам. В некоторых коробках встречались и обычные двери.

Макналти направил Би к северной стороне аэродрома. После зубодробительных трёхсот ярдов он милостиво произнёс: «Сюда» — и указал на один из трёх домиков, которые, по его словам, раньше занимали женщины-военнослужащие. Би с трудом в это верила, впрочем, времена были суровые. По сравнению с бомбоубежищами в Лондоне или Ковентри эти постройки, вероятно, казались раем.

Когда они вышли и немного размялись, Макналти сообщил, что они совсем рядом с обиталищем сёрферов, то есть с «домом Биннер-Даун». Сёрферам это удобно. Если их доски нуждаются в починке, они всегда могут оставить их у Лью Ангарака.

Внутрь они вошли через дверь, на которой висело не менее четырёх замков, и тотчас оказались в маленьком демонстрационном зале, где на стеллажах у двух стен носом кверху и без плавников лежали длинные и короткие доски для сёрфинга. На третьей стене висели постеры, посвящённые этому виду спорта. Также в комнате были выставлены чехлы для досок, плавники, лиши, пристёгивающие сёрфера к доске. Гидрокостюмов не было. Не было и футболок с логотипами Санто Керна.

От ядовитого запаха слезились глаза. Вонь исходила из пыльного помещения за демонстрационным залом. Там сидел человек в комбинезоне. Седые волосы завязаны в хвост, на носу очки в большой оправе. Из пластмассового ведра человек черпал какую-то жидкость и осторожно лил на доску, лежащую на козлах.

Своим делом джентльмен занимался медленно. Может, из-за характера работы, может, из-за возраста, а может, по привычке. Би заметила, что руки у старика трясутся. То ли болезнь Паркинсона, то ли алкоголизм, то ли всё вместе.

— Прошу прощения, мистер Ангарак? — поинтересовалась Би.

В этот момент из-за закрытой двери послышался вой электрического инструмента.

— Это не он, — вполголоса сообщил Макналти, стоящий за её спиной. — Лью Ангарак обрабатывает доску в другой комнате.

В этот момент человек в комбинезоне обернулся. У него было старое лицо, очки замотаны проволокой.

— Простите, — сказал он, кивнув на свою работу. — Не мог сразу остановиться. Входите. Вы копы?

Нетрудно догадаться: Макналти в форме. Би прошла вперёд, оставляя следы на полу, припудренном пенополистироловой пылью, и предъявила своё удостоверение. Человек мельком глянул на него и представился: Яго Рит. Он покрывает доски стекловолокном и эпоксидной смолой. Сейчас он закончил и может побеседовать с ними, если надо. Если же им нужен Лью, то он только сейчас сел за доску и его лучше не беспокоить, потому что Ангарак предпочитает делать всё за один подход.

— Мы перед ним извинимся, — пообещала Би. — Будьте добры, приведите сюда мистера Ангарака.

Она указала на дверь, за которой слышался визг дрели.

— Тогда подождите, — ответил Яго. — Сначала закончу свою работу. Это займёт не больше пяти минут, просто сделать её нужно немедленно.

Они смотрели, как Яго кистью ровно распределяет по доске эпоксидную смолу. Би снова обратила внимание, как дрожит рука мастера. Яго заметил этот взгляд.

— Не так много мне осталось.

— Вы сами сёрфер? — спросила Би.

— Уже нет.

Яго посмотрел на неё. Глаза за очками с запачканными белым порошком стёклами были ясными и живыми, несмотря на возраст.

— Вы пришли из-за Санто Керна? Это убийство?

— Откуда вам это известно?

— Догадался.

— Почему?

— Потому что вы здесь. Зачем, если это не убийство? Вы же явились не для того, чтобы выразить соболезнования всем знакомым парня.

— Вы тоже его знакомый?

— Да. С недавнего времени. С тех пор, как стал работать на Лью шесть месяцев назад.

— Значит, в городе вы живёте недолго?

Яго провёл кистью по всей длине доски.

— Я? Да. В этот раз я приехал из Австралии. Всю жизнь следую за сезоном.

— За летом? Или за сёрфингом?

— В одних местах это лето, в других — зима. Всегда нужны люди, которые умеют делать доски. Я — такой человек.

— Не рановато ли здесь для сезона?

— Осталось всего несколько недель. Сейчас я нужен ещё больше, потому что заказы поступают перед началом сезона. А в сезон доски требуют ремонта. Ньюки. Норт-Шор. Квинсленд. Калифорния. И я уже там. Привык к тому, что работа на первом месте, сёрфинг — на втором. Иногда наоборот.

— Но не сейчас.

— Да уж. Сейчас сёрфинг меня бы точно прикончил. Отец Санто боялся, что сёрфинг убьёт его сына. Идиот! Улицу и то опаснее переходить. К тому же парень был бы на свежем воздухе и на солнце.

— А чем хуже скалолазание? — осведомилась Би.

— Сами видите, чем всё кончилось, — ответил Яго.

— Значит, вы знаете Кернов?

— Я знал Санто, а об остальных Кернах — только по рассказам Санто.

Яго опустил кисть в ведро, стоявшее рядом, и, прищурившись, посмотрел на доску — с хвоста до носа. Затем поднялся и направился к двери соседней комнаты. Через мгновение вой дрели прекратился.

Констебль Макналти оглядывался по сторонам, между его бровей залегла морщинка. Судя по всему, над чем-то задумался. Би ничего не понимала в изготовлении досок.

— Что? — спросила она.

Макналти с трудом оторвался от своих мыслей.

— Пока сам не понимаю.

— Что-то не так? Рит? Санто? Его семья? Что?

— Не уверен.

Би тяжело вздохнула.

К ним вышел Лью Ангарак. Он был одет так же, как и Яго Рит, — в белый комбинезон. Всё остальное тоже было белым. Густые волосы могли оказаться любого цвета — возможно, чёрные с проседью, учитывая возраст, где-то около сорока пяти, — но сейчас они напоминали парик судьи, так сильно запорошились пенополистироловой пылью. Та же пыль тонкой патиной покрывала его лоб и щёки. Вокруг рта и глаз пыли не было, её отсутствие объяснялось респиратором, свисавшим с шеи вместе с защитными очками.

За Ангараком Би увидела доску, над которой тот работал. Эта доска, вырезанная из куска пенополистирола, тоже находилась на высоких козлах, как и доска Яго. Тонкая деревянная пластина, проложенная вдоль, делила доску пополам. Другие куски пенополистирола были прислонены к стене комнаты. У стены Би заметила стеллаж с инструментами: рубанками, напильниками, пескоструйными аппаратами.

Ангарак был невысокого роста, чуть выше Би, но с мощным торсом. Яго Рит, очевидно, посвятил его в обстоятельства смерти Санто, но приход полиции, казалось, не обеспокоил Ангарака. И удивлён он не был. Ни шока, ни печали.

Ханнафорд представила себя и констебля Макналти. Могут ли они поговорить с мистером Ангараком?

— Раз вы уже здесь, — заметил тот, — как я могу отказать?

— Может, покажете нам мастерскую? — попросила Би. — Я ничего не знаю об изготовлении досок.

— Это называется «шейпинг», — вмешался Яго Рит.

— Смотреть-то особенно нечего. — Ангарак пожал плечами. — Шейпинг и отделка поверхностей. Эпоксидная смола, стекловолокно, нанесение воска. У нас имеются помещения для каждой операции.

Он указывал по сторонам большим пальцем. Дверь одной комнаты оказалась открытой, но внутри было темно, и Ангарак нажал на кнопку выключателя. Ярко осветились стены, пол и потолок. Посередине находились ещё одни козлы, но доски на них не было. У стены стояло пять готовых досок.

— Вы их ещё и украшаете? — удивилась Би.

— Не я. Один мастер делал рисунки, пока не переехал. Потом этим занимался Санто. Так он платил за доску, которую хотел у меня взять. Сейчас я ищу человека на эту работу.

— Потому что Санто умер?

— Нет, потому что я его уволил.

— За что?

— За нелояльность.

— К кому?

— К моей дочери.

— К его девушке?

— Она была его девушкой какое-то время, но потом всё изменилось.

Ангарак вышел в демонстрационный зал. На карточном столе, рядом с брошюрами, скоросшивателем, раздувшимся от бумаг, и дизайнами досок, стоял электрочайник. Хозяин включил его в розетку и предложил:

— Кофе будете?

Ханнафорд и констебль отказались, тогда Ангарак крикнул Яго.

— Покрепче, — отозвался Яго.

— Расскажите нам о Санто Керне, — деловито произнесла Би.

Ангарак насыпал в одну чашку много растворимого кофе, в другую — поменьше.

— Санто купил у меня борд. Два года назад. Посмотрел на сёрферов и решил, что тоже хочет научиться. Начал с «Клин баррел».

— Это магазин для сёрферов, — вставил Макналти, предполагая, что Би требуется переводчик.

— А Уилл Мендик, — продолжил Ангарак, — парень, который там работал, порекомендовал ему приобрести борд у меня. Я поставляю доски в «Клин баррел», хотя и немного.

— На розничной продаже особенно не заработаешь, — крикнул Яго из другой комнаты.

— Верно, — согласился Ангарак. — Санто понравилась доска из «Клин баррел», но она была слишком для него продвинутой, хотя тогда он этого не понимал. Короткая доска с тремя плавниками. Санто мечтал её купить, но Уилл знал, что парень на ней не научится — если вообще научится, — поэтому отправил его ко мне. Я сделал ему борд, на котором он мог тренироваться, — пошире, подлиннее, с одним плавником. А Мадлен — это моя дочь — давала Санто уроки.

— Так они и сошлись?

— Да.

Чайник отключился. Ангарак налил воду в чашки, размешал и позвал Яго:

— Готово, приятель.

Тот взял чашку и стал шумно пить.

— Мистер Ангарак, как вы отнеслись к их связи? — спросила Би.

И заметила, что Яго напряжённо посмотрел на Лью. «Интересно», — подумала она и мысленно поставила по галочке напротив обоих.

— Честно? Мне это не нравилось. Мадлен сбилась с пути, прежде чем достигла цели. Соревнования. Отечественные. Международные. После того как встретила Санто, обо всём забыла. То, что у неё под носом, она ещё видела, но дальше Санто Керна не замечала ничего.

— Первая любовь, — прокомментировал Яго. — Она жестока.

— Оба были слишком молоды, — добавил Ангарак. — Им ещё и семнадцати не исполнилось, когда они встретились. Не знаю, сколько им стукнуло, прежде чем они…

Ангарак сделал неопределённый жест рукой.

— Стали любовниками, — закончила Би.

— В таком возрасте это не любовь, — отрезал Ангарак. — Во всяком случае, у мальчиков. А она? Звезды в глазах, дурь в голове. Санто то… Санто это… Жаль, что я этому не воспрепятствовал.

— Такова жизнь, Лью, — заметил Яго, прислонившийся к дверному косяку с чашкой в руке.

— Я не запрещал Мадлен встречаться с ним, — продолжил Ангарак. — Это ни к чему бы не привело. Но просил поостеречься.

— В каком смысле?

— В очевидном. Очень плохо, что она забросила соревнования. Хуже, если бы забеременела. А могло быть и ещё хуже.

— Ещё хуже?

— Если бы заразилась.

— Вы полагаете, что юноша был неразборчив в связях?

— Вот уж не знаю. Мне не хотелось выяснить это на примере дочери. Я боялся, что она попадёт в беду. Предупредил её, а потом махнул рукой.

Ангарак впервые поднёс чашку ко рту и сделал глоток.

— Возможно, это была моя ошибка, — заключил он.

— Почему? Разве она…

— Мадлен быстро выкинула бы его из головы, если бы они перестали встречаться.

— Зато теперь она его позабудет, — успокоила Би.

Мужчины переглянулись. Быстро, почти украдкой. Би обратила на это внимание и поставила ещё две мысленные галочки.

— В компьютере Санто мы нашли логотипы фирмы «Ликвид эрс».

Констебль Макналти подал Ангараку распечатку рисунка.

— Санто сделал это по вашей просьбе?

Ангарак покачал головой.

— Когда Мадлен и Санто расстались, я тоже прекратил с ним все отношения. Возможно, он разрабатывал этот дизайн, чтобы заплатить за новый борд.

— Ещё один борд?

— Первый стал для него слишком простым. Ему нужен был другой, ведь он хотел идти вперёд. Но когда я уволил Санто, у него не было иной возможности со мной рассчитаться. Наверное, поэтому он и старался.

Ангарак вернул листок Макналти.

— Покажите другой, — велела Би констеблю.

Макналти достал дизайн «Сверши акт низвержения». Лью посмотрел на него, снова покачал головой и протянул Яго. Тот нацепил очки, прочитал логотип и сказал:

— Уилл Мендик. Это для него.

— Человек из «Клин баррел»? — уточнила Би.

— Да, хотя теперь он работает в «Голубой звезде». Это бакалейный магазин.

— В чём смысл логотипа?

— Уилл — фриган. Во всяком случае, Санто его так называл.

— Фриган? Не знаю такого слова.

— Это те, кто ест всё, что бесплатно. Такие люди питаются тем, что рыночные торговцы выкидывают в контейнеры, а повара — у чёрного входа в ресторан.

— Какая прелесть! Это что, движение такое?

Яго пожал плечами.

— Без понятия. Но Уилл и Санто были приятелями, так что, возможно, Санто оказывал ему услугу. Логотип на футболке.

Би с удовольствием слушала скрип пера констебля Макналти. Тот прилежно записывал всё в блокнот, а не изучал постеры с сёрферами. Однако её не порадовали слова Макналти, обращённые к Яго:

— Вы когда-нибудь видели большие волны?

Макналти покраснел, понимая, что действует не по правилам, но, видимо, не смог удержаться.

— Да. Ке-Ики. Вайми. Джоуз. Тихупу.

— Они правда такие громадные, как говорят?

— Зависит от погоды, — пояснил Яго. — Как высокие дома. Иногда выше.

— Где? Когда? — Констебль умоляюще взглянул на Би. — Я хочу поехать, понимаете? Жена, дети… Это мечта. А когда соберусь, хочу знать заранее, куда, где такие волны… понимаете?

— Вы что, сёрфер? — спросил Яго.

— Да так… не такой, как вы. Но я…

— Хватит, констебль, — прервала его излияния Би, нетерпеливо махнув рукой.

Вид у Макналти был страдальческий: пропала такая возможность.

— Как нам увидеть вашу дочь? — спросила Би у Лью Ангарака.

Тот допил кофе и поставил чашку на карточный стол.

— Зачем вам Мадлен?

— По-моему, это очевидно.

— А по-моему, нет.

— Бывшая и, по всей видимости, покинутая любовница Санто Керна, мистер Ангарак. Её нужно допросить, как и всех остальных.

Было видно, что Ангараку не нравится направление, в котором движется Би, однако он сообщил, где теперь работает его дочь. Би протянула Ангараку свою визитку с номером мобильного телефона, обведённым кружком. Если он вспомнит ещё что-нибудь…

Ангарак кивнул и вернулся к работе, плотно закрыв за собой дверь. Спустя мгновение оттуда снова послышался визг дрели.

Яго Рит остался с Би и констеблем. Яго глянул через плечо и произнёс:

— Я тут подумал… так что если у вас есть минутка… — Он замялся. — Я бы очень удивился, если б выяснилось, что Лью не в курсе, вы меня понимаете? То, как всё обернулось.

— Что?

Яго переступил с ноги на ногу.

— Это я давал им место. Конечно, мне не следовало этого делать. Потом понял, когда молоко пролилось. Когда оно растеклось по полу, в бутылку его было не собрать.

— Мне нравится ваша склонность к метафоре, — заметила Би, — но, может, выразитесь яснее?

— Санто и Мадлен. Днём я обычно посещаю «Солтхаус», встречаюсь там с приятелем. А Санто и Мадлен в это время приходили ко мне.

— Для секса?

Яго уныло кивнул.

— Мог бы предоставить их самим себе, но мне казалось… я хотел, чтобы они были в безопасности. Не где-нибудь на заднем сиденье машины. Ну, где там ещё?

— Но ведь его отец — владелец гостиницы, — напомнила Би.

Яго вытер рот тыльной стороной ладони.

— Да, в бывшей гостинице короля Георга есть комнаты. Но это не означало, что они там… я просто… я не был уверен, что Санто позаботится о её защищённости. Поэтому оставлял их. Возле кровати.

— Презервативы?

Яго выглядел смущённым. Старик не привык к таким откровениям, да ещё с женщиной, — Би читала это на его лице.

— Санто не каждый раз ими пользовался, понимаете?

— И вы это знали, потому что… — подсказала Би. Яго совершенно смешался.

— Господи помилуй, женщина!

— Не уверена, что Бог имеет к этому отношение, мистер Рит. Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Вы их что, считали? Искали в мусорном ведре? Что?

Яго сделался совсем жалким.

— И то и другое, — признался он. — Я заботился о девочке. У неё доброе сердце. Мадлен вспыльчивая, но хорошая. Было ясно, что между ними это непременно произойдёт, вот я и старался избежать беды.

— Где это было? Где вы живёте?

— В караван-парке «Сны у моря».

Би глянула на констебля Макналти, и тот кивнул. Он знает это место. Ну и хорошо.

— Возможно, мы захотим к вам подъехать.

— Я так и подумал. — Яго покачал головой. — Молодые люди, какой с них спрос?

— В жаркий момент кто думает о последствиях? — согласилась Би.

Яго кивнул на один из постеров на стене. Доска взлетала в воздух, сёрфер являл собой крошечную фигурку на фоне чудовищной волны.

— Они ни о чём не думают в ответственный момент, да и после. А смотрите, что происходит.

— Кто это? — осведомился Макналти, приблизившись к постеру.

— Марк Фу. За секунду-другую до смерти.

Рот Макналти открылся в форме уважительного «О», он хотел что-то ответить. Би могла лишь вообразить, куда заведут их эти скорбные воспоминания.

— Выглядит поопаснее, чем скалолазание. Может, отец Санто был прав, запрещая сыну сёрфинг?

— Пытаясь отговорить мальчика от любимого занятия? — засомневался Яго Рит. — В чём тут смысл?

— Возможно, в том, чтобы сохранить сыну жизнь.

— Но ведь жизнь ему это не сохранило, — заметил Яго. — Сохранить жизнь не всегда в наших силах.

Дейдра Трейхир снова воспользовалась Интернетом в офисе Макса Пристли, но в этот раз ей пришлось заплатить. Макс, правда, денег не просил. Ценой было интервью, которое Дейдра дала Стиву Теллеру. В тот день репортёр работал в офисе над статьёй об убийстве Санто Керна. Дейдра оказалась недостающим звеном: происшествие требовало отчёта свидетеля.

— Убийство? — удивилась Дейдра, потому что решила, что от неё ждут именно такой реакции.

Да, она видела тело и подрезанную оттяжку, но Макс не знал этого, хотя и мог предполагать.

— Утром копы нам кое-что сообщили, — поделился с ней Макс — Стив работает в другой комнате. Пока я за компьютером, можешь с ним поговорить.

Дейдра не поверила, что Максу срочно нужен компьютер, но спорить не стала. Она не хотела, чтобы её привлекли к расследованию, чтобы в газеты попали её имя, фотография, снимок дома, однако этого было не избежать, иначе её поведение вызвало бы подозрения у журналиста. И Дейдра согласилась. Ей нужен компьютер, а в кабинете работать удобнее, чем в библиотеке. Здесь она будет одна и не ограничена во времени. Дейдра чувствовала, что становится параноиком, хотя в сложившейся ситуации паранойя казалась всего лишь благоразумием.

Взглянув на Макса в попытке понять, что кроется под маской его спокойствия, Дейдра проследовала за ним в другую комнату. Как и она, Макс иногда гулял по прибрежной тропе. Дейдра неоднократно встречала Макса с собакой на вершине скалы. В четвёртый или в пятый раз они пошутили: «Пора бы нам прекратить эти столкновения». Дейдра поинтересовалась, почему он так часто ходит по тропе. Макс ответил, что Лили нравится свежий воздух, а ему нравится одиночество. «Я единственный ребёнок в семье, — пояснил он. — Привык быть один». Но Дейдра ему не поверила.

В этот раз лицо Макса было непроницаемым. Его и раньше нельзя было назвать слишком открытым. Над кремовым свитером выступал воротник накрахмаленной голубой рубашки; Макс был гладко выбрит, стёкла очков блестели в свете ламп, такие же безупречные, как и всё в нём. Идеальный мужчина сорока с чем-то лет.

— Вот наш источник, Стив, — обратился Макс к журналисту, сидевшему в углу за компьютером. — Дейдра согласилась на интервью. Не жалей её.

Дейдра покосилась на Макса.

— Ты так говоришь, словно я замешана в этом деле.

— Ты не особо удивилась, когда узнала, что это убийство, а должна была ужаснуться.

Они посмотрели друг другу в глаза. Дейдра перебрала в голове возможные варианты ответов и сказала:

— Ты забываешь, я видела тело.

— Ну и что? Поначалу все думали, что он просто упал.

— Думаю, на это и был расчёт.

Дейдра услышала, как Теллер печатает на компьютере.

— Я не предполагала, что интервью уже началось, — заметила она довольно резко.

Макс хихикнул:

— Ты ведь с журналистами, дорогая. Мы ничего не упускаем. Можем и не предупредить.

— Понимаю.

Дейдра села на краешек неудобного стула, поставила на колени сумку и сложила на ней руки. Ей казалось, что она выглядит как классная дама или неуверенная в себе кандидатка на работу. С этим сложно было что-то сделать, да она и не пыталась.

— Мне так не нравится, — заявила Дейдра.

— И никому не нравится, кроме второразрядных знаменитостей, — заверил Макс и вышел.

Слышно было, как он крикнул:

— Жанна, когда начинается допрос?

Жанна что-то произнесла, а Стив Теллер приступил к работе. Сначала он просил Дейдру изложить факты, а потом её впечатления. Последнее, решила Дейдра, она никому не скажет, тем более журналистам. Однако Стив, как и полицейские, без сомнения, умел вынюхивать правду и замечать противоречия. Дейдра старалась соблюдать осторожность: надо думать, что и как она говорит. Пускать всё на самотёк Дейдра не любила.

В редакции она просидела два часа, время это было равно поделено на беседу с Теллером и поиски в Интернете. Дейдра отправила на печать информацию, которую собиралась внимательно изучить на досуге. Потом запросила «Эдвенчерс анлимитед» и заколебалась, прежде чем нажать на кнопку поиска. Нужно ей знать или нет? А если она узнает, сможет ли не показывать своим видом? В этом Дейдра уверена не была.

Перечень ссылок оказался коротким. Газета «Мейл он санди» написала об этой фирме пространную заметку, как и несколько мелких изданий Корнуолла. Среди них был и «Уочмен».

А собственно, что тут странного? «Эдвенчерс анлимитед» — это история Кэсвелина, а «Уочмен» — газета Кэсвелина. Бывшая гостиница короля Георга спасена от разрушения (думай, Дейдра, думай, ведь здание занесено в особый список, так что ему в любом случае не грозило погибнуть под ударами металлического ядра) — в общем, всё нормально.

Дейдра прочитала статью и изучила фотографии. Всё стандартно: архитектурные планы. А вот и Керны на снимках, и Санто среди них. О каждом было несколько слов, но никто не выделен особо, потому что бизнес-то семейный. Дейдра посмотрела на фамилию автора и узнала, что статью писал сам Макс. В этом не было ничего необычного, газетка-то крошечная. Тем не менее всё это как-то неправильно.

Дейдра пыталась понять, что это для неё значит: Макс, Санто Керн, морские скалы, «Эдвенчерс анлимитед». Вспомнила о Джоне Донне: в отличие от поэта Дейдра слишком редко чувствовала себя частью человечества.

Она покинула издательство с мыслями о Максе Пристли и о том, что прочла. Тут кто-то её окликнул. Дейдра обернулась и увидела Томаса Линли. Тот шёл по Принсес-стрит с большой картонной коробкой под мышкой, в руке держал маленькую сумку.

Дейдра снова удивилась перемене в его внешности: без бороды и в новой одежде Линли выглядел значительно свежее.

— Судя по всему, вчерашний проигрыш в дартс не слишком вас удручил. Ваше эго совсем не пострадало, Томас?

— Частично, — признался он. — Всю ночь я практиковался в баре гостиницы. Кстати, я выяснил, что вы регулярно обставляете всех приезжих. Вчистую. Они мне доложили.

— Приезжие преувеличивают.

— В самом деле? Может, у вас есть и другие секреты?

— Роллер-дерби, — улыбнулась Дейдра. — Слышали о таком? Американский вид спорта. Женщины на роликовых коньках наскакивают друг на друга.

— Господи помилуй!

— У нас в Бристоле есть команда, и я превосходная вышибала. На коньках я действую безжалостнее, чем в дартс. Мы зовёмся «Чертовки Боудикки»^[32], а я — бандитка Электра. У нас у всех устрашающие прозвища.

— Вы не перестаёте меня удивлять, мисс Трейхир.

— И это — часть моего очарования. — Дейдра кивнула на коробку. — Что у вас в руках?

— А! Вы попались мне очень кстати. Это стекло, которое нужно вставить вместо того, что я разбил. Можно, я положу его в ваш автомобиль? И инструменты, с помощью которых придётся работать.

— Откуда вы знаете размер?

— Я сходил и специально измерил. — Линли кивнул головой в направлении жилища Дейдры, находившегося к северу от города. — Снова вошёл в дом и обнаружил, что вас нет. Надеюсь, вы не в обиде.

— Если только при этом вы не разбили ещё одно окно.

— Мне достаточно и предыдущего. Лучше поскорее им заняться, пока кто-нибудь не понял, что к вам можно беспрепятственно попасть и чем-нибудь поживиться.

— Особо нечем, разве что стянуть дартс.

— Пусть только попробуют, — свирепо произнёс Линли, и Дейдра хихикнула. — Раз уж мы так удачно встретились, могу я положить это в вашу машину?

Дейдра повела Линли к стоянке. Автомобиль она припарковала на том же месте, что и накануне, напротив магазина, торгующего снаряжением для сёрфинга. Юная поросль сёрферов стояла возле витрины и смотрела в сторону Сент-Меван-бич. С этого места до гостиницы короля Георга было около трёхсот ярдов. Дейдра показала Линли на гостиницу и сообщила, что там жил Санто Керн.

— Томас, вы ещё вчера знали, что это убийство, но скрыли от меня.

— С чего вы решили, что я знал?

— Днём вы уезжали с инспектором. И сами вы полицейский. Детектив. Вряд ли Ханнафорд оставила вас в неведении. Полицейское братство и всё такое.

— Вы правы, — признался Линли.

— И я под подозрением?

— Мы все, я тоже.

— А вы сказали ей…

— Что?

— То, что я… узнала Санто Керна?

Линли ответил не сразу, что удивило Дейдру.

— Нет, — наконец отозвался он. — Не сказал.

— Почему?

Линли ушёл от вопроса.

— А, вот и ваш автомобиль! — воскликнул он.

Дейдре хотелось поднажать и получить ответ, хотя она не представляла, что будет с этим ответом делать. Дейдра пошарила в сумке в поисках ключей. Листы бумаги, которые она несла из издательства, выскользнули у неё из рук и упали на асфальт.

— Чёрт!

Листы намокли в луже. Дейдра принялась собирать их.

— Позвольте мне, — предложил Линли.

Как истинный джентльмен, он поставил свою коробку и нагнулся.

Линли был не только джентльменом, но и полицейским. Он взглянул сначала на листы, потом на Дейдру. Девушка почувствовала, что краснеет.

— Надеетесь на чудо?

— В последние годы моя жизнь была довольно серой. Могу я узнать, почему вы скрыли от меня, Томас?

— Что скрыл?

— То, что Санто Керн был убит. Это же не секрет. Макс Пристли, например, в курсе.

Линли протянул Дейдре её распечатки и поднял свою коробку, пока девушка отпирала багажник автомобиля.

— А кто такой Макс Пристли?

— Издатель и редактор газеты «Уочмен». Я с ним говорила.

— Ему как журналисту могла сообщить инспектор Ханнафорд. Она решает, какую информацию следует распространять. Сомневаюсь, что в этом городе есть пресс-атташе. Видимо, инспектор сама назначает на эту роль. Я не мог вводить кого-то в курс дела самовольно, без её разрешения.

— Понимаю.

Дейдра не могла упрекнуть его: «А я-то думала, мы с вами друзья», потому что это вряд ли соответствовало действительности. Продолжать допытываться было бессмысленно, и она сменила тему.

— Так вы сейчас поедете ко мне? Вставлять стекло?

Выяснилось, что у Линли есть ещё дела в городе, поэтому, если она не возражает, он займётся ремонтом позже. Дейдра поинтересовалась, имеет ли он представление о том, как вставлять стекло. Трудно было представить, что граф — будь он хоть копом — знает, как с этим управиться. Линли заверил, что всё будет в лучшем виде.

Затем он задал странный, по мнению Дейдры, вопрос:

— Обычно вы проводите свои расследования в офисе издательства?

— Обычно я вообще не занимаюсь расследованиями, — отозвалась Дейдра. — Особенно когда я в Корнуолле. Но если мне нужно что-то посмотреть, то да, я хожу в «Уочмен». У Макса Пристли есть ретривер, которого я вылечила. Поэтому Макс меня пускает.

— Наверное, дело здесь не только в Интернете.

— Вспомните, где мы находимся, Томас. Нам повезло, что в Кэсвелине вообще есть Интернет. — Дейдра кивнула в южном направлении, в сторону причала. — Я могла бы воспользоваться библиотекой, но там ограничивают время. Дают пятнадцать минут, и очередь переходит к следующему. Это раздражает, особенно если хочешь сделать что-то более значительное, чем ответить на электронное письмо.

— И более интимное, как я догадываюсь, — заметил Линли.

— Верно, — согласилась Дейдра.

— Я помню, что вы бережёте личную свободу.

Дейдра улыбнулась, но знала, что улыбка получилась вынужденной. Пора прощаться, по возможности непринуждённо. Дейдра напомнила Линли, что будет ждать его и надеяться на новое окно.

Она чувствовала, что он смотрит вслед её удаляющемуся автомобилю.

Он и в самом деле смотрел ей вслед. Во многих отношениях Дейдра была для него загадкой: слишком многое держала в себе, и было ясно, что частично это связано с Санто Керном. Линли хотел верить в то, что не всё скрываемое Дейдрой имеет отношение к убийству. Он также вынужден был признать, что эта девушка ему нравится. Его восхищали её независимость и стиль жизни: Дейдра шла против течения. Она не была похожа на тех, кого он знал.

Однако это само по себе возбуждало вопросы. Кто она такая? Почему ворвалась в его жизнь, словно Афина, вышедшая из головы Зевса? Мысли об этом беспокоили Линли. Было очевидно, что Дейдра окружила себя сотней красных флажков, часть из которых имеет отношение к мёртвому юноше, лежавшему у подножия скалы недалеко от её дома.

Линли направился в отделение полиции. Здание находилось в конце Лэнсдаун-роуд. На узкой, мощённой камнем улице стояли дома с белыми террасами. Крыши покосились, водостоки проржавели, стены покрылись пятнами. Всё здесь пришло в упадок, свойственный бедным районам Корнуолла. Богачи пока не протянули сюда свои жадные руки. В одном доме, однако, шёл ремонт. Строительные леса внушали надежду, что для кого-то здесь наступят лучшие времена.

Здание полиции выглядело как бельмо на глазу. Это было серое оштукатуренное сооружение, не представляющее никакого архитектурного интереса. Плоский фасад, плоская крыша — обувная коробка с редкими окнами и доской объявлений у входа.

Внутри, в маленьком вестибюле находились три пластиковых стула и ресепшен. За стойкой сидела Би Ханнафорд с телефонной трубкой у уха. Она подняла палец, приветствуя Линли, и сказала человеку на другом конце провода:

— Поняла. Значит, никакого сюрприза нет. Мы хотели бы ещё раз поговорить с ней.

Би повесила трубку и повела Линли на второй этаж, в комнату для ведения дела. Раньше, должно быть, там устраивали собрания, пили кофе, хранили вещи и обедали. Сейчас здесь стояло несколько информационных щитов и компьютеры, но сотрудников явно недоставало. Констебль и сержант были заняты работой, два других офицера обсуждали что-то — то ли расследование, то ли недавний аукцион лошадей в Ньюмаркете. На информационном щите был вывешен служебный план: что-то окончено, что-то предстоит сделать.

— Ступайте на ресепшен, сержант, — приказала Ханнафорд Коллинзу.

Когда тот ушёл, Би обратилась к Линли:

— Оказывается, она обманывала.

— Кто? — уточнил он, хотя понял, кого она имеет в виду.

— Вы спрашиваете на всякий случай? — ядовито осведомилась Ханнафорд. — Наша мисс Трейхир, вот кто. Ни в одном из пабов, в которые, как она утверждает, она заходила по пути из Бристоля, её не видели. Иначе запомнили бы, в этом краю народу наперечёт.

— Возможно, — заметил Линли. — Но ведь в округе наверняка не меньше ста пабов.

— Не на том маршруте, по которому она ехала. Когда Дейдра описывала дорогу, она совершила свою первую ошибку. А там, где есть одна ошибка, непременно будут и другие. Что вы разузнали?

Линли поведал о детстве Дейдры в Фалмуте. Рассказал о её брате, работе и образовании. Все сведения он проверил.

— Мне почему-то кажется, что вы что-то скрываете, — заявила Би Ханнафорд, внимательно взглянув на него. — Что вы утаиваете, суперинтендант Линли?

Линли хотел напомнить, что он уже не суперинтендант Линли. Ведь он больше не работает в полиции, а потому не обязан рассказывать ей о каждом добытом факте. Однако произнёс:

— Дейдра сейчас занимается любопытным поиском в Интернете. Впрочем, я не понимаю, какое отношение это имеет к убийству.

— Что за поиск?

— Чудеса, — продолжил Линли. — Вернее, места, связанные с чудесами. Например, Лурд. Церковь в Нью-Мексико. Имелись и другие распечатки, но не было возможности просмотреть их, к тому же при мне не было очков. Дейдра пользовалась Интернетом в издательстве «Уочмен». Это местная газета. Дейдра знакома с издателем.

— С Максом Пристли, — вмешался констебль Макналти, сидевший в углу за компьютером. — Кстати, он связывался с погибшим парнем.

— В самом деле? — удивилась Би Ханнафорд. — Неожиданный поворот.

Инспектор объяснила Линли, что констебль просматривает старые электронные письма Санто Керна в поисках информации.

— Что писал издатель?

— «Мне плевать. Сам берегись». Я думаю, это от Пристли, поскольку письмо пришло с адреса МЕР от Watchman.co. Впрочем, его мог отправить и кто-то другой, знающий пароль и имеющий доступ к редакционному компьютеру. Также есть целая история с девчонкой Ангарак, она писала ему прямо из «Ликвид эрс». Можно проследить, как менялся характер их взаимоотношений. Сначала послания обычные, потом дружелюбные, интимные, страстные и… пустота. Видимо, любовь испарилась.

— Интересно.

— Вот и мне так кажется. Но сказать, что девчонка Ангарак была без ума от Санто, это ничего не сказать. Не исключено, что, когда между ней и Санто всё кончилось, она бы не возражала, если б кто-нибудь предложил отрезать ему яйца. Что вы думаете об оскорблённой женщине?

— Оскорблённая женщина? — пробормотал Линли. — Да. Я бы к ней присмотрелся. У неё наверняка был доступ к скалолазному снаряжению Санто. Во всяком случае, она знала, где оно хранится.

— Ангарак уже в нашем списке, — заметила Ханнафорд. — Это всё?

— Я обнаружил послания от человека, называющего себя Фриганмэн. Скорее всего, это Мендик, вряд ли в нашем городе много людей с подобными взглядами.

Ханнафорд объяснила Линли происхождение ника Фриганмэн.

— И что там пишет мистер Мендик?

— «Может, оставим это между нами?» Не очень понятно, хотя…

— Тем более есть причина встретиться с ним. Включите в план посещения бакалею «Голубая звезда».

— Хорошо.

Макналти вернулся к компьютеру.

Ханнафорд подошла к столу, покопалась в тяжёлой на вид сумке, вытащила мобильник и кинула его Линли.

— Со связью здесь проблемы. Поэтому носите его с собой. И никогда не выключайте.

— Зачем? — не понял Линли.

— Я обязана вам докладывать, суперинтендант?

«Хотя бы потому, что я выше вас рангом», — ответил бы он в других обстоятельствах, но сейчас сказал:

— Просто любопытно. Выходит, я вам ещё нужен?

— Вот именно. У меня мало людей, и я хочу, чтобы вы всегда были на связи.

— Я уже не…

— Чепуха. Коп не бывает бывшим. Сейчас в вас есть необходимость. И вы, и я знаем: требуется ваша помощь. К тому же вы не можете никуда уйти, пока не получите от меня благословения. Так что постарайтесь быть полезным.

— В чём именно?

— Выясните всю подноготную мисс Трейхир. От размера обуви до группы крови. Абсолютно всё.

— Как же я должен это…

— Да бросьте, инспектор. Не считайте меня дурой. У вас есть и возможности, и шарм. Используйте и то и другое. Покопайтесь в её прошлом. Пригласите на пикник. Напоите. Накормите. Почитайте стихи. Погладьте ручки. Заручитесь доверием. Плевать, какими способами вы будете пользоваться. И я хочу знать всё. Ясно?

В дверях появился сержант Коллинз.

— Инспектор, там, внизу, кое-кто хочет вас видеть. Странная особа. Называет себя Тэмми Пенрул. Говорит, что у неё есть для вас информация.

— Ваш телефон должен быть заряжён, — велела Ханнафорд Линли. — Копайте. Делайте то, что нужно.

— Мне неудобно.

— Это меня не касается. Убийство — вообще дело неудобное.

Глава 13

Внизу Би обнаружила упомянутую Тэмми Пенрул. Девушка удивительно прямо сидела на пластиковом стуле, сцепив на коленях руки. Одежда на ней была чёрной, однако Би сразу определила, что она не гот. Не было ни макияжа, ни ужасного чёрного лака на ногтях, ни серебряных заклёпок. Не было и украшений — ничто не оживляло мрачность образа Тэмми. Одним словом, вид траурный.

— Тэмми Пенрул? — на всякий случай уточнила Би.

Девушка вскочила. Она была страшно худа. При взгляде на неё казалось, что у неё нелады с желудком.

— У вас есть для меня какая-то информация?

Девушка кивнула.

— Тогда пойдёмте со мной.

Тут Би сообразила, что у неё ещё нет комнаты для переговоров. Нерешительность не внушает доверия.

— Подождите немного, — добавила она.

Рядом с кладовкой была крошечная комнатка. Би решила, что на время она сгодится, и повела туда Тэмми.

— Что вы хотите мне рассказать? — спросила Би, когда они обе уселись.

Тэмми облизала губы. Им требовался бальзам. Они у неё сильно потрескались, а нижняя губа едва не кровоточила.

— Это о Санто Керне, — сообщила Тэмми.

— Я так и поняла.

Би скрестила руки под грудью. Тэмми бессознательно сделала то же самое, хотя груди у неё не было вовсе. Неужели Санто Керн закончил свои отношения с Мадлен Ангарак ради этой девушки? Би ещё не видела Мадлен, но тот факт, что Мадлен была отличным сёрфером, уже что-то значил. Наверняка она физически более развита. А Тэмми почти бестелесна. Би не могла представить себе её под полнокровным сексуальным юношей.

— Санто разговаривал со мной, — сказала Тэмми.

— А!

Девушка, судя по всему, ждала более развёрнутой реакции, поэтому Би поинтересовалась:

— Как вы с ним познакомились?

— В «Клин баррел», в магазине для сёрферов, — пояснила Тэмми. — Я там работаю. Санто приходил туда за воском и прочими вещами. А ещё — посмотреть на график с изобарами, хотя, возможно, для него это был только предлог, чтобы потолкаться с другими сёрферами. Изобары можно и в Интернете найти. Наверняка у них в гостинице есть компьютер.

— В «Эдвенчерс анлимитед»?

Тэмми кивнула. Под её свитером виднелись кости ключицы. Би пришло на ум сравнение с голландской болезнью ильмовых на стволах вязов.

— Вот так я с ним и познакомилась. А потом мы встретились в «Снах у моря».

Би вспомнила название караван-парка и склонила голову набок. Возможно, она ошиблась насчёт Тэмми и Санто.

— Вы там встречались?

— И там, и в «Клин баррел».

— Простите. Слово «встречаться» я употребила в другом смысле. Я имела в виду тайные свидания.

Тэмми вспыхнула. Между её кожей и кровеносными сосудами было так мало плоти, что она за долю секунды побагровела.

— Вы имеете в виду, что Санто и я занимались сексом? Нет. Я там живу. В «Снах у моря». Мой дедушка — владелец караван-парка. С Санто я познакомилась в «Клин баррел», но он бывал в «Снах у моря» вместе с Мадлен. Или один, потому что там есть скала, на которой он практиковался. Дедушка разрешил ему ходить через нашу землю. И сёрфингом Санто тоже у нас занимался. В общем, я его периодически видела, и мы иногда общались.

— Он приходил один? — переспросила Би.

— Ну да. Санто занимался скалолазанием. Вверх и вниз, иногда только вверх, если начинал снизу… или наоборот: спускался и снова поднимался. Я точно не помню. Он навещал и мистера Рита. И она тоже. Мадлен. Мистер Рит работает на отца Мадлен в…

— Да. Знаю. Мы с ним говорили.

Но то, что Санто один посещал «Сны у моря», — этого Би не знала. Вот и новая зацепка.

— Санто был хорошим.

— Особенно хорошим по отношению к девушкам?

Тэмми уже не краснела.

— Да, возможно. Но со мной всё было иначе, потому что… Впрочем, неважно. Время от времени мы с Санто болтали. Когда он заканчивал тренировку или когда уходил от мистера Рита. Иногда Санто дожидался Мадлен, пока она закончит работу.

— Они появлялись не вместе?

— По-разному. Сейчас Мадлен трудится в городе, а раньше — нет. Ей нужно было идти дольше, чем Санто. Она шла с Брандис-Корнер. Она там готовила джем на ферме.

— Наверное, Мадлен интереснее учить людей сёрфингу.

— Да, конечно. Она занимается этим, но только в сезон. В остальное время нужно где-то работать. Сейчас Мадлен устроилась в пекарню в городе. В основном они пекут для оптовиков, но часть продукции продают в магазине.

— И какое отношение имеет к этому Санто?

— Ах да, Санто.

До сих пор Тэмми активно жестикулировала, но сейчас снова сцепила руки на коленях.

— Мы часто разговаривали. Он мне нравился, но не в том смысле, в каком парни нравятся девушкам. Санто чувствовал это и ощущал себя со мной как с другом. Обращался за поддержкой, когда не мог обсудить что-то с отцом или с матерью.

— А почему не мог?

— Вроде отец иногда неправильно его понимал, а мать… не знакома с его матерью, но мне кажется, она какая-то не такая, какими бывают мамы.

Тэмми разгладила свою бесформенную юбку. Материал выглядел так, словно об него можно поцарапаться.

— Санто попросил у меня совета, и я подумала, что вам нужно знать об этом.

— Что за совет?

Судя по всему, Тэмми хотела выразиться помягче, но, не найдя подходящих эвфемизмов, сказала прямо:

— У Санто появилась другая женщина, и ситуация стала нестандартной. Он спрашивал меня, как следует поступить.

— Нестандартной? Это его слова? Вы уверены?

Тэмми кивнула.

— Санто говорил, что любит Мадлен, но та, другая, ему тоже нужна. Он испытывал к той женщине сильное влечение. Я думаю, может, на самом деле он и не любил Мадлен?

— Выходит, он рассуждал с вами о любви?

— Нет, это всё равно как если бы Санто беседовал сам с собой. Он хотел знать моё мнение, как ему себя вести. Хотел знать, должен ли он признаться.

— И что вы?..

— Я посоветовала быть честным. Когда человек говорит правду, это даёт другим — тем, с которыми он общается, — возможность решить, хотят ли они продолжать отношения.

Тэмми серьёзно посмотрела на Би.

— Возможно, Санто так и поступил, — заключила Тэмми. — Честно. Вот я и пришла. Мне кажется, поэтому он и погиб.

— Вопрос о балансе — главное, — убеждал Алан. — Ты ведь это понимаешь, дорогая?

Керра ощетинилась. «Дорогая» — это уж слишком. Никакая она не дорогая. Ей казалось, что она ясно дала это понять, но Алан никак не мог в это поверить.

Они стояли перед доской объявлений у входа в бывшую гостиницу и обсуждали вопрос об инструкторах. Алан говорил о дисбалансе между мужчинами и женщинами. Керра склонялась в пользу женщин. По мнению Алана, это плохо по нескольким причинам. Для маркетинга им требуется как минимум равное количество мужчин и женщин-инструкторов, но, если возможно, мужчин нужно больше. Они должны быть хорошо сложены и иметь приятное лицо: так они привлекут в «Эдвенчерс анлимитед» множество незамужних женщин. Во-вторых, Алан снимет их на видео. Он нашёл в Плимуте операторов. Алан озвучивал свои мысли: возможно, они используют актёров… нет, маленьких мужчин, карликов. Очень хорошо сделать ролик с карликами. Процесс съёмки займёт не особо много времени, потому что они привлекут профессионалов, вряд ли те много запросят. Окончательная стоимость не будет слишком высокой. Так что…

Как он её достал! Керра возражала, но Алан разбивал её доводы, пункт за пунктом.

— Статья в «Мейл он санди» здорово нам помогла, только было это семь месяцев назад и нужно двигаться дальше, если мы хотим вылезти из долгов. Конечно, в ближайшие два года мы вряд ли рассчитаемся окончательно, но долга начнём сокращать. Так что все должны подумать, как это сделать.

Долг — вот что её удерживало. Керра разрывалась между желанием убежать и желанием спорить.

— Я не отказываюсь нанимать мужчин, Алан, — заметила она, — раз ты так настаиваешь. Но потом не обвиняй меня, если они не пойдут к нам толпами.

— Дело не в этом, — ответил Алан. — Просто мне интересно, насколько напористо ты их зазываешь.

Совсем не напористо. Это не в её характере. Но что за смысл напоминать ему об этом?

Керра постаралась быть вежливой.

— Очень хорошо, начну с «Уочмен». Сколько мы можем потратить на объявление?

— Нам понадобится гораздо более широкая реклама, — благодушно заявил Алан. — Сомневаюсь, что «Уочмен» нам поможет. Нужно поместить информацию в журналах, специализирующихся на отдельных видах спорта. Понимаешь мою мысль, Керра? Мы можем использовать инструкторов как приманку. Они должны стать причиной, по которой людям захочется купить путёвку в «Эдвенчерс анлимитед». Всё равно что администраторы на круизном судне.

— «Приезжайте в "Эдвенчерс анлимитед" для отличной случки», — съязвила Керра. — Да, я тебя поняла.

— И что же? Секс превосходно продаётся. Разве тебе это неизвестно?

— Все в конце концов сводится к сексу, — горько произнесла Керра.

Алан снова посмотрел на доску «Наши инструкторы». То ли оценивал вывешенные фотографии, то ли отводил глаза от Керры.

— Да, согласен. Такова жизнь.

— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, я в издательстве «Уочмен».

Керра не стала дожидаться, когда Алан снова скажет о бесполезности рекламы в газете, и села на велосипед.

В этот раз она крутила педали не для того, чтобы с помощью напряжения мышц избавиться от беспокойства. Не было у неё и намерения отправляться в «Уочмен» и помещать там объявление для похотливых мужчин, которые днём будут обучать похотливых женщин, а ночью воплощать свои сексуальные фантазии. Это всё, чего будут хотеть такие инструкторы: избавиться от излишка тестостерона.

Керра проехала по улице с односторонним движением, поднялась на вершину холма и оказалась на шумной Куин-стрит. Она двигалась по направлению к каналу. Сразу за причалом находился мост в форме буквы Y. Слева он упирался в бухту Уайдмаут, справа — в Брейкуотер.

Это была юго-западная сторона канала, а причал находился на северо-восточной стороне. Дома стояли вдоль дороги на пятнадцатифутовой высоте. Среди них возвышался самый большой дом, которого только слепой не заметил бы. Он утопал в фуксиях и был покрашен в цвет розового фламинго. Его так и назвали, без всякого воображения: «Розовый коттедж». Владелицей дома была незамужняя дама, прозванная горожанами Бизи Лизи^[33]. Причиной тому было огромное количество цветов, которые она высаживала перед коттеджем каждую весну.

Керра часто навещала Бизи Лизи, так что, когда девушка постучала в дверь, хозяйка открыла, не спрашивая.

— Какой приятный сюрприз, Керра! Алана сейчас нет, думаю, ты и сама знаешь. Входи, моя дорогая.

Бизи Лизи была не выше пяти футов и напоминала Керре шахматную фигурку — пешку. Белые волосы Лизи укладывала в сложную эдвардианскую причёску, носила блузки кремового цвета с высоким воротником и юбки до пола из синей или серой фланели.

Лизи словно воплощала персонаж из романа Генри Джеймса в собственном театре, хотя Керра знала, что Бизи Лизи никогда не испытывала желания попасть на сцену или на экран.

Одну из комнат в своём коттедже хозяйка сдавала, остальные были заполнены обширной коллекцией фарфоровых статуэток «Карлтон». Бизи Лизи придерживалась либеральных взглядов и предпочитала сдавать площадь не девушкам, а юношам.

— Чувствуешь себя безопаснее, когда в доме мужчина, — говорила она.

Обычно её жильцы отличались отменным аппетитом, у каждого имелись свои кулинарные пристрастия. Если случалось, что жилец не просыпался вовремя, то за накрытым к завтраку столом могла появиться молодая девица. Бизи Лизи на это не жаловалась. Она подавала чай или кофе и интересовалась: «Как спалось, дорогая?», словно вышеупомянутая девица всегда здесь находилась.

Алан, пока в его доме на Лэнсдаун-роуд шёл ремонт, временно снимал комнату в Розовом коттедже. Он мог бы поселиться у родителей и сэкономил бы, но объяснил Керре, что, хотя нежно любит маму с папой, ему хочется немного свободы, а обожание родителей эту свободу сокращает. К тому же у них сложилось о нём определённое представление, и он не хочет их разочаровывать.

Керра поняла намёк Алана и спросила:

— Боже, неужели твои родители думают, что ты девственник?

Алан промолчал.

— В самом деле думают? — допытывалась Керра.

— Нет, конечно нет. Что за смешная идея! Они знают, что я нормальный. Но они люди немолодые, и из уважения к ним я не приведу под их крышу женщину до свадьбы. Они решат, что это… странно.

Такие аргументы удовлетворили любопытство Керры. Но сейчас вопрос об Алане, снимающем отдельное жильё, приобрёл новый смысл.

Она должна выяснить. Она должна быть уверена.

— Мисс Кэри, — начала Керра, — в комнате Алана у меня осталась одна вещь. Можно, я её поищу? Алан забыл дать мне ключ, но если хотите, позвоните ему на работу.

— О, моя дорогая, зачем? Комната не заперта. Сегодня я меняю постельное бельё. Дорогу ты знаешь. Может, хочешь чаю? Я могу тебе помочь.

— Нет, спасибо, надеюсь, я и сама справлюсь. У меня мало времени, я только посмотрю и сразу уйду.

— Неужели ты ездишь в дождь на велосипеде? Ты простудишься, Керра. Точно не желаешь чаю?

— Точно, — заверила Керра хозяйку. — Я непромокаемая.

Обе посмеялись над этой не слишком удачной шуткой, после чего Бизи Лизи вернулась к своему телевизору, а Керра нырнула в коридор, уводящий в дальний конец дома. Комната Алана выходила на юго-западную сторону Сент-Меван-бич. Из окна Керра увидела, что начинается прилив. В волнах качалось около десятка сёрферов.

Керра вспомнила об отце на серфборде, о том, что означает эта скрытая часть его жизни, и отвернулась. Впрочем, тут же отбросила эти мысли, поскольку сейчас ей не до того, она должна действовать быстро.

Керра оглянулась по сторонам, не представляя толком, что хочет найти. Ей бы понять, почему в последние несколько дней Алан Честон не такой, каким она его до сих пор знала. У Керры имелись свои догадки, но необходимо было найти им подтверждение, хотя девушка не решила, что станет делать с уликой в случае успеха.

Прежде она никогда не занималась обыском. Это занятие её унижало, но альтернативы не было. Не могла же она набрасываться на Алана с беспочвенными обвинениями.

Керра мысленно себя обуздала и начала осмотр. То, что она видела, соответствовало её прежнему представлению об Алане: каждый предмет находился на своём месте. Барабан джембе^[34] в углу комнаты на подставке. Перед ним — табурет. Алан усаживался на него и играл на барабане во время своих дневных медитаций. Тамбурин, прислонённый к низкому книжному шкафу с книгами по йоге. Керра в шутку подарила Алану тамбурин, прежде чем поняла, как серьёзно Алан относится к медитациям и к барабану. На шкафу стояли его фотографии: Алан в мантии и головном уборе выпускника университета между сияющими родителями. Алан и Керра на празднике в Портсмуте, он обнимает её за плечи на палубе «Виктории». Фотография Керры, сидящей на плоском камне дольмена Лэнион Куойт. Алан-подросток с явно не чистопородным терьером цвета ржавых матрасных пружин.

Керре нужен был какой-то признак, но она сомневалась, что выделит его в обстановке, если только он не явится в виде сверкающих неоновых огней. Она заметалась по комнате, открывая и закрывая ящики в шкафу и в письменном столе. Кроме аккуратно сложенной одежды консервативных цветов единственное, что вызвало у Керры интерес, это стопка рождественских открыток, полученных Аланом за несколько лет, да список, озаглавленный «Пятилетний план», из которого девушка узнала, что Алан намерен изучать итальянский, брать уроки игры на ксилофоне, посетить Патагонию и жениться на Керре. Этот пункт шёл перед Патагонией, но после итальянского.

На серебряной подставке для тостов, на которой Алан держал свою почту, лежала, в сущности, бесполезная вещь, хотя у Алана каждый предмет имел своё назначение — в настоящем, в прошлом или в будущем. Это была почтовая открытка, подсунутая под корреспонденцию, пришедшую из банка, от дантиста и из Лондонской экономической школы. На открытке были изображены море, берег и две глубокие морские пещеры по обе стороны от бухты. Над бухтой виднелась корнуоллская деревня, прекрасно известная Керре, потому что туда, к дедушке с бабушкой, посылали её и брата всё детство, когда у матери случался очередной срыв.

Бухта Пенгелли. Им не разрешали ходить на берег, какой бы ни была погода. Причиной запрета был прилив и морские пещеры. Прилив наступал быстро, как это и бывает в заливе Моркам, и врывался в морскую пещеру, туда, где кажется, что ты в безопасности. Высота воды была выше самого высокого человека. Прилив был безжалостен и неумолим.

«В этих пещерах погибло много детей вроде вас, — внушал им дед, — так что пока вы здесь, на берег не пойдёте. Рядом с домом есть чем заняться, а если не знаете, я вам подскажу».

Но это были лишь отговорки, Керра и Санто понимали это. Поход на пляж означал поход в деревню, а в деревне их знали как детей Деллен Керн, или Деллен Нанкервис — это девичья фамилия их матери. Деллен, деревенская шлюха. На открытке Керра тотчас узнала почерк матери. Красными чернилами было написано: «Вот здесь», и от этих слов стрелка указывала на правую морскую пещеру.

Керра положила открытку в карман и осмотрелась: может, увидит что-то ещё. Впрочем, ничего другого уже не требовалось.

В то утро во рту у Кадана было как в Сахаре, желудок танцевал шимми. Неожиданный разговор с сестрой об «Эдвенчерс анлимитед» помешал ему провести разведку и выяснить,куда отец запрятал спиртное. Не то чтобы Кадан боялся, что сестра, застав его на месте преступления, выдаст его отцу — Мадлен, несмотря на дурной характер, никогда не была предательницей, — но она тотчас поняла бы, что он ищет, и устроила бы скандал. Кадану этого не хотелось. Достаточно было того, что Айона Сутар за последние тридцать шесть часов трижды звонила под надуманными предлогами.

— Она полная дура, если решила, что это куда-нибудь приведёт, — заявила Мадлен. — Что у них общего, кроме секса да свиданий, если судейство соревнований по сёрфингу в Ньюки и пиццу по вечерам с двумя несносными девчонками можно назвать свиданиями? Такие отношения я не назвала бы перспективными. И где у неё голова?

Кадан мало разбирался в подобных вещах и подумал, что Мадлен тоже вряд ли знает, какие отношения считают перспективными. Он определил вопросы сестры как риторические и был рад, что ему можно не отвечать.

Мадлен продолжила свои рассуждения:

— Всё, что ей необходимо было сделать, — это изучить его прошлое. Но хотела ли она этого? Нет. А почему? Потому что видела в нём отца для Лии Дженни. Можно подумать, девочки в нём нуждаются. Особенно Ли.

— Дженни — нормальная девчонка, — пробубнил Кадан.

Он надеялся, что это положит конец разговору и сестра оставит его в покое. Голова трещала немилосердно.

— Если тебе нравятся девочки такого возраста, то нормальная. А вот другая, Ли, тот ещё подарочек.

Мадлен на мгновение замолчала и посмотрела на Пуха. Кадан ждал, когда попугай закончит завтракать. Пух предпочитал английские яблоки «пепин Кокса», а в межсезонье довольствовался импортом — яблоками «фуджи». Сейчас попугай как раз ими и угощался, а вдобавок — подсолнечными семечками.

— Но ведь у него есть собственные дети, — продолжила Мадлен. — Зачем ему снова через всё это проходить? Как Айона этого не поняла? Я, например, понимаю. А ты?

Кадан пробормотал что-то неразборчивое. Возможно, он и чувствовал себя фарфоровым кивающим божком, но не счёл нужным обсуждать с сестрой отца. И поэтому обратился к попугаю:

— Пошли, Пух, у нас с тобой есть работа.

Кадан предложил птице последний кусочек яблока. Пух это подношение проигнорировал и принялся чистить клюв правой лапкой, а потом исследовать перья под левым крылом. В этот момент птица напоминала шахтёра.

Кадан нахмурился и подумал о клещах.

Тем временем Мадлен взяла зеркало и посмотрела на свои волосы. Раньше она мало обращала на них внимания: ей это было ни к чему. У неё, как у Кадана и у отца, волосы были тёмные и кудрявые. Мадлен коротко стриглась, поэтому и ухаживать было не за чем. Утром она попросту встряхивала головой. Но потом Мадлен отрастила локоны, потому что Санто Керну нравились длинные волосы. Когда их взаимоотношения окончились, Кадан решил, что сестра вернёт прежнюю причёску, возможно, чтобы поквитаться с Санто. Однако Мадлен этого не сделала. И сёрфинг она забросила.

— Что ж, отец найдёт себе кого-нибудь ещё, если уже не нашёл, — заключила Мадлен. — И Айона тоже. Всему этому придёт конец. Несколько недель она будет звонить и плакать, но отец будет её игнорировать. Айоне это надоест, она поймёт, что даром выбросила три года своей жизни, или сколько там, я не помню. А раз время уходит, она будет действовать. Пока не поздно, ей нужен мужчина.

Мадлен была довольна. Кадан слышал эти нотки в её голосе. Чем дольше их отец встречался с Айоной Сутар, тем тревожнее делалась Мадлен. Большую часть жизни она была домашней богиней, и последнее, чего она хотела, — это чтобы другая женщина узурпировала её власть. Мадлен не желала ни с кем делиться.

Кадан вынул из-под попугая грязные газеты, скомкал их и выбросил, после чего постелил свежий номер «Уочмен».

— Ну ладно. Мы пошли, — сообщил он.

— Куда это? — нахмурилась Мадлен.

— Работать.

— Работать?

«И почему она так удивляется?» — подумал Кадан.

— «Эдвенчерс анлимитед», — пояснил он. — Я туда устроился.

У Мадлен изменилось лицо. Кадан понимал, что сестра восприняла этот его шаг как предательство, и неважно, что им требуются деньги. Что ж, придётся ей проглотить новость. Ему нужен источник дохода, а найти место сейчас непросто. И всё же Кадан не хотел начинать тему «Эдвенчерс анлимитед», как и тему Айоны Сутар и её разрыва с их отцом. Поэтому Кадан посадил Пуха на плечо и перевёл беседу в другое русло.

— Кстати, Мадлен, если уж речь зашла о свиданиях, какого чёрта ты всю ночь делала у Яго? Он уже лет сорок как с этим завязал.

— Яго — мой друг, — заявила Мадлен.

— Это я понимаю. Мне он тоже нравится. Но зачем ходить к нему на всю ночь?

— Неужели ты подумал… Какой же ты, Кад, гадкий. Если тебе так хочется знать, то Яго пришёл ко мне сказать о Санто. Не хотел говорить в пекарне, поэтому отвёз к себе домой. Яго за меня переживал, не знал, как я отреагирую. Он меня бережёт, Кадан.

— Мы, что ли, не бережём?

— Ты не любил Санто. Не притворяйся.

— Да ведь под конец и ты его не любила. Или что-то изменилось? Может, Санто приполз к тебе, просил прощения и признавался в чувствах? — кипятился Кадан.

Пух чисто повторил за ним последнее слово.

— Никогда не поверю, — добавил Кадан.

— Продырявь чердак, — хрипло посоветовал Пух.

— Птица заорала Кадану прямо в ухо, и тот невольно моргнул.

— Вчера ты напился, — обвиняюще произнесла Мадлен. — Вот что ты делал в своей комнате. Что с тобой, Кад?

Кадан вряд ли смог бы внятно объяснить. Сам того не сознавая, он зашёл в магазин, купил джин «Бифитер» и так же рассеянно выпил. А тот факт, что выпил дома, Кадан посчитал заслуживающим уважения, ведь он мог напиться в пабе или на улице или, что ещё хуже, опьянеть и сесть за руль. Но он проявил сознательность и закрылся в собственной комнате, где никого, кроме себя, не обидел.

Кадан не стал задавать себе вопрос, как это случилось. А когда похмелье притихло — это блаженное мгновение настало после полудня, — он понял, что проанализировать своё поведение всё-таки придётся.

Кадан думал об отце, о Мадлен и о Санто Керне, по логике объединив этих трёх персонажей. И тут в голову Кадана, словно нежеланный дядюшка на Рождество, стукнула новая мысль, и эта мысль была об убийстве.

Пришла она так: Мадлен влюблена. У Мадлен разбито сердце. Санто мёртв. Лью Ангарак… что? Вышел с серфбордом в день, когда море не выдало ни одной приличной волны. Отца не было в момент совершения убийства, но он молчит о том, где находился. И что всё это значит? Оскорблённая дочь? Разгневанный отец? Кадану не хотелось развивать эту тему.

И тогда он вспомнил об Уилле Мендике, обожающем Мадлен. О Мендике, безнадёжно влюблённом в его сестру. О Мендике, дожидающемся момента, когда он сможет стать главным утешителем Мадлен.

Но был ли у Мендика доступ к скалолазному снаряжению Санто? И способен ли Уилл придумать столь изощрённый способ избавления от соперника? Если на эти два вопроса можно ответить утвердительно, то в самом ли деле Уилл так втрескался в сестрёнку, что прикончил Санто в надежде сблизиться с Мадлен? Был ли в этом смысл? Зачем убирать Санто из жизни Мадлен, когда Санто сам её бросил? Может, смерть Санто не имеет никакого отношения к Мадлен? Каким бы это было облегчением!

Но если убийство связано с Мадлен, есть ещё Яго. Яго в роли престарелого мстителя. Кто заподозрит трясущегося старика? Да ему и на горшок-то без помощи трудно садиться, как же он сможет распорядиться чьей-то судьбой? Если верить Керре, скалолазное снаряжение Санто было испорчено. Яго это вполне по силам. Впрочем, как и всем остальным. В том числе Мадлен. И Лью. И Уиллу. И Керре Керн, и Алану Честону, и Санта-Клаусу, и пасхальному зайчику.

Кадану казалось, что его голова набита ватой. После недавнего похмелья трудно было привести мысли в порядок. Прибыв в то утро в «Эдвенчерс анлимитед», Кадан работал, не сделав ни одного перерыва. Он нуждался в отдыхе. Или глотке свежего воздуха, а может, просто в сэндвиче.

Пух был терпелив. Ничего не испортил, испражнился всего разок. Несколько часов он наблюдал за Каданом, красящим радиаторы. Попугаю тоже требовался отдых, наверное, он и от сэндвича не отказался бы.

Кадан не взял с собой еду, и в этом была проблема. Впрочем, её можно решить, если сбегать в магазин. Сейчас, когда его желудок вернулся в нормальное состояние, бутерброд с тунцом, воздушная кукуруза и кола будут как нельзя кстати.

Сначала надо отнести краску и кисти в другую комнату. Кадан сделал это, после чего направился к лестнице, собираясь спуститься: стонущий старый лифт его пугал. Кадан поделился с Пухом своими планами:

— Мы в магазин, веди себя прилично. Не ругайся в присутствии дам.

— О каких дамах ты говоришь?

Кадан резко обернулся. Миссис Керн возникла на пороге, словно привидение. Она бесшумно плыла по новому ковру. Деллен снова предстала в чёрном, хотя на этот раз на её шее был красный шарф, точно совпадавший по цвету с красными туфлями.

Кадан вдруг вспомнил двух старых птиц из «Волшебника страны Оз», передравшихся из-за красных туфель. Он невольно улыбнулся этой мысли. Деллен тоже улыбнулась.

— Ты не просил его не ругаться в моём присутствии.

Голос у неё был грудной, как у джазовой певицы.

— Что? — глупо сказал Кадан.

— Я о твоём попугае. Когда мы только познакомились, ты не просил его не ругаться в моём присутствии. Как это понимать, Кадан? По-твоему, я не дама?

Он не придумал, как бы выкрутиться, поэтому сконфуженно рассмеялся. Ждал, когда миссис Керн проследует мимо, но та стояла на месте.

— Я собирался завтракать, — намекнул Кадан.

Деллен взглянула на свои часы.

— Довольно поздно для завтрака.

— С утра я не хотел есть.

— А сейчас? Проголодался?

— Да, немного.

— Хорошо. Пойдём со мной.

Деллен шагнула к лестнице, но стала не спускаться, а подниматься. Кадан замешкался, и она обернулась.

— Пойдём со мной, Кадан. Я не кусаюсь. Там, наверху, есть кухня. Я что-нибудь тебе приготовлю.

— Спасибо. Я лучше в магазин.

— Не глупи. Так будет быстрее, и тебе не придётся платить.

Деллен лукаво улыбнулась.

— Во всяком случае, не деньгами. Компанией. Мне нужно общение.

— Может быть, Керра…

— Её нет дома. И муж исчез. Алан заперся с телефоном. Пойдём со мной, Кадан. — Глаза Деллен омрачились, когда она увидела, что парень остался на месте. — Тебе нужно поесть, а мне — поговорить. Мы будем полезны друг другу.

Кадан по-прежнему не двигался, не зная, как выпутаться из этой ситуации.

— Я жена твоего босса, — напомнила Деллен. — У тебя нет выбора, придётся меня слушаться.

Кадан делано рассмеялся. Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Они поднялись в квартиру. Помещение было просторным, но скромно обставленным. То, что раньше считалось датским модерном, превратилось в датское ретро. Кадан проследовал за Деллен из гостиной в кухню. Она предложила ему сесть за стол. Включила приёмник, стоявший на белоснежной столешнице, покрутила ручку, пока не нашла станцию, которая ей нравилась. Из динамиков полилась танцевальная мелодия.

— То, что надо, правда? — Деллен сделала звук потише. — Ну. — Она положила руки на бёдра. — Что тебе угодно, Кадан?

Такой вопрос обычно звучит в фильмах: некая миссис Робинсон задаёт его какому-нибудь бедному Бенджамину. А Деллен Керн и в самом деле напоминает миссис Робинсон. Она немного перезрела, но по-прежнему очень соблазнительна. У нынешних молодых женщин таких форм не увидишь. Они теперь, как одна, подражают тощим моделям. Хотя кожа Деллен чуть сморщилась от солнца и сигарет, об этом забываешь, когда видишь её пышные светлые волосы. И рот… о таких губах говорят, что их ужалила пчела.

Кадан помимо воли на всё это среагировал: немудрено после долгого периода воздержания.

— Может, сэндвич с тунцом и воздушную кукурузу? — пробормотал он смущённо.

Полные губы изогнулись в улыбке.

— Думаю, в моих силах это устроить.

Сквозь туман в голове Кадан почувствовал, что Пух беспокойно дёргается у него на плече; когти птицы больно вонзились в тело. Следовало снять попугая, но Кадан не хотел сажать питомца на спинку стула, так как нередко бывало, что подобную пересадку Пух воспринимал как разрешение на облегчение желудка. Кадан оглянулся в поисках чего-нибудь, что можно положить под стул, и увидел газету на столешнице. Это был «Уочмен» за прошлую неделю.

— Не возражаете? — спросил Кадан, беря газету. — Пуха надо снять, так что на всякий случай я постелю газету на пол.

Деллен в этот момент открывала банку.

— Для птицы? Ну конечно.

Кадан посадил Пуха на спинку стула и разложил газету.

— Необычный выбор домашнего любимца, — заметила Деллен.

— Попугаи могут дожить до восьмидесяти лет, — зачем-то сообщил Кадан.

Ответ был вразумительным: раз животное может дожить до восьмидесяти лет, стало быть, тебе не придётся его оплакивать. Для понимания этого не требуется диплома психолога.

— До восьмидесяти? Впечатляет. — Деллен глянула на Пуха, и её губы затрепетали в улыбке. — Надеюсь, он доживёт. Но ведь так бывает не всегда.

Кадан опустил глаза.

— Мне очень жаль Санто.

— Благодарю. — Деллен помолчала. — Я пока не в силах о нём говорить. Пытаюсь отвлечься, не могу принять, что его больше нет. Разве можно поверить в смерть собственного ребёнка?

Деллен поспешно взялась за ручку приёмника, увеличила громкость и стала двигаться под музыку.

— Давай потанцуем, Кадан.

Кажется, это был южноамериканский мотив. Танго, румба. Что-то в этом роде. Музыка призывала к грешным телодвижениям, а Кадан этого не хотел. Но Деллен шла к нему по кухне, покачивая бёдрами, потом повела плечом и вытянула руки.

Кадан увидел, что Деллен плачет, как актрисы в фильмах: лицо не покраснело, не искривилось, просто из прекрасных глаз текли слёзы. Деллен танцевала и плакала. Его сердце сочувственно сжалось. Мать убитого сына… Кто вправе указывать, как должна вести себя женщина? Если ей хочется общаться, хочется танцевать, кому какое дело? Она справляется с горем как может.

— Потанцуй со мной, Кадан. Пожалуйста.

Кадан поднялся и заключил Деллен в объятия.

Она сразу к нему прижалась. Каждое её движение было лаской. Кадан не знал этого танца, но подобных навыков и не потребовалось. Деллен обняла Кадана за шею и положила ладонь на затылок. Когда она подняла лицо, всё остальное произошло естественно.

Кадан прижался губами к её рту, руки с талии опустились ниже, и он крепко притянул её к себе.

Деллен не протестовала.

Глава 14

Опознание тела Санто было формальностью. Хотя Бен Керн всё уже знал, у него оставалась безумная надежда, что произошла ужасная ошибка, что, несмотря на автомобиль, найденный полицией, и на находившиеся в нём документы, мёртвый юноша у подножия скалы в бухте Полкар — кто-то другой, не Александр Керн. Все фантазии растаяли, стоило Бену взглянул на лицо погибшего.

Бен поехал в Труро один. Решил, что Деллен нет смысла смотреть на вскрытое тело сына, тем более что Бен не представлял, в каком оно состоянии. Ужасен сам факт, что Санто мёртв, а если в дополнение к этому перед Деллен предстанут подробности… нет, об этом невозможно думать.

Когда, однако, Бен увидел Санто, то понял, что не следовало оберегать Деллен. Санто наложили макияж. Тело сына, без сомнения полностью исследованное, накрыли простынёй. Бен мог бы попросить позволения увидеть его, рассмотреть во всех подробностях, ведь он не видел обнажённого сына с его отроческих лет. Но Бен не стал настаивать. Посчитал, что это непозволительно.

В ответ на формальный вопрос «Это Александр Керн?» Бен кивнул, а затем подписал положенные перед ним документы и выслушал всё о полицейских допросах и похоронах. Он словно онемел, особенно когда принимал соболезнования. Все люди, с которыми Бен общался в морге, и в самом деле ему сочувствовали. Тот факт, что этот ритуал они совершали в тысячный раз, не убил в них способности сопереживать человеческой трагедии.

Когда Бен оказался на улице, его охватило настоящее горе. Возможно, причиной тому был дождик, растопивший его слабую защитную оболочку. Бен шагал к своему «остину», оставленному на стоянке, и сердце ныло при мысли о тяжести потери. Он обвинял в ней самого себя. Бен понимал, что до конца своей жизни будет испытывать чувство вины. В голове вертелись последние его слова, обращённые к Санто. Бен произнёс их в запале, неспособный принимать сына таким, каким он был. Эта неспособность пришла из-за подозрительности, которую Бен и сам не смог бы объяснить.

— Почему ты не видишь, как другие относятся к твоим поступкам? — спрашивал Бен; этот вопрос звучал рефреном на протяжении многих лет. — Ну посмотри же, Санто, ради Христа, люди ведь живые.

— Ты считаешь меня потребителем. Думаешь, что я навязываю кому-то свою волю, но это не так. К тому же ты никак не протестуешь, когда…

— Ты мне эти разговоры брось! Помолчи.

— Послушай, папа, если бы я мог…

— Вот именно. Я, я и только я. Давай начистоту. Мир не крутится вокруг тебя. То, чем мы здесь занимаемся, делается не ради тебя. То, о чём ты думаешь и чего хочешь, меня не волнует. А волнует то, что ты делаешь. Здесь и в других местах. Понятно?

Многое Бен так и не озвучил. Например, свои страхи. Ну разве мог он их открыть, если всё, что их касалось, он долгие годы скрывал?

И вот день опознания. День, требующий признания прошлых ошибок, приведших его сюда. Бен уселся в машину и покинул Труро. Он направился на север, в сторону Кэсвелина, однако притормозил у дорожного знака, указывавшего на Сент-Айве, Там Бен постоял, дождался, пока пройдёт мелькание в глазах, и решился: взял курс на запад.

Он выехал на шоссе А-30 — главную артерию северного побережья. Ясной цели у Бена не было, и, по мере того как дорожные знаки становились всё более знакомыми, он стал увереннее совершать поворот за поворотом. Ландшафт становился всё более негостеприимным. В этой части полуострова стояли разрушенные шахты — молчаливые свидетели того, что несколько поколений жителей Корнуолла работали под землёй, добывая олово и медь, пока недра не отдали всё, что хранили. Теперь шахты были оставлены на растерзание природе и времени.

Долгие годы здесь трудились жители отдалённых деревень. Когда шахты закрылись, люди должны были либо заняться чем-то другим, либо умереть. Для фермерства каменистая почва была не особенно пригодна. Здесь могли расти лишь колючий кустарник да полевые цветы. Поэтому люди занялись выращиванием крупного рогатого скота и овец, а когда становилось особенно трудно, не брезговали контрабандой.

Огромное количество бухт как нельзя лучше этому способствовало. Наиболее удачливыми были те, кто знал законы моря и прилива. Со временем появились и другие способы выживания. Улучшилось транспортное сообщение, на юго-запад потянулись туристы — любители позагорать на пляжах и погулять по пешеходным маршрутам. И разумеется, явились сёрферы.

Бен их увидел, подъехав к бухте Пенгелли, в которой находилась основная часть деревни: некрашеный гранит, сланцевые крыши — всё это в весеннюю сырую погоду выглядело покинутым и мрачным. Три улицы, на двух из них — магазины, дома, два паба и гостиница «Кроншнеп»; третья, крутая и извилистая, ведёт к маленькой автомобильной стоянке, спасательной станции, бухте и морю.

Сёрферы бросали вызов стихии. Серые волны накатывали с северо-запада. Бухта Пенгелли была знаменита своими трубами, это и привлекало сёрферов. Они смело ловили волну и ждали следующей. Никто не тратил энергию на прибойные волны — не в такую же погоду. Это — занятие для новичков. Низкая стена белой воды даёт неофиту видимость успеха, но уважения не вызывает.

Бен оставил автомобиль перед «Кроншнепом» и пешком направился в бухту. Погода его не пугала: он оделся как следует. Бену хотелось обследовать бухту, как когда-то в юности. С бордом под мышкой он спускался к воде, к песку и глубоким морским пещерам.

Бен надеялся добраться до пещер, но оказалось, что прилив слишком высок, и он не стал рисковать. Оглядевшись, Бен сделал вывод, что родные места изменились с тех пор, как он уехал.

Сюда пришли деньги. Бен увидел это по загородным коттеджам, окна которых смотрели на бухту. В его время здесь стоял только один дом, в конце скалы. Внушительное гранитное строение, покрытое белой краской и сверкающее чёрными водостоками. Всё говорило о том, что у хозяев больше денег, чем у любой местной семьи. Сейчас здесь было не менее дюжины новых строений, хотя тот, первый дом ничуть не утратил своей величавости. Бен лишь однажды побывал внутри — на молодёжной вечеринке. Семья Парсонсов приезжала в сезон пять лет кряду. В тот раз они праздновали отъезд Джейми в университет.

Никому из местных не нравился Джейми Парсонс, проводивший академический отпуск в путешествиях по миру и не стеснявшийся об этом рассказывать. Однако ради посещения дома все притворились, что он их лучший приятель.

Все старались держаться независимо. Заканчивалось лето, приглашения доставили по почте, из Ньюки прибыла рок-группа, столы ломились от угощений, танцевальную площадку освещали мерцающие цветные огни. На вечеринке присутствовали двое детей Парсонсов. Сколько их было всего? Четверо или пятеро? Это в памяти не удержалось. Во всяком случае, родителей не было. Пиво всех мыслимых марок, а также добытые контрабандой виски, водка, ром вперемешку с колой и ещё чем-то, чего никто из них прежде не видел. Неимоверное количество марихуаны. Вроде был и кокаин? Бен уже не мог припомнить.

Зато он помнил разговор, и запомнил его из-за последующих событий.

Противостояние существует в любом месте, которое в сезон наводняют пришлые люди. Всегда есть местные и приезжие. В Корнуолле это особенно заметно: аборигены тяжко трудятся, обеспечивая себе сносное существование, а туристы тратят огромные деньги и живут припеваючи. Их удовольствия: пляж с отличной погодой, нетронутыми бухтами и высокими скалами. Но главное — чистое море.

Постоянные посетители знали правила, как и те, кто регулярно занимался сёрфингом. Правила были доступны и непреложны: соблюдай очередь, не старайся пролезть вперёд, не претендуй на чужую волну, уступай место опытным сёрферам, уважай иерархию. Прибойная волна принадлежит новичкам на широких бордах, детям, играющим в воде, и иногда сёрферам, желающим в стойке на коленях быстро вернуться на берег. Остальные держатся в стороне от новичков. Вот так всё просто. Незнание этих неписаных законов не освобождало от ответственности.

Сложно сказать, действовал Джейми Парсонс по невежеству или из пренебрежения к правилам. Однако было очевидно: Джейми был уверен, что у него масса прав и почти отсутствуют обязанности.

«Всё это — полное дерьмо по сравнению с Северным побережьем» — такие заявления ещё можно было вытерпеть, но когда они звучали после окрика Джейми «Посторонись, приятель», аборигены ярились. Очерёдности для Джейми Парсонса не существовало. «Да ладно тебе», — отмахивался он, когда ему делали замечание. Джейми было плевать, потому что он якобы не такой, как другие. Он лучше, у него деньги, условия, образование, потенциал и всё такое. Джейми это знал, и другие знали. Ему просто не хватало ума, чтобы помалкивать и держаться скромнее.

Вечеринка у Парсонса? Да, конечно, они пойдут. Будут танцевать под его музыку, есть его еду, пить его вино и курить его травку. Он им должен, потому что они принимали его условия. Терпели его пять летних сезонов подряд, но последнее лето стало самым невыносимым.

Джейми Парсонс, Бен несколько лет не обращал на него внимания. Бен был слишком увлечён Деллен Нанкервис, Хотя всё обернулось так, что именно Джейми Парсонс определил его жизненный путь, а вовсе не Деллен Нанкервис.

Бен с автостоянки смотрел на сёрферов, и ему вдруг пришло в голову, что его настоящее — результат решений, принятых здесь, в бухте Пенгелли. Не в деревне Пенгелли, а именно в бухте, когда во время высокого прилива вода билась о сланец и гранит, а во время отлива обнажался песчаный берег. Пляж простирался в двух направлениях, натыкаясь на рифы и нагромождения лавы. За спиной Бена находились пещеры и скалы, в которых до сих пор были заметны включения минералов; отверстия в скалах были вызваны геологическими катаклизмами и эрозией. Морские пещеры служили Бену с того момента, когда он увидел их ребёнком. Опасность, которую они представляли, делала их ещё более привлекательными. Пещеры предоставляли желанное уединение.

Прошлое Бена было неразрывно связано с двумя самыми большими морскими пещерами. Тут у него всё начиналось: первая сигарета, первая марихуана, первая выпивка, первый поцелуй, первый секс. Здесь он вычертил график штормов, определявших траекторию его взаимоотношений с Деллен. Одна из двух этих пещер стала свидетелем его первого поцелуя и первого секса с Деллен Нанкервис. Видели эти пещеры и все предательства, которые они совершили по отношению друг к другу.

«Да когда ты наконец бросишь эту корову? — негодовал отец. — Она сведёт тебя с ума, мальчик. Отвяжись от неё, пока не поздно, она разжуёт тебя и выплюнет».

Бен и хотел бы, но не мог. Слишком крепко Деллен его держала. Были и другие девушки, но по сравнению с Деллен они казались простыми созданиями: хохотушками, болтушками и воображалами. Они постоянно причёсывали выгоревшие на солнце волосы и спрашивали, не кажутся ли они толстыми. В них не было тайны, не было сложности характера. Самое главное, ни одна из них так не нуждалась в Бене, как Деллен. Она всегда к нему возвращалась, и он всегда её принимал. Местные парни дважды сделали Деллен беременной, но Бен до своих двадцати лет закрывал на это глаза.

Когда беременность случилась в третий раз, Бен попросил руки Деллен, и она доказала свою любовь: последовала за ним в Труро без денег, взяв с собой лишь матерчатую сумку. Деллен сказала: «Он твой, Бен, как и я». Округлившийся живот красноречиво говорил сам за себя.

Бен надеялся, что теперь всё будет по-другому. Они поженятся, и брак положит конец связям, изменам, разрывам, желаниям и воссоединениям.

Вот так он перебрался из бухты Пенгелли в Труро: стремился к новой жизни. По той же причине и с тем же результатом уехал из Труро и поселился в Кэсвелине. Впрочем, на этот раз результат оказался гораздо хуже. Санто умер, и тонкая материя его существования порвалась.

Бену казалось, что всё началось с идеи об уроках, которым он хотел научиться. Теперь он понял, что этими уроками всё и закончилось. Поменялись только студент и учитель.

Линли решил отправиться в бухту Пенгелли, когда узнал от Би, что там находится родовое гнездо Керна.

— Так мы убьём двух зайцев, — объяснил он.

— Вы стараетесь избежать ответственности, — заметила Ханнафорд. — Что такое вы выяснили о мисс Трейхир, о чём не рассказываете?

— Ничего, — ответил Линли. — Просто нужно изучить Кернов плюс к этому добиться доверия со стороны Дейдры Трейхир, вы сами мне велели. А потому я приглашу Дейдру с собой в поездку.

— Это не просто поездка, — возразила Ханнафорд. — Вам даже не нужно видеться с Дейдрой, чтобы проверить все сведения о ней. Вы и сами это понимаете.

— Да, конечно, — согласился Линли. — Но раз выпала такая возможность…

— Ну ладно, ладно. Только будьте на связи.

Итак, он взял с собой Дейдру.

Сделать это было несложно, потому что он сдержал слово и пришёл к ней заменить разбитое стекло. Решил, что такая работа вряд ли покажется сложной выпускнику Оксфорда. Хотя диссертация, которую он защитил, имела отношение к истории, а не к стекольному делу, у него, конечно же, хватит ума на то, чтобы справиться с разбитым стеклом. Тот факт, что дома он никогда в жизни ничего не делал руками, его не остановил. Разумеется, у него получится. Подумаешь, какая проблема.

— Это очень любезно с вашей стороны, Томас, но, может, лучше вызвать стекольщика? — спросила Дейдра.

Она с большим сомнением отнеслась к его намерению самому заняться окном.

— Чепуха. Всё очень просто, — заверил Линли.

— Вы когда-нибудь…

— Много раз. Правда, что касается окон, то признаюсь, здесь я полный профан. Дайте-ка посмотрю, что у нас есть.

У них имелся дом, построенный двести лет назад, а может, ещё раньше. Дейдра точно не знала. Она собиралась изучить историю этой местности, но всё руки не доходили. Выяснила лишь, что её жилище началось с рыбачьей хижины, которая принадлежала семье, обитавшей в большом доме возле Олсперила. Того дома уже нет, много лет назад его уничтожил пожар, и местные жители растащили камни, из которых он был сложен, и использовали их для собственного строительства или для обозначения границ своих владений. Тот дом был возведён в 1723 году; вполне возможно, что и домик Дейдры относится к тому же времени.

А это означало, что в доме нет ничего прямого, включая окна. Линли обнаружил это, когда приложил стекло к раме, которую освободил от остатков разбитого стекла. Ему предстояла нелёгкая задача.

Линли сообразил, что надо было всё как следует измерить, и почувствовал, как шея загорелась от смущения.

— О господи, — выдохнула Дейдра и, боясь, что он расценит её слова как недостаток доверия, быстро прибавила: — Я уверена, что дело всего лишь в…

— Замазке, — закончил Линли.

— Прошу прощения?

— В этом месте потребуется больше замазки. Никаких проблем.

— Да? Ну и чудесно.

Дейдра поспешила на кухню, пробормотав, что заварит чай.

Линли оглядел всё необходимое: замазка, нож для замазки, стекло. И тут припустил ливень. Линли испугался, что в дождь ничего сделать не сможет. Дейдра всё ещё не вернулась. Она была на кухне слишком долго, и он решил, что Дейдра не только над ним смеётся, но и скрывает то, что способна вставить стекло одной левой. В конце концов, Дейдра посрамила его во время игры в дартс.

Он всё-таки сумел вставить стекло, но было очевидно, что человек знающий тотчас бы всё переделал. Линли признал халтуру и извинился, после чего предложил Дейдре поехать с ним в бухту Пенгелли, если у неё есть время, а потом он всё исправит.

— Бухта Пенгелли? — удивилась Дейдра. — Зачем вам туда?

— Полицейские дела, — пояснил Линли.

— Инспектор Ханнафорд решила, что найдёт ответы в бухте Пенгелли? И направила туда вас? Почему не кого-нибудь из своей команды?

Линли замялся, и Дейдра тотчас сообразила.

— А, стало быть, вы у неё теперь вне подозрений. Благоразумно ли это со стороны Ханнафорд?

— Что?

— То, что она сняла с вас подозрение лишь потому, что вы коп. Как-то близоруко, по-моему.

— Думаю, инспектор затруднилась с мотивом.

— Вот как.

Голос Дейдры изменился, и Линли понял, что она сложила концы с концами. Если с него подозрения сняты, то о ней такого сказать нельзя.

Линли подумал, что Дейдра может отказаться от поездки, но девушка согласилась, и это его обрадовало. Он пытался подобраться к ней, узнать, кто она такая, какие факты скрывает, и в конце концов решил, что лучший способ — завоевать её расположение.

Ключом к успеху оказались чудеса.

Они покинули бухту и извилистой дорогой через Стоу выехали на шоссе А-39.

— Верите ли вы в чудеса? — спросил Линли.

— А! — воскликнула Дейдра. — Вы заметили мои распечатки из Интернета. Да нет, не верю. Но мой приятель — коллега из зоопарка, хранитель приматов — хочет отправить своих родителей в путешествие. Они верят в чудо и сейчас очень в нём нуждаются. Я имею в виду чудо, не путешествие.

— Очень мило с вашей стороны помочь приятелю.

Линли взглянул на Дейдру. Её лицо покрылась пятнами. Что это за коллега такой? Любовник, бойфренд, прежний партнёр? Отчего такая реакция?

— Я поступаю так по дружбе, — продолжила Дейдра, словно он задал ей эти вопросы. — Рак поджелудочной железы. Это приговор. А ведь отец Пола ещё не старый человек, ему пятьдесят четыре. Пол хочет попробовать все средства. Думаю, что напрасно, но кто я такая, чтобы возражать? Поэтому я пообещала Полу, что найду место с наилучшей статистикой излечений. Глупо, правда?

— Вовсе нет.

— Конечно глупо, Томас, Ну какая может быть статистика в месте, окружённом мистицизмом и слепой верой? Где выше шансы на излечение? Там, где я искупаюсь в воде, или там, где я напишу просьбу на бумажке и оставлю её у подножия мраморной статуи святого? А если я поцелую землю в Междугорье?^[35] А может, лучше остаться дома и молиться? Им нужны чудеса, чтобы приблизиться к святости. Так зачем куда-то ехать? По крайней мере, деньги бы сберегли, которых и так нет.

Дейдра затихла, и Линли снова взглянул на неё. Девушка прижалась к дверце машины, её лицо совсем раскраснелось.

— Простите, — добавила она. — Я слишком разнервничалась, но терпеть не могу, когда во время кризиса люди прощаются со здравым смыслом. Если вы понимаете, о чём я.

— Да, — ровно отозвался Линли. — Понимаю.

Дейдра поднесла ладонь к губам. Руки у неё были сильные, чувствительные, — руки врача с коротко остриженными чистыми ногтями.

— О господи. Извините. Снова сболтнула лишнего. Язык мой — враг мой.

— Ничего, всё нормально.

— Нет, не нормально. Вы бы сделали всё, чтобы спасти вашу жену. Простите, пожалуйста.

— Нет. Ваши слова совершенно справедливы. Во время кризиса люди начинают метаться, теряют голову, ищут выход. Но выбирают слепую надежду, а не то, что является лучшим с точки зрения здравого смысла.

— И всё же я не хотела причинить вам боль. Да и любому другому в такой же ситуации.

— Благодарю.

Теперь уже Линли не знал, как подобраться к её обману, разве только самому что-нибудь придумать, однако он предпочёл этого не делать. Лучше бы Ханнафорд сама расспросила Дейдру Трейхир о её маршруте из Бристоля до бухты Полкар. Сообщила бы Дейдре, что ни в каком пабе та не завтракала и что полиции это известно. Ханнафорд сумела бы повернуть ситуацию в свою пользу и заставила бы ветеринара признаться во лжи.

Линли воспользовался паузой в разговоре и сменил тему.

— Мы начали с гувернантки, — произнёс он непринуждённо. — Я вам об этом рассказывал? Чистый девятнадцатый век. Всё продолжалось, пока мы с сестрой не взбунтовались и в Ночь Гая Фокса не сунули ей в постель лягушек. А в это время года, можете мне поверить, найти лягушек не так-то просто.

— У вас что же, в детстве была гувернантка? Бедная Джен Эйр, лишённая мистера Рочестера, который избавил бы её от рабства? Должно быть, ужинала одна в своей спальне, потому что хозяева к себе не приглашали?

— Всё было не так плохо. Обедала она вместе с нами. С семьёй. Няни у нас не было, но, когда настало время учёбы в школе, появилась гувернантка. Для меня и моей старшей сестры. А вскоре родился брат. Он на десять лет младше меня.

— Это всё так очаровательно старомодно, — засмеялась Дейдра.

— Да. Но иначе нас ждал пансион или деревенская школа, где мы стали бы водиться с местными детьми.

— С их ужасным корнуоллским выговором, — заметила Дейдра.

— Вот именно. Отец решил, что мы должны пойти по его стопам, а это исключало деревенскую школу. Мать тоже не хотела отправлять нас, семилетних, в пансион.

— Мудрая женщина, — вставила Дейдра.

— Да, и в итоге они пришли к компромиссу — гувернантке. Но потом мы её отвадили и всё-таки отправились в местную школу, чего, кстати, оба хотели. Отец каждый день проверял наше произношение. Очень боялся, что мы станем говорить как простолюдины.

— Он уже умер?

— Много лет назад.

Линли бросил взгляд на Дейдру. Та внимательно смотрела на него, и Линли подумал, что девушка наверняка удивляется выбранной им теме.

— А у вас? — спросил он, постаравшись, чтобы голос его звучал обыденно.

В прошлом ему ничего не стоило загнать подозреваемого в ловушку.

— Мои родители живы и здоровы.

— Я имел в виду школу, — пояснил он.

— О, всё было до скуки нормально.

— В Фалмуте?

— Наша семья не из тех, кто посылает детей в пансион. Я училась в городской школе вместе с простыми ребятами.

Она попалась. В этот момент Линли обычно захлопывал ловушку, но сейчас этого не сделал. Дружелюбно беседуя, они доехали до бухты Пенгелли. Линли рассказал о том, как привилегированная жизнь привела его к работе в полиции. Дейдра поведала о своей любви к животным, о том, как после спасания ежей, морских и певчих птиц поступила на ветеринарный факультет, а оттуда — в зоопарк. Призналась, что единственное существо, которое ей не нравится, — это канадский гусь.

— Они захватывают планету, — заявила Дейдра. — Во всяком случае, Англию уже захватили.

Любимым её животным была выдра. Всё равно какая: речная или морская.

В деревне Пенгелли в магазине, торговавшем всякой всячиной и имевшем почтовое отделение, они в считаные минуты узнали, что Кернов в округе великое множество. И все они — отпрыски Эдди Керна и его жены Энн, живущих в пяти милях от деревни. Энн трудится в гостинице «Кроншнеп». Работа у неё — синекура, потому что Энн очень сдала после удара, случившегося с ней несколько лет назад.

— Керны расползлись по всей деревне, — сообщила им почтмейстерша.

Это была седовласая женщина неопределённого возраста, хоть и явно немолодая. Она пришивала пуговку на детскую белую рубашку и, завидев посетителей, укололась от неожиданности. Воскликнула: «Чёрт побери!», извинилась, вытерла кровь о синий кардиган и продолжила занятие.

— Стоит вам выйти наружу и выкрикнуть имя Керн — и десять человек на улице оглянутся.

Почтмейстерша проверила, крепко ли пришита пуговица, и откусила нитку.

Пока Дейдра изучала небогатый выбор фруктов, Линли покупал открытки, которыми он наверняка никогда не воспользуется, почтовые марки и мятные леденцы (вот они должны пригодиться).

— Я и понятия не имел, что у Кернов такое потомство, — заметил он.

Почтмейстерша укладывала его покупки.

— Они родили семерых. И все остались здесь, за исключением старшего — Бенесека. Тот давно отсюда уехал. А вы друзья Кернов?

Женщина с любопытством переводила взгляд с Линли на Дейдру.

Линли показал ей полицейское удостоверение. Выражение лица почтмейстерши тотчас изменилось. На нём словно было написано: «Осторожно, копы!»

— Убит сын Бена Керна, — пояснил Линли.

— Да что вы? — Почтмейстерша схватилась за сердце. — О господи, какая ужасная весть. Как это произошло?

— Вы знали Санто Керна?

— Да кто у нас не знал Санто?! Он и его сестрёнка гостили у Эдди и Энн с раннего детства. Энн покупала им конфеты и мороженое. Не Эдди. Эдди никогда. Он в деревню не ходит. Уже много лет.

— Почему?

— Одни судачат, что он слишком гордый. Другие считают, что ему стыдно. Энн — совсем другая. К тому же она здесь работает, а Эдди старается жить натуральным хозяйством.

— Чего он стыдится? — поинтересовался Линли.

Почтмейстерша слегка улыбнулась, но улыбка не имела ничего общего с дружелюбием или весельем. Скорее, женщина поняла, в каком положении находится: он — профессиональный дознаватель, а она — источник информации.

— Деревня-то небольшая, — сказала почтмейстерша. — Когда у кого-то что-то не так, новости разлетаются быстро. Ну, вы понимаете.

Возможно, почтмейстерша имела в виду Кернов, а может, намекала на собственное положение. Почтмейстерша всегда на людях, ей ли не знать о том, что происходит в бухте Пенгелли? Деревенская жительница, она помнила народную мудрость: держать рот на замке и не разбалтывать чего не надо постороннему человеку.

— Вам стоит встретиться с Энн или с Эдди, — добавила почтмейстерша. — У Энн проблемы с речью после инсульта, но Эдди вас выслушает. Поговорите с Эдди. Он дома.

Женщина объяснила, как проехать. Оказалось, что дом Кернов расположен в нескольких акрах к северо-востоку от бухты Пенгелли и стоит на месте бывшей овечьей фермы, которую хозяева переделали в попытке жить натуральным хозяйством.

Линли отправился туда один. Дейдра решила остаться в деревне и дождаться, пока он закончит общаться с Кернами. Линли въехал на их территорию через ржавые полуразвалившиеся незапертые ворота и протрясся по неровной дороге около трёх четвертей мили, прежде чем увидел на склоне холма строение. Оно было слеплено кое-как из жердей, камня, плит, брёвен и листов тяжёлого пластика. Дом мог принадлежать к любой эпохе. Тот факт, что он ещё не развалился, казался чудом.

Недалеко от дома, на шлюзе, крутилось грубо сколоченное водяное колесо. Должно быть, оно служило источником электричества, поскольку было подсоединено к ржавому генератору. А шлюз управлял лесной речкой: вода из неё поступала на колесо, в пруд и в несколько каналов, орошавших огромный сад. Судя по всему, сад был посажен недавно и стоял в ожидании солнца, которое должно появиться в конце весны. Неподалёку возвышалась огромная куча компоста.

Линли припарковался возле стоянки старых велосипедов. Все без исключения сильно проржавели, и только у одного были надуты шины. Прямой дороги к дверям дома не было. Тропа, вихляя, бежала в неясном направлении, путь ей преграждали кирпичи, торчавшие из мятой сорной травы. Линли наконец-то добрался до входа в дом. Дверь была измучена погодой, гниением, жуками-древоточцами, и не верилось, что она функционирует.

Тем не менее, постучав несколько раз, Линли оказался лицом к лицу со старым, плохо выбритым мужчиной. Один его глаз затуманила катаракта. Одет он был грубо и довольно броско: старые брюки хаки, застёгнутый до горла кардиган цвета лайма с вытянутыми рукавами, на ногах — оранжевые носки и сандалии. Линли решил, что это и есть Эдди Керн. Он показал своё удостоверение и представился.

Керн перевёл взгляд с удостоверения на гостя, повернулся и молча пошёл в дом, оставив дверь открытой. Линли понял, что может последовать за хозяином.

Интерьер дома был ненамного лучше экстерьера. Всё здесь говорило о долгой нескончаемой работе. Стены вдоль центрального прохода были оголены, однако никакого подновления не наблюдалось. На балках толстым ковром лежала пыль, стало быть, ремонт начали в далёком прошлом да так и забросили.

Керн повёл Линли в мастерскую через кухню и прачечную, в которой стояла старомодная стиральная машина, а под потолком были протянуты верёвки для сушки белья. Мастерская, в сравнении с остальными помещениями, была устроена недавно. Комната напоминала старинную кладовую, правда без мраморных полок. Стены были составлены из простых бетонных блоков.

Рабочий стол, беспорядочно повешенные полки, высокий табурет, огромное количество инструментов. Стружки, пролитое машинное масло, пятна краски, хаос. У Линли родилась ассоциация с пещерой отшельника: здесь можно уединиться, уйти от жены и детей, чтобы заниматься то одним, то другим.

А задумок у Эдди Керна, судя по рабочему столу, было много: часть пылесоса, двесломанные лампы, фен без шнура, пять чайных чашек без ручек, пуфик с продранной обивкой. В тот момент Керн, судя по всему, трудился над чашками, потому что Линли увидел тюбик со снятой пробкой. Запах клея сливался с другими запахами комнаты. Воздух был сырым, и длительное нахождение в помещении грозило закончиться туберкулёзом. Керн сильно кашлял, и Линли невольно вспомнил о бедном Китсе^[36], писавшем отчаянные письма возлюбленной Фанни.

— Мне нечего вам сказать, — с ходу заявил Керн.

Он тут же взял одну из чашек и прищурился, приглядываясь, к какому месту приклеить ручку.

— Вас проинформировали о смерти внука?

— Да уж, позвонил, — брюзгливо проворчал Керн, — Сообщил.

— Ваш сын? Бен Керн?

— Он самый. Сподобился на это.

Ударение на слове «это» означало: ни на что другое Бен Керн не способен.

— Я так понял, что Бен несколько лет не приезжал в бухту Пенгелли, — начал Линли.

— Да, давно не показывался.

Керн схватил тюбик с клеем и капнул по большой капле на оба конца ручки, которую подобрал для чашки. Движения у него были уверенные, что для такого занятия хорошо, вот только глаз подвёл. Ручка была явно от другой чашки. Цвет годился, а форма — нет. Тем не менее Керн приставил её, ожидая, когда та приклеится.

— Послал его к своему брату в Труро, где он и остался. А эта попёрлась за ним.

— Эта?

Керн, вскинув бровь, глянул на Линли. Выражение его лица говорило: «А ты что, не в курсе?»

— Жена, — пояснил он коротко.

— Жена Бена? Нынешняя миссис Керн?

— Она. Бен уехал, чтобы сбежать, а она тут как тут. Бен от неё совсем спятил. Она — та ещё штучка, глаза б мои её не видели. Пока она с сыном, знать его не хочу. Стоило ему связался с Деллен Нанкервис, как всё у него пошло кувырком. Можете записать это, если хотите. И моё имя. Я своих слов не стыжусь, потому что я оказался прав.

Голос у Керна был рассерженный, но гнев, судя по всему, скрывал внутреннюю тревогу за сына Керн схватил другую чашку и ручку.

— Вы не думаете, что во всём виновата она? У вас ведь есть нюх. Вот и разнюхайте. Здесь. В Труро. Почувствуете тот ещё запашок, и он приведёт вас прямо к ней.

Керн снова капнул клей. Результат был таким же. Чашка и ручка явно не подходили друг к другу.

— Расскажите, как всё случилось, — попросил старик.

— Санто спускался со скалы, мистер Керн. В бухте Полкар есть скала.

— Я этого места не знаю.

— Бухта находится к северу от Кэсвелина, от того места, где живёт семья вашего сына. Высота скалы примерно двести футов. Парень прикрепил на вершине скалы верёвку — должно быть, к какой-то опоре, — и верёвка лопнула, когда он начал спускаться. Оказалось, что с ней кто-то поработал.

Керн не посмотрел на Линли, но на мгновение замер. Плечи его опустились, и он яростно мотнул головой.

— Мне очень жаль, — заверил Линли. — Я так понял, что Санто и его сестра много времени проводили у вас, когда были детьми.

— Это всё из-за неё, — прошипел Керн. — Как только у неё появлялся новый мужик, она приводила его домой и укладывала в супружескую постель. Бен не упоминал об этом? А кто-нибудь другой? Наверно, нет. Она поступала так с Беном в юности и то же самое проделывала уже взрослой бабой. Много раз.

— Она беременела на стороне?

— Не знаю, — ответил Керн. — Хотя Керра как-то обмолвилась, что мать от кого-то понесла и ей пришлось избавиться от ребёнка. И так сказала, будто в этом нет ничего особенного, а ведь ей тогда было десять лет. Девчонке десять лет, и она уже в курсе, какие мерзкие дела вытворяет её мамаша. Я, говорит, дедушка, видела её с агентом по недвижимости. И с учителем танцев, и со школьным учителем физики. Да ей без разницы. Как только у неё засвербит в одном месте, ей надо его почесать. Бен, видно, плохо чесал, вот она и бегала к кому попало. Так что не убеждайте меня, что она тут ни при чём. Это она во всём виновата.

Линли подумал, что в случае с Санто Деллен не виновата. В голосе Керна слышались горечь и сожаление. Он признался, что никакие его поступки и внушения не изменили поведения Бена, принявшего неправильное решение. В этом Керн напомнил Линли его отца: тот всё детство предостерегал сына от тесных связей с детьми, которых считал простолюдинами. Линли же был уверен, что такое общение пошло ему на пользу.

— Ничего этого я не знал, — сказал он.

— И не узнали бы, потому что Бен молчит об этом. Она запустила в него когти, когда Бен был ещё мальчиком, и тот словно ослеп. Так продолжается годами. Каждый раз мы с матерью надеемся, что он наконец прогонит свою корову, прозреет и начнёт жить нормально, как и все мы, но она снова начинает петь, что он ей нужен, что он для неё единственный и она так жалеет, так жалеет, что переспала с кем-то другим. Это, мол, не её вина, потому что в тот момент его не было рядом, он уделяет ей мало внимания. Стоит ей потрясти перед Беном трусами, как тот уже не видит, кто она такая, чем занимается, и не понимает, что она его поймала в ловушку. Всё шло к погибели, потому мы сына и услали. А она? Тут же подхватила своё тряпьё и вдогонку за нашим Беном.

Керн кое-как прилепил ручку ко второй чашке. Дыхание у старика было прерывистое, хриплое. «Интересно, бывает ли он у врача?» — подумал Линли.

— Вот мы с женой и поставили Бену ультиматум: «Видеть тебя не желаем, пока не избавишься от своей коровы». Бен у нас старший, у него есть братья и сёстры, о которых надо заботиться. Они его любят, между ними лад. Мы решили, что Бену нужно уехать отсюда на несколько лет, пока всё не рассосётся. Потом он вернётся в родные места и будет с нами. Только не получилось, не смог Бен от неё освободиться. Она залезла ему под кожу, вошла в его кровь и плоть.

— Пока что не рассосётся? — уточнил Линли.

— А?

Керн поднял голову от работы и взглянул на Линли.

— Вы отправили сына на несколько лет, пока всё не рассосётся. Вот я и спрашиваю, что именно.

Керн прищурил здоровый глаз.

— Вы произносите слова не как коп. Копы говорят, как все мы, а у вас такие интонации… Вы откуда?

Линли не нравилось, когда его сбивали подобными вопросами.

— Мистер Керн, вы явно что-то знаете, это видно, а мне нужно выяснить всё, что имеет отношение к смерти вашего внука.

Керн вернулся к своей работе.

— То, что случилось, произошло много лет назад. Никакого отношения к Санто не имеет.

— Позвольте мне самому об этом судить.

Линли ждал. Надеялся, что горе старика, подавленное, но острое, заставит его открыться.

Керн наконец-то продолжил, хотя казалось, что он обращается больше к себе, а не к Линли:

— Они тут все увлекались сёрфингом, один пострадал. Все показывали пальцем друг на друга, никто своей вины не признавал. Дело приняло плохой оборот, и мать услала Бена в Труро, чтобы никто на него косо не смотрел.

— Кто пострадал? Как это случилось?

Керн хлопнул ладонью по столу.

— Да это неважно. Какое отношение это имеет к моему внуку? Умер-то Санто, а не его отец. Один парень напился ночью и уснул в морской пещере. При чём тут Санто?

— Они что, ночью занимались сёрфингом? — настаивал Линли. — Что произошло?

— Да они в тот раз не сёрфингом занимались. Устроили вечеринку. И тот парень был вместе со всеми. Какую-то дурь себе намешал и выпил, а когда настал прилив, ему была крышка. Вода эти пещеры быстро наполняет. Человек может перемещаться внутри, потому что пещеры глубокие. Когда заходишь туда, думаешь: ничего страшного, я знаю, где море, всегда выберусь, если появится вода, ведь я умею плавать. Но вода начинает тебя крутить, и никто не виноват. Ведь тебя предупреждали: не ходи туда, если есть риск.

— И кто стал жертвой? — допытывался Линли.

— Один парень приезжал сюда на лето. У его семьи водились деньжата. Они жили в большом доме на скале. Я с ними незнаком, мне Бенесек рассказывал. Но молодёжь его знала, потому что летом они проводили время на берегу. Этот парень… Джон или Джеймс… Да, Джеймс.

— Тот, кто утонул?

— Только его близкие не верили в простой несчастный случай. Они хотели кого-то обвинить и выбрали нашего Бенесека. Других тоже винили, но считали, что главный подозреваемый — Бенесек. Привезли копов из Ньюки. Те начали трясти Бена. А сын ничегошеньки не знает, он повторял им это снова и снова, и наконец копы поверили. Отец погибшего парня поставил в том месте большой глупый памятник. Все стали смотреть на нашего Бена с подозрением, вот мы и отослали его к дяде. Здесь ему ничего не светило, а там он получил шанс в жизни.

— Памятник? Где?

— Где-то на побережье. На скале. Чтобы люди помнили о том случае. Я по той тропе не хожу, памятника не видел, но они мечтали, чтобы все помнили. — Керн мрачно рассмеялся. — Должно быть, здорово потратились. Надеялись, что памятник будет отравлять Бену жизнь до самой его смерти. Только не думали, что Бен сюда не вернётся. Выходит, зря старались.

Керн взял ещё одну чашку, разбитую больше остальных. По ней проходила трещина от кромки до дна, а в том месте, где обычно касаются губами, был большой скол. Казалось глупым её ремонтировать, но было ясно, что Эдди Керн всё-таки попытается.

— Бен был неплохим парнем. Я желал ему только хорошего. Старался всё для него делать. Какой отец не хочет лучшего для своего сына?

— Это верно, — согласился Линли.

Обследование бухты Пенгелли не отняло много времени. Кроме магазина и двух главных улиц была ещё сама бухта, старая церковь, стоявшая сразу за деревней, да гостиница «Кроншнеп». Дейдра начала осмотр с храма, находившегося посреди кладбища. Вдоль дорожки, ведущей к колумбарию, росли ещё не отцветшие нарциссы. Сначала Дейдра подумала, что здание, скорее всего, заперто, как это бывает со многими деревенскими церквями в нынешние времена безверия и вандализма. Но девушка ошиблась: церковь, названная в честь какой-то святой, была открыта.

Внутри было холодно и пахло камнем и пылью. В простенке между дверями Дейдра заметила выключатель; она нажала его и осветила проход, неф и разноцветные верёвки, свисавшие с колокольни. Слева располагалась купель, грубо вытесанная из гранита, справа — кафедра и алтарь. Церковь ничем не отличалась от других церквей полуострова, единственным исключением было то, что здесь торговали подержанными вещами. С этой целью сразу за купелью поставили стол и стеллаж. В запертом деревянном ящике, должно быть, хранились деньги.

Дейдра подошла к столу. Никакого порядка в выкладке товаров не наблюдалось, тем не менее вещи обладали своеобразным очарованием. Тут были и старые кружевные салфеточки, и разрозненные фарфоровые изделия, стеклянные бусы, висящие на шеях пыльных чучел животных, книги с отваливающимися переплётами, на блюдах для пирогов — садовые инструменты. В обувной коробке лежали старые почтовые открытки. Большая часть из них была надписана, проштемпелёвана и давным-давно получена адресатами. На одной из них Дейдра увидела красочное изображение цыганского табора. Она перевернула открытку, и оказалось, что в отличие от других на ней ничего не написано.

В другой раз Дейдра бы этого не сделала, но сейчас купила открытку, а потом ещё две фотографии, с текстом. Одна — от тётушки Хейзел и дядюшки Дэна. На ней были рыбачьи лодки в бухте Падстоу. Другая — от Бинки и Эрла. На ней сёрферы из Ньюки стояли возле длинных бордов. Возле ног Бинки и Эрла было нацарапано: «Фистрал-бич. Это случилось! И! Свадьба в декабре!»

Дейдра покинула церковь, но прежде посмотрела на молитвенную доску. Прихожане вешали на неё свои просьбы. Большинство умоляло об излечении. Дейдра подумала, что люди задумываются о Боге лишь в случае ухудшения собственного самочувствия или здоровья близких.

Она не была религиозной, но сейчас ухватилась за возможность. Она искала в Интернете чудеса, может, здесь ей повезёт?

Дейдра взяла шариковую ручку и перевернула листок с рекламой пирогов на другую сторону. Она вывела: «Молюсь о» — и обнаружила, что не знает, как продолжить, не может подобрать слова. Написать записку и вывесить на всеобщее обозрение на доску — это казалось Дейдре лицемерием, которого она бы не перенесла. Поэтому она спрятала ручку, смяла бумагу в комок, сунула в карман и покинула церковь.

Она прогнала чувство вины. Гневаться легче. Говорят, гнев — последнее прибежище трусов, ну и пусть. Дейдра мысленно произносила фразы вроде «Мне ничего не надо», «Наплевать», «Я никому ничего не должна». Из церкви она вышла на кладбище, с кладбища на дорогу, а оттуда — на главную улицу Пенгелли. Приблизившись к «Кроншнепу», Дейдра перестала думать о молитвенных досках и вдруг увидела Бена Керна. Тот открывал дверь в гостиницу.

С Беном она никогда не общалась, но за последние два года часто о нём слышала. Она могла бы и не узнать Бена, если б не его фотография в газете «Уочмен», в статье, посвящённой преобразованию бывшей гостиницы короля Георга.

Дейдра так или иначе собиралась в «Кроншнеп», а потому последовала за Беном Керном. У неё имелось преимущество: Бен не знал её в лицо. А значит, ей ничто не мешало сделаться его отдалённой тенью. Дейдра присутствовала при разговоре Томаса Линли с почтмейстершей и потому решила, что Бен навещает мать. Или просто хочет пообедать. Да нет, вряд ли, хотя время обеденное.

В столовую Керн не пошёл. Дейдра заметила, что Бен хорошо ориентируется. Он обогнул ресепшен и отправился к квадрату света, падавшему в тёмный коридор из окна офисного помещения. Бен открыл дверь без стука: то ли предполагал, что его ждут, то ли хотел устроить сюрприз.

Дейдра быстро двинулась следом и увидела в офисном окне пожилую женщину, неуклюже поднявшуюся из-за стола. У неё были седые волосы и бесцветное лицо. Одна половина тела плохо повиновалась, и Дейдра вспомнила, что мать Бена перенесла инсульт. Женщина протянула руку к сыну. Тот подошёл, и она крепко его обняла. Они ничего не говорили. Просто замерли, обхватив друг друга, — мать и дитя.

Дейдра наблюдала эту сцену. На миг ей почудилось, будто и её обняли, но объятие это принесло не облегчение, а невыносимое горе. Она отвернулась.

Глава 15

Би прервала рабочий день из-за своих питомцев. Конечно, если бы рядом находился её начальник, это было бы слабым извинением, но ничего не поделаешь: собак Один, Два и Три нужно накормить и выгулять. Только неопытному человеку кажется, что в отсутствие хозяев собакам достаточно своей компании. После беседы с Тэмми Пенрул инспектор заглянула посмотреть, как идут дела у подчинённых. Прогресс был незначительный: констебль Макналти, вместо того чтобы работать, мечтательно разглядывал большие волны на экране монитора Санто Керна. Би вышла, уселась в машину и поехала в Холсуэрти.

Как она и предполагала, Один, Два и Три встретили её с восторгом. Свой энтузиазм собаки выражали прыжками и заливистым лаем. Псы метались по саду, отыскивая то, что могли бы подарить хозяйке. Один схватил пластмассового садового тролля, Два — обгрызенную искусственную кость, Три — покусанную ручку от совка. Би приняла презенты с соответствующими охами и ахами. Из сваленной на табурет груды обуви, перчаток, курток и пуловеров она вынула собачьи поводки, без церемоний надела их на лабрадоров и вместо прогулки повела псов к лендроверу. «Марш», — приказала Би, открыв дверцу. Собаки дружно вскочили в машину. Должно быть, решили, что хозяйка собирается устроить им пикник.

Если так, то они ошиблись. Ханнафорд везла питомцев к Рэю. Если он хочет держать у себя Пита, пусть и его животных забирает. Конечно, они были и её собаками. Даже в большей степени её, чем Пита, но сейчас инспектору было не до них, а за псами требовался уход не меньше, чем за сыном. Би захватила огромный пакет собачьей еды, миски и предметы, приносившие псам радость. Машина тронулась. Собаки виляли хвостами и прижимали к окнам мокрые носы.

Первое, что сделала Би, это отвела собак на участок за домом. Рэй из-за нехватки времени, отсутствия навыков и безразличия не удосужился там что-нибудь вырастить. Лишь зацементировал площадку да разбил небольшой газон. Да уж, псам тут не разгуляться: ни в кусты залезть, ни клумбы испоганить. Нет ничего, что требуется для чёрных разбойников-лабрадоров. Би привезла искусственные кости, мешок игрушек и старый футбольный мяч, чтобы животные не заскучали. Собак она устроила, теперь нужно войти в дом. Там она выложит собачью еду и миски и проверит, хорошо ли Рэй заботится о сыне. В конце концов, Рэй всего лишь мужчина, а разве мужчины понимают, как нужно кормить четырнадцатилетнего мальчика? Только мать знает, что требуется сыну.

Её поведение можно было расценивать как своего рода оправдание, но Би не захотела углубляться в эти мысли, напомнив себе, что действует в интересах Пита. Поскольку у Би был ключ от дома Рэя, как и у него от её дома, Би отперла замок. А что такого? Рэй на работе, Пит в школе. Она оставит еду, миски и записку по поводу собак. Быстро заглянет в холодильник и в мусорное ведро — удостовериться, что там нет коробок от китайской пиццы навынос и банок из-под кэрри. Пока она здесь, надо будет быстро проверить диски Рэя, убедиться, что у него нет ничего предосудительного, чего нельзя смотреть Питу. У Рэя слабость к фигуристым блондинкам, так что если она найдёт сомнительные диски, то немедленно от них избавится.

Не успела Би сделать шаг в дом, как поняла, что её план не будет выполнен. Кто-то бежал по ступеням. Би заслышала счастливый собачий лай в саду. Она столкнулась лицом к лицу с сыном.

— Мама, ты откуда здесь? — Пит мотнул головой в сторону сада. — Там что, лабрадоры?

Би увидела, что сын что-то жуёт. Наверное, Рэй подсунул проклятые чипсы. Но нет, Пит доставал из полиэтиленового пакета кусочки яблок и миндаль. Видно было, что противному ребёнку они очень нравятся. За это Би не могла ополчиться на сына, но она могла устроить взбучку за то, что он не в школе.

— Обо мне нечего беспокоиться. А вот ты что здесь делаешь? Тебе что, отец позволил не ходить в школу? В чём дело? Ты один? Кто наверху? Чем, чёрт возьми, ты занимаешься?

Би знала, как это бывает: начинается с прогулов, а потом и до наркотиков недалеко. Наркотики приводят к преступлениям, а преступления — к тюрьме. Спасибо тебе, Рэй Ханнафорд. Замечательный папаша, нечего сказать!

Пит попятился. Он задумчиво жевал и смотрел на мать.

— Отвечай. Почему ты не в школе?

— Укороченный день, — ответил Пит.

— Что?

— Сегодня у нас укороченный день, мама. Собрание какое-то. Забыл, как называется. Учителя что-то там устраивают. Я тебе говорил. И записку принёс.

Би вспомнила: Пит действительно несколько недель назад принёс ей записку. Этот день она пометила и в календаре. Они с Рэем даже обсуждали, кто привезёт Пита домой. И всё же Би не была готова извиниться за свою вспышку. Большая часть поля оставалась невозделанной, и она собиралась его вспахать.

— Как ты добрался до дома?

— Папа довёз.

— Где он сейчас? Что ты делаешь здесь один?

Би была настроена решительно. Что-то здесь не так. Пит с ней слишком хитёр. Яблоко от яблони недалеко падает.

— Почему ты всё время на него злишься? Этот вопрос застал Би врасплох.

— Иди поздоровайся со своими собаками.

— Мама…

— Ты меня понял.

Пит покачал головой. Типичное поведение подростка, свидетельствующее о неудовольствии. Однако он послушался, хотя выскочил на улицу без куртки. Значит, не станет долго задерживаться с лабрадорами. Времени у Би было мало, а потому она побежала наверх.

В доме имелось только две спальни. Би вошла в комнату Рэя. Она не хотела, чтобы сын видел фотографии обнажённых любовниц бывшего мужа. Не хотела, чтобы в спальне валялись бюстгальтеры и прозрачные трусики. Если есть откровенные записки, она и об этом позаботится. И следы помады от игривых поцелуев на зеркале сотрёт. Би намеревалась убрать все мелочи, свидетельствующие о любовных похождениях отца её ребёнка. Она напомнила себе, что действует в интересах Пита.

Однако ничего не обнаружила. Наверное, Рэй до приезда сына прибрал комнату. На комоде стояло свидетельство его отцовства: самая последняя школьная фотография Пита в деревянной рамке, рядом с ней — их дочь Джинни и внучка Одри. Ещё один снимок, рождественский: Рэй, Би, их дети и зять с Одри на руках. Разыгрывают счастливую семью. Рэй левой рукой обнимает жену, а правой — Пита.

Би подумала, что это лучше, чем фотография Бриттани, или Кортни, или Стейси, или Кэти, как уж там её зовут… лукаво улыбающейся, загорелой, в бикини. Би проверила платяной шкаф, но и там ничего не оказалось. Она запустила руки под подушки, предполагая найти кружевное бельё. Ничего. Ну ладно, по крайней мере, муж постарался. Би направилась в ванную. За ней с порога наблюдал Пит.

Он уже не жевал, просто держал в руке пакет с лакомством. Рот у него был приоткрыт.

— Почему ты не с собаками? — быстро спросила Би. — Клянусь, Пит, если по-прежнему будешь держать животных в доме, а сам не станешь за ними ухаживать…

— Почему ты так его ненавидишь?

Би замерла. Лицо сына выражало недетскую серьёзность и печаль. Би почувствовала опустошение.

— Я не ненавижу его, Пит.

— Неправда. Ты всегда его ненавидела. Я не понимаю этого, мама. Мой отец — хороший человек. Он тебя любит, я это вижу. Но почему ты так к нему относишься?

— Всё не совсем просто. Есть некоторые вещи…

Би не хотела причинять сыну боль: правда ранила бы его. Сейчас Пит на пороге взросления, и нельзя рвать ему душу. Би шагнула в ванную, чтобы завершить свой бесполезный обыск, однако Пит стоял на пороге и не двигался. Би вдруг заметила, как сильно он вырос за последний год. Пит стал выше её, хотя пока и слабее физически.

— Что он сделал? — продолжал Пит. — Должно быть, что-то сделал. Поэтому люди разводятся?

— Люди разводятся по разным причинам.

— У него что, появилась подруга?

— Пит, это уже не твоё дело.

— Сейчас у него никого нет, если тебя это интересует. Он не употребляет наркотиков. Что, раньше употреблял? Или пил, или ещё что? У нас у одного парня в школе, его зовут Барри, родители развелись, потому что когда его отец напился, то разбил окно.

Пит, судя по всему, старался прочитать её мысли.

— Окно было с двойным остеклением, — добавил он.

Би невольно улыбнулась, обняла сына и притянула к себе.

— Двойное остекление — это не причина вышвыривать мужа.

Пит вывернулся из материнских объятий и отправился в свою комнату.

— Пит, подожди…

Он не ответил. Просто плотно затворил за собой дверь, а Би осталась, глядя на деревянные панели. Би могла бы последовать за сыном, но выбрала ванную. Не могла удержаться от последней проверки, хотя и понимала, что выглядит смешно. Здесь, как и в остальных местах, ничего предосудительного не было. Только бритвенный прибор Рэя, криво повешенные влажные полотенца, голубая штора над ванной. Мыльница.

Под окном ванной стояла бельевая корзина, но уж её Би перетряхивать не стала. Она села на сиденье унитаза и уставилась в пол. Не с целью отыскать свидетельства разврата, а просто чтобы подумать о жизни.

Они разошлись более четырнадцати лет назад. Не могла же она остаться с человеком, который день за днём убеждал её, что надо избавиться от беременности. «Аборт, Беатрис. Сделай аборт. Мы уже вырастили дочь. Джинни покинула семейное гнездо, теперь наше время. Нам не нужна эта беременность. Мы сделали ошибку, но не стоит расплачиваться за неё до конца жизни».

Рэй напоминал о совместных планах: они хотели пожить для себя, поскольку Джинни уже взрослая. Мечтали поездить по миру, ведь так много всего нужно увидеть. «Я не хочу этого ребёнка. Ты тоже. Один визит в клинку, и всё будет нормально».

Странно, как может измениться восприятие человека. Однако случилось именно так. Би посмотрела на Рэя другими глазами. Она сильно любила этого мужчину, а он вдруг замыслил убийство собственного ребёнка. Внутри у неё всё заледенело, до самого основания.

Рэй говорил правду: Би отбросила мысль о второй беременности, потому что после рождения Джинни прошло много лет, дочь поступила в университет, готовилась выйти замуж, и они с Рэем могли планировать своё будущее. Однако Би была способна поступиться этим будущим. Как же Рэй мог подумать, что она с ним заодно?

И Би попросила мужа уйти. Не для того, чтобы потрясти его, и не для того, чтобы он посмотрел на вещи её глазами. Би казалось, что она никогда не знала Рэя по-настоящему. Была бы она с ним, если б понимала, что он способен погубить жизнь, родившуюся от их взаимной любви?

Но рассказать об этом Питу? О том, что родной отец его не хотел? Этого она сделать не могла. Пусть Рэй сам скажет, если захочет.

Би направилась к комнате Пита и постучала в дверь. Пит молчал, но Би всё-таки вошла. Он сидел за компьютером на сайте «Арсенала», рассеянно просматривал фотографии своих идолов, что было на него не похоже.

— А как же домашнее задание, детка? — осведомилась Би.

— Уже сделал, — ответил Пит. — Я получил «сто» за экзамен по математике.

Би поцеловала сына в макушку.

— Я горжусь тобой.

— И папа тоже.

— Ещё бы. Мы оба тобой гордимся. Ты наше солнышко, Пит.

— Он спрашивал меня о мужчинах из Интернета, с которыми ты встречаешься.

— Об этом можно было бы написать немало анекдотов, — усмехнулась Би. — Ты говорил ему о том мужчине, на которого пёс Два поднял ногу?

Пит фыркнул — должно быть, простил.

— Тот мужик был настоящим идиотом. Два сразу просёк.

— Следи за речью, Пит, — нравоучительно произнесла Би.

Она стояла, глядя на игроков «Арсенала», на которых сын кликал мышкой.

— Скоро розыгрыш кубка, — напомнила Би, словно Пит мог забыть, что они идут на матч.

— Да, — выдохнул Пит. — Может, и папу возьмём с собой? Он был бы рад.

Это просто. Ещё один билет они вряд ли достанут, так что можно и согласиться.

— Хорошо. Позовём папу. Можешь предложить ему, когда он вернётся домой.

Би погладила сына по волосам и снова поцеловала в макушку.

— Ты тут один справишься, Пит?

— Мам… — протянул Пит с такой обидой, что стало понятно: он считает себя самостоятельным и взрослым.

— Хорошо, хорошо, ухожу, — заверила Би.

— Увидимся позже. Я люблю тебя, мама.

Би вернулась в Кэсвелин. Пекарня, где работала Мадлен Ангарак, находилась неподалёку от полицейского отделения, поэтому инспектор припарковалась перед серым приземистым зданием полиции и отправилась пешком. С северо-запада поднялся ветер, напомнив о минувшей зиме. Такая погода может продержаться до конца весны.

К приятному белому дому, обращённому окнами на Сент-Меван-Даун, Ханнафорд подошла со стороны Куин-стрит. На улице, несмотря на поздний час, было много народу; напротив магазинов, у тротуара, выстроилась череда автомобилей. Би шагала, читая названия на пластмассовых вывесках. Усталые матери катили в колясках детей, возле кинотеатра, не стесняясь, курили школьники в форме.

Пекарня мало чем отличалась от других магазинов, построенных в викторианском стиле. В окно Би увидела, как две девушки-продавщицы подают подносы с золотистой выпечкой поджарому молодому человеку, на спине которого красуется строчка из песни «Bombora»^[37].

Должно быть, стройная тёмноволосая девушка и есть Мадлен Ангарак. Другая продавщица — толстая и рябая. Вряд ли бы она привлекла красивого восемнадцатилетнего юношу.

Би вошла и дождалась, пока продавщицы обслужат покупателя. Тот забрал у них последний товар. Ханнафорд спросила Мадлен Ангарак, и на это имя отозвалась, как Би и предполагала, тёмноволосая девушка. Ханнафорд показала ей своё удостоверение и пояснила, что хочет задать несколько вопросов. Мадлен вытерла руки о полосатый передник и бросила взгляд на вторую продавщицу. У той был слишком заинтересованный вид. Мадлен надела куртку и пригласила Би на улицу. Ханнафорд заметила, что Мадлен не слишком удивилась её появлению.

— Я знаю, что Санто убили, — сказала девушка. — Керра мне сообщила. Его сестра.

— Значит, вы не удивлены, что я хочу с вами побеседовать?

— Нет, — коротко ответила Мадлен.

Она выжидала: очевидно, надеялась выяснить, насколько Би информирована.

— Вы с Санто были близки?

— Санто был моим любовником.

— Вы не считали его своим бойфрендом? Мадлен отвернулась. Усилившийся ветер клонил тростник.

— Он перестал быть моим бойфрендом, — заявила Мадлен. — Раньше я могла его так называть. Мы назначали друг другу свидания, занимались сёрфингом. Я и познакомилась с ним из-за сёрфинга. Давала ему уроки. Потом стали любовниками. Я употребляю это слово, потому что оно точное. Означает двух людей, выражающих свои чувства через секс.

— Смело, — удивилась Би.

Большинство девушек возраста Мадлен не выразились бы так прямо.

— Ну а как иначе? — Мадлен стала раздражаться. — Мужской пенис входит в женскую вагину. Что было раньше, что потом — неважно. Суть в пенисе и вагине. Санто вставлял в мою вагину свой пенис, и я позволяла ему это. Он был у меня первым, а я у него — нет. Сейчас выяснилось, что он умер. Не уверена, что мне жаль, но смерти я ему не желала. Вот и всё, что я могу сказать.

— Боюсь, я бы хотела ещё кое-что уточнить. Может, выпьем кофе?

— Рабочий день ещё не окончен. Я даже не имею права с вами общаться.

— Может, позже встретимся?

— А зачем? Мне нечего добавить. И ещё: Санто порвал со мной почти восемь недель назад. Не знаю почему.

— Он не назвал причины?

— Просто пришло время. — Мадлен говорила по-прежнему жёстко, но впервые её голос дрогнул. — Якобы у нас всё было хорошо, но теперь нам нужно разбежаться. Так уж бывает: один день всё отлично, а на следующий — пора расставаться. Наверное, нашёл себе кого-то. Возможно, Санто вёл себя так и с другими женщинами. Просто я была с Санто незнакома, пока он не пришёл за бордом в магазин моего отца и не поинтересовался уроками.

Мадлен глянула на Би.

— Могу я идти?

— Я слышала, что у Санто была нестандартная ситуация. Именно это слово: «нестандартная». Может, вы в курсе, что это значит?

Мадлен нахмурилась.

— О чём вообще речь? Что нестандартное?

— Санто имел откровенную беседу со своей приятельницей здесь, в городе.

— Наверное, с Тэмми Пенрул. Она привлекала его не в том смысле, в каком другие девушки. Если вы видели Тэмми, то понимаете почему.

— Санто сказал, что встретил кого-то, но ситуация нестандартная. Это его слова. Возможно, он имел в виду «необычная» или «ненормальная». Санто просил у Тэмми совета, должен ли он признаться заинтересованному лицу.

Мадлен вызывающе рассмеялась.

— Что бы это ни было, от меня он скрыл. Но он… Мадлен остановилась. Её глаза неестественно блестели. Она кашлянула и легонько топнула ногой.

— Санто был Санто. Я любила его и ненавидела. Думаю, он встретил кого-то, кого ему захотелось трахнуть. Он любил трахаться, понимаете? Очень любил трахаться.

— И всё же что, по-вашему, значит слово «нестандартная»?

— Понятия не имею! Мне, кстати, всё равно. Может, он хотел секса сразу с двумя девушками. А может, с девушкой и парнем. Или решил трахнуть собственную мамашу.

После этой фразы Мадлен вернулась в магазин, где сбросила куртку. Лицо её было суровым, но у Би сложилось впечатление, что девушка знает больше, чем говорит.

Стоять на тротуаре смысла не было, разве что поддаться соблазну и купить круассан, а это ей совсем ни к чему. Би вернулась в отделение, где офицеры береговой охраны — занозы в её боку — докладывали сержанту Коллинзу о своей работе, а тот делал пометки об окончании запланированных действий.

— Что нового? — обратилась к Коллинзу инспектор.

— В том районе замечено два автомобиля, — отчитался Коллинз. — «Дефендер» и «Тойота РАВ-четыре».

— Поблизости от скалы? Рядом с машиной Санто? Где?

— «Дефендер» в Олспериле, это к северу от бухты Полкар, но оттуда есть доступ к скале. «РАВ-четыре» — к югу от бухты Полкар, над гаванью Бак.

— Что за гавань?

— Место для сёрфинга. Возможно, поэтому машина там и стояла.

— Почему «возможно»?

— Потому что в тот день волны в этом месте были неудачными.

— Волны лучше в заливе Уайдмаут, — вмешался констебль Макналти.

Он сидел за компьютером Санто. Би сделала мысленную зарубку: выяснить, чем занимался Макналти несколько последних часов.

— Как бы там ни было, дорожная инспекция согнала с этой территории все «дефендеры» и «РАВы».

— Номера автомобилей у вас есть? — заволновалась Би.

— К сожалению, нет, — ответил Коллинз. — Но «дефендеров» в округе совсем мало, так что вскоре отыщем знакомое имя среди владельцев. То же и в отношении «РАВов», хотя их побольше. Надо прошерстить все списки.

Коллинз сообщил также, что все «пальчики» сняты и отправлены в лабораторию. Их сравнивают с отпечатками на машине Санто Керна. Кроме того, продолжив изучать контакты, они заинтересовались человеком по имени Уильям Мендик. Его упомянул Яго Рит. У Мендика была отсидка.

— Прекрасно. — Би вздохнула. — В чём его обвиняли?

— В нападении на человека в Плимуте. Мендик отбыл срок и недавно вышел из тюрьмы.

— Кто его жертва?

— Один молодой хулиган по имени Конрад Нельсон. Мендик подрался с ним, и Нельсона парализовало. Мендик всё отрицал… по крайней мере, свалил всё на спиртное и просил о помиловании. Они оба были пьяны. Но у Мендика с алкоголем проблемы. Пьяные выходки часто приводили его к потасовкам. Мендика освободили условно-досрочно, с тем чтобы он посещал собрания анонимных алкоголиков.

— И он посещает?

— Это сложно проверить. Если только Мендик принесёт документ, доказывающий, что он там бывал. Но что нам это даст? Он мог являться на собрания как миленький, но при этом не выполнять предписаний, если вы понимаете, о чём я.

Би понимала. У Уилла Мендика были проблемы с алкоголем, и он отсидел за драку — есть за что зацепиться. Би вспомнила о синяке под глазом Санто Керна. Она подошла к столу констебля Макналти и увидела на мониторе компьютера Санто именно то, что и ожидала: огромную волну и сёрфера.

Чёрт бы побрал такого сотрудника!

— Констебль, чем вы тут занимаетесь?

— Джей Мориарти, — отозвался Макналти.

— Что?

— Это Джей Мориарти. — Констебль кивнул на экран. — В то время ему было шестнадцать. Представляете? Вроде как эта волна имела высоту пятьдесят футов.

— Констебль! — Би едва сдерживалась, — Вам известна пословица «Делу время, потехе час»?

— Это волна Маверик, Северная Калифорния.

— Ваши познания поразительны.

Сарказма Макналти не понял.

— Да нет, знаю я не так много. Пытаюсь следить, но времени в обрез, особенно теперь, когда появился малыш. Но вот что, инспектор: фотография Джея Мориарти была сделана на той же неделе, что и…

— Констебль! Макналти моргнул.

— Простите?

— Выйдите с сайта и вернитесь к обязанностям. И если я замечу на этом мониторе ещё одну волну, то выкину вас отсюда. Вы должны искать информацию, относящуюся к смерти Санто Керна. Используйте рабочее время по назначению. Ясно?

— Но дело в том, что этот парень, Марк Фу…

— Вы меня поняли, констебль?

Би хотелось надрать ему уши.

— Да. Но кроме электронной почты здесь есть и ещё кое-что. Санто Керн смотрел эти сайты, поэтому я их и открыл, так что в этом есть смысл.

— Да. Понимаю. Любой мог прийти на эти сайты. Большое вам спасибо. Я и сама гляну в свободное время и почитаю о Джее Мориарти, Марке Бу и прочих.

— Марк Фу, — поправил констебль. — Не Марк Бу.

— Чёрт побери, Макналти…

Тут её окликнул с порога Коллинз:

— Инспектор Ханнафорд!

— Что? Что там ещё, сержант?

— Кое-кто внизу хочет вас видеть. Одна, мм, леди.

Судя по всему, Коллинз сомневался в выборе определения.

Би тихонько выругалась.

— Немедленно закройте этот сайт, — приказала она Макналти и, стуча каблуками, спустилась по лестнице.

Когда Би увидела упомянутую леди, то поняла, почему Коллинз запнулся на этом слове. Женщина изучала доску объявлений, так что Би имела возможность присмотреться к посетительнице. На голове дамы была жёлтая рыбачья шляпа, хоть дождь на улице уже прекратился. Пёстрая куртка с накладкой на плечах, вельветовые брюки цвета грязи, высокие ярко-красные кроссовки. Она напоминала жертву стихии, а не человека, обладающего полезной информацией.

— Да? — запыхавшись, спросила Би, не скрывая, что торопится. — Я инспектор Ханнафорд. Чем могу помочь?

Женщина обернулась и протянула руку. Она заговорила, и Би тотчас обратила внимание на обломанный передний зуб.

— Детектив-сержант Барбара Хейверс, — представилась посетительница. — Нью-Скотленд-Ярд.

Кадан нажимал на педали, словно заблудшая душа, спасающаяся от Люцифера. Делать это было нелегко, поскольку конструкция велосипеда не предполагала сумасшедшей гонки по улице. Пух вцепился в плечо хозяина и протестующее вопил: «Повесь колокол на фонарь!» Эту фразу он употреблял, только когда хотел продемонстрировать высшую степень озабоченности. И причина для этого у птицы имелась: люди как раз возвращались с работы, это был час пик. Особенно оживлённой была Белльвью-лейн. Это улица с односторонним движением, и Кадан знал, что ему надлежит двигаться вместе с транспортом по окружной дороге. Но ему было не до этого.

Кадан мчал против движения, невзирая на возмущённый рёв клаксонов и протестующие выкрики. Попросту не обращал внимания, столь велико было желание скрыться.

Всё дело в Деллен Керн. Та, несмотря на возраст, была не такой уж старой и в сексуальном отношении представляла собой тип женщины, который всегда притягивал Кадана: горячая, страстная, довольствующаяся быстрым одноразовым сексом. Однако Кадан не был идиотом. Трахаться с женой босса? В семейной кухне? Это всё равно что вырыть себе могилу.

Вряд ли Деллен Керн с самого начала замышляла секс. Она высвободилась из его объятий, и он ощутил, что перед глазами всё плывёт, а к важным частям тела приливает кровь. Деллен продолжила соблазнительный танец под южноамериканскую музыку и через мгновение снова приблизилась к Кадану. Танцуя, прошлась пальцами по его груди и прижалась к нему бёдрами.

Наступил момент, когда из головы Кадана исчезли все мысли. Большой мозг перестал функционировать, а малый думал только об удовлетворении. Так что когда Деллен, пробежавшись по его груди, добралась до самой чувствительной части тела, Кадан готов был овладеть ею на полу, если только она согласна доставить ему такое удовольствие.

Одной рукой Кадан ухватил Деллен за ягодицы, другой — за грудь. Он крепко сжал сосок и жадно сунул язык ей в рот. Судя по всему, этого сигнала Деллен и дожидалась. Задыхаясь, она рассмеялась и сказала:

— Не здесь, глупый мальчик. Ты ведь знаешь домики на берегу?

— Домики на берегу? — глупо спросил Кадан.

Большой мозг у него не работал, а малый слышать не желал о домиках и о береге.

— Домики, — повторила Деллен. — Внизу, у пляжа. Вот. Возьми ключ.

Она сняла ключ с цепочки, которая затерялась в глубокой ложбинке пышной груди. Была ли эта цепочка накануне? Кадан не заметил и не хотел об этом задумываться.

— Я буду там через десять минут, — добавила она. — Придёшь?

Деллен поцеловала Кадана и сунула ключ ему в руку. Чтобы он не забыл о том, чем они займутся, Деллен обняла его.

А когда выпустила, Кадан посмотрел на ключ. Попытался прояснить мысли. Он взглянул на Деллен, а потом на дверь. На пороге стояла Керра.

— Я вам не помешала?

На щеках девушки горели два красных пятна.

— О господи. — Деллен заливисто рассмеялась. — Всё дело в этой чёртовой музыке. Она всегда действует на кровь молодых людей. Кадан, нехороший мальчик, ты поставил меня в глупое положение. Я тебе в матери гожусь.

Деллен выключила радио. Наступившая тишина, точно взрыв, ударила по ушам.

Кадан онемел. В мозгу у него была пустота, по крайней мере в большом. Малый мозг ещё не понял, что происходит, и между ними была пропасть шириной в Ламанш; Кадан хотел бы провалиться туда и утонуть. Он смотрел на Керру, сознавая, что, если повернётся к ней, она увидит огромную предательскую выпуклость на его брюках, к тому же ещё и мокрую. Кадан сам это чувствовал. Ужасно и то, что Керра могла рассказать обо всём отцу. Кадан понял, что нужно бежать.

И он бежал: схватил со спинки стула Пуха и опрометью рванул из кухни. Позже Кадан не смог вспомнить, как это сделал. Позади него остались голоса, главным образом голос Керры, и её интонации не были приятными. Кадан сбежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки, вскочил на велосипед и сорвался с места. Он напоминал человека, только что увидевшего всадника без головы. Пух с трудом удерживался у него на плече.

В мыслях мелькали бессвязные слова: «ох чёрт, зараза, идиот, кретин». Он не знал, что делать, куда ехать, в то время как его яростно работающие ноги направляли велосипед к Биннер-Даун. Кадану требовался совет, незамедлительно. И получить его он мог в «Ликвид эрс».

Кадан свернул на Викаридж-роуд, потом — на Арундел-лейн. Он набрал хорошую скорость, но Пух отчаянно протестовал, когда его хозяин выехал на бывший аэродром с его рытвинами и ухабами. С этим Кадан ничего поделать не мог, а потому приказал попугаю крепко держаться. Через две минуты он поставил велосипед рядом с отцовской мастерской.

Оказавшись внутри, он посадил Пуха на ящик и приказал птице:

— Не бедокурь, приятель.

После этого Кадан вошёл в помещение, где сидел человек, к которому он так спешил.

Это был не отец. Тот, без сомнения, прочёл бы лекцию о последствиях глупости. Кадан хотел увидеть Яго. Старик занимался тонким процессом: доводил до гладкости грубые края серфборда.

Яго взглянул на Кадана, замешкавшегося у порога, и тотчас понял состояние парня. Он немедленно выключил пыльный приёмник, стоявший на такой же пыльной полке. Затем Яго снял очки и вытер их о свой белый комбинезон. Заметного результата это, впрочем, не принесло.

— Что случилось, Кад? Где твой отец? С ним ничего не случилось? Где Мадлен?

Левая рука Яго нервно задёргалась.

— Нет. Нет. Ничего, — пробормотал Кадан.

Этим он хотел дать понять, что с отцом и сестрой всё в порядке, хотя на самом деле он ничего о них не знал. Мадлен не видел с утра, а отца в тот день вообще не встречал. Кадан не хотел размышлять о том, что означает последнее обстоятельство, к тому же его голова была занята другим.

— Наверное, Мадлен на работе, — произнёс он рассеянно.

— Хорошо, — энергично кивнул Яго.

Старик вернулся к работе. Он взял наждачную бумагу и, прежде чем начать тереть, провёл по доске пальцами.

— Ты так ворвался, словно за тобой черти гнались.

— Недалеко от истины. Можете уделить мне минутку?

— Всегда готов помочь.

И Кадан тут же всё выложил. Поведал о недовольстве отца, о том, что мечтает принять участие в чемпионате по экстремальным видам спорта,об «Эдвенчерс анлимитед», о Керре Керн, о Бене Керне, об Алане Честоне и о Деллен. Рассказ получился путаным, но Яго терпеливо слушал. Он медленно шлифовал борд и время от времени кивал.

Наконец Кадан приступил к главной подробности — к тому, как Керра застала его и Деллен на кухне.

— Она тебе в матери годится, — заметил Яго. — Ты об этом не вспомнил, когда она стала с тобой заигрывать, Кад?

— Раньше я не был с ней знаком. Когда вчера миссис Керн пришла ко мне, я почувствовал, что что-то не так. Как-то не сообразил, что она мне в матери годится.

— Да уж, твоя мать, несмотря на все грехи, всё же на молодняк не заглядывается.

— Что вы имеете в виду?

— Так говорит Мадлен. Причём учти, о вашей матери она невысокого мнения. Но Венна Ангарак придерживается своей возрастной группы. А из твоих слов получается, что этой дамочке всё равно, с кем иметь дело. Наверняка она сразу стала подавать тебе знаки.

— Она спросила меня, как я отношусь к сексу, — признался Кадан.

— А тебе не показалось, что женщине её возраста неприлично задавать такие вопросы? Она тебя подготавливала.

Кадан потупился под проницательным взглядом Яго. Над приёмником висел постер — гавайская девушка на борде, ловко оседлавшая океанскую волну. На девушке не было ничего, кроме пальмового венка на голове. Глядя на постер, Кадан подумал, что некоторые люди родились по-житейски мудрыми и он точно не из их числа.

— Ты знал, что происходит, — продолжал Яго — Наверное, обрадовался, что заполучил отличную партнёршу без всяких притязаний? — Старик покачал головой. — Парни твоего возраста смотрят только на внешность, а того, что внутри, замечать не хотят.

— Миссис Керн предложила мне ланч, — промямлил Кадан в свою защиту.

Яго рассмеялся.

— Ну конечно. И себя в качестве пудинга. — Старик отложил наждачную бумагу и перегнулся через борд. — Такие женщины, Кад, до добра не доводят. Ты должен зарубить это себе на носу. Она подбирается к мужчине потихоньку, исподволь. Даёт себя попробовать один раз, другой, затем отдаётся целиком. После снова начинает плести интригу, и парень уже не знает, чему верить. Она даёт ему ощущения, каких у него никогда не было, и он уверен, что никто, кроме неё, не сможет подарить ему такое блаженство. Вот так это происходит. Лучше с самого начала хранить бдительность и не поддаваться.

— Но мне нужна работа, Яго.

Старик поднял трясущуюся руку.

— Чего тебе не нужно, так это связываться с их семьёй. Посмотри, что Керны сделали с Мадлен. Угораздило же её спутаться с этим юнцом.

— Но ведь вы сами позволили им встречаться в вашем…

— Верно, позволил. Я понял: отговорить её от свиданий с Санто невозможно, и сделал так, чтобы им было безопасно. Разрешил приходить в «Сны у моря». Но помогло ли это? Стало только хуже. Санто использовал Мадлен и бросил. Хорошо хоть, девочка имела возможность открыться кому-то, кто не орал на неё: я, мол, тебя предупреждал!

— Но ведь вам хотелось заорать на неё?

— Верно, хотелось. Но что сделано, то сделано, что толку кричать? А теперь, Кад, у меня к тебе вопрос: ты собираешься идти по той же дорожке, что и Мадлен?

— У меня всё иначе. Кроме того, работа…

— Плюнь ты на неё! Помирись с отцом. Возвращайся сюда. Тут куча дел. У нас много заказов, ведь сезон на подходе. Ты всё сможешь, если будет желание.

Яго вернулся к шлифовке, но прежде вынес окончательный вердикт:

— Один из вас двоих должен засунуть гордость подальше, Кад. Отец отобрал у тебя ключи от машины и права, но у него была на то причина. Он хотел сохранить тебе жизнь. Не всякий отец на это способен. Не у каждого отца это получается. Подумай над моими словами, Кад.

— Ты отвратительна, — бросила Керра матери.

Её голос дрожал, и это делало ситуацию ещё хуже: Деллен могла подумать, что дочь испытывает страх и смущение, в то время как она чувствовала лишь гнев, раскалившийся добела и без остатка устремившийся на стоявшую перед ней женщину. Прежде Керра не испытывала такой ненависти и не поверила бы, что это возможно.

— Ты отвратительна, — повторила она — Слышишь меня, мама?

— Да кто ты такая? Подкралась сюда, вынюхиваешь. Очень гордишься собой?

— И ты ещё смеешь в чём-то меня обвинять?

— Да! Смею. Шныряешь по дому, словно шпионка. Думаешь, я не замечаю? Ты уже много лет следишь за мной и рассказываешь отцу, да и любому, кто тебя слушает.

— Ты просто ведьма. — Изумления в словах Керры было больше, чем возмущения. — Настоящая, невероятная ведьма.

— Что, колется правда-то? Могу и прибавить. Поймала мать врасплох, ждала-ждала момента — и дождалась. Ты видишь то, что хочешь видеть, Керра, а не то, что происходит на самом деле.

— И что же на самом деле?

— Мальчика увлекла музыка. Ты сама свидетель — я его отталкивала. Этот озабоченный бесёнок воспользовался представившейся возможностью. Вот и всё, что случилось. Поэтому прекрати свои гнусные инсинуации и убирайся. Займись чем-нибудь полезным. Деллен тряхнула головой. Тем самым она не только откинула волосы, но и отмахнулась от всех обвинений, которые выдвинула против неё дочь. Потом, видимо, решила, что сказанного недостаточно.

— Я предложила ему ланч. Что в этом дурного? Включила радио. По-твоему, это тоже криминал? Мне нужно было как-то наладить контакт с человеком, которого я едва знаю. Танец он воспринял как намёк. Латиноамериканские мелодии всегда сексуальны, вот он и не сдержался.

— Замолчи! — крикнула Керра. — Мы обе понимаем, что ты задумала, и не притворяйся, что маленький бедный Кадан пытался тебя соблазнить.

— Его что, так зовут? Кадан?

— Прекрати!

Керра приблизилась к Деллен. Она заметила, что мать позаботилась о макияже: губы казались полнее, а синие глаза — больше, каждая черта выделена, как у манекенщицы на подиуме, что, конечно же, было идиотизмом, потому что фигура у Деллен Керн была совсем не для подиума. Однако Деллен и это отличие обратила в свою пользу, поскольку хорошо представляла, как мужчины реагируют на пышные формы. На Деллен был красный шарф, красные туфли и красный пояс, не по сезону тонкий джемпер с вырезом, открывавшим ложбинку на груди, и брюки, тесно обтягивающие бёдра. Керра всё это рассмотрела и, исходя из многолетнего опыта, сделала вывод.

— Я всё видела, мама. Ты свинья. Корова. Похотливая дрянь. Даже хуже. Санто мёртв, но и это тебя не остановило. Напротив, дало повод. Я, мол, такая несчастная… так страдаю. Мне нужно развеяться. Так ты убеждаешь саму себя?

Керра наступала на мать, и Деллен, пятясь, прижалась спиной к рабочему столу. Вдруг её настроение мгновенно изменилось, из глаз хлынули слёзы.

— Прошу тебя, Керра. Я сама не своя. Ты понимаешь, бывают времена… ты же знаешь, Керра. Это не значит, что…

— Не смей! — перебила Керра. — Ты годами находишь для себя оправдания. Мне осточертела фраза «У твоей мамы проблемы». У всех нас есть проблемы. А моя проблема — это ты. Ну что смотришь на меня, словно ягнёнок перед закланием? Вся такая невинная, дескать: «Глядите, как я страдаю». А ведь страдаем-то мы. Отец, я, Санто. Все мы. А теперь Санто нет, возможно из-за тебя. Меня от тебя тошнит.

— Как ты можешь? Ведь он мой сын.

Деллен зарыдала. На этот раз не крокодильими слезами, а настоящими.

— Санто, — всхлипывала она. — Мой ненаглядный.

— Ненаглядный? Даже не начинай. Живой Санто был для тебя не важен, так же как и я. Мы тебе мешали. А вот мёртвый Санто обрёл для тебя цену. Теперь ты можешь спекулировать его смертью и рассуждать: «Это всё из-за Санто. Это из-за трагедии, обрушившейся на нашу семью». На самом деле это неправда, хоть и замечательная отмазка.

— Не говори со мной так! Ты не знаешь, как я…

— Что? Не знаю, как ты страдаешь? Не знаю, как настрадалась за свою жизнь? А Стюарт Малер? Ты тогда тоже страдала? Бедная страдалица, никто тебя не понимает.

— Прекрати, Керра. Пожалуйста, прекрати.

— Я всё видела. А ты и не знаешь, да? Мне и моему первому бойфренду было по тринадцать лет, и я видела, как ты встала перед ним, спустила кофту и сняла лифчик.

— Нет! Нет! Этого не было!

— Было в саду, мама. Наверное, трагедии стёрли из твоей памяти этот мелкий эпизод.

Керра пылала от гнева, сердце бешено колотилось. Ей хотелось орать и пинать стены ногами.

— Может, освежить твою память?

— Замолчи!

— Ко мне пришёл Стюарт Малер. Было лето. Мы слушали в бельведере музыку. Легко целовались. Как дети, без языков, потому что были страшно невинны. Я отправилась в дом за прохладительными напитками и печеньем, потому что было жарко. И этого времени тебе хватило. Ну как, припоминаешь?

— Прошу тебя, Керра…

— Нет уж, это я тебя прошу, мама. Ты поступала, как тебе вздумается. И до сих пор так поступаешь. А мы ходим вокруг тебя на цыпочках, боимся, как бы ты снова не сорвалась.

— Я за себя не отвечаю. Ты это знаешь. Бывают моменты, когда я не могу…

Деллен отвернулась, шмыгая носом. Склонилась над столом, опершись на руки. Её поза выражала покорность и раскаяние. Дочь могла сделать с ней всё, что угодно. Могла избить пряжкой от ремня, высечь плёткой. Какая разница? Накажи меня, я готова пострадать за свои грехи.

Но Керру было не провести. Под этим мостом протекло слишком много воды, и всё в одну сторону.

— Не пытайся снова сбить меня с толку, — заявила Керра.

— Я такая, какая есть, — отозвалась Деллен.

— Так постарайся стать другой.

В «Кроншнепе» Дейдра хотела рассчитаться за обед, но Линли ей этого не позволил. Дело не только в том, что джентльмен обязан оплатить совместную трапезу, но и в том, что накануне Линли ужинал у Дейдры, и если они хотят быть друг с другом на равных, то настала его очередь. И даже если Дейдра думает иначе, он не потерпит, чтобы она выкладывала деньги за то, к чему едва притронулась.

— Прошу прощения за еду, — извинился Линли.

— Сама виновата. Мне не следовало заказывать этот «вегетарианский сюрприз».

Дейдра сморщила нос и хихикнула, когда увидела принесённое блюдо, и вряд ли можно было винить её за это. Ей подали какую-то зелёную лепёшку с рисом на гарнир. Овощи так долго варились, что почти утратили цвет. Дейдра послушно запила рис лучшим вином «Кроншнепа» — недостаточно охлаждённым «шабли», но овощную лепёшку так и не осилила.

— Уже наелась, — весело сообщила она. — Очень питательно, немного напоминает чизкейк.

Линли не поверил ей. Когда он изъявил желание пригласить её на настоящий обед, Дейдра ответила, что, скорее всего, это будет в Бристоле, потому что в Корнуолле нет ресторанов, дотягивающих до её гастрономических стандартов.

— В отношении еды я капризна. Возможно, расширю свои горизонты и соглашусь на рыбу, хотя пока мне трудно это представить.

Они вышли из «Кроншнепа», когда на улице уже стемнело. Дейдра заговорила о смене времён года. Призналась, что не понимает, отчего люди ненавидят зиму. Ведь это такая успокоительная пора.

— С зимы начинается возрождение, — заметила Дейдра. — Мне нравится. Для меня это означает прощение.

— А вы разве нуждаетесь в прощении?

Они направлялись к взятому напрокат автомобилю Линли, припаркованному на перекрёстке главной улицы и переулка, ведущего к берегу. Линли взглянул на Дейдру, стараясь прочесть её мысли.

— Все мы в какой-то мере в этом нуждаемся, — отозвалась Дейдра.

Она рассказала ему о том, что видела Бена Керна с женщиной, скорее всего, его матерью. Призналась, что проверила своё предположение и выяснила, что это и в самом деле Энн Керн.

— Конечно, я не знаю, являлось ли это прощением, — заключила Дейдра, — но зрелище было эмоциональным. Оба были очень взволнованы.

Тогда Линли, в свою очередь, поведал о посещении отца Бена Керна. Не все, конечно, поскольку подозрение с Дейдры ещё не было снято. И Линли не забывал об этом, хотя девушка ему явно нравилась. Он лишь кратко сообщил ей о неприязни Эдди Керна к невестке.

— Судя по всему, он думает, что миссис Керн — виновница всех бед Бена.

— Включая смерть Санто?

— Наверняка и в этом он её обвиняет.

После разговора со старшим Керном Линли решил посетить морские пещеры. Поэтому, когда они сели в машину, он поехал не из города, а в сторону пещер.

— Хочу вам кое-что показать, но если предпочитаете подождать меня в машине…

— Нет, я с удовольствием посмотрю, — улыбнулась Дейдра. — Никогда ещё не видела детектива за работой.

— Да нет, я просто планирую удовлетворить своё любопытство.

— А разве это не одно и то же?

Линли не мог не согласиться. На стоянке он припарковался возле низкой ограды. Судя по всему, появилась она здесь недавно, как и гранитный навес для спасательных лодок. Линли выбрался из автомобиля и посмотрел на скалы. Высокие, напоминающие сломанные зубы. Падение с них означает неминуемую гибель. Наверху стояли дома, в темноте светились их окна. В дальнем конце, на южной скале выделялось самое большое здание, внушительно заявляющее о богатстве.

Дейдра обогнула автомобиль и встала рядом с Линли.

— Что мы должны здесь увидеть?

Дул резкий ветер, и Дейдра поплотнее запахнула куртку.

— Пещеры, — пояснил Линли.

— Разве здесь есть пещеры? Где?

— Со стороны моря. Их можно исследовать при отливе, но, когда приходит вода, пещеры частично затапливаются.

Дейдра залезла на ограду и посмотрела в сторону моря.

— В этом отношении я безнадёжна. Плачевно для человека, который много времени проводит на берегу. Не понимаю: прилив сейчас или отлив. Впрочем, разницы особой нет, ведь происходит это на большом расстоянии от берега. — Дейдра взглянула на Линли. — Я вам хоть как-то помогла?

— Боюсь, что не очень, — признался Линли.

— Так я и думала.

Девушка спрыгнула по другую сторону ограды. Линли последовал за ней.

Как и многие другие пляжи Корнуолла, этот начинался с каменных валунов, нагромождённых друг на друга неподалёку от автостоянки. Камни были по большей части гранитные, с засохшей лавой. Светлые полосы молчаливо свидетельствовали, что некогда эта субстанция была жидкой. Линли протянул Дейдре руку, помогая перебраться через препятствие. Они осторожно преодолели каменное нагромождение и оказались на песке.

— Отлив, — сообщил Линли. — Это моё первое наблюдение как детектива.

Дейдра огляделась по сторонам, стараясь понять, как он пришёл к такому заключению.

— О да, вижу. Следов нет, но, возможно, это из-за погоды? Не слишком комфортно для похода на пляж.

— Да. Но посмотрите на лужи возле основания скал.

— Разве они здесь не всегда?

— Возможно. Особенно в это время года. Но скалы позади них не должны быть мокрыми, тем не менее они влажные. Видите, как на них отражаются огни от домов?

— Ну надо же! — восхитилась Дейдра.

— Элементарно, — улыбнулся Линли.

Они шагали по песку. Песок был мягким, и Линли подумал, что им нужно соблюдать осторожность. Зыбучие пески не выдумка, особенно в таких местах.

Пещеры находились примерно в ста ярдах от валунов. Теперь их легко можно было увидеть.

Скалы были испещрены тёмными углублениями на тёмном камне. Среди них выделялись две пещеры огромного размера.

— Ага! — воскликнул Линли.

— Я и не знала, — пробормотала Дейдра.

Вместе они подошли к самой крупной пещере, расположенной у основания скалы, на которой стоял самый большой дом.

Вход в пещеру, узкий, напоминающий перевёрнутую замочную скважину, составлял примерно тридцать футов в высоту. Внутри было темно, хотя свет просачивался сквозь расщелину, образовавшуюся здесь в незапамятную геологическую эпоху. И всё же трудно было разглядеть стены, пока Дейдра не вынула спичечный коробок из своей сумки. Она застенчиво пожала плечами и сказали:

— Прошу прощения. Я ведь скаут. У меня и шведский армейский нож имеется на всякий случай. И пластыри.

— Приятно слышать, — ответил Линли. — Хоть один из нас приготовился.

Свет спички показал им уровень воды во время прилива: к грубым стенам пещеры на высоте примерно восьми футов прилипли сотни тысяч моллюсков размером с портновскую иголку. Мидии образовывали чёрные букеты. Между этими букетами сверкали разноцветные ракообразные.

Когда спичка почти догорела, Линли зажёг ещё одну. Они двигались вглубь, глядя под ноги. Пол слегка поднимался; это позволяло воде уходить вместе с отливом. Они увидели неглубокую нишу, и ещё одну. Их сопровождали ритмичный и непрекращающийся звук капающей воды и какой-то первозданный запах. Здесь легко можно было представить, что жизнь на планете родилась из воды.

— Удивительно, правда? — прошептала Дейдра.

Линли промолчал. Интересно, какие события за сотни лет повидало это место? Возможно, здесь скрывали свой товар контрабандисты и уединялись любовники. Дети играли в пиратов или прятались от внезапного дождя. Но, используя пещеры с какой-то целью, необходимо помнить, что сюда может хлынуть вода. Неопытного человека здесь подстерегает неминуемая гибель.

Линли представил себе застигнутого врасплох юношу — в этой или другой такой же пещере. Был ли он пьян, одурманен или потерял сознание? Возможно, просто уснул. Если ушёл далеко вглубь, то в темноте не понял, куда бежать, когда ворвался прилив.

— Томас?

Спичка загорелась, и Линли повернулся к Дейдре. Свет озарял её лицо. Из причёски Дейдры выбилась прядь волос и упала на щёку, на губы. Линли бессознательно отвёл рукой её локон. Глаза Дейдры, карие, как и у него, потемнели ещё больше.

Неожиданно Линли осознал, что значит этот момент. Пещера, слабый свет, мужчина и женщина рядом. Это не предательство, а понимание. Понимание того, что жизнь должна продолжаться.

Спичка обожгла пальцы, и он торопливо отбросил её. Миг прошёл, и он подумал о Хелен. Заныла душа, потому что он забыл, когда впервые поцеловал её.

Забыл, а что ещё хуже, не мог вспомнить. До того как пожениться, они много лет общались, а познакомились во время студенческих каникул, когда Хелен приехала в Корнуолл вместе с его лучшим другом. Возможно, тогда он её и поцеловал. Легко, в губы. Это прикосновение могло ничего не значить, а могло обещать очень многое. Ему вдруг захотелось вспомнить всё, что связано с Хелен. Это единственный способ, с помощью которого он удержит её подле себя и поборет чувство утраты. Цель была в этом: справиться с пустотой. Если он не справится, то погибнет.

В наступившей темноте Дейдра превратилась в силуэт.

— Нам пора, — сказал Линли. — Знаете, как вернуться?

— Конечно. Это будет нетрудно.

Дейдра двигалась уверенно, легко касаясь стены одной рукой. Линли следовал за ней, чувствуя, как бьётся сердце. Ему казалось, что нужно как-то объяснить момент, который был между ними. Но в голову ничего не приходило, и даже если бы Линли нашёл слова, чтобы выразить горе потери, они оказались бы бесполезны. Дейдра первой должна нарушить молчание, и она это сделала, когда они выбрались на свет и направились к машине.

— Томас, расскажите мне о вашей жене, — попросила Дейдра.

— Что вы хотите услышать?

— Всё, что угодно, — ответила она с доброй улыбкой.

Глава 16

На следующее утро, стоя под душем, Линли вдруг обнаружил, что напевает. Вода стекала по его волосам и спине, а он дошёл до середины вальса из «Спящей красавицы» Чайковского, прежде чем осознал, что делает, и резко остановился. На мгновение его охватило чувство вины. За ним последовало воспоминание о Хелен, первое вызвавшее у него улыбку со дня её смерти.

Во всём, что касалось музыки, Хелен была совершенно безнадёжна, если не считать одного-единственного произведения Моцарта, которое она всегда узнавала и очень этим гордилась. Когда Хелен впервые услышала в обществе Линли «Спящую красавицу», она воскликнула: «Уолт Дисней! Томми, дорогой, с каких пор ты начал слушать Уолта Диснея? Это так на тебя не похоже!»

Линли смотрел на неё непонимающе, пока не вспомнил старый мультфильм, который Хелен, должно быть, увидела недавно, когда навещала своих племянников. Линли сказал самым серьёзным тоном: «Уолт Дисней украл эту музыку у Чайковского, дорогая», на что Хелен ответила: «Не может быть! А Чайковский что, и текст написал?» На что Линли возвёл глаза к потолку и рассмеялся.

Она не обиделась. Хелен никогда не обижалась. Она прижала руку ко рту и спросила: «Я что, снова попала впросак?»

Она была совершенно невозможна. Прекрасная, забавная, сводящая с ума и в то же время рассудительная в таких ситуациях, какие показались бы ему безвыходными. Мудрая в их отношениях и в том главном, что было между ними. Ему недоставало Хелен, но теперь воспоминания о ней перестали быть мучительными. Впервые с момента убийства он почувствовал в себе эту перемену.

Линли снова замурлыкал и продолжал тихонько напевать, когда, завернувшись в полотенце, отворил дверь ванной.

И столкнулся лицом к лицу с сержантом Барбарой Хейверс.

— О, мой бог, — растерянно пробормотал он.

— Меня и хуже называли, — откликнулась Хейверс, Она почесала плохо подстриженную и непричёсанную голову. — Вы всегда вот так чирикаете перед завтраком, сэр? Если да, то я в последний раз делю с вами ванную.

От неожиданности Линли только и мог, что стоять и таращиться на неё: он совершенно не ожидал увидеть свою бывшую напарницу. Барбара стояла перед ним в слишком больших небесно-голубых носках, заменяющих тапочки, и в розовой фланелевой пижаме, украшенной изображениями виниловых пластинок и музыкальных нотных знаков, среди которых неоднократно повторялась фраза «Твоя любовь непременно меня найдёт». По-видимому, Барбара заметила, что Линли разглядывает её наряд.

— А! Это подарок Уинстона, — сообщила она.

— Вы имеете в виду носки или всё остальное?

— Остальное. Он нашёл эту пижаму в каталоге. Говорит, что не смог устоять.

— Придётся поговорить с сержантом Нкатой об умении сдерживать душевные порывы.

Барбара хихикнула.

— Вы бы и сами её полюбили на месте сержанта.

— Хейверс, я не употребляю слово «любовь» по отношению к пижамам.

Барбара кивнула в сторону ванной комнаты.

— Вы закончили утренние омовения?

Линли посторонился.

— Душ в вашем распоряжении.

Она проследовала мимо него, но задержалась в дверях:

— Чай? Кофе?

— Приходите в мою комнату.

Когда она пришла, Линли был полностью готов. Он оделся и заварил чай — на растворимый кофе не хватило безрассудства. Барбара постучала в дверь и зачем-то добавила:

— Это я.

Линли открыл ей. Барбара вошла, огляделась и сказала:

— Вам, я смотрю, досталось более шикарное помещение. Меня засунули в мансарду. Я чувствую себя Золушкой, которая ещё не получила хрустальные туфельки.

Линли поднял оловянный чайник, безмолвно предлагая ей чай, и Барбара кивнула в знак согласия. Она шлёпнулась на кровать, приподняла старое покрывало из синели и проверила, как он заправил постель.

— Аккуратные уголки, — отметила она. — Очень хорошо, сэр. Вы это в Итоне освоили или где-то ещё в вашем бурном прошлом?

— Всё благодаря маме, — ответил Линли. — Она научила нас и безупречно застилать постель, и правильно пользоваться салфетками. Желаете, чтобы я добавил вам молоко и сахар, или обслужите себя сами?

— Можете взять это на себя. Мне нравится сама мысль, что вы за мной ухаживаете. Это происходит в первый и, возможно, последний раз, так что я хочу насладиться ситуацией.

Линли подал Барбаре чай, налил себе и тоже уселся на кровать, поскольку стульев в номере не было.

— Что вы здесь делаете, Хейверс?

Барбара обвела комнату рукой, в которой держала чашку.

— Разве не вы меня пригласили?

— Вы понимаете, что я имею в виду.

Она сделала глоток чая.

— Вам нужна была информация о Дейдре Трейхир.

— Которую вы с лёгкостью могли передать по телефону. — Линли припомнил их разговор. — Когда я позвонил вам на мобильный, вы были в машине. Ехали сюда?

— Да.

— Барбара…

Тон его голоса предупреждал: «Не вмешивайтесь в мою жизнь».

— Не льстите себе, суперинтендант.

— Томми. Или Томас. Или как-нибудь ещё, но только не суперинтендант.

— Томми? Томас? Ещё чего! Может, всё-таки «сэр» будет лучше?

Линли пожал плечами.

— Ну хорошо, — продолжила Барбара. — У инспектора Ханнафорд не укомплектован штат. Когда она позвонила — хотела убедиться, что вы тот, за кого себя выдаёте, — то объяснила ситуацию. Я решила помочь.

— Вот, значит, как?

— Именно.

Линли пристально посмотрел на Барбару. Её лицо ничего не выражало — лицо игрока в покер. Оно могло обмануть человека, знавшего Барбару хуже, чем знал её он.

— И я должен в это поверить, Барбара?

— Ничего другого вам не остаётся, сэр.

Они попытались переглядеть друг друга. Но из этого ничего не вышло. Барбара слишком долго работала с Линли, и затянувшаяся пауза её не пугала.

— Кстати, о вашей отставке никто не слышал. Все считают, что вы в отпуске, просто неизвестно, когда вернётесь. — Барбара сделала ещё глоток. — Вас такая формулировка устраивает?

Линли отвёл глаза. Снаружи стоял серый день, в окно заглядывала цветущая ветка плюща, вьющегося по всей стене дома.

— Не знаю, — отозвался Линли. — Но я со всем покончил, Барбара.

— Они разместили объявление о вакансии. Не на вашу старую должность, а на ту, на которой вы были, когда… Ну, вы поняли. Должность Уэбберли: детектив-суперинтендант. Джон Стюарт подал заявку. И другие тоже. Кто-то со стороны, кто-то из наших. Преимущество у Стюарта. Между нами, все дико расстроятся, если он получит это место.

— Могло быть и хуже.

— Нет, не могло.

Барбара положила ладонь на его руку. Этот жест был такой редкостью, что Линли удивился.

— Возвращайтесь, сэр.

— Вряд ли.

Линли поднялся. Он хотел отстраниться не от Барбары, а от идеи возвращения в Скотленд-Ярд.

— Но зачем вы здесь? — ещё раз спросил он. — Остались бы в городе, работали с Би Ханнафорд — возможно, была бы польза.

— Я тоже могу задать этот вопрос, сэр.

— Меня привезли сюда в первую же ночь. Казалось, что это — самое разумное. Ближайшее место от скалы, возле которой обнаружено тело. Но почему это превратилось в испытание для меня? Что происходит?

— Я вам объяснила.

— Не всё.

Линли внимательно посмотрел на Барбару. Если она приехала наблюдать за ним, что вполне вероятно, — Хейверс есть Хейверс, — то могла быть только одна причина.

— Что вы выяснили о Дейдре Трейхир? — спросил он.

Барбара кивнула.

— Догадались? Вы не утратили нюх.

Она допила чай и снова подставила чашку. Линли налил ей ещё чаю, всыпал пакетик сахара и подлил чуть-чуть молока. Барбара молчала, пока он не протянул ей чашку.

— Семья Трейхир — давние жители Фалмута, так что эта часть истории Дейдры верна. Отец торгует шинами. У него своя фирма. Мать занимается недвижимостью. В начальной школе нет сведений о девочке по имени Дейдра. В этом вы оказались правы. В некоторых случаях это может означать, что её отослали в пансион, когда ей исполнилось пять лет, и дома она появлялась только на каникулах. Никто её не видел и не слышал, пока в восемнадцать лет она не получила пррравильное образование.

Звук «р» Барбара подчеркнула, дабы продемонстрировать своё презрение.

— Избавьте меня от социального комментария, — поморщился Линли.

— Это я из зависти, — хмыкнула Хейверс — Едва выучившись сморкаться, я стала мечтать, чтобы меня отправили в пансион.

— Хейверс…

— Вы по-прежнему говорите со мной голосом страдальца, — заметила Барбара. — Кстати, здесь можно курить?

— Вы в своём уме?

— Я просто спросила, сэр.

Барбара обхватила ладонью чашку.

— То, что она закончила начальную школу на стороне, кажется мне неправдоподобным, потому что с тринадцати лет Дейдра посещала местную среднюю школу. Играла в хоккей. Пела в хоре. Меццо-сопрано, если это кому-то интересно.

— А почему вы отрицаете возможность более раннего обучения в пансионе?

— Во-первых, в этом нет смысла. Обычно наоборот: сначала простая школа, а потом, с двенадцати или тринадцати лет, пансион. А тут, напротив, сначала пансион, а потом местная общеобразовательная школа. Она ведь выходец из среднего класса. Разве семья среднего класса отправляет в пансион маленького ребёнка, чтобы потом в тринадцать лет возвратить его домой?

— Такие случаи бывают. А что во-вторых?

— Во-вторых? А во-вторых, нет свидетельства о её рождении. Вообще нет. Во всяком случае, в Фалмуте.

Линли подумал.

— Дейдра утверждает, что появилась на свет дома.

— Факт рождения необходимо зарегистрировать в течение сорока двух дней. И если она родилась дома, то должна была присутствовать акушерка.

— А если роды принимал отец?

— Дейдра говорила вам об этом? Ну, если вы обсуждаете столь интимные подробности…

Линли вскинул брови, но лицо Барбары оставалось бесстрастным.

— Разве вы не находите это интригующим? — продолжала она. — Мать по какой-то причине не отправилась в больницу. Может, ночь была штормовой и тёмной. Или машина сломалась. Или электричество отключили. Или в окрестностях орудовал маньяк. Или произошёл военный мятеж, который не остался в истории. Или в связи с расовыми волнениями в городе объявили комендантский час. Или викинги заблудились во времени и вместо восточного берега Англии причалили к южному побережью. Как бы там ни было, её мать осталась дома. Она рожает, муж кипятит воду, сам не зная, что с этой водой делать. Однако природа берёт своё, и появляется девочка, которую называют Дейдрой.

Барбара поставила чашку на узкую ночную тумбочку возле кровати.

— Всё это, однако, не объясняет, почему они не зарегистрировали ребёнка.

Линли ничего не сказал.

— Явно есть что-то, что Дейдра от вас утаила, — заключила Барбара. — Вот мне и интересно, почему.

— Версия с зоопарком полностью подтвердилась. Она ветеринар в Бристольском зоопарке, обслуживает крупных животных.

— Наверняка так и есть, — согласилась Хейверс — Я отправилась к Трейхирам взглянуть на свидетельство о рождении. Никого не застала, поэтому пообщалась с соседкой. Дейдру Трейхир знают. Она действительно живёт в Бристоле и работает в зоопарке. Я поднажала и услышала кое-что ещё. «Мисс Трейхир делает честь своим родителям и себе самой. Можете записать это в свой блокнот. А если хотите выяснить больше, сначала я встречусь со своим адвокатом». Прежде чем захлопнуть передо мной дверь, соседка прибавила: «Слишком много полицейских драм показывают по телевизору. Так что угрозами нас не запугаете».

Линли заволновался, и вовсе не потому, что он узнал кое-что о Дейдре.

— Вы ходили туда? Говорили с соседкой? Хейверс, это ведь конфиденциальное дело. Разве вы не поняли?

Барбара нахмурилась и прикусила губу, вглядываясь в его лицо. Снизу раздалось отдалённое бряканье кастрюль и сковородок: в «Солтхаусе» начали готовиться к завтраку.

Наконец Барбара заговорила с явной озабоченностью:

— Это же проверка далёкого прошлого, сэр. Когда речь заходит об убийстве, такие проверки необходимы. Ничего секретного в них нет.

— Но не всеми ими занимается Нью-Скотленд-Ярд, а вы представились, когда разговаривали с соседкой. Показали своё удостоверение. Сказали, где работаете. Так?

— Конечно.

Хейверс отвечала осторожно, и это обеспокоило Линли: его встревожила мысль о том, что бывшая напарница станет с ним осторожничать, какова бы ни была причина.

— Я не понимаю, сэр, какое отношение это имеет к делу. Если бы вы не наткнулись на труп…

— Ещё какое отношение, — перебил Линли. — Дейдра знает, что я работаю — работал — на лондонскую полицию. И теперь ею интересуется не местная полиция, а лондонская. Разве вы не видите разницы?

— Но это потому, что вы стоите за расследованием, — возразила Хейверс — Всё началось с вас. Позвольте закончить мысль, сэр. Вы знаете, как всё происходит. Если бы не вы обнаружили тело Санто Керна, то первым человеком на месте преступления оказалась бы Дейдра Трейхир. И не стану объяснять, как бы дальше развивались события.

— Ради бога! Она не убивала Санто. Дейдра приехала и застала меня в своём доме. Я взял её с собой, потому что она попросила меня об этом. Сказала, что врач и что, возможно, сумеет помочь жертве.

— Она могла сделать это по дюжине причин, и в первую очередь потому, что было бы очень странно, если бы она этого не сделала.

— У Дейдры нет ни единого мотива.

— Ладно. Предположим, вы абсолютно правы. Предположим, она именно та, за кого себя выдаёт, и всё это легко проверить. Так какое имеет значение, что она узнает о нашей проверке? О том, что мы роемся в её прошлом? Что я его проверяю? Что вы его проверяете? Что чёртов Санта-Клаус его проверяет? Какое это имеет значение?

Линли тяжело вздохнул. Он знал часть ответа, но только часть. И отвечать не было желания.

Он допил чай. Ему хотелось простоты там, где её не было. Хотелось уверенных «да» или «нет», а не неопределённого «может быть».

Хейверс поднялась, и кровать скрипнула. Заскрипел и пол, когда она сделала несколько шагов и остановилась за спиной Линли.

— Если Дейдра поймёт, что мы под неё копаем, она занервничает, и это нам на руку. Это то, чего мы добиваемся от всех подозреваемых. Нервные люди выдают себя.

— Не представляю, как можно открыто спровоцировать эту женщину.

— Да нет, представляете. Уверена, что вы сможете. Сможете и сделаете.

Барбара легко притронулась к плечу Линли.

— Вы сами не в лучшей форме, сэр, — мягко продолжила она, — и это понятно после того, что вам пришлось пережить. Обидно, что люди пользуются слабостями других, но так уж устроен мир, нам ли с вами этого не знать.

Его потрясла доброта в её голосе. По этой причине он и избегал людей после похорон Хелен. Потому и скрылся от друзей, коллег и родных. Он не в силах был перенести их отзывчивость и сочувствие — они напоминали о том, что он отчаянно хотел забыть.

— Вы должны соблюдать осторожность. Вот и все мои слова. Нам следует смотреть на Дейдру так же, как и на всех остальных.

— Я это знаю, — отозвался Линли.

— Знать — одно дело, суперинтендант. Верить — уже совсем другое.

Усевшись на табурет возле кухонного стола, Дейдра прислонила купленную накануне в церкви открытку к банке с чечевицей. Она внимательно разглядывала цыганскую кибитку, лошадь, устало жующую траву, и нарисованную местность. Живописно, как очаровательный привет из далёкого прошлого. Временами подобные бродячие таборы ещё встречаются в этой части света. Хотя сейчас они по большей части развлекают туристов, желающих почувствовать себя в роли таких же бродяг.

Вдоволь наглядевшись на открытку, Дейдра вышла из дома. Она села в машину, подала её задним ходом по узкому проулку и поехала к берегу. Близость к морю оживила в памяти прошлый вечер, о котором она старалась не думать, впрочем, безуспешно.

Дейдра вспомнила, как они с Томасом Линли медленно шли к автомобилю. Он тихо рассказывал о покойной жене. Было бы совершенно темно, если б не отдалённые огни в окнах домов на скале. Дейдра ничего не видела, за исключением беспокоившего её патрицианского профиля Линли.

Его жену звали Хелен, и происходила она из семьи, похожей на семью Линли. Дочь графа, замужем за графом, она свободно чувствовала себя в родной среде. Была преисполнена сомнений в себе, хотя в это Дейдре трудно было поверить. В то же время Хелен обладала редкой добротой, остроумием, общительностью и жизнерадостностью, была наделена самыми замечательными человеческими качествами.

Дейдра не представляла, как он пережил потерю такой женщины. Да и кто бы мог смириться с подобной потерей, тем более с убийством?

— Двенадцатилетний мальчик, — сказал Линли. — Никто не знает, почему он её застрелил.

— Мне очень жаль, — ответила Дейдра. — Судя по всему, Хелен была восхитительна.

— Да.

Дейдра заранее развернула автомобиль, чтобы не пятиться с маленькой стоянки в бухте Полкар. Позади она слышала плеск волн, бившихся о сланцевый риф, впереди видела древнюю долину, над ней лес Стоу. Деревья начали покрываться листвой. Очень скоро под ними зацветут колокольчики, и под весенним бризом по голубому цветочному ковру пойдут волны.

Дейдра выбрала маршрут в соответствии с расположением земельных участков. На шоссе А-39 взяла курс на юг. На дороге Святого Колумба Дейдра остановилась, решив зайти в кафе при пекарне и взять pain au chocolat^[38]. Перебросившись с молодым человеком за прилавком несколькими фразами о вреде шоколада, она попросила чек за купленные кофе и пирожное. Продавец протянул чек, и Дейдра сунула его в бумажник на случай, если полиция вздумает проверить её алиби. Лучше сохранять свидетельства о каждом перемещении. Будет лучше, если люди запомнят её в своих заведениях. А что до pain au chocolat, то в доказательство своей невиновности она, так и быть, проглотит сотню лишних калорий.

Снова сев за руль, Дейдра выехала на объездную дорогу, которая вывела её на шоссе А-30. Оттуда оставалось уже недалеко, да и дорога была знакомой. Дейдра проехала Редрут, быстро вернулась, обнаружив, что выбрала не тот поворот, и наконец оказалась на перекрёстке шоссе В-3297 и дороги без номера, на которой, правда, стоял знак, указывающий на деревню Карнки.

Эта часть Корнуолла совершенно не напоминала окрестности Кэсвелина. Дейдра поставила «воксхолл» на усеянном камешками треугольном участке, служившем местом встречи двух дорог, и какое-то время сидела, опершись подбородком на сложенные на руле руки. Она смотрела на зелёный весенний пейзаж, уходивший к морю. То тут, то там среди зелени стояли заброшенные башни, похожие на те, что находятся в Ирландии, — пристанище поэтов, отшельников и мистиков.

Здесь, однако, старые башни представляли собой то, что осталось от корнуоллской горной промышленности; каждая из них была огромным инженерным строением над лабиринтом туннелей, шахт и подземных пещер. Когда-то здесь добывали олово и серебро, медь и свинец, мышьяк и вольфрам. В этих башнях находилось оборудование, которое заставляло шахты работать: насосы — выкачивать воду, а приводы — выносить в бадьях на поверхность руду и пустую породу.

Башни, как и цыганские таборы, превратились в материал для открыток. Когда-то они были опорой человеческой жизни и одновременно символом гибели многих людей. Во всей западной части Корнуолла они стоят вдоль побережья в непомерном количестве. Обычно парами: мощные каменные башни в три или четыре этажа, уже без крыш, узкие стрельчатые окна, очень маленькие, во избежание ослабления всей постройки. Рядом вздымаются трубы, некогда выбрасывавшие из своего нутра чёрные тучи. Верхнюю часть башен и дымовых труб облюбовали птицы, внизу прячутся сони. Сквозь щели и трещины пробиваются растения, герань Роберта^[39] путается с жёлтым крестовником и майскими розами.

Дейдра смотрела на окружающее великолепие и в то же время ничего не видела. Она думала о другом месте, далеко отсюда.

Он сказал, что это возле бухты Ламорна. Дом и поместье называются Хоунстоу. Линли с явным смущением признался, что не знает происхождения этого названия, и по его интонации Дейдра заключила — правильно или нет, — что ему нравится место, где он вырос. Более двухсот пятидесяти лет его семья владеет этим домом и этой землёй. Очевидно, им и в голову не приходило выяснять историю названия. Понятно, что всё это принадлежит им — огромный особняк эпохи короля Якова I, в котором некогда сыграл свадьбу их далёкий предок, младший сын барона, женившийся на единственной дочери графа.

— Моя мать могла бы, вероятно, рассказать вам всё о нашей родословной, — сказал Линли. — И сестра тоже. Боюсь, мы с братом мало интересовались генеалогией. Без Джудит я бы не рискнул произнести имена моих прадедов. А вы?

— Наверное, они у меня были, — ответила Дейдра. — Если, конечно, я не появилась на свет, как Венера, из морской раковины. Но это маловероятно. Такое событие я бы наверняка запомнила.

Как выглядит такая жизнь, на что она похожа? Дейдра вообразила леди, рожающую возлюбленного сына на огромной золочёной кровати, по обе стороны которой стоят служанки и осторожно протирают ей лицо платками, смоченными в розовой воде. Вообразила фейерверк, взметнувшийся в небо после объявления о рождении долгожданного наследника. Представила фермеров, пьющих домашнее пиво за здоровье младенца. Дейдра понимала, что эти её фантазии абсурдны, всё равно что встреча Томаса Харди с комик-группой «Монти Пайтон», но не могла отбросить их. В конце концов она отругала себя, взяла открытку, которую захватила из дома, и выбралась из машины на пронизывающий ветер.

На обочине шоссе В-3297 Дейдра нашла подходящий камень, довольно лёгкий и не слишком ушедший в землю, вынуть который не составило труда. Она вернулась с камнем на треугольник земли, где стояла её машина. Там Дейдра положила камень и подсунула под него открытку с цыганской кибиткой. Сделав это, она продолжила путешествие.

Глава 17

«Ты ничего не понимаешь, дедушка. Неудивительно, что все тебя бросили», — такой была последняя фраза Тэмми перед тем, как в Кэсвелине она вышла из машины. Она сказала это не сердито, а скорее печально, и Селевану трудно было ответить ей какими-нибудь обидными словами. Ему бы и хотелось поразить внучку словесным снарядом, почувствовать удовлетворение, приходящее после длительной вербальной войны, и посмотреть, угодил ли он в цель. Однако что-то в глазах Тэмми помешало Селевану это сделать, несмотря на боль, которую внучка ему причинила. Возможно, он теряет своё умение отвечать ударом на удар. Или же девчонка глубоко запала ему в душу, хотя Селеван и отказывался это признавать.

Он встретил Тэмми по дороге в «Клин баррел». Селеван гордился тем, что накануне ему удалось побороть желание отругать её. Ему не нравились тайны, и он терпеть не мог лжи. То, что у Тэмми есть секреты, беспокоило Селевана больше, чем ему бы хотелось. Потому что, несмотря на странную манеру одеваться, на поведение, неправильное питание и образ мыслей, внучка ему нравилась и он надеялся, что она отличается от остальных молодых людей, у которых на первом плане секс, наркотики и всяческие эксперименты над собственным телом.

Прежде Селеван считал, что в этом и заключается главная её особенность. Но когда перестилал её постель, обнаружил под матрасом конверт, а изучив его содержимое, понял, что Тэмми такая же, как все её сверстники.

Находка его не слишком взволновала. Сразу ничто не происходит, поэтому он удвоит усилия и подчинит внучку своей воле и воле родителей. Однако проблема заключалась в том, что мать Тэмми не отличалась терпением. Ей нужен был результат, и, если она его не получит, пребыванию Тэмми в Корнуолле придёт конец.

Селеван вынул найденный под матрасом конверт иположил его на приборный щиток. Тэмми посмотрела сначала на конверт, потом — на деда. И, чёрт бы побрал эту девчонку, оскорбилась.

— Ты роешься в моих вещах, пока меня нет дома, — заявила она таким тоном, словно ей нанесли смертельную рану. — Так же и с тётей Нэн обошёлся?

Селеван не собирался вступать в дискуссию о дочери и никчёмном хулигане, за которым та вот уже двадцать два года была замужем и, как ни странно, считала себя счастливой.

— Мы сейчас не о твоей тётке толкуем. Обсудим лучше этот твой вздор.

— Ты не терпишь никого, кто с тобой не согласен, дедушка. Вот и отец точно такой же. Когда сталкиваешься с тем, в чём не разбираешься, не следует впадать в панику. Даже если это что-то плохое. А в конверте нет ничего плохого. Это моё желание, и если родители не понимают, что там ответ, который нужен всему миру, чтобы этот проклятый мир прекратил…

Тэмми схватила конверт и сунула его в рюкзак. Селеван хотел было выхватить его и вышвырнуть в окно, но какой в этом смысл? Не будет одного, появится другой.

Когда Тэмми снова заговорила, голос её изменился. Чувствовалось, что она потрясена, что она считает себя жертвой предательства.

— Мне казалось, ты понимаешь. Во всяком случае, я не знала, что ты из тех, кто роется в чужих вещах.

Селеван возмутился. Разве не она его предала? Ведь это она скрывала от него корреспонденцию, а не он. Когда её мама позвонила из Африки и они обсуждали Тэмми, он не утаил это от внучки. Так что её обида была совершенно неуместна.

— А теперь послушай меня, — начал Селеван.

— Не раньше, чем ты выслушаешь меня, — спокойно возразила Тэмми.

После этого она открыла дверцу машины, произнесла ещё кое-что и потащилась к магазину. В иной ситуации Селеван выскочил бы за ней. Ни один из его детей не вёл себя с ним так вольно. Проблема в том, что Тэмми не его ребёнок. Между ними стоит травмированное поколение, и они оба знают, кто нанёс эти травмы.

Поэтому Селеван позволил внучке уйти и с тяжёлым сердцем отправился назад, в «Сны у моря». Там он сделал уборку и приготовил себе второй завтрак — бобы на тосте. Селеван надеялся, что, загрузив желудок пищей, избавится от тошноты, но это не помогло.

На улице хлопнула дверца машины, и Селеван отвлёкся от мрачных мыслей. Он выглянул в окно и увидел Яго Рита. Тот открыл дверь своего домика, спустился по ступенькам и раскинул руки навстречу Мадлен Ангарак. Девушка подбежала к нему, и старик похлопал её по спине и потрепал по волосам. Мадлен вытерла глаза рукавом фланелевой рубашки Яго, и они вместе вошли в домик.

Эта сцена поразила Селевана. Он не мог понять, как Яго удаётся то, что у него никогда не получалось: быть человеком, с которым хочет общаться молодёжь. Очевидно, старик умеет выслушать и ответить. Какими же такими возможностями он обладает, которых Селевану не дано?

Может, Яго легче, потому что эти люди ему не родственники? А может, секрет в том, о чём ему недавно говорил сам Яго?

Неважно. Очевидно, что у Яго Рита есть ключ к молодёжи, а у него — нет. Селеван решил выяснить, что это за ключ такой, прежде чем вмешается мать Тэмми и ушлёт девчонку куда-нибудь лечиться.

Селеван ждал, пока Мадлен Ангарак уедет. Когда через сорок три минуты она вышла, он направился к домику и постучал.

Яго отворил дверь, и Селеван увидел, что его друг куда-то собрался. На нём была куртка, очки, которые он надевал только в «Ликвид эрс», и головная повязка, не позволяющая длинным волосам падать на лицо. Селеван начал извиняться перед Яго за то, что нарушил его планы, но старик остановил его и пригласил в дом.

— Тебя что-то беспокоит, — заметил он. — Я вижу это, приятель. Подожди-ка…

Яго подошёл к телефону и набрал несколько цифр. Видимо, на том конце провода был автоответчик, поскольку Яго произнёс:

— Лью, это я. Буду поздно. У меня возникло неотложное дело. Кстати, Мадлен заезжала. Снова немного расстроена, но, думаю, она справится.

Он положил трубку на рычаг.

Селеван наблюдал за его движениями. Паркинсон разыгрался не на шутку. Да уж, старость не радость. А когда к ней примешивается болезнь, совсем плохо.

Для затравки беседы он вытащил из кармана странное украшение Тэмми и положил его на стол, а когда Яго уселся рядом на скамью, кивнул на него.

— Взял у девчонки, — пояснил Селеван. — Носила на шее. Сказала, что буква «М» означает Марию. Ты в это веришь? Так и сказала, словно это — самая естественная вещь в мире.

Старик взял украшение и осмотрел его.

— Наплечник, — заключил он.

— Точно. И она так сказала. Наплечник. Но «М», которая означает Марию, — это как-то странно. Вот я и встревожился.

Яго кивнул, но Селеван заметил, что губы приятеля дрогнули в улыбке. Он почувствовал раздражение. Конечно, Яго легко смеяться, ведь не его внучка вешает на шею такую штуку.

— С девчонкой уже давно что-то случилось. Стоит только на неё посмотреть, и понимаешь это. Думаю, всё дело в Африке. Наверное, африканки так на неё повлияли. Кто их знает, этих местных? Неудивительно, что она тронулась умом.

— Мать Иисуса, — отозвался старик.

— Вот и я о том же.

Яго весело расхохотался, и Селеван вспылил.

— Не пугайся, дружок. «М» — это Мария. Что на наплечнике означает: мать Иисуса. Это религиозный предмет. Такие наплечники носят католики. Возможно, ты видел на одних изображение Иисуса, на других — какого-нибудь святого.

— Чёрт! — пробормотал Селеван. — Час от часу не легче.

Мать Тэмми хватит удар, не иначе. Ещё одна причина забрать дочку. Для Салли хуже католиков только террористы.

— Лучше бы здесь был святой Георгий с драконом. По крайней мере, патриотично.

— На таких наплечниках святого Георгия не встретишь, — объяснил Яго. — Драконы — это плод воображения, что ставит под сомнение самого святого. Верующий вешает на шею такую штуку с каким-нибудь святым и тоже чувствует себя святым в некотором роде.

— Во всём виноваты политики, — мрачно изрёк Селеван. — Из-за них планета сошла с ума, из-за них девушки стараются стать святыми. Наверно, готовятся к смерти. И некому их переубедить.

— Это рассуждения Тэмми?

— А? — Селеван взял наплечник и сунул его в нагрудный карман рубашки. — Она хочет прожить жизнь в молитвах. Это её слова. «Дедушка, я хочу прожить жизнь в молитвах. Думаю, все должны к этому стремиться». Словно, если станешь в одиночестве сидеть в пещере, есть траву вместо нормальной пищи и пить раз в неделю собственную мочу, тем самым спасёшь человечество.

— Такой у Тэмми план?

— Да не знаю я, какой там у неё план. Никто не знает. И она тоже. Как это всё бывает? Услышат о каком-то культе и начинают его исповедовать, лишь потому, что этот культ не похож на другие и якобы спасёт мир.

Яго задумался. Селеван надеялся, что друг предложит ему решение проблемы с Тэмми. Но старик молчал, так что Селеван продолжил:

— Мне никак не удаётся найти подход к девчонке. Даже разговор завести не получается. Нашёл под её матрасом письмо. Там её просят приехать, хотят с ней встретиться. Мол, нам надо получше тебя изучить, чтобы определить, годишься ли ты, понравишься нам или нет. Я дал ей понять, что нашёл конверт, а она возмутилась и обвинила меня, что я роюсь в её вещах.

Яго ещё больше сосредоточился. Почесал голову.

— В самом деле?

— Что в самом деле?

— В самом деле роешься в её вещах?

— Приходится. Если я не буду этого делать, её мамаша меня со света сживёт. Она меня пилит: «Внуши ей интерес к странам, к путешествиям. Кто-то должен это сделать, пока не поздно».

— Вот в чём проблема, — указал Яго. — В этом вы все и ошибаетесь.

— В чём «в этом»?

Селеван не защищался, он хотел, чтобы друг указал ему на слабое звено, — тогда он тотчас исправит положение.

— Главная беда с молодёжью состоит в том, что нужно позволить им самим принимать решения, — ответил Яго.

— Но…

— Выслушай меня. Так они становятся взрослыми. Они принимают решение, ошибаются, и если никто не несётся к ним на выручку, словно пожарная команда, они обретают опыт. Не дело родственников удерживать молодого человека от всего, что он должен узнать. Их дело — помочь исправить ошибку.

Селеван мог это понять. Мог даже прокрутить слова друга в уме и по большей части согласиться с ними. Но согласие требует интеллектуального усилия и не имеет ничего общего с сердцем. Яго, у которого нет детей и внуков, легко принять такую философию. Потому-то молодёжь так любит с ним общаться. Они изливают душу, он слушает. Обращаться к нему со своими секретами так же безопасно, как к стенке.

Но что толку в такой стене? Ведь она не скажет: «Постой. Не делай из себя дурака», или: «Ты, чёрт возьми, ведёшь себя неправильно», или: «Верь мне, я прожил на шестьдесят лет дольше, чем ты, а это что-то значит, иначе какой смысл в моей жизни?» Кроме того, разве родители и деды с бабушками не имеют права учить своих отпрысков? Разве не они определяют, чем должны заниматься дети до конца своих дней? Вот и его родители решили за него. Возможно, ему это не нравилось, он этого не хотел и не выбрал бы для себя такой путь, но разве ему стало хуже оттого, что он забросил свои мечты о флоте и прожил достойную жизнь на ферме?

Яго смотрел на друга, подняв кустистые брови над оправой допотопных очков. Выражение его лица свидетельствовало, что он догадывается о мыслях Селевана и не спорит с ним.

— Когда получше узнаешь их, — продолжил Яго, — тогда перестаёшь тревожиться и нервничать, если они делают то, что тебе не нравится. Молодые никогда не слушают взрослых. Ты слушал?

Селеван опустил глаза. Он слушал. Поступил так, как ему велели. И, сделав это, всю жизнь жалел.

— Чёрт возьми, — вздохнул он и обхватил руками голову.

— Вот то-то и оно, — сказал Яго.

С утра Би Ханнафорд пребывала не в духе, и встреча с детективом-сержантом Барбарой Хейверс из Нью-Скотленд-Ярда облегчения не принесла. Би предложила ей остановиться в «Солтхаусе» и досконально проверить всё то, что Томасу Линли удалось выяснить о Дейдре Трейхир. Би знала, что Хейверс много лет работала с Линли в Лондоне, и если кто-то способен был что-либо выжать из этого человека, то, конечно же, это Барбара Хейверс.

Однако Ханнафорд начала жалеть о том, что согласилась на предложение помощника комиссара Дэвида Хильера прислать на помощь в расследовании убийства бывшего напарника Линли. Когда Би спросила Хейверс: «Какая есть информация от суперинтенданта о мисс Трейхир?», та сказала: «Он утверждает, что эта девушка тут ни при чём, но продолжает работать». Такой ответ Ханнафорд не устраивал. Она стала подозревать Хейверс в отсутствии лояльности и в том, что та её обманывает.

Ханнафорд сама встретилась с Линли. Он доложил о своей поездке в бухту Пенгелли, и Би почувствовала, что Линли глубоко заинтересовался Кернами. Что ж, это важно и в любом случае не мешало бы всё проверить, однако плохо то, что Линли не копается в прошлом Дейдры Трейхир.

Ветеринарию явно врёт. Взять хотя бы то, как она смотрела на Линли, когда Би увидела их вместе: смесь сочувствия, восхищения и похоти. Сумеет ли он отделить в рассказах Дейдры правду от лжи? Теперь инспектор в этом сомневалась.

От разговора с Барбарой Хейверс настроение Би стало ещё мрачнее, чем после пробуждения, хотя, казалось бы, куда хуже? Дело в том, что утром она сразу вспомнила о вопросах и комментариях сына, стало быть, сон не помог. «Почему ты ненавидишь папу? Папа любит тебя».

Пора ей снова заняться знакомствами по Интернету. Времени, правда, маловато. Ведь надо как следует изучить анкеты, вступить в переписку, попытаться понять, стоит ли тратить на человека вечер, а затем и найти возможность. А дальше… смысл-то какой? Со сколькими жабами ей придётся есть и пить, прежде чем появится кто-то, кто будет больше напоминать принца, чем земноводное? С сотнями? С тысячами? К тому же она не уверена, что ей хочется снова заводить с кем-то отношения. Она, Пит, собаки — зачем им ещё кто-то?

Би приглядывалась к Барбаре Хейверс, когда они вместе обсуждали план действий надень. Сейчас она смотрела на Барбару с профессиональной точки зрения, а не изучала её манеру одеваться. Внешний вид Барбары был прискорбным. Би казалось невероятным, что так может выглядеть взрослая женщина. В этот день на Хейверс был комковатый рыбачий свитер, который она надела поверх рубашки с кофейным пятном на воротнике. Твидовые брюки оливкового цвета были на дюйм короче, чем следовало, к тому же на вид им было лет двенадцать. На ноги Барбара надела вчерашние высокие красные кроссовки. Эту женщину можно было принять за уличную бродяжку или за пленного, бежавшего из зоны военных действий.

Би старалась не обращать на всё это внимания.

— У меня сложилось впечатление, — начала она, — что суперинтендант Линли не хочет заниматься мисс Трейхир. Что вы думаете, сержант?

— Очень может быть, — непринуждённо согласилась Хейверс — Учитывая всё, что с ним случилось, он сейчас далеко не такой, каким был прежде. Но если мисс Трейхир как-то связана с гибелью юноши и Линли это выяснит, то он возьмётся за неё как следует. Так что смело на него рассчитывайте.

— То есть ему нужно позволить действовать по собственному усмотрению?

Хейверс помолчала, глядя на информационный щит. Судя по всему, она за свои слова отвечала, и Би мысленно поставила ей это в заслугу.

— Линли сделает всё как надо, — наконец заверила её Хейверс — Примите во внимание его личные обстоятельства. Убийца от него не уйдёт.

Вот оно. Вряд ли Линли пожелает кому-то пережить то, через что пришлось пройти ему самому. Его нынешняя уязвимость может принести пользу, поскольку в присутствии ранимого человека другой может допустить серьёзные ошибки. Одну ошибку мисс Трейхир уже сделала, значит, будут и другие.

— Хорошо. Поедемте со мной. В нашем городе есть один парень, он избил другого. Произошло это несколько лет назад. В суде он старался вывернуться и кричал: «Во всём виноват алкоголь», но поскольку его жертву парализовало…

— Господи помилуй, — ужаснулась Хейверс.

— …то судья его посадил. Сейчас он вышел, но дурной характер и любовь к спиртному остались. Он был знаком с жертвой. Незадолго до гибели жертве кто-то поставил под глазом синяк. Надо бы нам как следует поработать с этим парнем.

Уилл Мендик находился на своём рабочем месте — в современном кирпичном супермаркете, который выглядел до дикости неуместно на перекрёстке Белльвью и Сент-Меван-кресент, откуда Би показала Хейверс здание «Эдвенчерс анлимитед», возвышающееся на мысу. Магазин Мендика находился неподалёку от пекарни, и когда они выбрались из лендровера, который оставили на стоянке при супермаркете, утренний ветерок донёс до них восхитительный аромат свежей выпечки. Барбара грубо разрушила это очарование, закурив. На ходу она жадно затягивалась и, пока они шли к дверям, успела выкурить половину сигареты.

Понадеявшись на весну, правление супермаркета отключило отопление, и внутри было холодно. Покупателей ранним утром мало, работала только одна касса из шести. Задав вопрос, Ханнафорд и сержант Хейверс направились к служебному помещению. На дверях было написано: «Входа нет» и «Служебный вход».

Би прошла вперёд с удостоверением наготове. По пути им попался небритый мужчина, спешащий в туалет. Би остановила его возгласом: «Полиция!» Мужчина не дёрнулся, как хотелось бы Би, но, по крайней мере, оказался услужливым. Она спросила Уилла Мендика, и мужчина сказал, что тот на улице. Би и Барбара зашагали в обратном направлении мимо полок с продуктами в бумажных упаковках и в банках — здешних запасов хватило бы на несколько поколений.

С южной стороны здания из огромного грузовика выгружали новый товар. Би рассчитывала найти здесь Уилла Мендика, но её отправили в дальний конец площадки, к мусорным контейнерам. Там она увидела молодого человека, запихивающего овощи и другие продукты в чёрный пакет. Это и был Уилл Мендик. Он «свершал акт низвержения», тот самый, для которого Санто Керн разработал логотип, красующийся на рубашке Уилла. Одновременно ему приходилось отпугивать чаек. Птицы носились над ним и вокруг него, хлопали крыльями, пытались напугать. Это зрелище напоминало фильм Хичкока.

Мендик внимательно изучил удостоверение Би. Он был высоким и румяным и покраснел ещё больше, поняв, что перед ним копы. Би подумала, что у него внешность виновного человека.

Молодой человек переводил взгляд с Би на Хейверс, и по выражению его лица было ясно, что ни одна из женщин не соответствует его представлению о том, как должен выглядеть полицейский.

— У меня сейчас перерыв, — сообщил он, словно боясь, что они отслеживают часы его работы.

— Ну ничего, — успокоила его Би. — Мы побеседуем с вами, а вы можете продолжать своё занятие.

— Вы хоть представляете, сколько еды в нашей стране пропадает зря? — осведомился Мендик.

— Довольно много, наверное.

— Мягко говоря. Каждый день тонны. И это — преступление.

— Хорошо, если вы пускаете её в дело.

— Я её ем.

Он как будто защищался.

— Я так и поняла, — заметила Би.

— Вам приходится это делать, — любезно добавила Барбара Хейверс — Пока продукты дойдут до Судана, по дороге они сгниют, заплесневеют, засохнут. К тому же вам это выгодно. Так что всё хорошо.

Мендик смотрел на Барбару, силясь понять, выказала ли она ему своё неуважение или нет. Лицо Барбары хранило бесстрастность. Судя по всему, Мендик решил игнорировать все их суждения относительно его взглядов.

— Вы хотели что-то выяснить? Слушаю.

— Вы были знакомы с Санто Керном. Видимо, довольно близко, если он разработал дли вас логотип.

— Раз уж вы это раскопали, то заметили, что городок у нас маленький и большинство жителей знали Санто Керна. Наверняка вы и с ними встретились.

— Мы непременно сделаем это, — ответила Би. — Но в данный момент интересуемся вами. Расскажите нам о Конраде Нельсоне. Вроде он сейчас в инвалидной коляске.

У Мендика возле рта было несколько пигментных пятен. Сейчас они приобрели цвет спелой земляники. Он снова принялся сортировать выброшенную супермаркетом продукцию. Отобрал несколько повреждённых яблок, а вслед за ними и вялые кабачки.

— Я за это отсидел, — буркнул он.

— Нам это известно, — заверила Би. — Только мы не в курсе, как это случилось и почему.

— К вашему расследованию это не имеет никакого отношения.

— Вы совершили умышленное преступление, — напомнила Би. — Нанесли серьёзный урон здоровью другого индивидуума. Когда у человека в прошлом есть такие моменты, мистер Мендик, мы желаем узнать подробности. Особенно если этот человек — партнёр, друг либо каким-то иным образом связан с жертвой преступления.

— Дыма без огня не бывает, — вставила Хейверс, зажигая ещё одну сигарету и этим словно подчёркивая важность слов.

— Вы разрушаете не только свои лёгкие, но и наносите вред окружающим, — возмутился Мендик. — Отвратительная привычка.

— А как вы назовёте лазание по мусорным бакам? — парировала Хейверс.

— Я против того, чтобы пропадали продукты.

— Хотелось бы мне обладать вашим благородством! Однако сдаётся, часть его вы утратили, когда изувечили того человека в Плимуте.

— Повторяю: я за это отсидел.

— Вы, как я слышала, кричали в суде, что во всём виноват алкоголь, — напомнила Би. — У вас по-прежнему есть такая проблема? Эта привычка и привела вас к преступлению?

— Теперь я не пью, так что больше никаких преступлений.

Мендик заглянул в бак и, должно быть, увидел что-то ценное. Он нырнул туда и вытащил упаковку инжира. Сунул её в мешок и снова приступил к поискам. Потом достал буханку заплесневевшего хлеба и стал бросать его на асфальт чайкам. Птицы жадно набросились на еду.

— Я хожу на заседания анонимных алкоголиков, если вас это интересует, — добавил Мендик. — И с тех пор как освободился, спиртного в рот не беру.

— Надеюсь, что так, мистер Мендик. Но с чего всё началось в Плимуте?

— Я вам уже говорил, это не имеет отношения…

Судя по всему, он решил смягчить тон, поскольку вздохнул и доверительно продолжил:

— Раньше я страшно напивался. Подрался с тем парнем без всякой причины. Понятия не имею, что меня на это толкнуло. На следующий день и не вспомнил о потасовке. Мне очень жаль того человека. Я не хотел причинить ему вред. Наверное, просто решил его проучить.

— Вы всегда так учите людей?

— Когда напивался, поступал именно так. И не горжусь этим. К тому же всё в прошлом. Сейчас стараюсь держать себя в руках.

— Стараетесь?

— Чёрт побери!

Мендик снова залез в бак и яростно там закопошился.

— У Санто Керна был большой синяк под глазом, — сказала Би. — Вы не можете объяснить его происхождение?

— Не могу.

— Не можете или не хотите?

— Почему вы ко мне цепляетесь?

«Потому что у тебя слишком виноватый вид, — подумала Би. — Потому что ты врёшь, и я вижу это по цвету твоего лица. Сейчас оно горит ярким пламенем».

— Это моя работа — цепляться, — пояснила Би.

— У меня не было причин бить Санто. Или убивать. Или что там ещё.

— Как вы с ним познакомились?

— Я работал в «Клин баррел», в магазине сёрферов. — Мендик мотнул головой в сторону магазина. — Санто пришёл выбрать борд. Вот так и познакомились. Через несколько месяцев после того, как он приехал в наш город.

— Но вы уволились из «Клин баррел». Это связано с Санто Керном?

— Я посоветовал ему пойти в «Ликвид эрс» и из-за этого потерял место, потому что не имел права направлять клиента к конкурентам.

— Вы винили в этом Санто?

— Жаль, но вынужден вас разочаровать. Нет, не винил. Я правильно сделал, что послал его в «Ликвид эрс». Санто был новичком, ни разу не выходил в море. Ему нужна была доска для новичка. В то время у нас не было приличных досок, одно китайское дерьмо. Эту дрянь мы продавали туристам, поэтому я и предложил Санто встретиться с Лью Ангараком. Тот мог изготовить для него классную доску, на которой следует учиться. Вот и всё, что я сделал. А по реакции Найджела Койла можно было подумать, что я кого-то застрелил. Санто принёс мне доску — похвастаться, а в тот момент в магазине был Койл. Вот и вся история.

— Выходит, Санто вас подвёл.

— И за это я его убил? Ждал два года, чтобы прикончить? Ещё чего! Он очень жалел о том, что случилось. Сто раз извинялся.

— Где?

— Что «где»?

— Где извинялся? Где вы его видели?

— Да мало ли. Городок-то небольшой.

— На берегу?

— На берег я не хожу.

— В городе сёрферов не ходите на берег?

— Я же не сёрфер.

— Вы продавали борды, не увлекаясь сёрфингом? Как же так, мистер Мендик?

— Чёрт побери!

Мендик поднялся во весь рост. Стоя в мусорном контейнере, он возвышался над женщинами, но и без этого он мог бы смотреть на них сверху вниз, так как оказался высоким, хотя и каким-то несуразным.

Би заметила, что на висках у него бьются жилки. Интересно, чего ему стоит сдерживаться и каков он в приступе гнева?

Она почувствовала, что сержант Хейверс напряглась, и взглянула на неё. У Хейверс было жёсткое выражение лица, и Би это понравилось. Стало быть, Барбару не так просто напугать.

— Вы соперничали с другими сёрферами? — спросила Би. — С Санто? Он с вами соперничал?

— Я не люблю море, — сквозь зубы процедил Мендик. — Мне не по себе, когда я не знаю, что подо мной находится. В море могут быть акулы, и мне не хотелось бы с ними столкнуться. Я разбираюсь в бордах и в сёрфинге, но сам я не сёрфер. Ясно?

— Да. Может, вы лазаете, мистер Мендик?

— Куда лазаю? А-а. Нет, я не скалолаз.

— Чем вы тогда занимаетесь?

— Общаюсь с друзьями.

— Санто Керн был вашим другом?

— Нет…

Мендик отступил под градом сыпавшихся на него вопросов, словно понимал, что угодит в ловушку, если станет отвечать так же быстро. Он положил в мешок ещё несколько продуктов: сильно помятые консервные банки, пакет с кексами, несколько упаковок шпината и другие зелёные овощи, затем высунул голову из контейнера.

— У Санто не было друзей в обычном понимании. Он общался только с теми, с кем выгодно.

— Например?

— С теми, у кого можно чему-то научиться. Санто сам так говорил.

— Чему он хотел научиться?

Мендик заколебался, и Би подумала, что они приблизились к сути, однако медленнее, чем хотелось бы. Неужели она теряет хватку? Тем не менее кое-что ей удалось, значит, не всё потеряно.

— Мистер Мендик! — поторопила Би.

— Секс, — отозвался он. — Санто был помешан на сексе.

— Ему было восемнадцать, — напомнила Хейверс. — Разве есть на свете восемнадцатилетние парни, не помешанные на сексе?

— До такой степени? Что ж, мне известны восемнадцатилетние, которые ничуть не похожи на Санто.

— И с кем он встречался?

— Не знаю. Знаю, что всё изменилось. Это её выражение. Санто её обманывал.

— Её? — Би осенило. — Уж не Мадлен ли Ангарак? Что она вам сказала?

— Что ей тошно оттого, с кем Санто после неё связался. Это у неё вызывает отвращение.

Ну вот, они снова вернулись туда, откуда начали. Теперь у них есть ещё один лжец — Мадлен.

— Вы хорошо знаете Мадлен? — осведомилась Хейверс.

— Не совсем. Я знаю её брата, Кадана. Её я тоже знаю. Ещё раз повторяю: городок у нас маленький. В конце концов все друг друга узнают.

— В каком смысле? — спросила Би.

— Что? — удивился Мендик.

— В каком смысле узнают? Вы говорите: в конце концов все друг друга узнают. Вот я и спрашиваю: в каком смысле?

Мендик явно не понимал, чего от него хотят. Впрочем, неважно. Теперь им нужна Мадлен Ангарак.

Глава 18

Если бы не дождь, Бен Керн вряд ли увидел бы отца. Мать поддалась на его уговоры из-за непогоды, и в конце рабочего дня он повёз её из «Кроншнепа» домой. У неё был большой трёхколёсный велосипед, на котором она без особых трудов добиралась до работы и обратно. Бен объяснил, что велосипед они положат в багажник «остина». Незачем ей ездить по узким улицам в плохую погоду. Да и в хорошую тоже. Она немолода, нездорова, не годится ей кататься на трёхколёсных велосипедах. «У него же три колеса, Бен», — возразила мать плохо повинующимся языком. Нет, отцу следовало купить нормальную машину, ведь и отец, и мать — люди преклонного возраста.

Когда Бен произнёс это, он подивился эволюции отношений между детьми и родителями: со временем они меняются местами, родители становятся детьми. И у них с Санто могло бы произойти нечто подобное. Впрочем, Бен в этом сомневался. Санто застыл бы в вечной молодости, удовлетворял бы только собственные желания.

Мысли о распутной юности преследовали Бена на протяжении всего визита в родные места. Тем не менее, когда он трясся по ухабам, следуя к старому фермерскому дому, он поражался тому, что через столько лет не освободился от страха перед отцом. Кроме Эдди Керна, Бен никого и ничего не боялся. Сейчас же ему казалось, что он и не покидал бухту Пенгелли. Мать почувствовала это и сказала невнятно (господи, казалось, теперь она говорит по-португальски!):

— Отец очень изменился за прошедшие годы.

— По телефону он показался таким же, как прежде. Мать пояснила, что отец изменился физически — ослабел. Пытается скрывать это, но возраст сказывается. Она не прибавила, что отец и сам осознаёт свою слабость. Экологический дом был его мечтой: жизнь на земле, в гармонии с природой. Эдди Керн хотел подчинить природу, заставить работать на себя. Он совершил замечательную попытку по организации натурального хозяйства, но надорвался, взвалив на плечи непосильную ношу.

Если Эдди Керн и слышал, что к дому подъехал «остин», то виду не подал и на улице не показался. Однако, когда Бен вытащил из багажника материнский трёхколёсный велосипед и они подошли к жилищу-развалюхе, дверь оказалась приоткрытой. Должно быть, Эдди наблюдал за ними из грязного, кое-как поставленного оконца.

Несмотря на предупреждение матери, Бен испытал потрясение, увидев отца. Как же тот постарел! Выглядит намного старше своих лет. Стариковские очки в чёрной оправе. За толстыми грязными линзами — выцветшие глаза, один глаз поражён катарактой. Бен понимал, что отец ни за что не согласится на операцию. И всё остальное было у него старым — от одежды с неумело поставленными заплатками до плохо выбритого лица. Из ушей и носа торчали пучки волос. Плечи сгорбились, движения замедлились. Отец был олицетворением конца света.

Бен почувствовал головокружение.

— Отец! — выдохнул он.

Эдди Керн окинул сына с головы до ног тем взглядом, которым родители часто одаряют своих отпрысков и который выражает одновременно оценку и осуждение, потом повернулся и молча исчез в глубине дома.

В других обстоятельствах Бен немедленно бы уехал. Но мать пробормотала: «Тсс, тсс» — и Бен успокоился. Невольно почувствовал себя ребёнком. В этих звуках он услышал: «Мама здесь, дорогой. Не плачь». Мать легонько подтолкнула его вперёд.

Эдди дожидался в кухне, которая казалась единственным обитаемым помещением нижнего этажа. Тут было тепло и светло в отличие от остального дома, погруженного в темноту, пропахшего плесенью, со скребущимися под полом мышами.

Отец поставил чайник. Энн Керн многозначительно кивнула на этот чайник как на свидетельство того, что Эдди изменился не только физически, но и душевно. Шаркая ногами, отец прошёл к шкафу, вынул три чашки, банку с растворимым кофе и рваную упаковку с рафинадом. Поставил всё на щербатый жёлтый стол рядом с пластмассовым кувшином с молоком, буханкой хлеба и непочатой пачкой маргарина.

Наконец он подал голос:

— Скотленд-Ярд. Обрати внимание: не местные, а Скотленд-Ярд. Это почище, чем местные. Не ожидал, небось? А она?

Бен понимал, что значит «она». «Она» всегда одна и та же.

— Другой вопрос, — продолжил Эдди, — кто им позвонил? Кому понадобилось вызывать Скотленд-Ярд и почему они примчались сюда, словно на пожар?

— Не знаю.

— Да откуда тебе знать? Если уж Скотленд-Ярд подключился, дело плохо. А если плохо, то без неё не обошлось. Я с самого начала этого боялся, Бенесек. Разве я тебя не предупреждал?

— Деллен не имеет к этому отношения, отец.

— Не упоминай при мне этого проклятого имени.

— Эдди, — умоляюще произнесла мать, положив ладонь Бену на руку: боялась, что сын взбрыкнёт.

Но вид отца потряс Бена. «Какой же он старый, — подумал он. — Ужасающе старый. И сломленный». Бен с удивлением подумал, и как это он до сих пор не понимал, что жизнь давным-давно нанесла поражение его отцу. Эдди Керн бился, не признавая компромиссов и не желая меняться. Он не хотел принимать жизнь такой, какая она есть, что означало искать порой обходные пути и изменять своё поведение. Он не хотел отказаться от своей мечты и посмотреть в лицо реальности. Он не был способен на эти уступки, и жизнь сокрушила его и прокатилась по нему колесом.

Чайник закипел, захлопал крышкой. Когда Эдди повернулся, чтобы снять его с плиты и принести его на стол, Бен подошёл к отцу. Мать снова повторила своё «тсс, тсс», но сейчас это было ни к чему.

— Мне жаль, что между нами всё так сложилось, — заметил Бен. Я люблю тебя, отец.

Плечи Эдди ещё сильнее согнулись.

— Почему ты её не бросил?

Голос отца был таким же подавленным, как и его душа.

— Просто не мог, — ответил Бен. Но во всём виноват я, а не Деллен. Винить надо не её, а мою слабость.

— Ты отказывался смотреть в лицо правде.

— Верно.

— А сейчас?

— Не знаю.

— До сих пор?

— Да, это мой личный ад. Понимаешь? Все эти годы он был моим, а не твоим.

Плечи Эдди совсем поникли. Он попытался, но не смог поднять чайник. Бен сам взял чайник и разлил воду в чашки. Кофе был нежелателен: одолеет бессонница, а ему нужен сон, лучше непробудный. Но он выпьет кофе, угодит отцу.

Все уселись, последним опустился на стул Эдди. Голова его казалась слишком тяжёлой для шеи, она клонилась вперёд, подбородок чуть ли не падал на грудь.

— Что же теперь будет, Эдди? — спросила Энн.

— Я сказал копу. Я мог бы вышвырнуть его со своей земли, но не стал. Я хотел… не знаю, чего я хотел. Бенесек, я выложил ему всё, что знал.

Последовавшая за этим беспокойная ночь была вызвана двумя причинами: выпитым кофе и общением с родителями. Хотя Бен и Эдди похоронили часть мучивших их обид, беседа оживила болезненные воспоминания, которым Бен предавался весь вечер и ночь.

По сравнению со всей жизнью одна ночь должна казаться незначительной. Та ночь была вечеринкой с приятелями, только и всего. Сборище, на котором Бен мог бы и не оказаться, если бы за два дня до этого в который раз не порвал с Деллен Нанкервис, «Тебе надо встряхнуться, — советовали ему друзья. — Этот идиот Парсонс устраивает вечеринку. Приглашает всех, так что пойдём с нами. Хоть раз перестань думать о своей корове».

Это оказалось невозможным, потому что Деллен появилась на вечеринке в красном платье и в туфлях на шпильках. Гладкие ноги, загорелые плечи, густые, длинные белокурые волосы, глаза словно васильки. Семнадцать лет, сердце сирены. Сначала она была одна, но в одиночестве не осталась. Деллен напоминала пламя и всех притягивала к себе. Приятели Бена на эту удочку не попались и держались в сторонке — знали, какую западню может подстроить Деллен: подложит приманку и в нужный момент прихлопнет жертву. Остальные немедленно клюнули. Бен наблюдал за этим, пока не лопнуло терпение.

Ему протянули бокал, и он выпил. Сунули в руку таблетку — проглотил. Дали сплифф^[40] — и он закурил. После всего этого чудесным образом остался жив. Бен отвечал на приглашения всех девушек, желавших уединиться с ним в тёмном углу. Кажется, их было три, а может, и больше. Ему было всё равно, главное то, что Деллен за ним наблюдает.

«Убери от моей сестры свои мерзкие руки», — эти слова вдруг положили конец его игре. Их произнёс Джейми Парсонс. Он взял на себя роль возмущённого брата, богатого человека, путешествующего по миру в поисках лучших мест для сёрфинга. Парсонс обнаружил, что какое-то ничтожество запустило руку в трусики его сестры, а сестра упёрла ногу в стенку, и видно было, что ей нравится то, что с ней делают. Бен по глупости объявил об этом во всеуслышание.

Джейми Паттерсон без церемоний вышвырнул Бена из дома, а приятели Бена последовали за ним. Деллен осталась на вечеринке.

«С этим идиотом надо разобраться», — заявили друзья. Они напились и накурились до чёртиков и горели желанием отомстить Джейми Парсонсу.

А что было потом? Бен просто не знал.

Всю ночь после возвращения в Кэсвелин из бухты Пенгелли он прокручивал эту историю в голове. Когда он вернулся, было около десяти. Бен расхаживал по дому, останавливался у окон и глядел на беспокойное море. В гостинице было тихо. Керра отсутствовала, Алан тоже, а Деллен… её не было ни в гостиной, ни в кухне. Дальше Бен не смотрел. Ему требовалось время — отделить настоящие воспоминания от всего, что он вообразил.

Утром Бен наконец вошёл в семейную спальню. Деллен растянулась на постели по диагонали. Она была погружена в тяжёлый наркотический сон. Даже не потрудилась закрыть стоявший на тумбочке пузырёк с таблетками. Лампа, должно быть, горела всю ночь.

Бен уселся на край кровати. Деллен не проснулась. Она спала в одежде, которая была на ней накануне. Бахрома красного шарфа словно лепестки, в центре голова Деллен — сердцевина цветка.

Проклятием Бена являлось то, что он по-прежнему любил Деллен. И сейчас, несмотря ни на что, несмотря на гибель Санто, по-прежнему хотел обладать ею. У Деллен была способность стирать из его головы всё, кроме неё самой. Бен не понимал, как это случилось, как она сумела так выкрутить его душу.

Деллен открыла глаза. Бен прочёл в них правду прежде, чем Деллен успела полностью очнуться: она не может дать ему то, чего он хочет от неё.

Она отвернулась от Бена и сказала:

— Оставь меня. Или убей. Потому что я не могу.

— Я видел его тело, — сообщил Бен. — Вернее, лицо. Они его разрезали — впрочем, они употребили какое-то другое слово, — поэтому показали с простынёй до подбородка. На остальное я не смотрел, да и не хотел. Достаточно было лица.

— О господи…

— Простая формальность. Они знали, что это Санто. Они нашли автомобиль. У них есть его права. Так что даже не требовалось звать меня на опознание. Я мог бы в последний момент закрыть глаза и сказать «да, это Санто», даже не взглянув на него.

Деллен подняла руку и прижала ко рту кулак. Бен не хотел думать о причинах, заставивших его говорить всё это. Он чувствовал, что ему нужно совершить ещё какой-то шаг, добраться до материнских чувств Деллен, даже если она станет его обвинять, конечно же заслуженно. Так лучше, чем видеть, как она от всего устраняется.

«Деллен ничего не может с собой поделать». Бен бесконечно напоминал себе об этом на протяжении многих лет. «Она за себя не отвечает. Она нуждается в моей помощи». Бен уже не был уверен, правда ли это. Но верить во что-то другое в этот поздний час не давали ему прожитые во лжи двадцать пять лет его жизни.

— Я виноват в том, что случилось, — продолжил Бен. — Не смог наладить отношений с сыном. Я всегда хотел от людей большего, чем те могут дать, старался выжать из них всё возможное. Так было у меня с тобой. Так было и с Санто.

— Ты должен был со мной развестись. Ну почему, бога ради, ты этого не сделал?

Деллен заплакала. Она повернулась на бок, нашла глазами стоявший на тумбочке пузырёк с таблетками и потянулась к нему. Бен схватил пузырёк.

— Не сейчас.

— Мне надо…

— Нет.

— Дай их мне. Не могу больше.

Вот и главная причина. «Я больше не могу. Я тебя люблю, люблю… Не знаю почему… Голова моя вот-вот лопнет, я ничего не могу поделать… Иди сюда, дорогой. Иди сюда, иди сюда».

— Из Лондона кого-то прислали.

По выражению лица Деллен было ясно, что она не понимает, о чём речь. Деллен отстранилась от смерти Санто, и ей хочется уйти ещё дальше. Но он ей этого не позволит.

— Детектив, — пояснил Бен. — Из Скотленд-Ярда. Он встречался с моим отцом.

— Зачем?

— Так всегда бывает, когда кого-то убивают. Они изучают жизнь людей, которые как-то связаны с жертвой. Соображаешь, к чему я веду? Он говорил с отцом, и тот всё рассказал.

— О чём?

— Почему я уехал из бухты Пенгелли.

— Но это не имеет никакого отношения…

— Они хотят разобраться, дойти до сути.

— Дай мне таблетки.

— Нет.

Деллен попыталась выхватить у мужа пузырёк. Бен спрятал таблетки за спину.

— Я не спал всю ночь. Из-за того, что побывал в Пенгелли и общался с отцом. Ко мне вернулось прошлое. Та вечеринка в доме на скале, выпивка, наркота, секс в углу. Кто помнит, зашло ли всё дальше? А ведь зашло. Верно?

— Плевать. Это было так давно. Бен, умоляю, верни мне таблетки.

— Ты их получишь и погрузишься в дурман, а ты нужна мне здесь. Ты должна почувствовать то, что чувствую я. Иначе…

Бен смолк. Что «иначе»? Что он сделает, если она не сможет одуматься? Разве он не пытался? Да уж сколько раз, и ничего не получилось. Его угрозы были напрасны, и оба это знали.

— Смерть за смерть, как бы там ни было, — продолжил Бен. — В отношении Санто я был против сёрфинга. Опасался, что сёрфинг заведёт его туда же, куда и меня. Я мечтал сделать его другим, поменять его суть. Всё потому, что боялся. Хотел, чтобы он жил так, как я. Словно бы наставлял его: «Живи как мертвец, и тогда я буду тебя любить». А это… — Бен указал на таблетки и поднялся с постели. — Это делает человека мёртвым, мёртвым для мира.

— Тебе известно, что произойдёт. Я себя не контролирую. Я пытаюсь, и мне кажется, что у меня треснет череп.

— Так было всегда.

— И ты это знаешь.

— Ты получаешь облегчение. От таблеток, от выпивки. А если таблеток нет, если алкоголь не помогает…

— Отдай мне их!

Деллен встала с кровати.

Бен подошёл к окну, отворил его и высыпал таблетки на грязный газон, где весенние побеги дожидались припозднившегося солнца.

Деллен завопила, подскочила к мужу и замолотила по нему кулаками. Бен перехватил её руки.

— Я хочу, чтобы ты увидела, — пообещал он. — И услышала, и почувствовала. И запомнила. Если мне придётся разбираться со всем этим одному…

— Я тебя ненавижу! — взвизгнула Деллен. — Ты хочешь! Но никто не даст тебе то, чего ты хочешь. Во всяком случае, я не дам. Ты от меня этого ни разу не получил. И я тебя ненавижу. Господи, как же я тебя ненавижу!

Деллен вырвалась, и Бен сначала подумал, что она выскочит из комнаты и пойдёт рыться в земле, пытаясь спасти свои быстрорастворимые таблетки. Но она подбежала к шкафу и начала доставать оттуда одежду. Это были все оттенки красного — от алого до бордо. Все вещи Деллен пошвыряла на пол. Бен решил, что жена ищет платье, в котором была в тот злополучный вечер.

— Расскажи мне, что случилось, — попросил он. — Я был с сестрой Парсонса. Делал с ней то, что она позволяла. Джейми застал нас и вышвырнул меня. Не потому, что боялся за сестру и не хотел, чтобы она трахалась в коридоре родительского дома во время вечеринки, а потому, что ему нравилось ощущать себя главным, и он воспользовался случаем. Дело было не в классовых различиях. И не в деньгах. Дело было в амбициях Джейми. Что случилось после того, как я ушёл?

Деллен продолжала бросать платья на пол. Покончив со шкафом, она принялась за комод. На пол летели трусы, лифчики, нижние юбки, джемперы, шарфы. Пока вся эта красная одежда не легла ей под ноги, словно груда перезрелых фруктов.

— Ты трахалась с Джейми, Деллен? Я никогда конкретно не интересовался твоими партнёрами, но этот факт желаю прояснить. Наверняка ты прощебетала что-то типа: «На берегу есть пещера, в которой мы с Беном занимаемся сексом, я к тебе туда приду». Джейми не знал, что мы расстались. Решил, наверное, что ему представилась хорошая возможность для мести.

— Нет!

— Он отправился туда и трахнул тебя так, как ты хотела. Но перед этим напился какой-то дряни, или накурился марихуаны, или чего-нибудь ещё… ЛСД, экстези… смешал с алкоголем. Как только он сделал то, что ты просила, ты убежала, оставив его в пещере, а когда туда ворвался прилив…

— Нет!

— …тебя уже и след простыл. Ты своё получила, и к наркотикам это не имело отношения, тут была месть. Ты рассудила так: Джейми есть Джейми. Ему выгодно растрезвонить, что он тебя трахнул, и тогда эта информация дойдёт до меня. Но ты позабыла о приливе, о том, что вода может нарушить твои Планы.

— Это я сказала! — заорала Деллен.

Одежда кончилась, на пол кидать было нечего. Тогда она схватила настольную лампу и стала ею размахивать.

— Я рассказала всё, что знала. Ну что, счастлив? Это ты хотел от меня услышать?

Бен онемел. Он не думал, что у него больше не останется слов, но слов не было. Он не ожидал, что прошлое может чем-то его удивить, однако ошибся.

Би Ханнафорд и сержант Хейверс подошли к пекарне Кэсвелина. Рабочий день был в самом разгаре:готовилась продукция для местных пабов, гостиниц, кафе и ресторанов. От умопомрачительных ароматов кружилась голова.

— Умереть — не встать, — страстно пробормотала Барбара Хейверс.

Она пожирала глазами стоявшие в витрине подносы со свежей выпечкой, всё это великолепие, угрожающее холестерином и калориями.

— Что, соблазнительно? — спросила Би.

— Только посмотрите на это печенье. Полный отпад!

— Вы обязательно должны его попробовать, пока находитесь в Корнуолле. Лучше нашего нигде не найдёте.

— Непременно возьму на заметку.

Хейверс бросила прощальный взгляд на витрину и проследовала за Би в магазин.

Мадлен Ангарак обслуживала людей, стоявших в очереди, а Шер выносила из кухни подносы с продукцией и ставила их в стеклянные шкафы. В этот раз у них была не только сладкая выпечка. Шер выкладывала домашний хлеб, покрытый толстым слоем крошки и увенчанный розмарином.

Хотя Мадлен была занята, в конец очереди Би вставать не собиралась. Она извинилась перед покупателями и показала своё удостоверение.

— Прошу прощения, полицейское разбирательство. — Затем Би повернулась к Мадлен. — Несколько слов, мисс Ангарак. Здесь или в отделении, но безотлагательно.

Мадлен не стала спорить. Она обратилась к напарнице:

— Шер, встань вместо меня. — И со значением добавила: — Я скоро вернусь.

Этим она явно хотела что-то подчеркнуть: либо своё желание сотрудничать с полицией, либо намерение пригласить адвоката. Она надела куртку и вышла на улицу.

— Это инспектор Хейверс, — представила коллегу Би. — Она приехала из Скотленд-Ярда, помогает в расследовании.

Мадлен скользнула взглядом по Хейверс и снова посмотрела на Би.

— При чём тут Скотленд-Ярд?

В её голосе слышалось что-то вроде смущения и тревоги.

— Сами догадайтесь.

Би сочла полезным упоминание о Скотленд-Ярде. Эти два слова заставляют людей задуматься, вне зависимости от того, знают они доподлинно что-либо о лондонской полиции или нет.

Мадлен примолкла. Если она и удивилась тому, что представитель Скотленд-Ярда одет, словно жертва урагана Катрина, то никак это не показала. Хейверс вынула потрёпанный блокнот и что-то в нём записала. Вполне возможно, напомнила себе купить что-нибудь в пекарне перед отъездом в Кэсвелин — это не важно. Сам факт выглядел официально, вот что главное.

— Я не люблю, когда меня обманывают, — сообщила Би девушке. — Потому что я даром трачу время, приходится возвращаться, а это затрудняет расследование.

— Я не…

— Будьте добры, сэкономьте нам время во втором раунде нашей встречи.

— Не пойму, с чего вы взяли…

— Может, напомнить? В соответствии с вашими показаниями семь с половиной недель назад Санто Керн порвал отношения с вами. Вы заявили, что больше ничего не знаете. Однако выяснилось: есть ещё кое-что. Вам было известно, что Санто встречается с другой, и у вас это вызывало отвращение. Что вы на это скажете, мисс Ангарак?

Мадлен отвернулась. Видно было, что она лихорадочно соображает. Наверное, прикидывает, кто проболтался. Подозреваемых, скорее всего, у неё немного. Взгляд Мадлен упал на бакалею «Голубая звезда», и её лицо выразило удовлетворение, а затем и решимость. Должно быть, вспомнила об Уилле Мендике. Вот оно, слабое звено!

— Итак? — поторопила Би.

Сержант Хейверс красноречиво постучала по блокноту карандашом. Карандаш был обгрызенным, что и неудивительно: другого карандаша у такой женщины просто быть не может.

Мадлен снова посмотрела на Би. Смирившейся она не казалась. Напротив, была разгневана. Би подумала, что не так должен выглядеть человек, подозреваемый в убийстве.

— Санто меня бросил. Это правда. Я не врала. К тому же в беседе с вами я клятв не давала.

— Избавьте нас от толкования закона, — вмешалась Хейверс — Мы не снимаем эпизод фильма «Убить Билла». Вы солгали, смошенничали, станцевали польку-бабочку. Неважно. Перейдём к фактам. Я буду счастлива, инспектор будет счастлива, и, главное, можете мне поверить, вы будете счастливы.

Мадлен этот совет мало понравился. Она состроила недовольную гримасу, тем не менее изменила своё отношение, потому что, когда заговорила, история получилась другой.

— Ну ладно, это я порвала с Санто. Я подозревала, что он меня обманывает, и последовала за ним, чтобы всё узнать. Я этим не горжусь, но мне нужно было выяснить. Ну а когда выяснила, то покончила с ним. Мне было больно и неприятно от собственной наивности. К тому же я по-прежнему его любила, но всё же решилась на расставание. Вот и всё. Это правда.

— Так-так, — пробормотала Би.

— Куда вы за ним последовали? — спросила Хейверс и занесла карандаш над блокнотом. — Когда вы за ним последовали? И как? Пешком, на машине, на велосипеде, на ходулях «поуго»?^[41]

— Вы сказали, что его обман вызвал у вас отвращение, — добавила Би, — что вам стало тошно. Вам отвратителен сам факт или что-то другое?

— Я так не говорила.

— Вы говорили не нам. И это — часть вашей проблемы. Жалуетесь одному, потом то же вываливаете на другого, уже иными словами, и в конечном итоге всё возвращается. Вы обнаруживаете, что кто-то вцепился зубами вам в задницу, и пытаетесь отмахнуться.

— Бешенство — штука опасная, — пробормотала Хейверс.

Би подавила улыбку. Ей начинала нравиться эта нелепая женщина.

Лицо Мадлен окаменело. Видимо, она только сейчас поняла всю серьёзность своего положения. Ей оставалось либо упрямиться и терпеть угрозы и насмешки женщин-полицейских, либо раскрыть карты. Мадлен выбрала путь, который должен был помочь ей поскорее избавиться от непрошеных собеседниц.

— Я считаю, что люди должны держаться тех, кто им подходит, — заявила она.

— А Санто выбрал кого-то другого? — осведомилась Би. — Что вы имеете в виду?

— Ничего конкретного.

— Что? — нетерпеливо спросила Хейверс. — Он насиловал алтарных мальчиков? Коз? Овец? Вступал в сексуальный контакт с кабачком? Что?

— Перестаньте! — крикнула Мадлен. — Санто имел дело с другими женщинами, ясно? Со взрослыми женщинами. Я высказала ему всё, когда узнала. Я ведь за ним следила.

— Начнём сначала, — вздохнула Би. — Выследили за ним. И куда он ходил?

— В дом Полкар. — Глаза девушки полыхнули. — Он поехал в бухту Полкар, и я отправилась за ним. Он скрылся в доме, а я ждала и ждала, потому что была глупой. Не хотелось думать, что… Но нет. Нет. Поэтому я подошла к двери, постучала… Вы сами можете догадаться обо всём остальном. А теперь оставьте меня в покое. Оставьте меня в покое, чёрт бы вас побрал!

Мадлен протолкнулась между двумя женщинами и кинулась к двери пекарни, яростно потирая щёки.

— Что это за дом Полкар? — спросила Хейверс.

— Ещё одно хорошее место, имеет смысл его навестить, — ответила Би.

Линли подъехал и увидел, что «воксхолла» Дейдры у дома нет. Впрочем, она могла припарковаться у одной из своих хозяйственных пристроек. Линли задумчиво побарабанил пальцами по рулю наёмного «форда». Что дальше? Следовало доложить Би Ханнафорд обо всём, что он узнал, однако ему этого не хотелось. Лучше дать Дейдре возможность объясниться самостоятельно.

Барбара Хейверс могла воображать себе что угодно, но Линли воспринял её слова серьёзно. Он понимал, что положение у него щекотливое, однако не хотел даже думать об этом. Линли мечтал выбраться из тёмной ямы, в которой барахтался много недель, грезил о спасительной верёвке, которую кто-нибудь бросит сверху. Долгое путешествие по Юго-Западной прибрежной тропе не стало для него спасением. И теперь он вынужден был признать, что добрые глаза Дейдры Трейхир заманили его в ловушку и он упустил детали, на которые в ином случае обязательно обратил бы внимание.

Одну такую подробность Линли обнаружил утром, после отъезда Хейверс. Он ещё раз позвонил в зоопарк Бристоля. На этот раз вместо того, чтобы попросить мисс Трейхир, он позвал смотрителя приматов. Пообщавшись с несколькими служащими из разных отделов, он выяснил, что в зоопарке нет Пола, смотрителя приматов. За приматами ухаживает бригада женщин во главе с некой Мимзи Вэнс. Она ничего не смогла сообщить Линли.

Мысленно он поставил против имени Дейдры ещё одну галочку.

Он чувствовал, что с Дейдрой следует поговорить по душам. Зачем девушка врала о смотрителе приматов Поле и его больном отце? Но возможно, он сам чего-то не понял из слов Дейдры. Конечно же, она заслуживает шанса оправдаться.

Линли вышел из «форда» и постучал в голубую входную дверь. Как и ожидалось, ему никто не открыл. Тогда он направился к пристройкам, чтобы окончательно убедиться в отсутствии Дейдры.

В более крупной пристройке было пусто. Стены не были отделаны, а обилие паутины и толстого слоя пыли указывало на то, что пристройкой занимались редко. На полу, впрочем, виднелись следы шин. Линли присел и вгляделся в них. Судя по всему, тут припарковывались разные автомобили. На это следует обратить внимание, хотя и непонятно, для каких целей сгодится это наблюдение.

Маленькую пристройку использовали как кладовку для садового инвентаря. Инструменты здесь явно не залёживались. Это подтверждало рассказ Дейдры о том, что на своём маленьком клочке земли она пытается устроить сад.

Линли рассматривал всё это так, на всякий случай. Вдруг он услышал скрип автомобильных шин на посыпанной галькой дорожке. Машина Линли перегородила проезд, поэтому ему пришлось выйти из пристройки. Оказалось, что это не Дейдра пожаловала, а Ханнафорд в компании с Барбарой Хейверс.

Линли огорчился. Он надеялся, что Хейверс не поделится с Би Ханнафорд информацией, полученной в Фалмуте, хотя и понимал — это маловероятно. Когда речь идёт о преступлении, Барбара превращается в питбуля. Она переехала бы на грузовике собственную бабушку, если бы почуяла след. Тот факт, что Дейдра Трейхир ни при чём, её не волнует. Что-либо странное, противоречивое или подозрительное требует расследования, рассмотрения и изучения со всех сторон, а Барбара Хейверс — настоящий коп и должна выполнять свои обязанности.

Барбара выбралась из машины, и их глаза встретились. Линли постарался не показать своего разочарования. Хейверс вытряхнула сигарету из пачки «Плейере» и повернулась спиной, защищая от ветра пластиковую зажигалку.

Би Ханнафорд подошла к Линли.

— Дейдры нет дома?

Он покачал головой.

— Вы уверены? — спросила Ханнафорд, внимательно глядя на него.

— В окна я не смотрел, — ответил Линли. — Однако не представляю, что помешало бы ей открыть дверь, если бы она была дома.

— А я представляю. Кстати, как продвигаются ваши дела с изучением подноготной милого ветеринара? Вы провели с ней немало времени. Полагаю, вам есть о чём доложить.

Линли посмотрел на Хейверс и почувствовал благодарность к бывшей напарнице. Ему стало стыдно, что он неправильно судил о ней, и он подумал, как же сильно изменили его последние месяцы. Лицо Хейверс осталось бесстрастным, лишь поднялась одна бровь. Она играет на его стороне. До поры до времени.

— Не знаю, почему Дейдра обманула вас по поводу своего маршрута из Бристоля, — обратился Линли к инспектору, — Признаться, я не слишком продвинулся. Она очень осторожна в воспоминаниях.

— Не так уж и осторожна, — возразила Би. — Дейдра соврала, что якобы не знала Санто Керна. Парень был её любовником. Она делила Санто с его подружкой, а та ни о чём не догадывалась. Во всяком случае, поначалу. У подружки появились подозрения, она незаметно отправилась за Санто, и тот вывел её прямёхонько сюда. Судя по всему, Санто стремился к разнообразию. Старше, моложе и те, что посередине. Сердце у Линли сильно забилось.

— Я не вполне вас понял, — произнёс он ровным голосом.

— Чего вы не поняли?

— Его девушка проследила за ним, и что дальше? Как вы пришли к выводу, что Санто и мисс Трейхир были любовниками?

— Сэр, — предостерегающе сказала Хейверс.

— Вы что, ненормальный? — усмехнулась Ханнафорд, — Девушка застукала его, Томас.

— Его или их?

— Какая разница?

— Огромная, если фактически она ничего не видела.

— В самом деле? А чего вы хотите от девушки? Ей надо было впрыгнуть в окно с камерой и снять всё на плёнку? Она говорила с ним, и Санто объяснил, что происходит.

— Он сказал, что мисс Трейхир его любовница?

— Чёрт возьми, вы думаете…

— Мне просто кажется, что если Санто испытывал влечение к зрелым женщинам, то мог бы найти более удобный вариант. Мисс Трейхир, если судить по её показаниям, приезжает сюда только на выходные, и не так часто.

— Это если верить её словам. Милый мой, Дейдра успела уже столько наврать, что можно с уверенностью сказать: если Санто Керн бывал в этом доме…

— Могу я перекинуться парой фраз с суперинтендантом, инспектор Ханнафорд? — вмешалась Хейверс.

Линли напомнил ей твёрдым голосом:

— Барбара, я больше не…

— Как же вас тогда называть? — ядовито осведомилась Хейверс. — Ваше сиятельство? Ну да ладно, пусть будет мистер Линли. Если вы не возражаете, инспектор.

Ханнафорд махнула рукой.

— Можете его забирать.

Она сделала несколько шагов к дому, остановилась и указала на Линли пальцем.

— Мистер Линли, если я обнаружу, что вы мешаете расследованию…

— То вы сядете на моё место, — сухо закончил он за неё. — Знаю.

Ханнафорд подошла к дому и постучала в дверь. Ей никто не открыл, и она двинулась вокруг дома, явно собираясь повторить то, что делала, по её мнению, Мадлен, то есть посмотреть в окно. Линли повернулся к Хейверс.

— Спасибо, — поблагодарил он.

— Я не собиралась вас спасать.

— Не за это. — Линли кивнул в сторону дома. — За то, что не передали Ханнафорд информацию из Фалмута. Вы могли это сделать. Должны были. Мы оба это знаем.

— Я люблю быть последовательной.

Хейверс глубоко затянулась, бросила сигарету на землю и сплюнула прилипшую к языку табачную крошку.

Линли улыбнулся:

— Значит, вы понимаете…

— Нет, — отозвалась Барбара. — Не понимаю. По крайней мере, не понимаю, что вы хотите, чтобы я понимала. Дейдра лгунья, сэр. И это не делает ей чести. Мы приехали сюда ради допроса. И если понадобится, примем меры посерьёзнее.

— Это какие же? Арест? Если у Дейдры с погибшим был роман, то не в её интересах было его убивать.

— Необязательно. И пожалуйста, не уверяйте меня, что впервые об этом слышите.

Барбара взглянула на дом. Ханнафорд не было видно: она прошла к западным окнам, смотревшим на море. Хейверс сделала глубокий вдох и зашлась в кашле заядлого курильщика.

— Надо вам завязать с курением, — посоветовал Линли.

— Хорошо. Завтра. А пока у нас проблема.

— Поедемте со мной в Ньюки.

— Что? Зачем?

— У меня появилась зацепка, и она там. Отец Санто Керна лет тридцать назад был как-то причастен к смерти человека. Мне кажется, в этом стоит разобраться.

— Отец Санто Керна? Сэр, вы увиливаете от дела.

— От какого дела?

— Сами знаете.

Барбара кивнула на дом.

— Хейверс, я не увиливаю. Поедете со мной в Ньюки?

Этот план казался Линли разумным. В нём чувствовался аромат прошлого: когда-то они вдвоём рыли носом землю, искали нестыковки, обдумывали возможности. Ему вдруг захотелось поработать вместе с сержантом.

— Не могу, сэр, — ответила Хейверс.

— Почему?

— Во-первых, потому что я должна помогать Ханнафорд. А во-вторых…

Она провела рукой по волосам цвета соломы, плохо подстриженным и прямым, точно дорога мученика к небесам. Как и всегда, её волосы, насыщенные статическим электричеством, встали дыбом.

— Сэр, как бы мне это сформулировать?

— Что?

— Это. Вы испытали большое горе.

— Барбара!

— Нет. Уж пожалуйста, выслушайте меня. Вы потеряли жену. И ребёнка. У вас была выбита почва из-под ног.

Линли закрыл глаза. Барбара крепко схватила его за руку.

— Понимаю, это тяжело. Ужасно.

— Нет, — пробормотал Линли. — Не надо.

— Хорошо. Не буду. Но то, что случилось с Хелен, взорвало ваш мир. Никто не выходит из такой беды с ясной головой, сэр.

Линли посмотрел на Барбару.

— Вы намекаете, что я спятил? Вот к чему мы пришли?

Она отпустила его руку.

— Я хочу сказать, что вы тяжко травмированы. Сейчас вы не в состоянии подойти к делу со стороны силы. Ожидать от вас чего-то другого в корне неправильно. Не представляю, кто эта женщина, почему она здесь и действительно ли она Дейдра Трейхир. Может, она просто называет себя этим именем. Но факт остаётся фактом: если кто-то врёт во время расследования, копы обязаны с этим разобраться. И я спрашиваю: почему вы не хотите разбираться? Наверное, мы оба знаем ответ на этот вопрос.

— И каков же ответ?

— Вы произнесли это как лорд. Я изучила ваши интонации. Хотите показать, что между нами дистанция. Обычно вы так и поступаете. Но сейчас я этого не позволю, сэр. Буду откровенной: вы должны посмотреть на свои действия со стороны. А если не хотите об этом задумываться, тоже постарайтесь понять почему.

Линли словно волной обдало. Волна эта разрушила всё, что он построил и до сих пор не трогал.

— О господи, — пробормотал Линли и замолк.

Он поднял голову и посмотрел на небо. Серые тучи грозили непогодой.

Когда Хейверс снова заговорила, голос её изменился. Жёсткие нотки исчезли. Такая перемена подействовала на него не меньше, чем всё услышанное.

— Зачем вы приехали сюда? В её дом? Вы о ней что-то узнали?

Линли откашлялся и посмотрел на Барбару. Хейверс казалась такой крепкой и реальной, что он верил: она на его стороне. Но в тот момент это было неважно. Если бы он открыл Хейверс правду, она бы за неё ухватилась. Сам факт ещё одной лжи Дейдры Трейхир нарушил бы равновесие.

— Я хотел пригласить Дейдру с собой в Ньюки, — признался он. — Тогда у меня была бы возможность пообщаться с ней, разобраться…

Он не закончил свою мысль. Даже для его ушей она звучала отчаянно жалко. «Да я и сам такой», — подумал Линли.

Хейверс кивнула. От дальнего угла дома к ним шла Ханнафорд. Она специально топала по траве и примулам под окнами, чтобы Дейдра Трейхир поняла: в её отсутствие кто-то приходил.

Линли сообщил инспектору о своих намерениях: Ньюки, полиция, история Бена Керна и смерть юноши по имени Джейми Парсонс.

Его рассказ не произвёл впечатления на Ханнафорд.

— Дурацкое дело, — заявила она. — Что нам это даст?

— Пока не знаю.

— Лучше займитесь Дейдрой, суперинтендант. Участвовала ли она во всём том, что случилось со времён ледникового периода? Сколько ей тогда было лет? Четыре года? Пять?

— Я признаю, что насчёт неё ещё нужно кое-что выяснить.

— Признаёте? Приятно слышать. Вот и сосредоточьтесь на Дейдре. У вас ведь есть мобильный? Так держите его при себе. — Би мотнула ярко-рыжей головой в сторону машины. — Мы уезжаем. Как только обнаружите нашу мисс Трейхир, везите её в отделение. Вам всё ясно?

— Абсолютно, — отозвался Линли.

Он проводил взглядом Ханнафорд, направившуюся к своей машине. Прежде чем Барбара двинулась за ней вслед, они с Линли переглянулись.

Он в любом случае решил ехать в Ньюки. Плевать на то, что Ханнафорд против: он не обязан в угоду ей принижать собственную роль в расследовании.

В лабиринте улиц Линли выбрал самый короткий путь, отделяющий бухту Полкар от шоссе А-39. Примерно в пяти милях от Уэйдбриджа он наткнулся на перевёрнутый грузовик. Это происшествие значительно его задержало, и в столицу сёрферов Корнуолла он прибыл чуть позже трёх часов. Там он тотчас заблудился и проклял послушного, почитавшего родителей подростка, каким был до смерти отца. «Ньюки, — не раз повторял отец, — вульгарный город, туда истинный Линли ездить не должен». Соответственно, Линли и не знал этого места, в то время как младший брат, никогда не стремившийся угодить родителю, скорее всего, нашёл бы дорогу с завязанными глазами.

Линли измучился из-за системы одностороннего движения и едва не выскочил на пешеходную зону. Не выдержав, он сдался и воспользовался справочным бюро, где добрая пожилая женщина спросила: «Вы не Фистрал^[42] ищете, дорогой?» Женщина с радостью и подробно изложила, как добраться до полицейского отделения, и Линли более не испытывал затруднений.

Его полицейское удостоверение сработало, как он и надеялся, хотя результат оказался не тем, на какой он рассчитывал. Дежурный констебль направил Линли к командиру, сержанту Ферреллу. У того была круглая, как шар, голова, а брови такие густые и чёрные, что казались искусственными.

Феррелл знал о расследовании убийстве в Кэсвелине. Но он понятия не имел, что к делу подключилась лондонская полиция. Последнюю фразу сержант произнёс довольно многозначительно. Присутствие в этом деле лондонской полиции предполагало расследование в расследовании — оно указывало на некомпетентность местной службы.

Линли постарался заверить Феррелла, что не сомневается в способностях Ханнафорд. Он рассказал, что оказался в этих краях случайно, находясь в отпуске. Тело обнаружили при нём. Юноша был сыном человека, который и сам когда-то по касательной был замешан в гибели своего знакомого. То дело расследовала полиция Ньюки. Вот почему Линли у них: хочет найти информацию, имеющую отношение к нынешнему преступлению.

Тридцать лет назад Феррелл только-только вышел из пелёнок, а потому не слышал ни о Парсонсах, ни о Бенесеке Керне, ни о смерти в морской пещере бухты Пенгелли. Однако он выразил желание подсказать Линли, кто наверняка ему поможет. Если суперинтендант немного подождёт.

Линли решил сделать это в буфете. Голодным он себя не чувствовал, но разговор с Хейверс отнял у него много сил. Линли купил яблоко, откусил разок — плод оказался безвкусным, и Линли швырнул его в урну. Он взял чашку кофе и пожалел о том, что бросил курить. В буфетах нынче курить запрещено, но потеребить что-нибудь в руках было бы неплохо, пусть даже незажженную сигарету. Линли открыл один пакетик с сахаром, бросил содержимое в кофе и разорвал бумажный пакетик в клочки. Остальные сложил в аккуратную стопку. Затем пластмассовой ложкой стал чертить узоры на столе — лишь бы не думать.

В зоопарке нет никакого Пола, смотрителя приматов, но что это, в самом деле, значит? Он поймал Дейдру на том, что она интересуется чудесами, и ей захотелось как-то оправдаться. Такова человеческая природа. Смущение привело к обману. Это ещё не преступление. Но поскольку это не единственный случай, когда ветеринар уклонилась от истины, то у Линли появилась проблема: что делать с ложью Дейдры Трейхир и что о ней думать после этого.

Феррелла не было долгих двадцать шесть минут. В буфет он вернулся с листком бумаги. Линли надеялся на коробки с документами, которые можно долго изучать, а потому почувствовал разочарование. Однако слова Феррелла в некоторой степени его обрадовал и.

— Инспектор, который вёл это дело, вышел в отставку задолго до моего прихода, — сообщил сержант. — Сейчас ему должно быть больше восьмидесяти. Он живёт в Зенноре. Напротив церкви и рядом с пабом. Он согласен встретиться с вами возле кресла русалки, если не возражаете.

— Кресло русалки?

— Да, это он так назвал. Сказал, что если вы настоящий детектив, то сумеете его найти. — Феррелл смущённо пожал плечами. — Старик показался мне странным. Так что я решил вас предупредить. Скорее всего, он малость не в себе.

Глава 19

Поскольку Дейдры Трейхир дома не было, ничего не оставалось, кроме как вернуться в полицейское отделение Кэсвелина. Ханнафорд и Хейверс так и поступили. Прежде чем уйти, Би засунула под дверь дома Полкар свою визитку вместе с запиской, где просила ветеринара позвонить по телефону или прийти в отделение. Би мало надеялась на позитивный результат. У мисс Трейхир не было ни стационарного телефона, ни мобильника, а судя по тому, сколько она уже наговорила неправды, вряд ли она захочет встречаться с полицией. Дейдра — лгунья. Они знают, что она лгунья. И Дейдра знает, что они знают. С учётом этих моментов Дейдре Трейхир нет никакого смысла соглашаться на неприятную беседу с копами.

— Линли относится к расследованию не так, как должен, — заявила инспектор, когда они с Барбарой отъехали от дома Полкар.

Её мысли приняли естественный оборот: Дейдра Трейхир и дом Полкар неизбежно привели к Томасу Линли. Би не понравилось, что он был там и видел их с Барбарой. Ещё меньше ей понравилось, что Линли сомневается в виновности ветеринарши.

— У него принцип — прорабатывать все имеющиеся версии, — заметила Хейверс.

Произнесла она это как-то слишком легко, и Би подозрительно сощурила глаза. Сержант глядела прямо перед собой, словно дорога по какой-то причине представляла её главный интерес.

— Линли рассматривает ситуацию и видит её глазами королевской прокурорской службы, — пояснила Хейверс, — «Забудь на минуту об аресте, — думает он. — Перед нами вопрос: пора ли отдавать дело в суд? Да или нет?» Если нет, он продолжает расследование. Приходится иной раз попотеть, но зато это приводит к нужному результату.

— Если так, то мы должны спросить себя: почему он так не хочет копаться в прошлом мисс Трейхир?

— Наверное, ниточка, ведущая в Ньюки, представляется Линли более существенной. Впрочем, это неважно. Если понадобится, он вернётся к Дейдре.

Би снова внимательно взглянула на Хейверс. Поза сержанта не соответствовала тону её голоса. Она была явно напряжена, а говорила беззаботно. Не всё так просто. Кажется, Би догадалась, в чём дело.

— Между молотом и наковальней, — изрекла она.

— Что? — удивилась Хейверс.

— Это место, где вы находитесь, сержант Хейверс. Вы не уверены, как поступить: проявить лояльность по отношению к Линли или к работе. Чему отдадите предпочтение?

Хейверс слабо улыбнулась. Улыбка получилась невесёлой.

— Не беспокойтесь, я не растеряюсь в нужный момент. Не стоит торопиться и делать глупый выбор.

— Вот как вы это называете. Глупый выбор. Я не идиотка, сержант. Не обращайтесь со мной как с дурой.

— Надеюсь, я сама не окажусь в дураках.

— Вы что, влюблены в него?

— В кого?

Хейверс широко раскрыла глаза. Глазки у неё были маленькие, но, когда она их распахнула, Би обратила внимание на красивый цвет радужки, голубой, точно небо в Шотландии.

— Вы имеете в виду суперинтенданта? Мы с ним были бы той ещё парой. — Хейверс хохотнула. — Надеюсь, я не до такой степени глупа.

Би поняла, что она искренна, но лишь отчасти, а потому решила приглядеться к Хейверс и пронаблюдать за её работой. Мысль эта Би не понравилась — чёрт возьми, ни на кого нельзя положиться! — однако альтернативы у неё не было.

В отделении инспектор слегка подобрела: там все трудились. Сержант Коллинз делал пометки в плане работ, констебль Макналти сидел за компьютером Санто Керна. В отсутствие машинистки один из офицеров службы береговой охраны вводил информацию в компьютер. Дорожная полиция изучала список владельцев автомобилей «РАВ-4» и «дефендер». Последний найти оказалось проще, как Би и предполагала. У Яго Рита имелся «дефендер», очень похожий на автомобиль, который видели приблизительно в миле от злополучной скалы. Что же до «РАВ-4», то выяснилось, что машина, стоявшая к югу от той же скалы, предположительно принадлежит Льюису Ангараку.

— Один из них кто-то вроде деда Мадлен, а другой — её отец, — сообщила Би Барбаре. — Прелестная подробность.

Тут констебль Макналти привстал из-за компьютера Санто Керна и обратился к Би:

— Инспектор…

В его голосе смешались надежда и волнение.

— Месть, — стала рассуждать вслух Хейверс. — Санто обесчестил и обманул девушку. Они её защитили. По крайней мере, один из них. Или вдвоём составили план мести. Когда дело идёт об убийстве, такого рода вещи не редкость.

— Инспектор! — повторил Макналти, поднимаясь во весь рост.

— Доступ к снаряжению Санто имели как Рит, так и Ангарак, — продолжала Би. — И к багажнику его автомобиля. Они наверняка знали, что снаряжение там.

— От Мадлен?

— Возможно. Впрочем, и тот и другой могли как-нибудь это выяснить.

— Инспектор, вы просили, чтобы я перестал пялиться на большие волны, — вмешался Макналти. — Но вам нужно взглянуть на это.

— Погодите, констебль. Дайте мне додумать одну идею.

— Но это важно.

— Чёрт побери, Макналти!

Тот мрачно переглянулся с сержантом Коллинзом. «Проклятая корова» — прочитала в его взгляде Би.

— Ну ладно, констебль, — резко согласилась она. — Ладно. Что тут у вас?

Би подошла к компьютеру. Макналти бешено заколотил по клавишам и открыл сайт. Она увидела огромную волну с сёрфером величиной в муху. Би мысленно помолилась о терпении, хотя в тот момент ей хотелось за уши оттащить Макналти от компьютера.

— Вспомните слова старика об этом постере, — заговорил Макналти. — Старика из «Ликвид эрс». Этот парень на волне Маверик… помните? Но это не Марк Фу. Это — Джей Мориарти.

— Констебль, всё ясно, — вздохнула Би.

— Погодите. Как я и сказал, здесь запечатлён Джей Мориарти. Это мало кому известно. Не только потому, что парню здесь шестнадцать. Он был самым молодым сёрфером, который в ту пору сумел поймать Маверик. Фотография сделана тогда, когда погиб Марк Фу.

— И что тут важного?

— Сёрферы это видят. По крайней мере, сёрферы, покорившие Маверик.

— Что видят?

— Разницу между Джеем Мориарти и Марком Фу.

Лицо Макналти было взволновано, словно он один раскусил дело и ждал, когда Би произнесёт: «Называйте меня отныне Лестрейдом». Но она промолчала, и Макналти продолжил, возможно с поубавившимся энтузиазмом, но с не меньшей настойчивостью:

— Не улавливаете? Тот человек из «Ликвид эрс», Яго Рит, заявил, что на его постере — Марк Фу. Марк Фу на волне, которая его убила. — Констебль нажал на несколько клавиш, и появилась фотография как на постере. — Но вот вам тот же снимок, инспектор. И это Джей Мориарти, а не Марк Фу.

Би задумалась. Она не любила выпускать что-либо из-под контроля, но энтузиазм Макналти в отношении сёрфинга заводил её в область, не имевшую отношения к расследованию.

— Хорошо. Значит, в отношении постера в «Ликвид эрс» Яго Рит ошибся. И что нам это даёт?

— Получается, что старик не разбирается в том, о чём толкует, — объявил Макналти.

— Только потому, что промахнулся с постером?

— Он выдавал себя за знатока, — напомнил Макналти. — Последняя волна Марка Фу вошла в историю сёрфинга. Как и успех Джея Мориарти. Новичок в спорте может не слышать о нём и о том, что с ним случилось. Но опытный сёрфер? Тот, кто утверждает, что несколько десятков лет ловил волну? Тот, кто якобы ездил по миру в поисках настоящих волн? Он обязан знать. А Рит не знает. И его автомобиль оказался рядом с местом, где погиб Санто Керн. Я уверен: что-то тут нечисто.

Би задумалась над его словами. Макналти некомпетентен как детектив. Он может отработать всю жизнь в полиции Кэсвелина, но так и не подняться выше уровня сержанта, и даже если такое продвижение состоится, это станет для него счастливым билетом. Однако случаются моменты, когда устами младенца глаголет истина. Би полагала, что всё дело в этом, поскольку ей постоянно хотелось щёлкнуть констебля по голове.

— Что у нас с отпечатками на автомобиле Керна? Есть ли там пальцы Яго Рита? — спросила она у сержанта Коллинза.

Тот заглянул в документ, который вынул из стопки бумаг на столе Би, и сообщил, что, как и следовало ожидать, следы Санто на машине повсюду. Отпечатки Уилла Мендика — снаружи, со стороны водителя. Пальчики Мадлен Ангарак практически там же, где и следы Санто: внутри, снаружи, внутри бардачка, на CD. Есть также отпечатки Деллен и Бена Керна. Следы других людей — на CD и на багажнике — ещё предстоит опознать.

— А на скалолазном снаряжении?

Коллинз покачал головой.

— Большая часть не идентифицируется. В основном мазки. У нас есть один чёткий след, принадлежащий Санто, и один — слабый, неопознанный. Вот и всё.

Опять облом. Им снова надо заняться машинами, замеченными недалеко от места падения жертвы.

— Что мы имеем? Юноша встречался с Мадлен в «Снах у моря», — задумчиво заговорила Би. — Следовательно, это даёт Яго Риту доступ к автомобилю. Нам известно, что Санто получил свою доску в «Ликвид эрс», стало быть, это приводит нас к Льюису Ангараку. Раз парень встречался с Мадлен, то наверняка бывал у неё дома. Отец девушки мог выяснить, где Санто хранит скалолазное снаряжение.

— Но ведь есть и другие, — подала голос Хейверс.

Она изучала вывешенный на информационном щите план мероприятий. Коллинз отмечал там ход расследования.

— Все, кто общался с жертвой, — продолжила Хейверс, — его приятели и даже родные. Возможно, они знали, где лежит снаряжение. Им легче было получить к нему доступ.

— Легче-то легче, ну а как быть с мотивом?

— Может, кто-то выиграл от смерти Санто? Сестра? Её бойфренд?

Хейверс отвернулась от щита и, кажется, прочла что-то на лице Ханнафорд, поскольку добавила:

— Я выступаю в роли адвоката дьявола. Кажется, нам не слишком хочется ломиться в чужие двери?

— Не забудьте об «Эдвенчерс анлимитед», — напомнила Би.

— Бизнес семейный, — подчеркнула Хейверс — Всегда отличный мотив.

— Но они ещё даже не открылись.

— Кто-то вставляет палки в колёса. Хочет им помешать. Конкурент?

Би покачала головой.

— Нет ничего сильнее секса, Барбара.

— Возможно, — согласилась та.

В деревне Зеннор почти всегда было темно. Виной тому её месторасположение. Деревня укрылась от морских ветров в складке ландшафта. Монохромный гранитный пейзаж разбавляли чахлые вербы. В худшие времена, усугублённые ненастной погодой, или в глухую ночь земля эта производила зловещее впечатление. Из окружающих её полей торчали валуны, словно проклятия злобного бога.

За сотню лет деревня не изменилась, да и вряд ли изменится в следующее столетие. Её прошлое было связано с шахтёрским промыслом, а настоящее зависело от туризма, хотя толку от него было мало, даже в разгар летнего сезона, поскольку до берега добраться не так-то легко. Церковь, возможно, была единственным, что может привлечь в деревню любопытных, если, конечно, не считать паба, где можно выпить и закусить.

Стоянка при этом заведении была просторной — наверное, летом дела тут складывались неплохо. Линли оставил машину и вошёл внутрь — поинтересоваться насчёт «кресла русалки». Хозяин трудился над разгадыванием судоку. Он нетерпеливо поднял голову — дескать, подождите секундочку, — вывел цифру в одной из клеток, нахмурился и стёр написанное. Когда наконец он позволил к себе обратиться, то несколько изменил словосочетание, произнесённое Линли.

— Русалки, сэр, вряд ли имеют обыкновение сидеть, если об этом хорошенько подумать, — заявил он.

Итак, Линли выяснил, что ему нужно кресло «Русалка», а найдёт он его в церкви. Упомянутая церковь находилась довольно близко от паба, да и ничто в Зенноре не располагалось от него далеко, потому что деревня состояла из двух улиц, переулка и тропы, огибавшей пахучую молочную ферму и уводившей к скалам над морем. Церковь была построена несколько столетий назад.

Здание оказалось не заперто, как и большинство корнуоллских церквей. Внутри было тихо, пахло заплесневевшим камнем. Цвет помещению придавали подушки, лежавшие на полу у скамей, — прихожане вставали на них коленями во время молитвы — да витраж с распятием над алтарём.

Кресло «Русалка», очевидно, было главной достопримечательностью церкви. Оно стояло на особом месте в боковой капелле, над ним висела доска с пояснением, где говорилось, что в Средние века христиане воспользовались символом Афродиты, чтобы с его помощью представить две природы Христа — человека и Бога. История показалась Линли надуманной. Он осмотрел работу средневековых христиан.

Кресло было простым, дубовым и напоминало скорее скамью для одного человека. Резьба дала ему название: морская дева с плодом айвы в одной руке и гребнем — в другой. В тот момент на кресле никто не сидел.

Линли ничего не оставалось, кроме как ждать, и он уселся на ближайшую скамью. В здании было холодно и стояла полная тишина.

На данном этапе своего существования Линли недолюбливал церкви. Не хотелось думать о смерти, о которой возвещали кладбища. Ни к чему эти молчаливые напоминания. Он не верил вообще ни во что, разве только в случайность и в жестокость человека по отношению к человеку. По его мнению, церковь и религия давали обещания, которые не могли выполнить. Легко гарантировать вечное блаженство после смерти, ведь ни один человек не вернулся оттуда и не доложил о том, что бывает с людьми, которые прожили жизнь, ограничивая себя во всём и соблюдая высокие моральные принципы, и об ужасах, которым подвергаются грешники после кончины.

Ждать пришлось недолго: дверь открылась и громко хлопнула без всякого уважения к святому месту. Линли поднялся со скамьи и увидел в полутьме высокую фигуру, решительно устремившуюся к нему энергичной походкой. Когда человек поравнялся с одним из церковных окон, Линли ясно его увидел.

Только лицо выдавало возраст, осанка же была прямой, а тело — крепким. Лицо изборождено морщинами, распухший нос намекает на пристрастие к спиртному и напоминает кочан цветной капусты, опущенный в свекольный сок.

Феррелл назвал Линли имя потенциального источника информации о семье Керн: Дэвид Уилки, инспектор из полиции Девона и Корнуолла, вышедший в отставку. Когда-то он возглавлял расследование по делу о гибели Джейми Парсонса.

— Мистер Уилки?

Линли представился и предъявил удостоверение. Уилки надел очки и внимательно его изучил.

— Чего ради вы суёте нос в дело Парсонса? — недружелюбно осведомился Уилки.

— Это было убийство? — спросил Линли.

— Не доказано. Смерть в результате несчастного случая, но мы-то с вами понимаем, что это может означать. Всё, что угодно, так что стоит прислушиваться к словам людей.

— Потому я и приехал. Я беседовал с Эдди Керном. Его сын Бен…

— Не надо мне подсказывать. Я бы и сейчас работал, если б закон позволял.

— Может, выйдем и посидим с вами где-нибудь?

— Дом Бога вас не слишком устраивает?

— Боюсь, что в данный момент — нет.

— Кто вы тогда? Христианин в хорошую погоду? Господь не приходит к вам так, как вы хотите, и поэтому вы захлопываете перед ним дверь? Верно? Молодые люди все одинаковы.

Уилки засунул руку в карман куртки, вытащил оттуда платок и на редкость осторожно промокнул свой ужасный нос.

— Взгляните на него. — Уилки взмахнул платком перед Линли. — Белый, как в тот день, когда я его купил. Я сам стираю своё бельё. Ну как вам?

— Впечатляет, — ответил Линли. — В этом я с вами не сравнюсь.

— Вы, молодые петухи, ни в чём не можете со мной сравниться.

Уилки сунул платок обратно.

— Я буду говорить с вами в доме Бога либо нигде. Прежде мне нужно стереть пыль со скамей. Подождите здесь. Пойду за причиндалами.

Линли подумал, что старик явно не в себе.

Уилки вернулся с корзиной, из которой вынул метлу, несколько тряпок и флакон с чистящим средством.

— Не знаю, что случилось с народом, — пробубнил он.

Подав метлу Линли, Уилки подробно объяснил, как нужно подмести пол под скамьями. Затем он ходил за Линли с тряпкой, смоченной чистящим средством, и уверял, что нельзя пропустить ни пылинки.

— У нас и тряпок-то почти нет, не приглядишь — всё зарастёт грязью. Понимаете? — спросил он.

Линли кивнул, и это дало Уилки возможность вернуться к предыдущей мысли.

— В моё время церкви были переполнены. В воскресенье и в среду на вечерню. А сейчас от одного до другого Рождества и двадцати прихожан не увидишь. В Пасху бывает побольше, и то если погода хорошая. Это всё битлы виноваты. Помню, один из них заявил, что он Иисус. Будь моя воля, я бы с ним разобрался.

— Но ведь это было довольно давно, — заметил Линли.

— После того как высказался тот язычник, церковь уже никогда не была прежней. Парни отрастили себе волосы до задницы и пели об удовольствиях. Орали и разбивали гитары в хлам. А ведь они денег стоят. Ну а им плевать. Безбожники. Что ж удивляться, что люди перестали в церковь ходить?

Линли подумал, что старик не такой уж и чокнутый. Жаль, что нет рядом Хейверс: она бы поспорила с Уилки, когда тот заговорил об истории рок-н-ролла. В ту пору Линли был ещё подростком и не мог осуждать рок-н-ролл и другие направления поп-культуры. Поэтому сейчас он помалкивал, давая Уилки выпустить пар, а сам старательно махал метлой — залезал ею под скамьи так далеко, как только мог.

Наконец, как он и надеялся, Уилки выдохся и заключил:

— Мир катится в ад в магазинной тележке.

С этим трудно было не согласиться.

— Родителям трудно смириться со смертью сына, — вдруг сменил тему старик, когда они двинулись вдоль другого ряда скамей. — Бенесек Керн. Родители вцепились в него и не выпускали.

— Родители погибшего парня?

— Отец чуть не чокнулся, когда мальчик погиб. Джейми был для него светом в окошке, и Джон Парсонс, то есть отец, открыто это признавал. Он утверждал, что у мужчины должен быть один любимый ребёнок, а другие пусть соревнуются с ним, пытаясь заслужить расположение отца.

— Значит, в семье были и другие дети?

— Всего четверо. Три девочки, одна только-только начинала ходить. И этот мальчик, что погиб. Родители ждали завершения следствия, а когда полиция установила, что смерть наступила в результате несчастного случая, отец явился ко мне. Произошло это через несколько недель. Он был вне себя от горя, бедный человек. Уверял, что точно знает: виноват Керн. Я спросил, почему он так думает, решив про себя, что это реакция человека, у которого крыша поехала от страданий. Он сообщил мне, что кто-то на вечеринке распространял травку. Якобы после расследования он сам наводил справки, нанял частного детектива, и тот выяснил, что была травка.

— Как вы считаете, он сказал правду?

— В том-то и вопрос. Кто это может гарантировать?

— Тот человек, что узнал про травку, общался с вами?

— Нет, я беседовал только с Парсонсом. И он настаивал на наличии травки. Мы с вами понимаем, чего он хотел: чтобы кого-то арестовали. Ему нужно было кого-то обвинить. И жена его полностью поддерживала. Им был необходим преступник, которого можно наказать, потому что они думали, им станет легче, если кого-то обвинят, заключат под стражу, подвергнут суду и посадят в тюрьму. Конечно же, это не так. Но отец не желал об этом слышать. И что он сделал? Начал собственное расследование. Возможно, это был единственный способ спастись от безумия. Поэтому я стал ему помогать, вместе с ним раскапывал то кровавое месиво, в которое превратилась его жизнь. И я попросил его назвать имя человека, узнавшего о травке. Не могу же я надевать кому-то наручники на основании сплетни.

— Разумеется, — согласился Линли.

— Но Парсонс скрыл имя, так что я мог сделать только то, что сделал. Мы исследовали смерть этого парня и слева, и справа, и вдоль, и поперёк. У подростка Керна не было алиби. Он дал показания, что «пошёл домой пешком, чтобы в голове прояснилось». За это ведь нельзя повесить. И всё же мне нужна была помощь. Поэтому мы вызывали Керна в полицию — раз, другой, четыре раза, восемнадцать… Теперь уже и не упомнишь. Мы изучили все стороны его жизни и жизни его друзей. Бенесеку Парсонс-младший не нравился, это мы сразу выяснили, но оказалось, что погибшего вообще никто не любил.

— А у них были алиби? У друзей Керна?

— Все твердили одно и то же. Отправились домой, легли спать. Все истории были одинаковы, ни одно звено в цепочке не порвалось. Я не смог выжать из них и капли крови, даже с помощью пиявки. Либо они поклялись друг другу, либо и в самом деле не врали. Из многолетнего опыта знаю: когда группа подростков делает что-то незаконное, если как следует поднажать, один из них непременно раскалывается. Но тут ни один не сломался.

— Из этого вы сделали вывод, что они говорят правду?

— Скорее всего.

— Что они рассказали вам о своих взаимоотношениях с погибшим? Что за события произошли в тот вечер?

— Ничего особенного. На вечеринке в доме у Парсонсов Керн и Парсонс-младший поругались, повздорили. Керн хлопнул дверью, и его друзья — тоже. По их словам, никто из них к Парсонсам не вернулся. Должно быть, погибший один пошёл на берег. Вот и всё.

— Я слышал, Парсонса нашли в морской пещере.

— Он отправился туда ночью, а в это время пещеру затопил прилив, и парень не смог выбраться. Токсикологи показали, что он был совершенно одурманен. Сначала все подумали, что он ждал там встречи с девушкой и отрубился либо до свидания, либо после.

— Сначала все подумали?

— Тело сильно побилось о стены пещеры, его мотало шесть часов, пока вода не схлынула, но патолог определил особенные следы: полосы вокруг кистей и лодыжек.

— То есть парень был связан. А больше ничего интересного не обнаружили?

— Экскременты в ушах, что довольно странно, как по-вашему? И ни одного свидетеля, с начала и до конца. Все повторяли одно и то же, шептались и показывали пальцами. Ни одной улики, ни одного очевидца. Мы могли только надеяться, что кто-нибудь расколется, и это могло бы случиться, если бы подросток Парсонс не был Парсонсом.

— Что это значит?

— Он был малость глуповат. В семье водились деньги, и он решил, что лучше других. Любил это показать. Такие вещи не прибавляют тебе популярности среди подростков.

— Тем не менее его вечеринку они не проигнорировали.

— А как же? Бесплатная выпивка, наркота, родителей дома нет, можно и с девчонками побаловаться. Чем ещё заняться в бухте Пенгелли? Такого шанса повеселиться упускать нельзя.

— И что с ними сталось?

— С остальными парнями? Дружками Керна? Насколько мне известно, до сих пор живут в бухте Пенгелли.

— А семья Парсонса?

— В Пенгелли они больше не вернулись. Они родом из Эксетера, уехали туда да так там и остались. Отец открыл в городе бизнес. Фирма «Парсонс и»… кто-то ещё. Не помню. Он, правда, регулярно наведывался в Пенгелли на выходные и праздники, пытался разобраться в деле, но ничего у него не вышло. Нанимал нескольких следователей, хотел из разрозненных фактов составить полную картину, потратил огромные деньги. Но если и были виноваты Бенесек Керн и другие ребята, то они так и стояли на своём, пока папаша не отстал. Если нет твёрдых улик и свидетелей, держи крышку закрытой — и никто тебя не тронет.

— Он поставил сыну что-то вроде памятника? — спросил Линли.

— Кто? Парсонс? Что ж, у семьи денег хватало. Если им от этого полегчало, то почему бы и не поставить?

Уилки выпрямился и расправил спину. Линли сделал то же самое. Они молча постояли посреди церкви, глядя на витраж над алтарём. Когда Уилки снова заговорил, его голос звучал задумчиво. Судя по всему, над этой историей он размышлял не один год.

— Мне не нравится оставлять дела незаконченными. Я чувствовал, что отец погибшего не успокоится, пока мы не привлечём кого-нибудь к ответу. Но мне кажется…

Уилки прервался, почесал затылок. По его лицу было ясно, что мысли его блуждают в других временах и в другом месте.

— Мне кажется, что никто из этих парней не желал смерти Парсонсу. Не такие это ребята.

— А чего они добивались?

Уилки потёр лицо. Грубая кожа и жёсткие бакенбарды затрещали, словно наждачная бумага.

— Хотели его наказать. Припугнуть маленько. Ведь тот парень слишком заносился. Постоянно демонстрировал, что может то, чего не могут остальные.

— Но связывать… Оставлять…

— Они там все перепились. И одурманились. Должно быть, заманили парня в пещеру, пообещали продать ему ещё наркоты. Связали руки и ноги и немного проучили. Высказали всё, что о нём думают. Обмазали дерьмом. Потом развязали и решили, что он сам найдёт дорогу домой. Только не взяли в расчёт, что бедняга совсем пьян. Он и отключился. Вот как я всё это вижу. А по-настоящему плохих парней среди них не было. Никто из них никогда не был замечен в чём-то дурном. Так я всё родителям погибшего и изложил. Но они не захотели услышать.

— Кто обнаружил тело?

— На следующее утро после вечеринки Парсонс связался с полицией и заявил, что пропал его сын. Копы отреагировали как обычно: дескать, переспал с местной девчонкой и дрыхнет сейчас либо у неё в кровати, либо под кроватью. Звоните, если через два дня не объявится. Не беспокойте нас по пустякам. Позже одна из сестёр мальчика рассказала отцу, что у Джейми была ссора с Керном. Вот Парсонс и заподозрил, что не всё в порядке. Начал копать. — Уилки пожал плечами. — Не знаю, как уж там это происходило, но думаю, отец был взбешён. Любимый ребёнок. Единственный сын. И никто до сих пор не ответил за его смерть. И вот он услышал имя — Бенесек Керн. Можете себе представить, как он за него схватился.

— А вы знаете, что погиб сын Бенесека Керна? — спросил Линли. — Упал со скалы. Кто-то повредил его снаряжение. Это убийство.

Уилки покачал головой.

— Не знал. Какое несчастье! Сколько ему было лет?

— Восемнадцать.

— Столько же, сколько Джейми Парсонсу. Ну и дела!

Дейдра нервничала. Единственное, о чём она мечтала, — это о спокойствии, которое было неделю назад. Тогда она занималась только собой да своими рабочими обязанностями. Конечно, так и до одиночества недалеко, но это был её выбор. Так безопаснее, а безопасность для неё — на первом месте.

Сейчас плавное движение её лодки, именуемой жизнью, дало сбой: в двигателе обнаружились серьёзные неполадки. Перед Дейдрой встал вопрос: что делать?

Вернувшись в бухту Полкар, она оставила машину возле дома и пошла пешком к морю, взбираясь по каменистой тропе.

Дул сильный ветер, особенно на вершине скалы. Пряди волос выбивались из причёски, хлестали Дейдру по лицу, лезли в глаза. Обычно во время таких прогулок она вынимала контактные линзы и надевала очки. Утром она не взяла очки из самолюбия. По возвращении следовало зайти в дом и вынуть линзы, но Дейдра слишком торопилась: хотела успокоить себя энергичным подъёмом на вершину скалы.

В трудных ситуациях иногда требуется вмешательство другого человека, но сейчас явно не тот случай. Дейдра не хотела делать то, о чём её попросили, однако она была достаточно благоразумна и понимала: её желание мало что значит.

Вскоре после того, как она забралась на вершину, раздался звук двигателя. Дейдра сидела на известняковом камне и следила за фантастическими кругами, которые описывали в воздухе моёвки. Птицы искали укрытие в нишах скалы. Заслышав двигатель, Дейдра встала, приблизилась к тропе и увидела мотоциклиста. Тот подъехал к её дому, остановился на галечной дорожке, снял шлем, направился к входной двери и постучал.

Дейдра подумала, что это курьер, который привёз ей какой-то пакет — быть может, это посылка из Бристоля? Но Дейдра не ждала подобных посланий, да и у мотоциклиста ничего в руках не было. Он обошёл дом. Должно быть, искал другой вход или собирался заглянуть в окно. А может, что и похуже.

Дейдра начала спускаться. Кричать не имело смысла: с такого расстояния её не услышат. Торопиться было тоже ни к чему. Расстояние до дома приличное. К тому времени, как она вернётся, мотоциклиста уже и след простынет.

Однако мысль о том, что кто-то хочет к ней вломиться, подгоняла Дейдру. Она смотрела себе под ноги и в то же время поглядывала в сторону дома. Поскольку мотоциклист не спешил уезжать, любопытство Дейдры возрастало.

Задыхаясь, она влетела в калитку и вместо грабителя увидела девушку в кожаной куртке. Она сидела, привалившись спиной к синей двери и вытянув ноги. В носу у девушки виднелось ужасное серебряное кольцо, на шее красовалась синяя татуировка в форме ожерелья.

Дейдра узнала Силлу Кормак, бабушка которой жила рядом с семьёй Дейдры в Фалмуте. Дейдра удивилась: что ей здесь понадобилось?

Силла подняла глаза. Тусклый луч солнца блеснул на серебряном украшении, придав ему непривлекательный вид кольца, за которое выводят на пастбище корову.

— Привет, — поздоровалась гостья и кивнула.

Она поднялась и потопала ногами. Должно быть, чтобы разогнать кровь.

— Какой сюрприз, — ответила Дейдра. — Как твои дела, Силла? Как мама?

— Корова, — отрезала Силла.

Дейдра поняла, что девушка так отзывается о матери. Перебранки Силлы с матерью вошли у соседей в легенду.

— Можно мне воспользоваться твоим туалетом?

— Конечно.

Дейдра отперла дверь и впустила гостью в дом. Она ждала, что будет дальше. Вряд ли Силла приехала из Фалмута ради туалета.

Прошло несколько минут. Слышен был сильный шум воды. «Уж не собирается ли она заодно принять ванну?» — подумала Дейдра, но в этот момент Силла вернулась. Волосы у неё были мокрыми, зачёсанными назад. Аромат, исходивший от девушки, навёл на мысль, что она воспользовалась и духами Дейдры.

— Теперь лучше, — сообщила Силла. — Чувствовала себя отвратительно. Дороги в это время года ужасны.

— Гм, — отозвалась Дейдра. — Может, хочешь чего-нибудь? Чай? Кофе?

— Сигарету.

— Извини, не курю.

— Ну и ладно. — Силла огляделась по сторонам и кивнула. — Тут у тебя хорошо. Но ты ведь постоянно здесь не живёшь?

— Не живу. Силла, может, что-то…

Дейдру сдерживало воспитание. Не полагается спрашивать гостя, чего ради он притащился. С другой стороны, вряд ли девушка заглянула просто по пути. Дейдра улыбнулась и постаралась принять любезный вид.

Особой сообразительностью Силла не отличалась, однако намёк поняла.

— Бабушка попросила меня заехать. Ведь у тебя нет мобильника.

Дейдра встревожилась:

— Что-нибудь случилось? Кто-то заболел?

— К бабушке приходили из Скотленд-Ярда. Она говорит, тебе лучше узнать, потому что интересовались тобой. Сначала остановились у твоего дома, а когда поняли, что никого там нет, начали стучать к соседям. Бабушка позвонила в Бристоль — сказать тебе. Тебя там не застала, решила, что ты здесь, и велела мне приехать и передать новость. Почему у тебя нет мобильника? Или хотя бы стационарного телефона? А то мне пришлось пилить из самого Фалмута. Ты хотя бы знаешь, почём нынче бензин?

Девушка кипятилась не на шутку. Дейдра подошла к шкафу в столовой, взяла двадцать фунтов и протянула их Силле.

— Большое тебе спасибо. Ты, должно быть, очень устала.

— Ну, раз уж бабушка попросила… Она хорошая старушка. Когда маманя меня вышвыривает, бабуля зовёт меня к себе. А это бывает по меньшей мере раз в неделю. Поэтому когда она убедила меня, что это важно… — Силла пожала плечами. — И вот я здесь. Бабушка настаивала, что ты должна узнать. И ещё… — Силла нахмурилась, стараясь вспомнить остальную часть поручения. — А, да. Ещё она передала, чтобы ты не беспокоилась. Она ничего им не рассказала.

Силла дотронулась до своего кольца, словно желая убедиться, что оно на месте.

— А почему тобой заинтересовался Скотленд-Ярд? — полюбопытствовала она. — Ты что-то натворила? Закопала в саду трупы или ещё чего?

Дейдра слабо улыбнулась.

— Да, шесть или семь.

— Так я и подумала. Ты чего так побледнела? Лучше присядь. Положи голову… — Силла замолчала, судя по всему забыв, куда следует класть голову. — Может, воды принести?

— Нет-нет. Всё нормально. Я сегодня практически не ела. Ты уверена, что ничего не хочешь?

— Мне пора, — сказала гостья. — У меня вечером свидание. Бойфренд тащит меня танцевать.

— В самом деле?

— Да. Мы с ним берём уроки. Глупо, конечно, но надо чем-то заниматься. Сейчас мы разучиваем танец, в котором партнёр швыряет девушку, но при этом она должна прямо держать спину. И нос не опускать. Приходится надевать туфли на высоких каблуках, а я этого не люблю. Учительница уверяет, что у нас хорошо получается. Она устраивает состязания. Брюс — это мой бойфренд — очень этим увлёкся. Он намерен практиковаться каждый день. Вот и сегодня пойдём. Обычно мы танцуем в гостиной его матери, но он говорит, что скоро мы сможем выйти на публику.

— Это замечательно, — ответила Дейдра.

Она надеялась, что Силла вскоре уберётся и тогда она сможет обдумать то, что услышала от неё. Скотленд-Ярд в Фалмуте. Задаёт вопросы. Дейдра почувствовала, как по рукам побежали мурашки.

— Ну ладно, пора бежать, — заявила Силла, словно прочитав мысли Дейдры. — А ты подумай насчёт телефона. Можешь держать его в шкафу и включать, когда захочешь.

— Да, хорошо, — кивнула Дейдра. — Спасибо тебе Силла. Очень любезно с твоей стороны.

Девушки вышли из дома. Дейдра стояла на крыльце и наблюдала, как Силла умело пинает ногой стартер и выезжает на дорожку. Через несколько минут она исчезла из виду, оставив Дейдру в задумчивости.

Скотленд-Ярд ею интересуется. Здесь лишь одна причина. За этим может быть только один человек.

Глава 20

Ночью Керра мучилась бессонницей, а потому большая часть следующего дня прошла для неё без всякой пользы. Она старалась придерживаться расписания, которое строго соблюдала в предшествующие недели, и проводила собеседования с потенциальными инструкторами. Думала отвлечься, убеждала себя, что они откроют «Эдвенчерс анлимитед» в ближайшее время. Не получилось.

«Вот здесь» — два простых слова и маленькая стрелка от них к большой морской пещере, изображённой на почтовой открытке. Намёк на то, что разговор между человеком, написавшим эти слова, и его адресатом будет носить неделовой характер… Эти тревожные мысли будоражили Керру всю ночь и последующий день.

Она сунула открытку в карман и теперь при каждом движении чувствовала её кожей. Это место горело у девушки огнём, мучило её. Нужно непременно что-то предпринять, и чем скорее, тем лучше.

Керре не удалось избежать встречи с Аланом. Отдел маркетинга располагался недалеко от её комнатки, и пока она, как и предписано, водила потенциальных инструкторов в гостиную на втором этаже, Алан не однажды выскакивал из своего кабинета и безмолвно наблюдал за ней. Керре не составило труда понять, что значит это молчание.

Дело было не только в неодобрении кандидатов, которых она выбирала (все они были женщинами), — Алан и раньше выражал недовольство по этому поводу. Нет, скорее всего, Бизи Лизи сообщила ему о визите Керры в Розовый коттедж, рассказав и о мнимом предлоге, который сочинила Керра. И теперь, наверное, Алан недоумевает, зачем Керра скрыла от него, что забыла в его комнате какую-то вещь. Ответ у неё был наготове, однако Алан не спрашивал.

Также Керра волновалась из-за отца. Ещё несколько часов назад она заметила, что отец направляется в сторону Сент-Меван-бич, однако с тех пор он так и не вернулся. Сначала девушка подумала, что отец решил посмотреть на сёрферов, благо волны на сей раз хорошие и ветер дует с берега. Керра сама видела, как сёрферы толпой шли на мыс. Если бы всё сложилось иначе, Санто непременно был бы среди них. Что ж, и отец тоже мог бы пойти. И отец, и брат — вместе. Однако этого никогда не будет. Уж не проклятие ли лежит на их семье?

А причиной всему — Деллен. Они словно блуждают по лабиринту, пытаясь добраться до магического центра, но оказывается, что там их поджидает Деллен, словно чёрная вдова. И уклониться от неё можно, только очистив её от грехов. Но нет, теперь уже поздно.

— Хочешь чего-нибудь?

Это был Алан. Керра, сидя в своём кабинете, просматривала тонкую стопку заявлений от кандидатов. Она набирала инструкторов-байдарочников. В тот день беседовала с пятью потенциальными сотрудниками. Только у двух из них были с собой хоть какие-то резюме, и лишь у одной имелся опыт работы на воде — она плавала по реке Эйвон, где её подстерегала единственная опасность: не проломить веслом голову лебедёнку.

Керра закрыла папку и подумала, как бы лучше ответить Алану: употребить иронию, сарказм или пошутить.

— Керра, ты хочешь чего-нибудь? Чаю? Кофе? Или какой-нибудь еды? Я собираюсь пройтись немного, так что могу зайти в магазин.

— Нет, спасибо.

Керра не хотела ни в чём быть обязанной Алану, даже в такой мелочи.

Оба уставились друг на друга. Это был один из тех моментов, когда любовники разглядывают друг друга, словно антропологи, изучающие землю в поисках признаков древней цивилизации, которая предположительно находилась в этих местах. Какие-то находки должны подтвердить это…

— Как дела? — спросил Алан.

Ему прекрасно было известно, как обстоят дела, и Керра решила сыграть по тем же правилам.

— У меня появилось несколько сильных кандидатов. Завтра проведу повторные собеседования. Однако перед нами стоит главный вопрос: будем ли мы открываться? Ты видел моего отца?

— Нет, уже несколько часов.

— А Кадан? Он красит радиаторы?

— Возможно, но сегодня я его не встречал. Впрочем, вокруг тихо.

О Деллен Алан не упомянул. Всегда, когда дела шли плохо, о ней старались не говорить. Одна только мысль о Деллен, как о дурно пахнущем мёртвом слоне, вызывала у всех немую тревогу.

— Чем ты занимался? — поинтересовалась Керра, мотнув головой в сторону его кабинета.

Судя по всему, Алан воспринял её слова как приглашение, потому что переступил порог и вошёл в её комнату. Это было не то, чего добивалась Керра. Она намеревалась держать Алана на расстоянии, поскольку решила, что между ними всё кончено.

— Продумывал нюансы видеоролика. Несмотря на то, что произошло, я всё ещё надеюсь…

Алан взял стул и сел. Теперь они едва не упирались друг в друга коленями. Керре это не нравилось.

— Дело важное, — продолжил Алан. — Хочу показать твоему отцу. Знаю, сейчас не время, но…

— А моей матери? — перебила Керра.

Алан был озадачен. Возможно, его насторожил тон её голоса.

— Миссис Керн, конечно, тоже, но она уже посвящена, а твой отец…

— Вот как, она уже посвящена? Впрочем, этого и следовало ожидать.

Керру удивило, что Алан подключил её мать. Мнение Деллен вряд ли кого интересует, потому что к постоянству она не способна, и услышать, что кто-то с ней советовался, как минимум странно. Хотя, с другой стороны, это имеет смысл. Алан работал с Деллен в маркетинге в те редкие часы, когда Деллен вообще способна была работать, а следовательно, они могли обсуждать рекламу, прежде чем он представлял результат отцу. Алану требуется поддержка Деллен. Этот голос имеет большое влияние на отца.

Интересно, обсуждал ли Алан свои идеи с Санто? Нравились ли Санто мысли Алана по поводу «Эдвенчерс анлимитед»?

— Мне хотелось бы ещё раз поговорить с твоим отцом, но я не видел… — Алан помолчал, затем не выдержал и уступил одолевавшему его любопытству. — Что происходит? Ты знаешь?

— О чём именно? — вежливо осведомилась Керра.

— Я слышал их сегодня утром. Поднялся наверх посмотреть…

Он покраснел.

«Ага, — пронеслось в голове у Керры. — Наконец-то мы подошли к сути».

— Посмотреть?

Её голос прозвучал игриво, хотя меньше всего она была настроена на игривость.

— Слышал твоих родителей. Вернее, твою мать. Она была…

Алан опустил голову, как будто очень заинтересовался собственной обувью. На нём были двухцветные кожаные туфли. Керра тоже обратила на них внимание. Зачем он выбрал такие туфли? И как ему в этой обуви удаётся не напоминать Берти Вустера?^[43]

— Я знаю, сейчас плохой период. Мне не следовало этого делать. Сначала я думал, что речь идёт об увиливании от работы, хотя это показалось мне негуманным. Твоя мать совершенно разбита, а твой отец…

— Ты-то откуда знаешь?

Вопрос вылетел неожиданно, и Керра тотчас о нём пожалела.

— О чём?

Казалось, Алан потерял ход мысли.

— О состоянии моей матери.

— Так я же её слышал. Поднялся наверх, потому что внизу никого не было. Хотел выяснить: будем мы принимать заявки или покончим со всем этим делом.

— Тебя это беспокоит?

— Как и всех остальных.

Алан откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Керру и сложил руки на груди.

— Почему ты мне не скажешь, Керра?

— Что?

— Думаю, ты меня понимаешь.

— А я думаю, что ты пытаешься меня подловить.

— Ты была в Розовом коттедже. Рылась в моей комнате.

— У тебя отличная домохозяйка. Должно быть, тебе не терпится узнать, что я у тебя искала?

— Ты что-то у меня забыла. Допустим. Но тогда я не пойму, почему ты не попросила меня принести оставленную вещь?

— Не хотела беспокоить.

— Керра. — Алан глубоко вдохнул, шумно выдохнул и ударил ладонями по коленям. — Ответь наконец, что происходит?

— Вот так раз! — Её голос вновь зазвучал игриво. — Убили моего брата. И ты ещё спрашиваешь, что происходит?

— Ты знаешь, о чём я спрашиваю. Бог свидетель, то, что случилось, — настоящий кошмар. Ужасная трагедия.

— Очень мило с твоей стороны характеризовать это таким образом.

— Но есть ещё что-то между нами, хоть ты и отказываешься это признавать. И началось всё в тот же день, что и история с Санто.

— Санто убили. Почему ты избегаешь этого слова? Почему не скажешь — убийство?

— По очевидной причине. Не хочу расстраивать тебя ещё больше. Не хочу, чтобы все остальные чувствовали себя ещё хуже, чем сейчас.

— Все остальные?

— Все. Ты. Твой отец. Твоя мать. Керра…

Керра поднялась со стула. Открытка жгла ей кожу, словно просила вынуть её из кармана и швырнуть в Алана. Надпись «Вот здесь» требовала объяснения. Но в голове Керры объяснение уже существовало. Осталось только противостояние.

Она знала, кто стоит по другую сторону, и это был не Алан. Девушка извинилась перед ним и покинула кабинет. Она не стала вызывать лифт, а поднялась пешком.

В родительскую спальню Керра вошла без стука, с открыткой в руке. Занавески в комнате были отдёрнуты, и в слабом весеннем свете летали пылинки. Однако никто и не подумал отворить окно и освежить затхлый воздух. Пахло потом и сексом.

Керра ненавидела этот запах: он напоминал о низменных слабостях её родителей и о господстве одного над другим. Она пересекла спальню и распахнула окно настежь. В комнату ворвался холодный воздух.

Повернувшись, Керра увидела, что родительская постель смята, а простыни запачканы. На полу лежала куча отцовской одежды, словно его тело растворилось и оставило лишь этот след. Деллен не сразу попалась ей на глаза. Керра обошла кровать и обнаружила мать лежащей на полу поверх высокой груды вещей. Красных, всех оттенков красного.

Керра посмотрела на неё и на мгновение почувствовала себя обновлённой: цветком, освободившимся из луковицы и пробившим почву. Но потом губы матери зашевелились, высунулся язык. Французский поцелуй воздуха. Её рука разжалась и снова сжалась. Бёдра задвигались и успокоились. Веки задрожали. Она вздохнула.

Впервые Керра подумала: что значит быть такой женщиной? Но ей не хотелось развивать эту мысль, а потому она грубо поддела ступнёй правую ногу матери.

— Просыпайся, — велела Керра. — Пора поговорить.

Она посмотрела на открытку, пытаясь с её помощью набраться необходимых сил. Красная надпись, сделанная рукой матери: «Вот здесь».

— Просыпайся, — громко повторила Керра. — Вставай с пола.

Деллен открыла глаза. У неё был растерянный вид. Увидев Керру, она подтянула к себе одежду и прижала к груди; из-под вещей выпали ножницы и нож. Керра перевела взгляд с них на мать, снова на одежду — и только тогда заметила, что все вещи разрезаны, искромсаны, порваны.

— Я собиралась заколоть ими саму себя, — тупо сказала Деллен. — Но не смогла. Ты, наверное, была бы счастлива. Ты и твой отец. Счастливы? О господи, как я хочу умереть. Почему никто не поможет мне сделать это?

Деллен зарыдала без слёз. Она подгребла к себе ворох тряпья и соорудила из испорченных платьев огромную подушку.

Керра знала, что должна чувствовать себя виноватой. И что ей нужно простить мать. Простить и прощать, стать воплощением прощения. Понимать, пока от неё самой не останется ничего, кроме усилия понять.

— Помоги мне, — прошептала Деллен.

Она протянула руку и уронила её на пол. Керра засунула проклятую открытку в карман, схватила мать за запястье и потянула вверх.

— Встань. Тебе нужно принять ванну.

— Не могу, — отозвалась Деллен. — Я тону. Я скоро умру…

Должно быть, заметив раздражение дочери, которого ей следовало остерегаться, она сменила тактику.

— Он выкинул мои таблетки. Сегодня утром овладел мной, всё равно что изнасиловал. А потом выкинул таблетки.

Керра плотно закрыла глаза. Она не хотела думать о браке своих родителей. Она лишь желала добиться правды от матери.

— Вставай, — потребовала она. — Ну же! Тебе надо подняться.

— Почему никто не хочет меня выслушать? Я не могу так больше. В моём мозгу глубокая трещина. Почему никто не хочет мне помочь? Ни ты, ни твой отец? Я мечтаю о смерти.

Мать была точно мешок с песком. Керра еле-еле уложила её на кровать.

— Я потеряла своего ребёнка. — Голос Деллен дрожал. — Почему никто не хочет понять?

— Все понимают.

Внутри у Керры всё полыхало и одновременно сжималось. С такой жизнью скоро от неё ничего не останется. Пора высказаться. Только это и может спасти.

— Все знают, что ты потеряла ребёнка, но и мы все потеряли Санто.

— Но я его мать, а только мать, Керра…

Внутри Керры что-то оборвалось. Она рванула Деллен за руки и заставила сесть.

— Прекрати эту драму.

— Драму?

Так же как и всегда, настроение Деллен снова изменилось, теперь оно напоминало нежданное вулканическое извержение.

— Ты называешь это драмой? — завопила она. — Так ты реагируешь на убийство родного брата? Что с тобой? У тебя нет сердца? Боже мой, Керра, чья ты дочь?

— Должно быть, ты и сама много раз задавала себе этот вопрос. Подсчитывала недели и месяцы, размышляла: на кого она похожа? Чья она? От кого я её зачала? И — что самое главное — он мне поверит? Может, и поверит, если правильно всё преподнесу. Покажу, что довольна. И даже счастлива. Впрочем, ты знаешь, как себя вести, когда нужно объяснить очередной закидон.

У Деллен потемнели глаза, она отстранилась от дочери и воскликнула:

— Как ты можешь!

Она прикрыла лицо руками. Этот жест должен был означать ужас.

Момент настал. Керра вытащила из кармана открытку.

— Прекрати!

Она отбросила материнские руки, сунула открытку Деллен в лицо и поддержала её под затылок, чтобы та не смогла избежать разговора.

— Посмотри, что я нашла. «Вот здесь». Мама, что именно «Вот здесь»? Что это значит?

— О чём ты, Керра? Я не…

— Ты не понимаешь, что я тебе показываю? Впервые видишь место на открытке? Не узнаёшь собственного почерка? Что это, мама? Ответь мне. Что?

— Ничего. Просто открытка. Ты ведёшь себя, как…

— Как дочь, мать которой трахалась с её женихом! — закричала Керра. — В этой пещере ты трахалась со всеми остальными.

— Как ты смеешь!

— Мне ли тебя не знать. Эта история неоднократно разыгрывалась у меня на глазах. У Деллен проблемы, никто не может помочь ей, только сексуально озабоченный самец, сколько бы тому ни было лет. Возраст для тебя значения не имеет. Ты просто берёшь его, кем бы он ни был и кому бы ни принадлежал. Главное, что этого хочешь ты, а когда ты чего-то хочешь…

У Керры затряслись руки. Она совала открытку в лицо матери.

— Я заставлю тебя… О боже, я заставлю тебя…

— Нет! — Деллен извивалась под ней. — Ты сумасшедшая!

— Даже Санто не может тебя остановить. Мёртвый Санто не может тебя остановить. Я думала, что хоть это на тебя подействует, но ничуть не бывало. Санто умер, господи боже мой, Санто убили, и что же? Тебе всё нипочём. Всё как всегда.

Деллен стала царапать дочери руки и пинаться, пытаясь высвободиться, но Керра была для неё слишком сильной. Тогда Деллен завопила:

— Это ты сделала! Ты! Ты!

Она схватила дочь за волосы и попыталась вцепиться в глаза. Керра не удержалась и упала. Они катались по кровати, путаясь в простынях и покрывале. Обе орали, хватались друг за друга, брыкались. Находили цель и теряли её. Снова молотили друг друга кулаками, таскали за волосы, и всё это время Деллен голосила:

— Ты! Ты! Ты это сделала!

Дверь спальни с треском отворилась. Послышались торопливые шаги. Керра почувствовала, что её подняли, и услышала голос Алана:

— Тихо. Успокойся. Бог ты мой, Керра, что ты делаешь?

— Пусть она тебе скажет, — вмешалась Деллен.

Она повалилась на бок.

— Заставь её всё рассказать. Пусть скажет, что она сделала с Санто. Пусть расскажет тебе о нём. Санто!

Ален направился к двери, удерживая Керру одной рукой.

— Отпусти меня! — сопротивлялась Керра. — Я хочу узнать правду.

— Пойдём со мной, — велел ей Алан. — Пора нам как следует поговорить.

Ханнафорд и Хейверс выехали на бывший аэродром Королевских воздушных сил. Оба автомобиля, напоминающие те, которые, по слухам, находились неподалёку от места гибели Санто Керна, стояли у мастерской «Ликвид эрс».

Быстрый взгляд в окна машин показал, что у Лью Ангарака в «РАВ-4» лежит снаряжение сёрфера и короткий борд. В «дефендере» Яго Рита не было ничего. Снаружи на автомобиле имелась ржавчина — солёный воздух в этих местах разрушительно действует на любую машину, — а в остальном «дефендер» был чист, насколько это возможно, то есть не идеально. Виной тому была погода и то, что хозяин держал автомобиль на улице. На ковриках в машине, как со стороны водителя, так и со стороны пассажира, было много засохшей грязи. Но грязь — неотъемлемая часть жизни на побережье с конца осени и до конца весны, и её присутствие в «дефендере» инспектора не удивило.

Дейдра Трейхир — бог знает, где она сейчас — казалась следующим логическим звеном. Каждую зацепку нужно отследить, а потому и Яго Рит, и Льюис Ангарак должны будут объяснить, что они делали рядом с местом падения Санто Керна. А вот Дейдру Трейхир Би вызовет в отделение, чтобы как следует там поджарить. Девица это давно заслужила.

Томас Линли позвонил Би, когда она и Барбара направлялись к старому аэродрому. Из Ньюки Линли проехал в Зеннор, а оттуда возвратился в бухту Пенгелли. Он сообщил Би, что кое-что для неё выяснил. Однако информация требует дополнительного расследования, а сделать это можно только на родине Керна. Голос его звучал взволнованно.

— А что насчёт мисс Трейхир? — резко оборвала его Ханнафорд.

— Я пока её не видел. Если честно, в этом деле она меня мало интересует. Я думаю о других вещах. О новой ситуации с Кернами…

Би не хотела слушать о Кернах и их новой ситуации. Она не доверяла Томасу Линли, и этот факт её раздражал, потому что доверять ей хотелось. Ей необходимо было верить всем, кто расследует это убийство. Би снова перебила его:

— Если по дороге встретите нашу прекрасную и резвую мисс Трейхир, привезите её ко мне. Понятно?

— Будет сделано.

— А если продолжите разрабатывать линию Кернов, не забывайте, что Трейхир замешана в истории Санто Керна.

— Только если верить Мадлен Ангарак, — ответил Линли. — А оскорблённая женщина…

— Как же, как же! — нетерпеливо произнесла Би.

Впрочем, она понимала, что в его словах есть правда: Мадлен Ангарак запачкана в этом деле не меньше других.

В мастерской Би представила сержанта Хейверс Яго Риту. Старик полировал грубую кромку доски. Серфборд лежал на козлах, обшитых толстой тканью, предотвращающей повреждение доски. Яго осторожно тёр борд шкуркой. Возле стены стоял огромный шкаф с открытыми дверцами. В нём лежали доски, ожидавшие, когда мастер ими займётся. У «Ликвид эрс», судя по всему, не было отбоя от заказчиков. Бизнес процветал, и шум из соседней комнаты подтверждал это.

На Яго, как и в прошлый раз, был белый комбинезон. Пыль, покрывавшая его, была не слишком заметна на теле, но бросалась в глаза на лице и волосах. Все открытые части тела старика были белыми.

Яго спросил, с кем Би хочет пообщаться: с ним или с Лью Ангараком. Выяснилось, что с обоими. Старик заверил, что рассказал всё об отношениях Санто и Мадлен и ему нечего добавить. На это Би любезным голосом заметила, что привыкла сама делать выводы. Яго взглянул на неё, никак не прокомментировал её слова и попросил разрешить ему продолжить шлифовку доски, если дамы не возражают.

Би не возражала.

— Почему ваш «дефендер» в день гибели Санто находился поблизости от злополучной скалы? — осведомилась она.

Хейверс вынула блокнот и карандаш. Яго остановился, посмотрел на Ханнафорд и склонил голову набок, словно оценивая заданный вопрос.

— Поблизости? — уточнил он. — От бухты Полкар? Этого не было.

— Есть свидетели, что ваш автомобиль стоял в Олспериле.

— По-вашему, это рядом? Если по прямой, то Олсперил неподалёку, но на машине до бухты многие мили.

— Оттуда пешком легко добраться до бухты, мистер Рит. Даже в вашем возрасте.

— Меня что, кто-то видел на скале?

— Этого я не говорила. Но тот факт, что ваш «дефендер» находился хотя бы приблизительно неподалёку от места убийства… Надеюсь, вы понимаете причину моего любопытства.

— Хижина Хедры, — произнёс Яго.

— Чья хижина? — вмешалась сержант Хейверс.

По выражению её лица было ясно: она сочла такое название чужеродным для Корнуолла.

— Это старая деревянная лачуга, встроенная в скалы, — пояснил Яго. — Там я и был.

— Могу я узнать, что вы там делали? — поинтересовалась Би.

Яго помолчал. Должно быть, задумался над уместностью такого любопытства.

— Это моё частное дело, — наконец ответил он и снова занялся шлифовкой доски.

— Решать буду я, — возразила Би.

Шум в соседней комнате прекратился, оттуда вышел Лью Ангарак. Одет он был так же, как и в прошлый раз. На шее болтался респиратор. Круглый участок вокруг глаз, рта и носа выглядел странно розовым по сравнению с остальной кожей. Лью и Яго переглянулись. Значения этого взгляда женщины не поняли.

— Вы тоже были поблизости от бухты Полкар, мистер Ангарак, — обратилась к нему Би вместо приветствия.

На лице Яго отразилось явное удивление.

— Когда это было? — спросил Ангарак.

Он снял с шеи респиратор и очки и положил их на доску, которую шлифовал Яго.

— В день падения Санто Керна Если точнее, в день убийства. Что вы там делали?

— Меня в бухте Полкар не было.

— Вы были недалеко.

— Значит, вы имеете в виду гавань Бак, о которой вряд ли можно сказать, что она недалеко. Я занимался сёрфингом.

Яго быстро посмотрел на Ангарака. Тот, похоже, этого не заметил.

— Сёрфингом? А если по возвращении я изучу карты, которыми вы пользуетесь… Как вы их называете?

— Изобары. Да, если посмотрите, увидите, что и ветер был не тот, и волны плохие. Наверняка подумаете, что в море выходить было бессмысленно.

— Так почему вышли? — спросила Хейверс.

— Мне хотелось поразмыслить. В таких случаях море для меня — лучшее место. Ну а если удаётся поймать несколько волн, то ещё и удовольствие. Но тогда мне было не до волн.

— О чём вы думали?

— О женитьбе, — ответил Ангарак.

— О вашей?

— Я давно развёлся. Женщина, с которой я встречаюсь…

Вид у него был как у человека, который несколько ночей провёл без сна. Би засомневалась, имеет ли она право интересоваться его личной жизнью.

— Мы несколько лет вместе. Она мечтает о свадьбе, а я хочу, чтобы всё оставалось по-прежнему. Ну, может, немного что-то изменить.

— Что именно?

— Какая вам разница? Это наше личное дело. Скажу только, что она со мной не согласна.

Яго Рит хмыкнул. Этот звук означал, что они с Лью Ангараком придерживаются одного мнения. Старик продолжал шлифовку. Лью посмотрел на его работу, провёл пальцами по хвосту борда, который Яго уже закончил, и одобрительно кивнул.

— Выходит, вы болтались на волнах и пытались решить, жениться или нет?

— Нет, это я уже решил.

— И каким стало ваше решение?

Ангарак отступил от козлов.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к делу. Позвольте мне вернуть вас к сути. Если Санто Керн упал со скалы, то либо его столкнули, либо подвело снаряжение. Поскольку мой автомобиль был далеко от бухты и я находился в море, то столкнуть его не мог. Значит, дело было в снаряжении. Наверняка вы хотите знать, кто имел доступ к его снаряжению. Добрался ли я быстренько до места по прямой дороге? Так, инспектор Ханнафорд?

— Думаю, к правде можно прийти разными путями, — заметила Би. — Но если желаете, можете изложить свой вариант.

— Я понятия не имел, где лежало его снаряжение, — разозлился Ангарак. — И до сих пор не знаю. Скорее всего, дома.

— Оно было в автомобиле.

— В тот день оно должно было там быть. Санто ведь ехал к той проклятой скале.

— Лью, она просто делает своё дело, — примирительно произнёс Яго, а потом повернулся к Би, — Если на то пошло, доступ был у меня. И я знал, где парень хранит снаряжение. Санто и его отец часто ссорились из-за…

— Из-за чего? — насторожилась Би.

Яго и Ангарак снова переглянулись. Би увидела это и повторила вопрос.

— Из-за всего, — ответил Яго. — Они на многое смотрели по-разному, и Санто унёс снаряжение из дома. Хотел доказать: мол, я тебе ещё покажу, на что способен.

— Что именно он собирался доказать, мистер Рит?

— То же, что и все мальчишки.

Этот ответ не удовлетворил инспектора.

— Если вы знаете что-то имеющее отношение к делу, не скрывайте, пожалуйста.

Мужчины снова переглянулись, на этот раз не так быстро.

— Эх, дружище, — обратился Яго к Ангараку, — не мне это нужно говорить.

— Мадлен от него забеременела, — неохотно сказал Лью. — А Санто на это никак не отреагировал.

Би удивилась, что человек, которому в первую очередь и надо было реагировать, сказал об этом событии столь небрежно. Она почувствовала, что Хейверс не терпится вмешаться, однако сержант удержалась.

— Санто говорил, что его отец требовал, чтобы он поступил с Мадлен по справедливости, — вмешался Яго. И прибавил: — Извини, Лью. Я всё-таки общался с парнем. Убеждал, что лучше оставить ребёнка.

— Выходит, ваша дочь прервала беременность? — уточнила Би.

— Она собиралась рожать.

— Собиралась? — повторила за ним Хейверс. — Почему в прошедшем времени?

— Выкидыш.

— Когда это произошло? — осведомилась Би.

— Выкидыш? В начале апреля.

— Это с её слов? И к тому моменту она прекратила отношения с Санто? Значит, они расстались во время её беременности?

— Да.

Би посмотрела на Хейверс. Губы сержанта округлились. Дело приняло интересный оборот.

— Как вы всё это восприняли, мистер Ангарак? И вы, мистер Рит? Вы ведь так заботились об этой паре, снабжали их презервативами.

— Я уж точно не радовался, — ответил Ангарак. — Но если поступить с Мадлен по справедливости означало сыграть свадьбу, то я даже рад, что они разбежались. Можете мне поверить. Я не хотел, чтобы Мадлен выходила за него замуж. Им было только по восемнадцать, и, кроме того…

Ангарак махнул рукой.

— Что «кроме того»? — полюбопытствовала Хейверс.

— Санто себя показал. Он был маленьким распутником, и я не желал дочери такого мужа.

— Вы хотите сказать, он предлагал ей сделать аборт?

— Да ему плевать было, что она сделает. Это выражение Мадлен. Так уж он был устроен. Только поначалу дочь этого не замечала. Да и мы ничего не подозревали.

— Наверное, вы страшно рассердились, что всё так обернулось?

— И поэтому в бешенстве его убил? — Лью покачал головой. — Нет. У меня не было причины.

— Разве плохого обращения с дочерью недостаточно?

— Всё осталось в прошлом. Мадлен… поправляется. — Ангарак глянул на Яго. — Ты согласен?

— Да, время лечит.

— Вам было бы легче, если бы Санто умер, — резко сказала Би.

— Я вам уже объяснял. Я даже не представлял, где он хранит своё снаряжение, а если б и знал…

— Я знал, — напомнил Яго Рит. — После того как Мадлен забеременела, отец Санто пытался разобраться с сыном. Они крупно поссорились. Отец внушал, что Санто обязан поступить как мужчина, а парень возражал, что не в женитьбе на забеременевшей девушке проявляется настоящий мужчина. Санто должен был сказать: «Ты хочешь, чтобы я остался с Мадлен? Хорошо, я останусь с Мадлен», а он сказал: «Ты хочешь, чтобы я увлекался не сёрфингом, а скалолазанием? Хорошо, будь по-твоему. Я докажу тебе, что я настоящий скалолаз». И Санто стал этим заниматься, а снаряжение держал в багажнике своего автомобиля.

— Мадлен тоже знала о снаряжении?

— Она пришла ко мне, — ответил Яго. — Мы с ней отправились в Олсперил, добрались до хижины Хедры. Там ей нужно было кое-что сделать. Избавиться от последнего, что связывало её с Санто Керном. «Кроме самого Санто», — подумала Би.

— И что это было? — спросила она.

— Послушайте, Мадлен очень любила Санто. — Старик отложил в сторону шлифовальную шкурку. — Он был — извини, Лью, отцу это неприятно слышать, — он был у неё первым. Когда их отношения закончились, Мадлен очень переживала. А тут ещё и потеря ребёнка. Ей тяжело было пройти через всё это, да и кому бы не было тяжело на её месте? Поэтому я посоветовал Мадлен избавиться от всего, что напоминало о Санто. Она так и поступила. А в хижине Хедры кое-что оставалось. Поэтому мы туда и отправились. Они вырезали там свои инициалы. Глупая детская забава — сердце и всё такое. Мы поехали туда, чтобы уничтожить это. Не домик, заметьте. Только инициалы. Сердце трогать не стали.

— Почему бы не подвести всё к логическому завершению? — спросила Би.

— Это как?

— Очень просто, мистер Рит, — вмешалась Хейверс — Почему бы не укокошить Санто Керна?

— Да как вы смеете! — возмутился Лью Ангарак.

Би прервала его жестом.

— Она ревнивая девушка? Когда её обижали, давала отпор? Можете высказаться оба, если знаете.

— Если вы пытаетесь намекнуть…

— Я пытаюсь добраться до правды, мистер Ангарак. Говорила ли вам Мадлен, что Санто встречается с кем-то ещё? Надеюсь, выпонимаете значение слова «встречается». Он занимался сексом с Мадлен и в то же время — со зрелой женщиной. Мадлен пришлось нам в этом признаться, потому что мы несколько раз уличили её в обмане. Своей ложью она сама загнала себя в угол. Оказывается, Мадлен следила за парнем и была возле дома той женщины. Белый похотливый баран с энтузиазмом покрывал не слишком молодую овцу. Вы знали об этом? А вы, мистер Рит?

Лью Ангарак провёл рукой по седеющим волосам, с которых посыпалась белая пыль.

— Нет, — отозвался он, — Нет. Я был поглощён личными делами. Я знал, что Мадлен рассталась с Санто, и надеялся, что со временем… Моя дочь всегда была ершистой. Наверное, из-за матери, из-за того, что она оставила нас. Мадлен не могла с этим смириться. Обычно у неё получалось оставлять прошлое в прошлом. Я думал, Мадлен и с этим справится, даже с потерей ребёнка. И когда видел, как она расстроена, делал всё, что мог. Старался помочь ей.

— Каким образом?

— Я уволил Санто и стал уговаривать Мадлен вернуться к сёрфингу. Восстановить форму. Объяснял, что все обжигаются, но сложный этап не вечен, люди постепенно приходят в норму.

— Как вы? — задала вопрос Хейверс.

— И я тоже.

— Что вам известно о другой любовнице Санто? — спросила Ангарака Би.

— Ничего. Мадлен скрывала это.

— А вам, мистер Рит?

Яго взял наждачную шкурку и осмотрел её.

— Со мной Мадлен поделилась. — Он медленно кивнул. — Просила пообщаться с Санто. Должно быть, хотела, чтобы он опомнился. Я убеждал девочку, что это не поможет. Ситуация у Санто нестандартная. В определённом возрасте мальчишки думают не головой. Разве она этого не видит? Я напомнил ей, что в море полно рыбы. Посоветовал избавиться от грустных мыслей и начать жить заново. Это единственный способ.

Судя по всему, Яго не сообразил, что только что сказал. Би озадаченно смотрела на него. Хейверс тоже не спускала глаз со старика.

— Нестандартная ситуация — эту фразу употребил Санто во время встречи с подругой. Ему посоветовали открыть Мадлен правду. Возможно, он так и сделал, но с Мадлен поступил нечестно. А с вами, мистер Рит, Санто был откровенен? Кажется, вы умеете найти подход к молодым людям.

— Я знал о ситуации только со слов Мадлен, — ответил Яго. — Нестандартная, говорите?

— Да, Санто использовал ваше выражение.

— Сама связь с женщиной старше возрастом достаточно нестандартна, — заметил Лью.

— Достаточно нестандартна, чтобы советоваться об этом? — спросила Би, скорее себя, чем его.

— Должно быть, всё дело в том, кто эта женщина, — заключил Яго. — В конце концов всё сводится к этому.

Глава 21

Несмотря на предупреждение Яго, Кадан ничего не мог с собой поделать. Он отлично понимал, что это сумасшествие, но не мог отвлечься от воспоминаний о мягкости обхвативших его бёдер, о стонах и восторженном учащённом дыхании. В его ушах звучал шум волн, бьющихся о берег, он представлял сложные запахи — моря, женского тела, старого дерева крошечной лачуги, — слизывал в воображении вечную соль женственности, слышал её крики «да, да», пальцы погружались ему в волосы, тусклый свет проникал в щели двери. Её кожа была влажной, а тело гибким, упругим и неистовым — боже, таким неистовым!

Всё могло быть именно так. Несмотря на то что настал вечер, Кадану хотелось оставить Пуха в гостиной, вытащить из гаража велосипед, помчаться в «Эдвенчерс анлимитед» и потребовать, чтобы Деллен Керн исполнила своё обещание и встретилась с ним в прибрежной лачуге. Кадан видел немало фильмов и знал, что связь зрелой женщины и молодого мужчины не бывает совершенной и уж тем более постоянной. Впрочем, это даже хорошо, если разобраться. Кадан мысленно перенёсся в иной мир — возвышенный, мистический, метафизический.

Эта женщина, конечно же, чокнутая. Несмотря на желание прижаться к различным частям её тела, Кадан понимал, что такое дрожжи. Деллен казалась ему дрожжами высшей закваски. Она была ходячим, говорящим, дышащим, жующим, спящим воплощением дрожжей. Кадан Ангарак ощущал такую похоть, что готов был покрыть стадо овец, но в то же время старался держаться подальше от упомянутых дрожжей.

На работу он в тот день не пошёл, однако был не в состоянии отвечать на вопросы отца, желающего выяснить, почему его сын слоняется по дому. Во избежание этого Кадан поднялся как обычно, оделся как обычно, то есть натянул заляпанные краской джинсы, и, как обычно, уселся за накрытый к завтраку стол. Мадлен ела половинку грейпфрута, отец положил себе на тарелку со сковороды приличную порцию яичницы с беконом и помидорами.

Завидев Кадана, Лью на удивление приветливым жестом указал на еду. Кадан воспринял это как предложение мира. Должно быть, отец отметил его усилия в поиске прибыльного места. Кадан поблагодарил отца и спросил сестру, как дела.

Мадлен бросила на него злобный взгляд, и Кадан сообразил, что она советует ему сменить тему. Кадан внимательно посмотрел на отца и отметил его расслабленные движения. Из опыта он знал, что это означает снятие сексуального напряжения. Но вряд ли отец мастурбировал в душе.

— Ты что, вернулся к Айоне, папа? — поинтересовался Кадан.

По его интонации нетрудно было понять, что он имеет в виду.

И отец его понял как надо. Кожа Лью, и без того смуглая, слегка потемнела, и он молча повернулся к плите, чтобы приготовить себе вторую порцию яичницы.

Да, вряд ли это назовёшь тёплой семейной беседой. Хоть без ругани — уже хорошо. Никаких других звуков, кроме тех, что сопровождают пережёвывание и глотание, за столом не раздавалось. Вопрос о работе Кадана не поднимался. В то же время Кадану было страшно любопытно, как случилось, что отцу удалось успешно вывести Айону из затяжного пике и уложить на матрас.

Нуда ладно, при Мадлен неудобно спрашивать: надо же сделать скидку на её пол, к тому же следует отнестись к ней с сочувствием из-за всего, что ей пришлось перенести. Лучше не затрагивать грубые аспекты отношений между мужчинами и женщинами. С другой стороны, мужчины могли бы и подмигнуть друг другу. В более счастливые времена Лью не прочь был похвастать перед сыном своими мужскими победами.

Кадан задумался о том, что же происходит.

Уж не переметнулся ли отец к другой женщине? Что ж, вполне возможно. Маленький клан Ангараков видел целую череду женщин, которые обычно заканчивали рыданиями и гневными восклицаниями либо пытались убедить отца разумными речами за кухонным столом, или у входной двери, или в саду, или в других местах. Но Лью Ангарак на уступки не шёл. Когда у отца появлялась новая подруга, Лью обычно приводил её домой, знакомил с детьми и только потом занимался с ней сексом, и такое знакомство создавало у женщины впечатление, что между ними в будущем возможно что-то серьёзное.

Почему же сегодня Лью такой расслабленный, возится на кухне и выглядит так, словно удовлетворил женщину? Они ведь никого не видели. Что верно, то верно: они уже взрослые, но прежде Лью не изменял своим правилам.

Кадану невольно пришла на ум Деллен Керн. Впрочем, она и так маячила в подсознании, однако Кадану показалось, что скрытность Лью имеет под собой причину. Скрытность означает нечто незаконное, а оттуда — прямая дорожка к адюльтеру. Замужняя женщина. Так и есть, заключил Кадан. Отец первым добрался до Деллен. Кадан не представлял, как это могло произойти, однако поверил, что это случилось, и почувствовал в сердце укол ревности.

Остальную часть дня он размышлял о том, что было бы, если бы он сошёлся с Деллен. Наверняка она не отказалась бы перепихнуться с ними обоими. Но он не хотел ещё больше осложнять отношения с отцом, а потому решил, что лучше оставить эти мысли и постараться переключиться на что-нибудь другое.

Дело в том, что Кадан был активным человеком, а не резонёром. Тяжкое умственное напряжение приводило его к беспокойству, а такое состояние можно было лечить двумя способами. Один из них — действие, другой — алкоголь. Кадан знал, что следует выбрать первое, но, чёрт возьми, душа лежала ко второму.

Часы шли, и желание выпить только усиливалось. Дойдя до точки, когда разумные мысли сделались невозможными, он дал Пуху тарелку с фруктами, лишь бы занять птицу — среди прочих яств попугай отдавал предпочтение испанским апельсинам, — а сам схватил велосипед и направился в дом на Биннер-Даун.

Кадан хотел обзавестись компаньоном по выпивке. Если человек больше чем один раз в неделю пьёт в одиночестве, это означает, что у него есть проблема и эту проблему нужно топить в алкоголе. Кадан предпочитал слыть кутилой. Он решил пригласить в качестве партнёра Уилла Мендика.

У Уилла ничего не получалось с Мадлен, так что принять на грудь ему сам бог велел. Сделав это, они оба забудут о своих неприятностях. Ну разве не замечательная идея?

Уилл жил в доме на Биннер-Даун вместе с девятью сёрферами, мужчинами и женщинами. Среди них держался особняком. Волны не ловил, потому что не любил акул, да и морских драконов не слишком жаловал.

Кадан нашёл Уилла с южной стороны участка. Поскольку дом находился рядом с морем и никто за ним не ухаживал, то и выглядел он дряхлым. Окружающая земля поросла колючим кустарником, папоротником и морской травой. Единственный кипарис с шишковатым стволом давно нуждался в стрижке, а на газоне власть захватили сорняки. Здание давно пора было отремонтировать, особенного внимания требовала черепица, деревянные наличники окон и дверные косяки.

Но у жильцов были более важные заботы, нежели поддержание собственности в должном порядке. Жалкий сарай, в котором серфборды выстроились вдоль стены, словно красочные книжные закладки, являлся живым свидетельством такого к себе отношения. Как и гидрокостюмы, которые сёрферы вешали на просушку на нижние ветки кипариса.

Южная сторона дома выходила на Биннер-Даун, откуда доносилось мычание коров. К стене была пристроена теплица со стеклянной крышей и наружной стеклянной стеной. Внутренняя гранитная стена — стена дома — была покрашена белой краской, чтобы отражать солнце. Кадан знал, что в теплице выращивают виноград.

В теплице Кадан и нашёл Уилла. Тот окапывал землю вокруг крошечной лозы. Когда Кадан вошёл, Уилл разогнулся и крикнул:

— Чёрт, только этого не хватало! — Но, увидев Кадана, сменил тон. — Прости, я думал, это один из них.

Кадан понял, что он имеет в виду соседей-сёрферов.

— Они тебе по-прежнему не помогают?

— Да уж конечно! Никак не поднимут свои задницы.

Для обработки земли Уилл пользовался вилами. Кадан подумал, что это не лучший инструмент для такой операции, принимая во внимание размер растений. Впрочем, он промолчал об этом, да и Уилл отставил вилы в сторону, взял чашку, стоявшую на выступе, и проглотил то, что в ней оставалось. В теплице было жарко, и Уилл вспотел, жидкие волосы прилипли к черепу. Кадан подумал, что к тридцати годам приятель наверняка облысеет, и мысленно поблагодарил природу за собственные густые кудри.

— Я перед тобой в долгу, — произнёс Кадан в качестве вступления. — Вот и пришёл.

Уилл вроде удивился. Взял вилы и продолжил работу.

— И что ты мне должен?

— Хочу извиниться. За свои слова.

Уилл снова распрямился и утёр рукой лоб. На нём была фланелевая рубашка, наполовину расстёгнутая. Под рубашкой — неизменная чёрная футболка.

— Какие слова?

— На днях, о Мадлен. Ты наверняка помнишь.

Кадан думал, что чем меньше сказано о Мадлен, тем лучше для них обоих, но хотел убедиться, что Уилл понимает, о чём речь.

— Откуда мне знать, — продолжил Кадан, — у кого есть шанс в отношениях с моей сестрой, а у кого нет.

— Я думаю, ты отлично знаешь.

— Оказывается, не знаю. Сегодня утром за завтраком она о тебе говорила. Когда я услышал это, то понял, что был не прав.

Разумеется, Кадан врал, но считал, что за это его можно простить. Ведь он и в самом деле не представлял, как сестра смотрит на романтические отношения. И что чувствует в данный момент по отношению к Санто Керну. Уилл Мендик ему нужен, так почему бы не схитрить? Это поможет им распить бутылку, а уловка забудется.

— Мне кажется, тебе не следует отступать. У Мадлен были тяжёлые времена. Скорее всего, ты ей нужен, даже если она сама этого не осознаёт.

Уилл отошёл в дальний конец теплицы и снял с полки ящик с удобрением. Кадан последовал за ним.

— Вот мне и пришла в голову идея: почему бы нам не прикончить бутылочку. — Кадан внутренне поморщился от этой фразы: так выражаются в американских сериалах. — И забыть о былых обидах. Поддерживаешь?

— Сейчас не могу уйти.

— Ну и хорошо. Я не предлагал никуда уходить, — откровенно ответил Кадан. — Можем посидеть и здесь.

Уилл покачал головой и вернулся к своим лозам и вилам. Кадан почувствовал, что его приятеля что-то гнетёт.

— Не могу. Извини. — Войдя в темп работы, Уилл пояснил свой отказ: — В магазин явились копы, Кад. Они меня допрашивали.

— О чём?

— А сам-то как думаешь?

— О Санто Керне?

— Да. О Санто Керне. Разве есть другая тема?

— Но почему они пришли к тебе?

— Почём я знаю? Они со всеми говорят. Ты-то как увильнул?

Уилл снова яростно заработал вилами.

Кадану стало не по себе. Он задумчиво посмотрел на друга. Тот факт, что копы заинтересовались Уиллом, вызывал размышления, на которых лучше было не сосредоточиваться.

— Да как-то так, — неопределённо произнёс Кадан, словно давая понять, что беседа окончена.

— Да, — мрачно отозвался Уилл. — Вот так.

Кадан быстро попрощался. Оказалось, он снова не при делах. Он выбросил из головы Уилла и его неприятности и решил, что судьба призывает его к действию. И если оставить в стороне выпивку, то остаётся одно.

Да что же это такое? Его мысли снова сосредоточились на Деллен. Может, она заразила его ядовитой инфекцией, пожирающей мозг? Кадан знал простой способ: чтобы избавиться от неё, нужно ею овладеть. Это средство, однако, было сродни ритуальному самоубийству, а потому из дома на Биннер-Даун Кадан поехал в единственное место, оставшееся в ограниченном списке побега от самого себя: он покатил на бывший аэродром Королевских воздушных сил. Альтернативы не было. Отцу он что-нибудь соврёт. Ему просто надо побыть где-то, где угодно, лишь бы не одному дома и не в «Эдвенчерс анлимитед», рядом с этой женщиной.

Кадану повезло: отцовского автомобиля у мастерской не было. Зато стояла машина Яго.

К несчастью, не одному ему пришла в голову мысль явиться сюда. Кадан вошёл внутрь и увидел в приёмной двух дочерей Айоны Сутар. Дверь во внутреннее помещение была закрыта. Дженни прилежно трудилась над школьным заданием, используя карточный стол, на котором Лью Ангарак обычно работал, а Ли, прижимая один палец к ноздре, смотрелась в зеркальце. Рядом лежал тюбик суперклея.

— Мама там, Кадан? — сообщила Ли с бесившей Кадана вопросительной интонацией, предполагавшей, что она обращается к дураку. — Она предупредила, что это личный вопрос, и поэтому тебе туда нельзя?

— Думаю, она говорит с Яго о твоём отце, — добавила Дженни.

Оттопырив нижнюю губу, она стирала в своей тетради карандашные пометки.

— Мама сказала, что у них всё кончено, но по ночам она плачет в ванной. Как будто мы не слышим. Наверное, надеется, что у них ещё что-то будет.

— Маме следует дать ему отставку? — протянула Ли. — Не обижайся, Кадан, но твой отец болван? Женщины должны уметь за себя постоять, проявлять твёрдость. Особенно когда с ними обращаются не так, как они заслуживают. Вот, например, какие отношения между нами?

— Какого чёрта ты делаешь со своим лицом? — сменил тему Кадан.

— Мама не разрешает ей проколоть нос, поэтому она приклеивает на него камешек, — просветила его Дженни в своей дружелюбной манере. — Ты умеешь делить в столбик, Кад?

— О боже, не спрашивай его, — посоветовала сестрёнке Ли. — Он в школе не сдал ни одного выпускного экзамена. Ты ведь знаешь, Дженни?

Кадан её проигнорировал.

— Хочешь калькулятор? — спросил он у Дженни.

— Она должна показать свою работу, а не калькулятора? — Ли оглядела украшение на своём носу. — Я не глупая и портить своё лицо не буду, — И закатила глаза. — Тебе нравится, Дженни?

— Наверняка мама устроит тебе настоящую взбучку, — ответила Дженни, не глядя на сестру.

Кадан не мог не согласиться. Казалось, что у Ли на носу выступила большущая капля крови. Надо было выбрать камешек другого цвета.

— Мама заставит её оторвать камень, — продолжила Дженни. — И будет больно, потому что суперклей крепко держит. Ты очень пожалеешь, Ли.

— Заткнись? — мрачно изрекла Ли.

— Я только…

— Заткнись? Засунь себе в рот носок? Запихни себе в глотку кулак? Удавись лопатой?

— Ты не должна так со мной говорить!

Дверь отворилась. На пороге появилась Айона. Судя по распухшему лицу, она здорово наревелась. «Чёрт, должно быть, она и в самом деле любит отца», — подумал Кадан.

Он хотел посоветовать ей оставить отца и устроиться в жизни без него. Лью Ангарак недоступен. Возможно, он никогда не женится. Его бросила единственная женщина, любимая им с детства, и он так и не смог оправиться. Никто из них не смог. Это их семейное проклятие.

Но разве объяснишь такие вещи влюблённой женщине? Вряд ли.

Судя по всему, Яго предпринял героические усилия в этом направлении. Он постоял немного за спиной Айоны с носовым платком в руке, затем сложил его и сунул в карман комбинезона. Ли глянула на мать и закатила глаза.

— Сёрфингом мы больше заниматься не будем? — предположила она.

— А мне этот сёрфинг никогда не нравился, — лояльно добавила Дженни.

Она собрала свои учебники.

— Пойдёмте, девочки, — велела Айона и оглядела мастерскую. — Здесь нас больше ничто не держит.

Кадана она полностью проигнорировала, словно он был переносчиком семейной болезни. Он посторонился, когда Айона забрала своих дочерей и двинулась к выходу. Она направлялась к собственному магазину на аэродроме. Дверь за ней с шумом захлопнулась.

— Бедная девочка, — заметил Яго.

— Что вы ей сказали?

Яго подошёл к своему рабочему месту.

— Правду.

— Что именно?

— Никто не смоет пятна с леопарда.

— А сам леопард?

Яго осторожно снимал голубую изоляционную ленту с короткого борда. Кадан обратил внимание, что руки у него дрожат сильнее обычного.

— А? — с запозданием отозвался старик.

— Разве леопард не может сам убрать свои пятна? Люди меняются.

— Нет, — возразил Яго. — Не меняются.

Он начал обрабатывать кромку наждаком. Очки сползли на кончик носа, и Яго вернул их на место.

— Разве только внешние реакции. То, что они являют миру, если ты понимаешь, о чём я. Они хотят показаться другими и стараются добиться этого. Но то, что внутри, — неизменно. Нельзя переделать самого себя. Только поведение.

Яго поднял глаза. Из седых волос, собранных в жидкий хвост, выбилась длинная прядь и упала ему на щёку.

— А ты что здесь делаешь, Кад? Разве ты не должен быть на работе?

Желая уклониться от этого вопроса, Кадан начал прохаживаться по мастерской, пока Яго шлифовал обводы доски. Он открыл комнату отца — своё рабочее место во время прежней попытки закрепиться в «Ликвид эрс» — и заглянул внутрь.

Проблема в том, думал Кадан, что у него нет склонности к работе шейпера. У него не хватало терпения. Труд этот требовал твёрдых рук, умения пользоваться бесконечным набором инструментов и шаблонов. Человек должен держать в голове множество переменных, и это казалось Кадану невозможным: изгиб заготовки, одиночная или двойная вогнутость, положение плавников. Длина доски, форма хвоста, толщина кантов. Одна шестнадцатая дюйма могла всё изменить. «Чёрт побери, Кадан, неужели ты не видишь, что эти каналы слишком глубоки? Я не могу держать тебя здесь, раз ты всё портишь».

Всё правильно. Справедливо. Шейпер из него никакой. А обработка доски казалась такой скучной, что Кадан чуть не плакал. Нервы у него не выдерживали, а борд требовал аккуратности. Фибергласс надо отматывать с припуском, но экономно, а потом осторожно покрывать эпоксидной смолой, чтобы не было пузырьков. Затем полировка шкуркой, ещё один слой фибергласса и снова шлифовка.

Этого Кадан делать не мог. Ну не приспособлен он для такой работы. Надо родиться для этого, как Яго.

Поначалу Кадан собирался заняться окраской бордов, покрасить собственную доску. Но отец ему не разрешил, сказал, что нужно это заслужить — прежде познать азы мастерства, а ведь от Санто отец этого не требовал.

— Мой бизнес перейдёт к тебе, а не к Санто. Поэтому ты должен изучить всё — от и до. Мне нужен художник, а Санто понимает в дизайне.

«Он понимает, как трахать Мадлен», — хотелось ответить Кадану. Но что толку спорить? Мадлен изъявила желание, чтобы Санто трудился у отца, а она — любимая дочка.

И что теперь? Кто знает. Они оба разочаровали отца, правда, Мадлен разочаровала больше.

— Я готов вернуться, — сказал Кадан. — Что вы об этом думаете?

Яго выпрямился, отложил шкурку и внимательно посмотрел на Кадана.

— С чего вдруг?

Кадан покопался в мыслях, отыскивая подходящее объяснение. Вернуть себе расположение отца он мог только при содействии Яго.

— Вы оказались правы. Я не могу там работать. И мне нужна ваша помощь.

— Она тебя совсем достала?

Кадану не хотелось поднимать тему Деллен ни мысленно, ни на словах.

— Нет. Да. Неважно, — отмахнулся он. — Я должен выбраться оттуда. Поможете?

— Конечно, — заверил старик. — Дай мне время, я прикину, как подойти с этим к твоему отцу.

После разговора в церкви Линли вместе с бывшим следователем пришёл к нему домой, благо что тот жил неподалёку. Они поднялись на чердак, где Дэвид Уилки порылся в картонных коробках и достал бумаги с записями о деле Джейми Парсонса. На листах были фамилии подростков, опрошенных в связи со смертью Джейми. Уилки понятия не имел, где сейчас живут эти люди, но Линли подумал, что по меньшей мере одного или двух из них можно найти рядом с бухтой Пенгелли. И если он прав, то нужно безотлагательно встретиться с ними.

Пока Линли возвращался в деревню сёрферов, его мысли крутились вокруг этого. Он продумывал свой следующий шаг.

Как выяснилось, один из друзей Керна, бывший на злополучной вечеринке, безвременно скончался от лимфосаркомы. Другой эмигрировал в Австралию. Трое из тех шести до сих пор жили в бухте Пенгелли, так что найти их труда не составило.

Линли начал с паба. После разговора с барменом он очень быстро нашёл автомастерскую (Крис Аутер), местную начальную школу (Даррен Филдс) и мастерскую по ремонту лодочных двигателей (Фрэнки Клиски). В каждом заведении Линли действовал одинаково: предъявлял своё полицейское удостоверение, сообщал минимум подробностей о смерти, которую расследовал в Кэсвелине, и интересовался у каждого, не может ли он уделить ему время и через час поговорить в другом месте о Бене Керне.

Смерть сына Бена Керна оказала волшебное действие, если это можно назвать волшебством. Все трое согласились.

Для встречи Линли выбрал прибрежную тропу. Неподалёку от деревни на скале стоял памятник Джейми Парсонсу, о котором упомянул Эдди Керн. Памятник представлял собой каменную скамью с высокой спинкой, огибающую круглый каменный стол. В середине стола было вырезано имя Джейми и даты его рождения и гибели. Поднявшись туда, Линли вспомнил, что видел этот памятник во время своего долгого путешествия. Скамья дала ему укрытие от ветра. Сидя там, он обратил внимание не на имя подростка, а на даты, свидетельствующие о короткой жизни. Это совпало с его трагической историей, в которой любимая умерла такой молодой.

Сейчас, опустившись на скамью, Линли вдруг сообразил, что с самого пробуждения ни разу не вспомнил о Хелен, и от осознания этого факта на сердце стало ещё тяжелее. Он обнаружил, что не хочет думать о ней ежедневно и ежечасно, и понял, что чем дольше он будет жить, тем дальше она будет уходить в прошлое.

Это ранило Линли. Любимая жена. Долгожданный сын. Обоих нет, а он излечится? Мысль о том, что такова жизнь, что он оправится от горя, казалась ему невыносимой и непристойной.

Линли поднялся со скамьи и приблизился к краю скалы. Ещё один памятник, не такой официальный, как у Парсонса, — засохший венок с прошлого Рождества, сдувшийся шарик, потрёпанный плюшевый мишка и имя Эрик, выведенное чёрным маркером на медицинском шпателе для прижимания языка. Линли подивился: чего только не увидишь на корнуоллском берегу!

С северной стороны послышался звук шагов по каменистой тропе. Линли увидел трёх мужчин, они вместе поднимались в гору. Линли понял, что они успели посоветоваться друг с другом. Что ж, так даже лучше. Он выложит все карты на стол. Они не должны его бояться.

Было ясно, что лидер у них — Даррен Филдс. И внешне он самый крупный. Филдс — старший учитель в начальной школе и, должно быть, самый образованный в этой троице. Шёл он первым и первым кивнул Линли.

— Мы сказали всё, что знали, много лет назад, — начал Филдс — Так что если вы думаете…

— Я приехал сюда из-за Санто Керна, — прервал его Линли. — И из-за Бена Керна. Если бы замышлял что-то другое, вряд ли откровенничал бы с вами.

Те двое посмотрели на Филдса. Тот задумался над словами Линли. Наконец кивнул, и все подошли к скамье. Фрэнки Клиски оказался самым нервным и самым маленьким. Вдобавок он то и дело грыз указательный палец, грязный от машинного масла и воспалённый от постоянных покусываний. Он напомнил Линли кролика. А вот Крис Аутер, судя по всему, готов был к любому исходу разговора. Он зажёг сигарету, рукой заслонив её от ветра, прищурил глаза, поднял воротник кожаной куртки и с выражением Джеймса Дина^[44] в фильме «Бунтарь без идеала» привалился к спинке скамьи. Только вот волос у него не было. Голова лысая как колено.

— Надеюсь, вы понимаете, что я не устраиваю вам ловушку, — произнёс Линли в качестве преамбулы. — Дэвид Уилки — вам знакомо это имя? Вижу, что знакомо. Он утверждает, что случившееся с Джейми Парсонсом, скорее всего, несчастный случай. Уилки не думает сейчас и не думал тогда, что смерть Парсонса была спланирована. В крови юноши обнаружили алкоголь и кокаин. Уилки считает, что вы не осознавали, в каком он состоянии, и были уверены, что он сам выберется из пещеры.

Мужчины молчали. Голубые глаза Даррена Филдса сделались непроницаемыми, и Линли догадался, что он готов до конца отстаивать версию, озвученную когда-то, считая такую тактику разумной. То, что было сказано почти тридцать лет назад, освобождало их от судебного разбирательства. Так зачем менять показания?

— Это то, что мне известно, — заключил Линли.

— Послушайте, — подал голос Даррен Филдс — Минуту назад вы говорили, что приехали сюда по другому делу.

— Насчёт сына Бена, — напомнил Крис Аутер.

Фрэнки Клиски сидел тихо, только глаза его метались, как шарик от пинг-понга.

— Да, верно, — подтвердил Линли. — Но с двумя этими смертями связан один человек, Бен Керн, и необходимо проверить его прошлое. Так уж у нас в полиции заведено.

— Нам больше нечего добавить.

— А мне кажется — есть, и Уилки со мной согласен, если уж на то пошло. Но разница в наших подходах в том, что Уилки считает ту гибель подстроенной, а я так не думаю. Чтобы совершенно в этом увериться, я хочу, чтобы один из вас или все вместе поделились воспоминаниями о той ночи.

Мужчины не отвечали, хотя Аутер и Филдс переглянулись друг с другом. Линли решил поднажать.

— Вот что мне стало известно. Была вечеринка, где произошла стычка между Джейми Парсонсом и Беном Керном. Джейми всегда считал себя лучше других и всячески демонстрировал это, а то, как он повёл себя в ту ночь с Беном Керном, стало для всех последней каплей. С ним решили разобраться в одной из морских пещер. Целью, скорее всего, было унижение, судя по отсутствию на парне одежды, по следам на его запястьях и лодыжках. Видимо, его связывали. Об унизительной расправе говорят и фекалии, обнаруженные у него в ушах. Возможно, на него ещё и мочились, но прилив смыл урину. Я задаю вопрос: как вам удалось заманить его в пещеру? Я решил, что ему посулили исполнение некоего желания. Если он был уже пьян и, возможно, одурманен наркотиками, то легко попался на удочку. Это должно быть чем-то, о чём не следовало знать сестре, которая могла наябедничать родителям. Но вряд ли Джейми стремился получить что-то втихомолку. Это было не в его характере. Он всегда хотел обладать тем, чем восхищались другие. Джейми любил хвастаться. Главное — показать людям, что он лучше всех. Поэтому вряд ли он согласился пойти в пещеру ради чего-то незаконного. Отсюда вывод: приманкой был секс.

Глаза Фрэнки изменились: зрачки расширились. Линли удивился тому, что он не раскололся во время допросов Уилки, ведь друзей не было рядом. Но может, в этом-то и дело. Без друзей Фрэнки не знал, что говорить, а потому молчал. В компании он рассчитывал на подсказку.

— Молодые люди, взрослеющие мальчики, сделают всё ради секса, — продолжил Линли. — Думаю, Джейми Парсонс в этом отношении ничем не отличался от других. Поэтому задаю вам вопрос: может, он был гомосексуалистом? Может, кто-то из вас пообещал ему секс в пещере?

Молчание. В этом они поднаторели. Однако Линли был уверен, что возьмёт верх.

— Или это было не просто обещание, — напирал он. — Джейми не был настолько наивен. Видимо, вы подали ему сигнал, из которого он понял, что ему можно проявить свои гомосексуальные наклонности. Что это был за сигнал? Многозначительный взгляд. Слово. Жест. Рука на заднице. Возможно, прижали его в тёмном углу. Особый язык.

— Среди нас нет гомиков, — быстро сказал Даррен.

«Неудивительно, — подумал Линли, — ведь ты учитель у малышей и тебе есть что терять».

— И все остальные тоже были традиционной ориентации.

— Из вашей группы? — уточнил Линли.

— Ну да, об этом и речь.

— Значит, это всё-таки был секс? Я прав? Джейми думал, что его ожидает секс? С кем?

Молчание. И наконец:

— Прошлое умерло, — промолвил Крис Аутер, сурово покосившись на Даррена Филдса.

— Прошлое — это прошлое, — возразил Линли. — Санто Керн погиб. Джейми Парсонс погиб. Их смерти, возможно, не связаны между собой, но…

— Не связаны, — подтвердил Филдс.

— Но пока у меня не появятся доказательства обратного, я буду считать, что между ними есть связь. И не хочу, чтобы и на этот раз вопрос остался открытым. Санто Керна убили.

— Но ведь Джейми Парсонса никто не убивал.

— Хорошо. Допустим. Инспектор Уилки тоже в это верит. Через четверть века вас никто не привлечёт к ответственности за то, что вы по глупости оставили парня в пещере. Итак, я хочу узнать, что произошло той ночью.

— Это был Джек. Джек, — вырвалось у Фрэнки Клиски.

Казалось, он тридцать лет ждал этого момента. Фрэнки обратился к друзьям:

— Джек уже мёртв, так что это не имеет значения. Не хочу больше держать всё в себе. Я устал.

— Чёрт возьми!

— Я так долго молчал, и посмотрите на меня. Взгляните.

Фрэнки вытянул руки. Они дрожали, словно у паралитика.

— Опять пришёл коп, всё началось сначала. Сейчас я этого не перенесу.

Даррен толкнул Фрэнки. В этом жесте было отвращение, но одновременно и освобождение. Дескать, делай как знаешь.

Снова наступила напряжённая пауза. Издалека послышался крик чаек, в бухте кто-то завёл мотор лодки.

— Её звали Нэнси Сноу, — медленно произнёс Крис Аутер. — Она была девушкой Джека Дастоу, он тоже был на вечеринке.

— Это тот, что умер от лимфосаркомы? — спросил Линли.

— Да, он, Джек. Он уговорил Нэн… сделать то, что было сделано. Мы могли бы воспользоваться услугами Деллен — сейчас она жена Бена, в девичестве Деллен Нанкервис, — потому что она всегда была готова.

— Деллен тоже была на вечеринке?

— Да. С неё-то всё и началось. Всё потому, что она была там.

Крис рассказал подробности: подростковые отношения стали приедаться, и молодые люди начали демонстрировать друг другу своих новых партнёров. Джейми возмутился тем, что Бен Керн открыто пытался заняться сексом с его сестрой.

— С Джейми надо было разобраться, — заявил Фрэнки Клиски. — Мы все терпеть его не могли. Вот Джек и подговорил Нэн Сноу разжечь его. Джейми захотел секса прямо в доме.

— Чтобы все видели, как он это делает, — прибавил Даррен Филдс.

— И чтобы Джек на это посмотрел, — подчеркнул Крис — Такой уж он был, этот Джейми.

— Но Нэн стала отказываться, — продолжил Фрэнки. — Якобы она ни за что не станет заниматься этим на глазах у всех, тем более у Джека. Нэн предложила уединиться в пещере, и они пошли. Там мы их и поджидали.

— Нэн знала о вашем плане?

— Знала. — Крис кивнул. — И повела Джейми в пещеру. По задумке ей необходимо было сопровождать его. Ведь Джейми не дурак. Сразу почуял бы неладное. Нэн должна была дать понять ему, что она хочет секса не меньше, чем он. Мы должны были сделать всё остальное. В половине второго ночи они туда и отправились. Мы уже были в пещере, и Нэн передала Джейми нам. Об остальном сами можете догадаться.

— Сила была на вашей стороне: шестеро против одного.

— Нет, — хрипло выдавил Даррен. — Бена Керна с нами не было.

— А где же он был?

— Наверное, дома, — ответил Даррен. — Он помешался на Деллен. Совершенно помешался. Господи, да если бы не она, нас бы и на вечеринке не было. Но ему хотелось взбодриться, поэтому мы согласились: ладно, выпьем, поедим да послушаем музыку. Только и она туда припёрлась с новым ухажёром, эта чёртова Деллен. Бен назло ей и стал у неё на глазах приставать к другой. Ему хотелось увидеть реакцию Деллен. После этого он пошёл домой. Мы же подговорили Нэн. Она вернулась на вечеринку и…

Даррен жестом указал в сторону пещеры.

Линли продолжил историю за них:

— Вы раздели Джейми в пещере, связали, обмазали фекалиями. Вы на него мочились? Нет? А что тогда? Насиловали? Один из вас? Или всё?

— Он плакал, — сообщил Даррен. — Этого мы и добивались. Когда он заревел, мы все прекратили. Развязали его и оставили в пещере, а сами отправились по домам. Остальное вы знаете.

Линли кивнул. От этого рассказа ему сделалось тошно. Одно дело предполагать, а другое — услышать правду. На земле много Джейми Парсонсов и много таких мальчиков, какими были сидевшие перед ним мужчины. Между ними огромная пропасть, и как её одолеть? Джейми Парсонс наверняка был невыносим, однако это не означало, что он заслуживал смерти.

— Меня интересует одна вещь, — сказал Линли.

Все посмотрели на него: Даррен Филдс — угрюмо, Крис Аутер невозмутимо, как, наверное, и двадцать восемь лет назад, Фрэнки Клиски — с тревогой, видимо опасаясь нежданного удара.

— Как вам удалось придерживаться одной и той же версии, когда вас стала допрашивать полиция? До того как они обратились к Бену Керну.

— Мы ушли с вечеринки в половине двенадцатого. Расстались на улице. Отправились по домам.

Это сказал Даррен, и Линли понял: три предложения, бесконечно повторяемые. Они, возможно, были страшно глупы, эти пятеро подростков, однако о законе имели представление.

— Что вы сделали с одеждой Парсонса?

— В наших местах полно штолен и шахт, — пояснил Крис.

— А как же Бен Керн? Он узнал потом, что случилось?

— Мы ушли с вечеринки в половине двенадцатого. Расстались на улице. Отправились по домам.

Итак, Бен Керн не имел ни малейшего понятия, что же тогда произошло, как и все остальные, не считая этих парней и Нэнси Сноу.

— А Нэнси Сноу? Почему вы были уверены, что она не расколется?

— Она была беременна от Джека, — пояснил Даррен. — Срок — три месяца. Нэн была заинтересована в том, чтобы Джек не пострадал.

— Как сложилась её жизнь?

— Они поженились. После того как Джек умер, она уехала в Дублин с другим мужем.

— Значит, вы были в безопасности.

— Мы всегда были в безопасности. Мы ушли с вечеринки в половине двенадцатого. Расстались на улице. Отправились по домам.

Больше к этому нечего было добавить. Как и сразу после смерти Джейми Парсонса почти тридцать лет назад.

— А вы не чувствовали ответственности за то, что полиция набросилась на Бена Керна? — поинтересовался Линли. — Кто-то на него донёс. Может, один из вас?

Даррен хрипло рассмеялся.

— Ничего подобного. Человек, который донёс на Бена, явно хотел доставить ему неприятности.

Глава 22

— Она думает, что ты убила Санто.

Эту ошеломляющую фразу Алан произнёс после того, как они далеко отошли от «Эдвенчерс анлимитед». Он вытащил Керру из родительской спальни, провёл по коридору и заставил спуститься по лестнице. Керра сопротивлялась и огрызалась:

— Пусти меня, Алан! Да отпусти же, чёрт тебя побери!

Он не поддавался. У него оказалась железная хватка. Глядя на Алана Честона, трудно было предположить, что он такой сильный.

Алан вывел Керру через столовую на террасу, далее вверх по каменной лестнице и по мысу в направлении Сент-Меван-бич. Без пуловера или куртки на улице было холодно, но Алан не остановился и не захватил с собой ничего, что защитило бы их от морского ветра. Как будто не заметил непогоды.

На берегу Керра прекратила борьбу и подчинилась Алану. Однако ярость в ней не утихла. Она ещё напустится на него, когда он приведёт её туда, куда задумал.

Его целью оказался морской карьер в дальнем конце пляжа. Они поднялись по семи осыпающимся ступеням и встали на цементной площадке. Керра посмотрела вниз, на песчаное дно карьера, и на мгновение подумала, что Алан сбросит её в воду, словно первобытный человек, взявший власть над своей женщиной.

Алан этого не сделал.

— Она думает, что ты убила Санто, — повторил он и отпустил Керру.

Если бы Алан сказал что-то другое, Керра перешла бы в атаку — словесную и физическую. Но голос Алана был недоуменным и испуганным, и его заявление требовало ответа.

— Я никогда не видел ничего подобного, — продолжил Алан. — Ты и твоя мама… Это была настоящая драка. Такие вещи можно увидеть только…

Он даже затруднился сказать, где можно увидеть такие вещи. Впрочем, это и неудивительно. Он был не из тех людей, которые посещают места, где женщины таскают друг друга за волосы, царапаются, орут и выкрикивают оскорбления. Впрочем, если уж на то пошло, то и Керре не доводилось участвовать в таких схватках, просто Деллен вывела её из себя. То, что произошло между ними, имело свои причины. Алану, по крайней мере, придётся это признать.

— Я не знал, что делать. Такого в моей жизни ещё не было.

Керра потёрла запястье, за которое Алан её держал.

— Санто украл Мадлен. Он отобрал её у меня, и я его за это ненавидела. Мать об этом знает, поэтому и заявляет, что я убила брата. Это в её духе.

Недоумение Алана усилилось.

— Разве можно украсть человека у другого человека, Керра?

— В моей семье можно. У Кернов такая традиция.

— Чушь какая-то!

— Мы с Мадлен были подругами. Потом явился Санто, обратил на неё внимание, и Мадлен втрескалась в него по уши. Она не могла говорить ни о чём другом, поэтому мы и перестали общаться. Господи, это так типично. Он совсем как мать. Мадлен была ему не нужна. Санто просто хотел выяснить, сможет ли отнять её у меня.

Когда Керра начала обращать чувства в слова, то обнаружила, что не может остановиться. Она провела рукой по волосам, ухватила их в кулак и крепко потянула, словно это могло помочь ей отвлечься от обуревавших эмоций.

— Ему не нужна была Мадлен. Санто мог выбрать кого угодно. И мать такая же. Она может совратить любого. Да она и совращала, как только у неё появлялось желание. Она не нуждается… Ей не нужно…

Алан смотрел на Керру, словно она пользовалась особым языком, отдельные слова которого были ему знакомы, но их значение оставалось непонятным. Волна ударила в камень морского карьера, и Алан вздрогнул, удивившись её силе и близости. Их обдало холодными брызгами, они почувствовали соль на губах.

— Ничего не понимаю, — отозвался Алан.

— Ты прекрасно понимаешь, о чём речь.

— Нет, честно не понимаю.

Настал тот самый момент. Оставалось только представить Алану доказательство и изложить свой взгляд на ситуацию. Керра оставила открытку в спальне матери, тем не менее открытка существовала.

— Я пришла в Розовый коттедж, Алан. Обыскала твою комнату.

— Я в курсе.

— Ну и ладно. Так вот, я нашла открытку.

— Какую открытку?

— «Вот здесь». Такую открытку. Бухта Пенгелли, морская пещера. На ней красными чернилами почерком матери написаны эти два слова, и нарисована стрелка к пещере. Мы оба знаем, что это значит.

— Знаем?

— Прекрати. Сколько времени ты работал с матерью в отделе маркетинга? Я просила тебя не делать этого. Умоляла устроиться в другое место. Но ты не послушал. Сидел с ней в кабинете день за днём, и ты не можешь сказать мне… Ты, чёрт возьми, не должен отпираться! Ты ведь всё-таки мужчина. Тебе знакомы всякие женские намёки. Тем более когда это не просто намёки, верно?

Алан смотрел на Керру широко открытыми глазами. Ей хотелось затопать ногами. Не может же он быть таким тупым! Видимо, решил придерживаться этой линии поведения — изображать непонимание. Керра бессильно всплеснула руками. Очень умно с его стороны. Но ведь и она не дура.

— Где ты был, когда погиб Санто? — спросила Керра.

— О господи. Уж не думаешь ли ты, что я имею к этому какое-то отношение?

— Где ты был? Тебя не было дома. Её — тоже. И у тебя я нашла открытку. В твоей комнате. С надписью «Вот здесь», и мы оба знаем, что имеется в виду. Мать начала с красного. Губная помада. Шарф. Туфли. Когда она это делала… Когда она это делает…

Керра почувствовала приближение слёз, и этот факт вызвал у неё такой неудержимый гнев, что ей показалось: она вот-вот взорвётся. Из её рта вырвутся гнусные слова, которые уничтожат всё, что когда-либо существовало между ней и любимым человеком. Она любила Алана, только чувство это было опасным. Таким же, как любовь отца к матери, и мысль об этом показалась Керре невыносимой.

Алан, судя по всему, начинал понимать смысл сказанного Керрой.

— Оказывается, — начал он, — дело не в Санто, а в твоей маме. Ты думаешь, что я… с твоей матерью… в тот день, когда умер Санто. В пещере, изображённой на открытке.

Керра не могла ответить. Не могла даже кивнуть. Она изо всех сил старалась взять себя в руки. Иначе её гнев хлынул бы потоком.

— Керра, я же тебе говорил. Мы обсуждали видео — я и твоя мама. Я и с твоим отцом беседовал на эту тему. Твоя мать предложила место на берегу, которое, как она считала, отлично подойдёт для наших целей, потому что морские пещеры создают нужную атмосферу. Она дала мне эту открытку и…

— Ты же не настолько глуп. Да и я не дура.

Алан отвернулся от Керры, но посмотрел не на море, а в сторону гостиницы. Самой гостиницы видно не было, зато на берегу красовались аккуратные домики,голубые и белые, — отличное место для свиданий.

Алан вздохнул.

— Я догадывался, на что она намекает. Твоя мама предложила мне отправиться в пещеры и изучить место, и я всё понял. Она не слишком изобретательна, когда дело касается ухищрений. Но не думаю, что ей приходилось быть изобретательной. Она до сих пор красивая женщина.

— Не надо, — отрезала Керра.

Она обнаружила, что не может слышать подробности. Это была всё та же проклятая история на тот же проклятый сюжет. Только мужчины менялись.

— Всё же я закончу, — настойчиво сказал Алан. — А ты сама решай, чему верить. Твоя мать убеждала меня, что морские пещеры — замечательное место для видеорекламы. Она предложила отправиться туда и посмотреть. Я сослался на несколько неотложных дел и пообещал, что подожду её там. Я просто не хотел ехать с твоей матерью в одном автомобиле. Мы встретились у пещер, и она провела меня по бухте, деревне и морским пещерам. Между нами ничего не было, потому что это не входило в мои планы.

Пока Алан говорил, он смотрел на домики, но сейчас повернулся к Керре. Его лицо было серьёзным, выражение глаз — насторожённым.

— Тебе решать — верить мне или нет.

Керра поняла: она должна поверить. Но чему — своим инстинктам или Алану? Что выбрать: доверие или подозрение?

— У меня отбирают всё, что я люблю, — произнесла она потерянно.

— Керра, дорогая, это не так, — спокойно возразил Алан.

— Так всегда было в нашей семье.

— Если и так, то в прошлом. Возможно, ты теряла людей, которых не хотела терять. Возможно, ты сама позволяла им уйти, разрывала с ними отношения. Суть в том, что человека нельзя отнять, если он сам этого не хочет. Так что это не твоя вина.

Керра слышала эти слова и чувствовала их теплоту. Эта теплота приносила спокойствие. Внутри неё начала таять огромная глыба льда. Снова захотелось заплакать, но она себе не позволила.

— Тогда это ты, — почти прошептала Керра.

— Что я?

— Думаю, я выбрала тебя.

— Только думаешь?

— Я не могу. Прямо сейчас… не могу, Алан.

Он серьёзно кивнул.

— Я взял с собой фотографа. Прежде чем пойти на встречу с твоей матерью, я пригласил фотографа. Не хотел один идти в морские пещеры.

— Почему ты просто не сказал мне?

— Потому что хотел, чтобы ты сделала выбор. Чтобы ты мне поверила. Она больна, Керра. Все это видят: твоя мать больна.

— Она всегда была такой.

— Всегда была такой больной. А вы всю жизнь провели с ней и, реагируя на её болезнь, сами становились больными. Ты должна решить, хочешь ли так жить. Я не хочу.

— Она по-прежнему будет тебя соблазнять.

— Вполне вероятно. Ей требуется медицинская помощь. Твой отец должен настоять на лечении, в противном случае ситуация может усугубиться. Деллен должна измениться, чтобы уцелеть. Я намерен прожить свою жизнь так, как я хочу, а твоя мать пусть поступает как знает. Ты со мной согласна? Или у тебя другие планы?

— Согласна, — ответила Керра пересохшими губами. — Но я… так боюсь.

— Мы все иногда боимся, потому что ни в чём не можем быть уверены. Такова жизнь.

Керра тупо кивнула. В карьер ударила ещё одна волна. Девушка вздрогнула.

— Алан… — Керра сделала паузу. — Я не убивала Санто.

— Конечно нет, и я — тоже.

Оставшись в кабинете в одиночестве, Би включила компьютер. Она послала Барбару Хейверс в бухту Полкар, чтобы та притащила Дейдру Трейхир в Кэсвелин для разговора по душам. Если Дейдры не будет дома, Хейверс должна ждать в течение часа. Если Дейдра не явится, Хейверс может считать, что её рабочий день окончен. На следующее утро они накинут на эту лгунью лассо.

Остальную часть команды Би отпустила, но прежде учинила разбор полётов. «Как следует поешьте и хорошенько выспитесь, — проинструктировала она напоследок. — В этом случае утром у вас будет ясная голова». Би очень на это надеялась.

Она решила посмотреть сайт, привлёкший внимание констебля Макналти. Когда днём они с Хейверс уходили из мастерской «Ликвид эрс», Би остановилась перед постером, столь поразившим молодого констебля: сёрфер, вскочивший на гигантскую волну.

— Так это и есть та волна, которая его убила? — осведомилась Би.

Рядом с ней находились Лью Ангарак и Яго Рит.

— Кого? — уточнил Ангарак.

— Марка Фу. Это ведь Марк Фу на волне Маверик?

— Фу действительно убила волна Маверик, — подтвердил Лью. — Но здесь юный сёрфер, Джей Мориарти. А почему вы спрашиваете?

— Мистер Рит обмолвился в прошлый раз, что это последняя волна Марка Фу.

Ангарак удивлённо взглянул на старика.

— Как же ты так? Видно, что доска совсем другая.

Яго подошёл к двери, отделявшей рабочую зону от приёмной и демонстрационной комнаты, прислонился к косяку и сказал Ангараку:

— Они делают свою работу как положено, на всё обращают внимание. Просто хотел их проверить. Надеюсь, вы не обиделись, инспектор?

Би почувствовала раздражение. Все хотели вмешаться в расследование только потому, что знали жертву. Би терпеть не могла попусту растрачивать время, и ей не понравилось, что её экзаменуют. Ещё больше не понравилось то, как Яго Рит посмотрел на неё — с этакой снисходительностью, который напускают на себя мужчины, когда им приходится иметь дело с женщинами, превосходящими их по статусу.

— Больше этого не делайте, — бросила Би напоследок и вышла из мастерской вместе с Барбарой Хейверс.

Позже у Би появились сомнения, правда ли то, что Яго намеренно сбивал следствие с толку. В таком случае существовали два варианта. Первый: он назвал имя другого сёрфера по незнанию. Это казалось невероятным. Второй вариант: он специально сделал эту ошибку, желая привлечь к себе внимание. В любом случае оставался вопрос: зачем? На это у Би не было ответа.

Следующие девяносто минут Би провела в лабиринте Интернета. Она отыскала там и Мориарти и Фу и выяснила, что оба погибли. Их имена привели к другим именам. Би следовала по тропе, проложенной списком сёрферов, выводя их лица на экран монитора. Она вглядывалась в них, надеясь увидеть какую-то подсказку, но если и существовала некая связь между смельчаками, ловившими гигантские волны, и смертью подростка, упавшего со скалы в Корнуолле, то Би её не обнаружила, а потому прекратила бесплодные попытки.

Она подошла к доске, на которой были прикреплены сводки о расследовании. Что известно после этих нескольких дней? Три повреждения скалолазного снаряжения, прижизненный синяк на лице убитого, отпечатки пальцев на машине Санто Керна, волос, застрявший в скалолазном снаряжении, репутация самого парня, два автомобиля, находившиеся неподалёку от места падения Санто, и тот факт, что он, судя по всему, изменял Мадлен Ангарак с ветеринаршей из Бристоля. Вот и всё. Ничего существенного, с чем можно работать. Не найдено никаких точных сведений, за которые можно арестовать. Миновало более трёх суток со дня гибели юноши, а ведь любой коп знает, что с каждым часом, прошедшим после убийства, вероятность раскрытия преступления уменьшается.

Би внимательно вчиталась в имена людей, так или иначе связанных с делом. Все они в какой-то момент могли получить доступ к скалолазному снаряжению Санто Керна, а значит, нет смысла двигаться в этом направлении. Следовательно, надо искать мотив убийства.

Секс, власть, деньги. Разве это не вечный триумвират причин? Возможно, на начальной стадии расследования они не слишком очевидны, но ведь постепенно картина может проясниться. Например: ревность, гнев, мстительность и алчность. Надо приглядеться к каждому из подозреваемых с этой стороны. И если кто-то из них в этом отношении небезгрешен, то нужно посмотреть на эти человеческие качества как на мотивы преступления.

Би составила электронный список имён, кажущихся ей перспективными с этой точки зрения, и против каждой фамилии впечатала возможный мотив. Лью Ангарак мстил за разбитое сердце дочери (секс). Яго Рит — за разбитое сердце приёмной внучки (снова секс). Керра Керн уничтожила брата, чтобы унаследовать «Эдвенчерс анлимитед» (власть и деньги). Уилл Мендик надеялся проложить дорогу к Мадлен Ангарак (и снова секс). Мадлен действовала в порыве гнева (секс); Алан Честон хотел получить больше влияния в «Эдвенчерс анлимитед» (власть); Дейдра Трейхир поставила точку в унизительной роли любовницы, избавившись от любовника (опять секс).

Родители Санто Керна, судя по всему, не имели причин расправляться с собственным сыном, как и Тэмми Пенрул. Би задумалась. Мотивов полно, возможностей сколько угодно, и все средства под рукой. Оттяжка разрезана и снова замотана такой же, как у Санто, лентой. Две закладки…

Возможно, закладки — это и есть ключ к убийце? Поскольку они были изготовлены из толстого кабеля, для разрезания требовался специальный инструмент. Мини-резак, кабельный резак. Найти этот инструмент означает найти убийцу? Да, было бы неплохо.

Обращал на себя внимание неторопливый характер преступления. Убийца опирался на тот факт, что юноша рано или поздно непременно воспользуется оттяжкой или одной из повреждённых закладок. Когда конкретно это произойдёт, было для убийцы неважно. Его не волновало, как погибнет Санто: воспользовавшись оттяжкой или закладкой. Если бы Санто выжил, преступник реализовал бы другой план.

Тот, кто совершил это злодеяние, действовал не сгоряча. Надо искать хитроумного человека. А это качество больше присуще женщинам. И стиль исполнения тоже женский.

Это заключение привело Би к Мадлен Ангарак, Керре Керн и Дейдре Трейхир. И снова инспектор задумалась, куда подевалась чёртова ветеринарша. С Дейдры мысли Би перескочили на Томаса Линли и на его присутствие в то утро в бухте Полкар. Би встала из-за стола, взяла телефон и набрала номер его мобильника.

— Ну, выяснили что-нибудь? — спросила она, когда Линли после третьего гудка взял трубку. — И где вы сейчас, детектив?

Оказалось, он едет в Кэсвелин. За этот день Линли побывал в Ньюки, Зенноре и бухте Пенгелли. На вопрос Би, какое отношение это имеет к Дейдре Трейхир — ведь она ясно дала понять, что хочет её увидеть! — Линли стал рассказывать о сёрферах-подростках, о подростковом сексе, о подростковых наркотиках, выпивке, вечеринках, морских пещерах и смерти. О богатых детях, о бедных детях, о детях родителей среднего достатка и о копах, которым не удалось раскрыть дело, несмотря на донос.

— Что до Бена Керна, его друзья с самого начала считали, что на него настучала Деллен, — заключил Линли. — Отец Бена того же мнения.

— И почему нам это важно? — устало произнесла Би.

— Думаю, что ответ на ваш вопрос можно найти в Эксетере.

— Так вы туда направляетесь?

— Завтра, — ответил Линли. И после паузы прибавил: — Мисс Трейхир я не видел. Она что, ещё не вернулась?

Тон его голоса был слишком лёгким, и Би это не понравилось.

— Ни слуху ни духу. И меня это несколько настораживает.

— Возможно, она уехала в Бристоль.

— Ой, перестаньте. Ни за что в это не поверю.

Линли молчал. Красноречивое молчание.

— Я послала в Полкар вашего сержанта Хейверс. Велела привезти Трейхир в отделение, если она вернулась домой.

— Она не мой сержант Хейверс, — возразил Линли.

— На вашем месте я не торопилась бы с этим утверждением.

Не прошло и пяти минут после разговора с Линли, как у Би затрезвонил мобильник. Звонила сержант Хейверс.

— Ничего, — коротко сообщила она, пробившись сквозь жуткие шумы в трубке. — Мне ещё подождать? Я могу, если хотите. Нечасто доводится спокойно покурить, слушая шум прибоя.

— На сегодня хватит. Возвращайтесь, — велела Би. — Ваш суперинтендант Линли тоже едет в гостиницу.

— Он не мой суперинтендант Линли.

— Да что это с вами обоими?

Би отключила телефон, прежде чем сержант успела ответить.

Перед уходом Би решила позвонить Питу и расспросить его об одежде, еде, уроках и футболе. О собаках тоже. А если по случайности трубку снимет Рэй, она постарается вести себя вежливо.

К телефону подошёл Пит — ну и прекрасно. Он был вне себя от счастья: «Арсенал» приобрёл нового игрока, имя она не разобрала, родом он… С Южного полюса? Нет, должно быть, Пит произнёс «Сан-Паулу».

Би постаралась выразить энтузиазм и мысленно вычеркнула футбол из списка тем, обратившись к еде, домашним заданиям и одежде — сын терпеть не мог, когда она цеплялась к его нижнему белью, но сам носил бы одни и те же трусы целую неделю, если бы Би ему не напоминала.

В ходе беседы Пит не выдержал и сказал:

— Папа интересуется, когда в школе ближайший спортивный день.

— Я всегда его об этом предупреждаю, — отрезала Би.

— Да, но он хочет пойти вместе с тобой.

— Это он хочет или ты? — проницательно осведомилась Би.

— Ну, было бы здорово. Вот бы папа обрадовался.

Так-так, Рэй подбирается к ней издалека. Что ж, сейчас с этим ничего не поделать.

— Хорошо, Пит, я подумаю, — заверила Би. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, мама.

Упоминание о Рэе вернуло Би к компьютеру. Она открыла свой сайт знакомств. Питу нужен в доме постоянный мужчина. Би верила, что готова к замужней жизни: не век же бегать по свиданиям и отсылать Пита на ночлег к Рэю.

Она пробежалась по предложениям. Прежде надо изучить суть, а потом она посмотрит фотографии. Спустя четверть часа Би испытала такое отчаяние, с которым мало что сравнится. Если бы каждый человек, говоривший о любви к романтическим прогулкам по берегу в час заката, действительно там гулял, то все берега напоминали бы Оксфорд-стрит во время Рождества. Всё это — полная чушь. Где эти люди, интересы которых действительно составляют ужины при свечах, романтические прогулки по пляжу, дегустации вин в Бордо и интимные беседы возле пылающего камина в Озёрном крае?^[45] Неужели всему этому можно верить?

Чёрта с два. Пора кончать с этим сайтом. Он становится хуже с каждым годом. Би всё больше хотелось ограничить мужское присутствие в доме сыном и своими собаками. Псам понравился бы и огонь в камине, и задушевный разговор, которым бы она услаждала их слух.

Она отключила компьютер и вышла на улицу. Иногда возвращение домой, даже в одиночестве, — единственное верное решение.

Бен Керн взобрался на скалу в хорошем темпе. Мышцы горели от напряжения. Он сделал то, что хотел сделать Санто: спустился со скалы и забрался на неё, хотя легко мог припарковаться внизу, в бухте Полкар, и сделать всё наоборот. Мог даже пройти по прибрежной тропе до вершины скалы и спуститься. Но Бен хотел повторить маршрут сына, а потому оставил свой «остин» не на стоянке, а неподалёку от леса Стоу, там, где нашли автомобиль Санто. Оттуда Бен прошёл по тропе, закрепил оттяжку на том же камне, что и Санто. Всё остальное было делом мышечной памяти. Спуск получился мгновенным. Подъём потребовал умения и внимания, но всё равно Бен предпочёл быть здесь, а не рядом с «Эдвенчерс анлимитед» и Деллен.

Ему хотелось измотать себя, однако он обнаружил, что взволнован не меньше, чем когда затеял это предприятие. Мышцы устали, но мозг работал на автопилоте.

Как и всегда, мысли Бена сосредоточились на Деллен. На Деллен и осознании того, что он сделал со своей жизнью в погоне за ней.

Сначала Бен не понял, когда Деллен прокричала: «Это я сказала». А когда значение этих слов дошло до него, не хотел ей верить. Потому что поверить — значит впустить в свою душу подозрение, с которым он жил в бухте Пенгелли и которое заставило его переехать в Труро. Бен отказывался принимать тот факт, что это сделала любимая женщина.

Чтобы избавиться от подозрения и его последствий, он спросил:

— О чём ты?

Он подумал, что Деллен нарочно на себя наговаривает, поскольку он обвинил её и выбросил в окно её таблетки.

Лицо жены исказилось от гнева.

— Прекрасно знаешь. Ты всегда считал, что это я на тебя донесла. Я замечала, как ты потом на меня смотрел. Читала в твоих глазах. И ты укатил в Труро, оставив меня расхлёбывать последствия. Господи, как же я тебя ненавидела! Но потом перестала, потому что слишком тебя любила. Я и сейчас люблю. И ненавижу. Почему ты не оставишь меня в покое?

— Так значит, копы прицепились ко мне из-за тебя, — произнёс Бен глухо. — Вот что ты имеешь в виду.

— Ты был с той девицей. И хотел, чтобы я вас видела. Да, я видела. Ты собирался её трахнуть. Что, по-твоему, я должна была чувствовать?

— И ты решила отомстить? Ты взяла Джейми с собой в пещеру, переспала с ним, а потом ушла и…

— У меня не получалось соответствовать твоим ожиданиям. Я не могла дать тебе то, о чём ты мечтал, но ты не имел права разрывать наши отношения, ведь я не совершила ничего плохого. А ты с его сестрой… я видела: ты делал это назло мне, надеялся, что я буду страдать. Вот и я решила ответить тебе той же монетой.

— И потому трахнулась с ним.

— Нет! — Голос Деллен дошёл до визга. — Этого не было. Я хотела, чтобы ты почувствовал, каково было мне. Хотела причинить тебе боль, ведь ты меня обидел. Ты требовал от меня того, чего я не могла тебе дать, и мучил меня. Почему ты меня оставил? Почему сейчас не бросишь?

— И ты обвинила меня? — спросил Бен.

Ну вот, наконец-то он сказал об этом прямо.

— Да! Потому что ты слишком хороший. Такой порядочный. Не переношу твою презренную святость. Ни тогда не переносила, ни сейчас. Каждый раз, когда тебя ударяют по одной щеке, ты подставляешь другую, и каждый раз я тебя презираю. Вот когда ты со мной порвал, тогда я тебя больше всего и любила.

— Ты сумасшедшая, — только и смог выговорить Бен.

Ему пришлось уйти. Оставаться в спальне означало продолжать жизнь, построенную на лжи. Когда полиция из Ньюки неделю за неделей и месяц за месяцем допрашивала его, он обратился к Деллен за утешением и силой. Он думал, что любимая делает его цельным, делает его собой. Да, характер у неё трудный. Да, у них бывают размолвки. Но это не страшно, потому что друг с другом им лучше, чем с кем-то другим.

Когда Деллен приехала за ним в Труро, он понял, что это значит. Трясущимися губами она произнесла, что снова беременна, и словно ангел явился ему во сне. Словно самые красивые цветы расцвели вокруг. А когда Деллен поступила, как поступала со всеми нерождёнными младенцами, — избавилась от плода, он утешил её и согласился, что она ещё не готова, что оба они не готовы, что время для них не пришло. Он должен был вернуть Деллен преданность, которую продемонстрировала она. К тому же Деллен жаловалась, что морально ей тяжело. Он любил её и мог смириться с её поступком.

Когда они наконец поженились, ему казалось, что он поймал экзотическую птицу. Однако в клетке её было не удержать. Деллен могла быть с ним, только если он давал ей свободу.

— Ты единственный, кого я по-настоящему хочу, — уверяла Деллен. — Прости меня, Бен. Люблю я только тебя.

Сейчас, на вершине, дыхание Бена вернулось к норме. Морской ветер охладил пот на коже. Вдруг он заметил, что уже поздно. Сообразил, что стоит на том самом месте, где лежал Санто, мёртвый или умирающий. И тут Бен осознал, что, пока двигался по маршруту Санто, пока привязывал оттяжку к каменному столбику, пока спускался и готовился лезть наверх, он ни разу не вспомнил о сыне. Он пришёл, чтобы сделать это, но у него снова ничего не получилось. Мысли, как и всегда, были заняты Деллен.

Бен посчитал это страшным предательством. Не то, что много лет назад Деллен предала его, бросив на него подозрение, а то, что сам он предал сына. Похода к тому месту, где погиб Санто, оказалось недостаточно, чтобы выбросить из головы Деллен. Бен понял, что жил и дышал ею, словно она — вирус, действующий только на него. Он и на расстоянии чувствовал её рядом с собой.

Бену казалось, что он так же болен, как и Деллен. Пожалуй, даже больше. Измениться она не может, и так было всегда, но его-то никто не заставлял с таким упорством хранить ей верность. С подобным мужем легко вести себя как вздумается.

Когда Бен поднялся с камня, на который уселся передохнуть, он понял, что замёрз на ветру. Он знал, что утром почувствует последствия быстрого подъёма. Бен подошёл к каменному столбу, на котором закрепил оттяжку, поднял верёвку, аккуратно её смотал и так же тщательно оглядел, нет ли слабых мест. Даже сейчас он не мог думать о Санто.

За всем этим стоял вопрос морали. Бен знал это, но боялся задать его себе.

Дейдра Трейхир прождала в баре «Солтхаус» более получаса, когда в дверях показался Селеван Пенрул. Он оглядел зал и увидел, что его приятеля нет в углу с кружкой «Гиннеса» в руке. Это место они с Яго Ритом давно облюбовали. Пришлось присоединиться к Дейдре, сидевшей за столом возле окна.

— Я надеялся, что он уже здесь, — без преамбулы сказал Селеван, подтягивая к себе стул. — Позвонил мне, что задержится. В их контору приходили копы. Они со всеми успели поговорить.

Он приветственно махнул Брайану, вышедшему из кухни при его появлении.

— Как обычно? — спросил Брайан.

Селеван кивнул и снова обратился к Дейдре:

— Даже с Тэмми беседовали, а всё потому, что у девчонки имеется какая-то информация. У них-то самих к ней не было вопросов. Да и с какой стати? Она была знакома с парнем, только и всего. Мне бы другого хотелось, и я не стыжусь в этом признаться, но Тэмми не была заинтересована. Оказывается, всё к лучшему. Было бы здорово, если бы это дело раскрыли. Жаль семью.

Дейдре не понравилось, что старик к ней подсел, но она не знала, как вежливо ему намекнуть, что она предпочитает остаться одна. Прежде она никогда не приходила в «Солтхаус», чтобы побыть в одиночестве. В «Солтхаусе» это было не принято, там собирались не для медитаций, а ради сплетен.

— Они и со мной хотят встретиться.

Дейдра показала Селевану записку, которую нашла у своего дома. Слова были написаны на оборотной стороне визитки инспектора Ханнафорд.

— Я с ними уже общалась. В тот день, когда умер Санто. Не представляю, о чём ещё они хотят меня спросить.

Селеван посмотрел на карточку, повертел её в руках.

— Судя по всему, дело серьёзное, — заметил он. — Зря они такими карточками не разбрасываются.

— Дело в том, что у меня нет телефона. Но я с ними поговорю. Обязательно.

— Лучше тебе позвать адвоката. Тэмми его не приглашала, но это потому, что она сама проявила инициативу, а не наоборот. Она не хотела ничего скрывать. — Селеван взглянул на Дейдру, склонив голову набок. — А ты, девочка, что-то скрываешь?

Дейдра улыбнулась и положила карточку в карман.

— У всех есть свои секреты. Поэтому вы и советуете мне пригласить адвоката?

— Не совсем так, — возразил Селеван. — Но ты скрытная, мисс Трейхир. Мы это поняли, как только ты сюда приехала. Ни одна девушка так не играет в дартс, если за плечами у неё нет богатого прошлого.

— Боюсь, Селеван, что мои тайны так же безнравственны, как роллер-дерби.

— Ну так и что?

Дейдра кончиками пальцев постучала по руке старика.

— Вам, друг мой, нужно провести собственное расследование и всё выяснить.

В окно она увидела, как на неровный асфальт стоянки въехал «форд». Оттуда вышел Линли и направился к гостинице, но повернулся, когда позади него просигналил довольно потрёпанный автомобиль. Должно быть, водитель попросил его уйти с дороги.

— Это кто? Яго?

Со своего места Селеван не видел стоянки.

— Спасибо, приятель, — поблагодарил он Брайана, принёсшего пиво, и с удовольствием сделал первый глоток.

— Нет, не Яго, — в раздумье произнесла Дейдра.

Пока она смотрела в окно, Селеван завёл разговор о своей внучке. Тэмми такая своевольная, если что вобьёт в голову, её не переубедишь.

— Хотя я уважаю её за это, — заключил Селеван. — Возможно, мы все к ней слишком строги.

Дейдра поддакивала, хотя была поглощена тем, что происходит на улице. К Линли подошла женщина, водитель обшарпанного маленького автомобиля. Фигура этой женщины напоминала бочонок. На ней были обвислые вельветовые брюки и застёгнутая до горла куртка с накладкой на плечах. Линли и женщина перекинулись парой фраз. Женщина махнула рукой, должно быть критикуя водительские навыки Линли.

Тут появился «дефендер» Яго Рита.

— А вот и ваш мистер Рит, — сообщила Селевану Дейдра.

— Лучше тогда я сяду на своё место.

Селеван поднялся и отправился в угол комнаты.

Дейдра продолжала наблюдение. Линли и женщина замолчали, когда Яго выбрался из машины. Старик вежливо раскланялся с ними, как это делают люди, часто встречающиеся в пабе, и направился ко входу. Линли и женщина сказали друг другу что-то ещё и расстались.

Дейдра поднялась и быстро заплатила за чай, который пила в ожидании Линли. К тому моменту, когда она подошла к двери в гостиницу, Яго Рит встретился с Селеваном Пенрулом, женщина уехала, а Линли вынул из своего автомобиля потрёпанную картонную коробку. Дейдра приблизилась к слабо освещённому ресепшену. Здесь было прохладно, оттого что входную дверь часто распахивали, да и неровный пол был выложен из камня. Дейдра задрожала и вспомнила, что оставила куртку в баре.

Линли тотчас увидел её и улыбнулся.

— На стоянке вроде не было вашего автомобиля. Вы решили меня удивить?

— Нет, устроить вам засаду. Что это у вас в коробке?

— Заметки старого полицейского. Или старые заметки полицейского. И то и другое. Заметки пенсионера из Зеннора.

— Вы там были сегодня?

— Там и в Ньюки. Ещё в бухте Пенгелли. Сегодня утром я был у вас, но не застал вас дома. Хотел пригласить с собой. Вы уезжали на целый день?

— Люблю кататься по сельской местности, — ответила Дейдра. — Это одна из причин, по которой я сюда выбираюсь, когда есть время.

— Понимаю. Я тоже люблю путешествовать.

Линли поставил коробку на бедро под углом — так, как это делают мужчины, когда несут что-то громоздкое. Он выглядел здоровее, чем четыре дня назад. В нём ощущалась искорка жизни, которой тогда не было. Дейдра задумалась о причине таких перемен. Интересно, это оттого, что он занялся полицейской работой? Возможно, это у них в крови — интеллектуальное возбуждение, связанное с разрешением загадки преступления, и физическое возбуждение, связанное с преследованием.

— Вам нужно работать. — Дейдра показала на коробку. — Я хотела сказать несколько слов, если у вас найдётся время.

— Буду счастлив выслушать вас. Позвольте только, я отнесу это в комнату и встречусь с вами… в баре. Через пять минут.

Дейдра не хотела сидеть с Линли в баре, где их могли увидеть Яго Рит и Селеван Пенрул. Да и другие постоянные посетители будут заходить: заметят их, и начнутся сплетни о том, что мисс Трейхир шепталась о чём-то с детективом из Скотленд-Ярда.

— Я бы предпочла какое-нибудь приватное место.

Двери ресторана будут закрыты по меньшей мере ещё час. Оставался номер Линли.

— Пойдёмте тогда ко мне, — предложил он. — Там всё по-монашески, зато у меня есть чай, если вы не против «Пи Джи Типc»^[46]. Кажется, есть ещё имбирное печенье.

— Я только что выпила чаю. Спасибо. Думаю, ваша комната — лучшее место.

Дейдра последовала за Линли по лестнице. Она ни разу не была в номерах «Солтхауса», и ей казалось странным идти по коридору за мужчиной, словно они договорились о свидании. Дейдра надеялась, что никто не воспримет это неправильно, а потом спросила себя: какое вообще это имеет значение?

Дверь не была заперта.

— Я решил, что это ни к чему: красть у меня нечего, — пояснил Линли.

Он посторонился и вежливо пропустил Дейдру вперёд. Он был прав, назвав номер монашеским. В комнате было чисто, и стены недавно покрашены, но, кроме кровати и маленького комода, в ней ничего не было. Сама кровать была широкой, хотя и одноместной. Дейдра посмотрела на неё, почувствовала, что краснеет, и отвернулась.

Линли поставил коробку, снял и аккуратно повесил куртку — Дейдра уже обратила внимание, что он бережно относится к своей одежде, — и вымыл руки над стоявшей в углу раковиной.

Явившись сюда, Дейдра уже ни в чём не была уверена. Вместо беспокойства, которое она испытывала ранее, когда Силла Кормак принесла ей известие о том, что Скотленд-Ярд интересуется ею и её семьёй в Фалмуте, она чувствовала смущение и неловкость. Ей казалось, что Томас Линли заполнил собой всю комнату. Он был высоким мужчиной, ростом шесть футов и несколько дюймов, и в этом замкнутом пространстве словно превращал её в викторианскую девицу, оказавшуюся в компрометирующей ситуации. Конечно, он не делал ничего предосудительного, его манеры оставались безупречными. На Дейдру действовал сам факт его близости и окружавшая его трагическая аура.

Она села на кровать, но прежде протянула Линли записку от инспектора Ханнафорд. Он объяснил Дейдре, что утром Би приезжала в её дом следом за ним.

— Судя по всему, вы ей очень нужны, — заметил он.

— Я пришла к вам за советом. — Это была не полная правда, но с этого следовало начать. — Что вы мне порекомендуете?

Линли тоже опустился на постель, с другой стороны.

— Поговорить с инспектором.

— Вам известно, чего она от меня хочет?

Линли слегка поколебался.

— Нет. Но в любом случае будьте с ней совершенно откровенны. Думаю, следователей лучше не обманывать. Быть честным всегда лучше.

— Даже если я убила Санто Керна?

— Я не верю в это.

— А сами вы честный человек, Томас?

— Стараюсь им быть.

— Даже во время расследования?

— Особенно во время расследования. Когда это уместно. Иногда в беседе с подозреваемым приходится кое-что скрывать.

— А я подозреваемая?

— Да. К сожалению, да.

— Поэтому вы ездили в Фалмут? Наводили обо мне справки?

— В Фалмут? Я не был в Фалмуте. Ни с какой целью.

— Но кто-то общался с соседями моих родителей. Кто-то из Скотленд-Ярда. Кто же это мог быть, кроме вас? И что такое вы хотели узнать обо мне, чего не могли спросить прямо?

Линли встал, обогнул кровать и сел рядом Дейдрой. Сделав это, он оказался ближе, чем ей хотелось бы, и она попыталась подняться. Линли остановил её, легонько положив ладонь на её руку.

— Я не был в Фалмуте, Дейдра, — повторил он. — Клянусь вам.

— Кто тогда?

— Не знаю. — Линли посмотрел на неё серьёзными и спокойными глазами. — Дейдра, вам есть что скрывать?

— Ничего такого, что может быть в компетенции Скотленд-Ярда. Почему вдруг мной заинтересовался Скотленд-Ярд?

— Он интересуется всеми, когда расследуется убийство. Вы оказались замешаны, поскольку парень погиб возле вашего дома. Может, есть какие-то другие причины? Может, вы что-то утаиваете и хотите со мной поделиться?

— Я не спрашиваю, почему интересуются именно мной. — Дейдра пыталась говорить небрежно, но ей было трудно под таким внимательным взглядом. — Но почему Скотленд-Ярд? Что вообще делает здесь Скотленд-Ярд?

Линли снова поднялся и подошёл к электрическому чайнику. Как ни странно, Дейдра почувствовала одновременно и облегчение, и сожаление оттого, что он отдалился от неё, словно рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Линли налил в чайник воды и включил его.

— Томас, зачем они здесь? — допытывалась Дейдра.

— У Би Ханнафорд недостаток кадров, — ответил Линли. — К ней должны были отправить людей из убойного отдела. В районе слишком мало специалистов, а потому полицейское управление запросило Лондон о помощи.

— Это в порядке вещей?

— Присылать людей из Скотленд-Ярда? Нет, но такое случается.

— Почему столь пристальное внимание к моей персоне? И почему в Фалмуте?

Линли хмуро опустил в чашку пакетик с чаем. Слышно было, как на улице хлопнула дверца автомобиля — раз и другой. Раздался весёлый оклик: это приятели-выпивохи приветствовали друг друга.

Наконец Линли повернулся к Дейдре.

— Как я и говорил, когда расследуется убийство, проверяют всех. Мы ведь с вами были в бухте Пенгелли, наводили справки о Бене Керне.

— Но я не вижу в этом никакого смысла. Да, я выросла в Фалмуте. Но почему понадобилось ехать туда, а не в Бристоль, где я живу сейчас?

— Возможно, кто-то был и в Бристоле, — предположил Линли. — Почему это для вас так важно?

— Конечно, важно. Что за нелепый вопрос! Как бы вы себя чувствовали, если бы полиция рылась в вашем прошлом только из-за того, что кто-то упал со скалы рядом с вашим домом?

— Если бы я был чист, мне было бы наплевать. Итак, мы с вами вернулись туда, откуда пришли. Вам есть что скрывать? То, о чём полиция не должна знать? Возможно, это ваша жизнь в Фалмуте. Или кто вы такая и чем занимаетесь.

— Ну что я могу скрывать?

Линли внимательно посмотрел на Дейдру.

— Как вы думаете, я могу на это ответить?

Девушка почувствовала себя неуютно. Она-то шла сюда если не рассерженной, то верящей в то, что за ней правда, ведь она — пострадавшая сторона. Но сейчас всё перевернулось. Словно во время игры она слишком сильно бросила кости и Линли их ловко поймал.

— Есть ли что-то, что вы хотите мне рассказать? — снова спросил Линли.

— Абсолютно ничего, — заверила Дейдра.

Глава 23

Когда на следующее утро сержант Хейверс вошла в кабинет, Би сидела за столом и трудилась над новой закладкой — острым ножом «экзакто» разрезала пластиковую оболочку. Операция эта не требовала ни особого умения, ни большого усилия, хотя следовало соблюдать осторожность. На столе у инспектора лежали и другие режущие инструменты.

— Что это вы делаете? — удивилась Хейверс.

Было ясно, что сержант по дороге в отделение сделала остановку — Би почувствовала запах свежей выпечки; не надо было и осматривать сумку Хейверс, чтобы понять, что та заглянула в пекарню.

— Второй завтрак? — уточнила Би.

— У меня и первого не было, — отозвалась Хейверс — Выпила кофе да стакан сока. Поэтому решила, что нужно съесть что-то посущественней.

Из объёмистой сумки Барбара вынула обличавшие её корнуоллские деликатесы. Они были хорошо упакованы, но тем не менее источали сильный запах.

— Несколько таких пирожков, и вы раздуетесь как шар, — предостерегла Би. — Будьте с ними поосторожнее.

— Постараюсь. Но куда бы я ни приезжала, считаю своим долгом попробовать местную кухню.

— Вам повезло, что это не козлиная голова.

Хейверс заухала. «Наверное, это она так смеётся», — подумала Би.

— К тому же я сочла правильным выразить сочувствие нашей Мадлен Ангарак, — продолжила Хейверс — Ну, сами знаете: не волнуйтесь, детка, держите нос по ветру, перемелется — мука будет. Оказалось, я просто набита этими клише.

— Не сомневаюсь, что Мадлен это понравилось.

Би выбрала самый тяжёлый болторез и наложила его на кабель закладки. Ничего не вышло, только рука заболела.

— Эта девица — настоящая неудачница, — заметила Би.

— Точно. Она была со мной не слишком любезна, но не взбрыкнула, когда я тихонько похлопала её по плечу. Сделать это было легко, потому что в тот момент она выкладывала продукцию на витрину.

— Гм. И как восприняла мисс Ангарак ваше нежное прикосновение?

— Она не такая наивная, следует отдать ей должное: поняла, что я не просто так.

Би удивлённо вскинула голову.

— В самом деле?

Сержант коварно улыбалась. Она осторожно вынула из сумки бумажную салфетку и положила на стол инспектора.

— В суде, конечно, этого не предъявишь. Но всё равно не мешает сравнить. Анализ ДНК сделать не удастся, потому что луковицы нет. Но можно применить митохондриальный анализ.

Би развернула салфетку и увидела волос. Тёмный, слегка волнистый. Она посмотрела на Хейверс.

— Ах вы негодница! Сняли с плеча?

— Им бы следовало носить колпаки или сетку на волосах. Как-никак работают с продуктами.

Хейверс драматично передёрнула плечами и откусила большой кусок пирожка.

— Я подумала, что нужно внести свой вклад в гигиену Кэсвелина. Кроме того, мне кажется, вам этот волос может понадобиться.

— Никто не делал мне такого великолепного подарка, — выразила восторг Би. — Как бы мне не влюбиться в вас, сержант.

— Добро пожаловать. — Хейверс подняла руку. — Можете занять очередь.

Би понимала, что Хейверс права: бесполезно начинать дело против Мадлен Ангарак на основании волоса, тем более что сержант действовала незаконно. Но всё-таки они должны провести сравнение с волосом, найденным в скалолазном снаряжении Санто Керна, и доподлинно узнать, не принадлежит ли он его бывшей подружке. Такая подсказка им необходима. Би положила волос в конверт и надписала. Пусть Дюк Кларенс Уошо сделает в Чепстоу анализ.

— Думаю, всё это связано с сексом и местью, — поделилась Би своими соображениями.

Хейверс подтащила к ней стул и уселась рядом, с явным удовольствием жуя пирожок.

— Секс и месть? — переспросила она с набитым ртом. — Как вы это вывели?

— Размышляю об этом днём и ночью и считаю, что всему виной предательство.

— То, что Санто Керн связался с мисс Трейхир?

— И за это Мадлен решила отомстить. — Би взяла закладку в одну руку, а болторез в другую. — Либо сама это сделала, либо кто-то из мужчин после того, как Мадлен дала ему две закладки, которые стащила из багажника автомобиля Санто. Оттяжку она разрезала сама. Это легко. Но с закладками девушка вряд ли справилась бы: не такая она сильная. Поэтому ей понадобился помощник. Она знала, где Санто хранит своё снаряжение. Всё, что ей было нужно, — это сообщник.

— Он тоже должен был за что-то ненавидеть Санто.

— Или надеяться, что, помогая Мадлен, добивается её расположения.

— Судя по всему, этот мужчина — Уилл Мендик. Санто дурно обошёлся с Мадлен, и Уилл решил с ним разобраться. Уилл влюблён в Мадлен.

— Верно. — Би отложила закладку. — Кстати, вы сегодня утром видели вашего суперинтенданта Линли?

— Он не мой.

— Да. Мы это уже выяснили. То же самое он говорит о вас.

— В самом деле? — Хейверс задумчиво жевала. — Сложно сразу понять, что я испытываю по этому поводу.

— После разберётесь. Так что сейчас?

— Он уехал в Эксетер. Завершить то дело, которое он затеял вчера. Но…

— Но? — прищурилась Би.

Хейверс с сожалением продолжила:

— К нему приходила мисс Трейхир. Вчера вечером.

— И вы не привели её сюда?

— Я была не в курсе, инспектор. К тому же я пока вообще не видела Дейдру и не узнала бы её, даже если бы она пролетела перед моим автомобилем верхом на метле. Линли сказал мне об этом только сегодня утром.

— А вчера вечером вы с ним не встречались?

— Встречались, — с несчастным видом промямлила Хейверс.

— И он умолчал о визите Дейдры?

— У него было очень озабоченное выражение лица. Возможно, он и позабыл.

— Не будьте смешной, Барбара. Линли прекрасно знал, что мы хотим поговорить с Дейдрой. Он обязан был доложить вам о её приходе. Должен был мне позвонить. Этот человек ходит по тонкому льду.

Хейверс кивнула.

— Поэтому я вам и говорю. То есть не потому, что он ходит по тонкому льду, а потому, что считаю это важным. Важно не потому, что он не сказал вам… Не потому, что она была у него. Это неважно. Важно то, что она появилась, и я подумала…

— Хорошо, хорошо! Помолчите, ради бога. Я не жду, что вы станете доносить на его сиятельство, лучше было бы найти того, кто донесёт на вас. Но для этого у нас недостаточно сотрудников. Что, чёрт возьми?

Последние слова были обращены к сержанту Коллинзу, который появился на пороге. В тот день он обслуживал телефоны на нижнем этаже (и то хорошо), а остальная команда продолжала заниматься делами, которые Би поручила им раньше.

— К вам мисс Трейхир, — сообщил сержант Коллинз. — Она утверждает, что вы хотите с ней пообщаться.

Би отодвинула стул.

— Хорошо, спасибо. Будем надеяться, это нас куда-нибудь выведет.

В результате расследования в Эксетере Линли узнал название компании, которая более не принадлежала Джонатану Парсонсу — отцу парня, утонувшего в бухте Пенгелли. Ранее компания именовалась «Парсонс, Ларсон и Уотерфилд», теперь её название звучало иначе: «Р. Ларсон истейт менеджмент, Лтд.». Агентство находилось неподалёку от средневекового собора. Директор агентства оказался подозрительно загорелым седобородым мужчиной лет шестидесяти с хвостиком. На нём были джинсы и ослепительно белая рубашка без галстука. Судя по зубам, дантист у него тоже был превосходный. Буква «Р» в названии компании, как выяснил Линли, означала необычное для британца имя — Рокко. Ларсон пояснил, что его мать, давно усопшая, молилась малоизвестным католическим святым. Его сестру она назвала Перпетуей. Сам Ларсон предпочитал имя Рок и сказал, что Линли так и может к нему обращаться.

Линли поблагодарил, ответил, что станет называть его мистером Ларсоном, и предъявил своё полицейское удостоверение.

— Насколько я понимаю, вы пришли сюда не для того, чтобы сдать в аренду свою недвижимость?

— Вы правильно понимаете, — подтвердил Линли. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Хочу поговорить с вами о Джонатане Парсонсе. Одно время вы были его партнёром.

Ларсон с удовольствием вызвался вспомнить о «бедном Джоне». Он провёл Линли в свой кабинет. Комната была просторной и мужской: кожа, металл, фотографии семейства в строгих тёмных рамках. Жена-блондинка гораздо моложе Ларсона, двое детей в аккуратной школьной форме, лошадь, собака, кошка и утка. Всё это выглядело слишком гладко. Линли даже подумал, настоящие ли это снимки или картинки, которые продаются в магазинах.

Ларсон не стал ждать вопросов. Сразу приступил к сути, его и подталкивать не пришлось. Он был партнёром Джонатана Парсонса и человека по имени Генри Уотерфилд, ныне покойного. Оба были старше Ларсона на десять лет, а сам Ларсон был младшим менеджером фирмы. Но очень предприимчивым, если уместно себя хвалить, и быстро сделался настоящим партнёром. Поэтому ещё до смерти Уотерфилда фирма стала принадлежать всем троим. После кончины Уотерфилда фирму можно было переименовать в «Парсонс энд Ларсон», но такое название трудно произносить, и они оставили прежнее.

— Всё шло очень хорошо, пока не умер сын Парсонса. С этого момента дела в фирме стали разваливаться. Бедный Джон не мог взять себя в руки, и кто бы обвинил его в этом? Он всё больше времени проводил в бухте Пенгелли. Ведь именно там произошёл несчастный случай с Джейми.

— Мне это известно, — кивнул Линли. — Вероятно, Парсонс знал, кто оставил его сына в морской пещере?

— Да. Но не мог заставить полицию возбудить дело против убийцы. Ни улик, ни свидетеля. Как бы полиция ни старалась, ничего не выходило. Им действительно не за что было зацепиться. Поэтому Парсонс нанял частную команду, но и у тех ничего не получилось. Тогда он нанял ещё одну и ещё. Наконец окончательно переехал в Пенгелли.

Ларсон посмотрел на фотографию на стене — вид Эксетера, снятый с воздуха, — словно этот снимок мог вернуть его в прошлое.

— Когда со дня смерти Джейми прошло два года, а может, и три, Парсонс заявил, что хочет остаться там, напоминать людям, что убийство — он всегда называл этот случай убийством —осталось без наказания. Парсонс обвинял полицию в том, что дело замяли. Он был… одержим этим. Но я его и тогда не винил, и сейчас тоже. Денег он в бизнес не приносил. Какое-то время я это терпел, а потом он начал… Парсонс называл это «взять в долг». Здесь, в Эксетере, у него были дом и семья — трое других детей, все девочки, — и дом в Пенгелли. Он проводил расследования и платил детективам за работу. Всё это стало накладно. Парсонсу нужны были деньги, и он взял их. — Ларсон постукивал пальцами по столу. — Я чувствовал себя ужасно, но было ясно: либо я позволю Джону загнать нас в яму, либо покажу, что он творит. Дело неприятное, но и выбора у меня не было.

— Растрата.

Ларсон выставил вперёд ладонь.

— Так далеко я зайти не мог. Не мог и не стал, жаль было бедного человека. Просто попросил, чтобы он передал мне свой бизнес, потому что это единственный способ его спасти. Парсонса было не удержать.

— Удержать?

— Он мечтал поставить убийцу перед судом.

— Полиция решила, что Джейми пытались просто проучить, но всё закончилось трагедией. Предумышленного убийства не было. Нет, это ни в коем случае не убийство.

— Наверняка полиция права, но Джон не хотел и слышать об этом. Он обожал сына. Он любил всех своих детей, но на Джейми был просто помешан. Парсонс был идеальным отцом. Он ходил с сыном на подводную охоту, они вместе катались на лыжах, занимались сёрфингом, путешествовали пешком по Азии. Когда Джон говорил о сыне, он чуть не лопался от гордости.

— Кажется, мальчик презрительно относился к ребятам из Пенгелли.

Ларсон сдвинул брови. Они у него были тонкие, женственные. «Уж не выщипывает ли он их?» — подумал Линли.

— Этого я не знаю. По натуре Джейми был хорошим парнем. Возможно, немного самовлюблённым, оттого что у семьи было гораздо больше денег, чем у деревенских ребят, да и отец его избаловал. Но молодые люди его возраста всегда слишком много о себе воображают.

Он продолжил рассказ. В таких историях не было ничего необычного, тем более что Линли встречал семьи, пережившие трагедию потери детей. Вскоре после того, как Парсонс оставил бизнес, жена подала на развод. Она вернулась в университет, закончила его и стала старшим преподавателем в местной школе. Ларсон полагал, что она вновь удачно вышла замуж, хотя и не был вполне в этом уверен. Можно обратиться в школу и выяснить.

— Что стало с Джонатаном Парсонсом? — поинтересовался Линли.

— Наверное, до сих пор живёт в Пенгелли.

— А дочери? Ларсон развёл руками.

— Даже не представляю, где они.

Утром Дейдра размышляла о лояльности. Она знала, что некоторые люди исповедуют принцип: каждый в ответе только за себя. Её проблемой было то, что такой принцип её не устраивал.

Она думала о долге и о возмездии. Перебирала примеры, когда понятие «свести счёты» означало на самом деле «ничему не научиться». Дейдра пыталась понять, существуют ли жизненные уроки, которые можно усвоить, или жизнь — это бессмысленное нагромождение событий, происходящих без причин и оснований.

Дейдра посмотрела правде в лицо и признала, что не имеет ответов на большие философские вопросы. Она решила действовать и отправилась в Кэсвелин — удовлетворить просьбу инспектора Ханнафорд, которой не терпелось с ней побеседовать.

Инспектор Ханнафорд лично явилась в приёмную. С ней была и другая женщина. Дейдра тотчас узнала в ней плохо одетого водителя обшарпанного автомобиля; вчера эта женщина перекинулась парой фраз с Томасом Линли на стоянке у «Солтхауса». Ханнафорд представила женщину как Барбару Хейверс и прибавила: «Скотленд-Ярд». Дейдра почувствовала, как по спине пробежал холодок. У неё не было времени понять, что означает эта реакция.

— Что ж, идите за нами, — велела Ханнафорд.

И они направились в рабочую комнату, находившуюся буквально в пятнадцати шагах, — судя по всему, это была единственная переговорная в здании.

Дейдре стало ясно, что переговоров в Кэсвелине немного. Возле стены были нагромождены коробки с туалетной бумагой и кухонными полотенцами, на карточном столе-инвалиде с тремя ножками стоял маленький кассетный приёмник. Пыль на нём лежала таким толстым слоем, что впору было выращивать на ней овощи. Стульев не было, разве только приспособить для этой цели стремянку с тремя ступеньками. Впрочем, сердитый окрик Ханнафорд избавил их от необходимости располагаться на коробках с туалетной бумагой. В комнату рысью примчался сержант Коллинз (так его назвала Ханнафорд). Он быстро принёс три неудобных пластиковых стула, батарейки для магнитофона и кассету. Магнитофон оказался 1970 года выпуска, но, видимо, годился для записи.

Дейдре хотелось поинтересоваться, зачем записывать их беседу, но она понимала, что этот вопрос сочтут неуместным. Она села и стала ждать продолжения. Хейверс покопалась в кармане и достала маленький блокнот на пружине. Куртку она по какой-то причине так и не сняла, несмотря на тропическую жару в помещении.

Ханнафорд спросила, не хочет ли Дейдра чего-нибудь выпить, прежде чем они начнут. Кофе, чай, сок, воду? Дейдра отказалась, заверив, что чувствует себя комфортно, и сама удивилась собственным словам. Ей было не слишком уютно. Голова кружилась, руки ослабли, но она твёрдо решила не показывать этого.

Но каким образом? Лучшая защита — нападение.

— Вы оставили мне эту записку, — напомнила Дейдра и протянула Ханнафорд визитку с нацарапанным на оборотной стороне посланием. — Что вы хотите со мной обсудить?

— Мне кажется, это очевидно, — отозвалась Ханнафорд. — Сейчас мы расследуем дело об убийстве.

— А мне это ничуть не кажется очевидным.

— Вопрос времени.

Ханнафорд ловко вставила кассету в магнитофон, хотя, судя по выражению её лица, у неё были сомнения в работоспособности аппарата. Она нажала на кнопку, посмотрела на вращающееся колёсико кассеты и назвала число, время и имена присутствующих.

— Расскажите нам о Санто Керне, мисс Трейхир, — обратилась она к Дейдре.

— Что именно?

— То, что вам известно.

Это была официальная часть: первые несколько ходов в игре в кошки-мышки. Дейдра ответила предельно лаконично:

— Он погиб, упав с северной скалы в бухте Полкар.

Инспектору Ханнафорд такая краткость явно не понравилась.

— Как любезно, что вы нам об этом поведали. Вы узнали Санто, когда увидели тело. — Би произнесла эту фразу не как вопрос, а как утверждение. — Получается, что первая наша встреча началась со лжи?

Хейверс записала что-то в блокнот. Карандаш ужасно скрипел, словно ногти по доске.

— Я его не особо разглядывала. Времени не было.

— Но вы проверили, жив ли он. Вы ведь первая его обнаружили. Как получилось, что, слушая пульс, вы на него не посмотрели?

— Понять, жив ли человек, можно не только по лицу.

— Это лукавство. Не поверю, что во время такой процедуры не обращают внимания на то, как пострадавший выглядит. Вы, как первый человек на месте преступления, хотя и в сумерках…

— На месте преступления я была второй, — перебила инспектора Дейдра. — Первым был Томас Линли.

— Но вы захотели увидеть тело. Настаивали на этом. Вы не поверили суперинтенданту Линли, что парень мёртв.

— Я понятия не имела, что он суперинтендант Линли, — возразила Дейдра. — Я приехала и обнаружила его у себя в доме. Он вполне мог оказаться грабителем. Прежде я с ним никогда не встречалась, причём он был в таком виде — вы сами могли убедиться: бродяга, утверждающий, что в бухте лежит мёртвое тело. Он просил отвезти его туда, где есть телефон, чтобы сообщить о несчастном случае. Вряд ли имело смысл исполнять его просьбу, не убедившись в правдивости его слов.

— Или лично не убедившись в том, кто погибший. Вы предполагали, что это Санто Керн?

— Даже не представляла, кто это может быть. Откуда мне было знать? Я хотела выяснить, не нужна ли моя помощь.

— Каким образом?

— Если он только ранен.

— Вы же ветеринар, мисс Трейхир. Не врач скорой помощи. Как вы надеялись помочь?

— Раны есть раны. Кости — это кости. Если бы я могла…

— А когда вы увидели Санто, вы его узнали? Вы ведь очень близко с ним общались.

— Я имела представление, как выглядит Санто Керн, если вы об этом. Здесь у нас живёт не так много людей. Большинство знают друг друга, хотя бы в лицо.

— Но мне кажется, вы знали Санто не только в лицо, а гораздо ближе.

— Вы ошибаетесь.

— Мне говорили совсем другое, мисс Трейхир. Имеется свидетель.

Дейдра проглотила комок в горле. Она вдруг заметила, что Хейверс перестала писать, но когда это произошло? Почувствовав, что была недостаточно внимательна, Дейдра решила вернуться к тому, с чего начала. Она повернулась к Хейверс, не обращая внимания на то, как сильно колотится сердце.

— Нью-Скотленд-Ярд. Вы единственный офицер из Лондона, который приехал сюда работать над этим делом? Если не считать суперинтенданта Линли.

— Мисс Трейхир, это не имеет никакого отношения…

— Нью-Скотленд-Ярд. Лондонская полиция. И вы, должно быть, из… как это у вас называется? Из убойного отдела? Или теперь у него другое название?

Хейверс ничего не ответила, лишь посмотрела на Ханнафорд.

— Думаю, — продолжала Дейдра, — вы прекрасно знаете Томаса Линли, если вы оба из Нью-Скотленд-Ярда и работаете в одном отделе. Я права?

— Знакомы ли друг с другом сержант Хейверс и суперинтендант Линли, не ваше дело, — заметила Ханнафорд. — У нас есть свидетель, который видел, как Санто Керн вошёл в ваш дом, мисс Трейхир. Потрудитесь объяснить, как человек, которого вы знаете только в лицо, оказался у вас в доме. А мы с удовольствием выслушаем.

— Это вы ездили в Фалмут и наводили обо мне справки? — спросила Дейдра у Хейверс.

Та смотрела на Дейдру бесстрастными глазами отличного игрока в покер. А вот Ханнафорд, как ни странно, не выдержала. Она внимательно посмотрела на Хейверс, и в её глазах появилось непонятное выражение. Дейдра приняла его за удивление и сделала логический вывод.

— Наверняка вы отправились в Фалмут по совету Томаса Линли, а не инспектора Ханнафорд, — произнесла она утвердительно.

Она не хотела задерживаться на своих мыслях по этому поводу, и пояснений ей не требовалось. Дейдра и так была уверена, что права.

Чего ей на самом деле хотелось, так это убрать полицию из своей жизни. К сожалению, существовал лишь один способ: предоставить информацию и назвать имя, которое уведёт копов в другом направлении. Дейдра почувствовала, что нужно это сделать.

Она повернулась к Ханнафорд.

— Вам нужна Альдара Папас, — сказала Дейдра. — Вы найдёте её в «Корниш голд». Это фабрика, на которой готовят сидр.

После беседы с Роком Ларсоном Линли понадобилось полтора часа на то, чтобы найти бывшую жену Джонатана Парсонса. Начал он со школы, где узнал, что Ниам Парсонс стала Ниам Триглиа и недавно ушла на пенсию. Много лет она жила неподалёку от школы, но где она сейчас — неизвестно. Вот и всё, что ему могли сообщить.

Отыскивая нужный адрес, Линли избрал простой путь — отправился в публичную библиотеку. Как он и подозревал, Триглиа из Эксетера уехали, хотя это был ещё не тупик. Линли показал своё удостоверение, опросил нескольких соседей и выяснил их новый адрес.

Как и многие другие, Триглиа переселились в более солнечное место. К счастью, не на побережье Испании, а на побережье Корнуолла. Хотя климат там был не средиземноморский, но явно лучше, чем тот, что могла предложить им срединная часть Англии. Триглиа были любителями солнца и жили теперь в Боскасле.

Это означало ещё одну долгую поездку, но день был приятным, и сезон, превращавший Корнуолл в сплошную автомобильную пробку, пока не наступил. Линли добрался до Боскасла за сравнительно короткое время. Вскоре он уже шёл пешком по крутой улице, бегущей из древней рыболовецкой гавани, защищённой от ветров скалами, сформировавшимися из сланца и вулканической лавы. Он увидел несколько магазинов, построенных из некрашеного камня. В одних магазинах продавались товары для туристов, другие удовлетворяли потребности местных жителей.

Наконец Линли оказался на Олд-стрит, где и находился дом Триглиа, недалеко от обелиска, установленного в память о погибших в двух мировых войнах. Побелённое здание напоминало дом на Санторини^[47]. Перед ним в изобилии рос вереск, а в ящиках под окнами красовались примулы. На окнах белые накрахмаленные занавески, входная дверь покрашена блестящей зелёной краской. Линли перешёл крохотный сланцевый мост, перекинутый через глубокую канаву перед домом, постучал, и через мгновение ему открыла женщина в переднике. Очки её были чем-то забрызганы, седые волосы, зачёсанные назад, вздымались на макушке, словно фонтан.

— Я готовлю крабовые блинчики, — сказала хозяйка, давая понять, почему она так выглядит и почему торопится. — Извините, не могу отойти от них больше чем на минуту.

— Вы миссис Триглиа?

— Да-да. Пожалуйста, быстрее. Не хочу показаться грубой, но блинчики поглотят слишком много жира, их нельзя оставлять надолго.

— Томас Линли. Нью-Скотленд-Ярд.

Представившись, Линли сообразил, что сделал это впервые после смерти Хелен. Он моргнул и почувствовал острую сердечную боль.

— Ниам Триглиа? Бывшая Парсонс? — уточнил он, показывая женщине удостоверение.

— Да. Это я.

— Мне нужно поговорить с вами о вашем бывшем муже, Джонатане Парсонсе. Могу я войти?

— Да, конечно.

Ниам посторонилась, пропустила его и провела через гостиную, где основной акцент в интерьере делался на книжные полки. На них стояли книги в бумажных обложках и семейные фотографии, лежали раковины, интересные камни и причудливые ветки, вынесенные на берег морем. За окнами виден был огород, маленький сад, газон в окружении ухоженных клумб, а посреди газона — раскидистое дерево.

Из кухни тянуло подгоревшими блинчиками. Горячее масло вытекло на плиту и громко шипело. Рядом с сушилкой царил полный хаос: чашки, банки, деревянные ложки, упаковка яиц, кофейник, содержимое которого давно выпито, остались только следы от кофейной гущи. Ниам Триглиа подбежала к плите и перевернула блинчики, масло при этом снова разбрызгалось по сторонам.

— Так трудно добиться румяной корочки. Если не нальёшь больше масла, будешь есть не блинчики, а чипсы. Вы сами готовите, мистер… суперинтендант, я правильно произнесла?

— Да, — подтвердил Линли. — Это я по поводу суперинтенданта. Что до кулинарии, то она не является моей сильной стороной.

— А для меня это — страсть, — призналась Ниам. — Раньше у меня было так мало времени на хозяйство, зато на пенсии я полностью посвятила себя стряпне. Ходила на поварские курсы, слушала специальные программы по телевизору и всё такое прочее. А вот с поеданием всего этого — проблема.

— Вас что, не удовлетворяют результаты?

— Напротив. Мне слишком всё нравится.

Хозяйка указала на свою фигуру, скрытую под передником.

— Я каждый раз пытаюсь рассчитать рецепт на одного человека, но математика никогда мне не давалась, так что чаще всего у меня получается еда на четверых.

— Разве вы живёте одна?

— Мм. Да.

Ниам приподняла край одного блинчика и посмотрела, насколько тот зарумянился.

— Чудесно, — пробормотала она.

Достав из шкафа тарелку, Ниам накрыла её несколькими бумажными полотенцами и вынула из холодильника небольшую чашку.

— Айоли^[48],- пояснила она, кивнув на содержимое чашки. — Красный перец, чеснок, лимон и прочее. Правильное соотношение ингредиентов — и получается настоящий айоли. Ну и оливковое масло, разумеется. Главное — это качество «Экстра вирджин».

— Прошу прощения?

Линли подумал, что хозяйка имеет в виду способ готовки.

— «Экстра вирджин» — экстрадевственное оливковое масло. Самое лучшее из всех существующих. Если только можно определить степень девственности у оливок. Сказать по правде, я никогда не могла понять, что это такое — экстрадевственное оливковое масло. Разве оливки девственны? Может, их собирают девственницы? Или девственницы отжимают?

Ниам поставила чашку с айоли на кухонный стол и вернулась к плите. Она осторожно выложила крабовые блинчики в тарелку на кухонные полотенца. Затем взяла ещё несколько полотенец, накрыла ими блинчики и слегка прижала, промокая излишек масла. Из плиты Ниам достала ещё три тарелки, и Линли увидел, что она имела в виду, когда жаловалась на неумение рассчитать рецепт на одного человека. Каждая тарелка была так же укутана полотенцами, под которыми покоились крабовые блины. Судя по всему, в этот раз хозяйка наготовила больше чем на двенадцать человек.

— Необязательно для этого покупать свежих крабов, — рассуждала Ниам. — Можно использовать и консервированных. Если краба подвергнуть тепловой обработке, разницу понять невозможно. С другой стороны, если хотите приготовить салат, лучше положить свежего краба. Но прежде необходимо убедиться, что он совсем свежий. Пойманный в этот же день.

Хозяйка поставила тарелки и пригласила Линли за стол. Она надеялась, что он присоединится, иначе придётся съесть всё самой. Соседи не слишком одобряли её кулинарные шедевры.

— Мне теперь уже не для кого готовить, — призналась Ниам. — Девочки вылетели из гнезда, муж умер в прошлом году.

— Сочувствую вам.

— Вы очень любезны. Он скончался скоропостижно. Для меня это было страшным ударом, потому что накануне он был совершенно здоров. Муж был атлетического сложения. Пожаловался на головную боль, таблетки не помогли, а на следующее утро, когда стал надевать носки, я услышала шум и выглянула узнать, что случилось. Смотрю, а он лежит на полу. Аневризма.

Ниам опустила глаза и наморщила лоб.

— Мы с ним даже не попрощались.

Линли замер от нахлынувших воспоминаний. Утром Хелен была полна сил, а днём мертва. Он откашлялся.

— Да, я вас понимаю.

— Что ж, человек в конце концов успокаивается. — Ниам улыбнулась. — По крайней мере, мы все на это надеемся.

Хозяйка подошла к шкафу, вынула две тарелки, достала из ящика столовые приборы и положила их на стол.

— Будьте добры, садитесь, суперинтендант.

Она отыскала для Линли льняную салфетку, а своей салфеткой оттёрла забрызганные очки. Без них у неё был растерянный вид многолетней страдалицы от близорукости.

— Ну вот, — сказала она, когда очки стали чистыми, — теперь я вижу вас ясно. Бог ты мой, какой же вы красавец! Если бы я была вашего возраста, тотчас бы онемела. Кстати, сколько вам лет?

— Тридцать восемь.

— Ну что же, тридцать лет разницы делают людей друзьями. Вы женаты?

— Моя жена… Да-да, я женат.

— Ваша жена наверняка красавица.

— Да.

— Блондинка, как и вы?

— Нет. Она брюнетка.

— Должно быть, вы очаровательная пара. Мы с Френсисом — это мой покойный муж — были так похожи, что нас часто принимали за брата и сестру.

— Вы долго были за ним замужем?

— Двадцать два года. Но знакомы были гораздо дольше. Мы учились вместе в начальной школе. Не странно ли, что учёба объединяет людей и делает их отношения проще, даже если они встречаются после долгой разлуки? Мы не испытывали ни малейшего дискомфорта, когда я встретила его после развода с Джоном.

Хозяйка положила себе в тарелку немного айоли, подала Линли чашку, чтобы он сделал то же самое, и попробовала блинчик.

— Годится, — заключила Ниам. — Как вам?

— Они превосходны.

— Льстец. Красавец и при этом отлично воспитан. Ваша жена хорошо готовит?

— Ужасно.

— Вероятно, у неё есть другие плюсы.

Линли подумал о Хелен, о её заливистом смехе и непринуждённой весёлости.

— У неё полно разных достоинств.

— Тогда кулинарные способности не имеют значения.

— Совершенно не имеют. Всегда можно взять еду навынос.

— Полностью с вами согласна. — Хозяйка снова улыбнулась. — Я всё ещё избегаю той темы, как вы наверняка успели заметить. Что-то с Джоном?

— Вы знаете, где он?

— Я много лет с ним не общалась. Наш старший ребёнок…

— Джейми.

— А, стало быть, вы все знаете?

Линли кивнул, и Ниам задумчиво продолжила:

— Думаю, у каждого есть в душе шрамы, оставленные детством, и Джон не исключение. Его отец был суровым человеком. Он заранее распланировал, как его сыновья должны прожить жизнь. Вбил себе в голову, что они обязаны посвятить себя науке. Очень глупо решать за детей, как мне кажется. К огорчению отца Джона, оба мальчика абсолютно не интересовались наукой. Они его разочаровали, и он им этого не простил. Джон решил не повторять ошибок отца, и его отношение к детям, в особенности к Джейми, было совершенно иным. И в этом он добился успеха. Мы оба были хорошими родителями. Я сидела дома с детьми, потому что Джон настоял на этом, и я согласилась. Мы были в доверительных отношениях с детьми, и дети любили друг друга, несмотря на большую разницу в возрасте. По крайней мере, мы были очень сплочённой и счастливой семьёй.

— А потом ваш сын умер.

— А потом Джейми умер.

Ниам отложила нож и вилку и сцепила на коленях руки.

— Джейми был отличным мальчиком. Да, у него имелись недостатки, но у кого их нет? Сердце у него было золотое. Любящее. И он очень оберегал своих маленьких сестёр. Мы все были потрясены его гибелью, Джон никак не мог смириться с потерей. Я ждала и надеялась. Но мысли Джона сосредоточились только на смерти, больше он ни о чём не мог думать… Мне же надо было заботиться о дочерях, вы понимаете. Я должна была их растить. Жить так я больше не могла.

— Как — так?

— Джон твердил одно и то же. Словно смерть Джейми вошла в его мозг и выела остатки здравого смысла.

— Я слышал, что Джона Парсонса не удовлетворило расследование дела и он затеял собственное.

— Да он их с полудюжины провёл. Но это ничем не кончилось. После каждой неудачи Джон всё больше сходил с ума. В конце концов он потерял свой бизнес, мы истратили все наши накопления, потеряли дом. Он чувствовал себя ужасно, так как понимал, что виноват в нашем обнищании, однако не мог заставить себя остановиться. Я пыталась внушить ему, что, даже если он сумеет кого-то привлечь к суду, горю это не поможет, но Джон считал иначе. Он был уверен, что ему полегчает. Люди часто наивно полагают, что если убийце их любимого человека вынесут смертный приговор, то это залечит их раны. Но разве это возможно? Гибель преступника не вернёт к жизни его жертву, а ведь хотим мы именно этого.

— Что случилось с Джоном после вашего развода?

— Первые три года он мне звонил. Сообщал о ходе следствия. Никаких зацепок не появлялось, но ему нужно было верить в то, что есть успехи, а не в то, что происходит на самом деле.

— А что было на самом деле?

— Становилось всё менее вероятным, что кто-то из причастных к смерти Джейми… расколется. Кажется, так это называют. Джону казалось, что жители Пенгелли связаны круговой порукой, а всё потому, что он чужой и местные договорились молчать и защищать своего человека.

— Но вы так не думали?

— Я не знала, что и думать. Мне хотелось поддержать Джона, поначалу я старалась выступать на его стороне, но главной для меня была гибель Джейми. Мы потеряли его — все мы его потеряли, — и Джон не мог этого изменить. Остальное было для меня неважно. Мне казалось — правильно это или нет, — что Джон делает смерть сына свежей раной, каждый раз сыплет на неё соль. Вместо того чтобы заживать, рана кровоточила. Сначала я надеялась пережить это.

— После развода вы виделись с Джоном? Девочки с ним встречались?

Ниам покачала головой.

— Разве это не усугубляет горе? Погиб один ребёнок, но Джон потерял всех четверых, потому что предпочёл мёртвого сына живым дочерям. Для меня это не меньшая трагедия, чем уход сына.

— Для некоторых людей, — тихо заметил Линли, — нет иного способа реагировать на внезапную необъяснимую потерю.

— Вероятно, вы правы. Но в случае с Джоном это был осознанный выбор. Он жил так, как и всегда: на первое место ставил Джейми. Позвольте, я покажу, что имею в виду.

Хозяйка встала из-за стола, вытерла руки о передник и направилась в гостиную. Линли видел, что она подошла к забитым книжным полкам и вынула фотографию из массы других снимков. Ниам принесла карточку в кухню и протянула Линли.

— Иногда фотографии говорят то, что невозможно выразить словами.

Оказалось, это семейный портрет. Ниам была такой же, только на тридцать лет моложе. Её снимали с мужем и четырьмя симпатичными детьми. На фото был и запечатлены снег, дом, а на заднем плане — лыжный подъёмник. Лица у семейства были радостные, оживлённые. Ниам держала на руках маленькую дочку, две другие девочки, смеясь, льнули к матери, примерно в ярде от них стояли Джейми и его отец. Джонатан Парсонс ласково обнимал сына за шею и прижимал к себе. Оба улыбались.

— Вот как это было, — сказала Ниам, — В конце концов, не так всё и страшно, потому что у девочек была я. Я убеждала себя, что таковы взаимоотношения между мужчинами и женщинами. Это неплохо, что Джон и Джейми так близки друг другу, а я больше нужна девочкам. Конечно, когда сын умер, Джон решил, что потерял всё. Ему бы ещё жить да жить, но он этого не понимал. В этом его трагедия. Я не желала такой участи для себя и для дочерей.

Линли оторвал взгляд от снимка.

— Можно, я возьму это на время? Разумеется, с возвратом.

Ниам удивилась такой просьбе.

— Возьмёте? Зачем?

— Хочу кое-кому показать. Верну через несколько дней. По почте. Или лично, если не возражаете. Фото будет в полной сохранности.

— Возьмите, конечно, — разрешила Ниам. — Но… я не спросила, а должна была. Почему вы пришли поговорить о Джоне?

— Неподалёку от Кэсвелина погиб юноша.

— В морской пещере? Как Джейми?

— Он упал со скалы.

— И вы думаете, это имеет отношение к смерти Джейми?

— Я не уверен. — Линли снова взглянул на снимок. — Где сейчас ваши дочери, миссис Триглиа?

Глава 24

Би Ханнафорд не понравилось, что Дейдра Трейхир несколько раз во время допроса перехватывала инициативу. По мнению Би, ветеринарша оказалась слишком умной. Инспектору ещё больше захотелось приструнить изворотливую бабёнку. Их беседа закончилась неожиданно.

Сделав потенциально бесполезное заявление об Альдаре Папас и её фирме «Корниш голд», мисс Трейхир вежливо сказала, что если у них нет против неё обвинений, то она их благодарит и удаляется. Чёртова девица знала свои права, и то, что она предъявила их в такой форме, взбесило Ханнафорд, но ей не оставалось ничего другого, кроме как попрощаться.

Дейдра поднялась со стула.

— Какой была жена мистера Линли? — обратилась она к сержанту Хейверс — Он говорил о ней, но очень мало.

До этого момента детектив из Скотленд-Ярда молчала, лишь скрипела карандашом. После вопроса ветеринара она быстро постучала тем же карандашом по потрёпанной записной книжке, словно прикидывая последствия ответа.

— Она была совершенно замечательной женщиной, — наконец произнесла она.

— Наверное, для мистера Линли это стало страшной потерей.

— Какое-то время мы думали, что смерть жены его убьёт.

— Да, я вижу это, когда на него смотрю, — кивнула Дейдра.

Би хотелось съязвить: «Часто ли вы это делаете?» — но она удержалась. Хватит ей ветеринарши. Нужно решать другие дела, а не удовлетворять любопытство мисс Трейхир относительно покойной жены Томаса Линли.

Одним из этих дел был сам Линли. После того как ветеринарии ушла, Би выяснила местоположение фабрики по изготовлению сидра и позвонила Линли. Интересно, что он нарыл в Эксетере? И куда ещё его занесло?

Выяснилось, что Линли в Боскасле. Он разглагольствовал о смерти, о родительских чувствах, о разводе и об отстраненности, которая случается между детьми и родителями. Он добыл фотографию, которую хочет им показать.

— Это что-то интересное? Составная часть пазла?

— Я не совсем уверен, — отозвался Линли.

— Ладно, увидимся, когда вы вернётесь. Кстати, мисс Трейхир всё-таки явилась. Мы её припёрли к стенке, и она сообщила нам новое имя и новое место. Альдара Папас, фабрика сидра.

— Альдара Папас, — задумчиво повторил Линли. — Гречанка, готовящая сидр?

— Куда мы только не ездим! Возможно, скоро я начну танцевать с медведями.

Би Ханнафорд отключила телефон и вместе с Хейверс направилась к машине. Там она открыла дверцу, убрала с пассажирского кресла футбольный мяч, куртку, жевательную резинку, ворох обёрток от питательных батончиков^[49] и бросила всё это на заднее сиденье.

Фабрика находилась возле деревни Брандис-Корнер, неподалёку от Кэсвелина. Они добрались туда по второстепенным дорогам, которые под конец пути становились всё более узкими и всё менее проходимыми. На большом плакате — красные буквы на коричневом фоне и яблони, сгибающиеся под тяжестью плодов, — стрелкой был показан въезд всем тем, кто не мог догадаться, что означают две полосы каменистой земли, разделённые колючей травой. Они протряслись ещё двести ярдов, пока не оказались на удивительно приличной автостоянке. Одна часть этой территории была отведена для автобусов, другая — для автомобилей. Более дюжины машин стояли возле ограды. Семь других нашли себе пристанище в дальнем углу.

Би припарковалась возле большого бревенчатого сарая. Внутри находились два трактора. Судя по первозданному облику, ими не пользовались, а потому их облюбовали три дородных павлина, свесивших с кабин роскошные хвосты. За сараем Ханнафорд увидела ещё одно сооружение из гранита и дерева. Внутри стояли огромные дубовые бочки, видимо, в них дозревала продукция фабрики.

За постройками начинался яблоневый сад, поднимающийся по склону гор. Ряды подстриженных деревьев напоминали перевёрнутые пирамиды. Яблони покрылись нежным цветением. Тропа разделила сад на две части. В отдалении виднелась телега, которую тащила за собой ломовая лошадь.

Тропа вела через ворота, за которыми размещались магазин подарков и кафе, далее следовали ещё одни ворота, открывавшие рабочую зону. Войти туда можно было только по предъявлению специального пропуска.

Или полицейского удостоверения. Би показала его молодой продавщице, стоявшей за прилавком магазина подарков, и спросила, как можно встретиться по срочному делу с Альдарой Папас. Девушка стала объяснять внутреннее расположение помещений, и серебряное колечко в её губе закачалось.

— Должно быть, Альдара в дробилке, — заключила продавщица.

Би подумала, что в дробилке, наверное, перерабатывают яблоки. Разве сейчас сезон для этого?

Оказалось, яблоки сортируют, моют, дробят и отжимают. Сама дробилка представляла собой стальную машину, покрашенную в ярко-синий цвет. Рядом находились огромный деревянный чан, мойка, устрашающий на вид пресс, имеющий сходство с огромными клещами, широкая труба и на ней — загадочная камера. В тот момент камера была открыта, её осматривали два человека. Мужчина орудовал различными инструментами: налаживал механизм, управлявший острыми лезвиями. Женщина, судя по всему, его контролировала. Вязаная шапка мужчины была натянута до самых бровей, на нём были заляпанные джинсы и синяя фланелевая рубашка. Женщина тоже была в джинсах, ботинках и в толстом, хотя и симпатичном свитере из синели.

— Осторожно, Род, — предостерегала она. — Не дай бог на мои лезвия прольётся кровь.

— Не волнуйся, милая, — успокаивал мужчина. — Я работал с этим, когда ты была ещё в пелёнках.

— Альдара Папас? — уточнила Би.

Женщина обернулась. У неё была экзотическая внешность, не сказать чтобы красивая, но броская: большие чёрные глаза, густые блестящие волосы, сексуальная красная помада, подчёркивающая чувственные губы. Всё остальное в ней тоже было сексуальным. Выпуклости там, где надо, как сказал бы о ней бывший муж Би. Женщине было за сорок, если судить по тонким морщинкам вокруг глаз.

— Да, — подтвердила она.

Альдара оглядела Ханнафорд и Хейверс оценивающим женским взглядом. Особенно задержалась на волосах сержанта. Волосы у Хейверс имели цвет соломы и были подстрижены, вернее, откромсаны, скорее всего, над раковиной.

— Чем могу помочь? — поинтересовалась Альдара Папас.

Судя по тону, помогать она не собиралась.

— Хотелось бы поговорить.

Би протянула удостоверение. Альдара кивнула Хейверс, чтобы и та последовала примеру коллеги. Сержант неохотно подчинилась, поскольку для этого нужно было провести в сумке археологические раскопки.

— Нью-Скотленд-Ярд, — представилась Хейверс.

Би проследила за реакцией Альдары.

Лицо женщины не изменилось, зато Род присвистнул.

— Ты опять что-то натворила, детка? — обратился он к Альдаре. — Снова отравила покупателей?

Она слабо улыбнулась и ответила:

— Занимайся лучше своим делом. И приходи в дом, если понадоблюсь.

Альдара пригласила Би и Хейверс следовать за ней и повела их по вымощенному двору. Рядом с дробилкой находились кухня для приготовления джема, музей сидра и пустое стойло, очевидно для тягловой лошади. Посреди двора размещался загон с хряком размером со средний автомобиль «фольксваген». Животное подозрительно захрюкало и полезло на ограду.

— Зачем так волноваться, Стамос? — успокоила его Альдара.

Понял он её или нет, но отошёл к груде чего-то напоминающего гниющие овощи и сунул туда свой пятак.

— Умный мальчик, — похвалила Альдара. — Ешь, не волнуйся.

Альдара пояснила, что боров питается исключительно фруктами. Она прошла под арку ворот, частично скрытых виноградником, и направилась к дальней стене кухни. С ручки ворот свисала табличка «Вход запрещён».

— Его работа — лопать отбракованные яблоки и не лезть под ноги. Сейчас он — что-то вроде талисмана этого места. Проблема в том, что посетителей он не развлекает, а скорее старается на них напасть. Ну так чем я могу помочь?

Если они думали, что Альдара Папас приведёт их в дом и предложит горячего чаю, то ошиблись. Дом у неё был деревенский, с огородом и пахучими кучами навоза возле вскопанных гряд. С одной стороны огорода стоял маленький каменный навес. Альдара подвела их туда, взяла лопату, грабли и перчатки. Она вынула из кармана джинсов шарф и повязала им голову, как крестьянка. Подготовившись, принялась раскладывать навоз и компост на грядки.

— Если не возражаете, я поработаю, а вы пока говорите.

— Мы пришли из-за Санто Керна.

Би многозначительно кивнула, намекая на то, что Хейверс должна взять блокнот и записывать. Сержант послушно вынула блокнот. Она внимательно разглядывала Альдару, и Би понравилось, что Хейверс ничуть не стушевалась в присутствии значительно более привлекательной женщины.

— И что вы хотите узнать у меня? — удивлённо спросила Альдара.

— О ваших с ним отношениях.

— О моих отношениях? Что конкретно?

— Это у вас такая манера общения? — осведомилась Би.

— Манера общения? Что вы имеете в виду?

— Да вы у нас просто маленькая мисс Эхо, мисс Папас. Или миссис?

— Можете называть меня Альдарой.

— Хорошо, Альдара. Если это у вас такая привычка — повторять как эхо за другими, — мы до самого вечера не закончим. Что-то мне подсказывает, что вас это не устроит. Поэтому будьте добры, отвечайте по существу.

— Я не уверена, что правильно вас поняла.

— Тайна раскрыта, — нетерпеливо вмешалась сержант Хейверс — Цыплята покинули курятник. Фруктовый поросёнок пробрался в прачечную. Выбирайте любую аналогию.

— Сержант имеет в виду, — пояснила Би, — что ваши отношения с Санто Керном выплыли наружу. Потому мы к вам и приехали.

— Вы затрахали его до посинения, — добавила сержант Хейверс.

Альдара подгребла лопатой кучу навоза и скинула его на одну из грядок. Вид у неё был такой, словно она с удовольствием сбросила бы навоз на Хейверс.

— Это лишь ваше предположение, — парировала она.

— Наш источник абсолютно уверен, — возразила Би. — Очевидно, она и выстирала простыни после вашего ухода. Если вы встречались с Санто в доме, находящемся в бухте Полкар, мы можем предположить, что где-то имеется пожилой мистер Папас, который вряд ли будет доволен, узнав, что его жена состояла в связи с восемнадцатилетним мальчишкой.

Альдара взяла другую порцию навоза. Работала она быстро, но не задыхалась, и испарины у неё на лице не выступило.

— Можете не фантазировать. Я много лет в разводе, инспектор. Мистер Папас существует, но в Сент-Айвсе, и мы почти не видимся.

— А дети у вас есть? Возможно, дочь возраста Санто? Или сын-подросток? Вряд ли ему понравилось бы, что мать трахается с таким же, как он.

Лицо Альдары окаменело. «Интересно, — подумала Би, — какое из предположений её задело?»

— Я встречалась с Санто в доме Полкар по единственной причине: нас обоих это устраивало. Это было нашим личным делом, то, чего желал каждый из нас.

— Уединённости или тайны?

— И того и другого.

— Почему? Вам было стыдно, что вы связались с юношей?

— Нисколечко.

Альдара воткнула лопату в землю. Би решила, что женщина собирается передохнуть, но Альдара взяла грабли, встала на ближайшую грядку и энергично разбросала навоз.

— Я ничуть не стесняюсь секса. Секс он и есть секс, инспектор. Мы оба его хотели. Санто и я. Друг с другом. Некоторым это трудно понять, когда такая большая разница в возрасте. Поэтому мы искали уединённое место, чтобы….

Альдара смолкла, подыскивая эвфемизм, что совершенно не сочеталось с её характером.

— Чтобы обслужить друг друга? — предложила Хейверс.

На её лице застыло выражение скуки: дескать, я давно слышу подобное.

— Чтобы быть вместе, — твёрдо произнесла Альдара. — В течение часа. Поначалу нам требовалось дна или три часа, потому что мы только приспосабливались друг к другу, искали…

— Что искали? — уточнила Би.

— То, что удовлетворит каждого из нас. Это ведь процесс открытия, согласны, инспектор? Открытие ведёт к удовольствию. Разве вы не знали, что секс — это доставление удовольствия партнёру?

Би пропустила последнюю фразу мимо ушей.

— Выходит, это не была любовь и разбитое сердце. Альдара посмотрела на Би, в её глазах можно было прочесть скепсис и долгий опыт.

— Только дурак уподобляет секс любви, а я не дура.

— А Санто?

— Любил ли он меня? Была ли у него любовь и разбитое сердце, как вы изволили выразиться? Понятия не имею. Мы это не обсуждали. Мы вообще после первоначальной договорённости очень мало разговаривали. Ничего, кроме секса. Отношения были чисто физическими. Санто поддерживал это.

— Первоначальная договорённость? — удивилась Би.

— Вы тоже повторяете за мной, инспектор?

Альдара улыбнулась, но направила свою улыбку в землю, которую в этот момент энергично обрабатывала.

Би поняла тех следователей, которым иногда хочется дать подозреваемому пощёчину.

— Можно поподробнее об этой первоначальной договорённости? А ещё поясните, чем вызвано ваше равнодушие к убийству любовника. Сами понимаете, такая реакция не может не вызывать подозрений.

— Я никак не связана со смертью Санто Керна. Мне жаль его, конечно. Но и страшного горя я не испытываю, потому что…

— Это не была любовь и разбитое сердце, — закончила за неё Би. — Мы поняли. Так что же это было? Как это точно назвать?

— Как я и сказала. У нас имелась договорённость: мы виделись ради секса.

— Вы знали, что параллельно с вами Санто встречался с другой девушкой?

— Конечно, — спокойно отозвалась Альдара.

— Это тоже входило в договорённость? Любовный треугольник?

— Наша договорённость подразумевала секретность и то, что у него должен быть кто-то ещё. Мне нужен был мужчина, у которого есть женщина. Мне так нравится.

Би заметила, что Хейверс заморгала, словно хотела прояснить взгляд. Сейчас сержант напоминала Алису, которая провалилась в кроличью нору и ждёт, что наткнётся на Сумасшедшего Шляпника и Мартовского Зайца и станет пить с ними чай. Ханнафорд и сама была ошарашена не меньше Хейверс.

— Выходит, вы знали, что Санто Керн встречается с Мадлен Ангарак, — заключила Би.

— Да. Мы с Санто так и познакомились. Мадлен работала здесь в кухне, готовила джем. Санто несколько раз приезжал и забирал её. Тогда я его и увидела. Санто трудно было не заметить. Он был исключительно красив.

— А Мадлен — довольно привлекательная девушка.

— Да. Без сомнения. И я тоже, если уж на то пошло. Привлекательная женщина. Я считаю, что красивые люди тянутся друг к другу.

Альдара взглянула на собеседниц, и стало ясно: она уверена, что ни одна из этих женщин не может согласиться с её утверждением, исходя из своей личной жизни.

— Мы понравились друг другу, Санто и я. На тот момент мне нужен был кто-то вроде него.

— Кто-то с постоянной партнёршей?

— Да. И я подумала, что Санто подойдёт. У него был взгляд опытного мужчины, то есть мы могли говорить с ним на одном языке. Мы посмотрели друг на друга, обменялись улыбками. Это была форма взаимодействия, при которой люди, одинаково мыслящие, всё понимают без слов. Однажды Санто приехал за Мадлен раньше, чем обычно, и я взяла его с собой на экскурсию по ферме. Мы отправились на тракторе в сад и там…

— И там, под яблоней, вы стали Евой? — перебила Хейверс, — Или змеёй?

Альдара не позволила себя отвлечь.

— С соблазнением это не имело ничего общего. Соблазнение предполагает намёк, а я никаких намёков не делала. Повела себя честно. Сказала, что мне понравилась его внешность и что в постели с ним, наверное, приятно. Если он заинтересован и хочет в плане секса большего, чем его девушка, то пусть мне позвонит. Я первая была бы против их разрыва — лишние проблемы для меня. Я боялась, что Санто слишком мной увлечётся. Это привело бы к неоправданным ожиданиям. Я имею в виду Санто. С моей стороны никаких ожиданий не было.

— Возможно, вы оказались бы в смешном положении, если бы Санто захотел большего и вам пришлось бы дать ему это, чтобы он вас не бросил, — заметила Би. — Женщина вашего возраста, связавшаяся с юнцом! Представляю, как во время воскресной церковной службы вы шли бы по проходу, кивали соседям, а они бы сплетничали… Вам, конечно, трудно было бы удержать восемнадцатилетнего парня.

Альдара подошла к другой навозной куче. Она взяла лопату и стала делать то же, что и с первой грядкой. Почва стала тёмной и влажной. Наверняка то, что в неё посадят, вырастет в лучшем виде.

— Во-первых, инспектор, я не беспокоюсь о том, что подумают обо мне другие. Меня это абсолютно не интересует. То, что было между мной и Санто, — наше личное дело. Я о нашей связи помалкивала. И он тоже.

— Не совсем, — возразила Хейверс — Мадлен всё выяснила.

— Это было неприятно. Санто был недостаточно осторожен, и она проследила за ним. Между ними произошла ужасная сцена: обвинения, отрицания, признания, объяснения, уговоры. В результате Мадлен с ним порвала. Меня этоменьше всего устраивало: я не хотела быть у Санто единственной любовницей.

— Мадлен узнала вас в доме Полкар, когда вы были с Санто?

— Ну разумеется. Был такой ужас… я опасалась, что дело дойдёт до убийства. Мне пришлось выйти из спальни и вмешаться.

— И что вы сделали?

— Я их разняла. Не позволила Мадлен уничтожить дом и нанести Санто какое-нибудь увечье.

Альдара оперлась на лопату и посмотрела в сторону сада. Возможно, вспоминала о предложении, которое она сделала Санто, и о том, к чему оно привело.

— Я не желала такой драмы. Когда это произошло, мне пришлось пересмотреть своё соглашение с Санто.

— Вы что, дали ему отставку? — уточнила Хейверс.

— Я собиралась, но…

— Вряд ли ему бы это понравилось, — перебила Хейверс — Какому мужчине будет приятно остаться в одночасье сразу без двух подружек? Что ж ему теперь, мастурбировать в душе? Думаю, Санто бы на это не согласился. Возможно, он пригрозил, что устроит вам неприятности, если вы вздумаете его бросить.

— Скорее всего, — согласилась Альдара, не прерывая работы. — Если бы мы дошли до этой точки, он наверняка так бы и поступил. Но мы вовремя остановились. Я решила продолжить отношения, если Санто будет придерживаться правил.

— Каких правил?

— Соблюдать осторожность и иметь ясное представление о настоящем и будущем.

— Что это значит?

— Всё очень просто. Что касается настоящего, то я не собиралась ничего менять и подстраиваться под Санто. А что касается будущего, то его просто нет. Санто согласился. Он жил одним моментом.

— А во-вторых? — осведомилась Би.

Альдара посмотрела на неё непонимающе, и инспектор пояснила:

— Вы сказали «во-первых», когда утверждали, что не интересуетесь мнением людей. Поэтому я и спрашиваю, что во-вторых.

— А! Я имела в виду своего второго любовника, — пояснила Альдара. — Мне нравилось, что наши отношения с Санто хранятся в секрете. Эта связь заряжала меня на секс с другим мужчиной, я люблю быть в тонусе. Когда заряд ослабевает… — Альдара пожала плечами. — Мои чувства угасают. Мозг, как вы и сами знаете, со временем привыкает ко всему. Если ваш мозг привыкает к любовнику, тот становится… — Альдара задумалась над определением, — чем-то вроде обузы. Когда это случается, я избавляюсь от мужчины, потому что в сексе непременно должен быть огонь.

— Понимаю. Санто Керн служил вам чем-то вроде растопки, — заключила Би.

— Второй мой любовник — хороший человек. Он мне очень нравился. Во всех отношениях. С ним и после постели можно было неплохо провести время. Я не хотела его терять. Но для продолжения отношений — чтобы доставлять ему сексуальное удовольствие и самой его получать — мне требовался ещё один. Тайный. Им и был Санто.

— Ваши любовники знали друг о друге? — задала вопрос Хейверс.

— Они перестали бы быть тайными, если б узнали.

Альдара отставила лопату и взяла грабли. Би заметила, что обувь гречанки покрылась навозом, и подумала, что ботинки дорогие, а кожа наверняка впитает в себя запах экскрементов. Странно, что Альдару это не беспокоило.

— Санто, конечно же, был в курсе. Иначе он бы не понимал моих правил. А второй пребывал в неведении. Он не должен был ни о чём догадаться.

— Ему бы не понравилось наличие соперника?

— И это, конечно, тоже. Но главное — секретность, она-то и придаёт сексу огня.

— О втором любовнике вы говорите в прошедшем времени. С чего вдруг?

Альдара колебалась: судя по всему, соображала, насколько откровенной следует быть с полицией.

— Выходит, и те отношения остались в прошлом? — не унималась Би.

— Финито, — изрекла Хейверс, словно поясняя слова Би.

— У нас с ним сейчас период охлаждения, — призналась Альдара.

— И когда он начался?

— Несколько недель назад.

— Кто в этом виноват?

Альдара молчала, что само по себе явилось ответом.

— Нам нужно его имя, — решительно сказала Би. Гречанка вроде бы удивилась.

— Зачем? Он не… Он не знает…

Она замялась, видимо пытаясь сообразить, как лучше себя вести.

— Да, мадам. — Би кивнула. — Очень похоже, что знает.

Она поведала Альдаре о встрече Санто с Тэмми Пенрул и о совете, который девушка дала парню: быть честным.

— Судя по всему, Санто спрашивал Тэмми не о том, нужно ли рассказать правду Мадлен, та и сама всё выяснила. Скорее всего, он сомневался, говорить ли об этом кому-то другому. Думаю, он имел в виду вашего джентльмена. А это, как вы сами понимаете, бросает на вашего второго любовника подозрение.

— Нет. Он не стал бы…

Альдара снова замолчала. По-видимому, в её яркой голове прокручивались разные варианты. Глаза Альдары затуманились.

— Я не эксперт, — заметила Би, — но мне кажется, мало кому из мужчин захочется делить свою женщину с другим мужчиной.

— Это первобытное чувство, — добавила Хейверс — Мой очаг, мой мамонт, моя женщина. Я — Тарзан, ты — Джейн.

— Итак, Санто пришёл к нему и открыл правду: «Мы оба спим с Альдарой Папас, она сама этого хочет. Я просто решил ввести тебя в курс дела».

— Абсурд. Зачем бы Санто…

— Всё логично. Возможно, он боялся повторения той же сцены, что и с Мадлен. Мужчина мог бы забить Санто до смерти.

— К тому же кто-то его ударил, — напомнила Хейверс — По крайней мере, кто-то двинул ему кулаком под глаз.

— Так и есть. — Би посмотрела на Хейверс и снова обратилась к Альдаре: — Так что сами видите, тот мужчина оказывается в щекотливом положении.

— Нет, Санто не скрыл бы от меня, — возразила Альдара. — У нас были так построены отношения. Он не стал бы встречаться с Максом…

Она запнулась.

— С Максом? — Би посмотрела на Хейверс — Вы обратили внимание, сержант?

— Отлила в цементе, — отозвалась Хейверс.

— Будьте добры фамилию, — любезным тоном произнесла Би.

— Санто не было смысла так себя вести. Он знал, что, если проболтается, я порву с ним.

— И это, конечно же, его убьёт, — съязвила Би. — Ладно. Но возможно, Санто в целом был сложнее своих отдельных частей, которые вы у него наблюдали.

— Соблазнительных частей, — пробормотала Хейверс.

Альдара бросила взгляд в её сторону.

— Возможно, Санто чувствовал себя виноватым, что сошёлся с вами, — продолжила Би. — Или после сцены с Мадлен захотел получить от вас больше и решил, что добьётся этого, рассказав обо всём вашему любовнику. Неплохо бы выяснить. А в этом мне поможет беседа с вашим вторым любовником — бывшим, поднадоевшим или каким там ещё. На этом мы и закончим. Вы назовёте его фамилию, иначе придётся поговорить с вашими работниками, ведь этого любовника вы не скрывали. Он не приходил к вам под покровом ночи, и ради свиданий вы не уезжали в другое место. Мы быстро отыщем словоохотливых очевидцев.

Альдара задумалась. Послышался звук двигателя: видимо, Род починил дробилку.

— Макс Пристли, — быстро произнесла Альдара.

— Спасибо. И где мы найдём мистера Пристли?

— Он владелец издательства «Уочмен», но…

— Городская газета. Стало быть, он местный, — пояснила Би сержанту.

— Если думаете, что Макс имеет отношение к гибели Санто, то ошибаетесь. Он никогда бы такого не сделал.

— Мы дадим ему возможность оправдаться.

— Скорее всего, вы потратите время впустую. Если бы Санто открыл Максу правду, несмотря на наш уговор, я бы об этом точно знала. Пусть даже интуитивно. В мужчинах я разбираюсь. Сразу замечаю внутреннее беспокойство. Любая женщина чувствует своего партнёра.

В словах Альдары прозвучала нотка отчаяния. Прежде чем ответить, Би внимательно посмотрела на неё. Интересно, неужели им удалось нащупать слабое место Альдары, нанести ей психологический удар, которого она не ожидала? О ком Альдара беспокоится — о Максе? О себе?

— Вы были влюблены в него? — спросила Би. — От вас я этого не ожидала.

— С чего вы…

— Вы считаете, что Санто ему сказал? Скорее всего, Санто предупредил вас, что всё расскажет Максу. Из этого следует…

— Что я прикончила Санто, чтобы он не успел проболтаться? Не будьте смешными. Я этого не делала. И Макс тоже. А также никто из моих знакомых.

— Ну разумеется. Запишите это, сержант. Мы не сможем добиться признания у всех знакомых Альдары.

Хейверс кивнула:

— Эти слова я отлила в бронзе.

— Поскольку мы с вами так откровенны, позвольте уточнить, кто у вас первый в очереди?

— Что?

— В волнующей и тайной очереди. С Максом вы переживаете период охлаждения, Санто нет, а значит, вам нужен кто-то ещё. Ведь одного любовника вам мало.

Альдара с лёгкостью вогнала лопату в землю. Гнева и оскорбления, судя по всему, она не испытывала.

— Полагаю, наша беседа закончена, инспектор Ханнафорд.

— А! Стало быть, вы присмотрели себе кого-то ещё до гибели Санто. Кого-то не столь юного. Вы из тех, кто быстро учится. Санто и Мадлен преподали вам хороший урок. Думаю, вы не станете связываться с юнцом, каким бы тот ни был в постели.

— То, что вы думаете, меня не интересует, — ответила Альдара.

— Верно, — согласилась Би, — вам от этого ни горячо, ни холодно. Итак, сержант, мы выяснили всё, что нужно. — Би вновь обратилась к Альдаре: — За исключением отпечатков пальцев, мадам. Сегодня вечером к вам кто-нибудь придёт и снимет их.

Глава 25

Их задержал шедший впереди большой туристский автобус, а потому дорога от фабрики до Кэсвелина заняла больше времени, чем предполагала Би. В другой раз она сгорала бы от нетерпения и давила бы на клаксон, демонстрируя плохие манеры. Могла бы повести себя безрассудно и попытаться обойти автобус на узкой дороге. Сейчас ситуация давала ей возможность подумать, и она размышляла об Альдаре и её нетрадиционном образе жизни. Интересно, поспособствовала ли эта женщина раскрытию убийства? Оказалось, не одна она удивляется Альдаре: сержант Хейверс первой подняла эту тему.

— Ну и штучка, — заметила она. — Этого у неё не отнимешь.

После беседы с Альдарой Папас Барбаре ужасно хотелось курить. Она вынула пачку «Плейере» из сумки и катала сигарету между большим и указательным пальцами, словно надеялась всосать никотин кожей. Тем не менее воспользоваться зажигалкой не решалась.

— Альдара вызывает у меня восхищение, — призналась Би. — Если честно, мне бы хотелось быть такой же.

— В самом деле? Какая вы непредсказуемая. Может, и сами не прочь покрутить с восемнадцатилетним?

— Я имею в виду другое, — пояснила Би. — То, как она умеет отстраниться.

Би нахмурилась, глядя на шедший впереди них автобус, выпустивший выхлоп чёрного дыма, и притормозила, выдерживая дистанцию.

— Она как будто ни к кому не привязывается.

— Вы имеете в виду любовников?

— Как же трудно быть женщиной! Вы привыкаете к мужчине, думаете, что отныне вы неразлучны, и вдруг на тебе! Он делает что-то, наплевав на все ваши нежные чувства, на ваше верное сердце, и вы осознаёте, что он-то вами совсем не дорожит.

— Это что, личный опыт? — проницательно уточнила Хейверс, и Би ощутила, что сержант её изучает.

— Что-то в этом роде. Всё закончилось разводом, потому что незапланированная беременность нарушила жизненные планы супруга. Хотя я всегда считала это оксюмороном.

— Что? Незапланированную беременность?

— Нет. Жизненные планы. А как у вас, сержант?

— Я держусь от этого в стороне. От незапланированных беременностей, жизненных планов и привязанностей. От всего, вместе взятого. Чем дальше, тем больше убеждаюсь: женщине лучше всего поддерживать глубокие любовные отношения с вибратором. Возможно, кошка может скрасить существование, и то не для всех. Приятно приходить домой, когда тебя ждёт кто-то живой, хотя иногда сойдёт и герань.

— В этом есть смысл, — согласилась Би. — Такой принцип уводит от вечного танца мужчины и женщины, от недопонимания, от разрушения. Всё дело в привязанности, вот в чём проблема наших взаимоотношений с мужчинами. Женщины прикипают сердцем, а мужчины — нет. Скорее всего, дело в биологии. Может, человечеству было бы лучше, если бы мы жили в стадах или прайдах: один мужчина и десяток женщин, и все принимают такой уклад как закон.

— Они рожают, а он что? Приносит добычу к завтраку?

— Они как сёстры. А он словно занавеска на окне. Он обслуживает их, а они привязываются друг к другу.

— Это мысль, — усмехнулась Хейверс.

— Думаю, это справедливо.

Автобус просигналил и свернул, дорога тотчас освободилась, и Би набрала скорость.

— Альдара решила проблему «мужчина — женщина». Для неё не существует привязанности. Как только она чувствует, что начинает привыкать, тут же обращает внимание на другого. А может, сразу на троих или четверых.

— Что-то вроде стада, только роли здесь поменялись.

— Ею можно лишь восхищаться.

Обе погрузились в молчание до конца пути, который привёл их на Принсес-стрит, в офис издательства «Уочмен». На ресепшене они обратились к секретарше Жанне. Та взглянула на волосы Би и воскликнула:

— Блестяще! Моя бабушка хочет именно такой цвет. Как он называется?

Инспектору не слишком понравился этот комплимент. Впрочем, секретарша тут же радостно сообщила, что Макс Пристли в данный момент находится в Сент-Меван-Даун с особой по имени Лили. Если они хотят встретиться с ним, нужно завернуть за угол и подняться на холм.

Би и Барбара пошли в указанном направлении и оказались в самой высокой части города. Территорию в форме треугольника, поросшую тростником и дикой морковью, рассекала дорога, уводившая из нижнего Кэсвелина туда, куда в начале двадцатого века приезжала на отдых верхушка общества: к большим отелям, переживавшим ныне не лучшие времена.

Вышеупомянутая Лили оказалась золотистым ретривером. Собака радостно носилась по высокой траве. Её хозяин забрасывал теннисный мяч ракеткой так далеко, как мог, и Лили приносила мячик, отыскав его в траве.

Пристли был одет в зелёную непромокаемую куртку, веллингтонские сапоги и кепку, которая могла бы показаться смешной: она словно бы кричала «я выехал на природу», — тем не менее Макс напоминал фотомодель из журнала «Кантри лайф». Дело было в самом мужчине. Он был из тех, о ком говорят «грубовато красив». Би поняла, что он мог приглянуться Альдаре Па-пас.

На горе гулял ветер, и, кроме Макса Пристли, здесь никого не было. Он подбадривал собаку, которой, видимо, требовалась поддержка, хотя она и так уже дышала гораздо чаще и тяжелее, чем позволяли её возраст и здоровье.

Би направилась к Пристли, Хейверс потащилась следом. Тропинок здесь не наблюдалось, лишь ямы, заполненные дождевой водой. На женщинах была обычная обувь, не предназначенная для хождения по воде. Но всё же Хейверс имела преимущество перед Би, поскольку на ней были высокие кроссовки. Би угодила в незаметную в траве лужу и ругнулась.

— Мистер Пристли! — крикнула она, приблизившись. — Не могли бы вы с нами поговорить?

Она достала своё удостоверение. Макс уставился на её огненные волосы.

— Должно быть, вы инспектор Ханнафорд, — предположил он. — Мой репортёр узнавал подробности дела от вашего сержанта Коллинза. Видно, что он вас весьма уважает. А вы из Скотленд-Ярда? — спросил он у Хейверс.

— Вы правы в обоих случаях, — подтвердила Би. — Это сержант Хейверс.

— Мне нужно выгулять Лили. Сейчас мы работаем над её весом. В смысле, спускаем. Набрать вес для Лили не проблема, потому что отсутствием аппетита она не страдает, а мне никак не устоять перед такими глазами.

— У меня тоже есть собаки, — поддержала тему Би.

— Тогда вы понимаете, что я имею в виду.

Макс отшвырнул мяч ярдов на пятьдесят, и Лили, взвизгнув, пустилась за ним вдогонку.

— Думаю, вы пришли из-за Санто Керна. Я предполагал, что кто-то непременно появится. Кто назвал вам моё имя?

— Это важно?

— Это могли быть либо Альдара, либо Дейдра. Если верить Санто, больше никто не знал. Никто понятия не имел. Санто боялся уязвить моё эго. Любезно с его стороны, как считаете?

— Тэмми Пенрул тоже была в курсе, — сообщила Би. — По крайней мере, частично.

— В самом деле? То есть Санто мне соврал. Невероятно. Кто мог ожидать нечестности от такого откровенного парня? Это Тэмми Пенрул сказала вам моё имя?

— Нет. Не Тэмми.

— Значит, Дейдра или Альдара. Скорее всего, Альдара. Дейдра карт не раскрывает.

Макс был так спокоен, что Би на мгновение растерялась. С годами она поняла, что беседа с подозреваемым может пойти как угодно, и всё же её удивило равнодушие Макса Пристли: как-никак ему наставили рога. Би посмотрела на Хейверс. Та не отрывала взгляда от Пристли. Она не упустила случая зажечь сигарету и сейчас, прищурив глаза от дыма, изучала лицо Макса.

А лицо его было открытым и любезным. Однако в голосе звучал сарказм. По наблюдениям Би, такая искренность могла означать одно из двух: либо его душевные раны очень глубоки, либо эта ситуация пошла ему на пользу. Конечно, существовала и ещё одна альтернатива: попытка убийцы под маской безразличия запутать следы. Однако такой вариант в тот момент показался Би невозможным; она не смогла бы объяснить почему, но надеялась, что Макс не преступник. Должно быть, на неё подействовал его магнетизм.

— Мы хотим поговорить о ваших взаимоотношениях с Альдарой. Она кое-что нам прояснила, неплохо бы выслушать и другую сторону.

— Желаете узнать, прикончил ли я Санто, когда обнаружил, что он имеет дело с моей женщиной? — уточнил Макс — Нет. Но ведь вы именно это и рассчитывали услышать? Вряд ли убийца станет признаваться в своём преступлении.

— Да, обычно они не признаются.

— Лили, сюда! — внезапно крикнул Пристли и нахмурился.

В дальнем конце площадки появилась ещё одна собака. Ретривер Пристли заметил её и двинулся в том направлении.

— Чёртова псина, — выругался Макс — Лили, ко мне!

Собака не обращала на него внимания. Макс печально рассмеялся и оглянулся на Би и Хейверс.

— А я-то думал, что женщины от меня без ума.

Би воспользовалась удачным моментом и спросила:

— С Альдарой тоже не сработало?

— Поначалу срабатывало, пока я не обнаружил, что её магия посильнее моей. — Макс криво усмехнулся. — А потом я почувствовал вкус собственного лекарства, и он мне не понравился.

Такое утверждение оказалось как нельзя кстати. Сержант Хейверс схватила блокнот и карандаш и с сигаретой в зубах сделала какую-то пометку.

— Да какая разница, — добавил Пристли.

Он кивнул и поведал о своих отношениях с Альдарой Папас.

Они познакомились в Кэсвелине на собрании бизнесменов, где высказывались соображения о привлечении туристов в межсезонье. Макс должен был сделать репортаж с этого мероприятия. У Альдары дела шли лучше, чем у владельцев ресторана, отеля и магазина сёрферов. Да и вообще трудно было её не заметить.

— Её история была интригующей, — рассказывал Пристли. — Разведённая женщина, взявшая заброшенную яблочную ферму и превратившая её в средство для привлечения туристов. Я надумал написать о ней заметку.

— Просто заметку?

— Поначалу. Я же журналист, ищу интересные сюжеты.

Итак, они немного поболтали на собрании и после него. Макс мог послать к Альдаре единственного репортёра «Уочмен», чтобы собрать все факты, но решил сделать это самостоятельно. Он явно ею увлёкся.

— Значит, статья в газете была лишь поводом? — осведомилась Би.

— Я намеревался её написать. И написал.

— После того как добрались до тела Альдары? — вмешалась Хейверс.

— Человек не может делать два дела одновременно, — ответил Пристли.

— А это значит… — Би запнулась, внезапно до неё дошло. — А, вы сразу уложили её в постель. В тот же день, когда пошли брать интервью. Это ваш обычный способ, мистер Пристли, или нечто из ряда вон?

— Нас обоих потянуло друг к другу, — пояснил Пристли. — Сильно потянуло. Устоять было невозможно. Романтик назвал бы это любовью с первого взгляда. Специалист по вопросам любви — катексисом^[50].

— А как вы сами это назвали? — поинтересовалась Би.

— Любовью с первого взгляда.

— То есть вы романтик?

— Оказалось, что так.

Лили вернулась к хозяину, после того как тщательно обнюхала незнакомую собаку, и захотела снова пуститься вдогонку за теннисным мячом. Пристли зашвырнул его в дальний конец площадки.

— Этого вы не ожидали?

Макс понаблюдал за собакой и повернулся к ним.

— До Альдары я был страшным ходоком. Не хотел попасть на крючок к какой-нибудь женщине и, чтобы избежать этого…

— Чего? Женитьбы или детей?

— …всегда одновременно держал на поводке не одну женщину.

— Так же как и Альдара, — отметила Хейверс.

— За редким исключением. Обычно у меня было две или три. Однажды четыре, но они всегда это знали. Я был честен с ними с самого начала.

— Ну вот видите, инспектор, — обратилась Хейверс к Би. — Такое иногда случается. Он им всем приносил мамонта.

Пристли был явно озадачен её словами.

— А в случае с миссис Папас? — спросила Би.

— Такой, как она, у меня не было. Дело не только в сексе. Она сама необычная. Страстная, умная, целеустремлённая. Никакой растерянности, слабости, никаких манипуляций, манёвров. Альдара — это мужчина в теле женщины.

Макс поверил, что Альдара Папас пришла в его жизнь надолго. Одна. Прежде он не хотел жениться, никогда не помышлял об этом. Насмотрелся на брак родителей и избегал подобной участи. Те никогда не могли договориться друг с другом. От такого счастья Пристли отказывался.

— Но с Альдарой всё было иначе, — рассказывал Макс — Её замужество было ужасным. Муж внушил ей, что она бесплодна, раз у них нет детей. Якобы сам трижды проверялся и оказался абсолютно здоровым. Заставил её обратиться к врачам и пройти жуткое лечение, в то время как сам работал вхолостую. После долгих лет брака Альдара не желала смотреть на мужчин, а я вернул её к жизни. Хотел того же, чего и она. Брак? Хорошо. Дети? Отлично. Стадо шимпанзе? Чтобы я надел колготки и пачку? К вашим услугам.

— Да уж, вам досталось, — заметила Хейверс, оторвав глаза от блокнота.

В её голосе послышалось сочувствие, и Би подумала, уж не поддалась ли сержант обаянию Пристли.

— В наших отношениях был огонь, — заключил Пристли. — Пламя не гасло, и я не видел ни малейших признаков, что оно погаснет. Потом выяснилось почему.

— Санто Керн. — Би вздохнула. — Отношения Аль-дары с ним поддерживали этот огонь. Волнение. Тайна.

— Я был оглушён. Просто вне себя. Он явился ко мне и всё выложил. Чтобы избавиться от угрызений совести — так он объяснил.

— Вы в это поверили?

— В совесть? Ни капли. Почему совесть не позволила ему открыться своей девушке? Санто заявил, что её это не касается и он не собирается рвать с ней из-за Альдары. Так что мне не стоит беспокоиться: он, Санто, не захочет от Альдары чего-то большего. Между ними только секс. «Вы номер один», — вот его слова. «Я просто крошки подбираю».

— Ну и как, хорошо подбирал? — ухмыльнулась Хейверс.

— Этого я выяснять не стал. Позвонил Альдаре и сказал, что мы расстаёмся.

— Назвали причину?

— Думаю, она и сама поняла. Либо догадалась, либо Санто был с нею так же откровенен, как и со мной. А это даёт Альдаре мотив для убийства.

— Это говорит ваше эго, мистер Пристли?

Макс рассмеялся.

— Можете мне поверить, инспектор, эго у меня почти не осталось.

— Нам нужны отпечатки ваших пальцев. Вы готовы их дать?

— Любые, и на руках, и на ногах, и всё, что вам понадобится. Мне от людей скрывать нечего.

— Очень благоразумно.

Хейверс захлопнула блокнот, а Би сказала журналисту, что он может прийти в отделение, где с него и снимут отпечатки.

— Ещё вопрос, просто из любопытства: это вы поставили Санто Керну синяк под глаз незадолго до его смерти?

— Я бы с удовольствием, — признался Макс — Но если честно, посчитал, что он не стоит моих усилий.

Яго дал совет Кадану, как мужчина мужчине: если Кадан хочет держать расстояние между собой и Деллен Керн, у него есть только один выход — поговорить с отцом. У них в мастерской полно работы, Яго даже не придётся хлопотать за Кадана перед Лью. Всё, что необходимо, — это открытый диалог. Кадан должен признать свои ошибки, извиниться и пообещать, что отныне будет делать всё как надо.

Яго смотрел на вещи просто, и Кадан захотел тут же последовать его совету. Единственной проблемой было то, что Лью ушёл кататься на серфборде.

— Сегодня в Уайдмауте отличные волны, — сообщил Яго.

Стало быть, Кадану нужно дождаться возвращения отца или поехать на залив и встретить его там. Второй вариант показался ему более многообещающим; после сёрфинга настроение у Лью будет отличным, и он прислушается к планам сына.

Яго дал парню свой автомобиль.

— Только будь осторожен, — предупредил он, протягивая ключи.

Кадан поехал. Прав у него не было. Помня предупреждение Яго, он двигался очень медленно: смотрел вперёд, в зеркала и часто бросал взгляд на спидометр.

Уайдмаут находился в пяти милях к югу от Кэсвелина. Залив и в самом деле был широким^[51], его окружали высокие скалы. У дороги находилась большая стоянка. Города рядом не было, лишь домики с востока от дороги, летний ресторан да ателье, выдающее напрокат серфборды и гидрокостюмы.

Летом в Уайдмауте творится сумасшествие, потому что в отличие от многих других заливов Корнуолла сюда нетрудно добраться. Туристы наезжают сотнями, да и местные жители не отстают. В межсезонье, когда ветер дует с востока, а волны накатывают на правый риф, залив осаждают сёрферы.

В тот день условия были отличными, волны поднимались на пять футов. Стоянку запрудили автомобили, количество сёрферов впечатляло. Тем не менее, когда Кадан припарковался, он легко обнаружил отца. Лью занимался сёрфингом, не изменяя своим привычкам — в одиночестве.

Этот вид спорта вообще рассчитан на одиночек, но Лью умудрялся делать его ещё более одиноким. Он находился в стороне от всех, далеко в море, дожидаясь подходящих волн. Посмотришь на него — и можно подумать, что в сёрфинге он ничего не понимает и на самом деле ему следует быть вместе с другими сёрферами, которые ловят приличную волну. Но Лью поступал иначе. И сейчас, когда наконец-то поднялась волна, пришедшаяся ему по нраву, он подгрёб к ней без усилий, как человек, за плечами которого более чем тридцатилетний опыт нахождения на воде.

Остальные сёрфингисты наблюдали за Лью. Он поднырнул, встал под углом к зелёной волне и сделал поворот. Со стороны было неясно, поймает он ломающуюся волну или она утащит его на дно. Но Лью чувствовал, когда следует снова сделать поворот, так чтобы покорить волну.

Кадану не надо было слышать комментариев, он и так знал, что отец действует отлично. Лью редко говорил об этом, но в двадцать лет он участвовал в соревнованиях и мечтал о кругосветном путешествии и всеобщем признании, однако жена оставила его с двумя маленькими детьми, о которых надо было заботиться. Лью пришлось отказаться от выбранного пути. Он создал мастерскую «Ликвид эрс». Теперь он делал доски не для себя, а для других. «Отцу нелегко было отказаться от своей мечты, — подумал Кадан. — Странно, почему раньше мне это не приходило в голову?»

Когда Лью вышел из воды, Кадан его уже поджидал. Он принёс отцу полотенце из «РАВа». Лью приставил к машине короткий борд, кивнул и взял полотенце. Снял капюшон, энергично вытер волосы, начал стягивать гидрокостюм. Кадан заметил, что костюм зимний: море ещё месяца два не согреется.

— Что ты здесь делаешь, Кад? — спросил Лью. — Разве ты не должен быть на работе?

Он обернул бёдра полотенцем, взял из машины футболку и фуфайку с логотипом «Ликвид эрс» и натянул их. Лью молчал, пока полностью не переоделся и не положил своё снаряжение в багажник автомобиля. Только потом он повторил:

— Что ты здесь делаешь, Кад? Как ты сюда добрался?

— Яго дал мне свою машину.

Лью посмотрел на стоянку и заметил «дефендер».

— И ты ехал без прав, — догадался он.

— Очень осторожно, словно монахиня.

— Так не годится. И почему ты не на работе? Тебя уволили?

Кадан ощутил, как раздражается, хотя и не хотел этого. С отцом всегда один сценарий.

— Ты, конечно же, так и подумал, — импульсивно ответил Кадан.

— Знакомая история.

Лью обошёл сына и взял доску. В дальнем конце стоянки имелись душевые кабины, Лью мог бы ими воспользоваться и смыть солёную воду со своего снаряжения, но он не стал этого делать: дома он ополоснёт всё тщательнее. Кадан знал, что отец во всём так поступает. Сделать на свой вкус — вот девиз Лью.

— Меня никто не увольнял, — возразил Кадан. — Я очень хорошо там себя показал.

— Что ж, поздравляю. В таком случае что ты делаешь здесь?

— Я приехал поговорить с тобой. Яго сказал, что ты здесь. Он сам предложил мне машину. Я его не просил.

— Поговорить со мной? О чём?

Лью захлопнул багажник машины, достал бумажный пакет с места водителя и вынул пластмассовую коробку с едой. Он открыл крышку, разломил сэндвич пополам и одну половину протянул сыну.

Кадан расценил это как мирное соглашение. Он покачал головой, но не забыл поблагодарить.

— Поговорить о возвращении в «Ликвид эрс». Если ты согласишься меня принять.

Последнюю фразу Кадан тоже произнёс в виде мирного соглашения. Ему следует признать тот факт, что в данной ситуации всё решает отец.

— Кадан, но ты недавно утверждал…

— Я помню. Но предпочёл бы работать на тебя.

— Почему? Что случилось? «Эдвенчерс анлимитед» тебе не нравится?

— Ничего не случилось. Я делаю то, чего ты от меня ждёшь. Думаю о будущем.

Лью взглянул на море, где сёрферы терпеливо дожидались следующей хорошей волны.

— У тебя появился какой-то план?

— Тебе нужен маляр, — напомнил Кадан.

— А также шейпер. Скоро лето. Мы запаздываем с заказами. Нам наступают на пятки изготовители пустотелых досок, а наше преимущество заключается…

— Во внимании к индивидуальным запросам. Помню. Но некоторых клиентов интересует красота доски, не только форма. За это я бы взялся, а шейпер из меня никакой.

— Ты можешь научиться.

Каждая их беседа заканчивалась одним и тем же.

— Ну, я же пытался, разве не помнишь, сколько досок я испортил. Я только попусту трачу время и деньги.

— Ты должен научиться. Это часть процесса, а если ты не знаешь процесс…

— Чушь! Санто ты не учил. Почему ты не грузил его своим процессом?

Лью повернулся к сыну.

— Потому что бизнес я создавал не для Санто, — произнёс он спокойно. — Я построил его для тебя. Как же я смогу оставить тебе фирму, если ты ни черта не понимаешь в деле?

— Ну так позволь мне сначала красить доски, а к шейпингу я перейду потом.

— Нет, — отрезал Лью. — Это бессмысленно.

— Господи! Какая разница, с чего начинать?

— Либо будем делать по-моему, Кадан, либо вообще не будем.

— С тобой всегда так. Думаешь, ты никогда не ошибаешься?

— В этом не ошибаюсь. Иди в машину. Я отвезу тебя в город.

— У меня же есть…

— Я не позволю тебе вести автомобиль Яго. У тебя нет прав.

— Разве не ты их у меня отобрал?

— И пока не докажешь, что отвечаешь за свои поступки…

— Забудь об этом. К чертям! Забудь о том, что я тебе сказал.

Кадан пошёл к тому месту, где оставил «дефендер». Отец сурово окликнул его, но Кадан не остановился.

Он отправился в Кэсвелин, кипя от возмущения. Хорошо. Прекрасно! Его отец хочет доказательств? Что ж, он докажет. Вывернется наизнанку, но сделает. И Кадан знал, где и что сделает.

На обратном пути он уже не так осторожничал за рулём. По мосту, перекинутому через канал, он проехал, не обращая внимания на запрещающий дорожный знак. Водитель почтового мини-вэна покрутил пальцем у виска. В «Эдвенчерс анлимитед» Кадан появился взмыленным — так лучше всего можно описать его состояние.

Мысли крутились вокруг слова «несправедливо». Отец несправедлив. Жизнь несправедлива. Мир несправедлив. Жизнь его была бы намного проще, если бы люди смотрели на вещи его глазами. Увы, так не бывает.

Кадан рванул на себя дверь старой гостиницы, приложив слишком много силы. Дверь ударилась о стену так, что воздух в приёмной завибрировал. На звук явился Алан Честон. Он взглянул на дверь, на Кадана, потом на свои наручные часы.

— Разве ты не должен был прийти утром? — спросил он.

— У меня были дела, — заявил Кадан.

— Свои дела надо решать в свободное время.

— Больше этого не повторится.

— Надеюсь, что так. Дело в том, Кадан, что мы не держим работников, которые опаздывают. В таком бизнесе, как этот, мы не можем зависеть от…

— Я же пообещал: этого больше не повторится. Чего ещё тебе от меня надо? Клятвы, написанной кровью?

Алан скрестил на груди руки. Выдержал паузу.

— Что, не нравится, когда тобой руководят? — осведомился он.

— Впервые слышу, что ты мой руководитель.

— Здесь все твои руководители. Пока не докажешь, чего ты стоишь, ты всего лишь временный служащий. Понимаешь, что я имею в виду?

Кадан понимал, но ему было тошно что-то доказывать. Этому человеку, тому человеку, отцу, кому угодно. Он просто хотел поладить с людьми, но никто не шёл ему навстречу. От осознания этого Кадану страшно захотелось прибить Честона к ближайшей стене. Ему не терпелось осуществить этот замысел, и плевать на последствия. Зато почувствовал бы удовлетворение.

— К чёрту! Ухожу. Только заберу свои пожитки. Кадан направился к лестнице.

— А мистера Керна ты предупредил?

— Можешь сделать это за меня.

— Так не поступают.

— Мне без разницы.

Алан смотрел Кадану вслед. Рот его открылся, он готов был ещё что-то добавить. Видимо, собирался напомнить, что если у временного работника и есть здесь какие-то вещи, то вряд ли они находятся на верхнем этаже здания. Но Алан ничего не сказал, и его молчание дало Кадану возможность отправиться туда, куда он хочет.

В «Эдвенчерс анлимитед» Кадан ничего не хранил — ни одежды, ни инструментов. Но он пообещал себе, что осмотрит каждое помещение из тех, где побывал за время своей короткой работы у Кернов, — иначе как понять, не оставил ли он здесь своих вещей? Ни к чему потом возвращаться и искать то, что по рассеянности где-то забыл.

Комната за комнатой Кадан распахивал дверь и быстро заглядывал внутрь.

При этом он шептал: «Эй, есть здесь кто-нибудь?» — словно ожидая, что его пожитки откликнутся. Наконец он нашёл её на верхнем этаже, в семейной квартире. Кадан сразу мог бы туда подняться, однако сыграл с собой в честного человека.

Деллен была в спальне Санто. По крайней мере, Кадан предположил, что это спальня Санто, потому что стены были оклеены постерами с изображениями сёрферов. Здесь стояла односпальная кровать, на стуле висели футболки, а Деллен Керн держала на коленях кроссовки Санто и гладила их.

Она была вся в чёрном: свитер, брюки и лента на белокурых волосах. Макияжа не было, на щеке виднелась царапина. Она сидела босая на краю кровати. Глаза её были закрыты.

— Эй! — окликнул Кадан, надеясь, что голос его прозвучал ласково.

Деллен открыла глаза и посмотрела на Кадана. Зрачки были расширены так, что голубой радужки почти не было видно. Кроссовки упали на пол с мягким стуком. Деллен протянула руку.

Кадан подошёл к ней и помог подняться, заметив, что под свитером у неё ничего нет. Соски её были большими, круглыми и твёрдыми. Кадан отреагировал. И признался себе: вот зачем он приехал в «Эдвенчерс анлимитед». Пусть совет Яго и весь остальной мир идут ко всем чертям.

Он потрогал сосок Деллен. Её веки опустились, но не закрылись. Кадан понял, что можно продолжать, и придвинулся ближе. Положил руку на талию, потом опустил на ягодицы. Другая его ладонь нежно играла с сосками. Кадан наклонился и поцеловал Деллен. Она с готовностью раскрыла рот, и Кадан ещё плотнее прижал её к себе, так, чтобы она его почувствовала.

Он перевёл дыхание и сказал:

— Ключ, который был у тебя вчера…

Деллен не ответила. Кадан знал, что она понимает, о чём речь. Деллен снова приблизила к нему губы.

Он поцеловал её. Долго и сильно. Поцелуй всё длился и длился. Кадану казалось, что глаза его выскочат, а барабанные перепонки лопнут. Сердце стучало, выпрыгивало из груди. Если сейчас он не найдёт другого пристанища, то умрёт на месте.

Кадан застонал от боли и оторвался от Деллен.

— Домики на берегу, — напомнил он. — У тебя был ключ. Мы не можем здесь.

И в самом деле, не в семейной же квартире, не в комнате Санто. Это просто неприлично.

— Не можем что?

Деллен прислонилась лбом к его груди.

— Ты знаешь. Вчера в кухне у тебя был ключ. Ты утверждала, что он от одного из домиков на берегу. Давай пойдём туда.

— Для чего?

Что за чёрт, о чём она думает? Может, она из тех, кому нравится, когда обо всём говорят прямо? Что ж, он сделает это.

— Я хочу тебя трахнуть, — заявил Кадан. — И ты этого хочешь. Но не здесь, а в домике на берегу.

— Зачем?

— Затем. Это же и так ясно.

— Разве?

— Господи! Ну конечно. Это же спальня Санто? Здесь в любой момент может появиться его отец.

Кадан не мог заставить себя использовать словосочетание «твой муж».

— А если это произойдёт…

Она и сама должна понимать. Да что с ней такое?

— Отец Санто, — подала голос Деллен.

— Если он нас застукает…

Это смешно. Ему не надо было объяснять. Он не желал объяснять. Он был готов и решил, что и она готова, так к чему же объяснения? Может, Деллен недостаточно разогрелась? Кадан снова начал её ласкать. Через свитер прижался ртом к соску, тихонько прикусил его зубами, потрогал языком. Снова впился в губы, притянул её к себе. Странно, что она не слишком-то реагировала. Впрочем, какая разница?

— Ну, давай ключ, — пробормотал Кадан.

— Отец Санто, — повторила Деллен. — Он сюда не придёт.

— Почему ты в этом уверена?

Кадан внимательнее пригляделся к Деллен. Она казалась какой-то странной, но всё равно должна была понимать, что они находятся в комнате её сына, в доме мужа. С другой стороны, сейчас она на него не смотрела, и оставалось неясным, видит ли она его, осознаёт ли его присутствие.

— Он не придёт, — вновь сказала Деллен. — Возможно, он хочет, но сдерживается.

— Детка, что ты такое говоришь?

— Я должна была. Он мой рок, понимаешь? Был шанс, и я им воспользовалась. Потому что любила его. Я знала, что важно быть с ним. Знала.

Кадан пришёл в замешательство. Более того, его возбуждение быстро угасало. Всё же он постарался её успокоить.

— Делл, Деллен, детка…

Она упомянула о шансах. Был бы хоть малейший шанс, что он сможет вывести её в домик на берегу, он бы непременно им воспользовался.

Кадан взял руку Деллен, поднёс к губам и провёл языком по ладони.

— Итак, Делл, — хрипло произнёс он. — Как насчёт ключа?

— Кто ты? — спросила Деллен. — Что ты здесь делаешь?

Глава 26

Когда Керра и Бен вошли в кафе, там было практически пусто. Частично это объяснялось временем — промежуток между обедом и ужином, а частично — морем. Когда волны хорошие, ни один нормальный сёрфер в кафе не сидит.

Керра пригласила отца на чашку чая, чтобы побеседовать. Они могли бы спокойно остаться в гостинице, но ей хотелось уйти подальше от «Эдвенчерс анлимитед». В гостинице всё напоминало о смерти Санто и о ссоре с матерью. Для встречи с отцом Керра пыталась выбрать нейтральную территорию, что-то свежее.

Конечно, кафе «Тоус он зе ноус»^[52] трудно назвать свежим в буквальном смысле. Здесь когда-то было кафе «Зелёный столик», которое переделали в угоду сёрферам, поскольку здание находилось рядом с Сент-Меван-бич. То есть известное выражение «Не можешь изменить ситуацию — измени своё отношение к ней» получило в этом случае своё воплощение. У кафе появились новые владельцы. Увидев коммерческие возможности, они развесили на стенах постеры из старых фильмов о сёрферах и начали ставить музыку «Бич бойз» и «Ян энд Дин»^[53]. Меню, однако, осталось тем же, что и в «Зелёном столике»: сырные чипсы, лазанья с чипсами и чесночным хлебом, картофель в мундире с различными наполнителями и булка с маслом и жареной картошкой. От одного только чтения блюд сосуды начинали закупориваться.

Керра заказала у стойки колу. Отец попросил кофе. Они заняли столик под постером фильма «Бескрайнее лето»^[54], подальше от динамиков.

Бен посмотрел на постер «Верхом на гигантах», висевший на дальней стене. Затем перевёл глаза на «Гиджет»^[55]. Он ностальгически улыбнулся — судя по всему, что-то вспомнил. Керра заметила это.

— Почему ты бросил сёрфинг? — спросила она.

Бен взглянул на дочь. На мгновение Керра подумала, что он не ответит на такой прямой вопрос, но, к её удивлению, он сказал:

— Потому что в Труро почти нет сёрфинга.

— Ты мог бы вернуться в спорт. Разве от Труро до моря так уж далеко?

— Недалеко, — согласился Бен. — Я мог бы вернуться. Это правда.

— Но ты этого не сделал. Почему?

Бен на мгновение задумался.

— Я с этим покончил, — заявил он. — Мне это не принесло ничего хорошего.

— А, мама. Вот, значит, как вы с ней познакомились.

И хотя реплика Керры была построена только на предположении, ей пришло в голову, что до сих пор она ни разу не поинтересовалась, как встретились отец и мать. А ведь дети всегда пристают к родителям: «Ну как вы познакомились?»

Бен взял чашку кофе и поблагодарил владельца кафе. Он молчал, пока Керра не получила свою колу. Затем возразил ей:

— Дело не в твоей маме, Керра. Были другие причины. Сёрфинг завёл меня туда, куда мне соваться не следовало.

— Ты имеешь в виду Труро?

Бен улыбнулся.

— Я говорю метафорически. В бухте Пенгелли умер юноша, и всё изменилось. В какой-то степени в этом был виноват сёрфинг. Потому-то мне и не нравилось, что Санто стал им заниматься. Я боялся, что он попадёт в похожую ситуацию. И делал всё, пытаясь отвадить его от этого спорта. Что неправильно с моей стороны.

Он подул на кофе и сделал глоток.

— Глупо было пытаться, — мрачно прибавил он. — Санто противился моему вмешательству в его жизнь, во всяком случае в его увлечение сёрфингом. Он сам о себе заботился.

— Но не в последнее время, — тихо отозвалась Керра.

— Да, не в последнее.

Повисла пауза. Бен поставил чашку, взглянул на свои руки. Из динамиков доносились голоса «пляжных мальчиков», поющих «Surfer Girl».

— Поэтому ты привела меня сюда? — спросил Бен. — Вспомнить Санто? Мы ведь избегали этой темы. Может, и напрасно. Мне пока непросто о нём говорить.

— Нам всем есть о чём пожалеть, когда мы думаем о Санто, — заметила Керра. — Но я пригласила тебя по другому поводу.

Девушка вдруг оробела. Немного эгоистично в такой сложный период вести речь о себе. С другой стороны, новость, возможно, поднимет настроение отцу, а это, судя по его виду,будет совсем нелишним.

— Что тогда? — удивился Бен. — Надеюсь, ничего плохого? Ты нас не покидаешь?

— Нет. Вернее, да. В некотором смысле. Мы с Аланом решили пожениться.

Лицо Бена осветила медленная улыбка.

— Неужели? Так это просто здорово! Он хороший человек. Когда?

— Дату мы пока не выбрали. Но точно в этом году. Кольца ещё нет, но будет. Алан настаивает на соблюдении всех традиций. Ты же его знаешь. — Керра обхватила руками стакан. — Алан хочет твоего согласия, папа.

— В самом деле?

— Он собирается делать всё правильно, от начала и до конца. Конечно, это глупо. Никто уже не просит разрешения на свадьбу у родителей. Но Алан упирается. Надеюсь, ты его дашь. Я имею в виду согласие.

— У меня нет повода не соглашаться.

— Хорошо.

Керра опустила глаза. Как бы лучше сформулировать?

— Не исключаю, что тебе не нравится сама идея семьи. Ты понимаешь, о чём я.

— Из-за твоей матери?

— Возможно, твой брак показался тебе не слишком приятным путешествием и ты не желаешь мне подобной участи.

Бен в свою очередь отвёл взгляд от дочери.

— Брак — дело трудное, как бы ситуация ни складывалась. Если думаешь иначе, тебя обязательно ждёт масса сюрпризов.

— Но проблемы бывают разные, — возразила Керра. — Бывают и такие, которые невозможно принять.

— А, да. Знаю, ты размышляла об этом: дескать, почему у нас так. Я читал этот вопрос в твоих глазах с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать.

В голосе Бена прозвучало такое сожаление, что Керра почувствовала душевную боль.

— Ты никогда не хотел… — начала она.

Бен накрыл её руку своей ладонью.

— У твоей мамы бывают тяжёлые времена, несомненно. Но эти трудности сделали её путь каменистее моего, вот в чём правда. Зато она подарила мне тебя. И я должен благодарить её за это, какими бы ни были её грехи.

Керра меньше всего ожидала такого поворота. Она посмотрела на свою колу, но её мысли, должно быть, отразились на лице, потому что Бен задал вопрос:

— Что, Керра?

— Как ты можешь быть уверен? — спросила она.

— В чём? Надо ли сходиться с другим человеком? Этого никто не знает. Очень сложно спрогнозировать, что за жизнь тебя ждёт с кем-то, но наступает момент…

— Нет-нет. Я не об этом.

Керра почувствовала, что краснеет. Загорелись щёки, краска разлилась по лицу и доползла до ушей.

— Как ты можешь быть уверен, что я… что я на сто процентов…

Бен нахмурился, потом его глаза расширились. Он понял, что имеет в виду его дочь.

— Она ведь такая. И я сомневаюсь, — закончила Керра.

Бен резко поднялся, и девушка подумала, что сейчас он выйдет из кафе, потому что он смотрел в сторону двери. Вместо этого Бен сказал:

— Пойдём со мной, девочка. Нет, вещи не бери.

И он направился к вешалке, где висело маленькое зеркало в раме в форме морской раковины. Бен остановился перед зеркалом, поставил Керру перед собой и положил руки ей на плечи.

— Посмотри на своё лицо, — велел он, — а потом на моё. Господи, Керра, кем же ещё ты можешь быть, как не моей дочерью?

Керра сморгнула подступившие слёзы.

— А как насчёт Санто?

Бен успокаивающе сжал плечи дочери.

— Ты любишь меня, — ответил он, — а Санто всегда любил мать.

Линли вошёл в отделение, проведя целый день за рулём и проехав почти весь Корнуолл от Эксетера до Боскасла. Инспектор Ханнафорд и Барбара Хейверс слушали констебля Макналти. Тот рассуждал на свою любимую тему, выложив перед ними на столе ряд фотографий. Хейверс внимала ему с интересом. Лицо Ханнафорд выражало страдание.

— Посмотрите, какой замечательный снимок: он ловит волну. Можно разглядеть и черты его лица, и краски на доске. У него хорошая поза, но ведь за плечами большой опыт. Обычно он занимается сёрфингом на Гавайях, у нас вода чертовски холодная, он к такому не привык, зато привык к волне такого размера Ему страшно, но кому на его месте не было бы страшно? Если не боишься, значит, у тебя не все дома. Макналти перешёл к следующему снимку.

— Посмотрите на этот угол. Он делает ошибку. Знает, что упадёт, и понимает, как ему будет плохо. Это вы сейчас увидите на следующем снимке. — Констебль взял другое фото. — Удар в брюхо волны. Одному богу известно, с какой скоростью движутся он и волна. Что произойдёт, когда он об неё ударится? Сломает себе несколько рёбер? Испустит дух? Неважно, потому что он попал… Это же Маверик, об этом человеке можно забыть.

Линли подошёл к ним и увидел, что речь идёт о сёрфере и нефритовой волне величиной с движущуюся гору. На снимке, который показывал Макналти, ломающаяся волна почти поглотила сёрфера. Его призрачную фигурку едва можно было разглядеть в белой пене. Тряпичная кукла в стиральной машине.

— Некоторые люди живут ради того, чтобы фотографировать эти чудовищные волны, — говорил Макналти. — А некоторые ради волн умирают. Как случилось с этим парнем.

— Кто это? — поинтересовался Линли.

— Марк Фу, — ответил Макналти.

— Благодарю, констебль, — сказала Би Ханнафорд. — Очень драматично и мрачно. А теперь за работу. — Она обратилась к Линли: — Мне нужно с вами кое-что обсудить. И с вами, сержант Хейверс.

Би мотнула головой в сторону двери и повела их в плохо оборудованную комнату для переговоров, которую, видимо, до недавнего времени использовали как склад для канцелярских принадлежностей. Би не села. Барбара и Линли тоже остались стоять.

— Расскажите мне о Фалмуте, Томас.

Линли растерялся.

— Я был в Эксетере, — напомнил он. — Не в Фалмуте.

— Я не о сегодняшнем дне. Что вы знаете о Дейдре Трейхир и о Фалмуте? О чём предпочли умолчать? Прошу не врать. Один из вас был там. Если это вы, сержант Хейверс, как предполагает мисс Трейхир, то я вижу только одну причину для такой поездки. Ведь я вам таких распоряжений не давала.

— Это я попросил Барбару разобраться, — сказал Линли.

— Как ни удивительно, я это уже поняла, — отрезала Би. — Но проблема в том, что расследование ведёте не вы, а я.

— Всё было не так, — вмешалась Хейверс — Он здесь ни при чём. Он вообще не знал, что я собираюсь в Фалмут, просто дал задание проверить прошлое Дейдры.

— Ах вон оно что!

— Да. Он позвонил мне на мобильный. Я тогда была в дороге. Думаю, мистер Линли понял это по шуму, но не знал, куда я еду, и понятия не имел, что я направляюсь в Фалмут. Он просто попросил меня кое-что уточнить относительно прошлого Дейдры. У меня была возможность заскочить в Фалмут, поскольку мне было по пути. Вот я и решила, что лучше на месте всё выведать, прежде чем…

— Вы с ума сошли? До Фалмута пилить и пилить. Да что с вами такое? — негодовала Би. — Вы всегда действуете по собственному усмотрению или я первая из ваших коллег, удостоившаяся такой чести?

— Я отношусь к вам с должным уважением, мэм, — заметил Линли.

— Не называйте меня мэм!

— Я отношусь к вам с глубоким уважением, инспектор, — поправился Линли. — Ведь официально этим расследованием я не занимаюсь. Я вообще… — он запнулся, подыскивая слово, — частное лицо.

— Вы что, пытаетесь шутить, суперинтендант Линли?

— Ни в коем случае. Просто напоминаю, что вы настояли на моём участии, несмотря на то что мне этого не хотелось.

— Вы ведь, чёрт возьми, свидетель. Мне плевать на ваши желания. Чего вы ожидали? Чтобы я разрешила вам весело продолжить прогулку?

— Что делает вашу просьбу ещё более незаконной, — заметил Линли.

— Он прав, — кивнула Хейверс, — если не возражаете.

— Конечно возражаю. Все должны подчиняться правилам. — Би указала на Линли. — Несмотря на ваш ранг, это расследование веду я. Вы не имеете права отдавать распоряжения, и сержант Хейверс тоже, и если вам кажется, что вы…

— Он не знал, — перебила Хейверс — Я могла бы сказать ему, что еду туда, когда он позвонил, но я умолчала. Могла бы объяснить, что выполняю другое распоряжение…

— Какое распоряжение? — удивился Линли.

— Но я это скрыла.

— Чьё распоряжение? — спросил Линли.

— Поэтому, когда он позвонил, я не подумала, что это незаконно.

— Чьё распоряжение? — настаивал Линли.

— Вы знаете чьё, — ответила Хейверс.

— Вас что, послал Хильер?

— А вы как думали? Что ушли просто так и никто не забеспокоился? Никто не встревожился? Никто не захотел вмешаться? Вы что же, полагаете, что можете исчезнуть? Разве вы так мало значите, что…

— Ладно, ладно! — воскликнула Би. — Разойдитесь. Довольно! — Она вздохнула, пытаясь успокоиться. — Прекратить немедленно. Вам, Хейверс, предписано помогать мне, а не Линли. Я понимаю, были какие-то внутренние мотивы, связанные с тем, что вас сюда направили, но, каковы бы ни были причины, разбирайтесь с ними в своё время, а не в моё. А вы, Линли, с этого момента будете докладывать обо всех своих действиях. Вам ясно?

— Да, — отозвался Линли.

Хейверс кивнула, судя по всему страшно раздражённая.

— Хорошо, отлично, — заключила Би — Теперь давайте начнём с Дейдры Трейхир, и на этот раз ничего от меня не скрывайте. Я ясно выражаюсь?

— Да.

— Чудесно. Сообщите мне подробности.

Линли понял, что деваться некуда.

— В списке учеников средней школы Фалмута фамилия Трейхир появилась, только когда Дейдре исполнилось тринадцать лет. И хотя девушка утверждает, что родилась дома в Фалмуте, в книге регистрации нет записи о её рождении. К тому же некоторые факты относительно её работы в Бристоле, о которых Дейдра упоминала, не совпадают с реальностью.

— Что за факты?

— В штате зоопарка есть ветеринар Дейдра Трейхир, но человека, о котором она мне рассказывала, друга по имени Пол, хранителя из отдела приматов, не существует.

— Вы мне этого не говорили, — вмешалась Хейверс — Почему?

Линли вздохнул.

— Она мне не кажется… Если честно, Дейдру я не вижу в роли убийцы. И не хочу ещё больше усложнять её положение.

— Ещё больше усложнять? — повторила за ним Ханнафорд.

— Да, признаю: что-то с ней не так, но мне кажется, что к преступлению это отношения не имеет.

— И вы считаете, что вправе делать такого рода выводы? — спросила Ханнафорд.

— Я же не слепой, — резко ответил Линли. — И мозги пока не растерял.

— Но вы потеряли свою жену, — заметила Ханнафорд. — Вряд ли можно здраво рассуждать или правильно поступать после такой трагедии.

Линли решил отступить, совсем немного. Он хотел положить конец этому разговору, и подвернулась удобная возможность сделать это, так что он ничего не сказал. Хейверс пристально смотрела на него, и Линли почувствовал, что должен что-то ответить, иначе Барбара ответит за него, а это будет совсем уж непереносимо.

— Я не скрываю от вас информацию, инспектор. Мне нужно время.

— Для чего?

Линли открыл конверт, который держал в руке, вынул из него фотографию, взятую в доме Триглиа, и подал её инспектору.

Ханнафорд внимательно на неё посмотрела.

— Кто эти люди?

— Семья Парсонсов. Их сын, мальчик на снимке, умер в морской пещере в бухте Пенгелли около тридцати лет назад. Фото сделано примерно в то же время, возможно, за один или два года до трагедии. Мать зовут Ниам, отца — Джонатан. Имя мальчика — Джейми. Девочки — его младшие сёстры. Мне хотелось бы сделать эффект старения снимка. У нас есть специалист, который мог бы помочь?

— Эффект старения кого? — уточнила Ханнафорд.

— Каждого, — твёрдо сказал Линли.

Дейдра припарковалась на Лэнсдаун-стрит, хотя понимала, что ей лучше не приближаться к полицейскому отделению. Правда означает доверие, шаг к вере, но этот шаг мог погрузить её в трясину предательства, а ведь она уже предала.

В зеркало заднего вида Дейдра увидела, что в дверях отделения показался Линли. Если бы он был один, она подошла бы к нему для разговора, однако за ним следовали сержант Хейверс и инспектор Ханнафорд. Дейдра расценила это как знак того, что время выбрано неверно. Девушка находилась на некотором расстоянии от трёх полицейских, и, когда они остановились на стоянке и стали что-то обсуждать, она завела двигатель и поехала. Полицейские были увлечены беседой и не посмотрели в её сторону. Дейдра решила, что это ещё один знак. Она понимала, что некоторые назвали бы её бегство трусостью, но нашлись бы и такие, кто поздравил бы её за сработавший инстинкт самосохранения.

Дейдра покинула пределы Кэсвелина, направилась сначала в Страттон, а потом и дальше. Когда возле фабрики она выбралась из машины, уже начало смеркаться.

Она размышляла о том, что обстоятельства вынуждают её к прощению. Но прощение должно исходить с обеих сторон. Нужно уметь не только отдавать, но и брать, а оба этих навыка требуют практики.

Стамос рылся пятачком посреди двора. Дейдра прошла мимо него и мимо кухни, которая была ярко освещена и двое поварих мыли там огромные медные котлы для джема. Дейдра открыла ворота и оказалась на приватной территории. Как часто бывало, она услышала гитарный перезвон. Но в этот раз звучала не одна гитара.

Она подумала, что это радио, и постучала. Музыка прекратилась. Когда Альдара отворила дверь, Дейдра увидела, что хозяйка не одна. Смуглый мужчина лет тридцати пяти ставил гитару на стойку. Альдара держала свой инструмент под мышкой. Выходит, играли они, а не радио. Значит, мужчина является очень хорошим исполнителем, ну и Альдара, конечно, тоже.

— Дейдра, — спокойно произнесла Альдара. — Какой сюрприз. Нарно давал мне урок. Познакомься: это Нарно Рохас из Лонстона.

Испанец встал и слегка наклонил голову.

— Очень приятно, — ответила Дейдра. — Может, я не вовремя? Вдруг я помешала твоему уроку.

Дейдра подумала, что Альдара нашла себе учителя замечательной наружности: большие чёрные глаза и густые ресницы, как у мультяшного диснеевского персонажа.

— Нет-нет, мы закончили, — заверила Альдара. — Сейчас мы просто развлекали друг друга. Ты слышала? Как тебе показалось, хорошо получается?

— Я решила, что это работает радио, — призналась Дейдра.

— Видишь? — воскликнула Альдара. — Нарно, мы с тобой сыграемся. С тобой у меня получается гораздо лучше. Нарно любезно согласился давать мне уроки. Я сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться. Правда, Нарно?

— Да, — подтвердил испанец. — Но у тебя большой талант. Так что для меня это не уроки, а практика.

— Ты мне льстишь. Однако, если это хоть немного правда, спорить не стану. Ты меня вдохновляешь, и мне это нравится.

Альдара поставила свою гитару на стойку и пропела что-то по-испански, судя по всему, слова из какой-то песни.

Нарно тихо рассмеялся, взял её ладонь и поцеловал пальцы. На его руке было широкое обручальное кольцо.

Он уложил свою гитару в чехол и попрощался. Альдара проводила его до двери и вышла с ним на крыльцо. Они о чём-то пошептались, и Альдара вернулась в дом.

Вид у неё был, словно у кошки, обнаружившей нескончаемый запас сливок.

— Я могу догадаться, что это было за предложение. Альдара тоже уложила свою гитару в чехол.

— Ты о чём, милая?

— О предложении, от которого Нарно не смог отказаться.

— А! — рассмеялась Альдара. — Что будет, то и будет. Мне нужно кое-что сделать, Дейдра. Пойдём со мной.

Они поднялись по узкой лестнице, держась за перила из толстого бархатного шнура. Альдара провела Дейдру в спальню и стала менять бельё на большой кровати, занимавшей почти всё пространство комнаты.

— Судя по всему, ты обо мне слишком плохого мнения, — сказала она.

— Разве тебе интересно моё мнение?

— Конечно нет. Ты очень умна, но иногда ошибаешься.

Альдара сбросила покрывало на пол и сдёрнула с матраса бельё. Она сложила его аккуратно, а не скомкала, как сделала бы на её месте другая хозяйка. Подойдя к сушилке, стоящей на лестничной площадке, Альдара вынула из неё бельё, судя по всему, дорогое и ароматное.

— Наше соглашение не сексуальное, — сообщила она.

— Я и не думала…

— Конечно же думала. И кто стал бы тебя винить? Ты ведь меня знаешь. Ну, помоги мне.

Дейдра стала застилать постель вместе с ней. Альдара ловкими движениями любовно разгладила бельё.

— Ну разве не прелесть? — спросила она. — Итальянское. В Моренстоу я нашла очень хорошую прачку. Ездить к ней довольно далеко, но она творит чудеса, никому другому я своё бельё не доверю. Это для меня слишком важно.

Для Дейдры бельё было просто бельём, но она тотчас заметила, что бельё подруги стоит больше, чем её, Дейдры, месячная зарплата. Альдара была из тех женщин, которые не могут отказать себе в маленькой роскоши.

— У Нарно есть ресторан в Лонстоне. Я там обедала. Когда он не встречает гостей, то играет на гитаре. Я и подумала, что могла бы у него поучиться. Поговорила с ним, и мы пришли к соглашению. Нарно денег не берёт, но ему нужно пристроить на работу своих родных. У него очень большая семья, и в ресторане не хватает мест для всех.

— Так они трудятся на тебя?

— У меня нет такой потребности. А вот Стамосу в отель нужны сотрудники, так что бывший муж оказался полезен.

— Я и не знала, что ты по-прежнему общаешься со Стамосом.

— Только по необходимости. А так пусть хоть сквозь землю провалится, даже не попрощаюсь. Подоткни тот конец как следует, дорогая. Терпеть не могу сбившиеся простыни.

Она подошла к Дейдре и ловко всё исправила. А закончив, сказала:

— Ну вот, теперь хорошо.

Она ласково посмотрела на Дейдру. Свет в комнате был приглушён, и Альдара выглядела лет на двадцать моложе.

— Это не значит, что между нами совсем ничего не будет. Мне кажется, Нарно — отличный любовник.

— Понимаю.

— Не сомневаюсь. У меня была полиция, Дейдра.

— Потому я и приехала.

— Значит, это ты. Так я и подумала.

— Извини, Альдара, но у меня не было выбора. Они решили, что я… что Санто и я…

— И ты взялась спасать свою репутацию?

— Дело не в этом. Им нужно найти убийцу, но ничего не получится, если люди станут утаивать правду.

— Да, верно. Но как часто правда оказывается неудобной! Если правда одного человека становится страшным ударом для другого и знать её нет необходимости, то нужно ли её открывать?

— Вряд ли сейчас тот случай.

— Вряд ли кто-то выкладывает полиции всё как на духу, ты не находишь? Разумеется, вместо меня они явились к тебе, потому что маленькая Мадлен кое о чём умолчала.

— Возможно, она чувствовала себя слишком униженной, Альдара. Обнаружить бойфренда в постели со своей работодательницей! У Мадлен просто язык не повернулся.

Альдара подала Дейдре подушку и наволочку, а сама занялась второй подушкой.

— Впрочем, сейчас это неважно, — заметила Альдара. — Я всё рассказала полиции, даже о Максе. Пришлось. Они всё равно бы на него вышли. Мои отношения с Максом не были тайной. Поэтому я на тебя не сержусь. Я ведь и сама не лучше: выдала Макса полиции.

— Макс знал о Санто?

По выражению лица Альдары Дейдра поняла, что знал.

— Мадлен? — уточнила Дейдра.

— Санто, — ответила Альдара. — Глупый мальчишка. В постели он был великолепен. Такой энергичный. То, что было у него между ног, божественно. Но между ушей… — Альдара выразительно пожала плечами. — Некоторые мужчины, неважно сколько им лет, не включают мозги.

Она положила подушку на кровать и поправила кружевную оборку наволочки. Затем взяла у Дейдры другую подушку и сделала то же самое. Ещё раз оправила весь комплект. На столике возле кровати стояла свеча в хрустальном подсвечнике. Альдара зажгла её и полюбовалась эффектом.

— Чудесно. Как тебе?

Дейдре казалось, что голова её забита ватой. Ситуация была несколько иной, чем она ожидала.

— Так ты совсем не жалеешь о смерти Санто? Представляешь, как это выглядит со стороны?

— Не будь дурой. Конечно жалею. Но не я его убила.

— Очень возможно, что погиб он из-за тебя.

— Сильно в этом сомневаюсь. Макс слишком горд, он не стал бы уничтожать соперника-юнца, да Санто и не был его соперником. Санто был просто… Санто.

— Мальчик-игрушка.

— Мальчик? Да. Игрушка? Возможно. Но ты выставляешь меня холодной и расчётливой. Можешь мне поверить, я не такая. Мы наслаждались друг другом, и это единственное, что было между нами. Наслаждение. Адреналин. С обеих сторон. Ты ведь не наивная. Всё понимаешь. Иначе не бы отдала свой дом в моё распоряжение.

— И ты не испытываешь вины?

Альдара махнула рукой в сторону двери, показывая, что им нужно выйти и спуститься. Внизу она сказала:

— Вина предполагает, что я каким-то образом замешана в деле, а это не так. Мы были любовниками, и точка. Телами, встречавшимися на несколько часов в постели. Вот как всё было, и если ты считаешь, что простой секс привёл к…

В дверь постучали. Альдара глянула на часы, потом на Дейдру. По выражению её лица та поняла, что ей следовало раньше догадаться о приготовлениях Альдары, но она по глупости не догадалась.

Альдара отворила дверь. В дом вошёл мужчина. Он смотрел только на Альдару. Дейдру даже не заметил. Он поцеловал Альдару с фамильярностью любовника: приветственный поцелуй перешёл в поцелуй страстный, и Альдара не сделала ничего, чтобы его прервать. Наконец поцелуй завершился.

— Ты пахнешь морем, — произнесла Альдара.

— Я занимался сёрфингом, — сказал гость и тут увидел Дейдру.

Его руки упали с плеч хозяйки.

— Я понятия не имел, что ты не одна.

— Дейдра уже уходит, — заверила его Альдара. — Ты знаком с мисс Трейхир? Дейдра, это Льюис.

Дейдра как будто встречала этого человека, но не могла вспомнить, где именно. Она поздоровалась и отправилась за сумкой, которую оставила на диване. Когда вернулась, Альдара пояснила:

— Это Ангарак, Льюис Ангарак.

Девушка остановилась. Ну конечно, она ведь не раз видела Мадлен в «Корниш голд». Её сходство с отцом было очевидным. Дейдра взглянула на Альдару: лицо её было спокойным, но глаза сияли. Вероятно, сердце Альдары билось в ожидании приятных часов.

Дейдра кивнула и вышла на узкое крыльцо. Альдара что-то тихо сказала любовнику и последовала за Дейдрой.

— Ты понимаешь нашу маленькую проблему? — спросила Альдара.

— Вообще-то не очень, — ответила Дейдра.

— Сначала её бойфренд, а теперь и отец. Главное, чтобы Мадлен не знала. Льюис так хочет. Стыдно, конечно, как думаешь?

— Вряд ли. Тебе ведь этого и надо. Тайна, адреналин. В том и суть.

Альдара улыбнулась медленной понимающей улыбкой, являющейся частью её очарования для мужчин.

— Да, именно так.

— Значит, у тебя нет морали? — задала вопрос Дейдра.

— Дорогая моя, а у тебя-то она есть?

Глава 27

В тот несчастливый день все махинации Кадана выплыли наружу. Вернувшись домой на Виктория-стрит, он увидел в гостиной сестру и Уилла Мендика. Мадлен только что пришла и ещё не сняла униформу: платье в полоску цвета карамели и передник с оборкой. Мадлен сидела на диване, а Уилл стоял перед камином с букетом лилий в руке. Он догадался купить цветы, а не подобрать в мусорном контейнере. Но этим его здравый смысл и ограничился.

Кадан опустился на табурет рядом с попугаем. Он оставил Пуха одного почти на весь день и сейчас, пытаясь загладить свой проступок, начал почёсывать птицу. Мадлен была раздражена появлением Уилла. Парень поверил байкам Кадана и решил, что Мадлен к нему расположена.

— Я тут подумал, — сказал Уилл, несмотря на отсутствие какого-либо поощрения со стороны Мадлен, — что ты захочешь куда-нибудь сходить.

— С кем это? — осведомилась девушка.

— Со мной.

Уилл ещё не протянул Мадлен букет, и Кадан страстно надеялся, что его приятель сделает вид, будто и вовсе цветов не приносил.

— С чего бы мне вдруг этого захотелось?

Мадлен постукивала пальцами по подлокотнику дивана. Этот жест, как было известно Кадану, не имел ничего общего с нервозностью.

Уилл покраснел. Он всегда краснел, словно неуклюжий парень, обучающийся фокстроту. Взгляд, который он бросил на Кадана, говорил: «Помоги мне, приятель». Кадан отвёл глаза.

— Может, пообедаем где-нибудь?

— Съедим чего-нибудь из мусорного бачка?

— Нет! Господи, Мадлен, я бы никогда не позволил себе…

Лицо Мадлен приняло то самое выражение — Кадан его сразу узнал. Однако Уилл понятия не имел о том, что сейчас у объекта его страсти сработает детонатор и взорвётся бомба. Мадлен отодвинулась на край дивана, глаза её сузились.

— Послушай, Уилл. Если ты ещё не знаешь, а судя по всему, так и есть, я общалась с полицией. Совсем недавно. Они поймали меня на лжи и навалились всем скопом. Догадываешься, что они выяснили?

Уилл опустил голову. Кадан посадил Пуха себе на руку.

— Ну, что скажешь, Пух? — обратился он к птице за спасением.

Попугай обычно любил встревать в беседы, но сейчас помалкивал. В напряжённые моменты Пух утрачивал свою болтливость.

— Я призналась, что проследила за Санто. Описала, как всё происходило. Полиция знает, Уилл, что мне было известно, чем занимался Санто. И кто это на меня донёс? А, Уилл? Представляешь, что теперь копы обо мне думают?

— Они же не думают, что ты… Тебе не о чём беспокоиться.

— Дело не в этом! Мой бойфренд трахался с коровой, которая мне в матери годится, и ему это нравилось, а эта корова — моя работодательница, и всё творилось у меня под носом. И вели они себя при этом как невинные овечки. Он называл её миссис Папас, можешь себе представить? Миссис Папас! Интересно, как он её называл, когда трахал? И она прекрасно знала, что он — мой бойфренд. Вот такая прелесть! Со мной она была особенно мила. Только я ничего не подозревала, даже чаи с ней распивала за доверительными разговорами. А она пела мне в уши: «Мне хочется хорошенько изучить своих девочек». Вот ведь чёрт побери!

— Разве ты не понимаешь, что это…

— Нет, не понимаю. А теперь копы смотрят на меня, и я по их лицам читаю, что они думают. Ну не дура ли! Бойфренд предпочёл ей старуху. А мне этого не надо, так-то, Уилл. Мне не надо их жалости, я до последнего скрывала, а теперь они обо всём этом напишут в своих отчётах, и все об этом узнают. Все! Представляешь, что я сейчас чувствую?

— Ты не виновата, Мадлен.

— Выходит, меня ему было недостаточно? Меня ему было настолько мало, что он ещё и её захотел? Как же я могу быть не виновата? Я же любила его. У нас с ним было что-то хорошее. Вернее, мне так казалось.

— Нет, — возразил Уилл. — Дело не в тебе. Ну как ты не понимаешь? И с другой он поступил бы так же. Санто ушёл бы от кого угодно! Почему ты этого не видишь? Так уж он был устроен.

— Я ведь собиралась родить от него ребёнка. Его ребёнка! Я надеялась, мы будем… О господи, забудь.

У Уилла отвалилась челюсть. Кадан, конечно, слышал это выражение — насчёт челюсти, — но такого до сих пор не видел. Оказывается, Уиллу не было известно о ребёнке. Ну разумеется. Это было частное, семейное дело, а Уилл не член семьи и вряд ли когда-нибудь им станет. Уилл этого, кажется, не понимал. Даже сейчас.

— Ты могла бы прийти ко мне, — с запинкой произнёс он.

— Что? — удивилась Мадлен.

— Я бы… сделал для тебя что угодно. Я мог бы…

— Я любила его!

— Нет, — возразил Уилл. — Ты не можешь его любить. То есть не могла. Ну почему ты не видишь, каким был Санто? Ты придумала себе его светлый образ.

— Не смей так о нём отзываться! Не смей!

Уилл напоминал человека, который говорит на языке, по его мнению, понятном для его собеседницы, и вдруг обнаруживает, что она иностранка и ничего с этим нельзя поделать.

— Ты до сих пор его защищаешь, — изумился он. — Даже после того, что случилось.

— Я любила его, — всхлипнула Мадлен.

— Да ведь ты утверждала, что ненавидишь Санто! Это твои слова.

— Он меня обидел.

— Но зачем я тогда…

Уилл оглянулся по сторонам, словно только что пробудился. Посмотрел на Кадана, на цветы, которые принёс для Мадлен, и швырнул их в камин. Кадану понравился бы этот драматический жест, если бы в камине горело пламя, но поскольку огня в нём не было, то и эффекта старых фильмов не получилось.

В комнате стало тихо. Затем Уилл нарушил молчание:

— Я его ударил. Я бы как следует его поколотил, если б он только попытался мне ответить. Но он и не подумал. Не стал за тебя драться. А я ему двинул. За тебя, Мадлен.

— Что? — закричала она. — Да что ты себе вообразил?

— Санто оскорбил тебя, он был бабником, и его следовало проучить.

— Кто просил тебя быть его судьёй? Во всяком случае, не я. О господи, что ещё ты с ним сделал? Может, ты его и убил?

— Остановись, Мадлен, — сказал Уилл. — Я и ударил-то его всего разок! Ты не понимаешь, что говоришь.

— Кем ты себя возомнил? Рыцарем в сверкающих доспехах на белом коне? Думаешь, я должна быть тебе за это благодарна? Должна стать твоей рабыней? Что конкретно я не понимаю?

— Мне давно следовало догадаться, — глухо произнёс Уилл.

— Да о чём ты говоришь?!

— Я сделал это ради тебя, мне хотелось преподать Санто урок, потому что он его заслужил. Ты ни о чём не знала, и даже сейчас, когда узнала, это не имеет значения. Это и прежде не имело значения. Я для тебя ничего не значу. И никогда не значил, да?

— Какого чёрта ты решил…

Уилл взглянул на Кадана. Мадлен смотрела на Уилла, но тут тоже перевела глаза на брата.

Кадан благоразумно решил, что самое время вывести Пуха на вечернюю прогулку.

Би занималась зарядкой на кухонном стуле, разминала стареющую спину, когда услышала, как во входной двери повернулся ключ. Затем послышался знакомый стук и голос Рэя:

— Ты дома, Би?

— Разве ты не видел машину перед домом? — крикнула Би. — Мне казалось, ты неплохой детектив.

Рэй пошёл на её голос. Она до сих пор была в пижаме, вернее, в футболке и тренировочных штанах, потому что не думала, что кто-то нагрянет и увидит её в таком виде.

Рэй выглядел безупречно. Би недовольно смерила его взглядом.

— Надеялся произвести впечатление на какую-нибудь молоденькую девицу?

— Только на тебя.

Он направился к холодильнику, где хранилась бутылка с апельсиновым соком. Достал её, поднёс к свету, подозрительно обнюхал, решил, что всё нормально, и налил себе сока в стакан.

— Угощайся, — произнесла Би язвительно. — Я себе ещё куплю.

— Твоё здоровье. — Рэй поднял стакан. — Ты по-прежнему запиваешь им овсянку?

— Некоторые вещи никогда не меняются. Рэй, зачем ты здесь? И где Пит? Не заболел? Сегодня у него школа. Надеюсь, он тебя не подговорил…

— Пит ушёл раньше, — перебил Рэй. — У него сегодня какой-то семинар. Я довёз его до школы и убедился, что он вошёл в здание, а не отправился приторговывать наркотой на перекрёстке.

— Очень смешно. Пит не имеет никакого отношения к наркотикам.

— Нам повезло.

Би проигнорировала слово «нам».

— Зачем ты явился в такую рань?

— Питу нужна дополнительная одежда.

— Разве ты ему не стираешь?

— Стираю. Но он отказывается носить каждый день после школы одно и то же. Ты прислала только два комплекта.

— У тебя в доме есть для него одежда.

— Он утверждает, что вырос из неё.

— Да он бы и внимания на это не обратил. Ему плевать на то, что он носит. Его бы воля, он целыми днями ходил бы в футболке «Арсенала». Поэтому спрашиваю тебя ещё раз: зачем ты здесь?

Рэй улыбнулся.

— Да, ты меня поймала. Поднаторела на службе, умеешь допрашивать подозреваемых. Как продвигается твоё расследование?

— Хочешь узнать, как мои успехи, несмотря на то что не отправил ко мне подмогу?

Рэй отхлебнул сок и поставил стакан на стол. Он был довольно высоким мужчиной, и к тому же подтянутым. Би, подумала, что он хорошо выглядит. Та молоденькая, для которой он нарядился, наверняка это отметит.

— Можешь мне не верить, но я сделал всё, что мог, пытаясь добыть тебе помощников. Почему ты так плохо обо мне думаешь, Беатрис?

Би сердито посмотрела на Рэя и последний раз наклонилась на стуле, после чего поднялась и вздохнула.

— С расследованием всё не так просто. Я бы с радостью на ком-нибудь остановилась, но каждый раз что-то происходит, и выясняется, что я ошибалась.

— А от Линли есть польза? У него ведь такой опыт.

— Он хороший человек. В этом нет сомнений. К тому же Скотленд-Ярд прислал ещё одного сотрудника. Она, правда, больше следит за Линли, чем помогает мне, но она неплохой коп, хотя и с причудами. Линли её отвлекает.

— Она влюблена в него?

— Отрицает это, но если влюблена, то это глухой номер. У них нет ничего общего. Нет, думаю, она просто беспокоится о нём. Они много лет работали в паре, вот она и волнуется. За их плечами история, хотя и страшноватая. — Би поставила чашку из-под овсянки в раковину. — По крайней мере, копы они хорошие. Хейверс — питбуль, а Линли очень быстро соображает. Правда, мне бы хотелось, чтобы у него было поменьше собственных идей.

— Да, тебе всегда нравились мужчины без идей, — заметил Рэй.

Би посмотрела на бывшего мужа. Помолчала. Где-то залаяла собака.

— Это удар ниже пояса.

— Разве?

— Да. Пит не был идеей. Он был — и остаётся — человеком.

Рэй не отвёл глаза.

— Ты права, — согласился он и примирительно улыбнулся. — Пит не был идеей. Мы можем поговорить об этом, Беатрис?

— Не сейчас, — ответила Би. — У меня дела, насколько тебе известно.

Она не произнесла того, что вертелось на языке: разговаривать надо было четырнадцать лет назад. К тому же момент он выбрал, прямо скажем, совсем неподходящий. Впрочем, для него это типично.

Би не стала задумываться о том, почему ей не хочется быть уж очень категоричной. Вместо этого она вернулась к своему утреннему распорядку и пошла собираться на работу.

Тем не менее даже «Радио-4»^[56], которое она слушала по дороге, не отвлекло её от осознания того, что Рэй впервые за долгое время наконец-то сделал шаг к признанию того, что был никчёмным мужем. Би не знала, как отделаться от размышлений о Рэе, а потому, войдя в рабочую комнату, обрадовалась зазвонившему телефону. Она сняла трубку, прежде чем кто-либо из сотрудников успел это сделать. Коллеги слонялись вокруг, ожидая её распоряжений. Би надеялась, что звонок подскажет ей, куда двигаться дальше.

Оказалось, что это Дюк Кларенс Уошо из Чепстоу. Он провёл сравнение волосков, которые дала ему Би для анализа.

— Ну, каков результат? — осведомилась Би.

— Под микроскопом они выглядят очень похоже, — сообщил эксперт.

— Просто похоже? Точнее нельзя?

— Нет, к сожалению, не с нашими возможностями. Мы можем рассматривать только кутикулу, корковое и мозговое вещество волоса. Это же не ДНК.

— Это я понимаю. Так что вы выяснили?

— То, что волосы человеческие. Похожие. Они могут принадлежать одному и тому же человеку. Или членам одной семьи. Но всё это только на вероятностном уровне. В общих чертах я могу всё описать, но если вы хотите более глубокий анализ, то это займёт время.

«И денег потребует», — подумала Би. Они оба это понимали.

— Так мне продолжить? — спросил Дюк.

— Зависит от закладки. Что насчёт неё?

— Один разрез, прямой, решительный. Без дополнительных усилий. Бороздок тоже нет. Это сделано не ручным инструментом, а на станке. И лезвие абсолютно новое.

— Вы в этом уверены?

Станок для разрезания кабеля существенно сужал поиски. Би почувствовала лёгкое волнение.

— Вам нужны все подробности?

— Да, но вкратце.

— Ручной инструмент не только оставляет после себя борозды, но и прижимает верхнюю и нижнюю части кабеля, вдавливает их друг в друга. А машина делает чистый разрез, концы кабеля остаются блестящими. Это если простым языком. Может, желаете, чтобы я изложил это научным языком?

В комнату вошла сержант Хейверс Би посмотрела, не появится ли за ней Линли. Его не было, и Би нахмурилась.

— Инспектор? — окликнул её Уошо на другом конце провода.

— То, что вы мне сообщили, очень хорошо, — отозвалась Би. — Научное изложение оставьте для официального отчёта.

— Понял.

— И кстати, Дюк Кларенс… — произнесла Би, состроив гримасу: дурацкое имя.

— Да, инспектор?

— Спасибо за то, что ускорили анализ волоса.

По голосу Дюка было заметно: он доволен выраженной ему благодарностью.

Положив трубку, Би собрала сотрудников. Она передала им подробности, о которых рассказал Уошо, и спросила, как они думают отыскать станок, который испортил снаряжение Санто. С этим вопросом Би обратилась к Макналти.

Судя по всему, констебль чувствовал себя не в своей тарелке, возможно из-за того, что снимки покойных сёрферов ни к чему его не привели. Он предложил проверить бывшую авиационную базу. Впрочем, в старых зданиях появилось много фирм, и, без сомнения, в каких-то из них есть станки.

Кто-то добавил, что такой станок может быть в автомастерской.

Или на какой-нибудь фабрике, предположил кто-то ещё.

Идеи посыпались со всех сторон. Токарь, слесарь и даже скульптор. А как насчёт кузнеца? Нет, маловероятно.

— Моя тёща могла сделать это зубами, — сострил кто-то.

Все захохотали.

— Довольно, — отрезала Би.

Она кивнула сержанту Коллинзу, чтобы тот распорядился и занялся поиском станка. Круг подозреваемых ясен. Значит, нужно заглянуть к ним домой и на работу. И обратить внимание на любого, кто имеет доступ к станку, если таковой найдётся.

Затем Би повернулась к Хейверс.

— Можно вас на пару слов, сержант?

Они вышли в коридор.

— Где сегодня наш милый суперинтендант? Может, ещё спит?

— Нет. Мы с ним вместе позавтракали.

Хейверс провела руками по мешковатым вельветовым брюкам. Мешковатые — это мягко сказано.

— В самом деле? Надеюсь, завтрак был вкусный. Приятно слышать, что питаться он не забывает. Так где же он сейчас?

— Он был всё ещё в гостинице, когда я…

— Сержант, поменьше тумана, пожалуйста. Мне кажется, если кто и в курсе, где сейчас Томас Линли и что он делает, то это вы. Так где он?

Хейверс провела рукой по голове. Волосы от этого лучше лежать не стали.

— Ну ладно. Это глупо. Он не хотел, чтобы вы узнали.

— Что?

— У него мокрые носки.

— Прошу прощения? Сержант, если вы вздумали пошутить…

— Нет. У него здесь недостаточно одежды. Он вчера выстирал обе пары носков, и они ещё не высохли. — Хейверс закатила глаза. — Возможно, он впервые в жизни что-то себе выстирал.

— И вы утверждаете…

— Что он сейчас в гостинице сушит носки. Да. Утверждаю. Он сушит их феном, и, зная его, боюсь, что вспыхнет пожар. Мы с вами говорим о человеке, который и тост себе утром приготовить не сможет. Это правда: вчера вечером суперинтендант выстирал носки и не догадался положить их на батарею. Просто оставил их… ну где-то там оставил. Что до других его вещей…

Би упреждающе подняла руку.

— Хватит. То, что он сделал со своими трусами, пусть останется между ним и Богом. Когда мы можем его ожидать?

Хейверс прикусила нижнюю губу. Видно было, что ей неловко. Значит, это ещё не вся информация.

— Что такое, сержант? — осведомилась Би.

Тут ей принесли конверт, только что доставленный курьером. Би открыла его. Внутри лежало шесть не скреплённых друг с другом страниц. Ханнафорд просмотрела их.

— Так когда мы сможем увидеть Линли? — настойчиво повторила она.

— Мисс Трейхир, — ответила Хейверс.

— Что — мисс Трейхир?

— Она была на стоянке, когда я вышла из гостиницы. Думаю, она поджидала Линли.

— В самом деле? — Би оторвалась от бумаг. — Интересный поворот. — Она подала листки Хейверс — Ну-ка взгляните.

— Что это?

— Эффект старения. Сделано с фотографии, которую принёс Томас. Мне кажется, вы этим заинтересуетесь.

Дейдра Трейхир стояла у дверей номера. Она слышала звук работающего фена, значит, сержант Хейверс сказала правду, а она-то не поверила!

Когда Дейдра встретила сержанта на стоянке возле «Солтхауса» и спросила о Томасе Линли, та поведала ей, что он сушит носки. Это показалось Дейдре слабой отговоркой. С другой стороны, вряд ли Барбара придумала такую причину отсутствия Линли лишь для того, чтобы он ещё один день потратил на изучение прошлого Дейдры. Девушке казалось, что он и так уже многое о ней разведал.

Она громко постучала в его дверь. Фен перестал шуметь. Дверь открылась.

— Извините, Барбара, боюсь, что они ещё… Тут Линли увидел Дейдру.

— Привет, — улыбнулся он. — Вы ранняя пташка.

— На стоянке я встретила сержанта. Она уверяет, что вы сушите носки.

В одной руке у него был носок, в другой — фен; значит, так всё и есть.

— Утром я попытался их надеть, но мокрые носки — это неприятно. В голову приходят нехорошие ассоциации: Первая мировая война, жизнь в окопах. Может, войдёте?

Линли посторонился, и Дейдра переступила порог.

Кровать не была застелена. На полу валялось скомканное полотенце. Там же лежал раскрытый блокнот с карандашными записями, на нём — ключи от машины.

— Я думал, что к утру они высохнут, — сказал Линли. — По глупости выстирал обе пары. Они висели всю ночь у приоткрытого окна. Оказалось, что зря. Сержант Хейверс потом пояснила, что следовало положить их на батарею. Не возражаете?..

Дейдра покачала головой, и Линли снова включил фен. Во время бритья он порезался и, судя по всему, не заметил этого. На подбородке осталась тонкая полоска крови. Была бы у него жена — сказала бы ему перед выходом из дома.

— Никак не думала, что увижу лорда за таким занятием.

— За каким? Сушкой собственных носков?

— Неужели у таких, как вы, некому поручить эту работу? Как вы их называете? Челядь?

— Не могу представить сестру за подобным занятием. Брат был бы таким же беспомощным, как и я, а мать, скорее всего, швырнула бы в меня моими носками.

— Я имею в виду не ваших родных. Я говорю о слугах.

— В Хоунстоу у нас имеется штат, и у меня есть человек, Чарли Дентон, который следит за домом в Лондоне. Но я бы не назвал его слугой, да и ни один служащий в Хоунстоу так о себе не думает. К тому же Чарли приходит по собственной воле. Он страстный любитель театра с личными амбициями.

— Какими же?

— Мечтает о гриме и восторженных толпах поклонников. Ему хочется выйти на сцену, но если б это и произошло, то возможности его ограничены: либо Алджернон Монкриф^[57], либо привратник из «Макбета».

Дейдра невольно улыбнулась. Она и рада была бы сердиться на Линли, но никак не получалось.

— Почему вы меня обманули, Томас? Вы утверждали, что не ездили в Фалмут наводить обо мне справки.

Линли отключил фен и сел на край ванны.

— А! — отозвался он.

— Да. Строго говоря, вы не врали. Вас лично в Фалмуте не было, но вы отправили туда Хейверс. По собственной инициативе она бы не поехала.

— Вообще-то я не знал, что она там была. Думал, что она в Лондоне. Но это я попросил её проверить ваше прошлое, так что…

Линли слабо махнул рукой — европейский жест, означавший, что она сама может догадаться о завершении фразы.

И Дейдра с удовольствием завершила:

— Вы солгали. Мне это не нравится. Вы могли бы задать мне несколько вопросов.

— Я и задал. Вы, судя по всему, решили, что я не стану проверять вашиответы.

— Неужели я кажусь такой подозрительной? Я что, похожа на убийцу?

Линли покачал головой.

— Абсолютно не похожи. Однако такая у меня работа. Чем больше я вас расспрашивал, тем больше несоответствий обнаруживал.

— А мне казалось, мы начали сближаться. Глупо с моей стороны.

— Да, Дейдра, мы сблизились. Но с самого начала в том, что вы рассказывали о себе, имелись нестыковки, и их нельзя было проигнорировать.

— Вы просто не захотели проигнорировать. Лицо Линли дышало честностью.

— Я не имел права. Убит человек, а я — коп.

— Понимаю. Может, поделитесь тем, что узнали?

— Если хотите.

— Хочу.

— Зоопарк в Бристоле.

— Я там работаю. Разве кто-нибудь опроверг эту информацию?

— Никакого Пола в отделе приматов нет, а в Фалмуте не зарегистрировано ваше рождение — ни дома, ни в больнице. Не желаете объяснить?

— Вы что, меня арестуете?

— Нет.

— Тогда пойдёмте. Одевайтесь. Собираюсь вам кое-что показать.

Дейдра направилась к двери, но остановилась и язвительно улыбнулась.

— Или вы сначала позвоните инспектору Ханнафорд и сержанту Хейверс и сообщите, что уезжаете со мной? Я ведь могу вас и со скалы спихнуть. Им лучше узнать заранее, где искать ваше тело.

Дейдра не стала дожидаться ответа и не посмотрела, принял ли Линли её предложение. Она спустилась вниз и направилась к машине. Не имеет значения, последует он за ней или нет. Дейдра поздравила себя с тем, что абсолютно ничего не чувствует, и подумала, что прошла долгий путь.

Линли не стал звонить ни Ханнафорд, ни Барбаре Хейверс. В конце концов, он свободный агент, не на зарплате, служит не по обязанности. Тем не менее он взял с собой мобильник, после того как натянул носки — слава богу, они стали суше, чем во время завтрака, — и надел куртку. Дейдру он нашёл на стоянке. Во время их разговора она сильно побледнела, но сейчас её лицо вернулось в прежнее состояние.

Линли сел в автомобиль и почувствовал аромат её духов. Невольно вспомнилась Хелен, не запах, а просто тот факт, что она душилась. Хелен любила цитрусовые ноты, они напоминали Средиземноморье в солнечный день. У Дейдры духи… как свежий воздух после дождя, после бури. Представив Хелен, он испытал такую боль, что казалось, сердце остановится, но нет, всё обошлось. Он пристегнулся ремнём.

— Мы едем в Редрут, — объявила Дейдра. — Хотите связаться с Ханнафорд или вы это уже сделали? Так, на всякий случай? Впрочем, я ведь столкнулась с вашим сержантом Хейверс, и она скажет, что я была последней, кто видел вас живым.

— Не думаю, что вы убийца, — ответил Линли. — И никогда так не думал.

Дейдра включила зажигание.

— Возможно, вы перемените своё мнение.

Автомобиль затрясся по неровной стоянке и выехал на улицу. Путь был долгим, но они не разговаривали. Дейдра включила приёмник, они прослушали новости, а потом и утомительное интервью с важным гнусавым романистом, надеявшимся на Букеровскую премию. Затем началась дискуссия о генетически модифицированных продуктах. Дейдра попросила Линли достать из бардачка какой-нибудь CD, что он и сделал, выбрав диск наугад и поставив его. Дейдра включила звук.

В Редруте она обогнула центр и двинулась согласно указателю в Фалмут. Линли не встревожился, но взглянул на девушку. Губы у неё были крепко сжаты, выражение лица — как у человека, решившего идти до конца. Неожиданно он почувствовал сожаление, хотя, если б его попросили назвать причину, не смог бы объяснить, о чём сожалеет.

Отъехав от Редрута, Дейдра свернула на второстепенную дорогу, затем ещё на одну. Такие узкие дороги обычно соединяют деревушки. На указателе было написано «Карнки», но вместо того, чтобы отправиться туда, Дейдра остановилась на перекрёстке, на треугольном участке земли. Линли решил, что сейчас она начнёт изучать дорожную карту, потому что заблудилась. Он увидел земляной вал, частично укреплённый камнем, а за ним — большое открытое пространство с торчащими из него огромными валунами. В отдалении находился фермерский дом из некрашеного гранита. Овцы щипали крестовник и мокричник.

— Расскажите мне о комнате, в которой вы родились, Томас.

Он подумал, что это очень странный вопрос.

— Зачем вам это?

— Желаю представить её, если не возражаете. Вы родились дома, а не в больнице. В родовом гнезде. Вот мне и захотелось узнать, каким оно было, ваше родовое гнездо? Родительская спальня? Родители таких людей, как вы, спят в одной комнате?

«Таких людей, как вы». Этими словами Дейдра провела линию фронта. Для Линли это был странный момент: вновь ощутить отчаяние, которое находило на него много раз в жизни, напоминание, что в меняющемся мире некоторые вещи неизменны.

Он отстегнул ремень, выбрался из машины и направился к земляному валу. Ветер здесь был сильным — ничто его не сдерживало. Линли почувствовал запах дыма, затем услышал, как хлопнула дверца машины. Дейдра подошла к нему, и он заговорил:

— Моя жена после свадьбы высказалась просто: «Никаких отдельных комнат. Никаких ночных визитов три раза в неделю. Будем соединяться с тобой, когда вздумается, спать станем рядом и всё будем делать на глазах друг у друга».

Линли улыбнулся, оглядел овец и обширный луг, доходивший до горизонта.

— Комната большая, два окна в глубоких амбразурах смотрят на сад, в котором растут розы. Есть камин, зимой им по-прежнему пользуются, хотя имеется центральное отопление. Такие дома невозможно согреть. Кровать стоит напротив окон. Она тоже большая, резная, итальянская. Стены окрашены в светло-зелёный цвет. Над камином золочёное зеркало, а рядом — коллекция миниатюр. Между окнами, на столике в форме полумесяца, стоит фарфоровая ваза. На стенах портреты и два французских пейзажа. На столиках семейные портреты. Вот и всё.

— Звучит впечатляюще.

— Комната скорее удобная, чем впечатляющая.

— Она подходит человеку вашего сословия.

— Это просто место, где я родился, Дейдра. Зачем вы хотели узнать о нём?

Дейдра окинула взглядом земляной вал, валуны в поле, крошечную площадку, на которой они стояли.

— Потому что я родилась здесь, — сказала она.

— В фермерском доме?

— Нет, Томас. Здесь. В этом… называйте как угодно. Здесь.

Дейдра подошла к камню, вынула из-под него открытку и подала Линли.

— Вы говорили, что Хоунстоу относится к эпохе Якова Первого?

— Частично — да.

— Я так и думала. У меня всё намного скромнее.

Линли посмотрел на открытку с изображением цыганского каравана; такие некогда разъезжали здесь: ярко-красная кибитка, высокая зелёная крыша, жёлтые колёса. Он подумал, что Дейдра явно не цыганского рода-племени, а значит, её родители наверняка проводили здесь отпуск. Туристы всё время наезжают в Корнуолл. Нанимают кибитки и изображают из себя цыган.

Судя по всему, Дейдра прочитала его мысли.

— В моём случае — никакой романтики. Родилась я не во время маминого отпуска, и в нашем роду никаких цыган не было. Мои мама и папа — кочевники. Тёти и дяди — тоже. Бабушки и дедушки были кочевниками. Именно в этом месте остановился наш фургон, когда я появилась на свет. Только фургон был не таким ярким, как этот. — Дейдра кивнула на открытку. — Его многие годы не красили, а в остальном всё очень похоже. Не то что Хоунстоу.

Линли не знал, что на это ответить. Он не знал, верить ли Дейдре.

— Условия… — продолжала Дейдра. — Я бы назвала их довольно стеснёнными, хотя, когда мне исполнилось восемь, положение несколько улучшилось. К тому времени нас стало уже пятеро: мои родители, я и близнецы.

— Близнецы?

— Брат и сестра. Младше меня на три года. И при этом ни один из нас не родился в Фалмуте.

— Может, вы и не Дейдра Трейхир?

— В некотором роде Дейдра.

— В некотором роде? Что это значит?

— Хотите узнать меня настоящую?

— Хочу.

Линли поднял глаза от открытки — Дейдра внимательно смотрела на него. Судя по всему, следила за его реакцией. Должно быть, она что-то прочитала на его лице и поняла, что нет смысла скрывать.

— Хорошо, Томас, пойдёмте. Вы увидите намного больше.

Когда Керра вышла из кабинета, чтобы спросить совета у Алана насчёт найма на работу, она очень удивилась, увидев у ресепшена Мадлен Ангарак. На ней была форма сотрудницы пекарни. Керра решила, что Мадлен принесла ей свою продукцию, и посмотрела на стол, нет ли там коробки с надписью «Кэсвелин из Корнуолла».

Коробки не было. Значит, Мадлен здесь с другой целью, и цель эта, возможно, имеет отношение к ней, к Керре. Ей больше не хотелось ругаться с Мадлен. Она чувствовала, что этот период закончился.

Мадлен окликнула Керру дрожащим голосом — кажется, она боялась реакции бывшей подруги. Разумно: последний их разговор мирным не назовёшь, и расстались они не лучшим образом. Впрочем, они давно отдалились.

Обычно Мадлен излучала здоровье, но сейчас всё было по-другому. Видимо, она не выспалась, и её тёмные волосы потеряли прежний блеск. Глаза, правда, остались всё теми же: большими, тёмными, притягивающими. Неудивительно, что Санто ею увлёкся.

— Можно тебя на пару слов? — обратилась она к Керре. — Я отпросилась на полчаса из пекарни. Сказала, по личному делу.

— Вот как? У тебя личное дело ко мне?

Упоминание о пекарне навело Керру на мысль, что Мадлен хочет устроиться к ним на работу. И кто бы её в этом обвинил? Несмотря на знаменитую продукцию, карьеру в пекарне вряд ли построишь. Да и удовольствие сомнительное. Мадлен могла бы стать инструктором сёрфинга, если бы Керра уговорила отца включить эту дисциплину в перечень услуг «Эдвенчерс анлимитед».

— Да, к тебе. Может, присядем где-нибудь?

В этот момент из кабинета вышел Алан.

— Керра, — начал он, — я только что общался с кинооператорами, и они…

Тут Алан заметил Мадлен. Он перевёл взгляд с неё на Керру, лицо его излучало дружелюбие. Он кивнул и продолжил:

— Прости, я поговорю с тобой позже. Здравствуй, Мадлен. Рад тебя видеть.

Алан вернулся в кабинет.

— Может, пройдём в гостиную? — предложила Керра.

— Хорошо, — согласилась Мадлен.

Керра отвела гостью в гостиную. Из окна она увидела, что отец даёт распоряжения двум рабочим, которые, вместо того чтобы посадить кусты за клумбой, устроенной возле лужайки для боулинга, сдуру посадили их перед клумбой.

— О чём они только думают? — пробормотала она.

— Что? — не поняла Мадлен.

Сама Мадлен даже не выглянула на улицу. Керра решила, что гостья нервничает.

— Мы устроили площадку для боулинга позади скалодрома. Это идея Алана. Отец считает, что никто боулингом заниматься не будет, а Алан уверен, что вместе с семьёй могут приехать бабушка и дедушка и вряд ли они полезут на стенку. Я возразила, что он не знает современных дедов, но Алан настоял. В итоге мы ему уступили, тем более что во многих других случаях он оказался прав. Если не получится, мы всегда сможем сделать из этой территории что-то другое. Крокет или ещё что-нибудь.

— Да, понимаю. Алан очень умный.

Керра кивнула. Она надеялась, что Мадлен наконец объяснит причину своего прихода. Керре хотелось заявить прямо, что её отец вряд ли включит сёрфинг в перечень услуг «Эдвенчерс анлимитед». Надо сразу расставить все точки над «i». С другой стороны, пусть уж гостья сама поведает, чего хочет. У Керры всё-таки оставались подозрения, что Мадлен явилась не ради трудоустройства. Она решила помочь бывшей подруге.

— Ну вот мы и здесь, — нарушила она молчание. — Может, кофе или чего-нибудь ещё?

Мадлен покачала головой. Она опустилась на краешек нового дивана и подождала, когда Керра сядет напротив.

— Мне очень жаль Санто, — сказала Мадлен.

Глаза её наполнились слезами, совсем не так, как в их последнюю встречу.

— В прошлый раз я промолчала, — добавила она. — Но мне действительно очень жаль.

— Да, я так и думала.

Мадлен поморщилась.

— Я знаю, что ты думала. Что я желала ему смерти или, по крайней мере, какого-нибудь увечья. Но это не так. Честно.

— Я бы не удивилась, если бы ты хотела, чтобы Санто пострадал не меньше тебя. Он с тобой дурно обошёлся, но я ведь предупреждала.

— Да, помню. Но мне казалось, что ты…

Мадлен затеребила передник. Форма выглядела на ней ужасно: не тот цвет, не тот стиль. Удивительно, что фирма «Кэсвелин из Корнуолла» так одевает своих сотрудников.

— Мне казалось, что ты ревнуешь.

— В каком смысле ревную? Ты решила, что у меня на тебя тайные сексуальные планы?

— Да нет. В другом смысле, как подругу. Я подумала, что ты не хочешь делиться друзьями. Вот и всё.

— Что ж, здесь есть доля правды. Я считала тебя своей подругой и не понимала, как ты можешь быть с ним и одновременно со мной. Всё так запуталось. Это потому, что я хорошо изучила своего брата. И всё ждала того, что произойдёт, когда он тебя бросит.

— Так ты знала, что Санто меня бросит?

— Я подозревала, что такое может случиться. Так уж у Санто было заведено. А что потом? Ты вряд ли после этого стала бы приходить сюда. Здесь всё напоминало бы тебе о нём, даже я стала бы для тебя таким напоминанием. Тебе приходилось бы постоянно слышать его имя. Так что ваш роман сильно всё осложнил, и непросто было найти выход. То, что я чувствовала, никак не получалось выразить словами. Ты бы мне не поверила.

— Я не хотела терять тебя как подругу.

— Да, я тебя тоже.

«И что теперь?» — подумала Керра. Они вряд ли вернутся к прежним отношениям. Слишком много всего произошло, приходится считаться с реальностью. Между ними стоит смерть Санто и всё, что с нею связано. Многое останется невысказанным, пока есть хоть малейшая вероятность того, что Мадлен Ангарак причастна к гибели Санто.

Мадлен, кажется, сама всё понимала.

— Я очень испугалась, когда произошла эта трагедия, — сказала она. — Да, я злилась на Санто, была оскорблена. Многие люди догадывались о моём настроении. Я не стала скрывать того, как твой брат со мной поступил. Знал отец, знал брат. Знали и другие люди. Уилл Мендик, Яго Рит. Один из них… понимаешь… один из них мог совершить преступление. Но я никогда этого не хотела.

У Керры побежали по спине мурашки.

— Кто-то мог сделать это, чтобы отомстить за тебя?

— Но против моего желания! Однако теперь, когда выяснилось…

Мадлен сжала кулаки. Керра видела, как её ногти вонзились в ладони.

— Мадлен, ты знаешь, кто убил Санто? — медленно произнесла Керра.

— Нет! — воскликнула Мадлен.

По этой реакции Керра поняла, что бывшая подруга открыла ещё не все карты.

— Мадлен, ты что-то утаиваешь. Что?

— Вчера ко мне приходил Уилл Мендик. Ты с ним знакома?

— Парень из бакалейного магазина? Да. А что такое?

— Я ему тоже рассказывала свою историю с Санто. Не всё, но достаточно. И Уилл…

Судя по всему, Мадлен не могла закончить фразу. Она теребила оборку передника, вид у неё был жалкий.

— Я не знала, что нравлюсь Уиллу, — пробормотала она.

— Ты намекаешь, что Уилл сделал что-то с Санто, потому что у него к тебе чувства? Пытался посчитаться за тебя?

— Уилл утверждает, что просто разобрался с Санто. Не думаю, что он врёт.

— Они ведь дружили. Вряд ли Уилл повредил бы снаряжение.

— Я не могу в это поверить… Уилл не стал бы.

— А ты поставила в известность полицию?

— Я ни о чём не знала. До вчерашнего вечера. Если бы подозревала, что Уилл что-то задумал, пусть даже не всерьёз… Я не желала Санто ничего плохого. Если и хотела, чтобы он пострадал, то совсем иначе. Понимаешь, что я имею в виду? Пострадал бы душевно, как страдала я. А теперь, боюсь…

Мадлен окончательно измяла свой передник. «Кэсвелину из Корнуолла» это не понравится.

— Ты думаешь, Уилл Мендик убил Санто, пытаясь отомстить за тебя, — заключила Керра.

— Кто-то убил. Конечно, против моей воли. Я не просила… не говорила…

Керра поняла наконец, зачем пришла Мадлен. Поняла, какая Мадлен на самом деле. Возможно, эта перемена произошла в Керре благодаря Алану. У неё изменилось отношение к Мадлен, она увидела происходящее её глазами. Она встала со своего места и подсела к бывшей подруге. Ей хотелось взять Мадлен за руку, но она удержалась. «Это уж слишком, — пронеслось у неё в голове. — Слишком рано».

— Мадлен, послушай меня. Я не думаю, что ты имеешь какое-то отношение к гибели Санто. Был момент, когда я могла тебя подозревать. Возможно, я и подозревала, но только по собственной глупости. То, что случилось с братом, не твоя вина.

— Но я вроде как жаловалась людям…

— Это нормально. Ты же не говорила им, что жаждешь смерти Санто.

Мадлен заплакала. То ли от долго сдерживаемого горя, то ли от облегчения — сложно сказать.

— Ты мне веришь? — всхлипнула Мадлен.

— Целиком и полностью, — кивнула Керра.

Селеван дожидался Яго Рита у камина в баре «Солтхаус». Селеван страшно спешил, что было для него нетипично. Он позвонил приятелю в «Ликвид эрс» и попросил его встретиться раньше, чем всегда. Нужно было поговорить. Яго согласился, даже не стал уточнять, что они будут обсуждать.

— Конечно, ведь мы же с тобой друзья, — добавил он.

Яго предупредил Лью, заверил, что вернётся через полчаса, и оставил работу сразу же, как только смог. Обычно Лью с пониманием относился к проблемам своих сотрудников.

Селеван закончил дела в «Снах у моря», положил в автомобиль всё необходимое и отправился в гостиницу. Он надеялся на скорое появление Яго, хотя мастерская «Ликвид эрс» находилась на приличном расстоянии от «Солтхауса» и Яго не мог приехать в ту же минуту.

Накануне Селеван принял решение. Он вошёл в тесную спаленку Тэмми и вынул из шкафа брезентовый рюкзак, который внучка привезла из Африки. Рюкзак и тогда ей не понадобился, и сейчас был не нужен, потому что вещей у Тэмми было всего ничего. Селеван быстро вынул скромные пожитки внучки из комода: несколько пар трусов большого размера (такие трусы могла бы носить крупная старуха), несколько пар колготок, несколько нижних рубашек (девчонка была такой плоской, что лифчик был ей без надобности), два свитера и несколько юбок. Брюки отсутствовали: Тэмми их не носила. Вся одёжка у неё была чёрной, за исключением трусов и рубашек. Те были белыми.

Затем Селеван сгрёб книги, которых оказалось больше, чем одежды. Все книги — либо жития святых, либо философские сочинения. Были у Тэмми и дневники. Селеван их не отслеживал и гордился этим, потому что в последнее время девочка ничего от него не скрывала. Несмотря на пожелания её родителей, Селеван не смог заставить себя читать девчоночьи мысли и фантазии.

Больше у внучки ничего не имелось, кроме туалетных принадлежностей да одежды, которая была на ней. Паспорт Селеван забрал сразу же, как только Тэмми приехала.

«Не позволяй ей носить с собой паспорт, — наставлял его сын, пока Тэмми летела в самолёте, — а то сразу сбежит».

Селеван решил, что пора вернуть Тэмми паспорт. Он хотел взять его там, где припрятал, — под подкладкой корзины для белья. Документа на месте не оказалось. Должно быть, Тэмми всё-таки нашла паспорт. Возможно, маленькая лиса давно с ним ходит. И носит на теле, потому что Селеван регулярно осматривал её сумку в поисках контрабанды. Что ж, Тэмми всегда просчитывала всё на шаг вперёд.

Селеван набрал номер её родителей, не обращая внимания на стоимость звонка и на то, что не может его себе позволить. Дозвонившись Салли Джой и Дэвиду в Африку, Селеван изложил им ситуацию.

— Послушай, сынок, дети должны идти своей дорогой, — рассудительно сказал он. — Предположим, Тэмми влюбилась в какого-нибудь хулигана. Если ты станешь запрещать ей с ним встречаться, она будет делать это из чувства противоречия. Простая психология.

— Тэмми взяла тебя в оборот? — грозно произнёс Дэвид.

Слышно было, как в квартире вопит Салли Джой:

— Что? Что случилось? Это твой отец? Что она сделала?

— Я не говорю, что она что-то сделала, — заметил Селеван.

Дэвид продолжил, не обратив внимания на эту реплику:

— Учитывая все обстоятельства, сомневаюсь, что Тэмми что-то сделала. Похоже, твои собственные дети не смогли заставить тебя смотреть на вещи разумно.

— Да нет, сынок, я признаю свои ошибки. Хотя всё вы нормально устроились, каждый пошёл своей дорогой. Девочка хочет того же.

— Она сама не знает, чего хочет. Послушай, ты собираешься налаживать отношения с Тэмми или нет? Если не станешь ей противостоять, то и отношений не будет, это я тебе обещаю.

— Наоборот, если стану противостоять, тогда не будет отношений. Так что ты мне посоветуешь, парень?

— Продемонстрируй здравый смысл. Тэмми его начисто лишена. Будь для неё примером.

— Примером? Да ты что? Как я могу быть примером для семнадцатилетней девчонки? Чушь какая-то!

Они снова двигались по кругу. Селевану так и не удалось переубедить сына. Тот не понимал, что Тэмми настроена решительно и гнёт у деда в Англии свою линию. Дэвид мог бы с тем же успехом услать дочь на Северный полюс, и Тэмми нашла бы способ жить по-своему.

— Отправь её домой, — велел Дэвид напоследок.

Прежде чем он повесил трубку, Селеван услышал голос Салли Джой:

— Но что мы станем с ней делать, Дэвид?

Селеван стал собирать пожитки Тэмми.

Тогда он и позвонил Яго. Сейчас он в последний раз заедет за Тэмми в магазин сёрферов, только надо, чтобы кто-то благословил его на это. Старик казался самой лучшей кандидатурой.

Когда Яго вошёл в бар, Селеван с облегчением помахал ему рукой. Яго остановился у стойки, перекинулся парой слов с Брайаном, снял куртку и вязаную шапку, надвинутую на длинные седые волосы, и подсел за стол. Он поудобнее устроился на табурете и повернулся лицом к другу. Огонь в очаге ещё не зажгли: слишком рано, кроме них в баре никого не было. Яго спросил, можно ли ему растопить камин, и Брайан кивнул. Яго сунул зажжённую спичку и дунул на вспыхнувшие огоньки. Он поблагодарил Брайана, когда тот принёс ему «Гиннес», и отхлебнул из кружки.

— Что случилось, приятель? — обратился он к Селевану. — Ты как-то странно выглядишь.

— Уезжаю. Через несколько дней.

— Вот как? Куда же?

— На север. Недалеко от границы.

— Это что же? Уэльс?

— Шотландия.

Яго присвистнул.

— Далековато. И я должен присмотреть за хозяйством? И за Тэмми?

— Тэмми я возьму с собой, — сообщил Селеван. — Я сделал всё, что мог. Работа окончена. Теперь мы отчаливаем. Пора девчонке позволить жить так, как она хочет.

— Это хорошо, — кивнул Яго. — Я тоже здесь надолго не задержусь.

— Куда же ты, Яго? — удивился Селеван. — Я думал, ты весь сезон будешь здесь.

Старик покачал головой. Он поднял кружку и сделал большой глоток.

— Я на одном месте долго не сижу. Думаю махнуть в Южную Африку. Возможно, в Кейптаун.

— Значит, когда я вернусь, тебя не будет. Может, это и глупо, но я к тебе привык.

Яго взглянул на Селевана, стёкла его очков сверкнули.

— Лучше этого не делать. Не стоит ни к кому привязываться.

— Я знаю, но…

Открылась дверь бара, но не так, как её открывают обычные посетители — чтобы просто войти, а широко, с грохотом.

На пороге показались две женщины. У одной — стоящие торчком красные волосы, у другой — низко натянутая на лоб вязаная шапка. Женщины огляделись, и рыжеволосая направилась к очагу.

— Мы хотели бы поговорить с вами, мистер Рит, — заявила она.

Глава 28

Они ехали на запад. Почти не общались. Линли поинтересовался, почему Дейдра врала о подробностях, которые легко можно проверить. Например, о Поле, хранителе приматов. Можно позвонить по телефону и узнать, что никакого Пола в зоопарке нет. Разве она не понимала, как это расценит полиция?

Дейдра посмотрела на Линли. В этот раз она не надела контактные линзы, и светлые волосы падали на оправу очков.

— Я как-то не думала о вас как о копе, Томас. И ответы на вопросы, которые вы мне задавали, были частными. Они не имели отношения к гибели Санто Керна.

— Но то, что вы что-то скрываете, вызвало подозрения. Вы должны были сознавать это.

— А вдруг бы мне повезло?

Некоторое время они молчали. Возле побережья ландшафт изменился. Каменистая фермерская земля с отдельными пастбищами уступила место горам и глубоким ложбинам, на горизонте показались брошенные шахты Корнуолла.

Дейдра держала путь в Сент-Агнес — деревушку, прилепившуюся к горному склону. На нескольких её живописных крутых улицах стояли магазины и дома с террасами. Улицы повторяли течение реки, устремившейся к бухте Треваунанс, Тягачи на низкой воде тащили ялики в море, с запада шли хорошие волны, и сёрферы со всей округи примчались сюда, надеясь поймать девятифутовую волну. Вместо того чтобы ехать в бухту, Дейдра повернула на север, следуя дорожному указателю на Уил-Китти.

— Вы солгали насчёт того, что не узнали Санто Керна, когда увидели тело. Я не могу игнорировать этот факт. Разве вы не понимаете, насколько подозрительно это выглядит?

— На тот момент это было неважно. Если бы я призналась, что была с ним знакома, полиция начала бы допытываться. Я стала бы объясняться, и пришлось бы указывать пальцем…

Дейдра взглянула на Линли. Выражение её лица было раздражённым, недоуменным.

— Неужели вы действительно не понимаете, что это значит ощущать себя человеком, который втягивает своих приятелей в полицейское расследование? Вы же не бесчувственный чурбан. Мне были известны конфиденциальные вещи, которые я обещала хранить в тайне. Хотя что я рассказываю? Ваш сержант должна была с вами поделиться. Без сомнения, вы ведь вместе завтракали. Не поверю, что она вас так и не просветила.

— В вашем гараже имеются автомобильные следы. Больше чем от одной машины.

— Это — машины Санто и Альдары. Ваш сержант наверняка сообщила вам об Альдаре, любовнице Санто. И о том, что они пользовались моим домом.

— Почему вы с самого начала утаили эту информацию?

— Тогда бы вы перестали копаться в моём прошлом? Не послали бы сержанта в Фалмут? Не позвонили бы в зоопарк? Что ещё? Вы и с Локом беседовали? Вы и его жизнь отследили? Вы спрашивали, действительно ли он нездоров, или я всё сочинила? В самом деле, это кажется неправдоподобным: брат-китаец с расщеплением позвоночника. Умный, но больной. Интригующая история.

— Я выяснил, что он учится в Оксфорде. — Линли был смущён, но уж что сделал, то сделал: это часть его работы. — Вот главное, что я узнал.

— И как вы это обнаружили?

— Пустяки, Дейдра. Полиция во всём мире связана друг с другом, а уж в пределах страны и подавно. Сейчас всё проще, чем раньше.

— Понимаю.

— Нет, не понимаете. Вы же не коп.

— Вы тоже не коп. Или всё уже изменилось?

Линли не ответил. Возможно, какие-то вещи у него в крови и он не может от них избавиться даже при желании.

Они снова замолчали. Боковым зрением Линли заметил, как Дейдра поднесла руку к щеке, и ему показалось, что девушка плачет. Но когда он внимательно посмотрел на неё, то увидел, что она просто убрала прядь волос, упавшую на оправу очков, и нетерпеливо завела её за ухо.

В Уил-Китти они проехали мимо насосной станции; неподалёку от неё стояли дома, возле некоторых из них — автомобили. В отличие от многих старых насосных станций здание станции в Уил-Китти было отремонтировано. Сейчас в нём находились какие-то конторы, как и в длинных низких домах по соседству. Все постройки были из местного камня.

Линли понравилось то, что он увидел. Ему всегда было жаль смотреть на покрытые сажей полуразрушенные насосные станции. Приятно, когда их снова для чего-то используют, ведь Сент-Агнес окружало целое кладбище шахт, особенно у бухты Треваунанс. Там возник призрачный город насосных станций в сопровождении труб — молчаливых свидетелей надругательства человека над землёй. А сама земля поросла вереском, пробивающимся между гранитными валунами, где устроили гнёзда галки, чайки и вороны. Деревьев было мало: ветры с моря не способствовали их выживанию.

К северу от Уил-Китти дорога сужалась, превращаясь чуть ли не в тропу, спускающуюся в крутой овраг. Машина Дейдры едва вписывалась в ширину этой тропы. Слева лежали валуны, справа бежал быстрый ручей. Наконец они подъехали к ещё одной насосной станции, самой разрушенной из всех, что им попались по дороге из Редрута. Местность густо поросла кустарником, позади станции торчала труба в таком же жалком состоянии.

— Ну вот мы и добрались, — сообщила Дейдра.

Из машины она не выбралась, просто повернулась к Линли.

— Вообразите, — начала она, — что кочевник решает прекратить своё занятие, потому что в отличие от предков хочет от жизни чего-то другого. Его посещает идея, не очень практичная, поскольку всё, что он делал, никогда не было практичным, но всё же он решает попытаться её осуществить. Он приходит сюда, убеждённый в том, что можно разбогатеть, добывая в шахте оловянную руду. Читает он очень плохо, однако изучил на эту тему всё, что мог. Он всё понимает в промывке руды. Вы знаете, что такое промывка руды, Томас?

Линли смотрел поверх плеча Дейдры. В семидесяти ярдах от места, где они припарковались, стоял старый фургон. Некогда белый, теперь он покрылся ржавчиной. На окнах висели жёлтые занавески с цветочным рисунком. Рядом находился разрушенный навес и шкаф из толя, напоминающий уличную туалетную кабинку.

— Да, — ответил Линли. — Это очищение руды от мелких камней и поиск жильного олова.

— Верно, жильное олово, — подтвердила Дейдра. — Но если вы и не отыщете жилу, не страшно, потому что олово можно найти в россыпях, а потом превратить… в то, во что захотите. Или продать специалистам, обрабатывающим металл, или ювелирам. Главное, что вы сможете содержать себя, если будете усердно трудиться и если вам повезёт. Конечно, вкалывать приходится гораздо больше, чем ожидалось, да и особо здоровой такую жизнь не назовёшь, к тому же постоянно вмешиваются городские службы, властные структуры, многочисленные доброжелатели, являющиеся с проверкой. Это отвлекает от дела. Кочевник старается найти укромное местечко, в котором он мог бы добывать руду, не попадаясь никому на глаза. Но где бы он ни появился, везде возникают проблемы, а ведь ему нужно содержать троих детей и жену. Поскольку один он не в состоянии с этим справиться, приходится ждать помощи от домочадцев. Он решает, что учить детей будет жена, так как он не может тратить каждый день по нескольку часов на то, чтобы отвозить их в школу. Но ноша тяжела, с обучением ничего не получается, и на приличную еду заработать не удаётся. Как и на пристойную одежду. А ведь детям надо и прививки делать, и зубы лечить. Всегда что-нибудь! Обычные дети всё это воспринимают как само собой разумеющееся. А эти, когда к ним приходят социальные работники, прячутся. Так продолжается годами. Когда наконец всё вскрылось, старшей девочке исполнилось тринадцать, а близнецам — мальчику и девочке — десять. Они не умели ни читать, ни писать, кожа их покрылась болячками, зубы были в ужасном состоянии. Врача они не видели ни разу. У тринадцатилетней девочки не было волос. Их не сбрили, они выпали. Детей сразу же забрали. Разразился страшный скандал. Местные газеты писали взахлёб, публиковали фотографии. Близнецов отдали семье в Плимуте. Старшую девочку отправили в Фалмут. Там её взяла пара, ставшая приёмными родителями. Девочка настолько прикипела к ним, что совершенно забыла о своём прошлом. Изменила имя, выбрала то, которое казалось ей красивым. Конечно, она понятия не имела, как его написать, понаделала в нём ошибок, и новые родители умилились. «Дейдра, — сказали они, — ступай в свою новую жизнь, Дейдра». И она ни разу не приехала туда, откуда пришла. Ту жизнь она оставила позади и никогда о ней никому не говорила. Никто в её второй жизни об этом не знал, потому что детство казалось ей позором. Можете вы это понять? Куда вам! Но так всё и было, пока сестра её не отыскала. Она настояла, чтобы Дейдра вернулась в то последнее место на земле, куда бы она отправилась по доброй воле, в то место, которое она поклялась сохранить в тайне.

— Поэтому вы и солгали Ханнафорд о своём маршруте в Корнуолл? — спросил Линли.

Дейдра промолчала. Она открыла дверцу и вышла, Линли сделал то же самое. Они постояли, глядя на дом, который Дейдра покинула восемнадцать лет назад. Кроме фургона — пристанища для пяти человек, мало что можно было увидеть. В полуразвалившейся постройке, возможно, ещё хранились инструменты, с помощью которых извлекали руду из камней. Возле стены находились три старые тачки и два велосипеда с прикреплёнными по бокам драными корзинками. Когда-то здесь посадили герань, но горшки треснули, а цветы увяли и свесились через край, словно просили о скором конце.

— Настоящее моё имя — Эдрек Уди. Вы знаете значение слова «эдрек», Томас?

— Нет, — отозвался Линли.

Ему не хотелось, чтобы Дейдра продолжала свою историю. Его переполняла печаль, он ругал себя за то, что вторгся в жизнь, которую она пыталась забыть.

— «Эдрек» на корнуоллском диалекте означает «сожаление», — пояснила Дейдра. — Пойдёмте, познакомитесь с моей семьёй.

Яго Рит ничуть не удивился и не встревожился.

Он выглядел так же, как и в тот раз, когда Би впервые увидела его в «Ликвид эрс». Может, они ошиблись насчёт него?

Старик согласился на разговор. Они могут присоединиться к нему и к его приятелю Селевану Пенрулу либо отправиться в более укромное место.

— Мы бы хотели побеседовать с вами в отделении, если не возражаете, — сказала Би.

— Боюсь, что возражаю, — вежливо ответил Яго. — Мне не хотелось бы пользоваться вашим гостеприимством. Желаете меня арестовать, мадам?

Би остановило слово «мадам», произнесённое тоном человека, считающего, что он находится в выгодном положении.

— У вас есть какая-то причина, по которой вы отказываетесь с нами ехать, мистер Рит?

— Нет, конечно. Но если нам нужно пообщаться, то лучше сделать это там, где мне удобно. В полицейском отделении мне будет некомфортно. — Яго улыбнулся, показав зубы с застарелыми пятнами от чая и кофе. — В любом помещении мне неуютно, я теряю связность речи, а уж в полицейском отделении и подавно. Там я сразу же напрягаюсь.

Би прищурилась.

— В самом деле?

— У меня что-то вроде клаустрофобии.

Приятель Рита слушал всё это, открыв рот и поглядывая то на Яго, то на Би.

— О чём идёт речь, Яго? — вмешался он.

— Может, просветите вашего друга? — предложила Би.

— Это по поводу Санто Керна, — пояснил Яго. — Хотят что-то ещё узнать. Я с ними уже говорил. — Он повернулся к Би. — И очень рад помочь вам. Обращайтесь так часто, как вам угодно. Давайте выйдем из бара. Там и решим, где и когда состоится наша беседа.

Хейверс хотела что-то вставить, но Би остановила её взглядом: они посмотрят, что у Яго на уме. Он либо ничего не знает, либо страшно хитёр. У Би имелось на этот счёт твёрдое мнение.

— Будь осторожен, приятель, — предостерёг Селеван.

Они вышли из бара и закрыли за собой дверь. Бармен с любопытством смотрел вслед, вытирая бокалы.

Когда они остались одни, Яго Рит заговорил совсем другим голосом:

— Вы не ответили на мой вопрос. Я что, арестован, инспектор?

— А разве есть повод? — парировала Би.

— Прошу вас, инспектор, не принимайте меня за дурака. Вы поймёте, что я отлично знаю свои права. По большому счёту я изучил их в совершенстве. Арестуйте меня, пожалуйста, но только в том случае, если у вас и в самом деле есть что-то против меня. Держать меня дольше шести или девяти часов вы не можете. И после этого вам самой придётся отвечать за неправомочные действия. Так что решайте, чего от меня хотите. Если разговора, то не в камере. А если решили меня посадить, то общаться с вами я буду только в присутствии адвоката, и я воспользуюсь своим законным правом, о котором так часто забывают.

— А это…

— Вы всё знаете, инспектор: дальше мне можно не произносить ни одного слова.

— Вне зависимости от того, как это будет выглядеть?

— Если честно, мне наплевать, как это будет выглядеть. Так что выбираете вы и ваша помощница? Открытость и искренность или молчание и взгляд, направленный на вас или на стену в вашем отделении? Если первое, то именно я буду решать, где нам общаться.

— Довольно смело с вашей стороны, мистер Рит. Или мне следует называть вас мистером Парсонсом?

— Можете называть меня как угодно, инспектор.

Яго потёр ладони друг о друга. Таким жестом стряхивают муку во время хлебопечения или землю при посадке цветов.

— Ну? Что предпочтёте?

«По крайней мере, — подумала Би, — мы разобрались с вопросом, хитрый этот Рит или откровенный».

— Как пожелаете, мистер Рит. Может, попросим хозяина предоставить нам отдельную комнату в гостинице?

— Могу предложить вам место получше, — сказал Яго. — Подождёте меня? Я вернусь за курткой. Есть ещё один вход в бар, так что лучше вам меня проконтролировать. Вдруг вы станете волноваться, что я сбегу.

Би кивнула Хейверс. Сержант готова была сопровождать Яго Рита куда угодно. В баре они пробыли недолго. Яго взял свою куртку и перекинулся парой слов с приятелем. Они вышли, и Яго сообщил, что им придётся воспользоваться автомобилем. Может, у кого-нибудь из них есть телефон? Этот вопрос он задал очень вежливо. Наверняка понимал, что у них имеются мобильники. Би подумала, что Яго велит им оставить телефоны в баре, но дело приняло неожиданный оборот.

— Было бы неплохо, если бы к нам присоединился мистер Керн.

— Ни в коем случае, — возразила Би.

Яго снова улыбнулся.

— Боюсь, что это необходимо, инспектор Ханнафорд. Если, конечно, вы не собираетесь меня арестовать и продержать у себя девять часов. Ну так что? Мистер Керн…

— Нет, — отрезала Би.

— Короткая поездка в Олсперил. Уверяю вас, он будет рад.

— Я не стану просить мистера Керна.

— Думаю, что просить не будет необходимости. Просто передадите ему, что есть возможность поговорить о Санто с Яго Ритом. Или с Джонатаном Парсонсом, если угодно. Мистер Керн будет счастлив. Любой отец хочет знать, что случилось с его сыном.

— Инспектор, — настойчиво произнесла сержант Хейверс.

Би понимала, что Хейверс хочет ей что-то сказать. Наверняка предостеречь, посоветовать проявить осторожность. «Не позволяйте этому парню устанавливать свои порядки. Не ему решать, как будет идти расследование, а нам. В конце концов, это мы копы».

Однако в данный момент это были бы пустые слова. Бдительность необходима, это верно. Но похоже, им всё-таки придётся участвовать в сценарии, написанном человеком, взятым под подозрение. Би это не нравилось, однако другого пути она не видела. Конечно, можно упрятать его за решётку на девять часов — порой девять часов в камере или даже в комнате заседаний заставляют некоторых людей нервничать и соглашаться на откровенный разговор, но сейчас не тот случай: Яго Рита этим не напугаешь.

— Хорошо, мистер Рит. Я позвоню мистеру Керну из машины.

В фургоне находились двое. На узкой скамье под мохнатым одеялом лежала женщина, под головой — подушка без наволочки в пятнах от пота. Женщина была немолода, хотя не представлялось возможным определить, сколько ей лет — из-за истощения. Седые жидкие волосы были непричесаны. Болезненно жёлтое лицо, запёкшиеся губы.

Рядом с ней стояла женщина помоложе, возраст — от двадцати пяти до сорока лет. Без макияжа, волосы очень короткие, крашенные пергидролем. На женщине были клетчатая длинная плиссированная юбка, толстый пуловер и красные гольфы. Туфель не было. Когда Дейдра и Линли вошли, женщина прищурилась. Судя по всему, ей требовались очки.

— Мама, Эдрек приехала, — раздался её усталый голос. — С ней какой-то мужчина. Вы не врач? Ты привезла врача, Эдрек? Я же столько раз повторяла: с врачами мы покончили.

Женщина на скамье слабо пошевелила ногами, но головы не повернула. Она смотрела на потолок фургона, на мокрые пятна, которые напоминали тучи, готовые излиться дождём. Дыхание её было поверхностным и быстрым, судя по тому, как поднимались и опускались руки, сложенные на груди.

— Это Гвиндер, моя младшая сестра, — пояснила Дейдра. — А это Джен Уди, моя мать. Моя мать до того, как мне исполнилось тринадцать лет.

Линли взглянул на Дейдру. Девушка говорила так, словно они обозревают экспозицию в музее. Он представился:

— Томас Линли. Я не врач. Просто друг.

— Шикарный голос, — отозвалась Гвиндер.

Она продолжила делать то, чем занималась, то есть поднесла женщине стакан с какой-то белой жидкостью.

— Хочешь пить, мама?

Джен Уди покачала головой. Пальцы её приподнялись и снова упали.

— Где Горон? — спросила Дейдра. — И где твой отец?

— Он и твой отец тоже, — заметила Гвиндер, — как бы ты к этому ни относилась.

В её словах можно было уловить укор.

— Где они?

— Где ещё им быть? Сейчас ведь день.

— На ручье или в сарае?

— Откуда мне знать? Где-то ходят. Мама, ты должна это выпить. Тебе это на пользу.

Рука Джен поднялась и опустилась. Голова слегка дёрнулась. Женщине хотелось отвернуться лицом к стене, так, чтобы её не видели.

— Разве они не помогают ухаживать за ней, Гвиндер? — поинтересовалась Дейдра.

— Я тебе говорила. За ней поздно ухаживать. Мы теперь только ждём.

Гвиндер села на скамью возле запачканной подушки и поставила стакан на подоконник. Желтушный дневной свет сквозь тонкую занавеску падал на лицо Джен. Гвиндер подняла подушку вместе с головой матери и снова взяла стакан. Одной рукой она придерживала мать за затылок, другой подносила стакан к губам. Она заставила мать открыть рот и влила туда немного жидкости. Мускулы на шее Джен чуть двинулись, и она немного проглотила.

— Тебе нужно её отсюда увезти, — сказала Дейдра. — Это место ей не годится. Да и тебе тоже. Здесь холодно и нездорово.

— Неужели я не понимаю? — ответила Гвиндер. — Потому и хочу взять её…

— Ты действительно веришь, что поможет?

— Это мамино желание.

— Гвиндер, она не религиозна. Чудеса только для верующих. Тащить её в такую дорогу! Взгляни на неё. У неё нет сил для путешествия. Да посмотри же ты на неё, бога ради!

— Чудеса для всех. И это то, чего мама хочет, в чём нуждается. Если мы не попытаемся, она умрёт.

— Она уже умирает.

— Об этом ты и мечтаешь? Я так и думала. Ты и твой шикарный друг. Зачем ты его с собой притащила?

— Он не мой… Он полицейский.

Гвиндер ухватилась за ворот пуловера.

— Мы не делаем ничего плохого, — запричитала она. — Не гоните нас. Городской совет в курсе… Нам разрешено здесь жить. Мы никого не беспокоим. — Она повернулась к Дейдре. — Он что, не один? Там ещё копы? Вы явились забрать маму? Она станет сопротивляться. Будет кричать. Не могу поверить, что вы так с ней поступите. После всего…

— После чего? — В голосе Дейдры послышалась глубокая обида. — После того, что она со мной сделала? После того, что она сделала с тобой? С нами троими? У тебя, судя по всему, короткая память.

— А твоя памятьуходит в века?

Гвиндер заставила мать глотнуть ещё. Жидкость вытекла изо рта Джен и полилась на подушку. Гвиндер попыталась вытереть, но неудачно.

— Её можно положить в хоспис, — предложила Дейдра. — Не годится держать её здесь.

— Мы что, оставим её там одну? Без семьи? Запрём и будем ждать, когда нам сообщат о её смерти? Я этого делать не стану. Если ты явилась сказать, что этим твоя поддержка исчерпывается, то уходи вместе со своим роскошным кавалером. Никакой он не коп. Копы так не выглядят.

— Гвиндер, прошу тебя, образумься.

— Убирайся, Эдрек. Я просила тебя о помощи, а ты отказала. Мы сами поедем.

— Я могу помочь, когда это разумно. Но я не желаю посылать вас в Лурд, или в Междугорье, или куда-то ещё, потому что это бессмысленно. Чудес не бывает.

— Бывают! И с мамой случится одно из них.

— Она умирает от рака поджелудочной железы. Ей остались недели или дни, возможно, несколько часов… и вы хотите, чтобы она провела их здесь? В фургоне? Без воздуха, света и даже без окна, через которое можно смотреть на море?

— С людьми, которые её любят.

— В таком месте нет любви. И никогда не было.

— Не говори так! — Гвиндер заплакала. — Только потому… Не смей этого говорить.

Дейдра сделала к ней шаг, но остановилась и поднесла руку к губам. Линли увидел, что глаза её за стёклами очков наполнились слезами.

— Оставь нас на эти недели, дни или часы, — добавила Гвиндер. — Уходи.

— Может, тебе нужно…

— Уходи!

Линли положил ладонь на руку Дейдры. Она сняла очки и утёрла глаза рукавом куртки, которую так и не сняла.

— Пойдём, — прошептал Линли и повёл Дейдру к двери.

— Сучка ты, — бросила им в спину Гвиндер. — Слышишь меня, Эдрек? Какая же ты сучка! Подавись своими деньгами! Убирайся со своим роскошным бойфрендом. Выметайся из нашей жизни. Ты нам не нужна, так что не возвращайся. Поняла меня, Эдрек? Мне жаль, что я к тебе обратилась. Не возвращайся!

Они вышли из фургона и остановились. Дейдра дрожала всем телом. Линли обнял девушку за плечи и прижался щекой к её голове, шепча:

— Мне очень жаль.

Тут раздался громкий оклик:

— Кто вы такие?

Возле сарая появились двое мужчин. Линли предположил, что это отец и брат Дейдры. Мужчины быстро подбежали к ним.

— Кто вы такие? — спросил пожилой.

Молодой молчал. С ним явно было что-то не в порядке. Он без стеснения почесал в паху, шумно вздохнул и прищурил глаза, как и его сестра-близнец. Затем дружелюбно кивнул. Уди не кивал.

— Чего вы хотите? — настойчиво продолжал он.

Его взгляд перебегал с Линли на Дейдру и обратно. Казалось, он оценивал визитёров, особенно их обувь. Линли понял почему, когда сам посмотрел на ноги Уди: из его ботинок торчали пальцы.

— Решили навестить.

Дейдра отодвинулась от Линли. Он заметил, что девушка не похожа ни на отца, ни на брата.

— Зачем вы приехали? — поинтересовался Уди. — Мы не нуждаемся в доброжелателях. Сами справляемся, и так было всегда. Так что выметайтесь. Здесь частная территория. Вон и знак висит.

Линли вдруг понял, что, хотя женщины в фургоне знают, кто такая Дейдра, мужчины об этом понятия не имеют. Наверное, Гвиндер сама разыскала сестру, хотя и подозревала, что её усилия будут напрасны. Уди и не догадывается, что общается с собственной дочерью. Линли подумал, что это естественно. Тринадцатилетняя девочка осталась в далёком прошлом, она ничуть не напоминала стоявшую перед ним воспитанную образованную женщину. Линли ждал, что Дейдра назовёт себя, но она этого не сделала.

Дейдра затеребила молнию на своей куртке. Видимо, нервничала.

— Хорошо, мы уходим, — наконец ответила она.

— Да уж сделайте милость, — отозвался Уди. — У нас тут бизнес, и мы не жалуем чужаков, которые забредают к нам в межсезонье. Мы открываемся в июне, вот тогда и приступим к продаже.

— Благодарю. Я запомню.

— И обратите внимание на табличку. Здесь написано: частная территория. Стало быть, не входить. Только когда откроемся. Понятно?

— Да. Всё ясно.

На самом деле Линли не видел никакого знака. Ни запрещения, ни указания на то, что в этом заброшенном месте ведётся какая-то деятельность. Но возражать не было смысла. Гораздо разумнее было уехать и оставить этих людей. Линли понимал, что когда-то Дейдра сделала именно это. Понимал также и её душевную борьбу.

Он сказал: «Пойдёмте», снова взял Дейдру за плечи и повёл к машине. Спиной он ощущал взгляды мужчин и по причинам, о которых не хотел задумываться, надеялся, что они так и не узнают, кто такая Дейдра. Разумеется, ничего опасного не произойдёт, если иметь в виду классическое значение слова «опасность». Но был повод для размышлений и кроме личной защищённости. Между Дейдрой и этими людьми пролегло эмоциональное минное поле, и Линли чувствовал потребность увезти Дейдру подальше от этих мест.

Когда они вернулись к машине, Линли вызвался сесть за руль. Дейдра возразила, заверив, что хорошо себя чувствует. Они уселись, но девушка не сразу завела двигатель. Она вытащила из бардачка несколько носовых платков, высморкалась, положила руки на руль и посмотрела на фургон.

— Теперь вы понимаете, — вздохнула Дейдра.

Её волосы снова упали на оправу очков. Линли захотелось убрать их, но он этого не сделал.

— Они собираются в Лурд. Жаждут чуда. Им больше не на что надеяться, да и денег у них нет. Поэтому я им и понадобилась. Поэтому Гвиндер меня разыскала. Но чем я могу им помочь? Должна ли я простить этих людей за то, что они сделали, за то, как мы жили, за то, кем мы не стали? Несу ли я сейчас за них ответственность? За что я им обязана, кроме самой жизни, — я имею в виду факт рождения? Если мне не за что благодарить родителей, кроме своего появления на свет, это значит, что всеми остальными обязанностями они пренебрегли.

И тогда Линли до неё дотронулся. Взял прядь её волос и убрал за ухо.

— Почему ваши сестра и брат вернулись? Разве их не взяли в приёмную семью?

— Дело в том… Приёмные родители списали это на несчастный случай. Якобы Гордон играл с полиэтиленовым пакетом. Скорее всего, там было что-то другое. Возможно, приёмные родители пытались приструнить чересчур активного ребёнка и сделали это неподобающим образом. Мальчик пострадал, и такого его никто не хотел усыновлять. Гвиндер, возможно, И взяли бы, но она отказывалась расстаться с братом. Так их и передавали из дома в дом на протяжении многих лет. Когда они выросли, вернулись сюда. — Дейдра печально улыбнулась и взглянула на Линли. — Это место, как и мой рассказ, вам в новинку, Томас?

— Я не уверен, что это имеет значение. — Линли хотел сказать больше, но не знал как. — Мне было бы приятно, если бы вы называли меня Томми. Моя семья и мои друзья…

Дейдра подняла руку.

— Нет, — отрезала она.

— Почему?

— Потому что для меня это имеет значение.

Яго Рит ясно дал понять: Бен Керн должен прийти один, без жены и детей. В качестве места для переговоров Яго предложил хижину Хедры.

Би заявила, что он набитый дурак, если рассчитывает, что они потащатся на эту скалу, где стоит этот дурацкий дом.

Яго ответил, что дурак он или нет, но права свои знает и менять условия не намерен.

Би возразила, что не в его компетенции решать, где должна состояться встреча с Беном Керном.

Яго улыбнулся и попросил сделать исключение. Возможно, он и в самом деле слишком гнёт свою линию, но Би наверняка хочет, чтобы он чувствовал себя свободно и всё рассказал. Так вот, в хижине Хедры ему будет максимально комфортно. Там, кстати, уютно: ни ветра, ни холода. Им будет хорошо, точно клопам за ковром.

— Он что-то задумал, — предположила сержант Хейверс, когда они ехали следом за «дефендером» Яго Рита в направлении Олсперила.

Яго предупредил, что они будут ждать мистера Керна у деревенской церкви.

— Лучше позвонить суперинтенданту и сообщить ему, куда мы направляемся, — предложила Хейверс. — И хорошо бы взять с собой охрану. Парней из отделения. Они могут спрятаться где-нибудь поблизости.

— Только если они замаскируются под коров, овец или чаек, — мрачно изрекла Би. — Рит продумал всё до мелочей.

Линли не ответил на звонок, и Би жутко на него рассердилась. Незачем было давать ему мобильник.

— Где этот чёрт? — спросила она и сама себе ответила: — Что ж, и так ясно.

В Олспериле, неподалёку от «Солтхауса», они припарковались на стоянке у церкви и остались сидеть в машинах. К тому моменту как Бен Керн наконец-то подъехал, прошло полчаса. За это время Би связалась с отделением, объяснила, где они находятся, а потом позвонила Рэю.

— Беатрис, ты рехнулась? Ты хоть понимаешь, что это полное нарушение закона?

— Чего я только не понимаю, — огрызнулась Би. — Мне нужно получить от этого человека информацию, которой я смогу воспользоваться.

— Ты же не думаешь, что он собирается…

— Да какая разница, что он собирается! Нас будет трое, а он один.

— Ты проверишь его на наличие оружия?

— Может, я и чокнутая, но не до такой же степени, Рэй.

— Я пошлю людей в Олсперил.

— Не делай этого. Если мне понадобится охрана, я легко смогу позвонить в отделение Кэсвелина.

— Мне плевать на то, что ты можешь и чего не можешь. Подумай о Пите да и обо мне, если уж на то пошло. Я не успокоюсь, пока буду знать, что ты в опасности. Господи, это полное нарушение закона!

— Ты это уже говорил.

— Кто сейчас с тобой?

— Сержант Хейверс.

— Тоже женщина? Где, чёрт возьми, Линли? Есть ещё сержант в отделении. У него, правда, придурковатый вид. Ну что ты с нами делаешь, Би!

— Рэй, этому человеку около семидесяти лет. У него руки трясутся. Если нам с ним не справиться, то мы вообще никуда не годимся.

— И тем не менее…

— До свидания, дорогой.

Би отключила мобильник и сунула в сумку.

Вскоре после того, как Би закончила телефонные звонки — Коллинзу и Макналти она тоже сообщила, где находится, — появился Бен Керн. Он вышел из машины, застегнул до подбородка молнию на куртке и в некотором недоумении взглянул на «дефендер» Яго Рита. Затем Бен увидел автомобиль Би, припаркованный у покрытой мхом кладбищенской стены, и направился к женщинам. Те выбрались из машины. Яго Рит последовал их примеру.

Он пристально смотрел на отца Санто Керна. Выражение лица Рита сильно изменилось. Ничего общего с доброжелательным стариком, каким он предстал в «Солтхаусе». Би подумала, что когда-то так выглядели сезонные рабочие, которые вставали ногой на спину своему врагу и приставляли кинжал к его горлу.

Яго глянул на Би и Хейверс и молча указал головой в сторону западных ворот стоянки.

— Раз мы должны следовать за вами, мистер Рит, я выставляю своё условие.

Старик вскинул брови. Судя по всему, он решил говорить, только когда они доберутся до условленного места.

— А ну-ка, руки на капот, ноги на ширину плеч, и доверьтесь мне, я ищу только оружие.

Яго послушался. Хейверс и Би обхлопали его сверху донизу и ничего не обнаружили, кроме шариковой ручки. Хейверс зашвырнула её через стену на кладбище.

Глаза Яго вопрошали: «Что, довольны?»

— Ведите, — велела Би.

Старик кивнул в сторону поцелуйной калитки^[58]. Он не стал оглядываться, идут за ним или нет. Очевидно, был уверен, что идут.

— В чём дело? — обратился Бен Керн к Би. — Зачем вы меня вызвали? Кто этот человек, инспектор?

— Вы не знакомы с мистером Ритом?

— Так это Яго Рит? Санто упоминал о нём. Старый сёрфер, работает на отца Мадлен. Санто его очень любил. Я и понятия не имел. Нет, я его раньше не видел.

— Сомневаюсь, что он и в самом деле сёрфер, хотя утверждает именно это. Он не показался вам знакомым?

— А что, должен?

— Да, поскольку это Джонатан Парсонс.

Бен Керн раскрыл рот и уставился в спину Рита. Тот уже приблизился к поцелуйной калитке.

— Куда он направляется?

— Туда, где хочет поговорить. С нами и с вами. — Би взяла Керна под локоть. — Но вы не обязаны его слушать. И следовать за ним не обязаны. Яго выставил условие, что даст показания только в вашем присутствии. Я понимаю, что это сумасшествие, это очень опасно. Но он взял нас на короткий поводок. То есть нас, копов, не вас. Это единственный способ дождаться от него признания.

— По телефону вы умолчали, что Яго — это Парсонс.

— Я опасалась, что вы примчитесь сюда как безумный. Да и сейчас постарайтесь вести себя адекватно. Достаточно нам одного ненормального. Двое — это уже перебор. Вы способны выслушать Яго Рита достойно? Более того, вы хотите выслушать его?

— Он убил Санто?

— Это мы и будем с ним обсуждать. Вы согласны? Бен сунул руки в карманы куртки и кивнул. Они прошли в поцелуйную калитку.

По другую сторону раскинулось коровье пастбище, огороженное колючей проволокой. Они ступали по грязной и неровной дорожке, изъезженной тракторами. На дальнем конце находилось другое поле, тоже обнесённое колючей проволокой. К нему вела ещё одна поцелуйная калитка. Примерно через полмили они оказались на Юго-Западной прибрежной тропе.

Дул сильный и порывистый ветер, на волнах качались морские птицы. Моёвки перекликались с серебристыми чайками. Зелёный баклан, завидев людей, сорвался со скалы. Птица закружила над водой в поисках добычи.

Они двинулись по побережью на юг и через двадцать ярдов дошли до проёма в кустарнике. Оттуда вели вниз каменные ступени. Би подумала, что они добрались до места. Яго Рит стал спускаться.

— Постойте здесь, — велела Би Бену и Хейверс, а сама последовала за Яго.

Она поняла, что отсюда можно выйти к морю. Но они находились на высоте двести футов, и Би не намерена была рисковать жизнью — своей и своих спутников. Би сосчитала, что ступенек всего пятнадцать, дальше начиналась ещё одна тропа, узкая, стиснутая с обеих сторон колючими кустами, которая тоже стремилась к югу. В конце тропы стояла древняя лачуга, частично встроенная в скалу. Би наблюдала, как Яго Рит приближается к лачуге и открывает дверь. Он увидел инспектора на ступеньках, но не помахал. Их глаза на мгновение встретились, и Яго вошёл в дом.

Би вернулась к Бену и Хейверс.

— Он внизу, в хижине, — сообщила она, перекрикивая шум ветра, моря и клёкот чаек. — Возможно, у него там что-то припрятано. Я отправлюсь первой. Подождите на тропе, не двигайтесь, пока я не подам сигнал.

Инспектор спустилась по ступеням и зашагала по тропе, чувствуя, как ветки кустов цепляются её за брюки. Когда она добралась до лачуги, то увидела, что Яго и в самом деле подготовился. Оружия, правда, у него не было. То ли он, то ли кто-то другой принёс в лачугу спиртовку, кувшин с водой и маленькую коробку с провиантом. Рит уже заваривал чай.

Лачуга была построена из деревянных обломков затонувших кораблей — за многие столетия их тут погибло немало. Три стены маленького помещения с неровным каменным полом огибала скамья. Люди, как водится, вырезали на стенах свои инициалы, и сейчас комната напоминала деревянный Розеттский камень. Здесь отмечались и любовники, и те, чья внутренняя неполноценность заставляла искать что-то, что придало бы значительности их существованию.

Би попросила Рита отойти от спиртовки, и тот охотно подчинился. Она проверила спиртовку и всё остальное: пластмассовые чашки, сахар, чай, молочный порошок в пакетиках и ложку для размешивания. Её удивило лишь, что старик не подумал о выпечке.

Затем Би вышла за дверь и позвала Хейверс и Бена Керна. Всем четверым в лачуге было не развернуться, но Яго Рит всё же приготовил чай и каждому подал чашку, словно радушная хозяйка. Затем погасил пламя спиртовки и убрал её под скамью. Возможно, тем самым он дал знать, что не имеет намерения использовать её как оружие.

За закрытой дверью шум ветра и крики чаек звучали приглушённо. В помещении было тепло и тесно.

— Вы пригласили нас сюда, мистер Рит. Что вы хотите нам рассказать?

Яго держал чашку обеими руками. Он кивнул и обратился не к Би, а к Бену Керну. В голосе его слышалось сочувствие:

— Вы потеряли сына. Примите мои глубокие соболезнования. Это самое большое горе для отца.

— Потеря любого ребёнка — большое горе, — ответил Бен Керн.

Би подумала, что Бен пытается прочесть мысли старика и понять, что тот вкладывает в свои слова. Она делала то же самое. Атмосфера накалялась.

Хейверс вынула и открыла блокнот. Би опасалась, что Рит заставит его убрать, однако старик сказал:

— Я не возражаю. — Он обернулся к Керну. — А вы?

Бен покачал головой, и Яго продолжил:

— Если вы пришли с диктофоном, инспектор, это тоже хорошо. В такой ситуации лучше записывать.

Да, он явно всё просчитал. Би выбрала выжидательную позицию: возможно, у него есть ещё что-то в запасе. Нужно быть готовой к этому, не дать застигнуть себя врасплох.

— Продолжайте, — предложила она.

— Сына потерять страшнее всего, — заговорил Яго. — В отличие от дочери сын сохранит имя рода. Сын — это связь прошлого и будущего. Сын — причина всего сущего…

Он оглядел лачугу, словно это крошечное строение заключало в себе весь мир и миллиарды жизней.

— Я такого различия не делаю, — заметил Бен. — Потеря ребёнка, любого ребёнка…

Он громко откашлялся.

Яго Рит, судя по всему, остался доволен.

— А когда сына к тому же убивают? Факт убийства почти так же страшен, как и осознание того, что ты вычислил преступника, но невозможно довести дело до суда и наказать его.

Би и Керн держали свои чашки в руках, не сделав ни глотка. Керн поставил чашку на пол. Хейверс встрепенулась. Все молчали.

— Это плохо, — снова подал голос Яго. — То, что не знаешь.

— Не знаешь чего, мистер Рит? — уточнила Би.

— Почему и где. И как. Человек может до конца жизни недоумевать, проклинать и разбираться. Вы понимаете, что я имею в виду. А если нет, то поймёте. Это земной ад, и из него невозможно выбраться. Я вам сочувствую, приятель. Представляю, что вы сейчас испытываете и через что ещё вам придётся пройти.

— Благодарю, — спокойно произнёс Бен Керн.

Би восхищалась его самообладанием. Она видела, как побелели костяшки на его пальцах.

— Я был знаком с вашим сыном Санто. Прекрасный парень. Но с большим самомнением, как и все мальчики его возраста. Красавец. И с тех пор, как с ним случилась эта трагедия…

— С тех пор, как его убили, — поправила Би.

— Убийство — это трагедия, инспектор, — возразил Рит. — Вы смотрите на всё с полицейской точки зрения. После такой трагедии человек успокаивается лишь тогда, когда выясняет правду о происшедшем и добивается возмездия. — Он слабо улыбнулся. — Если вы понимаете, что я имею в виду. И поскольку я знал Санто, я много думал о том, что с ним случилось. И решил, что я, немощный старик, могу дать вам, мистер Керн, это спокойствие. Я перед вами в долгу.

— Вы мне ничего не должны.

— Мы все должны друг другу, — возразил Яго. — К трагедиям нас приводит забвение.

Он помолчал, видимо для того, чтобы собеседники прониклись его словами. Затем допил чай и поставил чашку рядом с собой на скамью.

— Хочу предложить вам свою версию гибели вашего сына. Потому что я размышлял об этом, как и вы, наверное. Кто мог так поступить с чудным мальчиком? Вот о чём я спрашивал себя все эти дни. Как им удалось это сделать? И почему?

— Санто уже не вернёшь, — вздохнул Бен Керн.

— Совершенно верно. Но человеку необходимо знание и понимание событий. До некоторой степени это облегчает тяжесть потери.

— Я так не считаю, мистер Рит, — вмешалась Би.

Она вдруг осознала, о чём собирается поведать Рит, и испугалась последствий, к которым мог привести его рассказ.

— Пусть говорит, — заявил Бен Керн. — Я хочу его выслушать, инспектор.

— Но это…

— Прошу вас, разрешите ему продолжать.

Рит любезно дожидался согласия Би. Та резко кивнула, хотя всё это ей не нравилось. Незаконно, безумно и провокационно.

— Вот к каким мыслям я пришёл, — начал Яго. — Кто-то решил свести старые счёты, используя вашего сына. Что это за счёты? Да какие угодно. Новые счёты, старые счёты… неважно. Однако что-то такое было, чему ценой стала жизнь Санто. Итак, преступник — мужчина или женщина, не имеет значения — ставит себе целью смерть мальчика. Он сближается с вашим сыном, поскольку так будет легче осуществить задуманное. Ваш мальчик — открытая душа, любит поболтать о том о сём, как и другие в его возрасте, в том числе и о своём отце. Он жалуется, что отец очень строг с ним по многим причинам, но в основном потому, что его сын увлекается женщинами, сёрфингом и не хочет заниматься делом. Да кто ж может винить мальчишку, ведь ему всего-то восемнадцать. Отец хочет для него других занятий, и это парню не нравится. И вот парень стал подыскивать себе… Как бы точнее выразиться? Заместителя отца.

— Приёмного отца, — сурово произнёс Бен.

— Вот-вот. Или приёмную мать. Или приёмного священника, исповедника, исповедницу. Во всяком случае, это доверенное лицо — мужчина или женщина, молодой или старый — видит дверь, в которую он — или она — спокойно войдёт. Вы понимаете, о чём я.

Всё это Яго излагал в виде версии. Да уж, он действительно не дурак, к тому же многие годы обдумывал, как следует вести себя в критический момент.

— Итак, этот человек — он или она, назовём его исповедником, — готовит чай, горячий шоколад, предлагает печенье, но самое главное, даёт возможность Санто делать то, что тот хочет, и быть тем, кем пожелает. Исповедник ждёт. И вскоре находит способ и возможность исполнить поставленную перед собой цель. Мальчик ещё раз поругался с отцом. Спор, как и всегда, ничем не закончился. В этот раз парень забрал своё скалолазное снаряжение из дома и уложил его в багажник машины. Что он задумал? Классическую вещь: я, мол, докажу ему. Докажу папочке, что чего-то стою. Он ведь думает, что я ничтожество. Так пусть знает, что в его собственной спортивной дисциплине я его превосхожу. Что может быть лучше? Санто делится всем этим с исповедником, и тот видит способ осуществления своей идеи.

Бен Керн опустил голову, и Би обратилась к нему:

— Мистер Керн, я думаю, что…

— Нет. — Бен с усилием поднял голову. — Продолжайте.

— Исповедник ждёт возможности, и она очень скоро подворачивается, потому что к собственному снаряжению парень относится беспечно. Залезть в его багажник ничего не стоит, потому что тот всегда открыт. Но вот с чем поработать? С закладкой или с карабином? А может, с оттяжкой? Даже страховочное кольцо подойдёт. Или испортить всё? Нет, это слишком. С оттяжкой проблем не будет: она нейлоновая, её легко разрезать ножницами, острым ножом, бритвой. Если что-то другое, то это уже заметнее и труднее: как-никак металл, его так просто не разрежешь. Что сделать? Купить? Нет. Могут запомнить. Занять? Тоже лишние свидетели. Воспользоваться тем, что есть у Санто, да так, чтобы он не знал. Это и разумнее, и проще. Исповедник выбирает момент, и дело сделано. Один разрез, и после никаких следов, потому что, как мы поняли, исповедник не глуп и он — или она, поскольку, как мы с вами выяснили, это тоже возможно, — понимает, что главное в этом деле — отсутствие улик. Самое чудесное во всей истории то, что снаряжение помечено изоляционной лентой. Неизвестно, кто её намотал — сам мальчик или его отец. Обычно это делается специально, чтобы не перепутать снаряжение с чужим. Так всегда поступают скалолазы. Они метят своё снаряжение, потому что часто совершают совместные восхождения, которые безопасней. Исповедник видит, что вряд ли кто-то другой воспользуется этой оттяжкой, этим карабином, этим страховочным кольцом — в общем, всем тем, что испорчено. Сам-то я, конечно, в этом не разбираюсь. Но я всё обдумал, а потому объясняю. Исповеднику следует лишь осторожно обращаться с изоляционной лентой. Если он — или она, конечно, — купит ленту, то существует вероятность, что её цвет не совпадёт с лентой владельца. То есть главное — снять ленту так, чтобы ею снова можно было воспользоваться. Исповеднику это удаётся с трудом, потому что лента жёсткая. Он — или она — перематывает её, может, и не так плотно, но, по крайней мере, лента та же, что и была. Да разве парень увидит? Вряд ли, а если и увидит, то разгладит ленту и намотает сверху ещё. Итак, дело сделано, остаётся только ждать. А когда трагедия случится, никто не станет сомневаться, что это — несчастный случай.

— Всегда есть зацепка, мистер Рит, — заметила Би.

Яго посмотрел на неё добрыми глазами.

— Отпечатки пальцев на багажнике? Или в салоне? На автомобильных ключах? Внутри багажника? Исповедник и мальчик многие часы провели вместе, возможно, даже рядом работали. Они ездили в разных машинах, но дружили, были приятелями. Они были приёмным отцом и приёмным сыном, или приёмной матерью и приёмным сыном, или же приёмными братьями, или любовниками… да кем угодно. Неважно, понимаете, потому что всё можно разложить по полочкам. Волос в багажнике. Волос исповедника? Или кого-то другого? Какая разница? Исповедник мог подложить чей-то волос или даже свой собственный — его или её, потому что, как мы знаем, исповедник может быть женщиной. А как насчёт ниток? Нитки от одежды могли пристать к изоляционной ленте, которой метили снаряжение. Разве не замечательно? Ведь исповедник помогал метить это снаряжение. Он — или она — прикасался к нему, потому что… почему? К тому же багажник предназначен и для других целей. Туда клали снаряжение сёрфера, ставили и вынимали перевозимые вещи. А что касается доступа к снаряжению… Любой имел такую возможность. Любой человек в жизни бедного парня. А мотив? Да почти у каждого он был. Так что ответа нет. Можно лишь рассуждать, но с теориями в суд не обратишься. Убийца, возможно, стремился к красивому преступлению. Мистер Керн, знаете, в чём заключается самая большая несправедливость? Убийца просто уходит от ответственности. Все знают, кто это сделал. Все качают головой и говорят: «Какая трагедия». Бессмысленный, сводящий с ума…

— Думаю, этого достаточно, мистер Рит. То есть мистер Парсонс, — вмешалась Би.

— …ужас оттого, что преступник — он или она избегает наказания.

— Я говорю, этого достаточно.

— И у копов нет шансов достать убийцу. Всё, что они могут — это сидеть, пить чай, ждать и надеяться, что что-то, где-то, когда-то найдут. Но копы — занятой народ. У них в плане другие расследования. Они отмахиваются от вас, просят не звонить каждый день, потому что, когда дело устаревает, как устареет и нынешнее, нет смысла их беспокоить. Мы, мол, сами с вами свяжемся, если что-то изменится, тогда и арестуем убийцу. Но этого ареста так и не произойдёт. Кроме пепла в урне, у вас ничего не останется. В тот день, когда кремировали вашего сына, могли бы сжечь и ваше тело, потому что души у вас больше нет.

Судя по всему, Яго закончил свою речь. Слышно было лишь его хриплое дыхание, крик чаек за дверью, шум волн, бьющихся о берег. Би подумала, что в телесериале Рит поднялся бы сейчас со скамьи, подбежал к дверям и бросился со скалы, поскольку он свершил свою месть и жить дальше нет смысла. Яго прыгнул бы, и его душа соединилась бы с мёртвым Джейми. Но это, к сожалению, не телесериал.

Лицо Рита светилось изнутри. В уголках рта собралась слюна. Руки задрожали ещё сильнее. Он ждал реакции Бена Керна, после того как тот услышал правду, которую никто не мог изменить.

Бен поднял голову.

— Санто не был моим сыном, — сказал он.

Глава 29

Крик чаек сделался громче, и, судя по шуму волн, бьющихся о скалу, было понятно, что наступил прилив. Бен подумал об иронии момента: отличные условия для сёрфинга.

Хриплое дыхание Яго Рита стихло. Судя по всему, старик раздумывал, верить Бену или нет. Самому Бену было всё равно. Какая разница, родной ли ему Санто по крови? Они были отцом и сыном, и только это имело значение. Их связывала общая жизнь, а не слепой биологический факт. Вина Бена по отношению к сыну была такой же глубокой, как если бы они были родными. Каждый его отцовский поступок был продиктован страхом, а не любовью, Бен боялся, что у Санто проявятся черты настоящего отца, хотя и не знал ни одного любовника жены.

— Санто не был моим сыном, — повторил Бен.

— Вы чёртов обманщик! — выпалил Яго Рит, — Это очередное враньё!

— Хотел бы я, чтобы это было так!

Теперь Бен ясно увидел ещё одну деталь. Эта деталь легла на своё место и устранила прежнее непонимание.

— Так значит, это с вами она говорила? — спросил он. — Я-то думал, она имела в виду полицию, а оказывается, вас!

— Мистер Керн, вам не следует развивать эту тему, — вмешалась Ханнафорд.

— Он должен услышать правду. Я не имею никакого отношения к гибели Джейми. Меня там не было.

— Лжец! — воскликнул Яго Рит. — Я догадывался, что вы это скажете.

— Но это правда. Да, я поссорился с Джейми. Он прогнал меня с вечеринки, и я отправился домой. А слова Деллен… — Бен не был уверен, что сможет продолжить, но собрался и взял себя в руки. — Деллен сделала это из ревности. Я собирался заняться сексом с вашей дочерью. Деллен увидела нас и решила поквитаться. У нас с ней всегда так складывались отношения: око за око, зуб за зуб, от любви до ненависти. Мы были словно привязаны друг к другу и не никак могли разойтись.

— Сейчас вы врёте. И тогда тоже.

— Деллен пришла к вам с историей о том, что это сделал я. Но о той ночи я знаю то же, что и вы: Джейми, ваш сын, после вечеринки по какой-то причине оказался в пещере, где и погиб.

— Не надо мне втюхивать, — злобно произнёс Рит. — Вы сбежали. Уехали из бухты Пенгелли и не вернулись. У вас был повод скрываться, и мы оба понимаем какой.

— Да, у меня был повод. Мой собственный отец, как и вы, решил, что я виновен.

— И правильно решил.

— Ваше дело, мистер Парсонс. Думайте, что хотите. Сейчас и всегда. Только меня там не было, а значит, вы свою работу так и не выполнили. Потому что если опираться на показания Деллен… а ведь она здесь замешана, верно? Так вот, моя жена солгала.

— Почему? Зачем ей это?

Бен знал зачем. Причина и следствие, сведение счетов, любовь и ненависть, нападение и защита — вот то, из чего состояли их с Деллен отношения в течение тридцати лет совместной жизни. Теперь Бен увидел всё словно со стороны.

— Потому что Деллен такая, какая есть, — ответил он. — Такова её натура.

Бен шагнул к выходу, но помедлил возле двери. Хотел прояснить ещё одну мелочь.

— Выходит, мистер Парсонс, все эти годы вы за мной следили? Посвятили этому всю свою жизнь? Дожидались, когда мой мальчик станет ровесником Джейми, когда ему исполнится восемнадцать, и тогда осуществили убийство?

— Вы не представляете, что это такое, — отозвался Рит. — Но ещё почувствуете на своей шкуре.

— Или вы нашли меня благодаря «Эдвенчерс анлимитед»? Прочитали в газете статью, над которой трудился Алан? Наверное, это заметка в «Мейл он санди»? Вы примчались сюда и стали дожидаться удобного момента. Вы искренне верили: если сделаете со мной то, что, по вашему разумению, я сделал с вами, то… что? Это вас успокоит? Круг замкнётся? Как вы могли так заблуждаться?

— На своей шкуре испытаете, — пообещал Рит. — Увидите. Потому что то, что я говорил здесь, каждое моё слово, — это предположения. Свои права я знаю. Я их досконально изучил. Так что теперь я могу уйти.

— Да разве вы не понимаете? Теперь ничто не имеет значения, — сказал Бен. — И я уйду первым.

Он так и сделал. Бен закрыл за собой дверь и направился к лестнице. Горло его болело от напряжения. Он столько лет держал всё внутри, даже себе боялся признаться.

Он услышал, как его окликнули, и обернулся.

Его догнала инспектор Ханнафорд.

— Он наверняка допустил какую-то промашку, мистер Керн. Мы надеемся её обнаружить. Они всегда ошибаются. Никогда не получается всё просчитать. Так что задержитесь, пожалуйста.

Бен покачал головой.

— Это уже неважно. Санто ведь не вернёшь.

— Парсонс должен заплатить.

— Он уже платит. А даже если и не так, то преступление не принесёт ему спокойствия. Он не сможет стереть его из памяти. Никто из нас не сможет.

— Тем не менее мы будем продолжать расследование, — сказала Ханнафорд.

— Продолжайте, это ваша обязанность. Но не ради меня.

— Тогда ради Санто.

— Да, это верно. Он не заслужил смерти.

Бен поднялся по каменным ступеням на скалу, миновал пастбища и вернулся к своей машине. С Яго Ритом, или Джонатаном Парсонсом, копы сделают, что смогут, в рамках закона, хотя Рит уверяет, что свои права изучил досконально. Но снять с Бена груз ответственности никому не под силу. Он вёл себя неправильно, не так поступал с людьми, которых любил.

Бен понимал, что слёзы появятся со временем. А пока он не мог плакать. Впервые в жизни он осознал совершенно чётко: от тяжести потери ему не уйти.

По возвращении домой он занялся поисками Деллен. В кабинете Алан разговаривал по телефону, стоя у доски, на которой был прикреплён план видеоролика для «Эдвенчерс анлимитед». Керра беседовала с высоким блондином, по всей видимости потенциальным инструктором.

Бен поднялся по лестнице. В квартире жены не оказалось, не было её и во всём здании. Он почувствовал, как забилось сердце, и открыл шкаф, однако одежда Деллен висела на месте, и в комоде по-прежнему лежали её вещи.

Наконец Бен увидел жену из окна: фигуру в чёрном на берегу. Он мог бы принять Деллен за сёрфера в гидрокостюме, если бы не изучил за долгие годы изгибы её фигуры и цвет волос. Деллен стояла спиной к гостинице. Прилив накрыл большую часть берега, вода лизала ей щиколотки. Было ещё довольно прохладно, жена могла простудиться.

Бен направился к ней. Когда он приблизился, то увидел, что Деллен держит пачку фотографий. Её глаза казались абсолютно пустыми.

Он окликнул жену, и она сказала:

— Долгие годы я о нём не вспоминала. Но сегодня он явился мне в мыслях, словно ждал всё это время.

— Кто?

— Хьюго.

Прежде Бен не слышал этого имени, да и теперь ему было неинтересно. Он промолчал. Далеко в волнах выстроились пятеро сёрферов, за ними поднялась волна. Бен стал смотреть, кто из них поднырнёт. Никто даже не попытался. Волна разбилась слишком далеко от них, и сёрферы стали дожидаться следующей.

— Он относился ко мне по-особенному. Просил родителей отпускать меня с ним в кино, в тюлений заповедник, на рождественскую пантомиму. Приобретал одежду, в которой хотел меня видеть, потому что я была его любимой племянницей. «У нас с тобой особые отношения, — говорил он. — Иначе я не стал бы покупать тебе эти вещи и брать тебя куда-то с собой».

Бен наблюдал, как один из сёрферов добился успеха. Парень поднырнул и поймал огромную зелёную волну. У сёрфера всё получилось красиво: он опустился и присоединился к товарищам. Те весело загалдели. Один из них приветливо хлопнул по плечу удачливого сёрфера. У Бена заныло сердце. Он заставил себя прислушаться к словам Деллен.

— Это было неправильно, — продолжала она, — но дядя Хьюго утверждал, что это любовь. Он относился по-особенному не к моему брату, не к моим кузенам, а ко мне. Что плохого, если он притронется ко мне здесь или там? Что дурного, если я поглажу его там или здесь?

Бен ощутил на себе взгляд жены. Он знал, что и ему следует на неё взглянуть. Он должен посмотреть ей в лицо и увидеть там страдание. Деллен хочет, чтобы он разделил её чувства. Но Бен не мог этого сделать, потому что даже тысяча дядей Хьюго ничего бы не изменила. Если этот дядя Хьюго вообще когда-нибудь существовал.

Боковым зрением он наблюдал за движениями жены. Она уткнулась в фотографии, которые захватила с собой. Бен подумал, что сейчас Деллен предъявит ему снимок с дядей Хьюго, но она этого не сделала. Вместо этого она вынула знакомое фото: мама, папа и двое детей на летних каникулах. Неделя на острове Уайт. Санто было восемь лет, Керре — двенадцать.

На этом снимке они сидят за столиком в ресторане. Еды не видно. Скорее всего, они дали камеру официанту сразу, как только устроились, — чтобы он поскорее запечатлел счастливое семейство. Все улыбались, как и положено: смотрите, мол, как нам весело.

Фотографии обычно несут в себе радужные воспоминания. Они могут стать и средством ухода от действительности. Сейчас на личике Керры Бен прочитал тревогу, желание быть хорошей, стремление остановить колесо, не дать ему совершить ещё один оборот. Взгляд Санто выражал недоумение, непонимание и ощущение лицемерия. В собственном лице Бен заметил стремление всё исправить, а Деллен была такой, как всегда: она всё понимала и чего-то ждала. Белокурые волосы подвязаны красным шарфом.

На снимке все слегка склонились в сторону Деллен. Бен держал её за руку, словно не давая уйти из-за стола туда, где она, несомненно, мечтала оказаться.

«Деллен не может себя изменить», — мысленно повторил Бен в очередной раз.

— Тебе пора уехать, — сказал он, забирая у жены фотографию.

— Куда?

— В Сент-Айвс, Плимут. Снова в Труро. Возможно, в бухту Пенгелли. Ведь твоя семья до сих пор там. Они помогут тебе, если понадобится. Если это то, чего ты хочешь.

Деллен молчала. Бен посмотрел на неё: глаза жены потемнели.

— Бен, как ты можешь? После всего, что случилось.

— Не надо, — оборвал он её. — Тебе пора уехать.

— Но на что я там буду жить?

— Ты справишься, — заверил Бен. — Мы оба это знаем.

— А как же ты? Керра? Как бизнес?

— Здесь Алан. Он очень хороший человек. И с Керрой мы поладим. Мы сможем найти общий язык.

После того как полиция пришла в «Солтхаус», Селеван изменил свои планы. Он решил, что эгоистично уезжать с Тэмми к шотландской границе, не зная, что происходит, и, самое главное, не выяснив, чем помочь Яго. Селеван слабо представлял, что он может сделать, но подумал, что лучше дождаться конкретной информации.

Ждать пришлось недолго. Селеван предполагал, что Яго не вернётся в «Солтхаус», а потому заскочил к себе в «Сны у моря», несколько раз приложился к фляжке, которую приготовил для путешествия, вышел из домика и направился к Яго.

Внутрь он заходить не стал. У него имелся дубликат ключа от жилища Яго, но он считал, что нехорошо пользоваться им без спроса, хотя его приятель точно бы не обиделся. Селеван уселся на верхнюю ступеньку металлической лестницы, которая была шире остальных и играла роль крыльца.

Яго показался в «Снах у моря» минут через десять. Селеван с трудом встал, засунул руки в карманы куртки и зашагал к тому месту, куда Яго обычно ставил свой «дефендер».

— У тебя всё в порядке, приятель? — спросил он, когда Яго выбрался из машины. — Они не потащили тебя в отделение?

— Ещё чего, — отозвался тот. — Когда дело доходит до полиции, надо всего лишь немного подготовиться. Тогда всё получается по-твоему, а не так, как хотят они. Копы были немного ошарашены, но такова жизнь. Один сюрприз за другим.

— Наверное, — согласился Селеван.

Он вдруг почувствовал неловкость, хотя и не смог бы объяснить почему. Что-то новое появилось в манерах друга, в его интонациях, что-то непохожее на прежнего Яго.

— Они там тебя не побили, приятель? — осторожно поинтересовался Селеван.

Яго рассмеялся.

— Эти две коровы? Куда им! Мы просто немного поболтали, вот и всё. Давненько я этого ждал, вот и дождался.

— Ты это о чём?

— Да так, ни о чём, приятель. Заварилось всё много лет назад, но теперь окончено. Моя работа сделана.

Яго обошёл Селевана и поднялся к двери домика. Оказывается, он его не запер, а значит, не было нужды всё это время сидеть на ступеньке. Селеван нерешительно переминался с ноги на ногу, потому что не понимал, что происходит.

— Тебя уволили, Яго?

Яго вошёл в спальню. Селеван не мог его видеть, однако услышал звук открывающегося шкафа: приятель что-то снял с полки над одёжной штангой. Через мгновение Яго появился в дверях с большим брезентовым вещевым мешком.

— Что? — спросил он.

— Тебя что, уволили? Ты сказал: работа сделана. Тебя прогнали или как?

Яго как будто задумался над ответом, и Селевану это показалось странным: либо человека увольняют, либо нет. Подобный вопрос не требует осмысления. Наконец Яго улыбнулся медлительной, не свойственной ему улыбкой.

— Так и есть, приятель. Уволили. Уволили много лет назад. — Яго помолчал и с задумчивым видом добавил: — Четверть века назад, даже больше.

— О чём ты?

Селевану страшно хотелось докопаться до сути, поскольку этот Яго отличался от того, с которым он сиживал в баре последние шесть или семь месяцев. Селевану больше нравился прежний: тот говорил прямо, а не загадками.

— Послушай, приятель, там, у копов, с тобой что-то случилось? Они что-то сделали? Ты сам на себя не похож.

Можно себе представить, на что способны копы. В данном случае это женщины, но ведь Яго — старик, примерно того же возраста, что и он сам, к тому же здоровьем не блещет. Кроме того, полицейские наверняка увезли Яго в отделение, а там есть мужчины, они могли поколотить старика. Копы умеют бить, не оставляя следов. Селеван знал это. Он смотрел телевизор, видел американские фильмы. Нажимают на ногти на больших пальцах, втыкают иголки. Такому старику, как Яго, много не надо. Впрочем, он вёл себя не как человек, испытавший от копов унижение.

Яго положил мешок на кровать. Селеван наблюдал за движениями друга. Он не знал, сесть ему, остаться стоять или выйти. Яго начал выдвигать ящики комода, и Селеван окончательно понял, что его приятель уезжает.

— Куда ты, друг?

— Как я уже сказал, здесь я с делами покончил. — Яго взял небольшую стопку аккуратно сложенных шорт и маек. — Пора и честь знать. Никогда не задерживайся надолго в одном месте. Следуй за солнцем, за сёрфингом, за сезоном.

— Но ведь сезон уже на пороге. Зачем уезжать? Где ты найдёшь условия лучше?

Яго помедлил. Казалось, он и сам плохо представлял, куда отправится. Селеван заметил, что приятель колеблется, и решил поднажать.

— Здесь у тебя, во всяком случае, есть друзья, а это кое-что значит. Есть врач, который лечит тебя от твоей трясучки. Сейчас у тебя с этим неважно, а что будет, если ты останешься без присмотра?

Судя по всему, Яго обдумывал слова Селевана.

— Неважно, — наконец ответил он. — Моя работа завершена. Осталось только ждать.

— Чего?

— Чего? Ты и сам знаешь. Мы ведь с тобой не младенцы.

— Ты имеешь в виду смерть? Глупости. Об этом тебе рано думать. Что эти чёртовы копы с тобой сделали?

— Ничегошеньки.

— Ни за что не поверю. Раз ты рассуждаешь о смерти…

— О смерти надо рассуждать. Как и о жизни. И то и другое должно быть естественным.

Селеван почувствовал слабое облегчение. Ему не хотелось, чтобы Яго размышлял о смерти. Вдруг его приятель задумал что-то недоброе?

— Рад это слышать… то, что всё должно быть естественным.

Яго улыбнулся, поняв опасения Селевана, и покачал головой — так любящий дед реагирует на шалость внука.

— А, ты об этом. Что ж, я мог бы поставить точку, поскольку своё дело сделал и не вижу особого смысла в существовании. В этих местах легкопокончить с собой, все примут это за несчастный случай. Но если б я совершил самоубийство, то и для него бы всё кончилось, а этого я допустить не могу. Нет. Этого не будет.

Как только Кадан приехал в мастерскую, зазвонил телефон. Он слышал, что отец трудится в своей комнате, а Яго не было видно. Кадан сам снял трубку. Раздался незнакомый голос:

— Это Льюис Ангарак?

— Нет.

— Позовите его. Мне нужно с ним поговорить. Кадан знал, что, когда отец работает над бордом, его лучше не беспокоить. Но человек настаивал, утверждал, что ждать не может и передавать ничего не будет. Он лично хочет побеседовать с Льюисом.

Кадан решился потревожить отца. Дверь открывать он не стал, но заколотил по ней так, что перебил шум мотора. Звук смолк. Лью вышел, его маска была опущена, очки болтались на шее.

Кадан сообщил отцу, что кто-то просит его к телефону, и Лью заглянул в комнату Рита.

— Яго ещё не вернулся? — спросил он.

— Я не видел его машины.

— А что тогда ты здесь делаешь?

Кадана охватило знакомое раздражение. Он подавил вздох и напомнил отцу:

— Телефон.

Лью снял латексные перчатки и направился в приёмную. Кадан последовал за ним, поскольку особых дел у него не было. По дороге, правда, он свернул в помещение, где стояли борды, приготовленные к покраске. На стене сияла радуга имевшихся в наличии цветов. До Кадана доносился голос отца:

— Что вам угодно? Нет, конечно нет. А где он, чёрт побери? Можете дать ему трубку?

Кадан вышел и увидел, что отец сидит за карточным столиком, на котором стоит телефон. Столик был завален кипой бумаг. Отец взглянул на Кадана и отвернулся.

— Нет, — ответил он человеку на другом конце провода. — Даже не представлял… Конечно, я бы принял меры, если бы он мне сказал. Я знаю, что он плохо себя чувствовал. Но сужу обо всём с его слов. Он поехал в «Солтхаус» поговорить с приятелем, у которого какие-то неприятности. Так это вы и есть? Ну тогда вы знаете больше меня.

Кадан сообразил, что речь идёт о Яго. И в самом деле, куда старик запропастился? До сих пор Яго был образцовым сотрудником. Кадан осознавал, что на его фоне выглядит особенно неважно. Яго приходил на работу вовремя, по болезни ни дня не пропустил, ни на что не жаловался и доводил до совершенства всё, за что брался. То, что Яго нет на месте по неизвестной причине, заставило Кадана внимательно прислушаться к беседе отца по телефону.

— Уволил? Да вы что? У меня дел выше крыши, о каком увольнении может идти речь? А как он объяснил? Работа сделана?

Лью оглядел помещение, особенно пюпитр, к которому были прицеплены заявки на борды. Это была толстая пачка — доказательство того, что сёрферы ценят труд Лью Ангарака. Доски он изготавливал не с помощью компьютерного дизайна. Ручная работа! Мало осталось мастеров, способных делать то же, что Лью. Это поколение исчезает, их доски — своего рода искусство, которое войдёт в историю, как и самые первые длинные борды, выструганные из дерева. На их место придут полые экземпляры, созданные компьютером. Бездушная машина запрограммирует продукцию, и она так и не побывает в добрых руках мастера, который сам ловил волны, а потому знает, где лучше сделать дополнительный канал или угол наклона плавника. Жаль, очень жаль.

— Совсем уехал? — уточнил Лью. — Чёрт! Нет. Я абсолютно не в курсе. Судя по всему, у вас больше информации. Я был занят. Нет, мне не показалось, что он выглядит как-то иначе. Больше мне нечего добавить.

Вскоре Лью повесил трубку и уставился на пюпитр.

— Яго ушёл, — сказал он.

— Что значит «ушёл»? — удивился Кадан. — На день? Навсегда? С ним что-то случилось?

Лью покачал головой.

— Он просто уехал.

— Из Кэсвелина?

— Да.

— А кто звонил?

Хотя отец на него не смотрел, Кадан кивнул на телефон.

— Один человек, владелец караван-парка, в котором жил Яго. Он говорил с Яго, пока тот паковал вещи, но не смог добиться от него ничего вразумительного.

Лью снял наушники и бросил на стол. Он оперся руками о витрину, в которой были выставлены плавники, воск и другие принадлежности, и опустил голову, как будто хотел рассмотреть эти предметы. Наконец он заключил:

— Мы пропали, — выпрямился и потёр шею, которая, конечно же, занемела во время работы.

— Хорошо, что я пришёл, — заметил Кадан.

— Это почему же?

— Я могу тебе помочь. Лью поднял голову.

— Кадан, я слишком устал, чтобы спорить с тобой.

— Нет, ты неправильно меня понял. Наверное, подумал, что я пользуюсь моментом и тайно надеюсь, что ты разрешишь мне красить доски. Это не так.

— Что тогда?

— Позволь мне вернуться в фирму. Я могу и шейпингом заниматься, если хочешь. Не так хорошо, как ты, но ты мне покажешь. Могу и шлифовать, и заливать, и красить. Всё, что угодно.

— С чего вдруг такие перемены, Кадан?

Кадан пожал плечами.

— Просто ты мой отец. Кровь гуще, чем… ну ты и сам понимаешь.

— А как же «Эдвенчерс анлимитед»?

— Там не получилось.

Кадан заметил, что лицо отца стало суровым, и поспешно продолжил:

— Ты наверняка решил, что они меня выгнали. Это не так. Просто я хочу работать с тобой. Мы не дадим нашему бизнесу… умереть.

Умереть — страшное слово. Прежде Кадан не осознавал, какое оно страшное, всю жизнь его занимало другое слово: уйти. И всё же попытка забежать на один шаг вперёд не всегда предотвращает потерю. Ты пытаешься всё предусмотреть, но люди по-прежнему уходят.

Некоторые вещи необычайно сильны, сильнее страха, и одна из них — зов крови.

— Я хочу тебе помогать, — заверил Кадан. — До сих пор я валял дурака. Ты ведь настоящий специалист и наверняка сумеешь научить меня.

— Это действительно твоё желание — учиться нашему делу?

— Да, — подтвердил Кадан.

— А как же велосипед? Как же твои экстремальные игры, или как там они у вас называются?

— Сейчас важнее другое. Я сделаю всё, что смогу, чтобы мы остались на плаву. — Кадан заглянул в глаза отцу. — Ты согласен, папа?

— Не понимаю. Здесь что, какой-то подвох, Кад?

— Ну, папа, ты просто псих!

Наблюдая, как Яго отъезжает, Селеван думал о своих взаимоотношениях с этим человеком. Ни на один из вопросов, роившихся в его голове, ответов не находилось. Селеван никак не мог понять, что имел в виду Яго, но интуитивно чувствовал: размышлениями делу не поможешь. Тем не менее он позвонил в «Ликвид эрс» в надежде, что работодатель Яго прольёт свет на ситуацию.

В итоге выяснилось, что выражение «работа сделана» в устах старика не имело отношения к его профессиональным обязанностям и серфбордам. Селеван заключил, что если речь шла о других сторонах жизни Яго, то лучше о них и не знать. «Наверное, я трус, — корил себя Селеван, — раз в некоторых случаях не хочу дознаваться до правды».

Но не в случае с Тэмми. Он погрузил в машину её пожитки, подъехал к магазину «Клин баррел», но внутрь не зашёл: рабочий день ещё не кончился, и ему надо было как-то убить время. Селеван сделал круг, припарковался на верфи и отправился в кафе, где купил крепкий кофе навынос. Вернулся к автомобилю, прогулялся по верфи вдоль канала.

Возле причала несколько рыбачьих лодок слегка покачивались на воде. Рядом мирно плавали утки. Целое семейство — мама, папа и дюжина детишек. В сторону Лонстона бесшумно двигалась байдарка.

Селеван почувствовал дыхание весны. Календарная весна давно наступила, но до сих пор он её не замечал. С моря дул свежий ветер, уже другой, несущий запах земли, вскопанной на чьём-то огороде. Селеван увидел весну и в цветочных ящиках за окнами городской библиотеки: на месте зимних анютиных глазок росли петунии.

Он приблизился к краю верфи. Старый шлюз был закрыт в ожидании тех, кто захочет выйти в море в одной из рыбачьих лодок. Селеван видел город, видел бывшую гостиницу короля Георга. Скоро она превратится в место развлечения туристов, любящих риск, станет пропуском в другой мир.

Что ж, всё течёт, всё меняется. Это доказывает и его собственная жизнь, хотя совсем недавно Селеван не ждал никаких перемен. Когда-то он хотел сделать карьеру в королевском флоте, надеялся убежать от рутины, но череда мелких событий, нарастая, как снежный ком, внесла свои коррективы, и оказалось, что жизнь вовсе не так скучна, нужно лишь обратить на неё внимание. Дети Селевана росли, они с женой старели; к коровам приводили быка, рождались телята; в один день небо бывало ясным, в другой — хмурилось. Дэвид уехал, поступил на службу в армию; Нэн сбежала и вышла замуж… Всё это можно было назвать хорошим или плохим, смотря как к этому относиться.

Жизнь продолжалась, а мечты Селевана не исполнились. Можно было обозлиться, возненавидеть судьбу или смириться. Однажды в библиотеке Селеван увидел плакат: «Если жизнь подсовывает тебе лимоны, приготовь из них лимонад». Тогда ему эта фраза показалась глупостью. Сейчас он уже так не думал.

Селеван глубоко вдохнул солёный воздух, солонее, чем в «Снах у моря», потому что ближе к побережью. Вода билась о рифы, терпеливо размывала их согласно законам природы или магнитным силам. Селеван в этом не разбирался, и ему было всё равно.

Он допил кофе, смял картонный стаканчик и выбросил в урну. Постоял, зажёг сигарету и, покуривая, направился к магазину.

Тэмми работала за прилавком. Ящик с деньгами был открыт. Она считала дневную выручку. Кроме неё, в магазине никого не было. Тэмми не слышала, как вошёл Селеван.

Он молча посмотрел на внучку и увидел в ней Дот. Странно: раньше он не замечал сходства. Оказывается, Тэмми так же склоняет голову набок и выставляет ухо. И форма этого уха, с ямочкой на мочке, была как у Дот. Селеван помнил это, потому что… ох, это хуже всего, но он видел эту мочку каждый раз, когда взбирался на жену и делал без любви своё любовное дело. Бедная женщина, должно быть, не испытывала ни малейшего удовольствия. Сейчас Селеван сожалел об этом. Он не любил Дот, но в этом не было её вины, хотя Селеван и винил её за то, что она не та женщина, которая достойна его любви. Он фыркнул, потому что внутри его всё умерло, а громкое фырканье обычно помогало ему немного оживиться.

Тэмми подняла голову и, увидев деда, слегка встревожилась. Да это и понятно: в последнее время отношения у них не складывались. Внучка вежливо отвечала на вопросы Селевана, но сама с ним не заговаривала. Началось всё с того дня, когда Селеван нашёл под матрасом внучки письмо и помахал им перед её носом.

— Ты не должна быть здесь одна, — заявил Селеван.

— Почему?

Тэмми взялась обеими руками за ящик с деньгами. На мгновение Селевану показалось, что она боится: вдруг он набросится на выручку и засунет деньги себе под фланелевую рубашку. Тэмми вынула ящик и отнесла его в заднюю комнату. Там хранились другие товары, чистящие средства, а также огромный старый сейф. Тэмми поставила ящик с деньгами в сейф, закрыла дверцу и, набрав комбинацию цифр, заперла его. Потом повесила замок на дверь комнаты и спрятала ключ в условленное место.

— Позвони своему начальству, девочка, — велел Селеван.

Он чувствовал, что голос звучит грубо, но Селеван всегда был таким, когда общался с внучкой, и ничего не мог с этим поделать.

— Зачем?

— Пора уезжать отсюда.

Выражение лица Тэмми не изменилось, изменились глаза, точнее, их форма. «Совсем как у её тёти Нэн», — подумал Селеван. Помнится, он кричал на Нэн, что она может убираться восвояси, если ей не нравятся установленные в доме правила, в том числе и то, что отец решает, с кем его дочери встречаться и когда. «С этим байкером? Нет! Только через мой труп. Пять мотоциклов! Пять чёртовых мотоциклов, и каждый раз он подкатывает на новом! Руки все в машинном масле, грязные. Возится с этими… как их там? Чоппинги? Чопы? Нет, чопперы. Да, чопперы. Как в Америке, где все сумасшедшие и богатые, могут купить что угодно. Этого ты хочешь? — орал он на Нэн. — Этого?» Тэмми не стала спорить, как на её месте сделала бы Нэн. Внучка не носилась по магазину, не швыряла вещи, не закатывала истерику.

— Хорошо, дедушка, — ответила она и прибавила: — Но я не возьму свои слова назад.

— Какие?

— Те, что я сказала раньше.

Селеван нахмурился и попытался воспроизвести в памяти их последний разговор. Это был разговор, а не просьба передать соль, горчицу или бутылку с соусом.

— А! — воскликнул он, вспомнив реакцию Тэмми, когда он помахал перед её носом письмом. — Те слова! Хорошо. Ничего не поделаешь.

— Поделаешь. Хотя сейчас неважно. Это ни к чему не приведёт, что бы ты ни думал.

— Ты о чём?

— О том, чтобы отправить меня домой. Мама и папа надеялись, что всё изменится, если они вышлют меня из Африки. Вы все не правы.

— Ты так считаешь?

— Я в этом убеждена.

— Я сейчас не о твоём отъезде. Почему ты так уверена, что знаешь мои мысли?

Тэмми вроде бы растерялась, но через мгновение выражение её лица изменилось. «Интересно, так бывает у всех подростков?» — подумал Селеван.

— Положим, твой дедушка не такой, каким кажется, — продолжал Селеван. — Когда-нибудь ты размышляла об этом? Так что собирайся и позвони начальству. Сообщи ему, где оставила ключи. Жду тебя на улице.

После этих слов Селеван вышел из магазина. Он наблюдал за автомобильным потоком. Люди возвращались домой, на окраину, некоторые — ещё дальше, в Окгемптон. Вскоре появилась Тэмми, и они направились к верфи. Тэмми шагала медленно, и Селеван посчитал, что внучке сложно согласиться с его планами.

— Я так понимаю, паспорт при тебе. Ты давно вынула его из потайного места?

— Давно.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Сначала я не знала.

— Но теперь знаешь?

— Я копила деньги.

— Для чего?

— Чтобы поехать во Францию.

— Во Францию, вот как? Хочешь в весёлый Париж?

— В Лизье^[59],- ответила Тэмми.

— В Ли… как там дальше?

— В Лизье. Это где… ну ты знаешь…

— А! Паломничество, что ли? Или что-то более серьёзное?

— Неважно. У меня пока мало денег. Но если бы хватило, я бы уехала отсюда.

Тэмми догнала Селевана и пошла рядом.

— Ничего личного, дедушка, — добавила она, словно оправдываясь.

— Понимаю. Но я рад, что ты не сбежала. Как бы я объяснил это твоим родителям? Укатила во Францию молиться какому-то святому, о котором говорится в одной из её святых книжек. Ничего другого она не читает, но я разрешил ей эти книжки, поскольку наивно полагал, что вреда они не принесут.

— Это не совсем так.

— Всё равно я рад, что ты здесь, иначе твои мать и отец сняли бы с меня шкуру. Ты и сама представляешь.

— Да, дедушка, но некоторые вещи не изменить.

— И это — одна из них?

— Да.

— Ты в этом уверена? Людей заманивают религиозные секты, а потом посылают на улицу просить деньги. Люди чувствуют себя, словно крысы на тонущем корабле. Ты ведь слышала такие истории? Некоторые большие гуру ищут девчонок вроде тебя. Они ведут себя как шейхи с гаремом из двух десятков жён. Придерживаются полигамии.

— Неужели ты и в самом деле в это веришь, дедушка? Ты, наверное, шутишь. Только мне это не кажется смешным.

Они подошли к машине. Тэмми посмотрела на заднее сиденье и увидела свой старый мешок. Она выпятила губу и тут же её закусила. Домой в Африку, к родителям — сказали её глаза. Теперь они придумают другой план, пытаясь заставить её подчиниться. Затея с дедом провалилась, нужно изобретать что-то новое. Например, отослать дочь в Сибирь или к австралийским бушменам.

Тэмми села в машину, пристегнулась ремнём и скрестила руки на груди. Она хмуро смотрела на канал, и выражение её лица не изменилось даже тогда, когда она увидела утят, перебиравших крошечными лапками, чтобы догнать свою мать. Утята напоминали крошечных бегунов, стремящихся к чуду. Селеван думал, что они понравятся Тэмми, но внучка не была тронута. Она ушла в свои мысли: далеко ли до Хитроу или до Гэтвика? Когда она улетает в Африку — сегодня или завтра? Скорее всего, завтра, следовательно, ей придётся провести ночь в отеле. Возможно, даже сейчас Тэмми строила план побега. Из окна отеля или как-нибудь ещё, лишь бы добраться до Франции.

Селеван размышлял, стоит ли развеивать заблуждения внучки. И решил, что жестоко заставлять страдать бедную девочку. Она и так намучилась. Держалась стойко, а значит, избранная цель действительно важна для неё, даже если никто из них не понимает этого.

Селеван завёл двигатель.

— Я позвонил, — сообщил он. — Дня два назад.

— Что ж, ты должен был это сделать, — глухо произнесла Тэмми.

— Конечно. Они настаивали, чтобы ты приехала. Просили позвать тебя к трубке, но я ответил, что тебя нет дома.

— И на том спасибо.

Тэмми смотрела в окно. Они двигались по Страттону к автостраде А-39. Из Корнуолла выбраться не так-то просто.

— Я не слишком хочу общаться с ними, дедушка. Нам нечего сказать друг другу.

— Ты считаешь?

— Мы говорили и говорили. Ссорились. Я пыталась объяснить, но они не слушают. Отказываются слышать. У них одни планы, у меня — другие. Вот так-то.

— Я и не знал, что ты с ними говорила.

Селеван сознательно сделал свой голос задумчивым, как у человека, размышляющего над словами собеседника.

— Да что ты! — отозвалась Тэмми. — Это всё, что мы делали, прежде чем я сюда приехала. Я говорила, мама плакала, я говорила, папа кричал. Я говорила, они мне возражали. Только я не желала спорить, потому что считаю, что спорить не о чём. Ты либо понимаешь, либо нет. А они не понимают. Да это и невозможно. Мама не представляет, что это за цель — посвятить себя Богу. Её интересуют только журналы мод или те, в которых печатают светские сплетни, советуют, как превратить себя в Пош Спайс^[60]. А ведь мама находится там, где почти нет магазинов с дизайнерской одеждой. И весит она значительно больше, чем Спайс. Или как там она себя называет.

— Кто?

— Пош Спайс. Мама выписывает журналы «Хелло!» и «ОК», я молчу уже о «Вог» и «Татлер». В этом и заключаются её амбиции. Выглядеть как все они и жить как они. Это не моё, дедушка, и никогда моим не станет, так что отправишь меня домой — ничего не изменится. Я не хочу того, чего хотят они. Никогда не хотела и не захочу.

— Я и не знал, что ты с ними говорила, — повторил Селеван. — Они даже не упомянули об этом.

— Что ты имеешь в виду?

Тэмми повернулась и взглянула на деда.

— Мать… как там её. — Селеван замялся. — Аббатиса. Как её называют?

Тэмми прикусила нижнюю губу и по-детски втянула её. У Селевана сжалось сердце. Внучка всё ещё была маленькой девочкой. Он понимал, что родителям сложно представить её исчезнувшей за монастырскими дверями. Ведь оттуда можно выйти только в гробу. Это так не по-девичьи. Ей бы сейчас мечтать о туфлях с острыми носами и на высоких каблуках, о помаде, о всяких там фигли-мигли в волосах, о юбках мини, макси или миди, о кофточках и маечках, о музыке и мальчиках, о кинозвёздах и о сексе. В семнадцать лет ей не следовало размышлять об устройстве Вселенной, о войне и мире, голоде и болезнях, бедности и невежестве. А уж о чём ей и вовсе стоило забыть, так это о рясе, о келье с железной кроватью, о кресте, о чётках, о том, чтобы вставать на рассвете и молиться, молиться, отгородившись от мира.

— Дедушка… — выдохнула Тэмми, не в силах закончить фразу.

— Да, девочка, я твой дед. Дед, который тебя любит.

— Ты звонил?

— В письме ведь сказано: позвони матери… как там её? Мы условились о визите. «Девушки иногда не могут приспособиться» — это её выражение. «Они думают, что в такой жизни есть романтика. Я заверяю вас, мистер Пенрул, что это не так. Но мы предлагаем пристанище отдельным девушкам и группам, так что, если она желает, мы её примем».

Глаза Тэмми снова стали глазами Нэн.

— Дедушка, так ты везёшь меня не в аэропорт?

— Конечно нет, — ухмыльнулся Селеван, словно это была самая естественная вещь на свете: наплевать на родителей Тэмми и везти её к шотландской границе, чтобы она провела неделю в монастыре кармелиток. — Они не знают и не узнают.

— Но если я решу остаться… если обнаружу, что всё так, как я представляла, тебе придётся открыть правду моим родителям. И что тогда?

— Предоставь это мне, — успокоил её Селеван.

— Но они тебя не простят. Они никогда с этим не смирятся. Они не подумают…

— Девочка, — прервал её Селеван, — пусть думают то, что думаешь ты.

Из кармана на дверце он вытащил справочник по Великобритании и подал внучке.

— Открой, — велел он. — Если мы едем в Шотландию, мне нужен хороший штурман. Справишься с этой работой?

Ослепительная улыбка поразила его в самое сердце.

— Справлюсь, — убеждённо сказала Тэмми.

— Тогда вперёд.

События этого долгого дня заставили Би Ханнафорд искать козла отпущения. Она начала с Рэя. Ей казалось, что именно из-за него преступник спокойно избежал обвинения. Если бы Рэй с самого начала прислал ей сотрудников из убойного отдела, а не из службы береговой охраны, всё сложилось бы иначе. Эти умели лишь с ограблениями разбираться, где им расследовать убийства? Тогда бы ей не пришлось надеяться на констебля Макналти, который завёл следствие в тупик критическими замечаниями в адрес семьи погибшего. Сержант Коллинз, по крайней мере, не отлучался надолго из отделения, и неприятностей от него меньше.

Что до Хейверс и Томаса Линли, то Би хотелось и их обвинить, хотя бы только за их лояльность друг к другу. Правда, у неё не хватало духу сделать это. Информация о Дейдре Трейхир, как оказалось, отношения к делу не имела.

Чего Ханнафорд действительно не хотела признавать, так это того, что в конце концов всё обернулось против неё, ведь именно она отвечала за расследование. Всё это время Би ни к кому не прислушивалась. Подозревала Дейдру Трейхир, требовала выделить комнату для ведения дела в городе, а не там, где советовал Рэй, тем более там находился более подготовленный персонал. Би настояла, что будет работать в Кэсвелине, а не где-то ещё, лишь бы наперекор Рэю.

В суд представить нечего — эти четыре слова были крайне неприятны, как и фраза «нашему браку пришёл конец», которую многим копам довелось услышать из уст жён, измученных за годы супружества. Но первые четыре слова означали, что правосудие не свершилось, несмотря на долгие часы, утомительный труд, просеивание данных, отчёты криминалистической лаборатории, допросы, дискуссии, рассмотрение того или иного эпизода с разных сторон. Оставалось разве что начать всё заново и надеяться на другой результат либо объявить дело нераскрытым — тогда будет искра надежды, что что-то изменится. Однако сейчас не было никакой надежды. Региональное начальство может спросить, что ей необходимо, чтобы довести дело до конца, но это вариант-мечта, потому что, скорее всего, начальство устроит ей взбучку.

Во всём виноват Рэй, убеждала себя Би. Рэю наплевать на её карьеру. Четырнадцать лет назад он от неё отдалился, да и дело с концом.

Би решила двинуться в другом направлении и приказала сотрудникам ещё раз просеять всю информацию — вдруг получится прищучить Яго Рита, урождённого Джонатана Парсонса, и выдвинуть против него обвинение в убийстве. Она велела всем подумать, есть ли у них то, что можно было бы предъявить королевской прокурорской службе. Должно же быть хоть что-то. Этим они займутся завтра, а пока пусть идут домой и как следует выспятся.

Приехав к себе, Би открыла шкаф, где держала мётлы, швабры и вино. Она взяла первую попавшуюся бутылку и отнесла её в кухню. Оказалось, что вино красное, откуда-то из Южной Африки. У него было странное название: «Старые козы, скитающиеся по деревне». Би не помнила, когда и где купила это вино. Наверняка её заинтриговало название и этикетка.

Би откупорила бутылку, налила полный стакан, уселась за стол и стала просматривать календарь. Это занятие навело на неё не меньшую тоску, чем события на работе. Она осознала, что последнее интернет-свидание было у неё почти четыре недели назад. Архитектор. На экране монитора он выглядел хорошо, и голос его в телефонной трубке звучал неплохо. Смеялся немного нервно, но это можно простить. В конце концов, способ знакомства не совсем обычный, хотя что в наши дни можно считать обычным? «Давайте выпьем вместе кофе, — предложили они друг другу. — Или чего-нибудь покрепче».

Архитектор явился с фотографиями своего загородного дома, своей лодки, себя на лыжах и своего «мерседеса». То ли машина была винтажной, то ли снимок был сделан давно. Би это не интересовало. В разговоре постоянно звучало «я», «я», «я»! «Это я, детка», и так всё время. Би хотелось не то уснуть, не то заплакать. В тот вечер она выпила два «мартини» и не должна была садиться за руль, но желание сбежать оказалось сильнее, поэтому она забралась в автомобиль и осторожно поехала, молясь, чтобы её не остановили. Архитектор сказал ей на прощание с любезной улыбкой: «Чёрт! Что это я только о себе? В следующий раз…», и Би мысленно ответила: «Следующего раза не будет, дорогой». Так она думала обо всех своих кавалерах.

Господи, какая тоска! Да разве так надо жить? Сейчас она даже не может вспомнить его имя, только кличку, которую ему дала: «Идиот с лодкой». Более сложное прозвище отличало его от всех остальных идиотов. Можно ли в своей возрастной группе найти неженатого мужчину или такого, который в первую очередь человек и только во вторую — специалист, сумевший обзавестись бесчисленным барахлом? Би начинала подозревать, что нельзя, если только не искать в числе разведённых. Противоположные варианты она тоже встречала — людей, ничего не добившихся, владельцев автомобиля-развалюхи, однокомнатной квартиры и кучи неоплаченных счетов. Неужели нет чего-то среднего между этими крайностями? Неужели оставшиеся годы она так и проведёт в статусе «незамужней женщины определённого возраста»?

Би допила вино. Она подумала, что нужно что-нибудь съесть, правда, у неё были сомнения, осталось ли что-нибудь в холодильнике. Но суп-то можно приготовить. Или бифштекс. Яблоко? Возможно. В конце концов, намазать на засохший хлеб мармайт^[61]. Как-никак, она живёт в Англии.

Би с трудом поднялась, открыла холодильник и уставилась в его ледяное бессердечное нутро. Она обнаружила сладкий пудинг, старый говяжий фарш и луковый рулет, который можно употребить в качестве основного блюда. Что в первую очередь? Может, лапшу «Пот нудл» из коробочки? Вот какая-то банка в отделении для овощей. Турецкий горох? Морковка и репа? Интересно, о чём она думала, когда последний раз ходила в магазин? Скорее всего, ни о чём. Толкала перед собой тележку без всяких размышлений о готовке и кухне. Мысль о правильном питании для Пита могла вызвать спонтанное желание посетить супермаркет, если её не отвлекал звонок мобильника — тогда конечный результат был вот таким.

Она вынула пудинг и решила обойтись без закуски, без основного блюда И без овощей. Все знают, что лучшая часть обеда — это десерт, так зачем откладывать удовольствие? Ей необходимо развеяться, глядишь, и работа пойдёт лучше.

Едва Би собралась приступить к еде, как вдруг услышала шум у входной двери, за которым последовал скрежет ключа в замке. Это были Рэй и Пит.

— Считай, что это компромисс, — донёсся до Би голос Рэя.

— Компромисс — это пицца, папа, потому что я настроился на «Макдоналдс», — упрямился Пит.

— Не вздумай купить ему бигмак! — крикнула Би.

— Вот видишь? — сказал Рэй. — Мама меня поддерживает.

Они вошли в кухню, оба в одинаковых бейсболках. На Пите была футболка «Арсенала». Рэй был в джинсах и в ветровке, заляпанной краской. На джинсах Пита, прямо на колене, зияла большая дыра.

— Где собаки? — осведомилась Би.

— Дома, — ответил Рэй. — Мы были…

— Мама, папа нашёл отличное место с пейнтболом! — перебил Пит. — Фантастика! — Он изобразил, будто целится в отца. — Бабах! Там выдают комбинезоны, пистолеты, и можно стрелять. Я так его отделал! Правда, папа? Я ливировал…

— Лавировал, — терпеливо поправила его Би.

Она смотрела на сына и не могла сдержать улыбку. Пит стал изображать, как подкрадывался к отцу и стрелял в него краской. Это была одна из тех забав, в которые, как поклялась себе Би, она никогда не разрешит играть сыну, — подражание войне. Но мальчишек не переделаешь.

— Ты не ожидал, что я буду таким метким и хитрым? — обратился Пит к отцу, шаловливо ущипнув его за руку.

Рэй схватил Пита за шею, притянул к себе и громко чмокнул в темя.

— Иди, делай то, ради чего пришёл, гроза пейнтбола. — Рэй потрепал сына по густым волосам. — Будем ужинать.

— Пицца!

— Карри или китайская. Это лучшее, что я могу предложить. Или закажем телячью печёнку с луком. С брюссельской капустой и кормовыми бобами.

Пит рассмеялся. Он выскочил из комнаты и, громко топая, побежал вверх по лестнице.

— Пит вроде мечтал о CD-плеере. — Рэй улыбнулся, прислушиваясь, как сын носится по комнате. — А на самом деле он хочет айпод. Просто думает, что если продемонстрирует, как много дисков ему приходится таскать, то мы сами догадаемся: гораздо удобнее носить устройство размера… какого они размера? За нынешними технологиями не угнаться.

— Дети на этом просто помешаны. Без Пита я полный ноль в технике.

Рэй смотрел, как Би подносит ко рту ложку с бисквитом. Би помахала ему этой ложкой.

— Мне почему-то кажется, что это и есть твой ужин, Беатрис.

— Потому что ты коп.

— Значит, я угадал?

— Гм.

— Ты что, так занята расследованием? У тебя сейчас перерыв?

— Было бы неплохо. Всё намного сложнее.

Би решила поделиться с Рэем. Рано или поздно он обязательно узнает. Она сообщила все подробности и стала ждать реакции.

— Чёрт! — выругался Рэй. — Это настоящий…

— Облом? — закончила за него Би. — Причём тобой же и устроенный?

— Я не это хотел сказать.

— Но ты это подумал.

— Насчёт облома — да. Насчёт тебя — нет.

Би отвернулась, не выдержав сочувственного выражения на лице Рэя. Она уставилась в окно; при дневном свете из него открывался её сад, который уже пора было промульчировать, но сад так и стоял — неприкаянный, смирившийся с тем, что коноплянки и ласточки в полёте роняют на него случайные семена. Из этих семян вырастут сорняки, и через месяц-другой возле дома Би будет настоящий бедлам. Хорошо, что сейчас она видит в окне только собственное отражение да Рэя позади себя.

— Во всём этом я виню тебя.

— Почему?

— Ты выделил мне не отвечающее требованиям помещение. Ты не отправил людей из убойного отдела. Пришлось мучиться с констеблем Макналти, сержантом Коллинзом и теми, кого ты соблаговолил прислать.

— Всё было не так.

— Ох, да знаю я!

Голос Би звучал устало, она и в самом деле устала. Ей казалось, что она долго плыла против течения.

— Это я послала констебля Макналти сообщить Кернам, что их сына убили, что это не несчастный случай. Я была уверена, что Макналти включит мозги, но ошиблась. А когда выяснилось, что он им наговорил, я понадеялась обнаружить нечто большее, какую-то деталь, неважно какую. Просто что-то полезное, за что можно ухватиться. Но мы ничего не нашли.

— Возможно, всё впереди.

— Сомневаюсь. Если только принять во внимание замечание насчёт постера с сёрфером. Но для королевской прокуратуры это не аргумент.

Би отставила коробку с бисквитом.

— Я давно утверждаю, что идеального убийства не существует. Криминалистика продвинулась далеко вперёд. Можно провести огромное количество тестов, экспертов у нас хоть отбавляй. Невозможно совершить подобное преступление, не оставив после себя ни одного следа. Так не бывает.

— Я с тобой согласен, Беатрис.

— Но я не учла лазеек. Убийца мог спланировать, организовать и реализовать задуманное так, что каждый его шаг поддаётся объяснению. Даже самые мелкие подробности можно истолковать рационально. Я этого словно не замечала. Ну почему?

— Возможно, потому, что в голове у тебя были другие мысли. Они отвлекали.

— Например?

— У тебя же есть и личная жизнь, как бы ты ни отрицала.

Би хотелось избежать скользкой темы.

— Рэй…

Бывший муж явно не намерен был уступать.

— То, что ты коп, не исключает всего остального, — заявил он. — Послушай, Беатрис, ты ведь не машина.

— Иногда я в этом сомневаюсь.

— А я — нет.

Сверху послышалась музыка: Пит проигрывал свои диски. С минуту они внимали визгу электрогитары. Пит любил старый добрый рок. Его кумиром был Джими Хендрикс, хотя и Дуэйн Оллман тоже очень нравился.

— О господи, — усмехнулся Рэй. — Купи этому мальчишке айпод.

Би рассмеялась.

— Пит тот ещё ребёнок.

— Наш ребёнок, Беатрис, — подчеркнул Рэй. Би молча швырнула пудинг в урну, вымыла ложку и положила её в сушилку.

— Может, обсудим это? — предложил Рэй.

— Умеешь ты выбирать момент.

— Беатрис, я много лет хотел это обсудить. Сама знаешь.

— Да. Но сейчас… Ты коп, хороший коп. Ты понимаешь, в каком я сейчас состоянии. Ты находишь у подозреваемого слабое место. Создаёшь его, если можно так выразиться. Это же элементарно, Рэй.

— Это не так.

— Что?

— Не так элементарно, Беатрис, Сколько раз человек должен повторить тебе, что он был не прав? И сколько раз ты будешь повторять, что прощение не из твоего репертуара? Когда я считал, что Пита не должно быть…

— Прекрати.

— Я должен закончить, а ты должна меня выслушать. Когда я считал, что Пит не должен родиться, когда просил сделать аборт…

— Ты просто выражал свои желания.

— Не совсем так. Иногда я мелю языком, могу ляпнуть что-то, не подумав. Особенно когда…

— Что когда?

— Не знаю. Возможно, когда боюсь.

— Кого? Ребёнка? Так у нас уже был один.

— Не ребёнка. Перемен. Боюсь изменений в жизни.

— Всё меняется.

— Это я понимаю. И тогда бы понял, если бы ты дала мне время.

— У нас с тобой был не один разговор, Рэй.

— Да. Верно. Не стану отрицать. Я был не прав. Во всех наших спорах я был не прав. И долгие годы горевал о своей ошибке. Если быть точным, четырнадцать лет. Пожалуй, и дольше, если учесть твою беременность. Я не хотел, чтобы так получилось. И не хочу, чтобы так продолжалось.

— А., они? — спросила Би. — У тебя были свои увлечения.

— Что? Женщины? О господи, Беатрис, я ведь не монах. Да, были. Целая вереница. Дженис, и Шери, и Шарон, и Линда, и кто там ещё, всех не упомнишь. А забыл я потому, что мне они не нужны. Здорово было бы стереть это время из памяти. Позволь мне вернуться. Я должен быть здесь, и мы оба это знаем.

— В самом деле?

— Да. И Пит знает. И эти чёртовы собаки тоже знают.

Би проглотила подступивший к горлу комок. Всё стало бы так просто. Но потом всё снова усложнилось бы. Взаимоотношения мужчин и женщин всегда непросты.

— Мама! — крикнул сверху Пит. — Куда ты засунула диск с «Лёд Зеппелин»?

— О боже! — простонала Би. — Пусть кто-нибудь сейчас же подарит ему айпод.

— Мама! Мамочка!

— Мне нравится, когда он меня так называет, — призналась Би Рэю. — Это бывает нечасто. Он взрослеет. — Затем обратилась к сыну: — Не знаю, дорогой. Посмотри под кроватью. И пока ползаешь, положи одежду, которую там найдёшь, в бельевую корзину. И выброси засохшие сэндвичи в мусорное ведро. Только прежде отцепи от них мышей.

— Очень смешно, — ответил Пит.

Он продолжил поиски и через какое-то время крикнул:

— Папа! Заставь её сказать мне, где он. Заставь. Она ненавидит этот диск, а потому наверняка его запрятала.

— Сын, — отозвался Рэй, — я давно понял, что не могу заставить эту сумасшедшую женщину сделать хоть что-нибудь. — И тихо прошептал: — Или могу, дорогая? Если да, то ты знаешь, что будет.

— Не можешь.

— К моему вечному сожалению.

Би обдумала слова Рэя, те, которые он произнёс только что, и те, которые он говорил прежде.

— Не совсем к вечному, — возразила она.

Её бывший муж широко раскрыл глаза от неожиданности.

— Ты не шутишь, Беатрис?

— Нет.

Они посмотрели друг на друга. В окне отражались двое: мужчина и женщина нерешительно шагнули навстречу друг другу. Пит с грохотом сбежал по ступеням.

— Нашёл! — радостно закричал он. — Нам пора, папа.

— Ты тоже готова? — тихо спросил Рэй.

— К ужину?

— И к тому, что за ним последует.

Би глубоко вздохнула.

— Думаю, да.

Глава 30

По дороге из Сент-Агнес говорили мало. А если и говорили, то о чём-то поверхностном. Дейдре надо было остановиться у заправки, и она предупредила, что съедет с основной дороги, если он не возражает. Линли не возражал.

— Может, хотите чаю? — предложил он. — Наверняка поблизости есть гостиница или чайная. Возможно, нам удастся выпить настоящего корнуоллского чаю со сливками и земляничным джемом.

— А помните дни, когда трудно было найти взбитые сливки? Были они только в Корнуолле.

— Да. И пирожки тоже. Мне всегда нравилась хорошая выпечка, но у нас её никогда не было, потому что отец считал эти пирожки…

Линли замолчал, не желая произносить это слово.

— Простоватыми. Или даже вульгарными, — закончила за него Дейдра. — А вы, значит, так не считали?

— У меня свои недостатки. Мой брат употреблял наркотики. Его исключили из Оксфорда, его девушка умерла с иглой в руке. Брат с тех пор время от времени лечится. Я виноват в болезни Питера. Я должен был оставаться с ним, направлять его, поддерживать.

— Что ж, такие вещи случаются, — заметила Дейдра. — К тому же у вас была своя жизнь.

— А у вас — своя.

Она не сказала того, что сказала бы на её месте другая женщина в конце совместно проведённого дня: «Вы полагаете, это уравнивает наше положение, Томас?» Но Линли знал, что Дейдра так думает: как ещё она могла истолковать его слова о Питере? Несмотря на молчание Дейдры, ему хотелось изложить другие подробности, нагромоздить их одна на другую, чтобы она нашла между ними больше сходства, а не различий. Ему не терпелось добавить, что его родственника убили десять лет назад, что его самого подозревали в этом преступлении и даже продержали сутки в тюрьме. Допрашивали с пристрастием, а всё потому, что он ненавидел Эдварда Девенпорта, поскольку тот гадко обошёлся с его сестрой. Линли никогда не делал секрета из этих историй. Но сейчас он не мог удариться в воспоминания. Вдруг Дейдра решит, что он слишком уж откровенничает?

Линли страшно сожалел, что поставил Дейдру в неудобное положение. Он понимал, как она интерпретирует его реакцию на всё увиденное в этот день, хотя и старался переубедить девушку. Между ними разверзлась огромная пропасть, созданная, во-первых, фактом рождения, во-вторых, детством, в-третьих, жизненным опытом. Пропасть существовала лишь в воображении Дейдры, но у Линли не получалось объяснить это ей. Пропасть была для Дейдры реальностью.

Ему хотелось кричать: «Ты ведь почти не знаешь меня. Не знаешь, кто я, кто люди, с которыми я общаюсь, кого я люблю, что для меня важно. Хотя откуда тебе знать? Газетные статьи, таблоиды, журналы, Интернет освещают лишь пикантные, опасные, непристойные факты. О том, что происходит каждый день и что тем не менее является ценным и незабываемым для человека, там не пишут. В этих событиях нет драмы, хотя именно они определяют жизнь».

Впрочем, какая разница, кто он такой. Со смертью Хелен это перестало иметь значение.

Вернее, Линли пытался себя в этом убедить. Потому что испытывал совсем иное. Он беспокоился о другом человеке, а это говорило… о чём? О воскрешении? Линли не желал заново рождаться. Об излечении? Он не был уверен, что мечтает выздороветь. Но размышления о том, кем он является на самом деле, заставили его понять, что чувствует Дейдра: её, обнажённую, выхватил свет прожектора, несмотря на все усилия прикрыть себя одеждой.

— Мне бы хотелось повернуть время вспять, — признался он.

Дейдра взглянула на него, и по выражению её лица Линли понял: девушка неправильно истолковала его слова.

— Конечно, — ответила Дейдра, — кто бы не хотел на вашем месте?

— Я не о Хелен, — объяснил Линли, — хотя отдал бы всё, чтобы она была рядом.

— Тогда о чём?

— О том, что я сделал с вами.

— Это часть вашей профессии, — заметила Дейдра.

Не совсем так. Он ведь уже не коп. Он ушёл от этой стороны своей жизни, потому что не мог более ни одной секунды её переносить. Работа забрала у него Хелен. Если бы он знал, что в те дни, когда его не было с ней рядом, песочные часы отмеряли последние мгновения её жизни… Если бы знал, бросил бы всё к чёрту.

— Нет, вы не правы. Здесь я оказался случайно.

— Что ж, они вас попросили. Инспектор вас попросила. Сами бы вы не стали. Тем не менее предложили свой план.

— Да, — согласился Линли и тут же пожалел об этом. — Но пожалуйста, поверьте мне: если бы я предполагал… Вы не похожи…

— На них? — перебила Дейдра. — Я чище? Образованнее? Лучше одета? Что ж, у меня восемнадцать лет ушло на то, чтобы оставить позади этот ужасный… так и просится на язык слово «эпизод», но нет, не эпизод. Эту ужасную жизнь. И это моя жизнь. Она сделала меня такой, и неважно, какой я кажусь сейчас. Подобные вещи определяют нас, Томас, и они определили меня.

— Думая так, вы зачёркиваете последние свои восемнадцать лет. Зачёркиваете своих родителей и их любовь к вам.

— Вы видели моих родителей. Видели мою семью. Представляете наш быт.

— Я имел в виду других родителей. Тех, кто на деле доказал свою любовь.

— Трейхиры. Да. Но они не изменят всего остального. Не смогут. Остальное — это… остальное. И всегда им останется.

— У вас нет причин стыдиться.

Дейдра посмотрела на него. К тому моменту они подъехали к автозаправке. Дейдра выключила зажигание и взялась за ручку дверцы. Линли сделал то же самое. Будучи джентльменом, он не мог допустить, чтобы Дейдра сама заливала бензин.

— Это ещё раз доказывает…

Дейдра замолчала.

— Что?

— Люди вроде вас…

— Перестаньте, Дейдра, — оборвал её Линли. — Нет людей вроде меня или не вроде меня. Есть просто люди. Есть просто жизнь.

— Люди вроде вас, — упрямо продолжила Дейдра, — уверены, что это позор, потому что вам даже в страшном сне не приснится подобная ситуация. Проводить время в скитаниях. Жить на помойке. Питаться чёрт знает чем. Носить обноски. Терять зубы. Иметь неправильную осанку из-за слабых костей. А эти бегающие глаза и липкие руки! Зачем читать или писать, если можно украсть? Вот что вы думаете, и вы не ошибаетесь. Но мои чувства, Томас, не имеют ничего общего со стыдом.

— Что тогда, если не стыд?

— Печаль. Сожаление. Вспомните моё имя.

— По большому счёту все одинаковы, вы и я, — произнёс Линли. — Несмотря на различия.

Дейдра устало улыбнулась.

— Нет. Возможно, вы так развлекались. Вы, ваш брат, сестра и ваши приятели. А родители даже нашли вам цыганскую кибитку и поставили её где-нибудь в укромном углу поместья. Вы переодевались, исполняли роли, но это была игра, а не жизнь.

Дейдра выбралась из машины. Линли последовал её примеру. Она подошла к насосам иуставилась на них, словно решая, какой вид бензина предпочесть. Поскольку Дейдра колебалась, Линли взял шланг и стал заливать бензин.

— Наверняка ваш человек делает это за вас, — съязвила Дейдра.

— Не надо.

— Я ничего не могу с собой поделать. И никогда не смогу.

Она яростно мотнула головой, словно зачёркивая всё, что могло быть между ними. Снова уселась в автомобиль и захлопнула дверцу. Линли заметил, что Дейдра смотрит прямо перед собой, словно в окне автозаправочной станции находится нечто очень важное.

Он отправился платить. Когда он вернулся в машину, то увидел на своём сиденье аккуратную стопку купюр — за бензин. Линли взял деньги, сложил их пополам и сунул в пустую пепельницу возле приборной доски.

— Я не хочу, чтобы вы тратились, Томас, — сказала Дейдра.

— Знаю. Но вам придётся смириться с тем, что я это сделал.

Дейдра завела двигатель, и они выехали на дорогу. Вечер опускал свою вуаль. Несколько минут прошли в молчании.

Наконец Линли сказал единственное, что стоило сказать. Он повторил свою единственную просьбу. Однажды он уже попросил об этом, но не получил согласия и надеялся, что Дейдра передумает. Он и сам не мог объяснить, зачем ему это нужно. Они выкатились на тряскую стоянку «Солтхауса», откуда начали свой день, и Линли в последний раз обратился к Дейдре с этим вопросом:

— Так вы будете называть меня Томми?

— Не думаю, что смогу, — ответила Дейдра.

Линли не слишком проголодался, но понимал, что надо подкрепиться. Есть — значит жить. Оказывается, он приговорён к жизни, по крайней мере пока. Он посмотрел вслед автомобилю Дейдры и вошёл в «Солтхаус», решив поужинать в баре, а не в ресторане.

Нырнув в низкую дверь, он обнаружил, что Барбару Хейверс посетила та же идея. Сержант устроилась в уголке, в то время как остальные посетители расселись за щербатыми столами и возле барной стойки. Брайан наливал им пиво.

Линли направился к Барбаре, выдвинул стул и опустился напротив. Она подняла глаза от своей тарелки, на которой, судя по обязательным ингредиентам, была пастушья запеканка: отварные морковь, цветная капуста, брокколи, консервированный горошек и чипсы. Хейверс полила блюдо кетчупом, но морковь и горошек сдвинула на край тарелки.

— Разве мама не говорила вам, что нужно съедать все овощи? — в шутку укорил её Линли.

— В том-то и радость взрослой жизни, — усмехнулась Барбара, подцепив на вилку рубленую говядину. — Человек может игнорировать определённые продукты.

Она задумчиво жевала и глядела на своего бывшего начальника.

— Ну? — наконец произнесла она.

Линли начал рассказывать и осознал, что, не желая этого, перешёл в новую для себя стадию. Неделю назад он рта бы не раскрыл. А если бы и стал общаться, то только ради того, чтобы от него отвязались.

Закончил он так:

— Я не смог заставить её понять, что подобное прошлое, её семья, люди, родившие её… не настолько важны.

— Конечно не важны, — добродушно подтвердила Барбара. — Ни в коем разе. Особенно для человека, который никогда так не жил.

— Хейверс, у каждого из нас своя история.

— Гм. Верно.

Барбара обмакнула брокколи в кетчуп и брезгливо убрала приставшую горошину.

— Но не у каждого сервировали стол серебряными блюдами, если вы догадываетесь, о чём я. А что это за большая штуковина, которая стоит у вас в центре обеденного стола? Вся такая серебряная, на ней ещё прыгают животные. Или обвитая виноградом. Ну, вы поняли.

— Это называется epergne — ваза для середины стола. Но неужели вы считаете, что такая бессмысленная вещь, серебряная…

— Дело не в серебре, а в слове. Улавливаете мысль? Вы знаете, как она называется. Полагаете, Дейдра знает? Много ли вообще в мире людей, которые слышали это слово?

— Разве в этом дело?

— Именно в этом. Есть такие места, сэр, где простонародье не бывает, и ваш обеденный стол тому пример.

— Вы ведь обедали за моим столом.

— Я исключение. Ваше окружение находит моё невежество очаровательным. Вы думаете так: иначе она не может, стоит только вспомнить, откуда она родом. Вот что вы говорите людям. Это всё равно что: «Бедняжка, она американка. Откуда ей знать?»

— Хейверс, прекратите. Мне и в голову не приходило…

— Неважно, — перебила Барбара, взмахнув вилкой в его сторону.

Она подцепила чипсы, хотя в кетчупе их было почти не разглядеть.

— Мне всё равно, понимаете? — продолжила Барбара. — А Дейдре не всё равно. И вот таким людям особенно несладко. Плюньте на всё, и вы сойдёте за невоспитанного человека или, по крайней мере, притворитесь им. Если станете обращать внимание, то запутаетесь во всех этих столовых приборах. Шестнадцать ножей и двадцать две вилки. Как могут люди есть спаржу руками?!

Барбара драматически содрогнулась. Она положила в рот кусок запеканки и запила её сидром.

Линли внимательно посмотрел на Барбару.

— Хейверс, это моё воображение или сегодня вы выпили больше, чем обычно?

— Это ещё почему? Разве я говорю несвязно?

— Дело не в этом, но…

— А что такое? Машину мне вести не надо, а по лестнице я поднимусь.

— Что случилось? — строго спросил Линли, поскольку за Хейверс не наблюдалось пристрастия к выпивке.

И Барбара рассказала ему всё. О Яго Рите и Бенесеке Керне. О хижине Хедры, которую она назвала «безумной лачугой на краю скалы, где все мы могли погибнуть», и о результате, которого не было. О Джонатане Парсонсе, бухте Пенгелли и Санто Керне.

— Так вы говорите, Парсонс признался? — удивился Линли. — Как неожиданно!

— Сэр, вы не расслышали. Он не признался. Он всего лишь делился предположениями. Предполагал то и это, а под конец огорошил нас тем, что уезжает. Разглагольствовал о сладости мести и прочей чепухе.

— Вот как? И что сделала Ханнафорд?

— Ну что она могла? Как повёл бы себя на её месте любой коп? Если бы об этом написали древние греки, мы могли бы надеяться, что в следующие два дня Тор поразит старика Парсонса молнией, но я на это не рассчитываю.

— Да уж, — согласился Линли и через мгновение прибавил: — Зевс.

— Что?

— Зевс, Хейверс. Тор — скандинавский бог, а Зевс — греческий.

— Да ладно вам, сэр. Вы же знаете, что я из простонародья. Кстати, греки здесь совершенно не к месту. Парсонс взял да и смылся. Ханнафорд хочет его прижать, только с кем ей работать? С идиотом Макналти, единственный вклад которого в дело — постер с сёрфером? Он ещё к тому же и информацию выдал, о которой следовало помалкивать. В общем, полный бардак. Я рада, что не отвечаю за это.

— Не повезло Ханнафорд, — вздохнул Линли.

— Вот именно. Вы едите, сэр, или нет?

— Пожалуй, возьму что-нибудь. Как вам пастушья запеканка?

— По-пастушьи. Бар не то место, где имеет смысл привередничать. Ясно одно: Джейми Оливеру^[62] сегодня здесь делать нечего.

Барбара подцепила на вилку кусочек и протянула Линли.

Он покорно положил его в рот, прожевал, решил, что сойдёт, и встал, собираясь заказать себе порцию. Следующая фраза Хейверс его остановила.

— Сэр, если не возражаете…

По осторожному тону Барбары Линли понял, что его ожидает.

— Да?

— Вы вернётесь со мной в Лондон?

Линли снова сел. Он взглянул не на Барбару, а на тарелку с остатками пастушьей запеканки и аккуратно отодвинутыми к краю горошком и морковкой. Да уж, Хейверс в своём репертуаре. Еда, морковь, горошек, беседа и тот самый вопрос.

— Хейверс…

— Ну пожалуйста, — взмолилась Барбара.

Он посмотрел на неё. Неладно скроенную, плохо одетую, ужасно подстриженную. Такую же, как всегда. За маской безразличия Линли увидел в Хейверс то же, что и в самом начале: серьёзность и правдивость, обычную женщину, свою напарницу, своего друга.

— Всему своё время, — ответил он. — Не сейчас, но когда-нибудь.

— И когда? — пытливо спросила Барбара. — Ну хоть приблизительно.

Линли перевёл взгляд в окно, обращённое к западу. Он подумал о тех вещах, что находились по ту сторону; о шагах, оставшихся в прошлом, и 6 тех, что предстоит сделать.

— Я должен дойти до конца, — сказал он. — После этого мы посмотрим.

— Мы? — уточнила Хейверс.

— Да, Барбара. Мы.

Благодарности

Выражаю благодарность всем, кто помог мне в сборе необходимой информации для этой книги, как в США, так и в Великобритании.

В Корнуолле хотелось бы поблагодарить Найджела Мойла и Пола Стикни из магазина, торгующего товарами для сёрферов. Они помогли мне понять, что такое сёрфинг в Корнуолле и чем он отличается от сёрфинга в Хантингтон-Бич, Калифорния, где я жила много лет. Благодарю также Адриана Филипса из «Флуид-джус» в Сент-Меррине и Кевина Уайта из «Бич бит серфбордс» в Сент-Агнес зато, что подробно рассказали мне об изготовлении бордов из пенопласта и полых досок из углеродного сплава.

Роб Байрон из Центра активного отдыха, что чуть севернее залива Уайдмаут, просветил меня в отношении скалолазания и всего того, что связано с этим видом спорта. Дополнительные подробности я узнала от Тони Карвера из Сент-Айвс.

Алан Мобб из полиции Девона и Корнуолла любезно согласился познакомить меня с работой своей службы в Корнуолле, причём сделал это дважды, когда я обнаружила, что мой диктофон не записал его первое интервью.

Другие сведения я раздобыла на руднике Дживор, на руднике «Blue Hills Tin Streams» в Сент-Агнес, в Затерянных садах Хелигана, на ферме по изготовлению корнуоллского сидра, в церкви Зеннора, в церковном приходе в Бьюде.

В Лондоне бесценным источником снова стала для меня Свати Гэмбл: она весело отвечала на мои вопросы, затрагивающие самые разные темы, за что я ей чрезвычайно благодарна.

В США сёрферы со стажем Барбара и Лу Фрайер рассказали мне о последнем приключении Марка Фу. Они также сообщили дополнительные подробности о сёрфинге, и я попыталась описать ощущения сёрфера в воде хоть с какой-то степенью достоверности. Доктор Том Рубен стал моим медицинским консультантом, Сьюзан Бернер снова любезно согласилась прочитать второй вариант книги и высказала полезные критические замечания, а моя помощница Лесли Келли серьёзно изучила темы, которые я вряд ли смогу здесь перечислить, — от скейтборда до езды на велосипедах ВМХ.

Возможно, самое доброе дело сделал для меня Лоуренс Бек: ему удалось отыскать фотографию покойного Джея Мориарти, которая нужна была для написания романа.

Полезными оказались для меня следующие книги: «Inside Maverick's, Portrait of a Monster Wave», изданная Брюсом Дженкинсом и Грантом Уошберном; «Оседлай волну» Кема Нанна; «Surf UK» Уэйна Олдерсона; «Bude Past and Present» Билла Янга и Брайана Дадли Стэмпа, а также разные путеводители, посвящённые Юго-Западной прибрежной тропе.

И наконец, благодарю своего мужа Томаса Маккейба за постоянную поддержку и энтузиазм; свою помощницу Лесли Келли за миллион личных услуг — благодаря этим людям у меня освобождается время для работы; своих издателей в США и Великобритании — Каролин Марино и Сью Флетчер соответственно, они никогда не просили меня писать то, что выходило за рамки моих представлений. Также благодарю своего литературного агента Роберта Готлиба, прокладывающего мне дорогу.

И конечно же, всех остальных, собирающихся в чашке Петри^[63]. Вы знаете, кто вы. Мы с вами — одно целое.

Уидби-айленд, Вашингтон.

2 августа 2007 года

Elizabeth George

CARELESS IN RED

2008

Примечания

1

Тейблтоп, тейлвип — прыжковые трюки на велосипеде.

(обратно)

2

Название фирмы переводится с английского как «Бесконечные приключения».

(обратно)

3

Сумасшедший гольф — новая разновидность мини-гольфа. Игра идёт среди сложных препятствий в виде стен, рвов и т. п.

(обратно)

4

Оаху — остров в Тихом океане (в составе Гавайских островов), на котором проводятся соревнования по виндсёрфингу.

(обратно)

5

Ньюки — небольшой городок в Корнуолле, столица британского сёрфинга.

(обратно)

6

Караван-парк — специализированная площадка для проживания и отдыха.

(обратно)

7

СОКО — неправительственная благотворительная организация.

(обратно)

8

Английское выражение «to be in red» означает «быть в долгах».

(обратно)

9

Популярная на Западе чайная смесь, в которую входят китайский чёрный чай, индийский или цейлонский чай и небольшая добавка Лапсанг Сушонга или китайского оолонга. Считается традиционным рецептом, восходящим к тем временам, когда чай доставлялся в Россию из Китая верблюжьими караванами.

(обратно)

10

GPS, спутниковая навигационная система.

(обратно)

11

«Ювалтин» — порошок для приготовления молочно-шоколадного напитка.

(обратно)

12

Джамбалайя — креольское блюдо на основе риса.

(обратно)

13

Традиционная музыка шотландско-ирландского происхождения.

(обратно)

14

Соответственно улица Принцессы, улица Королевы, улица Короля, улица Герцога и улица Герцогини.

(обратно)

15

Regis (лат.) — королевский.

(обратно)

16

Самый длинный в Англии пешеходный маршрут протяжённостью 960 км, из Майнхеда в Пул.

(обратно)

17

Актёрский комедийный дуэт из фильмов, снятых в 1-й половине XX века.

(обратно)

18

«Радость жизни» (фр).

(обратно)

19

Согласно Корнуоллским хроникам, святая Морвенна была одной из святых дочерей короля Брихана.

(обратно)

20

Селки (миф.) — тюлений народ.

(обратно)

21

Home Office Large Major Enquiry System — база данных Нью-Скотленд-Ярда. Аббревиатура названия не случайно совпадает с фамилией великого детектива.

(обратно)

22

«Бритиш телеком», британская телекоммуникационная компания.

(обратно)

23

Vic — сокращение от английского слова victim (жертва).

(обратно)

24

Известная марка шотландского виски «Гленморанджи».

(обратно)

25

Тереза Авильская — испанская монахиня-кармелитка, XVI век.

(обратно)

26

Селёдку использовали для забивания запаха.

(обратно)

27

Врождённый порок развития позвоночника.

(обратно)

28

Прозвище английского архитектора Л. Брауна. Он часто повторял: «It is capable», что означает: «Это возможно».

(обратно)

29

Пространство внутри разбивающейся волны между «брюхом» и «губой». Во время скольжения внутри волны сёрфер может быть полностью скрыт от зрителей, особенно от тех, которые стоят на берегу. Один из наиболее трудных и уважаемых сёрферами манёвров.

(обратно)

30

То же, что труба.

(обратно)

31

Персонаж романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста».

(обратно)

32

Боудикка — легендарная королева бриттов, возглавившая восстание против Рима.

(обратно)

33

Busy (англ.) — деятельный, хлопотливый.

(обратно)

34

Джембе — западноафриканский барабан в форме кубка.

(обратно)

35

Место в Хорватии, где четверым детям якобы явилась Богородица.

(обратно)

36

Поэт Джон Китс (1795–1821) умер от туберкулёза. Красавица Фанни Браун отказывалась выйти за него замуж.

(обратно)

37

Bombora — австралийское слово, обозначающее огромную волну.

(обратно)

38

Небольшое пирожное с шоколадной начинкой.

(обратно)

39

Эта герань не может похвастать особым ароматом, поэтому ботаники всего мира дали ей название «вонючий Робертик».

(обратно)

40

Сплифф — сигарета, набитая марихуаной.

(обратно)

41

Ходули «поуго» — ходули с двумя подножками и пружиной для подскакивания.

(обратно)

42

Фистрал — залив и пляж в Корнуолле.

(обратно)

43

Известный персонаж П.Г. Вудхауза из знаменитого цикла комических романов и рассказов о Берти Вустере и его камердинере Дживсе.

(обратно)

44

Джеймс Дин — американский актёр (1931–1955), дважды номинировался на «Оскар», оба раза посмертно.

(обратно)

45

Озёрный край (Лейк-Дистрикт) — национальный заповедник в Англии.

(обратно)

46

Этот чай занимает ведущее место по продажам в Великобритании. Он представляет собой смесь разных сортов чая с нераспустившимися почками чайного листа.

(обратно)

47

Санторини — остров в Эгейском море. Дома на острове традиционно белые, с покатой крышей.

(обратно)

48

Айоли — южнофранцузский чесночный соус.

(обратно)

49

Такие батончики предназначены для сторонников здорового питания. Они содержат растительный белок, богаты клетчаткой, жирными кислотами и совсем не содержат холестерина.

(обратно)

50

Катексис — психоаналитический термин, обозначающий направленность психической энергии (либидо) на объект.

(обратно)

51

Widemouth (англ.) означает «большой рот».

(обратно)

52

Toes on the Nose (англ.) — когда пальцы свисают с носа доски (выражение сёрферов).

(обратно)

53

Ян Берри и Дин Торренс исполняли в 1960-е годы песни в стиле «серф».

(обратно)

54

«Бескрайнее лето» (1966) — документальный фильм о приключениях серфингистов.

(обратно)

55

«Верхом на гигантах» (2004) — документальный фильм об истории сёрфинга. «Гиджет» (1959) — художественный фильм о красавце сёрфере.

(обратно)

56

Одна из основных программ внутреннего радиовещания Би-би-си.

(обратно)

57

Персонаж комедии Оскара Уайльда «Как важно быть серьёзным».

(обратно)

58

Калитка особой конструкции, через которую не может пройти скот.

(обратно)

59

Лизье — провинциальный городок на севере Франции. Там находится католический монастырь.

(обратно)

60

Прозвище Виктории Бэкхем.

(обратно)

61

Мармайт — паста тёмно-коричневого цвета, довольно солёная, с большим количеством витамина D. Продукт на любителя.

(обратно)

62

Джеймс Оливер — знаменитый английский повар.

(обратно)

63

Чашка Петри — неглубокая посуда, используемая в лабораториях главным образом для выращивания культур микроорганизмов.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Благодарности

*** Примечания ***