Россия–Индия: книга сенсаций
Россия–Индия: книга сенсаций Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели
Валентин Осипов. Как Россия узнавала Индию. Хроника от времён седой древности до наших дней. М.: Вече, 2017, 512 с. 1000 экз. Эта книга впервые своими почти 1000 сюжетами и 12 новеллами о путешественниках в 47 главах рассказывает, как строились отношения двух народов. И сколько же настоящих сенсаций удалось собрать автору за 30 лет работы. Вот, к примеру, три из них. Первое упоминание Индии («Инди») значится в самом первом памятнике письменности Руси за пять веков до записок купца Никитина. Или сюжеты о том, как кровью своих сыновей Россия дважды спасала Индию от притязаний колонизаторов. Прелюбопытно, как глава с именем Кутузова возникла. В. Осипову вспомнилось, что в романе «Война и мир» в сцене вторжения французов звучит ликующее: «Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира». Эта реплика обросла свидетельствами и от самого Наполеона, и от Кутузова (и даже его правнучки, жены Рериха), воина-поэта Дениса Давыдова, атаманов Орлова и Платова... Оказывается, был план вторжения в Индию через Среднюю Азию, да, однако, Бородинское поле... Особенность книги в том, что она в огромной степени держится на фактах истории русской литературы, вплоть до переводов индийских сказок, которые сохранили для России Пушкин и Толстой. (обратно)
Старейшина
Старейшина Искусство / Первая полоса / Юбилей
Владимиру Наумову – 90! Народный артист СССР, выдающийся режиссёр, снявший такие прекрасные фильмы, как «Павел Корчагин», «Ветер», «Мир входящему», «Легенда о Тиле», «Тегеран 43», «Берег» и, наконец, легендарный «Бег» (все в содружестве с Александром Аловым) 6 декабря отмечает свой юбилей. «ЛГ» присоединяется к самым искренним поздравлениям старейшине российского кинематографа и самым добрым пожеланиям Владимиру Наумовичу и его семье. Как говорится, до 120! (обратно)
Non/Fiction нон-стоп
Non/Fiction нон-стопИнтеллектуальная преемственность на Крымском Валу Литература / Первая полоса / Книжный город
Почти два десятилетия Международная книжная выставка Non/Fiction скрашивает холодные дни на стыке осени и зимы всем, кто неравнодушен к серьёзной литературе. С каждым годом она приобретает всё большую популярность не только среди посетителей, но и среди участников, в том числе гостей из других стран. Для многих представителей зарубежного книгоиздания ежегодное посещение Non/Fiction стало доброй традицией, нарушить которую не в силах ни экономические, ни политические санкции, ни любые другие попытки изолировать Россию от «цивилизованного мира». Есть в этом даже своеобразная закономерность, обратная пропорциональность: чем очевидней попытки отгородиться от России в политической сфере, тем прочнее возникающие и укрепляющиеся культурные связи. И Non/Fiction – очередное тому подтверждение. В этом году на Международную ярмарку интеллектуальной литературы приехали участники из 25 стран мира – писатели, руководители крупных СМИ, учёные и деятели культуры. Приехали, чтобы рассказать о своей стране и узнать о России – самим, без искажений, из первоисточника – через общение с русскими коллегами и читателями. Думается, в этой возможности взаимного познания – одна из основных, если не основная ценность Non/Fiction. Продолжение темы на стр. 3, 4, 5 (обратно)
По предоплате
По предоплате Колумнисты ЛГ / Очевидец Болдырев Юрий Теги: общество , политика , здравоохранение
Почему мы против «оптимизации» медицины, всяких «госуслуг» и требуем возврата к здравоохранению, запрета для госклиник любой «коммерции»? Потому что налицо не только лишение нас права на здравоохранение, но и расчеловечивание врачей. Поликлиника РАН – не для «академиков», а для учёных, со скромной зарплатой или пенсией. Попытка записаться к опытному врачу: по ОМС – нет, он теперь только по ДМС или за плату. Весь «офисный планктон» из соседних конторок – к лучшим врачам. Не говоря уже о ведомственных клиниках для газпромов, Центробанка и т.п. А кому уже за 70–80, кто созидал всё то, на чём олигархат и его прислуга теперь паразитируют, – мимо. Им не только ведомственная медицина, но даже и в пределах общего «медстраха» опытные врачи теперь не положены. И «новация»: даже этот нищенский минимум власти хотят заставить людей «софинансировать»… Но если думаете, что, заплатив «живые деньги», получите что-то стоящее – иллюзия. Похоронил своего первого научного руководителя – у него была своя инженерная компания. На поминках сотрудники вспоминали о Человеке. Но близкие рассказали мне, как он ушёл. Положили в госклинику на платной основе. Ухудшение – перевели в реанимацию и сказали доплатить. Близкие оплатили и переспросили, не надо ли ещё предоплату? Нет, не надо. Но спустя несколько минут (внимание): «Реаниматологи не могут осуществлять реанимационные мероприятия, пока нет предоплаты!» На вопрос «Сколько?» – пожали плечами. Быстро внесли всё, что с собой было, – двести тысяч. Спрашивают: с оплаченным счётом – бежать в реанимацию? Нет, говорят: «У них на мониторе предоплата высветится». Сердце вновь запустить не удалось… Была ли задержка спасения и на сколько? На минуту? На две? Противоречит ли это закону, постановлениям, инструкциям? Будут ли обращаться в прокуратуру? Это дело родных и близких. Для сравнения: известный человек, с которым я поделился этой историей, рассказал, как было с ним во Франции, когда прихватило сердце. Спасатели, когда ему стало получше, не позволили пройти и двадцать метров до скорой помощи – отнесли на носилках. Далее – манипуляции на месте и в клинику. Всё это время его товарищи пытались кому-нибудь заплатить. От них отмахивались как от мешающих (!) делу. И потом объяснили: сначала человека спасают, приводят в порядок, а после этого – все переговоры. Но не врачей, а клиники. И не с пациентом, а со страховой компанией. Но спрашивать, есть ли у него страховка, никому и в голову не пришло. У нас же сейчас (рассказывает знакомый детский врач): на каждой планёрке главный вопрос – сколько заработано денег? И инструктаж: сложных детей – не брать. Притом что эта клиника всегда вела самые сложные случаи – детей привозили со всего СССР. Но это было во времена ЗДРАВООХРАНЕНИЯ, а не «медицинских услуг». Настоящие врачи находятся: нарушают циничные указания, выполняют свой долг – вопреки насаждаемой (законами о коммерциализации социальной сферы, требованиями ВТО по «услугам» и т.п.) людоедской системе. Кто-то согласится со мной. А кто-то спросит, как в советском анекдоте: «Чем не довольны? Всем? Так почему с парикмахерской начали?» Да, корень проблем страны не в этой «парикмахерской». Но на её примере, надеюсь, очевидно, куда нас ведут. И потому, как выражение необходимого нам разворота, актуален лозунг: устроивших такую «парикмахерскую» – гнать взашей! Вместо варварской системы «медицинских услуг» – всеобщее здравоохранение. При всех его возможных и известных дефектах, тем не менее оно – человечно. (обратно)
Не просто слова…
Не просто слова… Политика / События и мнения / Взгляд из провинции Минаков Станислав
Стояние против смуты на Архиерейском соборе Завершившийся в Москве Архиерейский собор Русской православной церкви обсуждался в СМИ и соцсетях столь широко и бурно, как, кажется, не обсуждался ни один из предшествующих Соборов новейшей истории. Кроме неизменно жизнепобудительного слова нашего Патриарха, выделю в прошедшем Архиерейском соборе несколько аспектов, затрагивающих не только, скажем, меня лично, но и всё общество. Очень важным для каждого, в том числе невоцерковлённого гражданина, считаю проведение длительного заседания Архиерейского собора, ставшего результатом долгой работы комиссии по исследованию и идентификации останков Семьи Царственных Страстотерпцев. Полагаю эту тему и проблему краеугольным духовным камнем в нашей жизни. Неразрешение её не позволит нам двигаться дальше, преодолеть столетний раскол, понять самих себя и друг друга. На мой взгляд, очень важно: на Соборе был громко озвучен тезис о возможном ритуальном убийстве Августейшей Семьи, эту версию также отрабатывает следствие – церковное и уголовное. Весьма занимает меня как человека, соединяющего личной судьбой и как минимум полуторастолетней судьбой моих предков два центра Слобожанщины – Харьков и Белгород, проблема, как метко замечено коллегами, «лжепокаяния лжепатриарха» Филарета, приведшая даже к оправданно доброжелательному ответному документу, принятому Архиерейским собором. Однако гораздо более прагматичными, лежащими уже в конструктивной плоскости, являются изменения в Уставе РПЦ, принятые Собором по прошению Блаженнейшего митрополита Онуфрия. Огромный церковный, духовный, личностный авторитет нынешнего Предстоятеля Украинской православной церкви не подлежит сомнению. Понятен нам также и непростой общественно-политический контекст нынешнего пребывания канонической православной церкви на Украине. Она сегодня служит фактически в условиях исповедничества. Но возникает и вопрос: ретрансляция украинской кафедре ещё большей автономии, чем даже по результатам знаменитого Харьковского собора 1992 года (тогда УПЦ получила весьма большую степень организационной свободы от московского церковного руководства), не закладывает ли потенциальную или даже уже динамическую опасность дрейфа УПЦ в окончательную «автономию»? Конечно, сейчас Блаженнейшему Онуфрию вручены новые «факты и аргументы» (хотя мало кого это на Украине интересует в условиях «антимоскальской» истерии в СМИ и обществе) в стоянии против украинских ревнителей автокефализации. Однако остаётся тревога: как всё же сложится дальше, доколе РПЦ будет отдавать полномочия и, наконец, а почему в Белоруссии наша единая Церковь живёт на основе других организационных принципов; то есть почему киевской кафедре позволено то, чего не позволяется (и не требуется, и не чается!) минской. И конечно, скажу о выступлении Владимира Путина, напомнившего на Соборе об огромной роли нашей Церкви в периоды великих смут – и четырёхсотлетней давности, и столетней, а также в годину страшных испытаний Великой Отечественной войны. Нам, считающим Президента России своим православным братом во Христе и молящимся о нём, отрадно было слышать из его уст о соработничестве сегодняшнего Российского государства и Русской православной церкви. И мы хорошо знаем, что это не просто слова, а «реализм действительной жизни», как сказал бы Достоевский. Мы всё больше начинаем понимать, что живём всё-таки не на «некой территории», а в государстве, наследующем тысячелетние православные духовные и нравственные традиции. (обратно)
Фотоглас № 48
Фотоглас № 48 Фотоглас / События и мнения
Много читателей и почитателей творчества Алисы Даншох, обозревателя «ЛГ», мастера культурологических эссе собралось в Доме книги на Новом Арбате. Там прошла презентация книги «Флоренция. Вид с холма», вышедшей в ИПО «У Никитских ворот» в этом году. Наша Алиса прекрасно выступила, ответила на вопросы и вместе с собравшимися с удовольствием послушала юных музыкантов фонда «Арт-линия».
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Да здравствуют музы, да здравствует разум! Литература / Литература / Книжный город Галкина Валерия
В Москве завершила работу 19-я выставка NON/FICTION Международная ярмарка интеллектуальной литературы Non/Fiction существует почти два десятилетия, и за это время превратилась из узкоспециального отчётного мероприятия своей отрасли в одно из крупнейших книжных событий страны. Даже если сравнить численные показатели, разница, что называется, налицо: в 1999 году в выставке принимали участие 40 издательств, в этом году свою продукцию представили на Non/Fiction почти 300. Неудивительно, что большого здания Центрального Дома художника (а Non/Fiction занимает его целиком) для выставки уже не хватает. Но организаторы проявляют чудеса изобретательности, чтобы сделать мероприятия выставки максимально комфортными для всех. Так, встречу со знаменитым американским режиссёром Оливером Стоуном, которая состоялась в день открытия выставки, в последний момент перенесли из зоны семинаров в киноконцертный зал, но даже его внушительной площади едва хватило, чтобы вместить всех желающих: люди стояли в проходах и у дверей, разве что не сидели на ступеньках... График мероприятий, впрочем, как и всегда, был очень плотным: одновременно проходили презентации книг известных авторов и разнообразные лекции: о революционных событиях, о современной зарубежной литературе, о месте человека во Вселенной… В этом году всё «осложнилось» ещё и ежедневными специальными программами. День библиотекаря, спецпрограмма «Нового литературного обозрения» – «Революция в зеркале нового гуманитарного знания», международная программа иллюстраторов «ДНК книги», открытая конференция «Синтез будущего» (совместно с Оксфордом), спецпрограмма Политехнического музея – каждая состояла из серии тематических мероприятий, которые шли нон-стоп на одной площадке. Такой формат работы – новый для Non/Fiction опыт. Также на протяжении пяти дней выставки проходили авторские мастер-классы в рамках проекта Майи Кучерской «Creative writing school»: современные писатели (Дмитрий Быков, Галина Юзефович и другие) рассказали о работе в разных жанрах современной литературы. Во многом именно благодаря мероприятиям и создаётся самая большая ценность Non/Fiction – атмосфера интеллектуального пиршества, торжества разума. Словно психология общества потребления и всеобщая деградация, о которых мы постоянно слышим, – всего лишь страшная сказка. Потому что… ну вот же! Вот! Вот преподаватели философии у стенда небольшого, специализирующегося на философских трудах издательства, спорят о значении Ницше. Вот две женщины пьют кофе, и одна жалуется другой, что специально взяла с собой мало наличных денег, чтобы держать себя в руках и не накупить книг по психологии, но «они теперь принимают карты». Вот девушки, сидящие на корточках у книжного стеллажа с табличкой «Саморазвитие» и листающие учебники для тренировки логического мышления… Думается, именно посетители придают выставке особый колорит. Людей, направляющихся на Non/Fiction, узнаёшь ещё на улице: вот идёт по Крымскому Валу компания студентов и громко, многоголосо обсуждает научный подвиг Джордано Бруно – и сразу ясно, куда она держит путь… Кроме того, популярность ярмарки интеллектуальной литературы – яркое свидетельство востребованности самого жанра нон-фикшн и всё возрастающего интереса к нему как со стороны читателей, так и со стороны авторов. Сегодня к документальной прозе обращаются крупнейшие мастера слова, такие как Юрий Поляков («По ту сторону вдохновения»), Эдуард Лимонов («Книга мёртвых»), Андрей Битов («Арион. От Михайловского до Болдинской осени»)… И книги эти пользуются спросом – так же, как и художественные произведения. А это что-то да значит. (обратно)
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!Опрос Литература / Литература / Книжный город
Владимир Григорьев, заместитель руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям:
Гулливер в стране сарказма
Гулливер в стране сарказма Литература / Литература / А в это время
Таланты и противоречия великого ирландца Одновременно с выставкой Non/Fiction в Дублине проходил фестиваль, посвящённый 350-летию со дня рождения Джонатана Свифта. Вопрос «Кто он?» по-прежнему актуален. Ярый патриот Ирландии, которого вгоняла в тоску сама мысль о том, что он рождён ирландцем. Священник, глубина веры которого вызывала серьёзные сомнения. Человек, который стал известен благодаря своему хобби. Бунтарь, бывший частью истеблишмента. Свифт – человек множества противоречий, талантов и сюрпризов. Он, несомненно, наиболее известен как автор «Путешествий Гулливера». Впервые опубликованная в 1726 году, книга уже никогда больше не сходила с печатного станка. Она имела колоссальный успех, и первый тираж не мог удовлетворить спрос. С тех пор это произведение было переосмыслено многими поколениями, и недавно газета «Гардиан» назвала его третьим по популярности романом за всю историю. Свифт был плодовитым писателем. Его сатирический шедевр «Скромное предложение» раскрыл особенности его злого юмора во всей полноте. В этом произведении сатирик выдвинул саркастическое предложение: пусть самые бедные семьи в обществе серьёзно подумают о том, чтобы продавать своих годовалых детей на съедение богатым. Он методично пояснил во всех деталях, как все члены общества выиграют при такой системе. Свифт прекрасно понимал ценность шока и сарказма в качестве инструментов своего литературного арсенала. Джеймс Джойс позже описывал его как величайшего английского сатирика. Острый ум Свифта был направлен также против власть имущих. В те времена победа в политическом споре нередко зависела от скорости и мощи вербальной реакции – Свифт же был королём острот. Например, его высказывание о политике: «Жгите всё английское, кроме их угля». О религии: «Религии в Ирландии достаточно, чтобы она научила ненавидеть, но недостаточно, чтобы она научила любить». О легкомысленных расходах бюджетных средств: «Теперь у нас есть доказательство ирландского здравого смысла, / Теперь мы увидели проявление ирландского ума, / Когда не осталось ничего, что стоило бы охранять, / Мы построили Форт».* Вероятно, менее всего Свифт известен в качестве священнослужителя, а ведь именно службу в церкви он считал призванием. Вершины своей церковной карьеры он достиг, став деканом собора Святого Патрика в 1713 году. Вероятно, помешало его несколько презрительное отношение к родному городу: Свифт считал Дублин культурным захолустьем и не скрывал этого. Можно сказать, что излишняя откровенность была препятствием его карьерному росту. К тому же, с самого момента его назначения у многих вызывала сомнение глубина его личной веры в Бога. Тем не менее Свифт проповедовал перед большой аудиторией каждую субботу. Текст одной из его проповедей под названием «Проповедь против спанья в церкви» сегодня можно увидеть в соборе. Без сомнения, Свифт был весьма эксцентричным для своих дней; человеком, который опережал своё время. Например, он был настоящим фанатиком чистоты и очень старался держать себя в форме. Его противники, конечно, пытались толковать его необычное поведение как доказательство безумия. Но, как всегда, последнее слово принадлежало Свифту: словно в насмешку над недоброжелателями, распускавшими сплетни о его сумасшествии, он завещал всё своё состояние на создание… «Госпиталя Святого Патрика для имбецилов» – первой психиатрической лечебницы в Ирландии. Сегодня множество людей стекается со всего мира к средневековому собору, чтобы отдать дань одному из величайших культурных феноменов Ирландии. Свифта нередко недооценивают, воспринимая его просто как одного из писателей, сыгравших большую роль в развитии ирландской словесности. Но великие авторы, которые пришли вслед за ним, понимали, что они стоят на плечах настоящего литературного гиганта. Эндрю Смит, глава образовательного отдела собора Святого Патрика, организатор Фестиваля Джонатана Свифта Перевела Валерия Галкина ____________________ * Оригинал: Now's here's a proof of Irish sense/Here Irish wit is seen / When nothing's left that's worth defence/We build a Magazine. (обратно)
Путь из лабиринта
Путь из лабиринта Книжный ряд / Литература / Книжный ряд Вишневская Ксения
В издательстве «Вече» вышла новая книга Александра Лапина «Святые грешники». В романе прослеживаются дальнейшие судьбы персонажей «Русского креста», но это – не буквальное продолжение эпопеи. Александр Лапин вышел к читателю с сагой о поколении «рождённых в СССР», которое на излёте XX века было против воли в одночасье «переселено» из великой страны в странное государство, где белое сделали чёрным, а чёрное – белым. Герои «Русского креста» сумели, не потеряв себя, прочно встать на ноги в этом «дивном новом мире». Кто-то одолел вершину покруче, кто-то – поскромнее, но каждый в свой час пришёл к неизбежному вопросу: а стоило ли на неё карабкаться? Поиски ответа и стали для автора и его героев отправной точкой нового повествования. В отличие от предыдущих произведений писателя, в «Святых грешниках» он резко меняет оптику, смещая фокус с внешних событий на тонкий мир смятенной человеческой души. В пространстве духовных ценностей вести доверительный разговор с читателем очень непросто. Как минимум потому, что вера, религия и церковь – понятия далеко не тождественные, а духовный поиск – система многовекторная, в которую включены основные мировые религии и языческие культы, эзотерические практики. Мастер создавать разветвлённые, многослойные сюжеты, Лапин и в «Святых грешниках» остаётся верен себе. Следуя за автором, читатель сможет проникнуть в сферы, куда простому смертному путь заказан: понаблюдает за подковёрной борьбой в губернской думе; услышит, о чём говорит первое лицо небольшой, но гордой страны со своим потенциальным соперником; поприсутствует в зале заседаний одной из крупнейших международных ассамблей. Вместе с героями романа он побывает на «аудиенции» у восточного мудреца и на приватной вечеринке у олигарха среднепланетного масштаба; будет любоваться панорамой таинственного города-призрака в окрестностях священной Агры. Точные и ёмкие, эти этюды с натуры создают прочную реалистическую канву романа. Её дополняет затеянная писателем замысловатая стилевая игра – причудливый микс хроники с притчей, детектива с эротическим романом, социальной драмы с мистикой. Это риск, однако автор сознательно идёт на него в поиске форм, адекватных времени. Когда по воле автора герои сойдутся в нужном месте в нужное время, окажется, что монах и мирянин, христианин и язычник, мусульманин, буддист и приверженец эзотерики верят, по сути, в одно и то же. В «Святых грешниках» обретает новое звучание идея мировой религии, в которой черпали вдохновение выдающиеся мыслители разных эпох и народов. А читатель получает возможность принять от героев романа ту самую ариаднину нить, что так необходима в странствиях по лабиринтам жизни. (обратно)
Русского письма вселенская божница
Русского письма вселенская божница Литература / Литература / Писатель у диктофона
Православие и патриотизм – понятия неразрывные «Моя Украина осталась только в душе и в памяти», – признаётся Наталья Лясковская. – Наталья, вы родились на Украине. Как относитесь к тому, что происходит там в последние несколько лет? – Я уже не раз отвечала на этот вопрос и в интервью, а главное – в стихах. Сначала казалось, что происходит какое-то недоразумение – иногда смешное, иногда фантасмагорическое, и вот-вот морок рассеется, и всё будет как прежде. Ведь не могут два народа, казалось бы, неразрывно укоренённые друг в друга общей историей, культурой, литературой, победами, потерями, бедами, радостями, кровными связями вдруг оказаться в таком непримиримом противостоянии! Но очень быстро события стали страшными. Это не вмещалось ни в сердце, ни в уме… Украина и украинцы очень изменились. Произошли события, ставшие знаковыми, – Майдан и Одесса. Тогда я написала стихотворение «Я сама себе Украина». Моя Украина – это мои родные, трудолюбивые простые люди, добрые, весёлые; это моё детство, моя непростая, но счастливая юность. Я училась в русской школе, но учителя украинского языка и литературы были из самых любимых. У нас в доме говорили на двух языках, легко перескакивая с одного на другой, пели украинские песни, одинаково любили Пушкина и Шевченко. И оба языка вошли в мою кровь, в гены, в мозг. Но, кажется, моя Украина осталась уже только в душе и в памяти. В рамках этого интервью анализировать политические процессы, происходящие там, и высказывать моё к ним отношение неуместно, скажу только: на Украину мне путь закрыт… Я приехала в Москву в 16 лет (не думая, что вскоре окажусь в другой стране) и большую часть своей сознательной жизни прожила в России. Здесь моя Родина духовная, здесь я стала православной христианкой. По словам моего личного философа (шучу, но в шутке этой много правды) Григория Сковороды, «истинная жизнь» человека должна отождествляться с «чистой совестью» и истинной верой: «Без Бога и за морем худо». В России я состоялась как человек, как мама – обрела друзей, любовь, детей. Здесь я работала и училась, доходила своим умом и опытом до многих основополагающих в жизни человека истин. Здесь я состоялась и как творческий человек. И давно осознаю себя русской. Я понимаю славянское сообщество как умножение славянских матриц на скаляр – Россию, где все славянские народы образуют великий «невырождаемый» модуль, этот поэтически-математический образ очень мне близок. А пока Украина, надеюсь, временно в стороне, мне остаётся: …и сложенный крестом хохляцко-польский пых хранить под рушничком на дне старинной скрыни я в семьдесят шестом отстала от своих и там моя любовь осталась к Украине уходит жизнь друзья и я зажав в горсти признаний вам в любви проросшую пшеницу кладу их как залог другого бытия за русского письма вселенскую божницу. – Одна из самых крупных и серьёзных ваших книг – это книга о святой Матроне Московской. Не боялись браться за такую тему, ведь одно дело писать об обычном человеке, хоть и талантливом, другое дело – о святой? Пришло ли какое-то откровение во время работы над этой книгой? – Чего и кого мне бояться, кроме Бога? Матрона «позвала меня», как она умела, и я последовала ей. Как это произошло, описано в книге, которая вышла год назад в издательстве «Вече» в серии «Лучшие биографии». Решиться было и правда очень нелегко. Много раз перечитывала «Беседы великих русских старцев», откуда и получила ответ от схиигумена Германа, устроителя Зосимовой пустыни: «Кто же из нас достоин? Кто может считать себя достойным? Мы только смиряться можем и смирением дополнять дела, которых у нас нет...» А в «Житии преподобного Сергия Радонежского чудотворца», написанном спустя 27 лет после блаженной кончины преподобного благоговейным учеником его, священноиноком Епифанием, нашла себе в поддержку такое признание: «Подивился я, как оставалось в забвении тихое, чудное житие сие? И, побеждаемый сильным желанием, решил каким бы то ни было образом написать хоть от многого малое. Обрёл я некоторых премудрых старцев и вопросил их: одобрят ли они моё помышление, и подобает ли мне начать писать? Они же отвечали: «Как не подобает жития нечестивых людей описывать, так же не подобает и жития праведных полагать в забвении и предавать молчанию». Вот и я стала «побеждаема сильным желанием». На это ушло почти шесть лет жизни. Много чего произошло – и радостей, и бед. Но я знала: так должно быть, надо всё перенести, многим пожертвовать. Были и откровения… Кое-что я приоткрыла в книге. Об остальном буду пока молчать. Это слишком сокровенно. – Вы пишете не только произведения для взрослых, но и для детей. Какая ситуация, по вашему мнению, сложилась сегодня с детской литературой? И есть ли какой-то рецепт: как надо писать для детей? – Я считаю, ситуация с детской литературой на грани катастрофы. Во многом виновата издательская политика: выгодно публиковать книги тех авторов, которым не нужно платить гонорар, то есть умерших. Процветают «левые» переводы никому не известных зарубежных авторов, которые вряд ли смогут увидеть свои книги в России, а уж тем более защитить авторские права. Лучше всего – создать собственное издательство, как сделал один известный, раскручиваемый ещё с советских времён детский писатель, недорого нанять талантливых ребят-имитаторов – и пусть строгают бесконечные продолжения историй с полюбившимися детям персонажами. Законом это не запрещено. Автору же одиночке, если даже его издадут, заплатят копейки, будь он хоть самый расталантливый. Мне недавно предложили в издательстве «Стрекоза» писать сказки «под картинки». Картинки попались хорошие, и я, истомившись по такой работе, согласилась, написала. Тут мне прислали договор: за сказку предложили 1 тыс. рублей, при этом я отдаю права на неё на всю жизнь «и ещё 18 месяцев»! Да ладно бы только это, но по такому договору издатель имеет право редактировать мою сказку, как пожелает, использовать её в рекламе, анимации, переводить на другие языки и т. п. – но уже автору никакой оплаты. Когда я отказалась, редактор очень удивилась: как, вы забираете свои сказки, а у нас тут очереди стоят, чтоб опубликоваться! А кто там в очереди стоит на таких условиях? Бездарные графоманы, которые готовы на всё, лишь бы их имя мелькнуло в печати. Вот и появляются книги с милыми картинками и ужасающими текстами. И все удивляются: где же наши талантливые авторы, Агнии Барто и Чуковские?! Они есть, но их не печатают. Мои книги – плоды случайности, просто хорошие люди в издательствах попались, бескорыстные подвижники. Но их всё меньше… А рецепт как писать для детей – прост: честно, талантливо, с любовью. – Международный Союз православных женщин – что это такое? – Богоборческая советская власть, планомерно уничтожавшая не только представителей духовенства, но и мирян, радикально изменила на много лет вперёд процентное соотношение мужчин и женщин, носителей и хранителей православной веры. В годы гонений силами НКВД было истреблено 78,8% священнослужителей. С ними зачастую погибали их жёны и дети. А уцелевшие женщины-христианки самого разного положения в обществе и социальной принадлежности, рискуя жизнью, хранили иконы и служебные книги; участвовали в тайных богослужениях, записывали и передавали слова духовных отцов и наставников... За века, проведённые в молитвах и трудах, в ежедневном духовном подвиге, две сущности женщины-христианки, представленные в Евангелии Марфой и Марией, слились в одно целое, возник современный тип русской православной женщины. Именно такие женщины объединились для консолидации работы в духовно-просветительской, культурной, благотворительной и иной общественно полезной деятельности. Почему наш Союз назван «женским»? Потому что женщины составляют большинство. Но есть у нас и много достойных мужчин... – Обязательно ли, на ваш взгляд, писателю быть верующим? И как связан «русский космос» с православием? – Для меня – непременно. Я не отвергаю дохристианских русских народных мировоззренческих традиций, древнего космогонического видения мира. Ведь и устные, и более поздние письменные памятники культуры, первые русские летописи – драгоценная часть философского, литературного и естественно-научного космизма, они для меня очень важны. По своему замыслу и структуре они изначально космичны: история Руси предстаёт в них как закономерное звено в общей цепи мирового процесса, начиная с ветхозаветного сотворения мира, а сама Русь видится неотъемлемой частью мирового целого. Но для христиан мир христоцентричен, познание его проходит через познание Христа как «меры всех вещей». Воплощение Бога для нас – центральное событие человеческой истории и истории всей Вселенной, а Христос – Спаситель и Искупитель человеческого рода, открывший путь преображения человеку и всему тварному миру. И я полагаю, потому и велика досоветская русская литература, что писатели исходили в своих творениях из этого постулата. Известно высказывание Ф.М. Достоевского: «Русский – значит и православный». – Если говорить о взаимовлиянии в сознании нашего народа понятий «православие» и «патриотизм», то каково оно? И возможно ли одно без другого? – Это неразрывные понятия. Бесполезный для земного Отечества бесполезен и для Небесного. Советую всем прочесть на эту тему точные, ёмкие, я бы даже сказала, афористичные рассуждения протоиерея Олега Стеняева. Лучше него не скажешь. – К чему сейчас больше тяготеете – к прозе или поэзии? – Тяготею к прозе, а пишу стихи. Но даст Бог пожить ещё лет десять – напишу то, что задумала, что созревает в прозе. В работе три книги: начата (три главы) книга о святой Нине, готова половина книги о писателе Николае Лескове, которого я очень люблю, и частично-хаотично написан роман на личную тему «Испытание Веры». Беседу вела Анастасия Ермакова "ЛГ"-Досье Наталья Викторовна Лясковская – поэт, прозаик, переводчик, публицист. Родилась на Украине, в городе Умань. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького (семинар Е. Винокурова). Автор публикаций в центральной и региональной прессе, книг для взрослых и детей. Член СП России. Член ПЕН-клуба русских писателей. Член совета Международного Союза православных женщин. Работает в пресс-службе Международного Союза православных женщин. Председатель жюри фестиваля для детей и юношества «Таланты Московии». Председатель жюри (поэзия) Всероссийского Гумилёвского литературного конкурса для подростков и юношества «Золотое сердце России». Лауреат Почётного знака Дружбы народов «Белые журавли России» и медали «Поэт и воин Игорь Григорьев 1923–1996 гг.» за большой вклад в сохранение и развитие русской словесности, традиций патриотического воспитания. Победитель Всероссийского конкурса им. Павла Беспощадного «Донбасс никто не ставил на колени» (2016). Книга «Матрона Московская» вошла в короткий список премии «Золотой Дельвиг». Живёт в Москве. (обратно)
Прозрачней стрекозиных крыл
Прозрачней стрекозиных крыл Литература / Литература / Поэзия Портнов Владимир
* * * Стрекоза на цветок села рядом со мной, До чего ж не боимся друг друга. На лугу возле речки и мир, и покой… На реке не хватает мне струга. Был бы струг, я поплыл бы в чужие края, Стал древлянином, время запутав, И в рыбацкую сеть я поймал бы себя, Не жалея о том ни минуты. И прозрачней, и жёстче стрекозиных крыл Надо мной хлопотать будет небо… То ли помню, что было, то ль всё позабыл, То ли жил я на свете, то ль не жил. Над полями висит невесомость моя, Всерассеян мой дух по приволью, Я, неверящий в Бога, но, Бога моля, Су-ще-е обретаю с любовью. * * * Между Небом и между Землёю, Между пламенем и золою, Между ором и тишиною Я, травинку в зубах теребя, С удивленьем услышал… себя. * * * Нестандартно низкий подоконник И широкое, как мир, окно, С лёгкостью запрыгнет и котёнок – Только ей всё это всё равно. Всё равно, что створки раздвижные, Что на окнах занавесок нет, Что пейзажи за окном живые Потеряли свой весёлый цвет. …А печаль всегда бывает чёрной Или серой, словно серый кот. Всё равно день чётный ли нечётный… Тот, кто нужен, больше не придёт. Он не позвонит и не ответит, Не подарит полевых цветов… Над могилой воина лишь ветер Панихидит песнею без слов. * * * Непослушную чёлку С глаз сдувала на треть, Чтоб она не мешала В меня колко смотреть. Чтобы взгляд твой сквозь чащу Шелковистых волос Будто бы из засады Задавал свой вопрос. Словно крик на границе: «Стой! Ни шагу! Куда?» И гудели тревожно Вдоль межи провода. …Много зорь пролетело, Много минуло бед. На вопрос из засады Не нашёл я ответ. * * * Как судьбу ни аукай, Всё равно не дано Рассмотреть близоруко, Что прожито давно. Тяжестью километров Спрессовало следы, Что оставил я метой На краю у беды. На краю на обрывном, Пальцы в скалы вцепив, Хоть всё в жизни обрыдло, Пел я бодрый мотив. Стало пусто сегодня, Было пусто вчера, Что-то в жизни негодно… Не хватает костра, Не хватает палатки И тропинки к реке, Не хватает повадки Уходить налегке, И по скалам – как серна, И как волк – от огня. …Этой жизни, наверно... Наверно, будет не хватать меня. * * * Отгрохала мировая. Залечена тишина. Лишь где-то, как хата с края, маленькая война. С маленькими боями... Но кому-то она – самая страшная, Самая мировая. Самая последняя в жизни война. ...Для тех, кого убивают, малых войн не бывает. (обратно)
Моей вселенной улицы темны
Моей вселенной улицы темны Литература / Литература / Поэзия
Ольга Подъёмщикова (1961–2000) Ольга Подъёмщикова родилась в Туле. Её дед со стороны матери был учеником Льва Толстого, дед со стороны отца был главным архитектором Тулы. Окончила филологический факультет Тульского государственного педагогического института им. Л.Н. Толстого, работала экскурсоводом в Ясной Поляне, журналистом в местных и всероссийских газетах и журналах, на радио и телевидении, в РИА «Новости». Создала и возглавляла журнал «Тульские епархиальные ведомости». В 80-х вслед за сосланным мужем, поэтом и журналистом Сергеем Белозёровым, поехала в Сибирь на станцию Зима Иркутской области. Трагически погибла в ночь с 5 на 6 октября 2000 года под Тулой при невыясненных обстоятельствах. Посмертно издана книга стихов «…Вернись мне отблеском мгновенным» (Тула, 2001). * * * Душа моя – окаменелость, ракушка, спрятанная в мел, – кричи и пой! Имей же смелость, когда весь мир окаменел. О ты, прозревшая внезапно, там, где забвения печать, кричи и пой! Пускай не завтра тебя заставят замолчать. Детская железная дорога Говорили, мстили, обижали, друг от друга ночью уезжали, возвращались, каялись, мирились, и – расстались. И – угомонились. Вот и всё. Мы строже и мудрее. Детская дорога – громыхает. И, склонившись, мы сидим над нею: поезд мчится, семафор мигает. Мы играем в прошлое, а в прошлом маленьким всё стало и хорошим. И не страшно нам с судьбой играть. Только – врозь придётся умирать. И как пуля вдруг пробьёт насквозь моё сердце это слово – врозь. Паровоз не дышит в тупике. Я стою со свечкою в руке.
Анечке 1. Дитя моё, грустью своей захлебнувшись, разбившись о слово, как о волнорез, щекою прижавшись, от горя согнувшись, я крест обнимаю твой. Наперерез кладбищенский ветер, волнующий травы, к приблудной собаке минутная жалость. Родная, мы обе с тобою неправы, ты – в том, что ушла, а я в том, что осталась. Тепло ли тебе в том заоблачном доме, где ангел тебя укрывает крылами? Там свет и покой. Ну а вдруг ты порою скучаешь по маме? Покинутой маме. А я полюбила шиповника чащи, осенних прогулок горчащую небыль и больше не плачу. Но чаще и чаще подолгу – с любовью – смотрю я на небо. 2. Снова пришло время дерев и трав. Снова листва и птицы, и мир – как был. Просто ушла в землю, землёю став. Просто ушла в небо в биенье крыл. Не прерывается пуповина. И связь двух душ нам не нарушить, отняв тебя от груди. Нету роднее места, чем эта глушь возле твоей могилки. Я скоро, жди. Так и живу. Там, где кроны качает лес, вижу тебя. И твой голос зовёт вдали. Ты ко мне руки протягиваешь с небес. Я тебе душу протягиваю с земли. 3. Вещи твои ещё запах твой хранят. Мир наших комнат полон ещё тобой. Но невозможно снова тебя обнять. В этом объятии вновь обрести покой. Голубоокая, в той голубой дали, где ты живёшь, не страдая и не скорбя, ты позабудь ту, что вглядывается с земли в райские заросли, чтоб увидать тебя. Кажется мне, будто ангельский вижу лик, чудится мне, будто радостный слышу смех. Ведь для тебя ожидание встречи – миг. А для меня ожидание встречи – век. * * * Такая на душе печаль, такое тихое отчаянье – будто от берега отчалила ладья, уснувши невзначай. И над рекой дрожат огни, такие робкие и тленные, про все разлуки и вселенные напоминают мне они. И ничего нельзя вернуть. Не изменить реки течение. И бесконечное значение прожитый обретает путь. * * * В моей квартире живы лишь часы. Их слабый пульс поддерживает стены бумажные. Здесь, на краю Вселенной, песок минут струится на весы. Моей вселенной улицы темны, и тротуар их шаток и непрочен, и из домов выходят только ночью бессонные жильцы моей страны. Их силуэты зыбки – только тень, и голоса – лишь отзвуки, обломки далёких фраз. И наступивший день оставит нам вопросы, недомолвки, свет фонарей и шёпоты дождя, движенье звуков, смутные намёки... Уходим. Боже, как мы одиноки и как мы совершенны уходя. Публикацию подготовил Андрей Коровин (обратно)
От серебряной ложки до Человека-паука
От серебряной ложки до Человека-паука Литература / Литература / ЖУРНАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ Бушуева Мария
Мотив возвращения разными голосами * * * «Новый мир», № 10, 2017 Сергей Шаргунов «Правда и ложка». Повесть Повесть Сергея Шаргунова – это, говоря языком автора, попытка путешествия «за слабым серебристым свечением сквозь ночь истории»... Понимаю «Новый мир»: во-первых, Сергей Шаргунов – постоянный автор журнала, во-вторых, приятно опубликовать актуальную повесть, уводящую в русскую историю через историю одной семьи (да ещё с посвящением прапраправнучке гениального графа), в-третьих, главный редактор «Нового мира» – поэт и, возможно, потому редакция ценит изобразительность не только как литературный приём, но и как основополагающий принцип организации текста. Однако Сергей Шаргунов строит текст не только на изобразительности (здесь у него много находок, вспоминаются «алмазные венцы» прозы 20-х и далее), но и на чеховском принципе: дайте мне любой предмет, и завтра будет о нём рассказ – так однажды высказался тончайший русский классик. Действительно, любой предмет можно положить в основу рассказа или даже повести, наделив его метафорическим смыслом, определив его исторические векторы, придав символику. С. Шаргунов воспринял лёгкие слова Чехова очень серьёзно. И, взяв серебряную столовую фамильную ложку (а ложка как древний предмет наделена многоуровневой смысловой нагрузкой и множеством воплощений в реальности – от серебряной дворянской до деревянной крестьянской шевырки или бутырки бурлаков), вокруг ложки начал накручивать событийные линии повести, связанные с определёнными персонажами, часто достаточно известными. К примеру, пересказывается история жизни бывшей фрейлины Екатерины II Блаженной Ефросиньи. Половину, если не больше, фактов писатель просто позаимствовал из общедоступных источников, отчего иногда возникало при чтении впечатление, что «Правда и ложка» – это такие вот орнаментально оформленные фрагменты «Википедии», рисующие биографии весьма достойных людей, в основном состоящих в родстве с писателем, которыми, конечно, он может действительно гордиться. Здесь и выходец из просвещённой купеческой семьи арктический исследователь В. Русанов, здесь и советские писатели Б. Левин и В. Герасимова, кинорежиссёр С. Герасимов... И сильная сторона повести, кроме изобразительности, ещё и, так сказать, «корневая система»: дворянские, купеческие, крестьянские, духовные корни – на этих корнях и держится история России. У каждого писателя Россия – своя. Для одного – это русский язык и православие, для другого – русское поле и древние национальные традиции, для третьего – Пушкин и вся русская классическая литература... А для писателя Сергея Шаргунова – «на равных природа и еда». Высказав своё сокровенное, автор начинает, так сказать, доказывать постулат образами – здесь и «кубизм винегрета», и кулинарный импрессионизм: «закатный свекольник, щавелевый суп с яйцом, как пруд, в котором отражаются луга».... Но некоторую печаль от повести вызвали, конечно, не эти забавные сравнения, а некая воронка пустоты, обнаруживающаяся в подтексте, то есть отсутствие у автора подлинных чувств к тем, о ком он пишет (может быть, кроме любви к бабушке по линии отца). Видимый двигатель повести – желание продемонстрировать самого себя в зеркале с дорогой рамой – рамой из родословной. В такой демонстрации не было бы ничего дурного, – и Пушкин родословной гордился, любил предков, эмпатически оживляя их и то, что они чувствовали, – если бы не главное у Шаргунова, что невозможно скрыть: фактически никого из людей на самом деле в повести нет: серебряная столовая «ложка-поводырь» повела автора «за слабым серебристым свечением сквозь ночь истории», но из тьмы непроявленности ни один из героев так не вышел, не ожил. Удивительно, но живыми получились только цыганки – крошечный эпизод – они почему-то вырвались из музейно-родовой коллекции, запестрели мгновенным вихриком – и исчезли снова. И ложка исчезла. Внезапно Шаргунов решил предстать то ли последователем Самгина, то ли Годо – и сообщил, что, может быть, и ложки-то и не было. Не потому ли серебряный свет несуществующей ложки не стал нитью, выводящей из лабиринта «ночи истории»? Конечно, Шаргунов, в отличие от создателя живых персонажей Захара Прилепина (его Санькя уже давно бродит среди читателей, как «тульпа»), по дарованию скорее писатель-репортёр, и всё равно мне как читателю как-то грустно, ведь Шаргунов начинал с очень эмоциональной книги «Ура!», свежей, как мартовский ветер, но, «научившись топотать ножками» (это автор с нежностью в повести о себе) не только по квартире, но и по премиальному залу современной русской литературы, набрав формального мастерства, потерял ту искренность и свежесть чувств, что так привлекала к нему в начале его творческого пути, и не приобрёл главного для писателя – умения, если не любить, то хотя бы замечать другого человека. Впрочем, многие могут со мной не согласиться. * * * «Бельские просторы», № 3–8, 2017 Салават Вахитов «Салагин. Книга о любви». Роман «Смысл любого путешествия в возвращении и ни в чём ином. Если не верите, почитайте «Одиссею» Гомера», – так чётко Салават Вахитов обозначает тему своего романа во многом, несомненно, биографического. Роман о детстве и о времени: «На потолке, там, где висела люстра, то и дело набухают тяжёлые капли – следствие недавно прошедшего дождя – и срываются вниз, отстукивая время вместо остановившихся от старости настенных часов». Главный герой – мальчик, которому в романе исполняется двенадцать лет. Роман большой, неровный, и, на мой взгляд, затянутый – он выиграл бы, раздели его автор на две повести с одним героем: повесть о детском стремлении к неизведанному и о первой любви (при чтении вспоминались Фраерман, Кассиль), адресованную всё-таки более взрослым читателям со сходным опытом детства, и вторую, в которой – впечатления о давнем туристском походе по Северному Кавказу – «по знаменитой всесоюзной «тридцатке», – скорее рассчитанную на тот же возраст, что и у главного героя. Конечно, автор ностальгирует не только о своём доме («остались лишь скорлупки – запылённые окна»), но и о той стране, в которой прошло его детство. И его можно понять. Для многих детство и СССР слились в одно целое: вспоминая свои детские годы, человек невольно вспоминает реалии того времени и хороших простых людей, веривших, что вручённая очередная юбилейная медаль – настоящее признание страной их трудовых заслуг. Образы бабушки, матери, отца, маленького братишки даны автором с теплом, с любовью. Первая повесть (или первая часть романа) представляется более удачной, чем вторая, засюжеченная в стиле старых фильмов киностудии им. М. Горького. Фильмы, конечно, были разные: и плохие, и хорошие, – их до сих пор смотрят на DVD; занимательный детский фильм можно было бы снять по книге и сейчас. Минусы – в сходстве сюжетных ходов, искусственно – взрослой, порой морализаторской речи детей и так далее. Правда, во второй части есть трогательный персонаж и очень достоверно отражена особенность детского восприятия: Маринка, «толстая смешная девчонка» и мишка, которого герой часто видел «в лучах заходящего солнца», считая своим талисманом-оберегом, сливаются в одно целое»: мишка – талисман «каким-то чудом принял образ Маринки». Хотя речь Маринки слишком афористичная, правильная, точно говорит бабушка героя, а не двенадцатилетняя девочка. Если такой вербальный минус сделать литературным приёмом, обосновав тенью смерти, которая сопровождает больную девочку, наделяя её иным опытом, её недетские слова воспринимались бы иначе. Немного назидательный, немного сентиментальный роман состоит из нескольких пластов: один из них – отношения взрослеющего ребёнка со взрослыми: встреченных в походе мальчик обвиняет в том, что они невольно учили лгать, лицемерить, враждовать. Мальчик, увидев взрослых с такой непривлекательной стороны, что ему расхотелось взрослеть, сделал любопытный вывод: «Взрослым надо подбросить липовые факты, и тогда они, ничего не подозревая, ввяжутся в мою игру. И я буду вести их до определённой цели». Но всё-таки путешествие принесло герою много хорошего и, конечно, он понял, что и в самом деле смысл любого путешествия в возвращении: «Я бежал среди акаций, тополей и боярышника по тропинке, тонувшей в подорожнике и петушках, жадно вдыхал воздух моей маленькой родины и радовался, что я снова дома после самого первого в моей жизни путешествия». Роман может понравиться искренностью, мудрой простотой и тем, что автор не претендует ни на что, кроме рассказа о любви. О любви к дому своего детства. К своим родным. К девочке. К тайне жизни. Сейчас многие ностальгируют по СССР – и роман ещё и для них. * * * «Причал» № 4, 2017 Владимир Пшеничников «Костя едет на попутных». Повесть И снова – о возвращении. Повесть «Костя едет на попутных» легко прочитать как традиционную. Однако она, как «секретик» из романа Салавата Вахитова, обнаруживает двойной, даже тройной слой. Первый слой – почвеннический: хороший деревенский парень Костя Косолапов, отслуживший в армии и гордящийся своим военным билетом, оставив в деревне мать, по которой скучает, едет на поиски работы. И текст на первый взгляд вполне соответствует почвенническому направлению: «Костя вышел поджидать дядьку во дворе. Повиснув на штакетинах внутреннего забора, смотрел на соседскую голубятню и мимо неё – в горячее белёсое небо. Слушал шум города, покамест не различая в нём ни направлений, ни расстояний, ни причин. Дома в назначенные дни он со своего двора узнавал звук свернувшего с трассы автофургона и почти вровень с ним поспевал на разгрузку, отличал соседский и чужой мотоциклы, мальчишкой каждую корову в материнской группе узнавал по голосу, и пастух Кириллов ставил его в пример нерадивым дояркам…». Городской (и окологородской) фон для такой прозы тоже обычный, негативный, используется и сленг для отрицательной характеристики времени: «совхоз – разорили, разворовали», «десяток нынешних мажоров тусуется с дрочерами по кафешкам, и главная характеристика их люфтганзы – цена, оплаченная родаками-барыгами и городскими шишками». Но остальное не вписывается, так сказать, в привычную формулу. Например, диалоги. Их много: с водителем попутки, с рабочими, с официантками, с мужем тётки – все разговоры вроде бы очень достоверные, подробные, образуют отдельный слой повести, повисающий над сюжетом, точно сеть, в которую чужая жизнь должна затянуть Костю Косолапова. Здесь автор невольно скользит по той грани, за которой начинается... абсурдизм. И вообще оттенок какой-то случайной абсурдной повседневности в повести очень отчётлив. Количество диалогов всё нарастает – именно они движут скрытую пружину действия, хотя внешне сюжет развивается по прямой: Костя едет на попутных и доезжает до весьма недальнего места, где решает начать искать работу, временно остановившись у своей тётки и её мужа. Тетушка больна, показывается пару раз и произносит пару слов (но видна зримо), её муж, вечером немного выпив с племянником супруги, утром рассказывает ему свой сон, перекликающийся со сном погибшего при аварии на производстве Костиного отца, – автор не акцентирует внимания на этой детали, не обращает никакого внимания на сон пожилого родственника и Костя. Затем тот ведёт его, устраивает к себе на работу, и фактически тут же сам гибнет из-за аварии крана. На следующее утро Костя получает расчёт – и вместе с девушкой Зоей (косвенно виновной в гибели родственника Кости) отправляется домой в свою родную деревню. Хронотоп повести, расширившись, мгновенно сужается и закольцовывается мистической деталью (сном.) Простой парень Костя Косолапов (такой вот «русский медведь») неожиданно оказывается фигурой рока – передатчиком гибельного импульса от своего отца к другому человеку. Возникает вопрос: почему? Это третий слой романа. Автор, Владимир Пшеничников, по сути своего литературного дарования – новатор (нейтральное определение выбираю вместо конкретных обозначений, в данном случае не полностью подходящих), но по идейной платформе – писатель почвеннических ориентиров. Возможно, именно потому повесть интересная, но как бы смутная, точно подлинный, а не рациональный её замысел, блуждающий в авторском подсознании, пока ещё не принял определённых очертаний... * * * «Знамя» № 7, 8, 2017 Ольга Славникова «Прыжок в длину». Роман У Ольги Славниковой в романе, конечно, смутности нет, всё выверено, всё абсолютно точно. «Прыжок в длину» напомнил мне двух давних циркачей из цирка-шапито: сначала поразил зрителей жонглёр-мастер математической чёткостью номера, за которым стоял его великий труд – ни одно лишнее движение не нарушило красоту и совершенство выступления, зрители были восхищены. Во втором отделении вышел другой жонглёр: в первые минуты в его движениях скользила неуверенность, казалось, сейчас обруч скатится с его руки или шар упадёт на пол – кто-то из зрителей напрягся, заранее сочувствуя, кто-то скептически ухмылялся, – и вдруг что-то под куполом цирка произошло: точно сам воздух стал подбрасывать обручи и шары, опуская их прямо в руки жонглёра, – удивлённые зрители, способные не только глазеть, но и чувствовать, угадали, что этим выступлением руководило чудо... Ольгу Славникову как писателя закономерно представить первым жонглёром: её мастерство нанизывания и усложнения сравнений и метафор а-ля Набоков, точно внесённых в текст уже после первичного написания, восхитило бы и самого мэтра. Славниковские тропы не могут не вызывать радостного чувства от соприкосновения с подлинным мастерством. Но герой её нового романа «Прыжок в длину», конечно, жонглёр второй. Образ человека, одарённого удивительным спортивным талантом, получился бы весьма интересным, не маячь за его спиной прообраз знаменитого Человека-паука, супергероя комиксов, фильма и детской игровой индустрии. Посудите сами: Ведерников (главный герой романа) «работал не столько крыльями, сколько неким внутренним, неизвестным науке органом: какая-то силовая паутина в животе, способная напрямую взаимодействовать с пространством». Сквозной образ паутины аукнется даже в развлечениях героя-антагониста Женечки. Ассоциация настолько отчётлива, что снимает с образа Олега Ведерникова главное – оригинальность. Отчётлива и вторая ассоциация – со знаменитой психологической парой, к сожалению, недавно ушедшего Маканина – Ключарёвым и Алимушкным: у Славниковой это Ведерников – Женечка. Чем дальше уходит первый от живой жизни, тем интенсивнее жизнь осваивает второй. Но открытие Маканина (у него таких открытий несколько) наделено в романе писательницы дополнительной семантикой: спасённый Женечка, который как бы становится не только воспитанником, но и чемпионской наградой Ведерникова, совершившего при спасении ребёнка уникальный прыжок, теперь «принадлежал ему, Ведерникову, и вдруг он пожелал контролировать пацанчика, держать его возле себя на коротком поводке. Ведерников догадывался, что большинство людей живут всего лишь потому, что родились и не умерли, – но Женечка Караваев просто обязан был иметь смысл жизни». Однако смысл жизни Женечки – примитивная нажива – не может стать эквивалентной платой за то, что Ведерников, спасая его, потерял. И образ Женечки писатель рисует самым простыми и жёсткими штрихами, определения её не дают читателю даже возможности усомниться в авторских характеристиках. Для Славниковой он однозначно «негодяйчик», «похожий на примата» и, в противоположность Ведерникову, «самец, не способный из-за своего чудовищного удельного веса не только летать, но и плавать». Правда, порой этот примат вырастает до «диавала». Саморазрушительной уязвимости Ведерникова противопоставлена полная неуязвимость и несокрушимость Женечки, спасая которого (а он нередко попадает в экстремальные ситуации), люди страдают сами; вообще все с ним соприкасающиеся подвергаются опасности: «множилось число пострадавших за Женечку людей: медсестра, работяга со склада металлолома, Журавлёва, учительница физкультуры, ещё десятка полтора бройлерных недорослей обоих полов, в разное время попавших под горячую руку учителям в результате Женечкиных спектаклей на уроках». Краткий обзор не позволяет подробнее остановиться на других линиях и проблемах романа: «суррогатной семье», этической теореме добра в его народной мифологии и в упрощающей транскрипции, так сказать, пригодной для шоу или «мыльной оперы», на социальном вопросе о месте инвалида в современном российском обществе (впрочем, Славникова не ставит задачу реально заострить проблему, ведь герой с матерью-бизнесменшей это не нищий одинокий безногий инвалид). Отмечу, на мой взгляд, главное: Славникова как писатель-«объективист» использует любого героя своего романа более как предмет или как повод для создания виртуозных тропов, а его связи с миром как основу для метафизических конструкций, изначально не претендует на создание живого характера. Её проза как бы являет собой великолепный результат работы таксидермиста – но этим Славникова и интересна. Маканин менялся, даже Набоков всё-таки был эмоциональным и даже стилистически разным, Славникова всегда верна раз и навсегда созданному стилю. Плохо это или хорошо – вопрос праздный. Она такова – и в этом её ценность. Того, кто превозносит и награждает тяжёлые, умные, чуть старомодные романы писательницы – хотя бы за удовольствие от её прекрасных сравнений и метафор – нельзя не понять: она этого достойна. Некоторые неточности романа – киллер, дабы застрелить Женечку, выезжающий прямо к свидетелям и телекамерам; телезвезда, пользующаяся земляничным мылом; отечественное производство, характеризующееся по показателям начала 90-х, и так далее – можно легко объяснить замыслом: к примеру, доказать, что стрельба происходит не в реальности, а в телешоу, в которое перетекла жизнь главных героев, и так далее ... Славникова создала новый многоуровневый текст-концепт, который, несмотря на схематичность, опору на чужие художественные открытия и возможность быстрого решения теоремы – предугадываемую концовку, всё-таки значителен. (обратно)
Простор для творчества
Простор для творчества Литература / Литература / Литучёба
В Московском областном государственном университете благодаря личной поддержке его ректора П.Н. Хроменкова начала свою работу Студия писательского мастерства Юрия Полякова. Её представляют четыре мастер-класса по поэзии, прозе и публицистике, критике, литературоведению, которые ведут Сергей Мнацаканян, Любовь Красавина, Анастасия Ермакова, Андрей Воронцов, Леонид Колпаков и Пётр Калитин. Сам Юрий Поляков курирует, естественно, всю деятельность студии, определяя исключительно творческий характер её атмосферы. (обратно)
Бравый солдат Швейк, старый сапёр Водичка и блогеры 11-й маршевой роты…
Бравый солдат Швейк, старый сапёр Водичка и блогеры 11-й маршевой роты… Литература / Литература / Проза Лужков Юрий
Ещё одна «хорошенькая государственная измена!» Этот торжествующий вопль Бретшнейдера – агента-провокатора тайной полиции Австро-Венгрии, ни за что ни про что обвинившего несчастного трактирщика Паливца в измене Его Величеству, венчает предыдущий пересказ горячих политических дебатов на небесах, в чистилище. С участием Йозефа Швейка и его дружков из незабвенной 11-й маршевой роты. Рвение, ухватки, несуразности политического сыска на Капитолийском холме живо напоминают сюжеты разящей сатиры Ярослава Гашека. «С кем состоите в сношениях?..» – вкрадчиво выпытывали и у Швейка дознаватели в полицейском участке. В обыкновенном пражском обывателе они загодя опознали русского шпиона. «С кем состоите?..» С тем же самым «пытаньем», на ломаной мове Порошенко, седовласые сенаторы, как городовой к нищему, пристали к самому президенту США. Ему нагло лепят горбатого, будто он тайный «агент Кремля». А его нечаянная победа на президентских выборах – ловкая операция Лубянки. Едва Большой Дональд отбился от нападения осиного роя с Капитолийского холма, как под раздачу попал зажиточный вашингтонский политтехнолог и лоббист Пол Манафорт. Одно время он подвизался в выборном штабе Трампа. Специальный прокурор Мюллер обвинил его в «заговоре против Соединённых Штатов». У «Мюллера под колпаком» ещё несколько личностей из близкого окружения Трампа. Мишень немеркнущей сатиры автора «Похождений бравого солдата Швейка» – впавшая в старческое слабоумие австро-венгерская монархия. Весь мир сегодня свидетель полнейшего «ретро». Политикум Сияющего Града на Холме – Америки – обрёл разительное сходство с фантасмагориями «Швейка». Такая же Канатчикова дача.
Умеренная «либерализация» в чистилище Итак, бравый солдат Швейк, полковой писарь либерал Ванек, старый сапёр грубиян Водичка и другие ветераны 11-й маршевой роты коротают деньки там, на небесах, в чистилище. Будто бы на бессрочной гауптвахте. Распорядок в чистилище претерпевает уклон в лёгкую «либерализацию». Дозволен доступ к интернету и Wi-Fi. И нет повинности распевать с утра до вечера псалмы. «Суета сует и всяческая суета!» – сказано в Ветхом Завете. Настоятели чистилища предостерегают постояльцев против мирских страстей, соблазнов, всяческой скверны, а также превратных толкований. Как бы то ни было, состоя на постном довольствии в чистилище, дружки Швейка вынуждены ограничивать себя безалкогольным «Великопоповицким». Потому и отводят душу в нескончаемых спорах. И завсегда речь у них о «мейнстримных» политических событиях и новостях на том, белом, свете. В широком «плюрализме», словесных баталиях, стенка на стенку, на ток-шоу у Соловьёва дружки находят отдушину, лекарство от скуки. И все как один следят по интернету за новостями агентства «Блумберг». Судачат о проделках политиков и vip-персон, райском житье беглых российских банкиров и проч. А ещё дивятся гламурным барышням с Рублёвки, которые наперебой, дерзко метят в Верховные главнокомандующие. Писарь Ванек строчит посты и ставит лайки на сайте «Эхо Москвы». И благоговейно внимает откровениям «гуру» либералов Леонида Гозмана. Повар-оккультист Юрайда составляет замысловатые гороскопы политиков, сверяясь по древнеиндийским сутрам. Денщик Балоун, известный во всём полку чревоугодник, грезит о домашней кровяной колбасе с тмином и чесноком. А Швейку любо вспоминать разговоры завсегдатаев в пражском трактире «У Калиха». И всякие забавные поучительные истории, побасенки и притчи.
Зайчатина в сметане – помеха монетарной политике Вот и на этот раз Швейк завёл разговор издалека: – Обер-лейтенант Квасничка, мы тогда служили в Карлине в команде запасных, втолковывал нам, расхаживая перед строем: «Не думайте, ленивые коровы вы этакие, что ваша военная служба закончится на этом свете. Мы ещё и после смерти увидимся. И я вам такое чистилище устрою, что вы очумеете!..» Ну и где запропастился этот Квасничка с его тупой муштрой? Мы-то тут все давно в сборе. – Быть может, твой Квасничка как-то изловчился пролезть сквозь угольное ушко в райские кущи? – завистливо заметил денщик Балоун. – Там, небось, житьё райское, так райское. И не морковными котлетами потчуют нашего брата, а венскими шницелями. – А вот полковник Фидлер, – продолжил вспоминать Швейк, всё ещё поддразнивая известного обжору Балоуна, – был для солдат что ангел во плоти. Прямо как твой святой Мартин, который раздавал гусей бедным и голодным. На свои именины полковник повелел на весь полк готовить зайцев в сметане с сахарными кнедликами. Старший писарь Ванек вдруг возопил как ужаленный: – Отъявленный популист этот твой хвалёный Фидлер! Дармовщинка – путь пагубный для цивилизованного общества. Не зря говорят: нужда гнёт железо! В Европе социалисты полвека правили, раздавая направо-налево пособия, вэлфоры на харчи, налоговые послабления для бездельников. И что из всего этого получилось? Крупный бизнес из-за непомерных налогов бежал наутёк в Китай. А бремя государственного долга стало невыносимым. Александр Гамильтон проповедовал, что без имущественного неравенства нет свободы и процветания. Вот! – Твой Гамильтон, что же, против был рождественской индейки на столе в каждой богобоязненной семье? – ворчливо отозвался Балоун. – Жёсткая неумолимая монетарная политика, как по писанному заладил Ванек, горькое, но целебное лекарство для экономики. Сам Милтон Фридман призывал решительно избавиться от «тирании» попечительного государства. – Наш обер-лейтенант Голуб почище твоего Фридмана подступал с ножом к горлу: «Солдаты, вы должны знать, что казарма не гастрономический магазин, где вы можете выбирать маринованных угрей и сардинки…» Выходит, Ванек, зануда Голуб одной с вами веры.
Девичник претенденток с Рублёвки Разговоры про зайчатину и монетаризм прервал телеграфист Ходоунский, не расстававшийся со своим айфоном: – Братцы, ещё одна претендентка на президентский пост громко заявила о себе, некая Катя Гордон. Говорят, давняя соперница и завистница светской львицы Ксюши Собчак. Мол, я ли не краше и умней? А следом, вы только поглядите, целый девичник с Рублёвки, туда же, в Верховные главнокомандующие метят. Если даже понарошку, всё равно как-то стрёмно! Россия всё-таки не Маврикий какой, а ядерная держава. – Девичник – что-то новенькое, – удивился Швейк. – В шальные 90-е в президенты уже баллотировался пчеловод, в другой раз – чудаковатый масон, невесть откуда взявшийся. И даже кинорежиссёр Говорухин, который теперь, правду сказать, кается, говорит, бес его попутал. – Всё это попросту издержки представительной демократии, – назидательно произнёс стойкий либерал Ванек. – А сексизм, гендерные предрассудки – отрыжка тоталитаризма! Ксения Анатольевна Собчак не какая-то говорящая кукла Барби, как злословят ретрограды. Она – зрелый, даровитый, креативный самостоятельный политик либеральных взглядов. Настоящий лидер поколения Next. Прошу любить и жаловать! Швейк и дружки невольно переглянулись. Не ожидали такой отповеди. А Ванек стал аж пунцовый от праведного гнева. Ходоунский подбросил ещё дровишек в костёр: – Писатель Эдуард Лимонов, национал-большевик, в «Живом журнале» смачно высказался про самовыдвижение Ксюши: «Это же полнейшее вышучивание государственности. Похлеще Распутина!.. Тот, кто допустил её даже в незарегистрированном виде изгаляться на всю Россию, совершил, прямо говоря, преступное деяние!» – Это ваш Эдичка Лимонов – заядлый империалист, анархист и гомофоб! Самого Солженицына завистник на каждом углу обзывает графоманом. А вы, братцы, уши развесили. Окончание в следующем номере Предыдущие главы романа опубликованы в «ЛГ», 2017, № 37, 38 (обратно)
Кто следующий?
Кто следующий? Искусство / Искусство / Горьковский сезон Есин Сергей
О новом спектакле на малой сцене МХАТа им. Горького и не только Я уже, кажется, писал, что Татьяна Доронина и её театр, так, казалось бы, архаически и по-советски не только названный академическим, но ещё и соответствующий этому определению, спасли репертуар русского театра от национального обмеления. Собственно, в недавнее время, когда в центре любой сцены стояла открытая постель, театр Дорониной, по своей русской последовательности, а Доронина по крепости духа, так и продолжали ставить пьесы Островского. Тогда это были своеобразное открытие и протестная позиция. Скажу больше, это как бы по доронинскому сигналу Островский, как до сих пор суперактуальный драматург, – причины и следствия здесь понятны – стал засевать поля нашей театральной жизни. А что в нынешнем театре и жизни сейчас современнее? В нынешнем театре ведь любят так, точнее, читать режиссёры не любят. Предпочитают: посмотрел чужой спектакль в чужом театре: а я смогу по-другому! Так и лепим в пяти театрах в столице, скажем, «в Москву! в Москву!». Островский, правда, писал по пьесе в год, и Малый театр, стоящий рядом с Большим и тогда с ним отчаянно конкурирующий за зрителя, обязательно эти пьесы ставил. Но это уже о современной драматургии. К рассуждению о репертуаре и руководстве им, как худрука, Дорониной я бы мог и добавить знаменитый пример с «Вассой Железновой» Горького. Спектакль, сначала оболганный демократической прессой, а потом высоко оценённый таким знатоком, как покойный Виталий Вульф, а главное – зрителем, идёт эта «Васса» на сцене, по крайней мере, 17 лет. Каждый раз картина на спектакле, где Вассу играет Доронина, одна и та же. Вначале лёгкий в зале говорок, вспоминают о минувшем, о возрасте, о знакомых и любимых интонациях, а потом такая мёртвая тишина, такое устремлённое внимание за каждым жестом и каждым словом великой актрисы… Великое это дело играть, как говорили раньше, нутром. Я понимаю, есть ещё театры, где «голым пузом» – это эвфемизм понятия «голой жопой» – играть не умеют, да это и труднее. Я опять, постепенно подбираясь, к теме своей сегодняшней статьи, говорю немножко не о том, но тем не менее чрезвычайно важном. Именно после авангардной для того времени «Вассы» эта горьковская пьеса поползла по просторам всего нашего театрального пространства. Бог ты мой, оказывается, и другого Горького можно играть, а не только «На дне», так синхронного эпохе! В театре у Дорониной прочли ещё одну пьесу советского и мирового классика – «Чудаки». Играли пока на Малой сцене, впритык, так сказать, к сидящим в креслах зрителям. Даже представить себе нелегко, как это играть трудно. Да и вообще такую драматургию играть не «нутром» трудно. Мне вообще кажется, что я хожу в театр смотреть не только чужую жизнь, но и свою. Итак, для тех, кто «Чудаков» не помнит: дачная площадка, дачный не очень большой домик. Всё очень похоже, как и у меня, за 100 километров от Москвы, а не в советском Переделкине, даже слышна электричка. А дальше трагедия, как почти всегда у Горького, и драма. Кто-то, кажется, из американских классиков написал, что главное в литературе – это творец, а в романистике, ещё и как этот самый творец создаёт своё произведение. У «Чудаков» тоже главным героем стал писатель, и писатель невероятно и по-сегодняшнему современный. Нет, вы мне скажите, откуда Горький знал все наши проблемы? Как этот самый писатель Мастаков чем-то похож на отечественных букеровских лауреатов! У него в сочинениях действительность, которая, конечно, не может, не нравиться властям. И разве его интересует текущая, с её мрачными сторонами жизнь? И «Букер» и «Ясная Поляна» даются не за декларации социальной несправедливости. Мастаков пишет свои прекрасные и, видимо, неплохо продаваемые иллюзии. А с каким воодушевлением этот Мастаков, совершенно не отставая от Мостакова сегодняшнего дня и лауреата, говорит о нравственности, чести и достоинстве! Вот здесь и некоторая коллизия: разговоры разговором, а адюльтер адюльтером. Интрижка с роскошной красавицей дачницей Медведевой. Жена под боком, рядом? Жена всё простит, ах, этот терпеливый и вечный русский характер! Я не думаю, что Горький сначала придумывал сюжет с женихом Васей Турицыным, погибающим от туберкулёза на руках у невесты или коллизию с Еленой, женой этого самого Мастакова, а потом сел писать пьесу. Полагаю, что сначала были увидены и прочувствованы характеры в жизни, а уж потом появились типы и возник, сложился сам собой сюжет. Типы в литературе – главное. А здесь их много, и почему-то начинает казаться, что ничего за почти сто лет не изменилось. Всё так же бывший полицейский говорит о судьбе России и её врагах, и даже выражения не изменились. Только вместо Германии сейчас Америка. Чудаки! А эта грандиозная словестная дуэль двух женщин, жены и искательницы приключений, с разным пониманием женской судьбы, чести, духовной чистоты, почти под занавес! Нет, это не перепалка двух звёзд эстрады по телевидению, да и знают ли наши звёзды такие слова и выражения! Господи, говорим ли мы сейчас о чём-нибудь подобном на своих дачных участках? Господи, надоумь! Так страшна наша сегодняшняя дачная жизнь со склоками из-за величины и уплаты годового взноса и кому всё-таки стать председателем дачного кооператива ируководителем денежных потоков дачного розлива. Собственно, здесь можно закончить небольшое сочинение о верности театра русской национальной школе. Но даже не точно соблюдённый жанр театрального отзыва требует ещё и имён, и уточнений. Это замечательный по актёрскому ансамблю спектакль. Кого выделить? А всех, потому что нет лучших, а все необыкновенные. Выдержат ли газетные столбцы такое перечисление? Всего десять действующих лиц, а значит, десять фамилий: И. Фадина, Е. Катышева, Ю. Болохов, А. Бирюков, А. Погодин, А. Зайков, Л. Мартынова, Е. Ливанова, Д. Зенчухин. О последнем скажу особо: впервые я вижу на сцене действительно обречённого – так в пьесе! – на смерть человека. Это очень здорово! И конечно, с коллективом разделяют победу его вдохновитель режиссёр А. Дмитриев и художник В. Барабанов. За Дмитриевым слежу уже давно. Это тот нечастый случай, когда из хорошего актёра вырастает хороший режиссёр. В принципе разные профессии, так же как писатель и журналист. И если журналисты пишут романы, то часто они так и остаются романами журналистов, иногда даже хороших. Дмитриев работает тихо, спокойно, без ложных эффектов, но настойчиво добивается правды. Что касается В. Барабанова, то он след в след идёт за грандиозным мастером МХАТа, главным художником Серебровским. Здесь бытовая, точно театральная, живописность и та мера условности, которая заставляет во всё это безоговорочно поверить. Да и вообще у спектакля тьма достоинств, недаром в достаточно театральном Нижнем Новгороде на большой и просторной сцене он прошёл с таким успехом. В Москве слишком много низкого соблазна, чтобы идти по вектору духовной жизни. И, наконец, финальный аккорд: «Чудаки» Горького во МХАТе на Тверском прочитаны и поставлены: кто будет ставить их следующий и где? Сергей Есин (обратно)
Оставьте буквы – веку
Оставьте буквы – веку Искусство / Искусство / Цветаева – 125 Теги: Цветаева , выставка
В Доме-музее Марины Цветаевой открылась выставка-символ «Где мой дом?». Экспозиция, содержащая около 300 предметов, – итог огромной работы, проделанной тремя музеями столицы, а также художниками и проектировщиками. «Эта выставка – финишный проект юбилейного года. Очень важно, что все приобретения, которые были сделаны в этом году, останутся здесь, в музее, и будут в дальнейшем радовать огромное количество его посетителей», – отметил руководитель Департамента культуры Москвы Александр Кибовский. Основу экспозиции составили личные вещи Цветаевой – тетради, книги и украшения. Особый интерес вызывают впервые расшифрованные записные книжки поэта, а также черновик «Поэмы Воздуха» 1927 года, по которому можно проследить работу Цветаевой над текстом. Выставка продлится до 1 марта 2018 года. (обратно)
Надежда и опора
Надежда и опора Искусство / Искусство / Знай наших!
Он работает в печати целую вечность – без малого семь десятилетий. Был заместителем главного редактора «Московского комсомольца» и «Вечерней Москвы». Прошёл строгую партийную школу – в Московском горкоме КПСС являлся помощником первого секретаря, члена Политбюро ЦК КПСС. А в 1980 году начался период особенно важный для нас – Юрия Петровича назначили первым заместителем главного редактора «Литературной газеты». Десять лет он был надёжной опорой А.Б. Чаковского, проявляя профессионализм, компетентность опытного и талантливого газетчика. Авторитет, популярность, баснословный рост тиража – во всех этих достижениях немалая заслуга Ю.П. Изюмова. Об этом времени Юрий Петрович написал книгу «Куда: Москва, «Литературная газета», в которой он с большой теплотой вспоминает о редакционных буднях и о редакционном коллективе. В последующие годы Ю.П. Изюмов был главным редактором газет «Гласность», «Досье. История и современность», теперь издаёт интернет-газету. Всегда был в гуще общественной жизни – четыре раза избирался депутатом Моссовета, сейчас является членом правления фонда «Мавзолей В.И. Ленина». В эти дни у Юрия Петровича очередной юбилей. «Литературная газета» сердечно поздравляет ветерана и друга редакции с 85-летием. (обратно)
Хождение по большим деньгам
Хождение по большим деньгам ТелевЕдение / Телеведение / Литература в ящике Кондрашов Александр
„Большие деньги“ на Первом обернулись „Хождением по мукам“ на НТВ Казалось бы, ничего общего между этими двумя сериалами нет, разве что оба показывали примерно в одно время. Жанр, время действия, манера актёрской игры, режиссёрский почерк, стилистика – абсолютно разные. Объединяет то, что в них есть нечто доселе небывалое, кричаще новое для российского экрана – революционное.
Под знаменем троцкизма-цекализма О революционности байопика «Троцкий», в котором биография героя намеренно кардинально перелопачена, говорили не только мы, говорили все. Наследником Парвуса и Троцкого, приверженцем перманентной революции на ТВ явился милый, смешной, иногда очень даже трогательный персонаж «Большой разницы» и «Прожекторперисхилтона» Александр Цекало. Он не только талантливый комик, он ещё и выдающийся продюсер. Причём не только «Троцкого», но и многих других р-революционных проектов. Вспомним «Метод», в котором Константин Хабенский замечательно сыграл следователя, который может поймать всех маньяков, потому что он сам маньяк. И недавний фильм ужасов «Гоголь. Начало», в котором осуществлена революционно наглая нарезка из биографии великого писателя и его произведений. Если с Николаем Васильевичем можно так обращаться, то почему нельзя со Львом Давыдовичем и со всей русской историей? Мы обижаемся, когда иностранцы глумятся над нашими святынями, фальсифицируют историю, а сами? Сериал «Троцкий» так ударил по мозгам телезрителей (после оглушительного начала рейтинг, кстати, падал от серии к серии), что от следующего революционного продукта Первого канала («Крылья империи») публика дружно отвернулась – руководство вынуждено было оборвать показ и заменить его современной криминальной мелодрамой «Большие деньги». Сделан этот сериал два года назад, а показан только сейчас. Почему? Мы дозрели? Время приспело? В чём его революционность? Нет, не в том, что «Большие деньги» (режиссёр Марк Горобец) сняты очень профессионально и стильно. Такое редко, но бывает – актёрский ансамбль прекрасный. Ян Цапник, Агриппина Стеклова, Александр Яцко играют обаятельно и убедительно, герои их (в отличие от «Троцкого») – живые, сегодняшние, им сочувствуешь. И следователю, который ловит фальшивомонетчиков, и, собственно, фальшивомонетчикам. И их детям, и жёнам. Очень хорошая, душевная атмосфера. Смотришь на героев и радуешься: какие же хорошие люди. Особенно друг следователя, эксперт-криминалист, которого замечательно играет Сергей Пускепалис. Этот актёр за последние годы стал главным открытием в сериальном кинематографе – воплощением мужественности, надёжности, верности. Положительности. Но играет-то он предателя, оборотня в погонах. Крысу, которая, чтобы «заработать» много денег, идёт на сотрудничество с бандитами, отмазывает преступников и сам придумывает гениальные мошеннические схемы, чтобы безнаказанно менять фальшивые деньги на настоящие. Такой вот положительный герой. Да, он был вынужден, припёрт к стенке обстоятельствами: деньги на квартиру сыну пропали при ограблении банка, а сын был тяжело ранен, и на лечение нужны большие деньги. И герой идёт на изготовление и сбыт фальшивых купюр, что, между нами говоря, – тягчайшее преступление. И разворачивается на славу. Круче, чем друзья Оушена. И невольно думаешь: нет, конечно, нарушать закон нехорошо, но когда очень нужны деньги, то, в общем, можно. Особенно, если ты такой обаятельный, умный и добрый, как Пускепалис. Жизнь-то страшная, кругом несправедливость, а если ты честный мент, то имеешь полное моральное право немного (и даже очень много) отжать у банкиров-нуворишей. И друг-следователь, которого ты предаёшь, войдёт в положение и в конце концов простит, потому что понимает, что такова жизнь. И рейтинг у сериала отличный. Вот вам и борьба с коррупцией. Поневоле войдёшь в положение полковника Захарченко: наверняка у него были какие-то непреодолимые обстоятельства (жена пилила, дети болели, начальство ругало), и он не мог не наполнить квартиру штабелями денег, которых, кстати, никто до сих пор не хватился. Жаль его. И проворовавшихся губернаторов, и министров, и директоров театров, и всех других, которые, конечно же, не могли иначе, а их зачем-то посадили под арест. Сажать надо мерзких нищебродов, а если ты достойный человек на достойной должности, то… Ну разве не революция в жанре полицейского сериала?
Муки рейтинга Революционно сделан и сериал о революции на НТВ. Классическое «Хождение по мукам» с первых серий заставило волноваться и бунтовать зрительские массы – «низы» не захотели смотреть интерпретацию романа Алексея Толстого, которую предоставили «верхи»: продюсер Тимур Вайнштейн, режиссёр Константин Худяков и сценаристка Елена Райская. Впрочем, когда в 1977 году вышел сериал Василия Ордынского, тогдашние «низы» тоже не принимали красавиц Ирину Алфёрову и Светлану Пенкину, а также Михаила Ножкина и Юрия Соломина, ностальгически вспоминая ослепительную Руфину Нифонтову и великолепных Нину Веселовскую, Николая Гриценко и Вадима Медведева в экранизации Григория Рошаля 1957 года. Но атака на Юлию Снигирь, Анну Чиповскую, Павла Трубинера и Леонида Бичевина сейчас гораздо яростней, хотя артисты они хорошие и ни в чём не виноваты. В распределении ролей – половина успеха. Или неуспеха. Это решение режиссёра, сейчас же чаще последнее слово за продюсером. Главное, чего нет в сериале, кроме красоты сестёр Булавиных, – это человеческой крупности. Как современно звучат слова Толстого о предреволюционной атмосфере в Питере: «То было время, когда любовь, чувства и добрые, и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности… Девушки скрывали свою невинность, супруги – верность. Разрушение считалось хорошим вкусом, неврастения – признаком утончённости. Этому учили модные писатели, возникавшие в один сезон из небытия. Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы не прослыть пресными». Провинциалки, выросшие на главной русской реке, Катя и Даша хоть и поддаются соблазнам Серебряного века, но борются, не сдаются, сохраняют свою душу в революционной буре. В русской литературе они продолжательницы линии пушкинских сестёр Лариных и трёх сестёр Чехова – не только красивы внешне, у них красивая душа. Но создателям сериала всё это не так важно, как внешняя напряжённость действия и прочая движуха, потому – такой неряшливый клиповый монтаж – тоже парад аттракционов, чтобы жующий попкорн зритель не отрывался от экрана. Потому, наверное, – и вот в чём перманентная революционность этого «хождения» – за Толстого дописываются целые сцены! Каким здесь предстаёт поэт Алексей Бессонов, прототипом которого, как многие полагают, был великий Блок? Мало того что эту роль дали до обидного мало подходящему к ней Антону Шагину (в предыдущих версиях Бессонова играли статные красавцы Владлен Давыдов и Михаил Козаков), поэту, убитому в 16-м году, придумали дополнительную нелепую жизнь жалкого дезертира с декалитрами алкоголя в шалаше, а потом роман с прелестной хохлушкой, которую убивает муж, пришедший с фронта. Зачем к судьбе Жадова приписали целую криминальную линию, а Рощину – службу в советской милиции? Современный успешный сериал не может быть без бандитской составляющей? Зачем додумали, что Даша ушла от Телегина, потому что он-де виноват в её преждевременных родах и смерти младенца? Для того чтобы было интересней, понятней? Для рейтинга? Не шли за автором, а хотели его улучшить – мы ведь знаем, что стало с идеалами Октября, а он-то не дожил до коллективного прозрения. Ну Алексей Николаевич и отомстил – рейтинг ниже низкого. В сериале есть несомненные актёрские удачи. Хороши Алексей Колган в роли Смоковникова и Светлана Ходченкова (Лиза Расторгуева), порадовала в эпизоде Наталья Егорова, замечателен Сергей Колтаков в образе Булавина. На их фоне главные герои выглядят бледновато… Впрочем, это впечатления от десяти серий, посмотрим, как создатели «исправят» заключительные страницы революционной эпопеи «красного графа». (обратно)
Богатыри возвращаются
Богатыри возвращаются ТелевЕдение / Киномеханика / Успех Куликова Поля
Поклонники советских киносказок наговаривали на этот фильм: дескать, там десакрализируют героев русских былин и вообще издеваются над национальным фольклором. Потому стала смотреть «Последнего богатыря» (режиссёр Дмитрий Дьяченко) под этим прицелом и искать тлетворное влияние диснеев, микки-маусов и прочих врагов родного детско-юношеского кинематографа, который в 90-е был убит, и, казалось, не воскреснет никогда. Искала, искала, увлёклась и... Нашла милую, добрую, современную сказку про то, как праздность, гордыня и зависть превратили богатыря Добрыню Никитича из друга Ильи Муромца в его соперника, как Варвара, жена Добрыни, коварно околдовала Илью, но в дело вмешался и возвратил ситуацию в первобытно-былинное состояние совершенно неподходящий для этого персонаж из нынешнего времени. Крайне несимпатичный, юный типа колдун Иван, циничный, трусливый жулик, зарабатывающий на жизнь в телешоу вроде «Битвы экстрасенсов». Спасаясь от обманутой им богатенькой клиентки, он нечаянно попадает – работа в колдовском тележанре не проходит бесследно – в доисторическое былинное время. Время, в котором Баба-яга была ещё молода (с трудом узнала – о чудо перевоплощения! – великолепную Елену Яковлеву), ещё бессмертным был Кощей (Константину Лавроненко в этой роли чуть не хватает юмора, которого у других исполнителей в избытке). Погрузились во время и мир, где живут смешное Чудо-юдо (Александр Семчев), трогательный Водяной (Сергей Бурунов) и обаятельный Леший (Тимофей Трибунцев), а также злая волшебница Варвара (Екатерина Вилкова), представшая прекрасной чаровницей. Суть сказки не только в том, что Добрыня исправляется, а злая волшебница теряет свои чары, но ещё и в том, что Иван (Виктор Хориняк), воспитанный нашим практичным и даже циничным временем, вдруг под воздействием сказочных персонажей и, конечно, любви (озорную красавицу Василису играет Мила Сивацкая) преображается. Да, не только чувство справедливости, но и сказочная любовь заставляет Ивана совершать благородные, героические поступки и из мелкого тележулика превратиться в русского богатыря и истинного сына Ильи Муромца. Вот добрым молодцам урок! И юный зритель пошёл на этот фильм, то есть не зря были потрачены народные денежки – «Последний богатырь» в прокате оказался успешнее всех. Не идеальным (не понравилось, что песня в фильме звучит на английском языке), порой корявым, но указавшим верную дорогу для кинематографа, обращённого к детям. Надеюсь, что будут сняты новые «Илья Муромец» и «Добрыня Никитич» с «Алёшей Поповичем». (обратно)
Красавчик Эркюль
Красавчик Эркюль ТелевЕдение / Киномеханика / Экранизация Кондрашов Александр
„Убийство в „Восточном экспрессе“ собрало хорошую кассу, но не слишком впечатлило киноманов Классический детектив Агаты Кристи имеет большую и славную историю экранизаций. Сыщик Эркюль Пуаро для российского зрителя благодаря трансляции на ТВЦ британского сериала с Дэвидом Суше в главной роли стал родным и близким. Почти таким же, как старушка Марпл той же Агаты Кристи и Шерлок Холмс в экранизациях Конан Дойля. Маленький, неуклюжий бельгиец со смешными усиками расследует самые страшные, запутанные преступления и уже много-много лет восхищает читателей и зрителей своим умом и отвагой. И конечно, это замечательный материал для создания увлекательного фильма, который особенно интересно смотреть, потому что в литературной основе есть не только детектив, но и очерк нравов и психологическая драма с элементами фарса. Кроме упомянутого британского сериала, хорошо известна версия классика американского кино Сидни Люмета, создателя знаменитых «12 разгневанных мужчин». В его экранизации романа Агаты Кристи 1974 года, в которой тоже 12 разгневанных, но уже не только мужчин, но и женщин устроили самосуд над одним законченным мерзавцем, снимались потрясающие артисты. Звёздный оскароносный ансамбль: Ингрид Бергман, Шон Коннери, Джон Гилгуд, Ванесса Редгрейв, а также Жаклин Биссет, Энтони Перкинс, Майкл Йорк и Жан-Пьер Кассель. Роль Пуаро сыграл замечательный характерный актёр Альберт Финни. У каждого поколения свой Пуаро, что же нового привнёс в образ неказистого сыщика-бельгийца голливудский режиссёр ирландского происхождения Кеннет Брана, и чем его фильм отличается от предыдущих версий? Кеннету Бране тоже удалось привлечь отличных актёров, состав звёздный, но не такой, как у Люмета. Бесподобная Мишель Пфайфер здесь, конечно, не так хороша, как в знаменитых «Иствикских ведьмах», да и возраст теперь солидный, но с ролью главной зачинщицы жестокого мщения она справилась очень хорошо, а вот Пенелопа Крус многих несколько разочаровала, поскольку выступала в небольшой роли, в которой её привычные данные дерзкой сексапильной красотки были не нужны. Хороша знаменитая, оскароносная Джуди Денч в роли княгини Драгомировой, правда, в фильме совершенно не чувствуется, что она русская. В 1934 году тема русских эмигрантов была очень актуальна, осколки империи появлялись во множестве книг и фильмов, и ничего объяснять было не надо, но всё же Агата Кристи в своём романе её представляет: «Её муж ещё до революции перевёл все свои капиталы за границу. Баснословно богата. Настоящая космополитка. Незаурядный характер. Страшна как смертный грех, но умеет себя поставить». У Браны же это просто богатая старуха непонятного происхождения. В фильме занят также известный в России, но больше на Западе, танцовщик украинского происхождения Сергей Полунин, который, впрочем, в фильме не особенно заметен. А главная приманка – это, конечно же, Джонни Депп в роли злодея-жертвы. Он справился с ролью превосходно, иногда даже не был похож на самого себя (и тем более на, казалось, намертво прилипшую маску Джека-Воробья из суперпопулярных «Пиратов Карибского моря»), а похож он более на пришельца из какого-то другого мистического пространства. Чувствовалось, что его герой приговорён, и так как о его преступлениях мы узнаём только из рассказов жестоких мстителей, его, затравленного, было даже немного жаль. Этим, кстати, фильм отличается от предыдущих версий – жестокость мстителей поражает больше деяний их жертвы. Не понравилось другое, в прямом смысле бьющее по глазам отличие. Доктора Арбэтнота сыграл афроамериканец Лесли Одом. Разумеется, у Кристи он белый, да и в компанию благополучных белых людей в ту пору чёрный доктор затесаться никак не мог. Такое из соображений политкорректности допущение очень отвлекало и отталкивало от фильма. Так же как появление чернокожих исполнителей в экранизациях Шекспира (кроме, конечно, «Отелло»). Жаль также, что завязка переделана и перенесена из французской тогда Сирии – в романе упоминается сейчас уже, наверное, всем известное название города Алеппо – в Иерусалим, находившийся тогда под британским мандатом. Главную же роль сыграл сам режиссёр, кстати, как раз большой специалист по Шекспиру (он ставил «Гамлета» и другие трагедии, в которых сам играл главные роли). Каков здесь Эркюль Пуаро? Красавец с пышными усами. Это что-то новое в трактовке образа Пуаро. У Кристи всё строилось именно на том, что от этого невзрачного, смешного человечка, которого женщины не любили, да они его и не интересовали, никто не ожидал такого мощного аналитического дара, беспощадной, маскулинной твёрдости и неколебимой нравственной позиции. От Кристи остались только педантизм и перфекционизм Пуаро. Впрочем, может быть, новому поколению дуализм Эркюля и не нужен – это для тинейджеров слишком сложно, а нужны одномерные супергерои без недостатков и вторых планов. А в остальном особенных претензий нет, фильм сделан очень профессионально, в старых и добрых традициях психологического кино. Стоит отметить также замечательную работу оператора Хариса Замбарлукоса. Прекрасно сняты зимние пейзажи, живописные снежные Балканы. Чуть раздражает только то, что в морозных кадрах у тепло одетых артистов пар изо рта не идёт. (обратно)
Тень „Мюнхена“ над Европой
Тень „Мюнхена“ над Европой Политика / Путешествие во времени / Авторитетное мнение Рыбас Святослав
Смотреть на Запад и на Восток? В наступающем году исполнится 80 лет Мюнхенскому договору («сговору») Германии, Италии, Англии и Франции, в результате чего Чехословакия была расчленена. А через год круглая дата у пакта Молотова–Риббентропа (договор о ненападении между СССР и Германией). Не надо быть провидцем, чтобы предугадать различное отношение западной общественности к данным историям. Уверен, может быть совершена фантастическая операция – объявят, что «вторник» начинается перед «понедельником». Между тем «понедельник», то есть «Мюнхен», невозможно переместить. 1938-й может поменяться местами с 1939 годом разве что в голове героя гоголевской повести «Записки сумасшедшего». В 1938 году Гитлер потребовал у руководства Чехословакии «передать» Германии Судетскую область, угрожая войной. Франция имела с Чехословакией договор о взаимопомощи, подкреплённый англо-французским союзом. СССР тоже имел договор с Прагой, правда, с условием: в случае кризиса Москва может выступить на защиту Чехословакии лишь после решения французов. Военная мощь Германии была несравненно меньше сил её противников. Наиболее прозорливые немецкие генералы даже планировали переворот и отстранение Гитлера от власти. Мировая история была у роковой развилки. В ночь с 20 на 21 сентября 1938 года французский и английский посланники в Праге предупредили президента Эдварда Бенеша, что при отказе уступить Судеты Гитлеру Париж и Лондон откажутся признать Чехословакию жертвой агрессии и не станут её защищать. 21 сентября Народный комиссариат обороны СССР направил в Киевский особый военный округ директиву о выдвижении к госгранице двух армейских групп. Заручившись поддержкой СССР, чехословацкое правительство отклонило англо-французскую ноту. Кстати, стоит вспомнить, что ещё в апреле 1938 года английский премьер Н. Чемберлен говорил: «Было бы несчастьем, если бы Чехословакия спаслась благодаря советской помощи». Между тем У. Черчилль, будучи в оппозиции к британскому правительству, в те же сентябрьские дни заявлял: «Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно полной капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы. Такой крах не принесёт мира или безопасности ни Англии, ни Франции. Наоборот, он поставил эти две страны в положение, которое будет становиться всё слабее и опаснее… Речь идёт об угрозе не только Чехословакии, но и свободе и демократии всех стран. Мнение, будто можно обеспечить безопасность, бросив малое государство на съедение волкам, – роковое заблуждение». Далее всё пошло так: 22 сентября польское и венгерское правительства предъявили Праге ультиматум: надо передать Польше и Венгрии территории, где проживали польские и венгерские нацменьшинства. «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении Чехословацкого государства», – заметил Черчилль. 25 сентября Гитлер в речи в берлинском Спортпаласе потребовал, чтобы Судетская область была передана Германии не позднее 1 декабря 1938 года, иначе Германия добьётся этого силой. А тремя днями позже пообещал, что, если проблема судетских немцев будет решена, он не станет выдвигать дальнейших территориальных претензий в Европе. 28 сентября нарком обороны СССР Ворошилов на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР сообщил, что 30 сентября в помощь Чехословакии могут быть подняты 246 бомбардировщиков и 302 истребителя «И-16». На следующий день вышел приказ о приведении в двухдневную боевую готовность авиационных, танковых и пехотных соединений западных военных округов. Плюс к этому в армию призвали 330 тысяч резервистов. Москва в дипломатическом и военном отношении делала всё, чтобы мирными(!) средствами показать серьёзное отношение к проблеме. Однако ночью с 29 на 30 сентября в Мюнхене А. Гитлер, Б. Муссолини, Н. Чемберлен и Э. Даладье подписывают договор. Представители Чехословакии сидят в отдельном помещении и ждут решения. Советских дипломатов даже не приглашают. Понятно, что и заговор германских генералов рассасывается сам собою. При этом госсекретарь США К. Хэлл по горячим следам заявил, что результаты Мюнхенской конференции вызывают «всеобщее чувство облегчения». Руководство США проводило политику изоляционизма, хотя не воспрепятствовало, например, тому, чтобы 13 октября 1938 года нефтяная компания «Стандарт Ойл» заключила соглашение с концерном «ИГ Фарбенидустри» о создании американо-германского общества по производству синтетического бензина. А что Москва? В таких условиях никакой помощи с её стороны быть не могло, иначе она была бы объявлена агрессором и получила против себя силы всей Европы. Занавес опускается. Польша захватывает Тешинскую и Фриштатскую области в Силезии, Венгрия – часть Словакии. В марте 1939 года немцы входят в Прагу. Однако советское правительство пытается создать с руководством Англии и Франции оборонительный союз против Гитлера. И только поняв, что это нереально, решает заключить пакт о ненападении с Германией, чтобы отсрочить неизбежную войну. Таковы факты того времени. Что думают обо всём этом в Чехии? Вот что говорит чешский писатель и переводчик Милош Ходач, с которым я обсуждал эти проблемы: «Мюнхен 1938 года и современная Европа? Зачем вспоминать неприятное прошлое? Милосердный занавес забывчивости закрывает всё, что когда-то травмировало Чехословакию и стало спусковым крючком Второй мировой войны. Не надо вспоминать! Президент Чехословакии Эдвард Бенеш, который сражался с «Мюнхеном» и в конце концов победил, – воспринимается как нежелательный персонаж нашей истории, потому что его присутствие в сознании «ссорит нас с Европой». Мы забыли проклятие фюрера нацистской Германии в адрес личного врага: «Бенеш – преступник». Преступник или нет? – не будем утомлять себя пустыми вопросами. Однако История имеет свои законы, которые мирные обыватели не всегда соотносят со своим существованием. Шекспир писал: «Прошлое – черновик будущего». Поэтому накануне 80-летия Мюнхенской трагедии сбросим полог милосердного беспамятства. Почувствуем себя свободными гражданами Отечества, за освобождение которого отдали жизни триста тысяч(!) чехов и словаков. После Тридцатилетней войны Чехия на триста лет утратила независимость, после Мюнхена это повторилось при согласии ведущих европейских государств. Одна Советская Россия попыталась протестовать, но её предпочли не услышать ради принципа «умиротворения». Запад без сожаления пожертвовал Чехословацкой республикой, полагая, что сможет жить рядом с нацистской Германией и фашистской Италией. 3 октября 1938 года У. Черчилль предсказал: «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну». Возможно, поэтому Запад пытается забыть Мюнхен, и молодое поколение воспринимает Мюнхен как событие, которое уже «изжило» себя. Это не совсем так. Мюнхен напомнил о себе из-за кризисной ситуации в Европе, в связи с Косово, Крымом, Каталонией. Следует открыто признать, что те, кто предаёт забвению урок Мюнхена, рискуют снова пережить подобную трагедию. Нынешний Европейский союз порождает её тень. Попытка разделить Европу на крупные, влиятельные государства и малые приводит к провозглашению ограниченного суверенитета, который поддерживает бюрократию в Брюсселе. Создание государства Косово и провозглашение Лондоном Брексита, усилия по укреплению автономии Шотландии и Басконии показывают, что в политической и экономической структуре Европы что-то не так. Европа даже не приблизилась к намерению стать одним из силовых, экономических и культурных центров мира. У неё пока нет удовлетворительного ответа на исторический вопрос о том, возможна ли вообще Европа без России. Всё это должно вести к новому осмыслению подсказок Истории». Соглашаясь с чешским коллегой, не могу не упомянуть недавний визит в Россию президента Чехии Милоша Земана. Он не только провёл встречи с лидерами России, но и привёз с собой едва ли не полторы сотни чешских бизнесменов. Не могу не вспомнить и слова тогдашнего президента Чехословакии Эдварда Бенеша: «50 процентов внимания на Запад, 50 процентов на Восток. И никогда 100 процентов на Запад». Насколько сегодня возможно такое? Снова развилка… Что касается меня, думаю, история, как всегда, пойдёт не по лучшему варианту. (обратно)
Итальянцы выбирают популизм
Итальянцы выбирают популизм Политика / Мир и мы / Письма с Еврозоны Славин Алексей
Глобализация оказалась обманом Кризис Евросоюза становится нормой жизни для десятков миллионов. Кроме нашествия беженцев и угрозы терроризма, есть ещё политические, экономические проблемы, и в каждой стране ЕС они имеют свою специфику. «Политическая жизнь в Италии застыла», – сказал с явной иронией Луиджи Маринетти, мой старый знакомец, владелец небольшого римского турагентства. Когда бываю в Вечном городе, он меня «выгуливает». Я не показываю ему, что и так знаю Рим вполне прилично. Демонстранты его раздражают. Порой даже больше, чем снующие туда-сюда африканцы. Не потому, что он такой крутой «капиталист» (кстати, работающий по 12 часов в сутки), а именно из-за идиотской, по его мнению, установки масс «Долой!» и «Даёшь!». «За счёт чего «даёшь»? – вопрошает Луиджи. И поминает недобрым словом Беппе Грилло, набирающего силу политического деятеля из партии «Движение пяти звёзд». Именно он предложил идею гарантированного дохода для всех итальянцев. Его аргумент в том, что итальянцы должны что-то получать от правительства, а не быть «рабски преданны коррумпированной олигархии банков и корпораций, которые управляют страной». Популизм, в общем, чистой воды. Но как звучит! Внешне в течении римской жизни нет ничего тревожного. Банковский кризис как бы растворился в воздухе. Нет затратных строительных проектов, замороженных из-за «лопнувшего пузыря недвижимости». Да, многие фирмы в тяжёлой ситуации, да, много безработных, особенно молодых. Ну так это везде в Европе. Да, меньше стало машин на транспортном кольце вокруг Рима. Но и это понятно: экономят топливо. За последние годы его потребление уменьшилось на одну пятую. И это в какой-то степени пугает нефтяные компании, которые в выходные дни иногда снижают цены. А они, кстати, на тридцать процентов выше, чем в среднем по ЕС. Луиджи считает, что итальянцы неуклонно скатываются к популизму различных оттенков. Люди обвиняют евробюрократов в ухудшении их жизненного уровня. Когда СМИ сообщают, что благодаря глобализации Европа никогда не была более процветающей и мирной, итальянцы реагируют чуть ли не со смехом. И с симпатией смотрят на того же Грилло. Чем порадует? Аргументы в пользу всеобщей либерализации, открытых границ и других лозунгов «общего дома» уже никого не убеждают. И это притом что той же бюрократии становится больше. В недавнем опросе почти 75 процентов принявших в нём участие итальянцев не смогли назвать ни одного преимущества от членства страны в ЕС. А 63 процента даже выразили к нему враждебность. 8 из 10 итальянских предпринимателей также не могут сказать о Евросоюзе ничего положительного. В туристической Мекке – Венеции – иные отголоски кризиса. Из неё бегут венецианцы. Из-за фантастических цен, отсутствия работы, запущенной инфраструктуры. Лишь гондольеры довольны – поют себе песни да дерут с пассажиров втридорога. В середине 80-х население Венеции составляло 120 тысяч человек – в два раза больше, чем сейчас. Распродаются исторические здания. Их реставрируют модные гиганты Gucci, Prada, Benetton, забрав, естественно, в собственность. Так, для Benetton перестроен Fontego dei Tedeschi – средневековый склад, когда-то расписанный фресками Тициана и Джорджоне. Здание смотрит на мост Rialto и на старейший в городе рынок. Франческо Вьянелло, 47 лет, владеет на рынке фруктовой и овощной лавкой. «Десять лет назад продавцов на этом рынке было в два раза больше. А теперь мелкий бизнес бежит отсюда. Кормить некого, – говорит Франческо. – Город стал прибежищем туристов. В год их около 30 миллионов. А им-то зачем свежая зелень с рынка?» И то верно: им песен подавай. (обратно)
Разочарованные
Разочарованные Политика / Мир и мы / Своими глазами Вишнёвский Мачей
В Польше всё больше тех, кто ищет счастья на чужбине С 1 мая 2004 года Польша стала членом Евросоюза. Помню, это был большой праздник – день референдума, в котором победили проголосовавшие «за». Их тогда набралось 77% (из 58% пришедших на выборы). Но всё равно победа выглядела убедительной. И надо сказать, вступление в ЕС дало Польше очень много: в экономическом, социальном, репутационном смысле. Но как же так получилось, что за последние 13 лет поляки разочаровались в Евросоюзе? Хотя, я думаю, вопрос стоит поставить немного по-другому: чем ЕС разочаровал поляков? Если посмотреть сухие цифры, кажется, что оснований для негодования нет. Достижения видны даже на глаз: построены новые дороги, деревни выглядят очень современными, а средний уровень зарплат в Польше достиг примерно 1000 евро, растёт ежегодно ВВП. Но всё-таки самая проевропейская партия «Гражданская платформа» с треском проиграла выборы, а на смену ей пришла партия, с трудом скрывающая своё враждебное отношение к Евросоюзу – «Закон и Справедливость». Что же случилось? Если копнуть глубже, картина достижений становится не такой радужной. Либеральное правительство Дональда Туска (нынешнего председателя Европейского совета) действовало так, как обычно действуют либералы: увеличение благосостояния коснулось только части общества, а за пределами узкого круга осталось довольно большое количество людей. Они пробовали достучаться до правительства, но их никто не хотел слушать. Они были не только вне поля зрения властей, но и вне поля зрения СМИ, контролируемых властями. Об их беде никто не слышал, да и слышать особо не хотел. Они чувствовали себя отчуждёнными. Как говорят независимые эксперты, анализирующие ситуацию в польской деревне, расслоение там достигло опасных масштабов. Транспортная инфраструктура построена таким образом, что целые районы страны оказались отрезаны от благ цивилизации. Люди не могут найти работу, а если даже находят, то доехать туда не имеют возможности, потому что общественный транспорт отсутствует. В поисках заработка уезжают за границу, что приводит к распаду семей и нарушает естественную структуру общества. В результате – возрастающее количество суицидов, в деревне их на 50% больше, чем в городе. Как свидетельствуют последние исследования Польского статистического управления, показатели зарплаты в Польше не выглядят столь радужно: средняя – около 1000 евро, но половина поляков реально зарабатывает на 40% меньше. Это говорит о сильном расслоении общества, большинство граждан Польши не ощущают улучшения своего материального положения. К этому надо добавить проблемы внутри самого Европейского союза. За периодом, когда казалось, что ЕС решил едва ли не все свои экономические и социальные проблемы, грянул кризис 2008 года. Он доказал: Евросоюз настолько сильно связан с шатающейся экономикой США, что практически не защищён от кризисов глобального рынка. Кроме того, подчинённость европейских элит Соединённым Штатам поставила под сомнение самостоятельность Европы как субъекта международной политики. Вовлечение некоторых европейских государств (в том числе Польши) в американские войны на Ближнем Востоке возмутило общество этих государств. Позже случился кризис в отношениях с Россией и Brexit. Санкции сильно ударили по предпринимателям, в том числе в сельскохозяйственном секторе. Всё это вместе заставляет жителей Европы начать дискуссию о будущем Евросоюза, к которой либеральные власти ЕС, кажется, не готовы. Перед Европой стоят серьёзные вызовы, ей нужно ответить на важнейшие вопросы. Если не сумеет это сделать, с ней просто перестанут считаться в современном мире. (обратно)
Понарожают… И счастливы?
Понарожают… И счастливы? Общество / Общество / СемьЯ
Если семеро по лавкам – это вовсе не беда Когда мы решили завести третьего ребёнка, нас предупреждали об опасностях: нехватке денег, времени, о непомерной организационной ноше и о многом другом. Но нас не предупредили о том, что с появлением третьего ребёнка мы резко станем мешать миру. Соседям и водителям маршруток, продавцам магазинов и таксистам. Даже друзья и близкие стали относиться к нам иначе. Удивительно, но те, кто был вполне терпим и даже дружелюбен, когда у нас было двое несносных сорванцов, совершенно изменили отношение, когда к ним добавилась ещё одна малышка. Конечно, мы задались вопросом: почему? Интересный ответ мне случайно попался в статье психолога Елены Девяткиной. Она объяснила, что детей рожают те, кто чувствует себя альфой. Кто не чувствует себя альфой, только плодится, а кто чувствует – ещё и размножается. Когда мы только воспроизвели сами себя (два супруга – два ребёнка), – мы ещё не вышли за пределы среднестатистического гражданина. А вот когда появился третий – всё. Перешли в другую группу. К тем самым многодетным, о которых так много говорит государство и церковь. Не вдаваясь в подробности региональной поддержки многодетных семей, смело заявляю: фактически она недоступна для простого человека. Более того, мы представляем опасность для обычной нуклеарной семьи. Во-первых, нам требуется больше ресурсов. Это факт. Каждый человек ищет ресурс для выживания, а рождённый в многодетной семье делает каждого индивидуума в ней гораздо сильнее одиночки, которому не на кого опереться. Это справедливо для всех сфер жизни – от пространства в многоквартирном доме, в котором мы пол коридора занимаем своими колясками и велосипедами, до однозначной и безапелляционной защиты «своих» всеми членами семейной «банды». Во-вторых, мы оказываемся более выживаемы за счёт взаимопомощи. Ну нет у моих старших детей возможности не помочь мне с младшими – просто тогда мы не выживем. И все это понимают. И у младших нет возможности получать сразу всё внимание родителей, взращивая эгоизм. Им приходится учиться терпению. А это означает, что они становятся более жизнеспособны. Они лучше устанавливают контакты и охотнее участвуют в общественной жизни. Быт в многодетных семьях гораздо проще, чем в однодетных, потому что есть возможность разделить обязанности. Сравните ситуацию, когда мама работает, убирает, стирает и детей воспитывает, с ситуацией, в которой мама готовит, дочка убирает, а средний развлекает младшего. И эта, безусловно, развивающая функция семейного разделения труда полностью развенчивает навязываемое нам «право ребёнка выбирать, чем заниматься». Когда мой средний сын развлекает младшую дочку, чтобы я успела приготовить, он в это время учится петь, читать стихи, играет в ролевые игры, разыгрывая целые спектакли перед малышкой, котораявесело заливается от его забавных сценок. Учится чувствовать другого. Но главное – он учится решать поставленную задачу своим уникальным способом, открывая в себе способности, которые в ситуациях полного комфорта и «наделённости» (в противоположность обделённости) могут и не проявиться вовсе. В-третьих, мы оказываемся более счастливыми и довольными жизнью. С одной стороны, у нас больше ограничений – финансовых, пространственных, да и психологических: трудно уделить внимание всем сразу в полном объёме. Но с другой – когда кому-то нужна помощь, помогают ему сразу четверо. А это куда больше, чем всецелое внимание одной мамы. У нас очень насыщенная жизнь: скука, тоска, одиночество – это не про нас. Да, бывает трудно отдохнуть, но и с этим, как ни странно, – легче. Моя соседка сходит с ума от целого дня сидения с ребёнком. Все потребности дочки ей приходится удовлетворять самой. Покормила – поиграла – погуляла – уложила спать – позанимала – покормила – муж пришёл. В многодетной семье однообразных дней нет. Каждый день – что-то новое. Причём я могу себе позволить проваляться весь день с книжками, головной болью, а могу уйти, например, на мастер-класс по гончарному делу. Мои дети хотят ещё как минимум пять братьев и сестёр, и я совершенно счастлива в таком большом семействе, у меня нет невроза на тему самореализации, недоданной любви или мечтаний о том, кем сделать ребёнка. И вот это ощущение – большого комка любви, в котором я постоянно пребываю, – придаёт столько радости, так наполняет счастьем, что, вспоминая свою одинокую жизнь, я прихожу в ужас… В-четвёртых, в многодетной семье временной ресурс расходуется гораздо эффективнее. Например, потребность в играх дети реализуют друг с другом, и мне не приходится бесконечно играть в машинки и куколки или в прятки и догонялки – только если самой хочется разделить эмоции с детьми. Процесс обучения автоматизирован: старший просто в игре научил младшего брата держать ложку, читать, считать. Вместе они изучили цвета и технику сбора пазлов, шахматам они обучаются параллельно, музыке – тоже. Поэтому у меня остаётся время и отдохнуть, и поработать, и пообщаться с подругами! При этом из нашей насыщенной жизни уходит много лишнего. Мы не мучаем детей «развивашками», но если видим, что это важно и ценно для ребёнка, – всячески помогаем. В итоге – у них нет перенапряжения, но есть реальные успехи в том, что нравится. И они куда более конкурентоспособны, чем дети из однодетных семей, в которых родители все свои силы вкладывают в вылепливание из малыша собственного идеала. Ну и, в-пятых, ежедневные трудности, с которыми мы встречаемся, дают отличную закалку. Когда ребёнок был один, любой посторонний шум воспринимался как посягательство на нашу личную жизнь, а теперь – это просто проявление мира вокруг… И, если обращать на него внимание, так можно и не выспаться, и вообще ничего не успеть. И это понимают и дети. Они понимают, что если не научатся одеваться сами – мы просто не выйдем гулять. Если кто-то устраивает истерику, то вся семья рискует остаться без выезда к любимой бабушке. Ну а уж когда на детской площадке малыши отнимают игрушки у моих старших, они, уже собаку съевшие на этой теме в семье, начинают с «обидчиками» играть. И проблема решается сама собой. Так вот. Мы – более выносливые, более адаптированные к жизни, более счастливые и сильные. Мы вышли из круга «одиночек» и перешли в другой – в многодетный. А там удивительным образом открылся мир совершенно других отношений. Там все дети – общие. Там, чтобы успокоить, берут любого малыша на колени. Там одно яблоко делят на всех присутствующих детей и вещи там не продают на Avito. Они кочуют от одних к другим, перемешиваясь и доставаясь тем, кому в данный момент они нужны. Там трудности – общие. Там решать возникшую проблему приходят сразу пять человек, и помогают они делом, а не советом. Я только заглянула туда. И мне там нравится. Марина Селезнёва, Воронеж P.S. А помощь от государства нам, конечно, нужна. Нам бы обеспечить доступ к бесплатному дополнительному образованию (увы, оно фактически отсутствует), удобной медицине (для записи к врачам надо пройти шесть кругов ада) и нормальному транспорту (в нашем городе нет автобусов, в которые можно легко вкатить коляску). Этого достаточно… Остальное мы сами сможем.
Цифры и факты По данным Росстата, население России в первой половине нынешнего года уменьшилось на 0,01%. Одна из главных причин – падение рождаемости. И демографическая ситуация будет только ухудшаться, так как женщин в возрасте 20–28 лет, на которых приходится наибольшее количество деторождений, из-за провала 90-х становится всё меньше. Для стимулирования рождаемости, по предложению Владимира Путина, планируется ввести ежемесячные выплаты на первого ребёнка до достижения им полутора лет и до 2021 года продлить программу материнского капитала, направить который теперь можно будет и на оплату детского сада и яслей. Также уже с 1 января предусмотрено субсидирование части процентной ставки ипотечного кредитования для семей, в которых родился второй или третий ребёнок. Для увеличения доступности и улучшения качества медицинского обслуживания планируется реконструировать и дооснастить детские поликлиники. Для решения этой задачи в течение трёх лет регионам будет предоставляться из федерального бюджета по 10 млрд рублей. (обратно)
Благородная экономия поэтических красок
Благородная экономия поэтических красок Спецпроекты ЛГ / Литературная ярмарка / Поэзия
Вступительное слово на вечере, состоявшемся 12 ноября этого года в ЦДЛ и посвящённом памяти Надежды Болтянской (1963–2015) Эпоха социалистического реализма в литературе отучила и читателей, и самих поэтов понимать, что такое лирическая поэзия. Поэты либо воспевали всевозможные достижения, либо, наоборот, протестовали и обличали, либо зарифмовывали свои сентенции или путевые заметки после многочисленных творческих командировок. Поэтому, когда сотрудник отдела поэзии журнала «Юность» поэт Николай Новиков поместил в «Юности» в июле 1997 года на двух страницах обзор поэтической почты журнала, то он посвятил книге стихов Надежды Болтянской «Я из породы длиннокрылых», которая вышла в предыдущем 1996 году, только несколько строк. Он характеризовал её стихи, как милые, сугубо женские стихи о любви, где описывается небольшой уголок природы, который видит из окна тяжелобольная поэтесса. В связи с этой характеристикой Надиных стихов я вспомнила о Пушкине, как он сидел в Болдине, никуда не выезжал и, глядя в окно, написал «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» и многое другое. Также в памяти возникла обширная и разнообразная любовная лирика классиков – как мужчин, так и женщин. Наши законодатели поэзии очень любят говорить, как заклинание: «Пушкин – это наше всё!», хотя если бы сейчас возник Пушкин, как начинающий поэт, они вряд ли бы его заметили, оценили и впустили в литературу. Я, конечно, не сравниваю Надежду Болтянскую с Пушкиным, но её пример очень хорошо демонстрирует, как неохотно литературные мэтры признают лирических поэтов. Слава богу, Наде посчастливилось встретить среди современных литераторов человека, тонко чувствующего поэтически талантливых людей, который оценил её как одарённого лирического поэта и помог ей заявить о себе в газете «Неделя» и в авторитетных журналах. Этот человек, Владимир Иванович Салимон, сам является большим поэтом и издателем. В течение всей Надиной активной жизни он поддерживал её, помогая преодолевать отчаяние и укрепляя её веру в себя. Надежда Болтянская совершенно самостоятельный лирический поэт. Стихи её ни на кого не похожи. Они отличаются лаконичностью и немногословием и чем-то напоминают японскую поэзию. В стихах Надежда Болтянская крайне экономно использует поэтические краски, находя очень точные, неожиданные и свежие образы для выражения своих эмоций. При этом её стихи не просто зарисовки каких-то впечатлений или чувств. Они открывают читателям автора как очень тонкого и глубокого человека, они интеллектуально изысканны и отмечены особым, уникальным зрением. В ноябре 1997 года по рекомендации Владимира Салимона и Кирилла Ковальджи Надя была единогласно принята в Союз писателей Москвы. За свою короткую жизнь Надежда Болтянская опубликовала четыре сборника стихов и ряд стихотворных подборок в журналах «Континент», «Грани», «Мир женщины», «Сельская молодёжь», альманахе «Кольцо А» и в газетах «Гуманитарный форд» и «Неделя». Родители и муж после её ухода из жизни издали посмертный сборник стихов «Я когда-нибудь в синюю даль уйду...». После Надиной смерти её родители и муж, стремившиеся сохранить поэтическое наследие Надежды Болтянской, встретили большое сочувствие и поддержку в «Литературной газете» и других уважаемых изданиях, таких как журналы «Москва», «Нева», «Невский альманах» и других. Эмилия Болтянская (обратно)
Воскрешая поэтов
Воскрешая поэтов Спецпроекты ЛГ / Литературная ярмарка / Книжный ряд
Анастасия Ермакова. Серьёзней последней молитвы. Особенности поэтики Надежды Болтянской. М.: ИПО «У Никитских ворот», 2017. 160 с. Выдающийся русский философ Николай Фёдоров прославился в XIX веке своим учением о воскрешении мёртвых. «Хотя первый воскрешённый будет, по всей вероятности, воскрешён почти тотчас же после смерти, едва успев умереть, а за ним последуют те, которые менее отдались тлению, но каждый новый опыт в этом деле будет облегчать дальнейшие шаги. С каждым новым воскрешённым знание будет расти...» – утверждал он. Фёдоров полагал, что каждая частица материи несёт на себе след пребывания в составе какого-либо организма; поэтому основная задача заключается в том, чтобы найти эти частицы и по оставшимся в них следам восстановить тела умерших. Таким образом, по Фёдорову, воскресить можно даже давно умерших предков, прах которых уже рассеялся в пространстве. В какой-то мере книга Анастасии Ермаковой и является подобной попыткой воскрешения. Только воскрешение это происходит в иной плоскости. Посудите сами, книга написана о творчестве Надежды Болтянской, о её стихах, но при чтении кажется, что явственно ощущаешь присутствие покойной поэтессы. Если бы эта книга была написана в формате популярной серии «ЖЗЛ», то такое ощущение было бы естественным. Но здесь речь о стихах, а не о жизни Болтянской. Вероятно, Ермакова сумела заострить внимание читателя на таких текстах, которые сами по себе наталкивают на размышления об ушедшем поэте, заставляют рисовать его образ в своём воображении. Любопытно, что и сама Ермакова пишет в одной из глав: «Да, человек Надежда Болтянская, к сожалению, умерла. Но поэт Надежда Болтянская жива и только начинает свой путь к читателям». В этом признании автора исследования лежит ключ к разгадке. Ермакова изначально не просто писала о стихах Болтянской, но попыталась доказать старую и спорную истину, гласящую, что поэт жив до тех пор, пока читаются его стихи. И Надежда Болтянская действительно предстаёт в книге живым человеком. С оговорками, что её нет в живых, конечно. Тем не менее при чтении цитат из стихов Болтянской и комментариев Ермаковой кажется, что разбираются тексты действующего поэта, который живёт и печатается в наши дни. Эта «связь с живыми» особенно видна в главе «Посвящения друзьям и близким». Не будем забывать о том, что поэт – существо обычно одинокое. Поэту трудно примириться с окружающей действительностью и ужиться даже с близкими людьми. У Болтянской же большое количество стихотворений посвящено близким людям (маме, отцу, мужу), друзьям и знакомым. Ведя в последние годы полузатворнический образ жизни из-за тяжёлой болезни, Надежда Болтянская словно хотела показать окружающим, что она пока с ними, здесь и сейчас. И это не укрылось от внимательного взгляда Анастасии Ермаковой, которая в упомянутой главе раскладывает всё по полочкам, показывая, насколько важными именно для Болтянской были эти стихи. Но были они важными, конечно же, и для тех, кому адресовались. И ещё очень значимый момент. Анастасия Ермакова прослеживает «родословную» Болтянской до Серебряного века. Именно там, как она полагает, истоки творчества Болтянской. «Настоящий мастер тем и отличается от версификатора, что не идёт на поводу у скучающей публики, не даёт ей того, чего она жаждет, а следует своим путём», – говорит Ермакова в книге. Говорит, ибо уверена, что «Болтянская – совершенно самостоятельный поэт со своим мироощущением, излюбленными приёмами и, разумеется, со своей интонацией». Но если Надежда Болтянская самостоятельный поэт, учившийся у мастеров Серебряного века, то что же получается? Что она в какой-то мере воскрешала именитых поэтов в своих стихах? Да, отчасти это так. И тут уж нельзя отмахнуться от спорной, но чертовски притягательной идеи Фёдорова. И хотя Ермакова ни разу о Фёдорове не упоминает, но не раз проводит параллели в творчестве Болтянской и видных поэтов Серебряного века, особенно Марии Петровых. Причём параллели довольно чёткие, когда совпадают и темы, и ритмика, и лексика. Отдельная, довольно большая глава книги посвящена образам в поэтике Надежды Болтянской, в которой на многочисленных примерах – цитируемых строчках – показывается, насколько оригинальными и свежими были те художественные средства, которые Болтянская использовала в своих стихотворениях. Речь идёт и о неожиданных и точных метафорах, и о метких сравнениях, и о мировоззренческой уникальности авторского мира. Интересна также глава «Метр, ритм, композиция», где идёт речь о версификационном мастерстве автора, о том, как Болтянская изысканно работает с формой, в совершенстве владея и силлабо-тонической, и тонической системой стихосложения. Один из самых любимых стихотворный метров Надежды Болтянской – хорей, парадоксально сочетающий плясовой ритм и глубокие неторопливые размышления. «Нужно понимать, что творчество в целом – это не просто стихи, возникающие от случая к случаю, но сложная система, которую поэт создаёт на протяжении всей жизни», – пишет Анастасия Ермакова. А применительно к Надежде Болтянской это означает ещё и то, что данную систему поэт воздвигает не просто так, но обязательно основываясь на сделанном до него. То есть как бы продолжает начатое другими. Вот мы и приходим к такому странному «круговороту», только не в природе, а в поэзии, в литературе. В советское время, встречаясь со студентами Литинститута, Жан-Поль Сартр задал им вопрос: «Почему вы пишете?» Молодой поэт Борис Примеров ответил: «Потому, что боюсь умереть». Сартр ответом был удовлетворён. Стихи и вообще творчество – это жизнь. Надежда Болтянская наверняка согласилась бы с данным высказыванием. Ну а тем, кому это покажется неубедительным, можно порекомендовать прочесть книгу «Серьёзней последней молитвы...». Особенности поэтики Надежды Болтянской». Там есть ответы на многие вопросы. Сергей Астахов (обратно)
История болезни, или Дневник здоровья
История болезни, или Дневник здоровьяГлава II Литература / Однажды с Алисой Даншох Даншох Алиса
Мой друг и врач Света Зайцева Любое хроническое заболевание, как правило, сопровождает человека по жизни до его конечного пункта назначения. Кто-то идёт по своей жизни с песней, а кто-то с гастритом или с чем похуже. Впрочем, петь никому не возбраняется. У меня с двадцатичетырёхлетнего возраста образовался верный попутчик – нейродермит. Хотелось мне или нет (а мне, конечно, не хотелось), но он был со мной всегда, и я не могла с ним не считаться. Частенько он диктовал мне свои условия совместного проживания. Он говорил: «Дорогая, ешь побольше жирного, солёного, острого, копчёного, сладкого, клубники, цитрусовых. Запивай вином, шампанским, коньяком, пей как можно больше кофе, не соблюдай режим, и я не расстанусь с тобой ни на секунду. Я одарю тебя красными пятнами по всему телу. Твоё лицо будет гореть нездоровым румянцем, и ты будешь постоянно почёсываться. Мы будем счастливы вдвоём. Только ты и я, нам больше никто не нужен». Согласитесь, чýдная перспектива, но почему-то она меня не соблазняла. Я поступала наперекор его советам, воздерживалась от настойчивых рекомендаций, пила глюконат кальция, супрастин с тавегилом, воспалённые участки тела покрывала разными мазилками. Ненадолго мне удавалось избавиться от навязчивого спутника под ласковым крымским солнышком, принимая морские ванны. Если летом нейродермит уходил в отпуск, то начиная с октября и по апрель он работал на полную катушку. Иногда мне приходилось спасаться от него в ЦКВИ и проходить курс лечения по методу доктора Самсонова, успешно защитившего кандидатскую диссертацию. В какой-то период в ведущем центре страны по борьбе с кожными недугами увлеклись ПУВА-терапией (облучение ультрафиолетовыми лучами), однако моё знакомство с ней не состоялось. Ввиду моей беременности меня ПУВЕ не представили, а вместо этого отправили за государственный счёт в санаторий в Сочи на целых двадцать четыре дня. Увы, кавказские красоты, повышенная влажность и Мацеста моему организму по душе не пришлись. Он хранил верность полынному духу Восточного Крыма. Но, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят, и организм вместе со мной с удовольствием проводил утренние часы на пляже. Прислушиваясь к успокоительному шелесту морского прибоя, я невольно вспоминала озорную сельскую пенсионерку, развлекавшую цэкавэишных пленников малоприличными частушками из деревенского репертуара, исполняемого на свадьбах, Святках и Масленице. Вот как фольклор семидесятых прошлого столетия откликнулся на серьёзную проблему мужского здоровья (из семейной переписки): – Дорогая моя Муся, Я сейчас в Сочах лечуся, Поливаю х… водой, Чтобы был он молодой. – Дорогой мой Пантелей, Воду на х… зря не лей. Если нету в яйцах мочи, Не помогут даже Сочи. За три года до сочинского санатория у меня произошла ещё одна встреча с Кавказом, связанная с проблемой здоровья. Оказалось, что первая из трёх жён маминого дяди проживала в собственном доме в Абхазии и готова была предоставить мне и кров, и стол, а также свести с местной знахаркой, излечивающей от Всего. И вот однажды августовским утром я прибыла в город Сухуми, где меня встретила вышеупомянутая жена номер один. Людвига Модестовна была необыкновенной личностью. Родилась она в Саратове в семье поволжских немцев, её отец служил священником в местной лютеранской церкви. Как она познакомилась с моим двоюродным дедушкой, я не знаю, но мне известно, что в сорок первом, когда их сынишке исполнилось девять месяцев, а фашистские полчища подступали к Москве, её арестовали как немецкую шпионку. Однако Людвигу не расстреляли, заменив «смерть шпионам!» ссылкой в Сибирь, где нуждались в лишних, пусть и немецких, рабочих руках. В лагере молодая женщина чуть не умерла от тяжелейшего воспаления лёгких. Спасая заключённую, местный доктор без памяти влюбился в хорошенькую пасторскую дочку. После смерти Сталина Людвига получила свободу, которой воспользовалась по собственному усмотрению. Ни в Москву, ни к маминому дяде она не вернулась. Она вышла замуж за спасшего её в лагере врача, и они обосновались в небольшом абхазском посёлке. Увы, счастье было недолгим. Тяжёлые годы в Сибири подорвали здоровье того, кто спасал от болезней других, и вскоре отняли у Людвиги Модестовны спутника жизни. Оставшись одна, она стала искать утешения в трудовой деятельности и овладела неженской профессией строительного прораба. Не только непосредственные подчинённые, но и всё местное мужское население боялись Людвиги пуще огня, ибо пятнадцать лет сталинского ГУЛАГа превратили скромную саратовскую Гретхен в беспощадную воительницу Валькирию. В то же время женская половина посёлка восхищалась и завидовала сельскохозяйственным успехам суровой и непреклонной Модестовны. Она по праву гордилась своим садо-огородом, где произрастало всё фруктово-овощное, о чём только могла мечтать советская хозяйка. В этом растительном раю проживали многочисленные кролики и одинокая гордая коза Катька, которые нуждались в дополнительном внимании. Его-то мне и поручили оказывать во время моего гостевания. В мои обязанности входило снабжение свежей травой кроличьего поголовья и кормление рогатой скотины опавшими фруктами, в основном персиками. Во владениях Людвиги Модестовны и травы, и плодов наблюдалось в изобилии. В благодатных условиях влажных советских субтропиков сорняки постоянно брали приступом грядки благородных овощей и даже грозили виноградным рядам ароматной изабеллы, из которой делалось домашнее креплёное и благоуханное вино. Со своими обязанностями я справлялась легко. Кролики не жаловались, при моём появлении они трепетно прядали ушками не то от лицезрения и запаха нового действующего лица, не то от предвкушения встречи со свежайшей вегетарианской жвачкой. С козой дела обстояли хуже. Дереза Катька сильно меня не полюбила, хотя я изо всех сил старалась ей угодить, принося в тазике отборные подгнившие персики, сыпавшиеся с веток на мать сыру́ землю. Возможно, Катька мне завидовала и хотела тех же истекающих сладостным соком плодов, которые я срывала с дерева и с наслаждением отправляла в рот. Но факт остаётся фактом: малейшее проявление внимания с моей стороны, как и простое передвижение по садовой дорожке вдоль загона, вызывало у животного бурные отрицательные эмоции. Абхазская коза-дереза, опустив голову, разгонялась и неслась на меня. От коварного удара небольших, но опасно заострённых рогов меня спасала металлическая сетка заграждения. Козьи вероломные действия вызывали возмущение. Какая чёрная неблагодарность! Я её кормлю-пою, а она покушается на мою жизнь! Только к концу каникул мне открылась истинная причина её неприязни ко мне. Встретив меня в аэропорту, Людвига Модестовна, как и обещала, немедленно направилась со мной к местной целительнице. Консультация обошлась в десять тогдашних рублей, а полученные рекомендации сводились к соблюдению режима дня, диеты, ежедневному трёхразовому потреблению успокоительной настойки по старинному и секретному рецепту, а также наложению на поражённые участки кожи вонючей мази, изготовленной в домашних условиях руками альтернативного медицинского светила. Прошла неделя, а обещанных молниеносных результатов лечение не приносило. И тогда Людвига Модестовна взяла под личный контроль процесс моего выздоровления. Он заключался в следующем: за ранним подъёмом с пробежкой на пляж и окунанием в море следовал плотный завтрак из мамалыги, свежеиспечённого лаваша с огородной зеленью и домашним козьим сыром. Полученные калории тратились на полезный труд в саде-огороде и кормление домашних животных. Затем следовала передышка, приведение себя в порядок и накрытие обеденного стола к появлению хозяйки со стройплощадки. Трапеза проходила в непринуждённой атмосфере. Беседа о том о сём сопровождалась поеданием жаркого из кролика, курицы или голубя, салата из овощей с грядки и непременным заливанием в меня стаканчика самодельного вина из дивной изабеллы последнего урожая. Само собой разумеется, что алкоголь вызывал у моего организма непреодолимую потребность в послеобеденном отдыхе. Пока моя почти что двоюродная бабушка Людвига заканчивала разборку с увиливающим от обязанностей персоналом местного СМУ и готовила вечернюю еду, я отправлялась на прогулку к морю. За ужином меня поджидал ещё один стаканчик вина. Я чувствовала, что божественный алкогольный напиток очень нравился моему нейродермиту и вредил здоровому образу жизни. Однако противостоять железной воле моей благодетельницы я не смела, да и не могла, – кишка тонка. А теперь о самом важном моменте в программе Людвиги Модестовны. Она собственноручно выдаивала козу и заставляла меня принимать вовнутрь три раза на дню по 250 граммов парного молока. Весь посёлок мечтал заполучить целебный продукт. О пользе козьего молока всяк был наслышан и приписывал ему чудеса целительства, безгранично веря в его волшебные качества. Одна я ненавидела сей эликсир здоровья, отчего чувствовала себя виноватой и несчастной. Даже от запаха, не говоря уж о вкусе, меня выворачивало наизнанку. Признаться в этом было равносильно подписанию смертного приговора, и мой кошмар в абхазском раю длился до тех пор, пока я его не покинула. Коза – краса и гордость хозяйки – всё чувствовала и, естественно, не могла простить мне отторжения своей продукции, за что и мстила, нанося разъярённые удары, достававшиеся, к счастью, не мне, а железной сетке. Через несколько лет дух всех бодливых Катерин угомонился, потому что мой сын с удовольствием пил целебное молоко, поставляемое подмосковной дерезой Катькой, полной тёзкой сухумской козы. Подведя итоги первой нейродермитной пятилетки, пришлось констатировать неутешительные результаты. Несмотря на разнообразные и прогрессивные методы лечения, заболевание сдаваться не собиралось. Зато в личной жизни за пять лет произошли перемены. Я вышла замуж, родила ребёнка и поменяла место работы, став преподавателем кафедры иностранных языков в Московском высшем художественно-промышленном училище, основанном графом Строгановым для одарённых крепостных детей. Учебное заведение, называемое в народе Строгановкой, как и Муха в Питере, ковало дизайнерские кадры для Страны Советов во всех возможных областях прикладного искусства. Например, художники-монументалисты приложили немало усилий, чтобы советские города и веси украсить внушительными мозаичными панно и скульптурными памятниками, прославляющими трудовые, военные и мирные подвиги людей нашей великой державы. Я с благодарностью вспоминаю годы, проведённые в Строгановке, которые позволили мне с удовольствием и совершенно бесплатно учиться. К моим услугам была огромная библиотека с книгами, журналами, каталогами, альбомами, монографиями по живописи, скульптуре, ювелирному делу, мебели, тканям, керамике, фарфору, оформлению помещений, ландшафтов и предметов. Я ходила на всевозможные выставки и студенческие показы. А самое главное, в укромном уютном уголке чудесного музея прикладного искусства, среди китайских ширм и ларцов графа Строганова, я обменивалась знаниями с прелестными дамами – служительницами кафедры истории искусства. Я пыталась привести в чувство их запылённые временем знания французского, а они прививали мне вкус к прекрасному, разрешая посещать свои лекции. Среди моих студентов попадались симпатичные, талантливые, неординарно мыслящие люди. У всех за плечами была художественная школа, у многих имелся трудовой стаж по выбранной специальности, но они тратили ещё пять лет жизни на овладение профессией, что вызывало у меня огромное уважение. Наверное, поэтому сегодня молодёжь, преимущественно женского пола, объявившая себя дизайнерами после окончания несколькомесячных курсов, вызывает у меня жалость, сострадание или что другое, но никак не доверие. Я знаю точно, что девальвация понятия «профессионализм» грозит всем нам страшными последствиями. Кафедрой иностранных языков в мою бытность в Строгановке заведовала Зоя Ивановна Бурова. Была она чрезвычайно колоритна. Тот факт, что её отец долгие годы преподавал в МВХПУ, несомненно, отразился на карьере дочери. В административных кругах училища она числилась человеком «из своих», что позволяло ей занимать высокую и ответственную должность. Справедливости ради надо отметить, что однажды она написала учебник английского языка и постоянно его усовершенствовала, готовя к новым переизданиям. Заседания кафедры проходили всегда в принуждённой атмосфере строгой деловитости с непременным отчётом одного из преподавателей и научным докладом другого. Повестка дня заканчивалась рубрикой «разное» и включала долгое чаепитие с отмечанием либо какого-нибудь праздника, либо чьего-то дня рождения. Коллектив был сугубо женский и состоял в основном из старослужащих и нескольких новобранцев вроде меня. Первая категория считала себя слишком молодой, чтобы уходить на пенсию, а вторая даже и мечтать о ней пока не смела. Во время отчёта и доклада каждый присутствовавший на заседании сосредоточенно смотрел в разложенные перед ним бумажки, имитируя бурную, но молчаливую мысленную деятельность. Одна лишь Зоя Ивановна была занята «настоящим» делом. Она приводила в порядок ногти на руках и наводила марафет, накладывая макияж на лицо и взбивая мелкозубчатой расчёской кудри. Время от времени она громко сморкалась, отчего выступающий вздрагивал и застывал на мгновение с застрявшими в горле словами. В целом Зоя Ивановна производила впечатление человека не злобного, но легко поддающегося влиянию своей лучшей подруги, снедаемой завистью и диабетом. За чашкой чая и куском торта Зоя Ивановна ратовала за здоровый образ жизни, рассказывая бесконечные истории про своего третьего мужа Костика. Официального спутника жизни своей начальницы я никогда не видела, но почему-то питала к нему нежные чувства. Зав. иностранным хозяйством нашего учебного храма искусства не скрывала истории знакомства с отставным полковником, имевшим счастье связать себя узами брака с женщиной, чьё лицо удивительно напоминало характерное изображение грушеобразного лика французского короля Людовика XVIII. Расставшись со вторым мужем, Зоя Ивановна решила немедленно реализовать третью попытку в преодолении планки счастливого брака. Как и героиня Ирины Муравьёвой из фильма «Москва слезам не верит», она начала с научного зала Библиотеки имени Ленина и с посещения всех мероприятий Дома учёных на Пречистенке. Улов научных кадров не оправдал ожиданий: слишком мелкие попадались экземпляры. Затем поиски героя продолжались в санаториях и домах отдыха. Однако и в тех и в других местах поправки здоровья преобладал женский контингент с немногочисленными немощными особями мужского пола. И тут кто-то посоветовал автору учебника отправиться в однодневный пеший поход – в столичной газете «Досуг» регулярно печатались объявления об экскурсиях с Белорусского вокзала. Идея Зое Ивановне понравилась. И вот в одно прекрасное воскресное утро она в боевом раскрасе охотницы за мужскими скальпами, с рюкзаком за плечами и фляжкой коньяка вместо томагавка, надев удобный тренировочный костюм и кеды, вышла на туристическую тропу Подмосковья. Охота оказалась на редкость удачной. Где-то под Звенигородом в плен был взят разведённый полковник Костик и в кратчайшие сроки приведён к брачной присяге. Отставной военный Константин с удовольствием выполнял новые обязанности. Особенно ему нравилась дачная жизнь. Он завёл двух немецких овчарок и поручил им охрану загородной резиденции. Собаки прекрасно справлялись с поставленной задачей, но не могли полностью себя обеспечить провиантом, поэтому хозяин каждые два дня приезжал с проверкой, ночёвкой и запасами съестного. В холодные месяцы Костик топил дачную печь, и вся кафедра пребывала в волнении, как бы он не угорел. В тёплое же время года мы переживали за садово-огородную деятельность новообращённого сторонника подсобного хозяйства Константина. Зоя Ивановна эмоционально комментировала работу мужа на приусадебном участке: «А мой-то, мой что учудил. Взял да под яблоней посадил два куста сирени. Да его за это надо самого на яблоне за я-ца повесить, чтоб неповадно больше было». К счастью, расправа происходила только на словах, потому что мы регулярно получали сводки про действия Костика на дачном фронте. Вот он набрал в лесу корзину белых, повесил их сушить, а тут зарядили дожди. Грибы не выдержали влаги и сгнили. В другой раз бывший полковник забыл приоткрыть парник, и в нём полностью сопрела огуречная рассада. В какой-то момент Костик стал исповедовать новую диетическую религию – сыроедение и даже каким-то образом сумел обратить в неё свою супругу. Поначалу всё шло хорошо. Зоя Ивановна подвела под модное увлечение теоретическую базу: мол, если бы приматы не ели сырые продукты, не превратились бы они в человека. Подавая нам наглядный пример, она в свои присутственные дни постоянно грызла морковь, хрустела листьями капусты и яблоками из Костикина урожая. Весь начальственный стол был уставлен принесёнными из дома баночками и бутылочками, содержащими салаты и свежевыжатые соки. Теперь мы с медицинской точки зрения знали, какой овощ и какой фрукт лучше всего отвечает за деятельность того или иного нашего органа и чего нам не хватает для полного счастья. Две кафедральные подлизы немедленно перестали ходить в преподавательский буфет и каждый перерыв демонстративно гремели стеклотарой, изображая на лицах блаженство. Правда, одну из этих подхалимок я застукала в женском сортире запихивающей в рот кусок сдобной булки, но пусть это останется на её совести. Вскоре у главной сыроедки начались проблемы с желудком, который не справлялся с переработкой обильно поступающей в него клетчатки. В отсутствие в те времена телевизионной фармацевтической рекламы Зоя Ивановна не знала, что если у тебя внутри «шум и гам», то тебе нужен эспумизан. Вдобавок к звуковым эффектам стопроцентный натуральный морковный сок отметил лицо и тело потребительницы бросающимися в глаза пятнами. Да здравствует поразившая Зою Ивановну аллергия! Благодаря ей состоялось моё знакомство с чудесным человеком и врачом. У преподавательницы нашей кафедры Зинаиды Георгиевны Зайцевой дочь Светлана окончила 3-й мед, поступила в аспирантуру и в свободное от написания диссертации время лечила пациентов в больнице имени Короленко, тесно соседствующей с моим возлюбленным ЦКВИ. В этой же цитадели борьбы с кожно-венерологическими заболеваниями находилась и соответствующая данному профилю учебная кафедра, возглавляемая профессором Машкиллейсоном. Он являлся научным руководителем Светланы Зайцевой и настолько высоко оценил способности своей аспирантки, что даже пригласил её работать на вверенную его заботам кафедру. Светлана полностью оправдала доверие шефа и в положенный срок блестяще защитилась. Вместе со степенью кандидата медицинских наук она получила ставку на столичной кафедре. О такой карьере мечтали тысячи аспирантов нашей необъятной Родины. Как-то в перерыве между занятиями я сделала над собой усилие и решила предстать перед раздражёнными сыроедением начальственными очами. В кафедральном помещении я застала необычную картину. Около сидевшей в кресле заведующей стояла миниатюрная девушка в белом халате врача. Она внимательно разглядывала агрессивные покраснения на лице и руках Зои Ивановны и тихим, но твёрдым голосом задавала вопросы. Было что-то такое в манерах белоснежной девушки, что вызывало немедленное к ней доверие и уверенность, что она может помочь. После осмотра, вынесения вердикта, полученных рекомендаций и выписки рецептов Зоя Ивановна сменила раздражение последних недель на гостеприимную любезность и громко обратилась к лаборантке: – Эй ты, как там тебя, – забыла, пойди сюда. Продолжение в следующем номере Первая глава – в № 45, 46 (обратно)
Фотошип
Фотошип Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
1. На внешней обшивке МКС обнаружены «прилетевшие из космоса» живые бактерии внеземного происхождения. 2. Неудачей закончилась попытка выведения на орбиту девятнадцати спутников ракетой-носителем «Союз» с космодрома «Восточный». Бактерии – разумны, это факт! Готовится вторженье, не иначе! По-вашему, Роскосмос просто так Преследуют сплошные неудачи?! Аристарх Зоилов-II (обратно)
Клуб Любителей АФоризмов
Клуб Любителей АФоризмов Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
ПЕРСОНА ГРАТА ● Ломать голову лучше изнутри. ● Чтобы не попасть впросак, не заставай врасплох. ● Первым из вторых пришёл подбородок. ● Мало знать о своих недостатках. Надо ещё умело их прятать. ● Лучше бы это вылетело из головы, чем сорвалось с языка. Андрей Соколов, Спб ● Эволюции мешают революционеры. ● Умом Россию не понять… А может, проблема в уме? ● Стань великим – и твоя фамилия станет именем. ● К каждому таланту прилагается своя лопата. ● Угрызения совести следов зубов не оставляют. Фёдор Филиппов
БРАТ ТАЛАНТА ● Странная у нас в России математика: в ней украденным миллиардам нет числа. Валерий Антонов, Челябинск ● «Дай помогу» – человеческое предложение, а «дай – и помогу» – деловое. Юрий Базылев, Запорожье (Украина) ● Строить воздушные замки хочется в две смены. Александр Гудков, Смоленск ● Самая сильная решимость в человеке – ничего не решать. Владимир Кафанов ● Если деньги портят человека, то тогда долги явно облагораживают. Алексей Кувыкин, Нижний Новгород ● Все женщины хороши по-своему. А некоторые – хороши и по-моему. Ник Плотч, Новосёлки, Московская обл. ● Была ли «была не была» или не была – науке неизвестно. Владимир Помыткин, Тольятти (обратно)
8 х 4
8 х 4 Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев Теги: сатира , юмор
Ещё раз про плачущую Таню Изревелась Таня, плача: Уронила в речку мачо. Тише, Танечка, не плачь, Ведь на свете много мач. Виктор Сумин, Белгородская обл.
Женский праздник Для дискуссий не вижу причины – Согласится любой идиот: Женский праздник – когда есть мужчина, И подарок – коль трезвым придёт.
Жена-поэтесса Жена-поэтесса – для мужа обуза. В хозяйстве какой от поэзии прок? К тому же, когда к ней является Муза, Взыскать невозможно супружеский долг.
Правда-матка Мой муж, жуя пельмени и вареники, Твердит, что все поэты – шизофреники. Ко мне он демонстрирует влечение. Но говорит, что я не исключение.
Что лучше? Перед зеркалом в пол-оборота Я стою с погрустневшим лицом. Лучше быть молодым идиотом, Чем седым и больным мудрецом. Татьяна Уткина, Н. Новгород
Главное – мера Со многими я дураками знаком; жизнь портить нам, умным, удел их. Я тоже бываю дурак дураком, но я же – в разумных пределах.
Допекло Резок я с людьми бываю редко, но один достал меня – козёл! Я с таким не то чтобы в разведку – на три буквы б вместе не пошёл.
Встреча у пивбара «Земляк! – обратились гринписовцев трое. – Не дашь на спасенье озонного слоя?» «Нет денег, – соврал я. – Потом, в другой раз…» Вот так, жмот несчастный, я слой и не спас. Сергей Сатин (обратно)
Месть психиатра
Месть психиатра Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Седьмая заповедь Теги: сатира , юмор
– Здравствуйте, доктор! – Здравствуйте, больной! Проходите, садитесь. – Я хотел… – Успокойтесь, больной, не дёргайте стул, он прикручен к полу. – Я просто хотел… – Не торопитесь, сейчас мы узнаем, чего вы хотите, и достанем ваши потаённые желания из самых тёмных уголков вашего подсознания. – Мне кажется… – Что именно вам кажется? Вы слышите голоса или видите образы? – Да вы мне слова не даёте сказать! – Беспричинная истерия. Психоз. – Я абсолютно здоровый человек! – У вас, батенька, завышенное самомнение! – Да я!.. – Наполеон? Юлий Цезарь? Здесь, душа моя, скорее имеет место мания величия! – Я здоров! Здоров я! Это там, за мной, в коридоре целая очередь настоящих психов! – Что вы говорите! Преследуют? – Стоят! – Постоянно стоят? Или периодически уходят? – Они ждут! – Это совсем нехорошо! Вырисовывается мания преследования. – Значит, десять минут назад в коридоре стоял абсолютно нормальный человек, а к вам зашёл псих?! Как это понимать?! – Пока не знаю, но вы можете позвать второго. – Какого второго?! – Того, кто остался в коридоре. Ваше второе я. – Я оба здесь! – Прекрасно! Как вас зовут? – Так же, как и звали! – Значит вы тёзки? Преинтереснейший случай! – Вы намеренно выводите меня из себя?! – Конечно. Я вывел одно ваше я из другого, чтобы побеседовать с обоими. – Я оба – это один я, и больше никого нет! И этот я хочет получить от вас заключение, чтобы устроиться на работу охранником! – А позвольте полюбопытствовать, у кого: у Путина или у папы римского? – В бане!!! – Ну, вот мы и добрались до сути! Расскажите мне о своих извращённых фантазиях. – Вы на что намекаете?! У меня нет никаких фантазий! – Дрожь, обильное потоотделение, тремор. Симптоматика налицо. – Прекратите нести этот бред!!! Я не знаю, что сейчас с вами сделаю!!! – Сильнейшее возбуждение, немотивированная агрессия! Санитары, уведите больного!.. …Что, дружок, думаешь, я тебя тогда не разглядел?! Когда ты прошмыгнул мимо меня вниз по лестнице, за несколько секунд до этого хлопнув дверью моей квартиры. Подлый растлитель чужих, неопытных жён! В следующий раз подумай хорошенько, прежде чем наставлять рога психиатру! Олег Литвин (обратно)
Знаете ли вы, что…
Знаете ли вы, что… Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев Теги: сатира , юмор
● В Москве снять недорогую квартиру можно только на фотоаппарат. ● Постатистике, каждый второй россиянин встречается в два раза чаще, чем каждый четвёртый. ● Кошки предназначены для того, чтобы людям было на ком вымещать избыток доброты. ● По инициативе спортсменов-коммунистов в программу Олимпийских игр будут включены соревнования по классовой борьбе. ● Что у сотрудника на уме, то у уволенного на языке. ● Мозги – не брови; если нет – не нарисуешь. ● Талантливые люди талантливы во всём. С ненормальными – та же петрушка. ● Как правило, то, что не укладывается в голове, сносит крышу. ● Труд делает из обезьяны уставшую обезьяну. ● «Увы…» – это одряхлевшее «Ура!» (обратно)
Амур и УК
Амур и УК Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / История из Интернета Теги: сатира , юмор
Друг преподаёт в вузе. Мужик он молодой, симпатичный и к тому же холостой. Естественно, студентки к нему активно подбивают клинья. Недавно очередная такая красотка предприняла заход: – Дмитрий Петрович, может, с вами в театр сходим? – Спасибо, но у меня сейчас совершенно нет времени: к конференции готовлюсь. Опять же статья… Та удивлённо, на полном серьёзе: – Какая статья, Дмитрий Петрович, мне уже восемнадцать есть! (обратно)
Любимчики «Клуба ДС»
Любимчики «Клуба ДС» Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев Буряк Алексей Теги: сатира , юмор
Каждый рабочий день в «Клубе ДС» начинается с ритуального чтения новых стихов Алексея Буряка, которыми величайший поэт современности по почте неутомимо окормляет нас. «Шлю вам шлю, а ВЫ ни КУКАРЕКУ... и ни ГАВ-ГАВ... – пишет он. –Что-то не вижу серьёзных публикаций СУПЕР ПУПЕР ГИГАНТОВ.. подобных хоть немножко мне...»* Он пишет: …Я гений вширь и в глубину, – Это известно мне с рожденья... Даже, когда иду ко дну Творю бессмертные творенья!.. Творю бессмертные стихи, Когда стою с утра в навозе... Со всех сторон: ха-ха, хи-хи, А я в величественной позе! Нет, конечно же, весь гигантский масштаб дарования Алексея мы осознали уже давно, но нужно время, чтобы этим ощущением прониклись миллионы читателей. Мы верим: настанет пора – и каждый номер «Литгазеты» будет открываться его свежим стихотворением на первой полосе. Таким, скажем, как это. Или вроде этого. Или даже гениальнее. Про самых добрых ЖИВОТНЫХ Овцебык – прекрасное животное! Где он обитает, что он ест, И кому, на что оно пригодное Из холодных неуютных мест? Прочитайте про овцебыков добрейших, У которых волоокий светлый взгляд От животных крепких, здоровейших, Не способных причинить нам вред! Полюбите их! Они прекрасны! Не стремятся обмануть или предать Никого, в ком мысли чисты, ясны, И овцебыком не хочет стать... Овцебык – то не баран, не козлик, Он не станет никогда козлом... Вылечит того, кто алкоголик Всем не алкоголикам назло! Овцебык, скажу я вам, способный Исцелять людей от наркоты... И контакт с овцебыком удобный, В интернете, где есть я и ты! ---------------------- * Здесь и далее орфография и пунктуация – авторские (Прим. ред.). (обратно)
Эпоха хай-тек
Эпоха хай-тек Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
Средь восхищённых чудаков
Средь восхищённых чудаков Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии Ар-Серги Вячеслав Теги: Ар-Серги , поэзия Удмуртии
Полночный Кылбур* (при зажжённой свече) Остэ! Кылбур мой, кылбур, Золотой мой удмуртский кылбур… Полон музыки камской, Вышины ты уральской! Сколько слёз пролилось В твои реки широки, Сколько горя ушлось В твои краткие строки… Но неплохо с тобой и смеялось Счастья смехом – совсем удальцом, И немало любви так венчалось Птахой божьей – под белым венком. Мы с тобой ослепительным днём Добрым делом, на благо, живём – Заслоняем друзей от беды мы собой И врагам продохнуть не даём… …Вечерами же тени удмуртских поэтов, Ушедших по рекам, великих поэтов – Все сидят вот за этим столом, За моим очень скромным столом… Смотрим с ними мы в ночь, Видим в звёздные бреши сонмы богов, Об ушедшем печали нам не превозмочь – Уповаем в молитвенность слов: – Ах! Наш стих ты – кылбур, Золотой наш удмуртский кылбур, Ты храни нас в кромешную ночь, Откровение свыше – полночный кылбур ! -------------------------- * Кылбур (удм.) – стихотворение, стих (дословно: благодать слова)
Моя мечта Не босиком мечта моя ходила Удмуртскою дорогой непрямой, Из простенького жбанчика не пила Удмурточки хмельной настой. И на плотах она не плыла За льдиной грозною весной, И с копкою картошки не спешила Под дождь осенний ледяной. И также не копила капитала На звень копеечных счетов, Она со вздохом не смотрела На фото южных островов. Зато она всегда летала Меж белых-белых облаков, Меня с небес не замечала Средь восхищённых чудаков. Но слышу я свою мечту В журчаньях наших родников, К своей Реке я с ней иду – Уютна ночь от светлячков…
Октябрь Кисти рябин прихватило Колким морозцем ночным. Грустью в груди защемило…– Дымком потянуло печным. А в прошлом мы чинно уселись За щедрым семейным столом – Как будто бы птахи слетелись Над домовитым гумном. Вот в центре стола – перепечи И шанежки горкой лежат, Душевной беседы предтечи – Пузатые рюмки стоят. А вот и удмуртской гармошки В окошко стучит перебор, Хозяйской дочурки сапожки Несутся скорей на угор. Вот там плясунам-то – раздолье – Осенние свадьбы звенят!.. Я помню фартовое счастье – Девчонок глаза маяками горят… …Но застыли рябинами в поле Октябри мои в снежных дождях: Лишь один всё гуляет на воле – С ним дружили мы в юных летах.
За живое Слова твои задели за живое… А, впрочем, стой, да разве может быть У человека что-то неживое, Когда ещё он может и мечтою плыть? Кровь, плоть и кости – все живые… Когда поднимемся на горний мир, Забот, печалей, мыслей нивы – Всё в беспокойствах – редок пир. За что же за живое задело так Меня в твоих словах-попрёках? Конечно же, неверие твоё – пятак, Цена доверию такому в тех местах, Где мы встречали юные рассветы И где закат не мог нас разлучить. К чему теперь горячие приветы Мои, коль могут они только огорчить? Ты первой поняла – ушла весна, Что паводком возвысила двоих тогда. А я молчал. Очнувшись ото сна, Не мог промолвить «нет» иль «да»… Слова твои задели за живое… И были то – правдивые слова, Неправда лишь на свете – неживое. Сквозь ночь светлеет голова…
Перекрёсток А на перекрёстке не будем Мы долго стоять: Как разницы нет ведь, Куда нам езжать… Можно – на север, Можно – на юг, Неплох и восток, И запад – хорош. Включивши Моцарта в авто, Прорежем фарами маршрут, Пусть «голосуют» кое-кто… Попутчиков на счастье не берут. А в городе дальнем, чужом, И вовсе неважно – каком… Улыбнувшись портье, Мы дверь за собою запрём. В случайности чужого нам постоя Луна язык покажет нам в ответ, Дразня небесностью покоя, Но нам туда дороги нет. Ты пахнешь ромашковым лугом, Пойду по нему босиком, И ты – неодетая утром, На грудь мою ляжешь крестом.
Астры в снегу Когда же астры прихватились Таким морозом и снежком? Да вроде бы вчера они просились К тебе букета озорством. Но ты не замечала их... А, впрочем, и виноватого меня. Хотя от солнышек пушистых Я ждал подмоги, не дразня Прощального укора твоего, Ты не могла понять того, Как не могу понять я главного, Что к нам зима идёт, сурового Не пряча тут лица, и холодом Спаляет осеннего цветка дыхание И что весна пришла со сроком Поздним к нам, на расстояние Совсем неподотчётное и нам – Как к тем осенним астрам, Спутавшим весны обман На осень позднюю – к снегам.
Дождик к тебе Не строил к тебе я шоссейных дорог – Унылый кустарник, болота, песок… Но в спину толкает постылый порог, И посох представил корявый лесок. Теперь, как лось, бегу по бездорожью, Едва заметную дорожку отыскав, – По колее, налитой водной дрожью, Себя, вчерашнего, прокляв. Себе – заблудшему, я помогу – Былого одеянья сброшу ком. Я жертву отдаю святому лугу – Струёй воды крещусь мальком. Ах! Колея, колея, колея – Две параллельных канавки… В дождике – как шаклея, К тебе уплыву без оглядки.
Свечечка «а всё-таки она…» Я встретил тебя на дорожках садовых, Свечечку ветер в руке онемевшей задул. Отсвет огня на губах твоих нежно-медовых Каплей застывшего воска до Солнца уснул. Речка осенняя рвётся в озёра, В запрудах унылых свободы себе не нашла. Прячу глаза от пытливого ясного взора – Остался лишь пепел от рулевого весла. Туман усталым путником крадётся к окнам – В холодных руинах нет места раздолью любви. Саван тумана из вздохов был соткан, Отставь ты в сторонку своё «се ля ви!» Ведь уже завтра на тех же дорожках садовых Я ожидаю тебя, свечой освещая холмы. Видишь – на выходе – арки счастливой подкова. Ветер с Голгофы поёт в ней святые псалмы. (обратно)
Непростой характер Ижевска
Непростой характер Ижевска Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Нетелефонный разговор Ермакова Анастасия
Тот или иной город проще понять именно через поэзию «В Удмуртии больше востребованы книги на русском языке», – считает Сергей Жилин. Сергей Алексеевич Жилин родился в Ижевске в 1960 году. Окончил филологический факультет Удмуртского государственного университета. Преподавал в школе и в родном вузе, работал сторожем, редактором, журналистом. Первую книжку стихов выпустил только в 41 год. На сегодняшний день автор трёх поэтических сборников и полутора десятков книг по истории Ижевска и Удмуртии. – Сергей Алексеевич, вы называете себя литератором широкого профиля. А можно поподробнее: что это значит? И не мешает ли эта «широкопрофильность» сосредоточиться на чём-то одном, наиболее важном? – Наверное, уже и мешает. Просто сегодня в Удмуртии почти нет авторов, живущих на гонорары, – каждый где-то или служит, или преподаёт, или получает пенсию. «Многопрофильность» является необходимым условием для выживания литератора в современных условиях, так что, увы, это не повод для гордости. Статьи в газеты и журналы, сценарии документальных фильмов, книги на заказ, генеалогические очерки – чем только не приходится заниматься! Порой сначала надо исполнить заказ, а потом уже на заработанные деньги писать книгу, которую считаешь наиболее важной. При этом, конечно, далеко не всегда «капает» денежка, хотя я ещё застал время, когда за публикации стихов платили. С другой стороны, это ведь мечта очень многих людей – зарабатывать на жизнь словом. Да, ты немного зарабатываешь, но ведь занимаешься тем, что умеешь, что является смыслом твоей жизни, при этом тебе ещё и платят сколько-то. А ещё бывают встречи с читателями в библиотеке, музее, школе или вузовской аудитории. И тут, разумеется, речь об оплате никогда не идёт, часто приходится выступать бесплатно, особенно важным считаю приходить к школьникам и студентам. – Знаю, что вы очень любите родной Ижевск и интересуетесь его историей. Расскажите, пожалуйста, о своей краеведческой работе. – Интерес к прошлому места, где выпало жить, появился четверть века назад. У Ижевска вообще очень своеобразный и непростой характер, всё-таки кузница оружия. У нас даже Михаил Тимофеевич Калашников писал книги и был членом Союза писателей. В полной мере характер города проявился во время антибольшевистского восстания 1918 года, когда в течение трёх месяцев рабочие обороняли Ижевск от Красной армии. Именно ижевцы и воткинцы составили в армии адмирала Колчака две наиболее боеспособные части – Ижевскую и Воткинскую дивизии. Насколько тема эта болезненна до сих пор, понял после выхода книги «От Прикамья до Приморья». Были и другие книги по истории города, но я ведь пишу не только об Ижевске, но и об Удмуртии, большая часть которой входила в Вятскую губернию. Только в этом году вышли книга об истории села Зуры и Митрофановской церкви и научная монография «Строили село Грахово», подготовленная уже в соавторстве с В.П. и Е.В. Граховыми. А как вам название монографии «Сделки с недвижимостью в зеркале времени»? Знаете, как интересно изучать и сравнивать с сегодняшним днём! Даже в лирике, пожалуй, я в какой-то степени остался краеведом. Как ни странно, читателям очень важно, когда они видят в стихах или прозе черты реальной жизни, которые знакомы им с детства. Это вводит их скромный мир в большую российскую историю, в которой деды и прадеды становятся действующими лицами, а собственная судьба более осмысленной. – Вы упомянули так называемые заказные книги. Часто приходится идти на поводу у заказчика? И кто этот заказчик обычно – власть или какие-то организации? – Ну, поскольку я уже давно специализируюсь на истории, то обычно заказчик доверяет, порой высказывая какие-то пожелания. К слову, ни за одну из этих заказных книг мне не стыдно. К примеру, радуюсь, когда в каждом школьном музее встречаю книгу «Мы шли к Победе трудною дорогой», посвящённую 60-летию Победы. Это издание заказывала Администрация Президента и Правительства Удмуртии. Были и другие заказы. Так что от власти я уж точно не бегаю и, если есть точки соприкосновения, всегда иду навстречу. Сейчас вот почти год работаю над книгой по истории полиции. Это всё работы трудные, зато надёжные – с договором, с гарантированной оплатой. А то ведь в моём опыте есть так и не вышедшие книги и вовсе без всякой оплаты. Однако и копеечкой всё не измеришь. К примеру, небольшую книжечку об истории церкви села Кекоран мы с женой не только написали, но и сами издали к 170-летию храма. Наверное, дико было бы брать деньги, когда ты именно здесь впервые сознательно был на исповеди и у причастия. И всё-таки я по-прежнему остаюсь лириком, в чём легко убедиться не только по поэтическим сборникам или подборкам стихов, но и по любой краеведческой или заказной книге. – В чём вам видятся особенности современного литературного процесса в Удмуртии? – Мы стали слишком разобщены – не только в масштабах страны, но даже в пределах республики. Очень огорчает, что прерывается связь поколений в литературе – старшие плохо представляют и, соответственно, мало понимают молодёжь, а молодые, в свою очередь, порой «открывают велосипед» и зачастую строят своё творчество лишь на эпатаже. Раньше это разделение сглаживали литературные объединения, постоянные публикации в периодике и, конечно же, появление новых книг, рецензии и живое обсуждение. Сегодня даже в «Удмуртской правде» давно не выходит столь популярная рубрика, как «Литературный клуб». Остаётся четыре выпуска в год литературного журнала «Луч», где также своя специфика и авторы печатаются не только местные, что, может, и правильно. Нынче молодому литератору проще заплатить денежку и сразу издать книжку, нежели пройти долгий путь становления. А ведь книга стихов должна не только созреть, но и быть ко времени. Уж извините, что говорю о себе, но у меня на осознание своего места и в какой-то степени права писать ушло почти десять лет. Начинал-то я с авторской песни, и вот как-то в середине восьмидесятых довелось петь в доме народного поэта Удмуртии Олега Алексеевича Поскрёбышева. Будто сейчас слышу его голос: «Серёжа, мне кажется, вам надо попробовать писать стихи». Это «попробовать» растянулось на годы. Время было удивительным, когда многие классики наши были ещё живы, доброжелательно интересовались всем новым и старались это новое поддержать. – В процентном соотношении: кого больше – поэтов или прозаиков? И какие темы их в основном волнуют? – Наверное, поэтов всегда бывает больше, да и в литературу многие приходят именно со стихами. Тут ведь ещё дело в том, что смолоду кажется, что это самоё простое: ручка, блокнот – и пиши о том, что у тебя на душе, а в юные годы это, как правило, любовь. Ко мне порой обращаются со своими первыми опытами, иногда и хмыкаю: «А почему стихи, а не, допустим, симфонический концерт, балет или хотя бы картина?» – «Так ведь этому учиться надо!» – «И этому надо учиться, даже при наличии таланта». Темы лирики, наверное, ограничены: любовь, смерть, время и место, где закручивается лирический сюжет. Тем не менее даже на этом ограниченном пространстве простор для поэта немыслимый, ибо за всем стоит душа автора, а мы все разные. Вышедшая спустя пятнадцать лет после ухода из жизни книга воткинского поэта Владимира Парамонова «Переходный возраст» удивляет своей созвучностью и нашему времени, его философскому осмыслению. А ведь он был в Воткинске не только единственным членом Союза писателей СССР, но и многолетним руководителем литературного объединения – представляете, сколько литераторов он взрастил! Сборник Сергея Гулина «Четырнадцатый» (по названию года) удивил и заставил на многое в нашей жизни иначе посмотреть – не из журналистского ли прошлого автора такой накал публицистичности в книге? Да и тоненькая книжечка живущей в Камбарке Маргариты Зиминой «Поездки в прошлое» поразила своим неожиданным сочетанием лирики и публицистики. Очень радуюсь, когда встречаю в стихах типичные ижевские приметы, как, например, в сборнике Ольги Денисовой. Посмотреть на себя, свою душу, свой город сквозь призму времени, через боль, потери и обретения – это всегда дорого для меня, как для читателя. Неслучайно ведь говорят, что ту или иную эпоху проще понять именно через поэзию. Но эти же темы я особенно ценю и в прозе. Помню, как меня удивила своим собственным видением послевоенного города лирическая повесть Анатолия Демьянова «Стихия воды», вышедшая впервые в 1986 году, ещё в те времена, когда Ижевск был Устиновым. Из моих сверстников, несомненно, хочется выделить народного писателя Удмуртии Вячеслава Ар-Серги, каждый рассказ у него читается на одном дыхании, с затаённой болью, поскольку невольно проецируешь авторские переживания на себя. Так что неслучайно Слава в своё время получил премию «Серебряный Дельвиг». – Вы ведь пишете на русском? Переводились ли ваши стихи на удмуртский? И пробовали ли переводить, скажем, с удмуртского – на русский? – Школа перевода в Удмуртии, к сожалению, если не утрачена совсем, то глубоко затаилась. В данном случае под школой подразумевается ещё и целая культура перевода. У меня было несколько попыток переводить, вряд ли их можно назвать удачными – тут ведь надо биться с автором под одним током, чувствовать язык, с которого переводишь. А у нас сегодня даже работа с редактором не каждому знакома – экономим на копейку, теряем на рубли. – Если говорить об основных проблемах национальных литератур сегодня, то как бы вы их обозначили? – В Ижевске и других городах республики, конечно, более востребованы книги на русском языке, и, значит, опять встаёт проблема перевода и книгоиздания. Это ведь было ещё на моей памяти, что в семейной библиотеке хранились книги и удмуртских писателей Игнатия Гаврилова, Трофима Архипова, Геннадия Красильникова, Семёна Самсонова и других. И это было потребностью – покупать книги удмуртских писателей, знать их творчество. Недавно стал перечитывать роман И. Гаврилова «Корни твои», очень мне было интересно посмотреть на Ижевск 1920-х годов глазами его героев. К сожалению, книжные магазины почти не продают местную литературу, что удмуртскую, что русскую. Даже если издана интересная книга, нужно отправиться в издательство, на третьем этаже найти комнатушку, где идёт торговля, – и лишь тогда будет вам счастье. Точно так же обстоит дело и с научной литературой. Наш академический институт истории, языка и литературы в своё время выпустил тиражом 300 экземпляров шесть томов основоположника удмуртской литературы Григория Верещагина – до сих пор первый том не могу найти, спохватился поздно. Заметьте, отец Григорий дважды получал за свои труды серебряные медали Императорского Русского географического общества. А тираж книги доктора церковной истории, а в советское время и доктора исторических наук Павла Николаевича Луппова «Христианство у вотяков» и вовсе составил 100 экземпляров – две книги купил я, и обе у меня «ушли». Выходит, спрос, пусть на небольшие тиражи, есть. Дело в системе, в организации этого спроса, и тут без поддержки государства библиотекам, институтам или самим писателям ничего не сделать. – Как автору из республики пробиться к широкому всероссийскому читателю? Ведь механизмы советского времени по книгораспространению и пропаганде национальных литератур в необходимых масштабах давно уже не действуют… – Да, жаль, что много важного и нужного ушло – и Дни национальных литератур в столице, и подобные же литературные праздники в республиках. Я уж не говорю об обмене творческими десантами между регионами. И всё равно выход один – писать, творить, нащупывать тот нерв времени, который не даёт нам всем расслабиться и уподобиться сытому животному у полки с десятками сортов колбас и сыров. Даже если у книги найдётся лишь один читатель, она уже не напрасна. (обратно)
Посреди необъятной страны
Посреди необъятной страны Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии
Сергей Жилин
Шиповник У реки, где шиповник в цветах, Где купают коней пацаны, Посреди необъятной страны Незнакомы ни горе, ни страх. Здесь спокойно подумаешь ты, Что когда-то, возможно, умрёшь, Но поскольку здесь нет слова «ложь», То спокойно глядишь на цветы. Не печально от той красоты, Не коснётся тревога строки… Как мне хочется быть у реки, Где уже распустились цветы. Мни в ладонях хоть эти, хоть те Или рыбу лови в омутах… У реки, где шиповник в цветах, – Всё не те, всё не я между тем.
Permia По-удмуртски деревня – гурт, По-пермяцки деревня – горт. Здесь и реки одни бегут, И границею – не забор. Сылва с Сивой затеют спор, Только Кама помирит всех. И ведут века разговор На крутых берегах рек тех. Тракт Сибирский в берёзах весь – От Дебёс дорога одна. Что ни город здесь, что ни весь – Словно в капле страна видна. А страна моя велика, Да поди-ка её измерь! Летописцы в былых веках Называли Великой Пермь. Прежней Чердыни не сыскать, И, наверное, неспроста – До Казани сто дней скакать И до Хлынова год плутать. Можно жителей той страны Лишь беспамятством напугать. Здесь предания старины – Всё равно, что лесная гать. Одному на всю жизнь Кунгур, А другому – лесной простор. По-удмуртски деревня – гурт, По-пермяцки деревня – горт. Ты у Вишеры расспроси, Белой Каме, прошу, поверь – Испокон веков на Руси Называли Великой Пермь.
Осень Иднакара Хочешь – слёзы лей, хочешь – песни пой, Да не отводи только взгляда. Здесь, в осенней мгле, над рекой Чепцой Расцвела пора листопада. Перелётных птиц голоса слышны: Гуси-лебеди, до свиданья! Знать, вот-вот придёт время тишины, На века наступит молчанье. Станет грустно вдруг, ты примерь наряд, Серебром тряхни, как судьбою. То ли сердца стук, то ли перекат, То ли птичий крик над рекою. Нам на завтра ждать дорогих гостей, Угощать хмельной медовухой. И потом одним не собрать костей, А другим земля будет пухом. Степняка стрела или русский меч Пропоют мотив величальный. Распахнёт крыла то ли птица-смерть, То ли птица-жизнь опечалит? Не лететь на юг и не вить им гнёзд, Хлебных крошек – и тех не надо. Вот зажглись в воде отраженья звёзд, Над Чепцой пора звездопада.
Жёлтые цветы Закружит нас воронка дней, А всё-таки обидно – На старой улице моей Знакомых лиц не видно. Всё смыла вешняя вода, Нет сада с палисадом. И возвращаться мне сюда, Наверное, не надо. Куда судьба не занесёт – В шалаш или хоромы, Всё вспоминается мне тот, Из детства, номер дома. Родные в памяти черты, Натруженные руки. И зреют жёлтые цветы – Предвестники разлуки. Ах, эти жёлтые цветы За годы не завяли! И новой осени костры Их свет затмят едва ли. Далёко мы с тех пор ушли Дощатым тротуаром, Но только часть моей души Осталась в доме старом. Там всё по-прежнему, и дед Лишь в сад из дома вышел, Готовит бабушка в обед Вареники из вишен. Сгорают в прошлое мосты, Дорогу преграждая. И только жёлтые цветы Растут, не увядая.
Тобольск Город на горку взбежал И не оставил следа. На острие штык-ножа У часового звезда. Где-то блеснёт вдалеке Сталью большая вода. Можно уйти налегке – Что ж не уйдёшь никуда? Ночи короче уже Видно судьбы твоей дно... И на втором этаже Долго не гаснет окно. Город на горке живёт, Нижняя часть обмерла. Здесь что ни век, что ни год – Будто домов номера. Кремль не видать из-за крыш, Дом губернаторский сник... А ты полночи не спишь, Пишешь, наверно, в дневник.
Каппель Как ты судьбу не крои, В чёрной тайге ни просвета. Каппель, солдаты твои Северным ветром отпеты. Кана студёной водой Окроплены и обмыты… Что ни боец – то герой, Да имена позабыты. С волжских святых берегов, С Камы, Ижа и Тобола Было несчётно полков – Все их война измолола. Бредил всю ночь генерал И вдруг затих на рассвете. Он не увидит Байкал, Даже восхода не встретит. Гроб деревянный, простой Грузят солдаты с молитвой. Только смыкается строй И не окончена битва. В ней победителей нет, Всех нас Россия помянет. А над Байкалом рассвет Кровью, засохшей на ране.
Купалка на Воложке В старой купалке шаткие доски, И что ни шаг – нужна осторожность. Здесь рыболовы смолят папироски, Думая, что повезёт им, быть может. Я бы и сам скоротал с ними время, За поплавком наблюдая сторожко, Но теплоход прогудел в отдаленье Где-то у пристани – долго тревожно. Ветер осенний смазал всю краску: Сумерки ранние, очередь к трапу… Дачников скарб да мешки под завязку – Мокли, когда мелкий дождик закрапал. Я-то считал, что прощаемся с летом, Вышло с эпохой целой прощанье. Выпало нам два счастливых билета, Но изменилось с тех пор расписанье. Лето ушло и да здравствует Лета! Надо ж, куда завернул теплоход наш. Вот бы ещё позабыть мне всё это, Только часы бьют, как будто наотмашь. Я вспоминаю ту осень без злости, Время клинок свой упрятало в ножны… В старой купалке ржавые гвозди, И что ни шаг – нужна осторожность. (обратно)
Возле заветного входа
Возле заветного входа Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии
Герасим Иванцов Родился в 1948 году в большой рабочей семье в Ижевске. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Основная профессия – журналист. В молодёжной газете «Комсомолец Удмуртии» прошёл путь от стажёра редакции до главного редактора. Затем работал в республиканских изданиях, в течение семи лет возглавлял газету «Известия Удмуртской Республики», много лет проработал в пресс-службе президента и правительства Удмуртской Республики. Автор четырёх поэтических книг, изданных в Удмуртии, а также книг переводов произведений удмуртских поэтов, в том числе классиков удмуртской литературы – Кузебая Герда, Филиппа Кедрова, Николая Байтерякова. Член Союза писателей России. * * * Всё то, что едва не случилось со мной, Неважно – когда, Как лёгкое облачко за спиной Летит в никуда. Всё то, что потом довелось пережить, Постичь и понять – Безмолвною тенью за мною бежит, Чтоб где-то догнать. Чем дальше иду, тем сильней тороплюсь, Походка легка, А за спиной – лишь оглянусь – Сгущаются облака. * * * Светлый мир деревянных строений, Я тобою всегда дорожил, Много самых счастливых мгновений Ты увидел, узнал, пережил. Время тронуло робкой рукою Этих улочек древний покой И ушло, ничего не построив, По дороге своей столбовой... Как легко на высокой орбите Над планетой плывут корабли, Сотни лет этих улочек житель Оторваться мечтал от Земли. Вот он смотрит в ненастное небо Так, как будто свидания ждёт... Расчищает дорогу от снега От своих до соседских ворот... Но в душе не угасло стремленье Не спеша разобраться во всём, Чтобы чувствовать жизни движенье, Чтобы знать, для чего мы живём.
Старик Лежит на диване старик. Ни есть он не может, ни спать, Просто он так привык Время своё коротать. Лежит, глядит в потолок, Стучат часы на стене, Чтобы о жизни мог Думать старик в тишине. И думает он о том, Что все забыли о нём, Что скучно в доме пустом, Что стал неуютным дом. Засветит телеэкран, Словно лампаду в ночи. Новости дальних стран Смотрит старик и молчит. Ему из всех новостей Нужна лишь только одна: Нет о старухе вестей – Как там в больнице она. Доехать не хватит сил Не то, что дойти пешком, Днём по двору ходил С лёгоньким батожком. Прежде чем смог прилечь, Скинул с крыльца снежок. Долго топилась печь И клокотал кипяток. Ангелов голоса, Тени бесшумных крыл... Можно закрыть глаза, Но не забыть, что жил. * * * Одиночество Который день она одна? Ей можно поздно встать с постели, Неторопливо и без цели Ходить от двери до окна. И думать, и тревожно ждать В судьбе неясных изменений, И сотни маленьких сомнений, Как бусинки, перебирать. Хотя давно понятно ей, Что бесполезно делать это, Но сердце требует ответа О смысле промелькнувших дней. Глядит с портрета на стене Насмешливым, недобрым взглядом Тот, кто недавно с нею рядом Был наяву, а не во сне. Но разве ей сейчас нужна Его любовь и чья-то зависть? Нет! Это только показалось... Который день она одна.
У заветного входа Темны и покорны В России старушечьи лики, Свет жизни из них Для себя отнимала эпоха Во имя того, чтоб народ Назывался великим И времени был благодарен До смертного вздоха. Потомки старушек – Герои трущоб коммунальных – Становятся в очередь Возле заветного входа В тот мир, где не видно Улыбок и взглядов печальных, Где солнце в безоблачном небе Встречает вошедших, Где птицы поют, Заглушая тревожные крики, Где можно увидеть, Но только среди сумасшедших, Тех, кто замечает Старушечьи скорбные лики. * * * Когда умрёт один король, Кричат: «Да здравствует!» другому, Но в карауле часовому Всё так же спрашивать пароль, Дворцам – стоять, А вдовам – плакать, Портным – колоть себя иглой, Поэтам – тешиться игрой Над паутиной странных знаков... Солдат с винтовкою в руках Проявит доблесть и геройство, Дворцам привычно беспокойство, Вдова утешится в слезах. Портной воскликнет: «Всё готово!» Поэт простится с новым днём, И в сердце полыхнёт огнём Ничто не значащее слово... Но вечно, словно злая боль, Над этим всем от века к веку, Даря спасенье человеку, Живёт: «Да здравствует король!» * * * Клеим новые обои, Подновляем старый быт. Время прошлое, чужое Половицею скрипит. Словно с нами не согласно И спешит предупредить: Мы надеемся напрасно, Что иначе будем жить, Что торопим перемены Мы, не думая о нём, А проснёмся – те же стены, Тот же самый старый дом.
Джордано Бруно. Завещание Не закрывайте в испуге глаза, Нам они были дарованы Богом, Чтобы мы в жизни узнали о многом И разгадали её чудеса. Не отводите от истины взгляд: Если в душе разгорелось сомненье, Станет судьёй неподкупное зренье, Правду избавит оно от преград. Прежде чем верить искусным речам, Прежде чем молча с толпой согласиться, Вспомните: право и дар очевидца Отданы вашим прекрасным очам. Был бы весь мир бесконечно нелеп, Если бы то, что мы видим, скрывали, И, опасаясь за жизни, молчали, И уподобились тем, кто ослеп. Пусть разразиться готова гроза, Не опускайте пытливого взора, Чтобы из жизни уйти без позора – Не закрывайте в испуге глаза.
Мой Ижевск Молот бьёт не умолкая, На заводе в час ночной. Медлит стрелка часовая Над дверями проходной. И, ветвями звёзд касаясь, Тополя спокойно спят, Величавые на зависть Без почёта и наград, И ложится тень от башни За плотиною пруда. Век минувший, День вчерашний Прячет тёмная вода. Но пока над миром будут Звуки молота слышны – Не проснутся ночью люди, Испугавшись тишины. * * * Идти по широкому полю И вдруг в середине пути Понять и заплакать от боли, Что незачем дальше идти. А горькое это прозренье Единственной мыслью взойдёт: Никто тебя в дальнем селенье Не знает. И даже не ждёт. И нужно назад возвращаться, Опять до него не дойдя... Как медленно будут качаться Цветы в ожиданье дождя! И тихо касаться одежды, И тихо шептать тебе вслед С какой-то неясной надеждой, Что ты обернёшься в ответ.
Песня Мы совьём с тобой, кукушка, Тёпло гнездышко. Выведем с тобой, кукушка, Двух детёнышков – Тебе кукушонка, а мне – соловья... Тебе – для забавы, а мне – чтобы пел. (Из русской песни) В дом по улице Короткой, Завершив свои дела, На осенний день короткий Приезжали из села: Бабушка, в своей заметной Яркой шали разноцветной, Городской надев наряд, Дед восьмидесятилетний – И высок, и бородат. Вспомнив Бога у порога По привычке, не со зла, Мол, проклятая дорога Душу всю порастрясла, А потом, испив водицы, Поглядев в очки на свет, Не спеша для всех гостинцы Вынимал из сумки дед: Груду яблок и орехи От лисицы, от зайчат... Для того, мол, и приехал, Чтоб порадовать внучат. Мол, пора на всякий случай, Может быть, в последний раз Посмотреть на нас получше, Хорошо запомнить нас. А настанет день последний, Не грустить и не жалеть... Дед восьмидесятилетний Нас учил, как песни петь. Мы ослушаться не смели: Знали то, что раз в году Дед и бабка вместе пели Про любовь и про беду. Видимо, хотела память Им вернуть счастливый час, Чтобы этих песен пламя Согревало в жизни нас. «Мы совьём с тобой, кукушка...» – Дед вставал из-за стола, И за ним легко, послушно Песня в комнате плыла, Подчиняясь запевале, Поднималась высоко, Вот тогда и мы кричали: «Тёпло гне-о-оздышко...» Бабушка легко и звонко, Силу чувства не тая, Пела с ним про кукушонка И ещё про соловья, Что они навечно вместе Были связаны судьбой, Но один рождён для песен, Для забав – рождён другой... Всё знакомо в русской песне, Голос сердца слышен в ней. Потому и пели вместе, Чтобы чувствовать сильней Радость, Общую беду, И разлуку, И участье... Я желаю всем вам счастья Этого хоть раз в году! (обратно)
Снежный мне по душе человек
Снежный мне по душе человек Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии
Сергей Гулин Родился в 1951 году в Ижевске. Журналист, литератор. Автор двух книг стихотворений: «Домашний концерт» (Ижевск, 2006) и «Четырнадцатый» (Тюмень, 2015).
Объявленье Ищу человека для совместного удвоенья наших возможностей, веры, сил. Ведь когда вдвоём – это двойное зренье и слух двойной. Иначе бы не просил у Господа этой невероятной блажи, почти невозможной, поскольку немало встреч заканчиваются, не начинаясь даже: на раз пожениться. Или на раз прилечь. * * * Дожди всё угрюмей, всё злей, всё занудней, всё глубже промозглые дни… Спасенье от морока – скрыться от будней туда, где танцуют огни. Да я не о Рио и не о Париже, хотя им достало огня, я – о смеющейся девушке рыжей, которая любит меня, угрюмого, злого, больного зануду, с наколками выжатых лет у глаз и у губ, и на лбу, и повсюду, где время оставило след. Руками всплеснут и воскликнут: за что же? – и ревность являя, и злость. Да я б не любил эту рыжую тоже, когда б не любить удалось. * * * Теперь уже скоро. Впорхнёшь на перрон в каком-нибудь платьишке летнем, в какой-нибудь шляпке с небесным пером, в каком-нибудь нимбе последнем, который тайком я тебе примерял, когда ты смеялась и пела. И свет над тобой безмятежный стоял, и бабочка рядом летела. * * * Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, а если желанья нет, – какой из тебя охотник? Какой из тебя поэт, если веришь своим глазам и не видишь, как сквозь туман прёт пароходик? Не слышишь, как он зовёт, гудя и скорбя, не претендуя при этом на строгость и жалость, кого-то другого зовёт – уже не тебя, или того, что в тебе от тебя осталось. И зря ты орёшь, что, мол, ты-то и есть другой, что тебя обделили, когда оторвали от соски. Какой из тебя отец, если к дочери ни ногой и строго казнишь её, а не милуешь по-отцовски? Какой из тебя человек, если мысли все – о деньгах, и однажды пригретая зависть грызёт и гложет? Снежный мне по душе человек, пусть и живёт в снегах, и умрёт в снегах, – зато без любви не может. * * * Четвёртый день подряд – блаженные денёчки! – я горький шоколад ломаю на кусочки и сам тебя кормлю, как зверика, с ладошки. Я так тебя люблю! Я слизываю крошки то с шоколадных губ, то с шоколадных пальцев… Когда-нибудь смогу попозже отоспаться. Какой покой и лад, какой в душе порядок! И горький шоколад невероятно сладок.
Сон Страшна неизвестность – другое не горе. Знакомая местность, да место другое. Знакомые люди, да кто они, боже? На тех, кого любишь, совсем не похожи. Отсутствие резкости сводит с ума. Пропавшие без вести в памяти сна. И этой безвестности нету названья. Страшней неизвестности неузнаванье. * * * Мой друг, попав на две войны как фотокор, каким-то боком сняв всё, что видеть мы должны, и уцелевший ненароком, сказал, что близок был к черте, что крайний день… что море крови, что в крайний миг погибли те, кто пулю для него готовил. Что крайний – возражений нет, и я не грамотей, а бездарь. Последний – может, в чей-то след, а крайний – сам у края бездны. * * * Нет ничего в почтовом ящике среди рекламок и газет. Ты ждёшь: ищите и обрящете, ты ищешь – обретенья нет. Ты подошёл к черте итоговой, кому он нужен, адрес твой? И только письма из налоговой напоминают, что живой. * * * Забыл, что я тебя люблю. Дотопал, маясь, до кафешки и думал так: возьму, налью и опрокину. Станет легче. Не стало. А вонючий бомж просил плеснуть ему намного, припоминая, есть, мол, Бог: пожалуйста, ну ради Бога. И был я смят его тоской, она мою переборола. Плеснул и думал: никакой, а помнит и такое слово. Как мог забыть я трепет губ и что люблю тебя безмерно? Наверно, был я слишком груб и слишком вежлив был, наверно. (обратно)
Вблизи Жар-птицу увидать
Вблизи Жар-птицу увидать Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России
Владимир Михайлов Поэт. Отмечает нынче своё шестидесятилетие и 30-летие работы радиожурналистом на ГТРК «Удмуртия». Выпустил более 10 сборников (детские стихи, документальные повести, краеведческие очерки). В течение 15 лет на удмуртском радио вёл еженедельную получасовую сатирико-юмористическую авторскую программу «Ладилэн азбараз»(«Володино подворье») со стихотворными мостами-перебивками. Лауреат многих межрегиональных и всероссийских фестивалей СМИ и республиканских литературных конкурсов. Но читателю по душе и его детские стихи.
Сказочное село Я вчера в селе родном Был в гостях у деда. Много сказочного там Видел до обеда. Строевую песню там Запевают хором Тридцать три богатыря С дядькой Черномором. Молодцы-богатыри – Это роща наша, В шлеме дядька Черномор – Это школа наша. Кто не верит, Пусть проверит. Приезжайте к нам, друзья. Всех вас встретит и приветит Эта сказочка моя.
Грибник Урожай грибов нынче страсть богат: И груздей полно, и не счесть опят, И лисичек тьма – за семьёй семья... Два часа бродил, заблудился я. С полным кузовом от земных щедрот Потерял тропу, что домой ведёт. И стою, грущу среди бела дня. Видно леший тут закружил меня. Крикнул я ему: «За грибы – тау!» А он в прятки играет со мной: «Ау-у!» «Как домой с грибами вернуться мне?» Леший дразнится, отвечая: «Не-е…» Со слезами кричу: «Отпусти домой!» Леший мне в ответ тоже хнычет: «О-ой!» Я набрался сил и слезу смахнул, Засмеялся вдруг и рукой махнул. «А корзина-то, погляди, полна-а!» Леший выдохнул облегчённо: «А-а…» «Дома бабушка под окном сиди-ит!» Леший мне в ответ говорит: «Иди-и…» И тропа нашлась… И родной порог: Скоро бабушка испечёт пирог, Да к нему ещё сварит суп грибной. Приходи, дружок, ужинать со мной. Перевод Владимира Емельянова
Дождь Громоздятся тучи близко – Будет дождь. Роем мошкара повисла – Будет дождь. Муравей спешит в домишко – Будет дождь. Крик ворон повсюду слышно – Будет дождь. Низко ласточки летают – Будет дождь. Ветер деревца шатает – Будет дождь. В страхе каждая былинка – Будет дождь. Сверху капнула дождинка – Будет дождь. Раскололось небо с громом, Полилась вода со звоном, Хлынул ливень на луга и на поля – Пей живительную влагу, мать-земля!
Пёрышко Гулял я как-то поутру Средь яблонек в цвету. Мне на глаза попалось вдруг Перо жар-птицы тут. На солнышке и при луне Оно глаза слепило, Перо уж не в подарок ль мне Жар-птица обронила? Вблизи жар-птицу увидать Приходится нечасто, И я решил её поймать, Чтоб пела мне на счастье. Немало дней я птицу ждал, Засев в укромном месте. Но птицу так и не поймал, Её не слышал песни. И всё же я открыл секрет: Перо в какой-то драке Оставил петушок-сосед – Известный забияка. Кто стелил? Постелил, скажите, кто Утром на пол чистый Так похожий на окно Коврик золотистый? Показался коврик мне, Может быть, спросонок? Нет, всё верно, в тишине Спит на нём котёнок. Погулять я вышел в сад, Где щенок резвился, А когда пришёл назад, Снова удивился: Вот окно, котёнок вот – Спит, мурлычет громко. Где же коврик? Кто его Взял из-под котёнка? Или не стелил никто Утром на пол чистый Так похожий на окно Коврик золотистый? Перевод Владимира Новикова (обратно)
Велосипед
Велосипед Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Удмуртии
Рассказ
Ульфат Бадретдинов Прозаик. Родился в 1957 году в деревне Алтаево Бураевского района Башкирии. Член Союза писателей России. Пишет на удмуртском и русском языках. Рассказы также переведены на башкирский, татарский, коми, коми-пермяцкий, карельский, мордовский, марийский, эстонский языки. Более десяти произведений включены в учебники и пособия по удмуртскому языку и литературе, их изучают по школьной программе. В 2007 году за заслуги в области образования награждён нагрудным знаком «Почётный работник общего образования Российской Федерации». Заслуженный работник культуры Удмуртской Республики, лауреат премии имени Эрика Батуева, литературной премии Правительства Удмуртской Республики. Беда не спрашивает, когда и в какую дверь ей постучать. Она сама нежданно-негаданно врывается в жизнь, круто меняя её. Вот и Алёша не думал, что подстерегает его несчастье в такие солнечные и счастливые предосенние дни… Накануне договорился Алёша с друзьями сходить в отдалённый лес за шиповником. Лес любят и чувствуют его красоту многие люди. И Алёша его любил. В ожидании чуда, с хорошим настроением проснулся он утром. Позавтракал торопливо, то и дело поглядывал в трепещущее белыми крыльями занавесок окно: не появятся ли друзья. – Алёша, – подошла к сыну мама. – Ушли уже твои ребята в лес-то. – Почему, как? Мы же договорились сходить вместе. – Будить тебя пожалела, сынок, вчера ты весь день дрова колол, устал сильно. – Вечно ты, мама, жалеешь меня, – возмутился паренёк. – Маленький я, что ли?.. Ладно, поеду на велосипеде, может, догоню пацанов. Алёша сел на свой новенький велосипед и покатил к лесу, предварительно пристроив на багажник корзину для сбора плодов шиповника. Конечно, с друзьями он бы в лес пешком направился, любит такие прогулки, но вот поехал, ребят догнать хотелось. А в лесу такая красотища! Птицы поют-переливаются, лесную симфонию создают. А лес только подчёркивает эту таинственную сказочную мелодию. Тихий август с крапинками первых жёлтых листьев плывёт по лесу, очаровывая, маня ласковым последним теплом. Алёша доехал до намеченного места, но никого там не застал. – Э-э-эй! – крикнул во весь голос. – Ребята, где вы? Прислушался. Только эхо прошелестело вдалеке. Алёша ещё раз крикнул: никто не откликнулся. «Не по той дороге, что ли, ехал?» – подумал мальчик, снимая с багажника корзину. Он поставил велосипед в густые заросли и направился к просеке, где рос шиповник – ну не ехать же обратно с пустыми руками. – Ух ты, сколько ягод! – обрадовался он и начал собирать плоды шиповника, то и дело укалываясь и дуя на пальцы. Работа увлекла Алёшу, он продвигался всё дальше и дальше, время от времени прислушиваясь и оглядываясь по сторонам: не появятся ли друзья. Но нет, в лесу только чуть шелестели деревья своей зелёной кроной и пели птицы. Не знал Алёша, сколько времени прошло – два часа или три. Корзина наполнилась, надежды, что появятся друзья, уже не оставалось, да он и не ждал их теперь: домой пора. Оставалось сесть на велик и помчать к родному дому. Пока Алёша собирал шиповник, он довольно далеко ушёл от места, где оставил велосипед. Вроде бы обратно вернулся, все кусты обошёл, а велосипеда на месте нет. «Неужели заблудился? – с отчаянием думал Алёша. – Вот же эта дорога, по которой приехал, вот кусты, здесь должен быть велосипед. Может, его украли?» Алёша почувствовал, как всё в нём похолодело от предчувствия беды. Ведь если он не найдёт велосипед, отец не поймёт никогда. Паренёк снова и снова обходил кусты, но тщетно – велосипеда нигде не было. …Он вернулся домой, когда уже солнце ушло за горизонт. Не осмеливаясь зайти в избу, посидел немного под лабазом, спустился к реке, что за огородом. Матери он, конечно, мог бы рассказать о пропаже, а вот отцу… Боже мой, что он с ним сделает, когда узнает? Как представит Алёша разъярённого отца, его тело испариной покрывается. Слишком злым бывает его папаша, слишком больно может обидеть. Ведь не выслушает, не расспросит, сразу кулаки в ход пустит! А заорёт-то! Алёша так и представил, как отец, брызгая от ярости слюной, начнёт кричать: «Где велосипед, растяпа, где ты его потерял?! На его покупку я последнюю копейку отдал, а ты, значит, так ценишь заработанные отцом деньги?!» Хотя, если честно, деньги-то на велик мама дала. У отца чаще всего ветер в кармане гуляет, он и зарплату редко домой приносит, пропивает всё. …Прошло два дня. О пропаже велосипеда никто не знает пока, а Алёша всё отыскать его старается. В том лесу он уже несколько раз побывал. Велосипед как сквозь землю провалился. Алешина мама почувствовала неладное, спросила: – Где твой велосипед, сынок? Что-то не вижу, покататься что ли кому дал? Алёша вздрогнул, весь сжался, хотя и ждал подобного вопроса. Отец, который сидел за обеденным столом, насторожился, отложил ложку и, не услышав объяснений сына, сердито стукнул по столу: – Сейчас же иди и забери обратно! Не для чужих куплен! Мальчик стоял, опустив голову, и уж совсем было хотел сознаться, что потерял злополучную покупку, но не осмелился. – Что стоишь?! – всё больше и больше закипая злобой, кричал отец. – Беги быстро! Алёша выскочил на улицу. Не зная, что предпринять, шагнул в огород, спустился к реке. «Куда идти?» – спрятавшись в ивняке и глотая слёзы, думал мальчик. Александр, так звали Алёшиного отца, ещё долго бушевал, обвиняя во всём мать за непутёвого сына. Ждал, когда Алёша вернётся домой, но не дождался, ушёл на работу. – Алёша! – позвала мама. – Где ты там? Мальчик вышел из укрытия, робко приблизился к расстроенной маме: – Я потерял велосипед, мама, когда за шиповником ездил… Мать глубоко вздохнула, прижала к себе сына: – Не говори об этом отцу. Велосипед – не иголка, найдётся. Но Александр обо всём узнал на работе: кто-то из Алёшиных дружков проговорился о пропаже своему отцу, а тот и спросил у Александра, не нашлась ли пропажа, посочувствовал ещё. Александр, как всегда, выпивший вернулся домой и закричал с порога: – Убью! – и как коршун набросился на сына, хорошо, что мальчик успел выскочить во двор, метнулся на улицу и, что есть мочи, побежал в лес. До поздней ночи бродил там. Стало прохладно, Алёша сильно продрог и вернулся домой. Через огород добрался до двора, но в избу зайти не решился, залез на сеновал, притаился там, чутко прислушиваясь каждому шороху. К утру задремал. Разбудили его возмущённые голоса родителей. – Тебе велосипед дороже или человек?! – наступала мама. – Мальчик дома не ночевал, а тебе хоть бы что! – Меня не учи! – кричал отец. – Да я вас обоих из дома выгоню! Чтобы велосипед сегодня же стоял во дворе! Ворота, громко хлопнув, закрылись, и во дворе воцарилась тишина. – Сыночек! – через некоторое время окликнула женщина. – Где ты? Паренёк спустился с сеновала. – Ещё раз схожу в лес, поищу, – обречённо сказал он. – О-ой, сколько времени прошло, может, уже не стоит ходить. Не найдёшь ведь. – Что же делать, мама? Отец жизни не даст… А может мне лучше уехать? – Куда-а? Что ты говоришь? – В город, к тётке. Недалеко ведь. Дорогу знаю. Мать глубоко задумалась, но предложение сына приняла. – Может, и вправду так лучше будет. Поживёшь там с недельку, а в это время и отец успокоится, сердцем смягчится. Мать дала сыну немного денег. Но прежде чем выйти на большую дорогу, мальчик ещё раз сходил в лес. Велосипеда нигде не было. На большую дорогу Алёша выходить не стал, решил идти напрямик, по железной дороге. Погода к тому времени испортилась. Холодный ветер с мелким уже почти осенним дождиком бил в лицо. Идти тяжело, да и груз несправедливой обиды угнетал его душу. Справа и слева шумел лес, сгущались сумерки, всё сильнее сыпал дождь. Мальчик промок до нитки, продрог и побежал, чтобы согреться. Спотыкался о шпалы. Он уже не слышал ни тревожного шума леса, ни гула ветра. Перед глазами стоял разъярённый отец. И казалось мальчику, что отец догоняет его. Он чувствовал за своей спиной его тяжёлые шаги, его шипящий злобой голос. Сзади что-то грозно прогрохотало. В воспалённом мозгу мальчика пронеслось: «Отец… Он догоняет!» Алёша резко повернулся: поезд очень близко! Мальчик онемел, хотел спрыгнуть с рельса, но упал. Свет померк в его глазах… Прошла неделя. В деревню пришло письмо: «Здравствуй, мама! Это пишет тебе сын Алёша. Пишу из больницы. Не доехал я до тётки, со мной случилось несчастье, сбило поездом. Но ты не переживай, пожалуйста, мне уже не так больно. Скажи отцу, что мне больше велосипед не нужен, на костылях ходить буду…» Мать тихо плачет, отец молчит. В это время за окном послышался голос одного из друзей Алёши: – Дядя Саша! Дядя Саша! Ваш велосипед нашёлся! Пастух в кустах нашёл! Александр с места не сдвинулся… Перевод Валерия Нуриахметова и Тамары Комаровой (обратно)
Стюардесса по имени…
Стюардесса по имени… Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Удмуртии
Вера Пантелеева Родилась в одном из сельских районов Удмуртии. В 1991 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького, в 1998-м – аспирантуру Института мировой литературы РАН. Кандидат филологических наук, доцент. Автор двух монографий, ряда школьных учебников по удмуртской литературе, около ста научных работ, сборника прозы «Триптих» (2016). Пишет на русском и удмуртском языках. Я сидела за первой партой у окна и, когда Мария Прокопьевна вошла в класс и подошла к учительскому столу, сразу почувствовала её особенный настрой. – Дети, – сказала она торжественным голосом, – хотите увидеть настоящий самолёт? «Спрашивает ещё», – успела подумать я, как класс заорал: «Да-а-а!!!» – Ну что ж, одевайтесь и ждите меня. Мы быстро собрали портфели, оделись и шумной гурьбой выбежали во двор. Было ещё не совсем понятно, чему больше радоваться: несостоявшемуся уроку или предстоящей экскурсии в аэропорт. О том, что в двух километрах от нашей деревни скоро откроется аэропорт, давно знала каждая собака, но чтобы вот так неожиданно… Хотя чего неожиданного. Вот вчера вечером к нам заходил Евтихий Петрович, давний отцовский школьный друг, а по-маминому «собутыльник», и тоже говорил об этом. И ему можно было верить. В отличие от моего отца, он работал не механиком в колхозе, а в этом строящемся аэропорту. Там, конечно, полдеревни работало, особенно мужики, но только один Евтихий Петрович носил фирменную одежду тёмно-синего цвета: фуражка, костюм, плащ с широким поясом. Ну, точно лётчик. Я так и думала, но старшие сёстры смеялись: «Какой он лётчик? Физик он, только из школы выгнали за пьянство». Физик так физик, но сильно пьяным я его ни разу не видела, только подвыпившим. И поющим жалобные или, наоборот, революционные песни. Это зависело от его настроения. Он и вчера пел. Посидели с отцом в холодном летнем домике, меня попросили принести солёных огурцов из погреба, я и успела подслушать их разговор, потом они по меже картофельного огорода спустились к речке. А оттуда ещё долго доносился его зычный с хрипотцой голос. Пел Евтихий Петрович всегда одни и те же песни, но вчера была «Тёмная ночь»: …Тёмная ночь, только пули свистят у виска… – Ты чего мурлычешь? – ткнула меня в бок одноклассница Валя. – Не видишь, Марья Прокопьевна вышла, и все уже побежали. – Так побежали. Стоял пасмурный сентябрьский день. Одеты мы были соответственно погоде и деревенской моде: все девочки-первоклассницы – в одинаковых цветных болоньевых шуршащих курточках и таких же разноцветных полушерстяных платках, мальчики – в тёмных болоньевых куртках и фуражках. Одежда у всех была куплена на вырост, на два-три года вперёд, обувь покупалась по такому же правилу, поэтому наши острые коленки болтались в широких голенищах резиновых сапог. В аэропорт мы двинулись пешком, прямиком через только что выкопанное колхозное картофельное поле, временами довольно сильно увязая в дорожной или, наоборот, бездорожной грязи. Самолёт – огромный, белый, величавый, гордый – один стоял на взлётной полосе, резко контрастируя с окружающей грязью и осенним унынием. Мы все прильнули к высокому забору из тонких металлических прутьев и во все глаза глазели на него. Я прочитала: «Ил-18». По взлётной полосе взад-вперёд ходили и бегали молодые парни, мужчины постарше, видимо, строители, все суетились и кричали. До нас им не было никакого дела. Стал моросить дождь, как вдруг откуда ни возьмись по ту сторону решётки появился Евтихий Петрович, поговорил о чём-то с Марией Прокопьевной и исчез за самолётом. Сердце заколотилось, мы стали оглядываться и перешёптываться друг с другом: – Ты видел Гришкиного папу? – Да. Он, наверное, лётчик. – Никакой он не лётчик. Просто здесь работает. – Да тише ты. Почему не лётчик? В форме же. – Ну и что? Так бывает: в форме, но не лётчик. – Откуда ты знаешь? – От верблюда. Вскоре Евтихий Петрович появился с другим мужчиной, также одетым в форму, он открыл решётчатые двери и громким красивым голосом скомандовал: – Ну-ка, бегом к самолёту! Бегом, бегом! И мы побежали молча, затаив дыхание. Остановились перед самолётом возле лесенки (то, что это трап, я ещё не знала), встали в шеренгу – грязные, с растрёпанными волосами, вылезающими из-под платков, в больших резиновых сапогах. Самолёт походил на огромного лебедя из сказок, он и правда был сказочный. Лестница была устлана красной ковровой дорожкой. Такое я видела впервые. Стало немного страшновато. Мы молчали. И вдруг – о, чудо! – в самолёте открылась дверь, и на верхней ступени лестницы появилась девушка неописуемой красоты. – Бортпроводница, – прошептал кто-то. – Нет, это стюардесса. – Дураки. Это одно и то же… – Много знаешь… «Да тише вы», – прошипела я, боясь что-то не разглядеть в этой красоте. Невысокая блондинка с очень тонкой талией, огромными голубыми глазами и ямочкой на щёчках. Она улыбнулась и медленно стала спускаться к нам. На ней был костюм тёмно-серого цвета, на голове – аккуратная пилотка под цвет. Юбка до колен и чёрные лакированные туфли на высоких каблуках подчёркивали её точёные ножки. Она излучала божественный свет. Она парализовала мой ум – я не могла отвести от неё взгляд. Дойдя до середины лестницы, девушка произнесла ангельским голоском: – Ну что, малыши, снимаем сапожки и вперёд в самолёт! Сапожки полетели на взлётную полосу, а мы побежали по красной дорожке. Вверх-вверх-вверх… В самолёте снова встретились с мужчиной, открывшим нам решётчатую дверь. Он что-то рассказывал, но я ничего не слышала: была под гипнозом стюардессы. Я протискивалась среди одноклассников, чтобы стоять поближе к ней, рядом с ней и вдыхать аромат её духов. Этот запах впился в мой мозг. Домой я вернулась словно с другой планеты. Переоделась, пожарила яичницу и вышла на огород – сёстры копали картошку. – Где так долго была? Вишь, погода портится, собирай быстрее в мешки, – обе в один голос. Я медленно, нехотя стала собирать картошку в ведро и думала о неведомом мне далёком мире, в котором царят другие – отличные от деревенских – запахи, и живут другие – красивые – люди. «Вот вырасту и тоже стану стюардессой. И буду летать. И больше никогда не буду собирать эту картошку. Ни-ког-да. Только возьмут ли меня туда с моими чёрными волосами? Бывают ли черноволосые стюардессы?» Я весь вечер думала над этим вопросом и не знала ответа. Мама за ужином встревожилась: – Ты случайно не заболела? Что-то вся притихшая и почерневшая. Я заплакала. – Заболела? – Да… – Что болит? Простудилась? Горло, живот, что? – Не знаю. В голове рой всяких мыслей. Я стюардессой хочу стать. – Чего? Какой стюардессой? Девочки, что она несёт? Что случилось? – спросила она у сестёр. Те хихикнули и пожали плечами. – Настоящей стюардессой. Только вряд ли меня возьмут, черноволосую, – я отодвинула чай и вышла из-за стола, ушла в комнату, что была отделена от печки занавеской. На кухне всё ещё что-то обсуждали. Потом на кухню зашёл отец, только что вернувшийся с работы, с уборочной. И на мамин вопрос: «Что молчишь?», тихо вздохнул: – Да новость у меня плохая. Только что узнал, что Петрович, Евтихий Петрович умер. Инфаркт… Ведь только вчера заходил… Кстати, а где Рита? Она была сегодня в аэропорту? Он же хотел первоклассникам экскурсию организовать. Сегодня, говорил, пробная посадка самолёта будет. Успел ли? – Успел…– тихо ответила я из-за занавески. (обратно)
Формула родины
Формула родины Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Удмуртии
Маргарита Зимина Родилась в 1947 году в городе Можге Удмуртской АССР. Работала учителем в удмуртском городе Камбарка. Автор пяти стихотворных сборников, редактор-составитель коллективных сборников «Камбарка поэтическая» и «Любовь моя, провинция» (стихи граховских поэтов). * * * …Сначала на погост: причина веская: Уже давно на кладбище родном Лежит рядком родная улица Советская – Мой некогда гостеприимный дом. И бабушки знакомые, и дедушки… Судьбе согласно или вопреки Там – правые, тут – левые соседушки, Мои друзья, мои ученики. И милые, и донельзя противные – Иному во хмелю был чёрт не брат! Партийные лежат и беспартийные, И старые, и юные лежат. Лежат, как жили: семьями и кланами. Те ссорились при жизни, те – дрались. С любовями безумными и драмами… И только тут в согласье ужились. И слабые, и бесконечно стойкие, Кто малости любой был в жизни рад… Кто войнами добит, кто перестройками. К чему им рай? За что, скажите, ад? Здесь все мои мечты разбились детские… Стою, недоумения полна, И плачу по тебе, моя советская, Родная бестолковая страна!
Уроки вышивания Мама в прошлом была мастерицей – И к вязанью талант, и к шитью – И не раз ей случалось сердиться На безрукую дочку свою. Помню ежевечерние пяльцы, Керосиновых ламп полумглу, Как не слушались детские пальцы Ненавистную эту иглу. Было трудно с узорами сладить, Преуспеть в ремесле непростом… Но училась я вышивке гладью, Рукоделью болгарским крестом. Задавалась высокая планка, И внушались основы основ: Мастерицу покажет изнанка, Где совсем не видать узелков. …Я искусницей так и не стала – Не проснулся во мне интерес, Ибо сызмальства предпочитала Всем искусствам плетенье словес. Тоже, впрочем, нелёгкая штука, И не каждому с ней совладать… Но давалась мне эта наука Много легче, чем крестик и гладь. Поначалу не так уж и сложно: Сами просятся в столбик слова. Но и здесь лишь с изнанки возможно Обнаружить следы мастерства. * * * Господи, уже впадаю в детство… Страшно уходить в небытиё. Внука милосердное соседство – Истинно спасение моё. Он не знает, что такое скука: Сколько в мире всяческих затей! И всё больше понимаю внука. И всё меньше – выросших детей. (обратно)
Ждать
Ждать Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Удмуртии
Рассказ
Лариса Марданова Поэт, прозаик. Окончила филологический факультет Удмуртского государственного университета и ВЛК Литературного института им. А.М. Горького. Автор трёх сборников стихов и рассказов. – Дарницкий, – ловлю взгляд продавщицы и достаю свой кошелёк. Знаю, что в нём ровно пятьдесят рублей. Ни копейкой больше. – Половинку, как всегда? – улыбается она. – Нет, целый. – А-а, на выходные! Понятно! – Да. И самый дешёвый майонез. – Двадцать четыре рубля. – Спасибо! Выхожу из душного магазина-забегаловки рядом с метро, надеваю наушники и включаю радио на телефоне «Лав-радио». Ещё десять минут – и я дома. Скидываю всю одежду и бегу в душ. С телефоном. Давно наблюдаю одну закономерность: когда я в ванной, обязательно кто-то позвонит. Но когда я иду с телефоном, всё тихо. Полный штиль. Только лужи на полу. Последние две недели работали без обеда, как сумасшедшие. И кому это надо? Всё равно КПД, как говорит шеф, равен нулю. Но кушать почему-то хочется, несмотря ни на что. Достаю из холодильника крашеные крабовые палочки, и, выдавив на них майонез из пакетика, с аппетитом уплетаю за обе щеки. Отдельные палочки обильно поливаю кетчупом. Объедение! Вообще-то я не ем крабовые палочки. Меня от них тошнит. Майонез я тоже не ем. Но бывают дни, примерно раз в три месяца, когда душа просит именно этого. А полив кетчупом, можно съесть всё, даже пластмассу. Такая прихоть приходит неожиданно, как у беременных, поэтому про запас у меня всегда есть эти продукты. Заморив червячка, вновь открываю холодильник: надо сообразить ужин. Чисто. Почти стерильно. Хорошо, есть картошка – можно сварить суп из пакетика. Включаю музыку на полную мощность. Но сейчас мне абсолютно без разницы, о чём там поют. Надо отшлифовать лицо всякими масками, сделать комплекс упражнений для поддержания осанки и простирнуть джинсы и майку. После этого музыка вырубается и включается компьютер: проверка почты (уже 10 раз проверенной на работе) и прогноз погоды на завтра на Яндексе (вечно неправильный). Всё! Можно приступать к делам! 23 часа. В принципе уже можно лечь спать. Но я ничего не успеваю. По договору с издательством каждый день надо редактировать по 15 страниц. Всё, что я не успеваю за неделю, остаётся на выходные, то есть на завтра и послезавтра. А хочется ещё и почитать, и самой что-нибудь написать, просто отоспаться за всю неделю… Да, надо хорошо выспаться – завтра на свидание. Надо устраивать личную жизнь. А всё остальное успеется. Подождёт. … Почему-то вдруг показалось, что кто-то идёт за мной следом. Оглянулась – прямо по пятам за мной бежала чёрная собака с ошейником. Я резко остановилась. Страшно боюсь собак – на теле до сих пор красуются следы от их укусов. Удовольствие, честно скажу, не из приятных. А сейчас я иду с зонтиком-тростью. Собаки не любят людей с клюкой… Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. – Ну что ж, собака, пошли дальше. Мне до метро. А тебе? Она побежала за мной. Я перешла на другую сторону дороги. Она перебежала тоже. Я не могу спокойно идти, когда не знаю, чего ожидать со спины. Я даже кушать спокойно не могу, когда на меня смотрит, скажем, хотя бы кошка. – Может, всё же останешься? Нечего делать тебе в шумном городе. Здесь, на окраине, тихо, никто тебя не тронет. Кстати, меня зовут Лара. Я, конечно, могла бы с тобой погулять, но у меня дела. Так что пока. Она посмотрела на меня своими грустными глазами и всё равно побежала за мной. Только дошла до гаражей – откуда ни возьмись, появилась стая собак. Совсем недружелюбно настроенных. Не понравился мой зонт. Но не я была объектом их внимания – собака, увязавшаяся за мной. На фоне набежавшей стаи она выглядела такой маленькой, беспомощной и некрасивой. Мне хотелось её защитить, но я знала, что стоит цыкнуть на эту свору, как она тут же набросится на меня. Пока же ничего страшного не происходило. Пока. И вообще каждый сам разбирается со своими сородичами… Я пошла дальше. Собаки тоже. Я шла медленно, стараясь не делать никаких резких движений. Моя иногда выбегала вперёд и ждала меня. Тогда её настигали остальные. Они её преследовали. Ну почему мы так не любим чужих? Ведь они такие же, как и мы. И никто никому в этом мире не мешает. Вдруг я услышала за спиной рык, который помню с детства. Именно так рычал Тузик – любимый пёс моей лучшей подруги, перед тем как напасть на меня. Мне очень хотелось обернуться и посмотреть, что там творится, но не хватало храбрости. В одном я была уверена: если бы не эта собака, они не обратили бы на меня никакого внимания. Убегай же! Или оставайся! И тут она рванула вперёд. Три огромных пса из стаи кинулись было за ней, но быстро передумали. Видно, потому, что остальная свора решила её не преследовать. Несколько собак залаяли ей вслед, потом в мою сторону, но, видя, что я спокойна, как удав, успокоились. Спокойна, как удав… Поджав хвост, она ждала меня за КамАЗом. Вся дрожала и смотрела на меня. – Вот и всё. Можешь бежать дальше. Я опаздывала на свидание. Но приходилось обходить многочисленные мелкие лужи, а когда проезжали две машины, пришлось встать на обочину и ждать, чтобы не остаться снова обрызганной. Она бежала за мной. Когда я останавливалась, чтобы пропустить её вперёд, она тоже ждала. Так дошли до светофора на дороге с двусторонним движением. – Ну всё, собачка. Как говорится, привет, привет, пока, пока. Беги. Быстро перешла дорогу. В людской толпе перебежала и она. Уже совсем у метро она побежала рядом со мной. Я зашла в подземку, но ехать резко расхотелось. Балдуся! Может, она голодная! Вышла в город. Она стояла там, где осталась. Сильно мешала людскому потоку, но никто её не гнал. – Привет! Снова привет! Давай отойдём! Рядом с метро есть хлебный ларёк, но я там никогда ничего не покупаю. Потому что всё очень дорого. – Слойку свердловскую, – протянула я продавщице пятнадцать рублей. Мы отошли на газон, я присела на корточки на канализационном люке. Она стояла рядом и смотрела на меня. Я порвала целлофановую упаковку. Очень хотелось угостить её с руки, но я боялась, что вместе с выпечкой она оттяпает мне и руку. Положила слоечку на крышку люка. – Это тебе. Угощайся! Она понюхала, но есть не стала. Смотрела на меня. – Я знаю, что я дура, только не смотри на меня так! Привыкла есть только с рук? Какие мы благородные! Я взяла слоечку и протянула ей. Она робко подошла и также робко её взяла. В глазах её промелькнул непонятный страх. Она смотрела на меня, я – на неё. На свежестриженной траве лежала слойка. Я почувствовала, как по щекам покатились слёзы. Я могла разрыдаться в три секунды. И тут я вспомнила, что носовые платки остались в другой сумке. И вообще я еду на свидание! Я не могу себе позволить показаться перед человеком с зарёванными глазами! Пошла обратно к ларьку, там стояла мусорка – выкинуть пакетик. Сквозь слёзы я заметила, что собака побежала за мной. Отстань же от меня! Я спустилась в метро. Подошёл поезд. Я зашла в вагон, села. Закрыла глаза. Ехать тринадцать станций. Старалась ни о чём не думать. В последнее время это у меня хорошо получается. Кажется, даже вздремнула. Я вышла из вагона и заметила, что подследники порвались. Конечно, в сумке есть запасные. Но не появляться же перед ним в рваных! Из метро вышла в другую сторону. Завернула за угол ближайшего жилого дома. Повесила зонтик на какую-то трубу, судя по всему, газовую. Не знаю. Поменяла чертовы подследники. Всё! Готова к труду и обороне! Я посмотрела в сторону, где был другой выход из метро. Стоит, ждёт. Даже с цветами. Достала мобильный, набрала его номер. – Привет! Я немного опаздываю. Подождёшь? Естественно, в его голосе я не заметила каких-либо ноток радости. Поэтому решила зайти в «Книжный рай». Книжный – это рай. Здесь я забываю про всё на свете. Пространство замыкается на этих квадратах, время застывает… Выйдя из магазина, я снова открыла мобильный, нажала на кнопку с зелёным телефоном. – Прости, но я не смогу сегодня. Прости. Прости… – А когда? – Не знаю. Я перезвоню… Скорее в метро! В незону доступа! На эскалаторе меня внезапно охватила дрожь. Я не могла просто стоять и ехать – побежала ступенькам. С поджатым хвостом. Поезда не было уже две минуты. А меня просто трясло. Чтобы как-то успокоиться, достала из сумки Кастанеду, от которой ещё пахло типографской краской, успела прочитать две страницы. Подошёл поезд. Я зашла в вагон. И тут же вышла. Присела на скамеечку. Всё не так, как надо. Всё иначе. Я что-то потеряла в этой жизни! Надо вернуть пока не поздно! В противоположные стороны идут поезда. Куда мне ехать? Не знаю. Одно знаю точно: ехать надо туда, где я что-то забыла… Зонтик! Мой любимый зонтик! Я побежала вверх по эскалатору. Спотыкаясь и задыхаясь. Не переживу, если его не найду! В какой-то момент мне показалось, что я перестала дышать… Мой родной зонтик висел на той же самой трубе. Мой! Родной! Он ни с кем не ушёл. Он ждал, когда я за ним вернусь. Висел и ждал. И очень обрадовался, когда я за ним вернулась. Я это сразу почувствовала. Я сняла с трубы зонт и поцеловала его. Потом ещё и ещё. Проходивший мимо мужчина фыркнул. Конечно, он же не знает, что значит потерять и что значит потеряться. Боже, спасибо за то, что я нашла его! Я посмотрела туда, где десять минут назад меня ждали. Долго ждали. Целую вечность. Никого. Но радость всё равно переполняла меня. Радость и свет. В вагоне было темно, и я решила не портить зрение – книжки из сумки даже не доставала. Я ехала и представляла, как все оставшиеся выходные буду лежать на своём диване и читать. Читать и лежать. Скорее бы домой! Хотя меня там никто не ждёт... Меня ждали у метро. Собака. Чёрная. С ошейником. (обратно)
Последние комментарии
1 час 12 минут назад
2 часов 19 минут назад
3 часов 17 минут назад
3 часов 31 минут назад
12 часов 41 минут назад
12 часов 43 минут назад