Прекрасный наш язык способен ко всему
Прекрасный наш язык способен ко всемуИсполняется 300 лет со дня рождения Александра Сумарокова Литература / Первая полоса / Тема номера Гранцева Наталья
Уже при жизни Александра Сумарокова современники высоко ценили его многогранное творчество, а Николай Новиков отметил в «Опыте исторического словаря о российских писателях», что поэт приобрёл великую бессмертную славу и известность не только среди соотечественников, но и в Европе. «Имя Сумарокова было в своё время так же велико, как имя Ломоносова», – утверждал спустя четверть века после смерти поэта Николай Карамзин. Теперь, спустя 300 лет, минувших со дня рождения Сумарокова, очевидно, что место поэта в истории российской литературы незыблемо, роль его в формировании отечественной культуры – особенно в сфере культуры массовой – даже более значительна, чем роль Ломоносова. Он был поэтом, прозаиком, критиком, лингвистом, публицистом, педагогом, журналистом, издателем, драматургом – первым профессиональным литератором России. Александр Сумароков признан «отцом русского театра» и верным рыцарем дамы по имени Эпоха российского просвещения. Сумароков принадлежал к разряду творцов, ощущающих себя универсальными личностями. Деятельный, талантливый, амбициозный, он стал одним из трёх столпов, на которых воздвиглось величественное здание отечественной литературы и театра. Продолжение темы на стр. 8 (обратно)
Конфуз в бундестаге
Конфуз в бундестаге Политика / Первая полоса / Реплика Кузьмина Вера Теги: бундестаг , выступление
Вот, например, учебник истории (10-й класс, авторы Волобуев и Карпачёв, издание 2016 года). Ученикам предлагается вопрос по пройденному материалу: «Какая точка зрения – Гитлера или отечественных историков, тебе представляется наиболее аргументированной?» (Подчеркну – вопрос не на научном симпозиуме, не аспирантам истфака). На предыдущей странице: «…обратимся к идеологической программе фюрера «Майн кампф» (она запрещена в стране, но мы всё равно – обратимся). На странице 161 авторы берут быка за рога, в двух словах объясняют катастрофу 41-го: немецкий солдат – технарь, наш – колхозник с вилами. Рядом с изображением продовольственной карточки времён войны – поясняющий текст: «Государство изымало всё, что только можно было. Выручали приусадебные участки». И т.д. и т.п. Министр, при котором принимался этот учебник, – снят. Но учебник продолжают издавать. Если учиться по нему прилежно – результат будет соответствующий. (обратно)
Вместе с Россией
Вместе с Россией Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели
Михаил Лупашко, Борис Шаповалов. Русофобия – костяная нога западных элит. Кишинёв: Издательство Tipografia Reclama, 2017. 128 с., ил., 500 экз. Эта книга будет представлена 23 ноября в Кишинёве в Российском центре науки и культуры. Авторы, публицист Михаил Лупашко и политолог Борис Шаповалов, раскрывают исторический генезис феномена русофобии как политической доктрины, используемой для создания образа врага, провоцирования больших и малых войн, оправдания инструментов политического и экономического давления. В 12 главах книги исследуется многоуровневая система русофобских стереотипов. «Русофобия в XIX веке», «Русофобия и разрушение «советского проекта», «Русофобия на постсоветском пространстве», «Русофобия в Молдове как ударный таран разрушения государственности страны». Эти и иные аспекты представлены авторами. Открывает книгу обращение президента Республики Молдова Игоря Додона. «Русофобия опасна и заразна и справиться с ней можно только сообща, противопоставляя честность и открытость в отношениях между нашими государствами и народами. У Молдовы есть будущее! Вместе с сильной Россией» – отмечает И. Додон. Средства на выпуск книги составили добровольные взносы обычных граждан Молдовы. Продолжение темы на стр. 5 (обратно)
Учиться… у себя
Учиться… у себя Колумнисты ЛГ / Очевидец Воеводина Татьяна Теги: Китай , реформы
После того как в Пекине завершил работу XIX съезд КПК, где констатировали выдающиеся успехи и намечали впечатляющие перспективы, у нас возобновились разговоры, что китайский путь – наш упущенный шанс. Вот реформировались бы в своё время так же – глядишь, оказались бы в более завидном, чем сейчас, положении. Когда-то Китай называл нас «старшим братом», а теперь нам надо у него учиться. А не поучиться ли… у себя? Было время, советская экономика росла на 19% в год, в то время как китайский рост, которым восхищаемся, никогда не превышал 10%, а теперь замедлился. Почему же не вспоминаем о советском экономическом чуде и не изучаем его? Кстати, китайцы очень даже изучают: целые институты заняты исследованием нашего опыта – и триумфов, и провалов. Как именно была устроена наша экономика, давшая такой взлёт, как управлялась, какие были стимулы для трудящихся? Такой, например, вопрос: какое место занимали в народном хозяйстве производственные артели – явно не государственные предприятия? Что из этого опыта можно воспроизвести сегодня? Почему тогда пресловутые инновации удавались? На часть подобных вопросов ответил С. Кара-Мурза, есть небольшая книжка В. Катасонова «Экономика Сталина», а систематическое объективное исследование без хвалы и хулы не ведётся. А надо бы! Психологи, помогающие клиентам достичь делового успеха, говорят: в первую очередь вспомните о своём прошлом удачном опыте и поймите, что вас – лично вас! – привело к удаче: какие шаги, действия, какие свойства вашего характера. У народа тоже есть свой характер; очень возможно, он и есть главный элемент успеха. Потому к нему надо идти своим путём. В старину это понимали. Alter ego Льва Толстого Константин Левин пишет сочинение о сельском хозяйстве, где в основу кладёт не почву, не климат, а – характер труженика, его специфическую мотивацию, как сказали бы сегодня. Китайцев повторить не получится, хотя бы потому, что у нас на старте реформ не было (и нет сегодня) народных масс, готовых работать за очень малые деньги без гарантий и социальных благ. Мы привыкли к высокому уровню соцзащиты, к пенсиям, пособиям. Воспитаны в представлении, что работа должна быть «интересной», а не абы какой; наш человек не любит монотонщины. К тому же у нас среди людей 25–64 лет 54% имеют высшее образование и соответствующие претензии. Нет и того молодого голодного народа, который был в Китае в начале реформ (сейчас этот ресурс, похоже, исчерпывается). Что мотивирует нашего труженика? Мне кажется, общее дело. Наш человек предпочитает работать на благо своей страны, делать что-то осмысленное. Работать на государство ему приятнее, чем на частника. Работать на себя, чем завлекали перестроечные витии, – далеко не все хотят и могут. Однажды на конференции в МГУ я услышала результат соцопроса. Оказывается, особо мотивирующий фактор – работа на армию: яркий образец общего дела. Важные ценности – стабильность рабочего места, трудовой коллектив. Отсюда и стоит плясать. Так что же – не надо учиться у китайцев? Надо. Планированию народного хозяйства. Твёрдой, общей для всех идеологии. Уважению к своему историческому прошлому и к своим вождям. Мы же раз за разом вымарываем страницы из истории, как первоклассник вырывает из тетрадки криво написанную страницу. Сегодня на пятки Китаю наступает Индия: её темпы роста впервые выше китайских (7,2 против 6,5). Любопытно, что в отличие от Китая там – демократия западного типа. Иностранные эксперты подсчитывают, когда Индия станет третьей и даже второй экономической державой. Мы это плохо замечаем. Потом опять будем охать об упущенных шансах? (обратно)
WADA как Карфаген
WADA как Карфаген Политика / События и мнения / Актуально Лекух Дмитрий Теги: WADA , допиг , спорт
Изначально вообще-то WADA, она же World Anti-Doping Agency, учреждалась 10 ноября 1999 года в швейцарской Лозанне с исключительно утилитарной, вполне прагматической целью: координировать борьбу с применением допинга в спорте. Собственно говоря – всё. И дело в общем-то вроде бы было благое. Увы, путь, пройденный агентством за пару десятилетий, привёл к тому, что оно превратилось, похоже, в международную организацию, специализирующуюся на коммерческой, да и на политической коррупции. Чтобы понять это, вовсе не нужно быть экспертом. Достаточно просто прочитать список препаратов («терапевтических исключений»), разрешённых отдельным западным спортсменам на олимпиаде в Рио. И если мне кто-то скажет, что сильнейшие опиуматы и амфетамины уже являются легализованными в быту веществами, лично я, знаете ли, сильно удивлюсь. Причин подобного рода трансформации было несколько. Первая, безусловно, – деньги. Вторая, не менее безусловно, – ситуация определённого правового вакуума, сложившаяся в международных общественных организациях в конце прошлого века: это, кстати, касается далеко не только спортивных организаций. Третья – персоналии. Стоит напомнить, что первым руководителем World Anti-Doping Agency стал не кто иной, как проигравший выборы президента МОК Дик Паунд. Человек, безусловно, крайне талантливый как администратор и управленец, но и проигравший-то выборы во многом потому, что слишком уж сильно был завязан на американские медийные корпорации. Причём так завязан, что его имя слишком часто упоминалось во всевозможных коррупционных скандалах. При этом – любопытная деталь. В 1995 году к Паунду присоединяется ещё один юрист и финансовый консультант в области инвестиций – Крейг Риди. И они уже тогда начинают совместно, цитируем: «курировать все олимпийские телевизионные переговоры, маркетинг и спонсорство». Скандалы, кстати, были жутчайшие... Крейг Риди, напомним, возглавляет эту замечательную организацию прямо сейчас. Налицо гремучая смесь: из возможности влияния на финансовые потоки (превышающие бюджеты иных благополучных европейских государств); бесконтрольности; неопределённости в правовой сфере и непрозрачности в оперативной деятельности. Всё это и помогло WADA за сравнительно короткий исторический период превратиться в монстра, который сейчас в целях личной выгоды разрушает мировой спорт. Просто, чтобы было понятно. WADA, организация, имеющая немалую власть, существует не просто вне поля международного права. Она живёт по каким-то своим понятиям, что очень хорошо видно на примере требований к России «признать доклад Макларена», который не только не имеет никакой юридической силы, но и противоречит фактам. «Логика» такова: ну да, русские, мы не можем доказать, что вы преступники. И вы, поскольку у нас нет фактов, должны просто признать себя преступниками сами. И понести назначенное нами наказание. Тогда мы признаем вашу лабораторию РУСАДА. А иначе ваши спортсмены не поедут на Олимпийские игры. Не верите? Вот, прямая цитата из выступления главы Комитета по соответствию WADA Джонатана Тейлора: «Давайте говорить ясно. Комитет хочет, чтобы Россия признала, что сговором руководили чиновники Министерства спорта и в его осуществлении помогали работники ФСБ. Пока этого не произойдёт, условие не будет выполнено». По сути, чиновник признаётся в использовании «тактики взятия заложников». В роли которых выступают российские спортсмены. Да-да, этот персонаж как бы прямо заявляет: «Я кидаю предъяву российской власти, и не важно, прав я или не прав, – у меня тут ваши пацаны, и я вам их пальцы по одному присылать буду». Утверждать, что эти люди «действуют в рамках международного права» – смешно. Поэтому мы и не знаем, чем окончится эта история, поедут ли наши спортсмены на Олимпиаду в Корею. Но одно понятно уже сейчас: подобного рода «общественные организации» в современном мире, даже мире откровенно коррумпированного «международного спортивного бизнеса», существовать в таком виде просто не должны. Потому как края стакана нужно всё-таки чувствовать, даже если ты считаешь, что поймал Бога за бороду или удачу за хвост. (обратно)
Фотоглас № 46
Фотоглас № 46 Фотоглас / События и мнения
Краеведение по-кёнигсбергски
Краеведение по-кёнигсбергски Политика / Новейшая история / Регион
В Калининграде – скандал. Даже федеральное ТВ откликнулось сюжетом. Если коротко: местное СМИ опубликовало открытое письмо студента Балтийского федерального университета им. Канта. Молодой человек обвиняет преподавателей БФУ, что они используют университетскую кафедру для пропаганды сепаратизма, приводит обсуждаемые на занятиях вопросы: «Нужна ли калининградцам опека Москвы?», «Не стоит ли выйти из состава РФ?..» Неужели действительно молодёжи внушаются идеи германизации Калининградской области? Предлагаем читателям материал на тему, тесно связанную с недавней скандальной историей. Автор – известный в Калининградской области краевед, капитан-лейтенант запаса, а теперь – военный священник Русской православной церкви. Последние десять лет школьники Калининграда изучают краеведение по учебнику «История западной России». В значительной степени именно этот курс формирует мировоззрение, гражданскую позицию юных калининградцев 6–11-х классов. Учебник возник ещё во времена губернатора Бооса, запомнившегося шумными дорогостоящими начинаниями, многие из которых провалились, как, например, переселение в Калининградскую область пяти миллионов соотечественников или создание завода по строительству дирижаблей. Патронировала проект введения учебного курса «История Западной России» тогдашний министр образования региона Наталья Шерри. В памяти калининградцев осталась её новаторская идея учредить почётное звание – школа «Супершик». На «оптимизацию» тратились большие средства: в области закрывали школы, создавали крупные образовательные центры, закупали школьные автобусы. Не менее масштабным по затратам и, несомненно, абсолютно вредным делом стал новый учебник, сочинённый в БФУ. Вообще-то предложение ввести патриотически ориентированный курс исходило из Администрации президента. Целью курса изначально было воспитание у молодёжи нашей области чувства тесной связи с историей России. Однако эффект от созданного учебника оказался противоположным. Многие эксперты отмечают, что, по сути, вместо российской истории, в том числе дореволюционного и советского периодов, дети получают германскую историю, причём на основе ограниченного круга источников. Обращает на себя внимание распределение учебного времени. В 6-м классе «История России» преподаётся в объёме 30 часов, а «Всемирная история» и «История Восточной Пруссии» (под видом «Истории западной России»), соответственно, 75 и 34 часа. Вдумайтесь, на историю Запада предусмотрено в три с лишним раза больше времени, чем на историю Отечества! И это для детей дерзновенного отроческого возраста, когда сердце и сознание особенно восприимчивы. Теперь о главном разработчике – профессоре БФУ Геннадии Кретинине. Вот его «говорящее» изречение: «Отечественные духовно-исторические ценности, лежащие в основе нравственного патриотическо-воспитательного процесса, подвергаются и будут подвергаться эрозии со стороны мощного событийного пласта предшествующей истории». Что это, как не сдача национальных позиций под предлогом «неизбежности» процесса «западнизации» самосознания юношества? А ещё профессор считает, будто послевоенный период истории края не так богат событиями, и делает вывод: «Изучая, по сути, историю другого государства, будет исключительно сложно воспитать патриота России». Таким образом, разработчики курса сразу же настраивают аудиторию на признание недостижимости целей патриотического воспитания. Под прикрытием «объективных сложностей» они и популяризируют историю другого государства. Ученикам 10–11-х классов предлагаются следующие документы для самостоятельного изучения: послевоенный приказ временного коменданта гарнизона, различные постановления и директивы о работе зоопарка, о разборке Королевского замка, о строительстве Дома Советов, о сохранении Кафедрального собора, то есть какие-то необязательные, хотя и любопытные материалы. Однако умалчивается о важнейшем – отсутствуют документы и свидетельства о принадлежности этой территории России. Нет материалов Тегеранской и Потсдамской конференций. Таким образом, подспудно внушается мысль о несправедливости присоединения региона к СССР. Сегодня мы пожинаем плоды десятилетнего обучения школьников по этим учебникам. Конечный результат «воспитания» – в деле бывшего студента философского отделения истфака БФУ Александра Оршулевича, который публично призывал переименовать наш город в Кёнигсберг, был обвинён в экстремистской деятельности, осквернении советских памятников. Другой впечатляющий пример – учитель Нивенской школы Павел Коршунов (тоже выпускник БФУ), который создал клуб реконструкторов «Меркурий» (по названию операции гитлеровцев на Крите). Он с удовольствием надевает форму нацистского бойца, бравирует в ней и, видимо, «воспитывает» в соответствующем духе своих учащихся. Вообще процесс денационализации истории – серьёзный вопрос. У нас он воспринимается особенно остро. В области, например, реализуется программа восстановления памятников немцам, погибшим в Первую и Вторую мировых войнах, но в то же время у нас вопиёт проблема памятников русским воинам, погибшим в Первую мировую. В нашей области таковых почти нет. И на этом фоне очередная акция – в Выштынецком парке немцы установили множество памятных знаков, славящих германского императора Вильгельма II, где он на охоте убил одного, другого, третьего оленя... А ещё в посёлке Калинино восстановлены памятники трудовому лагерю, где воспитывали молодых нацистов. Плюсуем к списку целых два памятника любимому лесничему Геринга лейтенанту Баркхаузену, погибшему при штурме Варшавы в сентябре 1939 года.
Где родилась актриса Яковлева?
Вся власть Хрущёву
Вся власть Хрущёву Политика / Настоящее прошлое / Как это было Спицын Евгений
Расправившись с конкурентами при помощи Жукова, Никита Сергеевич избавился и от него 100-летие революции повысило интерес к советскому прошлому. О лидерах революционных событий дискутируют, обсуждают, какими жестокими методами велась ими борьба за власть. Как будто жестокая борьба за власть – примета одной конкретной эпохи. А между тем 60 лет назад произошли знаковые события, на примере которых можно иллюстрировать, что такое настоящее вероломство и предательство, интриги и заговоры. Речь о цепи событий, приведших к установлению единоличной власти Хрущёва, которой Никита Сергеевич обладал вплоть до октября1964-го. За разъяснением, как развивались политические события в 1957 году, «ЛГ» обратилась к историку Евгению Спицыну. В начале 1957 года Н.С. Хрущёв, который уже более трёх лет занимал пост Первого секретаря ЦК, предложил полностью перестроить прежнюю систему управления советской экономикой и вместо отраслевых (промышленных) министерств создать республиканские, краевые и областные совнархозы. Многие члены тогдашнего партийного ареопага, прежде всего глава правительства Булганин и три его первых зама – Молотов, Сабуров и Первухин, – в категорической форме высказались против этой затеи. Однако, нарушив все процедуры, Хрущёв добился утверждения этого решения на сессии Верховного Совета СССР. Такое поведение Первого секретаря вызвало гнев коллег, и в конце мая 1957 года Молотов, Булганин, Маленков, Ворошилов, Каганович, Сабуров и Первухин договорились по ряду ключевых вопросов: 1) упразднить должность Первого секретаря ЦК; 2) сохранив Хрущёва в составе Президиума ЦК, переместить его на пост министра сельского хозяйства; 3) Суслова переместить с поста секретаря ЦК по идеологии на должность министра культуры; 4) главу КГБ Серова отправить в отставку; 5) министра обороны маршала Г.К. Жукова перевести из кандидатов в члены Президиума ЦК. Молотов и Маленков провели переговоры с Жуковым, однако не смогли добиться поддержки. Как позднее признавался Молотов, «в нашей группе не было единства и не было никакой программы, мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть». На очень важный аспект этого конфликта справедливо обратил внимание профессор А. Пыжиков – в тогдашнем составе высшего партийного ареопага преобладали «технократы», а не «партийцы»: из 11 его членов 7 кремлёвских небожителей – Булганин, Молотов, Маленков, Каганович, Микоян, Сабуров и Первухин входили в состав Президиума Совета Министров, маршал Ворошилов являлся формальным главой советского государства, а партийный Секретариат был представлен всего тремя персонами – самим Хрущёвым, Сусловым и Первым секретарём ЦК КПУ Кириченко. Понятно, что такая расстановка сил никоим образом не давала Хрущёву возможность прорваться к единоличной власти. Поэтому разгром Совета Министров СССР и возвращение всех властных полномочий «секретарскому корпусу» и аппарату ЦК стало для него идеей фикс. 18 июня 1957 года на заседании Президиума Маленков подверг резкой критике работу Хрущёва и предложил снять его с должности. Чисто арифметически это решение могли принять сразу, но председательствовавший маршал Булганин повёл себя крайне нерешительно и перенёс голосование на следующий день. А вечером Суслов, Жуков и Фурцева встретились с Хрущёвым и было принято решение идти «ва-банк», срочно собирать Пленум ЦК. При этом Жуков предложил арестовать «зарвавшихся сталинистов» и заявил, что готов лично провести эту политическую акцию. Однако этот вариант был с ходу отвергнут Сусловым и Хрущёвым, и 19 июня возобновилось заседание Президиума ЦК, на котором в поддержку Маленкова высказались большинство членов высшего партийного ареопага. В защиту Первого секретаря выступили только Суслов, Микоян и Кириченко. Попытались его поддержать и ряд кандидатов в члены Президиума ЦК, в том числе Брежнев, Фурцева, Козлов. Но совершенно неожиданно в поддержку большинства членов Президиума выступил секретарь ЦК Шепилов, который всегда считался креатурой Хрущёва. Голосов полноправных членов Президиума ЦК вполне хватило бы для снятия Хрущёва. Но тут в ситуацию вмешались высокопоставленные военные – маршалы Жуков, Конев и генерал армии Серов, которые потребовали срочного созыва Пленума ЦК. Именно их усилиями военно-транспортная авиация срочно доставила в Москву практически всех членов ЦК, и 22 июня открылся внеочередной пленум. Характер его работы определило крайне жёсткое выступление министра обороны СССР Жукова, который с «расстрельными списками» в руках стал изобличать ближайшее сталинское окружение в «чудовищных репрессиях 1930-х гг.», что произвело шокирующее впечатление на всех членов ЦК. Хрущёв перешёл в атаку и превратил пленум в откровенное избиение Молотова, Маленкова, Кагановича, которых обвинили в создании фракционной антипартийной группы. При этом попытки Молотова и Шепилова перевести базарный шабаш в разговор по существу, обсудить хрущёвский политический курс, его методы руководства ни к чему не привели. Пленум принял Постановление «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова», которые были выведены из состава ЦК и сняты со всех руководящих постов. Та же участь постигла и «примкнувшего к ним Шепилова», ставшего жертвой личной хрущёвский мести. В закрытой части Постановления были указаны и другие члены антипартийной группировки, в частности Булганин, Первухин и Сабуров, которые проявили политическую неустойчивость. Но, учитывая, что они раскаялись и «помогли партии разоблачить коварные замыслы фракционеров», пленум ограничился более мягким наказанием: Булганину объявили строгий выговор, Первухин понижен в кандидаты в члены Президиума ЦК, а Сабуров выведен из состава Президиума. О главе советского государства маршале Ворошилове вообще ничего не сообщалось, хотя ему тоже пришлось каяться на этом пленуме. Такой характер Постановления определялся желанием Хрущёва скрыть истинный масштаб возникшей оппозиции. В отечественной историографии сложилось мнение, что разгром антипартийной группировки означал отстранение от власти реваншистов, выступавших за реабилитацию Сталина. Однако эта трактовка мало согласуется с реальностью. Члены антипартийной группы выступали за сохранение принципов «коллективного руководства» и против создания нового, на сей раз хрущёвского, культа личности. Кроме того, они были принципиальными противниками откровенно хамских методов работы Хрущёва, которые часто доходили до прямых личных оскорблений. Нужно подчеркнуть, что едва ли не главным результатом июньского Пленума ЦК стала окончательная победа аппарата ЦК над госструктурами. Именно с этого момента большая часть Президиума ЦК представляла центральный партаппарат, а на первых ролях секретарского корпуса укрепилась украинская партбюрократия, на которую и делал ставку Хрущёв. Следующей жертвой стремления Хрущёва к единоличной власти стал Жуков. Вполне возможно, что маршал в условиях шаткого положения Булганина на посту председателя Совмина рассчитывал сесть на его место, ведь он сыграл решающую роль в поддержке Хрущёва в июньских сражениях за власть. К тому же перед глазами маршала стоял яркий пример его давнего друга – бывшего главнокомандующего экспедиционными войсками союзников Дуайта Эйзенхауэра, который в 1952 году стал президентом США. Все эти обстоятельства стали причинами устранения Жукова с политической арены. В начале октября 1957 года маршал отбыл с официальным визитом в Тирану и Белград, и Хрущёв решил действовать. Он поручил Суслову и Брежневу выяснить настроения высшего генералитета относительно возможной отставки маршала Жукова. Получив информацию, что высший генералитет устал от «жуковского самодурства», Хрущёв принял решение проводить организационный Пленум ЦК. 27–28 октября 1957 года состоялся пленум, на котором с обвинительными речами в адрес министра обороны выступили Хрущёв, Суслов и Брежнев, а также маршалы Малиновский, Конев и Соколовский. По итогам маршал был обвинён: 1) в попытке вывода Вооружённых сил СССР из-под контроля ЦК; 2) в стремлении сосредоточить в руках Министерства обороны СССР необъятную диктаторскую власть и подчинить себе Пограничные войска КГБ и Внутренние войска МВД СССР, а также в создании без санкции ЦК частей специального назначения; 3) в насаждении собственного культа личности в армии, предельной нескромности и непомерном преувеличении своей исключительной роли в Великой Отечественной войне и в борьбе с антипартийной группировкой; 4) в жёстком стиле руководства войсками и грубости. По решению Пленума ЦК Жуков был снят со всех своих партийных и государственных постов и выведен из состава ЦК. Окончательно единовластие Хрущёва было установлено уже чисто формально в марте 1958 года, когда на первой сессии вновь избранного Верховного Совета СССР маршал Булганин был отправлен в отставку и на пост председателя Совета Министров СССР был назначен Хрущёв. (обратно)
„Опять ругают русских и Россию“
„Опять ругают русских и Россию“ Политика / Новейшая история / Позиция Лупашко Михаил
Тереза Мэй, британский премьер, вспомнила на днях про «коварную» Россию. Дескать, она «угрожает международному порядку». А действия российских властей направлены на то, чтобы «посеять раздор на Западе». В этом же ряду допинг-обвинения в адрес наших спортсменов. Старые песни… «Во всём Россия виновата!» – лейтмотив нарастающих идеологических атак. Русофобия теперь иначе вооружена технически и беспрецедентно масштабна. Но цель – прежняя. Всё это просматривалось, когда ещё не остыли пепелища сожжённых в пламени Второй мировой войны городов, на обочинах дорог встречалась разбитая военная техника Третьего рейха, а миллионы вдов и сирот терпели нужду. Однако были и надежды, что победители, упрочив союзничество, не допустят новых военных пожаров. Увы, они уже тогда стали разгораться. Мировая военно-промышленная олигархия и её ставленники в «овальных» кабинетах мыслили по-своему. Не сумму бедствий и потерь подсчитывали они, подводя итоги мировой бойни. А исходили из того, что самое выгодное – вложение средств в войну. Особенно, если твой офис и твоя страна спрятаны от бед просторами океанов. К тому же разорение экономики европейских стран позволяло внедрять новые формы влияния. «Господин доллар» становился наиглавнейшей валютой мира, чему положили начало в Бреттон Вудсе, где в июле 1944 года была принята новая международная система денежных отношений. Единственной страной, не вошедшей в систему «долларового диктата», был СССР. В это время скорби и надежд советский писатель, поэт-фронтовик, военкор «Красной звезды» и будущий главный редактор «Литературной газеты» Константин Симонов опубликовал в журнале «Звезда» пьесу «Русский вопрос». Зима 1946 года, а написано будто сегодня: Опять в газетах пишут о войне, Опять ругают русских и Россию, И переводчик переводит мне С чужим акцентом их слова чужие… В этих строчках отражено горькое осознание, что дух союзничества и перспектива построения мира без войн и диктата военно-промышленной олигархии перечёркивается. Для бывших союзников СССР послевоенный мир становился прелюдией к новой войне, войне холодной, прелюдией к огромным прибылям на оружии разной убойной силы. Планы у ребят, получивших «ядерную дубину против русских», были самые радужные: весь мир теперь в кармане... Помахать дубиной сразу не удалось, поскольку СССР в сжатые сроки обзавёлся собственной атомной бомбой. Но «Атомный проект» уже возвышал и укреплял военное лобби в высших эшелонах власти США. Британский премьер Черчилль набрасывал «Фултонскую речь», положившую начало эпохе «железных занавесов»…
Мосты требуют охраны
Мосты требуют охраны Литература / Литература / Событие Камышев Владимир
Официальное открытие состоялось в Атриуме Главного Штаба Эрмитажа, где гостей поприветствовал президент РФ Владимир Путин. В своём выступлении президент подчеркнул главную цель форума – «определить новые векторы развития в гуманитарном сотрудничестве». Организаторами форума выступили правительство Российской Федерации и правительство Санкт-Петербурга при поддержке благотворительного фонда «Искусство, наука и спорт». Программа форума традиционно включала самые разнообразные мероприятия – от научно-практических конференций и открытых дискуссий, в которых принимали участие видные деятели культуры, до кинопоказов и концертов. Состоялось также вручение различных премий в области культуры.
Книжная столица Заметным событием форума стало выступление президента Российского книжного союза Сергея Степашина на пленарном заседании секции «Литература и чтение» – «Великая книжная революция. Влияние книги на развитие современного общества». Эксперты обсудили проблему «кризиса чтения» и выработали механизмы повышения интереса к книге. Сергей Степашин также принял участие в работе III Конференции «Книжная политика регионов», где были подведены итоги Всероссийского конкурса «Самый читающий регион России», организованного Российским книжным союзом при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям. Руководитель агентства Михаил Сеславинский вместе с Сергеем Степашиным наградили победителей. В этом году самыми читающими названы 20 регионов России, а победителем конкурса признан Санкт-Петербург. Президент Российского книжного союза вручил губернатору города Георгию Полтавченко диплом и статуэтку «Литературный флагман России».
Беречь родную историю В Доме офицеров Западного военного округа состоялось вручение первой Общественной награды Российского военно-исторического общества «Солдат Истории». В церемонии приняли участие заместитель председателя Правительства РФ Ольга Голодец, министр культуры РФ, председатель РВИО Владимир Мединский, президент Российской академии художеств Зураб Церетели, президент Российского фонда культуры Никита Михалков. Награждение состоялось во время торжественного собрания, посвящённого 110-летию со дня создания Императорского Русского военно-исторического общества. Награда «Солдат Истории» учреждена РВИО за вклад в изучение, сохранение и популяризацию истории России.
Бизнес – культуре На деловой площадке в Мраморном зале Российского этнографического музея состоялась торжественная церемония вручения премии «Меценат года – 2017». Главной награды удостоен председатель совета директоров ПАО АФК «Система», председатель попечительского совета фонда «Друзья Русского музея», член попечительского совета Благотворительного фонда «Система» Владимир Евтушенков за долгосрочную поддержку Государственного Русского музея. Как отметил министр культуры РФ Владимир Мединский, итоги премии «Меценат года» подтверждают, что российские предприниматели оказываютсерьёзную поддержку и финансовую помощь учреждениям, имеющим значительное влияние на развитие культуры и искусства регионов России. С завершающим словом об итогах работы форума выступил генеральный директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский: «Я думаю, что мы доказали самую важную вещь: культура выше политики. Культура в наш век – это действующий мост, который нужно охранять и ни в коем случае нельзя взрывать. Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что мы закрепили статус форума как одного из главных культурных событий мира».
Кстати В Петербурге ежегодно проводится Международный книжный салон, его продолжением стали «Книжные аллеи», получившие известность и за пределами Петербурга. За последние два года было открыто более 20 книжных магазинов, запущена мобильная библиотека в метро. Филиалы петербургской «Книжной лавки писателя» открылись в Симферополе, Минске, греческих Салониках. В 2017 году город поддержал более 100 книгоиздательских проектов. Администрация Петербурга намерена подать заявку на участие в конкурсе ЮНЕСКО «Мировая книжная столица» в 2020 году. (обратно)
Литинформбюро
Литинформбюро Литература / Литература
Литпремия В столице Италии состоялся Первый международный культурный фестиваль «Русский Рим». В экспертный совет фестиваля вошли видные общественные и культурные деятели Италии и России, в том числе президент Российского книжного союза Сергей Степашин, ректор Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского Александр Соколов и директор Итальянского института культуры в Москве Ольга Страда. На фестивале вручили награду «Русский Рим» за популяризацию русского искусства. Премии «За продвижение русской литературы в мире» удостоен писатель Евгений Водолазкин (на фото) . Награду «За продвижение русской культуры в мире в переводческой деятельности» получил итальянский литературовед, переводчик-славист и историк русской литературы Витторио Страда. Репортаж собкора «ЛГ» Никиты Барашева – на нашем сайте
Литмероприятие
Место встречи С 30 ноября по 2 декабря в Москве пройдут Пятые литературные чтения «Они ушли, они остались», посвящённые поэтам, ушедшим молодыми в 80-е годы XX века, в том числе авторам, связанным с рок-музыкой. Вечер первый: 30 ноября . Литературный клуб «Классики XXI века». Библиотека имени Чехова. Страстной бульвар, д. 6, стр. 2. Начало в 19.00 . Вечер второй: 1 декабря . Культурный центр фонда «Новый мир». Малый Путинковский переулок, д. ½. В программе – подведение итогов конкурса эссе «Уйти. Остаться. Жить» памяти Ирины Медведевой и Ильи Тюрина, посвящённого поэтам, ушедшим молодыми в 80-е, 90-е, 2000-е и 2010-е годы, и награждение лауреатов. Начало в 19.00 . Вечер третий: 2 декабря , библиотека №73.Культурный центр им. академика Д.С. Лихачёва, Амурская улица, д. 31. В программе – выступления о рок-поэтах, трансляция видео- и аудиозаписей. Начало в 18.00 . Вход свободный. 22 ноября , в библиотеке имени Н.А. Некрасова состоится лекция о русских писателях, получивших Нобелевскую премию по литературе. Её прочитает писатель и журналист, главный редактор проекта «Живые поэты» Андрей Орловский. Начало в 19.30 . Вход свободный.
Литфакт Завершился столетний спор между Россией и Израилем о правах на коллекцию Гинзбургов, включающую древние книги по математике, медицине, географии, иудаике, философии на древнееврейском, арамейском и арабском языках. Жемчужиной коллекции являются труды Аристотеля. Российская государственная библиотека и Национальная библиотека Израиля объявили о том, что коллекция Гинзбургов, которая с 1918 года хранится в собрании РГБ, будет оцифрована и выложена в свободный доступ. В Москве, в Литературном музее Серебряного века, прошла презентация первого тома сборника «Современная русская проза», состоящего из коротких рассказов русских писателей в переводе на армянский язык. Параллельно даны также оригинальные тексты. Двуязычная книга издана в Ереване (издательство «Оракул», редактор Рубен Ишханян, составитель Ирина Горюнова). Среди авторов – Захар Прилепин, Ирина Витковская, Роман Сенчин, Александра Николаенко, Яна Амис и другие. (обратно)
Возраст созерцания и покаяния
Возраст созерцания и покаяния Литература / Литература / Писатель у диктофона Галкина Валерия
Никто не будет есть гнилую колбасу и читать бездарную книгу, считает Виктория Токарева. «ЛГ»-ДОСЬЕ Виктория Токарева – писатель и сценарист. Родилась в 1937 году в Ленинграде. Окончила сценарный факультет ВГИКа в 1967 году. Лауреат премии «ЛГ» «Золотой телёнок». Лауреат IV Российского кинофестиваля «Литература и кино» (1998). Обладатель ордена «Знак Почёта» (1987) и приза Каннского кинофестиваля «За вклад в литературу и кино» (2000). Автор более 20 книг прозы и множества сценариев, в том числе: «Мимино», «Джентльмены удачи», «Шла собака по роялю». – Виктория Самойловна, вы пишете по книге в год, иногда за год на полках магазинов появляется даже два новых сборника… В чём секрет такой творческой плодовитости? – Никакого секрета нет: что приходит на ум, то и пишу. – Должно быть, много времени приходится проводить за письменным столом… – У меня для писательского труда всегда были утренние часы. Например, с одиннадцати до двух. Я в основном работаю по утрам, а дальше – как получится: для меня творчество в любом случае важнее, чем всё остальное. Пишу я от руки. У меня есть всё, что нужно для работы: отдельная комната; письменный стол; бумага; ручки с золотым пером – две штуки, которые я купила в Италии за 250 евро каждую. Я люблю писать хорошими ручками на хорошей бумаге хорошую прозу. Я думаю, талант – это определённая энергия, которая из тебя исторгается – и ты пишешь. У меня где-то часа через два эта энергия иссякает, и тогда я встаю из-за стола и начинаю жить. – А бывали моменты, когда вы чувствовали, что этой энергии не хватает для написания текстов? Или сюжеты не приходят? – Да, так бывает. Но я не переживаю. Перестаю писать – и всё. А потом энергия возвращается. В общем, живу, как получается. Это такое счастье! Зарабатывать не надо, самоутверждаться не надо – живёшь как птица на ветке. – Вы всю жизнь работаете в жанре малой прозы. А желания написать роман никогда не возникало? – Нет. Вы знаете, есть бегуны на длинные дистанции – стайеры, а есть на короткие – спринтеры. Например, Лев Толстой был бегуном на длинные дистанции, а Чехов – на короткие. Его максимум – повесть. Я ученица Чехова, мне ближе его позиция, его «разгон». – Что бы вы могли с высоты собственного опыта посоветовать начинающему писателю? Как найти путь к читателю в сегодняшних жёстких рыночных условиях? – Я уверена: когда есть настоящий талант, он обязательно пробьёт себе дорогу. В моё время, в период брежневского застоя, такие художники, как Андрей Тарковский, Людмила Петрушевская, были «закрыты». Но всё равно люди о них знали. Фильмы Тарковского, которые получали «третью категорию», шли в кинотеатре «Витязь», в спальном районе Москвы, где-то на задворках. И там выстраивалась очередь, как в блокаду за хлебом. Талант невозможно скрыть. Он притягивает людей. Очень многое зависит от того, что человек собой представляет. Ведь что такое творчество? Это самовыражение. И если человек сам по себе интересная личность, если он талантлив – он просто делится собой с читателями, и сюжет в таком случае не имеет значения. То есть, конечно, он имеет значение, но только в руках мастера. Никакой закрученный сюжет не спасёт, если у тебя нет «батарейки» внутри. – А как отличить талантливого писателя от неталантливого? – Возьмёте талантливую книгу, начнёте читать – и не остановитесь. Дочитаете до конца. А дурную откроете – и закроете через пять минут. Талант – это всегда интересно, а «неталант» – неинтересно. – То есть читатель с хорошим вкусом сразу почувствует, что писатель талантлив? – Да. Да и с плохим тоже почувствует. Ведь есть разница, едите вы колбасу из мяса или гнилую колбасу. Вы будете есть гнилую? Нет, вы её выплюнете. То же самое с книгами. – У вас постоянно проходят творческие встречи с читателями. Какие вопросы чаще всего задают? Можете вспомнить что-нибудь необычное? – Необычное не могу. А обычное – могу. Каждый раз спрашивают: «Вы это взяли из жизни или из головы?» На такой вопрос я хочу ответить, что мои рассказы всегда сочетают и то и другое. Мне кажется, что иногда то, что было в жизни, интереснее, чем придуманный сюжет. То есть «из жизни» интереснее, чем «из головы». Например, я совершенно не принимаю и не признаю фантастику. Я не понимаю, зачем она нужна. Зачем надо выдумывать? Хотя это, наверное, очень интересный жанр для тех, кто умеет в нём работать. Я не умею. – Как вы считаете, может ли прочитанная книга изменить судьбу человека? В вашей жизни были такие примеры? – Недавно умер Миша Задорнов… У меня с ним связана одна история. Когда Мише было лет 20, он учился в техническом вузе, и его первая жена Велта тогда была ещё его невестой. И вот Велта как-то пришла к нему утром и сказала: «Слушай, я купила журнал «Молодая гвардия» – там такой рассказ! «День без вранья» какой-то Токаревой… Так интересно!» Они легли рядом и начали читать вслух мой рассказ. А когда дочитали, Миша встал, пошёл к письменному столу, сел и стал писать. Я включила его в розетку. Он не знал, что хочет писать, но этот рассказ нажал в нём кнопку – и он стал тем Михаилом Задорновым, которого мы знаем. Когда он приехал в Москву, он меня нашёл и подарил мне картину, которую купил в Риге. Картина называется «Весна». Там нарисован ручей и прутья кустарника, которые отражаются в воде. Это такая красивая и светлая картина… Она у меня и теперь висит на стене. Миши нет, а картина висит… В своём жанре Миша преуспел. Он очень много работал, собирал полные залы. Народ его любил… При этом он был человеком широким, щедрым и обаятельным. Я даже удивлена, что он умер. Мне казалось, что Бог таких не трогает. Но, видимо, он слишком много получил, и его срок пребывания здесь сократили. В своё время я так же была удивлена, когда ушли Абдулов и Янковский. Мне казалось, что они любимцы судьбы. Когда такие люди неожиданно уходят, это всегда потрясение, но это мирит с несправедливостью… Перед ней все равны. – А литература помогает примириться с несправедливостью? – Помогает. Ко мне очень многие подходили во время моих выступлений и говорили: «Был период, когда я спасалась только вашими книгами». Так же мне сказала жена Иосифа Кобзона: когда он лежал в больнице в Германии, а она его посещала, её выручали мои произведения. У меня тоже есть любимые писатели, и я понимаю, каково это – выходить из кризиса при помощи книг. – Виктория Самойловна, на днях вы отпраздновали юбилей… Что бы вы сами пожелали себе? – Я пожелала бы, чтобы всё было так, как сейчас. Что может быть хорошего на склоне жизни? Ничего. Только сама жизнь, которую ты не замечаешь, пока живёшь: всегда масса дел, торопишься, не успеваешь, бежишь – ничего не видишь… А мой возраст – это время созерцания и покаяния. Бывает стыдно за что-то ужасно. Иногда сижу и думаю: может быть, позвонить, попросить прощения, а может не надо… «ЛГ» поздравляет Викторию Самойловну Токареву с юбилеем и желает ей крепкого здоровья и новых книг! (обратно)
Поднебесная в Белокаменной
Поднебесная в Белокаменной Литература / Литература / Поверх барьеров Галкина Валерия Теги: «Биеннале поэтов в Москве» , Китай , культура
X Международный фестиваль «Биеннале поэтов в Москве» будет посвящён поэтической культуре Китая. Гостями юбилейного фестиваля станут 13 известных современных поэтов из Поднебесной: Ян Лянь, Хань Дун, Шэнь Хаобо, Юй Цзянь, Ян Сяобинь, Хань Бо, Сюаньюань Шикэ, Мин Ди, Чэнь Дундун, Оуян Цзянхэ, Цун Жун, Ли Со, Ли Хань. Российские авторы специально к предстоящему форуму подготовили переводы произведений своих китайских коллег. На фестивале состоится презентация антологии «Китайская поэзия сегодня». Часть мероприятий на биеннале будет посвящена культуре Китая в целом: пройдут публичные лекции о традиционном и современном искусстве, а также круглые столы, посвящённые теме сходства и различия культурной (и литературной) ситуации в России и Китае – в обсуждениях примут участие русские и китайские поэты, критики и исследователи. Всего на предстоящем «Биеннале поэтов в Москве» планируется провести более 40 мероприятий. Основными площадками станут Центральный Дом художника, Библиотека иностранной литературы, Музей Москвы, Электротеатр «Станиславский», МГУ, РГГУ и Государственный музей А.С. Пушкина, где и состоится торжественное открытие биеннале 28 ноября. Организаторами «Биеннале поэтов в Москве» – 2017 выступили Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля, Институт языкознания РАН, ассоциация «Культурная инициатива» при поддержке Минкультуры России и Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям. (обратно)
Реликвии – людям
Реликвии – людям Литература / Литература / Выставка Галкина Валерия Теги: РГАЛИ , литеатура , искусство
Открылось новое выставочное пространство РГАЛИ. Первой «гостьей» экспозиционного зала стала Марина Цветаева: для посетителей открыла двери выставка «Тебе – через 100 лет», посвящённая 125-летию со дня рождения поэта. Основу экспозиции составили цветаевские реликвии из фондов Российского государственного архива литературы и искусства – личные вещи поэта, фотографии и автографы, а также рукописи посвящённых Марине Цветаевой стихотворений других поэтов Серебряного века: Андрея Белого, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой… Отдельного внимания заслуживает цикл графических работ «Посвящение Марине Цветаевой» художника второй половины ХХ века Лидии Мастерковой и несколько её стихотворений, адресованных любимому поэту, – они также представлены в экспозиции. Проект выставки РГАЛИ разработал совместно с Музеем Анатолия Зверева. Новое экспозиционное пространство архива располагается по адресу: Москва, ул. Выборгская, д. 3, корп. 1. Посетить выставку «Тебе – через 100 лет…» можно до 31 марта 2018 года. Вход свободный. (обратно)
Друг Вольтера, Северный Расин
Друг Вольтера, Северный Расин Литература / Литература / Сумароков – 300
Дамой сердца поэта-просветителя была русская литература В преддверии юбилея первого профессионального российского литератора на вопросы «ЛГ» отвечает исследователь русской поэзии XVIII века Наталья Гранцева. «ЛГ»-ДОСЬЕ Наталья Гранцева – петербургский поэт, эссеист, волонтёр шекспироведения и исследователь русской поэзии XVIII века. Автор книг «Ломоносов – соперник Шекспира?», «Неизвестный рыцарь России» и других. Главный редактор литературного журнала «Нева».
Пародист начеку
Пародист начеку Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд
Евгений Минин. Пародии. М. Союз российских писателей 2016 64 с. 500 экз. (Дорожная библиотека альманаха-навигатора «Паровозъ») В сборник Евгения Минина вошли стихи, пародирующие известных поэтов: Евгения Евтушенко, Андрея Дементьева, Юрия Полякова, Олесю Николаеву, Юнну Мориц, Константина Ваншенкина, Юрия Кублановского, Юлия Кима, Марину Кудимову, Анну Гедымин, Игоря Волгина, Глеба Горбовского и других. Сатирическая поэзия Минина щедро приправлена перцем иронии, порой граничащей с сарказмом и даже с цинизмом. Отталкиваясь от строк того или иного поэта, Минин создаёт собственный поэтический образчик, всегда меткий и едкий. Чего стоит хотя бы ответ Минина на строки Ваншенкина в пародии «Жизнь прожить – не лифчик застегнуть»: Люблю смотреть часами, словно порно, И кажется непостижимо мне, Как женщина изящно и задорно Застёгивает лифчик на спине. Какая гибкость рук, какая спинка, Но понимал я с ужасом в груди: Как было худо, если бы ширинка Располагалась где-то позади. В своей книге Евгений Минин изящно и в рифму говорит о том, как «наливал Мандельштаму», «отказал Пастернаку, и сам стихи прочитал свои сдуру» и т.д. Всё это – живая реакция на «выловленные» в стихотворениях коллег по цеху строки, предполагающие несколько смысловых интерпретаций. Ну, например, такие строки Олега Хлебникова: «По ночному галечному пляжу / ковыляет длинное пальто – / к счастью, мимо. Чуждое пейзажу, / я не знаю, что оно и кто». Пародия Минина называется «Видение»: Этот вечер в жизни не забуду, и пускай не верит мне никто. Я на пляже видел чудо-юдо, что зовут в народе конь в пальто! Галькою морской скрипя устало, по пейзажу чуждо семеня, лишь одно пальто приковыляло, к счастью – мимо, к счастью – без коня. Или – строки Владимира Салимона: «Всяких гнид полным-полно на свете, / разных мерзких гадов и скотов...». Минин пишет пародию «Мерзкогадкое»: Выйдешь в город, постоишь в сторонке, где с ветвей ещё поют скворцы – смотришь: всюду сволочи, подонки, страшные ублюдки, подлецы. Женщины – страшней змеи гремучей, по поэтам-гадам плачет плеть. Я и сам теперь на всякий случай в зеркало стараюсь не смотреть... Стоит отметить, что Евгений Минин активно развивает язык, создавая неожиданные словоформы. Что важно – делается это не натужно, а вполне естественно и гармонично. Создаёт окказионализмы, такие, как, например, «рифмень». Придумывает намеренные лексические ошибки, которые работают как действенный художественный приём, вызывающий комический эффект наподобие пародии на строки Виталия Кальпиди «В лесу гуляет виктор цой с перебинтованной лицой…» Не скупится автор и на иностранные и жаргонные словечки. Наряду с заимствованиями «герл-френд» и «ивнинг», Минин изобретает «снегопадинг» и «балдинг». В предисловии к «Пародиям» Александр Кушнер отмечает, что работать в этом жанре в настоящее время – задача непростая. По его словам, в текущую эпоху создаётся множество стихов, которые сами по себе смешнее любой пародии. На Кушнера Минин, к слову, также живо и тепло реагирует: «В России поэт голодает», – Мне Кушнер сказал, он-то знает. Юлия Скрылёва (обратно)
Среди кутерьмы
Среди кутерьмы Книжный ряд / Литература / Книжный ряд Галкина Валерия
Виктор Николаев. Или. М.: Время, 2017. 192 с. (Поэтическая библиотека), 1000 экз. В новую книгу поэта, журналиста и рок-музыканта Виктора Николаева «Или» вошли лучшие стихи прошлых лет и новые поэтические произведения. Открывая эту книгу, читатель сразу же чувствует присутствие лирического героя, несмотря на то что в большинстве стихотворений он остаётся «за кадром» – местоимение «я» появляется в стихах лишь изредка. Тем не менее с первых строк отчётливо вырисовывается образ романтика-обличителя, от лица которого поэт говорит с читателем. Одна из основных черт, присущих лирическому герою Виктора Николаева, – это мрачно-философский взгляд на мир: Мир в агонии, словно в кольце. Вечный снайпер взял всех под прицел. Не спастись нам среди кутерьмы. Минус ты. Минус я. Минус мы. Мир предстаёт в виде спектакля, в закулисье которого непременно прячется Кукловод, дёргающий за ниточки, заставляющий людей принимать иллюзию за реальность. Множится алчность, глупость и шутовство, множатся сказки про всеблагой успех. Чтобы в те сказки верило большинство, вновь кукловоды ставят спектакль для всех. В этом спектакле – реплики на ура и на подмостках каждый рассчитан шаг. На авансцене – лучшие мастера. Зритель им верит, в зале всегда аншлаг. Вообще мотивы карнавала, маскарада, игры настойчиво звучат в поэзии Николаева: окружающая действительность видится ему наполненной фантомами, тенями, притворством. Все прячут лица за масками, и увидеть мир таким, какой он есть на самом деле, кажется почти невозможным. Мотив игры проявляется и на языковом уровне: в некоторых стихотворениях – это почти хулиганское соседство книжной лексики и сленга, в некоторых – намеренная избыточность аллитераций и ассонансов: А там мании атамании у щекастой касты хватающих. Там автографы графомании раздают толпе отдыхающих. Также в сборнике есть целый раздел с характерным названием «Азбука абсурда, или Ярмарка языка», состоящий исключительно из тавтограмм на каждую букву алфавита. Основной посыл книги – отторжение. Мир притворства и фантасмагорий, воссозданный в стихах, лирический герой поэта не принимает, не желает быть его частью, противопоставляя себя ему и нападая на его основы. В этом обличении социального устройства угадывается принадлежность к рок-культуре и её влияние, как отметил в предисловии к сборнику доктор филологических наук Юрий Орлицкий: «От рока идёт неприятие мира, протест против него, романтические идеалы и пристрастия». Несмотря на множество альтернатив, которое предлагает карнавальная действительность, выбор лирического героя очевиден: бороться за своё «я», не поддаваясь очарованию Кукловода. (обратно)
Папа и всё остальное
Папа и всё остальное Книжный ряд / Библиосфера / Объектив Казначеев Сергей
Ирина Витковская. Три книги про любовь. Повести и рассказы. М. Время 2017 352 с. («Время» читать!) 1500 экз. Хулио Кортасар в романе «Игра в классики» выделил два типа читателей: читатель-самец и читатель-самка. Коротко говоря, один воспринимает текст интеллектом, другая – чувствами. В этой классификации название сборника Ирины Витковской недвусмысленно адресует нас ко второй категории. Однако на поверку всё оказывается не так однозначно. Название книге подарил один из рассказов, хотя любовных историй здесь значительно больше. Слово «любовь» в данном контексте нужно понимать шире. Имеются в виду не только интимные отношения между юношей и девушкой, но и любовь к корням, любовь к природе, любовь к путешествиям, любовь к своему детству. Именно чувство, названное последним, составляет материал первой части сборника. Цикл миниатюр «Мы, как они есть» основан на впечатлениях детства, семейных преданиях, эпизодах личного опыта, сценках, подсмотренных со стороны. Тут и школьные приколы, и наблюдение за цыганским табором, и забавные случаи из жизни домашних любимцев. Ирина Витковская умеет выбирать из житейской ткани истории яркие, нестандартные, эффектные, остерегаясь какого бы то ни было морализаторства. Разумеется, такие оригинальные, невероятные и в то же время узнаваемые анекдоты способны привлечь к себе внимание и читателя-самца, стремящегося прозреть под покровом повседневности глубинные тайны бытия. Этому разделу родственна повесть в эпизодах «Я, папа и всё остальное», что подчёркивается и самим названием. Это главным образом путевые заметки о семейном отдыхе в европейских палестинах. Вояж происходит в новейшее время – на дворе ХХI век, хотя герои несут на себе груз давних воспоминаний и память о своей малой родине. На переднем плане здесь фигура главы семейства. Путешествуя по Италии, Франции, Шотландии и другим меккам этнотуризма, он выбирает самые неожиданные объекты (Эйфелева башня его не интересует), не скупится на чаевые, попадает в курьёзные ситуации. Но в то же время в нём постоянно теплится память о деревенском детстве, которое он проводил под присмотром бабки Апроськи, поэтому он нет-нет да и упрётся в торгах с местными представителями сервиса или начнёт своенравно выказывать недовольство обслуживанием. Впрочем, самодурство у него довольно мягкое и отходчивое. И в этой части сборника писательница открывает читателю такие неприметные (но впечатляющие!) страницы чужестранной жизни, которые не заметишь в турах под началом традиционных гидов. К чести автора следует отметить удачный выбор ракурса: повествование ведётся от лица дочери. Взгляд юной особы, порой вступающий в контрапункт с папиными воззрениями, придаёт дискурсу дополнительный объём. Путешествующая семья то и дело попадает в забавные и пикантные ситуации. В ночной гостинице сотрудница пытается вселить их в... уже занятый номер, где перед ними вдруг предстаёт постоялец в гидрокостюме и маске для ныряния; в Амстердаме на зависть прохожим им удаётся усесться за селёдочную трапезу... Оканчивается повесть возвращением в родные пенаты, захолустную деревеньку Фёдоровку... Впрочем, ценитель душещипательных историй тоже тут не останется внакладе: завершает композицию повесть о трепетном юношеском чувстве «Всё о Мишель». На мой личный придирчивый вкус сентиментальная история отношений юного художника Романа и девушки из неблагополучной семьи выглядит не вполне правдоподобной, придуманной. Кое-где хочется по-станиславски заявить: «Не верю!» Но ведь в мире искусства существуют и другие эстетические системы. Сергей Казначеев (обратно)
Смертию смерть поправ
Смертию смерть поправ Литература / Литература / Проза
Рассказ
Иван Леонтьев Случай в Кобоне определил мою мальчишескую судьбу. Женщина, похожая на смерть, сидела на узлах с двумя малыми детьми, умоляла нас с Сашей помочь ей перебраться на станцию и погрузиться в эшелон. У нас, тринадцатилетних подростков, были только заплечные мешки, и мы согласились. Её муж не поехал в эвакуацию, а ушёл на фронт. Она говорила об этом каждому встречному: – Он же дистрофик! Какой он защитник? Его под руки повели. Сказал, будет нас защищать. Какой из него защитник? Господи... В Вологде Саша не вернулся к отправлению эшелона. Я тоже хотел остаться, потому что мы с ним направлялись к его родственникам. Мне уже не имело смысла дальше ехать. Но женщина упросила меня помочь. Я ходил с котелками за кипятком, опускал в почтовые ящики её треугольнички, где она сообщала мужу свой будущий адрес. В вагоне были одни немощные и больные. На полустанках я разводил костёр, варил им кашу, собирал на откосах путей щепки и уголь для буржуйки, вокруг которой тлела в теплушке жизнь. Меня многие просили что-нибудь сделать, поскольку сами еле шевелились, и я старался не отказывать, хотя тоже еле ходил, но что было делать. У меня очень болели ноги: язвы на посиневших ногах не давали покоя. Ехали мы долго. Стояли почти на каждом полустанке. В пути несколько человек умерли; иные предупреждали, что ночью или завтра утром умрут, а другие просто не просыпались... Мария Михайловна относилась ко мне по-матерински и называла сыночком. Всё, что у неё было, и всё, что нам выдавали в дороге, она по-братски делила между мной и своими детьми, а они из-за этого на меня дулись. – Приедем, – мечтая, говорила Мария Михайловна, – а нас папино письмо ждёт!.. И крепко прижимала к себе детей. Родственников Марии Михайловны по указанному адресу не оказалось. Перед самой войной они куда-то уехали. Люди, узнав, что мы из Ленинграда, принимали нас, как самых близких, делились последним и помогали, чем могли. Нам отдали освободившуюся саманную избу с пристройкой из плетня на краю посёлка. Старик привёз нам два воза ивового хвороста из-за речки и десять вёдер мелкой картошки за золотое колечко, что Мария Михайловна ему отдала. И уже бесплатно принёс нам плетёнку сушёных грибов, а в придачу привёл маленькую рыжую собачку по кличке Дамка. – Ребятишкам на забаву, – сказал он, привязывая верёвку к столбу. В первый же день приезда Мария Михайловна отправила мужу письмо и теперь каждый день ждала от него весточки. Меня она определила в школу, Элла и Гера сидели дома, а сама начала искать какую-нибудь посильную работу, но так ничего и не нашла. Вначале она вроде бы стала поправляться, потом занемогла – свалилась, а к Новому году уже и не выходила из избы. Почти через день Мария Михайловна посылала меня после школы к почтальонше. Чтобы не кружить по дороге, я шёл напрямик – по огородам в сопровождении Дамки. Письмоноска в эту пору всегда жарила сырую картошку ломтиками на свином сале. Уже в сенях я глотал ароматный запах жареного картофеля и еле справлялся со слюной. Женщина стояла спиной к дверям и ножом переворачивала подрумяненные кружочки. Я поднимался на цыпочки, вытягивал шею и, заглядывая через плечо на шипящую сковородку, глотал слюну. – Нам письма нет?.. – облизывался я. – Нет! – с раздражением отвечала женщина. Я понуро плёлся обратно, ломая на ходу подсолнечные стебли, так как они горели лучше сырых ивовых палок. Дамка, как старожил этих мест, шла сзади и тявкала на цепных собак, словно прикрывала мой отход, а потом догоняла и прыгала передо мной, стараясь лизнуть лицо. Питались мы мелкой варёной картошкой с постным маслом и солью. Иногда Мария Михайловна варила грибной суп. После еды мы выносили что-нибудь Дамке. Жила она в куче соломы, что лежала в углу пристройки. Воду брали у соседей, метров за пятьдесят. Мария Михайловна всегда посылала со мной Геру, как помощника, считая это справедливым, чтобы не я один ходил. Мы носили ведро на палке: я держал за короткий конец, а он – за длинный. Когда сруб колодца замело снегом, а вокруг образовалась ледяная корка, я не стал брать его с собой – боялся, что он упадёт в колодец. Вскоре нашу избёнку совсем замело снегом: торчала только труба. Крыша была чуть-чуть покатой, и вместо избы образовался большой бугор. Я забросал снегом выемку между стеной и сумётом, утрамбовал его, сделав дорожку, а обломок деревянной лопаты несколько раз облил на морозе холодной водой, и получилось деревянное корытце. После школы я выходил вместе с детьми кататься на лопате. В такие дни у Марии Михайловны поднималось настроение. – Как покаталась,Эллочка? – спрашивала больная женщина. – Я летала, мамочка, – улыбалась разрумяненная девочка. Скатившись вместе с Дамкой, я надевал на шею собачки верёвочную петлю, и она тащила корытце наверх, где стоял Гера и манил её, показывая варёную картошину. Потом Гера с Эллой катились с визгом, а Дамка бежала за ними с лаем, обидевшись, что они не взяли её с собой. Гера также надевал Дамке верёвочный поводок, а я стоял у трубы и звал: – Дамка! Дамка! Ля-ля-ля... И она изо всех сил тащила лопату, вмороженную в лёд, не спуская с меня чёрных бусинок своих глаз. Собачка любила с нами кататься: она повизгивала, виляла от радости хвостиком, прыгала ко мне на колени, облизывала лицо, и, обхватив лапами мою ногу или руку, сидела, прижав ушки. Перед Новым годом Мария Михайловна совсем занемогла. После каждой еды её тошнило и даже рвало. На что Элла однажды сказала: – Мамочка, не порти продукты. Мария Михайловна жалостливо взглянула на дочь и погладила её по голове. Буран не прекращался все новогодние каникулы. Я не выходил на улицу. Снегом занесло все окна и двери. В избе стало темно. В пристройке было не так сумрачно, потому что сквозь плетень и снег пробивалось немного дневного или лунного света. Дрова мы рубили с Герой вдвоём: он держал хворостину за вершину, а я тюкал топором. На заготовку дров у нас уходило много времени и сил. К ивовым палкам я добавлял для жару несколько суковатых поленьев, которые остались от прежнего хозяина. Огонь я разводил на шестке, а потом, когда он начинал разгораться, кочергой задвигал в печку и клал туда несколько поленьев. Пока дрова разгорались, я растапливал снег и ставил варить картошку. Ели мы тут же, у печки, при слабом свете от колеблющегося пламени медленно догорающих суковатых поленьев. Мария Михайловна лежала на топчане и, постанывая, приговаривала: – Что же это письма-то долго нет? Уж не случилось ли чего?.. Коля, – со слезами обращалась она ко мне, – ты не бросай ребят. У них на всём свете никого больше нет... – Вы поправитесь, Мария Михайловна, – твердил я, – вот увидите. После еды мы выносили все остатки вместе с кожурой Дамке и залезали на печку. Тепло в избе держалось недолго. Вьюга, завывая в трубе, быстро выстужала избёнку. Мы ещё продолжали греться на тёплой печи, а Мария Михайловна уже дышала сыростью и холодом земляного пола. Однажды, после скудной еды, мы впустили Дамку в избу. Она бегала, обнюхивая на полу все ямки. У печки, в куче золы она нашла для себя что-то съедобное, долго хрустела и чихала, а потом подбежала к Марии Михайловне и начала лизать ей руку. – Коля, убери собаку, – слабым голосом попросила Мария Михайловна. Я схватил Дамку и, хлопнув дверью, чтобы Мария Михайловна подумала, что я вынес её, полез с ней на печку. Ребята не стали ябедничать: им тоже хотелось поиграть с собачкой. Каждый из нас гладил её и тащил к себе. Дамка, в ответ на наши ласки, лизала нам по очереди щёки и носы, и глаза, и губы. Она была как пушинка: только кожа и кости, и, как будто на ладони, совсем рядом громко билось её маленькое сердце. Наигравшись, мы уложили её между собой, накрылись тряпьём и уснули. Пробудился я оттого, что дети тормошили меня и плакали. В трубе сильно гудело. Дамка сидела рядом и выла. А снизу доносился слабый голос Марии Михайловны: «Коля, убери собаку». Я где-то слышал, что собаки воют к покойнику, и испугался. Схватив Дамку, я слез с печки, выскочил в пристройку и на ощупь втолкнул собаку в солому, вроде бы в её норку. Земляной пол в избе был ледяным. От холода я задрожал. Прикоснувшись к холодной руке Марии Михайловны, я спросил: – Вам плохо? – Ничего... – чуть слышно ответила она и добавила, придержав мою руку, – ради бога, не бросай ребят. – Вы поправитесь, – заплакал я. – Не плачь, – тяжело дыша, прошептала Мария Михайловна, – затопи печь, а то я замёрзла. Выдуло ведь всё. Вьюшку-то, наверное, забыл закрыть... Как буря утихнет, вылезайте отсюда, а то с голоду умрёте... Мы давно уже перепутали день с ночью. За водой не выходили – растапливали снег, а печку топили, когда хотели есть или начинали мёрзнуть. Поставив варить картошку, мы сидели возле Марии Михайловны, краснея в багровых отблесках пламени, давали ей пить с ложечки и попеременно своим дыханием грели ей руки. – Может, кого позвать? – спросил я, боясь, что Мария Михайловна умрёт, оставив меня одного с детьми. – Такая пурга. Куда ты пойдёшь? Пусть погода утихнет. Вьюга ещё долго бушевала. Положение становилось безысходным. Мы экономили каждую картошину, съедая её вместе с кожурой. Голодные мы залезали на печку и принимались грызть грибы. – Коля, – услышал я слабый голос Марии Михайловны, – не забудь вьюшку закрыть, а то опять всё выстудишь... Хозяйка мне говорила, что пока над углями вьётся синий огонёк, трубу закрывать нельзя. Вначале вьюшку надо прикрыть, чтобы тепло не так выдувало, а когда тлеющие угли покроются серым пеплом, тогда уже можно закрыть наглухо. Слезать несколько раз с печи на ледяной пол, чтобы проверить, прогорели головешки этих суковатых поленьев или нет, мне не всегда хотелось, поэтому я выжидал какое-то время и наугад закрывал трубу, а иногда, заигравшись, и вовсе забывал. Тогда Мария Михайловна очень мёрзла. И хотя всё это я давно знал, но после её слов почувствовал жгучий стыд за свою лень. Буран всё не унимался. Растапливая печку, я каждый раз старался положить больше суковатых поленьев, чтобы прогреть избу, и пораньше закрывал трубу, надеясь сохранить тепло. Так я поступил и на этот раз: поленился слезть и посмотреть, прогорели или нет суковатые поленья, а взял и закрыл вьюшку, чтобы не выдуло всё тепло... Очнулся я на снегу возле пристройки. Рядом со мной хныкала Элла. Гера лежал синий, как покойник. Надо мной было чистое бледно-голубое небо. В голове стучал молот: дук, дук, дук... Голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Иногда я открывал глаза, видел кружащееся тарелкой небо и вновь терял сознание. В снегу была отрыта глубокая траншея к дверям пристройки. Вокруг нас суетились соседки и почтальонша. Мария Михайловна лежала в пристройке на своём топчане. Когда моё сознание прорывалось сквозь угар, я слышал отдельные слова письмоноски и хозяйки, но не осознавал их смысл. – Совсем бы угорели, если бы ты не заглянула, – хозяйка похвалила почтальоншу. – Опоздай – покойников бы выносили. – Как тебя Бог надоумил? – удивлялась соседка. – Я только снег у оконца разгребла, разом почуяла, что неладно что-то. И побежала к вам. Мы долго ещё рядком лежали на снегу. К вечеру нас внесли в избу, уложили на пол, подстелив солому, и стали отпаивать молоком. Потом затопили печь, поставили варить картошку и сели возле Марии Михайловны. – Не тужи! Не дадим помереть, – заверяла письмоноска. – Раз уж твоя смертынька прошла стороной, то теперь не скоро возвернётся. – Весной огород вспашем, – вселяла надежду хозяйка, – картошку посадим, и будешь жить! – А нет письма-то? – со слабой надеждой спросила Мария Михайловна. – Не заботься, – отмахнулась собеседница, – как придёт, сама принесу. Не гоняй мальца! Поздним вечером при свете керосиновой лампы мы ели рассыпчатую картошку с молоком. Я несколько раз подливал в миску холодного молока, чтобы не обжечься горячей картошкой. Вдруг Гера насупился, а потом накинулся на меня: – Сам ешь! – плаксивым голосом закричал он. – А Дамке?.. Я словно проснулся: картошки в чугуне уже не было. Мне стало стыдно. Я, конечно, ел быстрее и больше их, не вспоминая о собачке. – Мы сейчас ей отнесём, – схватил я кринку, но молока в ней не осталось. Я собрал все остатки картошки, крошки, выплеснул несколько капель молока, и мы отправились в пристройку. Присев возле норы, куда обычно я заталкивал собачку, мы наперебой стали вызывать нашу любимицу. – Дамочка, Дамочка, – чуть не плакала Эллочка, сложив на груди ручки. – Дамка, Дамка, – виноватым голосом повторял я. – Да-амочка, Да-амочка, – взывал Гера. Но собачка не откликалась. Не услышав шороха и не увидев шевеления соломы, я подумал, что она убежала, как только мы перестали её кормить. Оставив глиняный черепок на случай, если Дамка прибежит, мы ушли в избу. На следующий день письмоноска принесла «за так» пол-литровую банку топлёного масла и велела Марии Михайловне пить по ложке натощак, а через пару дней пришла с общипанной курицей, сварила её в чугуне, напоила Марию Михайловну бульоном и наказала пить его по стакану три раза в день. Хозяйка притащила на салазках мешок крупной картошки, и мы зажили. Мария Михайловна выпила куриный бульон, мясо досталось нам, а косточки мы отнесли Дамке, где стоял черепок с замерзшим молоком и картошкой. Пурга улеглась. Погода установилась тихая, морозная, солнечная. Выпив половину масла, как советовала почтальонша, Мария Михайловна медленно начала набирать силу: она уже поднималась с топчана и бродила по избе, а спустя несколько дней уже топила печку и готовила еду. Я без особого желания пошёл в школу, а Элла и Гера остались у Марии Михайловны на посылках. Каждый вечер Мария Михайловна вздыхала, вспоминая мужа, и печалилась, что долго нет ответа. Жив ли он? – задавала она этот горький вопрос. – Значит, что-то неладно с ним, – сокрушалась она. Перед Днём Красной Армии Мария Михайловна решила навести порядок в избе и в пристройке. Она складывала кучнее разбросанную солому, я расчищал проход от снега, а Гера и Элла подбирали в кучку разные веточки и палочки. Неожиданно Мария Михайловна ойкнула и с опаской взглянула на нас. Мы все подбежали к ней, ожидая что-то увидеть... Мария Михайловна поняла, что без объяснений не обойтись, и подняла пласт соломы: – Дамка уснула, дети. Я увидел нашу любимицу с пучком соломы в согнутых передних лапках. Было такое впечатление, что она цеплялась за солому, пытаясь выбраться из норы. Мне казалось, что она вот-вот подпрыгнет и, радостно повизгивая, будет стараться лизнуть нас своим шершавым язычком.
Разноцветный московский снежок
Разноцветный московский снежок Литература / Литература / Поэзия
Владимир Пучков Поэт, прозаик, историк литературы. Родился во Владимире в 1951 году. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Лауреат и номинант российских и международных творческих премий («ТЭФИ-Регион», Международная Тютчевская премия и др.). Автор и ведущий просветительских мультимедиа-проектов в сфере культуры. Переславль Я скажу спасибо за то, что было, Этим чахлым деревьям, когда приеду, Берегам, где тяжёлые складки ила, Где петровский ботик проспал победу, Где музеев больше, чем птиц на ветках, Где плывёт по озеру синий камень, Где, устроив пир на костях у предков, Голубой индеец храпит в вигваме! Где в ночном кафе с ледяным названьем Мы, листая книгу, сидели рядом, Упиваясь, как счастьем, своим незнаньем, Свой горячий мир замыкая взглядом. * * * Рассыпается лазерной пылью Разноцветный московский снежок, Понемногу становится былью Невесомого сердца ожог. И любви безрассудная мера Проступает, как соль, на плечах: Всё, что зрело на озере Неро И созрело в ростовских ночах. * * * Пахучие, рассохшиеся брёвна Лежат навалом грубо и неровно, Присыпанные едкою листвой, А сентября раскосые стропила, Поблескивая свежестью распила, Смыкаются у нас над головой! Они стоят, поскрипывая в связке, Среди садов крепчающей закваски, Намёком на грядущее жилье, Любым ветрам открытая квартира, И, словно гости из иного мира, Планеты пролетают сквозь неё! * * * Два оборота старого ключа И тьма в ловушке. Сбитая, как войлок. И бабочки сухие между рам. Всё – выключено. Воздух обесточен. Горячий сон, тяжёлый, как портьера, Уходит в складки. Отсвет от Луны. И я здесь жил? Но, видимо, не здесь, Иначе сам бы превратился в пыль, В мерцающую бабочку, на взмахе Застывшую! И высохшее время Осыпалось бы тихо, как песок. Всего и надо было – только два Бесшумных оборота! И ключи Долой! В траву! Попробуйте, найдите! * * * А между тем пока Господь, Как музыкою, правит миром, И света царскую щепоть Во мглу протягивает сирым, Какая тёмная тоска Пронизывает, словно холод, Всех, кто от царского куска Своей же милостью отколот! Не оглянуться впопыхах, Туда, где прошлое маячит. И ливень шелестит в стихах, Как будто Бог над нами плачет! (обратно)
Да будет свет!
Да будет свет! Искусство / Искусство / А музыка звучит
Андрея Платонова в Воронеже поют Когда в далёком 1981 году композитор Глеб Седельников написал музыку и либретто к опере «Родина электричества», он не мог себе представить, что премьера этой важной для него работы состоится после его смерти, когда остальные произведения будут поставлены не только в родной России, но и за рубежом. Символичный дебют «Родины электричества» состоялся на родине одноимённого платоновского произведения, в нескольких километрах от Рогачёвки, в самом центре Воронежа. Типичная платоновская история, связанная с электрификацией и строительством коммунизма, известна каждому, кто читал советского классика: бывший красноармеец просит крестьян отдать земли для строительства электростанции, над созданием которой в итоге трудится вся деревня Рогачёвка. В этом сюжете есть и серьёзные отклонения от авторского текста – Седельников объединяет сразу несколько рассказов: «Родина электричества», «Афродита», «О лампочке Ильича», а также фрагменты из брошюры Платонова «Электрификация». Такой Платонов, переложенный на рифму, с символической коммунистической музыкой, идеально подходящей под прописанное автором время, ожил в Воронежском театре оперы и балета руками режиссёра-постановщика Михаила Бычкова и дирижёра-постановщика Юрия Анисичкина. Полуторачасовая опера, включающая в себя пролог, четыре картины и эпилог, переживается на одном дыхании: кажется, только на подмостки сцены вышли рогачёвцы, держа в руках подобие крестов и икон, а уже среди руин лежит огромная лампочка Ильича, вокруг которой стоят подавленные горем пожара местные жители – динамично, серьёзно и душевно, пожалуй, именно эти слова приходят на ум по финальному закрытию занавеса. В постановке нет ничего необычного: деревенские жители, ничем не отличающиеся друг от друга, привычные Фрол и Евдокия, обычные постреволюционные будни и мысли, то и дело раздающиеся из уст отдельных персонажей, да только каждый герой остаётся в памяти, успевая раскрыться за непродолжительное время своего присутствия на сцене, которую вернее будет назвать электростанцией. Главный персонаж, бывший красноармеец, которого авторы предположительно нарекают поэтом, Фрол (Кирилл Афонин) решительно предстаёт перед селом в красном одеянии – такому строителю, уверенному и целеустремлённому, не страшно доверить крестьянские земли. Партия Фрола является, пожалуй, одной из самых сложных, но даже в самые напряжённые для солиста моменты он не забывает о том, что он не просто исполнитель, но и актёр, страдающий, думающий, сопереживающий – перед каждым задействованным персонажем режиссёр поставил чёткую задачу, проработав каждый образ, каждую мизансцену. Даже эпизодические роли полны жизни. Чего стоит Председатель уездного Исполнительного комитета (Роман Дюдин) – партия, прописанная Седельниковым, скромна по объёмам, но является чуть ли не самой сильной по содержанию – вряд ли товарищи из Исполкома могли так петь, но на сцене, в режиме оперы, такое звучание поражает и впечатляет. Опера на самом деле не из простых: сам по себе сложный платоновский текст, осилить в прозе который сможет не каждый, много хоровых партий. «Родина электричества», написанная о народе, символично исполняется самим народом: начиная от крестного хода, когда жители молятся о помощи с засухой, продолжая строительством электростанции, когда даже самые необразованные и неумелые тянут провода, следуя за Фролом, и заканчивая пожаром, где каждый из них старается не просто утешить себя, но и настроиться на очередное строительство. В аккомпанемент им – непростая музыка, очень символичная выбранному времени, живая, полностью исполняемая оркестром во главе с Юрием Анисичкиным. Она то разрывает зал, то тихо подыгрывает солистам, то становится с ними единым целым – Седельников не просто написал либретто под составленную им партитуру, он сделал это настолько точно, что каждый музыкальный инструмент оживает и передаёт нужную ноту, ввергающую зал в состояние, переживаемое на сцене. Не менее удивительной стала и сценография: обычная цветовая гамма, состоящая из красного, синего и жёлтого на фоне чёрного кабинета, чёрные, кажется, чугунные столбы, сверкающие через отрезки в виде кругов и прямоугольников жёлтым и красным, мост, и шары, сложенные и освещённые алым, когда герои оказываются в яблоневом саду, или жёлтым, когда в Рогачёвке впервые появляется электричество. Художник-постановщик Николай Симонов, не отходя от основ советского авангарда, создаёт всё в такой стилистике, отсюда эти необычные кресты в виде планометрических фигур, такие же столбы и рисунки на одежде, отработанные уже другим художником, Юлией Ветровой. Здесь, впрочем, как и во многих других современных спектаклях, использованы фрагменты видео: тот же советский авангард, проецирующийся на чёрный занавес – пока между картинами меняют декорации, опера не останавливается, она то просто сопровождается музыкой с её дедокакофонией и ломаностью, то на подмостках появляется Фрол или дети, продолжающие сюжет необычного произведения. «Родина электричества» – явный пример того, как на «местном» материале, коим так грешат провинциальные режиссёры, можно создать настоящее произведение искусства, не стареющее и не теряющее по прошествии времени смысла: люди всё так же ваяют нечто важное и теряют это в считаные секунды. Трудно сказать, полюбится ли воронежской публике опера, по сути, посвящённая их предкам, но это, пожалуй, самое то, что должен увидеть каждый земляк Андрея Платонова. Валерия Маламура (обратно)
Рябчик и конь вокального искусства
Рябчик и конь вокального искусства Искусство / Персона Лаврова Людмила
В Петербурге, на сцене Александринского театра, прошла церемония вручения Национальной оперной премии «Онегин». Этой премией, учреждённой в 2016 году по инициативе Народного артиста РСФСР, в прошлом – солиста Кировского-Мариинского театра Сергея Лейферкуса, награждаются российские оперные театры и оперные певцы. В номинации «Событие» премии удостоена постановка оперы Цезаря Кюи «Кавказский пленник» Красноярского государственного театра оперы и балета (подробно об этом спектакле «ЛГ» писала в номере №24 от 21.06.2017). А 14 ноября «Пленник»-лауреат был показан в Москве на сцене Детского музыкального театра имени Н. Сац. В настоящее время Красноярский оперный театр – единственный в мире, где идёт «Кавказский пленник». Известная оперная певица и вокальный педагог Любовь Казарновская присутствовала в Красноярске на премьере «Кавказского пленника», т. е., при рождении спектакля. Беседа с Любовью Юрьевной посвящена актуальным проблемам оперного искусства – судейству на конкурсах, современной оперной режиссуре, которую часто называют «режоперой», и другим. Любовь Юрьевна, Красноярский театр оперы и балета доверил петь премьеру «Кавказского пленника» на своей сцене и гастрольный спектакль в Москве молодым певцам. Как Вы считаете, оправдано ли такое доверие? - Оправдано. Во-первых, надо давать дорогу молодым, а, во-вторых, с певцами, которые участвовали в постановке, была проведена большая работа. Они не просто «вскочили» в спектакль, это хорошо подготовленные, несмотря на их молодость, артисты. Они - лауреаты разных вокальных конкурсов, в том числе, стремительно набирающего обороты Международного конкурса молодых оперных певцов и режиссеров имени П.И. Словцова. А две участницы постановки – Ксения Хованова (Фатима) и Ольга Басова (Марьям) уже после премьеры «Пленника» стали победителями IV Словцовского конкурса (I и III премии соответственно). Вы были сопредседателем жюри этого конкурса. Скажите, пожалуйста, что самое трудное в судействе конкурсантов-вокалистов? - Быть объективным. Дело в том, что участницы-сопрано поют многие произведения из моего репертуара. И я начинаю петь (про себя) вместе с конкурсантками и переживать: почему она это делает не так? Я чувствую, что исполнительнице петь неудобно, потому что она неверно расставила акценты – и музыкальные, и смысловые, из-за этого у неё возникают вокальные зажимы и другие проблемы ( комично показывает голосом ). Второй момент. Я вижу, как участники мечутся между тем, как взять ноту, и тем, чтобы актёрски сыграть. Путь намного короче, но это можно понять только тогда, когда ты прошёл уже определенный этап в своей жизни - и вокальный, и духовный. Если ты много читаешь, прослушиваешь много музыки, внимательно слушаешь своих коллег и берёшь от них лучшее, а не завидуешь им, думая, а я-то лучше, а я-то вообще всё могу, ты намного быстрее приходишь к хорошему результату. И мне так хочется помочь конкурсантам, протянуть им руку и сказать: «Ребята, вот так надо!». Я вспоминаю, что тот путь, который сегодня проходят они, я тоже проходила. И таким образом я с ними в душе вступаю в родственные отношения, т.к. они становятся как бы моими детьми. Смотрю, рядом сидят члены жюри, знаменитые певцы и певицы – Фьоренца Коссотто, Витторио Терранова, Марина Мещерякова, Ирина Долженко и другие, и тоже поют с участниками, сопереживают им. И ещё работа в жюри для меня большая эмоциональная нагрузка: мы приходим в 11 утра, уходим в 11 вечера, т.к. после всех выступлений обсуждаем результаты. Я всё время находилась в состоянии вилки, включённой в розетку. Какую оценку поставить? Дать конкурсанту ещё шанс выступить или поставить на нём крест и понимать, что у него будет если не драма, то зарубка на сердце? Не станет ли это для него стимулом участвовать в других конкурсах? - Кто-то складывает крылья, но большинство стремится участвовать в других конкурсах, где им, возможно, улыбнётся удача. Что самое трудное для участника конкурса? - Думаю, справиться с волнением. Они должны «пробежать» дистанцию определенной продолжительности с наименьшими потерями. Какие потери у них могут быть? - Любые! Вокалист может утром проснуться, а голоса нет. Не то съел, плохо себя чувствует. А надо выйти и взять свою «физику» в такие шоры, чтобы никто этого не заметил. Мой педагог, Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова, говорила: «Публика заплатила свои три рубля ( в то время, - примечание Л.Ю. Казарновской ), она хочет на 3 рубля получить удовольствие». Есть люди конкурсные, которые умеют собраться и пробежать эту дистанцию, а есть неконкурсные, которые лучше себя чувствуют в спектаклях, когда они весь день настраиваются. Они знают все особенности своей партии, как ко всему подойти. И они действительно прекрасны в постановках. Почему лауреатов конкурсов много, а выдающихся певцов – раз-два и обчёлся? - На конкурс можно выйти, подготовив программу от и до и отбарабанив её без сбоев, но быть при этом неинтересными артистами и неглубокими, неинтеллигентными людьми. А артист-личность явит на сцене какой-нибудь сюрприз, и публика будет не дышать: «Я такого никогда не видел!». Но личности надо растить. Личность воспитывается годами! Поэтому мы можем по пальцам пересчитать всех личностей, которых сегодня являет оперный пленер. Чем конкурс имени Словцова отличается от других? - Я в жюри конкурсов участвовала не так много, но достаточно, чтобы делать какие-то выводы. Он отличается тем, что участник должен сначала показать себя как оперный исполнитель, как исполнитель романса, народной песни, а потом работать с режиссёром. То есть, участник должен иметь такую актёрскую подготовку, чтобы в течение двух часов работы с режиссёром быть способным сделать тот отрывок из оперы, который он будет представлять жюри. Это очень сложно. Тут певец не может быть начинающим, иначе он просто не поймет, чего от него хотят. Он должен уже быть «проработанным» артистом, хотя бы частично, внутри себя. Режиссёр сказал: здесь мне нужна ТАКАЯ Татьяна. И конкурсант должен быть способным «сделать» именно такую. Как решались разногласия между членами жюри? - У итальянцев есть совершенно определенные требования к певцу: они признают только итальянский стиль настоящего, большого, громкого голоса. Они не очень хорошо знают русскую музыку и не очень понимают наши тонкости. И если кто-то из конкурсантов уходил на роскошное камерное музицирование, итальянцам это не нравилось. Я служила неким буфером при выборе победителей, разговор был очень непростой, и я старалась сдерживать его градус. Итальянцы говорили, что такой-то голос не произвел на них впечатления. А я пыталась убедить их: «Хорошо, на вас участник не произвел впечатления, но он сделал великолепную романсово-песенную палитру, и я не могу его не пропустить. Я от него жду сюрпризов, открытий». И убеждала! Какой критерий при оценке певцов является для Вас главным? - Наличие хорошего голоса, хорошего владения этим голосом и артистическая составляющая. Если певец стоит на сцене, как колонна, и через него не идет музыка, он не трепещет от того чуда, которое с ним в данный момент творится, для меня это сразу огромный минус, потому что я понимаю, что не пойду на концерт или на выступление этого певца. А если он всё чисто поёт, правильно? - Это ремесло. Мой педагог, Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова, аккомпанировала Шаляпину, была педагогом-концертмейстером Оперной студии Станиславского, сидела ассистентом-педагогом в классе профессора Умберто Мазетти, который учил Нежданову, Обухову, у него консультировался Собинов, Шаляпин, любимая певица Рахманинова Нина Кошиц, обе сестры Барсовы. Надежда Матвеевна сочетала в себе владение итальянской техникой пения и русским исполнительским искусством. Так она говорила, что голос - это повод для поступления в консерваторию. А талант – как еврейский паштет из дичи – один рябчик и один конь. Где рябчик – это голос, а конь – работа на протяжении всей жизни. Если я этого «коня» не вижу, для меня такой певец – середняк. Он чисто всё отвокализировал, освоил основы профессии, но для меня это не артист. В театры, тем не менее, берут тех, кто чисто поёт. - Театрам нужны не только большие таланты, но и певцы, которые каждый день выходят на сцену и «отоваривают» музыку. С личностями работать труднее. Личность скажет: а я не понимаю, почему это должно быть так, а я не буду! Не потому что это её эго, а потому что она старается не просто войти, а вгрызться в образ. Режиссёр и дирижёр должны помочь артисту в образ влезть. А если режиссёр говорит: «А я так хочу», а дирижёр: «В другом темпе оркестр играть не будет», потому что, например, оркестру сложно в очень быстром темпе исполнять Россини, о каком образе может идти речь? Россини написал вот такой темп, и это стиль Россини. Извольте играть. Не можете - сидите и занимайтесь. Мне, например, постановки таких режиссёров и дирижёров неинтересны, я не вижу у них внятных мотивировок. В наши дни режиссёры начинают изгаляться при постановке опер, не принимая во внимание ни музыку, ни либретто, ни ту идею, ради которой писалась опера. И если певец в таком спектакле исполняет роль графа, а одет в рваные джинсы и футболку и сидит на грубых досках, то он чувствует себя не графом, а бомжом. И что он должен делать на сцене? Я считаю, что подобные постановки оскорбительны для композиторов - авторов опер и для артистов, не говоря уже о том, что зрители будут плеваться. Такие режиссёры говорят, что зачем нам зазывать публику на традиционный спектакль, когда на скандал она сама пойдет. Но на скандал публика сходит один раз, и после показа несколько скандальных спектаклей их приходится снимать. Чем Вы объясняете такую режиссёрскую бесцеремонность? - Был век примадонн, потом стал век дирижёров, сейчас – век режиссёров. Почему им позволяют это делать директора театров? - Директору театра нужны сборы. Если скандал, значит, будут сборы. Вот на скандальной «Снегурочке» в постановке Чернякова в Париже был полный зал. Сейчас модно говорить, что зрителей надо удивлять. А надо ли удивлять в опере? Это же не цирк. - Надо! Надо удивлять количеством личностей, качеством прочтения спектаклей. Удивите меня мизансценой, которая вдруг прочитана постановщиками совершенно непривычно. Без тех идиотизмов, о которых мы с Вами говорили. Удивите меня костюмами, необыкновенным светом. Шаляпин говорил о своих концертах: «Я не могу не удивлять! И пока я не накопил в себе силушки, которой я сшибу всех и вся, как ветродуем, я не могу выйти на сцену. Я должен удивить!». Чем удивить? Прочтением романса, потому что в романсе иногда в трёх минутах певец проживает 4-5 человеческих жизней. Надежда Матвеевна, мой педагог, сказала мне однажды: «Ты знаешь, как Шаляпин спел «Прекрасную мельничиху» Шуберта? Совершенно иначе, чем немецкие певцы. Это было что-то невероятное! Когда Шаляпин пел «Блоху», это был Мефистофель, который вылез из-под рояля, и зал реагировал: «О-о-о!». Вот оно – удивление в опере и на концертной эстраде! Удивление творческим духом. Беседу вела Людмила Лаврова (обратно)
Троцкий и демоны
Троцкий и демоны ТелевЕдение / Телеведение / премьера Кондрашов Александр
Первый канал и „Россия“ вновь столкнулись и споткнулись. На этот раз на теме революции Столетие русской революции наши главные телеканалы отметили мощно. На экран выплёскивались бурные дискуссии о триумфе и трагедии, огромных достижениях и потерях. Кажется, прозвучали мнения всех: и хулителей, и восхвалителей, и примирителей, но к единому мнению не пришли, согласились разве что на одном: нашей стране новые революционные потрясения не нужны. Завершилось телепразднование двумя сериалами, показанными примерно в одно и то же время на «России 1» и Первом канале.
Коммерция на революции Первым стартовал «Демон революции». Владимир Иванович Хотиненко – признанный мастер, к тому же хорошо разбирающийся и успешно работавший в исторической теме, и потому была уверенность, что в его сериале таких издевательств над здравым смыслом и чувствами любителей истории и кинематографа, как в «Матильде», не будет. Удивили, правда, анонсы, в которых Парвус представлялся как архиважный для революции человек, о котором при советской власти говорить не разрешалось. Неправда. В школе я делал доклад о троцкизме и тогда легко нашёл много чего о Парвусе. Он и учитель Троцкого, увлекший его теорией перманентной революции, и жулик-посредник, ограбивший Горького, забравший себе все доходы от многочисленных постановок в Европе пьесы «На дне». Так как часть этих денег предназначалась для партийной кассы социал-демократов, Парвус был подвергнут остракизму. Иметь дело с этим алчным – вспомним точное словцо Солженицына – грязнохватом никто из революционеров не хотел. Но у Хотиненко поиздержавшийся вождь большевиков кричит: «Он нужен мне больше, чем я ему!» Разве есть свидетельства того, что в 1915 году Ленин брал грязные деньги у агента германских спецслужб Парвуса? Но… допустим! Имевший редкостный политический нюх, веривший в неизбежность революции в России, Парвус действительно искал контактов с её будущим вождём, но вряд ли делал это так прямолинейно. Фёдор Бондарчук играет своего героя энергично, напористо, но... Нет в этом Мефистофеле ничего демонического, нет и того, что могло бы заставить поверить ему. Настоящий Парвус был выдающимся соблазнителем, умницей, отважным авантюристом, жуиром, легко увлекавшим не только женщин, но и дипломатов, и коммерсантов, и революционеров. Так что главная коллизия фильма, на которой всё должно было держаться, не убедила. А что убедило? Владимир Хотиненко – тонкий, в высшей степени деликатный художник. В каких-то сценах поражала атмосфера, которая заставляла вспомнить о великих мастерах, хотя перенос известной ленинской фразы («Нечеловеческая музыка!») с бетховенской «Аппассионаты» на оперу Вагнера кажется слишком смелым. Очень интересным был сюжет, связанный с кафе «Вольтер», где собирались дадаисты, а Ленин очень эмоционально читал здесь стихи Тютчева. Чувствовалось, что мир искусства режиссёру ближе, чем политические интриги. Хотелось развития темы, ведь в начале века художественная жизнь Европы кипела и рождала новое, революционное искусство, однако сериал не про это, и потому приходилось возвращаться к партийным склокам. Радек и Зиновьев, здесь, простите, собачатся, как гоголевские Добчинский-Бобчинский. Парадокс: эмигрантский быт, разборки между революционерами, их конфликты со спецслужбами представлены слишком современно, чтобы в них поверить. Было произнесено слово: «денежные потоки», не хватало ещё фраз типа: «Он меня развёл на деньги». Не верилось также, что лидеры рабочего движения регулярно «забивали стрелки» в публичном доме. Да и никакого рабочего движения в фильме нет. Говорится, что в Питере будет проведена стачка на деньги Парвуса, и за них идёт битва охранки с террористами. Ленин просто попользовался Парвусом, а потом «кинул» его, приговаривая: «Революцию надо делать чистыми руками». Предощущения грандиозных событий, которые скоро потрясут мир, нет. Есть маленькие, склочные людишки. «Образ вождя». Если у Щукина, это был сказочный герой, у Штрауха – мыслитель, у Смоктуновского – романтик, Каюрова – борец, то у Евгения Миронова – хитрец. Но вспомним пастернаковское: «Он управлял теченьем мыслей, и только потому страной». Мыслей, а не денежных потоков. Придуманная и разработанная в сериале интрига с Парвусом помогла по-новому взглянуть на жизнь эмигрантов-революционеров, но ещё более этот новый взгляд характеризует наше коммерческое время.
Чёрная дыра Сериал «Троцкий», созданный в жанре трэш-бреда, возмутил приверженцев левой идеи и заставил истерически хохотать историков. Лев Давыдович на лихом коне останавливает орды каппелевцев! Мачо, употребляющий всех встречных женщин, и «поимевший» Россию. Тут не фальсификация истории, а её изнасилование. Комикс, кич! Октябрьский переворот совершил Троцкий – единолично, собственноручно. Все остальные примазались. Ленин – прищуренный, властолюбивый гадёныш, Сталин – завистливый, мстительный уркаган. Оба антисемиты (вообще в сериале эта тема явно переиграна – столько раз звучало слово «жид», что в пору было жаловаться в Роскомнадзор). Парвус работает на все разведки и готовит Троцкого в качестве сакральной жертвы. Отец Льва не богатый землевладелец, а жалкий бедняк, приезжающий с внучками в город на убогой телеге. Лариса Рейснер не комиссар Волжско-Камской флотилии, а обкуренная одалиска, обслуживающая Троцкого в бронепоезде. Яков Агранов не секретарь СНК, а солдатик-холуй, пролезший в ЧК. Один там только и есть порядочный человек, это Свердлов, да и тот, если сказать правду… Народ – быдло, рожа на роже, управлять ими можно только при помощи децимаций. Ближе к концу кровавый палач вдруг «исправляется» и становится защитником интеллигенции: пытается спасти Блока и Гумилёва, добивается для Ильина и других «философского парохода». Потом он и Ленин договариваются сместить «усатого», но Ильича хватил удар. Сталинский агент Джексон (Меркадер) явно не хочет убивать Троцкого – так он его обаял и разагитировал, но демон революции избивает палкой своего убийцу и вынуждает его взяться-таки за ледоруб. Герой гибнет, героически преодолев страх смерти. На экране многозначительно возникает библейское: «Путь же беззаконных – как тьма; они не знают, обо что споткнутся» Когда этот назойливый парад аттракционов кончился, захотелось понять, для чего он был затеян. Сериал нацелен не на людей старшего поколения, худо-бедно знающих историю. Что же хотели создатели внушить молодёжи? Что революцию в России совершили не большевики во главе с Лениным, не поверивший им народ, а одержимый бесами супергерой. Его судьба ужасна и поучительна. Логика борьбы за справедливость приводит Троцкого к тому, что он стал воплощением несправедливости, и революция с ним обошлась тоже крайне несправедливо, убила всех его детей. Как всё это разыграно? В плакатном, калейдоскопичном жанре, который выбран режиссёрами Александром Коттом и Константином Статским, артисты принуждены не жить жизнью героев, а обозначать её. За исключением сцен с надзирателем Николаем Троцким (Сергей Гармаш мощно задал тон, который не был поддержан в следующих сериях) восхититься нечем. Замечательный актёр Константин Хабенский в «Троцком» выглядел не более достоверно, чем в сериальном образе Петра Лещенко. Судьба выдающегося практика и теоретика революции дана намеренно тенденциозно, а его идеи, которые, кстати, и сейчас заражают многих, не отражены вовсе. Впрочем, думаю, настоящий Лев продюсерам был и не нужен. Если бы исполнитель зажигал так же убедительно, как когда-то его герой на митингах, то вдохновлённые им телезрители пошли бы чего доброго громить дворцы нуворишей. На презентации сериала Константин Эрнст сказал, что их Троцкий поп-звезда. Да попсы в сериале сверх меры, но звезда ли? Скорее антизвезда, точнее чёрная дыра, которая в сознании зрителей должна заместить то, что происходило на самом деле сто лет назад, и всё созданное на эту тему в кинематографе. Похоже, продюсеры «Троцкого» намерены продолжить поп-революцию в биографическом жанре. И продолжат, если невзначай не «споткнутся во тьме». А настоящая история революции была отражена на Первом, «России 1», НТВ, ТВЦ, «Спасе», «Культуре», ОТР и других каналах во многих документальных проектах, обсуждать которые дело историков и политологов. (обратно)
Сказка для невежд
Сказка для невежд Искусство / Киномеханика / Продолжение темы
Скандальная „Матильда“ не понравилась ни отцам, ни детям «ЛГ» уже откликалась на премьеру фильма «Матильда» режиссёра Алексея Учителя, но для полноты картины мы попросили студентов Института журналистики и литературного творчества высказать своё мнение о нём. Вдруг молодёжи понравится? Или ребята увидят нечто, недоступное взрослым в силу поколенческих различий и противоречий. Чтобы не повторяться, мы свели общность их взглядов в преамбулу, а раздельные оценки оставили авторскими. Итак, слово молодым! «Оставь политику сюда входящий» – такой баннер следовало бы повесить перед входом в каждый кинотеатр, где показывают самый обсуждаемый фильм года. Там же оставим надежду на то, что кино окажется замечательным. Это кинематографический винегрет. И более точное жанровое определение подобрать сложно. Как будто картину собирали из разных кусков. В фильм введены внеисторические личности. Специально написана роль поручика Воронцова. Главные персонажи выглядят как герои эпизодов. «Матильда» тянет на дешёвый водевиль. История любви, к сожалению, прозвучала невнятно. И в итоге зритель получает картинку, способную оказаться в номинантах на «Оскар». Можно только грустно вздохнуть, потому что Алексей Учитель вданном случае недотянул весь фильм до блистательного уровня декораций. Очень хороши костюмы и декорации – визуальная составляющая фильма проработана на славу, а Надежде Васильевой, художнику по костюмам, можно поаплодировать, простив использование светодиодов. Прибавьте сюда музыкальное сопровождение – Марко Белтрами уловил суть русской истории. Но на этом заканчиваются какие-либо позитивные стороны данного художественного произведения.
Герои-подростки Константин Климов: – Фильм получился невнятным в отсутствии какого-либо юмора, без ярких запоминающихся моментов, населён картонными персонажами, из которых хирургическим путём вырезали всё живое. Герои похожи на подростков с затянувшимся пубертатным периодом, зацикленных на ролевой игре в «казаки-разбойники». В итоге мы получили наспех слепленный псевдосюжет, а точнее, романтическую сказку с налётом истории и элементами эротики. Своего рода «Белоснежка и семь гномов» с примесью «Чёрного Лебедя» режиссёра Даррена Аранофского, где в роли Белоснежки выступает Матильда Кшесинская, все семь гномов – император Николай II, мучимая ревностью ведьма – будущая императрица Александра Фёдоровна. Злополучный поручик Воронцов, прозванный в народе Аквамен за пристрастие режиссёра топить героя не единожды, а также инфернальный доктор Фишель выглядят какими-то однобокими и унылыми.
Драма, мистика или комедия? Марина Саматова: – Лента не вызывает резкого отторжения и неприязни. Впрочем, и иных сильных переживаний – тоже. Нет ощущения погружения, причастности к происходящему: экран не становится окном в чужой мир. Иногда создаётся впечатление, что вы смотрите не кино, а нечто иное. Например, сцена, в которой Николай и Матильда летают на воздушном шаре, напоминает музыкальный клип – будто вот-вот зазвучит современная привязчивая мелодия. Несмотря на то что задумывался фильм как историческая драма, сомневаюсь, что из кого-то он смог выжать хоть одну слезу. А вот без смеха не обошлось. Особенно зал веселился, наблюдая за матушкой-императрицей, которая то и дело заглядывала куда-нибудь в самый неподходящий момент.
«Ты имеешь право на всё, кроме любви» Елена Дроженникова: – Складывалось ощущение, что актёрскому составу давали разные сценарии: граф Воронцов всё время играет в триллер, Матильда изображает фам фаталь и, соответственно, драму, Николай II чётко вписывается в мелодраматические рамки. Словом, «кто в лес, кто по дрова». Создатели картины называют своё творение историческим драматическим блокбастером. И ни режиссёр, ни сценарист не подумали, что мелодрама и блокбастер – жанры разные, между собой не совместимые. Тут уж, простите, либо плачущий император Николай II – и на этом мелодраматизме строится весь фильм, либо царь Александр III, который держит руками крышу вагона, чтобы выбралась вся семья – героизм и «русский дух». Впрочем, «Матильда» рассчитана на тех, кто ничего и никогда не слышал о доме Романовых, и понятия не имеет о реальной исторической подоплёке. Такой зритель увидит то, чем режиссёр прикрыл это жанровое безумие: красивую картинку на большом экране, богатые костюмы и большую, чистую всепобеждающую «правильную» любовь.
Одной красоты мало Анастасия Кузьмина: – Если вы ждёте от «Матильды» скандального сюжета, то разочаруетесь. Никакого «запретного плода» в картине я не увидела. Фильм больше походит на сказку о любви с очень вольной трактовкой исторических событий. Из истории известно, что Николай II любил Александру Фёдоровну и перестал общаться с балериной сразу после помолвки с императрицей. В фильме же принцесса Алекс ревностно борется за будущего супруга, даже прибегает к оккультизму и колдовству. Операция по избавлению от соперницы вызывает жалость к будущей правительнице. А вот Матильду жалко не было.
Обсуждение провала Мария Бурмистрова: – Фильм одновременно и фантастически хорош, и совсем никуда не годится. Михалина Ольшанская напоминает хрупкую нимфетку, которая рано поняла, что способна пленять. Сколько бы она ни пыталась держать голову высоко и не отдаться Николаю, но её соблазнительный взгляд со сцены говорит обо всём. Ларс Айдингер показывает Николая не императором, а юношей, который, несмотря на стеснение, всё же желает «острых ощущений». Он крайне эмоционален, импульсивен, ему не претят слёзы и излишнее проявление заботы по отношению к женщине, которая может разрушить всю его жизнь. Он разрывается между истинным, как ему кажется, счастьем и обязательствами перед Российской империей. Естественно, делает выбор в пользу страны. Перед этим, правда, отключившись на пару минут во время коронации. Хоть Учителю и удаётся сохранить баланс между пошлостью и презентабельностью, сценарий оказывается всё же провальным.
Ни чувств, ни смысла Александра Тхоровская: – Конечно, фильм нельзя назвать затянутым и скучным, но это не является плюсом. Кадры так стремительно сменяют друг друга, что не успеваешь начать сопереживать героям. Совершенно не веришь ни их любви, ни их страданиям, ни им самим. Вместо сильных личностей – какие-то эскизы, будто персонажей лишь набросали до последующего редактирования. Про которое все забыли.
Пустые страсти Алексей Песочин: – Дело не в том, что нельзя было снимать кино про любовь императора и балерины, а в том, как это показано: много неоднозначных сцен, которые трудно воспринимать, зная о канонизации Николая II. Царь и его окружение – в стороне от происходящих событий в стране. Он не занимается политической деятельностью, не управляет государством. Любовную драму было бы интересно смотреть, но в фильме она развивалась в отрыве от исторического контекста.
Любовь и голые Анна Рейштат: – Фильм изобилует постельными сценами и обнажёнкой. Всё, конечно, прилично, даже красиво, но получилось пошло. 22-летний цесаревич увидел со сцены женскую грудь и не смог устоять. Вот так знакомятся Ники с Малей. Для драматизма добавили покушение влюблённого фанатика и пытки в аквариуме, пожар на пароме, спиритические сеансы и крушение царского поезда. Экшен. Заплаткой в киноповествовании выглядит эпизод с Ходынским полем и Николаем в образе новоиспечённого Дон Кихота. Даже сыгравшему Гамлета и Ричарда III немцу трудно было блеснуть талантом при таком бардаке в монтаже и сценарии. Если бы Ларс был русским актёром, у него бы рука дрогнула стрелять по воронам в кадре Учителя. Но он не смотрел «Агонию» и не знает, как вкусно сделана эта сцена у Климова.
Много вопросов и мало ответов Анастасия Топталкина: В самом начале показан неполный финал, создающий интригу, но это попытка увлечь зрителя, сомневаясь в силе сюжета. Описание событий сумбурно. К примеру, зарождение чувств Матильды Кшесинской и Николая II. Создалось впечатление, что из-за ограниченного хронометража, эту часть сильно порезали. Плавности развитию сюжета не хватило – знакомство, немного гордости и тут же романтические лобызания и ребяческая беготня по дворцу. Диалоги слишком повседневны, интеллигенция XIX века разговаривала более изысканно. Понравились декорации, но смутила кожаная куртка на царевиче, но не так сильно, как платья балерин с лампочками внутри. А где источник энергии, если электричество только появилось? (обратно)
Лишённые голоса
Лишённые голоса Общество / Общество / Труд и капитал
Проблемы рабочих никому не интересны? В современной России слово «рабочий» приобрело ироничный смысл, как бы в отместку за советские времена, когда пролетария называли гегемоном. Рабочий человек действительно имел в те годы голос, к которому прислушивались на всех уровнях власти.
Рабселькор на страже Это я знаю намного лучше других, так как, будучи столяром, одновременно был и рабочим корреспондентом. Когда в одной из центральных газет появилась моя заметка о заводских проблемах и факты подтвердились, статью разбирали на партийном собрании, сделали выговор мастерам и начальникам цехов, а начальника смены даже понизили в должности. Вроде бы пострадал и я – несколько человек, в основном из руководства, отозвали свои рекомендации, которые давали мне для вступления в партию. Но попробовали бы в то время за эту статью меня как-то наказать, растоптать, уволить. Работник был защищён законами и имел право говорить правду на самом высоком уровне. Кроме тормозов по вступлению в партию, я других неприятностей не почувствовал, мне как студенту вечернего отделения института даже дали возможность работать только в дневную смену. Я продолжал редактировать заводскую стенгазету, где много появлялось критических заметок. Редколлегию избирали на общем собрании, и её состав нельзя было изменить по воли руководства. В те времена в трудовых коллективах почти не было подпевал начальству, если появлялись такие угодники, им сразу затыкали рот. И не только на собраниях, стыдили в раздевалке, на перекурах. В трудовых коллективах была настоящая демократия. Сейчас масса банкротств по вине собственников предприятий, работникам месяцами не платят зарплату, а в газетах сплошные абстрактные рассуждения. Никаких адресов, никаких действий. Помню, в советские времена наш директор завода поехал в главк, чтобы добиться модернизации предприятия. Начальник главка не стал его слушать и выставил за дверь. Я написал об этом в «Московскую правду». Только газета вышла, а у нашей проходной уже несколько машин. Приехали из ЦК, горкома, из министерства. И уволили начальника главка. Попробовал бы сейчас работник покритиковать начальство с помощью печати. А тогда рабселькоров в стране были тысячи, это была своеобразная власть, соучастие рабочего человека в управлении государством.
Мели, Емеля Конец восьмидесятых считается началом расцвета гласности. Пресса прямо-таки взорвалась критическими статьями, но по ним не принимали никаких решений, не делали выводов. А получившие свободу директора предприятий под шумок стали создавать кооперативы, прятать деньги, урезать зарплаты, приватизировать предприятия в собственных, личных, интересах. В районной газете города Кимры, тогда ещё Калининской области, рабкор Александр Царёв опубликовал злую статью «Перестройка, но…». Без прикрас рассказал о порядках на фабрике и в городе. После этого утром в цех, где работал Царёв, буквально влетели директор фабрики, начальники цехов, парторг, председатель профкома и предложили, а вернее потребовали, чтобы Царёв написал заявление об увольнении. Рабочие фабрики уже читали статью, каждый готов был подписаться под ней, а тут на глазах у всех устроена была разборка с автором. Мигом остановили станки и взяли под свою защиту рабкора. После этого штурма директор сбежал из города, ушла в отпуск начальник цеха, исчез куда-то старший мастер. В июне 1989 года в Междуреченске 77 горняков шахты им. Шевякова после окончания смены отказались переодеваться и в робах, чумазые вышли на городскую площадь на митинг. Причиной протеста стало ухудшение снабжения продовольственными и промышленными товарами, недостаточное соблюдение техники безопасности и так далее. Либералы сейчас высмеивают шахтёров – мелочные, мол, люди, забастовали, когда в душе не оказалось всего-навсего нескольких кусков мыла. А вы знаете, что значит кусок мыла для шахтёра?! Угольную пыль так быстро не отмоешь. Похудевший шахтёрский тормозок, отсутствие мыла в душе, урезанная зарплата – руководители предприятий стали экономить на всём. В 1988 году я опубликовал в «Литературной газете» статью «Кто говорит от имени рабочих». В ответ на неё пришли мешки писем. В городе Ейске Краснодарского края на центральной площади электрик Владимир Осипов два часа читал мою статью через мегафон, появлялись новые прохожие и просили повторить статью заново. В начале перестройки рабочее движение было более организовано, чем другие общественные объединения, в том числе и новые партии. Но постепенно у него стали перехватывать инициативу. Рабочие расчистили дорогу демократам и оказались больше не нужны. Я пытался наладить контакты с лидерами «Демократической России», от меня отмахивались, как от назойливой мухи. Для них демократия была, как пикник на природе, на который не стоит приглашать народ. Тем временем власть в стране брали более практичные люди, отодвигая от руля и кормушки самих демократов. Без связи с народом эти интеллигенты оказались сиротами.
Без права на труд В 2004 году, в честь 15-летия забастовки шахтёров, инициативная группа нашла небольшие деньги на организацию съезда рабочих России. Попытались проанализировать, чем обернулась перестройка для трудового народа. Разыскали ремонтника станков Александра Садырина из города Шарья, который поднял на забастовку в поддержку шахтёров огромный коллектив деревообрабатывающего комбината. Талантливый организатор перебивался теперь временными заработками. Валерий Рейнер, классный специалист с высшим образованием, торговал газетами. Стал бродягой Александр Царёв с кимрской обувной фабрики, тот самый, который поднял рабочих на бунт против начальства. Рабочие лидеры получили по ваучеру и лишились права на труд. Моя жена до последнего трудилась руководителем группы в институте «Теплопроект», Чубайс на прощание выделил по одной акции РАО «ЕЭС России» всем работникам института, в том числе и моей жене. Теперь наш почтовый ящик наполняется почтовыми переводами. Вот, например, только что вынули перевод на 2 рубля 49 копеек от АО «Драга». Но не все компании тратятся даже на переводы. Кузбасское открытое общество энергетики и электрификации, которое принадлежит кипрской компании, пригласило её саму приехать в Кемерово и получить дивиденды – 0,77 рубля... Новый трудовой кодекс, за который голосовали демократические партии, напоминает правила поведения в тюремной камере. Забастовки стали невозможны. Перечить начальникам тоже опасно. Даже на завод теперь журналисту не попасть. В Белгороде один из рабочих активистов провёл меня через пролом в заборе на территорию «Энергомаша». Бригада была особенно не загружена – отсутствовали какие-то детали. Я стал расспрашивать рабочих, как им теперь живётся. В ответ – молчание. Позднее рассказали о причинах – в присутствии некоторых работников откровенничать не рекомендуется. Через доносчиков администрация выявляла и избавлялась от неблагонадёжных. В нулевые годы я побывал на многих предприятиях и везде видел затравленность и беззащитность работников, организованную слежку за ними. Это были новые рабовладельческие плантации. Зарплату сделали из двух частей – 30 процентов твёрдого оклада, остальное премии, в большей части не за ударный труд, а за хорошее поведение. В последнее время в печати я вообще не вижу публикаций на рабочие темы. В начале 90-х мы, рабселькоры, решили создать Союз общественных корреспондентов. Около 400 человек было задействовано, организовано 65 корреспондентских пунктов. Но работать оказалось не то что трудно – опасно. Были две попытки устранения нашего корреспондента Николая Румянцева из Шушенского, был уволен с работы Анатолий Макаров из Красноуфимска, Юрию Ермолаеву из Нижнего Новгорода два раза поджигали дверь в квартире, в Самаре проломили голову Александру Белову. Но настоящая беда пришла с другой стороны. Нас перестали печатать. Правда низов оказалась не нужна. Жизнь простого человека исчезла из всех изданий. Убрали с газетных полос, с экранов телевизоров судьбы рабочих, пенсионеров, бюджетников. Союз общественных корреспондентов из-за невостребованности перестал существовать. А ведь рабселькоры были мощной силой для защиты трудовых прав. Теперь работнику, чтобы выжить, удержаться на рабочем месте, приходится унижаться, угождать начальству, даже предавать своих коллег. В начале перестройки много говорили о свободе, независимом человеке, а после стали выращивать популяцию холуёв и рабов. Разве такие люди способны поднять страну? Альберт Сперанский, председатель Совета общероссийской общественной организации «Рабочие инициативы» P.S. По данным Росстата, к 1 октября суммарная задолженность по заработной плате в России составила 3,38 млрд. руб. Количество задержек зарплат в третьем квартале выросло по сравнению с началом года в три раза. (обратно)
Здесь „собирают“ руки
Здесь „собирают“ руки Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Здравоохранение
Столичные медики стали делать новые высокотехнологичные операции Двадцатидвухлетний мужчина поступил в центр хирургии верхней конечности 29-й клинической больницы после серьёзной дорожной аварии. Десять дней он провёл в коме. Закрытая черепно-мозговая травма и тяжелейшие травмы обеих рук могли привести к инвалидности пациента. Поэтому врачи решились на экстренные операции. Кости левого запястья пострадавшему вправили и зафиксировали спицами Киршнера, а на правой кисти провели открытый остеосинтез (сборку) третьей пястной кости с помощью пластины Linos. Система Linos, которую применили хирурги, – это специальный фиксатор для отколотых частей кости, выполненный из титановой пластины с угловой стабильностью. Уже на следующий день после его установки пациент может заниматься лечебной физкультурой. В итоге столичные врачи помогли молодому человеку не только избежать инвалидности, но и продолжить заниматься любимым делом – спортивными единоборствами. Ранее подобные операции выполнялись только в зарубежных клиниках, однако теперь они стали реальностью и в Москве. Их проведение стало возможным благодаря высококачественному оборудованию, которым оснастили клинику. По словам главного врача 29-й ГКБ Ольги Папышевой, во-первых, таких больных очень много, а во-вторых, их проблемы весьма специфичны в связи с анатомическими особенностями кисти. А уж об огромной значимости похожих операций для профессиональной деятельности и трудоспособности пациентов можно и не упоминать. – Я хотел поблагодарить вас за уникальную операцию, – сказал мэр Москвы Сергей Собянин во время посещения больницы № 29 и осмотра центра хирургии верхней конечности. – Сейчас общался с пациентом Александром, который получил очень серьёзные травмы, и если бы не ваше умение и те технологии, которые теперь есть в московском здравоохранении, он бы, скорее всего, стал инвалидом либо попытался получить какую-то высокотехнологичную помощь за рубежом, что в общем-то не каждому доступно. Столичный градоначальник пообещал, что власти продолжат выделять дополнительные финансовые средства для улучшения качества оказания стационарной помощи при травмах, сердечно-сосудистых и онкологических заболеваниях. (обратно)
Меняем метро на электрички
Меняем метро на электрички Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Городская среда
Президент одобрил новый транспортный проект Новая линия наземного метро, которая к началу 2019 года соединит Белорусское и Савёловское направления железной дороги обещает стать первым этапом реализации глобального совместного проекта правительства города и РЖД по созданию так называемых Московских центральных диаметров (МЦД). К примеру, сегодня на поездку из Лобни в Одинцово тратится около двух часов. Пассажирам общественного транспорта приходится делать три пересадки. С открытием сквозного диаметра этот путь займёт меньше часа, а пересадки делать вообще не потребуется. К тому же, по словам мэра Москвы Сергея Собянина, строительство подземной ветки метро по такому маршруту обошлось бы примерно в 250 миллиардов рублей и несколько лет ожидания, наземную же магистраль реально сделать за год-полтора, затратив совсем небольшие ресурсы. Перспективный план уже получил одобрение президента России Владимира Путина и должен стартовать в 2018 году. Вслед за Белорусско-Савёловским МЦД появится сквозной диаметр на Рижско-Павелецком направлении. – В целом можно создать таких направлений от пяти до пятнадцати, в зависимости от необходимости и пассажиропотоков, – заявил Сергей Собянин. – Это абсолютно реальный проект, который изменит ситуацию в Московском транспортном узле, этими направлениями будут пользоваться до 300 миллионов пассажиров, на 10–12 процентов разгрузится вся транспортная инфраструктура, в том числе и МКАД. В интервью телеканалу ТВЦ мэр выразил уверенность, что некоторые пассажиры радиальных линий метро и автомобилисты, которые раньше теряли время при затруднениях на вылетных магистралях, после строительства МЦД пересядут на электрички. По стилю и комфорту передвижения новые линии будут похожи на МЦК, именно поэтому им дали рабочее название «Московские центральные диаметры». Первые проекты, относящиеся к МЦД, будут реализованы в течение одного-полутора лет. На остальные отводится примерно пять лет, а предельный срок установлен до 2025 года. Новое наземное метро позволит не только перевозить пассажиров внутри Москвы, но и совместить межрегиональные перевозки, подключив высокоскоростное движение. (обратно)
Трамвай по-венски
Трамвай по-венски Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Транспорт
Первая платформа для остановки трамваев появилась на Измайловском шоссе. Она на 15 сантиметров выше проезжей части и облегчает посадку и высадку пассажиров в транспорт, поскольку её высота совпадает с уровнем пола трамвая. Подобные остановки не редкость в европейских городах, особенно часто их строят в Вене. Как правило, такие платформы создаются на участках с относительно невысоким пассажиропотоком и облегчают посадку в транспорт; особенно это касается маломобильных граждан. Платформу обустроили в рамках комплексного благоустройства ТПУ возле метро «Партизанская» и станции «Измайлово» Московского центрального кольца (МЦК). До конца года здесь завершатся масштабные работы по реорганизации пространства, обустройству комфортных и безопасных путей для пассажиров общественного транспорта и автомобилистов. Строится пересадка между метро и МЦК, которая будет организована по принципу «сухие ноги», появляются новые переходы и светофоры для удобной пересадки с трамваев и автобусов на перрон МЦК и другие новшества. Максим Ликсутов, заместитель мэра Москвы: – Мы будем анализировать эффективность данного решения и возможность обслуживания такой платформы в зимний период. По итогам пилотного проекта примем решение об оборудовании платформ венского типа на других улицах столицы, которые подойдут по параметрам безопасности и пассажиропотока. (обратно)
История болезни, или Дневник здоровья - 2
История болезни, или Дневник здоровья - 2 Литература / Однажды с Алисой Даншох Даншох Алиса
Окончание главы. Начало в № 45, 2017
Проклятье старой большевички Окна нашей школы смотрели на жизнерадостную пятиглавую церковь, по которой только и можно было догадаться, что перед тобой изменившийся почти до неузнаваемости «Московский дворик» Поленова. Там, где у художника на картине растёт травка, теперь был разбит сквер с бюстом Александра Сергеевича Пушкина, а вместо одинокого мальчугана паслись многочисленные детки с мамами, бабушками и нянями. Ходила и я в этот сквер к Валентине Фроловне. Она организовала нечто вроде частного детского мини-садика. Было нас в группе человек десять дошколят, и каждый приходил со своим бидончиком еды. После прогулки мы под бдительным оком нашей смотрительницы отправлялись к кому-нибудь из согруппников домой, где вкушали принесённую с собой еду, после чего предавались интеллектуальным занятиям – игре в лото или чтению вслух – до тех пор, пока за поздним часом нас не разбирали родственники. Как-то весной, когда тёплые рейтузы получили отставку, а их место заняли носочки, украсив бледные детские ножки, мы играли в классики, расчертив квадратами асфальтовую дорожку сквера. Неудачно прыгнув вбок, я не удержалась на ногах и, упав, сильно разбила колено. Кровь текла по ноге, я плакала от боли и страха испачкать новые белые носки. Временно перепоручив своих подопечных дружественной тётеньке, точно так же выгуливавшей детишек, Валентина Фроловна повела меня в школьный медпункт. Суровая медсестра для начала обработала колено перекисью водорода, а потом выкрасила его бриллиантовой зеленью. Рыдать в голос мне мешала незнакомая обстановка, и я тихо всхлипывала от бесконечной жалости к себе и от обжигающего эффекта кровоостанавливающих средств. На прощанье неласковый белый халат дал мне мензурку с отваром валерьяны и скомандовал: «Не хныкай! Выпей и успокойся!» Я с трудом выдавила из себя: «Спасибо». И ведомая за руку добрейшей Фроловной, прихрамывая, вернулась в сквер. С тех пор все порезы, ранки и раны я всегда обрабатываю перекисью и потом смазываю зелёнкой или ярко-красной жидкостью Кастеллани. Сравнительно недавно я узнала, что бутылочки с этими лекарствами лучше сохраняются в холодильнике, тогда как спиртовая настойка календулы прекрасно выживает в любых условиях. В ту далёкую летнюю ночь, когда меня укусила безвестная кошка, пузырёк с календулой обнаружился в моём секретере и оказал мне первую медицинскую помощь. В восемь часов утра, к моменту открытия поликлиники, я уже стояла у регистратурного окошка. По выданному талончику меня принял хмурый, не выспавшийся от молодости врач-травматолог. Выслушав историю про ночное происшествие, он без лишних слов сделал второй в моей жизни внутримышечный противостолбнячный укол. Первый я получила в раннем возрасте, после того как пыталась отнять кость у болонки Джонни. Кость, с моей точки зрения, была слишком большой для такой маленькой собачки, и я боялась, что животное ею подавится. Однако Джонни считал иначе и отстоял свою собственность единственным доступным ему способом, цапнув меня за руку. Я получила прекрасный и очень болезненный урок по правилам обращения с домашними животными. Я его хорошо усвоила и больше никогда не приставала к собакам, выражая моё к ним отношение исключительно словесно-декларативным образом. Например: «Ну, ты и классный пёс!» Если с собаками я общалась издали, то с кошками была накоротке. С общего согласия соседей в нашей арбатской коммуналке жила полосатая Пуся, гулявшая сама по себе туда-сюда через кухонную форточку первого этажа. Она пользовалась несомненным и весьма ощутимым успехом у местных котов, и два-три раза в году мы получали вещественное тому доказательство в виде котят. После неожиданной кончины нашей дворовой примадонны освободившееся место квартирного любимца занял её родной сын Пус – крупный экземпляр ловца мышей из последнего помёта с окраской a la зеркальный карп. Он, как и его мать, любил вольную жизнь и лишь позволял кормить себя варёной рыбой, всегда поджидавшей его на кухне в миске под раковиной. Пус часто отдыхал на развилке дерева у нашего окна, что послужило причиной несправедливых обвинений со стороны старой большевички и персональной пенсионерки со второго этажа. Она уверяла, что кот, пользуясь её отсутствием, тайно проникал в комнату через балкон и воровал из холодильника мясо. Она требовала принять строгие меры и наказать похитителя чужой собственности, тем более что говядина была не простая, а из спецраспределителя для людей с особыми заслугами перед Родиной. В присутствии раскипятившегося члена партии с семнадцатого года бабушка сурово выговаривала Пусу: «Не ходи на второй этаж, не ешь чужое мясо, у тебя своя рыба есть». Кот слушал, недоумённо жмурясь, и, возмущённый большевистскими инструкциями, начинал рьяно приводить в порядок свою меховую одежду модной дизайнерской окраски. Однажды Пус пропал, а вместе с ним и многие другие ночные завсегдатаи мусорных баков, что привело к незамедлительному росту поголовья грызунов. Мы не сомневались, что котов извела команда Шарикова, которую вызвала мстительная большевичка. Доказательств у нас не было, однако, встречая нас, кошконенавистница вызывающе смотрела в сторону, и мы перестали с ней здороваться в знак протеста. Нового мурлыку решили не заводить, а прежнего вспоминали с грустной улыбкой, непременно отдавая должное его чистоплотности и умению себя вести. Всю недолгую жизнь Пус демонстрировал тактичность, никого грубым «мяу» не обидел, всегда приветливо взмахивал хвостом при встрече, со спокойным достоинством ел рыбу, дремал, свернувшись на коврике у входной двери, или, вальяжно раскинувшись на кушетке, урчал от удовольствия. Он никого ни разу не оцарапал, чужого ни в лапы, ни в рот не брал и мученически погиб в застенках живодёрки. Я всегда относилась к животным лояльно, особенно к кошкам, и если говорила им «брысь!», то без злобы, исключительно для поддержания порядка, поэтому ночное нападение на меня дальнего родственника собственного кота Пуса было чрезвычайно обидным, незаслуженным и очень болезненным. Сделав укол и сведя тем самым к нулю возможность моего организма поддаться столбняку, невыспавшийся доктор хмуро спросил: – Кошка была ваша? – Нет, неизвестная, свалилась ночью на кактус, – ответствовала я, обиженно глядя на распухшую и потемневшую от календулы кисть. – Опознать сможете? – Помилуйте, ночью все кошки серы, а я спросонья… – Жаль, – прервал меня доктор и что-то записал в лежавшую на столе медицинскую карту, – придётся вам колоть антирабическую сыворотку. – А это ещё зачем? – Чтобы не заболеть бешенством. – А почему я должна им заболеть? – Ваша ночная кошка – возможный носитель смертельной болезни. Если она больна, а вы не пройдёте курс лечения, то умрёте. Мне совершенно не хотелось умирать, особенно с утра, без завтрака и без чашки кофе арабика. Не спрашивая разрешения, слёзы бесконечной любви и жалости к себе навернулись на глаза. Я уже представила сцену своих похорон, горе бабушки, проблемы с кладбищем. В мозгу вдруг прокричалась народная поговорка: «Десять вёрст для бешеной собаки не крюк». Затем всплыла сцена из симпатичного американского романа Харпер Ли «Убить пересмешника», в котором отец главной героини адвокат Аттикус метким выстрелом убивает бешеного пса, чем вызывает у собственных детей гордость и восхищение, а у жителей городка – уважение и благодарность. Уже в следующую минуту услужливая память подсунула страничку из учебника французского языка для учащихся седьмого класса с иллюстрированным текстом про выдающегося учёного Пастера. На картинке создатель чудодейственного препарата против смертоносного вируса бешенства выглядел немолодым, носил докторский халат и аккуратно подстриженную бородку по моде середины девятнадцатого века. С усталым достоинством он сидел в кресле уже более ста лет, и его благородное бронзовое лицо было обращено к мальчику и собаке. Очевидно, с помощью изобретённой сыворотки Пастеру удалось спасти обоих – и укушенного, и укусившего. Присутствие мальчика с благодарственным выражением на личике вполне оправданно: таким образом никто не перепутает француза с русским Павловым, одарившим человечество при помощи пса условным рефлексом, а вот собака при Пастере всё же вносила некоторую путаницу. Хотя, возможно, я и ошибалась, и на картинке четвероногий друг отсутствовал. Оторвавшись от бумаг на столе, доктор протянул мне направление в Пастеровский институт и успокоил: – Сорок уколов в живот, и вы точно останетесь в живых. У меня невольно вырвалось: – Как, все сразу? – Да нет, по одному в день. – Но я уезжаю… – В нашей стране даже в деревнях есть медпункты, – строго ответствовал безжалостный травматолог. И, как я узнала позже на собственном опыте, это была чистейшая правда. В Пастеровском институте мне выдали ампулы с антирабической сывороткой, инструкцию по их применению с формой для отметки выполненных работ, а также брошюрку с подробным описанием симптомов болезни и всех стадий её протекания. Прочитав про ужасы, ведущие к неминуемому летальному исходу, я поняла, что колоться надо, и приступила к вакцинации, не жалея собственного живота. Через два месяца после окончания курса моё тело стало покрываться яркими красновато-розовыми чешущимися пятнами. Без особого труда в районном диспансере высыпания диагностировали как атопический дерматит, который, по сути, является близким родственником экземы (иногда он выступает под фамилией Нейродермит). Оба заболевания и их многочисленные вариации, зачастую связанные с неполадками в работе желудочно-кишечного тракта и проблемами с печенью, получили широкое распространение в народе. Они мешают людям из самых разных социальных групп вести нормальный образ жизни – другими словами, есть и пить, что хочется и сколько хочется в режиме полного несоблюдения режима. Моя мама развернула бурную деятельность по спасению дочери от страшной напасти и с немыслимыми трудностями пристроила меня в самое престижное научно-исследовательское лечебное учреждение СССР, сокращенно именуемое ЦэКаВэИ. В этом храме борьбы с кожно-венерологическим нездоровьем в ранге кандидатов наук, профессоров, членкоров и академиков блистали звёзды отечественной медицины. Яркий свет их знаний рассеивал сумерки сомнений у врачей всей страны и разгонял тьму незнания в мозгах студентов и аспирантов 3-го меда. Своим присутствием светила украшали любую конференцию в любом уголке земного шара. В свободное от лекций, консультаций, поездок, заседаний научных советов время они разрабатывали новые методики лечения и успешно применяли их в стенах собственного института. Все счастливчики, попавшие на пятый этаж ЦКВИ, не только осознавали собственное невероятное везение, но и гордились сопричастностью к грядущим победам в области преодоления кожных недугов. Мы совершенно добровольно и радостно исполняли роли подопытных кроликов, не обращая внимания на условия нашего содержания в клетках-палатах. Однако новичка они поражали до глубины души, вызывая непреодолимое желание бежать немедленно и как можно дальше. Человека непривычного легко было понять: весь пятый этаж распространял сильный, я бы даже сказала, удушливый запах, в котором аромат мазей на базе дёгтя конкурировал с капустным духом очень диетических щей. Помимо обоняния удар наносился и по зрению, ибо внешний вид обитателей стационара производил неизгладимое впечатление на вновь прибывшего. Мужчины и женщины были одеты в изделия из байки, превратившейся от многократной стирки в нечто измученно-серо-сине-бежевое с вечными пятнами от въевшегося в ткань дёгтя. Из-под женских халатов и мужских пижам выглядывало нижнее бельё непонятного цвета. Обладатели этой одежды в подавляющем большинстве были отмечены ярко-красными разводами от применения жидкости Кастеллани. Иногда лица и руки пациентов и без кастеллани конкурировали с кумачом флага нашей страны. Люди не один месяц проводили в ЦКВИ, чтобы избавить части тела от цвета государственной символики или чего другого. К счастью, человек быстро адаптируется к условиям выживания и уже через несколько дней перестаёт обращать внимание на внешний вид товарищей по несчастью, лекарственно-пищевое амбре, на неудобство койко-мест в перегруженных палатах и на убогость мест общего пользования. Примерно через неделю первая стадия – испуг – проходит и наступает следующая – повышенный интерес к методам лечения. Старожилы, готовящиеся к выписке, охотно делятся полученным опытом, а заодно и всеми сплетнями про врачей и обслуживающий персонал. Вскоре вы уже знаете всё про всех и про всё в стенах ЦКВИ и в медицине в частности. Вы в курсе, кто с кем, и кто против кого, и как надо лечить, и к кому надо попасть на консультацию, и кому надо дать денежку, чтобы тебя впустили в здание ЦКВИ после отбоя и при этом не донесли главврачу. Увы, административные нарушения грозили провинившемуся изгнанием из стационарного цэкавэишного рая с указанием причины в документе о временной нетрудоспособности. Правда могла лишить больного величайшего завоевания социализма – получения причитающихся ему по бюллетеню материальных средств. Первый больничный опыт не только расширил мой медицинский кругозор, но и заставил освоить программу по выживанию в непростых условиях. Фактически за два месяца я прошла начальный курс медико-житейского университета, овладела теоретическими и практическими знаниями и неплохо сдала первую сессию. Я усвоила, что мой диагноз – нейродермит, – хотя со мной и навсегда, но с ним можно жить почти нормально, тогда как есть кожные болезни, неуклонно ведущие к полному разрушению организма. Разглядывая красочный наглядный материал, обильно развешанный по стенам кабинетов и смотровых, я радовалась, что у меня такое распространённое заболевание, спровоцированное сорока уколами мощнейшей антирабической сыворотки великого учёного Пастера. И всё же меня тяготила мысль, что все мои мучения напрасны, поскольку в Москве уже лет десять не было зарегистрировано ни единого случая бешенства. С другой стороны, всегда существует вероятность нелепой случайности: а вдруг именно та предрассветная гостья из породы кошачьих была инфицирована? И что случилось бы, не сделай я прививку? Брр-р-р, страшно подумать. Мне хотелось найти объяснение, почему и за что я страдаю. Ничего лучшего в голову не пришло, как мысль, что на меня пало проклятье старой большевички. Похоже, мой невинный Пус всё же был замешан в воровстве мяса из холодильника персональной пенсионерки всесоюзного значения.
Премьеры осени
Премьеры осени Искусство / Театральная Россия
Октябрь и ноябрь оказались счастливыми месяцами для известного драматурга Юрия Полякова. Репертуар Мурманского драматического театра пополнился спектаклем по пьесе «Как боги». Здесь ему дали название «...Будем жить как боги?..». Поставил спектакль режиссёр Султан Абдиев, в ролях: Ю. Денежкина, О. Заяц, А. Кинк, М. Лобова, А. Покатнев, В. Равданович и другие.
Клуб Любителей Афоризмов
Клуб Любителей Афоризмов Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
ПЕРСОНА ГРАТА ВОПРОСЫ ВОПРОСОВ ● Как бы всё изменить, чтобы ничего не менять? ● Если воскреснем, то в каком возрасте? ● Если человек болеет душой за дело, можно ли считать его душевнобольным? ● Сдают нервы? А на каких условиях? ● Где взять сил, чтобы преодолеть собственную слабость? Александр Петрович-Сыров , Москва ● Экономику можно поднять и словами, но где их взять? ● Кто проверял, что водка со временем выдыхается? ● Где тот мудрец, который напишет законы для дураков? ● Должна ли эмансипированная женщина плакать скупыми мужскими слезами? ● И всё-таки: если быть принципиальным, то до какой же степени? Сергей Пугачёв, СПб
БРАТ ТАЛАНТА ● Чтобы опередить своё время, надо не бежать, а думать. Борис Ковалерчик, Гомель (Беларусь) ● Нет, не всё у нас импортное, глупость – всё больше своя. Юрий Ковязин , Каменск-Уральский ● У начальника все пальцы на руках указательные. Леонид Крайнов-Рытов, Н. Новгород ● Алкоголизм не пропьёшь! Александр Самойленко, Владивосток ● Начинать часто приходится не с чистого листа, а с пустых карманов. Андрей Соколов , СПб ● Выпавший жребий можно и не найти. Аркадий Теплухин, Алма-Ата (Казахстан) ● Честно жить не запретишь… Николай Шилохвостов , Анапа (обратно)
Контора пишет
Контора пишет Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев Саваренский Сергей
Несколько дней назад многие сетевые издания украсились заголовками типа «Победа!Налога на домашних животных не будет!». Буря негодования, поднятая в Сети кошатниками и собачниками, охладила чиновничий пыл. Ура! А ведь в распоряжении «Клуба ДС» имеется любопытный документ, загодя в недрах ФНС рождённый. Теперь его, видимо, положат под сукно до лучших (для ФНС) времён. Во исполнение Закона о взимании налога на домашних животных и в целях максимального увеличения налоговых поступлений в бюджет, приказываю: 1.1. Котов, живущих в подвалах домов (так называемых дворовых), считать полудомашними и обложить налогом жителей, их подкармливающих. 1.2. Налог на одного полудомашнего кота определить равным половине налога на кота домашнего. 1.3. Суммарный налог исчислять умножением на общее количество котов, прибежавших на кормёжку. 1.3. Котов, питающихся на помойках, перевести в разряд полудомашних и обременить налогом дворников, на чьей территории находятся помойки. 2.1. Котов, обитающих при коммерческих фирмах, считать домашними категории «К» . Руководителей этих фирм обложить тройным котоналогом. 2.2. Некоммерческие организации (библиотеки, музеи и др.), в которых обитают коты, от уплаты котоналога пока освободить. 2.3. Котов, подкармливаемых правозащитными организациями с иностранным финансированием, считать собственностью другого государства и обложить их руководителей котоналогом в десятикратном размере. 3.1. Котов бездомных, кормящихся при кафе, магазинах и проч., считать временно домашними . 3.2. Руководителям этих учреждений присваивать статус временных котовладельцев и взимать с них налог, как с владельцев котов домашних. 4. Создать на местах группы спецназа, укомплектованные сотрудниками, способными к многочасовому преследованию неидентифицированных котов (в т.ч. по крышам) – с целью выявления точек, где они кормятся. 5. Котов, чьи владельцы, временные или постоянные, налог не уплатили, арестовывать и, независимо от их породы и статуса хозяев, привлекать к общественно-полезным работам (ловля грызунов на складах, зернохранилищах, в местах общего пользования и т.д.), вплоть до уплаты налога их владельцами. Врио главы будущего департамента по котовыявлению и котоналогообложению Федеральной налоговой службы. Число. Подпись. Копию снял Сергей Саваренский, СПб (обратно)
На пыльных тропинках
На пыльных тропинках Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
(обратно)
Что новенького на Олимпе?
Что новенького на Олимпе? Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Читалка "Клуба ДС"
Саратовский поэт ЗЕВС (Запяткин Евгений Викторович Саратовский) издал очередную книгу. Кажется, сороковую. Хотя, может, и только 39-ю; мы уже давно сбились со счёта. Плодовит, волгари они такие… Творческий метод ЗЕВСа по-своему эффективен: рифмуй без устали всё, что рифмуется, и рано или поздно Гиннесс сдастся и уделит тебе абзац в очередной своей Книге рекордов. Поскольку счёт ЗЕВСограмм ЗЕВСа (так он скромно именует свои четверостишия) пошёл уже на четвёртый десяток тысяч, ждать, видимо, осталось уже недолго. Выхватить из этого бурного поэтического потока что-нибудь одно, резко тебя поразившее, непросто. Закрадывается крамольная мыслишка: а может, лучше меньше да лучше, как другой автор-волгарь когда-то учил? Ульянов-Ленин его фамилия. Но, с другой стороны, вспомните, когда это было! Нет, сегодня, только ежедневно и ежеминутно напоминая миру о своём существовании, можно чего-нибудь да добиться. Учитесь у ЗЕВСа, берите с него пример. А иначе: Нам блеснуть охота в мире сером, Но не всё кончается салютом. Сколько ни мечтай стать Гулливером, Всё равно ты будешь лилипутом. Вот как-то так. Кстати, люди, воспитанные на идеях диалектического материализма, хорошо знают, что количество рано или поздно перейдёт в качество. Будем надеяться, что ЗЕВС не исключение. Ну, или хотя бы верить в это. Администрация (обратно)
Бестолковый сельскохозяйственный словарь
Бестолковый сельскохозяйственный словарь Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев Воронков Владимир
Ассенизатор – выдающийся специалист по заготовке сена. Гуттаперча – выражение одобрения у немецких репатриантов из сибирских деревень. Купидон – агентство по продаже земельных участков на Дону. Лапник – ухажёр, дающий волю рукам. Микроскоп – скромные накопления сельского жителя. Оборванец – неаккуратный полольщик. Скорняк – аккуратный полольщик. Оглобля – тотальная глобализация. Ограбление – выравнивание вскопанной грядки. Опахало – небрежно пашущий тракторист. Пахучий – быстро пашущий тракторист. Полубог — старый, прогнивший пол. Ранжир — молодой толстяк. Репарация – приготовление пареной репы. Репатриация – приготовление тёртой репы. Сарай — место для уединения с дачницей Сарой. Сарафан — поклонник дачницы Сары. Старлей – дедушка, которого послали поливать. Тарабарщина – крепостная повинность по изготовлению мешков и ящиков. Топорище – обладатель самого зычного голоса на селе. (обратно)
«Фейсбук»
«Фейсбук» Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / В ритме рэпа
Лайк Богу, Цукербергу, науке! Я каждый день со смартфона в «Фейсбуке». Апостол Марк* дал нам писание, Благословив на в Сети зависание. В прошлое канут телик и книги, Всё больше адептов новой религии. Удобен обряд инициации: Просто пройди этап регистрации. Ни клятву не надо давать, ни обет – Ты знаешь: я верен тебе, интернет! Заменят молитву пароль и логин. Я здесь никогда не буду один! Рецепт просветления очень прост: Делай только за репостом репост. Легко выполнять каждый день ритуал, Главное, чтобы сигнал не пропал. Рингтон нарушил твой чуткий сон, Рукой наощупь находишь смартфон… Сигналят сзади, что зелёный горит? Подождут, ведь надо отправить твит… Я не забыл про твой день рождения – Картинку и смайл прикреплю к сообщению. Выложу селфи, любуясь собою, Даже повешу себя на «обои». Жду с нетерпеньем обновленья страницы; Я начеку, что в мире творится. Выпустил свежий альбом Лоза… На новом «бугатти» уберут тормоза… Юдашкин представил трусы с капюшоном… Колян отмечен на фото Димоном... Коллектор из Пензы служил сатане… Базу пришельцев нашли на Луне... Жуткая правда о сельдерее… Ссылка на сайт, как лечить диарею… Новости тонут в кратчайшие сроки. Ловлю их взглядом в бурном потоке. Прочту за секунду, ведь времени нет, Ещё в «Инстаграме» пополнять контент. Кто-то отправил заявку в друзья. Новый аккаунт приветствую я. Завтра зайду на страницу твою. Я такой же, как ты, энд ай лайк ю! Брат по Сети, всегда будь онлайн, С полной зарядкой и верой в вай-фай! Ренат Сафин _____________________ *Основатель «Фейсбука» Марк Цукерберг, естессно. (обратно)
Фотошип
Фотошип Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
Томящийся в парижской тюрьме за поджог Банка Франции Пётр Павленский, называющий себя «художником-акционистом», недоволен местной системой судопроизводства. Суд не нашёл в его поступке никакого «творческого акта» и «шьёт» Павленскому заурядный вандализм. Напоминаем, что в позапрошлом году то же самое тот проделал с главным входом в здание ФСБ России. Во Франции, увы, священны банки, За них и срок реально могут дать. Да, это тебе, брат, не на Лубянке, Самопиарясь, двери поджигать. Аристарх Зоилов-II (обратно)
Время последних шансов
Время последних шансов Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана Газизова Лилия Теги: Лилия Газизова , поэзия Татарстана
Лилия Газизова * * * Варежки должны быть белые, А сны – цветные. В доме должны храниться Граммофонные пластинки. Хотя бы одна. Стометровку нужно пробежать Быстрее десяти секунд И проиграть шахматную партию Гроссмейстеру. Нитка в иголку не с первой попытки Вдеваться должна, Ключ от дома – то и дело теряться, И день никогда не кончаться, Хотя бы сегодня. * * * Папа не умел готовить. Я тоже. Он деньги мне давал, И я шла в «Экият» обедать, В кафе «Сказку», значит. Меню за годы сложилось – «Лапша куриная», «ёжики» и мороженое. Официантки меня знали, Уже и спрашивать перестали, Что выберу. А кафе было детское, Взрослых без детей не пускали. Однажды при входе Одна красивая девушка мне рукой помахала И со мной зашла. Я подумала, что мы знакомы, Мы весело проговорили с ней за обедом, Хотя я так и не вспомнила её, А спросить постеснялась. Она была продавщицей Из магазина «Детский мир». Я даже подумала, Не познакомить ли с ней папу. Но мысль ушла. Потом расстались. И только через несколько дней поняла, Что мы и не были знакомы. Просто она хотела пообедать в «Сказке». Девять лет мне было. Странно, что помню. * * * «Я – третья поэтесса С фамилией татарской, Войду в литературу – Как с улицы домой. И все мне будут рады. И скажут – проходите, Мы вас так долго ждали, Вы с нами, наконец. И я войду надменно, Как Игорь Северянин. И никому, конечно, Из вас не поклонюсь. И невеликой славы Вкушу пирог остывший, Автографы, конечно, Придётся раздавать…». Я это написала, Когда мне было двадцать. И слава, мне казалась, Вот – руку протяни. Но славы не случилось, А горечи – в избытке. И голос мой негромок. Зато он только мой. * * * Я не Холли Голайтли, А ты не Рик Блэйн. И не зови меня – Холли, Растягивая и понижая голос На «о». Лучше никак не зови. Знаю и так: Всё, что ты говоришь – Адресовано мне. Ведь ты равнодушен ко всему, Кроме меня. А мне странно Быть для тебя Единственной радостью. Вот что мне предстоит: Выйти замуж не раз, Много платьев купить И перчаток море, Найти потерянное Обручальное кольцо Из прежней жизни. А тебе... не знаю, Что тебе предстоит. И это тревожит меня. Мы просто однажды Перепутали сцены Из разных фильмов. * * * Сидишь у окна, За которым неслышно Струится свет. Почти не вижу тебя. Разговариваем. Скайп прислушивается. Наконец, сделав выбор Между светом и тобой, Говорю: «Пересядь от окна. Только твой абрис вижу». Отвечаешь: «Хорошая строчка – Только твой абрис вижу». И пальцем указательным То ли грозишь, То ли стихотворение написать Заклинаешь. Пишу. Сумерки Всегда прохладные. Всегда анемичные. Неправдоподобные всегда. Не сжать в руках, Не прогнать выдохом. Наступают исподтишка. Время, когда ещё можно Всё отменить. Что отменить? Жизнь отменить. Себя отменить. Неотменяемое отменить. Вечный Шах. Время намаза иша И последних шансов. А на Марсе сумерки длятся На два часа больше. * * * Мой ангел, Февраль в моём городе Уныл и безутешен. Впрочем, Фонари на моей улице Зажигаются раньше, Чем на других улицах. Ну, может, не раньше, Но мне хочется так думать, А ты мне верь. Я часто любуюсь Сумеречным освещённым снегопадом. И это примиряет меня С февралём. Как и хрустящий хлеб, Купленный В магазине третьего хлебозавода, Там он самый вкусный, А, проходя через кировский садик, По-прежнему изумляюсь атлантам, Не уставшим держать Шар земной, Как во времена моего детства. Только краска на них Облупилась изрядно, А выражения лиц Такие же решительные. А если серьёзно, Я справлюсь с любым февралём, Пока есть ты. * * * Продлитесь, пожалуйста, Гражданские сумерки. Остановись, солнце, На шести градусах Ниже горизонта. Не уходи, день, Ласковый, тёплый, Весенний. А ты уйди уже, Печаль неизбывная. Сегодня два года… * * * Милой песенкой «Yesterday» Не охмуряли меня. Не пели её, Глядя мне В глаза проникновенно, Будто для меня только. И словно не случилось со мной Чего-то несерьёзного, Но важного. Вот только не знаю, Поют ли Женщинам с бэкграундом Милую песенку «Yesterday», Глядя им В глаза проникновенно… * * * Все мужчины Старше семидесяти – Немного папы. Папе семьдесят было, Когда… Хочется сказать им Что-то нежное, Чтобы морщины разгладились От улыбки, А в глазах свет зажёгся. Хочется Удержать всех На этом берегу. Не удержу… * * * И когда они (дети) Уезжают куда-то (спортивный лагерь, архитектурный форум), Начинаешь прибираться в их комнатах, Где свалены в предотъездную кучу (Оставлены за ненадобностью?) Разнообразная одежда (джинсы, майки и носки) И книги (поменяли в последнюю минуту на другие?). Взираешь на них Не без грусти и нежности. И уже не прибегнешь к спасительному – Алкоголю и никотину (брошены), Чтобы отвлечься (забыться). Никакая слеза не скатится, Но особенно невыносимо (почему?) Будет убрать с их письменных столов Обёртки шоколада и фантики от конфет. (обратно)
„Огни Казани“ негасимы
„Огни Казани“ негасимы Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Нетелефонный разговор Ермакова Анастасия
О переводческой школе, существующей в Татарстане, рассказывает главный редактор литературного журнала «Казан утлары» Ильфак Ибрагимов. – Ильфак Мирзаевич, вы возглавляете старейший литературный журнал в Татарстане – «Казан утлары». В этом году ему исполняется 95 лет. Как менялось лицо издания на протяжении этого периода? И каково оно сейчас? – Да, мы с удовлетворением констатируем: «Казан утлары» исполнилось 95 лет, и он живёт! Разумеется, литературно-художественные, общественно-политические печатные издания на татарском языке выпускались и до рождения нашего журнала. Они издавались не только в Казани, но и в других городах России – Санкт-Петербурге, Москве, Оренбурге, Симбирске, Уральске и др. – при благотворительной поддержке татарских меценатов. В этих изданиях увидели свет первые литературные опыты наших будущих классиков Г. Тукая, Г. Ибрагимова, Г. Камала, М. Гафури, Ф. Амирхана, С. Рамиева, Г. Исхаки и др. Именно они закладывали основы национальной литературной журналистики. Родоначальниками журнала «Казан утлары», разумеется, можно было бы считать и журналы «Ан» («Мысль») и «Шура» («Совет»). Однако мы называем родительницей нашего литературного издания журнал «Безнен юл» («Наш путь»), первый номер которого вышел в мае 1922 года. Журнал «Безнен юл» – в татарской истории первый журнал, который был учреждён государством. В дальнейшем, в зависимости от политической обстановки в стране, название журнала будет не раз меняться. Став трибуной для пролеткультовцев, некоторое время он будет называться «Атака». После смены арабского алфавита на латинский журнал получит название «Яналиф» («Новый алфавит»). С образованием в стране Союза писателей журнал станет называться «Совет эдэбияты» («Советская литература»). С 1965 года и по сей день журнал выходит под названием «Казан утлары» («Огни Казани»). Менялись названия… Сменялись редакторы… Но неизменных качеств у журнала было, конечно, больше… Прежде всего журнал выходил каждый месяц, независимо от того, какие бы сложные обстоятельства ни складывались в стране. Даже во время Великой Отечественной войны он выходил ежемесячно. Из Татарстана на фронт были отправлены 114 татарских писателей и поэтов. 34 из них погибли на полях сражений или были уничтожены в фашистском плену... «Казан утлары» – это журнал, достойно продолжающий традиции. Главные среди них – развитие родного языка, организация литературного процесса, работа по популяризации татарской литературы и её развитию в контексте мировой литературы, поддержка татарского литературоведения, воспитание новых поколений татарских прозаиков, поэтов, критиков и т.д. И с этой миссией мы, к счастью, успешно справляемся. Используем новые современные технологии. У журнала есть замечательный сайт. Весь архив номеров журнала за 95 лет был оцифрован и введён в современный оборот. Есть электронная версия. Если же говорить о переживаемых трудностях, то это прежде всего изменения в связи с современной глобализацией. В катастрофических масштабах идёт сокращение количества читателей. Мы ищем пути решения проблемы. Изучаем потребности наших читателей. Мы – национальное издание, находящееся в постоянном поиске… – Я так понимаю, журнал выходит на татарском языке? А если говорить об авторском составе, то отдаётся ли предпочтение авторам, пишущим на национальном языке, или в «Казан утлары» могут опубликовать свои произведения и русскоязычные авторы? – «Казан утлары» с самого первого дня издаётся на татарском языке. На русском выходит журнал «Казань», он имеет такой же профиль, как и наш журнал. Журнал «Идель», созданный для молодых прозаиков и поэтов, издаётся на татарском и русском языках. Кроме того, на русском языке издаётся литературно-художественный альманах «Аргамак». Культурная жизнь республики освещается также на страницах журналов «Майдан», «Сююмбике», еженедельной газеты «Мадани жомга», издающихся на татарском языке. Также у нас есть и еженедельная газета на чувашском языке «Сувар». Все перечисленные издания финансируются из государственного бюджета Республики Татарстан. В этом смысле нам очень повезло. Потому что если бы не было государственной поддержки, то национальной прессе было бы очень тяжело выживать… В то же время с каждым годом у нас увеличивается количество негосударственных периодических изданий. Что касается вопроса о том, печатаются ли в нашем журнале русские авторы, то отвечу: да, печатаются. Их произведения публикуются в переводе на татарский язык. Я уже упомянул, что журнал выполняет функции организатора литературного процесса в республике… А переводы – это одна из составляющих национальной литературы. Именно поэтому мы придаём этому направлению деятельности большое значение. Например, только за последние два года в журнале были опубликованы в переводе на татарский язык два больших романа– роман «Узбек хан» волгоградского писателя Анатолия Ерина и роман «Тукай» челябинского писателя Рустема Валиева, пишущего на русском языке. Кроме этого, мы постоянно публикуем переводы произведений писателей разных национальностей, живущих в соседних регионах. Разумеется, некоторые ограничения по объёму на переводную литературу в журнале существуют. Потому что в последние 10–15 лет у нас в республике идёт творческий подъём, появилось уже несколько поколений молодых писателей, которые очень активно работают. К тому же наш журнал предоставляет серьёзную площадку для национального литературоведения. – Да, кстати, раз уж речь зашла о переводе... Это ахиллесова пята всех национальных литератур. Какова ситуация в Татарстане? Любая национальная литература, начни она вариться в собственном соку, остановилась бы в своём развитии. Её вписанность в контекст всей мировой литературы напрямую связана с наличием литературных переводов. Мы можем утверждать, что создали в Татарстане свою серьёзную переводческую школу. Эта работа идёт в нескольких направлениях. Разумеется, наибольшее внимание уделяется переводам татарской литературы на русский язык и переводам на татарский язык с русского языка образцов русской литературы и литератур других народов. Наши тесные связи с другими тюркоязычными литературами в конечном счёте зиждутся на тех же взаимных переводах. Как я уже сказал, у нас в республике собраны большие силы в сфере литературного перевода, и большинство переводчиков – молодые люди. Эта образованная и интеллигентная молодёжь, в совершенстве знающая два-три языка, – наше достояние и наше будущее… – В последнее время начала осуществляться поддержка национальных литератур на государственном уровне. В этом году, например, при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям увидела свет «Антология поэзии народов России». Ощущается ли эта поддержка в Татарстане? – Писательский труд – это особая сфера, где непременным требованием является наличие таланта. Литературное произведение нельзя создавать коллективно, собравшись всем вместе на субботник. И поддержка государства в этой сфере видится прежде всего в организации системы национального образования. Мы рады, что в последние годы заметны неплохие результаты работы в этом направлении. Наконец-то в республике начали открываться национальные гимназии. И речь не идёт только о татарских гимназиях. Открываются школы, где, наряду с русским языком, ведётся преподавание на чувашском, марийском, удмуртском языках. Министерство образования и науки и Министерство культуры РТ учредили ряд грантов для поддержки начинаний в этом направлении. Но самое существенное – было принято решение о продлении государственной программы по развитию государственных языков в Республике Татарстан, рассчитанной на многие годы. Были определены источники финансирования проектов в рамках программы. В республике также учреждены шесть премий для стимулирования литературного процесса. Через президентский фонд поддержки культуры в республике оказываются различные виды социальной помощи писателям пенсионного возраста. Это всё хорошо. Но у нас, как и в России в целом, не решена главная социальная проблема людей творческих специальностей – не разработана в нужной степени система оплаты труда писателя. Это, в свою очередь, будет год от года приводить к негативным последствиям. Коммунисты приравнивали перо к штыку, и данный тезис не является только политическим наследием прошлого. Писатель – это тот, кто обеспечивает духовную, нравственную устойчивость общества. И если сегодня Татарстан признан в масштабах России регионом межнациональной и социальной стабильности, в этом, несомненно, главную роль играет интеллигенция, и писатели в том числе. Упомянутая вами «Антология поэзии народов России» – это радостное событие в жизни страны. В 2008 году мы выпустили у себя в Татарстане антологию, куда вошли стихи 117 наших писателей на русском и татарском языках. Я считаю, что такую антологию надо выпускать каждый год. Союз писателей России и его литературный фонд должны стоять во главе этого большого дела. (обратно)
О камень камнем ударяя
О камень камнем ударяя Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Мухаммат Мирза (Ильфак Ибрагимов) Родился в 1953 году в с. Чалманарат Актанышского района Татарской АССР. Окончил Казанский институт культуры. Автор нескольких сборников поэзии. Долгое время был председателем Союза писателей Республики Татарстан. Живёт в Казани.
Из цикла «Сын Адама» * * * … Скала – застывшее теченье, и камень время покоряет… Добыл однажды сын Адама огонь, остановив мгновенье, о камень камнем ударяя… * * * Того, кто гору обойдёт, в народе мудрым назовут... Благословен тот сын Адама, что вопреки всему упрямо к вершинам горным держит путь... * * * Дурною будет иль прекрасной тобой полученная весть, не забывай же, сын Адама, и в новостях отрадных самых всегда предупрежденье есть... * * * Что без костей язык – мы знаем, бумага стерпит всё до точки... таков от века сын Адама: ни дня без слов, язык ломая, «ни дня без строчки». * * * Холодный пот от слов суровых, а тёплым внемлешь – сердце тает… Но всё же знает сын Адама: когда не говорят ни слова, мучительней всего бывает. * * * Что наша жизнь? Сплошной базар: предложат, спросят и оценят… не исключенье – сын Адама: купить, продать его не сложно, хоть он во все века бесценен… * * * Один дурак на всё село, На всё село один пьянчуга… Так было раньше, сын Адама: Чтоб люди извлекли урок, Двоих хватало на округу… * * * Кто милостыню подаёт… Кто подаянием живёт… Таков от века сын Адама: к иному старость на порог – он всё небесной манны ждёт... Перевод Алёны Каримовой
Рубаи * * * Словно утренний холод, что в хлипкие двери проник, в твою голову сплетни вдохнул чей-то лживый язык, и твой ум, как слепец, теперь бродит на ощупь в тумане, ты – игрушка, что вертит в нечистых руках клеветник! * * * Пиши, дружок! Вари стихи, как кашу! Плети словес витиеватых пряжу. Но только равным не считай себя Мухамметше, Гарифулле, Гаташу! * * * Кузнец испытывает в кузнице экстаз – Его мечи и сабли радуют нам глаз. Попробуй ты ковать вот так же своё слово – Чтоб было твёрдым и сверкало как алмаз! * * * Мир – огромный базар. Оглянись беспристрастно вокруг – продаются и речка, и поле, и роща, и луг. Стали ходким товаром достоинство, совесть и гордость… Ты ещё и отнёс на базар свою душу, мой друг? * * * Ну за что на него ополчилось всё страшное зло, Что на этой планете исхода себе не нашло? Он от холода, бедный, в нетопленой хижине мёрзнет… Но для милой на сердце – всегда сберегает тепло! * * * Не держит слов, не держит тайн его дырявый рот. Всё по секрету на весь свет и мигом разнесёт. С дней молодых – до лет седых болтает беспрерывно, всё вытряс изо рта – но снова врёт и врёт! * * * Это счастье твоё, что с покорностью глупых овец Тебе люди внимают и даже кричат: «Молодец!» Говорят тебе: «Он такой – лишь один в целом свете…» – И тайком про себя добавляют: «…осёл и глупец!» * * * Нас не смоешь, как пыль с тротуара, дождём. Здесь земля наша, жизнь наша, родина, дом. Кто бы на ни внушал, что милей заграница, скажем вслед за Тукаем в ответ: «Не уйдём!» * * * Коня покупая, проворный народ скорее спешит заглянуть ему в рот – здоровы ли зубы?.. (А хитрый барышник – их пастой зубною натёр наперёд!) * * * Чтоб мир пробудить, свою мощь не тая, петух звонким криком тревожит края. Но утро июньское будит до света – Не глас петушиный, а трель соловья. * * * Снова день удлинился на пару ресниц. Небосвод стал белее тетрадных страниц. И в преддверии близкой весны по дубравам зазвенели предбрачные арии птиц. * * * Он был маленький ростом и слабым имел голосок. Он завидовал всем, кто был громок и ростом высок. Он носил каблуки и тиранил басистых гигантов, А оставшись один, прострелил своей тени висок. Перевод Николая Переяслова (обратно)
Исцеление Родиной
Исцеление Родиной Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Книжный ряд
Рустам Закуан. Голос колоса. Казань: Издательский дом Маковского, 2017. 160 с., ил., 2000 экз. Сборник стихов Рустама Закуана «Голос колоса» с первых страниц завораживает, погружая читателя в особую атмосферу. Кроме стихов, дополнительный колорит сборнику придают иллюстрации художника Рустама Хайрутдинова, благодаря которым книга приобретает полноту. На русский язык стихотворения Рустама Закуана перевёл прекрасный поэт Наиль Ишмухаметов. У поэтики Закуана эпическое дыхание, поэтому даже, казалось бы, камерное, лирическое стихотворение способно вывести читателя на философский уровень осмысления. Рождение песни, процесс творчества для Закуана – стремнина, несущая корабль поэзии «в неведомые дали», а поэт – «счастливый раб». Поэзия – святая волость Без всяческих границ. Так пусть же не смолкает голос Святых её страниц. Образы для своих стихотворений поэт часто черпает в природе, в окружающем мире. Особое место в книге занимают стихотворения, посвящённые осени: «Осенняя элегия», «Осень в деревне», «Осенний этюд», «Осенние раздумья». Лирический герой Закуана сравнивает себя с дрожащим на ветке листком. Осень для него сродни последнему шансу на жизнь, возможности продлить пребывание на земле: Я не умру, пока за ветку Цепляется последний лист. Осень – это смерть, без которой не бывает рождения. Время возрождения, по Закуану, – это весна, время года, когда «душа проснётся с первым солнечным лучом». В своём творчестве поэт противопоставляет город деревне, делая выбор в пользу второй: И хоть в столице я живу давным-давно, Глазам моим навек привычней борозда, И помнят пригоршни нагретое зерно, И помнят песни певчего дрозда. В городе не хватает воздуха, по мнению автора, город обеспечивает всем, но «не для души, а для тела». Поэт осознаёт себя как деревенского жителя, тесно связанного с природой. И это не просто красивая теория: Рустам Закуан – уроженец деревни Учалле Азнакаевского района Татарстана. Способ восполнения жизненной энергии, сохранения и приумножения сил он видит в ощущении себя единым целым со своей Родиной: А подышишь воздухом родным, Да попьёшь водицы ключевой, И как будто вновь стал молодым, Вновь здоровый, бодрый и живой. Родина – слово, к которому поэт прибегает как в глобальном, так и в локальном смысле. Путь домой – это и возвращение к земле, и дорога к отчему дому. Только вот: Скрипит калитка, кособоко свешена, И мамы нет, и дом стоит – ничей. Мотив запоздалой любви к матери грустной ноткой звучит в сборнике «Голос колоса». «Мама, ты – маяк в моей судьбе», – пишет Закуан. Сквозной образ в лирических стихотворениях – это образ подвесного мостика, места встречи и расставания, соединяющего прошлое с настоящим, мечты с реальностью. Любовная лирика Закуана пронизана трепетным, чистым и хрупким чувством. И всё же любовная лирика не является центральной в книге. Как характеризует своё творчество сам поэт: Стихи мои – не соловья рулады, Но вскрики горна, зов на смертный бой. Жизнь оказывается совсем не такой, какой люди видят её в своих ожиданиях. «С теченьем лет надежды и желанья меняются с глобальных на простые». В детях и внуках каждый человек продолжается на земле. Тем ценнее посаженный при жизни сад, который будет скрашивать последние дни. Во многом поэтика Закуана построена на противопоставлениях: жизни и смерти, Бога и шайтана (дьявола), деревни и столицы, честности и фальши, детства и зрелости. Поэт сожалеет о быстротечности времени, жизнь сгорает, как поленница дров, и только одному Богу известно, «когда прервётся жизнь земная». Кони-судьбы мчат куда-то… Кто же выбрал тех коней? И тем ценнее для Закуана сама жизнь, которой он не раз признаётся в любви. И держаться на плаву ему часто помогает творчество: И покуда сердце терпеливо, Одолею воду и огонь, А подмогой будут ум пытливый, Вдохновения крылатый конь. Юлия Скрылёва (обратно)
Всё кувырком
Всё кувырком Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Мадина Маликова Родилась в 1935 году в Сармановском районе Татарстана. Окончила Мензелинское педагогическое училище, затем Казанский педагогический институт. Почти четверть века работала в женском журнале «Азат хатын» («Освобождённая женщина») редактором отдела, ответственным секретарём. Первую книгу рассказов издала полвека назад – в 1967 году. Автор девяти романов, тридцати книг. По её произведениям созданы радио- и телеспектакли, поставлены пьесы на сценах театров Татарстана. Заслуженный работник культуры России и Татарстана, лауреат республиканской премии имени Габдуллы Тукая, премии Союза писателей Татарстана имени Гаяза Исхаки, премии Союза журналистов Татарстана имени Хусаина Ямашева. Награждена медалью ордена «За заслуги перед Республикой Татарстан». – Поздно мне за красотой гоняться, не юноша, – сказал мой благоверный. – И «Копейка» подойдёт, была бы исправна. – Копеечную машину покупать? И за это ты надрывался столько лет? – вскинулась я. Мой Талгат и правда немолод, старше меня на десять лет, но зарабатывать ещё может. Нефтяник он, на месяцы уезжает вахтой в Сибирь. «Ну и дурак, – говорю я ему. – Кто же по доброй воле в ссылку едет?» И правда ссылка: приезжает оттуда как будто ссохшийся, немощный. Приходится месяц откармливать. Денег, правда, привозит ничего себе, хватает и долги отдать, и за учёбу дочери-студентки заплатить. – Ну, абыстай*, всё, – сказал он наконец в один приезд. – Будь по-твоему. Тут на «девятку» хватит. – А на «девяносто девятую»? – спросила я. Муж опустил голову. – Тогда придётся поднапрячься ещё... Но надо ли? Если только ты очень уж хочешь... А почему бы мне не захотеть? Хоть я и простая учительница, но не хуже ж тех, которые только и умеют, что ловить богатеньких муженьков! ...Каких только машин в автоцентре нет – белые, красные, зелёные, оранжевые – в глазах зарябило. Какая покруче? Тут мне припомнилось диковинное слово «мурена», услышанное невзначай из уст парней в кожаных куртках. – Хочу цвета «мурены», – сказала я твёрдо. – Созвучно моему имени. А зовут меня Мунира, буквочку только передвинуть. Супруг не привык перечить мне – купили мы заветную «девяносто девятую». Наконец-то и я почувствовала себя человеком. Стан держу прямо, голову высоко. И супруга, смотрю, как бы надули немного: кругленький стал, розов, в глазах искорки. В такой машине да с таким муженьком стала я украшением всех Набережных Челнов. Пусть таращат глаза! Однако, как говорится, нет предела совершенству. Вычитала я в газете, что жены миллионеров и наряды подбирают под цвет машины. Раз в жизни и мне, наверное, можно! Сели мы в машину, направились в самый дорогой бутик. И были там недолго. Вышли с покупкой, а машины нет! Да мы её вот тут, возле тротуара, между голубой «Окой» и обшарпанным «Москвичом» оставляли. «Ока» стоит, «Москвич» тут, а на месте нашей красавицы – голый асфальт! Или уж ослепли мы? Или передвинули куда нашу любимую? Да машин-то немного, разом можно оглянуть. И милиционер неподалеку стоит. – Может, озорники из двадцать девятого квартала подсуетились? – сказал он задумчиво. – Околачивались тут. Что делать? Будь в прежние годы, побежали бы прямиком в милицию, но нынче спешить мы не стали. Потому как имели горький опыт: три года назад наш старый «Москвич» угнали ночью из запертого гаража нашей школы. Вызвали мы тогда милицию. Они пришли, пощупали сломанный запор, попросили нас назвать имена и фамилии родственников и знакомых. Один из них, белобрысый, потом вызывал меня к себе и задавал много вопросов, в некоторых из них ясно просвечивал оскорбительный намёк: поскольку муж мой намного старше, не завела ли я любовника помоложе? А может, сама навела кого-то на «Москвич»? Это оскорбило меня до глубины души, но продозрение так и осталось неопровергнутым. Именно это и было причиной нашего бездействия. Пришли мы домой и долго сидели опустив головы. Что делать? Законной защиты не найдёшь, время не такое. Искать надо другие пути. Мой благоверный может только работать, вести же дела не умеет. В затруднительных случаях приходится напрягать мою сообразительность. Посоветовалась я со своим платком и отправилась к Бархату. В школе учила его истории, авось не оставит в беде. Он был, по моему пониманию, личностью современной. Как-то быстро поднялся в гору: сначала открыл водочный магазин, потом стал торговать КамАЗами, собрал команду, построил дом, купил классную машину, женился. Если случается в городе какое-либо торжество, он непременно поднимается на сцену, говорит солидные слова, преподносит подарки. Высоких гостей приглашает к себе и щедро угощает... И вот пришла я в его магазин. Пригласил он меня в свой кабинет. Продавщица принесла кофе. Я углубилась в мягкое кресло, пригубила кофе и растаяла как воск. – Ох, Бархат, – говорю, – и с чего бы это грабят и грабят именно нас? Вторую машину уже угнали! – Да-а, – говорит он, – вы же прошлый раз сразу ко мне не пришли, не сказали! Потом уж поздно было. Кофе, как смола, приклеился в моему нёбу. Говорили мне, а я не верила... А ведь лицо его так светло, коричневые глаза глядят так искренне, так чисто... По всему видно, что сочувствует... У меня как бы ум замутился, мысли запутались. Постой-ка, думаю, он же младенцем в ясли ходил, потом в садик... Воспитывался в советской школе. Порядков не нарушал, особых неприятностей нам, воспитателям, не причинял... Моё молчание длилось, кажется, долго. Тем временем он взял сотовый телефон и переговорил с двумя-тремя людьми. Вот так и сидели мы – учительница с учеником – и говорили о... краже машин. Вор – воспитанник, обворованная – его наставница. – Но на этот раз ты же знаешь, что машина моя... – услышала я наконец как бы со стороны свой голос. – Да, – сказал он. – Есть у нас такая машина. Хоть верьте, хоть нет, от радости тёплая волна прошлась по всему моему телу. Пропади всё пропадом, лишь бы машина нашлась! – Слава аллаху, – говорю. – Пусть благодарность сыплется на тебя с небес... Права у меня есть, документы и ключи с собой. Сейчас же сяду и поеду домой. Пусть глаза у Талгата станут квадратными! Он широко улыбнулся. Таким милым, симпатичным он был в эту минуту! Школьником он нам красавцем не казался, видимо, портили впечатление двойки-тройки в классном журнале. – Вы бы сели... если б это зависело только от меня, – рассмеялся он. Его, видимо, забавляла моя бестолковость. – К сожалению, теперь у нас нет такой власти. Власть она нынче высоко! И кивнул чисто выбритым, крепким подбородком на потолок. – Так скажи, объясни им, что я твой близкий человек... – пробормотала я. Словно кто-то невидимый выдернул из-под меня кресло, и я оказалась на четвереньках... Перед своим учеником... – Если слушать всякого, никакое дело не пойдёт, – вдруг посерьёзнел Бархат. – У каждого знакомые, дети, родня... Покончили мы с клановостью, всё идёт по твёрдым правилам! Какие правила, что тут правильного? Бархат направил на меня сочувствующий взор и глубоко вздохнул. – Так и быть... Только ради вас... Взял со стола ручку и маленький отрезок мелованной бумаги, написал фамилию и телефон в Казани. – Только не говорите, что от меня. Скажите, что сами решили к нему обратиться... Не буду долго излагать, как я ездила в Казань, возле каких дверей подкарауливала того человека, как ухватилась за его рукав, как несколькими словами пыталась объяснить свою просьбу... Он торопился. Сказал, что в город приезжают большие знаменитости, необходимо обеспечить их охрану. Что займётся моим делом, как только освободится. Сел в белую, по всему видно, иностранную, машину и укатил. С этим его невнятным обещанием вернулась я домой вся поникшая. Талгат как будто в головешку превратился, только зрачки впавших глаз тлеют. – Какой же я дурак, пляшу под дудку жены! – взорвался он, выслушав меня. – Надо было тут же в милицию бежать! – О аллах, какой был толк от твоей беготни по милициям в прошлый раз! – парировала я. И началось! Излили мы душу... Когда, наконец, обессилев, угомонились, решили всё же пойти в милицию. И опять попали к моему белобрысому знакомцу. Про его напраслину я тогда мужу, естественно, не говорила, и мой бедолага стал ему душу изливать. Есть, говорит, люди, знающие, где машина находится... – Кто знает? – Можно бы спросить у Бархата, например... – Так узнайте у него, где её держат. Мы тут же пойдём и вернём вам её! – Он же не послушается нас! – Не знаю, не знаю, кто там что вам наболтал. Пусть придёт сюда и заявит как положено! ...Говорили нам потом, что милиции совсем недавно подарили новенькую «девятку». И что же потом, спросите вы. Осталось ждать вестей из Казани. Прошла неделя, десять дней, две недели... Как взгляну на мужа, так тут же машина вылетает из головы. Совсем занедужил бедненький. – Да что ж ты так убиваешься? – говорю я ему. – Смотри, как бы на меня не свалились похоронные заботы! Не до машины будет! Уж и к гадалке я сходила. Она говорит, машина ваша недалеко, но вернуть хлопотно будет. Опять рана на мужнино сердце: дескать, разбирают, видно, на запчасти многострадальную... Делать нечего, опять направилась я к Бархату. – Вы зачем это по милициям шастаете? – сердито встретил он меня. – Ох, Бархат, и Талгата можно понять, сколько лет в Сибири горбатился из-за этой машины! – Не хотите ли вы, чтоб и я годами таскался по Сибири из-за какой-то драной тачки? Так жизнь устроена: одни горбатятся, другие добро наживают. Пора бы и вам понять! – Мы уж привыкли добывать всё своим трудом... И вас учили тому же... – Лучше бы выэтого не делали! – ещё пуще горячился он. – Все наши несчастья от вашего воспитания! Чем мы хуже других? Посмотрите на Березовского, Гусинского, кем были и кем стали? А Быков в той же Сибири? Был простым учителем физкультуры, а стал хозяином алюминиевого комбината! Откуда всё взяли? От государства, значит, от вас. Что там комбинаты похоронные деньги отобрали. Почему вы не идёте плакаться к ним? А тут пороги обиваете из-за ерундовой машины. Мы последнее не отнимаем. Если бы вы учили нас смолоду понимать жизнь, мы бы не выросли такими раззявами, успели бы оторвать своё при большом дележе. А теперь вот сиди тут, сопли вам вытирай! Что мне сказать, как возразить, правду он говорит! Да-а, хороший урок он мне преподнёс. Спасибо хоть совсем без помощи не оставил... Однажды утром смотрим в окно – стоит наша машина. Пригнали... Только... оказалось не целиком, а, почитай, только блестящую коробку. Потом стали являться к нам то на машинах, то с большими сумками пешком добры молодцы. Каждому надо дать за хлопоты. Я опять к Бархату. – Вам не угодишь, – сказал он. Потом подумал немного и лицом посветлев, добавил: – А зачем вам, старикам, такая крутая тачка? Может, хватит и «Оки»? Если согласны, возьмёте прямо с заводского конвейера. Посоветовались мы, подумали и так, и сяк. Наша «девяносто девятая» уже точно разобрана на девяносто девять, а может, и больше частей. Нам же наверняка приносят подобранные на свалке и потёртые наждаком железяки. Зря хвастается Бархат, что у них полный порядок, на самом деле всё так же, как во всей стране... В общем, что дают, то надо брать, решили мы. Но с «Окой» тоже случилась непростая история. Успели мы выехать на ней из заводских ворот и проехать всего полкилометра, мотор застучал и заглох. Стали мы толкать её обратно к воротам. Но их нам не открыли. Ткнули мы в лицо охранникам гарантию, а они нас на смех: – Что-о? Тут полгода зарплату не выдают, ещё и на вас задарма работать? Какое счастье, что у Талгата руки золотые! До отъезда на вахту успел всё довести до ума. Ясным солнышком зашёл в дом и, вытирая руки чёрной промасленной тряпкой, сказал: – Наладил всё. Проехался. Удобная. Аккуратненькая. Как яичко. – Лишь бы довозила куда надо, – поддакнула я. – Куда уж нам за красотой гоняться... ...Знакомые надо мной подшучивают: – Помнишь, Мунира, – говорят, – как вы ветром проносились мимо нас на своей «мурене». Как же вы на «Оке» оказались? Иль «замуреновали» вас? А я теряюсь, не знаю, что сказать. Как будто в голове что-то заклинило после таких кувырканий. _______________________ *Абыстай – обращение к немолодой образованной женщине. Перевод автора (обратно)
Тень
Тень Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Мадина Маликова Рассказ Обидным прозвищем Нищая гордячка я была обязана Разине. Помню как сейчас: весенним солнечным днём позвала она меня помыть окна. Время было трудное – только что закончилась война. Я была молодой женщиной, потерявшей на фронте мужа и эвакуировавшейся с сыном к матери. Жили мы впроголодь, едва сводя концы с концами, и, когда Разина позвала помочь по дому, я пошла с радостью. Семья эта была с достатком, дом – просторный, светлый. Утром я предупредила маму, чтобы на обед картошку варила только на двоих, потому что я буду сыта. Ведь Разина, хоть и была довольно ленивой и балованной женой районного начальника, но угождала мужу тем, что умела вкусно готовить. Когда я выставила внутренние рамы и принялась с мылом отмывать наружные стекла, по комнате стал расползаться ароматный запах куриного супа. Мне показалось, что не от ярко сверкавших стёкол и не от лучей поднимавшегося всё выше солнца так светло в доме, а от этого всё более усиливающегося аромата. Руки привычно трут окна, а сама я прислушиваюсь к каждому звуку на кухне и по ним угадываю всё, что делает Разина: вот веселее загудел примус – значит, подкачала воздух, вот завжикал нож – режет лапшу, вот запахло луком. – Чарли, уйди-ка отсюда, не мешайся, – журила она собаку. Чарли – высокая, остроносая, гладкошерстная борзая. «И зачем они её приучают, пускают на кухню? Наверное, оттого, что нет детей, вот и тешат свою душу этим любимчиком», – подумала я, оправдывая Разину. А перед глазами стояло видение горячего супа в большом блюде: в прозрачном бульоне плавает жёлтая лапша, а вдоль золотистого ободочка тарелки лоснятся поджаренные кусочки лука. Чем чище становились стёкла, тем отчётливее было это видение. Однако мне нельзя было торопиться, потому что работу надо было закончить в тот самый момент, когда сварится суп. Запаздывать тоже было неудобно: разве прилично возиться с грязными тряпками в комнате, когда хозяин пришёл на обед. Поэтому я домыла полы и начисто вытирала последнюю ступеньку крыльца именно в тот момент, когда он подходил к дому. И пока он входил да снимал галстук, успела помыть руки, пригладить волосы и расскатать рукава. На приглашение Разины: «Иди, Зайнап, садись», – не заставила долго ждать. На клетчатой скатерти стояла полная тарелка тонких ломтиков хлеба (так умеет нарезать только она!), мелкая соль, даже перец. Вот, наконец, появился и долгожданный суп. Чтобы не выдать блеска в глазах, я стараласть смотреть на руки Разины. Они у неё были младенчески пухлы, нежны и белы. Я же, стыдясь своих – раскраневшихся от холодной воды, потрескавшихся и огрубелых, – старательно прятала их под скатерть, дабы не так заметна была их беспокойная дрожь. И когда отвечала на расспросы хозяина о здоровье и делах, всё старалась, чтобы он не заметил, как судорожно я глотаю слюну. – Чарли, не путайся под ногами, потерпи немного, – повторяла Разина собаке, то и дело тянувшей свой длинный нос к столу. Вот хозяйка правой рукой, на которой ярко блеснул перстень, взяла половничек и зачерпнула прямо со дна. Сейчас она зачерпнёт ещё раз, добавит в тарелку жирного бульона и поставит перед хозяином. Таков порядок: самый жирный суп – хозяину дома, потому что на его плечи падают основные тяготы жизни, главные семейные заботы. Вторая тарелка обычно полается гостю, то есть мне, а третья – хозяйке. Затем Разина сядет на своё место, после чего первым свою ложку поднесёт ко рту её муж, и только после этого я, вынув руки из-под скатерти, потянусь за хлебом. Но почему же она несёт первую тарелку не к хозяину, а ко мне? Я пытаюсь подсказать ей: «Погоди, Разина...» Но не успеваю договорить, так как происходит ещё более странное: она проносит тарелку дальше, мимо меня, к самой двери и ставит на пол. Сквозь дверную щель падают косые солнечные лучи. Вижу, как в золотистом бульоне плавает жёлтая лапша, вдоль каёмочки тарелки блестят красноватые кусочки поджаренного лука. И как на всё это падает тень – тень собаки. Первая тарелка супа – собаке... И тут я почувствовала, что в голове помутилось. Даже когда передо мной уже стояла долгожданная тарелка с супом, я не сумела взять себя в руки: показалось, что и на эту тарелку падает тень собаки. Горький ком застрял в горле. Молча встав и заметно пошатываясь, я пошла к выходу. – Ба, куда же ты, Зайнап? – Пойду-ка домой. Засиделась я тут. Сын, наверное, из школы пришёл... – Разве можно так из-за стола, даже не поевши? Как же это? – всполошилась Разина. – Спасибо. Я сыта... – Ну тогда погоди, хоть что-нибудь заверну ! – Спасибо, не хочу. Вон лучше своему Чарли отдайте! Уже спускаясь с крыльца, я услышала, как вослед мне Разина зло бросила: «Гордячка нищая!» ...Не хотелось, конечно, показывать свои слёзы матери и сыну, которые уже собрались пить чай. Перед каждым из них лежало по две печёные картофелины. Мать лишь взглянула на моё лицо и ни о чём не стала расспрашивать, а только слегка подвинула ко мне одну свою картофелину. Я не решилась прикоснуться к ней и только сказала: – Спасибо, мама, я у Разины хорошо поела. Взяла вёдра и пошла к роднику. Перевод Мансура Сафина (обратно)
Чужестранец
Чужестранец Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Адель Хаиров Родился в Казани в 1963 году. Окончил филфак КГУ. Работал в казанских газетах и журналах. Печатался в журналах «Казань», «День и Ночь», «Дружба народов», «Новая Юность», «Октябрь». Лауреат премии «Русский Гулливер-2015». В салон красной маршрутки протиснулся полноватый мужчина. Студентки, повиснув на поручнях, изогнулись буквой «С». Даже со спины было видно, что он нездешний. Затылок и левая рука, которой он ухватился за поручень, были золотисто-шоколадного цвета. На нём приятно пахла и поскрипывала новенькая кожаная куртка, на плече висел портфель из замши. Я сразу догадался, что он – алжирец. До этого мне приходилось с ними иметь дело, и я запомнил, насколько все они одинаковы своей коренастой и склонной к полноте фигурой, одутловатым лицом с большими заплаканными женственными глазами и вялотекущей мыслью в них. Алжирца пихали и заталкивали в угол, где кемарили мужики, а женщины с пакетами готовы были усесться им на колени. С первых дней пребывания в Казани он мало находил здесь Востока. Иногда на улице попадались плоские девушки, покрытые платками. Опущенные глаза, обескровленные лица. Их, как мёртвых бабочек, несла позёмка на призыв муэдзина. Алжирец тоже пошёл на эти заунывные звуки, чтобы выйти к мечети, но отстал, заблудился и упёрся в тупик: гаражи, остовы машин, растущие на ветвях стаканы, жёлтые исписанные сугробы… Автобус вынырнул из снегопада. На «Карла Маркса» в салоне стало чуть просторнее, но ненадолго. Уже лезли, подпинывая друг друга, тётки с рынка, увешанные сумками. И тут, отряхивая снег с сапожек, вбежала крашеная Джульетта в возрасте Дездемоны или чуть постарше. Короткая юбка из двенадцати лепестков кожаного мака разбудила мужчин. Мокрое пятно от снега, повыше колена, показалось загадочным. Она держала в руке пакет с апельсинами. Старушки задвинули девушку к алжирцу. Её ноги, в поисках опоры, тыкались слепыми коленками ему в мягкие ляжки. Несколько раз таджик давил на тормоза и тогда Джульетта, ойкая, хваталась за локоть алжирца. Он взмок. Ему казалось, что они стоят голые: чувствовал каждую её косточку. Портфель соскользнул с плеча и распластался у сапожек Джульетты. Потянувшись за ним, алжирец близко-близко увидел небольшой синяк под капроном, как след от смоковницы. Он машинально сунул руку в карман и стал перебирать финики чёток. – Фу, чёрт! – встрепенулась девушка, наблюдая, как один за другим покидают порванный пакет большие апельсины. Переминающийся народ тут же принялся давить эти оранжевые шары. Салон заблагоухал ароматом алжирских садов. На первом сиденье даже перестали ругаться две стервозные тётки. Когда Джульетта начала протискиваться из толпы, как из тесно завешенного гардероба, то алжирец, не понимая зачем, поплыл вслед за ней. Гармошка дверей сложилась, и они выскочили. Пока она оттирала о сугроб красный сапожок, он робко протянул ей обронённый апельсин… Алжирец покорно плёлся рядом. У подземного перехода девушка остановилась и принялась чистить апельсин. Чуть не сломала перламутровый ноготь. Брызнул нетерпеливый сок. Корки бросала тут же под ноги. Хлопья облепляли алжирца. Джульетта протянула ему одну дольку. Она уводила всё дальше и дальше. Наконец, толкнула полуживую дверь жёлтого барака. Тёмный подъезд, на ступенях журчал мужик, через которого пришлось перешагивать. Алжирец вошёл в узкий коридор, откуда Джульетта потянула его за рукав в комнатушку, похожую на немытый аквариум. Серый тюль на окне висел табачным дымом. На подоконнике даже кактус высох и окаменел. В консервной банке кисли бычки, на столе валялись голова воблы и чёрно-белые фотографии. Алжирец взял одну из них, на него зыркнула женщина, застёгнутая на все пуговицы. Она тыкала указкой в карту СССР. На столе появились бутылка «Рябины на коньяке» и два фужера. Он поднял ладонь и нахмурил переносицу, но через минуту уже держал в руках липкий бокал. Губы кривились, но вот терпкие капли омочили язык, и горячая струйка потекла по горлу. Вскоре учительница навела указкой на алжирца и интересовалась: «Куллю тамам?» (Всё хорошо?). Джульетта долго хохотала, когда он сказал, как будет по-арабски «спасибо, хорошо». И потом всё повторяла, искажая: «Шукран, ля бес! Ля бес!» Несколько раз алжирец привычно лез в карман и принимался перебирать чётки, но вскоре карман оказался от него далеко – на спинке стула. В ягодицы стрельнула пружина, и в комнате повис грустный звук лопнувшей струны. Взглянув на сервант, в полировке которого отражалась кровать, он увидел только белое тело Джульетты, но его самого рядом с ней не было. Не было. Она курила в постели, стряхивая пепел ему в ботинок, а он учил её арабскому: «Утро будет – «сабах», вечер – «масаа», а ночь – совсем нежно – «лейл». – Налей мне ещё чуть-чуть! – ныла она. – Чуть-чуть? Это «швайя-швайя». – Да-да, швайя-швайя! – она отпила и поморщилась, – «брр! Гадость…» – Хадост! – повторил, соглашаясь, он. – А как будет «я тебя люблю»? – Ана бэхэбэк энти! Джульетта допила, немного помолчала и наконец хрипло спросила: – А как по-вашему мани? – Фулюс, – грустно ответил алжирец. – Ты ведь мне оставишь немного своих «флюс», да? …Он долго не мог попасть ногой в брючину. Грузно прыгал по комнате, чуть не сбил вазочку с веткой красных фонариков. Она наблюдала за ним, подперев белокурую головку. Пятитысячная купюра накрыла учительницу с указкой. Когда искал деньги, вытащил паспорт и карманный Коран в сафьяновом переплёте. Положил на клеёнку вместе с чётками, чтобы переложить в портфель. Вдруг Джульетта, распахнув покрывало, поднялась с кровати. Нагая, она принялась напевать какой-то мотивчик и пританцовывать. Сделав по комнате круг, прижалась к алжирцу сзади, и игривой ручкой потянула денежку к себе. Замахала ею над головой, приговаривая: «Флюс! Флюс! Какой большой флюс!» Разлила остатки рябиновки по фужерам. Сказала: «Пей!» Он замотал головой. «Ну же!» – приказала Джульетта. Алжирец попятился, выставив вперёд ладонь. Она ухмыльнулась и небрежно чокнулась с нетронутым фужером. Бокал, как перезрелый тюльпан, опрокинулся. Алжирец вспыхнул, схватил Коран и принялся оттирать его краем арафатки… Куда его несли ноги? Он ничего не соображал… На мусорной полянке в самом центре Казани, за памятником революционеру в бурке, расположилась троица. Облезлый старик, разгорячённый выпивкой, что-то рассказывал, попыхивая папироской. Один ему верил, второй – ухмылялся. На картонке – скудный натюрморт: початая бутылка, разорванный руками батон бумажной колбасы, чёрствая буханка, которую выедали из середины. Пластмассовые стаканчики были воткнуты в сиреневый сугроб. Разлили ещё. Старик, поднимая стакан, бережно прикрыл на груди крестик. – Эх, вы, безбожники! – поморщился он. – Что ты, дядя?! – запротестовал дружок и, оттянув с плеча грязный свитер, показал наколку в виде полумесяца. – А у меня – змея, – похвастал третий. – Ща, во здеся, – он сделал попытку расстегнуть штаны. – Шо есть истинная вера? – старик, выпив, полез в душу. – Объясните старому дураку! – Щас я тебе объясню… – татарин с полумесяцем на плече задумался, но вместо ответа принялся сосредоточенно жевать колбасу. – Вера – ...! – вспомнил алкаш со змеёй в штанах. – Она у Лядского садика живёт… И тут на тропинке перед собутыльниками вырос алжирец. Старик ухватил его за штанину и, ухмыляясь, спросил: – Неужто Вера – ...? Алжирец отшатнулся, пнул бутылку. Водка весело забулькала. Со всех сторон замахали корявые руки, поднялся рык. Его повалили. Старик притянул к себе иноверца за грудки и начал брызгать слюной в лицо. Перед глазами алжирца угрожающе раскачивался гирькой на цепи тяжёлый нательный крест. Натянули куртку на голову, вывернули карманы. Татарин принялся рыться в портфеле. И тут алжирец резко рванулся и бросился наутёк. На краю оврага поскользнулся и кувыркнулся вниз. Следом за ним полетел портфель. По склону запорхали визитки, белыми птицами закружились тетради, испещрённые арабским письмом. Весь мокрый, в снегу и глине, он дрожал. От него шарахались – думали, пьяный. Алжирец катался по городу, пока не пришёл в себя. Вылез и увидел прямо перед собой старообрядческий храм. Дверь приоткрылась. Внутри крестообразно крутились огни тонких свеч, тёмные лики разглядывали чужестранца. Алжирец втянул ноздрями запах ладана и притулился в углу. Там открыл слипшийся Коран и принялся читать… Икона, что светилась в глубине золотым оконцем, вдруг стала приближаться. Он почувствовал на себе взгляд тёплых карих глаз. Так на него в детстве смотрел только отец. Начищенное блюдо над головой смуглого Бога сияло солнцем, а в апельсинах по бокам – дрожали чёрные крылья ангелов. Коран высох в горячих пальцах, и алжирец сказал громко: «Женщина – шайтан!» В ответ тонко взвились под купол стройные девичьи голоса, приподнимая низенькую церковь, придавленную казанскими снегами, золотой луковичкой – в синюю проталину. Алжирец не заметил, как в его руке появилась свеча и горячо зацеловала пальцы. …Он стал сюда ездить каждое воскресенье: послушать хор и прошептать в уголке свои молитвы. Здесь ему было тепло. Но всякий раз, садясь в красный автобус, надеялся, что однажды в салон войдёт Джульетта со вкусом табака и пьяной рябины на губах, которыми пропах его карманный Коран. Вот и сейчас, устроившись на заднем сиденье, он закрывает глаза и видит, как девушка, пританцовывая, стряхивает с сапожек девственный снег и протягивает ему апельсин. Оранжевый шар обжигает ладонь. Он упруг, как юная грудь. Алжирец начинает его медленно чистить, берёт дольку, чтобы отправить в рот, и замирает… Пухлая долька апельсина превращается в губы Джульетты.
Библиотечная душа Оранжевая обложка играла всполохами на полке, освещая серые томики по соседству. Золотые буковки – «Карим Акрамов» – плясали от радости. Неясный фотопортрет автора у окна, бросающего взгляд на тающий женский силуэт, притягивал. Хотелось приобнять его сзади и успокоить. Стихи были про безответную любовь и, неважно, что поэт рифмовал неряшливо – «свет – снег, нервы – налево, со мной – с тобой», Асия читала их с влажными глазами. Девушка вообразила, что все стихи сборника посвящены ей, что это она отвергала ухаживания автора, а он – мучился. Разговаривая с ним в своих фантазиях, она преображалась. До знакомства с его стихами Асия была плоская, как книга, а теперь вдруг и талия обнаружилась, и груди нарисовались. Растянувшейся коричневой кофте была дана отставка (сейчас на ней умывалась библиотечная кошка) и девушка стала порхать по библиотеке в лёгком платье, похожем на костюм бабочки из детского театра. И вдруг он появился! Именно в тот момент, когда Асия читала его книгу. – Девушка, а Рустем Кутуй у вас есть? Сборник за 2003 год. Названия не помню. Вишнёвая обложка такая… – нагловатый голос его диссонировал с фотографией. Она думала, у него бархатистый баритон. По крайней мере, когда она с ним вела беседы, он отвечал голосом молодого Рената Ибрагимова. Асия, как в кино при замедленных кадрах, поднимала на поэта глаза. И вот смотрит – сравнивает. – Я что ли не в тот отдел зашёл? – не понимает поэт. – В то-о-о-от… – тянет Асия, глядя на кумира снизу вверх, как собачка. – Кутуй мне нужен. Не Адель, а Рустем! – поясняет Акрамов, затем достаёт блокнот и, забыв про девушку, начинает что-то записывать. Асия вскакивает и приносит ему «Неотосланные письма» Аделя Кутуя. Потом протягивает апельсиновую книгу и просит автограф. – Как тебя зовут? – улыбается поэт. – Ася, – отвечает девушка. – Я вас всего прочитала, а есть ещё? – Есть, но только на ушко!.. В её ухо потекли тягучие стихи в обрамлении сладковатого коньячного облачка. Она опьянела, хоть половины не разобрала. Сплошное шу-шу-шу. Он стал приходить к ней на улицу Ботаническую, приносил бутылку водки, сам же её и выпивал. Она уже научилась мерить время их общения бутылкой. Первая рюмка – поэт возбуждался и, разрубая ладонью воздух, читал стихи куда-то вверх – в пространство, попутно что-то занося в растрёпанный блокнот или нервно исправляя, после третьей он всегда предлагал ей одно и то же – «полежим?» – после чего во рту у неё оставался привкус спирта и табака. Подустав, он выходил на кухню и добавлял ещё пару рюмок. Иногда брал бутылку с собой в спальню. Когда оставалась недопитой четвертинка, Акрамов превращался в пошляка – сыпал похабными анекдотами, матерился и больно щипал за грудь. Несколько раз он скандалил, как-то взял и сдёрнул вместе со скатёркой хозяйскую посуду, отодрал дверцу буфета и вытряхнул хрусталь на кафель. Бывало, посылал Асию за крепким пивом. Однажды даже отвесил ей крепкую пощёчину. Девушка выскочила и просидела на лавочке у подъезда битый час, пока Карим не ушёл. Но она к нему привыкла, воспринимала как что-то неотъемлемое, своё родное… Целую неделю он не появлялся. На звонки не отвечал, правда, однажды всё же на другом конце раздалось покашливание и осипший голос устало проронил: «Суки вы все!» Ночью в дверь заскреблись. Он стоял опухший, косматый, истерзанный водкой. Запах перегара наполнил тяжёлым туманом всю квартиру. Поэт прямо в коридоре выдул шкалик из горлышка, тут же стошнил на телефонный аппарат и, пробежав в зал, рухнул на диван. Она стащила с него ботинки, на остальное сил не хватило. Была половина второго ночи. Асия вышла на кухню, поставила чайник и открыла апельсиновую книжку. Стихи потихоньку обволакивали её, брызгая мелким осенним дождём и прижимаясь к щеке влажным кленовым листом. Под ухом зафыркала водосточная труба. Летний зонт перевернулся, и струи наполнили его как пиалу… И тут засвистел чайник, она на мгновение вернулась в квартиру. В проёме увидела дырявый носок, выхваченный из темноты блёклой лампочкой. Сквозняк, распахнувший форточку, толкнул кухонную дверь и закрыл от неё поэта… И тогда она вновь погрузила лицо в апельсиновый свет. (обратно)
Прапамять, правера моя...
Прапамять, правера моя... Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Вера Хамидуллина Поэт, переводчик, издатель. Родилась в 1960 году в г. Краснотурьинске Свердловской области. Окончила Казанский государственный педагогический институт, Институт филологии и межкультурной коммуникации Казанского (Приволжского) федерального университета. Руководитель издательского проекта «Современные авторы – детям». Член редколлегии журнала «Аргамак». Автор семи поэтических сборников. Стихи и переводы публиковались в журналах: «Идель», «Чаян», «Казань», «Все авто», «Эхо веков», «Юность», «Паровозъ», «Футурум АРТ», «Зензивер», «Дети Ра» и др. Лауреат, призёр и дипломант ряда литературных конкурсов, призёр конкурса переводов «Наследники Лозинского». Награждена знаком «Золотое перо Руси». Член Союза российских писателей, Союза писателей Республики Татарстан. Живёт в г. Набережные Челны. * * * Случайно? Да нет, не случайно Возникнет из небытия Мирская великая тайна: Прапамять, правера моя. Качая звезду на ладошке Лампадкой в бессонной ночи, Незримый великий художник Начнёт рисованью учить. Овалы лица, силуэты… Бессовестность в ранг возводя, Фарфоровых статуэток И бюстовости вождя, Создаст абсолют из абсурда, И горести выльются в смех. Откроются полог у юрты И райского яблока грех, Стоянки людей первобытных, Скиты у нехоженых троп… Услышу вой в камере пыток, Увижу, как бьётся о гроб Прабабка… Прапамять, правера: Вкруг абриса рыскает рысь, В котором беснуется серна, Готовая вырваться ввысь. Расправив слова за спиною, Крылатым коньком на рысях, Промчится в ночи надо мною, О памяти вечной прося. Я помню. Забыть невозможно И не рассказать не смогу О том, как опутанных ложью Затравливали на бегу. * * * Мы замыкаем небо В скобки оконных проёмов, Сосредоточив взгляд свой На облаках и крышах. Слышишь? Переговариваются шторы Со шпорами и скакунами, Которые споро рвутся К высшим свободным нишам… В оседлости насекомой, В плену заобойных трещин Не разглядеть искомое, Не долететь, хоть тресни! * * * У ненастья холодные руки дождя И слезящихся стёкол усталая бледность… И бравурная дробь, без которой нельзя Испытать одиночество и бесполезность… * * * Было пасмурно, сыро, стыло, Да вот бабочка-махаон С неба ангелом пестрокрылым Опустилась в мою ладонь И, сложив два крыла в молитве, Замерла. И молитве той Заподскрипывала калитка, Заподдакивал хмель витой. Что просила она у Бога За неделю до холодов? Не в бессмертие ли дорогу? Не Эдемовых ли садов? Может, в крыльях перетирая Летних дней золотой песок, Сокрушалась, что чашу Грааля Не родил ни один цветок. Видно, тщетно взбивала воздух Из настоя цветущих трав… Что осталось? В куколки поздно, И с огнём позади игра… * * * Ангел вчера подарил мне своё крыло: – На, – говорит, – шальная душа, пари! Я бы с любым заключила любое пари, Что и с одним взлечу! Только что потом? Монокрыло – бесполезная, в общем, вещь! Таинства неба оно не даёт постичь. Что мне с ним делать? В лопатку впилось, как клещ. Встану-пойду – принимается пыль мести… Лебеди, пролетая, курлычут вслед, Будто жалеют, подранка видят во мне. Сколько ещё крыло мне доставит бед, Видно, им, сердобольным, видней извне. Ангел и я горюем на берегу – Лодки и те бесполезны с одним веслом… Ангел, ты знаешь, я без крыла смогу! Мне и бескрылой с крылатым тобой везло! День и ночь Лета полярного разве что ночь длинней… Стаду оленьему брюхо-то подвело! Пара теней в остывающей тундре: по ней С юной волчицей вожак бежит тяжело. – Не промахнись, Акелла, не промахнись! Если бежать от утренних звёзд на закат, Можно прочесть по следу всю твою жизнь – С первой строки была она нелегка. Морда сама задирается в небеса: Воет не воет, молит не молит Луну. Нынче не просто волчья судьба на весах… Стая готова пряник сменить на кнут. – Не промахнись, Акелла, не промахнись! Поторопись – эти сутки решают всё! Если не прыгнешь вверх – опрокинут вниз, Где не один до тебя в снегах занесён… Завтра наступит день, налетит мошка, Ласково солнце погладит сопок хребты… Будет ли завтра, если кишка тонка, Если на волчьи законы равнялся ты? – Не промахнись, Акелла, не промахнись! Перепроверь траекторию для броска! Знаешь, звериным богам молись не молись, Лишь на себя надейся, бежишь пока! * * * На диалог не опускаюсь, Боясь до чёртиков, похоже. Себя ругаю, но терзаюсь Бессмысленною моноложью. И виртуальные беседы заканчиваю позитивом, согласно выбранному кредо с оптимистичным лейтмотивом. Финал служебного романа, Где роль моя второго плана Страшней, чем ломка наркомана, К развязке переходит плавно. Мой выбор ничего не значит, Мой голос не услышит зритель. Я автора прошу: «Иначе Сценарий ваш перепишите!» Герои главные на сцене Любовь играют, ждут оваций. Брак в тридцать лет под три процента Сдан на закупку декораций. Сеть и разбитое корыто, Кусок атласа – гладь морская, Акула – золотая рыбка, Старуха жадная и злая… Старуха на меня похожа, Корыто – это бабье счастье. И правда в том, что сказка с ложью Не может хорошо кончаться. * * * Наполни памятью воды Пустые глиняные чаны, Водою Рейна или Чада, Дождями, каплями росы! Хозяин Вод, Су Анасы Из хляби нам даруют клады: Горсть, капли знаний и пуды. А людям – только то и надо! Мы ловим с помощью уды Столетьями сказанья, байки – Их в водах косяки и стайки. Ерши, акулы и киты Философичны и просты От гор Уральских до Ямайки. Сирены, Нжери, Лореляй… Запоминай! Запоминай, Лей память вод – мы все из глины Замысловатых форм кувшины… (обратно)
Погасших звёзд серебряная пыль
Погасших звёзд серебряная пыль Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Чулпан Зариф Поэт, учёный, переводчик. Настоящее имя – Чулпан Зарипова-Четин. Родилась в Татарстане, в городе Арск. С 1999 года живёт в Турции. Окончила Казанский государственный педагогический университет, кандидат филологических наук. Доцент в Кавказском университете города Карс (Турция). Автор научных книг, словарей и учебников, а также многочисленных статей. Пишет на трёх языках: русском, татарском и турецком. Автор нескольких сборников стихотворений. Лауреат конкурсов и номинаций. Член Союза писателей Республики Татарстан, Союза писателей Турции, Союза писателей Эгейского побережья Республики Турция и Союза писателей Евразии. * * * Почему-то хочется Ступать неторопливыми шагами По пустым улицам старого Стамбула И, завернув, вдруг очутиться В гуще Стамбульского базара, Где, вобрав под себя ноги, Дремлет старый турок в сбившейся набок чалме... И, улучив момент, показать смуглую щёчку, Нежные пальчики приподнимают чадру чёрную. Где хитрые греки торгуют шелками зелёными – цвета Османов. Где слышится дерзкий смех женщины – В прошлом гяурки... И хочется вновь Ощутить жаркий полдень Стамбула И запах волос Роксоланы Цвета червонного золота... И, запрокинув голову, Смотреть на Айя-Софию... * * * Яблоко с яблони – в руки твои. Яблоко с рук твоих – в руки мои. В грудь мою с губ твоих – грех. Было – молчание. Время – рассветное. Пали две головы – тёмная, светлая. Вяз да орех... * * * Пахли клумбы георгинами, Звёзды падали. Ночи тёмные да длинные, Много надо ли?.. Руки тонкие, нескладные Зацелованы. Вишня спелая да сладкая Всё не собрана. Здравствуй, рыцарь мой невенчаный, Лета многие! А по мне жалеть уж нечего – За порогом я... * * * Мне нравится, когда молчишь, Уткнувшись в шею мне. И тихо Безмолвие плывёт в ночи. И всё не к спеху. Мне нравится, когда щекой Коснёшься щёчки. И молчанье Звездою падает случайной, Так и не молвив ничего... * * * Я как радуга над лугом – Коромыслом, полукругом – Словно праздник воспарила Над землёй и над бедой. А потом я растворилась... И увидел ты спросонок Как упала я со стоном На ладонь твою – звездой... * * * Мне – моя доля, Что послана свыше. Всё остальное – Выстрадав, выжить… Мне – мой очаг, Где жена я и мама. В чёрных очах Я любая желанна. Всё остальное – Увы! – не прибавить... Мне – моя доля. Мне – моя память... * * * Погасших звёзд серебряную пыль Рассыпал по земле язычник-ветер. Полынью пахнет... Дремлет степь... Ковыль... И небо – сонмище тысячелетий... Вот свист стрелы. И ржание коня. И горький дым костра всё круче, выше.... И смотрят в мир, стараясь мир понять, Раскосые глаза под чёлкой рыжей... * * * Сегодня моих плеч Стыдливо коснулся губами Холодный ветер... Оттого я вздрогнула. А в глазах моих Купались два сизых голубя. Да так неосторожно, Что расплескали. Оттого я заплакала... * * * Когда однажды утром Не взойдёт звезда И этого никто не заметит (Значит, она упала безмолвно, в темноте...), Обними землю смуглыми руками, Мне в твоих объятьях не страшна смерть... Молитва Огради тебя от неприятностей Да спаси от доли сердца робкого. От позора страсти безудержной Да от шёпота. Сохрани в себе зачатки лучшего Да отбрось всё нехорошее. И ищи добро с добрым лицом... Да боготвори руки воззвавшие, Да благослови се покровительство И да вознесёт тебя Аллах! Аминь. (обратно)
Обретя своё прежнее русло
Обретя своё прежнее русло Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России
Ильсияр Иксанова Настоящее имя – Гарипова Ильсияр Вазиховна. Поэт, прозаик. Родилась в 1966 году в деревне Татарские Саралы Лаишевского района. Окончила филологический факультет Казанского государственного университета. Член Союза писателей Татарстана, член правления СП РТ. Автор шести сборников стихотворений. На слова И. Иксановой написано много песен. Многосерийный телевизионнный фильм по её сценарию «Сөюләрем сине хак минем» (режиссёр – Н. Жамали) был тепло принят телезрителем. В 2011 году она возглавила новый фольклорный альманах на татарском языке «Түгәрәк уен» Республиканского центра развития традиционной культуры при Министерстве культуры РТ. Лауреат литературных премий им. С. Сулеймановой (2006) и Х. Такташа (2009), заслуженный деятель искусств РТ. Ожидание Для тех, кто ожидает, дни длинны. А тьма ночей, похоже, не истает. И, кажется, в плену у тишины Однажды сердце биться перестанет. Для ждущих дни, как вечность, а не миг, И до предела изнуряют ночи. Мук одиночества, безмолвный крик, Похоже, сердцу вынести нет мочи. Прочь от себя гоню я бездну дней И в ожидании ночи прогоняю. Смиренны крылья у души моей, Но выдержит ли сердце, я не знаю... Перевод Розы Кожевниковой Я – женщина Облаком по небу плыть я могу, Каплей упасть на цветок луговой. Сохнет душа у тебя? Помогу, – Буду я тёплой водой дождевой. Чья холодами побита весна? Слышишь, развею угрюмую грусть, – Стану травой, что по-детски нежна, Юным листочком из почки явлюсь. Для горизонта я – алый рассвет, В плод обращусь благодатного дня… Мной восхититесь вы: «Что за поэт!» Женщина я. В этом сила моя. Мужчина Он – скала, Которой буря не страшна. Он укроет, он поможет, он спасёт… Но куда обычней в жизни тишина, Суета привычных мелочных забот. Но какая бы погода ни была, Как младенец он без женского тепла. Перевод Сергея Малышева Река и русло Я – река, без сомнений и грусти Вновь вернулась в свои берега. Обретя своё прежнее русло, Поняла, как тебе дорога. Всё забыто: страдания, муки, Без которых не прожито дня. Твои добрые тёплые руки Безмятежно согрели меня. Нежный берег, крутой и высокий, Страсть волны от бесцельности спас. Где-то там, на далёком Востоке, Наше солнце восходит сейчас! Я – река, без раздумий и грусти Вновь вернулась в твои берега. Обретя своё прежнее русло, Я себя для тебя сберегла. В ожидании ребёнка Ты – тропинка, что рождает радость, Родничок мой ласковый, чудесный. Ты – пока что ожиданья сладость. Сын ли, дочь, мне это неизвестно. Весь в отца, что терпелив, и нежен, Будешь ли, чтоб мне тобой гордиться? Думаю я в этот вечер снежный, Суждено ль надеждам нашим сбыться? Станешь ли для матери отрадой? Обретёшь ли подлинное счастье? Твои добрые деяния наградой Скрасят ли мне старости ненастье? Стань дорогой, что подарит радость. Будь струною, что дарует песни. Жизнь моя, печаль моя и сладость. Сын ли, дочь, пока мне неизвестно. Перевод Лилии Газизовой Мгновенье Ты да я, И между нами дочка Весело лепечет о своём. Распустились За окошком почки, Видя, Как мы счастливы втроём. Нет минут счастливее на свете – Жизнь, спасибо за мгновенья эти! Перевод Нурии Мухамметшиной (обратно)
Последние комментарии
5 часов 43 минут назад
14 часов 35 минут назад
14 часов 38 минут назад
2 дней 21 часов назад
3 дней 1 час назад
3 дней 3 часов назад