Ничейная земля (ЛП) [Фернандо Гамбоа] (fb2) читать онлайн

Реквизиты переводчика

Переведено группой «Историческийроман» в 2017 году.

Книги, фильмы и сериалы.

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Над переводом работали: passiflora, gojungle, PalDim и Almaria.

Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

ЯндексДеньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

...    

А знаете что? Эта страна слишком прекрасна, чтобы отдать ее фашистам. Они уже превратили Германию, Италию и Австрию в нечто столь отвратительное, что даже пейзаж стал безобразным. Когда я еду по местным горам и вижу повсюду скалы и пустынные поля, а еще воткнутые в песок пляжей зонтики, городки цвета земли, текущие по гравию реки и лица крестьян, я думаю: «Нужно спасти Испанию для приличных людей, она слишком прекрасна, чтобы ею разбрасываться!»

Из письма Марты Геллхорн к Элеоноре Рузвельт

1    

24 августа 1937 года

43 километра к юго-востоку от Сарагосы

Испания

В тот полдень конца августа 1937 года солнце нещадно палило над головами пятисот бойцов батальона Линкольна, шагающих по прямой проселочной дороге. Они растянулись в более-менее ровную колонну длиной почти полкилометра. Каждый нес винтовку Маузера, одеяло, патронташ и заплечный мешок с латунной тарелкой, кружкой и сменным бельем, таким поношенным и грязным, будто его и не снимали. Покрытые желтой пылью окрестных полей солдаты напоминали усталую вереницу живых мертвецов, решивших вернуться с того света.

Гипнотическая песня цикад накладывалась на шарканье тысячи ботинок. Повсюду, куда ни кинь взгляд, тянулись оливковые сады и высохшие и заброшенные из-за войны поля. А сзади несколько часов назад исчезла из виду дымящаяся колокольня городка Кинто, захваченного накануне, и слишком высокой для этих людей ценой. Впереди на фоне голубого неба темнел мрачный силуэт места их назначения — Бельчите.

Лейтенант Алехандро М. Райли тащился во главе первой роты. Грязные и всклокоченные черные волосы спускались ему на лоб, почти до самых глаз цвета янтаря, сейчас сузившихся до двух тонких щелочек, а широкий подбородок закрывала двухнедельная щетина. Когда-то белая рубашка прилипла к телу, как вонючая вторая кожа, потрепанные штаны из тонкой шерсти напоминали замызганную холстину, а старые ботинки едва отрывались от земли при каждом шаге. Кольт на поясе, как казалось Райли, весил не меньше миномета.

Алекс Райли брел усталой поступью человека, который на этой адской жаре с раннего утра даже не присел, но старался держаться бодро, не показывая слабость перед солдатами авангарда. Среди них шли и сержанты: Вернон Шелби — студент Вест-Пойнта, не успевший окончить курс, Джон Дж. Хоникомб — член коммунистической партии из Калифорнии, Гарри Фишер — недавний выпускник университета, архитектор из Огайо, и Хоакин Алькантара — пухлый повар-галисиец, выросший в Бруклине, верный товарищ Алекса с самого начала войны, спасший ему жизнь во время злополучного штурма Пингаррона полгода назад.

Сейчас, поднимая облачка пыли, верхом на серой лошади к Алексу приближался майор Роберт Мерриман. Он осадил коня рядом с ротой и одним быстрым движением соскочил на землю прямо перед Райли.

Бывший профессор экономики университета Калифорнии, а теперь — командир батальона американских добровольцев, был человеком умным и решительным. Он был хорошо сложен, так же высок, как и Райли, и при любых обстоятельствах выглядел безупречно, его фуражка, майорский китель и высокие сапоги до колен, казалось, невосприимчивы к липкой пыли испанских полей.

— Как тут дела, Алекс? — спросил он без предисловий, отведя Райли в сторонку.

— Неплохо, — ответил тот и, бросив быстрый взгляд на роту, добавил: — Хотя, мне кажется, сейчас самое время отдохнуть и восстановить силы в тени олив. Люди истощены.

Мерриман огляделся, прищурившись из-под очков.

— Хорошая мысль. Устроимся здесь и подождем приказов. И выкопайте на краю оливковой рощи несколько стрелковых ячеек. Мне не нужны сюрпризы.

— Есть, — ответил Алекс и спросил, подойдя поближе и понизив голос: — Известно, когда начнется атака?

Мерриман поморщился.

— Кто знает, Алекс, — ответил он тем же тоном, чтобы не услышали солдаты. — Надеюсь, что никогда. Сам знаешь, я считаю, что атаковать этот грязный городишко — верх идиотизма, это будет стоить нам и времени, и многих жизней, но Военное министерство настаивает, а Индалесио Прието переубедить невозможно. Так что... — не закончив фразу, он просто пожал плечами.

Райли с досадой цокнул языком.

— Да уж.

— Вот именно, — кивнул Мерриман. — Так что остановимся здесь и подождем развития событий.

— Считаете, они могут передумать? — спросил лейтенант с небольшой надеждой.

Майор Мерриман покачал головой.

— Насколько я помню, до сих пор такого не случалось.

С этими словами он подошел к лошади, сунул ногу в стремя и с той же легкостью, как и спешивался, вскочил в седло и вернулся к арьергарду, подняв тучу пыли.

Алекс Райли подошел к сержанту Хоакину Алькантаре, взял его под руку и указал на место в паре десятков метров впереди.

— Джек, майор приказал устроить тут привал, так что бери свой взвод и выкопайте парочку стрелковых ячеек, вон под теми оливами.

— Самое время, — фыркнул галисиец, отирая рукавом пот со лба. — А то мне уж стало казаться, что мы до главной площади города будем маршировать.

— Мне это тоже не нравится, — хмуро улыбнулся Алекс. — Но пока что можем бросить свои кости в тенек и передохнуть в ожидании новых приказов.

— Что тебе сказал Мерриман?

— Ничего. Он бесится, что мы здесь, вместо того чтобы идти в Сарагосу, но ему тоже приходится выполнять приказы.

— А ты что думаешь?

Райли перевел взгляд на Бельчите, лежащий в двух километрах впереди. Это был чудесный городок с прижавшимися друг к другу каменными домами с терракотовыми крышами, издалека и с северной стороны он выглядел неприступным, как крепостная стена.

— Всё правда так дерьмово, как выглядит? — добавил Джек.

Алекс положил руку на плечо друга и посмотрел в том же направлении.

— Кто знает. Я слышал, можно рассчитывать на поддержку с воздуха и артиллерию, но пока что... Этот город — как средневековый замок.

— Ходят слухи, что внутри засела тысяча нациков. И в основном марроканцы.

— Так говорят.

Джек покосился на Райли.

— Их и без того до чёрта, а марроканцы дерутся до конца, потому что знают — если мы их захватим, то расстреляем.

— Значит, придется всех перебить, — холодно ответил Алекс.

Галисиец уставился на него.

— Полгода назад ты бы такого не сказал, — пробормотал он со скрытым упреком.

На лице Алекса вздулись желваки.

— Полгода назад, — отозвался он через секунду, не сводя взгляда с горизонта, — я был другим человеком.

— Честно говоря, мне тот человек нравился больше.

Райли повернулся к своему заместителю с горящими гневом глазами. Любого другого он тотчас отправил бы под арест. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть хладнокровие.

— Ну так можешь навестить его, когда захочешь, — ответил он, едва сдерживая раздражение. — Он похоронен в окрестностях Пингаррона вместе с остатком своей роты. Убит теми же людьми, что засели в этом проклятом городишке.

— Да знаю я, дружище. Я тоже там был, припоминаешь? Я тот парень, который тащил тебя волоком, когда из дырки от пули в твоей груди хлестала кровь.

Алекс машинально поднес руку к шраму от ранения рядом с сердцем. Он четыре месяца провалялся в госпитале в Валенсии, находясь на краю смерти. Но не рана мешала ему спать по ночам и отравила душу угрызениями совести.

— Хватит трепаться, — резко одернул он друга. — Выполняй приказ, да поживее. До заката всё должно быть сделано.

— Есть, товарищ лейтенант.

Хоакин Алькантара выпрямился и отдал честь, поднеся сжатый кулак к виску. Он выглядел настолько карикатурно серьезным, что нельзя было не распознать в этом жесте насмешку.

— Иди к черту, Джек, — пробормотал Райли, а потом развернулся и пошел отдавать приказы остальным подчиненным.

2    

Пару часов спустя батальон Линкольна в полном составе расположился на северном склоне небольшого холма с оливами, закрытый и от солнца, и от огня защитников Бельчите. Конечно, в эту минуту те пристально разглядывали батальон в бинокли, как делал это из-за мешков с песком генерал Красной армии Вацлав «Вальтер» Сверчевский, поляк по происхождению, окончивший Военную академию в Москве. Командующий Интернациональными бригадами, куда входил и батальон Линкольна, отличался ледяным взглядом и непримиримостью.

Рядом с ним, как молчаливая тень, находился политкомиссар Интернациональных бригад Андре Марти — зловещий француз с бегающими глазами, его прозвали «Мясник Альбасете». Он держался неподалеку, сложив руки за спиной, внимательно наблюдал и слушал.

— Товарищ генерал, — раздался громогласный голос Мерримана.

— Да? — отозвался генерал Вальтер, но не повернулся и не оторвался от бинокля.

— Все офицеры на месте. Можем начать, когда скажете.

— А это что? — спросил генерал с жутким акцентом, показывая куда-то вперед.

Роберт Мерриман пристроился рядом с генералом и прикрыл рукой глаза от солнца, пытаясь понять, о чем идет речь.

— То здоровенное трехэтажное здание с колокольней? Это монастырь Святого Рафаэля.

— Монахи?

— Скорее монашки.

— Ясно. А вон то... рядом с въездом в город?

— Монастырь Святого Августина.

Генерал наконец-то отвел от глаз бинокль и с написанным на лице сомнением повернулся к майору.

— Вы шутите? Два монастыря в одном крохотном городке?

Мерриман пожал плечами, что означало «Это же Испания».

— Мы думаем, что второй покинут.

Генерал Вальтер снова поднес бинокль к лицу и внимательно изучил здание.

— Интересно... — пробормотал он себе под нос.

Он убедился, что вблизи городка нет ни артиллерии, ни дотов, и удовлетворенно повернулся, чтобы обратиться к группе офицеров, стоящих полукругом у грузовика снабжения. К его борту была прикреплена подробная карта города и окрестностей.

— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал он лёгким кивком четырех капитанов и пятнадцать лейтенантов, командный состав батальона Линкольна.

— Здравия желаем, товарищ генерал! — ответили они хором, отдавая честь.

— Вольно, — холодно произнёс Вальтер.

Затем, сложив руки за спиной, он долгие две минуты изучал карту, повернувшись спиной к офицерам, молча ожидающим решения генерала.

— Хорошо... Отлично, — произнёс он по-русски и, видя, что его никто не понял, повернулся и повторил то же самое по-испански.

Командующий Интернациональными бригадами улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего приятного.

— Товарищи американцы, — произнёс он, окидывая взглядом присутствующих — Перед батальоном Линкольна стоит важнейшая задача — захватить город Бельвиче.

Стоящий рядом с ним Мерриман тихонько покашлял.

Генерал взглянул на него, затем — на карту, после чего бесстрастно поправился:

— Город Бельчите. Как бы он ни назывался, ваша задача — атаковать его с севера. — Он ткнул указательным пальцем в карту. — Вот наши позиции, и к завтрашнему дню кольцо вокруг города полностью замкнут войска под командованием товарищей Листера и Модесто, отрезав националистов от снабжения. Тогда авиация и артиллерия начнут бомбардировку, чтобы оголить оборону противника, а через два-три дня мы начнем штурм, который возглавите вы, вот по этой дороге, — и он провел пальцем по тонкой черной линии, проходящей прямо по месту их дислокации до северо-западной окраины города. — Сначала возьмете эти два здания — маслобойню и покинутый монастырь, они послужат нам опорными пунктами. Когда закрепитесь на позициях, со всех флангов атакуют четыре дивизии — танки и пехота, пока не подавят всякое сопротивление. — На его лице появилась гримаса, обозначающая улыбку, и, сжав кулак, он добавил: — И не уничтожат врага.

Два десятка офицеров беспокойно переминались с ноги на ногу, но Мерриман поспешил вставить:

— Мы рассчитываем на четыре дивизии, то есть двадцать четыре тысячи человек, как и на артиллерию, которая будет безостановочно обстреливать город, чтобы ослабить врага. Высшее командование полагает, что во время штурма мы почти не встретим сопротивления.

— Товарищ командующий, — вмешался Майкл Лоу, первый чернокожий офицер в истории Соединенных Штатов, отдающий приказы белым, капитан Первой роты, в которой служил Райли, — а что конкретно значит «вы возглавите штурм» и «когда закрепитесь на позициях, атакуют четыре дивизии»?

Мерриман покосился на Вальтера и ответил вместо него:

— Именно то, о чем вы подумали, капитан. Было решено, что мы атакуем с севера и тем самым отвлечем силы обороны, чтобы остальные войска напали с запада и юга.

Капитан Лоу нахмурился.

— Понятно, — пробормотал он. — Отвлечем силы обороны.

— А в чем проблема, капитан? — вмешался генерал.

— Никаких проблем, товарищ генерал, — ответил он с плохо скрываемым сарказмом. — Батальон Линкольна, как всегда, готов броситься в бой в первых рядах.

Губы генерала Вальтера искривились в жестокой гримасе.

— Рад это слышать, товарищ капитан, — ответил он, сверля его взглядом. — Ведь в таком случае вы с удовольствием узнаете, что ваша рота возглавит атаку.

— Есть, товарищ генерал, — сказал Лоу, гордо вскинув подбородок, словно действительно рад этому приказу.

Тем не менее, ему хватило ума не добавить что-нибудь еще. Он посмотрел налево и встретился взглядом с Райли, которому послал завуалированный жест извинения.

Генерал Вальтер, вновь сложив руки за спиной, помолчал пару секунд, после чего поинтересовался:

— Есть ещё вопросы?

На этот раз никто не осмелился высказать свои сомнения вслух, и майор Мерриман снова вмешался:

— Мы считаем, что защитники города располагают несколькими тысячами человек; среди них добровольцы, рекете, фалангисты [1] и марокканцы. Вероятно, есть какая-то артиллерия, вероятно замаскированная — причина, по которой мы не можем начать танковую атаку. Но, как уже говорил генерал, к началу штурма силы противника будут уже истощены и, возможно, начнут сдаваться.

Райли непроизвольно фыркнул, что не осталось незамеченным польским генералом.

— Вы хотите что-то сказать, лейтенант?

Кто-то рядом явно специально наступил ему на ногу. Даже сам майор, казалось, взглядом просил его держать рот на замке.

Но молчаливость никогда не входила в число его достоинств.

— Не совсем, товарищ генерал. Я просто подумал... — Он откашлялся. — Как мы все хорошо понимаем, враг не собирается сдаваться. Они знают, что мы почти всегда их расстреливаем, особенно марокканцев, как и они поступают с нами. Так что на их месте я не стал бы сдаваться и не рассчитывал бы на то, что они так поступят. Разве не было бы намного лучше, — добавил он, выйдя за границы благоразумия, — предоставить националистам коридор для отступления? Мы спасли бы много жизней и куда легче захватили бы город. Как говорила моя мать-испанка: «Бегущему врагу — скатертью дорога».

Генерал сделал два шага вперед, и другие офицеры расступились, как воды Красного моря.

— Большое спасибо, что поделились с нами мнением о военной тактике своей матери, лейтенант...

— Райли, — подсказал он. — Алекс Райли.

— Позвольте мне кое о чем вас спросить, лейтенант Райли. Где вы служили прежде, до того, как вступили в Интернациональные бригады? Какова ваша профессия?

— Офицер торгового флота Соединенных Штатов, товарищ генерал.

— Понятно... — протянул тот. — Моряк, значит... А вы знаете, кем был я до того, как судьба привела меня на войну?

— Не могу знать, товарищ генерал.

— Преподавал военную стратегию в Московской военной академии. Вам это о чем-нибудь говорит?

Алекс ненадолго задумался.

— Даже не знаю... Что у ваших студентов сейчас каникулы?

Кароль Вацлав Сверчевский моргнул, не веря в наглую реплику американца. А потом улыбнулся. Даже самые тупые солдаты полка знали, что это не сулит ничего хорошего.

— Майор, — сказал он, внезапно повернувшись к Мерриману, — нам нужны свежие сведения о позициях противника, поэтому я хочу, чтобы один из ваших людей пробрался к городу и разузнал расположение сил внутри.

— Есть, товарищ генерал.

— Эту задачу я поручаю вот этому человеку, — он на миг повернулся к Райли, — если уж лейтенант такой хитроумный. Пусть завтра утром мне в штаб доставят полные сведения, в противном случае в разведку отправитесь вы сами. Я достаточно ясно выразился?

— Более чем, товарищ генерал.

— Превосходно.

Не сказав больше ни слова, генерал повернулся к офицерам спиной. Огромными шагами он направился к своей машине, что дожидалась его в нескольких метрах. Водитель стоял снаружи, прислонившись спиной к капоту. Генерал забрался внутрь и в сопровождении двоих мотоциклистов отбыл прочь, оставив после себя облако желтой пыли.

Остальные участники совещания в молчании разошлись по своим подразделениям. Райли, однако, почувствовал руку на своем плече и остановился.

— Трепло! — бросил ему Лоу.

— Можно подумать, я этого не знаю, капитан.

— И зачем тебе это понадобилось?

Алекс в ответ лишь пожал плечами.

Тут вернулся Мерриман, провожавший генерала до машины, и озабоченно покачал головой.

— Могу я узнать, каким местом ты думал? — спросил он, разводя руками. — Или ты хочешь, чтобы генерал приказал тебя расстрелять за нарушение субординации?

— Он меня спросил, и я высказал своё мнение.

— Твоё мнение! — фыркнул Мерриман, ткнув его пальцем в грудь. — Да кого здесь интересует твоё мнение? Ты здесь для того, чтобы выполнять приказы, а не высказывать своё мнение!

— Но я думал, что...

— А ты не думай, мать твою!

Райли уже хотел ответить, но в последнюю секунду прикусил язык, сообразив, что Роберт Мерриман действительно расстроен, поскольку по-настоящему им дорожит.

— Прошу прощения, товарищ майор, — произнёс он. — Больше такого не повторится.

— Ясное дело, не повторится, дубина! — тон майора ничуть не смягчился. — Пристрелят тебя в этой чертовой разведке, как пить дать!

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого не случилось.

— На этот раз ты крупно влип, Алекс, — снова вмешался Лоу.

Мерриман посмотрел на него с таким же выражением лица, как и на Райли.

— Лучше помолчите, Лоу, а то как бы это не случилось и с вами.

— Есть, товарищ майор.

С жестом вселенской усталости Мерриман провел ладонью по лбу.

— Просто не могу поверить, что двое лучших моих офицеров оказались самыми большими тупицами во всей республиканской армии.

— Спа...

— Я же сказал, помолчите, Лоу.

— Есть.

Мерриман принялся вышагивать кругами, качая головой и время от времени яростно фыркая.

— Хотя вы и ослы, я хотел бы вам помочь. Возможно, мне удастся убедить генерала, что вы извинились, и послать в разведку кого-нибудь другого. Скажу, что ваше дело — командовать и...

— Товарищ майор... — прервал его Райли. — Боб...

Тот остановился и пристально посмотрел на него.

— Спасибо, товарищ майор, — сказал Алекс, — но не стоит. Я не намерен извиняться перед генералом и не хочу, чтобы вместо меня пошёл кто-то другой. Я пойду в разведку и вернусь с нужными сведениями. Я сам заварил эту кашу — мне ее и расхлёбывать.

Мерриман пристально посмотрел на лейтенанта первой роты, а затем повернул голову в сторону поля, отделяющего их от городка Бельчите. Сухое и ровное плато, усеянное оливковыми деревьями и кустарниками, практически лишенное мест, где можно укрыться и наблюдать.

— Надеюсь, вы с этим справитесь, — сказал он, дружески хлопнув Райли по плечу, хотя, судя по тону, весьма в этом сомневался.

3    

Пылающее сквозь пыль и дым солнце уже виднелось на горизонте лишь на четверть и готовилось скрыться через несколько минут.

Сто десять человек из первой роты расположились на пятачке диаметром метров пятьдесят, вокруг небольших костров, готовясь к ночлегу и кутаясь в потрепанные одеяла, кишащие блохами и клопами.

Возле одного костра, в котором потрескивали сухие оливковые ветки, прямо на земле, скрестив ноги, устроился Алекс Райли и тщательно проверял исправность своего «кольта», а сидящий рядом Хоакин Алькантара ругал его последними словами.

— Трепло!

— Ты уже в третий раз это говоришь, Джек.

— Трепло!

Райли поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в кобуру.

— Хватит, сержант.

Галисиец явно шутил. Разумеется, на самом деле он вовсе так не думал.

— И для этого я рисковал жизнью в Пингарроне? — воскликнул он. — Чтобы ты сейчас покончил жизнь самоубийством?

Райли искоса взглянул на него.

— Не стоит так драматизировать, Джек. Ты говоришь совсем как моя мать.

— Если бы я был твоей матерью, то задал бы тебе хорошую трепку.

Оглядевшись, Алекс увидел, что Шелби, Хоникомб, Фишер и другие сержанты их взвода собрались вокруг, глядя во все глаза и не упуская ни единого словечка их разговора.

— Сержант Алькантара, — произнёс он с неожиданной серьёзностью, обращаясь к своему другу, — ещё одно слово, и я посажу вас под арест.

— Трепло! — с вызовом повторил тот.

Райли считал, что даже самая горячая дружба не даёт Джеку права подрывать его авторитет в глазах подчинённых, а потому вскочил, собираясь объявить, что тот арестован.

Но именно в этот момент в круге света от костра появился майор Мерриман, одетый как будто еще безупречнее, чем обычно. Он решительным шагом приблизился к Райли, широко улыбаясь, словно они не виделись долгие годы.

— Добрый вечер, товарищ лейтенант Райли, — поприветствовал его он, протягивая руку.

Озадаченный Алекс пожал руку, пытаясь скрыть удивление.

— Добрый вечер, товарищ майор Мерриман.

— Все готово к операции?

— К операции? Да... Разумеется, готово.

— Я рад, я рад! — прервал его Мерриман с преувеличенным пылом, словно плохой актер переигрывает на первом прослушивании.

— Все в порядке, майор?

На языке вертелся вопрос, не пьян ли он, но в этот раз благоразумие взяло верх.

— Еще как! — ответил Мерриман.— Я проводил ночной обход, чтобы подбодрить солдат, и решил пожелать вам удачи.

А теперь она выпадала всё реже.

— Ясно... Спасибо, товарищ майор.

— Зови меня просто Боб. Отважные люди могут называть меня Бобом, лейтенант.

— Есть, майор...

— Алекс, позвольте представить вам двух друзей, которые решили нас навестить, — снова прервал его Мерриман и, отступив в сторону, жестом велел подойти двум гражданским, ожидающим неподалеку.

Это не было чем-то из ряда вон выходящим, члены правительства республики иногда выезжали на линию фронта накануне наступления, в окружении фотографов и подхалимов, ошибочно полагая, что таким образом вдохновляют солдат сражаться с большим усердием. Но те двое гражданских были явно не политиками.

Мужчина и женщина, оба высокие, ростом с Райли, а по решительной походке их можно было принять за местных крестьян.

Он оказался здоровенным типом с докрасна загорелым лицом, маленькими усиками и цепким взглядом внимательных глаз за круглыми очками. Голову его покрывал чёрный берет, а концы шейного платка лежали поверх ветхой серой рубашки, пропитанной пылью и кровью.

Она была блондинкой с умопомрачительно длинными ногами — хоть и облаченные в широкие брюки, они соблазнительно проступали сквозь ткань, и среди сидящих вокруг интербригадовцев послышался восхищенный свист. На ее лице, скорее притягательном, нежели красивом, выделялись умные голубые глаза. Достаточно было взглянуть на неё лишь раз, чтобы понять, какая это решительная и независимая особа.

— Лейтенант Райли, — представил его Мерриман лёгким кивком головы. — Познакомься с мистером Эрнестом Хемингуэем, корреспондентом американской газеты «Альянс», и мисс Мартой Геллхорн из журнала «Кольерс Уикли». Оба они — известные американские журналисты.

Смущённо моргнув, Алекс по очереди протянул гостям руку.

— Очень приятно, — произнёс он.

— Я тоже очень рад, — глубоким баритоном ответил Хемингуэй. — Для меня большая честь познакомиться с таким отважным человеком.

Алекс Райли не представлял, как на это ответить, он кивнул и посмотрел на Мерримана, пытаясь сообразить, что тот им рассказал и что все это значит.

Геллхорн, казалось, догадавшись о его недоумении, подошла к Алексу, и сказала с чувственностью, реальной или воображаемой, но, во всяком случае, волнующе:

— Мы с Эрнестом приехали сюда, чтобы осветить в своих материалах сражение за Бельчите, а за ужином майор рассказал нам о вас, лейтенант Райли. О вашем героизме, проявленном в сражении за Хараму, и что в эту ночь вы собираетесь в одиночку пробраться в тыл врага, чтобы добыть нужные сведения.

Райли вновь посмотрел на Мерримана, на сей раз тот ему заговорщицки подмигнул.

— Он так сказал? — поморщился Райли. — Вынужден заметить, что дела не всегда обстоят именно так, как может показаться со стороны. Я никоим образом не герой и не претендую на это звание.

Марта Геллхорн слегка улыбнулась.

— Майор предупредил, что именно так вы и ответите, — сказала она.

— Вот ответ настоящего героя, — восхитился Хемингуэй.

Райли устало покачал головой.

— Вы знаете, кто такой герой на самом деле? — спросил он. — Тот, кто сумел выжить там, где остальные погибли.

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно ответил Хемингуэй, несколько фамильярным жестом обнимая его за плечи. — Не будем спорить, ладно? — И, указывая себе под ноги, добавил: — Почему бы нам не присесть и не поболтать немножко?

Райли почуял запах виски, отчетливо исходящий от журналиста.

— Я что-то не в настроении, — ответил он.

Геллхорн положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста... лейтенант.

Райли повернулся к своему командиру, но Мерриман одним взглядом дал понять, что придется согласиться.

— Лейтенант — добавил он — поухаживайте за нашими друзьями, пока я закончу с делами. Их репортажи о войне ценны не меньше танков. Я скоро вернусь, — закончил он, кивнул и ушел.

Алекс посмотрел на Джека в поисках поддержки, но тот глядел лишь на белокурую журналистку — как Хемингуэй, она тоже села у костра.

— Нам бы хотелось с вами поговорить, — сказала она, вынимая из кармана небольшой блокнот. — Расскажите о вашем военном опыте.

— О моем опыте? — переспросил Райли, нехотя сев.

— Что вы думаете, что чувствуете, — вмешался Хемингуэй. — Почему вы воюете. Ради чего.

Прежде чем ответить, Райли окинул журналиста пристальным взглядом.

— Я воюю ради них, — он указал на сидящих вокруг костра людей. — Чтобы они могли вернуться домой живыми и здоровыми.

— И за правое дело, — добавил Хэмингуэй.

Алекс искоса взглянул на журналиста, но ничего не ответил.

— А что вы думаете о войне? — спросила Геллхорн. — Как вы считаете, вы победите?

Райли подобрал с земли камешек и бросил его в огонь — рассеянно, как будто не слышал вопроса. Из костра вылетело облачко искр.

— В этой войне никто не победит, — устало ответил он наконец. — Что бы ни произошло, все проиграют.

— Вот уж чего я никак не ожидала услышать! — призналась Марта.

— А вы хотели услышать про свободу, демократию и всё в таком духе?

— Возможно, про справедливость. Принципы. Мораль...

— Все эти слова ничего не значат на войне, мисс Геллхорн.

— Неужели у вас нет идеалов? — вмешался Хемингуэй. — Разве вы воюете не против фашизма?

— Избавьте меня от этих сказок. Эти слова используют мерзавцы, развязывающие войны, чтобы убедить таких идиотов вроде нас поступить на военную службу.

— Но ведь вы пошли на войну добровольцем, — не сдавался тот. — Должны же быть серьезные причины.

— Да, у меня были на то причины. Только они никого не касаются.

— Не все войны одинаковы, лейтенант.

Райли глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Вы правы, не все. Именно поэтому я и отправился добровольцем на эту войну. Но в конечном счёте и эта война, и все остальные — это лишь кровь, смерть и мерзость. А если вам нужны высокие идеалы и концепции, то лучше поищите их в другом месте.

— К вашему сведению, я тоже был солдатом, — раздраженно заявил Хемингуэй. — Так что не вам читать мне нотации.

— Я знаю, что вы были на Великой войне, мистер Хемингуэй, — ответил Райли. — Водили санитарную машину.

Журналист тут же сменил тон.

— Вы знаете, кто я такой? — спросил он.

— Конечно, знаю. Я читал роман «Прощай, оружие». Хотя, скорее пытался, потому что не смог дочитать. Мне было очень скучно.

Писатель устремил на него высокомерный взгляд.

— Не каждый способен оценить хорошую книгу.

— Может быть, но все равно он скучен.

Хемингуэй выпрямился, слегка пошатнувшись.

— На драку нарываетесь, дружище? — спросил он, закатывая рукава — Некоторым я бил морду и за меньшее.

— Сядь, Эрнест! — решительно остановила его Геллхорн. — Мы пришли сюда поговорить с лейтенантом, а вовсе не для того, чтобы с ним драться.

— Не волнуйтесь, — спокойно ответил Алекс. — Я не дерусь с пьяными, если сам не пьян.

Хемингуэй рванулся к Райли.

— Да я тебя...

Но прежде чем он сделал первый шаг, Хоакин Алькантара вскочил как пружина, и материализовался перед ним,как привидение.

— Какого черта?.. — рявкнул журналист.

— Успокойтесь, друг мой, — произнёс галисиец, прижимая руку к груди. — Почему бы нам не прогуляться? Лично мне ваш роман очень понравился.

— Послушайте, оставьте меня в покое... Я не намерен...

— Пойдемте, — добавил Джек, схватил Хэмингуэя за руку и, не обращая внимания на его сопротивление, потащил почти силком — Я представлю вас остальной роте.

— Но...

Последнее, что услышал Райли, пока они удалялись, была болтовня Джека.

— Вы ведь жили в Париже, разве нет? Это правда — то, что говорят о француженках?

Райли и Геллхорн остались сидеть у костра, глядя вслед журналисту и галисийцу.

— Прошу у вас прощения за невежливость Эрнеста, лейтенант.

Райли небрежно отмахнутся.

— Ничего страшного, я сам его спровоцировал.

Геллхорн нахмурилась.

— И зачем же вы это сделали? Разве вы не знаете, каким успехом пользуются его репортажи в Соединённых Штатах?

— Знаю. Но для него это просто еще одна война. Он всегда говорит о храбрости, героях и идеалах, но пока мы здесь, умираем и гнием в окопах, он будет ловить марлина на яхте у берегов Флориды со стаканом виски в одной руке и сигарой в другой.

— Но ведь такова его профессия, — сказала девушка. — Он журналист, как и я. Мы рассказываем об увиденном, чтобы об этом узнал весь мир. Мы — очевидцы происходящего.

— Ну и что? Ничего не изменится, что бы вы ни говорили или ни делали. Всем вообще плевать.

— Моим читателям не плевать. Иначе они не стали бы читать мои репортажи.

Райли покачал головой.

— Простите меня за прямоту, но для читателей ваших статей это просто развлечение, раздел между политикой и спортом. Подавляющему большинству насрать, кто и почему сражается на этой гражданской войне.

Геллхорн собиралась гневно возразить, но ответ застыл на кончике языка.

— Может быть, вы и правы, — произнесла она, глядя на освещённые пламенем лица сидящих вокруг костра солдат. — И возможно, я — тоже всего лишь часть этого спектакля. То есть, скорее театральный критик, который пишет статьи, а после работы спокойно отправляется спать.

Журналистка повернулась к Райли и в первый раз внимательно его рассмотрела. Строгий профиль загоревшего лица, прямой нос, черные волосы, миндалевидные глаза, отражающие свет костра.

— А чем вы займетесь после войны? — спросила она.

Райли пожал плечами.

— Я об этом не думаю, — ответил он.

— О чем же в таком случае вы думаете, лейтенант?

— О море.

— О море? — удивленно переспросила она.

— С тех пор как я прибыл в Испанию, я еще не видел море, понимаете? Я мечтаю о море каждый день, уплыть подальше от суши. Уплыть далеко-далеко. Выбрать точку на горизонте и отправиться к ней, ни перед кем не отчитываясь или не беспокоясь о том, что осталось позади.

Райли повернулся к ней и встретился взглядом с прекрасными голубыми глазами, с интересом его изучающими.

— Хотя сейчас я подумываю о том, что... в другом месте и при других обстоятельствах я предложил бы вам поужинать где-нибудь в тихом месте, затем потанцевать... а потом поехать в отель и провести ночь вместе.

Щеки Геллхорн вспыхнули, однако, увидев, с каким восхищением он на нее смотрит, шепотом ответила:

— Я тоже была бы рада, если бы вы мне это предложили, лейтенант. — Она наклонилась к самому его лицу, чтобы никто не услышал. — Постарайтесь благополучно вернуться из разведки, — добавила она, подмигнув, — а там будет видно.

4    

Когда сержант Алькантара вернулся к костру взвода Райли, тот как раз заканчивал последние приготовления. Он уже переоделся в темную рубашку, которую одолжил у Хоникомба, и даже успел натереть ваксой лицо и руки, и теперь проделывал то же самое с пряжкой и заклепками ремня.

— Как там Хемингуэй? — спросил Райли у Джека, заметив, что тот вернулся.

— У него семь пятниц на неделе, — улыбнулся тот. — Сегодня вызывает тебя на дуэль, а завтра уже ни о чем не помнит. Я проводил его до палатки майора, и там он присоединился к остальным гостям.

С этими словами он взял жестянку с ваксой и принялся намазывать лицо.

— А как твои дела с блондинкой? — спросил он. — Надеюсь, ты на меня не обиделся, что я оставил вас наедине?

Вместо ответа Алекс смерил его хмурым взглядом.

— Что это ты делаешь? — спросил он.

— А что, разве не видно? Пытаюсь защитить от палящих солнечных лучей мою нежную кожу.

— Оставь ваксу в покое, Джек. На этот раз я пойду один.

— Ладно, ладно, — ответил галисиец, продолжая мазаться.

— Я серьёзно. Ты никуда не пойдёшь. Это приказ.

Довольная улыбка расплылась по вымазанному ваксой лицу Джека.

— Тебе сказать, куда ты можешь засунуть этот приказ?

— Не заговаривай мне зубы, Джек. Ты сделаешь величайшую на свете глупость, если пойдешь со мной. Вдвоем мы скорее попадемся. Ты остаешься, и говорить больше не о чем.

Подбоченившись, сержант встал перед лейтенантом, с вызовом глядя на него.

— Ты как хочешь, а я все равно пойду с тобой. Так что не трать понапрасну времени на приказы, которые я все равно не стану выполнять. Уже и так почти одиннадцать, мы должны были выйти полчаса назад.

— Я имею право заключить тебя под стражу.

— А я могу врезать тебе по яйцам.

Райли не мгновение задумался, не арестовать ли своего друга. Если они пойдут вдвоем, их точно будет легче обнаружить. И к тому же в случае неприятностей он не хотел, чтобы кто-то еще был рядом.

— Ну хорошо, — сдался он наконец. — Возьми с собой только пистолет и нож, все остальное оставь здесь. Ни боеприпасов, ни воды. Не забудь облегчиться и весь металл замажь ваксой, чтобы не блеснул, — с этими словами Райли хлопнул его по плечу. — Через пять минут выходим.

— Мне хватит и трёх.

На самом деле прошло целых десять минут, прежде чем к ним подошел капитан Майкл Лоу, чтобы дать последние наставления.

Встав перед ними, он осмотрел их сверху донизу. Они были в черном, а на вымазанных черным лицах выделялись только белки глаз.

— Могу я попросить вас хотя бы этой ночью воздержаться от ваших обычных глупостей? — спросил капитан без тени улыбки. — Постарайтесь обойтись без лишнего риска. Наверняка в окрестностях города рыщут патрули, и если вы на них наткнетесь, вам не поздоровится, так что будьте начеку. Все ясно?

— Так точно, товарищ капитан, — кивнул Райли.

— Мне лишь нужно, чтобы вы подобрались достаточно близко и оценили, сколько примерно вражеских сил в заброшенном монастыре и на маслобойне, а также выяснили, есть ли у них пушки и станковые пулеметы и где они спрятаны. Больше ничего. Все понятно?

— Не беспокойтесь, капитан, — улыбнулся Джек, блеснув двумя рядами белых зубов на круглом лице. — Даю слово, что мы не станем пытаться в одиночку взять Бельчите.

Чернокожий капитан взглянул на часы, а потом повернул голову на восток, где как раз восходила убывающая луна.

— Не самая лучшая ночь для прогулок, — поморщился он. — Слишком ярко светит луна, а на небе — ни облачка... но уж что есть, то есть. Помните: светает в половине восьмого, если вы не успеете вернуться к семи часам, то окажетесь у всех на виду, как стог сена посреди поля. Это вам тоже ясно?

— Все ясно, — заключил Райли. — Мы должны вернуться как можно скорее.

— Очень на это надеюсь, — ответил Лоу и, посмотрев на Джека, чье лицо вновь осветилось белозубой улыбкой, добавил: — Могу я спросить, чему ты смеешься?

— Прошу прощения, товарищ капитан, — ответил тот, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. — Просто я подумал, что после того, как мы с Алексом покрасились, теперь вы из нас троих самый светлый.

Первые пятьсот метров они шли, пригибаясь, прячась от зорких глаз защитников города в тени оливковых деревьев, укрываясь за камнями и спускаясь на дно канав. Но затем между ними и северной границей города оказалось лишь пустое и ровное поле без единого кустика, за которым они могли бы спрятаться.

Укрывшись в густом кустарнике, Райли и Джек изучали представшую их глазам безрадостную картину.

— Ну, что видишь? — спросил Райли у Джека, который в это время рассматривал линию горизонта в небольшой походный бинокль.

Сержант слегка покосился на Райли, прежде чем ответить.

— Черно, как у негра в заднице, — ответил тот, криво усмехнувшись.

Алекс оторвал взгляд от линии горизонта и посмотрел на друга.

— Хватит прикалываться. Я серьезно.

Джек слегка приподнял голову, выглянув поверх кустов.

— Дрянь дело, — проворчал он. — До самого города — голое поле, плоское, как тарелка. Если мы высунем отсюда нос, нас тут же засекут.

— Вот и я так думаю, — Райли забрал у него бинокль и поднес к собственным глазам, с особым вниманием изучая левую сторону пейзажа. — Но вон там, кажется, маячит какая-то ферма — до нее метров четыреста.

Джек посмотрел в ту же сторону.

— Кажется, неплохое местечко, — согласился он. — Хотя как знать: не караулит ли там отряд вооружённых легионеров, поджидая, когда туда сунется какой-нибудь доверчивый дурачок?

— Тем более надо пробраться туда и все разнюхать. Если там и впрямь вражеский отряд, мы не можем допустить, чтобы он находился так близко к нашим позициям.

— Да, но... как мы туда доберёмся? Будем ползти на брюхе почти полкилометра? Тут же негде спрятаться, кругом голое поле.

— Есть кое-что получше. Посмотри туда!

Он указал на длинную колею, уходящую в сторону фермы и теряющуюся в ночи.

— Это оросительный канал.

— Если мы поползем по нему на четвереньках, то сможем добраться незамеченными.

Упитанный галисиец немного помолчал, обдумывая план друга. К его идее он отнёсся без всякого энтузиазма: ему совсем не хотелось ползти на брюхе почти полкилометра.

— Ну что ж, — произнес он наконец, понимая, что это и впрямь самый лучший выбор из возможных вариантов. — В таком случае дамы — вперед, — сделал он галантный жест.

Весенние воды, прежде наполнявшие канал до краев, давно испарились, и теперь это была просто канава глубиной не больше полуметра, заваленная мусором и сухими ветками.

Они двигались на ощупь, почти вслепую, поскольку лунный свет не достигал дна канавы. То и дело кто-то с трудом сдерживал крик, когда колючая ветка впивалась в ладонь.

— Да твою ж мать, — выругался Джек в сотый раз за последние десять минут.

— Тс-с-с! — прошептал Алекс, прижимая палец к губам. — Мы уже совсем рядом, держи язык за зубами.

Галисиец выглянул наружу и убедился, что его друг прав.

Невдалеке от них действительно возвышалась крестьянский дом с неровными каменными стенами, черепичной крышей, маленькими окошками и деревянным сараем с задней стороны, возле которого были навалены вилы, лопаты и прочие сельскохозяйственные орудия.

— Кажется, никого нет дома, — прошептал Джек, убедившись, что изнутри не доносится ни единого звука и не пробивается ни единого лучика света.

Вместо ответа Райли указал на дымоход — из него тонкой белой ниточкой поднимался едва заметный дымок.

— Кто-то все же есть, — произнес он. — Давай обойдем вокруг.

Джек кивнул и вслед за Райли выбрался из канавы, пригибаясь и прислушиваясь.

Лишь добравшись до сарая, они наконец смогли отдышаться, прислонившись к стене. Переждав несколько минут и убедившись, что вокруг все спокойно, они направились к задней стене дома.

Там было лишь одно крошечное окошко, слишком высоко, чтобы в него протиснуться. Прижимаясь к стене, словно две огромные черные ящерицы, они обогнули угол дома.

С этой стороны имелось несколько окон, и одно из них было широко открыто, словно приглашая забраться внутрь.

Райли и Джек переглянулись, затем на цыпочках подобрались к открытому окну, пригнувшись еще ниже. Оба вынули из кобуры пистолеты, осторожно и без щелчка взвели курки и, опираясь на стену, очень медленно заглянули внутрь поверх подоконника.

Внутри дома было совершенно темно. Свет почти не проникал внутрь, но поскольку ни снаружи, ни внутри не оказалось солдат, Райли успокоился, осторожно поднялся и просунул голову в окно.

Мало-помалу глаза привыкли к темноте, и он смог различить наиболее крупные предметы. Это, видимо,была гостиная. В центре стоял большой стол в окружении нескольких грубо сколоченных стульев, на беленых стенах висели старые фотографии предков хозяев дома, а над очагом, в умирающем свете тлеющих углей, стояла большая кастрюля, прикрытая крышкой, от который исходил дурманящий запах жаркого.

Райли почувствовал, как у него потекли слюнки, а в животе заурчало,как у льва при виде лани. Вот уже несколько недель, как он не ел ничего приличного, не считая отвратительного походного варева, и теперь от запаха жаркого у него побежали мурашки.

Потом он понял, что Джек встал и собирается залезть в окно.

— Какого хрена ты делаешь? — дернул он его за рукав.

Галисиец посмотрел на Райли так, словно успел забыть о его существовании.

— Э... Я... проверю... понимаешь... — бормотал он, глядя в окно на кастрюлю.

— Рехнулся? Лезть в окно, как воры, чтобы стащить еду?

— Нет, я просто... — пробормотал Джек, перекидывая ногу через подоконник. — Просто хочу попробовать...

— Черт побери, Джек! — Райли невольно повысил голос. — Прекрати немедленно! Нас же застукают...

И неожиданно замолчал, услышав, как за спиной хлопнула дверь.

5    

Кровь застыла у Райли в жилах при одной мысли, что их обнаружили, и сейчас, возможно, в спину ему упрется ствол.

Покосившись на Джека, еще недавно голодного, он догадался, что тот побледнел под слоем ваксы.

Они замерли — Джек наполовину внутри дома, и Алекс, схвативший его за рукав. Любое резкое движение могло привести к тому, что их застрелят в совсем не героической ситуации.

— Привет! — неожиданно раздался беззаботный голос — Вы кто?

Алекс и Джек недоверчиво переглянулись. Они очень медленно повернулись и увидели задавшего вопрос.

Это был мальчик лет восьми, босой и в ночной рубашке, грязной и залатанной, смотревший на них с любопытством из двери зловонной уборной, откуда он только что вышел.

— Вы воры? — спросил он.

У него был огромная копна спутанных черных волос, любопытные темные глаза и целая россыпь пятен грязи на руках, видимых даже при слабом лунном свете.

— Вы негры из Африки? — не унимался малыш.

Джек, уже поставивший ногу на подоконник, опустил ее на землю, а Алекс присел перед малышом на корточки, чтобы выглядеть менее устрашающе, хотя мальчик и так не казался испуганным.

— Нет, — ответил он шепотом, надеясь, что мальчик последует его примеру и не станет поднимать шума. — Мы не негры из Африки. Мы — друзья.

— Чьи друзья?

— Ну, скажем, твои.

— Как вы можете быть моими друзьями, если мы впервые видим друг друга?

Джек едва сдержал смех.

— И тем не менее, это правда, — произнёс Алекс, не обращая внимания на сержанта. — Меня зовут Алекс, а этот толстячок — мой друг Хоакин. А ты кто? Как тебя зовут?

— Хавьер Антонио Лопес Реверте.

— Рад познакомиться, Хавьер Антонио, — сказал Райли, протягивая ему руку, которую мальчик пожал неожиданно крепко для своего возраста. — Вот теперь мы и впрямь друзья.

Взглянув на свою руку, мальчик не на шутку испугался, увидев на ней чёрные пятна.

— Вы испачкали меня чернотой! — в тревоге воскликнул он. — Я не хочу стать негром!

Алекс жестом велел ему не шуметь, а затем вытер руку мальчика о рубашку, чтобы тот убедился — под слоем ваксы по-прежнему белая кожа. Мальчик, видимо, никогда прежде не видел людей другой расы, и никто ему не объяснил, что цвет кожи не заразен.

— Успокойся, Хавьер... Это всего лишь обычная вакса, видишь? Не надо кричать, пожалуйста.

— Твои родители дома, Хавьер? — спросил Джек.

— Они спят, — ответил тот, немного успокоившись.

— А кто-нибудь ещё в доме есть?

— Мои сестры, Хуана и Хосефа. Только они ещё маленькие, даже говорить толком не умеют.

— Я имею в виду вовсе не членов твоей семьи. А солдаты, например?

Мальчик покачал головой.

— Они приходили два дня назад, но теперь уже ушли.

— Понятно, — протянул Алекс. — Послушай, а ты можешь сказать своему отцу, что мы хотели бы с ним поговорить? Скажи ему, что мы ваши друзья... А впрочем, лучше ничего не говори, — оборвал он на полуслове. — Лучше просто отведи нас к нему.

Мальчик провел их в дом, где они сели за стол и зажгли керосиновую лампу, а малыш тем временем отправился будить родителей.

Из соседней комнаты тут же послышались приглушенные голоса — мужской и женский, полные беспокойства и недоверия.

Наконец, минуту спустя их взорам предстала небритая и растрепанная физиономия заспанного мужчины, он как будто никак не мог понять, точно ли это происходит наяву или ему снится кошмар.

— Добрый вечер, — прошептал он хриплым грубоватым голосом, тщетно пытаясь заправить рубашку в брюки. — Кто вы такие?

— Добрый вечер, добрый человек, — ответил Алекс, стирая рукавом ваксу с лица. — Мы — солдаты Республиканской армии и не сделаем вам ничего плохого. Мы отправились в патруль и увидели ваш дом. Потом подошли, чтобы разведать обстановку, и случайно наткнулись на вашего сына.

Пока Райли говорил, хозяин сел напротив, по-прежнему глядя на них затуманенным со сна взглядом, пытаясь сообразить, кто же всё-таки эти люди с вымазанными чёрной ваксой лицами, которые так по-хозяйски расселись за его столом.

— И чего же вы хотите... от меня? — спросил он. — Вы же видите, мы бедны, у нас ничего нет. Даже кур забрали марокканские солдаты... У нас больше нечего взять.

Джек покашлял, бросив многозначительный взгляд в сторону большой кастрюли, из которой разносился упоительный запах жаркого.

Алекс, тем не менее, покачал головой.

— Но, сеньор...

— Эустакио Лопес Ледесма, к вашим услугам.

— Сеньор Лопес, не волнуйтесь, мы не собираемся вас грабить. Я только хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Я ничего не знаю.

— Спокойно, дружище, — вмешался Джек, одарив хозяина самой дружелюбной улыбкой, чтобы тот хоть немного успокоился. — Не волнуйтесь, мы не собираемся вас допрашивать. Успокойтесь, ничего с вами или вашей семьей не случится.

Эустакио, похоже, поверил галисийцу.

— Вы, может быть, ничего плохого и не сделаете, — ответил он. — Но если они, — он кивнул в сторону закрытого ставнями окна, выходящего в сторону города, — узнают, что вы заходили в мой дом...

— На этот счёт не волнуйтесь, — заверил его Райли. — Никто не видел, как мы пришли, и никто не увидит, как уйдём.

— Нам хотелось бы знать, — сказал Джек, решив, что хватит ходить вокруг да около, — ходили ли вы в город в последние дни.

Эустакио покачал головой.

— Я уже давно не хожу в город. Боюсь оставлять жену и детей, когда солдаты так близко. Говорят, они марроканцы... Но точно я не знаю...

— В таком случае, не могли бы вы сказать, сколько в городе солдат и есть ли у них пушки и пулеметы?

— Пушки? Да, есть несколько штук. Видал, когда ходил в город продавать яйца. Но я не разбираюсь в оружии.

— А солдаты? — спросил Райли. — Их много?

Эустакио кивнул.

— Тысячи. Больше, чем жителей города. Они заняли почти все дома в центре, больницу и монастырь Святого Августина.

Друзья переглянулись. Если сказанное крестьянином — правда, то защитники города гораздо более многочисленны и намного лучше вооружены, чем считает командование.

Разумеется, полученные сведения — совсем не то, что хотел бы услышать генерал, но, без сомнения, информация была весьма важной.

— Большое спасибо, дружище, — с глубокой признательностью ответил Райли. — То, что вы нам рассказали, поможет спасти множество жизней. Вот только... — добавил он, озадаченно нахмурив брови, — вот только я не понимаю, почему вы до сих пор не покинули эти места. Фронт уже добрался до Кинто и Кодо, а это всего лишь в нескольких километрах отсюда. У вас в запасе лишь несколько дней, чтобы уйти.

Крестьянин пожал плечами.

— Уйти? Но куда? Этот дом — все, что у нас есть, — он обвел жестом комнату. — Если мы все это бросим, мы просто погибнем. Я не могу уйти в горы с женой и тремя спиногрызами.

В эту минуту появилась его жена в длинной рубахе и с наспех забранными в узел волосами, открывавшими ещё молодое лицо, на котором уже проступили первые морщинки, а под глазами залегли тёмные круги. В руках она держала кувшин с вином и три стакана, тут же поставила их на стол и, не сказав ни слова, повернулась и вышла.

Джек и Райли приветливо кивнули женщине, и Райли серьёзно произнёс:

— Итак, на кону — молодая жена, трое детей и ваша собственная жизнь. Вот что вы можете потерять, если останетесь здесь.

— Я же вам сказал: нам некуда идти, — не сдавался крестьянин.

Джек облокотился на стол, отодвинув в сторону кувшин.

— Видите ли, Эустакио, — произнес он и глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. — Думаю, вы не вполне понимаете, что происходит. Республиканская армия окружила Бельчите и вот-вот сравняет его с землей, а если националисты действительно насколько многочисленны, как говорят, то они будут сопротивляться до последней капли крови. Предстоит бой, страшный бой... И вы окажетесь в самом его центре.

Крестьянин изо всех сил старался бодриться, но в его глазах все же мелькнула тень сомнения.

— Через несколько дней, — сказал Райли, — этот дом превратится в кучу обломков. Разница лишь в том, останетесь ли под ними вы вместе со всей семьёй, или нет.

— Но мы же ни в чем не виноваты, — проговорил хозяин, чуть не плача. — Мы всего лишь крестьяне... За что?.. Это несправедливо...

— Война всегда несправедлива, друг мой. Но пока у вас ещё есть возможность спастись, так воспользуйтесь ей. Сегодня же вечером и воспользуйтесь. — С этими словами он повернулся к Джеку. — Мы поможем вам пересечь линию фронта, чтобы вас не задержали.

Хозяин хотел было что-то возразить, но передумал и устало кивнул, делая вид, что рассматривает царапину на крышке стола.

— Я не могу уйти... — еле слышно прошептал он.

— Вы не слышали, что вам сказали? Бельчите вот-вот сотрут с лица земли, и эту ферму тоже.

— Я все прекрасно слышал, — ответил он, прожигая Райли взглядом. — Именно поэтому я и не могу уйти. Все мои родные и родные моей жены там, в городе... Я не могу уйти без них.

Джек уже успел заранее пожалеть о том, что собирался сказать.

— У вас нет выбора, друг мой. Смиритесь с мыслью, что они... в любом случае обречены.

Глаза крестьянина сверкнули гневом.

— Как вы можете так говорить? — в ярости воскликнул он. — Мои родители, сестры, братья, родные моей жены... Как я могу бежать, бросив их?

— Если останетесь, вас тоже убьют.

Лицо Эустакио окаменело.

— Нет, если я возьму их с собой, — ответил он.

Джек и Алекс решили, что ослышались.

— Я отправлюсь за ними, — стоял на своём крестьянин. — И завтра вечером мы уйдём все вместе.

Райли устало посмотрел на него.

— Послушайте, друг мой. Мне бы не хотелось вас разочаровывать, но ваше решение — ужасная глупость. Сколько у вас родных в городе?

Эустакио крепко задумался, подсчитывая в уме и одновременно загибая пальцы. Почти минуту спустя он наконец ответил:

— Девять или десять.

— Девять или десять? — переспросил Джек. — И как, по-вашему, вы сможете незаметно вывести из города десять человек?

— Пока не знаю, — признался крестьянин, пожимая плечами. — Но разрази меня гром, если я не попытаюсь. Как бы вы поступили на моем месте? Неужели даже не попытались бы спасти своих близких?

Райли сложил руки на груди, откинувшись на спинку грубо сколоченного стула.

— Ладно уж, делайте что хотите, — проворчал он. — Только имейте в виду: вы должны вывести их из города до артобстрела, иначе вам уже не спастись.

— Завтра пошлю пацана в город, чтобы он предупредил всех наших, — заявил крестьянин. — Он все сделает, как надо, не сомневайтесь. Я им передам, чтобы завтра вечером пришли сюда, а потом мы все вместе отправимся к республиканцам.

— Ну что ж, — кивнул Райли, вставая и протягивая ему руку. — Удачи вам.

Крестьянин удивленно взглянул на него.

— Разве вы мне не поможете? Вы же сказали, что поможете нам перебраться через линию фронта?

— Что? — в свою очередь, удивился Алекс.

— Вы сказали, что поможете нам, — повторил Эустакио, вытаращив глаза.

— Но...

— Да, только что сказали! Проклятые лжецы!

— Твою мать! — выругался себе под нос Хоакин Алькантара.

Райли поднял руки в примирительном жесте.

— Ну хорошо, хорошо, — он искоса взглянул на Джека. — Завтра вечером все они должны быть здесь. Завтра в это же время мы вернемся и поможем вам благополучно перебраться в Фуэнтес-де Эбро. Договорились?

Лицо мужчины просияло, как если бы перед ним явилась сама Пресвятая дева.

— Огромное вам спасибо! — произнёс он, пожимая руку сначала Райли, а затем Джеку. — Да благословит вас Бог!

— Пока еще вам не за что нас благодарить, — серьезно ответил Райли. — Вся надежда на то, что националисты ни о чем не догадываются, но если они вас схватят, то расстреляют на месте, вы это понимаете?

— Да, да, конечно... Но они ни о чем не догадаются. Завтра вечером мы будем ждать вас здесь.

— И чтобы никто из них не вздумал тащить с собой одежду, кроме той, что на них, или рюкзаки с водой и снедью, — предупредил Джек, вставая. — И чтобы никакого скарба, инструментов, памятных безделушек. Только они сами. Это не переезд в новый дом.

— Хорошо, хорошо... — повторял Эустакио.

Он уже хотел было крепко обнять обоих интербригадовцев, но вовремя вспомнил о ваксе на их лицах. — Но не уходите так сразу. Вы, наверное, проголодались?

Лейтенант покачал головой.

— Мы на задании... пусть даже так не кажется. Нам нужно идти.

Крестьянин кивнул на большую дымящуюся кастрюлю.

— Но моя жена сготовила такой супец — жизнь можно отдать, — сказал он. — А я тут еще бутылек винца припас. Что скажете?

Райли собрался уже во второй раз отклонить предложение, но стоило ему открыть рот, как Джек дал ему под столом такого пинка, что чуть не сломал ногу.

6    

Рассвет следующего дня застал Алекса Райли в нескольких километрах от штаба, в оливковом форде «8НР». Мерриман сидел за рулем, а Райли — рядом с ним, при каждом толчке наваливаясь на майора — тот не слишком аккуратно вел машину по узкой и пыльной дороге.

— Мне нравится твоя машина, Боб, — произнес Алекс, высовывая руку в окно. — Когда кончится война и я вернусь домой, куплю себе такую же.

Роберт Мерриман посмотрел на Райли, хотя его мысли, казалось, в эту минуту блуждали где-то далеко.

— Ты прав, — рассеянно ответил он. — Машина хорошая.

Райли не был глуп и понимал причину задумчивости своего командира. Когда, вернувшись из разведки, он повторил то, что ему рассказал крестьянин о силах противника в Бельчите, выражение лица майора изменилось, как будто он увидел привидение.

Внезапно Мерриман повернулся к лейтенанту и тихо спросил:

— Так ты веришь, что мы победим?

Райли удивленно уставился на своего друга и командира. Он никак не ожидал, что тот задаст такой вопрос — тем более сейчас, перед самым наступлением.

Чтобы потянуть время, он хотел спросить, что тот имеет в виду, однако на этот раз решил поостеречься.

— Кто я такой, чтобы высказывать свое мнение?.. — произнес он.

— Кончай свои штучки, Алекс! Я тебя как друг спрашиваю. Как ты думаешь, мы выиграем войну?

Райли глубоко вздохнул и чуть помедлил, прежде чем ответить.

— Если мы продержимся до начала неизбежной войны в Европе, то у нас есть шанс. Если Гитлер пойдет войной на Францию и Великобританию, правительство Республики встанет на их сторону, и тогда мы можем рассчитывать на их помощь в борьбе против Франко и его друзей-нацистов.

Мерриман удовлетворенно кивнул, но потом вновь спросил:

— А если нет? Если Гитлер ждёт, когда закончится эта война, чтобы начать свою?

Алекс вновь с удивлением посмотрел на своего командира.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, я не военный, а просто моряк, случайно оказавшийся на войне, которая не имеет ко мне отношения?

Мерриман ответил ему усталой улыбкой.

— Потому что я доверяю тебе, Алекс. Доверяю твоим суждениям и твоей искренности, а не этим высокопоставленным кретинам или фанатикам-генералам.

Алекс вновь подумал, что ему следует быть осторожным, но под конец все же решился высказать свое мнение.

— Если нам повезет, мы могли бы ее хотя бы не проиграть. Но при существующем положении вещей на это мало надежды: их армия намного лучше организована и лучше вооружена.

Мерриман снова молча кивнул.

— А ты как думаешь, Боб? — спросил в свою очередь Райли. — Есть у нас шанс на победу?

Майор долго смотрел на него, как будто раздумывал, стоит ли отвечать. Когда же он все-таки собрался что-то сказать, машина затормозила возле большой палатки, окруженной мешками с песком и вооруженными солдатами, над которой, кроме флага одной из Интернациональных бригад, развевался еще и республиканский флаг.

В палатке сидел за столом генерал Вальтер и ел яичницу с колбасой. Он был настолько поглощен завтраком, что даже не заметил их появления.

У него за спиной, как услужливый официант, стоял политкомиссар Андре Марти, а на углу палатки караулил часовой, твердо глядя вперед и стараясь не замечать пьянящего аромата съестного.

— Товарищ генерал! — поприветствовал его Мерриман, вставая навытяжку и отдавая честь.

Не отрывая взгляда от тарелки, Вальтер жестом пригласил его сесть на стул рядом.

Райли так и остался стоять навытяжку рядом с Мерриманом.

— Вы уже позавтракали, майор? — осведомился генерал. — Не желаете ли чего-нибудь? Яичница просто бесподобна!

— Благодарю вас, товарищ генерал. Мы уже позавтракали в лагере, — соврал тот.

Поляк даже не посмотрел в сторону Райли, как будто тот был собакой, которая вечно скулит под столом.

— Ну хорошо, хорошо... Тогда скажите, добыли вы сведения, как я просил?

— Так точно, товарищ генерал. Вчера ночью лейтенант Райли совершил вылазку и вступил в контакт с некоторыми гражданскими лицами, они предоставили ему весьма важные сведения.

Генерал, не переставая жевать и не выпуская вилки из рук, заинтересованно поднял брови.

— Судя по всему, — продолжал Мерриман, — силы повстанцев значительно больше, чем мы предполагали. Согласно добытым прошлой ночью сведениям, там несколько тысяч солдат и множество орудий. Намного больше той тысячи солдат и двух-трех пушек, о которых нам сообщили из ставки.

На этот раз генерал Сверчевский подозрительно покосился на Райли.

— Так вы говорите, эту информацию вы получили от горожанина?

— Так точно, товарищ генерал. Вернее, от фермера, — ответил он, не меняя позы.

— От фермера... — задумчиво протянул Вальтер, кладя вилку на тарелку и давая тем самым понять, что трапеза закончена. — Ну а вы сами? Вы сами видели эти войска? Эти тысячи солдат и многочисленные пушки?

Райли набрал в грудь воздуха, прежде чем ответить. Нетрудно было догадаться, к чему клонит генерал.

— Нет, своими глазами не видел, товарищ генерал. Получив эти сведения, я решил, что гораздо важнее вернуться в лагерь и как можно скорее передать их майору.

Генерал взял салфетку и тщательно вытер губы после жирной колбасы.

— Итак, что мы имеем, — начал он, откидываясь на спинку стула. — Вы отправились в разведку, но вместо того, чтобы пробраться в тыл противника и все досконально выяснить, как вам было приказано, лишь поговорили с каким-то неграмотным крестьянином, который наплёл о тысячах солдат-националистов, хотя их и в помине нет, а теперь вы надеетесь... Вы действительно на что-то надеетесь, лейтенант? О чем вы вообще думаете? С тем же успехом вы могли бы попытаться убедить меня в существовании Санта-Клауса.

Политкомиссар Марти мерзко хихикнул, этот смешок привел Райли в бешенство.

— Товарищ генерал, если вы... — начал он, сжав кулаки, однако Мерриман остановил его, видимо, опасаясь, как бы Райли снова не надерзил генералу.

— Я считаю, нам следует принять во внимание сведения, переданные лейтенантом, — заявил он, отвлекая на себя внимание генерала. — Хотя согласен, источник довольно сомнителен, это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Однако, если это окажется правдой, то взять город будет намного труднее, чем мы ожидали.

— Так вы полагаете, майор, мы должны отложить наступление? — медленно, подчеркивая каждое слово, произнес генерал. — Или, быть может, должны вообще отказаться брать город?

— Никак нет, товарищ генерал. Я просто...

— И все лишь потому, что какой-то несчастный фермер что-то сказал этому офицеру? — последнее слово генерал произнес таким тоном, что Райли почувствовал себя совсем скверно. — А если этот фермер — шпион, что тогда? Вы об этом подумали? — его палец обвиняюще уткнулся в грудь Мерримана, словно ствол пистолета. — Вы можете гарантировать, что он — не фашистский агент, который пытается сорвать наши планы? Вам это не приходило в голову?

— Нет, — признался Мерриман. — Я об этом не подумал, товарищ генерал.

— Вот видите? — торжествующе ответил генерал, опираясь на стол. — Именно поэтому товарищ Сталин и поручил командование именно мне. — Он постучал по виску и, добавил: — Потому что я имею привычку думать.

— Так точно, товарищ генерал.

— Так вот, я думаю, — продолжил генерал, хотя никто его ни о чем не спрашивал, — что этот крестьянин — фашистский агент, который пытается подорвать наш моральный дух. А потому — никому ни слова об этом. Вам ясно?

— Как прикажете, товарищ генерал.

— А теперь — можете быть свободны, — он взмахнул рукой, словно отмахиваясь от невидимой мухи. — По вашей милости остыла моя яичница.

Мерриману не требовалось повторять дважды: он и сам был рад как можно скорее убраться из этой палатки. Однако уже у самого выхода он вдруг понял, что Райли так и остался стоять как вкопанный, сжимая кулаки с такой силой, что побелели пальцы.

— Пойдемте, лейтенант! — окликнул его он, опасаясь, как бы не случилось самое худшее.

Но Райли ничего не видел перед собой, кроме этого жирного генерала, поглощающего завтрак.

— Товарищ генерал, — процедил он сквозь зубы. — Прошу вашего разрешения высказаться.

Генерал пристально взглянул на американца. Высокий, сильный, хотя скорее жилистый, чем мускулистый, с черными взъерошенными волосами — несколько более длинными, чем положено по уставу, обрамляющими загорелое лицо, на которым выделялись пытливые глаза янтарного цвета и широкие челюсти, сжатые с такой силой, что, казалось, вот-вот треснут.

— Нет, — насмешливо ответил генерал. — Я не разрешаю вам высказываться. И советую немедленно удалиться, пока вас не арестовали.

— Человек, с которым я говорил, не был фашистским шпионом, товарищ генерал, — произнес Райли, так же пристально глядя поляку в глаза. — От этой информации может зависеть жизнь сотен солдат. Я не могу дать стопроцентной гарантии, что он сказал правду, но у меня нет оснований ему не верить. Но в чем я твердо уверен — так это в том, что он не вражеский шпион.

К удивлению Райли ответил ему комиссар Марти, прервав яростный поток слов, уже готовый сорваться с губ генерала.

— А вы откуда знаете? — прокартавил он писклявым голосом с ярко выраженным французским акцентом. — Вы что же — экспегт в военном деле? Великий стгатег, котогого мы пгосмотгели?

Райли пропустил мимо ушей явную издевку в его голосе, стараясь сохранить самообладание.

— Сегодня ночью они собираются перейти линию фронта, чтобы оказаться на нашей стороне. Если бы они были фашистами, то направились бы в сторону Сарагосы.

Политкомиссар поднес ладонь к уху, будто не расслышал.

— Собигаются? Да что вы говогите? Так их что же, несколько?

— Это семья, товарищ комиссар, — пояснил Райли. — Несколько перепуганных крестьян и трое маленьких детей.

Комиссар, казалось, пропустил эти слова мимо ушей.

— Допустим... Так вы говогите, они собигаются бежать на нашу стогону? И каким же обгазом?

Райли нервно сглотнул.

— Я... я обещал им помочь.

Губы Андре Марти расплылись в жестокой ухмылке.

— Повторите, что вы сказали, — потребовал генерал Вальтер, пунцовый от гнева. — Вы собираетесь помочь возможному вражескому агенту пройти через наши рубежи? Я не ослышался?

— Товарищ генерал, — вмешался Мерриман, вставая рядом с Райли. — Прошу вас, не обращайте внимания, лейтенант сказал, не подумав. Он еще не успел прийти в себя после тяжелой травмы, полученной в сражении под Харамой, и иногда говорит довольно странные вещи, но на самом деле он вовсе так не думает. Кроме того, он слишком устал, ведь он провел бессонную ночь, выполняя ваше задание, но уверяю вас, он хороший солдат и всей душой предан Республике, — с этими словами он покосился на Райли. — На самом деле ему бы и в голову не пришло сделать что-нибудь вроде того, о чем он только что заикнулся. Я уверен, он лишь хотел убедить вас в надежности своего источника информации, но не собирается совершить подобную глупость, помогать незнакомцам пересечь нашу линию фронта. Разве не так, лейтенант? — спросил он, повернувшись к Райли.

Алекс Райли обдумывал ответ на секунду дольше необходимого, и всё еще в нем сомневался, но пунцовое лицо генерала и свирепая ухмылка комиссара не оставляли возможности для спора. Еще одно слово, и на рассвете, когда пропоют петухи, он окажется перед расстрельным взводом по обвинению в измене.

— Так точно, товарищ генерал, — произнес он наконец. — Я никогда не стал бы помогать вражеским агентам.

Генерал Вальтер подозрительно прищурился в поисках скрытой дерзости в словах Райли, но не успел ее обнаружить, поскольку Мерриман с силой стиснул его руку.

— С вашего позволения, товарищ генерал, — сказал майор, — мы уходим, чтобы вы могли закончить завтрак. Как говорят в Испании, пусть пойдет впрок.

Он попрощался кивком головы и вытолкал Райли из палатки, боясь услышать за спиной голос одного из двух сталинских головорезов.

Они не останавливаясь дошли до «форда», поспешно запрыгнули в него и немедленно тронулись.

Лишь тогда Мерриман облегченно вздохнул и, отирая пот, повернулся к Райли, молча сидящему рядом.

— Ну, знаешь ли! — возмутился он. — Много я повидал за свою жизнь безрассудных крикунов, но ты всем дал сто очков вперед! Ты что, в самоубийцы решил податься? Этот комиссар Марти расстрелял сотни республиканских солдат, и многих из них — куда по меньшему поводу. Да и генерал будет только рад от тебя избавиться. Если ты решил покончить с собой, то так и скажи: я сам тебя пристрелю — по крайней мере, возиться не надо будет.

С каждой минутой все больше мрачнея, Алекс Райли глядел в окно, делая вид, будто не слышит упреков Мерримана.

— Мы проиграем, — произнес он так тихо, что никто не услышал.

— О чем ты говоришь? — озадаченно спросил майор.

— Ты спрашивал, как я считаю, победим ли мы в войне, — пояснил Алекс, поворачиваясь к другу и устало прикрыв глаза. — Так вот: мы ее проиграем.

7    

Когда они вернулись в свой лагерь, солнце уже стояло высоко в небе и предвещало очередной жаркий день. Прихватив бутылку вина и стручки рожкового дерева, Джек, Алекс и капитан Лоу расположились в тени олив.

Райли уже успел рассказать им о своей размолвке с генералом и выслушать от обоих кучу упреков и заверений, как ему повезло, что рядом оказался Мерриман. Теперь он отдыхал, пытаясь заглушить голод, поедая мясистые сладковатые стручки, которые до войны шли на корм скоту.

Остальная рота расположилась вокруг, заняв все пространство в тени оливковой рощи до самой ее границы. Все с минуту на минуту ждали приказа о наступлении и пытались заглушить страх смерти затасканными глупыми шуточками и сплетнями, распространявшимися со скоростью лесного пожара. Сержант Фишер бренчал на гитаре, которую нашел в развалинах городка Кинто.

Слова этой песни солдаты батальона Линкольна сочинили сами, положив их на музыку баллады «Долина Красной реки», после того злополучного сражения под Харамой полгода назад, где погибли сотни их друзей и товарищей.

Есть в Испании долина под названием Харама,

Мы забыть ее не сможем никогда — ни ты, ни я.

В той долине обрели мы наше мужество и славу,

Там погибли смертью храбрых наши верные друзья.

Сражался за Мадрид наш славный батальон —

Не за чины, не за награды.

Там мы сражались, сыны народа,

Парни Пятнадцатой бригады.

Никогда мы не вернемся в ту долину нашей боли,

Но жива доныне память в наших мыслях и сердцах.

Так поднимем же бокалы, до краев вином наполнив,

За погибших смертью храбрых в этих огненных песках.

Посреди песни неожиданно показалась изящная журналистка — с распущенной гривой великолепных волос, в мужской одежде и в темных очках, она шла мимо лежащих под деревьями людей, не обращая внимания на восхищенный свист и расточая неотразимые улыбки. Поглядев из-под руки, она заметила сидящую под очередным деревом троицу и направилась прямо к ней.

— Добрый вечер, господа, — окликнула она троих друзей, стоя в тени оливковых деревьев. — Я вижу, вы вернулись из разведки, лейтенант Райли.

— Да, только что вернулся.

— Могу я сесть рядом с вами?

— Пожалуйста, — ответил Лоу.

— Насколько успешной оказалась ваша вчерашняя разведка? — спросила журналистка.

— Вполне успешной, — улыбнулся Джек, многозначительно потирая живот.

Геллхорн удивленно посмотрела на галисийца, однако не решилась спросить, что он имел в виду.

— Полагаю... вы не имеете права рассказывать мне о том, что видели.

— Вы весьма догадливы, мисс Геллхорн, — заметил Лоу.

Однако все внимание журналистки было сосредоточено на Райли.

— Разумеется. Но вы, лейтенант, должны мне интервью, — сказала она, сняла тёмные очки и сверкнула синими глазами.

— А вы записались на прием у моего секретаря? — спросил он насмешливо. — У меня весьма плотный график.

— Ну, я уверена, что вы сможете найти для меня «окно», — улыбнулась журналистка.

— Если это в моих силах, — вкрадчиво ответил Райли, подмигнув, — то я буду рад его для вас найти.

Десять минут спустя они медленно удалялись по узенькой тропке в направлении старого рожкового дерева, под которым они завтракали сегодня утром. Это было единственное тенистое место, где можно было спокойной поговорить вдали от глаз и ушей всего батальона.

Марта достала блокнот и всю дорогу записывала ответы лейтенанта. Тот отвечал вполне охотно — до тех пор, пока вопросы не стали слишком личными.

— Так почему же офицер торгового флота из Бостона решил отправиться добровольцем на войну, не имеющую никакого отношения к его стране? — спросила она.

— Я вам уже говорил: моя мать — испанка.

— Это недостаточная причина.

— Националисты расстреляли моего деда и бабушку перед воротами кладбища. По-вашему, этого недостаточно?

Геллхорн поморщилась. Ей и эта причина явно казалась недостаточной.

— Интересно, как вы жили до того, как приехали в Испанию? — спросила она.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не коммунист, вас ожидало хорошее будущее в торговом флоте, и уверена, вы пользовались успехом у женщин. Я просто не могу поверить, что вы могли бросить все это... лишь ради мести за смерть деда и бабушки. Что-то тут явно не сходится.

Райли пожал плечами.

— Это ваша проблема, — ответил он.

— У вас что-то случилось, ведь правда? — Сквозь темные очки стало заметно, как она прищурилась. — Что-то серьезное, о чем вы не хотите рассказывать.

Алекс искоса посмотрел на неё.

— Есть вещи, о которых я не намерен вам рассказывать, мисс Геллхорн.

— Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Мартой.

— Хорошо, — согласился он. — Я не хочу рассказывать о моем прошлом, Марта.

— А о том, что произошло на холме Пингаррон, во время сражения за Хараму?

— Тем более.

Они добрались до рожкового дерева и остановились в его тени.

— Об этом сражении ходят разные слухи, — продолжала напирать она, усаживаясь под деревом и прислонившись спиной к стволу. — Но мне хотелось бы услышать вашу версию событий.

— А мне бы хотелось никогда в жизни больше к этому не возвращаться, — ответил он, устраиваясь рядом.

— Я знаю, вы были на волосок от смерти. Знаю, что пуля прошла в нескольких миллиметрах от вашего сердца, и что ваш друг вынес вас с поля боя под вражеским огнём. Знаю, что много месяцев вы пролежали в госпитале, и после этого вам присвоили звание лейтенанта.

— Ну, если вы столько всего знаете, зачем вы меня расспрашиваете?

— Потому что хочу знать правду, — ответила она, откладывая блокнот. — Я хочу узнать об этом от человека, который там был. Моим читателям нет дела до боев и наград, но им будет интересно побольше узнать о человеке, который отправился добровольцем воевать в чужую страну, сражаться с фашизмом плечом к плечу с солдатами разных народов, собравшимися со всего мира.

Райли скрестил руки на груди. Видимо, этот разговор его слегка забавлял.

— Хорошо сказано, — сказал он. — Вы сближались со всеми, у кого брали интервью, чтобы развязать им языки?

Геллхорн нахмурилась и гневно сверкнула глазами, но тут же овладела собой.

— Вообще-то да, — в конце концов призналась она. — Только это почти никогда на срабатывает.

— Неудивительно. Сомневаюсь, что кого-то из этих ребят, — он указал на солдат, расположившихся под оливами в пятистах метрах от них, — интересует все то дерьмо, которого требуют ваши читатели. Им нужно только одно: чтобы их оставили в покое и не расспрашивали обо всех ужасах, которые они имели несчастье пережить.

— Вы имеете в виду и себя тоже?

— Конечно, все это относится и ко мне.

Немного помолчав, журналистка спросила:

— В таком случае... Если вы не хотите говорить со мной, почему согласились дать интервью?

Райли улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

— Полагаю, нам лучше не тратить время на пустые разговоры и заняться более приятным делом, — наклонившись к ней, он легонько провел пальцами по ее шее.

— Но... Это как-то... нехорошо...

— Возможно, — прошептал Алекс, наклоняясь к самому ее уху, — но уверен, это было бы весьма интересно.

Час спустя они той же дорогой возвращались в лагерь батальона Линкольна, отряхиваясь от колючих семян и сухих травинок, застрявших в одежде и волосах.

Оба молчали, но на каждом шагу ловили на себе скользкие взгляды, а за спиной то и дело слышались понимающие смешки. Вид у них и в самом деле был несколько растрепанный и, судя по этим смешкам, все присутствующие прекрасно догадались, что между ними произошло. И были правы.

— Боже, какой стыд! — краснея, повторяла Геллхорн. — Такое впечатление, что у нас на лице написано, чем мы занимались.

— Тебя это так волнует? — спросил Райли.

— Не особенно. Но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня... в общем, ты понимаешь.

— Не думаю, что кто-то из них посчитает тебя... ну, ты знаешь.

Журналистка слегка похлопала его по плечу.

— Не смейся, — надулась она.

— А я и не смеюсь. И не волнуйся, я не собираюсь никому рассказывать обо всех интимных подробностях нашей встречи.

Марта неожиданно покраснела.

— Не вздумай!

— Но, Марта, как можно!.. — он махнул рукой в сторону наблюдающих за ними солдат. — Ведь именно эти подробности больше всего интересуют моих читателей.

Журналистка слегка растерялась, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

Лишь после того, как Алекс наградил ее своей неотразимой улыбкой, она расслабилась и облегченно вздохнула.

— Это не смешно, — проворчала она.

— А мне кажется, как раз наоборот.

Геллхорн уже собиралась снова дружески хлопнуть его по плечу, когда до них донесся глубокий баритон Хемингуэя.

— Марта! — позвал он, направляясь к ним огромными шагами. — Где тебя черти но...

Он замолчал на полуслове, подозрительно оглядывая журналистку. В ее растрепанных волосах застряли сухие былинки, рубашка была застегнута не на ту пуговицу, губы припухли, щеки раскраснелись...

Затем он столь же внимательно оглядел Райли, который ответил ему торжествующей улыбкой; журналисту понадобилось не более двух секунд на догадку, что произошло между этими двумя.

На третью секунду он с кулаками бросился на Алекса, вопя на превосходном кастильском:

— Ах ты, сукин сын!..

8    

— Просто не могу поверить... — повторял Мерриман, расхаживая взад-вперед под зеленым навесом, служившим в батальоне Линкольна чем-то вроде штаба, и качая головой.

Перед ним стояли двое, не поднимая глаз от земли, и время от времени виновато вздыхали.

Хемингуэй комкал в руках пропитанный кровью носовой платок. Один рукав у него был порван, разбитые очки сиротливо висели на одной дужке.

У Райли заплыл глаз, а на гимнастерке были оторваны почти все пуговицы.

— Вы хоть понимаете, какой дурной пример подаете? — не унимался майор. — За такое вас следовало бы выгнать вон из лагеря, а вас — посадить под арест!

С этими словами он ткнул пальцем сперва в журналиста, а затем — в лейтенанта.

— Вы не имеете права... — начал Хемингуэй.

— Это я не имею права? — рявкнул Мерриман. — Вышвырнуть вас отсюда? Это мое подразделение, и мне насрать, что вас пригласил сюда генерал Рохо! Да хоть сам президент! Здесь командую я. Вам ясно?

Хемингуэй ничего не ответил, да в этом и не было необходимости.

— Ну а вы... — набросился он на Райли, почти нависая над ним. — Никак не могу поверить, что вы такой дурак! Только сегодня утром я спас вас от ареста, а спустя всего несколько часов вы затеваете драку с этим гребаным Эрнестом Хемингуэем, да ещё и на глазах у всего отряда. У вас есть хоть одна извилина?

— Я должен отвечать на этот вопрос? — спокойно спросил Райли.

— Нет! — снова рявкнул майор. — Не должны! Это риторический вопрос, черт бы вас побрал! И что теперь прикажете с вами делать? Что, скажите на милость?

— Но я...

— Молчать!

— Майор Мерри... — начал Хемингуэй.

— И вы тоже! Заткнитесь оба и убирайтесь с глаз моих долой!

— Как прикажете, — ответил Райли, отдал честь и развернулся кругом.

— Ладно, — пожал плечами Хемингуэй, делая то же самое.

— Стоять! — вновь рявкнул Роберт Мерриман, и оба снова повернулись. — Если хоть кто-нибудь из вас ещё хоть раз посмеет создать мне проблемы... — он снова ткнул в них пальцем, — то, клянусь Богом, я устрою вам такую адскую жизнь, что вы сами будете умолять о расстреле.

Оба снова кивнули и направились к группке неподалеку, с интересом следящей за разносом.

В первых рядах стояли Джек и Геллхорн, обсуждая их печальную участь.

— Что случилось? — бросился к Райли обеспокоенный галисиец.

— Отвали, Джек, — устало отозвался Райли.

Геллхорн рассмеялась, и Хемингуэй посмотрел на нее страдальческим взглядом.

— Как ты могла, Марта? Как ты могла спутаться с этим мужланом? — воскликнул он, презрительным жестом указывая на Райли.

— О чем ты говоришь, Эрнест? — невозмутимо ответила журналистка. — Я имею право быть с тем, кто мне нравится. Кто ты такой, чтобы требовать у меня отчета?

— Как ты можешь так говорить? — воскликнул оскорбленный писатель. — После того, что между нами было?..

Марта Геллхорн демонстративно скрестила на груди руки.

— Между нами? — холодно улыбнулась она. — Помнится, ты не очень-то об этом беспокоился, когда спал с официанткой из отеля «Флорида».

— Это совершенно другое!

— Ну конечно. Тогда я нахлебалась дерьма, а теперь твоя очередь. И что ты чувствуешь, когда тебя унижают?

Возле них между тем собиралось всё больше любопытных; вскоре вокруг столпилась половина лагеря. Драка между двумя знаменитостями — это вам не шутка, такое зрелище увидишь не каждый день!

— Что происходит, Алекс? — шепотом спросил Джек, столь же ошеломленный, как и все остальные.

— Понятия не имею, — тихо ответил тот. — Но такое впечатление, что мисс Геллхорн попросту использовала меня, чтобы отомстить.

Галисиец сочувственно кивнул и ободряюще похлопал его по спине.

— Мне очень жаль, дружище. Не повезло тебе...

Райли повернулся к нему.

— Жаль? — улыбнулся он от уха до уха. — Да о чем ты говоришь? Нет ничего приятнее, чем секс назло кому-то.

К счастью, остаток дня прошел без происшествий — если не считать того, что из Барселоны привезли новые орудия: десяток огромных гаубиц советского производства, калибра сто пятьдесят два миллиметра. Батальону Линкольна предстояло перетащить их на другую сторону холма и обложить мешками с песком. Не было сомнений, что когда эти железные звери начнут плеваться снарядами в сторону позиций националистов, от Бельчите останется лишь тлеющая груда щебня.

Раздевшись до пояса, Райли и Джек помогали солдатам укладывать последние мешки в стенку около метра высотой. Даже капитан Лоу подставил плечо, зная, что ничто так не сплачивает людей, как смертельный бой и тяжелая работа.

— Тебе сказали, когда начнётся артобстрел? — спросил Райли, передавая ему двадцатикилограммовый мешок с землёй.

— Мерриман говорит... — ответил тот, кряхтя от напряжения, — как только прибудет авиация из Валенсии. Может быть, даже сегодня.

Джек и Райли обеспокоенно переглянулись.

— Хотя сегодня, пожалуй, уже поздно, — добавил он, указывая на солнце, которое уже начало клониться к закату. — Вряд ли они вылетят раньше рассвета, а значит, сюда прибудут едва ли к полудню.

— А наступление? — спросил Джек, принимая мешок из рук капитана. — Когда оно ожидается?

— Думаю, дня через два или три, не раньше, — ответил Лоу, поворачиваясь к Алексу, чтобы передать ему очередной мешок.

— В таком случае, — фыркнул Райли, — сегодня никто не двинется с места, ведь так?

Чернокожий капитан внезапно насторожился. Он даже не заметил очередного мешка, который передавал ему Райли, так что цепочка грозила прерваться. Пристально посмотрев на сержанта и лейтенанта, он подозрительно нахмурился.

— Чует мое сердце, что-то вы затеваете.

Джек сделал самое невинное лицо, притворившись, что совершенно не понимает, о чем речь.

— Да вы что?.. Нет, конечно. С чего вы взяли?

— Вот с того и взял, что знаю вас, как облупленных. Уж не собираетесь ли вы ослушаться генеральского приказа?

— Но генерал не отдавал нам никаких приказов, — отчеканил Райли.

Майкл Лоу еще больше помрачнел, поняв, что тот имеет в виду.

— Пойдемте со мной, — приказал он, покидая цепочку. — Оба.

Алекс и Джек послушно последовали за капитаном, пока не отошли достаточно далеко, чтобы их никто не смог услышать. Капитан сверлил их горящим взглядом.

— Могуя узнать, что случилось с вами обоими? — спросил он. — Вы что, хотите, чтобы вас расстреляли?

— Никак нет, товарищ капитан, — ответил Райли.

— Кончай валять дурака, Алекс! — сердито оборвал он. — Так в чем дело? На этой войне уже погибли сотни тысяч невинных людей, и многие из них — от нашей руки. Так почему же вы собираетесь рисковать жизнью, чтобы спасти семью каких-то незнакомцев? Клянусь, я не могу этого понять.

— Они вовсе не незнакомцы, товарищ капитан, — возразил Джек. — Вчера мы дали слово, что поможем им спастись.

— Дали слово? — повторил Лоу, не веря своим ушам. — Вы что же, считаете их благородными кабальеро, которые оценят ваше умение держать слово? На войне нет места подобным сантиментам. Здесь мы все прежде всего солдаты и обязаны выполнять приказы.

— Но это же мирные люди.

— Мирные? — переспросил он. — Да в этом чертовом городе тысячи мирных людей!

— Тех мы не можем спасти, — произнес Райли, глядя в том же направлении. — Но эту семью — можем.

— Но в Бельчите тысячи невинных гражданских, — возразил Лоу, указывая в сторону колокольни, возвышающейся над скопищем черепичных крыш. — Какая разница, одной семьёй больше или меньше?

Райли уставился на него в упор.

— Для них есть разница, и весьма существенная, — ответил он.

Капитан первой роты глубоко вздохнул, приготовившись вразумлять лейтенанта, однако так и не произнес ни слова. Вместо этого он вновь тяжело вздохнул, с жалостью глядя на обоих, как на полных идиотов, а то и психов.

— Вот клянусь, не могу вас понять... — проворчал он. — Каждый день гибнут сотни мирных людей и с той, и с другой стороны. Люди, которым вы хотите помочь, ничем не отличаются от тех, кого вы сами убивали едва ли не каждый день с тех пор, как прибыли в Испанию. А если вас схватят националисты или если это дойдёт до ушей генерала, вас обоих расстреляют.

— Мы постараемся, чтобы этого не случилось, — заверил галисиец.

— Кончай свои шуточки, Джек, — оборвал его Лоу. — Я не в настроении.

— Я и не думал шутить, товарищ капитан.

Лоу прищурился, вглядываясь в лицо сержанта и пытаясь заметить хоть тень улыбки на его губах.

— Я не намерен разбираться, какая вожжа попала вам под хвост, — произнес он минуту спустя, усмехаясь себе под нос. — Вы понимаете, что находитесь непосредственно под моей ответственностью, и случись что, я пойду под трибунал?

— Мы это знаем, — кивнул Райли.

— Однако это вас не останавливает.

Оба лишь покачали головами.

— Вы же понимаете, если вас поймают, мне придется присягнуть перед генералом, что вы ослушались моего приказа, и тогда вам уже ничто не поможет?

— Разумеется.

Усталым жестом Лоу отер пот со лба.

— Козлы вы оба, — бросил он. — После этого он долго молчал, а потом все же добавил: — Ровно в десять я на пять минут задержу смену караула, так что будьте готовы. Это все, что я могу для вас сделать, — смягчился он. — А вы уж постарайтесь вернуться живыми. Хорошо?

— Большое спасибо, Майкл.

— Не благодари раньше времени, Алекс, — мрачно ответил Лоу. — Еще неизвестно, чем дело кончится. Да, кстати, — добавил он серьезно, — имейте в виду: я вам ничего не говорил.

— Чего вы не говорили, капитан? — удивленно поднял брови Джек.

— Отправляйтесь на эту ферму и возвращайтесь скорее, — закончил разговор капитан. — Мне бы не хотелось искать другого лейтенанта и нового сержанта перед самым наступлением.

— Никто даже не заметит нашего отсутствия, капитан. Мы вернемся еще до рассвета.

Лоу недоверчиво кивнул и, сложив руки за спиной, направился прочь, по-прежнему качая головой.

Алекс и Джек молча переглянулись, а капитан присоединился к остальным, чтобы помочь им таскать последние мешки.

— И все-таки мы это сделаем, ведь правда? — спросил Джек скорее у себя самого, чем у Райли.

— Тебе не следует идти, — сказал лейтенант.

— Конечно. Но и ты ведь не должен говорить глупости, однако это не мешает тебе их говорить.

— Я серьёзно. Пойми, вовсе не обязательно идти нам обоим.

— Ты каждый день собираешься спорить об одном и том же? Я иду с тобой — и точка!

Райли повернулся к другу.

— Ты знаешь, что будет, если кто-нибудь распустит язык?

— Никто не распустит, все будут молчать, — ответил Джек. — Ты же сам знаешь это не хуже меня.

— А если нас схватят? Вдруг генерал был прав, и этот фермер — действительно вражеский агент? Что, если сейчас у него в доме засел целый отряд легионеров, который только и ждет, когда мы туда сунемся?

Хоакин Алькантара нахмурился и скрестил на груди руки.

— Скорее уж мы обнаружим там саму Пресвятую деву, — раздраженно бросил он. — Опасность подстерегает нас ежедневно и ежеминутно, но это не мешает нам поступать по совести. Итак, мы пойдем вместе. Ты и я. Договорились?

Райли, конечно, с самого начала понимал, что разговор закончится именно этим, как всегда и бывало, но что поделаешь, если это был для него несколько эгоистичный способ очистить свою совесть? Если бы во время вылазки — или после нее — с галисийцем что-то случилось, он, по крайней мере, мог бы утешаться тем, что постарался его отговорить.

Джек, со своей стороны, тоже понимал, что эти недолгие споры всегда заканчиваются одним и тем же, и несколько подыгрывал другу. Он сам был свидетелем того, что произошло во время сражения при Хараме полгода назад, и прекрасно знал, как терзает его друга неспокойная совесть. И если эти пререкания могли хоть как-то облегчить душу Райли и хоть немного прочистить ему мозги, то Джек был этому только рад.

Галисиец чувствовал, что настойчивость Алекса в его стремлении спасти эту семью во многом объясняется желанием хоть как-то искупить вину. Собственно говоря, именно поэтому, едва оправившись после тяжелого ранения, он вернулся в батальон. Трагедия под Пингарроном и долгие месяцы пребывания в госпитале сильно изменили его характер — дерзкий и заносчивый офицер остался в прошлом, уступив место совсем другому человеку, более рассудительному и осторожному.

Райли положил руку на плечо сержанта и благодарно ему улыбнулся.

— Договорились.

9    

Часы показывали без пяти минут десять. Алекс и Джек засели в кустах под покровом темноты, дожидаясь, пока Лоу отвлечёт часового и предоставит им обещанные пять минут, чтобы покинуть лагерь.

Формально, конечно, никто не знал, что они задумали, но в такой большой компании скучающих солдат без слухов никак не обходится, а потому многие провожали их одобрительными молчаливыми кивками.

Алекс вновь взглянул на часы, подставив их под тусклый звездный свет, отражавшийся от металлического браслета.

Джек повернулся к нему.

— Сколько еще ждать? — спросил он.

— Уже вот-вот.

Не успел он произнести эти слова, как справа послышалось шуршание сухой травы под чьими-то шагами, и прямо перед ними из темноты возникла приземистая фигура.

— Эй, Фрэнсис! — окликнул человек. — Ты тут?

В десяти метрах от них из зарослей вынырнула чья-то рука и приветственно помахала.

— Тут я, — послышался шёпот. — Что-то случилось?

— Капитан хочет тебя видеть.

— Прямо сейчас? Я же на посту.

— Я знаю, но мне приказано тебя найти. Я всего лишь посыльный.

Солдат на минуту задумался, перебирая в уме, зачем он мог так срочно понадобиться.

— Хорошо, — ответил он, поднимаясь. — Но если что, ты свидетель, я ушел с поста по приказу. Не хочу, чтобы мне устроили выволочку из-за того, что покинул пост.

— Как скажешь, Фрэнсис. Только пойдем скорее, а то мы тут стоим у всех на виду.

Силуэты обоих солдат быстро растворились в темноте.

— Теперь все зависит от нас, — прошептал Райли.

Они начали медленно двигаться в сторону, противоположную той, где скрылись часовые.

Но в эту минуту за спиной у них раздался чей-то властный голос:

— Встать, именем Геспублики!

Оба интербригадовца застыли — не столько даже потому, что их обнаружили, сколько потому, что никак не ожидали услышать здесь этот голос, звучавший подобно плохо смазанной телеге.

— Кгугом! — снова проскрежетал голос, и в них ударил свет фонаря.

Алекс и Джек безмолвно и безропотно повернулись, подняв руки.

— Так-так-так!.. — произнес чрезвычайно довольный Андре Марти. — И что же мы здесь делаем? Генегал Вальтег сказал, будто не вегит, что вы ослушаетесь пгиказа, но я заметил в ваших глазах огонек неповиновения, лейтенант Гайли. И понял, что вам ничего не стоит пгедать своих товагищей и помочь бежать этим фашистам. Я знал, что вы на это способны.

Политкомиссар держал руку на рукояти пистолета, торчавшего у него из-за пояса, хотя в этом не было никакой необходимости: четверо солдат из генеральской охраны держали их под прицелом девятимиллиметровых пистолет-пулеметов Шмайсера.

— Вы оба агестованы, — самодовольно добавил Марти. — И увегяю, ваша кага послужит для всех угоком.

Их провели через весь лагерь батальона Линкольна, приставив к спине оружие, словно двух мародеров. Комиссар Марти прямо-таки упивался своей властью над американцами, которых всегда считал слишком самонадеянными и мятежными, и теперь этот случай должен был послужить уроком для всех: каждый, кто посмеет посягнуть на его авторитет, понесет заслуженное наказание.

Солдаты повскакивали с мест, чтобы посмотреть, как двух товарищей по оружию ведут под дулом пистолета в сторону палатки Мерримана. Он тут же выскочил наружу, услышав незнакомые голоса, которые становились все громче по мере приближения печальной процессии, возглавляемой Андре Марти.

— Что здесь происходит? — сердито спросил майор у Марти. — По какому праву вы арестовали двоих моих людей?

— Не стоит утгуждаться, товагищ майог, — с убийственной вежливостью ответил француз. — Вы и сами пгекгасно знаете, что пгоисходит.

— Я требую объяснений, — в бешенстве заявил майор, а Райли не мог понять, на кого он больше злится: на комиссара или на него самого. — Вы не имеете права их арестовывать.

Комиссар вызывающе скрестил руки на груди.

— Полагаю, вы пгедпочитаете сделать это сами, товагищ майог? — осведомился он и, подойдя вплотную к бывшему калифорнийскому профессору, угрожающе прошептал ему на ухо: — Или вы хотите, чтобы я пгедставил основания для их агеста, дискгедитиговав вас пегед вашими людьми? — он махнул рукой, указывая на собравшихся вокруг. — Вы, конечно, можете запгетить мне агестовать этих двоих пгедателей, но в таком случае обязаны будете агестовать их лично. Вы меня понимаете?

— Прекрасно понимаю, — тем же тоном ответил Мерриман. — Но если вы думаете, что имеете право врываться в мой лагерь и угрожать мне...

— Я вовсе не уггожаю, — перебил Марти, растягивая губы в злобной усмешке. — Мне это не тгебуется. Мои полномочия выше ваших, и если вы встанете у меня на пути, то нагушите субогдинацию, а товагищ генегал весьма сугово кагает подобные пгоступки. В конце концов, — повернулся он к Алексу и Джеку, — эти двое в любом случае должны быть наказаны.

Мерриман с трудом сдерживал ярость, с презрением глядя на политкомиссара. Заметив, как тот вытягивает вперёд шею, он подумал, с какой легкостью мог бы свернуть эту самую шею одной рукой. При этом он знал — самое большее, что он может сделать, это подать жалобу генералу Вальтеру, и конечно, она ничем не поможет.

Взглянув на Алекса и Джека, он понял по их глазам, что все кончено.

Мерриман по-настоящему удивился, прочитав, как губы Райли беззвучно прошептали: «Мне жаль».

Марти приказал идти дальше, и четверо солдат повели двоих друзей к засохшей оливе в нескольких метрах за чертой лагеря. Там им связали руки и велели сесть на землю, спиной к стволу.

— Ну что ж, надеюсь, вам удобно? — осведомился комиссар, устраиваясь рядом и обнажая в улыбке зубы, блеснувшие в темноте. — Сейчас вам не кажется хогошей идеей бунтовать пготив вышестоящих?

— Шел бы ты знаешь куда... — начал галисиец.

— Джек! — оборвал его Алекс. — Закрой пасть! — Затем, глядя на чернеющий в темноте силуэт Андре Марти, он произнес: — Товарищ комиссар, я признаю себя виновным в неповиновении, или в чем вы там хотите меня обвинить, но сержант Алькантара ни в чем не виновен. Он лишь выполнял мой приказ, и никто не вправе обвинять его в неповиновении. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять, этот толстяк неспособен на мятеж.

— Вот дерьмо! — выругался вышеупомянутый. — Но могу я узнать...

— Заткнись, мать твою! — рявкнул Райли.

Марти расхохотался — его, видимо, весьма забавляло это зрелище.

— Не беспокойтесь, лейтенант. Я пгекгасно знаю, что пгедставляет собой сегжант Алькантага; как и вы, он славится своей стгоптивостью. В каком-то смысле даже логично, что вы оба одинаково сквегно кончите, не находите?

— И как же мы кончим? — спросил Джек.

Зубы комиссара снова блеснули в темноте, обнажившись в улыбке.

— А это уже будет зависеть от гешения товагища генегала... Но я увеген, что оно не заставит себя ждать, — Андре Марти вновь хохотнул, как будто тявкнула собака. — А сейчас я оставлю вас под надзогом ваших товагищей из батальона Линкольна, чтобы все могли видеть, к чему пгиводит неповиновение. Завтга утгом я вегнусь, и вы пгедстанете пегед судом товагища генегала.

Француз сделал шаг вперед и присел на корточки перед арестованными.

— Ах да, и еще должен вам сказать, — доверительно произнес он; изо рта у него воняло, как из помойки. — Должен вам сказать, что двое солдат, котогые останутся вас кагаулить, имеют пгаво стгелять, если вы попытаетесь бежать. Так что, — он вновь захихикал, — можете попгобовать.

Пять минут спустя огни машины политкомиссара скрылись за поворотом проселочной дороги, а двое солдат из его личной охраны, как он и обещал, остались караулить Алекса и Джека, по-прежнему сидящих под высохшим деревом со связанными за спиной руками.

— Ну что ж, — вздохнул Джек. — Этого и следовало ожидать.

— Чего — этого?

— Что нас арестуют и устроят выволочку.

— Нет, — возразил Алекс. — Я уверен, что нет.

— Думаешь, нас расстреляют?

Райли покачал головой.

— Не думаю. Скорее всего, разжалуют в рядовые и отправят рыть выгребные ямы до самого конца войны.

— Ну, это ещё не самое скверное, — ответил Джек. — Хотя, честно говоря, я надеялся умереть иной смертью: скажем, бросив гранату под вражеский танк или закрыв грудью амбразуру.

Райли повернулся к другу.

— Ты это серьёзно? — спросил он.

Галисиец закашлялся и сглотнул.

— Разумеется, нет. Сказать по правде, я предпочел бы умереть в постели между ног прекрасной женщины, но боюсь, для этого несколько поздновато: я уже больше года ни с кем не трахался.

— То-то я гляжу, ты как-то странно на меня смотришь, — заметил Райли.

Джек оглядел его с головы до ног.

— Нет, ты не мой тип, — произнес он наконец. — Как ты думаешь, кто мог настучать Марти? Кто-то ведь ему донес?

Райли пожал плечами, хотя в темноте этот жест трудно было разглядеть.

— Может быть, и никто, — ответил он. — Этот Марти, конечно, скользкий тип, но не дурак. Вполне возможно, он и сам предвидел, что мы ослушаемся приказа.

— Честно говоря, я грешил на Хемингуэя. Ты отбил у него девушку, и ему это очень не понравилось.

Райли на миг задумался, но тут же отмел эту мысль.

— Нет, не думаю. Не тот человек. Такой скорее полезет бить морду или вызовет на дуэль, но не станет действовать исподтишка.

— Я бы не был так в этом уверен.

— Ты так говоришь, потому что совсем его не знаешь.

Сержант шмыгнул носом, после чего ответил:

— Нет, Алекс. Я так говорю, потому что как раз сейчас он идет сюда — и я не сомневаюсь, именно для того, чтобы позлорадствовать.

Подняв голову, Райли отчетливо разглядел в свете костров внушительную фигуру знаменитого журналиста, который спокойно приближался к ним, как будто совершал обычную вечернюю прогулку.

10    

— Добрый вечер, товарищи, — поприветствовал Хемингуэй обоих часовых. — Как там наши заключенные?

Те, не заметившие его появления, резко обернулись, вскинув оружие.

— Спокойно, спокойно, — заговорил писатель, поднимая руки. — Спокойно, друзья мои. Я пришел лишь вас проведать. Вам известно, кто я такой?

— Журналист, — ответил один из солдат с сильным немецким акцентом. — Чего вам надо?

— Ничего такого... Просто поговорить с заключёнными.

— Нельзя. Валите отсюда.

— Только одну минутку...

— Никто не имеет права приближаться к заключенным, — пояснил другой солдат. Этот, напротив, говорил со славянским акцентом, и голос его звучал более дружелюбно.

— Но ведь я же не кто-нибудь, — настаивал журналист. — Я — Эрнест Хемингуэй, близкий друг генерала Висенте Рохо, и у меня есть право говорить, с кем захочу, и ходить везде, где пожелаю. Или вы считаете, что приказ комиссара Марти может отменить решение генерал-майора Республиканской армии?

Часовые не на шутку засомневались, прежде чем ответить. Хемингуэй, воспользовавшись заминкой, сунул руку в карман, извлёк оттуда маленькую фляжку и протянул ее обоим караульным.

— Не желаете хлебнуть? — предложил он. — Виски — что надо!

— Мы не имеем права пить на посту, — ответил тот, что говорил со славянским акцентом.

— И кто же об этом расскажет? Эти двое? — указал он кивком на Джека и Алекса.

— Мы не имеем права пить, — повторил немец. — Так что уберите.

— Я всего лишь предложил, — вежливо извинился журналист, убирая фляжку в потайной карман брюк. — Ну, а как насчёт сигареты? Курить-то вам можно?

— У нас есть свой табак, — заявил славянин, запуская руку в карман.

— Вы имеете в виду ту дрянь, которую курят русские? Это же не сигареты, а чистый яд. Хотите попробовать настоящие американские сигареты?

Караульные опасливо переглянулись, но в конце концов все же протянули руки.

Хемингуэй извлёк из нагрудного кармана початую пачку «Кэмела» и протянул каждому по сигарете.

Оба солдата тут же сунули их в рот.

— Постойте-ка, — произнёс Хемингуэй, засовывая руку в задний карман брюк. — Кажется, где-то у меня была зажигалка.

Привычным жестом они потянулись к зажигалке, но вместо нее перед ними вдруг оказалось дуло кольта сорок пятого калибра, а слух безошибочно различил щелчок затвора.

— Бросай оружие! — рявкнул Хемингуэй, тут же позабыв о своём прежнем любезном тоне. — Очень, очень медленно.

Только сейчас оба караульных начали понимать, что происходит.

— Ну, а если не бросим? — с вызовом ответил немец. — Что вы тогда сделаете? Пристрелите нас?

— Надеюсь, до этого не дойдёт, но, если у меня не останется другого выхода, то да.

— Тогда вас расстреляют.

— Ну что вы! — почти беззаботно ответил журналист. — Самое большее — вышлют из страны. Одно из преимуществ известных людей — то, что никто не может тебя пальцем тронуть. Так что бросай свою пукалку, если не хочешь неприятностей, — добавил он почти приветливо. — Брось оружие, и все будут живы-здоровы.

— Если мы это сделаем, — ответил славянин, — комиссар прикажет нас расстрелять.

— Возможно. Но вы обвините во всем меня, и тогда вас освободят. В противном случае я пристрелю вас обоих раньше, чем вы успеете спустить курок, и тогда не курить вам больше сигарет. Ну, что скажете? Стоит ли рисковать?

— Вы не сможете нас хладнокровно застрелить, — ответил немец.

— Вы уверены? — спросил Хемингуэй.

Прошло несколько бесконечных секунд напряженного ожидания, прежде чем послышался приглушенный стук падающего на землю оружия, а за ним еще один.

Спустя три минуты часовые сидели на месте Алекса и Джека, привязанные к стволу и с кляпами во рту. Друзья в последний раз проверили узлы и на всякий случай отодвинули оружие подальше.

В тусклом свете звезд Хемингуэй и Райли смотрели друг на друга.

— Спасибо, — произнес Алекс, протягивая руку. — Не знаю, почему вы это сделали, но все равно — спасибо.

Писатель крепко пожал ему руку.

— Просто не люблю хамов — вот и все.

— А я думал, журналисты ограничиваются тем, что смотрят и описывают, как другие проливают кровь.

— Не все журналисты одинаковы. Как и не все солдаты.

— Простите, что перебиваю, — вмешался Джек, который как раз заканчивал привязывать часовых. — Но я не уверен, что после вашего вмешательства наше положение улучшилось. Скорее наоборот.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Алекс.

— Все очень просто. До сих пор мы спокойно сидели под арестом, ждали трибунала, который вряд ли приговорил бы нас к расстрелу. Зато после этого, — он указал кивком на связанных солдат с кляпами во рту, — едва ли что-то может нас от него спасти.

Хемингуэй снял берет и почесал затылок.

— Я это сделал, чтобы вы смогли бежать, — ответил писатель. — Отсюда недалеко до французской границы. Кроме того, вы можете сесть на корабль в Барселоне или Валенсии, и он увезет вас из страны.

Алекс Райли покачал головой.

— Я не собираюсь бежать, — твёрдо сказал он. — После всего, что мы пережили на этой войне... Нет, я не намерен дезертировать.

— В таком случае... Что вы собираетесь делать?

Райли глубоко вздохнул и ответил:

— Я собираюсь помочь крестьянской семье пересечь линию фронта, как обещал.

— Вы серьезно? — недоверчиво посмотрел на него журналист. — Вы действительно все еще собираетесь им помочь — после всего, что здесь произошло?

— Разумеется, и теперь у меня для этого больше оснований, чем когда-либо. Уж если меня все равно собираются расстрелять, так пусть хотя бы будет за что.

— А не лучше ли, — снова вмешался галисиец с задумчивым видом, — не лучше ли пойти по третьему пути? Тогда мы сможем избежать и дезертирства, и расстрела.

Моряк и журналист повернулись к Джеку, который задумчиво почесывал подбородок с недельной щетиной.

— Что, если мы все же поможем этим крестьянам, но вернёмся до рассвета и притворимся, будто ничего и не было?

Алекс смерил его недоуменным взглядом.

— Будто бы ничего не было? — Он указал на обоих часовых, глядевших на них вытаращенными глазами. — Боюсь, что притворяться уже поздно, Джек.

— Не беспокойся, — улыбнулся тот. — Этим двоим так же ни к чему поднимать шум, как нам — пытаться бежать. В их интересах, чтобы Марти ничего не узнал о случившемся сегодня ночью. Так что... если мы благополучно вернемся к рассвету, то развяжем наших друзей и вновь сядем на их места, никто не узнает, где мы были ночью.

Хемингуэй восхищенно кивнул.

— Вы очень умны, сержант Алькантара. В любом случае, мы должны быть уверены, что они готовы сотрудничать.

— Это нетрудно проверить, — сказал Райли.

Он присел на корточки перед связанными солдатами и спросил:

— Итак, вы все слышали, так что нет необходимости спрашивать. Так что скажете, согласны или нет?

Писатель предложил покараулить связанных часовых с кляпами во рту — на случай, если они посреди ночи решат передумать. Тем временем Алекс и Джек бесшумно обогнули лагерь, где еще почти никто не спал, и добрались до канавы, по дну которой ползли прошлой ночью. На этот раз они двигались быстрее, но все равно старались не высовываться, пока не показалась ферма.

— Что-нибудь видишь? — спросил Джек у Райли, когда тот выглянул из канавы.

— То же, что и вчера. Темно, как у негра в заднице.

— Это хороший знак.

— Надеюсь.

— Ты же не всерьез говорил, что националисты могут устроить ловушку?

Алекс немного помедлил перед ответом.

— Нет, — убежденно сказал он. — Конечно же, нет. — И прежде чем продолжить движение, добавил: — Но все же не стоит забывать об осторожности.

Спустя две минуты они, как и накануне, добрались до задней стены дома, выбрались из канавы и тем же путем медленно приблизились к дому и прижались к стене.

В спину Райли уперся пистолет, заткнутый за пояс. Тот самый пистолет, которым журналист пугал караульных, старый кольт. Райли так и не спросил у Хемингуэя, как писатель сумел раздобыть его у Мерримана — Марти передал тому их оружие после ареста.

Затаив дыхание, они замерли и прислушались, но из дома не доносилось ни звука.

Как и накануне, они обошли дом с северной стороны, однако сейчас все окна оказались заперты изнутри, так что у них не осталось другого выхода, как войти через дверь — низенькую и грубо сколоченную.

— Сеньор Лопес... — приглушенным голосом окликнул хозяина Алекс. — Сеньор Лопес...

Молчание.

— Они ведь должны нас ждать, или нет? — обеспокоенно спросил Джек.

— Эустакио! — вновь позвал Райли. — Вы здесь? Это мы, Хоакин и Алекс.

И вновь ни слова в ответ.

— Странное дело, — заметил галисиец. — Думаю, нам лучше...

С этими словами он толкнул тяжелую дверь, которая тут же подалась с надрывным скрипом.

В доме было темно, как в могиле; невозможно разглядеть, что происходит внутри.

— Эй! — позвал Райли, просовывая внутрь голову. — Есть кто-нибудь?

И вновь никакого ответа.

— Вот дерьмо! — выругался Джек. — Здесь никого нет. Нас обвели вокруг пальца, как последних идиотов...

— Тс-с-с! Молчи! — прошептал Алекс, прижимая руку к груди.

— Что там?

— Кажется, я что-то слышал.

— Это у меня в животе урчит, — ответил Джек. — Я сегодня почти не ужинал.

Алекс посмотрел на него с упреком.

— Ты же сожрал половину моей порции, — напомнил он и вновь прислушался. — Я слышал какие-то звуки — там, в доме.

— Не иначе крысы. Ясно же, что в доме никого нет.

Лейтенант Райли пристально вглядывался в темноту.

— Конечно. Но раз уж мы здесь, то должны все проверить.

Осторожно переступив через порог, они вошли в дом и закрыли за собой дверь. Алекс вынул зажигалку Хемингуэя и, держа ее перед собой, осветил комнату.

Теплый оранжевый огонек позволял разглядеть лишь самое ближайшее пространство, однако и этого вполне хватило, чтобы понять: что-то случилось. Что-то очень скверное...

Вся мебель, даже тяжёлый стол, была сдвинута с места, пол засыпан черепками разбитой посуды и осколками стекла, при каждом шаге хрустящими под ногами.

— Черт! — выругался Джек, мгновенно оценив ситуацию.

Приметив на столе чудом уцелевшую керосиновую лампу, Алекс тут же ее зажег, осветив разгромленную комнату.

— Ни крови, ни мертвых тел, — облегченно вздохнул он. — Видимо, их забрали.

— Националисты? — спросил Джек, хотя это и так было ясно.

— Они самые, — мрачно ответил Райли. — Наверняка пронюхали, что они собираются бежать, и увели в город.

— Вот козлы!.. — выругался Джек. — Но зачем? Почему их задержали?

— Если их командиры такие же параноики, как наши, — ответил Райли, — то вполне могли объявить их шпионами коммунистов или чем-нибудь в этом роде.

На лице Джека проступило внезапное беспокойство.

— А если они рассказали, что... мы сюда приходили? — спросил он, уже зная ответ.

Алекс явно занервничал, тут же поняв, что тот имеет в виду.

— Надо делать ноги, — сказал он, гася лампу и направляясь к выходу.

Он уже коснулся рукой щеколды, как вдруг остановился, чутко прислушиваясь, словно борзая.

— Нет, это не крысы, — произнёс он, решительно возвращаясь.

Достав зажигалку, он высек огонь и двинулся в сторону одной из дверей в глубине гостиной. Открыв ее, он понял, что это, по всей видимости, спальня Эустакио и его жены.

У одной стены стоял старый шкаф с распахнутыми настежь дверцами, у подножия которого валялись груды одежды, как если бы кто-то его выпотрошил. В глубине комнаты, на беленой стене, висело деревянное распятие, а под ним стояла кровать с распоротым тюфяком, откуда выбивались пучки соломы.

Райли остановился посреди комнаты, посмотрел налево и медленно опустился на колени. Затем лёг на пол, прижавшись щекой к холодным каменным плитам пола, и заглянул под кровать.

Из темноты на него смотрела пара испуганных глаз.

11    

Хоакин Алькантара вернулся из кладовой с кувшином и тремя стаканами и поставил их на стол — Алекс уже поднял его и установил на прежнее место. Хоакин сел и наполнил стаканы до половины тем же красным вином, которое они пили вчера вечером совсем при других обстоятельствах.

Напротив обоих интербригадовцев на стуле сидел Хавьер, едва доставая подбородком до края стола. На его щеках еще виднелись дорожки недавних слез, а в глазах застыла тревога.

Джек пододвинул ему стакан, и мальчик крепко стиснул его обеими руками.

— Мама не разрешает мне пить много вина, — произнёс Хавьер, заглядывая в стакан. — Только чуть-чуть.

— Сегодня особый случай, — ответил галисиец. — Так что пей до дна.

— Ты уверен, что ему можно? — спросил Райли у друга.

— Это успокоит его нервы, — объяснил Джек. — Отец давал мне вино в детстве, и, как видишь, мне это не повредило.

Райли взглянул на друга, пытаясь понять, шутит ли он или говорит серьезно. В конце концов он решил, что это неважно.

— А теперь, Хавьер, — продолжил он, обращаясь к мальчику, — скажи: это солдаты забрали твоих родителей, сестрёнок, дедушек и бабушек и прочую родню?

Малыш покачал головой.

— Нет, — ответил он устало, как будто в сотый раз. — Они забрали только родителей и сестрёнок. А остальных родственников задержали ещё на выходе из города.

— Ты видел, как их задержали?

— Да, видел. Я тут же бросился домой и рассказал обо всем папе, но они пришли и сюда.

— И тогда ты спрятался под кровать, — заключил Джек.

— Мама велела мне спрятаться. Я не хотел. Но она сказала, что я должен дождаться вас.

— Она тебе так сказала?

Хавьер решительно кивнул, после чего добавил:

— А ещё она сказала, чтобы я вместе с вами уходил из города и больше не возвращался. Но я не хочу уходить один. Я хочу быть с папой и мамой. Вы отведёте меня к ним?

Джек нервно сглотнул и оперся локтями на стол.

— Видишь ли, Хавьер... — начал он, не зная, как объяснить ребенку. — Дело в том... Короче говоря, мы не можем сейчас отвести тебя к родителям. Не можем, потому что они...

— Почему не можете? — перебил мальчик.

— Видишь ли... Дело в том, что... — Джек взглянул на друга. — Объясни ему лучше ты, Алекс.

Лейтенант раздраженно посмотрел на него, затем отставил стакан и сказал:

— Твоих родителей арестовали наши враги, и мы не можем войти в город, понимаешь? А кроме того, мы даже не знаем, где они.

— А я знаю.

— Что ты знаешь? — спросил Райли.

— Я знаю, где они.

— И где же?

— В церкви. Я слышал, как один из тех, кто сюда пришёл, говорил, будто их поведут туда. Вы можете отвести меня к ним?

— Нет, Хавьер, не можем. Нам нужно уходить, и ты пойдёшь с нами, как велела твоя мама.

— Но я не хочу уходить... — стоял на своём малыш, чуть не плача. — Я хочу к ним.

— Мне очень жаль, сынок, но это невозможно.

— Нет, возможно! — сердито выкрикнул мальчик. — Я могу туда пойти и один. Я знаю дорогу.

Он резко поставил стакан на стол и рывком вскочил на ноги.

— Стоять, парень! — властно приказал Джек. — А лучше сядь. — Ребенок безропотно подчинился, а Джек добавил: — В городе сейчас опасно, очень опасно. К тому же завтра его начнут обстреливать, и если ты там окажешься, то просто погибнешь. А твоя мама не хочет, чтобы ты погиб, ведь правильно?

Ребенок медленно покачал головой, а затем нахмурился.

— Но там все мои родные... — безутешно заплакал он. — Что с ними будет? Они погибнут? Я не хочу, чтобы они погибли...

— Нет, — произнёс Райли. — Они не погибнут. Они...

— Да! — мальчик обвиняющим жестом ткнул в него пальцем. — Ты сам это сказал!

Райли откинулся на стуле, скрестив на груди руки.

— Да уж, Джек, — проворчал он себе под нос. — Как я погляжу, ты прекрасно умеешь обращаться с детьми...

— Не плачь, Хавьер, — сказал Джек, но мальчик уже не слушал.

— Я не хочу, чтобы они погибли! — рыдал он. — Ты должен их спасти! Папа сказал, что вы хотели нас спасти!

— Мы вовсе не...

— Вы же сами так говорили! — выкрикнул он сквозь слезы. — Если бы вы не пришли вчера вечером, они бы не забрали моих родителей. Это вы во всем виноваты!

— Нет, Хавьер, — возразил Джек. — Поверь мне, это не так.

К удивлению галисийца, его друг печально произнёс:

— К сожалению, это именно так.

— Что? — растерялся Джек.

— Он прав, это наша вина, — признался Райли, глубоко вздохнув. — Это мы подставили их под удар, — с этими словами он облокотился на стол и уткнулся лицом в ладони. — Мы за это в ответе.

Джек подозрительно прищурился и спросил:

— Ну и что ты теперь намерен делать?

Райли поднял голову и скорчил недовольную мину.

— Ты же сам все знаешь.

— Ты что, серьёзно?..

— А как же.

— Но...

— Я знаю все твои «но», Джек, — ответил Алекс, кладя руку ему на плечо. — И все же намерен это сделать.

Галисиец провел рукой по шее и с решимостью смертника произнес:

— Пойдем вместе.

— Ты уверен?

— Конечно, не стоило бы в это лезть, — печально улыбнулся Джек. — Но должны же мы хоть раз за эту проклятую войну сделать хоть что-то хорошее?

— Вот именно, — согласился Райли.

Он повернулся к мальчику. Тот сам не заметил, как перестал плакать, и теперь смотрел на них широко открытыми глазами.

— Вы собираетесь идти за моими родителями? — спросил он с надеждой.

— Да, собираемся.

Мальчик выскочил из-за стола и бросился на шею Райли, крепко обхватив его, словно утопающий — плывущее бревно. Потом выпустил Алекса и бросился на шею Джеку, шепотом повторяя снова и снова:

— Спасибо, спасибо, спасибо...

— Когда мальчик успокоился — Джек, кстати, тоже украдкой смахнул пару слезинок, — они стали разрабатывать отчаянный план спасения.

Они разложили на столе замызганный клочок бумаги, на котором Райли огрызком карандаша нарисовал приблизительную карту Бельчите, ориентируясь на слова ребенка и свои воспоминания о другой, настоящей карте, показанной накануне генералом.

В свете лампы нарисованный на карте город казался похожим на картофелину неправильной формы, вытянутую с востока на запад. Ферма Лопесов, где они сейчас находились, располагалась к северу от города, примерно в километре.

Конечно, эта карта была не слишком точной, но все же это лучше, чем ничего.

— Вот здесь, — он ткнул кончиком карандаша в то место, где был изображен монастырь Святого Августина, — находится монастырь, а ты сказал, будто бы слышал, что твоих родителей отвели в церковь, которая стоит... Где, ты говоришь?

— Вот здесь, — ответил Хавьер, тыча пальцем в листок.

— А где здесь комендатура? — спросил Джек.

— Что? — не понял мальчик.

— Ну, штаб, — поправился Джек. — Где заседает командование. Там еще флаги и солдаты у дверей.

— Ах, это! — сообразил наконец мальчик и снова ткнул пальцем. — Вот здесь, совсем рядом с церковью.

— Просто класс! — поморщившись, высказал свое мнение Джек.

— А ты не помнишь, сколько в городе солдат? — спросил Райли.

Мальчик безнадежно махнул рукой.

— Много! — ответил он. — Больше, чем жителей.

Алекс и Джек молча переглянулись: и без слов все было понятно.

Картина с каждой минутой получалась все более мрачная.

Отложив карандаш, Райли откинулся на спинку стула. Глядя в потолок, он пытался представить, как они смогут незамеченными добраться до церкви. О том, как они выведут целую толпу горожан, среди которых есть дети и старики, он даже думать не отваживался.

— Хавьер, — обратился он к мальчику, вспомнив, что упустил из виду кое-что важное, — сколько всего людей из вашей семьи забрали солдаты?

Мальчик кивнул и, сосредоточенно сунув в рот палец, принялся подсчитывать.

— Один. Два. Три. Семь. Четырнадцать. Девять. Пятьдесят. Двадцать. Шестнадцать...

Джек в ужасе закатил глаза, а Райли едва не рассмеялся, настолько безнадежной представлялась ему ситуация.

— Хорошо, хорошо... Ну, а на пальцах? Ты можешь показать на пальцах, сколько их?

Хавьер снова задумался, а затем принялся загибать пальцы правой руки; когда же они кончились, в ход пошли пальцы левой. Потом он снова стал загибать пальцы на правой.

— Пятнадцать человек! — воскликнул Джек.

— Не знаю, — спокойно ответил мальчик.

— Ты уверен, что именно столько, Хавьер? — настаивал Райли.

Хавьер убежденно кивнул.

— Ну хорошо, — произнес Алекс, глядя на Хоакина. — Допустим, их пятнадцать. И наверняка половина из них — дети и старики, ведь так?

— Ты действительно хочешь знать, что я об этом думаю?

— Нет. Вообще-то не хочу.

— Так я и думал, — губы Джека растянулись в улыбке. — Мы даже не знаем, как незамеченными пробраться в город.

— Точно. Кругом — голое поле и ни единого гребаного дерева, за которым можно спрятаться. Ну а ты, Хавьер, — вновь повернулся он к мальчику, — ты случайно не знаешь, как незамеченными пробраться в город?

Мальчик посмотрел на него такими глазами, как будто тот спрашивал, знает ли он, как играют в футбол.

— Конечно, знаю, — ответил он, слегка обидевшись. — По большой канаве.

— Ты серьёзно? — спросил сержант.

— Конечно, — повторил тот. — Именно по канаве я прохожу в город и обратно, с тех пор как его заняли солдаты.

— И... где же эта канава?

— Прямо за домом, — ответил мальчик, указывая себе за спину. — Она выходит из Кодо и тянется почти до самого города, точнее — до монастыря.

Райли снова взял карандаш и прочертил на карте линию, тянущуюся от фермы до маслобойни, вдоль заброшенного монастыря Святого Августина.

— Вот так? — спросил он, указывая на карту. — Вот так она проходит?

Хавьер убежденно кивнул.

— Сейчас она высохла, — печально ответил он, — потому что уже несколько месяцев не было дождя. Когда она полна воды, мы с кузенами там часто купаемся.

Райли снова взглянул на друга, и на этот раз на губах у него проступила лукавая улыбка.

— Итак, выход найден, — произнес он почти с энтузиазмом. — Не желаешь прогуляться?

Галисиец ответил ему такой же улыбкой.

— А я думал, что ты так у меня и не спросишь.

12    

На самом деле большая канава не совсем пересохла, как сказал мальчик. По самому ее дну все же протекал небольшой ручеек, и ноги интербригадовцев то и дело вязли в вонючей грязи, налипающей на подошвы, словно клей. Не говоря уже о том, что оказалось крайне сложно, согнувшись в три погибели, пройти больше километра по казавшейся бесконечной канаве.

— Уже почти пришли, — прошептал Райли, оглядываясь.

— Почти час добирались, — также шепотом ответил Джек. — Кстати, который час?

Алекс посмотрел на часы, подставив их под слабый свет звезд, отражающийся от металлического браслета.

— Двадцать минут второго.

— Черт! — поморщился галисиец. — Больше трех часов потеряли.

— Светает в половине восьмого. Так что в запасе у нас целых шесть часов.

— Ровно через шесть часов мы должны быть на месте.

— Я знаю. Идём.

Они продолжили путь, по-прежнему сгибаясь в три погибели, пока наконец не добрались до монастыря святого Августина.

Окна маслобойни выделялись черными прямоугольниками на фоне кирпичных стен, словно провалы на месте выбитых зубов. И хотя со стороны казалось, будто внутри никого нет, Райли не сомневался, что в темноте, за стенами, притаились вражеские солдаты.

С удвоенной осторожностью они вновь двинулись по дну канавы, под прикрытием невысокой стены вокруг маслобойни, идущей по краю канавы. За стеной прятаться оказалось намного удобнее, к тому же на нее можно было опереться и передохнуть, не опасаясь попасться на глаза караульным.

— Я боялся, что на дне канавы расставлены ловушки или какие-нибудь сигнальные устройства, через которые придется перешагивать, — прошептал Джек, прислонившись спиной к стене рядом с Райли.

Лейтенант повернулся к нему.

— Так вот почему ты так настаивал, чтобы я пошел первым?

— У тебя лучше зрение. И ты удачливее.

— Мог хотя бы предупредить.

Джек невинно улыбнулся в ответ.

— Я не хотел тебя пугать, — сказал он.

— Ты очень любезен, — фыркнул Райли, притворяясь обиженным. — К счастью, мятежникам, видимо, не пришло в голову, что кто-то захочет проникнуть в город.

— Люди не настолько глупы, как ты думаешь. Кстати, что касается дураков... Я не заметил, чтобы кто-то выглядывал из окон. Как думаешь, могут они быть настолько беспечными, чтобы не выставить дозорных?

— Я тоже никого не видел, но уверен, они прячутся внутри. Вот чует моё сердце.

— И что же оно чует?

— Это просто так говорится. Идем, — произнес он, кивком указав на восток. — Давай, шевелись. Нам еще нужно добраться на другой конец города.

Они медленно двинулись вдоль стены, пригибаясь и прислушиваясь, замирая при малейшем шорохе, пока не оказались перед фасадом заброшенного монастыря, вознесшим пики высоко над городом.

Прямо перед ними стена обвалилась, и в ней зиял провал шириной в несколько метров. Если бы они решились пересечь этот открытый участок, то тут же оказались бы на самом виду у возможных наблюдателей.

— Что будем делать? — прошептал Джек в спину Райли. — Ты что-нибудь видишь?

Тот, высунувшись в пролом, долго вглядывался в широко открытые окна монастыря, но так ничего и не разглядел в непроглядной темноте.

То место, где они затаились, просматривалось лишь из четырех окон, находящихся прямо напротив, но, если бы кто-нибудь в эту минуту выглянул, их бы моментально обнаружили.

Хотя по-прежнему казалось, что внутри никого нет.

Они выжидали почти целую минуту, прислушиваясь к каждому шороху, пытаясь засечь малейшее движение, которое выдало бы присутствие часового, но вокруг было по-прежнему тихо. Как это ни удивительно, но похоже, за черными окнами и впрямь никого не было.

С другой стороны, они тоже не могли сидеть здесь вечно, а потому решились собраться с духом и все же пересечь опасный участок.

Однако, не успели они сделать первый шаг, как порыв ветра донес отчетливый запах табака.

Райли неподвижно застыл, вглядываясь в черную мглу окон, и явственно разглядел в одном из них крошечный огонек сигареты.

— Что будем делать? — шепотом спросил Джек. — Это единственный путь в город, обогнуть никак не получится.

— Хорошо бы как-нибудь отвлечь этого типа. Или типов. Вряд ли он там один.

— Как?

— Заставим отвернуться на пару секунд.

— Повторяю: как?

— Даже не знаю... — замялся Райли. — Может быть... Я мог бы попробовать отвлечь их дымовой шашкой.

Галисиецнахмурился.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьёзно. Я читал об этом в «Пособии интербригадовца».

— А что, есть такое пособие?

— Конечно, хоть это и не важно. А важно то, что там рассказывается, как сделать дымовую шашку из носка, сенной трухи и небольшого количества бензина, — с этими словами он вынул зажигалку и пистолет и добавил: — Все, что для этого нужно, у нас есть.

— Допустим. И ты знаешь, как это сделать?

— Попробую.

Джек с сомнением покачал головой.

— Мне это не нравится, — сказал он. — Если у тебя не получится, трава просто загорится, и тогда нас точно заметят.

— М-да, — протянул Алекс. — Пожалуй, ты прав. Но другого выхода нет.

— Это как посмотреть. У тебя, может, и нет, а у меня — есть.

С этими словами он вернулся метров на двадцать назад, пошарил в сухой траве и тут же вернулся, что-то сжимая в руке.

Алекса охватил ужас, едва он понял, что собирается сделать его друг, он едва сдержал крик и замахал ему руками. Но Джек этого не видел или не желал видеть. Резко отведя руку назад, он запустил громадной каменюкой в одно из ближайших окон монастыря — одно из тех, где ещё сохранились стекла.

Оглушительный звон разбитого стекла взорвал ночную тишину. Райли показалось, что этот грохот был слышен в самых отдалённых уголках Бельчите, как если бы на него упала бомба, разрушив полгорода.

При виде столь безрассудной наглости галисийца он лишь раскрыл рот и застыл, ожидая, когда в их сторону посыплется град пуль.

Однако, едва бросив камень, Джек тут же бросился к Алексу.

— Идем, скорее, — подгонял он. — Что ты встал, как дурак!

Райли ошарашенно моргал, пытаясь найти слова, чтобы объяснить всю глупость попытки Джека, но тут понял, что сержант пробежал мимо него к проему в стене и со всей скорость помчался вперед. Никто в него не выстрелил и не поднял тревогу.

— Твою ж мать! — шёпотом выругался Райли.

Понимая, что сейчас не время злиться, он проворно последовал за другом, который ждал по ту сторону провала, довольно скрестив руки.

Райли бегом преодолел опасные метры, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Обессиленный, он привалился к стене, слушая довольные слова Джека.

— Порой самое простое решение является самым лучшим, — сказал тот.

К счастью, пролом в стене они благополучно миновали, и возбужденные голоса караульных, занятых разбитыми стёклами монастыря, вскоре остались далеко позади.

Когда они достигли конца стены, которая закончилась у фасада домов на окраине города, Райли все еще думал о глупости, которую совершил Джек — им, несомненно, повезло, что их никто не заметил. Они остановились на мгновение, чтобы осмотреться, и присев почти на четвереньки, пробрались на ведущую к городу узкую мощеную улочку с двух— и трехэтажными красивыми зданиями.

То и дело они останавливались и прислушивались, вглядываясь в тени у дверей и балконов. На этой улице, как и на всех остальных улицах Бельчите, царила непроглядная темнота; ни одно окно не светилось во мгле, ни единый лучик света не пробивался из-за дверей. Казалось, тёмные силы, сговорившись с занявший город армией, приложили все усилия, чтобы заставить чужаков зажечь фонарь или хотя бы зажигалку и тем самым обнаружить себя.

Наконец, они добрались до маленькой треугольной площади, где сходилось не менее семи улиц. Алекс Райли поднял голову и увидел на стене дома табличку с надписью «Площадь Сан-Сальвадор». Это место, разумеется, не было отмечено на примитивной карте, лежащей в кармане.

— И что теперь? — прошептал Джек, кивая в сторону семи улиц, расходящихся перед ними веером. — Куда идти?

Лейтенант пожал плечами.

— Понятия не имею, — признался он. — Но думаю, нам туда, — он указал в сторону двух улиц прямо напротив них, одна из них была чуть шире другой.

— Я за то, чтобы идти по узкой, — заявил Джек. — Она темнее.

— Конечно, — согласился Райли. — Но другая, похоже, приведет прямо...

Не успел он договорить, как впереди послышался шум шагов и голоса.

— Черт, патруль! — яростно выругался Джек, указывая в сторону широкой улицы, откуда приближались звуки.

— На вторую! Скорее! — прошептал Райли, бросаясь бегом через площадь и стараясь как можно меньше шуметь. — Бежим!

Они едва успели юркнуть в темноту переулка, когда на площадь вышли два солдата-марокканца и остановились в центре. Стоя в тени, в относительной безопасности, друзья наблюдали, как марокканцы прислонили винтовки к стене и спокойно курят, даже не подозревая, что в двух шагах от них притаились интербригадовцы.

— Еле успели, — фыркнул Джек.

Райли в ответ лишь кивнул и слегка хлопнул его по плечу, подталкивая вперед.

Эта улочка оказалась ещё более узкой, чем предыдущая, и нависающие балконы почти соприкасались у них над головами. Посмотрев наверх, Райли подумал, что жители соседних домов, высунувшись из окон, вполне могут пожать друг другу руки.

Через несколько сотен метров переулок кончался, сливаясь с другой улицей, и перед ними предстал шестиугольный силуэт церкви, ее высокий шпиль четко выделялся на фоне звездного неба.

— Вот она, церковь, — с улыбкой возвестил Райли. — И без охраны. Воистину, нам везет.

Джек тут же указал направо.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — сказал он.

Заинтригованный Райли посмотрел в указанном другом направлении, и его сердце сжалось.

Примерно в пятидесяти метрах от них, на другой стороне площади, обсаженной хрупкими молодыми деревцами, возвышалась еще одна церковь, примерно тех же размеров и такой же постройки, как та, что стояла прямо перед ними.

— Еще одна церковь? — ахнул он. — Странно, почему малец не сказал, что здесь две церкви?

— И это еще не самое худшее. Присмотрись получше.

Райли пристально вгляделся в густую тень на площадь.

Сначала он ничего не увидел, кроме грузовика и пулемета, установленных позади баррикады из мешков с песком, но спустя мгновение краем глаза уловил какое-то движение, а в следующий миг разглядел несколько силуэтов, притаившихся за этими мешками, в нескольких метрах от дверей храма.

— Солдаты, — процедил он сквозь зубы.

— Их там никак не меньше полудюжины, — заметил Джек, опускаясь на корточки рядом с Райли. — И это еще только те, которых мы видим. И нам никак не пройти мимо незамеченными.

Алекс молча кивнул.

И тут же они услышали отдаленный смешок, подхваченный эхом.

Оба вздрогнули, беспокойно переглянувшись.

Видимо, встреченный ими патруль теперь направлялся по той же улочке вслед за ними и вот-вот должен был показаться из-за угла.

Они не могли оставаться на том же месте, не могли вернуться назад, не могли незамеченными выбраться на площадь.

Спасения не было.

13    

Райли схватил Джека за плечо, подталкивая его вперед.

— В церковь! Скорее! — прошептал он, толкая его к дверям ближайшей церкви.

В два прыжка они оказались перед тяжёлой дубовой дверью, которая, несомненно, тоже была заперта. Стараясь не шуметь, они навалились на неё изо всех сил, однако дверь не сдвинулась ни на миллиметр.

— Вот черт! — выругался галисиец. — Она заперта изнутри.

Алекс толкнул еще раз и лишний раз убедился, что дверь заперта наглухо.

Проникнуть в церковь не представлялось возможным, а шаги патруля приближались.

На Алекса нахлынуло чувство обреченности, и, пока Джек все еще толкал дверь, он сунул руку за спину и вытащил пистолет.

Спрятаться было негде, так что оставался единственный выход: застать приближающихся солдат врасплох и, воспользовавшись их замешательством и суматохой, попытаться бежать. Но если солдаты поднимут тревогу, едва удастся выбраться отсюда живыми.

Тут Райли уставился на какой-то предмет на высоте двух метров над их головами, хотя его мозгу потребовалось еще несколько мгновений, прежде чем он сообразил, что это такое.

Открытое окно.

— Джек! — прошептал он несколько громче, чем следовало. — Смотри!

Джек поднял голову и увидел то же самое, что и Райли.

— Лезем! — приказал лейтенант, бросился к стене и сплел ладони в импровизированную ступеньку. — Забирайся!

— Но...

— Кончай свои «но», черт бы тебя побрал! Забирайся ко мне на плечи.

Джек растерянно заморгал, но все же послушался. Он явно беспокоился за Райли, который дрожал от напряжения, стараясь выдержать вес упитанного сержанта.

— Черт, — прохрипел он, сгибаясь под тяжестью стокилограммового галисийца.

— Я не достаю до окна, — прокряхтел тот, отчаянно пытаясь дотянуться до отверстия в каменной стене, пока, наконец, не зацепился за подоконник, после чего неуклюже полез внутрь.

Голоса караульных звучали все ближе, и Алекс понял, что у него осталось меньше двадцати секунд, чтобы добраться до окна, в котором исчез Джек.

Ухватившись за водосточную трубу у стены, Райли стал карабкаться вверх, как по канату, пока не поравнялся с окном, находящимся на полметра левее. Как и прежде Джек, он вставил носок ботинка в щель между камнями и вцепился в оконную раму. Но когда Алекс уже собирался забраться внутрь, нога сорвалась, и он повис на руках, болтая ногами в воздухе.

Слева послышался новый раскат смеха, обернувшись, он увидел светящийся в темноте огонек сигареты одного из солдат.

Райли тут же сообразил, что, если он разглядел огонек сигареты, то и они вполне могут разглядеть почти двухметрового человека, повисшего на стене, как обезьяна.

Он попытался нащупать ногами щели между камнями, чтобы хоть как-то закрепиться, но ноги безнадёжно срывались, по-прежнему болтаясь в воздухе.

Стиснув зубы, Алекс из последних сил пытался удержаться. Когда же силы стали его покидать и он не на шутку испугался, что сейчас с грохотом рухнет посреди улицы прямо под ноги патрулю, две могучие руки вдруг схватили его за запястья и втащили внутрь, словно куклу.

Когда его ноги уже скрывались в окне, каблук с глухим стуком ударился о подоконник, заставив двоих солдат, что как раз в эту минуту проходили под окном, поднять головы. К счастью, ноги Райли вместе с сапогами и каблуками успели скрыться внутри.

Оба интербригадовца застыли неподвижно, боясь услышать тревожные голоса или стук в дверь с проверкой, но через несколько секунд неопределенности, затаив дыхание, они услышали, как солдат сказал что-то явно смешное на арабском, а другой рассмеялся, затем оба голоса удалились.

Только тогда Джек и Алекс с пыхтением упали на пол, обессилев от напряжения и усилий.

— Еле ноги унесли, — сказал Джек. — Еле-еле.

— С завтрашнего дня, — задыхаясь произнес Алекс, — ты сядешь на диету.

Отдышавшись, они поднялись на ноги и в падающем через открытое окно свете звезд попытались разглядеть, где очутились.

К счастью, это оказалась не спальня, а что-то вроде кабинета, посреди стоял большой дубовый стол, заваленный бумагами, а на стене висело огромное распятие.

— Что будем делать? — спросил Джек. — Вернемся на улицу?

— А смысл? В церковь с той стороны мы все равно не сможем пробраться, а другую наверняка тоже охраняют.

Джек долго обдумывал эти слова.

— Ну что ж, в таком случае... возвращаемся?

— Нет. Пока нет. Вернёмся, если совершенно точно убедимся, что другого выхода нет.

— Но что тогда? У нас тут на выбор целых две церкви, и ни в одну мы не можем войти.

— Не знаю, Джек. Но думаю, сначала стоит осмотреться, — он кивнул в сторону стола. — Распятие на стене, а также то, что дом примыкает к церкви, должно что-нибудь да значить. Возможно, это дом священника и здесь есть потайная дверь или проход прямо в церковь.

Джек пожал плечами; вид при этом у него был далеко не самый оптимистичный.

— Мы уже добрались до реки, — философски изрёк он. — Теперь осталось лишь пересечь мост.

— Вот именно, — Райли хлопнул друга по плечу и, взявшись за ручку двери, повернулся к нему: — Ну что, ты готов?

— Нет, не готов, — честно признался Джек. — Но не намерен здесь торчать.

Райли повернул ручку и открыл дверь, уже собираясь перешагнуть порог.

И тут в двух шагах от себя он увидел ошеломленное лицо полной женщины лет шестидесяти. В левой руке она держала горящую свечу, а в правой — щипцы для снятия нагара. Она была в белой рясе, а черное покрывало укутывало ее с головы до ног.

— Что за... — начала она, едва оправившись от шока, однако так и не успела договорить.

Алекс тут же одной рукой зажал ей ладонью рот, а другой с силой втащил в кабинет, и Джек плотно закрыл за ними дверь.

Освещенная пламенем свечи монахиня опустилась на стул, глядя на интербригадовцев полными гнева глазами.

Джек закрыл окно, Алекс же, по-прежнему зажимая женщине рот рукой, попытался ее вразумить:

— Мы ничего вам не сделаем. Я лишь хочу задать вам несколько вопросов, и мы тут же уйдём, — и, приложив палец к губам, добавил: — Если не будете кричать, никто не пострадает.

Однако, едва он убрал руку с ее рта, как монахиня истошно завизжала:

— Немедленно убирайтесь!..

Райли тут же снова зажал ей рот левой рукой, а правую сунул в карман брюк, выхватил оттуда «кольт» и направил его дуло прямо в лицо монахини, чтобы она могла хорошенько разглядеть оружие.

— Думаете, я шучу? — спросил он угрожающим тоном, наклоняясь к самому ее лицу. — Только попробуйте еще раз открыть рот — клянусь вашим богом, тут же пристрелю! Вам ясно? Кивните, если ясно.

Глядя Райли прямо в глаза, монахиня очень медленно кивнула.

— Значит, договорились, — сказал Алекс, разжимая руку. — Тогда давайте побеседуем. Итак, как вас зовут?

Казалось, плотно сжатые губы женщины сдерживали вспышку ярости, и потребовалось время, чтобы они снова раскрылись.

— Кто вы такие? — спросила она, еле сдерживая гнев.

— Здесь вопросы задаем мы, — язвительно ответил Райли, вновь направляя на нее оружие. — Повторяю еще раз: как вас зовут?

— Вы думаете, что можете испугать меня этой пукалкой? — с вызовом ответила монахиня. — Выстрел услышат по всему городу, и уже через минуту сюда сбегутся солдаты.

Тогда Джек выхватил нож, отобранный у одного из караульных, которые, вероятно, так и сидели под деревом — связанные и с кляпами во рту.

— А если вот так? — глумливо спросил он.

Монахиня нервно сглотнула.

— Это дом Божий, — ответила она чуть менее надменным тоном. — Никто не вправе входить сюда с оружием. Здесь нечего брать.

— Мы не собираемся никого грабить, — объяснил Райли.

Но монахиня, судя по ее жестам, так и не успокоилась, более того, была близка к панике.

— А зачем тогда вы здесь? — встревоженно спросила она. — Предупреждаю, если вы поднимете на меня руку, гнев Божий падет на вас...

— Успокойтесь, бабуля, — ответил Джек, растягивая губы в улыбке и убирая нож. — Я вовсе не собираюсь резать вас на кусочки. Поверьте, я не настолько ужасен.

— Скажите, как вас зовут и что это за место, — снова потребовал Райли.

Монахиня как-то странно на него взглянула.

— Монастырь святого Рафаэля, конечно же.

— А вы...

— Сестра Каридад Дивина, — представилась она наконец. — Мать-настоятельница сестёр-доминиканок в Бельчите.

— Рад познакомиться, сестра, — ответил Райли. — Это — сержант Алькантара, а я — лейтенант Райли, мы оба из Интернациональных бригад.

Услышав эти слова, монахиня в ужасе отпрянула, откинувшись на спинку стула, как будто увидела самого дьявола.

— Красные! — ахнула она.

Райли пришлось снова зажать ей рот.

— Не орите, — приказал он твердо. — Мы ничего вам не сделаем. Я лишь хочу задать вам несколько вопросов. Понимаете?

Гордый взгляд монахини сменился испуганным, и на мгновение Алекс подумал, что по отношению к другим монахинями наверняка совершались зверства, раз их приход вызвал такую реакцию. Конечно, черная одежда и покрытые сажей лица, а также появление через окно тоже внесли свою лепту.

— Успокойтесь, пожалуйста, — убеждал он монахиню, дружелюбно ей улыбаясь и убрав оружие. — Мы всего лишь хотим знать, можно ли как-нибудь пройти отсюда в церковь, не выходя при этом на улицу. — Потом он вновь убрал руку и шёпотом произнёс: — Только, пожалуйста, не кричите.

Монахиня, казалось, немного успокоилась, по крайней мере, она смогла говорить.

— В церковь? — спросила она. — Но зачем? Что вам делать в церкви? Вы хотите украсть иконы? Неужели для вас нет ничего святого?

— Мы же вам сказали, что не грабители, — заявил Джек, теряя терпение. — Мы лишь хотим освободить нескольких крестьян, которых арестовали националисты, и думаем, что их заперли в церкви.

Райли искоса взглянул на сержанта. Он не собирался рассказывать монахине подробности, во всяком случае, не сейчас.

— Крестьян заперли в церкви? — удивленно переспросила она. — С чего вы это взяли? В моей церкви никогда никого не запирают.

— А в другой? — спросил Алекс, указывая в окно. — Вон в той, на другой стороне площади?

— В церкви святого Мартина Турского? — ещё больше растерялась она. — Но с какой стати там должны кого-то запирать? Для этого есть комендатура.

— Кто их знает, может быть, арестовали слишком много народа и в камерах просто нет места. В общем, у нас есть основания считать, что их держат именно там.

— Наверняка для ареста есть причины, — воспряла духом монахиня. — Уверена, они тоже красные, — добавила она с презрением. — Поделом им.

— Ах ты ж, чертова су... — не сдержался Джек.

— Сержант! — одернул сержанта Райли, прижав ему руку к груди, а затем, повернувшись к монахине, процедил сквозь зубы: — Сестра Каридад, иногда я забываю, ради чего сражаюсь на этой войне, но всегда находятся люди, подобные вам, которые помогают мне это вспомнить.

14    

— Я ничего вам не скажу, — повторила мать-настоятельница, скрестив на груди руки. — Делайте со мной что хотите, но я не намерена вам помогать.

— Можно подумать, кому-то захочется с тобой что-то делать! — буркнул Джек. — Ишь, размечталась, старая ведьма!

— Уймись, Джек, — бросил Райли. — Все равно это не поможет. — Затем он повернулся к монахине. — Я лишь прошу показать нам, как незаметно проникнуть в церковь. После этого мы уйдём.

Галисиец многозначительно откашлялся и выглянул в окно.

— Мы же вам сказали, — продолжал уговаривать ее Райли. — Поверьте, мы не собираемся причинять вам неприятностей, сестра Каридад, нам лишь нужно найти этих людей и вывести их из города до рассвета.

— Я вам ничего не скажу, — надменно повторила монахиня.

Райли многозначительно посмотрел на сержанта, и тот чуть заметно кивнул.

— Ну что ж, — произнёс Райли и, резко дёрнув за шнур, сорвал штору. — Джек, заткни-ка ей рот!

Галисиец вытащил из кармана грязный платок и завязал монахине рот.

— Как вы сме... — это было последнее, что она успела выговорить.

Райли тут же заломил ей руки за спинку стула, на котором она сидела, и связал их шнуром от сорванной с окна шторы, пока Джек устраивал складывал на полу кучу из бумаги, Библии в красивом переплёте из бараньей кожи и тяжеленного фолианта, посвящённого житию святого Доминика Гусманского.

Монахиня наблюдала за их действиями с нарастающей тревогой.

— Ф-фто вы дефаете? — промычала она сквозь повязку.

Когда посреди комнаты образовалась изрядная куча бумаг и дерева, Райли выхватил зажигалку, поднёс ее к самому лицу доминиканки и щелчком высек огонь.

— Ну что ж, вы не хотели помогать нам по-хорошему, — спокойно произнёс он, — значит, будет по-плохому. Я предам огню все это здание вместе с вами и вашими сёстрами, а пока солдаты будут гасить пожар, мы с моим другом воспользуемся суматохой, чтобы освободить заключённых, — объявил он с циничной улыбкой на устах. — Ну, что вы на это скажете?

— Г-г-г-г!

— Ах да, ничего не скажете, у вас же рот завязан... — Он повернулся к Джеку. — Очень жаль, что она отказывалась говорить, пока у неё была возможность, не находишь?

— Даже если она и хочет что-то сказать — перебьется, — подыграл ему Джек. — Подумаешь, одной пиявкой в мире будет меньше.

— Не стоит, Джек, — театральным жестом прервал его Алекс. — Мы должны уважительно обращаться с несчастной, она ведь вот-вот переселится в иной мир.

— Г-г-г!

Райли взял листок бумаги, поджег его зажигалкой и бросил его на кучу бумаги.

— Сейчас вы отправитесь прямиком в ад, сестра Каридад, — произнёс он ледяным тоном, направляясь к двери. — И если увидите тамошнего владыку, передайте ему, что я хорошо сделал свою работу.

— Г-г-г! Г-г-г!

Лейтенант открыл дверь и вышел, размашисто перекрестившись, Джек последовал за ним, закрыв за собой дверь с глухим стуком.

Бумага в комнате занялась, как и обложки книг, повалил густой черный дым.

— Г-г-г-г! Г-г-г-г! Г-г-г-г!

Дверь снова открылась, и в неё просунулось лицо Райли.

— Вы что-то сказали?

Монахиня уже чувствовала а лице жар от костра.

— Г-г-г-г! Г-г-г-г-г! Г-г-г-г!

— Ни слова не могу понять, — сказал Джек, тоже просовываясь в дверь. — Ничего не разберёшь сквозь кляп.

— И что будем делать? Оставим ее тут?

— Г-г-г-г! Г-г-г-г! Г-г-г-г!

— Как скажешь, Алекс, — пожал плечами Джек. — Ты здесь командуешь.

Райли сделал вид, будто на пару секунд задумался, и эти секунды показались монахине вечностью.

— Ну ладно, — устало вздохнул он. — Я вижу, наша подруга хочет что-то сказать.

Пошарив руками у затылка монахини, он снял повязку.

— Да! Да! — закашлялась она. — Я вам помогу! Только погасите огонь!

Райли чуть посторонился, и Джек выплеснул на костер полный кувшин воды, обнаружившийся на приставном столике. От огня остались дымящиеся угольки.

— Ну хорошо, — сказал Алекс, развязывая ей руки. — Как мы можем незамеченными войти в церковь, а потом выйти из неё?

Женщина отчаянно заморгала: глаза у неё слезились от дыма.

— Никак не можете, — ответила она.

— Что, опять начинается? — спросил Джек, теряя терпение.

— Это правда. У церкви святого Мартина Турского только один вход, парадный. — Она вновь закашлялась. — Клянусь вам, — сказала она и перекрестилась.

Интербригадовцы молча переглянулись: похоже, монахиня не лгала.

— Черт! — выругался Джек, прислонившись к закрытому окну. — А ведь мы так близко...

— Нужно найти способ, — сказал Алекс, — Всегда можно что-то придумать.

— И что ты предлагаешь? Вход только один, и его охраняют солдаты. Чтобы пройти мимо них, нужно быть невидимками.

— Было бы неплохо, — поморщился Райли. — А вообще, можно... можно...

— Можно что? — спросил Джек спустя несколько секунд, желая услышать окончание фразы.

Но Райли уже не слышал. Он неотрывно смотрел на мать-настоятельницу, ерзавшую под пристальным взглядом карих глаз лейтенанта.

— Что вы так смотрите? — спросила наконец монахиня.

— Что с тобой, Алекс? — встревожился Джек.

Райли потребовалась долгая минута, чтобы вернуться из раздумий, но вместо ответа он неожиданно спросил у монахини:

— Сколько сестёр в монастыре?

Сестра Каридад растерянно заморгала.

— Что?

— Я спрашиваю, сколько монахинь в монастыре?

— Но почему... Почему вы об этом спрашиваете?

— Так сколько?

— Девятнадцать, не считая меня.

Райли кивнул, затем улыбнулся и пробормотал:

— Ну что ж, вполне достаточно.

— Достаточно? — переспросил Джек. — Но для чего?

По лицу Алекса расплылась широкая улыбка, в уголках рта собрались морщинки.

— Чтобы стать невидимыми, дружище, — ответил он, хлопнув Джека по плечу. — Чтобы стать невидимыми.

— Ты, видно, спятил!

Именно так Джек прокомментировал идею друга, когда Райли закончил излагать свой план спасения.

— Может произойти что угодно... Нет, ничего не выйдет.

— И что же произойдет?

— Мать твою! Для начала — не стоит считать караульных слепыми или полными идиотами.

— Во-первых, ночь достаточно темна, а во-вторых, вряд ли монахини вызовут у них подозрения.

Джек собрался уже возразить, но вдруг понял, что Алекс опровергнет любое его возражение, сколь бы резонно оно ни звучало. В конце концов, решил он, лучший план они все равно не придумают.

— Ладно... — сдался он. — И как поступим?

— Прежде всего, разбудим остальных сестер, объясним им, что происходит, и велим побыстрее одеться. Об этом позаботится сестра Каридад.

Монахиня, уже стоявшая напротив стола, поправляла одежду, стряхивая с белой рясы серые хлопья пепла.

— Нет, — ответила она, не поднимая головы.

— Простите, не понял?

— Я сказала — нет, — повторила она, глядя ему прямо в глаза.

Райли сделал шаг вперёд и встал прямо против монахини; в его глазах загорелся дьявольский огонёк.

— Не испытывайте мое терпение, сестра Каридад.

— Я вам помогу, — заявила мать-настоятельница. — Если вы поможете нам.

— В смысле? — переспросил Джек, решив, что ослышался.

— Вы хотите вывести из Бельчите этих ваших друзей до того, как красные пойдут в наступление, так?

Райли не стал отвечать на этот явно риторический вопрос, стараясь понять, куда клонит доминиканка.

— Так вот, — произнесла она, сложив руки на груди и с вызовом глядя на двоих мужчин. — Я вам помогу, но за это вы поможете нам.

— Поможем вам? — спросил огорошенный Джек. — И чем же именно?

— Поможете покинуть Бельчите. Пересечь линию фронта, пройти мимо позиций республиканской армии и добраться до безопасного места.

15    

— Вы сами не знаете, что говорите, — сказал Райли.

— Я видела ваши войска, окружившие город, -ответила монахиня. — Если не случится чуда, — добавила она дрожащим голосом, — Бельчите будет разрушен.

— Нет, если они сдадутся.

— Вы же сами прекрасно знаете, что этого не случится, — возразила доминиканка. — Иначе вы бы не рисковали жизнью, пытаясь вытащить из церкви ваших красных друзей. Или я не права?

— Они нам не друзья, — подчеркнул Джек. — И вовсе не красные, насколько нам известно. По правде сказать, мы и сами не знаем, кто они.

Монахиня в недоумении нахмурилась.

— Но тогда... Тогда почему вы...

В ответ Джек лишь пожал плечами.

— А какая разница?

Монахиня прищурилась, силясь понять, насколько тот искренен.

— Вы понимаете, насколько опасно то, о чем вы просите, сестра Каридад? — спросил Алекс. — Если нас схватят, то расстреляют всех.

— Вас и тех, других, без сомнения, — ответила она. — Что же касается нас, то мы всегда можем заявить, что нас заставили. В конце концов, — добавила она, комично-невинным жестом прикасаясь к маленькому деревянному распятию на шее, — мы всего лишь бедные беспомощные сестры.

Райли покачал головой.

— В любом случае, — обреченно произнес он, глядя на сержанта, — какая разница, восемь человек или восемьдесят? Так или иначе, у нас нет выбора.

— Но как мы все это провернем? — не унимался галисиец. — Незаметно войти в церковь, незаметно забрать оттуда пятнадцать или двадцать человек и так же незаметно вывести их из города — уже само по себе невозможная задача. А если мы еще и потащим с собой целую богадельню старых кляч в белом, — продолжал он, глядя на мать-настоятельницу, — то можно гарантировать — нас совершенно точно расстреляют.

— Знаю, знаю, Джек. Но я что-нибудь придумаю. Сейчас наша задача — проникнуть в церковь, а для этого нам нужны они.

— А что будет с нами? — нахмурился сержант. — Ты серьёзно?

— Кончай вздыхать и давай шевелись! У нас и так осталось, — Алекс взглянул на часы и обеспокоенно поднял голову, — меньше пяти часов, чтобы всё завершить и вернуться в лагерь, прежде чем кто-нибудь заметит наше отсутствие.

Доминиканка вышла из кабинета и обошла один за другим шесть келий, разбудила монахинь и приказала им немедленно одеться и спуститься в часовню.

Затем все трое проследовали в часовню, которая соединялась с монастырем внутренним переходом. Часовня оказалась намного больше, чем они ожидали, ее украшали витражи и картины с изображением страстей Христовых.

В ожидании монахинь Райли сел на скамейку в первом ряду, напротив алтаря, и с мимолетной грустью подумал о том, что эти произведения искусства, как и многое другое в стране, будут уничтожены всего через несколько дней или даже часов. Война уничтожала не только живых людей, но и память о давно умерших.

Спустя несколько минут появились первые монахини — маленькая группа из трех человек. Несмело перешептываясь, они застыли посреди часовни с широко открытыми глазами, увидев рядом с матерью-настоятельницей двух мужчин в черном, глядящих на них с таким же удивлением.

— Но это же... это... — еле выговорил изумленный Джек.

— Послушницы, — пояснила сестра Каридад. — Эта обитель — семинария для послушниц, а вовсе не богадельня для старых кляч в белом, как вы решили.

Несмотря на то, что все они были одеты в мешковатые рясы и укутаны до самых бровей в апостольники и покрывала, которые у послушниц были не черными, а белыми, Джека поразила красота будущих монахинь. Многие девушки невольно зарделись при виде двоих мужчин, что сделало их в глазах сержанта еще привлекательнее.

— Очевидно, я умер и попал на небо, — пробормотал он, не сводя с них глаз. — Теперь я понимаю, почему столько парней хотят стать священниками.

— Не кощунствуйте, — гневно нахмурилась монахиня.

— Простите его, — вступился Райли. — У бедняги уже несколько месяцев не было... короче, вы понимаете, о чем я.

— Ну и пусть потерпит ещё один день, — отрезала она. — Потому что если он хоть пальцем тронет кого-нибудь из моих девочек... — с этими словами она ткнула пальцем в грудь Джека. — Вы меня поняли?

— Да понял я, понял, — ответил Джек, по-прежнему глядя на девушек, как ребенок смотрит на коробку конфет. — Никого не трогать — даже пальцем.

Шествие послушниц замыкали три монахини — на сей раз самые настоящие. Как объяснила сестра Каридад, они обучали и наставляли послушниц во время их пребывания в семинарии.

Когда все расселись на скамьях часовни и мать-настоятельница удостоверилась, что все в сборе, она поднялась на амвон и, представив Алекса и Джека, наскоро объяснила, не вдаваясь в подробности, как и почему они мужчины оказались этой ночью в обители и какие последствия это может иметь для всех.

Первой реакцией монахинь было недоуменное молчание, затем послышался глухой ропот, нарастающий, словно подземный гул перед землетрясением. Кто-то изумленно охнул, а большинству казалось, что они все ещё спят и видят кошмарный сон.

— Минуточку! — вмешался Райли, он встал и поднял руки, призывая к вниманию. — Я так понимаю, что вы все ещё сомневаетесь, но вопросы следует задавать нам, а не друг другу.

Одна из монахинь, почти такая же старая и безобразная, как сестра Каридад, с грозным видом встала и повернулась к настоятельнице.

— Значит, вы считаете, что мы должны уйти отсюда по приказу этого проклятого красного?

— Нет, сестра Грасиа, — категорически заявила та. — Потому что так говорю я.

— Но почему? Почему вы их слушаете? — кивнула монахиня в сторону интербригадовцев. — Они же враги! Неужели вы не понимаете?

— Сестра Грасиа, я все прекрасно понимаю. И делаю это ради общего блага, в том числе и вашего.

— Здесь был мой дом на протяжении двадцати лет, — не сдавалась та. — Это был наш общий дом, мать-настоятельница. Мы не можем просто так его бросить, потеряв все, что создали.

Тогда заговорил Райли:

— Я все понимаю, сестра. Понимаю, как это для вас тяжело... для вас всех. Но завтра утром прилетят республиканские самолеты и начнут бомбить город, и тогда уже никто не сможет уйти.

— Но это же монастырь! — все ещё не верила она. — С какой стати они собираются бомбить монастырь?

— Они будут бомбить все, — невесело пояснил Алекс. — Дома, церкви, монастыри. — В Бельчите нет безопасного места.

— Здесь прочные стены, — заметила другая монахиня, которую представили как сестру Лусию. — А кроме того, мы можем укрыться в подвале и переждать, пока все кончится. У нас достаточно воды и пищи.

Райли покачал головой.

— Стены вас не спасут. Даже если само здание и выстоит после бомбежки, в чем я сомневаюсь, потом сюда двинутся танки, и двадцать пять тысяч республиканских солдат пойдут на штурм города, и тогда, — он смущенно почесал затылок, — может случиться что угодно.

— Что вы имеете в виду? — спросила одна из послушниц, от силы лет восемнадцати, сидевшая в первом ряду.

Лейтенант бросил на мать-настоятельницу умоляющий взгляд, надеясь, что та придёт ему на помощь, но она, видимо, была рада переложить на Райли тяжкую обязанность объяснить все самому.

— Видите ли, они... — замялся он, подыскивая слова. — Среди них есть очень плохие люди, у которых в руках оказались винтовки, а вы... вы все слишком...

— Слишком — что?

— Слишком молоды и красивы. И они... — Алекс окинул взглядом все эти невинные лица и не смог договорить.

Сестра Каридад нетерпеливо шагнула вперед и громким ясным голосом произнесла:

— Если красные сюда ворвутся, нас всех убьют... Или ещё хуже...

Суровая речь сестры Каридад развеяла последние сомнения послушниц и остальных монахинь, и те со вздохами сожаления отправились в свои кельи, чтобы собрать те немногие вещи, которые могли взять с собой.

Не прошло и десяти минут, как все до последней послушницы уже стояли перед главным входом, готовые в точности следовать распоряжениям матери-настоятельницы, словно солдаты — приказам генерала.

Джек и Райли переглянулись. Очевидно, послушницы так же горячо любили свою настоятельницу, как любили своего командира ребята из батальона Линкольна.

— Успокойтесь, — произнесла она с умиротворяющим жестом. — Доверьтесь Богу, и он защитит вас. Не бойтесь.

Увидев у входа в часовню чашу со святой водой, интербригадовцы не упустили случая умыться и вымыть руки.

За спиной у них тут послышался возмущенный голос:

— Для вас что, нет ничего святого?

Уперев руки в боки, на них возмущённо смотрела сестра Грасиа.

— Но должны же мы как-то смыть ваксу! — ответил Райли, продолжая тщательно оттирать руки. — Кстати, у вас случайно не найдётся кусочка мыла?

— Но ведь это же святая вода!

— Да что вы говорите! — воскликнул Джек, вновь окуная голову в чашу и весело отфыркиваясь. — Теперь понятно, почему я весь огнем горю!

Он улыбнулся, и капли святой воды потекли по его щекам.

Сестра вспыхнула от гнева. Казалось, она вот-вот взорвется.

— Да вы просто... просто...

— Вы принесли то, о чем мы просили? — сухо оборвал ее Райли.

Монахиня лишь молча открывала и закрывала рот, как вытащенная из воды рыба, пытаясь найти слова, чтобы высказать свое негодование; но, видимо, это негодование было столь велико, что в лексиконе монахини просто не нашлось подходящих слов, которые бы не осквернили стен Божьей обители, а потому она лишь молча указала на груду одежды на скамье. Затем она вернулась к остальным доминиканкам.

— Как думаешь, она сильно разозлилась? — спросил Джек, смывая с лица последние следы ваксы.

— Кто ее знает? — пожал плечами Алекс. — У этих монашек такие угрюмые рожи, что не поймёшь, когда они действительно сердятся.

Закончив мыться, двое друзей облачились в рясы, принесённые сестрой Грасией, и предстали перед матерью-настоятельницей.

Послушницы нервно захихикали, и даже сестра Каридад изо всех сил поджала губы, чтобы не рассмеяться.

Стоявшие перед ними Алекс и Джек в доминиканских рясах — причём одному из них ряса оказалась слишком коротка, а другому тесна — казались похожими на двух бородатых и крайне уродливых женщин, при виде которых у монахини чуть не случился сердечный приступ.

— Сестра Райли и сестра Алькантара, к вашим услугам, — дурачась произнёс сержант и отдал честь.

— Пресвятая Матерь Божия... — только и смогла вымолвить она, перекрестившись. — Да простит меня Господь за это святотатство...

— Вы не поможете мне надеть это покрывало? — как ни в чем не бывало обратился Райли к монахине. — А то у меня все время уши торчат.

— Эта ряса меня определённо полнит, — заметил Джек, обхватывая себя за талию. — А чёрной рясы у вас случайно нет? В чёрном я бы казался стройнее.

Схватившись за голову, сестра Лусия покачивала ею из стороны в сторону.

— Ну и что толку? — проворчала она, указывая на них. — За километр видно, что это мужчины! У них даже бороды!

— Точно, — поддержала ее сестра Грасиа. — К тому же из-под рясы у вас сапоги выглядывают, — сказала она, посмотрев на Алекса. — А вы, — повернулась она к Джеку, — глядя на вас, можно подумать, что вы слопали весь наш запас провизии.

— У нас нет времени бриться, — возразил Алекс. — А эти одеяния — самые большие из тех, что вы принесли. Будем надеяться, что в темноте часовые нас не разглядят, к тому же наверняка они будут пялиться на послушниц, а не на нас двоих.

— Поймите же, — настаивала доминиканка, качая головой, — вы слишком бросаетесь в глаза. А если нас разоблачат, то к стенке поставят всех.

Райли стоически пожал плечами.

— В таком случае, — коснулся он деревянного распятия, теперь висящего у него на шее, — надеюсь, ваш Господь протянет нам руку помощи.

16    

Сгорбившись, как древние старухи, прячась в самой середине компактного строя монахинь, напоминающем фалангу, Райли и Джек шли с опущенными головами, скрытые под рясами и покрывалами и надеясь, что на тёмной улице никто их не разглядит и не заподозрит неладного.

Степенным шагом они перешли через площадь, преодолев несколько десятков метров, отделявших их от церкви святого Мартина Турского, возле которой несли караул солдаты.

Едва монашеская процессия вступила на площадь, путь преградили несколько легионеров. Райли в панике выпрямился — посмотреть, что происходит, и увидел немного растерянные лица солдат. Они явно не ожидали, что кто-то выйдет на улицу в этот предрассветный час.

— Стой! — приказал сержант взвода, поднял руку и огромными шагами направился в сторону процессии. — Кто идёт?

— А вы что же, не видите, молодой человек? — спросила мать-настоятельница у легионера — и правда совсем молодого, вряд ли старше двадцати лет.

Этот ответ весьма озадачил сержанта, явно не привыкшего, чтобы монахини разговаривали с ним в таком тоне.

— Куда? — потребовал он отчета, стараясь придать голосу побольше властности.

Сестра Каридад указала в сторону церкви впереди.

— В церковь, — ответила она тем же тоном. — Куда ж еще?

— Нельзя, — ответил сержант, вставая на пути у доминиканки. — Разве вы не знаете, что в городе комендантский час? До шести часов утра никто не имеет права находиться на улице.

— Но мы же не кто-нибудь, — возразила она, обернувшись и подавая знак остальным. — Мы должны пройти в храм, чтобы отслужить заутреню.

— В такой час?

— Заутреня служится очень рано, молодой человек, — пояснила монахиня. — Потому она так и называется.

— Раньше вы так не делали.

— Возможно. Но сегодня особенный день, — ответила она, подойдя поближе. — Сегодня мы празднуем день святого Бонония Лукедийского.

Как и следовало ожидать, сержанта это не впечатлило.

— Да хоть святого Витта! — бросил он. — Никто не имеет права шастать по улицам в комендантский час.

— Допустим, — согласилась сестра Каридад. — Но когда мы войдём в церковь, то уже не будем на улице.

— Не пойдёте вы ни в какую церковь, — стоял на своём часовой. — Возвращайтесь к себе в монастырь и молитесь там.

Мать-настоятельница медленно покачала головой.

— Я вижу, вы не поняли, — произнесла она. — Статуя святого Бонония находится в церкви, а не в монастыре. Поэтому мы должны молиться именно там.

— Так или иначе, вы не можете войти туда, сестра. У меня приказ: никого не пускать.

— А я вам повторяю: мы — не кто-нибудь, — настаивала монахиня, продвигаясь в сторону дверей храма и пытаясь оттеснить с дороги сержанта.

Тот решительно ухватил ее за руку повыше локтя.

— Я же вам сказал: туда нельзя.

— А я говорю — можно, — гнула своё монахиня. — А кроме того, вчера сам комендант Тральеро дал нам разрешение отслужить там мессу.

Упоминание имени алькальда и коменданта сделало своё дело.

— К-комендант? — выговорил часовой.

— Да, комендант, — ответила монахиня, мотнув головой вниз по улице. — А если вы сомневаетесь, можете пойти и разбудить его, чтобы лично удостовериться.

Легионер впервые заколебался.

— Ну, что же вы встали? — сказала сестра Каридад. — Идите и спросите, если не верите. Вряд ли ему понравится, когда его разбудят посреди ночи только из-за того, что несколько монахинь отправились помолиться в церковь.

Сержант, явно рассерженный бесцеремонностью монахини, с отвращением фыркнул.

— Ну хорошо, — согласился, отступая в сторону. — Проходите.

Не теряя ни секунды, мать-настоятельница подала знак остальным сёстрам и послушницам, и все быстрым шагом направились к церкви.

Когда Райли и Джек проходили мимо сержанта, тот опасливо косился в сторону грозной настоятельницы, а потому не обратил внимания на двух доминиканок странного вида, из которых одна была слишком высокой, а другая — слишком толстой. Хоть они и старались затеряться среди других послушниц, будь на дворе день, им никого не удалось бы обмануть.

Интербригадовцы держались рядом друг с другом. Миновав легионера, они молча переглянулись и облегченно вздохнули. Похоже, им удалось обмануть солдата, и теперь от дверей храма их отделяло лишь несколько метров.

Но тут за спиной вновь послышался резкий оклик солдата:

— Стоять! Руки вверх!

От приказа молодого сержанта у Райли дрогнуло сердце: как раз в эту минуту он проходил мимо, и ему показалось, что их разоблачили.

Не поднимая головы и не оборачиваясь, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он просунул руку под подол рясы и нащупал рукоять заткнутого за пояс пистолета.

— Приготовься, — шепнул он Джеку. — Ты задержишь сержанта, а займусь остальными. Если застанем их врасплох...

— Тсс! Погоди!.. — прошептал галисиец.

Алекс умолк, прислушиваясь, как легионер говорит сестре Каридад:

— Я не могу пропустить вас в церковь одних.

Он сунул в рот два пальца и свистнул. К ним тут же подбежали еще два часовых.

— Но как же... — запротестовала монахиня.

Сержант поднял руку, приказывая ей молчать.

— Двое моих людей пойдут с вами на мессу, — недобро улыбнулся он. — Пусть комендант и дал вамразрешение молиться в неурочный час, но никто не говорил, что вы можете войти туда одни.

Двое солдат открыли дверь храма, запертую, как оказалось, снаружи, и встали по обеим сторонам от входа, пока монахини входили внутрь.

Когда все оказались внутри, двое легионеров вошли следом за ними и снова заперли дверь тяжёлым железным ключом длиной в ладонь.

Внутри церкви царила полная тьма, пока мать-настоятельница не зажгла один из светильников, и тёплый желтый свет распространился по нефу, высветив цилиндрические колонны, алтарь из белого мрамора и ряды деревянных скамей, занимавших почти все пространство, оставляя свободным лишь проход в центре. В этом тусклом свете Райли разглядел тёмные силуэты людей, лежавших в проходе на полу, они тут же зашевелились и стали перешептываться.

— Они здесь, — шепнул Джек ему на ухо.

Райли кивнул в ответ и осторожно оглянулся, убдившись, что оба легионера остались стоять у дверей, в десяти метрах от них.

— Нужно что-то сделать с теми двоими, — шепнул Джек, кивнув в сторону часовых.

— Сейчас нельзя, — ответил Алекс. — Если мы подойдём слишком близко, они увидят наши лица.

Хоакин Алькантара на миг задумался, после чего заявил:

— Тогда пусть они подойдут сюда. А тут уж ты не зевай!

Недолго думая, он упал на пол, изображая дамский обморок, и остался лежать неподвижно, приоткрыв рот, как будто ударился головой о каменные плиты пола.

Райли в притворном ужасе вытаращил глаза и бросился поднимать своего друга, не зная, оценят ли солдаты спектакль: их почти полностью заслоняли от часовых столпившиеся вокруг послушницы.

— Позови сюда солдат, — велел Райли ближайшей из них. — Скажи, что вам нужна помощь.

Девушка растерянно поглядела на лейтенанта из батальона Линкольна, не вполне понимая, чего от неё хотят, пока Алекс не повторил, на сей раз он подмигнул послушнице, заставив ее покраснеть.

— Помогите! — воскликнула она, взмахнув руками. — Сеньоры, наша сестра упала в обморок, помогите ее поднять!

Солдаты недоверчиво переглянулись, настороженные этим странным происшествием, но оба тоже были молоды, а когда красивая девушка просит о помощи, ей трудно отказать, даже если эта девушка одета в рясу.

Раздумья их длились не больше двух секунд; забросив винтовки за спину, они направились к стайке послушниц.

— Черт, ну и корова! — растерянно присвистнул один.

— Да тут грузовик нужен, чтобы ее с места сдвинуть, — поддержал второй.

Первый солдат наклонился и потянул «послушницу» за руку, пытаясь поднять.

— С вами все в порядке, сестра? — спросил он.

И тут же застыл на месте, увидев прямо перед собой толстую бородатую физиономию Джека, чьи грозно нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.

— Кого это ты назвал коровой? — спросил он.

Легионер отшатнулся, как от змеи, внезапно выползшей из-под камня, но, едва он потянулся к винтовке, как Джек с быстротой молнии ткнул ему в грудь пистолетом ТТ.

Второй солдат от растерянности застыл, пока не увидел оружие в руках мнимой монахини. Тогда он, отступив на шаг, потянулся к винтовке, но тут вдруг ощутил прикосновение холодной стали к своему затылку. И тут же за его спиной послышался голос Райли.

— Как гласит народная мудрость, — пояснил он, взводя курок «кольта», — в своём доме и стены помогают.

17    

— Ну ладно. И что теперь?

Этот вопрос стучал в головах у всех, но лишь сестра Каридад решилась произнести его вслух.

Пока монахини и послушницы занимались горожанами, пытаясь их успокоить и оказать посильную помощь, в дальнем углу нефа собрались Райли, Джек, мать-настоятельница и Эустакио, принявший на себя роль делегата от своей семьи. Ему даже не пришлось ничего объяснять, за исключением того, что его сына Хавьера отправили в лагерь батальона Линкольна с личным письмом для капитана Шоу — с разъяснениями их плана и просьбой позаботиться о мальчике.

— Там он будет в безопасности? — спросил Эустакио, в тревоге заламывая руки.

— Во всяком случае, в большей безопасности, чем мы здесь, — заверил Джек, хлопая его по плечу. — Капитан Шоу — отличный человек. Ваш сын в хороших руках.

Крестьянин никак не мог поверить, что двое интербригадовцев рисковали жизнью, спасая его и его семью лишь потому, что пообещали ему это прошлой ночью. Он столько раз рассыпался в бесконечных благодарностях, что Райли чуть не начал жалеть о своем поступке.

В церкви помимо девятерых взрослых находилось шестеро детей от четырёх до двенадцати лет; большинство из них спали блаженным сном. Хотя ни один ребенок в столь недобрый час ни разу не заплакал, интербригадовцы подумали, насколько было бы лучше без них.

— А теперь мы выйдем наружу, — ответил Алекс на вопрос монахини.

— Да, но как?

— Через дверь, конечно.

Сестра Каридад грозно скрестила на груди руки.

— Вы что же, шутить изволите?

— Вовсе нет, — ответил Алекс. — Но другого выхода нет. Нам нельзя оставаться здесь, другой двери в церкви нет, на окнах ставни, а значит, ничего не остаётся, как выйти через главный вход.

— Но как мы сможем выйти? — повторил за ней следом Эустакио.

— Вот об этом мы сейчас и думаем, — ответил Алекс, хлопнув Джека по плечу. — Но вы не волнуйтесь, мы найдём выход.

Галисиец удивленно приподнял бровь.

— Правда?

— Конечно, — ответил Райли, прислонившись к колонне. — Прежде всего, нужно разобрать проблему по частям. Для начала стоит решить, чего мы, собственно, хотим, затем — определить, какими возможностями для этого располагаем, и, наконец, понять, как можем использовать эти возможности для преодоления препятствий.

— Я что-то совсем запутался, — перебил его Джек.

— Я тоже, — поддержал его Эустакио.

— Посмотрим... — неожиданно вмешалась сестра Каридад, проявив неподдельный интерес. — Первым делом мы должны решить, чего хотим. Но это как раз нетрудно: мы хотим выбраться из церкви, затем — из Бельчите, после этого — благополучно миновать позиции красных и, наконец, добраться до Сарагосы.

— Причём сделать это так, чтобы нас никто не увидел, — напомнил Джек. — Всего-то навсего.

— Ну что ж, — подвёл итоги Райли. — Теперь надо решить, как использовать то, что у нас имеется.

— У нас есть наши пистолеты и «маузеры» этих двоих, — Джек кивнул в сторону обезоруженных солдат, привязанных к колоннам.

Райли поднял большой палец правой руки.

— Что ещё у нас есть?

— Еще у нас есть форма легионеров, — добавил Эустакио.

Райли загнул ещё один палец.

— А также девятнадцать монашеских ряс, — продолжал галисиец, бросая опасливый взгляд в сторону матери-настоятельницы.

— В ризнице тоже должна найтись парочка облачений, или нет? — вспомнил Эустакио.

— Да уж, надев на себя все это, мы произведём прямо-таки ошеломляющее впечатление, — произнёс Джек то ли в шутку, то ли всерьез. — Они точно в осадок выпадут!

— Не думаю, что это благоразумное решение, — высказал своё мнение Райли.

— А грузовик? — снова вмешалась монахиня. — Я видела его на той стороне площади. На нем мы бы в мгновение ока добрались до Сарагосы.

— Так-то оно так, — неохотно согласился Джек. — Проблема в том, чтобы затолкать в него почти сорок человек, да ещё так, чтобы часовые не увидели и не подняли тревогу, затем выбраться из города, не попав под обстрел, а потом ещё миновать позиции республиканцев, да так, чтобы нас опять-таки не обстреляли, приняв за врагов.

— Ну что ж, — произнёс Алекс, задумчиво почёсывая подбородок. — Насчёт второго и третьего сказать не могу, но что касается первого, то вполне можно попытаться.

— Ты серьёзно?

— Конечно. В конце концов, от грузовика нас отделяют только сержант и четыре солдата.

— Хотите сказать, нам придётся их застрелить, чтобы выбраться отсюда? — гневно спросила сестра Каридад.

— Не совсем.

— Тогда как? — поинтересовался Эустакио.

Райли покосился на сестру Каридад и улыбнулся.

18    

Менее чем через час после того, как за ними закрылись двери церкви, они открылись вновь. К этому времени у дверей выстроились парами двадцать монахинь. Склонив головы и в полном молчании, они степенно двигались мелкими шажками.

Однако вместо того, чтобы направиться обратно в монастырь, девушки во главе с сёстрами Каридад, Грасией и Лусией выстроились посреди площади прямо перед сержантом и четырьмя легионерами.

— Вы уже закончили молиться, сестра? — спросил сержант, повернувшись к матери-настоятельнице.

— Да, закончили. Но сегодня особенный день, и нам бы хотелось, чтобы вы составили нам компанию, — ответила она, буравя взглядом солдат, которые, подойдя поближе, с интересом прислушивались к разговору.

Сержант удивленно посмотрел на неё.

— Составить компанию? — растерянно переспросил он. — Но для чего?

— Мы хотим, чтобы вы прослушали гимн святому Бононию, — ответила сестра Каридад, стараясь оставаться серьезной. — Наши сестры-послушницы очень настаивают, чтобы эти красивые молодые люди, ваши солдаты, послушали их пение.

— Они так сказали?

Сержант перевёл взгляд с матери-настоятельницы на хор стоявших позади неё девушек. В сравнении с пожилой безобразной монахиней они казались ещё прелестнее и непорочнее, что особенно подчеркивали их белые покрывала.

— Это невозможно, — заявил он, глядя то на монахиню, то на юных послушниц, неотрывно смотревших на него. — Не положено...

— Да бросьте, сержант, — произнёс у него за спиной один из солдат, лихо поправляя на голове фуражку. — Пусть девочки споют.

— Это... — смущённо произнёс другой. — Пузть поют, зержант, что вам зтоит...

— Молчать! — рявкнул тот, оборачиваясь.

— Ну пожалуйста! — взмолилась одна из послушниц так жалобно, словно это необычайно важно лично для неё. — Только одно песнопение!..

— Зержант, ну что вам зтоит, — настаивал тот же солдат, прижимая руку к сердцу. — Ну что злучится, езли они зпоют эту звою пезенку?

Сержант наконец сдался, раздраженно цокнув языком.

— Ну ладно, — произнёс он, всем своим видом выражая крайнее недовольство. — Только один гимн — а потом убирайтесь в свой монастырь и оставьте нас в покое. Договорились?

Сестра Каридад просияла, как будто услышала самую чудесную новость. Развернувшись, она дала знак послушницам, и они тут же выстроились вокруг легионеров широким полукругом, придерживая свои просторные одеяния так, чтобы между ними не осталось ни малейшего просвета.

Когда все построились, как того требовала мать-настоятельница, хор послушниц затянул первые строфы гимна, словно по мановению дирижёрской палочки:

Истинная любовь — Господь наш Иисус Христос.

Сладчайший наш долг — смирение и милосердие.

Под взглядом Божиим,

Благословляющим страждущих,

Служение Иисусу в его милосердии,

В утешении страждущих на земном пути.

Вся наша жизнь —

Служение любви,

Открывающей путь к вере,

Бог триединый

Навек поселился в наших сердцах,

Цель нашей жизни — любовь к Богу,

Мы ищем его потерянный след,

Чтобы раствориться в любви.

В ответ на наш зов

Его любовь нас бережет.

Когда отзвучала последняя строфа гимна и девушки замолчали, солдаты не смогли удержаться от аплодисментов.

Пользуясь тем, что хор послушниц выстроился так, чтобы скрыть от солдат выход из храма, Райли и Джек незаметно пробрались за спины часовых, пока те, заглядевшись на представление, совсем забыли о своих винтовках.

Они даже не пытались сопротивляться, когда Эустакио и его племянник Адальберто — парнишка не старше восемнадцати лет — заломили им руки и крепко связали. Легионеры по-прежнему хлопали глазами, не понимая, что происходит и откуда среди ангелоподобных послушниц взялись два типа в чёрном, которые явно всё подстроили.

— Уводи всех, — велел Райли Эустакио. — Только тихо. Чтобы ни единого звука!

— А что с теми двумя? — спросил он, вспомнив о связанных солдатах, оставшихся в церкви. — Что с ними будем делать?

— Ничего. Только засунем в рот кляпы и свяжем покрепче.

Крестьянин кивнул и подал знак Адальберто, который деловито обшарил их карманы, обнаружив пачку сигарет, спички, коробку леденцов «Хуанола» и складной нож.

— Бросай все это, и пойдём! — велел ему Эустакио. — Успеешь ещё пограбить, когда подрастешь.

— Мы должны их убить, — заявил парень, с жадностью глядя на лезвие ножа, отобранного у легионера. — Их нельзя оставлять в живых.

— Никто здесь никого не убьёт, — твёрдо ответил Алекс. — Тем более безоружных.

— Безоружных? — переспросил ошарашенный парень. — Они бы расстреляли нас всех не задумываясь, если бы им приказали.

— Я знаю. Но пока они не пролили ни единой капли крови, так что убивать их не за что.

— Они бы это сделали, — ответил юноша, приставив лезвие ножа к шее сержанта и гневно сверкая глазами.

— Я сказал — нет! — повторил Райли и грубо выхватил нож из рук Адальберто. — Помоги лучше своему дяде вывести остальных.

Что-то сердито проворчав сквозь зубы, юноша сунул нож в карман и бросился вслед за дядей, который уже шел к церкви.

Обернувшись, Алекс увидел, что сестра Каридад смотрит на него такими глазами, как будто видит впервые в жизни.

— В чем дело? — спросил он.

— А мы? — ответила монахиня вопросом на вопрос. — Что делать нам?

Райли указал на другую сторону площади.

— Полезайте в грузовик. Джек вас проводит.

Доминиканка бросила оценивающий взгляд в сторону грузовика с затянутым брезентом кузовом.

— Боюсь, мы все туда не влезем, — засомневалась она, оценивая взглядом размер кузова. — Ведь нас — почти сорок.

— Не волнуйтесь, все поместимся, — заверил Алекс. — А сейчас ступайте за Джеком, нельзя терять времени.

— За мной! — приказал монахиням галисиец.

Райли смотрел, как Джек, словно необычайно толстый гамельнский крысолов, уводит их за собой, а потом наклонился к сержанту — тот сидел, уставившись в землю, с написанной на лице ненавистью.

— Пойдём со мной! — сказал Райли, схватил его за плечо, с силой поднял на ноги и чуть ли не волоком протащил за собой несколько метров.

Затем без всяких церемоний толкнул его, заставив сесть на мостовую, после чего достал из кармана грубо нарисованную карту Бельчите, которую несколько часов назад начертил сын Эустакио.

— Я задам тебе несколько вопросов о расположении ваших войск в городе, — объявил Райли, вынимая кляп у него изо рта, — и очень надеюсь, что ты на них ответишь быстро и без выкрутасов. А если будешь артачиться, — добавил он, извлекая из-за пояса охотничий нож, — я тебе кое-что отрежу. Ясно?

— Я ничего тебе не скажу, красная собака! — сплюнул легионер.

Райли сунул нож между ног солдата.

— Или ты мне не веришь? — спросил Райли, прижимая стальное острие к мошонке. — Я сказал тому парню чистую правду, но не всю. Я действительно не собираюсь тебя убивать, но это не значит, что я не могу отрезать тебе яйца. Солдат-евнух — неплохо звучит, правда? Станешь полковой шлюхой.

Сержант бессильно задёргался, пытаясь освободиться от пут и хоть немного отодвинуться от страшного лезвия.

— Сукин сын! — прошипел он сквозь зубы.

— Сам знаю, — согласился Райли. — Но дело в том, что чьим бы сыном я ни был, у меня в руках нож, а твои яйца пока ещё на месте. Но если ты сейчас же не заговоришь, их у тебя не будет.

Легионер бросил взгляд в сторону остальных солдат, засевших за мешками с песком, вне пределов видимости.

— Если не скажешь, о чем тебя просят, то лишишься своего мужского достоинства, причём совершенно напрасно.

— Я ничего тебе не скажу, — повторил сержант. — Красный ублю...

Прежде чем он успел договорить, Райли выхватил из-за пояса пистолет и, схватив его за дуло, треснул рукояткой сержанту по затылку, и тот же рухнул без сознания. Затем Райли рассек его ладонь. Когда из пореза хлынула кровь, Райли смочил в ней лезвие ножа.

— Легко ты отделался, парень, могло быть и хуже, — шепнул он, виновато покачав головой.

После этого он снова заткнул легионеру рот, поднял его на ноги и потащил к остальным солдатам, которые не видели, что произошло, но прекрасно слышали его угрозы.

Райли подошёл к одному из них.

— Итак, я собираюсь задать вам несколько вопросов о расположении войск в городе, — повторил он те же слова, что не так давно говорил сержанту, держа в одной руке карту, а в другой — нож, с лезвия которого все ещё капала кровь. — И я надеюсь, что вы ответите на них быстро и без...

Ему даже не потребовалось заканчивать фразу: солдат уже и сам послушно показал на карте все, что требовалось.

Эустакио и его многочисленная семья уже вышли из церкви, пересекли площадь и теперь забирались в кузов грузовика, где уже сидели монахини. Тем временем Райли загнал четверых солдат обратно в церковь, заставив их тащить бесчувственное тело своего сержанта.

— Ну, что, все на месте? — спросил у Джека вернувшийся Райли, держа в руках пару легионерских рубашек.

— Думаю, что да, но... Что ты сделал с часовыми? — откликнулся Джек, глядя на окровавленную руку Алекса.

— Запер их в ризнице, — ответил тот, протягивая рубашку цвета хаки. — Надевай. Боюсь, она не сойдётся на талии, но в темноте все равно не видно

Джек послушно взял рубашку, но не сводил глаз с руки Алекса.

— А эта кровь? Ты их...

— Потом расскажу, — ответил Райли, открывая дверцу и забираясь в кабину, чтобы сесть за руль. — А сейчас залезай и поехали, пока не явился патруль и не испортил нам всю малину.

— Ну ладно, какие наши дальнейшие планы? — спросил галисиец, усаживаясь рядом.

— Нет у меня никаких планов.

— Нет планов? — растерялся Джек.

— Ну, не то чтобы совсем нет, — поправился Алекс. — Единственный мой план — как можно скорее унести отсюда ноги.

— В таком случае, нам туда... — указал Джек в сторону улицы, ведущей на север.

Райли кивнул.

— Едем медленно, не спеша: пусть думают, что мы свои.

— А если нас все-таки разоблачат?

— Тогда изо всех сил жмём на газ и молим Бога, чтобы улица не была перекрыта.

— Жмём на газ и молим Бога... — поморщившись, повторил галисиец. — Вот как могло случиться, что ты — уже лейтенант, а я — всего лишь сержант?

— Потому что я выше ростом, только и всего.

19    

Райли попросил Эустакио сесть вместе с ними в кабину. Пока мотор разогревался, тот устроился между ним и Джеком и принялся объяснять, какой дорогой лучше ехать, чтобы поскорее выбраться из города.

— Нам нужно, — указал он прямо перед собой, — к площади Сан-Сальвадор, оттуда — к воротам Святого Роха, а уж оттуда мы выедем на шоссе, ведущее на Кодо.

Алекс кивнул, включил первую скорость и мягко нажал на педаль газа. «Испано-Сюиз» мощностью в сто пятьдесят лошадиных сил, сделав круг, медленно двинулся в указанном направлении.

С той минуты, как заработал мотор, хода назад уже не было. Несомненно, любой, кто услышит рокот мотора, непременно задастся вопросом, куда может направляться грузовик в этот предрассветный час. А потому, если они не успеют выбраться из города через пару минут, то не выберутся уже никогда.

Грохоча по булыжной мостовой, грузовик покатился по улице Санта-Ана, настолько узкой, что кузов машины почти касался балконов первых этажей.

— Как же тут узко! — заметил Джек, выглядывая в окно.

— Дальше будет ещё уже, — сообщил Эустакио. — У ворот Святого Роха.

Алекс повернулся к нему.

— Почему же ты не сказал нам раньше? — упрекнул он. — Мы бы поехали другой дорогой.

Крестьянин покачал головой.

— Здесь все улицы такие же узкие, маэстро. Только Главная улица пошире, но она перегорожена баррикадой.

— Прекрасно... — хмыкнул Райли, выглядывая в окно, когда вдруг услышал, как брезент, закрывавший кузов с беглецами, заскрипел по стене ближайшего дома.

Почти со скоростью пешехода грузовик двинулся по узенькой улочке, пока наконец не достиг площади Сан-Сальвадор. И снова на том же самом месте появились двое часовых-марокканцев в красных фесках, только на этот раз они свернули на ту улочку, откуда в столь неурочный час выехал грузовик.

— Марокканцы... — ахнул Джек, не в силах скрыть предательскую дрожь в голосе.

— Да я вижу, — ответил Райли, не выпуская баранки из рук. — Молчите и не двигайтесь. И лучше даже не смотрите в их сторону.

Галисиец кивнул, стиснув зубы, а крестьянин вжался в сиденье.

Оба часовых вскочили на ноги, поняв, что приближающийся грузовик даже не собирается останавливаться. Один из них, с нашивками сержанта, шагнул вперед, стараясь, однако, не оказаться на пути у машины, и, глядя в кабину грузовика, поднял правую руку, приказывая остановиться.

— Боже! — прошептал Эустакио.

Райли не обратил внимания на приказ солдата.

Не снимая ноги с педали газа, он продолжал движение. Поравнявшись с марокканцами, он лишь помахал им рукой и поприветствовал широкой улыбкой, как будто встретил старых товарищей по оружию.

— Стоять! — крикнул сержант, видя, что водитель грузовика и не думает останавливаться. — Пароль!

Райли снова высунул руку в окно — на этот раз для того, чтобы показать свои наручные часы и постучать по ним пальцем. «Я спешу», говорил этот жест.

Разумеется, он не знал пароля, к тому же не мог позволить себе заговорить, чтобы не обнаружить американский акцент, а потому просто состроил гримасу и проехал дальше.

— Стоять! — снова крикнул солдат, когда грузовик Райли проезжал мимо. — Стой или стрелять буду!

В зеркало заднего вида Алекс увидел, как двое солдат вскинули к плечу винтовки и прицелились.

— Вот черт! — выругался он сквозь зубы и затормозил так резко, что в кузове грузовика возникла какая-то возня. Это не укрылось от взгляда часовых.

— Выйти из машина! — приказал командир — тощий марокканец с трёхдневной щетиной и недоверчивыми глазками. — Рука вверх!

Двое часовых стояли напротив дверцы кабины, держа ее под прицелом своих «маузеров».

— Послушай, приятель, — ответил Райли, высовываясь в окно, словно эти слова могли убедить часового. — Ты что, не видишь, я спешу? Генерал приказал мне переправить заключённых...

— Пароль! — потребовал тот.

— Забыл, — ответил Райли, одарив его самой невинной улыбкой.

— Выйти из машина! — повторил часовой, повышая голос. — Быстра!

— Спокойно, дружище, — произнёс Райли, останавливая его примиряющим жестом. — Я сейчас...

В эту минуту из кузова послышался детский плач, и оба солдата немедленно же повернулись в ту сторону.

Райли не стал терять времени даром. Мгновения замешательства оказалось достаточно, чтобы высунуть в окно пистолет, направив его на часовых.

— Бросай оружие! — крикнул он.

Но те явно не собирались этого делать. Они вновь вскинули винтовки и открыли огонь, ругаясь по-арабски.

Ветровое стекло разлетелось на тысячу осколков.

Райли рефлекторно пригнулся, прикрывшись дверцей, но одна пуля влетела в кабину и, отскочив от стенки, рикошетом задела его бедро, содрав длинную полосу кожи.

В двух шагах от него прозвучали два пистолетных выстрела, и Райли понял, что это Джек открыл ответный огонь.

Недолго думая, он распахнул дверцу, взвёл курок своего «кольта» и, не успели караульные опомниться, направил его на солдат.

Скорее почувствовав, чем увидев смутно белеющие силуэты двух марокканцев, он открыл по ним огонь, разрядив весь магазин.

Стрельба продолжалась всего десять секунд, но грохот в этом тесном пространстве ещё долго отдавался в ушах, словно взрывы петард во время празднования Фальяса в Валенсии, после которого целую неделю все чувствуют себя оглохшими.

Но куда хуже, подумал Райли, пока рассеивался дым, не испытывая никаких угрызений совести из-за двух трупов, это что грохот перебудил весь город, вплоть до последнего младенца.

Их шансы благополучно покинуть город резко сократились.

— Ты как? — окликнул его Джек. Голос как будто доносился издалека, словно Джек находился в нескольких километрах.

Райли поднял взгляд и увидел своего друга возле кабины, в его руке все ещё дымился «Токарев».

— Более или менее цел, — ответил он, ощупывая бедро. — Ногу задело, но кажется, рана не слишком серьезная.

— Можешь вести машину?

— Думаю, да, — ответил он, вынимая из кармана платок и вытирая кровь вокруг раны.

— Тогда валим отсюда, — поторопил его Джек, снова забираясь в кабину. — Скоро начнется заварушка.

Райли ничего не ответил. Вместо этого он рывком захлопнул дверцу, включил первую скорость и нажал на педаль газа.

Эустакио, похоже, был в шоке и чуть ли не в обмороке, но у них уже не было времени им заниматься.

— Уберите эти осколки! — все же приказал ему Райли, когда грузовик медленно выезжал с площади.

— Что? — не понял тот.

— Стёкла! — рявкнул Алекс, указывая на разбитое ветровое стекло. — Уберите осколки!

Через секунду крестьянин вышел из ступора и сообразил, чего от него хочет лейтенант батальона Линкольна.

От ветрового стекла осталась лишь кучка острых стеклянных осколков, которые, шатаясь, свисали с резиновой рамы. Если их немедленно не убрать, стекла обрушились бы прямо им на головы.

— Стой! Стой! — раздались крики справа, и тут же защелкали «маузеры», словно невидимый великан захлопал в ладоши.

— Ложись! — крикнул Джек, обернувшись назад. — Ложитесь все!

Все внимание Райли было сосредоточено на том, чтобы не зацепить стену какого-нибудь дома на ведущей из города узенькой улочке. Настолько узкой, что ее скорее следовало назвать переулком, теперь она стала ещё уже, чем в самом начале. Однако это ещё было не самое худшее.

Как и предупреждал человек, который сейчас съёжился рядом с ним, втянув голову в плечи и побледнев от ужаса, в конце улицы замаячила арка, перекинувшаяся между домами — в прошлые века, она вероятно, служила въездными воротами.

— Стой! — крикнул Эустакио. — Мы здесь не проедем!

— Газуй! — крикнул в ответ Джек.

Райли переключился на третью передачу и помчался прямо к арке, изо всех сил нажимая на педаль газа.

На такой скорости он уже не мог вести машину аккуратно, и теперь ее бока стукались о стены, сбивая фонари, решетки или всё то, что хотя бы на сантиметр торчало из стены.

Узкая арка стремительно приближалась и с каждой секундой казалась все уже.

— Газуй! — снова рявкнул Джек, перекрывая оглушительный рёв мотора.

— И так выжимаю все, что могу!

За спиной снова послышались выстрелы, кто-то в кузове вскрикнул.

— Кто-то ранен! — ахнул Эустакио, в тревоге оборачиваясь. — Кто-то из наших!

— Мы все равно не можем ничего сделать, — ответил Джек.

По ту сторону арки показалась группа солдат, они встали на пути, перегородив улицу и направив винтовки на грузовик.

— Зажигай фары! — крикнул Джек.

Но за секунду до этого Райли и сам нащупал кнопку выключателя, и свет мощных фар «Испано-Сюиза» ударил прямо в лицо солдатам, придав им фантасмагорический вид.

Солдаты-националисты дружно открыли огонь, но, ослеплённые светом фар, промахнулись, и пули градом защелкали по радиатору, бортам и крыше кузова.

Джек в ответ выстрелил по ним из своего ТТ, правда, ни в кого не попал, но вынудил разбежаться.

В эту минуту они достигли арки, и передние крылья грузовика заскрежетали по стенам, оставив на камне белые царапины.

— Держитесь крепче! — крикнул Алекс.

Джек уже хотел спросить, почему он об этом предупреждает, но ответом ему послужил резкий толчок, от которого содрогнулся весь грузовик. Из кузова снова послышались стоны и удары.

— Мария! — крикнул Эустакио, вновь обернувшись. — Ты цела?!

Крыша кузова врезалась в верхнюю часть арки; хотя стальные стержни, державшие брезент, прогнулись, грузовик оказался зажат между стенами и теперь изо всех сил пытался прорваться сквозь арку, как раненый зверь из капкана.

Сзади снова послышались выстрелы, из кузова раздались испуганные крики монахинь и горожан, заглушаемые ревом мотора, который, казалось, вот-вот взорвется.

— Газуй, мать твою! — орал Джек. — Газуй!

Райли изо всех сил давил на педаль газа. Машина хоть и не остановилась совсем, но едва ползла, завывая от страшного напряжения.

Мускулы Алекса натянулись, как стальные канаты, пот стекал со лба, глаза изо всех сил вглядывались в темноту поля, чернеющего по ту сторону чертовой каменной арки, сквозь которую им предстояло как-то протиснуться. Сейчас он способен был думать лишь о том, как преодолеть последнее препятствие, но хотя он изо всех сил давил на педаль, секунды, за которые они пролезали сквозь проклятую арку, показались ему вечностью.

Наконец, грузовик застрял намертво, и, как ни давил Райли на газ, машина больше не сдвинулась ни на сантиметр.

И тут с внешней стороны арки, в считанных метрах впереди них, показались несколько солдат-легионеров. Они тут же вскинули винтовки и открыли стрельбу в упор по кабине.

Все трое бросились на пол, и на головы беглецам обрушился очередной град разбитых стёкол.

Они замерли, крепко прижавшись друг к другу.

20    

— Боже, боже... — повторял Эустакио, распластавшись на полу кабины. — Боже мой...

На кабину обрушился новый залп, но на этот раз легионеры целились по фарам. В следующую секунду они оказались в полной темноте.

Райли и Джек воспользовались этой короткой передышкой, чтобы перезарядить пистолеты.

— Эти, впереди, сейчас превратят нас в решето! — воскликнул Джек.

Райли поднял «кольт» и, выругавшись сквозь зубы, крикнул своему другу:

— Прикрой меня!

— Что? Ты же не собираешься...

— Прикрой меня!!! — рявкнул Алекс.

Галисиец послушно начал стрелять в солдат, стараясь беречь патроны. Один, сражённый пулей, с криком завалился на спину, двое других поспешили укрыться за углом.

Пользуясь моментом, Райли поднялся, выбрался через разбитое окно кабины на капот, а оттуда спрыгнул на мощеную улицу. Упав на раненую ногу, он невольно вскрикнул от боли.

Но даже это не заставило его остановиться. Пока Джек продолжал стрелять, Райли обогнул угол, за которым прятались легионеры. Они были настолько ошарашены неожиданным появлением американца, что не успели даже ахнуть, когда он направил на них пистолет и двумя выстрелами в упор сразил наповал.

Позади грузовика послышалась новые выстрелы. Алекс сунул пистолет за пояс, подхватил одну из винтовок убитых солдат и бросился ничком на землю.

Единственное свободное пространство в этом узком туннеле оставалось под грузовиком. Алекс юркнул под машину и увидел, как более десятка смутных теней быстро приближаются к ним по узкой улочке. Он щёлкнул затвором «маузера», перезаряжая оружие, прицелился в ближайшую фигуру и выстрелил.

Солдат вскрикнул и упал.

При виде этого остальные поспешили укрыться за колоннами и балюстрадами домов. Алекс успел ещё несколько раз выстрелить, прежде чем его заметили под грузовиком и открыли по нему огонь.

Град пуль обрушился под грузовик, отбив от булыжной мостовой тучу каменных осколков. Одна пуля пробила правое заднее колесо, отчего грузовик осел набок.

Райли на секунду замер, пытаясь сообразить, как этим воспользоваться.

Он выбрался из-под машины и встал перед кабиной, чтобы его увидел Джек.

— Джек, садись за руль и газуй! — крикнул он.

— Но мы же застряли!

— Я знаю! Все равно жми!

Галисиец сам не знал, почему он послушался. Проворно перебравшись на другую сторону кабины, он снова завёл мотор.

Алекс опять бросился под машину. Заметив, что теперь солдаты целятся в другое заднее колесо, он открыл огонь.

Внезапно задняя часть кузова просела настолько, что оказалась ниже арки, грузовик выскочил, как пробка из бутылки шампанского, которую как следует встряхнули, и рванул вперед со скоростью снаряда.

«Испано-Сюиз» чуть не задел голову Райли, оставшегося лежать на улице.

Отъехав по шоссе метров на пятьдесят от города, грузовик остановился, и из кабины высунулась голова Джека.

— Алекс, залезай в кабину, мать твою! — крикнул он, замахав руками — Чего ты ждёшь?

Алекса не нужно было просить дважды.

Он дополз до угла, выпустил две последние пули из магазина, бросил ставшую бесполезной винтовку и, положившись разом на Бога и дьявола, бросился вслед за грузовиком и ухватился за кузов.

В следующую секунду грузовик, подпрыгивая на ухабах, вновь помчался по проселочной дороге, ведущей в Кодо, удаляясь во тьму от осаждённого города Бельчите, откуда все ещё стреляли им вслед, однако преследовать так и не решились.

В кузове, где тряслись монахини и родственники Эустакио, негде было повернуться. Внутри кузова, покрытого изрешечённым пулями брезентом, царила непроглядная темнота, в которой слышались стоны боли и страха. Грузовик с пробитыми задними колесами швыряло из стороны в сторону, он метался, как необъезженный конь, пытающийся сбросить седока. Просто чудо, что никто не вывалился из кузова.

На миг Райли охватило ужасное чувство, что этот безумный полет обернется катастрофой и лучше бы всем тем людям, что сейчас тряслись в кузове, словно скот, остаться в Бельчите.

— Есть раненые? — спросил он в темноту, уже зная, что ответ окажется неутешительным.

Ответом ему были несколько стонов, за ними последовало гнетущее молчание, не предвещавшее ничего хорошего.

— Сеньор Райли? — наконец послышался знакомый голос. — Это вы?

— Сестра Каридад? — откликнулся он. Кто бы мог подумать, что он будет так рад услышать этот голос!

— Да, это я, — прозвучал из темноты ее голос. — Что случилось? Мы выехали из Бельчите?

Райли кивнул в темноту.

— Да. Мы уже снаружи.

— Хвала Господу! — воскликнула монахиня. — Сестры! Мы выехали из города! — громко крикнула она, и в ответ послышались бесчисленные «Алилуйя!», повторяемые из уст в уста. — Наш Господь Иисус Христос все же защитил нас!

— Ну конечно, Иисус Христос, кто же ещё! — обиженно проворчал Райли. — С вами все в порядке? Есть раненые?

— Не знаю.

— Так выясните, — приказал Алекс.

— А вы? — спросила она, и Райли с удивлением расслышал в ее голосе искреннюю заботу. — Вы не ранены?

— Я ранен в ногу, но вроде ничего серьёзного. Просто царапина.

— Позвольте взглянуть, — потребовала она, взяв его за руку.

— Потом, потом, — ответил он, чувствуя себя крайне неловко. — Сначала займитесь остальными.

С этими словами он с изумлением увидел, что скорость машины медленно снижается, а через несколько минут грузовик и вовсе остановился с лязгом и воем.

— Что за черт? — пробормотал он, откидывая брезент, и одновременно оглянулся и понял, что город остался не более чем в километре позади. Слишком близко.

Стараясь не опираться на раненую ногу, он выбрался из кузова и направился к кабине.

Эустакио первым делом спросил, как там его жена и дочки, а поскольку Алекс не знал, что сказать, тут же выскочил из кабины и бегом бросился назад.

Джек между тем, откинув крышку капота, изучал огромный двигатель, от которого поднималось облако белого дыма.

— Что случилось? — спросил Райли. — Почему стоим?

— Мне тоже хотелось бы это знать. Можешь посветить?

Райли поднялся на бампер, щёлкнул зажигалкой и осветил мотор, от которого воняло горелым маслом.

Стараясь не обжечься, Джек просунул внутрь руку и тщательно ощупал провода, кабели и прочие детали, желая убедиться, что ничего не повреждено.

— Ты что-нибудь понимаешь в двигателях? — спросил Алекс, понаблюдав какое-то время за его усилиями.

— Ни бельмеса, — ответил Джек, поднимая голову. — А ты?

Призвав на помощь все свои скудные познания в автомеханике, они пришли к выводу, что пуля, вероятно, попала в радиатор и мотор перегрелся. Так что пассажирам оставалось лишь выбраться из грузовика и идти пешком до позиций республиканцев.

К счастью, вопреки его опасениям, ранения оказались по большей части легкими. Заднюю часть грузовика закрывал толстый стальной щит, который спас пассажиров от пуль националистов. Большинство раненых пострадали от щепок, отбитых пулями преследователей от бортов кузова, да несколько человек получили ушибы, когда машину трясло на ухабах.

Однако пожилой монахине, сестре Лусии, не повезло: во время бегства она, как и ещё несколько человек, упала на пол и, судя по всему, сломала ногу.

Теперь она, окружённая роем послушниц и остальных монахинь, лежала на земле возле грузовика и жаловалась на свою несчастную судьбу, а остальные наперебой старались ее утешить.

— Боже... Боже мой... — ныла она сквозь стоны.

— Успокойтесь, сестра, — произнесла сестра Каридад, кладя руку ей на лоб. — Все будет хорошо.

— Священника... — стонала она, сжимая крест на шее. — Я хочу исповедаться...

— Не глупите, сестра Лусия, вы вовсе не умираете, — с улыбкой успокоила ее мать-настоятельница и, повернувшись к Райли, заявила: — Мы должны отвезти ее к врачу.

Лейтенант батальона Линкольна посмотрел в сторону республиканских позиций, а затем — в сторону Бельчите. Оценив ситуацию, он пришел к выводу, что они находятся примерно на полдороге от обоих пунктов. Город находился слишком близко, чтобы они могли чувствовать себя в безопасности, и если кто-то из офицеров отдаст приказ о преследовании, то даже пешком их догонят за считанные минуты.

— Нужно выбраться отсюда как можно скорее, — сказал он. — Придется как-нибудь ее дотащить.

— Ее нельзя тащить, как мешок с картошкой, — воспротивилась сестра Каридад. — Со сломанной ногой, да в ее возрасте... Она же просто умрет от боли.

— Прошу прощения, сестра, но мы забыли прихватить кресло-каталку.

Монахиня сердито нахмурилась.

— Не стоит насмехаться, юноша. Лучше помогите вытащить ее как можно осторожнее.

Райли уже собрался сердито ответить, но тут кто-то резко захлопнул дверцу грузовика, и в его голове тут же родилась идея, как транспортировать покалеченную монахиню.

— А что, если... — пробормотал он, отстраняя сестру Каридад и забираясь в кузов. — Джек, помоги-ка мне!

Он выхватил нож и вырезал большой кусок брезента.

— Поищите несколько крепких палок, — велел он Эустакио и его родственникам, молча наблюдавшим за этой сценой. — Нужно сделать носилки.

Вскоре носилки были готовы. Когда на них уложили сестру Лусию, четверо мужчин покрепче подняли их на плечи, и процессия беглецов с двумя интербригадовцами во главе, покинув грузовик, зашагала в сторону республиканских позиций.

— Светает, — задумчиво произнёс Джек, указывая на бледное свечение на востоке.

— Я вижу.

Галисиец оглянулся. Неровная вереница спасённых, молча бредущих в ночной темноте — женщин, детей, нескольких мужчин и почти двух десятков монахинь в белых одеждах — казалась сонмом потерянных душ, блуждающих во мраке.

— Что-то медленно мы тащимся, — заметил он. — Боюсь, такими темпами рассвет застанет нас в дороге.

— А я боюсь, что он нас уже застал.

Сержант повернулся к Райли.

— Мы не успеем вернуться вовремя, Алекс. Марти все узнает, генерал все узнает, а мы с тобой предстанем перед военным трибуналом.

Райли кивнул.

— Точно.

Джек уже открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли у него в горле.

— Пожалуй, ты прав, — тяжело вздохнул он, всем своим видом выражая покорность судьбе.

В эту минуту сзади подошёл Эустакио с дочерью на руках.

— Я... — произнёс он, смущённо закашлявшись. — Я вам так благодарен... вам обоим... за то, что вытащили нас из города.

— Не за что, дружище, — ответил Райли. — Мы сами попали в переплёт. Нам оставалось лишь выбираться из этой передряги и сделать это по возможности достойно.

Крестьянин шмыгнул носом.

— Достойно... — повторил он таким тоном, как будто речь шла о какой-то сказке. — Здесь никто не поступает достойно. Даже они, — кивнул он в сторону вереницы бредущих монахинь. — Им было бы наплевать, если бы нас всех расстреляли, поскольку считают нас красными. По большому счёту, они ничем не лучше фашистов.

Джек строго взглянул на него, а затем спросил:

— А если бы анархисты собирались их изнасиловать и убить, ты попытался бы их защитить?

Эустакио виновато отвёл взгляд и опустил голову.

— Долго ещё? — спросил он, когда эхо упрёка стихло в его ушах.

— Трудно сказать, — ответил Райли. — На земле ведь не написано, где именно проходит линия фронта.

— А как же мы тогда узнаем, что ее перешли?

— Вот когда перейдём, тогда и...

И тут Алекс Райли замолчал на полуслове, поскольку с обеих сторон дороги их внезапно окружили безмолвные тени, явившиеся из зарослей, маячивших в нескольких метрах впереди.

— Стой, кто идёт! — приказала одна из теней. — Руки вверх!

— Солдаты Республики! — ответил Райли, тут же остановившись. — Батальон Линкольна!

— Пароль! — потребовал тот же голос с сильным немецким акцентом.

Джек в ответ выкрикнул:

— Перец!

На протяжении нескольких бесконечных секунд часовой медлил с ответом, и в тот самый миг, когда они уже решили, что им не суждено увидеть рассвета, неожиданно произнёс:

— Соль!

Джек и Алекс облегченно вздохнули, но тут им в лицо ударил свет фонаря, который держал в руке солдат.

Того, что произошло дальше, не ожидал никто.

Часовой внезапно заорал во всю глотку:

— Тревога! Это ловушка! Легионеры!

Алекс и Джек невольно оглянулись по сторонам в поисках легионеров.

Они не сразу поняли, что за легионеров приняли их самих.

Они совсем забыли, что все ещё одеты в форменные рубашки солдат из осажденного города.

Райли хотел объясниться, но прежде чем он успел сказать хоть слово, раздался выстрел.

21    

— Отставить огонь! — рявкнул Райли так громко, что солдат невольно отшатнулся. — Мы свои, мать вашу! Отставить огонь!

— С нами мирные граждане! — крикнул в свою очередь Джек. — Женщины и дети! Не стрелять, засранцы!

— Назовитесь! — потребовал тот, кто держал фонарь.

— Лейтенант Райли и сержант Алькантара из батальона Линкольна! — прокричал Алекс. — Возвращаемся из разведки!

Часовой, казалось, на мигзадумался, припоминая, где мог слышать эти имена.

— А эти все? — недоверчиво спросил он. — Эти откуда?

— Беженцы из Бельчите.

Луч фонаря, скользнув на несколько метров, осветил группу беженцев.

— Но... но ведь половина из них — монахини, — удивленно заметил он.

— Они все — беженцы и находятся под моей защитой, — повторил Алекс и, почувствовав себя несколько увереннее, спросил: — А вы кто такой?

— Старший сержант Штерн. Бригада Тельмана.

— Немец? — спросил Райли.

— Австриец.

Алекс подошёл ближе и встал прямо перед ним, сложив руки за спиной. Часовой оказался молодым человеком с красным значком на лацкане, в кепке наподобие ленинской и в круглых очках, выдающих в нем интеллигента. Наверняка член коммунистической партии.

— Ну что ж, товарищ Штерн, — произнёс Райли, стараясь придать голосу как можно большую властность, — Вам приказано охранять эту дорогу, ведь так?

— Так точно.

— В таком случае, делайте своё дело, а мы отправимся дальше.

Немного растерявшись, сержант оглянулся на семерых солдат, которые благоразумно держались в нескольких метрах позади.

— Простите, товарищ лейтенант, но я не могу пропустить никого из вас, — сказал он, кивнув в сторону толпы беженцев.

— Кто ваш непосредственный командир, сержант?

— Майор Штаймер.

Галисиец наклонился к самому уху Райли.

— Штаймер — правая рука генерала Вальтера, — прошептал он. — Плохо дело.

Алекс кивнул.

— Ну, мы пойдём, — сказал он, бросая беглый взгляд на восток, где уже показались первые лучи восходящего солнца. — У нас мало времени. Я должен лично обо всем доложить майору, — он указал в сторону лагеря.

Штерн преградил ему путь, вскинув винтовку.

— Прошу вас, товарищ лейтенант, — произнёс он, — не создавайте лишних трудностей.

Райли сделал шаг вперёд, оказавшись лицом к лицу с австрийцем.

— Отойдите, Штерн, — процедил он сквозь зубы. — Имейте в виду, я два раза не повторяю.

Сержант явно не собирался отступать. Он сделал шаг назад и направил на Райли оружие.

Его солдаты сделали то же самое, вскинув винтовки к плечу и наставив их на интербригадовцев из батальона Линкольна.

— У меня приказ, — отчеканил австриец.

— Приказ? Что за приказ?

— Задержать вас.

— Но... То есть как? — вмешался Джек. — Никто не знал, что мы здесь пройдём. Ч-черт! — выругался он. — Даже мы сами этого не знали!

Штерн ничего не ответил.

— Чей приказ? — спросил Райли.

Австриец снова отступил на шаг назад, по-прежнему держа его под прицелом, но так и не раскрыл рта.

— Так чей приказ? — снова прорычал Райли.

— Мой пгиказ, — раздался из темноты знакомый голос.

Алекс и Джек застыли, словно их прикололи штыком к дороге. От удивления они не могли вымолвить ни слова и лишь смотрели, как к ним с довольным видом и ликующей улыбкой приближается Андре Марти.

— Так-так-так, — произнёс он, и стал расхаживать перед ними, заложив руки за спину. — Как хогошо, что мы снова встгетились, вы не находите?

Наконец, Джек, успевший немного прийти в себя, решился заговорить.

— Но... как вы узнали?..

Француз лениво отмахнулся.

— О, это было нетгудно. Я был увеген, что вы что-то затеваете, а потому пгиказал часовым пгопустить вас, если вы попытаетесь бежать. После этого я гасставил патгули на всех догогах, чтобы они задегжали вас, как только вы появитесь, в конце концов это и пгоизошло.

— Но... почему? — не унимался галисиец. — Я не понимаю. Если мы и так уже были под арестом!..

— Газумеется, — согласился Марти. — Но — всего лишь за дегзость и нагушение дисциплины. А нынешняя ваша вина несгавнима с той, и я увеген, на этот газ дело не огганичится двумя днями агеста. Я хотел доказать, что вы — пгедатели, и покагать вас так, как вы того заслуживаете. Я хотел... нет, хочу, — поправился он, — чтобы все увидели на вашем пгимеге, какая судьба ждёт пгедателей.

— Он хочет нас расстрелять, — подвел итог Райли.

Марти ничего не ответил, но блеск его глаз красноречиво говорил, что именно это он и намерен сделать.

Потом Марти с видом работорговца, оценивающего живой товар, приблизился к группе горожан, которые наблюдали за ним со все нарастающим страхом.

— Я вижу, вы пгивели с собой целую кучу дгузей... — заметил Марти. — Боже! — воскликнул он при виде монахинь. — Даже ухитгились отыскать в гогоде монахинь! Кого ещё вы оттуда пгитащили? — спросил он, хватая за плечо одного из кузенов Эустакио. — Священника? Секгетагя Фаланги? Генегала легиона?

— Это ни в чем не повинные люди, — безнадёжно повторил Райли. — Беженцы.

Политкомиссар глумливо рассмеялся.

— Невинные? На войне нет невинных людей. Если они оставались в Бельчите и не восстали пготив фашизма, для меня они — те же самые фашисты.

— Здесь нет солдат, — не сдавался Райли. — Только монахини и крестьяне.

— Все они пгедатели, — ответил Марти. — И тгусы.

— Они не...

— Молчать! — заорал он, повернувшись к Алексу. — Вы что же, совсем ничего не понимаете? Мы никогда не выиггаем эту войну, если нагод не восстанет пготив фашистского гнёта! — с этими словами он рванул крестьянина за руку. — Мы же за них воюем! За них! И чем они нам отплатили? Сбежали, словно кгысы! Это вместо того, чтобы восстать! Чтобы сгажаться в окопах плечом к плечу с товагищами пголетагиями! Умегеть за пгавое дело!

— А вы сами, Марти? — спросил Райли. — Когда это вы сражались, сидя в окопах? Что-то я не припомню, чтобы кто-то вас видел с винтовкой в руках.

Старший сержант Штерн и остальные солдаты бригады Тельмана с интересом прислушивались к их перепалке, и это вынудило Марти ответить, хоть и с явной неохотой:

— Товагищ Сталин лично назначил меня политкомиссагом геспубликанской агмии. Это высочайшая честь, и я не впгаве ее оспагивать, как бы ни хотел сгажаться в окопах.

— Понятно... Куда легче стрелять в своих солдат, чем во вражеских. Как, ты говоришь, его прозвали, Джек?

— Мясник Альбасете.

— Точно. И скольких республиканских солдат вы приказали там расстрелять, товарищ комиссар? Тысячу? Две? Три? Или больше?

Даже в тусклом сумеречном свете можно было увидеть, как вспыхнуло лицо француза.

— Отставить тгепаться!.. — прошипел он сквозь зубы, выхватывая пистолет. — Вы! — гавкнул он, обращаясь к солдатам, но указывая при этом на Алекса и Джека. — Газогужить и гасстгелять!

Старший сержант Штерн засомневался.

— Вы не слышали меня, сегжант? — набросился на него Марти.

Австриец нервно сглотнул.

— Товарищ политкомиссар, я считаю, мы должны их не расстреливать, а доставить к генералу, пусть он решает...

Андре Марти в два прыжка оказался возле старшего сержанта и, прежде чем тот успел договорить, со всей силы ударил его пистолетом в висок.

Комиссар так и не выпустил из рук оружия, когда безжизненное тело сержанта рухнуло в пыль, и из-под его головы потек тоненький кровавый ручеёк, тут же впитываясь в пересохшую землю.

Все присутствующие, даже солдаты, с отвращением смотрели на жестокость француза.

— Кто-нибудь ещё желает оспагивать мои пгиказы? — осведомился он, оглядываясь и по-прежнему сжимая в руке пистолет.

Какое-то время солдаты колебались, не желая исполнять бесчеловечный приказ, но в конце концов страх победил. С мрачным видом двое приблизились к Алексу и Джеку, собираясь их обезоружить, а остальные по-прежнему держали их под прицелом «маузеров».

Интербригадовцы переглянулись и одновременно выхватили пистолеты. Джек направил оружие на двоих солдат, а Райли, ко всеобщему изумлению, бросился прямо на политкомиссара. Прежде чем тот успел опомниться, Райли обхватил его одной рукой за шею, а другой приставил дуло пистолета к виску.

Гордыня и уверенность, что он внушает страх всем окружающим, парадоксальным образом привели к тому, что Андре Марти не ожидал подобной наглости. И даже когда его захватили в заложники, не мог осознать, что произошло. Он же Мясник Альбасете! Это он внушает людям страх. Он не мог даже вообразить, что сам стал жертвой. Это невозможно... просто не могло произойти.

— Бросай оружие! — приказал Райли солдатам. — Или я сам его пристрелю!

Ошеломлённые солдаты смотрели, как Марти хрипит, задыхаясь в мертвой хватке Алекса.

— Вы не можете... меня убить... — еле выговорил он, выпучив глаза от страха и недостатка воздуха.

— Вы так считаете? — прошептал Алекс, еле сдерживая гнев. — Вот уж нет! — с этими словами он ещё сильнее сдавил шею Марти, который тут же задёргался в конвульсиях.

— Пгошу вас, — прохрипел он, едва дыша.

Райли слегка ослабил хватку, позволив ему вдохнуть.

— Прикажите им бросить оружие, — повторил он. — Немедленно.

Вконец перепуганный француз жестом велел солдатам выполнить приказ американца.

— Делайте... что он... говогит...

Тем временем, Джек, по-прежнему держа солдат под прицелом, велел им сесть на землю, подложив под себя руки.

— Спокойно, — произнёс он. — Потом скажете, что лишь выполняли приказ комиссара. Так что прошу без глупостей. Вам ясно?

Семеро солдат повиновались без возражений; казалось, они были даже рады, что Марти отплатили его же собственной монетой.

Тогда галисиец подошёл к Райли.

Он взглянул на колонну беженцев, на чьих лицах читался страх и напряженное ожидание своей участи, затем — на политкомиссара, задыхавшегося от паники и недостатка воздуха, и наконец, на восходящее солнце, уже поднимающееся над горизонтом, словно купаясь в крови.

— И что теперь? — спросил он.

— Теперь нам остаётся только ждать.

Хоакин Алькантара смущённо нахмурился.

— Ждать? И чего же?

Алекс кивнул в сторону дороги — туда, где находились республиканские позиции.

— Того, кто приедет, — ответил он.

Вдали показалось облако пыли, предвещая появление автомобиля. Вскоре показалась машина, над ней развевались два флага: один принадлежал Интернациональным бригадам, на другом красовались четыре генеральские звезды.

22    

Минуту спустя оливково-зелёный Ситроен «Тракшн авант», резко затормозив, остановился у обочины, подняв облако желтой пыли. Флаг с четырьмя звёздами, положенный генералам, и символ Интернациональных бригад не оставляли ни малейших сомнений, кто находится внутри. И потому Алекс сильно удивился, когда распахнулась водительская дверца и из машины выскочил довольно нескладный тип с копной чёрных растрепанных волос и густыми бровями, сросшимися на переносице. На вид ему было лет двадцать пять. На шее у него висела фотокамера, которую он тут же поднёс к лицу и принялся фотографировать всё вокруг.

Затем из машины выбрался не кто иной, как майор Мерриман. Оглядевшись, он сурово взглянул на Джека, все ещё державшего под прицелом обезоруженных солдат, а затем — на Райли, который по-прежнему сжимал шею Марти, другой рукой приставив пистолет к его виску.

— Бросай оружие, Джек, — велел он своему другу, и он тут же послушался, понимая, что сопротивление бесполезно.

И, наконец, в довершение всего, из машины показалась лысая голова и суровая физиономия генерала Вальтера, на которой читалась несгибаемая решимость.

И, словно всего этого было недостаточно, генерал повернулся к открытой дверце и не лишенным галантности жестом помог выбраться из машины последнему пассажиру.

Кокетливо поправив ажурный берет, покрывавший роскошную гриву белокурых волос, и одарив генерала уверенной улыбкой, Марта Геллхорн опёрлась на предложенную руку, словно принцесса, которую сопровождает консорт.

Первым внимание Вальтера привлекло безжизненное тело сержанта Штерна. Он молча остановился перед лежащим, даже не пытаясь проверить, жив ли он. Затем перевёл взгляд на солдат, столпившихся в стороне и даже не поднявших брошенное оружие. Потом окинул беглым взглядом сорок монахинь и горожан, наблюдавших за этой картиной с почтительного расстояния, и, наконец, в упор уставился на Андре Марти и двоих интербригадовцев, одетых в форму легионеров, со следами ваксы на лицах и руках.

Затем он приказал двоим солдатам унести Штерна и встал, скрестив руки, с задумчивым выражением на лице.

Обычно генерал Вальтер с первого взгляда умел оценить обстановку, но на этот раз он даже представить не мог, каким образом дело дошло до такой сцены, что сейчас предстала его глазам.

А потому он не нашёл ничего лучшего, как задать французу неизбежный вопрос:

— Что за хрень здесь происходит, Марти? — сурово спросил он, вскидывая голову.

Политкомиссар, как побитая собака, чуть ли не пополз в сторону генерала, тут же растеряв весь свой лоск, и обвиняющим жестом указал на Джека и Райли.

— Они... Они пгедатели, товагищ генегал... Они собирались меня убить, — пробормотали он и тут же, повернувшись к солдатам, рявкнул: — А вы — вы тгусы! Я с вами ещё газбегусь! Взять этих двоих пгедателей и гасстгелять! Немедленно! Это пгиказ!

Неожиданно для всех генерал остановил Марти, положив руку ему на плечо.

— Минуточку, товарищ комиссар, — с холодным спокойствием произнёс он. — Только я здесь решаю, кого и когда расстрелять.

Услышав эти слова, Марти замер: он явно не ожидал услышать такое от генерала.

— Но, товагищ генегал... — проскрежетал он. — Они пытались меня убить!

— Это правда, солдаты? — спросил поляк, повернувшись к Райли и Джеку.

Оба дружно покачали головами.

— Нет, товарищ генерал.

— Как это непгавда! — нервно рассмеялся Марти. — Посмотгите, у них в гуках пистолеты!

— Мое оружие не заряжено, товарищ генерал, взгляните сами, — заявил Райли, открывая магазин, в котором действительно не оказалось ни одного патрона. — Как и оружие сержанта Алькантары.

— Это ничего не меняет! — взвился Марти. — Они мне уггожали!

— Разряженным оружием, — подал голос Мерриман, стоявший за спиной генерала.

Политкомиссар наградил его полным яда взглядом и повернулся к двоим интербригадовцам из батальона Линкольна.

— Эти двое, — произнёс он, обращаясь к генералу, — ослушались вашего пгиказа. Вы лично запгетили им даже пытаться вывести кого-либо из гогода. И вот полюбуйтесь! — указал он победным жестом на группу беженцев, вокруг которых суетился фотограф, то и дело щёлкая камерой. — Они пгосто посмеялись над вами!

Генерал сурово посмотрел на Райли.

— Это точно, — произнёс он угрожающим тоном. — Я не люблю, когда надо мной смеются, лейтенант.

— Товарищ генерал... — смущённо закашлялся Алекс. — Никто и не думал над вами смеяться. Вы запретили выводить горожан из Бельчите, но мы этого и не делали.

Услышав эти слова, политкомиссар взорвался от возмущения.

— Что?! — воскликнул он, не веря своим ушам. — Как это — не делали? А это, по-вашему, что такое? — указал он на группу горожан, столпившихся неподалёку. — Они нагушили субогдинацию!

— Я не знаю никого из этих людей, товарищ генерал, — ответил Райли как ни в чем не бывало. — А ты, Джек?

Галисиец решительно замотал головой.

— Первый раз их вижу.

— Они лгут! — взревел Марти и тут же схватил за шею одну из послушниц, заставляя ее повернуться и посмотреть на интербригадовцев. — Ты! Говоги! — заорал он ей в самое ухо. — Пгизнавайся: ведь это они вывели вас из гогода!

Послушница заплакала от страха, но ничего не сказала, а остальные сёстры в ужасе зашептались.

— Говоги, чегтова шлюха! — рявкнул француз, хватаясь за пистолет. — Говоги, что знаешь их!

И тут воздух содрогнулся от рева генерала Вальтера.

— Товарищ комиссар! — гаркнул он, побагровев от ярости. — Что вы себе позволяете?

Француз удивленно поднял голову и понял, что все взгляды устремлены на него — и наполнены отвращением. Даже гнусный венгерский фотограф, многие месяцы сопровождавший их, как назойливая муха, успел сфотографировать, как политкомиссар угрожает послушнице пистолетом.

— Я... я лишь хотел, чтобы она пгизналась, товагищ генегал, — запинаясь ответил француз и попытался выдавить из себя подобострастную улыбку. — Вы же видите, с ней ничего не случилось... — С этими словами он убрал пистолет и толкнул девушку кулаком в спину. — Ничего не случилось, — повторил он, глядя, как она с плачем бросилась прочь.

— Товарищ комиссар, — повторил генерал, неодобрительно качая головой, — вы меня разочаровали, весьма разочаровали.

— Товагищ генегал, пгошу вас, — взмолился Марти. — Я лишь хотел, чтобы вы убедились — эти двое нанесли вам величайшее оскогбление! Они ослушались вашего пгиказа!

Вальтер вновь повернулся к Райли.

— Он прав, — произнёс генерал. — Я отдал чёткий приказ, а вы его ослушались. Ваш поступок заслуживает сурового наказания.

— Товарищ генерал, — ответил Алекс, просовывая руку под рубашку, — извольте взглянуть на это.

Кароль Вацлав «Вальтер» мгновенно шагнул назад, инстинктивно хватаясь за пистолет — ему показалось, что американец сейчас выхватит оружие.

Но прежде чем генерал сам успел вытащить пистолет, он увидел, как Алекс Райли извлек из-за пазухи всего лишь смятый пожелтевший листок бумаги.

— Здесь то, о чем вы просили, товарищ генерал, — произнес он, торжественно вручая ему листок.

Поляк повертел смятый листок, пытаясь сообразить, что на нем изображено.

— Что это? — спросил он наконец.

— То, что вы приказали мне раздобыть два дня назад, товарищ генерал, — с торжествующей улыбкой ответил Райли. — План Бельчите со всеми позициями врага, артиллерийскими орудиями и баррикадами. — Все, что я сделал, — ответил он ко всеобщему удивлению, — было строго в рамках вашего приказа.

Генерал Вальтер пристально изучал самодельную карту, представленную Райли, время от времени указывая на тот или иной не вполне понятный значок.

— А это? — спросил он с живым интересом. — Артиллерия, я так понимаю?

— Минометы, товарищ генерал. Вот здесь и здесь.

— А это — баррикады, если я не ошибаюсь?

— Так точно. Здесь расположены станковые пулемёты.

Генерал задумчиво почесал лысый череп.

— И как же вам удалось добыть всю эту информацию, лейтенант? — спросил он. — Вы с сержантом что же, обошли весь город?

— Нам не потребовалось этого делать, товарищ генерал, — с циничной усмешкой Райли поднес руку к ножу за поясом. — Я просто отловил парочку легионеров. Знаете ли, они становятся весьма разговорчивыми, если правильно поставить вопрос.

Лёгкая тень сомнения промелькнула по бульдожьему лицу генерала, все внимание которого было приковано к чертежу.

— Хорошо... Очень хорошо... — пробормотал он.

Марта Геллхорн, стоявшая рядом с генералом, подмигнула Райли.

Тот подошёл к журналистке и, приобняв ее за плечо, отвёл в сторону.

— Как вы нас нашли? — спросил он без долгих предисловий. — И как тебе удалось уговорить генерала приехать сюда? Как?..

— А вот так, морячок, — ответила она. — Или ты хочешь, чтобы я раскрыла тебе все мои репортерские тайны?

— Марта, кончай вешать мне лапшу на уши. Как ты узнала, где мы?

— Хавьер, тот мальчик, которого ты отправил к нам в лагерь, рассказал капитану Шоу о ваших планах. А тот уже рассказал обо всем Мерриману, и он расставил наблюдателей, чтобы они немедленно доложили по рации о вашем появлении. А потом попросил меня сопровождать его во время беседы с генералом.

— Тебя? — изумился Райли. — Но почему?

Американка улыбнулась, обхватила снизу груди и вызывающе их проподняла.

— А ты сам-то как думаешь?

— Даже не знаю, что и сказать...

— Да брось, все ты понимаешь. Как говорят здесь, в Испании: сиськи да ляжки сильней, чем две упряжки.

— Так значит, ты с ним?.. — Алекс ткнул ей в грудь обвиняющим жестом. — Ну, знаешь ли!..

Геллхорн широко распахнула глаза, всем своим видом выражая крайнее возмущение.

— Как ты мог такое подумать? — произнесла она с гримасой отвращения на лице. — Ей-богу, нет. Я всего лишь немножко с ним пококетничала и пообещала сделать о нем большой репортаж, и он сразу согласился приехать сюда. Просто тщеславие. Сплошное тщеславие.

Райли кивнул, согласившись с этим признанием.

— Как бы то ни было, спасибо, — торжественно произнёс он. — Ты спасла жизнь мне и Джеку. — И, махнув рукой в сторону беженцев, добавил: — А возможно, и им тоже.

На сей раз Геллхорн решительно не согласилась.

— Нет, Алекс, — заявила она. — Это вы их спасли. Вы двое. Хотя... Как ты думаешь, что теперь с ними будет?

Райли пожал плечами.

— Главная проблема заключалась в том, чтобы вывезти их из города, но сейчас они — всего лишь беженцы, и не более того. Надеюсь, Мерриман сможет убедить Вальтера позволить им уйти.

— Я уверена, что так оно и будет. Но меня беспокоит, что станет с тобой и Джеком.

Лейтенант видел, как политкомиссар подобрался к Мерриману, Вальтеру и Джеку, но вместо того, чтобы вместе со всеми изучать план города, разложенный на капоте машины, он неотрывно следил за Райли, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Поглядим, — ответил он. — Возможно, карта города с позициями мятежников и твоё обещание сделать репортаж о генерале смогут нас спасти, вот только этот ублюдок Марти наверняка подложит нам свинью.

— Полагаю, когда это случится, тогда ты и займёшься этой проблемой, — сказала она, обнимая его за плечо. — А сейчас, в благодарность за то, что я, как ты говоришь, спасла тебе жизнь, ты мне расскажешь обо всем, что с вами произошло этой ночью, с эксклюзивным правом на твою историю. И ни слова Эрнесту. Ты меня понимаешь?

— О чем разговор! — улыбнулся он. — Кстати, довольно странно, что я его здесь не вижу. Как могло случиться, что он не захотел вас сопровождать?

— Ох, на самом деле он очень хотел, — ответила Марта. — Его чуть удар не хватил, когда майор приказал ему оставаться в лагере. Это я убедила майора его оставить, при его импульсивном характере никогда не знаешь, что он может выкинуть, а потому мы решили, что так будет лучше.

— И почему же это лучше... — начал было Алекс, но, увидев плутовскую улыбку, мелькнувшую на лице Марты, остановился на полуслове. — Ах да, — вспомнил он. — Понимаю... Эксклюзивный репортаж...

— Миром правят три вещи: любовь, война и журналистика, — гордо улыбнулась она.

В этот момент к ним с довольным видом подошёл Хоакин Алькантара.

— Думаю, нас не расстреляют, — сообщил он. — Вот только боюсь, даром нам это все равно не пройдёт. Ареста и разжалования в рядовые нам по-любому не избежать, хотя я надеюсь, что эта карта сделает своё дело и все же смягчит нашу участь.

Райли стоически пожал плечами.

— Ну что ж, — сказал он. — Учитывая, что могло с нами случиться, думаю, есть повод порадоваться. Ты не находишь?

— Радоваться, говоришь? — спросил Джек с большим сомнением. — Черт побери, Алекс, до сих пор не могу поверить, что мы остались живы.

Тогда Геллхорн поманила фотографа.

— Роберт! — позвала она. — Кончай фотографировать генерала и поди сюда на минутку! Сними меня с этими отважными героями.

Едва он приблизился, американка представила ему обоих.

— Лейтенант Райли, сержант Алькантара. А это Роберт Капа, один из лучших военных фотографов в Европе.

— Только в Европе? — спросил венгр, нахмурившись.

С этими словами он поднял камеру и направил объектив на Геллхорн, наведя его так, чтобы она оказалась в центре кадра, между Джеком и Алексом, обняв их за плечи, словно старых друзей.

— Скажите «Сы-ы-р!» — потребовал Капа, как те уличные фотографы, которые готовы сделать снимок за пару монет.

Все трое уже растянули губы в улыбке, когда в небе послышалось пронзительное жужжание. Они одновременно задрали головы и увидели, как с десяток двухмоторных бомбардировщиков, подобно зловещим птицам, пересекли рассветное небо в тысяче метров над головами в направлении Бельчите.

— Бомбардировщики! — воскликнул Райли. — Они уже здесь!

В эту секунду Роберт Капа щёлкнул затвором своей «лейки», запечатлев двоих интербригадовцев и журналистку с выражением ужаса на лице, предвосхищавшим тот ад, в который вскоре будет ввергнут этот маленький городок на ничейной земле.

Памяти мирных жителей и солдат обеих сторон, погибших в битве за Бельчите

Эпилог

С целью оттянуть силы противника от осады Мадрида на северный фронт, в последние дни жаркого августа 1937 года около двадцати четырех тысяч человек под командованием генералов Листера и Вальтера окружили, подвергли обстрелу и, наконец, пошли в атаку на маленький укрепленный городок Бельчите, где оборонялись около пяти тысяч франкистов.

Обстрел города и воздушные бомбардировки начались двадцать шестого августа, а первого сентября в наступление пошла пехота, и разразилась одна из самых кровопролитных битв этой войны. Это было ужасное сражение, бои шли за каждый дом, за каждую квартиру, за каждую комнату.

Узкие улочки Бельчите

Бои продолжались до рассвета шестого сентября, когда последние триста защитников города, укрывшихся в здании муниципалитета, совершили отчаянную попытку бежать и добраться до Сарагосы, но лишь восьмидесяти из них удалось выжить.

Батальон Линкольна

Главной ударной силой стал батальон Линкольна, вновь почти полностью уничтоженный в этом бою, как и в битве при Хараме полгода назад. По политическим соображениям этот батальон использовали в качестве пушечного мяса, а потому он понес самые большие потери во всей республиканской армии.

Когда сражение закончилось, на улицах Бельчите лежало более пяти тысяч мертвых тел, и две тысячи четыреста одиннадцать мятежных солдат были взяты в плен республиканской армией.

Бельчите 1937 г.

Настоящей целью наступления республиканцев был город Сарагоса, однако отчаянное сопротивление защитников Бельчите задержало наступление и, утратив фактор внезапности, республиканцы так и не смогли захватить Сарагосу. В итоге наступление на Арагон, план которого разработал президент Хуан Негрин и министр обороны Индалесио Прието, закончилось пирровой тактической победой и стратегическим поражением.

Всего лишь полгода спустя, десятого марта 1938 года, армия мятежников вновь заняла Бельчите.

***

Генерал Кароль Вацлав Сверчевский по прозвищу Вальтер после окончания войны вернулся в СССР, где продолжал служить на посту генерала Советской армии вплоть до 1947 года, пока не погиб, сражаясь против украинских националистов.

Андре Марти в 1939 году вернулся во Францию, а позднее перебрался в Москву — после того, как ему пришлось бежать из Франции в связи со скандалом, разразившимся, когда открылись его зверства во время войны в Испании. Он умер в 1956 году, так и не ответив за свои преступления.

Майор Роберт Мерриман - в шляпе - входя в Бельчите во главе своих войск.

Майор Роберт Мерриман так никогда и не вернулся в Калифорнийский университет. Неизвестно, где и когда он погиб, и никто не видел его тела, однако некий очевидец утверждал, будто бы видел, как он получил смертельное ранение неподалёку от пресловутого Бельчите второго апреля 1938 года, во время отступления из Арагона. Эрнест Хемингуэй вывел его в своём романе «По ком звонит колокол» под именем Роберта Джордана.

Эрнест Хемингуэй

После окончания войны и публикации романа «По ком звонит колокол» Эрнест Хемингуэй женился на Марте Геллхорн, которой и посвятил этот роман, и поселился на Кубе. Позднее он участвовал во Второй Мировой войне, начав ее в качестве репортера, а закончив командиром партизанского отряда в окрестностях Парижа и став свидетелем величайших сражений. По возвращении в Соединённые Штаты он был награжден Бронзовой звездой за отвагу.

В 1945 году Марта Геллхорн попросила у него развод, а год спустя он заключил брак с Мэри Уэлш, которая стала его четвёртой и последней женой. Примерно в это время его пагубная привычка к алкоголю расцвела пышным цветом, вконец разрушив его здоровье и психику, что привело к глубокой депрессии. Второго июля 1961 года он покончил с собой выстрелом в голову из своего любимого ружья. За восемь лет до этого, в 1953 году, автор романов «Старик и море», «Прощай, оружие!», «Иметь и не иметь» получил Нобелевскую премию по литературе.

Марта Геллхорн и Роберт Мерриман

Марта Геллхорн стала одним из самых прославленных военных корреспондентов двадцатого века. С той же самоотдачей, что и Хемингуэй, а быть может, даже с большей, она делала репортажи о войнах в Финляндии, Гонконге, Бирме и Сингапуре и даже прибыла в Нормандию под видом медсестры, чтобы присутствовать при высадке десанта. Годы спустя она освещала конфликт во Вьетнаме, Шестидневную войну и революции в Никарагуа и Сальвадоре. Путешественница и странница, она считала, что лучше умереть, живя полной жизнью, чем жить, не стремясь к новым горизонтам из страха покинуть насиженное место. «Новые страны, новое небо, новый язык, новая жизнь» — таково было ее жизненное кредо.

Марта Геллхорн вошла в историю как жена Хемингуэя, но гораздо важнее то, что она была отважной, независимой и умной женщиной, сумевшей взять в руки собственную жизнь и превратить её в невероятное приключение.

Пятнадцатого февраля 1998 года, в возрасте восьмидесяти девяти лет, больная раком и почти ослепшая, она покончила с собой в своём доме в Лондоне, приняв яд.

***

Благодаря влиянию Геллхорн на генерала Вальтера, Эустакио и его семье, а также монахиням-доминиканкам удалось добраться до места назначения, поскольку генерал согласился выделить им машину и довезти до окраин Сарагосы в обмен на предполагаемое любовное свидание с Мартой, которое, впрочем, так и не состоялось.

Алекса Райли и Хоакина Алькантару, естественно, разжаловали в солдаты, они участвовали в сражении за Бельчите наравне с остальными, показав мужество и сообразительность, но политкомиссар Андре Марти позаботился о том, чтобы они не получили наград.

Двое друзей продолжали воевать в батальоне Линкольна, пока правительство Республики не расформировало Интернациональные бригады и не приказало выжившим добровольцам вернуться на родину. В начале 1939 года Алекс и Джек прибыли в Лондон, чтобы оттуда отправиться в Соединенные Штаты, которые покинули почти три года назад. Однако судьба приготовила для них новый сюрприз, так что они не только не вернулись домой, но, сами того не желая, оказались втянуты в новую, совершенно невообразимую авантюру.

Но это, разумеется, уже другая история.

Переведено группой «Историческийроман» в 2017 году.

Книги, фильмы и сериалы.

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Над переводом работали: passiflora, gojungle, PalDim и Almaria.

Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

ЯндексДеньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

От автора

Как автор, я предлагаю свои книги по самым низким ценам. «Ничейная земля» — наглядный тому пример. Я выступаю за то, чтобы книги были доступны для любого читателя и отсутствие денег не являлось препятствием для чтения. Но для того, чтобы так оставалось и впредь, необходимо ваше участие. Поместите свой отзыв об этом романе на Amazon, чтобы другие читатели могли ознакомиться с вашим мнением об этом романе, которое сможет побудить их к прочтению.

Если вы желаете получить дополнительную информацию о «Ничейной земле», об исторических событиях, а также о реальной судьбе героев, взглянуть на карты и фотографии, вы сможете все это найти на моем сайте или на странице «Капитана Райли» на Facebook.

В заключение, хочу подчеркнуть, что «Ничейная земля» — чисто художественное произведение, не содержащее никаких идеологических, политических или ревизионистских идей; кроме того, хотя имена многих действующих лиц — подлинные, их слова и поступки — исключительно вымысел автора.

Выбор исторических лиц, представленных в романе, не случаен, но я никоим образом не утверждаю, что все здесь изложенное — правда, а все те слова, которые произносили герои романа, вышеупомянутые личности произносили на самом деле.

«Ничейная земля» — художественное произведение, и именно так ее и следует воспринимать.

Благодарю вас за прочтение и надеюсь на встречу на страницах моего нового романа.

Оглавление

Реквизиты переводчика

...    

1    

2    

3    

4    

5    

6    

7    

8    

9    

10    

11    

12    

13    

14    

15    

16    

17    

18    

19    

20    

21    

22    

Эпилог

От автора