Безумный, безнравственный и опасный [Мэри Джо Патни] (fb2) читать онлайн

- Безумный, безнравственный и опасный (пер. М. Фокина) (и.с. Шарм) 118 Кб, 64с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Мэри Джо Патни

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Мэри Джо Патни Безумный, безнравственный и опасный

* * *

Его должны были повесить во вторник.

Эндрю Кейн ожидал, что будет без конца думать о неминуемой смерти, но унижения, которым он подвергался, не оставляли сил для переживаний насчет предстоящей недели. Выжженные равнины Техаса даже в лучшие времена производили гнетущее впечатление, теперь же эти места казались ему настоящей преисподней.

Лошадь впереди, споткнувшись, подняла копытом облако пыли, и Кейн сухо закашлялся. Если в ближайшее время ему не дадут пить, он просто не доживет до казни. Однако не было никакого смысла просить у конвоиров воды. Вчера, когда Кейн осмелился заикнуться об этом, Бифф, более жестокий из двух его мучителей, ударом повалил заключенного на землю, приговаривая, что не собирается нянчиться со всякими мерзавцами и песьим отродьем.

Когда же Бифф подкрепил свои слова пинком в ребра, второй, Уиттлз, решил вмешаться. Безмозглый, как мысленно называл его Кейн[1] , тряхнул своей фляжкой с водой и сказал, что они, может, и дадут попить, если он встанет на колени и попросит как следует.

Кейн, возможно, и пошел бы на это, если бы мог на что-то надеяться. Но он слишком хорошо понимал, что охранники просто развлекаются. Вдоволь нахохотавшись при виде его унижения, Безмозглый наверняка выльет воду на землю, так, чтобы пленник не успел дотянуться.

Кейн устало поднял запястья, надежно скованные наручниками, и отер потный лоб рукавом. Через пару часов они будут в Напрасной Надежде, на своей последней ночевке перед конечной целью путешествия — Прерия-Сити. Он надеялся, что хотя бы ради того, чтобы было кого вешать, местный шериф все-таки даст ему напиться. Ведь негоже обманывать ожидания толпы, жаждущей увидеть, как справедливое возмездие настигнет нечестивца.

Кейн только однажды присутствовал на казни. Тогда он был совсем юным дурачком и думал, что это увеселительное зрелище. Осужденный оказался тощим невзрачным пареньком, слишком легким, чтобы вес его тела мог сломать шею. Когда палач выбил опору, бедняга еще какое-то время раскачивался взад-вперед, хрипя и лягаясь. Кейн не видел конца он в это время был уже позади конюшни. Его рвало. Он больше никогда не ходил смотреть на казнь. И хотя вовсе не был святым, но уж никак не мог ожидать, что сам кончит виселицей.

Кейн провел сухим языком по потрескавшимся губам. Мальчишкой он грезил о жизни, полной приключений, и вот получил, что хотел. Наверное, надо было мечтать не об этом.


Элизабет Холден устало отряхнула желтую пыль, которой пропиталось ее траурное платье. Что говорить, черный — не самый практичный цвет одежды сухим и пыльным техасским летом, но, потеряв за последний месяц и мужа, и отца, она не могла себе позволить выбирать наряды. Да и видел Бог, черный как нельзя лучше подходил к се нынешнему настроению. Молодая женщина поерзала в седле в надежде найти более удобное положение.

Ласковый голос с мягким южным акцентом спросил:

— Вам нехорошо, миз Холден?

Лайзе удалось выдавить улыбку. Поскольку ее сопровождающий не мог сделать ничего, чтобы смягчить ее страдания, не стоило и волновать его.

— Нет, все в порядке, мистер Джексон, просто немного устала. Хочется скорее добраться до Напрасной Надежды. Насколько я помню, там неплохая гостиница.

Том Джексон кивнул, но темные глаза его хранили озабоченное выражение:

— Может, я бы лучше нанял повозку на остаток пути? Мистер Холден с меня шкуру сдерет, если с вами что случится.

Лайза почувствовала озноб, словно железные руки сомкнулись вокруг, но сразу отогнала от себя это ощущение. Не хотелось думать об ужасном будущем, которое было так близко.

— Да нет, все в порядке, правда. А дорога настолько дурна, что верхом будет намного легче, чем в экипаже.

Мужчина кивнул, соглашаясь с ее решением, но его сочувствующий взгляд едва не заставил Лайзу расплакаться. Джексон много лет служил в этом семействе и, уж конечно, представлял себе, как ей жилось за мистером Холденом-младшим. А ведь Том еще не знал самого плохого; даже родителям Билла было неведомо, каков их сынок на самом деле. Они просто не хотели этого замечать.

Остаток дороги спутники молчали. Городишко Напрасная Надежда был чуть лучше, чем его название. Кроме гостиницы, здесь имелось два салуна, несколько магазинов, да пара дюжин разбросанных там и сям домишек. Городок располагался как раз на полпути от родных мест Лайзы, Ивовой Рощи, до ранчо родителей ее мужа на окраине Прерия-Сити. Теперь, когда отец умер и дом был продан, она, наверное, ехала этим путем последний раз. «И это как раз не слишком большая потеря», — вяло подумала Лайза, слезая с лошади.

Когда Джексон внес ее вещи в гостиницу и разыскал портье, Лайза спросила:

— Вы, кажется, упоминали, что ваш двоюродный брат живет где-то здесь?

— Да, мэм, он кузнец. — И Том улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. — Его жена Молли — лучшая повариха во всем Техасе.

— Так возьмите выходной и отправляйтесь проведать родных, — предложила Лайза. — Проведите вечер, как вам хочется. Мы так торопились, проезжая здесь две недели назад, что у вас не было и минутки свободной, так почему бы не вознаградить себя сегодня?

Джексон замялся, явно испытывая искушение:

— Но мне велено ночевать при гостинице, чтобы оказаться рядом, если вам что-нибудь понадобится.

— Да ничего мне не понадобится. Я приму ванну, прикажу подать ужин, а потом лягу спать пораньше, — успокоила его миссис Холден. — Подумайте-ка лучше, как провести свободное время. А я благодарю вас за все, что вы сделали для меня во время похорон отца и вообще.

Том внимательно всмотрелся в лицо хозяйки, потом кивнул:

— Если вы уверены, миз Холден… Я вернусь к девяти часам утра.


Горячая ванна оказалась настоящей роскошью для усталого тела. Лайза как следует намылилась, легла на спину и принялась изучать собственную фигуру, стараясь разглядеть, действительно ли живот уже начал округляться. Но никаких изменений не было заметно. Напротив, за последние недели она даже похудела. Трудно было представить, что внутри ее растет дитя.

Не дитя — ее тюремщик.

Снова нахлынуло отчаяние, но прежде чем слезы успели нарушить хрупкое самообладание, Лайза вылезла из ванны и быстро вытерлась полотенцем. Нельзя отчаиваться. Напротив, ей было необходимо все ее мужество.

Она решила немного почитать, прежде чем ложиться. Надела другое черное платье, помятое, но чистое, и принялась расчесывать пшеничные волосы. На улице все еще было светло. Лайза подошла к окошку и окинула взглядом улицу. С полдюжины людей сразу попались ей на глаза, и никто никуда особенно не торопился.

Взгляд молодой женщины привлекли развалины недавно сгоревшего дома. Она припомнила, что на этом месте некогда стояло здание, в котором помещались сразу городская управа и тюрьма.

Лайза уже готова была отвернуться от окна, как вдруг показались трое запыленных верховых. Любопытствуя, она заметила, что одну из лошадей вели на поводу, и одетый в черное всадник как-то слишком сильно наклонялся вперед, словно у него не было сил сидеть прямо.

Когда вновь прибывшие оказались напротив гостиницы, толстяк, возглавлявший кавалькаду, увидел обугленные руины тюрьмы. Состроив свирепую гримасу, он остановил всю группу прямо под окном Лайзы, так близко, что она смогла разглядеть его маленькие свинячьи глазки. Задав вопрос какому-то бездельнику, торчавшему у входа в гостиницу, Свин спешился и привязал лошадь к коновязи. Потом подошел к тому всаднику, который выглядел изможденным. Этот человек был одет так, что сомневаться в характере его занятий не приходилось: кроме черного костюма, на нем была помятая рубаха и парчовый жилет игрока.

Свин схватил игрока за руку и рванул из седла. Человек в черном мешком свалился с лошади, едва успев ухватиться за луку седла — как раз вовремя, чтобы не упасть наземь. Когда он выпрямился, Лайза заметила, что руки у него скованы. «Заключенный. Что же он натворил?» — подумалось ей.

Третий всадник, тощий и гибкий, как куница, тоже спешился и схватил игрока за плечо своей жесткой рукой. Несмотря на свое состояние, заключенный поднял голову и встал в позу человека, готового защищаться.

Реакция последовала мгновенно: с яростным рычанием Куница размахнулся и кулаком ударил черного человека под дых. Но, сгибаясь пополам, игрок все же резко выбросил вперед ногу, угодив мыском сапога прямо под колено своему мучителю. Куница взвыл и чуть не упал в обморок от боли. Когда он пришел в себя, они вместе со Свином принялись избивать пленника. Даже после того, как тот упал, пинки и удары не утихали, и все это происходило прямо на глазах у перепуганной Лайзы.

Внезапно она так разгневалась, что подавленность и усталость отступили. Не дожидаясь, чем все это закончится, Лайза выбежала из комнаты и через ступеньку помчалась по лестнице, так что распущенные волосы развевались за спиной. Очутившись на улице, она увидела, что человек шесть горожан стоят рядом, наблюдая за происходящим. И хотя лица большинства зевак казались смущенными, никто не вмешивался. В самом деле, это настоящее безумие — вставать между разъяренными вооруженными мужчинами и их жертвой. Но Лайза была слишком возмущена, чтобы раздумывать.

— Прекратите сейчас же, вы, скоты! — яростно крикнула она.

Растерявшись, Свин и Куница остановились и оглянулись на нее. Лайза воспользовалась этим и добавила грозным голосом:

— Постыдились бы! Бить связанного, беспомощного человека!

Куница смущенно затоптался на месте. Всю его храбрость как ветром сдуло в присутствии дамы.

— Простите, мэм, но Эндрю Кейн вовсе не беспомощный. Он куда увертливее гадюки и вдвое подлее ее.

— Это не дает вам права издеваться над ним, — возразила Лайза. — Ну что вы за мужчины, если нападаете на человека, который не может себя защитить?

Она взглянула на игрока, лежавшего в пыли. Кровь сочилась из многочисленных ран. Но под всей этой пылью и с синяками он выглядел молодым, уязвимым и ничуть не похожим на гадюку. Нельзя сказать, правда, что Лайза хорошо разбиралась в людях; ведь когда она повстречала Билли Холдена, тот показался ей добрым и честным…

Худощавый мужчина с висячими усами и оловянным значком на жилете протиснулся сквозь толпу молчаливых наблюдателей.

— Я шериф Тейлор, — рявкнул он. — Что тут происходит?

— Меня зовут Бифф Бернс, — отозвался Свин. — Я и мой помощник Уиттлз отряжены, чтобы доставить этого убийцу в Прерия-Сити. Его казнят, повесят. — И он ткнул пленника мыском своего сапога. — Мы хотели запереть его на ночь в камеру, но вижу, тюрьма сгорела.

Шериф насупился:

— Да, ее подожгли какие-то парни из Рапид-Сити. Мечтают, чтобы их городишко стал столицей округа, вот они и решили спалить наше административное здание!

Не проявив интереса к местной политике, Бернс сказал:

— Так куда же нам девать этого сукина сына ночью?

Куница прошипел что-то сквозь зубы, и Бернс, покраснев, искоса глянул в сторону Лайзы:

— Прошу прощения, мэм.

Бросив на него леденящий взгляд, она опустилась на колени возле Кейна, и Бернс тут же всполошился:

— Не так близко, мэм! Он опасен.

Не обратив внимания на предостережение, Лайза достала платок и принялась промокать кровь на расцарапанном лбу заключенного. Длинные темные ресницы, дрогнув, поднялись и открыли ярко-голубые глаза — глаза настоящего игрока, которые все видят и ничего не упускают.

Взгляды пленника и путешественницы встретились. В этой синей глубине Лайза увидела ум, проницательность, злость и решительность — качества, присущие человеку, привыкшему рисковать. Вдруг ей показалось, что он действительно вполне мог убить человека. В замешательстве Лайза выпрямилась и села на пятки.

Но когда Кейн заговорил, речь его оказалась вполне учтивой.

— Счастлив познакомиться с вами, милая леди, — проговорил он с каким-то жестковатым акцентом, но с каким именно, она не могла разобрать, потому что голос его звучал еле слышно.

Поглядев на потрескавшиеся губы осужденного, Лайза спросила:

— Вам, может быть, воды?

Отчаянная жажда вспыхнула в голубых глазах, хотя Кейн очень старался, чтобы голос у него не дрогнул:

— Буду весьма обязан.

Она подняла глаза на Бернса:

— Дайте вашу флягу.

Бифф хотел было возразить, но потом все-таки подчинился, не желая спорить с леди на глазах постоянно увеличивающейся толпы свидетелей. Он отвязал флягу и протянул ее Лайзе. Отвинтив горлышко, она капнула несколько капель в рот Кейна. Кадык на загорелой шее задвигался почти конвульсивно. Лайза снова осторожно наклонила флягу, стараясь, чтобы бедняга не захлебнулся. По тому, как он пил, стало ясно, что уже долго, очень долго ему не давали ни капли воды. Гнев снова поднялся в ее сердце. Может, он и был убийцей, но даже бешеная собака не заслуживала такого обращения.

— Можете поместить вашего заключенного в гостиничной кладовке, Бернс, — заговорил шериф. — Там крепкая дверь с надежным замком, а окошко слишком маленькое, чтобы в него пролез взрослый человек. Там уже, бывало, держали кое-кого. Никуда он за ночь не денется.

Бернс кашлянул:

— Мы отведем его туда, как только леди нам позволит. Лайза подняла глаза на шерифа, который показался ей вполне разумным:

— Этому человеку нужна медицинская помощь.

Тейлор покачал головой:

— В Напрасной Надежде нет доктора.

Лайза поднялась с колен и обратила к Бернсу вызывающий взгляд:

— Тогда я сама о нем позабочусь.

— Ничего не станется с этим сукиным… — начал было возмущенный Бифф, но, спохватившись, закашлялся. — Он не так уж серьезно ранен, мэм, и потом, через пару дней ему будет все равно. Не стоит благородной леди заботиться о таком отребье.

Лайза прищурилась:

— Шериф Тейлор, конституция запрещает жестокость и незаслуженное наказание. Разве это не означает, что даже осужденный имеет право на пищу, питье и медицинскую помощь?

Шериф пожал плечами:

— Ну, если леди угодно играть роль няньки, пожалуйста. Игроки часто питают слабость к женскому полу, так что он, возможно, ее не обидит. Впрочем, вы же наверняка привяжете его на всякий случай?

Бернс и Уиттлз подхватили Кейна под мышки и поставили на ноги. Не желая смотреть на это, Лайза направилась в гостиницу. Она и сама не понимала, чего ради взялась защищать преступника, который, наверное, заслуживал всего того, что с ним происходило, но порыв был слишком силен, чтобы сопротивляться. Возможно, это оттого, что она чувствовала себя совершенно беспомощной в собственной жизни. Пользуясь тем, что уроженцы Запада традиционно уважительно относились ко всем женщинам, она надеялась хоть как-то помочь бедняге.

К тому же, занимаясь этими благодеяниями, она стремилась хотя бы на время забыть о своих несчастьях.


Следующие полчаса Лайза провела, собирая все необходимое для раненого Кейна. Не забыла о еде и питье, поняв, что надсмотрщики едва ли станут хлопотать, чтобы накормить своего подопечного. Уже почти стемнело, когда она направилась к кладовой. Помещение располагалось позади большого зала, который служил второй столовой, если не хватало места для всех постояльцев. Нынче же комнату занимал только Бифф. Толстяк закинул ноги в пыльных сапогах на стол и, раскачиваясь на стуле, лениво тасовал карты. Он явно скучал.

При виде Лайзы лицо тюремщика просияло, а передние ножки стула громко стукнули об пол. Откровенное восхищение в его глазах дало молодой женщине повод порадоваться, что она носит траур; ведь даже такой вульгарный тип, как этот Бифф, едва ли посмел бы надоедать своими ухаживаниями только что овдовевшей даме.

Кивнув на лампу, стоявшую на буфете, Лайза сказала:

— Нельзя ли зажечь этот светильник, мистер Бернс, и внести его внутрь? — Видя, как он заторопился исполнить просьбу, она добавила сквозь зубы:

— Вы очень любезны.

Тюремщик открыл дверь в кладовку, и женщина шагнула за порог. Это и впрямь была надежная камера — единственное окошко находилось довольно высоко под потолком, да и пролезть в него мог бы разве что ребенок. Вдоль стен на полу были расставлены мешки, бочонки и короба, над ними тянулись полки. Пленника бесцеремонно бросили посередине, прямо на дощатый пол.

.Хотя Кейн лежал неподвижно, глаза его моментально открылись при появлении гостей. Зазвенев кандалами, он заставил свое избитое тело приподняться и сел, опершись спиной на мешок муки. Лайза увидела, что правое запястье свободно от наручника, зато за другую руку он был прикован к цепи, обмотанной вокруг угловой опоры. И хотя правая рука у него была свободна, а цепь — достаточно длинна, чтобы пленник мог двигаться, ей неприятно было видеть, что человека, как собаку, посадили на привязь.

Стремясь поскорее избавиться от тюремщика и его жадных взоров, Лайза проговорила:

— Вы проделали долгий, нелегкий путь, мистер Бернс. — И поставила свой поднос на пол возле Кейна. — Вам нет нужды оставаться тут. Лучше пойдите в салун и спокойно поужинайте.

Бифф облизнулся — чувство долга боролось в нем с голодом:

— Но я не могу оставить вас с ним одну, мэм.

Лайза сделала нетерпеливый жест:

— Ваш пленник не в состоянии обидеть и муху. Но даже если он вдруг разбуянится, я просто отойду в дальний угол.

— Но мне придется запереть вас, — предупредил Бифф. — Рисковать нельзя, вдруг он как-нибудь вырвется.

Она пожала плечами:

— Как хотите. Мне потребуется время, чтобы промыть его раны. Вы как раз успеете поужинать, а потом и выпустите меня отсюда.

— Хорошо, так и поступим, — решил Бифф. Он повесил лампу на гвоздь, так что ее мягкий свет залил почти всю кладовую, и вышел.

Кейн молча наблюдал за происходящим, но когда ключ повернулся в замке и они остались взаперти вдвоем, медленно произнес:

— А ведь он прав, милая леди… Вам не стоило тут оставаться. Двенадцать порядочных честных мужей признали меня безумным, безнравственным и опасным.

Глаза ее расширились, и отнюдь не только по причине его безупречного произношения. Ну кто бы мог подумать, что убийца может оказаться образованным человеком? Хотя она сама тоже успела многому научиться, так как прочитывала каждую новую книгу в магазине своего отца.

— Только не пытайтесь убедить меня, что вы лорд Байрон, — живо откликнулась Лайза, — потому что я, уж конечно, не леди Кэролайн Лэм.

Кейн был приятно удивлен. Его загорелое лицо прояснилось, неловкость и натянутость исчезли.

— Но если вы не леди Кэролайн Лэм, тогда кто же? — Он поглядел на молодую женщину с интересом и нескрываемым удовольствием. — Ангелы-хранители не должны выглядеть так соблазнительно.

Она почувствовала, что краснеет под его пристальным взором. Не желая называть ненавистную фамилию мужа, ответила:

— Меня зовут Лайза. А вы англичанин?

— Родился в Англии, но теперь американец. Я приехал сюда двадцати одного года от роду.

— Живете на средства своей семьи?

— Ну, честно говоря, моя семья не готова платить за то, чтобы только меня не видеть, — ответил он, криво улыбнувшись, — но они действительно вздохнули с облегчением, когда я решил посмотреть мир после Оксфорда. То есть я хотел сказать, что меня просто вышвырнули оттуда, — пояснил он. — Профессора заявили, что я не демонстрирую должного уважения к правилам и традициям. Они были правы.

— Должно быть, многие ваши соотечественники с вами согласны, ведь их тут так много. — Лайзе всегда нравились британцы, заходившие в магазин отца, и она всегда старалась разговорить их, чтобы только послушать — так ей нравилось английское произношение. Кейн к тому же охотно пользовался американскими идиомами, произнося их при этом по-английски, так что получалось нечто неподражаемое.

Окунув аккуратно сложенную тряпочку в миску с теплой водой, Лайза начала промывать раны на лице Кейна. Запекшаяся кровь, пыль и щетина, отросшая за несколько дней, скрывали четкие, красивые черты. Она подумала, что на долю этого мужчины, должно быть, приходится немало разбитых женских сердец. На таком близком расстоянии его ярко-голубые глаза смотрели волнующе…

Кейн поморщился, когда она принялась за самую глубокую рану, начинавшуюся на лбу и загибавшуюся к левому виску. Подумав, что беседа может отвлечь пленника от неприятных ощущений, Лайза спросила:

— И почему же вы решили остаться в этой стране?

— Когда я впервые высадился в Денвере, то отправился на платную конюшню, чтобы взять лошадь. Единственный человек, которого я там увидел, был неотесанный детина, сидевший без дела на пне. Я спросил, где его хозяин. Он сплюнул табаком — едва не попал мне на сапог! — а потом ответил, что такой сукин сын еще не народился. — Кейн ухмыльнулся. — И я понял, что обрел свою духовную родину. — Веселые глаза обратились на Лайзу. — Простите за грубость, но если бы я облагородил выражения этого парня, то невозможно было бы передать весь колорит нашего первого знакомства.

Лайза улыбнулась, совершенно не обидевшись. Она спокойно относилась к таким вещам, потому что покупатели отца зачастую были простолюдинами. Ее забавляло, когда высоченные, щетинистые ковбои краснели и с мальчишеской застенчивостью извинялись перед ней. Но Кейн был совершенно другим человеком, абсолютно уверенным в себе, даже теперь, накануне казни.

Эта мысль внезапно обескуражила ее. Казалось совершенно невероятным, что этот человек, которому она помогает собственными руками, вскоре будет мертв. О нет, он был слишком живым, слишком реальным! Потрясенная, Лайза опустила голову и капнула на тряпочку виски, чтобы приложить к только что промытым ранам.

Хотя спирт наверняка жег глубокие царапины, пациент перенес это стоически. Когда Лайза закончила обрабатывать его лицо, Кейн заметил:

— Жалко тратить хорошее виски на промывание ран, тем более, что я все равно умру.

Она усмехнулась и взяла с подноса фарфоровую кружку.

— Мне следовало бы догадаться, что вам больше хочется выпить, чем лечиться.

— Признак моей слабости, — самокритично сообщил он, — но последние полмесяца были… трудными. Я бы с удовольствием немного забылся.

— Не думаю, что этого достаточно для забвения, — возразила она, наливая виски из маленькой бутылочки. — Может, вас устроило бы просто расслабиться?

Кейн рассмеялся. Странно. Он и не думал, что ему еще доведется посмеяться. Тем более не ожидал, что останется наедине с красивой молодой леди. Он пожирал ее взглядом, потому что эта женщина была самым прелестным существом, которое он видел за последние годы. И уж наверняка самым прекрасным из того, что ему суждено увидеть за оставшуюся жизнь.

К сожалению, она заколола густые светлые волосы, которые так красиво плясали по плечам, когда она выбегала из гостиницы, но несколько пшеничных локонов по-прежнему вились вокруг лица. И что это было за лицо — сердечком, с тонкими чертами и восхитительными серыми глазами, которые смело и открыто глядели на мир. Американские женщины определенно ему нравились. Лучшие из них были откровенными, уверенными в себе и сильными, словно мужчины — совсем не то что жеманные англичанки.

Вложив кружку в его левую руку, Лайза занялась правым запястьем, тем, которое было свободно от наручников. Закатав рукав, она увидела, что кожа вокруг запястья растерта до жутких красных нарывов, и даже губы поджала, но, не сказав ни слова, принялась промывать истерзанную плоть. Легкие, прохладные пальцы осторожно и нежно почистили и перевязали правую, а потом и левую руку Кейна, израненную не меньше.

Он тем временем не спеша потягивал виски, желая растянуть удовольствие. Для пустого желудка это был серьезный удар, но Кейн с удовольствием впитывал жгучую влагу, облегчавшую страдания. Однако виски оказало на него и иное воздействие — когда Лайза склонялась к нему, мужчина с трудом подавлял желание вытащить шпильки из ее волос Но чем труднее было отказать себе в удовольствии рассыпать это солнечное сияние, тем крепче Кейн сопротивлялся сам себе. Он не посмел бы напугать Лайзу, потому что ему так нужна была ее ласка. И ужасно не хотелось думать о том, что очень скоро она уйдет отсюда.

Указав глазами на ее вдовье платье, Кейн спросил:

— Вы потеряли близкого человека?

Лайза замерла.

— Двоих, — тихо промолвила она. — Несколько недель назад убили моего мужа. Вскоре после похорон я получила известие о смерти отца. Теперь вот возвращаюсь с похорон на ранчо моих свекров.

— Извините меня, — сказал Кейн, понимая, как недостаточны эти слова для утешения. Ему хотелось услышать что-нибудь более оптимистичное, и тогда он спросил:

— Семья вашего мужа будет теперь заботиться о вас?

— Да, конечно, — кивнула Лайза с едва уловимой горечью. — Пока у меня есть то, что им нужно, они будут обо мне очень заботиться.

Погрузившись в свои мысли, женщина дотронулась ладонью до живота, и Кейн понял, что она, должно быть, беременна. Он удивился — не столько тому, что она выглядела такой стройной, сколько тому, что не заметил внутреннего сияния, которое обычно исходит от будущих матерей. Впрочем, предположил Кейн, недавно пережитые трагедии оказались сильнее радости ожидания.

— По крайней мере у вас осталась память о муже, — произнес он, желая ее утешить.

Лицо Лайзы мгновенно превратилось в неподвижную маску. Она чуть было не ответила, но лишь качнула головой и подняла глаза на собеседника:

— Вы голодны, мистер Кейн? Я принесла вам поесть.

Лицо ее оказалось совсем близко от его лица, достаточно близко, чтобы он мог наслаждаться видом ее кремовой кожи и соблазнительно полных губ. Волна желания прокатилась по его телу, и такая мощная, что пришлось закусить губу, чтобы не поддаться порыву. Где-то в глубине души Кейн понимал, что его чувство — не просто свойственное мужчинам влечение к красивой женщине, но отчаянное желание утонуть в океане страсти, избавиться на мгновение от жуткого ощущения близкого конца…

Напрягая всю свою волю, он произнес:

— Я так давно не ел, что успел забыть, что такое пища. Кажется, мне действительно пора подкрепиться. Но если вы разрешите мне называть вас Лайзой, то и вы называйте меня Дрю. — Он улыбнулся немного на сторону. — Обычные нормы вежливости, кажется, не совсем уместны в данных обстоятельствах.

— Очень хорошо, Дрю.

На подносе лежали куски холодной жареной курятины и большие ломти свежего хлеба. Получился отличный бутерброд. Поедая его, Кейн чувствовал, как его мускулы вновь наливаются силой. Он и не подозревал, до какой степени сказалась на нем эта голодовка.

Когда он закончил, Лайза спросила:

— Может, еще? Кейн покачал головой:

— Пока я больше не могу, но благодарю вас от всего сердца. Просто удивительно, как может еда влиять на душевное состояние. Я чувствую себя лучше, чем когда бы то ни было.

Лайза прикрыла остатки пищи салфеткой, и вдруг в ночном воздухе раздался ружейный выстрел. Кейн нахмурился, услышав шум на улице.

— Судя по этой суматохе, в пятидесяти милях вокруг не осталось ни одного ковбоя — все прискакали в город, чтобы отпраздновать день получки.

Лайза подпрыгнула на месте, когда прямо под их окном раздался истошный вопль.

— Надеюсь, шерифу Тейлору удастся их утихомирить.

— Да, он, похоже, толковый человек. — Кейн запрокинул голову, стараясь расслышать, о чем спорят на улице. — Кажется, ребята с двух-трех конкурирующих ранчо развлекаются, пытаясь оторвать друг другу головы.

Лайза вздрогнула и посмотрела на дверь.

— Надеюсь, они не сорвутся в гостиницу в поисках еды и виски, а?

— Даже если так, то нам тут ничто не грозит. Мы заперты на замок, к тому же внутри есть засов. Кто бы ни строил это здание, он был весьма предусмотрителен. — Кейн поднялся на ноги и направился к деревянному брусу, стоявшему в темном углу, но цепь натянулась и резко остановила его. Мужчина вполголоса выругался. Действительно, в приятном обществе Лайзы он даже позабыл о том, что привязан. — Боюсь, если вы хотите дополнительной защиты, вам придется позаботиться об этом самой.

Она подтащила тяжелый брус к двери и заложила за скобы. Засов гулко стукнул.

— Ну вот, это остановит пьяных ковбоев, если они станут искать знакомства с нами.

Звуки выстрелов донеслись со стороны салуна, затем послышался звон разбитого стекла. Шерифу, кажется, в тот вечер предстояло немало дел. Кейн нахмурился:

— Поскольку Бифф и Безмозглый нынче в роли конвойных, шериф Тейлор наверняка заставит их помогать. Так что, вероятно, пройдет много часов, прежде чем вы выйдете отсюда. Простите.

— Не стоит извиняться. — Лайза присела на мешок с мукой. — Это не ваша вина.

— Быть может, я извиняюсь за то, что мне вовсе не жаль, что вы здесь заперты, — признался Кейп в порыве откровенности. После многих дней, проведенных среди врагов, когда он вынужден был постоянно держать себя под контролем, ему был, крайне необходим один последний настоящий, человеческий разговор. — Спасибо за то, что помогли опасному, недостойному незнакомцу, Лайза. Это… это очень много значит для меня.

Она поджала ноги, аккуратно расправляя платье на коленях.

— Вы не кажетесь таким уж опасным. И потом, я ведь поступаю не вполне бескорыстно. Вечерами бывает… так тяжко. Все лучше отвлечься немного. — Потом, словно боялась не успеть, она торопливо спросила, стараясь говорить беззаботным тоном:

— Вы игрок или просто так одеваетесь?

Кейн продолжал стоять — вместе с силами к нему вернулась и тревога. Позвякивая кандалами, он принялся расхаживать из стороны в сторону, насколько позволяла цепь.

— Да, я был игроком много лет, но уже готов был бросить это дело.

— Почему?

— Хотелось чего-то нового. Лучшего. — Кейн остановился под маленьким окошком и уставился в него отсутствующим взглядом, видя там не чистое ночное небо, а длинную, извилистую дорогу, что привела его в это импровизированное узилище. — Я родился в старинном семействе английских землевладельцев, уважаемых людей, которые не хотели ничего иного, как только заботиться о своих владениях, растить новые поколения маленьких Кейнов и быть похороненными в родной земле. Если бы я был наследником поместья, то, наверное, стал бы точно таким, как все мои предки. Но по обычаю земля переходит в руки старшего сына, а я родился младшим.

Эндрю повернулся и оперся спиной о стену, скрестив руки на груди.

— Я не мог обладать поместьем, но у меня не было и необходимого терпения, чтобы стать священником, солдатом или юристом, как обычно бывает со всеми младшими сыновьями. И тогда я превратился в сущее наказание для своей семьи. После того как меня исключили из Оксфорда, я перебрался в Америку, которая подошла мне во всех отношениях. Многие годы я жил в салунах, переезжая из одного города в другой, скучал, набирался впечатлений. Много играл с лучшими мастерами этого дела и чаще выигрывал, чем уступал им.

Он улыбнулся уголками губ:

— В честной игре я никогда не мухлевал, но если случалось оказаться за одним столом с бандой жуликов, то мог облапошить их не хуже любого кидалы. Это было делом чести. — Улыбка покинула его лицо, уступив место глубокой усталости. — Лет через семь-восемь эта жизнь пресытила меня. Слишком много времени я провел в темных, прокуренных, шумных салунах, слишком много выпил черного кофе и крепких напитков. Слишком много повидал несчастных, готовых скорее схватиться за пистолет, чем признать, что они проиграли… Надоело.

Кейн посмотрел на свои руки и задумчиво повертел наручники.

— Забавно. Я был бунтарем в своей семье, паршивой овцой в стаде. Проехал тысячи миль, чтобы добраться на край света, бросить вызов индейцам и бог знает кому еще… Моя мать писала, что моими посланиями взахлеб зачитывается весь Уилтшир. Но, приближаясь к своему тридцатилетию, я вдруг осознал, что в глубине души ничуть не отличаюсь от моих предков, и все это время я на самом деле стремился к куску земли, который мог бы назвать своим. — Кейн смолк.

Лайза терпеливо ждала продолжения. Не дождавшись, спросила:

— Так ты стал искать участок, чтобы купить его?

— И нашел. И даже купил благодаря удачной четырехдневной партии в покер в Ледвилле. — Он задумчиво улыбнулся. — В Колорадо в предгорьях Пуэбло есть долина, где много воды, а вокруг — горы. Это самое красивое место, которое я видел в жизни. И всего пара часов от железной дороги. Так что, соскучившись по цивилизации, можно добраться до Денвера всего за день. — Голос его стал тише. — Во всяком случае, мог добраться. Я прожил там всего полгода — не так уж много, чтобы заскучать. — Он безразлично пожал плечами, будто приговоренный к смерти чувствует себя так же, как лошадь, потерявшая подкову. — Больше мне уже не увидеть мое «Лэйзи Кей».

Лайза смотрела на него широко раскрытыми, полными сочувствия глазами.

— Но ты не похож на убийцу. Тебя что же, несправедливо обвинили?

Мужчина горько усмехнулся:

— О нет, я на самом деле убил человека. Правда, все, кто в тот вечер был в «Позолоченной индюшке», согласились, что это была самооборона, но дело в том, что парень оказался сынком богатых родителей, так что на справедливость рассчитывать не приходится.

Глаза Лайзы стали совсем круглыми, и кровь отхлынула от щек.

— Как звали мужчину, которого ты убил?

— Холден. Билли Холден. — Кейн нахмурился. — Ты что, знала его?

Совсем поникнув, женщина уткнулась лицом в дрожащие ладони.

— Это был мой муж, — медленно произнесла она. «Господи, но эта милая женщина не могла быть женой такого негодяя», — подумал он с ужасом и инстинктивно попятился, насколько позволила цепь. Сейчас он отдал бы все, чем владел в жизни, чтобы только оказаться подальше отсюда — где угодно, лишь бы не причинять вдове Билли Холдена новых страданий.

— Простите меня, — беспомощно проговорил Кейн. — Мне чертовски жаль.

Лайза подняла голову и поглядела на него в упор:

— Как это случилось?

Немного помявшись, он ответил:

— Очень быстро. Ваш муж не страдал ни секунды. Да и… — Кейн печально покачал головой. — Вам не стоит знать больше, миссис Холден.

— Лайза. Меня зовут Лайза. — Она поднялась и подошла к нему, глядя прямо в лицо сухими неумолимыми глазами. — И я должна все знать. Его отец сообщил мне только, что Билли застрелен в салуне «Позолоченная индюшка», но это ведь не все? — Увидев, что он по-прежнему колеблется, она твердо повторила:

— Я должна это знать, Дрю.

Он тяжко выдохнул:

— Что ж, ладно. Я приехал в Техас, чтобы сделать кое-какие покупки, и уже возвращался домой, когда все случилось. Я решил заночевать в Солончаке. После ужина сел за покер с парой местных, заглянувших в салун. Я уже собирался закругляться, как вдруг из бара донесся какой-то шум. Парень — он, очевидно, сильно перебрал — положил глаз на девчонку. Не на одну из тех девочек, что с удовольствием оказал и бы ему услугу, а на маленькую китаянку с кухни, которая вынесла в зал поднос чистых стаканов. Мей Ли едва ли больше четырнадцати. Холден… — Кейн запнулся. — Ты уверена, что хочешь все это слушать? Только в стельку пьяный или чокнутый способен смотреть на других женщин, когда дома его ждет такая жена.

— Продолжай, — потребовала Лайза.

— Холден не хотел слушать никаких возражений и до полусмерти напугал девчонку. Другим посетителям салуна все это не понравилось, но они не посмели вмешиваться, — сказал Кейн. — Одна из гулящих девиц, Рыжая Салли, попыталась все уладить. Хотя и сама испугалась не меньше Мей Ли, она сказала, что с удовольствием пойдет наверх с таким замечательным джентльменом. Но Холден не обратил на нее внимания. Он сказал, что никогда не имел китаянки и собирается попробовать эту, схватил Мей Ли за руку и потащил прочь. Когда она закричала, подошел я и предложил выбрать опытную девушку. Вместо ответа Холден помедлил и вдруг изо всех сил двинул меня кулаком в живот. Я грохнулся на пол, а когда поднял голову, то увидел, что на меня смотрит дуло «кольта».

Я едва успел увернуться — Холден всадил пулю в пол, в то место, где только что была моя голова. У меня в кармане был револьвер, и я выстрелил, пока он целился. — Кейн потрогал пальцем дырку на правом кармане, которую проделала выпущенная им пуля. — Если б знать, что все кончится так, я бы постарался ранить его, а не убивать насмерть, но все случилось слишком быстро… — Он умолк.

— Погоди. Если это была самозащита, то почему ты осужден? Кейн бросил на нее насмешливый взгляд:

— Разве ты не знаешь, что твой супруг был в гостях у своего дяди, Мэтта Слоуна, которому принадлежит почти все в Солончаке? Слоун решил непременно отомстить за племянника и на другой день послал за мной своих людей. Меня несложно было изловить, ведь я не считал себя виновным и даже не пытался скрыться. Они меня взяли и отвезли обратно в Солончак. Слоун собрал судилище прямо в баре «Индюшки». Владелец салуна, закадычный друг Слоуна, был судьей.

Кейн скривил рот.

Не позвали ни одного свидетеля, а когда я попытался защищаться сам, меня просто остановили… кулаком. В общем, меня судили, обвинили и приговорили минут за десять. Слоун отчитался перед семьей Холдена, а твой свекор потребовал доставить меня в Прерия-Сити, чтобы вся семья имела удовольствие увидеть, как меня вздернут. Биффа и Безмозглого — парочку из свиты Слоуна — специально отрядили для этой цели. Должно быть, казнь собирались устроить сразу после того, как ты похоронишь отца. Вот это будет зрелище. — Его страдальческий взгляд встретился с се взглядом. — Жаль, что ничего нельзя изменить. Прости меня.

Лайза отвернулась и прислонилась спиной к стене, обхватив себя руками, словно вдруг замерзла. После долгого, напряженного молчания она сказала:

— Не вини себя. Билли никому не давал покоя. Если не ты, рано или поздно кто-нибудь другой убил бы его. — Лайза судорожно вздохнула. — Родители сильно испортили его. С ними мой муж всегда вел себя как шелковый, поэтому они считали, что он просто не способен сделать что-то недостойное.

Понимая, что это не его дело, Кейн все же спросил:

— Так почему ты вышла за него?

Она грустно улыбнулась, возвращаясь мыслями в прошлое:

— Он умел быть очаровательным и потом, он был красив как бог. Когда три года назад Билли появился у нас в Ивовой Роще, он показался мне воплощением девичьих грез. Отец, правда, не был в этом так уверен, но я буквально обезумела от любви. Папа побоялся, что я просто сбегу, если он не согласится на наш брак. Ну и, конечно, он наслышан о семье Холденов и решил, что я выхожу за человека, который способен меня содержать. Но все пошло кувырком, как только Билли привез меня в Прерия-Сити. Его родители разозлились, ведь он женился неизвестно на ком. Они-то собирались породниться с семьей богатого владельца соседнего ранчо. Однако поскольку дело уже было сделано, Холденам пришлось принять меня. Внешне наши отношения выглядели пристойно, но, если не считать его младшей сестры Дженни, со всеми остальными я чувствовала себя как среди вечных льдов. Хуже всего было то, что сам Билли переменился. Порой, правда, мы словно возвращались к временам нашего знакомства, но чаще… — Женщина умолкла.

— Так что же было чаще?

— Прошло около полугода после нашей свадьбы… — с трудом начала Лайза, запнувшись, побледнела, а потом неожиданно быстро закончила:

— на одном церковном празднике Билли увидел, как я смеюсь с нашим соседом. Он тут же уволок меня домой, а когда мы остались наедине, словно с цепи сорвался. Говорил, что я предала его, а потом избил так, что я чудом осталась жива.

Она склонила голову, чтобы спрятать набежавшие слезы.

— Я долго потом отлеживалась, и даже не с кем было поговорить. Когда же я попыталась рассказать о случившемся его матери, та просто не стала меня слушать. Билли объяснил, что я упала с лестницы, и этого оказалось достаточно.

Кейн выругался, едва сдерживая злость:

— И где же был твой муж, пока ты лежала полуживая после его побоев?

— Билли очень извинялся, — дрогнувшим голосом сказала Лайза. — Вставал на колени, молил о прощении. Он клялся, что никогда больше меня не обидит.

— И сдержал свое слово? — спросил Кейн, заранее зная ответ.

— Муж никогда больше не сходил с ума до такой степени, но стоило ему напиться, как он снова бросался на меня с кулаками. — Лайза не могла больше скрывать боль в голосе. — Билли стал уезжать надолго — он говорил, что выполняет поручения отца, — и… и стал ходить к другим женщинам. Он даже не пытался скрывать это от меня.

О, если бы Билли Холден сейчас очутился здесь, Кейн свернул бы голыми руками шею этому хорьку!

— Ты не думала уйти от него?

— Думала, но… В общем, он был моим мужем. И в горе, и в радости. Порой становилось полегче, и мне казалось, что если бы я старалась быть лучшей женой, то муж не стал бы таким.

— Нет! Не надо винить себя. Мужчина, который так обращается со своей супругой, либо ненормальный, либо развратник.

Лайза посмотрела на свои судорожно переплетенные пальцы.

— Кажется, ты прав. Ведь что бы я ни делала, ничто не менялось. — Слезы заструились по ее щекам. — Господи, прости меня, — прошептала она, — но когда я услышала о его смерти, первым чувством было облегчение.

Кейн никогда не мог смотреть на плачущую женщину. Не задумываясь, он протянул руку и погладил склоненную голову, словно перед ним был обиженный ребенок. Он не удивился бы, если бы она отпрянула, но этого не случилось. Наоборот, Лайза повернулась в кольце его рук и приглушенно всхлипнула.

Мужчина продолжал обнимать ее, а она рыдала так, словно у нее разрывалось сердце. Он пытался и никак не мог представить, сколько же времени она не смела плакать. Живя в доме, где ее презирали, с жестоким человеком, который даже не понимал, каким сокровищем завладел… Господи, разве этого не достаточно, чтобы разувериться в твоей справедливости?!

Когда рыдания стали затихать, Кейн тихо промолвил:

— Со временем этот кошмар забудется, Лайза. Ты покинешь ранчо Холденов и начнешь новую жизнь… Найдешь любовь и счастье, которое заслуживаешь.

Она сдавленно всхлипнула:

— Нет, это никогда не кончится. — Рука ее снова легла на живот. — Я беременна. Его родители никогда меня не отпустят, потому что им нужен ребенок Билли. Я буду заточена в этом доме до самой смерти.

Кейн долго молчал. Потом опустился возле стены на пол, увлекая с собой Лайзу и усаживая к себе на колено, так чтобы она могла положить голову ему на плечо. Она была тихой, такой тихой…

— Ситуация сложная, Лайза, но не безнадежная, — сказал он, снова обняв ее. — Тебе не обязательно возвращаться к Холденам. Трудолюбивая женщина сумеет найти способ прокормиться. А когда ты будешь готова снова выйти замуж — увидишь, что нет недостатка в достойных мужчинах, которые будут правильно к тебе относиться.

— Я уже думала об этом, — вяло откликнулась она. — Я ни о чем другом не могла думать. Но если я не вернусь или потом попытаюсь уйти с ребенком, Холдены будут охотиться за мной, куда бы мы ни отправились, и я ни минуты не смогу прожить без постоянного страха, что нас вот-вот обнаружат. При его деньгах мистер Холден рано или поздно до насдоберется.

Руки Кейна плотнее сомкнулись вокруг ее плеч.

— Но ты могла бы не оставаться у них после родов. Хотя я понимаю, как это будет тяжело, очень тяжело, но ты можешь оставить ребенка на попечение родителей твоего мужа. Или ты думаешь, они потребуют, чтобы ты осталась?

— Да нет… Холдены не станут возражать, если я уйду, родив им внука. Они даже обрадуются. Но как я смогу доверить им воспитание своего ребенка? Ведь Билли тоже наверняка родился с дурными задатками, а родители лишь развили их. — Лайза сглотнула. — Это звучит ужасно, но я не хочу этого ребенка. С того момента, как я узнала о своем положении, меня не покидает тревога. Что, если ребенок пойдет в отца? Даже если я останусь с ним, это может оказаться бесполезным. И все-таки я не могу отдать свое родное дитя. Не могу.

— Хорошим людям труднее живется, — грустно заключил Кейн, совсем не удивившись ее ответу.

Лайза закрыла глаза. Горечь ее понемногу стихала. Где-то в отдалении слышались крики толпы и трещали выстрелы. Она надеялась, что беспорядки продлятся всю ночь, потому что, как только город затихнет, Бифф Бернс непременно вернется, и ей придется уходить.

Как странно, что в объятиях убийцы своего мужа она нашла умиротворение. Странно, хотя это почему-то казалось совершенно естественным и правильным. Она не могла винить Эндрю Кейна за то, что случилось в салуне. Перед нею был достойный человек. Он пытался спасти перепуганную девчушку, и вот теперь должен расплатиться жизнью за свое благородство. Размышляя над этим, Лайза вдруг поняла, что они оба, она сама и Дрю, стали жертвами безумств Билли. Наверное, поэтому она почувствовала такое родство с этим малознакомым человеком.

Хотя нет, тут было нечто большее. Дрю был особенным. Она заметила бы это при любых обстоятельствах.

— Спасибо, что выслушал, — проговорила Лайза тихо. — Мои проблемы несравнимы с твоими. А твое мужество — хороший пример для меня.

Он натянуто усмехнулся:

— Мужество… Ты это серьезно? Поверь, оно так же фальшиво, как деревянная монета. Хотя мне и прежде случалось сталкиваться со смертью, но это всегда происходило внезапно — не оставалось времени, чтобы об этом думать. И это не так тяжело, как сидеть и ждать последнего часа…

Кейн глубоко вздохнул, а потом вдруг быстро заговорил:

— Я перепуган, Лайза. Не столько самой смертью, сколько тем, что придется умирать перед толпой незнакомцев. Я боюсь, что, когда они потащат меня на виселицу, я не выдержу и зареву, словно раненый бык, моля о пощаде как последний жалкий трус… — Он осекся, когда же снова заговорил, в голосе зазвучала жестокая ирония. — Наверное, глупо волноваться о том, сумеешь ли ты умереть, сохраняя британское хладнокровие. Но если тебе только и осталось в жизни, что умереть, то становится очень важным, как именно ты это сделаешь.

Она подняла голову и посмотрела в лицо Дрю. В неярком золотистом свете лампы его черты казались высеченными из гранита. Она поняла, что в решающий миг он не опозорит своих предков, а встретит смертный час с полным самообладанием, возможно, даже с сухой шуткой на устах. Но она понимала его страх. Святые небеса, как же она его понимала!

Повинуясь внезапному порыву, Лайза подалась вперед и коснулась губами его губ. Ей так хотелось выразить свое сочувствие, свою благодарность, свою веру в его отвагу. На миг опешив, Эндрю вдруг крепче обнял ее и поцеловал, крепко прижав к себе.

Лайза не удивилась тому, что это приятно, но была потрясена тем пламенем, что мгновенно вспыхнуло между ними Даже будучи влюбленной невестой, она никогда не переживала ничего подобного. Рот ее приоткрылся под его губами, голова запрокинулась — Лайза совсем забылась, растворилась в этом поцелуе.

Она пришла в себя, когда он поднял голову и произнес с хрипотцой:

— Пора… пора остановиться, дорогая.

Лайза открыла глаза, удивляясь тому, как сильно бьется сердце. А может, это оба их сердца стучали в такт?..

— Я не хочу останавливаться, — шепнула она, сознавая, насколько скандально ведет себя. Еще вчера что-то подобное было бы немыслимо, но за последний час они полностью открыли друг другу все свои сокровеннейшие чувства. Лайза понимала, что Эндрю желает ее — такой нескрываемой страстью дышало все его лицо. И если ее тело способно принести ему утешение, она была на это согласна.

Более того, ей самой хотелось любовной близости, она жаждала прикосновения мужчины, чтобы стереть из памяти горечь и боль, которые так часто приходилось испытывать на супружеском ложе. По иронии судьбы нежеланная беременность означала, что можно отдаться Дрю, не беспокоясь о последствиях.

— Ты уверена? — спросил он, чувствуя, как сильно бьется сердце. — Тебе и так несладко пришлось, Лайза. Я не хочу причинять тебе новую боль.

— Это невозможно. — Она робко улыбнулась. — Я боюсь того, что ждет меня впереди, Дрю, но, быть может, мне будет легче, если я смогу вспоминать о чем-то хорошем. — Она подняла руки, и пальцы утонули в его волосах. — Давай забудем обо всем, что находится за пределами этой комнаты. И не будем вспоминать об этом, сколько сможем.

Не проронив ни слова, он поднял левую руку и начал вынимать шпильки из се прически. Один за другим тяжелые шелковистые локоны падали на плечи.

Ты такая красивая. — Он погрузил обе руки в спутанную шелковистую массу. — Прекрасна, как сама жизнь. — Склонившись, Кейн прижался губами к ее шее, скрытой под блестящими прядями.

Лайза прерывисто вздохнула, поражаясь вспыхнувшим в ней ощущениям, когда уверенные, опытные губы Дрю скользнули к ее уху, а потом — к жаждущему рту. Медленно, словно впереди у них была целая вечность, Кейн уложил ее на пол, наскоро соорудив ложе из пустых пеньковых мешков.

Когда он устраивался рядом, цепь на его запястье загрохотала по доскам, безжалостно напоминая о будущем, которое его ожидало. И с внезапным отчаянным порывом Лайза заключила убийцу своего мужа в объятия, скользнула ладонями под рубашку… Единственное, что теперь имело значение, были эти драгоценные краткие мгновения. И хотя общество наверняка осудило бы ее, молодая женщина отчего-то была уверена, что они не делают сейчас ничего дурного. Да, Кейн был ей чужим человеком, узником, который убил ее мужа, но их сближала боль, а взаимная нежность стала бальзамом для израненной души.

То, что происходило дальше, продолжало удивлять Лайзу. Три года она была замужем и думала, что знает все о близости между мужчиной и женщиной.

Но сейчас, когда Эндрю ласкал ее руками и губами, она поняла наконец, что значит заниматься любовью. Он целовал каждый кусочек ее тела — шею, ладони, тонкую кожу на внутренней стороне запястий… И, лаская ее, шептал, как она красива, сколько радости ему дарит.

Она жалела только, что они не могут разделить настоящее супружеское ложе, в свободной одежде, которую можно легко снять, чтобы плоть могла прижаться к плоти… Это было невозможно теперь, когда в любую минуту мог вернуться Бифф и начать ломиться в запертую дверь. Но даже сквозь плотную ткань строгого траурного платья грудь отзывалась на его ласки острым желанием.

Лайза напряглась немного, когда он расстегнул ее панталоны и потянул их вниз. В последнее время близость была прочно связана для нее с болью, и непреодолимое желание, которое без труда читалось на лице Кейна, немного напугало женщину. Но он снова удивил ее. В отличие от Билли, который быстро оказывался на ней и начинал удовлетворять свою страсть, Кейн принялся медленно ласкать ее, пробуждая такой жар и влагу, что Лайза засмущалась. И лишь когда она невольно стала приподнимать бедра, мужчина поднялся над нею.

Они соединились легко и просто. Лайза не только не ощутила ни капли боли, но с радостью приняла его вес и тепло, ведь они дарили ей такое полное и глубокое удовольствие, какого она не ведала прежде. Осмелев, она попробовала двигаться ему навстречу.

Этот порыв был подобен искре, упавшей на сухой трут. Кейн застонал и вошел в нее глубже. В следующий миг они слились в экстазе, превратившись в единое целое в сладострастном, первобытном порыве. Она вонзилась ногтями в крепкие, упругие мускулы его спины. Они не говорили ни слова, потому что слова были не нужны, пока наконец тело ее не вышло из-под контроля — Лайза вскрикнула от восторга.

Услышав это, Кейн застонал и сам задвигался в отчаянном, первозданном ритме, потрясавшем их обоих. Отдав ей все, что мог, он наконец расслабился и обнял Лайзу обеими руками, а лицом уткнулся в пшеничные волосы.

Когда к ней вернулся дар речи, Лайза с каким-то благоговением проговорила:

— Я и не знала, что так может быть…

— Так ты ни разу?..

Она покачала головой, чувствуя себя до смешного смущенной:

— Никогда.

Пусть это эгоистично, но Кейн был счастлив. И хотя он от всего сердца желал Лайзе счастливого будущего, но надеялся, что она никогда не забудет мужчину, с которым впервые познала подлинное женское удовлетворение.

Он повернулся и сел, опершись спиной на мешок муки, после чего приподнял Лайзу и уложил сверху, так что ее голая нога оказалась между его ногами, а юбки волнами прикрыли их обоих.

— Благодарю тебя, Лайза, за этот бесценный дар, — мягко сказал Кейн. — Ты вернула мне мужество. Что бы ни произошло в ближайшие дни, теперь я уверен, что смогу перенести все, как подобает мужчине.

Пальцы Лайзы гладили кружево на его рубашке.

— Я чувствую то же самое. Не важно, как все сложится в будущем. Со мной навсегда останутся воспоминания об этой ночи, — уверенно произнесла она. — Но только… — Она смолкла, не решаясь продолжить.

— Не говори этого, милая. — Он нежно погладил ее затылок. — Даже не думай об этом. Радуйся, что сейчас мы вместе. Потом еще будет время для печали.

Он все еще не вполне верил в это чудо. Казалось, будто в Лайзе сосредоточилась вся радость жизни, спрессованной в эти вот считанные минуты. Имея так мало причин доверять ему, она отдалась отважно и открыто, и острота их единения казалась Кейну стрелой, угодившей в самое его сердце. Как бы ему хотелось остановить время и навсегда удержать эту женщину в своих объятиях!

Увы, это было невозможно. Выстрелы и выкрики ковбоев за окном постепенно утихали. Сколько еще им осталось? Кейн отчаянно молился, чтобы Бифф напился где-нибудь в салуне и забыл о том, что должен выпустить леди из камеры смертника.

Он постоянно думал, как быстро бежит время. Казалось, где-то в мозгу противно тикают часы.

— Тебе лучше собрать волосы, Лайза, — пересиливая себя, сказал Кейн. — Если тебя сейчас увидят, нетрудно будет догадаться, чем мы тут занимались.

Залившись румянцем, она села и стала расчесывать волосы пальцами, тщетно пытаясь восстановить прическу.

— Я, наверное, похожа на девицу из салуна.

С удовольствием наблюдая за ее упорными попытками привести себя в порядок, он произнес, слегка улыбаясь:

— Вовсе нет. Ты похожа на женщину, которая кем-то очень любима.

Она покраснела еще сильнее, но не отвела глаз. Когда она уже закалывала волосы, Кейн сказал:

— Лайза, позволь попросить тебя об одной вещи.

— О чем угодно, бесхитростно отозвалась она.

— Но это очень большая услуга с твоей стороны. Нужно, чтобы кто-нибудь известил моих близких о моей смерти. Я бы сам написал им, да не могу. Ну что сказать? «Когда вы это прочтете, меня уже не будет…» В общем, я много раз мысленно начинал это письмо, но так ничего и не придумал. Снова моя трусость. — После долгой паузы он произнес с болью в голосе:

— Покупая «Лэйзи Кей», я надеялся, что через годик-другой обживусь, обустроюсь и позову родителей в гости. Хотел, чтобы они сами увидели — блудный сын не опустился окончательно, как они боялись. Однако, похоже, они были празы…

— Куда отправить письмо? — спросила Лайза, желая, чтобы тьма, вновь омрачившая его черты, рассеялась.

— Сэру и леди Джеффри Кейн, Уэстлендз, Эймсбери, Уилтшир, Англия, — отвечал он.

Дважды повторив адрес, Лайза не удержалась от вопроса:

— Твой отец лорд?

— Нет, только баронет. Что-то вроде здешнего богатого выскочки-фермера, только по-английски.

Она слегка улыбнулась столь непочтительной характеристике:

— Хочешь, чтобы я написала им правду?

— Нет! — резко возразил Кейн. — Напиши, что меня сбросила лошадь или что я умер от лихорадки. Что угодно, только не надо сообщать, что я был повешен за убийство. Не стоит причинять им лишних страданий.

— Ты хотел бы передать им что-то еще? Он дернул щекой.

— Скажи только… передай старикам, что я их любил. Тут она отчетливо поняла, что известие о смерти младшего сына разобьет сердца родителей, что, хотя Эндрю Кейн и называл себя «блудным», безусловно, его любили дома.

— Хорошо, я все сделаю, — тихо сказала Лайза, не решась думать об этом больше. — А что будет с «Лэйзи Кей»?

— Господи, да я и сам не знаю. — Кейн потер щеку. Даже думать об этом не хочу. — Вдруг он поднял голову и уставился на Лайзу. Взгляд его становился все решительнее. — Нет, знаю. Я оставлю свою долю тебе.

Она ахнула и уронила последнюю шпильку:

— Ты не можешь так говорить. Мы же едва знакомы! Он улыбнулся с искренней нежностью:

— Я бы сказал, что мы, напротив, достаточно хорошо узнали друг друга.

Лайза снова покраснела.

— Ну, если ты так думаешь… — Подняв шпильку, она закрепила узел на затылке. — Но что я буду делать с этим ранчо?

— Ну уж больше, чем смогу делать я, — мрачно пошутил Кейн. — Возможно, оно поможет тебе скрыться от Холденов. Сменишь имя, и они тебя там никогда не найдут.

Кейн принялся рыскать по карманам, пока наконец не отыскал измятый листок бумаги и огрызок карандаша.

— Слава Богу, нет на свете человека, которому вздумается оспаривать право на эту землю, — заметил он и принялся писать. — Карандашный текст на обороте гостиничного счета — не вполне убедительное завещание умирающего. — Он начертал несколько строк, свернул листок, написал что-то еще и вручил Лайзе. — Управляющий Лу Уилкокс и его жена Лили помогут тебе по хозяйству, если ты решишь остаться там. Им тоже нужно сообщить о моей смерти. Я надписал их имена и название места, где находится ранчо, с наружной стороны листа.

Лайза робко взяла бумагу, словно листок мог взорваться. Она вовсе не была уверена, что удастся сбежать от родителей Билл, но ей ужасно не хотелось, чтобы этот свет на лице Кейна погас.

— Я… Я не знаю, что и сказать.

— Не нужно ничего говорить. — Он свел брови. — У тебя есть какие-нибудь деньги?

— Немного, от отца, — смущенно проговорила Лайза, — но Билли почти ничего мне не оставил. Все средства принадлежат Большому Биллу. Тебе нужны деньги?

— Нет, если только до вторника я не успею придумать способ взять их с собой на тот свет. — Цепь на запястье зазвенела, пока Кейн снимал правый сапог и отрывал каблук. Внутри оказались золотые монеты, обернутые куском холстины, чтобы не звенели.

Лайза изумленно следила, как пленник достал деньги, прибил на место каблук, а потом повторил ту же процедуру с левым сапогом.

— Я всегда пускался в путь с неприкосновенным запасом на случай, если нарвусь на грабителей или проиграюсь, — пояснил Кейн, сгребая монеты в горстку. Затем протянул их Лайзе, добавив:

— Ты найдешь им лучшее применение.

Она смотрела на золото, словно на гнездо скорпионов:

— Мне не нравится, что я получаю выгоду от твоей гибели.

— А мне лично нравится думать, что от этого хоть кому-то будет польза. Сама понимаешь, я тут все равно ни черта не выиграю, — возразил Кейн. — Я понимаю твою щепетильность, Лайза, но если ты все же решишься покинуть ранчо Холденов, тебе просто необходимы будут деньги. Карманные судьи Мэтта Слоуна присвоили себе все мои наличные, но и этого будет достаточно, чтобы ты могла уехать быстро и достаточно далеко.

Она не смогла отказать Кейну, ведь для него это было очень важно. И потом, деньги, несомненно, могли ей пригодиться. Лайза взяла большую часть монет, все же вернув ему несколько:

— Тебе они тоже не помешают, чтобы дать взятку, купить еду или еще для чего-нибудь.

Когда Кейн положил монеты в карман, она тихо сказала:

— Благодарю тебя, Дрю. Твоя щедрость, возможно, открывает передо мной будущее.

— Надеюсь. — Он быстро поцеловал се. — Я искренне надеюсь на это.

Он снова облокотился на мешок муки и устроил Лайзу у себя на животе. Она мгновенно расслабилась, обретая желанное умиротворение в его объятиях.

Пока Лайза лежала в полудреме, он наслаждался приятной тяжестью ее тела и думал о том, сколько же еще времени им осталось.

Оказалось, мало. Слишком мало.

Вскоре после того, как все звуки в ночи затихли, Кейн услышал тяжелые шаги, приближавшиеся к кладовой. Лайза испуганно вздохнула и вскочила на ноги. С пылающими щеками, она схватила свои мятые панталоны, которые так и не успела надеть, и затолкала в карман.

— Ну, как я выгляжу? — прошептала она, расправляя юбки. Кейн поднимался с пола не так торопливо, одновременно застегивая брюки.

— Как настоящая леди, — успокоил он Лайзу, понимая, что именно это она и хотела услышать. Легко проведя тыльной стороной ладони по ее щеке, он ласково добавил:

— И как настоящая женщина.

Ключ повернулся в замке, и Бифф толкнулся в дверь, но засов помешал распахнуть ее.

— Откройте! — взвыл он. — Вы в порядке, мэм?

— С ней все хорошо, Бернс, — отозвался Кейн.

— Она здесь в большей безопасности, чем могла бы быть снаружи, судя по звукам, которые оттуда доносились.

Они с Лайзой пристально поглядели друг на друга. Вот и конец, а ведь еще так много надо сказать друг другу… Она отчаянно обвила руками его шею и крепко поцеловала. Жадно прижимая к себе гибкий стан, Кейн в ужасе думал, как он сможет отпустить ее.

Но все же он как-то заставил себя. Руки его упали, Лайза отступила на шаг. Глаза блестели от слез, когда она прошептала:

— Ты навсегда останешься в моем сердце. Бифф тем временем продолжал бушевать:

— Кейн, если ты не отопрешь дверь, я ее выломаю! Отвернувшись, Лайза склонила голову и на мгновение прижала ладони к вискам. Потом распрямилась и шагнула к двери, чтобы отодвинуть засов. Кейн отошел в дальний угол и уселся, подпирая стену, словно все это время мирно отдыхал.

Распространяя запах перегара, Бернс ворвался наконец в помещение и подозрительно уставился на заключенного.

— Простите, что я так надолго оставил вас с этим подонком, мэм, но там случилось кое-что, и шериф взял меня и Уиттлза в помощь. Кейн ничем не потревожил вас?

— Вовсе нет, — сухо отозвалась Лайза. — Абсолютно никаких происшествий.

Кейн издал звук, который можно было принять за смех, но поспешил закашляться. Потом он произнес, нарочно растягивая слова:

— А ну давай, поторапливайся, Бифф! Негоже нарушать сон приговоренного человека такой рожей, как твоя.

Надсмотрщик было насупился и шагнул к пленнику, но тут же остановился, вспомнив о присутствии леди. Лайза догадалась, что Эндрю нарочно оскорбил тюремщика, чтобы отвлечь внимание от нее. Стараясь вести себя как можно естественнее, она наклонилась и взяла поднос. Ум и сердце ее словно оцепенели. Теперь все происшествие с Дрю казалось невероятным сновидением. Но она явственно видела глаза Эндрю Кейна и не могла ошибиться…

Бифф перевел на Лайзу затуманенный взгляд, и выражение его лица изменилось. С неуклюжей галантностью, от которой ее передернуло, он сказал:

— Столько прекрасных леди было в салуне, но ни одной такой безупречной, как вы, мэм. Надо же, какие красивые волосы. — Он безотчетно потянулся рукой, словно собирался погладить ее, но тут Кейн не выдержал:

— Слушай, Бифф, если ты тронешь эту леди или хоть как-то ее обидишь, я отыщу способ убить тебя, прежде чем мы доберемся до Прерия-Сити! Клянусь.

Бифф вздрогнул, мгновенно протрезвев от леденящей угрозы в голосе пленника.

— А я что? Я ничего, — промямлил он. — Ступайте, мэм, пора вам оставить это никчемное животное.

Лайза бросила последний взгляд на Кейна и беззвучно произнесла одними губами: «Люблю тебя».

Щека у него дернулась, и это было последнее, что она видела, перед тем как отвернуться и выйти.


Лайза думала, что будет слишком взволнована, чтобы спать, но, как ни странно, едва коснувшись подушки, крепко заснула. На другое утро она встала, чувствуя себя бодрой как никогда.

Но хорошее настроение испарилось, как только она вспомнила о событиях минувшей ночи. Ей казалось, что она будет презирать себя за это падение, но ничего подобного не было; чувство вины не шло ни в какое сравнение с той жгучей болью, которую вызывала в ее сердце участь Эндрю Кейна.

Лайза машинально умылась и оделась, и все это время ее преследовали воспоминания о Дрю и горькое сознание того, что он обречен. Решив, что уже можно спуститься к завтраку, Лайза вдруг услышала с улицы тихое позвякивание лошадиной сбруи. Подойдя к окну, она увидела тощего Уиттлза, который выводил трех лошадей, и Биффа, который вел по двору заключенного.

Эта ночь, очевидно, повлияла на Эндрю не менее благотворно, чем на Лайзу. Он больше не выглядел изможденным и шагал, выпрямившись во весь свой высокий рост, точно благородный лорд среди простолюдинов, несмотря на то что на нем были наручники. Глядя на Кейна из окна и надеясь еще хоть раз посмотреть ему в лицо, она вспомнила, как его всю дорогу мучили жаждой.

Нельзя было допустить этого вновь. Схватив свою флягу, которую успела наполнить накануне, Лайза помчалась вниз, пробежала через вестибюль и выскочила на улицу. Все трое уже садились на коней и готовы были тронуться в путь, но она демонстративно прошла перед носом у лошади Уиттлза и протянула флягу Дрю:

— День будет жарким, мистер Кейн. Мне кажется, вам это пригодится.

Он склонил голову.

— Я тоже так думаю. Крайне вам признателен, милая леди. — Говорил он небрежно, но взгляд был сама ласка.

И чуть слышно, так, чтобы ее понял только Дрю, Лайза добавила:

— Vaya con Dios[2] .

Она часто произносила эти слова, но впервые встретила человека, которому это напутствие было жизненно необходимо.

He в силах вынести говорящий взгляд его голубых глаз, Лайза отвернулась и, собрав воедино весь свой гнев и досаду, сердито посмотрела на Биффа:

— Надеюсь, вы доедете до Прерия-Сити без всяких происшествий, мистер Бернс, и ваш пленник прибудет туда в том же состоянии, в каком он пребывает сейчас!

Терпеливо выслушав заверения заикающегося охранника, она развернулась и прошла обратно в гостиницу. Как только дверь за ней захлопнулась, к горлу подступила тошнота. Лайза едва успела добежать до своей комнаты — ее тут же вырвало.

Она легла, надеясь, что приступ дурноты быстро пройдет. Мысли обратились к неминуемой казни Дрю. Ни один честный судья, как и ни один праведный суд не могли бы осудить человека, который убил соперника в целях самозащиты, но деньги Холдена и его влияние привели невиновного человека на виселицу, и Лайза ничего не могла с этим поделать. Даже если она упала бы на колени перед свекром, умоляя его о справедливости, это не помогло бы. Большой Билл и в лучшие-то времена не относился к числу рассудительных людей, а теперь, оскорбленный и злой, он мог думать только о мести.

Проблема состояла в том, что дело Кейна разбиралось совершенно незаконно. Федеральные судьи были немногочисленны и, как правило, в нужный момент оказывались слишком далеко от места происшествия, поэтому импровизированные судилища вроде того, которое устроил Мэтт Слоун в «Позолоченной индюшке», стали обычным делом. Обыкновенно общественный суд ограничивался лишь задачей установления факта виновности, но стараниями Мэтта Слоуна все оказалось совсем иначе в отношении Эндрю Кейна. Если известить обо всем федерального судью, то, возможно, он исправит это явное нарушение закона, подумала Лайза. Вся сложность была в том, чтобы разыскать судью и убедить его вмешаться, пока еще не поздно.

У Лайзы даже дух захватило, когда она поняла, что Прерия-Сити находится в том же самом округе, что Ивовая Роща и Солончак. Ведь она была лично знакома с местным судьей!

Альберт Бейкер иногда наведывался в магазин ее отца и пару-тройку раз даже отправлял там судопроизводство. Впервые увидев судью Бейкера, она удивилась его добродушной физиономии, так как при этом у него была прочная репутация бескомпромиссного поборника закона. Позднее, когда ей довелось заглянуть в суровые серые глаза, она поверила всему, что слышала об этом человеке.

Но Бейкер отнюдь не был судьей-вешателем: он считал своим долгом не только наказывать преступников, но и оправдывать невиновных. Если бы удалось вовремя разыскать его и убедить вмешаться, то он, возможно, сумел бы спасти жизнь Дрю. Новое разбирательство с участием свидетелей, проведенное честным судьей, непременно приведет к оправданию. Но как найти человека, который проводит большую часть времени в разъездах и может оказаться в любом месте своего обширного округа?

Не обращая больше внимания на тошноту, Лайза встала и написала письмо судье Бейкеру, напомнив об их знакомстве и подробно изложив все обстоятельства гибели Билли, о которых рассказал ей Эндрю. Выражая надежду на то, что трагедия ее мужа не будет довершена повешением невиновного человека, она указала имена двух женщин, о которых упоминал Кейн. Возможно, Мей Ли и Рыжая Салли нашли бы в себе смелость засвидетельствовать, что и как произошло в салуне, даже если ни один из присутствовавших мужчин не захочет этого сделать.

Запечатав письмо, Лайза надписала имя судьи и торопливо добавила большими буквами поперек конверта: «СРОЧНО». В это время постучался Том Джексон. Начиналось самое трудное.

Лайза разрешила Тому войти, и в дверях засияла широкая белозубая улыбка.

— Доброе утро, миз Холден. Надеюсь, вы хорошенько выспались. А я уж так счастлив, что повидал братца Джейкоба и его семью.

Слуга уже направился через комнату, чтобы взять ее багаж, как вдруг Лайза спросила:

— Что вы думаете о повешении невиновного человека?

Лицо Тома мгновенно вытянулось. Он с тревогой оглянулся на хозяйку:

— Мэм?

— Может произойти ужасное преступление, мистер Джексон. Я не знаю, можно ли его предотвратить, но хочу попытаться. И еще — я не могу сделать этого одна. — Лайза отерла влажные ладони о юбку. — Скорее всего вы откажетесь, потому что мистеру Холдену наверняка не понравится то, что я задумала, а если он об этом проведает, то может отказать вам от места… — Тут Лайза коротко рассказала все, о чем узнала от Эндрю Кейна. Том молча слушал, склонив голову. Когда же Лайза закончила, он сказал:

— Вы верите, что этот мистер Кейн не лгал, когда говорил о самозащите?

— Я поверила ему. — Лайза закусила губу. — И потом, ты же знаешь, каким мог быть Билли.

— Конечно. Порой я удивлялся, как вы можете все это… — Том не закончил фразу.

Лайза невесело улыбнулась:

— Порой я и сама себе удивлялась. — Она замолчала в ожидании его решения.

Том поглядел на свою видавшую виды шляпу, повертел ее в руках так и сяк… Наконец, выправив вмятину на макушке, тихо сказал:

— Моего брата линчевали десять лет назад в Алабаме, потому что кому-то он показался спесивым ниггером. — Подняв голову, он поглядел Лайзе в глаза. Лицо его выражало решимость. — И вот что я вам отвечу на ваш вопрос. Нет, мне совсем не нравится, когда хотят повесить невиновного человека. Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я написала письмо судье Бейкеру, — быстро заговорила Лайза. — Нужно разыскать его и вручить ему этот конверт. Как ты думаешь, получится? Нужно торопиться — казнь состоится во вторник в Прерия-Сити.

Том нахмурился:

— Но я не могу оставить вас одну.

— Со мной все будет в порядке, — сказала Лайза. — Я подожду тебя здесь, в гостинице.

— Нет, так нельзя, — возразил слуга. — Мистер Холден с меня шкуру спустит за то, что я вас бросил, и будет прав.

Она прищурилась:

— Если будет нужно, я сама отправлюсь разыскивать судью.

— Нет, так тоже нельзя. Не в вашем положении, — возмутился Том. — Я ведь заметил, как вы устали от верховой езды. А ведь мы так медленно ехали. — Он поскреб подбородок, раздумывая. — Может, отправить Джимми? Это старший сын моего двоюродного брата. Он толковый малый и прекрасный наездник.

— Так пойдемте поговорим с ним. — Лайза надела шляпку и приготовилась выйти. — Только прежде мне нужно зайти в магазин, купить новую флягу. Я отдала свою.

Том испытующе поглядел на хозяйку, и Лайза подумала: неужели слуга догадался, что ее интерес к судьбе Эндрю Кейна — не одно лишь стремление к справедливости? Но Том промолчал. Когда они вышли на улицу и направились к кузнице его брата, она порадовалась, что решила ему довериться.

Джейкоб Вашингтон оказался" настоящим гигантом с громоподобным смехом и массивными мускулами. Жена его Молли хохотала, не уступая своему супругу, и между делом щедро одаривала едой и лаской весь свой шумный выводок. Джимми, их старший сын, был высоким стройным юношей лет восемнадцати, с твердым взглядом и застенчивой улыбкой.

После того как Том представил Лайзу и сообщил, что им нужно обсудить нечто серьезное, гостью пригласили в кухню и выпроводили оттуда малышей. Угощаясь свежими кукурузными лепешками и обжигающим кофе, Лайза еще раз пересказала всю историю. Ни сама она, ни мистер Джексон даже не упоминали о том, чтобы отправить Джимми на поиски судьи Бейкера. Юноша сам посмотрел на отца и спросил:

— Ты, случайно, не слышал, где сейчас может быть судья Бейкер?

Вашингтон-старший потер подбородок:

— Думаю, где-нибудь к востоку отсюда. Во всяком случае, там его видели пару недель назад.

Молли нахмурилась:

— Теперь он наверняка уехал. Скорее всего к северу, ведь он всегда ездит по такому маршруту.

Приблизительно поняв, где стоит поискать судью, Джимми поглядел в сторону Лайзы:

— Я отправлюсь в путь примерно через час, мэм.

Она на мгновение сомкнула веки, внезапно испытав такое облегчение, что закружилась голова. До отмены казни все еще было слишком далеко, но, во всяком случае, удалось предпринять хотя бы самый, первый шаг в этом направлении. Она поднялась и вручила Джимми письмо, потом достала из кармана золото, которое отдал ей Дрю:

— Тебе это понадобится.

Джейкоб впервые за все время беседы посмотрел на гостью сердито:

— Мы не возьмем денег за попытку спасти жизнь человеку.

— Ну конечно, нет, — спокойно ответила Лайза. — Это не за вашу помощь, а просто на дорожные расходы Джимми. Ведь неизвестно, что его ждет в пути.

После минутного колебания Джейкоб кивнул, и лишь тогда юноша взял из ее рук пригоршню монет.

— Храни тебя Господь, Джимми, — с волнением произнесла Лайза, — береги себя в дороге.

— Хорошо, мэм, — ответил он. — Я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы вовремя разыскать судью Бейкера.

Она подумала, что будет горячо молиться за его успех. Попрощавшись с семейством Вашингтонов, они с Томом отправились обратно в гостиницу. Волнение от предпринятых действий постепенно угасло, пока они шли вдоль длинной и пыльной главной улицы. Лайза сделала все, что было в ее силах. Теперь оставалось лишь ждать и надеяться, что этого будет достаточно.

Наверное, легче было бы голыми руками бороться с диким кугуаром.


Последний этап путешествия Кейна, к счастью, прошел без происшествий. Негодование благородной леди оказало воздействие на Биффа и Безмозглого. Тюремщики не только позволили Кейну оставить у себя флягу Лайзы, но и поделились с ним пищей. И все же он с облегчением спешился с коня, добравшись до места назначения. Кейн очень сомневался, что поведение его стражей будет таким же и на следующий день.

Шериф Прерия-Сити, Барт Симмз, оказался старым знакомым Кейна. Пару лет назад они встречались в Эль-Пасо, играли в покер, распили парочку бутылок виски и потчевали один другого чудесными небылицами. С тех пор Симмз отрастил висячие усы и повесил на грудь оловянную звезду. На взгляд Кейна, все это нисколько ему не шло.

Когда пленника ввели в тюрьму, косматые брови шерифа высоко подпрыгнули, но он ничего не сказал и просто отвел Кейна за решетку. Охранники сразу ушли, на прощание пообещав, что не уедут из города, пока не увидят Кейна на виселице.

Оставшись наедине с осужденным, шериф коротко спросил:

— Ты действительно это сделал?

— Самооборона, — односложно ответил Кейн.

Симмз некоторое время молча жевал свой табак. Наконец продолжил:

— Тогда почему ты здесь?

— Потому что дядюшке покойного Билли Холдена принадлежит Солончак, а его отцу — Прерия-Сити.

Шериф сплюнул табачную жвачку в плевательницу:

— Жаль. Билли действительно был никчемным негодяем.

— Трудно с этим не согласиться. — Кейн, прищурившись, смотрел на Симмза. Интересно, достаточно ли хорошо к нему относится шериф, чтобы рискнуть репутацией и упустить заключенного из-под стражи?

Точно прочитав мысли Кейна, Симмз отрезал:

— Весьма сожалею о случившемся, но закон есть закон.

— Закон — это дыра.

— Иногда так и есть, — согласился шериф. — Но речь идет О моей работе, а я обязан хорошо выполнять ее. — И ушел к себе.

Кейна не удивило, что шериф не узнал цитату. Симмз был не из тех людей, кто тратит свободное время на чтение Диккенса. Приговоренный устало растянулся на узкой бугристой койке и сложил руки под головой.

Рисунок из трещин на потолке почему-то напомнил ему, как рассыпались по плечам волосы Лайзы. Впрочем, о ней напоминало все вокруг. Слегка улыбаясь, Кейн принялся вспоминать каждое из тех мгновений, что они провели вдвоем, начиная с той самой минуты, когда она выскочила из гостиницы, чтобы прекратить его избиение, до прощального взгляда огромных серых глаз. Тогда от их выражения у него едва не остановилось сердце.

Пожалуй, лучшего способа скоротать последние четыре дня жизни он не мог бы придумать.

Тюрьма Прерия-Сити оставалась скучным, но мирным местом до следующего утра, когда дверь из приемной шерифа резко распахнулась и грохнула о стену. Крупный мужчина шагнул через порог и прорычал:

— Так вот этот сукин сын, который застрелил моего мальчика!

Оторванный от своих грез, Кейн мгновенно проснулся и сел. Большой Билл был широкоплеч, словно шкаф. Его маленькие глазки гневно сверкали, а лицо выдавало человека, который считал, что исполнение его желаний — это и есть проявление божественной воли. Кейн даже испугался за Лайзу, зная, что она три года прожила в доме этого господина и, возможно, останется там пожизненно.

Эта мысль его разозлила. Решив не подниматься, Кейн остался на своей лежанке в прежней вальяжной позе.

— Ну да, это я, — произнес он вызывающим тоном. — Ублюдок заслужил это. А тебе, папаша, следовало получше воспитывать сынка, чтобы не пугал беззащитных женщин. А еще лучше было предупредить его, что если он собирается стрелять в мужчин без всякого повода, то надо выбирать таких, которые не выстрелят в ответ.

— Ты заплатишь за это! — взревел Холден с яростью, от которой Кейна невольно передернуло. Хорошо еще, что их разделяли стальные прутья решетки.

Видя, что Холден потянулся к своему «кольту», Кейн сказал совершенно искренне и невозмутимо:

— Давай, стреляй. Добрые жители Прерия-Сити лишатся долгожданного зрелища, да и меня ты избавишь от трех лишних дней тюремной жратвы. А я потом буду глядеть с облачка и радостно потирать руки, когда тебя обвинят в убийстве безоружного человека.

После минутного колебания Большой Билл оставил в покое свой револьвер и, тяжело дыша, прохрипел:

— Не могу дождаться, когда ты повиснешь на веревке!

— Боюсь, тебе придется потерпеть, зато уж когда этот светлый час настанет, я постараюсь оправдать все твои ожидания. А пока… — Кейн достал свою черную шляпу из-под койки и лениво прикрыл себе лицо, — убирайся к черту. Смотреть на тебя тошно.

Еще немного порычав и погрозив, Большой Билл возмущенно вылетел прочь.

Кейн медленно вздохнул и сплел пальцы на животе. Он и сам не знал, радоваться или сожалеть, что Холден не пристрелил его прямо сейчас. Это была бы быстрая смерть — все лучше, чем болтаться на виселице. Но так неестественно желать себе смерти, даже если нет никакой надежды в конце концов выжить.

До сих пор ему удавалось сохранять хладнокровие. Эндрю даже думал порой, что те Кейны, чьи портреты красовались в фамильной галерее, гордились бы им.


Когда они добрались до ранчо Холденов, Лайза так устала, что не осталось сил даже на уныние. По крайней мере тут ее ждала чистая покойная постель.

Спешившись с помощью Джексона, она поднялась по широкой лестнице. Холден-старший любил похвастать, что его дом — самый большой от Сент-Луиса до Денвера. Возможно, он и был самым большим, но, уж конечно, самым крикливым. Войдя внутрь, она сняла пропыленную шляпку и потерла ноющие виски. Странно было теперь вспоминать, что, выходя замуж за Билли, она с радостным волнением представляла себе, как они станут жить в таком прекрасном месте.

Аделаида, предупрежденная экономкой, вышла встретить свою сноху. Лицо пожилой женщины сохранило следы былой красоты. Еще бы! Разве Большой Билл женился бы на серенькой мышке?

— Уж пора тебе было вернуться. — Оценивающие глаза Аделаиды окинули Лайзу с головы до ног. — Ты берегла себя?

Лайзу не удивило, что она не слышит ни вопросов, ни соболезнований касательно смерти ее отца.

— Да, мэм. Мы ехали очень медленно. Мистер Джексон был крайне предупредителен.

— Тебе нужно выпить чаю, чтобы подкрепиться, — заявила свекровь.

— Больше всего мне нужно выспаться, — устало промолвила Лайза. — С вашего позволения…

Аделаида подняла руку, чтобы остановить сноху.

— Очень хорошо, но прежде чем ты пойдешь к себе, я должна сообщить хорошие новости. Убийца твоего мужа уже пойман и осужден. Мистер Холден позаботился о том, чтобы это отвратительное создание публично повесили в нашем городе, во вторник.

Не в силах преодолеть горечь, Лайза сказала:

— Разве новая смерть — это хорошие новости? Ведь Билли все равно не вернешь.

— Но кто-то должен заплатить за гибель моего сына, — неумолимо молвила Аделаида. — Даже в Библии сказано: «Око за око».

Лайза насторожилась:

— Надеюсь, вы не думаете, что я пойду на это смотреть.

— Разумеется, нет, — ответила пораженная Аделаида. — Ведь у ребенка может остаться пятно на всю жизнь!

Похоже, за ней прочно закрепилось положение племенной кобылы. Подумав об этом, Лайза извинилась и отправилась в спальню, которую еще недавно делила с мужем. Но, несмотря на усталость, остановилась на пороге — все так и сжалось внутри. Она, конечно, не ждала, что миссис Холден уберет вещи Билли, но все они нарочно были оставлены на самых видных местах, словно он вот-вот мог вернуться. Похоже, свекровь решила превратить эту комнату в храм своего покойного сына.

Лайза печально прислонилась к дверному косяку, вспоминая очаровательного молодого человека, который некогда ухаживал за нею. Увы, обаяние оказалось ничтожной частью характера Билли, но ведь оно действительно было в нем, и именно этим он покорил ее сердце. Куда же все подевалось? Наверное, если бы она больше старалась… Но тут голос Дрю отчетливо прозвучал в ее голове: «Не надо винить себя. Мужчина, который так обращается со своей супругой, либо ненормальный, либо развратник».

От этих слов чувство вины мгновенно улетучилось — так холодная вода гасит тлеющие угли. Распрямив плечи, Лайза повернула обратно. Не было никакого смысла терзать себя. Уж лучше считать Билли безумцем, чем развратником. Но как бы то ни было, тут нет ее вины. И вообще, она не собиралась больше спать в этой комнате.


Утренние лучи медленно озарили камеру. Кейн не хотел просыпаться, предпочитая досматривать сон, в котором нежная, любящая женщина уютно лежала в его объятиях. Пшеничные волосы, решительный взгляд серых глаз, восхитительные формы… Он с удовольствием представлял себе, будто снимает с нее одежду, вещь за вещью, и постепенно его взору открывается все то, что было спрятано прежде. Ах, как бы ему хотелось пробудиться в собственной кровати в «Лэйзи Кей», рядом с ней! Какое счастье, должно быть, сидеть вместе у камина, когда с гор дует ветер, а снег засыпает всю усадьбу…

Вздохнув, Эндрю отбросил одеяло и сел, пригладив волосы пальцами. Сколько же еще, черт возьми, на свете приятных дел, которые он так и не успеет переделать! Он всегда полагал, что рано или поздно остепенится, женится и заведет семью. Почему же до сих пор не сделал этого? Да потому, что не встретил такую девушку, как Лайза. Такую, которая могла быть и другом, и любовницей одновременно. Но… слишком поздно.

Кейна терзала пронизывающая грусть. Ах, эта самоуверенная молодость! Ему всегда казалось, что со временем он обязательно всего добьется. И вдруг время истекло…

Он натянул сапоги со странным ощущением нереальности происходящего. В глубине души Эндрю никак не мог поверить, что не доживет до заката. Он сам себе казался слишком живым, слишком полным сил.

А ведь требуется лишь мгновение, чтобы человека не стало…

Кейн поглядел на свои руки и с удовольствием обнаружил, что они не дрожат. Оставалось надеяться, что не задрожат они и днем, когда его поведут на эшафот.

Вошел шериф Симмз.

— Что-нибудь особенное подать напоследок?

Кейн издевательски приподнял бровь:

— Неужели приговоренный по-прежнему имеет право на последнее желание?

— Если оно выполнимо. Так чего ты хочешь?

— Женщину.

Ореховые глаза шерифа лукаво заблестели.

— В Прерия-Сити последняя воля касается только еды, парень. Добропорядочные горожанки не одобрили бы такого безобразия в тюрьмах.

Кейн пожал плечами. Он и не ждал иного ответа. Да это и не важно, ведь единственной женщиной, которую он хотел, была Лайза Холден. Однако зачем отказываться от последнего желания? Эндрю задумался. Каким-то непостижимым образом память вернула его к последнему завтраку на охоте в Уилтшире.

— Копчушку, — заявил он. — Хочу копчушку.

Симмз недоуменно заморгал:

— Что еще за копчушка, черт побери?

— Селедка. Соленая и копченая сельдь, — пояснил Кейн. — Очень вкусно.

— Может, удастся раздобыть копченой трески, — с сомнением проговорил шериф.

— Уж постарайся. — И Кейн снова улегся на свою койку. — Только не забудь, чтобы в придачу была бутылка виски.

Когда Симмз ушел, Кейн уставился в потолок ничего не выражающим взглядом. Еще три часа.


Превозмогая дурноту, Лайза спустила ноги с кровати. Когда она вставала, резкая боль где-то в глубине живота заставила ее согнуться. Боль быстро прошла, осталась только сильная дрожь. Наверное, это все от нервов. Она так надеялась на чудо, но вот день казни настал, и ничего не изменилось. Должно быть, Джимми не повезло. «Дрю, я сделала все, что могла. Горе, какое горе!»

После завтрака Большой Билл и Аделаида отправились в город. Лица их при этом выражали одинаково мерзкое самодовольство. Лайза осталась дома со своей шестнадцатилетней золовкой. Дженни всю жизнь оставалась на вторых ролях в этой семье, где превозносили и баловали только ее брата, поэтому невестка сразу стала ее союзницей и подругой.

Утро тянулось медленно, мучительно. Лайза и Дженни сидели в гостиной ивышивали на пяльцах, изредка обмениваясь пустыми замечаниями и ни словом не упоминая о том, что на самом деле занимало их мысли.

Когда время приблизилось к полудню, Дженни отложила рукоделие и, не в силах больше ждать, поднялась.

— Я рада, что ты не захотела смотреть на эту казнь, Лайза, — призналась она. — Дала мне повод тоже остаться. Не знаю, действительно ли этот Кейн убил Билли, только я бы не смогла смотреть, как он умирает.

Лайза невидящими глазами глядела на свою работу.

— По пути из Ивовой Рощи я узнала, что Кейн убил Билли, защищаясь.

Дженни резко повернулась и растерянно поглядела на невестку. Девушка была так же красива, как ее мать, но намного добрее.

— Святые небеса, какой ужас, если это так! — Голосок ее дрогнул. — А ведь Билли есть Билли, это вполне может быть правдой, как ты думаешь?

— Конечно.

Когда Лайза втыкала иголку в ткань, у нее вдруг закружилась голова, и она уколола палец. Она растерянно смотрела, как алое пятнышко крови расползается по белоснежной салфетке. Надо же, как много крови…

— Что с тобой, Лайза? — спохватилась Дженни. Молодая женщина подняла голову и хотела успокоить золовку, но голос не повиновался.

Каминные часы пробили с глубоким, меланхолическим звуком. Ровно полдень. Как раз в эту минуту Эндрю Кейн погибал в агонии. Когда последний удар отзвучал и замер, она закрыла глаза и содрогнулась. Все было кончено. Дрю мертв.

Понимая, что ей нужно лечь, Лайза попыталась подняться, но ноги не повиновались. Она рухнула на пол, и жестокая боль сдавила ее чрево.

Голос Дженни, отчаянно звавший на помощь экономку, донесся откуда-то издали. Проваливаясь сквозь адскую боль во мрак, Лайза успела подумать: «Vaya con Dios, Дрю… Надеюсь, ты умер, как хотел. Упокой, Господи, твою душу».

Симмз так и не нашел соленой рыбы, так что последняя трапеза Кейна состояла из огромного сочного бифштекса с кровью и целой сковороды картошки и жареного лука в качестве гарнира. Это было куда вкуснее, чем пресловутая копчушка. Бутылка виски была как минимум месячной выдержки — самое лучшее виски по местным стандартам. Но Дрю сделал лишь пару глотков. Хотя ему приходило в голову, что можно напиться до беспамятства, он решил, что будет очень глупо провести последние минуты жизни в забытьи. И потом, будучи сильно пьян, он мог вконец потерять самообладание и опозориться.

Шум на улице свидетельствовал о том, что толпа собралась немалая. Там был даже духовой оркестр. Играли музыканты плохо. Дрю занялся тем, что стал вылавливать фальшивые ноты, чтобы только не думать о казни.

Казалось, Симмз и охранник с ружьем появились слишком рано. Шериф вставил ключ в замок решетки:

— Пора.

Дрю встал и надел шляпу, слегка сдвинув ее на лоб, словно садился играть в покер с незнакомцем и хотел показаться ему невозмутимым. Потом он вышел из-за решетки, остановился. Симмз связал ему руки за спиной, угрюмо буркнул:

— Прости.

— Ты лишь исполняешь свой долг.

Выйдя на яростное полуденное солнце, Кейн обнаружил перед собой коридор, образованный двумя шеренгами караула. Поглазеть на предстоящее зрелище собралось несколько сотен человек, и крики толпы подействовали на смертника, точно удары хлыста. Следуя по расчищенному для него коридору, Дрю внимательно всматривался в лица. На одних было написано предвкушение зрелища и жестокость, на других — любопытство, и лишь единицы сочувствовали ему.

Потом он заметил Большого Билла Холдена. Вместе с Мэттом Слоуном мужчины стояли прямо напротив виселицы, а между ними — нарядная дама с лицом разъяренной амазонки. Несомненно, это была миссис Холден. Кроме нее, на казнь явилось всего несколько особ слабого пола.

Дрю с насмешливой вежливостью склонил голову перед матерью мерзавца Билли — ужасно хотелось увидеть в ее глазах вспыхнувшую с новой силой ярость. Но, уже поднимаясь по ступеням эшафота, он подумал, что не прав. Возможно, она и впрямь мегера, но ведь эта женщина только что потеряла родного сына. Ее боль была ничуть не слабее, чем страдания любой матери. Он надеялся только, что она будет добра к Лайзе и ее ребенку.

Грубые доски помоста скрипнули под ногами, и смерть, в которую Эндрю Кейн никак не мог поверить, вдруг стала ужасающе реальной. Страх пронзил все его существо, заставив сердце стучать тяжело и громко, точно молот по наковальне. Дыхание стало тяжелым и хриплым. Пока страх не перерос в настоящую панику, он призвал на помощь образ Лайзы — спокойный и смелый взгляд чистых серых глаз, который внушал мужчине такое мужество. Черт побери, он вовсе не собирался умирать так, чтобы она могла устыдиться всего, что сделала для него.

Толпа шумела, так что палач вынужден был кричать, обращаясь к смертнику:

— Хотите последнее слово, мистер Кейн?

Переведя дух, он отозвался:

— Слишком сильно кричат, чтобы меня расслышать. Не хочу умирать с сорванным горлом.

Палач снял с него шляпу и набросил на шею петлю. Веревка царапнула по горлу, когда палач подтянул узел, сдвинув его под левое ухо Кейна. Сколько еще осталось? Меньше минуты. Прощай, Лайза. Если есть справедливость в мире, может, мы еще встретимся там, где время не имеет значения.

Кейн глубоко вздохнул, стараясь занять мысли чем-нибудь очень далеким. Благодарение Богу, его родители никогда не узнают о том, как он умер.

Когда палач уже готовился открыть люк, толпа загомонила сильнее, предвкушая кульминацию. Но тут раздался выстрел, прорезая шум, словно нож масло. И в наступившем молчании прозвучал гневный голос:

— Остановитесь! Нельзя казнить этого человека!

Толпа снова взволнованно загомонила, повторяя какое-то имя. Паркер?.. Он не расслышал. Не смея надеяться, Кейн устремил глаза в ту сторону, где среди массы народа угадывалось некое суетливое движение — какой-то человек пытался протолкаться к виселице.

Добравшись наконец до помоста, незнакомец взбежал по ступеням, шагая через одну. Это был невысокий коренастый мужчина, одетый скромно, как священник, но излучавший такую силу и авторитет, что ему не нужна была винтовка, которую он нес в руке. Повернувшись лицом к толпе, пришедший поднял обе руки, и шум моментально стих.

— Я — судья Бейкер, — прогремел он так, что мог бы заглушить самое сильное возмущение в зале суда. — Мне были представлены доказательства того, что этого человека осудили не праведно… Он убил Билли Холдена в целях самозащиты. Я здесь для того, чтобы отправить его обратно в Солончак и устроить повторное разбирательство.

— Нет! — Большой Билл в ярости добрался до ступней и полез на эшафот. — Кейн — убийца. Мерзавца необходимо повесить немедленно!

Даже не думая уступать натиску Холдена, хотя и был на полголовы ниже его, судья ответил:

— Послушай ты, сукин сын, я здесь законная власть! И я не стану смотреть, как ты вешаешь невиновного человека!

Большой Билл сразу же потянулся за «кольтом». Увидев это, шериф Симмз тоже взобрался по ступеням и протянул неторопливо:

— Я не стал бы этого делать, мистер Холден. Закон есть закон. Если Кейн виновен, правосудие должно свершиться в Солончаке. — Тут он поглядел на Дрю и подмигнул ему.

Холден сразу поник, а судья воспользовался затишьем, чтобы ослабить петлю на шее Кейна, а потом и снять ее.

— Пора собираться в путь, молодой человек.

Ошеломленный случившимся, Кейн все же соображал достаточно хорошо. Вслед за Бейкером он поторопился сойти с эшафота и углубиться в толпу. Прокладывая себе дорогу, судья вел за собой висельника. И как бы ни хотелось некоторым разочарованным гражданам закончить то, что было уже начато, никто не посмел перечить представителю власти. Никто, пока, уже выйдя из плотной толпы, они не очутились лицом к лицу с Биффом Бернсом.

С каким-то звериным рычанием Бифф набросился на своего недавнего пленника. Не в состоянии как следует защищаться связанными руками, Кейн резко увернулся от него и едва удержался на ногах.

— Бифф! — рявкнул он. — Я только одно хочу тебе сказать.

— Да-а? — снова бросаясь к нему, насмешливо фыркнул толстяк. — И что же это такое?

Кейн ловко крутанулся на левом каблуке, резко взмахнув правой ногой — жестокий удар пришелся в самое уязвимое место любого мужчины. Нападавший никак не ожидал этого. Он взвизгнул и согнулся пополам, а Кейн продолжал с прохладцей:

— В другой раз, когда будешь доставлять кого-нибудь в тюрьму, веди себя приличнее.

Судья Бейкер схватил Кейна за руку и поспешил с ним прочь.

— А теперь, когда ты немного повеселился, парень, пора шевелить хвостом.

Пару минут спустя они подошли к почтовой станции. Стройный чернокожий юноша ожидал у ворот с тремя лошадьми, одна из которых предназначалась Дрю. Ослепительно улыбнувшись, он сказал:

— Кажется, судья прибыл вовремя, мистер Кейн?

— Едва успел. — Бейкер вытащил острый охотничий нож из чехла, пристегнутого под камзолом. — Слушай, Кейн, ты уверен в своей невиновности? Можешь дать мне слово чести, что не попытаешься сбежать по дороге до Солончака?

— Да, — не раздумывая ответил тот.

— Так вот, лучше тебе сдержать обещание. Если попытаешься исчезнуть, поймаю и лично порву тебя в куски не хуже любого койота! — Судья обошел пленника сзади и принялся резать веревки на его руках. Это не заняло много времени. Вскоре Дрю был освобожден от пут. Пошевелив затекшими плечами, он вскочил на коня. Бейкер последовал его примеру.

— А теперь, джентльмены, пора в путь, а не то Холден забудет, что он законопослушный гражданин.

Они развернули коней и помчались прочь из города. Через несколько миль судья осадил лошадь до рыси:

— Достаточно. Теперь им нас не догнать.

Все еще не вполне веря в свое спасение, Эндрю сказал:

— Не подумайте, что я неблагодарен, судья Бейкер, но как, черт возьми, вы узнали?

— За это ты должен благодарить одну молодую леди. Вдова Билли Холдена отправила вот этого парня, Джимми, с письмом ко мне. Я понял, что если уж вдова убитого считает тебя невиновным, то дело стоит того, чтобы я вмешался.

«Господи, это сделала Лайза!» — подумал изумленный Кейн. Эта женщина не только подарила ему самые счастливые часы в жизни, но и спасла саму жизнь. «О Лайза, милая Лайза, смогу ли я выручить тебя из твоего плена?» Эндрю подумал о том, что ей придется жить в одном доме с Большим Биллом и его мегерой, и нахмурился. Как только с него снимут обвинение в убийстве, он непременно займется этим делом. И если она пожелает сбежать, позаботится о ее безопасности. Пришпоривая лошадь, Кейн обратился к сопровождающим:

— Итак, джентльмены, скорее в Солончак! Чем раньше мы покончим с этим, тем лучше.


К счастью, Лайза помнила далеко не все привидевшиеся ей кошмары. Она знала, что порой с ней сидела Дженни, а порой — еще какие-то темные фигуры, но, окончательно придя в себя, увидела, что сиделка у ее постели — Аделаида.

Едва слышным голосом Лайза спросила:

— Тот человек, который убил Билли… Его повесили? Аделаида судорожно сглотнула. На лице ее появилось странное выражение, но она все же выдавила из себя краткое «Да».

Лайза прикрыла глаза, слезы заструились из-под век.

— Я… я потеряла ребенка, да?

— Да, — спокойно повторила Аделаида. — Но доктор сказал, что тебе ничего не грозит, и ты сможешь иметь детей в будущем.

— Мне очень жаль, — прошептала Лайза. Она чувствовала опустошение и холод — слишком сильные, чтобы оставалось место для скорби.

— Мне тоже. — Аделаида поднялась и словно закрытыми глазами поглядела на невестку. — Надо было ему жениться на ком-нибудь посильнее.

Ну вот, опять она виновата. Сдавленным голосом Лайза произнесла:

— Я покину ранчо, как только смогу подняться.

— Ты вдова Билли и можешь жить здесь, сколько захочешь. Аделаида привыкла всегда исполнять свой долг, как бы ей ни было противно.

— Вы очень добры, — устало промолвила Лайза, — но я думаю, будет лучше для всех, если я уеду.

— Да, будет лучше.

Когда свекровь повернулась, чтобы уйти, Лайза сказала:

— Вы пережили две большие потери, и я искренне сочувствую вам. Но не забывайте, что у вас есть еще дочь и она нуждается в вас.

Аделаида резко остановилась, несколько секунд постояла неподвижно, потом еле заметно кивнула и вышла прочь.

Снова оставшись наедине с собой, Лайза уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Вот она и получила столь желанную свободу, но какой ценой! Это была свобода полного одиночества. «Ах, Дрю, если бы ты мог очутиться рядом со мной хоть на пять минут! Ты обнял бы меня и сказал, что однажды все станет лучше, чем сейчас!»

Она не могла больше встретиться с ним, но могла поселиться в том доме, который он любил. Возможно, там она сумеет найти хоть какое-то утешение?


Наверное, Лайзе следовало хорошенько окрепнуть после пережитого потрясения, но обстановка на ранчо Холденов была невыносима. Так как больше она не была ни женой, ни матерью, ей не оставалось здесь места, поэтому она уехала, как только силы начали к ней возвращаться. Несмотря на то что на словах Аделаида не отказала невестке от дома, никто даже не попытался воспрепятствовать ее отъезду. Лишь Дженни прятала слезы.

Перед отъездом Лайза попрощалась с Томом Джексоном. Ни один из них не заговорил о том, как они пытались спасти Эндрю Кейна. Она просто не вынесла бы этого разговора.

Единственное имущество, которое Лайза получила в наследство от своего богатого мужа, — это прекрасная кобыла, которую Билли подарил ей на их первое Рождество, да кое-какая одежда, уместившаяся в седельных вьюках. Одетая в мужской костюм, Элизабет Холден, плохая жена, несостоявшаяся племенная кобыла и живое напоминание о горькой утрате, исчезла из Трипл-Эйч, словно нога ее никогда не ступала на это ранчо.

Несмотря на усталость и пустоту в душе, Лайза постепенно приходила в себя, по мере того как лошадь уносила ее все дальше к северу И хотя она вовсе не была уверена в том, что имеет право принять ранчо Эндрю в качестве наследства, ей не терпелось увидеть его дом. Там она наконец напишет письмо его родителям, которое так долго откладывала.

Мысленно Лайза не раз принималась сочинять его, и задача оказалась для нее не менее трудной, чем для самого Дрю. Как же начать? «Уважаемые сэр Джеффри и леди Кейн, ваш сын погиб. Он был игроком и, возможно, немного жульничал, но это был самый добрый человек из всех, кого я встречала. Он оставил после себя ранчо, которое очень любил. Оно по праву принадлежит вам, но, поскольку вы вряд ли переедете в Колорадо, то, может быть, я могла бы оставить его за собой и попытаться вести здесь хозяйство, как вел бы его он сам…»

Вздыхая, Лайза отвергала один вариант за другим. Ну ничего, будет время заняться этим, когда она доберется до Колорадо.


Хотя Лайза твердо верила, что резвая молодая кобыла может вынести ее из любых неприятностей, путешественнице, к счастью, не пришлось испытывать справедливость этих мыслей. Она одолела дальний путь небольшими отрезками, и, когда добралась до Пуэбло, почти пришла в себя, во всяком случае, физически. Расспросив людей в центральном магазине, она поняла, в каком направлении находится «Лэйзи Кей», и направилась в сторону холмов.

Добравшись до гребня последнего хребта и взглянув сверху на долину, она поняла, что Дрю говорил правду: это действительно было красивейшее место на земле. Вокруг возвышались грандиозные горы, а быстрый ручей вился в зарослях зелени. Так вот то место, которое превратило Дрю из бродяги-игрока в почтенного землевладельца, какими были его чопорные предки! Лайза улыбнулась. А может, фамильные портреты были намного респектабельнее, чем некоторые из людей, изображенных на них? Ей хотелось бы так думать…

Лайза медленно направилась вниз, в долину, чувствуя себя пилигримом, приближающимся к цели паломничества. Длинный, одноэтажный дом был построен из камня, значит, в нем должно быть прохладно летом, а зимой он надежно противостоит ветрам и морозу. Подъехав ближе, странница увидела коренастого средних лет мужчину, который вышел из левого флигеля. Поняв, что перед ней управляющий Лу Уилкокс, Лайза распрямила плечи и приготовилась сообщить трагическую новость.


Второе судебное разбирательство в «Позолоченной индюшке» длилось гораздо дольше первого. Сначала показания давали Рыжая Салли и перепуганная Мей Ли, коверкавшая слова сильнее, чем обычно. Затем перед судом прошло множество свидетелей, и каждый подтверждал невиновность Кейна. Подсудимый же тем временем цинично думал, что мужчины, должно быть, так расхрабрились потому, что Мэтта Слоуна в тот момент не было в городе. Женщины, считал Эндрю, сказали бы то же самое и на первом суде, если бы их туда допустили.

Когда опросили последнего свидетеля, судья Бейкер стукнул своим молотком и огласил решение:

— Дело ясное, речь идет о самозащите. Мистер Кейн, вы полностью оправданы. Все обвинения с вас снимаются.

Первым делом Кейн проверил монеты в своем кармане, подсчитывая, сколько денег ему понадобится, чтобы добраться до Колорадо. Хорошо, что Лайза заставила его хоть что-то оставить себе. Достав деньги, которые он счел излишком, Кейн шлепнул золотые на стойку бара:

— Леди и джентльмены, в честь торжества правосудия я угощаю всех выпивкой!

И пошло веселье. Владелец салуна, тот самый человек, что председательствовал на первом суде, пожал плечами и принялся доставать бутылки и посуду. Бизнес есть бизнес.

Дрю взял виски, пару стаканов и направился к судье.

— Еще раз благодарю вас, судья Бейкер. Вы неоценимый человек для федерального правосудия. — Он налил в оба стакана и протянул один своему собеседнику.

Будучи уже свободным от службы, Бейкер просиял и взял виски.

— Спасибо, мой мальчик. Я всегда терпеть не мог Мэтта Слоуна и Большого Билла. Негодяи думают, что они важнее закона. — Подняв стакан, он осушил его единым махом. — Кстати, и мне кое-что перепало в этом деле. Этот паренек Джимми — большая умница. Он будет у меня работать и изучать закон.

— Прекрасно! — Дрю тоже осушил стакан и поставил его на стойку. — Искренне желаю ему удачи. А теперь мне пора домой.

Судья поглядел на него поверх очков:

— Надеюсь, если путь твой лежит на север, ты догадаешься объехать Прерия-Сити десятой дорогой?

Дрю кивнул, оценив мудрость этого совета. Лучше сначала добраться до «Лэйзи Кей», а уж потом разузнать про Лайзу. Можно будет отправить кого-нибудь на разведку, потому что самому показываться в Прерия-Сити опасно не только для него. Нельзя, чтобы Лайзу увидели рядом с ним, ведь меньше всего Кейн хотел навредить ей.

Забрав свою лошадь из платной конюшни, он направился на север, по пути размышляя, каково-то будет растить сына Билли Холдена. Но ведь его мать — Лайза, так что ребенок не может быть абсолютно безнадежен, успокаивал себя Кейн. Возможно, Лайза родит ему и других детей. Он надеялся на это, ведь, заглянув в лицо смерти, он впервые понял, как нужна ему семья.

В размышлениях дорога показалась ему намного короче.


Лето почти кончилось, наступала осень. Ночи в горах уже были довольно холодными, и, лежа в постели без сна, Лайза прислушивалась к сухому шелесту первых опавших листьев.

Она почти неделю прожила в «Лэйзи Кей», и этого хватило, чтобы влюбиться в здешние места. Хотя она никогда не видела здесь Дрю, его книги, одежда и попадавшиеся на глаза вещи создавали явственный образ его присутствия. И его кровать… Было так несложно представить его здесь, на этой кровати. Вот почему ей не спалось. Странно, до чего же прочно запечатлелся в ее душе образ мужчины, которого она знала так недолго. Уж не трагические ли обстоятельства его смерти превратили этого человека в привидение, которое вечно будет ее преследовать? Если и так, его тень всегда будет долгожданной в этом доме.

Поскольку немыслимо было объяснять Лу и Лили Уилкокс истинный характер их отношений с Эндрю Кейном, то Лайза сказала, что они собирались пожениться, вот почему тот решил оставить ей свое ранчо. Больше ей не задавали никаких вопросов. Увидев наспех написанное завещание на обороте гостиничного счета, Лу заявил, что узнал бы этот причудливый британский почерк при любых обстоятельствах.

Как и говорил Дрю, Уилкоксы сделали все, чтобы познакомить ее с хозяйством, «Лэйзи Кей» оказалось гораздо лучше организованным, более крупным и процветающим имением, чем она ожидала. Родители Дрю были бы весьма удивлены, приехав сюда.

Глаза у Лайзы защипало, и, быстро заморгав, она со вздохом спустила ноги с кровати на яркий индейский ковер, постеленный тут для тепла и уюта. Нет, больше откладывать нельзя. Она должна написать родителям Дрю. Причем немедленно, поскольку она и так уже пребывала в сентиментальном расположении духа.

Слишком холодно было сидеть в одной рубашке, поэтому она накинула халат Дрю. Черный бархатный халат с яркой красно-золотистой отделкой… Именно так, думала Лайза, должен одеваться у себя дома удачливый игрок. И хотя она догадывалась, что поступает не вполне разумно, получая удовольствие от ношения его вещей, ей нравилось одеваться в этот халат и вдыхать едва уловимый мужской запах, несомненно, его запах.

Она натянула пару теплых шерстяных чулок и мягко потопала в кабинет, чтобы написать самое тяжелое письмо в своей жизни.


Умный молодой человек предпочел бы переночевать в Пуэбло. Хотя, если уж на то пошло, умный молодой человек вообще остался бы в Англии и стал стряпчим. Пользуясь полнолунием, Кейн решил ехать в ночь. Он был совсем недалеко от дома и до такой степени не хотел снова ночевать на постоялом дворе, что даже сильная усталость от дальнего и трудного переезда его не остановила.

Было далеко за полночь, когда он добрался до «Лэйзи Кей». Чтобы никого не будить, он сам тихо отвел лошадь в конюшню. Радостную встречу можно отложить и до утра. Напоив коня, он прошел по двору, упиваясь знакомым пейзажем. Освещенные лунным светом горы и долина были даже красивее, чем он их помнил.

Входная дверь оказалась незапертой, но это удивило его не так сильно, как зажженная лампа. Поскольку Уилкоксы жили в своем домике, то здесь никого не должно было быть…

Эндрю с любопытством пошел на свет, лившийся из кабинета. В дверях он остановился, думая, уж не подвело ли его разыгравшееся воображение, ведь он так часто воскрешал в своей памяти образ Лайзы. Но ни разу ему не приходило в голову нарядить ее в свой собственный черный халат, болтавшийся на стройной фигурке, как чулки на индюшачьих лапках.

Но изумление Дрю не шло ни в какое сравнение с ее шоком. За минуту до того, как он остановился в дверях, Лайза, старательно хмуря брови, сочиняла письмо и подняла голову в тот миг, когда почувствовала чье-то присутствие. С испуганным восклицанием она уронила ручку. Чернила брызнули на бумагу. Она смертельно побледнела.

Целую вечность они молча глядели друг на друга. В своих мечтах Дрю предполагал, что если… то есть когда они встретятся снова, то немедленно бросятся друг к другу в объятия. Но вместо этого он вдруг с болью ощутил, насколько, в сущности, они чужие. Кривовато улыбнувшись, он произнес:

— Понимаю, конечно, что уже месяц не менял одежду, но вряд ли я выгляжу так уж ужасно.

Все еще не в силах поверить своим глазам, Лайза поднялась и пошла к нему, волоча подол халата по полу.

— Дрю, — шепнула она, — неужели это правда ты? Ты не призрак?

Он рассмеялся и, как только Лайза приблизилась, поймал ее обеими руками и привлек к себе.

— А ты как думаешь? Ее всю затрясло.

— М-миссис Холден сказала, что тебя повесили.

Со счастливым вздохом Дрю прислонился к косяку и положил подбородок ей на голову. Это было даже приятнее, чем ему запомнилось. Должно быть, потому что теперь на ней было гораздо меньше одежды.

— Могла бы разглядеть и получше. Ведь она стояла в первых рядах зрителей, когда судья Бейкер топнул ногой и заявил, что собирается отвезти меня в Солончак для нового судебного разбирательства.

Лайза вскинула голову и удивленно раскрыла серые глаза.

— Значит, все получилось? Джимми Вашингтон вовремя разыскал судью?

— Да, вовремя, хотя они с судьей едва-едва поспели. — Дрю даже поморщился. — Еще пара минут, и было бы слишком поздно. Напугали меня, надо сказать, до смерти.

Лайза свела брови, припоминая:

— Миссис Холден выглядела весьма странно, когда я спросила ее, состоялась ли казнь. Наверное, думала, что я тоже жажду смерти человека, убившего Билли, и, поскольку я была больна, она сказала то, что, по ее мнению, мне хотелось услышать. Наверное, это единственный случай, когда свекровь позаботилась о моих чувствах. А Том Джексон, должно быть, решил, что я знаю правду. — Лайза невесело усмехнулась. — А я тут сижу сочиняю письмо твоим родителям, которое ты просил отправить. Счастье еще, что я так замешкалась.

— Рад слышать, — от всего сердца сказал Дрю. — Но ты говоришь, что была больна? — Нахмурившись, он положил ладони на плечи и внимательно посмотрел в лицо. — Ты как-то осунулась. Что случилось?

Она уставилась на кружева его рубашки.

— Я… потеряла ребенка.

Он снова обнял ее и принялся нежно укачивать.

— О, Лайза, милая. Ты потеряла так много и за такое короткое время. Должно быть, это ужасно больно, несмотря на то что ты не хотела оставаться в доме Холденов.

По ее щекам потекли слезы — наконец можно было выплакать все горести последних недель на плече сострадающего человека. Лишь когда ее рыдания стали утихать, Лайза осознала всю неестественность ситуации и, высвобождаясь из его объятий, застенчиво проговорила:

— Ты, наверное, удивился… Я тут хозяйничаю как у себя дома…

Кейн улыбнулся, снял шляпу и легким движением бросил ее на стул.

— Но ты ведь искренне думала, что ты у себя дома. И этот халат идет тебе больше, чем мне.

Спохватившись, она запахнула полы халата, потому что ночная рубашка была слишком тонкой.

— Я завтра же уеду отсюда.

Он напрягся. Всю радость точно ветром сдуло.

— Для чего совершать такую глупость? И куда ты поедешь? Намного разумнее для тебя будет остаться. — Голос его смягчился. — Я был бы рад этому. Мне ведь уже пора жениться, стать оседлым и респектабельным джентльменом.

Она даже рот открыла.

— Как ты можешь говорить о свадьбе? Мы ведь едва знакомы. Да и муж мой умер лишь несколько недель назад.

— К тому же я его убил, — добавил Дрю. — Ты считаешь, что это непреодолимое препятствие?

— Я не виню тебя, — сказала она, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. — Но есть масса других вещей!

— Например? — Он заглянул ей в лицо, и взгляд его вдруг стал колюче-ироничным. — Кажется, я понял. Одно дело — быстренько совокупиться, когда мы были незнакомы, оба чувствовали себя одинокими и отчаявшимися. Но совсем другое дело — выйти за такого человека замуж. Ну как же! Безумный, безнравственный и опасный! А такая умница и красавица, как ты, запросто найдет себе кого-нибудь получше!

— Да ты же все вывернул наизнанку! — возмутилась Лайза. — Ты богатый, красивый мужчина, владелец ранчо, представитель старинного рода. Да на что тебе нищая вдова, с которой ты и знаком-то всего несколько часов? — Она даже покраснела от гнева. — Женщина, которая вела себя так, что ты бог знает что обо мне подумал!

Эндрю сразу успокоился и облегченно заулыбался:

— Ты вела себя так, что я подумал о тебе очень даже хорошо. Ты храбрая, прекрасная и добрая, и ты спасла мне жизнь. — Он протянул руку и стал играть ее локоном. — Ты опасная женщина, Лайза. Ты ведь не только изловила меня и связала, но я теперь жду не дождусь, когда же меня заклеймят.

Она вздрогнула, когда Кейн погладил мочку ее уха.

— Ты не обязан жениться на мне из благодарности или из чувства вины за убийство Билли.

— Нет тут ни вины, ни благодарности. — С этими темными взъерошенными волосами, с этим лицом отчаянного плута, он был точь-в-точь ночной кошмар любой мамаши и мечта любой юной девушки. — Что ты сказала Лу и Лили, когда появилась здесь?

— Правду, кроме того, что… — Лайза замялась. — Ну ладно, я сказала им, что мы собирались пожениться и потому ты завещал мне это ранчо. Это было самое простое объяснение.

— Отлично! — радостно воскликнул он. — Значит, если ты попытаешься сбежать от меня, я подам в суд за нарушение брачного обещания!

Лайза недовольно глянула на него:

— Это не шутки. То, что мы… что мы помогли друг другу в минуту отчаяния, не означает, что между нами возможно нечто большее.

Он скользнул кончиками пальцев по се шее, такой теплой, нежной, чувственной.

— Разве это все, что было между нами, Лайза? Только разделенное несчастье?

Ну почему от его чудесного английского выговора она таяла, словно масло? Громко стучало в висках, и думать удавалось с большим трудом.

— Это… это очень много для меня значило.

— Для меня это тоже было больше, чем ночь, проведенная вместе, — отозвался Кейн. — Я думаю, что влюбился бы в тебя при любых обстоятельствах, но так как у нас было слишком мало времени, это случилось мгновенно. Мне кажется, мы просто перескочили через период обычных ухаживаний и сразу пришли к сердечной близости.

Он обнял ее ладонью за затылок и ласково привлек ближе.

— Ты и я, мы оба пережили ужасные мгновения в последние несколько недель. Ты потеряла мужа, отца, ребенка. Я убил человека… — Кейн приподнял ее лицо за подбородок. — Единственным хорошим событием была наша встреча. Разве мы не обязаны взять это доброе семя и вырастить из него нечто лучшее? — Он склонил голову, и губы его встретились с ее губами.

Этот поцелуй — вот что она запомнит на всю жизнь, а также ту преданность и защиту, которые он обещал. Лайза приникла к Эндрю, с наслаждением ощущая тепло и силу этого тела.

— Ах, Дрю, я ведь не отличаюсь особым благородством. И если ты не будешь осторожнее, прилипну к тебе на всю жизнь.

Он шумно вздохнул:

— Вот мое долгожданное пожизненное заключение. — Обняв Лайзу одной рукой за плечи, Кейн повернул ее и повел через холл в спальню. — Если это необходимо, мы продолжим наш спор утром, а сейчас я ужасно хочу в постель. — Лукаво выгнув бровь, он добавил:

— И желательно с тобой.

Лайза остановилась на полпути, но он поспешил успокоить ее:

— Только чтобы выспаться. Мне думается, после всего, что случилось, ты больше ни на что не согласишься. — Голос его вдруг зазвучал настоятельно. — Но видит Бог, как я мечтал провести ночь вместе и проснуться, держа тебя в объятиях.

И внезапно сомнения Лайзы улетучились, словно тени ночи, которые боятся светлой искры откровенности. Возможно, их отношения начались с середины, а не с начала, но от этого они не стали менее честными.

— Я тоже об этом мечтала. — Она обвила руками его шею. — Я уже говорила, что люблю тебя?

На какой-то миг воцарилось молчание. Потом он сказал тихо:

— Это абсолютно взаимно.

На сей раз она сама поцеловала его, в радостном порыве позабыв о времени и пространстве. Лишь потом она обнаружила, что тела их переплелись, точно виноградные лозы. Спиной Лайза прижималась к стене коридора, а бархатный халат кольцом лежал у ног.

Подняв голову, он серьезно сообщил:

— А мы не очень-то продвинулись в сторону спальни. Лайза рассмеялась и начала расстегивать его изрядно поношенную рубашку.

— Мне так хорошо… Давай посмотрим, как это у нас получится. Но разумеется, если ты очень устал… — Она умолкла, дразня Кейна.

— Не так чтобы очень. — Кейн подхватил се на руки и, смеясь, понес в спальню, чтобы осторожно уложить на кровать. Затем склонился над нею, поставив ладони по обеим сторонам от ее головы. — Какая удача, что ты не успела написать моим родителям. Теперь я сам напишу им, причем сообщу не плохие, а хорошие новости. — Он поцеловал Лайзу в кончик носа. — Да?

Она обхватила его за шею и притянула к себе:

— Самые хорошие, опасный ты мой.

Примечания

1

Фамилия Whittles созвучна слову witless, что означает «глупый», «безмозглый». — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Ступай с Богом (исп.).

(обратно)

Оглавление

  • * * *
  • *** Примечания ***