Чарующий странник [Мери Уайтфилд] (fb2) читать онлайн

Мери Уайтфилд Чарующий странник

Глава первая

Медленная мелодия отзвучала в динамиках музыкального автомата, и высокий темноволосый мужчина выбрал новую композицию.

Эмили Чапмен наблюдала за ним, затаив дыхание. Все в этом незнакомце притягивало ее, даже музыкальные предпочтения. Он выбирал песни о любви, исполненные трагизма. Концы с концами тут явно не сходились: утонченная чувственность плохо вязалась с его грубоватыми формами, упакованными в джинсу.

Наконец он оставил в покое музыкальный автомат и, не обращая внимания на немногочисленных посетителей, рассеянных по бару, направился к своему столику. Там его ждала бутылка с пивом местного сорта. Он уселся, положил ноги на перекладину соседнего стула и сделал большой глоток.

Кто он: деревенский задира или крутой парень из городского квартала? Трудно сказать. Во всяком случае, походка у него осторожная, как у дикой кошки, в любую минуту готовой к прыжку.

— Угощайся…

Официантка поставила на столик Эмили бокал с вином.

Застигнутая врасплох девушка увидела перед собой рыжеволосую и, видимо, довольно разбитную особу средних лет. Судя по табличке на груди, ее звали Мег.

— Спасибо.

— На здоровье, милочка. А вот закуска твоя пока не готова.

— Ничего, я не спешу.

Эмили не очень-то и хотела есть и заказала фаршированные перцы, чтобы хоть чем-то себя занять. Прежде она никогда не бывала одна в баре, а в такой, как этот полутемный зальчик при дешевом мотеле, не рискнула бы зайти и с подругой. И все же здесь лучше, чем сходить с ума, запершись в четырех стенах гостиничного номера…

Официантка удалилась, и Эмили вновь сосредоточилась на незнакомце. Вдруг он обернулся и…

Встретившись, их взгляды прилипли друг к другу, как кусочки магнита. У Эмили мгновенно пересохло во рту, и сердце схватило — оно забилось как сумасшедшее. Эмили пригубила вино. Бокал дрогнул в ее пальцах.

Не похоже, чтобы он собирался флиртовать. Ей сразу стало понятно: здесь что-то большее. Гораздо большее. Боже, как он смотрит! Эмили сразу нафантазировала, как по-мужски оценивающе, а лучше восхищенно и с наслаждением он смотрит на нее, затем взгляд плавно переходит в объятие…

«А как быть, если он узнает, что у меня рак?! Надо выбросить его из головы», — предостерег ее внутренний голос. Только не жалеть себя. Только не бояться. Она не умрет. Рано или поздно рак отступит, унося в клешне часть ее кожи…

В музыкальном автомате сменилась песня. Элвис Пресли. Из раннего. Еще одна любимая мелодия. Еще одна нить, связывающая ее с таинственным незнакомцем. Нет, вряд ли он из местных… Может, заехал в Льюистон навестить родных? Встретиться со старым другом? Но не к врачу — это точно!

Эмили приехала в Льюистон, чтобы попасть на прием в медицинский центр. Здешняя клиника в полутора часах езды от ее дома, и Эмили вполне могла обернуться за день, но решила переночевать здесь, чтобы побыть одной и собраться с мыслями, и вот… оказалась в баре.

По мнению врача, удаление большого участка кожи избавит ее от раковой опухоли. Он назначил срок операции — через две недели. Днем эти две недели показались ей коротким сроком. Теперь, вечером, они казались вечностью. Оставалось довериться врачу, а он решил, что за этот срок ее заболевание — меланома — вряд ли будет существенно прогрессировать. Врач учел и график операций, и срок медицинской страховки…

Эмили вздохнула. Только что она в тысячный раз дала себе слово, что не станет паниковать. Надо под нож, значит, надо. И тем более нечего расстраиваться, если окажется, что рак уже проник в лимфатические узлы. Чего уж там…

Мег принесла грибы. Колыхнув пышной гривой волос, щедро залитых лаком, она сказала:

— Обалденный мужик, да?

— Да…

Эмили стало неловко, что ее взгляд выследил посторонний человек. К тому же она знала, что незнакомец все еще смотрит на нее. Она прямо-таки ощущала жар его взгляда.

— Ну так закажи ему чего-нибудь выпить!

— Что?! — Эмили изумленно уставилась на рыжую официантку.

Мег игриво ущипнула ее за ляжку.

— Пиво, милая, всего лишь пиво. По-моему, он как раз собирается взять еще бутылку.

— Наверное, для меня сейчас не самое лучшее время, чтобы… — Эмили прикусила язык. Похоже, она чуть не проговорилась. Как все это странно, глупо, нелепо…

— О’кей, без проблем. Я просто предложила. Дружелюбно осклабившись, Мег оставила Эмили наедине с ее мыслями.

Угостить мужчину выпивкой? Ей, девушке из захолустья, к тому же больной раком кожи…

Она осторожно посмотрела на незнакомца. Допив свое пиво, он откинул волосы со лба, открыв жадному взгляду Эмили глубокую складку над переносицей, неровный шрам, рассекавший правую бровь. Его смуглое лицо не портила заметная щетина. Подбородок украшала ямочка.

По всему ее телу вдруг разлились слабость и тепло.

К черту рак! Она познакомится с этим мужчиной! Заговорит с ним.

Призвав на помощь всю свою храбрость, Эмили встала и решительно направилась к его столику.

Мег заговорщицки подмигнула ей, когда Эмили проходила мимо стойки бара. Эмили улыбнулась в ответ, а ведь сердце уже, казалось, било в виски как молот. Незнакомец поднялся ей навстречу, и только теперь она разглядела, какой он высокий. Выше нее на целую голову.

Она протянула влажную от волнения ладонь.

— Меня зовут Эмили.

Он ответил на рукопожатие — легко, даже слишком легко, как ей показалось.

— А меня Джеймс. — Он окинул ее взглядом всю, с головы до пят, а была Эмили в своей любимой шелковой блузке, выписанной по модному каталогу, и джинсах классического покроя (удачная покупка на распродаже). — Джеймс Далтон, — добавил он с непривычным, звонким выговором.

Стараясь держаться непринужденно, она показала на свой столик:

— Вы не составите мне компанию?

Вместо ответа он расстегнул позолоченную заколку в ее волосах, скреплявшую «конский хвост».

Длинные волнистые волосы рассыпались по плечам. Эмили даже не шелохнулась. Дерзость Далтона ее пленила.

Он нацепил заколку на карман своей куртки, будто собирался оставить ее себе.

— Мне понравились твои волосы, — сказал он. — Они напоминают мне…

— Что?

— Одного человека, Эмили… кого я знал раньше.

Далтон помрачнел, хотя и перед этим ни разу не улыбнулся.

В глазах, внимательно ее изучавших, пряталась какая-то неотступная тревога. Эмили отметила, что его скулы выступают как лезвия обоюдоострого ножа: верный признак смешения англосаксонской и индейской крови. А что, если он из близлежащей резервации племени Нез-Персе? Может, поэтому и оказался в Льюистоне?

Он казался ей прекрасным, этот Далтон. Было бы здорово увековечить его лицо на полотне, подумала девушка.

Эмили зарабатывала на жизнь официанткой в одной из закусочных своего родного городка. Изо дня в день она наливала и разносила кофе и болтала с завсегдатаями, которых знала еще с детства. Зато свободное время, а было его не так уж и много, она посвящала живописи. Эмили даже продавала свои картины на воскресных ярмарках ремесел. Она не стремилась стать выдающейся художницей — живопись была ее хобби. Это тебе не спичечные коробки собирать. Не каждому дано счастье поймать кистью характер, душу человека.

— Потанцуй со мной, — сказал Далтон.

Эмили невольно зажмурилась, когда его пальцы снова скользнули по ее волосам.

— Здесь негде танцевать.

— Но здесь есть музыка.

Да, подумала она, музыка, которую он выбрал, и сказала невпопад:

— Мег посоветовала угостить тебя пивом.

Он снова провел по ее волосам, разделяя пальцами волнистые пряди.

— Мег?.. Это такая добрая фея?

— Это рыжая официантка.

Неужели он не понимает, что сводит ее с ума?

— Потанцуй со мной, — повторил он.

Она должна сказать ему «нет». Должна уйти. Все же ясно. Когда вечер подойдет к концу, этот Джеймс Далтон попросит еще кое о чем. Наверняка он уверен, что эта милая, доступная блондиночка согласится провести с ним ночь. Мимолетное увлечение, роман при лунном свете — вот что ему нужно. Ну и пусть. Она позволила взять себя за руку, и они прошли к крошечной площадке перед музыкальным автоматом.

Эмили тоже кое-что нужно. И эти ее нужды слишком долго дремали под спудом. И разве не заслуживает она того, чтобы почувствовать себя настоящей женщиной, увидеть, как вспыхнет огонек влечения в глазах мужчины, и насладиться тем, как на ее глазах он станет разгораться все ярче и ярче?

Особенно сейчас.

Да, сейчас особенно Эмили готова забыть обо всем. Даже о Кори, своем шестилетнем братишке, оставленном на попечение бэби-ситтера. Еще днем они весело болтали по телефону. Малыш пока не знает про операцию. Он скоро будет укладываться спать.

— Эмили! Мы танцуем?

Джеймс обнял ее, и Эмили положила руки ему на плечи. Такие сильные плечи. Такие широкие и мощные. И сердце его бьется так громко, и его ритм опережает музыку медленного танца. Далтон наклонил голову, чтобы вдохнуть аромат ее кожи, прижаться к ее лицу. Эмили почувствовала колючее прикосновение его щеки. Ей не в чем себя упрекнуть. Боже милосердный, этому парню невозможно сопротивляться.

Джеймс взял ее лицо в свои ладони, и она приникла к нему всем телом, отдаваясь поцелую. Он не стал вторгаться в ее рот языком, но лишь нежно касался губ, даря ей соблазнительное обещание других, предстоящих наслаждений. От него исходили тепло, аромат пива, предвкушение тайного любовного приключения и незабываемой ночи.

Поцелуй прервался так же неожиданно для нее, как и начался. Далтон снова погрузил пальцы в ее волосы, и в его глаза вернулась какая-то темная, тайная тоска, и смущенная Эмили решила, что душа его очень страдает.

Эмили всегда с гордостью считала себя порядочной девушкой, которая знает, что хорошо и что дурно. И вот она была готова переспать с незнакомым человеком, надеялась на это и даже была не прочь помолиться, чтобы он совратил ее с пути истинного как можно быстрее!

Наверное, мы не очень подходим друг другу, думала она. Я просто кого-то напомнила ему из прошлого, а вот мне такой, как он, не встречался еще никогда.

Никогда в жизни.

Джеймс провел большим пальцем по щеке Эмили, чуть покрасневшей после его щетины. Она такая красивая, подумал он. Вряд ли мы подходим друг другу. Она такая нежная. И такая опасная…

Вдруг Эмили облизнула губы, и Далтон снова поцеловал ее, и на этот раз поцелуй был глубоким и жадным. Джеймс страстно пожирал ее языком, губами, всем ртом.

Он резко притянул ее к себе. Его ноздри, возбужденные проснувшимся и еще не утоленным желанием, ощутили ее дыхание, теплое и шелковистое, как летний ночной ветерок. Он закрыл глаза, вбирая в себя гладкость ее кожи, ее запах, густоту ее волос, в которых запутались его пальцы…

А ведь он давал себе обещание, что не будет этого делать. Не будет заводить знакомства в барах ради секса. И вот, пожалуйста, подцепил эту красотку блондинку в первый же свой вечер в Айдахо. В первый же вечер на свободе. После выхода из тюрьмы. И после двух недель, проведенных на свободе, но в вынужденном заточении.

Он даже не знает ее фамилии. А впрочем, какая разница? Про себя он вообще может называть ее Беверли.

Так звали его возлюбленную. Его подругу. Его жену.

Джеймс открыл глаза и оторвался от губ Эмили. Девушка перевела дыхание. Она выглядела изможденной, но явно желала повторить сладкую пытку.

— Я не соблазняю тебя, — твердо сказал он.

Она расправила пряди волос, спутанные его рукой.

— Разве?

— Это ты меня соблазняешь. И у тебя это здорово получается.

Еще бы не здорово! Он занялся бы с ней любовью прямо здесь, в темном уголке бара, если бы это избавило его от наваждения.

— Издеваешься?

Но ему было не до шуток. С того самого мгновения, когда он впервые увидел Эмили, он все время думал о своей жене. Это и было наваждением, таящим в себе и любовь, и острое чувство близкой опасности.

— Ты, кажется, хотела угостить меня пивком? — спросил он, чтобы дать ей возможность опомниться, прекратить игру.

Нет, эта девушка, конечно, не была Беверли. Как, впрочем, и он не Джеймс Далтон, хотя именно это имя значилось в документах, которые он недавно получил от властей. Его настоящее имя Рид Блэквуд. И он только что отсидел срок, а до этого был бандитом, грабителем, соучастником убийства.

Но пусть это останется его тайной, его бременем.

— О да! — воскликнула Эмили.

— Что «о да»? — шутливо передразнил Далтон.

— Да. Хотела тебя угостить…

Они сели за столик Эмили, и она заказала пиво. Рыжая официантка молча комментировала устроенное Далтоном эротическое представление — она косилась на него с видом оскорбленной добродетели. Только что отпускавшая грубые шуточки, Мег вдруг повела себя как монашка.

Поймав ее взгляд, Джеймс презрительно хмыкнул. Ответить или сдержаться? Он уже и без того заработал теплое местечко в аду благодаря своей проклятой вспыльчивости…

— Она беспокоится за тебя, — сказал он, когда Мег отошла.

— Кто?

— Официантка.

Эмили подняла бокал, отпила немного вина. Ее бокал был еще наполовину полон.

— Но это она подговорила меня с тобой познакомиться.

— Я еще не забыл. Но теперь она об этом сожалеет. Наверно, не ожидала, что я буду таким… напористым.

Откуда ей было знать, что на глазах у всех он будет так откровенно обнимать Эмили, целовать ее взасос, проникать языком в самое горло, глотать ее сладкую слюну? Сладкий вкус секса, подумал он. Сладость, сводящая мужчину с ума.

Эмили простодушно глядела на него своими изумрудно-зелеными глазами. У Беверли глаза тоже были зеленые. И прозрачные, как драгоценные камни — предмет его прежней, воровской специализации.

Эмили вдруг слегка прикусила губу, как озадаченный ребенок. Джеймс шумно поерзал на стуле. Знает ли она сама, как она соблазнительна? Слишком невинное у нее лицо, и кожа чересчур светла, и ресницы длинноваты, чтобы связываться с таким, как он.

— Я не обижу тебя, — услышал он собственный голос.

Она придвинулась ближе.

— Я тоже тебя не обижу.

— Да? — Тронутый нежностью ее голоса, он удержал напрашивавшуюся улыбку. — Хочешь сказать, ты не маньячка? Не охотишься в барах на простодушных деревенских парней?

Она рассмеялась, и ее мелодичный смех вновь заставил его с болью подумать о жене. Не в силах справиться со своим чувством, он коснулся щеки Эмили. Он так хотел бы поцеловать ее еще раз…

Рыжая официантка принесла пиво. Он позволил Эмили заплатить.

— В следующий раз за мой счет, — сказал он.

Следующий раз настал часом позже. Бар к тому времени уже опустел.

Они разговаривали о кино, о музыке, о пустяках. Беседа то клеилась, то расклеивалась. Джеймс боролся с искушением целовать ее или хотя бы еще раз пригласить на танец, но он решил оставаться за столиком и для приличия притворяться, что хочет узнать ее получше.

— Ты остановился в мотеле? — вдруг спросила Эмили.

— Да. А ты?

— Моя комната наверху.

Интересно, на чьей кровати они будут заниматься любовью? Он надеялся, что на ее. Далтону не хотелось, чтобы жилец из соседнего номера узнал, что он привел к себе женщину из бара. Его соседом был инспектор из Программы защиты свидетелей. Пусть и шутливо, но он предостерег, чтобы Далтон хотя бы в первый вечер держался подальше от неприятностей.

Но разве он нарушает какие-то правила? Разве Программа защиты свидетелей запрещает своим участникам заниматься сексом по взаимному согласию?

Джеймс отхлебнул пива. Ведь Эмили наверняка согласится пойти с ним. Она только с виду такая неискушенная.

— Когда ты уезжаешь? — спросила она.

— Завтра.

— Знаешь, я тоже. — Эмили наконец допила свой второй бокал. — Едешь домой?

Он с трудом удержался от горькой ухмылки. Домой? У него так давно не было дома. Полтора года он провел в бегах, скрываясь от отца Беверли — главаря преступного клана, потом просидел год в изолированном блоке федеральной тюрьмы, давая показания против банды и отбывая срок за соучастие в убийстве, воспоминания о котором до сих пор его преследовали. А последние две недели его держали в засекреченном центре. Там он знакомился со своей новой биографией и готовился к переселению в Айдахо.

— Что? А, да. Домой. Поеду завтра, прямо с утра.

В город, где он никогда не был.

Он не спросил, где она живет. Он не хотел этого знать. Джеймс Далтон не любил светских разговоров. Как, впрочем, и Рид Блэквуд. Им обоим было что скрывать.

— Где ты родился? — спросила она, не давая ему сменить тему.

Он выдал заученный ответ — часть разработанной для него легенды:

— В Оклахоме. Но я много переезжал с места на место. Нам пора идти…

Бар закрывался. Мег гремела кассой, сверяя счета. Бармен — посудой. Джеймс оставил на столике чаевые. Он почувствовал на себе взгляд рыжей официантки. Сказать ей, что он не обидит Эмили? Обойдется. Далтон только взглянул на нее украдкой, давая понять, что заметил ее праведное беспокойство.

На улице было свежо, дул легкий ночной ветерок. Обнявшись, они прошли несколько шагов до входа в мотель, остановились у лестницы.

— Итак?.. — спросил он.

— Итак… — повторила она.

Ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Он прикоснулся губами к ее уху в нетерпеливом предвкушении близости.

— Пригласишь меня зайти?

Она кивнула и подставила губы для поцелуя. Джеймса в один миг охватило возбуждение.

Эмили вздохнула в порыве страсти, и ему почудилось, что ее губы тают у него на языке, как терпкий лимонный леденец. У поцелуя был знакомый вкус желания немедленно, тут же слиться в теплом, влажном водовороте плотской страсти…

А, черт! Проклиная собственную глупость, Джеймс высвободился из ее объятий. У него не было с собой презервативов.

— Я не подумал…

— О чем?

— Мне нужно купить кое-что!

— Тогда я лучше подожду у себя. — Эмили его поняла, и в ее голосе сквозило смущение.

Она тесно прижалась к его бедрам, и ему до смерти захотелось послать к дьяволу эти проклятые презервативы и пойти на риск незащищенного секса. Но он прекрасно знал, как это неразумно. Он уже стал отцом ребенка, которого никогда не сможет воспитывать, и всем сердцем тосковал по малышу. Если еще и эта удивительная девушка родит ему ребенка…

— Я буду ждать, — улыбаясь, сказала Эмили и пошла наверх.

Джеймс проводил ее взглядом и быстрым шагом пошел в магазин. Чертовски подходящий способ выбрал Рид Блэквуд, чтобы начать новую жизнь в обличье Джеймса Мэтью Далтона, думал он по дороге.

Глава вторая

Эмили ждала Далтона в своем номере. Она буквально заставила себя присесть на край кровати, чтобы не метаться по комнате.

Может, сказать ему?

Но что? Что через две недели она ложится на операцию?

Стоит ей заикнуться о меланоме, и он моментально исчезнет. Уж в этом-то она уверена. Какой нормальный американский парень захочет перед сексом потрепаться насчет рака кожи?

Чего ей бояться? Наверняка он не заметит след на ноге, оставшийся после удаления родимого пятна. С какой стати ему замечать маленький, неприметный шрам! А если и заметит, не все ли ему равно!

Ну хорошо, а как насчет девственности? Надо ли намекнуть ему на это? Стоит ли признаваться, что у нее еще никого не было?

Эмили лихорадочно вспоминала рассказы подруг о том, как «это» происходило у них в первый раз. Они смаковали интимные подробности, потягивая через соломинку газировку и хрустя чипсами. Нет, вряд ли их опыт сейчас пригодится.

Раньше она верила, что ее первый любовник останется ее единственным мужчиной — будущим мужем и отцом детей. Но и об этом сейчас не стоило даже заикаться… Рак изменил ее планы на будущее. Жизнь стала слишком непредсказуемой. Вот Джеймс Далтон — это реальность, и такая привлекательная реальность. Глупо упускать свой шанс…

Эмили сбросила обувь и носки, обвела взглядом комнату. Порядок в номере был безупречный, если не считать косметички, оставленной на туалетном столике, и краешка голубой футболки, выглядывавшего из серого чемодана на полу.

Джеймс останется на ночь? Сначала примет душ, а потом… или сразу…

Осторожный стук в дверь согнал ее с кровати. Глубоко вздохнув, Эмили поправила блузку и открыла.

Далтон улыбался. Улыбка смягчила резкие черты его лица и приглушила темную тоску в глазах.

— Это я, — сказал он.

— Вижу. Привет. — Она чуть отступила, пропуская его в комнату.

Далтон показал коричневый бумажный пакетик.

— Вот. Принес.

Да, конечно… презервативы. Он настолько ответствен, что заботится о безопасности секса, и достаточно опытен, чтобы не вспоминать об этом уже в постели. Хорошо хоть не носит презервативы в бумажнике. Видимо, у него еще не вошло в привычку рыскать по барам в поисках женщины на ночь.

— Ты одета, — сказал он, все еще улыбаясь.

— А ты уже размечтался увидеть меня голой?

— Мужчина всегда надеется… — пояснил Далтон и бросил презервативы на ночной столик.

— Я уже сняла сапоги, — сказала Эмили, чуть морщась от стыда из-за своей неспособности сказать что-то возбуждающее.

Далтон взглянул на свои ноги:

— Тогда ты на шаг впереди меня. — Недолго думая, он сел на кровать, стащил свои стоптанные ботинки, затолкал в них носки. — Теперь мы на равных.

— Но ты в куртке, — заметила Эмили.

Далтон снял куртку и сложил на спинку стула.

— Уже нет.

Эмили догадалась, что он затеял любовную игру и подзадоривает ее на стриптиз. Видимо, ей надо поддержать его…

— Твоя очередь, красотка.

А вдруг она не покажется ему красивой? Тем более при этом ярком освещении… Вдруг ее грудь покажется ему слишком маленькой или живот недостаточно плоским?

— Нет, давай ты.

— Так нечестно!

— Моя комната — мои правила.

— Ладно, так и быть! — Далтон стянул с себя белую футболку. На левом соске его груди блеснуло серебряное кольцо с черным камнем посередине.

Эмили замерла, не в силах отвести взгляд от необычного украшения.

— Я сделал это давно, — пояснил он.

Похоже на какой-то магический талисман. Впрочем, Эмили тут же переименовала его в эротический, вот только сказать об этом она не решилась и спросила:

— Кожу не раздражает?

— Хочешь пощупать? — Далтон все еще улыбался.

Да, подумала Эмили, хочу. Почему нет? Ей вообще хотелось трогать его. И это же казалось таким опасным. Почему он улыбается?

Девушка шагнула к нему, и Далтон увлек ее на кровать, покрывая вихрем настойчивых поцелуев, раздвигая губы языком и стараясь не исколоть своей щетиной. Эмили хотела погасить лампу, но это не входило в планы Далтона, и он оказался проворнее. Нетерпеливый, жадный, мускулистый Далтон в эту минуту показался ей сторуким.

— Скажи, что тебе нравится, — прошептал он, проводя языком по ее уху и торопливо раскрывая воротничок ее блузки. — Скажи, как ты хочешь…

Боже милосердный, Эмили не знала. Не знала!

— …Я сделаю все, Эмили. Все, что ты захочешь.

Попросить, чтобы не спешил — дал время разделить его страсть? Но Эмили не могла подобрать нужные слова, возможно и грубые, какие он привык слышать.

— Я в этом новичок, — призналась она.

Джеймс Далтон удивленно уставился на девушку, распростертую под тяжестью его тела.

— Новичок в чем?

— В сексе. Я никогда раньше не занималась любовью. Это у меня в первый раз.

Лицо Далтона окаменело. И только шрам, рассекающий бровь, еле заметно подрагивал. Эмили затаила дыхание. Ее пальцы поглаживали кольцо на его левом соске, скользили по магическому камню.

Далтон отстранился от нее, приподнявшись на руках.

— Не надо останавливаться, Джеймс. — Она бросила взгляд на молнию на его брюках и поняла, что его возбуждение не ушло. — Пожалуйста…

Далтон криво усмехнулся. Он взбешен? Расстроен? Смущен?

— Сколько тебе лет? — вдруг спросил он.

Эмили прикусила губу. Там еще оставался его вкус, и она еще чувствовала жадный, настойчивый напор его языка.

— Двадцать два.

Он посмотрел ей прямо в глаза. И взгляд его снова был тревожным и темным.

— Почему именно я? И почему сегодня?

Ее охватило замешательство. Решиться на любовь с мужчиной оказалось проще, чем объяснить свое решение, не упоминая о болезни. Зачем провоцировать его жалость или, не дай бог, отвращение?

— Ну, я долго ждала. И я устала ждать, — сказала она.

— И ты пошла в бар и подцепила парня… Умнее ничего не придумала?

Она хотела возразить, что, наверное, нет ничего особенного в том, что девушки хотят чувствовать себя полноценными женщинами, но решила, что это тоже покажется ему глупым, и попробовала рискнуть — задеть его мужское самолюбие.

— Ты очень привлекателен, Джеймс…

— И поэтому ты хочешь со мной переспать? — Он недоверчиво покачал головой. — Но это же безумие.

— Почему безумие? Это всего лишь секс.

Далтон сел.

— Так нельзя, Эмили, — сказал он, не глядя на нее. — Первый раз… ты будешь жалеть об этом. Ты должна ждать, Эмили. Когда придет настоящая любовь, ты поймешь.

Эмили не отвечала. Ее пальцы яростно комкали блузку на груди. Какое унижение. Этот странный любовник отвергает ее… Далтон взглянул на нее и прочел на ее лице слова, готовые сорваться с губ. Своей громадной ладонью он провел по ее щеке — нежно, невыносимо нежно.

— Я этого не сделаю…

Эмили гордо вскинула голову.

— Это уже не имеет значения.

— Мне надо идти. — С лихорадочной скоростью он стал одеваться.

Вот он завязал шнурки на ботинках. Застегнул ремень. Неловко зацепил пряжкой футболку. Затем схватил куртку и вышел из комнаты.

Эмили осталась одна. Совершенно одна.

* * *

На часах шесть утра. Джеймс разглядывал свое отражение в зеркале. Когда он давал согласие участвовать в Программе защиты свидетелей, он думал, что власти изменят его лицо, однако пластическая операция не была частью сделки. На своем месте осталась даже особая примета — шрам поперек брови, память о тюрьме.

А вот Эмили считает его привлекательным… Она даже хотела переспать с ним и отдать свою девственность, так он ей понравился. Интересно, что Эмили сказала бы насчет его привлекательности, узнай, что легла в постель с бывшим заключенным, соучастником убийства?

Выругавшись сквозь зубы, Джеймс отвернулся от зеркала. Ну почему эта девчонка так похожа на Беверли? Да, он был первым любовником Беверли, то есть первым мужчиной — это все равно, тем более что с ней все было не так. Беверли Хэллоуэй была долго в него влюблена. Эмили — он так и не узнал ее фамилии — никогда раньше его не видела. Далтон в последний раз окинул взглядом комнату, повесил на плечо сумку с немногочисленными вещами и направился к двери.

Солнце уже взошло. На улице Джеймс прищурился, привыкая к его яркому свету, и тут же увидел еще одну раннюю пташку — местного инспектора ФБР, назначенного для надзора за его делом. Зак Райдер курил, опираясь на крыло своей машины, и тоже щурился на солнце. У Джеймса автомобиля не было, но Программа защиты свидетелей выделила ему сумму, которой будет достаточно для покупки подержанного пикапа, как только он найдет жилье и работу.

— С добрым утром! — сказал Райдер, докурив сигарету.

Джеймс ответил чуть заметным кивком.

Райдер, как и Далтон, был метисом, наполовину индейцем, высоким и крепко сложенным. Но на этом сходство заканчивалось. Инспектору на вид лет сорок, у него седеющие виски и сардонический юмор. Он входил в элитное подразделение маршальской службы США и был обучен охранять не только свидетелей. В прошлом среди его подопечных встречались и высокопоставленные иностранцы, и правительственные чиновники.

А Джеймсу всего двадцать шесть лет, и он ничему толком не обучался. Он был гениальным электронщиком-самоучкой, умел выводить из строя самые сложные системы безопасности, мастерил аппаратуру для защиты от слежки и прослушивания. Гангстеры положили глаз на молодое дарование. Так он оказался в лос-анджелесской Семье Западного Побережья.

— Перекусить не хочешь? — спросил Райдер.

— Только не здесь.

— Почему? Какие-то тараканы успели завестись?

— Просто хочу уехать поскорее.

И избежать случайной встречи с Эмили… Что, если она решит позавтракать здесь? Далтон окинул взглядом автомобили, выстроившиеся в ряд на стоянке, и заметил малолитражку. Наверное, это ее колеса.

— Ну а в Макдональдсе?

— Если будем проезжать мимо.

Джеймсу не хотелось задерживаться в Льюистоне. Забыть этот город, забыть Эмили. Полночи он метался в постели без сна: мысли об Эмили не давали ему покоя. Кто она, откуда приехала? Не все ли ему равно, кто окажется следующим парнем, с которым она познакомится в баре? Но он боялся, что тот ублюдок наверняка не упустит своего шанса.

Райдер открыл дверь своего седана, сел за руль, вдавил окурок в пепельницу, поднял дверцу багажника. Далтон погрузил сумку и уселся в машину. Чиновники из Программы защиты свидетелей решили поселить его в небольшом городке Сильвер-Вульф в Северном Айдахо, примерно в полутора часах езды от Льюистона.

— Зайдешь на «Конюшни Тэнди», — сказал Райдер, когда они выехали из города.

— Зачем?

— Там есть работа. Старой хозяйке нужен помощник. Должность с жильем и питанием. У нее есть жилой фургон.

— Откуда вы знаете?

Инспектор улыбнулся.

— Это моя работа. Думаешь, я брошу тебя одного в маленьком городишке и на работу не помогу устроиться? К тому же, как я слышал, ты умеешь обращаться с лошадьми.

Далтон пожал плечами. Он действительно вырос среди техасских холмов и заарканил не одного пони, играя в ковбоя.

— Думаю, возвращение к корням пойдет тебе на пользу. Кстати, — Райдер бросил на него подозрительный взгляд, — вид у тебя чертовски неважный…

— Не выспался.

— Веселился в баре с какой-нибудь блондинкой?

— Я не нарушал никаких правил.

— Еще бы! Только попробуй, и я мигом возьму тебя на мушку. Мы выкинем тебя из Программы быстрее, чем ты подцепил ту девчонку.

— Она тут ни при чем.

Меньше всего Джеймсу хотелось признаваться, что Эмили задела его за живое.

— Смотри не сорвись. — Райдер сверкнул зубами в миролюбивой усмешке, показывая Джеймсу, что он ему друг. — А то подставишь меня.

— Это не в моих планах.

Скептически настроенному инспектору было известно не все. Никто из офицеров Программы защиты свидетелей и никто во всем ФБР не знал, что у Джеймса был сын. Темноволосый, темноглазый мальчик, которого другой мужчина по его просьбе признал своим. И пусть Джеймс Далтон был тайным отцом, рождение ребенка действительно изменило его планы на жизнь, до тех пор катившейся по накатанной колее под уклон.

Остаток пути они проехали молча. Наконец Райдер свернул с трассы на проселочную дорогу.

— Приехали.

Посмотрев в окно, Джеймс узнал высокие, могучие ели и деревянные коттеджи, похожие на сказочные домики. Он помнил их по видеозаписям о Сильвер-Вульфе. Сначала чиновники из Программы защиты свидетелей решили направить его в какое-нибудь поселение чероки. Но был риск, что гангстеры станут искать именно там, среди его одноплеменников. Поэтому новое место жительства ему выбрали рядом с резервацией Нез-Персе — индейского народа, с которым его ничто не связывало.

Инспектор остановил машину на парковке перед гостиницей «Сильвер-Вульф». Джеймс вглядывался в здание мотеля, прятавшееся в густой заросли деревьев, уже зная, что оно станет его временным пристанищем. Как только он устроится на работу, у него появится постоянное жилье. Согласно Программе защиты свидетелей, здесь он должен пустить корни, влиться в сообщество местных жителей. Если же его безопасность окажется под угрозой, его сразу переселят в другое место.

* * *

После той ночи в Льюистоне, когда Эмили потеряла своего несостоявшегося любовника, прошло три дня.

Вбежав в служебное помещение круглосуточной закусочной «Долли», Эмили сунула пропуск в щель автомата, чтобы отметить время прихода на работу.

— Извини, я задержалась, — сказала она официантке из ночной смены, — у Кори в школе утром было родительское собрание, и я не могла уйти.

— Ничего страшного. У нас у всех есть дети, — добродушно ответила официантка, собираясь домой.

Эмили вздохнула. У нее не было детей. У нее был только брат, которого она старалась любить, как родная мать.

Она поздоровалась с поваром, заняла свое рабочее место, осмотрела зал. Разумеется, постоянные посетители были уже здесь — по ним было можно проверять часы. Лорна из салона красоты уже оплачивала в кассе свой обычный завтрак на вынос, а пенсионер Харви Осборн, бывший почтовый служащий, сидел на своем привычном месте у барной стойки. За одним из дальних столиков она заметила мужчину в черной ковбойской шляпе, сидевшего к ней спиной. Он читал газету.

Эмили повернула вращающуюся стойку, куда повар выставлял готовые блюда, и проверила заказы, перешедшие ей от сменщицы. Конечно, Харви заказал вишневый пирог и кофе бессчетно.

Эмили налила очередную порцию кофе для Харви. Это был сухощавый, узкоплечий старичок в мешковатых брюках. Каждый день он появлялся в нарядных полосатых подтяжках. Чувствовалось, что носит он их не для красоты, а чтобы поддерживать штаны.

— Ну, как дела, красавица?

— Спасибо, все хорошо.

Разумеется, Харви знал о ее болезни. Этот безобидный любитель поболтать знал вообще все и обо всех. Понизив голос, Харви кивнул в сторону мужчины в черной шляпе.

— Бьюсь об заклад, это новый помощник Лили Мэй.

— Вы так думаете?

Харви почему-то обожал перемыть косточки Лили Мэй Прескотт, легкомысленной хозяйке «Конюшен Тэнди».

Он слегка подтолкнул ее локтем.

— Поди-ка, разузнай.

Пожалуй, действительно надо подойти, поздороваться. Сказать, что его заказ почти готов.

Когда Эмили подошла, и мужчина положил развернутую газету на стол, девушка чуть не выпустила стеклянный кофейник из рук.

— Джеймс?

Да, это был он — такой же угрюмый, как его видавшая виды ковбойская шляпа, темный и запретный, как ее последние сны, полные боли от неутоленного желания.

— Эмили? — Он выглядел не менее ошеломленным.

Девушка решила блеснуть самообладанием. Она спросила:

— Еще кофе?

— Нет. Да. Наверно.

Эмили поняла замешательство Далтона. Они оба не ожидали, что еще когда-нибудь встретятся.

Наливая кофе, она отметила, что на его щеках и подбородке не осталось и следа жесткой щетины. И все же что-то бесшабашное оставалось в его лице индейца, навсегда забывшего дорогу к своему вигваму.

— А я думала, ты едешь домой.

— Я уже дома. Третий день, как переехал сюда.

О Боже, подумала Эмили. Боже милосердный.

— В Льюистон… — Тут он откашлялся, чтобы собраться с мыслями, сосредоточиться. — Я прилетел вечером. Мотель недалеко от аэропорта. Удобное место, чтобы переночевать. — Он поднял чашку и снова поставил на стол, не отпив ни глотка. — Ну а ты что там делала?

— Я… — Эмили деловито смахнула со столика несуществующие крошки. — О-о, у меня в тот день затянулась одна встреча, и мне не хотелось поздно возвращаться на машине.

Она начала привыкать к тому, что Джеймс не мираж, рожденный ее измученной фантазией. Настоящий Джеймс… Боже, какой же он настоящий!

— Я не хотел, чтобы так получилось, Эмили.

— Ничего. Все в порядке. — Она безотчетно вытерла влажные руки о розовое форменное платье. — Тебе понравится у нас в городе.

— Ну и ну! — раздался у нее за спиной возглас Харви. — Да вы, ребятишки, никак знакомы?

Харви не спеша прошаркал к свободному месту за столиком Далтона и уселся без приглашения.

— Ты что, новый помощник Лили Мэй?

— Да. Она приняла меня на работу.

— Я так и знал! — Харви отпустил самодовольную улыбку, адресованную Эмили: — Я же тебе говорил!.. Ну, и как ты познакомился с нашей малышкой Эмили? Что у вас там было в Льюистоне?

Джеймс аккуратно сложил свою газету. Эмили поняла, что он подыскивает подходящий ответ.

— Я заметил ее. Думаю: надо же, а ведь она симпатичная…

И еще захотел переспать с ней, подумала она, а потом взял и расхотел.

Зубные протезы Харви разошлись в широчайшей улыбке.

— Вот и я так считаю — симпатичная она! Потому я тут и околачиваюсь целыми днями. Только не проболтайся другим официанткам, что я в этом признался. А то они воображают, будто я из-за них здесь штаны просиживаю.

Губы Далтона, помнится, такие теплые и упругие, тронула чуть заметная улыбка. Эмили ощутила вкус его последнего полного страсти поцелуя. Потом он увлек ее на постель, а потом…

Эмили вспомнила о предстоящей операции. Кто первый скажет ему об этом? Возможно, Харви, и, может быть, прямо сейчас.

— Проверю, готов ли ваш заказ, — сказала она Джеймсу.

Напрасно Эмили надеялась, что этот маневр вынудит Харви последовать за ней. Главный городской сплетник и не думал оставлять Джеймса в одиночестве, радуясь случаю посудачить о Лили Мэй Прескотт.

Когда старик вскоре все же расплатился и вышел, Эмили решилась принести заказ. Далтон попросил ее задержаться.

И снова, увидев его глаза, полные затаенной тоски, Эмили замерла как завороженная.

— Да, слушаю.

— Ты… ты еще… — Далтон помедлил, разминая стеклянные бока бутылки с кетчупом. — Никого себе не нашла?

Эмили отрицательно покачала головой.

— Для меня это было не так важно, как ты думаешь.

Руки Джеймса усилили массаж кетчупа.

— Разве?

— Да. Просто прихоть, и ничего более.

Эмили вдруг почудилось, что он гладит стеклянную бутылку, как женское тело.

Его голос стал резким:

— Я просто хотел убедиться, что никто не…

Что «не»? Не лишил ее девственности? Не доставил ей наслаждения? Она прикусила губу. На языке остался вкус прозрачной помады, нанесенной сегодня утром.

— Мне надо идти работать.

Эмили подхватила со стола кофейник и ушла, положив на столик счет.

Далтон остался наслаждаться кетчупом. Закусочная понемногу заполнялась посетителями, и Эмили действительно надо было работать. Она сновала между столиками с тарелками, перекидываясь парой слов то с одним, то с другим завсегдатаем.

Несколько позже, балансируя с двумя блюдами из «специального утреннего меню», она взглянула туда, где сидел Далтон, надеясь и страшась встретиться с ним взглядом. Но Далтон уже ушел. Его счет был оплачен, а еда осталась почти нетронутой.

Эмили сложила посуду на поднос и взяла оставленные им чаевые. Ее пальцы наткнулись на предмет, похожий на зажим для купюр.

Это была ее заколка. Та самая, которую Джеймс Далтон вынул из ее волос, когда представился, и прикрепил к нагрудному карману своей куртки перед тем, как сообщить, что Эмили кого-то там ему напоминает.

В тот вечер, когда они должны были заняться любовью.

В тот вечер, когда он оставил ее страсть неутоленной.

Глава третья

Эмили жила в семи милях от городка. Ее коттедж, окрашенный желтой и белой краской, напомнил Джеймсу пряничный домик из детской сказки.

Припарковав свой только что купленный грузовик, он не спешил покинуть машину. Джеймс не видел Эмили уже несколько дней — с той минуты, как вышел из закусочной, не попрощавшись. Но сегодня в скобяной лавке он случайно повстречал Харви Осборна, и старикан кое-что ему рассказал.

И вот он приехал.

К девушке, которую он едва знал.

К девушке, которая больна раком.

Джеймс разглядывал декоративный фонарный столб перед ее домом. Он спрашивал себя: почему Создатель послал ему Эмили? Была ли встреча с ней частью какого-то высшего замысла?

Да уж… Создателю на него наплевать! Разве он достоин какого-то там замысла!

Бывший заключенный, непрощенный соучастник убийства — что у него может быть общего с такой девушкой, как Эмили? Джеймс чертыхнулся про себя и все-таки вышел из машины. Несколько слов и все. Неясно только, как начать.

Джеймс негромко постучал в дверь. Один тревожный удар сердца, второй… На пороге появилась Эмили. Ее волосы были распущены, светло-золотистой гривой обрамляя лицо. Ее глаза, зеленые, как освещенный солнцем луг… Это глаза Беверли, подумал он. Женщины, которую он любил.

— Джеймс?

Наваждение исчезло. На самом деле ее сходство с Беверли не так уж велико. Правда, еще болезнь…

— Харви сказал мне, где ты живешь.

— О, наш Харви… Ему просто цены нет! Он лучший в мире почтальон из когда-либо заслуженно отдыхавших на пенсии! Без него мы бы тут все очень быстро забыли свои адреса! Передай ему привет и скажи, что я никого не ждала, — сказала Эмили довольно сердито. — Я недавно вернулась с работы. Харви наверняка расписал все мои смены на месяц вперед, но, возможно, Харви забыл сказать, что я устаю на работе…

Джеймс, не ожидавший такого отпора, насупился.

— Почему ты не сказала, что у тебя рак?

Эмили заметно побледнела. Ей расхотелось продолжать в том же тоне.

— Когда именно я должна была тебе это сказать?

— Например, в тот вечер, когда мы познакомились.

— Это все пустяки, — сказала она.

Нет, рак не кажется ему пустяками. И этому есть веская причина: Беверли умерла от рака легких. Она была так же молода и красива, как Эмили. И так же упряма, кстати. А перед такими болезнями все равны. Сегодня ты президент, а завтра лежишь на самом зеленом склоне холма под мраморной плитой с глупой эпитафией.

Беверли лежит в могиле, и Джеймс не может ее навестить.

— Эмили, я хочу знать все о твоем состоянии.

— Разве Харви не выложил все вплоть до результатов биопсии?

— Он сказал только, что у тебя рак кожи и про операцию.

Эмили подняла голову, стараясь казаться гордой и неприступной.

— Этого достаточно. Даже слишком… Больше, чем тебе нужно знать, и… я вовсе не обязана отчитываться перед тобой.

Но Далтон буквально атаковал ее.

— Пять дней назад ты была согласна, чтобы я пустил сок из твоей вишенки. И не потому, что ты устала ждать! — Борясь с приступом ярости, он выругал себя за эти слова, сорвавшиеся с языка. Но какое ему дело до приличий? И какое ему дело до чести женщины, с которой он едва знаком? — Да у тебя просто крыша поехала из-за рака. Признайся, что так и было. Вот почему ты подцепила незнакомого парня в баре!

— Ну, допустим. А какое оправдание у тебя? — парировала она.

«Моя умершая жена, мать моего потерянного ребенка», — хотел он сказать, но сказал совсем другое:

— Мужчинам не нужны оправдания. Мужчины…

Он замолчал. Боже милосердный, как он груб с ней! Джеймс понимал это как нельзя лучше. Пусть у него и было трудное детство и пути преступника тоже не устланы лепестками роз, но он знал, как вести себя с леди.

— Что «мужчины»? — спросила Эмили.

— Ничего, — сказал Джеймс, отступая на шаг и ненавидя себя за ту неприязнь, которую увидел в ее глазах.

Он боролся с желанием рассказать ей все, признаться, почему ведет себя как сумасшедший из-заее болезни.

— Я прошу прощения, Эмили.

— Неужели?

— Да, да, да! — И Далтон поднял руки, как загнанный преступник, пытающийся остановить предназначенную ему пулю. — Я просто волнуюсь за тебя.

Она прикусила нижнюю губу. Эту нервную привычку Далтон замечал у нее и раньше.

— Ладно. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, — произнесла она наконец.

Далтон молча ждал, пока она сделает следующий шаг. Эмили жестом пригласила его присесть на перила веранды.

А на что он надеялся после всего? Что она пригласит его зайти в дом? В этот сказочный домик с кружевными занавесками и затейливо разукрашенными наличниками, где такому, как он, нет и не может быть места?

Эмили присела рядом с Джеймсом. Она явно не знала, с чего начать. Он чуть задел ее плечо, и это прикосновение вызвало в ней приступ внезапной слабости. Ее тело не забыло, как он целуется, натиск его губ, влагу с его языка.

А теперь вместо всего этого он хочет кое-что разузнать об ее раке. Подумать только!

Джеймс глядел на нее в упор из-под низко сидящей шляпы. Их лица были так близко. Слишком близко друг к другу. Пожалуй, ей следовало выбрать более удобное место для разговора о раке, чем эти перила, где так тесно.

Эмили еще не знала ни одного из его секретов. В сущности Далтон все еще оставался для нее незнакомцем, в то время как она со своими тайнами была у него как на ладони.

— Ты что-нибудь знаешь о раке кожи? — спросила она.

Далтон отрицательно покачал головой.

— У меня меланома (самая опасная форма рака кожи, подумала она). Меланома начинает развиваться в клетках, которые называются меланоциты. Ты успеваешь запоминать? Учти, Харви не простит тебе, если ты что-то забудешь… Меланоциты вырабатывают меланин. Тебе, правда, интересно?

— Это такой пигмент в нашей коже? — спросил Джеймс вместо ответа.

— Именно. Люди со светлой кожей и светлыми или рыжими волосами больше рискуют заболеть, потому что в клетках их кожи меньше меланина.

— Такие, как ты?

— Ты очень догадлив. Есть разные виды меланомы. Ну, ее стадии. И когда ставят диагноз, обязательно определяют стадию, о которой под большим секретом сообщают родственникам больного. Все зависит от того, какой толщины опухоль и как глубоко она проникла в кожу. У меня вот, если хочешь знать, всего-навсего первая стадия. Жаль, если Харви будет разочарован…

— Когда у тебя операция? — спросил Далтон, пропуская сарказм мимо ушей.

Рука Эмили дрогнула на колене, чуть выше которого по-хозяйски расположилась меланома и вскоре появится операционный шрам.

— В следующую пятницу.

Джеймс молчал. Эмили продолжила.

— Очень важно не умереть в восстановительный период. Тут все зависит от сложности операции и от твоей работы, ну, ее специфики, что ли. Я, например, беру отпуск по болезни на месяц. Мне предложили несколько недель оплачиваемого отпуска, и это очень кстати — я все равно хотела отдохнуть этим летом (провести несколько беззаботных дней у реки, подумала она, погреться на солнце, теперь все это уже не для нее). Времени больше чем достаточно.

— Твои родственники будут о тебе заботиться?

— Моих родителей нет в живых.

— Сожалею, — сказал он.

— Спасибо. — В такое трудное для себя время Эмили действительно чувствовала себя незащищенной без поддержки матери и отца. Особенно сейчас, когда Джеймс так пристально на нее смотрел.

Он смущенно откашлялся, потом спросил:

— Кто отвезет тебя в больницу?

— Подруга. Она и потом будет за мной присматривать.

— Я могу помочь, — искренне сказал Далтон. — Правда, Эмили. Я могу приезжать, когда твоя подруга будет занята.

— Не беспокойся. Я справлюсь.

— Ты уверена? — Далтон нерешительно дотронулся до ее щеки.

— Думаешь, меня придется возить в коляске? — Эмили улыбнулась, удачно спрятав волну возбуждения, подаренную этим прикосновением. — Не волнуйся, я не буду прикована к постели.

Дрогнувшими пальцами Далтон провел по ее щеке.

— Если вдруг… Если вдруг тебе понадобится моя помощь, ты просто позвони.

После прикосновения его жесткой ладони кожа на щеке Эмили слегка зарделась. Слишком чувствительная, подумала она, а какая будет на шраме после операции?

На дороге показался желтый школьный автобус. Он остановился на своем обычном месте, и с подножки спрыгнул белобрысый мальчуган лет шести с тяжелым ранцем, оттягивающим узкие плечи.

— Мой брат приехал! — Как могла она забыть о Кори! Он приезжал домой ровно через двадцать минут после того, как их отпускали с продленки.

Улыбающийся до ушей первоклашка зашагал к дому. Водитель автобуса, включив красные сигнальные огни, дождался, когда мальчик ступит на дорожку, ведущую к крыльцу.

Джеймс поправил шляпу, чуть приподняв поля.

— Этот малый — твой брат?

— Да, и я его законный опекун.

У Эмили чуть было не сорвалось с языка, что она уже растолковала малышу, почему больше не может играть с ним на солнце, как раньше.

Сестра спустилась с крыльца и развела руки, чтобы обнять Кори, но мальчик не бросился в ее объятия, как обычно. Он смотрел на сидящего на перилах высокого темноволосого незнакомца.

— Ты кто? — удивленно спросил мальчик, мгновенно оказавшись рядом с ним.

Мужчина опустился на корточки, чтобы быть с Кори наравне.

— Я друг твоей сестры.

Малыш перевел изумленный взгляд на Эмили.

— Ого! У тебя уже есть парень, Эмили?

— Нет… Ну ты даешь, братец… Я… То есть он…

— Разве друг — это обязательно парень? — пришел ей на выручку Далтон.

Кори скинул ранец на крыльцо. Чтобы побыстрее разобраться с незнакомцем, он решил пойти обходным путем и перескочил на новую, ничуть не более приятную тему:

— Здорово! Значит, ты знаешь, что у Эмили будет операция?

Далтон не растерялся. Этот малыш явно его забавлял.

— Еще бы! Мне даже известно кое-что о меланине, ну, ты понимаешь, о чем я… Кстати, сам-то как думаешь помочь сестре поправиться?

— Я уже подумал. Я буду ночевать у Стивена, чтобы Эмили хорошенько отдохнула. Я целых четыре дня там буду жить.

— Стивен — это твой друг?

— Угу. У него в комнате есть кровать двухэтажная и все такое. — Кори умолк, придумывая, что сказать, если незнакомец вдруг спросит, не является ли Стивен еще и его парнем по жизни, и ловко перевел разговор:

— Меня зовут Кори. Когда Эмми злится, она называет меня Корбин. А тебя как звать?

— Меня зовут Джеймс, — очень серьезно ответил Далтон, улыбаясь как если бы знакомился со взрослым человеком. Впрочем, по его глазам было видно, что ему, как минимум, не до шуток.

Эмили с удивлением наблюдала за обоими. Братишка был явно симпатичен Далтону, похоже, болтовня мальчугана чем-то его растрогала.

— Хочешь поиграть со мной в видеоигры? — спросил Кори.

— Я бы с удовольствием. Но сейчас мне надо ехать на работу. — Джеймс показал на свой пикап — мощный «Форд», нагруженный досками. — Веришь, этим надоедам надо кое-что починить на конюшне…

— Ты ковбой? — спросил Кори, разглядывая широкополую шляпу Джеймса и его сапоги со скошенным каблуком.

Джеймс снова улыбнулся.

— Я родился с лассо в правой руке. Вот в этой, — Далтон показал мальчику открытую ладонь. — Все жутко удивлялись, но это факт. А ты любишь лошадей?

— Да, очень люблю. А ты к нам сегодня обедать придешь? — Кори вопросительно посмотрел на сестру: — Можно, он пообедает с нами, Эмми?

Прежде чем она успела ответить, Джеймс поднялся… Его глаза могли обмануть ребенка, но не Эмили. В этих глазах стояла мука.

Эмили, конечно, пригласила. Любая воспитанная девушка из маленького городка поступила бы так же.

— Это будет обычный обед, ничего особенного, — сказала она, все еще не отводя своего взгляда. — Но мы будем рады, если ты придешь.

Далтон пообещал быть к обеду, Кори даже запрыгал от радости.

* * *

Джеймс открыл свой одежный шкафчик. Он поселился в одноместном жилом фургоне, уютно обставленном и довольно-таки комфортабельном. Если проживешь год в тюремной камере, такой фургончик придется очень даже по вкусу.

Джеймс озабоченно осмотрел свой гардероб. Если не считать нескольких недавно купленных футболок, все его вещи оставляли желать лучшего.

Он схватил одну из футболок и выругался. Нервы ни к черту. Это не свидание. Ему не надо наряжаться, душиться дорогим одеколоном и укладывать с помощью лака влажные после душа волосы. Не нужно и покупать розу на длинном стебле или бутылку коллекционного вина.

Нет, это не свидание. Он просто едет обедать к женщине и ребенку. Ну, допустим, они не совсем обычные женщина и ребенок, но в самом по себе обеде, пожалуй, нет ничего сверхъестественного.

Джеймс натянул футболку и заправил ее в протертые до дыр джинсы. Он долго не мог застегнуть молнию — задумавшись, он дергал замок вниз. Все же, наверное, не следовало принимать приглашение… Помочь в чем-то — это другое дело, а помочь съесть их обед… Просто он не смог отказать малышу, вот и все. Не хотелось обижать мальчугана.

Джеймс провел расческой по непослушным волосам. Обычно дети относились к нему с недоверием — их отпугивал его мрачный вид. Но, видно, Кори его раскусил. А может, это ему хотелось, чтобы Кори его раскусил… Пора ехать.

Направляясь к машине, Джеймс решил, что только неотесанный болван может явиться на обед к женщине и ребенку с пустыми руками. Он заехал в супермаркет и купил букет цветов и игрушечную машинку.

И вот он уже на знакомой уютной веранде. И когда Эмили появилась на пороге, одетая в очаровательную блузку в весенних тонах и едва уловимо пахнущая духами, он сразу забыл, что приехал на обед, а не на свидание. Ему захотелось поцеловать ее в губы, насладиться запахом ее груди…

Впрочем, вместо всего этого он только сказал: «Привет!» — и протянул ей цветы.

— Спасибо. — Она понюхала выступающую из букета маргаритку и пригласила его пройти в дом.

— Представляешь, Кори уснул. Он так ждал тебя, что переутомился. Но я разбужу его перед обедом.

— А, это хорошо. — Джеймс нервно сжимал в руке игрушечную машинку. Дом Эмили и внутри был радостным и веселым: деревянный пол, яркие коврики, плетеная мебель — все тот же пряничный домик из сказки.

Кори сладко сопел на диване. Далтон, не колеблясь, направился к мальчику.

Он был совсем не похож на его сына. Кори значительно старше. И все же, глядя на Кори, Далтон подумал о своем потерянном ребенке.

Джастину было всего десять месяцев, когда Джеймс видел его в последний раз. Теперь мальчик, наверное, уже ходит и говорит и называет папой другого мужчину.

— Детишки во сне такие милые, — сказал он.

Джеймс, бывало, баюкал Джастина, напевал ему колыбельную, когда они ночевали в машинах, мотелях и кемпингах. Его сын родился в те самые полтора года, которые он, его жена и сестра провели в бегах, скрываясь от бандитов.

Заметив пристальный взгляд Эмили, он едва удержался, чтобы не погладить мальчугана по голове. Он оставил красную гоночную машинку на журнальный столик и постарался принять беззаботный вид.

— Правда, в детишках я совсем не разбираюсь…

Эмили все еще держала в руках букет из супермаркета — композицию из желтых, розовых и голубых цветов в целлофане.

— А вот Кори ты определенно нравишься.

Они не знали, как продолжить разговор.

Джеймс сунул руки в карманы, затем вынул их и взял со стола машинку, покрутил черные колеса и сообразил наконец:

— Тебе помочь с обедом?

— А ты умеешь готовить?

— Так, чуть-чуть. Чтобы обходиться одному.

На кухне пряничного домика было тесновато, но уютно. Шеренга жестяных банок на буфете, портрет пожилой цыганки на стене. Из духовки чем-то аппетитно пахнет.

— Что в плите? — спросил он.

— Жаркое. — Эмили развернула букет и поставила его в вазу, раскрашенную всеми цветами радуги.

На столе уже стояли желтые и зеленые тарелки.

Джеймс присмотрелся к увешанной монистами женщине, изображенной на картине. В ее рыжевато-каштановых волосах серебрились нити седины, а шаль, накинутая на плечи, блестела, как накидка танцовщицы. Руки с узловатыми пальцами, покрытые коричневыми старческими пятнами, лежали на колоде карт Таро. Но самой выразительной деталью портрета были глаза цыганки. То, как она смотрела. Пронзительный вороний взгляд, подумал он.

— Это мадам Мирра, — сказала Эмили, заметив, что его заинтересовала картина. — Она проезжала через город с каким-то бродячим балаганом.

— У нее гипнотический взгляд, — сказал Джеймс.

— Мне тоже так показалось. Поэтому я и попросила ее позировать.

Он обернулся к ней, ошеломленный.

— Это ты рисовала?

— Не волнуйся так. Это просто хобби.

— Нет, не думаю. — Джеймс покачал головой. — Это нечто большее. Это часть тебя.

Они встретились глазами и долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Это уже случалось однажды — в тот вечер, когда они познакомились. Эта магия взгляда, поглощающая все без остатка. Она отрезает пути назад.

— Мадам Мирра кое-что нагадала мне, — наконец сказала Эмили, сбрасывая оцепенение. — Но я подумала, это так, понарошку…

— Почему? Что она тебе сказала?

— Что я… — Она сделала паузу, как бы сомневаясь, что об этом вообще следует говорить. — Словом, что я встречу высокого темноволосого мужчину. Но это ведь так банально. Это…

Они снова посмотрели друг другу в глаза. Гадание цыганки уже витало вокруг Джеймса, как стих из старинного заклинания племени чероки. Приворотное заклинание, подумал он. Оно околдовывает, заставляет исполнить предначертанное.

Быть может, Создатель действительно захотел, чтобы Джеймс приехал сюда, в Сильвер-Вульф. К Эмили. К женщине, борющейся с раком — болезнью, убившей его жену.

— Когда ты поедешь на операцию… Я хочу отвезти тебя в больницу, — сказал он. — Я хочу быть там, когда тебя будут оперировать.

— Что? Нет, нет! — Эмили резко отвела глаза и занялась плитой.

— Тогда я хочу навестить тебя на следующий день. Ты должна пообещать, что позвонишь мне и разрешишь приехать, как только тебя выпишут домой.

— Зачем, Джеймс? Почему это для тебя так важно?

Из-за заклинания, подумал он. Из-за колдовства. Из-за цыганки с пронзительным вороньим взглядом.

— Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. А ты нуждаешься…

— В чем? — спросила она. — В чем я нуждаюсь?

— Во мне, — сказал Джеймс неожиданно хриплым голосом. — Ты нуждаешься во мне.

Глава четвертая

Сердце Эмили оглушительно стукнуло в груди.

— Нет, — проговорила она, сопротивляясь его словам. — Я нуждалась в тебе на прошлой неделе, Джеймс.

Он был нужен ей тогда, в мотеле. Но не сейчас, после разговора о ее болезни.

Далтон шагнул к ней, и Эмили стало страшно, что он к ней прикоснется. Она теряла голову, когда он дотрагивался до нее, касался ее лица, осторожно проводил пальцами по волосам.

— На прошлой неделе время было неподходящее, Эмили. Ты и сама не хотела случайного любовника.

— Я не хочу об этом говорить.

Он почти прижал ее к буфету.

— Почему? Это пугает тебя? Ты ведь знаешь, что я прав!

Прав в чем? В том, что он нужен ей? Или в том, что она не создана для случайных любовников? Если он и нужен ей, то как любовник, а не как сиделка.

— Ладно, не хочешь признаваться, твое дело. Скажи только, что я должен сделать? — спросил он.

— Ты о чем?

— Об обеде, Эмили. О еде. Я хочу есть.

Эмили указала на холодильник, на дверце которого красовался рисунок ее брата.

— Там салатные листья, а помидоры — вот, на столе.

— Может, заодно уже скажешь, где тут дуршлаг, чтобы помыть салат?

Эмили рассмеялась. Подавая ему дуршлаг, она коснулась его руки. Прикосновение было мимолетным, но оба вздрогнули.

Джеймс поспешил заняться листьями салата. Эмили открыла духовку, чтобы проверить, готово ли жаркое. Цыганка с портрета смотрела, как они пытаются справиться с наваждением.

В кухню вошел еще сонный Кори с новой игрушкой в руке. Малыш сразу же поднял Джеймсу настроение, заставив угрюмого ковбоя улыбнуться.

— Привет, напарник, — сказал он мальчику.

— Привет. А это от тебя?

— Да. Это «Феррари». Моя любимая машина.

Кори пристроился у буфета рядом с Джеймсом и начал гонять машинку туда-сюда по столешнице, изображая при этом жуткий рев мотора. Эмили приготовила гарнир из тушеного горошка к основному блюду — мясу с приправами, запеченному с картофелем и морковью. Она не могла вспомнить, когда в последний раз у нее на кухне был мужчина. Кори вообще никогда не видел мужчин на кухне, поэтому ни о чем таком не задумывался.

Он перестал газовать на «Феррари» и, задрав голову, поинтересовался:

— А индейцы едят салат? Эмми говорила, что ты немножко индеец.

— Эмми права. — Джеймс нисколько не рассердился. — И салат индейцы едят немытым, не то что вы, бледнолицые.

— Ты из племени Нез-Персе?

Вытирая руки, Джеймс внимательно посмотрел на Кори:

— Нет. Я чероки.

Услышав это, Эмили удивилась не меньше Кори, а брат продолжал свои расспросы:

— Что такое чероки?

— Это другая индейская народность.

— А чероки носят на головах такие большие штуки из перьев?

— Нет. Вместо «штук» мужчины надевают тюрбаны из ткани, а мальчикам чероки делаются татуировки — рисунки звезд, животных и тому подобное.

— Правда?! — Малыш явно заинтересовался. — Я тоже хочу татуировку! Пожалуйста, Эмми! Можно?

Господи, только этого не хватало… Она взглянула на Джеймса, надеясь, что он вмешается, но тот лишь пожал плечами, предоставив ей выпутываться самостоятельно.

— Значит, у тебя тоже есть татуировка? — спросила Эмили.

— Есть. Но вам придется угадать, где она.

Кори нетерпеливо переминался с ноги на ногу, желая поскорее узнать о таинственной татуировке Джеймса.

— На животе! Нет… Эмми, угадай теперь ты!

— Бьюсь об заклад, она у него на заднице, — сказала Эмили, и все трое прыснули со смеху.

Джеймс предложил сделать еще попытку. Но Эмили не решалась рисовать в воображении остальные части его тела. Игра могла принять опасный оборот.

Тогда Джеймс нагнулся и задрал правую штанину, открыв ногу выше колена.

— Вот она.

— Это птица? — спросил Кори.

— Да. Ворона.

— А что это за птица?

— Это птица-оборотень. Если ты когда-нибудь не поленишься заглянуть ей в глаза, ты закачаешься, Кори… Ее глаза — это вход в другой, оборотный мир. Вороны чероки смотрят так же, как цыганка на картине, которую нарисовала твоя сестра.

Мальчика такое объяснение, видимо, лишь сбило с толку, но у Эмили по спине пробежал холод.

Эмили взглянула на портрет, потом на ногу Джеймса. Ворона была вытатуирована на том самом месте, где в ее собственном теле пустила корни меланома!

Остаток вечера Эмили была в полном смятении. С Джеймсом она едва обменялась несколькими словами и старательно избегала его взгляда.

Вести разговор она предоставила Кори. К счастью, мальчик болтал без умолку.

И только когда Джеймс распрощался и ушел, Эмили принялась себе доказывать, что связь между ними лишь случайное совпадение и что он вовсе не тот мужчина, появление которого ей предсказала мадам Мирра. Да и вообще гадание цыганки было бессмыслицей, пустым набором звуков.

Но в глубине души она чувствовала и кое-что другое: связь между ней и Джеймсом реальна. Возможно, эта связь «оборотная», как говорит Джеймс. Смысл ее она пока не может понять, но это только пока.

* * *

На следующее утро, войдя в контору «Конюшен Тэнди», Джеймс увидел Лили Мэй Прескотт за работой. С выражением отвращения на лице она листала какой-то гроссбух.

Хозяйка Джеймса была маленькой, хрупкой, почти дочерна загорелой женщиной с проседью в волосах и голосом резким как хлыст. И это был самый неорганизованный человек, которого он когда-либо встречал.

Она уставилась на него сквозь очки в серебряной оправе. Как он уже успел заметить, они у нее постоянно сползали на самый кончик носа. Это обстоятельство придавало ей смешной вид.

Сегодня Далтон начал работу раньше обычного и сделал уже довольно много, чтобы позволить себе минут десять посидеть за хозяйским компьютером. Лили Мэй, конечно же, не возражала.

Джеймс погрузился в изучение интернет-сайта, посвященного меланоме. Ему важно был узнать, что предстоит Эмили.

Время от времени Лили Мэй по-свойски заглядывала ему через плечо.

— Чем ты там занимаешься, Джеймс? — спросила она наконец.

— Исследую.

— A-а, вот как это теперь называется! Когда мужчина преследует женщину — это означает, что он «исследует»!

Далтон нахмурился, не отрывая взгляда от монитора.

— Я никого не преследую.

— Чепуха! У тебя только одно на уме — эта малышка-официантка.

Он не спал полночи, думая об Эмили, вспоминая прошлое, свою жену, и ужасную болезнь, унесшую ее жизнь.

— Я хочу помочь Эмили. Она, правда, не очень-то позволяет…

— Может, ты предлагаешь не то, что ей надо. Может, она слишком переживает из-за своей операции. А может, ей нужно сходить куда-нибудь вечером, развеяться…

Джеймс вдруг подумал, что он, пожалуй, и в самом деле здорово смахивает на дуралея, которому не хватает соображения, чтобы понять, что нужно женщине.

— Мне что, пригласить ее на свидание?

— Боишься, что откажет?

Джеймс кисло улыбнулся. Откровенно говоря, он действительно не был уверен, что она примет его приглашение. Вчера Эмили вела себя как-то странно. Но их отношения вообще были странными. Он чувствовал себя желторотым подростком, который боится пригласить погулять понравившуюся девчонку.

Наконец он набрался храбрости и с благословения Лили Мэй позвонил Эмили в закусочную. Он спросил, не может ли она заехать на конюшни по пути с работы — надо, мол, кое-что обсудить. В ее голосе звучали нотки недоверия, однако она согласилась.

…Эмили приехала в своем форменном платье и держалась очень настороженно. Мало того, что Далтон зазвал ее на конюшню, так он еще и ждал в своем фургоне!

Дверь была открыта. Эмили вошла и остановилась на пороге.

— Тебе налить чего-нибудь прохладительного? Может, содовой? — спросил он вместо «здравствуй».

Эмили не хотелось прохладительного.

— Не возражаешь, если я попью? — он чувствовал, что у него пересохло во рту.

Эмили ничего не имела против. Далтон предложил ей сесть на топчан и, схватив банку газировки, выпил сразу половину одним жадным глотком. Среди всей этой грубо сколоченной мебели в фермерском стиле она выглядела чужеродной.

— Что-нибудь случилось? — спросила Эмили, заметив его необычную растерянность.

Он отхлебнул еще газировки и поставил банку на стол. Затем снова взял ее в руки и стал то и дело сжимать — ну чем не светская дама, теребящая от волнения свой трескучий китайский веер.

— Лили Мэй считает, что мне следует пригласить тебя на свидание, — наконец проговорил он.

— Вот как?

— Ей кажется, что мужчины моих лет должны по вечерам развлекаться.

— Надо же!

— Я тоже думаю, что она не так уж и права. И все же, Эмили, почему бы и нет?

— Я не хочу, чтобы меня приглашали на свидание из жалости, Джеймс.

— Зачем ты так… — Далтон громыхнул банкой по столу и закрыл лицо ладонями, ощутив колючее прикосновение собственной щетины и жгучее до боли желание обнять Эмили и защитить ее. — Лили Мэй не испытывает к тебе жалости, и я тоже.

— И ты тоже? Поздравляю, ты попал в хорошие руки, Джеймс! Городу следует подумать о том, чтобы сделать Лили Мэй духовным наставником джентльменов твоих лет, обладающих столькими же достоинствами. Бьюсь об заклад, наш город расцветет, когда это случится!

Все не то, не так, нужен толчок, ну же, Эмили… Она твердо встретила его затравленный взгляд и отрезала:

— Ты видишь во мне только больную раком, и ничего больше!

Джеймс выругался про себя. В последнее время он делал это постоянно, и сейчас это помогло.

— Я вижу красивую женщину, Эмили. И к этой женщине меня влечет.

Эмили прекрасно его расслышала, но по инерции не могла остановиться:

— Правильно. — В ее голосе зазвучала саркастическая нотка. — Сначала моя привлекательная девственность… Потом не менее привлекательная меланома! Как много ты находишь уважительных причин, чтобы не быть со мной!

Далтон грузно скрипнул стулом, сделав неловкую попытку сесть поувереннее. Он понимал слова Эмили, но еще не вполне разобрался с их смыслом, поэтому, тоже по инерции, пошел ва-банк.

— Я пытаюсь вести себя как джентльмен. Пойми, я не хочу просто воспользоваться тобой и стараюсь изо всех сил, чтобы этого не случилось.

— Я об этом и говорю вот уже битый час! И не смей утверждать, что я не готова быть с мужчиной! Я уже достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу!

Не зная, что ответить, Джеймс мелкими глотками допивал газировку. Вряд ли это могло остудить кровь, жарко пульсировавшую в жилах. Видит бог, он хочет Эмили. Нет, не то. Он хочет ее как сумасшедший. И ему стоит немалых усилий сдерживать этот порыв своего мужского естества.

— И чего ты от меня ждешь? Хочешь, чтобы я набросился и просто овладел тобой?

— Да. То есть нет. — Эмили разозлилась на Далтона, но тут же ее злость испарилась. — Я хочу нежности. Я хочу закрыть глаза и наслаждаться, пока мужские руки будут прикасаться ко мне и обнимать меня.

Эмили и в самом деле прикрыла глаза. Увидев ее подрагивающие веки, Джеймс почувствовал, что его плоть восстает с не испытанной ранее силой. Он приподнялся, чтобы сделать шаг и… но Эмили вдруг открыла глаза. Их взгляды снова встретились, и они продолжали смотреть друг на друга, пойманные врасплох в одно из пугающих откровенностью мгновений.

— Ты можешь позвать бэби-ситтера? — Далтон не узнал своего голоса.

Эмили моргнула первая.

— Когда?

— Сегодня вечером. Я хочу пригласить тебя на ужин, и я хочу… — Далтон замолк, страстно желая прикоснуться к ней и воплотить в жизнь ее мечты и свои собственные фантазии. Он представил себе, как расстегивает пуговицы на ее строгой розовой униформе и несет на руках прямо на свою измятую одинокую постель. — И я хочу, чтобы после ужина ты осталась здесь. Чтобы ты провела со мной ночь.

Эмили прижала руку к груди, и он подумал, что ее сердце, должно быть, бьется так же сильно, как его собственное.

— Ладно, попробуем еще раз. Я только спрошу родителей Стивена, может ли Кори остаться сегодня у них. — Она посмотрела в маленькое окошко, откуда открывался вид на конюшни, и спросила уже значительно мягче: — Ты уверен, что хочешь этого, Джеймс Далтон?

— Да. — Он поправил прядь волос, выбившуюся из ее прически. Он желал ее с того самого мгновения, когда впервые увидел. — Уверен.

Она спросила тихо, почти шепотом:

— А тебя не будет беспокоить, что ты воспользуешься мной?

— Нет. — Он не забыл о ее болезни. Но сейчас он понимал, что ей нужна близость, такая близость, которую мог ей дать только он. — Я буду с тобой нежным, — негромко произнес он.

Эмили склонила голову ему на плечо, и Джеймс обнял ее. Скоро он станет ее первым мужчиной. Мужчиной, которого она ждала всю свою жизнь.

* * *

Эмили стояла в спальне перед большим зеркалом. Она переодевалась уже в третий раз. На спинке стула выросла горка одежды, которую она с досадой отбрасывала, не в силах на чем-то остановиться. В ожидании прихода Далтона ее охватило нервное беспокойство. Она приложила руку к животу, пытаясь смягчить спазмы в желудке. Ужинать ей совершенно не хотелось, но она не могла признаться в этом Джеймсу.

Он появился через десять минут после того, как она наконец оделась. Сейчас он казался еще выше ростом и выглядел волнующе опасным. Одет он был во все черное. Зачесанные назад волосы открывали резкие, суровые черты его лица, бронзовый лоб.

Джеймс протянул девушке розу на длинном стебле. Цветок был с красно-белыми лепестками.

— Мне сказали в цветочном магазине, что этот сорт называется «Огонь и лед».

Эмили вдохнула легкий аромат розы.

— Спасибо, Джеймс. — Он уже дарил ей цветы, но в прошлый раз это не выглядело так романтично.

Эмили хотелось тут же, немедленно обвить его шею руками и прижаться губами к его губам, но она не чувствовала в себе достаточно смелости. Одно дело — говорить, другое — делать. На все нужна своя храбрость. Особенно сейчас, когда нервы на пределе.

— Ты собрала вещи? — спросил Джеймс. — Все взяла, что тебе нужно?

Эмили кивнула, взглядом указав на доверху набитую кожаную сумку. Джеймс присвистнул от удивления.

— Я рад, что ты решилась, Эмили.

— И я рада.

— Ты голодна?

— Да, — солгала она в надежде, что спазмы в желудке скоро пройдут и она сумеет положить что-нибудь в рот.

— Замечательно. Я тоже не прочь перекусить. — Они вышли на улицу, и он усадил девушку в машину.

Эмили судорожно вздохнула. Впереди их ждал романтический ужин и, если ничего не сорвется, — долгожданная ночь вдвоем. И свидание уже начиналось.

Глава пятая

Джеймсу не очень нравилось, как все пошло. Он заказал столик в лучшем ресторане города. Волнующе мерцали свечи. Уютный уголок на двоих, отделенный от зала перегородкой… А вот беседа у них с Эмили не клеилась.

Она явно без аппетита ковырялась вилкой в тарелке, по нескольку раз подцепляя один и тот же кусочек мяса или размазывая сметанный соус по ломтику печеного картофеля.

— Что-то не так с едой? — спросил он.

Эмили подняла на него глаза.

— Что ты! Все хорошо, просто отлично. А у тебя еда вкусная?

Он кивнул.

— Отличный бифштекс, просто отличный. — Далтон отхлебнул пива из бокала. Видно, она нервничает из-за того, что им предстоит остаться вдвоем. Черт побери, он тоже нервничал. Он очень хотел доставить ей удовольствие, сделать ее первую ночь особенной.

— Я говорил тебе, какая ты красивая сегодня?

Эмили застенчиво улыбнулась ему и одернула кофточку. Эластичная золотистая ткань теснее прилегла к телу, обрисовывая форму груди.

— Представляешь, я три раза переодевалась…

Ему захотелось пересесть к Эмили, коснуться ее руки, рассеять тревогу, но он лишь указал вилкой на свою рубашку.

— Ну, а я прикупил себе пару новых шмоток. Так что, видишь, я тоже немного суетился.

— Чероки всегда раскошеливаются на новую одежду ради своих новых женщин?

Он пожал плечами.

— Я не хотел выглядеть оборванцем, вот и все.

— Ты выглядишь потрясающе, Джеймс. Но ты и в футболке неплохо смотрелся.

— Ты так считаешь?

Далтон встал и с трудом протиснулся на узкий диванчик рядом с ней.

— Тесновато, но мы поместимся, и у тебя, возможно, проснется аппетит. — Смех Эмили компенсировал все неудобства. — Разреши, я попробую с твоей тарелки? А я угощу тебя со своей.

Эмили сместилась в самый угол дивана, чтобы повернуться к нему лицом. Их колени соприкоснулись.

— Мой бифштекс тебе наверняка не понравится.

— Это почему же? — спросил Джеймс, преувеличенно внимательно рассматривая кусочек мяса, наколотый на вилку.

— У меня он хорошо прожаренный, а у тебя с кровью.

— Зря ты так о своем бифштексе. Ты обижаешь здешнего повара. — Джеймс отправил в рот свой трофей, по-голливудски мощно задвигал челюстями и проглотил действительно слегка жестковатое мясо, запив глотком пива, одновременно наслаждаясь сиянием глаз Эмили, которая восторженно смотрела на него.

— Гм, неплохо, неплохо… — продолжал он их шутливый диалог. — Особенно если учесть, что у меня, как у каждого джентльмена из чероки, ну просто железный желудок. А теперь твоя очередь…

— Ни за что! Я не ем мяса, если оно мычало еще пять минут назад.

Далтон улыбнулся.

— А ты рискни разбудить в себе зверя.

— Зверя? — Эмили деланно строго постучала вилкой по столу, как бы призывая публику к порядку. — Ты разве не знаешь, что я совершенно девственна по части крови…

Далтон подхватил ее игру и пододвинул к ней свою тарелку с соблазнительным куском кроваво-красного мяса.

— Это не бифштекс, Эмили. Это добыча. Стоит разок вонзить в нее зубы, чтобы ее кровь брызнула на твои губы, и принюхаться к ее дурманящему запаху…

— А ты уверен, что хочешь меня совратить? — тоном школьной учительницы спросила Эмили и оттолкнула тарелку в притворном возмущении.

Они взглянули друг на друга и рассмеялись. Их позабавили эти откровенные намеки.

Затем Эмили вдруг задала серьезный вопрос:

— Почему ты сюда переехал?

— Что?

— Как тебя занесло в Сильвер-Вульф? — Она поднесла к его рту вилку с ломтиком картофеля. — Не понимаю. Ты покупаешь билет на самолет. Летишь в Льюистон, штат Айдахо, чтобы устроиться работать на здешних конюшнях. Зачем?

Далтон снял губами угощение и долго жевал, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями, хотя Эмили поверила бы в любую историю, придуманную спецами из Программы защиты свидетелей.

— Знаешь, я по характеру немного бродяга, — сказал он наконец. — Я засиделся на прежнем месте, и мне захотелось перемен. Один приятель посоветовал перебраться сюда, и я пустился в странствие.

— Тот самый человек, который был с тобой, когда ты впервые приехал в город?

Далтон явно проигрывал первый раунд. Наверное, кто-то сказал Эмили, что он приехал в Сильвер-Вулф не один. Тот же вездесущий Харви… Он взял у Эмили еще ломтик картофеля и предложил взамен аппетитный кусочек креветки.

— Да, тот самый. Его зовут Зак. Он единственный, кого я знаю в Айдахо. И он живет здесь, в городе.

— Ты давно его знаешь?

— Довольно давно. Мы познакомились на индейском празднике. — Это была уже импровизация. Но Зака Райдера как раз потому и назначили ему в инспекторы, что он, как и Джеймс, был метисом. Джеймсу даже казалось, что вместе они смотрятся как близкие люди. Ну, пусть не как братья — старший и младший, связанные одной кровью, а как полицейский и преступник, скованные наручниками. — Хорошо, когда у тебя есть такие друзья, как Зак! — прибавил он, ощутив острый укол одиночества.

— Да, очень хорошо, — согласилась Эмили. Она попробовала его рис, потом вернулась к своему блюду. — Я рада, Джеймс, что мы с тобой все больше узнаем друг о друге.

Далтон посмотрел ей в глаза. Этот раунд остался за ним, но сейчас он ненавидел себя за то, что вынужден притворяться порядочным человеком — человеком, достойным ее привязанности и доверия. Ему не следовало просить ее об этом свидании. Тем более, вынимать заколку из ее волос, там, в баре. Но отступить теперь? Нет, ни за что.

— Закажем десерт? — спросила Эмили. Неподалеку от них остановился официант со столиком на колесиках, заставленным пирожными, кремовыми пудингами и шоколадными эклерами. — Столько всего и ни капли крови!

Изумруды в ее глазах сияли теплом и ожиданием.

— Конечно, — сказал Далтон, рассмеявшись. — Давай возьмем пару десертов без гадкого привкуса дичи. Какой тебе нравится больше всего?

— Все! — Эмили даже привстала, чтобы лучше разглядеть столик со сладостями. — Все до одного! Мне всегда так трудно выбрать!

Как же она невинна, думал Джеймс, глядя на нее.

Он знал, что недостоин ее. Но сегодня вечером это уже не имело значения. Он не даст волю чувству вины. Он не позволит своему прошлому испортить ей первое взрослое свидание.

Пусть ненадолго, всего до утра…

* * *

Эмили вошла в его фургон, держа в вытянутых руках коробку с пирожными, чтобы не споткнуться на крутой лестнице. В ресторане они заказали два до неприличия роскошных десерта, а еще, по настоянию Джеймса, целый набор разных сладостей, включавший в себя почти все кремовые, шоколадные и карамельные соблазны, на которые Эмили до сих пор только поглядывала.

Далтон щелкнул выключателем.

— Поставить это в холодильник? — спросила Эмили.

— Делай что хочешь, не стесняйся, а я отнесу твою сумку в спальню. Разберешь там свои вещи, если хочешь. Она пошла на кухню и поставила пирожные в холодильник, затем подумала, снова открыла холодильник и взяла первое попавшееся пирожное. Она мгновенно его проглотила, сполоснула пальцы под раковиной, сделала глубокий вдох, выдох и направилась в спальню.

В его спальню. В спальню Джеймса Далтона. Ее первого мужчины.

В спальне с мебелью в деревенском стиле и бежевым ковром на полу было довольно уютно.

Когда Эмили вошла, Джеймс сидел на краю двуспальной кровати и стягивал сапоги. Ее сумка стояла рядом с ним.

— Я тут устраиваюсь по-домашнему. Надеюсь, ты не против.

Должна ли и она снять туфли? Когда он встал, расстегнул ремень и высвободил рубашку из-под брюк, сердце Эмили забилось как сумасшедшее.

— В шкафу есть свободный ящик, — сказал он.

Эмили не стала бы распаковывать сумку на одну ночь, но ей нравилось представлять, будто она обживается на новом месте. Они как бы в пути, и это их свадебное путешествие, отсюда и хлопоты — приходится частенько заново обживать свое гнездышко. Если разобраться, то разве не бывает, что вчерашняя невеста тоже не очень хорошо знает своего вчерашнего жениха? Как и тайком съеденное пирожное, распаковка вещей поможет ей совладать с нервами… Она укладывала свою одежду в ящик, тщательно ее расправляя. Джеймс смотрел на нее в ожидании, и Эмили хорошо чувствовала его взгляд.

— Красивая вещь, — вдруг сказал он.

В руках Эмили была ночная сорочка. Она собиралась отложить ее в сторонку. Эту действительно красивую вещь она захватила сюда не для того, чтобы аккуратно сложить в шкаф.

— Я буду в ней спать.

— Надень ее сейчас, Эмили! Надень ее для меня.

Она почувствовала слабость в коленях. Он стоял в расстегнутой рубашке, в прорези которой, виднелся смуглый живот с темной полоской волос, скрывающихся под поясом брюк.

— Можно я воспользуюсь твоей ванной комнатой? — Переодеться в его присутствии — это, пожалуй, было бы слишком.

Джеймс указал на дверь позади нее.

— Там два выхода — в комнату и в коридор. Когда будешь в ванной, не забудь закрыть за собой обе двери. — Он сунул руки в карманы. — А я постараюсь не забыть, что они закрыты…

Эмили взяла косметичку с туалетными принадлежностями.

— Да уж, я надеюсь, у тебя не бывает провалов в памяти…

— Эту ночь я не забуду, можешь не сомневаться.

— Еще бы, наверное, впервые в жизни ты объешься пирожными…

Но Далтон не поддержал ее шутку.

— Я могу запомнить много ночей, Эмили. И я хочу, чтобы ты когда-нибудь осталась здесь еще.

Ее сердце дрогнуло.

— Я тоже. — Если бы он знал, каким притягательным казался ей сейчас, стоя перед ней вот так, в расстегнутой рубашке, с ниспадающими на лоб волосами. — Джеймс…

— Что, Эмили?

— Я ненадолго…

Она приняла душ и накинула ночную сорочку, которая так ему понравилась. Затем нанесла на шею и плечи несколько капель туалетной воды с цветочным ароматом. Не зная, куда девать снятую одежду, она сложила ее стопкой на крышке бельевой корзины.

Проведя в последний раз щеткой по волосам, она задержала взгляд на своем отражении. Кажется, та Эмили, которая смотрела на нее из зеркала, еще до сих пор не верит в то, что все это действительно происходит с ней. И эта Эмили, стоящая перед зеркалом, сочувственно вздохнула, глядя на свое отражение. Ей тоже с трудом верилось в происходящее.

Когда она, собравшись с духом, вернулась в комнату, Джеймс все еще оставался в брюках и рубашке.

— Ванна свободна, если она тебе нужна, — сказала она, стараясь не выглядеть застенчивой.

— Мне ничего не нужно, кроме тебя.

— Он приблизился к ней вплотную. — Ты так прекрасна. Так невероятно прекрасна.

— Спасибо. — Она облизнула губы, еще не решаясь дотронуться до него.

Он первым коснулся ее. Его пальцы скользнули под бретельки ее ночной сорочки.

— Не волнуйся, Эмили.

— Я не волнуюсь. Почти…

— Дай я успокою тебя. — Джеймс мягко привлек ее к себе, и Эмили приникла к нему всем телом. На минуту оба замерли, слившись в безмолвном объятии.

Он поцеловал ее, и Эмили привстала на цыпочки, раскрываясь навстречу новому, неизведанному ощущению — скольжению языка о язык, тела о тело. Его мускулы напряглись, бугорок под «молнией» брюк отвердел. Желание захлестнуло ее, словно бурная река, неся за собой и кружа, не давая перевести дыхание.

Она представила себе, как срывает с него одежду, вонзает ногти в эту жаркую мужскую плоть.

— Я хочу раздеть тебя, Джеймс.

— Мы будем раздевать друг друга. По очереди. — Он осторожно усадил ее на кровать.

Эмили хотела начать игру первой: ей не терпелось дать волю своей фантазии. Срывать с него одежду она не стала. Эмили медленно стягивала ее, пока его рубашка не оказалась на полу, а брюки — расстегнутыми.

Джеймс раскинулся на кровати, и Эмили жадно поцеловала его в губы, заставив застонать. Она провела пальчиком по двум шрамам, отчетливо белевшим на его груди. Эмили решила, что это зарубцевавшиеся раны, оставшиеся от мальчишеских потасовок, отметины, говорящие о неистовстве его натуры.

Джеймс напоминал ей пантеру — огромного черного зверя, не сознающего своей собственной силы. Когда она легонько потянула губами за кольцо, продетое сквозь его сосок, он вздрогнул всем телом.

Эмили приподнялась и посмотрела ему в глаза.

— Тебе больно?

— Еще как. Но мне это нравится.

— Да ты, я вижу, со странностями, Джеймс Далтон!

Он усмехнулся и вдруг набросился на нее, как настоящая дикая кошка. Эмили и глазом не успела моргнуть, как он подмял ее под себя и так же быстро прекратил атаку. Джеймс пощекотал губами ее ухо и зашептал:

— Я смотрел на тебя в ресторане, Эмили, когда ты ела десерт и слизывала крем с ложечки. — Его руки скользнули вниз, к ее бедрам. — Я хочу лизать тебя так же. Хочу ласкать ртом все твое тело.

Эмили затаила дыхание, борясь с охватившим ее приступом паники. Когда он заглянул ей в глаза, ее щеки запылали. Он отвел волосы с ее лица.

— Тебе кто-нибудь уже делал это?

— Нет. — Эмили лихорадочно убеждала себя в том, что надо говорить спокойно — здесь нечего бояться или стесняться. — Но сама я это делала, — вдруг проговорилась она нечаянно и тут же заскулила про себя, как щенок, — вряд ли она нашла лучшую минуту для такого рода воспоминаний. Но делать нечего, пришлось заканчивать: — Я это делала своему однокласснику после футбольного матча. Представляешь, мы поставили машину у реки и занимались любовью — ну, как это делают, наверное, все подростки…

Джеймс посмотрел на ее губы. На мгновение его взгляд стал отстраненным. Очаровательная, невинная Эмили… Однако ее признание, как ни странно, возбудило его еще больше.

— Ты не устаешь меня удивлять, Эмили…

— Это было только один раз. Веришь?.. Просто глупое приключение, шалость из любопытства. Он хотел… но закончила я уже руками. Я не хотела…

— Глотать?

Эмили шлепнула его по плечу, и они рассмеялись.

— Слушай, поверить не могу, что сказала тебе об этом!

— Я рад, что ты рассказала. — Джеймс нежно обнял ее, и они помолчали,прижавшись друг к другу. Эмили не могла и мечтать, что рядом с ним ей будет так спокойно, так уютно.

Она смежила веки. Далтону показалось, что Эмили решила подремать. Он провел языком по губам и принялся целовать в ухо, пробуждая в ней страсть.

— Позволь мне так сделать… Тебе будет хорошо.

Эмили открыла глаза и взглянула на него, любуясь золотистыми тенями на его лице. Разве она могла сказать нет!

Джеймс медленно спустил с ее плеч ночную сорочку и начал губами прокладывать путь дальше, вниз, целуя и покусывая ее тело. Ощущения были невыносимо острыми, и она жаждала еще более ярких. Испытать все до конца — насколько хватит сил…

— Джеймс! — Она выдохнула его имя, когда он стянул с нее трусики, обжигая поцелуями, дразня лобок осторожными ударами языка.

Эмили затрепетала от волнующего ощущения слюны на коже. Наслаждение, горячее и влажное, залило ее всю без остатка. Жадно стремясь к вершине, она приподняла бедра, схватила его за волосы, притянула к себе, в себя. Чувство близости было таким сладостным, что ей казалось, она вот-вот испустит дух.

А когда Эмили достигла пика и по всему ее телу прокатились мощные волны, она лишь судорожно вцепилась в простыни и бессильно откинулась на кровать.

Джеймс застыл над ее телом, наслаждаясь зрелищем отступающего прибоя сладострастия. Глаза Эмили были закрыты, кожа порозовела, волосы разметались в беспорядке.

Он ждал, когда она пошевелится.

Наконец Эмили взглянула на него, выходя из забытья, вызванного глубоким, одурманивающим оргазмом. Сексуальное опьянение, подумал он. Оно делало ее еще прекраснее.

Джеймс потянулся к ее губам, чтобы поцеловать, накрыть ее тело всей своей тяжестью. Эмили гибко выгнулась ему навстречу, ее обнаженные бедра потерлись о его пах. Едва не застонав, Джеймс непослушными руками стащил с себя брюки, сбросил на пол трусы.

— Ты готова, Эмили?

Она крепко прижалась к нему, теплая, нежная и податливая, как котенок.

— Да.

— Я не хочу сделать тебе больно. — Но он знал: придется. Этого не избежать, черт возьми. — В первый раз обычно бывает больно.

— Я знаю, но это неважно.

— Нет, важно.

Далтон не хотел быть с ней грубым, не хотел разрушить сказку, о которой она так мечтала. В нерешительности он провел руками по ее телу, нежно касаясь пальцами шелковистой кожи. Эмили выглядела рядом с ним такой прекрасной, такой хрупкой.

— Ты хочешь меня, Джеймс?

— Ничего на свете так не хочу.

— Тогда возьми меня. — Она поцеловала его в губы, слегка прикусив их, погладила его между ног. — Возьми все, что ты хочешь.

Он больше не в силах был сдерживаться. Желание взорвалось, как бомба, и он вонзился языком в ее рот и подмял под себя ее податливое тело.

Руки Эмили в беспамятстве блуждали по его телу, и он наслаждался прикосновениями ее разгоряченных пальцев. Какое сладкое чувство — быть в объятиях женщины, смотреть в глаза, полные страсти и восхищения тобой — героем ее сокровенных фантазий.

Джеймс привстал над ней на колени. Эмили замерла. Легкое недоумение, сменившееся улыбкой понимания. На этот раз ему не пришлось бежать за презервативами. Они были в ящике ночного столика — достаточно протянуть руку. Далтон схватил пакетик, долго возился с фольгой, шепотом проклиная ее жесткость и собственную неловкость. Эмили догадалась, что ему не часто приходилось пользоваться этим предметом. Во всяком случае, в последнее время. Но вот он уже натягивает презерватив и чувствует, как Эмили подается под ним, раскрывает бедра, отзывается на его проникновение…

Она напряглась, и Джеймс понял, что причинил ей боль.

— Прости, — сказал он.

— Только не останавливайся.

— Не буду.

Он и не смог бы остановиться, даже если бы очень этого захотел. Ему было слишком хорошо. Ее плоть облегала его, как тесный бархатный футляр, и он продвинулся глубже, раскрывая его створки. Эмили снова напряглась, прикусила губу. На этот раз Джеймс не остановился. Медленно и осторожно он продолжил движение внутрь, шепча ей, что в следующий раз будет не больно.

Вдруг что-то изменилось. По глазам Эмили он понял, что боль ослабевает. Она прижалась к нему грудью, вминая кольцо в его сосок, и по его спине пробежала сладостная дрожь. Джеймс простонал, теряя самоконтроль, и Эмили соблазнительно улыбнулась ему, словно зеленоглазая нимфа.

— Кажется, мне это начинает нравиться.

— О-о, да? — Его сердце билось как сумасшедшее. Она была такой теплой, такой влажной, такой изумительно тесной. Джеймсу это тоже нравилось, дьявольски нравилось, и, похоже, Эмили в этом ни капельки не сомневалась.

Она начала раскачиваться под ним, перенимая ритм, заданный его толчками, в блаженном опьянении встречая его удары. Могло показаться, что они танцуют под музыку, слышную лишь им одним. Желая, чтобы Эмили как можно скорее снова достигла пика блаженства, Джеймс нащупал то укромное местечко в ее плоти, лаская которое можно свести женщину с ума. Да он и сам чувствовал, что теряет рассудок. Им овладело настоящее эротическое исступление, когда нельзя насытиться.

Снова и снова Джеймс впивался в губы Эмили, растворяясь в страсти, трепете и покорности женщины, подарившей ему все то, чего ему так недоставало.

То, что ему так хотелось бы сохранить.

Глава шестая

Эмили проснулась перед рассветом, в час, когда бледный свет уже просачивается сквозь шторы, наполняя комнату приглушенными красками и тенями. Всю оставшуюся часть ночи она спала в объятиях Далтона и теперь прислушивалась, как он дышит ей в волосы, тяжело и чуть хрипло. Наверное, раньше он курил, подумала Эмили. А она раньше никогда не просыпалась обнаженной в одной постели с мужчиной. И одетой вообще-то тоже.

Далтон что-то пробормотал и теснее прижал ее к себе, глубже зарывшись лицом в ее волосы. Она знала, что они ему нравятся. Он сказал об этом в тот день, когда они познакомились.

— Ты проснулся? — спросила она.

— Нет.

— А голос у тебя такой, будто у тебя во рту уже пол-эклера.

— Значит, я проснулся только наполовину. Как ты спала?

— Как во сне…

Эмили перевернулась, чтобы смотреть ему в лицо. Так, глаза сонные, подбородок покрылся черными точками щетины, волосы на голове торчком, грубо очерченные, угловатые линии лица — это ее Джеймс.

— Мне надо встать, — сказал он. — Хочу отлить…

Эмили рассмеялась. Такой непосредственный… Далтон выбрался из постели и, спотыкаясь, направился в ванную, причем забыл закрыть за собой дверь, но тут же, правда, вспомнил, что не один, и закрылся.

Интересно, жил ли он когда-нибудь с женщиной, подумала Эмили.

Да, ответила она сама себе. Та загадочная блондинка, та женщина, которую Эмили ему напомнила, — она спала с ним и наверняка оставалась на ночь. Может, Джеймс до сих пор ее любит.

Эмили села на постели, нахмурилась. Что если спросить его о бывшей любовнице? Просто узнать о ней побольше, что здесь такого! Или сразу после их первой ночи это будет глупо?

— Что-то случилось?

Голос Далтона заставил ее очнуться. Эмили подняла на него глаза и вдруг поняла, что сидит в обнимку со своей подушкой. Может, он подумал, что она баюкает ее, крепко прижав к груди.

— Ничего.

— Ты хмуришься.

Эмили попыталась улыбнуться, но вышло у нее как-то не очень.

— Все нормально. Мы уже встаем или поспим еще немного?

Джеймс посмотрел на будильник.

— Давай останемся в постели. — Он забрался под одеяло и улегся рядом с ней, нежно прижав к себе и прильнув бедрами к ее ягодицам.

— М-м-м. — Эмили растаяла от чувства щемящей близости к его мощному телу. Никогда она не испытывала такого блаженства, такого спокойствия, такой защищенности. Она поерзала, устраиваясь поуютнее.

Он издал болезненный стон.

— Так нечестно, Эмили!

— Что? Ах! — Она улыбнулась, — кажется, тебе придавила кое-что… Ну прости.

— Ладно, не извиняйся. — Далтон ткнулся носом ей в шею и обхватил ладонями ее груди, потер большими пальцами соски. Удовольствие, сладостное и густое, разлилось по всему ее телу. Эмили попыталась повернуться, чтобы поцеловать его, но Далтон не позволил:

— Не надо, детка. Оставайся так.

— Джеймс, но…

— Тс-с-с…

Его рука проскользнула между бедер Эмили и принялась ласкать ее, раздувая трепетный огонь желания. Он что-то шептал ей на ухо. Она не могла разобрать, да и не пыталась. Ее глаза подернулись поволокой. Она задыхалась и стонала, и за какую-то минуту почти дошла до вершины наслаждения. Она желала одного — целовать его, ненасытно впиваясь в его язык. Но не могла. Рот Джеймса был занят совсем другим — он покусывал ее в затылок. Эмили и не думала заниматься сейчас любовью, но уступила натиску. Она чувствовала, как его член налился силой, как отвердел, как возбудился до предела, демонстрируя ее телу свою готовность вонзиться в цель. Джеймс взял ее руку и направил ей между ног, заставляя растереть влагу, пока он надевает презерватив.

Затем Джеймс обхватил бедра Эмили, согнул ее тело под нужным углом и глубоко в нее погрузился. Эмили изогнулась назад, чтобы поцеловать его, и вот их губы слились, даря друг другу пьянящий и острый вкус — вкус плоти.

Они схлестывались языками, скрипели зубами, естество бушевало в них, как ураган.

Эмили мучительно хотелось, чтобы он вошел в нее сильнее, проник в самую глубь, где истекала блаженством ее душа. О, если бы он всегда, как сейчас, умело подталкивал ее к вершине… Джеймс провел языком по ее уху, укусил за мочку, шепнул что-то непристойное.

Оргазм полыхнул в ее голове, словно вспышка разноцветных искр. Серебряных, золотых, красных. Она вцепилась в его руки, обвившиеся вокруг ее талии, крепко прижалась к мужчине, питающему огонь ее самых глубоких, темных фантазий.

Джеймс издал хриплый, животный стон, и Эмили поняла, что он изливает в нее свое семя, освобождается от тяжести в чреслах. Она снова обернулась к нему для поцелуя, и он жадно приник к ее губам, заполняя рот невыразимым вкусом своей страсти.

Когда все закончилось, Джеймс рухнул на нее всем своим скользким от пота телом, придавив к кровати. Эмили простонала, и он, невнятно пробурчав что-то, подвинулся, освободив ее от своей тяжести.

— Прости.

— Ладно, не извиняйся. — Эмили взяла главного героя их интимного свидания, но он выскользнул у нее между пальцами. — Нам надо заняться этим опять.

— Прямо сейчас? — спросил Джеймс, прикусив губу, невольно копируя привычку Эмили.

— Прямо сию секунду, — ответила Эмили, прежде чем они нашли в себе силы засмеяться.

Наконец Джеймс с трудом поднялся и направился в ванную. Выбросить презерватив, решила Эмили. Когда же он вернулся и прилег к Эмили, зазвонил будильник. Джеймс чертыхнулся и, став на колени, прихлопнул его, заставив замолчать.

— Поверить не могу, что уже пора вставать, — сказал он разочарованно.

Эмили увидела, что он снова возбужден.

— Я вижу, кое-кто уже встал.

Джеймс шутливо дернул ее за нос.

— Вредная, смешная девчонка.

Гадкий мальчишка, подумала Эмили, припоминая жаркие непристойности, которые он нашептывал ей на ухо.

— Завтракать будешь?

Она еще не была готова расстаться с теплом его постели. Неужели пора? Она оглянулась, ища свою ночную сорочку: одеваться в дневную одежду ей тоже совсем не хотелось.

— А ты приготовишь завтрак? — спросила она с надеждой.

Джеймс натянул трусы.

— Готовить? В такую рань! Я предпочел бы чашку кофе и пирожное с кремом. Или какой-нибудь наполеон… Ну, не знаю, как называются эти штуки, которые мы вчера принесли.

Она не удержалась от смеха.

— Отличный получится завтрак, Джеймс!

— Еще бы! Ничто так не взбадривает, как сахар с кофеином.

И они устроили пиршество на постели. Вряд ли Эмили могла бы вспомнить, когда в последний раз она так радовалась жизни. Да она и не вспоминала. И забыла даже об операции. Она была просто женщиной. Женщиной Джеймса Далтона.

— Когда мы увидимся снова? — спросил он.

Облизывая шоколадную глазурь с пальцев, она представила, как сладко-сладко целует его.

— Когда ты захочешь.

— Так и запишем. Дала слово — держи!..

* * *

Было утро субботы. Джеймс зашел пригласить Кори на «Конюшни Тэнди», пообещав разрешить хоть целый день смотреть, чем он занимается, ну и поиграть в ковбоев, конечно. Но восторг Кори сменился воплями протеста, когда Эмили потребовала смазать кожу солнцезащитным лосьоном.

Джеймс наблюдал за развитием скандала.

— Не хочу-у-у! — хныкал Кори. — У него запах дурацкий!

— Ничего подобного. — Эмили попыталась мазнуть его щеки, но мальчик ловко вывернулся. — Ах так, тогда ты останешься дома!

— Я же не купаться иду!

— Неважно. Все равно ты весь день будешь на солнце.

Мальчик хлюпнул носом и сел за стол, спрятав лицо в ладонях. Эмили понимала: сколько ни ворчи и ни кричи, ничто не заставит Кори относиться к ней как к матери, и он это тоже знал.

Далтон решил вмешаться:

— Если бледнолицый ковбой слишком долго пробудет на солнце, ему может не поздоровиться.

— А мне поздоровится, — упрямо стоял на своем Кори.

— У Эмили скоро будет операция, Кори. А ведь она заболела из-за солнца. У тебя светлая кожа, ковбой, как у нее. И ты ее брат. С этим не шутят, как не шутят с койотами. И этот лосьон — согласен, он зверски пахнет, но потом запах уйдет — он защитит тебя лучше кольта вот такого калибра…

И Далтон развел руки во всю ширь, показывая подходящий случаю калибр.

Эмили пристально вглядывалась в своего любовника. Прошло всего два дня после ночи в его фургоне. Два дня, подслащенные поцелуями украдкой и безнадежно пересоленные рабочим графиком, который ставил им подножки, а также приперченные чересчур любопытными взглядами не по годам догадливого Кори…

Она могла бы и признаться брату, что встречается с Далтоном, но все как-то не выкраивалось время для разговора по душам. Наверное, она не была готова к такому признанию, как совсем недавно была не готова спать с мужчиной, который еще не пригласил ее к алтарю.

— И все-таки эта штука для девчонок, — сказал Кори. Его не сбил с толку даже мужчина, которым он открыто восхищался. — Она и пахнет по-девчоночьи.

Далтон взял у Эмили флакон и понюхал его содержимое. Он ни словом не упоминал о ее болезни с их первой ночи, но эта тема всегда кружила рядом, как голодный стервятник над беспечными курами.

— А по-моему, терпимо пахнет, — возразил Далтон.

— Вот и мажься сам! — отрезал упрямый мальчуган.

Не вдаваясь в дальнейшую полемику, Далтон закатал рукава своей джинсовой куртки и нанес лосьон на руки и лицо. Он проделал это с очень серьезной миной, и только глаза его смеялись.

Кори расправил узкие плечи, видимо подчеркивая свое мальчишеское достоинство.

— Ну, ладно, давай сюда эту дурацкую дрянь!

Мальчик размазал жидкость по коже, вылив из флакона гораздо больше, чем следовало, и вытер ладошки о штанишки. Надо, чтобы рядом с ним был взрослый, подумала Эмили. Ему нужен пример, подсказка настоящего мужчины, да, именно такого, как Джеймс Далтон.

— Теперь ботинки! — сказала Эмили. — Ты не можешь поехать на «Конюшни Тэнди» без ботинок.

— Эх, ну и возня. Не верю, что ковбои так мучаются…

— Ничего не поделаешь. — Эмили растроганно обняла брата. — Я должна беречься от солнца, и ты тоже.

— И Джеймс?

— Да, и Джеймс, и вообще все люди — кто больше, кто меньше, но рискуют все.

Кризис миновал. Кори решил, что пора обуваться, и понесся в прихожую, оставив взрослых наедине друг с другом.

С видимым отвращением закрутив колпачок флакона, Далтон сказал:

— Малышу не по себе.

— Я знаю. Кори приходится трудно. — Эмили окинула взглядом свою кухню. Здесь только кое-что сохранилось от обстановки их прежнего дома. Тот дом, где она выросла и где родился Кори, Эмили продала, чтобы начать новую жизнь. — Он очень чувствительный, но многого не понимает.

Джеймс погладил ее по голове.

— Как ты?

— Все в порядке. Просто эмоции.

— Еще бы, до операции всего пять дней…

Эмили намотала на палец прядь волос, недовольная тем, что их разговор принял такой оборот. Потом спросила:

— А ты будешь там?

— Ты уже хочешь этого?

Эмили тут же отругала себя за проявленную слабость. Да, она хотела, чтобы он отвез ее в больницу и оставался рядом, но напрашиваться…

— Хочу, не хочу… Я не маленький ребенок. Ручку в огонь не суну. В воду не упаду.

— Мы нужны друг другу, Эмили.

— Разве? Скажи еще: и не только для секса…

Далтон улыбнулся.

— Ну, не знаю. Мы занимались этим только один раз.

— Два раза! — поправила Эмили и шлепнула его по руке. Он засмеялся, про себя проклиная свою неловкость. — Да, чуть не забыла: только что хотела тебе сказать, что этой ночью я не закрою окно в свою комнату, но…

— Что?

— Я передумала.

— Ты уверена? — осторожно спросил Далтон, затем вдруг прижал к ее себе и поцеловал.

Кажется… она пригласила его в свою постель.

* * *

Только молодой месяц тускло освещал небо, когда Джеймс проскользнул через двор перед домом Эмили и подкрался к окну, укрываясь в тени. Этой ночью он был одет не как ковбой. Он выбрал темный пуловер, черные брюки и туфли на мягкой подошве. Он чувствовал знакомый прилив адреналина.

Может быть, прилив возбуждения? Джеймс беззвучно выругался. Какого дьявола он здесь делает?

Проникает как вор в чужое жилище — так подсказывал ему рассудок. Вор остается вором, сколько ни ешь пирожных.

Джеймс снова выругался. В спальне Эмили нечего было красть.

Нечего, кроме ее сердца. Впрочем, сердце можно только разбить…

Да что он, спятил? Рассудок потерял? Кто он такой, чтобы разбивать ее сердце?! Никакого такого Джеймса Далтона в природе нет. Это вымысел, иллюзия, дешевый трюк веселых дядек из ФБР… Если Эмили и влюбилась в кого, то этот счастливчик совсем не тот человек в маске, ставший невольным участником мистификации.

Так что правильнее, человечнее было бы убраться отсюда, подальше от ее постели.

Стоп… Но ведь это была ее идея! Если Эмили влюбилась в этого человека и оставила открытым окно, она вправе ждать, что он придет, если оставить открытым окно, и ей, может быть, все равно, какую из масок он сейчас примеряет.

Почему же, почему же он чувствует себя преступником?!

Он ощупал кирпичную кладку. Можно было бы заглянуть к Эмили и без приглашения. Кое-какой опыт по этой части имеется… Правда, сейчас не нужно обезвреживать сигнализацию, прятаться от камер наблюдения, сбивать со следа собак. Ничто не преграждает путь. Если не считать преградой незапертое окно. Да это просто забава для ребенка. А он взрослый мужчина, стремящийся быть со своей женщиной, обнимать и любить ее обнаженное тело.

Руками преступника, подумал он. Его отпечатки пальцев хранились в полицейских досье. Джеймс знал, кто он. Он затевал мордобой и ввязывался в потасовки в барах подчас лишь для того, чтобы почувствовать вкус собственной крови. Интеллект сделал его наглым и самонадеянным. Став солдатом мафии, он стал соучастником убийства.

Сейчас он явно притворяется кем-то другим. Выбора-то не было. Без помощи Программы защиты свидетелей ему пришлось бы на свой страх и риск скрываться от мафии. Или с пулей в спине лежать лицом вниз в наспех выкопанной яме. Небольшая разница, если разобраться. Ему все равно незачем жить. Его жена умерла, а сестру и сына он никогда больше не увидит. Сейчас его малыш даже не помнит его. У него нет никого. И ничего.

Кроме Эмили.

Дрогнувшей рукой он тронул раму, она подалась бесшумно…

В комнате слабо мерцали две ароматических свечи. Клубничный дымок усиливал предвкушение их близости… У Джеймса закружилась голова.

И вот он уже в комнате — высокая безмолвная тень в сумраке. Он был уверен, что Эмили ничего не слышит. Свернувшись калачиком, она лежит на кровати в одной коротенькой рубашке размером с почтовую марку. Вот она глядит на часы на ночном столике: гадает, когда же придет ее возлюбленный Джеймс Далтон…

А Джеймс тут как тут. Подзадоренный своим успехом, уже не как вор, а как искусный воин, он одним махом оказался у постели, обхватил Эмили за плечи и накрыл ее губы своими прежде, чем она успела вскрикнуть. Эмили прильнула к его рту, и Джеймс сильно всосал ее язык, заставив глухо простонать.

Когда Эмили начала задыхаться, Джеймс отпустил ее. Еще никогда, черт возьми, он не был таким возбужденным. В его жилах бешено пульсировала кровь.

— Джеймс! О господи, Джеймс! Как ты это сделал?

— Шел мимо. Вижу — а окно-то не заперто…

— Но я даже не почувствовала, что ты здесь. И вдруг это…

— Я всего лишь поцеловал тебя. Случись это впервые, я бы обязательно извинился и спросил разрешения.

— Ты целовал, но… не так… — Эмили пыталась подобрать нужное слово, — … волшебно.

Нет, подумал Далтон, волшебство тут ни при чем, — профессиональная работа, ничего больше. Он потянул за ленточку на ее легком одеянии, и распустил бантик.

В глазах Эмили мерцали отблески пламени свечи. Свободной рукой Далтон приподнял коротенькую комбинацию и обнаружил, что под ней ничего нет.

— Ты без трусиков?

— Представляешь, забыла надеть…

Далтон улыбнулся, увлекая ее на постель, и они обнялись так страстно, что он разорвал полупрозрачную ткань, едва прикрывающую ее тело, а она сломала молнию, нетерпеливым рывком расстегивая ему брюки. Потом она стащила с него пуловер и потянула за кольцо в его соске.

Джеймс прикусил губу в мучительном наслаждении, подавляя стон. Здесь не «Конюшни Тэнди» — где-то в глубине дома спит Кори.

Поцелуи Эмили опустились к его бедрам, и он почувствовал на члене горячую влагу ее языка и губ. Ее ласки были такими глубокими, такими невыносимо сладкими, что он вцепился в ее волосы, шепотом умоляя о пощаде. Когда-нибудь это убьет меня, подумал он. Сладкая, нежная, невинная убийца. И если она не остановится…

Он потянул ее за волосы вверх, потом снова пригнул, позволив пососать себя еще раз. Затем она отпустила его уже сама и поцеловала его пупок, провела языком по груди до самого соска.

— Тебе надо проколоть и второй, — сказала Эмили.

— То, что ты вытворяла сейчас со мной, надо объявить вне закона.

Эмили опустила руку к его бедрам, стиснула член пальцами.

— У меня в этой области побольше опыта.

— Ты опять за свое! Напомни мне, чтобы я сказал спасибо твоему дружку-однокласснику — Далтон обнял ее, прижал к себе, после того, как я выбью из него все дерьмо.

Эмили улыбнулась.

— Ревнуешь?

— Чертовски.

— Ты не забыл взять презерватив?

— Спрашиваешь! — Он показал ей пакетик, блеснувший серебряной фольгой.

И снова поцелуи, ласки, немыслимые ощущения заструились по их телам… Когда Джеймс вошел в нее, Эмили приподняла бедра, глубоко впуская его в себя, принимая каждый удар, каждый сладостный толчок. Они сплели пальцы рук, и Джеймс оседлал ее, чувствуя, как все его тело накрывает теплая волна.

Великолепная борьба. Опасная борьба… Джеймс принялся губами хватать губы Эмили, чтобы продлить близость и оттянуть развязку, но его жажда была слишком сильна. Их схватка перешла в отчаянные содрогания и горячечную лихорадку жарких, сплетенных тел.

Они оторвались друг от друга с бешено бьющимися сердцами. Сладкая, невинная Эмили дотронулась до его щеки.

— Тебя в детстве называли Джимми?

Джимми? Опять это… Он зажмурил глаза. Его звали Рид. Рид Блэквуд.

— Нет. Меня всегда звали Джеймсом.

— Тебе подходит имя Джеймс. Как Джеймс Дин. Какой сексуальный ты был парень! — Эмили гибко потянулась. — А Джимми тоже хорошо звучит. Джимми Дин. — Она фыркнула и тут же расхохоталась. — Так зовут парня из рекламы сосисок, скажешь, нет?

Он тоже рассмеялся. Пока что Эмили легко удается выбивать из него Рида Блэквуда!

— Ты выбрала не самое подходящее время, чтобы обсуждать сосиску Джимми Дина.

— Правда? Хорошо, поговорим о его сардельке…

Он повалил ее и принялся щекотать, а она, заливаясь смехом, называла его Джимми.

За дверью послышались шаги, и они замерли. Эмили приложила палец к его губам. Джеймс и не собирался разговаривать. Должно быть, ее братишка идет в туалет, проснувшись среди ночи по нужде.

Они ждали, казалось, целую вечность. Наконец скрипнула дверь, и шаги затихли в глубине коридора.

— Мы были на волоске от гибели, — улыбаясь, сказала Эмили.

— Это точно. — Джеймс привлек ее к груди, и она удобно устроилась в его объятиях. Он провел пальцем по ее телу, остановившись у бедра, но это прикосновение не было сексуальным, и ей показалось, что она чувствует его беспокойство. — Где он, Эмили?

— Рак? Мой рак? — догадалась Эмили. — Там же, где твоя татуировка.

Джеймс помолчал, переваривая сказанное.

— Это могло бы меня удивить. Но не удивляет. — Далтон не верил в случайные совпадения и сейчас он подумал о судьбе. — Сколько тебя продержат в больнице?

— Двадцать три часа. Это самый большой срок, на который я могу рассчитывать как амбулаторный пациент.

— Я буду там, с тобой. Я хотел поехать с самого начала, как только узнал.

— Но тогда меня это не очень грело. А теперь я рада, что ты хочешь там быть.

— Потому что я нужен тебе?

— Да. — Эмили приникла к нему. — Ты мне нужен.

Глава седьмая

Джеймс сидел в приемной больницы, скользя взглядом по стенам, украшенным фотографиями с видами Льюистона. Он считал медленно тянувшиеся минуты.

Эмили не сказала ему, что меланома может распространиться на лимфатические узлы. Он думал: удалят очаг и все. Все оказалось не так просто.

Здесь ему объяснили, что первым делом хирурги определят расположение лимфатических сосудов, затем удалят контрольный узел и тщательно исследуют его ткань. Если обнаружат опухоль, удалят и соседние лимфатические узлы. И так до тех пор, пока не исчезнут явные признаки меланомы. Только тогда операция прекратится, и внешне здоровая ткань уйдет в лабораторию, где патологоанатом проведет анализ на микроскопическую форму заболевания…

Тревожно вглядываясь в лица персонала, Джеймс поглощал арахис, запивая орехи газировкой. Никакой другой пищи сейчас его желудок просто не принимал. Опасное место эта больница. Скорее бы домой, увидеть Эмили, надежно укрытую домашним одеялом, улыбающуюся… Она скажет: Джеймс, милый, ну что ты сходишь с ума! Я прекрасно себя чувствую и хочу пирожных!»

* * *

— Джеймс, не сходи с ума — я прекрасно себя чувствую и хочу нормально жить, — сказала Эмили. Но выглядела она изможденной, и темные круги под глазами выдавали ее состояние, поэтому Джеймс запрещал ей вставать с постели.

— Слушай, хотя бы сегодня, после операции… Мне и врач говорил…

— Ты не обязан нянчиться со мной.

— Черта с два! Я тебя и слушать не хочу! — Он нахмурился. От нервного напряжения к горлу подступил комок. Результата ее анализов оставалось ждать еще неделю, а может быть, и две. — Ты врунишка! Ты даже не удосужилась рассказать про это дополнительное исследование!

— Я думала, что не стоит этого делать.

— Чушь.

— Не груби, ковбой!

— Ладно. Но учти, я останусь здесь, пока ты не выздоровеешь. — Он так решил, когда вез ее домой из больницы. — Это удобнее во всех смыслах!

— Но ты не сможешь спать в моей комнате, когда вернется Кори.

— Посплю в холле на диване. — Джеймс присел на кровать рядом с Эмили, осторожно, чтобы не задеть ее забинтованную ногу. — Когда Кори вернется, мы найдем общий язык, как думаешь?

— Да уж, не сомневаюсь, ты сумел его приручить.

— А как насчет тебя?

Эмили посмотрела на него с улыбкой, от которой у него защемило сердце.

— Придется смириться с твоим присутствием. — Она провела рукой по его щеке, словно о чем-то напоминая ему едва ощутимым касанием пальцев. — Бывает, девушкам приходится и похуже.

— Парням тоже. — Джеймс ничем не выдал своей радости, но все напряжение этого дня сразу ушло, а будущее — думать о нем сейчас не хотелось.

Эмили взяла плюшевого медвежонка, сидевшего на ее ночном столике.

— Это Ди-Ди.

Несмотря на свалявшийся и поблекший розовый мех, медвежонок был очень славный. Любимая игрушка маленькой девочки, подумал он.

— Давно с ним дружишь?

— С первого дня в детском саду. Я тогда ревела в три ручья, глупенькая. Боялась оставаться без мамы с папой. — Эмили бодро потискала медвежонка, но в ее голосе послышалась грусть. — Господи, как иногда бывает плохо…

— Расскажи мне о них, Эмили.

— Они из Орегона, а в Айдахо переехали, когда поженились. Мама была домохозяйка, а папа — инженер-электронщик.

— Электронщик? — переспросил Джеймс и чуть не признался в том, что электроника была его страстью, а системы безопасности — специальностью. — У твоего отца было собственное дело?

— Нет. Он работал на компанию, получал зарплату.

Джеймс тоже занимался электроникой, работая не на себя. Он делал это для мафии. Нет, Рид Блэквуд не имел ничего общего с отцом Эмили и вряд ли за свою жизнь честно заработал хотя бы доллар.

— Как они познакомились?

— Они влюбились еще в школе. Очень романтично, правда?

Он не ответил. Да и что он мог сказать! Он не был экспертом по части романтических отношений. То, что он знал о любви, все еще причиняло ему боль.

Эмили помолчала с минуту, и он почувствовал, что сейчас она заговорит о смерти.

— Когда их не стало, брату было три года, а мне почти двадцать. — Она укрыла медвежонка, подоткнула под него одеяло, укладывая его спать, защищая от невзгод. — Они поехали в горы, чтобы отпраздновать годовщину свадьбы. Там у них был домик. Они часто приезжали туда на рыбалку, отец любил удить, а мама любила отца. Я осталась дома присматривать за Кори. Они должны были вернуться всего через несколько дней.

Джеймс не спросил, как они умерли, но знал: она расскажет. Наверное, ее воспоминания так же мучительны, как и его…

— А в доме была утечка угарного газа. Откуда они могли знать! — На глазах Эмили выступили слезы. — Они просто заснули и не проснулись…

— Мне жаль, Эмили.

Если бы он знал, как утешить ее, залечить эту боль! Джеймс коснулся ее волос. Он знал, что это такое — оплакивать близких.

— Соседи были очень добры к нам с Кори. Когда случилось несчастье, многие помогали нам как могли. Я бы не выжила без их поддержки, — призналась Эмили. — Они понравятся тебе, Джеймс. Ты найдешь себе место в нашем городе.

Нет, это вряд ли, подумал он. Если бы он даже и хотел прижиться здесь, в Сильвер-Вульфе, ложь разъела бы его изнутри. После обкатки его легенды в реальных условиях Программа защиты свидетелей предусматривала его переселение в какой-нибудь мегаполис. Незаметно прожить в маленьком городке слишком сложно для беглеца.

И разобраться в своих чувствах к Эмили ему тоже было сложно.

Он укрыл ее стеганым одеялом. Она показалась ему такой хрупкой, такой ранимой, что Джеймс почувствовал болезненный укол в сердце.

— Тебе нужно отдохнуть.

Она не стала возражать, но когда Джеймс привстал с кровати, Эмили задержала его:

— Не уходи. Посиди со мной, пока я не усну.

Эмили свернулась калачиком, и он обнял ее, стремясь быть к ней ближе.

* * *

Эмили проснулась на следующее утро и поняла, что проспала всю ночь. Это называется немного вздремнула, подумала она, прогоняя остатки сна.

Она села на кровати и огляделась. Где Джеймс? Она знала, что он взял выходные и сейчас наверняка где-то рядом.

Она отправилась в ванную и мельком взглянула на себя в зеркало, потом умылась и почистила зубы, решив, что спутанные после сна волосы могут и подождать. Она хотела видеть Джеймса.

Он варил кофе на кухне. Далтон стоял к ней спиной. Эмили не спешила его окликнуть. Она любовалась этим ладно скроенным мужчиной. На нем были только джинсы, и его торс великолепно освещался утренним солнцем. Вот он пролил кофейную гущу на буфетную стойку. А вот, кажется, почувствовал ее присутствие…

— Эмили? Почему ты не в постели?

— Я проспала почти четырнадцать часов и думаю, что пора оживать.

— Ты уже сменила бинты?

— Нет еще.

— Хочешь, я сделаю тебе перевязку?

Эмили отступила на шаг.

— Ну уж нет! — ей совсем не улыбалось, чтобы он увидел безобразный шрам на ноге. — Как-нибудь сама.

Джеймс вытер руки о джинсы.

— Как шов, не болит?

— Больше тянет, чем болит.

— Присядь, я сделаю тебе зеленого чаю. Читал где-то, что он помогает при раке.

Эмили вздохнула. Она знала, что он беспокоится из-за результатов ее анализов. Она тоже беспокоилась. Но она не хотела, чтобы он видел в ней только больную.

— А я бы предпочла крепкий кофе.

— Ты получишь зеленый чай или ничего.

— Ты прямо как медсестра из «Полета над гнездом кукушки».

Он ответил довольно сердитым взглядом. Поймав его, Эмили улыбнулась.

— Кстати, в том фильме был индеец, помнишь? Такой высокий, сильный. Он еще все молчал…

— Ага. Вождь… Это он проломил стену. Если бы я знал, где та стена, за которой твое здоровье, я бы тоже попробовал.

— Ладно, вождь… Так и быть, вождь, пусть этой стеной станет чашка зеленого чая, раз тебе этого хочется…

— Сразу бы так, черт возьми.

Легкий прыжок, и Джеймс сжал ее в объятиях. Эмили только пискнула от неожиданности. Конечно, она не рассердилась.

— Пусть я больная раком, зато ты — типичный сумасшедший, и ты… меня с ума сводишь, Джеймс Далтон!

— А мне кажется, Эмили, ты давно пролетела над кукушкиным гнездом… — сказал он, и они рассмеялась.

Джеймс провел рукой по ее щеке. Его прикосновение было очень нежным, а пальцы — такими грубыми. Ей нравилось это сочетание.

Что если он ее ангел-хранитель? Дикое неземное существо с золотистой кожей и огромными темными крыльями? Только наполовину человек, подумала она. А наполовину ворона.

— Ты как из сказки.

Вместо ответа он поцеловал ее. Это был один из тех поцелуев, что проникают в самое сердце женщины. Один из тех поцелуев, о которых она грезит в одиночестве, рисуя в своем воображении героев на конях и замки, парящие в небесах.

Когда же поцелуй закончился, Эмили решила жить.

— Ты когда-нибудь нальешь мне своего чаю, вождь?

Сидя за столом друг против друга, они потягивали кофе и чай и ели тосты с джемом.

— Не так уж плохо, когда с тобой нянчатся, — сказала Эмили.

— Да уж, уход тебе не помешает.

Это правда, подумала она. Операция не прошла для нее бесследно. Хорошо, что есть время восстановить силы.

Эмили потянулась за вторым тостом. Земляничный джем был сладкий и густой — одни ягоды. Пока что и отпуск, и все вообще складывается довольно неплохо.

Джеймс улыбнулся, любуясь Эмили. Затем улыбка плавно сошла с его лица, и вот он уже хмурится, глядя в свою тарелку. Эмили догадалась, о чем он думает, точнее, о ком.

— Она сделала тебе больно, Джеймс? Та твоя женщина, которую я напоминаю? Она сделала тебе больно?

— Нет.

— Тогда почему ты больше не с ней?

— Так получилось.

— Но почему? — Эмили увидела в его глазах боль. — Ты же наверняка любил ее.

— Не хочу об этом говорить.

— Это нечестно. Это… — Эмили вдруг замолчала, потому что поняла или, скорее, почуяла правду. — Она умерла. Ведь так? Вот почему ты не с ней.

Джеймс молчал.

Молчание. Гробовое молчание.

— Да, — резко бросил он. — Она умерла.

— От чего? От рака? — Увидев, как он вздрогнул, она схватилась за край стола. — Да? Скажи мне, да?

— Прости. Я не мог… Я просто не мог тебе об этом сказать.

Эмили едва сдерживала слезы. Вот еще — плакать! Разнюнилась! Ну и пусть — пусть он заботился не о ней… И пусть целует не ее, и… Она ничто для него… Просто немножко похожа, вот и все!

— Не презирай меня, — сказал он.

Презирать?! За что? Но мучительное чувство того, что ее прекрасный возлюбленный на самом деле предает и ее, и ту, другую, — это чувство пронзило ее сердце, и саднящая боль растеклась по всему телу.

Все не так… И, о боже, что с этим делать?!

— Прости, — снова сказал Джеймс.

Эмили встала и сразу почувствовала головокружение.

— Мне надо прилечь. — Ноги не слушались ее, Эмили потеряла равновесие. И Джеймс, как взаправдашний ангел-хранитель, подхватил ее на руки, укутал своими крыльями…

Он отнес ее на кровать. Эмили не выдержала — разрыдалась, и Джеймс принялся убаюкивать ее, крепко обняв. Она чувствовала, что он в смятении, и прижалась к нему, и снова Джеймс что-то шептал о прощении, а кончил тем, что стал губами подсушивать ее слезы.

Нет, он не предавал ее. Во всяком случае, намеренно. Эмили спросила примирительно:

— Ты смотришь на меня и видишь ее? Ты путаешь нас друг с другом?

— Может, сначала так и было, но теперь все по-другому. Я знаю, что ты — это ты, и знаю, что именно ты мне нужна. Но все то, что происходит между нами, меня пугает.

Это пугало и Эмили. Джеймс стал частью ее, и… что бы она делала без него? Как выжила бы без своего защитника, своего темнокрылого ангела?

— И ты меня прости, Джеймс. Я больше не буду спрашивать тебя об этой женщине, раз ты ее любил. Но когда-нибудь ты сам расскажешь о ней. Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Джеймс и отвел взгляд, полный любви и тайной тоски.

Глава восьмая

Прошло три дня. Эмили сидела, закрывшись в своей студии. Правда, студией эту комнатушку назвать было трудно, но ее украшали принадлежности самой свободной из профессий, а это чего-нибудь да стоило. Эмили любила творческое уединение, и здесь находила его сполна.

Кроме уроков рисования в старших классах, она не получила никакого художественного образования. Но это не помешало ей продать кое-что из своих работ.

Может быть, Джеймс пойдет с ней на следующую ярмарку ремесел. Может быть…

Она вглядывалась в карандашный набросок, над которым работала около часа. В полуобнаженной фигуре с темными крыльями, захватившей ее воображение, угадывался Джеймс Далтон.

Дверь в комнату распахнулась. Эмили закрыла альбом и повернулась в кресле. Это был Кори. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:

— Ты рисуешь, Эмили? Вот здорово! А знаешь, что мы делаем?

— Что?

— Ты должна угадать!

— Мы, художники, никогда не угадываем такие мелочи. Мы угадываем сразу все — весь мир…

— Ладно, я не знал, Эмили… Мы готовим ужин!

— Правда?

— Ага. И ужинать мы будем в патио. Джеймс купил свечки для стола. Он хочет, чтобы было красиво и кое-кому понравилось. Ясно кому! Он говорит, что девчонки любят свечки и все такое. Я тоже так считаю. Еда будет — пальчики оближешь! Так что приходи через десять минут, ладно?

Кори убежал прежде, чем она успела поблагодарить его за такое джентльменское поведение. Эмили рассмеялась. Выздоравливать после операции не так уж плохо, если за тобой ухаживают двое преданных мужчин.

Эмили снова погрузилась в работу, отдавшись своему вдохновению.

Когда дверь отворилась снова, она поняла, что десять минут давно прошли.

— Сейчас иду, Кори, — виновато сказала Эмили.

— Это не Кори…

Эмили закрыла альбом и обернулась, чтобы лицом к лицу встретиться с человеком, завладевшим ее воображением.

Фантазия стояла в простой белой футболке, заправленной в потертые застиранные джинсы, и Эмили с удовлетворением отметила про себя, что она, то есть фантазия, чертовски привлекательна.

— Извини. Я уже собиралась выходить.

Эмили встала, невольно прикрывая собой альбом, оставшийся на столе. Джеймс заметил ее смущенное движение и не решился спросить, над чем она работает. Да и вряд ли Эмили сказала бы ему правду. Ей хотелось прикоснуться к нему, отвести прядь волос с его лба, но и об этом она не сказала, и лишь рука ее непроизвольно дрогнула.

— Ты столько времени проводишь здесь…

Неужели подумал, что она его избегает?

— Со мной все хорошо, Джеймс.

— Ты достаточно отдыхаешь?

— Да. — Она очень утомлялась, если много времени проводила на ногах, но и долго лежать в постели тоже не могла. Она проверяла свои реакции, зная от врача, что некоторые пациенты поправляются быстрее, чем другие. — Я просто изнежилась как герцогиня!

Он улыбнулся.

— Тогда разрешите проводить вас к ужину, прекрасная леди.

— Благодарю вас, сэр. — Он взял ее под руку и повел в патио, где за накрытым столом уже давно томился шестилетний мальчик.

Кори проворно пододвинул ей стул, и Эмили догадалась, что тут не обошлось без тренировки под руководством Далтона. Ее брат учился быть настоящим мужчиной.

— Спасибо, господин Кори. — Эмили присела и оглядела стол.

В самом центре красовался букет полевых цветов. Горели белые свечи. Неплохо смотрелись также противень с курицей, запеченной в сливочном соусе, блюдо с зеленой фасолью, посыпанной миндалем, и салат.

— Я потрясена!

— Напрасно, — развел руками Далтон. — Рецепт приготовления курицы мы прочли на суповом пакетике. А фасоль вообще из морозильника.

— Ну и что! Много ли найдется мужчин, настолько прилежных, чтобы разобрать мелкие буковки на пакетике или открыть холодильник, не сломав при этом его ручку! Кстати, надеюсь, с ней все в порядке…

— А на десерт будет мороженое. — Кори так и сиял от радости. — И еще шоколадный соус, и взбитые сливки, и вишни, и всякие сладости.

— Мой желудок уже трепещет, но я буду умницей и поем всего понемногу, ладно?

Эмили отсалютовала мужчинам салфеткой, наколотой на вилку, и, уже про себя, возблагодарила Бога за ниспосланные дары — за Кори и Джеймса, и за это чудо — жить.

За ужином они беседовали о простых вещах, которые могли быть понятны ее брату. Когда же Кори отведал всего, что могло в него поместиться, он отпросился из-за стола, чтобы посмотреть свой любимый комедийный сериал.

Они остались одни.

— Мороженого, герцогиня?.. — спросил Джеймс.

— Спасибо, я повременю.

— А как насчет чаю?

— Вот это было бы хорошо. — За последние дни нежный вкус зеленого чая стал для нее привычным.

— Одну минуту…

Джеймс вернулся через три. Он принес красивую фарфоровую чашку, молоко и мед. Эмили подсластила чай и сделала маленький глоток, а он тем временем открыл бутылку пива.

— Тебе это трудно? — спросила она.

— Что именно?

— Жить у нас.

— Почему это должно быть трудно?

— Я думала, ковбои предпочитают жить поблизости от своей работы.

— Не такой уж я и ковбой.

Эмили подумала о черной ковбойской шляпе и сапогах со скошенным каблуком, которые он обычно носил. Но с пирсингом и татуировкой его можно было с таким же успехом принять и за городского парня. Никакие шаблоны не годились, когда речь шла об ее Джеймсе.

Он посмотрел на небо.

— Приятный вечер.

— Да. Это ты сделал его особенным.

Джеймс поймал на себе ее восхищенный взгляд и отказался от продолжения разговора о погоде.

— Мне нравится здесь… с тобой… и с Кори.

— Ты хорошо влияешь на него.

— Я люблю детей. У меня… — Джеймспомедлил и поднял бутылку. Что у него, собственно? Может быть, сын? У Джеймса Далтона нет никаких сыновей!.. — У меня не было нормального воспитания, — продолжил он. — Я вырос в неблагополучной семье.

Это было все, что он мог ей рассказать. Все, что она могла знать о нем. Эмили обошла вокруг стола и присела рядом с ним.

— Ты впервые заговорил о своей семье.

— Тут и говорить особенно не о чем. Моя мать была белая, отец — индеец чероки. Но он так скоро исчез, что, можно сказать, его и не было. Мать формально развелась и вышла за белого подонка… Он меня избивал.

— О, Джеймс!..

Он пожал плечами, показывая, что не нуждается в сочувствии.

— Я рассчитался, когда подрос, и отплатил ему той же монетой. — Он посмотрел на свои руки, вспоминая о том, как это было. — Я ненавидел его и хотел убить.

— Это тогда ты сделал себе пирсинг?

Он кивнул.

— Я ничего не знал о жизни индейцев, но слышал, что у некоторых племен был обычай поститься, танцевать и прокалывать свое тело, чтобы принести жертву Создателю и воззвать к нему. Я тоже хотел как-то быть к этому причастным, поэтому и проткнул сосок иглой. Когда тебе всего четырнадцать, хочется совершить что-то необыкновенное. Что-то такое, чего мой отчим не смог бы у меня отнять.

— А кто рассказал тебе об этом? Ну, о традициях твоего народа?

— Дядя моего лучшего друга. Я шатался вместе с одним парнем — он тоже чероки и тоже бунтарь, вроде меня. И ему, и мне было наплевать на наши традиции. Они казались нам покрытыми таким толстым слоем пыли, что только тронь — и задохнешься. Сначала я проколол кожу, потом стал задумываться и спрашивать. Дядя моего друга уважал меня за это.

— Похоже, ты был непослушным ребенком, да, Джеймс?

Он едва не расхохотался. Он ограбил дом директора школы в тот самый вечер, когда ее окончил.

— Мама говорила, что я — дурное семя.

— Ужасно слышать такое от матери.

— Даже если это правда?

— Ты не дурное семя. Ты мой герой.

Этот неожиданный комплимент заставил его покраснеть. Он почувствовал гордость. И печаль. И смущение. Черт возьми, если трудный ребенок — это герой, то что сказать о закоренелом преступнике!

Далтон взял лицо Эмили в свои ладони и поцеловал ее. Только прикосновение к ней удерживало его от безумия, позволяло ему забыться.

Он должен был рассказать правду. Или хотя бы ту часть правды, которую в силах был рассказать.

— Она была моей женой, Эмили.

Она очнулась от опьяняющего поцелуя.

— Что?

— Та женщина, которая умерла от рака, была моей женой.

Настало молчание. Он ждал, прислушиваясь к тиканью часов. Возможно, они отсчитывали последние его секунды в этом доме.

— Ты был женат? — спросила она наконец.

— Да, но не официально. У нас была частная церемония. Мы произнесли обеты друг перед другом.

— Как ее звали?

Он не имел права этого сказать. Но не мог назвать и вымышленного имени. У Джеймса Далтона не могло быть жены. Он только что нарушил одно из правил Программы защиты свидетелей, разгласив информацию, имеющую отношение к Риду Блэквуду.

— Разве это имеет значение? Ее уже нет в живых.

Эмили не стала настаивать. Эта девушка была слишком почтительна к умершим, чтобы тревожить их память.

— Мы прожили с ней всего несколько лет, — сказал он. — А потом у нее начались проблемы со здоровьем. С подобными симптомами могло быть множество болезней. Нам и в голову не приходило, что это может быть рак… Ей было еще далеко до тридцати, и она никогда не курила. Рак легких редко встречается у людей моложе сорока. — Он нахмурил брови, сжимая в руке бутылку. — Прямо душу рвет, как подумаю, что сам был курильщиком. У моей жены был мелкоклеточный рак, а я подвергал ее опасности, вынуждая вдыхать дым.

— Ты же не знал, что у нее рак, Джеймс.

— Неважно. Я все равно виноват. Мы все виновны: я, ее отец, ее братья… — И бандиты, охотившиеся за ним, подумал он. Ублюдки, заправлявшие лос-анджелесской мафией. — Мы все курили. Все, с кем она общалась, подвергали ее риску.

— Это случилось давно? — спросила Эмили.

— Год назад.

— Мне так жаль, что ты потерял ее. И я понимаю теперь, почему мое состояние тебя беспокоит. — Она чуть заметно улыбнулась. — И почему ты так настойчиво заботишься обо мне.

— Если бы потерял еще и тебя, я бы не пережил этого. — Он поставил пустую бутылку на стол. Прежде он мог бы в ярости разбить ее, изранив руку осколками стекла. Эмили изменила эту часть его натуры. Но это не освободило его от грехов. Он до сих пор был соучастником убийства. И всегда им останется.

* * *

Далтон пришел домой с работы в шесть пятнадцать. Он был облачен в выцветшую рубаху, джинсы и пыльные сапоги и сиял ослепительной улыбкой.

— Привет, — сказал он.

— Привет. — Эмили последовала за ним в спальню, где он хранил свою одежду. Он всегда принимал душ и переодевался, как только возвращался с работы. Она уже знала некоторые его привычки. Правда, спал он по-прежнему на диване в гостиной.

— Кори опять у Стивена. Его мама взяла мальчиков на матч — пусть малыши поболеют за отца.

— Дружная у них семья, правда?

— Да.

«И мы тоже могли бы стать прекрасной семьей», — подумала Эмили.

— Хочешь, закажем сегодня ужин из закусочной? — спросил он, копаясь в ящике.

— Конечно. — Она невольно улыбнулась. Джеймс всегда обсуждал с ней ужин, разбирая свое белье. Она уступила ему часть шкафа, и он хранил свои вещи с удивлявшей ее аккуратностью.

Эмили сидела на кровати, прислушиваясь к хлещущей в ванной воде. Сейчас он выйдет в джинсах, низко сидящих на бедрах, и с падающими на лоб мокрыми волосами.

Эмили погладила полинявшую голову медвежонка Ди-Ди. Как дать ему понять, что она любит его по-настоящему?

Нет, не сейчас. Не так скоро. Для начала у нее есть прекрасная новость.

Когда Джеймс вернулся — точно такой, каким она его себе представляла, — чисто вымытый, с влажными волосами и неотразимо мужественный, она поднялась ему навстречу и сказала, глядя прямо в глаза:

— Джеймс… Результаты моего анализа готовы. — Эмили улыбнулась и обрадовалась тому, что смогла придать улыбке как можно больше силы и уверенности. Ее глаза, еще измученные ожиданием приговора, лучились надеждой. — Представляешь… Меня больше не надо жалеть. У меня больше нет рака. Я… я здорова.

— О господи… — Джеймс так крепко прижал ее к груди, что она почувствовала биение его сердца.

— Мы должны это отпраздновать, Эмили! Как только твоя нога заживет, мы куда-нибудь поедем. Будем пить, есть и танцевать.

— И заниматься сексом, — напомнила она. — Самым великолепным сексом, какой только можно представить!

— Вот это моя девушка!

Джеймс подхватил ее на руки и закружил по комнате. Эмили вдыхала аромат его тела. Так пахнет лес в ветреный день — дым костра и мускус, высокие, крепкие деревья и веточки мяты.

Глава девятая

Кто-то прикоснулся к нему. Теплая, нежная рука скользнула по его лбу. Далтон пошевелился на диване. Может быть, это сон?

В гостиной было уже темно. Кажется, он смотрел телевизор, положив голову на колени Эмили…

— Я заснул, — сказал он, догадавшись, что она все еще рядом.

— Совсем ненадолго. — Ее голос был таким же нежным, как ее прикосновение.

— Тебе надо идти спать.

— Я хочу остаться здесь. — Что ж, он тоже этого хотел. — Мне хорошо. Мне нравится вот так держать тебя на коленях, как ребеночка…

Моя Эмили, подумал он. Моя сладкая Эмили. Она само совершенство. Прошла неделя после того, как она сообщила ему о результатах анализа, и каждый день он благодарил Создателя за то, что угроза миновала.

— И еще я хочу… сказать Кори о том, что мы вместе, — продолжила она. — Что ты мой парень, а я твоя девушка.

Эти слова вызвали у него улыбку. Как будто они подростки, бегающие на танцы и целующиеся тайком от родителей, а не любовники, занимающиеся взрослым сексом в собственном доме.

— Я соскучился по тебе, Эмили.

Она поцеловала его. Ее волосы накрыли его лицо, как тонкое шелковое покрывало. Ее рот был теплым и манящим, язык — влажным и соблазнительным. У этого поцелуя был вкус страсти, наслаждения, летних ночей и жарких снов.

Эмили с трудом оторвалась от его губ.

— Скоро мы опять сможем заниматься любовью.

— Я говорил не совсем о сексе. — Джеймс старался отгонять от себя эти мысли, чтобы не возбуждаться, пока Эмили еще не оправилась после операции. — Я соскучился по твоей кровати, где мы спали вместе. Просто быть рядом с тобой.

— Мне тоже этого не хватает… Вот скажу Кори, и ты сможешь оставаться со мной. Я хочу, чтобы брат понимал, что происходит. Будет нехорошо, если однажды утром он зайдет в мою комнату и обнаружит тебя в моей постели.

Наверное, она расскажет ему какую-нибудь сказку о пчелках и цветочках, подумал Джеймс. Невинную, романтическую историю, понятную для ребенка шести лет.

— Ты правильно его воспитываешь. Кори растет отличным парнем.

— Надеюсь.

В наступившем молчании он глядел на призрачные тени на стене. Если бы он мог предложить Эмили что-то большее! Если бы он был достоин ее и Кори!

Она провела рукой по его голове, все еще покоящейся на ее коленях. Он редко так проводил время с Беверли. Заснуть перед телевизором — это было большой роскошью. Непозволительной роскошью для человека в бегах.

— Я все еще боюсь… — сказал он.

— Того, что происходит между нами?

— Да. — Он открыл глаза и снова начал вглядываться в тени. Ему почудилось, что он увидел ворону, но фигура с очертаниями птицы исчезла раньше, чем он успел проследить за ней взглядом.

— Я тоже боюсь, — сказала Эмили. — Но в хорошем смысле.

Да уж, хорошенький смысл — привязанность к преступнику.

Далтон сел на диване и включил ночник. В его слабом свете лицо Эмили казалось туманным, ночная сорочка — дымчато-серой, кожа — прозрачной, руки — бледными и тонкими.

— Я ждала, когда ты заговоришь об этом. Всю эту неделю я надеялась и молилась, что ты скажешь что-нибудь.

— Что?

— Я тебя люблю.

Что-то сжалось в его груди. Смятение. Нежность. Он похитил ее сердце. Вор отнял ее самое ценное имущество.

— Это я виноват, — сказал он.

— Никто в этом не виноват, Джеймс. Это любовь. Она просто случилась и все.

Далтон очень хотел успокоить ее. Страхи, даже в хорошем смысле, не лучший советчик для души и тела человека, идущего на поправку после тяжелой операции. Однако нужных слов не нашлось, и Далтон сказал:

— Я никогда не уверен насчет себя. Ни в чем…

— Ты пережил трудные времена. Ты потерял жену. Новое чувство всегда возникает нелегко.

Это не так, подумал он. Его чувство было таким сильным, что он не мог с ним справиться.

— Если я скажу тебе, что тоже тебя люблю, ничего не изменится. Я все равно буду бояться.

Глаза Эмили сияли.

— А ты любишь меня? — спросила она.

Лгать Джеймс не хотел. Он уже достаточно много лгал. И обманываться себя тоже не хотел. Он уже любил когда-то. Ему были знакомы все симптомы этой прекрасной болезни, они никогда не забываются.

— Да.

— Ты, Джеймс Далтон, меня любишь?

— Да! — Ну и допрос! Неужели она захочет получить письменную присягу, скрепленную кровью?

— Нет, ты правда меня любишь? Честное слово?

— Да, черт возьми! Люблю. Но я чувствую себя как бык, которому вот-вот поставят клеймо, так что не делай резких движений.

Эмили тут же вскочила, чуть не опрокинув журнальный столик, и бросилась ему на шею. Джеймс обнял ее, уткнувшись носом в затылок.

— Это ничего не меняет, — сказал он.

— Это меняет все. Это дает нам надежду на будущее. Мы можем начать новую жизнь.

Неужели это действительно так? Укрыв ее в своих объятиях, он молился о том, чтобы она оказалась права. Но в глубине души он знал, что она ошибается.

Какая «новая жизнь» будет у них, если вдруг его безопасности придет конец? Если мафия нападет на его след? Если в один прекрасный день Джеймс Далтон исчезнет и никогда не вернется?

* * *

Джеймс свернул на автостоянку при закусочной, расположенной на шоссе между Сильвер-Вульфом и Льюистоном. Когда он заметил черный седан Зака Райдера, у него тревожно засосало под ложечкой. В последние два дня он почти не ел и не спал. Ему не с кем было поговорить, некому было довериться, кроме Райдера.

Человека, к которому он не испытывал особой симпатии.

Инспектор Программы защиты свидетелей ждал его в машине. Джеймс открыл дверь и сел на переднее сиденье. С минуту они молчали. Райдер потягивал кофе из пластикового стаканчика. На нем была простая рубашка песочного цвета и джинсы. Он не выглядел как полицейский. И все же он полицейский, подумал Джеймс. Райдер был служителем закона до мозга костей.

— Хочешь кофе, Далтон? Или чего-нибудь перекусить? Гамбургер?

— Нет, спасибо.

Райдер повернулся к нему.

— Ну, что там у тебя стряслось? Неприятности с женщиной? Мучают угрызения совести из-за той блондиночки?

Джеймс сердито сверкнул глазами. Его злило уже то, что приходилось в чем-то признаваться полицейскому, а способность Райдера читать его мысли раздражала еще больше.

— Откуда вы знаете об Эмили? Я никогда не говорил вам, что встречаюсь с ней. Я даже никогда не говорил, что она живет в Сильвер-Вульфе.

— Странное совпадение, не правда ли? Вы оба держали путь в один и тот же город.

— Точно. А Большой Брат, видно, следит за каждым моим чихом.

— Не обижайся. — Райдер невозмутимо отхлебнул кофе. — Как я смогу охранять твою жизнь, если не буду совать нос в твои дела?

Джеймс примирительно хмыкнул. Он всматривался в суровые, словно вырезанные из камня, черты своего собеседника.

— Вы соблюдаете индейские обычаи? — спросил Далтон.

— Нет.

— Я тоже.

— Я знаю.

Конечно, он знает. Он все знает, этот сукин сын.

— Это единственное, что нас объединяет?

— Возможно. Помощники маршала и бывшие гангстеры — странные партнеры, а, Далтон! — произнес Райдер с видом знатока, и оба вдруг рассмеялись.

Их отношения действительно были абсурдными. Но они оказались более важными, чем думал Джеймс.

В наступившей тишине он смотрел сквозь ветровое стекло на шоссе, ведущее назад, в Сильвер-Вульф.

— Она любит меня. — Он на мгновение замолк. — А я люблю ее.

— И что?

— И я понятия не имею, что мне делать, черт возьми. Как я могу связать свою жизнь с женщиной, которая даже не знает, кто я?

— Она знает, кто ты. Она знает, что ты — Джеймс Далтон.

— Но это попахивает жульничеством. И я чувствую себя жуликом. И я… я уже рассказал Эмили о жене. Я не говорил, как ее звали и кто ее родственники, просто сказал, что у меня была жена и она умерла от рака.

Райдер шумно прокашлялся.

— И теперь тебе неймется выложить все остальное. Ты хочешь рассказать ей о Риде… А что, если у вас ничего не получится? Ты женишься на ней, и вдруг когда-нибудь позже она захочет развода… Я знаю сотни примеров, когда взбешенные мегеры обращаются к мафии, чтобы мстить из-за сущих пустяков…

— Эмили не мегера. Она никогда так не сделает.

— Какого черта ты в этом так уверен? Ты давно с ней встречаешься? Кажется, месяц?

Джеймс едва сдерживал себя, чтобы не вспылить.

— Я не могу больше лгать. Неужели это трудно понять?

— Ты читал правила, когда соглашался участвовать в этой программе…

— Да, и знаю, что вы теперь отступитесь от меня.

Инспектор твердо посмотрел ему в глаза.

— Нет.

— Нет?

Райдер остался серьезным.

— Ты будешь не первым свидетелем, который открывает правду своей любовнице или любовнику. Думаю, и не последним. Я просто не могу взять в толк, почему ты так упорно хочешь расколоться.

— Я хочу, чтобы она осознала риск.

Райдер взял с приборного щитка пачку сигарет, вытащил одну и чиркнул спичкой.

— И когда ты собираешься ее обрадовать? — спросил он, всматриваясь в Далтона через облачко дыма.

— Чем скорее, тем лучше.

— Значит, сегодня. Интересно, что она скажет. Это для любого чертовски сильный шок.

— Я должен…

— Надеюсь, у тебя получится, Далтон. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. Покой. Искупление. Что бы это ни было, я надеюсь, ты найдешь это.

«Я тоже надеюсь», — думал Джеймс, поворачиваясь спиной к Райдеру и посылая проклятье Риду Блэквуду.

* * *

Джеймс вошел в дом Эмили через заднюю дверь. После встречи с Райдером он поехал в «Конюшни Тэнди», чтобы доделать кое-какую канцелярскую работу и подменить заболевшего работника на ранчо. Но теперь его рабочий день был окончен.

Или почти окончен, подумал он, чувствуя, как нервы вновь натягиваются, словно струны.

— Джеймс! — закричал Кори, увидев его на кухне.

— Привет, напарник. — Он подхватил мальчишку на руки. — Эге, да ты, похоже, охотился на кротов…

— Вроде того. — Кори недовольно наморщил нос, украшенный полосками грязи. — Я играл в саду, и Эмили опять заставила мазаться этой мазючкой, хотя там деревья!

— Корбин Тейлор Чапмен! — строго сказала Эмили, входя на кухню. — Не смей жаловаться!

Малыш состроил обиженную мину, хотя и чувствовал, что Эмили не злится.

Джеймс шутливо укрыл малыша от сестры, прижав к груди и неумело баюкая, как младенца. Кори рассмеялся и забил в воздухе ногами.

Эмили дружески поцеловала Далтона в щеку. Передразнивая ее, Кори громко чмокнул своего напарника в нос.

Джеймс смутился. Он поставил мальчика на ноги и надел ему на голову свою шляпу. Ее широкие поля опустились Кори на плечи. Задрав голов, он улыбнулся от уха до уха и попросил разрешения «кое-что доделать в саду».

Получив разрешение у сестры, Кори спросил и Джеймса:

— А можно я останусь в твоей шляпе? Я буду играть в ковбоя.

— Не вопрос, напарник. Какой же ковбой без шляпы!

Мальчик поправил шляпу и убежал.

— Я могу отвезти тебя к врачу в пятницу, — сказал Джеймс. — Я договорюсь с Лили Мэй.

— Это было бы замечательно. — Эмили пристально разглядывала тонкие морщинки в уголках глаз. Казалось, она их считает. — А… ты все еще боишься?

Он сунул руки в карманы. Сколько раз она уже замечала у него эту нервную привычку!

— Нет, все хорошо.

— Кажется, ты плохо спишь в последнее время.

— Я всегда немного страдал бессонницей.

— Я этого не знала.

Эмили не знала о нем еще так много… «Мы до сих пор открываем друг в друге что-то новое», — подумала она.

— Надеюсь, это не ворон клюет тебя в сердце, мешая заснуть. А для меня теперь вообще все как сон. Сегодня утром я проснулась и поняла, что еще никогда в жизни не была так счастлива.

— Правда?!

Руки Джеймса покинули карманы, и Эмили оказалась в его объятиях.

Она давно уже не гадала, насколько глубоки его чувства к ней. Она знала шестым, а то и седьмым чувством: он любит ее так же сильно, как она его. Но те же глаза любимого, внушавшие ей безотчетное доверие, внушали и страх какой-то призрачности обладания друг другом. Она боялась его потерять. Он был настоящим оборотнем, ее Джеймс Далтон, ее темнокрылый, мятежный защитник. Мужчина, которого она полюбила и которого пока не научилась понимать.

Глава десятая

— Скажи мне еще раз, почему мы здесь? — спросил Джеймс, открывая в пятницу днем дверь гостиничного номера.

— Я хочу увидеть комнату, куда ты сбежал от меня в ту ночь.

— Ох уж эти женщины! — Он покачал головой и бросил ключ-карточку на комод. — Я-то думал, что везу тебя в Льюистон к врачу, а на самом деле, оказывается, мы путешествуем по памятным местам. Но мне сдается, если копнуть еще глубже, а лучше заглянуть под это голубое покрывало на кровати, что ты хочешь меня соблазнить, вот и все!

— Может быть…

— Может быть? Мы только что заплатили шестьдесят девять баксов за несколько часов в номере мотеля, и она еще говорит «может быть»?

Джеймс дразнил ее, но Эмили чувствовала, что он сгорает от нетерпения заняться любовью. Прикасаться к ней, целовать ее, дойти до высшей точки в ее объятиях, пережить бурный, очистительный восторг. И очень может быть, что ее мужчине, ее защитнику с глазами, в которых затаилась боль, ничего другого, кроме этого восторга, и не надо.

— Расскажи, что ты делал после того, как ушел тогда из моего номера.

— А что мне оставалось? Я вернулся сюда. — Он хмуро посмотрел на кровать, его голос стал грубым. — Ходил по комнате. И вспоминал…

— Где оставил презервативы? — спросила она с улыбкой.

— Я думал о тебе.

— Правда? Ты думал обо мне?

— Конечно. — Он прислонился к комоду, напряженно ссутулившись. — Мне было одиноко. Я хотел быть с тобой, хотел вернуться, но знал, что поступил бы неправильно.

Эмили представила, как он меряет комнату своими потертыми ковбойскими сапогами.

— Я тоже думала о тебе. Очень хотела, но не могла выбросить тебя из головы.

Он провел рукой по волосам, взъерошивая густые темные пряди.

— В тот вечер мы были еще совсем чужими, незнакомыми людьми. Нас тянуло друг к другу, но тогда этому не суждено было случиться.

«Вряд ли, — подумала Эмили, — вряд ли тут дело в том, что тогда они были чужими. Ведь они и сейчас мало друг друга знают, но…»

— Я хочу, чтобы у нас с тобой появились новые воспоминания об этом мотеле.

— Скажи честно: ты хочешь как-то приукрасить старые? — спросил он, лукаво взглянув на нее.

— Да, знаешь, черно-белые краски — не лучшие для любовных воспоминаний.

— Эмили…

— Да, Джеймс.

Они не занимались любовью со времени операции, и она ужасно тосковала по его объятиям. Эмили подошла к нему, мягко и нежно тронула его грудь. Джеймс порывисто обнял ее. Они замерли, но только на считаные секунды — им обоим хотелось большего.

Эмили одну за другой расстегнула пуговицы на его рубашке и губами прижалась к его обнаженной груди. К его телу. Сильному, крепкому и такому теплому телу своего возлюбленного. Ей казалось, что она слышит мощный ток крови в его венах. «Мой родной незнакомец, — подумала она. — Мой ангел чероки».

— С тобой я всегда буду в безопасности, — сказала она.

Джеймс погладил ее волосы, чувствуя, как дрожит его рука. В безопасности? О да! С бывшим заключенным! С соучастником убийства! С беглецом, спасающимся от бандитов…

— Ты мой защитник, — сказала Эмили, проталкивая бедро между его ног. — Мой хранитель.

Ее шепот стал бессвязным. Она целовала его шею, ключицы, грудь. Джеймс кожей впитывал ее слова и ласки. Он верил, что и вправду достоин этого. Он гнал от себя мысли о том, что именно привело его душу и тело к этой новой любви. Он не мог думать об этом сейчас, когда Эмили так нежно целует его и под ее поцелуями тает ледяное оцепенение, отдавшее его разум и сердце в руки расчетливых офицеров из Программы защиты свидетелей.

Он осторожно расстегнул ее блузку, наслаждаясь теплом ее тела, бархатистостью ее кожи. Сквозь тонкое кружево бюстгалтера просвечивали нежнорозовые соски.

— Я люблю тебя, — сказал он. Что бы ни случилось, он хотел, чтобы она знала, чтобы чувствовала это.

— Я тоже… тебя… люблю. — Эмили почти растворялась в его объятиях, и Джеймс понял, как глубоко ее тронули эти три слова и как сильно она их ждала.

Он подхватил ее на руки и понес к кровати. Пусть ненадолго, но Джеймс хотел стать тем мужчиной, которого она в нем видела, — ее рыцарем, ее защитником.

— Это прекрасно, правда? — сказала Эмили. — Эта комната. Мы. У нас будут новые воспоминания.

— Да. — Встав на колени рядом с ней, он осторожно снял с нее туфли и брюки, достал из кармана презерватив и сунул под подушку. Затем настал черед его одежды: джинсов, ботинок, расстегнутой рубашки.

Обнаженные, они дотрагивались друг до друга, исследуя все изгибы и выпуклости тел, ощущая трепет мускулов. Эмили провела рукой по его татуировке. Джеймс дотронулся до ее шрама. Ее руки блуждали по его груди, а он поглаживал ее между ног, возбуждая, заставляя выгибаться и стонать…

Вершина ее наслаждения была нежной и сладостной: трепетное содрогание женственности, прерывистое дыхание, опьяненный взгляд. Джеймс наблюдал за ней в этот миг, радуясь, что его прикосновение способно заставить ее впасть в забытье.

— Ты… такая красивая…

— Ее волосы разметались по подушке, щеки порозовели. Почти так же, как ее соски.

Вдруг Эмили перевернулась на постели и оседлала его бедра, прижавшись лобком к отвердевшему члену.

— А как я выгляжу сейчас?

— Великолепно, — успел хрипло выдохнуть Далтон, прежде чем она вонзила язык в его рот.

Поцелуй был настойчивым, страстным, полным жажды обладания. Эмили нырнула рукой под подушку и схватила упаковку из фольги. Мигом разорвав ее, Эмили надела на член презерватив. Джеймс ждал, томясь в нетерпении.

Она приподняла бедра и ввела в себя его член. Медленно, неглубоко, одним властным и доводящим до безумия движением. Его жажда обладания вспыхнула как спичка. Отчаянным усилием Джеймс обхватил ее за талию и насадил на себя глубже, ощущая теплую, влажную хватку.

— Еще, — прошептал он. — Сильнее.

Заключив его член в свои гладкие и скользкие узы, Эмили начала плавно покачиваться вверх-вниз, задавая такие темп и ритм, к которым не могло подстроиться его сердце, захлебывающееся в груди от бешеных сокращений. Джеймсу пришлось замереть и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы выдержать эту скачку.

Эмили ничего не заметила. Она откинула голову назад, ее тело выгибалось и извивалось. Джеймс не сводил с нее глаз, как завороженный. Наверное, она и сама ведьма, как та цыганка на портрете в ее доме. Он не знал, что такое магия, но его сердце чероки прекрасно чувствовало ее присутствие. Магия обвивала тела любовников, как дымка, изливалась на них, как ливень.

Его женщина. Его возлюбленная. Его Эмили. Рывком он присел, чтобы поцеловать ее, прижать к себе, погрузиться в нее еще глубже. Чтобы посмотреть ей в глаза и почувствовать, как она забирает его душу.

* * *

Они вместе ездили в Льюистон и вместе вернулись в Сильвер-Вульф. Они не таились от посторонних глаз, и все же в гости к Эмили Далтон пришел под покровом ночи.

— Это тебе. — Джеймс достал из кармана куртки коробочку в подарочной обертке и протянул Эмили. Его лицо светилось любовью, хотя он только что спрашивал себя: есть ли у них шанс, или Рид Блэквуд разрушит их будущее?

Она с детским нетерпением вскрыла упаковку и обнаружила внутри золотой медальон, купленный им в антикварной лавке.

— В нем есть послание, — сказал он.

Она раскрыла медальон и прочитала вслух слова, написанные им на клочке бумаги: «Ты не сможешь отвести взгляд. Твои мысли найдут пристанище. Я пришел, чтобы взять твою душу».

— Это часть древнего заклинания чероки. — Он прикоснулся к ее щеке, вбирая тепло ее кожи. — Приворотного заклинания. В последнее время оно приходит мне на ум каждый раз, когда ты смотришь на меня. Это магия, Эмили. Она подобрала нас и несет неведомо куда…

Глаза Эмили наполнились слезами.

— Я люблю тебя, Джеймс Далтон.

— Я тоже тебя люблю, — сказал он и тут же решил, что завтра скажет ей правду — правду о том, что его настоящее имя — не Джеймс Далтон. Судьба тоже следует магическим законам…

Проснувшись на следующее утро и еще не открыв глаза, Эмили почувствовала, что Джеймс смотрит на нее. Она потянулась и поморгала, чтобы прийти в себя. Ее озадачили напряженность и какая-то торжественность в лице Джеймса.

Боже, какой серьезный, прямо вождь, собирающийся стать на тропу войны, подумала Эмили, улыбаясь.

— Привет, соня.

— Еще рано. — Она посмотрела на часы и обрадовалась — у них оставалось еще несколько часов, чтобы вдоволь понежиться в кровати.

— Как насчет кофе? И тостов с джемом?

— Если ты проголодалась.

— Да, но мне хочется позавтракать в постели.

— Я могу приготовить, — предложил он.

Эмили встала, накинула халат поверх ночной рубашки.

— Не надо, я сама. Пора снова привыкать быть официанткой. — Она быстро поцеловала его и отправилась на кухню.

Наверное, впервые за многие годы Эмили радовалась возможности похлопотать по хозяйству. Она поставила на плиту кофейник и принялась резать батон белого хлеба. Она знала, что Джеймс любит крепкий кофе, а тосты ему нравятся со светло-золотистой корочкой. Но ей показалось этого мало. Омлет из нескольких яиц — минутное дело. И еще поджарить пару-другую ломтиков ветчины. Эмили быстро приготовила завтрак и по-праздничному сервировала его на подносе, украсив тарелки веточками петрушки и аккуратно нарезанными кусочками апельсина. Затем отнесла поднос в спальню и поставила на комод.

— Выглядит неплохо, — сказал Джеймс. — Сколько тут всего. Больше, чем я рассчитывал.

— Захотелось подсуетиться. — Эмили раньше не понимала, что такое чувство домашнего уюта, но теперь она наслаждалась им сполна. Ей нравилось делить и комнату, и постель с Джеймсом, видеть его каждое утро вот так, в одних трусах.

Она подала ему чашку. Он сделал маленький глоток и поставил кофе на ночной столик со своей стороны кровати. Держа тарелку на коленях, он потянулся за салфеткой и вилкой. Эмили тоже начала есть. Она, быстро покончив с ветчиной, принялась за омлет, опередив Джеймса. Аппетит у нее был явно сильнее, чем у него. Но, в конце концов, позавтракать предложила именно она.

Брякнул о блюдце висевший на ее груди медальон. Подарок Джеймса. Слова индейского заклинания были надежно запечатаны в нем. Пусть они всегда будут рядом с ее сердцем, решила Эмили.

Замечтавшись, она отломила кусочек от тоста с тарелки Джеймса. Опомнившись, Эмили извинилась и снова заметила, как пристально и напряженно изучает ее Джеймс.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

— О чем? Если о моем аппетите, то, клянусь, я вовсе не хочу потолстеть.

Джеймс отставил свою тарелку в сторону. Эмили последовала его примеру.

— Я хочу поговорить о себе. То есть о нас, о нашем будущем.

Эмили заглянула ему прямо в глаза. Счастливая улыбка сошла с ее лица, когда он, ее вождь, отвел взгляд. Эмили поняла: что-то случилось. Что-то ужасное. Но когда?! Если мужчина избегает взгляда женщины… Не может быть! Как можно выйти из-под власти заклинания?

— Прости меня, Эмили.

— За что? — Испугавшись не на шутку, она сжала в руке медальон. Неужели он передумал? Неужели любить — ее такое тяжкое бремя? Неужели ее вождь встал на тропу войны с ней?

— Я прошу у тебя прощения за все.

— Не надо, Джеймс…

— Не Джеймс… Меня зовут не Джеймс Далтон. Мое настоящее имя — Рид Блэквуд. — Он снова взял свою чашку, причем обеими руками, как будто ожидал, что она внезапно потяжелела раз в сто. — Я бывший заключенный. Я не ковбой, а профессиональный грабитель, специалист по криминальным аспектам электроники. — Он отхлебнул кофе и с трудом сделал глоток. — Да, чуть не забыл: бывший член Семьи Западного Побережья, банды из Лос-Анджелеса — это тоже я.

Эмили ошарашенно смотрела на него.

— Это… шутка?

— К сожалению, нет.

Конечно, Эмили не поверила. Она перевалилась через него, взяла с ночного столика его бумажник. До этого она никогда не заглядывала в его личные вещи, не видела водительских прав, карточки социального страхования… Сейчас она быстро просмотрела эти документы. Джеймс Далтон — значилось в каждом из них. В сердцах она швырнула их на одеяло.

— Это все фальшивое, ты хочешь сказать? Или украденное?

Помолчав, он сказал с горечью:

— Нет, не краденое и не фальшивое. Можно сказать, подаренное. Это имя мне дало правительство Соединенных Штатов. Я…

— Что «я»? Кто «я»?! Какой-нибудь шпион? Не издевайся, Джеймс! Сначала ты бандит, а теперь…

— Эмили… Я участник Программы защиты свидетелей. Слышала о такой? Все что-то слышали, но мало кто знает. И я не должен даже заикаться об этом.

Ее мгновенно охватила паника.

— Ты дал против кого-то показания?

Он кивнул.

— Против кого? Против лос-анджелесской банды? Я не верю. Этого не может быть!

— Но это так. И они убьют меня, как только найдут.

— И ты — здесь! В моем доме! — Глаза Эмили наполнились слезами. Она не могла думать, не могла дышать, не могла унять бешено колотившееся сердце. — Кори в опасности? Они могут его похитить, чтобы добраться до тебя? — Не дожидаясь ответа, она выбежала из спальни и помчалась в комнату брата.

Открыв дверь, она увидела, что Кори спокойно спит в своей кроватке, зажав в кулачке край одеяла. Затем она услышала за спиной шаги Джеймса.

— Они не тронут Кори, поверь, я знаю их правила, — шепнул он. — И тебя тоже не тронут. У них счеты только со мной.

Она закрыла дверь в спальню брата и обернулась, чтобы посмотреть в глаза Джеймсу. На этот раз он не отвел взгляда.

— Но они будут продолжать искать тебя? — спросила она.

— Да.

— Чтобы убить?

— Да, — ответил он.

Колени Эмили стали ватными, а сердце замерло в груди.

Глава одиннадцатая

Они вернулись в спальню. Не хватало еще, чтобы мальчик проснулся и услышал их разговор.

— Подожди, — сказала Эмили и села на кровать.

У Джеймса не было ни малейшего представления о том, что говорить и делать дальше. Он видел, что девушка насмерть перепугана. А кто не испугался бы, услышав такое?

Джеймс продолжал стоять. Чтобы чем-то занять руки, он взялся за недоеденный завтрак. А вот у Эмили аппетит начисто пропал после того, как любимый огорошил ее своим сообщением.

— Бандиты ищут только меня. Они не охотятся на тех, кто непричастен к этому делу, — сказал он, покончив с ветчиной. — Иначе я ни за что не связался бы с тобой. Я никогда не стал бы подвергать тебя и Кори опасности.

— Но как же ты? Я не хочу, чтобы тебя убили, Джеймс.

— Программа защиты свидетелей взяла меня под охрану. Но ты никому не должна говорить об этом.

На глаза Эмили опять навернулись слезы.

— Не скажу. Клянусь, что не скажу. Я никогда не стану рисковать твоей безопасностью.

Повисло напряженное молчание. Завтрак был съеден. Джеймс с надеждой заглянул в свою чашку. На его счастье, там еще оставалось немного кофе, и он принялся цедить остатки, напряженно размышляя. Мысли беспорядочно метались у него в голове.

Наконец, он сказал:

— Я не из Оклахомы. Я родился в Остине, в штате Техас. Когда мне было двенадцать, моя семья переехала в маленький городок в техасских холмах.

— Правда ли хоть что-нибудь из того, что ты рассказывал мне о своей семье?

Он сунул руки в карманы.

— Про отчима, который бил меня, — правда.

— А о твоей матери?

— Это тоже правда. Но у меня есть сводная сестра. О ней я просто ничего не говорил. Ее зовут Хизер, и она белая, так что мы с ней совсем не похожи друг на друга. Она единственный человек, который меня любил. Кроме моей жены. — Он помолчал. — И тебя.

Эмили подняла на него взгляд.

— У тебя действительно была жена?

— Да.

— И у нее на самом деле был рак?

— Да.

«И ее могила тоже настоящая», — подумал он. Место упокоения, которое ему навсегда запрещено посещать.

— Мою жену звали Беверли Хэллоуэй. А ее отец — главарь Семьи Западного Побережья. То есть был им, пока не сел в тюрьму. Власть перешла к его сыновьям. Но они тоже хотят моей смерти.

Эмили побледнела.

— Семья твоей жены руководит бандой, которая пытается тебя убить?

— Вообще-то они никогда не хотели, чтобы Беверли становилась моей женой.

— Но ты ведь входил в их организацию.

— Я провалил пару заданий, и они перестали мне доверять.

«Боже, — подумал Далтон, — а что скажет Эмили, когда узнает, что я был не просто грабителем? Что я был соучастником убийства?»

— Дочь босса не могла выйти замуж за такого неудачника. Меня предупредили, чтобы я держался от нее подальше.

Джеймс закашлялся на последнем глотке. Поморщившись, он поставил чашку на столик.

— Мы с Беверли собирались бежать, но ее семья что-то пронюхала. Мною решили заняться серьезно и послали ко мне пару парней, чтобы прочистить мне мозги или вышибить — смотря по обстоятельствам.

Эмили взяла своего плюшевого медвежонка и крепко обняла его, и от этого беспомощного детского жеста у него сжалось сердце.

— А дальше? Что было дальше? — спросила она.

— Головорезы Хэллоуэя избили меня до полусмерти. Какое-то время я пролежал без сознания, а потом Беверли нашла меня и вывезла из города вместе с сестрой. Они залечили мои раны, и мы втроем пустились в бега.

Эмили еще крепче прижала к себе медвежонка.

— И долго вы скрывались?

— Полтора года. Нам везло, если можно так сказать. Мафия послала за нами киллера. У него было задание убить меня и вернуть Беверли в семью. Но мы все время опережали его. Мы хорошо маскировались.

— А как же твоя сестра?

— Хизер не могла вернуться домой. Боялась, что мафия через нее доберется до меня. Мы переезжали из штата в штат. Болезнь Беверли началась, когда мы были в бегах. Она так быстро развивалась… Когда мы узнали, что у нее рак, все изменилось. Мы поняли, что все кончено.

— Господи, как много ты перенес, — сказала Эмили, а ведь она знала еще не все, далеко не все.

— У меня есть ребенок, Эмили. У нас с Беверли есть сын…

Джеймс не дышал. Здесь и сейчас решалось больше, чем быть или не быть ему с Эмили.

Наконец она заговорила.

— Как его зовут?

— Джастин. Когда выяснилось, что Беверли больна раком, мы передали Джастина моей сестре. Мы попросили Хизер зарегистрировать Джастина как своего сына и воспитать его, стать ему матерью. Это был единственный способ не дать семье Беверли узнать, кто его настоящие родители. Мы не хотели, чтобы семейство Хэллоуэй наложило на него свои грязные лапы.

— Не понимаю. Ты же сказал, что твоя сестра — белая. Как она могла выдать твоего ребенка за своего?

— Хизер любила одного индейского парня. Она была беременна от него уже несколько месяцев, когда попала в эту заваруху со мной. — Воспоминания охватили его, увлекая в прошлое. — Я скрывался вместе с двумя беременными женщинами. Но мафия ничего об этом не знала. Наверное, только это и выручало нас, если разобраться… Джастин появился на свет первым. А через неделю родила Хизер. Тоже сына. Но ее ребенок родился мертвым. Пуповина обмоталась вокруг шеи и задушила его. Я видел… Он был такой крошечный, худенький. И весь синий. Он не дышал. Я не смог заставить его дышать.

Джеймс с удивлением посмотрел на свои большие руки. Он и сейчас не понимал, почему ребенок, которого он пытался оживить, все равно умер.

— Ох, Джеймс!

— Мы все еще скрывались от мафии и жили в какой-то лачуге в Оклахоме. Там они и родились. Оба. Мы не поехали в больницу. Слишком боялись, что нас схватят. А ведь надо было ехать. Наверное, смертей было бы на одну меньше…

— Джеймс, все прошло. Этого уже не вернешь.

— Знаю.

— Он оплакал тогда ребенка своей сестры. Он вытирал слезы и молился, а потом похоронил малыша в самодельном гробике, по индейскому обычаю осыпав безымянную могилу веточками шалфея.

— Как это все закончилось? — спросила она.

— Я знал, что мафия никогда не перестанет охотиться за мной, поэтому продолжал скрываться. Ну а Беверли… Она была уже слишком больна, чтобы оставаться в дороге. Хизер отвезла ее к отцу. Я сам уговорил Беверли сделать это. У Хэллоуэя было достаточно денег, чтобы рискнуть сделать дочери операцию или хотя бы обеспечить ей медицинский уход, в котором она так нуждалась. Я не мог даже нанять ей сиделку. Наверное, она умирала мучительно… — Джеймс посмотрел в окно, на летнее солнце, заглядывавшее в комнату. — К тому времени Джастину исполнилось десять месяцев, и Хизер согласилась стать его матерью. Она отвезла Беверли домой, вернулась к своему парню в Техас и попросила его стать отцом моего сына. Она все рассказала ему.

— И он согласился?

— Да. Ее парень был моим другом.

— Это тот мальчик-чероки, про которого ты говорил, когда рассказывал о своем детстве?

Джеймс кивнул.

— Мы с ним были как братья. Он будет хорошим отцом моему сыну.

— И Джастин никогда не узнает, что ты — его отец?

— Да. Но я сам так решил. Это был единственный способ дать ему нормальную жизнь, защитить его от Хэллоуэев.

— Как ты оказался в Программе защиты свидетелей, Джеймс? Как спасся от мафии?

— ФБР довольно быстро вышло на мою сестру, и Хизер связалась со мной. Федералы сказали, что могут включить меня в Программу защиты свидетелей. Конечно, при одном маленьком условии: я должен дать показания против отца Беверли и кое-кого из главарей банды. К тому времени Беверли уже не было в живых. Я знал, что мое признание не причинит ей вреда. И я… исчез.

— Ты правильно поступил. Видно, эти Хэллоуэи — ужасные люди.

— Я тоже был ужасным человеком.

Она покачала головой.

— Не таким, как они.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что они подсылали к людям наемных убийц. Ты был грабителем, но ты — не убийца. Ты бы никогда не сделал этого. Ты бы никогда не лишил человека жизни.

Она пересела ближе к нему и прижалась лицом к его животу, а вот его ноги словно приросли к полу. Он вдруг понял, что не сможет сказать ей. Не сможет признаться в том, что был соучастником убийства. Но он не сказал об этом и Беверли. Его жена умерла, так и не узнав всей правды.

— Все будет хорошо, — сказала Эмили. — Мы с тобой преодолеем это.

«Но как?» — спрашивал он себя. Как они смогут жить в тени его лжи? В тени греха, в котором у него нет сил признаться?

— Я все равно люблю тебя, Джеймс. И всегда буду тебя любить.

«И напрасно», — думал он. Она заслуживала лучшего спутника жизни, чем Рид Блэквуд. Лучшего, чем Джеймс Далтон.

Он обнял ее, желая лишь одного: вбить кол в свое сердце. Сердце предателя.

Сегодня он останется с ней. А завтра попросит Зака Райдера, чтобы тот увез его подальше от Сильвер-Вульфа. Как можно дальше.

* * *

«Конюшни Тэнди» были закрыты. Последняя группа наездников уехала, и лошадей уже отвели в стойла. Джеймс и инспектор Программы защиты свидетелей стояли на обитом деревом крыльце фургона и смотрели вдаль.

Как обычно, Райдер курил сигарету.

— Я же говорил тебе, что не надо ей рассказывать…

— Говорил, говорил… Только не начинайте вправлять мне мозги. Просто увезите отсюда к черту.

Офицер прищурился на солнце, уже клонящееся к закату. Седые волоски, кое-где пробивающиеся в его бакенбардах, сверкали в солнечном свете, а морщинки в уголках глаз казались белыми трещинами на загорелой коже.

— Я не могу этого сделать, Далтон.

— Не можете или не хотите?

Райдер в упор посмотрел на него.

— Не хочу.

Паника захлестнула Джеймса.

— Но я больше не могу здесь жить. Я не могу встречаться каждый день с Эмили, зная, что между нами стоит эта ложь. — Он поднял бутылку с пивом, которую во время их разговора держал в руке, и сделал жадный глоток. — Вы должны, обязаны переселить меня в другое место. Об этом было сказано в договоре.

— Ничего я такого не должен. Разве твоя безопасность нарушена? Разве Эмили пригрозила, чтопозвонит в Лос-Анджелес и кое-кого обрадует новостями о тебе? Или, может, она насплетничает соседям? — Инспектор выпустил изо рта колечко дыма. — Нет. Ничего подобного. Женщина смотрит тебе в глаза и говорит, что все равно любит тебя, а ты готов дезертировать вместо того, чтобы бороться за свою любовь и достоинство.

Джеймсу вдруг остро захотелось выхватить сигарету у Райдера и затолкать ему в глотку. Но этот приступ прошел очень быстро. Джеймс хотел, чтобы Райдер говорил, а не задыхался в конвульсиях.

— Она смотрела мне в глаза, а я… я, по существу, обманул ее, не сказав, что я — убийца.

— Ты не убийца.

— Неужели? Хотите сказать, я попал в тюрьму ни за что, ни про что?

Инспектор лениво расположился в кресле, входя в роль прирожденного полицейского, не любящего протокольных формальностей.

— Ты попал в тюрьму потому, что федеральный судья решил тебя посадить, чтобы ты получил досрочное освобождение и переселился на новое место.

— А я-то думал, что совершил преступление.

— Не умничай.

Джеймс посмотрел Райдеру прямо в глаза.

— Я участвовал в убийстве.

Тот качнулся в кресле.

— Я отлично знаю, в чем ты участвовал.

— Ну еще бы! Великий и мудрый волшебник Оз знает все.

— А трусливый лев боится показаться на глаза женщине, в которую влюблен. Ха-ха. Бедный малыш. Он хочет забрать свои игрушки и пойти домой. Хочешь, открою секрет? Ты уже дома.

— Черт вас подери, Райдер.

— Вот именно. Черт меня подери. Я всего лишь парень, который позволил тебе нарушить правила.

«А я всего лишь парень, которому впору удавиться», — подумал Джеймс.

— Расскажи ей остальное, Далтон. Признайся во всем до конца.

— Не могу.

— Можешь. — По привычке заядлого курильщика Райдер зажег новую сигарету от тлеющего окурка. — Сядь, поговори с ней. Расскажи все как есть. И если она не выдержит, я тебя увезу отсюда. Переселю в другое место.

Джеймс вскинул голову.

— Если вы этого не сделаете, я уеду сам.

— Я свое слово сдержу. Но и ты должен сдержать свое. Ты должен рассказать ей.

После того как Райдер уехал, Джеймс еще долго стоял на крыльце. Потом зашел в фургон и принялся шагать по комнате из угла в угол. Наконец он схватил телефон и набрал номер Эмили. Она сразу же ответила на звонок, и он сжал трубку в руке.

— Это я, — сказал он.

— Ты? Слава богу. Я уже начала беспокоиться.

— Я говорил тебе, что задержусь на работе.

— Знаю, но… — Она запнулась. Видимо, ей передалось его проклятое нервное возбуждение. Прошлой ночью она спала беспокойно, металась и что-то бормотала во сне.

— Кори еще у Стивена? — спросил он. Эмили договорилась с матерью Стивена, чтобы та присматривала за малышом и кормила его, и Кори с удовольствием проводил у них эти летние дни.

— Да, но скоро мне нужно его забирать.

— Ты не можешь попросить, чтобы они оставили его немного подольше?

— Почему? Случилось что-нибудь? — В ее голосе слышалась тревога. — Ты говоришь как-то странно.

— Ничего не случилось. Просто мне нужно с тобой поговорить. Приезжай.

— Поговорить на конюшне? А почему ты не можешь приехать домой?

— Я дома. Я живу здесь, ты не забыла? — Он хотел предоставить Эмили возможность уйти, если она решит, что с ним не стоит оставаться.

Она приехала очень скоро. В светлой блузке и юбке до щиколоток она выглядела нежной и хрупкой. Джеймс знал, что Эмили любит легкие ткани, но она старалась защитить кожу от солнца.

Ему так хотелось подхватить ее на руки, закружить, задыхаясь в свежем аромате ее духов, но он лишь предложил ей присесть на диван. Эмили примостилась на подлокотнике. Ей было явно не по себе. Она теперь наверняка боится любых новостей — вдруг что-то не так, вдруг случилось что-то ужасное.

— Как ты думаешь, почему я решился дать показания против бандитов? — спросил он.

— Видимо, ты знаешь о каких-то вещах, которые могут навредить их организации, — ответила она. — Ну, о совершенных ими преступлениях.

— Не то, Эмили… Я знал детали подготовки убийства. Убийства, в котором я сам активно участвовал. — Джеймс говорил тихо, но твердо, решив идти до конца. — Я отсидел за это год в федеральной тюрьме. Соучастие в убийстве — вот за что меня приговорили.

Эмили верила и… не верила. Неужели это тот самый человек, который относился к ней с нежностью и заботой, помогал бороться с раком, учил ее непослушного маленького брата вести себя, как подобает джентльмену?

— Ты говорил, что ты — бывший заключенный, но я думала…

— Что меня посадили за грабеж? Я немного отсидел и за это.

Она ухватилась за подлокотник дивана, молясь о том, чтобы проснуться и забыть этот дурной сон. Как он мог участвовать в убийстве? Намеренно лишить кого-то жизни?!

— Почему, Джеймс? Как ты в это ввязался?

— Потому что мне приказала это сделать Семья Западного Побережья.

— Не может быть, чтобы все было так просто. — Она быстро-быстро заморгала, сдерживая слезы, готовые покатиться по щекам, а он откинул волосы назад, открыв высокий лоб. Теперь ее возлюбленный выглядел жестким и грубым — вот он, бывший заключенный, закоренелый преступник. Но это же ее защитник, ее милый! Это тот самый мужчина, которого она любила отчаянно, безоглядно…

— Расскажи мне…

— Я влип, как идиот. Семья Западного Побережья — не итальянская группировка. Но свои дела она ведет в традиционном стиле, как настоящая мафия. Сначала я мастерил шпионскую аппаратуру для одного из их лейтенантов, а потом стал солдатом.

— Солдатом?

— Это низший ранг в их организации, но все равно это означало, что меня приняли в Семью.

Похоже на какую-то историю из кино. На сюжет какого-то остросюжетного фильма, который она смотрела поздно вечером по телевизору, на что-то совсем чуждое и непонятное для девушки из маленького городка в Айдахо.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но у меня коэффициент умственного развития соответствует гениальному. — Он горько усмехнулся. — Однако для умника я оказался чересчур тупым. Я и подумать не мог, что от меня потребуют участвовать в убийстве.

Эмили схватилась за живот. Видимо, это судорога страха.

— Да, в убийстве, Эмили! Мафия — или, если хочешь, называй ее — Семья Западного Побережья — это организация, ведущая бизнес. Это не простая шайка головорезов. У нее есть связи в киноиндустрии. Главари владеют шикарными виллами и запросто общаются на вечеринках с богачами и знаменитостями. Красивая жизнь!

Эмили представила, каким был Джеймс тогда. Высокий, темноволосый красавец, бандит из Лос-Анджелеса, имеющий связи с королями преступного мира.

— Ты должен был знать, что они опасны.

— Конечно, я это знал. Но я всегда любил опасность. Я был рисковым парнем. Мне нравилось быть участником банды, орудующей в самом Голливуде. Меня это заводило. — Он замолчал на секунду, и его голос потускнел. — Но только до тех пор, пока они не устроили мне проверку.

— Проверку? — переспросила она.

— Меня вызвали к боссу, и сам Хэллоуэй, представляешь, сам Дэнни Хэллоуэй, великий и ужасный, сказал, что у него есть для меня работа.

— Отец Беверли?

— Да. Но это было еще до моей встречи с Беверли. Я не знал, что у Хэллоуэя есть дочь. Я был знаком с его сыновьями, но только потому, что они участвовали в его бизнесе. Я подумал: речь идет о каком-нибудь ограблении. Все знали, что я специалист по системам безопасности. Но Хэллоуэй сказал, что задание надо выполнить через несколько часов. Тут я и понял: здесь что-то не так. На подготовку ограбления не дается так мало времени.

Эмили со страхом ждала, что он скажет дальше. Она уже поняла, что сейчас узнает все подробности бандитского нападения и убийства. Нет, это не было похоже на легкий детектив, где есть время и поволноваться, и позевать, и ругнуть режиссера за скучный сюжет. В жизни сюжеты оказались еще банальнее, вот только скучать не приходилось…

— Объектом покушения был некий Сизар Гиббонс — крупный торговец наркотиками. Он обманул Хэллоуэя. Думаю, они друг друга стоили. Поскольку Гиббонса и днем и ночью окружали телохранители, убить его решили в людном месте, прямо на улице, где внимание охраны рассеяно на множество объектов. Выяснили, где Гиббонс будет ужинать в тот вечер. Киллер должен был застрелить его, когда он выйдет из ресторана и будет садиться в лимузин. После этого убийца должен был скрыться на машине. — Джеймс помолчал, лицо его стало еще жестче. — Ну а мне предстояло ехать в другом автомобиле и «случайно» врезаться в любого, кто попытается преследовать машину с киллером.

— Почему ты не позвонил в полицию? — спросила Эмили. — Почему не сообщил, что готовится покушение?

— У меня не было ни минуты для этого. Все оставшееся до убийства время я провел в обществе Хэллоуэя и киллера. Да и не верилось… Представляешь, Эмили, до последнего не верилось, что все это не игра, что все это по-настоящему, что это действительно случится.

— Но это случилось.

— Да, и я почти провалил свою часть задания. Кто-то из свиты Гиббонса пустился в погоню за киллером, но я не стал врезаться в него. Я хотел, чтобы этого убийцу из банды Хэллоуэя поймали. Почему-то я не подумал о том, что и его, скорее всего, застрелят без суда.

— Эмили заглянула Джеймсу в глаза и увидела в них ту самую призрачную тоску. Она поразила ее еще там, в баре, где они впервые увиделись. И только сейчас Эмили поняла, что его глаза выражают мучительное раскаяние.

— И его поймали и убили?

— Нет. Я чертовски нервничал, и вышло еще чище, чем задумывалось. Просто слишком резко развернул руль. Ну, и так получилось, что я действительно стал случайным виновником дорожного происшествия. Мою машину занесло, в меня на полной скорости влетела какая-то старушка, а еще кто-то врезался в парня, который преследовал киллера. — Он нахмурился, уставившись на стену. — Я остался на месте происшествия, отвечал на вопросы полиции и вел себя, как посторонний человек, вляпавшийся в бандитскую разборку. Полицейские и не подумали, что я могу быть соучастником убийства, и я ничего им не сказал. Не сознался в своем преступлении.

Она встала. Теперь, когда она знала все, ее сердце стало биться ровнее.

— Ты сознался в нем позже.

— После того, как ФБР предложило мне сделку. — Он поднял голову. — Скажи мне, кто я после этого, Эмили? Разве я не подонок?

Она потянулась к нему, но он отстранился, не позволил ей прикасаться к себе, как если бы был прокаженным.

Глава двенадцатая

Джеймс понимал: несмотря на все, Эмили любит его. Но ее преданность, ее нежность — то, в чем он так нуждался, — только заставляли его замкнуться.

— Не отталкивай меня, — сказала она. — Не делай этого, не смей.

— Как ты можешь… после всего… хотеть меня?

— А ты думаешь, я должна вынести тебе приговор, Джеймс? Быть твоим обвинителем и судом присяжных? Ты уже расплатился за свои грехи. Ты отбыл наказание. Ты дал показания против преступников.

«И молил Создателя о прощении», — подумал он. Наверное, этого оказалось недостаточно.

— Ты хоть представляешь себе, каково будет провести со мной остаток жизни?

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Я хочу это узнать.

— Тебе не следует этого делать. Остановись и подумай. Посмотри хорошенько, кто я такой. — Словно вдруг обессилев, Джеймс тяжело присел на стул, отхлебнул пива из бутылки. — Моя жизнь полна лжи. Даже сестре я лгал… Когда я виделся с ней в последний раз, я не сказал, что меня ждет тюрьма. Я убедил ее, что Программа защиты свидетелей позаботится о переселении меня на новое место.

— Ты сделал это, чтобы она не волновалась, — убежденно сказала Эмили. — И что тут плохого?

— Все, что я делал в жизни, — сплошная ложь. — Джеймс поставил бутылку под стул, хотя во рту у него пересохло. — Я и жене… даже Беверли не знала, что я был участником убийства. Она видела только, что я хочу уйти из организации ее отца и при этом спасти свою драгоценную шкуру, но у меня не хватило духу признаться, что подтолкнуло меня к этому.

— Значит, ты оберегал ее чувства. Ты…

— Я оберегал свои собственные чувства, — отрезал он. — Я боялся, что она не останется со мной, если узнает правду.

— Но у нас с тобой все по-другому. Со мной ты честен.

— Ты так думаешь? На самом деле, я почти что уехал. Если бы мой инспектор Программы защиты свидетелей согласился, сейчас меня бы здесь уже не было. Я находился бы в безопасном месте, под охраной, и ждал, когда меня переселят.

Эмили отшатнулась, ошеломленная.

— Как ты мог это сделать? То есть… как ты мог даже думать об этом?

— Я боялся, что ты меня разлюбишь. Я боялся, что все равно потеряю тебя.

— Но ты меня не потерял. — Она обвела руками вокруг себя, демонстрируя свое присутствие. — Я здесь. Видишь — я здесь, перед тобой.

— Подумай, Эмили. Представь себе, что ты моя жена. Ну и что случится, если моя безопасность окажется под угрозой и Программе защиты свидетелей придется переселить меня в другое место? Ты должна будешь уехать со мной. Тебе тоже придется изменить имя, стать кем-то другим.

Эмили обхватила плечи ладонями, чтобы прогнать внезапный холодок в груди. В такие туманные дали ей еще не приходилось забредать ни мыслями, ни фантазиями.

А Джеймс все бил в одну точку.

— Потерять имя — да это, может, самая малая из потерь, и ты поймешь это очень быстро! Ты никогда больше не увидишь своих подруг. Кори не увидит Стивена. Черт возьми, ты даже не сможешь навестить могилы родителей! Или хранить у себя их фотографии. Ты расстанешься со всеми любимыми вещами, которые напоминают тебе о детстве.

Эмили не сдавалась:

— Но что если твоей безопасности ничто не будет угрожать? Мы могли бы остаться здесь навсегда. Мы могли бы…

Джеймс оборвал ее.

— Жить в постоянном страхе все потерять… Я недостоин того, чтобы ты так рисковала ради меня. И ты это прекрасно знаешь.

— Так нечестно. — Эмили изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Ее трясло как в лихорадке. — Если цена безопасности — ты… Я не могу тобой откупиться от тебя же. Не могу, и ты не сможешь вот так просто взять и разлюбить меня. Отпустить на все четыре стороны. Разве этого ты ждешь от меня?

— Может быть, да, может быть, нет. Но и жить в розовых снах ты тоже не сможешь. Подумай о действительности сейчас, чтобы потом не кусать локти. Подумай хотя бы о том, чем это все может обернуться для Кори.

— Зачем ты так мучаешь меня?

— Мое прошлое когда-нибудь может настичь и тебя. До сегодняшнего дня я хотел только одного: чтобы ты полюбила меня, приняла, простила мне преступления, которые я совершил. Но теперь у меня с глаз будто спала пелена, и я вижу: на карту поставлено гораздо большее, чем мои счеты с совестью. Твое будущее. Благополучие Кори.

— Разве ты не говорил, что Кори мафия не тронет? Ты сам сказал, что ему ничто не угрожает.

— Да, верно. Но что он будет чувствовать, если я погибну? Если в один прекрасный день явится какой-нибудь наемный убийца и всадит мне под ребро нож?

— Не говори так.

— Почему? Ты же не ребенок и понимаешь, черт возьми, что это может случиться. Уже сейчас ты как потерянная. Ты очень плохо спала этой ночью. Еще ничего не случилось, а ты уже потеряла покой и сон. А ведь отдых — тоже твое лекарство.

Это было правдой. Эмили посмотрела в окно, где полыхало закатное солнце. У нее вспотели ладони, и она вытерла руки о юбку.

— Но я только вчера узнала обо всем этом. Думаешь, я могла спокойно лечь в постель и спать, как младенец? Уже сегодня будет проще. Или завтра…

Ему так хотелось обнять ее, крепко прижать к себе и заставить окружающий мир исчезнуть со всеми его лос-анджелесами… Но разве он мог это сделать! Земля и дальше будет вертеться как юла, и на ней будут суетиться люди, одни — как муравьи, другие — как муравьеды.

— Мне кажется, нам лучше какое-то время побыть отдельно друг от друга. Все обдумать, взвесить.

В ее глазах сверкнул гнев.

— Зачем? Чтобы ты в один прекрасный момент с легкой душой уехал отсюда? Исчезнул, ничего мне не сказав?

— Я не уеду.

Пусть Райдер не обвиняет его в трусости: он никогда не сбежит от женщины, которую любит. Но и пользоваться ее слабостью, ее чувствами он не будет.

— Я знаю, Эмили: если мы останемся вместе, ты принесешь в мою жизнь только хорошее. Но ты не можешь положа руку на сердце сказать то же самое о себе.

— Джеймс…

Он прервал ее, не дав возразить.

— Поезжай домой, Эмили. Сходи в гости к друзьям, поболтай с кем-нибудь, полистай свои альбомы с фотографиями, положи цветы на могилы родителей. — Он сделал паузу для большего эффекта. — А потом представь свою жизнь без всего этого.

Эмили вздрогнула, и он понял, что она борется со своими чувствами.

— Что еще я должна себе представить? Что кладу цветы и на твою могилу? Я должна подумать и об этом?

— Ты об этом уже думаешь, — сказал он, когда она пошла к двери. — И ты знаешь, что я прав.

* * *

Кори устало плелся рядом с Эмили, сжимая в кулачках перед собой по букетику цветов. Он явно не мог взять в толк, почему в последнюю неделю на сестру так нахлынули воспоминания, но охотно разглядывал вместе с ней старые фотографии и смеялся над собственными снимками, сделанными, когда он был совсем маленьким. И вот сегодня они приехали на городское кладбище, где похоронены их родители.

Эмили не виделась с Джеймсом целую неделю. Но она все время думала о нем, и спалось ей плохо. Она вновь и вновь убеждала себя, что ни в чем не сомневается, и бегство из Сильвер-Вульфа ее не испугает — она сможет построить будущее с Джеймсом. Но это было неправдой. Сознание того, что мафия приговорила его к смерти, преследовало ее.

— Вот мы и пришли. — Они остановилась у двух мраморных надгробий. Интересно, что сказали бы ее родители о Джеймсе? Об ее любовнике. О бывшем преступнике, участнике убийства…

— Они нас видят, Эмили?

— Кто? Мама с папой? — Она опустилась в зеленую траву. Что, если бы бандиты истязали Джеймса? Что, если бы они оставили его умирать на ее глазах, истекающего кровью? — Да, Кори, они все видят. Они смотрят на нас с неба.

Они знают, как у дочери разрывается сердце из-за любимого человека, и ничем не могут помочь…

Кори положил букеты на могилы и поднял глаза к небу.

— Они видят нас только здесь?

— Нет. Они видят нас везде, где бы мы ни были.

— Я не хотел бы, чтобы они смотрели на меня, когда я плохо себя веду.

Эмили не смогла сдержать улыбку, любуясь братом. Его золотистые волосы трепал ветерок, на курносом носу плясали веснушки.

— А разве бывает, что ты плохо себя ведешь?

— Иногда. В последний день в школе я сказал Сьюзи Лири, что она дура, а потом мы со Стивеном набросали бумаги в унитазы. А учительница сказала, что так нельзя делать — унитазы от этого засоряются.

— Вот как? Почему же ты назвал Сьюзи Лири дурой?

Кори скорчил недовольную гримасу.

— Потому что я ей нравлюсь.

— Как мальчики нравятся девочкам?

— Угу. Это глупо.

Когда вырастешь, поймешь, что это не глупо. Когда вырастешь, это будет приятно. — Эмили вынула ромашку из букета с могилы матери и подумала о Джеймсе. Вот они выросли и, наверное, понимают. Но им страшно заглядывать в будущее. — В следующий раз, когда увидишь Сьюзи, обязательно попроси у него прощения.

Кори обиженно передернулся.

— А унитазы? У них что, тоже прощения надо просить?

Они расхохотались. И Эмили подумала, что родители, наверное, смеются сейчас вместе с ними.

Когда они шли к машине через лужайку, Кори спросил, глядя на цветок в ее руке:

— Что ты с ним будешь делать?

Она расправила лепестки ромашки.

— Подарю Лили Мэй.

— Это тетя, у которой Джеймс работает?

— Да, она самая.

— Ты и Джеймса тоже увидишь?

— Нет, не сегодня. — Она знала, что он будет избегать общения с ней. — Мы с Лили Мэй едем на пикник. Она меня пригласила.

— Будь осторожнее на солнце, Эмми.

Тронутая его заботой, она взъерошила ему волосы.

— Я уже нанесла защитный лосьон. А в машине у меня лежит соломенная шляпка. И вообще, мы постараемся выбрать место где-нибудь в тени.

Усевшись на сиденье рядом с Эмили, мальчик сказал:

— А мы со Стивеном будем сегодня помогать его маме печь печенье. Его мама думает, что вам с Джеймсом надо пожениться. И я тоже так думаю. И Стивен. На вашу свадьбу мы хотим одеться в строгие костюмы и галстуки, и кушать торт, и все такое.

— Ты считаешь, что нам с Джеймсом обязательно надо пожениться, чтобы вы со Стивеном получили законное право испачкать галстуки в креме?

— Нет. — Кори помолчал, видимо, взвешивая свои слова. — Я хочу, чтобы он был мне как папа. Или как брат. Или… — Он озадаченно запнулся. — Кем он будет, если ты за него выйдешь?

«Моим мужем, — подумала она. — Моим спутником жизни. Человеком, за которым охотится Семья Западного Побережья. Боже, боже, боже…»

Так и не ответив на вопрос Кори, Эмили высадила его из машины у дома Стивена и поехала к Лили Мэй. Ее владения с домом, построенным в фермерском стиле, были последним островком цивилизации перед лесистым склоном горы. Возможно, его пожилая хозяйка охраняла гору от посягательств города, а может, охраняла и город от посягательств горы.

Лили Мэй встретила ее с большой бутылью свежеприготовленного лимонада в руках. Эмили вручила ей цветок, и Лили Мэй, подрезав стебель, воткнула ромашку в волосы.

Им не пришлось отъезжать далеко, чтобы найти во владениях Лили Мэй уютный уголок для пикника на опушке леса. Эмили достала из корзины еду, Лили Мэй удобно расположилась на подстилке.

— Я как будто снова чувствую себя молодой, — сказала она.

— Здесь так тихо, спокойно. — Эмили смотрела на густые кроны деревьев, смыкавшиеся над ними. — Я так долго не была на природе.

— А ты хорошенькая в этой шляпке. — Лили Мэй разлила в стаканы лимонад. — Тебе идет соломка.

Эмили улыбнулась. Она знала Лили Мэй с самого детства. Иногда поведение этой теперь уже пожилой женщины казалось немного эксцентричным, но она отличалась честным и трезвым взглядом на жизнь. Разложив по бумажным тарелкам жареную курицу, нарезанные кубиками фрукты и картофельный салат, они с аппетитом принялись за еду.

— Ты ничего не хочешь спросить о нем? — спросила Лили Мэй, когда они утолили первый голод.

— О ком?

— О Джеймсе.

Эмили поперхнулась лимонадом. Всю эту неделю она думала о нем. И, как ни странно, после посещения кладбища ее перестала волновать мафия в далеком Лос-Анджелесе. Сейчас, например, Эмили представляла себе, как Джеймс работает на конюшне. Как блестит от пота его кожа под палящим солнцем. Ее Джеймс…

— Как у него дела? — спросила она.

— Много работает. Но все время ходит какой-то задумчивый. Наверняка у вас с ним размолвка. Я угадала?

Она не могла рассказать Лили Мэй, в чем дело. Об этом тоже предупреждал ее Джеймс. Поддерживать с ним отношения означало хранить секреты, причем вести себя так, словно никаких секретов и в помине нет.

— А я-то думала, что мы поговорим о Харви…

— Харви? — Лили Мэй попыталась изобразить искреннее удивление. — С чего это ты хочешь поговорить со мной об этом старом чудаке?

— Я видела, как на прошлой неделе вы танцевали на вечеринке.

— Подумаешь, всего-то один танец. Это ничего не значило.

— Разве? — Эмили взяла с тарелки немного салата. — А я слышала, в тот вечер вы отправились с ним на прогулку.

— Ну и что? Прогулялись немного, и все.

— Джеймс думает, вы с Харви когда-то были влюблены друг в друга.

— Вот как? — Лили Мэй снова притворилась удивленной, но потом вздохнула, не в силах скрыть свои чувства. — А я-то думала, никто не знал…

— Вряд ли кто-то знает об этом. Джеймс сам догадался.

Пожилая женщина с минуту смотрела на свои руки, обтянутые так быстро увядающей кожей, затем сказала:

— Я была богатой наследницей, а у семьи Харви не было ни гроша. Он улыбался мне всякий раз, когда мы встречались на улице, и сердце у меня стучало часто-часто. Как дождь по крыше.

Эмили кивнула. Теперь она и сама кое-что знала о том, как это бывает.

— Мои родители смотрели на сельских жителей свысока. Они подыскали мне богатого жениха — довольно интересного молодого человека.

— И вы согласились выйти за него?

— Согласилась. Я не решилась пойти наперекор родителям. Особенно матери. Она была требовательной женщиной. За месяц до свадьбы я поехала на машине к реке. Было поздно, уже за полночь, и я хотела побыть одна. Но случилось так, что Харви тоже оказался там.

Эмили попыталась представить этих двух стариков молодыми, но вместо них видела только себя с Джеймсом. Ее вдруг озарило:

— И вы занимались с ним любовью!

— Да. И после этого мы продолжали видеться. Мы встречались у реки. И мы, конечно, очень боялись, что кто-нибудь об этом узнает.

— Что было дальше?

— Я ничего не сказала родителям. Не смогла… И я вышла замуж за человека, которого они для меня выбрали. Харви был в отчаянии. Он записался в армию, а когда срок его службы истек, вернулся в Сильвер-Вульф и стал работать на почте. Ну, а я развелась с мужем и вышла за другого. Если хочешь знать, я три раза была замужем.

— Но никогда за Харви, — добавила Эмили.

— Да, за ним — никогда. Когда и третий мой брак распался, я поставила на мужчинах крест.

— А сейчас?

Лили Мэй покраснела, как школьница.

— А сейчас я тайком бегаю на свидания с Харви. Можешь себе представить? Два старых дурака целуются при луне.

У Эмили сжалось сердце.

— Я думаю, это романтично.

— Правда? А мы, как и тогда, в молодости, стыдимся признаться, что встречаемся.

— Этого не стоит стыдиться. Вы заслужили право быть счастливыми. И Харви тоже заслужил. — Эмили знала, что старик всю жизнь оставался холостым. — Наверное, вы жалеете о многом в своем прошлом?

— Да, жалею. Так жалею, что и сказать не могу. Ничего нет хуже разлуки с любимым человеком. Ничего, Эмили…

* * *

Эмили появилась, словно видение, сотканное из дымки хлопка и кружев. Джеймс стоял в крытом проходе между конюшнями, и Эмили направилась прямо к нему. Она сняла шляпу и распушила волосы. Медово-русые пряди волной упали на ее лицо, и его пальцы заныли от желания дотронуться до них. Но он остался стоять, держа руки по швам, как солдат, которому не сказали «Вольно!».

Рядом, за стеной, заржала лошадь. Он и этого не услышал. Снаружи камень, внутри пламень, этот могучий чероки жаждал поцеловать свою избранницу, раздвинуть языком ее губы, упасть на колени и снять с нее джинсы, заставить ее голову откинуться, а тело изогнуться в судороге наслаждения. Но его сексуальные порывы лишь усиливали в нем нервное напряжение, и без того невыносимое, и он проклинал свою необузданную страстность.

Он тосковал без Эмили. Господи, как ему было плохо без нее!

Они смотрели друг другу в глаза. Эмили ничего не говорила. Джеймс решил, что примет все, что ему уготовано Создателем. Счастье или горе — что бы там ни было. Уже ничего нельзя изменить.

— Ради тебя стоит рискнуть, — сказала Эмили.

— Ты уверена?

— Я сделала все, о чем ты просил. Я все обдумала и взвесила.

— А что Кори?

— Мой брат любит тебя.

— И если в один прекрасный день нам придется уехать? Твой дом здесь, в Сильвер-Вульфе.

Она была готова ответить и на этот вопрос:

— Дом там, где твое сердце, Джеймс. Не зря кто-то придумал эту пословицу.

— Возможно, на этого «кого-то» не охотилась мафия. Ни о чем не волнуясь, он наслаждался себе сердечными победами, сочинял пословицы и в ус не дул…

— Пусть так! — повторила Эмили. — И я это хорошо понимаю!

— Но что, если меня все-таки найдут и убьют… Ты останешься ни с чем. Только разбитое сердце…

— Не надо, — оборвала его Эмили. — Не говори так.

— Я не хочу притворяться, что этого не может случиться. У тебя тоже не должно быть иллюзий на сей счет. Где иллюзии, там слабость, значит, туда и ударит враг.

— Я знаю. Но, Джеймс, нельзя и слишком много думать о смерти. Кто зовет бурю, тот притянет ее.

— Но ты же боишься. — Он читал страх в ее глазах, видел выступающие на них слезы.

— Конечно, боюсь. И, наверное, всегда буду бояться. Но я должна верить, что ты надежно защищен. Эту Программу защиты свидетелей выдумали не трусливые девчонки, она работает… Лили Мэй… я так зло когда-то шутила над ней… она сказала, что нет ничего хуже, чем жить в разлуке с любимым. Я слабее Лили Мэй, и я… я просто не вынесу этой разлуки. Я хочу, слышишь, я хочу, чтобы ты всегда был со мной, и неважно, что случится.

Джеймс шагнул к ней, и они упали друг к другу в объятия. Из глаз ее хлынули слезы — слезы счастья. Эмили шептала:

— Все позади, Джеймс, все позади. Я знаю это. Верь мне, как я тебе верю. Люби меня, люби, мой родной… Ведь ты все еще любишь меня, Джеймс?

— Ты знаешь, что да.

— Так покажи мне.

Других слов было не нужно. Он взял ее за руку и повел за собой в свой фургон. Но не в спальню. Он привел ее в ванную и сам раздел ее, нежно целуя постепенно открывающееся тело любимой. Потом разделся сам, а она смотрела на него. Она молча изучала его взглядом — его высокую, мощную фигуру, широкие и крепкие плечи, плоский и мускулистый живот, пальцы, расстегивающие «молнию» на джинсах. Она видела, что он охвачен желанием так же сильно, как и она сама.

Раздевшись, они залезли в ванну и включили душ. Они еще никогда не принимали душ вместе, никогда не ласкали друг друга под теплыми струями воды. Но плескаться в мыльной пене у них не было времени.

Джеймс сразу же опустился на колени.

Он ненасытно ласкал ее языком, посылая в ее тело волны жаркого, ослепительного восторга. Эмили чувствовала: это нечто большее, чем прелюдия, — Джеймс по-настоящему овладевал ею и овладевал не как возлюбленный, а как хозяин ее тела… как муж.

Словно корабль в бурном море, она раскачивалась вверх и вниз в такт его прикосновениям, подставив лицо под струю воды. Его язык глубоко проникал в ее плоть, дразня ее, двигаясь резкими толчками в сладостном, обжигающем ритме.

Сдавленный стон сорвался с ее губ, и вот уже наслаждение взорвалось в ее теле, затем постепенно оставило его, полностью обессилив.

И снова Джеймс, уже встав с колен, целовал ее, нетерпеливо прижимая к стене. Он натягивал презерватив, оставленный на краю ванны.

Все его тело в брызгах воды было воплощением любовной страсти. И возбужденный член блестел, твердый, как камень, и жаждущий прикосновения к ее плоти. Эмили всего на секунду взялась за него обеими руками. Всего секунда головокружительного пожатия, и вот Джеймс снова прижал ее к себе.

Затем он вошел в нее, стремительно и глубоко. Эмили ощутила, как сокращаются ее мускулы, охватывая его плотным кольцом. Ее сердце оглушительно отзывалось на каждый толчок, на каждую мощную встряску. И все тело ее двигалось вместе с ним, отвечая ударом на удар, и кровь ее кипела от необузданного желания, и столь же сильную жажду она видела в его глазах.

А потом он излился внутри нее, и в этот миг у Эмили перехватило дыхание, и все замерло для нее в этот миг — даже вода, бьющая из душа. Эмили отчетливо увидела арку из соединившихся струй, повисшую над его головой. Затем эта лента рассыпалась в мириады капель, и пришло острое, сладостное и, увы, ускользающее ощущение любовного наслаждения…

Когда вершина страсти осталась позади, Джеймс прижался лбом к ее лбу, а Эмили обхватила руками его спину.

— Выходи за меня замуж, — прошептал он, касаясь губами ее губ.

— Когда?

— Сейчас.

— Прямо сейчас? — Она покачала бедрами, и он улыбнулся.

— Ну, может быть, не прямо сейчас. Но скоро. Как только мы сможем это устроить. — Он теснее привлек ее к себе, заполняя собой ее тело, проникая в самое сердце. Эмили знала: ее любимый чероки, ее странник, занесенный судьбой в эти края, чтобы покорить ее тело и душу, — он сдержит свое слово.

Эпилог

В самый важный день жизни Джеймса Далтона бок о бок с ним был Зак Райдер. Одетые в черные смокинги, они стояли у двери изящной часовенки. Возвышаясь на вершине холма, она венчала собой Сильвер-Вульф и его окрестности, словно прекрасная корона. Здесь всюду были цветы. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая летнее небо золотыми, пурпурными и лиловыми мазками.

Райдер отступил на шаг, внимательно разглядывая своего подопечного.

— Хорошо выглядишь, Далтон.

Джеймс покачал головой. Черт возьми, надо же, он, бывший бандит и заключенный, сам попросил инспектора быть его шафером! Мало того, на нем смокинг этого копа, этого агента ФБР!

— Вы тоже выглядите неплохо, — широко улыбаясь, ответил Джеймс.

— Неплохо?! — Райдер поправил узел галстука. — Да ты просто самовлюбленный нарцисс! Впрочем, как и все женихи. Я выгляжу чертовски привлекательно!

Джеймс улыбнулся еще шире.

— Да, пожалуй. Чертовски привлекательно… для вашего возраста.

Инспектор Программы защиты свидетелей воинственно нахмурился, но в глазах его сверкали искорки веселья.

— Что?! Ну и молодежь пошла! Да я тебе, нахал ты этакий, сейчас одной левой задницу надеру!

— Когда угодно, только не сейчас. — Джеймс тоже напустил на себя серьезный вид. — Сегодня мне просто некогда и потом… жалко оба ваши смокинга. Особенно тот, что пришелся мне впору.

Райдер понимающе кивнул, ему нравилось настроение Далтона.

Они немного помолчали, глядя, как по стволу стоящего неподалеку дерева скачет белка. Наконец инспектор Программы защиты свидетелей заговорил:

— У меня есть новости.

Сердце Джеймса екнуло в груди.

— Сестра? Что с ней?

— Не волнуйся, новости хорошие. Она вышла замуж за своего парня примерно год назад, и сейчас они ждут второго ребенка.

Джеймс представил Хизер. Она в Техасе. Она замужем, ждет ребенка. А рядом с ней — его собственный сын.

— А как их первый малыш? Как Джастин? — спросил он. Как там малыш, которого он потерял навсегда?

— Я слышал, мальчишка растет не по дням, а по часам. — Райдер потянулся за сигаретой, потом передумал и оставил пачку в кармане. — Они счастливая семья.

— Послушайте, Зак… Дайте им знать, что я тоже счастлив. Можете как-нибудь сообщить им об этом?

— Уверен, что не хочешь, чтобы я схитрил и организовал телефонный звонок?

— Думаю, будет лучше, если это сделаете вы. Потом… позже, когда я тверже стану на ноги.

— Хорошо. Понимаю тебя, дружище.

— Спасибо, — сказал Джеймс Райдеру, который знал много, но знал не все. Он смотрел на раскинувшийся внизу городок, на скромные крыши домов и тихие проселочные дороги. — У меня все будет нормально, Райдер. Я знаю. Эту жизнь я не смогу испортить.

— Уверен, что так и будет. А я обещаю, что Программа защиты свидетелей обеспечит тебе, то есть вам… полную безопасность. — Райдер посмотрел на часы. — Пойдем-ка и мы. Кажется, уже пора.

Часовня была заполнена друзьями и знакомыми. Они пришли разделить праздник с Джеймсом и Эмили — присутствовать на их свадебной церемонии. В первом ряду встречающих Джеймс увидел Лили Мэй и Харви, облаченных в свои лучшие воскресные наряды. Здесь же был и Кори, одетый в смокинг. Он волновался. Ему предстояло нести кольца. Рядом стояла хорошенькая девочка — Сьюзи Лири. Эмили доверила ей нести свадебный букет. Стивен в обряде не участвовал, но его смокинг ничем не уступал смокингу Кори — его украшали такие же шелковые лацканы и бутоньерка.

Процессия пришла в движение. Участники церемонии один за другим приближались к алтарю. Наконец показалась невеста. Джеймс не мог отвести от нее изумленного взгляда, исполненного благоговения. Стройную фигуру Эмили облегало традиционное белое свадебное платье, а лицо прикрывала тончайшая, почти невидимая вуаль.

Их взгляды встретились, когда Эмили открыла лицо. Обмениваться поцелуями было еще не время, но это не имело значения. Джеймс склонился к ней, и Эмили нежно прикоснулась губами к его губам. Волна тепла пробежала по его телу. Улыбаясь, Эмили прошептала распевно, на индейский манер: «Я пришла, чтобы взять твою душу». И душа чероки возликовала.

Они были готовы произнести перед священником уже данные друг другу обеты. Они могли честно и бесстрашно смотреть на мир. Они отстояли свою мечту. Они становились мужем и женой.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Эпилог