Безумный лама [Валентин Альбинович Франчич] (fb2) читать постранично

Валентин Франчич БЕЗУМНЫЙ ЛАМА Рассказы

Бесшумно скользят виденья

В моем усталом сознанье.

Давно в гробнице забвенья

Последнее воспоминанье.

Я сам лежу в саркофаге, —

На мне узорные ткани, —

Герой позабытой саги,

Погибший на поле брани.

Порой в златотканом дыме

Давно сгоревших желаний

Мелькнет дорогое имя,

Последнее воспоминанье.

Валентин Франчич

МАШИНА МУДРОСТИ Рассказ будущего

Известный архимиллиардер и общественный деятель, Альберт Иванович Прейс, сидел в своем кабинете и рассеянно чертил карандашом по бумаге, на которой перед этим делал какие-то выкладки.

Случайно вошедшему к нему человеку бросилось бы в глаза растерянное выражение на лице миллиардера и необычайная нервность, с которой рука его, вооруженная карандашом, чертила на бумаге бессмысленные каракули, являвшиеся как бы отражением того хаоса, который бушевал в его сознании.

Для того, чтобы душевное состояние Альберта Ивановича казалось понятным, сделаю некоторое отступление и постараюсь, по мере сил полнее, осветить причины, так повлиявшие на спокойствие миллиардера.

Последние три недели Альберту Ивановичу адски не везло на бирже.

Скупив почти все количество акций богатейшего в мире завода пушек «Марс», затратив на них почти половину своего легендарного капитала, он рассчитывал, и вполне справедливо, на колоссальные барыши.

Но прошло несколько дней, а спрос на бумаги, находившиеся в руках Альберта Ивановича, был очень вял, и, кроме того, в воздухе начинали носиться какие-то неопределенные, но грозные для него слухи о конгрессе мира, который должен быль собраться в Париже и на котором будто бы должны были вынести резолюцию о «всеобщем разоружении народов».

Альберт Иванович не придавал этим слухам особенного значения и был уверен, что идея мира так же невозможна в XXV веке, как и в IV, что пока человек способен чувствовать, любить, ненавидеть — война будет естественным и законным явлением в взаимоотношениях народов.

Но слухи росли, множились, а с ними падала стоимость акций «Марс», и все меньше становился спрос.

И вот сегодня утром парижский корреспондент Прейса, которого он специально послал на заседания «конгресса мира», телеграфирует:

— «Резолюция о разоружении народов вынесена. Правительствам всех стран отдан приказ немедленно ликвидировать пушечные и ружейные заводы».

Рука Прейса все еще чертила на бумаге затейливые каракули, когда в кабинет вошел лакей и подал карточку.

Альберт Иванович машинально взял ее, машинально прочел на ней какое-то незнакомое имя, которое моментально затем забыл и сказал:

— Проси.

В кабинет вошел седенький, полный, низенький старичок в длиннополом сюртуке, лоснившемся от жира, с короткими рукавами, из которых выглядывали сомнительной свежести манжеты, в воротничке того же состояния, повязанном ярко-зеленым галстухом, в брюках, настолько коротких, что видны были ушки нечищеных ботинок.

Лицо вошедшего было румяно и плоско, как археологический блин, национальное блюдо дореформенной России, и как две крупинки зернистой икры на этой круглой плоскости сверкали маленькие, черные, проницательные глазки; нос его напоминал юную картошку, а рот, с алыми, пухлыми губками, всегда открытыми, — полураспустившийся бутон розы.

— Белков, Иван Семенович, — назвал себя вошедший господин.

— Чем могу служить? — спросил Прейс, небрежно пожимая протянутую руку и указывая другой на кресло подле себя.

Пухленький розовый старичок уселся на краешке кресла, кашлянул в кулачок и довольно неуверенно начал:

— Видите ли, я хотел бы сделать вам одно предложение…

— Предложение? — Прейс оглядел костюм гостя, и на лице его изобразилось удивление.

— Да, предложение. Не знаю, как и начать. По вашему лицу видно, что вы принимаете меня за какого-нибудь чудака…

— Нет, зачем же, — протянул миллионер и, взяв со стола ящик с сигарами, предложил гостю.

Старичок дрожащими пальцами взял сигару, закурил и продолжал:

— Постараюсь говорить кратко. У меня изобретение, которое хочу предложить вам. Необычайное изобретение, первое и последнее, какое себе только можно представить. Я изобрел аппарат, при помощи которого даже самый глупый человек сделается очень умным, даже гениальным — мыслителем.

— Что?!.. — воскликнул Прейс, вскакивая, — вы изобрели машину мудрости?!

— Вот именно машину мудрости, — вы хорошо выразились, — так и буду теперь называть мой аппарат — «машиной мудрости».

— Но ведь это нелепость, — вышел из себя Альберт Иванович: — в XXV веке таких вещей не изобретают.

— Вы убедитесь, если выслушаете меня до конца, — спокойно возразил старичок.

— Хорошо;