Чудо-ребенок [Рой Якобсен] (fb2) читать постранично

Рой Якобсен Чудо-ребенок

Отличный роман, настолько умный, смешной, грустный, полезный и человечный, что остается только дать совет — прочитайте его.

THE IRISH TIMES

«Чудо-ребенок» сшибает вас с силой товарного поезда. Эта книга не оставит вас никогда.

THE TIMES LITERARY SUPPLEMENT

«Чудо-ребенок» — нечто совершенно удивительное, роман-шедевр. Именно с этим чувством читатель проглатывает последнюю страницу книги.

DAGSAVISEN

Глава 1

Началось всё с того, что мы с мамкой затеяли ремонт. Я, потому как ростом не вышел, малевал стенку снизу, еще та работенка, а мамка, подставив кухонный стул, шерудила под потолком. Чтобы одну только стенку докрасить, времени пришлось бы угрохать несколько месяцев. Но как-то вечером фру Сиверсен заскочила посмотреть на наши труды, сложила руки на обтянутой платьем огромной груди и сказала:

— Слышь, Герд, тебе, может, обойчики поклеить, а?

— Обои, тут?

— Ну да, вот зайди ко мне.

И мы пошли все вместе к фру Сиверсен, у нее квартира была прямо напротив нашей, но раньше я у нее никогда не бывал, хоть мы и жили бок о бок много лет; с ее дочкой, Анне-Берит, мы даже учились в параллельных классах, а младших, шестилетних двойняшек, мамка любила ставить в пример, если надо было мне попенять.

Это называлось: «Вот посмотри на Рейдун с Моной», но мамка и Анне-Берит часто поминала, благо она, если верить фру Сиверсен, куда больше любила сидеть дома, где готов и стол, и кровать, а не шляться по улицам, где бурлящая жизнь разбросала между корпусами куски облицовки, кирпичной кладки и черепицы, засыпала ими поросшие травой пустыри с остроконечными пеньками, поваленными деревьями, неогороженными ручьями, густым колючим кустарником и укромными глинистыми тропками, где так и тянуло развести костер из толя, вара и ломаных досок и строить шалаши в два этажа, а то и выше, за обладание которыми разыгрывались нешуточные баталии между великими и непобедимыми; эти строения рушились от одного слова или взгляда, так что назавтра их приходилось отстраивать заново, но только всегда не тем, кто их развалил. Ломал всегда тот, кто не строил, это я должен сказать, потому что сам, совсем еще малец, был из строителей и пролил немало слез над нашими дворцами, поверженными в руины; несть числа было планам покарать злодеев страшной местью, но вандалам нечего терять, кроме куража и широких ухмылок, и уже в этом нежном возрасте было видно расслоение на тех, кому есть что беречь, и тех, у кого сроду ничего не имелось, включая планы чем-то обзавестись. Этот мир был не для Анне-Берит с сестренками: они не строили и не ломали, а только сидели на кухне за столом и ужинали круглые сутки, как мне показалось, и в данный момент делали это под предводительством господина Сиверсена, он сидел во главе стола в майке-сеточке, разложив сброшенные с плеч подтяжки по своим внушительным бульдозерным ляжкам, вздымавшимся над сиденьем хлипкого стула.

На стенах гостиной семейства Сиверсенов мы впервые увидели обои в крупный цветочный рисунок, которые в шестидесятых превратили дома норвежских работяг в небольшие тропические джунгли, с пристроившимися среди лиан шаткими книжными стеллажами: полки из тика на пижонистых латунных дужках, и угловым диваном в коричневую, бежевую и белую полоску, освещенным маленькими потайными лампочками, смонтированными с нижней стороны полок и мерцавшими наподобие небесных тел. Во взгляде матери я читал холодноватую отрешенность: поначалу девчоночий восторг, длившийся обыкновенно, по моему опыту, три — четыре секунды, а потом естественным образом переходивший в нерешительность, которая, в свою очередь, сменялась привычной трезвой практичностью: — Нет, у нас на это денег нет. Мы такого не можем себе позволить. Или: «Такие вещи не для нас», и т. д. А в те времена много чего было «не для нас» с мамкой, ведь она работала всего полдня в обувном магазине на Ватерланне, имея идею быть дома, когда я прибреду из школы, и не имея поэтому средств отослать мальчишку куда-нибудь на каникулы, как она это всякий раз формулировала по весне... будто я только и мечтал быть отосланным, а не хотел быть дома, с мамкой, и летом тоже; у нас во дворе многие оставались в городе на все лето, хоть и считалось хорошим тоном притвориться, будто это не так или, по крайней мере, будто тебе и не хочется ехать ни в какой отпуск.

— Это же, наверное, колоссальная трата? — спросила мамка, воспользовавшись словом, которое было у нас в ходу только для разговоров с чужими; между собой мы говорим дорого, и именно это имеем в виду.

— Да вовсе нет, — сказала фру Сиверсен, любительница шведских дамских журналов — в противоположность мамке, которая читала только норвежские, — и, вытащив стопку номеров с запрятанного в тропическом лесу стеллажа, стала листать их в поисках одного