Память [Юрий Яковлевич Яковлев] (fb2) читать постранично

Юрий Яковлев ПАМЯТЬ

ВЕЛИКОЕ НЕПОСЛУШАНИЕ

После урока в пустом классе сидела черноголовая девочка и рисовала. Она подперла щеку кулачком, от чего один глаз превратился в щелочку, и старательно водила кисточкой по листу бумаги. Время от времени девочка отправляла кисточку в рот, и на губах виднелись следы всех красок ее небогатой палитры. За этим занятием ее и застала завуч Антонина Ивановна.

— Тебя оставили после уроков? — спросила строгая наставница, и в пустом классе ее голос прозвучал гулко и раскатисто.

— Нет, — отозвалась девочка и нехотя встала. — Я рисую.

— Почему не идешь домой?

— У меня скоро кружок. — Девочка по привычке отправила кисточку в рот. — Я хожу в танцевальный.

Антонина Ивановна собралась было уходить, но девочка остановила ее неожиданным вопросом:

— Вы Лиду помните?

— Какую Лиду? — Мало ли на своем веку завуч знавала Лид вроде этой черноголовой. — Какую Лиду?

— Лиду Демеш.

— Из какого класса? — почти механически спросила завуч.

— Она не из класса, — ответила девочка. — Она из Орши.

Слова «из Орши» почему-то заставили Антонину Ивановну задержаться. Учительница опустилась на краешек парты, задумалась.

— Она спала на минах, помните?

— На минах?

— Она спала на минах. Одна в холодной сараюшке. Мины могли взорваться. Вы приходили к Лиде за минами. Помните?

Черноголовая как бы взяла за руку пожилую учительницу и привела ее в покосившийся сарай с крышей из ржавого, отслужившего железа. Дверь открывалась со скрипом. Внутри было темно, пахло дровами и прелью. А в дальнем углу стояла койка на кривых ножках.

— Вспомнила, — с облегчением сказала Антонина Ивановна, и ее голос прозвучал задумчиво, приглушенно, словно донесся из Лидиной сараюшки. Мины лежали под койкой в груде битого кирпича.

— Верно, — подтвердила девочка.

Со стороны разговор завуча и девочки выглядел очень странно.

Девочка вспоминала то, чего она в силу своего возраста не могла помнить, и как бы задавала учительнице наводящие вопросы.

— А помните, как Лида торговала яйцами?

— Какими яйцами?

Антонина Ивановна слегка покраснела — уж слишком много получалось наводящих вопросов.

— Обыкновенными яйцами, — пояснила девочка. — Лида выносила на станцию полную корзину. А вы в это время подкладывали под состав мину.

— Верно! Немцы бежали от вагонов к Лиде, совали ей засаленные марки, а я делала свое дело… Что ты еще помнишь о Лиде?

Антонина Ивановна и не заметила, как вместо «знаешь» сказала «помнишь». На какое-то мгновение ей показалось, что обо всем, что в годы войны происходило в Орше, она впервые узнаёт со слов своей ученицы. И оттого, что маленькая ученица так уверенно ориентируется в ее военном прошлом, пожилая учительница почувствовала себя защищенной от разрушительной силы забвенья. Теперь она настойчиво прокладывала дорогу в свое прошлое, благо в этом трудном занятии у нее оказалась прекрасная помощница.

— Что ты еще помнишь о Лиде?

— Накануне праздников Лида всегда стирала свой пионерский галстук. Она же не носила его?

— Не носила. Но стирка галстука напоминала ей мирное время.

Хотя мыло было на вес золота.

— На вес золота? Мыло? — удивилась черноголовая и тут же продолжала свой рассказ: — Однажды Лиду застал полицай.

— Она мне об этом не рассказывала, — нерешительно сказала завуч.

— Застал, — уверенно повторила девочка. — Но Лида не растерялась выплеснула воду на кирпичи. Красный галстук слился с кирпичами.

В это время дверь отворилась, и в класс, очень невысоко от пола, просунулась стриженая голова. Тонкий голосок, заикаясь, произнес:

— Вв-вас директор зз-зовет!

Голова исчезла. Антонина Ивановна, однако, не спешила уходить.

— Ты откуда знаешь про Лиду? — спросила она.

— Знаю. — Девочка внимательно смотрела на завуча, при этом облизывала кисточку. — Я и про вас знаю… Юная партизанка Тоня Кулакова…

— Тоня Кулакова, — подтвердила Антонина Ивановна и посмотрела на свою маленькую собеседницу как бы издалека. — Я ведь тоже была девчонкой. На два года старше Лиды.

— Лида все время толкалась на станции. Среди фашистов. Считала вагоны. Заглядывала внутрь. И записывала.

— А я доставляла записочки партизанам.

Теперь разговор строгой наставницы и ученицы напоминал встречу двух бывалых людей, когда один помогает вспоминать другому, и две человеческие памяти сливаются в одну.

— Лида не только хранила мины, она собирала их, — говорила девочка. Она была ловкой и осторожной. Ни одна мина не взорвалась в ее руках.

— Мина не взорвалась, — подтвердила Антонина Ивановна и опустила голову, — но Лида погибла…

Две собеседницы замолчали, как бы сделали привал на своем трудном пути. Первой заговорила девочка:

— Дедушка говорит, что все равно от чего погибать — от мины или от пули.

— Это верно, — согласилась Антонина Ивановна, — вопрос —