Соколиная магия [Андрэ Мэри Нортон] (fb2) читать онлайн

- Соколиная магия (а.с. Колдовской мир-4. Последствия Великого Сдвига -6) 443 Кб, 218с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Андрэ Мэри Нортон

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Андрэ Нортон Соколиная магия

Глава 1

Эйран обвязала чистой тканью компресс на лбу Бельды. Губы ее невольно сжались в тонкую неодобрительную линию. На этот раз Рофан переступил за все пределы приличия. Один глаз Бельды распух и закрылся — результат удара кулака Рофана, и Эйран вздрагивала, думая, что вызвало шишку на лбу Бельды. В третий раз за те две недели, что отсутствует Ярет, ее вызывают в дом Бельды, чтобы она помогла избитой Рофаном женщине.

Сейчас, в конце зимы, когда еды было мало и все испытывали напряжение, часто возникали ссоры. Все страдали от голода. Вернее, все, у кого не хватило предусмотрительности сделать запас зерна, вяленого и соленого мяса, сушеных фруктов и овощей. Или те, кто, подобно Рофану, обжирался, не думая о будущем, а потом, когда еда кончалась, ходил голодным. И начинал избивать жену, когда она не могла поставить перед ним еду.

Разве этот дурак не понимает, что Бельда и дети еще голоднее его, что они во всем себе отказывают, лишь бы он был сыт и доволен, чтобы не проявлял свой дурной характер? Эйран покачала головой и прищелкнула языком. Очевидно, не понимает. На этот раз Рофан очень поздно вернулся домой из винокурни, которую содержал с приятелями за поселком. Насколько поняла Эйран, он избил Бельду не только за жидкий суп, но и за то, что суп был холодный и еда его не ждала наготове. Хорошо, что он ушел из дома, вероятно, вернулся к своим запасам спиртного, чтобы напиться до бесчувствия; Эйран испытывала сильное искушение сказать ему все, что она о нем думает; при этом, конечно, она сама рисковала быть избитой.

Следовало бы позвать трех-четырех деревенских мужчин, подумала она. Но сейчас это не принесет никакой пользы. И никогда не приносит: Рофан всегда напивается так, что потом ничего не помнит.

— Он не хотел, — сказала Бельда, защищая мужа. — Потом он всегда жалеет.

— Но это ничего не меняет. — Конечно, подумала Эйран. Когда протрезвляется, жалеет. А бить виновную собаку нет смысла. И ему это всегда сходит с рук, за исключением тех случаев, когда Ярет оказывается в деревне. Эйран отобрала несколько высушенных трав из своей сумки и начала отмерять порции и заворачивать их в сухую ткань. — Все равно кончается избиением и синяками. Удивительно, как он не убил тебя в этот раз!

У тебя выбит один зуб. Вот из этих листьев по утрам заваривай чай и пей горячим, как только сможешь вытерпеть. — Она достала из сумки маленькую ступу, пестик и брусок затвердевшего овечьего жира, тщательно очищенного и процеженного, почти белого цвета. Эйран использовала его при повреждениях кожи. Ее снадобья, облегчающие роды, оказались такими популярными, что теперь у нее осталось очень мало жира. Но, очевидно, Бельде лекарство нужнее, чем женщинам, желающим улучшить фигуру. Эйран отмерила дозы остальных растений и принялась измельчать сухие листья. Приятно и успокоительно запахло. — У тебя найдется, куда это сложить?

— Да. — Бельда подозвала Эрмана, своего старшего.

Мальчик неловко подошел, испуганно и удивленно. — Принеси кувшин, который у нас остался от прошлого посещения мудрой женщины. Ты знаешь, где он.

Мальчик кивнул и исчез за рваным занавесом, который служил и дверью, и стеной, отделявшей спальню родителей от остального помещения крохотного заброшенного дома.

— Я не мудрая женщина, — со вздохом сказала Эйран. Она начала смешивать измельченные растения с овечьим жиром. — В Карстене старая Джувва не научила меня и половине того, что нужно, чтобы заботиться о людях здесь, в Благдене.

— Ты единственная, какая у нас есть, и с каждым днем узнаешь все больше. Не знаю, что мы.., что я делала бы без тебя.

Эйран почувствовала, как краснеет от похвалы Бельды. В то же время она понимала, что женщина права.

Если бы ее не было рядом, Бельда, возможно, уже умерла бы от побоев Рофана.

Слишком знакомая история. Благден — небольшая деревушка, его обитатели — в основном, приличные люди, старающиеся прожить от одной зимы до другой, если будут бережно относиться к своим скромным запасам.

Их огорчало, что у них нет квалифицированной целительницы и приходится обращаться к такой полуобученной женщине, как Эйран. И всегда находились такие, как Рофан; хорошие времена они делали плохими, а плохие — еще хуже. Эйран не понимала, как тут умудрялись выжить до появления их с Яретом.

— Вот кувшин, госпожа, — сказал Эрман. Пугливый, как дикий зверек, он поставил кувшин на стол рядом с ней. От него исходил острый, дикий запах, как от хорька, и он тут же осторожно отошел, как будто боялся к кому-нибудь приближаться.

Наверно, научился этому после встреч со своим жалким отцом. Эйран вздохнула. В комнате были и другие дети, всех возрастов, от подростка Эрмана до младенца, ползавшего по полу, все дети грязные, и от всех пахнет так же, как от Эрмана. Они смотрели на нее широко раскрытыми испуганными глазами. И напоминали ей полуприрученных зверьков, со своими спутанными длинными волосами, грязными лицами и подозрительным выражением. Девочка на год моложе Эрмана смотрела на Эйран из-за груды нестираного дурно пахнущего белья.

Эйран подумала о собственном безупречно аккуратном доме.

И в лучшие времена Бельда не была образцовой домохозяйкой, со всеми этими детьми, за которыми необходимо было смотреть. А когда она болела или приходила в себя после побоев, становилось еще хуже. Конечно, могли бы помочь и старшие дети. Но не стоит судить так поспешно, подумала Эйран. Наверно, Рофан у всех в доме выбил дух.

— Иди сюда, — подозвала она девочку. Та продолжала смотреть, словно не понимала. А может, Рофан действительно так ее побил, что она свихнулась. Эйран гадала, что ей делать: приказать или постараться уговорить. — Иди сюда, — повторила она мягко. Девочка очень осторожно приблизилась на шаг. Эйран протянула руку, и девочка отскочила. Но постепенно придвигалась все ближе, пока не встала рядом со стулом Эйран. Эйран вложила ей в руки кувшин с травами, и девочке пришлось подхватить его, чтобы он не упал.

— Как тебя зовут? — спросила Эйран.

— Рауфа, — шепотом ответила девочка.

— Ну, Рауфа, как ты думаешь, сможешь помочь матери с перевязкой, когда нужно будет менять мазь?

Девочка повеселела. Она прижала к себе кувшин с мазью.

— О, да, госпожа, смогу. Я смотрела всякий раз, как ты приходила лечить маму, и знаю, как это делать.

— Очень хорошо. Ты еще кое-чем можешь помочь.

— Как? — Девочка посмотрела с искрой интереса в тусклых глазах.

Эйран указала на грязную комнату. Воздух в ней затхлый, тяжелый от присутствия множества немытых людей, набившихся в такое тесное помещение.

— Можешь подобрать ненужные вещи и унести их.

Ты с младшими могла бы и постирать. Вымой младших и сама вымойся. И подмети пол.

Искра погасла, плечи Рауфы опустились.

— Бесполезно. Папа придет и снова все испачкает.

Иногда его тошнит. Это все выпивка, мама говорит.

Эйран, входя, почувствовала запах рвоты, он перекрывал все остальные запахи. На полу виднелись пятна рвоты, едва замытые.

— Ты должна постараться, — твердо сказала она. — Чем занимаются другие, это их дело. Но то, что делаешь ты, — совсем иное. Ты не должна тонуть в грязи и отчаянии. Твой отец временами не в себе. Потом он болеет и поступает так, как никогда бы не поступил, если бы был здоров. — Эйран подавила мысль, что обманывает девочку. Даже если бы Рофан и другие такие же мужчины не выпили и капли спиртного, на которое тратят зерно, которым можно было бы накормить семьи, все равно они вели бы себя так же. Эйран знает, что такое спиртное: она выросла в Карстене, обслуживая столики в трактире своего дяди на столбовой дороге, связывающей Каре с Верлейном. Она умела отличить хорошее вино от плохого и знала людей, которые напиваются, чтобы забыть о своей не слишком легкой жизни. Но Рофан — жестокий и грубый человек, и вино лишь дает ему предлог излить жестокость своей природы.

Эйран вздохнула. Ну, по крайней мере, Рофан и его приятели варят неплохое вино, не такое, которое способно искалечить или даже убить человека. У нее самой на верхней полке в кухне стоит кувшин с вином Рофана. В небольших количествах это отличное стимулирующее средство. А если немного полить на порез или рану, устраняется опасность инфекции. Эйран всегда поражало, как можно дурно использовать жидкость с такими благотворными свойствами. Но именно так и поступает Рофан.

— Пошли, — резко сказала она. — И все остальные дети тоже. Мы сделаем из этого игру. Каждый должен взять какую-нибудь вещь и положить на место. У нас очень скоро дом станет чистым!

Под ее непрерывными побуждениями дети зашевелились — неохотно и недовольно, но все же выполняли ее приказы. Но некоторые продолжали стоять, глядя в пространство.

— Ты так хорошо ладишь с детьми, — сказала Бельда. — Я не умею. Странно, что у меня каждый год новый, а у тебя все еще одна девочка.

Эйран внимательно посмотрела на Бельду.

— Ты хочешь сказать…

— Да, я снова беременна. Наверно, перспектива кормить еще один рот вывела из себя Рофана в этот раз.

— Как будто он кормит тех, что уже есть. — Эйран прикусила язык, но слова уже сорвались. Нужно уйти, пока она не наговорила лишнего. — Рауфа, ты старшая, пока маме не станет лучше, — решительно сказала она. — Следи, чтобы в доме было чисто. И помогай маме с малышами. Вам всем придется работать вместе.

— Да, госпожа, — ответила девочка.

Но в глубине души Эйран знала, что слова остаются словами. Те, кто появился на свет в этом жалком доме на краю деревни, уже потерпели поражение в жизни. Ей стало жаль еще не родившегося малыша, такого маленького, что на теле Бельды беременность еще не заметна.

От всего сердца Эйран пожелала, чтобы Ярет поскорее вернулся с охоты. Строгий сокольничий, ставший ее мужем, не терпел вздора ни от кого: ни от мужчин, ни от женщин. В первый раз, когда Эйран пошла лечить Бельду от побоев мужа, Ярет отыскал Рофана и так его избил, что тот неделю не мог прийти в себя. Теперь Рофан осмеливается бить Бельду, только когда Ярета нет в деревне, но в такое время он словно вымещает на ней необходимость сдерживаться.

Эйран собрала свои вещи в сумку, отказавшись от предложенного супа.

— Сбереги его для детей, — сказала она Бельде. — Или для Рофана, когда он вернется. Я зайду завтра и принесу новое средство, которое помогает беременным.

И, может, немного муки, если смогу поделиться. Приготовишь что-нибудь для детей.

— Спасибо, госпожа, — покорно сказала Бельда. — Спасибо, мудрая женщина.

Глава 2

День уже заканчивался, когда Эйран возвращалась в тепло и чистоту своего дома. Ей не хватало Ярета, это ощущение причиняло боль, как холодный ветер начала весны. Эйран поскользнулась и едва не упала. Идти было трудно: к вечеру грязь начала подмерзать, и "на лужах появилась ледяная корка. Эйран хотелось поскорее добраться до тарелки с жарким, которое, конечно, разогрела для нее Дженис. Девочке всего шесть лет, но Дженис — одна из тех редких девочек, которые словно рождаются взрослыми. С того времени, как она научилась ходить, больше всего любит она «помогать маме». Эйран любила ее так же сильно, как Ярета; оба они составляли смысл всей ее жизни.

Несмотря на выходки Рофана и необходимость время от времени выбираться из уютного теплого дома, Благден — приятная маленькая деревушка, и Эйран довольна была своей жизнью здесь. Большую часть года они с Яретом жили очень неплохо. Трудно приходилось только к концу зимы, когда запасы пищи заканчивались, а холодные ночи сменялись прохладными влажными днями начала весны.

Они много странствовали после путешествия по Барьерным горам в поисках развалин Гнезда. Когда они впервые встретились, Ярен носился с мыслью восстановить древнюю крепость сокольничьих. Влекомый этой мечтой, он похитил Эйран, чтобы она стала родоначальницей нового поколения сокольничьих.

Вначале она его возненавидела, презирала за то, что он похитил ее во сне, но никогда его не боялась. Мужчина, который молча сидел в трактире ее дяди на дороге между Карсом и Верлейном, привлек ее внимание так же, как и она заинтересовала его. Но Эйран не из тех, кто покорно смиряется с судьбой. Поняв, что она связана, что во рту у нее кляп, на глазах повязка, обнаружив, что ее похитили, Эйран, как только вытащили кляп, начала кричать. Даже сокол Смельчак улетел от этого крика.

Эйран перестала кричать только когда заикала, как всегда с ней бывало в моменты расстройства и гнева. Тогда у них произошла первая ссора. Он ожидал, что она займется разбивкой лагеря; она гневно возразила, что так как она его пленница, он, напротив, должен о ней заботиться. Постепенно, после дня каменного молчания, они достигли непрочного мира. Впоследствии в пути старались не обострять отношений, пока не добрались до самих гор, и там на них напала такая страшная тварь, что Эйран радовалась тому, что ее отбросило в сторону и она потеряла сознание прежде, чем смогла разглядеть это существо.

Они вчетвером — Эйран, Ярет, Смельчак и конь-торгианец Рангин — нашли убежище в узкой пещере, и здесь — несмотря на вечерний холодный ветер, Эйтан стало тепло от воспоминаний — Ярет раздел ее, чтобы осмотреть ушибленное плечо. Они соприкоснулись, придвинулись друг к другу и прежде, чем смогли опомниться, сошлись, начали любить друг друга. Потом чудовище обнаружило их след, оно рвало когтями скалу, а они теснились в темноте, ожидая. Оба считали, что не переживут этой ночи. Он отдал ей свой охотничий нож.

Без слов они согласились, что смерть их будет чистой.

Эйран убьет торгианца, Ярет — сокола. Потом она умрет от его руки, а он убьет себя тем же самым оружием прежде, чем страшная тварь сможет коснуться их. К счастью, утром чудовище ушло прежде, чем они осуществили свой план.

Видя, какие чудовища населяют горы, в которых некогда находилось Гнездо, они вынуждены были уйти.

В одиночку они не могли сражаться, а сокольничьи рассеялись по свету, их сообщество оказалось таким же разорванным, как горы, в которых они некогда жили.

Такие переживания прочно привязывают друг к другу мужчину и женщину. Сокол принял ее, он теперь ехал на своем специальном V-образном насесте на седле рядом с ней, а конь, Рангин, позволил ей кормить и чистить себя. Они больше не сомневались, что будут жить вместе, хотя мечта Ярета о восстановлении Гнезда рухнула. Эйран отказалась возвращаться в трактир: дядя уже начал заставлять ее зарабатывать деньги, «хорошо относясь» к просьбам гостей-мужчин. Она всегда мечтала о своем доме, чистом и аккуратном, о ребенке в колыбели и о мурлычащей на пороге кошке. Только на этот раз ее мечта могла осуществиться.

Они направились в Эсткарп, проезжали много поселков и от всех отказывались. То это были заброшенные захолустья в горах, где Эйран плохо себя чувствовала, либо города на равнинах — а здесь Ярет ощущал себя не на месте. Наконец они наткнулись на маленькую деревушку Благден в нескольких милях к югу от Лормта. Благден расположен в ущелье Барьерных гор, где они отходят от Великих гор на восток. Место понравилось Ярету. Сама деревня располагалась на небольшой равнине, на которой Эйран хорошо себя почувствовала. Здесь она, наконец, раскрыла свой запас монет, который накопила за многие годы; Ярет добавил к нему свои сбережения, и они купили дом и участок земли, достаточный, чтобы прокормиться. На оставшиеся деньги Эйран купила вторую лошадь, спокойного старого мерина, пригодного для пахоты, потому что торгианец — не рабочая лошадь.

Так они, наконец, осели на месте. Эйран уже почти отчаялась вовремя найти нужное место: она знала, что ребенок, растущий в ее чреве, вот-вот родится.

Первая зима оказалась трудной, потому что у них не было времени приготовиться к ней. Но Ярет охотился на кроликов, белок и птиц, он обменивал их на другую пищу и на семена для весеннего сева. Эйран на последние деньги обставила дом, купила кровать, стол, стулья и посуду. Ярет проявил необыкновенный талант, вырезая тарелки и ложки. Позже он собственными руками соорудил колыбель для дочери. Эйран тоже не сидела без дела. Она пахала, сеяла, стирала, готовила. И всюду носила на спине маленькую Дженис. Дом буквально заблестел под ее руками, огород расцвел, а сад трав угрожал перерасти свои границы. А потом, словно завершая ее мечту, однажды утром появился молодой кот тигровой расцветки, прошел в дом и сделал его своим. Вначале Смельчак посматривал на него настороженно, и кот — Прыгун — тоже прятался, когда сокол сидел в доме па своем насесте. Но постепенно они привыкли друг к другу, как сами Эйран и Ярет. Территория Смельчака — место рядом с Яретом, в горах, а Прыгуна — возле Эйран, в доме и ближайших окрестностях.

Кот и сокол соревновались в преследовании грызунов, в результате ни один дом в округе не был так свободен от мышей и крыс, как дом сокольничего. Животные так пристрастились к этому занятию, что расширили свои охотничьи участки — к радости и забаве соседей.

— Они как будто соревнуются, кто поймает больше мышей, — со смехом говорила соседка Эйран Эйдин. — Кто бы мог подумать?

Единственным недостатком в жизни Эйрана и Ярет было то, что Ярет так и не стал фермером и никогда им не станет. Он продолжал уходить в горы и приносил жителям деревни свежее мясо. Со временем он стал главным охотником Благдена. У него не было меча, только охотничий кинжал, а игольное ружье — не охотничье оружие, даже если бы он сумел найти для него боеприпасы. Но он умело ставил сети и ловушки и с большой эффективностью пользовался пращой. Один из жителей деревни, сам не лучник, выкопал из земли лук, который пролежал там много лет, и Ярет прекрасно им пользовался. По вечерам он делал стрелы и другие вещи, которыми они оба пользовались.

И они любили друг друга. Ярет, со всем своим врожденным высокомерием и строгостью, полюбил ее. Иногда они расходились во мнениях — и такие споры бывали громкими и яростными, потому что Эйран никогда не хотела смириться. Они кричали друг на друга, иногда он топал ногами, но никогда, ни разу не поднял на нее руку.

Он в десять раз, в сто раз больше мужчина, чем этот жалкий Рофан, мрачно думала про себя Эйран, сворачивая на тропу к своему дому. Я так счастлива, что он мне достался.

Эйран так глубоко задумалась, что не сразу поняла, что что-то неладно. Красивый маленький домик в конце аллеи показался ей странно покинутым. В окне не горела приветливо лампа, из трубы не вился дым. На крыльце не ждал ее возвращения Прыгун. Открылась дверь соседнего дома, и из нее выбежала Эйдин.

— О, Эйран, она уехала, уехала! — воскликнула Эйдин. И разразилась слезами.

Эйран с усилием заставила себя сохранить хладнокровие.

— Успокойся, Эйдин, — сказала она. — Я не смогу помочь, если ты не расскажешь мне, что случилось. Кто уехал? Что произошло?

— Дженис. — Эйдин с трудом глотнула, пытаясь взять себя в руки. — Она уехала.

На это раз настала очередь запаниковать Эйран.

— Дженис? Уехала? Куда? Что случилось? Если она заболела…

— Нет, нет, ничего подобного. Пожалуйста. Пойдем в дом. Согрейся. Ты, должно быть, замерзла до полусмерти…

— У меня нет для этого времени! Я должна идти за ней…

— Нет, Эйран. Они ее забрали.

— Они? Кто они?

— Вооруженные всадники. И женщина в сером. С ней на пони было еще пять девочек. И шестой пони.

— И Дженис уехала с ними? Это ты мне хочешь сказать? Моя Дженис никогда бы так не поступила! — Эйран пробежала мимо Эйдин, раскрыла дверь и ворвалась в опустевший дом. Из своего укрытия вышел Прыгун и с жалобным мяуканьем начал тереться о ноги.

Эйран обыскала весь дом, надеясь, что Дженис, как Прыгун, просто спряталась. Но дрова в очаге прогорели до пепла, забытый на плите котел с овощами издавал запах горелого. И ни следа Дженис.

Эйран машинально взяла Прыгуна на руки и принялась гладить его. Он холодным носом ткнулся ей в подбородок, как обычно, когда требовал внимания. Она почесала его за ухом.

— Она действительно уехала, — сказала Эйран коту. — Моя Дженис уехала. Что же мне делать?

Глава 3

Полтора дня Эйран ждала в напряжении, доведя себя почти до болезни. Она отнесла Бельде обещанные травы и небольшой мешок муки, выбрав время, когда Рофана не было дома. Она старалась, чтобы голос, лицо и манеры ее не выдали. Ничего она не добьется, если встревожит и Бельду. Выполнив это дело, она попеременно занималась Прыгуном и различными домашними весенними работами. Вечером приводила в порядок платья Дженис и обнаружила, что плачет над стежками.

Ела она только потому, что Прыгун напоминал ей о времени еды. На второй день, около полудня, вернулся Ярет.

Чтобы не думать, Эйран начала выкапывать древесные корни, которые остались в огороде от расчистки прошлого года. Занятая упрямыми корнями, она не слышала шума возвращения охотников и подняла голову только тогда, когда Рангин фыркнул, приветствуя мерина. Ярет слез с коня и отправил его в конюшню. Расседлает и разотрет потом. Сокольничий улыбнулся и с раскрытыми руками заторопился к жене.

— Я велел тебе подождать моего возвращения с этим делом, — сказал он полуворчливо. — А теперь застаю тебя в грязи. Не такой я думал увидеть тебя снова…

Она со слезами бросилась в его объятия, едва не сбив его с ног.

— Эйран, Эйран, чуть сдержанней! — Он рассмеялся и повернул ее голову. И сразу стал серьезным. Это не слезы радости. — В чем дело? Что случилось?

— Дженис…

Не так она хотела рассказать ему — спокойно, без страха и паники, которые ощутила во время рассказа Эйдин. По мере ее рассказа он начал дрожать. Они опустились на колени, обнимая друг друга, и Эйран рассказала все, что знает, что узнала с того вечера.

Тогда он встал, подняв и ее на ноги, и они пошли в дом. Здесь он сел за стол, и по привычке Эйран поставила на огонь чай. Смельчак уже сидел на насесте, он забил крыльями и приветственно закричал.

— Сколько вооруженных всадников? — холодно спросил Ярет.

— Пятеро, сказала Эйдин. Пять мужчин, одна женщина, шесть девочек.

— И женщина была в сером? Ты уверена?

— Так сказала Эйдин. Я сама их не видела. Я.., я уходила.

Он нахмурился.

— Ты оставила Дженис одну?

— Я не в первый раз так делала. Я была нужна в другом месте в деревне. Дженис всегда присматривала за домом до моего возвращения.

— А где ты была?

— Бельду избили.

Ярет ударил кулаком по столу.

— Этот никчемный человек! Ты ухаживала за его избитой женой, а в это время ведьмы Эсткарпа украли мою дочь… — Он начал вставать. — Я его убью…

— Нет! — Эйран снова усадила его. — Это ничего не даст! Что это значит — ведьмы Эсткарпа?

Он нахмурился. Под глазом у него задергалась мышца.

— Никто другой не может быть. Женщина в сером, вооруженные мужчины, дети — все девочки?

— Так сказала Эйдин.

— Тогда нет сомнений. Ведьмы почти все погибли от напряжения, когда устроили этот Поворот и разрушили Гнездо. Многие в Эсткарпе надеялись, что они все погибли. Теперь они пытаются восстановить свои ряды, крадут дочерей у ничего не подозревающих…

— Но они не могли ждать, пока родители всех шести девочек будут отсутствовать…

Ярет встал. Теперь от него исходила решимость.

— Прошло много времени, след будет совсем холодным. Но неважно. Я знаю, куда они увезли ее. Я отправляюсь в город Эс и привезу дочь назад.

— Ты не поедешь один.

— Почему?

— Потому что она моя дочь не меньше, чем твоя! — свирепо посмотрела на него Эйран, не сознавая, что прижала руки к животу. — Даже больше, чем твоя. Я носила ее в животе все эти месяцы! Я выносила ее. Моя боль выпустила ее в мир. Ты думаешь, я не отправилась бы за ней в ту же минуту? Но я считала, что должна подождать тебя. А теперь ты считаешь, что можешь оставить меня? Никогда! Я еду с тобой, и это окончательно!

Ярет посмотрел на нее желтовато-карими глазами, свирепыми, как глаза сокола, Смельчака. Другой человек, даже воин, мог бы дрогнуть под этим взглядом; Эйран представляла себе, что так происходило много раз в прошлом, когда на пути сокольничего вставал кто-то. Не то, что простая женщина. Но она не просто женщина, она жена Ярета и мать Дженис, и она отправится с ним и потребует своего ребенка у тех, кто его увез.

— Я не хочу, чтобы Рангин нес двойную тяжесть до города Эс, — сказал Ярет.

Ноги Эйран слегка задрожали; она боялась, что он найдет способ удержать ее на месте, не брать с собой.

— Ты забыл о Дорни. Дай мне несколько минут на подготовку.

Он отвел взгляд.

— Я теряю время, дожидаясь тебя.

— Лишний час ничего не изменит. Ты только что вернулся, проведя неделю в горах. И кое-что должен сделать, прежде чем снова уходить.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился он. — Один час.

Эйран давно уже подготовила свой спальный мешок и остатки продовольствия, выложила рубашку и брюки, чтобы надеть их в дорогу, а также плащ поверх. Она торопливо смыла грязь и переоделась. Потом взяла на руки Прыгуна и торопливо пошла к соседке.

— Присмотришь за ним? — спросила она у Эйдин. — Мы уезжаем за Дженис, и не знаю, когда вернемся…

— Конечно, — ответила Эйдин. Она взяла кота на руки и погладила. — Я пошлю Хефина заканчивать посадку в вашем огороде и присмотрю за ним до вашего возвращения. Ни о чем не волнуйся. Будь осторожна.

Дороги в наши дни не безопасны.

— Знаю, знаю. Но мы вернемся.

— Удачи.

— Спасибо. У меня предчувствие, что она нам понадобится.

Она побежала назад, в маленькую конюшню. Ярет уже накормил Рангина и торопливо почистил его.

Смельчак ждал, сидя на балке чердака, и Ярет свистнул. По этому сигналу сокол слетел и сел на седло.

Ярет тоже сел верхом.

— Подожди… — сказала Эйран.

— Ты должна поторопиться, если хочешь ехать со мной. — Ярет подтолкнул Рангина, и торгианец вышел из стойла. Некогда он при этом приплясывал и мотал головой, словно показывая, что долгий путь и охота для него ничего не значат. Но годы начали сказываться на коне, как и на Смельчаке. Сейчас сокол предпочитал оставаться на насесте, а не взмывал в небо при любой возможности.

Эйран торопливо закрепила на спине сумку. Надела узду на Дорни и села ему на спину, жалея, что у них нет второго седла. К тому времени, как она вывела спокойного неторопливого мерина на аллею, Ярет был уже далеко впереди, и она знала, что большую часть пути до города Эс будет смотреть ему в спину.

Глава 4

День у Дженис выдался занятой. Она встала на рассвете вместе с мамой, и большую часть утра они вместе работали в огороде, готовя почву к весенним посадкам.

— С каждым годом все больше сорняков, — сказала мама. — И они становятся все вреднее. — Она вырывала большой отвратительный куст, который Дженис не смогла даже пошевелить. Наконец, общими усилиями они выдернули сорняк. Дженис была почти уверена, что слышит, как он ворчит и огрызается. Мама бросила его на груду других, чтобы потом сжечь. — В этом году мы расширим огород, новый участок будет вот здесь. — Она указала на место, где из земли торчал ствол сухого дерева.

— Но, мама, — сказала Дженис, — папа велел не трогать, пока он не вернется.

— О, так ты подслушивала? Ну, я не собираюсь ждать папу. Мне кажется, я и сама справлюсь. Все равно надо запрягать Дорни для пахоты. Я подкопаю пень и высвобожу его. Потом запряжем Дорни и вытащим. А потом папа его изрубит на дрова.

— Очень хороший план, — серьезно сказала Дженис.

Мама рассмеялась.

— Ах ты моя маленькая старушка! — сказала она, как говорила часто. — В шесть лет ты говоришь, как в сорок.

Дженис никогда не пыталась понять, почему мама так говорит или почему считает ее маленькой старушкой. Она знала свой возраст. Ей шесть лет, скоро будет семь. И в конце концов, она не сказала ничего необычного.

Они выдергивали сорняки, пока солнце не достигло зенита. Потом пошли в дом немного отдохнуть и поели сыра с хлебом. Мама делает очень вкусный сыр; время от времени она за свои услуги мудрой женщины получает лишнее молоко, и Дженис с радостью помогает ей у пресса. А сыворотку с удовольствием относит Дорни и Рангину. Они так забавно фыркают, когда пьют ее. Мама говорит, что сыворотка им полезна. И они ее очень любят, почти так же, как кусочки ячменного сахара, которыми мама иногда их угощает в награду.

После еды мама запрягла Дорни и начала пахать.

Почва была еще влажной и вязкой после зимы, и копыта Дорни издавали гулкие сосущие звуки. Но свежевспаханная земля выглядела очень черной и богатой, и Дженис нравился ее запах.

— Вспаши травяной огород, мама, — сказала она, — а я его засажу.

Мама улыбнулась ей.

— Хорошо. Дорни должен отдохнуть, — решила она. — Принеси мне лопату. — В конце борозды она набросила повод на рукоять плуга. Мерин с благодарным вздохом опустил голову и принялся щипать раннюю весеннюю траву.

Дженис побежала на конюшню и сразу вернулась с лопатой. У них с мамой три участка. Один для цветов перед домом, второй для овощей и третий для трав. Травяной огород самый маленький. Но маме большой и не нужен, когда о травах заботится Дженис. Совсем маленькой девочкой она умела заставлять мамины травы расти большими, крепкими и здоровыми. Она сама не знала, как это делает, просто пела семенам, когда сажала их в землю, делала то, что казалось ей совершенно естественным, а травы делали остальное. Ничего не говоря друг другу, они с мамой хранили эту часть своей работы в тайне. Обе чувствовали, что папа этого не одобрит.

Папа не одобрил бы, когда после полудня пришел Эрман с другого конца деревни и спросил маму. Дженис не нужно было особых познаний, чтобы понять это.

Ей самой не нравился Эрман. От него всегда так странно пахнет.

— Пожалуйста, — сказал мальчик. — Мама заболела.

Мама не стала колебаться, что бы ни сказал папа и как бы странно ни пах Эрман. Она стряхнула с себя грязь и распрягла Дорни. Потом прошла в дом и умылась.

— Вернусь, как только смогу, — сказала она Дженис.

— Знаю, — ответила девочка. — Когда вернешься, тебя будет ждать ужин.

Мама улыбнулась.

— Да, тебе действительно не шесть, а сорок, — сказала она и с любовью ущипнула Дженис за щеку. Потом взяла свою сумку с лекарствами и ушла вместе с Эрманом.

Дженис не нужно было рассказывать, что Рофан снова побил Бельду. Он всегда ждет, когда папа уедет из деревни, и это уже в третий раз после начала большой весенней охоты Эрман приходит за мамой. Может, папа снова поколотит Рофана, как сделал это один раз. Много недель вся деревня говорила об этом за закрытыми дверями, и Дженис это происшествие показалось очень волнующим. Папе не нравится Рофан, и Дженис знала, что он очень рассердится, когда узнает, что с Бельдой в его отсутствие снова обращались плохо. Ей только не нравилось, что мама и папа какое-то время будут сердиться друг на друга.

Но она не возражала против того, что ее оставляют одну в доме и огороде. Она действительно казалась себе очень взрослой, заканчивая петь маминым травам во время посадки. Потом занялась остальной частью огорода. Хотя он распахан лишь частично, она может посадить бобы, репу и, наверно, морковь. Раньше она никогда не пела овощам; интересно, нужна ли им другая песня, чем травам.

Дженис обнаружила, что так и есть, причем каждому овощу нужна слегка отличная мелодия. Работа поглотила ее; не успела она оглянуться, как закончила целый ряд и была готова начать следующий. Ей хотелось бы сажать жимолость, а не скучные овощи. Но мама всегда говорит, что овощи для нее лучше. Их всегда можно высушить и припасти. А ягоды хороши только короткое время. И что еще хуже, из жимолости не получается хорошее повидло. Мама несколько раз пыталась, но результаты всегда обескураживали. Папа при этом смеялся и говорил, что у мамы просто нет способностей к повидлу, но Дженис отказывалась в это поверить. Ее мама может сделать все, что угодно.

Она закончила сажать морковь. Потом отыскала столбики с табличками, которые мама использует для различения посадок, и так как не умела еще писать, нарисовала на дощечках боб, репу и морковь и воткнула столбики в конце грядок.

— Ну, вот, готово, — вслух сказала она. Подражая матери, девочка стряхнула грязь с рук и одежды. Потом вошла в дом и умылась.

Поглядев в кладовке, она взяла связку сушеных овощей. Из них получится хорошая похлебка, если она приправит ее диким чесноком. Возле старого пня как раз растет чеснок. Дженис взяла три пригоршни разных овощей — мама берет по одной пригоршне, но Дженис взяла по три, потому что у нее маленькие руки — и поставила их отмокать в воде, а сама пошла в огород за чесноком. По дороге она сорвала весенний шафран. К ее возвращению овощи уже размягчились, и она смогла нарезать их мелкими кусочками. Но сначала отыскала чашку, налила в нее воды и поставила шафран. Сделав это, она начала готовить обед, напевая про себя во время работы. Немного мяса сделало бы похлебку еще вкусней, но она понимала, что нельзя тратить последние запасы вяленого мяса. Пока не вернулся папа. Хотя Дженис заранее знала, что он вернется с добычей. Ее папа — самый замечательный человек в мире и самый великий охотник.

Она положила овощи в котел, добавила воды и поставила на огонь, передвинув спящего Прыгуна, чтобы у него не обгорели шерсть и усы. Он даже не моргнул, когда она его двигала, старый лентяй! Дженис знала, что позже кот проснется и будет ждать маму, как всегда поступает, когда она уходит. Дженис расставила деревянные чашки и ложки, вырезанные папой, и переставила шафран на стол. Ей всегда хотелось, чтобы стол выглядел красиво.

Снаружи послышались звуки лошадиных копыт и мужские голоса. Дженис подбежала к двери и распахнула ее. Сердце ее заколотилось: она была уверена, что это так рано вернулся папа. Но на пороге стояла женщина в сером платье, подняв руку, словно собиралась постучать. Дженис и женщина стояли, глядя друг другу в глаза, и было трудно сказать, которая из них больше удивлена.

— Вы! — сказала Дженис.

— Да, — ответила женщина в сером. — Ты меня ждала.

— Правда? — спросила Дженис, удивленно мигая.

Она задумалась. Что-то в этой женщине показалось ей очень знакомым, хотя девочка была уверена, что никогда раньше ее не видела. Но несколько недель назад она проснулась от крепкого сна, думая, что мама позвала ее по имени, но мама спала. — Мне казалось, что я однажды услышала…

— Это был Призыв. А теперь пришла я. Эти остальные девочки, они тоже услышали Призыв.

Теперь Дженис посмотрела мимо нее и увидела, что с женщиной пришли и другие люди. Пять маленьких девочек примерно ее возраста. Некоторые стояли и смело смотрели на нее. Другие прятались за платьем женщины и хихикали. Одна из них сосала большой палец, и Дженис не могла не подумать, что сама отказалась от этой привычки уже много месяцев назад. Все девочки были очень похожи на женщину. Удивленная, Дженис поняла, что они похожи и на нее — с острыми чертами лица, с большими серыми глазами и треугольными маленькими личиками. Девочка почувствовала в них какую-то правильность, самообладание, которое как-то не соответствовало их возрасту. И неожиданно Дженис поняла, почему мама говорит, что она в свои шесть лет словно сорокалетняя.

Немного в стороне на аллее ждали пятеро всадников. На них были кольчуги и шлемы с металлическими занавесками, прикрывающими горло. У одного всадника, как у папы, был сокол. И хотя девочек приехало только пять, на свежей траве паслись шесть пони. Дженис снова посмотрела на женщину. Та гладила молочный овальный камень, висевший у нее на груди на серебряной цепочке. Дженис с неожиданной болью поняла, что хочет такой же камень, хочет больше всего в мире.

— Теперь мы готовы к пути, — сказала женщина, словно это самое естественное в мире. — Ты поедешь с нами.

— Да, госпожа, — ответила Дженис. Она решила, что будет невежливо закрывать дверь перед лицом этой женщины, поэтому оставила ее открытой. Сняла с крючка свой маленький рыжевато-красный плащ и надела.

Ей хотелось попрощаться с Прыгуном, но тот исчез.

Дженис завязала плащ у шеи, как ее научила мама, и вышла. Она тщательно закрыла за собой дверь.

Женщина рассмеялась.

— Какая ты аккуратная! — воскликнула она. — Как маленькая мышка!

Дженис не могла удержаться от смеха. Сама мысль о мышке, которая высовывает голову из норки в доме, за которым так следят Прыгун и Смельчак, заставила ее забыть о приличиях.

— В чем дело? — спросила женщина. — Что смешного? — И когда Дженис ей объяснила, она тоже рассмеялась.

— Тем не менее именно так мы отныне будем тебя называть — Мышь. Тебе нравится?

— О, да, госпожа! Очень. — Дженис-Мышь восхищенно смотрела на женщину. — А куда мы поедем?

— Мы поедем туда, где ты и все остальные девочки смогут учиться в особой школе.

Мышь наморщила лоб.

— Школа? — с сомнением спросила она.

Женщина снова рассмеялась.

— Это гораздо больше. Это место, где вам предназначено быть. — Она повернулась к остальным девочкам. — Идемте, дети. Приведите пони Мыши. Она не знает, который пони ее. Сможешь сесть на него сама?

— Да, спасибо, госпожа, — ответила Мышь.

Она много раз смотрела, как папа садится на Рангина, и поэтому точно знала, что нужно сделать. Она слишком мала, чтобы добраться до стремян Рангина, и папа подсаживал ее, когда она ехала перед ним. Но пони как раз подходящего для нее роста, и она без посторонней помощи села в седло.

И больше ни о чем не думая, вслед за женщиной и пятью девочками выехала из Благдена под охраной пятерых вооруженных всадников, оставив все и всех за собой.

Глава 5

Мышь вскоре узнала, что женщину зовут Пчела. Они поехали по северной дороге, двигались за Пчелой парами, ехали за ее лошадью так привычно, словно делали это всю жизнь. Стражники держались впереди и позади;

Ринфар, командир, сопровождал женщину, остальные четверо замыкали строй. Ринфар вез с собой знамя.

Мышь узнала, что эта дорога привела бы их в Лормт, если бы они оставались на ней, а не свернули на Большой Развилке. Она слышала о Лормте и раньше. Иногда мама говорила о том, что поедет туда изучать травы, но никогда не находила времени. Лормт кажется очень интересным местом, со всеми его свитками, учеными и науками. Даже его камни должны быть переполнены знаниями. И особенно сейчас, когда две из четырех башен рухнули, обнаружив много новых материалов. Ученые могут провести жизнь, описывая их. Мышь и другие девочки очень хотели взглянуть на Лормт. Но Пчела казалась совершенно равнодушной к этому месту и не упоминала о нем. Она решила туда не заезжать, не доезжать даже до Большой Развилки, а поехать напрямик по местности, и воины подчинились ей без возражений.

Большая дорога оказалась в превосходном, тщательно поддерживаемом состоянии. Твердая и с обеих сторон ограниченная низкой стеной. Мышь могла заглядывать за нее. Стена из серо-зеленого камня, цвета реки, вдоль которой они ехали. Мышь никогда в жизни не видела камень такого удивительного цвета. Вокруг Благдена камни красновато-коричневые, и сама земля красноватая, когда не вскопана заново и не влажная. В таких случаях она становилась темно-коричневой, почти черной.

Мышь подумала, что все будут смеяться над ней: она никак не могла удержаться и все время смотрела по сторонам. Она никогда не отъезжала далеко от Благдена, и мир за пределами деревни казался ей необычным, удивительным и немного пугающим. Но скоро она заметила, что остальные девочки смотрят, как и она, все, за исключением Звезды, которая лучше всех владела собой.

В пути девочки разговаривали, и Звезда, казалось, побывала везде и все видела. Чаще всего именно Звезда объясняла им, где они проезжают и что увидят на следующем повороте и за тем подъемом.

Первое впечатление Мыши оказалось верным. Все девочки очень похожи. Все они, и даже Пчела стройные, с хрупким телосложением. Помимо треугольных кошачьих лиц, у всех черные волосы и глаза и бледная кожа.

Они словно шесть сестер, путешествующих вместе с теткой. У всех теперь были новые имена. Мышь не знала, как их звали раньше, и ее это не интересовало. Впервые в жизни у нее появились подруги, настоящие подруги, которые могут понять ее, понять то легкое, сопровождавшее Мышь всю жизнь ощущение отчужденности от других. Она обнаружила, что все испытали это ощущение. В обществе друг друга им было очень хорошо, и они все поняли, что до этой встречи были очень одиноки, так одиноки, как только они это могут понять. И вот они вдруг словно отыскали пять сестер. Подругами Мыши стали и Птица, и Пламя, и Звезда, и Сверчок, и Шепелявая, которая не умела произносить звук "с". Это она сосала палец, когда чувствовала себя неуверенно.

Когда она говорила, все остальные посмеивались. Вскоре Мышь поняла, почему женщина дала им именно такие имена.

Птица оказалась умной и инициативной, она наклоняла голову, слушая, а потом летела в каком-нибудь направлении, когда ей в голову приходила новая мысль.

Пламя буквально светилась внутренним огнем, и, когда говорила, делала это с большим убеждением и очень серьезно. Сверчок всегда была неудержимо весела, а Звезда оказалась, вероятно, самым знающим в мире человеком, кроме мамы и папы, конечно, какого Мышь когда-либо встречала. А что касается Шепелявой, то ее имя и так понятно.

Мышь узнала, что Пчела выехала из города Эс и проехала по всему Эсткарпу, направляясь вначале на юг, потом на восток, потом снова на север, пока не закончила свой поиск в Благдене, и все шесть девочек благополучно оказались под ее опекой.

Подобно Мыши, Птица, Пламя и Сверчок происходили из самых обычных семейств, живущих в небольших деревушках; Шепелявая была ребенком в знатном семействе, чья крепость была расположена вблизи Барьерных гор. Звезда росла в самом бедном окружении — в семье бродячих торговцев, продающих всякую мелочь.

У нее никогда не было дома, кроме фургона, в котором ездила семья. Ее мать и мужчина, в это время деливший с ней постель, испугались женщины в сером, которая безошибочно отыскала их, испугались сопровождающих женщину солдат и позволили без единого возражения увезти Звезду. В конце концов, им теперь на один рот меньше кормить. Звезда рассказывала свою историю деловито и спокойно, и Мышь поняла, что либо она, действительно, совершенно не тронута поведением родителей, либо так глубоко обижена, что не хочет этого показать. Мышь решила, что обязательно подружится со Звездой. Ее собственные мама и папа…

Мышь удивленно замигала. Она впервые с тех пор, как покинула дом, подумала о маме и папе! Она почти забыла о них и совершенно не соскучилась, нисколько. Будут ли они горевать? Беспокоиться, что с ней стало?

Этим вечером вместо того, чтобы сразу уснуть, Мышь негромко заплакала в одеяло. Всхлипывания по соседству подсказали ей, что она не одна. Она села и обнаружила, что остальные девочки тоже плачут.

— Я хочу к маме, — жалобно сказала Сверчок.

— Я тоже, — подхватила Пламя. Птица и Шепелявая кивнули, Шепелявая сосала большой палец так, словно никогда не перестанет это делать. Мышьбольше всего хотела поискать маму, позвать ее, как она обычно делала дома, заставить услышать. Но рядом с Пчелой она почему-то боялась это сделать.

— Молчите, — сказала Звезда. У нее единственной были сухие глаза. — Пчела вас услышит.

— Я уже услышала, — сказала Пчела. Она села посреди девочек и взяла Шепелявую на руки. Сверчок прижалась к ней, а остальные дети подобрались как можно ближе, даже независимая Звезда.

— Пожалуйста, госпожа, — сказала Мышь. — Мы забыли сказать моим маме и папе, куда мы уходим. Они даже не знают, где я!

— И это тебя тревожит, правда? — спросила Пчела. — Не тревожься. Теперь они уже знают, что произошло.

Шепелявая достала изо рта палец, чтобы сказать:

— Я шкучаю по маме и папе. — Палец отправился назад; Шепелявая жалобно вздохнула.

— Это пройдет. Вы в безопасности, вы там, где и должны быть. Помните это. А теперь всем спать. — Пчела уложила всех и укрыла. Поцеловала всех, задержавшись немного рядом с Шепелявой.

Как и Пчела, все девочки нашли утешение скорее не в словах Пчелы, а в ее мыслях.

— Спасибо, госпожа, — сказала Мышь. — Теперь мы не будем плакать. — И она уснула.

Глава 6

В обществе Пчелы было замечательно. Она как настоящая тетя, молодая тетя, с которой можно смеяться и шутить, с которой всегда так весело. И в то же время ее нужно было слушаться без всяких вопросов. Они пели песни, и Пчела рассказывала им разные замечательные истории.

— Так мили идут быстрее, — сказала она. И действительно, им в спины как будто дул волшебный ветер.

Вначале Мышь осторожно посматривала на мужчин.

Конечно, она и раньше видела кольчуги. У папы есть кольчуга, хотя он почти никогда ее не надевает. И его шлем, хотя и не новый, такой же страшный, как шлемы стражников. Но у этих солдат на боку висели длинные мечи, и было ясно, что боеприпасов для игольных ружей у них достаточно. У папы стрелы давно кончились, и теперь он держал ружье на стене у входа просто как украшение. Солдаты, охранявшие Пчелу и девочек, разговаривали мало, и то только между собой и негромко.

Мышь удивилась, поняв, что приказы здесь отдает Пчела. Она снова начала задумываться. Папа никогда бы так не поступил, он не признавал бы приказов женщины; однако среди стражников есть один, похожий на далекого папиного родственника. Мышь не решалась заговорить с ним. У него на седле сидел сокол, похожий на Смельчака, с V-образным белым пятном на груди. Но эта птица отличалась от Смельчака, как ее хозяин отличается от папы. Каждый раз, как девочка подходила, птица начинала кричать, и потому Мышь оставила ее в покое.

Но она знала, что этот человек, должно быть, один из удивительных сокольничьих, каким был папа до того, как женился на маме. И поэтому ей иногда хотелось с ним поговорить.

Каждый вечер перед сном Пчела проводила с маленькими девочками урок. Обычно о сути волшебства, но однажды она рассказала, как вести себя в городе Эс.

— Мы будем там уже скоро. Там вы должны хорошо себя вести, — сказала Пчела. — Хранительница правит нами всеми — да, даже вами, хотя вы никогда ее не видели. Теперь она ваша мать. Больше того, она ваш единственный родитель, как и мой. В ее присутствии нельзя бегать, кричать или играть, держаться нужно тихо и говорить, только когда к вам обращаются.

— Л она побьет нас, если мы будем вести себя плохо? — со смехом спросила Сверчок.

— Конечно, нет! — Пчела старалась сохранить строгость, но уголки ее рта дрогнули. — Плутишка! Ты всех будешь веселить в Месте Мудрости.

— А что это такое, Пчела? — спросила Мышь.

— Это место во многих лигах от замка Эс. В дне пути от моря.

— Ура! — закричала Шепелявая. — Мы ш мамой и папой жили вожле ожера, и меня брали купатьшя. Море такое же, Пчела?

— Да, можно и так сказать, только оно больше. Когда я сама была в Месте Мудрости и мы все вели себя хорошо, мы уезжали к берегу моря. А теперь, говоря о хорошем поведении, вам всем пора спать. Еще день, и мы увидим на горизонте башни города Эс.

Мышь была так возбуждена, что ей казалось, будто она не сможет уснуть. Остальные девочки тоже. Они собрались в кучку, смеялись и перешептывались, пока Пчела не заставила их лечь. Она взяла свой загадочный камень и произнесла несколько слов, которые показались Мыши странно знакомыми, хотя она никогда раньше не слышала таких звуков. И сразу веки ее отяжелели, она не могла держать глаза открытыми, и, когда открыла их в следующее мгновение, было уже утро.

Последние несколько миль до города Эс стали настоящей пыткой для возбужденных детей. Вместо того, чтобы поторопить их после завтрака, Пчела разрешила поиграть в прятки.

— Бегайте и кричите, как хотите, — сказала она им. — Надеюсь, они утомятся, — добавила она, обращаясь к Ринфару. — За многие годы у нас не было таких здоровых и энергичных детей.

— Не могу сказать, госпожа, — ответил Ринфар. — Но они действительно кажутся сильными и крепкими.

— Новая кровь, — серьезно заметила Пчела. — Мы, волшебницы, почти истощили свои силы. И почти совсем исчезли во время Поворота.

— Ты была там? — спросил стражник.

— Да, я была во втором круге. Меня избрали в число тех, кто стоял наготове и отдавал силу, когда это необходимо, чтобы подействовало заклинание. Пришла Сила… — Она вздрогнула и помолчала. — Это было ужасно. Если бы я не закрыла глаза и не зажала уши, я могла бы умереть, как многие мои сестры. Их камни разбились, рассыпались в порошок, а сами волшебницы умерли. — Она снова с дрожью замолкла и сжала камень, висевший на цепи у нее на шее. — А некоторым в первом круге повезло еще меньше. Их камни почернели, но сами волшебницы остались живы — если можно назвать их состояние жизнью. И многие до сих пор не пришли в себя.

Мышь, которая оказалась поблизости, держалась очень тихо и незаметно и слушала. Она, конечно, слышала о Повороте. Все знали, как рухнули горы между Эсткарпом и Карстеном и погиб папин дом Гнездо. Но до сих пор она не представляла себе, как это произошло.

От мысли о той силе, какой владеют волшебницы, у нее начинала кружиться голова…

Пчела глубоко вздохнула.

— Но эти ужасные дни позади, — сказала она. — Теперь у нас новая хранительница, молодая, у нее много новых идей. Она признает, что мир изменился, что новый путь не обязательно худший, что пришло время испытать некоторые перемены. Расширение, Ринфар. Может быть, полная смена направления. А дети — ключ к этому… Мышь! Что ты здесь делаешь?

Мышь подпрыгнула, полная стыда и вины за то, что ее поймали подслушивающей.

— Я пряталась, Пчела, — сказала она. — Это часть игры. Я не хотела подслушивать.

— Ну, я думаю, никакого вреда в этом нет. Иди с Ринфаром и отыщи остальных. Если хотим добраться до ночи, пора выступать.

Мышь послушно пошла со стражником, который прервал игру, к разочарованию Звезды.

— Я выигрывала! — заявила она.

— Нет! — возразила Пламя, и Шепелявая ее поддержала.

— Ты не могла меня поймать, как ни хотела, — сказала она. — Ты даже не могла меня увидеть, когда я хотела шпрятаться, а я могу бежать гораждо быштрее тебя. Вот.

— Тогда мы заставим тебя бежать до самого замка Эс, — с деланым гневом ответила Пчела. — Конечно, если не захочешь ехать с нами.

Это кончило все жалобы и споры. Девочки послушно сели на пони и привычно выстроились в колонну парами.

Эсткарп стал серебристой зеленовато-серой равниной, очень непохожей на то, к чему привыкла Мышь, которая жила возле гор. Дома у нее деревья высокие и ароматные, с колючими иголками вместо листьев, и на каждой ветке растут шишки, тоже колючие и с приятным запахом. Мышь любила собирать шишки и всегда держала у очага полную корзину, потому что от них огонь пахнет очень хорошо. Но теперь эти деревья остались далеко позади. Леса пахнут совсем по-другому. Больше похоже на домашние растения, чем на дикую сладость горных лесов. Мышь часто думала, а что здесь для запаха подбрасывают в огонь.

В этой части Эсткарпа, там, где еще не посадили ранние хлеба, камни казались при свете солнца серовато-зелеными, и появившаяся первая зелень была того же приглушенного оттенка. Деревья сравнительно невелики. И не растут повсюду, как в окрестностях Бландена.

Здесь это аккуратные, четко очерченные леса, небольшие рощи и аллеи, деревья цепочкой растут по берегам ручьев и речек, и их царство сокращено за счет полей и ферм. Но многие поля лежат невозделанными, нераспаханными, и Мышь подумала, что после войны в Эсткарпе производится гораздо меньше пищи, чем раньше.

Город Эс вначале казался еще одной неясной серо-зеленой полоской на горизонте. Но когда подъехали ближе, Мышь увидела, что городские стены и замок, который они окружают, построены из того же серо-зеленого камня, который так часто встречается в этой части Эсткарпа. Теперь она понимала, почему главная дорога вымощена и во многих местах ограждена стеной из того же камня, из которого сооружены стены города. Эта дорога, которая тянется от Великих гор до самого моря, как сказала девочкам Пчела, служит гордым напоминанием тем, кто проезжает по ней, что это Эсткарп, земля, которой правят волшебницы. Мышь тоже ощутила гордость. Скоро, очень скоро она проедет в большие ворота города Эс. А потом вместе со своими новыми сестрами придет к хранительнице и, если ее сочтут достойной, начнет учиться, чтобы однажды тоже стать волшебницей.

Она сидела в седле очень прямо. Оглядываясь, Мышь видела, что на остальных девочек это место подействовало так же, как и на нее. Одновременно девочки затянули одну из дорожных песен, которые делали долгие мили пути в это удивительное, волшебное место такими приятными. Голоса их вздымались, светлые и трепещущие, и люди на стене останавливались и смотрели на них.

Словно по приказу, стражники тоже подтянулись, и Ринфар развернул серебряное знамя, которое развевал свежий ветер. Мужчины подхватили песню своими низкими голосами, и Пчела присоединила свой звучный альт.

И вот с песней девочки-волшебницы проехали в ворота города Эс, чтобы начать новую жизнь.

Глава 7

Несмотря на все свои усилия, Эйран не могла держаться вровень с Яретом. Старик Дорни просто не поспевал за Рангином. Эйран мрачно привыкала к виду спины Ярета. Он ехал далеко перед ней по окруженной каменными стенами главной дороге в город Эс. Каждый вечер, однако, она его догоняла, когда он уже разбивал лагерь, и они вдвоем кормили и растирали лошадей, прежде чем поесть самим. Спали они вместе, хотя не занимались любовью. Эйран вспоминала их последнюю ночь перед охотничьей поездкой Ярета. Тогда они любили друг друга. Эта мысль согревала ее. Как они были близки, как цеплялись друг за друга. Сколько времени прошло? Она посчитала по пальцам. Около трех недель. И как много событий произошло за это время!

В пути Ярет находил и осматривал места, где ночевали Дженис и ее похитители.

— Все очень ясно. Было пятеро мужчин, — сказал он, осматривая отпечатки следов в одном из лагерей. — Одна женщина и шесть маленьких девочек. Точно как сказала тебе Эйдин. И они как будто не торопились.

Эйран почувствовала надежду, у нее перехватило горло.

— Ты думаешь, мы догоним их до того, как они попадут в Эс?

Ярет покачал головой.

— Нет. Следы почти недельной давности. Они уже приехали. Но я успею остановить их, прежде чем они что-нибудь сделают с моей дочерью.

— С нашей дочерью, — автоматически поправила Эйран. — Мы до них доберемся. — Но Ярет словно не слышал ее слов. Она вздохнула.

Хотя Ярет, хорошо читавший следы, заключил, что дети провели в дороге не менее пяти дней, сами они с Эйран ехали гораздо быстрее и прибыли всего лишь через три дня. Эйран откровенно глазела на башни из серо-зеленого камня. Они словно выросли из почвы, в которой скрываются их глубокие корни. По мере приближения к городу поверхность дороги все улучшалась, вместо утрамбованной земли теперь она была каменной. Сгущались сумерки и копыта Рангина и Дорни гулко стучали по камню, когда они подъехали к пугающе строгим воротам города Эс. Главная улица вела непосредственно к замку. Здесь они остановились перед огромным караульным помещением.

Их словно поджидали. Вышел стражник и принял их лошадей, обещав напоить и покормить их. Другой стражник, сокольничий по внешности, набросил на Смельчака чехол.

— Я отнесу его в клетки, брат, — сказал он. — Нашим птицам не разрешается залетать внутрь. Таков закон волшебниц.

— Спасибо, брат, — ответил Ярет. — Его зовут Смельчак. Хорошо заботься о нем.

— Клянусь жизнью.

Еще один стражник провел их через нарядный вход во внутренний двор замка и оставил искать двери. Казалось, никакого доступа в замок нет: не видно ни окон, ни дверей. Замок Эс поворачивается каменным лицом к тем, кто не знает его тайн. Тем не менее Ярет решительно пошел вперед, а Эйран остановила одетую в серое женщину, которая шла по какому-то делу.

— Госпожа, не поможешь ли нам? — спросила она.

— Какое у вас дело? — Она говорила с Эйран достаточно сердечно, но на Ярета посматривала подозрительно.

— Я пришел вырвать свою дочь из когтей хранительницы, — сказал Ярет.

Женщина холодно посмотрела на него.

— Ага. Понятно, — сказала она, наконец. — Идите сюда.

Она сделала жест, и в стене, где только что ничего не было, появился вход. Эйран поняла, что была захвачена иллюзией, когда видела сплошную, без разрывов стену.

Вероятно, окна тоже скрывает иллюзия.

Они вошли. Женщина в сером провела их через лабиринт коридоров, пока они не оказались перед закрытой дверью.

— Ждите здесь, — сказала она. — Я узнаю, примет ли вас хранительница.

Ярет сделал попытку пойти за ней, но Эйран удержала его.

— Нет, — сказала она. — Это дом хранительницы, и она в своем праве. Но, — громко, чтобы ее услышала их проводница, добавила она, — если она не примет нас сегодня, мы вернемся завтра, и послезавтра, и еще на следующий день, пока она с нами не встретится.

Судя по тому, как подняла женщина голову, Эйран поняла, что та ее хорошо услышала. Женщина исчезла за дверью, и Эйран показалось, что они с Яретом ждали больше часа ее возвращения.

— Хранительница согласилась принять вас немедленно, — сказала женщина, вернувшись. — Это большая честь, и вы должны это понять.

Ярет сразу прошел мимо нее и вошел в комнату, а Эйран на мгновение задержалась в коридоре.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за помощь.

Волшебница только пожала плечами и ушла, очевидно, вернувшись к делу, которое ей помешали выполнить. Эйран перевела дыхание и заторопилась вслед за мужем.

Глава 8

Комната оказалась небольшой. Вероятно, это было личное помещение хранительницы. Эйран не могла себе представить, чтобы такое значительное лицо занималось делами в маленькой комнате. Помещение ярко освещено шарами в креплениях на стенах. Глава Совета волшебниц Эсткарна стояла перед стулом с высокой спинкой. Покрытый бумагами стол свидетельствовал, что она здесь работала, когда волшебница прервала ее своим сообщением об Эйран и Ярете.

— Мне сказали, что вас двое, — заметила хранительница. В ее голосе звучала легкая укоризна, и Эйран пожалела, что задержалась в коридоре. Нарушение этикета, пусть и незначительное, не поможет их делу. Эйран сразу инстинктивно поняла, что Ярету нужно говорить с этой грозной женщиной, не повышая голоса.

Но он был не в настроении миндальничать.

— Ты украла мою дочь, — сразу заявил он. — Я пришел, чтобы увезти ее домой.

— Твою дочь? — Хранительница слегка приподняла брови. — У тебя есть дочь?

— Есть, — ответил Ярет. — А ты ее украла. Верни ее мне.

— Не понимаю, о ком ты говоришь, — сказала хранительница.

— Она где-то здесь. Если понадобится, я разнесу это место камень за камнем…

— Ты? — Хранительнице стало весело, и она позволила себе показать это. — В одиночку? Ты смелый человек, сокольничий. Я не знала, что вы воспитываете сыновей, не говоря уже о дочерях.

— Есть много такого, чего ты не знаешь. Не будем говорить об этом. Повторяю. Я требую, чтобы мне вернули дочь.

— Я могу вызвать десяток стражников, и тебя выбросят на улицу, — сказала волшебница. — Могу сделать и по-другому… — Она положила руку на серо-голубой камень у себя на груди.

— Можешь угрожать, сколько хочешь, но я верну свою дочь.

— Достаточно. Ты меня утомил. Больше говорить не о чем. — Хранительница отвернулась и села. С каменным лицом она взяла стопку бумаг. Неторопливо принялась развязывать серебряную ленту, которой они были связаны.

Эйран поняла, что прием окончен. Но у нее оставалась слабая надежда. Ведь хранительница все-таки женщина. Может, мольба другой женщины тронет ее сердце'? Эйран сделала шаг вперед, но Ярет остановил ее, положив тяжелую руку на плечо.

— Нет, — резко сказал он. — Здесь мы не получим ни помощи, ни сочувствия. Не встретим милосердия. — Последнее слово он произнес с тяжелой иронией. — Придется поискать в другом месте.

— Я должна попытаться. — Эйран стряхнула его руку и подошла ближе. Вопреки своим усилиям, она заплакала. К собственному ужасу, она почувствовала знакомое ощущение внутри и поняла, что сейчас начнет икать, как всегда, когда она расстроена.

— О, госпожа, — сказала она, — Пожалуйста — ик! — пожалуйста, не прогоняй нас. Дженис — наш единственный ребенок. Не думаю, чтобы у нас было еще.

Мы — ик! — должны знать, что с ней!

Она опустилась на колени, а потом без стыда распростерлась у ног хранительницы. На мгновение в комнате слышался только плач Эйран и ее икание. Потом со слабым шорохом платья хранительница наклонилась в своем кресле и коснулась Эйран.

— Встань, — сказала она. — Перестань плакать. Твой сокольничий стыдится тебя. Я вижу это у него на лице.

— Мне все равно, все равно, — жалобно говорила Эйран. — Ик! Мне нужно только вернуть Дженис. — Она снова встала на колени и стиснула руки. — Ты можешь это понять? Мое дитя. Это все, что мне нужно.

Хранительница перевела взгляд с залитого слезами лица Эйран на строгое лицо Ярета.

— Я вижу: вы оба глубоко любите дочь, хотя и по-разному. Жаль.

— Что это значит, госпожа? — Эйран показалось, что голос Ярета звучит чуть менее враждебно.

Хранительница посмотрела на него.

— Слишком поздно, — сказала она.

Она встала и отошла от стола к ближайшему окну, там отодвинула занавес и стояла, глядя наружу. Ярет помог Эйран встать и обнял ее, она держалась за него.

— Ты хочешь сказать… — Голос его дрогнул, сокольничий прочистил горло. — Ты хочешь сказать, что она мертва?

— По-своему, — ответила хранительница. Она повернулась к расстроенным родителям. — Вам, возможно, будет легче так о ней думать, потому что для вас она действительно мертва. Мы все умираем для внешнего мира, когда приходим сюда. Все, что связывает нас с семьей, с друзьями, со всем остальным, разрывается, когда мы становимся волшебницами. Да, сокольничий, и ты также, жена сокольничего. Ваша дочь мертва.

— Но ты ее видела, — упрямо возразил Ярет.

На лице хранительницы отразились тут же подавленные чувства.

— Да, здесь были девочки. Ваша прежняя дочь могла быть среди них.

— Шесть маленьких девочек? В сопровождении женщины и пятерых мужчин?

— Когда происходит Сбор, мы всегда посылаем охрану.

— Значит, ты видела Дженис, — сказала Эйран. — Ик! О, пожалуйста, мы тоже должны ее увидеть. — Она высвободилась из объятий Ярета, словно готовилась снова упасть перед хранительницей.

Волшебница закрыла глаза и поджала губы. Потом снова открыла глаза, и впервые на ее лице появилось сочувственное выражение.

— Да. Она должна была быть среди тех, с кем я встречалась. Она была здесь, но теперь она в Месте Мудрости. Боюсь, что уже слишком поздно, сокольничий.

— Место Мудрости? — переспросил он. — Ну и что? Где это место? Я немедленно отправлюсь туда…

— И погибнешь, не добравшись до него, — сказала хранительница. — Поверь мне. Место Мудрости — это академия, где учатся волшебницы. Оно находится во многих лигах к западу и охраняется волшебством.

Если каким-то чудом ты сумеешь пройти внешнюю защиту и подойти к стенам, ты встретишься с самыми способными и сильными нашими волшебницами. Видишь ли, наша молодежь очень хорошо подготовлена.

— "Ваша" молодежь, — презрительно ответил Ярет.

— Ты должен смириться, — продолжала волшебница. — Поверь, это большая честь — отдать дочь волшебству…

— Я не признаю такой чести.

— Нет, — сказала Эйран. Она испугалась, что Ярет рассердит хранительницу. — Должен существовать какой-то путь — ик! — какое-то соглашение…

— Нет, — сказала хранительница. — Дело закрыто.

Кто-то постучал в дверь, и, не дожидаясь разрешения, в комнату вбежала волшебница. Лицо у нее смертельно побледнело и осунулось, и вела она себя необычно. Она подошла прямо к хранительнице и что-то прошептала ей на ухо. На лице хранительницы появилось такое же озабоченное и встревоженное выражение.

Она стиснула камень у себя на груди.

— Спасибо, — сказала она волшебнице. — Мы немедленно этим займемся.

Женщина поклонилась и вышла. Хранительница повернулась к Ярету и Эйран. Эйран впервые заметила, что хранительница очень молода.

Она считала, что хранительница должна быть старой и опытной… Но потом вспомнила Поворот и как много волшебниц в нем погибло. Иначе эта не могла бы занять такое положение, она сама здесь относительно недавно.

— У нас большие неприятности, — без всякого предисловия сказала хранительница. — Ваша дочь, может быть, действительно мертва. Псы Ализона захватили шестерых детей и сопровождавшую их волшебницу на дороге между Эсом и Местом Мудрости. Волшебница послала мысленное сообщение, но оно было.., прервано прежде, чем мы поняли, что на самом деле произошло.

Ярет задрожал от гнева.

— Псы… — сдавленным голосом сказал он. — Ты позволила Псам Ализина коснуться моей дочери…

Эйран торопливо оттащила его в сторону.

— Нет! — страстно прошептала она. Икота ее неожиданно прекратилась. — Ты не должен поддаваться гневу. Думай, Ярет, думай! У нас есть еще шанс. Она сказала, что сообщение было прервано. Сейчас она в нас нуждается. Или будет нуждаться, если мы убедим ее, что ей нужна наша пимищь.

Он смотрел на нее соколиными глазами. Постепенно в них появилась искра сознания.

— Не мы, Эйран. Это не дело для женщины.

Она так обрадовалась, что предотвратила его взрыв, что решила пока не спорить.

Он снова повернулся к хранительнице.

— Я отыщу ваших птенцов волшебниц, если они еще живы.

Хранительница кивнула.

— Ни у кого из наших стражников не будет такого сильного стремления вернуть их, — сказала она.

— Но еще одно, — продолжал Ярет. — Когда я их найду и верну вам, мой ребенок останется со мной.

Взгляд хранительницы не дрогнул, выражение лица оставалось непроницаемым, голос ровным.

— Мы будем бесконечно благодарны тебе, если ты вернешь нам девочек. — Она потянула за шнурок звонка. — А теперь идите и немного отдохните. Вы устали после путешествия. И ты не можешь отправляться в Ализон один, без подготовки, без знаний, каким бы храбрецом ты ни был.

— Это верно, — согласился Ярет. Он посмотрел на Эйран. — Моя жена устала. К тому же, она помогла мне снова начать думать, как должен думать воин.

Хороший воин смотрит в лицо фактам, какими бы неприятными они ни были, потому что иначе его обязательно ждет поражение. Если дети мертвы, они мертвы. Но если они живы, похитители захватили их с какой-то целью. В любом случае спешка ничего не даст.

— Завтра ты подберешь людей, которые будут сопровождать тебя. К тому времени мы, возможно, будем знать больше. Мы дадим тебе все необходимое. На этот короткий период наши цели одинаковы, сокольничий.

Кивком она отпустила их. И только когда они вслед за слугой добрались до отведенной для них комнаты, Эйран поняла, что хранительница не согласилась с условиями Ярета. «Бесконечная благодарность» — вот все, что она пообещала.

Но вечная благодарность Совета волшебниц Эсткарпа многого стоит, подумала Эйран.

Комната оказалась немногим больше кабинета хранительницы. На боковом столике ждали горячая вода и полотенца. Ярет и Эйран с удовольствием смыли дорожную грязь. Постель со свежим бельем, подогретая, манила к себе. Рядом лежали свободные пижамы, и Эйран поняла, что их полагается надевать на ночь. Она никогда не знала подобной роскоши. Дома спала в старой рубашке, Ярет тоже в порванной рубашке, которую уже нельзя было починить. Они смущенно натянули непривычную одежду и легли в постель. Эйран вздохнула. Уставшая, она устроилась рядом с Яретом и, сама не ожидая этого, сразу уснула.

Глава 9

— Нет, — сказал Ярет. — Категорически нет. Я не возьму тебя в это опасное путешествие, Эйран. Нам предстоит встреча с Псами Ализона! Ты понимаешь, что это значит?

Эйран не совсем понимала. Но ведь эти Псы не могут быть хуже солдат Карстена, грубых речников с барж, которые часто посещали трактир ее дяди.

— Дженис будет испугана. Остальные девочки тоже. Нужна женщина, чтобы успокоить их и заботиться о них.

— Им повезет, если они еще будут живы, когда мы их найдем. — Ярет прицепил меч, который принес слуга, и проверил новое игольное ружье с большим запасом стрел. Они также получили новую одежду — синяя рубашка, кожаные брюки и куртка для него, просторное голубое платье с серебристыми кружевами на рукавах — для нее. Ярег посмотрел на нее, и лицо его слегка смягчилось.

— Ты поможешь мне отобрать людей, которые поедут со мной. Тебе будет от этого легче?

— Нет. — Но так как на большие уступки Ярет не соглашался, Эйран решила воспользоваться его разрешением. Волшебницы всю ночь вели поиск с помощью своей магии, пытаясь узнать, что на самом деле произошло на дороге между городом Эс и Местом Мудрости, прежде чем посылать отряд спасателей. Они не выедут, пока хоть что-нибудь не станет известно, а к тому времени Ярет, возможно, изменит свое решение.

Эйран пошла за ним по коридорам, освещенным множеством шаров, которые давали ровный устойчивый свет.

Шла она беззвучно: теперь на ногах у нее матерчатые туфли, которые носят в здании все волшебницы. Ей уже начало казаться, что Ярет заблудился, когда им навстречу показался мужчина.

— Ага, — сказал он. — Ты, должно быть, Ярет, сокольничий. Меня зовут Гирван. Хранительница приказала мне быть твоим проводником на случай, если нам придется отправляться в Ализон. Я много раз ходил туда и обратно.

Эйран с любопытством посмотрела на мужчину. У него светло-зеленые глаза, в которых необычно отражается свет, светлые волосы, почти бесцветные. Синий мундир стражника кажется на нем неуместным, он контрастирует с зелеными глазами. Человек заметил ее взгляд.

— А ты, должно быть.., нм.., жена этого парня. Мать маленькой девочки. — Он рассмеялся. — Да, госпожа. Я урожденный ализонец. Поэтому я и могу незаметно ходить туда и назад.

— Меня зовут Ярет. Мою жену зовут Эйран, — сказал Ярет. — Я сказал ей, что она поможет отобрать людей, которые пойдут со мной.

— Да? — без особого интереса спросил Гирван. — Ну, я уже собрал несколько хороших людей. Можете выбирать. Идите за мной. — Он провел их мимо часового в зал, где завтракала группа стражников. — Вы поели? Нет? Ранал, передай нашим гостям еды.

Человек, которого назвали Раналом, быстро встал из-за стола и набрал из котла две чашки похлебки. На столе стояло несколько пустых чашек, которые свидетельствовали, что здесь завтракали и другие.

— Добавь немного, — сказал один из стражников, протягивая чашку. Это был худой невысокий человек, из числа тех, кто временами проявляет удивительный аппетит.

— Тебе нужно больше есть, Кернон, — добродушно заметил Ранал, — чтобы ты дорос до остальных.

Тем не менее, он выполнил просьбу. Кернон с аппетитом набросился на добавку, но Эйран отодвинула свою чашку. Ее вдруг затошнило. Должно быть, сказывается нервное напряжение, подумала она. Эта похлебка… У нее всегда было обостренное обоняние. Ярет, занятый своими мыслями, тоже не стал есть.

— Вы добровольцы? — спросил он. Мужчины закивали. — Я хочу взять с собой немного, чтобы не бросаться в глаза, но одновременно группа должна быть достаточно сильная. Всего нас будет восемь человек.

Один из стражников встал из-за стола.

— В таком случае я тебе понадоблюсь, — сказал он. — Меня зовут Велдин. — Он по привычке протянул руку, сжав ладонь в кулак. Глядя на лицо и цвет кожи этого человека, Эйран поняла, что это сокольничий, несмотря на его мундир стражника. — Я был среди тех, кто привез детей в город Эс.

Ярет кивнул.

— Да, — сказал он. И осмотрел остальных стражников. — Сулкары не нужны. Вы слишком бросаетесь в глаза. — Два рослых светловолосых стражника пожали плечами. — И Древний народ тоже. Мы будем играть роль безработных наемников. Будем говорить, что распри и схватки в Эсткарпе нам надоели…

— Не говоря уже о том, что там распоряжаются женщины, — добавил Велдин.

Ярет взглянул на него и кивнул.

— По этим причинам мы ищем работу в Ализоне.

— Неплохой план, — сказал один из сулкаров. — Тебе нужны люди, которые не выделяются в толпе. Хирл подойдет. И Ранал.

— Да, — согласился стройный темноволосый воин. — И Лорик.

— Не пропустите меня, — сказал Кернон, отрываясь от похлебки. — Я могу перегнать человека вдвое больше меня, и я хороший боец.

Остальные стражники рассмеялись.

— Это правда! — воскликнул один из них, хлопнув Кернона по плечу. Это был человек с красивым лицом и светло-каштановыми волосами. Он добродушно посмотрел на Ярета. — Но ему это постоянно приходится доказывать.

— Получается семеро, включая меня, — сказал Ярет. — А мне нужно восемь. Как ты?

Стражник, к которому он обращался, встал и поклонился.

— Даннис из Горма, к твоим услугам, — сказал он. — Когда выступаем?

— Как только сможем, — ответил Ярет. Он повернулся к Эйран. — У тебя есть возражения против моего выбора? Может, ты предпочла бы кого-нибудь другого.

— Нет, — ответила Эйран.

— Тогда иди к хранительнице и спроси, что она узнала, потому что нам нужно побыстрее выступать.

— С радостью. — Эйран вышла из-за стола. До нее донеслась новая волна запаха похлебки. Она выбежала из столовой, не желая задерживаться в этом запахе. Наверно, решила она, повара в казарме стражников плохо обучены, если у них получается такая тошнотворная похлебка.

Глава 10

Час спустя она вошла в кабинет хранительницы.

Эйран снова заблудилась, но еще одна волшебница в сером показала ей дорогу.

— Есть новости? — спросила Эйран.

— Немного, и не очень хорошие, — ответила хранительница. — Одна из наших сестер мертва. Но мы считаем, что дети живы.

Эйран ощутила слабость, у нее закружилась голова.

Она надеялась, что не упадет в обморок.

— Садись, — сказала хранительница, указывая на стул поблизости. — Ты очень бледна.

— Просто испытала облегчение, вот и все. Боялась, что моя дочь погибла. И другие дети, — торопливо добавила она.

— И другие дети. Может, для них было бы лучше умереть. По тому немногому, что мы узнали, захватчики увели детей на север. К Ализону.

— К Али… — У Эйнар перехватило горло. — Но зачем?

— Кто знает? Но если с этим связаны Псы, ничего хорошего ждать не приходится, в этом можно быть уверенным.

Эйран соскользнула со стула и встала на колени.

Она прижала руки к груди.

— О, госпожа, помоги мне!

— Что на этот раз?

— Ярет не берет меня с собой за нашей дочерью. Но я не могу вернуться в Благден одна и ждать там! Мой муж и моя дочь в опасности! А что, если ее убьют?

Если убьют и Ярета?

— А если ты пойдешь с ним, и убьют и его, и твою дочь, и тебя? — неожиданно мягко спросила хранительница.

— Тогда я буду с ним до конца, — ответила Эйран.

Она упрямо задрала подбородок. — И с моей дочерью.

Прошу тебя, госпожа. Помоги убедить его взять меня с собой.

Хранительница села в свое кресло.

— В этом нет необходимости, — сказала она.

— Как это, госпожа?

— Несколько минут назад мне сказали, что один из людей, отобранных твоим мужем, заболел. Что-то съел…

Эйран неожиданно вспомнила неприятный запах похлебки. Еда не подгорела, и воображение ее не обмануло. Должно быть, зерно в ней испорченное. Она вдруг очень обрадовалась, что они с Яретом к ней не притронулись.

— Мне жаль, что это человек заболел, — сказала она, — но я не понимаю. Какое это имеет отношение ко мне?

— Твой муж очень упрям. Но теперь у нас появилась возможность… — сказала хранительница.

Неожиданно Эйран поняла, о чем та говорить. Она удивленно замигала.

— Изменение внешности?

— Это очень легко. Кернон небольшого роста.

— О, да, пожалуйста! — воскликнула Эйран. — Я сделаю все…

— Верни нам детей. Этого достаточно.

— Клянусь жизнью!

— Идем со мной. — Волшебница отвела Эйран к выложенной в полу звезде и взяла несколько ярких синих камней. — Стань в центр, — приказала она.

Она протянула руку к жаровне поблизости, и в ней неожиданно вспыхнуло пламя. Вокруг Эйран начал собираться красноватый туман. Испытывая легкое головокружение, она подумала, распространяется ли он на всю комнату или заключен в пентаграмме. Теперь она уже едва различала фигуру хранительницы. Сквозь туман донеслись звуки пения, но пели словно где-то далеко. Ее снова охватило головокружение, и, не желая того, она вдохнула красноватый туман. Песня вошла в нее, слилась с ней, превратилась в ее кости и плоть. Испытывая необычное тревожное тепло, она закрыла глаза. Не хотела смотреть на происходящее. Смутно подумала, что если посмотрит, увидит, как тело ее растворяется, утекает с туманом, чтобы принять новую форму, стать жилистой мускулистой фигурой, такого же роста, как она сама…

Песня кончилась.

— Открой глаза, — сказала хранительница.

Эйран послушалась. Туман посерел и у нее на глазах растворился, исчез. Она взглянула на себя и не смогла сдержать разочарованного восклицания.

— О! Не получилось!

— Разве? — спросила хранительница. Она взяла прямоугольную пластинку полированного серебра с соседнего столика и протянула Эйран. — Скажи, что ты в ней видишь.

Эйран снова посмотрела, на этот раз удивленно.

— Как.., да ведь это лицо Кернона! — Она посмотрела на свою руку, тонкую, с хрупкими костями, потом на ее отражение в металле. И увидела совсем другое — загорелую руку, с тяжелой костью, ладонь мозолистая от часов упражнений с мечом и игольным ружьем. Рука явно мужская. — Вероятно, это рука Кернона. Но как… — Она снова посмотрела на себя, посмотрела на лицо мужчины, которого видела сегодня утром во время завтрака с испорченной похлебкой. Только глаза оставались ее собственными.

— Ты не можешь видеть волшебство, потому что находишься в нем, — объяснила хранительница. — Но другие могут. А ты можешь видеть только его отражение в зеркале или в неподвижной воде.

— А надолго его хватит? — недоверчиво спросила Эйнар.

— Сколько потребуется. Но берегись, чтобы муж не узнал твою тайну. Он может преодолеть иллюзию, потому что лучше других знает тебя. Если это произойдет… — Хранительница пожала плечами. — Ну, будем надеяться, что к этому времени вы зайдете так далеко, что он не решится посылать тебя назад одну.

— Спасибо, госпожа, спасибо!

— У нас больше нет времени. Иди переоденься, прихвати оружие Кернона. Через час вы выезжаете.

— Но разве Ярет не удивится, что я с ним не попрощалась?

Хранительница улыбнулась ледяной улыбкой.

— Нет, если будет считать, что ты уже уехала.

Эйран медленно кивнула.

— Да, у меня нелегкий характер. И мы с ним поссорились. — Она решилась. — Да. Позже между нами из-за этого могут возникнуть трудности, но сейчас сработает. — Она поклонилась волшебнице, как мужчина, и заторопилась выполнять ее указания.

Глава 11

Через час восемь человек, все в плащах и кольчугах, с полными седельными сумками, выехали из города Эс.

Через поллиги они свернули с главной дороги на меньшую, которая идет на северо-запад в направлении Места Мудрости.

Эйран постаралась держаться в тылу отряда. Все ехали на крепких быстрых торгианцах, как у Ярета и Велдина, хотя волшебницы перед выездом изменили наружность остальных лошадей. Было бы подозрительно, если бы у всех всадников были такие отличные кони.

Теперь Эйран ехала как будто на низкорослой чалой лошади. Но Рангин и торгианец второго сокольничего оставались неизмененными: любовь сокольничьих к торгианцам была хорошо известна, и если бы они показались на худших лошадях, это вызвало бы ненужные вопросы и замечания. У обоих сокольничьих на седлах сидели соколы. Эйрин опасалась не только того, что Ярет узнает ее глаза на лице Кернона, хотя видел того совсем недолго. Рангин и даже Смельчак могут узнать ее, несмотря на иллюзию, и потому она благоразумно держалась подальше от них.

Она чувствовала, как тайно сердится Ярет, видела это в движениях его плеч, в плотно стиснутых зубах. И знала, что он в ярости от того, что она с ним даже не попрощалась.

Но этому помочь невозможно. Достаточно того, что она с ним и что лишь несколько человек знают, что в отряде, выступившем на поиски детей, едет женщина.

Глава 12

Мышь думала, что никогда не видела ничего величественней этих серо-зеленых стен и башен города Эс и большого замка, который они защищали. Хотя она пообещала себе, что не будет вести себя, как мышка, по которой получила имя, только что из деревни и зеленая, как трава, она не могла удержаться от того, чтобы не смотреть по сторонам, когда путники с песней въехали в город. Ей стало немного легче, когда она увидела, что остальные девочки ведут себя так же. Шепелявая даже посматривала вверх, как будто с неба могут появиться новые чудеса. Она увидела, что Мышь смотрит на нее, и обе девочки зажали руками рот, чтобы не расхохотаться, иначе остальные тоже захихикают, и песня будет испорчена.

Люди останавливались и смотрели на них, а они ехали по главной улице прямо к воротам замка, а оттуда к большим конюшням, где их лошадей и пони увели.

Ринфар отдал энергичное приветствие, и Пчела с благодарностью отпустила его. Он и его люди ушли в другом направлении, хотя из замка не выходили.

— Куда они пошли? — спросила Пламя.

— В казармы. Там они живут, когда находятся в замке. — Пчела улыбнулась своим подопечным. — Идемте, дети, нам пора внутрь. Не задерживайтесь.

— Так быстро? — спросила Звезда. Она казалась удивленной. — Мы сегодня же начнем учиться?

— Ты забыла. Это место, где живет хранительница.

— Но как мы войдем, Пчела? — в отчаянии спросила Сверчок. — Дверей нет!

Пчела рассмеялась.

— Это простой трюк, он способен одурачить только несведущих. Я вам покажу. Вы здесь надолго не останетесь, только на одну ночь. Другая женщина отвезет вас в Место Мудрости… — Девочки хором закричали «Нет!», прервав ее и она решительно заставила их замолчать. — Мое задание выполнено, я привела вас сюда. Я работаю здесь, в Совете, с хранительницей. Она хочет поговорить с каждой из вас. Пойдемте переоденемся, чтобы вы лучше выглядели.

Пчела показала детям, как преодолеть иллюзию и увидеть вход. Потом провела своих подопечных через двойные двери в высокий гулкий коридор, который окончился в большой спальне, выкрашенной в белую краску и украшенной лентой с нарисованными красными и синими цветами. Лента проходила высоко, там, где стены встречаются с потолком. В спальне было шесть кроватей с тумбочками возле каждой, и на каждой тумбочке ждал кувшин с теплой водой. А рядом кусок мыла. Но Мышь почти не обратила внимания на спальню и ее обстановку, ей хотелось побыстрее смыть дорожную пыль с рук и лица. К ее удивлению и радости, на кроватях лежали шесть серых платьев, точно таких же, как у Пчелы, но меньших размеров. А на полу, под кроватями, шесть пар серых матерчатых туфель, чтобы сменить тяжелую дорожную обувь. Были и новые сандалии.

Дети, пища от радости, бросились осматривать новую одежду.

— Нам, правда, можно это надеть? — спросила Пламя. Она уже сбросила обувь и надевала новые туфли.

— Конечно, — ответила Пчела. — Но сначала умойтесь.

Девочки немедленно разделись и принялись с энтузиазмом плескать воду на пол и на стены. Пчела по очереди осмотрела каждую и следила, чтобы немного воды попадало и на самих девочек. Что касается мыла, то оно как будто оказалось бесполезным. Наконец Пчела сдалась, послала за новым запасом воды и опять осмотрела каждую девочку, убедилась, что они умылись — с мылом — и даже уши вымыли.

— Дети! — укоризненно сказала она, в притворном гневе глядя на Шепелявую, которая вымылась последней. Девочки ерзали и хихикали, гордые своими новыми платьями, которые им очень шли. — Вы никогда не научитесь вести себя. Надеюсь, что с хранительницей вы будете вести себя приличней.

— Нет! — сказала Сверчок. — Я хочу есть!

— Я тоже! — подхватили остальные.

Мышь принюхивалась к незнакомому запаху мыла — зеленого, как трава, и не похожего на мыло, которое делает мама. То пахнет цветами. Но это мыло тоже очень хорошее. Неожиданно она поняла, что умирает с голоду.

— Нельзя ли нам немного поесть перед встречей с хранительницей? — спросила она.

— Да, конечно. Мы в последний раз поедим вместе, — сказала Пчела. — Но я постараюсь заглянуть к вам утром перед завтраком. А теперь постройтесь. Я хочу посмотреть на вас.

Когда наружность девочек удовлетворила Пчелу, волшебница отвела их в другую комнату. Ее открытые окна выходили во внутренний двор, туда же вела дверь. На длинном столе было накрыто шесть мест — деревянные тарелки, ложки, чашки. Мышь вздохнула.

— В чем дело, Мышь? — спросила Пчела.

— О, ничего.

— Нет, скажи, чего не хватает?

— Просто все как дома.

— Ты ожидала увидеть что-нибудь получше дерева?

Серебро. Или по крайней мере олово.

Мышь с улыбкой кивнула.

— Я всегда ставила на стол цветы, когда они были.

— Ну, что ж, — ответила Пчела, — волшебницы не очень заботятся об уюте. Ты должна будешь это понять.

Но цветы мы можем поставить.

За дверью рос куст роз, и несколько бутонов только-только начали распускаться. Пчела принесла цветы, нашла для них сосуд с водой и поставила на середину стола, рядом с тем местом, где сидела Мышь.

— Так лучше? — спросила она.

— О, да, спасибо, Пчела, — ответила Мышь. И, удовлетворенная, принялась есть ячменный суп. Время от времени она притрагивалась к розам. Они такие красивые и так замечательно пахнут.

Позже им разрешили выйти во двор, потому что хранительница была занята и не могла сразу их принять.

Девочки весело играли на солнце. Но на этот раз не бурная игра в прятки, как на дороге, когда они были перевозбуждены и должны были выпустить эту энергию, чтобы не взорваться. Сейчас они в городе Эс, в самом его сердце — в замке Эс, и их охватило ощущение редкого спокойствия и мира. Сверчок нашла веревочку и учила Шепелявую делать кошачью колыбель; Мышь и Птицапосмеивались, глядя, как Шепелявая делает ошибку за ошибкой, стараясь следовать указаниям Сверчка.

— Никогда не видела такой плохой кошачьей колыбели, — довольно сказала Птица. — Гораздо хуже моей.

— Вовше и нет, — отозвалась Шепелявая. Ее пальцы неожиданно замелькали в солнечных лучах, и веревочка образовала прекрасную колыбель, гораздо лучше, чем показывала Сверчок. — Вот видишь?

Мышь посмотрела на свои новые серые туфли, с удовольствием пошевелила пальцами ног. Таких туфель у нее никогда не было. Она знала, что, выходя за пределы замка Эс, будет надевать поверх туфель сандалии.

Позже, когда наступит лето, ей разрешат снять туфли и надевать сандалии на босу ногу, так, как она делала всю жизнь. Она решила, что это лучшая идея насчет обуви и ног. У нее всегда так мерзнут ноги зимой, а теперь им совсем не холодно.

Звезда бродила по двору, разглядывая все, но ничего не трогая. Пламя просто сидела посредине сада, задумавшись, и остальные дети ее не тревожили.

Глава 13

В полдень девочки выстроились и пошли на встречу с хранительницей. Все они сразу чего-то застеснялись. Пчеле пришлось самой решать, кто пойдет первым, кто вторым, потому что сами дети сделать это были не в состоянии. Мышь оказалась четвертой, она сидела на скамье за дверью хранительницы рядом с остальными, неожиданно притихшими девочками. Никто не выходил после разговора, чтобы рассказать им, как он прошел: наверно, в кабинете был другой выход. Мышь подумала; правильно, что Звезда, самая спокойная из всех, пойдет последней. Она лучше остальных переносит ожидание.

Прежде, чем она успела успокоиться, пришла ее очередь заходить. Мышь с трудом глотнула. Она посмотрела на ручку двери. Она бронзовая, в форме какого-то невероятного зверя. Мыши показалось, что глаза зверя блеснули, он оскалил зубы. И она едва не выпустила ручку.

В этот момент ей больше всего хотелось убежать и спрятаться, спрятаться куда угодно, чтобы не видеть этих страшных зверей на дверных ручках, не носить серое платье, не уезжать в эту непонятную школу от мамы и папы, не встречаться с незнакомой старухой, которая, наверно, страшнее зверя на ручке и вдвое уродливей. Но мгновение восстания тут же прошло. Мышь решительно и крепко взялась за голову зверя, и тот сразу перестал извиваться. С колотящимся сердцем, с пересохшим ртом, не в силах глотнуть, она повернула ручку, раскрыла дверь и вошла.

К своему удивлению, она увидела очень приятную комнату. Небольшую и уютную, со шпалерами на стенах и с огнем в очаге. Ее ждала еще одна женщина в сером, очень похожая на других, вовсе не старая и уродливая, хотя у нее и страшная дверная ручка. Через небольшую дверь в противоположной стене вошла еще одна женщина с подносом. Поставив поднос, она вышла в ту же дверь.

— Добро пожаловать, дитя мое, — сказала хранительница. — Я как раз собиралась выпить чаю. Тебе приходилось пить чай?

— О, да, госпожа, спасибо, — вежливо ответила Мышь. — Мама всегда заваривала чай и позволяла мне немного выпить, когда я хорошо себя вела.

Рот женщины дрогнул.

— Тогда ты должна знать, как его заваривают. Сделаешь для меня? И поскольку Пчела сказала мне, что ты хорошая девочка, можешь налить и себе чашку.

Мышь гордо села перед женщиной и принялась отмерять приятно пахнущие листья из кувшинчика. Сосредоточенно нахмурившись, прикусив язык, она налила нужное количество горячей воды и оставила чай завариваться. Осторожно проверила через определенное время. Чай вышел превосходный. И когда протянула чашку хранительнице, Мышь неожиданно поняла, что нисколько не боится. Глупо было бояться. Эта женщина такая же хорошая, как Пчела, и вообще беспокоиться не нужно.

Она почувствовала себя как дома, и скоро они с хранительницей болтали, как старые подруги, обо всем, о чем хотела поговорить Мышь.

— У тебя красивое ожерелье, — сказала Мышь, глядя на синевато-серый камень, свисающий с шеи хранительницы на серебряной цепи. Она посмотрела на свое новое серое платье, подумала, что ей очень хочется самой иметь такое ожерелье. Приятно будет надеть его на шею. — У Пчелы такое же.

— Это не просто украшение, — сказала хранительница. — В нем часть нашей тайны. У каждой волшебницы свой камень, он принадлежит только ей. И помогает нам делать удивительные вещи. Вот посмотри.

С этими словами она положила свой камень на ладонь. К удивлению Мыши, он засветился. У нее на глазах свечение становилось все ярче, пока не подавило все остальное освещение комнаты, вызвав странные тени, которые замелькали по лицу хранительницы.

Мышь сидела с открытым ртом. Кожа у нее зудела, словно по ней ползают сотни насекомых. Пораженная, она поняла, что это действие Силы, о которой рассказывала Пчела в пути. Сила буквально заполнила комнату, но сильнее всего она чувствовалась между камнем и хранительницей. Черные волосы женщины были забраны серебряной сеточкой. Теперь эта сеточка упала. Волосы распустились и принялись шевелиться и приподниматься. Сила становилась все напряженней, и волосы хранительницы теперь стояли прямо, как будто сама женщина находится на вершине горы лицом к холодному ветру. Мышь забыла испугаться, так она была захвачена. К тому же хранительница смотрела на нее с легкой улыбкой, так что девочка, даже если бы испугалась, ни за что этого не показала бы.

Но вот женщина посмотрела на камень и слегка подула на него. Уровень Силы сразу начал понижаться, и Мышь обнаружила, что снова может видеть и слышать. Необычный беззвучный шум стихал, гул в ушах тоже, так что теперь Мышь слышала удары своего сердца. Она шевельнулась, обнаружив, что все это время просидела неподвижно, не способная пошевелиться, пока продолжалось чудо.

— О, спасибо! — выдохнула Мышь. — Это чудесно!

Мне бы тоже хотелось иметь серебряное ожерелье с таким камнем. Я бы все время так делала.

Женщина улыбнулась. По непонятной причине она неожиданно показалась Мыши усталой.

— Боюсь, что не стала бы. Но я рада, что ты этого хочешь. А хочешь коснуться камня?

— О! — прошептала Мышь. — А можно? Правда?

— Да, конечно.

Мышь неуверенно протянула руку и коснулась пальцем молочно-серого камня. Он неожиданно снова вспыхнул, и Мышь отдернула руку, словно обожгла ее. Она сунула палец в рот, но палец оказался невредим. Камень оставался холодным. Наверно, это была последняя искра того, что показала женщина, и теперь свечение совсем погасло.

Женщина снисходительно засмеялась.

— У тебя будет собственный камень, когда ты вырастешь и усвоишь все наши уроки. Но тебе нужно будет хорошо учиться и слушаться учителей, чтобы вырасти высокой и правильной…

Неожиданно голос женщины напомнил Мыши маму.

— Наверно, ты скажешь еще, что я обязательно должна есть овощи, — озорно сказала она.

Женщина громко рассмеялась.

— Да, ты должна будешь есть овощи, — сказала она.

И пощекотала Мышь за ухом. — И когда вырастешь, получишь собственный камень. Ты будешь волшебницей, как все мы, и проживешь много-много лет.

Глава 14

На следующее утро Мышь и остальные девочки познакомились с Листом, женщиной, которая отвезет их в Место Мудрости. Пчела и Лист позавтракали с детьми.

— Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне, — сказала Пчела. Тон ее голоса сказал девочкам, что женщина шутит, делая вид, что недовольна ими. — Совершенно невозможные дети, никакого представления о приличиях, несмотря на все мои усилия.

Лист улыбнулась. У углов ее глаз появились морщинки, и Мышь поняла, что женщина очень добра.

— О, не думаю, чтобы у нас были неприятности. Как, дамы?

— Конечно, нет, Лист! — едва ли не хором ответили девочки.

— Я уверена, мы будем очень хорошо вести себя с тобой, Лист, — добавила Сверчок. Остальные рассмеялись.

— Понимаешь, что я имею в виду? — спросила Пчела. — Они все полны озорства.

— Полны жизни, а это то, что нам сейчас нужно, — ответила Лист. — Ну, дамы, пора заканчивать завтрак. Нам нужно отправляться.

— Мы поедем на наших пони? — спросила Пламя.

— С нами опять поедут стражники? — подхватила Птица.

— Да — на оба вопроса, — ответила Лист, — хотя сейчас, в центре Эсткарпа, так много стражников нам не нужно. Двоих вполне достаточно.

— А мы наденем старое платье? — Это Звезда, самая практичная.

— О, нет! — воскликнула Сверчок. — Пожалуйста, разрешите нам надеть новые. Мы будем очень-очень хорошо вести себя, не запачкаемся, не залезем в грязь.

Лист поджала губы, задумавшись.

— Наверно, можно, — сказала она, наконец. — Вы должны вести себя как волшебницы.

— Тогда дела Шепелявой безнадежны! — сказала Сверчок, подтолкнув девочку локтем и хихикая. — Никогда не слышала о волшебнице, которая не умеет правильно говорить!

— Это потому, что ты не вше жнаешь, — ответила Шепелявая, в свою очередь подталкивая ее. Лист тут же прервала ссору.

— Я слышала о шепелявящих волшебницах, и о волшебницах, которые плохо слышат и даже не видят физическим зрением, — сказала она. И посмотрела на Пчелу. — Я начинаю понимать, что ты имела в виду.

— Ну, оставляю их тебе, — ответила Пчела. — У меня много других дел.

— Да. Хранительница очень довольна. Она хочет организовать новый Сбор, как только эти девочки будут устроены. Если нам повезет, ты недолго будешь отдыхать.

Женщины взялись за руки и поцеловали друг друга в щеку. Мышь смотрела на них широко раскрытыми глазами. Когда Лист снова повернулась к подопечным, девочка торопливо сунула ложку в рот.

— Когда закончите, — сказала женщина, — мы поедем.

Дети весело выскребли чашки и составили их горкой, чтобы унесли слуги. Потом выстроились, чтобы Лист их осмотрела.

— Вам потребуются плащи, — сказала она. — По утрам еще холодно. Почему бы вам не пойти и не посмотреть на кроватях?

Девочки с писком устремились в спальню. Мышь обнаружила, что, пока они завтракали, кто-то положил на каждую кровать теплый серый плащ. Старый ее плащ исчез. Но Мышь даже не заметила этого, все равно он уже стал ей короток. В радости от новой прекрасной одежды она забыла, что старый плащ ей сшила мама.

Радостно поднесла она плащ к лицу, наслаждаясь запахом ненадеванной одежды. И плащ длинный, какие носят взрослые женщины! Почти задевает за землю. Из-под него видны только кончики ее новых серых туфель.

Из чего он соткан? Это не шерсть, хотя плащ очень теплый. Текстура у него такая, какой она всегда относила к шелку. И он весит, как перышко.

Мышь быстро надела плащ. Остальные девочки тоже, Все обули новые сандалии. Теперь они готовы к отъезду. Одетые в серое с ног до головы, они выглядели послушными, как выводок перепелок, когда вслед за Листом вышли во двор, где их ждали пони. Поблизости стояли два стражника, ни один из них не был с ними в путешествии. Ждали оседланные лошади. Один из стражников привел третью лошадь — для Листа и очень вежливо помог ей сесть в седло.

— Прекрасное утро, госпожа, — сказал он.

— Действительно, прекрасное, — ответила она, — и такой прекрасный груз! — И она гордо посмотрела на детей.

Мышь прямо и неподвижно сидела на своем пони, сложив руки на узде, как сидит на Рангине папа. Она подумала, разрешат ли ей сохранить пони в этом Месте Мудрости или Лист и два стражника уведут пони назад, чтобы можно было привезти в город Эс других девочек, которые станут волшебницами. Она очень надеялась, что пони останется у нее: привыкла в пути к этому толстому пятнистому животному. Но она помнила один из уроков Пчелы: волшебницы не думают о материальном, о вещах этого мира. Им нужно только волшебство, они заботятся только друг о друге и о своих камнях.

Глава 15

Мышь почти поверила, что весь Эсткарп серовато-зеленый, что там, где она такой цвет видит, и есть Эсткарп.

Но постепенно тона местности начали меняться, по мере продвижения на северо-запад серовато-зеленое смешивалось с желтовато-коричневым. Мышь решила, что они приближаются к морю и его песчаным берегам.

Дорога повернула. Впереди показался остров серо-зеленых скал, выступающих из желто-коричневой почвы, основание горной местности; те, кто построил дорогу, не стали прокладывать ее в скалах, а свернули. Местность выглядела дикой и нежилой, из людей сюда заглядывают только охотники. Мышь гадала, что бы сказал о таком месте папа. Ему нравится охотиться, он любит горы, даже такие небольшие.

Они въехали в ущелье у самого подножья хребта.

По обе стороны теперь пошли утесы. И когда караван достиг середины ущелья, послышался скрежет когтей о камни. Мышь ахнула: из укрытия выскочила свора белых собак, понеслась на дорогу и окружила всадников. Воздух заполнился свирепым воем и лаем. Собаки хватали лошадей и пони за ноги, прыгали им на горло. Лошади ржали и отскакивали; пытаясь спастись, они едва не сбросили всадников. За собаками из укрытия в скалах показались вооруженные люди. Откуда-то прозвучал охотничий рог, чей-то голос торопил нападающих.

Лист пыталась справиться со своей лошадью. Животное встало на дыбы и в страхе грозило сбросить ее на землю. Два стражника усидели. Они поскакали вперед, разбрасывая собак и доставая оружие. Откуда-то сверху послышались два негромких щелчка, второй сразу за первым. Один из стражников крикнул и упал вперед, зацепившись за седло. У него из груди торчала короткая стрела. Почти в то же мгновение что-то прожужжало рядом с Мышью, так близко, что девочка замигала и вскрикнула.

— Лучше цельтесь! — крикнул один из нападающих.

Девочки жались друг к другу и в ужасе кричали, их пони бесцельно переминались. Эти пони не предназначены для боя и не знали, что делать, как реагировать. Лист быстро справилась с лошадью.

— Назад, девочки! — закричала она. Схватила меч убитого стражника и проехала вперед, ко второму воину. На того с обеих сторон нападали и вот-вот могли сбросить с седла. Лист бросила на нападающих свою лошадь и разбросала их. Взлетел и опустился ее меч, и один из нападающих упал.

Девочки били пони по бокам, стегали их, но не могли заставить убежать. Мышь уловила какое-то движение вверху. Она посмотрела туда. На скале стоял мужчина и с видом командира смотрел на сражение внизу.

Чтобы лучше целиться из самострела, он снял свой шлем с высоким гребнем. Мышь смотрела не в силах пошевельнуться или закричать, и в ее памяти запечатлелись черты внешности этого человека.

Он в сине-зеленом камзоле, с кружевами от шеи до пояса, и поверх широкий пояс. На правой стороне груди какой-то белый герб. Облегающие брюки того же цвета, что и камзол, высокие сапоги с заостренными голенищами. На поясе висит оружие и несколько сумок. Светлые волосы этого человека развеваются на ветру. Хладнокровно, словно в тире, он прицелился и нажал курок.

Прозвучал третий щелчок, и упал оставшийся стражник. Тощие белые собаки рычали, лаяли, выли, прыгали на волшебницу, словно хотели стащить ее в грязь. Несколько собак выбрались из схватки и устремились к детям.

Так же неожиданно, как началось, все закончилось. Прежде, чем собаки смогли причинить ущерб, светловолосые солдаты схватили их и оттащили.

Легко уклоняясь от меча, они стащили Лист с лошади. Другие хватали за узду пони, не терпя ни малейшего сопротивления испуганных животных. Детей сняли с седел и поставили в стороне. Несколько воинов охраняли их, готовые схватить, если кто-то попытается убежать.

— Отлично сделано! — крикнул сверху предводитель. Перепрыгивая с камня на камень, он начал спускаться. Мышь надеялась, что он упадет и сломает себе шею. Но он ни разу даже не поскользнулся.

— Убей нас, и ты никогда не достигнешь границы Ализона, — свирепо сказала Лист. Она все еще вырывалась из рук воинов, и один из них сильно ударил ее по лицу. Кровь хлынула у нее из губы.

Предводитель спустился и высокомерно подошел к женщине.

— Ты права, мы не можем задерживаться, чтобы насладиться гостеприимством Эсткарпа. Но о своих подопечных не беспокойся. Мы их не убьем. У нас насчет них есть приказ. А вот ты… Ну, несколько минут мы можем потратить, верно, ребята? — Он с улыбкой оглянулся, и ему ответило множество улыбок.

Лист, казалось, старается не столько освободиться, сколько дотянуться до своего камня. Предводитель несколько мгновений смотрел на нее. Потом неторопливо подошел, схватил камень и резко дернул. Цепь порвалась.

Лист закричала, из пореза на шее у нее потекла кровь.

— Никаких шуточек, ведьма, — сказал предводитель. — Мы все о них знаем. — Он повернулся и бросил камень, забросил его высоко, в то место, где ждала засада.

Потом кивнул своим людям. — Надо поторопиться. Она могла успеть отправить сообщение. Но нужно постараться, чтобы другого она уже не могла отправить. Никогда.

Воины потащили Лист в сторону от дороги, где уже были вбиты в землю столбы. Они швырнули женщину на землю и привязали к столбам руки и ноги, так что она не могла пошевелиться. Она кричала и пыталась укусить их, поэтому они, сорвав с нее платье, оторвали часть его и засунули ей в рот.

— Лист! — закричала Сверчок. В крике ее звучало отчаяние.

— Мы следующие? — со страхом спросила Пламя.

— Нет, — ответила Звезда. — У них для нас другие планы.

— Не могу смотреть, — сказала Птица. — Меня сейчас вырвет.

Сверчок цеплялась за Мышь; одной рукой она к тому же ухватилась за Птицу. Девочки прижались друг к другу и заплакали. Но ничего не могло уберечь их от звуков с того места у дороги. Мужчины смеялись и отпускали грубые шутки. Стонала Лист, она пыталась кричать, несмотря на кляп.

Подошли собаки, сели и с любопытством смотрели на детей. Мыши показалось, что она никогда не видела таких отвратительных животных, как эти бледнокожие, тощие псы с узкими змеиными головами. Птица вся дрожала. Но вот она наклонилась вперед, и ее вырвало.

Мышь пыталась подавить тошноту, она нашла в себе силы помочь Птице.

Но вот звуки вокруг Листа прекратились, и Мышь посмотрела туда, надеясь, что теперь мужчины ее освободят. Но увидела, что один из них стоит над нею с поднятым мечом. Лист выплюнула кляп изо рта. Она встретилась взглядом с Мышью. Что-то протянулось в воздухе между ними, и Мышь отшатнулась, словно ее ударили.

— Он твой, Мышь! Используй его…

Меч опустился. Лист вздрогнула и затихла.

Мышь смотрела и смотрела, от потрясения она потеряла способность двигаться и говорить. Почти не заметила, как ее подняли и подвесили за кем-то к седлу. Она почти потеряла сознание и хотела только одного: где-нибудь спрятаться и постараться забыть это ужасное зрелище. Но эти последние мгновения перед смертью Листа снова и снова вставали перед нею, они видны были отчетливей, чем окружающая реальность. Словно у нее на обратной стороне век отпечаталась эта сцена, как гобелен, и она видела ее, когда закрывала глаза, чтобы не видеть светловолосых мужчин и их тощих собак. Так прошел этот ужасный день, потом другой, потом еще один.

Мышь знала, что сейчас день только потому, что лежала на чьей-то лошади, ехала, ехала, ехала в неизвестность. Знала, что ночь, когда ее бросали на землю, и она жалась к другим девочкам, в слезах и ужасе. Мышь утратила счет дням и ночам и не знала, сколько их прошло, когда окончательно пришла в себя и увидела, что остальные девочки в таком же состоянии, что и она, хотя только они со Звездой смотрели в ту сторону, когда убили Лист.

— Это на самом деле случилось? — дрожащим голосом спросила она у Звезды.

— Да, — ответила девочка. — Действительно. Ты пришла в себя? Мы боялись, что потеряем тебя.

— Она позвала меня по имени.

— Знаю. Я слышала.

— Мне кажется, я теперь никогда не буду прежней.

Но мне лучше.

— Никто из нас не будет прежним. — Голос Звезды звучал серьезно. Они придвинулась ближе к Шепелявой, которая сидела с остекленевшими глазами, сунув палец в рот.

Впервые Мышь почувствовала в себе силы позвать маму, заставить ее услышать, как она всегда это делала.

Мама никогда не понимала, почему всегда знает, когда Мышь в ней нуждается, а сама Мышь ей никогда не объясняла. Но что-то говорило ей, что она может звать и звать, но напрасно. Мама слишком далеко.

— Я хочу домой, — сказала Птица. Лицо у нее было грязное, слезы промыли в грязи полоски.

— Мы все хотим домой, — сказала Пламя.

— Но не можем. — Сверчок рукавом вытерла нос.

— Пока не можем, — сказала Мышь. Сверчок и Птица посмотрели на нее. — Пока не можем, — упрямо повторила она. Папа и мама придут и найдут ее, она знала — знала это. Найдут ее и ее подруг и отвезут домой.

И тут с болью она поняла, что не знает, о каком доме думает: домашнем доме, с мамой и папой, или доме с волшебницами Эсткарпа, в котором ее место.

Глава 16

Даже тем, кто не умеет читать следы, вроде Эйран, ясна была трагедия, разыгравшаяся в ущелье. Лорик и Даннис торопливо отвязали тело волшебницы. Псы просто бросили его здесь. Когда насилие им надоело, они убили женщину. Лорик снял плащ и прикрыл изуродованный труп, пока его не похоронят. Ранал и Хирл с мрачными лицами собрали тела своих товарищей и сложили всех мертвых в одно место. Эйран заставила себя помогать им.

Я в облике Кернона, напоминала она себе, поэтому и должна быть Керноном. Я не должна плакать, меня не должно тошнить, я не должна икать.

Ярет и Велдин послали соколов в небо, чтобы те караулили на случай, если враг еще близко и нападет на небольшой отряд спасителей. Потом сокольничьи обошли местность, внимательно изучая подробности засады и последующей битвы.

— Их было человек двадцать, — сказал Велдин. — И столько же собак.

Хирл резко выдохнул через нос.

— Они не хотели рисковать. Слишком большое преимущество.

— Тела волшебницы и стражников они оставила. — заметил Лорик. — Но тел детей нет.

— Детей они украли, — ответил Гирван. Он, нахмурившись, смотрел вперед.

— Да. Судя по следам, лошади возвращались более тяжело нагруженные. — Велдин проследил за взглядом Гарвина и тоже нахмурился. Но это было скорее выражение сосредоточенной задумчивости, чем гнева и стремления отомстить.

Хирл покачал головой.

— Если бы мы только пришли вовремя. Думаю, мы немного сравняли бы шансы. Спасли бы товарищей.

Может, и женщина не пострадала бы.

— А может, сами бы погибли, — возразил Даннис. — Двадцать Псов с их адскими собаками против нас восьмерых — десятерых, если бы наши товарищи уцелели после засады. Даже такое соотношение мне не нравится.

Велдин вернулся после осмотра места засады. Что-то висело у него на руке.

— Теперь мы знаем, почему волшебница не прислала более подробное сообщение, — сказал он. — Они сорвали это прежде, чем она смогла воспользоваться. — Он смотрел на подвеску в своей руке. — Можно похоронить вместе с телом. Говорят, эти штуки бесполезны после смерти владелицы.

— Нет, — сказала Эйран прежде, чем успела подумать и остановиться. — Я хочу сказать, — нервно добавила она, — что женщина сопротивлялась. Не хочется видеть, как пропадают все следы ее жизни.

— Сувенир? — спросил Велдин. Он швырнул камень Эйран, и та поймала его в воздухе. — Возьми. Серебро чего-то стоит. Но мне оно не нужно.

Эйран осторожно уложила камень в карман. Может, это только воображение, игра света, но ей показалось, что она заметила в глубине камня слабую искру. Возможно, возможно… Она сама не понимала, что ее притягивает к этому камню. Но какая-то сила, может, быть маскировка — она ведь сейчас в мужском обличье — заставила ее так действовать, и она не решилась ослушаться. Она отошла в сторону, делая вид, что занимается костром, который и так прекрасно горел. Ярет вернулся в лагерь и теперь с легким удивлением смотрел на нее, как будто гадал, зачем ей понадобился безжизненный камень волшебницы.

Потом он повернулся к телам, ждавшим погребения: двум сильным мужчинам, погибшим в расцвете лет, и третьему телу, стройному и милосердно прикрытому плащом Лорика.

— Я не очень люблю эсткарпских ведьм, — сказал Ярет. — Больше того, у меня есть основания не любить их. Но я не допустил бы, чтобы с ними творили такое.

— Я тоже, — согласился Велдин. — Последние годы мне приходилось трудно — подчиняться приказам женщин. Но какими бы они ни были, нужно стараться сделать, что возможно. — Он с любопытством взглянул на Ярета. — Ты тот самый, что женился на женщине? Каково это — всегда быть рядом с одной из них, всегда отзываться на ее призыв? Всегда спать в ее постели?

Ярет лишь пожал плечами и ничего не ответил.

— Надо прилично похоронить их и начать выслеживать Псов, — сказал он. — Нам придется держаться подальше от них, чтобы не учуяли их собаки, пока не сможем их одолеть. Если не будем осторожны, они убьют детей, не станут их тащить с собой.

Уголки рта Велдина опустились.

— Я почти понимаю заботу о собственном ребенке, даже если это девочка. Но почему ты заботишься об остальных?

— Потому что обещал.

— Обещание! Данное женщине!

Заговорил Ранал.

— Хорошо, что волшебницы тебя не слышат. Во всяком случае, мы на это надеемся. — В ответ на лице Велдина появилось легкое выражение опасения. — В замке Эс ты пел совсем по-иному, сокольничий.

— Мы таковы, каковы есть, — ответил Велдин, пожимая плечами. Это не было извинением. Он оглянулся на Ярета. — Только некоторые из нас меняются и становятся другими.

— Займемся работой, — сказал Ярет. — Чем быстрее закончим здесь, тем быстрее начнем поиски.

Глава 17

Они отнесли тела подальше от места засады и похоронили в предгорьях небольшого хребта, стоявшего на открытой серо-зеленой равнине между ними и городом Эс. Потом соорудили пирамиду из камней — как знак и как защиту от стервятников, которых может привлечь запах. Тела не должны быть осквернены.

Потом двинулись на север, все на север, следуя древним путем. Когда-то это была большая дорога, ухоженная и расчищенная, символ более счастливых отношений между севером и югом. Чем дальше они продвигались, тем дорога становилась хуже, пока не превратилась во что-то вроде тропы. В нынешние опасные времена ею пользовались только немногие торговцы, которые решались переправить свои товары через границу, и смелые фермеры, которые цеплялись за свои участки у Ализонского хребта. И, конечно, шпионы — и ализонские, и эсткарпские. Обе страны разделяют болота Тор, эти болота ненавидят и боятся и в Ализоне, и в Эсткарпе.

Отправиться в болота Top — все равно, что расстаться с жизнью. Те, кто уходил туда, не возвращались, и ходили самые темные слухи об их судьбе. По мере продвижения на север менялась и зелено-серая местность центрального Эсткарпа, почва становилась темнее, местность менее приветливая. Отряд все ближе подходил к жителям болот Тор, к трясинам и топям этого страшного места.

Наверно, в далекие годы какой-то народ жил на севере и построил эту дорогу. Но теперь северными землями правят ализонские бароны, хвастают лошадьми, которые происходят от торгианцев, и своими худыми собаками; их используют на охоте и на войне.

Все воины, даже Велдин, были недовольны необходимостью сохранять дистанцию и не нападать на врага открыто и как можно быстрее. Преследователи по негласному уговору не спорили о том, зачем похитили девочек-волшебниц и что случилось с ними сейчас. Из всех трудностей необычного путешествие это оказалось для Эйран самым трудным.

В первую ночь она по привычке едва не принялась помогать Ярету разбивать лагерь и с трудом удержалась. В первые несколько дней их знакомства, когда она была буквально его пленницей, она отказывалась помогать ему. Но потом между ними установился осторожный мир, и они обнаружили, что могут очень хорошо работать вместе, словно слышат и понимают друг друга без слов. Потом они путешествовали в поисках дома для них обоих после катастрофического опыта в Барьерных горах. Она учила его отыскивать съедобные корни и дикие овощи. Раньше он удовлетворялся только мясом, которое мог добывать сам или с помощью своего сокола, Смельчака. И она научила его готовить в лагере.

В свою очередь, он научил ее ставить ловушки на кроликов, показывал, каких грызунов можно есть, а каких лучше не трогать. Вместе они жили очень хорошо, врозь скучали, каждому не хватало присутствия другого.

Идя по четкому следу, который оставили ализонцы, восемь всадников отыскали первый ночной лагерь Псов на их пути на север. Сокольничьи внимательно осмотрели его в поисках информации. Но могли только сказать, что дети были еще живы в этом лагере и что спали они вместе, прижимаясь друг к другу, словно в поисках утешения. Не сговариваясь, преследователи решили оставить это несчастное место и самим переночевать где-нибудь по соседству.

Сокольничьи послали Смельчака и Острого Когтя в небо — присматривать за возможными врагами и искать добычу. Велдин ушел из лагеря на охоту, Ярет искал съедобные растения и корни. К удивлению Эйран, он оказался очень хорош в этом домашнем занятии. Велдин, уходя, бросил на него жесткий подозрительный взгляд, но ничего не сказал.

Вместе с остальными Эйран готовила лагерь к ночи.

Они стреножили лошадей, накормили и протерли их, дали им воды. Потом убрали все камни, чтобы они не мешали спать. К тому времени, как были закончены все эти работы, вернулся Велдин с парой кроликов, а соколы сбили по птице. Даннис взял все это и начал готовить. Тени удлинились, вторая половина дня переходила в вечер.

— Я правильно помню, Гирван? Ты сказал, что родом из Ализона? — спросил Ярет. Он сидел, гладил Смельчака и скармливал ему кусочки, пока Даннис мешал в котле. Велдин сидел против него и кормил своего Острого Когтя.

— Я был ализонцем, — ответил Гирван. Голос его звучал чуть резковато. Наверно, этого не было бы, если бы восьмерка не преследовала отряд ализонцев. Гирван возился с пряжкой. — Теперь я эсткарпец. Я за Эсткарп.

— Но ты родился в Ализоне и знаешь Ализон, иначе хранительница не рекомендовала бы тебя в качестве проводника. Пока ждем еды, расскажи нам, что ты знаешь об этой стране, так как мы с каждым шагом к ней приближаемся.

Гирван кивнул.

— Ты прав, Ярет. Судя по положению вещей, Псы, — это слово он выплюнул, — увозят детей прямо в Ализон и нас вместе с ними. Прости мне мою несдержанность.

Трудно думать, что, возможно, там были мои родичи. В том, что мы увидели. Хорошо. Я расскажу, что знаю. Только помните, что я уже четыре месяца не был в Ализоне. За это время кое-что могло измениться. И я, возможно, повторю то, что вы уже знаете. Но все равно расскажу, чтобы мы лучше знали, что нам предстоит.

Остальные молча сели поближе, а Гирван начал свой рассказ.

Глава 18

То, что Ализон ненавидит Эсткарп и все с ним связанное, известно настолько хорошо, что Гирван даже не стал об этом упоминать. В течение многих лет ализонцы под предводительством барона Фацеллиана вели против Эсткарпа войну на истощение; они ограничивались набегами и захватом отдельных жителей Эсткарпа, которые решались слишком близко подойти к границе.

Мужчин сразу убивали, а с женщинами — особенно с волшебницами, которые пытались разведать положение в Ализоне — обращались так же жестоко, как с той несчастной, что везла детей в Место Мудрости.

Но теперь, когда у него появились новые основания для ненависти, Ализон впал в лихорадку и винил Эсткарп в неудаче своего вторжения в Верхний Холлек.

Вот как при этом рассуждали ализонцы. Во-первых, Эсткарп не допустил вторжения Ализона на свою территорию: волшебницы перекрыли Ализонский проход магическими и военными средствами. Во-вторых, Верхний Холлек за морем, связанный с Эсткарпом общей философией и наклонностями, рано или поздно пришел бы Эсткарпу на помощь, а жители долин известны как смелые и опытные воины. Следовательно, с точки зрения ализонцев, было разумно попытаться удержать Верхний Холлек в стороне от конфликта, в то же время пытаясь взломать бутылочное горлышко прохода, которое одно удерживает от одновременного нападения на Эскарп Карстена и Ализона. В случае такого нападения враги просто раздавили бы Эсткарп, как орех.

Колдеры, в этом единственном случае вставшие на сторону части населения мира, стали союзниками Ализона. Они вносили свой вклад своими ужасными военными машинами, способными снести стены любой крепости с легкостью, которая деморализовала противника, а Ализон, со своей стороны, давал людские ресурсы. И вот, вооруженные таким образом, ализонцы вторглись в Верхний Холлек.

Но Саймон Трегарт из Эсткарпа вместе со своей женой волшебницей Джелит — их память в Ализоне, где поколениями сохраняют вражду между родами, проклята — эти двое вмешались и испортили превосходный план. Вдвоем они отыскали крепость колдеров и уничтожили врата, через которые колдеры проникли в мир, а тем временем их союзники сулкары очистили само гнездо колдеров. Если бы не это несчастье, колдеры продолжали бы поддерживать своих союзников ализонцев, и их машины действовали бы в Верхнем Холлеке. Но без припасов машины вышли из строя, и Ализон потерпел поражение. Разрозненные кланы Верхнего Холлека неожиданно объединились, и захватчики из Ализона проигрывали одно сражение за другим. Потом сулкары, приободренные своей победой над колдерами и подбадриваемые Эсткарпом, приплыли на помощь Верхнему Холлеку. И так стиснули между собой и воинами Верхнего Холлека силы ализонцев, что те потерпели полное поражение и были сброшены в море.

Проигрыш войны привел к свержению барона Фацеллиана. Малландору, его преемнику, потребовалось совсем немного, чтобы убедить страну, что во всех прошлых, настоящих и будущих несчастьях Ализона виноват только Эсткарп.

Пока Гирван рассказывал все это, Даннис тихо раздал еду, и все ели и слушали, почти не замечая вкуса.

— Но при чем тут дети? — спросил Лорик. — Какое они к этому имеют отношение?

Эйран, сидевшая в самом дальнем конце, немного наклонилась вперед, забыв тарелку с едой. Она слушала очень внимательно, зная, что Ярет старается не думать о том, почему захватили детей, его больше занимает, как их освободить.

Гирван поднес тарелку ко рту и отхлебнул соуса.

— Что ж, — сказал он, вытирая рот рукавом, — когда я в последний раз был в Ализоне, кое-что слышал. Не хотел об этом говорить без доказательств, если вы меня понимаете.

— Думаю, мы должны знать все, что ты услышал, доказанное или нет, чтобы соответственно строить планы, — сказал Ярет. — Позже разберемся, что правда, а что нет.

Остальные кивнули. Гирван, уступая, поднял руку.

— Хорошо. Слухи таковы. Малландор усадил за работу своих ученых, чтобы найти способ снова открыть врата в мир колдеров.

Слушатели протестующе воскликнули. Велдин отшатнулся, а Острый Коготь с криком взвился в воздух.

— Снова выпустить этих демонов! — воскликнул сокольничий. — Молись, чтобы это осталось слухом, Гирван! Я с ними сражался. И знаю, на что они способны.

Эйран дрожала всем телом, пытаясь справиться с собой.

После слов Гирвана ее охватили страшные предчувствия.

Как и остальные, она знала колдеров: это само воплощение зла в мире. Если остались еще живые колдеры… Вот причина, по которой похитили детей! Хоть она всей душой протестовала против того, что Ярет называл детей «ведьмиными детенышами», она понимала, что они — источник Силы, хотя не подготовлены к пользованию своими дарами. Наверно, их Сила нужна ученым Ализона как последняя ступень в их подготовке к открытию ужасных врат!

Ужас стиснул ей горло. Если такое использование не убьет детей, их все равно убьют в тот момент, когда откроются врата и дети станут не нужны. О, только бы не заикать! Мы еще недалеко от города Эс, и Ярет отправит меня назад, а я не могу остаться, не сейчас, когда моей Дженис грозит страшная опасность!

Что-то коснулось ее сознания, и она подпрыгнула и с трудом глотнула.

Дженис!

Как будто девочка в нескольких шагах и зовет ее.

Дженис?

Но ответа не было, и это щекочущее ощущение на краю сознания больше не повторилось. Эйран заставила себя успокоиться, стала вспоминать и задумалась. В своем доме в Благдене она часто испытывала такое же ощущение и всегда обнаруживала, что Дженяс в ней нуждается. Может, это знак того, что Дженис владеет Силой, что она обладает даром волшебницы?

Если так, то этот короткий контакт означает, что Дженис еще жива. Конечно, если сознание ее не обманывает.

Может ли она ответить? Может ли как-то узнать, реален ли этот слабый контакт. Или просто тревога за ребенка и воображение подводят ее. Нахмурившись, она постаралась сосредоточиться и вернуть это легкое прикосновение. Но не знала, как это сделать. Паника грозила затопить ее.

Дженис!

Усилием воли она остановила икоту, которая все время грозила вырваться наружу. Мрачно приказала себе остановиться, перестать думать и чувствовать, окутать себя таким же непроницаемым покровом эмоций, как маскировка, данная ей хранительницей. Я не должна быть раскрыта, думала она. Не должна. Желудок ее восстал, и она отодвинула тарелку.

— Не ешь, Кернон? — Это Ранал. Он вопросительно смотрел на нее. — Это что-то новенькое.

Эйран вспомнила, что человек, которого она изображает, славится своим легендарным аппетитом. Этот аппетит вызывал в замке много добродушных шуток. Она заставила себя пожать плечами.

— Новости о вратах колдеров лишили меня желания есть, — сказала она.

— При мысли о колдерах всякий потеряет аппетит, — согласился Ранал. Он мрачно смотрел на свою почти опустевшую тарелку.

— Во всяком случае, — продолжала Эйран, — мне кажется, я что-то неладное съел за завтраком. Хочу дать желудку немного отдохнуть.

Глава 19

Как женщина, в облике мужчины живущая среди мужчин, Эйрат старалась держаться обособленно. По-видимому, Кернон предпочитал одиночество: после того, как ее спросили об отсутствии аппетита, все оставили ее в покое, как она того и хотела.

Она выполняла свою долю работ и была рада что по обычаю каждый сам заботился о своей лошади. Рангин давно к ней привязался, может быть, потому, что она часто приносила ему кусочки ячменного сахара. И она не знала, настолько ли изменило волшебство ее внешность, чтобы обмануть и глаза животного, но не хотела рисковать. Вдруг Рангин начнет подталкивать ее носом, как всегда делал, выпрашивая сладости.

По той" же причине она сторонилась и Смельчака.

Сокол, который никогда не проявлял открыто привязанности, в то же время не относился к ней с той враждебностью, с какой соколы относятся к несокольничим. Остальные воины тоже держались подальше от свирепых птиц с черно-белым оперением, и поэтому поведение Эйран не вызывало подозрений. Странно, но в определенных пределах Ярет и Велдин могли общаться с соколами друг друга. Но чужак шел на серьезный риск, если бы захотел к ним приблизиться.

Единственная женщина — вообще единственный человек, которого по-настоящему любил Смельчак, была Дженис. С того времени, как научилась ходить, она обращалась с соколом с уважением и заботой, и Смельчак отвечал ей тем, что можно назвать любовью, если такое чувство доступно птицам сокольничьих. Смельчак позволял девочке брать себя на руки и в редких случаях даже клал ей голову на руку. Эйран и Ярет обычно шутили, что Дженис — «домашний человек» их птицы.

Может быть, это тоже воображение, но Эйран казалось, что к Смельчаку вернулась юношеская энергия, которой в последнее время ему так не хватало. Наверно, он понимал, что они идут спасать его любимую Дженис.

Но это глупо, говорила себе Эйран. Смельчак, конечно, исключительное существо, но он всего лишь птица, и сознание у него ограниченное птичье.

Вероятно, в личном смысле самым трудным в пути оказалось выдерживать то, как относится к Ярету Велдин.

Очевидно, он считал «слабостью» Ярета то, что тот жил с одной женщиной и продолжал с ней жить. Это выводило из себя второго сокольничего.

— Послушай, — часто говорил он. — Покажи нам, как разжигать костер, приготовлять пищу, расстилать постель. Твоя.., гм.., жена должна была научить тебя хорошо это делать. Тебе одиноко? Удивительно, как ты не прихватил с собой твою.., гм.., жену.

Ярет обычно только смотрел на него своими янтарно-карими глазами, ни слова не говоря ни в свою защиту, ни в защиту Эйран. И ничего не делал. На время Велдин отставал и выражал только молчаливое презрение, но при любой возможности снова начинал свои тирады. Остальные научились не подходить к сокольничим, когда Велдин так себя вел.

Ярет все еще на меня сердится, иначе он давно бы ответил, жалобно думала Эйран. Он оскорблен, что я не пришла попрощаться с ним. И я не могу его винить. У него гордое сердце, и я опозорила его. Неужели недостаточно того, что он отказался от традиций сокольничьих и взял ее в жены? Неужели и она должна казаться трусихой, которая сбежала, не сумела встать рядом с ним, когда он поехал спасать их ребенка?

Она осторожно поглядывала на луну. Но ее женское время не наступало. Эйрин обрадовалась, но и встревожилась. Наверно, тревога и объясняет его отсутствие. Она знала, какое действие могут оказать на месячные сильные чувства. А может, это результат того изменения внешности, которое она претерпела. Женщине в мужском облике было бы трудно это объяснить, мягко говоря, и хранительница, наверно, это предвидела и позаботилась о ней.

Их продвижение на север еще больше замедлилось.

Когда прошло понятное стремление убраться подальше от места засады и Псы убедились, что их не преследуют, они двинулись медленнее. Теперь они передвигались не как банда разбойников, уходящих от погони, а как группа путников, возвращающихся домой неторопливо, хотя и достаточно проворно. Ярет и Велдин по-прежнему через равные интервалы времени посылали соколов в небо, и дважды приходилось уходить в сторону и укрываться, когда Псы посылали разведчиков назад на несколько лиг.

— Нужно отдать им должное, они не дураки, — говорил Гирван. — В Ализонском проходе придется быть особенно осторожными. Там стоят волшебные преграды и не знаю еще что, и многие способны повернуть путников в сторону болот.

Эйран кивала вместе с остальными, хотя в таких делах у нее нет опыта. Но даже в Карстене и в Благдене она слышала об ужасных болотах Тор и о том, что люди оттуда не возвращаются.

— Но ты проходил через проход много раз, — возразил Ярет. — Должна существовать тропа. Разве ты не знаешь безопасных мест?

— Нет. Тропа постоянно перемещается, иногда совершенно меняет направление. Пройдет день, неделя, месяц — невозможно сказать. Я ведь говорил, что не был здесь четыре месяца. За это время преграды могли десять раз переместиться. Но можно быть уверенным, что Псы прошли сразу после последней перемены и назад пойдут тем же путем. Мы пройдем по их следу, вот и все, и тогда нас ни одна ловушка не поймает.

— А почему бы не пройти кратчайшим путем через Ализонский хребет? — спросил Ярет. Он разглядывал линию гор на горизонте. К востоку поднимались высокие утесы, образуя барьер на границе с болотом, холодные и пурпурные. Их вершины тут и там скрывались в густых облаках.Рядом с этими разрывающими небо горами Ализонский хребет вообще не казался преградой.

— Действительно легко — даже для обычного человека, не сокольничего, — поддержал Велдин. Голос его звучал хвастливо. — Ты, вероятно, слишком молод, чтобы помнить, но Гнездо было расположено так высоко, что эти «горы» в сравнении с ними кажутся холмиками. Но должен предупредить тебя, что и в них есть опасности. Не зря Псы избрали более долгую дорогу в обход. В последнее время ты, наверно, был слишком ., гм… занят, чтобы слышать об этом.

Ярет бесстрастно посмотрел на второго сокольничего, потом молча отвернулся.

Торопливо заговорил Ранал, заполняя опасную паузу:

— А можно определить, когда подходишь опасно близко к этим волшебным ловушкам?

— Нет, пока не окажешься захваченным одной из них. Густой туман, в котором можно задохнуться, иллюзорные армии, звери с клыками в твою руку — о, волшебницы много интересного приготовили здесь для неосторожных путников. Хуже всего, когда перед тобой показывается скала, и тебе приходится свернуть, а единственная возможность свернуть приводит в болота. Сама земля ведет тебя туда. Если только ты не знаешь каждый камень, как собственного брата, и сумеешь отличить ложный от настоящего, будешь блуждать и никогда не поймешь разницы. — Гирван покачал головой. — Сам я никогда не могу сказать, какой камень настоящий, а какой нет, даже когда у меня под ногами твердая почва.

Но это неважно. Важно то, что ловушки не позволяют Ализону пройти и ударить Эсткарпу во фланг.

— Не позволяли до последнего времени, — поправил Ранал. — Что ж, если нас ждут с одной стороны горы, с другой — болота, а посредине волшебство, я предпочту волшебство. Оно не так опасно, в конечном счете.

— Не забывай о Псах, — сказал Даннис, — Они нас ждут, если мы переживем эту часть пути.

— Я ничего не забываю. Сейчас они уже считают, что ушли спокойно. Даже не оглядываются.

Эйран не могла сдержаться.

— Конечно, — голос ее чуть дрогнул, — конечно, дети-волшебницы могут почувствовать, когда приближаются к чему-то волшебному. — Она осмотрелась:

Хирл и Ранал смотрели на нее. — Я хочу сказать, что они именно поэтому нужны Псам. Что в них врожденное волшебство.

— Пожалуй, это имеет смысл, — сказал Даннис. Даже на его жизнерадостный характер подействовала опасная перспектива, ожидавшая и всадников, и детей, которых те собрались освобождать. — Псы, как мы знаем, не дураки.

— Да, — согласился Гирван. — Но Псы не для того схватили детей, чтобы те вывели их назад в Ализон. Не сомневайтесь, у них гораздо более темные цели.

Эйран не нужно было напоминать об этом. Дженис, подумала она. Если бы я только могла с тобой связаться, сознание к сознанию. Если бы только ты снова связалась со мной. И Ярет. Если бы мы могли утешиться в объятиях друг друга.

Она посмотрела на Ярета. Сокольничий смотрел на север, и мышцы на его подбородке сжимались, как всегда, когда он молча и сильно на что-то сердится. Эйран думала, на кого он сердится больше: на волшебниц — он называет их ведьмами, на Псов или на нее.

Глава 20

Мышь давно перестала плакать. У нее просто не осталось больше слез. У остальных девочек тоже. Однажды из глубины своего отчаяния она позвала маму. Но мама в Благдене, она по-прежнему гадает, куда делась Мышь, и не знает, что с ней стало. Призыв о помощи больше не повторялся.

День за днем девочки-волшебницы ехали перед светловолосыми воинами, которые бросали для этого жребий. Это Псы Ализона, солдаты вражеской страны на севере. Мышь чувствовала ненависть своих ежедневных охранников, когда ехала на их лошади. Она чувствовала себя менее значительной, чем мешок с зерном: зерно можно есть, а их самих надо кормить, и хоть кормили их плохо, все равно они сокращают запасы продовольствия. И она все время думала, почему эти люди тратят столько сил ради нескольких маленьких девочек.

Даже если бы им каким-то чудом удалось бежать, пешком они далеко бы не ушли. Лошади северян для них слишком велики, они с ними не справятся. И, вообще, они отзываются только на приказы своих хозяев. А девочки все время хотят есть, они так голодны. И постепенно слабеют. Предоставленные сами себе, они и дня не выдержат.

Теперь, когда разбойники не опасались преследования, они двигались медленней, сберегая силы лошадей. Тем не менее Эсгир, их предводитель, время от времени посылал назад разведчиков, чтобы убедиться, что никто за ними не идет. Каждый раз разведчики возвращались с докладом, что никого и ничего подозрительного не видели. И каждый раз настроение Мыши все ухудшалось, надежды на освобождение таяли, и ей все труднее становилось сохранять бодрость и оптимизм. Но, несмотря на все свои беды, дети обладали упругостью молодости.

Они преодолели шок от смерти Листа и от похищения, все, даже Мышь, хотя по молчаливому соглашению никогда об этом не говорили. Может быть, всякое проявление сопротивления вызовет гнев похитителя, обрушит и на их шеи его меч? По ночам они тихо жались друг к другу, и если разговаривали, то только шепотом.

Иногда, когда позволяли обстоятельства, они собирали съедобные корни и ели их перед сном. И если удавалось найти немного свежей пищи, которая скрашивала сухой рацион ализонцев, девочки спали лучше.

Но им везло редко. По ночам, когда ничего не удавалось найти, они еще теснее жались друг к другу.

— Куда мы идем? — У Шепелявой глаза блестели, она умоляюще посмотрела на Звезду; как будто, если задавать этот вопрос часто, Звезда найдет ответ.

В первый раз та ответила.

— На север. Мы идем на север.

— Откуда ты знаешь? — прошептала Сверчок.

Как и другие девочки, Звезда осунулась и обычно бывала мрачной, ей тоже приходилось трудно. Сейчас ее выражение слегка смягчилось.

— Вспомните мое волшебное имя, — сказала она. — Я знаю звезды. И могу по ним сказать, что мы все время движемся на север. Иногда слегка отклоняемся. Но потом обязательно возвращаемся к прежнему направлению. Поэтому я и уверена.

— Я думала, тебе дали такое имя, потому что ты умная. — Мышь торопливо прикрыла рот руками, она испугалась, что заговорила слишком громко.

— Я тоже, — прошептала Птица. — Ты самая умная, кроме моих мамы и папы. И хранительницы, — рассудительно добавила она.

— Спасибо, — ответила Звезда. — Но какая польза от того, что мы знаем, в каком направлении идем? Мы все равно ничего не можем сделать.

Пламя коснулась руки Звезды.

— Я уверена, когда наступит время, мы что-нибудь придумаем, — сказала она со своей характерной твердостью.

— Может быть.

Звезда легла, закуталась в тонкое одеяло и закрыла глаза. Неожиданно Мышь услышала мысли Звезды.

Такое с ней случилось впервые. Раньше она слышала только маму. А сейчас она словно проникла к Звезде в голову и слилась с ее мыслями. Девочки слишком надеются на ее советы и предводительство, а она чувствует себя такой маленькой и одинокой, не способной им помочь. Мышь легла рядом со Звездой, прижалась к ней и накрыла их обеих своим одеялом. Дети очень быстро поняли, что такая близость дает дополнительное тепло, а ночи все еще холодные.

— Я помогу, Звезда, — очень тихо сказала Мышь. — Мы все поможем. Не волнуйся. Ты не будешь одна.

Звезда только вздохнула. Может, уже засыпала. Рядом остальные девочки тоже укладывались парами, как Мышь и Звезда, пытаясь получше укрыться неподходящими для такой погоды одеялами. Птица и Пламя уже уснули, но Шепелявая и Сверчок толкались и жаловались на камень, который впился в бок сначала одной, потом другой. Наконец Сверчок села, поискала вокруг, нашла этот камень и бросила его в сторону, но не в направлении светловолосых стражников.

— Вот, — с отвращением сказала она. — Младенец.

Хорошо, что мы за тобой присматриваем.

Шепелявая ничего не ответила, но Мыши показалось, что она всхлипнула. Шепелявая больше всех ее беспокоила, и Мышь знала, что остальные четыре девочки считают так же.

Ну почему они оказались во власти этих страшных светловолосых солдат, а не в безопасном Месте Мудрости, где они должны учиться волшебству? Почему Мышь невнимательно слушала Пчелу, когда та говорила о волшебстве по дороге в город Эс?

Звезда сказала, что они идут на север. Мышь с замирающим сердцем подумала, что там страна, в которой еще больше светловолосых, что они приближаются к их родине — Ализону. Она надеялась, что туда еще неблизко, потребуется много дней. Все, что угодно, лишь бы затянуть время, пока она не узнает, зачем она и ее сестры нужны незнакомцам и что с ними намерены сделать.

Глава 21

Приблизившись к основаниям гор, преграждавших путь, отряд еще больше замедлил скорость продвижения. Красновато-коричневая почва сменилась красно-рыжей, цвета засохшей крови. В почву как будто столетиями закапывали гнилую растительность или что-то еще похуже, хотя ни один сельскохозяйственный инструмент этой почвы не касался. Растительность снова стала серо-зеленой, хотя выглядела болезненной и совсем не походила на ту, что окружает город Эс.

Нечистая, думала Мышь. Вся эта земля какая-то нечистая, больная. Мне здесь не нравится.

Кто-то далеко завыл, и тощие белые собаки подняли морды и завыли в ответ. Солдаты торопливо посадили их на поводки, а собаки прыгали, натягивали поводки, старались убежать и преследовать зверя, звавшего их.

В воздухе запахло влагой, хотя Мышь инстинктивно почувствовала, что это запах не моря, а чего-то гораздо более страшного. Пахло так же, как выглядела местность, — скверно и нечисто. Несколько дней подряд по утрам они ехали в тумане, который потом неохотно рассеивался, как будто обладал собственным разумом и не приветствовал пришельцев. Туман окутывал края холмов и катился по земле, как беззвучные серые волны. Он клубился у ног лошадей, и путники продвигались еще медленней. Лошади словно шли по стоячей воде, ощупью находя путь в этой безрадостной местности. Постепенно туман поднялся до колен лошадей, потом до боков, пока не закрыл всю лошадь толстым серым одеялом.

И хотя дорога выглядела здесь гораздо лучше — казалось, ею пользуются чаще, чем в лигах отсюда, — ализонцы пустили лошадей шагом. Несколько Псов спешились и пошли впереди, разглядывая землю. Они как будто что-то искали. В полдень путники остановились, чтобы отдохнуть и быстро и невесело перекусить.

— Где мы сейчас, Звезда? — спросила Птица. Она дрожала: день холодный, а кусок черствого хлеба с твердым сыром не давал тепла.

Звезда погрызла свой хлеб и половину завернула в плащ. Этому они все научились: тепло тела иногда размягчает черствую корку, и тогда ее легче есть.

— Я думаю, мы возле болот Top, — сказала она, продолжая жевать. Стерла плесень и откусила сыра.

— О, — отозвалась Шепелявая негромким безжизненным голосом. — Это плохое мешто.

— Скорее опасное, — ответила Звезда. — Когда я ездила с родителями в фургоне, мы его всегда избегали.

Предпочитали иметь дело с фермерами в предгорьях, когда забирались так далеко на север.

Мышь проглотила кусочек хлеба с сыром. Вкус как у пепла. С болью вспомнила она мамин сыр. Какой у него вкус! Она может никогда больше не увидеть маму, никогда не есть хорошей пищи… Нет. Нельзя так думать. Хотя еда невкусная, голод она смягчает, так что надо есть. Нужно оставаться сильной, если она хочет выжить. Ее кусок хлеба не такой черствый, как у остальных, и она решительно приказала себе есть, не думать о вкусе, пока все не съела. И в своей поглощенности едой даже не заметила, что к ним направляется Эсгир. Увидела, только когда он в сопровождении нескольких своих солдат оказался буквально среди девочек.

— Мне нужна помощь ведьмы, — резко сказал он. — Вот эта. Возьмите ее.

Сверчок отшатнулась от указующего пальца Эсгира и от солдата, который направился к ней, выполняя приказ начальника. Недоеденный хлеб с сыром упал на землю, девочку схватили за руки и потащили за Эсгиром, который пошел назад, туда, откуда пришел.

— Что они ш ней жделают? — со страхом спросила Шепелявая. Глаза ее на маленьком осунувшемся лице казались неестественно огромными и блестели непролитыми слезами.

— Ничего, — ответила Пламя. Она подобрала с земли хлеб и сыр, брошенные Сверчком, и стерла с них грязь. — Мы ничего не можем сделать, — пояснила она.

Шепелявая начала всхлипывать.

— О, перестань! — раздраженно сказала Птица. — Если бы они хотели ее убить, сделали бы это давно. И нас всех тоже.

Звезда кивнула.

— Она права. В любом случае нужно оставаться спокойными.

Подошли ализонцы и заставили девочек встать.

— Мы выступаем, — сказал один из них.

Дети торопливо спрятали остатки еды в карманы плащей, давно научившись сразу выполнять приказы.

Пламя спрятала еду Сверчка в другой карман: отдаст ей потом. Как обычно, за каждой девочкой во время движения присматривал солдат, и им приказывали никуда не отходить.

Мышь никак не могла забыть о еде в кармане плаща Пламени. Я ничего не запасла, думала она. Ее плащ кажется потрепанным. Мой тоже. Когда кончится эта пытка?

Впереди, в тумане, послышался детский крик. Девочки, как одна, остановились, сердце билось у них в горле.

Но солдаты подтолкнули их. Пошли дальше сквозь густой туман, видя только спину идущего впереди.

— Поверни немного налево, — сказал стражник Птице Они вели девочек вслед за теми солдатами, которые окружали Эсгира и Сверчка. — Смотри внимательно и ступай только на следы того, кто перед тобой. — Солдат оглянулся и улыбнулся в тумане. — Надейся, что ведьменыш отыщет все эти колдовские ловушки. Барон Эсгир сказал, что, если останется доволен, вам сегодня вечером дадут супа. Если же у нее не получится… — он картинно провел пальцем по горлу, и Мышь вздрогнула, — он вас всех прикончит.

Дрожа так сильно, что едва могла идти, Мышь старалась ставить ногу точно в след солдата, идущего перед ней. Напрасно пыталась она развести туман. Все равно что раздвигаешь перья в воздухе. Туман тут же заполнял расчищенное место. Девочка боялась посмотреть по сторонам, боялась увидеть, что ждет ее там.

Она чувствовала, как на краю зрения колеблются и движутся темные тени. Или это потому, что она сама движется?

Снова крик, похожий на вопль обреченного на страдания призрака, послышался спереди, из тумана, его сразу заглушил лихорадочный лай. Собаки прыгали и рвались с поводков. Маленькая девочка во главе колонны снова закричала.

Какие ужасы испытывает Сверчок, действуя живым щитом для них всех? Мышь была очень испугана, ни понимала, что ее испытания — ничто по сравнению с тем, что испытывает Сверчок. Упрямо, не зная, как это делается, Мышь попыталась поддержать Сверчка своей силой. Она надеялась, что остальные девочки делают то же самое.

Сосредоточившись на необходимости ступать в следы идущего впереди, Мышь заметила, что тропа странно петляет. И каждый раз поворот становился резче. Девочке казалось, что они идут рядом с болотом. Холодный влажный ветер заставил ее вздрогнуть и плотнее завернуться в плащ. Ветер ничуть не разгонял туман.

Неожиданный окрик спереди заставил ее поднять голову, но она ничего не увидела.

— Сюда! — сердито крикнул человек. Судя по голосу, Эсгир.

Снова закричала Сверчок, но на этот раз не в страхе и боли, а в гневе.

— Нет! — Ее высокий голос разрезал туман. — Отпусти меня! Мы должны повернуть направо!

— Там скала. Дорога ведет сюда.

— Она ведет в болото. Поворачивай, говорю тебе, или наткнешься на жителей Тора.

Стало тихо. Мышь подумала, что ализонец взвешивает слова Сверчка. Голос девочки звучал твердо, и Мышь надеялась, что это она помогла ей своей силой.

Хоть бы Эсгир не обидел Сверчка! У него такой сердитый голос.

— Хорошо, — сказал, наконец, Эсгир. — Повернем направо. Все! Смотреть внимательней! Этот ведьменыш уводит нас с дороги, так что глядите, куда ступаете!

С бесконечной осторожностью цепочка мужчин, детей и лошадей снова двинулась. Мышь улыбнулась про себя, услышав впереди приглушенные восклицания. При их приближении «скала» растворилась, и вскоре послышался топот ног и копыт по твердой дороге. Мышь поняла, что они незаметно в тумане сбились с нее. Но когда вернулись на дорогу, туман постепенно начал расходиться, и вскоре девочка уже различала впереди очертания людей, потом увидела Эсгира и Сверчка в начале колонны.

— Будь я проклят, если ты не права! — сказал Эсгир. — Еще одна проклятая волшебная хитрость. Хорошо, что девчонки могут вынюхивать трюки ведьм. Ну, ладно, возвращайся к остальным. Отсюда мы уже сами найдем дорогу. — Он заговорил громче. — Всем верхом!

Я хочу, чтобы до ночи между нами и этим проклятым местом пролегли лиги!

Солдаты торопливо выполнили приказ. Один из них подхватил Сверчка и посадил к себе на седло прежде, чем она вернулась к остальным. Пламя приглушенно вскрикнула.

— Пожалуйста, — обратилась она к ализонцу, в седле которого сидела, — разреши мне дать ей поесть. Она не успела поесть и, наверно, очень проголодалась.

— Хорошо, — ответил тот. — Она это заслужила.

Он придержал лошадь, пока не догнали остальные.

Пламя передала хлеб с сыром. Сверчок выглядела слишком усталой для еды, но тем не менее развернула сверток и принялась грызть неаппетитную корку. Постепенно серость покидала ее лицо.

Мышь увидела, что едет рядом с Шепелявой. У девочки был несчастный вид, глаза ее блестели. Мышь уже знала эти признаки и боялась их.

— В чем дело, Шепелявая? — спросила она.

— Мне.., мне так штыдно, — ответила та. И потерла руками глаза. — Когда они вжяли Шверчка, я надеялашь, что Пламя поделитшя ш нами хлебом и шыром.

Мышь молча вспоминала, что она сама при этом подумала.

— Не надо стыдиться, — сказала она. — Ты просто голодна. Мы все хотим есть.

Хотя барон Эсгир больше об этом не говорил — Мышь была уверена, что он забыл, — но этим вечером им дали горячей еды. И хотя это была почти вода, солдаты, охранявшие девочек, добавили немного мяса и ячменя и доварили, так что зерно размягчилось.

Мышь решила, что никогда в жизни ничего вкуснее не ела. Она улыбнулась солдату, который проявил к ним доброту. Почему-то у него светлые волосы и зеленые глаза не казались такими противными, как у остальных.

— Я хочу, чтобы ты знала: мне не нравится, когда голодают дети, — грубовато сказал он. — Я немного могу, но пригляжу за вами. Меня зовут Талгар.

— А меня Мышь.

Он серьезно взял ее руку и поцеловал.

— Для меня это честь, госпожа Мышь.

Она хихикнула, не смогла удержаться. Впервые в жизни ей целовали руку и называли госпожой.

— Ешьте, — сказал Талгар девочкам. — Сегодня, с полными животами, будете хорошо спать. А завтра поскачем быстрее. Мы почти дома.

«Дома», — негромко повторила Мышь. И сразу радостное настроение покинуло ее. Никогда в своей короткой жизни она не была так далеко от дома.

— Смелей, дитя. Я сказал, что присмотрю за вами, сколько можно.

Впервые со времени засады Мышь ощутила что-то вроде надежды. Наверно, и в Ализоне есть такие, как он.

Глава 22

Оставив позади тьму болот Тор, весь следующий день они ехали по холмистой продуваемой ветром равнине.

Как и сказал Талгар, скорость их резко увеличилась.

После опасностей Ализонского прохода лошадей стало трудно удерживать. Они чувствовали дом и стремились вернуться побыстрей. Собаки, спущенные с поводков, бегали взад и вперед, лаяли и сцеплялись друг с другом.

Хотя местность, в основном, была голой, изредка попадались рощицы деревьев с серыми стволами, они укрывались в затишье между холмами. Кружевная листва на вершинах, где ее доставал ветер, была разорвана в клочья, и оставались только голые ветки с несколькими листьями. Домов почти не было. По обе стороны дороги тянулись колючие изгороди, окружая отдельные поля и луга. Кто-то владел некогда этой землей и наложил на нее свой отпечаток. На лугах паслись грязно-серые овцы, а на самых больших лугах — табуны лошадей.

Талгар поменялся обязанностями с воином, который должен был присматривать за девочками, и теперь вез Мышь на своем седле.

— Все это принадлежит знатным баронам, — объяснил он. — Они владеют всем и сдают свои земли в аренду простым людям. У моего отца такая же ферма, только она по другую сторону от города Ализона.

— Я никогда такого не видела, — сказала Мышь, глядя на стену из колючих кустов. Теперь, приглядевшись внимательней, она видела, что там несколько разных растений. Плющ и ягодники, уже начинавшие цвести, терялись среди колючек. Иногда девочка замечала знакомые цветы и другие растения. И все это не росло непосредственно из земли, а казалось выходящим из рядов рыжеватых камней, скрывавшихся под растительностью.

— Изгороди? — переспросил Талгар. — Они очень древние. Когда первые ализонцы пришли в эту землю, они уже были здесь. — Он улыбнулся. — Бароны пытались их выкорчевать, но изгороди им не подчинились.

Большинство баронов их ненавидит. Они говорят, что это растительные паразиты. Но я так не думаю. — Лицо его отвердело. — Изгороди не дают баронам носиться по полям крестьян, когда им этого хочется…

Мышь молча слушала слова Талгара. Он рассказывал о знатных всадниках, которые в сопровождении свор ужасных собак во время охоты скачут по полям, уничтожая урожай. Так они обошлись и с отцом Талгара. Они смеялись, уничтожая его единственную надежду заплатить ренту одному из них. Отцу угрожало суровое наказание, если бы он не заплатил, и потому его старший сын вынужден был наняться на службу к барону Эсгиру, одному из самых влиятельных людей, командиру Псов Ализона.

— Платят хорошо, и я могу ежегодно давать отцу деньги, чтобы он платил ренту, — говорил Талгар. — До сих пор я нес службу в замке, и жизнь была не такой уж плохой. Большую часть времени. Но это, то, что нам пришлось сделать… — Он с отвращением сделал жест, который, как поняла Мышь, означает засаду и убийство. — Это очень плохо.

Она чуть повернулась, чтобы внимательней посмотреть на человека, который ее везет. Как и остальные, он в сине-зеленой форме с изображением лающей собаки на груди. На ногах сапоги с высокими голенищами.

Мышь пожалела, что раньше не нашла среди ализонцев этого почти друга. Может быть, с его помощью они сумели бы убежать и отыскать дорогу в город Эс. Хранительница хорошо приняла бы человека, который спас детей-волшебниц, нашла бы для него место у себя на службе…

Больше, чем когда-либо, Мыши не хотелось думать о конце пути. Но Талгар оказался прав, когда говорил, что они скоро будут дома — у него дома. Через несколько дней они въехали в ворота города Ализон.

Замок и окружавшие его высокие стены были сооружены из красновато-коричневого камня, который всюду проглядывал сквозь тонкий слой плодородной почвы. Это был лучший материал, какой могла дать местность. Много тысячелетий назад, во время какой-то грандиозной катастрофы, гигантская скала выступила из земли. Из-за нее изменила свое течение река Ализон, она обогнула эту скалу. И теперь образовала водяную границу высокомерного могучего замка, который с вершины скалы как бы говорил: «Здесь стою я, и ты не пройдешь».

Сам город раскинулся на равнине, он давно перерос стены замка. Но стены оставались мощной преградой.

По ним ходили вооруженные часовые, а огромные ворота из пяти слоев древесины — каждый слой укладывался поперек соседнего — выглядели прочными и новыми.

Хорошо, что дети в пути выплакали все слезы:

Мышь знала, что было бы недостойно в слезах вступать во вражеский город. Но се глаза и горло оставались сухими, когда ализонцы проезжали через ворота. Глядя вверх, девочка увидела острые зубья решетки, готовой опуститься и зажать врага между внешними и внутренними воротами, чтобы защитники могли не торопясь расправиться с нападающими. Она вздрогнула.

Они проехали по извилистым улицам города и добрались до основания круто поднимающейся рампы. Пересекли деревянный подъемный мост, проехали через центральную башню, потом еще через один мост, который проходил под навесным укреплением — барбиканом, и только оттуда — во внутренний двор замка. Сердце Мыши дрогнуло при одной мысли о солдатах, пытающихся взять эту устрашающую крепость.

Внутри барон Эсгир и его приближенные Псы спешились. Солдаты, которые везли девочек, ссадили их с седел и поставили на холодные камни двора.

— Вы свободны, — резко сказал Эсгир. — Возвращайтесь к своим обычным обязанностям.

Командир Псов быстро прошел через караульное помещение, за ним вели девочек. Мышь оглянулась через плечо, надеясь в последний раз увидеть Талгара, но тот уже исчез. Раскрасневшись от успеха и самодовольства, Эсгир направился прямо к большому многоэтажному зданию и поднялся по его наружной лестнице с привычной легкостью человека, который хорошо знаком с окружением. На верху лестницы дверь вела в помещение на уровне третьего этажа. У Мыши сложилось смутное впечатление о множестве дверей, помещений, светловолосых мужчин и нескольких бледных женщин с прямыми волосами, в длинных платьях со шлейфами. Но вот открылась последняя дверь, и они оказались в комнате, похожей на кабинет хранительницы, только гораздо богаче обставленной, с ярко раскрашенными стенами и потолком. В мягком бархатном кресле сидел светловолосый человек с короной на голове. В короне большой зеленый камень. Человек сидел, опираясь на локоть. Появление Эсгира его не удивило.

— Сэр, — сказал Эсгир. Он слегка поклонился, его люди поклонились гораздо ниже. Мышь и остальные девочки только смотрели, широко раскрыв глаза. Они слишком боялись, чтобы пошевелиться.

Человек в кресле вяло махнул рукой.

— Ты вовремя, Эсгир, — сказал он. — Мы довольны.

Осмелившись оглядеться, Мышь обнаружила, что в комнате находится еще несколько человек. Большинство светловолосые ализонцы, к наружности которых она уже привыкла, но один человек резко отличался от остальных. Он выглядел необыкновенно и странно. Раньше Мышь считала, что никогда не видела ничего ненавистней зеленых глаз и серебристо-белых волос своих похитителей, пока не заметила этого человека. С безошибочным инстинктом, который заставляет в ужасе отшатнуться от змеи или скорпиона, даже если никогда раньше их не видел, она испытала отвращение к этому человеку. Остальные девочки ахнули и прижались друг к другу.

На незнакомце был серый балахон с поясом, на голове — серая шапочка. Но Мышь тут же поняла свою ошибку. Она приняла это существо за человека, потому что у него фигура человека. На самом деле он не похож на знакомых Мыши людей. У него широкое плоское лицо и узкий подбородок, почти совсем незаметный. У всех ализонцев гордые крючковатые носы; у этого небольшое возвышение посредине лица с узкими разрезами на месте ноздрей. Он скользнул к креслу, слегка наклонил верхнюю часть туловища и издал ряд странных звуков. Мышь решила, что это он так говорит.

— Говори так, чтобы все понимали, — раздраженно сказал человек в кресле. — Ты должен знать, что это действует мне на нервы.

Человек наклонил голову.

— Как пожелаешь, барон Малландор. — Говорил он с сильным акцентом и все время вставлял в местную речь щелкающие и свистящие звуки. — Я говорю, что они подойдут. Подойдут.

Он приблизился к девочкам, глядя на них желтыми .глазами, и Мышь захотела стать действительно мышкой и спрятаться где-нибудь. Она дрожа схватила за руку Птицу и обнаружила, что Птица тоже дрожит.

— Да. Они подойдут. — Неожиданно он нечеловечески длинным пальцем указал на Пламя. — Начнем немедленно. Вот с этой.

— Нет! — Девочки, преодолевая потрясение, закричали, Пламя громче всех. Но бесполезно. Солдат, который сопровождал ее сюда, теперь прочно держал Пламя, а остальных девочек вывели.

— Отведите их в верхнее помещение башни, — приказал Малландор.

— Будет сделано, сэр, — ответил Эсгир. — Я сам поставлю стражу.

К своему стыду и отчаянию, Мышь обнаружила, что .все-таки не все слезы выплакала. И хоть не хотела проявлять слабость перед Малландором и его ужасными приближенными, ничего не могла сделать. Громко заплакала, и у остальных четырех тоже были мокрые щеки.

Пламя не плакала. Мышь старалась высвободиться из хватки стражника, хотела посмотреть на Пламя, утешить ее, спасти…

Но они всего лишь дети, маленькие девочки в руках больших сильных мужчин. Псы без усилий подняли их и унесли. Еще множество коридоров, узких спиральных лестниц, еще двери, еще одна лестница, более узкая. Одну за другой девочек толкнули на усыпанный соломой пол.

Потом вышли и закрыли за собой дверь.

Дети медленно зашевелились, потягивались, разминали затекшие мышцы, пытались присмотреться к новому окружению. Шепелявая лежала в углу и плакала.

Звезда и Сверчок пытались ее успокоить. Мышь тоже дрожала, хотя и не так конвульсивно, как Шепелявая.

"С тобой все в порядке? — спросила Птица.

Мышь молча кивнула. Но она не могла забыть потрясенное лицо Пламени. Девочка выглядела такой маленькой и одинокой в руках ализонцев. И это странное существо в сером балахоне, протянувшее свою необычной формы руку к щеке девочки.

Глава 23

Гирван, Велдин и Ярет часто останавливались, разглядывали след и совещались. Хотя на участках дороги, где ветром смело слой почвы, они теряли следы лошадей, но всегда умудрялись снова находить их. Гирван ни разу не усомнился в направлении, куда двигались похитители. Они вступили в местность, защищенную волшебством, и ненадолго остановились для отдыха. Все спешились, чтобы передохнули и лошади.

— Псы уверены, что их не преследуют, — сказал Гирван. — Видите? Предводитель больше не высылает назад разведчиков так часто, как вначале. Теперь он просто поступает, как осторожный человек. Можно быть уверенным, что этот парень очень осторожен. Это было видно и в Эсткарпе, судя потому, как организована засада.

Велдин осматривал местность впереди.

— Слева, где поднимается густой туман, должно быть, край болот Тор. За поворотом дороги Ализонский проход, там кончается Ализонский хребет. Холмы. Всего лишь холмы.

Ярет тоже смотрел на пурпурную полоску хребта на горизонте. Его задумчивый взгляд дрогнул.

— Мы все равно движемся в том направлении. А в горной местности я чувствую себя уверенней. Там мы можем пройти незаметно. Взвешивая все, я считаю, что это самая безопасная дорога.

Гирван недоверчиво посмотрел на него.

— Нет! Категорически нет! Проход теперь безопасен, через все его ловушки только что прошли"

Им нужно время, чтобы набраться энергии и переместиться.

Ярет, казалось, его не слышит.

— Теперь, когда мы подошли достаточно близко, я считаю, что мы должны оставить дорогу. Найти путь через хребет. Мы легко это сделаем. — Голос его звучал совершенно спокойно.

— На этот раз я вполне с тобой согласен, брат мой сокольничий, — сказал Велдин. Голос его звучал так же спокойно. — Мы не пойдем через болота. Пойдем через горы.

Эйран подумала, что теперь, когда они уже здесь и видят, что лежит впереди, такой выбор кажется разумным. Зачем рисковать в опасностях болот? Остальные тоже одобрительно закивали.

Гирван мрачно смотрел на них.

— Должно быть, вы от волшебства свихнулись, — с отвращением сказал он. — Велдин, ты сам говорил об опасностях высот.

— Я передумал.

— Послушайте. Я родом из южной части Ализона. Есть причина, почему люди, живущие здесь, называют Ализонский хребет Запретными Холмами. Никто не осмеливается идти туда. Только те, кому обязательно нужно скрыться. Если вы не хотите выглядеть бандой воров, грабителей и убийц, я советую не ходить туда.

— Да, но там не так опасно, как на дороге. Кто-то все равно стережет проход. В горах мы можем выслать птиц, и они заранее дадут знать об опасности. Если похитители оставили человека следить за дорогой, мы и его обойдем.

— Если бы это было так легко, Псы тоже отправились бы этим путем, — сказал Гирван. — У них были все основания торопиться, но они выбрали проход с его опасностями и волшебством. Вы думаете, это зря?

— Конечно. — Ярет холодно улыбнулся. — Ни один Пес не сравнится с сокольничим, если тот решился на что-то.

— К тому же, — добавил Велдин, — мне не нравится вонь волшебства. У некоторых из нас изменена внешность. А что, если ловушки подействуют на наших коней?

Эйран внимательно слушала: эта возможность тревожила ее больше других. Ведь остальные и не подозревают, что с ними женщина. И потому дорога через горы казалась ей привлекательней.

Гирван с отвращением фыркнул.

— Неужели вы думаете, что волшебницы это не предусмотрели? Их изменение внешности не так-то легко преодолеть.

— Моя природа зовет в горы, — упрямо сказал Велдин. — То же самое чувствует мой брат сокольничий.

Ярет кивнул. В этом, по крайней мере, сокольничьи были заодно, как бы ни различались их взгляды на другие вопросы, на женщин и жен.

— Но об одном вы не подумали.

Велдин неприязненно посмотрел на Гирвана.

— О чем именно?

— О том, что мы выдаем себя за наемников, ищущих работу и ушедших от эсткарпских ведьм. Честные люди не пойдут в Ализон через Запретные Холмы.

— Это следует принять во внимание, — неохотна согласился Ярет.

— И еще одно. — Гирван слегка улыбнулся, как человек, собирающийся выложить выигрышную карту. — Если вы пойдете через горы, вы никогда не узнаете, прошли ли Псы с пленниками. Вы можете оказаться во вражеской земле совершенно бесцельно.

Наступило долгое молчание. Эйран глубоко вдохнула, как будто долго не могла дышать. Камень волшебницы, скрытый под ее одеждой, словно кольнул кожу.

Это мое воображение, подумала она. Это невозможно. Камень умирает вместе с волшебницей. Я не знаю, зачем несу его.

Но она не попыталась его выбросить. Напротив, спрятала поглубже и размяла плечи, прогоняя неожиданную оцепенелость.

Эйран огляделась. Остальные мигали и беспокойно ерзали, словно приходя в себя после транса. Освободившись, Эйран подняла, что волшебство их соблазняло, пыталось увести от цели. Но Гирван говорил им, что волшебные ловушки должны привести захватчиков в болота Тор. А эта магия или тот странный импульс, что вел к Ализонскому хребту, — все это тянуло в противоположном направлении.

Ярет, с побледневшим лицом, смотрел на носки своих сапог. Потянуло влажным ветром, и лошади, чуя воду поблизости, забеспокоились. Они начали фыркать и топать, тянуть за удила.

— Твои аргументы неприятны, но убедительны, — сказал, наконец, Ярет. — Мне они не нравятся, но ты говоришь правду. Мы последуем твоему совету, Гирван.

Пойдем по дороге, хотя все мое существо этому сопротивляется. Пусть дорога ведет нас к иллюзиям.

Гирван заметно расслабился.

— Как я говорил, иногда иллюзии стихают, особенно, если только что кто-то прошел, — сказал он. — Будем надеяться на это, Ярет.

— Будем также надеяться, что волшебство подействовало на нас с Велдином по-другому, чем на остальных, и что ты ведешь нас по верному пути. — Сокольничий потянулся и расслабился, как остальные.

— Да, — сказал Хирл. — Когда ты высказывал свои аргументы в пользу Ализонского хребта, они казались разумными. И даже единственно возможными. Я готов был следовать за тобой туда. Но слова Гирвана заставили меня увидеть положение в другом свете.

— Согласен, — сказал Ранал, и остальные его поддержали.

Гирван позволил себе горько улыбнуться.

— Сейчас я радуюсь своему ализонскому происхождению, — сказал он, — потому что оно помогло мне сохранить хладнокровие, когда остальные готовы были устремиться к своей судьбе.

— Мы благодарны тебе за это, — ответил Ярет.

Они в последний раз посмотрели назад, на Эсткарп.

Потом с новой решимостью сели на лошадей и продолжили преследование. Но в пути оба сокольничьих бросали тоскливые взгляды на невысокие горы, такие близкие и соблазнительные.

Глава 24

Гирван никак не мог найти объяснений странному принуждению, которое заставляло сокольничьих вторгнуться в Запретные Холмы и распространилось на всех остальных. Что касается самого прохода, участники экспедиции не скрывали своей надежды, что их проводник окажется прав. И, к их огромному облегчению, продвигались они без всяких происшествий.

— Как ты и говорил, волшебные ловушки и стражи, должно быть, действительно после того, как через них прошли, бездействуют, — сказал Даннис.

— А может, за долгое время волшебство выветрилось, — предположил Лорик.

— Или его совсем не было, — мрачно заметил Велдин.

Последним заговорил Ранал.

— Как бы там ни было, такое положение меня устраивает.

Отряд, выдававший себя за наемников, двигался вперед; воинов окутал туман, рожденный близкими болотами. Но туман этот природный, а не связанный с волшебством. Местность не меняла своих черт, никто не пытался заманить к топям, лежащим за толстым туманным слоем. Ко всеобщему облегчению, оба сокольничьих начали вести себя более естественно и снова сосредоточились на изучении следа и на непосредственных целях похода.

— Ага, — сказал Велдин. Он склонился с седла, разглядывая почву под копытами лошади. — Здесь они свернули с дороги. Следы совершенно ясные.

Вскоре обнаружилось место, где Псы останавливались, очевидно, чтобы передохнуть и поесть, а оттуда двинулись пешком, ведя лошадей на поводу. Тут и там следопыты указывали на царапины от когтей собак: их держали на поводках, не давая убегать — не вперед, как требовал разум, а к болотам Тор. Эйран содрогнулась. Она не хотела думать о волшебстве, которое вызывает такую реакцию.

Сокольничьи спешились и, ведя лошадей за собой, медленно пошли по следу, пытаясь извлечь из него как можно больше сведений.

— Что вы думаете найти? — спросил Лорик. — Следов слишком много, они перекрывают друг друга.

— Смотри. Они старались очень аккуратно ступать на следы предыдущих, — ответил Ярет. — Но у них это не всегда получалось. Посмотри сюда.

Он указал на единственный маленький отпечаток справа от главного следа. Как будто ребенок, оставивший этот след, шагнул в том направлении, и его тут же силой оттащили назад. Но в нескольких шагах дальше вся группа свернула в том направлении — на восток и в сторону от болота.

Мышцы на челюсти Ярета дернулись.

— Они поставили одну девочку впереди, чтобы она вынюхивала волшебство, как и предположил Кернон.

Эйран закрыла глаза и заговорила, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Ты можешь.., можешь сказать, какая это девочка?

— Нет, — ответил Ярет. — Но их уловка сработала.

Девочка привела их назад, к главной дороге, хотя, кажется, вначале они не соглашались с этим направлением. — Он выпрямился и посмотрел на запад. Густой туман скрывал то, что там находится, как сплошной стеной. Само его присутствие запрещало путнику двигаться в том направлении. — Болота Тор отрезаны от остального мира, к ним нет доступа, даже когда волшебство не действует.

Интересно, почему.

— На это я могу ответить, — сказал Ранал. — Жители болот во время войны допустили большую ошибку.

Они помогали колдерам, захватили нескольких знатных пленников и за плату передали их колдерам…

— Действительно, знатных, — отозвался Хирл. — Это были сам лорд Саймон и госпожа Лойз из Верлейна. Я никогда не мог понять, как их удалось захватить и почему жители болот передали их колдерам.

Ранал пожал плечами.

— Каковы бы ни были причины, они это сделали.

И волшебницы навсегда закрыли их болота для остального мира. Этих болотных жителей не вполне можно назвать людьми, как рассказывают, и во всяком случае внешний мир их не интересует. И волшебницы устроили так, что туда можно забрести, если будешь неосторожен, но выйти оттуда невозможно.

— Неплохая пробка для Ализонского прохода, — сказал Велдин. — Ну, что ж, в этом месте мы узнали все, что могли. Идемте, пока волшебство не восстановило свою мощь и не захватило нас.

Глава 25

Обогнув предгорья Ализонского хребта, невысоких гор, отделяющих Ализон от Эсткарпа, и оказавшись на вражеской территории, воины почувствовали себя неуютно. Им казалось, что их сразу раскроют. Но никто, ни путники на дорогах, ни редкие крестьяне на полях и лугах — даже не смотрел на них. А вот Эйран смотрела по сторонам откровенно, как и все остальные, никогда не заходившие так далеко на север. Даже сокольничьи, гордо ехавшие впереди с соколами на седлах или летящими в небе, разглядывали местность, через которую проезжали.

Какие интересные изгороди, думала Эйран. Они заставляют путника придерживаться дорог, хочет он того или нет. И если мы освободим детей, они помешают нам уходить напрямик. Когда освободим…

Смельчак опустился на седло Ярета и «заговорил» с ним соколиной песней. Ярет усадил птицу на насест и повернулся к Гирвану.

— Можно ли пройти через эти изгороди? — спросил он. — Смельчак говорит, что с воздуха они похожи на квадраты.

— Не через них, — ответил Гирван. — Но в них есть проходы, небольшие ворота между одной изгородью и другой. Есть тропы, нужно только знать их.

— Надо научить соколов распознавать эти проходы и тропы, — подхватил Велдин. Он заговорил с Острым Когтем на том же языке, которым пользовались Ярет и Смельчак, и послал свою птицу в небо. Немного погодя Смельчак присоединился к первому соколу.

Но хотя птицы довольно быстро отыскали проходы, их оказалось мало и расположены они были неудобно для того, чтобы, минуя дороги, быстро пересечь местность.

— Очень просто, — сказал легкомысленный Даннис. — Надо будет найти способ так же легко убраться из Ализона, как мы вошли. Может, птицы сокольничьих научат нас летать.

Все рассмеялись, даже Велдин, но Ярет только слегка улыбнулся. Эйран разделяла его озабоченность. Чем дальше они продвигались, тем сильней становилось ощущение, что они избежали одной ловушки, чтобы попасть в другую.

Ерунда, строго говорила она себе. Теперь, когда мы зашли так далеко, мы не можем потерпеть неудачу. Просто не можем.

Она уже думала, что вся территория Ализона разделена на квадраты колючими изгородями, когда эти изгороди неожиданно кончились и перед путниками раскинулась открытая местность. Несколько деревень — дома деревянные, с обмазкой, но на каменных фундаментах, — окружали крепость.

— За этим возвышением — город Ализон, — сказал Гирван. — Отсюда можно разглядеть самые высокие башни.

По коже Эйран пробежали мурашки, она вздрогнула.

— Все согласны? Мы поступаем на службу — я имею в виду Псов — и начинаем поиски детей. Сейчас они могут быть где угодно, и мы быстрее их отыщем, если будем искать изнутри, так сказать. Как свои.

Велдин отряхнул рукава.

— Я бы хотел вначале почиститься. Ненавижу дорожную грязь.

Ярет приподнялся в стременах и прикрыл глаза от света, чтобы разглядеть цель, вопреки расстоянию и неровной местности.

— На это будет достаточно времени позже. Теперь, когда мы совсем близко, не будем останавливаться.

Он ударил Рангина шпорами, иторгианец устремился вперед. Велдин, не желая, чтобы более молодой сокольничий опередил его, тоже послал лошадь, остальные устремились за ним. Но, проскакав немного, отряд эсткарпцев двинулся медленней. Они снова образовали привычный строй: сокольничьи впереди, за ними Хирл и Гирван, дальше Лорик и Ранал. «Кернон» и Даннис замыкали колонну. Даннис нравился Эйран своим спокойным характером, и она была довольна, что он обычно в дороге ехал рядом с ней.

Хотя она знала, чего следует ожидать, Эйран не сдержала восклицания отчаяния, когда показались город и крепость. Все было гораздо страшнее, чем она думала. По сравнению с этой твердыней главный замок Эсткарпа — всего лишь укрепленный поселок, а его стены непрочны и плохо защищены. Но и цели у этих крепостей совершенно различные. В замке Эс живет мудрость и та Сила, которая не нуждается в оружии. А что таится в Ализонском замке, об этом Эйран не хотела и думать.

На остальных зрелище тоже подействовало, и только сокольничьи и Гирван удержались от невольных восклицаний.

— Ализонский замок никогда не был захвачен снаружи — его захватывали только предательством, — сказал Гирван. В голосе его слышалась гордая нотка. Он смотрел на мощные неприступные городские стены, и на лице его было непроницаемое выражение.

Для него это, наверно, неприятно. Эйран думала, понимает ли он, что стал предателем своей родины.

Но ей недолго пришлось гадать, каковы могут быть мысли Гирвана. Восемь воинов, выдающих себя за наемников, уже подъезжали к могучим воротам города Ализон.

Глава 26

Въехав в город, все спешились и по предложению Гирвана оставили лошадей в общественной конюшне, где их накормят, напоят и протрут по-настоящему впервые с выезда из города Эс. Торгианцы вели себя так, словно способны пройти еще много миль, но все охотно стали есть овес из мешков.

— Я расспрошу в таверне, — сказал Гирван. — Мне это удобней сделать. В конце концов, я ведь ализонец по рождению. Со мной будут говорить откровенней.

— Мы подождем на городской площади, — ответил Ярет.

Гирван исчез в таверне, а остальные принялись бродить по площади, разглядывая город Ализон. На Ранала, Лорика, Хирла, Данниса и «Кернона» никто не смотрел, но о сокольничьих этого сказать было нельзя. С соколами на кулаке они привлекли к себе всеобщее внимание.

Но гордо делали вид, что не замечают этого.

— Не часто тут видели сокольничего, тем более двух, — прошептал Даннис Эйран.

Она пожала плечами и ничего не ответила.

Они случайно приехали в город в базарный день, и отовсюду съезжались фермеры, расставляли фургоны и демонстрировали свои товары. Несмотря на бедную почву, на многих прилавках продавали поздние зимние овощи. Эйран знала, каково вырастить их в холмах. Вспоминая собственный огород дома, она представляла себе, как фермеры старательно таскают почву на свои маленькие участки, закапывают помет животных и все отходы, чтобы удобрить землю, иначе на ней ничего не вырастет. Она сама так поступала дома, хотя почва в Благдене во сто раз лучше, чем в Ализоне.

Она задержалась у прилавка, за которым жена фермера продавала искусно сшитые рубашки. Женщина красиво вышила их на воротнике и рукавах — геометрический рисунок из темной нити по желтому фону. Эйран, которая сама вышивала не очень хорошо, с восхищением потрогала шов, думая, что Ярегу нужна новая одежда.

Если бы базарный день был в эсткарпском городе, а у нее были бы деньги… Женщина, заметив перспективного покупателя, повернулась к ней.

— Этой рубашки хватит на много лет, молодой господин, — сказала она. — Всего пять медяков.

— Справедливая цена, — ответила Эйран. — В Другой раз, когда мне заплатят…

Женщина понимающе оглядела ее.

— Хочешь присоединиться к Псам, — заметила она. — И остальные наемники тоже.

— Да.

— Ну, обычно вас нанимают, иногда охотно, в другой раз не очень.

— А сейчас?

Женщина пожала плечами.

— Не знаю. Но тебе повезет, если будешь держаться тех парней с соколами. Не помню, когда я в последний раз таких видела.

Эйран похолодела при одной мысли о сокольничем — любом сокольничем, — присоединившемся к ализонцам.

— Да? — осторожно спросила она. — Тут и раньше бывали сокольничьи?

— Время от времени — как пленники. Но никогда не в поисках работы. Эсгир будет очень доволен, если заполучит одного их них, тем более двоих.

— А кто такой Эсгир?

— Барон Эсгир, командир Псов. — Женщина с ног до головы оглядела Эйран. — Он командует войсками на границе с Эсткарпом, откуда вы приехали.

— Неужели это так ясно?

Женщина пожала плечами.

— Неважно. Наемник всегда наемник, откуда бы ни приехал. Оставить для тебя рубашку, молодой господин?

— Нет. Если сможешь продать ее до моего возвращения, продавай, — ответила Эйран.

— Следующий базарный день ровно через неделю.

Псам как раз заплатят. — Женщина улыбнулась. — Я буду ждать тебя тогда.

К прилавку подошел покупатель, и женщина отвернулась. Эйран присоединилась к товарищам, и в это время из таверны вышел Гирван. Он незаметно тыльной стороной ладони вытирал рот, и от него сильно пахло элем.

— У нас тоже глотки забиты дорожной пылью, — укоризненно заметил Хирл.

— Конечно, — согласился Гирван, — но вам больше, чем мне, нужна трезвая голова. Отпразднуем, когда получим то, за чем приехали, если вы меня понимаете.

— Понимаем, — ответил Ярет. — Что ты узнал? Нанимают на службу?

— Да. Надо отправиться в замок и обратиться к командиру Псов барону Эсгиру. С ним следует поговорить о найме. И обо всем остальном.

Эйран хотела заговорить, но передумала. Гирван не узнал в таверне ничего такого, чего она не выяснила бы за несколько минут разговора с женой фермера. Значит, он просто хотел выпить. Впрочем, особого вреда это не принесло. Они в самом сердце вражеской земли. Эйран чувствовала, что они очень близко к Дженис, и едва не дрожала от близости дочери. Зачем рисковать, начиная спор и привлекая к себе внимание? Она заняла свое место рядом с Даннисом, и они направились к большому красно-коричневому замку, сверкающему в лучах полуденного солнца.

Глава 27

Как и полагается высокопоставленному командиру Псов Ализона, барон разместил свою резиденцию там, где можно скорее всего ожидать нападения, — в воротах Ализонского замка. Казарма — она называлась здесь псарней — располагалась у внешней южной стены.

Восемь наемников вошли в привратную башню и поднялись по вьющейся каменной лестнице. Им пришлось почти час ждать в приемной, пока командир Псов занимался какими-то делами. Через открытые двери они видели помещение, расположенное непосредственно над проходом в ворота. Пол усеивали груды камней; через отверстия, теперь прикрытые щитами, их сбрасывают на нападающих. Поблизости стояли железные котлы. Их наполняют водой или песком, разогревают и обрушивают на головы осаждающих. Но котлы грязные и покрыты паутиной: много лет Ализонский замок не подвергался осаде.

Только предательство, думала Эйран. Ализонский замок захватывали только изнутри. А кто они такие, если не шпионы и диверсанты? С каждой секундой нервы ее натягивались все туже, и она заставляла себя изо всех сил сохранять спокойствие.

А что, если командир Псов отвергнет их? Если Псы узнают истинную причину, почему эти «новобранцы» хотят присоединиться к армии Ализона, и сразу убьют пленных детей? Что, если дети — если Дженис — уже мертвы? Где-то на самой грани появления задержалась икота, и Эйран медленно глотнула, чтобы подавить ее.

Наконец, в дверях показался солдат в форме Псов.

— Вы, — сказал он. — Барон Эсгир сейчас вас примет.

— Идем за гобой, — ответил Гирван.

Мужчины и Эйран встали и вслед за солдатом поднялись по еще одной лестнице. Они вошли в большую комнату, расположенную по всей ширине башни. Во всех стенах окна, так что никто не может войти или выйти из замка незаметно. В комнате было множество народа, заходили и выходили солдаты. Светловолосый человек в форме Псов со значком на золотой ленте на груди сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Когда они вошли, он поднял голову.

— Ну? — резко спросил он. — Мой человек сказал, что вы хотите поговорить со мной лично. — Его манеры показывали, что «новобранцы» слишком высокого мнения о себе, если попросили о такой аудиенции.

— Да, милорд, — ответил Гирван. Он подошел к столу и повернулся лицом к эсткарпцам. — Вернее, об этом попросил я. Я подумал, что ты сам захочешь взглянуть на шпионов из Эсткарпа прежде, чем отправишь их в темницу.

Он щелкнул пальцами, и прежде, чем вошедшие успели опомниться, их схватили за руки.

— Предатель! — крикнул Велдин. — Грязное ализонское отродье! Ты заплатишь за это жизнью!

Эсткарпцы не собирались покорно сдаваться. Все, даже Эйран, отчаянно сопротивлялись. Лорик едва не освободился и не добрался до Гирвана, но его снова схватили, повалили на пол и болезненно заломили руки за спину. Смельчак и Острый Коготь кричали и били крыльями. Солдаты безуспешно пытались захватить птиц. Ярет выкрикнул что-то по-соколиному, и Смельчак тут же полетел к двери, увернувшись от нападавшего на него солдата. Велдин отдал такой же приказ. Острый Коготь последовал за первым соколом. Обе птицы вылетели в ближайшее окно и поднялись выше досягаемости лучников прежде, чем кто-либо сумел добраться до бойниц. Сердце Эйран дрогнуло, она обвисла в руках солдат.

О, если бы у нас были крылья, думала она. Бежать, освободиться и снова напасть! Но птицы без хозяев ничего не могут сделать. Однако, она понимала: то, что они улетели, очень хорошо. Сокольничий никогда не сдастся на допросе и даже при пытках, но кто знает, какие муки могли бы придумать Псы для соколов? Так легче заставить сокольничего говорить, чем пытать его самого. И поэтому Эйран радовалась, что Псы не сумели захватить птиц.

— Отведите их в тюремную башню, — приказал командир Псов. Голос его отчетливо слышался в общем шуме. — Пусть немного остынут там. Допросим их позже, может быть, завтра. — Он повернулся к Гирвану. — Благодарю. Я удивлялся, зачем ты вернулся в Ализон в обществе семерых эсткарпцев. Но сохранил бы твою тайну и позволил доиграть до конца.

Гирван пожал плечами.

— Игра окончена. В Эсткарпе я больше не нужен. Я все равно после этого не мог бы туда вернуться и подумал: пусть лучше считают, что я погиб с остальными. Все равно я намеревался остаться. Они пришли за детьми.

Бесцветные брови Эсгира поднялись.

— Ну, они к ним пришли.

— Да. Мне пришлось удерживать их от встречи с Псами в дороге. Но я подумал, что ты захочешь сам поговорить с ними, получить сведения, прежде чем от них.., гм.., избавиться. А это лучше сделать здесь.

— Действительно. Ты хорошо поработал, Гирван. Я обещал тебе место в моем личном штабе, когда кончится твоя шпионская служба. Счастлив сказать, что ты его заслужил.

— Спасибо. Да, кстати. Вот этот, — он указал на Ярета, — ничего не знает об Эсткарпе и его делах. Но он отец одного из ведьменышей.

— Все лучше и лучше. О, ты прекрасно поработал. Я позабочусь, чтобы ты получил достойную награду.

Гирван поклонился.

— Сэр.

Барон Эсгир посмотрел на Псов, все еще державших сопротивляющихся эсткарпцев.

— Ну, чего вы ждете? Если понадобится, рукоятями мечей внушите им здравый смысл и немедленно доставьте в тюрьму.

Псы удвоили свои усилия и с огромным трудом, несмотря на свое подавляющее превосходство в численности, выполнили приказ командира. У Эйран сохранилось смутное представление о лестницах, по которым их тащили, потом небольшое расстояние по двору, снова большая комната, доступ в которую вел через оконный проем, прикрытый занавесом. Снова лестница и темное подземелье. Темница была перегорожена толстой деревянной стеной с узкой, прочно запертой дверью. Одного за другим пленников швырнули через эту дверь на пол, покрытый тонким слоем дурно пахнущей соломы. Перед тем, как пришла очередь Эйран испытать это унизительное обращение, она уловила запах свежевыпеченного хлеба. И полетела вслед за остальными. Дверь за ними захлопнулась. Вокруг почти осязаемая темнота, лишь из небольшого отверстия под самым потолком виден свет.

Это единственный источник вентиляции. Мужчины медленно приходили в себя, расправляли одежду, растирали синяки.

Эйран ошеломленно покачнулась. «Ик!» Ощущение, словно она проходит сквозь густую паутину, заставило ее содрогнуться, Что-то проползло по ее коже, но она не знала, происходит это ощущение извне или изнутри. И постаралась — безуспешно — подавить икоту.

Сосед положил руки ей на плечи. Она подняла голову и увидела, что ей в лицо смотрит Ярет. Попыталась высвободиться и снова икнула.

— Эйран? — недоверчиво спросил Ярет. — Эйран!

Клянусь Великим Соколом, это ты! — Он прижал ее к себе, потом снова отстранил на длину рук. — Но как… почему… Что ты здесь делаешь? Ты ведь осталась.., уехала из города Эс и даже не попрощалась со мной.

— Только потому.., ик.., что поехала с тобой.

— Но как? Расскажи.

— Это все хранительница. Она.., ик!., изменила мою внешность. Велела мне быть осторожной и не приближаться к тебе, чтобы ты не узнал меня даже сквозь маскировку. Я.., мне это не удалось. Понимаешь, Кернон заболел и…

— Мне казалось, что что-то не так, — сказал Ранал.

Он криво улыбнулся распухшим ртом. — У Кернона никогда не было такого плохого аппетита. — Он рукой вытер губы. — Добро пожаловать, госпожа.

— О, Ярет.., ик!.. Я должна была поехать! Не могла покорно оставаться, когда Дженис в опасности. Пожалуйста, прости меня!

Ярет стоял по-прежнему неподвижно. Они смотрели друг на друга. В камере было тихо, слышалось только икание Эйран. Она отчетливо ощущала неодобрительное молчание Велдина. Но вот Ярет снова привлек ее к себе, прижал, погладил волосы, зарылся в них лицом. Она обняла его за шею, и они долго стояли так. — — Главное, — сказал наконец Ярет, — что ты здесь и я тоже. Что бы ни случилось, мы встретим это вместе.

Глава 28

— Где мы? — спросила Сверчок. — Нас закрыли.

— Сейчас посмотрю. — Звезда встала, переложив голову Шепелявой на колени Сверчка, и подошла к окну, высоко в стене.

Шепелявая лежала, глядя широко раскрытыми, блестящими глазами. Она снова сунула большой палец в рот. Сверчок погладила ее по голове.

— Тебе помочь? — спросила Мышь. Она тоже подошла к окну. Звезда полусвесилась из амбразуры. Вцепившись за ставень, она пыталась забраться в отверстие.

Мышь помогла ей снизу, и Звезда сумела заползти в глубокую оконную щель.

— Спасибо. Ой! — Звезда исчезла из виду. — Не волнуйтесь, все в порядке. Подоконник наклонен наружу, и я этого не ожидала. Теперь я вижу. Окно не настоящее, просто узкое отверстие в стене. — Она села на краю амбразуры, разглядывая окно, его толстые стенки. — Наверно, тут должны стоять солдаты и пускать стрелы. — Она снова исчезла в углублении. — Отсюда виден верх стены. Мы очень высоко. Но это мы и так знали.

Много лестниц. У меня голова кружится. Не могу сказать, что под нами… Подождите. Видны какие-то камни.

И вода. По другую сторону от нее земля, так что это, наверно река.

— А можно отсюда выбраться? — спросила Птица.

— Только если умеешь летать, как твои тезки. — Дети улыбнулись неумелой шутке Звезды. — Даже если бы мы могли спуститься по стене, отверстие слишком узкое. И дует сильный ветер. Ничего не выйдет.

— Значит, мы здесь застряли.

— Боюсь, что да.

Дети замолчали. Шепелявая принялась сильнее сосать палец.

Звезда спрыгнула вниз.

— Ну, что ж, — решительно заявила она, — мы не можем сидеть просто так. Что подумала бы о нас Пчела? Назвала бы нас бездельницами, неумехами и была бы права.

— Но что же нам делать? — спросила Сверчок.

— Мы можем почиститься и поправить платья. Можем прибраться здесь.

Мышь осмотрелась. Мало что можно прибрать в этом помещении. Кровать без матраца, с порванными и обвисшими веревочными креплениями. Стул со сломанной ножкой. Возле двери на полу кувшин и чашка. В кувшине затхлая тепловатая вода. На колышках в стене висит какая-то одежда. На стене следы от стоявшего здесь когда-то пресса для глажки.

— Мы можем собрать солому и устроить постель, накроем ее плащами, — предложила Мышь.

Звезда улыбнулась.

— Хорошее начало.

Вскоре дети передвинули бесполезную кровать в сторону, собрали самую чистую солому в груду, поставили кувшин и чашку на стул, превратив его в прикроватный столик. Стул пришлось прислонить к стене, чтобы он не упал. Мышь и Птица накрыли плащами солому, а Сверчок уложила Шепелявую и укрыла своим плащом.

— Я думаю, сейчас она уснет, — сказала Сверчок. — Она уже засыпала.

— Это хорошо для нее, — ответила Звезда. — Она меня тревожит, — добавила она, понизив голос.

Девочки посмотрели на Шепелявую, но, как и предсказывала Сверчок, та уже уснула. Большой палец выпал у нее изо рта, и дышала она глубоко и ровно. Но сон ее не был мирным. Под глазами у нее образовались темные круги, она дрожала и всхлипывала.

— Меня она тоже тревожит, — сказала Мышь. — Как вы думаете, ализонцы пришлют к ней врача?

— Даже если бы прислали, она не больна, — ответила Сверчок. — Но они не пришлют. Я не чувствую жара.

Мне кажется, она просто испугана. Больше нас всех.

Мышь молча обдумывала эти слова. Конечно, детям есть чего испугаться. Но она сама понимала, что не стала бы так откровенно показывать, что испугалась. Ничего хорошего это не даст. Они только еще больше напугают друг друга.

— Как нам ей помочь?

Звезда покачала головой.

— Не знаю. Мы вообще очень мало знаем.

Звук от двери заставил их всех повернуть головы.

Вставили ключ, замок заскрипел. Вошел солдат в форме Пса, на руках он нес Пламя. За ним вошли еще двое Псов. Один держал мешок, который оставил у двери.

— Ага, я вижу, вы были заняты. — Пес подошел и положил Пламя на постель. Все трое направились к выходу. — Позже мы вернемся, — сказал Пес, закрывая дверь.

Шепелявая села, потирая глаза. Посмотрела на неподвижную, с бледным лицом Пламя и закричала.

— Нет! Она умерла, умерла, умерла!..

Звезда резко ударила ее по лицу.

— Замолчи! — сердито сказала она.

Шепелявая поднесла ладонь к щеке. Выражение боли и страха смягчилось, и она заплакала — не украдкой, как все последние дни, а открыто и громко.

Мышь инстинктивно поняла, что Шепелявую на время надо оставить в покое, чтобы она выплакалась. Поэтому девочка присоединилась к остальным, окружившим Пламя.

— Она дышит, — сказала Птица. — Но слабо.

— Посмотрите, — сказала Мышь. Она осторожно отвела с лица Пламени волосы. На висках следы, похожие на ожог или синяк, но в то же время это не ожог и не синяк. — Что они с ней делали?

— Ничего хорошего, — мрачно ответила Звезда. — Такие же следы у нее на руках и ногах. — Она оторвала полоску от подола своего платья, намочила в воде и принялась промывать раны Пламени. Та зашевелилась и слабо застонала.

— Она приходит в себя, — сказала Сверчок.

Пламя открыла глаза.

— Я здесь, — прошептала она. Казалось, она не понимает, где находится.

— Да, ты здесь. С нами. Выпей воды, — сказала Звезда. — Но немного. Это вся наша вода.

Звезда прижала чашку к губам Пламени, и та стала лакать, как котенок. Губы ее высохли и потрескались, из них шла кровь.

Птица посмотрела, что в мешке, который принес Пес.

— Нам принесли хлеба, — сказала она. — И бутылку с чем-то. — Она открыла пробку, понюхала и сморщилась. — Фу! Ужасно!

Мышь понюхала в свою очередь.

— Пахнет, как мамина бутылочка с лекарством, та, которую она держит в шкафу. Мне не разрешают ее трогать.

Звезда взяла бутылку и поднесла к носу.

— Ха! — воскликнула она. — Вы совсем как малыши, которые ничего не знают! Это выпивка, и неплохая.

Конечно, не такая, как у моего отца. Но крепкая. Пламя, глотни. Почувствуешь себя лучше.

Мышь хотела расспросить Звезду, как делал выпивку ее отец. Как Рофан у них дома? Но она сдержалась, понимая, что Звезда гораздо лучше нее знает мир за пределами Благдена. Звезда поддерживала голову Пламени, чтобы та могла отпить крепкий напиток. Пламя закашлялась и подавилась, но смогла немного проглотить. На лице ее появилась краска. Лекарство ей как будто помогло.

— Можешь рассказать нам, что случилось? — спросила Сверчок.

— Попробую. — Пламя перевела дыхание. Остальные девочки сели и приготовились слушать. Даже Шепелявая перестала всхлипывать и придвинулась поближе. — Там машина, страшная, и человек в серой одежде… Их трое таких, и я слышала, что их называют колдерами… Этот колдер посадил меня в машину…

Глава 29

Машина занимала целую комнату. Подобно одежде людей, машина тоже серая, тусклая и безжизненная. Это просто несколько больших ящиков, соединенных друг с другом. Они стоят вдоль стен, и вся комната — пол, стены, потолок — покрыта чем-то серым. Этот материал слегка подается под ногой. Кажется, что налили жидкость, и она застыла, выровнявшись. Эта поверхность придает голосам странный приглушенный оттенок и делает шаги совершенно неслышными. Одну стену занимает огромная карта. Похоже на то, как если бы кто-то сумел подняться высоко-высоко в воздух, увидеть равнины, горы, океан и все это изобразить на карте. Пламя узнала неровную береговую линию, Великие горы, очертания Эсткарпа, Ализонский хребет и болота Тор с проходом в них, узнала незнакомые очертания Ализона на севере и Карстена на юге. На карте были и Барьерные горы, и Пламя поняла, что карта составлена не в последнее время. Но ей показалось, что на ней попытались отразить изменения после Поворота. Карта каким-то образом соединялась с машиной, потому что была усеяна огоньками, желтыми в Эсткарпе, красными в Ализоне.

Несколько зеленых огоньков горели в Карстене, но большинство световых шариков там погасло. Точно то же самое на Сулкарском полуострове и на острове Горм.

Непосредственно под картой стоял стол. За ним сидел один из трех колдеров. Пламя с ужасом поняла, что он каким-то образом стал частью машины. На голове у него была металлическая шапка, из которой торчали провода, связывавшие его с ящиками машины. Он не шевелился, только длинными пальцами трогал кнопки, рычажки и другие предметы, названия которых Пламя не знала. Колдер ни разу не открыл глаза, но Пламя чувствовала, что он знает о ее присутствии.

Третий колдер стоял рядом с тем, который был связан с машиной. Он подошел и помог первому прикрепить сопротивляющуюся девочку к столу в центре комнаты. Она пиналась, пыталась их укусить, но они были для нее слишком сильны. Закрепили на ней зажимы так, что она не могла пошевельнуться, и присоединили множество проводов, прилепив их к рукам и ногам холодным веществом, которое при прикосновении жгло. В последнюю очередь они надели ей на голову шапку, такую же, как у колдера за столом, но с зажимами на висках. И когда они закончили, девочка почувствовала, что тоже стала частью машины, как колдер.

Потом двое колдеров отошли в разные углы комнаты и остановились возле панелей со множеством кнопок и шкал. Колдер, соединенный с машиной, провел пальцами по контрольной панели. В комнате замигали огоньки. Осветились шкалы. Один колдер что-то повернул. Другой нажал несколько кнопок в сложной последовательности.

Пламя не находила слов, чтобы описать дальнейшее, она знала только, что однажды закричала. Комната сомкнулась вокруг нее, так что она с трудом могла дышать.

И ее ужасно затошнило.

Она повернула голову.

— Голова болит, — жалобно сказала она.

Птица успела подставить чашку, и Пламя вырвало.

Мышь с трудом глотнула, подавляя собственную тошноту. Закончив, Пламя снова легла. Странно, но выглядела она теперь лучше. Звезда дала ей еще раз отхлебнуть спиртного.

Шепелявая прижалась к Пламени, обняла ее.

— Я тебя буду держать и охранять, — прошептала она. — А ты шпи.

Глава 30

Позже, когда Пламя проснулась, дети разделили хлеб и поели, хотя Пламя к своей порции почти не притронулась. Воды осталось совсем немного, и ее всю отдали Пламени. Губы ее оставались сухими и потрескавшимися. Она с благодарностью выпила воду. Стемнело, а служанка с мрачным лицом в грязном платье принесла воду и побитую оловянную чашку. Она, сердито глядя на девочек, швырнула чашку на стул, который служил им столом, так, что стул упал на пол. Чашка откатилась в угол.

— Приказано принести это вам, — сказала служанка. — Растяните подольше: до утра больше ничего не будет. — Она плюнула на пол. — Получайте, что заслужили, ведьменыши! — И захлопнула за собой дверь.

Мгновение девочки поражение смотрели на дверь.

Они никогда не испытывали такой откровенной ненависти, даже во время поездки с Псами на север. Но Псы подчинялись воинской дисциплине, а служанка нет.

— Никогда не видела такой противной женщины, — отчетливо сказала Сверчок. Лицо ее казалось еще больше осунувшимся. — Приятно было бы превратить ее в клопа и раздавить. Только я не знаю как. — Она спрыснула водой плевок, взяла пучок соломы и чисто вытерла пол.

Дети по очереди пили из чашки. Удовлетворив жажду, они легли спать — все шестеро вместе, обняв друг друга — для тепла и утешения.

На следующее утро другой слуга принес им хлеба и воды, забрав с собой опустевший кувшин. Он ничего им не сказал, даже не посмотрел на них.

— Пожалуйста, — обратилась к нему Сверчок, — ты не знаешь, зачем нас сюда привезли? Что с нами сделают?

Слуга повернулся. Судя по чертам лица, он не ализонец. Но девочки не могли бы сказать, откуда он родом.

Он покачал головой и показал на свой рот.

— Ууунх, гахх, ххахх, — сказал он.

— Ему отрезали язык, — объяснила Пламя.

Девочки были потрясены.

Слуга вышел и закрыл за собой дверь. Дети переглянулись.

Птица содрогнулась.

— Я предпочла бы, чтобы меня убили.

— Не говори так! — Шепелявая побледнела, но настроена была решительно. — Я не хочу быть убитой. И хоть мой язык работает не очень хорошо, я не хочу, чтобы его отрежали. Я хочу домой.

— Мы все хотим, — ответила Пламя. — Но сейчас на это мало шансов. Ну, давайте позавтракаем. Я думаю, что сегодня смогу немного поесть.

Мышь покачала головой.

— Я не могу.

— Лучше поешь. — Звезда уже разорвала хлеб на шесть примерно равных кусков. — Если сейчас заболеешь, с тобой будет кончено. — Она посмотрела на хлеб, и уголки рта у нее опустились. — Хотелось бы мне немного ужасного сыра, который так нам надоел в дороге.

Ну, по крайней мере, хлеб хороший. И свежий — для перемены.

Мышь погрызла корку и обнаружила, что может есть.

Девочки ограничились полчашкой воды на каждую, помня предупреждение служанки. Может, она просто злая и хотела напугать их, но, может быть, говорила и правду.

Если воду придется растянуть до следующего дня, нельзя слишком жадничать.

— Мы превратим это в игру, — сказала Птица. — Будто бы мы на диете. Кто дольше выдержит?

Шепелявая слабо улыбнулась.

— Я люблю игры. Но не такие.

У двери снова послышался шум. Она открылась, и вошли те же два Пса, что и вчера. Тот, что принес Пламя, вошел в комнату, второй остался у двери — Ну, кто пойдет сегодня? — спросил Пес. Он стоял, глядя на них с выражением отвращения, сжав руки в кулаки. — Что, добровольцев нет? — Он рассмеялся. Смех был неприятный. — Ну, хорошо, тогда я выберу сам. И выбираю я тебя! — Он схватил Мышь так неожиданно, что она подпрыгнула и, не желая того, закричала:

— Нет! Нет!

— Да, да Хозяева будут сердиться, если я не принесу им ведьменыша. А мы ведь не хотим, чтобы они сердились, верно?

Мышь разозлилась.

— Мне все равно, даже если они отрубят тебе голову!

— Ну, ну, сегодня мы не в настроении. Ну, неважно.

Пошли. Нельзя заставлять их ждать. — С этими словами он поднял Мышь, сжал ее так, что ей стало больно, и понес, пинающуюся и вырывающуюся, из комнаты на небольшую площадку за дверью. Второй Пес закрыл дверь на ключ. — Злобный зверек, — бормотал Пес, пососав укушенный палец. — Возьми ее, Виллиг.

Второй пожал плечами и улыбнулся неприятностям своего товарища.

— Ты не умеешь с ними обходиться, — сказал он. — Походи к вдове, у которой полон дом отродьев, и они в десять раз хуже этих ведьменышей, — сразу научишься. — Он бесцеремонно схватил Мышь за талию и сунул под мышку, так что все ее пинки теперь нацеливались в воздух. — Это нетрудно. Если знаешь как.

— Хорошо. Тогда отныне твоя обязанность — приносить и уносить их, — сказал другой Пес. — Пошли.

Веллиг так ее зажал, что Мышь с трудом дышала.

Она перестала сопротивляться, чтобы не удариться головой о стену узкой лестницы. Она надеялась, что ее поставят на ноги и она сможет отдышаться, когда спустятся с лестницы, но ничего подобного. Краем глаза она увидела еще одного человека. Тот шел им навстречу и показался девочке знакомым.

Псы резко остановились и поклонились.

— Милорд барон, — сказали они.

— На сегодня выбрали этого ведьменыша? — Человек оказался в поле зрения Мыши, и она поняла, что это тот самый, что сидел в бархатном кресле, когда детей привели в раскрашенную комнату. Тот самый, кто послал за ними Псов. Барон Малландор. — Какие они тощие. Я решил сам посмотреть опыты. Пошли, Риден, Виллиг. Не тяните.

Он пошел вперед. Они спустились по другой, гораздо более удобной лестнице и прошли множеством коридоров и комнат. И очень скоро оказались перед дверью, которая резко отличалась от остальных. Мышь сразу узнала ее по описанию Пламени. Дверь металлическая — или из похожего на металл материала — и тускло-серая, как и все, что связано с этим странным народом колдерами. В ней ничего не отражалось. Мышь сразу ее возненавидела точно так же инстинктивно, как инстинктивно испытала отвращение к колдерам. Сердце ее бешено забилось, внутренности стиснуло в дурном предчувствии.

— Постучи, — сказал Пес по имени Риден.

— Не могу, — ответил другой, с явным удовлетворением. — Я держу ведьменыша. Оставляю это удовольствие тебе.

Риден негромко выругался. Потом, глубоко вздохнув, сделал шаг вперед, собрался с силами и постучал в дверь.

Мыши показалось, что ему не хочется к ней притрагиваться. Странный материал поглощал не только свет, но и звук. Ридену пришлось стучать дважды, прежде чем дверь открылась.

— Барон. — Колдер слегка наклонил голову. — Ты оказываешь нам честь.

Малландор вошел в дверь, Риден и Виллиг за ним.

— Я хочу посмотреть, что здесь происходит. Мой человек сказал мне, что вчера вы чуть не прикончили первого ведьменыша и при этом ничего не получили.

Вы должны осторожнее с ними обращаться. Будет нелегко раздобыть новых. На юге укрепили границу.

— Как и все исследователи неизвестною, мы учимся в ходе работы, — ответил колдер. Голос у него был такой же плоский и серый, как и комната. Никакого эха не было: материал, покрывавший комнату, поглощал все звуки. — Молодая особь выжила?

— Да, — сказал Виллиг. — Вот еще одна, о которой вы просили.

— Положи ее сюда.

Мышь понимала, что сопротивляться бесполезно, но не могла остановиться. Виллиг не очень нежно положил ее на стол в центре комнаты. Два колдера уже стояли наготове. Мышь едва успела увидеть карту, стол, за которым сидит колдер, — все то, что описывала вчера Пламя, — как ей одели на голову шапку и прижали зажимами к вискам. Потом присоединили серые провода к ногам и рукам, прилепили холодной липкой жгучей пастой.

Но того, что произошло дальше, она совершенно не ожидала. Колдер распахнул ее платье, и другой колдер коснулся ее живота. Он держал в руке еще один провод.

Мышь закричала и попыталась вывернуться.

— Провод в этом месте может облегчить передачу, — сказал колдер. Он помазал провод жгучей пастой, закрепляя его. — Если не получится, у следующей прикрепим в районе сердца. Потом начнем помещать провода под кожу.

— Это на самом деле необходимо? — спросил Виллиг. Казалось, он, вопреки собственным желаниям, испытывает отвращение.

Колдер повернул к Псу свое невыразительное лицо.

— Это приказ твоего хозяина.

— Начинаю думать, что мы напрасно теряем время, — сказал барон. — Просто повод, чтобы подвергнуть ведьменышей пытке. А они такие маленькие, что даже отомстить не могут. Ты сказал, что знаешь, как работать с самой первой. И что другие даже не понадобятся.

— Оставьте нас, — сказал другой колдер в сером.

Голоса у них были совершенно одинаковые, с щелканьем и свистом родного языка. — Мы занимаемся совершенно новым делом. Если эта не подчинится, а сломается, мы продолжим эксперимент.

— Но винить будут меня. Мои люди привезли их сюда. И мстить теперь будут мне.

Виллиг нахмурился и покачал головой.

— Но зачем использовать детей?

— Потому что они дети, — ответил колдер. — Они еще не умеют отражать нашу силу. Если мы подчиним их, сумеем научиться подчинять и взрослых, — Он кивнул своим товарищам, и двое колдеров направились к разным панелям.

Несмотря на то, что все звуки в этой комнате раздавались приглушенно, Мышь услышала стук пальцев по клавишам и слабый щелчок, с каким ожило реле где-то за ней. Потом иной звук наполнил ее слух, вначале такой высокий, что она его едва различала, потом такой низкий, что заныли зубы. Во рту у нее пересохло, язык прилип к небу. Она стиснула зубы, и боль в них слегка уменьшилась. Комната начала поворачиваться, и Мыши пришлось зажмуриться, чтобы не потерять сознания. Однажды она открыла рот и попыталась крикнуть, но обнаружила, что не может произнести ни звука. Машина украла из мира все звуки, ничего не оставила. Все звуки она поместила в эту комнату, и теперь на Мышь накатывались волны звука, били ее, заливали, колотили так, что она была уверена: сейчас голова ее разорвется. Зубы заболели снова, и она опять их стиснула. Все тело заполнилось напряжением, живот словно распирало. Сейчас он расколется, кожа отойдет, как шелуха плода, и все изнутри вырвется и исчезнет, как весь остальной мир…

Постепенно она почувствовала что-то еще. Откуда-то, сквозь эти волны оглушительного шума, пробился голос, он отозвался во всем ее теле. Она слышала его не только ушами, но и зубами, костями, всем телом.

Подчинись, подчинись, уговаривал голос. Сдайся. Это так легко. Сдайся, и все кончится, и ты получишь мир, мир и спокойствие навсегда. Мир.

Нет, нет! — внутренне кричала Мышь.

Да, да. Ты ведь не хочешь боли? Тогда подчинись.

Сдайся. Это так легко. Так мирно.

Голос звучал гладко, соблазнительно, и, несмотря на все усилия, Мышь чувствовала, как слабеет ее воля.

Ненадолго гул в голове и теле стих, и она услышала голоса людей. Казалось, они обсуждают ее реакцию, обсуждать так бесстрастно, как будто она — кусок мяса на столе мясника. Говорили все, кроме одного, того, кто ее принес сюда — она не помнит, как его зовут, не помнит и своего имени — и который кажется ей воплощенной добротой. Как и тот, кто проявил к ней доброе отношение в пути. Голоса заставили ее понять, что машина на самом деле не похитила все звуки мира, чтобы использовать против нее. Ей только так показалось. Неудивительно, что сама комната звучит так мертвенно и глухо. Она в звуковом коконе, а люди снаружи об этом не подозревают, не знают, что происходит внутри.

Колдер снова занялся панелью, и Мышь закрыла глаза. Снова поглотил ее невероятный звук, и сочувственный голос снова начал свои уговоры.

Сдавайся, согнись. Ты получишь мир. Больше не будет боли…

Провода жгли, зажимы на висках жгли, девочке казалось, что мозг ее вот-вот закипит. Она продолжала держать глаза закрытыми, боясь, что они лопнут. Звук снова начал стихать. Мышь не могла даже всхлипнуть: не было слез.

Другой голос; с другого направления.

Третьего нападения она просто не вынесет. Мышь попыталась заглушить этот голос. Но потом поняла, что он исходит не извне. Скорее откуда-то из глубины ее существа. Она вначале его не слышала, а теперь расслышала только потому, что пытка чуть ослабла. Давно ли он обращается к ней?

Держись, говорит этот слабый голос. Держись. Похоже на голос Пчелы, немного на голос Листа и немного — на хранительницу. И очень похоже на мамин голос, хотя это ведь невозможно. Мышь начала вслушиваться.

Ты можешь выдержать, говорил голос. Можешь не допустить уничтожения твоей сути, ты не допустишь, чтобы от тебя осталась только выгоревшая оболочка, которую колдеры смогут использовать в своих интересах.

Но как мне это сделать? — спросила Мышь. — Я не понимаю.

Понимаешь. Понимание в тебе самой.

Нет, — жалобно возразила Мышь. — Я всего лишь маленькая девочка. Мне только шесть лет. Мне больно, меня тошнит. Я хочу домой.

Держись. Ты только держись.

Но Мышь знала, что не сможет держаться долго. В следующий раз, подумала она, они получат то, что им нужно. Может быть, Звезда победила бы их, она такая умная и сильная, но я не могу. Я подчинюсь их воле, и мне придет конец. Я погибну. Все мои силы кончились, Если они начнут снова, я не продержусь и минуты.

Она стиснула зубы, стараясь быть храброй. Челюсть устала. Мышь могла только продолжать лежать с закрытыми глазами и готовиться к новому натиску страшных звуковых волн. Смутно она радовалась, что остальные девочки: Сверчок, Птица, Звезда и Шепелявая — не испытают этих мучений, что колдеры получат то, что им нужно, и не станут мучить остальных. Мысль об этих ужасных проводах под кожей Шепелявой… Она умрет еще до того, как начнется звук. Пусть он приходит, подумала Мышь. Пусть приходит сейчас. Я надеюсь, когда со мной будет кончено, другие не станут страдать.

Но ожидаемое нападение звука все не начиналось.

Над ней наклонился человек в сером. Холодные пальцы остегнули зажимы. Колдер начал срывать провода. Не смея поверить в происходящее, девочка чуть приоткрыла глаза и увидела — да, это тот, добрый. Он застегнул на ней платье и поднял девочку.

— Отнеси ее назад, — сказал колдер. В голосе его не было разочарования, вообще не было никакого выражения. — Завтра возьмем другую. К тому времени, когда попробуем всех, первая оправится, и мы снова сможем с нею работать.

— Ну, это без меня. — Говорит.., барон. Малландор.

Голова у Мыши ужасно болела, ее тошнило, но она обрела способность думать. Странно. Голос у барона тоже больной. — Не могу смотреть на мучения детей, хоть они и ведьменыши из Эсткарпа.

— Наши эксперименты не нуждаются в твоем присутствии.

— Хорошо. — Барон отвернулся. Потом посмотрел на Пса, который держал Мышь. — Чего ты ждешь, Виллиг?

Ты слышал. Отнеси девочку назад. А ты, Риден, позаботься, чтобы вечером им принесли остатки со стола.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Риден. Лицо его оказалось в поле зрения Мыши, и она увидела, что даже он потрясен испытанием.

Виллиг. Так зовут человека, который несет ее назад, туда, где с тревогой ждут сестры. Он добрый. На этот раз он нес ее нормально, на руках, а не зажимая под мышкой.

Так всегда носил ее папа.

Вторая лестница оказалась слишком тяжелой для головы девочки. Ее подавило головокружение. К своему ужасу и вопреки всем своим усилиям — она хотела дождаться, пока сестры смогут ей помочь, — Мышь вырвало прямо на мундир солдата.

Глава 31

Пленники быстро пришли в себя, оценили ситуацию и принялись рассматривать свои возможности. У них не было времени отдыхать в тюремной темнице, хотя Эйран не видела путей бегства. Темница слишком глубока и прочна.

— Оружие у нас отобрали, но, по крайней мере, оставили кольчуги, — заметил Лорик.

— Чтобы было потяжелее, когда нас повесят, — мрачно ответил Ранал. — А что, если Гирван вообще солгал и детей нет в городе Ализон, тем более, в замке? Он как будто хорошо знает планы Псов. И мог совершенно сбить нас со следа.

— Они должны быть в замке, — упрямо сказал Ярет. — Это самое укрепленное место, здесь держать их всего безопасней. Именно здесь должны пытаться открыть врата в мир колдеров. Используя детей. Мою дочь.

Все сели на солому, прислонясь спиной к каменным стенам, подняв колени и сцепив руки. Эйран села рядом с Яретом, она купалась в его тепле и близости, икота ее прекратилась. Потерлась щекой о его рукав.

— Дженис, — негромко сказала она.

— Да, — согласился Хирл. — Ты прав. Они здесь, готов ставить на это. Но что дает нам это знание?

— Достаточно, чтобы начать строить планы бегства, — ответил Велдин.

Все посмотрели на него. До сих пор никто не упоминал о бегстве. Казалось, все смирились с его невозможностью, как и Эйран.

— Какие планы? — спросил Хирл. — Я бы хотел их услышать. Нас схватили слишком быстро. Я даже не знаю, где мы сами, не говоря уже о детях.

— Ну, где мы находимся, я знаю. — Велдин нахмурился. — Слишком хорошо знаю. Много лет назад я знавал другого сокольничего, по имени Ишер. Он был моим верным спутником. Моим другом.

Ярет повернулся и взглянул на Велдина, остальные понимающе закивали. В Эсткарпе было хорошо известно, что у сокольничьих часто возникала прочная связь друг с другом. Если один из такой пары погибал, второй обычно отправлялся на поиски тех, кто убил его друга. То, что Велдин говорил об этом Ишере в прошедшем времени, свидетельствовало, что он тоже предпринял такой поиск. Обычно сокольничьи не любят рассказывать подобные истории, поэтому когда неразговорчивый горец начинает говорить, надо внимательно слушать. Эйран слушала с интересом, ей неожиданно захотелось больше узнать об этом странном и жестком человеке.

Велдин рассказывал, что дело происходило незадолго до Поворота, когда сокольничьи присоединились к страже Эсткарпа и покинули Гнездо, чтобы вместе сражаться против общего врага.

Они с Ишером служили на севере Эсткарпа, вблизи ализонской границы. В их обязанности входило сдерживать попытки ализонцев проникнуть на территорию Эсткарпа, а также спасать эсткарпских разведчиков, которые уходили из Ализона с бесценной информацией для Совета.

В одной из стычек с отрядом Псов Ишер был захвачен, его сокол погиб, а Велдин был тяжело ранен. Он не мог помешать тому, чтобы его друга увели на север, в город Ализон. Самого его сочли мертвым, и поэтому он избежал участи Ишера.

Ишера держали в тех самых темницах, в которых сейчас находятся эсткарпцы. Иногда его выводили из камеры и вели в другое здание через двор, там различные чиновники и приближенные покойного барона Фацеллиана его допрашивали. Во время относительной свободы он тщательно подмечал все особенности здания, обороны, вооружения и численности гарнизона, надеясь со временем доставить эти сведения Корису из Горма, который тогда служил командиром эсткарпской стражи.

Со временем ализонцы отчаялись узнать у него что-нибудь, и он был отправлен из Ализонского замка вместе с группой пленников вниз по реке к Каниспорту.

Там их должны были передать колдерам. Ишера отвезли бы в корабле на остров Горм и превратили в лишенного разума раба, заставили бы сражаться против прежних друзей и союзников. Однако, через два дня после выхода из города Ализона пленники сумели напасть на стражу. Впоследующем смятении Ишер бежал и, хотя в пути был опять тяжело ранен, сумел перебраться через границу и дойти до фермы, которая служила лагерем эсткарпских стражников. Здесь он перед смертью рассказал Велдину все, что узнал об укреплениях Ализона.

— Все эти годы я ждал возможности отомстить, — мрачно сказал Велдин. Он бессознательно сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Мы передали эсткарпским ведьмам сведения об Ализонском замке, но в последующие темные дни не было ни времени, ни сил, чтобы выслать против него армию. Больше того, наш отряд отозвали в город Эс, и ведьмы с помощью своего волшебства перекрыли Ализонский проход, пока мы справлялись с другими врагами. А позже мы не могли лишиться ни одного воина, и не было Кориса, который возглавил бы их. Да, я знаю это место, пусть и через Ишера, знаю так хорошо, будто меня самого долго держали здесь. — И он мрачно посмотрел на остальных.

— Это нам мало что даст. Нас все равно убьют, — сказал Даннис. Этот обычно жизнерадостный человек сейчас казался подавленным. — Надеюсь только, смерть будет быстрой и ее не превратят в какое-нибудь представление.

— Если бы у нас было хоть какое-нибудь оружие, — сказал Лорик. Он ударил кулаком по ладони. — Но у нас отобрали все, даже мой нож из-за голенища.

Отверстие в стене потемнело, и все подняли головы.

Появилась небольшая черная фигура с белой буквой V на груди. С потоком соколиных слов Смельчак сел на поднятый кулак Ярета. Через мгновение появился и Острый Коготь и сел на перчатку Велдина. Сокольничьи принялись гладить и ласкать птиц.

— О, мудрый и почтенный птичий брат! — сказал Ярет. — Я знал, что ты меня отыщешь, лучший и умнейший из соколов! — Сокол закричал и забил крыльями, а Ярет перешел на соколиную песню. Птица успокоилась и принялась приглаживать оперение. Велдин поступил так же с Острым Когтем, поглаживал его и уговаривал.

Его сокол моложе, и ему потребовалось больше времени, чтобы успокоиться, чем ветерану Смельчаку. Сокольничьи переглянулись и встали.

— Оружие у нас теперь есть, — угрюмо сказал Велдин. — Можно начинать.

Эйран удивленно смотрела на него. Оружие? Эти хрупкие существа из плоти и крови? Но ее муж и Велдин вели себя так, словно вооружены не хуже любого наемника. Ярет и Велдин слишком отличаются друг от друга, чтобы стать друзьями, какими были Велдин и Ишер, — даже если бы она не стояла между ними, — но сокольничий всегда понимает сокольничего так, как никто иной. Теперь они встали по обе стороны двери в темницу, держа соколов на кулаках, и принялись ждать.

— Позови стражу, Эйран, — сказал Ярет.

Неожиданно Эйран поняла, что собираются сделать ее муж и второй сокольничий. И только она одна способна стать приманкой, которая приведет стражников в ловушку. Она чуть улыбнулась при мысли, что Велдин вынужден рассчитывать на помощь «бесполезной» женщины. Потом встала и потащила за собой Данниса.

— Грязные варвары! — закричала она, повернувшись к двери. — Эти ализонцы не знают приличий! Неужели нельзя поместить мужчин и женщин в разные камеры? Неужели не осталось ни следа приличия? Оставь меня, черт побери!

Даннис смотрел на нее, как на рехнувшуюся.

— Что ты делаешь…

— Борись со мной! — рявкнула она.

— Бороться? Н…но, Кернон.., я хотел сказать, Эйран…

— Давай! Нападай на меня! Ик! — О, нет, только не сейчас. Она снова икнула.

Даннис нерешительно коснулся ее плеча, словно хотел потрясти.

— Нет, — сказала она. — Не так! — И звучно шлепнула его по лицу. Даннис удивленно посмотрел на нее и поднес руку к щеке. — Давай! — Она пнула его и начала царапаться и кусаться.

Наконец, он стал отвечать. Пришлось, иначе она причинила бы ему серьезный ущерб. Оттолкнул ее, но она снова набросилась на него.

— Послушай… — начал он.

— Нечего слушать! Дерись со мной!

— Я буду, Эйран, — сказал Ранал. Он направился к ним, в центр камеры.

— Очень хорошо! Двое — это еще лучше!

Наконец, Даннис начал понимать, что задумала Эйран. Он схватил ее за плечи, а Ранал за горло. И они втроем по-настоящему дрались, когда дверь раскрылась и вошел стражник в форме.

— Эй, перестаньте, перестаньте немедленно! Госпожа, мы переведем тебя…

Два черных сокола устремились ему в лицо. Он инстинктивно нырнул, закрывая глаза руками, и шагнул в камеру. Ярет и Велдин ударили одновременно, и стражник упал. Они мгновенно прикончили его.

— Ключи, — довольно сказал Ярет. Он снял кольцо с пояса стражника.

— Кинжал, — сказал Велдин. — И игольное ружье. — Кинжал он протянул Ярету и принялся осматривать ружье. — Не очень много боеприпасов, и запасной обоймы у этого парня не было. Ружье грязное. Но сойдет, пока не раздобудем другое оружие.

Эйран не нужно было говорить, что оружие раздобудут у других мертвых Псов. Она оглянулась на Данниса; у него на щеке отпечатались следы ее пальцев.

— Прошу прощения, — сказала она.

— Это я должен извиняться, — галантно ответил он. — Я не сразу понял.

Остальные толпились вокруг, готовые к действиям.

— Что дальше? — спросил Лорик.

— Уходим отсюда. — Ярет направился к двери.

Держа соколов на кулаке, сокольничьи пошли впереди. Тюрьма занимала небольшую часть башни. Велдин сказал, что ализонцы, уверенные в неприступности своей крепости, никогда не охраняли тюрьму тщательно.

Казалось, стражник, которого они убили, дежурил один.

Молча поднимались пленники по деревянным ступеням и проходили по узким коридорам. Соколы переступали и били крыльями, готовые лететь в бой. Воздух заполнила негромкая соколиная песня.

— Надеюсь, нас вели здесь, — прошептал кто-то.

Хирл.

— Да, — ответил Велдин. — Сюда ведет единственный путь, через небольшой туннель в стене, который заканчивается у оконной амбразуры Большого Зала. Ишер был совершенно уверен в этом. Никто не должен был подозревать, что существуют эти части башни. Барон выносил приговор, и пленники исчезали навсегда… Стой!

Они подошли к двери. Ярет осторожно приоткрыл ее и отодвинул занавес — настолько, чтобы заглянуть в Зал. В Зале был один человек — слуга, который сметал старый тростник, готовясь разбрасывать свежий. Запасы тростника лежали на столе. Велдин через плечо Ярета быстро прицелился. Последовал щелчок, и слуга упал.

Осторожно, один за другим, эсткарпцы вышли из узкого коридора, обходя тело. Слуга, явно не ализонец, судя по внешности и цвету кожи, лежал лицом вверх, на лице его застыло выражение удивления. Рот у него был открыт.

— Он безоружен! — сказала Эйран. Она склонилась к телу, отыскивая признаки жизни.

Велдин холодно поглядел на нее.

— Он мог поднять тревогу.

— Это не враг. У него нет языка.

Сокольничий толкнул мертвеца носком.

— Гм. Вероятно, тоже пленник. Жаль, но ничего не поделаешь. — Он осмотрел игольное ружье, фыркнул с отвращением и бросил его рядом с убитым. — Разве ализонцы умеют обращаться с оружием? Ружье сразу заело. Ярет! Иди сюда.

Сокольничьи пересекли Большой Зал, чтобы выглянуть во двор и осмотреться. Из Зала вели два выхода. Велдин направился к дальнему.

Ну, подумала Эйран, в храбрости ему не откажешь.

Но я бы хотела, чтобы он не убивал бедного слугу.

— Внутренний двор здесь, за этой стеной, — сказал Велдин. — Все подошли к нему и выглянули в приоткрытую дверь. — Нам придется пересечь открытое пространство, чтобы добраться до ворот. Но именно там они держат детей. Это самая укрепленная часть замка. Там же размещены жилые покои самого барона.

Стена, разделяющая внутренний и внешний двор, выглядела прочной, как внешние стены замка. В ней только одни ворота. Их охраняет башня. За башней двойная дверь. Открытая.

— Судя по ощущению в желудке, сейчас обеденное время. Стражники, наверно, едят, — сказал Хирл.

— Да. — Лорик потер подбородок. — Они в башне.

Пройти будет нелегко.

Время от времени по двору проходили Псы — с поручениями или по каким-то другим делам. Несколько человек прошли к казармам, разговаривая, как в обеденный перерыв. Пленники ждали, едва сдерживая нетерпение, пока двор не опустел.

— Найди Дженис, — прошептал Ярет Смельчаку и выпустил птицу.

Сокол взвился вверх. На мгновение он повис в воздухе, немного полетал под огромной каменной аркой, поддерживающей крышу Большого Зала. Он словно нащупывал путь. Потом выбрал направление. С криком устремился к двери, и Велдин едва успел открыть ее.

Эсткарпцы устремились за птицей.

Когда они проходили караульную, Эйран поняла, что то, что они приняли за башню, на самом деле крытый колодец. Им везло. Каким-то чудом шестеро мужчин и женщина незамеченными добрались до средних ворот, никто не остановил их стремительный побег.

Дженис! — мысленно призывала Эйран. — Дженис, я иду! Держись! Мама близко.

Четверо ализонцев, сидящих за столом в караульном помещении, подняли головы. Один из них раскрывал корзину с едой. Острый Коготь бросился ему в лицо, Пес упал, Хирл навалился на него. Даннис и Ранал справились с другим. Велдин, словно мстя за испорченное игольное ружье, схватился с третьим.

Ярет сцепился с четвертым, а Эйран смотрела, чувствуя, как сердце бьется у нее в горле. Ярет так давно не пользовался оружием. Пес наступал, и сокольничий вынужден был обороняться. Уверенный в победе, Пес сделал выпад. Эйран закричала. Но в последнее мгновение Ярет увернулся. Лезвие Пса просвистело мимо, и солдат напоролся на кинжал Ярета. Ярет и Эйран обменялись взглядами, и женщина облегченно перевела дыхание.

Хирл вставал с улыбкой, держа в руках меч и кинжал Пса. Велдин тоже победил в своей схватке.

— Хорошо сделано, — сказал сокольничий, и Хирл заулыбался этой непривычной похвале.

— Здесь нетронутая корзина с хлебом и сыром, — заметил Даннис. — Я могу одновременно есть и сражаться и не настолько горд, чтобы отказаться от еды Псов.

— Мы не ели со вчерашнего вечера, — сказал Велдин. — Давай. Но побыстрее.

Все начали торопливо рыться в корзине, набирая полные руки еды.

— Нет! — воскликнула Эйран. Все повернулись к ней. — Дети, — сказала она. — Они тоже голодны.

— Ты права, — согласился Даннис. Он положил свою долю назад в корзину. — Отнесем им. — Его улыбка начала напоминать прежнюю, жизнерадостную. — Как на пикнике.

Ярет быстро распределил захваченное оружие. Теперь у них на всех было четыре меча и пять кинжалов.

Эйран сжала кинжал, который дал ей муж. И вот они осторожно вышли из караульной. Смельчак исчез.

Велдин что-то сказал по-соколиному Острому Когтю, птица поднялась в воздух и полетела за Смельчаком.

— Подожди! — сказала Эйран. — Позови его назад! — Все повернули к ней головы. — Я.., я слышу Дженис. >.

— Это невозможно, — ответил Велдин. Тем не менее, он свистнул, и Острый Коготь вернулся к нему на кулак.

— Я слышала ее, — упрямо возразила Эйран. — Я знаю, куда идти.

— Я тебе верю, — сказал Ярет. — Куда?

— Здание в дальнем углу. И высоко. Очень высоко.

Войдя в первую же дверь, они наткнулись на Псов.

Те как будто передвигаются четверками, подумала Эйран. Она наклонилась и погрузила кинжал в грудь Пса прежде, чем тот смог среагировать. Быстро и молча, с угрюмыми лицами, эсткарпцы прикончили остальных и добавили оружие к своему запасу. Эйран вытерла кинжал и сунула его и кинжал своего противника за пояс. Потом подняла его меч. Даже если бы сейчас остальные не были вооружены, никто — даже Велдин — не стал бы оспаривать ее право на оружие. Приятно и успокоительно было ощущать его в руке.

— Идемте, пока нас не нашли, — сказала Эйран.

— Тише, — ответил Ярет. — Слушай.

Откуда-то издалека донеслись крики и глухие удары.

— Твой Смельчак настроен очень решительно, — заметил Велдин.

Эйран удивленно посмотрела на него. Похоже на шутку.

— Он любит Дженис, — объяснила она. — И будет пробиваться к ней через закрытую дверь.

— Похоже, он так и делает. — Велдин взвесил в руке меч. — Пошли.

На первом пролете спиральной лестницы они встретили еще двоих Псов.

— Сбежавшие пленники! Зови на помощь! — крикнул первый. — Я их задержу!

Второй повернулся и побежал. Велдин, шедший первым, обнаружил, что ему мешает центральный столб.

Лестница устроена так, чтобы облегчить защиту. Его противник мог свободно пользоваться оружием.

— Подсади! — крикнул Ярет.

Велдин немедленно прижался к внешней стене. Ярет вскочил ему на плечи, сокольничий выпрямился и подкинул Ярета прямо на удивленного обороняющегося. Пес упал, а Ярет перескочил через него и погнался за вторым. Через мгновение оба Пса были мертвы, сталь сокольничьих пронзила их сердца.

Велдин с улыбкой посмотрел на Ярета.

— Вижу, ты не забыл, — сказал он, чуть отдуваясь. — Несмотря на.., ну, ты знаешь.

Эйран протиснулась мимо них. Она еще не видела Смельчака. Но услышала его гневный крик, услышала звуки скрежета когтей о дерево. И побежала на эти звуки. Коридор заканчивался двумя дверьми. Одна дверь, решила женщина, ведет к внешней стене и дорожке часовых. За второй снова началась лестница, еще более узкая и крутая. Она вела к закрытой двери наверху башни. Смельчак бился об эту дверь. Груда щепок на полу свидетельствовала о ярости его нападения.

— Смельчак! — Сокол неохотно вернулся на кулак Ярета. — Возьми ключи, — сказал сокольничий, протягивая Эйран связку, которую снял с пояса тюремщика.

Свободной рукой он принялся сдвигать брус, перекрывавший дверь. Эйран заторопилась ему на помощь.

— Думаешь, ключи подойдут? — спросила она.

Даннис стоял за Яретом. Лестничная площадка такая маленькая, что всем остальным пришлось остаться на ступеньках. Даннис улыбнулся.

— А почему бы и нет? — спросил он. — Ключей очень много. Пробуй все.

Эйрин уже вставляла первый ключ в замок. Он не подошел. Она попробовала второй, потом третий.

Четвертый ключ с легким скрежетом повернулся, и замок неохотно щелкнул. Эйран распахнула дверь. На соломе в углу жалась группа испуганных детей в серых платьях. Смельчак с торжествующим криком влетел в комнату. Серые дети с криками разбежались, как цыплята. Смельчак сел на спинку кресла и принялся прихорашиваться.

— Что я вам говорила? — произнес один из серых призраков. — Вы все глупые! Вы мне не поверили!

Другая девочка схватила первую за руки и заплясала.

— Она нам говорила, она нам говорила! — запела она. — Мы спасены, мы спасены!

Поле зрения Эйран неожиданно резко сузилось. В нем осталась только одна девочка, та, что заговорила первой.

— Дженис! — закричала Эйран. Она в несколько шагов пробежала через комнату, опустилась на колени и прижала к себе своего ребенка. — О, Дженис, что они с тобой сделали? Что они сделали со всеми вами? Ты такая грязная! И такая худая!

Она обнимала и целовала Дженис и никак не могла остановиться. Остальные, даже та, что начала танцевать, столпились вокруг, хватали Эйран за руки, за талию, пытались дотронуться до нее. Они словно черпали своими маленькими ручками жизнь и уверенность. Эйран постаралась всех их обнять. Одна из девочек цеплялась за ее ногу, а большой палец второй руки сунула в рот.

— О, мама, — слабо сказала Дженис. — Я так боялась, что ты не придешь.

— Ну, я пришла. И мы заберем вас из этого ужасного места. — Она встала, взяла Дженис за руку и двинулась к выходу. Дженис осела и упала. — Что с тобой? — воскликнула Эйран.

— Она еще не может идти, — сказала одна из девочек. — Пламя тоже не может, не быстро.

Эйран внимательней посмотрела на дочь. И только сейчас заметила ужасные следы на висках.

— Мне было больно, мама, — прошептала девочка.

— Кто тебе сделал больно?

— Люди. Серые люди.

— Колдеры, — сказала та девочка, которая начала танцевать и петь. — Меня зовут Звезда. Я могу объяснить все.

Теперь все эсткарпцы собрались в относительной безопасности камеры. Хирл с оружием в руках остался у двери.

— Есть хотите? — спросила Эйран.

Последовал хор «Да!» Дети набросились на еду, и Эйран порадовалась, что догадалась сберечь для них обед стражников.

— Мяшо, — сказала Шепелявая. Ее довольный голос подсказал Эйран, как давно дети по-настоящему не ели. Быстро, не переставая есть и сохраняя удивительное для своего возраста самообладание, Звезда рассказала обо всем, что с ними случилось со времени похищения. Рассказала об Ализонском проходе, о том, что выпало на долю Пламени и Мыши…

Мышь? Эйран недоуменно посмотрела на девочку. А, должно быть, она имеет в виду Дженис.

.., что выпало на долю Пламени и Мыши, когда их привели в Ализонский замок.

— Они хотят найти способ подчинить себе весь народ Древних и превратить нас в рабов. И считают, что детей сломить легче. Я говорю о колдерах, а не об ализонцах. — Звезда поморщилась.

— Мы считали, что ализонцы с вашей помощью хотят открыть врата в мир коледров, — сказал Лорик. — Так нам говорил Гирван.

— Его рассказ был прекрасно продуман, — заметил Велдин. — Он пришел в Эсткарп раненый и говорил, что его хотели убить как предателя. В качестве доказательства предъявил рану.

— Да, он оказался предателем, но не совсем таким, как мы думали. — Лорик нахмурился. — Новость очень плохая. Колдеры еще живы в нашем мире. Я думал, они все погибли, когда лорд Саймон опустошил их гнездо.

— Эти, наверно, оставались здесь, координировали действия ализонцев с вторжением из-за моря.

— Где эта комната, о которой ты говоришь? — спросил Ярет.

Дженис и девочка по имени Пламя стали описывать дорогу, по которой их вели. Вдвоем они описали ее достаточно подробно, и все были уверены, что отыщут путь.

— Что ты задумал? — спросил Лорик.

— Я еще думаю, — ответил Ярет, — Ну, сначала нужно увести детей отсюда, — сказала Эйран. И попыталась поднять Дженис.

— Нет, Эйран, — сказал Даннис. — Позволь мне.

— Она моя дочь!

— Да, но ты сама сказала, что нужно выводить всех, а я понесу ее быстрее тебя.

Эйран прикусила губу.

— Хорошо, — сказала она. И передала Дженис Даннису. Девочка в руках солдата казалась худой и маленькой.

— Я возьму вторую раненую, — сказал Лорик. — Мы выберемся из замка, не бойтесь.

— Мы можем помочь, — уверенно сказала девочка, назвавшаяся Звездой. — Мы теперь кое-что умеем.

— Хорошо, — ответила Эйран, не слушая ее.

Ярет и Велдин переглянулись.

— Хирл, ты с Раналом идите с ними.

— Что? А вы?

— Мы немного задержимся.

— Но…

— О нас не думайте. Мы вас догоним за городом.

Прихватите и лошадей, если сможете.

Ранал слегка побледнел, но, тем не менее, отдал честь.

— Можешь на меня рассчитывать. — И направился к двери.

Девочки упирались, Они не хотели, чтобы часть спасителей оставалась.

— Нет, мы должны все уйти вместе! — кричала Звезда. — Если не все, мы не сможем…

— Надо выкорчевать зло в Ализонском замке, — сказал Ярет. — Или оно возникнет снова где-нибудь в другом месте. Это надо сделать, и мы это сделаем.

Эйран в ужасе смотрела на сокольничьих. О чем думают Ярет и Велдин? Они получили то, за чем пришли.

И теперь им всем нужно уходить, воспользоваться неожиданностью, пока у них есть еще слабая надежда на бегство. Хирл и Ранал держали за руки по две девочки, Даннис уже вынес Дженис. Смельчак полетел к двери, он явно собирался последовать за Дженис. Эйран хотела идти за ним, но Ярет удержал ее за руку.

— Возможно, это последние колдеры в нашем мире, — сказал он. — Мы должны уничтожить их и их машину.

Эйран колебалась. Ей хотелось остаться с мужем, но. хотелось и уйти со своим ребенком. Что ей выбрать?

Камень волшебницы, о котором она совершенно забыла, начал жечь ей кожу. Рука ее сама по себе скрылась под одеждой и извлекла камень из укрытия. Эйран смотрела на него, как ей казалось, очень долго, искала ответ в. тусклой серой поверхности. И хотя камень не отозвался, она поняла, что должна делать.

Приняв решение, она побежала за Даннисом и сунула камень в руки Дженис.

— Он тебе может помочь, — сказала Эйран. — Мы нашли его на.., возле того места, где вас захватили.

Дженис удивленно посмотрела на камень.

— Это камень Листа, — сказала она.

Звезда посмотрела на девочку, державшую палец во рту.

— Шепелявая, — спросила она, — можешь работать с таким количеством?

— Да, — ответила та. — Думаю, что шмогу. Попробую. А вы мне помогайте.

Словно в ответ, Мышь подняла камень волшебницы Листа.

— Он нам поможет, — сказала она. — А когда мы его не используем, ты с его помощью сможешь видеть, Птица.

— Спасибо.

Эйран не понимала, о чем они говорят. По очереди она притронулась ко всем девочкам, гладила по щекам, по волосам. Поцеловала Дженис, чувствуя, что сердце ее разбивается.

— Кто может идти сам, бегите, — сказала она. — Держитесь возле мужчин и бегите изо всех сил!

— Не волнуйся о нас, — ответила Звезда. — И о себе тоже. Мы поможем, обещаем.

С этими словами дети вслед за Лориком и Даннисом вышли из комнаты на верху башни, и вскоре слышался только звук их шагов по ступеням.

Эйран взглянула на мужа.

— Я однажды уже позволила тебе уехать без себя, и мы оба страдали от этого. Теперь я не хочу слышать нет, — сердито заявила она. — Мы будем действовать вместе. Ты и я.

— И я, — подхватил Велдин. Он мрачно взглянул на Эйран. — Два сокольничьих могут сразиться с армией Псов, тем более, с тремя колдерами, один из которых не может оторваться от машины. Но эта женщина…

— Эта женщина, — яростно сказала Эйран, — мать одной из девочек, которым эти чудовища причинили страдания. Они причинили боль дочери и другой женщины и взялись бы за остальных, прежде чем закончили свое грязное дело. Я должна собственными руками отомстить им за то, что они сделали.

Велдин резко поднял брови.

— Ну, что ж, — сказал он Ярету, — у меня есть Острый Коготь. А у тебя Смельчак. Если эта женщина хочет идти с нами, она не должна ждать, что я приду ей на помощь.

— Не волнуйся за Эйран, — ответил Ярет. — Она о себе сама позаботится. — Он свистнул.

В дверь влетел Смельчак и сел на кулак сокольничего.

Они втроем, держа мечи наготове, спустились по узкой лестнице и начали пробираться по лабиринту коридоров, отыскивая дверь, за которой скрываются колдеры.

Глава 32

Мышь открыла глаза.

— Мама здесь! — удивленно сказала она.

— Тебе приснилось, глупая, — ответила Звезда. — Мы все хотим к маме. Но наших мам здесь нет. А что случилось? Ты ужасно выглядишь. Вот, выпей это. — И она поднесла что-то к губам Мыши.

Мышь автоматически глотнула, думая, что это вода.

Огонь охватил все ее тело. Она подавилась и закашлялась, глаза ее наполнились слезами, но вот жжение утихло, и она поняла, что жгучая жидкость заставила ее почувствовать себя немного лучше.

— Это спиртное? — спросила она.

— Да. Хорошо, что ализонцы дали его нам. Это единственное, что поддержало тебя и Пламя в первый час.

Мне бы хотелось дать тебе чего-нибудь поесть, но нам еще ничего не принесли.

— Я все равно не могу есть. Но я слышала, как барон приказал принести нам еду со стола.

— Ооо! — сказала Шепелявая. — Наверно, это очень вкушно. У наш давно не было наштоящей еды.

— А я думаю, что барон хорошо питается, — поддержала ее Сверчок. Она скорчила гримасу. — Никогда не думала, что буду есть остатки с чужого стола, но сейчас хочется. И я все съем.

— А воды нет? — спросила Мышь.

— Есть. Сколько хочешь. Мы сберегли для тебя. Но ты нам расскажешь, что случилось?

— Кажется, я смогу. — Мышь пошевелилась на соломенном матраце, пытаясь сесть. Но голова у нее так болела и кружилась, что ей пришлось снова лечь. Она облизала пересохшие губы. Звезда подержала чашку, чтобы она смогла напиться. Ничего вкуснее Мышь в своей жизни не пробовала. Она чувствовала, как вода проникает в ее пересохшее тело. Глотнула еще, а Звезда терпеливо держала чашку, пока Мышь не напилась. — Меня едва не подчинили, Звезда. Я чуть не сдалась. Готова была на что угодно. Звук и голоса…

— Какой звук? — спросила Пламя. — Я не слышала никаких звуков. И голосов тоже.

— А что ты чувствовала? — спросила Сверчок.

— Вокруг меня что-то было, но что, я не видела, — ответила Пламя. — Можно назвать это давлением. Словно что-то меня сжало, очень сильно, и не отпускало.

Мне было очень больно. Я думала, мне выдавит внутренности.

Шепелявая достала палец изо рта.

— И ты не жнаешь почему?

— Нет.

— А я знаю, — сказала Мышь. — Вокруг меня тоже это было, и очень больно, как ты сказала. И я тоже не могла увидеть, что это. Но я слышала. Может, мы испытали одно и то же, только по-разному., А что ты слышала?

— Мне казалось, что уши у меня лопнут.

— Мне тоже. Это и заставило меня подумать о звуке. Но я, действительно, слышала голос. Два голоса. Наверно, из-за нового провода.

— Какого нового провода?

Мышь подняла платье и показала почерневшее место на животе.

— Вот здесь. Мне прикрепили сюда провод. Я слышала, как они сказали, что если не получится, следующей прикрепят к сердцу. — Она с трудом глотнула, думая, рассказывать ли остальное. Ну, держать что-то в тайне бессмысленно; ее сестрам лучше знать, что их ждет, чтобы они могли подготовиться. Не следует скрывать от них, что их ждет. — Они сказали, что если не получится и с сердцем, тогда провода введут под кожу.

Все испуганно вскрикнули.

— Как это? — спросила Птица.

— Ну, засунут нам под кожу, — повторила Мышь, — О, как будет больно! — Пламя выглядела ошеломленной. — Гораздо хуже, чем со мной и с тобой.

Шепелявая смертельно побледнела и стала сильнее сосать палец. Глаза Мыши заполнились слезами.

— Они не всадят в тебя провода, Шепелявая, — сказала она. — Если выберут тебя, вместо тебя пойду я.

— Нет, ты не сможешь, — сказала Сверчок. — Я пойду.

— Нет, я, — сказала Птица.

— Нет, я, — решительно сказала Звезда.

Мышь взяла Звезду за руку.

— Я все думаю, что ты могла бы выдержать на моем .месте. Даже если я не смогу. Но только, на один раз.

Может, ничего и не случится. Мне кажется, со мной было хуже, чем с Пламенем. — Голова у нее болела, и она знала, что начинает говорить бессвязно. Тем не менее, она продолжала. Они должны понять. — Может быть, они по-другому повернули свои рычажки или что-нибудь еще. Я думаю, следующей будет еще тяжелее. Они все равно своего добьются, даже от тебя. Но если добьются, наверно, оставят нас в покое.

— Или убьют нас, — сказала Сверчок.

— Мы должны найти способ помочь друг другу, — сказала Мышь. — Я все время об этом думаю. Понимаете, когда я уже готова была сдаться, я услышала другой голос…

— Да, ты говорила об этом, — сказала Звезда. — Что за голос?

— Кто-то — вы будете смеяться, но словно моя мама, — кто-то говорил, чтобы я держалась. И я держалась. Но если бы они снова сделали эту штуку с проводами и Голосом, я бы не смогла держаться ни минуты.

— Твоя мама! — сказала Птица. — Это глупо. Твоя мама далеко в Эсткарпе.

Мышь покачала головой и тут же об этом пожалела.

Она закрыла глаза и подождала, пока голова перестанет кружиться.

— Нет, — сказала она. — Мама близко. Я почти могу слышать ее.

— Ну, у нее, должно быть, очень громкий голос. — Сверчок говорила почти так же насмешливо, как Птица.

— Она уже говорила что-то о своей маме, когда пришла в себя, — напомнила Звезда. — Откуда ты знаешь?

— Я вам сказала. Я могу ее слышать.

— Как?

— В голове. Вот так. — Мышь сосредоточилась. Звезда от неожиданности подпрыгнула.

— Как ты это делаешь?

— Это легко, — сказала Мышь. — Я вам покажу.

Глава 33

Девочки все хотели научиться слышать и еще делать то, что Звезда назвала «касаться мозгом мозга».

Мышь показывала им по очереди, и они хихикали, пытаясь связаться друг с другом. Теперь, когда у нее появилось занятие, Мышь чувствовала себя лучше, ее не так тошнило; и голова меньше кружилась. Все обрадовались занятию. Ведь в плену труднее всего ждать и ничего не делать.

Вскоре, немного попрактиковавшись, все девочки с разной степенью надежности научились слышать друг друга, хотя это утомляло их так, словно они часами бегали и играли. Странно. Как заметила Птица, они не узнавали новое, а как будто вспоминали что-то давно забытое.

Они немного посидели молча, отдыхая. Далеко снизу доносились звуки движения лодок по реке. Мышь хотела бы оказаться в лодке и уплыть отсюда куда-нибудь далеко.

— Когда я была маленькой, мама не разрешала мне играть с котенком, — застенчиво сказала Пламя. Она закрыла глаза и легла. — И поэтому я сделала себе котенка из глины. Я думала о нем очень напряженно, и ненадолго он превращался в настоящего котенка. И мы так весело играли. Но скоро он снова становился глиняным.

— А сейчас можешь это сделать? — спросила Птица.

— Могу попробовать, но тут нет глины. Придется использовать солому.

— О, пожалуйста, попробуй! — попросила Сверчок.

Заинтересовавшись, все девочки следили, как Пламя села, собрала пучок соломы и связала его нитками из своего платья.

— Это будет тело котенка, — сказала она. Остальные девочки понимающе закивали.

Подбодренная их интересом, она сделала четыре меньших пучка — лапы — и привязала их к телу. Потом круглый пучок приделала на место головы, а еще один маленький — это хвост. И в качестве финального мазка завязала бантиком кусочек ткани вокруг «шеи» котенка.

— Ну, вот, — сказала она, критично разглядывая свое творение. — Лучше я все равно не смогу. Посмотрим, что получится. — Она закрыла глаза и принялась думать так напряженно, что Мыши показалось, будто она что-то видит. Пламя громко дышала через нос. Мышь смотрела на нее, как зачарованная. Пламя побледнела, голос ее дрогнул.

— Не могу, — сказал она. — Это все еще солома.

— Я помогу, — отозвалась Звезда. Она протянула руку к Пламени, и Мышь увидела — или ей показалось, что она увидела, — искру, какую-то вспышку, пролетевшую от одной девочки к другой. Пламя глубоко вздохнула, и неожиданно все увидели перед собой котенка, который еще едва научился стоять. Не очень красивый котенок, шкурка причудливо смешанной расцветки — серой и соломенной. Но выглядел он, как самый настоящий котенок.

Мышь неожиданно затосковала по Прыгуну, который дома спал в ее кровати.

— О, — выдохнула она, — можно мне его погладить?

— Конечно, — ответила Пламя. — Все можете поиграть с ним, только не мучайте его. Я не знаю, сколько он выдержит.

Она передала котенка Мыши, и та прижала его к себе. Котенок замурлыкал, посмотрел на нее своими желтыми глазами и потыкался носом в пальцы. Потом лизнул их. Его крошечный розовый язычок был жестким, словно шерстяным.

— Дай мне подержать немного, — сказала Шепелявая, и Мышь неохотно отдала ей котенка. — Здравствуй, кошечка. А как тебя зовут?

Дети гладили котенка, играли с ним свисающими соломинками. Он прыгал, мурлыкал, довольный, переходил от одной девочки к другой, никого не выделяя. Но чары не могли продолжаться слишком долго: когда наступила очередь Пламени гладить котенка, в руках ее оказались пучки соломы. Девочка развязала нитки, и солома упала на пол.

— Мне казалось, ты не справишься, — сказала Сверчок. — Как ты смогла в конце, что ты сделала, прежде чем солома стала котенком?

— Не знаю, — ответила Пламя. — Мне как будто кто-то помог, только я не знаю кто и как…

— Это я, — сказала Звезда. Она выглядела ошеломленной. — Я дала тебе часть своей силы.

Глава 34

Звезда привыкла это делать — давать свою силу людям, которые в этом нуждались, когда она и ее семейство были в пути и все уже устали, когда потребовалось разбить лагерь.

Все они жили вместе, эти бродячие торговцы, с невенчанными мужьями и женами, в одной группе, с постоянно изменяющимися отношениями. Никто из детей не знал с уверенностью своего отца, даже если знали матери. Но они тоже часто не знали. Больше того, иногда и матерей своих дети помнили очень смутно. Женщины заботились обо всех детях без разбора или так же без разбора не обращали на них внимания. Но в любое время в группе всегда оказывалось достаточно женщин, чтобы никто из детей не оставался без материнской заботы. Звезда не больше других детей в караване знала, кто ее настоящий отец, но считала, что это предводитель группы, и только его называла папой. Она очень гордилась, когда он ночевал у ее матери, и он это делал чаще, чем с остальными женщинами.

В пути папа ехал впереди и думал. Звезда знала, о чем он думает. О необходимости разместить фургоны, накормить и напоить лошадей, отремонтировать то, что сломалось за день. А по ночам следить, чтобы не подкрались воры и не украли жалкий запас товаров и деньги, которые хранятся под постелью мамы. Звезда, сидя на своем месте, обнаружила, что можно чуть подтолкнуть, послать поток силы, который словно туманом, обволакивает папу. Она почти видела, как этот поток покидает ее тело, и всегда могла сказать, когда папа вдыхает его или поток проникает ему под кожу. Папа в таком случае распрямлялся, как будто спина его утрачивала способность гнуться.

— Ну, бодрей, еще немного, и мы на месте! — кричал он своим людям в фургонах. И все остальные, услышав его полный сил голос, приободрялись.

Иногда, если Звезда посылала папе меньше силы, чем обычно, и сама не уставала, она толкала волну силы кому-нибудь еще в караване — тому, кто больше всего в этом нуждался. Никто не учил ее делать это. Она просто знала. И потому совсем не удивилась, когда Пчела и стражники отыскали ее семью и забрали девочку, чтобы она училась и со временем стала настоящей волшебницей.

— Так я сделала и с Пламенем, — сказала она.

— Очень приятно было бы знать, как передавать другому свою силу, — задумчиво заметила Мышь. Остальные девочки начали одна за другой рассказывать, что они могут делать, и хотя Мышь слушала, она в то же время что-то обдумывала. Чего-то ей не хватало. Если Звезда сумела показать, как толкать, если она сама научилась слышать мысли других, если у остальных девочек тоже есть дары, пусть нетренированные…

Глава 35

— Я могу изменять свою внешность, — сказала Сверчок.

— Не может быть!

— Правда.

Сверчок был ребенком пары, жившей в небольшой деревне на юге Эсткарпа. У отца была маленькая ферма, которая давала ячмень на продажу и чтобы накормить семью, но его было мало, и мама обшивала всех женщин в деревне. У Сверчка был брат, немного старше и мама ждала еще одного ребенка.

— Хотя не знаю, как мы будем кормить еще один рот, — обычно говорила мама за шитьем.

Особенно трудно приходилось брату Сверчка Гвеннану. Он всегда хотел есть. Сверчок тоже, но только до того времени, пока не научилась заставлять людей принимать ее за брата. Она просто хотела, чтобы они так подумали. И они так и думали.

Такая способность оказалась очень полезной. Она в любое время могла пойти в кладовку, съесть что-нибудь, а наказывали брата. Но приходилось быть осторожной.

Например, когда у мамы появлялась немного лишних денег и она пекла вкусные пирожки. Если съесть их слишком много, можно заболеть. И потом трудно было бы объяснить причину.

Сверчок не знала, принадлежит ли ее дар Свету, и не думала об этом. Только иногда просто хотела, когда Гвеннана не было поблизости, чтобы вместо нее видели брата. И обычно у нее это получалось. Она ни о чем не подумала, когда появились Пчела и стражники. Решила, что Пчела придумала замечательно. И она не знала, умеет ли кто другой менять внешность, как она.

— О, это нетрудно, — сказала Шепелявая. — Я умею делать так, что меня не видят. Могу пройти у людей под ношом, и они ничего не жаметят.

Шепелявая всегда была тихим одиноким ребенком на большой ферме Гведдавл. Ни у кого не находилось времени для маленькой девочки, которая к тому же плохо говорит, хотя она и была дочерью богатого хозяина фермы. Шепелявая чувствовала себя невидимой. И однажды, к своему удивлению, она обнаружила, что когда очень сильно захочет, на самом деле становится невидимой. Она сама видела себя как легкую тень, словно она сделана из тумана. Она могла видеть сквозь свою руку, как иногда, если посмотришь через руку на яркий свет и увидишь очертания собственных костей. Но даже кости становились прозрачными, ей стоило только этого захотеть.

Теперь она могла ходить куда угодно и все слышать — особенно тайны, когда взрослые прогоняли ее и говорили друг с другом. Они называли это делом и отправляли девочку поиграть. Но Шепелявая знала, что они поступают так, чтобы она им не мешала. Никто из остальных детей с ней не играл. А когда она становилась невидимой, все изменялось.

Она могла пойти туда, куда ей не разрешали ходить, смотреть и слушать, хотя не понимала и десятой части происходящего. Единственным серьезным недостатком было то, что она не умела делать невидимой свою одежду, и если не хотела, чтобы видели, как платье неожиданно встает и уходит, нужно было его снимать. И всю остальную одежду тоже.

Поэтому ей приходилось заниматься своей тайной деятельностью только в теплую погоду. Она становилась невидимой, но оставалась слышимой. Звук стучащих зубов обязательно выдал бы ее, и она не знала, что произойдет, если ее поймают за подглядыванием — совершенно голой. Конечно, она не хотела, чтобы об этом узнали.

Когда Пчела нашла ее, Шепелявая так радовалась дружбе с новыми сестрами, что ни разу не захотела стать невидимой.

— Пока наш не поймали Пшы. И убили Лишт. — И Шепелявая снова сунула палец в рот.

Сверчок фыркнула.

— Если бы мы умели сделать так, чтобы вместо нас видели Псов — или их собак, по размерам они нам ближе, — или вообще стали невидимыми, нас бы не поймали.

— Может быть. Но вше шлучилошь так быштро.

— А я прямо сейчас могу выйти, и меня никто не увидит. Или Псы подумают, что это кто-то другой.

— Я могу это шделать еще лучше.

Мышь подумала, что эти две девочки зря спорят, но ничего не сказала. Она продолжала обдумывать свою идею, но что-то ее тревожило. Она почти поняла что. Если бы только голова не так болела…

— А ты что умеешь, Птица? — спросила Шепелявая.

— Ничего особенного. Иногда, если все благополучно, я умею видеть.

— Как это видеть? — спросила Звезда.

— Ну, понимаете. — Птица покраснела. — Просто видеть. Я это всегда называла уходить в глубину.

Глава 36

Папа Птицы был деревенским кузнецом и, вероятно, самым богатым человеком на многие лиги вокруг. Это был рослый мужчина, добродушный и красивый.

Мама Птицы в молодости была деревенской красавицей и по-прежнему одевалась очень нарядно. Муж потакал ей, сколько мог. Платья у нее всегда были из лучших материалов и сшиты лучшими портнихами. У нее были резные гребни для волос и красные кожаные сапожки. Птица знала, что красивые родители стесняются ее — тощей девочки с некрасивым лицом. Ясно, что из нее никогда не получится красавица. Птица не обижалась, просто она ничего не могла поделать. Но все равно было трудно, когда незнакомцы иногда смотрели на маму и папу, а потом на нее, и на лицах их ясно отражался вопрос «почему?»

У мамы было много красивых вещей, украшений и лент, одежды и безделушек, и иногда мама разрешала ей взять что-нибудь и поносить. Птицу притягивало все красивое: цветок, блестящий камешек, и она все время смотрела на них, пока, как говорила мама, «не втягивала в себя всю красоту». Любимой игрушкой Птицы был камень на цепочке, который иногда носила мама. Камень был совершено прозрачным — гладкий круглый камешек, отполированный без отвлекающих внимание фасет.

Несмотря на это, он улавливал лучи света и сверкал на маминой груди.

И вот однажды мама потеряла свое прекрасное ожерелье. Она поискала его, но не нашла.

— Хоть оно и простое, мне оно нравилось, потому что ты его мне подарил, — сказала она отцу Птицы.

— Ну, не расстраивайся, — ответил папа. — На следующей ярмарке купим другое, еще красивее.

Мама улыбнулась и перестала искать ожерелье, потому что больше всего любила новые вещи.

— Купим такое, которое блестит и бросает радужные отражения на солнце, — сказала она.

Когда много времени спустя под лавровым деревом, где проходила мама, Птица нашла ожерелье, ей и в голову не пришло отдать его. Серебряная цепочка порвалась, и поэтому ожерелье упало у мамы с шеи. И так как это была любимая вещь Птицы, она подумала, что мама разрешила бы теперь взять ее себе, а папа, может быть, даже починил бы цепочку. Конечно, после того, как маме купят новое.

Девочка носила ожерелье в кармане. Но однажды, подчиняясь порыву, который сама не смогла бы объяснить, она посмотрела на камень не так, как смотрела раньше. Посмотрела по-особому, так, что действительно начала видеть. И чем больше смотрела, тем больше ей казалось, что она плывет в камне, как рыбы плавают в воде.

И, к своему удивлению, обнаружила в глубине картины, которые двигались. Она видела то, что происходит далеко от нее. Вот мама — в доме, она расчесывает свои красивые волосы и негромко напевает. Заинтересовавшись, Птица попробовала посмотреть глубже, чтобы увидеть больше. Картинка в камне затуманилась, переменилась, и девочка увидела папу, который в тот день поехал в соседнюю деревню покупать новую верховую лошадь. Птица ясно видела и его, и лошадь. Рыжая, под цвет маминых волос.

После этого Птица всегда носила камень на шее, но Старательно его прятала под одеждой. И при каждой возможности заглядывала в него и видела. Это было захватывающе. Она обнаружила, что почти всегда может увидеть тех, кого знает. Но иногда она видела нечто, напоминающее закрытую дверь, и постепенно начала понимать, что этот человек занят чем-то личным, и ей не следует видеть его. Она также обнаружила, что не может видеть людей и предметы, которых не знает или о которых только слышала, как, например, знатных господ из города Эс. Не видела, как бы «глубоко» ни опускалась. И ее не удивило появление Пчелы. Она никогда не видела Пчелу, но, уходя в «глубину», видела себя едущей верхом далеко от деревни в обществе маленьких серых теней ростом с нее. Ей очень понравилось ожерелье самой Пчелы. Она подумала, что Пчела использвует свой камень так же, как сама Птица. И это было так естественно и просто, что Птица и не подумала прихватить собственное ожерелье в город Эс.

Девочки охали и ахали, слушая рассказ Птицы.

— Это удивительно, Птица! А ты можешь увидеть, что шейчаш ш моими мамой и папой? Ешли я тебе помогу? Я пущу тебя в швою голову, ты пошлушаешь и увидишь.

— Может быть. Но мне не во что смотреть.

— Это подойдет? — Пламя налила в чашку немного воды и протянула Птице.

— Не знаю, — с сомнением ответила Птица. — Попробую.

Она посмотрела в чашку, наклонив ее так, чтобы вода отражала свет. Мышь внимательно наблюдала. Ей хотелось, чтобы Птица увидела ее маму. Выражение лица Птицы изменилось, и Мышь поняла, что она ушла в «глубину».

— Я что-то вижу!

— воскликнула Птица. — Твоя мама ходит в брюках, как мужчина, и носит меч?

— Конечно, нет!

— Это моя мама! — воскликнула Мышь. Забыв о больной голове, она перебралась по соломе к Птице и заглянула в чашку. — Я знаю! Я просто знаю! Покажи мне, какэто делать, Птица! Пожалуйста!

— Все пропало! — сказала Птица. Она сердито посмотрела на Мышь. — Ты испортила.

— Но я знаю, что это была моя мама. Я слышала ее, а теперь ты ее увидела! Она здесь, в Ализоне. Я просто знаю это.

— Ты с ума сошла.

— Нет.

— Да, сошла.

— Перестаньте, вы, обе! — сказала Звезда. — Мышь, ты все время говоришь о своей маме. С тех пор, как услышала этот второй голос. Она не может здесь быть. Это невозможно;

— Но я слышала второй голос. Он похож на мамин, хотя немного и на голос хранительницы. Я знаю: мама близко, она пришла за мной. И даже если я ошибаюсь, если я сумасшедшая, как говорит Птица, никто из нас не знал бы, что могут остальные, если бы я не рассказала о том, что услышала маму. Может, то, что мы умеем делать, нам поможет. А как далеко ты можешь толкнуть, Звезда?

Звезда посмотрела на нее, чуть нахмурившись. Потом выражение ее лица изменилось, и Мышь, не слушая, не прикасаясь мыслью, знала, что Звезда поняла, к чему она ведет.

— Не очень далеко. Ты хочешь сказать, что я могу толкнуть, помочь следующей, которая пойдет в комнату колдеров?

— Мне кажется, это для нас единственная возможность выдержать.

— Что ж, стоит попробовать, — сказала Звезда. — Но не знаю, смогу ли это сделать одна. А что, если следующей буду я? — И тут же ответила на собственный вопрос. — Конечно. Я научу всех вас, как ты только что научила нас слушать. Мы все должны обучить друг друга.

Мышь облегченно закрыла глаза. Идея, наконец, вырвалась, хотя и не она сама ее выразила. Но чего-то все равно не хватало. Мышь не могла думать. Голова сильно болела.

Птица рассмеялась.

— Что полезного в умении делать котенка из соломы? Только помогает провести время.

— Не знаю, — упрямо ответила Мышь. — Но Сверчок может заставить подумать, что она — это кто-то другой, и Шепелявая — что вообще никого нет.

Птица оглянулась на Шепелявую, и Мышь отчетливо, словно та произнесла вслух, услышала: «Много же она нам даст».

— Нет, кое-что даст, — сказала Звезда, и Мышь поняла, что она тоже услышала. — Шепелявая может научить всех нас, как научила слышать Мышь< — Ну, допустим, мы все превратимся в тени и выйдем, когда к нам в следующий раз зайдут Псы, — сказала Сверчок. — А как же Мышь и Пламя? Как мы с ними справимся? Они не могут идти.

— Я могу, — сказала Пламя.

Звезда не обратила внимание на ее слова.

— Подождем, пока им станет лучше.

— К тому времени заболеет кто-нибудь еще, — сказала Сверчок. — Им будет еще хуже, если колдеры сделают то, о чем рассказала Мышь.

— О!

Неожиданно то, что все время тревожило Мышь, стало ей ясно, и она смогла сказать остальным.

— Я слышала голоса, когда со мной работали колдеры, и именно я умела слушать мысли. Может, это что-то значит.

— Может быть. А как же Пламя?

Глаза Звезды сузились.

— Может, эта машина колдеров усиливает наши способности. В таком случае на способность Пламени просто нельзя опереться, вот и все.

— Значит, поделившись друг с другом, мы не помогли, только ухудшили свое положение! — в ужасе воскликнула Птица.

Все посмотрели на Птицу: какие ужасы увидит она, когда ее присоединят к машине колдеров?

— Нет, я так не думаю, — медленно сказала Звезда. — Я думаю, сейчас мы сильней, чем раньше.

— Моя мама придет за нами, — сказала Мышь. — Она нас спасет.

— О, помолчи, — ответила Звезда. Голос ее звучал не раздраженно, а устало. — Не нужно цепляться за надежду, когда ее нет. Сейчас нам лучше всего потренироваться в своих новых способностях и попытаться действовать вместе, так, чтобы лучше держаться, когда будем в машине колдеров, — Она вздрогнула, и Мышь уловила мысль Звезды: Звезда увидела себя беспомощно лежащей на столе в лаборатории колдеров и кричащей, а колдеры безжалостно всаживают в нее провода.

Мышь знала, что Звезда права. Даже если они сумеют бежать, они никого не могут оставить, а, несмотря на свои бодрые слова, Пламя едва ли в лучшем состоянии, чем Мышь.

— Да, Звезда, — согласилась девочка. — Мы должны сосредоточиться на слышании и толкании, передаче силы. Это потребуется больше всего до тех пор, пока колдеры нас не оставят.

Девочки содрогнулись: все понимали, что колдеры оставят их только, если они им подчинятся или погибнут.

Глава 37

Ярет и Велдин шли по коридорам, держа наготове соколов. Эйран никогда раньше не видела Ярета таким, даже когда он охотился в Барьерных горах. Там звери уступали ему. Но здесь он оказался в своей стихии, он делал то, для чего был рожден. Уверенный бесстрашный воин, готовый к бою, шел рядом с другим сокольничим, как его ровня. Его вид мог испугать целый отряд Псов и внушить уверенность в тех, кто сражается с ним рядом.

Эйран шла за сокольничими, время от времени оглядываясь, каждое мгновение ожидая появления сотни преследующих Псов. Даже храбрость сокольничьих не поможет при таком превосходстве сил. Но пока им продолжало везти.

По коридору, через дверь, вверх по лестничному пролету, следуя указаниям Пламени и Дженис. Теперь они находились в другой части дворцового комплекса на верхнем этаже большого каменного здания, стоящего у самой стены замка. Эйран вспомнила, как, проходя по двору, услышала призыв своей дочери. Очень странно.

Эйран была вполне уверена, что слышала именно Дженис, но ведь это невозможно. Она должна подумать об этом, но потом, когда будет время.

Сокольничьи дошли до поворота и остановились.

Эйран едва не столкнулась с Велдином; тот через плечо оглянулся на нее, явно недовольный ее неуклюжестью.

— Вот она, — негромко сказал Ярет. — Вон та серая дверь.

— Женщина останется здесь. Она нам только помешает.

— Нет, не останусь.

— Ты держишь меч, как палку.

— Я ударю им колдера, который мучил мою дочь.

— Тише, — сказал Ярет. — Она пойдет с нами. Нам не вечно будет везти. Может подойти много Псов, и у нее не будет никаких шансов, если она останется снаружи и ей придется одной иметь с ними дело.

Велдин нахмурился, потом неохотно кивнул.

— Хорошо. Но пусть не попадается мне на пути, иначе я не отвечаю за то, что с нею случится.

— Справедливо, — ответила Эйнар. — Ну что, войдем?

Вместо ответа Ярет скользнул вперед, стараясь не выдать своего присутствия стуком подошв или звоном кольчуги. Эйран и Велдин так же осторожно последовали за ним. Приближаясь, Эйран ощутила своеобразную мертвенность в воздухе, что-то похожее на отсутствие звуков, как будто все звуки поглощаются. Нет отголосков или эха, как в нормальном окружении. Обычно эти отголоски даже не замечаются.

Сокольничьи, должно быть, испытали то же самое: они переглянулись, подняв брови.

— Должно быть, колдеровский металл. Покрытие двери, — сказал Велдин.

Ярет посмотрел на серую поверхность.

— Или действие машины. А может, и то, и другое.

Эйран неохотно коснулась пальцем двери: материал — не дерево и не знакомый ей металл — слегка подавался под нажимом. Но он холодный и безжизненный, как окружающий его ореол, и еще какой-то голодный, как будто готов черпать жизненную силу из нее, если она долго будет прикасаться. Она отдернула руку, словно обожженная.

— Здесь можно кричать, и никто внутри не услышит, — сказал Велдин. — Не услышат даже обычного стука. Надо было бы им повесить снаружи колокольчик или что-нибудь такое. Чтобы не касаться этого материала.

— Им все равно. Если колокольчика нет, а стук они не услышат, даже если бы мы хотели вежливо постучать, давай действовать прямо. Надеюсь, кто-нибудь внутри примет посетителей.

Мужчины отступили на шаг. Соколы вцепились им в перчатки, пытаясь удержать равновесие, а воины ударили в середину двери. Замок не выдержал. Дверь распахнулась — не с грохотом, а с приглушенным стуком, и три человека и два сокола ворвались внутрь. Соколы оказались вверху, они готовы были стрелой обрушиться на врага еще до того, как мужчины и женщина оказались за дверью.

Вверху вызывающе крикнул Смельчак. Он вцепился в голову колдера, сидящего за столом. Быстрый, как мысль, сокол рвал трубки и провода, хватая их когтями.

Где-то в глубине комнаты прекратилось высокое гудение. Огоньки на карте погасли, шкалы потускнели, а колдер осел, как кукла, из которой вытащили набивку. Металлическая шапка свесилась с его головы, она висела бесполезно на оставшихся нескольких проводках. Шапка покрывала большую часть черепа колдера. К ужасу Эйран, начало выползать содержимое черепа. Смельчак сделал вираж и повторил нападение.

Ззззт! Заговорило игольное ружье в руках ализонца, и Эйран инстинктивно пригнулась. Но не люди были целью стрелы. Смельчак крикнул так, как никогда раньше не кричал. Казалось, птица не может так кричать. Он забил крыльями, пытаясь взлететь. Время остановилось;

Эйран, как зачарованная, видела все подробности: птица с черным оперением повисла в воздухе и упала на холодный серый пол. Казалось, она падает бесконечно долго, опускается легко, как перышко. Белое V на груди сокола окрасилось кровью.

Собственный крик вернул Эйран к реальности.

— Нет! — закричала она.

Велдин отбросил ее с пути и устремился к одному из колдеров. Ярег мечом отбивался от двух ализонцев.

Эйран проскочила мимо него. Солдат с игольным ружьем направлял на нее свое оружие.

Ззззззт! Стрела пролетела мимо, задев кожу над ухом. Эйран бросилась на солдата, но Острый Коготь оказался быстрее. Второй сокол вцепился прямо в лицо ализонцу. Тот инстинктивно прикрыл рукой глаза. Эйран пронзила его мечом. Солдат схватился руками за лезвие и смотрел на него недоверчиво, пока не упал.

Она вытащила меч и повернулась в поисках нового противника.

Колдер, с которым сражался Велдин, представлял соблазнительную цель, но она не решилась вмешаться, чтобы не ошибиться и не ранить своего. Третий колдер возился с оборванными Смельчаком проводами. Казалось, он хочет надеть шапку себе на голову. Эйран побежала вперед, подняла меч и ударила в то место, где шея соединяется с плечами. Колдер упал. Что-то сильно ударило ее сзади, и она, в свою очередь, упала, сражаясь с напавшим на нее ализонцем. Свой меч она потеряла. Ализонец поднял кинжал. Эйран отчаянно обеими руками схватила его за запястье прежде, чем он смог погрузить лезвие ей в тело. Она даже защищаться не могла. Два кинжала у нее на поясе сейчас бесполезны. Ализонец слишком силен. Его кинжал неумолимо приближался и уже царапал кольчугу.

За плечом ализонца показался Велдин. Быстро, с жестокой уверенностью схватил солдата за волосы, ударил мечом и тут же бросился на помощь Ярету. К тому времени, как Эйран выбралась из-под мертвеца, последние два врага были убиты.

Велдин быстро осматривал знаки различия ализонцев.

— Подчиненные, — с отвращением сказал он. — Может, какие-нибудь офицеры пришли поболтать со своими хозяевами-колдерами. Ну, наверно, слишком было надеяться, что среди них окажется барон Малландор.

— Ты ранена! — Ярет подошел к Эйран и коснулся ее головы.

— Ерунда, — ответила она. — У всех у нас порезы.

Смельчак…

Ярет не видел случившегося. С криком бросился он к соколу и поднял его нежно, как поднимал маленькую Дженис.

— Он еще жив, — сказал Ярет подавленно. — Дышит.

— Он без всякой помощи убил одного из колдеров, — сказал Велдин. — Он смело сражался.

Эйран осторожно коснулась птицы, пытаясь осмотреть ее. Из груди сокола торчала стрела, уродливая и окровавленная.

— Он серьезно ранен. Я возьму его.

Велдин удержал ее за руку.

— Нет, — сказал он.

Она посмотрела на него и кивнула. Очевидно, с поля битвы должен вынести своего пернатого брата сам Ярет.

Не имеет значения, что Ярет не сможет нести сокола и одновременно сражаться. Вообще, шансы на то, что они уцелеют, быстро уменьшаются. В течение ближайшего часа их схватят или убьют.

— Тогда пошли, — сказала она. — Я меньше всего хочу быть захваченной здесь. — Да, добавила она про себя, все что угодно лучше этой комнаты. Даже, если они пойдут навстречу смерти.

Велдин свистом подозвал Острого Когтя, сокол сел ему на кулак. Ярет, неся осторожно Смельчака на сгибе одной руки, второй держал меч. Эйран подняла свой меч, и они втроем вышли из серой комнаты.

— Куда теперь? — спросила она.

— Сюда. — Велдин указал в конец коридора. — Там должна быть лестница вниз и проход в стене, по которому можно пройти незамеченными из караульной. А потом направимся к главным воротам и попробуем отыскать остальных и детей.

— И все? — Эйран невольно рассмеялась. Она представила себе лучников на стенах, готовых облить их смертоносным дождем стрел. — Ну, что ж, попробуем.

Снова сведения, которые дал своему другу сокольничий Ишер, подтвердились. Они втроем оказались в узком проходе в толстой стене замка. Из редких бойниц пробивался свет, на больших интервалах к стене подвешены масляные лампы. Сквозь бойницы долетал влажный речной запах. Одна из ламп замигала и погасла.

— У ализонцев нет энергетических машин Эсткарпа, чтобы освещать и обогревать крепость, — заметил Велдин. — Или машины у них вышли из строя.

Ярет ничего не ответил. Он шел длинными шагами, хорошо знакомыми Эйран. Она торопилась за ним, а Велдин на этот раз замыкал строй.

— Ярет! — Эйрин схватила его за рукав. Он, занятый Смельчаком, не смотрел вперед.

Им навстречу в сопровождении боевых белых собак с узкими змеиными головами бежали пять Псов.

Глава 38

Ни слова не говоря, Ярет передал Смельчака Эйран и бросился в нападение. Словно по волшебству, во второй его руке появился кинжал.

Одна из собак выскочила вперед.

— Подождите! — крикнула она высоким детским голосом. — Это мы!

Ярет остановился.

— Ч…что?… — сказал он. И чуть разжал руку, сжимавшую меч.

— Это мы! Это я! Сверчок! Мы замаскированы!

Два Пса несли на руках белых собак. Эйран снова потянула Ярета за рукав. Тот вырвался. Один из Псов, без ноши, осторожно положил свой меч и шагнул вперед, показывая пустые руки.

— Выслушай меня-, — сказал он. — И сможешь убить, если захочешь. Я ализонец. Остальные замаскированы, как и сказала девочка.

— Ализонец? А что ты здесь делаешь, если ты наш враг?

— Меня зовут Талгар. Я подружился с одним из ведьменышей.., я хочу сказать, с девочкой-волшебницей — на пути в город Ализон.

Ярет крепче сжал меч.

— Ты украл мою дочь…

— Я исполнял приказ барона Эсгира, командира Псов Ализона. Если бы ослушался, меня бы убили. Я очень рисковал, даже делая то немногое, что сумел. А ты посмел бы нарушить приказ командира?

Худая белая собака на руках у другого Пса заговорила:

— Это правда, папа. Он был очень добр к нам в пути.

И сейчас старается помочь.

Собака, говорящая голосом дочери! Это оказалось слишком для Ярета. Он потер глаза рукой, в которой держал кинжал. И начал слегка дрожать. Эйран легче было принять такое объяснение, может быть, из-за своего недавнего знакомства с изменением внешности.

— Это хитрость, чтобы захватить нас! Псы пользуются волшебством! — Со сдавленным восклицанием отвращения Велдин начал протискиваться мимо них.

— Нет, подожди! — закричала Эйран. — Послушайте, Велдин, Ярет! Эта собака — эта девочка — она действительно Дженис! У нее на шее камень волшебницы!

Велдин резко остановился.

— Клянусь Великим Соколом! Женщина права! Но все равно, возможно, это ловушка. Они могли отобрать этот камень. Откуда у тебя эта безделушка, собака?

— Мы отдали ее ей, — сказала другая собака. — Вше пыталишь оживить камень, но получалошь только у Мыши. — И она засмеялась.

Эйран тоже невольно засмеялась. От облегчения и сознания нелепости ситуации у нее закружилась голова.

— Никто, даже самые опытные волшебники Ализона, не подумают создать собаку, которая могла бы шепелявить! О, как удивительно — ик! — как прекрасно?

Мы спасаем их, а они спасают нас!

— Прекрати, Эйран! — сказал Ярет. — Не впадай в истерику!

Оба сокольничьих, не веря своим глазам, смотрели на эту разношерстную группу: ализонец, стражники Эсткарпа в облике ализонцев, дети-волшебницы с внешностью белых собак.

— Ну, как же нам быть? — наконец, спросил Велдин. — Нас тоже превратят в Псов?

— Если у малышки остались силы. — Талгар положил руку на голову собаки-Сверчка. Та заплясала, высунув язык, когти ее скребли каменный пол. Камень на шее собаки-Дженис отбрасывал слабые голубые блестки. — Если дети-волшебницы не смогут включить вас в иллюзию, мы выйдем из замка, делая вид, что вы наши .пленники. И спустим собак на вас. Так мы поступаем с пленниками.

Ярет обрел дар речи.

— Ты.., ты как будто все продумал.

— Мы ничего не смогли бы сделать, если бы дети не превратили нас в невидимок, — сказал «ализонец», державший на руках собаку-Дженис. Эйран-узнала голос Данниса.

— Это я жделала!

— Перестань хвастать, Шепелявая, — сказала собака-Сверчок.

— Вше равно я!

— Только с помощью Мыши и ее камня, и ты сама это знаешь!

— Потом будете спорить, — сказал Талгар. — Пошли, дамы. И господа. Пойдете ли вы как Псы или в собственном облике, нужно уходить побыстрее. Ведьм… дети-волшебницы не могут вечно поддерживать иллюзию.

Сокольничьи и Эйран присоединились к остальным.

Собака-Дженис села на руках у Данниса.

— Смельчак! — воскликнула она. — Он ранен?

— Мы ничем ему не поможем, пока не выберемся из города, — жестко ответил Велдин. — Острый Коготь может улететь, но как замаскировать второго сокола.

— Не отпускай Острого Когтя, — сказала собака-Звезда. Собака — нет, девочка — говорила с таким спокойствием и самообладанием, что Эйран снова пришлось сдерживать желание расхохотаться. Вместо этого она икнула. — Кто-нибудь может ее увидеть. И понять, что произошло.

— Что же тогда? — Лицо Ярета осунулось. Он посмотрел на Смельчака, лежащего на руках Эйран, и погладил его очень осторожно. Сердце Эйран разрывалось.

— Мы отдадим все свои силы Мыши, а она направит их с помощью камня, — продолжала собака-Звезда. — Как ты думаешь, Мышь? Сможешь изменить и их? Птиц мы замаскируем как щенят.

— Наверно. Ну, давайте все попробуем.

Даже в этом необыкновенном окружении то, что произошло дальше, оказалось таким странным, что Эйран даже перестала икать. Все шесть «собак» повернули головы к сокольничим и Эйран. И сосредоточенно смотрели на них. Эйран увидела, как их начинает окутывать легкая голубоватая дымка, от одной к другой перекинулись тонкие, похожие на паутину нити. Она покачала головой, уверенная, что это галлюцинация. Полоски света становились все ярче, хотя этот свет не рассеивал темноты прохода. Но вот вспыхнул камень волшебницы, а паутина силовых линий натянулась. Она устремилась вперед и окутала трех человек и двух птиц.

Эйран и Ярет пошатнулись и едва не упали, а Велдин сделал шаг назад. В коридоре слабо запахло жженым.

— И все? — спросил Велдин, глядя на свою руку. — Я не изменился.

— Ты не можешь это увидеть своими глазами, — сказала Эйран.

Ярет повернулся и посмотрел на них.

— Вы оба изменились! — воскликнул он.

— И у тебя на руках щенок. — Эйран осторожно коснулась головы Смельчака.

Велдин посмотрел на «щенка» у себя на кулаке — абсолютно невероятное зрелище.

— Теперь я верю, — сказал Велдин и заговорил с Острым Когтем по-соколиному. Потребовалось много уговоров, чтобы сокол позволил нести себя так, как нес Ярет раненого Смельчака. К облегчению Эйран, Смельчак в своей маскировке не казался раненым. И не противился тому, что его несут. Крови не видно; «щенок» кажется просто спящим.

— Ну, пошли, — грубовато сказал старший сокольничий. — Острый Коготь долго это не выдержит.

— И не понадобится, — ответил Хирл. — Как только выйдем за пределы городских ворот и нас не смогут увидеть часовые.

— Я скажу: чем быстрее мы сбросим эту ализонскую внешность и вернемся к своей, тем лучше. А ты, женщина, держи рот закрытым. Твой голос не изменился на этот раз, и, если ты начнешь болтать, как все женщины, ты нас выдашь.

Глава 39

Пытаясь скрыть напряженность, которую все испытывали, эсткарпцы и один настоящий ализонец небрежно двинулись по двору к выходу. У всех нервы были натянуты, а Эйран впилась ногтями в ладони, чтобы не закричать.

На открытом пространстве собака-Дженис и собака-Пламя пошли самостоятельно, хотя собака-Дженис при этом дрожала и прихрамывала, часто прислоняясь к Даннису.

— Талгар!

Эсткарпцы застыли, руки их незаметно опустились на рукояти мечей, но тот, кто окликнул их спутника, сделал это без враждебности.

— Ты с дежурства? — спросил Пес. Он подошел к группе замаскированных беглецов и с любопытством посмотрел на них.

— Да, и мы хотим дать собакам немного побегать, — ответил Талгар.

— Вот эти две не очень хорошо выглядят.

— Их не докармливали.

Пес улыбнулся.

— Ты всегда слишком мягко обращаешься со своими собаками. Надо, чтобы они дрались за еду, как у всех нас. Это делает их крепкими и отсеивает слабых.

— Мы решили, что немного упражнений им поможет.

— Да. Возможно. Я вижу, тут и щенки. Мне казалось, в псарнях в такое время года суки не щенятся. Еще слишком рано.

— Ну, знаешь, как это бывает. Если самка настроена очень решительно… — Талгар выразительно пожал плечами, и его собеседник рассмеялся.

— Ну, слишком раннее начало тренировок им может повредить. Удачи. — Пес вежливо кивнул спутникам Талгара и отошел.

Эйран облегченно передохнула.

Талгар повернулся к ним.

— Поедем верхом? — спросил он громко, чтобы могли услышать случайные свидетели.

Настала очередь Ярета пожимать плечами.

— Я бы не стал убегать с собаками, — сказал он, — но маленьких немного понесу.

— Я тоже. — Рот у Велдина дернулся, и Эйран даже показалось, что он вот-вот улыбнется.

— А мы понесем больных, — сказал Даннис. — Пусть глотнут свежего воздуха. — Он поднял собаку-Дженис, а Ранал понес собаку-Пламя.

— Но не надо их изнеживать, — сказал Ранал. Незаметно он погладил узкую змеиную голову собаки-Пламени.

— Вначале мы поведем лошадей под уздцы, пока не отъедем от города, — сказал Талгар. — Если собаки возбудятся, они могут испортить чей-нибудь огород, и тогда у нас будут неприятности от барона Эсгира.

— О, барона Эсгира мы все знаем, — сказал Лорик. — Не бойся, мы будем осторожны.

Без дальнейших происшествий они прошли через ворота замка и привлекли только несколько любопытных взглядов в городе. Ранал и Даннис поставили своих подопечных на ноги, как только приблизились к конюшне, куда поместили лошадей, а все «собаки» собрались вместе.

Вначале хозяин конюшни не хотел отдавать лошадей.

— Они принадлежат другим людям, — сказал он. — Новобранцам в Псы. Гирван сказал мне, когда платил за них.

— Эти люди оказались эсткарпскими шпионами, и Гирван их выдал. — Талгар плюнул на грязный пол конюшни. — Все их добро конфисковано. Барон Эсгир отдал их лошадей этим людям. В награду за прошлую службу.

— Ага. — Хозяин всмотрелся в замаскированных беглецов, осмотрел их с головы до ног. Эйран с трудом глотнула, пытаясь подавить икоту. — Вы, наверно, хотите их опробовать? Хорошо. — Он бросил на них подозрительный взгляд. — Но не пытайтесь получить назад деньги за содержание.

— Оставь их себе, — сказал Ярет. — Это твоя часть награды.

Хозяин заметно успокоился.

— Ну, тогда все в порядке. Приходите, господа, в любое время.

Эсткарпцы быстро увели лошадей, прежде чем хозяин смог передумать. Талгар сопровождал их. Беглецы пешком вышли из города и прошли около лиги, ведя лошадей. Они остановились на дороге, вдали от домов или свидетелей, но по-прежнему на виду городских стен.

— Здесь я вас оставлю, — сказал ализонец. — Теперь вы сами постарайтесь добраться до границы целыми. Если сможете. Будет нелегко, это я знаю.

Ярет кивнул.

— Ты уже сделал больше, чем.., чем…

— Чем вы ожидали бы от Пса? — Талгар горько улыбнулся. — Не все из нас чудовища. Я не воюю с детьми. А когда я узнал, что делают с ними колдеры в этой комнате, куда никто не заходит… Я как раз шел, чтобы посмотреть, как помочь девочкам, и встретил твоих товарищей.

Собака-Шепелявая заулыбалась.

— Он хочет скажать, что мы ужасно его ишпугали, — сказала она. — Я научилашь делать вшех нас невидимыми, не шнимая одежду. Мы увидели Талгара, и Мышь шкажала, что он нам поможет. Мы появилишь, и он подшкочил.

— Мы как раз думали, что делать с вами тремя, — заговорил Лорик. — Девочка и так устала, делая невидимыми шесть детей и четверых мужчин, хотя остальные ей помогали. — Он любовно потрепал собаку-Шепелявую за ухо. — Но когда встретили Талгара, все встало на свои места. Сверчок сказала, что ей гораздо легче поддерживать маскировку. Остальное вы знаете.

Повинуясь порыву, Эйран схватила ализонца за руку.

— Идем с нами, Талгар, — сказала она. Остальные эсткарпцы посмотрели на нее так, словно она спятила.

Талгар покачал головой и коротко рассмеялся.

— Нет, госпожа. Я не согласен со многим, что делают Малландор и остальные бароны. Но не заблуждайтесь.

Я ализонец и не друг Эсткарпу.

— Мне кажется, я понимаю, что имела в виду Эйран, когда так поспешно позвала тебя, — сказал Ярет. — Наше бегство обнаружат, это только вопрос времени. И когда обнаружат, что исчезли и наши лошади, начнется расследование, и след неизбежно приведет к тебе.

Она хочет спасти тебя, потому что ты был добр к нашей девочке.

Лица Талгара исказилось.

— Ты переступаешь границы, солдат ведьм. Мы с тобой враги. Наверно, лучше сказать не друзья. Если бы не необходимость вырвать детей из лап колдеров, я бы позволил командиру напустить на вас Псов и пальцем бы не шевельнул, чтобы вам помочь. Я рискну и вернусь в казарму.

— Колдеры больше никому не причинят вреда, — сказал Ярет. — Иди своим путем и возвращайся на псарню, если хочешь.

Талгар резко повернулся и пошел к городу. Что-то ткнулось в руку Эйран, так что женщина подпрыгнула.

Собака-Дженис сунула нос в ладонь Эйран, словно в поисках тепла и утешения.

— Почему он так ушел? Мне казалось, он меня любит.

— Конечно, — ответила Эйран. — Но это сложно.

Постараюсь объяснить позже.

— Садитесь верхом, — сказал Ярет. — Каждый возьмет с собой девочку. Надо как можно дальше уйти от этого места. Вопрос времени, но Псы обязательно узнают, что случилось, и погонятся за нами. Я хочу, чтобы наш след был как можно холоднее.

Он посмотрела на «щенка», которого держал в руках, и Эйран прочла его мысли так, словно он заговорил вслух.

— Мы остановимся в первом же укрытом месте, и я позабочусь о нем, — сказала она. — Идем, Дженис…

— Мышь, — сказала белая собака.

— Ну, Мышь. Ты поедешь со мной. — Она взяла собаку на руки и села на лошадь. Не думая, что делает, погладила худые бока животного. Прощупывалась каждая кость. Ализонцы чуть не уморили детей голодом…

Ярет посадил перед собой собаку-Шепелявую, держа ее, Смельчака и управляя лошадью. Каждый из мужчин поступил так же, за исключением Велдина. Только он ехал один.

Глава 40

Как только беглецы решились, они пустили лошадей галопом и поскакали по Ализону. Впервые Эйран радовалась высоким колючим изгородям. Их трудно пройти, но зато они укрывают беглецов от взглядов.

Они не останавливались, пока не подъехали к небольшой роще у ручья. Велдин торопливо убедился, что место безопасное и защищенное.

— Здесь мы можем спрятаться и защищаться, если потребуется, — сказал он. — Делай то, что считаешь необходимым, женщина, а я покараулю.

— Я соберу лекарственные растения, если найду. У вас с Яретом тоже порезы.

— Пустяки, — ответил сокольничий. — Оставь свои снадобья для тех, кому они нужнее. — И он, выпрямившись, гордо ушел.

Во время езды Дженис — Мышь — ослабила линии силы, которые удерживали маскировку. Эйран снова стала женщиной и держала на руках ребенка, а не уродливую белую собаку. Как только Велдин отпустил его, Острый Коготь взлетел в воздух и почти сразу превратился в точку на фоне безоблачного неба.

Дженис и Ярет склонились к Смельчаку. Эйран вскоре вернулась с горстью мха и крапивы. Они почти бесполезны для лечения, но прокипяченные листья крапивы останавливают кровотечение. Эйран надеялась найти хоть кустик паслена, но вместо этого отыскала бузину, коровяк, шалфей и первоцвет. Если бы ей нужно было изготовить крем для кожи, все это подошло бы. Но настоящих лекарственных трав не было. Она могла только извлечь уродливую стрелу из груди Смельчака, приложить прокипяченную крапиву, сделать повязку из мха и надеяться.

Девочки-волшебницы стояли поблизости и наблюдали большими, полными любопытства глазами. Эйран велела им разжечь костер, а Дженис — подогреть немного воды. Потом занялась соколом. Каким-то чудом Смельчак еще жил, хотя был очень вялым и тяжелым и дышал с трудом.

— Не знаю, сумею ли я ему помочь, — сказала Эйран Ярету.

— Сделай, что сможешь.

Как можно осторожнее Эйран взялась за конец стрелы и потянула. Смельчак настолько ослабел, что даже не шевельнулся. Это к лучшему: если бы он сопротивлялся, Эйран могла причинить птице дополнительный ущерб. Она постепенно вытаскивала стрелу из тела сокола, вытирая кровь пучком увлажненного мха.

— Живи, — шептала она. Вытянув стрелу, Эйран начала массировать крылья и лапы птицы, испытывала когти на сопротивление. — Живи. Дженис, быстрее крапиву.

Смельчак напрягся, и сердце Эйран дрогнуло. На мгновение она решила, что теперь, когда стрела извлечена, птице стало легче. Она взглянула на Ярета и увидела, что тот готов улыбнуться. Но продолжал смотреть на Смельчака все более недоумевающим взглядом.

Смельчак содрогнулся на руках Эйран. Она снова посмотрела на него, и дыхание ее застыло в горле. Голова птицы повисла, и из клюва выступила красная капля.

Сокол глубоко вздохнул, вздрогнул и обвис.

— О, нет, — негромко сказала она. — Нет.

Ее слова заглушил болезненный крик Ярета, а вслед за ним такой же горестный вопль Мыши.

Глава 41

Камень на груди Мыши горел. Она коснулась его и впервые в жизни смогла услышать папу так же ясно, как всегда слышала маму. Но, к своему удивлению, обнаружила, что не просто слышит. Все глубже, гораздо глубже, чем даже то, что Звезда называла прикосновением мысли. Мышь поняла, что слилась с папой, стала с ним одним целым. Она больше не Мышь, а он не папа. Они — это Ярет. Сокольничий Ярет. Сознание девочки заполнили картины его жизни, и каждое мгновение было таким ярким и отчетливым, как будто она прожила его сама.

Вместе с ним она вспоминала его детство у суровой и сильной матери, женщины сокольничьих, которая никогда не притрагивалась к сыну без необходимости и никогда — с любовью, потому что так положено. Вспомнила, как он стремился в Гнездо, которого никогда не видел и не знал, хотел занять в нем свое место и стать одним из многих. Вместе с ним служила она моряком на сулкарском корабле, с ним ее начинало тошнить при малейшей качке. Она помнила дрожь восторга, которую он испытал, впервые увидев маму — Эйран — во время своего возвращения с того места, где располагалось Гнездо. Она знала его мечты о восстановлении Гнезда.

Вместе с ним спорила с Эйран и постепенно научилась уважать ее за то, что она никогда не отказывалась от того, что считала правильным, даже в самых трудных обстоятельствах. Вместе с ним сражалась с хищниками в горах, уходила из опустошенных гор, странствовала с ним и Эйран в поисках постоянного дома для них обоих, неуверенно трогала живот Эйран, в котором находилось то, что однажды станет Мышью. Она через его глаза смотрела на собственное младенческое лицо, когда он в первый раз взял ее на руки и положил в колыбель, сделанную собственными руками. Вместе с ним смотрела на первые шаги дочери, видела, как она самостоятельно съела первую ложку. С ним сажала девочку на седло и слушала ее лепет, прочно держала, пока она восторженно пищала, и скакала к его любимым горам.

Сокол, конь и горы — вот что сокольничему позволялось любить открыто и без стыда. К своему смущению и иногда стыду, Ярет допустил в свою жизнь большее. Мышь знала, какой гнев он испытал, когда понял, что его ребенка захватили эсткарпские ведьмы, чувствовала его отчаяние и благодарность Эйран за то, что жена сумела последовать за ним, хотя Он запретил ей это, и его радость, когда он отыскал дочь.

Эйран для него все. Она — то, что он потерял, то, чего никогда не имел, и то, что всегда искал. И из их любви родилась Мышь, в жизнь сокольничего вошли двое, но его чувства к Эйран не изменились. Без нее и Эйран Ярет стал бы таким одиноким, каким никогда в жизни не был.

И, зная то, что знает он, чувствуя то же, что и он, она купалась в тепле его любви к ней, к Эйран, к Смельчаку.

Она поняла, наконец, почему он так редко говорит о своих чувствах, почему сокольничьи вообще не говорят о своих чувствах, как они настраивают себя против красоты и любви, чтобы их ошибочно не сочли слабыми.

Но Мышь знала, что он не слаб, хотя даже сам сокольничий Ярет в глубине души в этом иногда сомневается.

Любовь, которой он стыдится, но которую позволил себе испытать, сделала его мужчиной в гораздо большей степени, чем остальные его братья, чем Велдин…

Сокол вздохнул в последний раз, и в то же мгновение острая боль пронзила девочку через мужчину, в чьем сознании она сейчас обитала. И так полно слилась она с Яретом, так захватило ее это новое ощущение, что боль грозила поглотить ее полностью. Как будто кто-то взял ализонский меч, который висит на боку Ярета, и пронзил сокольничего. И поскольку она была рядом — не только в пространстве, — это лезвие пронзило и ее. Мышь не сдержала крик, погружаясь в приветственную тьму. Что-то, какая-то крылатая тень погружалась вместе с нею. Смельчак! Он подлетел к ней ближе. Она знала, что летит с ним, и была рада его присутствию в этом путешествии. Путешествие — может ли оно быть смертью? Если так, то смерть совсем не такая, как она всегда считала. В этой темноте нет ничего страшного, тем более, что с ней Смельчак. Все так тихо. И приятно…

— Вернись, Мышь! — призывали девочки-волшебницы. Слова прозвучали в ее сознании, пробились сквозь темный туман, в который она падает. — Вернись! — А Звезда добавила к этому:

— Это не смерть, еще нет. Ты не умрешь, если сейчас вернешься. Ты нужна нам! Ты нам всем нужна! Помни, только у тебя оживает камень!

Они правы. Прощай, Смельчак, сказала она. Дух сокола на мгновение повис, потом полетел дальше.

Теперь ее охватила паника. Крепко держась за камень, опираясь на помощь девочек, Мышь попыталась вырваться из папиного сознания. У нее перехватило дыхание. Она поняла, что едва не погибла. Этот камень опасен, если не умеешь им пользоваться и слишком глубоко погружаешься в сознание другого человека. Она ведь пока не умеет управлять им. Папа лежал рядом на земле, закрыв рукой глаза.

— О, нет, — сказала мама. — Нет. — Она положила тело Смельчака, повернулась и обняла мужа.

Мышь замигала, постепенно приходя в себя. Трудно, почти так', словно рождаешься заново. Трудно снова стать отдельной личностью после того, как была одно целое с папой. Она всегда знала, что папа любит Смельчака, но насколько сильно любит, поняла только сейчас. И Смельчак тоже любил папу. Иногда, когда они негромко разговаривали по-соколиному, эти странные звуки заполняли воздух. Уставая, она всегда слышала эти полные любви ноты соколиной песни. Как чувства папы и мамы друг к другу, но по-другому. Что-то очень простое и прямое — так, что могла понять птица. У папы с мамой все гораздо сложнее. Когда она бывали вместе, она слышала мягкое нежное пение, которое сливалось, таяло и плавало вокруг них, окутывало их словно сияющим поющим ореолом, и Мышь думала, что там внутри безопасно и уютно, как на небе. Она иногда думала, может ли мама слышать это тоже, потом решила, что маме и не нужно.

Достаточно, что она живет в этом ореоле уютной любовной песни.

Впервые Мышь увидела то, что раньше только слышала. Голубые искорки, похожие на чистые ноты серебряного колокольчика, плыли от мамы, которая крепко обнимала папу, и выглядели эти ноты точно такими, какими она всегда представляла их.

— О, мне так жаль, Ярет, — говорила мама. — Я ничего не могла сделать…

— Знаю. — Плечи папы слегка обвисли. Мышца дергалась у него в углу рта. Так всегда бывало, когда он пытался скрыть свои чувства. Папа на короткое мгновение сжал руку мамы. — Да, ты старалась сделать все, что возможно. Он не должен был получить рану… Он должен был увернуться от стрелы.

— Он постарел, любовь моя. И был уже не таким быстрым, как раньше. И ведь он один, без всякой помощи, убил колдера и уничтожил его машину. Мы поступили бы так же, как он, чтобы увести с собой в пустоту могучего врага.

— Да. Такой конец достоин песни. Но он умер, Эйран. А сокольничий без сокола — только наполовину человек.

— Для меня ты всегда будешь лучшим человеком в мире. — И у всех на глазах она поцеловала его.

Они словно забыли об остальном мире, горюя над телом Смельчака. Их окутал шар голубого сверкающего тумана, почти ослепляющий в своей яркости, прикрыл их от всех, оставив наедине. Но Мышь чувствовала, что, несмотря на эту любовь, рядом с папой возникла пустота, место, в котором жил Смельчак, и мама почти истощила свои силы, пытаясь облегчить папе боль. Остальные девочки стояли рядом, смотрели, взявшись за руки, на их лицах отражалось сочувствие к горюющему сокольничему и его жене. Звезда посмотрела на Мышь и кивнула. Вместе дети начали толкать свою силу к сокольничему. А Мышь тайком еще немного толкнула и к маме. Плечи папы снова распрямились.

— Мы должны похоронить Смельчака, — твердо сказал папа.

— Да.

— Он ушел, от него осталась только оболочка, но я не позволю, чтобы она стала добычей стервятников.

На поляну вернулся Велдин. Он с одного взгляда понял, что случилось.

— Псы уже близко, — резко сказал он. — Они идут по нашему следу. Мы не можем задерживаться.

Папа посмотрел на него «соколиным взглядом», как это называет мама. Так он смотрит, когда разговаривает с ней о Руфоне, который так жестоко обращается с Бельдой в Благдене. Так он выглядел в те дни, когда наказывал Руфона.

— А если бы погиб Острый Коготь, ты бы бросил его тело на дороге, спасая свою шкуру?

Велдин покраснел.

— Похорони его, но побыстрее. — Он отошел. Несколько красных искорок полетели за ним, и Мышь поняла, что он очень рассердился.

— Мы тебе поможем, папа, — сказала она.

— Нам поискать удобное место? — спросила мама. — Что-нибудь укромное?

— Здесь, — ответил папа. Он указал на то место, где лежал Смельчак. — Прямо здесь.

— Но если Псы найдут тело…

— Здесь, — упрямо повторил папа. — На месте, где он умер.

Глава 42

Они выставили караульных и выкопали небольшую яму в центре поляны, на которой Эйран пыталась помочь раненому соколу. Стражники, даже те, что стояли в карауле, нашли возможность подойти к Ярету и высказать свое сочувствие. Велдин ушел из рощи вместе с Острым Когтем, он пытался установить, в каком направлении движутся Псы.

Движимые каким-то смутным чувством, девочки захотели спеть над могилой Смельчака. Мышь знала, что испытание, которое они выдержали, не прошло для них бесследно. Когда они покинули дом впервые, им бы и в голову это не пришло.

Они окружили могилу и взялись за руки. А потом запели. Единственная песня, которую они все знали, была та, что они пели по пути в город Эс, когда еще были детьми.

Конечно, не самая подходящая песня для такого случая, потому что тогда они ее пели от счастья. Но теперь их чистые ясные голоса звучали прекрасно, а на слова никто не обращал внимания. Папа и мама крепко держались за руки, и Мыши показалось, что они оба выглядят немного лучше — Вы еще не кончили? — Голос Велдина разрушил очарование мгновения. — Псы близко. Нам пора уходить.

Папа посмотрел на него и с трудом глотнул. Мышь знала, что он помещает память о Смельчаке в надежное место, чтобы извлечь и осмотреть потом, когда боль немного смягчится. Но у него снова появился «соколиный взгляд».

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо, что мы все едем на торгианцах и их маскировка сохранилась. Будем надеяться, что для погони ализонцы взяли не лучших своих лошадей. Все садитесь верхом, как раньше.

Мы едем домой.

Домой! Какое замечательное слово! И тут с болью в сердце Мышь поняла, что не знает, в какой дом хочет вернуться — к волшебницам Эсткарпа или к маме и папе в Благден. Не знает так же, как тогда, когда их захватили Псы. Тогда все дети стремились к безопасности, к убежищу, и за неимением лучшего слова называли это «домом». Но теперь Мышь как будто только одна не знала, где этот дом.

— Не волнуйся, — сказала Звезда, и Мышь поняла, что думала так напряженно, что Звезда не могла не слышать. — Когда наступит время, ты примешь правильное решение.

— Надеюсь, — ответила Мышь. Она действительно плохо себя чувствовала. Сначала за ней пришли волшебницы, и она пошла с ними, не задумываясь. Потом их похитили. Потом за ней пришли папа и мама — она с их слов знала, через какие опасности они прошли, — и бедный Смельчак погиб в схватке с колдером, а теперь она даже не может решить, с кем будет жить, когда они вернутся в Эсткарп. Как это объяснить им? Папе и маме или хранительнице? Девочка съежилась на мамином седле. Теперь она видела, что удивительный торгианец папы Рангин тоже постарел и когда-нибудь и он умрет.

И даже если бы дела обстояли не так плохо, Велдин — он по-прежнему отказывается везти кого-нибудь из детей — все больше цепляется к папе. Как будто не понимает, как это опасно. Или ему все равно?

— В Гнезде ты без труда заменил бы своего сокола птенцом. — Велдин подбросил Острого Когтя в воздух. — Это моя третья птица.

— Я слышал, что до Поворота вы воспитывали своих птиц с яйца, — сказал Даннис. Это тот самый, что вынес Мышь из замка. Очень хороший, а иногда очень забавный человек. Теперь с ним едет Шепелявая. Она снова держит палец во рту, поглядывая на папу и Велдина. Мышь поняла, что Даннис пытается смягчить напряжение, увести папу и Велдина от опасной темы, и следила с таким же вниманием, как и Шепелявая.

— Да, — согласился Велдин. — Но клетки были уничтожены вместе с Гнездом.

— Мало кто знает это так хорошо, как я, — сказал папа. В голосе его прозвучала опасная нотка, которую Мышь знала очень хорошо, но Велдин словно не заметил, не заметил он и выражения глаз папы. Вернее, заметил, но не обратил на это внимания.

— Правда? — Голос Велдина звучал недоверчиво.

— Да, правда. Я пытался отыскать Гнездо. Хотел восстановить его и деревню женщин…

Велдин посмотрел на папу, потом на маму. На лице его появилась насмешливая улыбка.

— Ага! — сказал он, — Тогда ты и встретил эту женщину и взял ее с собой. Жаль, что ты оказался слишком слаб, чтобы продолжить поиск.

Заговорила мама, и Мыши показалось, что она никогда не слышала у мамы такого голоса.

— Слаб? Хотела бы я чтобы ты сразился со зверем, с которым схватился мой муж!Ты пел бы сейчас по-другому, сокольничий!

— Это здесь ни при чем, Эйран, — сказал папа. Но они с мамой снова взялись за руки.

Велдин издал странный звук, что-то вроде сдавленного смешка. Сжал коленями бока своего коня и поскакал вперед.

Но мама, папа и остальные тут же его догнали. Все скакали быстро, потому что Псы теперь были совсем рядом.

— Может, поехать наискосок по полям? — спросил Лорик. Он держал перед собой Птицу.

— Еще нет, — ответил Велдин. — Пока мы быстрее движемся по дороге. До тех пор, пока Острый Коготь сообщает нам, где Псы, особенно беспокоиться не о чем.

Меня беспокоит то, что они могут обойти нас, зажать между двумя сворами.

— Когда-нибудь нам придется остановиться, — сказал Ранал. Пламя прислонилась к нему, она побледнела. — Малышка долго не выдержит.

Мышь хорошо знала, что испытывает Пламя, она точно так же прижималась к маме, но все же заставляла себя следить за всем происходящим.

— Ей придется держаться столько, сколько нужно, — ответил Велдин. — У нее нет выбора.

— Девочки голодали, их мучили колдеры, и, если они не поедят и не отдохнут, могут умереть. — Мама подъехала к Велдину. — Ты всегда говоришь нам, какой ты замечательный и насколько сильнее сокольничьи Псов. Я знаю способности своего мужа. Теперь ты покажи нам, насколько ты хорош.

Он посмотрел на нее своими почти бесцветными соколиными глазами.

— Мне казалось, после схватки в комнате колдеров ты не должна об этом просить, — сказал он. — Тем не менее, я пойду навстречу желаниям твоего мужа. Поручение дано ему, а не мне. Его, а не меня хранительница назначила старшим.

Тон его голоса явно говорил, что он считает такой выбор неверным. Но папа только кивнул и посмотрел в небо: солнце почти ушло за изгороди.

— Пошли Острого Когтя, пусть поищет место для отдыха. Там мы разобьем лагерь, а я отправлюсь на охоту и добуду еды.

— Мы не можем разжигать костер.

— У нас еще есть хлеб в седельных сумках, — сказала Эйран. — И если повезет, найдем коренья и клубни. Для ягод еще слишком рано.

Велдин повернулся к ней, на лице его отразилось презрение.

— О, да, эта женщина научила сокольничего побираться как животное.

— Ты хочешь сказать…

Папа приложил палец к губам и резко свистнул.

Лошади вздрогнули, а Острый Коготь закричал и забил крыльями. Велдин с трудом справился с конем и птицей.

— Делай, что сказано, — приказал папа. — Сейчас не время для ссор.

Глава 43

Заночевали в заброшенном каменном доме. Наверно, когда-то это была ферма или амбар; вероятнее, практичная крестьянская комбинация того и другого. Крыша местами провалилась, но внутри оказалось достаточно места для всех, включая лошадей. Поблизости Эйран обнаружила остатки огорода. Он давно зарос сорняками, но сохранилось несколько съедобных растений, которые боролись с душившими их сорняками.

Довольный, папа решил, что можно рискнуть развести небольшой костер, после того, как стемнело, и враг не мог увидеть дым. Лорик с Велдином отправились на охоту, но дичь в этой части Ализона большая редкость.

Им пришлось прихватить ягненка из стада, пасшегося поблизости. Папе повезло немного больше. Он поймал в ловушку пару кроликов, а мама тем временем собирала добычу в огороде.

Скоро ягненок поворачивался на вертеле над огнем.

Мама с довольным видом работала рядом с папой, готовя похлебку из кроликов и помешивая размякшие дорожные сухари. Все шесть девочек сидели рядом, наблюдали и ждали. В животах у них урчало от голода, и мама время от времени давала им по ложечке, чтобы занять рты, пока не готов ужин.

Велдин гладил Острого Когтя, говорил с ним и кормил, ожидая, пока будет готова пища. Мышь надеялась, что он хоть на время оставит папу в покое, но он не унимался. Он говорил как будто со своей птицей или с другими воинами, но Мышь знала, что на самом деле это не так. И все остальные тоже знали.

— Хороший Острый Коготь, — говорил Велдин. — Прекрасная смелая птица. Никогда не было такой, как ты, хотя мы нашли друг друга в дикой местности. К тому времени клетки погибли, но черные соколы выжили. — Он искоса посмотрел на Данниса. — Понимаешь, так я нашел свою птицу. Когда горы начали распадаться, многие птицы улетели и теперь живут в глуши.

Когда умер мой Клык-и-Коготь, этот красавец отыскал меня. И с тех пор мы вместе, верно, Острый Коготь? И сразу узнаем настоящего сокольничего, когда его видим.

Не такого, который совратился, размягчился, позволил увлечь себя жен…

— Достаточно, Велдин. — Папа распрямился. Лицо его побледнело, он хмурился так сердито, что Мышь испугалась.

— Ты не настоящий сокольничий, — прямо ответил Велдин. — Больше нет. На твоем месте — я благодарю Великого Сокола за то, что я не на твоем месте, — я бы не стал надеяться, что к тебе прилетит новый сокол.

Папа шагнул к Велдину. Огонь костра осветил его лицо. Опасно сверкнули соколиные глаза.

— С меня хватит тебя и твоих, замечаний. Я устал сдерживаться, устал напоминать себе, что наше дело для тебя ничего не значит, потому что украли мою дочь, а этого ты понять не в состоянии. Я позволил тебе оскорблять меня, позволил оскорблять мою жену. Я мог бы забыть твои слова. Но теперь ты зашел слишком далеко, и больше я не стану глотать. Пойдем со мной, и мы решим спор раз и навсегда, как подобает сокольничим.

— Нет! — Мама вскочила и встала между ними, размахивая ложкой, которой мешала варево. — Я всю дорогу слушала, как ты оскорбляешь Ярета, и удивлялась, почему он не защищает ни себя, ни меня. Теперь я понимаю. Да, вы поссорились. Но… — Она подошла к Велдину и помахала ложкой у него перед носом. — Но вы будете ждать, пока мы не вернемся в Эсткарп, или ответите передо мной!

Папа вслух рассмеялся. Он повернулся к остальным, наблюдавшим за сценой, не решаясь вмешаться.

— Господа, моя жена сказала, и так и будет. Надеюсь, вы все в таких делах разбираетесь, хотя Велдин никогда не поймет!

Мужчины нервно рассмеялись и явно успокоились.

Они могли немного расслабиться: казалось, опасность временно отодвинулась. Мышь переглянулась со своими сестрами.

Мама спросила:

— Кто готов есть?

Шесть ложек выскочили из шести ртов, девочки возбужденно загалдели.

— Мы вше… — начала Шепелявая. И спросила:

— А как нам тебя нажывать?

— Эйран подойдет.

— Спасибо, Эйран. — Сверчок подставила свою тарелку. — Ссора не кончилась, и они о ней не забудут, ты знаешь, — негромко добавила она, так негромко, что Мыть едва расслышала.

— Да, — согласилась мама. Она тревожно посмотрела на папу. — Знаю.

Глава 44

Эту ночь дети снова проспали на соломе, еще более грязной и затхлой, чем в замке. Но несмотря на шорох зверьков, чьи норки потревожили эсткарпцы, и запах животных, девочки впервые после замка Эс спали спокойно. Но как они ни устали, как ни осоловели после еды, сразу не уснули, а некоторое время лежали и перешептывались.

— Вы думаете, мы доберемся до дома? — Птица пошевелилась на соломе, подняв облако пыли.

— Должны, — ответила Пламя. — О, я себя чувствую гораздо лучше после еды. А ты как, Мышь?

— Лучше, чем я надеялась. — Мышь поежилась; приятно были лежать с полным желудком. — Еще день, и я совсем приду в себя.

— Еще день, и мы вернемся в Эсткарп, если будем двигаться с такой скоростью, — заметила Сверчок.

— Не совсем. — Звезда сдержала чихание. — Два дня, может быть.

Мышь прижалась к Птице, и дети зашептались.

— Ты видела голубые искры вокруг папы и мамы?

— Конечно. И красные тоже. Я такое вижу все время.

— А я раньше никогда не видела. Только слышала.

— Может, теперь мы все это сумеем.

Голос мамы оборвал их разговор.

— Тише. Перестаньте шептаться. Спите.

— Да, мама.

— Да, Эйран, — сказали остальные, все, кроме Сверчка, которая повторила слова Мыши:

— Да, мама. — И все тут же расхохотались, впервые с того времени, как покинули замок Эс. Но потом послушно затихли и постепенно уснули.

Еще перед рассветом беглецы уже снова сидели в седлах и были готовы к отъезду. Папа и Велдин сохраняли перемирие; они держались настороженно, говорили друг с другом только в случае необходимости, и то только о самом насущном.

— Двигайтесь по дороге и постарайтесь уйти как можно дальше, — сказал Велдин. — Мы с Острым Когтем вернемся немного назад и посмотрим, сколько нас преследует.

— Будь осторожен, — сказал папа. — Тебе придется плохо, если тебя поймают.

Велдин улыбнулся, но Мышь видела, что улыбка у него невеселая.

— Не надо учить меня мастерству сокольничего, — ответил он. — Я вас скоро догоню.

В этот день Мышь ехала на папином седле, а мама взяла Звезду. Мышь вцепилась в гриву Рангина. Он повернул голову и посмотрел, словно хотел сказать: «А, это ты». Потом покачал головой, поплясал немного, как всегда, когда она садилась на него в Благдене. Так давно это было.

Теперь, когда первое волнение бегства прошло, они двигались размеренно, с такой скоростью, которая поглощала лиги и должна была вскоре доставить их к границе с Эсткарпом. Дальше Псы, наверное, не захотят их преследовать. Мышь не хотела думать о том, как они преодолеют Ализонский проход. Там так было страшно, с этим туманом; земля сама, казалось, восстает против них и толкает в сторону болот Тора. А потом, когда они окажутся в безопасности, папа и Велдин решат свой спор, раз и навсегда. Об этом она тоже не хотела думать.

— Папа?

— Да? — Он как будто оторвался от раздумий.

Но это подождет.

— Ничего. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Вскоре Велдин догнал беглецов.

— У нас неприятности, — сказал он папе.

— Мы это знали.

— Больше, чем ты думаешь. — Острый Коготь с криком сел в седло. — У них хорошие кони. Но самое главное вот что. У Псов привязан к седлу какой-то человек.

Похож на нашего «друга» Талгара. Трудно сказать, потому что человек в очень плохой форме. Время от времени к нему подъезжают и бьют. Я думаю, они очень рассердились, обнаружив, что их предали.

Челюсть у папы слегка дернулась.

— Новость неприятная, но мы этого ждали. Пытались предупредить его. Это все?

— Хотелось бы. — Велдин вытер лоб, — Я понял, почему они до сих пор нас не догоняют. Они словно играют с нами. Через просвет в изгородях, о котором мы не знали, они послали вперед отряд Псов, и он ждет нас у Ализонского прохода.

— Значит, они надеются нас зажать. — Папа посмотрел на юг, там на горизонте виднелась полоска Ализонского хребта. — И оставить там наши кости, как предупреждение нашим друзьям, которые найдут их. Гирван как будто искренне говорил о трудностях, которые нас ждут, когда возражал против прохода через горы. Но теперь кажется, что иначе нам не избежать встречи с Псами и судьбы, которую они нам приготовили.

— Я бы не возражал, — сказал Хирл. — Сражаться с Псами я всегда согласен.

— И при этом рисковать жизнью тех, кого нас послали спасать? — Папа покачал головой. — Я бы сам предпочел скрестить сталь с Псами, а не убегать от них.

Схватка в замке только раззадорила мой аппетит. Те, кто договаривался с колдерами… — Он замолчал с восклицанием отвращения.

— Должен согласиться с моим братом сокольничим, — сказал Велдин. — Но не по тем же причинам. В других обстоятельствах мы вшестером справились бы со всеми Псами, пока маленькие волшебницы убегают.

— Всемером, — поправила мама, но Велдин не обратил на нее внимание.

— Вместе они превосходят нас по численности, по крайней мере, вчетверо, — продолжал он. — И они вооружены игольными ружьями, а не только сталью. Хоть это их оружие, может, и не в лучшем состоянии — вспомните то, что я отобрал в замке, — все равно они смогут свалить некоторых из нас еще до начала схватки. У них есть и другие преимущества, которые мне не нравятся.

Поэтому я согласен. Направимся в горы.

— Тогда нужно принять предложение Лорика, оставить дорогу и ехать прямиком, — сказал папа. — И немедленно.

Велдин кивнул. Сказав что-то соколу, он послал Острого Когтя в воздух, чтобы отыскивать путь.

Глава 45

Они отыскали ответвление главной дороги и свернули на него, надеясь, что Псы будут ожидать от них движения по прямой к границе, а туда ведет главная дорога. Новая дорога, гораздо уже, шла на восток. Ни Ярета, ни Велдина это не встревожило. Их цель — Ализонский хребет. И неважно, в каком месте они к нему подойдут, пока есть надежда уйти от преследующих Псов.

В пути Эйран все время удивленно поглядывала на Дженис — Мышь, которая в этот день ехала с отцом. В утреннем свете волшебный камень на шее девочки светился молочным блеском. Эйран не могла поверить в перемену, происшедшую с ее дочерью. Дело не только в одежде — грязное и помятое, серое платье все же ясно свидетельствовало, что в нем маленькая волшебница, — и не в той ране, не в тяжелом состоянии, в каком они нашли Мышь…

Нет, не Мышь. Дженис. Это имя они дали дочери вместе с Яретом.

Но почему-то Эйран легче теперь называть дочь Мышью, как все остальные. Конечно, в этом нет никакого вреда; во всяком случае, добравшись домой…

Ей казалось, что Ярет и Велдин не выдержат накануне вечером. И она боялась за Ярета, если это произойдет. Когда произойдет. Ярет бросил вызов. И даже, если Велдин откажется от схватки, Эйран знала, что ее муж настоит на своем. Старший сокольничий тяжелее и немного выше. В нем чувствовалась жестокость, и, когда Эйран думала о его предстоящей схватке с Яретом, ей становилось страшно. Схватка будет смертельной, ибо речь идет о чести сокольничего.

— Ты встревожена, Эйнар, — сказала Звезда, девочка, которая сегодня ехала в ее седле. — Я вижу это по твоим движениям, по тому, как ты управляешь лошадью.

— Да, — согласилась Эйран. — Встревожена. Боюсь, что не смогу удержать их от схватки. Он убьет Велдина.

Или, еще хуже, Велдин убьет его. И что тогда будет со мной?

Звезде не нужно было спрашивать, кто этот «он».

— Не могу сказать тебе «не волнуйся», — ответила девочка, — потому что ты имеешь право волноваться.

.Но скажу тебе, что волноваться заранее не нужно. Многое может произойти, многое изменится, прежде чем сокольничьи схватятся друг с другом.

Эйран повернулась так, чтобы посмотреть девочке в лицо.

— Еще одна шестилетняя, которой сорок! Вы все такие?

— Да, Эйран. Кроме Шепелявой — иногда, — честно добавила Звезда. — Она еще слишком незрелая.

Эйран невольно рассмеялась, слыша эти слова от маленькой девочки.

— Конечно, она давно должна бы перестать сосать палец, но все-таки…

— Есть и другие признаки. Сосание пальца — это еще не все. Когда нас похитили, она была очень слаба.

Мы боялись, что в машине колдеров она не выдержит.

Но она одна из нас. Наша сестра.

Эйран ощутила неожиданный холодок, по коже ее поползли мурашки. Чтобы сменить тему, она сказала:

— Расскажи мне о камне.

— Ну, когда мы оставили вас в замке, мы начали проверять, на что способна каждая из нас.

Звезда объяснила, что, хотя пробовали все, Мышь единственная оказалась способной направлять мысли и силу других с помощью камня. Девочки быстро установили, что все могут пользоваться этим каналом, но только через Мышь.

После одной-двух неудачных попыток, с помощью остальных, Шепелявая сумела сделать всех невидимыми, хотя вначале шло не очень хорошо и мужчины все время обнаруживали торчащую руку или ногу. Выйдя из прохода во внутренний двор, они встретили Талгара.

По приказу Звезды Шепелявая ослабила контроль, и все снова стали видимыми. И Шепелявой сразу пришлось сесть.

Забавно было наблюдать за реакцией Талгара. Когда он преодолел шок от зрелища ниоткуда возникших четверых мужчин и шести девочек, он согласился помочь им уйти из замка и города.

— Но после этого вы сами по себе, — предупредил он.

— О, пожалуйста, — со слезами взмолилась Мышь. — Мои мама и папа и еще один человек остались в замке.

Они идут сразиться с колдерами.

— С колдерами? — Талгар задумался. — Я считаю, что все беды Ализона из-за колдеров. — Он неожиданно улыбнулся. — А то, что я считаю, очень важно: ведь именно меня судьба послала вам на помощь. Если твои мама и папа уцелеют после схватки с колдерами, мы возьмем их с собой из замка.

Быстро и гораздо лучше, чем Шепелявая, Сверчок превратила всех в Псов и белых собак, и во главе с Талгаром они отправились на поиски троих. Ради быстроты и чтобы оставаться незамеченными, Талгар повел их по проходу в стене.

— А остальное ты знаешь, — прозаично закончила Звезда.

— Но ты все-таки не объяснила, как дети могут пользоваться камнем. Я считала, что камень всегда принадлежит только одной волшебнице.

— Мы считаем, что Лист перед смертью завещала свой камень Мыши, — ответила Звезда. — Она позвала ее по имени и хотела что-то ей сказать. Барон Эсгир выбросил камень. Мы считаем, что Лист хотела, чтобы Мышь нашла его и использовала для возвращения всех нас в Эсткарп. Но нам не позволили искать его. И мы о нем не вспоминали, пока ты не отдала его Мыши.

— Понятно. — Они некоторое время ехали молча.

Эйран думала о порыве, который заставил ее спрятать камень, потом забыть о нем, пока он сам не дал о себе знать и нашел дорогу к той, которая смогла его использовать, даже не зная, как это делается.

Передний всадник приглушенно крикнул:

— Сюда! Здесь проход в изгороди!

Эйран послала коня быстрее. Впереди, как раз на повороте узкой дороги, Ранал обнаружил место, где две изгороди, встречаясь, перекрывают друг друга, оставляя проход. Проход узкий, но человек, даже всадник без лишнего груза, может пройти. Сооружение хитроумное. Одна часть изгороди разделилась на два рукава, которые образовали букву V, а в середину этой буквы входил конец другой изгороди. У основания V путь перекрывала калитка, теперь прогнившая и свесившаяся с петель.

Корова, овца или отбившаяся лошадь могли дойти до нее и повернуть назад, даже не подозревая, что находятся в нескольких шагах от свободы. Вокруг каменного основания росло множество вьюнков и чертополоха, они составляли неотъемлемую часть изгороди. Растительность полностью затянула камни. По-видимому, этим проходом давно не пользовались. Ранал и Ярет уже работали, срубая мешающую растительность. Мышь и Птица, которая ехала с Раналом, пытались им помочь, но скорее только мешали.

— Растительность высокая, и сверху проход не виден, — сказал Ранал Велдину. — Поэтому твой сокол увидел только место, где изгородь чуть толще, чем в других местах.

Сокольничий кивнул и заговорил по-соколиному.

— Теперь он знает, чего искать, — сказал он. Птица сразу поднялась в небо, отыскивая впереди другой проход в непроницаемой изгороди между эсткарпцами и горами — их единственном убежище от преследующих. ализонцев.

Хотя торгианцы после долгого пути похудели, как и люди, всадникам пришлось спешиваться и проводить коней, уговаривая их вступить в проход. Все равно приходилось бы низко пригибаться, потому что над головой покров растительности.

— Это нас задержит, — сказал Лорик словно про себя. Он достал кинжал из ножен. — Я согласен с Хирлом. Предпочитаю повернуть и встретиться с Псами.

— Возможно, до этого еще дойдет, — с улыбкой ответил Хирл. — Они еще могут заметить, что мы пошли прямиком.

— Конечно, если поймут, что мы свернули с главной дороги.

Эйран посмотрела на поле, которое им предстояло пересечь. Оно больше обычного и со всех сторон ограждено непроходимой изгородью. Местность ровная, так что: преследователи смогут их увидеть. Перейдя это поле, беглецы окажутся гораздо ближе к Ализонскому хребту, который тянется на горизонте зеленовато-пурпурной полоской. Но есть ли по ту сторону поля проход в изгороди?

Когда все прошли, Ярет и Велдин вернулись и постарались скрыть следы прохода, потом присоединились к остальным.

С неба спустился Острый Коготь и сел Велдину на руку, из его горла полилась соколиная песня. Велдин довольно улыбнулся.

— Эти изгороди пронизаны проходами! — сказал он. — Если бы мы только знали, чего искать, сберегли бы много времени — и на пути вперед и при возвращении. Большинство, наверно, годами не использовались, как этот. Ализонцы предпочитают строить мостки над изгородями. Но по ним можно переходить только пешком. А если будем прорубаться через каждый проход, оставим за собой ясный след.

— Ну, тут ничего не поделаешь. Нам нужно добраться до гор, а через проход нам не пройти, — ответил Ярет. — Ну, хорошо. Внимание. Поезжайте как можно быстрей. Будем надеяться, что мы сумеем скрыться из виду. Или Псы так увлеченно пытают того, кто нам помог, что не заметили, как мы свернули с главной дороги.

Глава 46

Они миновали широкий луг, потом еще один проход. Эйран начала надеяться, что их уловка сработала и они обманули преследователей. Но потом ветер донес далекий звук охотничьего рога.

— Ну вот и все, — мрачно сказал Велдин. — Остается добраться до хребта. Будем надеяться, что Гирван говорил правду и ализонцы не пойдут туда за нами.

Иначе мы захвачены в открытой местности и вынуждены будем сражаться здесь.

В этом районе Ализона дома встречались редко. Тут и там виднелись развалины, заросшие и почти слившиеся с изгородями. Обычно поблизости были мостки через изгородь. Трудно было сказать, дома ли это или строения, которыми пользовались для укрытия пастухи.

Развалины не укроют беглецов, если Псы начнут обстреливать их из игольных ружей.

Всадники пустили торгианцев галопом. Они потратили драгоценное время в поисках следующего прохода через изгородь, но Острый Коготь привел их только к необыкновенно разросшимся кустам. Проходы на юг становились все реже, они далеко отстояли друг от друга. И мостков стало мало. Всадники не решались повернуть на запад: это приблизило бы их к Псам. Поэтому им снова пришлось поворачивать на восток, пока они, наконец, не обнаружили скрытый проход. Велдин ударил кремнем по огниву и поджег растительность. Через мгновение весь верх изгороди вспыхнул. Столб дыма теперь виден до самого Ализонского прохода, но преследователям придется немного подождать, пока не остынут угли.

Эйран только надеялась, что нет другого прохода, им не известного, которым смогут без промедления воспользоваться Псы.

Снова стена на севере не имела прохода, но в восточной стороне им, наконец, повезло. Тут они нашли настоящие ворота в изгороди. Было видно, что тут проходило много скота. Беглецы проскочили ворота и поскакали по лугу мимо пасущегося стада. Но предварительно Ярет закрыл за ними ворота и завязал веревку сложным узлом.

— Вот, — сказал он. — Огонь как будто немного задержал их. Может и это даст нам несколько лишних минут.

Следующие ворота привели на поле, на котором стояли дом и амбар, несомненно, ферма крестьянина, который арендует землю у ализонского барона, живущего в городе и не думающего о земле. Только о доходах, которые она приносит. Сам фермер, привлеченный стуком копыт, вышел из дома. В руке он держал вилы, но неуклюже. Явно не боец.

— Кто вы и что вам нужно на моей земле? — спросил он. Судя по его виду, он явно не радовался тому, что кто-то — псы со своими змееголовыми собаками или бегущие от них эсткарпцы — топчут его поля и луга и беспокоят скот.

— Просим прощения за вторжение, — ответил Ярет. — Если хочешь, помоги нам поскорее убраться.

— Гммм, — задумчиво сказал фермер. — Это вы устроили пожар?

— Мы. Надеемся, он не перекинется на другие изгороди. Мы хотели задержать преследователей.

— Я видел дым. — Крестьянин взглянул на Эйран, потом на детей, сидящих на седлах всадников. — Ну, я не очень-то люблю Псов. Если вы бежите от них, у вас есть причина. Впрочем, им немного нужно, чтобы погнаться за человеком. Но я не думал, что они уже за женщинами и детьми гоняются.

— Меня посадили в темницу, а этих девочек пытали, — сказала Эйран. Она погладила Звезду по голове.

Шепелявая, сидя в седле Данниса, сосала палец и смотрела на фермера огромными блестящими глазами.

Фермер плюнул себе под ноги. Посмотрел в пространство.

— У меня есть жена и две дочери. И сын, который хочет поступить на службу Псом, а не остаться и помогать мне. Но вы выбрали неудачное место для бегства.

Спрятаться негде, а если вас найдут в моем доме или амбаре, меня тоже убьют.

— Мы не хотим подвергать опасности тебя и твою семью, — сказал Ярет. Он указал на горы, теперь совсем близкие. — Вон туда мы идем.

Фермер удивился.

— Нет! Вы не могли натворить ничего такого, чтобы предпочесть горы Псам! Иногда, когда у них хорошее настроение, они бывают милосердны. А Запретные горы — никогда.

Вперед вышел Велдин.

— Мы сокольничьи, он и я. Никакие горы в мире не могут нас испугать.

— Все равно в этих горах бродят темные существа.

И те, у кого хватает ума, держатся от них подальше. Говорят, что и мы рискуем, живя так близко к горам.

— Но мы туда пойдем. — Ярет упрямо выпятил подбородок. — Лучше встретить неизвестную опасность, чем верную смерть от рук тех, кто нас преследует. — Он поверх головы Мыши посмотрел на Эйран.

— Ну, если вы так решили… — Фермер по очереди оглядел беглецов, и все, даже дети, кивнули. — Через два поля отсюда и на одно поле южнее есть ферма. Я там бывал, когда гнал стада. Но это было давно… Ну, неважно. Дом рядом с изгородью. Он составляет ее часть. Дом давно заброшен, нет крыши, наверно, стены обвалились.

Если будете осторожны, сможете пройти через него и окажетесь по ту сторону. Но я бы на вашем месте не пошел.

— Спасибо, добрый человек, — сказал Ярет. — Больше мы не будем тебя беспокоить…

— Да, но я попрошу вас об одном одолжении.

— Назови его.

— Псы идут по вашему следу. И если очень хотят до вас добраться, то и мне не поздоровится, хоть вы и проехали через мои поля. Ударьте меня по голове, не очень сильно, но достаточно, чтобы псы видели. Убедите их, что я не стал вам помогать…

Ярет нахмурился. Но потом соскочил с седла и направился к фермеру, оставив Мышь, которая вцепилась в гриву Рангина.

— Закрой глаза, — сказал он. И ударил крестьянина в висок рукоятью кинжала. Кожа разорвалась, впечатляюще полилась кровь, и, когда фермер опустился на землю, на виске его уже образовалась большая шишка.

Эйран увидела бледное женское лицо в окне, в другом — ребенка. Женщина посмотрела на Эйран и медленно кивнула.

— Прости, — сказала Эйран, понимая, что женщина ее не слышит. Она пустила лошадь галопом вслед за мужчинами в их бегстве от Псов. За ними, на этот раз гораздо ближе, снова прозвучал рог.

Глава 47

Они потратили много драгоценного времени, разыскивая разрушенный дом, потому что фермер ошибся, указывая направление. Дом оказался не в двух, а в трех полях к востоку, в углу поля за возвышением. Эйран решила, что они еще на несколько лиг ушли на восток.

Но в остальном все было так, как сказал крестьянин. Это граница — последняя и самая высокая изгородь. Здесь у изгороди каменный фундамент высокий, как стены дома, словно жители старались отгородить южную часть Ализона от гор. Дом был сооружен как неотъемлемая часть изгороди. Когда его покинули — Эйран не хотела думать, почему — развалины создали проход в укреплении. Колючие кусты и плющ еще не закрыли его полностью. Убрать несколько камней — мужчины с помощью лошадей принялись за эту работу, — и они смогут пройти.

Дети собрались вокруг Эйран, и она обнимала их.

— Они ушпеют, Эйран? — со страхом спросила Шепелявая.

— Надеюсь, — ответила женщина. — Если это вообще возможно, мой муж выведет нас, и Псы не смогут нас догнать.

Птица напряглась.

— Они идут! — закричала она, указывая назад. Рог прозвучал снова.

Эйран повернулась. Вот они, видные на фоне неба.

Не менее сорока человек. Шлемы придавали им странный нечеловеческий вид. У нее на глазах Псы перевалили через возвышение и поскакали по лугу. Теперь к звукам рога примешивались лай и возбужденные крики солдат. Похоже на вой зверя, учуявшего кровь, — и у собак, и у людей. Даже их лошади вызывающе ржали.

Они закатывали глаза, и пасти их покрылись пеной.

Еще мгновение — и Псы, их боевые собаки и лошади — все будут здесь.

— Ярет!

Он не стал колебаться.

— Уходи! Быстрей! — крикнул он. Мужчины бросили веревки, с помощью которых перетаскивали камни, и побежали к лошадям. Торопливо сели верхом я похватали детей. Эйран уже сидела верхом и держала Мышь.

— Разбегайтесь! — кричал Ярет. — Придется прыгать. — Он ударил торгианца Эйран по крупу, и испуганное животное устремилось вперед.

На земле множество камней. Даже пробираясь осторожно, лошади легко могут споткнуться и сломать ногу.

Эйран наклонилась вперед, крепко прижимая к себе Мышь, и закрыла глаза. Должно получиться, должно, должно, повторяла она снова и снова. Она почувствовала, как торгианец под ней собирается и взлетает в воздух. Ощущение полета длилось, казалось, бесконечно долго. Конь тяжело опустился на землю и едва не упал.

Но чудом сохранил равновесие и продолжал бежать.

Сзади слышались прыжки, стучали копыта: пауза и удар. Это новый всадник взял преграду.

— Не останавливайтесь! — Это Даннис. Он посылал лошадь вперед, держась рядом с Эйран, хлестал обоих коней. Мимо просвистела стрела, но она была на излете и, не причинив ущерба, упала на землю. Шепелявая ухватилась за шею Данниса и держалась изо всех сил. — Еще немного, и мы уйдем от огня.

— Где Ярет?

— За нами… Нет! — Он преградил ей дорогу своей лошадью.

— Я должна быть с ним…

— С ним все в порядке! Они с Велдином задержались, чтобы убедиться, что все дети прошли и последовали за нами. Он послал меня приглядеть за тобой.

Они въехали в лес. Стрел больше не было, и Даннис позволил уменьшить скорость. Но вот лошади остановились. Они стояли, опустив головы, и тяжело дышали. Даннис повернулся и привстал в стременах, пытаясь посмотреть сквозь ветви.

— Вот они. Лорик с Пламенем и Сверчком. И — да, да! Это они. Сокольничьи целы!

Эйран облегченно осела. Передала узду Мыши.

— Давай слезем, — сказала она, — и дадим бедной лошадке отдохнуть. Она это заслужила.

Даннис спешился и ссадил Шепелявую. Девочку пришлось отрывать от его шеи.

— Надеюсь, эта маленькая обезьянка не слишком напугана…

Но Шепелявая была не напугана, а возбуждена и очень довольна.

— О, Данниш, как было вешело! — воскликнула она. — Давай шнова!

— Надеюсь — ой! Отпусти мои волосы!

Шепелявая и Мышь захохотали. Теперь, когда опасность миновала, Эйран тоже засмеялась.

Вскоре все, кроме сокольничьих, собрались в лесу.

Все оказались невредимыми. У Хирла стрела застряла в рукаве кольчуги и чуть оцарапала кожу, но он отказался от попыток Эйран осмотреть рану.

— Если воспалится, я к тебе приду, — сказал он. — Но, насколько я слышал, Псы еще не отравляют свои стрелы.

— На всякий случай я начну собирать лекарственные травы, пока остальные осматриваются и определяют, где мы.

— Определить, где мы! — рассмеялся Ранал. — Как только холмы становятся выше моей головы, я теряюсь.

Даже солнце не помогает мне определить направление.

— Я этого не знал. В такой экспедиции тебе трудно придется, — добродушно заметил Даннис. Он проверял упряжь и седло своей лошади. — В следующий раз я позволю тебе ехать в моей пыли.

— О, пока кто-нибудь указывает направление, я справляюсь. Но один совершенно беспомощен.

В этот момент подъехали Ярет и Велдин. Эйран бросилась к мужу.

— Что случилось? Нас преследуют?

— Нет. — Ярет и Велдин спрыгнули с седел и отправили своих лошадей к остальным — отдыхать и пастись на траве, которая росла меж деревьев. — Остановились у стены, хотя выглядывали сверху и пытались стрелять. Хорошо, что мы успели ускакать, пока они не показались.

— Не понимаю, почему они за нами не последовали.

— Я тоже не понимаю, — сказал Велдин. Он, казалось, не заметил, что разговаривает с женщиной, которую презрительно игнорировал с тех пор, как выяснилось, кто она. — Этого парня Талгара с ними не было. Наверно, прикончили его, как только взяли наш след.

Эйран содрогнулась.

— Я хочу как можно дальше уехать от Ализона! — воскликнула она.

— Уедем, — ответил Ярет. — И очень скоро. Гирван и фермер были правы. Псы не уходят за стены и не углубляются в Ализонский хребет.

— Надеюсь, с ним все в порядке. С фермером.

— Я его ударил не сильно. Только чтобы ошеломить и, надеюсь, спасти ему жизнь.

— Я все-таки хочу побыстрее отсюда убраться. Чем быстрее выедем, тем быстрее оставим все это позади и сможем вернуться к нормальной жизни.

Ярет рассмеялся.

— Узнаю мою практичную Эйран! Хорошо, кажется, мы уже передохнули. Поедем через горы, как подобает истинным сокольничим.

Он повернулся и ушел вместе с Велдином. Что-то слегка изменилось в отношениях двоих сокольничьих.

Они как будто забыли о своей ссоре и оба были напряжены и возбуждены, словно в легкой лихорадке, как в начале долгожданного приключения. Эйран решила вечером, когда они с Яретом останутся одни, расспросить, что произошло у последней изгороди. Пока же она удовлетворилась тем, что быстро пошла за ними. Чем большее расстояние ляжет до вечера между ними и Ализоном, тем лучше она себя почувствует.

Идти было нетрудно, даже для Эйран, которая никогда не любила горы. Они проходили долинами между отдельных гор, постепенно поднимаясь все выше. Слева видны были холодные и нечеловечески высокие вершины Великих Восточных гор; хребет, по которому они продвигались, служил лишь отрогом этих гор. Эйран знала, что Барьерные горы между Карстеном и Эсткарпом тоже соединяются с Великими Восточными горами. Один гигант соединяется с другим, и, сливаясь, они уходят в неведомые земли. Но здесь пики относительно невысокие — такие невысокие, что их можно было считать незначительными, они как будто упали с плеч Великих Восточных чудовищ, образовались из остатков в начале мира. А что еще пришло сюда с Великих гор?

Это нелепо, строго сказала себе Эйран. Только твоя собственная глупость делает воздух тяжелым и густым, так что трудно дышать, только твое воображение населяет лес тенями, темными тенями с красными немигающими глазами. Я не поддамся страху, не поддамся теперь, когда мы прошли так далеко, через весь Эсткарп, через Ализонский проход с его волшебными стражами и опасной близостью к болотам Тор до самого города Ализона и его тюрьмы. А почти волшебное бегство из замка, которому помогало настоящее волшебство! И это волшебство исходило от Мыши — ее Дженис! Они миновали перегороженную стенами местность и оказались в горах, где сокольничьи, едущие сейчас в голове небольшой колонны, как дома. Чего мне бояться?

Они двигались по берегу небольшого ручья, который причудливо вился по дну глубокого ущелья. По обе стороны от него возвышались крутые склоны. Высокие деревья со стройными, почти лишенными листвы стволами уходили к небу в поисках солнечного света. Здесь, у ручья, можно было изредка увидеть небо и острые края утесов. Солнце начинало садиться. Сквозь деревья пробилось несколько золотых лучей, только чтобы усилить мглу в лесу и озарить множество камней, которые попадали сверху в ручей. Изредка мертвое дерево прислонялось к соседям, пока не прогнивало и не падало на почву леса. Путники постепенно углублялись в ущелье, и птичьи крики, вообще редкие в этой местности, затихли совершенно, прекратился и шорох от движений мелких зверьков, которые занимались своими делами в опавших листьях. Ни звука, кроме журчания ручья в его полном камней русле и фырканья лошадей.

Эйран не одна заметила неестественную тишину. Все эсткарпцы поглядывали по сторонам, и даже сокольничьи насторожились. Ни слова не говоря, Ярет снова передал Сверчка Лорику, и тот посадил ее за собой, в то время как Пламя сидела на седле перед ним.

— Держись, — негромко сказал Лорик. Слово это, усиленное отражениями от скал, словно прозвучало сигналом.

И что-то ответило на этот сигнал.

С высоты донесся громкий рев. Лошади испуганно заржали, все посмотрели вверх.

На фоне неба четко вырисовывалось уродливое существо. Частично гигантская кошка, частично медведь и отчасти нечто такое, о чем Эйран не хотела и думать.

Тварь протянула вниз, к всадникам, когтистую лапу. Откинув голову, она снова заревела. Дождь камней посыпался на головы всадников.

И существо прыгнуло на людей в голове колонны.

Глава 48

Только инстинкт торгианцев спас обоих сокольничьих от мгновенной смерти. Единственным желанием лошадей было уйти подальше от чудовища. Зверь тяжело опустился на то место, где только что находились сокольничьи.

На мгновение Эйран отчетливо разглядела существо. Его маленькие красные глазки сверкали, как злобные алые камни. Оскалены зубы, слишком длинные и острые для медвежьей пасти. Чудовище сидело на уродливых задних лапах, похожих на кошачьи, но передние когтистые лапы напоминали человеческие руки. Однако, в длине конечностей, в количестве их суставов не было ничего человеческого. С клыков капала слюна.

Чудовище быстрее пришло в себя от неудачного нападения, чем его добыча, и протянуло переднюю конечность, готовую ударить всякого в пределах досягаемости. И Эйран вспомнила то, что пыталась забыть в течение семи лет…

— Эйран, назад! — закричал Хирл. Он схватил Звезду и опустил на землю. Девочка побежала, едва коснувшись лесной почвы. — Присмотри за детьми!

Лорик позволил Сверчку и Пламени соскользнуть и пришпорил лошадь. Меч у него был уже наготове.

Эйран торопливо спешилась, оставив в седле Мышь, и отправила лошадь подальше в лес. Может, там безопасней. Потом созвала к себе детей. Птица уже тоже слезла с коня Ранала, а вот Шепелявая причиняла Даннису неприятности.

— Нет! — кричала она. — Я хочу оштатьшя ш тобой!

Как можно мягче Даннис оторвал от себя руки девочки.

— Не сейчас! Делай, как тебе сказали!

— Шепелявая!

Необыкновенно мощный звук заполнил поляну, отразившись от поверхности утеса, и даже зверь на мгновение застыл. Это прозвучал голос Звезды, подкрепленный голосами остальных четырех девочек. Эйран удивленно посмотрела на Звезду, потом на Мышь. Мышь держала в руках камень, и Эйран готова была поклясться, что видела последние искры вспышки, порожденной камнем. Шепелявая неохотно отцепилась от Данниса и позволила поставить себя на ноги. Чудовище заревело и когтистой лапой ударило Рангина, который отскочил и ушел от удара.

— Оставайся со мной! — сказала Эйран и поставила испуганную девочку за собой в группе детей. Она продолжала прочно держать узду своей лошади. Если случится худшее, она посадит детей на спину лошади, ударит коня по боку, а сама убежит в лес пешком в другом направлении, чтобы отвлечь зверя.

Воздух в ущелье дрожал от шума: рева чудовища, стука копыт по камням, криков людей. Торгианцы вызывающе ржали. Всадники пытались найти лучшее положение для удара. Острый Коготь взвивался вверх и падал, отвлекая зверя. Ему с трудом удавалось избегать его когтей.

Эйран оскалила зубы в инстинктивной ненависти к существу, напавшему на них.

Ярет ударил зверя. Рангин встал на дыбы и обрушил копыта. Зверь увернулся и отскочил. С другой стороны сильный удар нанес конь Велдина. Чудище покачнулось, и Ярет ударил его мечом. Взлетел и опустился меч Хирла, и зверь споткнулся. Одна из лошадей закричала, на этот раз от боли. Ранал отъехал от схватки. Плечо его торгианца покрывала кровь, конь закатил глаза.

Остальные возобновили нападение.

С ревом, от которого задрожали деревья, зверь высвободился и побежал. За ним тянулся след — может быть, крови, но неестественного цвета. Скорость, с которой он уходил вдоль ручья, заставила Эйран снова вздрогнуть. А она-то думала, что торгианец, да еще отягощенный детьми, сможет от него уйти…

Велдин и Лорик пустились было в преследование, но Ярет остановил их.

— Пусть уходит! Вы все равно не сможете его догнать.

Грохот катящихся камней свидетельствовал, что зверь поднимается вверх, туда, где он недосягаем для преследователей. В ущелье прозвучал уже далекий вой. И снова стало неестественно тихо.

— Почему он отступил? — спросил Даннис. Он тяжело дышал, а его конь нервно приплясывал. Его плечи и пасть покрылись пеной. Даннис с отвращением взглянул на свой испачканный меч.

— Он не думал, что мы будем сопротивляться, — ответил Ярет.

— Ты говоришь так, словно этот зверь тебе знаком, — сказал Велдин. Он свистнул, и Острый Коготь вернулся на насест на седле сокольничего. — Наверно, ты скажешь, что это одно из существ, которые теперь живут в горах, как то, что ты встретил возле Гнезда.

— Да, — подтвердил Ярет, — только это маленькое и не такое свирепое. А вблизи Гнезда сражались только Смельчак, Рангин и я.

Велдин с новым уважением посмотрел на Ярета.

— Ты сумел уцелеть. Даже с женщиной, которая отягощала тебя и делала слабым меч. В тебе есть что-то такое, чего я не заметил, сокольничий.

Ярет пожал плечами.

— Ранал, давай посмотрим, тяжело ли ранен твой конь.

Эйран уже убирала клочком мха кровь с трех параллельных царапин на плече торгианца. Она решила, что раны сильно кровоточат и поэтому их можно не промывать. Если у зверя ядовитые когти, кровь должна была унести яд.

— Порезы не глубокие и не серьезные, — сказала она. — Только кожа повреждена. Мышцы не тронуты.

Но коня не следует утомлять. Надо поскорее разбить лагерь. Я хочу сварить зелье.

— Нам нужно уходить. — Ярет снова нахмурился, и Эйран ощутила охватившее его нетерпение. — Побыстрее уходить с этого места.

Эйран встала. Теперь, когда опасность миновала, она начала дрожать.

— Этот.., этот грязный зверь…

— Он ушел.

— Невозможно выразить…

— Оставь. Мы должны уходить. Немедленно.

Эйран посмотрела на него. В другое время он бы ее обнял. Но теперь она видела в нем только странное нетерпение, стремление двигаться дальше, все больше углубляться в то, что ализонцы называют Запретными горами. И Эйран заикала.

Глава 49

— Что это был за зверь? — спросила Мышь. — Папа сказал, что вы такого уже видели.

Видели, подумала Эйран, и старались отодвинуться как можно дальше, когда он протянул лапу, чтобы поймать нас и вытащить из маленькой пещеры, в которой мы скрылись. Нет. Не нужно пугать детей еще больше.

Смени тему, поговори о чем-нибудь другом.

— Я надеялась, что ты и другие девочки скажут нам, что это такое, — полушутливо заметила она.

— Не думаю, чтобы оно принадлежало Тени, мама.

Это неестественное существо, но оно мне не кажется по-настоящему злым. Наверно, оно просто проголодалось.

— Ну, мне показалось, что твой камень сверкнул в месте, где не было солнечного света.

Хирл и Звезда ехали рядом, они слышали разговор.

— Мы все сделали это, — сказала Звезда. — Заставили Шепелявую услышать нас и подчиниться. Она была в опасности.

— Понятно. — Но на самом деле, Эйран не понимала.

Она ехала молча, погрузившись в задумчивость. Час спустя она настояла на остановке на ночь,вопреки возражениям обоих сокольничьих. Конь Ранала начал сильно хромать.

— Если мы не остановимся и я не смогу полечить бедное животное, конь окончательно охромеет. — Она со значением взглянула на Велдина. — К тому же все, кроме тебя, едут с дополнительной тяжестью.

Велдин нетерпеливо топнул. Ярет смотрел на него соколиным взглядом.

— Лагерь будет холодным. Никакого огня, чтобы не привлечь нежелательных гостей. И как бы себя ни чувствовал конь Ранала, на рассвете двинемся дальше.

— Согласна.

Настроение у Эйран было мрачное. Она вообще заметила, что ее чувства обострились — и добрые, и злые.

Нервы. Ей не меньше Ярета хотелось побыстрее убраться из этого проклятого места, но она готова была остановиться, чтобы подлечить раненого коня. Она даже нарушила приказ Ярета и развела небольшой костер, чтобы подогреть воду и заварить листья и мох. Придется рассчитывать на теплый компресс и природную выносливость торгианца, так как в горах не оказалось нужных растений. Ярет подошел к ней и пристально поглядел.

Она сделала вид, что не заметила его, продолжая мешать варево в котелке, бормоча про себя, как всегда, когда вспоминала рецепт. Ей хотелось, чтобы он понял, чем она занимается. Ярет ничего не сказал, просто ушел.

Эйран не понимала, почему Ярет нервничает, почему это напряженное нетерпение охватило только сокольничьих. Все хотят убраться из Ализона, но остальные мужчины отдали дань усталости после схватки. Они готовы были лежать неподвижно, жевать сухой хлеб и, может быть, ненадолго уснуть. Но не сокольничьи. Вместе и порознь они бродили по лагерю, нервно постукивали пальцами по рукояти меча. Задержались только, чтобы очистить оружие от отвратительных пятен крови.

И еще долго после того, как Эйран позаботилась о торгианце, накормила детей холодным ужином и уложила на ночь, она слышала стук сапог сокольничьих. Они продолжали взад и вперед расхаживать по лагерю. Их нетерпение двигаться вперед словно породило какую-то нервную слабость; Эйран чувствовала, что ничто не в состоянии заставить их уснуть в эту ночь.

Еще до рассвета сокольничьи подняли всех. К этому времени все уже заметили их странное поведение и начали жаловаться.

— Куда торопиться? — спросил Ранал. — Я хочу присмотреть за своим конем. И, конечно, мы должны позавтракать. Теперь можно развести костер.

— Поедим в пути, — раздраженно ответил Велдин. — Обычный путевой рацион.

— Мы могли бы что-нибудь приготовить. И мне действительно нужно позаботиться о коне.

— Задерживаться мы не можем, — сказал Ярет. У него вокруг глаз легли темные круги. Эйран поняла, что он совсем не спал ночью. — Нужно двигаться.

Она положила руку ему на плечо.

— Ярет.

Он посмотрел сквозь нее, как будто она не существует.

— Не пытайся остановить нас. — И ушел, торопя остальных.

Эйран разбудила детей, которые, как маленькие здоровые зверьки, крепко спали.

— Вставайте, — сказала она. — Мужчины хотят ехать.

Нам нужно побыстрее проехать через эти горы.

Звезда потерла глаза.

— Тогда почему сокольничьи ведут нас самым длинным путем?

— Как это?

Девочка зевнула.

— Кратчайший путь — на юг. Но мы идем по горам под углом. Почему?

— Не знаю. — Эйран подавила тревогу. — Они в горах как дома. А ты знаешь, как хорошо они вели нас даже на равнине. Должно быть, они знают, что делают.

— Мой папа все знает, — сказала Мышь. Но Эйран знала свою дочь. Ее словам не хватало уверенности. — впервые Мышь усомнилась в мудрости отца.

Не желая думать о том, что не в силах изменить, Эйран направилась к лошадям, чтобы посмотреть, как провел ночь конь Ранала. К ее удовлетворению, раны выглядели наутро гораздо лучше. Она не думала, что причина в ее усилиях. Разве что тепло компресса способствовало улучшению. Конь, пожалуй, способен двигаться, если его не будут сильно утомлять.

— Велдин, ты не возьмешь с собой сегодня Птицу? — спросила Эйран.

Велдин только посмотрел на нее, и она оставила эту тему. Птица не тяжелая. Во всяком случае, особой разницы нет.

Вскоре они уже снова были в пути. Небо затянулось тучами и грозило дождем. Туман сделал продвижение опасным, даже вблизи ручья. Лошади шли осторожно и даже после понуканий Ярета и Велдина отказывались идти быстрее.

Добрый старый Рангин, подумала Эйран. У него больше здравого смысла, чем сегодня у Ярета. Интересно, что с ним стряслось? А теперь и сокол начал вести себя странно.

Острый Коготь не хотел сидеть на насесте, он все время улетал вперед, так что Велдин терял его из виду.

Возвращался он в ответ на свист Велдина неохотно и сразу улетал снова.

— Мне это действует на нервы, — Даннис приблизился к Эйран. — Что их обоих терзает? Троих.

— Хотела бы я знать. — К своему раздражению, Эйран снова заикала.

Вокруг тень от деревьев стала чуть светлей. Солнце так и не показывалось, но туман начал рассеиваться. Ярет поднял голову, Велдин тоже как будто принюхивался.

Они словно поймали знакомый и приятный запах.

— Сюда! — воскликнул Велдин.

Сокольничий резко свернул направо, всадил шпоры в бока коня и галопом исчез в лесу. Ярет поскакал за ним.

— Подожди! — крикнула Эйран, но было уже поздно. Сокольничьи исчезли из виду, и подлесок скрыл их след. Ничего не оставалось делать, как скакать за ними, надеясь, что они не повернут снова и не потеряются окончательно.

— Держитесь рядом! — крикнул Даннис. Он одной рукой держал Шепелявую, чтобы низкая ветка не сбросила ее. Шепелявая широко раскрытыми глазами посмотрела на Мышь.

— Мышь!

— Да, я знаю. Мы идем правильно. Я его слышу.

Эйран была слишком занята, отводя с пути ветки, чтобы спрашивать, что это значит. Она старательно держалась за Даннисом, а Ранал, Хирл и Лорик следовали за ней. Конь Ранала старался уберечь раненое плечо. И вот цепочкой они неожиданно выскочили на большую поляну. Эйран сдержала крик от странного и неожиданного зрелища.

Круг темных камней, похожих на столбы. На половине — изваяния птиц в натуральную величину. На другой половине — огромные яйца на верху столба. Они чередовались: яйцо, птица, яйцо, птица. Только посредине виднелся проход, по обе его стороны столбы с изображениями птиц ростом с человека. У птиц распростерты крылья и раскрыты клювы. Дорога из леса вела прямо к этому проходу. Дорога, столбы, ворота и площадка внутри круга — все это из темного камня. У Эйран появилось невероятное ощущение, что дорога все время шла под копытами их коней, только ее скрыла почва и лесные отложения, и именно эта дорога безошибочно привела сюда сокольничьих. Потому что в центре вымощенного круга возвышалась гигантская каменная птица — сокол, чуть отличающийся от современных форм, но явно узнаваемый, несмотря на эту странность. Тысячи раз Эйран видела, как стоит Смельчак. Так стоял этот сокол, готовый к полету, прижав крылья к бокам. В мгновение ока он устремится в небо. Клюв его открыт, и Эйран едва не зажала уши руками, чтобы не оглохнуть от крика, который может издать это горло.

Не замечая этого, Эйран спешилась. Все остальные тоже. Все стояли тесной группой. Все, даже дети, были ошеломлены зрелищем храма — потому что это храм — скрытого в глубине Ализонского хребта.

— Великий Сокол! — выдохнул Хирл поблизости. — Как он прекрасен…

Эйран слышала желание в этом голосе. Невольно она сама захотела оказаться в этом круге, где ей станут ясны все тайны, где можно получить ответ на любые вопросы.

Да, тупо думала она. Забыв икоту, она в ужасе и отчаянии смотрела вперед. Великий Сокол призвал Ярета и Велдина, он притягивал к себе сокольничьих с того момента, как они вступили в Ализонский хребет. И никакое колдовство не убережет от этой тяги. Если даже я так сильно ее чувствую, что должен испытывать Ярет?

Скрип сапог о камень заставил Эйран оторвать взгляд от гигантской птицы.

Ярет и Велдин смотрели на статую, лица у них были восторженные и непроницаемые. Велдин уже шел по каменной дороге к воротам. Острый Коготь, наконец, успокоившийся, сидел у него на кулаке. Ярет стоял на дороге, в том месте, где она появляется из-под почвы, и словно ждал своей очереди.

Снова скрип. На этот раз медленный и неумолимый скрежет камня о камень. Эйран снова посмотрела на статую. Из каменного круга появились ступени; они медленно поднимались, пока не коснулись раскрытого клюва. Над ступеньками пришли в движение перья, они расправлялись, образуя продолжение лестницы. На глазах у Эйран острый клюв раскрывался все шире и шире, пока не образовал последнюю ступень. И когда Велдин поставил ногу на первую ступень лестницы, глаза птицы ожили, сверкнули тускло-красным, окруженным чернотой. А из глубины статуи показалось ответное красное сияние.

Глава 50

— Нет! — закричала Эйран — и обнаружила, что может только шептать. Тяжело дыша от усилий, она повернулась и посмотрела на остальных. Все мужчины смотрели на статую. Они казались почти такими же поглощенными, как сокольничьи. Один за другим они двигались, двигались неловко, словно не по своей воле, шли к тому месту, где Ярет ждал своей очереди подняться на чудовищную лестницу.

Эйран смутно понимала, что она не должна — не должна — смотреть на статую, не должна, несмотря на все стремление. Это гипнотическое зрелище покорило ее мужа и остальных мужчин, а дети…

Дети!

Она не смела шевельнуться, чтобы сила Великого Сокола не обратилась против нее, заставила посмотреть в эти ужасные каменные глаза. Она знала, что рано или поздно потеряет способность сопротивляться. И тогда тоже сделает первый шаг по дороге, ведущей неизвестно куда.

Дети собрались вокруг Мыши, которая держала в руках камень и смотрела на него.

— Мышь…

На мгновение девочка утратила сосредоточенность.

Посмотрела на мать. И в это мгновение что-то внутри у Эйран лопнуло. Она больше не могла сопротивляться притяжению Великого Сокола. Повернулась, в полной его власти, и, спотыкаясь, заняла место за Лориком.

Звук заполнил ее слух. Она не слышала его, пока не посмотрела прямо на статую. Что-то подобное барабанному бою в такт пульсированию красного тумана, который исходит из пасти огромной статуи. Велдин уже поднимался по ступеням, он поднялся на половину высоты лестницы. И шагал в полной гармонии с музыкой, делал один неторопливый шаг за другим. Ждавшие своей очереди тоже в такт покачивались.

Брруум — ДУУУМ, — пел барабан. Его звук напоминал удары гигантского сердца. — Брруум — ДУУУМ.

В ответ другой звук, резко контрастирующий. Эйран пыталась отмахнуться от него, заглушить, не обращать внимания, но звук был настойчив, он звучал резко и раздраженно, как гудение насекомого.

Бррууум — ДУУУМ. Велдин поставил ногу на ступеньку-перо. Он добрался до клюва. Постоял мгновение, четко вырисовываясь на фоне красного тумана. Потом гордо шагнул вперед и исчез. Сияние вспыхнуло ослепительно ярко. В воздух поднялся столб маслянисто-черного дыма, запахло сожженными перьями.

Бррууум — ДУУУМ. Ярет двинулся по дороге к храму Великого Сокола. У него было такое же восхищенное лицо, как у Велдина. Левую руку со сжатым кулаком он держал перед собой? как будто на кулаке сидит невидимый сокол, призрак Смельчака. Ярет сделал один шаг. Потом другой.

Брруум — ДУУУМ.

Неожиданно Эйран поняла, откуда исходит этот раздражающий второй звук. От детей, от Мыши и ее подруг.

Нет. Он исходит от камня.

Разве они не понимают, что создают ненужное отвлечение, подумала Эйран. Если бы у меня было время, я бы посмотрела, как они это делают. И заставила бы их прекратить.

Бррууум — ДУУУМ. Ярет добрался до основания лестницы. Великий Сокол вырос, стал еще больше, он готов поделиться своими тайнами. За Яретом шел Хирл, он миновал ворота, а Даннис только еще сделал первый шаг по дороге из темного камня снаружи круга. За ним шли Ранал и Лорик, оба выглядели нетерпеливыми, как будто каждый хотел ступить на дорогу первым. Если бы у нее были силы, Эйран опередила бы мужчин. Но в этом ритме таится какой-то таинственный порядок, строгая последовательность прохождения. Сначала один, потом другой, а ты самой последней. И поэтому она должна ждать своей очереди.

Брруум — ДУУУМ. Шаг за шагом Ярет ловко поднимался по ступеням. Хирл уже добрался до основания лестницы. Ранал прошел через ворота. Лорик ступил на дорогу.

Страшное возбуждение охватило Ярет. Еще мгновение — и она сама вступит на дорогу, начнет медленный и торжественный танец-приближение к месту, где разрешены все тайны жизни. Музыка барабанов вздымалась в ней, освободила от всего, что она знала и чувствовала раньше, заполнила бесконечным восторгом. Что-то замечательное ждет ее, вот-вот она доберется…

Гудение насекомых усилилось, оно почти заглушило бой барабанов. Изо всех сил Эйран старалась не слушать, не обращать внимания, убрать этот звук. Но он становился все выше, стал чистой прозрачной нотой, похожей на звучание поющего хрусталя. Все выше и выше взмывал этот звук, все громче и громче раздавалось брруум — ДУУУМ ударов сердца Великого Сокола. Звуки сражались в голове Эйран. Она хотела бы зажать уши, но ей не позволено было двигаться. Ярет уже совсем близко. Еще мгновение, и он встанет в гигантский клюв, на то место, где стоял Велдин, прежде чем был допущен к таинствам храма.

Гром барабанов и звон хрусталя поднялись невероятно высоко, стали невероятно громкими и сильными… — и весь мир погрузился во тычу забвения.

Глава 51

Эйран медленно приходила в себя. Она обнаружила, что лежит на земле на краю поляны. С огромным усилием повернула голову. Голова грозила расколоться на множество кусков. Рядом лежал Ярет, лежал с бледным лицом и сложенными руками. И так неподвижно, так неподвижно.

— Ярет…

Даннис приподнял ее и поднес к губам мех с водой.

— Он еще жив. Он был ближе всех к… Ну, наверно, это можно назвать взрывом. Когда был уничтожен храм.

— Но что.., кто…

— Сначала пей. Вопросы потом.

Послушно она выпила немного воды. Потом с его помощью села. У Данниса дрожали руки. Он казался потрясенным и не вполне владел собой. Остальные трое тоже выглядели ошеломленными.

Наверно, я выгляжу еще хуже, подумала Эйран.

— Дети…

— С ними все в порядке. — Даннис смог криво улыбнуться. — Не знаю, почему. Но их почти не задело то, что так подействовало на нас. Они устали, вот и все.

Загадка.

— Ярет. Я должна идти к нему. — Эйран поползла на четвереньках. Грудь Ярета поднималась и опускалась в такт дыханию, но легко, так, что это движение можно и не заметить. Эйран положила руку ему на лоб. Холодный. — Любимый мой. — Она целовала его щеки, веки, рот. Возможно, она только воображает, но как будто цвет понемногу возвращается на его лицо, а дыхание становится сильнее.

— Мама?

Занятая Яретом, она с отсутствующим видом ответила:

— Да, Мышь?

— Я его сломала.

Тогда Эйран подняла голову. Рядом на коленях стояла ее.., ее дочь. Не Мышь, не девочка-волшебница, а Дженис. Лицо у нее осунувшееся, под глазами синяки, и кажется, что девочка вот-вот заплачет. Она держала в руках серебряную цепочку, с которой должен свисать камень. Но сам камень исчез. Ничего не осталось, кроме оправы, да и та потрескалась и обгорела, как будто почернела от высокой температуры.

— Ты его сломала? О, Дженис. — Эйран обняла девочку и начала покачивать и шептать на ухо:

— Моя бедная девочка.

Рядом с Дженис стояла Звезда, дальше — остальные дети. Они выглядели такими же усталыми и измученными, как Дженис. На этот раз, несмотря на испытание, у Шепелявой не было пальца во рту. Дети придвинулись, и Дженис оторвала от себя руки матери и присоединилась к девочкам. Все они взялись за руки.

Дженис исчезла, на ее месте была Мышь.

— Мы остановили его, мама. Мы все вместе. Но камень при этом сломался. — Она посмотрела на остальных девочек. — Простите, что я заплакала. Не нужно было.

Эйран смотрела на шестерых маленьких волшебниц, пораженная словами Мыши. Для нее они не имели смысла. Не зная, что сказать, она только кивнула. Потом предоставила их себе и вернулась к своему потрясенному мужу.

Глава 52

— Не думаю, чтобы она поняла, — сказала Мышь.

— Как ей понять? — ответила Сверчок. — Я сама едва понимаю. А ведь я помогала это сделать.

Дети походили вокруг остатков темного храма. Все столбы полурасплавились, их каменные украшения превратились в остывающие оплавленные глыбы, а большие птицы, сидевшие по сторонам ворот, настолько пострадали от разрушительной силы, что стали почти неузнаваемы. Но основная сила удара пришлась на центр круга.

Огромная статуя буквально исчезла. Выше роста человека ничего не сохранилось. А то, что сохранилось — каменные лапы и начало лестницы, торчащей из-под обломков, — было обожжено и разбито. Казалось, легкий ветерок окончательно обрушит развалины. Из глубины руин, там, где они обвалились внутрь, поднимался легкий столб дыма. Если бы не это, место можно было принять за покинутое в течение столетий. Нужен только покров вьюнков и другой растительности, чтобы смягчить черты опустошения.

— Я видела, — сказала Птица. — О, какие ужасные, болезненные цвета повсюду, изнутри и снаружи. Хуже всего глаза.

— Да, знаю. А когда клюв открылся и они зажглись..

Птица повернулась к Пламени.

— Все глаза загорелись, даже у маленьких птиц на столбах. А яйца, они пульсировали в такт с барабанным боем. Повсюду красные и черные вспышки, и еще болезненно-зеленые. От этих цветов меня затошнило.

— Ты по-прежнему видишь их? — Пламя нахмурилась, словно вглядываясь во что-то.

— Нет, они исчезли. Ничего не осталось.

— Это было злое место, — серьезно сказала Звезда. — Оно все принадлежало Тени. Оно захватило твоих маму и папу, Мышь. И остальных мужчин тоже. Я чувствовала, как оно толкает их, когда оно взяло Велдина.

Мне кажется, с каждым проглоченным оно становилось все сильнее. А когда проглотило бы всех, смогло бы справиться и с нами.

— Никогда не слышала, чтобы сделали так, как мы, — сказала Мышь. Она посмотрела на изуродованную цепочку с оправой от камня. — И до сих пор не понимаю, как мы это сделали.

— Это была Шила. Мы ишпольжовали ее. Или она ишпольжовала наш.

— Это более вероятно, — сказала Звезда.

Мышь прикусила губу.

— Надеюсь, у нас не будет неприятностей из-за того, что мы сломали камень.

— Надо будет просто рассказать хранительнице, что случилось. Наверно, она нас простит.

— Я надеюсь, мой папа поправится.

Птица посмотрела на Эйран, которая пригнулась к Ярету.

— Да, он поправится. Я вижу, что он крепнет с каждой минутой.

— Это хорошо, — облегченно сказала Мышь. — Теперь мы можем ехать домой.

— Я думаю, ты приняла решение, куда пойдешь.

Мышь посмотрела на Звезду.

— Откуда ты знаешь?

Звезда улыбнулась.

— Ты сама научила меня слышать, помнишь? Это было в твоем сознании с тех пор, как мама и папа нашли тебя в Ализонском замке.

— Мне так будет не хватать их. Даже Рангина. Ему недолго осталось жить. Он у папы был еще до моего рождения. И Смельчак тоже.

Ее сестры придвинулись ближе, взялись за руки, успокаивали ее.

— Да, это очень грустно, — сказала Сверчок, — Твоим папе и маме труднее, чем моим. У меня есть еще брат, и будет новый ребенок, а ты единственное дитя Эйран и Ярета.

— Когда мы сможем снова путешествовать, — сказала Мышь, — я один день буду ехать с напой, другой — с мамой. И постараюсь как можно дольше не говорить им, что не вернусь с ними домой.

Глава 53

Несмотря на уверения детей, что зло навсегда умерло, никто не хотел задерживаться в этом месте. Вопреки усталости и потрясению от столкновения с этим злым местом, четверо мужчин и Эйран решили унести Ярета подальше от храма сокола. С помощью детей они торопливо разбили лагерь. Потом, надеясь, что никакие чудовища — как то, что напало накануне, — не отыщут их по запаху, Эйран легла рядом с Яретом и закрыла глаза.

А когда снова открыла их, Ярет расхаживал по лагерю. Он похудел, казалось, что на солнце просвечивают его кости. Эйран села. Ей хотелось подойти к нему и обнять. Но что-то в его поведении ее остановило.

Между нами какое-то напряжение, подумала она.

Возможно, он во всем винит меня. При этой мысли у нее все сжалось внутри. Она с трудом глотнула. Если бы я не ушла из дому, не лечила бы раны, нанесенные этим бездельником Рофаном, я могла бы прогнать волшебницу от нашего дома, и всего этого не случилось бы.

А может, и нет. С тех пор, как я последний раз видела дочь в Благдене, она стала Мышью, волшебницей в миниатюре. Теперь, когда в голове у меня прояснилось, я понимаю, что произошло. Но Ярет видит это по-другому.

Он не слышал ее рассказа о том, как она и остальные дети-волшебницы остановили зло, грозившее поглотить нас всех. И она еще настолько ребенок, что горюет о потере камня при этом.

Она ушла. Я потеряла ее. Неужели я потеряла и мужа?

На нее упала тень. Она подняла голову — он стоял и смотрел на нее с непроницаемые выражением.

— Ехать сможешь? — спросил он.

— Да.

— Мы должны выбраться из этих гор прежде, чем снова столкнемся с таким местом.

И будем неспособны сопротивляться, потому что единственное наше оружие уничтожено, подумала Эйран.

— Да, — вслух сказала она. — Я согласна. Чем быстрее уберемся с этого ужасного места, тем лучше.

На подбородке Ярета дрогнула мышца.

— Теперь у нас есть запасная лошадь. Ранал, ты поедешь на ней и поведешь свою.

Ранал кивнул.

— Еще день, и моего коня можно будет нагрузить.

Тогда остальным будет легче.

— Я хочу ехать с тобой, папа, — сказала Мышь.

— Тогда садись.

— Я поеду с тобой, Эйран, — сказала Звезда.

Весь день они ехали так быстро, как выдерживали люди и лошади. Не было обычных разговоров. Остальные, казалось, заразились настроением Ярета. А может, еще не пришли в себя после столкновения с Тенью.

Настроение Эйран тоже не улучшалось, у нее непрерывно крутило в животе. Но постепенно, как ей показалось, горы становятся не такими дикими, а лес — более дружественным. Путники начали спускаться в предгорья. Темные высокие деревья сменились более знакомыми дубами и меньшими елями. Землю покрывал ковер из опавшей хвои, он издавал освежающий аромат. Тут и там с дубовых ветвей свисала омела. Эйран постепенно успокаивалась, желудку стало лучше, ей легче дышалось.

Остальным, по-видимому, тоже. Если бы только Ярет поговорил с ней. Но он охвачен спесью, а когда он таков, его лучше не трогать. Он постепенно сам придет в себя.

И Эйран не хотела думать, каковы будут его мысли и чувства, когда он вернется к норме.

Позже в тот же вечер они наткнулись на старую тропу, забытую и заросшую. Но тропа означает людей, а люди означают жилище. Неожиданно Эйран захотелось быть под крышей, есть горячую пищу, приготовленную на очаге. Захотелось горячей воды. Она провела рукой по волосам. Она, должно быть, выглядит ужасно. Неудивительно, что Ярет ее избегает.

Тропа привела к дому, и это необыкновенное сооружение заставило Эйран невольно улыбнуться. Такое ощущение свободы и беззаботности, что она была очарована. Жилище, очевидно, начиналось с одной большой комнаты общего назначения, как часто строятся дома.

Но в разное время, судя по различиям в мастерстве исполнения и в материалах, к первоначальному сооружению добавлялись пристройки; наверно, когда хозяину требовалась дополнительная площадь. При этом не обращалось внимания на то, что построено раньше. Странной формы комнаты отходили в нескольких направлениях; часто пристройка была другой высоты, чем предшествующее сооружение. Ни разу рядом не попадались одинаковые крыши. В одном месте черепица; рядом — тростник. А дальше — деревянные планки. Но дом находился в хорошем состоянии, учитывая, что в нем, очевидно, давно не живут. Об этом можно было судить по заросшему огороду. Одна из ставень обвисла, но остальные были прочно закрыты, не пропуская в дом дождь и ветер. Эйран решила, что владелец перед уходом все закрыл, чтобы дом дождался его возвращения.

Даннис посмотрел на дом, и на лице его появилась добродушная улыбка. Рот его дернулся.

— Ну, никто не станет возражать, если мы на время займем это.., гм.., необычное сооружение. Я уверен, все обрадуются отдыху.

— Ты думаешь, внутри есть мебель? — спросил Лорик, которого дом тоже заинтересовал.

— Может, найдем кровать. Или даже несколько, — ответил Даннис. — Но я бы обрадовался и одним матрацам.

Когда они с трудом развязали прочный кожаный ремень, привязанный к вбитым снаружи колышкам, и Эйран вошла, внутренность дома показалась ей не менее странной. Большинство очагов оказались не пригодными к использованию, но она нашла, наконец, один неповрежденный в комнате в самом конце длинного извилистого коридора. Привязав несколько веток к палке, она изготовила импровизированную метлу и подмела пол у очага. Потом, пока Ранал собирал дрова и разжигал огонь, она добросовестно подмела пол во всем доме. Через разбитый ставень набилось невероятное количество листьев, да и другой мусор проник в комнаты. Пока она работала, дети, уставшие от скучного путешествия с взрослыми, с писком бегали по дому и занялись игрой, суть которой была понятна только им.

К тому времени, как она кончила подметать, Ранал подогрел для нее воду, а сам начал готовить ужин из дорожных припасов и двух пойманных в ловушки птиц.

— Тебе не нужно одной делать всю работу. — с улыбкой сказал он. — Иди и вымойся. Женщины всегда это любят.

Она с благодарной улыбкой приняла воду.

— Та, которая тебя получит, будет счастливой женщиной, — сказала Эйран. — Если бы у хозяина дома нашлось немного мыла.

Тем не менее, смыв слой грязи с кожи, она почувствовала себя гораздо лучше. Вернулась в маленькую комнату, теперь уютную и веселую, с огнем в очаге и с запахом еды, нагрела еще воды и занялась детьми.

— Не надо, — сказала Мышь. — Мы все равно опять запачкаемся.

— Когда бы я прислушивалась к таким доводам, — ответила Эйран, отмывая Мыши шею, — ты ходила бы в грязи с головы до ног.

— Мы такие и есть, — озорно сказала Сверчок.

Отмывая одни грязные руки и лицо за другими, Эйран довольно улыбалась.

— Мне кажется, ваш ящик со смешинками перевернулся, — сказала она. Последний раз вытерла лицо Звезды и была вознаграждена смехом даже этой обычно серьезной маленькой женщины. Эйран радовалась тому, что дети как будто совсем оправились. Да и остальные тоже .вели себя нормально, все, кроме Ярета. Он один казался удрученным, отягощенным мыслями и чувствами, которыми ни с кем не делился.

Дом оказался лишенным мебели, а единственная кровать была не пригодна для использования. Даже веревки, некогда поддерживавшие на ней соломенный матрац, исчезли, вероятно, украдены много лет назад. Эту ночь Эйран спала на полу, завернувшись в одеяло, поближе к углям очага. Мышь прижималась к ней с одной стороны, какая-то девочка — она не могла сказать, какая именно, — с другой. Но как ни радовалась Эйран близости своего ребенка, она знала, что скоро это кончится, и ей хотелось оказаться в объятиях Ярета.

Глава 54

На рассвете следующего дня путники уничтожили все следы своего пребывания. Лорик починил сломанный ставень, и, уходя, они аккуратно все закрыли и завязали дверь, как нашли ее. К середине утра они спустились с холмов и увидели небольшую деревушку. Она была такой маленькой, что в ней оказался лишь один магазин, в котором торговали всем, что нужно фермерам. Но Эйран так обрадовалась ему, как иная женщина большому портовому базару.

Немного восстановив чистоту тела, она теперь была словно одержимая. Хотела совсем освободиться от дорожной грязи, надеть женское платье и избавиться от мужского, которое так давит на поясе. Но больше всего хотелось вымыться и чисто промыть волосы.

— Мыло! — воскликнула она.

— Еда, — сказал Даннис. Он улыбался. — У нас почти все кончилось. Не хотел бы умереть на пути в город Эс.

— А эти дети прожорливы, как поросята, — сказал Хирл. Он с любовью обнял Пламя. — У кого есть деньги?

— У меня немного. — Ранал порылся в седельной сумке и вытащил кошелек. — Хорошо, что я их спрятал, а у хозяина конюшни в Ализоне не хватило мозгов обыскать наши пожитки.

Лорик кивнул.

— Этого нам хватит на все необходимое. Клянусь, хозяин тут больше меняется, чем продает. За год он и двух монет не видит.

— Ну, может получить весь кошелек, если у него найдется что-нибудь сладкое. С самого города Эс ничего сладкого не пробовал.

— Мы должны закончить тут побыстрее и уходить, — сказал Ярет. Его строгий голос и резкие манеры положили конец болтовне мужчин.

— Ярет, — протестующе сказала Эйран.

Он посмотрел на нее соколиным взглядом.

— Город Эс — не конец нашего пути. — И посмотрел на Мышь, которая ехала с Эйран. — Я хочу побыстрее оказаться в моем доме и с моей дочерью.

С нашей дочерью, подумала Эйран. Она стиснула зубы, удерживаясь от резкого замечания, которое никак не улучшит положение. Наше путешествие, наш дом. Наш ребенок. Но только он больше не наш. О, будь проклято твое воспитание, из-за которого ты в самое неподходящее время становишься холодным и эгоистичным! Если бы не это твое настроение, я бы смягчила разочарование, которое ты испытаешь в городе Эс, когда узнаешь, что только жена будет сопровождать тебя в твой дом.

Решительно подавив икоту, она держалась позади, пока Ярет вел переговоры с хозяином магазина. Смотреть было особенно нечего: упряжь для лошадей — и верховых, и рабочих; мешки неразмолотого зерна; сушеные фрукты и овощи; глиняные горшки, слегка потрескавшиеся, покрытые пылью и засиженные мухами — на самой высокой полке. Бочка с соленым мясом издавала такой запах, что у Эйран заболело в животе.

Тем не менее путники не могли быть слишком разборчивыми и привередливыми. Для такой роскоши у них осталось слишком мало припасов. Ярет быстро отобрал нужные товары, даже взял немного соленого мяса, ту часть, что не испортилась окончательно. Пораженный количеством монет, которые ему предложили, хозяин добавил сладкой соломки в меду — гораздо дешевле, чем обычно. Так он утверждал. Эйран шагнула вперед.

— Да, госпожа? — спросил хозяин. — Я могу что-нибудь тебе предложить?

— Мыло! — ответила она. — Пожалуйста. Ик!

Хозяин задумался, нахмурившись.

— А для чего оно?

Эйран поразило, что в мире есть люди, которые не знают, для чего мыло. Даже в Благдене каждая женщина ревниво охраняла свой запас мыла. А в замке Эс его было множество, и вода текла при одном прикосновении, и светящиеся шары в коридорах.

— Для мытья!

— Постирать одежду и мыть кастрюли. Мы для этого используем мелкий песок. — Лицо хозяина неожиданно прояснилось. — Но у моей жены есть мазь, которую она делает из пенной травы. И каждую луну натирается ею, а потом смывает. Подойдет?

— О, да! — облегченно воскликнула Эйран. Если здесь растет пенная трава, ею можно воспользоваться, но останавливаться и искать ее она не хотела — особенно когда Ярет в таком настроении. — А сколько — ик! — это стоит?

Хозяин почесал голову.

— Ну, не знаю. Наверно, нельзя продавать то, что ты можешь нарвать сама. Вот что я тебе скажу. Я принесу тебе мыла и отдам в благодарность за хорошую сделку.

— Спасибо.

— Кончила? — спросил Ярет. — Больше ничего не нужно?

Даже если бы у хозяина было множество украшений, в кошельке, оставшемся от Кернона, совсем не было денег. Да и потеряла она его давно. Наверно, его просто украли, когда Псы вели их в темницу.

— Да. Я готова.

— Хорошо. Мы снаружи. — Он повернулся и вышел.

Остальные мужчины и все девочки потянулись за ним.

Хозяин вернулся и услышал этот разговор.

— Этот парень со строгим лицом твой муж?

— Да.

— Ну, могу только пожелать тебе удачи. — И он отдал ей кожаный мешочек с густой жидкостью.

— У меня вопрос.

— Если смогу, отвечу.

— Мы переночевали в.., гм ., очень странном доме…

Лицо хозяина осветилось пониманием.

— А, да. Это дом старого ученого Остбора. Сам Остбор давно умер. С ним жила его помощница. Пожила немного после его смерти и уехала. Не помню, как ее звали. Никто туда сейчас не ходит. Говорят, в доме живут привидения.

— Вовсе нет. Это замечательный дом. Просто надо, чтобы кто-то, в нем жил, чтобы его любили и заботились о нем.

— Может быть, — с сомнением сказал хозяин. — Но это должен быть кто-то не из наших. Местные не посмеют.

— Жаль. Дом удивительный и полон сюрпризов.

Хозяин порылся в нише за занавеской и достал мешок, как будто наполненный шариками.

— Для девочек, — сказал он. — Засахаренные орехи. Не давай им помногу. Ты хорошая женщина с добрым сердцем.

— Спасибо, — ответила Эйран. — Спасибо за щедрость.

Она взяла сладости, вышла и спрятала бесценный мешочек с мазью из пенной травы в седельную сумку.

Потом села в седло. И не могла дождаться вечера, когда раздавала детям орехи за то, что они позволили вымыть дочиста лица. Ведь вскоре им предстоит возвращение в город Эс.

Глава 55

Хранительница словно не пошевелилась с того последнего свидания с Яретом и Эйран. Они снова в маленькой комнате, и тот же огонь в очаге, тот же свет проходит в единственное окно. Но на этот раз в комнате больше народу. С ними их дочь и остальные пять девочек. Четверо спутников оставили их при въезде и вернулись в казарму; Эйран их не хватало; они помогали ей справляться с мрачным настроением Ярета. И своим собственным, вынуждена она была признать.

И вот Ярет стоит, прямой и высокий, по-сокольничьи гордый.

— Я пообещал вернуть тебе твоих маленьких волшебниц, если они еще живы. Вот они.

— А я пообещала тебе нашу бесконечную благодарность. — Хранительница перевела взгляд с Ярета на Эйран, и женщине показалось, что на строгих губах волшебницы появилась легкая улыбка.

— Тогда наше дело закончено. — Ярет повернулся к Эйран и Мыши. — Идемте. Мы возвращаемся домой.

Мышь сделала шаг вперед. Ее детское лицо было полно решимости, и сердце Эйран дрогнуло: в этот момент девочка так напоминала отца.

— Нет, папа, — сказала Мышь. — Мой дом теперь здесь.

Эйран едва не бросилась к Ярету, чтобы предотвратить взрыв гнева или хотя бы отвлечь его на себя. Но, к ее изумлению, Ярет опустил голову, и плечи его повисли, словно под немыслимой тяжестью.

— Этого я и боялся, — устало сказал он. Впервые в жизни Эйран услышала в его голосе ноту поражения.

Он посмотрел на хранительницу. Сделал видимое усилие, и плечи его снова распрямились. — Ты победила.

Не знаю как, но ты победила. Ты отобрала у меня дочь.

Пусть победа принесет тебе радость. — Он повернулся и вышел из комнаты.

— Прости его, госпожа, — сказала Эйран. — Он расстроен. Он потерял своего сокола, Смельчака, в схватке.

А теперь это…

— Знаю, — мягко ответила хранительница. — Будь с ним добра. Ты ему очень нужна в будущем.

— Я бы хотела, чтобы это было правдой.

— Это правда. Поверь мне, Эйран. — Хранительница сменила тему. — Для нас было очень неприятным сюрпризом узнать, что в этом мире еще есть живые колдеры. Ты и твой муж, возможно, положили им конец.

Только за одно это мы у вас в неоплатном долгу. Конь, на котором ты приехала, ждет тебя. На нем немногие дары, знак нашей благодарности. Сохрани как наш подарок и оружие, которым ты пользовалась, и коня, на котором выехала на это дело. Это лишь незначительная плата за ваши великие деяния.

Второй торгианец! Неслыханное богатство, и так небрежно отданное! И еще дары. Эйран, запинаясь, благодарила.

— Это пустяк. — Хранительница пожала плечами.

Она загадочно улыбнулась. — Есть дары и дары.

Эйран не знала, как на это ответить.

Хранительница коснулась почерневшей серебряной оправы, в которой когда-то находился молочный серо-синий камень, повертела цепочку в тонких пальцах.

— Самое удивительное — как они использовали камень против места Силы в Ализонском хребте. Удивительно! И исключительную форму приняла в этом месте Тень. Великий Сокол. Может, есть что-то в истории сокольничьих, о чем они не говорят?

— Не знаю, госпожа, — ответила Эйран. — Я слышала, как Велдин клялся Великим Соколом. Но Ярет о нем никогда не упоминал.

Ярет. Она не может больше задерживаться. Эйран повернулась к Мыши.

— Не буду отягощать тебя слезами прощания, — сказала она. — Мы с тобой уже попрощались на пути сюда. Будь хорошей и послушной и учись всему, чему можно здесь научиться.

— Я думаю, все эти девочки станут выдающимися ученицами, — заметила хранительница.

— До свидания, мама, — сказала Мышь. И, наверно, в последний раз обняла и поцеловала мать. И все остальные девочки обнимали Эйран, она им заменила родителей в этом прощании.

— До свидания, до свидания, — говорили они.

— Ну, пожалуйшта, Эйран. — Шепелявая потянула ее за рукав, так что женщина опустилась и оказалась на одном уровне с девочкой. — Я буду шкучать по тебе и Ярету. Ваши имена я вшегда могла говорить правильно.

— И я тоже, я тоже буду скучать… — Эйран неожиданно вскочила и выбежала из комнаты. Она пообещала Мыши не плакать, но если не уйдет немедленно, не сдержит слово.

Она ожидала, что Ярет уже далеко на дороге домой. Но, к своему удивлению, увидела, что он ее ждет, держа узду Дорни. Послушный старый мерин был нагружен огромным количеством добра — «немногие дары», о которых говорила хранительница. Ярет молча протянул ей узду мерина, и Эйран прикрепила ее к своему седлу. Они медленно выехали из замка, проехали через город и оказались на дороге, ведущей на восток.

Эйран не хотела нарушать молчание. Ей самой не до бесцельной болтовни. Немного погодя она перестала замечать это молчание. Слишком многое произошло с тех пор, как они ехали по этой дороге в поисках ребенка, взятого волшебницей. Больше это не ребенок. Что бы ни послужило причиной: похищение, испытание в машине колдеров, тот невероятный способ, которым Мышь и ее сестры, необученные и неподготовленные, извлекли при помощи камня Силу и спасли их всех от Тени, или то, что Мышь была прирожденной волшебницей, — она больше не ребенок, хотя ей по-прежнему всего шесть лет.

Эйран посмотрела на Ярета. Ей хотелось знать, о чем он думает. Ему трудно дались смерть Смельчака и потеря Мыши. А может, смерть — или еще что-то похуже — брата-сокольничего подействовала на него сильнее, чем он показывает? Между ними в конце была кровь, и Эйран не стала бы горевать, если бы Велдин пал от руки Ярета. Но если бы пал Ярет…

Неожиданно Эйран почувствовала приступ тошно, ты, и ей пришлось с трудом удерживаться от рвоты.

Странно, подумала она. Все это так странно. Пойму ли я когда-нибудь?

Глава 56

Возвращаясь, они держались главной дороги, хотя так было дальше. Казалось, у них нет сил, чтобы ехать напрямик по пересеченной местности. Через несколько дней они добрались до Большой Развилки. Здесь дорога разделяется, одна ведет в Лормт, другая на юг, к Благдену. Эйран видела на горизонте очертания далеких и холодных башен Лормта. И со вздохом подумала, что, может, сейчас у нее найдется несколько месяцев, чтобы поехать туда и поучиться. Она всегда этого хотела. Ярету она не нужна. С самого выезда из города Эс он не произнес почти ни одного слова.

Дикий крик прозвучал в небе. Эйран в тревоге подняла голову. Маленькая черная точка — на расстоянии казалось, что это ласточка, — неслась к ним. А когда подлетела ближе, стало видно белое V на груди. Эйран с опозданием поняла, кого видит.

Удивленный, Ярет едва успел подставить кулак. Птица села, и прозвучала возбужденная соколиная песня Ярета. Но сокол лишь наклонил голову, словно удивился.

Тогда Ярет перешел на особую речь — иик-эк-иик, которую использовал для обычных «разговоров» со Смельчаком. И птица ответила ему.

Ярет повернулся к Эйран.

— Это дикий сокол, — радостно воскликнул он. Впервые за долгое время он рассмеялся. — Это птенец, родившийся у одного из соколов, спасшихся при уничтожении Гнезда во время Поворота.

— О, Ярет! — Эйран протянула руку, и молодая птица забила крыльями, словно раздраженная ее близостью.

Ярет осторожно погладил голову птицы, и сокол успокоился.

— Тише, — сказал он. — Привыкай. Она друг. И как твое имя, мой прекрасный сокол?

— Не могу поверить глазам: у тебя снова птица на кулаке!

Ярет посмотрел на Эйран.

— В них столетиями вырабатывалась потребность связываться с нами. Все вылупившиеся вместе с ним погибли. Пали жертвой зверей или других птиц, когда еще не умели летать. Ему было ужасно одиноко. — Птица что-то прокричала, и Эйран ей ответил.

— Что он сказал?

— Как его зовут. Он хочет, чтобы его называли Смелое Крыло. — Ярет задумчиво улыбнулся. — В честь сокола, который был у меня до него. Интересно, как он узнал. — Он снова погладил Смелое Крыло. — Конечно, он совершенно необучен. Мне придется много с ним работать.

Эйран благодарно закрыла глаза. О, хранительница, подумала она. Так вот каков твой дар? Если это так, ты не могла дать ничего лучше. Теперь, может быть, ко мне вернется мой Ярет.

Они поехали дальше. Находка сокола пробила стену молчания. Ярет говорил, в основном, о том, что они нашли, и по-прежнему отказывался говорить о потерянном. Слишком свежи раны.

Настроение Эйран тоже улучшилось, она смогла думать о чем-то еще, кроме своего отчаяния из-за Ярета.

Она с женским любопытством исследовала содержимое нескольких пакетов, которые нес Дорни. Хранительница проявила необычайную щедрость. Прекрасная одежда для них обоих из синего шелка, какой носят в замке. Пара игольных ружей с огромным запасом стрел. Охотничий лук и стрелы с наконечниками из необычного голубого металла. Серебряные весы — для взвешивания доз трав.

Ступка и пестик из синего камня, приятного на ощупь.

Набор из дюжины серебряных ложек. И еще многое, нераспакованное. Эйран решила остальное посмотреть в Благдене.

Этим вечером она надела одно из новых платьев.

— Надо было подождать особого случая, — сказал Ярет.

— Это и есть особый случай. — Эйран нежно коснулась его щеки. — Очень особый.

Он удивленно посмотрел на нее. И увидел, как у него на глазах происходит перемена. Эйран из надежного спутника, каким была в окружении мужчин и детей, снова стала его женой. Его возлюбленной.

Он обнял ее, и этой ночью они впервые за долгое время любили друг друга под звездами.

Теперь, когда преграда между ними окончательно рухнула, все как будто стало прежним. Эйран радовалась возвращению и наделась, что жизнь их вернется в нормальное русло. У Ярета есть новый сокол, он заполнит пустоту, образовавшуюся после смерти Смельчака.

Они возвращаются с неслыханными богатствами, дарованными хранительницей. Но в сердце у нее оставалось пустое место. Ее дочь…

Она решительно отбросила эту мысль. Как можно быть такой неблагодарной? Ведь им сказочно повезло!

Мышь в безопасности, она жива, она нашла свое место в жизни. Все решено, и все хорошо. Боль со временем утихнет, хотя Эйранзнала, что никогда о ней не забудет.

Глава 57

Благден был таким же, каким они его оставили — казалось, так давно. Но лето еще едва начинается, овощи на огородах еще не начали зреть.

Понимая, какое странное зрелище они представляют — оба в кольчугах, на торгианцах, на поводу у них третья лошадь с дарами Совета Эсткарпа, — Эйран вслед за Яретом проехала по деревне и свернула на аллею, где их ждет дом сокольничего.

Из соседнего дома с приветствиями выбежала Эйдин. Толстый кот тигровой расцветки побежал навстречу Эйран, но остановился, учуяв запах незнакомого сокола.

Эйран бросила узду Ярету и спрыгнула на землю.

— Вернусь через минуту.

— Не задерживайся. — Он кивнул и повел лошадей в конюшню, а она побежала к подруге.

— Эйдин! Как я рада тебя видеть! Неужели это Прыгун? Чем ты его кормила?

— А, улитками и головастиками, — со смехом ответила Эйдин. — Да ты изменилась! Я бы тебя не узнала в этих доспехах. Ну, неважно. Твой дом чист и ждет тебя, на очаге обед…

— Откуда ты знала?

— Я это делала ежедневно в последние две недели.

Хафин говорит, что с самой нашей свадьбы никогда так много не ел.

Эйран рассмеялась.

— Ты должна рассказать мне все новости.

— Рофан снова избил Бельду… — Эйран поморщилась. — Знаю, знаю. Но он ушел из деревни, и мы надеемся — навсегда. Два его друга-бездельника ушли с ним.

Пекарня сгорела, и у нас неделю не было хлеба…

— О, как это все интересно! Мне так этого не хватало.

— ..а твой огород процветает, — закончила Эйдин. — Не знаю, каким волшебством ты пользовалась… Кстати, говоря о колдовстве, а что с Дженис? Она с вами? Или вы ее не нашли?

— Мы ее нашли. — Эйран печально улыбнулась. Она подняла Прыгуна и стала его гладить. Кот замурлыкал и стал когтями царапать ей плечо. Глядя на эти мощные когти, Эйран порадовалась, что на ней кольчуга. — Но потом снова потеряли. Она теперь волшебница, Эйдин. И будет жить как волшебница.

— О. Не знаю, что предлагать: поздравления или соболезнования. — Эйдин критично разглядывала подругу. — Ну, думаю, поздравления больше подходят.

Эйран произнесла что-то непонятное и повернулась, собираясь идти домой. Подруга взяла ее за руку.

— Подожди. Ты что, не знаешь?

— Чего не знаю?

— Пойдем внутрь. На минутку. — И когда они вошли в дом Эйдин, та протянула Эйран полированную тарелку. — Вот. Посмотри на себя.

Удивленная, Эйран опустила Прыгуна на пол и посмотрела на свое отражение. Впервые за несколько недель увидела она свое лицо. Даже в городе Эс она только торопливо проверила, нет ли грязи. А здесь сразу поняла, о чем говорит Эйдин. Даже в таком несовершенном зеркале отражалось особое сияние, которое невозможно не узнать. Эйран положила тарелку на стол и прижала руки к животу. Слезы побежали из ее закрытых глаз и потекли по щекам. Теперь только она поняла, на что намекнула хранительница, когда говорила о дарах. А ведь все признаки налицо! Ее женское время не наступило. Потом это непостоянство настроения, эти приступы тошноты! Так ясно, но в подобных обстоятельствах так легко было приписать эти признаки другим причинам. Она была беременна, сама не подозревая, еще до того, как они выехали в город Эс вместе с Яретом.

— Ну и мудрая женщина, — насмешливо сказала Эйдин.

— Поистине мудрая.

— Ну, ты довольна? Будет ли Ярет счастлив?

— Счастлив? — Знакомое ощущение возникло у Эйран в животе. Она икнула. — Ты не представляешь.

Подожди только, я ему скажу! — И засмеялась сквозь слезы. — Вот удивится-то! Ик!

Послесловие

Вскоре после возвращения Эйран и Ярет сами рассказали нам свою историю. Эйран настояла на посещении Лормта, чтобы изучить здесь лекарственные растения и их использование. Она ждала ребенка, и мы с Нолар оба почувствовали, что что-то неладно.

Не в том дело, что они горевали о дочери: оба понимали, что у их дочери Дар, и тем самым она самой природой удалена от них. Но на них лежала какая-то другая тень. Точнее — на Эйран, ибо Ярет только беспокоился о жене.

Эйран занималась утром с Нолар, переписывая рецепты настоев и списки трав, когда неожиданно спросила:

— Откуда у меня такие сны, госпожа? Когда я была беременна в первый раз, их не было. Тогда я была только счастлива. — Она положила ручку и прижала руки к животу, словно пыталась защититься неизвестно от чего.

— Какие сны? — спросила Нолар.

— Не могу вспомнить, проснувшись, знаю только, что это послания. Просыпаюсь я вся в поту, горло у меня саднит, как от долгих криков, и иногда хочется вырвать, словно я съела что-то нечистое. Но я не должна показывать это Ярету, и поэтому… Трудно скрывать от него. Он все больше тревожится и не оставляет меня одну. Это не правильная беременность, и я боюсь, так боюсь! Именно это на самом деле привело меня сюда.

В это же время Ярет, который наблюдал за тем, как его сокол осторожно приближается к Летящей-в-Бурю, неожиданно заговорил, стоя ко мне спиной.

— Правда ли, что ты обладаешь даром, хоть ты и не волшебница? — Вопрос его прозвучал резко и, я понял, был для него очень важен. Я ответил правду.

— Да, мне кажется, небольшой дар у меня есть. — И рука моя легла на сумку с камешками, висящую на поясе.

Он повернулся лицом ко мне и подошел ближе.

— Тогда скажи мне, — руки его так вцепились в пояс, что отчетливо выделились костяшки пальцев, — владеет ли мной Тень? — Он смотрел на меня не мигая, как смотрят на врага.

Я редко пользуюсь чтением мыслей. Я еще новичок в этом деле, да и делали мы это всегда с Нолар. Но при этом требовании я послал мысль. И не встретил ничего чуждого, только то, что должно быть свойственно человеку. Кроме тени страха, отчасти за себя, но, главным образом, за Эйран.

— Я ничего не вижу.

Не знаю, поверил ли он мне. Но мне кажется, мои слова не принесли ему облегчения.

— Чего ты боишься? — добавил я.

— Не знаю. При пробуждении все исчезает. Но это зло, и обращено оно против Эйран. Ничто не должно повредить Эйран, ничто! Ни я, ни другие! Клянусь Великим Соколом! — Но тут он неожиданно посмотрел на меня, глаза его расширились, и он повторил шепотом:

— Великий Сокол!

— Но разве ты немало встречал зла? — спросил я, — Возможно, во сне к тебе приходят воспоминания.

Но они рассеются.

— Наверно, ты прав. — Но когда он уходил, на нем продолжала лежать тень.

Я принял решение и впервые за долгое время прошел по коридору туда, где мне давно дали понять, что не хотят видеть. Здесь я решительно постучал в дверь.

Открыла женщина, с пером в руке. Лицо у нее было такое же замкнутое, как закрытая дверь.

— Есть нужда, — прямо сказал я.

— Какая нужда? — спросила она. Однако теперь Арона, которую я за последние годы видел всего несколько раз, не могла меня избегать.

— Расскажи, что ты знаешь о Великом Соколе.

Я словно извлек меч, который по необходимости снова стал носить: она поднесла руку ко рту и отступила на шаг-два. Я последовал за ней. Она потрясена и, может быть, откажется от своей отчужденности и расскажет что-нибудь важное.

Она продолжала отступать, пока не села резко на стул.

Смотрела она не на меня, а за мое плечо, как будто там висит свиток, который ей нужно прочесть.

— Джонкара.., великая ловушка Тьмы.., но она потерпела поражение!

— Ты читала хронику Эйран и Ярета?

Она провела языком по губам, как будто они неожиданно пересохли.

— Да. — Голос ее звучал не громче шепота.

— Чего им бояться? — настаивал я.

Она снова облизала губы и хрипло спросила:

— А они боятся?

— Ярет боится.

— Эйран тоже. — К нам присоединилась Нолар. — Может ли твоя Джонкара посягнуть на невинную женщину, которая носит в себе новую жизнь? То, что ты мне рассказывала, противоречит этому.

Нолар подошла к Ароне и положила руку ей на плечо. И когда заговорила, голос ее звучал мягко. Он словно окружил женщин стеной, и я остался за ее пределами.

— У тебя есть ключ, открой дверь.

Арона посмотрела Нолар в глаза.

— Но это легенда, сказка, в ней ничего не говорится о… — Неожиданно она на полуслове замолкла.

— Ты что-то вспомнила, Арона? Позволь тебя предупредить: время Эйран близко. Вернуться домой она не успеет. И она тоже убеждена, что с ее ребенком что-то неладно. Судя по ее словам, она получила послание…

Теперь моя рука действительно легла на ручку меча, хотя я знал, что таким оружием защититься невозможно.

Спасет только сама Сила. И я постарался поверить, что у нас всех вместе ее хватит.

В Лормте хранятся огромные знания, но, чтобы воспользоваться ими, нужен дар. У меня он небольшой, у Нолар больше. А камень Коннард? Разве он не предназначен для лечения? Но ведь он долгие годы служил Тьме. Вернее, Тьма пыталась заставить его служить себе. Освободился ли он под присмотром Элгарет?

— Арона? — поторопила Нолар.

Ручка в руке женщины-сокольничего лопнула. Лицо ее побледнело, и не только от жизни взаперти. Она быстро встала и подошла к столу, усеянному свитками и листами древнего пергамента.

— Джонкара. — На этот раз она произнесла имя как заклинание. Потом подняла голову и посмотрела на меня. — Это касается только женщин, — сказала она ледяным голосом.

Я покачал головой.

— Сила не различает мужчин и женщин, она отвечает тем, кто ее призывает. И может понадобится то, чем я владею. Существуют только Свет и Тьма, и все зависит от призывающего..

Арона не стала со мной спорить, как я ожидал. Напротив, снова обратилась к тому, что лежит на столе.

Нолар сказала:

— Присмотри за Яретом. Мне кажется, перед нами враг, которого он знает. Пусть подготовится.

Битвы долго ждать не пришлось. Эйран проснулась, и ее крики привлекли из соседней комнаты Нолар и меня. Ярет удерживал жену, она отбивалась от него, в глазах ее было дикое выражение, она ничего не видела.

Только когда Нолар знаком велела мне отойти, а сама взяла женщину, Эйран успокоилась. В это мгновение в двери показалась Арона.

В руках у нее была маленькая палочка, похожая на жезл. Она приложила палочку к выпяченному животу Эйран и произнесла несколько непонятных слов. Эйран содрогнулась, а Ярет ударил Арону. Я отразил удар, приняв его на себя. Не знаю, заметила ли это Арона. Она сказала Нолар:

— Ребенок в ней одержим.

Ярет вскрикнул, я был потрясен. Одержимость Тьмою хуже смерти. Эйран упала на кровать, она дрожала всем телом. Ярет потрясенно посмотрел на меня.

— Что нам делать?

Нолар быстро осмотрела женщину.

— Роды еще не начались. Мы должны отвезти ее к камню.

За годы мы протоптали к Элгарет тропу, но это не настоящая дорога. Мы сознательно держим ее такой, чтобы за нами не проследили. И я бы не стал даже думать о том, чтобы перевезти по этой тропе Эйран, если бы не считал, что иначе мы допустим смертельную ошибку.

Мы выбрали двух самых спокойных пони и прикрепили к ним носилки. Такие носилки пограничники используют для перевозки тяжелораненых. Вместе с Дерреном, хорошо знавшим дорогу, и его женой Анисл, молодой женщиной, акушеркой, мы двинулись к скрытому святилищу.

Эйран не сознавала окружающего, и Нолар была даже рада этому. На каждой остановке она готовила травяные настои и советовалась с Анисл. Ярет разговаривал мало, а я не настаивал. Арона тоже ехала с отсутствующим видом. Как будто здесь только ее тело, а мысли где-то далеко. Время от времени я видел, как шевелятся ее губы. Она говорила сама с собой или с кем-то невидимым. Свою палочку она несла с большой осторожностью.

Странно, но оба сокола — Летящая-в-Бурю и Смелое Крыло, птица Ярета, — казались встревоженными. Время от времени они начинали вызывающе кричать. В такие моменты Равит отвечала громким лаем.

Мы подъехали к святилищу, и Элгарет встретила нас. Эйран закричала и стала корчиться на носилках;

Нолар и Анисл, шедшие рядом, с трудом ее удерживали.

И хоть я мало разбираюсь в родах, мне показалось, что время ее пришло.

Мы отвязали носилки и готовы были занести их, но Элгарет преградила нам путь. Она стояла в дверях, положив руку на свой камень.

— Не несите ее к камню. — Голос ее звучал резко, таким я его никогда не слышал. — В ней Тьма.

Ярет держал передние ручки носилок. Будь его руки свободны, он ударил бы волшебницу. Лицо его потемнело, сокол летал над ним с криками, но не решался напасть.

Арона и Нолар плечом к плечу встали перед волшебницей. Анисл закричала:

— Ее время пришло! Во имя Гунноры, госпожа, сжалься!

— Зло не так легко убрать, госпожа, — сказала Арона Элгарет. — С ним нужно сразиться, и я это сделаю, клянусь Джонкарой. А разве ты не примешь участия в битве? Разве ты не давала клятву использовать Силу, когда в этом есть необходимость? Или ты умеешь только поворачивать горы и убивать людей?

Так стояли они друг против друга, у одной рука на камне, у другой жезл. И, к моему величайшему изумлению, сдалась Элгарет. Она отступила и позволила занести Эйран в помещение.

Деррен пошел присматривать за лошадьми. Но Ярет опустился на колени и взял руки Эйран. Женщина стонала и металась. Нолар и Анисл присматривали за ней, а я собрался выйти. Но Нолар покачала головой и указала на место у двери. Я чувствовал, как над нами нависает какая-то угроза.

И попытался прощупать ее. Из бесформенной тьмы возникла мрачная птица, сокол. Летящая-в-Бурю болезненно впилась мне в плечо когтями. Мне казалось, что птицы не могут стонать, но теперь самка издавала очень похожие на стон звуки. Когда Ярет опустился на колени, его сокол сел на спинку стула, и я видел его блестящие глаза. Равит сидела у моих ног, я чувствовал, что ей страшно, но она меня не покидала.

У головы Эйран стояла Элгарет, и свет ее камня освещал лицо женщины. У ее ног встала Арона и направила жезл на проход, через который должен появиться ребенок. А я, напрягая свой слабый дар, пытался определить, что нам угрожает.

Эйран коротко крикнула, и ребенок оказался в подставленной Алисл родильной тряпице. Послышался звук — но не обычный детский плач, а, скорее, дикий торжествующий хохот, как может смеяться взрослый мужчина.

Арона опустила свой жезл, но не коснулась ребенка.

Она держала жезл на уровне его сердца. Сильно запахло жженой плотью и перьями.

— Назови себя — именем Великого Сокола, которым овладела Тьма, именем Силы, именем всей мощи Джонкары — назови себя! — Голос Ароны заглушил этот смех.

Наступила полная тишина, даже птицы и собака застыли.

— Велдин.

Одно слово, имя. Я видел, как вздрогнул Ярет, как будто его ударили хлыстом. Голова его дернулась.

— Велдин, — повторила Арона. — Мы бросаем вызов.

Я мог бы поклясться, что слышу тяжелое дыхание, как будто какое-то животное — или человек — затаилось и ждет.

— Именем Великого Сокола, — снова заговорила Арона, — принимаешь ли ты вызов, Велдин? Выходи а испытай свою силу. Так ли ты силен, как думаешь?

— Схватка с женщиной! — Он произнес последнее слово, словно величайшую непристойность.

— Схватка со мной! — Ярет вскочил, его взгляд искал противника. — Если бы я не видел твоей смерти, если бы это не была иллюзия… Да, принимай мой вызов, Велдин!

Снова тот же смех.

— Нет, сокольничий. Хоть ты и предал наш род, меня останавливает клятва крови. Попробуй взять оружие!

Рука Ярета двинулась к мечу. Но тут я увидел, как она остановилась, словно ее придавила огромная тяжесть.

Воздух сгустился, и в нем появилась неясная фигура человека в шлеме сокольничего и в латах. Кладбищенский запах усилился.

Но если Ярет не мог пошевельнуться, меня ничего не удерживало. Передо мной была реальная угроза. Дар Тьмы может быть таким же могучим, как дар Силы.

— Ты хорошо послужил мне, полукровка. — Птичий шлем повернулся, глаза за его разрезами разглядывали тело ребенка. — Я снова жив и могу вести бой.

— Ты получил вызов, — сказал я. — А я не связан клятвой, и я — не женщина…

Голова повернулась ко мне с быстротой нападающей змеи. Глаза, в которых горел адский огонь, разглядывали меня.

Снова существо расхохоталось. Но не пыталось извлечь оружие. Напротив, пустой рукой сделало презрительный жест, за которым последовала огненная вспышка. Но то, что я пробудил в себе, было готово.

Странная это была битва, и рассказать о ней невозможно. Дважды мне приходилось трудно, и дважды в меня вливалась новая энергия. Я знал, что она исходит от Нолар. Волшебница не участвовала в нашей схватке: свет ее камня озарял лицо Эйран, но не касался ребенка.

Мне казалось, что ребенок умер.

Ноги мои ослабли и дрожали, я был истощен. В третий раз Нолар помогла мне. Я видел губы под шлемом, с них срывалось рычание. Но вот привидение откачнулось от меня, приблизилось к Анисл и ребенку. Я знал, что собирается сделать эта тварь, назвавшаяся именем мертвого сокольничего, — она хочет войти в ждущее тело.

Но путь ему преградила Арона с жезлом в руке;

— Твоей силой, госпожа, и твоей волей! — И она ударила по рычащему лицу.

Последовала вспышка тьмы. Я слышал, как ахнула Арона. Ее жезл вспыхнул, и ей пришлось отбросить его. Одновременно соколы закричали и взвились в воздух, начали кружить вокруг столба тьмы. Столб опал и исчез.

Нолар подхватила Анисл и ребенка, прижала маленькое тело к груди и побежала к двери, которая вела в помещение камня.

Тьма совершенно рассеялась. То, что пыталось с помощью новорожденного проникнуть в наш мир, исчезло из виду.

Я успел увидеть, как Нолар склонилась к камню и протянула к нему ребенка. Яркий свет озарил ткань и то, что в ней. Но.., если ребенок только оболочка, которая должна была содержать темное существо, если дух ребенка умер…

Послышался тонкий плач. Маленькие кулачки забились в воздухе. Нолар тоже вскрикнула и прижала к себе ребенка. Обычный человеческий ребенок. Я проверил его, и мысли мои коснулись только самого обычного и нормального. Камень Коннадр завершил нашу борьбу, и Свет снова победил.

Так заканчиваются хроники Лормта. Каждая рассказывает о чем-то своем, но все так или иначе связаны.

И свитки эти будут лежать, пока не найдется человек, который пожелает узнать, как жили мы, знавшие Поворот. Справедливо, чтобы об этом знали и помнили. Наши дни этого достойны.

Дуратан из Лормта.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • Глава 52
  • Глава 53
  • Глава 54
  • Глава 55
  • Глава 56
  • Глава 57
  • Послесловие