Последний Катон [Матильде Асенси] (fb2) читать постранично

Матильда Асенси Последний Катон

Паскуалю, Андресу, Пабло и Хавьеру

Благодарности

Создание миров, персонажей и историй с использованием слов в качестве инструментов — это деятельность, которой можно заниматься только в одиночестве, а в моем случае еще и в тишине и в ночное время. Однако при свете дня мне нужно, чтобы вокруг меня находились все те люди, которые вместе со мной участвуют в этом прекрасном и невероятном процессе, которым является написание романа. С моей стороны, стало быть, было бы эгоизмом умолчать об их содействии перед публикой и создать у читателей впечатление, что за книгой, которую он держит сейчас в руках, стою только я. Так что прежде всего я хотела бы поблагодарить за постоянную поддержку Патрисию Кампос, которая каждый день читала те большие и малые отрывки, которые мною писались, без единой жалобы перечитывала текст столько раз, сколько это было нужно, и высказывала удачные пожелания, критические замечания и предложения. Во-вторых, я благодарю Хосе Мигеля Баэсу за его неоценимую помощь в переводе с греческого и с латыни и за то, что он лучше всех в мире отыскивает нужную информацию: он может найти самые непостижимые данные в самых непостижимых книгах. В-третьих, я благодарна Луису Пеньяльверу, скрупулезному и основательному корректору стилистики, сюжета и исторических данных; самому жесткому критику, который может быть у писателя. Я не буду углубляться в примеры его дотошности, но все упомянутые на этой странице люди знают о незабываемых случаях, приведших к взрывам откровенного хохота. В-четвертых, я благодарю тех людей, которые, проявляя поразительную верность, читали роман в отдельных выпусках и служили мне как экспериментальной лабораторией (если им не удавалось разрешить определенные загадки, читателю это тоже не удалось бы), так и постоянным стимулом: Лорену Санчо, Лолу Гульяс (из литературного агентства Керриган) и Ольгу Гарсия (из издательства «Пласа и Ханес»).

И наконец, хотя это место в рейтинге предполагает не меньшую значимость, а совсем наоборот, моего агента (или агентку, как я ее называю) Антонию Керриган, человека, которому я слепо доверяю, потому что если я пишу это перечисление благодарностей и если эта книга попала в руки читателей, то это благодаря ей, ее вере в меня и тому, с какой энергией она сделала ставку на мои романы и борется за них.

Я никак не могла бы закончить эту страницу, не упомянув моего любимого литературного редактора Кармен Фернандес де Блас. Говорят, что самое личное у автора — это его агент и его редактор. Так вот, это верно: Кармен Фернандес была моим литературным редактором с момента издания моего первого романа, и я всегда считала ее своим редактором, хотя судьбы в издательском мире вертятся, как колесо, и она сейчас заботится о других авторах, ухаживает за ними и оберегает их так, как она заботилась обо мне, ухаживала за мной и оберегала меня во время ее славного пребывания в издательстве «Пласа и Ханес». Да будет известно, что я намерена называть ее «моим редактором» во веки веков. Аминь.

1

Красивые вещи, произведения искусства, священные предметы, как и мы, испытывают на себе безжалостное воздействие времени. С того самого момента, когда их создатель-человек, сознавая или нет их гармонию с бесконечностью, ставит в них последнюю точку и вручает их миру, для них начинается жизнь, которая с течением веков тоже приближает их к старости и смерти. Тем не менее то самое время, которое нас старит и уничтожает, придает им новый вид красоты, достичь которую немыслимо для человеческой старости; ни за что на свете не хотелось бы мне увидеть отстроенный Колизей со всеми стенами и трибунами в идеальном состоянии, и за раскрашенный кричащими красками Парфенон или Нику Самофракийскую с головой я не дала бы ни гроша.

Глубоко погрузившись в свою работу, я бессознательно плавала в этих мыслях, поглаживая подушечками пальцев один из шершавых уголков лежавшего передо мной пергамента. Я была настолько увлечена этим занятием, что не услышала, как постучал в дверь доктор Уильям Бейкер, секретарь архива. Не услышала я, и как он повернул ручку и заглянул внутрь; в общем, когда я опомнилась, он уже стоял в дверях лаборатории.

— Доктор Салина, — пробормотал Бейкер, не решаясь переступить через порог, — преподобный отец Рамондино обратился ко мне, чтобы я попросил вас немедленно прийти к нему в кабинет.

Я подняла глаза от пергаментов и сняла очки, чтобы лучше видеть секретаря, на лице которого была написана такая же растерянность, как и на моем. Бейкер был низеньким коренастым американцем из тех, что благодаря своим генетическим корням без труда могут сойти за уроженцев юга Европы, с толстыми стеклами очков в роговой оправе и редкими, не то светлыми, не то серыми волосами, которые он старательно зачесывал так, чтобы они, насколько это возможно,