Справиться с мечом [Макарка И Гыррр] (fb2) читать онлайн

- Справиться с мечом 1.76 Мб, 495с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Макарка И. Гыррр

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Макарка и Гыррр СПРАВИТЬСЯ С МЕЧОМ

Пролог

Пятница, 11.00

На той неделе шефу приспичило «сплотить коллектив». Именно поэтому мы сейчас тащимся в автобусе в дом его то ли бабушки, то ли пра-пра-…бабушки. Дом находится где-то «в страшных муромских лесах» и приедем мы туда ещё часа через три. Если не четыре. В утешение себе надо признать, что сия идея корпоративной вечеринки на заброшенной даче — ещё не самая большая глупость, которую шеф отмочил за последний год. Хотя сильно я подозреваю, что сплачивание нашего коллектива будет происходить в процессе перекопки огорода или ремонта развалившейся халупы шефовой пра… и так далее. И отказаться нельзя — шеф всё-таки, попробуй просимулируй радикулит или простуду. А так вдруг момент какой подвернётся, услугу начальнику окажу, всё потом может пригодиться. И Ленка также думает, прям извела советами, как себя на этой фазенде вести. Уверен, что она эти три дня без меня отрываться не будет, за её верность я не беспокоюсь.

Место мне досталось рядом с Дашей, ну просто как по заказу. Второй час она непрерывно щебечет и строит глазки, и мне стоит немалых трудов делать вид, что я ничего не понимаю. Да если б я хотел, то согласился бы на её авансы ещё год назад. Ну согласился бы, а дальше что? Ленка не ревнива, но мне тратить свои силы на пустяковую интрижку нет никакого резона. Прячься, придумывай сказки, где был и что делал, да ещё каждый день думай, как не проговориться… Лучше я в Интернете посижу — оно и спокойнее и интереснее. А то ещё вдруг тесть узнает? Уволят — кто меня опять на хлебное место пристраивать будет? Нет, пристроить, конечно, пристроит, но ведь стыда не оберёшься. Или этой молоденькой дурочке вдруг втемяшится, что она в меня влюблена — не отвяжусь потом. Изображу сейчас, что меня укачало и попытаюсь заснуть — авось отвяжется.

Часть первая. Меч

Глава первая. Шизофрения

Пятница, 18.00

Фазенда у шефовой бабки оказалась ничего так. Участок соток тридцать, сад, огород, да и дом вполне приличный, шеф, наверно, на него немного тратился. На даче самого шефа никто из нас не был. Поэтому слухи про неё ходят самые невероятные. Лично я сомневаюсь, что у него дорожки выложены светящимися плитами с подогревом, бассейн с мраморными бортиками, а дом площадью с футбольное поле. Но факт, что поехали мы на бабкин участок, а не к нему на дачу.

— Ну, народ, а не пора ли нам немного поразмяться перед шашлыками? — это Санёк подхалимничает, ну правильно, не станет же шеф сам подобное предлагать. — Листья там погрести, пару грядок вскопать, а то вон сорняками все позаросли!

— Ага, я вон на кухне пару пакетиков с семенами нашла, посадим что-нибудь. Кирилл Сергеевич, лопаты с граблями у вас где? А Анька с Пашей пусть шашлыками займутся.

В сарае лопат и граблей не оказалось. Только вилы и коса. В доме тоже не оказалось. Вместо того чтоб обрадоваться изаняться шашлыками, этот подхалим Санёк предположил, что искомый инструмент может найтись на чердаке дома. За стенкой сарая мы откопали полусгнившую лестницу и приставили её к окну чердака. Лезть туда решил я. Во-первых, интересно, а во-вторых, хоть на десять минут от Дашиных ухаживаний избавлюсь. Если лестница подо мной не сломается.

— Заодно посмотри там осиные гнёзда! — прокричал Санёк мне вдогонку. — А то потом от ос не отвертимся! Лопатой их лучше поддень!

На чердаке грязно и темно. Трава жухлая, сено, что ли? Связки журналов. Я подошёл поближе. Журналы оказались не пыльные, наверно, привезли не так давно. «Огонёк» 1952, 1967, 1975 год. Старше меня. «Крокодил» 1944 год, «Советский Союз» 1955 год, книжки какие-то, уже пыльные. Стол круглый, с подомленной ножкой. Сундук старый, если и есть здесь что ценное — так только сундук этот. Но лопата в нем не поместится. И открывать я его не стану — пачкаться ещё! Нет тут садового инструмента, так что не удастся шефу нас запрячь, придётся шашлыками и водкой коллектив сплачивать.

И только обрадовался я столь прекрасной перспективе, как обнаружил, что в углу из-под охапки сена этого пыльного выглядывает черенок то ли лопаты, то ли граблей. Не повезло так не повезло! Пришлось раскапывать, наверно, так садовый инструмент от воришек прятали. После того как кучу полусгнившего сена я кое-как разгрёб, чихая и чертыхаясь, взору моему предстало скопище грязных и ржавых лопат, вил и граблей. Хватит на всех, и листья грести, и грядки копать, и даже снег разгребать, если потребуется.

Осталось только взять, которые поприличней, да с чердака поскидывать. И хорошо б Санька ненароком зацепить.

— Очень и очень дельная мысль! — услышал я голос из кучи садового инструмента. — Но лучше б ты меня отсюда вытащил и назвался моим господином и повелителем, не пожалел бы!

Шизофрении у меня нет, это точно. То, что я когда-то занимался боксом и схлопотал на этом сотрясение мозга, которое ну очень помогло мне откосить от армии — не в счёт. Не такое уж оно и сильное было. Голосов я тоже никогда не слышал. Пью я в отделе меньше всех, что, собственно, и помогло мне стать его начальником. И, надеюсь, поможет на этой должности удержаться, потому как иногда очень полезно самому увозить шефа домой с презентаций.

Я осторожно оглянулся, но никого на чердаке не обнаружил. Сундук тоже маловат для того, чтоб в нём прятаться. В случае чего крикну, кто-нибудь на помощь да и полезет, вон та же Даша, причём блузку расстегнёт до пупа, будто бы за лестницу зацепилась.

— И что ты озираешься? — поинтересовался голос. — Тут я, смотри, третья лопата от стенки!

У стенки лопаты действительно были. И третья от стенки казалась как-то поновей и посветлей. Присмотревшись, я обнаружил, что она слегка мерцает. Так, а в автобусе мы пили? Я не пил и не ел — потому как притворялся перед Дашкой, что меня тошнит.

А что курил Максим? И далеко ли он от меня сидел? Он как-то хвастался, что курит нечто особенное, но я сделал вид, что ничего не понял — он не в моём отделе, и мне за него не отвечать. Не помню. Но я уж три часа как на свежем воздухе, должно бы и повыветриться.

— И чего ж тебе надобно, любезная лопата? — осведомился я как можно тише, чтоб меня внизу не услышали. — Господином хочешь меня назвать, да? Небось думаешь, я прямо так и мечтаю все эти тридцать соток именно тобой перекопать за пару часов?

— Дурак, — отозвалась лопата, — я не лопата вовсе, ты присмотрись хорошенько, в суть гляди, а не поверху! И лучше возьми меня в руки.

При попытке заглянуть в суть лопата осталась лопатой, в грабли не превратилась. На всякий случай я решил ни под каким видом до неё не дотрагиваться. Один мой знакомый вот тоже так поддался на «возьми меня», а жена потом на развод подала, когда им обоим лечиться пришлось. Раздел имущества по суду, то, сё, знакомые куда-то все послиняли, депрессия, запой, не надо мне этих радостей!

— Ну что, видишь теперь? — поинтересовалась лопата.

— Не вижу! Как лопатой была, так ей и осталась! А что я должен увидеть?

— Да не лопата я вовсе, — обозлилась моя собеседница. — Перед тобой, о мой господин и повелитель, Белый меч света, и только тот, кто услышит его голос, может стать его господином и владельцем!

— А увидеть тебя в форме меча для этого не надо? — поинтересовался я, стараясь отвертеться от шизофреничной лопаты. А вдруг байки не врут, и факт продажи души дьяволу существует? Я быстренько перекрестился. На всякий случай. И лопату перекрестил.

Вместо того, чтоб исчезнуть и замолкнуть, лопата действительно превратилось в нечто, очень сильно напоминающее меч.

Причём лезвие его сияло ослепительным светом, а рукоять, похоже, была инкрустирована драгоценными камнями. Так, шеф прячет на чердаке то ли сокровище, то ли холодное оружие, а я случайно его обнаружил… И что теперь делать? Срочно забросать травой как было? А вдруг Кирилл Сергеевич что-то заподозрит? Или он сам ничего не знает? Знал бы — разрешил бы мне на чердак лезть?

Сказать товарищам? Вызвать милицию? Как бы мне отсюда смыться потихоньку и побыстрее… И лопат с собой прихватить. А потом пусть сюда Серёга или Сашка лезут и с этой железякой разбираются. А если меч — подделка и это какая-то проверка со стороны шефа? Как я должен себя вести?

— Нет, увидеть не обязательно, — развеял мои надежды меч. — Ты можешь дотронуться до меня как до Меча или лопаты, и всё равно станешь моим владельцем, если перед этим услышал мой голос! Ну, чего медлишь, не нравлюсь что ли?

Ага, сейчас. Где дотронься — там отпечатки пальцев, пришьют или незаконное присвоение клада или владение холодным оружием. Если это вообще не подстава. Милиция, дактилоскопия, попробуй докажи, что ты только потрогать хотел…

— Знаешь, — я начал медленно пятиться к окну, — я, конечно, очень хочу пообщаться с тобой подольше, но как-то я не в ладах с мечами, порежусь ещё. Я к тебе сейчас специалиста по историческому фехтованию позову — ты с ним это… общий язык полегче найдёшь. Мне бы ноутбук какой — я бы справился, а меч, лопата, грабли — не моё это. Я лучше шашлык пойду готовить, ты подожди тут, а вот грабли, вот эти грабли, да, я, пожалуй, возьму, — я осторожно потянул на себя крайние грабли и чуть не бегом ринулся к светлому пятну на стене, — а к тебе сейчас специалиста пришлю, ты обожди чуток, ладно?

Я скатился с лестницы чуть не кубарем, пытаясь всё-таки вспомнить, сколько выкурил Максим в автобусе. По всему выходило — очень много, вот только в конце дороги я заснул, и не осознал этого, а то непременно открыл бы окно.

Пятница, 18.15

Во дворе было совершенно пусто и очень тихо. Костёр не дымил, радио не играло, и Дашенькиного щебетания не доносилось.

— Сашка! — заорал я, — там граблей полно, а лопаты ржавые какие-то, слазь сам, я не знаю, какую выбрать, а то полдня точить придётся!

Мой голос разнёсся по участку и заглох. Никто не ответил. За водой пошли, или к соседям потрепаться? Хотя какие здесь соседи — на всю деревню человек пять.

Я свернул к воротам, надеясь застать там заказанный автобус. Автобуса не было. Никого не было. Я выглянул за ворота — деревенских домов не оказалось тоже. Небольшая тропинка от калитки, и шагах в десяти лес. Стоп, я точно помню, что должна быть дорога и на ней ещё с десяток домов. Я себя ущипнул. Так всегда советуют. Больно не было. Я ущипнул сильнее, больно стало, но ни дома ни автобус не появились. Я вытащил сотовый, и, нажимая кнопки, увидел, что у меня дрожат руки. Шеф — «вне зоны», Санёк, Сергей, Даша, Настя, Ленка — «вне зоны», тесть, тёща, мама, сестра — «вне зоны». Шеф как-то не предупредил, что его домик находится вне зоны действия сети, впрочем, может, и сам не знал. Плохо, значит, по телефону я ни с кем не свяжусь.

Я повернулся спиной к калитке и пошёл к дому. Дом был открыт, и я с опаской вошёл внутрь, продолжая сжимать в руке грабли. Печка, плита, комната, ещё комната, скорее закуток с кроватью, и везде пусто. Я поискал выключатель — ни выключателя, ни лампочки под потолком не обнаружил. Странно, по-моему, они тут были. Или должны были быть, потому как столбы под линию электропередач точно стояли. Мне стало не по себе. Не для того же шеф нас сюда привёз, чтоб проверить, как я веду себя в экстремальной ситуации. Да и не успели бы они все так быстро исчезнуть. В том числе дома. Я вышел на крыльцо, по-прежнему не выпуская из рук грабли. На всякий случай, какое-никакое, а оружие. Правда, вилы или лопата были бы понадёжнее, но от сумасшедшей лопаты я только что успешно сбежал.

Я посмотрел на лестницу, по которой забирался на чердак — по ней медленно и осторожно, ощупывая под собой каждую перекладину, спускался мужчина в потёртых джинсах и ковбойке. Возраст его по синим штанам и кожаным сапогам сложно было определить.

Я поудобнее перехватил грабли и стал ждать гостя. Мужик снял ногу с последней перекладины и неуверенно осмотрелся.

На вид он был едва ли старше меня. Росту повыше среднего, худой и гибкий, светло-русые вьющиеся волосы и такие же светлые усы и короткая бородка. Джинсы слегка потёртые, рукава ковбойки засучены на три четверти. Типичный любитель туристического отдыха и песен под гитару у костра. Сосед, наверно, вот только что он на чердаке делал? И когда туда залезть успел? Ничего необычного, однако, сосед собой не представлял, а, самое главное, в руках он не держал ни топора, ни лопаты, ни примерещившегося мне меча. Это хорошо. В случае чего, я еще не все уроки бокса позабыл, да и грабли у меня в руках, но когда у незнакомого тебе человека в руках ничего нет, оно спокойней.

— Привет, — как можно небрежнее сказал я, — а где Санёк с Настёной?

— Привет, — ответил парень, — в том измерении остались, где и все остальные.

Пятница,18.45

— В том измерении? — заинтересовался я, — это за углом что ли? В смысле квасят уже?

— Нет, — спокойно ответил парень, — в том измерении — это значит, что в этом мире их нет, в параллельном они, понятно?

А сосед-то сумасшедший, то ли хиппи, то ли просто свихнувшийся на мистике горожанин. Теперь осталось решить, представляет ли он опасность, и можно ли с ним договориться. Вид у него был не агрессивный и достаточно располагающий.

— Ага, — как можно глубокомысленнее и спокойнее изрёк я, — а мы, следовательно в этом измерении? А ты, наверно, местный? И где здесь ближайший магазин или цивилизация какая?

— Километрах в двадцати, — прикинул парень, — правда, я тут давно не был, может, и нет уже той деревни.

— А ты откуда сюда пришёл?

— С чердака, не видел разве? Меч я, и тот, кто услышит мой голос, пробуждает меня к жизни и становится господином и повелителем Белого меча света!

— А разве для этого не надо взять меч в руку и произнести формулу согласия? — нести этот оккультный бред — вот всё, что мне оставалось, потому как я точно где-то читал, что сумасшедших раздражать нельзя. Пусть он только мне дорогу к людям покажет, а там мне до него дела уже не будет.

Парень надолго задумался.

— Вряд ли, — наконец выдал он, — «услышать и дотронуться», так сказано в… формуле. Или там сказано только услышать, а дотронуться ты должен, чтобы мечом овладеть? Во всяком случае такого, чтоб кто услышал и не дотронулся еще не было — ты первый. Но поскольку я теперь свободен и могу передвигаться — то, стало быть, ты и есть новый Хранитель Меча Света. Непонятно только, как ты мной сражаться будешь, если не впустил меня в своё тело?

Это ещё что за новости? Куда я должен его впустить? Я покрепче сжал грабли и решил перевести разговор на более безопасные рельсы. Впрочем, отказываться от должности Повелителя и Хранителя я не спешил, в надежде, что на своего господина псих нападать поостережётся.

— А зовут тебя как? И почему ты так странно одет для такой…эээ… высокой должности?

Парень снова задумался.

— Больше всего моё имя походит на ваше Михаил, так что можешь звать меня Михом. А одежда… — он замялся, — не помню, кажется я нашёл её здесь, давно, перед тем, как впасть в ожидание на этой перевалочной станции.

Я всё время ждал, что вот-вот из-за угла покажется кто-нибудь из наших. Но никто не показывался, рокота мотора слышно не было, и вообще не было слышно никаких звуков, даже шелеста листьев, похоже, я тут один на один с этим психом надолго. Надо бы его задобрить, а то он уже косится на грабли в моих руках. Не стану нападать, решил я вдруг. Буду к нему по-дружески. Не мог он за десять минут всех поубивать и угнать автобус. И дома телепортировать тоже никуда не мог!

— Ну заходи, Мих, — сказал я, и поставил грабли внутрь домика. — Я тут за инвентарём лазил, только слез, а все исчезли, так что давай вдвоём что-нибудь поесть приготовим. Пойдём, пошуруем на кухне, может найдём припасы какие с прошлых лет.

Пятница,19.05

К моему удивлению, парень забежал в дом весьма споро, и тут же кинулся осматривать комнатушки. Мне оставалось только надеяться, что там нигде на видном месте не лежат кухонные ножи и вилки, а сам я старался держаться поближе к граблям.

Мих совершенно по-хозяйски пошарил в комоде, быстро и споро проверил ящики какого-то шкафа непонятного назначения, после чего, радостно присвистнув, выудил оттуда допотопный плеер.

— Ага! — обрадовался он, — давай надевай скорей, пока по нашу душу никто не явился, — и протянул мне наушники.

— Что это? — поскольку я решил не спорить, то плеер пришлось взять.

— Надеваешь на голову и минут пять слушаешь, — объяснил псих, — после чего спокойно сможешь понимать местную речь. Ну а если ты ещё парочкой каких языков владел, то речь гномов и эльфов тоже осилишь, давай быстрей, а я пока пожрать чего поищу.

Я надел наушники и нажал на «плэй». К моему удивлению, батарейки не сели и из наушников донеслось стрекотание плёнки, перематывающейся на бешеной скорости.

Тем временем Мих поднял половик на кухоньке, под которым обнаружился лаз в подпол. Он поднял доски и полез вниз. Я слушал стрекотание и раздумывал — а не опрокинуть ли мне на этот лаз комод, и не пойти ли за помощью? Вот только не уверен я что найду здесь кого-нибудь нормального, да и ребята всё никак не возвращаются. Я решил его просто подождать, сел на стул и принялся слушать стрекотание плеера. Минут через пять стрекотание закончилось, и я перевернул кассету. Мих всё не вылезал. Вторая сторона кассеты тоже закончилась. Я подошел к лазу и спросил:

— Мих, тебе может, фонарь нужен?

— Нет, — послышалось оттуда, — я уже всё нашёл.

Мих вылез из подпола с обычным рюкзаком в руках.

— Прослушал? — спросил он, — вот и ладненько, давай по-быстрому отсюда сматываться, пока нечисть явление Меча Света не засекла.

Надеюсь, что под нечистью он подразумевал не милицию или хозяев… Ещё надеюсь, что он всё-таки не вор.

Попытки найти мой рюкзак с вещами не увенчались успехом. Хотя я точно помню, что выносил его из автобуса. Взять мне в этом доме было абсолютно нечего, да и не собирался я ничего там брать, чтоб потом в милиции не отчитываться.

Мы с психом вышли из дома, при этом он просто плотно закрыл за собой дверь и спокойно отворил калитку на дорогу. Домов за оградой по-прежнему не было. Ни одного дома, кроме нашего.

— Мих, — решился спросить я, — а дома-то где?

— Я ж уже объяснил, — удивился псих, — в другом измерении остались. А этот дом в обоих измерениях стоит, его специально так строили, ты не зевай, надо бы до ближайшей деревни засветло добраться, потому как ночью тут приятного мало.

Слова о ближайшей деревне меня окрылили, и я чуть не подпрыгивая от радости пошёл за психом, дойти бы только до людей, а там я уж как-нибудь разберусь. Даже если под деревней он подразумевает свой сумасшедший дом — уж врачи или охрана из нормальных людей там должны быть. Не буду говорить им про исчезновение домов — решил я, скажу — заблудился.

Пятница, 19.50

Мне казалось, что лес будет не очень сильно отличаться от наших подмосковных. Тех, где через каждые 200–300 метров попадаются садовые товарищества, дороги или телеграфные столбы. Пусть здесь не Подмосковье, но всё-таки и не тайга, автобусом вполне нормально добрались, и дома кой-какие по дороге попадались. Ну поплутаем чуток, может, не через 15 минут, но часа за два до цивилизации точно доберёмся. Тропинка вильнула раз, другой, я вспомнил, что в лесу нужен компас и решил срочно сориентироваться по сторонам света. Псих останавливаться не думал, шагалось пока не тяжело, тропинка оказалась вполне различимой — значит по ней ходили, решил я. Я прикинул, что солнце у меня слева, значит, идём мы на север. Решил не впадать в панику и насладиться природой. Ещё светло, сквозь зелень пробивается мягкий свет, лес смешанный, вот рябина, вот дуб, сколько ж я их не видел! Дуб навеял на меня тоску — почти такой же стоял на нашей даче у колодца. Замелькали ели — почему-то с иголками почти чёрного цвета — то ли им не хватало солнца, то ли здесь сработал какой-то мутагенный фактор. Хотя все остальные деревья совершенно нормальные. Может, разновидность такая? Воздух казался тягучим и осязаемым — словно идёшь под водой. Трава стала гуще, странные ели стали попадаться чаще, а тропка решила поиграть в прятки — то появится, то исчезнет.

На моё счастье дождей не было давно, поэтому в кроссовках было пока вполне проходимо. За джинсы цеплялись головки растения, напоминающего репейник, но раза в два мельче. Слева от себя я заметил россыпь мухоморов — они нагло рассматривали меня своими белёсыми глазками. Почему-то вспомнилось детство, и я почувствовал себя парнишкой. Я сошёл с тропы и пнул их ногой — просто так, не знаю почему, я давно уже серьёзный и солидный дядя, и точно знаю, что мухоморы пинать нельзя, потому что ими лечатся лоси. Но вот захотелось подурачиться. А что он, действительно, вылупился на меня?

Солнце оказалось впереди, по лицу хлестнула ветка орешника. Лещина, вспомнил я, не орешник — лещина. В джинсы опять что-то вцепилось — кустик, больше напоминающий кривое миниатюрное деревце-бонсаи, намертво впился в штанину, не давая идти дальше. Я подергал ногой, попытался отцепить куст рукой — он оказался колючим, и оставил в пальцах пару заноз, джинсы трещали, но не рвались, однако и шагнуть дальше я не мог.

— Мих, — окликнул я, — у тебя нож есть? Я зацепился.

Мих бесшумно развернулся на месте и моментально оказался рядом. Псих-психом, а двигался он грациозно и плавно, женщины бы залюбовались, а я позавидовал.

— Ах ты, скотина, — беззлобно ухмыльнулся он, — отпусти сейчас же, хозяину пожалуюсь…

— Ага, — проскрипело снизу, — твой спутник на кикимору наступил и нарочно пнул моего любимого братца! Ты представляешь — твоего бы брата по морде сапогом?

— Не дури, — похоже, Мих занялся чревовещанием и говорил теперь на два голоса. Или же меня начало глючить, — плевать тебе на своего брата, отпусти Повелителя, не придуривайся.

— Угу, — ухмыльнулся кустик, и превратился в человечка… или гномика… или глючика, — а чем он повелевает?

— Перед тобой, придурок, повелитель Белого меча света, — Мих на полном серьёзе разговаривал с глюком, — и мне неохота тебя пинать, потому как с малявками связываться не приучен!

Кустик разжал лапки и хихикнул. Напоминал он деревянного человечка, покрытого колючками и листиками.

— Мих, — забормотал я, — меня глючит? Здесь растут какие-то галлюциногены?

— С чего бы? — удивился псих, — нормальный лешак, только маленький. Если присмотришься, то вон и папаша его стоит, ухмыляется. Рад, что ты второго сынка проучил, впредь умнее будет. Эй, забирай своего недоумка, пока он не рассердил Повелителя!

Куст в метре от меня заворочался и что-то заскрипел, глючик выпустил мою штанину и поковылял по направлению к родителю.

— Мих, — ошалел я, — ты же сказал, мы идём в деревню?

— Ну? — не понял он, — и между прочим самым безопасным участком леса, нечисти тут полно, но не страшнее лешаков и кикимор, разбойников почти нет, оборотней тоже… почти, так что и ночью идти вполне можно…

— Ты же сказал там выход к дому! Мне домой надо! — кошмарная правда начала медленно до меня доходить. Это не мой мир. Или мой, но я сошёл с ума. — Меня шеф ждёт, ребята, Ленка дома осталась…

— Я сказал, что там выход к людям, а выход в твой мир совсем в другом месте. Для этого надо сначала до резиденции нынешнего Повелителя Тёмного меча добраться.

— А… а выход домой?

— Слышь, выход в твой мир достаточно далеко, и не здесь, но месяца за два, может, и выберешься, — примирительно заговорил Мих, и тут меня понесло.

— Идиот! — заорал я, — неужто неясно, что выход там же, где и вход! За каким лешим ты потащил меня в этот лес, тупица! Можешь здесь до ночи со своими лешаками обниматься, а я обратно пошёл, выход искать!

Пошёл — это я мягко сказал. Обратно я бежал, задевая за чёрные иголки и прошлогодние листья. На моё счастье, тропа ещё была видна и я домчался-таки до фазенды шефа. Я не знаю, сколько прошло времени. Достать мобилу и посмотреть, сколько водил меня по лесу этот псих я не догадался. По лестнице на чердак я взлетел, обломав под собой ступеньку, и сразу кинулся к куче лопат. Лопаты были там — где-то здесь должен быть и портал! Я подбежал к противоположному окну, через которое свет едва пробивался, настолько оно было пыльное. Меня обуяла безумная надежда, что там, с той стороны, всё по-прежнему! Схватил ближайшие грабли — до лопаты меня теперь никто не заставил бы дотронуться — и уж совсем было собрался это окно высадить…

«Стоп! — осадило меня благоразумие, — а что подумает Кирилл Сергеевич, если ты высадишь окно в доме его прабабушки? Нехорошо!» Я попытался окно просто открыть — оно оказалось заколочено намертво. Тогда я лихорадочно принялся отковыривать стекло — окошко было сделано в старых традициях из крошечных кусочков стекла в решётчатом переплёте. Стекло не отковыривалось! Я протёр окно рукавом куртки — за ним клубился серый туман. И очень мне этот туман не понравился, особенно когда из него выглянула кошмарная рожа и стукнулась прямо в стекло, скаля в ухмылке три ряда кривых зубов.

Я в панике шарахнулся от окна и принялся проходить через чердак в поисках выхода — именно так — от левого дальнего угла я шёл к окну, через которое пролез, выглядывал, обнаруживал, что никого нет, возвращался в угол, смещался на шаг, и снова шёл к выходу. Мысль вылезти через противоположное окно меня больше не посещала… Где-то на этом чердаке должен быть портал в мой мир!

Глава вторая. Красавица

Пятница, 20.35

Я догадался посмотреть на часы. Зарядки мобилы хватит ещё дней на пять, а то и семь, если я не буду как идиот звонить непрерывно. Телефон сеть не находил. Сколько так я проходил через этот чердак, смещаясь на шаг, я не помнил. Ну не больше часа. Портала не было. Кажется, я сел на пол и заплакал. Я попытался нащупать крестик — чисто генетический жест — и вспомнил, что его не ношу, в отличие от нашего шефа! Тогда я встал на колени и забормотал, истово крестясь и стукаясь лбом в пыльный пол: «Милый Боженька, выпусти меня отсюда! Честное слово, если я отсюда выберусь домой, я десятую часть денег на новую квартиру отдам на ремонт церкви! Я не буду грешить! Я…» — тут я замолчал, потому как особых грехов за собой не помнил, — «Боженька, миленький, пошли мне хоть кого для компании, хоть Миха того же!!!» — закончил я, не зная, что ещё пообещать. У меня было подозрение, что завтра я уже смогу пообещать уйти в монастырь. Я ещё немного побился головой об пол, и решил спуститься вниз. Я уже жалел, что сбежал от Миха — вдвоем было бы не так страшно. Надо поискать чего-нибудь поесть, хотя есть мне не хотелось, забаррикадировать дверь в дом и подождать до утра. Или лучше запереться здесь, на чердаке, а лестницу скинуть вниз? Нет, если я её скину, то не слезу обратно. Лучше втянуть наверх. Я взял в руку вилы, решив, что они лучшее оружие, чем грабли, и полез вниз, затравленно озираясь. В этом чужом мире следовало всего опасаться. Я не ошибся. Напротив лестницы, шагах в десяти от меня, стояла дива. Гурия, фурия, мегера или гетера — я всегда их путаю. Выглядела дива как в сказках «Тысяча и одной ночи»: тонюсенькая талия, широчайшие бёдра и обалденный бюст. Параметров дива была где-то 100-40-120, и неспешно так этими параметрами покачивала. Восточное круглое лицо, про таких говорят — луноликая и волоокая, идеально полукруглые брови, огромные, но сильно раскосые глаза, штук двадцать косичек сильно ниже талии, и вся задрапирована в какой-то восточный костюмчик — шароварчики, причём полупрозрачные, такая же блузка, через которую её прелести прекрасно видны, и, вопреки ожиданиям, не босоножки или туфли с загнутыми носами, а вполне практичные кожаные полусапожки. Поверх всего этого на ней были навешаны бусы, кольца, серьги со множеством подвесок до плеч, браслеты на руках и ногах, прямо поверх сапог, опять-таки с неимоверным количеством висюлек. Со всей этой явно драгоценной мишурой она походила на новогоднюю ёлку. Росту заметно пониже меня, кожа белая до нереальности. Руки округлые и полные, как на старых портретах, кисть малюсенькая, с таким количеством колец, которые и не снились продавщице советского периода. Красотка явно должна была звенеть всем этим множеством украшений. Я ещё успел отметить, что, совершенно в согласии с современной модой, отнюдь не плоский животик у дивы оголён, выставляя на всеобщее обозрение пупок, «в который поместился бы грецкий орех», но без модного сейчас пирсинга. Было этой гурии лет двадцать на вид. Я почему-то вспомнил, что для прошлых веков двадцать — это почти наши пятьдесят.

Дива стояла напротив, игриво поводя бедрами, персями, косичками, бусами, серьгами, умудряясь при этом не звенеть, и с интересом меня рассматривала. Особой опасности я в ней не заметил.

— Здравствуй, о господин и повелитель! — пропела девушка вполне по-русски. Или это действует ускоренный курс изучения языков? — Рада приветствовать тебя и помогать тебе в исполнении твоей великой миссии в этом мире! Что прикажет мой великий и славный господин?

Кажется, нападать на меня она не собиралась.

— Э… как зовут тебя, прекрасная дева, и кто ты такая?

— Зовут меня Роксана, и я верная и любящая спутница Повелителя Белого меча света! Но, если господину угодно, он может назвать меня на своё усмотрение.

Возможно, арабского шейха эта дамочка свела бы с ума с первого взгляда. Но мой же вкус ей следовало бы немного подзагореть, подкачаться, чтоб не выглядела такой сдобной, и надеть что-нибудь более человеческое и менее напоминающее пеньюар или пижаму. Неприлично как-то: прозрачная пижамка и кожаные сапожки. И вообще красотки прошлых столетий меня никогда не возбуждали. Но мне уже не придётся находиться здесь в полном одиночестве, какое счастье!

— А как ты оказалась здесь, Роксана? — как можно миролюбивее поинтересовался я.

— О, почувствовав зов Белого меча, я поняла, что моё долгое и томительное ожидание господина и повелителя моего закончилось и активировала кольцо-портал в зону, где томился всё это время Меч света!

— И что ты намерена теперь делать? — я уже понял, что ничего иного, кроме бреда про порталы и миссии, я здесь не услышу. Пора заканчивать истерику и хоть как-то существовать. А там посмотрим.

— Как что? — вскинула идеальные соболиные брови волоокая дива, опустив при этом раскосые глаза на свой роскошный бюст, — служить верой и правдой моему господину и повелителю! Любое желание господина закон для меня.

Я несколько расслабился. Желать, чтоб она меня чем-нибудь пришибла или отравила я пока не собираюсь.

— Замечательно. Тогда, поскольку я ничего не знаю про эту местность, не могла бы ты, Роксана, сообразить нам что-нибудь поесть и выпить? Где здесь добыть воды, я тоже не в курсе, — произнеся всё это, я тут же осознал, что могу умереть от жажды, и запоздало перепугался. Естественно, мне тут же захотелось пить.

— Колодец там, — небрежно повела плечом Роксана, — а ведро должно быть в доме.

Как мужчина, за ведром поплёлся я, господин, между прочим, и повелитель, и минуты через две обнаружил колодец в середине участка. Принеся воды, я глубоко задумался над вопросом — можно ли её пить сырую? Нет, был бы это и вправду дом шефа — я бы не сомневался и выпил. Но теперь я с ужасом осознал, что ни одного лекарства у меня с собой нет! Так что в случае чего перед любой инфекцией я совершенно беззащитен. Пить хотелось неимоверно, дров ещё следовало нарубить, потом воду вскипятить, потом остудить, а от жажды уже мутилось в глазах! Чем обеззаразить воду в данном мире я не знал. В конце концов я решил, что от жажды я могу умереть прямо сейчас, а подцепить инфекцию могу и не сразу, сдался и налил воды в кружку, которую нашёл рядом с ведром и долго отмывал. Вода оказалась холодная и совершенно безвкусная — жажду она утоляла с трудом, к тому же при каждом глотке я представлял миллиарды болезнетворных микробов, радостно устремляющихся в мой желудок. Роксана пошуровала где-то в недрах дома и наконец появилась с топором в руках. Топор явно не использовался очень давно. Я осторожно скосил глаза в поисках пути отступления.

— Вот, — сообщила она, — я топор нашла. Ты, господин, сходи, там поленница должна быть, так дров найди или наколи, не женское это дело, дрова колоть.

— Вообще-то меня Виктор зовут, — я вспомнил, что не представился, — а почему ты не спросила?

— Зачем? — опустила очи дива, — если повелителю будет угодно, он сам скажет.

Пятница, 21.45

Поленница оказалась с другой стороны дома, той самой, откуда мне на чердаке рожа померещилась. Наколотых дров там, естественно, не было — одни поленья. Дрова на своей даче я колол, пока газовое отопление не провели, — так что не проблема. Я вздохнул, стараясь подавить приступ панического страха и тоски по дому, и второе мне успешно удалось с помощью детины напротив метров двух ростом и центнеров трёх весом в окружении десятка псин не меньших габаритов. На моё счастье стоял детина хоть и недалеко, но за забором. Я как-то сразу понял, что пришёл он за Роксаной и добром отсюда не уйдёт. Потому, наверно, что был он в расшитом халате на голое тело, пальцы унизаны неимоверным количеством перстней, а с шерстью на груди могла соперничать только борода до пояса, причём явно крашеная, вряд ли естественный цвет бороды может быть ярко-красным. Разговаривать с ним я не стал, потому что с помощью непобеждённого приступа панического страха побил все рекорды скорости, бегом огибая дом, запирая дверь и подтаскивая к ней комод. К несчастью, в доме было еще три окна. Протиснуться в них такой гигант не мог, но выбить окно и запустить в него пса — запросто. Одно окно я загородил странным шкафчиком, а к другому надо бы подтащить стол…

Подперев шкафчиком окно, я сообразил, что забыл про Роксану. Она оказалась в кухоньке и смотрела на меня с немалым изумлением. Я не знаю, что я почувствовал — облегчение или досаду. Может, останься она во дворе, и сама с мужиком договорилась, а меня оставили бы в покое. Не готов я морально всяческих одалисок защищать, не моё это дело.

— Что случилось, о, мой господин и повелитель? — пропела дива.

Интересно, она каждый раз будет это «господин и повелитель» добавлять? Даже если «пожар!» кричать придётся? Я со стоном сполз на пол. Как я не подумал, что мужик может нас подпалить!

— Роксана, — прохрипел я, — там за тобой пришли. Волосатый великан с десятком цепных псов…

Прелестница наклонила голову и посмотрела на меня с любопытством.

— Ты неимоверно проницателен, о мой господин! — улыбнулась она, показав идеально ровный ряд жемчужных зубов, — это действительно за мной. Так достань же скорее свой меч, о мой повелитель, и сразись с этими тварями!

— Ду…ш-шечка, — просипел я, вовремя сообразив, что хамить дуре сейчас не время, — у меня нет меча, только топор и вилы! Ты не могла бы с ним договориться, пока он дом не подпалил? Откуда ты сбежала, если за тобой такого бандюка прислали?

— Как — нет меча? — встревожилась красавица, — а где же он? Ты же господин и повелитель Белого меча света?

— В лесу остался! — обозлился я. — Повёл меня в лес и начал с какой-то нечистью лобызаться! И прекрати обзывать меня господином и повелителем!

— Но, — пери явно была в шоке, — но он же должен находиться внутри тебя, о мой… в смысле он должен быть внутри твоего тела и вести тебя в бой, заодно сообщая тебе все свои воинские умения… Ты протяни руку вперёд, о по… Протяни руку! Правую!

Я протянул руку вперёд, и, совершенно естественно, никакого мифического клинка в ней не появилось. Я также был абсолютно уверен, что вытащить его из позвоночника мне тоже не удастся.

— Но… где же он? — Роксана смотрела на мою руку с нескрываемым ужасом. — Меч должен появиться прямо в руке, ведь ты говорил с ним? Ты слышал его?

— И говорил, и слышал, и следом шёл, только я не думал, что этот псих должен где-то во мне прятаться, хотя… он тоже что-то такое говорил…

— Но как же… где же… — на глаза Роксаны навернулись слёзы, а губы затряслись. Говорят, в такие минуты мужчина должен почувствовать себя сильным и смелым, но мне больше всего захотелось вылезти в окно и бежать отсюда куда подальше. Я бы так и сделал, если бы не был уверен, что собаки уже сидят вокруг дома и только меня и караулят.

И в этот момент послышался давно ожидаемый мной стук в дверь.

Пятница, 22.00

Мы переглянулись. Ничего, кроме банального «Кто там?» мне в голову не пришло. Стук повторился. Мои зубы выбили ему вполне достойный аккомпанемент. Третий раз стучать не стали, зато за дверью раздался звучный бас:

— Роксана! Открывай подлая изменница, о помесь кобры и гиены в облике трепетной лани! Тебе всё равно не спрятаться от моих верных собак, вскормленных нежнейшим черепашьим мясом! Открой по-хорошему, дрянь!

Говорил он не по-русски, но я всё понял. Впрочем, даже если б и не понял — не догадаться было сложно. Роксана молчала, опустив очи в пол, и кусала губы.

— Никакой шах уже не защитит тебя, тварь! — продолжал надрываться мужик, — тебе всё равно никуда от меня не деться!

Мы дружно молчали, пересчитывая доски пола под аккомпанемент зубной чечётки. Я взял вилы и протянул красавице, сам же схватился за топор. Мужик начал ломиться в дверь. Как выяснилось, и дверь и комод были сколочены на славу, потому что трещали, но не поддавались. Я, наконец, взял себя в руки, схватился за стол, и поволок его к окну. Какое счастье, что мебель здесь самодельная и массивная! Перекрыть полностью второе окно мне не удалось — поставленный на попа стол достал только до половины — и я лихорадочно огляделся в поисках чего-нибудь, что можно на этот стол поставить. Бросился в спальню, скинул с кровати кучу подушек, и поволок её к третьему окну. Кровать была железная, с пружинами вместо матраса, но зато длиннее стола, и должна была перекрыть третье окно полностью. Я не успел. Ножки кровати зацепились за дверной косяк, и, пока я пытался их освободить, раздался звон разбитого окна. Топор, где топор?

Я метнулся к топору, и увидел, что Роксана, со сноровкой, достойной профессиональной снопометательницы, тычет вилами в окно, из которого лезет оскаленная собачья пасть. Я твёрдо уверен, что моя голова поместилась бы в этой пасти целиком.

Снова зазвенели стёкла, и такая же псина полезла во второе окно. Я подбежал к столу и хватил по волкодаву топором. Топор грубо хрякнул, и вошёл в боковушку столешницы. Громадные зубы щёлкнули и сомкнулись на топорище. Собака смотрела на меня налитыми кровью глазами и стискивала зубы на рукоятке топора. Моя кисть оказалась в каком-то миллиметре от кошмарных зубов. Я выпустил топор, и схватил стул. Совершенно крепкий дубовый стул разлетелся о голову пса. Тут я сообразил, что топор намертво увяз в столешнице, а собака висит на топоре, перекрывая собой путь другим псам, поэтому лучше бы её пока не трогать. Я быстро глянул на Роксану, и обнаружил, что она завалила вилами уже двух псов, которые достаточно надёжно перекрыли собой окно. Морды у собак были истыканы вилами, кровь вперемешку со слюной стекала с них на пол. Через спину верхней твари пыталась протиснуться еще одна жуткая морда, но прелестница, ухватив своими изящными пальчиками рукоять вил, совершенно профессионально воткнула их в налитый яростью глаз. Пёс захрипел и издох.

Наступило затишье, прерываемое рычанием пса, боровшегося с топором. Роксана подхватилась с места и не менее профессионально прикончила и эту тварь. На наше счастье, зубов та так и не разжала.

— Если подумать, — усмехнулась она, — вилы не так уж сильно отличаются от копья. Поди возьми в печке ухват, всё равно больше нет ничего, не вытаскивать же у этой из пасти топор!

Я пошёл за ухватом. Даже скорее поплёлся, потому что ноги у меня подкашивались. Ухват заострённых концов не имел, так что я не представлял, как им можно пришибить пса. Разве только оглушить на время.

И тут затрещала дверь.

— Открывай, скотина! — надрывался бугай, — Если откроешь добром, я пощажу тебя, а прирежу только твоего любовника, этого ублюдка змеи и скорпиона! И это будет милость по отношению к нему, потому что я не отдам его шаху! Открой, о лживое отродье дохлой гиены, иначе я подпалю дом!

— Тяни время! — зашипел я, а что ещё оставалось, — вишь, опять витийствовать начал, авось еще минут десять продержимся!

Роксана поморщилась, встала сбоку от двери, и в этот момент раздался непонятный звук, состоящий из хруста и бульканья, а затем послышалось сдавленное рычание собак. Минуты две они бесновались, и всё стихло.

— Эй, народ, вы там живы? — послышалось из-за двери, — открывайте, пришёл добрый дядя и вас спас!

Пятница, 22.45

— Это кто? — прошептала Роксана.

— Я так думаю, что это твой Меч света, — ухмыльнулся я, — больше некому.

— А может, это Аризган притворяется? — предположила девушка. — Эй, добрый дядя, поди, обогни дом, мы на тебя в окошко посмотрим! А то вдруг ты не добрый дядя, а оборотень или вампир?

— Да запросто, — ответил голос, — только если я оборотень или вампир, ты это в окно всё равно не разглядишь.

Мы двинулись к окнам, и тут обнаружилось, что за собачьими трупами ничего не видно.

— Отодвинь шкаф! — зашипела дива, — не трупы же ворочать!

— Ага, сейчас, — огрызнулся я, — а он только этого и ждёт! Лучше подвинуть того пса, что висит на топоре! Челюсти разжать, а топор себе оставить! Ты держи голову, я челюсти разожму, и чуток его подвинем — со стороны можно ещё будет подумать, что он сам дёргается!

— А если он ещё не сдох? Я его за голову, а он мне руки пооткусывает! Давай шкаф чуть подвинем!

Я попытался подвинуть шкаф. Потом мы попытались подвинуть его вдвоём, хоть на сантиметр. Тут я понял, что такое состояние аффекта — этот шкаф не сдвинули бы и десять грузчиков.

— Ну что, вы уже посмотрели на меня? — послышалось за окном. — Это я, Мих, открой, повелитель, я забыл поинтересоваться, как тебя звать!

— Мы не можем открыть окна! — закричала Роксана, — их заклинило! Может, ты у го… Виктора спросишь что-нибудь, что только тебе и ему известно?

— Хорошо, — в голосе послышалась явная издёвка, — расскажи мне, Витёк, как мы с тобой в лесу расстались!

— Нет, — обозлился я, — давай ты мне расскажешь, в каком виде я тебя первый раз увидел? Ещё в том мире?

— А чего рассказывать, — смутился паразит, — за чем на чердак полез, то и нашёл!

Кому ж приятно признаваться, что увидели тебя в виде ржавой лопаты!

— Хорошо, тогда что было у меня в руках, когда я по лестнице с чердака спустился?

— Грабли! — заорали за окном, — открывай дверь, придурок, не вытаскивать же мне собак, чтоб через окно пролезть! Я тебе, идиоту, пожрать принёс, между прочим!

Те же действия, что мы пытались проделать со шкафом у окна, мы попытались проделать скомодом. Минут через десять нам удалось сдвинуть комод в сторону от двери.

— Роксана, — прошептал я умоляюще, — давай ты первая, а? Меня сразу пришибут в случае чего, а так у нас фора будет.

Дева молча вооружилась вилами и встала напротив входа, а я осторожно потянул дверь на себя. Судя по тому, как она сразу расслабилась, там действительно стоял наш избавитель. Роксана спокойно перешагнула за порог, а я прислонился к стене и перевёл дух. Мне было несколько неудобно глядеть мечу в глаза.

— Ну, герой, ты молодец, чтоб мы без тебя делали! — послышалось за дверью, — У, тварь, как он меня достал своими домогательствами! — Сапоги-то не жалко? Кончай пинать, измажешься ведь! — Слышь, Мих, на нём золота унции три наберётся. — Оставь, что ты с ним делать будешь? — Переплавим в ближайшем селении. — А мотив? За разбойников примут… — Куда мы его денем? Здесь не оставишь, спалим? — Сдурела? Жареным на весь лес нести будет, вся нечисть сбежится! — В колодец? — Ты как всегда, нам еще, может возвращаться придётся… — Так оставить? — Не виляй, закапывать так или иначе придётся… и собак тоже. — Ну собаки ещё пригодиться могут. — Да, это кстати верно…

— Эй, Витёк, принеси лопаты, закапывать будем!.

— Лопаты тебе принести, говоришь? — истерически захохотал я. — Лопаты? С чердака? С этого чердака лопаты? Чтоб я ещё этому монстру могилу копал? Лопаа-ты принести?!!!

Я смеялся и не мог остановиться…

…А потом вышел на крыльцо…

Во дворе действительно стоял Мих. Потом взгляд мой упёрся в располовиненный труп. Вернее, две половины трупа — правую и левую. Мих, видимо, стаскивал их со ступенек по отдельности — всё крыльцо представляло из себя…

…больше я ничего не успел увидеть…

Пятница?

— Посмотри, как там повелитель, очнулся? — Эй, Витёк, ты меня видишь?

Почему так пахнет жареным — они всё-таки решили спалить труп? Сколько ж они его будут жечь — сутки, двое? А там ещё собаки…

— Виктор, прочухался? Я уж тут и жаркое из зайчатины приготовил, давай, поднимайся, подкрепись немного… эээ-эй, вот блевать не надо!.. Давай, полежи ещё… На водички, лежи, лежи… Роксан, тебе за ним убирать, раз припёрлась…

Суббота?

— Надо бы тебе, парень встать, потому что пора нам отсюда уходить, если ещё парочку таких картин увидеть не хочешь… — Мих, а он не свихнётся? Где ты такого сопляка нашёл? — Ты думаешь остальные были лучше? Я у них просто нервную систему контролировал! А то б не только блевали, но и в штаны делали… — Так скажи ему спасибо, что он не обделался! — Спа-си-бо — по-ве-ли-тель! Довольна? Ты давай его в чувство приводи и пожрать заставь, а то на руках тащить заставлю… — Меня? Это потому что ты, дурак, не смог дать себя полапать? Гардой вильнуть не мог, да? Лезвием блеснуть? Камушков побольше изобразить? Да от меня б он не вырвался! — Да кто ж знал, вроде и услышал и увидел… — Сам потащишь, раз не умеешь отдаваться, так отдувайся! — Ладно, ещё, может, прочухается, чуток времени есть…

Суббота, 19.55

Я проснулся в куртке и кроссовках на каком-то покрывале. В помещении было темно, поэтому я глянул на телефон — 19.55. Наверно, мы вчера у шефа перепились, раз я в одежде на кровати валялся, да ещё и до вечера. Я поморгал, слез и огляделся. На полу обнаружился незнакомый мужик на подстеленном одеяле. В сапогах и джинсах. Я вспомнил кошмарный сон или… Окна заколочены досками. Сквозь щели в них пробивались редкие полоски света. На печке кто-то лежал под драным покрывалом.

Мне поплохело — неужели всё правда? Организм настоятельно требовал выйти, но я никак не мог решить, что будет более позорно — не успеть добежать до соответствующего домика, или разбудить Миха и попытаться нанять его в охранники. Ладно, униженно попросить проводить до будочки. Остатки самолюбия пересилили, и я выбрался наружу. На крыльцо я старался не смотреть, по сторонам тоже. Мне уже всё равно, нападёт на меня кто-нибудь или нет. Путь в оба конца не стоил мне жизни. На обратном пути я даже ощутил свежее дыхание утра, когда жары ещё нет, а солнце только-только развеяло мрак. Травинки мирно гладили кроссовки, оставляя на них капельки росы. Тут до меня дошло, что 19.55 — это вечер… На крыльцо я старался не глядеть, но сообразил, что неплохо бы и умыться. Где-то должен быть рукомойник. В поисках умывальника я заметил кучу свежей земли в конце участка, между двумя старыми яблонями, покрытыми лишайником… Я постарался туда не смотреть.

Рукомойник нашёлся на яблоне около дома. Воды там хватило ровно на то, чтобы один раз плеснуть её на лицо. Колодец был рядом, но у меня не было сил тащить ведро с водой. Или не было мужества находиться во дворе одному дальше. Я понял, что о зубной щётке мне придётся забыть и надолго смириться с мерзким привкусом во рту по утрам. И вечерам. И о бритве, видимо, тоже не надо вспоминать. Щёки немедленно зачесались. Я успокоил себя тем, что носить щетину сейчас круто. Дня через четыре я дойду до нужной кондиции и вполне смогу сойти за мачо.

Суббота, 20.06

День оказался воскресеньем.

Воскресенье, 20.10

Суп был непривычен из-за отсутствия картофеля и добавки каких-то незнакомых корешков, но, поскольку Роксана его долго кипятила, вчера они с Михом его ели, и сегодня живы, то я попробовал. Мне ничего больше не оставалось — я не ел почти сутки. Без еды, конечно, можно прожить больше месяца, но мне очень хотелось уже не есть, а жрать. Хотя позавчера я думал, что в ближайшую неделю в рот ничего не возьму. Я набрал воды из колодца, лично вымыл деревянные ложки и съел суп прямо из кастрюли. Тарелок не было. Хлеба тоже. Зато суп был солёный, и мяса в нём было много. Он оказался вполне съедобным, а мясо — даже вкусным. Роксана с Михом доели то, что осталось.

Разговор мне начинать не хотелось. Но и молчать было неудобно.

— Я хочу домой, — «к жене» захотелось добавить мне. «И к маме» добавлять было неудобно.

— К маме с папой? — склонила голову Роксана.

— Если есть вход сюда, — не обратил я внимания, — то должен быть и выход. Что мне надо сделать, чтобы добраться до… — я постарался не запнуться, — портала домой?

— Элементарно, Ватсон, — ответил Мих, — поскольку ты теперь Повелитель Белого меча света, то есть меня, то, естественно, ты должен уничтожить Хранителя Тёмного меча, навести порядок после его кошмарного правления, оставить преемника, и можешь быть свободен.

— Ну допустим, я всё это сделал, но как я попаду домой? — мне показалось, что Мих ответил слишком быстро, нарочито несерьёзно и не по теме. — Пока ты про это вообще ничего не сказал! Где портал домой?

— Видишь ли, портал находится в резиденции Хранителя меча, неважно, Тёмного или Белого, резиденция у них одна, но занимаете вы её по очереди. Чтобы попасть домой, Повелитель меча должен активировать портал в своей резиденции, передать меч преемнику и войти в портал.

— И он попадёт домой? — уточнил я.

— Несомненно, — не моргнул глазом Мих.

— А ты откуда это знаешь? Ты входил в этот портал со своим Повелителем, — я издевательски улыбнулся, — или ты входил в него один? Может, Повелителя вообще распыляет в этом портале?

— Да, — если Мих и лгал, то без запинки, — один раз я вошёл в портал с Повелителем — он не смог справиться с Тёмным владыкой и сбежал через портал. Я попал именно в его мир.

— А его мир совпадает с моим? — не унимался я. — В какой год и в какой город ты попал? И где гарантия, что я попаду куда нужно, если меня раньше этот твой Владыка не пришибёт?

— Совпадает, — утешил меня Мих, — я влетел в 1855-й. И пахал с этим идиотом до 1901 года, пока он не помер естественной смертью. Со мной он не боялся ходить ночью по улицам, и не боялся оплошать со своими бабами, хотя ни разу не применил по назначению. Да я бы ему и не дал — мне с ним потом срок мотать неохота было. А поскольку после его смерти мне пришлось ещё отыскивать этот дом и принимать соответствующую форму, то могу точно тебе гарантировать, что мир твой.

— Успокойся, — поджала губы красотка, — Владыки мечей приходят сюда только из вашего мира. А вот владыки жезлов — из трёх других. Так что вернуться ты сможешь только к себе, если ещё захочешь, — она обворожительно улыбнулась. Нужна ты мне!

Я поверил — а что ещё оставалось? Немного пооботрусь здесь, и начну разведывать пути к бегству. Всё равно ничего другого не остаётся, а Мих хоть в обиду дать не должен. Для начала я сделал жест отчаяния: выключил телефон — зарядки оставалось совсем немного, а при выходе в мой мир он мне ещё пригодится. Неизвестно, сколько я здесь проболтаюсь, вернусь ли домой, и куда выкинет меня портал — а вдруг в зону приёма. Тогда я могу очень пожалеть, что попусту посадил батарею.

Глава третья. Через лес

Воскресенье, вечер.

Мы вошли в лес почти затемно. Насколько я понял, шли мы теперь другой дорогой — не на север, а на восток. Мих шагал впереди, я за ним, Роксана замыкала. Под деревьями было заметно темнее, чем во дворе. Меня пошатывало, трава цеплялась за ноги, а Мих ко всему прочему навесил на меня мешок с провизией — завёрнутое в какие-то листья варёное мясо. Он пытался пристроить мне и топор — но на джинсах не было пояса, а при попытке заменить его верёвкой я запутался в узлах, и её пришлось разрезать. В итоге топор взяла Роксана, засунув за ту же верёвку, которую я не смог приладить к джинсам. Она пообещала в ближайшей деревне достать мне ремень. Я подал было голос, что лучше достать одежду, иначе мы будем сильно выделяться среди местного населения, но Роксана возразила, что бродяг из других государств здесь полно, а в крайнем случае мы сойдём за беженцев из эльфийских лесов. Про эльфов я спрашивать не стал, опасаясь за сохранность своего разума.

Мы плелись по тёмному лесу, я слышал только шарканье кроссовок по траве, непрерывно спотыкался о невидимые корни и всё время боялся, что какой-нибудь кустик-полуночник вцепится мне в штанину. Минут через 15 комары предприняли авианалёт на мою голову. Писк был омерзительный, но особых неприятностей я от них не получил, потому как отрастающая щетина начала завиваться в кольца, впивалась в кожу и чесалась немилосердно. Комариный укус по сравнению с этой пыткой и казался ни чем иным, как комариным укусом. Я подозревал, что щёки и подбородок у меня покрыты сыпью из-за отрастающей бороды, но зеркал в ближайшем обозримом будущем не наблюдалась, а спрашивать у спутников было стыдно. Волков, медведей, кабанов и прочей живности я не боялся — у меня не было соответствующего опыта встреч с ними, поэтому мне даже в голову не пришло, что они могут где-то здесь водиться.

Никогда не понимал туристов — что может быть хорошего в таких прогулках?

К моему удивлению, видел я достаточно прилично, чтобы не потерять Миха из виду и не натыкаться на деревья. Нам повезло — Луна оказалась полной и давала достаточно света. Или лес был редкий. Мих дошёл до ручья и предложил пройтись по руслу, чтобы сбить со следа погоню. Роксана заспорила — если за три дня нас никто так и не нашёл, то нет смысла прятаться дальше. Никакой погони нет, заявляла она, иначе давно бы догнали, а если кому-то хочется поиздеваться над спутниками — пусть сам по ручью и идёт. Ага, огрызался меч, посмотрел бы он на неё, если бы она не знала, что в случае чего он за всех и отдуваться будет. Из их перебранки я понял только одно — совершенно незачем было переться через лес на ночь глядя, могли бы выйти и утром.

Воскресенье, ночь.

Вот так мы и шли в полумраке под свежее дыхание ветерка, переливы кузнечиков и крики каких-то птиц. Во всяком случае надеюсь, что птиц, а не кикимор. Ещё не начало светать, когда мы вышли к ручью, может, даже тому же самому. Тут Мих опять предложил пройтись по руслу, похоже, ему этот процесс просто нравился. Роксана немедленно предположила, что у него мания преследования и посоветовала попить успокоительного или, на самый край, самогона. В результате мы остановились на привал и разожгли костерок.

Мясо с голодухи оказалось вполне приличным, некипячёная же вода из ручья доверия не внушала, но больше пить было нечего. Я пришёл к выводу, что кипятить воду здесь не принято, и придётся мне пить её сырую, пока не отравлюсь. Мысль о последствиях я отогнал. Мысль о наличии в этом лесу медведей или клещей тоже. Я вообще все мысли отогнал. Я просто очень устал бояться.

— Ну и как тебе собачатинка? Сама готовила, — поинтересовалась Роксана, закусывая свой кусок мяса листиком. — Извини, зайцев мы скушали пока ты в бреду валялся.

— Вполне, — ответил я. Не блевать же теперь. Может, она ещё и шутит. — Даже вкусно. У нас, правда не принято, но те кто ел, хвалили. Не соврали.

— Угу, — подтвердила Роксана, — мне тоже нравится. Да и собаки у Аризгана элитные, откормленные, не мясной, правда, породы, варить пришлось долго. Нынешний-то мой муж всё больше баранину любил, а вот… эээ… не помню, кажется, за четыре мужа до этого, или за пять, шестой от конца будет, так тот очень собак любил. У него целая коллекция была: охотничьи, мясные, беговые, ездовые, карманные, лысые — фу, мерзость! — со всех стран свозил. Попался, дурила, на оборотнях… Купил пару вместо собак и решил вывести специальную породу… Они его и загрызли. А сами слиняли — так и не нашли потом. Причём, загрызли, говорят, не за попытки сексуальных и генетических экспериментов, а именно за собакоедение, обиделись, вишь, за родственников… Жалко, хороший мужик был… Я у него одна жена в гареме была — не брал других, любил меня сильно…

— Ага, — озвучил Мих мою мысль, — зачем такому ещё жёны, ему и собак хватало…

Начало светать, мы затушили костёр и двинулись дальше.

Понедельник, утро

Зелёный цвет вернулся к листьям, над головой пару раз пролетели какие-то пичуги и наглая белка и не думала убегать, рассматривая нас с дерева.

— О, у нас гости! — засмотревшись на белку (никаких видимых мутаций у неё я не нашёл) я чуть не врезался в спину затормозившего меча. В последний момент мне удалось удержаться и не коснуться его.

На дороге стоял разбойник. Потому что кто ещё может так вольготно расположиться на тропе, поигрывая луком? Согласно фильмам и здравому смыслу, ещё пара-тройка должна находиться на близлежащих деревьях.

— Гости, — подтвердил Мих. — И очень дорогие. Принимайте, угощайте, и не забудьте провести нас к вашему атаману — потолковать надо.

— Гы-ы, — заржал разбойник, — а я и есть атаман!

— Ну да? — встряла Роксана, — а мы вот сейчас дружкам твоим крикнем, что ты главаря подсиживаешь. Эй, ребята, тут на авторитет атамана покушаются! Гарик, твой титул присваивают!

Из кустов проявился элегантный парень лет тридцати пяти с ухоженной рыжей бородкой. Щёки он явно подбривал. Интересно, чем? Просто насущный вопрос для меня!

— Роксаночка, — расплылся он в умильной улыбке, — солнышко моё! Что ж ты стоишь, придурок, беги скорей обед заказывай, к нам гостья дорогая! А с тобой новый повелитель? Который из двух — блондин или шатен? Кому руку жать?

— Ему, — показала на меня Роксана.

— Ну и вообще бы мне мог хоть «здрасьте» сказать, — встрял Мих, — чай не чужие!

— Ё…, — уставился на него атаман, — Мих, родной! Как же ты так, а? Один? Что, совсем негодящий повелитель попался? А это тогда кто? — он бесцеремонно ткнул в меня пальцем. — Или…

— Вот именно, или! — выпрямилась Роксана. — Разреши, Гарик, представить тебе нового повелителя Белого меча света Виктора, а что он отдельно — так это у нас экспериментальный квест!

— Ага, понял! — обрадовался Гарик, — решили попробовать групповуху! Ну и как? А меня четвёртым? Роксаночка, любовь моя, ведь не было ни секунды, чтоб я не вспоминал о твоих ласках! Только тобой и грезил! Ну хоть к ручке приложиться, а? А в щёчку?

— Грезил бы мной, — сузила глаза Роксана, — пошёл бы трон Владыки завоёвывать, а не здесь предпочёл тусоваться. Иди обедом корми!

Понедельник, день

Путь до разбойничьего логова занял почти час ходьбы по непролазным зарослям и еле заметным тропам.

Само же место отдыха вольных стрелков было устроено с огромной заботой и нежностью. Если её дизайном занимался сам атаман, то талант его искрился всеми гранями. В конце поляны рос огромный дуб — видимо, атаман долго искал именно такой в этом лесу. Посередине же находилось кострище с вертелом, любовно выложенное камнями. Железные кованые стойки украшали затейливые листья, к лежащим вокруг кострища поваленным стволам деревьев приделаны затейливые спинки. Около костра сидело четыре человека, сосредоточенно помешивая в котле над костром и прихлёбывая что-то из фляжек. Подняв голову, я обнаружил, что на ветвях дуба устроено нечто вроде помоста, к которому ведёт верёвочная лестница.

— Мои наработки, — хлопнул себя по груди Гарик. — Не буду хвастаться, но год назад ко мне приезжала делегация эльфов перенимать опыт. Были в полном восторге, предложили ещё пару идей, над которыми я сейчас работаю. Приглашали к себе, обещали заплатить три сотни золотых, и, если начнётся финансовый кризис, может и поеду на заработки! А таких площадок у нас много! Почитай, весь лес мой.

С час атаман доставал нас экскурсией по своей вотчине, мне даже пришлось залезть вместе с Роксаной на дерево по верёвочной лестнице. Запахло детством — доски и ветки под ногами, листья около щеки, люди внизу. Впрочем, наверху всё было очень прилично — матрасы, столики, даже лестница на второй и третий этаж. Туда я не полез, ну их, ещё сверзишься, шею свернёшь. Не десять мне лет, чтоб по деревьям лазить. А Роксана с Михом слазала и громко повосхищалась.

Закончив осмотр мы сели к костру и один из подчинённых Гарика налил нам суп в глиняные миски. Ложки у атамана оказались серебряные. Какое счастье — настоящая ложка! Мало того — у него имелись ещё и вилки, всё-таки как приятно встретить человека, имеющего понятие о цивилизации!

— Да, — подтвердил атаман, — всё хорошо в меру. Отказываться от вилок ради сомнительного удовольствия есть руками — это перебор. И руки потом мыть сложно, так что вы не думайте, я не полностью псих какой, я стараюсь найти разумный компромисс между жизнью здесь и достижениями цивилизации! Сейчас занимаю разработкой и внедрением арбалетов — но туго идут, туго, и мои-то люди никак из них в оленя попасть не могут, а деревенские так вообще косятся… Еще пытаюсь внедрить обычай мыться ежедневно с мылом, но тоже никак, думают, небось, бзик у меня такой. Какой, представляешь, говорят, кайф от бабы, если от неё не пахнет? Ну и ладно, свою-то я к гигиене приучил, а эти уж пусть сами со своими разбираются.

С этими словами атаман достал огромный кусок настоящей ветчины и принялся нарезать её на разделочной доске, объяснив, что он не любитель оленьего и лосиного мяса, и вообще дичь — это изыск буржуев, для нормального питания существует свинина и говядина. Откуда-то появилось неограниченное количество бутылей и бочек, и я принял решение спешно оттянуться по полной, чтобы потом во всеоружии встретить кулинарные изыски Роксаны.

Понедельник, вечер

— И вот приехал я с друганами на хату к товарищу одному, — Гарик прихлёбывал из кубка, закусывая маринованным чесноком, — ты не стесняйся, ешь больше, у нас у реки целое хозяйство — и дома, и свиньи, коптильня своя, всё экологически чистое! — глядь, у папани его коллекция оружия — зашибись! Три комнаты специально отведены! Есть муляжи, есть новодел, а есть и старинное, закачаешься! И этот гад, — он указал на Миха, — со стены мне подмигивает и говорит, «а слабо, говорит, ребятам своё искусство показать? Никто из них, говорит, и не представляет уже, как мечом-то сражаться! Не знает, говорит, моя рукоять здесь настоящего хозяина! Не хочешь ли попробовать?» — искуситель, блин, профессиональный! Огляделся — пока я на красоту его любовался, ребята наливать пошли, думаю — только подержу! А хорош — закачаешься, в руки взял — баланс идеальный, дизайн — глаз не оторвёшь, где папаня Толиков и выкопал такой! А я ж на историческом фехтовании с детства помешан, да и настоящим увлекался… И так махнул, и этак, блаженство! На стену обратно повесить — ну преступление, оторвал от сердца, повесил, вышел к ребятам — блин, никого! Я обратно — и меча на стене нет, охренеть! Дверь открыл — на деревенский двор вышел, думаю, повезло так повезло, и тут гад этот в руке появляется, «пойдём, говорит, Тёмного властелина мочить, трон завоёвывать»! Ага, сейчас! — ты бери ещё, не стесняйся! — всю жизнь мечтал в лес перебраться, по тропам ходить, купчишек шмонать, до сорока лет дожил, и променять такую свободу на какой-то вшивый трон? Да ни в жисть!

Мих старательно поглощал ветчину, не глядя на парня. Роксана строила мне глазки.

— И чем всё закончилось? — спросил я, сооружая себе восьмой бутерброд. К тому же пиво у разбойников оказалось просто восхитительным.

— Чем-чем, — отозвалась Роксана, — расплевались они. Мих обратно ушёл, я тоже — чего я в лесу забыла — а Игорь здесь остался, с шайкой…

— Да не так всё было! — обиделся атаман. — Витёк, ты чего самогонку не пьёшь? Трезвенник? Ну-у… пиво несерьёзно… Я ж сначала в деревню подался, местность разведал — с таким-то мечом мне никто не страшен! Потом войско собрал, посёлок свой создавать начал — километров тридцать отсюда, могу показать — а Мих, паразит, только одно лямит «пошли Тёмный меч крушить». Два года мы с ним грызлись, на втором нас уж Роксана нашла, и туда же «хочу в царицы, пошли Тёмного уделаем»! Хороша, слов нет, а готовит как, не пробовал еще? Пальчики оближешь! Только я до счастья своего дорвался — не бросать же мне свой лес ради прихотей… эээ… пусть даже и такой красавицы. Ну Мих и психанул, «ухожу, говорит», веришь, я с ума чуть не сошёл? Такого меча у меня и не будет никогда больше… Он и невесомым становиться может, и длину менять, и заточку! Надо — и в катану превратится, и в рапиру! Да ты сам узнаешь… Двое суток думал, а не пойти ли с ним Владыку уделать, да только что потом? Ну убьём мы этого властелина — он же от меня не отвяжется, править заставит… Э! Ведро самогонки жахнул — «не пойду, говорю, уходи, давай только как люди простимся!» — квасили мы с ним всю ночь, а утром ушёл он, а я даже не проводил его до тропы, упился так с горя! А сейчас, видишь, и не узнал его… Так мы в темноте пили, мне простительно…

— Как, упился с горя? — взвилась Роксана. — А кто мне всю ночь в любви объяснялся? Рыдал, «не бросай меня» говорил? А утром обложил его матом, а у меня на шее повис? А теперь песни поёшь, что расстаться с ним не мог…

— Роксаночка, ну не мог же я перед оружием свою слабость проявлять, а? — атаман, по-моему, только что прикончил третью бутыль самогона. — А перед дамой вроде и не стыдно… А теперь дело прошлое, уж сколько лет прошло, так и правду сказать можно…И я не жалею, что здесь остался. Табака только нет. Конопли полно, а табака нет, ну что ты будешь делать! Искал-искал заменители, не нашёл пока… Ну и ладно, какой же это рай, если совсем мечтать не о чем? Здоровье мне Мих восстановил, ещё лет на пятьдесят должно хватить… Мих, ты не сердишься, что я тебя тогда так облаял? Ну и молодец…Ты ж тогда тоже в долгу не остался… Витёк, а ко мне не хочешь? Нет? Ца-арём хочешь стать? Ну и то дело.

Я не хотел стать царём. Я хотел домой. А отсюда я домой точно не попаду.

На наше счастье Мих оставил свою идиотскую привычку выступать в поход на ночь глядя. Мы честно отыскали ещё пару деревьев, куда и забрались ночевать по верёвочной лестнице. Я думал, Игорь ляжет со мной, захочет расспросить о новостях из дома, но ничего подобного, он остался у костра с Михом, демонстрируя тому собственноручно выкованный меч и весьма конструктивно воспринимая разгромную критику. А арбалет этот проходимец похвалил. Роксана пыталась залезть со мной на одно дерево, но я благоразумно сказал ей, что раз вот именно это дерево ей так понравилось, то я пойду на соседнее. Насесты имели достаточно высокие бортики и мягкие тюфяки, так что спал я совершенно спокойно.

Вторник, утро

Утром Игорёк накормил нас щедрым завтраком, куда входили бутерброды с сыром, ветчиной и настоящим сливочным маслом, яичница с беконом, тушёная говядина с чесноком, и пшённая каша, молоко, самогон и компот из местных фруктов и трав. Чая здесь тоже не знали. Напоследок атаман изъявил желание сфотографироваться на мой телефон, бесчисленные функции которого я ему вчера спьяну подробно расписывал.

— Ты не жадничай, — уговаривал меня Гарик, — от десятка фоток аккумулятор всё равно не сядет, а телефон здесь тебе всё равно ни к чему. Только как фотоаппарат и использовать! Дома включишь, посмотришь, меня вспомнишь!

Я сфотографировал настойчивого атамана в обнимку с Михом, с Михом и Роксаной, с мечом собственной атамановой ковки, с арбалетом его собственного производства, Миха с арбалетом в руках (меч он в руки брать отказался, сказал, что тот его недостоин), поясной портрет Роксаны в блузке почти нараспашку, дерево, где мы ночевали, скульптурную группу «Вертел и очаг» — и на этом атаман, наконец, успокоился. Зато влезла Роксана, потребовав, чтобы я немедленно продемонстрировал ей, как данные фото отправить ко мне на почту. Я попытался объяснить ей смысл фразы «вне зоны действия сети», но пери надула губки и явно собралась заплакать. Проще было уступить. Уступлю в малом, решил я, авось отвяжется. Пока я тыкал пальцами в кнопки, дива висела у меня на плече, старательно прижимаясь одной грудью к спине, а другой толкая под локоть. Будучи уже восемь лет как примерным семьянином, про такие уловки я давно забыл и теперь не знал, как реагировать.

Напоследок Гарик нагрузил нас провизией и подробно объяснил Миху по какой тропе мы должны идти, чтобы найти плот, которым иногда пользуются разбойники для торговли с жителями деревень на том берегу реки.

Вторник, день и вечер.

После встречи с обаятельным атаманом мне резко полегчало, возможно, потому, что я наконец-то как следует поел за последние пять дней. В конце концов он живёт здесь уже семь лет, и пока не отравился, не замёрз, не нарвался на бешеного волка, не подцепил холеру или дизентерию и не похоже, чтобы каждые полгода болел гриппом. Может, всё не так страшно?

По еле заметным тропинкам Мих почти бежал. Тренажёрные залы я, конечно, как и положено всякому уважающему себя человеку, посещаю раз в неделю, но угнаться за ним, перепрыгивая через постоянно выползающие на тропинку корешки, не мог никак. Раз десять я просил его остановиться и передохнуть. Роксана молчала, дышала ровно, потом не истекала и ещё умудрялась игриво посматривать на меня.

Наконец меч соизволил остановиться на привал. Костра не разводили, наскоро прожевали разбойничьи бутерброды и запили пивом из фляг, после чего Мих в резвом темпе опять побежал вперёд.

Мы бежали до вечера. Стояла жара, лесные травы истекали запахами, которые не выветривались из-под полога леса. Счастья от упоения чистым кислородом, настоенном на целебных травах я не испытывал. Счастья от прихлопывания мошек, норовящих сесть на лицо — тоже. Куртку я снял и сунул в вещмешок. Хотелось пить, но Мих всё не останавливался. Я вляпался в натянутую поперек тропы паутину и на полубегу пытался стереть её с лица. Наверху в кронах что-то пело, чирикало и щебетало, почти как Роксана на каждом привале. Зато я поправляю здоровье и тренирую дыхалку, утешал я себя, цепляясь за корни на очередном повороте.

Я как раз собирался вымаливать у Миха очередной отдых, когда заметил сбоку в траве серую морду, внимательно нас рассматривающую.

— Не оборачивайся, — послышалось сзади. — Делай вид, что их не видишь. И молчи. Если это соглядатаи общины оборотней, то связываться с ними себе дороже.

— А если нет? — выдохнул я. В боку кололо и говорить было сложно.

— Если нет, то до реки ещё часа два, ты, дружок, еле тащишься, а нам надо было засветло переправиться, кто ж знал, что ты после пары километров никакой станешь! И этот придурок Гарик со своим гостеприимством… Хотя еда вкусная.

Темнело для меня почему-то гораздо быстрее, чем вчера — наверно со страху.

Листья снова начали приобретать сине-серый оттенок, а по обочине тропы зажглись жёлтые точки. Я насчитал пять пар. Интересно, это луна отражается или глаза у них сами светятся? По-хорошему, надо бы женщину поставить в середину, но тогда я вообще могу отстать и потеряться. И в этот момент волки прыгнули. Я успел увидеть летящую сбоку на Миха тень и в ту же секунду почувствовал как по левой руке полоснули ножом, разорвав рубашку.

Огромная псина лежала на траве у моих ног, перебирая лапами. Я отшатнулся, Роксана сзади перехватила меня и толкнула вперёд. Впереди на тропе тоже лежал обезглавленный волк, назад я оборачиваться не стал. Желтые точки медленно гасли в траве.

— Фу, — произнёс Мих с отвращением, — до чего волчью кровь не люблю, руки от неё у меня чешутся. Аллергия, что ли? И воняет она противно. Ещё прыгать будем?

Как ни странно, оставшиеся звери решили прыгнуть. Прыгнули они одновременно и так же одновременно упали, не долетев до Миха двух шагов. В темноте ничего, кроме двух смазанных теней я не увидел, поэтому логично предположил, что Мих или Роксана сняли их на лету кинжалами. Правда, останавливаться, чтоб выдернуть оружие, мы не стали и побежали дальше. Как ни странно, бежать мне теперь было очень легко. Ничто так не способствует открытию второго дыхания, как ожидание нападения из-за кустов.

Вторник, ночь.

Приближение реки я почувствовал на своей шкуре — комары напали с остервенением, умудряясь прокусывать даже кроссовки. Левую руку саднило — волк проехался по ней зубами, прорезав кожу, но сильного кровотечения не было — просто глубокие царапины. Выкроив минуту передышки, Роксана перевязала меня, а я надел куртку, но даже плотная джинса за три с половиной сотни баксов этих тварей не остановила. Интересно, думал я на бегу, бешеный ли это волк и не малярийные ли это комары. Их, вроде, можно отличить от обычных по посадке, но, во-первых, в темноте не видно, а, во-вторых, я никогда не задумывался над тем, как правильно должен сидеть на щеке комар. Кроссовки стали ощутимо увязать во влажной земле и тут мы вышли к реке.

Луна светила так ярко, что почти вся гладь реки блестела жидким серебром. Берег с нашей стороны обрывался в воду, противоположный же был гладок и безмятежен.

Никогда не думал, что полная луна даёт столько света — видно было даже деревья на том берегу. На середине реки хвостом плеснула рыба, ещё и ещё, я разглядел даже как отражается луна на её чешуе. Здоровенная рыбина, щука, не иначе. Облака осторожно обходили луну, и я смог разглядеть и комаров. Но вопрос об их принадлежности к малярийным по-прежнему остался открытым.

Ребята покрутили головами, и переглянувшись, дружно повернули направо. Шагов через десять мы нашли плот и принялись стаскивать его в воду. Плот упирался, мазал нас грязью и гнилью, колол руки щепками, но в итоге сдался. Состоял он из брёвен, покрытых дощатым настилом, размером где-то два на три метра. Как нам удалось спихнуть его в воду, я так и не понял. Первой на него изящно запрыгнула Роксана. Мих сбегал за шестом и остановился рядом со мной, видимо, размышляя, что безопаснее — шагнуть на плот и ловить меня оттуда, или стоять здесь и караулить, чтоб на меня никто не напал, пока они с Роксаной будут ждать моего прыжка на борт. В итоге он тоже оказался на плоту. А я на берегу. Подумаешь, шагнуть-то всего полметра. Луна светит, всё видно, тут плот тронулся и я чуть не сел на шпагат между бортом и берегом. Мих принял правильное решение — втащить меня на доски не составило для него большого труда. Мысль о том, как они с Роксаной в душе надо мной потешаются, я упорно гнал. Раз они меня до сих пор не бросили — я им зачем-то нужен. Вот и пусть терпят.

Я сел на доски — стоять было страшно, Роксана примостилась рядом — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тебя клеят, вот только почему меня, а не Миха? Мих спокойно стоял и отталкивался шестом. Я изучал луну и облака, стараясь извлечь из своего положения какие-нибудь положительные эмоции. Будь я волком — завыл бы на эту луну от тоски по дому. Хочу к телевизору, хочу к компьютеру, хочу с женой в тёплый и уютный кабак, на работу хочу, выпустите меня отсюда!

Плот наткнулся на бревно, рядом плеснули щуки.

— Ах вы паразиты! — услышал я визг за бортом, — у меня мужик и так никудышный, а вы его по голове огрели в самый интересный момент! Как я его теперь в чувство приводить буду? А ну как потонет?

Снова плеснуло, и нас окатило водой. Я ползком рванулся к борту — надо же вытаскивать человека, раз его угораздило на плот натолкнуться.

Не успел я наклониться к воде и протянуть руку, как Мих с Роксаной вцепились в меня и поволокли назад.

— Успокойся, — шепнул меч, — никто не тонет, это русалки шутят. Не заставляй нас за тобой нырять, там мокро.

— А не фиг связываться с тритонами, которые под плот кидаются, лишь бы от супружеских обязанностей увильнуть, — съязвила Роксана. — Или на тебя никто больше не позарился? Так ты подплывай утречком, я тебе пару фокусов покажу — вся река твоя. А теперь забирай своего импотента и вали отсюда, не мешай плыть повелителю Светлого меча!

— Ах ты дрянь! — завопила русалка, — Я тебя вспомнила! Это ты десять лет назад у меня мужика увела! Я его только-только заманила, только в воду зашёл, а ты купаться припёрлась! И три ночи мне назло с ним на берегу развлекалась! И половина тритонов побросала своих невест и жён и приплыла на тебя глазеть! Девочки, кто у нас тут плывёт! Ну-ка все сюда, сейчас мы эту стерву искупаем!

Через несколько минут плот начало раскачивать, а потом со страшной скоростью поволокло вниз по мечению. Мих изо всех сил упирался шестом, пытаясь направить его к другому берегу. Роксана заливисто смеялась, а я нашёл выступающую доску и вцепился в неё мёртвой хваткой, стараясь не скатиться в воду.

— Девочки, девочки, не ссорьтесь, — хохмил Мих, упираясь шестом, — вы лучше вспомните как тогдашний повелитель за Роксану извинялся, спорим, ни одна из вас не ушла обиженной?

На луну набежало облачко, русалки визжали и плескались, я лежал на досках, плот продолжал раскачиваться, а Роксана исключительно прицельно умудрилась свалиться мне на спину, щекоча косичками шею. Нарочно, небось именно для этого русалок и раздразнила. Стерва.

Под издевательский гогот русалок плот развалился в трёх метрах от противоположного берега. Теперь я знаю, что и куртка и кроссовки намокают в один момент и снимать их надо перед посадкой на любое плавательное средство. Желательно вообще на любом судне находиться сразу в плавках. И спасательном жилете. Мокрая одежда сразу потянула вниз, и спасло меня только дно, очень кстати оказавшееся прямо под ногами. Впереди Мих издавал какие-то звуки, которые я после некоторой заминки классифицировал как непристойные ругательства. Злорадство — нехорошее чувство, но осознавать, что некто, выглядящий как человек и собиравшийся взять под контроль мою нервную систему, намок ничуть не меньше меня — было очень приятно. Хорошо бы он ещё и заржавел, мстительно подумал я. Отличилась только Роксана. Она умудрилась доплыть до берега, несмотря на то, что вполне могла бы добрести, вышла из воды первой, демонстративно сняла полусапожки и окунулась вновь, не снимая одежды. К счастью, было темно, и, если оценить её фигуру мы с Михом смогли вполне, то разглядеть подробности облепленного мокрой полупрозрачной тканью тела нам не удалось — на луну набежало облачко. Очень кстати.

Мы выбрались на берег, стащили с себя мокрую одежду и принялись дружно подпрыгивать и стучать зубами. Потом сели на берегу, выкручивая вещи. Одна Роксана осталась в одежде, наверно, эта полупрозрачная ткань сохнет даже ночью в момент. Перетряхивая мокрую одежду, я наткнулся на телефон и осознал, что он безнадёжно испорчен, но выбросить его сил не было — мне казалось, что эта та ниточка, которая связывает меня с домом. Да и у кого бы поднялась рука выкинуть за здорово живёшь полторы тысячи долларов?

Погрустив, я вспомнил, что уже третий день мечтаю вымыться. И вот он — прекрасный повод искупаться и смыть с себя грязь! И в воде должно быть сейчас теплее, чем на воздухе.

Ничего подобного! Я не смог даже войти в воду, до того она была холодная. Пришлось вернуться на берег, размахивая руками. Красот реки, лениво перекатывающейся рядом с нами я оценить не захотел. Может, была она темна и величава, может, была полноводна и миролюбива, но рассматривать такие подробности стуча зубами от холода совершенно не хотелось. Как и прелести Роксаны, пытающейся прижаться к моему голому плечу мокрыми шмотками. Я клацнул зубами и отодвинулся.

Роксана не спеша сняла с себя одежду и пошла к реке.

Укушенная рука болела и начала распухать. Я очень надеялся, что тварь была не бешеная. Вспомнил, что надо в случае бешенства промыть рану мылом. Мыла не было. Шансов добежать до поликлиники и сделать сорок уколов в живот — тоже. Паника началась внезапно и мне стоило большого труда не завопить от страха.

— Мих, — я очень старался убрать из голоса скулящие нотки, — меня псина укусила, она не бешеная?

— Бешеные в стаи не собираются, — отрезал он. — Ты не о том волнуйся.

— А о чём? — передо мной возник призрак гангрены со всеми вытекающими.

— А о том волноваться надо, — подала из воды голос Роксана, — что это мог оборотень быть. А сейчас как раз полнолуние. Вот тогда ты, дружок, попляшешь…

— А… а как же Игорь там живёт, он что, не боится?

— Видишь ли, — в голосе меча звучала откровенная издёвка, — контакт с мечом ведёт к перестройке всех систем организма. В частности, омоложению, ускорению реакции, наращиванию мышечной массы, практически моментальной регенерации, неограниченной потенции, а также иммунитету от всех известных науке болезней. Даже после разрыва контакта большинство из этих приятных вещей сохраняется до конца жизни. Но тут маленькая тонкость — меч нужно взять. Впрочем, мы можем попробовать ещё раз, не хочешь?

Я помотал головой, клацая зубами.

— Если ты так боишься оружия, — продолжал изгаляться негодяй, — то я могу предстать тебе в виде шприца с прививкой от бешенства…

Прямо передо мной замаячил одноразовый шприц именно с такой надписью. Я отпрянул…

— Ну, раз ты и шприца боишься, — заржал Мих, — то могу предложить тебе бутыль с вакциной от всех местных и неместных заболеваний, рука пройдёт в момент.

И вдруг, став серьёзным, добавил:

— Ты подумай, я ведь не шучу. Возможно, у тебя ещё есть шанс. Сразу трястись перестанешь. Впрочем, раз ты у нас трезвенник, могу налить эликсир в чашку горячего кофе.

Он действительно протянул мне дымящуюся кофейную чашку, от которой шёл умопомрачительный аромат. Нет — чашка стояла на песке, а меч исчез. Вынырнувшая из-за туч луна осветила только купающуюся Роксану и чашку. Я помотал головой и отстранился. Наваждение прошло — Мих по-прежнему сидел на берегу, выкручивая мокрую рубаху.

Развести костёр не удалось и я предложил отправиться на поиски жилья.

— Да чего его искать? — удивилась Роксана. — Вон забор маячит.

Присмотревшись, я действительно увидел некое сгущение темноты сзади и чуть слева. Но ребята что-то не торопились туда идти.

— Не знаем, куда нас занесло, — объяснила пери на мой невысказанный вопрос. — Ладно, если к оборотням попадём, договориться можно, а если к вампирам? Тут как раз пять деревень по берегу, и только три из них человеческие. Чувствуешь, дымом не тянет, и собаки не лают…

— Естественно, не тянет, — лениво отозвался Мих, пожёвывая стебелёк тимофеевки. Такое ощущение, что мокрая одежда ему совсем не мешала, зубами он не стучал, ногами не притоптывал, и казалось, чувствовал себя вполне комфортно. — Куда ж ему тянуть, если ветер от нас дует. А подождать следует, если вампирье поселение — лучше к ним днём идти, они тогда тихие и сонные.

— А н-ночью? — каждое слово давалось мне с трудом. — Т-тогда они д-должны вокруг д-деревни ход-дить…

— Не факт, — процедил Мих. — Может, перепились да спят… Это у них часто. С поза-поза… неважно… предыдущего Повелителя…

— Р-ребята, не могу, — отбил я зубами, — з-замерзну, п-пойдём, р-рискнем н-на н-ночлег п-попроситься, а? Ш-шансов-то ш-шестьдесят п-процентов…

— Ну пошли, — ответил Мих, — сейчас в канавах неподалёку пьяницу какого поищем, в чувство приведём, да и к нему напросимся…

Кроссовки хлюпали, рубашка липла к телу и не хотела сохнуть, джинсы и подавно, рука болела, а мы шкандыбали вдоль забора в поисках завалящего пьяницы. Забор оказался добротным и длинным. Со стороны реки я насчитал двое ворот, наглухо закрытых. Собаки не лаяли. В траве кто-то зацокал, в реке плеснула рыба. Или русалка. Выглянула луна, и сразу стало светло. Лес остался на том берегу, и оказалось, что при луне в поле видно ненамного хуже, чем при дневном светиле. Мы дошли до конца забора и завернули за угол. Ограда тянулась и здесь.

— Мих, — осенило меня, — а у людей и не… людей ограды отличаются? Человеческие покрепче должны быть, или как?

— Не особенно, деревни давно строились, может, со стороны поля ограды вообще нет. Эта должна быть всё же человеческая, нюхом чую. Вот только почему собаки не лают?

Наконец мы дошли до ворот, от которых вела вполне наезженная и широкая дорога. Разделившись, мы пошли прочь от ворот я с Роксаной по левой обочине, Мих по правой. Шагов через двести мы действительно обнаружили метрах в пяти от обочины бесчувственное тело. Мих наклонился и потряс спящего за плечо. Раздалось невнятное бормотание. Мих потряс сильнее, но результат был тот же.

— Не получится, — заявила Роксана, — этот до утра не прочухается, зато вон слева три стога сена, вполне можно погреться.

Не знаю, как грелась Роксана в прозрачных и невесомых одеяниях, во всяком случае, голоса они с Михом не подавали, а меня искололо всего. Я не знал, что лучше — замерзнуть или исчесаться. Вроде и джинсы плотные, и куртка такая же — ан нет, волоски, пыль, колючки лезли в волосы, за шиворот, в штанины, кололи ступни и ладони, но грели вполне допустимо. и это при том, что джинсы и куртка сохнуть упорно не желали. Но снять их и исколоться я не решился. Стащил только кроссовки и носки.

К утру мне всё же удалось ненадолго забыться. Разбудило меня нежное поглаживание под курткой. Скосив глаза, я различил копну косичек справа, пухленькую ножку на своём бедре и изящную ручку на груди. Роксана лежала рядом и нежно меня поглаживала. Я резко отодвинулся и запахнул рубашку.

— О, мой прекрасный принц, — проворковала искусительница, — разве тебе не хочется немного расслабиться? Лежи, а я одарю тебя своими ласками.

— Ты что, сдурела? — зашипел я спросонья. — Тебе делать больше нечего, как приставать к незнакомому мужику вантисанитарных условиях? Ползи отсюда, Миха буди!

Раскосые глаза пери стали на мгновение круглыми. Потом она очухалась и надула губки. Самообладание у неё было потрясающее.

— Ну какой же ты незнакомый? — проворковала она ещё нежнее. — Ты самый прекрасный мужчина на свете, я сражена твоим мужеством и отвагой…

«Дура, — подумал я, но удержался и ничего не сказал, не время было ссориться с любвеобильной красоткой, — ты бы хоть слова выбирала для каждого разные. Заучила как попка, и шпаришь всем одно и то же».

Вслух же произнёс:

— Прости, Роксана, что-то мне нехорошо, простудился, наверно, да и вставать пора…

И осознал, что мне и правда не очень хорошо. Рука по-прежнему болела, горло драло, а в носу жгло и чесалось. Кроссовки не высохли, куртка тоже. Единственное, что было во всём этом приятного — во рту ощущался песок вековых пустынь, значит, повышенного при бешенстве слюноотделения пока нет. Я со стоном поднялся и поискал глазами Миха. Он спокойно спал в нашем же стогу, не вызывая, видимо, у Роксаны абсолютно никаких поползновений.

Глава четвёртая. Деревня

Среда, утро.

Открылись ворота, и показалось стадо коров, которое и направилось в нашу сторону по дороге. Сзади шёл дедок с кнутом, а за ним две бабки с козами. Мы сидели в стогу, наблюдая, как стадо медленно проходит мимо.

— Угу, — протянул Мих, — 52 две коровы, значит, в деревне около пятидесяти домов. Нормально. Если там ещё и постоялый двор есть — совсем хорошо. И могу вас обрадовать — я слышал пение петухов, хотя никакого намёка на лай так и не было.

Одна из бабуль с козочками обнаружила нашего вчерашнего пьяницу и принялась пинать его, издавая при этом невообразимый и не поддающийся расшифровке шум. Алкаш нехотя перевернулся на другой бок, и бабуля, пнув его напоследок, отправилась дальше.

Через какое-то мгновение оказалось, что Мих уже стоит рядом с ней и о чём-то оживленно беседует. Расходились они явно довольные друг другом, потому как проходимец чмокнул бабку в щёку и помахал нам рукой.

Деревня, как разузнал Мих, называлась Выселки и состояла из двух идеально прямых улиц с юга на север — соединявших две пары южных и северных ворот, и двух не менее ровных улиц с востока на запад, одна из которых соединяла ворота, а вторая обоими концами упиралась в довольно аккуратные избы. Они, хоть и некрашеные, произвели впечатление вполне зажиточных, иногда в два этажа, некоторые из них стояли в глубине участков за глухими заборами, а некоторые фасадом выходили на улицу. Окошки, правда, были маленькие из крошечных квадратиков текла в частых перплётах. И на всех окнах массивные ставни.

Дома со стороны речки стояли на очень высоких каменных фундаментах и получались почти в три этажа — вероятно, на случай разлива реки. Кое-где по обочинам попадались куры, и слышалось ржание лошадей. Но по-прежнему не видно было ни одной собаки. Я насчитал не менее шести колодцев — по три на улицу, у двух из них толпились бабки с коромыслами и пара молодок. На заборе сидел конопатый мальчонка и ковырял в носу. Тихо, спокойно, сонно и вполне сыто. Мне это не понравилось. Слишком спокойно и слишком тихо. Я морально уже был готов встретить и оборотней, и вампиров, и разбойников. Нас рассматривали с интересом, но с расспросами не приставали.

Постоялый двор нашёлся у западных ворот. Большая изба в два этажа и шесть окон выходила двумя стенами на улицу, за забором виднелся сад и аккуратные ряды грядок. Хозяйка что-то стирала во дворе в деревянной кадке. Мих постучал в калитку, женщина распрямилась и пошла открывать.

Ей… чуть за тридцать, решил я. Соломенные волосы собраны в пучок, гладкая загорелая кожа, босые ноги, обнажённые до плеч полные руки. Ничего особенного — обычная деревенская молодуха. Мих слегка качнулся на пятках и заглянул ей в глаза. Женщина ответила спокойной ровной улыбкой, чуть подавшись вперёд, не отводя от него спокойных серых глаз. К ней хотелось прислониться, уткнувшись носом в крепкую грудь, и забыться детским беззаботным сном. Мих всё смотрел на неё и молча улыбался. Меня обдало жаром, и я поспешно отвернулся.

— Хозяйка, — вопрос лучился нежностью и спокойствием, — не найдётся ли у тебя пары-тройки комнат для усталых путешественников? Не заплатим — так отработаем, не пожалеешь…

Не отводя от него взгляда, женщина отступила вбок, пропуская нас во двор.

Помыться, переодеться в чистую, хоть и совершенно уродливую одежду, выпить молока с хлебом и вырубиться — предел мечтаний. Думать ни о чём я не мог — упал на койку в маленькой комнатушке на втором этаже и выключился.

К обеду я обнаружил, что меня знобит. Болела голова, рука, драло горло. Нос заложило, дышать я мог только ртом. До меня со всей беспощадностью дошла кошмарнейшая мысль — здесь нет аптеки! Мне нечего пустить в нос, я не найду ни аспирина, ни нафтизина, ни анальгина, не говоря уже об антибиотиках… Утешало лишь то, что во рту по-прежнему было сухо. Значит, грипп…

Среда, ночь

Знобит. Дышать носом нет никакой возможности — от этого ломит голову и переносицу. Никогда не думал, что обычный насморк может доставлять столько невыносимых страданий. Лечь не могу — затекает нос. Приходится спать полусидя. Роксана принесла тёплого молока и изъявила желание попарить меня в бане — я сказал, что после бани меня точно хватит инфаркт. Тогда она предложила согреть мне кровать своим телом. Я отказался, под предлогом, что могу её заразить. Надеюсь, если я впаду в беспамятство, она не станет этим пользоваться. Венерологов в этом мире я точно не найду. Дважды добирался до туалета на улице и вполне прочувствовал необходимость ночных ваз для загородных домов без канализации. Горшок нашёлся под кроватью. Решил, что лучше умру, чем им воспользуюсь. Теперь спускаюсь по лестнице, зажимая нос тряпицей.

Судя по звукам из комнаты хозяйки, она отрывается с мужем на полную. Интересно, они так каждый день? И все постояльцы это слушают? Или, может, это для них дополнительная приманка? Не могу даже завидовать… Во дворе холодно, начинает знобить. Обратно возвращаюсь, преодолевая колотящую дрожь. Муж хозяйки просто гигант. Не завидно. Надеюсь, Роксана не перевозбудится от этих звуков и не вломится ко мне без предупреждения. Боюсь запирать дверь — вдруг мне станет совсем плохо? Вдруг они не смогут её открыть, и я умру в одиночестве? Нос невыносимо болит. Начал кашлять. Значит не бешенство. И то легче.

Среда, ночь.

Я не сдамся — умру, а ночной вазой не воспользуюсь. По дороге во двор натолкнулся на Миха в обнимку с хозяйкой. Вид у обоих совершенно прибалдевший. Мне было так плохо, что я даже не удивился. Возвращаясь обратно, услышал, что они по-прежнему отрываются…

Четверг?

— Как ты думаешь, это нормально, что он на меня не реагирует? — Почему нет, он еще в шоке, да и когда ему было к тебе приставать? — Ну…у… я сама пыталась, а он ни в какую, может, он не по женщинам специалист, как тот, цикла четыре назад, помнишь? — Этого извращенца? Да я чуть умом не тронулся, пока заставил его на баб смотреть! Бедняга всё никак не мог понять, почему как он лапки к мужикам потянет, сразу сортир искать бежит… Потом долго психовал, когда я уложил его на сеновал с одной деревенской потаскушкой. Решил, однако, что это результат сильнейшего стресса при перемещении! Зато какая любовь у него с тобой получилась, а? До сих пор собой горжусь — привести в к нормальной ориентации такой запущенный случай не смог бы ни один маг или психиатр! А у меня вышло! Тут, главное, было не проколоться и не проговориться, откуда ветер дует. Он так и остался в полном убеждении, что я спец только по военному делу. — Ладно, раскукарекался… Лучше скажи, как мне к этому подъехать, неделя уже, а он ни тпру ни ну. — Подожди, как бы он не окочурился или не перекинулся, пусть сначала прочухается. Я в любом случае на него влиять не могу. Заодно и посмотришь, на что ты сама способна, хе-хе, и реагирует ли на тебя без меня самостоятельно хоть кто-нибудь, кроме твоих престарелых султанов… — Ах ты… ах ты… да ты же и сам всегда мной пользовался за компанию! — А кто сказал, что эта разновидность групповухи была мне приятна? — А…а… а…

Четверг?

— И как ты собираешься с ним путешествовать? Он так и будет валяться в беспамятстве после каждого купания? — Радуйся, что это всё-таки не ликантропия и на нам не придётся таскаться с оборотнем. — По мне так лучше уж оборотень, чем эта тряпка… — Да ладно, наслаждайся отдыхом. — Это ты тут все ночи наслаждаешься отдыхом, а я работаю! — А я что, нет? Да на меня местный кузнец не нарадуется, заодно и колечки наши с тобой переплавил, теперь есть, чем расплачиваться. — Наши с тобо-ой, чистоплюй поганый! Кто из себя благородного строил, предлагал оставить? Скажи, я была права? Молчишь? Нет, ты так и скажи: ты была права! Ну?

Какой-то день недели…

Я вышел во двор. В этих некрашеных деревенских портах и рубахе, подпоясанной верёвочкой, я казался себе психом на прогулке во дворе сумасшедшего дома. Щетина превратилась в бородку и перестала чесаться. На вопрос, чем её сбрить, Мих то ли на полном серьёзе, то ли с такой тонкой издёвкой предложил на выбор кинжал и топор. Решил не брить, чтоб в случае чего опять не чесалось. Шатало. Голоса ещё не было, но носом я уже мог дышать. Только ноздри стёр до мяса.

Во дворе сонно бродили куры под предводительством огромного белого петуха. Белоголовый мальчонка лет десяти сидел на крыльце и строгал ножиком деревяшку — получался кораблик.

— Ты чей? — поинтересовался я.

— Ясноцвет я, хозяйкиной дочки племянник, — важно ответил он. — Тятя хозяйкиному зятю братом доводится. Он к родственникам поскакал, ой нехорошо у них сейчас, а мамка гусей пасёт, так я к бабе Груше поесть пришёл, уж больно вкусно бабка готовит-то, ну и помочь чем, нету мужика у неё в доме-то.

— Ага, — я завороженно смотрел, как мальчик строгает кораблик, — а дай мне ножик ненадолго, и деревяшку какую, а? И ещё гвоздик, веревку или шнурок…

— А гвоздик и ножик вернёшь?

— Обязательно…

Через час мне удалось выстрогать вполне ровный крестик, провертеть в нём гвоздиком отверстие и продеть шнурок. Парнишка сначала интересовался моими стараниями, а потом убежал на улицу. Пришёл Мих, тоже в местной одежде и весь в копоти. В простых холщовых портках и рубахе он умудрялся смотреться как дзюдоист в кимоно. Не хотел бы я драться с человеком, который так двигается. Вылил на голову ушат воды, хлебнул из кружки и посмотрел на мою работу. Я порадовался, что не успел надеть крестик на шею. Мне почему-то хотелось знать, как Мих на него прореагирует.

— Думаешь? — спросил он с сомнением. — Тут нет Бога.

— Бога нет только в аду, — повторил я слышанное от сестры когда-то, — и то не доказано, что даже оттуда к Нему нельзя обращаться. Разве здесь ад?

— Не знаю, — неопределённо ответил Мих и прошёл в дом.

Я надел крестик на шею. Во всяком случае он от него не шарахнулся.

Кажется, воскресенье… день

Обедали мы отдельно от приходящих мужиков, а постояльцев кроме нас и не было. Хозяйка не сводила с Миха влюблённого взгляда, постоянно подкладывая ему в плошку какие-то кусочки, ведь только при мне он умудрился за пару часов починить весь садовый инструмент, печку в бане, забор, а, судя по обрывкам разговоров, также крышу и сарай. Впрочем, думаю, что не почини он вообще ничего, она бы всё равно млела. Все трое сметали всё подряд с завидным аппетитом. За фигуры женщины явно не беспокоились. Вопрос о том, возможно ли вообще отмыть деревянные плошки и ложки их тоже не волновал, но, с другой стороны, деревня же ещё не вымерла… С края ложки пришлось пить, потому как больше она напоминала грубо выструганное черпало и в рот не помещалась. Собачье мясо рядом с этим варевом показалось изысканным деликатесом.

— Вкусно, — выдавил я из себя любезность, радуясь, что налил мало, и давиться этим мне придётся недолго, — а что это?

— Суп из куриных потрошков с репкой и морковью, на белом бульоне, — ласково ответила хозяйка, поглаживая Миха по плечу. Картошки здесь, похоже, не знали. — Михушка, тебе ещё подлить? Может, ещё наливочки?

— Чудесно, — выдавил я, — жалко, после болезни я не могу много есть. А что вот это за кушанья, у вас так всё аппетитно выглядит?

— О! — хозяйка оторвалась от поглаживания Миха и затараторила, — мозги варёные со сморчками, воловий рубец с обалянкою, почки тушеные с репкой и брюквой, брюква пареная с репой и кореньями, пирожки с ливером, пирожки с мозгами и морковкой, каша перловая с потрохами…

— Особенно хороши пирожки с ливером и почки с репой и брюквой, — вставила Роксана с набитым ртом, поглощая пятый пирожок, — у меня бы так точно не получилось…

Подавив желудочные спазмы, я дохлебал суп, взял пирожок и поплёлся наверх. Обернувшись на лестнице я увидел, как Мих под Грушины поглаживания с явным удовольствием уплетает, кажется, воловий рубец с обалянокою…

Пусть будет воскресенье, вечер.

Оказалось, Роксана зарабатывает нам на хлеб танцами. Судя по ажиотажу в обеденном зале — хлеб был с маслом и колбасой. Что можно находить в индийских танцах я никогда не понимал, но посмотреть на Роксану было интересно.

Прежде, чем сесть за стол я подошёл к Миху и поинтересовался, нельзя ли мне, как тяжко больному, получить молока и хлеба. Нет, нет, ни в коем случае не пирожков с ливером, а именно хлеба. И, мне конечно, неудобно, но не едят ли здесь хотя бы рыбу? Про мясо я не заикался.

Оказалось, что если смотреть на танец живота вживую, то ничего общего с видеозаписью он не имеет. Прозрачные лоскуты подчёркивали мягкость и красоту изгибов тела пери, невообразимые висюльки мелодично звенели в такт покачиваниям, тряске и наклонам — мужики заходились дружными воплями. Подыгрывал ей на дудочке какой-то дедок, неожиданно верно передав ритм восточной мелодии. Выручка постоялого двора должна была возрасти, потому что в зал явно набилась вся деревня, не отказывая при этом себе в выпивке и закусках. Интересно, как Роксана не боится, что все мужики деревни кинутся её домогаться? Нет, орали, топали, хлопали по заду, но ни один не перешёл границ дозволенного. А ведь пьяные… Я получил молоко с ковригой чёрного хлеба и поплёлся наверх. В том числе и потому, что Роксана начала очень уж недвусмысленно поглядывать в мою сторону. Интересно, зачем этим двоим такая обуза, как я?

В комнате я запер дверь — на случай, если Роксане вдруг захочется навестить выздоравливающего повелителя.

Вторник, утро

— Вставай, — это Мих, а не Роксана, — к тебе делегация приехала, очень кстати. Напусти важности и иди поговори с народом.

— Я же запирал дверь…

— Роксаны боялся? Может, и правильно, только она ночью вламываться привычки не имеет… хотя… ей и не отказывал никто, так что статистики нет.

— Мих, а чего ей от меня надо, а? Что она всё время лезет, сил уж нет.

— Сил нет без бабы? Так в чём проблема? Она ж согласна. А то хочешь, в деревне поищи, тут есть хорошенькие.

— Ты не понял — отгонять её сил нет, зачем я ей?

— Да потаскуха. Денег хочет, власти хочет, развлечений хочет. В гареме-то скучно. Посидит-посидит, да и в авантюру какую ввяжется. Не обращай внимания, при повелителе положено наложнице быть, а что круче, чем женщина повелителя? Тем более, что они все на ней женились, а мозги у неё что надо, государством управляет вполне нормально.

— Как женились, она ж с султаном своим не разведена?

— У тебя женская какая-то логика, ты не подкаблучник часом? Кого это волновало? Ты чего не одеваешься? Стесняешься? Не бойся, я к мужчинам не пристаю. Во всяком случае с такими целями, как Роксана.

Вторник, утро

Посредине обеденного зала стоял деревянный стул с подлокотниками, на который я и сел. По такому делу по всей обеденной комнате горели свечи. У дверей мялась делегация из шести мужиков, причем у четверых из них волосы были заплетены в длинные косы, трёх женщин, и одной высокой фигуры неопределённого пола, завернутой в зеленый плащ.

Вдоль стен расположились: десяток местных зевак, хозяйка, две её пухленькие беременные дочки лет пятнадцати- шестнадцати, годовалый внук на руках у тощего и мрачного ещё безбородого парня, видимо, зятя. Дочки о чём-то перешёптывались, поглядывая на Миха. Хозяйка совала внуку пряник, зять морщился.

Вперёд вышел мощный детина под два метра ростом с всклокоченной пегой бородой и волосами, заплетёнными в две косы, развернул помятый свиток неопределённого цвета и по слогам начал завывать. Смысл провытого доходил до меня с запозданием, поэтому холодным потом я покрылся только к концу торжественной речи:

… — и просим тебя, о, господин эээ… Белого меча света, э… защитник слабых и угнетённых, ммм… замочить старосту Драгоцвета, пп…пренебрёгшего данной ему вл-а-стью, и это… под-давшему…ся малой одержимости, в чём тебе, о… повелитель, бьёт челом наша деревня Верхние Волчки, — закончил читать детина и дёрнул себя за косу, сминая свиток.

— Да батюшка, — запричитала тётка рядом с ним, — ослобони, защити родимый, из домов же бежать придётся…

— Нам надо посоветоваться, — язык намертво прилип к гортани, я б этому, может, и обрадовался, но не сейчас, — Мих, будь любезен, пройдём наверх.

— Мих, — зашипел я, захлопнув за собой дверь, — мочить старосту я не буду!

— И не надо, — вздохнул меч. — Мочить его буду я. Ты должен только присутствовать, как господин и повелитель.

— Ты что, сбрендил? Мы не разбойники и не полиция! — призрак располовиненного Аризгана витал надо мной, придавая решимости. — Я и тебе этого не позволю, будь ты хоть десять раз разбойник! Ведь ты не имеешь права действовать без моего согласия?

— Зачем тратить деньги на покупку лошадей и провизии, — Мих говорил со мной как со слабоумным, — если благодарные жители готовы выделить тебе их за работу, да ещё и привели с собой стандартную оплату? Ты их только выслушай, они ж тебя умолять будут. Поверь мне — если этого психа сейчас не замочить, он через пару дней всю деревню порушит, тебе людей ни в чём не повинных не жалко, а, гуманист?

— Нечего было такого старосту выбирать, — обозлился я.

— Так кто ж знал, что на него так быстро наедет… Вставай, идём народ слушать. Сделай важный вид и не оборачивайся на меня каждые две минуты. Ты на них посмотри, и сам согласишься. Причём работать буду я, а тебе слава достанется! Открывай дверь. Открывай дверь, я сказал, и иди, ну?

— Батюшка повелитель ты наш! — заголосила низенькая плотная женщина средних лет, как только Мих вытолкнул меня обратно. — Ослобони нас от злодея проклятого, совсем сбрендил староста наш, на людей кидается, кровопивец, моего Веселинушку так давеча приложил, уж еле откачали! И никто с ним справиться не может, потому как не родился ещё у нас новый вожак!

— Батюшка хозяин! — зычным басом присоединился к ней двухметровый детина с черной бородой до середины груди, — пожалей ты наших малых детушек, не дай нам в глухие леса разбежаться, под деревьями да в кустах зимовать!

— Да, благодетель, — вступил рыжебородый мужик в конопушках, — предыдущие повелители завсегда через нашу-то деревню проходили, и ежели на старосту нашего в то время такой вот колотун нападал — никогда его замочить не отказывались! Мы уж и на оплату тебе скинулись всей деревней — смотри, краса какая! Сладириэлюшка, выйди вон, барину покажись!

Темная фигура вышла на середину зала и скинула плащ. Под ним оказалась высокая и тощая девица лет двадцати с копной длинных волос, цвет которых я бы определил, как цвет начинающей подвядать скошенной травы — серебристо-зелёный. Микроскопическая зелёная юбка в обтяжку, зелёный же топик и сандалии. Ничего замечательного я ней не нашёл — совершенно обычная крашеная в зелёный цвет длинноногая манекенщица. Лет семь назад мой бывший начальник любил приглашать таких на вечеринки. Впрочем, знакомиться с ними излишне близко никого из служащих насильно не заставлял. Манекенщица вполне профессионально продефилировала по залу, выписывая бёдрами круги и восьмёрки, остановилась напротив меня и неожиданно певуче произнесла, церемонно склонив голову:

— О, великий Хранитель Светлого Меча! Я, представительница древнего эльфийского народа Усладириэль Светлоликая рада сообщить тебе, что в случае успешного выполнения твоей миссии в деревне Верхние Волчки, ты удостоишься чести провести со мной в изысканнейших любовных утехах дюжину полных суток!

— Чего? — офонарел я.

— Коли тебе удастся замочить нашего старосту, можешь её двенадцать дней и ночей трахать, — пояснил рыжебородый.

Пока я раздумывал, что бы такое ответить, стараясь не оглянуться на Миха, — да, честно говоря, я и не собирался оглядываться: с него бы вполне сталось приставить мне кинжал к горлу и прошипеть: «Соглашайся, трус!» — в дело вмешалась Роксана.

— Трахать? — завопила она. — Эту зелёную потаскуху? Да вы с ума посходили! Господин и повелитель только меня трахает! Я тебе покажу, дрянь, «удостоишься чести», ты сейчас у меня такой чести удостоишься!

Эльфийка, долго не раздумывая, вцепилась пери в косички, Роксана пригнулась, выставив бедра и спину на всеобщее обозрение и обе совершили в таком положении два оборота, предоставив всем собравшимся лицезреть мини-юбку и прозрачные шаровары Роксаны. Потом Роксана ткнула эльфийку кулаком в солнечное сплетение. Зелёная охнула и выпустила косички. Девицы начали вполне профессионально кружиться друг вокруг друга, иногда проводя редкие удары в голову и корпус.

Мих наклонился ко мне и тихо поинтересовался:

— Что думаешь?

— Играет с ней Роксана, — ответил я, с трудом отрываясь от танца Роксаниных бедёр, во даёт, даже меня проняло, — могла бы запросто сейчас хук слева провести, а вместо этого попку выставила. И вообще у неё явное преимущество в технике и скорости.

— Цель неверная, — задумчиво протянул меч, — надо не себя показывать, а соперницу в дурацком виде выставлять. Ты чего надумал — трахать её будешь?

— А я могу отказаться? — с робкой надеждой поинтересовался я. Впрочем, отказываться я собирался в любом случае. Но Миху лучше этого не знать.

— Почему нет? Уплатить ей деревня после дела должна, так что лучше с них деньгами взять. Хотя говорят, ночь с эльфами омолаживает на год, можешь проверить…

Ага, и вернусь к жене сопливым двадцатилетним юнцом… С работы точно уволят, разве бороду оставить и морщины рисовать. А росла ли у меня борода нормальная в двадцать-то лет? Тьфу! К тому же, эта ночь может эльфийку омолаживает, а мужика старит. Да и эльфы к другому виду или даже семейству относятся, вроде как тигру с пантерой скрещиваться не пристало. Или барану с хамелеоном…

— А кого омолаживает, — спросил я, старательно переводя взгляд с девушек на восхищённые рожи местных и приезжих мужиков, — человека или эльфа?

— Верно мыслишь, — ухмыльнулся Мих, — не знаю. Да и тоща она слишком, я пухленьких женщин больше люблю. Натуральнее они. Эй, Ксюха, кончай её, да и к делу пора, господину надоело на ваши танцы глядеть!

Роксана вильнула бёдрами и смачным апперкотом отправила соперницу в нокаут. Челюсть той придётся вправлять. Мужики заревели, приветствуя победительницу одобрительными возгласами и мелкими монетками.

— Ну так как, хозяин, — спросил рыжебородый после того, как Усладу уволокли наверх приводить в чувство, а победительницу одобрительно похлопали по спине и ниже, — возьмёшься за старосту нашего?

— Отчего не взяться, — я мучительно представлял себя в родном банке, — но вопрос оплаты остался для меня неясен. Что вы можете предложить в обмен на наши услуги? Мих, попроси хозяйку составить для нас столы и принести графин с водой мне и ужин нашим клиентам, нам придётся обговорить кое-какие детали.

— …Значит, вы по-прежнему пытаетесь всучить мне — приличному женатому человеку — какую-то второсортную эльфийскую шлюху вместо оплаты? Какую сумму вы ей пообещали?

Мих, будь любезен, пересчитай мне курс золотого из Верхних Волчков к курсу дневного проживания в этой гостинице и курсу проживания в частном секторе с полным пансионом и пятизвёздочном отеле в ближайшем уездном городе, хорошо, волостном центре. И неплохо бы сравнительный список курсов местных валют и цен в рыночном секторе экономики.

— …Уважаемый Радостар, не надо пытаться меня убедить, что оплата, эквивалентная двухмесячному проживанию в частном секторе волостного центра или полугодовому проживанию в этой гостинице есть полноценная замена нашего труда и того морального ущерба, который я понёс в связи с вашим оскорбительным предложением. Не надо пытаться меня убедить, что вы не отложили некую часть моей оплаты на ваши непредвиденные расходы в пути…

Мы договорились на трёх лошадях, двух сопровождающих охранниках на неопределённый срок, но не более четырёх месяцев, недельном запасе провизии на пятерых человек, и тридцати шести золотых — эквиваленте полугодового проживания в частном секторе с полным пансионом.

Глава пятая. На дело

Среда, утро.

Вещи собирал Мих, мне осталось только уложить их в холщовый мешок на двух лямках — местное подобие рюкзака.

В комплект входили — сапоги кожаные, порты и рубаха, аж четыре полотенца без единого куска мыла, кожаный кисет — с огнивом, догадался я, деревянная ложка, котелок, увязанная в листья и кору солонина, сухари, две полуторалитровые фляги самогона, фляга с водой, небольшой топорик, охотничий нож и шикарный даже для меня ремень баксов за триста. Очень кстати — джинсы с меня уже начали откровенно падать, а обручальное кольцо ещё вчера пришлось переодеть на средний палец.

Сапоги полагалось надеть, но я предпочёл кроссовки, с радостью увидев, что носки выстираны и заштопаны, а куртка, джинсы и рубашка даже и поглажены. Ремень идеально подошел к джинсам, и на нем имелась петля для топора, но за топор и нож я браться пока не стал. Сначала надо было поговорить.

Миха я нашёл в обеденной зале за задумчивым поглощением очередного кушанья из субпродуктов. Выяснить у него кое-какие жизненно важные мелочи было совершенно необходимо. Он, конечно, мог и соврать, но спросить стоило. Иначе я не смогу взять в руки даже ложку.

— Мих, — вопрос следовало формулировать с максимальной корректностью и предельной точностью, — скажи мне, если я возьму здесь в руки какой-нибудь предмет или существо, не может ли получиться так, что некая сущность, находящаяся в них, сможет вступить со мной в симбиоз или сделать меня слугой или повелителем против моего желания? И не может ли выйти, что этой некой сущностью окажешься ты или Роксана?

Мих задумался. Потом начал так же осторожно и обтекаемо формулировать ответ.

— Видишь ли, сущности, желающие назвать кого-то повелителем или слугой, здесь, в принципе, могут быть, но, во-первых, ты уже являешься повелителем Белого Меча света, а, во-вторых, в любом подобном случае требуется согласие реципиента, то есть в любом случае тебе должны предложить вступить в телесный контакт. И ты должен их услышать.

Я стремительно побледнел. Уж кто-кто, а Роксана предлагала мне это весьма недвусмысленно. Я начал формулировать вопросы более чётко:

— Я могу взять в руки любой предмет или существо без боязни, если он лежит на дороге, кровати, в магазине или где-либо ещё?

— Да, в том смысле, в каком ты спрашиваешь, если оно молчит. Или пока молчит. Если бы ты успел взять меня в руки, не услышав, ничего бы не произошло. Но брать в руки гадюку я тебе не советую.

— Я могу рассчитывать, что ты не станешь, — как бы так поделикатнее сформулировать, — предпринимать некие попытки ещё раз?

— Можешь. Пока ты сам этого не попросишь. А вот тогда подумаю уже я.

— А без моего согласия такое возможно? — я всё же чувствовал какую-то неуверенность.

— Можно, — вдруг жёстко ответил Мих. — В бою. Если меч войдёт в твоё тело или ты оставишь на нём свою кровь.

— Мих, но ведь я не давал тебе никакого согласия, почему же я здесь?

— Не давал? — засмеялся проходимец, — да ну? А кто произнёс «я, конечно, очень хочу пообщаться с тобой подольше, но как-то я не в ладах с мечами, порежусь ещё», а? Вот и общаешься… подольше.

Так. Учтём на будущее. Теперь ещё одно.

— Если вдруг Роксана сможет меня соблазнить, возьмёт ли она меня под контроль?

— А что, ты уже дозрел? — ухмыльнулся Мих.

— Не важно. Она способна на такие вещи?

— Так, как ты подразумеваешь — нет. Вселиться в тебя она не может. Но ведь ты можешь влюбиться до потери разума, не так ли?

Оставалось последнее. Я перевёл дыхание.

— Если я называюсь господином и повелителем Белого Меча света, — я очень надеялся, что испарина у меня на лбу незаметна, — то означает ли это, что… ты… будешь выполнять то, что я тебе… о чём я тебя… попрошу?

Мих оторвался от тарелки и поднял на меня взгляд. Обычные серые человеческие глаза.

— Не знаю. Хочешь попробовать?

Я вернулся в комнатку и нацепил на пояс топорик и нож.

Во дворе нас ждала Роксана. Она сменила причёску, заплетя две косы и обрезав чёлку. Вместо прозрачных шаровар на ней красовались деревенские порты с вышивкой, оставляющие на всеобщее обозрение пупок, и сплошь расшитая рубаха, завязанная под грудью. Все свои звякающие висюльки она поснимала. Пери поводила бедрами, не сводя с меня взгляда огромных раскосых глаз. В таком виде она походила на двадцатилетнюю слегка хиппующую студентку откуда-нибудь из Бурятии или Якутии и совсем не напоминала экзотическую обитательницу гаремов восточных владык. Я сглотнул.

Мы отъезжали на трёх телегах под хвалебные возгласы увозивших нас мужиков и дружеские помахивания и подмигивания Роксане. Нам досталась средняя телега с пегой низенькой лошадкой. Обернувшись, я заметил, что Груша висит на Михе, а тот, вместо того, чтобы отдирать от себя прильнувшую к нему женщину, отвечает ей страстным поцелуем.

Среда, позднее утро.

Телегу неимоверно трясло. Несмотря на солому, положенную на дно, я отбил себе всё, что только можно, а мерзкие колоски и травинки опять набились под рубашку. Начало невыносимо припекать, поэтому я разделся до пояса, под заинтересованные взгляды пери. Через час я выяснил, что проще идти рядом с телегой, чем отбивать себе бока, через два — что если лошадь вдруг пошла рысью, то бегом за телегой не угонишься, а находиться на ней в это время невыносимо. В Верхние Волчки мы должны были доехать к утру, и я никак не мог взять в толк, зачем надо было ехать — путешествие пешком принесло бы меньше мучений. Может, мужики товар какой везли на продажу. На каждой выбоине Роксана демонстративно падала мне на спину, стараясь прижаться грудью, поэтому у меня возник дополнительный стимул идти. Мих же спокойно лежал на соломе и жевал травинку.

Надо бы расспросить его о местных обычаях, пока есть время, но я боялся заговорить. Накатил приступ тоски по дому: «Я в походе, — начал уговаривать я себя, — сейчас доедем до деревни, а оттуда автобусом на станцию — и домой… Блин, почему мне так выть хочется — может, это ликантропия начинается? Ладно, пусть Роксана немного поприжимается — отвлекает…»

С первой телеги Услада с мешками под глазами бросала на нас мрачные взгляды. Похоже, от сотрясения мозга она уже прочухалась.

Среда, часа два пополудни…

Мы почти доехали до опушки леса и остановились на привал. Мужики быстро соорудили костерок, натаскали откуда-то воды и сварили солонину. При тех голодных спазмах, что я испытывал, мне даже удалось съесть из общего котла ложек шесть без отвращения.

Неужели я никогда больше не попробую нормального мяса?

В лес я вошёл пешком.

— Садись, — Мих заговорил первый, — ещё долго.

— Я пока пройдусь, — отозвался я, — вообще не понимаю, как ты можешь на ней лежать, колется же!

Об отбитых боках я умолчал.

— Да, — засмеялся меч, — это тебе не твои «Жигули»!

Может, я и не могу усидеть на телеге, но уж на «Жигулях» я точно никогда не ездил! Неужели же я произвожу впечатление человека, способного сесть в «Жигули»? Или он просто марок никаких больше не знает?

— У меня, между прочим, «Лексус» 2005 года выпуска, если тебе это о чём-либо говорит, — я вложил в голос как можно больше елея, — а у жены «Хонда»! А до этого у меня были две «Тойоты»!

— Да ну? — наглеца это не проняло, — хорошо хоть не «Вольво», у него, видишь ли на крышке двигателя сорок восемь болтов, а ваши идиоты почему-то думают, что этот двигатель можно и нужно ремонтировать. Ненавижу хозяев «Вольво», а разработчиков тем паче!

— Нормальные люди машины не ремонтируют, — пусть паразит поймёт, что я отношусь именно к этим нормальным людям, — они ездят года три, а потом продают и покупают новые!

— Не волнуйся, — пропела Роксана, — как только мы получим лошадей, сможешь выбрать себе любую и назвать хоть Лексусом, хоть Хондой.

Среда, вечер

Кто мне объяснит, почему в лес надо обязательно въезжать под вечер? Чтобы волкам было удобнее? Почему мужики не спешили ехать по полю под палящим солнцем, а теперь вдруг начали погонять лошадок? Сообразили, что такими темпами мы здесь заночуем?

Наша кобыла остановилась, Роксана качнулась и прижалась ко мне. Мих лениво сел и сунул в рот новую травинку. Возница смачно сплюнул и вытащил откуда-то со дна телеги небольшой лук.

— Началось, — обернулся он, — оно завсегда так, как староста задурит, так лесные все наглеть начинают. Еще пара дней, никакого продыха не дадут, ты уж, батюшка, не подкачай, как приедем-то! И сейчас подмогни, заступник наш!

Привстав на телеге, и стараясь не думать о том, что со мной будет, если кобыле именно сейчас придёт в голову тронуться, я увидел, что поперёк дороги лежит здоровенная ёлка. Опять разбойники? Здесь что, разбой — официальный путь заработка? Сегодня я тебя граблю — завтра ты меня?

О, ё! Может, ну их всех, да и в обморок? Или под телегу? В обморок свалиться не получалось. Видимо, за эти дни я уже выбрал весь отпущенный мне лимит на обмороки. От порыва ринуться под телегу меня остановила мысль, что лошадь может тронуться — и что тогда? Мысль, что позориться перед Михом, Роксаной и половиной деревни не стоит, пришла самой последней, просто потому, что первые две не поддавались реализации, а других не было. Я схватился за топорик, хотя вилы придали бы мне больше уверенности — они, возможно, удержали бы это на хоть каком-то расстоянии…

Это напоминало незаконченную редакцию мутанта, забракованную режиссёром в связи с тем, что вызывала она не ужас, а неудержимые рвотные спазмы.

Звери — более всего они напоминали гиен-переростков под метр в холке — окружили полукольцом первую телегу. Отвратительные перекошенные морды с капающей слюной наводили на мысли о бешенстве, а свисающая клочьями шерсть недвусмысленно намекала на стригущий лишай. За ними вторым рядом стояли существа, имеющие некоторое сходство с людьми. «Оборотни в состоянии частичной трансформации», — решил я. Застывшие перекошенные лица, клочья шерсти на лице и теле, желтые глаза с вертикальными зрачками, полностью лишённые чего-либо человеческого — однако ж ума перегородить дорогу у них хватило. Я оглянулся по сторонам — слева от себя заметил плешивую спину гиены и немедленно упал на дно.

— Семь спереди, три слева, не менее двух справа и столько же сзади, из них получеловеческих особей не менее шести, — шепнула Роксана.

— Четверо справа и четверо сзади, — ответил Мих, протягивая руку вперёд, и вытаскивая откуда-то из-под соломы небольшой лук и колчан, — может, ещё подбегут.

Возница на нашей телеге — тот самый рыжебородый мужик — мотнул головой и издал жуткое горловое рычание. Гиена слева отозвалась утробным рыком, спереди донёсся хриплый лай и визг. С первых телег полетели стрелы, наш возница тоже прицелился и пустил стрелу. Гиена справа завизжала и задней ногой обломила застрявшее в плече древко. Что Мих, что возница, что стрелки спереди — все попали, вот только видимого вреда стрелы зверям не принесли, из кустов на нас вылетел двухметровый седой оборотень, утыканный стрелами, по мне так ему давно полагалось бы лежать.

Роксана отодвинула меня рукой и метнула нож — откуда у неё нож? — и детина захрипел, схватившись за горло — второй нож, и по траве покатилась гиена. Возница всадил стрелу третьей твари в глаз и немедленно переключился на правую сторону: впрочем, делать там ему особенно ничего не пришлось — Мих очень аккуратно и не спеша уложил всех четверых нападавших из лука прицельным выстрелом в глаз. И ни разу не промахнулся. И чего б ему Луком не назваться? Я снова привстал — драка сзади закончилась, а впереди, катаясь по земле, сцепились две здоровенных гиены, они катались по земле, оставляя на ней клочья шерсти и капли крови.

Мих лениво натянул тетиву и прицелился:

— Осторожней, — зашептал возница, — Горицвета нашего не задень ненароком.

Тренькнула тетива, и одна из гиен затихла. Из-под неё выбрался драный пёс и прыгнул на телегу.

— Ну молодец! — одобрительно проскрипел рыжебородый, — в самое яблочко, а то плохо Цветику нашему приходилось.

«Откуда с нами собака?» — машинально подумал я, — «не было ведь…»

Вот будет хохма, если с нами едет оборотень.

Возница спрыгнул с телеги и присоединился к находящимся впереди мужикам, которые принялись оттаскивать трупы и отволакивать дерево с дороги.

— Мих, — поинтересовался я, — ты ж меч, зачем из лука стрелял?

— Ты хочешь, чтоб я руки об это марал? — поинтересовался тот, сунул в рот очередную травинку и лёг, заложив руки за голову. Через полминуты он поинтересовался:

— Может, мне пойти ещё дерево на дороге порубить?

— Между прочим, было бы неплохо, — встряла Роксана, вытаскивая топорик, — неизвестно ещё, что там впереди, чем быстрее тронемся, тем лучше. Витёк, давай, не симулируй, бери топор, пошли поможем!

Быстро тронуться не пришлось — крестьяне сволакивли трупы в кучу и принялись жечь прямо посреди дороги, видимо рядом не нашлось ни одной поляны. Вонь стояла неописуемая, но отходить далеко от костра я боялся. По мере своих сил мы с Роксаной рубили для него сучья, потом слабая женщина тащила их к огню. Я же тихо радовался тому, что меня ещё ни разу не стошнило — привыкаю потихоньку.

Часа через два все сучья на ёлке были обрублены, все трупы разложены на три костра. Смрад стоял совершенно невыносимый, гореть оборотни не желали: чадили и дымили. Меня опять начало мутить.

— Их нельзя так оставить, — ответила Роксана на мой безмолвный вопрос, — во-первых, родственники они селянам, а, во-вторых, тело запросто может ночью встать и тебя покусать. Упырь называется. Увы, погребальный костёр здесь — печальная необходимость. Надеяться на падальщиков можно далеко не всегда…

Откуда-то пришёл Мих с эльфийкой — он тащил косулю, а она — двух зайцев и перепёлку… (1 — смею заметить, что я не зоолог, поэтому перепёлка могла оказаться и рябчиком, а косуля — оленем. Единственное, что гарантирую — это были не глухарь, не павлин и не лось.)

Переговорив с мужиками, Мих отправился разводить четвёртый костёр — явно с целью поужинать этой самой дичью. В таком смраде они собирались есть!

Под чад костров они с Усладой свежевали тушки, я аккуратно отползал в сторону от дыма, а между тем начало резко темнеть. Поднялся ветер, пригибая к земле верхушки деревьев. Внизу он не чувствовался, а наверху шумело и завывало. Не надо жить в деревне, чтобы понять, что вот-вот пойдёт дождь.

С его первыми каплями наш отряд перебазировался в глубь леса под прикрытие деревьев. Крестьяне спешно принялись обдирать лапник с близлежащих елей — боялись, видимо, что костры затухнут. Услада соорудила вертел и принялась жарить косулю — совсем как шаурму, срезая верхний слой по мере готовности на широкий лист и протягивая эти куски соседям. Радостар, наш возница и остальные с видимым аппетитом их поглощали, посыпая солью. Роксана поднялась и пошла за своей порцией. Эльфийка покосилась на Миха и мрачно настрогала Роксане мяса. Весь её вид говорил, что с куда большим удовольствием она бы настругала саму Роксану. Роксана присела у костра, тыкая в мясо кинжалом и посматривая на меня.

— Эх, красавица, — обратилась к ней одна из женщин, уловив этот взгляд, — молода ты ещё, жизни не знаешь… Кто ж так за мужиком ухаживает? Не видишь разве — мужчина солидный, хозяин, не вертихвост какой, перед ним не задом вертеть надо, ему забота нужна! Хату убрать, рубаху постирать, поесть приготовить, и только потом тёплый бочок подставить…

Бабка была абсолютно права — моя супруга именно по такой схеме и действовала. Это теперь (и в немалой степени благодаря протекциям тестя) благосостояние позволяет нам нанять домработницу, которая и приготовит, и постирает, и погладит, и уберёт, разве только бочок не подставит, потму как ей шестьдесят два. Кто б её пустил в дом, будь она помоложе! Кто б меня туда обратно пустил.

Роксана, вняв поучениям тётки, поднялась с места и понесла мне свой ужин. Просить ещё кусок у эльфийки, откровенно оскалившейся ей в лицо, она не стала.

Да они все оборотни, раз способны есть такое! Мясо пахло хвоей и копотью и разорвать его могли бы только волчьи клыки, моим зубам это точно не под силу. Я взял кинжал и попытался отпилить кусочек размером с ириску. Минут через пять мне это удалось. Я кинул ириску в рот и принялся сосать, как леденец. Жевать я не рискнул — сломаю зуб, стоматолога здесь тоже не найду. Роксана сидела напротив и томно ловила каждое движение моих челюстей. Пока я возился с этой импровизированной ириской, мужики прикончили косулю и принялись за зайчатину. Я с трудом сглотнул, и протянул оставшееся мясо Роксане. Авось, сочтёт это за заботу. Она действительно взяла его с благодарной улыбкой и в момент заглотила. Вот и чудненько. А впредь постараюсь держаться от её забот подальше.

Дождь усилился, листва от него уже не защищала. Мужики составили телеги треугольником, насколько позволяли деревья, загнали внутрь лошадей, а в проёмах зажгли костры. Ветер то накрывал нас чадом от погребальных костров, то приносил свежий воздух. Першило в горле и слезились глаза. Кошмарные призраки насморка и гайморита снова встали передо мной в полный рост. Первую смену дежурили три мужика с головной телеги. Когда мы вчетвером улеглись спать, возница прикрыл всех шкурами от дождя. Шкуры облезли и воняли, но влагу пока не пропускали. Роксана нежно прижалась к моей спине и тут же засопела. Я бы предпочёл лечь между Михом и возницей, но перелезть через меч не рискнул. Интересно, знают ли они здесь древний обычай о мече в постели между мужчиной и женщиной, подумал я. И согласен ли Мих выступать в этомкачестве? И ещё я подумал о том, что буду делать, если они с Роксаной меня бросят. Попрошусь к Груше в батраки за ночлег и похлёбку из потрохов? С этими безотрадными мыслями я заснул.

Четверг, утро

Утро встретило меня серой промозглой сыростью и чадом. Трава размокла, сено на телеге было влажным. Я вдруг осознал, что заснул только потому, что рядом с Михом чувствовал себя в безопасности. Стараясь не потревожить Роксану я спрыгнул с телеги и увяз в чавкающей грязи и конском навозе. На последней телеге сидели трое караульных и прихлёбывали из фляжек. Смотреть на некурящих мужиков было непривычно. Надо бы отойти, но ноги отказывались мне повиноваться. Проклиная себя за трусость, я взял в руку топор и направился в лес, надеясь, что чад костров разгонит окрестных монстров. Я намеренно постарался пройти мимо караульных — не дадут же они загрызть героя, идущего на мокрое дело. Больше, чем на семь шагов я от лагеря удаляться не рискнул, но всё равно на обратном пути уловил шевеление в кустах. Ноги сами сделали прыжок в сторону, и правая по голень провалилась в мерзкую зелёную жижу. Кусты продолжали шевелиться, я в панике рванулся, оставив яме в качестве отступного кроссовку и за две секунды долетел до лагеря в одном носке. Удивительно, но необутую ногу я не пропорол и не порезал, только носок изгадил.

Роксана встетила меня томной улыбкой, которая при виде моей обуви стала откровенно мерзкой. Пери попыталась согнать её с лица, изобразив сочувствие, но это ей плохо удалось. Миха и возницы на телеге уже не было.

Хорошо, что в вещмешке есть сапоги, подумал я. Может, кроссовки и лучшая обувь для турпохода — но точно только до первого болота. Сапоги-то были, и великолепные, вот только надеть их придётся на босу ногу — не поганить же новую обувь носком из навозной жижи!

Пока я тоскливо вертел сапоги в руках, подошёл Мих.

— Мих, — я чувствовал себя идиотом, — у тебя лишней пары носок нет? А то я как-то о них не подумал…

Меч искренне удивился.

— Ты чего? Там две пары портянок, я ж тебе сам их клал.

Портянок? Если б я ещё знал, как они выглядят… Стоп, вот эти полотенца и есть портянки? А я ими вытираться собирался.

Под истерический хохот не могущей себя сдержать Роксаны я вынес получасовой урок по наворачиванию портянок. Мих умудрялся намотать их обе секунды за две, не больше. С совершенно серьёзной миной он раз тридцать демонстрировал мне этот процесс в ускоренном и замедленном темпе, честно предупредив, что в случае складок я натру себе ноги. С соседней телеги на нас с изумлением взирали крестьяне. Когда я, наконец, надел сапоги, все, кто не был занят спектаклем со мной в главной роли, успели поесть и запрячь лошадей.

Трупы оборотней ещё полностью не прогорели, но в своём нынешнем виде вряд ли могли встать и кусаться. Мужики подбросили в костры лапника, ничуть не опасаясь лесного пожара, и тронулись в путь.

Было сыро и пасмурно, отбитые бока болели, но шагать по раскисшей дороге в свеженамотанных портянках и новых сапогах я несколько опасался, поэтому сел на влажную солому и сунул в рот травинку. Надо бы прояснить обстановку и начать как-то приспосабливаться к такой жизни.

— Долго ещё? — спросил я, чтобы как-то начать разговор.

— Да не, — ответил возница, — к обеду доедем, ежели опять кто не выскочит. Оно без старшого ну никак — вишь, что творят, а?

Так-то эти выродки тихие, да и мало их осталось, Драгоцвет-то наш мужик мощный, всех в кулаке держал, не баловал никто… Как уж мы без него будем…

Я сунул в рот травинку и занялся сосредоточенным пережёвыванием. Дурной пример заразителен.

Глава шестая. Мокрое дело

Четверг, день.

Как выяснилось, каждая семья в Верхних Волчках помимо дома в дерене имела ещё землянку в лесу. У одной из таких землянок мы остановились, и наши провожатые сразу ринулись в чащу, разыскивать родственников и знакомых. Из-за четырёхметрового забора, окружавшегго деревню, доносились рёв, рычение, звуки падающих предметов и треск брёвен. Там кто-то бесновался, изредка кидаясь на стены, от чего забор содрогался. По мне, так эти брёвна могли спасовать только против танка.

— Надо бы оценить обстановку, — задумчиво протянул Мих, оглядывась.

Рекогносцировку мы проводили с ближайшего дерева, благо уж чего-чего, а тут мне позориться не пришлось. Деревню опоясывала пограничная полоса — безлесный участок вдоль всего забора метров пяти шириной — а за ним уже начинались вековые деревья, причём сучья у них со стороны деревни были обрублены на половину ствола. Впрочем, забраться можно было спокойно. Похоже, отсюда наблюдали за деревней не первый раз.

Верхние Волчки стояли в лесу, и до ближайшего поля надо было ехать дальше на север ещё километров пять по извилистой дороге. С высоты вековой сосны я насчитал три улицы, по семь домов в каждой. Дома, как мне показалось, низенькие, но очень широкие, сады небольшие, хозяйственных построек немного. Эх, бинокль бы сюда!

Староста выскочил из-за дома, сжимая в руке топор. Сверху не особо понятно, но ростом он не уступал медведю, телосложением тоже. Почти стандартные здесь для мужчин косы болтались ниже колен, белая борода прикрывала мощную грудь. Староста посмотрел вверх и издал утробное рычание. Звук ударил меня по ушам м покатился дальше в лес. Мужик, между тем, подбежал к забору и попытался на него запрыгнуть — до края он не дотянулся на полметра. Кажется, я понял, зачем здесь такой забор. И зачем землянки. Но тогда, выходит, подобные приступы у жителей (или только у старост?) этой деревни достаточно часты? Похоже, мы дошли-таки до того сумасшедшего дома, о котором я думал при первой встрече с Михом. И санитаром в нём буду я.

Впрочем, оставалась ещё версия, что мужик просто допился до белой горячки. Но это ничего не меняло. Все равно сумасшедший.

Дяденька внизу бесновался по полной программе: рычал, визжал, пытался сорвать ставни с окон. Частенько ему это удавалось. Тогда он с остервенением крушил ставни топором на мелкие щепки. Раза два жахнул по окнам, першибая переплёты рам.

— Мих, — спросил я, — а стрелой его отсюда никак?

Мих задумался, внимательно изучая разыгрывавшуюся внизу картину. Или план местности.

— Можно, — наконец отозвался он. — Но тогда бы нас звать не стали. У них по части обрядности всё очень строго.

Никаких отступлений от традиций. Причём сами они с выполнением своих же обрядов не справляются. Впрочем, спрошу. Стрел, правда, на него штук тридцать уйдет, даже если с серебряными наконечниками, и даже если в глаз с первого раза попасть.

Мы ещё минут десять полюбовались разыгрывающимся внизу погромом, наконец Мих с чувством сплюнул и спрыгнул на траву.

— Крайне тяжёлый случай, — с видом профессионального психиатра сообщил он собравшемуся внизу народу. — Может его просто… того? — он выразительно провёл рукой по горлу. — Вам это встанет всего в пару монет и три десятка серебряных наконечников, да и нам безопаснее. А если мечом — так вообще бесплатно.

Вот это мне крайне не понравилось. Если Мих готов уложить старосту забесплатно, то как бы нам не нагореть по-крупному с этой работёнкой. Не понравилось это не только мне. Собравшийся вокруг нас народ дружно опустил глаза.

— Что ж мы, без понятия что ли, не видим разве? — произнесла мрачная женщина лет шестидесяти, закутанная в тёмную шаль. Была она крепкая, статная, властная, и впечатления старухи не производила. Глаза тёмные, глубокие. Незаурядная тётка. И ростом едва ли не с нас с Михом. Волосы уложены венком вокруг головы, как и у большинства женщин. А мужики здесь либо с косами, либо лохматые. — Да только ведь сам знаешь — у нас обычаи строгие. Не годится от них отступать, пока хоть малейший шанс есть все обряды провести. Ты попытайся, а? А мы еще дюжину монет накинем. А уж коли совсем никак не получится, вот тогда… делай, как знаешь.

— Да уж, родимый, — запричитала стоящая рядом с ней маленькая рыжая бабка, по виду так точно местная ведьма, — на том только и держимся, что традиции дедов блюдём. Как не блюсти-то, мир на том стоит, как же уж можно нарушать-то… только тем и живы. Никак нам без обрядов наших не прожить, рассеемся, сгинем из леса этого! Вон Нижние Волчки сгинули, быльём поросли, а всё отчего? А? Как женить ить забыли, как дитё родить здоровенькое забыли, как убить правильно забыли, как похоронить строго по обычаю забыли, и нету их теперь! Пустырь один! Вы уж постарайтесь, а?

Все дружно склонили головы, соглашаясь с её словами.

Леший бы их побрал с их дурацкими языческими обрядами!

— Ладно, — махнул Мих рукой, — давайте только уточним детали. Давно это с ним?

— Да пятый день, так что двое суток у вас ещё, есть, а уж там, коли замочить строго по обрядам-то нашим не выйдет, вот уж тогда… — высокая женщина сдержанно всхлипнула. — Ничего другого, кроме стрелы или кинжала, и не останется. Припасены они у нас, не волнуйся.

— А с чего это началось? — решил внести я свою лепту, надеясь, что не ляпнул ничего идиотского. Впрочем, какая теперь старосте разница.

— Да как обычно, — скривилась рыжая. — Седина в бороду, пёс в ребро, мужики-то они все кобели, куда от этого денешься! И так эта напасть нас уж почитай тридцать лет как миновала, а раньше-то чуть не каждые пять лет страдали.

Мих сочувственно слушал, склонив голову.

— И кто ж так вам подсиропил? — поинтересовался он.

— Так купец проезжал, отрезами и посудой торговал, охрана, обоз, собак две, всё как положено, не успели его ребята наши завернуть обратно, уж не знаю, то ли денег им дал, то ли по молодости… Ну мой-то как Ладу ихнюю увидел, так и всё…с цепи сорвался. А сам знаешь, староста, он клятвой повязан, теперь вот ни туда, ни сюда… Сам ведь народ уж сколько лет в порядке держал, все выродки, почитай, от старости померли, и на тебе… Уж от него такого никто не ожидал!

— Да уж, — сказал Мих, — неудачно, конечно. До завтра тянуть опасно, а сегодня устали, тряслись всё утро. Найди, хозяйка, где немного передохнуть и перекусить, и готовьте снаряжение и лошадей.

Потом взглянул в глаза высокой женщине и тяжело вздохнул.

— Ты прости, мать, — он виновато тронул её за плечо, — проведём обряд для твоего мужа как сможем. Уж очень здоров.

Четверг, после полудня.

Затребованное снаряжение состояло из пяти рыболовных сетей, трёх мотков каната и телеги с лошадью. Местные женщины обмотали нам руки кожаными ремнями и надели перчатки из непробиваемой кожи. Перчатки Мих забраковал — руки в них сжать было невозможно в принципе. Приодевшись таким образом, меч в сопровождении пятерых мужиков, каждый из которых был на голову выше его, направился к забору. Деревенским достались сети, а мне — три мотка верёвки. Я плёлся в хвосте, размышляя над вопросом, для чего жителям деревни потребовалось именно ритуальное убийство, и почему страросту нельзя просто полоснуть ножом по горлу, как и предлагалось ранее. Что Мих способен провести эту процедуру за полсекунды, я не сомневался. Наверно, тут опять замешаны упыри, решил я. Или дух его должен куда-нибудь переселиться.

Наблюдатель на сосне крикнул, что «Драг находится у западных», и наш отряд направился к южным воротам. Четыре здоровенных амбала отодвинули наружный засов и чуть-чуть приоткрыли створки, только чтобы мы могли пролезть внутрь.

— Вы это… — замялся один из них, пудовый кулак которого был едва ли не больше моей головы, — уж постарайтесь, а? Не мучьте тятьку моего шибко сильно-то…

Лично мне казалось, что мучить нас будет тятенька, если догонит.

Мужики развернули сеть и встали полукругом, я за ними, поближе к заветному выходу, от всей души надеясь, что в случае чего оставшаяся снаружи группа поддержки ворота нам откроет. Если честно, я бы на их месте очень долго открывал. До тех пор, пока необходимость в этом не отпала бы. Мих встал впереди, так что создавалось впечатление, будто ловить собираются именно его.

Староста налетел внезапно. Я не понял, из-за какого угла он выскочил, успел только увидеть взметнувшиеся косы, выпученные безумные глаза и ржавое лезвие топора. Рванул он прямо на Миха, тот поднырнул ему под руку и мужик по инерции пролетел вперёд, прямо в рассавленную сеть. Тут же Мих выхватил сначала один, а потом и второй конец сети у детины, потянул на себя, и староста забился на земле, опутанный верёвками. Сети хватило секунд на пять. Она просто рассыпалась по швам — так показалось мне. Взбесившийся староста громко зарычал, пуская пену изо рта и бросился к ближайшему нашему помощнику. Мих схватил его за ногу, староста опрокинулся, и меч в спешном порядке начал оттаскивать его от изрядно трясущихся парней. Психопат скрёб ногдями по земле пытаясь дотянуться до топорища. Один из парней оттолкнул топор ногой. Староста вывернулся и попытался вцепиться Миху в горло. Зубами.

Был бы у меня пистолет — всадил бы в сумасшедшего всю обойму не задумываясь. Не до гуманизма.

Мужики разворачивали вторую сеть, сеть путалась. Мих провёл подсечку и опять ухватил беснующегося за ногу, давая парням время.

Вторая сеть накрыла старосту и тут же начала рваться.

— Верёвки! — заорал Мих, и я швырнул ему моток.

— Сеть!

Пока Мих пытался заарканить рвущего вторую сеть старосту, парни накинули на него третью. Затрещала и она.

Все повторилось снова.

— Верёвки! — Сеть! — А чтоб вас всех! — Сеть!

Четырёх сетей действительно хватило. Староста лежал на земле, спелёнутый по рукам и ногам, с верёвкой во рту. Верёвку он грыз с остервенением, и, похоже было, скоро с ней справится. Мих сидел сверху, старательно увязывая ему руки и ноги.

— Ещё сеть и верёвки, быстро! — рявкнул меч, и мужики бегом ринулись к воротам.

Створки приоткрылись на ширину двух ладоней и оттуда закинули требуемое.

Минут десять они вшестером обматывали Драгоцвета. В итоге получился кокон, откуда виднелась только голова с бешено вращающимися безумными глазами.

— Не покусал? — озабоченно спросил у Миха один из помощников. Для меня они все были на одно лицо.

— Нет, Грив, всё нормально. Давай за телегами, быстро.

Пять человек во главе с сыном повязанного старосты закинули спутанное тело на телегу, Мих и Грив вскочили сверху, придерживая извивающийся кокон, я залез следом (очень не хотелось!), и уже знакомый мне возница хлестнул огромного рыжего скакуна. Телега рванула вперёд, меня швырнуло на борт, и мы помчались. Придя в себя и вернув равновесие, я заметил вторую телегу в десяти шагах за нами. Запряжена в неё была не прежняя плюгавая лошадка, а тоже огромный серый конь. Видимо, дело решала скорость. Рядом с возницей на телеге сидела Роксана, явно наслаждаясь скачкой.

— На, — Грив вынул из-за голенища кинжал и протянул Миху. — Вдруг не получится по-человечески…

— Если не получится, — обозлился Мих, подпрыгивая на старосте, — я ему башку в момент снесу без всякого кинжала! — Грив мотнул головой и содрогнулся всем телом. — Думать надо было, когда купца в деревню пускали! За обычаи трясётесь, перестрелять вас как собак за обычаи ваши!

Работа мечу явно нравилась всё меньше и меньше.

Телега свернула, нас опрокинуло на бок, староста зарычал, Мих злобно придавил его коленом. Веревки на груди бесноватого начали лопаться.

На следующей кочке днище резко ушло вбок и назад и меня вышвырнуло за борт. Грив с Михом удержались на телеге, вцепившись в старосту с обоих сторон. От нашего отборного мата на три голоса осыпались листья с близлежащих деревьев. Возница посмотрел на нас с уважением. С подлетевшей сзади телеги спрыгнули четыре мужика и в момент отволокли нашу развалину на обочину. Грив, Мих и возница подхватили старосту и зашвырнули на вторую телегу. Роксана достала откуда-то верёвку и протянула Миху, указывая на старосту. Тот уже почти перегрыз свой кляп. Мих резко замотал старосте рот и перевернул его, опутывая по новой. Телега тронулась, оставляя сзади четырёх парней, пытающихся приладить сломанное колесо.

— Болваны! — крикнула Роксана, — распрягите лошадь и скачите за нами!

Веревки на старосте лопались, и Миху на полной скорости приходилось постоянно его подматывать. При этом он недвусмысленно высказывал, что он думает о старосте, его родственниках и жителях деревни. Никогда не думал, что за десять минут смогу так обогатить свой словарный запас.

Мы вылетели на берег реки совершенно неожиданно. Лошадь остановилась у самой кромки воды. Роксана спрыгнула с телеги и кинула Миху еще моток верёвки. Тот принялся с остервенением заматывать прорехи в коконе старосты. Как связанный по рукам и ногам человек умудряется непрерывно рвать верёвки? Впрочем, меня давно уже не оставляло оч-чень неприятное ощущение, что человек среди всей этой компании только я один…

Перемотав старосту по новой, Мих выпрямился и сказал:

— Ну ладно, Виктор, ты со мной, поможешь, если что не так пойдёт. Бери ноги в руки и вперёд. Потащили.

Я взял старосту за ноги, Мих за плечи. Мужик оказался неимоверно тяжёлым и к тому же извивался как змея. Закончилось это тем, что я выпустил ноги из рук и дальше только наблюдал под злобные ругательства Миха, как тот волочёт спелёнутое тело к реке. За эти полметра песчаного пляжа я узнал про себя больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Миху заволок старосту в воду, развернул лицом вниз и принялся хладнокровно топить под виртуозное матерное сопровождение. Может, это заклинания или часть обряда? Мужик хрипел и вырывался, Мих придерживал его за плечи, явно стараясь, чтобы всё тело бывшего главы деревни оказалось под водой.

— Психует Мих, — прокомментировала подошедшая сзади Роксана. — Привык все проблемы одним ударом решать. — Она сделала лёгкое движение кистью. — А тут старосту ни в коем случае не порежь, покусать себя не дай, амбалов этих тоже покусать не дай, под воду всего упихай, можно подумать, он задницей дышать может! Спокойно можно было за ноги и в колодец головой! Так нет — колодец им, понимаешь, не оскверни! Лень, понимаешь, новый им копать… Дикари, тьфу!

Извивающийся староста подбрасывал Миха над водой и окатывал брызгами. Мих удерживал его с явным трудом, изредка подпрыгивая вместе со спелёнутым мужиком. По мне, так упорный Драгоцвет давно бы должен был упокоиться. А он всё брыкался.

— А с другой стороны, — Роксана говорила совершенно спокойно, зрелище водного родео явно не вызывало у неё ничего, кроме ленивого интереса, — тогда бы в прошлом им пришлось каждые пять лет новый колодец копать. Это сейчас зажрались… Отвели бы уж один специально для этих целей, что ли. Надо будет толкнуть им такую идею. Что-то долго он сопротивляется, а? Тебе не кажется? Старый, видимо, сильно. А на вид так не больше пятидесяти.

Как она может определять возраст под длиннющей бородой и косами? Там, кроме глаз и носа, и не видать ничего.

— Вон стоят, вылупились, — Роксана небрежно махнула в сторону мужиков, — сами трясутся, а туда же, зырят, чтоб наперекосяк что не пошло… Ага, началось!

Верёвки, удерживающие старосту, лопули, спина его выгнулась дугой, выворачиваясь из захвата, руки выкрутились под неимоверным углом, а из под воды вынырнула жутко оскаленная морда с выдающейся вперед челюстью. Голова извивалась в разные стороны, разбрызгивая воду и поднимая пену, и от этого казалось, что она непрерывно меняет форму. Мих схватил старосту за волосы и попытался погрузить под воду, мужик издал нечеловеческий рёв. Блин, да он сейчас вырвется!

Я обернулся в поисках какой-нибудь дубины. Отломать оглоблю? Как? А если я промахнусь и попаду по мечу?

Я влетел в реку и со всего размаху врезал старосте кулаком по лбу. Глаза сумасшедшего сошлись на переносице и сконцентрировались на мне. Почему у меня мокрые джинсы? А! Это же я просто стою по пояс в воде!

Мужик продолжал вырываться и корчить неимоверные рожи, вытягивая вперёд челюсть и шевеля чёрным носом. С клыков летели клочья пены.

Я схватил старосту одной рукой за бороду, другой за шею, и потянул вниз. Пришлось плюхнуться на колени и напрячь все свои силы. Мих придавливал его за затылок и плечи. Мы вдвоём остервенело наваливались всем нашим весом, но мужик продолжал ворочаться и выгибаться. Наконец, пара судорог прошла по его хребту, и он затих. Мих перестал материться и разжал руки. Мои мышцы свело, пальцы впились в шею старосты и не желали разжиматься, а тело само продолжало упорно прижимать утопленника ко дну.

— Всё, успокойся, — сказал Мих, откидывая со лба мокрые волосы, — да успокойся уже! Нам сказано его замочить, а не утопить… Всё, отпускай, он уже тихий, ошейник вон несут. Молодец, не ожидал. Отпускай, не бойся.

Глава седьмая. Выборы

Четверг, вечер

Где-то через час подъехала вторая телега, за которой сгонял верхом один из наших сопровождающих. Довольные мужики похлопали меня по плечу, Роксану по попке, а Миху пожали руку.

— Эх, Цветушка, Цветушка, — вздыхал рыжебородый возница, привязывая к телеге здоровенную лохматую кавказскую овчарку, — что ж ты нас так подвёл, а? Мы ж так в тебе уверены были, а теперь что, нового старосту выбирать? А кого? Тридцать ведь годков тебе равного не было. Весь лес в кулаке держал! Ужо погоди, жёнка твоя так тебя дома отходит! Это она мужиков уломала за подмогой послать, а то пристрелили б тебя как собаку! Вот опозорил семью, так опозорил… Я б его и сам отделал, — объяснил он нам, — да жалко, брат он мне единоутробный, вот так вот…

Староста не сопротивлялся, виновато помахивая спутанным хвостом.

Возницу звали Огнецвет, выяснил я. Можно просто Лис. был он крепок, коренаст и на участках кожи, свободных от растительности, покрыт весёлой поссыпью веснушек. Лет ему могло быть от тридцати пяти до пятидесяти. Во всяком случае в бороде не наблюдалось ни одного седого волоса. И имя и прозвище ему очень шли. Интересно, это просто прозвище, или оно несёт какой-то смысл? Лис беспечно сидел на телеге, насвистывая какой-то мотивчик, Роксана опять пыталась ко мне прижаться, Мих выискивал в траве очередной стебелёк, свесившись за борт, Горицвет трусил рядом, не поднимая глаз. Остальные мужики погрузились на вторую телегу и достали бутыль и закуску. Они звали и нас, но мне кусок в горло не лез, Роксана не пожелала от меня отлипнуть, а Мих предпочёл травинку тёплой компании. Впрочем, бутыль и краюху хлеба нам выставили, и мы дружно к ним приложились. Мне не полегчало. К тому же я не был уверен, что не загнусь от местного самогона. Да стеснялся я ехать на телеге босиком, вывесив сапоги и портянки для просушки. Джинсы уже приспособились сохнуть прямо на мне. А вот Миха, похоже, смутить было сложно.

— Мих, — спросил я шёпотом, указывая на кобеля, — а он теперь навсегда так?

— Да нет, — ответила за него Роксана, — сутки-двое, не более. Только старостой ему теперь не быть, другого выберут. Может, мы даже успеем на выборах поприсутствовать. Это занятно.

— А ты откуда знаешь? — у меня возникло очень нехорошее подозрение.

— Так я ж тебе говорила, мой шестой от конца муж, ну тот, которого загрызли, он этим делом увлекался. У него целая библиотека на эту тему была. Я читала, когда делать нечего было. Даже уточнения кое-какие вносила.

Я вздрогнул.

— Не бойся, — встрял Мих, — она просто много путешествовала. Ну и мужики у неё разные были, не только султаны. Так что она тебе почти по любой теме справку дать может. И в любой научный труд уточнения вставить.

Пятница, утро.

Верхневолчкане расплатились с нами совершенно честно. Даже не потребовали заплатить за сёдла и уздечки, которые я сдуру не включил в договор — видимо, посчитали, что упряжь входит в понятие «лошадь», а может, это у них подразумевалось.

Зато мой ляп с охранниками они обыграли полностью — в договоре не было указано, что охранники должны быть верховые. Охранники были предоставлены на наш выбор — пешие. После долгих торгов мы пришли к компромиссу — один охранник и одна лошадь на выбор деревни. А трёх лошадей мы можем выбрать сами.

Лошадей Мих выбрал как на подбор. Серого в яблоках жеребца для себя, вороную кобылу для Роксаны и белого скакуна для повелителя. Меня то есть. Жеребец красив был неимоверно, вот только в холке почти вровень с моей головой. Естественно, прежде чем пуститься в долгий путь на незнакомой тачке, её хоть немного следует обкатать. Я долго раздумывал, к кому мне обратиться за уроком верховой езды — к Миху или к Роксане. Роксана точно не откажет, вот только не воспримет ли она мою просьбу как знак согласия с её домогательствами? К тому же я совсем не считал, что она менее опасна, чем меч.

Всё же я пошёл к Роксане. Пусть даже она будет смеяться — бабка как-то забыла сказать ей, что смех над охмуряемым объектом резко понижает шансы добиться желаемого — зато у меня будет повод при случае сообщить ей об этом.

— Главное, надень на него уздечку, — просветила меня Роксана, прочитав краткую лекцию по устройству седла, уздечки и стремян.

В конюшне мерзко воняло. А чему я удивляюсь? В гараже тоже специфический запах. Трензель жеребец брать не желал. Он сжимал зубы и выплёвывал железяку мне в ладонь. Я прыгал вокруг него, пытаясь заставить открыть рот. Мерзавец явно надо мной издевался. Он задирал голову и издевательски ржал. Он чесался задней ногой, стараясь при этом побольнее задеть меня. Он пытался притиснуть меня к стенке денника. Он лупил меня хвостом, стоило мне только зазеваться и попасть в зону его досягаемости. Отчаявшись, я уцепился ему за морду двумя руками, пытаясь нагнуть голову к уздечке. Эта тварь умудрилась оторвать меня от земли. Я немного повисел и него на морде и разжал руки. Жеребец тут же наклонил голову. Но зубы сцепил намертво. Я стукнул его по шее — он в ответ прицельно наступил мне на ногу.

Подошедший конюх резонно посоветовал мне поговорить с лошадью на понятном ей языке. Но рядом была Роксана, а мы вчера с Михом и так при ней отличились по полной. Возможно, наедине с Лексусом я бы и высказал ему всё, что думаю про его сволочное поведение. Но при даме не мог.

— Ты неправильно себя ведёшь, — пояснила Роксана. — Ты считаешь, что он может тебе не подчиниться. А надо наоборот. Смотри.

К моему удивлению сволочной зверь безо всякой специфической лексики покорно наклонил голову и дал Роксане надеть на себя уздечку. Она сняла её и протянула мне. Всё повторилось сначала. Как здесь измеряют время я не знаю. Вряд ли часами. Надо будет спросить сколько я мучился с этим гадом по местным понятиям. Во всяком случае когда скотина соизволила взять грызла в рот, рубашка на мне была насквозь мокрой. Снять уздечку и повторить всё заново я отказался категорически. Ещё минут двадцать я попытался уловить, куда надо класть седло и потник, чтобы не стереть жеребцу спину. С трудом подвавил искушение сделать это нарочно.

За ворота деревни подлая тварь дала себя вывести подозрительно спокойно. Не иначе как замышляла втихаря какую-то пакость. Естественно, что при попытке вставить ногу в стремя он спокойно пошел вперёд. Нога сорвалась. Роксана попридержала коня, давая мне сесть в седло. И что, она так и будет его каждый раз томозить?

Я не люблю высоту. С седла же зелёная травка казалась неимоверно далеко. Роксана повела Лексуса шагом — терпимо, даже интересно.

— Ну вот, — деловито сообщила она, — а теперь давай вдоль ограды рысью, только держись поближе к лесу, чтобы он тебя в забор не впечатал. И если упадёшь, повод не бросай! А то ловить его потом!

Приятная перспектива. С пятого пинка пяткой жеребец сообразил, чего я от него хочу. Больше всего я боялся, что он сорвётся в галоп. Но мне хватило и рыси. Подбрасывало меня на ней вверх чуть не не метр, поймать ритм я никак не мог, к тому же гад начал раскачиваться из стороны в сторону. Не доехав да поворота я благополучно сполз с седла вбок и плюхнулся на траву. Как умудриться при этом не забыть про повод, я не понял.

— Да уж, — хмыкнула Роксана, — это тебе не паршивый жеребёнок, которого только искупай, и он всю дорогу иноходью бежать будет, чтобы хозяина, бедняжку, не растрясти.

Оказалось, падать с лошади совсем не больно. Это обнадёживало. Да и жеребец никуда не убежал — стоял и ждал, пока я подведу его к Роксане, она подержит, а я начну всё по новой.

Круг мне всё же удалось проехать. С третьей попытки. А на втором Лексус просто поддал задом и вышиб меня из седла. Зачем он это сделал, я не понял. Наверно, он так развлекался. Глядя, как снежно-белый силуэт лошади скрывается за поворотом, я вдруг отчётливо, осознал, что Мих нарочно выбрал мне эту скотину. Он ждёт, что я отчаюсь, дошло до меня. Что этот подлый жеребец доведёт меня за время похода до такого состояния, что мне ничего не останется как ползти к мечу на поклон. И я, дурак, уже играю по его правилам.

Пятница, после обеда.

— Мих, — как можно твёрже объявил я, — я не сяду на этого коня. Я хочу выбрать себе лошадь сам, по своему вкусу и характеру. Мне на ней скакать до конца похода. И нечего за меня всё решать.

— А ты разбираешься в лошадях? — искренне удивился меч. — Не думал.

— Не разбираюсь. Но я хочу сесть хотя бы на ту лошадь, которая будет мне симпатична.

— Чего-о? — похабно заржал негодяй. — А я-то всё думал, что ты на Роксану никак не реагируешь? А оно вона как! Ну-ну, не буду мешать тебе искать большую и чистую любовь. Хоть с ослицей!

Интересно, если я врежу ему и разобью в кровь костяшки пальцев, будет ли это означать, что я вступил в бой и оставил на мече свою кровь? Я повернулся и пошёл к выходу.

Но падения с лошади изрядно прочистили мне мозги. Или просто освежили последствия старого сотрясения мозга.

— Да, и ещё, — как можно небрежнее бросил я, разворачиваясь у дверей, — а кто будет распоряжаться кассой?

— Что-о? — Мих вылупился на меня в полном обалдении. — А ты что, претендуешь на управление нашими совместными финансами?

— Да. Это моя прямая специальность. Ты получил сегодня сорок восемь монет, и все держишь у себя. Предлагаю 24 отправить в совместную кассу, и из оставшихся 24-х две трети тебе, треть мне, и по одной монете из нашей личной суммы выделить Роксане. Не бросать же её без карманных денег.

Что Роксана с Михом в отличие от меня способны здесь заработать, я умолчал. А вот Мих и не подумал.

— Ты лучше о своих карманных деньгах побеспокойся! А касса будет у тебя? И зачем? Ты цен местных не знаешь.

— И не надо. Цены вы мне разъясните, а с кассой я никуда не сбегу. Мне некуда.

— В отличие от нас? — ухмыльнулся потенциальный телепат. — А и ладно, согласен. Я на выборах старосты сыграть намерен. Так чтоб общак на кон не ставить, тебе половину отдам. Да и пожмотится деревня на четыре дюжины монет выигрыш выплачивать. А на твою долю сыграть?

— Нет, — гора упала у меня с плеч. — А кто будет новым старостой?

— А сам прикинь. Ты его видел. Нет, не мучайся, — снова опередил меня Мих, — это мужчина, жена Драгоцвета отпадает.

Пятница, ранний вечер.

В поле, где пасли лошадей, я идти не рискнул. Не хотел натолкнуться на позавчерашних монстров. Грив изъявил желание меня проводить, но я отказался. Кто его знает, вдруг его по дороге заклинит и он… мне не хотелось додумывать эту мысль до конца. Я сказал ему, что нужная мне лошадка может найтись и в деревне.

— Так ведь всё правильно тебе Мих подобрал, — удивился Грив, — Снежок у нас лучший жеребец. Хотели даже в город на продажу везти. Есть, правда, ещё вороной, он не хуже, но внешне — чистый ястреб. И так же быстр и опасен. Или вот рыжий, он помощнее, но менее резвый, что твой медведь. Так в поле они. Может, послать за ними? Или ты веришь в сказки про захудалого жеребёнка, которого надо выкупать в семи водах?

— Вы не поняли, — терпеливо объяснил ему я, — Я вообще никогда не ездил на лошади. И мне нужна спокойная невысокая лошадка, которая не выкинула бы меня из седла. Только не очень старая. И я не хочу бояться эту лошадь. А вашего Снежка я, честно говоря, просто боюсь.

Как ни странно, спокойное признание собственных слабостей обычно повышает, а не понижает уважение собеседника к тебе. Или в моём случае понижать уже некуда?

— И то верно, — подтвердил Грив мои подозрения относительно Миха, — Снежок-то у нас с норовом, даром что красавец! Не каждый с ним справиться может. Тогда вон Зорьку возьми или Рыжуху. Сейчас покажу. Только Зорька у нас на ослицу смахивает малость. Но поспокойнее, хоть и трёхлетка, не разгонишь, да и не тряская совсем.

Я выбрал Зорьку. Была она невысока, телом коротковата, а ушами длинновата, и, действительно, чем-то напоминала ослицу. Шея мощная и короткая, никакого лебединого изгиба. Рыжие волоски по всему телу равномерно перемешивались с белыми, отчего кобылка казалась розовой. «Чалая», — пояснил Грив. — «Помесь с тяжеловозом, вишь, хвост волнистый». Кобыла лениво жевала сено и взяла грызла в рот безо всяких выкрутасов. Вот и замечательно, пусть её не разгонишь, зато с уздечкой мучиться не буду и не понесёт неизвестно куда. На рыси она всё-таки подбрасывала, но совсем не так высоко. К тому же спина у неё была заметно шире, чем у Снежка, что создавало дополнительную иллюзию устойчивости. Я проскакал три круга вокруг забора и не свалился. Оказывается, от лошади тоже кое-что зависит, как и от машины. Кобыла с мягкой рысью — всё равно что тачка с газовыми амортизаторами. Я назвал кобылку Акурой.

Просто так возвращать Снежка-Лексуса я не стал. За обмен лошадей я получил полдюжины с четвертью золотых доплаты (это было на одну монету меньше, чем полагалось), чем и пополнил количество своих карманных денег. Правда, на изучение цен я потратил около трёх часов общения с жителями Верхних Волчков и приехавших на выборы высельчан. Но они вели себя вполне мирно. Не рычали и не кусались.

Пятница, ночь.

Выборы проходили на лугу около той самой реки, где мы вчера купались вместе с бывшим старостой. Горели костры, пахло шашлыками и вином, в воде плескались русалки — им хотелось хлеба и зрелищ. Причём хлеба в прямом смысле — свежевыпеченный каравай они меняли на две-три крупных стерляди. Их тут же варили или жарили над кострами. Я уже начал потихоньку привыкать заглатывать кашу с требухой почти не жуя, а теперь дорвался до рыбы. Осталось наесться в запас. Роксана смотрела на меня с удивлением — сама она явно предпочитала вымя или почки.

Из окрестных сёл приехало около пятидесяти человек, причём только жителей Выселков около десятка, включая Грушу и Ясноцвета — мальчонку, у которого я одалживал ножик. Взрослые звали его Ясеньком, и правильно, если всех звать Цветиками, не разберёшься к кому обращаешься.

Я думал, Мих постарается держаться от Груши подальше, но он рыцарски помог ей слезть с лошади и они тут же куда-то слиняли обнимку. Роксана проводила их завистливым взглядом и попыталась передвинуться поближе ко мне. Услада примостилась в первом ряду — уезжать домой она что-то не спешила. Может, голова ещё кружится?

Выборы старосты напоминали спортивные состязания. Я не был на собачьих боях, но думаю, что они выглядят именно так. Для начала десятка четыре кобелей должны были переплыть реку в оба конца. Вернее, три с половиной дюжины претендентов должны были совершить массовый заплыв.

— А почему в темноте? — спросил я Ясенька, рядом с которым примостился. Ребёнок всё-таки. С ним безопаснее. Может быть. К тому же он оказался между мной и Роксаной, мешая той положить голову мне на плечо.

— Так днём русалки спят всегда, — солидно ответил парнишка. — А смысл в чём? Кто им не нравится ни в жисть в первой дюжине не переплывёт. Нам торговать с ними — поэтому они тоже старосту выбирают. Ну и драк меньше будет, а то нынешний староста пятерых покалечил, когда за место сражался. И другие тоже — вся деревня, говорят, с луны до луны раны зализывала.

— А у вас также выборы проходят? — осторожно спросил я.

— Не-а, — грустно ответил мальчонка. — Наши так не умеют, потому и живём на окраине. Вон у тятьки два брата здесь живут, а сам тятька и с дядькой в Выселках, их в Выселки отправили, к бабке. А как борода расти начала, так у тятьки дар и прорезался, но он на мамке тогда уж женился, а она сюда переезжать не захотела. Тятька говорит, может, и у меня вместе с бродой дар проявится. Так я решил, что погожу пока жениться, а то вдруг моя жена тоже переезжать не захочет? Но у дядьки моего так ничего и не получается. А может, в нашем роду никто в Волчки и не вернётся… Жалко, тут интереснее в десять раз! И охотиться легче!

— Угу, — глубокомысленно поддакнул я, боясь прервать Ясеня, — а вы на выборы как не побоялись приехать? На нас напали по дороге.

— А как староста бесноваться перестал, нечисть попряталась. Это хорошо, что вы его замочили. Он мужик серьёзный, всю нечисть еще не один год удержит. Всё новому помощь. Не знаю, кто б ещё с ними так хорошо справился. Как из Волчков гонец прискакал, про старосту сообщить, так баба Груша и говорит тятьке моему, скачи, говорит, у нас есть кому Горицветика замочить! Без него, говорит, туго нам всем придётся! Ну тятька и поскакал, так эти гады лошадь под ним сожрали, представляешь? Хорошо, батя мой скакал, а то кто другой и не ушёл бы.

— А почему у претендентов породы разные? — я очень боялся ляпнуть что-нибудь не то.

— Чего? — не понял Ясень, — какие породы?

— Как тебе объяснить, — я замялся, — вон староста бывший здоровый такой, лохматый, а претенденты все разные — кто чёрный, кто рыжий, а кто и ростом маловат немного и не лохматый вовсе.

— А! — сообразил парнишка, — так осёдлые мы… они. У осёдлых завсегда так, кто-то из предков такой был, значит. А то, бывает, из города приёмышей привезут. Кто на базар съездит, ну и найдёт там ребятёнка. Ему в городе никак не ужиться, а у нас самое оно. А то и сами родители привезут — заберите, не нужен нам такой. А дикие, они все на одно лицо. Только они глупее. Кусаются, землю пахать не умеют, дома не строят… Совсем глупые. И нападают иногда, отбиваться приходится. Потому и дружим с русалками, что через реку им переплывать не дают.

Я предложил парнишке рыбу, но он взял у ближайшего костра какое-то обугленное вымя.

Под крики и улюлюканье кобели барахтались в воде. Русалки хохотали и тащили их на дно. Некоторые пытались навалиться сверху и немножко поплавать на псине, держа её за шею. Всё это происходило у берега. Примерно половине претендентов вообще не удалось добраться до середины реки.

— Давай, давай! — скандировала толпа, собравшаяся у берега. — Вперёд! Так его, топи, тяни! За хвост, за хвост хватай, да не выпускай, крепче держи! Белобрюшка, крепче держись, сбросит! Глядите, глядите, Длиннохвостка Синька на глубину поволокла! Синёк, не оплошай! Уделай её как положено!

Женщины, которых заплыв интересовал меньше, танцевали около костров, вовсю виляя задами. Назвать эти телодвижения покачиванием бёдрами было никак нельзя. Собравшиеся мужчины реагировали бурно, и некоторые парочки весьма недвусмысленно направлялись в кусты. Впрочем, до языческой оргии выборы не дотягивали. Толпа медленно разогревалась, бочки с пивом и самогоном стремительно пустели, соседские мужики начали недвусмысленно подмигивать Усладе и Роксане. Обеим девицам такое внимание явно нравилось. Я нервно оглядывался в поисках Миха. Ни его, ни Груши не нашёл. И что я буду без него делать, если мне придётся защищать их честь?

Пока я лихорадочно озирался, толпа взорвалась одобрительными криками — приплыли неотловленные русалками претенденты. Их было пять. Две невысоких и нелохматых дворняги трудноуловимого в свете костров цвета, шикарная овчарка, нечто совершенно лохматое, напоминающее помесь колли с ньюфаундлендом и вполне натуральный волк.

— Дар! Дар! — скандировала толпа. Соседи отвлеклись от прелестей Услады с Роксаной и обратили внимание на очерченный кострами круг.

— Пусть дар продемонстрируют! — радостно завопил Ясенёк, вскакивая с места.

Началась демонстрация. Роксана с Усладой вскочили на ноги, размахивая руками. Толпа орала. Ясень прыгал и визжал.

Я вцепился рукой в крестик на груди. «Господи, помилуй!» — всё, что пришло мне в голову. Как танец живота оказался восхитителен вблизи и скучен в кино, так и частичная трансформация, сколько б её не рисовали на видео, не сравнится с реальностью. У них появлялись собачьи головы на человеческих плечах. Руки принимали форму не просто лап, а кошмарных орудий убийства с загнутыми клыками. Хвосты втягивались и исчезали. Тело покрывалось шерстью и тут же её сбрасывало. Пять постоянно меняющих форму нечеловеческих тел извивалось на поляне. Они выли, говорили, плевались, лаяли и рычали. Я примёрз к бревну, на котором сидел и боялся зажмуриться. Скосил глаза на беснующуюся толпу: бороды, носы, лица — клыков пока не видать. Пока. Миха, паразита, по-прежнему не наблюдалось. Кошмар не кончался. Чего они ждут?

Они ждали, пока останутся двое. Один из пятерых не выдержал, завизжал, поджал хвост и выскочил с поляны. Следом второй брякнулся в обморок приняв человеческий вид. Его тут же унесли. Третий покрутил головой и сам вышел из круга, принимая из чьих-то рук штаны и рубаху.

— Поединок! — завизжала толпа. — Поединок!

— Ура! Поединок! — заверещал Ясень. — Двое осталось!

Как ни странно, дольше всех продержались дворняга и лохматик. Это стало ясно, когда они встали в боевую стойку.

Кобели кружили друг вокруг друга, изредка сцепляясь. Похоже, они точно знали расстановку сил и не хотели рисковать. Рычали, рыли земмлю, но драться не собирались. Круг, третий, десятый…

— Халтура! — заорал кто-то. — Халтурщики! Деритесь, собаки! Позор!

Псы лениво тяпнули друг друга и снова разбежались. Дебошира заткнули кулаком по затылку.

— Имеют право, — солидно подтвердил Ясенёк. — Хоть трое суток так кружиться могут. И никто вякнуть против не смеет. Это не местный орал. Можно пока отвлечься и поесть принести. Тебе опять рыбу?

Он успел принести рыбы мне и какую-то копчёность себе. Мы дружно их съели и запили пивом. Я не знал, можно ли пиво мальцу, но ничего безалкогольного здесь не было. Мы ещё поели и ещё выпили. Кобели всё кружились. Либо они над нами издевались, либо очень тряслись за должность старосты.

— Друзья они, — разъяснил сосед сзади кому-то из приезжих. — Да и силы совсем равные. Ну ничего, у нас на такие уловки свой способ есть, если драться не начнут, опробуем! Цветан сюрприз специально из Щукинок по воде привёз, чтоб раньше времени не учаули!

Мы с Ясеньком ещё вдарили по закуске. Ещё по пиву. Я начал бояться, что паренька развезёт и его героический отец предъявит мне претензии. Роксана с Усладой переместились ближе к поляне. И как я побегу к ним на помощь?

Тут по толпе прокатился дружный вой. Откуда-то из реки выбралась замухрышистая собачонка и продефилировала мимо никак не желающихдраться кобелей. Явственно виляя хвостом и строя глазки. Постояла, повиляла, да и пошла себе обратно в речку. Лохматый взвыл и кинулся за ней. Дворняга села посередине круга, почесалась задней лапой и торжественно гавкнула.

Мнения толпы разделились. Все женщины и большая часть мужиков дружно завопили: «Да-а! Ура новому вожаку! Ура Лису!» Другая часть спешно рванула вслед за виляющей хвостом шавкой, на ходу выпрыгивая из одежды и покрываясь шерстью. По боку меня хлестнул чей-то хвост.

— Да! — возбуждённо зашептал Ясенёк. — Нечего тому в старостах делать, кто себя в руках держать не может! Этим-то кобелям, — он показал на лезущих в воду псов, — ни в жисть вожаками не стать! Ура Лису!

Глава восьмая. Хвост и рога

Суббота, день

На своей розовой Акуре я смотрелся много ниже и Миха, и Роксаны, и выделенного нам белокурого охранника двух с половиной метров ростом с мечом и топором на поясе. Звали парня Златоцвет и был бы он хорош старинной богатырской красотой, если бы не четыре косы с синими лентами на голове, и столько же в бороде. Впрочем, ленты гармонировали с его васильковыми глазами. Кобыла ему досталась рыжая с белой гривой, кажется, игреневая. И уж конечно сидел я заметно ниже Услады, которая увязалась за нами — ей хочется прокатиться в город, пояснила она, потупив зелёные глаза.

«В город ей хочется, как же, — откомментировала Роксана. — Домой возвращаться стыдно без денег! А сама ночью на лошадь заработала, потаксушка!»

Услада и правда справила себе кобылку серого цвета с длинной шеей и маленькой головой, такую же высокую и худощавую, как она сама.

Охранник дожен был отгонять распоясавшуюся нечисть, если она вдруг полезет.

«Не полезет», — утешил нас бывший возница, а теперь деревенский глава. — «Горицвет уже в лес вышел. Стыдно ему дома пока сидеть.» Также в обязанности очередного Цветика входило защищать нас от разбойников, волков и медведей. По мне, так Мих и сам бы прекрасно с этим справился, но у него, видать, были свои виды на детину. Или я сильно преувеличивал возможности меча.

Лето было в самом разгаре, деревья шелестели листвой, только вошедшей в полную силу, на обочине дороги колосилась трава, пахло цветами и свежестью. При желании спокойно можно представить себя на верховой экскурсии в дорогом загородном пансионате. Мих пусть будет тренером, а остальные — отдыхающими. Тут же накатила тоска, и яркие краски померкли, словно на природу набежала тучка. Я немедленно собрался. Вон тот гриб — наверняка леший, сосна искривилась как-то очень подозрительно, а в десяти метрах от нас трава шевелится против ветра. Или всё-таки по ветру? Если бы я ещё в этом разбирался. И сосны слева мрачные. А впереди вообще ничего, кроме хвоста Михова жеребца не видать.

Дул теплый ветерок, лошадка моя стояла спокойно, навьюченные спереди и сзади мешки не сильно мешали, на обочине цвели медуница и земляника, деревенские прощались с нами очень тепло — окола ста взрослых и детей вышло провожать нас за ворота. Босые детишки махали руками, женщины стояли молча, молодые мужчины поглядывали на Усладу, жмурились, усмехались и перешёптывались. Я злорадно подумал, что с точно таким же выражением они облизывались бы сейчас и на вчерашнюю собачонку, уезжай она с нами. Или, может, рычали бы и кидалась вслед? Кажется, я понял, почему в Выселках нет собак.

Верхневолчкане дружно и дружелюбно махали нам вслед.

Интересно, как все наши провожающие помещаются в этих домах? Пусть там даже три комнатёнки и закуток для кухни, но и детей в каждой семье пять-шесть, не меньше. Мы всё это время спали на телеге на свежем воздухе, а они где спят? Вповалку, или ночью всё по лесу больше гуляют?

Груша с зятем и свояками уже уехала, так что проститься с Ясеньком я не успел. Мих непрерывно зевал, засыпая прямо в седле. Его серый жеребец пару раз пытался подловить наездника, но даже почти спящий меч справлялся с ним играючи. На мой провокационный вопрос, где он был во время выборов (а то я не догадывался!), Мих, зевая, ответил «А чего я на них забыл?» и сунул в рот очередной стебель тимофеевки — её он предпочитал всем прочим травам.

Во главе нашего отряда поехал бессовестно дрыхнущий меч, за ним я, потом Роксана, Услада и охранник. Сначала шли шагом, а метрах в двухстах от деревни пустили лошадей рысью. Вот тут я полностью осознал, насколько был прав, что поменял лошадь. Меня не выбрасывало и не раскачивало, тряслась Акура достаточно мелко и плавно, и, поскольку была заметно ниже всех остальных, то упасть с неё было почти не страшно — до земли ближе. Сначала я даже не приподнимался на стременах, настолько гладкой была рысь. Потом начал приподниматься. Перестал. Снова попробовал. Потом у меня кончились силы и я сдался на милость лошади. Как довезёт, так и довезёт. Впрочем, до привала я не свалился. Я вообще в этот день не свалился. Правда, по сторонам мне тоже глядеть было некогда — я боялся выпустить повод из рук, боялся потерять равновесие и пуще всего боялся, что Миху вдруг захочется быстрой езды, и он рванёт галопом. Так что всё, что я успел увидеть — почти розовую гриву впереди себя и хвост серого. В принципе, сволочной меч может начать обламывать меня и на этой спокойной лошади, с него станется. Но, на моё счастье, он отсыпался. Эх, Груша, Груша, счастья тебе, добрая ты женщина! На сегодня только ты и спасла меня от кошмаров строевой подготовки.

Плюсом нашего построения было также и то, что Роксана при всём желании не могла ко мне прижаться. С другой стороны я не мог никого расспросить о местных обычаях и выучить здешний алфавит. Может, оно и к лучшему. Меньше знаешь — крепче спишь.

Мы доскакали до речки, немного проехались вдоль неё и остановились на привал. Лошадям спутали ноги и пустили неподалёку. Решили, что Цветик отправится на охоту, а готовить будут женщины. Не повелтителю же с мечом, в самом деле, браться за это занятие. Я рухнул на траву и уставился на облака, стараясь не представлять себя на пляже. Боялся, что потом придётся возвращаться в реальность. Цветик взял лук и отправился в лес. Я раздумывал, нельзя ли выменять у русалок на хлеб пару рыбин, но не знал, где и как их найти днём. Опустошив свою флягу, я с ужасом понял, что наполнять мне её придётся прямо из реки, чем и занялся. Долго раздумывал, стоит ли снимать сапоги, и решил, что без разницы — травиться водой с глубины или прибрежной. Цветик принёс трёх подстреленных птиц, которых назвал перепёлками. Посли ощипывания, потрошения и уваривания они стали микроскопическими. Это теперь навсегда, понял я. Надо привыкать. Буду радоваться каждому съедобному куску.

Роксана с Усладой сохраняли вооружённый нейтралитет, Мих спал, проигнорировав обед. Роксана пнула его ногой, когда девушки отмыли котелок и упаковались. Мы сели на лошадей и поехали дальше. Забираясь на Акуру, я почувствовал, что руки у меня трясутся. Мих по-прежнему отсыпался на ходу.

Суббота, вечер — Понедельник, утро

К вечернему привалу я чувствовал себя полностью разбитым. Руки тряслись, ноги тряслись, шея не поворачивалась. Куда я упал на лесной поляне, я не помню. Я вообще ничего не помню. Кажется, Роксана меня пинала. Или она пинала Миха? Кажется, они что-то ели в темноте у костра. И даже пили. А Цветик пел песни. Разбудило меня жестокое потряхивание и потёки холодной воды на лице.

— Раз проспал — поедешь голодный, — отрезала дива.

Мне было всё равно — когда я попытался встать, то понял, что нет такого места на теле, которое бы у меня не болело. Вообще. Любое движение вызывало мышечную боль. Я не представлял, как подниму ногу и сяду в седло. Я не мог поднять руку. Я не мог повернуть голову. Подсаживал на лошадь меня Цветик. Мих изъявил желание привязать меня к седлу, и даже попытался это сделать. Странно, но я не свалился. Кажется. Может, он меня всё-таки привязал? Ещё я пил. Полфляги самогона за день или больше. Это было единственное доступное обезболивающее. Когда я вечером рухнул на траву, то выхлебал остальное. А заодно, кажется, и Роксанину флягу. Где мой комфортабельный «Лексус» с мягким сиденьем? Следующее утро встретило меня безрадостно. Мышцы всё ещё болели, во рту пересохло, а голова и печень испытывали все прелести двух вчерашних фляг. Зато по сравнению с головной болью ломота во всём теле теперь казалась мелочью. И как я поеду? А придётся.

— Пи-ить! — простонал я.

Самым человечным оказался Цветик — поднёс мне напиться и даже предложил сводить до озера. Я повис у него на плече и протащился к воде по еле заметной тропке, благо оказалось совсем недалеко. Смысла бояться своего благодетеля я уже не видел. Я стянул рубаху, сапоги, порты и упал на четвереньки у края берега. Хлебал прямо из озера, как поступила бы и вторая личность моего провожатого. Цветик милосердно поливал мне голову. Мне полегчало, понял я, когда заинтересовался своим отражением в воде. Ещё бы — зеркал я не видел уже две недели. Из воды на меня глянула перекошенная синюшная рожа с клочковатой чёрной бородой. Синюшность и кривоватость я списал на пробежавший мимо ветерок и нечёткость отражения. Лихорадочный упыристый блеск в блуждающих безумных глазах мне, конечно же, просто померещился. А седых волос в бороде я просто не мог разглядеть в таком некачественном зеркале. Да и откуда у меня там седые волосы, в моём-то возрасте?

— Плохо? — сочувственно поинтересовался женский голос из глубины. Я поднял взгляд — напротив в зеленоватых волнах всплывала толстенная тётка центнера на полтора весом. С мокрыми тёмными волосами, румяными толстыми щеками, колыхавшимися в такт волнам, и, для полной моей радости, топ-лесс. Я отвёл глаза. Тётка захихикала:

— Ух ты, мужчина, а какой целомудренный! Пусик, ты такой откуда? А ты чего вылупился, нахал? — это она Цветику.

— Из Верхних Волчков мы, — прохрипел я, тщательно избегая пялиться на неохватный бюст.

— О! Так я родом почти оттуда, Щукинки, не слышали? — тётка радостно заплескала хвостом по воде, обдавая меня брызгами.

— А то! — радостно прогудел Цветик, пожирая пышные телеса жадным взором. — Щукинки! Ну! Дык я только дюжиницу назад, как оттудова!

Что я, дурак, переться обратно на поляну и садиться с похмелья на лошадь? Я отодвинулся чуть подальше — вдруг тетеньке захочется меня защекотать, или ещё чего, на глубине, например, порезвиться, да и оставить меня на дне в качестве ценного приза — прислонился к дереву на берегу и завёл на пару с млеющим Цветиком светский разговор с дамой. Если мы Миху потребуемся — пусть идёт сюда сам.

Вскоре мы выяснили печальную историю одинокой русалки. Примерно с год назад юная стройная авантюристка приплыла по подземной реке в это прекрасное незанятое озеро, окружённое прекрасными вековыми соснами, со своим горячо обожаемым мужем. Озеро пленило их огромным количеством доступной и вкусной рыбы, и супружеская пара осталась в нём на ПМЖ. Время шло, иногда к ним приплывали гости, иногда они и сами наведывались в родные щукинские воды — только вот недоразумение: полгода назад подземный проход между рекой и озером сузился в силу непонятных тектонических сдвигов, так что пробраться через него почему-то мог теперь только атлетический тритон, но никак не наша неохватная собеседница. Подруги сначала навещали отрезанную от общества русалку, но сама она никак не могла протиснуться в узкое русло подземной реки. Муж, увлечённый то ли свободной жизнью, то ли новой вертихвосткой, появлялся всё реже и реже, подруги стали её забывать, и дама заскучала.

Как и любая женщина, скуку она стала заедать вкусной свежей рыбкой и водорослями, и подземное русло, соответственно, сузилось ещё больше. Судя по тому, что за время разговора Златохвостка выловила и съела не меньше пяти карасиков, закусив их отменными жирными окуньками, никаких шансов, что тектонические сдвиги восстановят её связь с родиной, не было.

И вот уже три дюжины дней тоскует здесь одинокая всеми забытая дама, и никто из говорящих не навестил её за это время. И вся её надежда только на пришедших доблестных рыцарей, которые сжалятся над бедной брошенной женой и перенесут её в родную реку, где уж она первым делом надерёт хвосты коварному изменщику и его мерзкой потаскухе!

Цветик слушал излияния Златохвости разинув рот и пуская слёзы вперемешку со слюнками. Отвести взгляд от того места, где у приличных женщин положено быть верхней части купальника, охранник не мог. Я вообще-то тоже не мог, хотя очень старался. Видимо, сказывался результат двухнедельного воздержания и двухсуточной скачки. Да, такой шикарный бюст можно иметь только в воде! Сила земного притяжения просто не позволит носить его с достоинством на суше.

Судя по масляному взгляду Цветика, ради прекрасной вертихвости он был уже готов на всё. Если он повезёт её до реки, осознал я, то сегодня мне больше не придётся садиться на лошадь! В крайнем случае часа два времени я выиграю точно! Да и жалко эту непутёвую обжору.

— Конечно! — радостно воскликнул я. — Мой друг обязательно вам поможет! Его лошадь запросто выдержит вас двоих! Он так быстро домчит вас до реки, что вы даже не почувствуете неудобства! А хвост мы вам обмотаем мокрыми портянками или рубахами, чтобы не пересох! Я с удовольствием лично намочу для вас свою запасную рубаху!

Мих радости от нашего благородного порыва не выказал, но и возражать не стал. Пожевал травинку и лёг на уже примятую траву невдалеке от кострища. По дороге к берегу я похлопал Цветика по спине, ободряюще улыбнулся и шепнул: «Не оплошай там, она явно на тебя запала!» Парень покраснел. Если не оплошает — я выиграю ещё час, а то и два.

Мы с охранником подвели рыжую лошадь к озеру, Цветик заволок её в воду и водрузил русалку на седло. Хвост ей мы обмотали нашими мокрыми рубахами, и охранник даже пару раз нырнул, в надежде набрать побольше воды себе в бороду и волосы, а также взял с собой пять фляг с водой. Я помахал им рукой, и они скрылись за деревьями. Мне стало обидно — хвостатая дама запросто сидела впереди Цветика, нежно обнимая того за шею. Где она научилась ездить на лошади? Да ещё по-дамски — хвостом на одну сторону? Я не представлял себя на месте ни одного из них. Свалился бы в обоих случаях.

Свалился я и в этом. С ног на траву, как только Цветик со спасаемой девицей скрылись из виду. И подальше от Миха. Лежать на траве обычно жёстко и малоприятно — всё время кажется, что по тебе кто-то ползёт. Но, по сравнению с кошмарным удовольствием от верховой езды, трава с жуками, клопами, клещами и муравьями показалась мне спасением. Надо бы расспросить Миха про этот мир. Успею, не сейчас.

Я смотрел в синее небо и балдел. Меня холодил нежный ветерок, на солнце набегали игривые облачка, на травинке сидел жучок и шевелил усиками. Рядом краснел клевер, на котором копошился крошечный голубой мотылёк. Между травинками пробирался чёрный муравей. Я никуда не скачу! И, надеюсь, в моих волосах никто не ползает. А даже если и ползает — мне всё равно. Призыв Роксаны сходить к озеру за водой я проигнорировал — пусть обедом занимаются женщины. Я повелитель и шевелиться не буду. Даже если меня сегодня не покормят. Я просто не могу пошевелиться.

Девушки натаскали воды и принялись готовить очередную порцию того, что мне теперь придётся есть, если я не хочу умереть с голоду. Пока Роксана с укоризненным видом мешала серое варево в котле, я подозвал Усладу и попросил показать мне десятка два-три местных букв.

Практичная эльфийка стребовала с меня золотой. Я не знал, много это или мало, поэтому спросил у Миха. Мих сказал, что за золотой можно научить сносно читать и писать даже лошадь. Услада бросила на него злобный взгляд. Тогда Мих лениво сообщил, что он вообще-то и сам бы от золотого не отказался. Эльфийка выразила желание немедленно приступить к занятиям за ползолотого. Я торговаться дальше не стал, чтобы за четверть золотого мне не пришлось заниматься уже с Михом.

Букв оказалось шесть дюжин. И ещё руны. Двадцать четыре штуки. Похоже, алфавит специально подгоняли под двенадцатеричную систему счисления. Но до дюжины дюжин букв не добрались — не хватило звуков в языке. Я так понял, что буквы обозначают отдельные звуки, а руны — звуки или слоги. К тому же буквы писались просто, а руны — с кучей виньеток. Но, в принципе, ко многим буквам можно было подобрать аналогию из кириллицы или латиницы. Для чего в алфавите руна арлиэль, такая же буква, и впридачу к ним буквы аэриэль и амираэль, означающие всё тот же звук «А», я не совсем понял. Услада сказала, что тысяч пять лет назад это были четыре разных звука, но, как они произносились, никто уже не помнит. Ладно, у нас с ятем похожее было. В итоге оказалось, что все руны дублируют буквы и достаточно выучить два десятка опорных знаков, чтобы понимать написанное. Правда, при попытке написать что-то самому получилась сплошная галиматья. Зато мне запросто удалось записать текст русским и латинским транслитом и потом сносно прочитать его! Я карябал буквы на земле, напрягая все свои мыслительные способности. Может, здесь есть библиотеки, или издаются газеты, и мне не придётся расспрашивать Миха. Или я смогу его перепроверить.

Пока эльфийка вдалбливала в меня азы и буки, я осторожно скосился на её уши. Они были закрыты густыми зелёными волосами. Я так и не разглядел, какой они формы. Но из под копны волос они не вылезали — значит, размера вполне нормального.

Понедельник, вечер.

Цветик вернулся только к вечеру. Он весь светился. Борода была перезаплетена в две мокрые косички. Волосы тоже. Рубаха мокрая, кобыла мокрая, морда счастливая. Я подмигнул ему, он смутился. Я спросил, куда дел две косички из бороды.

— Так это, — краснея, прогудел охранник, — Златке подарил ленточки, понравились они ей. Половину и подарил.

Рыбы он у неё взамен попросить не догадался. Я, впрочем, тоже. Так что жевал я кашу, которую Роксана мне всё-таки положила.

Зато я почти мог пошевелиться, спасибо Златке и Цветику. А Цветик ночью слинял, и пришёл только под утро.

Вторник, утро.

Цветик теперь ехал на лошади рядом со мной, поскольку более ни с кем поделиться своими чувствами не мог.

— Она, она такая… о! — гудел басом незадачливый влюблённый, — У нас даже имена одинаковые, представляешь? Она — Златохвостка, а я Златоцвет! Я бы даже на ней женился, а что? Запросто! Раньше-то у нас это практиковалось, и, говорят, ещё лет сто назад некоторые из наших тритонами перекидываться могли. Это теперь вырождаемся… Да. Если от людей детей рожать — у тех способностей никаких не проявляется. У русалок тоже. Если от человека родит — так дитё с ножками получится. Поплавает-поплавает, да и к людям подастся. Мало кто в реке жить остаётся. Так я думаю — муж-то её, раз новую нашёл, возражать не будет. А семья? Только не пара я ей, ой не пара! Зато у нас дети могут способности унаследовать…

— Цветик, — спросил я, — а лет тебе сколько?

— Много, — расстроился охранник. — Двадцать один, а не женат всё. У братана моего младшего трое уже.(Надо полагать, всё же детей, а не жён. — Виктор.) И все по лесу бегают. Как думаешь, посвататься? Только, боюсь, не пара я ей… Не согласится. Или согласится, как думаешь? А фигура какая — ты видел? О-о-о! И забудь, ладно?

Я выключился, пытаясь сосредоточиться на мысленном написании рун, а заодно и разобраться в грамматике. Попытка освоения письменности заставила меня осознать, что говорим мы на языке, отдалённо напоминающем старославянский. В нём наличествовали суффиксы, приставки и падежи, включая звательный. А также двоичное число.

Из размышлений меня вывело очередное восклицание:

— Как думаешь, посвататься? Только не пара я ей, боюсь, не пара! Или посвататься?! А?

— Знаешь, всем известно, что только дельфин русалке не пара, — брякнул я, выныривая из дебрей лингвистического анализа. — Ты ведь не дельфин? Так чего переживаешь?

— Да? — просиял Цветик. — Правда? Ой, Виктор, друг, ну благодарствую! Думаешь пара? От и я так думаю — прадеды на русалках женились, почему я не могу?

Вторник, день.

Под аккомпанемент Цветиковых излияний мы трусили рысью, и я даже не очень страдал от сведённых мышц. Привыкать начал, что ли. Вдруг Мих резко затормозил. Моя Акура чуть не ткнулась носом в круп Серого. Цветик выехал вперёд и хмыкнул «Ого!». Я тоже тронул лошадь и как раз уместился справа от Миха и охранника. Роксана с Усладой остались сзади.

На дороге по колено в свежей сочной траве стояли три козла. Натуральных. Это были вовсе не мужики с большой дороги — ни со здешней, ни с нашей. Это были самые натуральные самцы коз. Ярко белые, и раза в полтора-два крупнее того, которого мы с Ленкой видели в деревне у бабы Иры, когда ходили покупать у неё молоко. Лохматые, с наглыми жёлтыми глазами. Они перегородили дорогу, и уходить не собирались. Тётки, которая бы их пасла, рядом не наблюдалось. Один рог у всех троих был обломан. Левый. Правый топорщился подозрительно прямо, явно нацеливаясь забодать непрошенных путешественников.

— Ё! — удивился Цветик, — сразу три, ну надо же!

— Бе-еее! — сказал первый козёл.

— Ме-ее! — ответил второй.

— Мне-ее! — подтвердил третий.

Я огляделся в поисках хозяйки. Дурная бабка явно оставила козлов одних в лесу. Между тем животные склонили головы и недвусмысленно приготовились к атаке. Сейчас Мих радостно скажет, что меч не мясник, и марать руки о столь примитивных животных он не будет. А у меня только веточка вместо хлыстика. Не кинжалом же и топором этих наглецов с дороги гнать.

— Ну, — сказал Мих, — не мне же их с дороги убирать. Я вам что, браконьер? Злат, давай ты, шугани их, что ли…пока пулять не начали.

Охранник утробно зарычал, соскакивая с лошади. Козлы попятились. Бугры мышц ворочались у Цветика под рубахой, он шёл на стоящих посреди дороги животных, трансформируясь на ходу. Интересно, зачем такие страсти для столь мирных животных? Может, это мороки или оборотни? Он бы успел, но у крайнего правого козла с рога сорвалась синяя молняя и ударила под ноги охраннику. Цветик взревел. Двое козлов дрогнули и попятились, но третий воинственно встал на дыбы и выпалил по новой.

Электрифицированные какие-то козлы. Ненормальные.

Мышцы переплавлялись под рубахой охранника, рубаха вздымалась и топорщилась. Волосы завивались и укорачивались, теряя синие ленточки, ноги выгибались, руки выламывались, покрываясь шерстью. Он стоял ко мне спиной, поэтому кошмаров превращения лица в морду я не увидел. Тут пульнул второй козёл — молния была белая. Златоцвет взревел, рубаха взвилась вверх и опала на землю. Из неё вылез очаровательный лохматый щенок, внешне напоминающий болонку.

— Тяф! — сказал щенок. Мих заржал. Козлы вылупили глаза, рога их стали медленно наливаться сине-зелёным.

— Тьфу, — сплюнул Мих, слегка подался вперёд и одним ударом появившейся откуда-то сабли подчистую срубил все три рога. — Мог бы и предупредить!

Рога разлетелись в разные стороны от дороги и упали в густую траву, продолжая вызывающе ярко светиться. Козлы попытались удрать, но оказалось, что все трое крепко приязаны незаметными в высокой траве верёвками за задние ноги. Тогда они остановились и жалобно забемекали. Без рогов они явно чувствовали себя неуверенно.

К щенку подбежала растрёпанная Роксана и с воплем: «Ой ты, какой пусик! Лапа! Смотри, Мих, какая лапа!» подхватила малявку на руки. Прижалась лицом к его нежной серебристой шёрстке, что-то шепча.

— И правда, лапа, — донёсся сзади умильный голос Услады, — дай потискать!

— Тяф! — сказал щенок и попытался тяпнуть Роксану за нос.

И тут из-за темных стволов по бокам дороги чуть впереди нас медленно и угрожающе выступили новые козлы. Они мне сразу не понравились. Очень. Шесть бородатых мужиков в зелёных куртках с луками в руках.

— Егеря его превосходительства сиятельного градоначальника достославного города Пореченска его сиятельства Синеслава Краснобрадова! Вы обвиняетесь в причинении умышленных повреждений и обезроживании редчайших охраняемых экземпляров уникальных вымирающих единорогов, кои охраняются указом нашего доблестного градоначальника на всей территории, принадлежащей славному городу Пореченску и его славным окрестностям! Сообщите ваши имена и приготовьтесь к уплате штрафа в количестве дюжины золотых за каждый отсечённый уникальный рог, а также за причинение физического и морального ущерба уникальным экзкмплярам единорогов в количестве полудюжины монет с каждого нарушителя на каждый экземпляр единорога!

Я лихорадочно подсчитывал: 36 плюс 18 на пять, итого 126 золотых. Интересно, за сколько с этими вымогателями можно договориться полюбовно? Осторожно скосился на Миха. Его взгляд мне не понравился еще больше, чем слова егерей. На дороге явно наклёвывалось шесть располовиненных или обезглавленных трупов. Нет, скоты конечно, но не мочить… эээ… не рубить же их теперь за это?

— Мих, — голос у меня предательски сел, — не надо, а? Может, полюбовно договоримся? Мих, это ж люди, а?

— Полюбовно? — услышал моё предложение самый наглый на вид бородач. — Это как же? Взятка должностному лицу при исполнении? — На его лице появилась мечтательная гримаса. — Ай, яй, яй, не полагается… — он уже почти облизывался.

Мих покачивался в седле, сощурив глаза.

— Штра-аф? — нехорошо усмехаясь, протянул он. — Штраф говорите? За единорогов? А где вы видите здесь единорогов? Витёк, ну-ка скажи, кого ты перед собой видишь?

— Козлов! — злорадно сообщил я. «Целых шесть», — хотелось добавить мне, но я удержался. — Лохматых и безрогих! И никаких единорогов! Где вы вообще увидели у них рога?

— Да, — встряла Роксана, целуя щенка в нос. — Ваши мерзкие вонючие безрогие козлы напугали моего жениха! — пёсик вздрогнул. — У него произошла неуправляемая трансформация, мне причинена тяжкая душевная травма! Это вы, — она всхлипнула, — должны оплатить мне моральные издержки и вернуть моему любимому нормальный вид! А если это насовсе-ем? О-о-о! — зарыдала пери, уткнувшись носом в пушистую шерсть.

— Ты чё, девка, спятила? — озверел начальник стражи. — Вот же они — единороги! А рога им этот негодяй отрубил! Саблей!

— Да ты что-о? — изумился Мих. — Я? Саблей? Может, скажешь ещё — мечом? А где же она? Саблю предъяви! Очень мне хочется посмотреть на такую саблю, что может срубить рог единорогу. Рог, который даже алмазный напильник не берёт? Или я похож на девственницу? Или может вот они, — Мих качнул головой в сторону девушек, — похожи на девственниц? И где рога? Предъявите рога. Нет рогов — нет единорогов. Только козлы!

По-моему, он окровенно нарывался. Рога по-прежнему ослепительно светились в траве. Не заметить их было невозможно. Но вымогатели озадаченно переглянулись. Наступило молчание.

— Ты это… — опомнился старший, — чего это… мутишь? Разве не знаешь, что увидеть отрубленный рог единорога может только девственница?

Тут он сообразил, что ляпнул что-то не то и окончательно стушевался. Странно, девственницей я точно не был, но рога видел превосходно.

— Ну так это… — попытался спасти положение один из егерей, — раз рогов нет, может, тогда договоримся? На дюжине монет?

— На дюжине монет? — подпрыгнула Роксана, едва не уронив щенка на землю. — Дюжину монет за моего жениха? За мою порушенную семейную жизнь? За то что вы своих козлов где попало оставляете, честных людей пугаете? Дюжину монет? Да ты гад, за моего любимого всю жизнь не расплатишься!

Щенок одобрительно тявкнул.

— Ах так, — начальник стражи тоже сообразил, что нападение — лучший способ защиты. — Тогда предлагаю отправиться на суд нашего достославного градоначальника! Пусть он и решает кому был нанесён ущерб — вам или единорогам!

— Да! — завопила Роксана, — на суд градоначальника! И козлов своих прихватите в качестве вещественного доказательства!

В окружении шестерых егерей и трех обезроженных вещественных доказательств, ведомых сзади на верёвке, мы направились в город на суд достославного Синеслава Краснобрадова. За Роксаной тащилась понурая лошадь Цветика, самого же охранника они с Усладой везли по очереди, умильно сюсюкая и целуя в мокрый чёрный носик.

Глава девятая. Гостиница

Вторник, ранний вечер

До города оказалось недалеко. К вечеру лес закончился, и мы выехали в поле, заросшее красноватой колышущейся травой. Её метёлки по обочинам достаточно наезженной дороги лохматилась и хлестали меня по ногам. Высоко в выцветшем небе зависли крошечные птицы. Жаворонки, наверно. Правда, я их никогда не видел. Рыжие колеи убегали вдаль, между ними росли клевер и подорожник.

Блаженство наполняло меня. Поскольку у егерей не было лошадей, последние часа четыре мы ехали шагом — предел мечтаний измученного всадника. Я спокойно дышал, не боясь свалиться с лошади, и так же спокойно глазел по сторонам, не боясь нарваться на очередные неприятности под охраной шести бывших вымогателей с луками. Ничего примечательного, кроме уже замеченных мной чёрных ёлок я не заметил. Лес, как лес. Переплетение листьев, блики на траве, мошкара в воздухе. Разве что банок консервных да пакетов полиэтиленовых ни разу не попалось. Поле, как поле. Красивое, правда. Надо будет дома залезть в интернет и посмотреть, как выглядят жаворонки. И как называются эти серебристо-красные колоски. Ностальгия очнулась, почувствовала мою расслабленность и тут же скрутила до воя. Не полезу в интернет, решил я. Спрошу у Услады.

Дорога шла вверх, и, когда подъём закончился, перед нами внизу раскинулись домики, окруженные огородами и большими садами, за достаточно высокими заборами. Типичная деревня или старый дачный посёлок, только участки соток по сорок. Дома и заборы все сплошь некрашеные, тёмные от старости, да крыши больше напоминают стога сена. Непривычно — ни железа, ни шифера. Двухэтажных домов я тоже не заметил. Окошки крошечные, у каждого — ставни, днём открытые. Полей пшеницы не видно — видимо, или сеют не здесь, или хлеб привозной.

Выселки точно выглядели побогаче. А Волчки, пожалуй, также, только участки поменьше, а забор повыше. Колодцы здесь, правда, в каждом дворе — на улице только один, и то какой-то заброшенный.

Народу немного, всё больше бабки да детишки. Детишки в длинных некрашеных рубашонках, женщины без платков, в таких же некрашеных юбках и рубахах. А некоторые в штанах. Мужики все в штанах, в юбках не видно. Причёски всё те же — косы или лохмы у мужчин, пучки или косы вокруг головы у женщин. Я подумал, что у Роксаны сейчас откровенно мужская причёска. Интересно, это она для красоты две косы заплела, или что-то показать местным хочет? Впрочем, чёлки у мужчин попадались редко.

Я посмотрел на обувь. Кто босиком, кто в лаптях, кто в мокасинах, есть и в сапогах. Некоторые ненадолго отрывались от прополки или вывешивания горшков на заборы, и провожали нас нелюбопытными взглядами.

Раза три или четыре попалась крашеная одежда, коричневая или зелёная. Все трубы курились, явственно чувствовался запах дыма. Из быта Волчков я уже понял, что это не топят, а готовят. Газа-то нет. Поэтому у каждого дома нехилая поленница во всю стену.

И вот странность: здесь были собаки! Обычные дворняги — черные, рыжие, маленькие и большие. Лаяли они лениво и всё больше что-то грызли. Кошек я тоже насчитал немалое количество — в основном серые дворовые. Самые обычные.

За домиками виднелась тёмная городская стена и шпиль замка.

Это поселение от собственно города отделяла просека метров в двадцать, за которой начиналась собственно городская стена.

Вблизи она производила самое благоприятное впечатление. Оштукатуренная, выкрашенная красной краской, нигде никаких потёков или выбоин, с башнями и бойницами. Крепкие дубовые ворота, украшенные позолоченными накладками. Тщательно выкошенная трава вдоль стен, сложенная в аккуратненькие стожки.

Город с наружной стороны производил сытое и самодовольное впечатление.

У ворот стояла стража. Четыре человека в начищенных шлемах и нагрудниках, с пиками наперевес. Бороды, заплетённые в одну косицу и перевитые золотой лентой торжественно лежали поверх сверкающих доспехов. Коричневые штаны и куртки, блестящие сапоги. Желающих проехать в город было совсем мало. Три телеги с товаром, явно принадлежавшие торговавшемуся со стражниками купцу в красном кафтане, и расфуфыренный детина в жёлто-зелёной накидке на рыжей лошади, увешанной бирюльками не меньше, чем Роксана в нашу первую встречу.

Купец торговался, размахивал руками, бил себя в грудь и, наконец, проехал. Франт небрежно швырнул стражникам монетку и тоже проехал, подбоченясь и смерив нас презрительным взглядом.

Мы с Роксаной спешились, Мих и эльфийка остались в сёдлах.

Стражники скрестили перед нами новенькие чистенькие пики. Кстати, весьма массивные. Золотые ленточки заискрились в бородах.

— Куда?

— На суд достославного и досточтимого нашего градоначальника его сиятельства Синеслава Краснобрадова! — отчеканил начальник лесной стражи.

— А это кто?

— Злостные нарушители лесного спокойствия и порядка, покусившиеся на уникальные и вымирающие экземпляры единорогов нашего прекрасного края!

— По четверть серебрушки с человека и эльфийки, и по серебрушке с лошади. Щенка, так и быть, бесплатно, — объявил правый стражник.

Подумал и добавил:

— И серебрушку за всех трёх козлов. На продажу, небось, везёте? Только у нас и своих в городе хватает! — ухмыльнулся он.

— Какие деньги? Какие козлы? — вздёрнул пегую бороду глава лесной стражи. — Перед тобой, тупица, три уникальных экземпляра единорогов, которым этот негодяй отсёк волшебные рога! Именно по этому вопросу мы и ведём их на суд градоначальника!

Стражники дружно загоготали. Они хлопали себя по доспехам, дёргали за заплетённые бороды и утирали пот со лба.

— Ну, ребята, вы даёте, — отсмеявшись, пропыхтел правый стражник. — Я понимаю, бабки из окрестных деревень волокут сюда своих козлов с отпиленным рогом, чтобы за единорогов на рынке выдать! Так они на воротах честно говорят — козёл! Но чтоб вообще без рогов… гы-гы-гы… и при этом утверждать, что это уникальный экземпляр… Да я тебе таких уникальных экземпляров за неделю дежурства пять дюжин настрогаю!

Он не выдержал и снова зашёлся смехом.

Тут вмешалась практичная Роксана:

— Я не собираюсь платить за вход! — Она колыхнула бёдрами и чмокнула щенка в нос. Стражники вытянулись в струнку и выпятили груди колесом. — Кто притащил нас на суд градоначальника, тот и должен платить за въезд! Где это видано — нас леший знает в чём только не обвинили, приволокли сюда, и говорят — плати!

— Как это мы должны платить? — хором возмутились егеря. — А кто кричал «На суд градоначальника»?

— Вы кричали! — огрызнулась Роксана. — А я согласилась! Когда шесть разбойников, не предъявив никаких егерских блях, целятся в тебя из луков, на что только не согласишься!

И она выразительно хлопнула ресницами. Стражники щёлкнули каблуками и выпятили груди еще сильнее. Скоро они у них станут пышнее, чем у Роксаны.

Спор пошёл по новой. Потом по кругу. Я ждал, что, может, он всё-таки пойдёт по спирали, но никакого движения вперёд не наблюдалось. Строго по кругу.

Мимо нас никто не проезжал, желающих пройти в город не было. Мих сжевал травинку и выплюнул. Услада рассматривала бойницы на стенах, узкие и чёрные, как глаза Роксаны. Егеря ругались со стражей. Две ветви правопорядка не желали находить общий язык. Когда спор, не сходя с круговой трассы, перешёл в иную плоскость по громкости, из ворот появился невысокий щуплый мужчина с аккуратно подстриженными усами и бородкой. Серый неприметный кафтан, начищенные сапоги, невыразительное, смуглое даже на фоне местного загара, лицо. Стража и егеря резко замолчали. Если это начальник стражи, то выбивался он не из рядовых.

— Доложить, — негромко произнёс смуглый хорёк.

— Шесть егерей привезли четверых браконьеров на суд градоначальника, и ни одна из сторон не желает платить за вход. За козлов тоже платить не желают, мотивируя это тем, что сии козлы и есть объект браконьерства, суть единороги! — скороговоркой отрапортовал правый стражник, вытянувшись в струнку.

— Так, — негромко подтвердил начальник стражи, окидывая нас быстрым взглядом, от которого я лично поёжился. Впрочем, он несколько задержал его, оценивая перепад размеров между талией и бёдрами Роксаны. Значит, нЕчто человеческое ему всё же не чуждо. Хорёк отвёл чуть потеплевший взгляд и посмотрел на меня:

— Что скажете?

Я беспомощно оглянулся на Миха. Он уже успел где-то разжиться очередной травинкой-сеном, которую теперь безмятежно жевал.

— Подтверждаю, — охрипшим голосом произнёс я, подавляя желание соскочить с лошади и вытянуться в струнку. — Только это суть козлы!

— Подробнее.

Я опять оглянулся на Миха. Меч с умным видом изучал облака, перекатывая многострадальный стебелёк из одного уголка рта в другой. Услада вертела зелёной головой, строя глазки стражникам. Роксана вцепилась в щенка и начала страстно его целовать, бессовестно хлопая длинными ресницами. Ага, понял!

— Дык это, — начал я и сам себе удивился. Впрочем «дык» и «это» позволяло мне выиграть время. — Типа мы гостей на её свадьбу приглашать ехали. А тут козлы, да, вот. А жених её, он эта… типа с дороги их отвести хотел. А козёл «Беее», и жених того. Типа щенок. Видите, целует его. А тут шесть, и все с луками. Штраф, говорят, за единорогов. А их и не было, рогов-то, а луков шесть. А Роксана красивая, и эльфийка красивая. Бабы. А мужиков шесть. А нас два. И щенок, да вот. Один щенок, типа. Ну, мы испугались, и поехали. Против шести луков, типа куда?

Я беспомощно развёл руками и оглянулся на Миха. Тот впервые посмотрел на меня с интересом.

— Придуривается? — обратился хорёк к мечу, почти не размыкая губ.

— Боится, — лаконично ответил Мих.

Тихий начальник якобы случайно погладил козла по голове, после чего нарочито внимательно осмотрел обезроженное место. Удивительно, но белая тварь тоже стояла по стойке смирно и не шевелилась. Хорёк подумал, ещё раз оценивающе посмотрел на нас и вынес вердикт:

— Пропустить. Подозреваемых — на постоялый двор на Столярной, — стражники почему-то дружно загоготали навытяжку, — егерей — в казармы второй дружины, неопознанных белых животных — в конюшню третьей дружины, всех — под надзор до выяснения. Кого суд признает виновным — тот оплатит проезд в город, проживание, штраф и судебные издержки. Полудюжинник, проводите подозреваемых и сообщите хозяину о моём решении. А ты, пузатый, проводи остальных в казармы и конюшню, и обеспечь надзор.

Вторник, вечер

Стражники посторонились, и старший над половиной дюжины повёл нас в город по прямой. А матерящихся егерей с неопознанными белыми объектами направили куда-то влево вдоль городских стен.

Город изнутри почти ничем не отличался от деревни снаружи. Те же некрашеные дома за заборами, только участки поменьше.

Когда проехали первый поворот, стали попадаться дома в два этажа. Некоторые выходили окнами на улицу, некоторые тщательно прятались за заборами. Горожан навстречу попадалось мало, и одеты они были также бедно. Разве что цветной одежды поболее. Попадались синие штаны и коричневые рубахи. И даже красные. Только ближе к центру город начал всё больше напоминать Выселки — похоже, деревенские здесь живут богаче городских. Я заметил и два дома под красной черепичной крышей.

На четвёртом перекрёстке мы свернули налево и через два квартала попали на искомую Столярную. Постоялый двор напоминал двухэтажный некрашеный барак с деревянной крышей по шесть окон на этаже с двумя трубами. Тут я понял, чему так радостно смеялись стражники — на бараке красовалась шикарная новая вывеска. Три ослепительно-белые лошади, с лебедиными выгнутыми шеями, огромными глазами, золотыми гривами и золотыми же рогами во лбу. Надпись рунами на вывеске гласила: «Три единорога».

Внутри нас встретил вытоптанный дворик, конюшня дюжины на полторы лошадей, достаточно большой хлев, отхожие место на три двери неподалёку от него, и баня, стоящая в стороне от всех этих животноводческих строений, рядом резным с колодцем под фигурной крышей.

Запах во дворе стоял невообразимый — такое ощущение, что конюшни и хлев не чистили несколько лет. Впрочем, может, он был нормален и для почти стерильной конюшни. Но вроде бы у Груши так не пахло. Или у меня там нос был всё время заложен?

По двору ходила чёрно-белая свинья, больше напоминающая голодную дворнягу, в тёплой компании из пестрых куриц во главе с белым ободранным петухом. Воробьи прыгали вокруг куриц, пытаясь отнять у них какие-то зёрнышки. Рыжая упитанная дворняга выскочила из конюшни и пару раз лениво гавкнула. Я подумал, что жаркое из этой дворняги получится точно жирнее, чем из свиньи. И что собачье мясо — едва ли не лучшее, что я здесь ел. И ещё я подумал, а хорошо ли Цветик себя контролирует? Что мы будем делать, если ему понравится эта шавка? Я оглянулся. Цветик сидел на седле у Роксаны и лизал её в нос. На дворнягу он не поглядел.

Хозяин переговорил с нашим провожатым, кликнул смуглую беловолосую девку, велел ей позаботиться о лошадях, и повёл нас в дом.

Роксана несла на руках щенка, и на недоуменный взгляд хозяина ответила: «Мой жених. Из Верхних Волчков». Хозяин пожал плечами и пропустил нас вперед.

Обеденная зала, тускло освещённая свечами на тележных колёсах под потолком, стойка, печь, лестница на второй этаж и открытая дверь в коридор на первом. Столы деревянные, некрашеные. Стулья неподъёмные. Лавок нет. За стойкой женщина лет сорока в переднике.

За ней — бутыли. По виду — вполне обычный кабак, только давно немытый. Санэпидемстанции на них нет.

— Какие номера будете брать? — поинтересовался хозяин. — У нас свободны четыре одноместных на первом этаже, и два двухместных на втором. Там же ещё один одноместный. На втором этаже тише и воздух лучше.

Наступило молчание. Я ждал, что скажет Мих. Мих тормозил.

— Так какие номера вы будете брать? — снова поинтересовался хозяин.

— Нам лучше один одноместный и один двухместный на втором этаже, — влезла Роксана, — мы с Виктором прекрасно поместимся в двушке вместе с Цветиком, а ты, Мих, от нас отдохнёшь. А Усладе — на её усмотрение.

Я не могу понять женщин. Почему до них никогда не доходит вежливый отказ? Мужчина должен выворачиваться и так и эдак, лишь бы избежать назойливых ухаживаний. Почему они никак не могут понять, что фраза: «Ах, извини, у меня сегодня командировка, грипп, работа, запой, радикулит, футбольный матч, спешный ремонт машины, квартальный отчёт за позапрошлый год, проблемы с компьютером, электричеством, водопроводнымкраном, ураган на даче — суть синонимы фразы «Отставь меня в покое, дура!» и после третьего, а тем более пятого или десятого отказа, пора бы это и сообразить? Нет, прут напролом, вынуждая блокировать номера на АОНе и менять номер сотового. Особенно приятно слышать их причитания утром на работе: «Ты представляешь, он сказал, что уезжает на дачу! Ну почему б ему меня с собой не пригласить? Ах, Виктор Андреевич, а как вы думаете, он действительно там работать будет, или просто меня видеть не захотел? Вот вы бы как поступили в данной ситуации?» Причём иногда эти вопросы задают дамы на пять-десять лет старше меня. И я каждый раз думаю «А что ты хочешь услышать?» И это даже в случае, если мужчина осторожен, и ему хватило ума не переспать с подобной особой… А уж если не хватило, то либо посылай её куда подальше и чувствуй себя скотиной, либо терпи непрерывные хорошо, если зазывания в гости, хуже, если требования сводить в ресторан с непременным потом исполнением ожидаемых от тебя обязанностей. Причём в список обязанностей входит также ремонт проводки в её квартире. Нет, деньги на электрика у неё есть, но почему-то непременно нужно, чтобы проводку тянул кто-то из бывших любовников. Может быть, они надеются, что проводка их испугает настолько, что после неё секс покажется меньшим кошмаром?

И что хочет услышать от меня Роксана? А, может, это я — дурак, и она нарочно откровенно нарывается? Зачем?

Мих с интересом следил за сменой выражений на моём лице, покачиваясь с пятки на носок. Чего-то мне в нём не хватало. А! Травинки во рту. Надо было запасти тебе пару пучков сена, злорадно подумал я. Нет, чтобы помочь мне выпутаться из этой идиотской ситуации! Смотрит бесплатный сериал и ухмыляется. Развлекуху нашёл. Сам-то её трахать не хочет. И мне даже понятно, почему.

— Роксана, — мой голос заморозил бы и жерло вулкана, — если тебе так страшно ночью одной (Если совсем честно, то это мне здесь ночью одному страшно!), — то Мих обеспечит тебе куда лучшую защиту, чем я. (И куда лучший секс! Если ты его уломаешь. Но, если не уломаешь, то и пошлёт он тебя гораздо дальше! И не так вежливо. Уверен.) А я, лично, очень устал, хочу отдохнуть и побыть один! (Я бы, лучше, поселился с вами в трёшке, но такого нам не предложили. А Миха я боюсь ещё больше, чем тебя!) К тому же ты, Роксана, с женихом, — я погладил щенка, — а ему может не понравиться пребывание его невесты со мной в одном номере. (Всё ещё не дошло? Мне тебя матом послать или ты, наконец, успокоишься?!) Поэтому мы возьмём три одноместных номера на первом этаже.

— И проследите, чтобы эти номера запирались изнутри, — обратился я к хозяину. Тот понимающе заулыбался.

Да, я устал и хочу побыть один! Я хочу стащить эти долбаные сапоги, надеть тапочки — тапочки! тапочки! тапочки!!! ТАПОЧКИ!!!!! — включить телевизор, взять газету и упасть на диван! Я хочу запереться и сутки играть в «Гонки»! Я хочу ванну, бритву и зубную щётку!

Брови Миха поползли вверх. Интересно, он всё-таки читает мысли, или это у меня на лице всё написано? Я огромным усилием воли подавил начинающуюся истерику и пошёл за хозяином в свой номер.

Услада отправилась на второй этаж.

В номере, даже, скорее, келье, размером два на три метра помещалась грубо сколоченная деревянная кровать, полуторка, но метра два с половиной в длину и с непомерно высокими спинками. На ней тюфяк, подушка, одеяло. Всё в некоем подобии постельного белья, что меня несказанно обрадовало. Впрочем, чистоту этого белья я проверять не стал. Огарок свечи в кованом подсвечнике на грубо сколоченной то ли табуретке, то ли столике справа у стены. Для табуретки высоковата, для стола маловата. Всё. Из брёвен на стенах кое-где вылезала разлохмаченная пакля. По мне, так даже четырёхместные купе наших поездов и то комфортабельнее. Там хоть окна раз в десять больше. Светлее.

Я закрыл дверь на засов, швырнул вещевой мешок в угол, стянул сапоги и упал на кровать поверх одеяла.

Вторник, поздний вечер

Разбудил меня стук в дверь и призыв Роксаны к ужину. В обеденном зале, кроме нас четверых за столом и Златоцвета под ним, находилось ещё три вполне приличных гражданина в тёмно-коричневых штанах и куртках. Они сидели напротив двери и ели мясо! Натуральное, жареное, пахнущее шашлыком!

— Не обольщайся, — мурлыкнула Роксана, — нам оплатят только средние расходы, две серебрушки в день, а мясо — это уже на золотой. Впрочем, если готов заплатить из своих — шикуй. Тогда уложимся, если выиграем процесс.

— Не переживай особенно, — вмешался меч, — в крайнем случае мы всегда сможем решить дело поединком.

Я похолодел. Бойцов для этого поединка по жребию выбирают, или как? А если жребий выпадет на меня, а он — таки выпадет, Мих постарается, что я буду делать? Драться? И самому погибнуть, и ребят подставить? Идти на поклон к Миху? С него станется учинить мне такую пакость… И что потом? Этот гад возьмёт меня под контроль? Да лучше погибнуть… Нет, не лучше, я не готов еще умереть… А если я уже умер, и это мой персональный ад? Можно умереть в аду? А если это не ад? Но с мечом внутри я уже буду и не я вовсе… Может, с ним можно будет заключить временное соглашение? А если нет? А если скажет «да и обманет? Вот гад, специально всё подстроил с этими рогами, этими егерями, этим судом! Ладно, проиграю — подставлю их, не жалко, но как я сам буду расплачиваться? У меня денег совсем чуть-чуть. Хорошо, если работать заставят, а если в тюрьму? Это если я ещё живой останусь после поединка.

Промасленная деревянная ложка прыгала у меня в руках.

— Не трясись так, подо мной стол уже подпрыгивает, — скривился Мих. — Драться буду я.

Благодетель, сука!

Но зато теперь можно и поесть! Только сначала надо будет унять дрожь и сориентироваться в ценах. Придётся обращаться к благодетелю за консультацией.

Оказалось, в мешанине из горохового, фасолевого, перлового супов, чечевичной похлёбки, перловых и пшённых каш с кореньями и щавелем, мозгов и потрохов с грибами, репой и брюквой и дальнейших несъедобных вещей вполне можно выискать яичницу, хлеб и стакан молока. Ну ладно, здесь нет картошки, помидоров и риса! Но почему нет капусты? И почему нет рыбы — неужели она такая дорогая?

Впрочем, яичница показалась мне просто божественной, особенно на фоне того, что драться будет Мих. Если не соврал.

Перед тем, как выйти из-за стола, Мих как-то очень ласково посмотрел на эльфийку и почти нежно пропел:

— Усладушка, радость моя, я смотрю, глазки у тебя очень-очень игриво блестят, прям сверкают, глазоньки наши. Так вот, солнышко наше салатовое, я тебе не советую сегодня ночью искать приключений на свою задницу. Ни сексуальных, ни… нетрадиционных. Я очень тебе не советую выходить сегодня из комнаты, а лучше бы ты и завтра ещё отдохнула. Я не хочу за тебя беспокоиться. Понятно?

Услада мрачно зыркнула на Миха исподлобья и поджала зеленоватые губы.

Вторник, ночь — среда, утро

Проснулся я от невыносимой чесотки. Чесалось всё. Я раздирал себя ногтями и не мог успокоиться. Кто-то, видать, здорово покусал меня. Спросонья попытался нашарить выключатель, вспомнил, что здесь его нет. Достать впотьмах огниво оказалось проблематичным. Впрочем, я сдуру ещё не научился им пользоваться. Хозяин закрыл на ночь ставни, и ни единого лучика не пробивалось снаружи. Впрочем, сейчас всё равно новолуние. Что за скотство! Только упадёшь на кровать, а не на траву или телегу, причём без насморка, озноба, гриппа, укусов, мокрых сапог и одежды — так тебя ночью обязательно кто-то искусает! И это не комары — никто не пищит над ухом! Тараканы кусаются? Не знаю. Или это клопы? Никогда с ними не сталкивался, только слышал. О, ё! Как чешется!!!

Дихлофосу мне! Дихлофосу!

Я остервенело чесался, сидя на кровати, когда снаружи послышался скрип, звук упавшего мешка, ленивый лай собаки.

Что-то выбросили из окна надо мной. Ставни открываются снаружи или изнутри? А окно? А надо ли?

Когда я справился с рамой и ставнями, которые всё же отпирались изнутри, то ничего во дворе, естественно, не увидел. Луны не было. Зато я обнаружил, что идёт дождь. Мягкий и тёплый. Я высунулся из окна почти по пояс и повертел головой. Дождь слегка унял полностью распоясавшийся зуд.

Похоже, ставни слева открыты. Ни о чём не говорит, может, их и не закрывали. Слева живёт Мих. Роксана со Златоцветом напротив. На той же стороне спят и хозяева. Может, Миху просто душно. А, может, мне померещилось. Я не стал закрывать окно и лёг чесаться дальше.

Лежать в полной темноте крайне неприятно. Дома в окно всё время видно какие-то огоньки, рекламы, иллюминации, свет в соседних домах. А здесь вообще ничего. Только шуршание дождя и иногда какие-то шорохи со стороны конюшни. Интересно, когда рассвет?

Я задремал, зачесался, опять задремал. Прошёл час, а, может, два или три. Или только полчаса. Кусачие твари спать не хотели. Тогда я высунулся под дождь, в надежде утихомирить зуд. Мир за окном по-прежнему не проявлялся. Из окна слева послышались голоса. О чём говорят, я не понял, но не мешало бы послушать, какие планы строят меч и пери. Тем более ночью. Может, он нагло солгал, и теперь рассказывает Роксане, как отправит меня на поединок. Вопрос — вылезти в окно или подслушать под дверью?

Под дверью ничего не было слышно. Я плюнул, и решил выйти во двор. Босиком, но не топать же в сапогах по коридору. Дверь запиралась на щеколду изнутри, открыть её проблем не составило. У крыльца я утоп по щиколотку в размокшей грязи, но под окнами росла трава. Мокрая и холодная. Она даже слегка стёрла грязь с ног. Дождь моросил, не сильно, но вполне ощутимо. Я крался вдоль окон, раздумывая, услышит меня Мих или нет. Добрался до окна и затаил дыхание. Всё же надо быть в курсе планов противника.

— Мих, — услышал я всхлип Роксаны, — как ты думаешь, он действительно просто устал и хотел побыть один? Или он намекал, что меня не хочет? А?

Так, приехали. И ради этого я перепачкал ноги и вымочил штаны и рубаху. Что ж, за глупость надо платить. За подозрительность — тоже. Зато, может быть, моя мания преследования немножко успокоится и ляжет, наконец, поспать.

— Вот что бы ты, как мужчина, имел в виду на его месте?

Интересно однако, как мерзавец будет выкручиваться из этой ситуации?

— Роксана, сколько тебе лет, а? — Что-оо?!! — Ну хорошо, сколько у тебя было мужей? Ты что, маленькая девочка? Я бы на его месте просто послал тебя куда подальше, не стесняясь в выражениях. — Так то ты… железяка бесчувственная! Нет, ну почему? Ну почему он меня не трахает? Ну чем я его не устраиваю? Может, он импотент? Почти месяц без женщины, и никак на меня не реагирует… Мих, как думаешь, он импотент? — Мне сходить спросить? Или проверить? — А, может, он голубой? А? Не похоже… или похоже? Или всё-таки голубой, тебе как кажется? — А ты на ромашке погадай: голубой — не голубой, импотент — не импотент! — Нет, правда, тебе как кажется? — Мне кажется, что тебе бы надо соблазнить хозяина гостиницы и местного градоначальника. — Зачем? — Чтоб ты от Виктора, наконец, отвязалась… — Да? Думаешь, поможет? Приревнует? А зачем хозяина гостиницы? У тебя же тоже женщины три дня не было. — Ксюх, отвянь, а? — Не, ну тебе-то не всё равно? — Не-а… Видишь ли, я считаю, что друзей не…трахают, им… парят мозги. — А раньше ты меня трахал! — А раньше я внутри чужого тела был. Так что это был вроде и не я. И к тому же я уже объяснял тебе, что мне это не нравилось. — Я тебе не нравилась?! Я?! — Слышь, достала, честное слово, иди уж спать, а я пойду… — И куда ты опять попрёшься ночью и под дождём? — Ты не поверишь — в бордель на соседней улице.

Из окна донёсся дружный хохот.

Я сплюнул и поперся назад, вытирая ноги о траву и прикидывая, как мне подняться на крыльцо, не изгваздавшись в раскисшей земле. Нащупал-таки ногой полоску травы, которая довела меня до ступенек. Долго отряхивался на крыльце, чтобы не оставить мокрых потёков. Лишь бы не проснулся хозяин и не запер дверь изнутри. Не запер.

Я прокрался обратно в комнатёнку, стащил мокрые штаны и рубаху и сдался на милость кусачих гадов. Ностальгия положила мне голову на одно плечо, а мания преследования — на другое. Так вместе мы и задремали. Никакие другие женщины не смогли бы заснуть рядом со мной в этой постели. Зачесались бы до полусмерти.

Когда я в очередной раз проснулся от нестерпимого зуда, запел петух, ему отозвался другой. Через минуту по всей улице они начали орать как бешеные.

Глава десятая. Кровососы

Среда, утро.

Утром я спустился вниз измученный и почёсывающийся. Время здесь я определять не умею — то ли восемь утра, то ли десять. Если местные вообще сутки на 24 части разделяют. Обеденный зал был пуст. Никого из наших не было. Стучать им в комнаты я не рискнул. Послонялся по двору, зашёл в конюшню, потрепал Акуру, и сел на крыльце. Хотелось бы узнать, когда суд. Ещё надо бы выйти в город на экскурсию, посмотреть хоть на местные достопримечательности, а то и не видел ничего, кроме гривы своей лошади.

Но как я выйду в город без документов? Здесь есть какие-нибудь удостоверения личности? И как здесь с бандитизмом? У Миха короткий меч на поясе и наверняка не один кинжал или нож за голенищем, да ещё сабля эта мифическая, которая неизвестно откуда взялась и неизвестно куда подевалась. У меня топорик и нож. А разрешено ли здесь вообще носить оружие? Не опасно ли выйти на улицу без него? Или с ним ещё опаснее? Если здесь так, как наш, выглядят не самые плохие отели, то какова же тюрьма? И что надеть — джинсы или эти порты? Интересно, во сколько встанет и реально ли покрасить всю эту пижаму хотя бы в коричневый цвет, как у вчерашних мужиков за столиком напротив?

Во двор выползла зевающая Роксана. Глаза у неё превратились в совсем узенькие щёлочки и не открывались. Либо аллергия на кусачих тварей, вызывающих чесотку, либо плакала, либо пила. Сомневаюсь, что она станет плакать из-за нашего с Михом отказа. Когда она прошла мимо меня, я понял — третье. От пери несло перегаром. По крыльцу она спускалась наощупь. Пока дива плескалась под рукомойником, самостоятельно таская воду из колодца и наполняя его вновь и вновь, на крыльцо, пошатываясь и зевая, вышел голый по пояс Мих. Несло от него ничуть не меньше, а глаза тоже не открывались. Из конюшни, виляя хвостом, выскочил грязный до непотребства Златоцвет и задрал лапу у ближайшего дерева. Неужели бедняга навсегда останется в таком виде? Это никакой компенсации его семье не хватит! С другой стороны, симпатяга-щенок не выглядел особо удручённым, скорее, наоборот. А почему он такой грязный? Неужели тоже пил с этими двумя?

Мих не стал отгонять Роксану от рукомойника и принялся приводить себя в чувство прямо из ведра у колодца. Никаким особо атлетическим сложением он не обладает, злорадно отметил я. Ни худой, ни толстый, никаких культуристских мышц. Ничего особенного. Ведро, правда, тягал с завидной лёгкостью.

— Пойдём, Цветик, я тебя тоже что ли помою? — предложил я. Цветик радостно рванул к колодцу, и я вылил на него три ведра воды, пытаясь оттереть грязь с длинной шерсти. Пёс определённо внушал мне больше доверия, чем меч с красавицей.

Услада к завтраку не вышла. Вчерашних мужиков тоже не было. Роксана посадила жениха на стул эльфийки, чмокнула в нос и потребовала для него тарелку каши с выменем. Мне опять достались яичница и молоко.

Улучив момент, я вывалил на Миха все интересующие меня вопросы. Мих пожевал, на этот раз пшённую кашу, и сообщил, что документов вообще не надо, так как их здесь ещё не придумали, оружие можно и желательно, одежда всё равно какая, просто в цветной нас будут принимать за более зажиточных гостей города, и драть, соответственно, раза в три больше, и вообще мы можем вдвоём или втроём прогуляться по славному Пореченску, потому что делать нам сегодня всё равно абсолютно нечего.

Покупать я всё равно ничего не собирался, так что надел джинсы и куртку, проклиная себя за то, что забрал у Миха общественные деньги и теперь, как дурак, таскаю их во внутреннем кармане джинсовки рядом с упокоившейся мобилой и трясусь над ними, боясь оставить куртку где попало. С другой стороны — реши пери с мечом меня втихаря бросить, месяц-другой я смогу на них прожить. Вот только домой тогда точно не вернусь.

Среда, всё ещё утро.

Славный город Пореченск как был деревней за каменным забором, так и остался. Дороги еще не высохли после ночного дождя, канавы вдоль некоторых обочин полны воды. Цветик бежал за нами, изредка путаясь в ногах у Роксаны.

Дива просвещала меня по местной денежной системе:

— Золотой — основная монета, в золотом — двенадцать серебрушек, или серебряков, в серебряке, соответственно, двенадцать медяков, они же медяшки. Всё. Цены условны, потому как больше распространён натуральный обмен. На две медяшки можно поесть тухлого супу в самой гадкой забегаловке. На три — купить пирожок с требухой. Так что с голоду летом помереть сложно.

— А почему нам тогда за старосту так много заплатили? — запоздало удивился я.

— У старосты пять сыновей и не менее шестнадцати взрослых внуков. И дочки с внучками. По всем деревням в лесу и вдоль реки, считай, родственники. Что, не скинутся, что ли? Тем более он порядок в лесу лучше всех обеспечивал, все ближние к Волчкам деревни в дюжину раз богаче городских живут. Лучше раз заплатить побольше, чем потом несколько лет от нечисти скопом обороняться. Нынешний ведь больше купец да политик, ему в любом случае хороший помощник нужен. Да и куда им тратить особо, когда всё своё?

От ворот гостиницы мы повернули налево и шли к северным воротам по нашей Столярной, минуя центр города.

— А откуда у них вообще деньги? С кем они торгуют?

— По-разному. То по реке приплывёт кто, то с русалками, то эльфы придут или вампиры осёдлые. А зарабатывают — Волчковские в основном в охрану нанимаются, волкодавами. Или в стражу порядка в город. Так что если собаку увидишь — вполне может быть, что это шпик. Вон, дворняга чёрная, квартал уже за нами тащится. А то вампирам зелье продают. Осёдлые на кровь закодированы, а душа горит, вот деревенские им заменители и поставляют.

Эльфы есть, вампиры закодированы, дальний родственник Цветика, возможно, работает на полицию. Ясно.

— А гномы здесь есть? — спросил я для полного комплекта.

— А вот это вопрос сложный, — почему-то озадачилась Роксана. — Видишь ли, гномов никто никогда не видел. Ходят слухи и легенды, что они живут под Серыми горами на западе, но кто в пещеры ни лазил — никого не нашли. С другой стороны, деревенские рядом с горами часто оставляют в пещерах мясо, молоко, сыр, хлеб, рыбу опять же, а взамен находят то топор, то косу, или поделки какие. Но, в основном, инструменты. Говорят, это гномы меняются. Но доказать никто не может, даже оборотни след не берут. Как они выглядят — тоже никто не в курсе. Поза-поза… эээ… пятый, начиная от прошлого, повелитель Белого меча даже специальную экспедицию снарядил, гномов искать. Подкапывал гору, подкапывал, бродил по пещерам, бродил, уж насквозь гору прошёл, только обратно поверху лез, через перевалы, потому как охоту тем же путём возвращаться Мих у него отбил. Мих потом матерился, говорит, озверел две дюжиницы фонарём работать на любопытного придурка. А я ему сразу сказала — останови идиота, так нет, самого, небось любопытство заело!

— Ну да, — отозвался Мих, — заело! Жалко, что ли? Всегда завидовал диггерам, а тут такой случай! Кто ж знал, что этот кретин, наш придворный маг, утопит все факелы в подземной реке? Да еще посередине горы? Не мог же я ещё и его в поле зрения всё время держать! Зато как он у меня клацал зубами на перевале!

Улицы города не представляли собой ничего особенного. Дачный посёлок и дачный посёлок. Причём далеко не новорусский. Поскольку шли мы пешком, то смотреть через заборы было очень проблематично. Впрочем, несколько раз ограды попадались не глухие, а из редко насаженных штакетин. Но за ними тоже ничего, кроме стандартного яблоневого сада и соломенной крыши рассмотреть было нельзя. Трубы дымились, пахло дымом. Пару раз нас обогнали верховые в серых плащах, раз пять мы обогнали кого-то из местных. Еще под ногами путались курицы, воробьи, голуби, собаки и кошки. Ни один человек не сплюнул и не остановился, когда кошки перебегали ему дорогу. Черная дворняга сдала караул бело-рыжей. Иногда вдалеке вскрикивал какой-то припозднившийся петух.

Дома кончились, и нам предстала широкая дорога, за ней и начинался собственно рынок. Дорога отделяла торговые ряды, за редкими крышами которых маячила городская стена, от сплошной стены глухих некрашеных заборов, спиной к которым мы стояли. Мы прошли примерно восемь кварталов от «Трёх единорогов», прикинул я. В квартале четыре-шесть домов с участками. Значит, мы где-то в двух-трёх километрах от гостиницы.

На тракте в луже буксовала телега. Мужичонка в лаптях подпихивал доску под колесо. За его стараниями наблюдала группа мальчишек. Мимо шли и ехали люди. Немного — человек пятнадцать на двести метров влево и вправо. Мы перешли дорогу и углубились в торговые ряды.

Деревянные столы, некоторые под грубыми навесами, раскисшая песчаная земля под ногами. Торговцы всё больше задубевшие дедки с кирпично-красными морщинистыми лицами и седыми бородами. Но попадаются и женщины, и подростки, и юные девицы. Зато я обнаружил, что рост Услады и наших знакомых из Верхних Волчков вовсе не является нормой. Попадались торговцы и среднего, и просто маленького роста. Метр пятьдесят, не больше. Все загорелые и обветренные. Роксана, несмотря на откровенно раскосые глаза и чёрные косы, смотрелась среди них Снегурочкой — настолько выделялась из общей массы её белая нежная кожа с трогательным румянцем. Да и Мих, несмотря на загар, казался белым человеком среди индейцев. А себя я не видел.

Товары располагались по рядам — деревянные, железные, глиняные, ткани, продукты. Деревянные ложки, плошки, веретёна, миски, корыта, бочки, ушаты, шайки, коромысла — неужто одного коромысла на всю жизнь не хватит?

Да, это вам не Измайловский вернисаж! Это значительно круче! Таких самоделок я ещё не видел! Всё некрашеное. Где хохлома? Где палехские расписные узоры? Всё строго рационально и без изысков. Меня заинтересовал ткацкий станок. Дедок со станком зашевелился и предложил обменять его на мою куртку.

— Ить, милый, — уговаривал дедок, — на энтом-то станке ты дюжину таких себе сделаешь!

Нет, я бы приволок такой для интерьера мансарды нашего будущего дома, но не отсюда же?

Народу в деревянном ряду практически не было, как и в горшечном, после чего Роксана углядела какой-то импортный прикид в ряду тканей и готовой одежды и рванула туда. Мы с Цветиком за ней. Мих тоскливо покосился на оружейников и поплёлся за нами. Женской одеждой торговали исключительно нестарые ещё купцы, с тщательно заплетёнными бородами и привычно-восхищёнными взорами. Впрочем, Роксану провожали масляными взглядами все как один, даже несмотря на два нехилых кинжала, висящие у неё на поясе.

— Глядите, — укоризненно и торжествующе оглянулась на нас Роксана, — как они на меня смотрят, а? Как они все на меня смотрят! Они все меня хотят!

Она игриво качнула бёдрами. Мужик рядом за прилавком судорожно вцепился в отрез ткани.

— Смотрите, как они все пускают слюнки при виде меня! — Роксана явно перевозбудилась от такого количества балдеющих мужчин. Не подпереть ли мне сегодня дверь табуреткой?

— Только полный импотент может не обращать на меня никакого внимания!

Справедливости ради надо сказать, что слюни купцы действительно пускали в огромном количестве. Импотентов среди них, видать, не было.

— Вот, — тараторила купающаяся в похотливых взглядах дива, — они все пускают слюнки! Как вы думаете, почему они все пускают слюнки?

— Наверно хотят напустить здесь море слюней, — зевнул Мих, — да и утопить тебя в нём, чтоб глаза не мозолила!

На умильной мордахе Цветика появилось некое подобие злорадной ухмылки. Неужели Роксана и его домогалась? Тогда понятно, почему он ночевал в конюшне!

Среда, день.

Наконец, вполне насладившись триумфом и подняв собственную самооценку, пери вцепилась в какую-то расшитую кофточку, более напоминающую ночную рубаху и восторженно взвизгнула:

— Мих, я хочу эту рубашечку!

— Два золотых! — тут же сориентировался купец, взглядом более напоминающий сутенёра. В красном кафтане, с явно крашеной бородой, в двух косах которой красовалось аж по три разноцветных ленточки и золотые зажимы. Волосы тоже были заплетены в две косы с тремя лентами в каждой и золотыми зажимами.

— Два золотых? — возмутилась дива. — От силы серебряк!

Смотреть, как пери торгуется, сбежался весь ряд. В ней явно сказывался опыт проживания на Востоке. Пусть и в гареме. Восток, он, видать, и здесь Восток. Купец был местный и кайф от такого спектакля явно не ловил.

Они договорились на шести серебрушках. Через час. Купец бы и через пятнадцать минут согласился, но Роксане требовалось повыпендриваться.

— Ну? — сказала Роксана.

Мы втроём с Цветиком стояли молча, не понимая, что ей ещё нужно. Какой-то дополнительный бонус к скидке?

— Ну? — более требовательно повторила Роксана. Разве что ножкой не топнула.

Мы по-прежнему стояли, не понимая, чего она хочет. Или она хочет, чтобы мы заплатили? С какой стати?

— Мих, ты будешь платить или нет? — озверела наконец дива.

— С какой стати? — обалдел меч. — Мне что, деньги больше некуда девать?

— Как с какой стати? — взорвалась Роксана. — Кто сегодня провёл со мной ночь?! А теперь уже и рубаху купить не можешь!

Не знаю, был ли Мих привычен к таким выходкам, но похоже, что нет.

— Дорогуша, — вкрадчиво начал он, — если у тебя вчера был приступ неуправляемой депрессии на почве долгого воздержания, — он выразительно обернулся на меня, — и я тебя отпаивал — за свой, заметь, счёт, — так это ты сегодня должна мне что-нибудь купить, или, по крайней мере, вернуть один золотой из тех двух, что я на первач с пивом потратил. Хотя ты вылакала две трети, не меньше. Или ты думаешь, что раз я его не потребовал, то теперь на мне пахать можно?

— Что? — заорала Роксана, — Отпаивал? А почему я проснулась в твоей кровати?!!

— Потому что я был слишком пьян, чтобы тащить тебя обратно в твою комнату. Я просто ушёл туда сам. И не надо на меня так пялиться, у тебя уже глаза круглые. Тебе не идёт. Я ещё ни разу не напивался до такого состояния, чтоб не помнить, трахал я кого-то или нет. Заткнись и плати сама. Или пошли отсюда.

Роксана швырнула рубаху ни в чём не повинному купцу в лицо и вылетела из суконного ряда.

Дальнейшее наше путешествие свелось к обхаиванию Роксаной всего, что она видела. Не было ни единого торговца на всём рынке, которому она не сказала бы гадость. У этого горшок кривой, у того мясо тухлое, молоко прокисшее (и правда прокисшее!), кобыла старая, корова на последнем издыхании, клинок тупой, меч не сбалансирован, и вообще всему товару место только на помойке!

Как раз в момент поливания грязью какого-то очередного кинжала в оружейном ряду к Миху подошёл худощавый мужик в домотканой рубахе и о чём-то тихо поинтересовался. Мих задумчиво посмотрел на нас троих, и спросил, сможем ли мы втроём дойти обратно до постоялого двора. Роксана фыркнула и задрала нос. Цветик умильно завилял хвостом, а я задумался — а почему он спрашивает? Здесь что, настолько небезопасно, что мы за полчаса-час обратно не доберёмся? А у меня деньги общественные в куртке… Лучше бы Миху оставил. Впрочем, ещё не поздно.

— Да понимаете, — подтвердил мои сомнения торговец, — в последнюю неделю спрос на серебряные кинжалы возрос вчетверо. А утром, говорят, эльфийку чуть живую в канаве нашли, пришиб кто-то. Только для вампиров эльфийская кровь не годится, так что непонятно, кто её. Неместная, эльфийка-то. Местные ночью все работают, некогда им по улицам шастать.

Больше всего мне не понравилось, что Мих с Роксаной никак на эльфийку не прореагировали. Мих оценивающе рассматривал наше вооружение, а я вспоминал фразу «И куда ты опять попрёшься ночью и под дождём?».

Меч подумал, вынул из-за голенища свой кинжал в кожаных ножнах и сунул мне в сапог.

— Серебряный, — пояснил он, — жить очень захочешь — ткнёшь. Не бойся, никому вы с Роксаной не нужны. Дойдёте, это я так, пугаю для профилактики.

А, по-моему, это он утешал для профилактики.

Зато заблудиться на этом базаре было невозможно. Сзади прекрасно видна городская стена, стоило повернуться к ней спиной — и вот оно, нужное направление.

Мы начали выбираться с рынка. Минуты через две кинжал в сапоге начал мешаться. На выходе он уже натирал ногу. Как же Мих вообще эти полуметровые железки в сапогах таскает? Это же кошмар какой-то! Я наверняка ошибся, когда считал, что у него пара кинжалов или нож за голенищем — тут и с одним-то не походишь. Нож, конечно, короче, но и его таскать в сапоге, наверно, не в радость. Кинжал начал выпрыгивать из сапога. Я упихал его обратно. Нога заболела, мне с трудом удавалось не хромать. Наверно, у Миха вообще кинжала в сапоге нет. Он просто появляется из ниоткуда, как сабля. Иначе как он бегает и верхом ездит? Кинжал опять начал выползать из сапога. Скотина! Такая же вредная тварь, как и его хозяин! Я задвинул его поглубже. Интересно, если я его вытащу и понесу в руке — засмеют меня или нет? Или стража зацапает? И зачем тогда Мих мне его именно в сапог затолкал? Кинжал опять предпринял попытку выпрыгнуть наружу.

Сколько нам ещё тащиться до дома? Вытащить ремень из джинсов и повесить на пояс? Прямо посреди улицы? Может, попросить Цветика его понести, не обидится?

Мих нарочно мне всучил эту дрянь, чтобы я помучился и не думал о вампирах или грабителях! Тут ни о чём другом, кроме как до гостиницы дохромать, и думать нельзя!

Занятый постоянными наклонами и остановками по укрощению сволочного кинжала, я не заметил, как Роксана оказалась далеко впереди, поэтому не сразу среагировал, когда до меня донёсся заливистый тонкий лай Цветика.

Разогнувшись, я увидел, что спереди к пери приближаются три фигуры в плащах. По росту, телосложению и плащам они походили на Усладу, когда я её увидел первый раз — такие же высокие и тонкие. Ноги, вопреки разуму, сами помчались на помощь женщине.

Нападающие обходили Роксану по кругу, прижимая к глухому забору. Улица, как назло, была абсолютно пуста. Нет, какая-то серая дворняга, которая возможно шпик, на улице присутствовала, но никаких поползновений к нашей защите не предпринимала.

Я долетел до Роксаны и схватился за кинжал. А его не было! Он вылетел из сапога при моём стремительном броске! И стоило так мучиться, чтобы потерять его в самый нужный момент! Впрочем, точно его метнуть я всё равно не натренирован, а пырнуть человека ножом в драке не факт, что смогу вообще. Фигуры медлили, Роксана неспешно закатывала рукава. Я лихорадочно огляделся. Ага, забор. Подгнивший. Подскочил к штакетнику, всё время ожидая, что ударят в спину, пнул ногой в доску, переломил, отодрал. С доской от забора развернулся навстречу врагам. Уже не первый раз замечаю, что копьё или дубина мне подходили бы больше меча. На худой конец, вилы или лопата! Мих, где ты!

Трое всё размышляли. Пугают, что ли? Лиц под капюшонами не видно, стоят, не шевелятся. А у меня деньги общественные в кармане! Наконец, они что-то всё-таки надумали, потому как шевельнулись.

Что решили, я не особо понял. В этот момент за моей спиной хрипло закричал невыспавшийся петух. Прямо над ухом! Я вздрогнул, дёрнулся и оглянулся. А не стоило бы! Когда я понял, что совершил непоправимую ошибку и повернулся обратно, на моей штакетине корчился один из нападающих. Она его просто пропорола насквозь. Я отпустил штакетину и попятился. Петух закричал снова. Грабитель завалился вбок, хватаясь руками за торчащую из груди доску забора. Мне в ногу что-то ткнулось, я заорал и подпрыгнул. Цветик, всего лишь милый Цветик с кинжалом в зубах. Схватил кинжал, развернулся к Роксане. Один разбойник уже валялся лицом вниз без признаков жизни, а с другим пери медленно кружилась, не сводя с него взгляда горящих глаз.

— Роксана, я иду! — заорал я и бросился вперёд с кинжалом наперевес. Как его бросают, этот кинжал? За лезвие? Как обычный ножик? Вспомним детство, я правда, никогда в ножики особо не отличался. Надеюсь, она уложит этого гада раньше, чем я промахнусь или добегу. Кинжал сорвался и рукояткой засветил обернувшемуся бандиту в центр капюшона. Снова завопил сумасшедший петух. Наверно, он за нас болел. В этот момент Роксана прицельно вонзила бандиту в спину свой второй кинжал. Пока разбойник хрипел и падал, пери схватила мой не долетевший и от всей души добавила. Туда же, в спину.

Итак, что мы имеем? Три трупа на дороге, сумасшедший петух на заборе, серый шпик-дворняга на той стороне улицы, и мы с Роксаной и Цветиком. Надеюсь, их было только трое.

Тут Роксана перешагнула через труп бандита, подошла ко мне вплотную, провела руками по одежде и начала расстёгивать рубашку. Мою. Своя у неё без пуговиц. Я, конечно, слышал, что после драки бывает выброс адреналина и всё такое, но не прям же посреди улицы? Или она думает, что это у меня сейчас гормональный всплеск, и потому я не смогу от неё отбрыкаться? «Может, она всех троих и наняла?» — шепнула мания преследования. Где ж ты была, дрянь, когда я кинжал нагибался поправить?

Если сейчас начнёт расстёгивать ещё и брюки, я за себя не ручаюсь. Отломаю вторую штакетину и отлуплю по заднице.

Оказалось, к счастью, что Роксану интересует совсем другое. Она расстегнула рубашку, уставилась на выструганный мной крестик и кивнула.

— Так вот почему они так тормозили, — понимающе сказала она. — А я всё думаю, чего еле шевелятся. Да и петух вовсю кричал. То-то этот идиот сам на осиновый кол прыгнул. А он не увидел просто. Зато понятно, почему Мих нас одних отпустил. В курсе, небось. Слышь, Витёк, и нам ещё очень повезло, что у них заборы из осины. Ладно, — добавила пери, разом потеряв интерес к моей особе, — давай их перевернём, да обыщем. Чего уставился? Пошли.

Я стоял и тупо смотрел, как миловидная юная девушка с двумя растрёпанными чёрными косами, толщиной поболее моей руки, и очень аппетитной попкой в прихиппованных штанишках, переворачивает труп разбойника с моей штакетиной в груди, упирается в него изящной ножкой, и эту штакетину вытаскивает. Как потом она, даже не поджав брезгливо пухлых губок, стаскивает с трупа плащ, приговаривая «Вот не повезло, порвали, зашивать теперь…», наклоняется и старательно шарит по карманам.

Потом распрямляется, а вместо трупа лежит просто пустая одежда. Роксана поднимает сапог, перевертывает, из него летят жирные хлопья пепла. Наклоняется, вытряхивает второй сапог, кидает на расстеленный плащ. Возникла дурацкая мысль — остались ли в сапогах портянки, и кто их будет оттуда вытаскивать?

Вот она наклоняется снова, хватается за кинжал в горле, плащ, сапоги, хлопья пепла, два кинжала из спины, плащ, сапоги, хлопья пепла. В итоге на расстеленном плаще оказалось три пары сапог, одежда, и два плаща. Нашла ли Роксана деньги, я не понял. В карман она ничего не клала.

Роксана плотно утрамбовала шмотки, завязала их в плащ — узелок получился нехилый — надела этот узел на штакетину, вынутую из трупа, и протянула мне. Я молча взял, закинул палку на плечо. Роксана подобрала ножны, сунула в них Михов кинжал и дала мне.

Так мы и вошли на постоялый двор: Роксана впереди, Цветик за ней, а сзади я, со штакетиной с узлом на плече и кинжалом в руке. Засовывать его в сапог я не стал. Так и нёс в руке. Что у меня на поясе ещё топорик и нож я обнаружил уже во дворе.

Среда, вечер.

Пока Роксана занималась с прислугой вопросами стирки, чистки и продажи части трофеев, я тупо сидел за столом перед кружкой пива. Пери подошла ко мне, положила руку на плечо, наклонилась, якобы ненароком прижавшись грудью к спине, и нежно проворковала:

— Витек, я знаю просто превосходное средство для снятия подобных стрессов, хочешь продемонстрирую?

Я покачал головой. Заказал местной девчонке три кувшина пива, литра по два с половиной, кружку, десять свечей и бутыль самогона. Мы доволокли всё это в комнату, я запер дверь и стащил на пол матрас и одеяло. Попытался зажечь свечи, но огниво прыгало, а мох не разгорался. Плюнул — ещё достаточно светло. Попытался перевернуть кровать — она оказалась неподъёмной. Где они прячутся? В щелях между досками? Взял топор, подсунул между ножкой и доской кровати, налёг, отодрал доску, стараясь всё же не погнуть гвоздь. Действительно, под доской на ножке обнаружилось чёрное пятно. Насекомые зашевелились. Плоские, круглые, маленькие и чёрные. Я стащил с ноги сапог и принялся с остервенением давить кровососов подмёткой. Комнату заполнил запах коньяка. Надо же, всегда думал, что выражение «клопы пахнут коньяком» взято с потолка. Оказывается, действительно пахнут. И именно хорошим коньяком. Я старательно и аккуратно давил кровопийц на всех четырёх ножках. Подумал, стоит ли разбирать вообще всю кровать. Не рискнул — вдруг все доски обратно не смогу поставить. Прибил доски на место, положил матрас обратно, подтащил стол-табуретку вплотную к кровати вместе с пивом и самогонкой и брякнулся на постель полусидя, благо высокие спинки прекрасно это позволяли. Буду переживать отходняк в одиночестве. Когда я подносил ко рту вторую кружку, руки у меня тряслись, а зубы стучали о глиняный край.

Глава одиннадцатая. Суд

Четверг, очень раннее утро.

Да, кусались прореженные мной кровососы значительно меньше и лёг я в одежде. Но какой сон после восьми литров пива? Приплетясь под утро в очередной раз в свою комнату, я, погрузился в бредовое созерцание чёрных хлопьев, машущих крыльями петухов и обломанных штакетин. Выволок меня из этой мешанины рёв над ухом:

— Рота, подъём!

Подскочив на полметра над кроватью, я сразу понял, почему из армии люди приходят такими дёргаными. Скотина Мих, мне не восемнадцать лет так прикалываться! И я что, не запер дверь?

— Вставай, героический защитник прекрасных дам и убийца вампиров и прочих кровососущих гадов! — Мих успокаивающе потряс меня за плечо. — А теперь быстренько привёл себя в приличный вид, и на завтрак. Сегодня у нас суд. Часа через полтора-два за нами придут.

За столом я с огромным облегчением обнаружил вполне живую, только зелёную, растрёпанную и мрачную Усладу. Впрочем, может быть, зелёный цвет лица для неё естественный.

— Так, — радостно сообщил Мих, — сегодня начнём заседать. Моими, кстати, стараниями, а то бы еще неделю, — эльфийка удивлённо вздёрнула брови, и Мих поправился, — седмицу здесь кантовались. Кстати, я нашёл нам адвоката. Хотя все прекрасно знают, что мы вообще потерпевшие, а Роксана с женихом больше всех. Роксана, во сколько ты оцениваешь свою семейную жизнь?

Роксана повела плечами и оценила жениха в куль золотых. Как выяснилось, слово куль означает дюжину дюжин.

— Витёк?

Я не знал, чего он от меня хочет. Я вообще считал, что я свидетель. Ну, или лжесвидетель. Поэтому молча пожал плечами.

— Злат?

Цветик радостно тявкнул и завилял хвостом. Сегодня я опять с утра его отмывал. Милый щенок, только грязь любит. И парень был неплохой. Стоит явно больше куля.

— Услада?

Эльфийка мрачно уставилась на Миха. Пару минут они поиграли в гляделки, потом Услада пожала губы и опустила глаза.

— Понятно, — констатировал меч, — на компенсацию не претендуешь, твоё бескорыстие просто трогательно.

— Зря, — хмыкнула Роксана.

Дальнейший завтрак прошёл в полном молчании. Услада ковыряла ложкой в тарелке, Роксана, как ни странно, не стала корчить из себя обиженную Михом невинность, а радостно глотала мерзкого вида запеканку, закусывая пареной брюквой и морковью, и иногда сплавляя кусок Цветику под стол. Вилок здесь, кстати, тоже нет. А ножами все пользуются своими. Впрочем, для постоянных каш и пареных реп вилка не очень и нужна. Мясо едят руками, но нам это не грозит. В смысле есть мясо.

Я, кажется, съел уже все куриные яйца в округе. Сегодня они в меня лезли с трудом, но каша с потрохами вызывала ещё меньший аппетит. Молока, правда, залейся. Вот что здесь однозначно хорошее, так это молоко и пиво. А квас отвратный, кислый, в рот не возьмёшь.

Четверг, утро.

Часа через полтора за нами действительно пришли стражники и отконвоировали в здание городского суда на Центральной площади. До неё надо было пройти квартал налево и два квартала направо, сама же площадь выглядела просто большим перекрёстком, и ничего более. Суд располагался с восточной стороны и поражал своими размерами. Одноэтажное здание метров двадцать на двадцать, достаточно большие окна безо всяких решёток, расфуфыренные стражники перед входом. Перед ними с важным видом расхаживали две курицы и облезлая кошка, ещё две кошки — серая и рыжая — дремали на окнах.

С немалым удивлением я заметил, что желающие пройти в здание суда кидают монетки в специально подвешенную для этого копилку. Причём кидал монетки люд самый различный — от хорошо одетых граждан с великолепными переливающимися всеми цветами радуги лентами в косицах, до почти лохматых тёток в холщовых штанах и замасленных рубахах. Наблюдались также почтенные семейства из отца, матери и взрослых дочерей, одетых очень прилично и стреляющих глазками направо и налево. Всё это я смог рассмотреть лишь потому, что возникло недоразумение, через какой вход нас проводить в здание. Пока один из наших сопровождающих бегал выяснять, я таращился на почтенных граждан города, как медведь… нет, скорее как кулан таращится на посетителей зоопарка из своего загона.

— Не удивляйся, — пояснила Роксана, — дело о браконьерстве и пугании козлами относится к гражданским искам, нечто вроде театрального представления. Поэтому они все пришли сюда как на спектакль — себя показать, других посмотреть, словом, развлечься. За это и деньги дерут. Не на дармовщину же народу развлекаться. И правосудие вершат, и казну заодно поправляют. А если что уголовное, так решётки на окна навесят и цену до золотого за вход взвинтят. Сам понимаешь — опасность кровь будоражит!

Ну конечно, а чем им еще заняться? Телевизора нет, интернета нет, кино нет, вечером и при свечах темно, — потому и судят утром из экономии, — а только прясть да ткать — свихнёшься. Вот и ходят в суд, как в цирк.

Нас провели через парадный вход, к немалой радости всех зрителей. Они получили халявную возможность рассмотреть каждого вблизи.

— Ой, какой миленький, — услышал я за спиной восторженный всхлип, — какой симпатяшка! О-о-о, какой красавчик! Какие кудри!

— Это мой жених! — хвастливо ответила Роксана. — Он один такой на все Верхние, Средние и Предгорные Волчки!

Вся женскаячасть присутствующих так или иначе поглядывала на Миха: женщины в паре с мужьями — искоса или из-под опущенных ресниц, а одинокие дамы — так вообще с откровенным голодным блеском в глазах. Вот за что бабы любят наглецов и сволочей, а? Не смотрели на него только совсем юные девочки — они предпочитали Цветика. Роксана с эльфийкой шли сзади, поэтому оценить, что пользовалось большей популярностью — пышные бёдра Роксаны или длиннющие ноги эльфийки под крошечным набедренным шарфиком — я не смог. Но думаю, что вся мужская часть зрителей не пожалела о заплаченных за шоу деньгах.

Мы расположились с правой стороны на длинной скамейке со спинкой, ничем, кстати, не огороженной, напротив — шесть давешних егерей с перекошенными мордами, лицом к зрителям — судья, седобородый дедок с золотой лентой в трясущейся бороде, полностью склеротически-маразматического вида. Рядом с ним ещё четверо вполне презентабельных по здешним меркам и не старых мужчин, один из которых с зелёными кудрями до пояса без усов и бороды, за два метра ростом, а двое — с коротко подстриженными бородами и волосами только до плеч. Четвёртый как обычно — с косицами. Впечатление эти четверо производили вполне вменяемое. За ними на возвышении стоял трон, на котором, надо полагать, и будет вершить суд градоначальник. Впрочем, на самого Синеслава никто не тянул. Вряд ли он один из этих пятерых. Или это вообще символический трон для нынешнего Повелителя.

Все начали слушать длиннющее муторное вступление, читаемое на четыре голоса заседателями рядом с судьёй, в котором большую часть составляли восхваления нынешнего правителя Семиречья и Шестиозёрья Георгия Петрова (40–50 минут) и правителя славного города Пореченска и так далее(30–40 минут). Моего тестя на пятидесятилетии и то меньше славили. И кормили, кстати, вкусно в перерывах между тостами. Интуиция меня не подвела: к середине восхваления Г. Петрова зал начал заполняться шорохами и чавканьем, к концу — донеслись ядрёные ароматы пива, чеснока, лука и едкого пота. Я скосил глаза на пол, ожидая увидеть горы шелухи от семечек, но семечек здесь тоже не знали. Народ дружно потел, вкусно жевал, смачно хрустел, неумеренно пил и непрерывно закусывал под аккомпанемент из хрюканья, причмокивания и рыгания.

Из всей этой тягомотины я понял пару-тройку истин — аппетит у народа вполне хороший, страна называется Семиречье, или Семиречье и Шестиозёрье, а Гоша Петров, видать, и есть тот самый кошмарный Тёмный владыка, которого мы должны в спешном порядке ликвидировать. На мой взгляд, за выслушивание всей этой высокопарной белиберды надо было платить зрителям, а не драть с них деньги. В конце я понял, что безбородый зеленый юнец является представителем нашей стороны, а мужик с косицей — противоположной. Будем думать, Мих всё же знал, что делал, когда нанимал этого стилягу.

Часа через два добрались до сути вопроса.

Из речи обвинения, которая длилась около часа, выяснилось, что «банда из трёх человек, злобного оборотня и морально неустойчивой эльфийки (просто потому, что все эльфийки по статистике морально неустойчивы), выловила в тщательно охраняемом заповеднике аж трёх единорогов, которых, как известно, всего-то неизвестное количество, но очень мало, так что это, может, и последние, а главный браконьер зверски и подчистую отрубил вымирающим животным рога, которые, как известно, представляют собой огромную ценность, хотя бы потому, что таковых рогов, отделённых от голов их владельцев, всего-то два или три, да и те неизвестно где, а легенды ходят про них самые разные, да и увидеть отделённый рог можно только после того, как его возьмёт в руки непорочная девственница, каковых, как известно, в силу национальных традиций нет не только в славном Семиречье и Шестиозёрье, но и во всех близлежащих государствах, а стоимость отделённого рога, если будет доказано, что он единорожий, приближается к стоимости всего славного города Пореченска, а то и пяти таких городов, откуда ясно, почему вся банда в спешном порядке пыталась смыться, но была выловлена доблестными стражами порядка, после чего порочные бандиты категорически отказалась заплатить доблестным егерям штраф в размере двух медяков за каждый срубленный рог с говорящего члена банды, а, наоборот, требовали с них денег за перекинувшегося оборотня, каковой являлся, по их словам, женихом девицы неэльфийского происхождения, и до того способностями к трансформации не обладал, мотивируя это тем, что оный оборотень перекинулся от испуга из-за выпущенных на дорогу белых животных, каковых сия банда презрительно обозвала «безрогими козлами», и теперь вообще неизвестно, сможет ли оный оборотень принять прежний облик и выполнить супружеские обязанности, вследствие чего семейная жизнь человеческой девицы из сей банды оказалась под вопросом, мало того, главный браконьер и бандит недвусмысленно угрожал доблестным егерям, заявляя, что «хотел бы посмотреть на ту саблю, которая способна срубить рог единорогу», а поскольку таковую саблю у него видели, то доблестные егеря рисковать и искать рога путём ощупывания поляны не стали, а сдались на милость славного и доброго градоначальника С. Краснобрадова».

Логических неувязок в этом спиче было хоть отбавляй. Ёжику понятно, что штраф в две медяшки за рог стоимостью в пять городов мог потребовать только полностью впавший в слабоумие и пренебрегающий своими обязанностями егерь, а так как увидеть отрубленные рога никто всё равно не мог, а уж отрубить или отпилить тем более, поскольку всем достоверно известно, что отпилить рог у единорога может только девственница, следовательно о чём вообще речь? Примерно в таком духе, только на протяжении часа, высказался наш зеленоволосый адвокат Зинзивириэль. Услышав его имя, я, наконец, сообразил, что это соплеменник Услады. Заодно до меня дошло, какую кучу денег мы оставили на поляне. Кажется, я понял, куда ночью ходил Мих, и кто стукнул эльфийку. Так ей и надо, паразитке, нечего к чужим рогам лапы свои зелёные тянуть! Надеюсь, меч не оплошал. Вот только кто способен купить рог за такую цену? И причитается ли мне какой-то процент с этой суммы?

После трёхчасовых прений суд предположил, что надо всё же поискать кандидаток для проведения экспертизы — вдруг да найдётся лицо женского полу, способное разглядеть в густой траве мифические рога. Также было предложено взять грабли и искать рога на поляне на ощупь, т. е. прочесать всю траву и дорогу в радиусе трёх дюжин шагов от места предполагаемых событий.

Пока же выделить из обоих групп по человеку для отыскания места происшествия и устанавливания на нём оцепления, дабы честные граждане славного города прямо сейчас не рванули искать столь ценные артефакты и не потоптали весь окрестный лес.

На том и порешили. Заседание перенесли на послезавтра.

Четверг, вечер.

На место происшествия со стражниками отправились один из егерей и Роксана с Цветиком. Услада фыркнула и куда-то умоталась, а вот к нам с Михом подошёл мужчина неопределённой профессии в сером плаще и негромко произнёс:

— Не желают ли благородные путешественники отужинать сегодня в доме господина Зинзивириэля в тёплой компании не самых последних жителей нашего славного города?

Мы желали. Особенно Мих, а я так, рядом стоял.

Дом господина Зинзивириэля оказался из немногих, что в два с половиной этажа и под черепичной крышей, а располагался он в квартале на восток от здания суда. Окружал особняк сплошной старый яблоневый сад, поэтому под ногами то и дело попадалась опавшая завязь. Из хозяйственных построек — конюшня и баня. Во дворе нас встретил изящный молодой человек со стандартной косицей в бороде и рыжими волосами. Судя по волосам и росту — вполне человек. Впрочем, что Услада, что адвокат, отличались от людей пока разве что цветом волос и некой прозеленью на лице, но никакой безумной красотой, утончённостью или особым шармом не обладали.

Пропуская меня вперёд на крыльце, Мих тихо, но очень внятно сказал:

— Молчи в тряпочку и поддакивай. Понял?

Внутри нас встретил хозяин и позвал в залу. Будь дом кирпичным, и я бы от такого не отказался: огромная зала с печью и камином в изразцах посередине, еще одна печь для готовки, длинный тщательно выскобленный дубовый стол, стулья с кожаной обивкой и бронзовыми накладками, кожаные же диваны и кресла, и парадная витая лестница на второй этаж. Всё украшено затейливой резьбой вперемешку с коваными элементами. Я прикинул, не содрать ли мне отсюда пару дизайнерских решений для своего дома, и во сколько мне обойдётся заказать такие изразцы для камина. Если я вернусь. Над гостевой частью залы второго этажа не было, и пространство над головой казалось огромным, печная труба, декорированная под ствол дерева, уходила ввысь, а со второго этажа можно было смотреть вниз на кухню и столовую.

Стены обиты салатовым, золотым и зелёным шёлком всех оттенков. На салатовом шёлке — огромная картина в стиле абстракционизма — переплетение зелёных, голубых, желтых линий, пятна, всплески, лучи. Горы, водоворот, рассвет на неизвестной планете, паутина? Я не поклонник абстракций, но выглядело здорово. Только вычурная рама в кистях рябин несколько отвлекала внимание, а так явно рисовал талантливый художник. Я зацепился взглядом за полотно — что-то в нём узнавалось, какой-то смутный укол непонятной тревоги, или порыв. Нет, не понял. С другой стороны от дубового стола — выход в сад. Дверь была открыта, оттуда доносился шум листьев и пахло свежестью. Впрочем, в доме у Зинзивириэля вообще свежо и чисто. Не, молодец эльф, вполне стильно. Оказывается, можно неплохо устроиться и здесь, если знать как.

За столом нас ожидали позавчерашний начальник стражи и колоритный мужик лет пятидесяти в халате, с распущенной бородой и волнистыми каштановыми волосами до плеч, чистый купец.

Сели, откуда-то возникшая весьма красивая девушка накрыла на стол. Неплохо — все тарелки и приборы серебряные, рюмки и кубки тоже, да и еда смахивает на человеческую. Мясо, курица. Правда с опостылевшими кашами. Зато подливок восемь сортов.

— Итак, — начал адвокат, покончив с грибами в сметане, — Виктор и…простите, как-то неудобно звать столь значительную особу столь коротким именем…?

— Михаил, — представился Мих, несколько задумавшись. — Если вам хочется совсем длинно, то Виктор Андреевич и Михаил Александрович, вас устроит? Только боюсь на проговаривание этих имён у нас уйдёт полвечера.

— Ну что вы, «Георгий Аркадьевич» куда более труднопроизносимо, — улыбнулся зеленоволосый. — Хорошо, Виктор и Михаил, насколько я понимаю ситуацию, срок настал и кто-то из вас в ближайшее время сядет на трон уже не Тёмного, а Светлого Владыки, кто именно, и когда? Я бы поставил на вас, Михаил, поскольку рассказ егерей об исчезнувшей сабле более соответствует образу Владыки, но ваша женщина по нашим сведениям упорно добивается Виктора, а будь Повелителем вы, она предпочла бы вас, не так ли?

— Так ли, — улыбнулся меч, — и мало того, ваша дворняга наверняка слышала, как Виктора называют повелителем.

Смуглый хорёк рядом с адвокатом склонил голову. Колоритный купец огладил длинную бороду.

Мы дружно отведали неплохого вина. Где-то в этом мире растёт виноград. Сколько же может стоить вино в этом городе? Со стоимостью перевоза?

Есть мясо руками было очень неудобно, поэтому я накалывал его ножом. Пусть думают, что хотят, а я буду есть с ножа. И если у меня ухудшится память и наступит склероз — это только к лучшему. Авось, ностальгия поотвяжется. Остальные же вполне спокойно ели руками. Стану Повелителем — первым указом введу в обиход вилки. Каким Повелителем, что я несу? Мне домой надо! Меня жена ждёт! А, да, меч что-то говорил про преемника. Мих пнул меня под столом ногой. Боюсь, хорёк с адвокатом это заметили.

— Что вы можете сообщить нам про обстановку в стране? — поинтересовался меч после томительной паузы. — Сами понимаете, от этого многое зависит. Снегозор, какая у вас информация?

— Как вам сказать, — задумался хорёк, — Повелитель на троне уже дюжину с четвертью лет и за эти годы убил не более семи человек, и то в первые три года правления. Правда, у него была стычка с бандой диких вампиров, отрядом зомби, и дюжину лет назад он лично выехал на северные границы отразить набег снежных людей, везде вышел победителем, — Мих поднял бровь, — да, вы, правы, это естественно, — тут же поправился Снегозор, — но последние десять лет его мало кто видел. К нему систематически поставляют девушек из окрестных деревень, но, по нашим данным, все они живы. Повелитель практически никого к себе не впускает, дела подписывает крайне неохотно, а его указов давно уже не слышно. Впрочем, это не самое худшее правление, а, судя по летописям, из всех правлений Тёмных так вообще лучшее. Так что тому, страна пущена на самотёк, можно только порадоваться. Сами видите — наша окраина вполне процветает. Мы бы не стали вас поддерживать, скажу честно, но, во-первых, новый повелитель всё равно сядет на трон — случаев, чтобы светлый не смог завоевать власть, летописи не припомнят, а, во-вторых, когда у нынешнего Тёмного гномы по всему потолку заскачут, не знает никто. Про Белых можно что-то определённое на две-три дюжины лет прогнозировать, а с Чёрными никогда ничего неясно. Сидим, сами понимаете, как укушенные диким оборотнем в ожидании полнолуния.

— А какова численность войск на данный момент, и тех, которые он сможет выставить?

— Сложно сказать. Непосредственная охрана замка насчитывает до двух кулей воинов, а сколько он сможет набрать — смотря за какое время. От сумы до двух. Зависит от состояния казны.

Исходя из логики, сума должна была обозначать дюжину кулей — 1728. Мих кивнул. Моим подсчётам или собеседнику?

— Наш город и окрестности может выставить до куля обученных воинов, — вмешался бородач, — сами понимаете, вставать на сторону нынешнего правления совершенно бессмысленно, но всё же нам хотелось бы каких-то гарантий и льгот…

Судя по всему, город каждого нового претендента на престол встречал хлебом и солью, не привыкать. Ладно, пусть Мих разбирается. Мне велено было не вякать. Что здесь моё экономическое образование, если я не знаю традиций, быта и особенностей системы?

Темнело. Две очаровательные девушки с распущенными золотыми волосами в полупрозрачных туниках зажгли свечи на бронзовой люстре. Проходя мимо меня, они улыбнулись и опустили глаза. От них пахло не потом, а свежестью и скошенной травой. Под туниками просвечивала упругая грудь, гибкая спина и… Тьфу, надо взять себя в руки!

Договорились полюбовно. Судя по довольной ухмылке бородача, он почему-то верил, что Мих его не обманет. Интересно, изучал ли он по летописям процент нарушения обещаний со стороны светлых?

Выпили за дружбу и сотрудничество. Закусили восхитительным салатом. Ещё выпили. Зинзивириэль предложил сыграть в шахматы. Мих опустошил кубок и согласился. Выяснилось, что эту игру завёз в незапамятные времена один из Белых, и с тех пор в неё играют все, кому не лень. Фигуры представляли собой истинное произведение искусства. Особенно мне понравились пешки в полупрозрачных платьицах и с восхитительно сексуальными формами. Как можно бить фигуру, изображающую столь соблазнительную женщину? Нимфы с распущенными волосами появились снова и поставили на стол серебряные графины с вином. Забирая у меня грязную тарелку, одна их них коснулась рукой моего плеча и задела волосами. Я выпил ещё. Если один раз, и сразу уехать, то ведь это ни к чему не обязывает? Особенно, если женщина об этом знает, особенно, если её для этого и позвали… Не может же быть заразной столь прекрасная дева? Мих похлопал богиню по заду. Нет, не по заду, а по восхитительным, соблазнительным, шикарнейшим бёдрам. Как он может? Богиню — шлёпать? Такую… ммм… спину нужно трепетно гладить, нежно, не спеша, осторожно заводя и себя и своё сокровище, коснуться языком мочки уха, склониться к упругой груди, найти губами её губы, шею… Выпили ещё. Или лучше сначала бурный блиц в дверях спальни, а потом уже всякие нежности и тонкости? На тринадцатом кубке эльф сдался. Ещё выпили, ещё закусили, наконец, Мих решил, что пора и честь знать. Меня пошатывало, когда я поднимался из-за стола.

Проходя мимо висящего на стене произведения абстракционистского искусства, Мих притормозил. В свете свечей картина несколько потемнела, ветер из сада колыхал язычки пламени, по полотну метались тени. Или это я качался?

— Великолепная вещь, — сказал Мих, разглядывая картину, — Зинзивириэль, а вы не могли бы для нас с Повелителем повернуть полотно на четверть оборота влево?

Надо ж так допиться, а? Он бы её ещё вверх ногами попросил повесить. Но адвокат почему-то не удивился.

— Вы правы, — он посмотрел на холст, — когда я увидел её впервые, она именно так и висела. Только если держать её в таком виде, то придётся выстраивать под неё специальное помещение. Стан, Вальд!

Двое стройных молодых людей без бород, но с нормального цвета волосами, с некоторым усилием перевесили полотно в заказанное Михом положение. Меня чуть не сшибло с ног безысходным отчаянием и ненавистью. На полотне застыли две тени. Одна рвалась ввысь, а другая держала её за… крылья? руки? или просто приковала к себе кандалами? Мраком и ненавистью несло от пытающегося вырваться демона, ужасом и отчаянием — от вцепившегося в тень человека. Порыв ветра качнул люстру, тени исчезли…

Гора, дым, зеленая паутина линий…

— Вы видели… автора? — голос Миха звучал откуда-то из другого измерения.

— Нет, он ко мне не вышел. Он ни к кому почти не выходит. С меня запросили смехотворную сумму в восемь золотых, но я заплатил восемь дюжин — всё, что тогда с собой было. И вовсе не из верноподданических соображений.

Когда Стан с Вальдом перевешивали картину обратно, я подошёл и поискал подпись.

Петровъ — гласил размашистый росчерк на обороте.

Глава дюжинная. Следственный эксперимент

Пятница, очень раннее утро.

— Рота, подъём! Ну-ка встал!!! Вставай, алкаш! Ну-ка встал быстро!!! Ну как знаешь, сам нарвался! — кто-то упорно тряс меня за плечи.

На лицо потекла струя холодной воды. От тварь, он что, специально фляжку с собой притащил для этого?

Я открыл глаза, ощутил — лежу на кровати в сапогах и куртке. Мих льёт на меня воду из фляги. Точно специально нёс. Злой, как собака. Неужели я вчера что-то всё-таки вычудил на приёме? Не помню…

— Мих, а сапоги-то что, снять нельзя было, вон, кровать изгваздал?… — ничего умнее, конечно, я спросонья придумать не мог.

— Я тебе что, денщик?! — взорвался меч. Похмелье его, что ли, мучило? — Мало того, что я тебя сюда волок на себе, так ещё и раздевать должен? Надо было тебя на пол бросить, алкаша! Встал пошёл привёл себя в порядок, сейчас на место следственного эксперимента смотаемся, посмотрим, как там Роксана, да и кобыла твоя застоялась уже, ты хоть чистил её?

— Разве это не входит в стоимость обслуживания? — удивился я. — Её что, и не кормили?

— Вспомнил! Умница! Кормили! Потому что я за этим следил! Подымайся!

Голова болела, но вполне терпимо. Холодная вода из умывальника привела меня в более или менее вменяемое состояние, и я с ужасом осознал, что только что попенял мечу на то, что он не снял с меня пьяного сапоги… И как я теперь покажусь ему на глаза? Впрочем, если сразу не убил… И я действительно ни разу не поинтересовался, кормят ли Акуру. Мих заказал кашу с сердцем на двоих. После вчерашнего мяса смотреть на неё было тошно, но я мужественно съел всё, стараясь не поднимать глаз от тарелки. И запил заваркой из сушёной моркови, которая по цвету очень напоминала чай.

— А нас вот так свободно выпустят? — поинтересовался я, когда мы подъехали к городским воротам. — Не побоятся, что мы сбежим от суда и следствия?

— А чего им этого бояться? — удивился меч. — Кто ж убежит от выигранного дела? Я бы ещё и козлов этих отсудил, но боюсь, градоначальник не согласится. Ладно, рога у них не раньше, чем через три года отрастут, да и с собой животин этих не натаскаешься…

Акура подо мной взбрыкивала, мотала головой, тянулась к придорожным кустам и веткам деревьев, и норовила свернуть с дороги. Действительно, застоялась.

— А стража в курсе, что нас можно выпустить?

— А вот сейчас и проверим.

Стража была в курсе. Она вытянулась в струнку и отсалютовала нам пиками. Мы выехали в пригород.

— Сейчас в поле поскачем галопом, — сообщил мне Мих, засовывая в рот травинку, — не свались там.

В этот раз жители смотрели на нас с интересом. Мальчишка на заборе запустил в меня огрызком яблочной завязи. Пятнистый кобель злобно облаял. Женщины с интересом оборачивались нам вслед.

Оказалось, скакать галопом совсем не страшно. Страшно только не остановить лошадь, а так — гораздо более плавно, чем рысью.

К тому же спина у Акуры была широкая, и на галопе еще раздавалась вширь, почему-то. Свалиться с такого дивана было проблематично.

Вдали маячил уже знакомый мне лес. Дорога шла вниз, деревья ещё не вырисовывались, красная трава расстилалась по обе стороны дороги. Свежо, тени длинные, солнцу еще бежать и бежать до зенита.

Когда мы перешли на рысь, я рискнул задать мечу вопрос. Надо же когда-то начинать разговаривать? И потом — замолчать я всегда успею.

— Мих, а этот вчерашний купец, он что, градоначальник?

— Да, а я тебе разве не сказал?

— А почему он тогда не представился?

— Мне позавчера — представлялся, наверно, думал, ты и так знаешь. Или что у нас телепатическая связь.

Или думал, что меня меч за клоуна или марионетку держит, и нечего со мной церемониться.

Дорога стелилась под копыта Акуры, ехать рысью было даже приятно, кажется, я начал приспосабливаться, не к миру, так к лошади. В небе парили прежние неизвестные птицы, а в поле я заметил даже бабочек. Обычных, капустниц. Хорошо! Если б ещё ностальгия не пристроилась сзади в седле.

— А что ты им пообещал?

— Пообещал, что ты не станешь ничего менять в городе и окрестностях, возможно, снизишь налоги, что Синеслава с поста не погонишь. Чего обычно обещают…

— И ты это выполнишь?

— Естественно. Белые повелители не нарушают своего слова. Ещё они просили, чтобы года через три я наведался в этот славный городок, и срубил козлам три отросших рога, причём один или два обещали отдать. Только где они девственницу найдут, чтоб их видимыми сделать? А будь у них девственница, и я был бы не нужен… Только вот этого я им обещать не стал, мало ли, вдруг ещё самим надо будет.

Очень мне не понравилось это «самим». Просто очень. Неужели я навсегда здесь застрял? Ладно, турнём Гошу, а там я с Михом постараюсь договориться… Сейчас я всё равно ничего не могу. Только душу себе рву.

— Мих, а что, оборотней нельзя было послать рога по запаху искать? Зачем этот идиотизм с граблями и девственницами?

— Да ты что? А если оборотень его найдёт, да и перепрячет? Их и близко к этой дороге не подпустят! Впрочем, думаю, у Синеслава иллюзий насчёт рогов нет.

Пока я раздумывал, задать ли следующий вопрос, Мих ответил:

— Да, естественно, их там уже нет. Так что выиграем дело и поедем к гномам — больше никто таких денег собрать не в состоянии. А на них уже войско нанимать будем.

— Что? А войску еще и платить надо? А за идею, за правое дело они не могут против зла воевать? Я еще понимаю, содержание на нас ляжет, но зарплата разве нужна?

— Витёк, ты что? Пойди найди здесь идиота, который забесплатно будет воевать! За верность и отвагу платить надо. И чем больше плата — тем больше верность.

Лес встретил нас щебетом птиц и запахом меда. Корзинки высоких белых цветов источали восхитительный аромат, над ними кружились пчёлы, тропа была видна прекрасно и раза в два шире, чем в прошлый раз. Такое ощущение, что здесь прошёл отряд воинствующих грибников.

На месте предполагаемого преступления человек двадцать женщин с граблями прочёсывало траву. Вокруг стояли стражники с луками и внимательно за нами наблюдали. Когда они успели сюда прийти? С ночи что ли? Роксана с Цветиком сидела на траве поодаль, щенок обиженно от неё отворачивался и рычал. Что-то все сегодня злобствуют. Вдалеке стояли стреноженные лошади. Трава в радиусе десяти метров была выкошена и выдрана, так что дорога превратилась едва ли не в просеку. Зато перед лошадьми лежали охапки сена.

— Роксана, как успехи? — осведомился Мих. — Ночь провела с пользой?

— Отвянь, — фыркнула Роксана, — сами, небось, пили и закусывали, а меня сюда — мужиков караулить. Баня, девочки, вино, свинина, курица… А я тут сиди как дура всю ночь. Цветик ещё рычит. Нам компенсацию получать, а он рычит. Виктор не оплошал?

Ревнует, что ли? Сдурела.

— Виктор не оплошал, — доверительно сообщил Мих, — я тебе вечером всё распишу в красках. И баню, и девочек.

Роксана поджала губы и отвернулась. Неужели я вычудил что-то, чего не помню?

— Но всё остальное прошло вполне нормально…

Меч помрачнел и замолчал. Роксана встревоженно подняла голову.

— Нет, — ответил Мих, — всё правда прошло нормально.

Когда часа через два окрестности нашего сражения превратились в идеально перекопанный и раскорчёванный огород, народ засобирался назад. Жаль, что егеря поставили своих козлов так далеко от крестьянских полей, а то кому-то бы сильно повезло — достался задарма перелопаченный участок.

Обратно женщины с граблями шли пешком, стражники ехали шагом, а мы так припустили резвой рысью, изредка срываясь в галоп. Цветик на руках у Роксаны скулил и рвался в город. Не успела она спустить его с лошади за городскими воротами, как щенок рванул вперёд и скрылся из виду. Для такой маленькой шавки он бегал очень быстро.

Пятница, вечер.

За припозднившимся обедом Роксана кусала губы и с нетерпением поглядывала на мрачно жующего Миха.

— Так как прошёл вечер? — не выдержала она наконец.

— Нормально, я же сказал, — проглотив очередную ложку каши отозвался меч. — Всё, что требуется, будет через две недели, условия прежние. Как обычно.

— А Виктор? — хорошо, Услады за столом не было, Роксана своими вопросами кого угодно в краску вгонит. Впрочем, она и сама, кажется, покраснела. — Ты обещал рассказать подробно.

— Подробно? Да там рассказывать нечего. Выхлестал наш Повелитель девять кубков отменного дазанавазийского, по восемь золотых за кубок, закусил всю эту прелесть пятью тарелками разных салатиков и свининой с ножа, — этот рафинированный интеллигент, понимаешь, без вилки мясо руками потреблять не может, — чем привёл Зинзивириэля в некое замешательство, потому как тот не знал, считать ли подобный способ поедания мяса новым писком моды или отменным бескультурьем, после чего попытался вытереть свои отнюдь не испачканные жиром пальцы о зады двух прелестных девушек, которых специально для нас и пригласили. Когда он решил, что юбка одной из них есть некая разновидность салфетки для вытирания рук и рта, я его увёл.

— В баню? — Роксана несколько оживилась. — Баня была?

— Баня была, — ответил Мих, — шикарно натопленная с двумя восхитительными банщицами. Мимо неё я как раз проволок Повелителя домой. Не мог же я оставить в стельку пьяного Владыку наедине с прекрасной дамой, чтобы наутро весь город говорил, что он не в состоянии справиться даже с одной-единственной бабой? Если б ты, недоумок, согласился взять меч в руки, я б тебя и протрезвил, и устроил бы так, что тебя не то что на двоих — на сотню хватило! А теперь что — поскольку вы двое пьяниц, уже второй раз обламываете мне весь кайф, то объявляю на сегодня банный вечер! На лошадей — и к реке, стираться, а то от тебя Витёк, скоро как от козла нести будет, любая нечисть по запаху на расстоянии куля прыжков учует! Я из вас, алкашей, боевую единицу сделаю! Вы ещё не знаете, на что я способен, если меня два дня не пустить по бабам!

Мобилу и деньги я положил в вещевой мешок, чтоб не утопить повторно. Мешок пришлось тащить с собой, чтоб не волноваться за деньги. Для стирки на реке оказались специальные мостки, а в дно забита свая. Джинсы требовалось полоскать и лупить об этот торчащий из воды столб. Процесс глажки заключался в наматывании штанов на скалку и катании по этому бревну палки с зарубками. Роксана серьёзно сообщила, что надо бы ещё перед полосканием замочить штаны в золе или курином помёте на сутки. Я не понял, шутит она или нет. Оказалось — ни капельки, объяснила мне припозднившаяся прачка. Хорошо, Миху вчера в голову стираться не пришло, с него бы сталось заставить меня собирать куриный помёт и замачивать в нём штаны. Не знаю, как свои, а Миховы штаны я бы замочил в помёте с удовольствием. К концу банных процедур к нам приплыл Цветик. Был он радостен и мокр. Вода стекала с волнистой шёрстки и оставляла потёки на песке у берега. Цветик принялся весело отряхиваться, окатил нас брызгами с ног до головы и попытался лизнуть меня в нос. На постоялый двор мы вернулись уже вчетвером и развесили на натянутой между яблонями верёвке мокрые шмотки. Будем надеяться, что сегодня Мих доберётся-таки до борделя и не выстроит нас ночью с тумбочками у бани.

Суббота, утро.

Я здесь уже двадцать один день, прикинул я, просыпаясь утром. Говорят, именно столько нужно человеку, чтобы привыкнуть чуть ли ни к чему угодно. Ни хрена я не привык. Тогда начну сейчас. Подъём, умываться и жрать кашу — скомандовал я себе вместо Миха. Выяснить, как называются дни недели, месяцы, потребовать с Миха карту страны, нет, вежливо попросить, узнать историю появления и правления Чёрно-Белых Владык, и не думать, ждут ли меня ещё дома. Вернусь, а у меня в квартире чужой мужик сидит. Нет, это через полгода, не раньше. Ну пусть месяц у меня ещё есть. А если я здесь на год останусь — будет ли тогда вообще смысл куда-то возвращаться?

Сидеть на заседании, когда знаешь, что всё уже решено в твою пользу даже интересно. Привели неопознанных белых животных. Судья, адвокат, адвокат противной стороны, заседатели, все желающие, группа экспертов по козлам и единорогам дружно щупали безрогие головы. Принесли древнюю бабульку, которая тоже осматривала и гладила головы, зубы, копыта, хвост. Доставили однорогого и двурогого козлов для сравнения. Зинзивириэль распрямился, тряхнул кудрями и предложил привести для комплекта единорога, чтобы тщательно замерить все параметры. Выяснилось, что таковых в наличии нет. Тогда адвокат поднял брови и вопросил, что ежели во всей округе нет ни одного единорога в наличии — откуда они могли взяться на дороге в количестве целых трёх штук? Не означает ли это, что егерская служба втихаря отлавливает редких животных и продаёт их на сторону? Или, что вообще ужасно, использует в каких-то магических целях? Зал перестал жевать и чавкать и дружно схватился за сердце. Егеря побледнели. Противная сторона потребовала мага для экспертизы. Заседание отложили на завтра.

Ранним вечером я претворил в жизнь свою программу адаптации и выяснил, что месяц начинается в новолуние и им же заканчивается. Нынешний назывался травень, далее вполне логично шёл колосень и жёлтолист, далее листопадник, больше я запоминать не стал — вьюжень, стужень, ледостав, ледолом, так как-то, когда месяц наступит, тогда и запомню. Если ещё буду здесь. Их, кстати, тринадцать по двадцать восемь дней. Значит, астрономически данный мир близок к двойной планете под названием Земля-Луна. И созвездия похожи, Большую Медведицу, Кассиопею и Пояс Ориона я, во всяком случае, нашёл.

Недель здесь нет, вместо них две дюжиницы — убывания и возрастания Луны. Дни дюжиниц соответствовали фазам Луны и назывались соответственно — первый, второй, третий дни убывания или возрастания Луны. Маразм. Месяц делится пополам — до полнолуния и после. Причем состоит он из двух дюжиниц и трёх-четырёх дней полнолуния и новолуния, в эти дюжиницы не входящих. Похоже, никому здесь просто не надо считать дни и часы — тихо живут, неспешно, время бежит себе мимо, не касаясь никого из говорящих.

На вопрос о книгах Мих ответил, что они, конечно, есть, но стоят в пределах целого квартала домов со всеми хозпостройками. Карту обещал нарисовать на земле на ближайшем привале.

Пишут на бересте, углём и красками по штукатурке на стенах объявлений, мелом или на восковых табличках. Причём грамотность населения чуть ли не пятьдесят процентов, почему, интересно? От скуки, наверно. Цифры обозначаются буквами, считают тоже неплохо, опять-таки дюжинами, но это я уже и сам понял.

Суббота, вечер.

В итоге я пошёл обучаться счёту на практике, и под конвоем Миха и Роксаны отнёс перекрасить в коричневый цвет свою пижаму, а также заказал нашить к рубахе два нагрудных кармана. Встало мне это в штаны покойного вампира. Натуральный обмен. Роксана тогда забрала себе два комплекта трофейной одежды, я один — всё честно. Выйдя из красильной лавки, пери решила сплавить военно-грабёжные трофеи какому-нибудь перекупщику. Впрочем, плащи она посоветовала оставить. Не думаю, что мне приятно будет заворачиваться в плащ существа, которое я же и упокоил, но лучше я её послушаюсь.

Я тащил узел с вещами, Мих жевал травинку, Роксана осматривалась. Похоже, меч просто побоялся отпустить нас одних. Роксана уверенно шла по улицам, сворачивая во всё более и более неприятные проулки. Я сначала думал, что мы идём к Восточным воротам, но она умудрялась поворачивать чуть ли не на каждом углу, и всё время в разные стороны. Я окончательно запутался.

Интересно, неужели Роксана так хорошо знает город, что способна плутать по закоулкам? Когда улочка превратилась в едва заметную тропку и упёрлась в какой-то невысокий покосившийся забор из отдельных штакетин, пери уверенно открыла калитку и привела нас к низенькой хатке в три крошечных окошка. Толкнула дверь и пропустила нас внутрь. Звякнул подвешенный к двери колокольчик. Прилавочек, за ним стеллажи с отрезами, кадушками, сапогами, нитками… секонд-хэнд в самом непрезентабельном подвале лет десять назад и то выглядел лучше. Да, почти десять лет, как я последний раз был в таком вот развале. Вот и довелось вспомнить. Не пришибли бы нас тут. Хотя рядом с Михом это проблематично. Стыдно, но с ним я чувствую себя в безопасности. От любого нападающего, но не от самого меча.

Откуда-то сбоку из-за потертой пыльной занавески вышел низенький старичок со смешно точащей пегой бороденкой и выцветшими слезящимися глазками. Молча и укоризненно уставился на нас.

— Давай, Витёк, разворачивай узел.

Старик пошамкал над штанами и рубахами, повертел сапоги в руках и предложил за всё про всё один золотой. Я прикинул по ценам на рынке, сбавил на бэушное состояние и пришёл к выводу, что это десятая часть стоимости.

— Что? — ахнула Роксана и схватилась за сердце. Она явно скучала по своим родным восточным базарам. — Дедуль, да ты что? Это ж натуральная вампирья кожа! Смотри, как блестит!

— Вампирья кожа? — прищурился торгаш. — А зачем мне сапоги из кожи вампира? Они ж на солнце рассыплются!

Дедку тоже явно было скучно, и он не прочь был поразвлечься. Впрочем, за рассматривающим товар Михом он следил хоть и одним глазом, но очень цепко. Мих как раз нарыл какой-то ножик и с интересом его рассматривал. Интересно, есть ли у старика охрана? А ну как кто-нибудь вот так возьмёт ножик, да и пырнёт дедка?

— Дедуль, протрезвей! Это не кожа от вампира, а кожа вампирьей выделки! Смотри — воду не пропускает, грязь от неё сама отскакивает, на солнце уж точно не выгорит! А? Ты погладь, погладь! Я б себе оставила, да голенища узковаты.

— Ну и кому я сапоги с такими узкими голенищами продам? Где я тебе такого тонконогого мужика найду?

— Ну дедуль, не мне тебя учить… Да любой эльф за такие сапоги в десять раз больше отвалит. За пару, заметь!

Мих положил ножик на место, дедок скосил на сапоги второй глаз. Тут Мих выудил из кучи каких-то отрезов какие-то потёртые ножны и принялся очень медленно вытаскивать из них клинок. Смелый старик, по мне, так давно бы уже сбежать должен.

— Эээ… — забеспокоился дедок, — ну так и быть, полдюжины золотых за всё про всё, это просто замечательная цена, поверь, красавица…

— Две дюжины! — настаивала Роксана. — Смотри, если засунуть руку внутрь, пеплом испачкаешь! Да эльфу такое покажи, он только внутри сапог рукой и будет елозить! Сапоги упокоенного дикого вампира! Да таких на весь город три штуки, и все у тебя будут!

Мих как раз вытащил меч на свет и осторожно положил на прилавок.

— Д-дюжину с четвертью, — выдавил хозяин, — за сапоги, и, л-ладно, золотой за всё остальное.

— Пойдёт, — миролюбиво согласилась Роксана.

Старик отсчитал монеты, не сводя взгляда с изучающего лезвие Миха. Смелый дедок. Или у него козырной туз в рукаве?

— Д-да, — торопливо обратился лавочник к Миху, — это уникальный экземпляр, я даже не знаю, как он оказался здесь, а не в оружейной комнате… Это, видите ли, гномья работа чуть ли не пятикулевой давности, не тупится, не ломается, смотрите, балансировка идеальная, и бабе пойдёт и мужику! Обратите внимание на гравировку — под разным углом она каждый раз разная! Скажу по секрету — на лезвие наложены эльфийские заклинания, таких теперь никто и не помнит! Никаких зазубрин, видите? Говорят, стоит взять его в руку — и он сам поведёт в бой, никаких тренировок не надо! Идеальный меч! Возьмите, не пожалеете, и всего-то куль золотых!

Мих взмахнул мечом. Как он умудрился не порушить ничего в этой лавке, я не понял. Подумал, положил клинок обратно на прилавок.

— Хочешь попробовать? — спросил он меня.

Я прислушался. Никаких голосов не слышно, но… может, подвох кроется в самом вопросе?

Роксана подошла, взяла меч и пару раз слегка махнула. Похоже, ей это не впервой.

— Что скажете? — осторожно спросил лавочник.

— Всё правда, — вдруг неожиданно сообщил Мих, — гномья работа почти пятикулевой давности, называется Сгтармдрэннгр, работающие до сих пор эльфийские заклинания на самозаточку, идеальная балансировка. Именно столько и стоит, я бы и ещё дюжину золотых добавил. Но в бой сам не поведёт, Витёк, не пугайся. Это просто очень хорошее оружие. Не лучшее из гномьих здесь, конечно, но очень неплохое. Тебе нужен? Если нужен, готов дать в долг.

Они специально меня в эту лавку приволокли? Это всё подстроено?

— Нет, — засмеялся Мих, — мы пришли сапоги продать, а эта штуковина случайно попалась! Не веришь? Ну и не верь. Не хочет он ваше сокровище. И, кстати, прав. Я знаю очень мало мечей, которыми можно сражаться без тренировки. Даже если у тебя врождённый талант, всё равно бессмысленно мужику в почти три дюжины лет фехтовать учиться. Чему-то он, конечно, научится, но любой мало-мальски обученный воин сделает его за полёт стрелы. А против необученной деревенщины ему любое подручное средство сойдёт.

— А красавице вашей? — блёклые глазки лавочника забегали.

— А красавице нашей сюрикены куда больше подойдут, великоват он для неё.

— Но… — хозяин несколько нервничал, — его ведь никто там не замечал… Мне дед говаривал — отдай этот меч тому, кто знает его истинную цену и сможет назвать имя. Вот вы пришли и имя назвали правильно — я теперь должен отдать его вам даром, так мне дед завещал…

Интересно, ему эту белиберду и правда дед завещал, или он всё-таки принял нас за грабителей и теперь просто откупается?

— Имя, дед, — улыбнулся Мих, — написано на лезвии, и уж прочитать его по-гномьи любой грамотный человек сможет. А мне меч твой просто не нужен, извини…

— Но… — дедок, кажется, перепугался не на шутку, — бесплатно же… или… или вам что-то ещё нужно?

Всё-таки принял за грабителей.

— Да нет, вроде, — голос у Миха был несколько растерянный, — мы ж не грабители, старик, мы правда честно сапоги продать пришли.

Лавочник не поверил. Он издал хриплый гортанный выкрик и из-за пыльной занавески на нас разом прыгнули два волкодава. Вот тебе и козырной туз. Они не допрыгнули — просто так и свалились на пол, совсем как те кусачие псы по дороге к реке. Если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что их чем-то пронзили насквозь. Я так и не понял, чем Мих их достал. Дедок вцепился в меч и затрясся.

— Неправда, что оборотни трансформируются после смерти, — заметила Роксана, касаясь собачьей головы кончиком полусапожек, — в каком виде пристукнули, в таком и останутся.

— Это не оборотни, вполне себе нормальные собаки, — ответил Мих, старательно отбирая у старика меч, — отдай меч, дедуля, ты ж его мне только что бесплатно предлагал, положи, или я его сейчас винтом заверну! И если на нас ещё кто прыгнет, я и тебя в бараний рог скручу, понял?

Торгаш держался за рукоять двумя руками и тянул меч на себя, мотая головой. Напугали мы его не на шутку. Похоже, он просто не мог разжать руки. Мих тянул к себе, и дедок вместе с прилавком медленно ехал за мечом. Мих плюнул, выпустил лезвие, и старик от неожиданности сел на пол.

— Вот прекрасный пример обращения лавочника с холодным оружием, — нравоучительно пояснил Мих, — Витёк, так никогда не делай: вместо того, чтобы пытаться заколоть меня, этот ассимилировавшийся гном упорно старался перетянуть меч к себе. Торговые замашки начисто перебили в нём здравый смысл.

В «Трёх единорогов» мы добрались уже затемно, и никто не напал на нас по дороге. Никаких порезов на ладонях от перетягивания столь необычной разновидности каната у Миха не наблюдалось. Эксклюзивное оружие осталось у сидящего на полу торгаша, и ничего, кроме шестнадцати золотых за сапоги и шмотки мы у него не прихватили. Пять золотых и еще две серебрушки достались мне, две же Роксана вычла за обмененные на покраску штаны. Похоже, меч и пери действительно хотели только сплавить трофеи. Или всё-таки ждали от меня чего-то?

Воскресенье, утро.

Цена за присутствие в зале суда взлетела до трёх серебрушек. Зал был набит битком, некоторые сидели прямо на полу. На нервной почве у народа прорезался зверский голод, и все лихорадочно что-то жевали. Мих тоже не остался в стороне от всеобщего обжорства, приволок с собой травинку и теперь жевал вместе со всеми. Соломинка была сухая — почти одного цвета с его бородой и усами. Интересно, как ему удаётся сохранить такую короткую бороду? Моя пока ещё тоже не длинная, но что будет дальше? Чем-то надо будет её стричь? А волосы так уже пора — в глаза лезут.

Привели экспертную группу магов: высокий худой старикан с распущенной бородой до колен в стандартной мантии, колпаке и с посохом, средних лет мужчина в сером кафтане со вполне аккуратной короткой бородкой и знойная смуглая дама в глухо чёрном платье и стандартно уложенными вокруг головы смоляными косами. По виду — аж чистая ведьма, смотреть противно. Ввели исследуемые объекты. Маги щупали, смотрели и бормотали.Женщина вошла в транс и выкрикивала непонятные слова. Зал перестал жевать. Все, кроме Миха. Услада проснулась на скамейке от резкого выкрика и оценивающе посмотрела на магичку. После длительного камлания вокруг козла группа шаманов вынесла вердикт:

— Козёл, — огласили своё решение старик и магичка.

— Возможно, левый объект есть помесь козла с единорогом, — уклончиво сообщил мужчина. — Остальные точно козлы.

— И где вы увидели у него признаки единорога? — ехидно поинтересовалась дама. — Здесь?

И она покрутила исследуемому объекту короткий хвостик.

Маг средних лет предложил поискать-таки девственницу, в надежде, что она увидит свечение на месте бывшего рога. Зал засвистел и заулюлюкал. Мужчины хлопали своих дочек по животикам и кричали «Позор!», женщины хватались за сердце, а девочки краснели и опускали глаза. В мага полетел огрызок недозревшего яблока.

— Мих, — не понял я, — а в чём проблема с девственницами?

— Здесь очень низкая рождаемость, — просветил меня меч. — Больше всего детей у оборотней, но они далеко не все перекидываться могут, поэтому уходят к людям. А иногда и к волкам или собакам, дичают, некоторые даже разум теряют и обратно обернуться уже не могут, или могут, но частично, поэтому прирост населения невелик и у них. Кстати, от таких вот и получаются выродки, которые на нас по дороге в Волчки напали. И через три-пять лет их укус становится опасным для человека, но не для полноценного оборотня.

Я похолодел и скосился на Цветика на руках у Роксаны. Он выглядел вполне довольным и разумным. Для щенка. Запоздало потёр свою давно зажившую руку — это что, мне теперь трястись до ближайшего полнолуния? Или у ликантропии очень длительный инкубационный период?

— Если б не дети от смешанных браков, — продолжал Мих, словно не заметив моего движения, — возможно, численность человеческого населения просто бы сокращалась. У людей — три-четыре ребёнка за двадцать лет, у эльфов — один в двести-триста. Поэтому выйти замуж может только девушка или с ребёнком, или беременная. Для девственницы нет никаких шансов. Вот они и стараются родить пораньше, чтоб в девках не остаться, замуж-то хочется… Сам понимаешь, единорогов мало кто видел, и ждать, пока тебе заплатят за увиденный и спиленный рог, который то ли будет, то ли нет, ни одна дура не захочет.

В мага попал ещё один огрызок и кусок пирожка.

— Мих, — язык запоздало прилип к гортани, — а какой инкубационный период у ликантропии?

Меч посмотрел на меня и нехорошо усмехнулся. Садист.

— Не боись, Витёк, мы тебя скрутим и не дадим никого покусать. Ладно, не падай в обморок — если в это полнолуние не свихнёшься, всё, считай, нормально. Да шучу я, шучу, нормально всё, это у тебя обычный грипп тогда был.

Я смутно помню, он тогда вроде говорил Роксане, что всё обошлось, но вдруг это был мой бред?

— Витёк, ты вменяем? Успокойся, нормально всё, слышь, эй, Витёк?

Ладно, по крайней мере ликантропия — не бешенство, не смертельно.

Народ ещё немного поулюлюкал, суд посовещался, и в итоге постановил признать объекты козлами и конфисковать в пользу города под надзор лично градоначальника С. Краснобрадова. Егерей признали невиновными в отлавливании и продаже на сторону единорогов, а нас — невиновными в браконьерстве. Наступил черёд Роксаны.

Роксана прижимала к себе Цветика и взахлёб рыдала, рассказывая о своей невероятной любви и загубленной жизни. Она то поднимала щенка и потрясала им в воздухе, то зарывалась лицом в волнистую шёрстку и всхлипывала.

Цветик тявкал и лизал её в нос, женщины подносили платки к глазам и тихонько поскуливали. Девочки рыдали в голос, норовя протиснуться вперёд и погладить обаяшку. Мужики пялились во все глаза на обтянутые брючками бёдра Роксаны и нервно облизывали губы. Судья подпёр щёку кулаком и всхлипывал.

Судя по патетике Роксаны, Цветику ничего особо не грозило, но с другой стороны, у неё хватит цинизма потрясать и парнем, которому всю жизнь теперь щенком тявкать. Спросить у Миха? А ну как услышит кто?

Роксане с Цветиком присудили куль золотых компенсации на двоих, которую обещали выплатить незамедлительно из фондов города, а впоследствии погасить издержки казны из жалования егерей. Наше проживание в гостинице тоже должна была оплатить виновная сторона. Услада прекрасно пристроилась с нами, на халяву пожив и покушав на постоялом дворе. Впрочем, на заданный ей вопрос, кого она видела на дороге, эльфийка смешалась, посмотрела на Зинзивириэля, поджала губы, ещё раз посмотрела на адвоката, и злобно процедила, что очень отстала и ничего не видела. И на том спасибо. Впрочем, ни ей, ни мне, ни Миху никаких денег не причиталось…

Градоначальник на суде так и не появился.

Остаток дня и вечер прошли в сборах к отъезду. Мих заставил нас чистить лошадей, причём мне досталось чистить ещё и лошадь Цветика, паковаться, запасаться провизией и вином. Ко всему прочему он любезно сходил со мной за отданной в покраску одеждой. С отвращением я примерил трофейный плащ — он достаточно хорошо грел, и, по-моему, лучше всего годился на одеяло. Как можно ходить в таком длинном плаще — он же путается в ногах и наверняка пачкается во всех лужах? И рукавов нет. Зато штаны и рубаха в крашеном виде выглядели поприличнее.

Утром Мих под завязку загрузил Цветикову кобылу провизией, поручил её заботам Роксаны, и мы тронулись в путь. Услада провожать нас не спустилась и попрощаться с нами не соизволила.

Где рога, я не выяснил. Спрашивать не рискнул, а по сумкам не видно. Надеюсь, никакой сумасшедший не нападёт на нас по дороге, чтоб эти рога отобрать. Ладно, прощай, город Пореченск, прощай, клопиная кровать, хоть чесаться перестану, едем воевать тёмного Владыку!

Стражники на воротах отсалютовали нам пиками, провожая страстными взорами Роксану и сочувственными — Цветика. Пригород встретил кукареканьем припозднившегося петуха и отвратным кошачьим концертом в чьём-то дворе. На заборе сидел мальчишка и примеривался пульнуть в нас крошечным червивым яблоком. Женщины оставляли работу и, глядя на Цветика с Роксаной, украдкой смахивали слезу. Две босоногие девчонки в штанах и рубашонках помахали нам вслед. Волосы у них были заплетены в две косички, а над глазами топорщились белобрысые чёлки. Похоже, Роксана ввела в моду мужские причёски и у женщин.

Окраина жила своей жизнью, но, кажется, провожала нас вполне дружелюбно.

Так вчетвером с Цветиком на седле у Роксаны мы и выехали из пригорода. Свернули на Запад и пустили лошадей в галоп по едва заметной тропе.

Конец первой части..

Часть вторая. Маг

Глава 13 — Мглистые земли

Так вчетвером со Златом на седле у Роксаны мы и выехали из пригорода. Свернули на Запад и пустили лошадей в галоп по едва заметной тропе.

Солнце осталось за спиной, а впереди стелется ковыль, покорно ложась под копыта лошади. Быстрее! В небе парят жаворонки, над нами кружит сокол — это не мой сокол и не соглядатай Владыки. Это просто сокол. Быстрее! Поле стелется под копыта коня, ветер развевает гриву. Бросить повод и нестись вперёд — что может быть приятнее бешеной скачки? Разве пустое ночное шоссе, и фонари, сливающиеся в сплошную полосу на тротуаре, когда закладываешь вираж на мотоцикле. Но и карьер имеет не меньшую прелесть. Особенно когда уже почти забыл каково это — скакать во весь опор самому, одному, просто расслабиться и наслаждаться скоростью. Лететь — и ни о чём не думать. Пусть они отстанут — никто не тронет их сейчас. Не тронет — пока. Быстрее! Там впереди — Мглистые земли, места моей дурной памяти, там впереди — эльфийские леса и Серые горы, но до них ещё день скачки, а пока можно лететь и не о чём ни думать.

Если свеситься вниз, то трава кажется сплошной мохнатой шкурой, а вон тот василёк можно успеть сорвать и подарить Роксане. А можно цапнуть травинку и сунуть в рот. А Роксана обойдётся без василька! Ну нравится мне жевать колоски, что тут поделаешь!

Хороший ты парень, Витёк, на чалой кобыле Акуре, додумался тоже лошадь назвать, хорошая девочка Ксюха, а, ладно, надо будет её трахнуть, пускай, зачахнет ведь, — ну куплю ей пару шмоток потом, жалко что ли? — просто замечательный щенок и прекрасный парень Злат, и вот не угонятся за Серым! Пусть себе плетутся в хвосте, я им тоже надоел наверно.

Давай, Серый, чтоб мои подковы потерять — десять лет так скакать надо. Нас ждёт бывший не очень хороший парень Гоша — бывший пьяница, бывший почти наркоман и бабник, а ведь не убил я его тогда — сутки плясали на искрящемся снегу. Сутки раздумывал — кого из них пожалеть, своего Владыку или чужого, сутки восхитительного танца. А может, и не раздумывал я тогда ни о чём, а просто наслаждался движением и сумасшедшей пляской?

Давай быстрее — я и рядом бежать могу, но мне хочется отдохнуть. Ты слышишь, как рассекает воздух сталь, как поёт лезвие на встречном ветру? А вот не надо вам слышать этого, непутёвые мои спутники… Не дай вам Бог услышать песню меча в чистом поле…

Река раскинулась перед нами томной русалкой на солнцепёке. Русло извивалось лениво подрагивающим хвостом, а небольшой островок посреди разомлевшей воды она нежно обнимала двумя струящимися руками. Мостов на ту сторону нет на двадцать вёрст влево и вправо — на том берегу начинаются Мглистые земли. Зато есть брод, на десять шагов правее острова. А можно переплыть — солнце хоть и садится, но ещё тепло и от травы поднимается пьянящий аромат.

— Роксана, я решил подарить тебе эту пусть не розу, но весьма милый и скромный василёк, он не так прекрасен, как ты, но вполне может на пару минут украсить твои дивные косы, тебе пойдёт, а давай ты сплетёшь себе венок?

Венок пойдёт тебе куда больше, чем те серьги и бусы, которые ты так любишь. Ну вот, скорчила гримасу, но василёк воткнула за ухо.

— Злат, твоя одежда, здесь тебя уже никто не увидит, можешь перекидываться.

А если и увидят — кто рискнёт отнять ваши с Роксаной деньги?

Роксана, отвернись, стерва, не смущай парня, ему всего двадцать один, и он не понаслышке знает, как скверно выглядит со стороны перекидывающийся оборотень.

— Ксюх, ты что, мужиков голых никогда не видела? Или без траха так одурела, что уже и посмотреть за счастье считаешь? Отвернись, а то местные примут тебя за девственницу и заставят рога пилить.

— Давай Злат, скажи что-нибудь, говорить не разучился? Хотя где тебе разучиться, небось Златке своей каждую ночь нежности шептал?

Смешной мальчик, под такой бородой еще и краснеет, завидую.

— Ладно, уделаем Тёмного, пригласишь на свадьбу. Витёк — с тебя бочка вина, как с главного сводника.

Опять перепугался. Когда ж ты от меня шарахаться перестанешь? А никогда, что это со мной — на риторические вопросы попёрло? Жмот, бочки вина ему жалко. Сам поставлю, за себя и за своего Повелителя.

Так, сегодня оставляем мою дурацкую манеру выезжать куда ни попадя на ночь глядя и спим на этом берегу. Иначе два раза на пустошах ночевать придётся. Сейчас Повелитель отправится кусты рубить и воду таскать, хоть какая от него польза будет.

Что Виктора так воротит с этой каши? Вполне себе ничего, мы так со Златом навернули за милую душу. О, Роксана в воду полезла! Витька соблазняет, не иначе, а Злат косится и краснеет. Стыдно ему перед своей возлюбленной, что он на другую женщину смотрит. А мне не стыдно, я полюбуюсь, опа, какая попка, закачаешься! А талия какая… Самому к ней подъехать, или дождаться, пока она ко мне опять приставать начнёт? А когда подъехать — с завтрашнего дня нам уже не до амуров будет, разве сегодня. А сегодня она меня не то что пошлёт, а и высмеет — злится. Ладно, посмотрим, куда кривая вывезет.

Небо чёрное и глубокое. Месяц едва народился кривым серпиком и никак не сообразит, что пора бы уже что-нибудь и осветить. Стрекочут кузнечики. Плещется рыба — просто рыба, не русалка. Это Кассиопея, здесь её называют Коромыслом, а вон Ковш, который для Витька Большая Медведица. Они затягивают и успокаивают, они были такими и сто и двести и тысячу лет назад. А когда я был как Злат — они также мерцали? Не помню, меня тогда это не интересовало, меня тогда даже девушки не интересовали, вот дурак был… А чего это я лежу на траве и пялюсь на небо? Вода теплая — начало лета, а она как парное молоко, если лечь на спину, то можно качаться на волнах и наслаждаться бесконечностью отсюда, слушать как соловей заливается на острове, а Серый перекликается с Акурой.

Витёк стреножил свою лошадь или забыл? И куда смотрел я, если не помню? На купающуюся Роксану?

Отстань, дура, я не спец по русалкам! У нас Злат спец, но у него своя есть, одна-единственная, я тебя сам сейчас защекочу. Мерзавка, придётся из воды вылезать, никакого покоя.

Мрак осыпается чёрно-серой окалиной, мир постепенно проясняется, приобретая цвет. Солнце узким лезвием чуть золотит край неба, и мне пора расталкивать Повелителя. Роксана не спит. За столько лет она разве мои мысли читать не настропалилась. А если так хорошо меня знает, чего сегодня спала одна? Вон, остров, доплыть две минуты, так нет, выкаблучивает…

— Мих, ты чего? После приёма этого у эльфа не в себе просто?

Она не права. Я абсолютно в себе. Впервые в этом мире за очень-очень много лет. Но она не поверит, если я отвечу так. Потому что слишком долго меня знает.

— Там что-то произошло?

И ведь не отбрехаешься острым приступом ностальгии или похмельем у очередного владыки. В самостоятельном существовании есть и некоторые недостатки.

— Может, это ты мне что-нибудь сообщить хочешь? Нет?

Почему только мне можно портить настроение? Я что, тоже не могу изгадить кому-нибудь столь прекрасное утро?

— Шхар зарезал там девушку пятнадцать лет назад, когда выбрал себе владыку…

Опа-на. Но, если прикинуть, сколько народу мы положили здесь, то это только одна девушка… Впрочем, выпускать его отсюда больше нельзя. Так я это себе каждый раз говорю, а толку? Но теперь уже действительно нельзя. Зато выяснилось, что я был очень сильно прав, когда его сюда впустил. Впрочем, это я понял ещё дома у эльфа.

— Мих?

— Да, Ксюш, это наш последний поход. На этот раз я его достану, вот только…

Только мне бы очень не хотелось положить вас всех прежде, чем я его достану. Или в тот момент, когда я его достану.

В такое утро переходить реку вброд — одно удовольствие. Ладно, идите, я пока на остров сплаваю. Рога ж забрать всё-таки надо. Ага, Витёк опять перепугался. Что далеко уплыву, а их в это время схарчит кто-нибудь. И меня боится, и без меня страшно, вот невезуха какая. А я и сам этого боюсь. Вот слопает какой-нибудь упырь моего Повелителя — что я тогда делать буду? Нового искать или дальше идти? Или меня, как и всегда, просто вышвырнет отсюда? Как они меня задолбали, Повелители эти! Предыдущий так вообще до сих пор по лесам с арбалетом бегает. И полностью счастлив. Роксана, тебе так интересно, как я выгляжу без одежды? Ну посмотри: не атлет, но и стыдиться мне нечего. И плаваю я отнюдь не как меч или топор, а вполне пристойно. На вот, даже нырну для тебя.

— Мих, а ночью ты туда никак сплавать не мог?

Мог. Или вместе бы сплавали. Но ты ж предпочла в одиночестве на берегу дрыхнуть? Нет, чтоб подойти, глазки состроить, на колени там присесть… А Повелителя аккурат бы и скушали, пока бы мы с тобой… рога доставали, что ж ещё? Не наставляли же их Витьку. Их ему наставить проблематично, потому как он и от тебя шарахается, не только от меня. И правильно делает, между прочим. И вообще, почему я не могу отдохнуть тогда, когда мне этого хочется? Я и так три ночи этим рогам посвятил!

— Да ладно, ты только одежду мою не утопи, я быстро! Никто вас за полчаса не сожрёт!

Ещё час-полтора, трава закончится, и начнётся серая пыль и каменная крошка. Надеюсь, Витёк попритёрся и не свалится с лошади при виде зомби и призраков. Надеюсь, нам хватит воды. Надеюсь, всё будет нормально. Я не ходил этим путём… я очень давно не ходил этим путём. По правде, мне очень не нравится эта местность. Я бы и сейчас пошёл в обход, но что-то гонит меня вперёд. Элементарный расчёт — чем раньше мы соберём войско, тем меньше народу выставит наш противник. И тем меньше народу мы положим в этой бессмысленной схватке. Нет, что-то ещё… пока не осознал, что.

— Злат, ты поедешь с нами или вернёшься к своей Златке? Денег у тебя теперь полно, хоть сейчас женись, а дальше мы и сами справимся. Только не перекидывайся, а в человеческом виде тебя никто и не узнает.

Для влюблённого нет ничего слаще имени своей невесты. И я не последняя скотина тащить за собой этого втюрившегося по уши дурня. Да и толку от него? Оборотень опасен, когда противник не ожидает нападения здоровенной псины, а такую шавку нам самим защищать придётся, если вдруг перекинется. Впрочем, в человеческом облике он весьма неплох, чистый медведь, мы с Витьком ему и до плеча не достаём, может пригодиться. Если не будет постоянно таращиться в никуда и блаженно улыбаться.

— Дык это… я ж обещал, и деревня обещала, — растерянно мямлит парень, — с вами уж. А Златка ждать обещала…

Существует ли русалка, которая может ждать? Ну разве если запереть её опять в этом озере, то, глядишь, и дождётся.

— Как же я уйду — меня дома не поймут…

Да они от тебя скорее всего просто избавились, что ж ты так переживаешь.

— Ладно-молодец-тронут-оставайся!

Не буду тебя гнать, а то решишь, что и я от тебя избавиться захотел.

Легионы травы постепенно редеют. Пара шагов — и последний чахлый стебелёк раненым воином остался позади. Серый хрипит и упирается. Как бы Акура Витька не выкинула. Нет нормально. Солнце плавится сзади, впереди раскинулась пыльная серая равнина.

— Перестроились по два, Повелитель рядом со мной, пошли рысью, надо с одной ночёвкой успеть перебраться на ту сторону!

Ладно, Злат пялится в свои мечты, Роксану ничем не прошибёшь, за час должны нормально отъехать. Копыта лошадей ступают в мутную пыль и скрываются в клубящемся тумане. Исчезают тени впереди, исчезает солнце, краски выцветают, в лицо летит сизый пепел. Направления больше нет, сторон света больше нет, небосвод исчез в обрывках стылых клочьев тумана. Ориентиром будет служить склонившийся в прощальном поклоне осколок бывшей здесь когда-то скалы. До него — потом чуть левее до следующего осколка былых времён… Звуки тонут в воздухе, почти не достигая ушей. Хриплое, вязкое дыхание равнины под копытами, словно агония загнанного раненого зверя, всё еще готового к отчаянному прыжку…

— Мих! — это Витёк, голос у него дрожит, да чтоб тебя, и получаса не прошло! — Мих, оглянись?

Так, я ж специально промолчал, чтоб никто оглянуться не решил. Витёк так вообще ничего, кроме гривы своей лошади и хвоста Серого до сих пор и не видел. Неужто так хорошо ездить научился, что даже посмотреть назад на рыси рискнул? Надо было галопом.

— Чего я там не видел?

— Мих, там нет ничего!

— Что, совсем ничего? Прям совсем? Ну и зачем тогда оборачиваться? Всё равно ничего не увижу.

Витёк елозит по спине кобылы и осторожно оглядывается.

— Там Роксаны с Цветиком нет!!!

Оборачиваюсь. Не могу же я проигнорировать такой вопль. Сзади, естественно, ничего нет. Вообще ничего — ни поля, ни солнца, ни стены мрака. Интересно, Ничто у каждого выглядит по-своему, или у всех одинаково? С пятью повелителями проезжал я здесь — и каждый раз оно выглядело всё также — пустота. Нет мрака, но нет и света, нет обрыва в космическую вечность, нет бесконечности бездны, в которую смотришь, нет омута в затхлой воде, нет возможности сделать туда шаг или закрыть глаза и глотнуть воздуха, нет времени, нет пространства, нет тепла, нет холода. Я и сейчас его так вижу. Вижу? Воспринимаю? Спросить бы Виктора, как видит он. Я спрашивал Роксану, но той мелодии, которую она спела, я не понял. «Там нет существования», — сказала она. Согласен, там вообще ничего нет… И все, кто прошёл здесь, твердили одно: «Там ничего нет».

Каждый раз паника подкатывает к горлу и рвётся наружу воплем. А ну как те, кто сзади, уже не выберутся из этого ничего? Вдруг это мы его создали и тащим за собой? Я знаю, что они там, и даже видят нас, я знаю, что если Злат оглянется, ему будет легче — за ним никто не едет. Первый раз я даже кинулся в это ничто, чтобы убедиться, что мир за мной всё ещё существует… Второй раз я полез туда уже сознательно.

— Витёк, ты чего — вон же они? Глюки начались? Смотри вперёд или на меня и не психуй. Может, тебе кислорода не хватает. Или переизбыток. А то, хочешь, вернись, проверь, только, если ты их не видишь, как бы в Роксану не въехал.

Трясётся, глаза безумные. У меня и подконтрольный-то повелитель один раз здесь свихнулся. Но, правда, он был один такой на всё войско и за всё время, так что не показатель. И не факт, что я тогда этому не поспособствовал. Тот ещё сукин сын попался. Зато в его теле я прошёл эти земли во всех направлениях — повелителю-то было уже всё равно, а мне… страшно. Тогда я настучался зубами и напсиховался лет на двести вперёд. Этакий экстрим. Когда бы ещё выпала такая возможность потрястись от страха! Шанс напороться на подобного скота крайне невелик, я ж не Шхар, их специально выискивать, а гробить психику вполне нормальных владык блужданием по Мглистым землям — себе дороже. Так что случай мог больше и не подвернуться. Тогда я запомнил все ориентиры, какие можно… Вот только сохранились ли они после стольких лет?

— Вон, смотри, сейчас саблей махну, её видно будет.

Достаю саблю, тянусь к пустоте. Естественно, она исчезает наполовину. Самому бы не заорать. Что ж ты, скотина, не отвернёшься никак?

— Ну, успокоился? Это просто туман или морок. Видишь, её прекрасно видно.

Ни фига она не видна, но фокус его отвлёк. Я тебе что, циркач? Еще пару ножиков достать и пожонглировать?

— Виктор! Ну-ка смотри вперёд! Вперёд смотреть! Галопом!

Если он с перепугу свалится, мне туда лезть и его доставать.

Ничто скачет за нами со скоростью наших лошадей. Если остановиться — остановится и оно. Его можно пройти в обратном направлении, только лучше делать это задом наперёд или с закрытыми глазами. Там можно дышать, там можно смотреть в эту сторону, но когда идёшь обратно — впереди просто ничего нет. Потеря направления почти гарантирована. Самое противное — скачи — не скачи, раньше, чем через полчаса морок не сгинет. Если это морок. Но если стоять на месте — он не сгинет вообще.

— Витёк, не оборачивайся, это просто морок!

Осколок скалы прощального поклона — теперь левее, Витёк, вперёд смотри, ничто поворачивает за нами и продолжает своё неспешное преследование. Ещё немного, и оно отвяжется.

Пора? Рано, всё та же пустота. Теперь пора? Опять рано. Ладно, ещё версту… Час уже прошёл? Прошёл. Вот теперь пора.

Роксана едет на седле впереди Злата, её вороная кобылка привязана сзади лошади нашего охранника. Устроилась весьма уютно, даже прижимается нежно. Потаскуха. Вот как есть потаскуха! Но в хватке не откажешь — с такой красоткой в седле ни о каких оглядываниях назад и речи идти не может. Но всё равно Витёк так вдвоём проехать бы не потянул.

— Мальчики, вы целы? Витёк, страшно было? Волновался за меня? А я так испугалась, что даже к Цветушке попросилась, так он меня всю дорогу и вёз! Ну мы-то видели, как у тебя, Витёк, не только волосы, но и борода дыбом встала, ты пригладь, а то так вверх и торчит!

Попался. Поверил. Пригладил. Роксана смеётся. Странно она его как-то клеит. Или уже сдалась?

Пошли на второй ориентир. Наученный горьким опытом Повелитель старается вообще по сторонам не смотреть. Сейчас доскачем, а там гора прямо по курсу — у её подножия и заночуем. Только вот через этих симпатичных призраков проедем. Войско двадцать седьмого Тёмного повелителя. И двадцать восьмого Белого. Все на моей совести. Может, конечно, там ещё кто-то присоединился, но распознавать призраков по остаткам лиц мне не хочется…

— Витёк, ты к призракам как? Не боись, они милые, как через голограмму проедешь, даже холодом не обдадут.

К призракам Повелитель отнёсся вполне нормально, даже к тени благополучно упокоенного некроманта Зомана со свитой, который и при жизни-то красотой не отличался, а уж после того, как мы с Дарженом над ними поработали, и вовсе непристойно выглядят. Так и таскаются здесь с тех пор по кусочкам, протягивая туманные обрывки щупалец и когтистых лапохвостов ко всем проезжающим. Витёк как обнаружил, что через них как сквозь туман ехать можно, аж лицом просветлел. Вот что значит, воспитывался при дремучем атеизме и его пережитках — ничего нематериального не боится. Скажи я ему, что они бациллы какие несут — тут же бы позеленел и затрясся, а так — ничего, морщится только когда его призрачной кровью обдаёт. О, даже рукой в хвостик василиска ткнул — любуется, как она насквозь проходит. Давай-давай, сейчас ещё пару километров проедем, я на тебя полюбуюсь. Призрачный Зоман развернулся и начал швырять призрачные же молнии. Витёк — ноль эмоций. Смотрит, как на салют. Хорошо, что магов почти всех повывели — когда в каждом городке вполне приличный маг сидел, проблем в десять раз больше было. А сейчас — один приличный на сотню шарлатанов, да и то под недоучку косит. Это деградация мира или эволюция? Смотря в чём. Кто бы нам что за старосту в прошлом заплатил — расстреляли бы из луков, а потом потихоньку вымирали в борьбе с собственными же порождениями и в схватках за власть.

— Что это за равнина? — интересуется Повелитель.

— Места былых сражений. А призраки — они и есть призраки, Зомана, который с половиной головы и без левой руки, я хорошо помню, покойничков только так поднимал, Мих их положить не успеет, они уже прыгают, причём по частям тоже, — Роксана опять пристроилась на седле у Злата. Ей что, чужое счастье покоя не даёт? Парень, правда, совсем побелел, с лошади не падает только потому, что в Роксану вцепился. Губа приподнялась, зарычит сейчас. Ладно, сиди, прижмись к нему поплотнее, может, успокоится.

— Что, и молниями швырялись? — неймётся Витьку. Ножик достал и тыкает во всех призраков подряд, смешно ему — кино нашёл. Соскучился по благам цивилизации вот и развлекается.

— А как же. Маги тогда покруче нынешних попадались, да и с напряжённостью магического поля непоняток не было. Разве похоже, что здесь раньше горы были и замок стоял? — Роксана потерлась головой о грудь Злата. Тот опустил губу и перестал рычать. — За полдюжины веков размолотили так, что не узнаешь. Заодно и силовые линии винтом завернули — артефакт какой-то гикнулся. Но это уже не при Зомане, это при Гозрении, да Мих?

Гикнулся, как же. Мы с Аледером его и гикнули, пока не разнёс к лешим всю планетку. Планетку не разнёс, но сюда с тех пор мало кто суётся. Хороший мужик был. Повелитель тот, в смысле. Дельный, нормальный, в одиночку запросто действовать мог. Двадцать шесть Тёмных положил. И до конца дней остался в здравом уме и твёрдой памяти. Сам уйти захотел, когда понял, что себя теряет. Я его лет тридцать удерживал тогда на чувстве долга, пока не понял, что да, пора. До сих пор скучаю… С ним я чуть Шхара и не достал, но… А, ладно, что уж теперь. Призраки таких людей здесь не бродят.

— А здесь не радиоактивно? — вот ведь дитя технической цивилизации — страшнее атома зверя нет. Роксана, правда, мыслит сходно, и как-то заставила меня смотаться сюда с дозиметром. Ничего не намерил, но далеко и не забредал.

— Не Витёк, кувалдой по ядру колотить — это у вас там, здешних всё больше молоньи да эликсиры интересовали. Кто ж поверит, что ты маг, если у тебя искры из глаз не сыпятся?

— ААА!

Ты что, придурок, так же и с лошади свалиться недолго? А нечего было в зомби ножиком тыкать, это тебе не призрак, у него тело есть, только очень противное и почти разваливающееся. Ну схватил он тебя за руку, что ж хрипеть-то?

— Пни его ногой, он и отвалится! В смысле — развалится! Злат, мертвяка ногой пни, а то Витёк тормозит!

Пнул, умничка, стало быть, в себя пришёл, этот, наоборот, призраков боится, а к мертвякам вполне равнодушен. На, дохляк, получи, что ж ты за сапог цепляешься, испачкал ведь! Слизь твою с сапог счищать теперь! Здесь не меч, здесь кистень нужен, или палица, я их материализовывать не умею, всё ж таки я колюще-режущее оружие, а не дубина какая. Вот Злат, молодец, кулаком его, в лепешку! Да, с таким кулачищем не поспоришь…

— Витёк, ты там как?

Не блюёт. Держится. Зелёненький правда. Как зомби. Ничего, сейчас чуток отъедем и передохнём…

Тормозим? Привал или дальше? Что-то никто на привал не хочет. И правильно.

Серый туман сгущается по бокам дороги, мутная пыль-песок глушит шаги и голоса. До заката ещё далеко, но здесь это неважно. Позади остались призраки и зомби, и Повелитель никуда не свалился и не погнал лошадь куда ни попадя. Добредём до горы и там заночуем, немного уже, там скалой спину прикроем и пересидим…

— Витёк, ты к призракам как? Не боись, они милые, как через голограмму проедешь, даже холодом не обдадут.

К призракам Повелитель отнёсся вполне нормально, даже к тени благополучно упокоенного некроманта Зомана со свитой, который и при жизни-то красотой не отличался, а уж после того, как мы с Дарженом над ними поработали…

Это что? Какие, на фиг, призраки, мы ж их проехали? Гора эта тупая где? Здрасьте, в обратную сторону что ли движемся?

— …Мих их положить не успеет, они уже прыгают, причём по частям тоже, — Роксана опять пристроилась на седле у Злата. Ей что, чужое счастье покоя не даёт?

Так. Что-то новенькое. Вернее, что-то совсем старенькое.

— ААА!

Ты что, придурок, так же и с лошади свалиться недолго?

Сейчас мертвяк за сапог схватит. Если превентивно его стукнуть, мы с линии съедем? Попробуем. Стукнул, сапог не измарал.

— Витёк, ты там как?

Не блюёт. Держится. Зелёненький правда. Как зомби. Ничего, сейчас чуток отъедем и передохнём…

Что дальше, сорвались?

— Витёк, ты к призракам как? Не боись, они милые, как через голограмму проедешь, даже холодом не обдадут.

И не подумали. Зоман опять мимо протащился. Ещё раз. И опять.

— Пни его ногой, он и отвалится! В смысле — развалится!

Дёрни, деточка, за верёвочку, дверь и откроется. Где эта верёвочка долбаная?

— Так, стоп!

А мы вообще-то остановиться сможем? Остановились. Уже легче.

— Роксана, ты что видишь?

— Похоже, мы зациклились, шестой раз одного и того же зомби пинаю.

— Витёк, ты чего видишь? Витёк, соображения какие?

Давай же, тормоз, вякни что-нибудь.

— На петлю времени похоже. Только с флуктуациями. Вот мы сейчас стоим, а раньше всё время ехали.

Резонно, петля времени и есть, вопрос, настоящая или морок?

— Злат, ты чуешь что-нибудь? У тебя как с частичной трансформацией, только нюх обострить сможешь?

— Не-а… частичная, она это… у старост только… или у тех, кто почти как они… Перекинуться…эта… могу, понюхать в смысле…

— Не надо, неизвестно, как это на тебе здесь отразится. А то ещё будешь непрерывно перекидываться. Ладно, попробуем ещё раз…

— Кто ж поверит, что ты маг, если у тебя искры из глаз не сыпятся?

А вот нам всем! Где ж эта дверь отсюда? Она вообще есть? Ну вот, опять Зоман, да задолбал уже! Может, влево поехать? Давай налево.

— Витёк, ты к призракам как? Не боись, они милые…

Ладно, это я на этом круге говорю. А в перерывах между этими фразами я ведь и что-то другое говорил, почему это не повторяется? Заткнусь и буду молчать, поехали направо.

— …Мих их положить не успеет, они уже прыгают, причём по частям тоже, — Роксана опять пристроилась на седле у Злата. Ей что, чужое счастье покоя не даёт?

Направо.

— Всем молчать!

Гикнулся, как же. Мы с Аледером его и гикнули…

Назад.

Ей что, чужое счастье покоя не даёт?

Может, ещё и попрыгать? Подключить к эксперименту третье измерение?

Стоп, какой смысл играть с пространством, если нас водит по времени? Надо вернуться к нашим призракам и остановиться подумать.

— Мих! Мих, ты неправ! Нет смысла всё время менять направление движения, время-то от него не зависит, — спасибо, Повелитель, я уже и сам это понял, но попробовать-то надо было, — надо вернуться в исходную точку и остановиться.

Вернулись. Остановились. Спешимся? Не могу сказать, что сидеть в этой пыли приятно, но надо же что-то изменить в этой карусели.

Пыль липнет к пальцам и норовит забраться в глотку. Камень подо мной почти не ощущается — нет ни тепла, ни холода. Забил в землю мечи, привязал к ним лошадей, а то и стреноженные уйдут. Жрать охота? Ни капли. А пить? Тоже нет. Всё-таки не морок.

— Мих, мы же здесь не раз проходили, ничего похожего не было, — Роксана встревожена. Она сидит, скрестив ноги, мы со Златом тоже, а вот Витьку такая поза не нравится, — это что, что-то новенькое здесь возникло, или мы с тобой чего-то не учли?

Спасибо тебе за это «мы с тобой». С меня одним, ладно, пятью хамствами меньше. Пыль клубится над ногами, а ветра нет. Неба тоже нет — такая же серая пыль.

— Что нам грозит? — это Виктор. Держится.

А вот мне слова даются с трудом. Психую.

— Я б обрадовался, если б нам что-то грозило, но, Витёк, похоже, что просидим мы тут вечность до конца времён. Ты ведь ни пить, ни есть не хочешь? И не захочешь. Вот так и будем ходить по кругу, и ничего не изменится, как тебе такая перспектива?

— Но ведь мы же мыслим.

— Мыслим, а с места сдвинуться не можем. Будем разводить здесь философские диспуты, пока не надоест.

Сидим. Может, впервые в жизни завидую курильщикам. Хотя чтоб мы делали, если б сигареты закончились? Поспим? Чуток попозже.

Пересыпаю то ли пыль, то ли пепел. Если просто подождать, оно само не развеется?

— Может, мы не учли, что ты все это время в чужом теле ходил, а теперь в своём, вот и выступил как катализатор?

Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Чем конкретно моё тело на данный момент отличается от тела Повелителя? В данную секунду — которая или есть, или нет — ничем.

— Ми-их, ты меня слышишь?

Слышу. С меня четырьмя хамствами меньше. Уже тремя. Только уже с меня ли? Ты что, считаешь, я сам до этого не додумался? Можно попробовать. Только кто сказал, что я этого хочу? Роксана, кто сказал, что я этого хочу? Я не хочу! Не хочу.

Это самый простой выход. Я уверен, что это самый простой выход. А если нет? Если это вообще не выход? На самом деле я просто тяну время. Которое то ли есть, то ли нет. Серая пыль утекает сквозь пальцы. Почему я не должен бороться за свою свободу? Почему я не могу глотнуть её напоследок, пока утекает этот серый пепел?

— Боюсь, Повелитель, тебе всё-таки придётся взять меч, — что я несу, мы ж ещё не все возможности испробовали? — иначе мы действительно никогда отсюда не выберемся.

Только не думай, что я нарочно именно за этим тебя сюда и затащил. Знал бы, пошёл бы в обход.

— Виктор, — это Роксана, — ты только не думай, что он нарочно тебя сюда за этим затащил, мы здесь столько раз ходили, и всё нормально было… Но, правда, это единственный выход…

— НЕТ!

Витёк, с меня десятью хамствами меньше! Сотней? Нет, сотней нереально, это ж мне молчать до самых Серых гор, если мы туда доберёмся, и до скончания времён, если зависнем здесь…

— Витёк, обоснуй, а? — Роксан, тебе не по фигу? Мне так — по фигу.

— Если мы в аду, то с бесом всё равно договариваться бессмысленно, только глубже упадёшь.

Офигеть! И это говорит человек, родившийся при воинствующем атеизме? Откуда понятия-то такие? Ты так действительно думаешь, или просто ляпнул первое, что пришло в голову? Непонятно, эта пыль гасит и слух, и зрение, и обоняние… Но за беса я с тебя три хамства спишу. Не думай, я прекрасно помню, как ты проверял, шарахнусь ли я от креста…

Вопрос, что мы оба запоём, когда просидим тут, пусть хотя бы субъективную неделю… А вот этого допустить никак нельзя.

— Тогда надо принести жертву, — Роксана, как всегда, исключительно последовательна, — может помочь.

— И кого из нас будем приносить, тебя? — за хамство не считается, просто логичный вопрос.

— Видишь ли, я думаю, если убить Виктора, то тебя, как и обычно, выкинет отсюда, а мы со Златом на лошадях доедем обратно. Или пешком дойдём, задом наперёд, или вперёд прорвёмся.

Витёк, не боись, она шутит. Ого, зубы сцепил, драться собрался? И Злат клыки выщерил и к Виктору подвинулся? Похоже, милочка, ты сегодня двух поклонников потеряла, они не оценили твоего специфического юмора. Дура, думать надо, что говоришь, нам же тут спать ещё, а ну как именно тебя решат упредительно зарезать? А если нам тут месяц куковать? Действительно ведь может до кровопролития дойти.

— Ребята, она просто шутит. Злат, не рычи, я никого рубить не собираюсь. Роксан, извинись. Извинись, я сказал, нам тут только передраться всем не хватало.

— Виктор, извини конечно, пошутила неудачно.

Не поверил. Ну и ладно, выберемся отсюда, мне больше достанется. Не думаю, что ты теперь когда-нибудь согласишься с её домогательствами.

— Ну что, ещё раз пройдёмся, или спать ляжем?

Молчат. Боятся.

— Ладно, утро вечера мудренее, может, завтра чего накумекаем. Витёк, спи, не боись, я тебя не зарежу.

А, так ты уже не меня боишься, а Роксану? Может, её связать? Тебе полегчает? Похоже, мы сегодня не заснём, будем друг друга караулить, удружила, Ксюха, нечего сказать. Сама дрыхнуть завалится, и переживать не будет, знает, что кроме неё никто здесь глаз не сомкнёт.

Так, подозрительно косясь на спящую красавицу, мы все и провели ночь в тревожной слежке друг за другом. Рассвета и завтрашнего дня, естественно, не было. Ни есть, ни пить не хотелось. Наступило второе сегодня.

Глава 14. Призрачный шанс

Понедельник.

Так, подозрительно косясь на спящую красавицу, мы все и провели ночь в тревожной полудрёме. Рассвета и завтрашнего дня, естественно, не было. Наступило второе сегодня.

Что делать в этом сегодня, я решительно не знал. И никто, похоже, не знал. Мы ещё пару раз прошлись по кругу — ничего не изменилось. Кроме того, что всех зомби и призраков я уже выучил в лицо. Можно было бы поесть, но Мих отверг эту идею, заявив, что еду надо экономить, и нечего тратить её попусту, если без неё здесь прекрасно можно обойтись и год, и два, и сто субъективных лет, а от скуки жрут только неудовлетворённые домохозяйки. Меня это обнадёжило — раз решил не тратить пищу, значит, надеется вырваться. Мы вернулись к исходной точке и сели в пыль. Разговор не клеился. Я старался держаться поближе к Цветику, Мих занял позицию рядом с нами и принялся методично швырять в песок ножики, Роксана осталась на отшибе. От нечего делать я попытался высечь огонь — искр не было. Возможно, я так и не научился обращаться с огнивом. Миха процесс заинтересовал, но у него тоже ничего не получилось.

— Может, нам разделиться? — предложила Роксана. — И выбираться поодиночке?

— Чтобы отправить меня одного, а потом послать кинжал в спину? — не выдержал я. Роксана обиженно отвернулась.

— Можно попарно, — примирительно предложил меч. — Я с Повелителем, а ты со Златом.

— Не-а, — вдруг встрял Цветик, — с вами я. Не пойду с ней.

— Ну вот, — Мих вытащил из камня кинжал, бросил ещё раз и спокойно посмотрел на Роксану, — допрыгалась. Хочешь разделиться — езжай одна. В любом случае от тебя пока никакого толку. Выберешься — попробуешь нас вытянуть.

Было бы чем в нас швырнуть — Роксана точно бы швырнула, но кинжалы Миха были вне досягаемости, а за свои она не схватилась. Не рискнула. Она рывком поднялась, взлетела на лошадь и пустила её влево — ничего не произошло. Лошадь просто не двинулась с места. Минуты через две пери спешилась и спросила:

— Ну и долго мне так по кругу ездить?

— А сколько кругов ты проехала? — поинтересовался в ответ меч, кидая ножик.

— Четыре, никаких изменений, причём вы все ехали рядом со мной, я попыталась до тебя дотронуться — но рука прошла насквозь.

Мих провёл пальцем круг на песке. Ковбойка и джинсы на нём уже приобрели стойкий серый оттенок. Моя одежда, впрочем, тоже давно насквозь пропиталась этим цветом.

— Умничка, я всегда говорил, что у тебя правильное мышление. А то бы сейчас пятый раз поехала — проверять, призраки мы или нет.

— А толку? — взъелась Роксана. — Один придурок меч взять боится, другой в благородство поиграть решил, заставить не может! Да кинжал ему к горлу, он на всё согласится! Тебе не всё равно — призрак ты там или нет? Какая тебе разница?

Щёки у неё разгорелись, косы растрепались, а взгляд, который она бросила на меня, был недвусмысленно кровожадным.

— Заткнись, — кинжал вошёл в землю почти по рукоять, — была б моя воля — всем бы бабам языки подрезал. Удовольствия в постели, конечно, заметно бы поубавилось, но зато комфорта и спокойствия стало бы значительно больше.

Роксана вскочила на свою вороную кобылку и опять никуда не делась.

— Пусть поскачет, — потянулся Мих, — ей полезно. Благо ни она, ни лошадь всё равно не утомятся.

Мы замолчали и легли на расстеленные вампирьи плащи. Я выделил Цветику место на своём — на плащ пери никто не покусился, а третий ещё в городе забрал себе Мих, выплатив Роксане сколько-то там серебрушек. Вот так и будем лежать и год и сто лет в этой серой пыли. Или перережем друг друга, или все перетрахаем Роксану от безысходности, или попытаемся покончить собой, или просто сойдём с ума. Может, я зря отказался? Нет, ни за что, пусть хоть и правда нож к горлу приставят. Раз до сих пор не накинулись — значит, моё добровольное согласие тоже на что-то влияет.

— А мне это, — вдруг пробормотал Цветик, — мужика того жалко, который это… молнии бросал…

— Зомана? — откликнулся Мих, — того, что без руки и с половиной головы? Да чего его жалеть — скотина была первостатейная, таких поискать ещё…

— Ну да, — пропыхтел сердобольный Цветик, возя растрёпанной бородищей по пыли, — а теперь ходит здесь… и никуда больше… А меня Златка ждёт, а я тут сижу… Может это, договориться с ним, чтоб выход показал? А мы его это… упокоим…

Мих заинтересовано приподнял голову и внимательно посмотрел на Цветика.

— Договориться с кем-то из призраков? — оживился он. — А что, интересная мысль. Зоман, мразь, и подставить может, а вот кто-то из его сопровождения… Или из соседних времён… Если только они сами здесь не закольцевались.

Он вскочил на ноги и принялся отвязывать лошадей, одновременно выдёргивая мечи, на которые были накинуты поводья. Сколько ни смотрю, не могу понять, откуда он берёт и куда девает такое количество холодного оружия. И как он вгоняет эти мечи с кинжалами в абсолютный камень тоже совершенно неясно.

— Так, — объяснил меч, — едем по кругу, каждый выбирает себе способного разговаривать призрака, и спрашивает, как выйти отсюда. Поскольку длительная остановка в момент прохождения петли ничего не даст, и поговоритьудастся, в основном, на ходу, то кружим столько, сколько потребуется, чтобы прояснить ситуацию и договориться. Зомана я беру на себя. Витёк, ты чего опять тормозишь?

Я действительно медлил. Не хотелось мне туда возвращаться. По крайней мере, пока там Роксана.

— Мих, — мне самому стало очень стыдно, настолько жалобно звучал мой голос, но ведь надежда забрезжила, и подставиться как раз тогда, когда есть хоть какой-то призрачный во всех смыслах шанс, вдвойне обидно, — там Роксана… А ну как она меня кинжалом достанет прежде, чем я с призраком договорюсь?

Мих проникновенно посмотрел на меня (я просто физически ощутил, как стальной клинок поникает мне под рёбра) и прочувствованно толкнул длинную экспрессивную речь, в которой от всей души высказал, что думает обо мне лично и о всех недоделанных повелителях, конкретно о Роксане и о всех недотраханных дурах во всех мирах вообще, о недобитых колдунах-призраках, о петле времени, которой весь этот дефективный контингент следовало удавить, чтоб мечу руки не марать, о наших с Роксаной предполагаемых родственниках, зачатых в период острого приступа параноидальной некрофилии и мании преследования. Меч оказался весьма самокритичен и не забыл пройтись также по поводу бесхарактерного и милосердного холодного оружия, на котором ездят все, кому не лень, хоть оно и не лошадь, и поделом этому оружию за такую доброту, чтоб впредь неповадно было не бить в челюсть и сапогами по рёбрам своего трусливого и никудышного Владыку, которого вообще-то давно бы пора отдать на растерзание похотливой мерзавке и стаду альтернативно ориентированных драконов. Цветика в своей речи Мих тактично обошёл. Именно поэтому тот и смотрел на него с откровенным восторгом, изредка шевеля губами и явно пытаясь испить от этого неиссякаемого источника премудрости путём повторения особо витиеватых выражений.

Если я сейчас промолчу — в его глазах точно стану никудышным Владыкой, которого именно на растерзание стаду альтернативно ориентированных драконов и надо отдать. Что подумает Мих — не особенно важно, потому как по его мнению падать ниже мне уже давно некуда. Я, конечно, из интеллигентной семьи, но это не значит, что не смогу просто и доступно объяснить обнаглевшему холодному оружию, куда ему пойти и кого любить долго и страстно. Тем более Роксаны рядом нет.

Я набрал в грудь побольше пыльного воздуха, немного подумал, и в долгу не остался. В грязь лицом перед млеющим Цветиком не ударил. И даже Мих под конец моей речи несколько просветлел и заинтересовался некоторыми лингвистическими изысками в области генетических экспериментов по моно-, ди- и полигибридному скрещиванию.

— Это… легче малёк стало? — пророкотал Цветик, когда пыль поглотила последние звуки столь старательно произнесённого мной спича. — А то это… приподнять могу и лбами стукнуть… Это… братьям помогало завсегда. А раз не успел, дык один хвост другому отгрыз наполовину… Да вот… Бывает… Но с тех пор они посмирнели. Хвостов не грызли больше. Только уши порвали. Вот. Может, это… думаю, и не надо было их стукать? А потом думаю — хвост у Храбра был бы цел… а то огрызок… стыдоба. Ладно б выродок отгрыз, дык все ведь знают, что брат меньшой. Так вот…

Мих посмотрел на Цветика, на меня, на лошадей, а потом вдруг спросил:

— Злат, а ты что думаешь, пырнёт Роксана Витька втихаря? Оставить ей кинжалы, или отобрать?

— Баба, — пожал плечами Цветик, — мужика ей надо. А то и пырнёт, Витёк-то её обижает. Не хочет. Обидно ей. Я б это… — он покраснел, — и сам, это… жалко, чахнет баба… дык Златка меня ждёт. Нехорошо. Отобрать, чтоб Витёк не нервничал. Да и нам спокойнее. Следить не надо.

Роксану мы увидели сразу, как вошли в петлю. Кинжалы у неё Мих забрал нежно и ненавязчиво. И сюрикены забрал. А я и не знал, что они у неё были. И шпильки из волос вытащил. Интересно, он металлоискателем может подрабатывать? Как ни странно, пери не взвизгнула, не огрела его по шее и вообще не высказала никаких претензий. Видимо, длительное общение с призраками и зомби несколько успокоило её нервы. Или Мих прошептал ей на ушко нечто такое, что привело её в неагрессивное и необидчивое состояние. Может, пожалел нас с Цветиком и пообещал-таки сам её от души трахнуть? В смысле по башке или по заднице. На то, что она раскаялась и передумала заниматься человеческими жертвоприношениями, я не очень рассчитывал.

Мало того, Роксану Мих поставил впереди, за ней поехал сам, а замыкал нашу процессию Цветик — видимо, он-таки прочистил Миху мозги, и тот решил, что держать красотку в поле зрения рациональнее и безопаснее. Радует, однако, что меч пока не на стороне Роксаны — значит, я ему всё-таки нужен. Или просто считает, что, заколов меня, ничего не добьётся.

Призраки оказались необщительны. И далеко не все целые. Они шли неровным строем, изредка перекрывая друг друга. Ни противными, ни страшными они не были — киношка она и есть киношка, пусть и трёхмерная. Вот только как наладить разговор с персонажем фильма, упорно не желающим тебя замечать? За добрую сотню кругов я разговорил всего одного, и то ничего путного не выяснил. Он бывший воин из войска какого-то там по счёту Тёмного Повелителя, нет, ему здесь не скучно, чего скучать, нет, дела по-соседству его не колышут, нет, отчего эта петля возникла, он не знает, лично ему по фигу, кто через него проезжает и сколько раз, да, уйти в сторону и посмотреть на других недоумков, которые здесь шлялись или шляются, он может, но не хочет, как его зовут он уже не помнит, да и зачем это помнить, нет, уйти отсюда он желанием не горит, как бы хуже не было. Примерно в таком духе я и изложил Миху свой разговор спустя неимоверное количество кругов.

— Молодец, — одобрила мои изыскания Роксана, — брать интервью у духов ты уже научился. Можешь переквалифицироваться в журналисты.

Против воли при звуках её голоса меня скривило. Пришлось сжать губы и отвернуться. Сама она ничего дельного не сказала, кроме того, что пятеро бывших воинов сделали ей комплименты и недвусмысленно пожалели об отсутствии тела. Цветик развёл ручищами и прогудел «дык, это…»

— Ладно, — махнул рукой Мих, пряча кинжал за голенище, — зато мы выяснили, что двигаться в пространстве вне нашего круга призраки могут, стало быть, могут и найти причину аномалии. Завтра поедем вербовать добровольцев, а сейчас спать, по моим подсчётам больше субъективных суток кружили.

Ни есть ни пить не хотелось, почему же меня так клонит в сон? Наверно, психологическая усталость времени неподвластна, решил я и отключился. О том, что надо бы выставить часовых, я вспомнил под утро. Представляю, что сказал бы Мих, толкни я ему эту идею. Да и стыдно просить Цветика караулить Роксану, пока я спал.

Понедельник, понедельник, понедельник, и ещё раз понедельник…

Три следующих субъективных дня мы так и ходили кругами, пытаясь разговорить призраков. Десятерых я выучил по именам, у одиннадцатого узнал краткую биографию и имена трёх военачальников, которых тот не особо любил. Никакого интереса к временной петле они не проявляли, и ничем помочь не могли. Не надо отчаиваться, подбадривал я себя, их тут не одна сотня, так что шанс остаётся. Вид втыкающихся в землю ножиков на привале вызывал у меня тошноту и головокружение. При попытке закрыть глаза мерещились летящие кинжалы и ряды павших полупрозрачных воинов. Жажды и голода не было, но тоска с ностальгией обнаглели и не отходили от меня ни на шаг.

На четвёртый день на коротком привале Цветик радостно сообщил:

— Это, нашёл я земляка себе, тоже из оборотней, и даже с нашей реки, только Волчков в его время не было ещё… Он это, говорит, колдун в горе поселился, колдует прям жуть как страшно… Как, говорит, поселился, так тут время кругом и пошло. Умный очень, колдун-то. А почём он знает — колдуна этого навестил, а тот жалится — что-то не так у него работает, наперекосяк. Что-то он сам разобрать не может. Но тоже говорил: колдун ругается — выхода нет, уйти ему некуда. Только у него не время дурит. Ещё что-то, не понял я. Плакался, год уже безвылазно сидит, так он с Острым Клыком иногда от скуки беседует, крутит чего-то в зельях своих, а толку-то… Это, земляк мой, он выбор мой похвалил, говорит в ихнее время-то на русалках часто женились. Полезным это считалось для обоих. Вот так-то! А сам плачется — упокоиться хочет, говорит, жена-то его померла давно, а он всё никак до неё не доберётся… Помочь бы надо…

Роксана подобралась, безуспешно стряхивая въевшуюся пыль, Мих оторвался от игры в ножики и резко поднял голову.

— Так, — резюмировал он, — воздействие внешнее, результат магического эксперимента. Колдун этот и сам наверняка в ловушке оказался. Что радует — если кто-то что-то создал, то другой разбить всегда сумеет. Сложно только Хаос упорядочить, а ломать — не строить. Я так тоже не зря проездил. Мне-таки удалось довести Зомана до белого каления, и он в ярости сообщил, что сидеть нам тут до скончания века, потому как развернуть петлю может только колоссальный выброс магической энергии, а магов мощных и не осталось почитай. И артефактов мощных не осталось. Злат, земляк твой, он к колдуну смотаться не может, узнать, в какой точке эту энергию прикладывать? Только чтоб про нас молчал, на всякий случай…

— Это как? — не понял Цветик. — Чего спросить надо?

— Пусть спросит у болвана этого, что мол, а вот если в пустыне этой где артефакт какой завалялся, да и взорвётся ненароком, где он взрываться должен, чтоб петля разомкнулась, всё равно где, или точку приложения найти надо? А пока он спрашивать будет, мы ещё поездим. Теперь не только с духами беседуем, но и ищем… что угодно. Всяческие странности ищем — где призраки двоятся, где, глядишь, есть захочется, где что-то кольнёт — любое отклонение, только бы не эта рутина. Слышь, Витёк, ты человек вообще непредвзятый, смотри по сторонам — что странное увидишь, сразу близлежащего призрака или зомби запоминай. Должно же здесь быть тонкое место, не может не быть, при таком беспорядке в магических потоках… Да, Злат, и пусть земляк твой направление отсюда на колдуна этого даст. Где он сидит — на западе, на востоке…

— Мих, — потянулась Роксана, — а где ты собрался артефакт взять, у тебя что, случайно завалялся? Или всё же по пути некромантов пойти решил, на крови колдовать? Так та же жертва и получится… ты ж всё равно колдовать не умеешь.

Далась ей эта жертва! Во мне медленно закипала ярость и желание удушить или зарезать стервозную бабу.

— Витёк, спокойно, — тут же среагировал Мих, бросая очередной кинжал, жаль только не в Роксану, — девушка решила, что раз ты её прелестей не замечаешь, то надо хоть таким способом обратить на себя внимание. Стандартный приём — не любит, так пускай хоть ненавидит. От ненависти до любви — один шаг… Или, может, думает, ты — мазохист, — ухмыльнулся меч. — Судя по тому, сколько ты воздерживаешься и как замучил бедную женщину, она не далека от истины — садомазохист и есть! Роксана, ещё слово, и я проверю, не мазохистка ли ты — свяжу и оставлю здесь одну на сутки, достала! И вообще у тебя на почве Витька мозги переклинило — артефакт у нас есть. Аж целых три. Одним пожертвуем, два всё равно останутся. Тем более ты к ним никаким боком и долю свою потребовать не можешь.

— С ума спятил! — завопила Роксана, — такое богатство на ветер выбросить! Несколько городов построить можно, и жить припеваючи! Да Витька при…

Ножик просвистел около её уха, пригвоздив косу к земле. Ещё немного, и я начну Миху симпатизировать. Если они не разыгрывают этот спектакль специально для меня. Мания преследования очнулась от спячки и заинтересованно посмотрела на примолкшую Роксану. Меч поднялся и забрал кинжал. Правильно, нельзя ей его в руки давать, а то ещё в меня бросит.

Залезли в сёдла и накрутили еще добрую сотню километров. Ничто нигде не двоилось, не пищало и не собиралось показывать нам выход.

Понедельник и ещё раз понедельник…

Мутная мгла давила на психику. Увидев её утром в очередной раз, я захотел упасть, завыть и биться головой о камень под слоем серой пыли. Может, Мих просто заставляет нас выполнять какие-то действия, чтоб мы с ума не сошли? Так всё равно же сойдём — днём раньше или днём позже, какая разница? Или я уже спятил, и всё это мне мерещится? «За что, Господи! — завопил я в душе. — Неужели я так хорошо жил, и это расплата?! Что ж я такого сделал? Разве я женился по расчёту? Кто же женится по расчёту в двадцать лет? Разве я отнял у кого-то работу? Может, и отнял, тесть ведь пристраивал. Я мало денег давал сестре и матери? Да куда им больше… Я не завёл детей? Так ведь дом сначала надо было построить. Ну изменял я жене, да, так покажите мне человека, который этого ни разу не делал? Что ж мне было, за всю жизнь только одну женщину и узнать? А с тех пор, как мной в первой моей «Тойоте» начали интересоваться девушки, так вообще перестал — на фиг надо, чтоб твои деньги вместо тебя любили. Я не интересовался, чем шеф занимается? Так ведь и руки не марал. Почти. Что я ещё не так сделал, что теперь схожу здесь с ума? Меч не взял? Так вот как раз в том, что его брать нельзя, я твёрдо уверен. Это единственное, в чём я уверен…»

— Витёк, ты чего? — Цветик похлопал меня по плечу, едва не расплющив о камень. — Ты это… Не переживай, не дадим мы Роксане тебя убить. Сейчас поедем, поговорим с Клыком, да и выйдем отсюда скоро… Не вой. Меня вон Златка ждёт, значит, выйдем.

Так, теперь я ещё и перед Цветиком опозорился. Пусть его эта Златка дождётся. Не дождётся — сам её прибью, вместе с любовником. Мих потянулся, швырнул очередной кинжал в землю и пошёл отвязывать лошадей. Проходя мимо меня, он этак ненавязчиво поинтересовался:

— Витёк, ты часом глючить не начал? Чего Злат тебя утешать вздумал, мерещится что-нибудь уже? Если что мерещится, ты давай расскажи, вдруг выйти поможет. Никаких указателей не видишь?

Не видел я никаких указателей. Ничего я не видел кроме мглы этой и призраков опостылевших. Я бы глюкам даже обрадовался, но они не приходили. Мы сели на лошадей и поехали на очередной круг.

Земляк Цветика оказался повыше его самого на добрую голову. Такой же заросший и лохматый. Какова его вторая личность спросить было неудобно. Но на милого и доброго пёсика он походил мало. Впрочем, Цветик тоже на симпатягу-щенка ничуть не походил. Разводя руками Клык прошелестел, что да, точно, колдун сказал, что выброс энергии может разомкнуть петлю, но где её приложить он толком не знает, но чем выше — тем лучше, потому как у земли непонятки какие-то происходят. Что-то с этой пылью связано. Да и всё равно никакого мощного артефакта у него нет.

— Что ж, — подытожил Мих, — поедем колоть Зомана, может, и найдём чего попутно. Клык, а ты бы не смог линию движения отсюда на хату мага проложить? Чтоб нам по тебе направление держать.

Ещё покружили, Мих оживлённо побеседовал с недобитым призраком. Судя по всему, он нашёл себе отдушину и выпускал пар на не удосужившегося полноценно помереть колдуна. Наконец, Мих перестал ругаться с Зоманом, отъехал от нас ещё шагов на восемь, спешился, огляделся и бодренько выдал:

— Вот здесь и рванём бомбочку нашу темпоральную, а то свихнёмся все на фиг. Только бы нас обратно во времени не понесло, потому как тогда повеселимся от души!

Как несёт во времени обратно, я себе вообще не представлял. Впрочем, мне уже всё равно.

— А из каких соображений ты место выбирал? — у Роксаны иногда бывают и здравые мысли. — Угробишь походя ценный артефакт, ничего не добьёшься, а мы тут кукуй. Потом второй ухлопаешь. С чего ты взял, что именно здесь его активировать надо?

— А ни с чего, — беззаботно ответил Мих. — То ли призраки здесь попрозрачнее и позаторможеннее, то ли выпить мне в этом месте захотелось, то ли вспомнил я, что Гозрений тогда чуть ли не здесь скопытился. Точно не скажу, но похоже. Да и вообще, такое ощущение, что не важно, где его рвать, потому как Зоман очень сильно настаивал, что точное место выбрать надо. А ещё пара недобитых магов, с которыми я немного здесь побеседовал, на этом не зацикливались, они мощность выброса считали, вот её нам хватит с избытком. Правда, за их магическое образование я не поручусь, может, просто недоучки.

— Златушка, — вдруг замурлыкала Роксана, — солнышко, перекинься, а? Понюхай, может учуешь чего? Ты посмотри на этого недоумка, ему ж всё по драконьей черепушке, развернёт нас не в ту сторону, потом вообще не выскочим. Златик, лапушка, да безопасно здесь перекидываться, что случиться-то может? Неужто обратно не вернёшься?

Вид человека, которого скручивает и выворачивает наизнанку вполне способен свести с ума. Как же оборотни у себя в деревне перекидываются — неужели можно привыкнуть на это смотреть? Правда, у кандидатов в старосты всё выходило плавно и достаточно изящно, но Цветика скорёжило капитально. Не думаю, что он один такой. Один раз я видел его со спины, и теперь понял, как мне тогда повезло. Когда же он возвращался в человеческий вид, я тоже не смог досмотреть до конца. Ему должно быть очень больно перекидываться, думал я, как же он выдерживает? И поспешно опустил глаза, подавив рвотный спазм.

— Злат! НЕ СМЕЙ! — криком меня отшвырнуло в сторону. Поздно. — Роксана, тварь! Если его заклинит я тебе мозги вышибу!

— Да тебя, скотина, самого заклинило! Ты нам всем здесь мозги вышибешь своим рогом! — завизжала Роксана, отпихиваясь от трясущего её меча, — тебе выпить захотелось, а мы все жизнью рискуй! Дубина! Что ему сделается? Вернётся обратно, как миленький!

Славный кудлатый щенок звонко тявкнул и потянул Миха за сапог. Роксана подняла с земли одежду и сапоги и кое-как затолкала в седельные сумки Цветика. Мы сели на лошадей и отправились по кругу вслед за ним. На третьей проходке Цветик сел около полуразвалившегося зомби и протяжно и тоскливо завыл. Это на десять шагов дальше того места, которое выбрал Мих, отметил я про себя.

— Так, — протянула Роксана, — Златушка, солнышко, давай еще пару раз для верности, а?

Оба раза Цветик завыл у одного и того же зомби.

Роксана взяла щенка на руки и подняла в воздух. Он завыл ещё сильнее и начал судорожно вырываться.

— Ну? — взъелась Роксана, опуская Цветика на землю, — на десять шагов дальше твоей выпивки. Злат, давай обратно.

Мы напряженно уставились на щенка. Отвести взгляд я не мог. Мне почему-то казалось это предательством. А ну как и вправду не вернётся? Чем я могу помочь? Как же они живут с этим? Сколько ж это длится? Вроде не больше двух минут, а кажется, прошла вечность. Цветик, милый, вернись, а?

Вернулся. Я обнаружил, что сжимаю его в объятиях.

— Витёк, да ты никак ориентацию поменял? Дай человеку одеться, срамота смотреть, как ты на нём виснешь…Роксана, тебе очень крупно повезло. Просто очень.

Всё ещё понедельник…

— Мих, ты вообще знаешь, что делаешь? Как ты собираешься этот рог взрывать? Рубить? Вдоль или поперёк? Мих, я тебя спрашиваю! Ты что, прямо сейчас намылился эту петлю размыкать? Может, да завтра отложим? Мих, мне пожить ещё охота, пусть и так! Скотина, да ответь же что-нибудь!

Роксана прыгала вокруг вырисовывающего в пыли схемы меча. Клык неспешно плавал за его плечом, внимательно рассматривая карту. Цветик сидел на песке, скрестив ноги. Призраки шли мимо нас неспешной толпой. Они должны бы звенеть цепями, подумал я, но они даже не бряцают оружием. Когда наступила очередь зомби, мы с Цветиком встали в почётный караул — отгонять их от Миха. Я осуществлял функцию моральной поддержки — одного удара кулака Цветика спокойно хватало для нейтрализации двух-трёх мертвяков. Только изредка приходилось отпихивать и топтать наиболее настырные конечности.

Мих закончил чертить схему и обернулся к Клыку.

— Слышь, друг, ты упокаиваться будешь, или ещё покружишься?

Дух покружил над схемой и ответил:

— Буду. Жена заждалась.

Меня тоже заждалась, подумал я. Пока ещё. Цветика ждут, Клыка ждут, и меня ждут. Пока.

— Тогда давай по линии до убежища мага этого недоделанного, будешь ориентиром. Жаль, я спец по холодному оружию, а не артиллерист. Но плюс-минус пяток шагов всё равно ничего не решат. Когда шандарахнет, тебя отсюда точно вынесет. Витёк, а ты артефакт держать будешь, типа как ствол. Ты на разборки не ездил, часом? Как зомби добредёт до нас, я по рогу стукну, и лучиком аккурат по цели, должно сработать, там килоджоулей, как в водородной бомбе, на чём ты думаешь вся энергетика у гномов держится? Почему ни одного подобного рога до сих пор нигде нет?

Мих достал из седельной сумки ярко полыхающий рог. Окружающая нас хмарь скукожилась и поспешила ретироваться чуть не на десяток метров.

Килоджоулей, как в водородной бомбе? Да нас тут всех разнесёт! И радиации, небось, до фига. О, ё! Лучше б сидели себе в пыли тихонько, авось маг этот и сам бы чего придумал… И мне эту бомбу голыми руками держать предлагает? Да Роксанино предложение было куда как более гуманно.

— А почему я? — я не хотел этого говорить! Оно само вырвалось! На кого же теперь свалить миссию эту? Не на Цветика же! — Пусть вон Роксана держит!

— Злату с Роксаной опасно, у них магическая составляющая в организме оказаться может. Если рог рванёт, и их накроет, неизвестно какие последствия будут. А у тебя её быть не должно, ты на Земле родился. Если и зацепит, никаких мутаций появиться не должно. Но я аккуратненько, не должен он взорваться. Только чтоб у тебя рука не дрогнула, а то по центру аномалии не попадёшь.

Мутаций? Не должно? То есть в принципе они быть могут? Мих, сволочь, то вселиться предлагает и неизвестно в кого превратиться, то рог держать и опять-таки неизвестно во что мутировать.

— А одной рукой его держать, а второй рубить ты никак не можешь?

— Да это… я давай подержу, — Цветик отодвинул меня в сторону. — Боится он, руки трясутся… Куда ему держать, ещё уронит…

— Нет уж, Цветик, я сам, ты и так сегодня набегался, — ну и леший с ними, что трясутся, авось, перестанут.

Рог в руках прыгал так, что пришлось прижать его к животу. Нужный зомби неумолимо приближался… Мих сощурился, примериваясь… Зомби тихо проплыл мимо.

— Ну что? — никаких изменений в артефакте я не заметил.

— Что-что, — обозлился меч, — он у тебя так прыгает, что вообще неизвестно, куда луч пойдёт! И держишь его странно, нездоровые ассоциации возникают, вон, Роксана уже глаз отвести не может… Только ударить соберусь — то ты дёрнешься, то ржать начинаю! А, Злат, тебе же его не видно! А то посмотрел бы — ухохотался. Давай, Повелитель, сосредоточься, и прекрати трястись! Сейчас мертвяк наш на второй заход пойдёт. И повыше подними, над головой, давай поправлю, а то прицел сбил…

Он издевается, дошло до меня. Прекрасно знает, что рог этот над головой я точно не удержу, и хочет просто опозорить несогласного Повелителя. Месть такая. Гад. Еще и облучить хочет, наверняка рог радиоактивный, хотя нет, он же молниями пулял.

Цветик мягко перехватил мои руки и наощупь вытащил артефакт.

— Охранник я, — пробасил он, — моё дело вас охранять. Мне родичи доверили. Давай, держать буду, а ты руби… Чего там. Ну разучусь перекидываться. Ничего. В такого… не очень и нужно.

Рог Цветик поднял на такую высоту, что Миху пришлось осуществлять наводку с седла — он просто не доставал до вытянутых Цветиковых рук. Рубил он тоже с седла, наверно, боялся не дотянуться, но не боялся, что конь взбрыкнёт. Серый не подвёл. Луч из рога ударил такой силы, что пришлось зажмуриться.

— Злат, бросай! — услышал я и открыл глаза. Именно в этот момент остатки артефакта рванули в руках у Цветика и накрыли нас всех световой волной.

Понедельник?

Не убило. Жив, и даже вижу. Цветик сидит в снегу и хлопает глазами. Мих стоит рядом и трясёт его за плечо. А где Роксана? Снесло? Занесло? Нет, сзади сидит, тоже моргает. Лошади? Да, Мих их здорово привязал, ещё и стреножил, а своего в поводу держит, значит, не шарахнулся… Зомби где наши ненаглядные? О, никак исчезли.

— Быстро по коням и вперёд!

Мих рубит путы на лошадях, закидывает Роксану на вороную кобылку и теперь трясёт меня. Уже встаю. Сейчас залезу, подожди, что-то торможу несколько. Да поднялся я, не надо меня пинать, лезу уже… И подсаживать не надо, я уже научился. Спасибо. И Цветика подсаживать не надо — у него ноги на лошади и так чуть не до земли достают, хотя кобыла громадная. Почему Роксана впереди? А, на случай если кто свалится, чтоб Мих увидел сзади и поднял… Он поднимет, как же. Нет, поднимет, только сначала в охотку попинает. Не буду падать. В снегу холодно. Простужусь. Здорово нас контузило, если так шатает. Интересно, у меня теперь рога вырастут? Или волосы выпадут? Как этот снег глаза слепит, нас что, на полюс выкинуло? Почему тогда не холодно? И пить охота, сил нет. Нет, до фляги не дотянусь, свалюсь ещё, потерпеть придётся…

Куда ты так гонишь? Думаешь, если быстрее лошадей гнать, мы дозу облучения меньше получим? А если это электромагнитный импульс? Тогда все приборы поблизости должны вырубиться и зашкалить. А нам менее опасно. Утешает. Или не менее? Дотянусь до фляги на ходу или свалюсь? И почему зима, мы что, полгода тут провели? Ой, Ленка, прости, я к тебе, наверно, и не вернусь уже. Не буду мешать твоему новому счастью…

Гора возникла впереди в розовом клубящемся мареве. Её контуры расплывались на фоне снега и белых облаков. Склон казался куском сливочного пломбира в клубничном йогурте. От такого мороженого с йогуртом я бы не отказался. Есть хочется. Стоп, если есть и пить хочется, значит, нас всё-таки выпустило? Сколько до пломбира этого? Мы там остановимся, или дальше поскачем? Надо бы остановиться, воды хоть выпить и сожрать чего. Куда ж ты так гонишь?

Вблизи склон оказался весь в трещинах и выбоинах, а местами покрыт льдом. Мих снова выехал вперёд и теперь кружил около горы. Ищет остатки покойного мага, про которого Клык рассказывал. Или вход в его лабораторию. Зачем? Нашёл, вон контуры проёма, только как туда подняться, по льду этому? Хм, он и ледорубом может работать? Универсал, ничего не скажешь. Да подожди ты меня на ступеньки эти гнать, дай воды выпить. Как хорошо, что мы тогда от скуки всё не выпили и не съели, что б сейчас делали? А лошадей? Никуда не денутся, ну ладно… А почему снег не холодный? И разве это лёд? Скорее уж стекло…

— Скотина!..!..на…! Дебил! Недоумок!..! В…!.. с…! Недоучка! Кретин!..!..! Осёл! Дубина!..!..!..!

Высокого тощего юношу Мих держал за шиворот на весу и встряхивал при каждом новом эпитете, односложно высказывая всё, что накопилось за эту кучу серых понедельников. Голова юноши безвольно моталась, и длинные красно-рыжие кудри качались ей в такт. Он бы его и бил до сих пор, но после первых пяти-десяти — или всё-таки пятидесяти? — затрещин, тычков и зуботычин Роксана вцепилась мечу в руку, а Цветик осторожно взял за плечи. Я не цеплялся. Я бы охотно присоединился к Миху и добавил ещё и от себя, но у меня сил не было. Первый случай, когда я полностью и безоговорочно одобряю действия меча. Только поддержать физически пока не в состоянии.

Лаборатория несла на себе отчётливые следы погрома. Да и с чего бы им там не быть, если по всем предметам в ней не раз и не два прошлись стальным клинком? Собственно, назвать это скопище осколков и обломков лабораторией было уже нельзя, скорее уж некая разновидность огромной кофемолки или камнедробилки. Да, потряси его ещё немного! И носом его в стол! Вот не разнёс бы стол на кусочки, было бы сейчас куда ткнуть…

Брань постепенно становилась всё длиннее и изощреннее, а встряхивания все реже и реже. Наконец, Мих разжал руку и парень плюхнулся прямо на груду щепок и каменных осколков на полу. Как ни странно, юноша не скорчился в попытке закрыться от пинков, а резво вскочил на четвереньки и принялся лобызать сапоги меча, лихорадочно бормоча:

— Господин! Избавитель! Не чаял, не чаял! С ума чуть не сошёл! — недобитый маг попытался присосаться к сапогу страстным поцелуем. Мих аккуратно отодвинулся.

— На всю жизнь обязан! — бормотал парень, — Безвылазно три года тут! Одних крыс и тараканов ел! Всю жизнь служить буду! Отработаю! Отблагодарю! Не нарадуетесь на своего верного слугу! Не пожалеете! Сапоги вам чистить буду! Ноги мыть! Штаны стирать!

Он полз за отступающим перед таким натиском мечом, пытаясь ухватить Миха за голенище. Мих сапоги отодвигал, чтобы не испачкать их капающей из носа мага кровью. Роксана с Цветиком всё еще продолжали придерживать его за руки и плечи. Впрочем, поползновений врезать носком по морде или пнуть колдуна побольнее Мих не проявлял.

— Прими мою клятву в вечной верности! — заголосил парень поднимаясь на колени и стукаясь лбом в сапоги меча, до которых наконец-то дорвался. — Я, Герефимальд Успешный, из рода Герефимальдэлей, потомственных магов всех четырёх стихий, приношу тебе на крови клятву вечной верности!

Он схватил с пола осколок стекла и полоснул себя по ладони. По мне, так крови, капающей из носа, хватило бы с избытком.

— Клянусь служить тебе верой и правдой, о мой господин и повелитель, клянусь выполнять все твои приказания, не раздумывая, не боясь и не сомневаясь! Сей клятвой передаю себя в полное твоё распоряжение!

Маг разжал ладонь, кровь брызнула на осколки лаборатории.

— Угу, — неопределённо хмыкнул Мих, разглядывая бьющегося лбом в сапоги парня. — Встань и умойся для начала, недоумок!

Роксана отцепилась от Миховой руки и осторожно выглянула из-за плеча. Парень всё ещё подметал кудрями пол, так что ничего, кроме истрёпанного коричневого плаща, она увидеть не могла.

— Ты не тому клятву дал, — пери осторожно дотронулась до скорчившегося мага носком сапожка, — у нас вообще-то Виктор господин и Повелитель, ему и присягать надо. Мих, ты разве клятву верности принять можешь?

Мих пожал плечами.

— Клятву верности приносят, а не принимают. Приму я её, не приму — разницы никакой. Всё, что скажу в ответ я — лишь пустые слова. Его проблемы — сам клятву произнёс, сам пусть с ней и разбирается. И переприсягнуть Виктору он тоже уже не может. Меньше надо было магической дурью маяться и в ноги не кидаться кому не попадя. Давай, олух, быстренько показывай, где вода, и мотаем отсюда поскорее. А то прикажу тебе оставаться и именно здесь служить мне верой и правдой.

Пока Цветик с Роксаной выхаживали и поили лошадей, мы с Михом наблюдали за колдуном. Маг вылил себе на голову не одно ведро воды, смывая кровь и пыль. Сказать, как он выглядел раньше, было крайне сложно, потому как один глаз у него заплыл, а нос и губы распухли. Бороды и усов колдун не носил, подбородок имел длинный и раздвоенный, пальцы узловатые, длинные, тонкие и нервные. Он бежал за нами к выходу, подобрав полы мантии, и искательно заглядывал Миху в глаза. Наверно, боялся, что его здесь оставят.

Роксана села к Цветику, а свою лошадь отдала побитому Герефимальду. Мы прошли по границе белого снега, который, как оказалось, был всё той же пылью, выехали на серую равнину справа от горы и рванули галопом. Дорога, пробитая энергетическим лучом, кончилась у стен лаборатории. Нас по-прежнему ждала серая хмарь.

Понедельник?

Каждую секунду я ждал повторений. Вглядывался во всех встречных призраков, с ужасом ожидая увидеть знакомые лица или фигуры. Когда перед нами замаячила река, над тёмными водами которой клубился ленивый туман, я перевёл дыхание и чуть не спешился. К моему удивлению, Мих рванул прямо в воду. Пришлось ехать следом. Воды не оказалось — чистый морок, хотя по бокам плавали пучеглазые рыбы и извивались водоросли. Мороком оказалось и озеро, мороком же оказался и заросший кустарником холм. На место призраков павших магов и воинов пришли воспоминания о былых горах и озёрах. При виде следующей реки я похолодел — неужели опять? Нет, та была пошире и потемнее. Отпустило. Акура едва успевала за жеребцом меча. Мих гнал так, что я точно понял — он тоже боится зациклиться по новой. Ночи я здесь ещё не видел — и она наступила внезапно. Просто в один миг пришла темень с обрывками белого тумана впереди. Ни огонька, ни луны, ни звёзд. Мы остановились.

— Не рискну, — объяснил Мих, — потеряем направление в темноте, ещё месяц здесь петлять будем. И лошадей загоним. Фима, ты огонь сотворить можешь? Нам бы по контуру стоянки огонёк пустить, упырей отгонять.

— Меня вообще-то Герой или Альдом сокращали, — услышал я печальный голос мага. Кажется, он понял, что его не бросят и решил покачать права.

— Да? А я тебя разве об этом спрашивал? — удивился Мих, — Фима, ответа не слышу — что там с пульсарчиком? Кто-то говорил, что он потомственный спец по четырём стихиям?

— Попробую, — отозвался маг. Что он там делал, я в темноте не видел, но никаких огоньков не появилось. — Не получается. Видимо, с разгромом лаборатории магическая напряженность сильно упала. Или я пока не в форме.

— Понял, — резюмировал Мих, — значит, едим сухари с водой, потому как дров здесь нет, а наш потомственный специалист по четырём стихиям пока даже в носу ковырять не может. Злат, я тебя под утро растолкаю, сменишь. От остальных всё равно толку никакого. Витёк, спим с топориком под рукой, чтоб по тревоге сразу упырей рубить. Ясно?

Ясно. Что я теперь не засну, вот что ясно. Хотя, если подумать, упырь — это тьфу по сравнению с бесконечными понедельниками.

Действительно, абсолютное тьфу. Немного поживее и покрасивее, чем зомби, и всего-то. Правда, если бы меч у Миха не светился, я бы упыря в темноте и не увидел, но раз увидел, то топором по башке пройтись — раз плюнуть. Особенно, если Мих с Цветиком его уже частично нейтрализовали, и он еле ковыляет на полутора ногах. Зомби куда как более противно выглядели.

Когда на смену темноте пришли бесконечные сумерки, мы сложили остатки шестерых упырей в кучку, вскочили на лошадей и двинулись вперёд по сизой пыли. К вечеру небо впереди окрасилось розовым, а ещё через полчаса показалась полоска поля и леса. Теперь главная задача — не уподобиться Фиме и не кинуться целовать траву, когда я на неё спрыгну.

Глава 15. Передышка

Вторник — среда?

Первое, что сделал Мих, выехав на поляну, — свесился с лошади и сорвал себе травинку, которую тут же и сунул в рот. После чего мы неспешным шагом въехали в лес. Пришлось спешиться — тропинок нигде не наблюдалось, и чаща казалась малопроходимой. После получасового блуждания и длительных переговоров Миха и Цветика с лешаками, по их указанию нашлось небольшое озеро, более напоминавшее заросшее болото. Роксана с Фимой принялись рассёдлывать лошадей, мы с Цветиком направились в лес за дровами и лапником, а Мих предпочёл тут же залезть в воду. Сучьев и хвороста оказалось вдоволь. Тюкая топором очередную сосёнку, я размышлял, что при том погроме, что Мих учинил в лаборатории, нарубить для нас дров и настрогать из них щепок ему не составило бы никакого труда, но он упорно считает эту работу ниже своего достоинства. Против своей воли я выглядывал в кустах и траве лешаков, но ни одного не увидел. Как они с Цветиком безошибочно их отыскали? Натащив дров и сложив их домиком, я попытался разжечь костёр. Хватит, пора привыкать. Искры высечь удавалось, но мох разгораться упорно не желал. Подошёл Фима и принялся с другой стороны подпаливать дрова магически, выпуская из пальцев искорки и огненные шарики. К моему глубокому моральному удовлетворению огонь у нас разгорелся одновременно, у каждого со своей стороны.

Я принялся устанавливать рогульки для котелка, Фима отправился за водой, Цветик пошёл купать и поить лошадей, а Роксана подошла к нам и села у огня. Мих всё плавал. Не замечал за ним такого пристрастия к купанию. Когда вода в котелке закипела и Роксана принялась засыпать туда крупу, маг изъявил желание принять участие в приготовлении ужина. Надеюсь, ему не придёт в голову нас отравить. Не думаю, что он захватил с собой отраву из пустыни, но сорвать в лесу пару ядовитых стебельков мог вполне. Однако Роксана с радостью от готовки самоустранилась. Фима принялся мешать крупу в котелке, а я наблюдать, сыпет ли он туда что-нибудь, кроме соли. Никакой крамолы не обнаружил. Запах от котелка пошёл умопомрачительный, желудок тут же скрутило. Подошёл Мих и, приглаживая мокрые волосы, поинтересовался:

— Фима, ты одежду магически высушить можешь? Пыль эта достала!

Маг подумал, встряхнул волосами, и заявил, пытаясь придать голосу достоинство и величие:

— Магическая сушка одежды — это не искусство, так, бытовая магия. Я всегда считал её ниже своего достоинства! Я теоретик и экспериментатор, а не член гильдии прачек!

Как кто-то ни за что не станет дрова рубить, потому как он меч, а не член гильдии лесорубов, злорадно подумал я.

— Значит, придётся освоить, — обрадовал Мих колдуна, — вот завтра на своей одежде и опробуешь новую профессию. Проведёшь эксперимент, раз экспериментатор. Если получится — высушишь ещё и нашу. Нет — будем весь день сохнуть. Жаль, я думал, сегодня всю эту дрянь отстирать, а так мы до утра замёрзнем раздетые.

Каша оказалась восхитительной. То ли с голодухи в пустыне, то ли от магического компонента. Фиме заказали вторую порцию и подчистили ещё и её. Сам он старательно делал вид, что вкушает неторопливо и с достоинством, хотя было видно, что хищного взгляда он от каши отвести не может. Впрочем, на степенности его движений это почти не сказывалась — выдержка у парня была отменная.

— Вот и замечательно, — оживилась Роксана, добирая остатки второй порции из котелка, — у нас появился замечательный повар! Я всегда подозревала, что все повара — немного маги.

В отблесках костра не очень видно, но, кажется, Фима покраснел и улыбнулся.

Весь следующий день мы отстирывали серую пыль с одежды. Здравая идея в этом была, вот только не способствовали ли мы радиационному загрязнению озера? Спалив половину собственной мантии и проупражнявшись почти до ужина, Фима нашёл в итоге оптимальный режим быстрой сушки. Впрочем, к этому знаменательному моменту вся одежда и сама высохла на солнце. Надеюсь, если пойдёт дождь, он не станет полдня восстанавливать приобретённые навыки. Готовил же он по-прежнему восхитительно.

Деревья вокруг озерца небо почти не загораживали. Лежать на чистом плаще было приятно, от костра тянуло теплом, хотя ночь и так не холодная. Маг поужинал, сел у огня и принялся рассказывать свою печальную историю. Синяки на лице уже сходили, и было видно, что нос у него прямой, тонкий и длинный, с чётко очерченными ноздрями, губы узкие, а щёки впалые. Впрочем, если питаться три года крысами и тараканами…

— Вы понимаете, — вдохновенно говорил Фима, и в глазах у него отражались огоньки костра, — после падения Великого Гозрения магия умирает как наука и искусство… Раньше в каждом городе насчитывалось по два-три мага на квартал, ночью пройти по городу было не страшно — магическое освещение делало улицы безопасными. А холодильные установки? Магический лёд в подвалах? Магическое продление срока свежести пищи? Продукты можно было хранить дюжиницами, и они не тухли! Раны заживлялись за два-три дня! Старуха могла пойти к магу и доживать красоткой, получив молодого мужа! Где теперь телепортация? Единицы — единицы владеют ей! Где левитация? Где телепатия? Сообщения между городами носят голуби и курьеры! Чтобы телепортировать на дневной пробег лошади надо готовиться пару лет — проще доскакать! Мясо надо солить, рыбу приходится возить в бочках, дома освещаем допотопными свечами или факелами! И всё почему?

В чём-то он прав, думалось мне. От этой солонины сдохнуть можно, а как они живут без холодильников, я вообще не представляю. Без электричества — ладно, но без холодильника?

— И почему? — заинтересовался Мих. Он сидел напротив и вырезал фигурку из корешка дерева. Получалась вполне приличная взъерошенная кошка. А я думал, он только ножи в землю втыкать умеет и мебель крушить. Впрочем, творческий процесс не мешал ему терзать очередной несчастный стебелёк.

— О! Я перелопатил все доступные источники и летописи! — возвысил голос маг. — И нашёл, что Гозрений хотел равномерно распределить и усилить магическую составляющую, в результате чего большая часть населения смогла бы приобрести магические способности, а уже состоявшиеся маги вполне смогли бы выйти на запредельный уровень, при котором запросто контролировали бы как погоду в пределах страны, так и любые биологические процессы! В нашем мире жили бы сплошь всемогущие маги и герои! Не было бы никаких бытовых проблем: щелчок пальцами — еда, ещё щелчок — телепорт, ещё щелчок — сотворю разумного человека, причём уже взрослого и мыслящего! Неограниченная продолжительность жизни! Не было бы ничего невозможного! Эпоха всеобщего благоденствия! Открытие и завоевание других миров! Счастье для них и всего этого мира!

— Это так летописи говорят, или ты сам так интерпретируешь? — кошку Мих закончил, стебелёк дожевал, взял новый, и принялся вырезать лошадь.

— И сколько стоили услуги магов по омоложению и врачеванию, ты в курсе? — добавила Роксана. — Там летописи про цены ничего не говорят?

— Э… ну летописи разное говорят, — смутился маг, — в том числе была версия, что Гозрений рвался к неограниченной власти, но, если равномерно распределить магию — у него же и конкурентов бы прибавилось, какая же власть?

Интересно, сколько этому недоумку лет? И не пытался ли он в этой пустыне повторить эксперимент сумасшедшего мага? Он бы ещё реки вспять повернуть попробовал, или льды растопить на полюсе. Если тут есть полюс.

— А сколько тебе лет? — лошадка выходила злобноватой и всё больше напоминала дракончика. Мих повертел фигурку, подумал, и принялся вырезать шипы на спине.

— Э… — Фима оглянулся на Роксану, поёрзал, подумал и сообщил, — двадцать пять…

— А маг этот, он хоть расчёты какие-то делал, прежде чем всеобщего благоденствия добиваться? — не выдержал я, — Не могло получиться, что в результате выравнивания этой составляющей на вас обрушились бы снегопады и землетрясения? Или хуже — рвануло бы так, что вообще ничего не осталось? Психов надо в изоляции держать и к источникам любой энергии не подпускать, это ж ясно как день.

— Да? — искренне удивился Фима. — Вы что, тоже читали летописи? Такая версия там тоже фигурировала.

— Нет, — обозлился я, — я просто не верю в сказки. Ежу понятно, что любые эксперименты глобального масштаба ни к чему хорошему не приведут! А ты, небось, повторить захотел, и сдуру нас чуть не угробил?

— Вообще-то да, — согласился маг.

Мало Мих его избил, а я зря не добавил.

— Я нашёл по легендам место, где Аледер убил Гозрения и разрушил его установку, и решил, что можно попытаться воссоздать… или, может, там остаточные эманации остались… Там в этой горе напряженность магического поля самая высокая для нашей местности, если не для всего мира…Да и пустыня вокруг, никто не ходит по ней, кроме покойников, а им всё равно уже… Разве только упокоятся или воскреснут, но это вряд ли… Только меня в пространстве замкнуло, когда я попытался вниз по времени заглянуть, чтобы узнать, как она работала… Хорошо, тараканы с крысами плодились быстро, и чем-то питались, а то бы так в этой горе с голоду и помер… Я столько лет артефакты для своей установки собирал, столько лет по этой пустыне ползал, надеясь, что осколки сохранились, а тут бах, и замкнуло. Не войти, не выйти… И вы ещё всё на кусочки порушили… Но всё равно спасибо, кто б меня ещё спас?

Этот идиот ещё и машину времени сделать пытался? Его вообще-то к людям привести можно?

Мих отложил шипастую лошадь, подбросил дров в костёр и потянулся. Я с удивлением заметил, что Роксана как-то умудрилась оказаться около меня и теперь норовит подвинуться почти вплотную. На редкость наглая девица — вчера зарезать хотела, сегодня прижиматься вздумала. Пришлось встать и отгородиться от неё Фимой.

— Как хорошо, что ты не Гозрений, а магическая составляющая и пятидюжинной части от того времени не составляет, — лениво сообщил Мих, — а то пришлось бы тебя прикончить, пока ты весь мир не угробил. Как Гозрения. И я не уверен, что проделал бы это быстро и безболезненно. Видел Мглистые земли? Ничто видел? Вот и всё северное полушарие таким бы было, если б этот придурок своего добился.

— Полушарие? — неожиданно подпрыгнул Фима. — Так вы знаете, что мир круглый? Это правда? Мир круглый?

— Идиот! — завопил я. — Если ты не знаешь, что планета круглая и вращается вокруг солнца, кто тебя вообще к магии подпустил? А ну как бы ты до края земли дошёл, да и свалился оттуда?

— Так она круглая или край земли есть? — опешил Фима. — Если круглая, откуда бы я свалился?

— Круглая, — вздохнул я, — а насчёт края я пошутил.

— Да? — продолжал Фима, входя в транс. — Но раз она круглая и вокруг солнца вращается, а день и ночь сменяют друг друга, занчит, она и вокруг своей оси должна вертеться? Тогда магическая составляющая может просто этот шар опоясывать… или проходить насквозь… а Луна? Она тогда тоже круглая… А линии должны отклоняться в результате вращения… А почему мы тогда с круглой земли не падаем? Тогда для расчёта силовых линий надо поправки вводить… или не надо?

Чем бы его занять, пока он опять какой-нибудь эксперимент не задумал? Вращение Луны ускорить или ещё что-нибудь…

— Мих, — спросил я как можно тише, — а его вообще как-то нейтрализовать можно? А то начнёт экспериментировать, да и разнесёт тут всё взаправду… Может, стоило его там оставить?

Похоже, маг меня услышал, потому как встрепенулся и внимательно посмотрел в нашу сторону.

— Можно, — утешил меня меч, — сил у него на всю планету точно не хватит, магия-то не случайно исчезает, Аледер знал, что делал, как-никак с его подачи решение о понижении активности магической составляющей все лучшие на тот момент маги принимали. Жить им, знаешь ли, очень захотелось, и уже через десять лет после падения Гозрения пропала угроза глобальных магических катастроф. Лучше уж без холодильников обойтись, чем всё время на пороховой бочке сидеть. К тому же у Фимы всё-таки хватило ума в пустыне экспериментировать… Ладно, спать пора, достал меня теоретик этот хренов, пришибить его надо было.

Мих подкинул дров в костёр, и лег неподалёку, завернувшись в плащ, с явным намерением в разговоре больше не участвовать. За ним улеглись и мы.

Среда? Ночь.

— Вить, давай мусорку вынеси, смотри, пакет уже кинуть некуда…

— Мусорку? А Марго на что? Нет, я не понял, за что мы ей платим, если я прихожу домой, а у меня систематически полное мусорное ведро? Что она весь день тут делает, телевизор смотрит и чай пьёт?

— Это я ей плачу, не ты, и посуду она моет, а ведро, оно просто маленькое наверно… Ты что, хочешь, чтобы я всё это на себе волокла? Да мне только прийти с работы и упасть!

— Давай ты мне платить будешь — вот тогда я и посуду помою, и ведро вынесу…

— Тебя спасут двести баксов?

— Это дело принципа. С какой стати я должен делать работу, за которую я… хорошо, ты, платишь другому человеку деньги? Я за свою работу деньги получаю, она — за свою! И вообще, либо она это ведро каждый день выносит, либо я её увольняю — меня это достало! Значит, сама уволь! Найди другую домработницу! Нормальную! И тебе я эту помойку выносить не позволю! Не трогай! Пусть завтра придёт и вынесет! Я ей сам позвоню, заодно проверю, здесь ли она вообще! В органайзер этот звонок запишу! Так и запишу: позвонить насчёт мусорного ведра!!! Мне вот делать больше нечего, как думать, вынесено у меня дома ведро или нет! Вот совсем нечего больше делать, от безделья я замаялся! Уволь эту стерву на фиг!

— Но другая что-нибудь украдёт, а Марго я доверяю…

— И что теперь, от счастья, что она не ворует, в грязи сидеть? И приплачивать ей за то, что ничего не украла? Пусть, значит, семечки здесь лузгает, а ты ей платить за это будешь?!

— Ну почему сидеть? Можно лежать, с комфортом, и вообще, ну её с этим ведром, гораздо приятнее занятия есть, не находишь?

— Ну да, сначала довести до белого каления, а потом успокаивать… хотя…

Да, занятия есть куда более разумные и увлекательные, только вот зачем меня на пол опрокидывать, он же жёсткий, я ж ещё костюм не снял, в чистку сдавать придётся, испортят же… Лен, ты что, да что с тобой сегодня, я так не привык, неизвестно, протирала Марго сегодня пол или нет, да подожди, раздеться дай! И вообще, до кровати два шага, ну три… Что она так активно ко мне пристаёт, может, запала на кого, а на мне отрывается? Да ещё и после ругани, вообще странно, не наш способ мириться… А, ладно, плевать, мыла Марго сегодня пол, или нет, и на костюм плевать…

— Витёк, ты такой красивый! Борода шелковистая такая… Не брыкайся ты, что ж ты ворочаешься, разве я тебе не нравлюсь? Какое мусорное ведро, это котелок был, с кашей…

А это разве Ленка? И луна над головой? Небо, ветер, дым костра… УУУ! Дайте мне это ведро мусорное, я его десять, сто, триста раз вынесу! И стерве этой от себя ещё сто баксов добавлю, пусть вообще его не выносит и посуду не моет! Впрочем, пристаёт Роксана вполне ничего. Когда мне лет пятнадцать было, я как раз мечтал, чтобы какая-нибудь женщина так меня завалила и попользовалась. И в семнадцать ещё мечтал. И даже в двадцать пять, хотя уже женат был. И вот теперь мне тридцать два, и мечта почти сбывается. Старушка-похоть поднялась и ударила меня ниже пояса. Я лежал и думал — прогнать мне бабку, или подождать? Ну и плевать, что Роксана меня в жертву принести хотела — подумаешь, делов-то… Ага, она, значит, мной пользоваться будет, а тут Мих рядом спит? И Фима с Цветиком? Я собрал в кулак всю силу воли и шандарахнул упёртую старушку по голове. Для этого мне пришлось старательно отрывать от себя Роксанины руки, застёгивать упирающуюся молнию, перекатываться на живот и отползать от красавицы по-пластунски… Роксану вид уползающего мужика не охладил. Она поползла за мной, страстно шепча:

— Виктор, ты куда? Витёк, не пожалеешь, подумаешь, жена далеко, не узнает, а и узнает, так ты же уже месяц один — понять можно… Простит, никуда не денется. Или у тебя проблемы какие? Так меня это не волнует — со мной ни у кого никогда проблем не было…

Значит, я первый, у кого с ней проблемы. Что бы ей наболтать, чтоб отцепилась?

— Роксана, — простонал я, и, не зная, как отвязаться, сунул ей под нос обручальное кольцо, — я давал брачные обеты! Займись кем-нибудь ещё, а?

Это было первое, что пришло мне на ум. Сбоку раздался истерический хохот. Мих, скотина, так и знал, что он не спит!

— Роксана, — рыдал Мих, — что ж ты ползёшь за ним так сексуально, он же всё равно этого не видит… Он же брачные обеты давал, ыыы! Пусть только ещё скажет, сколько раз он их нарушал! Куда тебе его соблазнять, ты ж только позавчера его жертвовать неизвестно кому желала! Ползи сюда, только позу не меняй, я без комплексов, раз тебе так невмоготу! Он же уже убежал, а ты всё ползёшь, я точно не хуже…

Роксана поднялась, подошла к костру и запустила в Миха поленом. Полено Мих поймал, но обратно кидать не стал. Я вернулся к плащу, подобрал его и лёг рядом с Цветиком. Надеюсь, под его боком Роксана меня соблазнять постесняется. Цветик спал. Или делал вид, что спит. Спал ли Фима, я проверять не стал.

Четверг, раннее утро, если нас, конечно, в то же самое время выкинуло…

На пути по лесу Фима смотрел на меня зверем. Не представляю, чем я его обидел. Мы пробирались через чащу по одному только Миху известному направлению, держа лошадей в поводу. Цветик шёл впереди, расчищая дорогу и обрубая особо настырные ветки. За таким великаном идти было заметно проще, чем за Михом. Может быть, щенок нам был бы и полезнее, он след мог взять, но Мих Цветика об этом не просил — скорее всего, опасался, что у того ничего после взрыва рога не получится. Я тоже этого боялся, что ни говори, а и моя вина в этом точно будет. Фима то подходил ко мне и молча злобно и нервно меня рассматривал, то отставал и разглядывал Миха, то срывал какие-то листочки и траву. Даже если он и слышал всю сегодняшнюю ночную сцену, не понимаю, что его разозлило. Может, он ко всем своим экспериментаторским заскокам ещё и вуайерист впридачу? А я ему кайф обломал? Не дождётся. Интересно, Мих этого ненормального клятвоприносителя прогнать куда подальше не может, пока он нас всех не отравил? Я отвёл от лица особо настырную ветку и пнул корень, попавшийся под ногу. Да пусть это хоть трижды кикимора будет — нечего под ноги лезть! Я что, Цветик, чтобы кикимору от коряги отличать?

Ко всему прочему зарядил мелкий и настырный дождик. Сквозь густую листву он не очень проникал, но в воздухе висела мокрая взвесь, а отпущенные ветки окатывали противными холодными каплями. Вот дам Фиме джинсы вечером сушить, а он и спалит мне их. Почти последнюю память о доме спалит. Ветка ударила по лицу, вода протекла за шиворот. Роксана сзади выругалась. Куртка держалась, а джинсы на коленях уже промокли, непрерывно цепляясь за какие-то репьи и кусты. Фима рванул куда-то в сторону и вернулся с двумя подберёзовиками. Потом начал отлучаться всё чаще, и в итоге набрал грибов столько, что подобрал подол своей мантии и стал ссыпать грибы туда. Что меня не обрадовало — мухоморы он тоже собирал. Лично грибы чистить сяду — мне только глюков мухоморовых за обедом не хватает!

— На, держи, — Роксана протянула ему завязанную в мешок рубашку, — туда грибы собирай, хоть поедим поразнообразнее.

Маг схватил импровизированную сумку и удвоил старания. Ему хорошо, лошадь вести не надо, вполне может по лесу погулять. С другой стороны, там и мокрее заметно. Я решил проверить, защищает ли вампирий плащ от дождя. Надел. Плащ от дождя защищал, но зато и за траву цеплялся, пришлось завязать полы узлом. Интересно, Мих иголку сотворить может, плащ слегка укоротить? Иголка — это ж почти меч, только малюсенький и с отверстием в рукоятке. Иголку может, решил я, а вот где нитку взять?

— Фима, — нервозное состояние колдуна явно требовало разведки боем с моей стороны, — а для чего ты мухоморы собираешь, их что, есть можно? Ты нас ими кормить собрался?

— Нет, — выглядел Фима уже почти нормально: под левым глазом зелёный фингал, а всё остальное в норме. Оказалось — очень незаурядный парень, тонкий, изящный, высокий, интеллигентный. Такой должен запросто нравиться романтически настроенным барышням. Если бы ещё не кривился, глядя на меня. — Я из них зелья варить буду. Сушить. Мухоморы добавкой чуть не в сотню зелий идут, включая приворотные. Ещё синяки сводить можно, если знать, что добавить. Или специальный состав сделать, он в транс вводить способен, мало ли, вдруг будущее узнать потребуется.

— И что, получалось? — поинтересовался Мих спереди. — Ты прежде чем в Мглистые земли соваться, глючить на мухоморах не пробовал?

— Нет, — вздохнул Фима, — я потом пробовал, когда еда закончилась. Не увидел ничего.

Но всё равно я лично грибы чистить возьмусь.

— А приворотные зелья для кого варить собрался? — излишней тактичностью Мих точно не страдал. — Для Роксаны? К себе её привораживать собрался, или ей с Витьком решил помочь? Смотри, Витёк у нас Владыка и Повелитель, не рискуй понапрасну, отравишь ещё.

— Так, — смутился Фима, — до деревни какой-нибудь дойдём, там на приворотные всегда спрос есть, продам, куплю себе что-нибудь.

— Не что-нибудь, а лошадь, — Роксана всегда крайне практична, — я что, так и буду на чужой кобыле ехать? Давай быстренько прикинь, какие услуги ты можешь в ближайшей деревне предложить, чтоб на самую паршивую лошадёнку хватило. Что ты умеешь?

— А может, — Фима помялся и выдал, — я вам одежду сушить буду, готовить, а вы мне по медяшке на лошадь скинетесь, или в долг дадите, я потом отработаю…

— Я смотрю, у тебя в роду эльфы были, — Мих, похоже, так Фиму и не простил, — значит, так: не заработаешь в деревне на лошадь, мы дальше едем — верхом, понял? — вчетвером, а ты как хочешь. Хочешь, в деревне оставайся, хочешь пешком за нами топай, только у меня в группе никто за взаимопомощь деньги вымогать не будет. И впредь думай, что говоришь.

— А моя клятва? — искренне удивился колдун. — Я же вам клятву верности давал?

— А мне плевать на твою клятву! Я тебе уже объяснил — сам теперь с ней разбирайся. Цацкаться с тобой из-за этой клятвы никто не будет. Не хватало мне ещё всех кормить и за собой таскать, кто мне сдуру клятву верности принёс!

Фима понурился и пошёл собирать грибы дальше. Они бы с Роксаной прекрасно спелись.

Четверг, позднее утро.

Просека началась неожиданно — деревья и кустарники вдруг кончились, и я вслед за Михом вышел на зелёную траву. В ширину поляна была метров сто, а в длину тянулась насколько хватало видимости. Может, это даже не просека, а поле, но за ней снова начинался опостылевший, мокрый и цепляющийся за ноги лес. Морось висела в воздухе над полем, но сырая трава, к счастью, оказалась невысокой. Впрочем, мы уже и так вымокли по пояс, хуже не будет.

— О, — радостно заявил Мих, — стога. Тут и заночуем, по три стога на человека — как осиновая изгородь на одного вампира, должно хватить. И деревня где-то близко.

Теперь я тоже знал, что ночевать под открытым небом — не самое худшее. Ещё одной клопиной кровати я не вынесу. А стог выберу вместе с Цветиком, он меня от Роксаны защищать будет. Закопаюсь поглубже и в плащ завернусь.

— Близко, — согласился Цветик, — дым чую.

— Да? — откликнулся Мих, — а я нет. Далеко?

— Да за лесом, — пробасил Цветик, — дюжина полётов стрелы, не более.

— Что вы говорите? — тут же заинтересовался Фима, — а как вы на таком расстоянии почуяли? У вас нюх особо острый?

— Ну, — согласился Цветик, — это… лучше стал, как это…

— Он имеет в виду, что после путешествия по Мглистым землям у него обоняние обострилось, — быстренько затараторила Роксана, — а у меня слух улучшился. Я про такие эффекты раньше не слышала. Но посиди ты с наше вне времени, и у тебя бы что-нибудь обострилось. Например, влечение к женщинам. Или хронический насморк. Мих, а у нас есть, чем с деревней обменяться? У них деньги запросто могут не котироваться. Нам бы поесть чего поприличнее, а что взамен предложим?

— Посмотрим, — пожал плечами меч, — может, и деньги сойдут. Тут и эльфы, и вампиры близко, да и дорога к горам идёт. Как получится.

Деревушка оказалась крошечной и чрезвычайно убогой. Двадцать микроскопических домиков, облезлые собаки, тощие коровы и костлявые лошади с выпирающими рёбрами. Курицы полудохлые, в проплешинах на спине, унылые и недовольные. Жители долго и придирчиво рассматривали нас, требуя уколоть палец и выдавить каплю крови, чтобы убедиться, что мы не зомби и не вампиры. С особым подозрением они разглядывали зелёный фингал под глазом у колдуна, явно подозревая, что это следы трупного разложения. Я бы с готовностью уколол себя в палец, не столько, чтобы убедить жителей, что я не зомби, сколько для того, чтобы посмотреть, как это сделает Мих, и потечёт ли у него кровь, но выяснилось, что деньги здесь имеют прекрасное хождение, и мне пришлось доставать из куртки общественную кассу и отсчитывать Миху два золотых серебрушками. Вид серебра и золота полностью убедил местных жителей в нашей незазомбированности и незавампирированности, и нас пустили внутрь насквозь прогнившей ограды в зелёных пятнах лишайника.

Если честно, то вся деревня вместе с полудохлыми лошадьми и собаками напоминала разложившихся зомби куда сильнее, чем наш отряд. Чем здесь можно поживиться из съестного — представить крайне сложно, разве Роксана опять пару дворняг приготовит, они как-то поживее и потолще кажутся, но, боюсь, Цветик этого не вынесет. Постоялого двора в деревеньке не оказалось, трактира тоже, зато к радости меча всё-таки нашлась кузница, в которую мы тут же и направились. Кузница стояла на отшибе, в самом краю деревни, за ней начиналась полузаросшая дорога и всё тот же мерзкий и мокрый лес. Пока Мих договаривался с кузнецом, мы с Цветиком привязали лошадей к ограде и принялись оглядываться в поисках колодца. Общественного колодца поблизости не нашлось, но кузнецов сын — закопчённый тощий подросток лет двенадцати — ссудил нам два ведра, из которого можно было напоить лошадей и провёл до сруба во дворе кузни. Таскать воду выпало нам с Цветиком, Роксана же решила прогуляться по деревне и прихватила с собой мага. Фима согласился с подозрительной радостью, последнюю пару часов он глаз с пери не сводил. Кажется, я понял, почему на меня он смотрит так злобно — приревновал. С чего бы, наоборот, радоваться должен, что я стараюсь держаться от красотки подальше. Неужели я давал какой-то повод думать, что я к ней неравнодушен?

Когда они вернулись, из приятных событий произошло только одно — поднялся ветер и выглянуло солнце. Мих отвёл нас на опушку леса, в прямой видимости из кузницы, и потребовал с Фимы быстренько высушить одежду и начать чистить грибы для похлёбки. Я тоже вызвался чистить грибы. Точно уверен — ни одной поганки в котелок не попало, потому что чистил я их один, Фима никак одежду высушить не мог. Или не хотел, так как Роксана с интересом за этим процессом наблюдала. Значит, днём мы будем здесь, а на ночь отправимся ночевать на просеку, не худший вариант, от этой деревни затхлостью и сыростью так и несёт.

На обед Мих с Цветиком притащили два каравая, бутыль самогона, бочонок пива и какую-то заплесневелую копчёную свиную конечность подозрительной свежести. Неужели нельзя было десяток яиц выменять, здесь что, куры вообще не несутся?

Караваи оказались плохо пропечённые, пиво отвратное, самогон мы с Михом пробовать не стали, в отличие от мага и Цветика, а копчёность всё-таки можно было с трудом есть, если покрошить в кашу. Каша с грибами моего собственного приготовления и кусочками свежепокрошенного мяса тоже не показалась мне такой уж несъедобной.

— Фима, — поинтересовался Мих после обеда, — ты вроде с нами дальше собрался?

Маг потупился и торжественно произнёс:

— Да, я же приносил вам клятву верности, и теперь мой долг обязывает меня следовать за своим господином и служить ему верой и правдой!

— Угу, — согласился Мих, — насчёт лошадей мы уже выясняли, так вот: у тебя два дня, чтобы заработать себе на лошадь, иначе пешком пойдёшь служить верой и правдой, а мы тебя ждать не будем. Как у тебя с ветеринарией? С агрономией? С медициной? В принципе, знахарка в деревне никудышная, животные сам видишь какие, народ полудохлый, сами на зомби похожи, — а туда же, нас подозревать, придурки! — поколдуешь, полечишь, какую-нибудь клячу тебе выдадут, а там посмотрим, пяток клиентов я тебе уже нашёл.

— Могу, — Фима распрямил плечи и посмотрел на Роксану, — я даже самую дохлую конягу возродить могу, старуху не омоложу, но подлечу и взбодрю, я готов! Я прямо сейчас готов! Только Виктор все мои грибы-ингредиенты для зелий повыкидывал!

— Замечательно, — кажется, Мих Фиму не выносит куда больше, чем меня; я бы и сам этому готовому к труду и обороне ломаке с упоением подправил форму носа, — тогда идёшь к кузнице, без скулежа и жалоб, и ждёшь меня там. Быстренько.

Как ни странно, маг скоренько подпрыгнул, подхватил мантию и рысью рванул к кузнице.

— Витёк, — уставился на меня меч, — ты занимаешься боевой подготовкой. Видишь дерево? Дам тебе ножички, кинжальчики, топорик, подходишь к нему и бросаешь. Пока десять раз из десяти с десятка же шагов не попадёшь. Злат, а ты за ним смотришь. Охраняешь. Я не далеко, в пределах видимости.

Такое ощущение, что он просто не выпускает меня из поля зрения. Радует, конечно, такая редкая забота, но вот именно сейчас кто может мне угрожать?

Мих подвел меня к дереву, вручил с дюжину ножей и топор и заставил тренировать бросок в цель с десяти шагов.

Глава 16. Муки выбора

Мих подвёл Витька к дереву, вручил ему с дюжину ножей и топор и заставил тренировать бросок в цель с десяти шагов. Разумно. Давать повелителю лук или арбалет вообще бессмысленно, шансов, что он попадёт именно туда, куда надо, а не в тебя лично, крайне немного. С десяти Виктор не попадал — только с трёх. После часа тренировок наш недоделанный повелитель умудрился с пяти шагов промазать по дереву семь раз из десяти. И это мужик тридцати с лишним лет! Вообще не понимаю, как Мих его не пришиб до сих пор. Почему этот идиот не хочет взять меч? Неужели ему так нравится рисковать жизнью? В один прекрасный момент Мих отвернётся и не успеет среагировать, адью тогда, несостоявшийся Владыка! Чего только эти три вампира стоили — отбрыкались ведь тогда просто чудом. Почему Мих не захотел в пустыне на него надавить? Да, согласие с кинжалом у горла считалось бы недействительным, но можно же было и просто покрепче припугнуть? Недельку потвердить про жертвоприношение, потом Мих изобразил бы сомнение и колебание, и через месяц этот упёртый болван сам бы упал мечу в ноги, со слёзной просьбой сделать его Владыкой. Нет, заткнул меня как последнюю дуру, ещё и ножиком швырнул. Скотина. Цвета, что ль, постеснялся? В благородство перед наивным и добрым оборотнем поиграть решил? Я упёртому дураку и так и сяк помочь пытаюсь, а эта неблагодарная тварь хоть бы раз мне подыграла! Только и слышу: Роксана, заткнись, Роксана, не лезь, Роксана, отвянь, Роксана, я сам разберусь!

Опять промазал. Жалко Мих не видит, такое зрелище для его нервов в самый раз, чтоб неповадно было на меня наезжать. Даже Цвет вон глаза отводит и ухмыляется. А хорош оборотень, оборотень, ох, хорош! Я бы у него свободно под мышкой поместилась. Глаза синие-синие, ресницы длиннющие, брови вразлёт, кудри серебристо-золотые ниже плеч, чуть бороду золотистую укоротить и причесать — всё бы девки падали. И щенок славный. Лохматенький и лопушистый. Только Мих мне за него башку точно открутит — и ладно бы из ревности, так нет, за то, что влезла своими грязными похотливыми лапами в чужую любовь и лишила невинности столь чистого парня. Это после русалки-то! У Миха иногда бывают такие приступы. Чего стоил тот, когда он меня от спальни Аледера за руку уволок и из дворца чуть не пинками вышвырнул. И ладно бы приревновал — так нет, крепкую семью пожалел. До сих пор как вспомню этот позор, так бы по роже гаду и съездила. Что ему тогда стоило сказать: «Ксюшенька, солнышко, уйди, потому что я тебя люблю и безумно ревную»? Или хотя бы так: «Ксюх, уйди, я сам тебя хочу, пошли ко мне, что ли?» Так нет: «Пошла вон, стерва, ты что, чужого счастья спокойно видеть не можешь? Ну так и катись отсюда в любой гарем, чтоб ноги твоей здесь не было!» Гад, сколько уж веков прошло, а я б до сих пор его за это била, ногами, руками, царапала и кусала ещё! Я, может, вовсе и не Аледера у дверей спальни тогда караулила, я, может, у этого бесчувственного скота ревность вызвать пыталась…

Рисковать с оборотнем не буду. Совсем уж с Михом ссориться мне не следует, обойдусь как-нибудь. Мало ли их, темпераментных, молоденьких да неопытных, успеется. С другой стороны, парень в двадцать лет способен на такую неподдельную искренность чувств, которой от тридцатилетнего уже и не дождёшься. А от Миха и подавно, какие там чувства, техника одна.

Интересно, что он собирается дальше с Витьком делать? Он хоть соображает, что тот домой рвётся и по жене скучает? Тоже муж любящий нашёлся! Изменял, небось, и не раз, а как припёрло, так вцепился в свои светлые семейные воспоминания и ну верность хранить, на кольцо обручальное чуть не каждый час смотрит и вздыхает. И что, такого он предлагает на трон посадить? Это ж садизм чистой воды — Владыка с тоски зачахнет. А я могла бы ему помочь — пара ночей, и он о жене и не вспомнил бы, прекрасно здесь остался счастливым и влюблённым идиотом. И вот тогда я бы быстренько ему внушила, что с мечом он куда лучше, сексуальнее, красивее, мужественнее, и нам обоим это гораздо безопаснее. Сам бы к Миху побежал. А уж если бы и тут упёрся, то в самом крайнем случае можно было бы спровоцировать драку и войти в Повелителя по следу крови, конечно, сложновато и нет гарантии, что получится, но Мих бы справился. И потом вполне с Витьком жить можно — мужик, конечно, самый обычный и заурядный, но не урод и роста высокого, приодеть его получше, подкачаться заставить, причёску подобрать, бороду в цивильный вид привести, вполне пристойно выглядеть будет, для Владыки внешность не самое главное, а всё остальное Мих обеспечит. Или я себя переоцениваю, и без внушённого им вожделения сама мужика свести с ума не способна? Как бы не так, это он мне комплекс неполноценности создать пытается, у меня ведь и другие были, вполне самостоятельные, и все до умопомрачения влюблённые.

Мих с Фимой идут. Любопытно, заработал ли маг что-нибудь? А то ведь так здесь и оставим. Зря Фима думает, что Мих ему коня на свои деньги купит или в долг даст, разбежался. Работать заставит — зелья на всю деревню варить, коров да коз лечить, в кузнице себе помогать, мало Фимочке не покажется, заработает на коняжку трудом честным и тяжёлым, может, и выпендриваться поменьше станет. Но колдун тоже ничего, симпатичный, и, самое главное, за него мне никто ничего не скажет, не осудит, и сам парнишка очень даже не против, косится на меня украдкой и краснеет. Симпатяга, глаза карие с зелёными крапинками, эльфы в роду точно были, поколения два-три назад, руки тонкие, чувственные, такой долго девушку обхаживать будет, слова красивые говорить, цветы дарить, обязательно спросит, что даме хочется и с трепетом все пожелания выполнит. Идеальный любовник, если есть настроение на утончённые изыски и романтику, прийти что ли к нему сегодня?

Соблазнительно. У Миха ума хватило нас в поле по разным стогам расселить — и клопы не кусают, и уединиться можно. Витёк, правда, скорее всего к оборотню в стог попросится, думает, там я его не достану, постесняюсь. Так это тот случай, когда маг и сам прийти может, поухаживать по полной программе, глазки построить, такой очаровательный флирт получится, обидно будет его сразу постелью испортить, лучше потерпеть, пусть парнишка помучается и дозреет. Есть, конечно, слабенькая надежда, что со стогами Мих для себя старался… Вот так надежда появится, а он тебе бочонок водки с пивом нальёт и спать отправится в другое место, сколько уж раз меня обламывал таким образом. Я его, правда, не меньше обламывала, так что уже и не помню, каков он в своём собственном теле, ну, почти не помню, если уж совсем честно, прекрасно помню, но всё равно надо бы эти воспоминания освежить, мало ли как дальше сложится, может, согласится Виктор меч взять… Тем более Мих давно уже дёргается и психует, не могу понять почему, никогда такого с ним не было, не из-за Витька же, и вряд ли сейчас откажется немного отвлечься. Он бы уже у реки не отказался, так надо было мне шмотку купить, а не показательную порку устраивать, и всё бы у тебя было, и я бы узнала, в чём дело, хотя от такого дождёшься откровенности, как же.

— Злат, возьми шест, потренируй Виктора от ударов уклоняться. Витёк, ты тоже, у тебя с палками и осиновыми штакетинами лучше обращаться получается…

И чего он этим хочет добиться? Цветик явно Виктора жалеет, толку от такой тренировки — только парню обольщаться, а припрёт, так и лоханётся, вред один, а не тренировка.

— Злат, ты что делаешь? Я тебя спрашиваю! Ты что, гномиху охмуряешь? Толку от такой тренировки! Что значит — не успеваю? Ну-ка дай сюда… Прекрасно успел, иди за новым шестом. Витёк, вставай, ничего у тебя не сломано. Никто с тобой как Злат церемониться не будет, ткнут ещё и побольнее, повезёт, если жив останешься. Ладно, вставай, иди ножи кидай, там у тебя хоть шанс есть с двух шагов не промазать… Фима, ты что стоишь? Зачем ты за мной сюда припёрся? Я тебе работу нашёл? Ну и бегом отсюда, работай!

Сейчас и на меня наорёт, типа чего расселась дура, заняться больше нечем, иди шмотки стирай или жрать готовь… Нет, молчит. Даже рядом сел. Совсем плохо. Зелёный, мне и то жалко. Спросить, что случилось? Так ведь опять пошлёт…

— Я могу чем-нибудь помочь?

У него прямой нос, тёмно-серые глаза и вечная травинка во рту. Не красавец, но всё ведь зависит от того, кто и как смотрит. И сколько раз я так на него смотрела? Мало. Смотрела я так на чужое тело, на очередного Владыку, и отнюдь не всегда осознавала, что их в этом теле двое…

— А чем? Кольчуг здесь нет, нам через лес ехать, Услада весточку про рога уже своим наверняка кинула, надо бы Виктора от стрел прикрыть, а нечем… Соображу чего-нибудь, может, на куртку железяк наклепаю, хоть как прикроют… Одному смотаться? А кто его охранять будет? Смотреть тошно, рохля рохлей, только на силе духа и выезжает. Сильно это ему от стрелы поможет…

Ты хочешь сказать, что это всё, что тебя волнует? Сделаю вид что поверила. И ты сделаешь вид, что поверил тому, что я поверила…

— Слушай, может тебе нажраться в стельку, полегчает…

— Сейчас. Пока пьяным валяться буду, Повелителя аккурат и пришьют.

— Ну-у… другим способом каким оттянуться, а то издёргался весь. Никуда Витёк не денется.

Да он устал, у него сил хохмить нет, вот это да, и что мне теперь делать? На себе всё тащить, я ж не справлюсь, Мих, приходи в себя, и не только в себя, а то я испугаюсь…

— Ага, я ночью приду, а тебе вожжа в очередной раз под хвост попадёт, посамоутверждаться захочется, пошлёшь меня подальше и словишь глубокое моральное удовлетворение вместо физического.

Вот и договорились. Мне иногда кажется, что он читает мысли. На самом деле мы просто очень давно знаем друг друга. Самое интересное — он абсолютно прав, я ещё не решила, откажу или соглашусь. Но ведь этот гад запросто может сделать так, что я не откажусь, только почему-то упорно добивается, чтобы я сама всё решала. Не сволочь ли?

И долго я с боку на бок ворочаться буду? Ещё светло, так ведь и ночи короткие, поспешить бы мог! Поднимаюсь, поправляю плащ. Я для кого плащ этот на сене стелила? Зря что ли? Ты, скотина, нарочно мне нервы трепешь, или как? Нарочно, я точно знаю, что нарочно! Только приди теперь, я тебя долго мучиться заставлю! На самом деле, мучиться буду я сама, а эту тварь ничем не прошибёшь и не пришибёшь. И с какой стати я должна страдать? Я его столько знаю, что каждый шаг предсказать могу. Посмотрит так-то, улыбнётся так-то, руку положит так-то, придёт как раз тогда, когда я взбешусь, никакой новизны, то ли дело Фима — интеллигентный, красивый, высокий, культурный, вдохновенный, маг, исследователь, хренов, чуть, нас, в этой, петле, не запер, придурок!!!

— А я уже думала, не пойти ли мне мага пособлазнять.

— Да я так и понял, как раз раздумывал, уступить ему такое сомнительное счастье или пожалеть парня.

Еще светло и он стоит так близко, что видно: пуговицы у него на ковбойке пришиты разными нитками — одна коричневыми, другая серыми. Если я сейчас протяну руку и дотронусь до них, он прекрасно поймёт, что я согласна, и нас уже ничто не удержит. Если он сейчас протянет руки и положит их мне на плечи, то я как раз успею хихикнуть и послать его куда подальше. Поквитаюсь по полной. Только, боюсь, сама я от этого страдать буду куда больше, чем он.

Мы молчим и смотрим друг на друга. Мне сложнее — у меня нет травинки, которую можно перекидывать из одного уголка рта в другой. А так покачиваться с пятки на носок я и сама умею. Вопрос, что мы скажем друг другу утром — опять сделаем вид, что ничего не было и нам обоим всё равно, кто, с кем и когда. Рубаха у него полинявшая, но чистая, а сапоги пыльные. Светлые соломенные волосы и короткая борода. Я когда-нибудь видела его без бороды? Да, как-то нам пришлось войти в общество, где небритость считалась оскорблением, поэтому я знаю, что у него твёрдый подбородок и властная линия губ. Под усами этого не заметно — они позволяют ему совершенно спокойно придурочно ухмыляться. Попробуй он так чисто выбритым усмехнуться — массовое падение на колени с просьбами о пощаде и принесением клятв верности обеспечено, сама бы первая и кинулась. Впрочем, настоящий мужчина должен быть с бородой, в этом мы с ним полностью согласны. Потом он отращивал её две недели — матерился, чесался, но терпел, хотя мог бы привести себя в приличный вид за пару минут. Почему-то он всегда старается вести себя по-человечески, даже заживление ран ускоряет не часто.

Мы всё стоим и смотрим друг на друга, и мне уже начинает казаться, что лучше бы я была какой-нибудь разновидностью сабли или рапиры — тогда бы он точно до меня дотронулся и погладил.

— Нет, — смеётся Мих, — в качестве оружия ты меня ни капельки не возбуждаешь.

И кладёт руки мне на плечи. Вот сейчас я вырвусь и припомню ему и бордель, и рубашку на рынке, и сцену у спальни, я ему много чего припомню, вышибу отсюда пинком, ага, а потом буду полночи реветь, так и будет, сейчас только с духом соберусь, и… Скотина, неужели ты мне позволишь?

— Да ни в жизнь, зачем бы я тогда сюда пришёл, очередного пинка получить?

Из таких объятий уже точно не вырвусь, да не очень-то и хотелось.

— Мих… — У? — Травинку выплюнь, неудобно… — Прости, забылся…

Губы у него по-прежнему властные, руки по-прежнему жёсткие, стаскивать одежду, будучи не в силах оторваться друг от друга, по-прежнему неудобно. И он по-прежнему думает в первую очередь о себе и только потом обо мне. И всё так же сводит меня с ума.

— Роксан, это… есть пойдёшь? — тяжёлая рука трясёт меня за плечо.

— Ми-их…

— Роксан, я это… Злат. Обедать пора.

Приехали. Мерзавец этот что, сам меня не мог прийти разбудить? И чего я ждала? Опять как последняя дура надеялась, что он разбудит меня нежными поцелуями? Скотина, последняя скотина. Можно подумать, я бы его в этом стогу завалила и не выпустила жрать. Нет, я бы так именно и сделала, но он предусмотрительно не дал мне этой возможности! И одеть догадался, перед Златом не позориться, какое там позориться, ведь нарочно одел, чтоб Злат не увидел какая я вся красивая и соблазнительная, ладно бы из собственнических инстинктов, так наверняка за целомудрие оборотня опасался, а не за мою честь! А лучше бы не одевал, мне есть чем похвастаться! Совратить что ли оборотня, пока возможность есть? Потянусь, посмотрю как реагирует. Облизывается, но глаза отводит. Интересно, мне Мих морду набьёт из ревности? Как бы не так, а то я не пробовала. Да и смотреть на Злата сейчас как-то совсем не хочется, не такой уж он и красивый, мог бы и ростом пониже быть, и глаза серые иметь, да и что ему стоит травинку пожевать, только не получится у него так…

— Роксан, Мих это… ускакал… Обед готов. Тебя ждём.

Куда?! Куда этот гад удрал? Найду — всю бороду повыщипываю! По волоску! Специально удрал, чтоб на меня утром не смотреть! Не буду спрашивать, куда! Молча пострадаю, злее буду!

Фима сидит у костра, помешивает суп и кашу, краснеет и украдкой на меня посматривает. Даже миски из деревни приволок — сегодня шикуем! А Виктора тоже нет, куда он делся? Так, и из лошадей — только моя Ночка. Это что, Мих Повелителя прихватил и с ним вдвоём к Серым горам рванул, чтоб мы все ему не мешались? Один бы доскакал раз в десять быстрее, да только кто здесь Витька охранять нормально сможет? Хорошо ещё, все по Миху в основном метят, знали бы, что стоит уделать Повелителя, и они от меча прекрасненько избавятся, времени бы не тратили. Могу его понять — понянчишься с этим рохлей, и позеленеешь и озвереешь, от него же ни на шаг отойти нельзя. Неужто и правда сбежали? А мне что теперь делать — бросать парней и вдогонку? Или прямо к замку Тёмного, там их ждать? Или на соединение с дружиной идти? Оборотень без меня не пропадёт, а маг и подавно, только тащиться в одиночестве через леса и болота приятного мало. А рога он с собой взял? Наверняка, вчера Серого прямо у нашего стога оставил, не доверяет Фиме, правильно, и я не доверяю, хотя смотрит колдун на меня с очень большим интересом, так, мальчик, сейчас я тебе улыбнусь, вот так, а теперь посмотрю вот так, о, приятно, покраснел, глаза опустил, зубы сжал, ноздри раздуваются. Правильно, помучайся от ревности и желания, это очень полезно для мужчин, хорошо разогревает кровь, если с Михом вконец разругаюсь, будет на ком отыграться. Только когда мне теперь с ним цапаться, если они с Виктором сбежали. Нет, вот тварь, прощаться приходил, и ни слова не сказал! Специально укатал так, чтоб утром проснуться не могла и за ними увязаться!

Мы молча сидим и хлебаем суп, повар из мага отменный, ничего не скажешь, лучше бы прихватить Фиму с собой и подобрать ему должность в соответствии со способностями — шеф-повара дворцовой кухни. Только вот приворотного зелья он зря мне в суп столько насыпал — как приправа оно вполне сойдёт, вкус у него, на мой взгляд, пикантный, но по своему прямому назначению на меня не подействует. С другой стороны — этим можно воспользоваться, поиграть с мальчишкой, а потом заявить, что не виноватая я, он первый меня приворожил. И пусть гадает, отчего действие зелья закончилось, заодно, может, какое-нибудь открытие в любовной магии совершит, всё лучше, чем машину времени изобретать и магические составляющие в исходный вид привести пытаться. Эх, были бы у Фимальдика кудри не красно-коричневые, а светло-русые, да бороду бы ещё светлую и усы, и нос покороче, и рост пониже, и кинжал вместо заклинаний… Теперь серьёзно: сейчас поем, и решать надо, что дальше делать. Злата с собой возьму — если вернуть его русалке в первозданной чистоте и непорочности, Мих выбор одобрит и меня не прибьёт, и, может даже зауважает, а мне веселее будет, и парень хороший, а Фиму оставить придётся, не нравится он мне, гонору много.

— О, едут! — басит Злат, — нашли!

— Кого нашли? — ай, вот не надо делать охотничью стойку, краснеть и бледнеть, и пытаться бежать навстречу, надо состроить Фиме глазки, пусть думает, что зелье действует. Как приятно, когда у тебя плита от склепа с плеч падает!

— Дык это… — оборотень в растерянности, — я не сказал разве? Акура ночью убежала… Это… Мих Витька на мою Ласку пинками… и матюками… искать значит… а Витёк Ласки боится, она его кусать, значит… и высока для него-то…

И правда, Ласку Златову в поводу ведут, а я тут сидела, сопли размазывала, так у меня ещё целая ночь есть, чтобы отыграться!

Мих злой, как дикий оборотень, не при Злате будь подумано, Витёк бледненький и потерянный, как выползший на белый свет гном, седло с Ласки Акуре явно великовато, не натёрло бы ей спину, если Мих повелителя самого лошадь седлать заставил.

— Жрать есть чего? Тебя, тупицу, вообще кормить не следует — полдня угробили на кобылу! Ты чем думал, когда лошадь не стреножил? Я что, все твои действия перепроверять должен? Сожрали бы её волки — бегом бы у меня до Серых гор бежал!

Это он зря. Чем бегом — лучше посадить Виктора на резвого и тряского жеребца, чтобы ему капитально мозги встряхнуло и прочистило. А вот мне Мих мог хотя бы улыбнуться.

— Я стреножил… правда…

И это наш будущий Владыка? Может, если до власти дорвётся, хоть немного поумнеет и достоинства поднаберётся?

— Да ну? Во сне? В глюках? Позапрошлой ночью?

— Виктор, — вкрадчиво вмешивается Фима, — а скажите, почему вас называют Владыкой и Повелителем? Кем вы повелеваете?

Фима стремится к альянсу с владыкой своего владыки? Амбиции у мальчика ещё те, посмотрим, что будет дальше. Это становится интересно. И кем же у нас повелевает Виктор?

Витёк стремительно бледнеет и беспомощно оглядывается по сторонам. Ему очень не хочется признаваться, что повелевает он Мечом Света и мной, кстати. Сам Меч Света сидит у костра и с интересом ожидает ответа своего Повелителя. Витёк явно пытается скукожиться и куда-нибудь уползти. Правильно, нечего было болвану от меча отказываться, а теперь пусть думает, кем же он повелевает. Или по крайней мере попытается произнести это вслух.

— Это так, — мямлит Виктор, поднося миску к котелку, — прикол такой… Да. У себя дома я и правда начальником был. Небольшим. А здесь я никак привыкнуть не могу. А кобылу я стреножил. Вот ей я и повелевал, а она сбежала.

Фима разочарованно вздыхает и протягивает Миху миску каши. Каша летит обратно в Фиму с виртуозным музыкальным сопровождением.

— Это что? — звереет Мих, — Что это за тухлятина?

— Это не тухлятина, — с достоинством возражает маг, — это изысканнейший рецепт эльфийского дома трёхкулевой давности!

— Да? — Мих вырывает у Фимы его собственную миску, — а ну-ка дай попробовать!

Результат пробы Миха вдохновил. Он сунул миску Фиме под нос и заявил:

— А теперь, верноподданный, на крови клявшийся, ты у меня сам свою кашу сейчас сожрёшь и не подавишься, понял? На собственной шкуре сейчас прочувствуешь, какую отдачу клятва верности даёт. Думал, по ладошке полоснул осколочком — и никаких последствий? Роксана, свою миску дай!

Так, кажется, я знаю, кто Акуру у Витька угнать пытался. Лестно, конечно, но Фима своей ревностью испортил мне всё утро. Ладно, день, уж и поспать нельзя подольше, тем более по такой уважительной причине. И зачем было мстить так изысканно? Разве я ему что-нибудь обещала? Подумаешь, улыбнулась пару раз.

— И на хрена ты, придурок, насыпал ей столько приворотного? На неё всё равно не действует! Понял? Злат, ты с Витьком ночевал? Акуру видел? Она стреножена была?

— Ну… так я и твержу… стреножил он. Вместе мы. Ты это… сказать не дал. Сразу на Витька матом… а он стреножил…

— Извини, Виктор, погорячился. Этого козла надо было с собой на поиски брать. Роксана, что ты ржёшь, я жрать хочу, а этот ревнивый придурок кашу мне испоганил. Фима — здесь остаёшься, а мы дальше едем, понял? И приворотное Роксанино сожри, твою самовлюблённость усугублять уже дальше некуда! Это приказ, скотина!

Фима явно не ожидал, что кашу с запашком и суп с убойной дозой приворотного он будет есть против своей воли и никак ложку мимо рта пронести не сможет. Неужели не знал, что клятва на крови не позволяетнанести прямой вред своему владыке и обязывает выполнять все его приказания? Мало того, нанесённый вред возвращается с удвоенной отдачей. Пожалуй, ему и правда лучше здесь остаться — жить с осознанием полной своей зависимости от приказа лучше подальше от того, кто этот приказ может отдать. С лошадью маг достаточно тонко поступил — лошадь-то Витька, а искать её Миху, а вот с кашей не подумал, не ожидал, видать, что и своя такой же вкус приобретёт. Бедненький, и всё из-за меня, что приятно ласкает моё самолюбие. Зачем только было сообщать ему, что на меня приворотное не действует? Неужели Мих всё-таки испытывает ко мне какое-то подобие чувств?

Он придёт? С ума сойду сейчас, где там солнце, садится или нет? Садится! А он не идёт. Сама пойду. Не выгонит, даже обрадуется, так ведь стыдобуха какая — получится, что я опять за ним бегаю. Нарочно тянет, ждёт, кто первый сдастся. Да если бы так! Тогда хоть бы знала, что он обо мне думает и специально меня помучить решил, это можно понять, а то ему просто по фигу, Серого чистит или ещё чего, а что я извелась даже и не думает, придёт потом, два часа времени потеряем, а его мало! Нет, целых два часа времени будет дурью маяться, а я с ума сходи. Можно подумать, у него дел невпроворот! Пойти котелок почистить? Или Ночку почистить вместо котелка? Или пойти ему рожу начистить? Всё, сама пошла, пусть не думает, что я за ним бегаю, ничего подобного, я просто время хочу использовать рационально, а не на всякую там дребедень, типа чистки лошадей!

— А я уже к тебе собралась, времени и так мало, а ты где-то шляешься…

— Угу. По бабам — Акура, Ночка, Ласка… Имена-то какие… с намёком… что ты с пуговицами возишься, стаскивай через голову…

И всё так просто, и никаких проблем, и зачем мы два дурака две недели потеряли, друг друга в очередной раз обламывая? Вот идиотка, столько времени зря потратила! Интересно, он так же думает?

Светло, полнолуние. Воздух тёплый, и ветерок тёплый. Утром поедем дальше.

— Я не могу понять, что я должен сделать. Все варианты перебрал уже. Не успеваю я его догнать, когда его вышвыривает. Сколько раз за ним в портал прыгал — всё время нас по разным местам разносит. На выходе жду, ранить успеваю, а убить — никак. Ищу его как меч — сотни три подобных сущностей уже на тот свет отправил, так они мельче насколько! А на него не натыкаюсь! И, главное, знаю, что его здесь надо убить, но как только он выходит из повелителя — тут же сам его и кончает. Соответственно его тут же и вышвыривает. Он просто рвёт все жизненные системы на последнем выходе — ещё и не снаружи, но уже и не внутри. Получается — момент выхода и момент смерти владыки практически совпадают, на убийство своего владыки внутри уже не тянет, а выброс в портал идёт всё равно прямо из тела — удавись, только ранить можно, половина-то Шхара всё равно уже в портале! Уж и обездвиживал владык, чуть не в обнимку выхода ждал — только ранить успеваю, а из портала опять в другое место выносит! Я из последних двух сотен тёмных убил от силы десятка два, почти всех Шхар сам прикончил, когда понимал, что схватка до бесконечности так длиться может. Это же бессмысленно их убивать, его просто мимо меня выбрасывает, даже портал не всегда вижу! Если я сам выйду — тоже никакого толку: либо он этот свой трюк с разрывом связей проделает, либо моего Владыку достанет и уже меня выбросит. Соответственно, сражаться раздельно имеет смысл, если твой Владыка уже окончательно потемнел и полностью сбрендил, так я и внутри его тела схватку сдать могу. И наоборот, если владыка сам без меня Тёмного вдруг достанет, Шхара опять мимо выбросит! А мне зато потом одуревшего от власти садиста и психопата ещё неизвестно сколько лет в узде на троне марионеткой держать, полностью личность подавлять приходится, удовольствие ещё то, непрерывно скотские порывы контролировать! Достало, Ксюх, сил нет, все повелители рано или поздно с ума съезжают, ничего сделать не могу! Только притормозить. Ладно, если он тридцать лет на троне просидел, и только потом свихнулся, считай, жизнь полностью прожил, а если всего пару? Главное, кто полностью оскотинится, а кто человеком останется, понятно только внутри, и то не сразу. Вроде и слабак, и трепло, и рохля, и выпить любит, или, наоборот, аскет, воля железная и воин отменный, бах — до старости оба досидели, никаких видимых отклонений в первые пятьдесят лет. И два точно таких же, как поймут, что практически непобедимы, так крышу и сносит чуть не за год, постоянно тормозить приходится. А Шхар, может, ещё только через десять лет трон отвоёвывать соберётся, да и то оценить надо, через сколько он своего повелителя полностью сломает — страну-то тоже кровью залить нельзя!

Я всё это знаю. Я всё это сама неоднократно наблюдала. Чем я могу ему помочь — только держать двинувшихся владык в постоянной сексуальной зависимости, чтоб ни на какие изыски больше времени не хватало, тогда они меньше куролесят, проверено. Но Мих, видать, действительно дошёл, раз такие речи толкает. Это с ним нечасто.

— Самое главное, я не понимаю его логики. Почему он то сразу ломает личность, то дёргает за верёвочки, разжигая страсти и сводя повелителя с ума постепенно? Или это от человека зависит? Типа — сразу сломать не удалось, значит, другим путём пойдёт, медленно, но верно? А насколько это от человека зависит? Знать бы — если сразу не сломал, то сможет ли тёмный владыка потом экстренной резкой ломке противостоять, и как долго? День, два, неделю? Год? Не проверять же мне это было на своих — чем я тогда отличаться буду? Или всё-таки он так развлекается — этого без разума оставлю, а тому желания внушу непотребные? Ладно бы только он своим эти желания внушал, так, судя по моим владыкам, они у них и сами возникают, безо всякого внушения! Тогда что зависит от Владыки? Мне его, блин, отсюда выпустить нельзя, а я не знаю как! Получается — чужое тело ему уже не столько для власти нужно, сколько для убежища. Так я и себя угробить не могу, чтобы его уложить! Он бой не принимает, бежит, знает, что шансов нет. Я уже думал — может это для меня испытание? Может, это я чего-то не понял, и не в нём, а в себе? Слишком на себя полагаюсь, сам его хочу достать, а мне себя ломать надо и помощи просить? Так я, блин, и на это давно согласен, я не знаю у кого её просить! Хрен с ним, пусть другой его уложит, я только путь покажу, да хоть бы и вообще без моего участия, только где этого другого искать? А хочешь честно? Нашёл я его… или он меня нашёл, или свыше надо мной сжалились, знак подали, и всё время теперь боюсь, что не успею, не застану уже парня… И обмануться боюсь — а вдруг или интуиция меня подвела, или Шхар меня опередит…

— Ты хочешь сказать, что…

— Именно это и хочу сказать. И надо будет — в ноги ему кинусь и на коленях умолять о помощи буду, впрочем, думаю до этого не дойдёт, честно говоря, не хотелось бы… Чего ты так смотришь? И правда не хотелось бы, и правда кинусь. Всё остальное я уже пробовал. Ещё меня совесть мучает, жалко парня, в живых-то, скорее всего, и не останется, и сказать ему об этом придётся, и сам это поймёт…

— Так он и так и так погибнет, не мучайся.

— Ксюх, я, конечно, понимаю, что у тебя к этому профессиональное отношение, но помягче как-то нельзя, женщина всё-таки?

Да уж, женщина, не меч, незнамо сколько людей и нелюдей уложивший.

— А что такого? Ну умрёт, просто резко перейдёт в другую реальность, делов-то… в эту уже не вернётся, а в какую попадёт — извини, при жизни надо думать было.

— Оно знаешь, малость неприятно в другую реальность переходить… Прямо скажем, отвратно… ты никогда над этим не задумывалась?

— А ты что, пробовал?

— А чем ты думаешь, я каждый раз занимаюсь, когда сдаю очередной бой?

— Ты ж говоришь, в портал тебя вышвыривает…

Вот дура, как же мне это раньше в голову за столько лет не пришло!

— Вышвыривает, выталкивает, выбрасывает. Хоть горшком назови, только в печку не ставь…

— Так какого хрена мы рога продавать прёмся, нам тогда галопом бежать надо совсем в другую сторону…

— Не факт. Наезженная колея усыпляет бдительность лучше всего, не надо мне, чтобы Шхар раньше времени метаться начал, совсем не надо.

— Тогда с какого перепоя ты Витька до сих пор не уломал? Рвёшься изо всех сил, а в него шальная стрела попадёт — и ку-ку, всё сначала, от него же ни на шаг отойти нельзя!

— Кто про что, а Ксюха про групповуху. Тебе так Виктора хочется? Я один тебе никак не нравлюсь, мало что ли? Так иди, приставай к нему дальше, я разве против? Нет — два в одном тебе подавай, иначе не вкусно! Иди вон с Фимой вдвоём их в постель тащи, если один мужик никак не устраивает! Только что-то Витёк ни в какую тебя не хочет, думаешь, я ему в этом противоречить буду? Да ни в жизнь, уложу с первой же попавшейся шлюхой, лишь бы не с тобой! Вообще, блин, дадим с ним обет целомудрия, лишь бы тебе не досталось!

Ой, кажется, нас опять понесло, как же я к нему мириться пойду, если мы поругаемся? И чего он так завёлся, неужели ревнует? Ой, неужели ревнует, счастье-то какое! Или тут другое что-то?

— Прости, ну не сердись, я же тебе помочь пытаюсь… Ну что ты завёлся опять?

Заплакать, что ли? Решит, что я нарочно, на психику давлю, а я и правда бы заревела, только-только всё так хорошо было, и на тебе, всё испортила…

— Мих, успокойся, думаешь, я по тебе не соскучилась? Но ты ж из него выйти всегда сможешь, когда он в безопасности будет, найдём ему другую бабу, как с Аледером, охрану поставим тройную, ну хочешь, я вообще для тебя паранджу надену, не привыкать, я и в ней вполне привлекательна, я и в парандже кого угодно соблазнить могу, ой, прости, я не то хотела сказать, ну не сердись, кто ж виноват, что на меня и в парандже мужики смотрят, буду по дворцу в парандже ходить, а к его спальне и близко не подойду, я подумала, что на колени ему тогда падать придётся, а не тебе…

Блин, ты что, не знаешь, что я сейчас чувствую? Железяка и есть, знаешь, что чуть не плачу, и всё по фигу!

— Тогда для меня уже это смысла иметь не будет. Да и не хочет он меч брать, ты ж сама видела не раз.

— Тогда спровоцируй его на драку и войди по следу крови, а то допрыгаешься — до Шхара дойдём, а Витька кто-нибудь совсем со стороны уложит по дурости…

Ой, я совсем не то сказать хотела, я хотела сказать, что потом к тебе очень трудно добраться, если тебя опять выбросит, и теперь я поняла, почему, а я скучаю, и уж ладно, пусть вдвоём, лишь бы и ты тут был, тем более удержать меч, если он решил пойти погулять, или к женщине заглянуть, или вообще Владыку навсегда захотел бросить, ещё никто не мог…

— Опять?!! Тогда давай молиться, чтоб не уложили! Я каждый день об этом молюсь! Если защитить его не смогу — значит, опять я в чём-то ошибся! Это у меня первый повелитель, который от меча отказался — может, шанс как раз в этом? Что ты вообще ко мне с этим привязалась — сначала я Витька дразнил, теперь ты меня? Я что, сам не могу решить, что мне делать?

Он что, просто не хочет?

— Мих, ты что… тебе что, просто… не хочется?

Молчит.

— Что у нас дальше по пути? Две-три деревни, поселение вампиров и лес до Серых гор? В лесу дорога есть, эльфы с гномами торгуют. Я так поняла, Услада вполне могла нас опередить, и бояться нам надо эльфов, я почему про стрелы и твержу, они ж так стреляют, если всем скопом навалятся, совсем хреново будет, надо Витька в центр поставить, там ещё пара деревень — может, кольчугу сообразим, потерпит, шлем бы ещё, арбалетами или луками запастись? Вампиров подключить? Хочешь, я их на себя возьму? Тебе всё равно от Виктора далеко отойти нельзя, а я запросто. Пяток вампиров вокруг Повелителя поставим — и от стрел прикроют и сами постреляют, пока ты отбиваться будешь, тогда надо поближе к их деревне проехать… Ми-их, ну не сердись, ну скажи что-нибудь…

Ну всё, как всегда — он опять меня сломал. Это уже рефлекс — подавлять любое сопротивление и инакомыслие. Совсем голову потеряла, теперь буду гладить его и канючить, чтоб не сердился, и рада бы остановиться, а не могу, а он моих поглаживаний только больше злится, а я остановиться не в силах, пока он не успокоится. И заплакать нельзя — только больше распсихуется. Что он смеётся? На нервной почве что ли? Или так своей победой доволен? Нашёл, чему радоваться, как будто хоть раз было иначе…

— Нет, у меня гномы ещё по потолку не скачут, не бойся… Ты совсем не так думать должна…

Не вижу ничего смешного в своих мыслях, так и есть!

— Ты должна думать: ах, какая я умница, мужик совсем голову потерял, вон как душу изливает… разве ты не этого добивалась?

— Эээ…

— И только попробуй мне завтра на шею сесть и ножки свесить — огребёшь по полной.

Всё-таки я умница. Мало того — я безумно счастливая умница. А в этой деревне всё равно ни одной приличной шмотки не сыщется.

— Всё-таки я умница, да? — Умница, умница… — И красавица, правда? — Да кто бы сомневался, покажи мне этого гада, я его сам пришибу… — Ты чего опять смеёшься? — Знаешь, выяснилось, что контролировать чужое тело гораздо проще, чем своё…

Шмоток в деревне и правда не было, зато пара новеньких сюрикенов была просто произведением искусства и с первого, да и со второго взгляда ничем от заколок для волос не отличалась, витой же браслет никакой метательной или колюще-режущей нагрузки не нёс, а оказался просто красивый, и переплавлен не менее, чем из десятка золотых. И когда только Мих успел его сделать? Всё-таки я умница. И красавица, никто и не спорит. А какой-нибудь рынок нам рано или поздно всё равно попадётся.

Утро выдалось спокойное и ясное, мы уже совсем было собрались в путь, когда из леска вывалился Фима, ведя в поводу тощую лошадь.

Глава 17. Резня

Суббота, утро

Утро выдалось спокойное и ясное, мы уже совсем было собрались в путь, когда из леска вывалился Фима, ведя в поводу тощую рыжую лошадь. Вид у колдуна был пришибленный и несчастный.

— Возьмите меня с собой? — жалобно произнёс он, заглядывая нам в глаза, и стараясь не особенно задерживать взгляд на Роксане. — Я всё осознал, больше не повторится! Мне что, теперь всю жизнь в этой деревне прозябать? Я и на лошадь заработал!

— Почему всю жизнь? — искренне удивился я.

— Так господин Мих же сказал — здесь остаёшься, я что, и после вашего отъезда отсюда уехать не смогу?

— Нет, — осклабился Мих, — это я погорячился. Через дюжиницу можешь отсюда мотать на все четыре стороны, только не обратно во Мглистые земли, это я тебе однозначно запрещаю на всё оставшееся время. Главное, чтоб не за нами. А, кстати, был бы поумнее, мог бы и всю жизнь здесь прожить, делов-то — превратить деревню в цветущий город, центр науки и искусства.

— Я думал над этим вопросом, — торжественно опустил глаза Фима, — если бы вы приказ не скорректировали, мне именно так бы и пришлось поступить.

Нет, не выпендриваться этот дурак никак не может, даже если от этого зависит, возьмут его с собой или нет. И с какого недоваренного зелья он меня к Роксане приревновал и лошадь распутал? Что, не видно, что я сам от красотки бегаю? Тупица, не мог за девушкой поухаживать, меня от неё спасти! А Миху зачем кашу испортил — со мной перепутал, что ли? Кретин! Пока Акуру догнали, меня Цветикова Ласка всего покусала и раз пять чуть не сбросила! Когда теперь ещё синяки на руках от её зубов сойдут! Какое счастье, что у меня хватило ума Акуру выбрать — не пришлось бы мне на Ласке проехаться, так бы, может, этого и не прочувствовал до конца. А Мих, скотина, ещё так с издёвкой: «Не нравится Ласка, можешь на Серого сесть попробовать…» Я что, похож на сумасшедшего экстремала? Да я даже по пустому шоссе за городом больше ста шестидесяти не езжу! Но жалко мага, смотрит на Роксану голодным взглядом, оторваться не может. Заступиться что ли? Заодно, может, отвлечёт её от меня. Впрочем, пока я ночевал в одном стогу с Цветиком, она ко мне не приставала, и на том спасибо.

Мих отвернулся от колдуна и начал разворачивать жеребца. Фима подпрыгнул и завопил уже безо всякой торжественности:

— Вы что, не возьмете меня с собой?! Я и врачевать умею, и раны затягивать, и боевой магии обучен, молнией могу пульнуть или огненную дорожку пустить! Возьмите, я вам пригожусь! Я всё осознал! Госпожа Роксана, попросите господина Миха, пусть он мне разрешит с вами ехать! Господин Мих, я всё осознал, я никому больше ничего подобного устраивать не буду! Можете мне приказать! Госпожа Роксана, пожалуйста!

Роксана посмотрела на подпрыгивающего мага и как-то очень непривычно по-доброму сказала:

— Фима, ты знаешь, Мих прав. В той идиотской ситуации, в которую ты сам себя загнал, тебе и правда лучше держаться от нас подальше. А то ты что-нибудь опять отчебучишь, а Мих психанёт, и прикажет тебе сгоряча самоутопиться. Хочешь проверить, сколько ты магической клятве сопротивляться сможешь?

— Не отчебучу! — завопил Фима. — Госпожа Роксана, я для вас на всё готов, возьмите меня, не пожалеете! Господин Мих, возьмите меня с собой! Верой и правдой служить буду!

Похоже, парню на почве Роксаны полностью снесло крышу. Бывает же.

— Нет, — пожал плечами Мих, поворачиваясь обратно к Фиме, — я многое могу понять: можно сдуру принести клятву, можно не знать, как она действует, но три раза подряд наступать на одни и те же грабли?

Фима удивлённо вскинул брови. Наверно, у них так не говорят.

— Я имел в виду — трижды брякнуться в собственноручно вырытую вольчью яму, — перевёл Мих.

Повисло молчание.

— Ладно, — смилостивился меч, — если хоть один голос в твою пользу будет, поедешь с нами. Роксана?

Молчит. Опустила глаза, и молчит. Чтоб Роксана да отказалась от влюблённого по уши поклонника?

— Виктор?

Подожду. Если Цветик не заступится, тогда уж я за колдуна голос подам. Жалко, смотрит на Роксану и чуть не плачет. Только как бы он меня потом на почве ревности не пришиб. Не пришибёт, я от Цветика теперь ночью ни на шаг не отойду. Он охранником числится? Вот пусть меня от Роксаны с Фимой и охраняет.

— Злат?

— Дык это… жалко. Один же совсем. Пусть едет, а?

Фима просиял и взлетел на свою тощую кобылку даже не дожидаясь разрешения господина Миха.

Суббота, день

И никто не возразил, когда Фима на привале готовить принялся. Я бы повозмущался, но одному этим заниматься как дураку совершенно не хотелось. В конце концов, если Мих по вкусу приворотное распознать может, то отраву, наверно, тоже. Да и ест маг с нами из одного котелка.

После обеда Мих выдал мне кожаную куртку с металлическими нашлепками и предложил надеть прямо поверх джинсовки. Мало того, потребовал застегнуться. Возражать я не стал, но вторая половина дня превратилась в сплошной кошмар — пот заливал глаза, рубаха и джинсовка под курткой помокли насквозь, сидеть верхом стало заметно тяжелее и непрерывно хотелось пить. Дорога, хоть и едва заметная, всё же была рассчитана на телегу, так что мы прекрасно уместились на ней по двое. Мих с Роксаной возглавляли отряд, и я начал примериваться, кого бы из них расспросить поподробнее о магической клятве. Не понравилось мне то, что Роксана про самоутопление сказала. Очень не понравилось. Не могут ли и меня в такую же ситуацию загнать, как и Фиму? На колдуна-то мне начхать, а вот на себя… Мания преследования, до сих пор занятая вопросом, почему на меня нацепили это подобие кольчуги, несколько отвлеклась и переключилась на другую тему. Спрошу у меча, решил я. Не готов я с Роксаной разговаривать.

— Мих, можно с тобой поговорить? — кажется, фраза звучит достаточно непринуждённо.

Мих огляделся по сторонам, кивнул Роксане, и она выдвинулась вперёд. Я занял её место.

— Это что, правда, что ты теперь Фиме можешь что угодно приказать, вплоть до самоутопления?

— Скорее всего, — меч выплюнул изжеванную травинку, присмотрел на обочине очередной стебелёк, сорвал и сунул в рот. Как он нагибается с седла, я ещё понять могу, но как он возвращается в вертикальное положение?

— При нынешнем положении дел клятвы уже не так опасны, но Фима находился в эпицентре очень давнего взрыва, — Мих скосился назад и понизил голос, — попал под наше излучение, да ещё и эмоции у него через край хлестали вместе с кровью из носа. Крови было слишком много. И от магического потенциала колдуна ещё зависит, чем больше потенциал, тем сильнее действие клятвы. Вполне возможно. Утопиться, может, и не утопится, но плавать будет долго, как сам знаешь что.

— Э… а эту клятву, её… это… любой может дать?

— Ты хочешь спросить, можно ли к ней вынудить? — усмехнулся меч. — Тебе не грозит. Её дают только добровольно и от чистого сердца. Но от этого не легче. До Конвента клятва действовала в полную силу, и это тоже повлияло на принятие решения об ограничении магии. Её приносили влюблённые своим избранникам и избранницам, давали благородные юнцы настоящим и кажущимся благодетелям. Процент-то небольшой — меньше одного, но последствия были совершенно ужасны. Причём и для тех, кому её принесли — фактически, они становились полными рабовладельцами и рано или поздно жизнь принёсших клятву превращалась в сплошной кошмар, а хозяева съезжали в полное исступление от ощущения всевластия. Не все, где-то семь из десяти. Как ни странно, женщины оказывались куда большими садистками, чем мужчины. Тогда на эту тему были написаны горы трагедий, драм и трактатов, и ещё больше — как её обойти. Способа так и не нашли. Вернее — нашли один: поклясться и быстренько слинять куда подальше. Но к тому времени, как господин съезжал с ума и запрещал бегство, не все это осознавали и успевали. А уж если хозяин решал искать и находил такого беглеца, сам понимаешь во что превращалась его жизнь. Что интересно — клятва не может быть обоюдной, при полном любви и согласии в семье принести её мог только один из супругов. Не может быть передана хозяином другому лицу. И не может быть остановлена никаким другим лицом, если кретин уже изъявил желание клясться. Передумать он может только сам. Текст тоже не особенно важен. И убить хозяина нельзя — удар или просто не наносится, или рикошетит. Многие пытались избирать именно такой способ самоубийства. Иногда получалось. После понижения магической составляющей продавшиеся в рабство идиоты уже могли сопротивляться хотя бы самым неприемлемым приказам, а сейчас она практически и не действует, соответственно, про неё если и помнят, то считают красивым пустяковым обрядом. Надо было все литературные произведения, где она упоминается, запретить, а лучше сжечь. Не подумали. Да их и слишком много. К счастью, не все знают, что для усиления действия надо выпустить как можно больше крови. Литр обеспечит почти полное подчинение и сейчас, но кто ж столько ждать будет?

— А Фима сам-то осознаёт, во что вляпался?

Мих пожал плечами. И огляделся. Не нравится мне это.

— По-моему, нет. Хотя должен бы, при таких-то знаниях. Но не приказывать же мне ему что-нибудь совершенно абсурдное, чтоб мозги прочистить? Где я тебе здесь найду подходящий сортир и зубную щётку? К тому же маг он потрясающий, сейчас таких уже и нет почти, вполне может и пригодиться. А если научить его еще не выёживаться, так и вовсе нормальный мужик получится.

— Маг потрясающий? — удивился я. — В двадцать-то пять лет?

— Ему такие же двадцать пять, как Роксане двадцать, — Мих по-прежнему отстранённо скользил взглядом по сторонам дороги. — И гонор у него даже заметно меньше возможностей, только меня это всё равно раздражает. А теперь, Витёк, давай на место и повнимательнее там. В случае чего, постарайся уложить Акуру и залечь за неё. Не получится — спешивайся и прячься за лошадь. В самом крайнем случае, попытайся прикинуться трупиком. И не расстёгивай куртку, я всё ж не зря на неё полдня потратил. Прыгай с лошади, как только Роксана крикнет.

Обрадовал. Сам я ничего в лесу не увижу, но я могу следить за ним и хотя бы среагировать, если меч занервничает. Так он уже нервничает. Мания преследования моментально забыла про клятву и принялась рассматривать деревья по бокам дороги, сбивая дыхание и колотя сердце о рёбра.

Через час мы перегруппировались — Цветик выехал вперёд к Роксане, а Мих переместился назад, к колдуну. Я ехал один посередине, чувствуя себя господином и повелителем, которого сопровождает почётный эскорт. Ещё через полчаса вперёд отправили Фиму, а назад перебазировалась Роксана. Когда я оглянулся в очередной раз, Миха в седле не оказалась — Роксана вела в поводу Серого. А я и не заметил, как он исчез.

Стрела прилетела слева и прошла мимо колдуна. Вторая вонзилась в дерево сбоку от меня.

Мы резво попрыгали с лошадей, но на этом артобстрел прекратился. Надо будет обзавестись шлемом, подумал я, прячась за Акуру и доставая топорик и кинжал. И бронежилет не помешал бы.

Цветик вышел вперёд, внимательно разглядывая дорогу, а вот Фима рванул назад, отпустив лошадь, и в несколько прыжков оказался рядом с Роксаной.

— Дурак, — зашипела Роксана, — вперёд иди, сзади я прикрою!

— Нет, — страстно забормотал Фима, — моё место рядом с вами! Счастлив буду закрыть вас собой от стрелы!

— Кретин, кобылу упустишь, за нами всё равно не успеешь! Вперёд пошёл, тупица! Ты ж боевой магии обучен? Вот ей и прикрой, а то меня пришибут здесь, пока ты собой закрывать будешь!

— Понял, вперёд! — воскликнул Фима и под его команду на нас рвануло не менее двух дюжин лохматых и бородатых мужиков с ножами и дубинками в руках.

Акура взвилась на дыбы и выдернула повод из рук, кидаясь вправо. Впереди Ласка и тощая кляча рванули в разные стороны, оставляя меня без прикрытия. Цветик принял на себя первых пятерых нападающих и я с запозданием осознал, что они все уже лежат на земле со свёрнутыми шеями. Двигался он для такого роста с необычайной скоростью. Фима встряхнул рукой, дорогу накрыл раскат грома, запах удушливого дыма и горящей плоти. Увидев перед собой перекошенное лицо с половиной носа, замахивающееся на меня ножом, я нырнул вправо под занесённую руку и левой вонзил кинжал в нападающего. Выдернуть его я не успел. Зато левая рука освободилась, и в удар по челюсти я вложил всю свою силу и навыки. Если рассматривать разбойников как особо шустрых зомби, это совсем не страшно. Время остановилось и потекло вязким сиропом. Звуки исчезли полностью. Фима обернулся и бросил назад заклинание — меня зацепило воздушной волной. Спереди словно в замедленной съёмке надвигался грязный мужик с ножом. От него должно вонять, но запаха тоже нет. Я встретил его ударом кулака и достал уже падающего разбойника топориком по груди. Стрела царапнула куртку, задела железную нашлёпку и ушла влево. Мимо уха пролетел кинжал — заметил его боковым зрением. Надо выдернуть свой из живота первого грабителя. И топор. Быстрее! Кинжал вышел легко, топор застрял. Еще стрела. Мимо, но может зацепить Роксану. Оглядываюсь — пери совершенно спокойно достаёт из седельной сумки очередной метательный нож. Значит, не ранена.

Цветик вертится впереди, стряхивая с себя четверых нападающих, Фима пустил вперёд огненную дорожку. Бородатый мужик вцепился Цветику в спину и тянет назад. Я всё-таки выдернул топор из трупа и бросился вперёд, думая только о том, чтоб не промазать. К счастью, спина висящего на Цветике мужика оказалась достаточно широкой и промахнуться по ней с одного шага было просто невозможно. Еще двоим охранник свернул шеи прямо на моих глазах.

— Роксана, лучник справа!

Мимо летит кинжал и сюрикен. Странно, включился звук?

— Мимо, прикрой! Достал, нормально!

Спереди на дорогу выскакивает ещё банда — да сколько же их!

С неба на лес с воем обрушиваются огненные росчерки, обломанные верхушки деревьев падают на дорогу. Стена огня встаёт впереди, пожирая деревья и расходясь в стороны.

— Фима, гаси давай! Спалишь нас всех!

Огонь с воем уходит вперёд и гаснет метрах в ста. Впереди — выжженная просека. Удар сбоку — оскаленная морда дышит мне в лицо. Блеск стали перед глазами — пасть с дюймовыми клыками отлетает в сторону. Из оставшегося обрубка хлещет алая струя, заливая глаза. Обезглавленное тело по инерции сбивает меня с ног, в глазах темнеет — то ли от крови, то ли от толчка.

— Виктор, ты как? — гудит надо мной знакомый бас. Вопль рвётся из глотки при виде черного носа и клыков у самого лица. Последним усилием воли успеваю отвернуть метящий под рёбра клинок и вонзаю его в измятую траву рядом с собой.

— Виктор?

Ужас сковал язык, из горла раздаётся нечленораздельное мычание.

— Да нормально он, только в шоке от твоего вида, — это Мих подошёл поближе и покосился на мою руку, с таким трудом удержавшуюся от удара, — ты за собой лучше смотри, а то Витёк с перепугу тебя сейчас чуть не пырнул. Хорошо, узнал, удар отвести успел, а то лечили бы.

— Чего? — бас Цветика вколачивает меня в землю. Как такая глотка может ещё и говорить по-человечески?

— Чего-чего, — передразнил меч. — Частичная трансформация — это, конечно, покруче, чем гнома за шиворот ухватить, но только когда она управляемая. Если ты непроизвольно каждый раз себе такие клыки и нос отращивать будешь, то невеста от тебя, пожалуй, сбежит. В смысле, уплывёт.

Цветик поднялся на ноги и принялся ощупывать лохматую бороду и нос. Потом посмотрел на покрытые белой шерстью руки.

— Получилось! — заорал он на весь лес. — Витёк, получилось!

Две кошмарные лапы подняли меня с земли и подбросили в воздух. Потом поймали и от всей души придавили. Ребра затрещали, я захрипел. Блин, разбойнички не ухлопали, так Цветик на радостях сейчас удавит! Спасло меня только то, что счастье Цветика требовало бурного выхода. Следующим в воздух полетел Мих. Поймав его на лету, Цветик от души стиснул меч в объятиях, радостно бася:

— Получилось! Ребята, у меня получилось! Братан не умеет, папаня не умел, а я теперь почти как дядька Горицвет! Вот мамке радость! Не чаял уже! Надо же, получилось! Ребята, а главное, это вообще не больно! Не, ну совсем не больно!

Интересно, у Миха также сейчас трещат рёбра, как и у меня?

— Осторожней, — сморщился поставленный на землю меч, аккуратно себя ощупывая, — ты мне чуть все рёбра не переломал, мы ж не железные… Тьфу! Я как раз железный, но даже мои рёбра ломаются в таких объятиях. Как же ты Златку-то свою не придавил? Вот русалки, вот народ, настолько к повышенному давлению на глубине привычные, что даже с оборотнями обниматься запросто могут!

Цветик прыгал на месте, то убирая клыки, то выращивая. Руки покрывались белым мехом, обрастая жутковатыми чёрными когтями, а потом плавно приобретали вполне человеческий вид. Такой маленький и милый щенок был, и такая чудовищная громадина получилась. Подрос что ли, за время путешествия, или при частичном перекидывании рост сохраняется? И вообще нос у него для кобеля ну очень сильно велик! Это какая ж порода получается? Непонятно.

Подпрыгивания Цвета постепенно начали переходить в пляску. Он хлопал себя по коленям, пританцовывал на радостях и голосил что-то собственного сочинения:

— Эге-гей, я теперь молодец! Домой теперь вернуться не стыдно будет мне!

— Да, — услышал я сзади голос Роксаны, — что ж теперь будет, если он полностью перекинуться решит?

Мих резко повернулся к ней и выразительно приложил палец к губам. Не хочет портить парню радость, понял я. Видимо, рост сохраняется только при частичной трансформации и Цветику вдвойне тяжело придётся, окажись он снова милой симпатичной шавкой.

Мы молча досмотрели до конца представление, устроенное нам Цветиком. Что порадовало — никаких кошмариков с выворачиванием наизнанку и скручиванием всех костей винтом при частичной трансформации, в отличие от полной, не наблюдалось. Впрочем, почему они должны проявляться у Цвета, если у старост ничего подобного нет?

— Ладно, — вмешался меч, — хватит плясать, надо с трупами разобраться. Фима, гигант! Давай с Роксаной справа вдоль дороги пройдись, там девять лучников лежат — стрелы все заберите и лук себе подбери. Пара эльфийских там должна быть. Стрелять умеешь?

— Естественно, — выпрямился Фима, тряхнув засыпанными пеплом кудрями, — у меня пра-пра-… впрочем, неважно,…дед эльф, это теперь у нас ещё поклений на десять. Только зачем мне лук, если я падающие звёзды призвать могу и на врагов обрушить?

Интересно, он имеет в виду метеоритный дождь?

— А ты у нас теперь из лука рябчиков и куропаток бить будешь, — внёс Мих здравое предложение, — или предлагаешь их метеоритом сверху пришибить? Так одни пёрышки горелые останутся. Роксан, трупы сюда волоките, Фима, с тебя быстрая и чистая кремация, понял? Злат, на тебе лошади, по запаху найдёшь? Ты ж теперь как минимум втрое быстрее бежать сможешь, любую лошадь догонишь. Если где ещё лошадей каких почуешь — веди сюда. Но я не заметил. А мы, Витёк, пойдём с левой стороны, потому как нам куча зомбиков за спиной на фиг не нужна.

Четыре трупа вытащил я и шесть Мих. Пятеро оказались эльфами. Все убиты чисто: ничего располовиненного не наблюдалось — только колотые раны. Я поймал себя на желании убрать им волосы и посмотреть на форму ушей. Наверно, я схожу с ума, думал я, подтаскивая к общей куче очередной труп — убил трёх человек, тащу покойника, и ничего не чувствую. Вообще. Кроме непотребного интереса посмотреть, острые ли уши у мёртвого эльфа. Уши оказались острые — голова запрокинулась и волосы откинулись назад, дав мне возможность это проверить. Последней вытащили мёртвую эльфийку — голую, в стадии частичной трансформации — нос ещё волчий, руки человеческие, а ноги и низ туловища в шерсти и с хвостом. Она сжимала лук, я не стал его выдёргивать, так и положил. Из плеча торчала Роксанина шпилька.

До общей кучи доволокла свою ношу Роксана и посмотрела сначала на эльфийку, потом на Миха. Затем вытащила шпильку.

— Да, — согласился меч, — я её не почуял. Всех снял, а эта тварь волчицей шла, только у дороги перекинулась, и то частично. Наблюдатель. И сразу за лук схватилась. Повезло, что он человеческий и дерьмовый. В последний момент заметил — две стрелы выпустить успела, раненая уже, живучая, скотина. Хреново. Эльфы своих оборотней подключили, минимум двух, договорились, значит. И явно в Витька целила, вот ведь гадость какая. Кольчугу тебе, Витёк, искать придётся. И шлем.

Значит, на меня прыгал эльф-оборотень. И что?

Подошёл Фима, втащил свой труп в общую кучу и направился к покойникам на дороге. Роксана нагнулась и принялась обшаривать карманы. Мих направился помогать Фиме, я тоже. Даже нашёл того мужика, который висел на Цветике и лично дотащил третьего убитого мной человека до кучи трупов. Ничего. Никаких эмоций.

Цветик привёл Ласку и Ночку и снова направился в лес. Роксана проверила все карманы, стянула с покойников все сапоги и попыталась их увязать. Связка получилась слишком большая. Тогда одну пару пери натянула на Фиму, другие принялась сортировать по качеству. В итоге отобрала три пары, остальные с явным сожалением кинула обратно. Никто из нас не изъявил желания нагрузить оставшимися свою лошадь, хотя Роксана обвела всех весьма недвусмысленным взглядом. Мы все дружно опустили глаза и сделали вид, что не поняли. Маг устроил нападавшим действительно быструю и чистую кремацию. Похоже, он действительно не такой уж неудачник, если спалил их всех за полчаса. В прошлый раз трупы горели всю ночь.

Цветик поймал и привёл оставшихся лошадей, мы ещё раз прошлись по обочинам вдоль дороги, сели верхом и отправились дальше.

Всю дорогу охранник то выращивал шерсть на руках, то укорачивал волосы и удлинял нос. Вернусь домой убийцей, твердил себе я, но по-прежнему ничего не чувствовал. Может, со мной что-то не в порядке? Я по поводу вампира переживал больше. А сейчас спокоен.

Через час мы свернули с дороги, углубились в чащу и нашли небольшой ручей. Кровь присохла к лицу, волосы слиплись, вода журчала прозрачная, но совершенно ледяная. Самыми грязными оказались мы с Фимой, соответственно, дольше всех и отмывались, клацая зубами.

Развели костёр и решили остаться. Кашу по-прежнему готовил маг, я её даже съел. И руки у меня не дрожали. В конце ужина Цветик поднёс мне фляжку и предложил выпить. Я отказался.

— Пей, — вмешался вдруг Мих, — и лучше половину. И спать ложись.

— Нет, — ответил я, — я совершенно нормально. И мне это не нравится. Я что, полный отморозок?

— С чего бы? — удивился меч. — Ты рефлексирующий интеллигент со склонностью к самокопанию.

Он хлебнул из фляжки и скривился.

— Ты прав, отрава. Главное, не заморачивайся на том, что должен сейчас сойти с ума или испсиховаться. Не должен. Это всё байки именно для таких как ты. Попробуй думать не «убийца», а — «воин», может, полегчает. Ты ж их не по заказу из-за угла ножиком пырнул, а в целях самозащиты, Злата вон ещё спасал. Давай, пей и спать ложись. Что заснуть не сможешь — тоже байки.

Я действительно выпил и действительно заснул. Без сновидений. Может, Фима подмешал что-нибудь в эту самогонку?

Воскресенье.

Утро должно было бы выдаться серым и пасмурным, а ещё лучше, чтоб как в Мглистых землях, а оно оказалось тёплым, светлым и солнечным. Ручей нагло журчал и блестел в утренних лучах, над головой пиликали какие-то птахи, запах от котелка шёл умопомрачительный, Цветик всё игрался с трансформацией, меняя на этот раз только уши, Роксана смеялась, первый раз, по-моему, за всё время, Фима мешал кашу и непрерывно шутил, развлекая девушку, Мих жевал травинку и лениво кидал ножики в землю. Полная идиллия. Скоты. Тупые бесчувственные скоты. И я никогда отсюда не выберусь, пора в этом себе признаться. Так и проживу всю оставшуюся жизнь в окружении этого быдла. Ладно, кроме Цветика. Если это жизнь, и я вообще живу. Но до замка дойти всё-таки надо, а там посмотрим.

На дорогу не выезжали, пошли вдоль ручья и через пару часов упёрлись в очередную крошечную деревушку. Кольчуг в ней не оказалось, деньги не котировались, Роксана выменяла три каравая и полкозы в обмен на пару сапог, и долго сокрушалась, что не сняла с трупов всю одежду на обмен.

Отъехали от деревушки на приличное расстояние, вернулись к ручью и пошли вниз по течению. Часа через три опять остановились на привал. Козлятина оказалась восхитительной, Фима не отрывал восхищенного взгляда от Роксаны и острил всё непрерывнее, Цветик по-прежнему трансформировался. Поели и поехали дальше. Я потел в кожанке с нашлёпками и пытался не рефлексировать и не самозакапываться. Вернее, сначала я очень глубоко самозакапывался, а потом пытался отрыться обратно. Стоило лишь мне откопаться, как ко мне в седло запрыгивала рефлексия и начинала вести задушевные беседы. И так всю дорогу. Единственное, что радовало, так это то, что чувства потихоньку возвращались. Например, очень хотелось заткнуть поток Фиминых острот и Роксаниного смеха. Я даже поймал себя на острейшем желании бросить в них обоих по кинжалу. Ещё бы наорать на Цветика и дать ему по шее, чтоб перестал покрываться этой белой шерстью, да сколько ж можно?! То нос, то уши, то нос, то уши! Не уши, так руки! Не руки, так клыки! Я трёх человек вчера убил, а он уши шерстью покрывает!!! Оборотень хренов! Как есть оборотень!!! Мих ехал впереди, его я, к счастью, не видел, а то б и с ним подраться захотел. А зачем он, сука, меня одного на этой дороге оставил? Лучников снимал, говорит? При его-то скорости и вернуться не успел? Сам бы тех троих и пришиб, так нет, меня вынудил! Бандит, и всех норовит под свою гребёнку причесать! Кровью повязать решил! Спать спокойно не может, пока сам кого-нибудь не зарежет, и другого не заставит! В объезд пойти не мог! Тварь! А этот кобель белый опять нос вытянул и когти отрастил!!! Он человеком-то теперь вообще когда-нибудь будет? Роксана, стерва, сзади заливаться придурочным смехом перестанет или нет? Когда ж они с Фимой заткнутся!!!

К вечеру, раннему вечеру, наверно, часам к семи, не знаю, как они умудряются по солнцу здесь время определять, мы снова выехали на некое подобие дороги. По обочинам стояли сосны, а по их неохватным стволам ползали белки. Штук десять. Рыжих и наглых. Застучал дятел. Любопытная белка перепрыгнула с ветки на ветку и зацокала нам вслед. Роксана сзади громко засмеялась. Кретин Фима, нашёл за кем приударить! Сбрендил, козёл, с первого взгляда! Кто ж на задницу и бюст первым делом смотрит? На характер смотреть надо! Подул ветер, явственно запахло дрожжами. Где-то гонят самогон, причём в объёмах хорошего ликёро-водочного завода. Началась просека, засеянная пшеницей. Как ни странно, мы прехали мимо воняющей деревеньки, еле виднеющейся за полем, не останавливаясь, и снова углубились в чащу. Метров через двести опять выехали на засеянное поле. Заворковал дикий голубь. Не могу понять, как такая безобидная птица может издавать такие кошмарные звуки. В детстве я боялся этого воркования почти панически, да и сейчас приятного мало.

— Роксана! — Фима верещит, как истеричная мамочка, увидевшая свою невинную четырнадцатилетнюю дочь в обнимку с панком. — Рокса-аана!!!

Оборачиваюсь. Да, это вам не панк. Это, скорее, байкер. Только летающий и с крылышками. Черненькими. Не ангел, значит.

Он порхает над полем, сжимая в руках Роксану. Не сказать, что пери сильно сопротивляется, даже ножками не дрыгает. Мне стыдно, но первая мысль: «Наконец отдохну от её дурацкого хихиканья!»

— Мих! — вопит Фима, — Что ты стоишь! Сними его!

— А сам почему не снимешь? — меч развернулся и теперь с любопытством смотрит на уносимую Роксану.

— Её задену! — чуть не плачет Фима. — А ты не промахнёшься!

— С такого расстояния? — тянет меч, невозмутимо наблюдая за полётными упражнениями Роксаны. Вампиру явно тяжело её тащить, он уже шатается в воздухе. — И не достану даже. К тому же она брякнется на землю, опасно!

— Так догони! — визжит Фима на грани ультразвука, — Спасать же надо! Вампир же! Роксана же! Спасать надо! Спасать!

— Кого? — снова медленно тянет Мих, сощурив глаза. — Вампира от Роксаны? И не подумаю. Пусть теперь сам выпутывается.

С нечеловеческой скоростью Фима спрыгивает с лошади, выхватывает лук, натягивает тетиву, кладёт стрелу и стреляет. За долю мгновения. Только не в вампира. В Миха. Меч резко отклоняется вбок, но стрела не проходит мимо, а разворачивается и летит в Фиму, просвистев прямо у его плеча. Маг бросает лук и кидает в Миха молнией, меч снова отклоняется, молния рикошетит, вонзаясь в землю в миллиметре за сапогами колдуна. Цветик непонятно как оказывается позади мага и хватает его за руки.

— Гнида! — рыдает Фима в истерике. — Ты нагло воспользовался слабостью девушки, а теперь отдаёшь её вампирам! Сволочь! Сволочь!

— Чего-о? — меч, кажется, действительно ошарашен. — Чем воспользовался? Какой слабостью? Ты в своём уме?

Он, что, действительно не в своём уме? Какие у Роксаны могут быть слабости — мужики и шмотки? Так это не слабости, это хобби.

— Да! — орёт Фима, вырываясь из лап Цветика. — Тызнал, что она любит Виктора, а он ей отказал! При тебе было! Смеялся ещё!!! Она была не в себе, а ты воспользовался этим и соблазнил её! Это низко! Низко! И подло! Она была так расстроена, что на всё согласна! Даже на тебя! Это подло! А теперь отдаёшь вампирам!

Надо же. И правда с ума спрыгнул. Помешался от ревности, бывает. Уже и к мечу ревнует.

Мих смеётся. И с откровенной издёвкой глядит на Фиму.

— А ты что, сам собирался? В смысле — воспользоваться слабостью? Так надо было меня предупредить. И у неё бы ещё спросить не мешало.

Фима бьётся в руках Цветика, пытаясь укусить того за руку. Это оказывается проблематичным, потому как руки у охранника покрыты плотной белой шерстью, которая забивает Фиме рот и вязнет в зубах. Маг плюётся, ругается и упрямо вгрызается зубами в густой мех удерживающих его лап. Ещё и брыкаться пытается, но у него плохо получается. Ростом он ненамного ниже Цветика, но раз в пять поуже, и высвободиться из его объятий никак не может.

Меч похабно ухмыляется. Роксана с вампиром давно исчезли из виду. Кажется, у нас в отряде драка из-за бабы, доходит до меня с запозданием.

— Скотина, — хрипит Фима, отплёвываясь и всхлипывая, — Злат, пусти меня, я убью его! Я его всё равно убью! Мразь!

— Куда? — резонно басит Цветик. — По тебе и шарахнет. Самого убьёт. Не уклонись он, уже бы убило. Стрелой, аль молнией. Остынь давай. Остынь. Она сама его хотела. И он тоже. Её. Давно. А тебя нет. И Виктора нет. И меня не хотела. Другую найдёшь. Остынь. Не плачь.

Похоже, новые способности сказались и на речевых возможностях Цветика. Раньше он таких длинных речей не толкал.

Минут через десять силы у мага закончились, и он затих, всхлипывая и давясь шерстью.

— Ну что? — спросил Цветик. — Пустить? Отошёл?

Пока Фима продолжал хлюпать носом, Цветик осторожно разжал лапы. Я напрягся. А ну как Фиме взбредёт в голову поквитаться с Михом другим способом, например, отправить его куда подальше из этого мира, пальнув молнией по Повелителю меча? Он вообще-то догадывается о такой возможности? Хорошо бы нет. Фима вытер нос, проплевался и прополоскал рот из фляжки. Потом гордо распрямился, тряхнул кудрями и заявил:

— Вы трусы. Вы все подлецы и трусы. Я сам пойду спасать Роксану! Слышь ты, господин и владыка? Я сам пойду и спасу её! И попробуй мне запретить! Мою любовь никакая клятва не осилит!

Он постоял, вскочил на лошадь, посмотрел на нас и снова заявил:

— Ну ты, слышишь, только попробуй мне запретить спасти Роксану от вампиров!

А вот это он зря. Создалось ощущение, что именно этого он и добивается. Весь эффект испортил.

— Зачем? — засмеялся меч. — Я не собираюсь ни запрещать тебе спасать Роксану от вампиров, ни спасать вампиров от Роксаны, ни самому тебе не запрещаю спасаться ни от вампиров, ни от Роксаны, ни от собственной дурости! Не увлекайся там, тащить тебя дальше на руках никто не собирается, разве Злат сжалится.

Под эту напутственную тираду Фима развернул лошадь и помчался вслед за улетевшим вампиром.

— А мы остановимся и подождём до утра, — спокойно сообщил нам меч. — А утром уже отправимся за Фимой. Жалко он пожрать не успел приготовить, у него неплохо получалось.

— Мих, — мне было стыдно, но никакого желания бежать вслед за магом и спасать Роксану я не испытывал, может, потому, что меч с охранником были абсолютно спокойны, — а для Роксаны-то это не опасно, вампиры всё-таки… Может это, прав Фима, спасать её надо?

Цветик с Михом заржали на два голоса.

— Да, — отсмеялся меч, — крайне опасны, как же. Баб только так воруют, ни одной не пропускают, все соседи потешаются. Сам завтра увидишь.

— А что тогда Фима к этому так серьёзно отнёсся?

Неужели просто приревновал, непохоже, рыдал ведь в голос, явно за Роксану трясся.

— Дык вот… и я думаю, — поддакнул Цветик. — Так кусался. Боялся за неё шибко. Почему?

Мих задумался, поигрывая кинжалом.

— Действительно, — согласился он вдруг, — странно. Я-то считал, Фима наш просто от ревности сбрендил, а он и правда за неё переживал. Бедняга. Давно чувствую, не то что-то с ним, думал, он просто умом в пустыне этой тронулся малость. Бывает. Но тут ещё и другое. Герефимальд, говоришь, из рода Герефимальдэлей…

И мы втроём направились за дровами и водой. Меч даже соизволил персонально срубить нехилую сосенку, настрогать её за минуту на дрова и развести костёр. Это с ним впервые. Мне досталось чистить и поить Акуру и Роксанину Ночку, Цветику — Серого и Ласку, а Мих сварил кашу. Каша у него вышла, прямо скажем, плоховатая, не сравнишь с Фиминой, но под Цветиков самогон пошла как-то очень душевно. Оставшиеся после вчерашнего полфляги мы распили на троих, Мих вспомнил пару препохабнейших анекдотов, я в долгу не остался, а Цветик ржал от всей души. Тронутые таким непосредственным восприятием, мы с Михом еще посоревновались в бескультурье и неинтеллигентности, потом Цветик хлопнул меня по плечу, едва не вогнав в землю, и пробасил:

— Витёк, это… сказать давно хочу. Это… Златом меня зови. Так лучше.

— Ладно, — согласился я и вызвался показать Злату, как у нас пьют на брудершафт, хотя мы и на ты, но всё же… Из моей фляги мы отлили половину в Цветикову, в смысле, Златову, и пили друг с другом по очереди. Я со Златом, Злат с Михом, и, наконец, я с мечом, изрядно труханув. Обошлось. Поэтому мы пошли по второму и третьему кругу, пока не опустошили всё, включая и Михову флягу.

После чего я лёг у костра, а меч с охранником разыграли дежурство в камень-ножницы-бумага из дюжины попыток. То ли Цветик-Злат выиграл, то ли Мих поддался, но дежурил он первым. Надо же, думал я засыпая, стоит убрать из коллектива женщину, хоть на день, как три мужика сразу начинают чувствовать себя едва ли не друзьями. Вернусь домой, уломаю шефа всех баб в отделе перевести в филиалы. Даже экономическое обоснование напишу.

Глава 18. Вампиры

Воскресенье, раннее утро.

Ранним утром, когда солнце ещё только-только пробилось косыми лучами через листья, мы поднялись и поехали за Роксаной. И за Фимой, куда ж его теперь… Вампирья деревушка оказалась за пшеничным полем. Даже не деревушка — достаточно большое поселение, раз в пять-шесть побольше и Волчков и Выселок. Деревня, несмотря на величину, производила унылое и заброшенное впечатление — заборы перекошены, солома на крышах лежит клочьями, обнажая деревянные балки, деревья за заборами дикие, более напоминающие лес, чем сад.

Пустая дорога, пустая улица, запущенные деревья с недозрелыми яблоками на ветках. Окно и дверь в первом доме распахнуты настежь, но никакого дыхания жизни в них не ощущается. И во втором тоже. За третьим забором обнаружилась полудохлая кобыла и двурогий серый козёл, ни капли на единорога не похожий. И подозрительно тихо. Никто не блеет, не ржёт, не гавкает и не мычит. Через три дома улица пересеклась с другой такой же, и на перекрёстке мы увидели первого человека. Или вампира. Он лежал у забора, скорчившись и накрывшись плащом, из-под которого виднелись только кончики сапог. Никакого движения или дыхания у скрючившегося тела заметить было нельзя. Метров через двадцать валялись ещё три тела. Опять без признаков жизни. Мне поплохело. Что это? Мор? Налёт? Нормальное состояние? Или солнце застало их на улице, и там, под плащами, и нет уже ничего, кроме горстки пепла? В принципе, я ко многому морально готов, вот уже и полнолуние пережил, и всё пока человек, хоть и убийца, но кто его знает, какие тут у вампиров бациллы, они, может, и для людей опасны. Мих едет впереди, посмотреть, как он реагирует, нельзя, а Цветик, ну пусть пока Цветик, всё с носом и клыками никак не наиграется, на такой морде ничего не разберёшь. Принюхивается, правда, усиленно, так ветер от нас дует, ничего не чувствуется.

На следующем перекрёстке рядом с лежащим неподвижным мужчиной мы увидели девчонку с двумя жиденькими косичками, тощую и голенастую. Она гладила его по плащу и плакала, утираясь рукавом. Рыжая кошка тёрлась около её ног, торжественно подняв хвост. Ближе к центру валяющиеся под плащами жители деревни начали попадаться всё чаще. Еще две плачущие женщины потащили навстречу нам вёдра с водой на коромыслах. В заброшенных садах прыгали кошки и белки. Видимо, рыжим прыгуньям нравился тот факт, что среди яблоневых деревьев попадался орешник.

На центральной площади на некоем подобии трона свернулась калачиком Роксана, пространство вокруг неё было сплошь усеяно раскинувшимися и скрючившимися вампирами. Вонь стояла такая, что ошибиться было невзможно — все они мертвецки пьяны. Причём настолько мертвецки, что вообще непонятно, придут ли в себя хотя бы к вечеру. Тара в виде фляг, жбанов и вёдер нашлась неподалёку. У ног Роксаны маячил знакомый подпаленный коричневый плащ — Фима. Я спешился, добрался до колдуна и потряс его за плечо. Фима не шелохнулся. Несло от него так, что впору было искать противогаз. Мих тем временем попытался растолкать Роксану. Ему это удалось, потому как она оказалась несколько трезвее Фимы.

— Ми-их, — зевнула пери, протирая глаза, — что-то вы рано приехали, волнова-ался, что-о ли? Зря-а. А воды у тебя нет?

Меч молча протянул ей фляжку.

— Дыхни-и, — потребовала пери, сделав последний глоток, — у-у… Всю ночь пили небо-ось… Алкоголи-ик, стоило на пять минут отлучи-иться, как сразу пьянствовать нача-ал… Давно бы спился, если б не я…

Она потянулась и повисла у меча на шее.

— Они все мне присягнули, — сообщила она, отцеловавшись, — а потом это дело отметили. Так что нас будет кому сопровожда-ать, только как мы столько самогонки с собой утащим? А-а, а меня ещё Фима здесь нашёл, спасти пытался. Зачем ты этого дурака отпустил, он тут всех спали-ить хотел, хорошо, что его эльфийские рефлексы требуют сначала из лука выстрелить, а потом уже другими способами драться. А если б у него лу-ука с собой не оказалось? Ты ему специально из этих соображений лук вручил, или случайно так получилось? Надо будет у него этот лук на фи-ик отобра-ать, когда до эльфов дойдём… Пусть сразу по ним магией вда-арит. Так-то Улириул стрелу из груди просто вытащил и бокал засосал, а я тем временем этого придурка успокоила. Хорошо, они мне уже присягать начали, а то он бы их огоньком, они его клыками, были бы мы без мага и с половиной крылати-иков. Мне пришлось лично ему первые два кубка налить, так он ещё морду воротил, ханжа-а. Сивухой, говорит, несёт. Я, говорит, воспитания тонкого, образование у меня, говорит, самое лучшее магическое, академию, говорит, закончил с отличием и преподавал в ней, архимаг я, говорит, и такую дрянь, говорит, пить не обучен. Гонору-у, куда столько, а? Архима-аг… Проще надо быть. А я ему: пей, раз спасать явился, от этого успех дела зависи-ит. А если такой крутой, давай тогда сивуху эту магически очисти. Так что-о ты думаешь? Поколдовал, и привёл-таки во вполне пригодное для питья состояние. Вон валяется. Тоже присягнуть пытался, но у него не вышло, клятва не позволила. А! Он ещё тебя уби-ить обещал, это уже после пятого кубка. Я, говорит, его, тебя в смысле, уже один раз чуть не пришиб, меня Злат удержал. Ревни-ивый! Чего бы и тебе таким не бы-ыть, а? Так я чего подумала — если он по Ви-итьку шарахнет, это будет нападением на господина считаться или нет? Он таким образом до тебя добраться не решит? Ты к-ак думаешь?

Стерва, волнует её, понимаешь, не что со мной будет, а выкинет ли отсюда этого паразита! А ведь этот вопрос для меня куда как более жизненно важен.

— Не знаю, — ответил Мих. — Думаю, от умысла зависит. Если в меня таким образом метить будет — срикошетит. А если именно в Виктора по какой-то другой причине, может, и нет. А, может, и срикошетит, в бессознательном-то состоянии господину тоже вред нанести нельзя. Будем надеяться, у него хватит ума этого не проверять, потому как если удар вернётся обратно, останется от Фимы…

Лучше бы он задумался, что от меня останется, если клятва не сработает! Теперь ещё и на Фиму непрерывно оглядываться! Оставить его надо было! Злат, болван жалостливый, заступается за кого ни попадя!

— Ну-у ла-адно, — снова зевнула Роксана, — вы тут погуляйте, а я посплю ещё чуто-ок, ага? Только всех баб подряд не клей, ага-а? Зна-аю я тебя, ни на минуту оставить нельзя-а… ма-ало того, что пьяница-а, так ещё и бабни-ик вприда-ачу…

Она свернулась калачиком на кресле и отключилась.

Мы спешились, привязали лошадей к ближайшей ограде и решили осмотреть посёлок. Ничего нового. Непробудно пьяные вампиры и несколько всхлипывающих женщин. Что интересно — женщины явно принадлежали к человеческой расе. И все были не старше двадцати. Пару раз я даже заметил, что они пытаются наладить быт. Какая-то молодуха несла вёдра, ещё одна выгоняла козу на выпас, а совсем героическая девица пыталась оттащить бесчувственное тело в тенёк и полить водичкой. Разглядеть, как выглядел пьяница, сподобившийся оттаскивания и поливания было сложно.

— Не въехал, — обратился я к мечу, — это они так присягу отпраздновали? Сколько ж надо выпить, чтобы до такого состояния дойти? И где вампирши? Они тоже в канавах валяются? Так сапоги у всех не менее сорок третьего размера… Я вроде слышал, вампиры у вас закодированы. От алкоголизма? Непохоже…

— Скорее наоборот, — усмехнулся меч, — на алкоголизм.

— Зачем? — не понял я.

— Видишь ли, — Мих ненадолго задумался, — когда бесчинства вампиров дошли до того предела, что терпение иных говорящих полностью истощилось, а земли рядом с вампирьими поселениями полностью обезлюдели, встал вопрос, ты будешь смеяться, какой: что делать? Война на истребление, или поиск компромисса? Тогдашние вампиры действительно были кошмаром всей округи, а скорость их реакции была такова, что для истребления одной особи требовалось не менее десяти говорящих с осиновыми кольями, или десяток лучников со стрелами с серебряными наконечниками. Война-таки началась…

— А когда это было? — уточнил я.

— Да лет триста с лишним назад, — прикинул Мих. — И быстренько стало ясно, что оклематься после неё вряд ли кто сможет… Эльфы тогда уже себе сами и безо всяких вампиров таких проблем насоздавали, что воевать практически не могли… Собственно, почему вампиры и обнаглели, раньше их эльфы сдерживали, а тут такая драма в эльфийских лесах, совсем им не до вампиров стало… Людей и оборотней в окрестностях вампиры всех пообращали… В общем, говорящим пришлось подключить тогдашнего светлого Владыку, неплохого и здравого мужика, он устроил всем нехилое показательное выступление, — Мих мечтательно улыбнулся, — и предложил кровососам выбор: закодироваться или исчезнуть как вид. Потому как иначе как вид исчезли бы люди и эльфы. Вампиры согласились. А что им оставалось? К тому же, выяснилось, что кодировка на кровь даёт неплохой побочный эффект — устойчивость к солнечным лучам. За целый день голышом на пляже, вампир, пожалуй, и сгорит, но три-четыре часа выдержит запросто. Конечно, некоторая часть кровососущих откололась и ушла в леса, они и сейчас есть, ими детей пугают, да ты и сам с ними сталкивался, но урон от них, как от обычных разбойников, всё полегче. Правда, где справится один вампир, разбойничков надо человек десять, ну так вольного люда и больше значительно…

— А алкоголизм, — не понял я, — им что, спирт вместо крови прописали?

— Нет, — усмехнулся меч, — им свиную и коровью кровь прописали, без проблем, люди её всё равно сливают, но выяснилось, что во-первых, она им не очень и нужна, могут год не пить — и ничего, живы, насколько вампиры вообще живы, а, во-вторых, кодировка от одной зависимости порождает зависимость другую. Раньше все силы на жажду крови уходили, а как их от неё избавили, оказалось, что они просто не знают, чем заняться и куда себя деть. Есть вампирьи поселения, где все как один травяные сборы делают. Курят, заваривают, дегустируют и с одного глотка или затяжки называют, сколько трав на сбор пошло, в каком месяце собраны, кто собирал и в каком часу дня или ночи… Соревнования устраивают. Да. Свиную кровь ещё дегустируют — у тех фермы целые разных пород, а саму свинину экспортируют куда только можно. Но таких поселений — одно-два на три дюжины. Остальные пьют горькую. Оказалось — самый доступный способ замены. Причём, поскольку непонятно, относятся ли вампиры к живым существам, никаких последствий в виде цирроза им не грозит. Только тяжкое похмелье с сивухи. А если их на чистом спирте держать — так вообще всё замечательно. Летают целый день и хозяйством заниматься пытаются. Надо будет Фиму приспособить спиртом запастись, нам под вампирьей охраной дальше ехать, надо, чтоб на ногах стояли и летать могли.

— А женщины вампирьи где? — озадачился я, увидев, что мимо нас опять прошла явно не вампирша. — Почему ни одной вампирки нет? Их и не было что ли? Или они от людей ничем не отличаются?

— Почему? — Мих задумчиво проводил девицу не совсем пристойным взглядом. Она была очень ничего — высокая и полногрудая, молодая только слишком. — Были. И сейчас есть. Разбежались, кто ж с алкоголиками долго выдержит. Кто по более трезвым поселениям, кто к людям, а кто и к эльфам. Оказалось, что вот бабы-то как раз замену крови запросто найти смогли — домашнее хозяйство, готовка, стирка, шитьё, вышивание, дребедень всякая женская. Любой мужик вампиршу за удачу в дом ввести считает. У них в руках всё горит, хозяйство ведут образцово, везде пуфики, рюшечки, кружавчики и чистота. Детей только рожать не могут, поэтому на них в основном немолодые вдовцы с детьми женятся.

— А если они у них крови хлебнуть вздумают? Не опасно? — перспектива жить в одном доме с вампиршей меня бы не вдохновила.

— Да какая же баба кровь из мужика не пьёт? — засмеялся меч. — Эти если и хлебнут, то хоть в прямом смысле. В переносном, оно, знаешь, иногда много хуже…

Интересно, это он Роксану имеет в виду?

— А женщины здесь откуда, ты говорил, их воруют? И как люди это терпят?

— Да запросто, — опять заржал меч, — поскольку они все алкаши, то никакого урона дамской чести нанести просто не в состоянии. Если б могли, здесь бы и баб много больше было. Сбежать от них, пока они тут валяются, любая дура может, ещё и что нужное из вещей на дорожку прихватить, что до неё утащить не успели. А те, кого мы изволим наблюдать, это влюблённые идиотки, мечтающие об утончённом и красивом рыцаре. Вампиры, знаешь ли, все как один потрясающие красавцы, на вкус восторженных девиц. Нам с тобой не понять, но бледный истощённый лик, горящие глаза, сантиметровые клыки и крылья приводят некоторых в экстаз одним только своим видом…

А некоторым подавай наглого и бесшабашного мужика, подумал я, вспомнив, как Мих только что раздел взглядом проходящую мимо якобы влюблённую в вампира молодку, и та тут же с неимоверной скоростью завертела задом, почему-то полностью проигнорировав, что меч под стандартный типаж рокового красавца с бледным ликом и горящими глазами никак не подходит. На спокойных же и порядочных зануд женщины вешаться не желают. Или желают, но только предварительно выяснив толщину их кошелька. И вот тогда из скучного, заурядного и невзрачного типа ты сразу же превращаешься в крутого офигительного красавца с кучей достоинств, мужественного и сексуального. С бешеным шармом. В виде кредитной карточки и иномарки, надо полагать. Знаем, проходили. В чём-то вампирам легче — они точно знают, что любят их самих, а не те деньги, которые можно из них вытянуть.

— … Потому иногда сюда девчонки и сами приходят, или остаются, пленённые возвышенными речами о платонической любви и роковой страсти, ну и проникновенным страдающим взглядом алкоголика, естественно, — продолжал меч, поворачивая назад, — а вампирам что — им баба нужна, причём трезвая, иначе утром некому будет поднести опохмелиться, или рассольчику там свеженького приготовить… А она опять-таки, героиней себя чувствует, куда ж он без неё, сам до рассола не доползёт…

Вот как раз — тощая девчонка несёт крынку к начавшему шевелиться и стенать телу. Садится рядом, нежно гладит и пытается ложкой влить в рот какую-то жидкость. При этом вся её фигурка выражает трогательное нежное участие и просто-таки всепоглощающую любовь. Вампирьи чары, не иначе!

Воскресенье, день.

К полудню вампиры на площади начали стонать и шевелиться. За это время мы успели найти дом предводителя — того самого Улириула, который Фимину стрелу из груди вытаскивал — и познакомиться с его женой. Ей оказалась худая зелёная эльфийка с копной давно не мытых волос, и в засаленном фартуке поверх какого-то серого балахона. Звали её Саэнлинириэль. Она показала нам место за околицей, где вполне можно было расположиться лагерем. Что порадовало, рядом протекала неширокая речка. Речка петляла, огибая посёлок с двух сторон, а перед ней и за ней расстилалось поле — незасеянное. Полей вообще около деревни было много, в основном, пшеничных. Я так понял — пшеницу на самогон сеяли. В одной из излучин реки можно было разглядеть развалины полуразрушенного строения, над которым клубился дымок. Создалось ощущение, что это местный заводик по производству продукта, заменившего вампирам кровь. Далеко за речкой виднелся табун лошадей и несколько коров. Оказалось — местные. Мы даже нашли брод и успели сгонять туда познакомиться с пастухами и заказать себе молока к ужину. Приглядывала за животными толстенькая и жизнерадостная девица лет семнадцати на пару с бледноликим и черноглазым типажом истинного вампира и покорителя девичьих сердец. Роковой красавец выглядел на двадцать пять и на ногах и крыльях держался, хотя несло от него прилично. Надо полагать, этот пастух оказался чуть меньшим алкоголиком, чем все остальные, потому и девушка у него не столь унылая. Или просто на свежем воздухе и парном молоке похудеть и озлобиться не успела. Мы вернулись на свою сторону речки, оставили Злата на берегу вместе с лошадьми, набрали побольше воды для Роксаны и Фимы, и пешком направились обратно в деревню.

Роксану снова растолкали, сколько ж можно дрыхнуть, Фиму не удалось. Стенающие вампиры поднимались на ноги и крылья, отвешивали госпоже Роксане церемонный поклон и шли или летели похмеляться. При этом они умудрялись шататься как на земле, так и в воздухе.

Улириул привёл себя в более или менее приличный вид и вместе с супругой пригласил нас отобедать. Эльфийка по этому поводу помыла голову и надела чистое платье. Оказалось — вполне симпатичная девица, лет восемнадцати на вид, а зелёной помадой и у нас некоторые красятся.

Перед дружественным визитом к главе вампиров мне было поручено разбудить Фиму:

— Видишь ли, — предусмотрительно объяснил меч, — он вполне может спросонья запустить в меня какой-нибудь дрянью… не хотелось бы его потом от земли отскребать.

А в меня, значит, может запулить, а может и не запулить…

— Мих, — внёс я рацпредложение, — а давай его Злат или Роксана распинают… Безопаснее.

Меч замолчал и внимательно на меня посмотрел. И я как-то так сразу осознал весь идиотизм и тупость своего предложения, а также откровенную постыдность собственной трусости и нерешительности, которую я всегда считал благоразумием.

— Я знаю, что делаю, — отрезал меч. — Нам всем дальше ехать. Приведёшь нашего красавца в чувство, и вместе к Улириулу бодрой рысью. Ничто так не сближает, как совместная выпивка. И чтоб без Фимы пить не являлся. И попробуй только сам не приди под предлогом, что его не разбудил. Жаль, Злата за лошадьми приглядывать оставить придётся, но ничего, без такой сивухи он не много потеряет…

Я Фиму толкал, пинал, поливал и тряс. Через полчаса он открыл глаза и застонал. Вылакал две фляги воды, ведро, которое я, между прочим, из соседнего двора пёр, вылил себе на голову, а потом занялся магическим врачеванием собственного тяжкого похмелья и сушкой собственной же облитой мантии…

— О, — стенал он, — у, а-а… Виктор, как же я так, а? Сроду так не напивался… Что, блин, за вампиры такие, и не слышал про такой вид… Почему не слышал? Чтоб я — да не слышал? Это ж не вампиры, алкоголики натуральные… А внешне — чистые вампиры. И летают. Дай ещё водички, а? О-о…

К Улириулу он идти отказывался наотрез. Я настаивал, Фима упирался.

— Фима, — обозлился я, — Мих мне велел без тебя на пьянку не являться, не подводи меня, будь человеком… Это ж, считай, ответственные переговоры по нашей охране, а ты тут ваньку валяешь… Пойми меня, а?

— Угу, — нахмурился Фима. — Виктор, кто из вас господин и повелитель? Смотреть тошно, как ты его боишься… Взрослый нормальный мужик, и так трясёшься. Стыдоба!

Уж чья бы пьяная рожа мне мораль читала?

— Фима, Роксана просила, чтоб ты пришёл, — без зазрения совести соврал я, — её очень тронуло, что ты её спасать прибежал…

— Ну да, — ещё больше помрачнел Фима, — врёшь ты всё, её тронешь, как же. Дурак я, ей и не грозило ничего…

Но идти согласился.

Воскресенье, вечер.

Роксана очень быстро и спокойно договорилась насчёт сопровождения. Улириул обещал выделить нам две дюжины вампиров в охрану. Он мог бы и больше — но всё упиралось в количество лошадей. Их было чуть больше двух дюжин, и отдать их всех в наше сопровождение он, конечно, соглашался, как же можно такой красивой госпоже отказать, но очень, просто очень просил оставить хотя бы пяток в пользование посёлка. Мало ли что. Лететь вампиры вслед за нами, в принципе, могли, но не очень долго — наверху их быстро продувало, и им требовалась убойная доза горючего. Получалось, что для поддержания одного вампира на лету в течение нескольких дней нужна лошадь, целиком и полностью увешанная бурдюками со спиртом. Выходило баш на баш. Пери решила проявить благородство и согласилась на две дюжины охранников.

По завершении официальной части вампир выставил на стол бочонок первача и попросил Фиму повторить вчерашнее великолепное выступление с магической очисткой, потому как оно произвело на тонкую и впечатлительную душу вампира просто неизгладимое впечатление, да и гостям такое чудо пить будет заметно приятнее. Ну и похмелье, соответственно, не такое тяжёлое окажется.

После третьего кубка Саэнлина расчувствовалась, разностальгировалась и изъявила желание спеть нам народные эльфийские баллады.

— Понимаете, — объясняла она, — я так люблю петь, но кому здесь нужно моё искусство? К вечеру они все уже лыка не вяжут, и ничего в эльфийских песнях не понимают… Ну разве, если им проорать что-нибудь типа «Налей ещё, налей скорей, налей в бокал и тут же пей…», то, может и прореагируют… А я столько баллад знаю, трогательных… Я спою вам балладу об огненном принце, хотите?

Она сбегала за некоей разновидностью музыкального инструмента, напоминающей помесь балалайки с гуслями и затянула тоскливую душещипательную и откровенно слезогонную балладу. В сей длинной песне повествовалось о юном эльфийском принце, прозванном огненным, который, будучи юным и романтическим отроком, ушёл на грозную битву со злобным драконом и сгинул где-то то ли на пути к дракону, то ли в битве. В общем, никто с тех пор про него не слышал, а эльфийский дом остался без своего принца и короля и теперь плачет о нём денно и нощно… Фима сделал глоток и всхлипнул.

— Надо же такое придумать, — поразился он, — сколько тоски, сколько горечи… Драко-он, о, огненный при-инц, как романти-ично, ещё, на бис!

— А почему его огненным прозвали? — полюбопытствовал Мих, — Душа, что ль, горела? Или ещё что?

Тут уже встрепенулся Улириул. Проблемы горящей души были ему как никогда близки.

— Не знаю, — ответила Саэнлина, — Может, и душа горела. А, может, просто вспыльчивый был. Это так давно было, никто уже не помнит…

И она нежно погладила мужа по руке.

— На би-ис! — потребовал Фима и чокнулся с Улириулом.

Вдохновлённая таким приёмом, эльфийка забацала ещё более заунывную песню о тяжкой доле эльфийского народа, оторванного от своего законного короля и обречённого на медленное вымирание, потому что король есть сосредоточие и символ, чего-то там символ… и ещё что-то, бла-бла-бла… И вся эта бодяга длилась неимоверное количество времени, перемежаясь страстными всхлипами и выражением надежды, что король вернётся, и народ эльфов возродится, и у них родятся дети, которые вот уже сколько лет не рождаются, и леса воспрянут, и ещё какая-то хренотень про трон эльфийских королей, который кучу незаконных и вполне законных претендентов на престол просто спалил, потому как ждёт одного-единственного… Электрический стул какой-то, а не королевский трон. И совершенно бесконечная песня. Удавиться с тоски. Такую только в стельку пьяный вампир выдержать сможет. Вот Улириул как раз уже и выдерживает — в полной отключке. Счастливый. Я бы тоже заснул, но Саэнлина в конце каждого куплета взвизгивала… Фима, наверно, уже раз двести проклял бы свою просьбу спеть, но он сладко храпел к моей совершенно чёрной зависти. Мужественно внимали только Мих с Роксаной, причём меч слушал этот вой даже с интересом, уж не знаю, показным или натуральным. Когда эльфийка перестала стонать и плакать, я ткнул колдуна в бок, чтобы он хоть как выразил своё одобрение.

— У-у, — замычал Фима спросонья, — и это эльфийская песня? Заунывщина тягомотная, слушать тошно… Где такое старьё только откопала… Ой, прости, я хотел сказать, очень прочувствованно… Зато исполнение прекрасное, да…

— Саэнлина, — попытался сгладить я неловкость, — а что там про королевский трон? Я что-то не понял, как у вас обстоят дела с наследованием престола…

— По прямой мужской линии, — поджала губы оскорблённая эльфийка, — и наследник должен сесть на трон, чтобы тот его признал. Кого трон не признает, того или спалит или просто скинет на землю.

Она обиженно замолчала.

— Угу, — вмешался не вполне разбуженный Фима, — можно подумать это кто проверял… Короли-то по кулю кулей лет сидят, а то и больше, о каком наследовании вообще речь идти может, надо ж такую дурь сочинить… Это всё тупые заумные байки про трон, для полных романтических идиоток… Кому оно надо — на королевский трон садиться, проверять, спалит или не спалит… Ой, прости, я хотел сказать, это, видимо, очень оригинальная переработка какой-то древней баллады, когда короли ещё достаточно часто менялись… эээ… и исполнение очень сильно сглаживает… ммм… общее неудачное впечатление от этой песни…

Он стушевался и опять заснул. Или сделал вид, что заснул. Эльфийка мрачно сопела.

— Не расстраивайтесь, — весьма обольстительно оскалился Мих, исправляя положение, и Саэнлина сразу повеселела, — он просто ничего не смыслит в стихах и эльфийской истории. Я в восторге, как интригующе вы смогли преподнести эту песню, мне доводилось её слышать в другом исполнении, и могу сказать, что ваше — просто восхитительно. Смотрите, Виктор чуть трезвее, и он почти плачет… А как вообще случилось, что столь гениальная певица оказалась в поселении вампиров, где никто не может оценить её таланта?

— Когда ты единственный ребёнок за последние полкуля лет, — погрустнела эльфийка, — и всё взрослое население ходит за тобой толпой, норовя утереть сопли и подать конфетку, а тебе уже пятнадцать… А он такой красивый, романтичный, летает, в любви признаётся, говорит, что взрослая уже… Впрочем, здесь всё равно лучше — никто хоть не следит за каждым твоим шагом.

Спустя полчаса мы с мечом подхватили под руки пьяного Фиму и поволокли его в соседний дом, где эльфийка договорилась о комнате на ночь для нас с магом.

Памятуя свои клопиные мучения в «Трёх единорогах», я долго тряс и протирал колдуна мокрой тряпицей, стараясь привести в чувство.

— Что-о? — простонал он наконец, — Ну что ты меня никак в покое не остави-ишь… Ну чего тебе…

— Фима, — задал я животрепещущий вопрос, — ты клопов из кровати вывести не сможешь? Я так спать хочу, но как представлю эту кошмарную чесотку… И сил к Злату в поле тащиться нет…

— Виктор, — зевнул маг, морщась, — ну ты подумай — какие здесь могут быть клопы? Это же вам-пи-ры! Вам-пи-ры! У них крови нет… Что эти клопы сосать будут? Самогон? Дай поспать, а… второй день не просыхаю, как последняя скотина запойная…

И он опять отключился. А клопов действительно не было.

Понедельник — вторник.

Наутро я выбрался из кровати с чугунной головой, нашёл во дворе колодец и долго приводил себя в порядок. Саэнлина оставила в доме на кухоньке пару лепёшек, несколько кусков мяса, пяток сваренных вкрутую яиц, крынку молока и кувшин на опохмелку. Кувшин я вылил во фляжку, чтоб не соблазнял ни меня ни мага, и сполоснул, чтобы Фима не понял, что там было. На всякий случай. Не хватало нам с ним с утра ещё похмелиться, и начать пить по новой. Впихнул в себя хлеб, запил молоком, и пошёл разыскивать Миха с Роксаной. Стыдно, но молоко я выдул всё, а Фиме налил воды из колодца. Вот такая я скотина. Но молока хотелось неимоверно, я просто не мог удержаться. Люблю я его, особенно натуральное. И не могу остановиться, пока не опустошу всё, что стоит на столе. Единственное, что меня оправдывает, так это то, что молоко всё же не водка. Надеюсь, ходить здесь в одиночку достаточно безопасно, думал я, открывая калитку.

Посёлок опять был пуст, и снова на улицах попадались редкие бесчувственные тела и плачущие девицы. Оказывается, это они не на радостях перепились, а у них каждый день так, дошло до меня. Небо заволокло тучами, затянул мелкий пакостный дождь. Пока он не превратился в ливень, я забежал под навес над крыльцом первого же попавшегося дома, где была открыта калитка, проклиная собственное безрассудство. Вовремя — дождь полил как из ведра. Проверять, открыта ли дверь в дом, я не стал. Подождал, пока ливень кончится, и пошёл на площадь. Где искать Роксану с Михом я себе представлял слабо. Побродил-побродил и решил вернуться к колдуну, всё не так одиноко и страшно. Тут выяснилось, что я весьма туманно представляю, куда идти. Ещё покружил, по-моему, я уже часа два тут шляюсь. Вернулся на площадь, посмотрел на десяток пьяных вампиров, валяющихся на промокшей земле. Думал — что опаснее, дождаться, пока они придут в себя, или пойти искать нашу с Фимой избу. Вампиры начали шевелиться, я решил слинять по-тихому. На всякий случай. Где, блин, мой меч? Кто тут Владыка и Повелитель, в самом деле? Бросил меня одного в вампирьем поселении, а ну, как они выпивки не найдут и вкус крови вспомнят? Я лихорадочно огляделся. Вампиры просыпались. Кажется, наш с Фимой дом в той стороне, сообразил я и рванул с площади почти галопом. Мания преследования бежала рядом и норовила запрыгнуть на ручки. Похоже, вот он — переулок, куда мы вчера сворачивали…

— Виктор! Виктор! — услышал я позади обычный полуистерический взвизг Фимы, и с огромной радостью обернулся. Маг бежал ко мне по размокшей улице, подобрав полы мантии.

— Виктор, — задыхаясь пробормотал он, — одолжи мне два золотых, я верну… потом. Заработаю и верну.

Руки у него тряслись, крылья носа нервно подрагивали, пересохшие губы Фима нервно облизывал, морщась и непрерывно сглатывая. Неужели всё-таки наш маг оказался впридачу ко всему ещё и алкоголиком, развязал вчера и позавчера ночью и теперь находится на грани запоя? Только этого нам не хватало. Тогда Мих точно оставит его здесь, даже жалко, я, в принципе, уже и не вздрагиваю при взгляде на колдуна, чем-то он мне понравился. Совместная выпивка сближает, кто бы спорил.

— Фима, — начал я как можно убедительнее, с горечью осознавая, что все мои слова абсолютно бесполезны, но не могу же я алкашу денег на водку дать, и фляжку свою я ему дать не могу, алкоголик же, и промолчать не могу, не положено молчать, мораль прочитать надо, для очистки собственной совести, — ты же здравый и интеллигентный мужчина, маг, неужели же ты будешь пить эту сивуху? Или поколдуешь? Но пойми — водка должна быть не магическая, а натуральная. Неужели тебе не стыдно, возьми себя в руки — жил же ты как-то три года без выпивки, и вот именно сейчас тебе так приспичило? Ты думаешь, что я дам тебе денег? Ты же наверняка можешь себя магически привести в норму, разве нет?

— Что? — брови у Фимы поползли вверх. — Какая водка? Ты самогон так называешь? Ты что, решил, я на выпивку? Виктор, как тебе не стыдно! Я был о тебе лучшего мнения! Пойдём! Пойдём скорее!

Надеюсь, он потащил меня не в пустынное место, чтобы с Михом поквитаться. Или чтобы фляжку с опохмелкой отобрать.

Нет, всего лишь в какой-то вонючий закоулок, но настроен явно неагрессивно, так что можно немного успокоиться. Посередине закоулка стоял, пошатываясь, самый натуральный вампир, такого вампиристого вида, что дальше просто некуда: рожа бледная-бледная, черные патлы до плеч, хищный нос с горбинкой, тонкие губы и огромные чёрные глаза с красными отблесками зрачков. И эта воплощенная мечта романтической барышни держала в поводу совершенно кошмарную клячу. Сплошь покрытую какими-то болячками и лишаями, с раздутым животом и одновременно выпирающими рёбрами, гноящимися глазами и опухшими ногами. Все болячки были плотно облеплены слоем слепней и мух. Доходяга даже хвостом не махала, чтобы их отогнать. Бедную животину давно надо было пристрелить, чтоб не мучалась.

— Вот, — чуть не плача заявил Фима, — этот гад запросил за него два золотых, иначе зарезать обещал. Виктор, дай денег, я лошадь куплю, пожалуйста! Я его вылечу, классный жеребец будет!

— Фима, — неуверенно начал я, — по-моему, этой животине самое место на живодёрне… А вампир тебя просто на жалость развёл. Слышь, — обратился я к вампиру, — эта кляча серебрушки ломаной не стоит, могу заплатить две, чтоб парень не расстраивался.

— Не, — оскалил вампир длинные клыки, — не пойдёт. А будете ещё торговаться, три золотых запрошу!

Натуральный вампир. Как он довёл животное до такого состояния — кровь из него пил? Или просто лежал в запое, а лошадь в конюшне запер и забыл?

— Виктор, — скулил и подпрыгивал Фима, — ну пожалуйста, он на моего Эстрелла похож… жеребец у меня был, в молодости… Смотри, какого он цвета…

Если честно, различить за болячками и струпьями цвет жеребца было довольно сложно. Гнедой, скорее всего. Таких полно.

— А давай, — пришла мне в голову здравая мысль, — пойдём к Роксане, попросим, чтоб она этого живодёра заставила нам лошадь по себестоимости продать?

Фима смутился и опустил глаза.

— Роксана это… занята сейчас. Не до лошади ей.

Та-ак. То-то я смотрю, один я по посёлку шляюсь. А этот гад, значит, совсем одурел от страсти, уже и без защиты меня оставил? Свинство какое — мой, понимаешь, меч, а я один тут стою, под шальную стрелу подставляюсь! И ладно бы только меня на произвол судьбы оставил, так его, похоже, и судьба похода не интересует, на всё наплевал из-за какой-то юбки!

— Три золотых! — оскалился вампир.

— Виктор, — всхлипнул Фима, — ну давай ты два золотых, а я своё седло принесу, и уздечку, а? Пойдёт? Я бы и лошадь свою отдал, так этот мерзавец и её до такого состояния доведёт, жалко же… Витёк, я его вылечу, а ездить ты будешь, хочешь? Твой будет, денег только дай, а?

— А как ты без седла и уздечки поедешь? — удивился я.

— Элементарно, — пожал плечами Фима, — только никакого снаряжения уже с собой не повезёшь особо… Ничего, мне много всё равно не надо.

— Слушай, — я сделал ещё одну попытку спасти свои деньги, — а что бы тебе свою кобылу не вылечить? Занялся бы ей, всё польза…

— Так я уже всё что мог, сделал, — поднял брови Фима, — скачет, не хромает. Извини, врождённые данные можно только исправить и немного улучшить, из рабочей лошадки элитного рысака никак не сделаешь… Ну ещё чуток омолодить можно и сил добавить, сделаю… Но такой, как этот жеребец, она ни в жисть не станет, не дано…

Вампир открыл было рот, но, видимо, решил, что четыре золотых — уже перебор. И правильно, я бы точно тогда Роксану нашёл, из постели вытащил и сюда приволок, на подданного воздействовать. Ладно, я ещё почти ничего и не потратил за весь поход, и седло магу пригодится, не заставлять же его чудеса верховой езды демонстрировать… Не столько коня жалко, сколько Фиму. Может, займётся лошадью, про Роксану меньше думать будет. На что мне эти три золотых, и так ясно, что Мих меня дальше с собой тащить будет… и накормит и оденет, никуда не денется.

Сволочной вампир за три золотых не поленился даже драную уздечку с коняги снять и унести с собой, так что Фима вёл доходягу за гриву и гладил при этом. Ещё и мух отгонял. Я побрезговал дотрагиваться до столь запаршивленной лошади, а он — ничего, запросто, и шептал ещё что-то.

Весь остаток дня мы провозились с жеребцом — всё равно делать больше было нечего. Я даже умудрился искупать в речке несчастную клячу и не сблевать при этом. Медик или ветеринар из меня точно никакой. А колдуну хоть бы хны, и глаза протёр, и болячки осмотрел и смазал. Даже не поморщился. Потом Фима бегал по окрестностям и собирал снадобья, варил строго по схеме и втирал в конягу в тщательно выверенном порядке, а я мешал зелья в котелках, когда никакого Фиминого участия уже не требовалось, а ему нужно было за очередным ингредиентом. Тошнило, конечно, но не оставлять же мага одного. Хорошо, зелья не смердели, а пахли вполне приемлемо — травами. Потом Фима колдовал, бормотал, гладил, плясал и камлал вокруг этого коня. Разве только бубна у него не было, а так — чистый шаман. Затем мы опять мыли и мазали эту лошадь. На заходе солнца Фима сварил десятый, наверно, по счёту бальзам, и всё пошло по новой. Мыли, притирали, поили и кормили разными снадобьями беднягу мы в общей сложности раз пятнадцать. Видимо, у Фимы была наработана какая-то местная ветеринарная методика. Почти в темноте нас нашёл Мих. Посмотрел на жеребца, потрепал его и заявил:

— Значит, пока вы тут с Фимой на пару развлекаетесь, Злат ваших лошадей один поить и чистить должен, так что ли? Приведёте его в порядок, и дюжиницу вдвоём будете за всеми нашими лошадьми ухаживать, ветеринары хреновы. Без вампирьих, естественно. Если сей жеребец от ваших изысканий дуба не даст, как раз по три лошади на рыло придётся. И не обольщайтесь, что одного это избавит от заготовки дров, а второго — от приготовления пищи.

Я хотел было ему ответить, что он тоже весь день на пару не хило развлекался, но пожалел мага.

— Да, — бросил меч через плечо, уходя, — Фима, найди меня утром, я тебе его подкую, если в норму придёт.

Ночь Фима прыгал вокруг коня, обнимал его, гладил, целовал в нос, а я сидел у костра, то погружаясь в полудрёму, то разглядывая мага. Утром он взял жеребца и пошёл искать Миха. Представляю, чего ему это стоило. Я же направился в поле к Злату и нашим лошадям, просто потому, что боялся оставаться один, а смотреть на Фиму с Михом не хотелось. Не моё дело.

Лошадь в поле Фима привёл днём. За ним в некотором отдалении шли Мих с Роксаной, причём пери не сводила с коня восторженного взгляда. Любой мужчина сошёл бы с ума, если бы на негосмотрели так. И я её понял.

Столь прекрасного существа мне видеть ещё не доводилось. Любая другая лошадь смотрелась рядом с ним, как «девятка» рядом с «Бугатти». Такого коня не были достойны ни арабский шейх, ни индийский раджа, ни японский микадо, ни римский император. Может быть, величайший полководец всех времён и народов, легендарный наследный принц или король эльфов, или признанный чемпион по всем видам верховой езды во всех обитаемых мирах могли бы с натяжкой претендовать на него. Ни одна самая крутая импортная тачка не могла сравниться с совершенством его линий. Фима действительно великий маг, осознал я вдруг, если сумел увидеть и возродить к жизни такое чудо.

— Вот, — просиял Фима, — неужели это сокровище не стоило трёх золотых, а? А вы думали, врут легенды про паршивого жеребёнка? Нет, всё правда, увидеть только надо… Виктор, держи, я ж тебе его обещал…

Жеребец был цвета Фиминых волос — почти красный. Уздечку и седло маг ещё не успел на него надеть, надо бы взять свои и попробовать проехаться. Я погладил коня по шее. Он дотронулся тёплыми губами до моей щеки и вздохнул.

Вот он — истинный конь Владыки и Повелителя. Огненные сполохи запутались в длинной гриве и зовут к неудержимой скачке. На нём не страшно мчаться во весь опор — он будет лететь, едва касаясь копытами земли, и никогда не уронит своего седока. Он вынесет хозяина из битвы и ни за что не предаст. Я гладил его, и не мог отнять рук от тёплой блестящей шерсти удивительного вишнёвого оттенка, совсем как волосы мага, который вчера вымаливал у меня два золотых.

— Фыррр, — выдохнул самый прекрасный на свете конь, — Фыррр, Фвыррр…

— Правильно, — тут же сообразил я, — будешь Феррари…

Оглянулся на Акуру, на Злата, на Фиму. Фима опустил голову и пытался не смотреть. Не смотреть на Роксану с Михом и на меня с Феррари… Розовая, похожая на ослицу Акура с короткой мощной шеей и длинноватыми ушами, на которой я столь долго проездил, и которая меня ни разу не подвела, спокойно жевала траву и отмахивалась от мух длинным хвостом.

— Нет, — ответил я, и мне даже совсем не трудно было это произнести, — куда мне такая лошадь, я и ездить-то толком не умею. Да и как я Акуру брошу, привык я к ней… Давай Фима, продемонстрируй, как ты без седла скачешь… Только это… назови его Феррари, он мне сам так представился.

Мы смотрели, как маг скрывается из виду в чистом поле. Он действительно прекрасно держался на лошади. А красная грива коня один в один повторяла цвет его волос.

— Ты прав, — грустно сказал вдруг Мих, — пусть парень немного порадуется. И, хм… Феррари подходит ему как нельзя лучше. Предлагаю выделить из общественных денег нашему ветеринару на приличное седло и уздечку, не портить же старьём такую красоту…

И мы пошли искать седло.

Глава 19. Переговоры

Вторник — среда.

Дом шорника-седельщика находился чуть дальше центра посёлка, так что зрелищем страдающих и стенающих от тяжкого похмелья вампиров мы насладились по полной программе.

— Мих, — заинтересовался я, — я как-то несколько иначе вампиров себе представлял, ну пусть у них спирт вместо крови, но где гробы, склепы, тени под Луной, летучие мыши?

— Зачем им гробы, — хихикнула Роксана, — они до них всё равно не доползают, какие сгнили, какие бабы на дрова порубили, а склепы… Если тщательно и грамотно провести археологические раскопки, может, и нароешь…

— А летучие мыши? — заело меня. — Телепатическая связь, внешнее сходство…

— Витёк, — огрызнулся Мих, — не парь, достал. Глаза разуй и извилинами пошевели — какие мыши, ты что, не видишь, сколько здесь белок?

Во дворе искомого седельщика стояла запряженная в телегу пегая лошадь. На телеге красовалась гора матрасов, одеял, подушек, сковородок, пара стульев и резной комод. Над распахнутой настежь калиткой на растущей у дома сосне возмущённо цокала белка и швырялась вниз шишками.

Шорника дома не оказалось. Зато там обнаружилась его жена, в бешеном темпе скидывающая в мешок ложки, шмотки, уздечки, миски, скатерти и постельное бельё.

— Хозяюшка, — вкрадчиво начал меч, — куда собралась-то?

— К оборотням! К тритонам! К эльфам! Домой!!! — отрезала смазливая девица лет двадцати, с длиннющей растрёпанной русой косой. — Надоело! На-до-ело! Нормального мужика хочу! Детей хочу! Двадцать один стукнуло, старуха уже, лучшие годы на эту гниду загубила! Такого парня дома из-за него бросила — огонь!

Она швырнула в мешок скомканное грязное полотенце.

— Иду вчера, — распалялась девица, — смотрю: Ноэлка своего козла тащит и причитает: «Бедненький, пяточки не отбил? Крылышки не помял? Головушку не ушиб? Сейчас принесём моего голубка чернокрылого, уложим, помоем, убаюкаем…» и думаю — и я такая же дура! Хватит! Пошла вон! — завопила она на наглую белку. — Достали! Кошек заведу! Собачек! Крыс и мышек, как у людей! А вы зачем припёрлись? Похмелиться нечем?

Она отволокла мешок во двор, зашвырнула на телегу и принялась набивать тряпками новый.

— Красавица, — Мих склонил голову, разглядывая девицу, — седло бы нам, какое получше, чай, ты с собой их все не увезёшь?

— Что я, идиотка? — завопила девица, — мне приданое нужно, а не сёдла эти поганые, я их и поднять-то не могу, забирай любое, всё равно пропадут… А за уздечку заплати, уздечки я все с собой увезу, они много места не займут, да и ремешки от них поотрывать можно…

Вдохновлённый таким разрешением меч быстренько нарыл седло, стремена и уздечку, сунул хозяйке серебрушку, нежно хлопнул её по заду, и мы поспешили выскочить из дома, пока взъерошенная девица не передумала.

— Да уж, — оскалился меч, изучая громоздящийся на телеге комод под изрядной горой мешков, — шкафчик-то, видать, не в пример сёдел легче, да и компактнее… А упряжь — красота! Всё ж таки у всех пьющих мужчин руки золотые…

Седло он доверил нести мне, а уздечку и стремена — Роксане. И правильно, меч — это вам не член гильдии грузчиков!

Фима помялся-помялся, но отказываться от подарка не стал, благо вручал его Злат. Цветик даже расчувствовался и высказался в том духе, что к такому коню, мол, и мантия нужна бы новая, чтобы седок совсем уж по-королевски выглядел на столь великолепном жеребце… Звучало это примерно так:

— Это… мантию б ему ещё. Горелая слишком. Да. А конь хорош. Стыдно на нём в такой-то… Горелая…

На что Мих сощурился на покрасневшего Фиму и процедил сквозь зубы:

— Вот себе на мантию пусть и заработает, никто не мешает…

Ночь мы втроём провели в поле около лошадей, а съехавшая с катушек парочка опять куда-то слиняла, оставив меня без охраны.

Наутро Фима спросил, не мог бы я выяснить, когда мы тронемся в путь, потому как у него вдруг совершенно самопроизвольно возникла идея немного подработать, но он боится не успеть. С трудом оторвавшись от Феррари, мы оставили его на попечение Злата и отправились искать Миха. Прочесали весь посёлок, перешагивая через бесчувственные, смердящие перегаром тела вампиров, и стучась во все более или менее приличные дома, но меча не нашли. Интересно, если на меня вот прямо сейчас кто-нибудь решится напасть, он появится? Или очнётся уже в другом измерении? Так бы сбрендившему скоту и надо, да себя жалко. При заходе на второй круг поиска Мих обнаружился на крыльце дома Улириула, куда мы вообще-то постучались первым делом. Он подкармиливал белку прошлогодними орехами и тщательно пережёвывал тимофеевку. На мой вопрос, когда тронемся в путь, Мих пожевал, почему-то посмотрел на небо и ответил Фиме:

— Не знаю. Сутки у тебя есть. Распинай Улириула, договорись, и вперёд.

— А чего мы ждём? — старательно отводя глаза, поинтересовался маг.

— Увидишь, — ответил меч, точно также избегая встречаться с магом взглядом. — Тебя позову, иди пока договаривайся.

Приводя в себя пьяного вампира, маг задумался, а потом сказал:

— Странно, это не особый вид вампиров… У него стоит очень мощный блок на кровь всех говорящих, и очень давно, даже не представляю, кому это удалось… Нет, поставить-то достаточно просто, но вампир согласиться на такое должен или удержать его надо хоть куль полётов стрелы, вот в чём проблема… И блокировать требуется всё поселение сразу, иначе у одного в таком окружении стенка рано или поздно рухнет. Что-то мне не по себе Витёк, не могу понять, что не так…

— С Улириулом? — перепугался я. — В смысле, они сорваться могут? Блин, а нам с ними ехать!

— Да нет, — поморщился Фима, — с ними всё нормально, такие блоки ещё мешок мешков кулей простоят. Что-то со мной не так…

Он привёл Урилиула в чувство и договорился насчёт работы.

Среда — четверг.

Размах замыслов мага меня потряс. Он отправился восстанавливать полуразрушенный заводик по производству самогона. Мало того, Фима протрезвил с десяток вампиров и взял их себе в помощники, заставив ремонтировать стены и перетаскивать проржавевшие чаны с места на место. Попутно колдун магически утрамбовал и расчистил на земле площадку метр на метр и принялся прутиком вычерчивать схемы и расчёты. Я же стащил опостылевшую рубаху и решил позагорать, в кои-то веки несколько дней отдыха выдались. Когда я проснулся, заводик был почти отремонтирован, а маг лазил по лестницам вокруг стен, что-то бормоча и подгоняя вяло порхающих помощников. Оказывается, он не только ветеринар, а ещё и технарь, и в химии, небось, сечёт, или что там для производства спирта требуется. Я оставил его ползать по зданию и пошёл к Злату. Еда была невкусная, потому как Фима весь день провёл на трудотерапии в этом ЛТП и к котелкам не подходил. Ночевал маг тоже у заводика.

Следующим утром прилетел нетипичный полутрезвый вампир, что наводило на тревожные размышления, и передал мне, что «госпожа велела обоим галопом бежать к Улириулу, только мага сначала захватить», пришлось спешно седлать Акуру и Фимину старую кобылу — до Феррари мне почему-то дотрагиваться не хотелось — и гнать за магом, а потом с ним уже к дому Улириула. Злат отправился пешком, предварительно смотавшись за реку к пастухам и договорившись о присмотре за лошадьми с вампирьей толстушкой.

На крыльце нас встретил зевающий меч, потянулся и сообщил, что прибывает долгожданный эльфийский посол, и нам всем неплохо бы поприсутствовать на переговорах по мирному урегулированию проезда через эльфийские земли. Надо так надо, поприсутствуем.

Эльф оказался как эльф — зеленоволосый, зеленоглазый, безбородый и с прозеленью на губах. Что уши у него острые, я уже знал, хотя под длиннющими почти до пояса кудрями этого разглядеть было нельзя. Он спешился, накинул повод на ближайший забор, отвесил церемонный кивок и проследовал за Саэнлиной во двор дома Улира.

Разместились за длинным столом во дворе. Никаких пищевых изысков, никакой еды, вина или самогона на столе не наблюдалось.

Мы в количестве Миха, меня, Роксаны, Злата, Фимы и хозяев дома сидели с одной стороны стола, эльф с важностью и степенностью уселся напротив и склонил голову. Воцарилось молчание.

— Наэлериэзалендириэль, — представился посол после нескольких минут игры в гляделки. Я тут же пожалел, что здесь не наблюдается хоть какой письменной принадлежности — не выцарапывать же мне это кошмарное имя кинжалом на столе? Повторить же его с одного раза практически невозможно. — Мне передали, что вы желаете вступить в переговоры.

— Желаем, — согласился Мих, перекатывая травинку с левого угла рта на правый и не подумав представиться. — Только не в переговоры вступить, а извинения услышать.

— Э? — опешил эльф, на мгновение перестав изучать Роксанины косы. — Не понял…

— Наэлериэзалендириэль, — без запинки повторил меч, — я требовал извинений и личной встречи с…

Он бросил едва уловимый взгляд на нас и продолжил:

— … Советом старейшин. А прислали вас. Это несерьёзно и возмутительно. Что вам поручили передать?

— М? — сфокусироваться на мече послу стоило очень больших усилий. Он честно пытался оторвать взгляд от шикарного бюста пери, и никак не мог. Посол непонимающе поглядел на Миха и снова уставился на Роксану. Потом перевёл взгляд на ковбойку жующего меча и позеленел. Фима понимающе и сочувственно смотрел на эльфа.

— Э… нет, меня просили… выслушать ваши требования и передать их… или мне передать…

Мих ухмыльнулся. Лучше бы Роксану отослал, сорвёт ведь все переговоры с таким-то послом.

— У эльфов, — шепнул мне маг, — в языке помимо словесного компонента, есть ещё и мелодия. Говорить можно одно, а вот петь — совсем другое. Или наоборот, поддержать мелодией основной текст. Причём эту мелодию можно и на человеческий язык наложить, получится — как бы на двух языках одновременно говоришь. Наэлериэзалендириэль очень пытается спеть вежливый вопрос, лучше б на словах сосредоточился, не с эльфом же разговаривает, а Мих мелодию вообще игнорирует, не в курсе, видимо, что так можно.

— Нам нужен свободный проход через земли эльфийского дома до Серых гор. Не хотелось бы повторения нападения в лесу у границы Мглистых земель.

— Нет проблем, — согласился эльф, пытаясь нырнуть взглядом в вырез рубахи пери, — отдаёте нам два рога из трёх — ходите через наши леса хоть тысячу лет подряд.

— Почему два из трёх, — удивился Мих, — откуда такая щедрость? Почему не три из трёх?

Эльф пожал плечами и впервые вернулся в реальность.

— На три из трёх вы точно не согласитесь, зачем задавать дурацкие вопросы?

Видимо, ответ на этот вопрос был у него заготовлен заранее.

— Я и на два не соглашусь, — ответил меч, — У меня есть встречное предложение: вы спокойно отступаете в свои леса и пропускаете нас к Серым горам.

— Не пойдёт, — поджал зелёные губы посол с непроизносимым именем и снова скосился на блузку пери, — наша соплеменница присутствовала при процессе снятия рогов, и потому мы имеем право на две трети добычи. К тому же ей был нанесён физический и моральный ущерб в качестве шишки на голове. Заметьте, мы не просим даже компенсации за него, нам вполне двух рогов хватит.

Зря Мих вообще тогда её не пришиб.

— Понятно, — протянул Мих, — значит, надо было ей две шишки набить, чтоб за два рога сошли. Предупреждать следовало. Впрочем, ещё не поздно, если подъедет, могу повторить. За дюжину золотых, допустим. Скажите, а что вы вообще собираетесь с этими рогами делать? Для каких целей они вам нужны: гномам продать? Так деньги, вырученные за них, вас не спасут. Или вы хотите попытаться их как-то магически использовать? И у вас даже есть для этого девственница лет этак трёхсот?

Посол вздыбил волосы и подскочил на месте. Фима прыснул в кулак.

— Нет, — шепнул он, — Мих очень даже в курсе сопровождающей мелодии… Эту даже я не знал, надо будет запомнить, любого из себя выведет, а, главное, не подкопаешься, виртуозно! Слушай, как шикарно звучит: та-та-ти-ти-та…

— Не ваше дело, — огрызнулся посол, вылупившись на Фиму и усилием воли беря себя в руки, — мне велено вам это передать.

— Да ну? — затянул меч свою любимую песню. — А у меня сильное подозрение, что вам велено передать нечто другое, а вы сейчас просто самодеятельностью занимаетесь… Смотрите, это может не сойти вам с рук.

Фима опять хихикнул и принялся мурлыкать мелодию. Эльф забыл про Роксану и злобно уставился на мага.

— Ошибаетесь, — холодно заявил он. — Именно это меня и просили передать.

— Не согласен, — Мих просто излучал доброжелательность, а как изменяется тональность слогов, я так и не услышал, — у нас просто уже нет части артефактов, пришлось активировать её во Мглистых землях.

— Да? — реакция у мага была отменная и сообразительность тоже, — а я всё думал, как вам удалось разомкнуть петлю! Так вы спасли меня с помощью рогов единорога? О! Это так великодушно с вашей стороны! А я думал, тот призрак, который про взрыв артефакта спрашивал, мне просто померещился. Оно, знаете, без общения, бывало… И нельзя ли мне на оставшийся рог взглянуть, хотя бы мощность прикинуть? Я так давно не встречал подобных артефактов… Просчитать, каков был выброс энергии…

Он что, девственник? Впрочем, при таких заскоках — вполне возможно.

— Простите, — неожиданно подпрыгнул Фима, — а как вам удалось их раздобыть? Рога? Неужели Роксана… о?

Он покраснел.

— Нет! — взвизгнула Роксана, — за кого ты меня принимаешь?! У меня только законных мужей не менее трёх кулей было! На рог ему посмотреть! На себя бы посмотрел лучше! Сам небось такой!

— Ну почему, — с достоинством возразил Фима, даже не стушевавшись, видимо, виртуозная мелодия на него так повлияла, — я как раз очень нравился девушкам, вы напрасно меня подозреваете… Это я просто без общения несколько подрастерял… обаяние… Но я наверстаю, это недолго.

— Если бы у вас не было ни одного артефакта, — резонно возразил эльф, полностью проигнорировав выходки мага, — вы не рвались бы так к Серым горам.

— Хорошо, — пошёл Мих на уступки, — а поделить с вами стоимость рога в отношении один к трём?

— Нет, — эльф был непреклонен, — нам нужны рога. Но можем согласиться и на один рог в качестве оплаты.

Неплохо они договорились, и быстро. Впрочем, оказалось, что меч на такой компромисс идти не собирается.

— Видите ли, — заявил он, — я могу выплатить вам за проход стоимость одного рога, полученную от гномов, уже после того, как выйду из Серых гор. Но сам рог я отнесу к ним. Он им нужен куда больше.

— Ах да, — засмеялся посол, — Меч Света печётся о мифических потомках своего обожаемого Аледера, существование которых ещё и не доказано, к тому же! Как же, как же, что ему проблемы каких-то там эльфов!

— Помнится, — парировал меч, — и среди эльфов были потомки Великого Аледера, и, пока они среди них были, эльфы процветали? И как вам теперь без них? Опустились до того, что натравили на нас своих же оборотней, наплевав на все принципы, где это видано? Чем вы им платить собирались, а?

— Что, — разволновался колдун, — те вервеллы, которые на нас напали, они вами наняты были? Эльфами? Я думал, отщепенцы, случайно с разбойниками объединились… Или Тёмный Владыка нанял…

Голос у него сел и упал до шёпота.

— Вы что, да как вы… как вы… как вы вообще до этого докатились, они же платы потребуют? Кто взял на себя такую ответственность? Какая мразь, нет, ты скажи мне, какая мразь додумалась принять это решение?

— Видите ли, — усмехнулся посол, — это совсем не ваше дело, думаете, раз глаза в крапинку, так уже и осуждать можете?

— Дрянь, — Фима сорвался на хрип, — глаза ему мои не нравятся! На свои зелёные зенки посмотри! Тебя самого им за такие выходки отдать надо! Тварь, которая это решение принимала, она хоть собой платить собиралась? Своей семьёй? Куда король смотрел?

— Заткнись!!! У нас не было другого выхода! И у вас нет! — всё-таки Фима прошиб броню посла, тот уже явно собой не владел. — Не отдадите рога, встанем цепью по всему лесу и расстреляем из луков. Пойдёте в обход — вервеллов подключим. Чем платить будем — не ваше дело. Ясно? Причём метить будем ислючительно в Повелителя. Долго ли вы его прикрывать сможете?

— Почему, — Мих продолжал спокойно жевать, с усмешкой глядя за перебранкой, — долго. У нас ещё вампиры в качестве прикрытия, так что времени хватит. На тебя точно, и ещё останется. Если я включу регенерацию на полную, то пятьсот лучников точно достану. А вы столько соберёте? Мне терять будет нечего. К тому же рога при мне, удастся вам меня отсюда вышибить — они вылетят вместе со мной, всё равно вам не достанутся. Встанете цепью — сниму всех поодиночке. Встанете скопом — устрою вам вторую Джиэстенейскую резню, не пожалею. Подключите своих оборотней — да уж лучше со мной в чистом поле встретиться, не расплатитесь потом. Я точно меньше народу положу, потому, как хоть кого-нибудь пощадить могу. В той ситуации, что у вас сейчас, при любом раскладе после таких потерь вы уже не оправитесь, рассеетесь по стране и растворитесь в других расах. А я запомню эту вашу выходку надолго, и в каждый свой приход сюда мстить буду. Не было такого, чтоб эльфы у меня на пути вставали. И не будет. Что вы собираетесь делать с этим рогом — посадить на трон вместо короля? Думать надо было, когда позволили мерзавке магические установления нарушать! Допрыгались? Всё за чистоту расы боролись? Прекрасно знаете, что никакие единороги вас не спасут, чай не первый рог таким образом добываете!

— Да, — посол уже пришёл в себя, — а что, нам по-вашему надо было терпеть, когда на троне полукровка вот вроде него сидел?

И он мотнул головой в сторону Фимы. Фима побелел. Надо будет попытаться удержать его, если он на посла бросится. Слева от мага я, сзади Злат, прикинул я, он его придержит, а я спереди я подключусь и мы его оттащим. Посла испепелить негоже, хоть и очень хочется.

Меч улыбнулся так, что посол побледнел и отшатнулся. Ему стало не до Роксаны.

— Ну и как, довольны? И вообще, я просил приехать сюда наместника и кого-нибудь из старейшин, а никак не молокососа, куля лет не достигшего и несущего тут хорошо, если отсебятину, хуже, если поющего с подачи кого-то из старших и специально подученного переговоры сорвать.

— Но это не даёт вам повода разговаривать со мной, уподобившись жвачному животному, — посол кивнул на травинку, пытаясь прикрыть наглостью ужас в зелёных глазах. — Впрочем, я же молчал, полагая, что у некоторых просто такие неприличные традиции…

— Н-не п-понял, — вклинился невпопад Фима, — н-наместника? А к-куда Даэлеренеальдиэриэль д-делся? И ег-го сын?

Да уж, маг. На «к-куда» заикается, а непроизносимое имя без запинки шпарит. К заклинаниям привык, видимо, на них заикаться нельзя, сотрудница рассказывала, когда какую-то сказку читала, что не так сработать могут.

Посол воззрился на колдуна с неподдельным удивлением, поспешно отвернувшись от улыбающегося меча.

— Ты бы ещё спросил, куда Аледер делся, или Гозрений. Откуда тебя вообще выкопали, что такие вопросы задаёшь?

Фима сжал кулаки так, что из-под ногтей чуть не брызнула кровь. Злат положил руку ему на плечо. Роксана поджала губы и опустила глаза. Мих погасил улыбку и уставился в стол.

— А всё-таки? — прошептал Фима и посмотрел на всех по очереди. Я пожал плечами. Впервые такое имя вообще слышу. Злат, видимо, тоже.

Роксана потрепыхала ресницами, скосилась на Миха, который всё смотрел в стол и даже перестал жевать, на посла, вздохнула и ответила, неожиданно мягко:

— Фима, у эльфов нет короля уже почти четыре куля лет. Всё, что пела Саэнлина в «тягомотной заунывщине» есть, конечно старьё, но старьё всего четырёхкулевой давности. Даэлеренеальдиэриэль овдовел, что делать, маги и магички бывают смертны, особенно когда ставят сложные непросчитанные эксперименты, — она улыбнулась Фиме, — и, похоже, просто не захотел больше жить, потому как через год после этого погиб в схватке с парой дюжин вервеллов, на которую вполне мог бы послать кто-то другого, не королевское это дело, оборотней давить. На трон, действительно, взошёл его сын, Гаэреленеальдиэриэль, если я не путаю, и трон его принял, — она в упор уставилась на посла, — но почему-то сестра Даэлеренеальдиэриэля посчитала, что её сыну или ей самой он окажет гостеприимство куда более тёплое. Легендам, наверно, не верила. Или думала, что трон о чистоте крови печётся, а не о наследовании по прямой мужской линии. Кто из них пустил стрелу в законного короля, не выяснили, вот только королевскому кузену трон действительно оказал самый горячий приём, причём горел мерзавец долго, его мамаша мучилась несколько меньше. Она его туда вытаскивать полезла, хотя лучше б ему ту стрелу, которой короля убили, в руки не давала. С тех пор подобной чести удостоилось не менее трёх дюжин претендентов на престол, а ещё пару дюжин трон отправил пинком на землю без ожогов, но с парой-тройкой переломов и в синяках. Сын же Гаэреленеальдиэриэля за несколько лет до этого отправился в экспедицию, его раньше чем через полдюжины лет и не ждали, конфликт у него вышел с дедом или с отцом, не помню уже, крайне скандальный и неуживчивый, говорят, принц был, со всеми подряд ругался, — Роксана чуть заметно усмехнулась, — и это спасло его от стрелы сволочной родственницы. Но он так и не появился, и прав на престол до сих пор не заявил. Однако раз трон всех подряд палит и выбрасывает, то это означает только одно — законный наследник жив, и он его ждёт. Я ничего не путаю? — улыбнулась пери послу.

Посол раздул ноздри, но степенно кивнул.

— В общем, — продолжила Роксана, — последние полкуля лет дураков взойти на этот костёр вроде не находилось, или я ошибаюсь?

Посол молчал. Фима смотрел на Роксану с неподдельным ужасом. Мих по-прежнему не отводил взгляда от досок стола.

— И ко всему прочему выяснилось, — закончила пери, — что легенды врут не всегда, и король есть действительно не столько правитель, сколько некая магическая поддержка и подпитка эльфов. Вырождаются они без него. С людьми скрещиваться ещё могут, а у самих с тех пор разве пара дюжин детей родилась. Видел бы ты этих детей, без слёз не взглянешь. Да хоть вон на него посмотри, — пери кивнула на посла, — или на Саэнлину. Хиреют, чахнут, от вервеллов с трудом отбиваются, а эльфийки по борделям человеческим подрабатывают. Я так думаю, не от особой испорченности, а в надежде забеременеть, хотя кто их знает… Да ты глянь на него, — Роксана улыбнулась послу, — какой он эльф? Волосы да глаза зелёные, вот и весь эльф. Нынешнему поколению уже не понять, они настоящих эльфов и не видели, да только если его рядом с наместником, ещё при прадеде Даэлеренеальдиэриэля родившемся, поставить, это сразу всё понятно будет… А самое интересное, что откажись наследник от престола — эльфы скорее всего вымрут, потому как всех потенциальных кандидатов в короли трон уже прихлопнул, некому больше на него претендовать… Или кого-нибудь примет, но спалит предварительно кучу народу, так что сильно сомнительно, что герои, желающие сесть на это чудовище, вообще найдутся…

Посол зеленел, но молчал. Маг вскочил и бросился вон. Мих оторвал взгляд от столешницы, посмотрел на нас со Златом и выдал:

— Быстро за ним. Как бы не учудил чего с собой.

Цветик рванул из-за стола с такой скоростью, что я не понял, как он оказался рядом с магом. Я догнал их минуту спустя.

Рыдающего и бьющегося в истерике Фиму мы почти на руках приволокли в поле — держаться на лошади он был не в состоянии — и усадили на землю около костра. Маг стучал зубами о край фляжки и трясся. Злат обнял его за плечи. Как-то душевно у него утешать получается, Фима почти сразу перестал дёргаться и просто зарыдал в голос на груди у охранника. Постепенно он начал успокаиваться и смог даже что-то членораздельное произнести.

— Четыре куля лет… — всхлипывал маг, — один, совсем один остался… четыре куля, все умерли давно… может, мать жива… где ж я её искать теперь буду… а если тоже нет? Может, лучше не искать… смотрю, акцент у вас… но вы ж не местные, так и надо… а потом думать об этом перестал… привык… вампиры с блоками двухкулевой давности, не менее… всё равно не понял… не хотел понять… мог бы… как же так, где я ошибся? Я думал, три года… ну полдюжины, если сдвиг всё же был… ну пусть дюжина, но четыре куля?! И сам виноват, только сам… где я этот сдвиг не так просчитал… там же флуктуации временнЫе могли быть, не учёл… учёл, но пренебрёг погрешностью, а она накапливалась… или не поэтому?… Вот дура-ак! Архимаг хренов… крыша поехала… зазнался… думал, всё могу… лучший… поделом мне… Все умерли, все, кого знал, кого любил… один… Витёк, страшно-то как… тебе не понять… никого нет… один в целом мире…

Почему? Вот как раз я и могу его понять. Вернусь — а дома полтыщи лет прошло. Лучше уж в прошлое попасть, хоть в восемнадцатый век, хоть в шестнадцатый. Как бы там мерзко не было, но знаешь, что все твои близкие ещё не родились, а не уже умерли. Лучше тогда здесь остаться, и постоянно надеяться, что вот-вот, и дома… Тоска нахлынула с такой силой, что я застонал. Похоже, ещё немного, и Злату придётся утешать двоих рыдающих мужиков.

Четверг, вечер.

К вечеру подошли Мих с Роксаной. Меч волок за собой свежесрубленную ёлочку и две ковриги хлеба, Роксна тащила тушки трёх тощих кур. Похоже, Фиме они сочувствовали, потому как, бегло оценив наше с ним состояние, дружно принялись разводить костёр и готовить, оставив нас на попечение Злата. Маг тупо молчал, уставясь в землю, Злат пыхтел, а я вздыхал.

— Ты знал, — заявил вдруг Фима, уставясь в огонь, и по-прежнему не поднимая взгляд на своего господина и повелителя, — и ничего мне не сказал.

— Мы сами поняли только, когда ты меня от вампиров защищать прибежал, — виновато ответила Роксана, — думали, ещё чуть-чуть и сам догадаешься или спросишь. Как-то всё язык не поворачивался…

— А я производство спирта им наладил, — невпопад заявил Фима, — теперь они дольше пьянеть не будут и от похмелья мучиться перестанут. Ещё идею кинул настойки разные целебные производить, бальзамы там, сборы… Отвлекает от пьянства.

— Молодец, — попыталась улыбнуться пери.

— Знаю, — ответил маг.

— Ты давай прикинь, как нам вампиров почти сутки во вменяемом состоянии продержать, — подал голос меч. — Спирт спиртом, но часов на шесть ближе к ночи они всё равно вырубятся. Надо бы чтоб по очереди — дюжина сегодня, дюжина — завтра.

— Элементарно, — вяло произнёс маг, — кину им фантомную бочку спирта. Дюжина пьёт настоящий, дюжина — муляж, соответственно, кто муляж всю ночь пьёт — ни в одном глазу. А утром настоящим похмелиться, вот и силы будут… Могу ещё на Улириула телепатически замкнуть — весь кайф ему пойдёт, а вампиры — трезвые. Только смысл им тогда вообще пить? Вылакают всё за одну ночь, а предводитель дюжиницу, а то и две не протрезвеет…

Воцарилось тяжкое молчание. Мы принялись хлебать суп. Роксана тоже готовила очень неплохо.

— А до чего вы с послом договорились? — спросил я.

— А ни до чего, — пожал плечами Мих. — Ультиматум я с ним передал, на границе эльфийских земель нас встречает совет старейшин в полном составе, включая наместника, и мы с ними мило беседуем. После чего эльфийский дом спокойненько пропускает нас к Серым горам, ещё и головы склоняет в церемонном поклоне и волосами землю подметает. Надеюсь, у недоумка хватит смелости мои слова верно донести. Его сюда тоже не выпендриваться послали, это он отсебятину нёс, мы ему опасными не показались, вот и не передал нам мирного договора, как велели. Но я вслед за ним ещё двух вампиров послал, на случай если парня переклинит капитально. Наместник мужик здравый, связываться со мной не будет, думаю, и без моего ультиматума встретил бы нас на границе и извиняться начал, куда ему деваться… А вот если там заговор, и наместника скинут, тогда прорываться придётся с боем. Фима, ты меня извини, но если дело дойдёт до схватки, приказ бить по эльфам тебе обеспечен. Постарайся подобрать какое-нибудь щадящее заклинание, чтобы нейтрализовать их на достаточное время, не убивать же тебе всех подряд. Может, большинство именно таким образом спасти удасться. Впрочем, можешь уйти, который раз предлагаю.

— Куда? — скривился маг. — К эльфам? Мы к ним и так придём. Думаю, они капитулируют. Но если не капитулируют, можно попробовать другим способом договориться. Бить я по ним не буду.

— Будешь, — отрезал меч. — Мне к Серым горам пройти надо, и я любой ценой пройду. Я почти уверен, что мы договоримся, наместник единственный, кто хоть как-то удерживает их от полного распада, устранить его — чистое самоубийство, но я тебя предупредил, в экстренном случае приказ будет, и сопротивляться ему ты не сможешь.

— Обездвиживающее на полдюжинную часть суток тебе подойдёт? — спросил маг.

— Пойдёт, — согласился меч, начиная свою бесконечную игру в ножики, — как нельзя лучше. Даже можно на дюжинную, чтобы вервеллы до них добраться не успели и всех не вырезали.

— Хорошо, — вяло согласился Фима, — в экстренном случае я его и без приказа кину, только ты их не тронешь…

— Я, кажется, об этом и говорил, — удивился Мих, кидая очередной кинжал. — Но я абсолютно уверен, что наместник нас встретит и будет долго и изысканно извиняться.

— А кто наместник? — так же тупо поинтересовался Фима.

— Анделиенариадериэль, — ответил меч, — ты должен его помнить.

— Ещё бы, — скривился маг, — отвратительный старый зелёный ханжа и зануда. Двуличный мерзопакостный сноб, на трон, небось, не сел только из трусости, наместником-то дольше продержишься, но извиняться будет с чувством…

— Да? — искренне удивился Мих. — А я всегда считал — умнейший и порядочнейший из Старейшин, волочёт на себе это кошмарное бремя из чистого патриотизма, никто другой не смог бы агонию эльфов остановить и принца дождаться… На трон сесть и погореть ума много не надо, а ты попробуй четыре куля лет на вымирание своего народа смотреть и не свихнуться. Впрочем, что ханжа и зануда, это верно, общаться с ним крайне неприятно. Сколько не пытался, так и не привык.

Фима смотрел как ножики один за другим вонзаются в землю.

— Фима?

— Да?

— Ты меня понял? Что делать будешь?

— Тебе служить, господин и повелитель, — с горечью ответил Фима, взял и меня кинжал и швырнул. Кинжал вошёл в землю точно рядом с ножиком меча. Ничего себе — маг. — Я клятву приносил, что мне ещё остаётся?

— Ну почему, — усмехнулся Мих, — у тебя просто масса возможностей. Например, могу сказать, что при нынешнем упадке магических наук равных тебе магов найдётся один, может, два…

— Их и раньше было один-два, — без излишней скромности перебил его Фима, — я понял, к чему ты клонишь. Иногда очень бы хотелось думать, что дорог — не счесть, ан нет — только одна, и не самая приятная. А куда деваться?

— Виктор, — обратился ко мне меч. — Если эльфы стрелять всё-таки начнут, твоя задача — упасть на землю, закрыть голову руками и не шевелиться, пока вампиры тебя собой прикрывать будут. Кольчугу я тебе завтра выдам, и шлем тоже. Понял?

— Понял.

— Злат, давай ты первый дежуришь.

С этими словами Мих отошёл от костра, завернулся в плащ и уснул. Роксана пристроилась у него под боком. Фима вытащил из земли кинжал и вернул его мне.

— Фима, — поинтересовался я, — а ты и на мечах можешь?

— Могу, — согласился колдун, — и на мечах, и на копьях, и на ножах, и врукопашную. Не тренировался давно, правда. Только зачем мне это всё, я же маг. Хоть и говорят, что бесполезных умений не бывает, но мне ни разу не пригодилось. Я ещё петь, танцевать и играть на пяти музыкальных инструментах умею. Вот это пригодилось — заклинания иногда бывают очень мелодичны и поэтичны.

— А когда ж всё успел? — завуалировал я вопрос о возрасте.

— Так мне и лет немало, — усмехнулся Фима. Но сообщать года не стал.

Когда я засыпал, он сидел и смотрел в огонь.

Пятница, раннее утро.

Утром Мих принёс кольчугу и шлем. Надеть кольчугу поверх стёганой рубахи, которую меч также вручил мне, было ещё возможно: рукава у кольчуги были как у футболки, движений она особо не стесняла. Правда, когда поверх пришлось напялить ещё куртку, утяжелённую заклёпками, «почти как бригантина», по выражению Роксаны, то под весом этого железа я почувствовал себя не рыцарем — юродивым, сверху донизу обвешанным веригами. Привычно отогнал мысль слазить в Интернет и поинтересоваться насчёт бригантины. Шлем же…

— Мих, — заныл я, — а что, кольчужный шлем никак нельзя было? Плетёный, он полегче… Это же самовар какой-то…

Шлем перекрывал обзор, под подшлемником чесалась голова, пот заливал лицо, а звуки, которые слышались снаружи, искажались до неузнаваемости. Ориентировку под этой кастрюлей я потерял полностью… К тому же мне всё время казалось, что я его просто не смогу снять.

— Я тебе вообще доспехи хотел сделать, — огрызнулся меч, — да побоялся, ты на лошадь не влезешь! Мне тебя от стрелы прикрыть надо, ранят — не беда, Фима подлечит, а попадут в голову… Надевай и не дури.

— Не надену! — завопил я, стаскивая с себя кошмарное приспособление для защиты. — Я не вижу в нём ничего, не слышу, и мне жарко!

Раньше, чем меня эльф подстрелит, я себе шею в нём сверну! Ты сам-то в доспехах ездил?!

— Ездил, — ответствовал меч. — Из познавательных соображений. Вполне приемлемо. Давай не выкаблучивай.

— Не надену! — или в шлеме я чувствовал себя бараном, ведомым на заклание, или приступ клаустрофобии со мной случился, но надеть это на голову было выше моих сил. К тому же я подозревал, что сволочное оружие надо мной в очередной раз издевается. Увидел, гад, что я почти привык, на привале не шатаюсь и без сознания не падаю, и решил добавить нагрузки, сварить и изжарить меня в этой кастрюле решил, потушить вместе с подшлемником в собственном поту. — Тебе меня защищать надо — вот и защищай, но я видеть должен, что вокруг меня творится! Ты бы еще глаза мне завязал и уши заткнул! Не надену! И что ты сделаешь — свяжешь меня и силком мне его на голову напялишь?

— Виктор, — терпеливо, как больному, начал объяснять Мих, — пойми, повелитель долбаный, что всё это делается для твоей же безопасности…

— А ни фига! — обозлился я. — Тебе самому здесь остаться надо не меньше! И это твои проблемы, как ты это провернёшь, но я в этот самовар не полезу.

Меч смотрел на меня, явно раздумывая, подавлять бунт на корабле, или спустить на тормозах. Пусть хоть изобьёт до полусмерти — шлем мне на голову напялят только силой и связанному. Я посмотрел на холодное оружие, повелителем которого являюсь, посмотрел, посмотрел… пожалуй, можно шлем всё-таки надеть, подумаешь, кастрюля на голове, зато безопаснее… Ну, потеряю ориентацию, так не сексуальную же, а на местности, нужна она мне, потеряю сознание от теплового удара, когда железо на солнце раскалится, так не от стрелы же загнусь… сам же в драке о шлеме мечтал…

— Ладно, — вмешался вдруг маг, — всё равно тебе его прикрывать, прекрасно знаешь, что стрелу в глаз послать — раз плюнуть, так особой разницы нет — в голову стрела или в глаз… не наглухо же его заклёпывать в самом деле.

— Есть, — возразил Мих, — в глаз с десяток стрел, а в голову — сотня. Прикрыть-то прикрою, но лучников сниму меньше.

— Зато площадь защиты почти такая же, — возразил Фима.

— Ну да, — обозлился Мих, — с четырёх сторон защищать, или с одной — никакой разницы по-твоему?

— Так эльфийская стрела любой шлем всё равно пробьёт, — не сдавался маг.

— И эльфы уже не те, и шлем я делал, — парировал Мих.

— Я защитный контур кину, — предложил маг, — пока так можно ехать, а если стрелять начнут — успеет шлем надеть. Да, Виктор?

— Угу, — хмыкнул меч, — как противогаз — за семь секунд, — ухмыльнулся удивлённому колдуну и добавил, — ладно, заодно и объяснишь Фиме про противогаз и секунды, пусть образовывается. А на привале потренируешься надевать на скорость.

На выходе из посёлка нас ожидали две дюжины вампиров на лошадях, сплошь увешанных бурдюками. Фимина бывшая кобыла и ещё две, пегая и рыжая, также были навьючены выпивкой. Впрочем, если не задаваться мыслью, что там, в этих бурдюках, то дружина вампиров производила отменно-романтическое впечатление. Худые, в смысле утончённые, сплошь безбородые и безусые брюнеты, с элегантно ниспадающими из-под тёмных плащей черными крыльями и горящими взорами… вопрос, сколько они продержатся, прежде, чем огненный взор помутнеет и подёрнется пеплом. Вместо Улириула провожала нас Саэнлина — томная душа предводителя всё еще находилась в грёзах алкогольных видений.

Глава 20. Принц

Пятница, день.

Обратно ехали через те же засеянные пшеницей поля и перелески. Вампиры изредка вспархивали с лошадей и делали широкий круг над отрядом. Маг периодически бросал поисковые импульсы. Как я понял, это нечто вроде радиолокатора, описывающего по территории раскручивающуюся спираль, и дающий вспышку в случае обнаружения врага. Я расписывал Фиме устройство противогаза, систему исчисления времени, устройство солнечной системы, взгляды современной мне физики на устройство Вселенной, с ужасом понимая, насколько поверхностны мои знания. К несчастью, экономика мага не интересовала, всё больше физика. Фима, например, первым делом спросил, каков радиус Земли. Вопрос загнал меня в полный тупик, потому как я никак не мог вспомнить — шесть тысяч четыреста километров — это радиус, диаметр или вообще длина экватора, и тогда срочно принялся объяснять магу, что такое километр и что такое экватор… Фима улыбнулся с видом профессора, которому студент впаривает блоху вместо слона, но сказал только, что очень рад тому факту, что я отличаю радиус от диаметра, а приведённых мной данных должно хватить для построения гелиоцентрической системы мира, если за время его отсутствия её уже не разработали в мелочах. После первого же десятка уточняющих вопросов колдуна я почувствовал себя двоечником-недоучкой на экзамене, знающим только название предмета, но ничего по существу. К счастью, ответы на большую часть вопросов Фима предпочёл искать сам, поняв, что от меня ничего не добьёшься. При попытке обрушить на Фиму свои школьные и институтские знания, я выяснил, что маг прекрасно ориентируется в системах счисления, и десятеричная не представляет для него никаких сложностей, хотя кажется неудобной, в совершенстве знает химию и биологию, великолепно знаком с декартовой и полярной системами координат, а также не имеет проблем с тригонометрией и дифференциальным исчислением — все эти понятия магические науки активно употребляли. Хвастаться своими знаниями по данным вопросам на привале я не рискнул — сказывалась разница в обозначениях, и к тому же я боялся, что маг меня и здесь на какой-нибудь ошибке подловит, разобравшись в написанных незнакомыми буквами на земле формулах раньше, чем я их вспомню. Физические науки в этом мире остались для меня загадкой — маг оперировал понятиями магических полей, спектров, стихий, плетений и прочей лабуды, которые я наукой счесть никак не мог, хотя на примере поискового импульса и добычи огня видел, как всё работает. Тогда я попытался удивить мага неевклидовыми геометриями, но всё не мог вспомнить, в чём там приколы, пока, наконец, Фима не улыбнулся и внятно и доступно мне это не изложил, пояснив, что, когда стали выяснять, почему некоторые заклинания дают сбой, ему с группой магов пришлось вплотную заниматься и этой проблемой, однако при анализе заточения в горе и для создания теории временной петли она не подходит — не может он понять, что случилось в Мглистых землях. До привала Фима так вымотал меня своими вопросами и настолько подавил эрудицией, что заготовка дров показалась мне райским блаженством.

После обеда,забравшись на Акуру, и начиная отвечать на очередной поток вопросов о значениях и смысле физических констант, я пожалел, что отказался от шлема — в нём, по крайней мере, я смог бы отбрехаться тем, что ничего не вижу, не слышу и не понимаю, и не так светил бы перед магом своей необразованностью. Мало того, что Мих меня за болвана и рохлю держит, так и Фима ещё ненавязчиво демонстрирует недостатки моего образования. Не физик я, не химик и не биолог!

— Слушай! — загорелся вдруг маг. — А хочешь я на тебя заклинание по усилению памяти брошу — сразу вспомнишь всё, что в школе и в институте учил, а также и то, что где-либо случайно слышал? Классное заклинание, студенты в академии им часто пользовались перед экзаменом.

— А не опасно? — встревожился я.

— Да как тебе сказать, — погрустнел Фима, — не очень, день потом без сил лежишь в полной апатии, ну и знания, соответственно, на ту же ступеньку возвращаются. Но на один раз — вполне хватит на все мои вопросы ответить. Главное, не подсесть на него, некоторые в зависимость впадали — крайне приятно себя мудрецом и эрудитом чувствовать.

— Спасибо, — помрачнел я, — я и так с ног валюсь, а ты мне ещё наркотик магический предлагаешь… Сам до всего додумаешься, тебе же интереснее будет!

— И то верно, — согласился Фима, — столько лет прошло, мне и так кучу всего учить придётся…

Пятница, вечер.

На ночёвку остановились засветло, наткнувшись на обширную просеку, где спокойно мог остановиться отряд из тридцати человек. В смысле, говорящих. Фима поставил оповещающий контур, наколдовал первой дюжине вампиров объёмистую бочку спирта, а второй дюжине было разрешено допить суточную норму из фляг. Вампиры расположились около бочки и принялись смаковать магический и реальный спирт, сопровождая каждый глоток затейливыми тостами. Пара-тройка из них систематически поднималась на крыло и проводила патрулирование местности с воздуха.

Три вампира кружили над лесом, когда вдруг один из них стремительно спикировал и скрылся за кронами деревьев. Нашёл что-нибудь интересное, или горючее кончилось?

Мих с Роксаной слиняли в лес, якобы на охоту, а мне сначала пришлось отправляться за дровами со Златом, а потом в темпе рассёдлывать, чистить, поить и стреножить трёх лошадей, благо Злат с Михом как-то умудрялись каждый раз находить место для стоянки не очень далеко от воды. Фима тоже в ускоренном темпе занимался лошадьми, памятуя, что ему ещё ужин готовить придётся. Сачкануть или попросить помощи у Цветика нам не пришло в голову — меч сказал — дюжиницу всех лошадей чистить, вот и будем дюжиницу чистить. Что у него не забалуешь, прекрасно осознавал даже маг. Двух вьючных взял на себя Злат, который уже дня два как перестал играться с трансформацией, видимо, убедившись, что никуда она теперь не денется.

Развели костёр, и Фима принялся засыпать крупу в котелок. Минут через пятнадцать подошли Мих с Роксаной, таща в руках для отвода глаз четыре подбитых кинжалом птицы и зайца. С луком меч на охоту не ходил принципиально.

Парочка кинула нам тушки и пошла проверять лошадей и вампиров. Мы принялись ощипывать рябчиков. За последние две дюжиницы я уже узнал, что тетерев и глухарь соизмеримы с курицей, рябчик — чуть меньше, а перепёлка вообще микроскопическая, воробья, конечно, заметно размерами превосходит, но в супе от неё только вкус — мясо с лупой разыскивать надо. Ни в какое сравнение с нормальной откормленной курицей дичь не шла. Даже в Фимином приготовлении. В ней просто мяса меньше. Я дёргал перья и следил за мечом и пери.

Мих представлял собой наглядную иллюстрацию того, до чего может довести женщина изначально в общем-то достаточно здравого, более или менее вменяемого и далеко не самого бесхарактерного мужика. Какое счастье, что она от меня отвязалась, если уж холодное оружие находится в совершенно ошизевшем от страсти состоянии, представляю, что было бы со мной. Хоть бы ворот ковбойки застегнул, или шарф какой повязал, что ли, не двадцать ведь лет, такими синяками светить! Смотреть тошно, эльфийский посол чуть с лавки не сверзился. Я не заметил, как свернул шею уже убитой птичке. Что это со мной, неужели завидую?

Утешало лишь то, что Фима рядом остервенело дёргал пёрышки и шипел:

— Не, Витёк, ну ты глянь, как она на него смотрит? Глаз не сводит! И чего нашла, а? Хам, наглец, и на рожу не красавец! Ты вот не в пример симпатичнее и культурнее! А я и поумнее, и пообходительнее, и образованнее, и моложе, и на лицо заметно получше, всю жизнь за мной девчонки бегали, что человеческие, что эльфийки, что магички незаурядные, проблем не было никогда. Да, конечно, за три года в одиночестве подрастерял многое, так ведь оно всё ко мне вернётся — и обаяние, и галантность… Не понимаю женщин, никакой логики и здравого смысла, даже заклинания на чистой интуиции бросают, а потом удивляются, почему не сработало или отдачей пол-лаборатории разнесло!

С не меньшей яростью маг свернул шею своему недоощипанному рябчику.

После ужина Фима собрался было расчистить на земле место, чтобы я прутиком порисовал ему физические, математические и химические формулы, какие помню, а также показал буквы и цифры иного мира, у него вдруг ещё и страсть к лингвистике проснулась, но меч, радостно улыбнувшись, сказал, что в связи с открывшимся у мага талантом по метанию ножиков он поручает ему натаскать меня в попадании в ствол с дюжины шагов. Я воспринял этот приказ почти с радостью — лучше я в дерево не попаду, чем маг меня на очередных ошибках заловит. Всё-таки я всегда считал себя не воином, а интеллигентным образованным человеком, и ещё раз подтвердить, что да, не воин я — ну не воин я! — гораздо менее болезненно для самолюбия, чем осознавать, что рядом с каким-то там средневековым магом я смотрюсь недоученным школяром.

Рекорд попаданий составил три из двенадцати с двенадцати же шагов. Фима пытался продемонстрировать мне процесс броска на собственном примере, в замедленном и ускоренном темпе, поправлял руку, подводил то ближе, то дальше — с трёх шагов я в ствол попадал, с четырёх начинались проблемы. Сам маг, к моему изумлению, раз за разом лупил в одну точку с любого расстояния. Наконец, отчаявшийся Фима предложил составить для меня специальное заклинание «на меткость» — я отказался, опасаясь побочных эффектов. Почти в сумерках я не услышал характерного стука рукоятки о ствол, поднял взгляд, и, к своему ужасу обнаружил рядом с деревом вампира с торчащим из груди кинжалом. Видимо, того самого, что спикировал за лесом и возвращался пешком. Вампир посмотрел на клинок, покачал головой, выдернул его, отдал мне и удалился, бормоча что-то типа: «Вот и хорошо, простерилизовать срочно надо…» Какое счастье, что кинжал оказался не серебряный! Оставшуюся до сна часть вечера я тренировался в надевании противогаза… шлема, в смысле.

Суббота, утро.

Утром Мих отобрал у Фимы лук.

— Чтобы ты на него не отвлекался в случае чего, — обрадовал он нас, — сразу только на магию ориентировался.

Фима пожал плечами и лук отдал. Он вообще относился к нему совершенно спокойно.

— Что видно? — обратился меч к кружащему над леском вампиру.

— Никого пока нет, — ответили с воздуха. — Стрелков в засаде белки тоже не видят.

— Что и требовалось доказать, — улыбнулся меч, — но ты, Витёк, всё же не расслабляйся.

Вампиры окружили меня кольцом — один слева, один справа, благо ширина дороги позволяла, трое спереди, трое сзади, шестеро сверху, и мы тронулись в путь.

Когда-то здесь была торговая дорога — если внимательно приглядеться, на паре деревьев можно было разглядеть полуистлевшие указатели. Попались два колодца и родник, когда-то видимо, обустроенный, а теперь выбивающийся из-под кучи обрушившихся камней. Где-то часа через полтора впереди возникло оживление. Я привстал на стременах, но за крылатыми спинами вампиров ничего не увидел.

— Наши прискакали, — сообщил мне парящий надо мной охранник, — которых гонцами к эльфикам посылали. Слетаю, разузнаю, что нового.

С этими словами он отправился вперёд, к мечу и магу. Минут через пять вампир вернулся.

— Говорят, наместник передавал извинения и обещал лично встретить нас на границе со старейшинами. Бледный, говорят, и зубы стучат. Извинялся сильно, а посла своего чуть не придушил, деревья корчевать отправил, — сообщил он. — Ребята говорят, лично его с воздуха за этим занятием уже видели, старается.

Лес кончился внезапно. Впереди открылось поле, поросшее роскошной высокой травой, достающей до сапог. От неё шёл восхитительный свежий аромат, поднимающийся от земли тёплой волной и дурманящий голову. Акура радостно потянулась жевать, пришлось её удерживать. Вдалеке за полем начинался новый лес — уже эльфийские земли, как я понял. Не менее дюжины вампиров взлетели с лошадей и рассыпались над полем.

Диссонанс между чёрными крыльями и переливающейся и искрящейся на солнце травой казался просто вопиющим, словно стая громадных хищных птиц стремилась погасить радостный праздник солнечного поля. Впрочем, вскоре вампиры отлетели на достаточно большое расстояние, так что и не сообразишь сразу, что вон та ворона — на самом деле патрульный.

Прискакал Мих, вполне спокойный и довольный, с тимофеевкой в зубах, естественно.

— Витёк, тебе подфартило, шлем отменяется, давай вперёд, через полчасика наместник с той стороны появится и поедем извинения принимать. Заодно на эльфов посмотришь, а то тебе всё молоденькие да неопытные попадались, они от людей не шибко и отличаются, разочароваться небось успел. А наместник ничего так мужик, вполне себе эльф. Конечно, и по нему отсутствие короля стукнуло, но собой он быть от этого не перестал. Держись попрямее и скорчи важную гримасу, они это ценят. И не опозорь меня там, — ухмыльнулся меч, даже не подумав застегнуть ворот рубахи или завернуться в плащ. Кто кого позорить будет — это ещё вопрос.

Я перестроился вперёд, справа от меча. Слева от него гарцевала на Ночке Роксана, Фима со Златом — позади нас. Через полчаса на другой стороне поля действительно показались всадники. Трое из них отделились и поехали вперёд, на середину поля. Мы втроём тоже тронули лошадей и отправились принимать извинения, оставив Злата и мага под охраной вампиров.

Эльфы оказались… эльфами. Никак по-другому этих ослепительных существ назвать было нельзя. Действительно, те четверо представителей эльфийского народа, которые попались нам на пути, ничего общего с наместником и старейшинами не имели, как бледные копии ученика художественной школы с оригиналом кисти великого мастера или как стекляшка рядом с алмазом. Наместник оказался высоким стройным юношей лет двадцати двух — двадцати шести на вид, с роскошной гривой вьющихся волос всех оттенков зелёного цвета. За такое мелирование в элитном салоне могли бы драть любые деньги при записи на пять лет вперёд. Женщины удавились бы за подобную гриву или повесились от зависти. Волосы ниспадали каскадами до пояса, искрились на солнце и следовали изумрудными всполохами за поворотом головы эльфа. Украшено всё это великолепие было золотыми заколками и подвесками с драгоценными камнями, непредставимо на какую сумму. Огромные глаза юноши под неимоверно длинными пушистыми, чёрными, а не зелёными, ресницами светились и искрились, меняя цвет от изумрудного до почти василькового. Тонкие длинные пальцы сплошь в каких-то неимоверных перстнях, зелёный плащ сколот золотой брошкой и небрежно спадает с плеч, посадка на белоснежном жеребце столь элегантна, что позавидовал бы любой принц. Ко всему прочему эльф светился. Кожа у него, хоть и загорелая, излучала нежное сияние, хотя, сколько я не присматривался, не мог понять, отчего возникало такое ощущение: присматриваюсь — не светится, перестаю присматриваться — сияет. Удивительно, но при всём при этом наместника никак нельзя было обвинить в женственности или мягкости. Он не производил впечатления и расфуфыренного сноба или изнеженного красавчика. Чёткая линия скул, губ и подбородка, королевский поворот головы, полные достоинства и грации движения. Элегантный, совершенно органичный в своём великолепии мужчина, широкий в плечах и уверенный в себе, могущий позволить себе быть ослепительно красивым и не стесняться этого. Я поймал себя на том, что смотрю на наместника с открытым ртом. Если таковы мужчины, то какие же здесь женщины, подумал я. Правда, воспринимать эльфа как схожего с собой человека я не мог, всё же он явно относился к другому виду или подвиду говорящих — им можно было восторгаться, любоваться, писать с него картины — но завидовать ему не имело смысла, потому что люди такими просто не бывают, и никогда не станут, даже если загримируются, осыпав себя с ног до головы драгоценностями, и намажутся флюоресцирующим составом. Исходила от него некая чуждость, непохожесть, ощущение принадлежности наместника к иным мирам, временам и реалиям. Старейшины оказались такими же — юные светящиеся парни, существа другого мира. Эльфы.

Мы стояли друг напротив друга, и мне впервые захотелось не забыться и выключиться, а запомнить этот миг пребывания в чужом мире — вряд ли когда-нибудь в жизни мне ещё раз удастся столкнуться с такой неземной красотой.

Наместник сидел на белоснежном жеребце напротив нас, переводя взгляд с Миха на меня, и неуклонно задерживая его на Роксане. Воцарилось длительное молчание.

Летописи соврут и напишут: «Наместник медлил начинать приветственную речь, внимательно изучая противника…»

— Меч, Владыка, — начал он через несколько минут, с достоинством склонив голову. Голос у него оказался низкий, глубокий и мелодичный, — Рокса-ана…

Эльф наклонился с седла так низко, что мог бы достать рукой до земли. Двое Старейшин синхронно согнулись вместе с ним.

— О великий… эээ, — не знаю, что там делала красотка, но наместник запнулся, — … Меч Света, я прибыл сюда, чтобы принести вам… вам… глубочайшие извинения…, восхищения и восторги вашей красотой, соболиными бровями, длинными стрелами ваших великолепных ресниц и угольными глазами, изгибами линий превосходящими самые совершенные эльфийские луки…

Я подал Акуру назад и беззастенчиво повернулся налево. Тёмный вампирий плащ почти полностью скрывал фигуру Роксаны, оставляя на виду только голову и изящную кисть. Но эльфу этого явно хватало с избытком. Глядя на наместника, я понял, почему в некоторых странах женщин прячут под паранджу. Это, оказывается, не столько для женщин, сколько для мужчин сделано.

— Простите, наместник, — ухмыльнулся Мих, — я не понял, это у меня угольные глаза и соболиные брови? И давно?

— Что? — спохватился наместник, оторвав взгляд от изгибов, подобных эльфийским лукам. — Что вы, о великий Меч Света… конечно нет, что вы… я имел в виду, что приношу вам свои глубочайшие — глубочайшие! — извинения по поводу инцидента на границе Мглистых земель и… сообщаю, что эта акция была спланирована…да… кучкой заговорщиков, чья наглость не имела предела, поскольку они не могли представить себе, на какое истинное сокровище, достойное быть украшенным самыми лучшими алмазами, сапфирами и золотом, достойное быть воспетым самыми великими поэтами и менестрелями эльфийского народа в силу своей необычайной, да необычайной, возвышенной, истинно женской красоты и изящества, в силу поэтичности и восхитительной чувственности сиих усыпанных… усыпанных… отблесками солнца, недостойного даже сравниться с красотой прекрасной девы, не то что играть своими лучами в её… её роскошных косах, спадающих по плащу, словно две… две…

— Наместник? — снова прервал его Мих, — Что там про заговорщиков? На какое сокровище они покушались — на рога единорогов? Их действительно было два. Или это заговорщиков было два? Или две?

На лицах совершенных, неземных, светящихся эльфов было написано только одно желание — соскочить с лошадей и кинуться лобызать край плаща красотки. Вопрос застал всех троих врасплох.

— А? — спохватился наместник, — Да, конечно, заговорщиков… трое, да… все понесли достойное наказание, в связи с чем я горю желанием принести вам… поднести вам… исполнить вам… глубочайшие извинения, которые я сочинял, да, сочинял с момента вашего прошлого отъезда, и слова и музыку, лично я, вдохновлённый светлым ликом неотразимой светлоликой…

— Роксана, — вздохнул меч, — не трепыхай ресницами, рыбка, накинь капюшон и скачи к Фиме, сорвёшь ведь на фиг все переговоры…

Эльфы проводили удаляющуюся Роксану затуманенными взглядами, которые приобретали подобие осмысленности по мере увеличения расстояния до красотки.

— Простите, наместник, — с совершенно постной миной вопросил меч, — вы что, действительно сочиняли ваши извинения с момента нашего прошлого отъезда? Следует ли это понимать так, что все эти почти полтора куля лет вы планировали подлое нападение на всех нас, включая светлоликую красотку, у границы Мглистых земель с целью отъёма бесценных артефактов? Или у вас была какая-то другая цель?

Эльф стремительно побледнел и даже перестал светиться. Перевёл взгляд на стебелёк тимофеевки и сжал зубы. Еще сильнее он побледнел, когда уставился на расстёгнутый воротник полинявшей ковбойки меча. Бледность постепенно сменилась легкой прозеленью, наместник отвёл взгляд, после чего начал лихорадочно и витиевато извиняться, на этот раз вполне здраво и вразумительно, пересыпая речь цветастыми выражениями и заверениями в вечной верности, собственной неосведомлённости и нелестными выпадами в адрес службы эльфийской безопасности, завершив всё это изысканным пассажем:

— … понесли достойное наказание, позвольте мне досточтимый Меч, вручить вам луки заговорщиков, чтобы вы преломили их в знак вашего прощения и почтили своим присутствием наши земли, которые всегда оказывали вам самое искреннее гостеприимство.

Мих небрежно взял луки из рук бледного Старейшины, сломал только так, одним движением пальцев, не поморщился и не задумался, и брезгливо отбросил. После чего уставился на эльфа и продолжил всё с той же постной рожей, не выпуская травинки изо рта:

— Я слушаю вас, наместник. Давайте ещё и за посла извинитесь, раз уж вам так условности нравятся, я же просил вас самого приехать. Знали б вы, сколько потеряли, оставшись здесь. Слушаю, как там насчёт посла?

Эльф принёс извинения ещё и за посла, не сводя на этот раз взгляда с горла меча, причём смотрел он на него так, что у меня стало возникать подозрение — а не состоит ли наместник в родстве с незакодированными вампирами и не мучает ли его на данный момент вампирья жажда. Впрочем, вполне возможно, что он просто хотел придушить зловредное оружие. Эльф косился на ворот рубахи меча и травинку во рту, опускал длинные ресницы, и оправдывался важными государственными делами, ослепительно улыбаясь, и сверкая зубами похлеще, чем кольца на его длинных и тонких пальцах. Закончив витиеватую речь, наместник на мгновение с опаской поднял взгляд на Миха, а потом выдал:

— Меч, Владыка, в качестве компенсации за нанесённый ущерб, предлагаю вам беспрепятственный проход через земли эльфов к Серым горам под охраной двух дюжин наших лучших лучников, и прошу вас взять один из принадлежащих эльфам рогов единорога, в качестве жеста доброй воли и в знак примирения и прощения за нанесённое вам на границе Мглистых земель оскорбление…

Разумно, если учесть, что из-за рогов всё и произошло. Брови у меча поползли вверх, он выплюнул травинку, посмотрел на эльфа и засмеялся.

— Анделиенариадериэль, — пропел он, наплевав на изумлённый взгляд наместника и ошарашенные лица старейшин за его спиной, — я не возьму этот рог в уплату за вашу личную тупость и тупость вашего посла… Не зеленейте, Анд, вас это старит, вам бы сейчас мне ноги целовать, а не зеленеть. Когда вы узнаете, при каких обстоятельствах мы активировали свой артефакт, вы меня поймёте… Я принимаю ваши извинения безо всякой компенсации. Мало того, в качестве жеста доброй воли я укажу вам местонахождение легендарного огненного принца, которого ваши тупорылые заговорщики пытались ухлопать вместе с нами, но вот уговаривать его сесть на престол вам придётся уже самим, и как вам это удастся — ваши проблемы. Слышите, Анд, мы вам принца из Мглистых земель вытащили!

— Фима! — крикнул меч, оборачиваясь. — Скачи сюда, успокой наместника, пока он мне в горло не вцепился!

Обернувшись вслед за застывшим взглядом эльфа, я тут же понял, почему принца назвали огненным — сияние запутавшегося в вишнёвых волосах солнца создавало иллюзию пламени, следующего за фигурой скачущего мага. Жаль, не могу сразу в две стороны смотреть — и от Фимы в сполохах огня глаз не отведёшь, и на морду наместника полюбоваться охота.

Точно в тот момент, когда Феррари поравнялся с Серым, эльф слетел с коня и рухнул ниц едва ли не под копыта лошади:

— Альд, мальчик наш, — всхлипнул наместник, стукаясь лбом о траву и теряя в ней слетевшие с волос изумруды, — как долго мы тебя ждали! Принц, вы вернулись!

Следом за ним попадали с лошадей на землю двое Старейшин.

Глава 21. Король

Суббота, вечер — Воскресенье, утро.

Ничего особенного в эльфийском лесу не было. Всё те же деревья, всё те же листья. Не сказать, чтобы он гармонировал с обликом его обитателей. Мне казалось, лес должен бы сиять и искриться, а на соснах при таких-то хозяевах как минимум ананасы расти обязаны. Никаких ананасов не оказалось — обычные шишки. Ёлочных игрушек на ёлках тоже не наблюдалось. Всю дорогу эльфы пытались не оглядываться на Роксану, но удавалось им это с трудом. К концу поездки я уже опасался, что шеи у них в нормальное состояние не вернутся. Наместник ехал рядом с Фимой, плечо к плечу, словно боялся, что тот вот-вот снова куда-нибудь исчезнет. Изредка я видел, как он протягивает руку, желая дотронуться до принца, но удерживает себя в рамках приличий. Иногда он тоже украдкой оборачивался, но, поскольку сзади ехали мы с Михом, а Роксану перебазировали за нами к Злату, то вскоре перестал и сконцентрировал взор на Фиме. К вечеру мы прибыли во дворец.

Дворец оказался хорош, в лучших традициях королевских дворцов — двухэтажный, каменный, с башенками, позолотой, скульптурами и барельефами, изображающими эльфиек с цветами, ветками, венками, и прочей растительностью. Все они стояли в траве или в обнимку с деревьями. Как ни странно, никакой обнажёнки, сплошь летящие платья или туники. Не наблюдалось также кариатид и атлантов — меня это порадовало, всегда считал, что заставлять их поддерживать потолок или свод как-то жестоко. Хоть и каменные, а всё люди. Судя по скульптурам, эльфийские женщины от обычных отличались не сильно — повыше и заметно уже, но ни сияния, ни неземной красоты скульптуры не передавали. Перед дворцом тоже всё достаточно привычно — пруд перед замком, дорожки, бортики, клумбы; единственное, открытого пространства и газонов почти нет — все свободные места засажены деревьями.

Почётный караул из дюжины эльфов забрал у нас лошадей, во все глаза, глядя не столько на Фиму, сколько на Феррари, похоже, они принца в лицо не знали, вампиры и эльфы повели своих лошадей следом, а мы в сопровождении наместника и старейшин поднялись во дворец по лестнице зелёного малахита.

Коридор встретил нас портретами королей на стенах — полдюжины, портрет наследника оказался седьмым по счёту. Не знаю, как художнику это удалось, но, при полном сходстве с магом, цвета Фиминых волос на нём разглядеть было нельзя — видно, что не зелёные, но вишнёвыми или красно-коричневыми их назвать тоже было сложно, может, потому, что на картине все они сплошь в драгоценных камнях. Фима взглянул на портреты отца и деда, помрачнел и опустил голову, постаравшись пробежать коридор в ускоренном темпе. Свой разглядывать не стал — видел, наверно, не раз. А отец мага на портрете оказался не отличим от эльфа — такой же зеленоволосый и большеглазый. Впрочем, художник мог и приукрасить.

В следующем коридоре нас ожидала восторженная толпа. Эльфы стояли вдоль всех стен и низко кланялись принцу, глядя на него с нескрываемым обожанием. Они бы и ниц падали, да коридор был набит битком, и места для распростёртых подданных просто не было. Эльфийки на фоне наместника и старейшин ничем особенным поразить уже не могли — ни переливами волос, ни свечением кожи, а относительно неземной красоты — всё-таки женщина должна быть женщиной, и вызывать желание, а не ощущение нереальности. Феи. Эльфийки. Светящиеся фантомы. В существование ослепительных дев поверить было сложно, отнести их к своему виду или к женщинам — ещё сложнее. А любоваться… Неземная красота хороша, когда она одна, а когда её два десятка, и все мерцают, выключаешься и ничего не видишь. Правда, видно, что они женщины — движения плавные, лица мягкие и утончённые, бюсты очень даже ничего, только дотронуться до такой фарфоровой статуэтки страшновато, а ну как рассыплется или испарится, руку ей сломаешь или драгоценность какую оторвёшь ненароком. Определить возраст этих ослепительных красавиц было невозможно, но никакого сексуального интереса они у меня не вызвали — настолько отличались от обычных человеческих женщин. Их, как и мужчин, можно было сравнивать с ювелирными изделиями, недостижимой мечтой, изысканной картиной, и никак — с женщиной, до которой можно дотронуться и за которой можно поухаживать. Как ухаживать за совершенной скульптурой?

Минуты через три мужская часть встречающих разглядела Роксану позади наследника и полностью выпала из реальности. Все попытки поклониться принцу незамедлительно перешли в вывернутые головы, отвисшие челюсти и полностью остекленевшие взгляды. Роксана накинула капюшон и склонила голову как можно ниже — эльфы приседали и становились на одно колено в попытках заглянуть под плащ и узреть там хоть кусочек щеки или носа от восхитительного личика. Как принцу на одно колено упасть — им места не хватало, а тут сразу нашлось куда встать да как склонить голову так, чтобы снизу вверх на красотку смотреть. Наместник воспользовался замешательством и обратился к нам:

— Ваше высочество, Меч, Владыка,… - далее он не рискнул продолжить, видимо, опять боясь сорваться в дифирамбы, — думаю, вам стоит принять ванну и отдохнуть, после чего ближе к ночи нам всем собраться в обеденном зале и обсудить проведение завтрашней коронации… А также подробности и причину вашего столь длительного отсутствия, Ваше Высочество.

Фима затравленно огляделся. Ему явно не хотелось отчитываться о своей несколько затянувшейся командировке.

— Э… — начал он, — может, подробности коронации завтра с утра, а насчёт задержки… Анд, я сам ничего не понимаю, мне сначала посидеть, расчёты сделать, прикинуть что к чему… Устал я… И мне бы перьев и бумаги побольше…

Наместник отвёл взгляд от вампирьего плаща, под которым скрывалась Роксана, перевёл взгляд на принца и вопросительно приподнял бровь. Маг отвёл взгляд и покраснел. Ещё минута и взорвётся.

— Анд, — вмешался Мих, — пусть молодые люди отдохнут, завтра день тяжёлый. А мы с вами выпьем, и я вам всё подробно расскажу, причём вам это будет куда более интересно.

Наместник задумался. Видимо, его смущало, что Мих не сказал, будут ли они пить вдвоём, или всё же втроём.

— Да, — вмешалась Роксана, поднимая голову, и при звуках её голоса по коридору пронёсся дружный полувздох-полустон, — к тому же вы обещали мне исполнить… балладу собственного сочинения, я помню прошлую — она была восхитительна.

Наместник оказался стойким и несгибаемым мужчиной — в отличие от эльфов в коридоре ему удалось не потерять сознание и даже не пошатнуться.

В отведённых мне апартаментах обнаружилось зеркало — во весь рост, метра полтора на два с половиной, в золочёной раме изысканного лиственного орнамента. И у нас такое стоило бы не хило. Мужик с той стороны зеркала смотрел на меня хмуро и настороженно. Был он худой, мрачный, загорелый и непотребно заросший. Ещё мне не понравилось, что губы у него плотно сжаты, а глядит он так, словно сейчас набросится. Впрочем, несмотря на потёртые штаны и куртку и на нечёсаные патлы и бороду, впечатления бомжа я пока не производил. Скорее оголодавший дачник или хиппи. Надо будет узнать, есть ли здесь парикмахеры, в смысле цирюльники, да и обкорнать всё это. Бриться не буду — не переживу потом чесотки, а вот подстричь до минимума — самое оно. Хотя при том, что почти у всех эльфов волосы ниже пояса, вполне может оказаться, что понятия ножниц у них не существует. С другой стороны, одежду же они как-то кроят, а мне и портновские сойдут.

Кровать оказалась неимоверной ширины и располагалась на витых и резных ножках заметно выше моей головы. Чтобы на неё залезть требовалось воспользоваться лестницами в ногах или по бокам. Видимо, высота этого ложа кому-то показалась недостаточной, поскольку на ней я насчитал три весьма толстых перины. Подумал, стоит ли поискать под ними горошину. Решил — обойдусь. Хорошо, потолок под четыре метра, а то задохнёшся. Количество подушек я проверять не стал — неохота было по лестнице наверх лезть. Пространство под необъятным днищем сего помоста с перинами занимал гардероб — вполне стандартные плечики, не считая резьбы и всяческих виньеток. Остальная мебелировка состояла аж из трёх кресел с высоченными спинками, стола и двух туалетных столиков почему-то у стены, противоположной зеркалу. Расчёски и ножниц на них я не обнаружил, зато нашёл с десяток флакончиков непонятного назначения. Открывать не стал — мало ли чего, может, это не одеколоны и не пудра, а зелья какие-нибудь, для человека ядовитые.

Бассейн тоже был выше всяческих похвал — с теплой водой, обалденным мылом изысканнейшего аромата, вином и закусками на подносах у бортиков, и шестью полуодетыми банщицами. Назвать их служанками язык не поворачивался. Провожающий нас с Фимой эльф пытался было не пустить туда Злата, заикнувшись, что мол, простому охраннику с Владыкой и принцем не положено, но его высочество шевельнул бровью и изобразил достойную самого наместника высокомерную гримасу, от которой наглый эльф поперхнулся словами, согнулся перед Цветиком в земном поклоне и далее прыгал вокруг него чуть ли не резвее, чем около самого Фимы. Попутно во время перебранки выяснилось, что я прекрасно понимаю и даже неплохо ругаюсь по-эльфийски, но совершенно игнорирую сопровождающую мелодию, а вот Злат ни слова не понимает, но зато очень чётко ориентируется в отношениях и подтекстах. Слышал ли он мелодию, или пользовался каким-то своим специфическим чутьём, я не понял.

Злат балдел, сообразительные эльфийки порхали вокруг него, обмахивая полотенцами и наперебой предлагая разные вина, я грелся, наслаждаясь забытыми благами цивилизации, а Фима мрачно созерцал прекрасных дев и изредка болезненно морщился. При взгляде на его перекошенную физиономию эльфийки с удвоенной скоростью начинали порхать вокруг млеющего Цветика.

— А я ведь здесь почти не показывался, — вдруг заявил маг. — Так только, на каникулы, да когда Тёмный на престол всходил, и все мы прятались до лучших времён. Но мне повезло — три раза только Академия при мне закрывалась, и то ненадолго, а я половину из этого срока умудрился у людей прожить в другом городе. Кто ж знал, что всё так получится… В Академии хорошо было — ценили тебя самого и исключительно за успехи, никаких родственных связей не признавали, и правилами этикета не заморачивались. Считалось — каждый маг имеет право на свой образ: хочешь злыдня из себя строй, хочешь чудика или сноба — твоё право. Хоть в рубище с посохом ходи, хоть в золоте и бриллиантах, никого не волновало. Мало того, силищу можно иметь неимоверную, а ума или техники — ни капли… Или при малой силе так технику заклинаний изучить, что любого за пояс заткнёшь. Всё только от тебя зависело. А здесь одно: не лезь, не хмурься, занавеску не подпали, лабораторию не разнеси, а вы хорошо всё пересчитали, вдруг да рванёт у вас что-нибудь, листья с древнего дуба посрывает, кошмар какой… А вы на мечах сегодня тренировались? А из лука стреляли? Как же так, вы ведь навыки потеряете, нужны они мне… Улыбайся как идиот постоянно и цвет волос ещё поменяй, а то для эльфа неприлично. Отец вон всю жизнь красился — шибко ему это помогло? Пусть Анд теперь только об этом заикнётся — я его самого первым же указом обяжу перекраситься… Если жив завтра останусь…

Фима проводил взглядом выскочившую за дверь красотку и злорадно усмехнулся.

— Видел? Наместнику доносить побежала, теперь он молчать будет и улыбаться.

— Не переживай, — утешил я мага, — если у них ума хватит, сами после коронации новую моду введут… Чтоб на короля походить.

— Боюсь я, — вздохнул Фима, — а ну как трон этот свихнулся и меня спалит, или, хуже того, я на нём магии лишусь? Я себя без неё вообще не представляю, что я тогда буду, кто… И отказаться нельзя. Долг, знаешь ли, да и жалко. Даже Анд, бедняга, так сдал за это время, смотреть страшно, а остальные ещё хуже… По лесу ехал? Выть и рыдать охота в таком лесу, как они здесь с ума все не посходили. Некуда дальше катиться.

Маг обречённо поплескался и принялся поглощать закуски, наблюдая за эльфийками, которые уселись где-то в углу, видимо, потеряв надежду добиться внимания принца. Или чтобы не услышать опять чего лишнего и не бежать с очередным доносом.

— Жениться придётся, — скривился Фима, — на эльфийке. Стыдоба, если следующий король вообще на одну восьмую эльф будет. А толку? Дед вон восемь раз на эльфийках женился, и одни дочери рождались, пока бабка отца не родила. А у отца после развода с матерью вообще детей больше не было. И хорошо наверно, а то как подумаешь, что им бы всем на этот трон рано или поздно садиться пришлось, проверять, жив я или нет… И кого выбрать? Если честно, после Роксаны ни на одну смотреть неохота. Кажется, я понял, почему наместник так в пятый раз и не женат до сих пор…

Кувшин отменного вина настроения будущему королю не улучшил. Мокнуть в воде ему явно надоело, оставаться в одиночестве перед коронацией он, похоже, боялся, а прекрасные девы, явно напрашивающиеся утешить несчастного принца, не вызывали у него никакого интереса. Ничего странного, после того, как их подруга побежала к наместнику, мне они тоже резко разонравились.

Мы вылезли из воды и, надо отдать должное эльфам, облачились в неимоверно удобные и невесомые зелёные штаны и рубахи свободного покроя и нечто вроде туфель, идеально на ноге сидящих. Даже на Злата они что-то подобрали, хотя на нём всё это великолепие и трещало по швам. Какое счастье, наконец-то я могу одеть на босу ногу почти тапочки! Как меня портянки достали, хоть и наматываю я их уже почти с той же скоростью, что и Мих.

— Красота! — потянулся я. — Ещё бы газету и телевизор! И на диван…

— Газету? — обалдел Фима. — Виктор, ты гений! Так вот чего мне не хватает — печатного слова! Пойдёшь со мной?

— Куда? — удивился я.

— В библиотеку.

— Куда?!!

— В библиотеку! Чего сам не прочитаешь, тебе библиотекарь переведёт, а я оторвусь, посмотрю, не может быть, чтобы за время моего отсутствия там что-нибудь новенькое не появилось, должны же они человеческую литературу покупать, магическую, хоть что-нибудь за столько лет… Пошли, а? А то завтра… — бедняга передёрнулся, — что бы не получилось, до книг точно не доберусь…

Злат с нами не пошёл — он читать почти не умел. А мы с Фимой пошли. Во втором часу ночи. В библиотеку. Видел бы нас Мих — опозорил бы на весь дворец. А вот ему — мы по бабам не пойдём, мы книги читать будем! Никаких женщин — только газеты! И наместнику вот — никаких секретов у нас его разведчицы сегодня ночью не выведают! И, если честно, мне здесь одному тоже страшновато, лучше уж с Фимой. Интересно однако, есть ли у эльфов ммм… эротика какая-нибудь, желательно с картинками, и если да, то можно ли украдкой в этот раздел заглянуть…

В коридоре звучала едва слышная божественная музыка. Где-то на втором этаже прекрасный мужской голос пел арию из местной оперы, хотя слов было не разобрать. Я остановился. Фима прислушался и чуть заметно улыбнулся.

— Я так понимаю, — шепнул он, — что Анд исполняет Роксане обещанную балладу…

Библиотекаря искать не пришлось — он спал на неком подобии дивана среди стеллажей с книгами, свитками, стопками бумаг и коробками, в которых, видимо, такие же листки и лежали.

— Ваше высочество! — церемонно поклонился изящный юноша, после того, как Фима повесил под потолком нечто вроде северного сияния, — я специально сегодня не уходил, думал, не может быть, чтобы вы в библиотеку заглянуть не изволили. Ни разу такого не было, чтобы вы первым делом по приезде сюда не зашли… Извольте видеть — эти три дюжины стеллажей со специально для вас выписанными наместником из столицы журналами Академии. За все годы вашего отсутствия, вот последние три номера. А здесь — краткое содержание наиболее интересных статей… А на этом стеллаже — перечень работ по магии, чтобы вы могли выбрать наиболее интересные темы. Наместник сказал — когда принц вернётся, здесь должно быть всё, что его может заинтересовать. Пожалуйста, смотрите. Послать за едой и напитками?

Пришедшие ранним утром за принцем и Владыкой меч с наместником застали в библиотеке следы безумной ночной оргии. На столе, заваленном свитками, журналами, перьями, бумагой, и залитом вином и чернилами спало его пока ещё высочество головой на подшивке магических журналов. Исчерканные и скомканные листы валялись на полу и частично порхали по помещению — перевозбудившийся маг кинул на них какое-то полётное заклинание. Библиотекарь дрых в кресле с прекрасной дамой на коленях, а Повелитель, соответственно, на диване, прикрыв лицо журналом, в котором я нашёл и по слогам прочитал, благо журнал был древний, но человеческий, статью, несколько сгладившую удары по моему самолюбию. В ней говорилось примерно следующее: «Очередной неудачей закончилась дюжинная экспедиция во Мглистые земли, отправленная на поиски пропавшего более двух кулей назад проректора по науке АМН архимага Г. Успешного. Данная экспедиция финансировалась эльфийской стороной, по всей видимости потому, что, по неподтверждённым слухам, исчезнувший великий маг состоял в дальнем родстве с правящей эльфийской верхушкой…» Ещё рядом с диваном валялась кучка рукописных и печатных детских книжек с картинками — я по ним читать учился. Картинки были милые, но абсолютно неэротичные.

— Да, — произнёс наместник, снимая с волос спикировавшие на него исчерканные бумажки, — теперь я ощущаю, что принц вернулся… Ваше Высочество, извольте проснуться и подготовиться к коронации. И будьте так любезны, велите этим листкам перестать меня атаковать…

Воскресенье, день — вечер.

Трон, легендарный и кошмарный трон эльфийских королей, находился на лесной поляне и представлял собой всего-навсего три огромных сросшихся дерева, дубы, скорее всего. Два отходили в стороны, образуя подлокотники, а третье росло сзади, то ли стеной, то ли спинкой: посередине, соответственно, получалось нечто вроде сиденья. Деревья давно засохли, на сиденье чернели горелые проплешины. Рядом с троном стояли чахленькие цветочки в золотых вазах, на достаточно приличном расстоянии от стволов, как скорбное напоминание о былых претендентах на престол. К засохшему трону вела шикарная зелёная с золотом ковровая дорожка, только заканчивалась она где-то в полутора метрах от него — такое ощущение, что к этому замечательному природному явлению просто боялись приближаться. Эльфы стояли толпой вдоль обеих сторон дорожки на всём протяжении Фиминого пути. Стараясь, впрочем, держаться как можно дальше от королевского престола. Впереди шествовал наместник, сзади — маг, не пожелавший сменить свою горелую мантию на белое парадное одеяние, под предлогом того, что «жалко палить столь замечательную королевскую одежду, кто его знает, трон этот…» Мантию, правда, постирали, отгладили и заштопали, а также украсили зелёно-золотой вышивкой, жемчугом и драгоценными камнями, так что она вполне теперь годилась и на королевский наряд. За магом в двух шагах сзади шли мы — все четверо, потому как Фима посмотрел на нас умоляющим взглядом и заикаясь попросил «проводить до места и оказать посильную моральную поддержку».

— Если ч-чего, — стучал зубами маг, — привык я к вам, умирать мне легче будет… М-может быть…

По такому торжественному поводу на нас на всех напялили зелёные с золотом костюмы и завернули в длиннющие зелёные мантии. Мантии волочились по полу, подметая землю. Костюмы сидели идеально, а сапоги ласкали ноги и были абсолютно невесомы.

Наместник извинился перед Златом за то, что вся церемония будет идти на эльфийском языке, а переводчика ему не положено по традиции. Впрочем, добавил он, сопровождающих по традиции тоже не положено, но раз его высочество изъявило желание… Тут эльф замолчал, видимо, постеснявшись добавить, что приговорённому в последнем желании отказывать не принято.

Роксана, дабы не сорвать коронацию, почти целиком завернулась в кусок ткани цвета морской волны, оставив на всеобщее обозрение только глазищи. Не знаю, как ей это удалось, но в сей импровизированной парандже она смотрелась ещё сексуальнее, чем обычно. Я поймал себя на том, что выворачиваю голову и мучительно пытаюсь представить, какая невообразимая красота может скрываться под ниспадающей тканью. Она ведь при мне нагишом купаться умудрялась, и не могу сказать, что меня это не волновало, но тогда глаза от неё я отвести мог. А сейчас — никак. Казалось, покажись только носок туфельки на ковре — и я упаду без сознания от избытка чувств. Эльфы были близки к обмороку, наместник с трудом повернулся к нам спиной и пошёл впереди наследного принца, небрежно склоняя голову в ответ на приветственные поклоны. Кому кланялись — принцу или Роксане, понять было сложно. Главное, кланялись. От дворца до трона мы шли по широким лесным тропинкам не менее километра.

Фима заметно нервничал и выстукивал зубами чечётку. Эльфы, когда умудрялись отвести взор от сине-зелёной паранджи, смотрели на своего принца с любопытством и тревогой. Некоторые — даже сочувственно, особенно женщины. Женщины, впрочем, вообще все смотрели на принца. И изредка — с недоумением и обидой — на своих прибалдевших мужиков. И сейчас как никогда видно, что это другой вид говорящих — не люди, никак не люди. Мих с Роксаной тоже не люди, но хоть выглядят неотличимо. А Фима — вполне человек, как же он править-то будет? Кажется, я понял, почему маг предпочитал не бывать в родном доме годами.

Наместник остановился шагах в шести от трона, отошёл в сторону и сделал приглашающий жест.

— Ваше королевское высочество, — пропел он,церемонно улыбаясь, — во исполнение древнего ритуала прошу вас взойти на трон ваших знаменитых предков, чтобы подтвердить свои права на престол и даровать, наконец, эльфийскому народу долгожданного и мудрого правителя.

И вот тут нам всем стало не до Роксаны. Фима остановился и затравленно огляделся. Эльфы погасили улыбки и выжидающе уставились на мага. Меч шагнул поближе к колдуну, мы за ним. Фима прирос к ковру, и всходить на престол не спешил. Повисла томительная тревожная тишина.

— Ваше высочество, — прервал наместник тягостное ожидание, — что же вы медлите?

— Б-боюсь, — честно сообщил маг.

На лице наместника мелькнула лёгкая тень какого-то чувства, сильно напоминающего досаду.

— Чего, ваше королевское высочество? — вопросил он, как будто был не в курсе сумасшедшего характера трона и верил в то, что говорил. — Вы — законный наследник по прямой мужской линии, вам ничего, абсолютно ничего не угрожает…

И правда, редкий ханжа. Посмотрел бы я на него в этой ситуации.

— Да? — сорвался маг. — По-вашему мне совсем нечего бояться? А если я не законный наследник? Если моя мамочка изменяла моему папочке, и я вообще не его сын? Или у моего отца были сыновья на стороне до меня? Я что, знаю, как он жил три куля лет до встречи с моей матерью?

Подобное заявление внесло некоторое оживление в ряды эльфов. Они одобрительно закивали, некоторые даже приветственно вскинули луки вверх. Наместник торжественно улыбнулся.

— Согласно летописям и моей памяти, ваше высочество, именно эту фразу произносили все эльфийские короли при восшествии на престол! — церемонно произнёс он. Интересно, правду говорил, или из дурацкого положения выпутывался?

— Ваша тоже будет занесена в летописи! Смелее, ваше высочество.

Фима оглянулся и умоляюще посмотрел на нас. Нервы у парня явно сдали. Он упирался и тянул, сколько мог.

— Мих, — прошептал он, — давай, ты мне прикажешь на него взойти? У меня ноги не идут! Я боюсь!

— Вот делать мне больше нечего, — усмехнулся меч, — может, мне ещё самому туда и запрыгнуть? А вы ставки будете принимать, сколько я на нём продержусь?

— А ты можешь? — обалдел Фима.

— Да запросто. Устрою вам тут огненное родео, пока не надоест. Могу даже его укротить, и заставить признать королём того, на кого я укажу, ну, допустим, вас, наместник. Есть, конечно, риск, что он в последний момент вырвется из-под контроля и вас попалит, но минимальный…

Наместник продемонстрировал отменную выдержку, ни на секунду не изменившись в лице, и продолжая светски улыбаться.

— И ещё существует небольшая вероятность, что он не захочет подчиниться и попытается самоликвидироваться, но тем мне интереснее, — Мих оценивающе разглядывал сросшиеся деревья. — И, конечно, мощность у сломленного трона будет заметно меньше, но на возрождение эльфов и еще на куль мешков лет вполне хватит. Так как, попробовать? Наместник, в свете нашей вчерашней беседы, вам, может быть, имеет смысл подумать над моим предложением. Фима, тебе тоже, раз ты так боишься. Или ты всё-таки пойдёшь?

Фима ошалело хлопал глазами. Наместник спокойно улыбнулся и еле заметно пожал плечами. Как есть ханжа.

— Решать его высочеству, — вдруг сказал он, — но нам сейчас крайне нежелательно рисковать, мы почти на грани. Законный король — всегда законный король, даже если он в состоянии аффекта во Мглистых землях совершил некий не совсем обдуманный поступок. Не думаю, Михаил, что вы станете этой ошибкой активно пользоваться. Однако, если принц не рискнёт, то ничего другого мне не останется.

— Рискну, — прохрипел маг, — а вот если он меня не примет, тогда это будет иметь смысл… Толкните меня, что ли…

Толкнула его Роксана, как самая жестокая и хладнокровная. Мы, три мужика, не смогли этого сделать.

— Фима, — напутствовал принца меч, — вытащить тебя в случае чего я вряд ли успею, но с ним поквитаюсь, обещаю.

— Ну да, — ответил Фима не оборачиваясь, — а оно мне не всё равно уже будет?

С этими словами он почти бегом взлетел на трон и, зажмурившись, плюхнулся на обгорелое сиденье.

Я тоже чуть не зажмурился. Но ничего не произошло. Фима перевёл дыхание, вытер со лба рукавом пот, поёрзал на троне, похлопал руками по боковым стволам, потёрся спиной о третий, служащий спинкой, ещё поёрзал, потом несколько успокоился и посмотрел на наместника.

— Ну и что? — спросил он. — Что мне теперь делать? Он как-то прореагировать должен, или мне слезать уже можно? Наместник, я абсолютно не в курсе этих ваших… в смысле наших… традиций, дальше-то что? Я когда уезжал, он живой был. Мне что, сидеть тут теперь, пока на нём листья не вырастут? А если они неделю расти будут? Или он вообще никак не отзовётся? Анд, что мне теперь делать?

— Ждать, Ваше Величество, — спокойно ответил наместник.

Мы смотрели на трон и молчали. Ждали. Фима ещё немного попрыгал на сиденье, наконец успокоился и уселся поудобнее. Видимо, решил посидеть, чтобы не нервировать наместника. И ничего не происходило. Интересно, а подпалить Фиму спустя полчаса эта пакость не сможет? Может, ему всё же побыстрее оттуда спрыгнуть? Сидящего на троне мага мы созерцали минут пятнадцать, не меньше. А потом деревья начали оживать: скрюченные высушенные ветки на глазах покрывались молодыми побегами и зелёными клейкими листочками, у подножия пробилась трава, а чахлые цветочки в вазочках распустились и подняли склонённые венчики. Через пару минут листья развернулись во всю ширину, бурая кора просветлела и заискрилась чистым золотом, а на ветвях между огромных листьев замерцали белоснежные бутоны, на глазах разворачиваясь в огромные благоухающие цветы.

Коронации как таковой не было. Даже венка из листьев на голову новоявленного короля не возложили. Оказывается, понятия короны у эльфов вообще не существовало. Маг просто сошёл с трона под умиленные рыдания всей женской половины присутствующих и большей части мужчин. Плакал ли наместник, я не видел, он ко мне спиной стоял. А вот Злат прослезился. Мне больше всего хотелось кинуться обнимать живого Фиму и поздравлять с чудесным избавлением, но было как-то неудобно. Он же теперь король, кто его знает, как это на нём скажется. Тем более его новоявленное величество при сошествии с трона тут же подхватила под руки и на руки восхищённая толпа болельщиков, в смысле подданных, и унесла переодевать, переобувать и готовить к торжественному пиру в честь удавшейся коронации. Мы же отправились во дворец в сопровождении наместника. Эльф неуловимо изменился. Сложно сказать, что именно — то ли свечение стало поярче, то ли оттенок поменяло, то ли тень затаённой улыбки прорезалась на лице, только даже на Роксану он смотрел теперь мечтательно и мягко, словно пытался уловить неслышимую нам музыку леса. Занудство из него поменьше прёт, вот в чём дело, решил я в итоге.

После коронации я нашёл цирюльника — очаровательного эльфа со стандартной копной волос всех оттенков зеленого цвета. На мою просьбу бороду и усы укоротить он разразился долгими и страстными уговорами сбрить её полностью. Ему, правда, бород ещё ни разу брить не приходилось, но он готов попробовать. Пришлось объяснять, как мучителен будет процесс последующего отрастания волос на лице. Парикмахер посмотрел на меня с невыразимым сочувствием.

— Ужасно, — вздохнул он, — как вы страдаете…

И буквально за пару минут привёл усы и бороду во вполне приличный вид.

Просьба же постричь и волосы на голове как можно короче повергла беднягу в состояние шока. Видимо, я произнёс что-то кощунственное. Эльф вышел из ступора далеко не сразу, но потом овладел собой и выдал:

— Что вы, как можно? У вас и так волосы возмутительно короткие и прямые! Я, наоборот, предлагаю нарастить их до подобающей длины, завить и покрасить. Можно — как у меня, а можно — как у его величества. Я подозреваю, что скоро этот цвет войдёт в моду.

— Простите, — заинтересовался я, вспомнив, что кудри короля завивки до сих пор не требовали, — так у вас этот цвет не натуральный? И волосы вы завиваете?

— Нет, — вздохнул юноша, — у большинства — натуральный, и вьются сами по себе. Но всякое бывает — встречаются и эльфы с вашим цветом волос. Мало, правда. Так что практики по окраске и завивке у меня фактически нет. В основном я занимаюсь тем, что украшаю прически драгоценными камнями. Кстати, что вы предпочтёте для своих волос — изумруды или сапфиры? Если цвет менять отказываетесь, то, может, лучше топазы?

Стричь волосы он отказался наотрез. Даже только спереди. В итоге от своенравного цирюльника я вышел со вполне приличной бородой и вымытой головой. От окраски, наращивания, завивки и украшений наотрез отказался уже я. На пир по поводу коронации я пришёл почти цивилизованным человеком.

Гуляние оказалось на высоте — шикарные столы под открытым небом, очень красивые песни, изысканные блюда и потрясающие вина. Сортов пятидесяти, если не ста. Король в белоснежной мантии восседал во главе стола, и рубины в его кудрях искрились и переливались. Надо отдать должное наместнику и старейшинам — сразу после коронации цвет волос его величества на портрете в коридоре изменили на максимально приближенный к реальности, и даже умудрились передать ощущение отблесков огня за спиной мага. Из подданных никто не перекрасился, но то здесь, то там среди нарядов мелькали красные розы и алые ленты. Тосты, здравицы, оды и шутки. Мих толкнул длинное, совершенно стандартное по тексту приветствие, полное, однако, музыкальных переливов, которые услышал даже я. Судя по тому, что некоторые дамы краснели и опускали глаза, наместник созерцал игру вина в бокале, а Фима слушал с явным удовольствием, тост удался. Когда дошла очередь до Повелителя, я встал и выдал:

— Ваше королевское величество король Гере… Гере… — и, холодея, понял, что забыл, как зовут Фиму полностью, то ли Герефимэль, то ли Герефиманд, то ли вообще Гере — что-то там —.дэриэль. Роксана прыснула, наместник уставился на меня с ужасом. Я осознал, что до сих пор по имени короля никто не назвал. Может, у них вообще по именам обращаться не принято? А что, возможно, что при такой-то длине они и сами их не помнят.

— Герефимальдиэриэль, — улыбнулся король, — слушаю тебя, владыка Виктор…

Тост я довёл до конца, под хихиканье Роксаны. Сама же пери, пригубив вина и, закусив кусочком мяса в нежном соусе, подняла бокал «за выдающиеся кулинарные способности нового короля, в надежде, что государственные дела не загубят столь выдающийся талант, и когда-нибудь нам еще доведётся откушать пищу, собственноручно приготовленную его величеством…» Если наместник и теперь к ней не охладеет — его любовь вечна.

— Да, — добавила красотка, — давно хотела спросить, а где ваше величество так готовить прекрасно научилось? Это у вас по эльфийской линии или по магической?

— По обоим, — засмеялся маг, — я с подачи наместника всё своё детство и юность на кухне провёл. Как лабораторию спалишь, или там залу какую в щепки разнесёшь — неопытный был — так меня на кухню, повару помогать. Ну и в академии, пока студентом был, не всё же исследованиями заниматься, похулиганишь — на кухню, напьёшься — опять туда же, а то преподавателю докажешь, что его знания устарели, и ничего он в своём предмете не смыслит — и снова в кулинарном деле совершенствоваться. Только почему-то в те дни, когда я на кухне работал, весь преподавательский состав в студенческую столовую обедать и ужинать ходил… А мне нравилось. Я вообще подозреваю, что все они знали, что мне готовить нравится… Знаете, так пригодилось, когда я три года на подножном корму сидел…

Наместник решил отыграться за всё. Он долго разливался соловьём за здравие нового монарха, а потом высказался в том духе, что королю пора бы срочно озаботиться появлением наследника, потому как долг перед народом и всё такое, и в связи с этим он убедительно просит его величество не повторять ошибок отца и деда и жениться как можно скорее, и, следовательно, не пора ли ему начать размышлять над вопросом, кто будет матерью для его сына.

— Да, — совершенно серьёзно подтвердил Фима, — и я уже решил этот вопрос. Насчёт ошибок. Да, конечно, я женюсь на женщине из моего, эльфийского, народа. И, поскольку жениться по любви мне не суждено, — он на секунду задержал взгляд на Роксане, — то я решил выбрать достойную кандидатуру. Я долго думал, наместник, и пришёл к выводу, что возьму в жёны одну из ваших дочерей. Согласитесь, лучшего деда для своего сына я пожелать не могу. Только женюсь я не на одной из тех, которые в дюжину с лишним раз меня старше, а на одной из тех, что у вас ещё родятся. И, согласитесь, несправедливо будет, если вы предложите мне в невесты только одну дочь — а вдруг мы с ней друг другу совсем не подойдём? Зачем же страдать нам обоим? Я просчитал и решил, что с одной из трёх, а лучше четырёх, мы наверняка сможем друг другу понравиться и сочетаться законным браком. Причём мне абсолютно не важно, будут ли ваши дочери от одного брака, или от разных. За ближайшие две-три дюжины лет они как раз подрастут, и чем быстрее это произойдёт, тем быстрее я женюсь на одной из них, так что начинайте уже сейчас размышлять над вопросом, кто станет матерью для моей жены.

Чувство долга у наместника было развито великолепно. Такого мужчину нельзя было не зауважать. Всю оставшуюся часть вечера он провёл в глубокой задумчивости, иногда с тоской поднимая глаза на Роксану, а иногда внимательно приглядываясь к веселящимся эльфийкам. Выбирать себе супругу он начал сразу после слов его величества.

Понедельник, утро.

Головной боли не было. Мерзкого привкуса во рту — тоже. Скорее, наоборот — чувствовалось послевкусие изысканных легчайших напитков. Предельная, кристальная чистота мыслей, ясность и лёгкость. Мягчайшие перины ласкали тело, никакого гороха или булыжника под ними не ощущалось, одеяло струилось нежным шёлком, подушки поражали прохладой, и я каждой клеточкой тела ощутил, насколько на мягкой постели спать приятнее, чем на холодной, жесткой и не всегда ровной земле или траве. Единственное, что тревожило — абсолютно не помню, как я сюда попал. Неужели я самостоятельно забирался на кровать по одной из этих высоких и неудобных лестниц? На почти двухметровую высоту? И те три, нет, четыре — ой, сколько же их было? — эльфийки, пытающиеся меня раздеть, — они мне померещились? Слез по резным ступенькам и увидел напротив дверь в ванную комнату. Обалдеть — почти цивилизация, даже расчёска есть, или, скорее, резной гребень в драгоценных камнях. И как не боятся, что я его свистну? Зубной щётки, правда, не наблюдается, но такое свежее ощущение и изничтожать жалко.

Вышел в пустой коридор и пошёл искать кого-нибудь из своих. Никого не нашёл, потому что боялся стучать во все двери подряд, а из местных никого не попадалось, и потащился в библиотеку. Она была открыта, библиотекарь с двумя помощницами просматривали литературу на стеллажах. Хоть три живые души. Взял первый попавшийся свиток на эльфийском и погрузился в лингвистические изыски — разбирать написанное эльфийскими рунами было гораздо сложнее, чем человеческими. Когда я расшифровал семь строк, меня нашёл меч и позвал на завтрак к его величеству.

— Ну, Витёк, — прикалывался он по дороге, — ты и бабник! Это ты по жизни такой или как? Или по пьяни твоя истинная сущность вылезает? Или эльфийки так тебе понравились, что полностью голову потерял?

Увидев мое вытянувшееся лицо, шутник хмыкнул и добавил:

— Не переживай. Поскольку я точно знаю, что сегодня ты бы глубоко страдал и раскаивался, то мы с его величеством не стали портить себе утро после коронации твоим несчастным и растерянным видом, и всех баб, которых ты затащил к себе в спальню, из неё повыгоняли. Причём последних — личным приказанием его величества и моим личным пинком. После чего Фима телекинетически закинул тебя на эту трёхметровую багажную полку. Так что раскаиваться тебе пока не в чем.

Завтракали в кабинете — вполне похожем на обычный. Стол, правда, весь из себя резной, полированный и инкрустированный, посуда серебряная, золотая и фарфоровая, вилок по-прежнему нет, но я уже и ложкой приспособился. А так — во главе стола его величество, по бокам мы — по двое. Я со Златом, Мих с Роксаной. Прислуживали женщины — видимо потому, что вчера два официанта засмотрелись на Роксану и вылили полные кувшины вина на платье ошалевшим эльфийкам.

Заговорили об отъезде. Фима спросил, нужны ли нам лучники в сопровождение. Мих подумал и ответил, что вполне хватит и вампиров, всё равно у Серых гор мы пойдём вниз в пещеры, а остальные — на соединение с дружиной на той стороне хребта. Монарх отчего-то погрустнел и задумался. Под конец завтрака вошли наместник и трое старейшин с кипой листов в руках у каждого, последний нёс также перо и чернильницу. Наместник низко поклонился и вручил королю пачку исписанных листов. По виду — штук десять, не меньше.

— Что это? — заинтересовался Фима.

— Указ, — лаконично ответствовал наместник. — На подпись.

— За завтраком? — удивился король.

— Да, ваш дед всегда подписывал за завтраком, чтобы потом не отвлекаться. Извольте перо и чернильницу, — старейшина молча поставил прибор на стол.

Маг взял пачку листов и погрузился в изучение указа. Постепенно глаза его округлялись, а брови ползли вверх.

— Так, — начал зачитывать его величество, — … ваш светлый лик сияет в зелени наших лесов, подобно солнцу… оплот, чего оплот, наместник? Нравственности? Я?

… Алое сияние волос вашего величества…, - он перелистнул страницу, — … всемудрейшая прозорливость… непревзойдённая доброта… — перелистнул ещё одну, — всесветлейшая мудрость… Анд, что это?

— Это указ, ваше величество, — спокойно повторил наместник.

— Вот эти три страницы — указ?

— Нет, — наместник объяснял терпеливо и спокойно, как иногда объяснял Мих, выставляя меня полным идиотом, — это стандартное введение в указ, его никто не читает, указ дальше.

Фима взял четвёртую страницу.

— Согласно учению великого Фаэзаэданэриэля… для достижения полной гармонии… Анд, Фаэз математик был, у него философский трактат только один, и то не расшифрованный, какое у него может быть учение? Если оно есть — составьте мне краткое изложение со ссылкой на первоисточник. И оригиналы принесите, если сохранились… Как завещал великий Иэлитаэриэль… Что он завещал? Насколько я помню этот древний поэт жил на заре времён за тьму лет до рождения даже вашего пра-пра-прадеда, и некоторые его поэмы крайне двусмысленны. Что он мог нам завещать? Тут не указано, что конкретно. И я это должен подписать? А потом выяснится, что он выжил из ума и завещал нам вступать в однополые браки или жениться на единорогах. Наместник, что это?

— Это стандартное введение в указ, — вывести наместника из себя было сложно. — Его никто никогда не читает. Таковы традиции.

— Наместник, — в голосе короля послышалось снисхождение, — я привык читать всё, что подписываю. Так подмахнёшь непонятно что, а потом на меня ссылаться будут, как на последователя сомнительного учения. И поверьте, если бы вместо ответа на вопрос о компонентах заклинания студент принёс мне кипу листков с описанием моей несравненной доброты и ссылками на великих поэтов прошлого, в лучшем случае он отправился бы на переэкзаменовку.

Фима погрузился в дальнейшее изучение указа. Собственно указ обнаружился на последней странице.

— Угу, понял, — согласился маг, — скажите, Анд, а решение о высаживании дополнительной лесополосы обязательно должен король принимать? Там дальше нет указа о реставрации стен в левом крыле дворца? С таким же стандартным введением?

— Так принято, ваше величество, — невозмутимо ответствовал наместник.

— Принято, — согласился Фима, — давайте остальное, причём введение — отдельно, а сами указы — отдельно.

Изучив семь листиков, король небрежным движением руки спалил кипу стандартных введений, а сами указы подписал вверху и внизу листа.

— Впредь на подпись всё приносить или присылать в такой форме, — улыбнулся маг. — А если кому нечем заняться, может посчитать экономию бумаги от новой формы указа. Кстати, наместник, дайте мне ещё лист, я напишу указ собственноручно.

Собственноручно написанный королём указ поверг наместника в состояние шока, которое даже его выдержка скрыть не могла.

— Ваше в-величество, — застонал наместник, — вы в своём уме?! Простите, я хотел сказать… хорошо ли вы подумали… не сказалось ли на вас длительное пребывание в одиночестве… За что? Вы же только что короновались…

— Анд, — скривился Фима, — вы лучше меня знаете, что король — только активатор трона. Трон ожил, и даже цветёт, что, как я понял, нетипично. Так что нам ничего больше не грозит. Совершенно точно знаю, что дед путешествовал дюжиницами, и на нас это никак не сказывалось. Важно наличие живого короля и живой же трон, а где король находится — совершенно непринципиально. Вернуться на постоянную работу в Академию я уже не смогу, потому что…потому что считаю, что обязан всё-таки жить здесь, но съездить посмотреть, чтобы потом здесь исследовательский центр организовать, — наместник побледнел, — может, мне удастся как-то договориться по шесть дюжиниц там курс лекций читать, а остальное время здесь проводить… При том упадке магии, что я в журналах вычитал, это может оказаться вполне реально. Анд, я люблю свою работу, и совсем от неё отказаться не в состоянии, поймите же и меня… Я жениться из чувства долга могу, но из чувства долга совсем от работы отказаться — выше моих сил. И к тому же я никак не могу потерять шанс посмотреть на цивилизацию гномов! Их же почти никто не видел, а уж их города — тем более! Вы только подумайте — король эльфов инкогнито в гостях у гномов! Может, удастся какие-то связи завязать… Может, у них магические наработки есть, которые нам неизвестны… Так что оставайтесь наместником, у вас это столько лет прекрасно получалось, только указы извольте писать по новой форме и присылать мне на подпись. Желательно — гонцом. Так что я выеду завтра утром вместе с повелителем Меча Света. Не переживайте, думаю, я вернусь раньше, чем через две дюжиницы.

Наместник повернулся к Миху.

— Вы можете его переубедить? — спросил он. — Или… задействовать известные нам обстоятельства?

Меч скривился.

— Наместник, я уже неоднократно пытался от вашего короля отвязаться… Безуспешно. Задействовать обстоятельства я не собираюсь, я ещё с ума не сошёл. Да пусть прокатится, вернётся в целости и сохранности, может, даже пользу принесёт. Вы что думаете, маг такой силы за себя постоять не сможет? Ладно, не страдайте так, я за ним пригляжу. И… скажу по секрету, мне в отряде хороший повар не помешает.

— Хорошо, — обречённо вздохнул наместник. — Вы собрались выехать завтра? Тогда мы выделим обязательный эскорт и охрану вашему величеству. И ещё имеет смысл мою свадьбу перенести с завтрашнего дня на сегодняшний. Согласно пожеланию Вашего Величества я выбрал себе жену.

И он церемонно поклонился.

Свадебный пир от вчерашнего отличался мало. С той только разницей, что во главе стола сидели молодые. Причём новоиспечённая светящаяся жена не сводила с мужа безумного страстного взгляда и разве только руки не целовала его величеству в знак благодарности, а муж нет-нет да и переводил глаза на самый дальний конец стола. Там спрятались Мих с Роксаной, дабы не вводить наместника в неподобающие вступающему в брак искушения. Я на всякий случай попросил Миха и его величество выгнать из моей спальни девушек, если меня вдруг снова развезёт, и с чистой совестью отдался наслаждению эльфийскими винами, благо, как выяснилось, похмелья они не вызывали.

Наутро мы выступили в путь, сопровождаемые дюжиной вампиров, поскольку дюжину Роксана отпустила обратно, и дюжиной эльфов, потому что после длительного спора с наместником его величество своей королевской властью четыре дюжины охраны оставил дома.

Глава 22. Серые горы

Вторник — Среда.

В лесу пели птицы. Щебетали, чирикали, разливались. Они то перекликались, то подпевали невидимому солисту. На листьях блестели капли росы или ночного недолгого дождя, переливаясь разноцветными искрами. Казалось, деревья украсили свои ветви драгоценными камнями, и среди весёлых огоньков на листьях мерцали паутинки в капельках влаги, как сеточки или кружева на нарядах красавиц. Ветер гулял по вершинам, изредка проникая под полог леса и обдавая нас брызгами с веток и запахами настоявшихся трав — от пряно-душистых, до бодряще свежих. Утро встречало и провожало нас музыкой и весельем.

Охрана сгрудилась вокруг его величества со всех сторон, так что бедного Фиму было не видно за зелёными плащами и такими же шевелюрами. Что ему грозило в трёх-четырёх километрах от дворца, понять было сложно, но, видимо, наместник велел эльфам закрывать короля собой на протяжении всей поездки.

Оказалось, что эльфы действительно лесной народ, поскольку изредка удаляющиеся на разведку в лес охранники, когда спешивались и делали шаг с обочины, полностью сливались с листвой и исчезали из моего поля зрения. Видели ли их Мих и Злат, я спросить постеснялся. Никаких драгоценностей, вышивок или украшений на охране не наблюдалось, как, впрочем, и на его величестве — сугубо функциональные походные костюмы без малейших излишеств. При этом сами телохранители умудрялись сиять и переливаться, а стянутые в хвосты волосы и безо всяких драгоценностей поражали мерцанием всех оттенков зелёного цвета. За эльфами в ряд по двое растянулись вампиры — вполне довольные жизнью, потому как за всё время пребывания в гостях не переставая дегустировали из всевозможных бочек. Уезжавшая обратно дюжина даже договорилась о поставках нескольких сортов вина в свою деревню. Чем они собирались платить за него, я не понял. Может, пшеницей, которую эльфам сажать было особо негде. Когда тропинка суживалась так, что по ней могла пройти только одна лошадь, два последних королевских телохранителя спешивались и исчезали на обочинах дороги — прикрывали Фиму с боков. К обеденному привалу стало видно, что его величество озверел от такой заботы.

Обед готовила охрана — на всех. Эльфы везли с собой припасы, мешочки со специями и мехи с вином. Мага взяли под белы рученьки, отволокли от котелков под насмешливый взгляд меча и усадили на заботливо расстеленное покрывало. Воду принесла одна тройка телохранителей, дрова нарубила другая, разжечь костёрки под котелками магически его величеству не позволили, боясь, что оно перенапряжётся, зато есть позвали нас всех, включая вампиров. Мне это понравилось. Всегда приятно, когда кто-то за тебя дрова рубит. Лично для его величества эльфы взяли с собой отдельную серебряную миску, серебряную же ложку и серебряный ножик. Телохранители умудрялись посматривать на Роксану только искоса, сопровождая преданными взглядами каждую ложку, которую король соизволял отправлять в рот. Фима молча поглощал суп. Он, похоже, был просто в ступоре от такой заботы и не знал, как реагировать. К концу обеда все мы откровенно ухмылялись, глядя на полдюжины прыгающих вокруг мага охранников. Ещё полдюжины патрулировали лес — чтобы никто не помешал его величеству кушать. С момента выезда с территории дворца обалдевший маг не произнёс ни одного слова. Так же молча и ошарашенно он наблюдал, как его подданные сворачивают стоянку, моют котелки, прикрывают кострище, убирают за собой поляну, приводя её в первозданный вид, жестом пресёк попытку подсадить себя на Феррари и молча же поехал дальше в окружении телохранителей.

Не успел я вечернему привалу томно размечтаться, что сей прекрасный сервис ждёт нас теперь всегда, как зловредное оружие обломало все мои надежды.

— Твоё прекраснокудрое величество, — выдал меч, как только охрана на стоянке попыталась окружить плотным кольцом обалдевшего короля, — я не въехал — ты с нами в отряде едешь, или так просто прогуливаешься, в сопровождении двенадцати нянек? Ты еще не забыло, что вам с Витьком дюжину дней без одного шесть лошадей чистить? Я вообще не понял — я, кажется, тебя с собой брать соглашался в качестве повара? Ты уж извини, но стряпня твоих подданных рядом с твоей — как вампирья сивуха рядом со спиртом.

Это он приврал — вполне съедобный обед был, я бы не возражал, чтобы эльфы и дальше готовили.

— Давай, — продолжал Мих, — либо обратно катись, либо уж за дело берись, нечего мне народ тут разлагать.

Кого его величество могло здесь разложить? Разве только вампиров. Они вроде как не совсем живые. Сволочное оружие, ничего не скажешь. Ни мне не дал себя повелителем почувствовать, ни Фиме себя — королём.

Но маг глянул на Миха с невыразимой благодарностью, неуловимым жестом отослал охранников — те просто растворились на полянке и больше не отсвечивали — и принялся с энтузиазмом скрести Златову Ласку. И мне заодно пришлось взяться за Ночку и Акуру. В отличие от Фимы, особой радости мне этот процесс не доставил. Зато ужин был таков, что выдержанные и молчаливые охранники едва не чавкали и не облизывали пальцы. Яства на коронации показались рядом с этой едой стряпнёй практиканта в общественной столовой. Оказывается, если Фиме дать в руки немного эльфийских специй и чуток нормального мяса, он способен творить настоящие чудеса. Мих знал, что делал, когда взял его с собой. Какая жалость, что эльфийскими традициями не предусматривается, чтобы еду на свадьбу и коронацию готовило лично его величество!

Мы с упоением поглощали королевский ужин, когда сзади раздалась ругань, свист стрел и очень неаппетитный хруст. Обернувшись, я пролил драгоценную подливку на землю. Эльфы намертво сцепились с вампирами. Двое охранников лупцевали оскалившегося вампира, клыкам которого мог позавидовать и саблезубый тигр, а тот хлестал их крыльями по головам. Еще один вампир, с искусством, достойным ниндзя, заехал ногой в челюсть эльфу, сбив его с ног на копошащуюся в траве кучку зелёных плащей и чёрных крыльев, а сам взлетел и спикировал сверху, норовя вцепиться бедняге в горло. Хорошо руками, а не клыками… Всё-таки их качественно закодировали. Мимо промелькнула тень. Ещё через пару секунд спорщики улеглись на травке ровными рядками — зелёненькие тела слева, чёрненькие — справа. Мих приподнял вампира, потряс и бросил, потом приподнял эльфа, тоже потряс и тоже бросил, смачно выругался и вернулся обратно — ужин доедать.

— Что случилось? — встревожился я.

— Что-что, — окрысился меч, — Витёк, ты где жил? Мужикам не хватило. Сам знаешь, сколько ни возьми — всё равно второй раз бежать придётся! Прибежали, а эльфы в своём стиле: «Приходите попозже, его величество трапезничать изволит!». Скажи такое у винного магазина, когда душа горит и добавки просит!

— Хорошо, — поднялся маг, — пойду добавки наколдую. И если нам вдруг город штурмом брать придётся — сутки им пить не дадим, а потом скажем, что в нём стратегические запасы спирта…

Следующий день мы в ускоренном темпе рысили по лесу, который с удалением от эльфийских земель темнел и мрачнел, и к вечеру выехали к реке, на берегу которой и остановились на привал. Драк больше не было — эльфам отдали чёткий приказ пропускать вампиров за добавкой. Всю ночь Злат бродил по берегу, в надежде найти русалок и передать привет своей возлюбленной. Рыба в воде плескалась, но русалок не было и следа.

Четверг.

Утром выяснилось, что река — и не река вовсе, а рукотворный канал, соединяющий русла двух рек, и специально выкопанный эльфами на границе своих земель. Таким образом, эльфийская территория тянулась практически от границы Мглистых земель до этого канала, и была с востока ограничена рекой, сбегающей с Серых гор. На западе тоже протекала река, но часть территории на её правом, нашем, берегу принадлежала вампирам, а на левом — вампирам с редкими вкраплениями человеческих поселений. За каналом чернел лес, а за лесом поднимались горы — серые, старые. Виднелась пара пиков, увенчанных снежными шапками. Я не горнолыжник, потому восторга от их вида не испытал. Впрочем, Мих собирался под горы переться, а не наверх. Тоже не легче — в темноте ползать.

Брода не было. Справа от нас можно было различить останки сгнившего и сожжённого моста. Эльфы и мы четверо переправлялись вплавь. Одежду и припасы вампиры перетащили по воздуху. Роксану — тоже. Мих предложил и мне полетать, но я отказался — уронят ещё. Если бы меч сам полетел в руках вампира — я бы, может, и подумал, но поскольку он предпочёл плыть, я решил последовать его примеру. Чувствовалось, что Фиме неимоверно хочется попасть на тот берег по воздуху, но вид явственно позеленевшей охраны заставил его образумиться. А может, он просто с Феррари расстаться не мог, боялся, что жеребец без него не доплывёт.

Лес на этой стороне производил мрачное и запущенное впечатление, изредка чернея горелыми проплешинами и обдавая затхлым запахом болот. Дорога сплошь заросла высокой травой и называлась дорогой лишь потому, что когда-то давно её прорубали сквозь лес, и деревья ещё не успели вновь завоевать раскорчёванную территорию.

— Неплохо, — оценил заброшенную просеку король, — заклинание очистки от деревьев, профессиональное, когда обновляли?

— Это не мы, — ответил охранник, — мы давно тут не ездим. Гномы, скорее всего. А кому ещё? Они иногда по нашему каналу до рек добираются. Некоторые патрульные пару раз видели плоты и лодки. Но то, может, люди были, а не гномы. Я так живого гнома ни разу не встречал. Знать бы, как они выглядят. А вы видели, ваше величество?

— Видишь ли, — задумался маг, — те, кого мне пару раз представляли как гномов, абсолютно ничем от людей не отличались, даже ростом. Он был сильно ниже среднего, но вполне для человека приемлемый. А под горами я не был, поэтому сравнить мне было не с кем. Может, это самозванцы были, интерес к себе вызвать пытались. А что по-гномьи болтали, так при желании этот язык выучить можно — в моё время учебников по нему было достаточно, в академии он входил в обязательный курс.

Мы перешли на резвую рысь, не остановились на обеденный привал, зато еще до захода солнца выехали из леса и вступили в предгорья. Ничего особенного в предгорьях не было — тот же лес, только посветлее и менее сырой. Дорога шла в гору, но лошади пока вполне спокойно поднимались, никаких особо замысловатых троп и крутизны не наблюдалось, камни из-под копыт Акуры в пропасть не летели. Очень бы хотелось, чтобы спуск во владения гномов находился где-нибудь не у самого снежного пика.

Остановились на ночлег, мы с Фимой сначала привычно занялись лошадьми, потом он — ужином, и за едой меч нас обрадовал — дальше пойдём пешком. Впятером. Эльфы с вампирами заберут наших лошадей и пойдут на восток на соединение с человеческой дружиной, и с ней же будут ждать нас с той стороны гор. Меч достал карту и подробно объяснил охранникам, где они должны нас ждать. Эльфы побледнели и уставились на короля. Король величественно кивнул. Тогда охрана рухнула королю в ноги и попросила взять с собой хотя бы двоих телохранителей. Фима снисходительно пояснил, что он собирается к гномам инкогнито, и наличие двух эльфов в сопровождении ему нежелательно. И вообще, его величество не понимает, неужели нравы упали настолько, что подданные осмеливаются перечить монарху?

По лицам телохранителей было видно, что они мучительно решают вопрос — кого им бояться больше, короля или наместника? Похоже, наместника они боялись гораздо сильнее, но тут выяснилось, что его величество владеет неуловимой мимикой ничуть не хуже, и эльфы молча склонились в поклоне. Зато маг поручил им заботу о Феррари, и умудрился сделать это так, что я был уверен — телохранители будут трястись над жеребцом, словно это лично его величество.

— Мих, — решился я подать голос, — а зачем нам всем туда лезть? Ты один никак не сможешь эти рога продать и сюда вернуться?

Меч уставился на меня с удивлением.

— Ты предлагаешь мне идти к гномам без моего повелителя? — обалдел он. — Где это видано?

— А где это не видано? — возразил я. — Зачем нас всех с собой тащить? Сбегай, продай рога и возвращайся…

— Прелестно, — согласился Мих. — Прямо сейчас и побегу. Даже не доем. Только кто тебя здесь охранять будет? Они? — он кивнул на эльфов. — Или они? — кивнул на вампиров. — А здесь звери дикие бродят, волки кусачие, медведи попадаются, вепри злобные, вервеллы — оборотни эльфийские — гадость несусветная, забредают изредка. Их даже я с одного удара не всегда убить могу. Укусит — в полнолуние перекидываться не станешь, размечтался, на месте скопытишься, на луну и рад бы завыть, да не повоешь уже. У тебя навыки есть от них отбиваться? К тому же Фима на гномов посмотреть хочет, Роксана прибарахлиться собирается. Разве Злата с тобой оставить. Давай, посиди с охранниками, пойдёт?

Кто меня за язык тянул?

— Нет, — привычно опустил я глаза, — глупость сморозил, согласен…

Фимина еда тут же показалась мне безвкусной. Сколько раз обещал себе с мечом не разговаривать без крайней необходимости.

— Да, — сказал вдруг маг телохранителям, — если на русалок наткнётесь, весточку Златовой невесте передайте. Скажите, через пару дюжиниц точно вернётся. А ещё лучше — найдите русалок сами, несколько речек вам точно попадётся.

Цветик благодарно улыбнулся. Охрана склонила головы.

Тут вмешались вампиры.

— А нам как быть? — хором воскликнули они. — Мы ж без кровезаменителей ни дня прожить не можем… На голодную смерть нас без дозаправки обречь хотите? Каких-то пять дюжин фляг спирта — разве нам хватит на весь поход?! Роксана, возлюбленный твой нас без ножа режет и без меча рубит! Госпожа, не погуби — заступись!

Меч и маг задумались.

— Могу артефакт сделать… — предложил колдун после раздумья. — Доезжаете до ручья, активируете — на три часа спирт вместо воды. Только мне всю ночь над расчётами сидеть придётся…

Вампиры радостно зашевелились.

— Нельзя! — встревожился я. — Вся рыба передохнет, ты что — это ж экологическая катастрофа!

— Хорошо, — предложил Фима, — наколдую на дюжину бочек спирта больше. Должно хватить. Вряд ли мы больше пяти дней под землёй пробудем. А в обход гор — полдюжиницы идти, не дольше. Там и поселения могут быть, можно реальным самогоном подзапастись будет.

— Только отдать бочки под надзор эльфам, — вмешалась Роксана, — со строгим наказом, чтобы больше одной на ночь не выдавали! Они ж всё сразу выпить могут, что тогда?

— Ага, — вмешался меч. — А если опять не хватит? Придут за второй и перебьют друг друга. Да и как они их поволокут — пяти наших лошадей хватит?

— Ладно, — решился маг, — сделаю артефактную бочку. Наливаешь в неё воду, получаешь великолепную иллюзию самогона. Не спирта, правда. Своим отдам — под строжайший надзор. Придут за добавкой — эльфы из неё и нальют.

На том и порешили. Мы улеглись спать, а его величество потребовал бочонок и всю ночь просидел за магическими изысканиями, окружённый четырьмя охранниками.

Пятница.

Утром я простился с Акурой, вот уж не думал, что так к этой розовой ослице привяжусь, посмотрел на тоскливо гладящего своего жеребца Фиму, проводил взглядом удаляющихся эльфов и вампиров и пошёл в гору вслед за мечом. Только бы нам над пропастью какой идти не пришлось. Никакого влечения к экстриму у меня нет.

— Ой, — вздохнул Мих, — оборачиваясь вслед чёрным крыльям и зелёным плащам. — Что-то у меня предчувствие нехорошее… Не сглупили ли мы с этой артефактной бочкой?

Бежали полдня резвым темпом, и я осознал, что пешком ходить отвык — на лошади, безусловно, удобнее и быстрее. Лес редел, появился кустарник, под ногами скрипели камни. Мих петлял по какой-то лишь одному ему известной тропе, я утирал с лица пот и утешался тем, что кольчугу и неподъёмную куртку увезли охранники, а эльфийские сапоги заметно легче тех, что были у меня до этого. Никто, кроме меня, признаков усталости и загнанности не показывал, Роксана так вообще явно наслаждалась природой. А Фима всю дорогу радостно улыбался — в отсутствие охраны он излучал сияющие флюиды счастья. Или просто начал светиться, как и положено эльфу? Наконец, когда я уже собирался молить о пощаде и краткой остановке, меч остановился у стены с расщелиной и предложил нам всем в неё протиснуться.

Возможно, они с Фимой в неё и пролезут, а вот я… Тут я вспомнил своё отражение в эльфийском зеркале, джинсы, которые давно падали без ремня, и понял, что тоже пролезу. Злат и Роксана пошли первые, как самые упитанные, и безо всяких подталкиваний исчезли с той стороны. За ними полез я, ни за что не зацепился, и очутился в тёмном коридоре. Ни факела, ни фонарика — только пятно света там, откуда пришёл. Появились Мих с Фимой, маг кинул над нами светящееся и извивающееся облачко, или туманный шарфик, судя по длине и изгибам, и мы двинулись вниз по узкому коридору.

Я не люблю темноту в помещении. Терпеть не могу. У меня дома ночью на кухне свет горит, чтобы, если есть захочется, нормально выйти, и выключатель не нащупывать. Не понимаю знакомых, у которых вечером по всей восьмикомнатной квартире свет выключен. Уходишь из гостей, и они сразу в комнате, где только что ели и пили, свет гасят. И ты ощупью пробираешься в прихожую: и пока на шкаф или на кресло с грохотом не натолкнёшься, хозяева не соизволят в холле свет зажечь. Ладно, если я один или с женой в гости зашёл, а если они знакомых позвали, и мы впятером выбираемся? Всё равно свет не зажигают! И как только дверь найдёшь и толкнёшь — тут же гасят. И зачем им столько комнат с картинами и шикарной мебелью, если они по ним в темноте блуждают и ничего из этого великолепия не видят? Только летом любуются? Так летом кто в Италии, кто в Греции, опять не получается… Это я конкретно про тестя и шефа. Может, они оба — замаскированные вампиры? Дом дострою — никакой экономии электричества, лучше один раз в магазин не заеду, как раз все расходы по освещению покроет.

Я терпеть не могу узкие коридоры, особенно, если они неизвестно в какие глубины ведут. Неприятно — почти бежишь в каких-то каменных стенах, не успевая считать повороты, потолок на голову давит, ещё и о камни царапаешься. Впрочем, боковых ходов я пока не видел, так что заблудиться сложно. Фимино облачко давало свет тусклый, но зато на большую территорию, так что видеть спину рысящего впереди меча можно было спокойно, и сзади всех тоже хорошо видно. Впрочем, оборачиваться особо некогда, Мих задал такой темп, что только успевай. Дорога снижалась медленно, но неуклонно. Рукотворных ступенек не было, пещер пока тоже не попадалось. Счёт времени я потерял почти сразу. Где-то читал, что у спелеологов время замедляется — думаешь,час прошёл, а пробежало чуть ли не шесть. Я, кстати, ещё до приезда к эльфам выяснил у Фимы, что деление времени здесь всё же существовало в его время — правда, только у магов, и, судя по журналам в библиотеке, сохранилось у них до сих пор, но обычным людям не передалось почему-то. «Не нужно, — ответил маг на мой вопрос. — Зачем? Утро-день-вечер-ночь, куда крестьянину больше? А если учесть, что долгота дня меняется от времени года, смысла нет его на равные части дробить». Сутки делились на сорок восемь частей — ступеней, две ступеньки, соответственно, — наш час. Видимо, магам требовалось более мелкое дробление суток. Получасовки-ступеньки делились на сорок восемь же минут — шагов, а минуты — на сорок восемь секунд, или мгновений. На моё замечание, что это неудобно, Фима хмыкнул, и сказал, что это только для меня, и только потому, что в моём мире данные цифры оканчиваются не нулём. А в местной системе счисления они прекрасно нулем заканчиваются — четыре дюжины, самое оно. Окружность они, кстати, делили на четыре куля градусов — и эта цифра здесь тоже двумя нулями заканчивалась. Так что теперь я могу примерно по времени ориентироваться — наш с Фимой счёт почти совпал. Я решил, что если буду считать шаги, как-то со временем разберусь. На третьей тысяче я сбился и начал заново. Где-то на десятой тысяче шагов, вернее на четвёртой попытке не сбиться после трёх тысяч, мы вышли в пещеру.

Это стало понятно просто потому, что мы все смогли столпиться в её центре. Ничего, кроме мерцания над головой, выхватывающего из мрака наши силуэты и еле различимые лица, видно не было. Серебристое мерцание, пять человек, и всепоглощающий мрак вокруг нас. Где эти… как их… сталактиты, сталагмиты? Где красота и романтика? Ладно, сухо ещё, с потолка не капает, под ногами не хлюпает, но даже стен не видно — не понять, гладкие они или шероховатые.

— Сколько мы идём? — спросил я мага.

— Не знаю, — поёжился Фима, — я не уверен, что здесь время течёт так же. Или что я его воспринимаю так же. Я вообще не уверен, что всё правильно воспринимаю, после того как вы меня из ловушки вытащили. И вообще, в моей пещере хоть светло было, а вниз к воде я не часто спускался… Очень мне это всё напоминает… Или это эльфийская нелюбовь к подземельям? Не нравится мне здесь.

— Вот это просто замечательно! — засмеялся Мих. — Этим я крайне доволен!

— Чем? — вяло откликнулся маг. А, так ему ещё хуже, чем мне? Клаустрофобия? Тогда я тоже доволен — всегда приятно, когда кому-то ещё хуже. И я тут же ощутил себя сильным и смелым. В случае чего — смогу даже ободрить его величество.

— Что не нравится. В следующий раз, может, хватит ума не лезть, куда не следует, — ухмыльнулся меч.

— Почему не следует? — тут же возмутился Фима. — Никто из магов и эльфов гномов никогда не видел. Вся торговля — на честном слове через обмен в пещерах или через посредников. Ни одна подгорная экспедиция гномов не нашла. Ты говоришь — был у них, и знаешь, куда идти. Могу я упустить такой шанс? Кто меня ещё сюда проводит? А если мне удастся торговые отношения наладить? Или я новую магическую технологию увижу? Да просто на гномов посмотреть, чтобы хоть знать, как этот мифический народ выглядит… Интересно же…

— Тьфу, — вздохнул меч, — так красиво и высокопарно пел про магию и экономику, я почти поверил, а в результате опять туда же — «интересно» ему… Скоро увидишь — и очень разочаруешься. Народ, сразу предупреждаю — у гномов крайне строгая мораль. Никаких шуток с дамами или сальных взглядов, убить не убьют, но фингалов понаставят и наверх вышвырнут. Глаза в землю, и на женщин не смотреть. Роксана, на мужчин — тоже, даже на меня. В смысле, смотреть можно, но дружелюбно и без заигрываний. Если кто так не умеет — глаза в землю. Ясно?

— А ты откуда знаешь? — давал ведь я себе слово молчать, но меч так капитально подставился, как тут удержаться. — Что наверх вышвырнут? На себе испытал?

— Виктор, я похож на идиота или на бабника? Что ты ржёшь? Не, я не понял, что я смешного сказал? Тьфу на тебя, это тебе так кажется! На себя бы поглядел со стороны! По-твоему я на женщин нормально смотреть не могу? Болван, это я так прикалываюсь!

Так я и поверил.

— Фима, ты тоже так считаешь?

Маг изобразил напряжённую мыслительную деятельность.

— Не знаю, — ответил он в итоге, — на идиота похож крайне редко. Это, скорее всего, случайность. А с женщинами я тебя не видел. На эльфиек нормально смотрел. Доедем до человеческих поселений, я специально обращу на это внимание, если тебе интересно. Отчёт написать?

Похоже, не так его величеству и плохо.

— Ладненько, — сменил тему меч, — сейчас будем нужный коридор искать, а то заведу вас незнамо куда и брошу… Фима, поярче сделать можешь?

Облачко удлинилось и разгорелось перламутровым сиянием. Пещера оказалась достаточно большой — метров пять в высоту и десять в диаметре. Выходов я насчитал шесть. Мих бегло глянул на них и уверенно направился к третьему слева.

Коридор был такой же безликий и спускался вниз, слегка закручиваясь вправо. Тысячи через две шагов появились первые ответвления. Ещё шагов через двести Мих начал сворачивать то налево, то направо, так что я совсем потерял ориентировку. Мы кружили и петляли, стены цепляли за рукава и обдавали нас то песком, то брызгами. Пару раз я вляпался в белёсые лишайники. Утешало, что коридоры были всё же не очень узкие, и ползти или протискиваться боком нам не приходилось.

— Мих, — не выдержал я, — мы не заблудимся?

— Злат, — не оборачиваясь, крикнул меч мне за спину, — если я заблужусь, ты нас по запаху обратно выведешь?

Он шутит или на полном серьёзе?!!! Да я сейчас сознание потеряю!

— Выведу, — прогудел сзади Злат. — Здесь это… запахи очень… это… такие… необычные. Хорошие. Интересно. Я бы… это… подольше здесь походил. Очень приятно. Тихо. Красиво.

Пещера, ещё пещера, поворот, спуск, налево, налево, направо, как он без карты здесь ориентируется? Наконец, после длительного кружения мы вылетели в очередную пещеру. Вылетели в прямом смысле, потому что из коридора в неё пришлось прыгать с почти метровой высоты.

И тут Мих зажег меч. Вытащил, как всегда, неизвестно откуда, и лезвие засветилось тёплым жёлтым лучом, разгоняя мрак и больше всего напоминая по оттенку обычную электрическую лампочку. Пещера стала видна вся — от барельефов на стенах, до каменных ворот на той стороне. Интересно, он Фиму светить из каких соображений заставлял — электроэнергию в клинке экономил? Или потому, что он меч, а не член гильдии фонарщиков?

Мы стояли перед каменными воротами, украшенными причудливой резьбой, сливающейся в затейливую вязь. На стенах росли деревья и летали птицы. Свет отражался от блестящих вкраплений на стенах. Тени, которые мы отбрасывали, заставляли шевелиться каменную листву.

— Пришли, — сообщил меч. — Теперь садимся, перекусим, и ждать будем, пока они откроются.

— А они откроются? — усомнился я. — Может, здесь позвонить надо, или постучать?

— Поищи кнопку звонка, — предложил Мих. — Найдёшь — буду очень признателен.

Мы съели по паре кусков хлеба, и запили их из фляг. Ворота не открывались. Посидели, помолчали. Не открывались. Мих взял светящееся лезвие в левую руку, а правой начал привычно бросать ножики. А я стал ножики считать. Насчитал двести семь. Не открывались! Подсел к Злату и предложил сразиться в «камень-ножницы-бумага». Проиграл триста четыре раза, выиграл два. Ничего себе, никогда так крупно не проигрывал.

— Ты зря расстраиваешься, — утешил меня маг, — он же оборотень, у него скорость реакции заметно выше. Просто видит, что ты сейчас выкинешь. Вообще чудо, что ты выиграл. Злат поддался небось.

И сел играть сам. Из пятисот двадцати семи выбрасываний пятьсот двадцать шесть закончились вничью. Выиграл король. Смухлевал, наверно, магически. Ворота и не думали открываться. Я прикинул, что с момента входа в пещеру прошло часов десять, если сделать поправку на замедление временных ощущений. Или на ускорение? В общем, мне казалось, что прошло часов пять-шесть, и я эту цифру удвоил. А сидим мы здесь уже часа два. Двери не открывались!

Встал, пошёл исследовать ворота. Красивые, резные, массивные. Резьба даже не потёрта и нигде не осыпалась. Понажимал на все выступы, провёл пальцем по всем виньеткам — створки и не думали двигаться!

— Мих, — спросил я, — может, здесь какой «сезам откройся» сказать надо?

Меч демонстративно зевнул и кинул очередной кинжал. Зато Фима заинтересовался «сезамом». Пришлось рассказать ему сказку. Сколько рассказывал — полчаса, час? Злату безумно понравилось. Маг же нашёл, что у неё примитивная мораль и вообще она крайне незатейлива. Впрочем, добавил он, возможно, что её испортил пересказ.

— Ты не то рассказываешь, — вмешался меч, — ты бы ему лучше спел «Сим-сим откройся, сим-сим отдайся…»

Створки заскрежетали и поехали в разные стороны.

Мы быстренько подхватились с места и рванули вперёд, пока они не опомнились и нас не прихлопнули. Мих погасил клинок, и за воротами нам опять светило Фимино минисеверное сияние.

Пятница, вечер. Если вообще не утро субботы.

Дорога внутри оказалась гладкой, чистой и широкой, впятером мы спокойно поместились, и ещё место осталось. Художественных изысков не наблюдалось — стены ровные, потолок — метра два с половиной. Сияние придавало всему белёсый оттенок — в его свете всё казалось серо-голубым, а в свете Миховой лампочки — желтовато-коричневым. Поди разберись, какой тут цвет у стен на самом деле. Дорога плавно закруглялась вправо, боковых коридоров не видно, а уклон позволял идти и не особо напрягаться. Как только мы обратно полезем, это ж на сколько мы спустились? Похоже, не очень глубоко.

— Мих, — поинтересовался я, — а ворота почему открылись? Не на «сим-сим» же они среагировали?

— Нет, конечно, — засмеялся меч, — конструктор допустил просчёт, а наладчик был не совсем трезв. С тех пор эти ворота один-два раза в трое суток обязательно открываются. Самопроизвольно. Сначала они каждые два часа сами открывались. Их чинили. С гномьим упорством. Добились, что они стали открываться раз в дюжиницу — этого показалось мало, стали регулировать дальше. На одном открывании в пять дней предложили было успокоиться, но конструктор упёрся. На нынешней частоте решили всё-таки остановиться, пока обратно к исходным двум часам не пришли. А жаль, меньше бы ждать пришлось.

Мы шли полчаса или час, когда впереди послышался шум, рёв и звуки столь малоприятные, что идти вперёд резко расхотелось. Мих притормозил, Цветик трансформировал уши и нос, Фима насторожился, а я завертел головой и прикинул, как буду отступать за спины более опытных воинов. Одна Роксана смотрела в пол — тренировалась не поднимать глаза на мужиков и обольстительно им не улыбаться.

Через пару минут в конце коридора показалось стадо белёсых коров-зомби, как я определил для себя десяток отвратных рогатых тварей, размером аккурат с корову, и увенчанных рогами и наростами. Нет, скорее стадо носорогов-зомби. Растопчут ведь. В коридоре они помещались по три, полностью перекрывая все пространство. Бежать-то и некуда, и к стене не прижмешься.

— Спалишь? — предложил меч.

Маг качнул головой.

— Там сзади загонщики могут быть, не сами же они бегут, а я не вижу, насколько близко, задеть могу. Если первый ряд палить — остальным вообще преграды не будет. А света они не боятся, у них, похоже, зрение не развито.

Фима увеличил яркость сияния до ослепительного, он, оказывается, тоже электричество экономил, что-то прикинул, и пустил по полу навстречу носорогам… То же сияние и пустил, решил я, только поближе к полу, а не к потолку. А я его потрогать хотел, когда оно низко над головой летело… Волна прошла под ноги животным, начисто срезая отвратные кривые лапы, и первый ряд носорогов грохнулся на пол. Ударной волной от рёва заложило уши. Образовался затор, который дал магу несколько секунд на размышления.

Коровушек оказалось не пять и не десять — когда пятая по счёту тройка перебралась через воющие туши, Фиме пришлось-таки начать жечь мерзких тварей, слишком близко они подобрались, действительно нас потоптать могли. Стало нечем дышать — хоть маг и действовал аккуратно и сжигал нечисть моментально, на горение, видимо, требовался кислород, да и запаха всё равно было не избежать.

— Хватит! — проорал Мих. — Задохнёмся!

И пошёл вперёд. Вернулся он минут через пять, небрежно сообщив, что тварей осталось дюжины полторы, и положить их туда не составило.

— Загонщики действительно есть, — усмехнулся меч, — и не удивлюсь, если они эту зачистку специально к нашему приходу подгадали, чтоб мы за них всю грязную работу сделали.

— А не затем, чтоб нас чужими ногами растоптать? — поинтересовался я. Как-то негостеприимно нас гномы встречают.

— Сейчас и увидим, — философски ответствовал Мих и пошёл вперед.

Пепел оседал на одежде и норовил забраться в нос. Несожжённые чудища были аккуратно располовинены вдоль, пол залило кровью и завалило внутренностями, воняло неимоверно. Я сцепил зубы. Пора бы привыкнуть. Только бы прямо сейчас пополам не согнуться, неохота перед его величеством позориться. Фима прожёг между туш дорожку, по которой можно было идти, не измазавшись по колено кровью и не наступая на потроха. Маг был абсолютно спокоен и даже не морщился. Впрочем, кроме меня никто блевать явно не собирался и особо не зеленел.

— Их чисто убить сложно, — оправдывался меч, — размер слишком велик, и не знаю, где жизненно важные органы. Насквозь проткнул — не подействовало, голову отрубил, так оно и без головы бежит, запросто потопчет. Так оно надёжнее.

— Дойдём до гномов, — предложил маг, — можно будет попросить пару-тройку экземпляров для исследования оставить. Тогда я тебе попробую сказать, где у них уязвимые места.

— А з-зачем пару-тройку? — прошипел я, стараясь не раскрывать рот и не вдыхать. Неужто магу ещё в этих монстрах ковыряться охота?

— Чтобы быть уверенным, что они все устроены одинаково, — пояснил колдун, — мало ли, может, у одного сердце слева, а у другого — справа, или вообще дублируются. Я с таким сталкивался.

— Резонно, — согласился Мих, — но необязательно. Я и так справлюсь, если ещё раз сюда приду. Витёк, эй, Витё-ок! Фима, на него что-нибудь общеукрепляющее или успокоительное кинь…

— Не надо, — процедил я сквозь зубы. — Я вполне ничего.

Хотел попросить Фиму убрать вонь, но понял, что больше произнести ничего не смогу. Стошнит. Стиснул зубы и уставился на пепел дорожки. Буду тренироваться не поднимать глаза на местных женщин. Сильно сомневаюсь, что после этого зрелища на женский пол в ближайшую полудюжиницу вообще смотреть захочется. Да сколько же этих монстров! Метров на двадцать растянулись, закончатся они вообще когда-нибудь…

Когда мы пробрались через завалы, и я немного отдышался и смог поднять глаза, не боясь наткнуться взглядом на неаппетитное зрелище скотобойни, то впереди, шагах в пятидесяти по коридору, увидел свет десятка факелов. Гномы.

Глава 23. Гномы

Пятница — суббота.

Естественно, что гномов никто никогда не видел. Когда мы подошли к ним на расстояние трёх шагов, я тоже не поверил, что это гномы. Напротив стояли самые обычные люди, сильно смахивающие на шахтёров. Факелы в руках, комбинезоны, на головах — каски с тусклыми фонариками. Бородатые мужики. Да, ниже среднего роста, но и у меня дома, и здесь, наверху, сплошь и рядом такие встречаются. Какие-нибудь старенькие бабуся и дедуся из глухой деревни ещё и пониже будут. И никто их за это гномами не называет. У нас лет пятьсот назад, говорят, все сплошь такого роста были. Может, они цветом лица отличались — но в свете факелов и Фиминого сияния рассмотреть точный оттенок цвета кожи было сложно. Я так никакой разницы на первый взгляд не заметил. Если кто-то из них выйдет наверх — от человека его отличить будет невозможно.

— Простите, — улыбнулся стоящий впереди мужчина лет сорока пяти на вид, — плановая зачистка верхних ярусов. Мы вас сегодня никак не ожидали, думали, успеем до вашего прихода всю нечисть повывести.

Говорил он с едва уловимым акцентом. Впрочем, не думаю, чтобы я после прослушивания ускоренного курса языков так уж хорошо разбирался в акцентах.

— Что вы говорите! — столь же любезно ответствовал Мих, — а мне почему-то кажется, что вы зачистку специально под наш приход подогнали, чтобы чужими руками её провести. И согласитесь, больше четырех дюжин тварей на группу из пяти человек — это перебор. Со всей горы, небось, загоняли. И далеко не один день. Заплатить бы надо за такую грязную работу.

— Ну что вы, — мужик излучал вежливость и дружелюбие, — чистая случайность! К тому же нам сообщили, что с вами маг, так что вряд ли вам грозили неприятности.

— Конечно, — согласился меч, — никаких неприятностей. Но за работу платить надо. И за моральный ущерб. И за вонь.

— За вонь — нет, — улыбнулся предводитель, — могли бы и не вонючий способ выбрать с ними разделаться. И ещё хорошо, что они несъедобны, а то вычли бы с вас за испепеление ценного мяса.

— Вот не надо тритону щуку сватать, — парировал Мих, — кто б их на нас выгнал, если бы ими питаться можно было…

— Ладно, — сдался гном, — плату обговорить можно будет. Прошу. Можете следовать за мной. Ребята, разберитесь здесь, а я провожу вниз дорогих гостей.

Метров через сто мы свернули в боковой коридор, где могли идти только по двое, спустились по ступенькам — я насчитал их сто шестьдесят восемь — и оказались перед массивной железной дверью, сильнее всего смахивающей на сейфовую, столько на ней было колёсиков, ручек, кнопок и рычагов. Мужик загасил факел, повертел какие-то рычаги, покрутил колёсики, и минуты через две её открыл. За дверью стоял натуральный грузовой лифт — человек на двенадцать. Так что мы все там поместились, и ещё место осталось. Мало того — под потолком горели лампочки. Маленькие, синеватого оттенка, но света они давали вполне достаточно, чтобы не свихнуться в полной темноте.

Фима кинул оценивающий взгляд на лампочки и спросил:

— Магия? Технология?

— Плесень, — коротко пояснил гном. — Удобно и экономично.

— Хорошо, — разъяснил Фима, — значит, я могу своё освещение оставить — в конфликт не войдёт.

Мы вошли в лифт, гном снова покрутил рычажки, дверь закрылась и мы поехали вниз.

— На какой энергии он едет? — спросил я.

— На водяной, — ответил гном.

Я не понял и вопросительно посмотрел на Миха.

— Элементарно, — пояснил меч. — Течёт речка, крутит колёсико, магнитик стоит, ничего не напоминает? Поскольку энергия из реки берётся, то водяной называется…

— Э… — обалдел я, — но тут же технологии нужны, это… провода, мотор, трансформатор, изоляция…

— Главное, реки есть, а технологии у них на высоте, хоть и глубоко под землёй, — засмеялся Мих, — но это не единственный источник энергии, рога они туда же приспосабливают.

— А как же тогда единорожья энергия называется? — заинтересовался я.

— Непорочная, — ответил наш провожатый, — потому что с рогами только непорочные девы и юноши работать могут.

— Так тут же их днём с огнём… — начал было я, но Мих чувствительно ткнул меня в бок, и я заткнулся.

— Повелитель пришёл из другого мира, — пояснил он побледневшему гному, — и хотел сказать, что высокая мораль гномов стала известна даже ему в верхних землях за столь короткий срок пребывания, и если наверху всем гномьим девственникам поручить ходить днём с огнём факелов, то их свет проникнет даже на самые нижние ярусы вашего государства!

Гном разжал кулаки и перевёл дыхание.

Сколько ехали вниз, сказать сложно — минут десять. Лифт ехал отнюдь не плавно и бесшумно, он скрежетал и вздрагивал, но в пределах допустимого. Главное, чтобы отсюда выход помимо этого лифта был — а ну как его заклинит, что тогда? Так на всю жизнь и остаться в этом бомбоубежище?

Остановились и вышли в широкий коридор, освещённый всё теми же плесневелыми лампочками. Прошли шагов двадцать, упёрлись в ещё одни ворота. Гном что-то где-то нажал, створки разъехались, и мы шагнули на широкую площадь. Совершенно нормальную площадь, если не считать того, что метрах в тридцати над головой маячил потолок, а не небесный свод. Горели фонари — с виду обычные, электрические. Потолок отсвечивал синеватым — плесенью покрыли, скорее всего. Взгляд упирался в стоящие по бокам… не дома, а лестницы и двери в горе, ведущие наверх и внутрь. Окна даже есть — кто-то, значит, из них сюда смотрит. С площади расходилось несколько дорог — только они имели вид очень широких коридоров. В центре стоял величественный бронзовый памятник длинноволосому и бородатому богатырю-философу. В левой руке мужчина держал раскрытую книгу, правой опирался на отполированный до блеска обнажённый меч.

— А… — ахнул Фима, — значит, легенды не врут… Памятник Великому Аледеру… слышал, не верил… только ради этого стоило сюда спуститься! Мих, а Аледер на себя похож? Он так и выглядел? И не ты ли это у него в руке?

— Угу, очень похож, — согласился Мих, — и Аледер действительно на меня опирается. Знал бы ты, как меня это раздражает! Надо ж было додуматься… Я меч, а не трость и не костыль! Но не выламывать же мне свой образ из постамента, не поймут…

При этих словах наш провожатый осторожно на Миха обернулся, но ничего не сказал.

— А чтобы никто не усомнился и не забыл, что это он, — захихикала Роксана, — там на клинке ещё гравировочка должна быть. Я, правда, здесь первый раз, но Мих рассказывал. Обязательно посмотрю и повосхищаюсь! Главное, отполировали-то как! Мих, ты там весь сверкаешь, прям меч света!

Мих скривился.

— Не переживай, — утешил его Фима. — Считай, что это овеществлённая метафора — они хотели показать, что в тебе он находил поддержку и опору — в переносном смысле.

У памятника стояла группа из шести мужчин, которая теперь неспешно двинулась в нашу сторону — обычные люди, бородатые, как все здесь, да, невысокие, но не гномы же! Штаны, сапоги, куртки, в отличие от серого комбинезона нашего провожатого, разных цветов: зелёные, красные, синие, жёлтые. Аляповато и пошловато, но, видимо, под землёй не хватало разнообразия цветовых ощущений и яркости. Надо бы им сюда попугаев завезти — чтобы видели, на кого похожи.

— Приветствую вас, — церемонно поклонился первый из подошедших, в жёлтой куртке с красным воротником, синих штанах и красных сапогах. — Меч, мы счастливы лицезреть вас в истинном облике, Повелитель, примите мои заверения в вечном уважении, Ваше королевское величество, народ гномов бесконечно рад, что вы изволили почтить нас своим присутствием, тем более что по линии вашего отца и его матери вы являетесь потомком Великого Аледера, и, следовательно, не чужды и нашему народу, прекрасная дева, спутница Светлых владык, ваша истинная красота затмевает все легенды о ней, могучий представитель народа оборотней, рад приветствовать вас на нашей территории.

Всё это он выдал на одном дыхании, ни на секунду не запнувшись.

Последовали взаимные расшаркивания, после которых нас повели в гостиницу. На мой вопрос — для кого здесь гостиница, последовал ответ, что для приезжих из других подгорных районов. Отель оказался небогат, но в номерах снабжён водопроводом, — вода текла только холодная и тоненькой струйкой, — электрическим освещением в одну лампочку, которое дополнялось масляными лампами и плесенью, неплохой пружинной кроватью с коваными железными спинками, зеркалом, железным шкафом, кованым же столом и коваными стульями и часами над дверью. Во всяком случае, я решил, что это должны быть часы. Деревянных предметов не наблюдалось — металл и камень. На этаже имелся приличный и чистый санузел с тремя кабинками и душем. И ещё один для женской части постояльцев — в другом конце коридора. Закачаешься!

Роксана посмотрела на портье, вручающего нам ключи от пяти номеров, удивлённо улыбнулась и попросила поселить её в один номер с Михом, сэкономив на оплате. Меч усмехнулся, скосил глаза на красотку, но промолчал. Гном побледнел, порозовел, пошёл пятнами, и, опустив глаза, полушёпотом спросил, состоит ли столь очаровательная девушка в законном браке с этим господином?

— Что? — обалдела Роксана. — Да какое тебе дело, с кем я состою в законном браке, сам что ли в мужья напрашиваться собрался?

У портье затряслись руки и борода, а губы запрыгали.

— Простите, — прошептал он, — если вы не состоите в законном браке, это… никак невозможно. Это… аморально и безнравственно… Здесь приличный отель, один из лучших, а не… не… — он мучительно замялся, — дом… свиданий… Я слышал про такой ужас… от тех, кто сверху с заданий возвращался…

— Состою! — обнаглела красотка. — В полностью законном браке!

Мих содрогнулся. Впрочем, он мог утешаться тем, что пери не указала, с кем конкретно она в полностью законном браке состоит, развёлся ли уже с ней султан, и возможен ли в его гареме развод без участия сбежавшей жены. Наверно, раз султан — то возможен.

— Извините, — не сдавался поборник нравственности, — я много про вас слышал, читал… Мы вас по истории проходили. И дети мои тоже проходили… Наши историки все, как один, твердят, что Тёмный Владыка до сих пор не побеждён окончательно только потому, что все светлые владыки, кроме Великого Аледера… это… только поймите меня правильно… — гном смешался, — словом… владыки не были праведны, и, если на вас и женились, то только… только потом… после… — бедняге стало совсем плохо, — после… того… этого… захвата власти… — он-таки не рискнул произнести вслух то, что собирался, — а надо было… сначала жениться, а потом… я не могу поселить вас вме… в смысле, как вы просите…

— Да? — вмешался Мих. — Светлые Владыки были до сих пор безнравственны? Я уже слышал эту теорию, но не придал ей значения… О, тогда в этот раз мы точно победим окончательно — наш Владыка весь поход хранит целомудрие и верность жене! Представляете? Виктор, наконец-то найдутся говорящие, которые оценят и воспоют твои подвиги на ниве столь долгого воздержания!

— Что тут воспевать? — удивился портье. — Это же совершенно естественно…

— Да, — пробасил сзади Злат, — мне тоже это… никто, кроме Златки не нужен. Что тут такого?

Фима отделался неопределённым хмыканьем и пожатием плеч, а Мих посмотрел на нас как на малолетних идиотов, в смысле идеалистов, волевым решением потребовал пять ключей, решив не уточнять, с кем конкретно состоит в законном браке очаровательная девушка, пока она ему в жёны не навязалась, развернул Роксану спиной к портье, придал ей ускорение толчком в спину, и мы направились приводить себя в порядок.

В номере я выпил воды из фляжки, стянул эльфийские сапоги, хоть и невесомые, а надоели, упал на взвизгнувшую кровать и выключился.

Как и всегда, разбудил меня Мих. Часа через два, если я ничего не напутал. Правда, дверь в этот раз я не запирал.

— Вставай, — тряс он меня, — у гномов тридцатишестичасовой суточный ритм, сейчас день, так что пойдём на поздний завтрак к секретарю Совета Старейшин о продаже рогов договариваться.

— К секретарю? — зевнул я. — Повыше никого не нашлось?

— Виктор, секретарь Совета старейшин Далемад — это предводитель гномов. Типа президента или монарха. Должность выборная, но сидит он на ней пожизненно… так что выше здесь никого нет. На спиртное не налегай — оно в дефиците, и не особо хорошо. Воду из-под крана пить можно, можешь и фляжку наполнить. Дадут меню — мясное не заказывай, только рыбу и моллюсков, разоришь гномов вконец, хотя… рога, конечно, всё окупят, но это неприлично. Хлеб и каши — тоже. Можешь заказать грибы и салат из водорослей — съедобно и полезно. Могу тебя обрадовать — здесь есть вилки. Двузубые. Позаимствовали у кого-то из светлых владык, так что сойдёшь за культурного, если они увидят, как лихо ты с вилкой управляешься. Пошли, дальнейшая лекция для тебя и Фимы, не повторяться же мне.

На завтрак к секретарю пошли вчетвером — Злат языка не знал и сказал, что лучше поспит.

Сутки у гномов делились на три смены по двенадцать шагов. Шаг был примерно равен земному часу, но к происходящему на поверхности гномы не привязывались. Часы существовали — три ряда по двенадцать лампочек, и встречались практически на каждом углу. Желтый ряд — первая смена, зелёный и красный — вторая и третья соответственно. Сейчас шёл пятый час первой смены. Часы встречались также и наручные и карманные — трёхцветный круглый циферблат с мелкими делениями. Похожие висели и у меня в номере. Подумал обзавестись хотя бы такими, но решил немного обождать, сориентироваться по ценам.

Завтрак был неплох. В помещении банкетного зала горели электрические лампочки, и было светлее, чем днём на поверхности. Шестеро гномов, на вид от сорока пяти до шестидесяти лет, во главе с секретарём выглядели вполне прилично, если не считать жутких сочетаний цвета в одежде, крайне обрадовались нашему рыбному заказу, шутили и отчаянно пытались сбить цену. Секретарь Далемад оказался не самым старшим — было ему лет пятьдесят, и седина ещё не тронула ему ни бороду, ни виски. Говорили по-гномьи, но я всё понимал, и Фима тоже, даже толкнул вполне сносный и витиеватый тост. Роксана молчала, однако Мих переплюнул все её достижения на Пореченском базаре и торговался за каждый алмаз, требуя ко всему прочему и плату за зачистку территории. Фима долго приглядывался, как мы орудуем вилками, после чего вполне сносно управился со своей.

— Теперь я понял, Виктор, — усмехнулся он, — почему ты так часто ешь с ножа…

Рыба оказалась восхитительной, водорослей я, к счастью, заказал мало, и мне удалось их проглотить, не поморщившись, а грибы тоже были вполне ничего. Запивали отваром, надеюсь, не плесени, вина почти не пили, да нам не очень и предлагали — экономили. Усиленно подливали только Фиме, так что к концу переговоров вилкой он орудовал всё менее уверенно.

На чём Мих договорился, я не очень понял, но и Роксана и Фима остались вполне довольны. Выпили за успешную сделку, после чего секретарь обратился к магу:

— Ваше королевское величество, по печальным причинам торговля между нашими народами надолго заглохла, но теперь, я думаю, её следует возродить. Как вы смотрите на такой проект сотрудничества?

Молниеносно возникший за спиной Фимы гном протянул ему три листа бумаги. Теперь я понял, почему его величество пытались споить на протяжении всего завтрака. Маг попытался сфокусироваться на листках, перебрал их и задумался.

— Может быть, подпишете? — стоящий за спиной гном предупредительно протянул стальное перо, обмакнув его в чернила.

Если протянет руку — вмешаюсь, решил я. Сошлюсь на своё экономическое образование и придерусь к какой-нибудь фразе. Пока будут растолковывать мне её смысл, Фима, может, немного прочухается.

— Вы знаете, — мягко улыбнулся король, глядя на перо, и как-то резко перестал казаться пьяным, — я долго пробыл в изоляции и ещё не совсем в курсе современного положения дел. К тому же я никогда не был силён в экономике. Оставьте мне этот проект для внимательного изучения, а копию пошлите с гонцом наместнику, он подключит экспертов, и, надеюсь, вскоре нам удастся выработать приемлемое для обеих сторон соглашение. В свою очередь я по возвращении пересмотрю тарифы на свои магические услуги и обещаю сделать вам скидку на дюжинную часть, если вдруг потребуется.

Старейшины проглотили ответ с любезными улыбками, пообещав сегодня же снять копию и отправить наместнику. Стоящий за спиной гном выдрал у короля из рук листочки, пояснив, что экземпляр всего один, и копию снять можно только с него. Его величество немного посопротивлялся, но проект отдал.

Суббота, вечер, скорее всего.

Завтрак закончился в десятом часу первой смены. После него Мих отправился сдавать рога и получать за них плату. Вернулся он в первом часу второй смены по местному времени, вполне довольный. Когда при виде входящего меча я в сотый раз бросил взгляд на ряды лампочек, то поймал себя на том, что непрерывно смотрю на часы и получаю от этого истинное наслаждение. Как, оказывается, приятно знать, который сейчас час! Чувствуешь себя нормальным полноценным человеком. Не то, что наверху — то ли ещё день, то ли уже вечер… Ещё бы сообразить, какой сейчас день наверху, и сколько времени там. К приходу меча проснулся Злат, и мы собрались на первом этаже отеля, в некоем подобии общей залы. Приставленный к нам то ли надсмотрщик, то ли экскурсовод поинтересовался, чем господа желают развлечься. Роксана желала на рынок. Я бы тоже туда сходил, хотя доли с рогов мне и не полагалось. Просить взаймы у Миха я не рисковал, у Злата и Фимы было стыдно. На местном рынке я хотел прикупить всего две вещи — вилку и часы. Может, оставшихся денег мне на них всё же хватит? На вилку точно должно хватить, если они продаются на рынке. С другой стороны, и просто посмотреть на торговые ряды гномов интересно. Своего голоса за рынок я не подал, решив, что хватит и Роксаниного. Злату было «дык это… везде интересно…». Фима немного подумал, мягко улыбнулся и сообщил, что «его королевское величество премного наслышано о гениальных гномьих предсказаниях будущего, и, в залог будущей доброй дружбы между двумя столь разными народами, его величество очень бы желало ознакомиться с техникой составления столь великолепных и всегда сбывающихся предсказаний, и, если это не есть великая тайна, хотело бы лицезреть собственными королевскими очами местных пророков и записи предсказаний…» Никогда не думал, что маг способен столь нагло воспользоваться своим королевским титулом.

Торговые ряды располагались двумя ярусами ниже, сильно напоминали обычный супермаркет, только без кассовых аппаратов. Потолок высокий, освещение хорошее. Здесь везде высокие потолки и приличное освещение — наверно, чтоб на психику не давило. Ряды каменные и металлические, крыш над ними нет — зачем? За прилавками стояли совершенно обычные бородатые мужчины, изредка встречались женщины — тоже ничем от обычных горожанок сверху не отличающиеся. Одежда оказалась очень дорогая, металлические изделия стоили заметно дешевле тканей. Роксана показывала на подвески и ожерелья — Мих безропотно платил. Мне показалось, что она вполне сознательно мстит ему за сцену на Пореченском рынке. Покупала она не всё подряд, и торговалась по пятнадцать-двадцать минут, теперь я мог это прохронометрировать — часы были в каждом ряду. Фима со Златом не выдержали и пообещали встретиться с нами через три часа у выхода. Я молчал, приглядывая вилки и часики. Вилок не было, а за часики стребовали алмаз. Я спросил, сколько это в золотых — оказалось, пятнадцать. Торговаться как Роксана я не умел, решил — обойдусь. Часа через два пери вцепилась в ожерелье с камешками. Мих злорадно оскалился и сообщил: «Это тринадцатая!» Красотка скривилась и начала пересчитывать покупки, насчитала ровно двенадцать. Пересчитала ещё раз, подумала… Вздохнула, положила ожерелье обратно и направилась к выходу. Тащила все покупки она сама, впрочем, рюкзак не очень оттягивал ей плечо — украшения много места не занимали.

— А вот сапоги вампирьей выделки, самолично дикого кровососа осиновым колом пришиб — двенадцать алмазов, восемь дюжин золотых! — услышали мы на обратном пути. — Сам упокоил, сам сюда сверху вёз, никому не доверил! Последняя пара осталась! Сапоги вампирьи — пепел внутри ещё не истёрся! Подходи, проверяй — пепел настоящий вампирий, не подделка, есть заключение эксперта и сертификат подлинности!

Я толкнул Миха в бок, мы подошли поближе.

— Сколько-сколько сапожки стоят? — спросила Роксана у торговца, стоящего среди отрезов ярких тканей, поверх которых торжественно возлежали сапоги. — Сам, говоришь, упокоил? Как же такому добропорядочному гному это удалось?

— Э… — дедок из Пореченска вытаращил на нас свои бесцветные глазки. — Что продано — то продано! Мы с вами, господа хорошие, честно сторговались! Я даже за собак своих убиенных компенсации не просил! Я вам хорошую цену дал! Вы не в претензии были! Мне их сюда привезти целое состояние стоило!

— Конечно-конечно, особенно вместе с тремя телегами тканей, — облокотился Мих на прилавок, — натравил на нас собак, обжулил, а теперь наживаешься на нашем благородстве?

— Э… — торговец затравленно озирался, но звать на помощь не спешил, — ну если на благородстве… Золотой могу вам ещё за них добавить…

— Дед, — решился я, — скажи, часы карманные или наручные здесь по дешёвке купить можно? Сколько они стоить могут?

— Пять золотых! — выпалил лавочник. — Самые лучшие!

— Да? — обнаглел я, — а в качестве компенсации за тот золотой, что сейчас обещал, ты мне часики не принесёшь? И вилку?

— В-вилку? — позеленел торгаш. — З-зачем?

— А у нас поговорка есть — не бойсь ножа, а бойся вилки — удар один, четыре дырки, — сообщил Мих. — Витёк, а зачем тебе вилка?

— Есть, — честно ответил я.

— Ладно, — решился лавочник, — принесу я вам часы за один золотой, и вилку достану. За товаром присмотрите.

И ушёл. Так вот и ушёл, а сапоги и отрезы на нас оставил. Меня замучила совесть.

— Мих, — спросил я, — а часы с вилкой сколько стоить могут реально? Если я ему золотой заплачу, мы его не ограбим?

— Не ограбим, — успокоил меня меч, — ещё и останется, я даже посмотрю, нормальные ли часы он принесёт. Только зачем они тебе — здесь час немного другой, полный оборот где-то тридцать шесть с половиной часов будет. И потом, ты знаешь, когда их на двенадцать выставлять?

— Хоть какие, — ответил я. — Не привык без них… Поставлю на глазок, зато примерно знать буду, сколько едем, сколько идём…

— А вилку что, — вмешалась Роксана, — на приёме в карман или сапог положить не мог? Или из дерева вырезать, раз она тебе так нужна?

Лавочник вернулся минут через десять. Принёс карманные часы и вилку — обычную, двузубую, металлическую. Часы ходили, колёсиков управления было аж четыре: на часовую стрелку, на минутную, на показ дней дюжиницы и на перемещение цветов на циферблате, символизирующих смены. Мих брака в них не нашёл, я заплатил дедку золотой, Роксана попыталась было забрать его себе в качестве компенсации, но меч развернул её от прилавка и спросил:

— Дед, а как ты сюда так быстро добрался? Да ещё с товаром?

— Так под горой, — ответил лавочник, — напрямик оно быстрее, дороговато только, хотя карета открытая, и двигатель два раза ломался, пересаживаться пришлось. А это… почему четыре дырки от удара вилкой? Такой силы удар, что насквозь?

— Нет, — засмеялся я, — у нас вилки четырёхзубые, зато ими кашу как ложкой есть можно…

— Да? — расцвёл дедок, — это интересно. Металла идёт чуть больше, накалывать менее удобно, но если хорошо разрекламировать…

— Дед, — лавочник стал мне симпатичен, — ты бы лучше наверху вилками торговать начал, там же есть невозможно!

— Пытался, — погрустнел дедок, — не понимают…ещё и на смех подняли, гномом называть начали, пришлось вилки выбрасывать и валить всё на родичей из-за гор…

Мы оставили лавочника доторговывать сапогами, и пошли искать Фиму и Злата.

Воскресенье, решил я. Раннее утро.

В восьмом часу второй смены мы вернулись в гостиницу, поужинали и составили почётный эскорт его величеству, которое отправилось лицезреть местных пророков.

В пророческую мы добирались сначала на лифте, а потом галереями и лестницами, освещёнными светом чадящих факелов. Провожал нас постоянно дёргающийся гном лет пятидесяти на вид, с абсолютно белой бородой. От его полосатого оранжево-зелёного комбинезона рябило в глазах. Он торжественно распахнул перед нами дверь и замогильным голосом объявил:

— Хранилище древних и новейших пророчеств! Вы сейчас удостоитесь великой чести — созерцать нашего великого предсказателя Фуэмада Пятого за работой!

Фуэмад Пятый явно перетрудился — глаза у него не фокусировались, а руки тряслись. Я принюхался — запаха перегара не учуял. Да и чем мог упиться предсказатель, если на приёме у самого секретаря Далемада вино в неограниченном количестве подавали только королю эльфов?

— О! — застонал он. — Я предвидел, предвидел… явленье пятерых в мою берлогу! Явленье пятерых, чей путь ведёт во мрак! Во тьму? Во тьму… — чей путь лежит сквозь тьму… — и потому скажу им всю истину сегодня, поскольку… поскольку им из мрака не выйти никому!

— Обрадовал, — скривился Мих, — повеселее ничего придумать не мог? Что-нибудь типа — что все они из мрака уйдут по одному?

— Пророки вещают по гласу совести! — отрезал Фуэмад. — Что увидел, то и прорёк!

Он схватил перо, обмакнул в чернильницу и лихорадочно принялся записывать пророчество в книге, сильно напоминающей амбарную. Кляксы капали на страницы, пророк творил.

— Замечательно, потрясён, — согласился меч. — Ваше величество, вас именно это пророчество интересовало? Мы можем быть уже свободны, или вы что-то ещё изволите спросить?

— Да, — маг потянулся к пророку и лёгким движением вытащил у него из-под пера книгу. — Мне давно очень хотелось посмотреть на легендарные книги гномьих пророчеств… Фуэмад, где тут ближайшие?

Пророк недоумённо хлопал глазами, видимо, никто до сих пор не рисковал прервать его работу. Фима принялся перелистывать страницы, мы столпились рядом.

— О! — оживился Мих. — Давай покажи вот это!

На измаранной кляксами странице было написано:

Придет с мечом но без меча… Придет с мечом но без меча
Порочный круг прорвет… Владыку изведёт
Мятежный дух того меча… И через пару дюжин лет
Свободу обретет… Тьма вновь пойдет вперед.
Меч и маг дружно засмеялись.

— Не понял, — не въехал я, — а почему в двух вариантах?

— Это называется — развилка, — солидно пояснил Фуэмад, — когда будущее клубится туманами нереализованных вероятностей, пророчества могут раздваиваться, растраиваться, главное, выбрать правильный поворот…

— Развилка, развилка, — подтвердил Мих, — которое сбудется, то и подставят в итоговый список.

— А которого Владыку изведёт? — заинтересовалась Роксана. — Мих, ты кого из них изводить собрался? Витёк, держись от него подальше, там в пророчестве не указано — какой именно владыка!

— Там написано — тот, кто придёт, владыку изведёт, — резонно заметил Мих, — стало быть, Витьку бояться нечего, это он тёмного владыку извести должен.

— Нет, — возразил маг, — там нет запятой, поэтому можно читать «Придёт с мечом, но без меча владыку изведёт…», а Виктор как раз без меча. Ты же — сам меч, поэтому как ты смечом можешь придти?

— Тогда это вообще не про нас, — Роксана вошла в толковательский раж, — там нигде запятых нет, поэтому придётся ждать того, кто придёт с мечом. Или признать, что «с мечом, но без меча» — это про Виктора.

— А можно и так, — резвился Мих, — это Тёмный придёт с мечом, но без меча Виктора изведёт…

— А тогда почему тьма пойдёт вперёд? — не унималась Роксана. — Куда ей в этом случае ещё вперёд идти? Может, наоборот, тёмный с мечом, а Виктор его без меча изведёт?

— Меня больше интересует, почему придёт с мечом, но им не воспользуется, — задумчиво протянул Мих, — на кулачный бой, что ли вызовет?

— По-моему, — озверел я, — «Владыку изведёт» означает, что Мих окончательно меня достанет! А мечей у него — целая куча! И изводит он меня постоянно! Это Мих придёт с мечом и без меча своего владыку изведёт постоянными насмешками! Вот скажи — ты сейчас чем занимаешься?

— Пророчество с его величеством толкуем, — невозмутимо ответил мерзавец, — ты разве никогда не слышал, что к каждому пророчеству требуется ещё пять томов толкований?

— Дюжина, — поправил Фима, — если пророчество качественно туманное, то дюжина томов толкований — как раз то, что надо!

К сожалению, гномьих рун я не понимал, поэтому выбрать из кучи каракулей нужное для отвлечения от собственной персоны пророчество не мог, и ткнул наугад:

— Ладно, затолковались! Вот это зачитай!

Фима посмотрел и выдал:

— О, вот это интересно! Только написано что-то совсем недавно, дней пять назад, судя по свежести чернил.

Сквозь темень проклятых земель
Пройдет рубя с плеча
И возродит эльфийский род
Стараньями меча.
Мих резво перегнулся через Фимин рукав и уставился на текст.

— Ну ни фига себе! — наехал он на пророка. — Ты с какого бодуна это писал? Я тебе что — племенной жеребец-производитель? Зачем эльфам куча маленьких кинжальчиков?

— Главное, запятую поставить негде, — вздохнула Роксана, — и развилок не видно… Давай ещё что-нибудь.

Судей неправых приструнив
Рога захапав враз
К горам направит он стопы
Облагодетельствовать… Обжулить нынче нас, — зачитал Фима. — Опять в двух вариантах? И какой верный?

— От начальства ещё указаний не поступило, — мрачно ответил пророк, — ждут, когда вы уедете.

— Значит, второе, — догадался Мих. — Раз сами не обжулили — значит, обжулили их, вот гномья логика. Фима, дальше листаем, или пойдём уже? По-моему, всё ясно, а нам выспаться надо перед походом.

Маг всё не мог оторваться от амбарной книги.

— Скажите, — спросил он, — а пророчества, касающиеся гномов, у вас есть?

— Зачем? — удивился предсказатель. — Кто за них заплатит? И что там предсказывать?

— Конечно, — засмеялся Мих, — а так пойдёшь по деревням, куда слух о событии не дошёл ещё — и зарабатывай себе. Много получается?

— Хватает, — насупился пророк. — Торговцы куда больше зарабатывают, но они и рискуют. А я в тепле сижу. Может, напишете мне что-нибудь на прощанье? Развилку из пяти дорог? На тему «Явленье пятерых чей путь лежит сквозь тьму»? А то мрачно как-то, боюсь, вдруг сбудется?

— Ага, а ты за озаренье выдашь, — ухмыльнулся меч. — И деньжат заработаешь? Что ж вы так чужими стрелами дичь бить любите? Да ещё по-гномьи рифмовать — удавишься. А на своём написать — ты так переведёшь, что весь смысл потеряется.

— Нет, — засмущался пророк, — мне же всё равно их на ваш язык переводить, гномы-то мои пророчества не читают, а так и переводить не надо…

— Я могу попробовать! — загорелась Роксана. — Это интересно!

— Ну да, — откликнулся Мих, — прекрасная дева к власти придёт, шмоток накупит, гарем заведёт… из мужиков, естественно. Предел мечтаний.

Роксана насупилась и отвернулась.

— Ну хоть вы с его величеством? — пророк заискивающе глянул мечу в глаза. — Собственноручная запись, ей же цены не будет! Я даже заплатить могу… вот… золотой! Хоть две развилки напишите мне!

— А он потом такие бабки на ваших предсказаниях заколотит! — встряла обиженная красотка. — Подлинные автографы короля эльфов и меча света! Представляете, сколько они стоить могут?

— Да нисколько, — успокоил её меч, — пусть сначала докажет, что это наши подлинные автографы. Кто ж ему поверит! Фима, наваяем гномам что-нибудь на память, не жалко?

Его величество пожало плечами и легко и быстро что-то начертало под каракулями пророка. Мих задумался, видимо, прикидывая, какую непристойность гномы вытерпят, а за какую наставят фингалов и выкинут наверх, и накарябал нечто сбоку от королевского предсказания, вопреки местным традициям тщательно расставляя знаки препинания. Я заглянул на страницу и узрел следующее:

Явленье пятерых чей путь лежит сквозь тьму… Явленье пятерых. Чей путь лежит сквозь тьму,
Проявит суть вещей и логику явлений… Сойдёт с него — навстречу свету солнца.
Поскольку всё подвластно пытливому уму… Он долго шёл во мраке, но в плену
И истина ни в чём не терпит извращений… Держал того, кто больше не вернётся.
Поймав мой взгляд, Мих криво усмехнулся и спросил:

— Витёк, ты что, до сих пор искренне считал, что я читать и писать не умею? Ладно, пошли, пока пророку очередная блажь в голову не взбрела.

Мы поднялись наверх, наскоро перекусили в обеденном зале гостиницы, где Роксана долго показывала мне сначала на вилку, а потом то на сапог, то на карман, сполоснулись под душем — кран был только один, но вода текла приемлемо тёплая — и отправились по номерам отсыпаться. Когда Мих завернул к Роксане, коридорный пошёл пятнами, отвёл глаза и схватился за сердце. Но ничего не сказал, и вытаскивать его из комнаты не рискнул.

Начался второй час третьей смены — день воскресенья, решил я для порядка. Значит, выйдем мы, как всегда, ночью. Я лёг на кровать, уставился в слегка флюоресцирующий потолок и начал уговаривать себя, что каждое пророчество имеет несколько томов толкований. Что «в плену держал того, кто больше не вернётся» совершенно не обязательно относится ко мне, так как неясно, кто из нас кого в плену держит, и вполне возможно, что не вернётся как раз Мих, и совсем не факт, что это «не вернётся» относится к моему миру, а не к этому. Что пророчество можно и к Злату применить, который держит в плену свой второй облик, и к русалке не вернётся, что не стал бы Мих про меня такое предсказание писать, что всегда есть ещё третье, четвёртое и пятое толкование, но было мне хреново. Я напоминал себе, что есть ещё темный владыка и тёмный меч, и куда логичнее считать, что текст — про них, что Фима тоже просидел фактически в плену, и это он может не вернуться на свою любимую работу в Академию. Меня это не утешило. Спиртного во фляге не было — мы все свои запасы отдали вампирам. Тащиться ночью к Фиме за фантомной выпивкой было стыдно. В пятом часу третьей смены, перебрав с полсотни вариантов толкований, я всё же немного успокоился и впал в полудрёму.

Воскресенье, ночь.

Мы вышли в третьем часу первой смены. Нас провожал один из старейшин, присутствовавших на завтраке.

— Как вы собираетесь идти? — спросил он. — К какому лифту вас проводить? Или вы предпочитаете по рельсам?

— Мы собираемся выйти на той стороне гор, в двух дюжинах лиг от прохода сквозь горы, — ответил Мих. — В прошлый мой приход это был шестой лифт у третьей западной шахты. До него, естественно, на карете, успеваем?

Старейшина замялся.

— Там нехорошо, — сообщил он после паузы. — Совсем. Шестой, пятый и седьмой лифты и третью шахту мы закрыли и прекратили подачу энергии. У нас такое периодически бывает, через пару дюжин лет попробуем открыть заново, может… аномалия сместится или рассеется. Я бы советовал вам второй лифт у четвёртой шахты. Выйдете заметно дальше, но зато безопасно. Поселений там нет, правда, но для вас это неважно.

— Насколько нехорошо? — спросил Мих. — И как давно?

— Дюжину лет с лишком, — ответил старейшина. — Если решите пройти там и ликвидируете… аномалию, в следующий раз мы вам заплатим восьмую часть прибыли от работы третьей шахты за восемь лет. Мы, конечно, заинтересованы, но я советую вам более безопасный путь, тем более в деньгах вы не нуждаетесь.

— Да, — решил Мих после некоторого раздумья, — мы поедем ко второму лифту у четвёртой шахты, сейчас не время рисковать. Может быть, попозже я приду и разберусь с вашей аномалией. Где-то через полгода-год, но возьму меньше, потом обсудим подробнее.

Лифтом мы поднялись наверх, но не к самому выходу, а на два яруса выше нашего нынешнего уровня, как объяснил провожатый, и оказались на станции метро. Не совсем метро, потому что вагоны были открытые, и стояли на них железные скамейки, но очень похоже. Четыре вагончика на дюжину человек каждый. Мих заплатил два золотых за всех пятерых, к нам присоединилось ещё три человека, и где-то по полудюжине расселось в каждом из вагонов. Все были одеты скромно и неброско — наверно, ехали на работу или в мир людей. Судя по загорелым лицам части отъезжающих — эти именно к людям и ехали.

Въехали в туннель, слабо освещённый лампочками с плесенью. Фима зажёг сияние, наши попутчики крайне обрадовались. Вышли на десятой остановке, встретили станционного смотрителя, который проводил нас к лифту. С нами никто не сошёл — все поехали дальше, там находилась пятая шахта, и на выходе из горы стояло много деревень. В кабине скучал лифтёр. Он спросил, на какой ярус нас поднять — на самый верхний, или чуть ниже. Мих прикинул, и решил, что на второй сверху, он его лучше знает. Вышли через восемь гномьих минут подъёма — у меня теперь были часы, и я на них периодически поглядывал. Шёл шестой час первой смены.

Каменные створки захлопнулись за нами, Мих зажёг клинок. Мы стояли почти в такой же пещере, из какой и заходили сюда. Барельефы, ворота. Два коридора — вперёд и налево. Мих свернул налево.

Идти вверх было заметно тяжелее, хотя уклон вроде и незаметен. Ступенек не было. Зато в коридоре оказалась куча ответвлений — причём достаточно широких, чтобы спутать их с основным ходом.

Мих шёл впереди достаточно уверенно, рядом с ним держалась Роксана, следом — мы с Фимой, а Злат замыкал шествие. Мы отстали шагов на пять, выясняя с магом особенности измерения времени у гномов и подсчитывая, что сейчас на поверхности день или ночь. Мне казалось, что наступило утро понедельника, но мага я в свой счёт не посвящал — всё равно он не знает, что такое неделя. Мы сошлись на том, что находимся под землёй не меньше трёх суток — а вот три с половиной, или четыре — выяснить не успели, потому что потолок над нами затрясся, а пол ушёл из-под ног.

Гора шаталась, как в замедленной киносъёмке. Я увидел трещину у себя под ногами и почувствовал рывок влево — Фима тащил меня в боковой коридор, выдёргивая из-под падающего на голову обломка. Он рванул с такой силой и так резко, что я только успел краем глаза заметить, как Мих вцепился в Роксану, прикрывая её от рушащегося потолка, и они вместе исчезают в разверзшейся справа от них пропасти. Боковой выход завалило, отрезая нас от остальных.

Оглянуться на Злата я не успел. Свет померк, гора ещё немного пошаталась, и всё стихло.

Часть третья. Владыка

Глава 24. Крови бояться — с мечом не ходить

Обернуться на Злата я не успел. Свет померк, гора ещё немного пошаталась, и всё стихло.

— Ты здесь? — Здесь, здесь, руку отпусти, занемела уже. — Я боюсь. — Чего? — Что тебя выбросит отсюда. — Так ведь за руку не удержишь. — Знаю. Но я лучше подержусь. Спокойнее. — Ладно, и мне спокойнее. — Ты о чём думал? — В смысле? — Почему ты здесь? Ты должен был назад прыгать, к Виктору. — Не успевал, он слишком далеко был. — Врёшь. — Наверно. Не знаю. Я сначала в тебя вцепился, и только потом понял, что надо к Виктору. — Чудесно, ты так весь поход сорвёшь. — Здрасьте, я в этом ещё и виноват? — Мне бы всё равно ничего не сделалось. — Не скажи. — Но ты впредь сначала думать будешь? — Не знаю. Постараюсь. Я же здесь — значит, он жив. — А если бы нет? — Меня мучила бы совесть. Очень сильно. До сих пор у меня не погиб ни один нормальный повелитель. И я полсуток прочухивался бы от последствий выброса. И это хорошо, потому что физическая боль приглушила бы моральные терзания. Довольна? Тебе от этого легче? Мне — нет. И он правда далеко был. Его Фима в боковой коридор уволок. Он классный маг, с ним достаточно безопасно. — Теперь будешь утверждать, что опять всё просчитал. — Не буду. Я шёл в обход аномалии, а она пришла сюда. — Если гномы не соврали и нас не подставили. — Нет, я и до этого знал, что третья шахта закрыта. — Проверял их, что ли? — Не без этого. — Значит, стребуешь плату за ликвидацию аномалии. Что ты смеёшься? — Ты права. Обязательно стребую. Давай поднимайся, выбираться отсюда надо. — Куда? — К тому, кто устроил эту ловушку. А ты думаешь, у нас есть иной выход?

Что мы имеем? Именно что, а не кого… Всё болит. А в предплечье Ксюха вцепилась так, что останутся синяки. Но переломов нет. Хорошо, не придётся сращивать в ускоренном темпе. Терпеть этого не могу — перестаёшь ощущать себя человеком… И так уже неизвестно кто. Именно кто, а не что, только это и радует… К чему шёл — то и получил, замяли. Падали метров десять — меньше, чем на один ярус. Значит, между ярусами есть ещё ход. Чудный вывод, главное, очень логичный, мозги мне тоже, видать, тряхнуло. Встать можно? Можно. До потолка далеко? Далеко. Откуда сквозняк? Слева. Туда и пойдём. Да уж, запах… Впечатляет. И плесень слегка отсвечивает. Да отпустила бы руку уже, раз я здесь — Виктору ничего не грозит, и меня явно не выкинет. Сильно подозреваю, что мы все нужны живыми.

— Ты нормально?

— Терпимо.

— Тогда пошли.

— Клинок достань, темно слишком.

— Тебе синим посветить или оранжевым?

— Без разницы.

Издёвку проигнорировала. Ну и ладно. Как же всем нравится, когда я то фонариком, то лесорубом работаю. Прям тащатся от счастья, что меч на орало перековать удалось. Это они ещё опцию «кухонный комбайн» не видели. Включается нежной улыбкой под предлогом того, что я кило картошки за полсекунды начищу, в то время как бедная Ксюшенька целых пять минут париться будет. Фима бы точно в восторг пришёл. Хорошо, картошки здесь нет…

— Давай вниз и налево.

— Ты соберись, а то опять кинешься меня закрывать. Кстати, а что будет с Виктором, если убьют не его, а тебя?

— Скорее всего здесь останется. Ты тогда его прикрой. К Фиме пристрой, что ли…

— Ладно. Но тебе нового повелителя до его смерти найти можно будет? Вернуться при его жизни ты сможешь?

— Спроси что полегче, а? И что мне сделается? Кому нужен я? Со мной что-то неясно? Оружие — оно и есть оружие.

Иногда очень удобно выставлять себя неодушевлённым предметом. Некоторые верят. Но Ксюха только делает вид.

Буду светить оранжевым — веселее. Может, ей ещё переливы света устроить? Нет — потом не отвертишься, при случае обязательно попросит повторить. Достанет. Она кого хочешь достанет. Вниз и налево. Камни, кругом камни — некуда ногу поставить, придётся пробираться через завалы. Виктор жив, Фима наверняка тоже, а Злат? Да не может быть, неужто я такого чудного парня не уберёг? Ловили нас, ловили. И ждали. А вот Злат как раз никому и не нужен. Как и я. Или я ошибаюсь? Именно мы с ним и нужны? Будем исходить из того, что ловят всех. А уж кого поймают… Блин, задолбали эти камни!

— Не матерись. Я женщина. Это некрасиво.

Вульгарно, неэстетично, неприлично, невоспитанно и некультурно. Я об этом догадывался.

— То, что ты распознаёшь мат на всех известных мне языках — показатель твой испорченности, а не моей.

— Не ёрничай. Вечно из себя шута строишь! В приличное общество с тобой выйти нельзя.

Интересно, что в её понимании приличное общество? Эльфийский королевский двор — это приличное общество или не очень?

Так, завал. Наглухо? Да не должно быть. Если нас загоняют — почему завал? А кого из нас загоняют? Если Фиму или Виктора, то меня от них отрезать — самое оно. Подтянусь, гляну, что там повыше. Сквозняк чувствуется. Откуда тут вообще сквозняк? Специально? Знак подают? Судя по этой вонище, идём мы куда следует.

— Может, нам туда идти не стоит? Что-то мне не нравится всё это…

— А где я тебе ещё ребят искать буду? Они все в верхней галерее остались. Выберемся туда — пока завал разберём, пока следы найдём. И вообще — я бы их опередить хотел. Давай, я камни вырезать буду, а ты оттаскивай.

И сколько нам так ещё этот завал разбирать? Камни, что ли, посчитать?

— Сто двадцать семь. Я считала. Отвлекает. Режь давай, немного осталось.

Хотела бы эта гнида нас угробить — ещё бы пару раз тряхнула. Не-а, не может она нас угоробить, не затем ждала. Прав нет. Значит, именно то, о чём я думаю. И трястись больше всего я должен за его величество. Ой, я дура-ак!

— Ты что? — Фима,…! — Думаешь? Может, мы оба ошибаемся? — Оба?… Как я теперь посмотрю Анду в глаза…Бедняга и тогда-то любил парня не меньше, чем своих детей, а теперь так вообще над ним трясётся… — Надо было уломать его остаться. — Легко сказать. Это ж упёртый фанатик. Всё равно бы следом потащился. — А приказать? Хоть полгода дома пожить, пока всё не успокоится. Анд ведь тебя просил… — Клятвой верности не пользуются. — Бывают случаи, когда можно. — Не бывает. Да и не мог я, подсел. Выворачивает, как тянет его величеству что-нибудь приказать… — Не может быть, ты же сам говорил, что абсолютно устойчив к этой гадости. — Мне так казалось, и нА тебе — всю дорогу сдерживаюсь, чтоб не сорваться… Где я лоханулся? Или он маг такой силы, что даже меня проняло? Или дело в эльфийской крови? Боюсь — ещё приказ, и превращусь в неуправляемого тирана, тем более склонностей к этому у меня выше крыши… — Наверно, с приворотным лоханулся — шуточный приказ, чтоб поиздеваться, вот и проняло. Думать надо было.

Да чтоб тебя! А то я сам не знаю! Как с самим собой разговаривать. И нет, чтоб промолчать — надо все мои ляпы озвучить! Думал, ты мне что утешительное скажешь. Дождёшься от тебя, как же.

— Легко сказать — думать! Этот кретин мне всё утро испоганил! И в голову не пришло, что такая отдача может быть, приказ-то невинный абсолютно! Сожрал он своё приворотное — даже не затошнило! — Ладно, ты на полном серьёзе считаешь, что ещё приказ — и сорвёшься? — Не на полном. Не сорвусь, естественно. Но терпеть такую ломку радости мало, так что этот вариант — на крайний случай. — Извини, тогда я вообще не вижу крайних случаев. Не было её, клятвы этой. И думать не смей.

И я тоже так считаю. Только кажется мне теперь, что другого выхода не будет. И тот факт, что не могу я эту мысль отогнать, очень мне не нравится. Убил бы того скота, что эту клятву создал! Жаль, его без меня грохнули.

— Не психуй. Не психуй, это стенка, её не надо так кромсать. Она не виновата. Ты тоже. Ты никак не мог знать, что нас ждать будут. Нас же никогда не ждали — уж этого ты предвидеть никак не мог. — Ждали. — Да? — Да. Один раз. Во Мглистых землях. Аледера ждали. — Ты мне не рассказывал. — Не рассказывал. — Значит Фима уровня Аледера? — Не сравнивал. Но если ловят его — очень может быть. — Аледер не был магом. — И что? Маги как раз менее устойчивы. — Замечательно. Если мы все — все — отсюда выберемся — у тебя будет прекрасный Светлый Владыка. Что может быть лучше? — Он не возьмёт меч. И я, блин, не хочу больше в чужом теле жить!!! Какого хрена ты меня в тюрьму всё время норовишь загнать?! — Да не швыряй ты их так, я вполне отнести могу. Пыльно же и по ушам отдаёт! Никуда я тебя не загоняю. Это был твой выбор. И в тюрьме ты не всё время. Но на этот раз ты его убьёшь — и свободен. И никому Светлый Меч брать не придётся. Сам прекрасно это знаешь. Да аккуратней, клинок сломаешь! — Кто клинок сломает, я? Думай хоть немного что говоришь! — Я пошутила. — Прости, не понял. — Да не кромсай ты так эту стенку, Фима ещё никуда не сверзился. — Как, по-твоему, я этот завал не кромсая разбирать должен? Веником?

Всё, пошли. Вспомним по дороге, что там у нас с Аледером было. Только ничем мне это не поможет. Вниз, налево, ещё налево, развилка. Пришли. Опа-на, а вот это интересно. Так, на чём он сидит? Нормально, устойчиво. А за ним? А вот за ним пропасть, это радует. Значит, пути отступления оно себе оставило. В прошлый раз был портал. Это тоже портал. Пара прыжков — клинком достану. А спихнуть его вниз? Глаза отвести, а то видно будет, как траекторию броска рассчитываю. Если б я был уверен, что он хуже меня по лицу читает… Вот ведь дрянь какая, подстраховался. Имею я право с ним вместе туда прыгать или как? Или он на это и ловит? Поднимает голову… Да, не ожидал. Последние мозги отбило, раз не ожидал! Идиот, сообразить не мог, кого ждать, ведь было уже! С нами обоими и было! Кого же ещё могли ко мне послать!

— Ну здравствуй.

И что мне теперь делать? Что делать, что делать — расставлять знаки препинания. И как можно тщательнее. От интонации ничего не зависит. Весь смысл только в словах. Лишь бы не подвёл голос.

— Что ты молчишь? Старого друга Аледера не узнаёшь? Здравствуй.

— Так ты… Аледер… вроде как умер. Разве мёртвым желают здоровья?

— Почему нет? Если я ушёл на другой виток — со мной теперь и поздороваться нельзя?

— Как-то странно желать здоровья умершему здесь, не находишь? Зачем пришёл, да ещё и искал нас столь странным способом? Неужто я отказал бы во встрече старому другу?

— Я искал тебя. Долго, очень долго. Просто не мог найти. Ты же знаешь, каково это — выбираться в мир, где тебя убили. Мне пришлось пройти сквозь мрак, боль и ужас, и выйти в эту реальность я смог только здесь. Я очень долго шёл к тебе сквозь тьму иных миров, раньше встретиться не получилось.

— Долго шёл ко мне сквозь тьму? Тронут. Значит, я был так нужен, зачем?

— Нужен. Очень. Дел невпроворот, не справляюсь один. Ты не представляешь, насколько прекрасна реальность, где я сейчас, и мне — мне — поручено охранять её свет и чистоту. Но я чувствую — как никогда тебя не хватает. Ни поддержки, ни опоры, ни совета. Смешно, там мне не нужен меч — мне нужен друг и советчик, кого мне звать, как не тебя?

— Я сейчас занят, мне идти надо. Знаешь ведь, что я… должен эту тварь прихлопнуть. Должен. И до тех пор не свободен.

— Я тебя понимаю. Всегда уважал это твоё решение. Ты мужественный человек — столько находиться в плену чужих тел, и всё ради чего? Но мне жаль тебя, не могу больше осознавать, что ты каждый раз начинаешь всё заново, и каждый раз прекрасно знаешь, насколько это гиблое дело. Поверь, я каждое мгновение о тебе помнил. Бег по замкнутому кругу, в непроглядной тьме не лучших душ и непотребных желаний. Сколько лет ты за ним гоняешься? Сколько жертв? Сейчас у тебя есть шанс вырваться из этого безумия. Я возьму всё на свою совесть, по старой дружбе. А ты уйдёшь со мной, и будешь свободен. Поскольку здесь тебя не убьют, ты сможешь почти безболезненно возвращаться и навещать друзей. Придёт другой — желающих поквитаться с Тёмным вполне достаточно. Кто предложит тебе руку помощи, как не я? Знаешь же, что и в этот раз ничего не выйдет, зато светлый повелитель самостоятелен, и твой уход не станет предательством. А его отправим обратно. Пусть попробуют другие. Разве тебе не надоело?

— Надоело, ещё как.

— Поверь, я не могу смотреть, как загибается в бессмысленных походах мой старый друг. Безумие владык, может, и не на твоей совести, но ты же каждый раз страдаешь, глядя, как постепенно теряет человеческий облик светлый повелитель, разве нет? Ты думаешь, это нормально, когда за столько лет тебе попадается всего четырнадцать владык, которых таковыми и назвать не стыдно? Когда вдруг вполне нормальный человек, почувствовав свою непобедимость в бою, становится наглым отморозком, которого приходится удерживать от злодеяний непрерывным пьянством или сексом? Когда с ужасом понимаешь, что в этот раз бой лучше проиграть, потому что тёмный повелитель куда более вменяем, чем твой? Когда ждешь десять, двадцать, пятьдесят лет — и не дождёшься, когда же он придёт, наконец, этот новый повелитель Чёрного меча, потому что твой собственный уже окончательно свихнулся и жаждет крови и боевых побед? И ты не столько правишь, сколько держишь его за обе руки? Вдвоём с Роксаной, а он ещё и вырывается? И не можешь прикончить этого недоумка сам, потому что… потому что сюда Шхар точно придёт, а где ты будешь его искать, если позволить зарезать нынешнего скота-повелителя из-за угла? Это не правда?

— Правда.

— Так сколько можно? Даже мы с тобой уж как ладили и сколько времени порознь провели, и то иногда казалось, что держим друг друга в плену. Ты знаешь лучше многих — каково это, чувствовать, как все эти мерзавцы тянут свои грязные лапы к тем женщинам, которые нравятся тебе — и заставлять их проходить мимо. Каждый раз. Не иметь возможности хотеть ту, что прекрасна и желанна, просто потому, что в постели с ней ты будешь не один. И я знаю, каково это — со своей стороны. Это жизнь? Чужие тела, чужие души, чужие желания — может, хватит? Пойдём со мной — обустроим новый светлый мир. Справедливый и добрый. Ты столько шёл сквозь тьму чужих безумий — не пора ли вернуться к свету своей души? У меня ты сможешь наконец обрести свободу и покой. Поверь, мне тебя очень не хватает. Некому покритиковать — и я боюсь почувствовать себя властелином. А ты помог бы мне удержаться от комплекса вседозволенности. Разве не так?

— Помочь тебе удержаться? Что, настолько тяжело? Сам не справишься?

— Боюсь, нет. На слишком высокий уровень вышел. Помоги мне. Ты нормальный парень, не могу смотреть, как ты гробишь свою жизнь. Пойдём, неужто не надоело так терзаться?

— Надоело, ты не представляешь как.

— Так пойдём?

— Мир-то ничего?

— О, ещё как! Так пошли?

— И бабы есть?

— Ты в своём репертуаре. Естественно, как же без них.

— Хорошенькие?

— Тебе понравятся.

— А выпивка?

— Так ты ж по ней не страдаешь?

— Я пошутил.

— Узнаю. Пошли?

— А Роксана? С ней как?

— Роксана? О, прости! Роксана, прости, я так обрадовался, что нашёл его, что про тебя не подумал. Прости. Это вам обоим решать надо. Конечно, если ты хочешь с нами… только… не провоцируй больше ни меня, ни его. Я не свободен, я счастлив, и, если ты не станешь… вести себя, как тогда — почему нет? Если вы опять вместе, что ж, это даже к лучшему.

— Роксана, а ведь он в чём-то прав, не находишь? Может, это мой последний шанс выйти к свету… Сама видишь — я на грани срыва. В случае чего — отдохну, может, и вернусь… Вместе и вернёмся.

Ксюшенька, солнышко, ты меня так хорошо знаешь, только пойми меня. Пойми, рыбка, умоляю. Задумалась. Глаза сузила и задумалась. Ну не мог же я её мнение проигнорировать!

— Бабы, говоришь? Первым делом про новых баб спросил, а потом про меня? Бабник! Иди, значит, с тобой, ты там шляться будешь, пока всех не перетрахаешь, а я что? Как идиотка сиди и жди тебя?

— Ммм… Может, я шляться не буду. Разве я так уж много гуляю? Я вообще постоянный.

— Что-о? Ты в своём уме — такое заявлять?

— Слышь, я правда устал, сама же видишь… Свихнусь ведь, особенно на фоне клятвы этой… А так — буду подальше, искушений не будет. Пойдём, а? Сама же только что спросила, в своём ли я уме?

Думает. Стерва, кого хочешь сначала с ума сведёт, а потом до белого каления доведёт, и применительно ко мне это даже не фигуральное выражение. Но бюст, а талия, а… и мозги на месте.

— Давай, ты один попробуешь? А я потом. Что я сейчас всех брошу, тут… Фима, Виктор… кто-то же их подстраховать должен…

Соблазнительно, мечтательно и несколько виновато улыбается. Сначала виновато, и чуть-чуть, ровно на сколько надо — соблазнительно и мечтательно. Стерва!

— Не могу же я их оставить, прикрыть надо. Да и нового встретить… Потом, вдруг я… ну опять, как тогда, когда ты меня из дворца вышвырнул… Я подожду немного, а? Ты не обидишься?

— Ну вот… я так понял, ты меня не осуждаешь?

— Осуждаю. Но не очень сильно. Ты и так держался слишком долго.

Думаю. Всем молчать, меч решение принимает. Пусть ещё раз спросит.

— Так ты идёшь? Я что, зря сюда столько лет выбирался?

— Нет… не зря… а как?

— Давай руку, вот портал.

Не оборачиваться на Роксану. Она может неправильно среагировать.

— Роксан, я потом вернусь, правда, куда ж я без тебя… потрахаемся ещё, какие наши годы, интересно всё-таки… что у него там…

Ксюха, только молчи. Ты же умница. И красавица. Главное — умница. И не вздумай со мной прощаться. Лучше сощурь глаза и подожми губы. Чтобы было не очень видно, как ты меня жалеешь и осуждаешь. Не оборачиваться, надеюсь, именно так она и смотрит.

Он стоит у камня — за ним портал. Протягивает руку. Шаг, ещё шаг. Портал впереди, Ксюха сзади, ещё шаг, пора…

— …внутри — кровь или дерьмо какое…

Нет, не кровь… Энергетическая субстанция, мерзкая причём.

— Мразь, что ты делаешь?! Псих! Старого друга?!!!

Ну-ну, друг старый… сейчас вскроем и посмотрим, насколько старый. Действительно старый — протух уже. Тьфу, мерзость какая! Отшвырнуть его от портала и не подпустить к Роксане. Гнида, быстро двигается. Вправо оттеснить. Так, достал, вот зараза, регенерирует! А я чего ждал? А я ждал, что он строение поменяет на полевое. Клинок встречает сопротивление — уходит по косой. Отбил. Ничего себе — отбил! Кого же они послали? А второй? Отбил! Ты смотри! А так? Ну надо же, это уже интересно. А так? Ага, понял! Нет, меня атаковать бессмысленно, нет и туда я тебя не пущу, и не рвись… И на потолок не надо, я там быстрее окажусь.

— Кретин, я тебе свободу предлагал, я — Великий Аледер!

Удар, слева, справа, э-э, вот так не надо, долго держится, блин, кончать его пора, там ребята, а я развлекаюсь…

— Ты что-о? Какой из тебя Аледер?

Хотя похож был, похож. Скотина, не надо было тебе Аледером прикидываться, злить меня, светлую память поганить. Меняем лезвие, всё, теперь не уйдёшь…

— Слышишь, у тебя есть шанс стать повелителем и этого мира! Подожди! Подожди ещё два слова!

Подожду, вдруг чего дельное скажет. Или проговорится.

— Послушай меня! Твой личный демиург на побегушках, что может быть круче!

Приехали. Вот об этом я не подумал. Демиург на побегушках — это какова же отдача будет? Стало быть, эти скоты по мне и метят. Не будем ещё развивать манию величия, дальше её развивать уже некуда, скажем так: и по мне тоже.

— Подтолкни парня, не пожалеешь! Вдвоём вы горы свернёте и тёмного одним ударом уделаете! Свободен будешь! Подтолкни!

Да без проблем, тебя как подтолкнуть на тот свет — сверху вниз или по горизонтали? А и так и так — на четыре части, оно надёжнее. Ну и так ещё, понятно, что уровень сознания ты сейчас изменишь, но делать это будешь долго и мучительно, и сюда больше точно не вернёшься, поверь, я знаю как с такими тварями бороться. Не-а, не добью, даже и не думай… Скорее попридержу. Помучайся, ну ещё чуток, и ещё, и совсем не чуток… Чем дольше агония — тем меньше шанс вернуться в ближние миры. Да и желание в них возвращаться начисто пропадает. Чувства долга у тебя нет, значит уйдёшь отсюда навсегда.

— Ты долго ему ещё умереть не дашь?

— Думаешь, хватит? Прикинь, насколько далеко он ушёл, по мне так поглубже бы надо. Ты его как видела?

— Как Аледера. На редкость сексуальный мужчина. Жаль, это только иллюзия.

— Молодец, я боялся, что ты в меня вцепишься и мораль читать начнёшь. Или по морде съездишь. Пришлось бы отыгрывать ссору, может, отвлекло бы и получше, но сил не было, спугнуть боялся — до портала всего ничего.

— Я что, идиотка? А то я тебя не знаю. Сама испсиховалась, что он удерёт. Хватит, наверно? Ты уверен, что у тебя не поехала крыша, и ты не ловишь кайф от его агонии?

— Ловлю. Просто балдею. Так заметно? У него опыт есть, и не хилый, смотри, энергетика какая, аж мутит. Поэтому отправить его отсюда надо насовсем. Мерзко, конечно, но подождём ещё. До упора.

— А Аледеру они кем являлись?

— Ты будешь смеяться — мной. Мы отдельно тогда шли, видимо, они этого момента и ждали. Он его послал, а я прихлопнул. Хорошо, близко был.

— И тебе не жалко было свою копию так мучить?

— Да ни капельки. Та тварь так хреново дралась, что даже обидно. Мой облик приняла, а драться не умела. Скотина. Нарочно, небось, надо мной издевалась, и одного удара не выдержала. Или думала, Аледер ей не откажет. Этот поопытней.

— Давай, заканчивай уже. Не видишь — дальше некуда. Тебе помочь?

— Не надо. Пошли тогда. Я так понял, он тут не один.

— Даже если так — вмешаться ты всё равно вряд ли сможешь. Ты хоть понял, что он тебя ловил?

— Понял. Но вполне возможно, он просто время тянул?

— Сейчас. Самоубийц среди них нет. И непроходимых идиотов — тоже. Кто с тобой связываться рискнёт, чтоб время протянуть? Он четыре удара отбил — тебе этого мало? Что это значит, ты тоже понял?

А то. Только боюсь себе в этом признаться. Значит, у меня есть шанс вырваться из этого замкнутого круга. Реальный. Не был бы я близок к победе, кого бы я интересовал… Только бы мне ещё Анду в глаза суметь посмотреть… Личный демиург на побегушках… Не обольщаюсь и не превозношусь. Смотрю на вещи реально — меня ловят. И всерьёз. Фиму тоже ловят всерьёз, но по мне ударит в любом случае. Демиург на побегушках… Хуже некуда. И самое дерьмо, что это уже не от меня зависит. Или от меня? Если единственный шанс удержать Фиму здесь будет приказ — смогу ли я взять на себя такую ответственность? Этого и добиваются? Блин, решил же, что не было клятвы этой! Так опять в голову лезет! Пошла вон, стерва!

— Приятно, правда?

— Э-э? Даже меня тошнит, что тебе приятно? У кого из нас крыша поехала?

— Язык красивый, разговаривать приятно, соскучилась…

— Тьфу, дура! Стихи на нём читать приятно, а такие темы без разницы на каком языке обсуждать.

— Действительно, с тобой не всё в порядке — шуток не понимаешь. Причём в который раз.

Бежим обратно. Галопом бежим. Отсюда падали, здесь и наверх выбираться. По кинжальчикам, по кинжальчикам. Теперь лесенкой поработаю. Ксюха вперёд, я потом. Мне же эти ступеньки из стенки вытаскивать. О, смотреть на это снизу просто восхитительно! Надо будет заставить её повторить. Предлог бы найти.

— Ты о чём-нибудь другом думать можешь? Посмотрел бы на себя.

— Запросто. Только почему-то как я о чём-нибудь другом подумаю, так ты злишься. О чём думаешь, да почему не обо мне, да где был и на кого смотрел…

Теперь до коридора, куда Фима Витька уволок — опять по стеночке. Пропасть ничего так. Перепрыгнуть можно, но рисковать не будем.

— Интересно, если ты одну аномалию из четырёх ликвидировал, гномы заплатят? Или только за все сразу? Они её одной аномалией считают, или четырьмя? Эй, а ты плату за рога не посеял? Ты что зелёненьким светишь — настроение хреновое, или всё тошнит?

— Нет. За все сразу. Одной. Не посеял. Чуток.

А тут прямо перед коридором обвал и расщелина. И как его разгребать — одной рукой на весу? Можно, но сколько же провозимся?

— Тут метров пять раскапывать. И на весу. Нереально.

— Поищи, Фима знак не оставил?

Не видно. И до места, где Злат был — тоже обвал. Ярус почти полностью обрушился метрах на семи.

— Не вижу.

— А по запаху?

— Не чувствую.

— Давай тогда вниз, может, под этим ярусом ход есть, как у нас.

— Лучше в соседний коридор.

— Лучше вниз. Ходы должны дублироваться частично.

— Можно подумать, ты здесь была.

— Именно здесь — нет, но я знаю принцип. Можно подумать, ты сам не в курсе.

— Лучше в соседний. На межярусные ходы карты нет. А эти я помню.

— А зачем тогда препираешься? Сразу нельзя было сказать, что карту помнишь?

— А так это непонятно?

В соседний спереди. Злата потом искать будем. Фимин с Виктором коридор идёт слева параллельно. Зараза, камней нет, но трещины через каждые полшага. Убрать зелёную подсветку, поставить оранжевую, а то Ксюха сразу догадалась, что зелёный оттенок свечения не просто так. Дальше две развилки, а потом ход растраивается. Где они соединяются? Как ни странно, нам в средний коридор, вниз, вперёд и налево.

— А нам вообще имеет смысл туда бежать? Ты же вмешаться всё равно не сможешь?

— Не скажи. Если они поймут, что добром ничего не получат — могут и напасть.

Стены шершавые, через трещины приходится перепрыгивать.

— Ксюх?

— А?

— Если поймёшь, что я что-то не то делаю — останови меня. Любым способом.

Прибежали. Вонь стоит неописуемая. Оба там? Нет, ребят должны разделить. Меня чувствуют? Вряд ли, заняты. Здесь ждать? Сверху попробовать подойти? Если сверху прыгать — Роксану здесь оставить придётся. В любом случае обоих прикрывать. Или сзади? Сзади — могу не успеть допрыгнуть. Если вообще обойти можно.

— Здесь стой, я попробую сверху пройти…

— Опять меня прикрыть пытаешься? Никаких сверху — давай прямо сейчас туда рывком, встань перед Виктором и пусть дальше беседует. Ты ничего не сорвёшь, просто прикроешь.

— А он решит, что я его не отпускаю, и нарочно назло мне поступит.

— Не так уж он тебя и боится. Во всяком случае, явно меньше, чем меня. Пусть хоть на вас обоих посмотрит. Только не мешкай.

Сам знаю. Без разбега. Рывком. Не встану — сяду между ними, и пусть дальше беседуют. Через мою голову. Переговоры через неё вести можно. Убить — нет.

Гнида, заметил. Прыгнет — придётся наповал бить, жаль. Нет, не рискнул. Зря. Для него зря — меньше бы мучился.

Оба смотрят на меня.

— Привет, Витёк, я посижу немного?

Да он, никак, обрадовался? Защитник спасать пришёл? Значит, правильно я себе Повелителя выбрал на этот раз. А я и не сомневался.

— Т-ты откуда?

— Слышь, сам не понял. Телепортануло, что ли? Голова кружится, тошнит… Если б Роксану тошнило — ещё понять можно, но меня-то с чего? Моллюсками у гномов траванулся? Тебя не тошнит? Ты их тоже ел.

— Н-нет.

— Значит, грибами… Хотя и ты грибы ел. С чего же тогда? Ё, как хреново, не сблевать бы… Это ты у нас спец по этому делу, натура тонкая, а я вроде до сих пор не отличался… Слушай, а ты что тут делаешь? Кто это с тобой? Чего он беленький такой? У-у, горячка белая… Горячке у нас не с чего быть — всё вампирам оставили. Тогда почему беленький? Чувак, ты кто? Витёк, что он молчит, это некультурно… И не здоровается. Не пью, не курю, ну да… женщины — как без них, но никакой белой горячки у меня быть не должно… И глюков быть не должно. Ты хоть скажи, что за курёнок такой…

— Эээ… д-дык… это…

Не стучи зубами, не стучи. Нормально всё.

— Слушай, а ты его тоже в тунике и сандалиях видишь? Что-то не по сезону…

— Это… да… в с-смысле в тунике… а что?

— Да так, подумалось — хорошо, что ты в среднюю полосу попал, брюки и куртки здесь норма. Представляешь теперь, в чём бы ты ходил, если б дело на юге было? Ты как, коленками светить не постеснялся бы? И это ж не шорты… Между прочим, когда походишь в тунике, выясняется крайне занимательная вещь. Оказывается, не только мужчины любят заглядывать женщинам под юбки. У баб тоже губа не дура. Неожиданно, да?

— Это… не знаю… Мих, ты глюк?

— Виктор, я — точно нет. И я светлый, а не беленький. Видишь — джинсы и сапоги. Никаких сандалет и туники. И волосы русые. Никаких пёрышек. Значит именно я — реальность. Хочешь, клинок достану? Дотронешься, сразу поймёшь, кто из нас реальность. Что он от тебя хочет?

— Эээ…

Бе-е — ме-е… телись уж, тормоз! Успокаивайся давай. Так, а эта скотина в атаку нацелилась. Ну-ну. Если нападёт первая — лучше некуда.

— Не п-поверишь — д-домой зовёт. Говорит, я — исключительно морально устойчив. Вот. Меч не взял, Роксану не т-трахнул, и вообще просто светоч нравственности. Потому меня в виде исключения домой можно отпустить. Типа, все искушения прошёл, и мне здесь делать больше нечего — я всем слишком положительный пример подаю. Разлагаю тёмные нравы своим присутствием.

— Даже меня? Тоже мне, светоч, — стошнит сейчас по твоему примеру. Что тут положительного? А ты что решил?

— Ммм… видишь ли, если бы он был в белом халате, а не в перьях, и сказал, что мой срок в психушке истёк, и я на грани выздоровления, тогда да, можно было бы подумать. Я с ним и так, и этак беседовал, нет — не психиатр и не гипнотизёр. Всё про мою добродетель твердит как заведённый. Мих, откуда у работника банка добродетель? Не то что-то… Вот я думал-думал…

— И что надумал? — вмешивается курёнок, расправляя пёрышки.

— Так это… Мих, а ты в случае чего с ним справишься? Я его послать боюсь, ну как обидится, да и врежет? Странный он какой-то, и правда на белую горячку похож… Стою тут как дурак, деваться-то некуда…

— Подумай ещё, но ты очень долго не можешь решиться, — произносит белая горячка, придавая голосу проникновенность, а перьям — блеск и сияние. — Посмотри на него внимательно, посмотри на меня, взвесь, неужели не ясно — он использует тебя, как использовал всех своих повелителей, и никуда не отпустит из этого мрака! Никогда. Два месяца страданий и испытаний, почти непреодолимых для цивилизованного человека, в то время как дома тебя ждёт верная и любящая женщина. Подумай, каково будет ей жить с другим в твоём доме, доме, куда ты вложил столько сил и тепла? Вспоминать тебя на каждом шагу, сравнивать… Дома тебя любят, ждут и ищут — пожалей родных, пожалей себя, — вернись! Подумай, каким извращённым чувством юмора должно обладать существо, способное написать, что оно выйдет к свету, но своему пленнику не позволит вернуться обратно?

А я ещё ухмылялся, что столь прямолинейное предсказание и то можно несколькими способами трактовать…

— Посмотри, он и сейчас пришёл сюда — тебя удерживать. Кто из нас для тебя опаснее — для меня вопрос совершенно ясный, и ты тоже должен это почувствовать. Это не я спровоцирую тебя на драку, чтобы войти по следу крови — и не со мной ты будешь всю оставшуюся жизнь своё тело делить. Это существо знает, как втереться в доверие, играя в мнимое благородство…

Да — это я точно умею в совершенстве.

— Он посадит тебя на трон, а сам станет править из-за спины. Вернее — изнутри, что для него очень удобно! Представь, каково это — ходить с мечом внутри? Ничего своего — ни мыслей, ни поступков, ни желаний… Даже благие намерения, и те — не твои, и ведут только туда, куда нужно кукловоду… Так и будет. У него тысячелетний опыт, он знает, где в великодушие поиграть, а где не стОит. И всё делается только для одного — усыпить твою бдительность, чтобы выбрать решающий момент для удара. Не верь ему. Он испытывает наслаждение, присутствуя в чужом теле и управляя разумным существом. Ты знаешь, что все светлые повелители рано или поздно сходили с ума? Даже сам Великий Аледер. Спроси у него — правда ли это? И он не просто заставляет поступать так, как емунадо, подавляя волю, — это удел примитивных тварей, — нет, изысканно морочит, внушает иллюзию, что ты действуешь по собственной инициативе… В то время как все желания и мысли — его. И ни один светлый из этого плена ещё не вырвался. Думаешь, повелитель его предыдущий по собственной инициативе в лесу с разбойниками живёт? Бедному атаману только так кажется! Думаешь, сам он на трон садиться не захотел, а кто-то его уговорить не смог? Наивный романтик! Не подошёл он на роль владыки, вот его здесь и бросили — якобы сам так решил. И никто не стал возвращать ненужного уже человека в родной мир. Я что, неправду говорю? Виктор, спроси его — по чьей воле нормальный человек теперь в лесах с арбалетом бегает? По своей ли собственной? Спроси-спроси, пусть посмотрит тебе в глаза и правду скажет!

Спроси. Скажу. Куда деваться.

— Не буду. Какая разница…

— Боишься? Потому что знаешь ответ. Не надо его бояться — ты самостоятелен, сам решать можешь. Пока. Вот и решай. А я помогу тебе вернуться… Ты всё прошёл — и мечу не поддался, не надо дальше искушать судьбу. Останешься — совершишь непоправимую ошибку. Решай, а то уйду. Руку дай — вместе пойдём. Домой. К свету. И он туда за тобой больше не вернётся.

— Нет. Я уж как-нибудь. Как бы хуже не было… — отвечает мой повелитель, и в этот момент тварь прыгает. Ой, молодец, Витёк, они обычно сразу уходят. А эта прыгнула. Ещё одной меньше будет. И к Витьку тоже не слабака послали — за два удара уложил. И то только потому, что опыт уже есть. Так бы те же четыре и понадобились. Если не пять — позиция-то никудышная. Отвернись, придурок, что вылупился? Меня и то воротит.

— ААА!

Хорошо, повелитель, что ты заорал уже после того, как зверёныш свалился, а то и промахнуться недолго с перепугу.

— Роксана, придержи его, пусть отвернётся! Потом в чувство не приведём. Виктор, отвернись!

Мне ещё о твоей психике заботиться. Эта гнида окочурится сейчас, пока я за твоё душевное здравие волноваться буду…

— Мих, не успела. Оттащить? Вдруг очнётся, с ума ведь съедет… он и так столько на вас пялился…

— Как хочешь, что уж теперь… недолго уже. Этого отправлю, потом разбираться будем, и твердить, что померещилось.

— Пожалеет ведь, что остался.

— А это уже не важно. Придут второй раз — ни одного не подпущу и не упущу.

Но вот блевать тогда точно придётся. Либо наповал бить, либо меня всё же вывернет сегодня наизнанку. Надо ж было додуматься весь спирт вампирам оставить! И у гномов не закупился, дорого, жадность заела! Вот и расплачиваюсь теперь… уже дважды. А их ещё столько же.

Так, с этим разобрался. Теперь повелителю лапшу на уши вешать. Очнулся бы только.

— Плесни на него ещё.

— Полфляги вылила, где я здесь воды теперь наберу. Да не лупи ты его так, сотрясение мозга будет! Сейчас прочухается.

Ждём. Зашевелился. О, какой прогресс — первый-то раз больше суток валялся. А там ничего и не было по сравнению с этим.

— Чудовище-е…

Не такое уж я и чудовище, вполне себе ничего. Отворачиваться надо было вовремя. Или сознание сразу терять. Не ханжествуй, прекрасно знал, с кем связался. С мечом ходить — крови не бояться.

— Мих, ты видел, какое это чудовище?…О-оо… Кошмар… А таким беленьким прикидывался… Как ты его, а? Класс! А что так долго? Такой живучий? Гад… Хотел до конца досмотреть, а повело… Как чувствовал, что время тянуть надо… Два часа с ним за жизнь беседовал, от страха чуть не помер… Что греха таить — время тянул, тебя ждал. Спасибо, уж не чаял. Помоги подняться, там же Фима… А Цветик где?

Ты смотри — вполне самостоятельно поднимается на ноги, и шатается разве чуть-чуть.

— Он когда прыгнул и трансформироваться начал — у меня время остановилось. Разумом понимаю, что вы не больше секунды дрались, а вижу — как в замедленной съёмке… Фу… гадость… Водки ни капли? Что ж мы так… Ты бы мне хоть объяснил, где удар, где замах, чтоб я понял, как это технически выглядит… И да, не обольщайся — я тебе не верю. Просто на данный момент из двух зол я выбрал меньшее.

— Не обольщаюсь, не обольщаюсь, не переживай. Давай, прикинь, куда теперь. Помнишь, куда Фима ушёл?

— Фима? Фима мило улыбнулся, сказал, что крайне заинтересован открывшимися перспективами, взял его за рукав, потребовал рабочий кабинет, раз он такой крутой, пачку листов бумаги, чернильницу и перья, попросил изложить всё в письменном виде — он привык проверять визуально, что ему предлагают, и сказал, что ему надо немного подумать и всё просчитать. А также уточнить кое-какие параметры и константы… А почему ты не спрашиваешь, что ему предложили?

— Я это знаю.

— Не переживай, его величество поумнее всех нас, вместе взятых. Думаю, он и отпор ему дать сможет, нет? Но подстраховать бы надо… Нет, ну как ты его, а?

— Куда Фима пошёл?

— Туда.

— Сам идти в состоянии?

— Дойду. Возьмёшь меня с ними беседовать? Это… с тобой не страшно. Может, пригожусь.

Ага, пригодишься — опять тебя в чувство приводить.

— И вообще — вдруг ещё один придёт?

Вот это уже ближе к действительности. Поэтому и пойдём короля нашего новоиспечённого все вместе искать.

Его величество нашлось через полчаса — в полной имитации рабочего кабинета, за столом с кипой исписанных бумаг. Весь кабинет был завален справочниками, пособиями и распечатками на всевозможных языках. Напротив сидел звездочёт и тоскливо озирался.

Глава 25. В болоте русалок не ищут

Понедельник — среда.

Его величество нашлось через полчаса — в полной имитации рабочего кабинета, за столом с кипой исписанных бумаг. Весь кабинет был завален справочниками, пособиями и распечатками на всевозможных языках. Напротив сидел звездочёт и тоскливо озирался.

— О, — поднял на нас маг затуманенный взгляд, — наконец-то… Заждался. Мих, Роксана, Виктор, вы мне сейчас потребуетесь. Тийрогидеанс, будьте любезны — стол расширьте, пожалуйста. На пятерых, но лучше с запасом — на восьмерых.

Стол растянулся до размеров аэродрома. Звездочёт по-прежнему находился напротив Фимы и трёх вновь появившихся стульев, но Мих небрежным движением перебросил свой стул на его сторону и уселся рядом, едва не приобняв седобородого мужика за плечи. Роксана подумала и пристроилась слева от меча, уткнувшись подбородком в рукав его куртки. Я занял место рядом с магом — подальше от… о том, кто сидит напротив нас, я предпочитал не думать. И во что он может превратиться — тоже. Достал новоприобретённые часы и принялся тупо смотреть на стрелки.

— Мих, Роксана, — Фима ни на что не обращал внимания, уставившись в пожелтевший свиток, — здесь куча трактатов на языках, которыми я не владею. Посмотрите, какие вы знаете, и попытайтесь перевести. Тийрогид рассортировал их по темам — космологии, атомные физики, теории времени, теории гравитаций, теории фундаментальных взаимодействий, теории информаций, теологии, биологии, микробиологии, отдельно теории генетических кодов магических и немагических рас, ну и так далее — всё по различным мирам и планетарным системам… Всё я не успею, но вы, с вашим опытом и возрастом, — Роксана поджала губы, — могли бы мне помочь — изложить чисто конспективно. Основополагающие моменты выделить сможете — больше пока и не надо. Например, по этим двум трудам — в чём различие подходов авторов к проблеме квантования времени? Тий попытался мне перевести, но запутался в терминологии, у вас должно лучше получиться…

— Э? — обалдел меч. — Ваше величество, с чего вы взяли, что я здесь что-то пойму? Я — холодное оружие, его и изучал… на практике… Если вам удар какой специфический продемонстрировать — всегда пожалуйста, — он ласково улыбнулся окаменевшему звездочёту, — а в такой зауми мне ни в жисть не разобраться…

— Оружие, — согласился колдун. — И хочешь убедить меня, что изменяешь материальную и полевую структуру клинка без тщательно проработанной теории? Крайне сомнительно. На чистой интуиции такие вещи делать нереально… Поработай с трактатами, а? Я ж один отсюда год не вылезу… Тий, подберите и Виктору пару научных трудов по физике и биологии на его языке, ладно?

Звездочёт вздрогнул, сглотнул и вцепился в стул. Потом вскочил, с опаской покосился на Миха и пошёл копаться в куче книг. Меч не шелохнулся, но я был твёрдо уверен — боковым зрением он отслеживает каждое движение. Для меня ничего не нашлось. Я не знал, радоваться этому или печалиться. С одной стороны — буковок родных не увижу, с другой — ностальгия в бараний рог скрутит… С полтора часа Мих с тоской изучал два толстенных кирпича в чёрном и зелёном переплёте, изредка похлопывая звездочёта по спине или по плечу, а иногда поднося ему под нос фолиант и задавая вопросы, которых я не понимал. Не потому что совсем необразован, а потому, что языка такого не знал. Единственное, что я заметил — один из томов был написан справа налево, а другой — сверху вниз.

— Ваше величество, — спросил наконец меч, — вы мне графинчик фантомный не колданёте? Это ж на трезвую голову понять невозможно… Зачем он пространство по семи измерениям из одиннадцати свернуть пытается? И время у него вращается, куда вращается? Первач по змеевику, блин! И что-то там создаёт… флу-уктуации вакуума? Причём гравитационные… Говорю же — первач и есть, и вот без него здесь никак не разберёшься. Это случаем не кодированный вампир писал? А формул! Бред какой-то…

— А, — обрадовался маг, — а второй сначала сворачивает по девяти из дюжины с четвертью, потом расслаивает, а под конец доказывает, что оно мнимое в окрестностях схлопнувшихся звёзд? Значит, мы правильно перевели. И кто из них прав?

— Это вы мне? — взгляд у Миха стал почти столь же затравленным, как и у звездочёта. — А я почём знаю?

— Тийрог, кто из них прав? — обратился Фима к существу напротив. — Почему модели такие разные, если они из одной Вселенной? А ещё вот эта, где временнЫе петли в кубах дробной размерности вращаются в противоположных направлениях? Какая модель верна?

— Герефи… — начал было звездочёт, но его величество оборвало фразу слегка презрительной гримасой.

— Что за фамильярность, Тий, — брезгливо сморщился Фима, — ко мне следует обращаться «Ваше королевское величество»! Почему этого нельзя запомнить? Пока я — король эльфийского народа. Если же я найду твоё предложение интересным, то тогда называть меня надо будет — «Мой господин и повелитель»! И на вопрос отвечать чётко и по существу. Кто прав?

— Не знаю, — честно сознался звездочёт, — я посланник, в теории строения вселенных не особо разбираюсь…

— Если вы предлагаете мне заняться созданием собственного мира, то уж об устройстве данного конкретного должны бы знать всё. Почему теории различны, если вселенная едина? Где универсальная теория, из которой они вытекают как частные случаи? На что я должен буду опираться в своём творчестве?

Тийрогидеанс позеленел. Мих ободряюще улыбнулся и похлопал его по плечу. Звездочёт вздрогнул и позеленел ещё больше. Мне стало немного поспокойнее.

— Ваше величество… — начал звездочёт.

— Королевское! — перебил Фима. — Ваше ко-ро-лев-с-ко-е величество, почему вы никак не можете это запомнить? Неужели так сложно? И дайте Миху ещё вон те три трактата, может, он и их перевести сможет…

Теперь уже Мих побледнел и замотал головой. Роксана с милой улыбкой водила пальчиком по строчкам и шевелила губами. У меня возникло нехорошее подозрение, что она просто матерится про себя.

— Ваше королевское величество! — ответствовало существо напротив. — Мне было велено передать вам предложение. Мы ничуть не сомневались, что ваша гениальность справится с любой задачей, поэтому меня послали к вам…

— Я всё это не раз слышал и раньше, и не только от вас, и я прекрасно осведомлён о своих способностях, и от того, что вы дюжину раз повторите, как я гениален, они не улучшатся и не ухудшатся, — ответствовал маг. — Вы заявляли мне, что теория построения миров существует, разработана и нуждается только в творческих личностях для некоторого усовершенствования и создания новых уровней реальности. Я спрашиваю — где она? Я вижу лишь жалкие попытки подобраться к пониманию физических законов, но не вижу ни технической документации, ни расчётов, ни элементарного руководства к действию… Где они?

— Может, — задумался посланник, — именно вам и предстоит объединить все эти уровни реальности в единый? Соответственно и теорию разработаете и руководство…

— Тий, — снисходительно улыбнулся маг. — Вселенная существует, не так ли? Значит, её кто-то создал? Раз создал — универсальная теория должна быть. И куда объединять реальности — неужели не ясно, что они и так едины? Вы предлагаете мне создать свою модель и править в ней? По какой схеме? Где гарантия, что мой мир не войдёт в противоречие с уже существующими? Он должен вписываться частным случаем в единую схему, я уже раз восемь вам это повторил. В какую? Если у вас её нет — о чём может вообще идти речь?

— А может, мир никто и не создавал, — возразил вконец замороченный звездочёт, — и он сам по себе существует? Множество различных миров, каждый по отдельности, друг за другом или по кругу, а в нём уже каждый творит свою реальность, тогда какая может быть документация?

— Тогда чем вы предлагаете заняться мне? Вы хотите сказать, что каждый разрабатывает своё собственное практическое пособие по созданию миров — и это в мире, никем не созданном? Значит, этих руководств должны быть сотни. Где они? Покажите мне хотя бы два, для сравнения. Я среди принесённых вами трактатов ни одного не нашёл. И где гарантия, что в созданных мной мирах живые существа захотят признать меня высшим правителем, а не заявят, что их мир свободен, никем не создан и поэтому принадлежит только им? И вообще, я не понял, о каком сотрудничестве может идти речь, если вы сами не в курсе, сотворён наш мир разумной личностью или существует сам по себе? Что я — разумная личность — могу создать, если мир, в котором я родился, никто не создавал? А если кто-то создал мир и меня в нём — есть ли смысл пытаться повторить за ним? Лучше я всё равно не сделаю. Не разумнее ли тогда совершенствовать себя, а не мир? Кстати, теориями зарождения жизни мы ещё не занимались, где список трудов по этой теме?

— Ваше королевское величество! — застонал посланник. — Если мы начнём разбираться в теориях зарождения жизни, мы отсюда никогда не выйдем… Подумайте, у вас есть шанс создать мир, где большая часть населения имела бы магические способности, маги выходили на запредельный уровень, при котором запросто контролировали бы как погоду в пределах страны, так и любые биологические процессы! В вашем мире жили бы сплошь всемогущие маги и герои! Не было бы никаких бытовых проблем: щелчок пальцами — еда, ещё щелчок — телепорт, ещё щелчок — сотворят разумного человека, причём уже взрослого и мыслящего! Неограниченная продолжительность жизни! Эпоха всеобщего благоденствия! Открытие и завоевание других миров! Счастье для них и всех параллельных вселенных! Разве не об этом вы мечтали, когда отправлялись во Мглистые земли? Ответьте мне честно — не за этим?

— За этим, — согласился Фима. — Но для моего родного мира. И магическая составляющая должна была сначала стабилизироваться, и только потом начать возрастать. Щелчок пальцами — это всё же поэтическое преувеличение, согласитесь.

— Всё это так и будет, — заторопился Тий, — вплоть до поэтического преувеличения! Сначала только в вашем личном мире, а потом вы сможете вернуться сюда и устроить всё по вашему желанию… Можно даже создать специальный мир — как неограниченный полигон для магических опытов. Или начать исправлять недостатки в соседних, вы не представляете, насколько многие миры несовершенны! Подумаешь — мир никем не создан, или всё-таки создан, но лучше у вас не получится — зато то, что сделаете вы — будет пусть хуже, но ваш собственный мир, в котором вы сможете устанавливать законы и понятия только по собственному усмотрению!

— Завлекательно, — откинулся Фима на спинку стула, — начать с одного мира, а потом выйти и потихоньку прибрать к рукам и облагодетельствовать все остальные… Очень неплохая перспектива. Но там работы невпроворот, и я пока не могу оценить, насколько ваше предложение выполнимо. Чем больше мы знаем, тем отчётливее понятно, насколько далеки все теории от абсолютной истины. И к тому же я — король, у меня есть обязанности. Перед эльфами, заметьте, а не перед людьми. В принципе, мои возможности здесь поменьше, зато я и отдохнуть могу по-королевски, и подданные наверняка будут меня чтить и любое моё желание предупреждать… и ещё я наместнику дал королевское слово вернуться и жениться на его дочери.

— Ваше королевское величество, — печально вздохнул звездочёт, — я понимаю и восхищаюсь вашим королевским благородством, но поймите — стОит лишь вашему сыну достичь совершеннолетия, как наместник прикажет послать вам стрелу в спину, как послали её вашему отцу, и посадит на престол собственного внука, эльфа на пять восьмых — больше, чем наполовину. Сам же будет править из-за его спины. Что может быть почётнее и престижнее, чем дед короля? Вы этого хотите? Вы хотите, чтобы вашего сына воспитали в лёгком презрении к родному отцу и полном соблюдении эльфийских традиций, которые никогда не вызывали восторга у вас самого? Чтобы он стал невольным отцеубийцей, сам того не ведая? Ваш уход ничем не грозит эльфам — вернётесь всемогущим, жениться на дочери наместника успеете, но ваша безопасность уже не окажется под постоянной угрозой. Вы выполните обещание — но не через пару дюжин лет, а через пару мешков — ничего страшного, слова не нарушите. Зато сколько новых знаний вам откроется! Это же неограниченные возможности и бессчётное число реальностей!

Фима полистал страницы. Мих достал фляжку, потряс, вздохнул и тоскливо вопросил:

— Ваше величество, спиртику бы, хоть фантомного… голова кругом идёт от этих ваших теорий…

Маг на секунду оторвался от книги, окинул сосуд отсутствующим взглядом и произнёс:

— У меня есть для тебя кое-что получше, — после чего протянул мечу стебелёк тимофеевки. Мих уставился на стебелёк, прищурился и сунул его в рот.

— Ну вот, — разочарованно вздохнул он, — с теорией зарождения жизни тебе точно разбираться надо, сразу видно — иллюзия… и нет, чтоб первача туда добавить…

Но не выплюнул.

— Меня вот что смущает, — задумался Фима, — я и сейчас-то не особо свободен, пока король, а стану я правителем собственного мира — это ж наложит особую ответственность, ни на миг не оторвёшься. Куда мне такая обуза? А если миров два или три? Там присмотри, тут урегулируй — где отдых, почёт, наслаждение обожанием благодарных жителей? Я, конечно, предпочитаю заниматься исследованиями, а не из лука стрелять, но всему же есть предел…

— Что вы, ваше королевское величество, — обрадовался звездочёт, — зачем о них заботиться? Пусть жители вам почести возносят, а вы так — захотелось, заглянули, нет — и не надо… А то наместника оставите, вам не привыкать, если здесь можно, почему там нельзя, а сами отдыхайте, путешествуйте, изучайте, эксперименты ставьте, кто вас удержит… Да за одну только библиотеку, что я вам сейчас принёс, большинство магов любого мира побежали бы за мной безо всякого стремления к могуществу — просто в погоню за знаниями! Решайте скорей, а то мне идти уже пора. Так как — да или нет?

Фима чуть призадумался, шевельнул пальцами, ещё раз пролистал трактат и сказал:

— Ну что ж, тогда подведём итоги. Вы предложили мне пойти с вами и обрести всемогущество в одной отдельно взятой реальности. При этом начать карьеру я должен с предательства своего народа. Если мне удастся понять всё, что требуется для создания собственного мира и всё же сотворить что-то не слишком убогое, то снова будет выбор: опять предать — на этот раз своё детище — и заняться другим, или вернуться сюда и завоевать этот мир под видом благодеяний, а, в конечном итоге, — начать экспансию по всем реальностям. Я правильно понял? Есть вариант, что вы меня обманываете, как обманываете всех, но — чем сильнее я буду становиться, тем сильнее будет действовать на моего повелителя кровная клятва. Поэтому я думаю, что для меня ваше предложение выполнимо — вы заинтересованы в моём обучении и неограниченном магическом росте. Далее, в какой-то момент мой господин срывается, и мы начинаем если не схватку, то погоню. Таким образом, вы замыкаете нас друг на друга и нейтрализуете обоих. Или не просто нейтрализуете, а сводите с ума и превращаете в полностью тёмные сущности, подобные вам. Тёмный владыка продолжает править, новый светлый меч станет набираться опыта и наделает непоправимых ошибок, — это ещё если желающие на место меча вообще найдутся, ведь неизвестно сколько кандидатов погибнет, — конец Тёмного повелителя отодвигается на неопределённое время. И предел ваших мечтаний — гоняются уже за бывшим королём эльфов и бывшим светлым мечом. Если я не найду способ клятву нейтрализовать. А если найду — меня попытаются убить. Я правильно понял?

Звездочёт слушал, с ненавистью глядя на мага.

— Так да или нет? — зашипел он.

— Нет, — улыбнулся Фима.

— Почему? — неожиданно спросил посланник, пытаясь освободиться из объятий меча. — Будучи всемогущим вы от своего повелителя быстро и без проблем отделаетесь. А свихнуться он всё равно свихнётся. Он уже на грани срыва, в любой момент может начать приказы отдавать. И когда сорвётся — не надейтесь, что вам удастся скрыться. Это меч света, от него не уходят. Учтите, подобные вещи предлагаются одному магу из нескольких кулей миров, гениев не так много.

— Нет. Неужели вы рассчитываете, что я куплюсь на байки о всемогуществе? — маг недвусмысленно оценивал позицию, аккуратно разминая пальцы. — Всемогущество подразумевает не только безграничные знания, разум и силу, но и столь же безграничную доброту и справедливость, потому как придётся уметь видеть абсолютно все последствия своих и чужих поступков. Иначе получается вседозволенность, а не всемогущество. Идиота, который полагает, что у него достаточно качеств для того, чтобы творить миры, можно найти только среди недалёких и амбициозных говорящих, но уж никак не среди мыслящих личностей.

Мих хмыкнул, крепче обнимая заёрзавшего звездочёта.

— Да видел я этих доморощенных демиургов в разных мирах, — сообщил он. — Самогон хлещут, любой вампир позавидует. А творить могут только себе подобных. Да и то — традиционным способом.

— Мих, — спросил вдруг Фима, — ведь к тебе они тоже приходили?

— Да, — ответил Мих, придерживая посланника за плечо, — и к Виктору, а что?

— Просто, Тий, — улыбнулся Фима, — хотелось бы узнать, где это видано, чтобы ловцы нижних миров приходили в таком количестве? Сидите-сидите, не надо так дёргаться. Неужели вы думали, что вам удастся безболезненно уйти? Или безболезненно умереть? В объятиях Меча света и с магом моего уровня напротив? Это как понимать — как объявление войны? Сколько вас всего, и где зона прорыва? Мих, ты сколько уложишь?

— Если наповал — сколько угодно, — усмехнулся меч, — а если капитально — не знаю, пока одного отправлю, еще пять умереть успеет. Разве только ты их подержишь или присоединишься. Не надо трансформироваться, Тий, быстренько вернул морду на место, не зли меня. И на вопрос отвечай.

Звездочёт втянул клыки, шипы и вернул колпак и бороду на место.

— Третья шахта, — процедил он сквозь зубы, — а то вы не в курсе…

— В курсе, — маг посерьезнел, — а сколько вас? И цель какая?

— Шли бы себе, на свет мы всё равно выйти не можем, а гномы мимо нас редко ходят… Какая цель — никакой, защитный контур прорвало недавно, почему бы и не выйти?

— Угу, совершенно случайно прорвало, — любезно проворковал меч, — а кто за оборотнем пошёл и куда? Где искать?

— Не знаю, они далеко были, долго его загоняли, я их из виду потерял, — продолжал цедить звездочёт и захрипел — Мих сдавил ему горло.

— Они? — первый раз вижу как меч покрывается испариной, Фима же вздрогнул и сжал кулаки. — Удавлю, сколько их?

— Дв-ва, — просипел звездочёт, — куда больше?

— План? — позеленел Фима. — Мих, отпусти немного, пусть говорит…

— Один русалка, другой её поджаривает — сам в портал сиганёт. К нам так не попадёт — не наш оборотень, никак не наш, и пробовать заманить не стОит, но отсюда его выкинет точно.

— Скоты, — констатировал Мих, втыкая звездочёту клинок в шею, — Виктор, отвернись, опять брякнешься. Фима, ты как?

— Изучу, — произнёс Фима, холодно глядя на корчащееся чудовище, — я читал про методики, но на практике не применял, не сталкивался с ловцами до сих пор. Дойдём до третьей шахты — ни одному спокойно умереть не дам, они у меня все за Злата полягут, а портал я им так закрою — близко не подойдут, выть будут только при взгляде на него. Ты думаешь, я что тут с ним столько времени изучал — разнообразные теории строения мира? Я заклинания вспоминал, плёл, дорабатывал, заучивал и до автоматизма доводил. Так что и эту тварь бы убил, если бы тебя не дождался, только наповал, рисковать не стал бы, опыта нет, и портал я захлопну и при нынешнем минимальном уровне магической напряжённости.

Я не отвернулся. Я бы сам этого скота за Цветика убивал долго и мучительно. Ненавижу. Меня не тошнило и в обморок я не упал. А рыдать буду, когда Мих с Фимой всех гадов вот так перережут. Роксана же всхлипнула и вытерла глаза. Не думал, что она вообще плакать умеет.

Мы бежали к третьей шахте. Подземными ярусами, осыпавшимися галереями, поднимались вверх по воткнутым в стену кинжалам и спускались по ним же. Светил Мих, теперь ему было всё равно. Клинок мерцал бледно-серым светом, изредка по нему проскальзывали чёрные зигзаги. Свернули к подземной реке заправиться водой. Вода воняла неимоверно, непонятные пучеглазые рыбки плавали в ней брюхом кверху. Поискали колодец — нашли, мутная жидкость оказалась пригодной для питья, но тухловатой.

— Мих, — спросил Фима, — сначала портал закрыть, или побольше их выпустить?

— Закрыть, — отрезал меч, — и так неизвестно, сколько их. Если ловцы от основной воронки отошли — индивидуальные порталы тоже схлопнутся при её ликвидации. Отлавливать не будем — гномы с остатками сами справятся.

— Порепетируем — ты магический импульс уловишь?

— Да.

— Тогда как пойдёт вот такой сигнал — отступай от портала, а то ударной волной зацепит.

— Понял. Ты встань подальше — вдруг какая тварь прорвётся, чтоб я добежать за ней успел. Не должна, но вдруг их слишком много. И не отвлекайся, работай, я к тебе никого не подпущу, пока не захлопнешь.

— Давай сцепку отработаем — вихревой удар на пару с энергетическим? Их оглушит, ты сможешь не сразу наповал бить.

— Я смотрю, ты хорошо разбираешься в принципах работы клинка — сам пробовал?

— Пробовал, иного мага удивлю, но перед тобой позориться не стану. Мне куда проще заклинанием. У меня нет любви к оружию. Даже к луку. Достали в детстве обучением.

Коридор сменялся коридором, я бежал вслед за магом, Роксана за мной.

Их было много. Портал мерцал пульсирующей болотно-зелёной воронкой, над ним спиралью вились грязные серые тени. Мы с Роксаной остались в коридоре — чтобы мечу было легче нас прикрыть. Ширина прохода метра три, лучше бы поуже, обороняться легче, но Мих сказал, что они с Фимой помогут, если что, и рванули вперёд. Страха не было — только ненависть. Меч влетел в скопление тварей и закружился рядом с бьющимся зелёным светом, рассекая пространство звенящими ударами, Фима застыл, не шевелясь, напряжённо глядя на портал. Корчащиеся рожи, клыки, змеиные языки и раззявленные пасти пытались вырваться к магу из охраняемого мечом полукруга. Когда чему-нибудь удавалось проскользнуть под лезвием — его догонял второй клинок, разрезая напополам и сбивая вниз. Пол у воронки начал покрываться ошмётками серой слизи. От вони и едкого дыма защипало глаза. Меч двигался с такой скоростью, что уследить за ним было невозможно — только летящее свечение выдавало местонахождение лезвия. Маг стоял молча, шагах в трёх прямо перед нами, и, казалось, просто смотрел на воронку. Я видел его напряженную спину в ободравшейся мантии. Внезапно Мих вылетел из клубящегося тумана и отскочил к нам. Дрожь пошла во все стороны, пол завибрировал, воздух жалобно застонал. Воронка начала выгибаться наружу, пузырясь жёлто-зелёной пеной. Тени рванули к ней, как мотыльки к лампочке, и точно также опали на пол, стукнувшись о невидимую преграду. Пузырь лопнул, разбрызгивая гнилостную жижу с тошнотворным запахом, и исчез, оставив на своём месте лишь каменный пол с остатками то ли тел, то ли грязи.

С тихим шелестом опавшие твари поднимались в воздух, превращаясь в чудищ столь кошмарных, что захотелось упасть на пол и закрыть голову руками. Зубы, клыки, полуразложившиеся морды, обнажённые девичьи тела, чёрные когтистые лапы и хвосты с жалами, истекающими мерзкой пузырящейся слизью. Скоты. Ненавижу. Не дождутся. Мих с Фимой прекрасно сработались — маг подсекал зверюг снизу пульсирующим всплеском синего свечения, которое закручивало гадов спиралью и подбрасывало вверх, меч ловил подкинутые туши на клинок и расчленял. Это длилось секунду — или вечность. Иногда я видел фигуру меча — иногда только смазанную тень и световой росчерк. Когда показалось, что всё — из коридора напротив вылетел клубок опоздавших к порталу чудовищ. Схватка началась сначала. Я оглянулся — мне почудилось, что сзади кто-то есть. Рванул Роксану на себя и прижал к стене — авось, пройдёт мимо.

Оно прошло мимо. Белое и огромное — метра три-четыре в длину и высотой почти на уровне моей головы. Бесшумно, плавно, почти текуче и одновременно стремительно ворвалось на поле боя, обогнуло Фиму, очутилось в гуще схватки и замолотило лапами направо и налево.

Я моргнул — здоровенный белый медведь с грацией, медведям ни в коем разе не присущей, подлавливал мерзопакостных тварей в воздухе, хлопал на пол и расплющивал ударом когтистой лапы. За минуту он передавил их всех, как комаров — на мух они перед ним не тянули. Вроде вот только что поболее меня размером были, а глядишь — комарики комариками. Некоторые визжали и попискивали в мокрых лужицах, некоторые корчились, но ни одной целой не осталось точно. Через мгновение Мих отшвырнул клинок и с воплем бросился на шею зверюге. Ещё через пару секунд на ней висели мы все, включая рыдающую в голос Роксану.

— Перекидывайся давай, — всхлипывала красотка. — Мы тебя уже оплакали! Дурень, чуть с ума не свёл!

— Ребят… вы это… чего? — прогудел медведь. — Я это… обратно не могу…

— Заклинило? — всполошилась Роксана. — Подожди лапушка, мы сейчас Фиму припашем, он что-нибудь сообразит! Златушка, милый! Не чаяла! Солнышко, потерпи чуток, что-нибудь придумаем!

И она принялась целовать мишку в черный нос. Ей для этого пришлось подпрыгивать, а ему наклонить голову.

— Как заклинило? — удивился Фима, на секунду оторвавшись от поглаживания густой шерсти. — Он же разговаривает?

— Дык это… не заклинило… могу… только это… одежды никакой… расползлась вся… куда голышом-то?

Мы отдали Злату всю свою воду и остатки провизии. Роксана предложила накинуть на него два плаща и подпоясать мантией Фимы, но потом решили — пусть идёт так до ближайшего жилья, а там сообразим ему три-четыре комплекта одежды, а то мало ли что, вдруг в коридорах какая из тварей осталась. И сапог на него всё равно нет, а здесь камни кругом. Долго спорили — возвращаться назад к гномам, чтобы привести себя в порядок и «стребовать плату за ликвидацию аномалии», как выразилась Роксана, или идти вперёд к выходу. Красотка упиралась и доказывала, что если сейчас не вернуться, то гномы обещанные деньги зажмут, а вот прямо теперь можно с них вообще четвёртую часть прибыли за две дюжины лет работы шахты выжать. Заодно и Злата приоденем. Победила мужская солидарность и бескорыстие. Или непрактичность. Никому из нас четверых блуждать в этих пещерах не хотелось. Но я при голосовании воздержался — денег мне всё равно не причиталось. Хотя на белый свет хотелось до одурения. До выхода на ту сторону гор было около суток пути, обратно — почти столько же, поэтому Мих волевым решением плюнул на стенания Роксаны по поводу прибыли и заявил, что большинством голосов одобрено идти вперёд. Тем более красотке ничего за ликвидацию аномалии всё равно не причитается, а со своим заработком он как-нибудь сам разберётся. Роксана надулась и заявила, что меч совершенно зря утверждает, что это его заработок, так как делить его надо на троих, и неужели же Злат с Фимой от такого богатства откажутся? Мих обозлился и отрезал, что про долю остальных он и не забывал, у него нет таких привычек в отличие от некоторых лиц женского пола. Злат пожал мохнатыми плечами, пробубнив: «Я это… как Мих с Фимой решат…» Фима подумал, и резонно предположил, что уж меч света и король эльфов с гномами как-нибудь и после об оплате договориться смогут, а Злату он готов компенсировать потери прибыли из своей доли. Охранник смутился и прогудел: «Это… не надо… сколько получите… это… то и поделим… уйти бы отсюда поскорее…» На том и согласились.

На ту сторону горы шли в быстром темпе — просто потому, что приходилось приноравливаться под очень и очень неспешный шаг Злата, не мог же он каждые десять метров останавливаться и нас ждать. Роксана лёжа ехала у охранника на спине, обняв его за шею и запустив пальцы в белую шерсть. Она явно балдела от такого путешествия, а Злат не возражал. Он предложил подвезти и остальных, благо на его спине можно было и вчетвером уместиться, но мы все постеснялись, поэтому рысили рядом. Светил опять Фима.

— Злат, — наконец поинтересовался Мих, — а как ты нас нашёл?

— По запаху… как же ещё, — удивился охранник, — только это… в обход это… идти пришлось… там вы это… по стенкам лазили… узко… а то быстрее догнал бы…

— А ты это… — меч начал запинаться, заразно это, по себе знаю, — как его… по дороге этих тварей… там случайно… это… как его… не встретил? Ни одной?

И я бы начал запинаться на его месте, настолько живо представился мне кошмар с русалкой.

— Ну это… встретил, — ответил Злат, — дык это… пришиб я их…

— А сколько? — продолжал допытываться меч, не обращая внимания на рожи, которые строила ему Роксана со спины охранника.

— Это… много… дюжины две… не считал…

— Это пока нас искал? — не отставал Мих. — У портала ты не меньше трёх дюжин ухлопал.

— Ну это… да… пока искал… в коридорах этих… воняли… это… чуть нюх не отшибло…

— А самых первых- то где встретил? Когда тряхнуло?

— Так это… я назад отпрыгнул… а тут камни сверху… пришлось это… перекидываться… зашибло бы… сапоги лопнули… хорошие такие… жалко… эльфы делали…

— Попросим Фиму, стачают тебе ещё полдюжины, и получше этих, — утешил его меч, — ты самых первых-то когда пришиб, они как выглядели?

— Ну там это… рядом… орали они так сильно… мяукали, значит, выли, рычали… пошёл туда… это… сначала противно стало, потом это… значит, подошёл… а там одна гадость другую за хвост дёргает… и смеются обе, скалятся значит… На выродков наших похоже, только это… кошачьих… а пасть змеиная и это… хвост тоже… яд капает… может не яд, но воняло гадко… Я подошёл значит, а они это… пасти на меня раззявили и шипят… злобно так… и матерятся… ну я их лапой… обоих сразу и пришиб… а воронка ихняя лопнула… тоже воняла…

— А ты их всех так видел? — если мечу в голову что-то втемяшилось, он напролом прёт, хоть и не ломик. — В смысле, как выродков чьих-нибудь? Или только кошачьих?

— Всех, — пробасил Злат, — кошачьих… несколько это… на свиных походили… а так это… одинаковые… гадкие… и воняли все…

— Ага, — успокоился наконец Мих, — молодец, что б мы без тебя делали… Ладно, развлечёмся немного.

Достал меч и пустил по клинку иллюминацию — лезвие заискрилось и заиграло всеми цветами радуги, разбрызгивая в стороны разноцветные фонтанчики бенгальских огней. Судя по округлившимся глазам Роксаны, такого не видела даже она.

Через шестнадцать часов по гномьему циферблату остановились на привал, благо по дороге попалось небольшое озеро, откуда напились и пополнили запас воды. Еды же не осталось ни крошки. Злат выразил желание понырять и наловить рыбы, но мы вчетвером вцепились в него со всех сторон, умоляя дождаться выхода на белый свет. Охранник доказывал, то хочет есть, что ему ничего не грозит, он искупается, сам рыбы поест и нам принесёт, но мы хором умоляли его пощадить наши нервы и поголодать вместе со всеми. Когда Роксана снова расплакалась, Злат согласился остаться с нами и потерпеть. Он улёгся на пол, мы втроём пристроились у него под боком, а Роксана с тёплой лохматой спины слезать не пожелала. Фима сварганил фантомных груш и яблок — голод они успокаивали, но только пока их жевали, стоило проглотить последний кусок, как он вернулся вновь.

— А как же вампиры с водкой? — заинтересовался я. — Желание пить у них тоже не проходит? Почему же они успокаиваются от фантомного спирта?

— Видишь ли, — пояснил Фима, — у них жажда чисто психологическая, они как видят, что норму суточную уже втрое перевыполнили, так и успокаиваются. А ты есть хочешь не психологически, а физически, потому и не насыщаешься. Да фруктами особо и не насытишься, а фантомная отбивная у меня не получается. Кулинарные навыки вступают в противоречие с магическими, и в данном случае кулинария одерживает безоговорочную победу.

— А, — дошло до меня, — так фантомную еду можно толстушкам как средство для похудания давать? Если у них зависимость психологическая?

— Можно, — согласился Фима, — только зачем? В моё время считалось — чем женщина пышнее, тем богаче и здоровее. Не у эльфов, правда, но у большинства рас и сословий. Насчёт здоровее — не факт, но при мне никто никогда на полноту не жаловался… А сейчас не так?

— Здесь — так же, — лениво отозвался Мих. — А в мире у Виктора все женщины помешаны на похудании. Причём обязательно до такого состояния, когда их уже и ущипнуть не за что и шлёпнуть нельзя, потому как руку отобьёшь. Не обращай внимания, очередной заскок обожравшейся технической цивилизации, отсюда же и все его странности.

У кого из нас больше странностей — это ещё посчитать надо.

— Мих, — набрался я храбрости, — а что это за мерзость, на которую мы напоролись?

Зачем спросил? Я вовсе не уверен, что хочу услышать ответ. Лучше вообще этот кошмар забыть.

— Ловцы нижних миров, — пожал плечами меч. — Одна из гадостей цивилизации магической и мира на грани различных уровней энергии. У всех свои недостатки. В других мирах они тоже есть, но в твоём, например, эти твари физических тел не имеют, вы их не видите, не слышите, и порталы их на материальные объекты не действуют. Так что живёте как бы в параллельных измерениях, люди их не замечают, звери — иногда чувствуют. И хорошо, что не видите, представляешь, идёшь, а навстречу рожа такая? Не до веселья будет. Если депрессуха внезапная, тревога, или морду кому-нибудь ни с того ни с сего набить охота — возможно, ловец мимо прошёл, а то и рядом стоит, нервы потрепать пытается. А, может, и нет — просто со вчерашнего перепою. Зато здесь они из-под гор сами выйти не могут, хотя и обретают материальный облик.

— А кого они ловят, и зачем?

— Фима, у тебя как с чтением лекций? — поинтересовался меч, поудобнее пристраиваясь и тёплого бока и закрывая глаза. — По-моему, одна из твоих прямых специальностей…

— Видишь ли, — понял маг намёк, — наш мир находится на перепаде уровней энергии. Магические колебания и завихрения перекрывали раньше любые другие поля. Думаешь, почему не знали, круглая земля или нет? Все исследования маги вели, а магическим составляющим всё равно — вокруг шара клубиться, или на плоскости. Да и порталов было достаточно в другие миры — если есть порталы, и можно внутрь заглянуть — зачем на небо смотреть? Шагнул вниз — вышел наверх в другой точке. Поэтому занимались не столько изучением планеты, сколько изучением связей между мирами. А тут нагляднее всего модель книжки — миры, как буквы на страницах под одной обложкой. Так вот — есть миры с высокими уровнями энергий и большим количеством измерений, а есть — с низкими. Любой мир соприкасается в основном или с такими же по уровню — или с низшими. С буквы на первой странице на соседнюю букву или страницу переползёшь, а вот на дюжину страниц — крайне сложно. Энергетически более мощные миры вход к себе полностью закрывают, а наш не настолько высоко развит, чтобы целиком перекрыть доступ тварям снизу. Поэтому эпизодически к нам прёт какая-то гадость…

— Например, тёмный и светлый мечи, — встрял Мих, — кстати, понижение магической составляющей доступ из других измерений сильно сократило.

— Да, — согласился маг, — но одновременно поприжало и наши возможности по блокировке прорывов снизу.

— Ну-ну, — не согласился меч, — то-то ты портал в два счёта схлопнул, так здорово на тебе это понижение сказалось…

— Мих, — вздохнул Фима, — кому бы я объяснял… Можно взойти на гору, долго пыхтеть и столкнуть оттуда валун, вызвав обвал. А можно рассчитывать даже и дольше, чем на гору взбираться, но потом взять лук, и выстрелить в крошечный камешек, который покатится и вызовет такой же обвал. И, согласись, камешек надо найти и в него ещё попасть. Первое было доступно многим. А чтобы работать при нынешних уровнях магии, требуется не сила, а неимоверно возросшая сложность заклинаний и тонкий расчёт, соответственно, и магов всё меньше. Даже я стандартное заклинание закрытия прорыва восемь ступенек до ума доводил — магическая составляющая ведь ещё понизилась, соответственно, и работать сложнее.

— Ну да, восемь ступенек, — ухмыльнулся меч, — и в справочники посмотреть успел, да и заклинание вспомнил, небось, сразу, а до ума всего за пару-тройку ступенек довёл…

— При тебе и приукрашивать не интересно, — засмеялся Фима, — ты прав, это заклинание из серии «Мудрейший, а зачем мне эту дребедень учить, никогда же всё равно не пригодится, давайте я вам что-нибудь более полезное изображу…» Сам студентом его не знал, хорошо, оно мне уже преподавателем каждый год на экзаменах попадалось — один из самых провальных вопросов…

— Ладно, — вмешался я, — а зачем они нас ловили?

— Как зачем? — удивился Фима, — говорю же — у них миры с низкими уровнями энергий. Не столько даже низкими, сколько негармоничными, так понятнее? Каждый утащенный в портал из более развитого мира добавляет им стабильности — то же топливо, они ж загнутся без притока извне и перегрызут друг друга. Любой говорящий более высоких миров — сгустокэнергии, причём упорядоченной, а не только материальная оболочка. Если он из высшего мира попадает в низший, то своими колебаниями или волновой составляющей его элементарно подпитывает, упорядочивает, а также борется с поглощающим всё там хаосом, латая некоторые прорехи и нарушения связей.

— А почему просто утащить не могли, согласия требовали?

— Если тебя просто утащить, не факт, что ты именно в их мир попадёшь, может разъединить по дороге и зашвырнуть куда угодно — даже выше, а уж если отказался с ними идти — почти всегда выше, — опять вмешался Мих. — А у них тогда резко уровень жизнеспособности падает, силы-то на выход наверх потрачены.

— А убить почему пытались?

— Со злости. С ними бывает, но крайне редко. Обычно, если добыча не согласна уйти добром, они отступаются и бегут, потому как каждое убийство не в своём мире понижает их энергетику, или, если понятнее, их колебания начинают перекрываться и мешать друг другу. А мы, видимо, слишком близко к Тёмному подошли, они решили его любой ценой защитить, он им важнее, чем потери боевых единиц и энергии при схватке.

Я окончательно запутался.

— А Тёмного им зачем защищать? Он из их мира?

Мих уставился на меня как на идиота.

— Власть невменяемого тирана всегда вызывает падение нравов. Многие начинают уходить в горы и искать легендарных ловцов, которые обещают выполнить любые желания. Кто чего просит, но, в основном — жизни нормальной, чтоб сумасшествие тёмного мимо них прошло. И всего-то, только спокойствия и сытости, но ловцам тогда и делать ничего не надо. Бывает иначе. Их, в принципе, можно, как и меч, в собственном теле на поверхность вынести и на неугодного натравить. Клинком из руки они не выскочат, но совет могут дать или сообщить, врёт человек, с которым ты договариваешься, или нет, и что у него на уме. Не телепатически — ни в коем случае, просто опыт большой и знание психологии отменное. Глубоко в подвале можно поселить и за советом обращаться, чтобы помогали карьеру делать. Пошаговую стратегию, которая к намеченной цели приведёт, они тебе только так разработают. Другое дело, что ни одного не гаденького шага там не будет, но для многих это мелочи. Конкурента убрать могут. Лучше, конечно, так, чтобы нежелательный говорящий с ловцом встретился и сам с ним уйти согласился. Тогда они у него энергию забрать смогут, и портал рядом открыть. Но можно и убить — они тихо устранят твоего врага, а ты придёшь к ним взамен — через оговоренный срок. Или они в тебе останутся и этого срока дождутся. Как повезёт. И никуда не денешься — придёшь, приползёшь, договор магический нарушить нельзя. Срок обычно восемь дюжин лет — каждому охота пожить подольше. Но это уже редкие дворцовые интриги. Всё ясно?

— А при тебе этого нет? — съязвил я.

— Есть, — спокойно ответил Мих. — Но гораздо меньше. Живётся лучше. Никто под горы особо не лезет. И вообще, Витёк, то, что ты видел — раз в несколько сотен лет бывает. Один-два ловца в дюжину лет — норма, гномы статистику ведут. Этот мир для них не основной источник энергии. Если с полсотни человек побежит их искать, то, может, один и напорется. Так что не психуй, нам просто не повезло, что их столько было, мимо прорыва шли.

Как-то очень мне это что-то напоминает… В своём теле пронести, совет деловой дать…

— А к тебе не приходили, не умоляли вселиться и с врагами расправиться?

Меч жёстко усмехнулся.

— И приходили, и умоляли, и чего только не предлагали. Потому как дать я могу гораздо больше и в нижний мир не утяну. Я не оттуда, если ты это хотел спросить. И Тёмный не оттуда. Как приползали, так и уползали. Пока нашёлся только один идиот, который сам от меча отказался.

Лжёт. Чем дальше, тем более я уверен, что поступил правильно. И на драку я себя спровоцировать не позволю. Пока Мих, правда, и не пытался, но надо с ним поосторожнее, что-то я расслабился. Меч виртуозно усыпил мою бдительность и втирается в доверие. И, честно говоря, ему это почти удалось. Надо срочно встряхнуться.

— А убить их почему наповал нежелательно?

— Вернуться могут, — зевнул Мих, — причём поумнев и набравшись опыта. Если наповал, то где-то четыре из дюжины возвращаются. А если отправлять долго, то ни один не вернётся — и их силы падают, и при возвращении всё заново в бесконечно возросшем варианте проходить приходится. Никто не желает. Витёк, у тебя ещё вопросы есть? Спать давай, а то жрать охота, сил нет.

— А гномы здесь как тогда живут? — не утерпел я.

— Спокойно. Они их давно знают, и никуда ни с кем идти не согласятся. Порталы гномы блокируют — с помощью рогов единорога, кстати, потому они им нужнее, чем кому бы то ни было. Эта цивилизация испокон веков ловцов сдерживает. Поэтому беречь надо гномов и всячески поддерживать. Потери, конечно, и у них бывают, но достаточно редко. К ним просто не приходят — знают, что бессмысленно, зачем силы тратить. Кстати, первая жена Аледера гномиха была, поэтому сил на укрепление подгорного мира и блокировку прорывов мы тогда потратили немеряно. И большинство её детей вниз жить ушло. Гномьи гены, нравилось им здесь. Ругаешься, Фима, что Гозрения грохнули, а удайся его эксперимент — эти твари рано или поздно и наверх бы выйти смогли. А гномов просто с лица земли стёрло бы.

— Говорят, она неимоверной красоты была? — спросил Фима. — Это так?

— Нет, — ответил меч. — Абсолютно никакая, на улице встретишь — и не запомнишь. Гномих на рынке видел? Вот такая же. Он просто её любил, а никто этого понять не мог, поэтому легенды о неземной красоте и слагали. Дошёл до того, что старел вместе с ней, чтобы она не переживала и не ревновала. А вот твоя прабабка действительно потрясающе красива была, только родила ему трёх дочерей и сбежала с каким-то магом. Сама магичка, ей с ним интереснее было. Все тогда сильно смеялись — самого Великого Аледера жена бросила! Если уж его бросить можно, где другим жаловаться…

— А к тебе она как относилась? — снова заинтересовался маг.

— Которая? Первая? — Мих скривился. — Ненавидела со страшной силой. Всё время выбросить пыталась. Хорошо, ей в голову не приходило, что один из пяти советников её мужа — это я в своём теле. Ей всё казалось — если до меча втихаря добраться, да и утопить его, где поглубже, то все проблемы решатся. А твоей прабабке всё равно было, я с ней и не разговаривал ни разу…

Вообще я могу понять эту женщину. Знать, что твой любимый делит своё тело с некой сущностью — приятного мало.

— И чем всё закончилось? Так всю жизнь на тебя и покушалась? — Фима аж подался вперёд от любопытства.

— Выбросила она меня. В реку. Надоели мне её выходки, решил — пусть, достала. И не вернулся. Только вот выяснилось, что править-то без меня Аледер может прекрасно, но с отравленной стрелой в руку его организм справиться не в состоянии. Тогда я пришёл и предложил ей выбор: попросить меня вернуться, разрешить мне вернуться, и не разрешить мне вернуться, оставшись, соответственно, вдовой. Причём не разрешила бы — фиг бы я её послушал, сейчас, из-за бабьей прихоти такого повелителя лишиться. Но она попалась и выбрала первый вариант. И больше на меня не покушалась, а что ненавидела — это её проблемы.

Под боком у Злата было тепло и уютно. Роксана развалилась наверху на мягкой шерсти, мы подумали и решили ложиться спать.

— А я, пока на теории времени краем глаза смотрел, кажется, понял, что со мной произошло, — сказал Фима, укладываясь. — Почему такая разница между субъективным и реальным временем. Меня, видимо, сначала вперёд по времени вышвырнуло, а потом в пространстве замкнуло. Поэтому спасательные экспедиции ничего во Мглистых землях найти и не могли. Меня на месте проведения эксперимента и уже и ещё не было. Тогда понятно, почему так сильно глючило — всё прошлое вперемешку перед глазами прошло, ещё и сам себе мерещился в нескольких экземплярах. Никогда не думал, что со стороны я так неприятно выгляжу. И даже, похоже, не сразу вышвырнуло, а помотало из прошлого в будущее и обратно, потому как такого ужаса я никогда в жизни не испытывал. Крысами и тараканами не в пример приятнее питаться было. Магов учат собой владеть с первого курса, неужели ж бы я в нормальном состоянии клятву верности принёс? И сейчас-то ещё в себя никак не приду, не по себе мне… Мих, ты прости меня.

— За что? — сонно отозвался меч. — По-моему, это я тебя тогда бил. Но я извиняться не буду. Не жалею. За дело бил, причём мало. И не буди меня, мне жрать охота.

— За клятву, — ответил Фима. — Тебе она помешать может…

— Да с чего бы? — пробормотал меч, подавляя зевок. — Мне как-то по фигу абсолютно. Я к ней до сих пор был устойчив, мне не раз присягали, и никакой отдачи никогда не было… Но если вдруг что, я тебе скажу, и ты тогда сразу беги, ладно? Злат, толкни меня, когда спать захочешь, я тебя сменю…

Я думал и размышлял над объяснениями мага и меча, и мне всё плохело и плохело. Фима оставил крошечное осветительное облачко, я смотрел на него, но темнота всё равно давила на нервы. Ущипнул себя. Больно. Задержал дыхание — заколотилось сердце. Почесался — чешется. Наконец, я не выдержал и толкнул заснувший меч.

— Ну? — пробормотал он. — Что? Витёк, задолбал, блин, сегодня… Я меч, а не справочник…

— Мих, — как можно тише начал я, — скажи мне правду… Скажешь?

— Смотря какую, — ответил меч. — Какую?

— Мих, я жив?

— Ё, Витёк, ты даёшь, — простонал меч, поднимаясь. — Я иногда хочу знать, жив ли я. Оказывается, заразно.

Подвинулся, положил руку на лоб и констатировал:

— Испарина. Температуры нет. В смысле — повышенной. Нормальная — есть.

Взял руку, пощупал пульс и заявил:

— Пульс прощупывается, дыхание я тоже слышу. Что тебе ещё надо? Пристукнуть тебя, чтоб посмотрел, что на том свете? Извини, не могу — меня тогда отсюда вышвырнет. Попроси Фиму, чтоб тебе психику подлечил. Хотя он только что признался, что со своей разобраться не очень может. Ладно, чужая — она попроще, это я тебе точно говорю, на своём опыте.

Прижался к Злату и заснул. Я, как ни странно, тоже. Не могу сказать, что он меня успокоил, но мне чуть полегчало. Да и Злат был огромный, тёплый, мохнатый, добрый и успокаивающий. В его присутствии ни о чём хреновом думать не хотелось. И бегать по шестнадцать часов очень полезно. Не первый раз уже этот способ избавления от глюков применяю. Хорошо бы завтра часов двадцать пробегать и забыться.

Утром, если это было утро, есть хотелось невыносимо. Злат рвался ловить рыбу, но мы его опять не пустили. Нет уж, потерпим. Рванули к выходу в ускоренном темпе. Часов через восемь впереди замаячило светлое пятно, и мы выбрались из мрака подземелий, щурясь и прикрывая глаза руками. Проход оказался достаточно большой, Злату трансформироваться не пришлось. Ничем северный склон от южного не отличался — всё те же камни. И растительности никакой. И еды нигде не бегает, не прыгает и не летает. Зато понятно, что сейчас ранний вечер, а вниз ещё топать и топать. Всё, подумал я, неужели мы вышли на финишную прямую? Тоска перехватила горло. Ладно, ещё немного, и я узнаю, суждено ли мне попасть домой.

Глава 26. Вампира видно по полёту

Среда — четверг.

Никогда не думал, что в верхнем мире столь прекрасно — надо побегать по подземельям, чтобы понять, насколько живителен свежий воздух, как радуют солнце и небо над головой, и насколько давит на психику каменный свод. При ярком свете раннего вечера вчерашние кошмары померкли и перестали казаться столь реальными. Неужели кому-то нравится жить в месте, где над тобой тонны и тонны камня, а под ногами — земная кора, откуда ещё и нечисть всякая вырваться может? У всех свои бзики, что поделаешь.

Мы спускались вниз по узкой тропинке, Мих почти бежал впереди, Фима высматривал что-то в небе, Злат принюхивался, Роксана по-прежнему возлежала у него на спине и едва не мурлыкала. Интересно, Мих не ревнует?

Неожиданно меч заметил что-то слева, резво перепрыгнул через камешки и минуты через две вернулся со стебельком во рту. Бедняга наверно изрядно настрадался без своего сена внизу.

Ещё через час появились первые кусты, потом деревья, и, наконец, Мих со Златом хором сообщили нам, что чувствуют близость воды. На дне речки были видны все камешки, а от ледяного питья ломило зубы. И всё бы чудесно, только котелки мы тоже оставили вампирам. Фима обломал ветку, заострил, и этой импровизированной острогой умудрился подцепить с десяток рыбин. Я в который раз почувствовал себя заторможенным придурком — даже не смог уловить, с какой скоростью он этим гарпуном работает. После того, как меч нарубил веток и развёл костёр — мне повезло, топорик я потерял при обвале в пещерах — Злат радостно залез в воду и принялся выуживать рыбу и заглатывать целиком, ко всеобщей зависти. На вопрос, будет ли он печёную, охранник помотал головой и принялся плескаться в ледяной воде, обдавая нас брызгами. «Жарко», — объяснил он, — «а тут это… хорошо!»

— Злат, — рискнул задать я давно мучивший меня вопрос, стараясь сформулировать его потактичнее, — а это… твой первый облик, он теперь как?

— Дык это… одежду куплю и перекинусь, — прогудел охранник, глотая очередную рыбку. Непонятно, как он её своим купанием не разогнал за километр. Течение, что ли, сильное такое? — А так это… тоже неплохо! Жарко только!

— Нет, — застеснялся я, вдруг парень обидится, — я не это имел в виду…

— Он хотел сказать, — засмеялась Роксана, — тот очаровательный щенок, он как, ещё появится? В него перекидываться не разучился? Такая лапа была!

— Это… не знаю… — растерялся Злат. — Попробовать?

— Ага! — обрадовалась Роксана. — Давай, я по нему соскучилась!

Выяснилось, что щенок никуда не делся. Злат перекинулся из медведя в лохматую симпатягу и обратно, плавно, безо всяких перекручиваний и выворачиваний, минуя человеческий вид, и вызвав бурю повизгиваний и сюсюканий у Роксаны и совершенно блаженную и идиотскую улыбку у мага. Он, как я сообразил, этот облик Цветика вообще ещё не видел. Подозреваю, что и я улыбался так же, всё-таки щенок был очаровательный. Фима досмотрел трансформации до завершения и задался научным вопросом — в любой ли последовательности охранник может перекидываться? Человек — щенок — медведь, щенок — медведь и так далее — маг перечислил все вариации, присовокупив просьбу продемонстрировать. Да и вообще, соскучился он по Злату в человеческом виде, хоть бы немного посмотреть на него. Как я понял, страсть к исследованиям проявлялась у его величества везде и во всём. Злат зашёл в воду поглубже, проявил торс, лицо и руки и с воплем: «Ой, блин, как холодно!» превратился обратно в медведя. Решили, что эксперимент они с Фимой проведут на суше в более подходящее время. Я так понял, Злат просто Роксаны стеснялся.

Фима сообщил смущённому охраннику, что оборотни более чем с одним вторым обликом в его время были крайне редки, и он убеждён, что с тех пор их стало ещё меньше.

— Да, — подтвердил Мих, — очень давно о таких не слышал. Вот если б ты ещё в тритона перекидываться научился…

Пока мы развлекались, рыба испеклась. Костлявая оказалась до невозможности, но мы вцепились в неё, едва не рыча. Стыдно, Злат в реке рыбу ел — не рычал и не чавкал, а мы, четыре почти что человека, вели себя куда как более невоспитанно. Поскольку большую часть рыбы составили голова, хвост и кости, и к тому же половину от порции на четверых забрала себе Роксана, то голод начал зверствовать с новой силой.

Насытившийся Злат понавыкидывал нам из реки ещё рыбин, Фима долго извинялся, что «вкус будет совсем не тот, но есть так хочется, что ждать, пока она нормально приготовится, сил нет», после чего испёк их заклинанием за полминуты. Рыба напоминала приготовленную в микроволновке, и мне понравилась ничуть не меньше. Обалдевший Мих сначала за рекордное время слопал свои три рыбины, пока их не отняла Роксана, после чего задал магу на несколько повышенных тонах логичный вопрос: «какого х…ромого лешего он тут вы…пендривался, столько времени морил всех голодом, когда всё так просто решалось!» Фима растерянно развёл руками и принялся путано объяснять, что магически испечённые продукты — это издевательство над процессом приготовления пищи, и он просто боялся, что мы обидимся, разочаруемся в его кулинарных способностях и вообще швырнём в него этой рыбой, поскольку пищу надо готовить с любовью и на огне. «Ну да», — согласилась Роксана, — «Очень многим еда из микроволновки не нравится. Дело привычки». Слегка полегчало, и мы уже не спеша съели ещё пяток наловленных Златом и магически испечённых рыбок. Стало совсем хорошо.

Внезапно Мих плавно и бесшумно исчез за деревьями, и вернулся к костру, волоча за шиворот подростка лет тринадцати. Парень не особо сопротивлялся, во все глаза таращась на плескающегося в воде охранника.

— Ух ты! — выдохнул он с восторгом. — Огромный какой, белый, и разговаривает! Я таких не видел! Это чудище из-под гор?

— Нет, — ответил меч. — Это оборотень из-за гор. А ты откуда? Жильё далеко?

— Не-а, — ответил парнишка, — до захода солнца точно дойдём. А вы гномов искали? Нашли? Правду говорят, что они все крошечные и злобные? А торговля откроется? А то папка переживает, что давно обмена не было? А вы под горой прошли? Раз прошли, туда купцы пройти смогут? А ваш оборотень, это что — пёс такой или медведь? Или он непонятно в кого перекидывается? Что это за зверь? Медведь, да? Или не медведь? А белый почему? А его потрогать можно?

— Так, замолк быстренько, — встряхнул парня Мих. — Сам что здесь делал?

— Так дядька из Золухина нашему свояку из Болотищ сказал, что ему купец заезжий сказал, что тому купцу мужик приезжий сказал, что тому мужику…

— Видение было, — оскалился Мих и потряс парнишку, — что сказал? По делу!

— Это… что торговля у нас может через полгода-год откроется снова…

— Так через полгода же, а ты что сейчас здесь делал?

— Ну это, подумал я, может, сейчас к обменному пункту сходить? Вдруг раньше откроется? Гномов хотел покараулить. Они, говорят, крошечные, и по ночам из пещер выползают… А глаза у них так красным в темноте и горят, так и горят! Хотел гнома поймать, да домой принести. Раз слух пошёл, значит, что-то да есть, сами знаете, торговли без товару не бывает…

— Как и кольчуги без звеньев, — вздохнул Мих. — А дружок твой куда побежал?

— Предупредить, что купцы из-под гор уже вылезли, куда же ещё? — удивился мальчишка. Он, похоже, совершенно нас не боялся. Впрочем, судя по замашкам, он профессиональный торгаш, а они людей за полсекунды насквозь видят. — Только вы не купцы. Но лошади вам всё равно потребуются. И одежда оборотню вашему — рюкзаков-то у вас нет! Или он так и пойдёт дальше? Так на него все глазеть будут! И есть вы хотите, вон как рыбу лопали. А она костлявая, её только с голодухи есть и можно… Так что стоите-то, в деревню пошли, батяня вам, как первым из-под гор вылезшим, подешевле всё продаст, у нас лавка в деревне, почитай, лучшая… Хват меня звать, а батяню Лист, так идём или как? Батяня вам хорошую скидку сделает, он у меня добрый, и товар у нас в деревне самый лучший, я вам ещё покажу, где остановиться подешевле можно, а покормить вас и мамка покормит, опять скидку сделаем…

Как есть Хват, думал я, следуя за парнишкой через лес к деревушке.

Среда, вечер

Солнце ещё не село, когда мы встретили первого мужика с поклажей, резвым галопом бегущего в горы. Он окинул нас безумным взглядом, поправил огромные мешки на спине, дёрнул кудлатой бородой и промчался мимо, даже не оглянувшись. В дюжине метров за ним бежали ещё трое, доверху нагруженные такими же огромными мешками. Следом рысил десяток растрёпанных женщин с корзинами в руках и вязанками дров за спиной. За женщинами ехала телега, доверху набитая кожами и отрезами тканей. Возница понукал лошадку и беспокойно оглядывался назад. За этой телегой едва поспевала вторая, с тщательно уложенными досками, поверх которых лежали подушки и перины. За телегой какой-то дед тащил два грубо сколоченных табурета. Бабулька лет шестидесяти волокла за собой упирающуюся козу. Коза блеяла, бабулька ругалась. За бабулькой мчалась группа детей и подростков с рубашонками, пелёнками, свистульками и башмаками в руках. За детишками быстрым шагом следовала толпа баб и мужиков всех возрастов. Каждый что-нибудь на себе да и тащил. Похоже, из деревни начался массовый исход.

Мы сошли на обочину, стараясь не перекрывать дорогу нескончаемому потоку сельчан, тянущихся в горы. Более всего это напоминало бегство при воздушной тревоге. Но не налёт же это вампиров?

— Быстрей, быстрей, Липка, — подгонял молодой парень подпрыгивающую рядом с ним девушку с корзинами и сумой за плечами, — опоздаем! Все выгодные места разберут!

Даже по Злату сельчане скользили совершенно отсутствующим взглядом, торопясь догнать впереди идущих, на нас же вообще никто внимания не обратил.

— Куда это они? — не выдержал я.

— Как куда? — удивился Хват. — Товар несут гномам на обмен. Раз вы из пещер вышли, торговля начаться должна. Мой-то батяня на телеге ехал, во как! О, расторгуемся теперь! В города ездить начнём! Гномьим-то инструментам цены нет! А то Золухинские торгуют, а нам так не повезло, столько лет обмена нет!

Жизнь в деревне, однако, теплилась. Открытые калитки на ременных петлях и верёвках кряхтели и скрипели. По заросшей травой улице плелась грустная корова и жалобно мычала. У заборов на лавочках сидело с десяток старушек и дедов, качая на руках попискивающие свёртки. В пыли возилось несколько малышей в длинных рубашонках. Родители побежали с гномами меняться, оставив младшее поколение на стариков. Дедули и бабули провожали нас подслеповатыми взглядами, не проявляя никакого интереса. Можно подумать, у них белые медведи каждый день по улицам разгуливают! Хорошо ещё, Роксана соизволила со Злата слезть и пешком пройтись. И ни одна собака на охранника не гавкнула. Некоторые даже подбегали, дружелюбно виляя хвостами, и норовили лизнуть его в лапу.

В лавке у Хвата никого не было. Товара тоже не было. Никакого. На полках нашлось пять топоров, пара глиняных мисок и грязная ветошь. Парнишка вздохнул, почесал облупленный нос и вызвался отвести нас в харчевню, потому как обещанной им стряпни тоже не нашлось, как и хозяйки. Еду-то зачем уволокли? Протухнет ведь…

В харчевне за столом сидела девчушка лет десяти, подперев голову кулаком, и грустно размазывала пальцем грязь по доскам. Подняла на нас печальный взгляд, шмыгнула носом и сообщила:

— Они все с гномами меняться побежали. А меня не взяли. Караулить, говорят, некому… Что караулить, если с собой увезли всё? А я теперь гномов не увижу. Жалко. А вы купцы? Тоже с гномами меняться? Тогда бегите скорее в горы, а то места для товара в обменке не останется… Только вы уже опоздали, наверно. Не поместится ваш товар в пещере…

— Нет, хозяюшка, — улыбнулся Мих. — Мы к тебе поесть пришли и одеждой для друга нашего закупиться. Тащи всё, что у тебя есть и одежду давай самого большого размера, такую гномам, небось, не поволокли?

— Поесть сделаю, — просияла девчушка, — тут немного продуктов оставили, а одежду — это к Листу или к тётке Рябинке…

У Листа мы уже были. У тётки Рябинки дома тоже никого не было. И лавка была пуста. Мих выругался, послал нас обратно в харчевню, а сам отправился обходить дома в поисках одежды для Злата. Я от скуки увязался с ним. Если уж говорить совсем честно, не столько от скуки, сколько потому, что с ним я себя чувствовал относительно безопасно. Мы обежали с полдюжины домов и никого не нашли. На полудюжине и втором доме до меня дошло, что я как-то не так считаю. Дом-то восьмой. Ничего себе, вот и адаптировался. В дюжинном без… — тьфу! — как раз в десятом доме хозяева были. Муж и жена, совершенно невзрачного и замызганного вида, с мышиного цвета волосами. Почему они не побежали в горы вместе со всеми — не совсем понятно.

— Хорошо, — констатировал Мих, бегло окинув их взглядом. — Искал я не вас, но вы мне тоже пригодитесь.

Хозяева спокойно и без удивления посмотрели на него. Женщина вытерла руки о передник.

— Одному из вас следует съездить домой через Золухино и сообщить, что аномалия у третьей шахты ликвидирована. Далее сами знаете, и пусть пришлют мне посыльного по поводу оплаты, пока я недалеко и по эту сторону гор. Ясно?

Гномы синхронно кивнули. Шпионы?

— В том числе, — ответил Мих, — но в основном торговые агенты. Цены кто-то должен отслеживать, чтобы лишний алмаз за шкуру не заплатить.

С помощью гномихи мы нашли лавку, где не только торговали одеждой, но и остался хозяин старше десяти лет. Старше он был, правда, раз в девять, если не десять, но одежду для Злата нам подобрал, и вполне внятно с Михом поторговался. Хорошо по дороге гномиха сориентировала нас по местным ценам. Сапожника дома не было, насчёт сапог и лошадей решили договариваться завтра. Кто-то же должен вернуться с гор обратно. Ничего, Злат и босиком немного походит. Потренирует, в случае чего, частичную трансформацию ступней.

Когда мы вернулись, тёплая компания расположилась во дворе — Злат в дом не полез, а оставлять его есть на улице одного никто не захотел. Девчонка весьма споро притащила всем каши, яиц, копчёностей, хлеба молока и пива. Мы с Михом пришли к разбору полётов — съедено было уже почти всё, и Роксана как раз горячо убеждала охранника, что ему срочно надо перекинуться в щенка, иначе еды на всех не хватит, а если и хватит, то денег уйдёт неимоверное количество. Злат упирался и, под восторженно округлившиеся глаза юной хозяйки, дожёвывал свиной окорок. Мих кинул охраннику свёрток с одеждой, фыркнул на Роксану и потребовал у девчонки ещё еды, и побольше. Потом мы решили отметить возвращение Злата в человеческий вид, потом выпили за возвращение на белый свет, потом закусили, и ещё раз закусили. Спать решили на свежем воздухе — я содрогался при мысли о клопах и низком потолке над головой, Фима заглянул в предложенные комнаты и моё мнение разделил полностью, Злату было всё равно, но он хотел сэкономить, чтобы осталось больше денег на свадьбу, а Мих с Роксаной явно мечтали удрать от нас куда подальше. Мы нашли неподалёку вполне приемлемый сеновал, где и заночевали. Злат, к счастью, решил спать в облике медведя, так что было мне с Фимой под его мохнатым боком тепло и спокойно. Хорошо бы он теперь каждую ночь так спать ложился.

Четверг — пятница

Наутро деревня ожила. Появился сапожник, нашлись и сапоги Злату, вопреки нашим опасениям, что его размера может не оказаться. Только шили их здесь странно — без деления на правый и левый. Впрочем, Злат не удивился и прошёлся в них вполне нормально. За лошадей Мих торговался до умопомрачения, и в результате пришёл к компромиссу — мы берём напрокат пять лошадей и верхового провожатого, который потом отведёт их обратно. Я боялся, что меч опять подсунет мне какого-нибудь злющего жеребца, но Мих вёл себя на удивление прилично — пегая кобыла оказалась небольшая и достаточно спокойная. Затарились едой, наученные горьким подземным опытом закупили побольше самогона, раздобыли ещё пару комплектов одежды для Злата, вдруг ему экстренно перекидываться придётся. Роксана предложила экономичный вариант перекидывания — человек-щенок-медведь, который позволял пёсику выскакивать из одежды, не разнося её в клочья. Маг возразил, что для случая с падающим деревом или камнем этот вариант всё равно не пригодится, и лучше его и не отрабатывать, чтобы не отвлечься в случае опасности и не потерять время. Надёжнее одежды побольше взять. И вторую пару сапог. А как только он до своей свиты доберётся, сразу пошлёт кого-нибудь домой, заказать Злату ещё полдюжины пар, как Мих и обещал. Его величество так и сказал — «домой». И вообще мне показалось, что Фима начал светиться, как и положено эльфу. Видно это было не всегда, но порой прорывалось. А волосы у него откровенно искрились малиновым цветом. Впрочем, шевелюра — не кожа, если сверкает, можно и на солнечные блики списать, и на красивый природный цвет.

Выехали днём, меч сразу задал весьма резвый темп, сообщив, что к месту встречи с дружиной, эльфами и вампирами мы должны прибыть завтра к вечеру. Он явно спешил, и, казалось, нервничал. Роксана так вообще губы кусала.

Дорога тянулась вдоль горы, и её серые вершины справа от нас не давали запутаться или сменить направление. Тракт оказался широкий, но достаточно запущенный, видимо, к деревням у четвёртой шахты вела ещё одна дорога. К вечеру въехали в лес и остановились на привал. Злопамятный Мих не преминул напомнить нам с Фимой, что своих нарядов по чистке лошадей мы еще отработали, пришлось чистить. Еду маг приготовил на костре, и, как всегда, отменную. Сопровождающий нас парень только пальчики облизывал. В прямом смысле, естественно. А я опробовал вилку. Я её не потерял, и чувствовал себя цивилизованным человеком среди дикарей.

Ночью и утром шёл дождь, днём остановились, и Фима высушил одежду, потом скакали почти без остановок и к вечеру действительно увидели в чистом поле дружину. Доносилось ржание лошадей и нестройный хохот, чувствовался запах дыма, виднелись телеги и знамёна. Меч втянул носом воздух, прислушался и скривился.

— Не нравится мне что-то, — сообщил он удивлённо. — Наши-то это наши, но… Подъедем-ка поближе.

При ближайшем рассмотрении вся дружина оказалась не то, чтобы в дупель пьяной, но, скажем так, не совсем трезвой. Люди сидели у костров, травили байки, рассказывали прибаутки, между делом прихлёбывая что-то из кружек. Когда питьё заканчивалось, воин поднимался на ноги, хватал фляжку и бежал куда-то в глубь поля. На нас никто не обратил внимания. Вообще. Мы спешились, отдали лошадей проводнику, и пошли пешком, приглядываясь к картине полного морального разложения. Народ пил. Откуда у него столько самогона, было совершенно неясно. Такое ощущение, что где-то в глубине поля находилась цистерна со спиртом, к каковой жаждущие непрерывно и бегали с флягами.

Мих заматерился. Матерился он долго и упоённо, после чего сказал:

— Вот как чувствовал, Фима, что твоя артефактная бочка нам аукнется! Пошли к твоим подданным, в чувство их приводить будешь. Если сумеешь.

Посреди поля обнаружилось озеро-не озеро, так, махонький прудик. Прямо на берегу этого прудика расположились эльфы в обнимку с вампирами. Около них стоял заветный артефакт, к которому то и дело подбегали жаждущие. Эльфы светились, братались с вампирами, клялись друг другу в вечном уважении и… пили, естественно.

При виде его величества вся эльфийская охрана и все вампиры рухнули ниц и зарыдали от счастья.

— Ваше величество! — всхлипывали эльфы и вампиры хором. — Вы вернулись! Опять! Живой! А мы так за вас переживали, так переживали… Вот чем глушить нашу тревогу пришлось…

И они указали на бочку.

— Как хорошо, что вы столь мудры, что всё предвидели, всё-всё предвидели и лекарство оставили-и…

— Благодетель! — заходились вампиры в изъявлении верноподданнических чувств. — Волшебник! Какое чудо сотворил! Это ж не самогон… это… это… волшебство!

Слова амброзия здесь не знали.

— Феррари где? — захрипел король, увидев, как один из вампиров в голос рыдает на купленном когда-то Михом у сбегавшей вампирьей жены седле. — Куда жеребца дели?

— Здесь он, не волнуйтесь! — заторопился начальник охраны. — Кормим, поим, гриву расчёсываем, хвост заплетаем и рубинами украшаем… Да вон он!

И эльф, слегка покачнувшись, махнул рукой в неопределённом направлении.

— Вижу жеребца, не психуй, — вмешался Мих, глядя на его побледневшее величество.

— А седло? — маг указал на рыдающего вампира.

— Так это… — начал объяснять эльф, и тоже заплакал. — Па-амять…

— Да, — продолжил вампир, утирая пьяные слёзы. — Я же это седло делал-то… Последнее — у-у-у! — последнее, что от Риуллочки моей осталось… Память последняя! Риуллочка моя возлюбленная! Уж как любил я её, как любил! На крыльях ведь носил… Как увидел седло это, так и подумал — последняя память о жёнушке моей любимой! Всё ведь из дома вывезла — ничего не оставила, ни стола, ни лавок… Сёдла тоже все забрала… Комод вывезла… Лошадь забрала… Телегу забрала… Дверь входную увезла… Уздечки ни одной не оставила! Печку разобрать пыталась, не смогла… Только печка в доме и стоит, дюжины кирпичей не хватает… как памятник жизни моей семейной… А тут седло — моё! Не увезла, значит, — продала! Счастье-то какое, королю досталось!

И брошенный шорник принялся осыпать седло страстными поцелуями. Вампиро-эльфийское братство дружно вытерло глаза рукавами.

— Не плачь, брат, — склонился к вампиру на плечо печальный эльф. — Зато тебе есть, что вспомнить! А нам всем и вспомнить нечего. Из нас женат был только один… И того бросили… У нас, — эльф захлюпал носом, — ты не представляешь — одна женщина на дюжину мужчин… кто не во дворце живёт — шансов жениться нет вообще… За наместника-то любая побежит, а за меня? Стыдно сказать — за время кризиса все женщины наши по человеческим публичным домам разбежались… Род эльфийский позорят… А нам хоть на людских женись… Многие так и сделали… А я остался… один… И они все холостые… — он указал на дружину, — больше куля лет каждому — и женаты не были, и вспомнить нечего… Никто не бросал, и драгоценностей с собой не увози-ил… Любовница — она ж не жена, скандал не закатит, не пожалеет… Сегодня с одним, завтра с другим… неправильно это! Мечта у меня заветная — узнать, каково это, когда тебя жена дома ждёт…

Угу, подумал я, пьяного домой волочёт, по крылышкам нежно гладит или в бок башмаком пинает… вот только не надо напоминать мне о том, каково это, когда тебя жена дома ждёт. Озверею.

За время этой душещипательной беседы к заветному артефакту несколько раз подбирались жаждущие волшебного нектара воины и уходили, совершенно осчастливленные. Мих с Фимой посмотрели друг на друга и развёли руками. Решили дожидаться утра, которое, как известно, вечера трезвее.

Суббота

Мих растолкал меня затемно.

— Вставай, повелитель, будем тебя в порядок приводить, нам сегодня перед войском речь толкать.

Он заставил меня надеть шлем, хорошо не глухой, нацепил что-то типа панциря на грудь, прикрыл всё это сверху белым плащом и потребовал, чтобы я залез на лошадь. Причём на белую и высокую, а не на мою любимую Акуру. Лошадь сопротивлялась, и норовила то отойти, то укусить. Панцирь тянул меня вниз, нога из стремени выскальзывала. Закончилось всё тем, что меч сцепил руки, я поставил ногу ему на ладони, и он просто закинул меня наверх. Тварь поддала задом. Я чудом не шмякнулся на землю. Шевелиться в панцире сил не было вообще, при мысли, что я грохнусь на землю в этом самоваре, я похолодел и немедленно слез с коняги. Самостоятельно. И очень быстро.

— Акуру! — попытался произнести я как можно твёрже. — И сними с меня эти вериги, я же навернусь в них…

Мих молчал, скептически меня разглядывая.

— Без повелителя на последнем шаге останешься, — злорадно привёл я неотразимый довод. — Причём по собственной дурости. До замка всего ничего, а я убьюсь тут в этом железе! Не убьюсь — так брякнусь с лошади перед всем войском — позору не оберёшься!

— Да, — согласился меч, — с тебя вполне станется. Да и смотрится всё это на тебе, — он поморщился, — как на корове седло. Ладно, авось на Акуре за нами с Фимой за скомороха сойдёшь. Тебе бы ещё плащ гномий, зелёненький в красно-жёлтую полоску… Или оставить тебя в обозе?

Я предпочёл бы остаться. Но Мих после длительного раздумья всё же решил, что без повелителя выступать с речью перед войсками неприлично. И вместо разноцветного плаща вручил-таки мне белый. Потом оставил меня на попечение Роксаны и Злата и пошёл за Фимой и переодеваться. Роксана долго вокруг меня ходила, вздыхала, приволокла откуда-то золотистую попону для Акуры и такой же плащ для меня, потребовала, чтобы я сел на лошадь, обошла нас с кобылой со всех сторон, и осталась недовольна. А Злату я понравился. Он вообще напевал, сиял и прыгал — эльфы поняли намёк своего величества и отрядили гонца к русалке. Гонец скакал день и ночь, но русалку нашёл, привет от жениха ей передал, и также выяснил, что невеста ещё хвостом не вильнула и ни с кем не сбежала, а ждёт-не дождётся своего возлюбленного. Злат радостно сообщил, что «это… Мих долго на гонца смотрел… и это, сказал, что это… всё правда».

Вскоре прозвучал сигнал трубы, который, наверно, что-то значил…

Как ни странно, совершенно пьяное вечером войско дружно вскочило на ноги и побежало строиться. И достаточно быстро выстроилось. По моим подсчётам воинов было около четырёхсот, все конные. Мало, но Мих больше и не требовал. Среди человеческих воинов выделялось дюжины три зелёных эльфийских плащей — это помимо личной охраны его величества. Столько же вампирьих крыльев, как уж они сумели добраться до войска и где брали спирт — непонятно. И оборотни, человек двадцать. Что это оборотни, мне объяснил Злат, который ночью нашёл среди них земляка и долго с ним обнимался.

Пока дружина строилась, к нам подъехали меч с его величеством. Фима на Феррари смотрелся… огненным эльфийским королём он смотрелся, кем же ещё? Светящимся, и в ореоле огненных волос и алого плаща. Мих на Сером распрямился, нацепил сверкающий шлем, нечто блестящее под ослепительно белый плащ, и непринуждённо гарцевал рядом с его величеством. Серый на фоне Феррари казался серебристым, и в паре меч с магом контрастировали, как лёд и огонь. Блин, и это — мой сволочной меч, который надо мной всю дорогу прикалывался? Фима на него морок что ли, какой навёл? Или это я от зависти? Впрочем, если уж он травинку выплюнул…

— Вот, — пристыдила меня Роксана, — и ты ведь ничуть не хуже выглядеть бы мог! Только боишься.

— Что уж теперь, — издевательски вздохнул Мих, — повелитель, держись чуть позади нас, спину распрями, голоса не подавай, и, будь добр, хоть с Акуры-то перед своими воинами не свались…

Великолепное одеяние и величественный вид ничуть не изменили скотского характера холодного оружия.

Войско стояло перед нами, преданно глядя перед собой. Мих раза два проехал перед строем и разразился пламенной речью. Проникновенной и прочувствованной, надо полагать. Только я её почти не слушал. Я был занят распрямлением спины, соблюдением дистанции и мыслью, как бы не опозорить своё оружие. В ответ на призывы меча воины кричали, ревели, потрясали клинками и подбрасывали в воздух копья. Каждый раз при этом Акура подозрительно дёргалась, и я с ужасом ждал, что она или понесёт или меня сбросит. Пока обходилось. Уж орал бы Мих не так громогласно что ли, и мечом бы не сверкал так, а то лошадь у меня хоть и смирная, но от таких воплей и вспышек сбрендит, пожалуй… Но воинам, похоже, нравилось. Я помню, как Мих говорил, что за верность платить надо, но мне казалось, что сейчас они пойдут за ним и даром. В огонь и в воду. Потому как смотрели они на нас… ну пусть не на нас, пусть на Миха с Фимой, с таким восторгом, словно хотели упасть на колени вместе с лошадьми. Мих, наконец, наорался вдоволь, и уже более спокойно начал читать лекцию о вреде пьянства. Он шутил и стыдил, приводя в пример вампиров и великих завоевателей прошлого. В общем, закончилось всё тем, что войско клятвенно рявкнуло, что пить будет «в меру».

— В меру! — ревели воины. — В ме-ру! За трезвость до полной победы! Ура королю эльфов за великий артефакт!!!

— Да, — негромко бросил Мих нам с Фимой, — за столь великим артефактом они пойдут в огонь и в воду. Причём бесплатно.

После клятвенных заверений в вечной верности и умеренной трезвости войско выступило в поход на замок Тёмного властелина. Мы, уже как обычно впятером, ехали впереди, за нами двигалось войско, за ним тянулись телеги с провизией, кухня, ещё что-то — в общей сложности дюжины две-три человек. Посмотрев на эту картину, я решил, что завязли мы всерьёз и надолго. Сколько же мы тащиться будем к замку этого долбаного Тёмного властелина? Да ещё и с телегами?

— Ну вот и всё, — невесело ответил меч на невысказанный вопрос, — дня через три-четыре придём под стены замка, а там по обстоятельствам. Хорошо, столица от него в пяти километрах, а то бы от неё давно камня на камне не осталось…

Он помрачнел и замолчал. И молчал всю дорогу до привала.

И все оставшиеся дни до замка Тёмного Владыки.

Глава 27. Чей путь лежал сквозь тьму…

Воскресенье — четверг.

К стенам замка мы подошли в среду вечером и остановились лагерем напротив ворот. Лазутчиков за время похода выловили семерых, навстречу с войском нам никто не вышел и остановить не попытался. Я спросил Миха, не кажется ли ему это странным, и не заманивают ли нас в ловушку — он отмолчался. С другой стороны — Мих один войска стОит. Ночью со среды на четверг воины не пили вообще, выставив караул. Мих нервничал. Я впервые видел его в таком состоянии. Мне казалось, он чего-то ждёт.

— Утра, — ответил он, поймав мой вопросительный взгляд. — Света солнца. Не мог я ошибиться.

Утром светило солнце. Неимоверно ярко, отражаясь в каплях росы и звеньях кольчуг. Мы стояли войском напротив замка и ждали. Тёмные стены, закрытые ворота, узкие бойницы. Ворота открылись, из них выехал всадник. Безоружный.

— Глашатай, — меч подался на Сером вперёд, — Виктор, поехали навстречу.

Ему легко. Вон какая реакция. А меня стрелой со стены не снимут?

— Не бойся, — вот уж не думал, что Миха трясти может, — не выстрелят. Если выстрелят — отобью. Поехали. Быстрей.

Лёгкой рысью ехал меч навстречу глашатаю, но казалось мне всё время — дай ему волю, бегом бы побежал.

Мы сошлись посередине поля. Глашатай держал в руке свёрнутый в трубку свиток. Развернул. Мих вежливо улыбнулся. Нервную дрожь он уже полностью подавил.

— Господин Владыка и Повелитель сообщает, что он получил ваше послание, предлагает господам завоевателям сесть за стол переговоров и приглашает их к себе во дворец. Повелитель будет ожидать делегацию в тронном зале, — спокойно и обречённо зачитал с листа глашатай. — В тронный зал могут войти до двенадцати человек охраны, но Владыка предпочёл бы встретиться с Мечом Света и его Повелителем с глазу на глаз. Владыка просит передать господам завоевателям, что хочет мирных переговоров. Возможно, мы просто капитулируем, надо лишь обговорить условия.

— Где сам Владыка? — отрывисто спросил Мих. — Он способен выехать и подтвердить свои слова?

— Да, — ответил глашатай и махнул рукой. — Но никому не позволено приближаться к нему ближе, чем на полдюжины шагов. Он сейчас выедет вам навстречу. Держите дистанцию.

Ворота открылись, показался ещё всадник.

Тёмный владыка остановился метрах в десяти позади глашатая. Невооружённым глазом было видно, что в седле онеле держится, судорожно вцепившись в поводья.

Ловушка? Какую ловушку вообще можно нам подстроить? Накинуться во дворце? Кто там может составить Миху конкуренцию, кроме самого Тёмного Владыки?

Я оглянулся на Миха. Тот, сощурившись, не отрывал взгляда от Гоши Петрова. Лично мне казалось, что Гоша вот-вот свалится с лошади на виду у всего нашего войска. Притворяется слабее, чем есть?

Тёмный не выдержал. Он слез с коня и вцепился в повод. Что-то он ещё держал в руках, что мешало ему как следует взять поводья — я не смог рассмотреть, что. Кастеты, что ли… На земле он стоял явно твёрже, чем сидел в седле, но всё равно чуть пошатывался.

— Отойдите, — отстранил Мих глашатая. — Мы подойдём ближе. На полдюжины шагов. Не волнуйтесь, я и вплотную подойти могу. Но не стану.

Он криво усмехнулся.

Мы спешились и остановились на расстоянии заветных четырёх метров от Гоши. Он смотрел на нас. Не было в его взгляде ни ненависти, ни злобы. Скорее, удивился я, затаённая надежда.

— Я ждал вас, — хрипло произнёс он, — даю вам честное слово что сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить безопасность находящихся в замке. Да и кто может угрожать вам там, кроме меня самого? Михаил, я, Георгий, хочу поговорить с тобой. Если хочешь, мы можем встретиться в поле один на один. Но во дворце вам предложат дипломатический обед или ужин. Я, Георгий Петров, хочу поговорить с тобой. Ты понял меня? Я не могу гарантировать вам полную безопасность, но сделаю всё, что в моих силах. Я и здесь поговорить могу, — добавил он тихо, — но мне это будет… тяжело.

— Да, — ответил Мих резко. — Я понял тебя, Георгий. Мы придём. Жди нас в тронном зале через два часа.

Надеюсь, он знает, что делает.

Мы шли впятером. Как обычно. Никого больше Мих не пустил, заявив, что чем больше народу — тем больше риск, потому как и одного-то непутёвого Владыку защитить сложно. Значит, он собирается меня защищать. Это большой плюс. Но раз собирается защищать, то есть от кого. Это огромный минус. Вот он — вожделенный дворец, к которому я шёл столько времени. Дворец, где должен быть портал домой. Если меч не соврал. А он мог. Ноги у меня подкашивались, когда я проходил коридорами мимо вытянувшихся стражников. Что удивительно — почти вся стража была с дубинками, булавами или палицами. Начищенные доспехи, шикарные расшитые камзолы и — деревянная дубинка на поясе. Ни мечей, ни кинжалов. Изредка — пики. Такое ощущение, что тёмный меч не терпел никакой конкуренции и вышиб из замка всё холодное оружие, стремясь остаться единственным и неповторимым Владыкой в этом роскошном дворце. Замок был как все дворцы и замки, которые я видел в разных странах — оно красиво, позолочено, роскошно, но, увы, однотипно. Анфилады, ответвления, статуи, обитые шёлком и бархатом диваны — когда мы подбирали интерьер к своему дому, такой сразу забраковали — не отдохнёшь и не расслабишься.

Мы шли долго, зала сменялась залой, ноги уже заметно тряслись. Хоть бы не было заметно, что и руки у меня трясутся. Против ожидания, Роксана не глазела на статуи и золото, не вертела задом и не стреляла глазами в стражников. И вообще вела себя очень прилично. Была на ней чёрная кожаная куртка и чёрные штаны, сильно напоминающие наши джинсы. Волосы она скрутила в узел и уложила пучком на затылке. Злат шагал в своей обычной рубахе, а Фима — в столь же будничной мантии. Мы с Михом тоже остались в джинсах и куртках — так решил меч, а я не спорил. Единственное исключение — первый раз я видел меч у Миха на поясе. Никогда он не носил ничего, кроме кинжала. Смотрелся меч с джинсами, прямо скажем, весьма эклектично.

Владыка сидел на троне, отгороженном от нас длинным обеденным столом, заставленным всевозможными яствами. Блюда — золотые, серебряные, фарфоровые. Вазы, вазочки, салатницы, супницы, дымящаяся дичь и всевозможные закуски. Графины, графинчики, кубки, бокалы, чаши — стол был рассчитан человек на двадцать, и скатерти за кушаньями видно не было.

— Не подходите к трону ближе, чем на пять метров! — крикнул Владыка, не успели мы шагнуть за порог. — Выберите места подальше от меня на той стороне и ни в коем случае не приближайтесь!

Мы замерли. Я поднял голову и посмотрел на человека, которого пришёл убить. И пусть его пришёл убить не я, а меч, но мне от этого не легче. Я уже видел его сегодня, и я хотел проверить, не ошибся ли я. И не ошибся ли Мих.

На троне сидел смуглый изможденный парень с давно не бритой щетиной и горячечным блеском в огромных тёмных глазах. В руках он сжимал по деревянной ложке, сам же как можно теснее вжимался в спинку трона. Он боялся и нервничал, ему явно хотелось вцепиться в подлокотники, но вместо этого он пытался распрямить плечи. Он боится не нас, вдруг понял я. Я знаю, кого он боится. Мы с ним попали в одну западню, и оба не видим выхода. Только ему в ней гораздо хуже. Вопрос, насколько тёмный меч успел подчинить его себе.

Парень молчал. Мы стояли по другую сторону стола и тоже молчали. Кто-то же должен заговорить?

— Здравствуй, Георгий, — спокойно произнёс Мих. — Позволь представить тебе — Герефимальд — король эльфов, Златоцвет — охранник, Виктор, Повелитель меча света, я — Мих, собственно Меч Света, Роксана — эээ… просто очень красивая женщина. Ты позволишь нам сесть?

— Да, — ответил парень, — я ждал вас. Давно. Я получил твое послание. Мих, скажите, какой радиус поражения у этой… штуки? Опытно, — Гоша горько усмехнулся, — я насчитал полтора метра, но… мне кажется, он меня дурит.

— Два с половиной, — ответил Мих, — плюс ещё пара шагов, если ты потеряешь контроль чуть раньше. Но тогда снизится точность попадания. Не бойся — я успею среагировать.

Темный повелитель слегка расслабился. Роксана принюхалась и принялась накладывать себе салат. Злат с Фимой сели на самом дальнем конце стола, повинуясь едва уловимому жесту меча. Лично мне кусок в горло не лез. Кто его знает, Гошу Петрова, отравит ещё… Надеюсь, Миху не придёт в голову здесь наедаться. Миху пришло. Он сел на резной стул, положил себе тушёного мяса и взял вилку. Настоящую серебряную вилку! Четырёхзубую. Может, мне тоже поесть? Вон, Роксану никакие проблемы с ядами и противоядиями не мучают. Так она и не человек. И Мих не человек. А мы с Гошей? Ладно, положу чуть-чуть из вежливости. Гоша есть не стал. Да и не мог — его трон отделяло от стола метров пять чистого незаставленного пространства. Владыка сидел на троне, сжимая в руках ложки, и изучал нас.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он наконец.

А то ты не знаешь, подумал я. Роксана налила себе вина и положила куриную грудку. Ей легче, она может опустить глаза и смотреть на эту бывшую курицу.

— Георгий, — Мих тщательно подбирал слова, — ситуация такова, что выпустить эту тварь отсюда больше нельзя. Скажу честно, я не очень представляю, как это сделать. До сих пор мне это не удавалось, как ты видишь. Поэтому я прошу твоей помощи. Я вообще не понимаю, как ты столько продержался. И я не понимаю, почему он не ушёл. Должен был. Ещё лет десять-двенадцать назад должен был бы уйти.

— Я его не выпустил, — просто ответил Георгий, — его нельзя выпускать, любому дураку понятно. Поэтому я его держу… Скажи, а если я умру… от старости или… насильственно, или покончу самоубийством — оно умрёт вместе со мной?

— Нет, — жёстко ответил Мих, — он найдёт себе другого хозяина. Так что ты правильно сделал.

— Я так и думал, — Гоша опустил глаза, — а иногда так хотелось… Но… я не знал, моё ли это желание. Часто мне казалось, что оно идёт извне. В смысле, изнутри. Я думал — а не способ ли это для него обрести свободу. Мне вообще очень тщательно приходится анализировать все свои желания и мысли. Даже самые светлые. Хотя за все эти годы их и было то… Только этим и занимаюсь. Значит, я был прав. Он телепат?

— Нет, — похоже, насчёт тёмного Мих не врал, а он сам? — И я не телепат. Чтобы знать мысли, телепатия совершенно не нужна — достаточно жизненного опыта. У любого человека мысли и желания всегда отражаются на лице, в запахе, в движениях глаз, еле заметном напряжении мышц. Нужно только научиться читать. Изнутри это сделать проще, чем снаружи, но в любом случае процент ошибок крайне невелик. Зато, находясь внутри, можно внушить чувство или желание, которое вызовет вполне предсказуемую мысль и почти всегда нужную реакцию — всё просто. Вот только в твоём случае с реакцией он ошибся.

— Ошибся, — грустно сказал Гоша. — И я даже не буду тебе сопротивляться. Я на твоей стороне и я готов… помочь. Я ждал тебя.

Буду ковырять салат. Хоть чем-то займу глаза и руки. Я ему верю. Я его почти понимаю. Я сам мог бы оказаться в такой ситуации. Не может тёмный заставить человека настолько хорошо играть. Где-нибудь он бы уже прокололся. Или все-таки может? Кто с нами говорит — Гоша или…

— Угу, — спокойно подтвердил Мих, — знать бы ещё как. Просто взять и убить тебя — не проблема. Проблема в том, что как раз твоя жизнь ничего не решит. Скажи, а как тебе удалось его не выпустить?

— Я надел на него кандалы, — усмехнулся парень, — мысленно. И он никуда не делся, хотя очень рвался. И сейчас рвётся, но кандалы крепкие. И ещё я держу его за руки, когда он беснуется. Но иногда мне кажется, что рано или поздно я не справлюсь. И тогда мне становится очень страшно.

— А ложки зачем держишь? — Роксана наконец оторвалась от курицы и подняла глаза на Гошу. На меня она так никогда не смотрела. И на Миха она так никогда не смотрела. — С ними легче?

— Легче, — легко согласился Гоша, присматриваясь к красавице, — когда в руках деревянный предмет, клинок не выскакивает, я проверял. Но на всякий случай я ни к кому ближе, чем на пять метров не подхожу. Я обычно кисть и палитру держу, а ночью браслеты деревянные на ладони, — он даже улыбнулся, глядя, как Роксана превращает полумесяцы своих глаз в маленькие луны, — смешно, да? Я думал, булаву какую для вас взять, для торжественности, но ложки за обеденным столом уместнее и прикольнее, правда? Да и привычнее, я только деревянными ем. Ну её, булаву, выронишь ещё. Самое главное, в момент смены предмета руку не освободить, сначала новый взять, потом старый положить. Я как-то кисти менял и выронил, так эта гнида изрезал мне весь холст на мелкие лоскутки, хорошо, до других дотянуться не успел. Я теперь в мастерской только один холст держу. Если у вас есть… — он мучительно запнулся, — немного времени, я бы написал ваш портрет, нет, позировать не надо, это ж опасно, по памяти… Вы такая красивая! Вам бы пошло много-много косичек и полупрозрачные шаровары и блузка. И ещё цепочки. Золотые, серебряные, витые и с подвесками, чтобы казалось, что они вот-вот зазвенят при ходьбе. И сандалии на ноги, плетёные… А вот коса за плечами вам не идёт… Извините… — смутился Гоша, поняв, что слишком разболтался.

— Да? — профессионально заинтересовался Мих, отрываясь от еды, — если в руках деревянный предмет, то клинок не выскакивает? Интересно… Как бы это проверить? Витёк, может, попробуем?

Он воззрился на меня с исследовательским азартом. Я отшатнулся. Роксана засмеялась, Гоша сочувственно и болезненно сморщился. Мих ухмыльнулся и произнёс:

— Витёк, я шучу. Как-нибудь в другой раз. Ешь, не отравлено.

На всякий случай пищу я себе положил из тех же блюд, что и Мих. Будем надеяться, что яд он может определить по вкусу или запаху, как и приворотное, и не заинтересован отделаться от меня на последнем шаге.

Не могу сказать, что мы ели. Скорее, присматривались друг к другу.

— Скажите, — снова спросил Гоша, чувствовалось, что он давно ни с кем не общался, да и у кого ему было спрашивать такие вещи, — а во сне, он может выходить во сне? Я почти не сплю и не ем. Когда я не ем, мне легче его держать, а спать я просто боюсь. Так, дремлю сидя… Я боюсь, что засну, а он… сбежит и… убьёт меня напоследок. Но он же не сбежал пока? А спать я всё равно боюсь… И почему он не зарезал меня самого, когда я кисти выронил? Что это существо вообще… может?

— Он не может зарезать тебя, пока сам внутри, — жёстко ответил Мих, — это равносильно его собственному самоубийству, и такой исход меня бы очень порадовал. Но, если ты покончишь с собой, он будет свободен. Чувствуешь разницу? Он может причинить тебе боль, но она будет обоюдна, и отдача такова, что, поверь, это удовольствие только для отъявленных мазохистов, поэтому часто особых страданий Повелителю таким способом доставить не удастся — сам скорее загнёшься. Если бы он мог выйти наружу — то убил бы тебя запросто, а самого его при этом выкинуло бы в другой мир. Голод действительно ослабляет влияние меча на человека, сложнее вызывать желания и влечения, а вот выйти во сне он не сможет — не ранее, чем ты полностью придёшь в себя. Но расслабляться тебе я всё же не советую. Покинуть можно только человека в полном сознании, хотя, если он сумасшедший, но не спит, это возможно. И спящего можно разбудить. Можно договориться и уйти на ночь или на время, а вот вернуться можно не обязательно в бодрствующего повелителя, поскольку его согласия для этого уже не потребуется. Оно даётся только один раз и не отменяется. И всегда есть риск, что повелителя прибьют, пока ты где-то шляешься, а тебя в самый интересный момент выкинет отсюда. Можно ещё полностью сломать личность и свести с ума — тогда, фактически, остаётся только тело, которым управляешь как марионеткой. В большинстве случаев он именно так и поступал.

Мы с Гошей синхронно вздрогнули и с ужасом уставились на Миха. Впрочем, чего нам теперь вздрагивать и ужасаться, у Гоши всё в прошлом. А у меня? Надеюсь, не впереди.

— Да, — как-то очень спокойно согласился Мих, — и я так делал, ты абсолютно прав. Но, судя по твоему примеру, это не всегда возможно.

Чем же он тогда отличается от… впрочем, я никогда и не обольщался на его счёт. Или всё-таки обольщался?

— А если бы он отказался, — спросил я, — тогда вышло бы как… ну… так же?

— Вряд ли, — Мих ненадолго задумался, — самостоятельный повелитель, в которого нельзя вселиться, крайне уязвим, а это значит, что, либо придётся с ним нянчиться и непрерывно защищать, либо его пришибут в первой же драке, а тебя, естественно, выкинет обратно. Проще найти того, кто заведомо согласится. Или чуток подождать здесь, пока какой-нибудь разбойник или вампир благополучно не избавит тебя от отдельного владыки. Впрочем, твой случай — первый. До сих пор никто не отказывался. По крайней мере, у меня. Как никто до сих пор не смог удержать меч, желающий уйти. Ещё вопросы?

Гоша разглядывал ложки. Казалось, он вот-вот начнёт выстукивать ими мелодию.

— И как часто вам доводилось, — вот и меня тот же вопрос мучает, — …ломать личность?

— Доводилось, — пожал плечами Мих. — Этих скотов только в таком виде и можно было держать на троне.

Воцарилось молчание. Только Роксана спокойно накладывала себе какие-то кушанья. Георгий изредка украдкой на неё поглядывал.

— Я вас помню, — обратился он вдруг к Миху, — мы… вы… они? тогда сутки не могли выяснить отношения. Я думал — всё. Тогда я еще хотел жить и драться. Пьян был от вседозволенности — казалось, никто передо мной устоять не может. Оно так и было — минута, полминуты — и всё решено. А тут — сутки. И руки трясутся. А сейчас не знаю, может лучше бы ты убил меня тогда. Я ведь правильно понял, что ты бой фактически сдал? Этот — не понял, говорит, выиграл. Но я читал летописи — ни разу тёмному власть отстоять не удалось. И захватить удалось меньше, чем в четверти случаев. И во всех этих случаях правление белых было… на излёте. Я же чувствовал — не справляюсь, и подпитка извне не помогала… Так вот почему вы тогда проиграли…

— Не только тёмные Владыки сходят с ума, — на парня Мих не смотрел, — рано или поздно непобедимость развращает почти любого Светлого. Я могу придержать, могу ускорить этот процесс — но остановить его мне ни разу не удалось. Срывались все — кто раньше, кто позже. Согласись, держать человека в непрерывном запое, чтобы он не рвался резать всех, кто на него не так посмотрел — не лучший выход. Был только один Владыка, который очень долго полностью сохранял себя и ушёл в почти здравом уме и твёрдой памяти. Но всё равно — почти.

Мы ещё поели. И ещё помолчали. Роксана подняла взгляд на Гошу и улыбнулась. Парень смутился и опустил глаза.

— Скажите, Георгий, — спросил вдруг Мих, — а ваши картины, они ведь здесь во дворце?

— А вы откуда знаете? — удивился Владыка. — Вы собирали обо мне информацию?

— Естественно, — ответил меч. — Я обо всех Тёмных её собирал. Но про тебя я знаю и то, что девушка, у которой со стены ты снял эту тварь, погибла. Такого никогда раньше не случалось.

— Я догадывался, — обречённо ответил Гоша. — Я помню, как взял его, а потом очутился здесь… Но я не мог вспомнить, как ушёл оттуда… Я его ненавижу, но не знаю, как убить. Поэтому я ждал вас.

— Прости, — Мих действительно извинялся, — я знаю из какой пропасти тебе пришлось выбираться. Я пришёл бы раньше, но боялся его спугнуть… И мне тоже до сих пор не понятно, как убить эту тварь. Так где твои картины?

— Есть в частных собраниях, — ответил Гоша, — но большинство во дворце, их очень много, я же, считай, почти все пятнадцать лет только и рисовал… Пришлось четыре зала оборудовать под галерею, ещё и достраивать пришлось. Обидно, здесь их мало кто увидит, боятся сюда приходить, но иногда всё же попадаются желающие посмотреть и купить. Но продавать надо всё же ценителям, а не подхалимам, хотя… Некоторые я продаю и подхалимам, всё-таки хочется, чтобы твою работу кто-то увидел. А что?

— Вы не могли бы показать их нам?

Странно, не замечал за Михом тяги к искусству. Впрочем, если вспомнить картину в доме Зинзивириэля. К чему клонит?

— Прямо сейчас? — удивился Тёмный Владыка, — Я сам хотел вас пригласить, но думал завтра…

— Очень бы хотелось, — вежливо настаивал Мих, — Георгий, я очень вас прошу. Сейчас светло, всё должно очень хорошо смотреться.

— Хорошо, — спокойно согласился Гоша, — пойдёмте, только держитесь всё-таки от меня дальше, чем на четыре метра, мало ли что…

Мы шли по роскошным анфиладам мимо стражников с дубинками, мимо вышитых ковров и горящих факелов там, где в коридорах не было ни одного окна, первым Георгий, за ним, буквально след в след, Мих, и мы — в четырёх метрах позади. Роксана с Фимой меня опережали, и создавалось чёткое ощущение, что они закрывают меня своими телами от возможного удара. Галерея открылась внезапно — огромный зал со стеклянными окнами, прекрасно пропускающими солнечный свет и создающими удивительное тёплое освещение. Все стены были увешаны картинами — большими и маленькими, абстрактными и вполне реалистическими. Чувствовалось, что и зал, и размещение полотен тщательно продуманы и выполнены с огромной любовью.

— Великолепно, — восхитился Мих, — а дизайн тоже вы разрабатывали?

— Да, — ответил Гоша, и его голос эхом отдался в пустом помещении, — у меня была масса свободного времени.

Залов оказалось четыре. Мы обходили их один за другим, Мих и Гоша по-прежнему впереди, мы в отдалении. Злат шумно восхищался, пока Мих не приложил палец к губам. Фима молчал, но глаза его светились восторгом. Не могу сказать, что я тонкий ценитель живописи, но некоторые вещи были абсолютно гениальны. Что-то светилось мягкой душевной теплотой, от каких-то холстов веяло безысходным мраком, но факт — он создавали совершенно чёткое настроение. Пару картин я бы купил для интерьера своего дома — спокойные ровные пейзажи средней полосы, удивительно диссонирующие с большинством полотен — Гоша предпочитал абстракции, хотя попадались и портреты, и натюрморты. Мы шли медленно, Мих задерживался то у одного, то у другого полотна, а Гоша кратко излагал ему историю его создания. Миновав четвёртый зал, они развернулись и пошли обратно. Я даже по Третьяковке обычно бегаю галопом, а Мих чуть ли не по нескольку минут у каждой картины останавливается, разглядывает, еще и расспрашивает. Когда из первого зала он пошёл ещё на один заход, я чуть не взвыл.

— Скажите, Георгий, я правильно понимаю, что мотив вот этой жёлтой линии начинается здесь, теряется, выныривает, переплетается с голубой, а потом продолжается вот здесь?

Охренеть, мотив жёлтой линии в абстракции! Зато Фима как застыл у этого мотива с открытым ртом, так на следующий заход и не пошёл.

— Гениально, — выдохнул он, — так точно передать неуловимость плетения заклинаний! Переход одной составляющей в другую, взаимосвязь вербального и невербального, трансформацию пространства…

Пошли на третий круг.

— Георгий, а вот эта вещь, насколько она ранняя?

Ценитель хренов! Чего он добивается?

Фима все изучает мотив жёлтой линии. В полнейшем одурении. В глазах — восторг и вдохновение.

На четвёртый. Даже такой дурак как я уже может сообразить, что он не просто так ходит.

— Что вы говорите! С натуры или по памяти?

На пятом заходе посреди второго зала Мих вдруг остановился, стащил с себя куртку, отшвырнул к стене третьего зала и сказал:

— Георгий, ты помнишь, что я пришёл просить тебя о помощи? Помоги мне, здесь и сейчас, прошу тебя.

Они стояли слишком далеко, но я видел, как отступил на шаг Гоша.

— Прямо сейчас? — спросил он севшим голосом. — Я думал, у меня есть ещё хотя бы день…

— Прямо сейчас, — ответил Мих, — завтра дня может не быть.

Гоша молчал. Он долго молчал, опустив голову.

— Хорошо, — спокойно сказал он наконец, — я думал, может, этой ночью мне удастся написать портрет вашей спутницы. С огромным количеством косичек, — мне показалось, что ему даже удалось улыбнуться. — Хотя бы набросок. Но нет времени, так нет. Что я должен сделать?

— Георгий, — голос Миха звучал совершенно спокойно, — до тебя ещё никому не удалось связать его на столько лет, и не выпустить. Я говорю тебе совершенно ответственно, и я знаю, о чём говорю — выбросить его из тела куда проще. Только ты должен именно выгнать его, а не позволить ему уйти, иначе он убьёт тебя на выходе и опять скроется. Идеально будет, если ты вышвырнешь его прямо в кандалах, или заляпав краской, или ещё как-то, чтобы он хоть на мгновение потерял ориентацию. Когда ты это сделаешь — беги к западному выходу, в третий зал, Злат, Виктор и Роксана прямо сейчас отходите к восточному выходу, в первый. Фима, встань у западного выхода, возможно тебе придётся оказывать медицинскую помощь.

Мих оглянулся. Фима оторвался от абстракции и занял позицию напротив нас.

— Можете остановиться в дверях и посмотреть, это уже не опасно. Виктор, ещё отдались, Роксана, встань за Злата, а то у мужиков хватит ума кинуться закрывать тебя собой.

Роксана деловито кивнула.

Всё это время Мих очень медленно поворачивался, взяв Гошу за рукав, оказываясь ко мне то боком, то лицом, он рассматривал поле будущего сражения, ведя Георгия за собой. Они описали два полных круга, и замерли в исходной позиции. За спиной у меча маячил один из пейзажей, над которым я как раз раздумывал, подошёл бы мне такой или нет, — лес, поле, речка, избушка, церквушка, — солнечный и немного наивный, куда менее мастерский, чем все остальные Гошины картины, но очень умиротворяющий. В доме он никогда не приестся и не создаст дисгармонии, но с другой стороны, у Георгия были и куда более достойные картины, не менее солнечные, но гораздо более зрелые, которыми и похвастаться не стыдно, а этот гостям не особо и продемонстрируешь.

— Георгий, — совершенно спокойно сказал Мих, остановившись спиной к картине, — я отойду на полшага, а ты скрути его в последний раз и выкини. Только не забудь — выкини в цепях. Лучше вверх, можешь и на меня, куда тебе удобно. Теперь это не опасно — я тут, и я его жду. И сразу беги, хотя, если ты его прогонишь, не думаю, что его вышвырнет отсюда в момент твоей смерти. Фима, подстрахуй на всякий случай.

Он усмехнулся. Так, что у меня перехватило дыхание.

— Фактически, окажется, что ты с ним уже не связан. Я так думаю, — подытожил Мих, — но лучше не рисковать.

Он сделал обещанные полшага назад и резко закончил:

— Давай, Георгий, пора.

Секунду, две, три, пять ничего не происходило. Гоша молчал, глядя в пол.

— Шхарик, — засмеялся Мих, доставая из воздуха два меча, — не упирайся, куда ты денешься, ты же всё равно по рукам и ногам скован, а так у тебя ещё есть шанс со мной потягаться. Запомни, пока ты дерёшься — ты ещё жив, а я соскучился, у меня за столько тысяч лет ни одного нормального противника не было, так что я может, ещё и поиграть с тобой пожелаю, всё подольше протянешь. Что такое, тебе, никак, уходить не хочется? Так приятно на цепи сидеть, как сторожевому кобелю? Ну ты мазохист! Или Гоша такие кандалы красивые на тебя надел? О, да ты здесь творчеством столько лет наслаждался, и теперь расстаться с красками не можешь? Обалдеть, какие метаморфозы! Рисовать научился, кистью махать понравилось куда больше, чем клинком? Наслаждение получаешь, когда пишешь? Творишь с Гошей за компанию? Нравится никак? Что там — холст, темпера, масло? Ё, я сейчас разрыдаюсь от умиления — мой ученик ударился в живопись и пишет картины, — вот такие, да?

Шаг в сторону, и Гоша оказывается перед наивным и милым пейзажем. «Одна из самых первых работ здесь», — сказал он о нём, застенчиво улыбаясь.

— Прелесть, правда? ГОША, ДАВАЙ!

Тёмная скрученная тень взвивается над головой Тёмного владыки, разворачивается, и в какой-то неуловимый момент — совсем неуловимый — делает рывок одновременно и к Гоше и к картине, пытаясь достать клинками сразу обоих. Демон замешкался буквально на долю мгновения, отвлёкшись на пейзаж. Этой доли секунды Миху хватило, чтобы одной рукой отшвырнуть Гошу метров на десять в сторону выхода, а другой мечом подправить траекторию полёта демона, так что клинок врезался в угол холста, начисто снеся верхушку сосны. Мгновение — тень развернулась и рванула за Гошей. Мощный удар с левой отшвырнул тварь обратно к пейзажу. Еще мгновение, и тень бросается в мою сторону — удар с правой, картину перекашивает. Тень взвивается, расправляя сложенные за спиной когтистые крылья. От запредельного воя закладывает уши и лопаются стёкла.

— Шхарик, неужели ты хотел доставить мне сомнительное удовольствие убить тебя в спину, пока ты будешь кромсать холст?

Выпад, удар, отскок. На полу остаются осколки каменной крошки.

— Или думал, я побрезгую? Да ни в жисть, я тебя сегодня пришью хоть в спину, хоть как, и не поморщусь.

Тень кидается вперёд, Мих парирует удар, опять отшвыривая демона к стене.

— Можешь повернуться и попытаться порезать холст напоследок, если успеешь.

Удар в спину развернувшейся тени, тварь парирует его крылом, но картину достать не успела.

— Или ты думал, я не вижу, что Гошины полотна ты едва ли не больше его самого ненавидишь?

Вой на пределе восприятия.

— Неужели ты думал, что успеешь?

Рывок в сторону, сверкающее лезвие опять сносит демона под пейзаж.

— Или ты думаешь, я не догоню тебя, когда ты за повелителем погонишься? Попробуем?

Рывок в сторону Гоши, удар с левой, вой. Рывок в мою, удар с правой, вой. Можно успокоиться — ни меня, ни Гошу демон точно не достанет.

Демон выгнул гибкую шею и забил крыльями. Крутанувшись, Мих зацепил ему крыло, разворачивая мордой к холсту.

— Тривиально, — прокомментировал Мих. — И скучно. Ты драться будешь, или тебя так убить?

Тварь зашипела, выпуская смрадный дым в залу. Крылья попытались сомкнуться на мече и разлетелись дымящимися полосками. Демон явно уступал мечу.

Тёмный клацнул зубами, превращаясь в стройного гибкого юношу. Светловолосый и голубоглазый, с трогательными ямочками на щеках и припухлыми детскими губами. Короткая белая туника и золотистые сандалии. Обруч с красным рубином на лбу. Очаровательный юный принц — мечта романтичной и целомудренной девушки. Юноша выхватил два меча и пошёл на сближение, тряхнув длинными золотыми кудрями.

Они с Михом кружили друг против друга, изредка высекая искры, рассыпавшиеся по полу бенгальским огнём. Мих совершенно чётко держал юного красавца всё время лицом к пейзажу, пресекая какие-либо попытки рвануть в мою или Гошину сторону. При каждом взгляде на картину Темный вздрагивал и по его лицу пробегала отвратительная волна. Стоило же ему отвести взгляд, как он начинал застенчиво и трогательно улыбаться, то отражая удары, то осторожно пробуя защиту соперника.

— Шхарик, — спросил Мих, — а для кого ты таким красавчиком вырядился? Если для меня — так уж лучше под девицу коси, у меня ориентация нормальная. Давай, может на девицу у меня рука не поднимется, в отличие от кое-чего другого…

Юноша в ответ провёл серию стремительных ударов.

— Неплохо, — прокомментировал Мих, — а то я уже как-то скучать начал.

Удар. Вихрь.

— Может, с тебя, такого красавчика, попросить портрет написать?

Серия бросков, не успеваю следить.

— А что? Портрет такого юного, такого невинного… неплохо должен смотреться.

Красавец принц молча мечется по пятачку, с которого Мих его не выпускает, золотые кудри не успевают за стремительными поворотами, двигаясь вслед за головой светящейся волной как в замедленной съёмке… Юноша старается не смотреть на картину, но не может. При каждом взгляде на неё его трясёт. Чуть меньше его выворачивает при случайном взгляде на другие полотна. Рябь на наивном лице становится постоянной.

— Попозировать не хочешь бывшему Владыке? Повесим твой портрет где-нибудь здесь… рядом с твоим любимым пейзажем… или вон там…

Юноша не выдержал — звериный оскал прорезал до того непроницаемую маску, взрывая лицо серией чудовищных гримас.

Когда они перешли к боевым действиям, я не понял. На пол брызнула первая кровь — непонятно чья. И непонятно, кровь ли — мрамор пола под её каплями шипел и дымился. Фигуры слились в смазанные тени, искры гасли на полу рядом с темными каплями. Наступила тишина, прерываемая только звоном мечей.

— Шхаарнарг, — как-то грустно вдруг сказал Мих, — мне очень жаль. Я не смог тебя вовремя остановить. Прости.

Сверкающие радужными бликами мечи свились в спираль, срывая с юноши белоснежную тунику вместе с наивно-удивлённым обликом. За мгновение Шхаар прожил всю свою жизнь от слегка избалованного юнца и утомленного пороками молодого мужчины до момента, когда не осталось в его облике ничего человеческого, кроме застывшей маски с прорезями безумных глаз.

— Ну вот и всё, — сказал Мих. Звенящая радуга обрушилась на голову демона… в проёме разбитого окна возникло ничто — разрыв существования, поглотивший часть стены, но не могущий сожрать полотен, они осталась висеть вне реальности, вне рам, вне стен, вне времени… срывая с гадины человеческий облик и развеивая… — три разрыва вспороли зал галереи, ничто рванулось к Гоше с Фимой, к Миху, к нам. Не успеет. Не успеет ударить, это безвременье поглотит его первым… И Гошу… и нас всех…

— Нет! — заорал я, бросаясь наперерез.

— Виктор, стой! — ударил по ушам крик Роксаны…

…скрывавшуюся внутри него чёрную тень.

Удар пришёлся в грудь. Краем уплывающего сознания я увидел, как белый медведь, рыча, бросается в ничто, молотя лапами, а перед Гошей замирает клубящийся туман, разлетаясь в клочья… Зря, подумал я, если он не успел, его выбросит отсюда… Леночка, прости… Как же я так, а?

Глава 28. После драки ногами пинают

Четверг

— Уроды!..! Скоты!..! Твари! — материлась Роксана. — Эту гниду зачем сюда прислали — труп волочь куда положено! А он что? Морок с вихревым ударом! По всем троим, не ну надо ж додуматься?…! Гадина!..! Мразь продажная! С кем столковаться успел, это ж какая у него подпитка должна была быть? Не тебя — так Виктора или Гошу! Кого-нибудь да выбросило бы! Не, ну надо ж так додуматься? Уроды! Сама отволоку! Я им всем там устрою! Мих, вот слово даю, на коленях к тебе приползут, сапоги лизать будут! Скоты!!! Какого хрена вообще этого урода прислали, знают ведь, что мразь! Прям не могли меня попросить!!! Злат, умничка, спасибо, теперь он вообще никуда уже больше не выберется! Фима, ну у тебя и реакция, как успел защиту выставить-то? Мих, я там всё на кусочки разнесу!!!

— И чего? Что мне с этого? Мне эти кусочки в… брелок для ключей засунуть?

Так я жив? У-у-у…

— У-у-у…

— Очнулся, кретин? Скотина. Дебил долбанутый!..!..!..! Тебя урыть мало за такие выходки! Тупица! Ты вообще думал чем? Тебя бы убило, меня выкинуло, эта гнида тут бы так разгулялась, на свободе-то! Сам, б…, тебя добью, теперь можно! Слышь, олух, глаза сфокусируй и не придуривайся, что плохо! Сел быстро, пока я тебя пинать не начал!

— Мих… ты это… он же как лучше хотел…

— Благими намерениями…! Думать надо!!!

— Мих, дык это… не прав ты…

— Я не прав?!!! Я не прав — да!!! Я дюжину раз не прав!!! Надо было этого дебила в самом начале пришибить! Да — неправ! Знаю я! Дайте мне поорать, вам что, жалко?

— Ладно, успокойся, ты всё равно его раньше убил, чем Виктора зацепило. Не прикидывайся, что не видел.

— …! В…! На…! Дура! И что, мне от этого легче?!! А если бы нет?!

— Мих… Ми-их… ты бы это… извинился? Спасал же тебя… это… как умел… обошлось же?

Злат, да что бы мы без тебя здесь делали-то…

— Извиниться? Злат, да не трогай меня! Не буду я его пинать… Ну что вы все на меня уставились? Да, я неправ. Ну неправ я! Довольны? Даже извинюсь… Вот: Виктор, извини меня, я был неправ. Хотя если бы удар не срикошетил — был бы очень даже прав! Только уже не здесь! Тупица! Твоё счастье, что креста не только вампиры боятся! И всё равно думать надо! Дубина цивилизованная! Рефлексы, скотина, контролировать надо, не животное же!

— Мих, ну какие рефлексы — это благородный порыв был, успокойся, их как раз тормозить и не надо…

— Благородный порыв?! А не пошёл бы он в… со своими благородными порывами! Нам бы тут этот благородный порыв в такое аукнулся!!! Не цепляйся! Отпусти, меня! Ежу понятно, что я быстрее! Недоумок! Тупица! Кретин тупорылый!..!

— Так ведь не аукнулся? Почём ты знаешь — не прыгни он, его бы, может, на месте ударом снесло, безо всякого рикошета… и до того, как ты ударил. Смотри, где волна прошла. Видишь? Извинись давай.

— Я уже извинялся! Я тебе что — эм-пэ-три, по сто раз повторять? Оглохла? Или этот урод оглох? Мне тут до завтра извиняться? Да не отпихивайте меня! Ну что вы оба разом… Ну вижу, вижу… возможно, я и неправ… Ну всё, всё… ну всё, я сказал… не надо меня толкать… я уже спокоен… почти…

— Отошёл? Давай, мне еще его тащить, тоже радости мало, думаешь, приятно?

— Давай я отволоку.

— Угу, и всем кому ни попадя по дороге морды набьёшь? Смотри — день какой хороший, убил ты его, наконец, радоваться надо, а не психовать. Ну? Полегче?

— Издеваешься, да?

Я со стоном приподнялся на локте. Вот дурак! Вот действительно как есть дурак! Фима поддержал меня и помог сесть. В глазах мутновато, но смотреть можно. Главное, головой не вертеть быстро — кружится.

На полу среди осколков стекла лежал полуторный меч. Покрытый черной окалиной, изъязвлённый ржавчиной и зелёными пятнами. Мих помялся, отцепил от себя Роксану, постоял, вздохнул, пригладил бороду и волосы. Потом отошёл от меня, нагнулся, взял меч в руки и попытался переломить. Не получилось. Тогда он сломал его о колено и бросил обратно на пол.

— Роксана, — оглянулся он, — принимай работу. Она, правда, почти вся Гошина… Спасибо тебе, Владыка.

И церемонно склонился в сторону Гоши.

Владыке было не до благодарности. Он всё ещё сидел у дверей западного выхода, постанывая от боли.

— Что там? — спросил Мих у Фимы.

— Да нормально, — ответил маг. — Три ребра ты ему сломал, когда отбрасывал, но это мелочи. До утра я их сращу. Просто он немного в шоке. Но и это к утру должно пройти. Не переживай, всё нормально. Сейчас Виктору похуже, пожалуй.

Мих скрипнул зубами, но на меня посмотрел. Почти спокойно. И даже виновато. Если мне не померещилось.

Роксана подошла к обломкам, брезгливо скривилась и пошевелила их носком полусапожек.

— Наконец-то, — взглянула она на Миха, доставая из кармана две металлические таблички и ручку. — Так, обломок номер один и обломок номер два… Мих, распишись, и поразборчивее, а то мне опять придётся доказывать, что твой крестик — это руна «эм» неизвестно на каком языке. Крестик тоже поставь рядом, а то не поверят, что ты писать научился… На заклёпки, приклепай… Можно криво. Да где получится. Никакого контейнера не найдём? Мне что, это дерьмо в руках тащить? Заверни во что-нибудь, противно же…

Мих подобрал сброшенную куртку, расстелил на полу и завернул в неё обломки.

— Так сойдёт? — поинтересовался он, протягивая свёрток Роксане.

— Сойдет, — ответила красотка. — Куртку выбросить или вернуть? Я бы выбросила.

— Выброси, — согласился меч, — а лучше спали.

— Ладно, сожгу, давай сюда, я быстренько. Не передеритесь тут без меня. Злат, пригляди за недоумками, чтоб руки и ноги не распускали. Особенно за одним. Мих, а ты насчёт одежды Злату прямо сейчас займись, не в лохмотьях же этих ему по дворцу ходить.

Взяла свёрток и исчезла.

— Ну вот и всё, — развёл руками Мих, — теперь остались формальности — капитуляция, передача власти… Георгий, ты как? С бумагами разбираться в состоянии? Я хотел сегодня всё уладить, чтобы с войском решить… И надо усилить патрули в городе, на случай если они перепьются…

— Я попробую, — ответил Гоша, разглядывая зажатые в руках ложки. — А я что, теперь их выпустить могу?

— Можешь, — ответил Мих, — но если страшно, то не надо. Всё само потом нормализуется. Злат, помоги ему подняться, да и пойдём… Фима, а ты Виктору помоги.

Ему и правда хуже?

Если кто в тот день с делами и разбирался — то только Мих. Как я услышал, войску и городу объявили о капитуляции Тёмного повелителя и победе Светлого меча. Новая правящая верхушка к народу не вышла. А нас с Гошей Фима отправил в лазарет. Под лазаретом он подразумевал комнату в замке, куда и запихал обоих пострадавших повелителей — тёмного и светлого. С охраной из трёх стражников из войска и трёх эльфов. Хотел взять ещё пару вампиров, но заглянувший к нам Мих отсоветовал — боялся, что они споят всех шестерых охранников, а заодно и пациентов с врачом. А я бы не возражал. К вечеру на помощь к Фиме пригнали двоих магов-медиков из его любимой академии, до которой он так пока и не добрался. Обрадованный король устроил беднягам экзамен, тяжко вздохнул, посетовал на полное отсутствие знаний у молодого поколения, и запряг их лечить меня и Гошу. Минут через пятнадцать новое поколение, которое, как выяснилось, состояло из медицинских светил города, уже смотрело на Фиму не дыша и с благоговением, обращаясь к нему исключительно «ваше мудрейшество» и «о, мудрейший». Я так понял — это было стандартное обращение к профессору. Ко мне и Гоше они подходить не боялись, поскольку кто мы, им не сообщили. К ночи совместными усилиями Гошу привели в полный порядок. А меня, видимо, и приводить было не надо — голова кружилась, но не более того. Мы не разговаривали. Не хотелось. Думаю, с Михом бы Георгий нашёл о чём говорить, но сравнивать наши ситуации у меня желания не было никакого. Мне ещё разговор о возвращении домой предстоял, и я его боялся. Больше всего я сейчас этого разговора боялся. К ночи Фима напоил нас каким-то отваром — «не бойся, он не магический, только травы» — почему-то успокоил он меня, — и я выключился.

Пятница

Утром после завтрака мы ушли. Сначала медики, раскланиваясь перед магом до земли и умоляя заглянуть к ним на факультет и в клинику, чтобы прочитать курс лекций и провести пару показательных занятий. Вид у них был пришибленно-восторженный. Потом Фима глянул на нас, сказал, что всё в норме, и выпустил.

— Георгий, — не выдержал он на прощание, — я хотел бы приобрести у вас несколько картин для своего дворца… Дюжину-полторы, может две, некоторые меня просто потрясли. Скажите, вы ведь не изучали теорию магии? Но вам удалось так точно отразить специфику составления некоторых заклинаний… Удивительно! Если вам не сложно, вы не могли бы провести для меня вечером ещё одну экскурсию? Меня крайне интересует, что вы на самом деле хотели сказать тем полотном… и некоторыми другими…

— Конечно, я буду очень рад, — улыбнулся Гоша.

На выходе к нам подошёл слуга и позвал в рабочий кабинет к Мечу света. При взгляде на Гошу он в ужасе затрясся, а мне низко поклонился, так низко, чуть не об пол лбом стукнулся. В кабинете находилось человек пять, и все они взирали на нас троих с нескрываемым ужасом. День прошёл в бюрократических хлопотах. Я так понял, процесс сдачи и приёма документов был у Миха отработан едва ли не до автоматизма. К тому же Гоша умудрился оставить на своих постах практически всё предыдущее правительство. За исключением тех, кого пришиб в те давние моменты, когда тёмный ещё способен был иногда вырываться из-под контроля. Во всяком случае, казначей и воевода Миха прекрасно помнили, но всё равно старались не подходить ближе, чем на шесть шагов. Это у них уже рефлекс. Пришёл Фима, вслед за ним — Роксана. В полупрозрачной блузке, обвешанная бусами и цепочками с ног до головы, и вся в косичках. Я её уже и забыл такую. Гоша засветился тихим умиротворённым светом. Мих поморщился, Фима опустил глаза. Злата не было — он ещё вчера ушёл к войску. Потом ушёл и я — под охраной трёх эльфов. Так Мих попросил у Фимы на всякий случай. Я им всё равно был не нужен в этой волоките, после того, как отказался что-либо подписывать. Я боялся, что Мих в суматохе подпихнёт мне какое-нибудь обязательство просидеть лет десять на троне. Читаю я здесь очень медленно и могу не понять некоторых тонкостей — лучше уж нигде свой автограф не оставлять. Меч посмотрел на меня крайне выразительно, но я упёрся. Ругаться при посторонних он не стал, и небрежно-снисходительным взмахом руки разрешил мне идти. Я разозлился. Мог бы и повежливее. Сдержался и молча вышел, утешаясь тем, что своей цели достиг. Меня интересовало, как они будут решать проблему бесчинств в городе, но, похоже, именно поэтому нас и сопровождало так мало воинов. Все вокруг уже привыкли к постоянной смене власти, и старались обойтись малой кровью. Или только Светлый меч старался ей обойтись — уточнять я не стал. Выяснилось — часть войска всё ещё на месте, а остальные патрулируют город. Как это выглядело, я не знал. На следующий день были назначены массовые народные гуляния. Завтра на них посмотрю, если выберусь. И завтра же насчёт возвращения домой поговорю. Ночь я не спал, проигрывая в уме варианты разговора. Три из них кончались дракой, пять — моими глухими рыданиями на груди у Злата, двенадцать — пьянством до потери человеческого облика, семьдесят девять — битьём головой о стенку. Чьей головой — моей или Миха — решалось каждый раз по-разному.

Суббота, утро.

Утром мы со Златомпод охраной тех же трёх эльфов отправились в замок. С удивлением я разглядел, что внутри крепостной стены разбит вполне приличный сад, лужайки, есть и пруд со скульптурой. Да и замок таким мрачным уже не выглядел. Прислуга и охрана склонялись перед нами едва не до земли. Георгий, Фима, Мих и Роксана ждали нас в тронном зале за всё тем же обеденным столом. Не сказать чтобы Мих выглядел очень радостно. Устал, наверно, или никак не может осознать, что пришиб-таки наконец своего извечного врага. Гоша всё не мог выпустить из рук деревянные предметы — на этот раз кисти. И был чуть измазан краской.

Мы поели — очень неплохо, и приступили к завершающей части.

— Мих, — начал я без разбега, — ты обещал отправить меня домой. Твоё дело закончено, мне пора. Вроде как ты говорил, что портал здесь?

— Соврал, — равнодушно признался меч, — портала здесь нет. Надо же было как-то уговорить тебя прийти сюда. Пока надо посадить на трон следующего Светлого Владыку. Придётся подождать.

Он посмотрел на меня и нагло улыбнулся. От его ухмылки у меня потемнело в глазах. Сволочное оружие сидело совсем рядом и скотски ухмылялось. Мерзавец! Никогда мне отсюда не выбраться. Никогда… Никогда… А я ещё его прикрыть пытался… Вот дура-ак!

— Дрянь! — заорал я, и от души врезал. От всей души. За все эти недели.

… Свалил на пол и вцепился в горло. Мы покатились по полу. Хрипели, рычали. Потом я сидел на нем сверху и бил головой о мрамор… Кажется. Или мне это померещилось?

Очнулся я в железной хватке Злата с Фимой. Они держали меня за руки, я вырывался и матерился. Никогда не думал, что знаю подобные слова…

Успокоился я, когда Роксана упала на колени рядом с лежащим без движения мечом и перепуганно запричитала:

— Михушка, родненький, ты что? Ми-их, очнись! Эй, ты что?

Она принялась трясти его за плечи и хлопать по щекам. Меч не реагировал. Да не может быть, не убил же я его?

— Ми-их, — рыдала Роксана, — Мих…

Безрезультатно.

— Ты что сделал, скотина? — вцепилась она в меня, вибрируя всеми косичками и цепочками. И попыталась расцарапать лицо. Не успела. Фима перехватил мою вторую руку, а Злат принялся оттаскивать Роксану.

— Убью! Лично урою, если с ним что-то случилось! — визжала красотка. Цепочки согласно звенели.

— Всё нормально, не психуй, — хмыкнул Мих, поднимаясь. Под глазом у него наливался фингал, с губы капала кровь. У него может течь кровь. А почему нет? — Отдохнуть мне немного захотелось и посмотреть, как ты кудахчешь… Интересно всё-таки… Ну что, Витёк, полегчало? Фима, да отпусти ты его…

— Дурак, — надулась Роксана, — шуточки у тебя…

А Фима меня отпустил. Зря. Я рванул вперёд. Моё отчаяние требовало немедленного выхода. Зубами ему в глотку вцеплюсь. Как незакодированный вампир.

— Ну хватит, успокойся, — сощурился меч и коротко врезал мне под дых.

Очнулся я на полу, среди осколков посуды, серебряных мисок, кусков мяса, рыбы, грибов и подливки. Моя голова лежала на коленях у Фимы, ладонями он сжимал мне виски.

— Зачем ты так? — спросил он грустно. — Ты что, не видишь, как ему плохо? Сейчас умоешься, и пойдём нормально поговорим.

— Да с чего бы ему плохо? — простонал я. — Тёмного сделал, задачу выполнил. Заняться, что ли, больше нечем? Пусть вон на трон садится и правит… Это мне плохо… не представляешь как… домой хочу… сил больше нет, выть охота…

— Ты что, Витёк, ничего не видишь? — вздохнул маг. — Ах, да, ты же вчера ушёл… Впрочем, и сегодня уже всё понятно… Я бы на его месте тоже… да… Ладно, вставай, пошли.

Его величество меня отмыл, магически высушил и повёл в рабочий кабинет Светлого уже владыки. Ещё непонятно чей. Мной овладела полная апатия. Она не то, что рядом шла, она навалилась на руки и плечи и шептала на ухо что-то совершенно безысходное. Мих сидел за столом и тупо таращился в какой-то документ. Их перед ним была целая стопка. Выглядел он действительно хреново, хотя никаких следов удара на лице видно не было. Сейчас я спокойно — спокойно — услышу свой приговор. И надо будет как-то жить дальше. И как? Меч поднял на меня отсутствующий взгляд и сказал:

— Извини, Виктор, я был не прав. Погорячился. Устал я просто. Если хочешь — отправлю тебя домой прямо сейчас и отсюда. Но лучше сделать это поближе к месту твоего прибытия, тогда и в своём мире окажешься где-то там неподалёку. И я прошу меня простить еще и за позавчерашнюю выходку — извини, пожалуйста, я просто переволновался. И за тебя в том числе. Спасибо, что кинулся меня защищать. Просто сразу я не смог оценить благородство твоего поступка. Я очень тронут, глубоко раскаиваюсь и ещё раз прошу прощения. И вообще, я хотел просить тебя задержаться и съездить со мной и с Фимой на свадьбу Злата. Пара-тройка дней вряд ли что решит, а Злату приятно будет. К тому же что здесь ехать, что в твоём мире тебе пешком идти до ближайшего посёлка — ты немного по времени выиграешь. Фима, если тебе будет угодно, могу называть тебя Герой или Альдом…

Что-то очень-очень большое сдохло. Чрезвычайно большое. Такое большое-пребольшое, что дальше и некуда… Ах да, он же Тёмного позавчера убил. Тогда всё понятно.

— Да не надо, — сочувственно улыбнулся маг, — будет у меня три сокращения от имени. Я привык уже. Прислать тебе Злата?

— Зачем? — попытался ухмыльнуться Мих. — Ты полагаешь, я так нуждаюсь в утешении? Да прям сейчас! И не смотри на меня так, устал я, всего-навсего. Двое суток не спал, и сегодня всю ночь переговоры вёл. Гарантии безопасности новому Владыке, экономическая политика, то, сё… А под утро развлекался отчётами агентов — двойных, тройных, дюжинных… Особо порадовал донос бывшему владыке от твоей подданной — Услады. Она, по-моему, на всех, кого только можно работает.

— Да? — чуть улыбнулся Фима. — А Анд отрекомендовал её как опытнейшего агента…

— То-то её отчёт о рогах не в те руки попал… Или в те — но сразу в обе. Меня она обозвала неуправляемым наглецом и жмотом с садистскими наклонностями, а Виктора — туповатым мямлей и рохлей… Прямо так и написано «Пресловутый меч света производит впечатление полностью неуправляемого наглеца и жмота с ярко выраженными садистскими наклонностями…» — вот дрянь! Жаль, тебя не видела, интересно было бы почитать… Сегодня высплюсь, утром в норме буду. Если всё нормально пройдёт, то завтра на свадьбу и поедем. И пусть эта стерва только попробует хвостом вильнуть — самолично её тритона утоплю!!!

Кинжал вонзился в столешницу по рукоять. Мих удивлённо уставился на него.

— Н-да… насквозь… — выдернул и спрятал. — Виктор, так ты что решил — отправлять тебя домой сейчас, или до свадьбы заживёт… тьфу, подождёшь?

Не врёт? Неужели не врёт?

— Не вру, — хмыкнул Мих. — И я вполне вменяем. А Злату приятно будет.

— Ладно, — решил я. Надо бы бежать, пока он не передумал, но… Злат столько для нас сделал… не по-человечески сейчас слинять будет. — Съезжу на свадьбу. И правда, нехорошо такого чудного парня огорчать. Только мне подарить ему нечего.

— Вот и замечательно, — чуть обрадовался Мих. — Фима, возьми Виктора с собой в город, ты же собирался. Сегодня как раз празднество по поводу восхождения на трон Светлого владыки, заодно и подарок присмотрите. Витёк, а ты на столицу поглядишь… Давай я тебе из остатка от платы за рога денег Злату на подарок выдам — там ещё ого-го сколько…

И снова с отсутствующим видом уставился в пергамент. Спрашивать, кто Светлый Владыка я не рискнул. Чтобы опять в драку не полезть. Хотя, когда так хреново — подраться — самое оно. Похоже, Мих меня специально спровоцировал и останавливать не стал.

— Не ты, успокойся, — услышал я, уже собираясь повернуться к двери.

Самое разумное, подумал я, — если Светлым Владыкой станет он сам.

— Думаешь? — посмотрел на меня меч. — Впрочем, мои личные проблемы это могло бы решить…

И принялся затирать пальцем дырку в столешнице.

— Фима, — спросил я в коридоре. — Твой гонец что, соврал насчёт русалки? С ней не так что-то?

— При чем тут русалка? — удивился маг. — Ничего он не соврал, ждёт она. Пока. Только сбежать-то и за один день можно… Любовь с первого взгляда называется. Бывает. По себе знаю.

Суббота, день.

Не знаю, можно ли было назвать это всенародным празднеством, но город веселился. На улицах приплясывали кучки молодых и не очень парней и девушек. Стражу никто не задирал, следов погромов не наблюдалось. В каждом шестом-седьмом доме игрались свадьбы. Я долго ломал голову, как это может быть связано с победой Светлого меча, и решил, что при наступлении стабильности семьи создавать проще.

И ошибся. Потому как один из сопровождающих нас повсюду шестерых королевских телохранителей вдруг поинтересовался у молодого парня, где здесь дом терпимости.

Фима недоумённо оглянулся на охранника и слегка шевельнул бровью.

— Родственниц и знакомых своих ищу, — смутился эльф, — все сюда уехали. Домой позвать думал. Извините, ваше величество.

Оказывается, эльфы краснеют, как и люди, а вовсе не зеленеют. Цвет лица телохранителя сравнялся по интенсивности с цветом королевских волос. А говорят ещё, что у эльфов свободные нравы.

— И где? — обратился Фима к раскрывшему рот парню.

— Нету, — ответил парень. — Вы что думаете, свадьбы повсюду играют? Ни одного борделя в городе не осталось. Все содержательницы разорились, срочно харчевни открывают. А наши местные в домах этих работать не хотят — замуж хотят. Надоело, говорят, пошлялись вы, мужики, и будет, женитесь, если женщина нужна. И куда деваться? И я три дня тому как женился… Вы не знаете, ваши ро… в смысле женщины ваши, ну эльфийки, они больше не вернутся?

— А куда они делись? — удивился охранник.

— Домой уехали, — вздохнул парень, — король у них объявился. Они, как об этом узнали, все сразу и засобирались. А других у нас в борделях и не было. Впрочем, если три квартала пройдёте, а потом два раза направо повернёте, то дюжину-другую своих застанете ещё. Только они уже к отъезду готовятся, не работают… А жалко, такие красивые вдруг стали! И светятся, представляете?

Ничего себе, молодой муж… Точно знает, куда идти, где дамы ещё не разъехались…

В Академию Фима собирался через три ступеньки, то бишь полтора часа, поэтому нам относительно всё равно было, куда идти, и мы направились к борделю, поискать знакомых эльфиек телохранителя.

Вот так: то его королевскому величеству в библиотеку ночью приспичит, то в бордель днём. Маг, что с него взять.

Эльфийки действительно уезжали. У игриво расписанного забора стояли телеги, куда светящиеся зеленоволосые девушки стаскивали вещи. В основном — предметы домашнего хозяйства — котелки, горшки, ложки, миски. Котелков было мало, деревянных мисок — много. У эльфов что, посуды в лесах никакой нет? Только в королевском дворце ей пользуются, что ли? Вдоль забора стояло человек пятьдесят мужчин всех возрастов, откровенно утиравших глаза и носы рукавами.

— Далирушка, — всхлипывал немолодой уже мужчина с седой бородой, — останься, родная. Замуж за меня выйдешь, похоронишь дюжины через три лет — и лети к своим! Люблю я тебя! Сколько денег на тебя здесь оставил! Не уезжай…

Ослепительная эльфийка молча забрасывала на телегу бочку литров на пятьдесят. И вталкивала в неё, как матрёшек, бочки поменьше. Еще четыре девушки уже погрузились на телегу и тронулись в путь, сопровождаемые тоскливыми взорами брошенных мужиков. Телегу слегка потряхивало, бочки и ложки жалобно перестукивались.

— Инел, — обратился Фима к одному из телохранителей, — у нас дома что, проблемы с утварью для приготовления пищи? Неужели рядовые лесничие и охотники лишены возможности приобрести котелки и миски? Ладно бы миски золотые или серебряные, но деревянные…

— Нет вроде, — растерянно ответил охранник, — я сам не понял, куда им столько… Неужто я для своей жены кастрюли дома не найду? Спросить?

— Не надо, — маг изучал отъезжающих девушек, — а скажите, наместник ещё не прислал мне проект указа, где и как мы будем размещать наших блудных дочерей? Где он собирается изыскивать для них жильё, денежную помощь, работу — не по лесам же им бегать, после стольких-то лет жизни в городе. И они же не только из столицы поедут, а изо всех окрестных городов. Мы вообще в состоянии принять сразу столько народу? Или он рассчитывает, что они все за два дня выйдут замуж, и это будут уже проблемы их супругов?

— Эээ… — замялся Инел. — Ваше величество, я сегодня же этим займусь. Составлю проект указа, принесу вам, потом пошлю согласовать с наместником и советниками… Они, наверно, просто ещё до дома не доехали. Там не в курсе, что они возвращаются, и сколько их. К вечеру всё готово будет.

Он, оказывается, ещё и секретарь. В этот момент нас заметили. Из полутора дюжин девичьих глоток вырвался дружный вздох, и все они рванули к нам. Охрана сомкнулась кольцом вокруг его величества, но девицы повисли у телохранителей на шеях, дрыгая ногами и покрывая парней поцелуями. Причём на каждом висело как минимум по три.

Отдрыгав ногами, девицы спрыгнули на землю и принялись хором умолять охрану позволить им облобызать руку или край одежды возлюбленного монарха. Как они его узнали, для меня осталось загадкой.

— Ваше величество, — стонали девушки, — позвольте дотронуться до края вашей мантии! Ходят легенды, что ту, кто до неё дотронется, ждёт счастливое замужество и прибавление в семействе! Ваше величество, позвольте облобызать вашу королевскую руку! Мы столько лет вас ждали, столько надеялись… За что нам такое счастье выпало — короля лицезреть? Могли ли мы на это надеяться в этом ужасном, скучном и грязном городе?

Неуловимым жестом Фима заставил охрану расступиться. Девицы действительно с благоговением прикладывались к его руке, вот только от коричневой мантии за пару минут ничего не осталось — её всю разорвали на лоскуточки. Фима воспринял это с королевским достоинством — снисходительно улыбнулся и позаимствовал зелёный плащ у близкого к обмороку охранника. Едва плащ коснулся королевских плеч, как его постигла участь мантии. Больше портить плащи Фима не стал, зато произнёс перед девушками небольшую речь о том, как их заждались дома истосковавшиеся женихи. Все, как одна, эльфийки тут же упорхнули обратно, погрузились на телеги и тронулись в путь, прижимая к груди кусочки королевского одеяния. И не только королевского. У трёх охранников плащи приобрели изысканно лохматый вид. Всхлипывающие мужики махали вслед уезжающим пассиям и утирали носы, усы, бороды и глаза. Мы развернулись, и пошли за Фимой в Академию. Тащиться туда мне не хотелось совершенно — поэтому я, помявшись, спросил — не выделит ли мне его величество провожатого — поискать подарок Злату. Фима просиял, и отправил со мной трёх охранников в наиболее пострадавших плащах. Инел схватился за сердце, пробормотав что-то вроде «как же так, мы же свита», в результате чего был немедленно откомандирован в замок работать над проектом указа о приёме и расселении репатрианток. И мы с его величеством повернули в разные стороны.

Я таскался по лавкам в сопровождении охранников. Разглядывал дома — обычные двухэтажные избы, и глазел на свадьбы. Проблема состояла в том, что я совершенно не представлял, что можно подарить сухопутному жениху и водоплавающей невесте. Кольца? Не видел я колец на русалках. Бусы? Какие бусы под водой. Постельное бельё? Ха-ха, и ещё ха-ха. Посуду? Сомнительно. Больше всего мне хотелось преподнести ей верхнюю часть раздельного купального костюма, но, во-первых, их здесь ещё не изобрели, во-вторых, нужный мне полуторадюжинный номер вряд ли бы нашёлся, и, в-третьих, Злат мог меня не понять. Спросил о свадебных обычаях русалок у эльфов — те пожали плечами. У них подобных браков ещё не заключалось. Мы заглядывали во все лавки подряд — ничего такого, что могло бы не бояться воды, и при этом сойти за подарок, я не нашёл. Решил вернуться в замок и проконсультироваться с Михом. Пошли обратно. Город пьянел на глазах. По улицам в обнимку гуляли парочки, во дворах надрывалось свадебное веселье. На всех углах целовалась и пила молодёжь и не очень.

Моё внимание привлекли характерные крылья. Компания из трёх вампиров расположилась на перекрёстке, непрерывно отхлёбывая из походных фляг. На вампирах висело штук восемь юных горожанок с горящими глазами, поглаживая крылышки романтических красавцев.

— Вы не понимаете, — всхлипывало в экстазе белокурое и большеглазое создание лет пятнадцати, впрочем, вполне уже зрелое и оформившееся, повиснув на знакомом мне шорнике, — вы… вы не такой, как все! Вы — крылатый! О, ваши крылья — это символ моей свободы! Вы не представляете, в каком мрачном, душном и скучном мире мне приходится жить! Мать только одно твердит — готовь, стирай, подмети, воды принеси! Серость, ничтожество! Ничего, кроме своей готовки знать не хочет! Отец, о-о, он ничего не понимает! У него нет ничего духовного, никаких запросов, только деньги, приданое, еда! Нашёл мне жениха — молокососа всего на год старше, хочет замуж выдать! А я хочу полёта! Полёта! Я не такая, как все, и вы — не такой! Унесите меня отсюда… да… на крыльях нашей любви и страсти! Заберите меня из этого гадкого злобного мира, к себе, к полёту!

Шорник отхлёбывал из фляжки и таинственно улыбался, чуть обнажая клыки. Девица млела и таяла.

— Вас так мало здесь, — скулила её соседка, вешаясь на другого вампира, — но ведь вы живёте в своих сказочных замках! Заберите нас туда, может, мы сумеем там найти своё счастье, мы ведь другие, не такие, не как эти зажравшиеся и обрюзгшие горожане! Мы сможем оценить красоту ваших крыльев! Мы понимаем романтику и чистоту любви, унесите, унесите, унесите нас из этого болота!

Рядом со мной за этой душераздирающей картиной наблюдал мужик едва ли старше меня, сильно смахивающий на прилипшую к шорнику девицу.

— Послушай, — обратился я к нему, — сбежит ведь с ним эта дура. Ты вампиров видел? Я — видел. Алкаши все беспросветные, жить с ними невозможно. И бабы их через несколько лет бросают. Помыкаются-помыкаются, да и уезжают кто куда. Останови идиотку, кто ты ей, брат?

— Отец я, — ответил парень. — Пусть бежит. Я уже и сам собирался выпивки прикупить, да ехать к вампирам её сватать. Полностью двинутая, стыдно, моя дочь, не отопрёшься, а ума ни капли… Сидит у окна целый день, вздыхает, на небо смотрит и скулит: «Душно мне здесь в этой грязи, улететь хочу…» Ни стирает, ни убирается, пожрать приготовить — и то не умеет. Пятнадцать лет девке, еле жениха ей в другом городе нашёл, уж такое приданое пообещал! Наши все над ней смеются, так нет — заартачилась… А у меня ещё младшенькая — чему она у сестры научится? К тому же дуры эти через пяток лет от вампиров-то шёлковые возвращаются — всё умеют, приданое сами себе везут, и справным мужиком брезговать не станут. Если честно — никаким мужиком брезговать не станут. Пусть, сил с ней нет… Съесть он её не съест, а мозги вправит как следует…

Шорник подхватил девчонку на руки и взлетел. От счастливого визга заложило уши. Вампир кружил над нами, девица глупо хихикала и дрыгала ногами. Измученный отец усмехнулся и ушёл.

Когда я в сопровождении трёх эльфов уходил с перекрёстка, в воздухе кружили три вампира с девицами в объятиях.

Суббота, вечер. — Воскресенье, день.

Фима пришёл в замок чуть позже и слегка навеселе. Ему было хорошо, и он светился — не тем светом, каким светятся эльфы, — а просто от хорошего настроения.

— Договорился я насчёт работы, — счастливо засмеялся он, — по две-три дюжиницы, три-четыре раза в год, в зависимости от ситуации дома, ещё и к себе смогу пару учеников взять…

То-то будет наместнику радость, подумал я.

Потом Фима немного погрустнел и рассказал про полный упадок магической науки, которую надеялся довести лет за пять до нужного уровня, и как раз пытался втолковать мне составленную им программу подъёма знаний, когда к нам подошёл посыльный и срочно потребовал в рабочий кабинет к «господину Мечу света».

«Господин Меч света» встретил монарха злорадной ухмылкой, небрежно помахивая зажатым в руке пергаментом.

— Твоё величество, — ухмыльнулся меч, — что за позорящее эльфийский род донесение перехватили мои лазутчики? Ай-яй-яй, твоё величество, — ханжески улыбался меч, — ну, допустим, я еще могу понять и даже где-то одобрить твоё поведение, но что мне сказать наместнику? Что он сам виноват, и надо было назначить тебе в охрану хотя бы пяток баб? Позор, просто позор!

— Что ты несёшь? — удивился маг. — Каких баб в охрану? Переутомление? Так и не спал?

— Если бы, если бы, — похабно скалился Мих, — нет, увы, твоё шокирующее поведение начисто отбило у меня желание спать. Фима, как ты мог? Скажи мне, неужели нельзя всё было решить тихо? Неужели здесь в замке тебе было бы хуже, чем на улице? Это что, перверсия у тебя такая?

— Да что случилось? — сдался наконец Фима.

— Как что? — притворно удивился меч. — Вот, зачитываю: «сразу при вступлении в город король прошествовал в бордель, где принял участие прямо на улице в отвратительной оргии с полутора дюжинами девиц лёгкого поведения, на глазах у более чем четырёх дюжин лиц мужского пола, людей по происхождению, в каковую оргию вовлёк и шестерых телохранителей, которые не смогли противоречить своему монарху. Особую тревогу вызывают следующие отклонения в поведении его величества: например, он испытывает удовольствие, когда девушки на улице целуют ему тыльную сторону кисти, а также склонен к фетишизму — позволил разодрать свою королевскую одежду на предметы сексуального характера, и цис- и гомесвестизму — с наслаждением надел плащ простого охранника… Особенно печально, что…» дальше уже специфические термины… Фима, как ты мог? Виктор, неужели это всё правда? И ты при этом присутствовал? Неужели ты сохранял целомудрие только потому, что тебе нравится подглядывать? Стыд и позор! Виктор, Фима, как я в вас обоих ошибался!

Мих издевается, что ли? Придурок, блин, сам извращенец со своим чувством юмора!

— Что это? — Фима не знал, как реагировать. Поэтому протянул руку за пергаментом. Мих молча отдал ему пасквиль.

— Фетишизм, — бормотал удивлённый король, — вуайеризм… цисвестизм, гомесвестизм — эти два вообще первый раз слышу…

— Да я тоже до сих пор не слышал, пока ты не начал этим порокам предаваться, — меч откровенно наслаждался ситуацией. — Чего только с вами не узнаешь… Витёк, ты в курсе, что это такое?

Я ошарашенно замотал головой.

— Мих, откуда у тебя эта гадость? — маг пошёл красными пятнами.

— Ты дальше читай, — балдел меч. — Про то, что в Академии было…

Фима глянул в конец страницы и позеленел, едва не разорвав пергамент.

— Какая сука это сочинила?! — взвыл он.

— А там написано, — безмятежно отозвался Мих, — листик-то переверни…

— Донесение наместнику Анделиенариадериэлю от агента дюжина-дюжина-восемь Усладириэль Светлоликой, — зачитал Фима. — Это не подстава?

— Не-а, — отозвался меч. — Она следила за тобой, мои люди — за ней… Подлинность подписи и почерка можешь потом проверить, и там ещё личный шифр с магической защитой.

Фима провёл рукой над листом.

— Вот дрянь! — сплюнул он в сердцах. — Илен!

В кабинет влетел секретарь-охранник и вытянулся по стойке смирно.

— Илен, — очень доброжелательно улыбнулся король, — скажите, какое у нас сейчас самое отдалённое вампирье поселение?

— Зандерили, — резво доложил охранник, — пять дюжин дней конного перехода на северо-восток, расположено на болотах, по данным трехдюжиннолетней давности насчитывало до куля жителей!

— Так вот, Илен, — Фима улыбался всё доброжелательнее и доброжелательнее, — корона срочно нуждается в опытнейшем агенте в этом поселении. Пишите указ о переводе туда агента дюжина-дюжина-восемь Усладириэль Светлоликой. В её обязанности входит написание ежедневных отчётов о поведении жителей этой деревни. Подробно документированных, не менее чем по два мешка рун в каждом, и на три ближайших куля лет. Письменные принадлежности выделяет корона, а пергамент или бумага для докладов — за счёт агента, пусть организует производство на месте. Не разбирать же мне каракули на бересте. И сделайте ещё копию указа.

Илен подошёл к столу и резво написал указ и копию.

— Легенда? — осведомился он.

— Сбор материалов для диссертации на тему «Социальный уклад, быт и нравы вампирьей общины, и их эволюция на временнОм интервале в три куля лет», — ни на секунду не задумался Фима, подписывая листки, — диссертацию агент и в самом деле может написать, я не возражаю. Найдите агента, она в городе, вручите ей копию указа, пусть отправляется немедленно. И не забудьте снабдить агента мешком гусиных перьев и двумя бадьями чернил.

— Будет сей момент исполнено, — отчеканил секретарь, — давно пора!

И исчез за дверью.

— Ну вот, — вздохнул Мих, — а теперь отсыпаться, и завтра выезжаем на свадьбу. Днём наверно, поспать охота… Хотел по реке, но куда лошадей девать? Виктор, подарок не купил?

Я огорчённо развёл руками.

— Вот и я не знаю, что подарить, — согласился меч, — что им может пригодиться? В воде-то?

Мы ещё немного потолковали насчёт подарка, и я всё-таки рискнул спросить:

— Мих, а кто на царствии-то останется?

Кинжал остановился в миллиметре от столешницы.

— Витёк, иди отдыхай, и… — ответил меч так ласково, что «…ди» я услышал уже за дверью, утирая пот со лба.

Через минуту меня догнал Фима и принялся читать мораль:

— Виктор, как тебе не стыдно, нельзя же быть таким бестактным… Он только-только немного в себя пришёл…

Вопроса, кто останется править, я ему не задал. Не захотел показаться бестактным. Надеюсь, всё же Мих. Самое разумное. Может, он коронуется после возвращения со свадьбы? Или короновался, пока мы в городе извращениям предавались?

Мы с Фимой вышли в сад — просто посмотреть на звёзды перед сном и подышать воздухом — спать, в отличие от меча, мы не сильно хотели. Было тепло, траву шевелил лёгкий ветерок. Где-то на другой стороне замка нежный девичий голос выводил… У меня перехватило дыхание. Ностальгия проснулась и повисла на шее, безжалостно сдавив горло.

«Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…» — проникновенно пела Роксана.

— О чём поёт, знаешь? — спросил Фима, глядя в моё перекошенное лицо.

— Знаю, — выдавил я, — песня про девушку, которая никак не может соединиться со своим возлюбленным. Никогда не понимал традиции петь её на свадьбах — тоскливая очень.

— Тоскливая, — печально согласился Фима. — Я пойду, ты как?

— Я тоже, — ответил я. Слушать Роксану сил не было.

Мы уезжали днём. За воротами нас ждали наши осёдланные лошади — Феррари, Серый, Акура и Ласка. Неподалёку гарцевал отряд эльфов — более трёх дюжин. Некоторые собирались отколоться от нас по пути и свернуть домой, некоторые пожелали проводить короля на свадьбу. За эльфами ехали вампиры — на седле у каждого сидело по симпатичной девчонке, ещё с полдюжины девиц ехало сзади на лошадях. Дурочки млели и блаженно улыбались. На отдельной лошади вампиры везли великий артефакт — Фима подарил им бочку-самогонку на память, в залог будущей дружбы и тесных экономических отношений. Крылатые романтические красавцы смотрели на артефакт так, как влюблённые девицы смотрели на их бледные лица с горящими глазами.

Мих стоял рядом с Серым, дожидаясь, пока мы подойдём к своим лошадям. Выглядел он заметно лучше, выспался, наверно. Я похлопал Акуру по шее и собрался поставить ногу в стремя…

— Злат, подожди, Злат! — донёсся от ворот крик Роксаны.

Красотка подбежала к Злату и протянула ему кожаный мешочек.

— Держи, — выдохнула она, — это ещё и моя доля с судебного процесса. Пусть твоей Златке пойдёт, ладно? Вдвоём на эти деньги пару приличных домов построить можно… Давай, женитесь, и детишек вам побольше!

Она подпрыгнула и чмокнула Злата в щёку. Потом резко отвернулась, сделала шаг назад, застыла, крутанулась на каблучках и с рёвом повисла у Миха на шее.

Я поднял взгляд. Шагах в десяти позади нас стоял Гоша и смотрел на Роксану.

.

Глава 29. Каждому клинку — свои ножны

Я поднял взгляд. Шагах в десяти позади нас стоял Гоша и смотрел на Роксану.

Хлюп-хлюп.

— Мих, милый, ты пойми, я не могу его так оставить, он такой ранимый, хрупкий, ему же надо помочь управлять страной, кто поможет, как не я…

Хлюп-хлюп.

Ну да, а без тебя он пятнадцать лет никак не справлялся.

— Михушка, ты только не переживай, пойми, ты сильный, смелый, сам со всем справишься, а он… о нём заботиться надо, он такой… такой… такой… беспомощный, как же я его оставлю?

Хлюп-хлюп.

Ну да, беспомощный — демона в бараний рог скрутил и двенадцать с лишним лет на цепи держал.

— Он же как меня увидел, сразу влюбился, слова грубого не сказал, а портреты какие? А смотрит как? Как же я его брошу, он же меня любит, меня никто так не любил…

Хлюп-хлюп.

Ну да, двенадцать лет женщин не видеть — в первую же попавшуюся и влюбишься.

— Мих, ты же психопат, с тобой жить нельзя, помнишь, как ты в меня семьдесят два ножика бросил? Я тогда и дышать и шевелиться перестала, боялась, дёрнусь и под лезвие подставлюсь? Помнишь?

Хлюп-хлюп.

Ничего подобного, я был в абсолютно здравом уме и твёрдой памяти: мне просто захотелось узнать, сколько ножиков и с какой скоростью в тебя надо кинуть, чтоб ты перестала визжать. Кто ж виноват, что ты заткнулась ровно на семьдесят втором? Могла бы и на втором замолчать. Нет, надо меня психопатом выставить было.

— Мих, ты только не переживай, слышишь? Ну скажи мне, что ты не переживаешь и не запьёшь с тоски? Ты не очень переживаешь? Не очень?

Хлюп-хлюп.

Не очень. Так, укол по самолюбию. Отсрочка от женитьбы даже где-то радует — не готов я ещё к серьёзным и длительным… Догулять бы надо.

— Да не очень. Так, небольшой укол по самолюбию, переживу. Можно подумать, это у тебя первый Гоша.

Но точно последний. Впрочем, я ещё могу и передумать… будет тогда не последний Гоша, а предпоследний…

— Что-о??? Как не переживаешь?!!! Я всю ночь не спала, думала, ты страдаешь, а тебе, гад, всего-навсего укол по самолюбию?!!!

— Да? Так тебя можно поздравить? Я так наоборот — первый раз за всё время хорошо выспался.

— А-а… что? Тупая бесчувственная скотина!

Сейчас обзовет кухонным ножиком.

— Ножик кухонный! Я страдаю, а тебе всё равно!!! Мог бы и сделать что-нибудь!!!

Да прям сейчас, разбежался. Делать мне больше нечего — хватать тебя за руку и тащить с собой. А потом всю жизнь выслушивать, что разбил твою высокую и чистую любовь с прекрасным парнем. Лучше я пяток лет подожду, а там сама придёшь. Кто ж тебя дольше выдержит? Только я и выдержу. Если не передумаю. Тьфу, махать мечом куда проще, чем решиться на совместную жизнь с одной-единственной. Так что и ты погуляй ещё, и я пока оторвусь по полной.

— Не понял, я думал ты переживаешь, что я могу страдать. Так я вполне спокоен, что тебе опять не нравится? Или ты страдаешь от того, что я не страдаю?

— Скотина! Тупица! Железяка! Так я пошла?

Зато хлюпать перестала. Злиться полезно.

… И, кажется, я теперь знаю, как вас обезопасить… Ты примешь это за издёвку и утончённую месть. Может, это так и есть?

— Георгий! — кричу я и, отцепив Роксану, иду к нему. — Георгий, я хочу просить тебя об одном одолжении.

Жестоко. Неужели я так взбешён и ревную? Просто потому, что меч — разрушает, а кисть — творит?

— Ты увёл у меня женщину, на которой я собирался жениться после этого похода.

Бледнеешь, стерва? Я и правда собирался. Две свадьбы бы и сыграли.

— Но ты вернул мне свободу, — как двусмысленно это звучит, самому нравится, — и я хочу просить тебя принять мой прощальный дар. Твои навыки владения мечом никуда не делись после изгнания тёмного. Это теперь навсегда с тобой. Я хочу быть уверен, что с Роксаной ничего не случится. И в случае чего ты сможешь её защитить. Ты сейчас безоружен. Возьми от меня в подарок этот клинок — в этом мире он лучший, я сам его ковал… Возьми меч, Светлый Владыка!

Опускаюсь на одно колено, протягиваю ему клинок.

— НЕТ! — орёт Гоша и прыгает от меня назад.

— Георгий, это не я. Это очень хороший меч, и всего-то. Он не сломается, не затупится, специально сделан под твою руку, но в бой он не поведёт и своим владыкой тебя не сделает. И в случае чего ты сможешь защитить им и себя и Роксану.

Скорее — себя. Она и сама за себя постоять сможет.

— НЕТ! Георгий, не смей! — это Виктор, бежит к нам, отталкивает меня от повелителя…

Так мне и не поверил. В очередной раз идиотом выставил… А я всего-то хотел, чтоб клинок Роксане почаще обо мне напоминал…

Картинка мелькнула и исчезла. Нет. Нельзя. Я ковал его для Георгия, но он никогда не поверит, что этот меч не опасен. Не поймёт, обидится. Никто из них не поверит. И они правы — мало ли кто может прийти в моём облике. Знал ведь, что не смогу вручить ему этот подарок. Так делал — душу отвести. А получилось неплохо. И никому из них не смогу его подарить — разве Злату. Но ему он не нужен. Жаль, клинок-то и правда лучший в этом мире.

Сделаю гравировку, загоню гному в Пореченске за бешеные деньги. А Гоше пришлю гномьих и эльфийских красок. Анонимно. Пусть экспериментирует.

— Так я пошла?

— Иди, а то Гоша извёлся весь. Не заставляй парня мучиться. Ждёт ведь.

Гоша, да что ж ты смотришь на меня так виновато, это я у тебя прощения просить должен. И знаешь ведь, с кем связался. Надо же — сразу понял, как увидел. И не испугался. Ты уже был прекрасным правителем. И будешь ещё. Что с Роксаной, что без неё. Потому что тоже ведь знаешь, чем всё закончится, а вот не попробовать не можешь.

Ксюха, я не скажу тебе, что буду тебя ждать. Но я буду. Верность, правда, хранить не обещаю. Но ждать буду, не привыкать. Иди.

— Ладно, ребята, садимся на лошадей, и с ветерком да и на свадебку.

Злат, будем надеяться, тебя-то твоя Златка дождётся. И Виктора тоже дождутся. Надеюсь. Да не смотрите вы на меня так!

Дорога мягко ложится под копыта, солнце припекает почти терпимо, ехать вдоль реки — одно удовольствие. Серый с Феррари по скорости не потягается, но мне и не надо. Русалки спят ещё. Нет, вон одна, высунулась, рукой машет. Интересно, а как оно — у людей с русалками? Тьфу! Придёт же в голову такая тупость! Кто там? Разбойнички? Хорошо бы! Никакого меча — только кулаком! Ну и ногами, ногами… Оторвусь по полной. Вот гады — слиняли, как только эльфийскую охрану заметили. Не придётся мне сегодня подраться, кто ж на такой отряд напасть решит. Догнать? Поди ещё докажи, что они разбойнички. Может, свернуть куда — диких вампиров поискать? Найдёшь их, как же, только зря время потеряем. Кому бы рыло начистить? Витька я уже бил, ну и он меня, Ксюха классно перепугалась… Стоп, о чём-нибудь другом. Фиму — нельзя, с охраной и вампирами тоже не подерёшься. Не судьба мне сегодня драку затеять, придётся ревность работой глушить, не спиртом же. Дров пойду нарублю. Нет, чтоб обрадоваться, смотрят на меня, как на прибабахнутого… Я вам дрова приволок, а вы глаза отводите! Придурки!

Фима, как всегда, на высоте, как у него так вкусно получается? И ведь ни капли магии. Надо будет попросить его, чтоб взялся на свадьбу готовить. Надо же, не успел. Злат краснеет и гудит:

— Фима, это… вкусно очень… Ты это… на свадьбу моим готовить не поможешь?

— Конечно, — скромно улыбается его величество. — Сочту за честь.

По лошадям и вперёд. Нам ещё скакать и скакать.

По ту сторону гор мы расстались с вампирами и дюжиной эльфов, догнав по пути десятка два телег с эльфийками.

Вторник — пятница

По ту сторону гор мы расстались с вампирами и дюжиной эльфов, догнав по пути десятка два телег с эльфийками. Горький опыт короля ничему не научил, он по-прежнему позволил всем желающим с ним раскланяться и облобызать руку. Вот только новую мантию просто снял и отдал девушкам — порвать на талисманы. Когда же телеги остались позади — достал из скатки ещё одну. С охранников плащи он больше снимать не рискнул. Наверно, обвинений в этом, как его… забыл… опасается. Придумают же идиотизм, а? И название ещё дадут. По мне — так это чистое использование служебного положения. Впрочем, плащи новые он охране наверняка за счёт казны выпишет, так что и здесь подкопаться не к чему.

Ко всему прочему его величество попросило отъезжающих эльфов и вампиров присмотреть за эльфийками и помочь им добраться до дома, потому как негоже женщинам одним без охраны путешествовать, да и всё равно им всем по дороге. Эльфы просияли во всех смыслах, а вампирьи невесты поджали губы и скорчили гримасы, но возражать не рискнули, сражённые таинственными клыкастыми полуулыбками женихов. Впрочем, уехали они все вместе и вполне довольные.

Мы мчались ещё три дня вдоль реки. Против ожидания, Мих всю дорогу вёл себя совершенно прилично, морды бить никому не рвался и пил не больше других — разве только дрова рубил с остервенением.

Свадьбу решили гулять на берегу возле славного города Пореченска, гонцов к родне Злата Мих, как выяснилось, послал ещё загодя, так что километра за два до стен города встречала нас шумная толпа людей и родственников жениха. Поди их отличи, в человеческом-то облике. Горели костры, стояли полевые кухни, шалаши и шатры, лаяли собаки — собаки ли? — и распевали певцы, аккомпанируя себе на гармошках и гуслях. Злат привставал на стременах и всю дорогу глядел на реку.

Было тихо, русалки не показывались, хотя ночами регулярно передавали, что невеста ждёт и готовится к свадьбе. Не может быть, если ещё и Злата бросят, это уже ни в какие ворота не полезет. Останусь тогда только я, и, если Мих всё же вернёт меня домой, а там… да не может быть — неужели Ленка за три месяца меня забыла? Как там Фима говорил — любовь с первого взгляда? Распущенность это, а не любовь с первого взгляда! Если и мысли не допускать об измене — никакая любовь с первого взгляда тебе не грозит! А если её искать, любовь эту, так и будет она каждую дюжиницу с первого взгляда, а то и чаще! А то я в отделе не слышал, как наши дуры по телефону любовь с первого взгляда обсуждают. Потому ни одна и не замужем. Что это я? Мне, вроде, семидесяти нет ещё, да и до трёх дюжин не так близко. Миха со Златом жалею, что ли? Так Злата жалеть ещё рано.

Злат спешился, торопливо расцеловался с братьями и матерью, и побежал к воде. Братья ростом и бородами ему не уступали, а мать едва-едва до локтя доставала. Мы соскочили с лошадей, оставили их эльфам — всё-таки королевская свита, это очень удобно! — и пошли за ним. С трепетом.

— Златка-а! — заорал на берегу охранник басом так, что река всколыхнулась, — Златка-а! Я вернулся!

Минуту-другую ничего не происходило, а потом вода вспенилась. Мелькали хвосты, руки, ноги, космы… Изредка на поверхность выныривала чья-то голова, изрыгала пару-другую ругательств и скрывалась под водой, плеснув хвостом. Мы растерянно смотрели на этот водоворот.

Внезапно из-под воды вынырнула голова невесты и с воплем: «Милый, я здесь!» снова скрылась под водой. «Зятёк, родной!» — послышался рёв бородатого тритона, которого тут же утянули под воду. Злат, как был, в сапогах и одежде, рванул к любимой. Через минуту он держал в объятиях рыдающую растрёпанную невесту. Она обнимала его за шею и ревела в голос. Река продолжала пениться. Злат принёс возлюбленную поближе к берегу и сел в воду рядом с ней.

— Что это… случилось? — гудел он.

— Не отдаё-от! — рыдала русалка. — Не отдаё-от, селёдка вонючая!

Вода по-прежнему бурлила, изредка выбрасывая нецензурные звуки.

— Что это… не отдаёт? — не понял жених.

— Прида-аное моё не отдаёт… — причитала русалка, — бывший мой, приданое не отдаёт… Куда я замуж без приданого? У-у-у! Моё, говорит… а у нас брачный договор был… ы-ы-ы… в случае развода — приданое вернуть… А он не отдаё-от! Позор, какой позор, как я замуж без приданого выйду?

Из воды показалась голова атлетического тритона, на котором висела толстая тётка и драла его за космы.

— Не отдам! — оскалился тритон. — Ни ракушки не получишь! Булькал я на наш договор!

И с ругательствами скрылся под водой.

Злат радостно и от души заржал.

— Да пусть это… подавится! — смеялся он. — Ракушками это… своими… У меня денег теперь это… полно! Мы это… судебный процесс выиграли… и это… Роксана тебе свою долю отдала…

— Какая Роксана? — сразу насторожилась русалка.

— Дык это… — Злат покраснел и принялся что-то шептать на ухо невесте, искоса поглядывая на жующего стебелёк Миха. Лицо русалки преисполнилось самого сердечного сочувствия и глубокой жалости.

— Угу, — согласился Мих, — пусть подавится. Тебе, помимо этого, треть денег за ликвидацию аномалии под горами причитается, уже договорились, подписали всё, от… — он замялся, — ну короче, ты понял. Завтра зайдём к Зинзивириэлю, если он не уехал, он и за выплатами присмотрит, и деньгами распорядиться поможет. А уехал — другого адвоката найдём. Треть прибыли — это ещё твоим праправнукам хватит. Полгорода купить точно можно будет.

— Нет, — всхлипнула русалка, — это ж вопрос чести! Как я без приданого замуж, засмеют же! У нас так не положено!

— Да это… начхать! — прогудел Злат. — Пусть… какая нам разница!

— Да? — робко улыбнулась было невеста, но тут из-под воды опять вынырнул тритон, на котором висел, надо полагать, бывший тесть, и на свою голову завопил:

— Эй, оборотень хренов, отними попробуй! Не отдам! Вся река над вами ухахатываться будет!

Тесть заматерился и снова утянул наглеца под воду. Злат был как раз увлечён страстным поцелуем с невестой, так что на выходку тритона среагировал не сразу. Сразу среагировал Мих.

— Слышь, Злат, — протянул меч, — ты бы вмочил недоумку, да и ракушки отнял. Начхать на них, но уж наглый больно, как бы он вам жизнь не попортил. Поучить превентивно надо бы.

— Пре… что? — удивился Злат, с трудом отрываясь от нежных губ возлюбленной.

— Упредительно, — пояснил Мих, — а то ещё и у следующей жены повадится приданое отнимать. Или мне с ним разобраться? Я так — с удовольствием, но невеста твоя вроде. Давай, вмочи ему, таких наглецов к порядку призывать следует. Только разденься, а то вся прибыль с шахты на одежду уйдёт.

— Надо, надо, — с улыбкой поддержал Миха Фима, — ишь, негодяй, ракушки у бывших жён отнимает!

— Надо, надо! — хором поддержали короля мать и братья жениха, а также десяток высунувшихся из воды русалок.

— Думаете? — почесал Злат затылок. — Ты как? — обратился он к русалке.

Та влюблённо смотрела на него.

— Угу, это… ладно… — решил жених, плавно перекинулся в лохматую шавку, выскочил из одежды, уже на серединереки трансформировался в медведя и нырнул. Русалки ахнули и тоже нырнули. Представление смотреть поплыли. Всё стихло.

Минут через пять из воды вынырнул медведеобразный Злат, держа тритона за хвост вниз головой. Огромная лапа мерно хлопала бывшего мужа по тому месту, откуда хвост начинался. Тритон бил руками по воздуху и орал благим матом:

— Отдам, отдам! Пусти, сейчас принесу!

Злат разжал лапы, тритон с бульканьем скрылся под водой, чтобы вскорости появиться с сундуком ракушек.

— На, — прохрипел он, подтаскивая сундук к берегу, — поздравляю с грядущим бракосочетанием!

— Это дело, — обрадовался Мих, — и учти на будущее — белые медведи, они не хуже русалок ныряют!

— Понял я уже, — мрачно сообщил тритон, нырнул, вынырнул и плюхнул рядом сундучок поменьше.

— На вот, от меня ещё подарок на свадьбу…

И уплыл. Надеюсь, подальше.

— Угу, — забасил Злат, — ну как… нормально?

Русалки в реке разразились улюлюканьем и бурными аплодисментами. Тёща утирала слёзы, тесть сиял, люди на берегу завистливо и восхищённо вздыхали, мать жениха открывала и закрывала рот, держась за сердце, а младший брат басил:

— Я это… всегда знал, что Цветик у нас талантливый… но чтоб настолько!

О как! Оказывается, всё-таки Цветик…

Когда жених оделся, русалки и родственники пришли в себя и пошли и поплыли: люди — за старостой для регистрации брака по обычаям оборотней, а русалки — за дамой, скрепляющей браки у них, Фима невзначай поинтересовался — сундук-то молодожёны открыть не собираются? Приданое как-никак. Злат пригладил мокрую бороду и откинул крышку. Пожалуй, треть-не треть, но дюжинная часть прибыли шахты там лежала, прикрытая полудюжиной ракушек сверху.

— Н-да, — протянул Мих, — и весь этот жемчуг ты бывшему мужу оставить собирался? Златка, предупреждать надо было… мы ж ваших обычаев не знаем…

Суббота

Ночь пили и гуляли — праздновали девичник и мальчишник соответственно. Утром расписывали молодых. Сначала по обычаям сухопутных говорящих — надев им венки на голову. Стояли молодые у берега по колено в воде. Понятно, что стоял Злат, а невесту на руках держал. Только он и мог такую объёмистую русалку на руках носить. Она, по-моему, ещё раздобрела за время ожидания. Волновалась, наверно, вот и заедала тревогу рыбкой. Потом по обычаям водоплавающих говорящих — осыпая на плаву десятью килограммами мелкой серебристой рыбёшки — для денежного достатка. На столь необычную свадьбу пришло полгорода, включая градоначальника, Зинзивириэля и начальника стражи. Я бы на месте Злата не обольщался — накануне Мих с Фимой зашли к адвокату и попросили помочь Злату управлять деньгами в случае чего. Так что слух о его богатстве наверняка пополз, и градоначальнику не зазорно было на этой свадьбе показаться. Но молодому мужу на все эти тонкости начхать было — он с невестой в реке плескался. Интересно, он и раньше так отменно плавал, или это побочный результат медвежьего облика? Адвокат начал светиться, как и положено эльфу. На вопрос короля, не собирается ли он возвращаться, улыбнулся и сказал, что не в состоянии расстаться с хорошей практикой и обожаемой работой. Фима его понял. Еда королевского приготовления была совершенно восхитительна, градоначальник облизывался, просил добавки, бегал от котелка к котелку, пробовал всё подряд, и всё норовил узнать, нельзя ли как-нибудь найти и переманить к себе в повара того волшебника, кто эти чудеса сотворил? За любые деньги! Каждый съел тройную норму с гаком, и напились не вдрызг — места в желудке на самогон осталось заметно меньше, чем рассчитывали, потому что не запихнуть в себя лишний кусочек столь изысканных яств не было никаких сил. Меня мучила совесть — мой подарок Мих молодожёнам деньгами отдал, причём за нас двоих, хотя алмазы были ещё гномьи, ко мне никакого отношения не имели, да и Злату деньги теперь не шибко нужны были.

— Ожерелье русалке сделает, — решил Мих, — оригинально будет, а то всё жемчуг, жемчуг…

Подарок его величества приплыл под вечер — здоровенный плот со вполне приличным домиком на нём, под рост Злата. Внутри плота имелось также нечто вроде бассейна, куда можно было заплывать прямо из реки, и огромная бочка с сиденьем внутри, где при желании могла поместиться даже столь объёмистая русалка, и даже если ещё вчетверо растолстеет, в случае если мужу надоест плавать, а общаться с возлюбленной не надоест. Хвосту в такой бочке пересыхание не грозило. Молодая жена визжала от восторга — теперь её милый мог в свадебное путешествие по реке плыть, ни на мгновение с женой не расставаясь, да и её родственники в гости могли заплывать.

— Обалдеть, — констатировал Мих, облазив дом вплоть до крыши. — Ты, величество, даёшь! Сам додумался?

— Зачем? — удивился Фима. — Архивы поднял, я же помню, что такие браки раньше хоть редко, но были, просто поискал, как подобные пары устраивались. Оказалось — с достаточным комфортом. Даже чертежи нашлись. Долго искал, правда. Да и не один — половину охраны привлёк, и во дворце ещё две дюжины подданных в библиотеку отрядил, пусть к научной работе привыкают…

— М-да, — вздохнул меч, — какой бы был Светлый Владыка… Может, дюжин через пять лет подумаешь?

— Посмотрим, — уклонился маг от ответа, — мне ещё жениться до того времени надо и наследника обеспечить…

Вечером снова ели — остановиться было невозможно, пили и снова ели. Вкушали — не закусывали. После пятого вкушания, когда Фима пошёл готовить добавку, я набрался бесстыдства и задал мечу давно мучавший меня вопрос:

— Мих, а это… ты не знаешь, как оно у людей с русалками? Они разве не икру мечут?

Мих воззрился на меня как на полного извращенца, хмыкнул и заявил:

— Витёк, у тебя всё в порядке? Не, три месяца без бабы — это перебор, точно. Не знаю, не пробовал. Знаю, что они живородящие — это факт. Вон Фима идёт, он всё знает, у него и спроси…

Маг подошёл и с удивлением уставился на меня.

— Виктор, что это с тобой? — спросил он.

Наверно, даже в сумерках было видно, как я покраснел. Интересно, каким словом обозвала бы мой интерес Услада?

— Это он тебе вопрос задать хочет, но очень стесняется, а вопрос этот ох как его волнует, сил нет, — заржал меч. — Спрашивай, Витёк, спрашивай… Фима, ответишь?

Маг пожал плечами.

— Спроси сначала, — решил он.

— Это… Фима… — начал я, — ты только не обижайся, ладно? И не смейся… У тебя уши какие — эльфийские или человеческие?

— На грани, — ответил Фима изумлённо, и откинул волосы с ушей. — Чуть острые, и для эльфа допустимо, и для человека.

Действительно, если эльфов не видеть — вполне человеческие.

Так мы и сидели. Вздремнули немного у костра, выпили, поели, а утром Мих сказал:

— Ну всё Витёк, светло уже, пошли отойдём чуток подальше от воды, да и отправлю я тебя, пока все спят. Быстро и чисто. Фима, проводишь?

Я окаменел… Быстро и чисто? Другого способа попасть домой нет? Может, лучше тогда здесь остаться? Быстро и чисто… А я чего ждал? Значит, он просто милосердно разрешил мне догулять напоследок на свадьбе? Не стал сразу убирать повелителя, который больше не нужен? Может, я ещё успею отказаться? Не пойду — орать буду, пусть прямо отсюда отправляет… Фима поднялся на ноги.

Фима поднялся на ноги. А вот с Витьком не то что-то — зрачки расширились, на лице паника, страхом разит за версту, руки трясутся, на ноги точно сам не поднимется… Домой же хотел вроде?

— Б-быстро и ч-чисто? — бормочет повелитель и застывает, с ужасом глядя на меня…

Быстро и чисто… м-да. Это я так выразился? Пить надо меньше. Мне, естественно. Так, трезвеем быстренько, хоть и не хочется, а то отправлю беднягу в двенадцатый век, ищи его потом, да равновесие не нарушь…

— Витёк, ты чего? Не трясись, не зарежу я тебя, это у меня спьяну сорвалось… Не трясись. Не зарежу, не заколю, не зарублю, и вообще не убью… Фима, успокой идиота! Вон, Фима свидетель — живым домой попадёшь.

Ещё больше перепугался. У меня, похоже, и правда садистские наклонности прорезаются. А то я не знал… Но ведь в меру?

— И отсюда живым отправишься, успокойся! Фима, скажи придурку, что я его убивать не стану!

— Зачем? — удивляется маг. — Впервые слышу о таком способе отправки. Виктор, не волнуйся, я рядом, всё будет нормально. Мих, если хочешь, могу попытаться просчитать, отправишь его со сдвигом по времени. Много не получится — на дюжиницы на две-три назад снесёт, но всё поменьше отсутствовать будет. А то и на все четыре. Давай?

Как там у меня с клятвой? Кусает? Кусает, скотина, но заметно поменьше. Держим себя в руках, не было её.

— Твоё… величество! Фи-и-има! Уж пора бы понять, что вот с чем с чем, а со временем играть не стОит! А ну как унесёт его вперёд? Или снесёт на пару дюжиниц, да вот только лет или кулей лет? Как кого-то когда-то. Нет уж, Витёк, как-нибудь. Если тебя с работы турнули, ничего страшного — ты и без неё с голодухи не помрёшь, «Лексус» свой продашь в крайнем случае. С Акурой прощаться будешь? Злата не буди — молодожён как-никак…

Смотри-ка, лошадку в нос чмокает, не фига себе, привязался, автомобилист-то наш. Так и я к Серому привязался, оставлять жалко будет. Обоих к Фиме пристрою — молодец король, какой бы был Владыка… И меч ему не нужен — с такой-то силищей… Ладно, пошли. Давай Витёк, дождалась она тебя, видел я её, что ж я, на жену будущего повелителя не посмотрел? Ни рожи, ни кожи, хоть и денег уйма. Но баба нормальная и неиспорченная. Такие всегда дожидаются.

— Витёк, не стучи зубами, встань напротив, не клацай зубами я сказал, блин, настройку собьёшь!

И так настраивать не по клинку приходится, поди его достань, когда ты только и ждёшь, что тебя сейчас этим клинком и… того… Окочуришься с перепугу. Да что ж ты так дрожишь, чай не девица на выданье, сколько повторять можно, что я тебя не пристукну? Нет, стукну, конечно, но только по плечу.

Хлопаю непутёвого владыку по плечу. Непутёвый-то непутёвый, да только именно с ним я свободу обрёл.

— Ну, Витёк, вперёд. В смысле, обратно. Может, когда и свидимся.

Ну вот и всё. Свободен. Даже не верится. Господи, наконец-то свободен! Вот она — свобода, я её столько ждал. Свобода… И чего мне теперь с ней делать? Съезжу гномам ярусы зачищу, может и Фиму со Златом прихвачу — против нас троих никто не устоит. Но это потом, через годик-два. Футбол посмотрю — угу, можно подумать, что изменилось, а то я его так смотреть не мог… ладно, главное никаких больше повелителей, а дело я себе найду. Ну вот, например, куда я повелителя отправил? Приглядеть бы надо, обидно, если у себя в мире заблудится и с голодухи околеет.

— Фима, я быстренько, гляну как он там, и обратно…

Ха, бывает же! Ладно, теперь и назад можно, свадьбу догуливать. Тем более я ещё ни разу так вкусно не ел, а Фима и сегодня готовить собрался.

Ну, Витёк, вспоминай меня, я к тебе, может, ещё заеду. Просто так, по-дружески.

— Как он там?

— Нормально, твоё величество, не поверишь — на свадьбу попал. Пошли, выпьем ещё, а то трезвый я совсем…

Совсем я трезвый, протрезвеешь тут.

Воскресенье

Совсем я трезвый, протрезвеешь тут. Фу-у, стало быть он меня не убил, просто по плечу хлопнул. Вот скотина, значит, в любой момент обратно отправить мог! Как есть мерзавец! Господи, да я живой!

— Эй, парень, а ты со стороны жениха или невесты?

Стою на берегу реки, вдали деревня, рядом гуляет свадьба. Небогатая совсем. «Жигули», «Волги», пара потасканных «Фордов», орёт магнитофон, горят костры… Бывает же.

— Ребята, тут дело такое, заблудился я… Трое суток хожу… Это я где?

— На Судогде! — ржёт пара в мокрых купальниках. — Не веришь? Река Судогда, хорошая река! Правда, что ль заблудился?

— Ага, позвонить не будет сотового? Мой сел… Я домой, волнуются… Потом переведу на счёт, правда… А то свой в залог оставлю…

— Да звони, парень, пока за тобой приедут, выпьешь с нами! Пошли, он в машине…

Вот идиот, сотового ни одного не помню! На городской придётся, а они же, небось, экономят на звонках, при таком-то телефончике… Кретин, мне эта развалюха связь с домом обеспечивает, а я выёживаюсь… Домой попал. Только бы на работу не уехала, может, я где в счете дней ошибся…

— Лен, да я это я, не реви! Пиши лучше… Эй, где мы? Ага, река Судогда, Спас-Купалище, на берегу реки я… Давай, да не реви, я чужого телефона! Жду! Ой, ребята, спасибо! Ой, спасибо, не чаял!

А сколько она за мной из Москвы ехать будет-то? И меня что, действительно три месяца не было? Спросить, какое число, да месяц какой? За чокнутого примут.

Помолчу лучше, хотя… вон пяток жёлтых листьев на берёзе…

Они приехали почти ночью. Ленка с матерью. Мне очень стыдно, но лучше бы она приехала одна. Впрочем, вцепиться в неё я всё равно вцепился. Вторую машину вёл незнакомый парень — один из водителей тестя. Страховал и дорогу показывал. Вот так, а я, оказывается, у них единственный мужик, кто машину водит…

— Не знаю… правда не знаю… по лесу блуждал… не помню! Лен, ну правда не помню! Я не знаю, почему столько времени… А сколько? Сколько?!!! Да не дури, неделю, не больше… Вы что, серьёзно? Лен, не помню… не может быть… не надо в больницу, упекут же с провалом в памяти… домой давай, посплю, разберёмся… Точно три месяца, вы не шутите?

Действительно, три месяца, ну вот, теперь придурка из себя строить придётся…

Приехали домой под утро, отцеловался с матерью, сестрой, племянниками и тёщей… Когда же они вопросы свои дурацкие задавать перестанут и упрутся, наконец!

— Ты знаешь, я ведь всё помню… только ты не поверишь. Считай, в экстремальный конный поход меня по диким местам заволокли, ладно? А вот так — думал на пару дней, а оттуда никак не выбраться… дороги не знал… Прости, никак позвонить не мог… сам извёлся… Ну ты что, какой курорт с любовницей, я что, полный дебил работу так надолго бросать и имущество делить? Не помню, откуда сапоги… Разве я не в них уехал? Лен, ну прикинь — паспорт, все документы и деньги оставил на даче этой долбаной, загран вообще дома — с чем бы я на курорт полетел? Вы что, аэропорты не проверили… И вокзалы? Посмотри на меня — какой курорт, какие бабы… в драной куртке… и с чего бы я к деревне этой вышел? В деревне баба? Лен, ну ни в какие ворота, я — и с деревенской бабой… покажи мне в этой деревне хоть одну моложе шестидесяти! Да ты посмотри, я килограмм на десять похудел…

Лучше б я сказал, что ничего не помню. Придётся врать, врать и врать…

— Лен, я соврал… у меня правда провал в памяти… угу… я боялся, ты меня в психушку упечёшь… не помню ничего… женщин тоже не помню… ну не плачь… да подумаешь, уволили, главное, живой, что тебе ещё надо… Кто это? Где? На какой почте? Включи, я посмотрю… Ах да, пароль у нас общий… Слышь, я его забыл… Ну… вот эти?

С экрана на меня радостно скалились Мих с Роксаной и атаманом…

— Не помню…

Я же с ума сойду от этих вопросов! Домой приехал — и нА тебе, не знаю, не помню, какие бабы…

— Лен, ты как хочешь, а я отмываться пошёл…

— Что это?

— Где?

— Витюш, тебя били? Значит… значит не зря Кирилл Сергеича под следствием два месяца держали… Витюш, прости… прости любимый… это ж не первый случай на вилле этой… шефа твоего помурыжили и выпустили… доказательств-то нет… Вот гнида, какая гнида! Витенька, прости… как же я сама не догадалась… молчи, солнышко, идём, я тебе помогу…

Ну, Мих, удружил, спасибо. Спас мою семейную жизнь. Буду теперь эту легенду поддерживать… ненавязчиво. Главное, отрицать всё так, чтоб ей казалось, будто я вру…

Эпилог

Естественно, тесть нашёл мне новую работу. Пусть чуть похуже, но тоже вполне приличную. Но вообще, надоело мне всё, пора своё что-то открывать… Из похода я вернулся, сына мы сейчас ждём, дом достроили, пора уж и самому людьми управлять. А на ту фотографию я иногда смотрю. Мих с Роксаной там по-прежнему вовсю скалятся. Интересно, она к нему вернётся? Я так понял — это у них не первый раз. По кому я скучаю — так это по Злату с Фимой. Иногда, когда я иду пешком и впереди вижу потёртые джинсы и ковбойку — останавливаюсь и лихорадочно размышляю: догнать и поздороваться — а вдруг это он? — или бежать со всех ног в противоположную сторону…

Notes



Оглавление

  • Пролог
  • Часть первая. Меч
  •   Глава первая. Шизофрения
  •   Глава вторая. Красавица
  •   Глава третья. Через лес
  •   Глава четвёртая. Деревня
  •   Глава пятая. На дело
  •   Глава шестая. Мокрое дело
  •   Глава седьмая. Выборы
  •   Глава восьмая. Хвост и рога
  •   Глава девятая. Гостиница
  •   Глава десятая. Кровососы
  •   Глава одиннадцатая. Суд
  •   Глава дюжинная. Следственный эксперимент
  • Часть вторая. Маг
  •   Глава 13 — Мглистые земли
  •   Глава 14. Призрачный шанс
  •   Глава 15. Передышка
  •   Глава 16. Муки выбора
  •   Глава 17. Резня
  •   Глава 18. Вампиры
  •   Глава 19. Переговоры
  •   Глава 20. Принц
  •   Глава 21. Король
  •   Глава 22. Серые горы
  •   Глава 23. Гномы
  • Часть третья. Владыка
  •   Глава 24. Крови бояться — с мечом не ходить
  •   Глава 25. В болоте русалок не ищут
  •   Глава 26. Вампира видно по полёту
  •   Глава 27. Чей путь лежал сквозь тьму…
  •   Глава 28. После драки ногами пинают
  •   Глава 29. Каждому клинку — свои ножны
  • Эпилог
  • *** Примечания ***