Наследие Мао для радикала конца XX – начала XXI века [Александр Тарасов] (fb2) читать постранично

- Наследие Мао для радикала конца XX – начала XXI века (а.с. Общественная мысль xx века: практически ценное для политического радикала наших дней) 75 Кб, 22с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Александр Тарасов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Тарасов Наследие Мао для радикала конца XX – начала XXI века

Мы можем говорить о двух основных достижениях Мао Цзэ-дуна, которые сохраняют свою ценность и актуальность и представляют безусловный интерес для политического радикала сегодня, если этот радикал намерен сохранить себя как личность в противостоянии с враждебным ему миром и если этот радикал нацелен на победу.

В отличие от предыдущих лекций, когда мы рассматривали наследие Антонио Грамши, Карла Корша и Дьёрдя Лукача, случай с Мао Цзэ-дуном интересен тем, что нужные нам сегодня элементы его идейного наследия обладают в меньшей степени теоретической, но в большей степени практической ценностью.

Таких достижений у Мао два: опыт создания революционной теории, адаптированной для отсталого крестьянского населения азиатской страны, и теория революционной партизанской войны в сельской местности.

1. Революционная теория, адаптированная для местных условий
Как известно, мировоззрение Мао долгое время было объектом ожесточенных дискуссий в международном коммунистическом движении. Советские профессора от «марксизма» доказывали, что Мао сплошь и рядом извращает учение Маркса и является «мелкобуржуазным уклонистом». Западные же маоисты, напротив, утверждали, что Мао – «последовательный продолжатель традиций подлинного марксизма-ленинизма». И те, и другие ошибались. И в первую очередь это говорит о дремучести обеих сторон.

Неверно в принципе говорить, что то, что принято называть «идеями Мао Цзэ-дуна», можно отнести к марксизму и, говоря шире, вообще к европейской рационалистической философской традиции, восходящей к классической немецкой философии и французскому материализму. Мао был создателем оригинальной концепции, базировавшейся на традиционной китайской философии. В созданной им революционной теории соединились на первый взгляд несоединимые вещи: конфуцианская система с ее почитанием родителей и начальства, с порожденной ею особой ролью чиновничества, уважением к обряду, ритуалу, этикету и традиции – с одной стороны, а с другой стороны – бунтарский дух книг Кропоткина, Бакунина и китайских анархистов начала века, которых Мао начитался в ранней юности (другой революционной литературы тогда в Китае просто не было). Пожалуй, даже если бы кто-то специально задался целью осуществить подобный синтез несоединимых идеологий, это оказалось бы невозможным. Но Мао и не был кабинетным ученым, у него теория рождалась непосредственно из практики революционного движения в Китае. С тех пор, как Мао стал «профессиональным революционером» (и очень быстро после этого – партийным функционером, а затем – политическим комиссаром в армии), он был поставлен перед необходимостью решать чисто практические вопросы выживания революционной организации в военных кампаниях, выживания собственного и своих сторонников в условиях борьбы фракций внутри партии, – и он решал эти задачи, опираясь на уже имевшийся у него к тому времени идейно-теоретический багаж. А из воспоминаний многих мемуаристов и позднейших обмолвок самого Мао следует, что с основными работами классиков марксизма-ленинизма он ознакомился лишь в начале 50-х годов – после завершения многолетней гражданской войны. И позже, когда Мао вел борьбу против советской линии, то хотя внешне это выглядело как спор сталинистов с антисталинистами, сторонников и противников «культа личности», но в действительности прагматик Мао просто-напросто действовал исходя из вывода, что появилась реальная возможность освободиться от какой бы то ни было опеки со стороны Советского Союза и попытаться играть на международной арене совершенно самостоятельную роль. И в курсе ХХ съезда КПСС Мао нашел великолепный повод для того, чтобы выйти из-под советского контроля, уведя за собой заметную часть мирового коммунистического движения. Если бы Мао просто сказал: мы не хотим быть «младшим братом» Советского Союза и копировать советский опыт, мы хотим строить свой, специфически китайский вариант социализма, то «бунт» замкнулся бы в границах Китая. Но благодаря тому, что Мао громко заявил Москве: «Вы – ревизионисты! Мы с вами не согласны, мы – истинные продолжатели дела Ленина – Сталина!», ему удалось создать подконтрольные идеологические структуры – параллельные компартии по всему миру. То есть Мао показал себя выдающимся тактиком.

Позднее для европейцев было загадкой, зачем Мао понадобилось устраивать «культурную революцию». Сами европейские революционные левые воспринимали ее как народную антибюрократическую революцию, но статусные политики и на Западе, и на Востоке были в недоумении. Ну зачем, скажите, высшему руководителю страны, сосредоточившему в своих руках всю полноту власти, вдруг ни с того ни с сего натравливать толпы бесчинствующей молодежи на чиновников, – ведь есть риск, что потом эта же неуправляемая масса пойдет против него самого (поскольку авторитет власти