Неисчерпаемое [Анастасия Ивановна Цветаева] (docx) читать постранично



Отечество
Наша жизнь от земли

отлетает, на землю падает!..

Неутомимость любви —

здесь... Выше, выше!
Выше неутоленности —

неутомимость...
Неутоленная любовь — выше

утоленной?
Отчего же так мил человек,

так драгоценен...

что в мгновенном затмении

кажется драгоценней всего...

АНАСТАСИЯ
ЦВЕТАЕВА

НЕИСЧЕРПАЕМОЕ

МОСКВА
„ОТЕЧЕСТВО“
1992

ББК 84Р7-4

Ц27

Дизайн обложки

А. Логеина
Составление и предисловие

Станислава Айдиняна

Цветаева А.И.
Ц27 Неисчерпаемое. — М.: Отечество, 1992. — 320 с., ил.

“Неисчерпаемое” — новая книга-эссе русской писательницы А. И. Цветаевой. Она открывает нам мир талантливого сердца, широкой души, христианской любви и добра. Ее произведения написаны “языком сердца”.
А. И. Цветаева в импрессионистской манере, с присущими ей блеском и
наблюдательностью рассказывает о людях, среди которых жили сестры Марина и Анастасия Цветаевы (П. Антокольский, Т. Чурилин, И. Рукавишников,
С. Парнок, М. Волошин, П. Романов и др.). С некоторыми, может быть, читатели
познакомятся впервые.
В книгу вошел рассказ “Маринин дом”, где Анастасия Ивановна вспоминает
о счастливых годах жизни сестры, о которых написано мало. Почти неизвестны
мистические рассказы. Книга интересна и примечаниями, составленными при
участии автора, иллюстрирована фотографиями из ее архива.

Ц 4702010201-007
Д88(03)-92
Без объявл.
ISBN 5-7072-0008-8

© Издательство “Отечество”, 1992

ПРЕДИСЛОВИЕ
Судьба Анастасии Ивановны Цветаевой от самых истоков чудесна. Младшая Цветаева выросла рядом со старшей — Мариной.
Детство сестер насыщено — мягкой провинциальностью летней Тарусы, городка на Оке, и таинственностью, уютом старой Москвы.
От матери, Марии Александровны, сестры восприняли мечтательность, гордую волю — “стать”. От отца, Ивана Владимировича, —
огромную трудоспособность, упорство, демократичность и начала
религиозности. Последнее качество особенно развилось с годами у
младшей Цветаевой.
Духовное начало — определяющая черта биографий и творчества
обеих сестер.
У Марины Цветаевой струи духовного “потока” омывают душу индивидуальности, преобразуются в художественный вымысел.
У Анастасии Ивановны сила индивидуальности устремлена в жизнь «по истине»; корни ее творчества прочно вросли в реальность. Она
считает, что реальность богаче вымысла, и произведениями своими
подтверждает столь парадоксальное мнение. Ведь от известнейших ее
“Воспоминаний”, от “Сказа о звонаре московском”, от романа “Amor” — не оторвешься, хотя все эти произведения автобиографические.
В мемуарном жанре многие привыкли замечать больше хроникальной
документальности, чем художественности. Разгадка феномена противоположного раскрывается в собственных Анастасии Ивановны словах, как-то оброненных в беседе. Она сказала: “Я пишу во весь душевный
мах”. И истинно — огромная, без преувеличения, эмоциональность
Цветаевых, глубокий интеллект, европейская образованность, знание мировой культуры вкупе с наблюдательностью и духовными качествами
дают человеческую и писательскую талантливость.
Обе сестры — личности большой воли, оттого в них — резкая
энергичность жеста, резкая энергичность пера, у каждой своеобразного, заостренного в свою тему.
Мне всегда было интересно, как воспринимают Анастасию Ивановну люди, знавшие Марину Ивановну. В этой связи вспоминается встреча
Анастасии Ивановны с вернувшейся из эмиграции Ириной Одоевцевой,
которая, хотя и не была близкой подругой М. Цветаевой, тем не менее
встречалась с ней в Париже, хорошо ее помнила.
Встреча интересна и тем, что обе писательницы перешагнули 90-летний возраст, обе сохранили при этом полную ясность ума, обе
продолжали выпускать книги.
В Переделкине, в доме творчества, познакомившись с Одоевцевой,
Анастасия Ивановна, со свойственным ей блеском, рассказала об одном эпизоде детства. Вспомнила, как Яков Горбов, муж Одоевцевой, в
незапамятно-далекое время учился в одном с сестрами танцклассе и
остался в памяти как “мальчик-сфинкс”, по-взрослому серьезный и тем
загадочный...
Ирина Владимировна была покорена яркостью, интенсивностью рассказа и самой личностью Анастасии Ивановны, растрогана памятью
о неизвестных ей ранних годах близкого человека. В следующий мой
приезд в Переделкино я зашел к Одоевцевой побеседовать, она сказала:
— Я думала, ну — сестра Марины... А она — замечательная, замечательная! (При этом присутствовала приятельница Ирины Владимировны, поэтесса Дина Терещенко.) Одоевцева принадлежала к
изысканному литературному кругу, близко знала Н. Гумилева, Д. Мережковского, К. Бальмонта, И. Бунина, Г. Иванова, Жоржа Батая... Ей
было с кем сравнивать.
Что до устного рассказа о Я. Горбове, тоже ставшем, уже в эмиграции, писателем, то Анастасия Ивановна в тот же вечер написала о
нем очерк и посвятила Одоевцевой. Та обещала ввести этот очерк в
новое издание своей книги «На берегах